Рассказы [Яков Моисеевич Тайц] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (19) »
Яков Моисеевич Тайц
Рассказы
КОНОПЛЮШКИ
Я сидел на скале, у самой воды, и рисовал море. Оно было светлозеленое, и я писал его зелеными красками. Потом оно стало синеть — я давай прибавлять синьки. Потом оно покрылось лиловыми тенями — я стал подмешивать к синему красного. Потом надвинулась туча, море стало серое, будто чугунное, — я приналег на сажу. Потом туча ушла, ударило солнце, море обрадовалось и снова, как нарочно, стало светлозеленое! Я погрозил ему кулаком: — Эй ты, море-океан, будешь дразниться? А оно вдруг как плеснет «девятым валом» — и слизнуло все мое хозяйство: альбом, краски, кисти… А сзади раздалось: Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! Смешливое эхо подхватило: — Ха-хи-хи! Это пионеры из соседнего лагеря. Они окружили меня: — Мы притаились, чтоб вам не мешать, а вы морю — кулаком! Тут уж мы не выдержали! — Вам смешки, — сказал я, — а у меня сейчас все в Турцию уплывет! — Ничего, солнышко высушит! Они живо всё выудили, разложили на камешке. — Не надо море! Лучше нас нарисуйте! Я испугался: Многовато вас. Одного кого-нибудь — ну, кто чем-нибудь знаменит. — Вовсе не много, — ответил вожатый, высокий парень с военной сумкой через голое плечо: — одно звено, двенадцать человек — семь мальчиков, пять девочек, и все знаменитые. Пожалуйста: один вырастил табун жеребят, другой поймал шпиона, третий сделал рекордную авиамодель, четвертый здорово играет на скрипке, пятый… Я разглядывал ребячьи лица, покрытые густым крымским загаром. «Двенадцать негритят…» вспомнил я забавную песенку. Под панамками светились веселые — карие, голубые, серые, зеленые — глаза. У одной девочки все лицо было покрыто замечательными озорными веснушками. Они удивительно шли и ее синим глазам! — Вот я кого буду рисовать! Чем она знаменита? — Поездом! Она поезд спасла! «Негритята» стали подталкивать девочку с веснушками: — Шурка, иди, тебя срисуют, в Москву пошлют! Иди! Но Шурка заупрямилась: — Не хочу! Пустите! Она вырвалась и убежала. А за ней и подруги убежали. — Они пошли на девчатский пляж, — сказал самый маленький пионер, скрипач. Мы тоже пошли на пляж, напевая:«Дана Шуре Беловой, что она действительно сигналила галстуком поезду номер 313-бис, чем предупредила аварию, по каковой причине вышла из графика и идет в школу с опозданием, каковую считать уважительной. Машинист Петровский».
Я отдал вожатому бумажку, поднялся и постучал в стенку: — Шура, иди, я тебя рисовать буду! — Не хочу! — Почему «не хочу»? — Не буду! — «Не хочу», «не буду»! — передразнил вожатый. — Ну ее! Лучше вон скрипача нашего нарисуйте! Но мне хотелось Шурку рисовать. На обратном пути я снова стал ее уговаривать. Она наконец призналась: — Видишь коноплюшки? — Что? — Ну, веснушки, по-нашему — коноплюшки. — Чудная ты. Шурья! Ведь они тебе к лицу! Она молчала. — Ну, ладно, без них сделаю, — сказал я. Она обрадовалась: — Нешто можно? — Конечно. Ведь я не фотография!
Она согласилась, и я стал ее рисовать. Все звено полукругом выстроилось за моей спиной. Потом «негритята» ушли в лагерь. Я остался один. Я долго разглядывал Шуркин портрет. Не та Шурка! Нет, не та! Я оглянулся на море: — Эй ты, зелено-серое, всякое, не скажешь Шурке? И, тоненько очинив карандаш, стал покрывать Шуркино лицо маленькими веселыми к о н о и л ю ш к а м и…
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (19) »
Последние комментарии
2 часов 40 минут назад
7 часов 43 минут назад
15 часов 32 минут назад
18 часов 3 минут назад
18 часов 11 минут назад
2 дней 5 часов назад