Поток [Ибрагим Аль-Куни] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Ибрагим аль-Куни Поток

1.
Разве случилось бы то, что случилось, не появись Тили[1]?

В пустыне не редкость, когда мужчине не доводится увидеть женщину, особенно такому сироте, каким был он. Он никогда не видел матери, не знал отца. Сначала его воспитывал дядя. Но потом он, выполняя волю пророков, примкнул к племени воинов и отправился на север воевать, оставив мальчика, как и все остальное, на попечение старому негру, которого когда-то взял в плен во время одного из набегов по ту сторону реки[2].

Он часто вспоминал этого маленького доброго старика, его беззубый рот, короткие кудрявые волосы, бороду, которые уже одолела старческая седина и волшебный смех. И всякий раз, когда он вспоминал как старик, откинувшись на спину, смеялся, глядя на его промашки во время уроков охоты, его наполняло бесконечное счастье.

Несколько месяцев спустя пришла весть о трагической гибели дяди. А потом не прошло и года, как удав, обвив тугим кольцом шею доброго старика, когда тот спал в песках Красной Хамады под сенью одинокого лотуса, унес и его жизнь. И хотя жители пустыни знали, что удушение удавом — известное проклятье, преследовавшее весь род старика, ведь все его предки погибали так в густых зарослях за рекой, зловредные старухи винили во всем его, приговаривая: «С тех пор как пустыня стала пустыней, не видала она таких страшных удавов. И эта смерть нашла старика только из-за этого злополучного ребенка».

Правила не позволяли лучшим людям и благодетелям взять его под опеку. И мальчишка, получив стадо, которое он пустил свободно пастись по пустыне, ходил вслед за ним то к вади, то к ущелью, то к равнинам. И было неясно, кто же все-таки кого пасет: он — стадо или оно — его. Первым на это обратил внимание странствующий слепой прорицатель. Он прочитал над ним древние заклинания, повесил ему на шею языческий амулет и сказал, гладя его по голове:

— Доверься стаду, в нем больше милосердия, чем в людях. Да помилует Аллах твоего отца. Иди за ними, не бойся, они знают пустыню лучше тебя, меня и старух.

Сказав это, он сел на свою тощую верблюдицу и снова отправился в путь навстречу своей судьбе.

Мальчишка же впредь стал делать так, как посоветовал ему слепой странник.

И неизвестно, какие опасности вставали бы на пути жителей пустыни, не посылай Аллах к ним мудрых прорицателей.

2.
Талисман хранил его от превратностей судьбы, а овцы вели его по верной дороге.

Но… ни языческий талисман, ни мудрость стада не уберегли его от беды! Тили появилась внезапно весенним вечером, когда он был на дне узкого вади в пустыне южной Хамады. Сцепились два стада, поднялось блеяние козлят, столкнулись лбами самцы, завязался бой за самок.

Они остановились и в недоумении посмотрели друг на друга. От этого непонятного, удивительного запаха, словно запаха цветков ратма[3], у него закружилась голова. Но ратм еще не зацвел в этом году. Откуда взялся этот волшебный аромат?

Несчастный еще не знал, что запах женщины приведет его в западню.

Тили тоже не знала, что в пустыне самец козла и пастух пахнут одинаково.

До того как они соединились, прошли считанные мгновенья.

Они в оцепенении разглядывали друг друга. Не переставая смотреть в её изумленные глаза, он снял одежду, оставив лишь накидку.

Вади наполнился запахом козлов и ароматом цветков ратма.

Он приблизился к ней. Она стояла не двигаясь. У неё были пышные бедра. Её большие, дикие, черные глаза переполняла жажда. Полные губы трепетали.

Он развязал её пояс и освободил пышные груди. Их руки дрожали. Они оба были точно в лихорадке.

Он толкнул её на дно девственного вади, покрытого следами ящериц, змей и жуков. Козы, будто перешептываясь между собой, сомкнули головы. Козлы завершили свою битву. Небо стало прозрачным, и бесконечная пустыня наполнилась молчанием и чистотой.

Её первый исступленный крик расколол сказочную тишину. Затем он повторился еще раз и был подхвачен воем волков где-то вдали. Он, не помня себя, пробормотал приглушенным голосом: «Кричи… Кричи… Кричи…», — и начал кричать вместе с ней, повторяя её стоны.

Это были крики боли, изумления, девственности и наслаждения жаждущей мужчины женственности, которым вторил хрип мужского начала, стремящегося к женщине, лишь однажды запечатленной в книге его судьбы — в день его появления на свет на этой многострадальной земле.

Их сомкнувшиеся тела ползли по дну девственного вади, раздавливая на своем священном пути первые весенние цветы, жуков и муравьев. Ящерицы разбегалась в разные стороны, давая им дорогу. Овцы и козы наблюдали за ними, перешептываясь на непонятном языке, словно благословляя эту встречу.

Гордая пустыня опустилась на колени в этот торжественный момент.

А они продолжали кричать. Их пот, кровь и жизненная влага перемешались у них внутри.

Когда все закончилось, и они лежали