Он упал на траву… [Виктор Юзефович Драгунский] (pdf) читать постранично

Книга в формате pdf! Изображения и текст могут не отображаться!


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

издано при финансовой поддержке
Федерального агентства по печати
и массовым коммуникациям
в рамках Федеральной целевой программы
«Культура России»
1

Виктор Драгунский

Он упал на траву...

Самокат 2013
2

3

УДК 821.161.1
ББК 84(2Рос=Рус)6
Д72
Составление и оформление серии Илья Бернштейн
Послесловие Станислав Дудкин
Иллюстрации Мария Волохонская
Серия «Как это было»
Драгунский, Виктор.
Д72 Он упал на траву: [для сред. и старш. шк. возраста] / Виктор
Драгунский; [ил. М. Волохонская]. – М.: Самокат, 2013. – 160 с.
– (Как это было). – ISBN 978-5-91759-113-1.
Автобиографическая повесть Виктора Юзефовича Драгунского «Он
упал на траву» открывает новую, «военную» серию «Самоката».
Название серии – «Как это было» – объясняет издательский замысел: рассказать о Великой Отечественной войне 1941–1945 годов
честно и объективно – настолько, насколько это возможно. Честность гарантируют имена авторов – это русские писатели-фронтовики, непосредственные очевидцы описываемого, люди с безупречной
личной и писательской репутацией. Объективность, мы надеемся,
обеспечит «научный аппарат»: в каждой книге серии художественное произведение дополняется статьёй историка, излагающей сегодняшний взгляд на описываемые события.
Первая книга серии «Как это было» рассказывает о судьбе московского ополчения, о трагедии осени 1941 года: не призванные в действующую армию (по здоровью, возрасту и т.п.) москвичи добровольцами отправляются на рытьё окопов и сталкиваются – необученные, необмундированные и даже не вооружённые, – с никем
уже в тот момент не сдерживаемой волной немецкого наступления.

© Виктор Драгунский, наследники 2012
© С. Дудкин. Послесловие, 2012
© М. Волохонская. Иллюстрации, 2012
© И. Бернштейн. Дизайн, составление серии, 2012
© ООО «Издательский дом “Самокат”», 2012

4

1
Очень тёмная была ночь, когда я, нагруженный разными
свёртками, усталый как чёрт и голодный, подошёл к своему
переулку. Здесь, у аптеки, я должен был подождать её. На
улице уже было тихо и глухо. Москва отдыхала после тревожного дня перед тревожной ночью. Все мы, москвичи, знали, что через несколько минут обязательно прозвучит сигнал
воздушной тревоги, фриц опять начнёт рваться к нашему городу и мы уведём женщин, детей и стариков в бомбоубежище, а сами побежим на свои места – в лестничные клетки, в
подъезды и на крыши, будем слушать надсадный вой чужого
мотора и с надеждой смотреть на кинжально-перекрещивающиеся лезвия прожекторов. Нетерпеливым сердцем будем
подгонять зенитчиков и будем радоваться, когда услышим
первые удары наших батарей, – они такие сильные, молодые
и стучат полновесно, как весенний первый гром, когда, резвяся и играя, – как там дальше? Ах да, – грохочет в небе голубом! Знал я также, что молодой командир батареи у зала
Чайковского будет командовать: «Огонь!», и после каждого
залпа он будет звонко материться, и это всем нам, дежурящим на окрестных крышах, будет как маслом по сердцу.
Да, скоро объявят воздушную тревогу, а пока Москва немножко отдыхала, и я стоял на перекрёстке, в полной темноте, и, видно, никогда не забыть мне этого часа в последнюю
августовскую ночь в Москве, когда я ждал на углу возле аптеки эту женщину и знал, что завтра я уйду из моего врезанного в сердце города, и от неё уйду, и буду делать что-то большее,
чем дежурство на крышах и тушение зажигалок.
А время всё шло, и от нетерпения я уже насчитал несколько раз по пятьсот, а Валя всё не приходила. Я вошёл в парадное, где стояла будка автомата, опустил гривенник и, отсчитывая в синей темноте буквы и цифры на телефонном диске, набрал её номер. Телефон басисто прогудел, и Валя сняла трубку. Это сразу ударило меня по сердцу. Я слышал её голос, а
ведь она должна была отсутствовать. Это поразило меня. Она,
5

значит, дома, а я стою на ветру и жду её, а она вовсе и не собирается проводить меня, провести со мной вечер, проститься...
Я сказал:
– Это я, что ж ты не идёшь?
И я услышал, как она ответила мгновенно, как будто знала,
что я позвоню, и как будто давно уже отрепетировала свой ответ.
– Понимаешь, Зойка, – сказала она, – ничего не выйдет, мне
не вырваться сегодня. Семейные дела заели. Да и поздно уже!
Какая, к чёрту, Зойка? Я почувствовал, что у меня упало
сердце. Я сказал:
– Я не Зойка. Это Митя говорит.
Она засмеялась.
– Нет, Зойчик, не могу. Не проси.
Я сказал:
– Я завтра уезжаю. Ведь ты же плакала. Что ты несёшь?
Мы не простимся?
Она помолчала, потом сказала тихо и очень внятно:
– Неудобно. Надеюсь, ты напишешь. Будь здорова.
Я услышал комариный писк разъединения и механически повесил трубку.
Вышел я из будки, так резко толкнув дверь, что ушиб когото, стоящего там в темноте.
– Ох, – сказал кто-то, – чуть-чуть не убил.
В парадном стояла девушка. Синий свет не давал возможности разглядеть её лицо.
Я сказал:
– Извините, – и хотел было уйти.
Но она сказала:
– Я вас давно жду. Одолжите мне гривенник,