Гроза будет ещё [Владимир Евгеньевич Псарев] (fb2) читать постранично, страница - 2

колонны, на максимально повышенных тонах спрашивая, есть ли раненые. Однако, пока были только убитые или те, кому помочь было нечем – им оставались минуты.

То, что колонна прекратила перемещение, оказалось опрометчивым. Первую машину подорвали уже через пару минут после начала атаки. Только тогда был отдан приказ продолжить движение: пехота должна идти пешком, прикрываясь броней. Но едва техника тронулась, как с крыш сразу с двух сторон ударили по новой «голове»: и без того узкая улочка оказалась практически полностью перекрыта двумя горящими грудами металла.

– Технику уводить, мы здесь как в тире, – кричали офицеры.

Миша уже решительно ничего не разбирал. Лишь хотел, чтобы из-под его ног ушла земля и он провалился обратно в Москву. Парень припал к почве и зажмурился, сам себя просил потерпеть.

Колонну принялись разворачивать. Кто-то потянул Мишу за разгруз, но сил открыть глаза и посмотреть не было:

– Поднимайся, – а дальше последовали непечатные обращения.

Мишу оттаскивали силой, пока он молча молился. Как только машины, находившиеся в самом хвосте колонны, развернулись, по ним ударили тоже. Именно в эту секунду открылось второе дыхание. Что-то внутри подтолкнуло к жизни. Миша вскочил: надо оценить обстановку. А обстановка была такова, что колонна техники оказалась фактически полностью заблокированной на узкой улице. Экипажи спешно покидали транспорт. Офицеры дали приказ отходить в ближайшие дома:

– А если они не пусты?

– Не то!

Но усиливавшийся огонь, уже казавшийся перекрёстным, не оставлял времени для размышлений. Раненных и погибших сначала пытались забрать, потом только раненных.

Дома действительно были частично обитаемы. Оказалось, что именно в этих «коробках» еще ютились люди. Прочесали квартиры, распределились по пустым. Миша забился в угол и судорожно скоблил ногтями приклад…

…Год назад у Миши погибла сестра. Мечтала летать, но смотрела в будущее – ничего не видно. Однажды для полёта в ее комнате оказалось достаточно газа.

Хлопок был такой силы, что выбило стекла в домах по всему кварталу. Конечно, она понимала, что если ее жизнь, как ей казалось, никому не нужна, то смерть тем более. Хотелось верить, что она передумала умирать: просто утром проснулась, одумалась, и в дурмане нечаянно включила свет. Одна искра, и сгустившаяся смесь сдетонировала. Хотелось верить, что она не могла потерять без борьбы возможность жить…

…Мише почему-то вспомнилось это именно сейчас, когда нужно бороться за свою жизнь. Видимо, здесь есть какая-то аналогия, взбудоражившая нейронные связи.

Никто не знал, сколько «духов» противостоит несчастной роте. Только очевидно, что от самой роты не осталось и половины тех, кто может биться. Существует теория: лишь несколько процентов солдат в любом подразделении действительно готовы убивать, и лишь на этих людях держится любой бой. Миша смотрел на оставшихся, вглядывался в лица и знал, что никто из них не сделал бы этого, окажись в иных условиях.

– У тебя кровь, – обратил внимание офицер.

Действительно, Миша и не заметил, как его «ужалило». Он ничего не чувствовал. Боль и страх внутри него самого были намного сильнее всего, что творилось в эту секунду в мире материи.

Никто не знал, когда придет помощь, и придет ли. Кого за ними отправят? Таких же срочников? Кто-то орал в рацию, пытаясь перекричать голос орудий.

Пули ни в чем не виноваты. Виноваты лишь руки и пальцы…

…Какие испытываешь ощущения, когда несешь знамя подразделения, которого больше нет? А Миша знал, и уже чувствовал этот привкус на губах. Лица ребят из сто тридцать первой бригады проступали отчетливо. Еще немного, и их обязательно дожмут. У них нет возможности противостоять той силе, которая всем весом свалилась на измотанных молодых пареньков. Заканчивались патроны, а надежного способа отойти не находилось.

Замерзших и голодных ведут на парады те, кто вырос в тепле. Из старых вещей страна резко выросла, как пубертатная девочка – за одно лето. А новых вещей позволить себе не могла. Молодежь по всей стране пила. Поколение постарше в большинстве своем место себе уже нашло, а молодая поросль увядала, как трава в эту страшную жару. Мишу не интересовало, сколько в чьём теле сгорело грамм. Миша рассматривал желтеющую не по сезону зелень:

– Гроза будет еще, – заметила Саша.

– Что ты хочешь этим сказать?

– А что ты хочешь услышать? Гроза как перерождение. Гроза как воплощение надежд на живительный дождь. Гроза как новое потрясение, которое выведет нас всех из спячки.

– Не хотелось бы больше потрясений, – вздохнул Миша.

***

С дождем пошел снег в Москве. Значит, точно закончилось лето, которое никто не захочет вспоминать.

– Ты человек, который глубоко копает и высоко летает одновременно. И общение с тобой – это не про животную страсть и перманентную истерику. Потому я и говорю серьезно.

Саша так красива и мила. Миша обнимал ее хрупкие плечи. Есть женщины, кисти которых подпирают мужские плечи, на коих