Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине [Юрий Иванович Когинов] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (108) »
Юрий Когинов Недаром вышел рано Повесть об Игнатии Фокине
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Заключительное заседание Всероссийской конференции РСДРП (б) закончилось 29 апреля 1917 года поздно вечером. И в тот же день многие делегаты заспешили на вокзал, чтобы, не теряя времени, выехать домой. Так в одном вагоне курьерского поезда, вышедшего в ночь из Петрограда в Москву, оказались Андрей Сергеевич Бубнов, Валериан Куйбышев и Игнатий Фокин, Весна была в самом разгаре. По новому стилю, в отличие от Европы еще не принятому в России, уже наступило 13 мая, и погода стояла по-летнему теплая. Вздувая парусом оконную занавеску, ветер доносил с мелькавших по сторонам поезда нолей и перелесков запахи свежего разнотравья и первой, только что проклюнувшейся из клейких, тугих почек нежной листвы. Не хотелось спать и даже уходить от раскрытого окна. Подставив ветру разгоряченное лицо, Куйбышев не мог скрыть восхищения: — Какое великолепие вокруг! Выл бы я поэтом, обязательно заговорил бы стихами. — Не огорчайся. Я тебе помогу, — почему-то улыбнулся Фокин. — Мне как раз пришли на ум подходящие стихи. Слушай: Гей, друзья! Вновь жизнь вскипает. Слышны всплески здесь и там. Буря, буря наступает, С нею радость мчится к нам. Радость жизни, радость битвы, Пусть умчит унынья след… — Стоп, стоп, Игнат! — рассмеялся Куйбышев. — Так мы с тобою не договаривались! — Нет уж, Воля, позволь дочитать до конца, — Фокин упрямо тряхнул своей рыжевато-каштановой шевелюрой. — В конце — главный смысл, если уж речь о нынешней весне: Будем жить, страдать, смеяться, Будем мыслить, петь, любить. Бури вторят, ветры злятся… Славно, братцы, в бурю жить! — Ну и ловко же ты! — Валериан Куйбышев, а для родных и друзей просто Воля, порывисто встал с дивана, чуть не задев крупной, кудлатой головой верхнюю полку. — Андрей, да оторвись от записной книжки! Слышал, как меня Игнат разыграл?.. Они стояли сейчас в проходе купе — оба молодые, с пышными, слегка вьющимися волосами, на первый взгляд очень друг на друга похожие. Однако стоило внимательно присмотреться — и конечно же виделась разница. Куйбышев чуть повыше Игната, и шевелюра у него темная, с двумя едва наметившимися залысинками над крутым, выпуклым лбом, да и манера держаться — взрывчатая, импульсивная. У Фокина тоже высокий, красивый лоб, темно-серые глаза за стеклышками очков в тонкой металлической оправе и удивительная, способная вспыхивать мгновенно, обворожительная улыбка. Сначала даже не поймешь, какая она, эта улыбка — застенчивая, скромная или лукавая, даже ироничная? Наверное, каждый раз разная, особенная. Но возникающая мгновенно — это точно. Вдруг чуть вздрогнут, поднимутся кончики узких, нервных губ, и все лицо становится на редкость живым и привлекательным, будто осветится изнутри. Сейчас на лице Игната, несомненно, было написано еле заметное лукавство, вызвавшее бурный, заразительный смех Валериана. — Да, меня — и моими же стихами! — повторил Куйбышев. — Значит, запомнил? — Слово в слово, как видишь. — Когда? В Самаре? — Нет, еще в Петрограде. Помнишь, когда мы с тобою создавали пропагандистскую коллегию Петербургского комитета. Вот тогда ты впервые свои стихи прочитал. А сегодня они пришлись кстати. Разве не так? — и вновь приподнялись уголки губ, обещая очередную смену чувств. Внезапно послышался вкрадчивый, осторожный стук в дверь. Проводник поставил на столик стаканы с горячим чаем, вызвавшие оживленную реакцию всех трех пассажиров. Даже молчавший до этого Бубнов, что-то сосредоточенно записывавший в карманном блокноте, отложил свои занятия и с наслаждением потер руки. — А знаете, чего недостает на столе? — произнес он, отпивая глоток из стакана. — Яблочного варенья с брусникой, — в тон ответил Фокин. — Петербургский деликатес. Однако можно согласиться и на обычный рафинад. — Ну, я не сластена! К тому же рафинад, без которого не приготовить варенья, на вес золота. А вот чего бы я с удовольствием отведал… — аскетически спокойное лицо Бубнова заметно потеплело, и он закончил почти мечтательно: — Самарского сдобного калача откушал бы! — Губа у тебя, Андрей, не дура! — улыбнулся Куйбышев. — Только и знаменитую волжскую сдобу ищи теперь там, где и сахар — у спекулянта! — Посему предлагаешь с высот несбыточных мечтаний опуститься на грешную землю и приняться за чай с «таком»? — отозвался Бубнов. — Увы, ничего другого не остается, — развел руками Валериан. — Пока мы с вами, господа бывшие политические ссыльные, бегали от царских шпиков, а потом на казенный счет совершали поездку в Сибирь и обратно, Николай Романов с помощью своего родственничка Вильгельма довел матушку-Россию до ручки, за что и пришлось его попросить с трона. Так что самарских и саратовских калачей, к которым привыкли ваши персоны, днем с- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (108) »
Последние комментарии
29 минут 22 секунд назад
6 часов 14 минут назад
6 часов 20 минут назад
6 часов 24 минут назад
6 часов 24 минут назад
6 часов 30 минут назад