Узкий путь [Михаил Литов] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Литов Михаил Узкий путь

Михаил Литов

У З К И Й П У Т Ь

Глава первая

Кнопочка с болезненным эгоизмом вертелась в кругу собственных нужд, ей хотелось показаться перед всеми столь трогательным существом, чтобы люди невольно испытывали острую и какую-то фантастическую потребность заботиться о ней, захлебываться в ее нескончаемых проблемах, чутко угадывать ее желания. Никто Кнопочку и не обижал чрезмерно, а что некое время назад ее грубо изнасиловал Назаров, то это событие нельзя безусловно отнести к обидным, поскольку она, внешне огорченная и даже разгневанная, в глубине души восприняла его не без определенного удовлетворения. Бытовало мнение, что Кнопочка обладает очень тонкими чувствами и ранимой душой. Когда кто-нибудь давал понять, что не намерен возиться с нею, а то даже и вовсе потешается над ее неуемной, жаждущей повсеместного признания натурой, она от жалости к себе как бы вступала в конфликт со всем родом человеческим, но в результате всего лишь прогоняла, не утруждаясь поисками предлога, зато с пафосом, Назарова, давно и, как утверждала сама Кнопочка, безнадежно в него влюбленного. С одной стороны, он был при ней словно раб, исполнявший любую ее прихоть, а с другой, он, образцовый в своей покорности и выдержке, вездесущий, неистребимый, захватывал ее со всеми ее потрохами в ловушки и пропасти какой-то темной, беспредельной власти, и она с ужасом сознавала это. Ощущение опасности, заключенной в этой зависимости от нелюбимого человека и угрожавшей, наверное, даже ее душе, ее бессмертию за гробом, порой не только делало ее больной и разбитой, но и сильно отвлекало от постоянно действующей мысли, что она, в сущности, чертовски хороша собой и могла бы весьма прилично выйти замуж. А происходила в жизни Кнопочки эта тягота оттого, что семь лет назад Назаров воспользовался ее слабостью и детской доверчивостью, на крымском берегу, разгоряченный солнцем и морскими ваннами, грубо схватил ее, отдыхавшую с ним в одной палатке, овладел ею, необузданно продираясь сквозь девичьи слезы и мольбы о пощаде, и с тех пор она привязана к нему, к таинственному источнику зла, помещенному в его откормленном теле. Ей были противны его лысина и мясистость, его тыквообразная голова и деланные манеры рубахи-парня, но избавиться от него никак не могла, потому что уж он-то, отмывая совесть от давнего греха, заботился о ней, как никто другой.

Когда по той или иной причине раздосадованная на весь мир Кнопочка прогоняла его, неунывающий Назаров шел на жительство к Марьюшке Ивановой, которая безотказно принимала его и усаживала обедать, и отдавала ему лучшие куски, и стирала его белье, и коротала с ним долгие зимние вечера в разговорах ни о чем, а подругам в зависимости от настроения либо говорила с ядовитым шипением, что опять явился "этот боров, хам", либо кричала на подъеме любовного воодушевления: вы все мизинца его не стоите! У Назарова далеко за городом был свой дом, но он туда наведывался редко, в городе у женщин ему жилось удобнее во всех отношениях. Когда у Кнопочки возникало подозрение, что Назаров рискованно зажился у Марьюшки Ивановой, она приходила обрушить на подругу свое негодующее сердце, устраивала сцену, называла Марьюшку Иванову фальшивой и напыщенной, и у нее, кругом больной и несчастной, едва хватало сил на это путешествие. Объяснение же вовсе отбирало все силы, и Кнопочка в изнеможении укладывалась на диван, снисходительно даруя Марьюшке Ивановой возможность хлопотами, беготней, услужением оправдаться в ее глазах.

Зато когда жизнь не поставляла обидчиков, у Кнопочки пробуждался пылкий интерес к общим вопросам действительности, тогда, случалось, подворачивался какой-нибудь звораживающий проповедник идей, и вот уже сама Кнопочка азартно носится с большой и словно бы выстраданной всем ее существом идеей. На вечеринке у писателя Конюхова, выпив вина, потанцевав, Кнопочка почувствовала себя на верху блаженства, тем более что еще обнаружился там такой пьяненький человек, Червецов, который, заметив Кнопочку, тотчас вбил себе в голову, будто беззаветно влюблен в нее. Он пришел пьяным и полагал, что иной задачи, кроме как напиться вдрызг, нет ни у кого на этом сборище, и только путался у всех под ногами. Хотя Кнопочке ни к чему был Червецов с его дурной славой простака и выпивохи, все же ее самолюбие тешилось тем, что он не спускает с нее сияющих глаз. Все засияло и в душе Кнопочки. Однако, ликуя в гуще милых, веселых людей, собственно говоря, в кругу единомышленников, она не забыла жесткую тревогу внедрившейся нынче в ее сознание идеи, поудобнее расположилась в уединенной стайке дам и, крепко потянув из сигареты, затеяла такой разговор:

- На русских все сейчас нападают, все нас травят... можно подумать, что русские съели всех жидов и сели на голову каким-нибудь литовцам, черт бы их всех побрал! А ведь в действительности, если пошевелить мозгами, русские сами больше всех пострадали и страдают...

Сбросив маску веселья, она глянула угрюмо и