Собрание сочинений. Том 6 [Ромен Роллан] (pdf) читать постранично, страница - 3

преследовала мысль о ребенке, тащившем в своем слишком тяжелом ведре смерть — избавление... Несчастные дети, для которых не быть означало
не страдать! Он не мог продолжать прогулку. Он вернулся
к себе. Н о знать, что там, рядом, эти мертвецы... Всего
лишь несколько стенок отделяло его от них..: И подумать
только, что он жил бок о бок с такими страданиями!
Он отправился к Кристофу. Сердце у него сжималось; он думал, что чудовищно с его стороны предаваться
пустым любовным сожалениям, в то время как столько
людей терзаются муками в тысячу раз более жестокими, — ведь можно было бы их спасти. Он был глубоко
потрясен; волнение его сразу передалось Кристофу. Тот
в свою очередь разволновался. Выслушав рассказ
Оливье, он разорвал только что написанную им страницу, обозвав себя эгоистом, забавляющимся детскими
игрушками. Но потом он собрал оставшиеся клочья. Он
слишком был захвачен музыкой; и чутье подсказывало
ему, что оттого, что одним произведением искусства

станет меньше, в мире не станет одним счастливцем
больше. Для него эта трагедия нищеты не представляла
ничего нового: с детства он привык ходить по краю таких бездн и не срываться вниз. Он сурово относился
к самоубийству в эту пору своей жизни, чувствуя себя
в расцвете сил и не постигая, как это, из-за каких бы то
ни было страданий, можно отказаться от борьбы. Стра'данье и борьба — что может быть законнее? Это — стержень, позвоночник вселенной.
Через подобные же испытания прошел и Оливье, но
никогда не мог примириться с ними — ни для себя, ни
для других. Его ужасала нищета, в которой зачахла
милая его Антуанетта. Женившись на Жаклине и поддавшись разнеживающему-влиянию богатства и любви,
он легко отстранил от себя воспоминание о тех грустных
годах, когда сестра его и он сам выбивались из сил, отвоевывая день за днем право на существование и не
зная, удастся ли им это. Теперь, когда ему уже не надо
было оберегать свой эгоистический любовный мирок,
образы эти вновь всплывали перед ним. Вместо того
чтобы бежать от страдания, он пустился в погоню за
ним. Чтобы найти его, далеко ходить не понадобилось.
В том душевном состоянии, в котором находился Оливье,
он видел страдание всюду. Оно наполняло весь мир.
Мир — эту огромную больницу. О, терзания агонии!
Пытки раненой, трепещущей, заживо гниющей плоти!
Безмолвные муки сердец, снедаемых горем! Дети, лишенные ласки, девушки, лишенные надежды, женщины, соблазненные и обманутые, мужчины, разуверившиеся в
дружбе, в любви и в вере — скорбное шествие несчастных, пришибленных жизнью людей!.. Но самое ужасное — не нищета, не болезнь, а жестокость людей друг
к другу. Не успел Оливье приподнять люк, закрывающий человеческий ад, как до него донесся ропот всех
угнетенных — эксплуатируемых пролетариев, преследуемых народов, залитой кровью Армении, задушенной
Финляндии, четвертованной Польши, замученной России, Африки, отданной на растерзание волкам-европейцам, — вопли обездоленных всего рода человеческого.
Оливье задыхался от этих стонов; он слышал их всюду,
он не понимал, как могут люди думать о чем-нибудь

другом. Он беспрерывно говорил об этом Кристофу»
Кристоф, взволнованный, обрывал его:
— Замолчи. Дай мне работать.
И так как ему было трудно прийти в равновесие, он
раздражался, бранился:
— К черту! Весь день потерян! Вот чего ты добился!
Оливье извинялся.
— Не надо все время заглядывать в бездну, мой
милый, — говорил Кристоф. — Так невозможно жить.
— Нужно протянуть руку тем, кто там, в бездне.
— Конечно. Но как? Не бросаться же туда самому?
Ведь именно этого ты хочешь. Т ы склонен теперь не видеть в жизни ничего, кроме горя. Господь с тобой! Пес€ЙМММ этот, несомненно, полон милосердия, но он расслабляет. Хочешь создавать счастье? Сначала сам будь
счастливым.
— Счастливым? Разве это возможно, когда столько
страданий вокруг? Счастье можно найти, лишь стараясь
их облегчить.
— Пусть так. Но лезть в драку очертя голову не
значит помогать несчастным. Одним плохим солдатом
больше — что в этом толку! А искусством моим я могу
утешать, разливать вокруг себя силу и радость. Знаешь
ли ты, скольких несчастных поддерживала в их страданиях красота какой-нибудь крылатой песни! Каждому
свое ремесло! Вот вы, французы, великодушные ветрогоны, вы всегда первыми выступаете против всех несправедливостей, будь они в Испании или в России, сами
толком не зная, в чем дело. З а это я вас и люблю. Но
неужели вы думаете, что хоть сколько-нибудь влияете на
события? Вы безрассудно бросаетесь в бой и не достигаете ничего, а то и вред приносите... И заметь, никогда
еще ваше искусство не было более пошлым, чем в наши
дни, когда ваши художники воображают, что принимают
участие в мировой борьбе. Смешно, что столько дилетантов и распутных фатов провозглашает себя апостолами! Куда лучше было бы, если б они угощали народ
менее подкрашенным вином. Мой долг прежде всего