Турэмны дзёньнік [Славамір Адамовіч] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Славамір Адамовіч ТУРЭМНЫ ДЗЁНЬНІК


Падрыхтаванае на падставе: Славамір Адамовіч, Турэмны дзёньнік. Дакументы, дзёньнікі, вершы, — Printed in the Republic of Belarus’: Gudu Informcijos Centras (у Літве), 2001. — 160 с.


Copyright © 2013 by Kamunikat.org


АД АЎТАРА


Англійскі дзяржаўны дзеяч дзевятнаццатага стагодзьдзя Бэнджамін Дызраэлі пicaў: „Іншыя людзі, пакараныя ссылкай альбо турмой, калі i выжываюць, паддаюцца адчаю; літаратар жа мае падставы лічыць гэтыя дні самымі прыемнымі ў сваім жыцьці”. Дызраэлі пicaў гэта пра Гуга Гроцыя, галандскага юрыста i філосафа сямнаццатага стагодзьдзя, які быў прыгавораны да пажыцьцёвага зьняволеньня i два турэмныя гады аддаў літаратурнай i філасофскай рабоце.

Дык чаму ж літаратар дні, месяцы i нават гады, адбытыя ў няволі, можа лічыць „самымі прыемнымі ў сваім жыцьці”? На гэтае пытаньне досыць вычарпальна адказаў шматгадовы вязень англійскix турмаў Джавахарлал Нэру. У сваім апошнім, ад 9 жніўня 1933 году, пісьме да дачкі ён заўважаў: „Людзі часта не жадаюць дзейнічаць з-за страху перад вынікамі, бо дзейнічаць азначае рызыкаваць i апынацца ў небясьпечным становішчы. Небясьпека на адлегласьці здаецца жахлівай, але яна не такая страшная, калі глядзець на яе зблізку. А часта яна зьяўляецца прыемнай спадарожніцай, узмацняючы вастрыню i радасьць жыцьця”.

„Турэмны дзёньнік” - кніга брутальная i непрыемная, ад яе тхне парашай i чалавечай подласьцю, калгасным кароўнікам i дурной крывёю, вашывымі падлеткамі і... прэзідэнтам; але пры ўсёй сваёй д’ябальшчыне гэтая кніга мае адзін істотны пазітыў - яна аб’ектыўна праўдзівая. Адно толькі: шануючы падарваную нашым жыцьцём псіхіку некаторых герояў гэтай кнігі-дакумента, я палічыў неабходным унесьці пэўныя карэляты ў некаторыя прозьвішчы. Аднак бальшыня ўласных імёнау пакінута бяз дэфармацыяўё

Усе астатняе - на наступных старонках.

Ваш Славамір Адамовіч,

сакавік 2001 году

ЗАМЕСТ ПРАДМОВЫ


УБЕЙ ПРЕЗИДЕНТА!

Убей эту сволочь, которая
так гнусно топорщит усы
над нашими всё же просторами,
над ликом родимой красы.
Чем можешь, убей, не раздумывай,
возьми автомат иль топор
и вскрой эту голову „умную”,
и выбрось в клоаку, как сор.
Убей эту мразь авторучкою,
иль зонтиком, или „пером”,
иль вовсе ма-а-а-ленькой штучкою,
подброшенной в терпкий ром.
Убей аккуратно, дерзостно,
как может убить лишь бог,
покончи геройски с мерзостью
и выкинь её за порог.
Убей же врага, чтобы молодость
твоя не осталась в дерьме,
чтоб Край наш воспрянул с гордостью
во славе, а не в ярме!
Очищенный дом белорусский наш,
проветренный, солнцу представленный,
он будет закрыт для усатых саш,
но миру свободному явленный!

ПИСЬМО СУДЕБНОМУ ИСПОЛНИТЕЛЮ
ПО СЛУЧАЮ ОЧЕРЕДНОЙ ПОВЕСТКИ

Здравствуйте, судебный исполнитель!
Вы меня повестками достали,
но позвольте, я ведь не грабитель,
медь не крал, не помышлял о стали.
Не насильник я, не изменяю,
мирно сплю с распутною женой.
Что же вы хотите, я не знаю,
Что ж вы насылаете конвой?
Ах, стихи!? Те самые, о Сашке?
Где-то я народу их читал?
А потом в растерзанной рубашке
власть бранил и юных дам пугал?
Признаю, имел тот случай место.
Так ведь что ж, как люди говорят,
я сварганен из такого теста,
что, пожалуй, мне сам чёрт не брат.
Да, ответьте, разве вам приятно
в сей стране живать и хлеб жевать,
где вас дурят очень многократно,
больно бьют и не велят стонать?
Нет? Тогда зачем вы шлёте
письма мне на странном языке?
Ничего с меня вы не возьмёте,
разве что налью сто грамм сакэ.
А стишки писал, пишу и буду
впредь писать о всяческих сашках,
потому как юный мой рассудок
не вредил я в красных уголках.
* * *
Если вдруг, не приведи господь,
мне придётся жить в казённом доме,
я не стану чепуху молоть,
говоря о том, что незнакомо.
Я не буду паханом. Зачем?
Но, хоть каплю гордости имея,
постараюсь отсидеть как все,
только чтоб душою не робея.
Если ж там случится в паханах
„старший брат” мой, русский из Тамбова,
я ему однажды тихо в пах
засажу „перо”, как в строчку слово.
Я шепну в его последний миг:
„Это, „брат”, за „Белую Россию”,
за её истерзанность и крик,
и