Оценку не ставлю, но начало туповатое. ГГ пробило на чаёк и думать ГГ пока не в может. Потом запой. Идет тупой набор звуков и действий. То что у нормального человека на анализ обстановки тратится секунды или на минуты, тут полный ноль. ГГ только понял, что он обрезанный еврей. Дальше идет пустой трёп. ГГ всего боится и это основная тема. ГГ признал в себе опального и застреленного писателя, позже оправданного. В основном идёт
Господи)))
Вы когда воруете чужие книги с АТ: https://author.today/work/234524, вы хотя бы жанр указывайте правильный и прологи не удаляйте.
(Заходите к автору оригинала в профиль, раз понравилось!)
Какое же это фентези, или это эпоха возрождения в постапокалиптическом мире? -)
(Спасибо неизвестному за пиар, советую ознакомиться с автором оригинала по ссылке)
Ещё раз спасибо за бесплатный пиар! Жаль вы не всё произведение публикуете х)
Все четыре книги за пару дней "ушли". Но, строго любителям ЛитАниме (кароч, любителям фанфиков В0) ). Не подкачал, Антон Романович, с "чувством, толком, расстановкой" сделал. Осталось только проду ждать, да...
Осень.
Полночь октября. Время нечисти и поэтов.
Умирать в такую ночь не хочется. Но придется, как видно.
Люблю осеннее черное небо. Звезды — будто сейчас облетать начнут.
Только любуюсь, похоже, в последний раз.
Глупо все. Сколько раз зарекался ночью шататься, особенно при полной луне, когда у юпов самая сильная ломка.
А ведь бояться вроде бы нечего. Сам кого хочешь отпугну. Нечастые встречные шарахаются от сутулого типа в изжеванной кожанке, у которого из наушников рвется «Металлика». Помесь Данилы Багрова и рок-тусовщика. В другое время это было бы даже забавно.
Как же меня выследили? Не знаю.
Я лишь чую.
Нехорошо. Пара шагов от дома. Улица горбом вздыбилась впереди. Шкура мостовой в ямах и трещинах, дома — двойной уродливый гребень.
Фонари слепы — большие обгорелые спички.
Взбираюсь в гору. Нависают деревья: клены и березы. Спасибо, хоть не вязы. Тонкие костлявые пальцы, выбившиеся из-под земли. С засохшей на узлах рыжей глиной.
Вот прорва: умирать пора, а образы прут. Где вы раньше-то были?
Все равно без толку. Не спрятаться. Помню я все скупые радиопризывы.
Слышал все слухи о маньяке, отрезающем головы.
Видел и газету с фотографиями.
Не горит ни одно окно. Из рогатки вас перестреляли, что ли. Или не из рогатки.
Только за моей спиной с крыши сечет темноту прожектор.
В этот разрез и бросается тень. Оборачиваюсь как раз, чтобы заметить.
Долго убегать не приходится. Разнокалиберные, дореволюционные еще строения громоздятся друг на друга кубиками адского «Тетриса».
Меня за шкирку кидают в нишу замурованной подворотни. Каменной твердости лапа вздергивает повыше, заставляя бороздить стену затылком и елозить по ней пятками.
Заорать в таких тисках даже и не пытаюсь. Лишь хлюпаю остатками раздавленного горла.
Зато стало светлее. Ровно на два его зрачка.
— Не бойс-ся. Ты будешь спасен…
Ага, жди. Кому другому зубы заговаривай, свои-то клыки вон как выпустил. Денег не хватило у дилера бладом разжиться, как «правильные», богемные юпы. Коленом бы тебя в морду половчее…
— С-скоро все будет хорош-шо…
Перед глазами выплывает лезвие ножа. Самоделка. Расплавил столовое серебро, а рукоятку изолентой обмотал.
Как он таким скальпелем головы режет? Призрак Сонной Лощины, мать твою.
Нехорошо. Ведь не я тебе нужен. Совсем не я. Но сказать этого уже не могу. И коленкой по морде, жаль, тоже.
А уши мои сдаваться не хотят. Все слышат. И крыльев мышиных хлопки, и другие, погромче. А вот как ты валишься мешком — уже нет. Потому что сам на задницу по стене съезжаю.
— Отойди от него! Живо!
Никак мне?
— Я кому говорю?!
И откуда силы взялись? Второе дыхание, разве что. Но через юпа я не перебрался — перелетел.
Из темноты выныривает могучая фигура в милицейской форме. Подходит к маньяку и отправляет в него еще две пули. Деловито, будто уколы ставит.
Выстрелов не раздается — глушитель.
Возникает и второй, в штатском. В черном весь, одна рубашка белеет.
Который в форме, бросает этому пистолет, а сам коленом упирается юпу в живот. Из резиновой дубинки, превратившейся в ножны, вылетает острый деревянный кол и входит в грудь.
Подстреленный, шипя, норовит вскочить. Когти прорывают перчатки, тянутся к толстой шее. «Форменный» давит на кол двумя руками, навалившись всем своим многопудьем.
Слышали, как проламывается грудина?
И еще звук — не хрусткий, но смачный.
Руки с когтями падают.
— Все. — «Форменный» встает.
Штатский сворачивает глушитель и прячет во внутренний карман.
— Голову, — приказывает коротко.
— Может, ты? — В форме недоволен.
— Ты. И мозг не повреди. На экспертизу.
— Стой, а этот-то где?..
Оба начинают озираться.
Только вы меня и видели. Зато я ваши глаза, фонари заменяющие, видел отлично.
Дом почувствовался и вправду в нескольких шагах, тут же прислал силы. Так что невидимкой сейчас — пара пустяков.
Плейер уже еле помещается под мышкой, провода путаются под ногами. Все равно не брошу.
Странные все-таки дела творятся на свете, если даже вурдалаки сходят с ума и гвоздят друг друга.
Вы, может, не в курсе? Юпов, упырей то есть, не мочат, а именно гвоздят. Иначе без толку. Может, до вас эта дрянь еще не добралась? Везет. А у нас так: сначала клей, затем героин, теперь вот, когда это дело узаконили, — блад.
Вон и крепость моя. Окнами заколоченными встречает. Считай, три года без хозяина. Запустение.
А в единственном окне, где стекло целое, мерцает огонек. Еще малость уменьшившись, пролезаю в мышиную нору, втаскиваю за собой плейер. Все, ближайшую неделю отсиживаюсь, на улицу носа не показываю. Буду по ночам забираться на крышу или в пустое воронье гнездо и слушать осеннюю музыку звезд.
Семен Иванович смотрит по ночному каналу «Дневной Дозор».
— Явился, бродяга, — тряхнул в мою сторону сизой бородой. — Я уж думал, чего…
— Оно видно. Оторваться не можешь.
— Дак я ж наладил… — Гордо указал на черно-белый экран.
Хороший мужик. Работящий. Даром что бомж. Квартиру не тем подписал по пьяни. Если бы два года назад я его не пустил — пропал бы. А теперь вся техника в доме — его рук дело. И проводка, и установка, которая счетчик обратно крутит. И пишущая машинка.
— Да, рукопись твою отправил. Только бы деньги переводить!
Ворчать его, похоже, ничто не отучит.
— Думаешь, нужны кому твои стихи? Разве их сейчас читают?
Читать-то, может, и не читают. А пишут даже домовые. Странные дела творятся на свете.
— Ты, главное, смотри, — он мне в миллионный раз, — охотников нынче много…
Ничего я не ответил.
Много. Но на свою охоту — все равно пойду.
Потому что осень.
Время поэтов и нечисти.
Наше время.
Последние комментарии
48 минут 17 секунд назад
15 часов 49 минут назад
18 часов 23 минут назад
18 часов 51 минут назад
18 часов 58 минут назад
13 часов 14 минут назад