Время поэтов и нечисти [Аркадий Николаевич Шушпанов] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Аркадий Шушпанов ВРЕМЯ ПОЭТОВ И НЕЧИСТИ

Осень.

Полночь октября. Время нечисти и поэтов.

Умирать в такую ночь не хочется. Но придется, как видно.

Люблю осеннее черное небо. Звезды — будто сейчас облетать начнут.

Только любуюсь, похоже, в последний раз.

Глупо все. Сколько раз зарекался ночью шататься, особенно при полной луне, когда у юпов самая сильная ломка.

А ведь бояться вроде бы нечего. Сам кого хочешь отпугну. Нечастые встречные шарахаются от сутулого типа в изжеванной кожанке, у которого из наушников рвется «Металлика». Помесь Данилы Багрова и рок-тусовщика. В другое время это было бы даже забавно.

Как же меня выследили? Не знаю.

Я лишь чую.

Нехорошо. Пара шагов от дома. Улица горбом вздыбилась впереди. Шкура мостовой в ямах и трещинах, дома — двойной уродливый гребень.

Фонари слепы — большие обгорелые спички.

Взбираюсь в гору. Нависают деревья: клены и березы. Спасибо, хоть не вязы. Тонкие костлявые пальцы, выбившиеся из-под земли. С засохшей на узлах рыжей глиной.

Вот прорва: умирать пора, а образы прут. Где вы раньше-то были?

Все равно без толку. Не спрятаться. Помню я все скупые радиопризывы.

Слышал все слухи о маньяке, отрезающем головы.

Видел и газету с фотографиями.

Не горит ни одно окно. Из рогатки вас перестреляли, что ли. Или не из рогатки.

Только за моей спиной с крыши сечет темноту прожектор.

В этот разрез и бросается тень. Оборачиваюсь как раз, чтобы заметить.

Долго убегать не приходится. Разнокалиберные, дореволюционные еще строения громоздятся друг на друга кубиками адского «Тетриса».

Меня за шкирку кидают в нишу замурованной подворотни. Каменной твердости лапа вздергивает повыше, заставляя бороздить стену затылком и елозить по ней пятками.

Заорать в таких тисках даже и не пытаюсь. Лишь хлюпаю остатками раздавленного горла.

Зато стало светлее. Ровно на два его зрачка.

— Не бойс-ся. Ты будешь спасен…

Ага, жди. Кому другому зубы заговаривай, свои-то клыки вон как выпустил. Денег не хватило у дилера бладом разжиться, как «правильные», богемные юпы. Коленом бы тебя в морду половчее…

— С-скоро все будет хорош-шо…

Перед глазами выплывает лезвие ножа. Самоделка. Расплавил столовое серебро, а рукоятку изолентой обмотал.

Как он таким скальпелем головы режет? Призрак Сонной Лощины, мать твою.

Нехорошо. Ведь не я тебе нужен. Совсем не я. Но сказать этого уже не могу. И коленкой по морде, жаль, тоже.

А уши мои сдаваться не хотят. Все слышат. И крыльев мышиных хлопки, и другие, погромче. А вот как ты валишься мешком — уже нет. Потому что сам на задницу по стене съезжаю.

— Отойди от него! Живо!

Никак мне?

— Я кому говорю?!

И откуда силы взялись? Второе дыхание, разве что. Но через юпа я не перебрался — перелетел.

Из темноты выныривает могучая фигура в милицейской форме. Подходит к маньяку и отправляет в него еще две пули. Деловито, будто уколы ставит.

Выстрелов не раздается — глушитель.

Возникает и второй, в штатском. В черном весь, одна рубашка белеет.

Который в форме, бросает этому пистолет, а сам коленом упирается юпу в живот. Из резиновой дубинки, превратившейся в ножны, вылетает острый деревянный кол и входит в грудь.

Подстреленный, шипя, норовит вскочить. Когти прорывают перчатки, тянутся к толстой шее. «Форменный» давит на кол двумя руками, навалившись всем своим многопудьем.

Слышали, как проламывается грудина?

И еще звук — не хрусткий, но смачный.

Руки с когтями падают.

— Все. — «Форменный» встает.

Штатский сворачивает глушитель и прячет во внутренний карман.

— Голову, — приказывает коротко.

— Может, ты? — В форме недоволен.

— Ты. И мозг не повреди. На экспертизу.

— Стой, а этот-то где?..

Оба начинают озираться.

Только вы меня и видели. Зато я ваши глаза, фонари заменяющие, видел отлично.

Дом почувствовался и вправду в нескольких шагах, тут же прислал силы. Так что невидимкой сейчас — пара пустяков.

Плейер уже еле помещается под мышкой, провода путаются под ногами. Все равно не брошу.

Странные все-таки дела творятся на свете, если даже вурдалаки сходят с ума и гвоздят друг друга.

Вы, может, не в курсе? Юпов, упырей то есть, не мочат, а именно гвоздят. Иначе без толку. Может, до вас эта дрянь еще не добралась? Везет. А у нас так: сначала клей, затем героин, теперь вот, когда это дело узаконили, — блад.

Вон и крепость моя. Окнами заколоченными встречает. Считай, три года без хозяина. Запустение.

А в единственном окне, где стекло целое, мерцает огонек. Еще малость уменьшившись, пролезаю в мышиную нору, втаскиваю за собой плейер. Все, ближайшую неделю отсиживаюсь, на улицу носа не показываю. Буду по ночам забираться на крышу или в пустое воронье гнездо и слушать осеннюю музыку звезд.

Семен Иванович смотрит по ночному каналу «Дневной Дозор».

— Явился, бродяга, — тряхнул в мою сторону сизой бородой. — Я уж думал, чего…

— Оно