Белочка Майга [Эдуард Янович Салениек] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Салениек Эдуард Янович БЕЛОЧКА МАЙГА Повесть

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

НАША БЕЛОЧКА — НЕ ЛЕСНОЙ ЗВЕРЁК

Ласкало солнце Белочку, играло с ней и шутило вот уже восьмое лето. А у бабушки за спиной снежные сугробы и вьюги шестидесяти восьми зим. Живут обе в Си́полайне. Когда Белочка срывает с вешалки жёлтую косынку с зелёными пчёлками, бабушка ворчит:

— Куда ж это мы собрались по утренней росе да ещё натощак?

— В город, бабуся. Забегу к мадам Спри́нгис — может, в лавку привезли копчушку.

— Не девочка, а пострелёнок какой-то! Ведь сколько раз тебе говорено: не город наша Сиполайна, а махонький посёлок. Видела бы ты Ригу!..

Белочка распахивает дверь. Вот паровая мельница. Лесопильня. Молочный завод. Почта. Школа. Аптека. Лавчонка, в которой торгуют всякой мелочью. А за Да́бритой, извилистой речонкой, — небольшая железнодорожная станция. На буграх, поросших липами и клёнами, церковь и кладбище.

Вот и вся Сиполайна, родина Белочки.

— Нет, а всё-таки наш город краше других. Ты же сама рассказывала: в Риге всё, до последнего закутка, выложено камнем. Там даже поваляться негде — под ногами ни травинки, ни одуванчика, ни ромашки….

Конечно, наша Белочка не просто лесная белка, а девочка Ма́йга, дочь кузнеца Пе́тера Ме́лниса. И она — что говорить! — хорошо понимает: где там Сиполайне тягаться с Ригой. Но и бабушка, и внучка никогда не прочь пошутить, подурачиться.

Почему же Майгу так прозвали — Белочка? Чем она похожа на симпатичного, ловкого, гибкого лесного зверька?

Бабушка печёт хлеб, обыкновенный чёрный хлеб из ржаной муки. Вот она сажает хлебы в жарко натопленную печь. Наша Майга тут как тут! Наскребёт в квашне остатки теста, скатает в шарики.

— Бабуся, испеки мне вот эти орешки, пожалуйста! — упрашивает она.

Бабушка ворчит:

— Без сахара, без мёда — что за орехи? Почернеют в печи, станут твёрдыми, как камешки.

— Бабуся, тебе жаль, да?

— Твои зубы мне жалко. Даже лесные белки и те отвернутся от таких невкусных орехов.

— Ишь какие разборчивые… А я вот совсем другая белочка — Майга! Белочка Майга…

Как вечер, так Белочка затевает весёлую возню. Осенью смеркается медленно. Время тянется еле-еле, словно ожидаешь доброго друга, с которым давно не виделся, а он всё не идёт.

Ну просто сил нет лежать, вытянувшись в кровати, и ждать, когда наконец зажгут лампу. И вот Майга натягивает потихоньку старый отцовский полушубок, взбирается на табуретку, подскакивает и, словно с дерева, сваливается на кровать к бабусе.

Пошалит, повозится — и к маме. А вот Му́рлис-Гу́рлис, сам серый, ушки чёрные, катится вслед, как огромный шерстяной клубок. Мама строгая такая, не то что бабушка, но и с ней тоже идёт развесёлая игра. А потом — на отца! Ура! Вперёд!.. Но не тут-то было! На него напасть нападёшь, а как вырвешься? Хотите шалить? Пожалуйста! Папа обоих — и дочурку и кота — накрывает одеялом. Вот теперь визжите себе там и брыкайтесь сколько влезет!

Бабушка частенько жалуется: поясницу ломит, нагибаться трудно. Да и ноги одеревенели, руки в суставах ноют. И вот Майга поутру берётся за веники: для жилья берёзовый, для кухни сосновый. Бабушка подняться не успела, а комната уже выметена. Бабушка за полотенце, а на крохотной кухне уже треск и звон. Это Белочка прибирает посуду, перекладывает хворост, сметает щепки.

Старушке остаётся лишь порадоваться:

— Шустрая! Два века проживёшь.

Белочка лукаво щурит глаз:

— А ты не такой была, да, бабуся?

— Ещё и тебя попроворней! Да вот куда прыть девалась! Поизносилась моя молодость на хозяйских нивах, поблёкла на скотных дворах. Эх, кабы туда, в моё детство, народную власть!

Белочка не расспрашивает, она и так знает, что в Латвии Советская власть родилась только год назад, летом. А до того их домишко принадлежал мельнику Ча́дуру. И огородом, и кузницей, вон там, внизу у ложбинки, — всем владел Чадур.

Ну и Чадур! Ох и Чадур!.. Чья это на опушке берёзовой рощи паровая мельница? Чадура! Чья это красивая усадьба среди дубов и ясеней? Чадура усадьба!

Теперь он исчез куда-то. Говорят, со страху убежал в чужие края.

Кузницу Советская власть передала кузнецу Мелнису. Мельница теперь стала народным достоянием. А вот в просторном хозяйском доме пока ещё живёт Ча́дуриха.

Бабушка сказала недавно:

— Кто в том году мог предвидеть, что мадам сама станет копаться на своём огороде? Говорят, пыхтит от злости, как бочка с недобродившим пивом. Ничего, ничего, пусть узнает барынька, как хлеб родит!

ЧЕМ НЕДОВОЛЬНА МАДАМ ЧАДУР?

Если смотреть с берегов Дабриты, то домик Мелнисов похож на спичечную коробку. Стоит он на холме — шагай себе в босоножках без всякой опаски хоть ранней весной, хоть поздней осенью. А вот на лошади к домику редко кто поднимается. У кого дела,