Лирика [Алексей Анатольевич Притуляк] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (14) »
Слова сгорают.
Слова сгорают. Остается пепел. Я, этим пеплом голову посыпав, стою в пыли, как полоумный дервиш, гляжу в глаза прохожим и зевакам и слепо верю в праведность молчанья.
И, в страхе умереть без покаянья, все жду того, кто первым бросит камень в грехи мои, свершенные во имя желанной цели - стать тебе любимым.
В пыли утрат - увы, невосполнимых,- в пыли надежд несбыточных и бренных рисую сердце прутиком кленовым.
Так трудно быть всегда иным и новым! Tак просто стать привычным и нелепым...
Душа сгорает. Остается... пепел?
Двое идут по вечности
Двое идут по вечности, По краешку, след в след, От игрека - до бесконечности, До разности "да" и "нет".
Двое идут по времени, Вдоль частокола дней, От легкости и - до бремени, От света - к игре теней.
И, подчиняясь данности, Привычно гася свет, Прощают грехи за давностью Ни в чем не повинных лет.
И, не впадая в крайности, Обыденно, как обед: "Ты любишь мои странности. А я вот твои — нет".
Что ж ты не спишь?
Что ты не спишь, мой загрустивший город? Притих, побледнел и даже осунулся. Сиплая вьюга - это еще не повод для серой бессонницы...
Ветер, взобравшись под крышу звонницы, трогает сонные колокола; и тихая, блеклая, потусторонняя мгла запрягает душу в повозку ночи и берется за повод... Что ж ты не спишь, мой загрустивший город?
Не могу прикурить
Не могу прикурить - не горят отсыревшие спички. Тонет в лужах перрон, как в разливе вселенских морей. Моей библией стало расписание твоей электрички, Ожиданье субботы стало вредной привычкой моей.
Я не знаю, на кой мне сдалась эта мокрая осень, Я не знаю, зачем я курю этот гнусный "Опал". Прихожу к пониманию, что ты не приедешь и в восемь. Прихожу к ощущению, что я, очевидно, пропал.
Орхидеи на рельсах - как выходка сюрреалиста. Полстакана в ботинке - почти стопроцентный симптом. Вот, мужчина-за-тридцать вдруг стал мужичонкой-за-триста, И холеный котяра вдруг стал шелудивым котом.
И не важно уже, что предчувствия не обманули, Что в вокзальном буфете - один только кислый "Агдам", Что вокзальная шлюха с глазами отстрелянной пули Ожидает меня у киоска "Прием телеграмм"...
Не могу прикурить. Не горят отсыревшие спички. Тонет в лужах судьба, как в разливе вселенских морей. Мне теперь вспоминать позабытые за год привычки. Мне теперь отвыкать от вокзальных слепых фонарей...
Лебедь
Мне подрезали крылья. Хотел полететь - да невмочь. Оперение мое от засохшей крови побурело. Я затих в камышах. Опускалась дождливая ночь, А в саду кто-то пел, и печальная лютня звенела.
Ах жестокие руки! Я их о пощаде молил, Я вытягивал шею и плакал - не слышали плача. И безжалостный нож от свободы меня отрешил, Я не знаю, зачем... Может быть, невозможно иначе.
И, сложив пополам зачерненную плотную бязь, Завязали глаза, чтоб не видел зовущего неба... Кавалеры шутили, а юные дамы, смеясь, Мне бросали кусочки духами пропахшего хлеба.
А глумливая чернь потешалась моей слепотой, И швыряли мальчишки так бьющие больно каменья. Говорили собратья мои, что теперь я — ручной, Предназначено мне для фонтана служить украшением.
С неба падали шорохи вольных, расправленных крыл - Пролетала куда-то моя лебединая стая... Я рванулся за ней, я о режущей боли забыл... Но держала вода. Она тоже, наверно, ручная...
Мне подрезали крылья. Хотел полететь - да невмочь. Оперение мое от засохшей крови побурело. Я затих в камышах. Опускалась дождливая ночь. А в саду кто-то пел, и печальная лютня звенела.
Вдруг
В переплетении улиц - этих нервов огромного города, дрожащих от напряжения - мелькнуть то ли неоновым бликом, то ли тенью, отброшенной ветром.
Разбиваясь о скалы стен отражением гула клаксонов, сирен и моторов, задыхаясь в бензиновой гари, в толпе, в переходах, пропадая в пасти подземки и выходя на поверхность обглоданным, серым, безликим; в рывке, начинающем новый забег в никуда ниоткуда, в тоске обреченного на вымирание ситиозавра, в безумстве погони за завтра или избегания вчера
вдруг
споткнувшись, матерясь и хрипя, упасть посреди улицы обломком толпы, не чувствуя ног, и увидеть в асфальтовой трещине тихий пробивающийся к небу вьюнок.
Вечер крадется
Вечер крадется черно-бурым лисом, принюхиваясь к тишине, поскуливая от предвкушения добычи. Крадется ко мне - серому мышу предместий большого города, путающему следы в безнадежной попытке скрыться.
Нервно лизнув водЫ из туманного озера, припадает к земле, а глаза - лукавы и пасмурны. И как бы я ни старался спрятать себя - в переулках, в
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (14) »
Последние комментарии
15 часов 44 минут назад
19 часов 58 минут назад
22 часов 16 минут назад
1 день 6 минут назад
1 день 5 часов назад
1 день 5 часов назад