Можетбытие бытия [Алексей Анатольевич Притуляк] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (6) »
Алексей Притуляк
Можетбытие бытия
Можетбытие бытия
Патрон дремлет в стволе, шесть-двенадцать на часах. Фр-р-р! — произносит спичка. Ненакрашенные губы равнодушно обнимают фильтр. Это уже её вторая длинная ментоловая сигарета за последние полчаса. Сидит на кровати, нога на ногу, нагая, как ничего, и отсутствующая везде. — Оденешься? — спрашиваю я, бросив ей бельё. — Мне уже пора? — вопросом на вопрос. — Куда? Ты везде опоздала. — Не может опоздать тот, кто никуда не торопится. — Может быть. — Mobeenhet, — говорит она. Так и не выучила язык. Её ошибки порой так забавны и непредсказуемы. — Mobeenhet af beheid[1]. — Это ошибка. — Felsigheid a fels niet bringt ae verpeed foer rigtloost af rigt[2]. — Бред. Не ломай язык, говори по-русски — это у тебя лучше получается. — Что можно сказать по-русски?.. Только то, что я тебя ненавижу. — Хм… Тюфяк Роберт скорчился в углу, упёрся головой в стену, будто задумался: куда же закатилась эта чёртова запонка? Обои в бабочку неаккуратно заляпаны его кровью и мозгами. Хотя, насчёт мозгов не ручаюсь — возможно, это и не мозги вовсе, а какие-нибудь бело-розовые личинки, расплодившиеся в его пустой и затхлой голове. Тебе не надо было спать голым с моей женщиной, дружище Роб… — Мне надо одеться, — говорит она. «А, собственно, зачем? Ты и так в порядке», — любуюсь её маленькими, размером с мой кулак, и беззащитными грудками, плоским животом никогда не рожавшей и любящей своё тело женщины, зовущими к себе бёдрами. — Мне надо одеться! — Одевайся. — Выйди. — Ну конечно! Чтобы ты пока вызвала полицию, да? Равнодушно пожав плечами, берёт трусы, начинает натягивать. — Не стреляй, пока не приведу себя в порядок, — говорит, берясь за бюстгальтер. — Угу. Одевшись, достаёт из сумочки косметичку. Я отвожу взгляд, когда она принимается красить губы. Потому что не могу смотреть на происходящее спокойно — это всегда возбуждает меня до бешенства, до полной потери контроля. — Только не стреляй в голову, — говорит она, закрыв косметичку. Встаёт, оглядывает себя, поправляет юбку. Потом выпрямляется; несколько секунд не знает, куда деть руки; наконец отводит их за спину. Смотрит в глаза. — Всё? — спрашиваю я. — Я нормально выгляжу? — Ты как всегда ослепительна. — Ну, тогда — всё. — Пошли, — киваю на дверь. — Куда? — Ты что, хочешь умереть здесь? В этом… борделе? Рядом с этим? — киваю на тело у стены. — Куда? — повторяет она. — Отвезу тебя на Грённелакен. На наше место, помнишь? Умрёшь на той белой скамеечке, где мы первый раз целовались. Это будет красиво и поэтично. — Я не хочу туда. — Я не спрашиваю, хочешь ли ты. Я говорю, пошли. И не вздумай вести себя шумно. — А что? Если я буду вести себя шумно, ты убьёшь меня, да? Но если не буду, тоже убьёшь. Так какая мне разница? — Лишние час-полтора жизни. И красивая смерть, а не брызги мозгов на виду у кучи народу. — Скотина. — Да, но вряд ли бо́льшая, чем ты. Я хотя бы не валялся в постели с первыми встречными девками. Мы идём по сонному коридору гостиницы, под руку — красивая дружная пара. Нет, правда, мы всегда были красивой парой. Она — алмаз, я — оттеняющая блеск алмаза оправа. Портье, похожий на задремавшую рыбину, улыбается, принимая у неё ключ. Если бы он знал, что́ мы оставили в номере, улыбка сбежала бы с его губ испуганным крабом и спряталась в чёрной норке рта. — Приятного дня, — бормочет он нам вслед. И я знаю, что его глазёнки ощупывают задницу моей спутницы. Наверняка он сглатывает слюну и облизывает губы и косится по сторонам: не заметил ли кто его похотливого взгляда. Выходим в уличный туман. Улица пустынна; прислушивается к нашим шагам, звучащим не в унисон. Машина вздрагивает, как разбуженный конь, когда я открываю дверь. Убираю с пассажирского сиденья папку с бумагами, киваю: садись. Она стоит в нерешительности. Я прекрасно её понимаю: это последняя возможность. Если она сядет в машину, то будет уже целиком в моей власти. Но деваться некуда: улица пуста, магазины ещё закрыты, окна спят. Надо было выбирать для траха место поближе к бизнес-центру, а не на задворках. — Садись, — говорю я. — Помощи ждать неоткуда. Садится. В душе её борется за право на жизнь надежда. И проигрывает, проигрывает свою последнюю битву. Эта женщина всегда была уверена, что хорошо меня знает, но ведь бывает и на старуху проруха… Проезжаем тихую Кейкевейен, минуем Вангутесвейен, скользим тенью по сонной Тиллесгаден, торопливо оставляем позади площадь Ратуши и растворяемся в пока ещё слабом потоке машин на улицах бизнес-центра. Молча. Как будто нам вообще нечего сказать друг другу. Мы единственные движемся в сторону западного шоссе. Оставляем неловкий след в пыли пригорода и окунаемся в туман, устилающий поля. Дорога принимается метать петли между рощами. Впереди слева уже видны сосны Карминерпарка. Где-то там дремлют под ватой тумана кувшинки на озёрах Грённелакен. Где-то там- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (6) »
Последние комментарии