Он упал на траву… [Виктор Юзефович Драгунский] (pdf) читать постранично, страница - 2

Книга в формате pdf! Изображения и текст могут не отображаться!


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

пожалуйста,
или разменяйте двадцать копеек.
Я протянул ей монету. У меня их всегда полны карманы.
Она взяла гривенник, нашарив в темноте мою руку, и я ощутил прикосновение горячих и сухих пальцев. Она сказала:
– Если можно, не уходите. Я мигом.
Я остался в парадном. Я не мог как следует осознать всё
случившееся, и на душе у меня было непоправимо скверно.
6

Ведь, чёрт побери, честно говоря, я был в эти дни, в эти ужасные первые дни войны, как какой-нибудь сумасшедший: я
был счастлив. То есть я был потрясён войной, я ненавидел
фрица, я знал, что уйду на войну во что бы то ни стало, но вот
в глубине сердца у меня, несмотря на такое ужасное горе,
как война, светилось счастье. Это было потому, что я верил в
Валину любовь и сам любил её всем сердцем. А теперь, после
разговора по телефону, особенно после её правдивого голоса,
который так здорово врал и обзывал меня Зойкой, после этого я почувствовал, что ничего хорошего в моей жизни не осталось и что я теперь как солдат, у которого отняли его личное
оружие и все могут стрелять в него, как в бессмысленный
столб. Я совершенно растерялся от этого разговора и не знал,
что делать. Из автомата вышла девушка. Она сказала:
– Спасибо, что подождали. Вы меня знаете?
– Нет.
– Да мы же рядом живём, вы в конце переулка, а я не доходя, наискосок. Я недавно в Москву переехала, а раньше жила в Туле. А теперь мама там, а я у тёти... А вас я часто встречаю в переулке, и одна девочка мне про вас всё рассказала.
Ну и ну, всё ей рассказала. Вот это да. А что рассказывать-то?
– Так что я всё про вас знаю, Митя Королёв. Дайте руку,
а то я боюсь ходить по этому переулку.
Она взяла меня за руку, и мы вышли. Ночь стала ещё темней. Вокруг слышались сдержанные голоса прохожих, люди
говорили тихо, как будто боялись, что их услышит какойнибудь фриц, там, наверху.
Мы постояли немного с незнакомой девушкой на краю
тротуара и пошли домой. Не хотелось мне идти домой, прямо
скажем – противно было, особенно потому, что я весь был обвешан покупками, как какой-нибудь пижон. А ещё противней
было, что покупочки эти оказались ни к чему, ни для кого.
Все эти пакеты и свёртки хрустели новой бумагой как окаянные, словно смеялись надо мной. Девушка вдруг сказала:
– Значит, никто не придёт проводить вас и проститься?
8

Я сказал:
– Это не ваше дело.
Она вздохнула.
– Всегда, когда стоишь у автомата, слышишь чужой разговор. Конечно, это нехорошо.
Мы сделали ещё несколько шагов, и девушка вдруг остановилась.
– Это, наверно, горько и обидно – звонить куда-то и узнавать, что тебя не придут проводить и проститься?
– Да.
Она как будто рассердилась, потому что спросила сухо:
– Может, мне отстать от вас?
– Да. Отстаньте, пожалуйста.
Она крепче сжала мою руку.
– Это не дело – прогонять меня, раз я боюсь ходить этим
переулком. Ладно, я буду молчать и не буду мешать вам переживать.
Я с удовольствием дал бы ей затрещину, но меня мучило
сейчас другое, и я промолчал.
Мы проходили мимо большого серого дома, когда она сказала:
– Вот я здесь живу.
Я сказал:
– Ну, пока.
Но она не отпустила мою руку.
– Я провожу вас, мне не хочется домой.
Мы вошли в наш двор, где нас тихонько окликнули дежурные, и прошли в самый дальний конец. Моя дверь была
налево от садика, я жил теперь один на нашем первом этаже.
Я пошарил в почтовом ящике и взял ключ.
Я сказал:
– Ну вот. Пока.
Но она сказала:
– Можно, я к вам зайду? Давайте уж я провожу вас, раз
никого больше нет.
Я никак не реагировал на её слова. Меня мучило совсем
другое, и то, что говорила эта девчонка, не имело никакого
9

значения. Я отпер дверь и впустил её к себе. В темноте я проверил, опущены ли шторы затемнения, и зажёг свет. Потом
я свалил всю эту сотню свёртков на стол и вынул из бокового
кармана плоскую бутылочку старки – я купил её в коктейльхолле, мне нравилось, что она плоская, как у какого-нибудь
отчаянного героя старого кинофильма.
Девушка в это время, не дожидаясь моей помощи, сняла
плащ и повесила его на гвоздик, торчавший в стене у дверей.
Она с любопытством осмотрелась. Особенно её заинтересовали Валины карточки в разных ролях, которые я развесил
в своей комнате.
Я сел на стул у окна. Она подошла ко мне и сказала:
– Хотите есть?
– Нет, – сказал я.
– Надо поесть, – сказала она и показала на свёртки. – Вон
сколько еды, у меня слюнки текут. Сейчас я накрою на стол,
у нас будет прощальный ужин, а потом я уйду, и вам не надо
будет меня провожать. Здесь я не боюсь – совсем ведь рядом.
Я сказал:
– Действуйте как хотите.
Она принялась вертеться вокруг столика и хлопотать, и
на лбу у неё появились забавные заботливые морщинки, она
начала играть во взрослую хозяйку, брала с полки посуду, и
всё это получалось у неё очень симпатично и ловко. И как
она комкала освободившийся пергамент и обсасывала палец
– было тоже очень забавно. Я подумал: как жалко, что у меня нет никого на свете близких, и как хорошо было бы