Собрание сочинений. Том 6 [Ромен Роллан] (pdf) читать постранично

Книга в формате pdf! Изображения и текст могут не отображаться!


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

ГОСУДАРСТВЕННОЕ
ИЗДАТЕЛЬСТВО
ХУДОЖЕСТВЕННОЙ
ЛИТЕРАТУРЫ

РОМЕН РОЛЛАН
СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ
В ЧЕТЫРНАДЦАТИ

ТОМАХ

Г о с у д а р с таенное
ХУДОЖЕСТВЕННОЙ
Москва

издательство
ЛИТЕРАТУРЫ
1956

РОМЕН РОЛЛАН
СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИИ
ТОМ

ШЕСТОЙ

ЖАН-КРИСТОФ
Книги
девятая
и
десятая

Г осу д ар с т ве н н ое
ХУДОЖЕСТВЕННОЙ
Москва

издательство
ЛИТЕРАТУРЫ
1956

Собрание сочинений
осуществляется под общей редакцией
И.

АНИСИМОВА

Переводы с
французскою
под редакцией
М.

ВАХТЕРОВОЙ

Книга

девятая

НЕОПАЛИМАЯ КУПИНА

Перевод
С. ПАР

НО К

Т в е р д я и крепок: я — алмаз;
Молотом не разбить меня,
Острым не расколоть резцом.
Стучи, стучи, стучи по мне —
Все равно не убьешь.
Фениксу-птице подобен я,
Той, что и в смерти находит жизнь,
Той, что из пепла родится вновь.
Т а к бей же, бей же, бей же по мне—
Все равно не убьешь. 1
Б а й е р . Ритмическая песенка, положенная на музыку Жаком Мандрюром,

1

Перевод С. Апта,

Часть

первая

Сердце утихло. Примолкли ветры. Недвижим воздух...
Кристоф успокоился; мир водворился в нем. Он испытывал некоторую гордость от такого достижения.
И втайне был опечален им. Он дивился этой тишине.
Страсти его уснули; он искренно верил, что они уже
не проснутся.
Большая его сила, немного грубая, не находя себе
применения, бесцельно дремала. В глубине — тайная пустота, скрытое «к чему?», быть может ощущение
счастья, которым он не сумел завладеть. Ему уже не
надо было бороться ни с самим собой, ни с другими.
Даже работа не представляла теперь для него особых
трудностей. Он пришел к концу некоего этапа и пожинал плоды прежних своих усилий. Он со слишком большой легкостью истощал открытую им музыкальную
жилу; и в то время как публика, всегда запаздывающая,
начинала понимать его прежние произведения и восхищалась ими, сам он уже охладевал к ним, еще не зная,
куда пойдет дальше. В творчестве он наслаждался теперь ровным, однообразным счастьем. Искусство в эту
пору его жизни было для него лишь прекрасным инструментом, которым он владел с мастерством виртуоза.
К стыду своему он чувствовал, что становится дилетантом.
«Для того, чтобы двигаться вперед в искусстве, — говорит Ибсен, — нужно нечто иное и нечто большее, чем
природное дарование: страсти, страдания, которые наполняют жизнь и дают ей смысл. Иначе не творишь, а
пишешь книги».

Кристоф писал книги. Это было ему непривычно.
Книги эти были прекрасны. Он предпочел бы, чтобы они
были менее прекрасны, но более живы. Этот атлет на
отдыхе, не знающий, что делать со своими мускулами,
зевая, как скучающий зверь, смотрел на предстоящие ему
долгие годы спокойной работы. И с бродившей в нем
старой закваской германского оптимизма охотно убеждал
себя, что все к лучшему, думая, что таков, без сомнения,
положенный ему предел; он обольщал себя мыслью, что
покончил с бурями, что поборол их. Это не бог весть
что. Н о в конце концов управляешь только тем, что тебе
дано, становишься только тем, чем суждено быть. Ему
казалось, что он причалил к пристани.

Друзья не жили вместе. Когда Жаклина ушла, Кристоф подумал было, что Оливье опять переедет к нему.
Но Оливье не в силах был сделать это. Несмотря на потребность близости с Кристофом, он чувствовал невозможность вернуться к прежнему существованию. После прожитых с Жаклиной лет ему казалось невыносимым, даже
кощунственным ввести в интимную свою жизнь кого-нибудь другого, хотя бы этот другой любил его и был им
любим больше, чем Жаклина. Рассудком этого не понять.
Кристоф с трудом понял это. Он настаивал, удивлялся, огорчался, негодовал... Наконец, чутье, более тонкое в нем, чем ум, подсказало ему разгадку. Он внезапно
умолк и нашел, что Оливье прав.
Но виделись они каждый день и никогда еще не были
так близки; правда, в своих беседах они не обменивались самыми сокровенными мыслями. Да им и не нужно
было этого. Они понимали друг друга без слов, благодатью, дарованной любящим сердцам.
Оба они говорили мало: один поглощенный искусством, другой — своими воспоминаниями. Страдание
Оливье притуплялось, но он ничего не делал для этого,
он почти упивался им; в течение долгого времени это
было единственным смыслом его существования. Он любил своего ребенка, но ребенок — крикливый младенец —
не мог занимать большого места в его жизни. Иные мужчины больше любовники, чем отцы. Бесполезно' возму-

щаться этим. Природа не однообразна, и нелепо было бы
предписывать всем одни и те же законы сердца. Никто
не вправе жертвовать долгом во имя сердца. Но зато,
исполняя свой долг, человек имеет право не быть счастливым. В своем ребенке Оливье больше всего любил
женщину, плотью и кровью которой был этот ребенок.
До последнего времени он мало уделял внимания
страданиям других. Он был мыслителем, слишком замкнутым в самом себе человеком. Это был не