Ричард Блейд, победитель [Джеффри Лорд] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Джеффри Лорд Том 3. Ричард Блейд, победитель (Ричард Блейд — 7, 8, 9)
Дж. Лэрд. «Жемчуг Кархайма» Странствие седьмое (Дж. Лэрд, оригинальный русский текст)
Апрель–май 1971 по времени Земли
Глава 1
Отступив на шаг, Ричард Блейд поднял клинок и отсалютовал противнику. — Еще один раунд, Джо? — он с усмешкой посмотрел на потное лицо О’Флешнагана. Рыжие волосы его партнера выбились из-под шлема и свисали на лоб мокрыми прядками, дыхание было шумным. Тем не менее Блейд считал, что из парня выйдет толк. — Пожалуй, достаточно, Ричард, — несмотря на семилетнюю разницу в возрасте и еще более солидное различие в чинах, они были на «ты». Здесь, на тренировочных полях «Медиевистик Клаб», оба забывали о том, что Ричард Блейд являлся полковником секретной службы, асом британской разведки, а Джордж О’Флешнаган — всего лишь капитаном. Впрочем, числился он в кадрах того же ведомства. — Запомни, парень, — Блейд опустил клинок и положил ладонь на перекрестье рукояти, — эспадон — это не шпага, не сабля и не японская катана. Двуручный рыцарский меч отличается от всех прочих видов холодного оружия одним немаловажным обстоятельством — он тяжел. — Дьявольски тяжел! — подтвердил Джордж, стаскивая шлем и вытирая платком потное лицо. — Это оружие предназначено для того, чтобы дробить стальные панцири, — продолжал Блейд свою лекцию. — Поэтому клинок тяжелый, длинный, обоюдоострый и широкий. Ты должен владеть им в совершенстве, потому что даже таким мечом не всегда удается рассечь кирасу из хорошей стали. Надо попасть в сочленение доспеха — Да. И постараться, чтобы тебя самого не ткнули пониже брюха, — белые зубы Джорджа блеснули в улыбке. — Вот именно. Пониже брюха, в колено или бедро, в шею, плечо или локоть. Получив рану, такой штукой не помашешь, — Блейд хлопнул по навершию рукояти. — И представь еще, что ты бьешься в полном вооружении — кольчуга, кираса, поножи, глухой шлем и так далее, фунтов тридцать железа. Под ногами же — не ровная площадка, а, скажем, горный склон с грудами булыжников… или луг с высокой травой… я уж не говорю про лес. Среди деревьев эспадоном просто не размахнешься, им надо колоть как копьем. — Во имя ран Христовых, Ричард! Ты и в самом деле считаешь, что это искусство может пригодиться на старушке Земле в двадцатом веке? Блейд задумчиво поглядел на своего партнера. — На Земле — нет, Джо. Тут мы должны хорошо стрелять, владеть карате и подсобным оружием вроде дубинки, ножа, сабли, веревки… Но Земля — не единственный мир во Вселенной. — Хм-м… Ты полагаешь, что наши астронавты высадятся где-нибудь у Сириуса в рыцарских доспехах и начнут крошить бедных аборигенов такими вот клинками? — Джордж приподнял свой меч. — Я полагаю, что путешественники в иные миры могут оказаться там без космических кораблей, без скафандров и доспехов. Голыми, Джо, абсолютно голыми! И тогда им придется взять в руки то, что есть у бедных аборигенов… Бластер, меч или кремневый топор. — Почему же не пальмовую ветвь? — Потому что, мой мальчик, беседовать о мире предпочтительнее с мечом в руках. О’Флешнаган ухмыльнулся и вскинул на плечо тяжелый клинок. — Ты говоришь так, словно побывал в этих иных мирах, Ричард. Но вспомни, что сейчас только тысяча девятьсот семьдесят первый год, и примитивные ракеты русских и американцев не в состоянии доставить человека даже на Марс. Мы с вами, сэр, не доживем до эры звездных полетов и никогда не увидим других планет, кроме этой, — он топнул ногой. — Как знать, дружище, как знать… Они медленно двинулись к краю боевой площадки номер пять — одного из десятков превосходно оборудованных ристалищ, на которых члены клуба любителей средневекового боевого искусства могли поразмяться с палицей, секирой, мечом, устроить состязание на длинных или коротких копьях, пострелять из арбалета и лука. У них не было учителей и инструкторов, ибо рыцарские игрища Европы, в отличие от бережно хранимых традиций восточных единоборств, канули в Лету. Однако организаторы «Медиевистик Клаб» отличались редкостным энтузиазмом, и за двадцать лет им удалось возродить многое. Блейд стал членом клуба еще в пятьдесят четвертом, завоевав это почетное право в четырех поединках; и с тех пор он с похвальной методичностью и усердием посещал его залы и боевые площадки. Особенно три последних года, когда начались регулярные путешествия в реальности Измерения Икс, где меч, топор и арбалет были такими же предметами первой необходимости, как носовой платок и бумажник для большинства лондонцев. Джордж расстегнул пропотевшую кожаную куртку, подставив грудь свежему апрельскому ветерку. Сегодня они сражались в легких доспехах — неглубокие стальные шлемы, кожаные кирасы, сапоги, защитные наплечники и пояса, армированные металлом. Однако даже эта амуниция — включая, конечно, мечи из доброго бирмингемского железа — стоила целое состояние. При «Медиевистик Клаб» имелись специальные мастерские, где могли изготовить все, что угодно, вплоть до полных рыцарских доспехов и кольчужной попоны для лошади, но, как считал Блейд, его молодому приятелю было еще рано облачаться в панцирь. Пока что Джордж проходил выучку на кнехта, и рыцарские шпоры светили ему не скоро. — Я слышал, тебе предстоит командировка? — Джо повернул к Блейду голубоглазое, белокожее, усыпанное веснушками лицо. Он не спросил, куда и надолго ли отбывает его старший друг; в спецотделе МИ6А было не принято интересоваться такими подробностями. Его сотрудники знали, что весь отдел работает на некий проект, в коем Ричарду Блейду отводится центральная роль; об остальном ведал только Дж., шеф МИ6А, и в какой-то мере его заместители. — Да, — Блейд кивнул; его регулярные отлучки на два-три месяца не являлись секретом — по крайней мере, среди своих. — Скоро отбываю. На самом деле отбывал он сегодня вечером. В начале года, в январе, он вернулся из своего шестого странствия, с болью в сердце покинув прекрасный мир Катраза. Впрочем, он тосковал по всем реальностям, в которых ему довелось побывать, кроме, быть может, Альбы — воспоминания об этом первом путешествии были смутными. Двух месяцев отдыха оказалось достаточно, чтобы Блейд снова ощутил тягу к скитаниям; правда, на сей раз отпуск прервало событие почти анекдотическое. В марте Лейтон попытался отправить его в некую реальность с высочайшим технологическим уровнем развития, и эта затея с треском провалилась. Тот фантастический прототип, который был избран в качестве условного аналога или эталона искомого мира, не существовал нигде, ни в одной из доступных компьютеру вселенных; Блейд просто уснул под колпаком коммуникатора и совершил весьма захватывающее, но — увы! — абсолютно бесполезное путешествие. Зато в тот раз он превосходно отдохнул. — Желаю доброго пути, — осторожно произнес Джордж, покосившись на Блейда. В профессиональном отношении О’Флешнаган являлся исключительно добросовестным сотрудником и не хотел, чтобы его слова были истолкованы как пустое любопытство. — Не прерывай тренировок, Джо, — Блейд хлопнул парня по плечу. — Запомни: трижды в неделю по четыре часа. — Трижды в неделю! Ричард, у меня же есть работа в отделе! — Повторяю — занимайся. И учти, этот вопрос согласован с самим Дж. — Вот как? — Джордж замер на половине шага и уставился на старшего коллегу. — Значит, мы потеем здесь не только для развлечения? — Не только, — подтвердил Блейд. Проект «Измерение Икс» разрастался, и уже ощущалась необходимость в поиске дублеров для его основного практического исполнителя. Пока что Блейд был единственным и неповторимым, но чем раньше удастся найти еще двух-трех подходящих людей, тем лучше. О’Флешнаган подходил по всем статьям. Крепкий мощный парень, с превосходной реакцией и отличной подготовкой: он имел диплом инженера-радиоэлектроника, окончил разведшколу «Секьюрити Сервис» (ту же самую, в которой Блейд постигал основы шпионской науки в конце пятидесятых) и уже три года весьма плодотворно трудился в МИ6А. Джордж происходил из еврейско-ирландской семьи, и плоды столь необычного брачного союза были, что называется, налицо. Огненно-рыжие буйные кудри, светлые, чуть навыкате, глаза, пухлые губы и странно контрастирующий с ними твердый подбородок. К счастью, он взял самое лучшее от двух ветвей своих предков — ирландскую отвагу и склонность к авантюрным приключениям, иудейскую осторожность и трезвый разум. А также — потрясающую стойкость! Это наследство досталось ему сразу с двух сторон, ибо мало кто на Земле мог конкурировать с евреями и ирландцами по части стойкости. Дж. зачислил О’Флешнагана к себе в отдел в шестьдесят восьмом, незадолго до первого путешествия Блейда в Альбу, и года два присматривался к нему. Затем он деликатно порекомендовал «дорогому Ричарду» поближе сойтись с парнем, а месяцев восемь назад без обиняков приказал Блейду готовить из Джорджа дублера. Молодой капитан начал с интересом осваивать искусство владения экзотическими видами оружия, и дело пошло у него неплохо. По мнению Блейда, он страдал лишь одним недостатком — мягкосердечием. Сей порок не надо было понимать буквально; Джордж О’Флешнаган, сотрудник британской разведки, недрогнувшей рукой изрешетил бы из автомата любую банду террористов или торговцев наркотиками, а также пустил бы на воздух крейсер, нефтяную вышку или жилой дом — что прикажут. Однако автомат и нож — слишком разные виды оружия, и в отношении последнего Джо требовалось довести до кондиции. Короче говоря, Блейд хотел, чтобы его подопечный мог вспороть противнику живот клинком, отсечь голову, отрубить конечности и, при необходимости, содрать шкуру живьем. Увы, все это было необходимым условием выживания в Измерении Икс. — Подбери себе партнера, Джо, — посоветовал он молодому капитану. — Пока меня не будет, тренируйся с Килпатриком или с Сэмом Баксом… Бакс — сильный боец и задаст тебе жару. Зато ты научишься обращаться с топором и палицей. — И тогда ты возьмешь меня с собой? — этому парню нельзя было отказать в сообразительности. — Что мы завоюем, Ричард? Огненную Землю, Андаманские острова или Чукотку? — Все, что попадется под руку, от Ниневии до Тартесса, — ворчливо ответил Блейд. — Только трудиться тебе надо будет самому, без меня. — Но почему же? — Щель, в которую я пролезаю, слишком тесна для двоих. И больше не будем об этом. Вот так-то! Пусть поразмышляет, что это за щель и куда можно через нее попасть! А главное, о том, что дядюшки Ричарда рядом не будет. Блейд взглянул на физиономию Джорджа и усмехнулся: не требовалось особой наблюдательности, чтобы заметить, как еврейско-ирландская фантазия его приятеля заработала на всю катушку. — Сейчас примем душ и слегка перекусим, — сказал он. — Потом я отправлюсь в Лондон, а ты оставайся тут. Найди Элтона Смита… Элтон К. Смит, жилистый такой старикашка… Скажи ему, что я просил научить тебя стрелять из арбалета. Видел когда-нибудь арбалет? — Только в детстве, в игрушечном магазине… Но я научусь, Ричард, я научусь, — и Джордж О’Флешнаган крепко стиснул свои пухлые губы.* * *
Подъезжая к Тауэру, Блейд выбросил из головы и Джорджа, метавшего сейчас стрелы на ристалище «Медиевистик Клаб», и Дж., и спецотдел МИ6А, и Лондон — вкупе с Англией и всем прочим миром. С каждой секундой его все сильнее охватывала предстартовая лихорадка, знакомая смесь жутковатого ожидания и любопытства. Скоро он умрет; погибнет в муках, в корчах боли, раздирающей его душу и плоть. Потом восстанет к новой жизни, в неведомом и удивительном мире. Кем он будет там? Императором? Рабом? Полководцем? Фаворитом прекрасной и жестокой властительницы? Колдуном? Разбойником с большой дороги или пиратом? Его устраивал любой вариант, ибо все они были достаточно экзотическими и необычными, все сулили приключения и встречи. Правда, его седьмую по счету миссию отяготила просьба Лейтона насчет активной поддержки проекта с материальной стороны. Некие высокопоставленные чиновники из окружения премьера решили, что все мероприятия, финансируемые из особого фонда, должны окупать вложения за три года, в противном случае они признаются нерентабельными. Конечно, никто из них не знал правды о проекте «Измерение Икс», да и не слишком-то они интересовались ею; для этой банды ревизоров проект был лишь строчкой в аудиторском отчете. Затрачено столько-то, а получено… Собственно, кое-что уже получено. Из Альбы, Ката и Катраза он привез ерунду, сувениры, о которых даже не стоит упоминать; но Меотида наградила его доспехами из чистого золота! А тарнский мейн и снадобье Аквии, дар снежных равнин Берглиона? К сожалению, химики трудятся над ними уже довольно долго и пока безуспешно… Да, придется поискать в новом мире какие-то ценности, чтобы Лейтон заткнул алчные глотки в казначействе… Что бы их устроило, этих шакалов? Бриллиант величиной с лошадиную голову? Но если и найдется такое сокровище, Блейд не имел никаких гарантий, что сумеет протащить его домой вместе с собственной бренной плотью. Он мог лишь покрепче прижать драгоценную находку к груди, зажмуриться и молить Провидение, чтобы эта штука оказалась на Земле, в подвалах Тауэра, — вот и все. Размышляя на подобные темы, разведчик автоматически миновал лабиринт длинных и запутанных переходов, предъявил пропуск дюжим констеблям, спустился вниз в кабине лифта, предъявил новый пропуск и отпечатки пальцев на посту внутренней охраны, продефилировал мимо морских пехотинцев в коридор, наполненный гулом работающих компьютеров, и попал в объятия его светлости лорда Лейтона. Впрочем, объятия присутствовали лишь в фигуральном смысле; на самом деле Лейтон сухо кивнул и засеменил впереди разведчика своей странной крабьей походкой, приволакивая ноги и засунув ладони в карманы видавшего виды халата. Сегодня, как и в предыдущие дни, он был несколько угрюм и неразговорчив, что Блейд отнес за счет мартовского конфуза с несостоявшимся путешествием в реальность Двух Галактик. Старик, видимо, переживал эту неудачу сильнее, чем пытался показать. Но руки у него не дрожали, когда быстрыми уверенными движениями он наклеивал электроды на обнаженное тело Блейда. Затем широкий раструб коммуникатора пошел вниз, и разведчик очутился в привычной позиции — словно муха под колпаком, восседающая на электрическом стуле и опутанная разноцветными проводами. Только теперь его светлость раскрыл рот. — Все в порядке, Ричард? — соблаговолил осведомиться он. — Абсолютно, сэр. — Самочувствие? — Нормальное, — отрапортовал Блейд, подумав, что этот вопрос стоило бы задать пораньше. — Какие-нибудь просьбы, пожелания? Разведчик хмыкнул. — Приготовьте сейф. Лучше всего — от «Броуди и К», их шкафы не берет даже отбойный молоток. — Сейф? — Лейтон недоуменно приподнял седые брови. — Естественно. Для тех сокровищ, которые я привезу. — Ах, это… — старик пожал плечами. — Говоря по правде, я уж как-нибудь отобьюсь от этой шайки мародеров. Но если вам опять презентуют золотые доспехи, ради Творца, не отказывайтесь. — Я только попрошу, чтобы их украсили брильянтами, — серьезно заметил Блейд и был вознагражден — на лице его светлости мелькнула слабая улыбка. — Если предложат изумруды, соглашайтесь, не капризничайте, мой дорогой… Обмен этими репликами не мог скрыть напряжения, владевшего сейчас ими обоими — и Лейтоном, чья рука уже лежала на красной головке рубильника, и Блейдом, чья бренная плоть должна была в страшных муках перенестись в мир иной. Трудно сказать, кому из них сейчас приходилось тяжелее. — Конечно, если проект начнет приносить какую-то прибыль, это сильно укрепит наши позиции, — продолжал Лейтон, — но вам не стоит из-за этого рисковать. Хотя, с другой стороны… — он задумчиво положил ладонь на пусковой рычаг. — Надо развернуть программу поиска дублеров… открыть отделение в Эдинбурге… все это требует средств, больших средств. — Постараюсь привезти вам что-нибудь легкое, но ценное… Вроде акций инопланетной «Темпико Петролеум». — Боюсь, Ричард, они не произведут фурора на лондонской бирже. Рука его светлости опустилась, и под это напутствие Ричард Блейд отправился в дорогу. Умирая и воскресая вновь, корчась от дикой боли, он двигался туда, где ему предстояло стать императором или рабом, военачальником или магом, возлюбленным королевы или гонимым отовсюду чужаком. Возможно, разбойником с большой дороги или пиратом…Глава 2
Он лежал, скорчившись, на чем-то жестком и твердом, неприятно холодившем бок и бедро. Сознание возвращалось постепенно, словно мигающая лампа яркими вспышками освещала темную кладовую памяти. Вспышка — и он вспомнил, как его зовут. Блейд… Ричард Блейд… Да, кажется, так… Еще вспышка — и перед глазами предстал пульт со множеством огоньков и сухие старческие пальцы на ребристой рукояти рубильника. Лейтон… лорд Лейтон, снова забросивший его к дьяволу на рога… Зачем? Еще одна вспышка — и он вспомнил. Застонав, Блейд перевернулся на спину и, не открывая глаз, попытался расслабиться; адаптация проходила лучше, если полежать спокойно минуту-другую. Его большая ладонь скользнула по бугристой влажной поверхности, на которой он лежал. Земля? Плотно утоптанная холодная земля? Упираясь локтями, он приподнялся и открыл глаза. Нет, не земля — глиняный пол, темный, сырой и запорошенный какой-то пылью. Углем? Теперь он услышал слабый гул и потрескивание и, сообразив, что находится под крышей, скосил глаза направо. Слабый огонь пылал в кузнечном горне, рядом валялись наковальня и большая бочка, из которой вытекла вода, — пол был мокрым, и это создавало ощущение холода. Слева тянулся верстак с разбросанным инструментом, клещами, пилками, подковами, железными прутами. Он — в кузнице? Что-то было во всем этом неправильное, неверное… Он — в кузнице! Значит, в поселке, в городе! Среди людей! Нагой и беспомощный! Бели сейчас появится хозяин, один взмах молота и… Эта мысль заставила Блейда подняться на колени Мгновение он простоял так, опустив голову и упираясь кулаками в пол, чувствуя, как стихает жуткая боль в голове и прибывают силы; потом, резко оттолкнувшись, поднялся. Его еще покачивало, но, словно боевая машина, выдержавшая внезапный страшный удар, он был уже готов к схватке. Готов защищать свою жизнь, сражаться или бежать, убивать или прятаться. Он настороженно уставился на светлый прямоугольник двери, ожидая, что сейчас появятся люди. Но никто не вошел — только за порогом валялась на черной, засыпанной углем земле пара сапог. Отметив сей факт, разведчик перевел дух и огляделся. Да, кузня определенно выглядела странной — даже в бреду пробуждения он заметил это! Тяжелая наковальня перевернута, и бочка — тоже, инструменты и материал в беспорядке, огонь в горне гаснет, меха распороты — похоже, молодецким ударом сабли… Разгром! Кто-то здесь изрядно повеселился… Сделав несколько глубоких вздохов и пару раз присев, Блейд решил, что пришел в норму. Не трогаясь с места, он протянул руку к верстаку и, стараясь ненароком не грохнуть железом, выбрал прут потяжелее. Затем прокрался вдоль стены к дверям и осторожно выглянул наружу. Он увидел то, что ожидал. Стоптанные сапоги были напялены на ноги, их обладатель, кряжистый невысокий мужчина в полотняных штанах и кожаном фартуке до колен, лежал на земле — абсолютно мертвый. Не выходя из кузницы, Блейд снова присел и вытянул голову, разглядывая кровавое пятно на груди мастера. Интересная рана… Не удар меча или копья, и на стрелу тоже не похоже… Пуля, внезапно понял он; огромная пуля, разворотившая всю грудину! Такими стреляли из кремневых мушкетов… Осмелев, Блейд шагнул на безлюдную улицу и потянул носом воздух. Пахло дымом, морем, зеленью; но еще тянуло чем-то знакомым, запахом, который он не раз уже ощущал. Пороховой гарью! Значит, здесь, как везде… Воюют! Что ж, любимое развлечение рода человеческого — и на Земле, и в иных мирах! Он повернулся к кузнецу и некоторое время задумчиво изучал труп; сапоги и штаны были ему явно маловаты. Наконец Блейд снял с мертвого мастера окровавленный фартук, повязал на чреслах и заткнул прут под завязку. Потом он вынул из руки кузнеца рукоять тяжелого молота. Итак, его приобщение к местной цивилизации началось, он был теперь одет и вооружен. Разведчик огляделся: вокруг по-прежнему никого. Узкая улочка — скорее, проулок — напоминала щель между низкими, не выше двух этажей, стенами домов. От грубо обтесанных каменных глыб веяло холодом и сыростью, немногочисленные окна, зиявшие в толстой каменной кладке, наводили на мысль о крепости. Вероятно, неожиданные атаки на городок были делом обыкновенным, и местная архитектура соответствовала ситуации. На минуту Блейд замер, напрягая слух и обоняние (зрение в столь ограниченном пространстве казалось практически бесполезным), и попытался определить, в какой части этого лабиринта разворачивается схватка. Звуки редких выстрелов разносились над домишками, плутали в узких кривых переулках, многократно отражались от невысоких стен; ему так и не удалось понять, где рявкают мушкеты. Наконец он двинулся вдоль улицы направо, положившись на чутье. Городок был невелик, так что рано или поздно ему придется встретиться и с грабителями, и с жертвами грабежа. Бесшумно пробираясь вперед, он перебирал в голове сведения о той эпохе, когда в ходу были мушкеты, а центр промышленности представлял собой пропахшую дымом кузню. На сей счет Блейд не мог похвастать подробной информацией; скажем, о рыцарских временах ему было известно гораздо больше, ибо холодное оружие и все, что связано с ним, являлось давним его увлечением. Он не сомневался, что находится где-то на побережье — слабый ветер доносил запах водорослей и тот йодистый терпкий аромат, который служил безошибочным признаком моря. Добравшись до угла, Блейд прижался к каменной стене и осторожно выглянул. В поперечной улице сгрудилась дюжина крепких коренастых мужчин, облаченных в свободные штаны до колен, высокие сапоги, похожие на колеты безрукавки и шлемы; вся эта амуниция была пошита из плотной, грубо обработанной кожи. Люди несли оружие — мушкеты, как он и ожидал; на боку у каждого болталась кривая сабля. Он замер на месте с твердым намерением выяснить; что же происходит — прежде чем ввязываться в драку. Впрочем, драки явно не избежать, подумалось ему; он был чужим и для жителей разграбленного поселения, и для напавшего на них отряда, а в этом мире подозрительных чужаков, скорее всего, не жаловали. Приникнув к стене, он глядел, как облаченные в кожу люди вышибли дверь дома попригляднее, отшвырнули в сторону хозяина и деловито принялись вытаскивать плотно набитые мешки; за ними последовали бочки — несомненно, винные. Хозяин не сопротивлялся; как человек благоразумный, он не спешил последовать за кузнецом, у которого Блейд позаимствовал фартук и молот. Разведчик продолжал наблюдать за шайкой, работавшей умело и сноровисто. В том, как действовали эти люди, ощущался явный профессионализм и долгая практика, а их уверенные движения и чуть раскачивающаяся походка говорили о хорошем знакомстве с корабельной палубой. Пираты, решил Блейд. И озабочены они, вероятно, не поисками сокровищ — что можно взять в небольшом городишке, кроме пары стоптанных сапог? Значит, запасают провиант. А местные обыватели, за исключением отдельных несговорчивых личностей, предпочитают отдать зерно и спиртное, сохранив свои шкуры. На миг Блейду почудилось, что он попал во французский городок трехвековой давности, где его лихие соотечественники экипируют судно перед плаванием за океан, к золотоносным приискам Мексики и Перу. Но в те времена во Франции была отличная береговая охрана… Не скачут ли уже сюда королевские конники, которые перебьют всех, не отличая правого от виноватого? Он понимал, что его предположение насчет пиратов требует проверки, но интуитивно чувствовал, что не ошибается. Оставалось решить, какую дорогу предпочесть ему в этом мире, сухопутную или морскую, и почти мгновенно Блейд сделал выбор: он примкнет к команде корабля и выберется из захолустья, куда его закинули судьба и старания лорда Лейтона. Однако первая встреча с шайкой морских удальцов требовала некоторой подготовки. Он осмотрел свое вооружение, потом подался назад и свернул в другой узкий проход между домами. План его заключался в том, чтобы отыскать сравнительно немногочисленную группу бандитов и позаимствовать у них более подходящие к случаю одежду и снаряжение. Свернув очередной раз за угол, он столкнулся почти нос к носу с троицей головорезов, беспечно шествовавших посреди улицы. Данная магистраль выглядела понарядней и пошире, чем остальные закоулки, и краем глаза Блейд заметил, что этот короткий и на удивление прямой тракт выходит к небольшому форту. Ворота его оказались распахнутыми настежь, пяток небольших медных пушек валялся в грязи, и никаких следов защитников не наблюдалось. Похоже, здесь не слишком много желающих сражаться за свою честь и добро, промелькнуло в голове Блейда; видно, покойный кузнец был редким исключением. На более длительные раздумья времени у него не оставалось — его уже заметили. Разведчик ринулся вперед. На его стороне было преимущество внезапности: он знал, чего можно ждать от этих парней, они же видели перед собой полуголого оборванца, перемазанного в грязи и вряд ли представлявшего опасность для трех хорошо вооруженных людей. Мощным ударом молота Блейд вывел из строя ближайшего пирата и, пригнувшись, отпрыгнул в сторону, когда тяжелый ствол мушкета дернулся к его груди. Не дожидаясь, пока владелец этой смертоносной базуки успеет прицелиться заново, он резко взмахнул прутом и вышиб оружие, заодно отбив бандиту пальцы. Тот взвыл от боли и попытался выхватить саблю, но прут, направляемый уверенной рукой Блейда, вторым ударом раскроил ему череп. Теперь разведчик остался один на один с самым рослым и крепким из троицы — по-видимому, сержантом; этот тип держался чуть сзади приятелей, Шириной плеч пират почти не уступал Блейду; пожалуй, он был пониже на пару дюймов, зато весил явно больше своего противника. Внезапная гибель товарищей, судя по свирепому блеску глаз и сдержанному рычанию, не так ошеломила его, сколько привела в ярость. В руке головореза сверкнула сабля, но он не торопился нападать, видимо, оценив силу удара и ловкость, с которой противник владел своим немудрящим оружием. Чуть пригнувшись, двое мужчин несколько секунд изучали друг прута; внезапно бандит прыгнул на Блейда, взмахнув кривым клинком. Удар был силен. Разведчик чудом успел отбить его, инстинктивно выбросив руку с прутом наперерез смертоносной стали. Отразив еще несколько молниеносных выпадов, он понял, что может лишь обороняться. Не было надежды, что удастся быстро измотать врага, чье оружие намного превосходило мирный кузнечный инструмент. Тяжелый молот, который разведчик по-прежнему сжимал в правом кулаке (к счастью, он одинаково хорошо фехтовал обеими руками), даже затруднял бой, и Блейд чувствовал, что ему все труднее двигаться в стремительном темпе, навязанном противником. Отступив на несколько шагов, он сделал обманный финт левой, действуя прутом на манер шпаги. Пират опять ринулся вперед, пытаясь достать увертливого оборванца клинком, но это был непродуманный шаг. На его голову тут же обрушился кузнечный молот, и бандит, покачнувшись и выпучив стекленеющие глаза, рухнул на булыжную мостовую. Блейд перевел дыхание и огляделся. Вокруг было тихо, над городком быстро сгущались сумерки. Не теряя времени, он содрал со своей жертвы все одеяние: колет пришелся впору, штаны оказались несколько просторны в поясе, но это разведчика не смутило. Стянув с головы пирата шлем — кожаный колпак на металлическом ободе, — он обнаружил, что у покойного сержанта была густая светлая шевелюра. Два других бандита тоже были светловолосыми, и Блейд решил, что шлем придется ему весьма кстати. Нахлобучив его на голову, натянув штаны, сапоги и безрукавку, он уже в полной темноте двинулся к берегу. Ему удалось без труда отыскать корабль, возле которого, несмотря на поздний час, кипела бурная деятельность: команда перетаскивала добычу на борт великолепного трехмачтового парусника, уже заваленного от бака до юта бочками, мешками, корзинами, тюками и ящиками. Носовая и кормовая части судна были сильно приподняты, благодаря чему оно походило на испанский галион времен Великой Армады; форштевень украшала резная фигура раскинувшей крылья птицы, в которой Блейд с удивлением опознал жаворонка. Что ж, неплохо, решил он, взгромоздив на плечи огромную бочку из груды, сваленной на пристани; посмотрим, что эта пташка запоет завтра утром. Затем он уверенным шагом направился к сходням, пристроившись к цепочке людей, нагруженных мешками, тюками и бочонками самых разнообразных форм и размеров. Работа близилась к концу. Не желая рисковать, разведчик пробрался на бак, выбрал местечко потемнее и приник к палубе. Он не спешил афишировать свое присутствие, ибо чувствовал, что зайцев тут жалуют не больше, чем в экспрессах Лондон-Эдинбург. Но если в цивилизованном Соединенном Королевстве нелегальный пассажир мог попасть всего лишь в полицейский участок, то здесь рисковал очутиться на рее; вот почему Блейд намеревался хранить инкогнито, пока это возможно. Беспорядочно наваленные тюки могли послужить неплохим укрытием, а излишней бдительности пираты не проявляли. Не менее двух сотен человек расположились на палубе, озаренной светом дюжины фонарей, когда галион вышел из гавани. Вскоре у бочек затрещали днища и началось бурное веселье — вкупе с дегустацией награбленного провианта. Через десять минут вино уже лилось рекой, и с каждой струйкой этого пенного потока настроение бандитов, довольных удачной вылазкой, становилось все более приподнятым. Голоса звучали громче и развязней; пару раз вспыхнули мелкие перебранки, но, как отметил Блейд, притаившийся за грудой мешков, дело обошлось несколькими зуботычинами — разве что одного особенно задиристого вояку едва не выкинули за борт. Немного погодя все стихло; лишь могучий храп разносился над палубой, заваленной бесчувственными телами, да на юте маячили фигуры рулевых. Теперь Блейд уже не сомневался, что находится на пиратском корабле — таком же, какие бороздили волы Атлантики, Карибского моря и Мексиканского залива в славном и бурном семнадцатом веке Земли. Обождав для верности еще с полчаса, он выскользнул из своего убежища; следовало позаботиться об ужине. Даваясь бесшумно, словно ночная тень, разведчик начал обшаривать корзину за корзиной и принюхиваться к раскупоренным бочонкам. Наконец он нашел вполне приличный кусок мяса и дополнил трапезу пивом, оказавшимся неожиданно крепким и приятным на вкус. Решив, что все идет нормально, Блейд вернулся в укрытие за грудой мешков и позволил себе вздремнуть до рассвета. Он знал, что может завтра очутиться на рее — если не с первым, так со вторым солнечным лучом, однако инстинкт подсказывал ему, что все обойдется. Ричард Блейд доверял своим предчувствиям, поэтому заснул спокойно. Погружаясь в теплые объятия дремоты, он думал о том, что если переживет завтрашний день, на этом судне скорее всего появится новый капитан.* * *
Он проснулся ранним утром, когда на корабле еще царила мертвая тишина, нарушаемая лишь плеском волн о высокие борта и чуть слышным скрипом снастей. Ночью Блейд довольно сильно продрог, но благоразумно решил потерпеть еще немного, не выдавая себя ни вздохом, ни движением. День обещал тепло и ясную погоду, ласковые лучи солнца, чей яркий ободок только-только выступил над зеленоватыми водами, вскоре должны были согреть странника. Ожидая, пока проснутся хозяева, Блейд припомнил, что вчера во время попойки ему не удалось разглядеть на палубе ни одного человека, который напоминал бы офицера или вообще начальство, лишь у руля маячил кто-то в блестящем бронзовом шлеме. Скорее всего, подумал он, предводители отмечали удачный набег в кают-компании, судя по размерам кормовой надстройки, она была довольно просторной. Решив с пользой провести рассветный час, разведчик осторожно повернулся на бок и приподнял голову, пытаясь оценить вооружение корабля. Он насчитал не меньше двух дюжин медных пушек различных калибров, около каждой громоздилась внушительная куча чугунных ядер размером от небольшого яблока до крупного грейпфрута. Прикинув, что эти легкие палубные орудия составляют около четверти всего арсенала галиона, Блейд сообразил, по чему жители городка практически не сопротивлялись грабителям. С их точки зрения — причем совершенно правильной, — сопротивление было бессмысленным, оно привело бы только к напрасным жертвам, никак не изменив финала. Он вздохнул, собираясь устроиться поудобнее, но тут на палубе, сразу в нескольких местах, раздались страдальческие стоны, шорохи и вялые проклятия. Секундой позже ему стало ясно, чем вызвано подобное оживление: на юте выросла высокая тонкая фигура и над кораблем разнесся приказ: — Встать! Пошевеливайтесь, пьянчуги! Не то, клянусь рифами Ховестара, каждый пятый проедется под килем! Блейд не сразу уловил, что так поразило его в словах офицера — вероятно, даже капитана этой посудины, — сказанных властным, спокойным и уверенным тоном. Внезапно он догадался, что слышит голос женщины, чуть хрипловатый со сна, но звонкий и молодой. Разведчик приподнял бровь и едва слышно хмыкнул. Женщина — предводитель шайки пиратов? Впрочем, такое бывало и на Земле, даже в двадцатом веке! Достаточно вспомнить его подружку из Сингапура, Мари Вонг, наследницу папаши Вонга. Ладно, решил разведчик, если эта девица не только молода, но и обладает пристойной внешностью, он утвердит ее в ранге первого помощника. Он встал, понимая, что прятаться дальше небезопасно, и, полагаясь на везение и одежду, делавшую его неотличимым от прочей команды, шагнул к фальшборту. Народ понемногу зашевелился, люди поднимались, скапливаясь в центре палубы, у грот-мачты, Блейд последовал общему примеру. Неторопливо оглядевшись, он протер кулаком глаза, входя в образ, потянулся, выгибая уставшую от неудобной позы спину, и двинулся с бака, где провел ночь, к мачте. Он не спешил, лезть в первые ряды в его расчеты не входило. Ему удалось, не привлекая внимания, расположиться почти напротив молодой женщины, она уже спустилась на палубу с высокой кормовой надстройки. Стройная, с гибкой и сильной талией, девушка вполне заслуживала одобрения — пожалуй, даже восхищения такого знатока, каким числил себя Ричард Блейд. Он внимательно осмотрел ее снизу вверх, начиная с длинных стройных ног, облаченных в такие же штаны, как у прочих вольных мореходов, его взгляд скользнул по округлым бедрам и задержался на полной груди, не стесненной никакими тряпками и прикрытой лишь густыми волнами блестящих черных волос. Предводительница шайки изящным движением крепкой руки откинула со лба мешавшую прядь; ее огромные черные глаза чуть отстранение рассматривали не вполне проспавшихся матросов. Когда все, кто сумел продрать глаза, столпились перед хозяйкой, она немного повернула голову, небрежно кивнув стоявшему позади рослому мрачному мужчине; его уверенная осанка выдавала одного из офицеров. — Перекличка, Ратаг. Упомянутый Ратаг (тоже блондин, хмыкнул про себя Блейд; он уже отметил, что те, на ком не было шлемов, оказались как на подбор одной масти) выступил вперед, нахмурился и стал выкликать подчиненных по именам. Те отзывались, с большей или меньшей долей энтузиазма. Десантный отряд явно не понес потерь, и все шло без запинки, пока дело не коснулось троицы, пострадавшей от рук Блейда. — Хардин! — В ответ — ни звука. — Хардин?! — более грозно. — Меч и порох! Где тебя черти носят? — Гм-м… — протянул некто с всклокоченной светлой шевелюрой, с трудом держащийся на ногах. — Только что он вроде был здесь… — Клянусь Святым Кругом, он дрыхнет в трюме! — отозвался другой, более бодрый голос. — Вместе с напарниками! — Что-то я не видел ночью ни его, ни Крейса с Гулленом, — послышался полный сомнения голос с другого борта. — Да вот же он, рыбья требуха! — радостно воскликнул матрос, стоявший за спиной Блейда, и ткнул его кулаком в бок. — Чего не отзываешься, приятель? — Он попытался заглянуть мнимому Хардину в лицо, тихо охнул, потряс головой и внезапно завизжал: — Парни, это не он! Миг, и Блейд был окружен плотным кольцом клинков, а обнаруживший подмену разбойник изловчился и сорвал с головы разведчика кожаный шлем. Теперь каждый, кто не ослеп окончательно, мог видеть темные волосы чужака — и заодно его небритую физиономию, напоминавшую покойного Хардина разве что упрямо выпяченным подбородком. Разведчик с деланным равнодушием кивнул головой и сообщил: — Верно, не он. Я! — Это что еще за сухопутная крыса? — фыркнул Ратаг, помощник капитана, придвинувшись к пришельцу и разглядывая его холодными серыми глазами. Блейд знал, что в его положении спорить бесполезно, но изображать кроткую овечку отнюдь не собирался. Он должен добиться если не симпатий, то уважения экипажа, и в первую очередь — его очаровательной предводительницы; та по-прежнему стояла рядом с мачтой, в упор разглядывая незнакомца. Блейд, смело встретив ее взгляд, усмехнулся и произнес: — Я волк, а не крыса, и Хардин в этом уже убедился. Хотя, надо заметить, мне пришлось с ним повозиться. Он оказался на редкость упрямым типом… никак не желал расстаться с мушкетом и одежонкой, а они мне были нужны позарез. Толпа возмущенно загудела; Ратаг замер, совершенно ошеломленный столь наглым заявлением. Кольцо пиратов стало потихоньку сжиматься, несколько клинков коснулись тела разведчика, и он ощутил смертоносный холод стали. Затем раздались возгласы: — Вздернуть! На нок-рею его! — Протащить под килем! — Порвать глотку! Пусть Хардин порадуется! — Во имя демонов моря! Перебить ему хребет! Внезапно девушка подняла руку: — Молчать! Всем на место! Я сама разберусь с ним. — Она повернулась к Блейду: — Как ты очутился в Сьорде? Ты не похож на ритолийца… да и что делать воину в этом паршивом городишке? — Ты права, госпожа, — Блейд слегка поклонился. — Я моряк, и плавал на разных кораблях, хотя столь великолепного галиона, как твой, мне видеть не доводилось, — он полагал, что лесть в данном случае окажется не лишней. — Шторм разбил мое судно неподалеку от этого городка… Погибли все, и лишь я с трудом добрался до берега. — Почти не задумываясь, он повторял легенду, не раз испытанную в мирах и странах, имевших хотя бы отдаленное отношение к морю и кораблям. — Значит, ты добрался до берега и прирезал Хардина? — девушка недоверчиво подняла бровь. — А Крейс с Гулленом что же? Стояли и смотрели? — она умолкла, пристально разглядывая могучие рельефные мышцы почтительно замершего перед ней великана. — Увы, госпожа, — вздохнул Блейд, слегка пожимая плечами, — Крейс с Гулленом уже ничего не могли увидеть… — Ты прикончил всех троих? Разведчик кивнул головой и, поколебавшись, добавил: — Мне действительно была нужна одежда, да и сабля с мушкетом. А парни попались такие несговорчивые, госпожа… — Ты можешь называть меня Айола, — перебила его хозяйка галиона. Черные глаза девушки блеснули; казалось, она еще не вполне отдает себе отчет, чем привлек ее этот самоуверенный тип, лишивший экипаж одного из лучших бойцов, мастера рукопашного боя. Но чем-то он был похож на нее — то ли темной шевелюрой, которую ласково шевелил свежий ветер, то ли смугловатой кожей и сильным выразительным лицом, от которого веяло хладнокровием и отвагой. Айола первая отвела взгляд, тряхнула длинными волосами и с удивлением обнаружила, что ее весьма влечет к этому незнакомцу. — Тебя зовут… — Блейд, госпожа, — разведчик счел за благо придерживаться этикета. — Блейд… — задумчиво повторила она, потом вскинула на чужака огромные антрацитовые глаза, спокойные и ясные. — Айола — имя, которое дал мне отец. Мои же люди чаще зовут меня Черной Сестрой… — она словно размышляла вслух. — А ты — ты будешь просто Черным. Согласен? Блейд молча поклонился. — Это — «Жаворонок», мой корабль, — Айола повела рукой, словно обнимая судно от носа до кормы, — лучший из галионов Ховестара, клянусь Святым Кругом! Большая честь присоединиться к нам… — она выдержала паузу, и Блейд снова кивнул, уставившись на хозяйку преданным взглядом. — Мы принимаем тебя в команду, Черный, — девушка чуть усмехнулась, посмотрев на недовольную физиономию своего помощника. — Принимаем, ведь верно, Ратаг? Жаль, если столь ценное имущество будет без толку болтаться на рее… Их было трое, Черный? А ты даже не имел ножа? — Именно так, — подтвердил Блейд, не моргнув глазом; он не собирался вдаваться в подробности насчет молота и железного прута. Он был доволен, очень доволен. Отчасти этот корабль напоминал китобойное судно хадров, на котором ему пришлось изрядно постранствовать в океанах Катраза, но здесь имелись и кое-какие отличия. Во-первых, его окружали люди, а не волосатые четырехрукие существа, которых лишь с большой натяжкой можно было отнести к гуманоидам. Во-вторых, среди этих людей находилась женщина — очаровательная девушка, хотя и несколько суровая на вид. И, наконец, он не страдал сейчас тем комплексом миролюбия, который подцепил во время своего предыдущего путешествия; среди этой разбойной шайки он чувствовал себя столь же уверенно, как в кабинете Дж. Дальнейшая стратегия, а также цели и задачи были достаточно ясны. Ему предстояло завоевать женщину, которая властвовала здесь, и, пользуясь так кстати подвернувшимися возможностями, попытаться отыскать в неизвестной пока реальности сокровища или знания, которые могли бы окупить проект «Измерение Икс». Насчет знаний, коими мог одарить Соединенное Королевство этот примитивный мир, Блейд сильно сомневался, но сокровища пришлись бы весьма кстати — ведь из Катраза он доставил лишь женский шарфик, память о бедняжке Эдаре… Вздохнув, разведчик окинул взглядом черноволосую красавицу. Кажется, его седьмой вояж обещал быть не слишком сложным и даже приятным. Айола уже распоряжалась вовсю, подыскивая новобранцу подходящую должность. Ратаг попытался было возразить, но девушка оборвала его так резко, что онлишь пробормотал сквозь зубы: — Слушаюсь, Черная Сестра, — и повел Блейда на нижнюю палубу, к одной из двух самых больших носовых пушек. Ее неторопливо, по-хозяйски внимательно осматривал крепкий и рослый мужчина, который коротко кивнул подошедшему офицеру и вопросительно взглянул на Блейда. — Он пойдет к тебе, — хмуро ответил на безмолвный вопрос Ратаг. — Зовут его Черный. Посмотрим, на что он сгодится… — и первый помощник отошел. Похоже, его мучили предчувствия, что он скоро окажется на заднем плане из-за этого черноволосого великана, столь внезапно появившегося неведомо откуда. Рослый канонир проводил начальника долгим внимательным взглядом, потом повернулся к Блейду и деловито представился: — Паллон, пушкарь, — и помедлив, добавил: — Хардин был моим приятелем. — Пусть демоны моря упокоят его душу, — отозвался Блейд в полном соответствии с местными традициями. — Клянусь Святым Кругом, он был хорошим бойцом! Паллон кивнул; видимо, инцидент был исчерпан. Блейду с первого взгляда понравился этот немногословный человек. Его ремесло было едва ли не самым трудным на корабле — зачастую от искусства канонира зависел исход сражения. Какими-либо устройствами для наводки орудий. Паллон не располагал; их заменяли лишь точный глазомер да уверенная рука. Не тратя лишних слов, пират спокойно произнес: — Ну, помоги-ка мне откатить вон ту пушечку, — он кивнул на орудие примерно десятидюймового калибра, возле которого остановился разведчик. Вероятно, канонир предполагал взяться за дело сообща, но не успел он тронуться с места, как его новый помощник склонился над массивной станиной, уперся покрепче ногами в палубу, примерился и толкнул. Тяжеленная пушка, которую обычно ворочали двое-трое здоровых парней, отъехала на ярд. Паллон одобрительно взглянул на могучие плечи Черного, и тот понял, что теперь в команде у него есть верный союзник. Это было весьма кстати, поскольку, как обычно, Блейд нуждался в информации. Ему хотелось разузнать как можно больше об этом новом мире до той поры, как хозяйка «Жаворонка» пригласит его в свою каюту. В том, что сегодня ночью ему предстоит свидание, Ричард Блейд не сомневался. Разглядывая со всех сторон литые медные орудия, искусство стрельбы из которых лишь непосвященному могло показаться примитивным, он выяснил между делом, что корабль и в самом деле принадлежит Айоле, которая унаследовала его от отца вместе со всей командой — или турмом, как именовалась эта пиратская дружина. Покойный Айлат прославился на морских путях этого мира своей жестокостью, выделявшей его среди прочих достойных вожаков ховестаров, отнюдь не отличавшихся мягкостью характера. Дочь, как уловил Блейд из скупых разъяснений канонира, обладала нравом вспыльчивым и крутым, но разбойничья удача была к ней благосклонна. Любой из пиратов — а почти все они ходили на «Жаворонке» еще с первым его капитаном — готов был не задумываясь умереть за свою хозяйку, державшую в руках шайку отъявленных головорезов не хуже иного мужчины. Все были единодушны в том, что Черная Сестра — капитан жесткий, властный, но справедливый. По крови она являлась ховестаркой лишь наполовину, ибо старый Айлат прижил ее от какой-то знатной ритолийской пленницы. Эта молодая дама не дождалась выкупа — а может, родня и не жаждала выкупать обесчещенную девушку; произведя Айолу на свет, она скончалась от родовой горячки. От матери хозяйка «Жаворонка» унаследовала пышные черные локоны и жгучие очи цвета беззвездного ночного неба — чрезвычайная редкость среди светловолосых и сероглазых уроженцев Ховестара. Все это Паллон выложил десятком-другим фраз, но о том, куда направляется сейчас «Жаворонок», он распространяться не захотел, попросту проигнорировав вопрос Блейда. Разведчик не настаивал, решив, что со временем все выяснится само собой. В этих разговорах да в изучении пушечного дела незаметно прошел день. Ховестары занимались кто чем: отсыпались, играли в кости, допивали то, что не влезло в корабельные трюмы, и просто бездельничали. Очевидно, столь многочисленная команда требовалась для набегов, на судне же трем сотням человек делать было нечего. Едва стемнело, за спиной Блейда возник не показывавшийся весь день Ратаг, недовольная гримаса на лице которого словно бы застыла с самого утра. Не глядя по сторонам, первый помощник буркнул: — Тебя ждет Айола. Блейд, бросив последний взгляд на тщательно надраенные им пушки, кивнул и отметил про себя, что помощник назвал Черную Сестру по имени. Вытерев руки, он последовал за угрюмым ховестаром; тот, выполняя явно неприятное для него поручение, круто развернулся и направился на корму, не заботясь о том, идет ли следом новый член экипажа. Дойдя до капитанской каюты, Ратаг процедил сквозь зубы: — Тебе сюда. Блейд помедлил секунду, потом вздохнул и решительно толкнул дверь. Капитанская каюта на «Жаворонке» оказалась не слишком просторной; в ней помещались лишь шкафчик, небрежно застланная серо-голубым шелковым покрывалом койка и маленький стол, заваленный разными побрякушками, каких найдется сколько угодно у любой женщины. Блейд отметил все это чисто автоматически; почти сразу все его внимание поглотила еще одна деталь обстановки — довольно большое зеркало. «Странный предмет на пиратском судне, — подумал он. — Впрочем, женщины всюду одинаковы», — философски заключил разведчик; на его опыт в этом смысле можно было положиться. Затем он перенес внимание на прелестную хозяйку каюты. Айола сидела перед зеркалом, вполоборота к двери, в своем небрежном утреннем туалете и, казалось, не замечала восторженных взглядов нового помощника канонира. Она занималась весьма ответственным делом — расчесывала изящным костяным гребнем свои густые пряди, свисавшие почти до пола. Наконец, видимо, решив, что посвятила достаточно времени столь важному занятию, девушка легко поднялась и встряхнула головкой, заставив иссиня-черные локоны струиться по груди и плечам; ее шелковистые волосы словно ласкали высокую обнаженную шею. Она отлично видела, как застыл в восхищении Блейд, и сама, по-прежнему глядя в зеркало, с интересом рассматривала его могучую мускулистую фигуру. Внешне ее глаза казались абсолютно спокойными, разве что чуть затуманились и стали словно бы мягче. Уловив эти признаки, Ричард Блейд сообразил, что его просто дразнят, и принял нарочито безразличный вид; впрочем, не все части тела были ему покорны. Айола не отрывала взгляда от зеркала, внимательно изучая свое новое приобретение. Широкие плечи, сильные руки воина, мощный торс… Затем взгляд молодой пиратки скользнул вниз, и ее зрачки на миг расширились. Грубая материя штанов натянулась, сопротивляясь восставшей плоти Блейда, но ее размеры и мощь ясно угадывались под тканью. Вероятно, эта демонстрация вполне удовлетворила Черную Сестру. Гость не торопил хозяйку; он знал, что нравится женщинам и что здесь, на пиратском корабле — как и в лесных дебрях, королевском дворце и в палатке войскового лагеря, — его редкостное мужское обаяние оценят по достоинству. Предводительница ховестаров смотрела на него столь откровенно, с такой детской беззастенчивостью, что ее взгляд возбуждал не хуже самых нежных ласк. Наконец разведчик шагнул к девушке и, оказавшись позади, коснулся большими ладонями плеч Айолы. Оттуда руки его соскользнули ниже, задержались на напрягшихся темно-коричневых сосках, погладили учащенно вздымавшиеся груди. Теперь Блейд смотрел в зеркало так же пристально, как и она; его пальцы мягкими уверенными движениями развязывали поясок Айолы. Девушка чуть выгнулась, слегка шевельнув бедрами, и осторожно, ни на миг не отрываясь от его груди, отбросила одежду босой ногой. Ладони Блейда продолжили свое путешествие по бархатистой коже упругого, без единой складки, живота, взрыхлили треугольник черных волос… Он чуть подался вперед и почувствовал, как черноволосая красавица приникла к нему всем телом, откинув головку на плечо и полузакрыв глаза. Блейд уже не мог сдерживаться. Одним легким движением он не то перенес, не то швырнул девушку на прохладный шелк покрывала и опустился на нее. Айола глухо застонала, когда плоть соприкоснулась с плотью; обхватив его спину длинными сильными ногами, она приподняла бедра, словно приглашая его войти еще глубже. Они начали медленно и согласованно двигаться; эту женщину Блейду учить не приходилось — как и ей его. Словно два охваченных страстью зверя, они сразу нашли должный ритм, слились в единое целое, воспринимая желания друг друга не разумом, но инстинктом. Движения их все убыстрялись, и наконец Блейд ощутил, как тело девушки напряглось в преддверии экстаза; затем раздался короткий низкий вскрик. В следующий миг судорога кульминации сотрясла и его плоть, щедро оросившую лоно Айолы. Почувствовав, как расслабились мышцы его возлюбленной, Блейд, не размыкая объятий, скатился на бок. С минуту оба лежали, прижавшись друг к другу и тяжело дыша; затем он приподнялся и посмотрел на девушку. Взгляд бездонных зрачков предводительницы ховестаров был устремлен куда-то вверх, на губах играла счастливая улыбка. И хотя они не обменялись ни словом за время свидания, Блейд понял, что его карьера на «Жаворонке» началась успешно.Глава 3
«Жаворонок» шел на запад. Вставали над морем рассветы и гасли закаты; серебрился, играл зеленым и синим под яркими полуденными лучами океан; устойчивый бриз, раздувая белоснежные паруса, тянул галион в западные пределы. Теперь Блейд знал, что они плывут по огромному морю, почти океану, замкнутому в кольцо суши, подобному атоллу невероятных размеров. Море называлось Акрод, что значило — Океан Среди Земель; охватывающий его материк, похоже, не имел названия, и о нем говорили просто — Земли. Иногда для определенности добавляли: южные Земли или северные, западные или восточные. Сьорд, приморский городок, разграбленный турмом Айолы, лежал на севере, на побережье могущественного королевства Ритола; впрочем, мощь и сила ритолийцев мало беспокоила команду «Жаворонка» — на море эти люди чувствовали себя господами. За кругом Земель раскинулся внешний океан, Дастар, Сверкающее Кольцо. Он был связан с Акродом дюжиной проливов и узких длинных морей, рассекавших континент, и страны, державшие в руках ключи к этим проходам, были не самыми бедными в этом мире. Там было, что взять, чем поживиться — если хватало пушек, пороха и смелости. Имелись тут и другие королевства, герцогства, великие марки, свободные торговые республики и разбойные баронства, которым не очень повезло с природными богатствами; эти всегда были готовы дать приют пиратской вольнице ховестаров, скупить задешево награбленное, продать втридорога провиант, пушки, оружие или целое судно. Но кораблей ховестары не покупали; они захватывали их в бою, выбирая лучшее, что могли предоставить королевские флотилии Ритолы, Фассата, Гози, Удрара и еще трех дюжин крупных приморских стран. Все эти интересные подробности Блейду поведал его новый приятель и начальник Паллон, канонир носовой батареи. Под командой этого крепкого плечистого мужчины находились две самые крупные восьмисотфунтовые пушки, стрелявшие увесистыми каменными ядрами величиной с арбуз и зажигательными бомбами. Блейд, легко ворочавший этих монстров, пришелся канониру по душе — видимо, тот уважал сильных людей. За неделю странствий они распили уже не один жбан темного пива и не одну бутыль ароматного янтарного вина, которыми Айола щедро одаривала разведчика почти каждую ночь. Правда, за выпивку ему приходилось потрудиться, но труды те были весьма приятными. Первые пять дней плавания пролетели для Блейда незаметно. Днями он усердно надраивал пушки вместе с Паллоном, попутно вытягивая из него все новые подробности о мире, куда забросили его совместные усилия судьбы, случая и компьютера лорда Лейтона, ночи у него тоже не оставались праздными… Блейду уже начинало казаться, что пиратский корабль чуть ли не самое спокойное место из всех, где ему довелось побывать — не считая, конечно, славного островка Коривалл в реальности Катраза. Однако на шестой день временное затишье окончилось. Где-то ближе к полудню на горизонте, слева по курсу, возникло небольшое облачко, которое в следующие часы неторопливо приближалось к «Жаворонку». Постепенно обрисовался силуэт довольно неуклюжего двухмачтового судна, похожего на бриг; шло оно не слишком быстро, но явно старалось уклониться от встречи с пиратами. Заметив это, Блейд поделился своими наблюдениями с Паллоном. Канонир ненадолго оставил любимое занятие — чистку и полировку очередной пушки — и взглянул туда, куда указывал помощник, затем он пожал плечами и молча вернулся к прерванной работе. Немного погодя Паллон буркнул: — Кантамский купец. Добыча так себе, из средненьких. Блейд подождал и, догадавшись, что других комментариев не будет, сделал попытку уточнить ситуацию: — Мы займемся им? — он старался изобразить тертого морского волка, не заронив в душу приятеля подозрений, что впервые выступает в амплуа пирата. Конечно, в Альбе ему довелось командовав целой разбойничьей флотилией, но воспоминания о самом первом странствии до сих пор оставались смутными. Иногда Блейду чудилось, что он пытается восстановить в памяти содержание полузабытого фильма или книги, прочитанной наспех в далеком детстве; отдельные эпизоды, лица, имена всплывали перед ним, не образуя связной цепи событий. Что касается его морских приключений в Альбе, Блейд твердо знал лишь одно: во время плавания ему пришлось валяться в каюте, в полубессознательном состоянии, почти на грани смерти. — Так мы займемся этим купцом? — повторил он, бросив вопросительный взгляд на Паллона. — Как решит Черная Сестра, — снова пожал плечами его приятель. Подумав, он добавил: — Я бы не отказался поразмяться, клянусь Святым Кругом! Блейд сочувственно кивнул, продолжая наблюдать за купеческим бригом. Теперь он разглядел, что торговое судно неплохо вооружено; ничего удивительного в том не было — Акрод кишел пиратами, причем не только ховестарские турмы кормились здесь грабежом. Для ховестаров, уроженцев обширного архипелага в восточной части Океана Среди Земель, флибустьерское ремесло являлось почетным наследственным занятием, ибо их острова были каменистыми, жаркими, с неплодородной почвой. Но многие прибрежные бароны и князья тоже не брезговали промышлять в море, а кое-кто из них уже превратился из владетельного лорда в джентльмена удачи. Так что купцы предпочитали держать порох сухим. Небольшой двухмачтовый корабль, конечно, был замечен не только Блейдом; чуть ли не весь абордажный отряд, две сотни головорезов, с вожделением бросали взгляды в ту же сторону, явно надеясь, как выразился Паллон, немного поразмяться. Слишком долго они бездельничали и томились на палубе и в тесных кубриках, чтобы упустить возможность кое-чем поживиться. Похоже, и Черная Сестра, стоявшая на капитанском мостике, разделяла охвативший турм энтузиазм. Она отдала несколько коротких отрывистых приказов, и вскоре «Жаворонок», повинуясь слаженным действиям марсовой команды, резко сменил курс. Теперь галион шел наперерез торговцу, лишая его всякой надежды ускользнуть от стычки. Вероятно, капитан намеченной жертвы был не робкого десятка. Заметив нагоняющих его парусник разбойников, которые уже дали два сигнальных выстрела, предлагая купеческому кораблю лечь в дрейф, он развернулся и пустил в ход бортовые пушки. Позиция у торговца была довольно выгодная, но он несколько поторопился; к тому же его мелкокалиберная артиллерия оказалась не слишком эффективной, так что особых повреждений пиратскому галиону этот залп не причинил. Айола, однако, рассвирепела. Тут же, повинуясь резкому взмаху ее руки, одна за другой выпалили носовые пушки «Жаворонка», послав в подарок бригу два тяжелых чугунных ядра. Паллон, несомненно, был более искусен или более удачлив, чем его собрат с купеческого судна: один из снарядов разворотил палубу перед фок-мачтой торговца, другой превратил в щепки его брам-стеньгу. Перезарядка орудий требовала времени. Казалось, оставшийся беззащитным торговый корабль можно сейчас атаковать; но вдруг вдоль борта, обращенного к галиону, выросла целая шеренга — не меньше полусотни стрелков, вооруженных арбалетами. Купцы Кантама цепко держались за свое добро и сдаваться не собирались! Пропел сигнальный горн, и на «Жаворонок», разворачивающийся для бортового залпа, обрушился поток стрел. Щиты и толстая грубая кожа доспехов неплохо защищали от них — по крайней мере, на расстоянии пятисот футов; тем не менее до Блейда донеслись вопли и божба раненых. Сам он, трудясь в поте лица еще с пятью дюжими молодцами, был поглощен перезарядкой вверенных ему пушек. Рядом коротко охнул Паллон. Бросив взгляд на канонира, Блейд увидел, что стальной болт вонзился тому в плечо, под самую ключицу. Нехорошая рана! Если задета артерия… Паллон начал бледнеть, потом, пробормотав какое-то замысловатое местное проклятье, попытался вытащить стрелу, но не сумел справиться с зазубренным наконечником. Лицо его искривилось от боли, крупные капли пота выступили на висках; внезапно канонир осел на палубу и, похоже, потерял сознание. — Эй, бездельник, помоги-ка ему! — рявкнул Блейд, подтолкнув одного из суетившихся рядом пушкарей к раненому. — Перетяни плечо ремнем и быстро — за лекарем! Ему самому некогда было заниматься врачеванием, хотя разведчик относился весьма дружелюбно и уважительно к своему наставнику в искусстве стрельбы из крупнокалиберных пушек. Блейд мгновенно понял, что грядет новый этап в его пиратской карьере. Сейчас он должен показать, на что способен! Два самых мощных орудия «Жаворонка» были в его распоряжении, и он мог поклясться Святым Солнечным Кругом, рифами Ховестара и всеми морскими демонами, что ни одно ядро не пропадет даром! Корабли продолжали медленно сближаться. Поток стрел, летевших с двух сторон, не ослабевал; вскоре загрохотали и мушкеты. Вести прицельный огонь из этого неуклюжего оружия можно было ярдов на пятьдесят, и большая часть пуль пока что бесполезно вспарывала воздух. Купеческое судно сопротивлялось с удивительным упорством; еще один бортовой залп — и три палубных орудия «Жаворонка» прекратили существование вместе с дюжиной пушкарей. Их станины были раздроблены ядрами, а прислугу изрешетила картечь. Пора, решил Блейд. Он пригнулся к одному из носовых орудий, уверенно навел его на грот-мачту торговца и поджег запал. Раздался грохот, взметнулись клубы едкого порохового дыма, и через секунду тяжелое ядро с треском врезалось в мачту брига, срезав ее посередине. Громадный обломок, вместе с реями, такелажем и свернутыми парусами, рухнул на палубу, давя и калеча несчастных защитников. По палубам «Жаворонка» прокатился торжествующий рев. Купец был парализован, половина стрелков и капитан погибли, судно беспомощно закачалось на мелких волнах. Корпус торгового корабля надвигался, и пираты с лихорадочной поспешностью начали готовить абордажные крючья. Удар! С диким гиканьем отряд головорезов рванулся на борт торговца, прыгая вниз с высокой палубы галиона. Остатки его команды даже не пытались сопротивляться; их просто пошвыряли за борт, не удосужившись даже прирезать. Затем ховестары ринулись в трюмы парусника, где, против ожиданий, была обнаружена весьма богатая добыча: ритолийские меха, свертки парчи из Гози и большой груз какой-то местной пряности. Она высоко ценилась в странах Акрода, как понял Блейд на следующий день из отрывочных замечаний ховестаров, пересчитывавших и деливших добычу. Бриг Айола сочла недостойным внимания ввиду небольших размеров; она рассчитывала в будущем захватить что-нибудь получше. Один залп бортовых орудий «Жаворонка», и разграбленное судно, заваливаясь набок, начало медленно погружаться в зеленовато-голубую пучину. Над плечом Паллона уже хлопотал корабельный целитель и маг Онбол. Блейд сильно сомневался в колдовских талантах этого невидного человечка преклонного возраста, но лекарем он был отменным: ловко извлек стрелу, остановил кровь густой, мерзко пахнувшей мазью хла и перебинтовал рану канонира. Потом Онбол поднес к его ноздрям флакончик синего стекла с каким-то зельем; Паллон чихнул, заворочался и пришел в себя. — Пушки?.. — спросил он, едва приподняв веки. — Целы, — столь же кратко доложил Блейд. Канонир приподнял голову, уставившись на купеческий бриг. Сейчас над водой торчали лишь обломок грот-мачты и фок с разодранными парусами. — Похоже, ты неплохо поработал, парень? — Стыдно промахнуться из таких орудий, — Блейд ласково похлопал медный ствол. — Добро… Меч и порох! Из тебя выйдет отменный стрелок! — Спасибо на добром слове, приятель. А сейчас я помогу тебе добраться до койки. Подхватив канонира на руки, Блейд снес его вниз, в кубрик пушкарей. За ним семенил Онбол; маг собирался прочитать над раненым некие заклятья, чтобы злые духи не смогли вселиться в ослабевшее тело Паллона. На следующий день начались подсчет и сортировка добычи, беспорядочно сваленной на верхней палубе галиона. С особым пристрастием был исследован увесистый сундучок с драгоценностями, извлеченный из капитанской каюты торговца; видимо, из-за этих побрякушек купеческое судно и сопротивлялось столь упорно. В сундуке находились шейные цепи и ожерелья из золота и серебра, украшенные самоцветными камнями, несколько богатых диадем работы удрарских ювелиров, огромная брошь с изумрудами чистейшей воды, пояса из серебряных пластин, инкрустированных чем-то похожим на янтарь, резные подвески из кости и пара чеканных бронзовых шлемов. Богатая добыча, подумал Блейд, однако Айола, Ратаг и некоторые пираты постарше выглядели недовольными. Странно! Что же, если не золото и камни, расшитые ткани, пряности и богатое оружие, могло цениться в этом средневековом мире? Деньги? Но на дне капитанского сундука лежала дюжина мешочков со звонкой монетой. Тем не менее Айола, лишь взглянув на них, презрительно скривила яркие губы. Блейд решил про себя, что в ближайшую же ночь попытается выяснить причину такого разочарования у самой хозяйки галиона. Когда с подсчетами было покончено, а раны, серьезные и полегче, были перевязаны — не столь аккуратно, как у Паллона, зато со множеством заклинаний и пришептываний, — Черная Сестра собрала всю команду у грот-мачты. Вероятно, так было принято после любых военных действий, закончившихся вполне успешно и прибыльно. Лихо подбоченившись, Айола объявила: — Неплохая работа, парни! Отлично справились! Пусть заносчивые ритолийцы, толстопузые купцы из Кантама и сухопутные крысы из прибрежных замков знают, кто хозяйничает на море! Ни одно корыто, даже самая паршивая скорлупка, не уйдет от нас, клянусь мачтой, порохом и мечом! Доблестные ховестары одобрительно зашумели. Они как следует поразмялись, добыча, по мнению шайки, была богатой, и хозяйка их похвалила. Что еще нужно лихому турму повелителей Акрода? Разве бочка-другая хмельного… Молодая предводительница меж тем продолжала: — Я полагаю, все согласны, что новичок, этот… как его?.. Блейд?.. Да, Черный Блейд! Он показал себя неплохо, не так ли? — она многозначительно взглянула на мрачную физиономию Ратага. Пожалуй, тут Айола явно перестаралась, обратив такой вопрос к своему помощнику. Ему то было отлично известно, где проводит ночи этот Черный Блейд, и уж имени его хозяйка забыть никак не могла. Разведчик отнес сию оговорку на счет девичьей скромности и с удовольствием уставился на угрюмого Ратага. Тот, выдавив кривоватую усмешку, кивнул головой. — Ты совершенно права, хозяйка. — Еще бы, — ядовито улыбнулась в ответ Айола. — Его меткий выстрел избавил нас от лишних хлопот. И отныне, — она возвысила голос, — ты, Черный, будешь канониром. Нам все равно нужен старший пушкарь, пока Паллон валяется в койке, да и потом этакий мастер будет не лишним. Да, в рассудительности ей отказать было нельзя! Черная Сестра умела распорядиться своим добром — и днем, и ночью! Блейд, понимая, какая честь ему оказана, поблагодарил хозяйку почтительным поклоном. В светлое время суток он старался проявлять к ней максимально возможное уважение и преданность, особенно на глазах у ховестаров; лишние осложнения были ему ни к чему. Особенно теперь, когда его произвели в сержантский чин. Похоже, карьера его пойдет без задержек, и после очередного удачного грабежа полковник британской разведки Ричард Блейд мог удостоиться лейтенантского звания в банде пиратов. Сейчас, однако, его гораздо больше интересовало, что же все-таки ценится в землях Акрода. Он помнил замечание Лейтона насчет того, что их проект должен стать самоокупаемым предприятием. Ночью Блейд, действуя с похвальной методичностью, выяснил, что захваченная добыча, конечно же, лучше, чем ничего. Но все же она не слишком соблазнительна — с точки зрения человека, понимающего толк в пиратском бизнесе. Главной ценностью в Акроде являлся жемчуг. Сообщив это, Айола протянула руку к шкафчику, пошарила там и продемонстрировала своему весьма заинтересованному возлюбленному три крупных, с голубиное яйцо, жемчужины. Все — идеально круглые, словно выточенные в мастерской неведомого художника; две из них оказались голубоватыми, нежно сиявшими в полумраке каюты, а третья была удивительно чистого розового оттенка, временами чуть отливавшего лиловым. — Вот, погляди, — Айола протянула жемчуг Блейду, почти насильно вложив ему в ладонь драгоценные шарики. Он взял их, не понимая толком, что должен с ними делать. Жемчуг был прекрасен, но все же он ощутил некоторое разочарование. Каждая такая жемчужина могла принести тысячи или десятки тысяч фунтов, Лейтон же вел счет на миллионы. — Наверно, они стоят целое состояние? — с задумчивостью произнес разведчик, не забывая нежно поглаживать шелковистое плечо девушки. — Конечно, но сейчас я думаю совсем о другом… — прошептала Черная Сестра, склоняясь над Блейдом и приникнув губами к его губам. Он понял, что ему предстоит заработать право на дальнейшие расспросы. Когда Айола, вскрикнув, выгнулась дугой и прижалась упругими ягодицами к мускулистому животу Блейда, вбирая в себя его плоть, а потом, удовлетворенно вздохнув, вытянулась рядом с ним на постели, разведчик решил, что всякие беседы откладываются до следующей ночи. Но, погружаясь в сон, хозяйка «Жаворонка», нежно обнимавшая возлюбленного за шею, вдруг пробормотала: — Целое состояние, да… Но если бы мы нашли зеленоватые… те, что из Кархайма… Они стоили бы полкоролевства! Озадаченный Блейд попытался расспросить, что, собственно, имеется в виду, но Айола уже крепко спала. На рассвете он, как обычно, выскользнул из ее каюты и направился к себе на бак, намереваясь поспать еще немного. К удивлению Блейда, не один он бодрствовал в столь ранний час — неподалеку от двери Айолы маячил Ратаг. Мрачный вид первого помощника в то туманное свежее утро дополнялся злобным блеском глаз, угрожающе сжатыми кулаками и голосом, больше напоминавшим звериный рык, чем членораздельную речь. — Ты, сухопутная крыса, безродный щенок, — пользуясь отсутствием свидетелей, Ратаг дал волю давно копившейся злобе, — сшиваешься возле нее, кружишь девчонке голову! Она моя! Запомни, она будет моей! Я так сказал! — Кажется, Ратаг потерял контроль над собой, охваченный жаждой убрать с дороги удачливого соперника. — Ты только и умеешь, что нападать из-за угла, как на беднягу Хардина! Тебе просто повезло свалить мачту на том купце! Еще надо разобраться, что там случилось с Паллоном — небось ты всадил в него нож, чтобы пальнуть в близкую цель на глазах у капитана! Поток бессмысленных оскорблений не удивил Блейда; тот, кто пользуется успехом у дам, с неизбежностью должен смириться с ревностью отвергнутых красавицами поклонников. Однако история могла стать весьма неприятной. Проклятия и ругань становились все громче, на баке кто-то зашевелился, и несколько опухших со сна физиономий вопросительно уставились на них. Да, придется слегка проучить этого типа, со вздохом решил Блейд. Чего же будет стоить в глазах Черной Сестры ее Черный Братец — он несколько приукрасил свой титул, — если терпеливо снесет такое поношение? — Хватит, Ратаг, — спокойно произнес он во время паузы, когда ховестар собирался с силами, готовясь облить соперника новой порцией брани. — Хочешь драться со мной? Так я согласен! Я докажу, — громко прибавил он в расчете на зрителей, среди которых появилась уже и хозяйка «Жаворонка», — что достоин всего, чем обладаю, и много большего… Начнем? — Блейд зловеще усмехнулся. — Если ты так настаиваешь, — пожал плечами мгновенно успокоившийся Ратаг. Скорее всего, вся сцена была лишь спектаклем, который должен был послужить поводом для стычки. Ратаг производил впечатление расчетливого человека и явно боялся потихоньку прирезать любовника своей хозяйки. К тому же он был силен, ловко владел ятаганом, излюбленным холодным оружием ховестаров, и вполне мог надеяться на успех в честном бою. Противники сошлись на свободном пространстве у грот-мачты, и никто, казалось, не собирался им мешать. Некоторое время они пристально рассматривали друг друга, изучая боевую стойку, манеру держать клинок, всматриваясь в глаза. Взгляд Блейда был тверд и спокоен; в серых зрачках Ратага пылала ненависть. Внезапно лицо его перекосилось, он прыгнул вперед и взмахнул саблей, метя в шею врагу. Разведчик искусно парировал удар, отбросив смертоносный клинок в сторону; он еще не решил, прикончить или пощадить первого помощника. Пожалуй, лучше оставить его в живых. Как ни крути, этот мерзкий тип был имуществом Айолы — и весьма ценным, ибо отлично разбирался в навигации, в грабительском ремесле и в том, как управляться с сотнями отъявленных головорезов. Блейд вовсе не жаждал занять его место, он метил куда выше. Итак, ему предстояло прибегнуть к обычной стратегии: некоторое время обороняться, а выяснив, на что способен соперник, одним ударом выбить у него из рук оружие. Ратаг неплохо фехтовал, но он не мог сравниться в мастерстве с амазонками Меотиды. Что касается грубой силы, то после сражений с нурами — гигантами, обитавшими на единственном материке Катраза, — Блейд не побоялся бы выйти один на один с самим циклопом Полифемом. Непрерывно парируя удары мелькавшего в воздухе клинка, он начал постепенно отступать к центру палубы, где было больше возможностей для маневра. Ховестар, ощутив, что противник подается назад, удвоил свои усилия, норовя если не снести голову врагу, то основательно попортить ему саблей физиономию. Этого Блейд допускать не собирался, поэтому снова отступил — назад и вбок, когда угроза получить ранение стала слишком явной. — Врежь ему, Ратаг! — раздался чей-то одинокий возглас из окружившей дуэлянтов толпы. Большая часть ховестаров, однако, хранила молчание, с неослабным интересом наблюдая за боем; первого помощника на корабле не любили. Переняв от отца Айолы жестокую и бесцеремонную манеру обращения с экипажем, он не обладал ни умом, ни доблестью, отличавшими старого капитана. Полагая, что соперник скоро выдохнется, ховестар и сам заметно начал сдавать. На лбу его заблестели капли пота, выпады следовали не так часто; теперь он уже не пытался завладеть инициативой, а двигался туда, куда вел его Блейд. Вскоре последовал мощный удар, и сабля Ратага очутилась на палубе. Разведчик наступил на нее ногой и усмехнулся, всматриваясь в побледневшее лицо противника. — Не волнуйся, приятель, я вовсе не намерен лишать хозяйку «Жаворонка» первого помощника. Надеюсь, ты доволен? Больше вопросов не будет? — Блейд замер в почтительно-издевательском ожидании; краем глаза он видел, что пираты с трудом сдерживают ухмылки. — Все в порядке, — буркнул Ратаг. Правая рука помощника, из которой Блейд выбил оружие, висела плетью. — Но мы еще поговорим с тобой… потом… позже… — Буду весьма рад, — склонил голову победитель и, повернувшись спиной к недавнему противнику, направился на бак — досыпать.* * *
На утро двенадцатого дня плавания за кормой «Жаворонка» начала расти громада чужих парусов. Сначала из-за горизонта появились верхушки мачт с трепетавшими на них вымпелами, потом стала вздыматься белая пирамида, наполненная ветром и пронизанная солнечными лучами; наконец возник красный корпус огромного корабля, шедшего в кильватере пиратского судна. Насколько Блейд мог разобрать, то был королевский фрегат Ритолы. Вероятно, подумал он, его ритолийское величество жаждет отомстить за разграбление Сьорда? Если так, его капитану пришлось здорово потрудиться, чтобы нагнать турм Айолы — «Жаворонок» двигался на запад весьма резво. Но сейчас Черная Сестра как будто не торопилась; она вышла на мостик вместе с Ратагом, что-то коротко приказала ему, махнув в сторону преследователя, и помощник начал распоряжаться. Грот и фок поползли вверх, за ними — марселя, грот и фок-брамсель, паруса бизани; теперь, резко замедлив скорость, галион шел только на кливерах, фрегат приближался с каждой минутой, и Блейд уже видел, как играет солнце на медных жерлах пушек, как полощется голубой вымпел с огненно-красным кругом — гербом ритолийского королевства. Внезапно слева и справа, под самым бушпритом преследователя, вспухли два клуба белого дыма, потом раздался слитный грохот орудийного выстрела. Смысл этого демарша был совершенно непонятен Блейду — расстояние в полмили еще не позволяло начать артиллерийскую дуэль, и выпущенные фрегатом ядра вспенили воду далеко за кормой «Жаворонка». Но выстрелы продолжались — четыре залпа с примерно одинаковыми интервалами между ними. Разведчик понял, что это не начало атаки, а сигнал. Оглянувшись, он увидел, как на палубу полезли ховестары в толстых кожаных безрукавках, шлемах и высоких сапогах; у каждого за поясом сверкал ятаган, через плечо висела перевязь с десятком метательных ножей. Айола махнула рукой, Ратаг что-то протяжно закричал, и кормовые пушки галиона рявкнули четыре раза подряд. Противники сговорились; но о чем? Сильные пальцы сжали плечо Блейда, и, повернув голову, он поймал взгляд неслышно подошедшего Паллона. Правая рука канонира висела на перевязи, а на лице застыло то жадное и тоскливое выражение, с которым голодный волк провожает ловко ускользнувшую добычу. — Повезло тебе, Черный, — губы Паллона скривились в ухмылке. — Первый настоящий бой — и такая удача! А мне, — он хлопнул ладонью по забинтованной конечности, — придется отсиживаться в трюме… Блейд вопросительно приподнял бровь — он все еще ничего не понимал. — Разве мы не будем стрелять? — Нет, — канонир покачал головой. — Стрелять — слишком долгая история. Начнется маневрирование, каждый будет стараться перехватить ветер, ударить бортовым залпом и тут же показать противнику бушприт… Такие игры, знаешь ли, могут идти днями, и побеждают в них не пушки, не стрелки, а более искусный шкипер. — Значит, будем бежать? — Турм «Жаворонка» ни от кого еще не бегал, — Паллон небрежно пожал плечами, словно такое предположение являлось полной нелепостью. — Слышал сигнал? — Блейд молча кивнул. — Их капитан предлагает рукопашный бой. Без пушек и мушкетов… — Паллон хищно ощерился, согнув пальцы на здоровой руке словно когти. — Только сабли, кортики, ножи… Сойдемся борт о борт, и не успеет солнце подняться на ладонь, как… — он замолчал. — Что — как? — Блейд желал до конца понять эту странную тактику морского боя. — Или мы их, или они нас, — уточнил канонир. — Клянусь Святым Кругом, у ритолийского пса пятьсот королевских меченосцев в трюме, иначе он не рискнул бы позвенеть с нами железом! Теперь все стало ясным; видимо, акродские мореходы не любили затягивать такие дела и зазря дырявить ядрами добрые галионы. И правда — куда дешевле проткнуть сотню-другую животов, снять с плеч столько же голов, отсечь соответствующее число конечностей и сбросить остатки вражеского воинства в море. Победителю доставалось все: корабль, пушки, пиво, сухари и солонина. Пожалуй, в этом есть свой смысл, решил Блейд. — Эй, Черный! — с высокой кормовой надстройки ему повелительно махал Ратаг. — Сюда, быстро! Хозяйка зовет! — Иду, — откликнулся Блейд. Он справедливо рассчитывал, что если уж артиллерийская дуэль не состоится, ему подыщут какое-нибудь занятие. Через несколько секунд разведчик стоял на высоком капитанском мостике перед Черной Сестрой. На сей раз ее волосы были тщательно закручены и убраны под такой же, как у всей команды, кожаный шлем; тело девушки защищал плотно сжимавший высокую грудь колет, а через плечо висела перевязь с метательными ножами. Блейд не сомневался, что решительная, превосходно сложенная и сильная хозяйка «Жаворонка» наверняка владеет оружием не хуже любого из ховестаров. По-видимому, она предпочитала сама вести абордажный отряд; такой вывод, учитывая серьезность ситуации, напрашивался сам собой. — Черный, ты будешь сопровождать меня, — спокойно сообщила Айола как о чем-то само собой разумеющемся. Блейд заметил ухмылку на физиономии Ратага, которому в предстоявшем бою выпала почетная задача охранять галион. Однако решение хозяйки лишь обрадовало его: новый бой сулил новую славу. — Ты будешь моим телохранителем, — продолжала девушка. — Правда, — тут она чуть запнулась, — один телохранитель у меня уже есть… — Сражение предстоит нелегкое, — поспешно напомнил Ратаг. — К чему глупый риск, если есть возможность пустить вперед такого замечательного воина? — Я не прячусь за спины своих людей, — процедила Черная Сестра, окинув взглядом застывшую вдоль борта команду головорезов с абордажными крючьями и саблями в руках. — Баскар! Ко мне! — Слушаю, Сестра. Я здесь, Сестра, — откликнулся с палубы мускулистый крепкий парень, на вид неотличимый от своих компаньонов по ремеслу. Лишь когда он двинулся к мостику, Блейд опытным взглядом отметил звериную грацию движений не слишком высокой, но превосходно сбитой фигуры. В привычном ему мире такой скользящей походкой, вызывавшей смутные ассоциации с охотящимся тигром, отличались мастера рукопашного боя — к которым, разумеется, относился и он сам. — Черный будет твоим напарником, — распорядилась девушка, и Баскар молча кивнул. Похоже, он не привык задавать вопросов хозяйке. Фрегат и галион постепенно сближались; спокойное море не препятствовало намеченному мероприятию. На палубе королевского судна, как и предполагал Паллон, уже выстроился внушительный отряд людей в кожаных панцирях с бронзовыми наплечниками, блестевшими на солнце. У них не было щитов, но прямые тяжелые клинки казались длиннее ховестарских ятаганов. Сотни четыре бойцов, не меньше, решил Блейд, и в этот миг Черная Сестра воскликнула: — Во имя рифов Ховестара! Покажем ритолийским псам, кто хозяин в Акроде! Меч и порох! — Меч и порох! — рявкнули три сотни глоток. Да, Айола умела воодушевить свою команду! Крючья взметнулись в воздух и глухо лязгнули, впиваясь в борт фрегата; в следующую секунду два отряда сшиблись грудь о грудь, стремясь перенести сражение на территорию противника. Ховестары, несмотря на то, что их было раза в полтора меньше, чем солдат, явно одерживали верх в первом раунде. Несколько точных бросков — Блейда поразило хладнокровие и меткость Айолы, не потерявшей напрасно ни одного ножа, — и Черная Сестра устремилась на палубу фрегата, увлекая за собой ховестаров. Не ожидавшие столь бешеного натиска ритолийцы слегка замешкались. Этого оказалось достаточно, чтобы толпа пиратов хлынула на королевский фрегат, вынудив его команду обороняться. Остальное было делом времени. Пока передовые шеренги с профессиональной сноровкой косили меченосцев короля, часть ховестаров стремительно рванулась через главный люк ни пушечную палубу, в несколько минут расправившись с ритолийскими канонирами, непривычными к рукопашному бою. Наверху сражение рассыпалось на множество мелких схваток. В воздухе звенели клинки, боевые кличи атакующий и стоны раненых слились в единый гул битвы. Черная Сестра, похоже, стремилась ввязаться в наиболее жестокие и кровопролитные стычки; она так настойчиво пробивалась к капитанскому мостику фрегата, что Блейда это поначалу удивило. Впрочем, недоумение не мешало ему с прежней бдительностью отшвыривать и рубить королевских мечников, наседавших на Айолу. Улучив момент, он бросил оценивающий взгляд на Баскара. Тот хладнокровно занимался тем же, больше полагаясь на собственные руки, клещами сжимавшие горло любому, кто оказывался в пределах досягаемости, и ноги, крушившие черепа и ребра ритолийцев. Такая работа сделала бы честь любому обладателю черного пояса карате, решил разведчик и одобрительно кивнул. — Что-то хозяйка развоевалась, — крикнул он своему напарнику. Баскар ухмыльнулся, сбив с ног очередного меченосца. Улучив момент, он бросил в ответ: — Она хочет сцепиться с капитаном этих крыс… — Тут ховестар ненадолго отвлекся, приканчивая солдата, пытавшегося достать Айолу мечом, потом добавил: — Не вздумай помогать, Черный. Это ее дело, и никому больше не дозволено вмешиваться. Разведчик пожал плечами в знак того, что подчиняется здешним обычаям, и резким взмахом сабли снес голову очередному ритолийцу. Он не понимал, зачем этой девушке, жадно-ласковой в постели, ввязываться в чисто мужскую игру. Конечно, она была жестокой, ибо таким являлся весь ее мир, но Блейд не замечал в ней патологической тяги к крови. В пылу же и горячке боя ничего не стоило получить серьезную рану — такую, которая совсем не украшает женщину. Внезапно Святой Круг повернулся оборотной стороной к предводительнице ховестаров, как бы подтверждая его опасения. Из-за фок-мачты выскочил солдат с мечом и кинжалом в руках, и направленный метким броском клинок просвистел в воздухе. Айола инстинктивно дернулась, так что тяжелое острое лезвие миновало горло, вонзившись чуть выше груди. На кожаном колете Черной Сестры расплылось алое пятно, девушка выронила саблю и побледнела, закусив губы от боли. В следующую секунду она начала медленно оседать на палубу. Баскар обхватил ее за талию, прикрывая собственным телом, и взглянул на Блейда. Разведчик повел глазами влево, к капитанскому мостику: — Отведи ее на «Жаворонок». Я займусь им, — он имел в виду офицера, командовавшего меченосцами. Тот наблюдал с высокою мостика фрегата за ходом сражения, отдаваякороткие приказы и пытаясь сбить свой отряд плотной группой. Вероятно, он понял всю тщетность своих усилий, так как уже спускался на палубу. Глаза ритолийца пылали яростным огнем; несомненно, он жаждал прикончить предводителя шайки, которая к разграблению приморского городка добавила еще и разгром королевского фрегата. Баскар взглянул туда, куда показывал напарник, и, мгновенно оценив ситуацию, неохотно кивнул. Он понимал, что хозяйку надо поскорее доставить на корабль, и не собирался ввязываться в спор, кто это сделает. Блейд перевел взгляд на приближавшегося офицера — и вовремя. Длинный клинок уже был занесен над головой разведчика, и его владелец выглядел фехтовальщиком поискуснее Ратага. Правда, никто не заставлял Блейда дарить жизнь этому ритолийскому дворянину. Он взметнул саблю, сильным ударом отразив смертоносную сталь, и тут же, не теряя ни секунды, перешел в нападение. Он буквально танцевал вокруг противника, дразня его непрерывным градом молниеносных выпадов, которые обрушивались на ритолийца словно со всех сторон. Короткий кривой ятаган не мог причинить врагу существенного ущерба, пока тот успевал отражать наскоки, бешено вращая мечом. Надеяться Блейду приходилось лишь на то, что противник устанет раньше: меч — оружие грозное, но тяжелое и слишком неповоротливое для драки в тесноте. Ни на миг не прекращая каскада стремительных ударов, он гнал противника на край палубы, лишая его возможности маневра. Наконец ритолиец уперся спиной в высокий фальшборт фрегата; на лбу его вы ступила испарина, выпады потеряли прежнюю стремительность. Он явно выбился из сил и мог только обороняться — а значит, был покойником уже на девять десятых. Блейд решил не тянуть. Он прыгнул вперед, угрожающе вздымая саблю, и когда противник подставил меч, левой рукой выхватил свой последний нож и всадил его меж ребер ритолийца. Офицер выронил оружие, прижал обе руки к боку и беззвучно повалился на палубу. Разведчик вздохнул; не обладая природной жестокостью, он редко радовался зрелищу чужой смерти. Тем более, если дело касалось достойного противника, не врага! Но логика любого из миров, где он побывал, в конечном счете являлась логика борьбы, и побеждал в ней сильнейший. С таким философским заключением Блейд покинул холодеющее тело и направился на «Жаворонок». Бой закончился; схватка вожаков была заключительным аккордом, поставившим точку в сыгранной симфонии железа и крови. Итак, ховестары Акрода по праву сильного могли забрать себе фрегат со всем содержимым, отправив за борт остатки его защитников; пленных они не брали. Ратаг с мостика «Жаворонка» уже громогласно распоряжался, кому остаться на захваченном корабле, составив призовую команду. Блейд, внезапно ощутивший смертельную усталость, наскоро перекусил огромным ломтем хлеба с солониной, запил все кувшином пива и, доплетясь до пушечной палубы, рухнул у своих пушек. Сейчас он хотел только одного — спать* * *
Первые лучи солнца заиграли на изумрудно-зеленых волнах, и свежий восточный ветер, устойчиво сопровождавший галион с самого начала плавания, коснулся щеки Блейда. Приоткрыв глаза, он протяжно зевнул и решил, что пора прогуляться на палубу. Во-первых, ему хотелось узнать, как состояние Айолы, во-вторых, найти чего-нибудь съестного. Он неторопливо шествовал по шканцам, когда услышал доносившиеся с мостика голоса — там, как раз над его головой, оживленно беседовали двое. Вернее, оживление было заметно в тоне одного из них, Ратага; второй же больше слушал и, похоже, пытался возражать. Блейд замер и навострил уши. — А ты припомни, как ловко он тебя спровадил вчера с фрегата! Думаешь, почему? Этот приблудок жаден до славы, вот что! — убедительно вещал первый помощник — Как будто ты не справился бы с этим ритолийским мозгляком… — Не пускай брызги, Ратаг! Ты-то почем знаешь? — буркнул ошеломленный таким напором собеседник, в котором Блейд узнал телохранителя Айолы. — Ты проторчал все время здесь, на мостике… — С мостика мне все было отлично видно, не сомневайся, — торопливо перебил помощник. — Он и полез на ритолийца, чтобы войти в доверие к хозяйке и хапнуть кусок побольше. А телохранитель из него никакой… каракатица — и та справилась бы лучше. — Это почему же? — Баскар был окончательно сбит с толку. — Да разве ж не ясно? Разве не его дело — оберегать хозяйку от опасности? И куда же он смотрел, когда тот остолоп выскочил из-за мачты?! — Хм-м… Прах и пепел! Да-да, кажется, я начинаю понимать… — телохранитель пытался осмыслить обвинения в адрес напарника. Похоже, кулаки у него работали куда лучше головы. — Ну, ну, — нетерпеливо поощрил его Ратаг. — Наверно, это и впрямь вина Черного… Но ведь это… это… Прах и пепел! — от внезапно вспыхнувшего негодования Баскар не находил других слов. Блейд не стал дожидаться окончания столь занятной беседы и громко затопал ногами, изображая целый взвод непроспавшихся головорезов. Телохранитель в пылу гнева не обратил на шум внимания, но Ратаг был настороже: — Тс-с, кто-то идет, — толкнул он в бок разошедшегося вояку и продолжил, как ни в чем не бывало: — Да, вот бы нам такой ветерок, когда будем на подходе к Кархайму! Правда, сейчас все, кому не лень, потащатся туда… Ну, будем надеяться, что самым проворным жемчуга хватит, как ты полагаешь? — Что? — переспросил Баскар, с трудом поспевая за извилистыми мыслями первого помощника. — А, жемчуг… Прах и пепел! Жемчужин-то хватит, да вот магических давненько не видали на Ховестаре… Тех, зелененьких… Блейд, уже успевший отойти на приличное расстояние, уловил мечтательную реплику телохранителя. Зеленые жемчужины? Зелененькие, зеленоватые… О них упоминала и Айола пару дней назад… В этом явно стоило разобраться; возможно, волшебный жемчуг — именно тот ценнейший артефакт, который мог бы удовлетворить и лорда Лейтона, и британское казначейство. Волшебный? В чем же заключается волшебство? И кто мог бы прояснить сей вопрос? Пожалуй, Онбол, штатный маг и лекарь… За две недели плавания Блейд не раз видел нелепую щуплую фигуру, замотанную в длинный бесформенный балахон. Дважды в день, утром и вечером, он появлялся на палубе и, размахивая тощими руками, творил заклинания. Еще в бытность свою помощником канонира Блейд вытянул из неразговорчивого Паллона, что маг заклинает ветер, волны и злых тварей моря. Никто не мог бы обвинить ховестаров в пристрастии к религиозным обрядам, хотя, как и все племена по берегам Акрода, они исповедовали веру в Святой Солнечный Круг; тем не менее бравые мореходы полагали, что плавающие по водам люди должны иметь защиту от морских демонов. Похоже, старикашка Онбол отлично справлялся со своей задачей: до сих пор Блейд не видел ни одного демона. Он неторопливо направился на бак, где в носовой надстройке, что располагалась выше орудийной палубы, обитал при лазарете Онбол. Разведчик негромко постучал в дверь его закутка и, не дожидаясь ответа, вошел. Несмотря на ранний час, хозяин каюты уже был на ногах. Вернее, он восседал на узкой койке, поджав длинные ноги, и с отрешенным видом перебирал почерневшие от времени шарики деревянных четок — готовился к утренней порции заклятий. Блейд негромко кашлянул. Маг встрепенулся, дернул жиденькой, клочковатой бороденкой и вопросил: — Чего тебе нужно, Черный? — Поприветствовать великого мага и лекаря, а заодно спросить, как чувствует себя хозяйка, — при случае Блейд неплохо умел подольститься к собеседнику. — Серьезна ли ее рана? — А, ерунда, — Онбол небрежно повел рукой. — В ее возрасте небольшое кровопускание даже полезно, ибо разгоняет темные и светлые жидкости тела… Три дня повязки с мазью хла, три дня — без мази, плюс заклинание Оживления и Восстановления перед завтраком… Да еще мясной бульон, рыбья печень, молитва Святому Кругу о ниспослании исцеления… — он что-то забормотал, пересчитывая с помощью четок все компоненты этого сложного рецепта. — Наверно, и магическая жемчужина не помешала бы? — многозначительно подсказал Блейд. — Ну, жемчужина!.. Была когда-то на Ховестаре одна… — тут маг подозрительно уставился на Блейда, словно тот прятал сокровище в драном кармане своей безрукавки, но разведчик ответил ему ясным младенческим взглядом. — Хочу спросить тебя, мудрейший… — Спроси, сын мой, — благосклонно изрек Онбол. — …о чудесных свойствах сего магического жемчуга, — закончил фразу Блейд. Маг строго поджал губы, помолчал, потом все же отозвался, вроде бы с некоторым удивлением: — Это известно всем — и никому. Разве ты ничего не слышал? Откуда ты свалился, Черный? — Конечно, слышал, — Блейд энергично закивал головой. — Но ты же сам сказал, что тайна известна всем — и никому. — Никому, кроме мудрецов вроде меня, — уточнил маг. — Вот видишь… Я и хочу приобщиться к твоей мудрости, а не слушать досужие сплетни. Онбол отложил четки и погладил редкие светлые волосы; на лице его расплылась улыбка. — И что же ты хочешь узнать, сын мой, о названном тобой предмете? — Все, что ты соблаговолишь мне поведать, мудрейший, — разведчик был необычайно терпелив. — Что я соблаговолю… соблаговолю… — маг, казалось, снова погрузился в транс и потянулся за четками. — Я жду, о великий маг, — спустя пять минут Блейд решил напомнить о себе. — А чего, собственно? — неожиданно писклявым голосом осведомился Онбол. — Совсем немногого, отец мой: кто и где добывает волшебный жемчуг и в чем состоят его чудесные свойства? Маг сполз с койки, гордо выпрямился, заложив костлявые руки за спину, задрал к низкому потолку бороденку и возгласил: — Добывают жемчуг во владениях старого герцога Кархаймского, как известно всем в Землях Акрода. И ховестарам — в первую очередь, ибо в это время года, с попутными восточными ветрами, плывут наши корабли к вратам пролива Кархайм. Что же касается свойств магических жемчужин… — он описал перед грудью Священный Круг и уставился на Блейда подслеповатыми глазками: — Тайна сия велика есть, сын мой! И страшная кара грозит простому смертному, осмелившемуся коснуться ее. Онбол, лекарь, шарлатан и плут, неоднократно выпутывавшийся с помощью такого заявления из сложных ситуаций, и представить не мог, насколько близко оно к истине.* * *
Прошло четыре дня. Паллон выздоровел, рана Айолы закрылась. «Жаворонок» резво летел на запад, оставляя за кормой милю за милей; захваченный фрегат покорно следовал за ним. Блейд размышлял о разговоре с магом, помогая канониру драить пушки. Впрочем, теперь это уже не являлось его обязанностью; через пару дней после схватки с ритолийцем Черная Сестра призвала его к себе в каюту и, в присутствии Ратага, шкипера, всех старших канониров и десятников, толпившихся у порога, произвела в начальники абордажной команды. Заодно новому офицеру был пожалован чуланчик с койкой и сундучком, бронзовый шлем, синий суконный плащ и три доли добычи. К полудню на горизонте возникла невысокая гряда скалистых островков. Такие клочки суши, вероятно — вулканического происхождения, попадались пиратским кораблям уже не первый раз. Однако тут подножия черных утесов были окружены зеленью, а кое-где на склонах виднелись даже деревья. Явные признаки пресной воды! Ратаг, временно замещавший Айолу, распорядился бросать якоря и готовить бочки и шлюпки. Экипаж «Жаворонка» давно стосковался по свежей воде; конечно, отважные мореходы предпочитали вино или, на худой конец, пиво, но того и другого было в обрез. Командовать вылазкой первый помощник велел Блейду, который воспринял сей приказ без возражений и даже с некоторым энтузиазмом. Хотя ему довелось немало постранствовать по морям, в душе он оставался человеком сухопутным и был рад случаю размять ноги на твердой земле. Услышав о намеченной экспедиции, Баскар в последний момент заявил: — Пожалуй, я тоже прогуляюсь. Ратаг согласно кивнул. На берегу команда Блейда разбрелась в поисках источника; островок оказался довольно велик. Сам Блейд решил исследовать ближний лесок, и его ничуть не удивило, когда Баскар увязался за ним. Он прекрасно понимал, почему телохранителю вздумалось прокатиться в шлюпке, и не собирался затягивать выяснение отношений. Едва они остались наедине, как Баскар рявкнул: — Прах и пепел! Ты мерзавец, Черный! — В самом деле? Будь у тебя побольше мозгов, парень, я бы знал, как ответить. Но стоит ли вышибать такую малость… — Блейд всегда придавал большое значение демонстрации морального превосходства над противником. — Молчи, или я сверну тебе шею! — зарычал ховестар. — Что ж, попробуй! — усмехнулся Блейд. Эта ухмылка окончательно разъярила телохранителя Айолы. Не тратя времени на словесный поединок, он ринулся вперед, стремительно замахнувшись увесистым кулаком. Блейд, ожидавший такого развития переговоров, увернулся и в свою очередь нанес мощный удар, целясь в висок противника. Он хотел лишь оглушить Баскара и не собирался применять смертоносные приемы карате. С таким сильным бойцом, как этот ховестар, нельзя было играть или ограничиваться полумерами, и если бы Блейд нанес рубящий удар открытой ладонью по горлу — настоящий удар, — его соперник тут же вознесся бы к Священному Кругу. Итак, он ударил кулаком, но тот лишь скользнул по выставленному вперед локтю Баскара; почти сразу же Блейд ощутил сокрушительный толчок, едва не стоивший ему пары ребер. Этот парень был настроен серьезно! Чувствуя на лице учащенное дыхание разъяренного ховестара, Блейд понял, что вторая атака последует незамедлительно. Эта мысль молнией мелькнула у него в голове, а тело уже двигалось, выполняя привычные па боевого танца. С резким вскриком он подпрыгнул вверх, извернулся в воздухе и достал ногой солнечное сплетение Баскара. Он бил пяткой, а не носком, удар носком был бы смертельным. Ховестар согнулся пополам, судорожно глотая воздух. Крепкий парень, решил Блейд, отпрянув в сторону. Он не хотел добивать Баскара, но внезапно телохранитель, не распрямляясь, ринулся вперед и рванул его под коленями. Взмахнув руками, Блейд опрокинулся на спину и сильным толчком ступней отшвырнул противника. Миг, и он снова был на ногах. С яростным ревом Баскар бросился на него, но разведчик снова оказался проворнее; точный удар в висок, на этот раз пропущенный соперником, завершил поединок Ховестар мешком рухнул на землю. Блейд, с интересом наблюдавший за тем, как телохранитель Айолы ворочается в траве, искренне надеялся, что не нанес ему особого вреда. Действительно, минут через пять Баскар со сгоном перевернулся на живот и попробовал встать на четвереньки. После второй попытки ему это удалось. Разведчик протянул ему руку и заботливо осведомился: — Ну, как ты, приятель? С трудом держась на ногах, ховестар лишь потряс головой и что-то промычал. — Разбираться-то нам не с чем, кроме вранья Ратага, — с ободряющей улыбкой продолжал Блейд. — А он не стоит наших свороченных челюстей и переломанных ребер. Давай забудем это происшествие, парень. Ну, что скажешь? Баскар мрачновато покосился на него и кивнул, болезненно сморщившись. Через пару часов шлюпки доставили всю команду с бочонками на борт галиона. Наблюдая, как вытянулась физиономия Ратага при виде Черного, дружески поддерживающего Баскара, Блейд испытал чувство глубокого удовлетворения. Теперь друзей в турме «Жаворонка» у чего насчитывалось больше, чем врагов. Враги же, добавил он про себя, устрашены и не скоро рискнут выступить в открытую. Наступила пора планомерного сбора информации. Пока он знал лишь одно — что «Жаворонок», как и прочие корабли ховестаров, плывет на запад, к Кархайму. Похоже, там намечались крупные боевые и финансовые операции, но суть их была неясной. Возможно, речь шла о какой-то невероятно редкой разновидности бесценных перлов; и больше всего Блейда занимал вопрос о таинственных свойствах зеленоватых жемчужин. Через пару дней, присоединившись к компании знакомцев, занятых ужином, он приступил к расспросам. — Парни, случалось ли «Жаворонку» бывать раньше в Кархайме? — Кто ж из наших там не бывал, — откликнулся один из матросов с дружелюбной улыбкой. Блейд задумчиво потер висок. — И как, удачно? Сколько взяли зелененьких? — Зелененьких! — буркнул другой ховестар, постарше, сержант абордажной команды — Шутишь, Черный! Кто их видел? Сказки все это и сплетни сухопутных крыс! Но первый мореход не согласился: — Какие сказки! Есть он, волшебный жемчуг, есть, только так просто его не возьмешь… Клянусь Святым Кругом! Отец говорил мне… Внезапно на плечо Блейда легла тяжелая рука и, обернувшись, он встретился с неприязненным взглядом Ратага. — Иди, Черный, — сквозь зубы произнес помощник, — хозяйка зовет. Айола наконец-то пошла на поправку.Глава 4
На запад, к заходящему солнцу плыл «Жаворонок», мчался по сине-зеленой груди Акрода, летел, подгоняемый попутными ветрами, покачиваясь под белоснежной громадой парусов, рассекая волны, вздымая над валами бушприт и раскинувшую крылья деревянную птицу. Дважды, трижды, четырежды наблюдатели замечали в море чужие корабли, но Айола не поворачивала на перехват свой галион; видно, Кархайм являлся более соблазнительной целью. «Жаворонок» шел к нему, и захваченный ритолийский фрегат двигался следом, будто привязанный на веревке. Призовое судно несколько тормозило маленькую флотилию — во время схватки его такелаж был сильно поврежден. Блейд на время оставил попытки раскрыть тайну зеленоватых жемчужин; он понял, что на «Жаворонке» никто не сумеет ему помочь. Слухов, басен и легенд ходило предостаточно, но это были только слухи, басни и легенды. Волшебный жемчуг якобы даровал здоровье, удачу, богатство и даже власть над миром вкупе с бессмертием! Вероятно, в Землях Акрода он играл ту же роль, что и философский камень земных алхимиков, только здесь никто не пытался произвести сей магический субстрат с помощью реторт, огня и заклинаний. Зеленые жемчужины добывали в проливе Кархайм, соединявшем запад Акрода с Дастаром, внешним океаном; они встречались там редко, очень редко, но, в отличие от философского камня, гомункулуса и вечного двигателя, были явлением вполне реальным. Другой вопрос, что никто в турме «Жаворонка» их в глаза не видал. Колдун Онбол, вполне компетентный лекарь, явно передергивал карты, когда дело касалось магии. Проще говоря, он был типичным магом-жуликом, способным с напыщенным видом пробормотать пару-другую невнятных заклятий. Блейд имел с ним несколько бесед и постепенно выдоил все, что старик мог сказать по поводу волшебных кархаймских жемчужин. Возможно, что-нибудь старому магу удалось утаить, но разведчик сильно в этом сомневался. Онбол питал большое пристрастие к сладкому крепкому вину, которое входило в офицерский рацион, и после пары бутылок был готов вещать на любые темы и открывать самые страшные тайны. От рядовых членов экипажа нельзя было почерпнуть ничего существенного, кроме тех же слухов, басен и легенд. Даже Айола, которая все больше и больше привязывалась к своему новому предводителю абордажной команды, смущенно замолкала и отводила глаза всякий раз, когда Блейд пытался узнать что-то определенное. Она знала одно: каждая магическая жемчужина стоит полкоролевства. Разведчик призвал на помощь профессиональное терпение; если ему суждено доискаться до истины, она никуда не денется. Возможно, Святой Круг пошлет ему подходящий источник информации — если раньше он сам не наткнется на что-нибудь стоящее. По-прежнему держался устойчивый восточный ветер — то ли благодаря заклинаниям Онбола, по утрам героически сражавшегося с невидимыми морскими демонами, то ли в силу естественных причин. Галион и фрегат бежали на запад, с каждым днем приближая разведчика к таинственным берегам Кархайма. Из разговоров с мореходами он выяснил, что им осталось не больше десяти дней плавания; но спустя сутки, взглянув на примитивный компас, по которому ориентировался рулевой, Блейд обнаружил, что корабль несколько отклонился к югу. Он внимательно оглядел горизонт, но там не удалось заметить ничего, что оправдывало бы смену курса. Свежий ветер гулял по морским просторам, небо было безоблачным, и только на юго-западе, совсем низко над водами, висела крохотная темная тучка. Слегка удивленный, Блейд поднялся на капитанский мостик. Айола, с которой разведчик расстался часа три назад, улыбнувшись, поинтересовалась, как он отдохнул. Сама девушка выглядела немного бледной — скорее, из-за раны, еще тревожившей ее, чем вследствие бессонной ночи. — Превосходно, моя радость, — ответил Блейд, на миг позабыв, зачем разыскивал капитана; он искренне любовался девушкой. Перехваченные ремешком густые волосы трепал ветер, стройная фигурка казалась устремленной вверх и вперед, огромные глаза сияли от счастья — грозная предводительница ховестарского турма впервые в жизни была влюблена. Ее черноволосый телохранитель был нежен, ласков и неутомим в постели, но таланты его этим отнюдь не исчерпывались. Достаточно вспомнить, как ловко он управляется с пушкой, с ножом и саблей, да и без них кое-чего стоит… Хотя Баскар неохотно распространялся о подробностях схватки с Черным, хозяйка «Жаворонка» сумела вытянуть из него все интересующие ее детали. Блейд, в свою очередь, неплохо относился к прелестному капитану. Нельзя сказать, чтобы он совсем потерял голову, но воспоминания о других женщинах не тревожили его сны, а это было уже много. В конце концов, в длинном списке его побед, среди изящных манекенщиц, величественных королев, юных принцесс, танцовщиц варьете, загадочных жриц, страстных сингапурских баядерок и томных дам лондонского бомонда, предводительница пиратской шайки могла занять лишь весьма скромное место. Он относился к Айоле с искренней симпатией, однако она была для Блейда только мимолетным пристанищем в чужом мире, безопасной гаванью, где он мог бросить якорь на месяц или два. Но показывать этого не стоило. Он знал бешеный нрав своей подруги; хватит малейшего подозрения, чтобы его бренная плоть взлетела на нок-рею галиона или очутилась под его килем. И Блейд правдоподобно и старательно разыгрывал влюбленного, пытаясь не вспоминать о тех, кто был ему по-настоящему дорог. Гралия, его отважная зеленоглазая амазонка… нежная волшебница Аквия… рыжекудрая Зулькия… маленькая отважная Эдара… Увидит ли он их еще раз?.. Эдару — нет, никогда… Даже если Лейтон ухитрится снова послать его на Катраз, он сможет только положить цветы на ее гробницу. Вздрогнув, Блейд привлек к себе Айолу, теплую, нежную, живую, и, обняв ее за плечи, ласково перебирая роскошные волосы, поинтересовался: — Разве мы уже не идем в Кархайм, моя красавица? — С чего ты взял? — Черная Сестра отстранилась, удивленно взглянув на Блейда; в ее бездонных темных глазах еще плавали ночные воспоминания. — Мы будем во владениях старого скопидома Ринвела Кривого через десять или двенадцать дней. Ринвел Кривой был герцогом Кархайма, одним из богатейших владык на берегах Акрода. Его земли тянулись узкой полосой вдоль извилистого и длинного Кархаймского пролива и на взгляд любого фермера не стоили медного гроша. С юга к ним подступали горы, с севера — пустыня, так что плодородной почвы, по слухам, хватало лишь на два десятка апельсиновых рощ, пастбища да огороды. Однако герцогский род издревле процветал в этой маленькой и скудной земными богатствами стране: пролив был гигантским садком раковин-жемчужниц, и вдобавок рыба в нем плавала неисчислимыми косяками. — Я взглянул на компас, — произнес Блейд. — Похоже, мы повернули к югу? — Так ты разбираешься в навигации? — ответила Айола вопросом на вопрос. На губах ее играла улыбка: каждой женщине приятно убедиться, что ее возлюбленный — необыкновенно одаренный человек. — Я же моряк, хотя и не очень умелый. Когда-то меня обучали и навигации, госпожа моего сердца, — подтвердил Блейд, нимало не покривив душой. Его, как и любого школьника Британии, учили ориентироваться по компасу, а на курсах «Секьюрити Сервис» он научился работать с картами. Айола отстранилась чуть подальше и с уважительным восхищением взглянула на своего телохранителя. Ну где же еще найдешь такого мужчину? Он был красив и силен, он хранил ее тело ночью и днем, метко стрелял из пушки, дрался, как дьявол, и вдобавок знал навигацию! Она уже начинала подумывать, не выйти ли за него замуж, передав командование наследственным турмом. Блейд ласково встряхнул девушку и с легким нетерпением напомнил: — Так в чем же дело, моя рыбка? Идет «Жаворонок» в Кархайм или не идет? Или намечается стоянка? — Совсем ненадолго, — кивнула головкой Айола. — Мы заглянем вон на тот островок, — обнимая Черного за пояс, она свободной рукой махнула в сторону тучки, которую он заметил раньше. — Это Шардис, неплохое место… Там есть отличные бухточки, можно запастись водой, поохотиться и привести в порядок ритолийскую посудину. Ты же, наверно, заметил, — Айола, как и многие женщины до и после нее, едва ли сомневалась, что любимый мужчина видит и знает все, — что на фрегате не поднять и половины парусов? Снасти можно заменить на ходу, но с рангоутом куда больше возни. Так что дня два простоим у Шардиса. Теперь Блейд уже без труда разглядел, что тучка является островом. Шардис казался куда больше и приветливей, чем та вулканическая скала, на которой они брали воду в прошлый раз. Его береговая линия тянулась миль на десять, и невысокие холмы в центре весело зеленели под лучами утреннего солнца. По мере того, как «Жаворонок» подходил к живописному островку, покрытому густыми зарослями, которые Блейд, недолго думая, назвал джунглями, открывались все более заманчивые виды: желтая полоса пляжа, русло быстрой речушки, мыс с причудливым утесом, какие-то высокие деревья, похожие на пальмы, и другие, свечой тянувшиеся к небесам, — не то кипарисы, не то пирамидальные тополя. Очаровательное местечко! Блейду оно напомнило Коривалл, и сердце его на миг сжалось. Галион бросил якорь в двухстах ярдах от песчаного пляжа; тотчас на воду спустили шлюпки, которых на «Жаворонке» было восемь, и они в два приема перевезли почти всю команду на сушу. Ритолийский фрегат встал ближе к берегу — там, где сразу за полосой песка начинался травянистый откос, упиравшийся в лесную опушку. От него тоже отвалили переполненные посудины; сотня ховестаров призовой команды, вооружившись пилами и топорами, была готова взяться за ремонт. В последней шлюпке переправились Айола, сопровождаемая Баскаром и Черным, а также Ратагом, хмурым не более обычного. Временно он смирился с головокружительным возвышением соперника, столь легко и непринужденно занявшего место в той постели, в которую первый помощник жаждал попасть уже лет пять, еще со времени походов под командой старого Айлата. Блейд полагал, что Ратаг таит злобу, намереваясь выждать удобный случай и отомстить всем сразу — и наглому чужеземцу, и капризной девчонке-капитану, и всему свету — за те неудачи, что преследовали достойнейшего из ховестаров турма «Жаворонка». Впрочем, разведчика это не слишком волновало; он знал, что первым доберется до глотки Ратага — если раньше это не сделает Айола. Когда шлюпка достигла берега, половина команды, что прибыла раньше, уже разбрелась по окрестностям. Люди радовались возможности ощутить под ногами твердую почву и бросить взгляд на зеленые деревья. Но они не бездельничали, нет! В лесу уже стучали топоры, несколько человек подтаскивали хворост, а три десятка лучников отправились на промысел. Вскоре у реки с чистой прохладной водой запылали костры, и ароматный дымок жаркого потянулся к небу. После обеда, оставив Баскара отдыхать в тени деревьев, напоминавших кокосовые пальмы, а Ратага — заниматься водой, бочками и новыми стеньгами для фрегата, Айола с Блейдом отправились исследовать островок. Жар полуденного солнца, нещадно палившего на побережье и над океаном, почти не ощущался под раскидистыми густыми ветвями деревьев, опутанных лианами и какими-то вьющимися растениями, чьи цветы источали приятный аромат. Блейд шагал следом за девушкой, проклиная про себя тяжелые и высокие сапоги, которые являлись неизменной частью облачения ховестаров. Впрочем, он понимал, что все неудобства этой допотопной обуви искупаются безопасностью — по крайней мере, ноги в них не пострадают от шипов, колючек и змей, нередко попадавшихся в лесу. Айола быстро шла вперед, увлекая его за собой. Казалось, жара, духота и утомление после многих дней плаванья не властны над ней; она энергично продиралась сквозь заросли, и Блейд никак не мог сообразить, куда же тянет его неугомонная возлюбленная. Но вот впереди забрезжил просвет между деревьями, заросли поредели, и вскоре ноги их ступали по теплому песку пляжа. Они очутились на противоположном берегу островка, и здесь не было ни души. Не теряя времени даром, Блейд уселся на песок и начал стягивать проклятые сапоги под томным взглядом Айолы. В конце концов, она-то знала, зачем привела его сюда, так что разведчик намеревался получить все, что обещали ее глаза, не дожидаясь ночи. Ночью можно заняться повторением пройденного, решил он, расстегивая пояс. Но Айола неожиданно замерла, всматриваясь вдаль, в просвечивающую сквозь деревья лазурную гладь моря. Блейд вскочил и, придерживая штаны руками, тоже уставился на тихие сонные воды. Милях в двух от берега в торжественной тишине скользила громада парусов, приближаясь с каждой минутой. Корабль был велик, не меньше «Жаворонка», с тремя мачтами и ярко-желтым корпусом, на котором выделялись темные отверстия пушечных портов. — Парусник? Откуда? — пробормотал Блейд и с разочарованием потянулся за ремнем. — Похоже, он направляется прямо к берегу? — Ты прав, — подтвердила девушка, — Это Аталир на своем «Коршуне». Меч и порох! Некстати морские демоны принесли его сюда… Конечно, он тоже идет в Кархайм и хочет запастись здесь водой. Заметил ли он наши корабли? — она призадумалась. — И чем это нам грозит? — Блейд знал, что на островах Ховестара распри были запрещены, но в море пиратские дружины, соперничающие между собой из-за добычи и славы, не упускали возможности потрепать друг друга. Айола пожала плечами. — Может, ничем, а может — изрядной дракой, — заметила она. — Сейчас это совсем некстати, ни мне, ни Аталиру… Нам обоим предстоит большой поход, и незачем терять людей и дырявить корабли. С другой стороны, у Кархайма будет на одно судно меньше… — ее глаза прищурились, словно предводительница турма «Жаворонка» наводила на галеон соперника самую большую пушку своих батарей. — Ты в самом деле хочешь избежать драки, мое счастье? — Блейд уже обулся, памятуя, что любовь и смерть ходят рядом. Он заглянул в огромные черные глаза своей хозяйки, потом посмотрел на приближавшийся к острову галион. — Возможно, с этим Аталиром удастся сговориться? — Такого еще не случалось, — Айола покачала головой. — В море каждый сам по себе… Все норовят урвать кусок пожирнее. — Самые жирные куски достаются самым сильным, — философски заметил Блейд. — А два турма сильнее, чем один. — Но тогда каждому достанется половина! — Половина большого куска крупнее целого, но маленького, моя прелесть… Айола не ответила; казалось, она размышляет над простыми выкладками своего возлюбленного. Подождав немного, Блейд спросил: — Может, Аталир обманщик? Трус или глупец? — Только не это, — девушка наморщила лоб. — Он прекрасный моряк и соображает не хуже нас с тобой. — Почему бы тогда не заключить с ним союз? — Союз! А кто будет главным? Он или я? Блейд усмехнулся. — Могу быть я… Я — не ховестар, и человек беспристрастный. — Вот как? — Айола прищурилась не без лукавства. — Ну, почти беспристрастный… — Блейд ловко чмокнул ее в пунцовые губки. — А что, неплохая идея… — протянула девушка. — Но боюсь, что из наших переговоров не выйдет ровным счетом ничего, — она вздохнула. — Каждый ховестар, а Аталир — боец не из последних, — рад случаю помахать саблей. — Я готов потолковать с ним, — Блейд уверенно улыбнулся. — Только ты должна вернуться к «Жаворонку» и собрать всех, чтобы наши головорезы не ввязались в драку, едва люди Аталира высадятся на берег. Сумеешь? — Еще бы, — Айола надменно вздернула хорошенький носик. Она была уверена в своей власти над турмом. — Ну и отлично, — Блейд привлек к себе девушку и снова поцеловал в полураскрытые губы. Спустя минуту он оторвался от Айолы и подтолкнул ее в сторону лагеря «Жаворонка». — Иди, моя красавица. Сидите тихо и ждите меня. Выпроводив свою хозяйку, разведчик отступил в кусты, присел и повернулся к бухте. Он услышал, как загремела цепь, и с борта галиона, уже спустившего паруса, с плеском обрушились два якоря; затем на воде закачалась пара шлюпок, в них сошли люди, и оба суденышка неторопливо двинулись к берегу. Вскоре первое из них ткнулось носом в песок. По тому, как матросы настороженно осматривали лесную опушку, Блейд понял, что с «Коршуна» заметили чужие суда. Скорее всего, Аталир распознал соперников с такой же легкостью, как это сделала Айола. Не заметив ничего подозрительного, ховестары начали спрыгивать прямо в мелкие волны. Сержант, командовавший десантом, еще раз окинул взглядом берег и поднял мушкет; грохот раскатившегося выстрела был сигналом к отправке следующих шлюпок. Блейд отполз в глубь леса, надеясь, что занятая высадкой и обустройством лагеря команда «Коршуна» не примется сразу же обшаривать джунгли. Он предпочитал, чтобы инициатива встречи целиком и полностью исходила от него. И он не сомневался, что ховестары, завидев чужака, сначала будут стрелять, а только потом разбираться, в кого всажены их стрелы и пули. В любом случае, для начала переговоров требовалось дождаться вожаков, лучше всего — Аталира. С другой стороны, медлить тоже не стоило; переговоры надо начать раньше, чем джентльмены удачи с «Коршуна» займутся изучением окрестностей. Грань между парламентером и шпионом так тонка… Порой Блейду казалось, что различий между ними и вовсе не существует. Сейчас, сидя за кустами, он был никем, персоной инкогнита; но стоит ему появиться на пляже, как он превращался в полномочного посланника. А если на секунду промедлить — в шпиона, которого ждут рея и веревка… Увидев, как из приставшей к берегу шлюпки выпрыгнул невысокий коренастый мужчина в бронзовом шлеме с серебряной цепью на шее, разведчик понял, что пришла пора действовать. Ему хотелось эффектно выйти на сцену, а потому он осмотрелся, выбрал высокую пальму, оплетенную прочными на вид лианами, и ловко вскарабкался по ней ярдов на десять. Отсюда открывался неплохой обзор прибрежной полосы — с лодками и толпившимися у кромки прибоя головорезами; их было уже человек пятьдесят. Коренастый в шлеме повелительно махнул рукой, и вся компания с мушкетами наизготовку двинулась к лесной опушке. Выбрав лиану попрочнее, Блейд взмахом ножа перерубил гибкий стебель, вцепился в него мертвой хваткой; затем, резко оттолкнувшись от ствола, одним прыжком перелетел полосу зарослей и мягко приземлился перед ошеломленными ховестарами. — Приветствую славный турм непобедимого «Коршуна», — его поклон был исполнен вежливого достоинства — в лучших традициях английского двора середины восемнадцатого века. — Я — Блейд, прозванный Черным, — продолжал он, не обращая внимания на окруживших его пиратов и их обнаженные клинки, — советник турма «Жаворонка» и командир абордажного отряда. При виде высокой мощной фигуры незнакомца, вооруженного лишь коротким ножом и ятаганом и явно не собиравшегося сбежать, одни пираты застыли в немом изумлении, другие же угрожающе зарычали, еще теснее обступая чужака. Несомненно, банда с «Жаворонка» не пользовалась популярностью у шайки с «Коршуна». Аталир чуть заметным движением руки приказал успокоиться своим головорезам. Его лицо, подвижное, живое, украшали густые пшеничные усы, в глазах — серых, как у всех уроженцев Ховестара, — зажглось любопытство. В отличие от своих людей, капитан намеревался сначала выяснить, чего хочет этот странный визитер, а уже потом прирезать его. — Советник? — Аталир удивленно приподнял бровь. — Не очень то ты похож на советника… да и на ховестара тоже. С чего ты решил, черная образина, что мне требуются твои советы? Блейд оставался безукоризненно вежлив. — Я много слышал о тебе, неустрашимый Аталир, на том корабле, который доставил меня на этот остров. На «Жаворонке». Казалось, ничто не остановит ховестаров, сообразивших, что турм соперников тоже высадился на Шардисе. Грозный окрик капитана настиг их, когда первые шеренги уже успели углубиться в заросли: — Назад, трупоеды! Если эта ведьма со своими слизняками еще здесь, они от нас никуда не денутся! — Он дернул себя за ус и повернулся в Блейду: — Так ты, Черный, служишь черноволосой девчонке? — Айоле, Черной Сестре, — уточнил разведчик. — И она высоко ценит мои услуги. Кто-то за спиной Аталира проворчал: — Мы оценим их еще выше! Вздернем на нок-рее! Турм «Коршуна» взорвался воплями: — Отдай его нам, Аталир! — Мы выпустим ему кишки! — Мы ему покажем, как на «Коршуне» расправляются со шпионами! На рею его! — Много чести! Вон тот сук отлично послужит вместо нока! — Сейчас ты спляшешь в воздухе, слизняк! Аталир сверкнул глазами в сторону крикунов; на время воцарилась тишина. — И чего хочет от нас, — капитан иронически хмыкнул, — твоя Черная Сестричка? — Я слыхал о давних и прискорбных разногласиях между двумя вашими славными турмами, — Блейд оставался невозмутим и гнул свою линию. — Думаю, если бы вы не тратили силы на это нелепое соперничество, а объединились друг с другом, равных вам не было бы во всем Акроде. — Что ты хочешь сказать? — насторожился Аталир. — Вроде бы Черная Сестра предлагает мне союз? Псы, однако, не дружат со свиньями, приятель. — Я полагаю, твой галион, как и другие корабли ховестаров, направляется к Кархайму? — Блейд никак не отреагировал на последнее замечание. После молчаливого кивка Аталира он продолжал: — Каждый такой поход требует изрядного времени и больших затрат, но прибыль заранее не известна. — Это верно, — неохотно подтвердил капитан. — Но в случае удачи добыча будет сказочно богатой… — И часто ли у «Коршуна» бывали такие удачи? — с иронией поинтересовался разведчик. — Это ведь не твое дело, не так ли? — в тоне Аталира звучала скрытая угроза. — Ваши прошлые промахи меня, конечно, не касаются, — Блейд пожал плечами. — Но вы оба, ты и Айола, можете пользоваться моими советами и, возможно, кое-чего достичь в предстоящей кампании. — Советами бродяги без рода и племени? — Аталир сгреб в широкую ладонь оба уса. — Так ли они хороши, как тебе кажется? Разведчик задумчиво потер висок. Из бесед с Айолой и Паллоном он неплохо представлял тактику искателей удачи с Ховестара, весьма примитивную и редко приводящую к успеху. Тут можно было предложить кое-что другое. — Я слышал, — задумчиво произнес он, — что Кархайм — длинный извилистый пролив, соединяющий Акрод с внешним океаном. — Это всем известно, — Аталир усмехнулся, — кроме сухопутных крыс, которые там не бывали. — Слышал я еще, — невозмутимо продолжал Блейд, — что вход в пролив узок и на обоих берегах стоят форты с дальнобойными орудиями, пристрелянными как раз по середине фарватера. Так что к самим жемчужным отмелям никому не проникнуть. — И это верно. Да ты просто кладезь знаний, советник! — Аталир явно развлекался. — И потому вы, будто жалкие сухопутные крысы, сидите у пролива и ждете, пока какое-нибудь судно с ценным грузом не высунется из Кархайма в Акрод… — разведчик поднял руку, предупреждая возражения пиратского главаря. — Затем славные ховестары пускаются в погоню, которая чаще всего кончается ничем. Корабли герцога невелики, но быстроходны, а суда из Ритолы или, скажем, из Фассата, посланные за жемчугом, идут целым флотом, под надежной охраной… Я верно говорю? — он уставился на озадаченную физиономию капитана «Коршуна», Тот угрюмо кивнул; окружавшие их пираты молчали. Скорее всего, подумал Блейд, сейчас они вспоминают, сколько раз лакомый кусок выскальзывал из-под самого носа. — Так что если вы и дальше намерены действовать в одиночку, не стоит надеяться на большие доходы, — заметил он. — Но Кархайм, как говорят, теплая страна, и, болтаясь на ее задворках, можно неплохо отдохнуть и загореть. — Что ты предлагаешь, советник? — буркнул Аталир. — Объединиться, взять кархаймские форты и ворваться в пролив. — Взять форты?! Да два наших турма лягут там костьми! — Я слышал еще, — Блейд поднял голову, равнодушно изучая голубой небосвод, — что у пролива в это время болтается два-три десятка галионов с Ховестара. Так что есть кому лечь костьми… по которым пройдут два наших турма. Повисла напряженная пауза. Аталир размышлял над сделанным предложением, а заодно, по-видимому, и о том, стоит ли доверять посланцу с «Жаворонка». Наконец он медленно произнес: — Возможно, нам есть что обсудить… — И через некоторое время добавил: — Ты предлагаешь мне встретиться с Айолой? — Не помешало бы, — Блейд кивнул, прикидывая в уме, можно ли положиться на выдержку Айолы, если он неожиданно появится в лагере с гостями. Главное, чтобы их не перерезали в первую же минуту, решил разведчик; потом он возьмет ситуацию под контроль. Тем временем Аталир подозвал к себе пятерых ховестаров, вооруженных, кроме кривых сабель и ножей, длинноствольными пистолетами, и коротко сообщил: — Мы готовы. — Вперед, — отозвался Блейд, и парламентеры двинулись за ним сквозь заросли к противоположному берегу. Приблизившись к лагерю, разбитому на берегу речки, Блейд дважды свистнул, сообщая, что все в порядке; пираты с «Коршуна» тут же схватились за оружие. Успокоительно похлопав Аталира по плечу, разведчик повел гостей мимо часовых, изо всех сил старавшихся не выказать, насколько они изумлены. Капитан «Коршуна» усмехнулся, видимо, заметив всеобщее замешательство, охватившее турм Черной Сестры; казалось, абсолютно спокойной была лишь одна его хозяйка. Девушка легко поднялась с ковра, раскинутого на песке, приветствуя Аталира. Тот сделал знак своим людям, приказывая им остановиться поодаль, и стащил с головы бронзовый шлем. Давно пора, решил Блейд; в этом горшке славныйкапитан мог заработать солнечный удар или, как минимум, лишиться последних остатков соображения. После церемонных приветствий — от взгляда разведчика не ускользнула некоторая неловкость Аталира в обращении с дамой — предводители уселись друг против друга. Блейд устроился чуть сбоку, поблизости от кувшина с охлажденным вином, что стоял между высокими договаривающимися сторонами. Перед тем он удостоверился, что Баскар держится поблизости от Черной Сестры. — Капитан «Коршуна» любезно согласился посетить нас, — начал Блейд, обращаясь к Айоле, — чтобы прийти к взаимовыгодному соглашению с турмом «Жаворонка». Я взял на себя смелость предложить капитану некий план совместных действий, — бросив взгляд на девушку, он с облегчением убедился, что Черная Сестра превосходно владеет собой. Их люди тоже не хватались за ножи; видно, указания хозяйки на сей счет были строгими и недвусмысленными. — После некоторого размышления, — вступил в беседу Аталир, — я склонен полагать, что план твоего советника неплох. — Айола чуть приподняла бровь, впервые услышав о существовании какого-то плана, но смолчала. — Да, это совсем неплохая идея — организовать поход на Кархайм двумя или большим числом турмов, — продолжал капитан «Коршуна». — Собрав три-четыре тысячи бойцов на десяти кораблях, мы сможем прорваться в пролив. Если, конечно, разумно распределим силы… Не так ли, советник? — он подмигнул Блейду. Разведчик ухмыльнулся ему в ответ. Похоже, солнце не напекло Аталиру голову, и под копной русых волос, увенчанных бронзовым шлемом, сохранилась капелька-другая мозгов. — Не взглянуть ли нам на карту Кархайма? — предложил Блейд, мысленно прикидывая, как лучше организовать штурм и сколько людей и кораблей для этого потребуется. У него были на сей счет кое-какие идеи. Аталир и Айола переглянулись, потом капитан сказал: — Карт нет. — Помолчав, он добавил: — И быть не может: Ринвел Кривой — не из тех людей, которые болтают о своих тайнах в любом кабаке. — Все, на что можно рассчитывать — наши собственные наблюдения с моря. — Несколькими уверенными движениями Айола изобразила на песке чертеж: — Вот он, Кархайм — узкий, вытянутый между Акродом и Дастаром, Сверкающим Кольцом, что окружает Земли. Вот горло пролива, а здесь и здесь, — она быстро дополнила план точками, — болтаются корабли ховестаров, вроде наших… ждут, когда придет время устраивать гонку. Конечно, каждый мечтает прорваться внутрь, разграбить отмели и потрясти герцогские сундуки, но Ринвел хитер, умен, осторожен и жаден… Говорят, ему двести лет, — девушка вздохнула, — за этот срок можно обучиться осторожности. Тут форты… вот и вот… на мысу и на противоположном берегу пролива… — ее палец уверенно изобразил два квадратика, и Аталир кивнул. Блейд отметил про себя, что Айола неплохо ориентируется в обстановке; очевидно, раньше она не видела смысла — или выгоды? — делиться с кем-либо столь ценной информацией. — Отец говорил, что шесть поколений никто даже не пытался штурмовать кархаймские форты — с тех пор, как появились дальнобойные пушки. Так что мы рассчитываем только перехватить корабли с грузом жемчуга, что идут в другие земли, — договорила тем временем Айола. — А что творится на суше? — осведомился Блейд. Айола пожала плечами. — С юга — горы, с севера — горы пониже и пустыня… Я же тебе рассказывала, Черный. Разведчик кивнул. Да, он уже знал об этом, но стоило еще раз выслушать очевидцев. Может, Аталир что-нибудь добавит? Но капитан «Коршуна» молчал. — Говорят, — продолжала Черная Сестра, — что берега Кархайма похожи на две узкие полоски между гор и морем. Южный хребет непреодолим, да и скалы на севере не многим лучше. — И все же — нельзя ли перебраться через них? — Сначала надо пройти пустыню… — Айола задумалась. — Дней семь, не меньше, по жаре, без вьючных животных… Нет, Черный, это безумие! — Но штурмовать стены фортов тоже нельзя, так? — Блейд по очереди взглянул на собеседников. — Штурмовать-то можно, — Аталир чуть усмехнулся, — но, клянусь Святым Кругом, это будет последний день в жизни храбреца, который туда полезет. — А насколько широко горло пролива? — Блейд чувствовал, что полностью входит в роль военного советника, довольно привычную для него. С этой должности он метил перебраться в адмиральское кресло. — Пожалуй, там разойдутся два корабля, но только борт о борт, — Аталир посмотрел на Черную Сестру, и та в знак согласия опустила веки. — Но ты собирался что-нибудь придумать, или я не прав? — он перевел взгляд на Блейда. — Ты — советник… Вот и советуй! — Мне надо поглядеть на море и берега вблизи этих фортов, — Блейд задумчиво потер висок. — Пока что скажу одно: нам потребуется много пороха и судно. — Трюмы ритолийской лоханки забиты порохом, — заметила Айола. — А у Кархайма уже собралось десятка два кораблей, — добавил Аталир. — Я имел в виду не боевые галионы турмов, — Блейд покачал головой. — Нужно еще одно судно вроде ритолийского фрегата… такое, которое не жалко начинить порохом и пустить на воздух. — А! — капитан «Коршуна», похоже, понял. — Ты хочешь… — То, что я хочу вам сказать, вы услышите через пару дней после прибытия к Кархайму, — перебил его разведчик. — Пока же нам требуется корабль… и еще — надо уговорить остальные турмы. — До Кархайма десять дней пути, — глаза Айолы озорно блеснули. — Прах и пепел! За это время можно встретить пять кораблей! На том совещание было закончено. Когда Аталир и Айола объявили о перемирии между турмами, послышался недовольный ропот. Однако Черная Сестра тут же добавила, что «Жаворонок», «Коршун» и все ховестарские корабли, которые к ним присоединятся, намерены взять штурмом Кархайм, проникнуть в пролив и разграбить нетронутые доселе жемчужные промыслы Ринвела Кривого. Голоса недовольных сразу стихли; Аталир в сопровождении охраны беспрепятственно отправился в свой лагерь, собираясь проследить за подготовкой «Коршуна» к походу. Выглядел он довольным и с интересом посматривал на Черную Сестру.* * *
Через три дня изнурительной работы фрегат был приведен в порядок. Заодно плотники «Жаворонка» устранили мелкие повреждения, полученные в последнем бою, и в честь этого события, а также начала совместных действий, два турма решили отпраздновать окончание трудов праведных. Местом сбора послужил лагерь Черной Сестры, где прибрежная полоса была шире и рядом протекала речка — весьма удачное обстоятельство для тех, кому потребовалось бы срочно освежиться. Начало празднества было обставлено весьма торжественно. Айола, нарядившись по такому случаю в ослепительно белую кружевную блузу, соблазнительно обтягивавшую высокую грудь, перехватив талию алым шелковым шарфом, встречала гостей с «Коршуна». Слева и справа от нее стояли Баскар и Блейд, а дополняли свиту капитана «Жаворонка» угрюмый Ратаг, которому вся идея сотрудничества с кем бы то ни было ужасно не нравилась, и тощий Онбол, смотревший, как всегда, отрешенно-задумчиво. Внезапно взгляд мага оживился; он дернул четки, едва не порвав нить, и поджал и без того узкие губы. К Айоле приближался Аталир, за которым валила толпа пиратов с «Коршуна». Свита его выглядела несколько скромнее; в конце концов, такой бравый воин не нуждался в телохранителях. Тем не менее капитана сопровождали первый помощник и какой-то коротышка в зеленом балахоне. Блейд едва не расхохотался, рискуя нарушить торжественность момента, столь комичной была эта кругленькая пузатая фигурка. Человечек, однако, выступал с нарочитой важностью, и Блейд догадался, что их посетил штатный колдун «Коршуна». Тут поросячьи глазки толстенького мага узрели скелетоподобного Онбола, и он чуть не подпрыгнул. Радости в его лице при этом не замечалось; видимо, два пройдохи и шарлатана были старыми знакомцами и старыми соперниками. Что касается Онбола, то он скрючил пальцы, словно намеревался выцарапать гостю глаза. После краткого приветствия Блейд, опасавшийся, что маги вот-вот вцепятся друг другу в волосы, поспешил к Эоту — таким звучным именем наградили родители и судьба колдуна-коротышку. Разведчик настойчиво потянул мага за рукав, для чего ему пришлось несколько нагнуться, и тихо произнес: — Досточтимый и мудрый Эот, можно ли обсудить с тобой одно небольшое дельце? Он благоразумно сопроводил свою просьбу демонстрацией бутылки крепкого вина; горлышко второй выглядывало у него из-за пазухи. Глазки почтенного мага загорелись, и Блейд понял, что и этот адепт тайных наук не чурается спиртного. Проводив нового знакомца в укромное место под пальмами, где им никто не мог помешать, разведчик щедрой рукой наполнил кружку Эота, которую толстяк извлек из сумки. Сосуд этот оказался весьма объемистым — как раз по размерам бутылки. Маг опрокинул вино в необъятную глотку и молча подставил опустевшую кружку. Блейд, верно поняв намек, тут же откупорил вторую бутыль, и мудрейший Эот — опять молча — поглотил ее содержимое. Затем он выжидательно уставился на щедрого хозяина. Сообразив, что допущена непростительная ошибка в оценке габаритов мага, разведчик поскреб затылок. Да, этот человечек был невысок, но возможности его определялись не длиной, а шириной; две бутылки хмельного для бездонного брюха Эота можно было счесть лишь легкой разминкой. Блейд успокоительно кивнул гостю и ненадолго отлучился; вскоре он вновь возник перед мудрецом, таща на плече целый бочонок. При виде такого изобилия маг «Коршуна» заметно повеселел. Опустошив третью кружку — уже не столь поспешно, как предыдущие, — он привалился спиной к стволу и начал мурлыкать нечто невразумительное, но мелодичное. Было совершенно ясно, что еще пара возлияний введут его в прострацию, а потому, налив в четвертый раз, Блейд завладел кружкой и, дразняще покачивая ею перед красным носом Эота, приступил к расспросам: — Слышал я, что ты, великий и мудрый знаток тайн, как никто другой, понимаешь толк в жемчуге… — Это была грубая лесть, ибо до сего дня Блейд знать не знал про магистра бутылки с «Коршуна». Великий и мудрый знаток благосклонно кивнул, не сводя с кружки зачарованного взгляда. Его лицо, и без того красное, еще больше побагровело — не то от выпитого, не то от похвал. Потерев пухлой ладонью заметно вздувшееся брюшко, маг издал некий поощрительный звук, что-то среднее между «хм-м» и сдавленным рычаньем. — Хотелось бы мне знать, что ты думаешь насчет волшебного жемчуга Кархайма… — вкрадчиво произнес искуситель, покачивая кружку. Маг негромко икнул, покосившись на сосуд в руке разведчика. Кружка поощряюще придвинулась к его лицу, так что ноздри Эота затрепетали под действием благоуханных паров. Он немного помялся, потом решительно произнес: — Мудрым из-вестно… да, мудрым известно, ч-что каждая жемчужина стоит п-полкоролевства… мудрым из-вестно… — Мне тоже, — сообщил ему Блейд, отодвигая кружку. — Но почему? — Он… делает… людей… бессмертными… — раздельно произнес маг. Потом, заметив недоверчивое выражение на лице собеседника, Эот поспешно добавил: — Н-ну продлевает жизнь… это уж наверняка… Сам Р-ринвел… старая кляча… с-сам… — Тут он замолк и вновь выразительно посмотрел на кружку. Блейд машинально протянул ему вино, налил себе и сделал пару глотков. Опять те же байки! Вечная жизнь, власть над миром — и что там еще? — неистощимая потенция, небо в алмазах и золотой дождь. Он уже жалел, что пришлось извести зазря столько доброго напитка. — Откуда же берется такое… сокровище? — выдавил он, немного помедлив. Уже изрядно захмелевший Эот вспомнил о том, что должен поддержать свое реноме великого мага. Надувшись, он важно начал: — Глубоки и таинственны пучины Акрода… — Но тут, увидев исчезающий за спиной Блейда бочонок, колдун внятно произнес: — Н-ну… добывают их там… в Кар-рр-хайме… Р-редко. Очень р-редко… очень-очень р-редко… Блейд понял, что сегодня ничего больше не выведает; не то он перестарался с выпивкой, не то этому шарлатану было известно столько же, сколько Онболу. Видимо, придется вытрясти нужные сведения из старого Ринвела… Никто лучше купца не знает свой товар, подумал разведчик. Оставив мудрого мага исследовать дно бочонка, Блейд удалился под сень пальм и начал сосредоточенно чертить на земле схему предстоящего сражения.Глава 5
Над Акродом по-прежнему держался теплый восточный ветер, лишь иногда сменяясь перед рассветом знойным южным бризом. Галионы ховестаров неутомимо вспенивали морскую гладь, приближаясь к берегам герцогства Кархайм; теперь за ними шли уже два корабля — компанию ритолийскому фрегату составлял большой трехмачтовый барк из торговой республики Васты, прихваченный по дороге. Формы этого судна сильно напоминали плавучий гроб, но оно оказалось довольно большим и его бездонные трюмы были набиты шерстью — превосходным горючим материалом. Погода благоприятствовала плаванию; стояли теплые и долгие дни, море просматривалось на много миль, вплоть до самого горизонта. По утрам, однако, случались сильные туманы; и в одно такое молочно-белое, сонное утро Блейд, выйдя на палубу, неожиданно обнаружил, что «Жаворонок» ложится в дрейф. Большая часть парусов была свернута, волны с тихим плеском разбивались о борт почти неподвижного корабля, мерно покачивая советника и будущего адмирала. Туман понемногу рассеивался, редел, и вскоре ему стало ясно, что «Жаворонок» и державшийся поблизости «Коршун» вместе с призовыми судами оказались посреди большой, но довольно разбросанной группы парусников, Блейд поспешно вскарабкался на марс, потеснив ховестара-наблюдателя, и обратил взор на запад: на расстоянии трех пушечных выстрелов виднелись мощные стены кархаймских фортов. Казалось, они вырастали прямо из моря — серые скалы и серые камни над ними, прорезанные тремя рядами бойниц. И в бойницах что-то сверкало, отражая первые лучи поднимавшегося солнца, — нечто яркое, золотистое. Начищенные до блеска стволы огромных орудий! Даже с такого расстояния Блейд мог разглядеть крохотные темные точечки жерл. Скользнув взглядом по раскиданным тут и там галионам, замершим, словно стая псов перед облавой, он решил, что не все, пожалуй, так уж безнадежно. Кораблей было много — десятка три; если хотя бы половина турмов согласится участвовать в операции, они получат пять-шесть тысяч бойцов и сотню дальнобойных пушек. Но, конечно, судовая артиллерия не могла равняться с этими бронзовыми монстрами Ринвела Кривого! Спускаясь по вантам, Блейд усиленно размышлял на сей счет; ступив же на палубу, он узрел поднимавшегося на борт Аталира. Тот выглядел несколько озабоченным, однако, увидев советника, сразу просветлел и обратился к нему: — Привет, Черный! Изучаешь окрестности? Блейд, в душе проклиная явившегося некстати гостя, постарался ответить спокойно: — Привет. Да, я немного осмотрелся. Надо бы провести настоящую разведку, а на это потребуется день-другой. — Скажи, что ты хочешь знать, и я пошлю своих парней. Если надо, они подберутся вплавь под самые стены. Блейд задумчиво окинул взглядом неприветливые скалистые берега. Цитадели низко лежали над водой, словно пара тяжелых каменных черепах, придавивших скалы массивными квадратными телами. Как часто случалось по утрам, потянуло ветром с юга, и туман окончательно рассеялся. — Пусть твои люди выяснят следующее, — разведчик протянул руку к безмолвным фортам. — Здесь, с запада, я насчитал по двадцать больших пушек в каждом укреплении и, полагаю, со стороны пролива их не меньше. Но какие орудия защищают стены с суши? Понимаешь меня? Аталир кивнул. — Придется высаживаться на берег, — заметил он. — К южному форту так просто не подобраться, там горы… К северному… Что ж, попробуем! — Твоим парням стоит прихватить легкие пушки и дать пару залпов из укрытия. Если форт ответит, мы выясним, чем грозит атака с суши. Спроси Айолу — может, она отпустит с тобой Паллона… он — канонир не из последних. — У меня тоже канонир не из последних, — проворчал капитан «Коршуна». — Но тащить пушки по этим скалам… — Ничего. Пара крепких мужчин унесет ствол, а поставить его можно на камни. Зато скалы прикроют людей от обстрела из форта. — Ладно, сделаем… Чего ты хочешь еще? — Какие глубины под самыми стенами? Может ли подойти туда большой корабль? — Э, так мы не договаривались, приятель! — Аталир сгреб в ладонь усы. — Ты что же, слепой? Если идти медленно, нас расстреляют на полпути. Если быстро, да еще маневрировать, может, кто-нибудь и прорвется к стенам, чтобы врезаться в них на полном ходу, А потом нас опять-таки расстреляют! — Я говорил не о наших кораблях. — Надеешься уломать этих? — Аталир обвел рукой ховестарские галионы. — Хочешь верь, хочешь нет, среди них я не замечал ненормальных! — К фортам пойдут ритолиец и вастанская посудина. Ночью, почти без экипажа, при сильном западном ветре. Так что делай, что я говорю, капитан! С минуту Аталир размышлял, потом кивнул: — Дальше. — Еще я хочу знать, как далеко стреляют пушки герцога, сколько времени идет на перезарядку орудий и какова толщина стен этих крепостей… — Может, тебе еще нужна любимая наложница Ринвела? — поинтересовался Аталир. — Нет. Старик, говорят, разбирается в жемчуге, а не в девушках. Так что я сам выберу кого-нибудь, когда мы доберемся до его дворца. — Если Айола позволит! Громко захохотав, Аталир полез в шлюпку.* * *
На следующее утро он явился с докладом. Полсотни ховестаров с «Коршуна» высадились на берег и, исходя кровавым потом, подтащили к стенам два трехсотфунтовых орудия на расстояние выстрела. Северный форт ответил; батареи, защищавшие его с суши, состояли из довольно мощных пушек, но чудовищ, подобных тем, что стерегли морской проход, там не было. Впрочем, головорезам Аталира все равно хватило неприятностей: один залп накрыл группу удальцов, которые высунулись из-за камней. Они, наверно, решили взять крепость вшестером, и в результате пираты потащили назад полдюжины трупов. Разведка на воде обошлась без жертв. Днем «Коршун», развернув все паруса и искусно маневрируя, вступил в артиллерийскую дуэль с южной цитаделью, пославшей десяток-другой ядер в увертливого наглеца. Пушки Ринвела стреляли на полмили, однако дальность прицельного огня была, видимо, вдвое меньше. Перезарядка занимала минут семь, но орудия палили попеременно, залпами трех батарей по шесть-семь пушек в каждой. И пушкари у герцога были отменные! Снаряды не раз пенили воду в считанных ярдах от корпуса «Коршуна», а одно раздробило стеньгу на фок-мачте. Остальные суда ховестаров наблюдали за этим поединком с молчаливым и, как показалось Блейду, сочувственным вниманием; видно, такие лихие наскоки не были редкостью и помогали отводить душу. Ночью Аталир послал к южному форту ялик, остановившийся в двухстах ярдах от стен. Остальное сделали пловцы. Им, правда, пришлось ждать отлива, чтобы вернуться назад, но все же разведку успели завершить еще в темноте. Глубина у отвесных скал была не меньше тридцати футов — вполне достаточно, чтобы ховестарские брандеры уткнулись в основания стен, а не сели на мель где-нибудь посреди бухты. Все это Аталир выложил Блейду и Черной Сестре — вместе с сожалениями, что толщину стен крепости узнать не удалось. Блейд, правда, сам видел, как ядра пятисотфунтовых пушек «Коршуна» отскакивали от стен, словно орехи, но это его не слишком беспокоило. Одно дело — пушечный выстрел, и совсем другое — корабль, начиненный бочками с порохом, который взлетит на воздух у самых амбразур. Скалы, конечно, устоят, и форт не развалится на части, но встряхнет его хорошенько. Блейд отдал бы сейчас правое ухо, чтобы узнать, как закреплены огромные кархаймские пушки, но — увы! — это было невозможно. — Ну, я сделал все, что мог, — Аталир ухмыльнулся. — Две вылазки с обстрелом и промеры глубины… все, кроме толщины стен и герцогской наложницы в постель, — он подмигнул советнику, не обращая внимания на суровый взгляд Черной Сестры. — Теперь ты понимаешь, почему Кархайм считается неприступным? Что будем делать? — Абсолютно неприступных крепостей нет, — уклонился Блейд от прямого ответа. — Мы… Слитный грохот выстрелов на миг оглушил его: амбразуры обоих фортов окутались клубами дыма. Внезапно из пролива выскочил корабль и помчался на север, подгоняемый свежим утренним бризом; вначале он прижимался к берегу, где пушки цитадели могли прикрыть его, потом резко повернул в открытое море. Необычное судно, решил Блейд, наблюдая за этим стремительным бегством; казалось, узкий корпус, над которым круглилась громада парусов, вот-вот оторвется от воды и взлетит. Корабль мчался мимо парусников ховестаров, промелькнул в четверти мили от «Жаворонка» и вырвался на свободное пространство. Пиратские корабли один за другим поднимали паруса и маневрировали со всей доступной прытью, готовясь броситься в погоню за легкой кархаймской каравеллой. С мостика долетел возбужденный возглас Ратага: — Поднять паруса! — Отставить! — в голосе Черной Сестры чувствовалось раздражение. — Меч и порох, — пробормотала она, — надо бы протащить этого болвана под килем… промыть ему мозги. Аталир едва заметно пожал плечами: — Да, бесполезная затея. Эта птичка — из самых быстрых в Акроде. — Он повернулся к Блейду и пояснил: — Обыкновенно на таких судах Ринвел и отправляет свой товар покупателям. Их не догонишь… Пустое дело! Однако часть ховестаров придерживалась иного мнения. С полдюжины кораблей, галионов и больших фрегатов, собирались принять участие в гонке. Два трехмачтовых парусника уже двигались в кильватере каравеллы, стремясь обойти ее с двух сторон и преградить дорогу, но с каждой минутой отставали на добрую сотню ярдов. — Неудачное начало, — констатировал Блейд; Аталир же добавил: — Как всегда. Лишь дважды на моей памяти удавалось достать корабли, вышедшие из Кархайма. Но то были не герцогские посудины, а его покупателей, рискнувших отправиться без сопровождающих фрегатов. — Зачем же вы собираетесь здесь? Капитан «Коршуна» дернул длинный ус. — А вдруг именно мне улыбнется счастье? Так думает каждый… Знаешь, у турмов, что догнали те два корабля, теперь во владении по острову. А ведь в их добыче не было зеленых жемчужин! — Ясно, — Блейд проводил взглядом уходившие к горизонту суда и спросил: — Значит, герцог держит специальный флот для отправки своего товара? — Он того стоит, — рассмеялся Аталир, — да и барыши приносит просто сказочные — в других землях цветного жемчуга не водится. Ринвел Кривой, конечно, жадная тварь, как и весь его род, но дураком его не назовешь. Он знает, что за жемчуг ничего не возьмешь, если его не вывезти из Кархайма. Так что старик не жалеет денег на пушки, пушкарей и быстроходные корабли. Айола раздраженно скривила губы; Блейд заметил, что сегодня она в дурном настроении. Может, тому виной неудачная шутка Аталира насчет герцогской наложницы? — Ринвел — старая лиса, — процедила девушка сквозь зубы. — А эти, — она махнула рукой на ховестарские корабли, — стая шакалов! — Да, они спят и видят, как ворвутся в пролив и разнесут по камушкам замок Кривого! Говорят, — Аталир чуть понизил голос, — что во дворце всегда есть парочка зеленых жемчужин, тех самых. Купить их не всякому королю по карману! — По мне, розовый цвет гораздо приятнее, — прикинулся простачком Блейд. Капитан «Коршуна» пожал плечами: — Дело не в цвете. Тот, кто владеет магическим жемчугом, непобедим в бою и удачлив в делах. Еще одна версия, отметил разведчик, а вслух сказал: — Если ты прав, мы можем сразу убираться отсюда. — Почему? — Я думаю, уж одну-то жемчужину Ринвел приберег для себя… Черная Сестра фыркнула. — Все это пустая болтовня, клянусь рифами Ховестара! Не важно, на что годится этот жемчуг, важно, сколько за него платят! А потому, — она кивнула в сторону берега и фортов, — давайте приниматься за дело. Ты, Черный, собирался предложить нам план, не так ли? — Непременно, — с готовностью подтвердил Блейд — Но для его осуществления нам нужны люди и корабли — Отличная мысль! — воскликнула Айола, сверкнув глазами. — А ты не посоветуешь, где их взять? — Да вон там, — Блейд небрежно повел рукой в сторону ховестарских парусников. — Как мы договаривались, попробуем привлечь остальные турмы, пообещав им справедливый дележ. На лице Айолы промелькнуло нечто похожее на отвращение. Она, вероятно, не возражала бы против вербовки соратников, готовых подставить свои корабли и своих людей под пушки Ринвела, но вот справедливый дележ ее не устраивал. Повернувшись к Блейду, девушка медленно произнесла: — Просить их о помощи? Признаться в собственном бессилии? Никогда! — Черная Сестра гордо вскинула голову — Мой отец не искал союзников, и я не вижу причин, которые заставили бы меня поступить иначе! О, женская непоследовательность! Блейд чувствовал, как в нем закипает гнев. Во-первых, у них уже был соратник — Аталир, который находился рядом и слышал эти оскорбительные слова. Во-вторых, еще на Шардисе он предупреждал обоих своих подопечных, что для штурма крепостей Ринвела понадобятся крупные силы. Если же Айола оттолкнет сейчас капитана «Коршуна» и непрочный союз распадется, можно забыть про адмиральские погоны, победоносную кампанию и зеленый кархаймский жемчуг. Аталир, однако, проявил сдержанность. — Просить о помощи и предлагать временный союз — вещи разные, — рассудительно заметил он. — Ни ты, ни я не уроним своего достоинства, предложив прочим турмам совместный набег на герцогство. Да что там, я сам готов попытаться уговорить кое-кого из капитанов… Я считаю. Черный дело говорит. — Ты так думаешь? — раздраженно вставила Айола; похоже, она начинала закипать. — А у меня другое мнение! Не забудь, с ними придется делиться добычей! Тебя, я вижу, это не волнует, а? Довольно странное поведение для предводителя турма! Ее черные глаза впились в лицо Аталира и выражение их было совершенно недвусмысленным: а не задумал ли ты, приятель, отхватить весь пирог? — Ничего, на мою долю хватит, — резко ответил капитан «Коршуна». Похоже, выдержка начинала изменять ховестару, и Блейд сейчас был на его стороне. Во имя Святого Круга и всех демонов моря! Лучше не связываться с женщиной, пусть даже она командует самой отчаянной пиратской шайкой на всем Акроде! — Ты забываешь, моя дорогая, — с внешним спокойствием заметил он, — что ни твоему отцу, ни тебе и никому из ховестаров еще не удавалось одолеть кархаймские форты. Это просто невозможно сделать в одиночку! Так что ты можешь и впредь гордо разгуливать по Акроду, но возле Кархайма с твоим упрямством делать нечего. Возможно, ему не стоило этого говорить. Покраснев от гнева, Айола выхватила из-за пояса кинжал — с явным намерением прикончить своего возлюбленного на месте. Блейд отскочил, с привычной сноровкой перехватив руку с клинком, и чуть завернул ее за спину Черной Сестры, яростно сверкавшей глазами. Пальцы девушки разжались, когда мощная длань разведчика стиснула ее кисть, и кинжал глухо стукнул о палубу. — Это научит тебя, малышка, не набрасываться с ножом на человека, который хочет тебе лишь добра, — с нарочитой нежностью произнес Блейд. Аталир с ухмылкой взирал на эту семейную сцену. Айола, как ни странно, притихла, не издав больше ни звука. Она не возмутилась, когда разведчик, все еще не выпуская ее запястья, ласково улыбнулся и сказал: — Ну, так ты позволишь мне говорить? Или попытаешься теперь продырявить меня из мушкета? — Ладно… — щеки девушки уже не горели злым румянцем. — Я согласна выслушать тебя, Черный. Упрямая, жестокая, непоследовательная женщина, но какая восхитительная! Даже сейчас, в этой унизительной ситуации, хозяйка «Жаворонка» держалась с достоинством принцессы. Блейд счел инцидент исчерпанным и как ни в чем не бывало продолжил: — Без союзников нам не обойтись. Учти, даже если б мы ухитрились благополучно проскочить мимо фортов, наши корабли потом окажутся в ловушке. Значит, предстоит бой; чем больше судов, орудий и людей мы соберем, тем реальнее шансы на успех. Возможно, кому-то из нас повезет — почему бы не «Жаворонку» с «Коршуном»? — он пристально посмотрел на Айолу, ожидая, пока до нее дойдет эта мысль. — Сражение предстоит жаркое и будет стоить большой крови… Хорошо, чтобы это была кровь не наших людей, так? Аталир, в общих чертах уже представлявший план Блейда, одобрительно хмыкнул; теперь оба мужчины с интересом наблюдали за лицом хозяйки «Жаворонка», на котором отражалась борьба между желанием взять заманчивый приз и гордостью. Наконец Айола приняла решение: — Что ж, наверно, ты прав, Черный. Нам нипочем не добраться до сундуков Кривого Ринвела в одиночку. Но когда дело будет сделано… — девушка не договорила, но намерения ее были вполне определенными. Горе тому, кто посмеет встать между Айолой и зеленым жемчугом! Впрочем, у Блейда был свой проект дележа: при всех обстоятельствах волшебные жемчужины попадут к нему в карман. — Там посмотрим, — дипломатично заметил он, довольный, что оба капитана готовы вступить в переговоры с потенциальными союзниками. Сражение за форты, как и вопрос распределения доходов, сейчас его не волновал; он не сомневался, что добьется своего. Надежная информация — вот где заключалась главная трудность! На что годится этот пресловутый магический жемчуг, который он собирается доставить Лейтону? Пока Блейд представлял лишь один способ его применения — украсить этим чудом корону Британской Империи и ждать, пока к Англии вернется власть над миром.* * *
Итак, заручившись согласием Айолы, советник и капитан отправились на «Коршун», чтобы приступить к переговорам с прочими ховестарскими турмами. Черная Сестра не выразила горячего желания участвовать в них, и мужчины согласились с этим мудрым решением. В конце концов, не все пиратские главари обладали профессиональной реакцией Блейда; получив клинок меж ребер, они могли засомневаться в надежности предлагаемого союза. Спустя несколько минут после того, как шлюпка закачалась у желтого борта «Коршуна», кормовые орудия галиона дали двукратный залп, что на языке сигналов, принятых в Акроде, означало просьбу о встрече. Пять или шесть кораблей откликнулись; к ним-то и направились в первую очередь парламентеры. Они сочли разумным разделиться, чтобы побыстрей закончить работу. Блейд направился к двухмачтовому бригу с резной фигурой чайки на бушприте, Аталир выбрал фрегат, капитан которого был его приятелем. Разведчик ловко вскарабкался по трапу на палубу брига и очутился лицом к лицу с его почтенным владельцем. Это был крепкий мужчина приятной наружности, примерно одних лет с Блейдом, с ясными голубыми глазами, блестевшими из-под густых темных бровей. Русая курчавая бородка и длинные волосы, небрежно перехваченные на лбу черной лентой, довершали облик Коверга, одного из самых удачливых акродских пиратов. По словам Аталира, хозяин «Чайки», судна небольшого и не слишком шикарного, не торопился менять свою посудину на другой корабль, поскольку считал, что старый бриг приносит ему счастье. Захваченные призы он топил, предпочитая оставлять у себя весь мало-мальски ценный груз, но не сами корабли. Кроме того, — здесь Аталир чуть пожал плечами — Коверг коллекционировал хорошеньких девушек; ходили слухи, что на одном из островов у него имеется целый гарем. Впрочем, это не мешало ему проводить весьма успешные операции и головокружительные налеты на города, которые прочие ховестары обычно обходили стороной. Догадавшись, пока гость окончательно утвердится на палубе, хозяин брига обаятельно улыбнулся и произнес: — Коверг к твоим услугам, незнакомец. — Затем, вежливо наклонив голову в ответ на приветствие Черного, он поинтересовался: — Что случилось с «Коршуном»? Вчера он устроил переполох под стенами этого курятника, — рука капитана, описав изящный полукруг, нацелилась на южный форт, — а сегодня попросил о встрече. Признаться, мне крайне любопытно, зачем сюда пожаловал его посланец. — Я буду говорить от имени Аталира и Айолы, Черной Сестры, — уточнил Блейд. — А, эта хорошенькая малышка, дочь покойника Айлата? — Коверг с интересом приподнял бровь. — Ну и штучка, скажу я тебе! Прелестная девица, однако норов как у столетнего осьминога — так и ищет, кого бы сожрать. — Я полагаю, — задумчиво произнес Блейд, — что за последний месяц характер у нее значительно улучшился. — Ты уверен? — Кому же знать, как не мне? Коверг уставился на гостя с нескрываемым одобрением. — Значит, ты — новый капитан «Жаворонка»? Отличная парочка — Черный Братец и Черная Сестричка! — Нет, — разведчик покачал головой, — я всего лишь канонир, начальник абордажной команды, военный советник и личный телохранитель Айолы. — Не сомневаюсь, что твоя последняя должность является самой важной, — с едва заметной насмешкой произнес Коверг, и мужчины обменялись понимающими улыбками. Блейд отметил, что чувствует себя с этим человеком легко и свободно; что касается женщин, оба они были ягодками с одного поля. — Ну, к делу, — сказал он, присаживаясь на бухту каната. — Турмы «Жаворонка» и «Коршуна» собирают людей и суда, чтобы разделаться с лисицей Ринвелом. Желаешь ли ты его пощипать? — Блейд понял, что может говорить откровенно; этот Коверг явно был из породы авантюристов, которых добрая драка привлекала не меньше сказочных богатств. — Значит, вам нужны корабли, чтобы подставить их под пушки фортов? — мгновенно отреагировал капитан «Чайки», доказав, что соблазнительные перспективы не лишили его здравого смысла. — Ну зачем же такие подозрения, — Блейд обаятельно улыбнулся. — Мы считаем, что у каждого будет шанс, и самые проворные и ловкие смогут им воспользоваться. — Пожалуй, это справедливо, — протянул ховестар, пристально разглядывая гостя. — Я достаточно проворен и ловок, чтобы согласиться на такое предложение. Полагаю, надо обсудить подробности? — Мы собираем всех, кто заинтересуется делом, на «Коршуне», послезавтра, в полдень. — Блейд условился с Аталиром, что его галион станет штабом операции. Коверг кивнул, и, распив бутылку вина, новые союзники расстались. Покидая бриг, Блейд размышлял над тем, что же произвело большее впечатление на капитана «Чайки» — предложение совершить беспрецедентный налет или весть о покорении Черной Сестры. Видимо, последний подвиг Коверг оценил выше, чем предполагаемый штурм кархаймских фортов. Теперь посланник решил посетить один из кораблей, не откликнувшихся на сигнал с «Коршуна». Велев гребцам направить шлюпку к внушительному галиону, заметно выделявшемуся роскошью отделки, он задумчиво потер висок. С Ковергом вроде бы не возникло проблем, но как встретят незваного гостя на этом судне, чей бушприт украшает фигура сокола? Оказавшись рядом с крутым бортом, Блейд подергал свисавший с фальшборта конец. Никакого ответа! Тогда разведчик решил подняться на палубу без приглашения. Ухватившись за канат, он быстро залез наверх и огляделся. Никого! Лишь молодой парнишка, по-видимому, юнга, открыв рот, уставился на пришельца. — Эй, малый, — окликнул его Блейд, — проведи-ка меня к капитану. — А ты кто такой? — спохватился юный ховестар, вытаскивая нож. — Брось, не валяй дурака! У меня серьезное дело к твоему хозяину. Или зови его сюда, или проводи меня к нему — да пошевеливайся! — Блейд грозно нахмурил брови. Похоже, юнга сообразил, что спорить не приходится, и бросился на ют. Спустя пару минут он вылетел из капитанской каюты, потирая покрасневшее ухо. Вслед за ним показалась внушительная тучная фигура, разодетая по самым строгим канонам ховестарской моды: высокие сапоги мягкой кожи, цветастая рубаха под безрукавкой, расшитой серебряной нитью, яркий пояс, нежно обнимавший солидную талию, и некое подобие пышного банта на шее. За поясом торчал целый арсенал — два пистолета длиной в ярд, сабля, кортик и топор. Впечатляющий облик этой личности довершало золотое кольцо, продетое в мочку уха. Блейд с трудом удержался от удивленного возгласа; теперь он представлял, как выглядели авантюристы его родного мира, грабившие всех и вся в Карибском море. «Ну и тип, — подумал он, скрывая замешательство, — Чего можно ждать от такого петуха?» Капитан, поспешно приближавшийся к гостю, еще издали завопил: — Рыбья кость! Клянусь Святым Кругом, я прикажу вышвырнуть тебя за борт как паршивую собаку! Чего тебе надо на моем корабле?! Дождавшись паузы, Блейд быстро произнес: — Твой корабль просто великолепен, досточтимый! Никогда в жизни не видел такого отличного боевого судна! Я чувствую, ты знаешь толк и в морском искусстве, и в красоте корабельного убранства, и в приличном поведении. Такой грозный вождь повелевает не криком, а одним движением пальца… Он продолжал нести всякую чушь, представляя, с какой скоростью Айола выпустила бы кишки этому щеголю. Порой она бывает слегка несдержанной… Что ж, никто не может похвастать сразу всеми мыслимыми достоинствами! У девочки нет склонности к дипломатии, зато она превосходно владеет ятаганом и бесподобна в постели… Капитан тем временем слегка остыл; щедрые комплименты и лесть явно пришлись ему по душе. — Да, посудина недурная, — буркнул он. — Один из лучших парусников, какие мне только попадались! — Вероятно, роскошная отделка импонировала ему больше, чем быстроходность и маневренность. — Черный, военный советчик, — представился Блейд. Дородный ховестар кивнул. — Тоот, капитан «Сокола». Но учти — я не нуждаюсь ни в чьих советах. — Даже в таких, которые могли бы наполнить твой сундук кархаймским жемчугом? — Блейд ни секунды не сомневался, что у этого толстяка где-то в укромном углу припрятан сундучок именно для такой цели. Скорее всего, не один. Он не ошибся; глаза Тоота неожиданно вспыхнули от жадности. — Не береди душу, — почти задыхаясь, простонал капитан «Сокола». — Я торчу здесь по месяцу вот уже четвертый год, и все ради этого проклятого жемчуга! Но без всякого толка! Немудрено, подумал Блейд, на этой посудине не догнать даже каракатицу, не то что быстрые кораблики Ринвела. — У тебя есть возможность присоединиться к остальным турмам, — заметил он. — Мы планируем налет на Кархайм — с дележом добычи, разумеется. Все будет по-честному и никто не останется в обиде. — С этим типом Блейд решил не вдаваться в подробности раньше времени; но он поклялся про себя, что «Сокол» будет последним кораблем, который достигнет жемчужных отмелей Кархайма. Если вообще попадет туда. — Мы хотим собраться на «Коршуне» — послезавтра, в полдень. Надеюсь, досточтимый, увидеть там и тебя. Тучный ховестар только кивнул, провожая глазами перемахнувшего через фальшборт искусителя; розовые и голубые жемчужины плавали перед его мысленным взором, затмевая грозные жерла герцогских орудий. Остаток этого дня и весь следующий прошли в подобных же визитах, более или менее удачных. Блейд переночевал на «Коршуне», в предоставленной Аталиром каюте, и тому имелись две причины: во-первых, дипломатия отняла ужасно много сил, и он хотел выспаться; во-вторых, ему хотелось слегка проучить свою строптивую возлюбленную. Им предстояло нелегкое сражение, и нельзя было допустить, чтобы женский каприз в самый ответственный момент поставил под удар всю операцию.* * *
Настал день военного совета. В назначенный час к борту «Коршуна» одна за другой начали швартоваться шлюпки чуть ли не со всех ховестарских кораблей; не хватало двух или трех капитанов, самых упрямых и несговорчивых. Далеко не каждый предводитель турма изъявлял желание вступить в союз на предварительных переговорах, но почти все сочли нужным явиться и послушать, к чему приведет «эта идиотская затея, без которой прекрасно обходились все наши предки до двадцатого колена». Когда все собрались — расположиться пришлось прямо на палубе, ибо нигде не нашлось пристойного и достаточно большого помещения, чтобы разместить два десятка гостей, — Аталир, уже воспринимавший идеи советника как свои собственные, произнес краткую речь. — Во имя Святого Круга и рифов Ховестара! — он начертил перед грудью ритуальный знак. — Нам предстоит, после некоторой подготовки, которую «Коршун» и «Жаворонок» берут на себя, — тут он посмотрел на Айолу, которая с каменным лицом устроилась на палубной пушке, — атаковать курятники Ринвела. Часть кораблей ударит по фортам с моря, остальные турмы высадятся на сушу с легкими орудиями. Мы полагаем, — он сделал паузу, давая слушателям время оценить этот план, — что умелая подготовка к штурму и атака большого числа кораблей, а также нападение с суши дают нам шансы на успех. Меч и порох! Мы покажем этому кривому герцогу, кто такие ховестары! — в порыве чувств Аталир грохнул кулаком по планширу. Ненадолго воцарилась полная тишина. Потом все одновременно зашумели, перебивая друг друга, пытаясь не то что-то спросить, не то возразить. Наконец гул перекрыло энергичное восклицание одного из самых достойных вожаков: — Интересно бы узнать, что это за предварительная подготовка? Может, вы хотите отойти подальше от берегов, а потом, когда форты расстреляют ядра, пустив на дно наши корабли, направиться в пролив? — А ты согласился бы на такое? — Блейд, иронически усмехнувшись, пришел на помощь Аталиру. — Прах и пепел! Нашли идиотов! Чужими руками каждый горазд жар загребать! — послышались крики. — Раз вы не идиоты, не надо строить идиотских предположений! — рявкнул Блейд, взмахом руки прекращая содом. — Есть разумный план, и если вы согласны его выполнять, Кархайм будет нашим! — А ты кто такой, что берешься отвечать за капитана «Коршуна»? Что за птица? — не меньше половины ховестаров видели Блейда впервые. — Я тот, кто поведет вас в бой! — сильный голос Блейда вновь перекрыл возмущенные вопли. — Если кому нужны дополнительные рекомендации, то можно справиться на «Жаворонке», у Баскара и Ратага. Они уже имели дело со мной. Тут подала голос Айола: — Это мой канонир, телохранитель и старший абордажной команды… — Ого! Не слишком ли много, приятель? — насмешливо произнес чей-то хриплый голос. — В самый раз, — спокойно ответил Блейд. — Я берусь командовать штурмом, и, клянусьСвятым Кругом, если мы приступим к делу ночью, то в обед будем в Кархайме. — Вы только послушайте этого умника! — проворчала некая темная личность, не высовываясь, однако, из-за спин соседей. — Мы годами выжидаем удобного случая, а он свалился нам на голову и обещает разнести курятники Ринвела единым махом! — А потом заграбастать всю добычу, будьте спокойны! — Скептиков на этом совете было хоть отбавляй. Блейд, однако, видел, что ховестары уже готовы согласиться; они нуждались лишь в четком плане и уверенности в справедливом дележе добычи. — Каждый турм, где выживет хоть один человек, получит равную долю, — громко объявил он. — Мы соберемся во дворце герцога, пересчитаем и разделим все, что удастся найти. Расчет с командами — ваша проблема. Согласны? Эта перспектива показалась капитанам весьма вдохновляющей. Каждый подумывал о волшебном жемчуге и каждый знал, что зеленых жемчужин будет не очень много — может быть, всего одна. Как ни крути, легче договориться с двадцатью вождями, чем с тремя сотнями своих собственных головорезов; к тому же не исключалось, что ловкач, первым попавший в подвалы, завладеет сокровищем. Итак, достойные ховестары громкими криками выразили свое согласие. Оставалось договориться о том, кто возьмет на себя сушу, а кто — море, об условных сигналах и порядке следования кораблей, о десятках других дел, значительных и не столь важных. На это ушло три часа; когда все было обговорено, совет закончился. Айола недовольно хмурилась. Аталир же, напротив, казался довольным и был готов штурмовать Кархайм хоть сейчас и в одиночку.Глава 6
На следующий день, дождавшись, пока туман слегка рассеется, Блейд распорядился приступить к перевозке на берег десанта. Никто не оспаривал его приказов; после того, как вчерашний совет распределил роли, всем стало ясно, что без главного координатора дело обречено на провал. Ховестары были практичными людьми: творцу плана и надлежало проводить его в жизнь. Так, без громких слов и звона фанфар, советник Черный стал адмиралом корсарского флота. Правда, этот стремительный взлет уже не тешил его тщеславия; под утро у Блейда разболелась голова, и он хорошо понимал, что означает сей признак. Скоро он покинет Акрод, навсегда распрощается с его сияющими далями и скалистыми берегами, с мерным шумом волн и теплым ярким солнцем… Да, ему придется уйти — но он уйдет победителем! С высокой кормовой надстройки «Жаворонка» Блейд видел череду шлюпок, набитых вооруженными людьми, направлявшихся к бухточке в скалах к югу от пролива, туда, где форт защищали прибрежные утесы. Через несколько минут от галионов отвалили новые шлюпки с точно таким же грузом и демонстративно двинулись в тыл другому форту; они причалили к узкой песчаной косе, скрытой от глаз защитников крепости густыми зарослями кустарника. На стенах фортов наблюдалась некоторая суета. Их гарнизоны включали не менее двух-трех тысяч солдат, и какое-то время Блейд надеялся, что они рискнут предпринять контратаку. Однако таланты ховестаров по части владения ятаганом и мушкетом были хорошо известны в Акроде, и бойцы Ринвела больше полагались на пушки, чем на рукопашную схватку. Оба десанта высадились без помех, и лодки быстро поползли обратно к кораблям; через час на берег отплыла следующая партия. Турмы «Жаворонка», «Коршуна», коверговской «Чайки» и еще пяти судов не участвовали в этой операции; им предстоял поединок с дальнобойными орудиями фортов. Ритолийский фрегат и вастанский барк стояли наготове, с трюмами, набитыми под завязку порохом, политой маслом шерстью и всем, что могло гореть, пылать и взрываться; на каждом сидела команда из двадцати ховестаров, которым предстояло управлять парусами. Этим отчаянным парням были поставлены две задачи: нацелить брандеры туда, куда нужно, и вовремя прыгнуть за борт. По крайней мере за фрегат Блейд не беспокоился — там командовал Паллон. Несомненно, в обеих цитаделях следили за оживленной деятельностью пиратов, по-прежнему не проявляя никакой серьезной активности. Должно быть, авантюристы разного толка неоднократно и безуспешно пытались атаковать кархаймские укрепления и с суши, и с моря, так что старания ховестаров пока не беспокоили гарнизоны. Попыток уничтожить шлюпки тоже не наблюдалось. С одной стороны, это было бы пустой тратой ядер, ибо десанты высаживались в двух милях от стен; с другой — защитники, видимо, не собирались выказывать и тени сомнения в своей победе. Блейд понял, что командиры фортов предпочитают полагаться на прочность камня, мощь своих орудий и саму природу. Подход к южному форту затрудняли отроги горного хребта, перед другим расстилалась песчаная полоса в двести ярдов шириной, где каждый, отважившийся на штурм, оказался бы как на ладони; за ней вздымались скалы. Вслед за первыми двумя рейсами десантных шлюпок последовали третий, четвертый, потом еще и еще. Наконец офицеры герцога забеспокоились: на каждом берегу уже скопилось не меньше тысячи ховестаров с легкими полевыми пушками. От галионов шли новые и новые шлюпки — теперь они доставляли ядра, порох, воду, провиант и длинные лестницы, сколоченные из запасного рангоута. Серьезность этих приготовлений свидетельствовала и о серьезности намерений; над фортами взвились сигнальные флаги, потом раздался протяжный звук горна, и по широким стенам продефилировали отряды мушкетеров. Разрабатывая свой план, Блейд опирался на опыт подобных операций в Карибском море и Мексиканском заливе, где английские, голландские и французские джентльмены удачи, собирая изрядные флотилии, десятилетиями грабили испанские города. Он не мог с уверенностью сказать, когда именно это происходило и удалось ли какому-нибудь удачливому собрату сэра Френсиса Дрейка провести такую же операцию, как та, что была задумана им здесь и сейчас. Возможно, все возможно… Во времена реактивных самолетов, атомных энергостанций и компьютеров набеги пиратов уже превратились в легенду, и ни один историк не смог бы точно описать все их хитрости, уловки, тактику и приемы боя. Правда, двадцатый век породил новое поколение морских разбойников, и кое с кем из них Блейду пришлось свести близкое знакомство за время службы в Гонконге и Сингапуре, однако этот опыт был теперь бесполезен: в его распоряжении находились парусные суда, а не быстроходные катера, оснащенные пулеметами. Он действовал отчасти по наитию, отчасти — опираясь на точный расчет; взрыв брандеров, ночная атака с суши, удар тяжелой корабельной артиллерии — да, это приведет к желаемым результатам… Идея была здравой, и она вполне могла сработать в варварском мире Акрода, послужив, как и на Земле, источником для великого множества мифов. Ближе к вечеру Блейд, прихватив с собой Паллона и Баскара, переправился к береговым утесам — началу горной цепи, вздымавшейся на юге Кархайма. За полчаса они поднялись на тысячу футов, и теперь форт лежал под ними словно игрушечный квадратик, собранный из серых кубиков. Троица разведчиков могла рассмотреть только часть внутреннего двора да верхние площадки на стенах; огромные орудия, казармы и склады находились в каменных зданиях, массивных, с выступающими наружу контрфорсами, замыкавших двор угрюмым четырехугольником. Приглядевшись к царившей внизу суете, Баскар с удивлением произнес: — Смотри-ка ты! Да они же все свои пушки оттащат от пролива! Так для этого и… — придя в изумление от собственной догадливости, он повернул взволнованное лицо к Блейду. — И для этого тоже, — отозвался разведчик. — Но атака с суши будет самой настоящей и позволит разделаться с фортами, когда мы нанесем огневой удар. Чем больше пушек они перетащат на южную стену, тем реальнее наши шансы уцелеть в предстоящей заварушке. — Клянусь мачтой, мы выиграем немного, — вмешался Паллон, опытным глазом оценив размеры орудий и станин, которые солдаты волокли через двор. — Это легкие пушки, а те, что потяжелее, остались на месте. Прах и пепел! Я думаю, их не сдвинуть даже на палец! — Вполне возможно, — кивнул Блейд. — Но когда ты устроишь фейерверк под стеной, их так тряханет, что канонирам лучше поберечь ноги. — Еще бы! — Паллон оскалил зубы в угрюмой усмешке. — Полсотни больших бочек пороха… Пожалуй, всю скалу своротим! — Там видно будет… — Блейд неопределенно пожал плечами. — Во всяком случае, если фрегат взорвется у самого угла, где западная стена сходится с северной, обе они могут рухнуть в море — вместе с пушками и герцогскими молодцами, — он еще раз взглянул на крохотные фигурки, что мельтешили на стенах и во дворе, и скомандовал: — Возвращаемся. Солнце еще не село, когда Блейд с Баскаром вернулись на борт «Жаворонка»; Паллон отправился на свой брандер. До начала штурма оставалось еще часа четыре, и разведчик устроился на мостике галиона, согнав с него Ратага. Айола мирно отсыпалась в своей каюте. Он не хотел беспокоить девушку — этой ночью ей предстояла тяжелая работа. Не всякий навигатор взялся бы провести судно узким проливом, в полумраке, под пушками фортов, но Черная Сестра прошла хорошую школу у старого Айлата. Впрочем, Блейд надеялся, что огромные орудия Кархайма не доставят им хлопот. Постепенно все стихло, над Акродом опустилась ночь. С моря потянуло свежим ветром, яркие звезды усыпали небосвод, и два брандера, словно тени, скользящие во тьме, медленно двинулись к берегу, спеша использовать время до восхода луны. Блейд, облокотившись о планшир, обратил взор в сторону невидимого берега. В висках у него покалывало, но этот едва заметный сигнал, пробившийся сюда из далекой реальности Земли, не мешал размышлениям. Итак, он подобрался к секрету уже совсем близко — к таинственным магическим шарикам, сулившим не то власть над миром, не то бессмертие, не то богатство — что также было бы весьма неплохим подарком для казначейства Ее Величества. Еще несколько десятков миль, несколько часов — и его пальцы коснутся массивной крышки сундука в мрачном подвале или повернут ключ в ларце… Правда, два форта, сотня пушек и тысячи солдат отделяли Ричарда Блейда от этого триумфа, но он рассчитывал сокрушить их порохом и мечом. Прах и пепел! Только это и останется от герцогских цитаделей, когда флот ховестаров минует горло Кархаймского пролива!* * *
Море на востоке чуть заметно посветлело; Блейд выпрямился, вглядываясь в серебристое зарево. Вставал месяц, узкий и изогнутый, как ятаган ховестара. Было новолуние, и тонкий серп едва рассеивал тьму, однако Блейд ощутил беспокойство. Где-то у скал, у самого берега, двигались сейчас два начиненных порохом судна — два ключа к прочным запорам Кархайма. На первом этапе брандеры играли решающую роль, но лишь ветер, волны да переменчивый случай могли доставить их туда, куда требовалось. Если со стен фортов заметят корабля и начнут обстрел, вся затея лопнет, как мыльный пузырь. Достаточно случайному ядру свалиться в трюм, как огромная пороховая мина взлетит на воздух в сотне ярдов от цитадели, слегка тряхнув ее замшелые камни. Блейд, однако, верил в свою удачу. В эту ночь внимание гарнизона наверняка поглощают события на суше, а не на море; и часовые на западных стенах прислушиваются не к тихому рокоту прибоя, а к более грозным звукам, доносящимся из пиратских лагерей. На мостик быстро проскользнула Черная Сестра — в шлеме, кожаном доспехе и высоких сапогах. За ней тенью следовал Ратаг с небольшим морским фонарем; легкие порывы бриза колебали пламя свечи. — Пора? — лицо девушки, смутно белевшее в полумраке, обратилось к Блейду. — Да. Месяц подымается. — Буди людей, — бросила Айола помощнику, и тот, мягко ступая, скатился по трапу. — Слышишь? — смуглая рука легла на локоть разведчика. — Плеск весел… Паллон возвращается. Айола, послюнив палец, пытала ветер. — Твои плавучие бомбы почти у берега, — голос ее звучал уверенно. — Сейчас начнется. Блейд кивнул, посматривая на серебристый ятаган месяца; его острый нижний край должен был вот-вот оторваться от горизонта. «Час „икс“ наступает, — не вольно мелькнула мысль, — мечи обнажены и фитили уже дымятся…» Значит, брандеры рядом с фортами. Тут он полностью доверял суждению Айолы: эта девушка знала о море и кораблях больше всех чиновников британского адмиралтейства. И уж наверняка больше его самого! Внезапно близкий плеск поды перекрыл грохот выстрела. Потом ударил пушечный залп с юга, и сразу же ему ответил накатившийся с севера грохот. Затявкали мушкеты, протяжные звуки боцманских дудок и отдаленные крики разорвали тишину, и разведчик понял: ховестары пошли в атаку. На палубу «Жаворонка» высыпали люди, скрипнули снасти, заполоскались, ловя ветер, паруса, огромный корабль плавно двинулся к ночному берегу. — Паллон! — негромко позвал Блейд, подымая тусклый фонарь. — Ты здесь? — Здесь, клянусь рыбьей требухой! — тон у канонира был довольным. — Все в порядке, фитили подожжены и паруса полны ветра. Наш маленький подарок грохнет на самом углу, или можешь отрезать мне оба уха! Галион, слегка покачиваясь, шел к проливу; Блейд инстинктивно чувствовал, как где-то во тьме, за его спиной движутся громады остальных ховестарских кораблей. Они шли почти в полной тишине, гонимые легким восточным ветром; смутные призраки, озаренные слабым сиянием луны и звезд, неощутимые фантомы, скользящие по обсидиановой поверхности ночного моря. — Паллон, к пушкам! — Блейд коснулся напряженного плеча Айолы и шепнул ей на ухо: — Удачи, моя радость… Пусть демоны Акрода будут милостивы к тебе! — Иди, — она кивнула в сторону люка, что вел на пушечную палубу. — Удачи, Черный. Пусть Святой Круг обережет тебя от ран. Пусть… Двойной оглушительный грохот оборвал ее слова, и Блейд ринулся к трапу. На бегу он видел, как слева по курсу, у самых скал, взметнулось ослепительное пламя, как рухнула в море стена, как огненный фонтан закружил в воздухе обломки снастей и темные крохотные человеческие фигурки. Он не успел повернуться к северному форту, чтобы оценить результаты второго взрыва, как грохот раздался опять — на сей раз уже на берегу. То рвались бочки с порохом в подвалах крепости, а значит, ее можно было списать со счета. Громовые раскаты еще метались в береговых утесах, когда послышался торжествующий рев — видимо, ховестарские сотни были уже под стеной. Секунду Блейд прислушивался к их воплям, потом скользнул вниз, на пушечную палубу. Там тускло светили фонари, подвешенные к низкому потолку, и полуобнаженные мускулистые фигуры склонялись к блестящим стволам; сам Паллон наводил большое носовое орудие. Он обернулся, и Блейд увидел, как в хищной усмешке сверкнули зубы канонира. — Прах и пепел! — взревел он. — Прах и пепел — и ничего больше! Недурная работа, а? — Теперь меч закончит то, что начал порох, — отозвался Блейд, словно обмениваясь с приятелем паролем. — А что на севере, дружище? — Парни Аталира тоже расстарались… Там все в огне! Приникнув щекой к теплому металлу ствола, Блейд заглянул в отверстие порта. Да, северная цитадель пылала! Непонятно, что могло гореть в этом каменном крысятнике — разве что балки перекрытий да солдатские койки? Он видел, что второй форт пострадал меньше — часть западной стены треснула и осела, но разлом был не так велик. — Бьем с правого борта, — его голос гулко раскатился над палубой. — Наводи в пролом! Целься! Огонь! Рявкнули пушки. До северного берега было не больше ста пятидесяти ярдов, и снаряды легли кучно; Блейд видел, как полетела каменная крошка, а несколько ядер исчезли в щели, из которой тут же выхлестнул язык оранжевого пламени. С каждой секундой «Жаворонок» приближался к цели, потом сверху раздался топот, скрип снастей, и корабль повернул, втягиваясь в горло пролива. — Перезаряжай! — канониры работали в бешеном темпе. — Наводи! Огонь! Снова грохот и всплески пламени. На верху оседающей стены метались фигурки в блестящих шлемах — не то пытались сбежать, не то готовились к отражению атаки Бесполезно! Галион дал третий залп, и над обреченным фортом взвилось дымное облако взрыва — на этот раз ядра угодили в пороховой погреб. Внезапно Блейд понял, что стреляют уже и остальные корабли — «Коршун», который шел в двухстах футах за кормой «Жаворонка», и ковергова «Чайка». Десятки снарядов буравили воздух, дробили камень, дерево, металл и человеческие тела. Айола отвернула влево — видимо, фарватер был извилист. На южном берегу было темно, и лишь глухие отголоски боя доносились до слуха замерших у орудий людей. Южный форт молчал; ни криков, ни выстрелов, ни огонька на стенах — да и сами стены не удавалось различить в кромешной тьме. Видимо, все, кто остался жив, отражали атаку с суши, и Блейд содрогнулся, представив на миг резню, что шла сейчас во дворе цитадели. — Батарея левого борта… Огонь! Ядра ушли в ночной мрак, но пламя выстрелов успело высветить серые утесы и тройной ряд перекошенных амбразур над ними. Из некоторых, уставясь в небо, торчали стволы орудий — грозных пушек Кархайма, сброшенных со станин, беспомощных и бесполезных; другие были темны. «Жаворонок» снова повернул, лавируя; ни один снаряд не коснулся его бортов, не прорвал паруса. Тянувшаяся за ним эскадра довершала разрушение, каждые пять минут посылая на север и на юг рои каменных и чугунных шаров. Форт на правом берегу словно корчился в агонии; там что-то взрывалось после каждого залпа, горело и грохотало, вздымая к равнодушным звездам клубы дыма и людские души. Левая цитадель погружалась в молчание смерти. Под низким потолком пушечной палубы плавал кислый пороховой запах; свежий ветер, проникая в порты, постепенно выдувал его, уносил прочь вместе с крепкими ароматами пота, дубленой кожи, нагретого металла. Блейд похлопал Паллона по мощному плечу: — Молодец, приятель! Ты отлично стрелял! — Как всегда… хозяин! Разведчик приподнял бровь. Вот, значит, как… Хозяин! Здесь, на просторах Океана Среди Земель, этот титул весил куда больше адмиральского, ибо удачливый предводитель турма являлся для своих людей чем-то вроде Господа Бога, живым олицетворением милостей Святого Круга. Ховестары не были религиозны; и солнечный диск, и морские демоны почитались с умеренным энтузиазмом и не вызывали ни страха, ни, тем более, экзальтации. По сути дела, они испытывали настоящее преклонение лишь перед одним — удачливостью. Плоды удачи были реальны, ощутимы и сладки, а их весомость оценивалась простой формулой: побольше добычи, поменьше ран. Сейчас оба эти компонента находились в самом оптимальном соотношении, а потому Блейд Черный, который привел турм «Жаворонка» к победе, стал хозяином. Хозяином! И даже сама Айола не смогла бы изменить здесь ничего. Он поднялся на палубу, с наслаждением вдыхая прохладный ночной воздух. Пролив стал шире, смутные очертания прибрежных утесов темнели с севера и с юга на расстоянии полумили. Месяц неторопливо полз к зениту, высвечивая серебристую дорожку на воде, расстилавшуюся перед судном словно узкий и бесконечно длинный ковер. «Жаворонок» трудолюбиво бежал вперед, разрезая лунный ковер на две части, унося своего хозяина на запад, к жемчужным промыслам Кархайма, к тайне. С мостика его окликнула Айола. В неярком пламени фонарей лицо девушки казалось бледным и напряженным — видно, силы ее были на исходе. С запоздалым раскаянием Блейд понял, чего стоило ей провести корабль меж скал по незнакомому фарватеру, среди опасностей, реальных или мнимых, которыми грозили неведомые воды. Возможно, этот подвиг равнялся всем его усилиям, всем хитроумным планам, распахнувшим перед пиратской флотилией ворота Кархайма. Да, он их открыл; но в них надо было еще войти, не сломав себе шею. — Неплохо бы тебе отдохнуть, малышка, — Блейд поднялся на мостик и обнял девушку за плечи. — Я посплю, но прямо тут, рядом с тобой, — она доверчиво прижалась к нему. — Ратаг встанет на вахту… здесь уже безопасно. — Давай, вздремни хотя бы до рассвета, — на губах разведчика играла улыбка. — Ты должна быть свежей, чтобы взломать сундуки Ринвела твердой рукой. — Вышли шлюпку к берегу… нужно разведать путь… — пробормотала Айола; глаза ее закрывались. — И следи за Ратагом… Если что… сразу… разбуди меня… — Я все сделаю, — Блейд покачивал ее в объятьях, словно ребенка. Потом он крикнул Баскара, велел принести пару толстых ковров и опустил на них Черную Сестру. За кормой галиона раздался троекратный пушечный залп — «Коршун» салютовал в честь победы. За ним начали палить «Чайка», «Стриж», «Кондор» и другие корабли, но Айола лишь сонно шевельнула рукой и улыбнулась. Наверняка ей привиделся ларец, полный волшебных жемчужин бессмертия.* * *
Занимался рассвет. Мимо кораблей по-прежнему бежали изрезанные скалистые стены, голые утесы, горные склоны. Кое-где они отступали вглубь суши, освобождая место для небольших полей и чахлых рощиц фруктовых деревьев, окружавших деревеньки довольно убогого вида. Пока Айола спала, Блейд дважды приостанавливал флотилию и посылал шлюпки на берег. Ховестары не трогали жалких полурабов-крестьян, обитавших в крохотных поселках, но учиняли строгий допрос. Если верить словам этих забитых людей, от последней стоянки до мыса, на котором располагались герцогские чертоги, было миль десять. Затем местность становилась более приветливой — по крайней мере, на юге, где в предгорьях хребта паслись табуны лошадей и скот. Как утверждали крестьяне, там были речки и ручьи, заросшие камышом, обширные плавни, горные леса и луга; и там же, в трех часах быстрого хода от дворца местного владыки, начинались жемчужные отмели. Айола проснулась и сменила на мостике Ратага. Стоя рядом с Блейдом, она с любопытством рассматривала берег и надвигавшийся мыс, который ограничивал с запада обширную подковообразную бухту. Вдоль нее тянулись склады и причалы, у которых покачивалось с полдюжины кораблей; каждый — узкий, со стремительными обводами корпуса и высокими мачтами. У самой воды торчал маяк, а выше по склону прилепилось невысокое, но длинное и массивное здание с башнями, сложенное из того же угрюмого серого гранита, что и сокрушенные ночью форты. Видимо, то был герцогский дворец, и там также предстояло помахать саблями. Блейд, однако, полагал, что может уступить это удовольствие Айоле; его больше влекли жемчужные промыслы. Он оглянулся. «Коршун» шел вплотную за «Жаворонком», потом, не нарушая походного строя, следовала «Чайка» и еще пять кораблей. Остальные прибудут сюда через несколько часов; очевидно, они тронулись в путь, как только с фортами было покончено. Блейд покосился на Айолу. Широко распахнутые черные глаза его подруги зачарованно уставились на горный склон, на позолоченные крыши и башни герцогского дворца. Он тронул девушку за руку: — Моя радость, если ты поторопишься, то наш турм окажется первым в подвалах Ринвела. Действовать придется быстро… — он заметил, как угрожающе блеснули зрачки Черной Сестры, и понял, что его наставления тут не требуются. Команда «Жаворонка» опередит всех у дверей герцогской сокровищницы. — Я прослежу, чтобы всю добычу пересчитали и разделили, — Айола усмехнулась краешком губ. — Но, по справедливости, «Жаворонок» должен получить больше… возможно, и «Коршун» тоже. — Мы и получим больше, — заверил ее Блейд. — Ты что-то придумал? — взгляд девушки стал пронзительным. — Да. Там, за мысом, — разведчик вытянул руку, — лежат жемчужные промыслы, и мне хотелось бы первому провести ревизию на их складах. Они обменялись понимающими взглядами, и Айола нетерпеливо кивнула, снова повернувшись к серой громаде дворца: — Иди. Может, возьмешь с собой Баскара? Подумав с минуту, Блейд покачал головой. — Нет. С тобой должен остаться преданный человек. Я заберу три десятка бойцов и две большие шлюпки. Думаю, этого хватит. Они отправились, едва корабль успел спустить паруса. Ринвел Кривой, вероятно, крепко надеялся на свои форты — на берегу все было тихо вплоть до того момента, когда «Жаворонок» отсалютовал кархаймскому герцогу из носовых орудий. В качестве первого предупреждения ядра снесли крышу маяка. Спускаясь в шлюпку, Блейд видел, как два всадника выскочили из ворот окружавшего дворец парка и погнали лошадей по горной дороге. Наверняка на промыслы, подумал он и махнул рукой гребцам. Весла торопливо вспенили воду. Через час они обогнули мыс, почти сразу же ощутив странный, на редкость неприятный запах. Немного подумав, разведчик решил, что пахнет гниющим мясом — но откуда? Шестивесельные лодки шли быстро, пересекая по диагонали лежавшую за мысом бухту, и он мог уже разглядеть берег, заваленный какими-то серовато-сизыми грудами. Как ни удивительно, ему долго не удавалось определить, что это такое. Почва на прибрежной полосе не походила ни на песок, ни на гальку — вот разве что на камни, но уж очень необычного оттенка… Внезапно Блейд понял, что они уже плывут мимо жемчужных промыслов и что эти странные курганы — всего лишь горы раковин, из которых извлечено драгоценное содержимое. Теперь он видел и самих ловцов. Их челноки испуганной стайкой мчались к дальнему берегу, над которым вспухли клубы мушкетных выстрелов. Блейд чертыхнулся. Прах и пепел, герцогские посланцы все успели первыми! Он рявкнул на своих гребцов и, едва шлюпка преодолела пространство до ближайшего пляжа, заваленного гнильем, выпрыгнул на песок. Под ногами хрустели овальные раковины размером с две ладони, мерзкий запах бил в нос, но Блейд, не обращая внимания на мелкие неудобства, устремился вперед. Ховестары мчались за ним, словно стая гончих псов, учуявших добычу — прямо к рядку хижин, выглядывавших из зарослей в полумиле от берега. Разведчик точно знал, что ему надо. Возможно, там он найдет хоть кого-то, имеющего отношение к добыче жемчуга… Если не ныряльщика, так сторожа или надсмотрщика… Человека, которого можно допросить! Или же они все успели разбежаться? Это было бы неприятным сюрпризом — особенно если учесть, что он нуждается не только в информации, но и в жемчуге! Его отряд был уже среди хлипких строений, сплетенных на скорую руку из тростника, — видимо, Ринвел Кривой не баловал своих рабов излишним комфортом. Вокруг — ни души, хотя грубые каменные очаги, торчавшие почти около каждой хижины, еще дымились. Блейд повелительно указал на жалкое селение: — Все обыскать! Если есть кто живой — ко мне! Ховестары, перекликаясь, рассыпались вдоль неширокой дороги, вдоль которой вытянулась деревенька. Разведчик заглянул в ближайшую хижину. Никого и ничего, кроме грубого глиняного кувшина, миски и груды тряпья в углу, служившей, по всей видимости, постелью. Он направился в соседний шалаш, потом еще в один, по-прежнему находя лишь следы поспешного бегства. Наконец в пятом по счету убогом жилище Блейд заметил, что куча в углу подозрительно шевельнулась, Он подобрался ближе, присмотрелся и рывком извлек оттуда владельца хижины. Это был смуглый тощий человек с широкой грудью и длинными тонкими руками и ногами, переплетенными веревками мускулов. Довольно сильный на вид, он даже не пытался сопротивляться, а немедленно рухнул на колени, уткнувшись лбом в землю и не смея поднять взгляд. Двигался ныряльщик с трудом — левое его бедро было обмотано заскорузлой от крови тряпицей. Он пребывал в позе униженной и жалкой покорности, видимо, приняв Блейда за какое-то местное начальство. — Прости, светлый господин, я прилег отдохнуть совсем ненадолго… — он робко, искоса поглядывал вверх на разведчика, в полной уверенности, что тот сейчас раскроит ему череп. Заметив, что гость не проявляет агрессивности, ныряльщик торопливо продолжал: — Я соберусь с силами, господин, возьму сеть и снова выйду в море… — он зашарил руками вокруг, отыскивая упомянутый предмет, Блейд спокойно наблюдал за ним. Внезапно ловец еще раз оглядел его, заметив кривую саблю, шлем и необычную одежду. Он тихо охнул и пробормотал: — Что… что нужно от меня господину? — Где остальные? — Я ничего не знаю… Рана мучила меня, пока я не уснул… Прости, светлый господин… Не убивай меня… — он запнулся, не понимая, чего ждет от него этот огромный молчаливый человек. Блейд окинул его взглядом и благосклонно кивнул: — Ты можешь встать. Или сесть, если хочешь. Меня интересует жемчуг, обычный и тот, который зеленого цвета. Ныряльщик заметно побледнел. — За деревней тропа уходит в лес… Там, у склада, живут надсмотрщики… и еще кое-кто… — Склад? — Да, господин. Вся добыча за месяц… — И волшебный жемчуг тоже? Ловец помотал головой. — Я… я не знаю… Нельзя даже упоминать о нем… Только самые ближние люди герцога, нашего господина, ведают тайну… — Что-то ты хитришь, парень, — сказал Блейд, — Я уверен, что эти ближние ублюдки не ныряют в море за раковинами, ведь так? — он усмехнулся. Смуглый ныряльщик дрожал от ужаса — не то потому, что коснулся запретной темы, не то в страхе перед ятаганом пришельца. Однако он гнул свое: — Я ничего не знаю, господин, поверь… — Странно, — Блейд вытянул клинок из ножен на пару дюймов. — А я думаю, тебе кое-что известно. — За ним вовсе не надо нырять, господин, — прошептал ловец, не сводя зачарованного взгляда с полоски стали. — И никто из нас, рабов, никогда не видел его… не прикасался к нему… клянусь жизнью… всем, что я имею. У пресветлого герцога есть охотники… — он вдруг замолчал. — Хочешь сказать, что волшебный жемчуг бегает на четырех ногах и его можно подшибить стрелой? — Вроде того… В лесу, где склады, живет человек, который лучше ответит на твои вопросы, господин. Ты можешь спросить его… только это опасно, очень опасно! — Опасно? — Блейд хмыкнул. — И в чем заключается опасность? — Там охрана… слуги милостивого герцога… но страшней другое… — казалось, ныряльщик сейчас лишится чувств. — Этот человек… этот старец… колдун! Великий маг! Только он, да еще сам пресветлый герцог знают то, о чем ты спрашивал, — ловец явно старался не употреблять запретных слов. — Маг… хм-м… — задумчиво протянул Блейд и с разочарованием вздохнул. Потом он вспомнил про склад, упоминавшийся ныряльщиком, и это добавило ему энтузиазма. Маг, конечно, жулик, но жемчуг, который охраняют слуги милостивого герцога, самый настоящий. Айола останется довольна! Он вышел из хижины, свистом созвал своих людей и отдал короткий приказ: — Ждать меня здесь. Потом зашагал по тропе прямо в лес.* * *
Стражи отсутствовали. Добротные дома надсмотрщиков тоже оказались пусты, как и каменное строение с запертой дверью, которое сразу же привлекло внимание Блейда. Если бы на этом сером, наполовину вкопанном в землю бункере имелась надпись «Хранилище», его назначение было бы не менее ясным. Блейд вышиб дверь ногой и шагнул внутрь. Слева и справа тянулись деревянные столы с приподнятыми бортиками, на которых сверкали, искрились, мерцали сотни — нет, тысячи! — драгоценных сфер. Слева — поменьше, величиной с горошину; справа — побольше, с ноготь мизинца. На миг разведчик замер, ослепленный, потом шагнул к небольшому лотку, что находился прямо против двери. Самое ценное лежало здесь — жемчужины идеальной формы, неподражаемых оттенков и небывалой величины. Не мешкая, Блейд вытащил из-за пояса кожаный мешочек и начал пересыпать в него сияющие шары — розовые, как утренняя заря; алые, будто кровавый закат; голубые, словно море ясным солнечным днем; золотистые, цвета опадающей листвы; матово-серебряные, словно новорожденный месяц; фиолетовые, почти черные, напоминавшие ночное небо. Все краски и оттенки Акрода были здесь — все, кроме зеленых. Вздохнув, Блейд покинул подвал, ощущая тяжесть и почти живую теплоту мешка за пазухой. Тропинка огибала каменный склад и шла дальше; он быстро зашагал по ней, присматриваясь к лесу. Впрочем, деревья тут росли довольно редко, и он не опасался засады. Если ближние слуги герцога бросили драгоценный склад и утекли в горы, вряд ли они рискнут чинить препятствия страшным ховестарам… Власть рухнула, порядок зашатался, явившиеся с моря дьяволы в одну ночь уничтожили Кархайм. Кто мог противостоять им здесь, в сердце герцогства, когда стены, пушки и тысячи солдат не смогли остановить их на пороге? Путь, безусловно, был свободен — и через шесть-семь минут Блейд вышел к невзрачному бревенчатому домику, торчавшему посреди поляны, словно старый трухлявый гриб. Помедлив мгновение, он положил руку на эфес сабли и толкнул скользкую сырую дверь; она скрипнула и распахнулась. Разведчик очутился в пустом на первый взгляд помещении; довольно просторном, плохо освещенном, с единственным окошком, располагавшимся под самым потолком. Одну из стен занимали длинные деревянные козлы, вытянувшиеся ярдов на пять, с низкого лоточка свисали зловещего вида крючья, покрытые ржавчиной и напомнившие Блейду не то мясную лавку, не то пыточную камеру. На полу валялся нож, лезвие которого также было тронуто пятнами ржавчины, на козлах громоздился пустой кувшин, от которого несло спиртным. Больше — ничего. Ни одной раковины, никакого жемчуга — кроме сокровища, пригревшегося у бока самого гостя. Действительно ничего? Разведчик еще раз окинул взглядом мрачноватую комнату, и в дальнем углу, под столом, заметил некую темную кучку, которая тихо всхлипывала и повизгивала, оставаясь абсолютно неподвижной. Блейд решил было, что это собака, но в следующий момент ему стало ясно, что животное не может издавать таких звуков. Он решительно приблизился к козлам и пнул кучу увесистым сапогом. Непонятный предмет всхрапнул еще раз, потом зашевелился, забулькал и неуверенно выполз из-под стола, медленно выпрямляясь. Это был небольшого роста старичок, на вид очень древний, с абсолютно лысым шишковатым черепом, казавшимся еще больше по контрасту с высохшим тщедушным телом и тонкой, готовой вот-вот обломиться шеей. Его покрасневшие маленькие глазки в упор глядели на пришельца, словно стремясь телепортировать его на один из проржавленных крюков под потолком. Блейд не смог прочитать на сморщенной физиономии мага ничего, кроме злости и раздражения; этот старик его не боялся. — Чего надо? — визгливо проскрипел он. — Хочешь превратиться в зеленую жабу? — Предпочитаю зеленый жемчуг, — заявил Блейд, прикидывая, что в данном случае быстрей приведет к цели: сабля или вино. Но вина у него не было, а ятаган висел на боку. — Зе-ле-ный жемчуг, — насмешливо протянул колдун. — Ишь ты, зеленый жемчуг! — на сей раз бульканье, по всей видимости, означало смех. — И больше ничего? — Зеленый жемчуг, — повторил Блейд, демонстрируя свой клинок. — Я хочу знать о нем все! Иначе, клянусь мечом и порохом, тебе некуда будет заливать вино, старый пень! — А, ховестар. — маг снова забулькал — Уже и сюда добрались… Только какой-то странный, — подслеповатые глазки уставились в лицо незваного гостя. — Так что ты хочешь знать, любопытный ховестар? — Откуда берется этот жемчуг? Где раковины? — клинок в руке Блейда нетерпеливо дрогнул. — Раковин нет, — неожиданно трезвым голосом произнес маг. — И никогда не было. Да и не нужны они вовсе! — он опять заскрипел и забулькал в очередном приступе веселья. — Откуда же герцог берет его? — сурово осведомился Блейд. — Места сколько угодно, — ухмыльнулся маг. — Да и не надо им много места, плавней да болот вполне хватает… А ты мне не грози, ты меня этак можешь пришибить, — заметил старичок в ответ на недвусмысленный взмах сабли. — Однако толку тебе будет немного. Никто во всем Кархайме, кроме меня, не знает, как подманивать старых сагхартов, а без этого не видать никому жемчуга, как своих ушей… — он захихикал. — Что еще за сагхарты? — Блейд нахмурился. — Это тайна, — важно ответил маг, — тайна величайшего из великих, пресветлого герцога, владетеля всех здешних земель, Ринвела Кри… тьфу, Ринвела Великолепного! Блейд задумчиво попробовал пальцем лезвие и поднял глаза к потолку. — Боюсь, скоро в Кархайме некому будет приманивать этих самых сагхартов… Может, подвесить мудрейшего мага за ребро на крюк, чтобы он стал поразговорчивей? То ли подействовала эта угроза, то ли колдун, не совсем еще протрезвевший, хотел покрасоваться, но он перестал играть в загадки. В следующие десять минут Блейд с изумлением услыхал, что загадочный жемчуг совсем не жемчуг, поскольку источником его служат не раковины, а железы древних сагхартов, которым перевалило за двести лет. Эти жуткие монстры-амфибии были отчасти человекоподобны — в доказательство маг нырнул под стол и извлек оттуда высохшую сморщенную конечность, действительно походившую на человеческую руку, только с непомерно разросшейся кистью, покрытой чешуей. В жабрах этих тварей, достигших преклонного возраста, находят пару блестящих дискообразных образований, которые в Землях Акрода известны людям как зеленый жемчуг. Молодые особи такого отличия не имеют, и если они попадаются в ловушки герцогских охотников, их метят и выпускают. Определить, созрела ли железа, можно по внешнему виду чудища — на этом также специализировался почтенный маг. — Так Ринвел, значит, их разводит? — поинтересовался Блейд, но колдун покачал головой. — Можно ли разводить тварей, которые размножаются способом демоническим и таинственным? — он горестно развел руками. — Откуда они взялись, никому не ведомо, даже пресветлому господину нашему Ринвелу, хотя он знает про сагхартов вдвое и втрое больше меня… Никто не вылавливал ни самок их, ни малых детенышей. Только крупных самцов мерзопакостного вида… Блейд уставился на страшноватую лапу в чешуе, потом перевел взгляд на сморщенное лицо колдуна. Похоже, этот старец был первым среди местных магов, пьянчуг и жуликов, который знал что-то определенное по существу вопроса. Блейд не сомневался, что он тоже был пьянчугой и жуликом, однако то, что рассказал старый пень, не походило на вранье. Теперь оставалось выяснить главный вопрос, касавшийся практической стороны дела. Вложив клинок в ножны, разведчик окинул старца внимательным взглядом и кивнул. — Ты поведал мне много интересного, мудрейший, и тем спас свою голову. Пожалуй, я еще наведаюсь к тебе — с бочонком вина. Не возражаешь? — Маг закатил глаза, всем видом демонстрируя кощунственность такого предположения. — Ладно, бочонок за мной… или даже два… — Блейд шагнул к двери, помедлил, обернулся и небрежно спросил: — А на что он годен, этот жемчуг? — Я ловлю и потрошу сагхартов, — гордо заявил маг, — а на что годятся камушки из их жабр, знает герцог да еще покупатели, которым он шепнет одно-другое тайное словечко. Те дела меня не касаются. — Хм-м… а я-то думал, ты ведаешь все про этих тварей… — Сказано было тебе, что всего не знает сам пресветлый герцог! А ведь он втрое старше меня, ховестар! — Втрое старше тебя? — разведчик был поражен. — Да ведь ты не молод, почтенный маг! — Совсем не молод. Но когда мой дед вынырнул из материнской утробы, в бороде господина нашего Ринвела уже пробивалась седина. Ошеломленно покачав головой, Блейд переступил порог обители колдуна.Глава 7
Тронный зал герцогов Кархайма, обширный покой с высокими сводами, казался тесным — здесь собралось больше полусотни ховестаров. Вся мебель была вынесена; вместо нее втащили большой круглый стол, у которого сейчас сидели предводители турмов и их помощники. Сбоку к нему был приставлен еще один стол, длинный и узкий; за ним располагались маги-консультанты. Вдоль стен квадратного зала громоздились сундуки — те самые вожделенные сундуки из герцогской сокровищницы, к которым с таким упорством стремились акродские джентльмены удачи. Их крышки были откинуты, и каждый мог видеть — и пересчитать, если бы хватило времени и сил — несметные богатства Ринвела Кривого. Но главное находилось на круглом столе. В ящичках розового дерева, на темном и светлом бархате, сияли жемчужины Кархайма, и десятки глаз зачарованно ловили их радужный блеск. Посреди этого великолепия возвышался хрустальный бокал на высокой ножке, в котором скромно лежала мутноватая зеленая пуговица размером с полупенсовую монету. Она не сверкала, не сияла, не блестела и больше всего казалась похожей на скатанный морскими волнами осколок бутылочного стекла; однако взоры сидевших за столом, словно утомленные созерцанием красоты и совершенства бесценных перлов, рано или поздно обращались к зеленоватому диску. Он был один, один-единственный, и в результате этого печального факта шумная перебранка среди капитанов скорее завершилась бы поножовщиной, чем справедливым дележом. Блейд стоял у двери, молча наблюдая за спорящими. Он провел ночь и утро в поселке у жемчужных отмелей, пересчитывая со своей командой нежданное богатство. То была доля «Жаворонка», и весьма солидная доля, даже не считая мешка с самыми крупными перлами, припрятанного у него под колетом. Оглядев стол, он решил, что тут свалено раза в четыре больше жемчуга, чем удалось экспроприировать на складе, однако это сокровище предстояло разделить на два десятка турмов, тогда как его добыча уже покоилась в сундучке Айолы. Словом, можно было полагать, что «Жаворонок» взял свое; оставалась одна проблема — та самая, что покоилась в хрустальном бокале. Блейд надеялся, что сумеет ее разрешить. Аталир бросил взгляд на дверь, первым обнаружив, что почтенное собрание пополнилось. — Замолчите, шакалы! — взревел он и повернулся к Блейду. — Эти ублюдки, — капитан обвел взглядом своих славных соратников, — спорят с самого утра и никак не могут договориться. Нам не поделить добычу, Черный! — Это заметно, — ответствовал Блейд. — Кто-нибудь удосужился пересчитать добро? — Он кивнул на сундуки с герцогской казной. Тут было столько золотых цепей, браслетов, колец и звонкой монеты, столько ожерелий, украшенных самоцветами поясов и драгоценных кубков, что каждый ховестар мог купить себе по острову. Блейд, правда, сомневался, что на просторах Акрода найдется так много островов. За столом поднялся шум. — Все пересчитано! Уже раза три! — выкрикивали возбужденные голоса. — Но что делать с этим! — дюжина рук потянулась к хрустальному бокалу. Блейд неторопливо подошел к огромному столу, отодвинул стул, покрытый роскошной золоченой резьбой, уселся и обвел сборище внимательным взглядом. Те, на ком останавливались его холодные глаза, словно цепенели, позабыв закрыть рты. Лишь Коверг, сидевший напротив, криво ухмыльнулся и вздернул подбородок. — Я полагаю, — заметилразведчик, — надо вначале разобраться с тем, что не вызывает споров. Жемчуг, золото, драгоценности — все, что сосчитано и оценено, следует разделить сейчас же. Он посмотрел на мрачное лицо Айолы, и девушка нехотя кивнула головой. Ратаг, стоявший за ее креслом, судорожно сжимал пальцы на рукояти сабли; похоже, он был настроен весьма решительно. Блейд видел, что у многих руки тянутся к оружию. Это был нехороший признак, еще немного, и конклав пиратских главарей перейдет в ожесточенную резню. Среди этого сборища Аталир выглядел самым спокойным. Казалось, капитан «Коршуна» разделял желание Блейда покончить дело миром. — Я согласен с Черным, — поглаживая усы, заявил он. — Мы все знаем цену жемчуга и золота, так что с их дележом не возникнет проблем. Я предлагаю поручить это дело помощникам, и пусть их возглавит Коверг. Он — человек опытный и справедливый. Похоже, никто не возражал, так что Коверг, оглядев собрание, поднялся и подступил к сундукам. Добра было много, но хозяин «Чайки» действительно обладал немалым опытом: под его руководством помощники капитанов проворно разобрали награбленное на двадцать примерно равных частей. Потом были вызваны носильщики, и сокровища герцогов Кархайма начали перекочевывать на ховестарские галионы. Через пару часов суета, связанная с перетаскиванием тюков, мешков и сундуков, улеглась; теперь стол был пуст — если не считать хрустального бокала да чаш с отличным вином из герцогских подвалов. Когда вынесли последний мешок, набитый так, что он едва не расползался по швам, в комнате воцарилась напряженная тишина. Джентльмены удачи молча смотрели на таинственную драгоценность, возлежащую в своей прозрачной темнице, на это неделимое сокровище, магический символ власти и благоденствия, и в их глазах разгорался алчный блеск. Блейд понял, что пора принимать решительные меры. Он перевел взгляд на Аталира и поинтересовался: — Скажи-ка, славный капитан, что ты будешь делать с этой штукой, если она достанется тебе? Продашь? — Продать свое счастье? Никогда! — Хм-м… резонно! Ну, так что же? — Что? — ховестар слегка опешил. — Она приносит удачу… победу в сражениях… — И ты вставишь это чудо в рукоять своего ятагана? Или прицепишь к бушприту корабля? Будешь носить в кошельке? Проглотишь? — Блейд насмешливо прищурился, глядя, как Аталир неуверенно покачивает головой. Маги, до той поры с профессиональной отрешенностью исследовавшие содержимое своих кубков, внезапно оживились. Одни чуть подались вперед, другие, откинувшись в креслах, приняли вид важный и многозначительный. Колдовская братия явно старалась показать, что вопрос о применении волшебного перла должен решаться специалистами. — А ты, Коверг? Ты, Тоот? И все остальные? — Блейд поочередно оглядел капитанов. — Что вы собираетесь делать с зеленой жемчужиной? Полоскать в вине? Или нюхать на ночь? — он продолжал выдвигать самые абсурдные предположения, стараясь переключить ход мыслей своих соратников с проблемы дележа на более практические вопросы. Прежде чем делить, надо разобраться, что, собственно, они делят, и постепенно эта идея дошла до самых тупоголовых и упрямых. — Может, мы будем носить ее по очереди? — неуверенно предложил капитан «Цапли»; казалось, он воспринял всерьез каждое слово Блейда. — Невозможно, — отрезал один из магов, пухлый молодец со светлыми курчавыми волосиками, похожий на ангелочка. Тон его, однако, был далек от ангельского — чувствовалось, что этот парень не любит возражений. — Только безраздельное владение магическим предметом дарует хозяину удачу. — Это почему же, драгоценный мой собрат? — прозвучал скрипучий голос Эота. — Во-первых, совсем не обязательно владеть жемчужиной; достаточно находиться рядом, чтобы ощутить ее благотворное влияние. Во-вторых, о какой удаче ты толкуешь? Всем известно, — Эот покосился на своих коллег по ремеслу, — что магический жемчуг дарует бессмертие. — Вот как? — Еще один колдун решил высказаться по затронутому вопросу. — Значит, мы все будем жить вечно, раз таращимся на нее полдня? — Эта проблема, — глубокомысленно ответствовал маг с «Коршуна», — требует отдельного обсуждения. — Так давайте обсудим ее, любезные маги, — покивал головой Аталир. — Для того мы вас сюда и пригласили. — И с утра накачиваем вином, — добавил Коверг. Черная Сестра бросила взгляд на Онбола, и тот немедленно поднялся с кресла, стараясь выглядеть внушительнее; впечатление, правда, смазывалось его худобой и слегка трясущимися руками. — Любой недоучка знает, что указанный предмет, — он величественно повел рукой в сторону драгоценности, бросив ядовитый взгляд на Эота, — надо всегда носить с собой, а где именно — неважно. И он не дарует бессмертия, как надеются невежды… Это — талисман власти! — Ты назвал меня невеждой? Ты?! Старый ходячий скелет, ублюдок, рыбья кость… — Эот угрожающе стиснул кулаки и привстал с места. — Тихо, почтеннейший! — Айола, вытащив метательный нож, воткнула его в стол. — Каждый выскажется в свой черед. Ты кончил, Онбол? Тощий маг кивнул и потянулся к вину. — Кто станет возражать, что удача приносит и власть, и долгую жизнь? — безапелляционно заявил пухлый ангелочек. — Онбол и Эот — выжившие из ума старики, которые не видят дальше собственного носа! Любой, кому доступны азы магической науки, сразу вспомнил бы, о чем говорится в Книге Святых Тайн… — он набрал в грудь воздуха, явно собираясь разразиться длинной цитатой. — Не стоит поучать старших, юнец! — длиннобородый маг с седыми волосами грохнул по столу пустой кружкой. — Мы все знаем, что написано в Книге! Прах и пепел! В начале там сказано одно, в середине — другое, а в конце — третье! И сами демоны моря не разберут, где истина! Ангелок свирепо уставился на старика, но возражать не посмел — кулаки у длиннобородого, несмотря на возраст, внушали почтение. — Однако Эот утверждает нелепые вещи, — вступил в дискуссию очередной маг, крепкий еще мужчина с огромными зубами. — Жемчуг может потерять всякую силу, подвергаясь воздействию со стороны. Каждую жемчужину Ринвел продавал конкретному человеку, и, я думаю, недаром. — Я же говорю, что этот недоумок с «Коршуна»… — начал кучерявый молодец, почувствовав поддержку, однако не успел завершить мысль. Внезапно толстяк Эот, видимо, решив, что в открытом споре ему не устоять, нырнул под стол, и через секунду комната огласилась пронзительным визгом ангелочка — Эот вцепился зубами в ляжку оппонента. Все на миг оцепенели. Потом Онбол с неожиданным проворством выпростал одну за другой свои длинные ноги из-под стола и ринулся добивать пострадавшего. Подлетев к креслу ангелочка, старый маг вцепился в его пышную шевелюру, заодно пнув ногой Эота. Тот опрокинулся на спину и, пробормотав замысловатое ругательство, изо всех сил лягнул Онбола. Тощий маг рухнул прямо на зубастого, добавившего ему по ребрам. Остальные почтенные колдуны, повскакав с мест, с усердием ринулись в битву. Капитаны, опомнившись, теперь с любопытством взирали на потасовку, время от времени подбадривая «своего» мага лихими возгласами. В воздухе витали проклятья, клочья выдранных волос, мелькали ноги и кулаки, полы развевающихся балахонов и винные кружки. В самый разгар драки, когда вопли и хрипы ярости достигли апогея, Коверг мечтательно произнес: — Вот бы выпустить их на палубу ритолийского фрегата… Не завидую меченосцам короля! — Даю по мешку золота за каждого! — поддержал хозяина «Чайки» один из капитанов. — В моем турме оценят таких славных бойцов! — Два мешка! — кто-то решил составить ему конкуренцию. — Прах и пепел! И двадцать бочонков вина впридачу! — Ты не доставишь вино на корабли, — резонно заметил помощник Коверга. — Они вылакают его по дороге. — Хватит! — резкий голос Черной Сестры перекрыл гам, и ее нож, свистнув, воткнулся в стену. — Время идет, а дело стоит! Хватит, я сказала! — следующий клинок просвистел над самым ухом длиннобородого колдуна, тузившего Онбола. Почувствовав, что запахло кровью, маги постепенно начали успокаиваться. Айола повернулась к Блейду и уставилась на него горящими глазами. — Ну, советник, что делать? Кому достанется жемчуг? — Вероятно, она не сомневалась в ответе. Разведчик протянул руку, поднял бокал и вытряхнул на широкую ладонь предмет споров. С минуту он изучал таинственную жемчужину, все более утверждаясь в мысли, что старый колдун Ринвела действительно говорил правду: жемчуг столь необычной формы не мог зародиться в раковине моллюска. Значит, его и в самом деле добывали из жабр этих земноводных, как их… сагхартов? Странных тварей, размножавшихся непонятным способом… Пожалуй, стоит поинтересоваться не только тем, какую пользу может принести магический камень, но и как владыка Кархайма воспроизводит поголовье бесценных амфибий. Блейд был уверен, что герцог вполне компетентен в этом вопросе — как и во всех прочих. Он не успел еще раскрыть рот, когда один из капитанов не выдержал: — Бросим жребий? — хриплым от волнения голосом предложил он. — Это еще зачем? — Аталир, по-прежнему спокойный, чуть привстал, положив руку на эфес сабли. — Успокойся, — вмешалась Айола. — Жемчуг мой, и никакие жребии не нужны. Во-первых, мои люди нашли его, и, во-вторых. Черный из моего турма. А без него ни один из вас и близко не подошел бы к Кархаймскому проливу! Так что спорить нечего. Столь рискованное заявление было встречено мрачным молчанием. Никто не возразил вслух, но Блейд прекрасно знал, что случится, если Черная Сестра попробует подкрепить свои претензии действием. Несколько мгновений все настороженно посматривали друг на друга, стараясь в то же время не отрывать взгляда от жемчужины, покоившейся на ладони разведчика. Блейд стряхнул ее обратно в бокал и усмехнулся. — Я думаю, приятно стать владельцем магического сокровища, — заметил он, — но в десять раз важнее знать, на что оно годится. Наши мудрейшие маги не пришли к единому мнению, — его глаза скользнули по физиономиям, разукрашенным ссадинами и синяками. — Почему бы нам не прояснить дело у знающего человека? Хранителем тайны является старый Ринвел… Так давайте и спросим у него! В ответ на предложение советника ховестары недоуменно переглянулись. Вероятно, они были столь поглощены грабежом, что о герцоге никто не вспомнил. Блейд нахмурился; неужели эти болваны упустили самую ценную часть добычи? Такого он не ожидал — и Айола, и Аталир казались людьми предусмотрительными. Спустя полминуты раздался полный скрытого торжества голос Черной Сестры: — Неплохая мысль! И я побеспокоилась о том, чтобы было у кого спрашивать. Старый лис здесь, — она ткнула пальцем в пол, — сидит в подвале и ждет, пока мы не решим, что с ним делать. Нет, отметил Блейд про себя, он не ошибся в этой девушке! Из всех предводителей турмов лишь Айола позаботилась о сохранении столь важного источника информации! Присутствующие облегченно вздохнули; одни заулыбались, другие помрачнели, сообразив, что дали маху и что теперь претензии Черной Сестры получают веское подкрепление. Она не замедлила воспользоваться случаем. — Хочу напомнить, что эта жемчужина принадлежала самому Ринвелу, мы нашли ее в спальне старого сквалыги. Люди Аталира шли за нами по пятам и видели, как все было… — ее лицо на миг омрачилось при этом воспоминании; несомненно, Айола корила себя за то, что ей не удалось порасторопней оприходовать сокровище. — Итак, жемчужина была у Ринвела… Вы представляете, что это значит? Кое-кто уже сообразил, в чем дело. Блейд ухмыльнулся; его возлюбленная ловко приберегла козырную карту до самой последней минуты. Кивнув в сторону хрустального бокала, он пояснил самым непонятливым: — Эта штука не приносит ни удачи, ни власти, раз Ринвел сидит в своем собственном подвале. И прежде, чем хвататься за ножи, надо выяснить, на что она годна. — Я мог бы сделать это, — неожиданно голос Ратага нарушил воцарившуюся тишину, — Клянусь рифами Ховестара! Я вытрясу из старого ублюдка все! Взоры капитанов обратились на него; Ратаг не пользовался особым уважением, но все знали, что человек он безжалостный и хитрый. — Так Кривой Ринвел и расскажет тебе, что делать с жемчужиной, — насмешливо протянул Коверг, окидывая помощника Айолы подозрительным взглядом. — Это легко уладить, — Ратаг хищно улыбнулся. — Я готов взять на себя неприятную работу и обещаю, что старик разговорится! — он многозначительно потер руки. — И потом ты передашь нам все, что узнаешь? — ухмыльнулся Аталир. — Что-то не верится… — Не хочешь — не надо. Я готов уступить такую работенку кому угодно, — спокойно заявил Ратаг. В конце концов сошлись на том, что Ратаг будет «расспрашивать» недавнего владыку Кархайма при свидетелях. Аталир, дородный Тоот, капитан «Сокола», а также достойный советник и адмирал Черный помогут ему запомнить речи Ринвела и в точности передать их остальным капитанам. Допрос был намечен на первые ночные часы, ибо дележ герцогских богатств сильно утомил присутствующих; всем хотелось перекусить и отдохнуть. Зеленую жемчужину оставили на столе, поручив ее охрану двадцати ховестарам — по одному от каждого турма, во избежание недоразумений. Еще двадцать головорезов стояли на страже в коридоре. После этого компания разошлась; одни устремились к обеденным столам, накрытым в соседнем зале, другие — на свои корабли, пересчитывать обретенные богатства. Айола же, цепко ухватив Блейда за руку, потащила его в спальню. Вероятно, она заранее облюбовала эти уютные апартаменты — здесь было уже прибрано, а на столике у окна их ждал обед. Едва они приступили к еде, как в дверь кто-то постучал; затем дюжий ховестар внес объемистый кувшин с вином. — Из герцогских подвалов, — пояснил он. — Ратаг велел передать. Блейд плеснул багряную жидкость в кубки, отпил и восторженно причмокнул. Вино обладало неподражаемым букетом с чуть заметной горчинкой и было холодным, как лед. Похоже, Ратаг стал догадываться, кто теперь его хозяин! Но надолго ли? Молоточки в висках разведчика стучали все настойчивей, все торопливей. Он поднялся, одобрительно взглянув на обширную кровать под золотисто-розовым балдахином, в высокую спинку которой было вставлено зеркало. Что ж, пока время не истекло, надо приобщиться к радостям жизни… тем более, что ночью предстоит весьма неаппетитное занятие. Блейд выпил еще вина и повернулся к Айоле. Определенно, напиток слегка горчил. Девушка, сбросив перевязь сабли, другой рукой уже стаскивала кожаные штаны. — Наконец то! — вздохнула она. — Ну и надоели мне все эти споры! — Мы свое получим, — заверил ее Блейд, привлекая к себе и пытаясь распутать узелок на ремешке, который стягивал пышные локоны Черной Сестры. — Да, мы свое получим… — рассеянно отозвалась она и нежно взъерошила волосы Блейда. — Не добром, так силой! — Айола коснулась горячими сухими губами шеи возлюбленного, прижалась к нему и чуть вздрогнула, ощутив его возбуждение. Немного отстранившись, девушка ловкими уверенными движениями стащила с него безрукавку и, не обращая внимания на увесистый мешочек с жемчугом, который Блейд пришпилил к изнанке, швырнула ее на пол Она приникла к обнаженной мускулистой груди разведчика, и он почувствовал, как напряглись соски высоких грудей. Словно бы со стороны он услышал стук крови в висках, заглушивший первых предвестников головной боли В следующий миг адмирал, советник, телохранитель исчез, испарился, превратившись в дикого зверя, охваченного пламенем страсти, неутолимого желания овладеть столь же дикой и прекрасной самкой. Опрокинув Айолу на постель, он торопливо расстегнул пояс. Девушка нежно провела ладонью по его лицу и прошептала: — Скорее, мой Черный Брат… Я хочу обнять тебя, а потом — потом уснуть… только уснуть. Я так устала… — ее руки ласкали нагое тело Блейда, глаза подернулись туманом. Внезапно Айола перекатилась на спину, крепко обхватив Блейда за плечи, раздвинула колени, и он ощутил, что она давно ждет его. Медленно, не торопясь, он коснулся своим клинком нетерпеливо раскрывшейся навстречу плоти. Девушка подалась к нему, легко вскинула ноги на спину, прижимаясь все тесней и тесней. Она коротко вскрикнула, потом застонала; на несколько секунд они замерли, лежа в объятиях друг у друга и наслаждаясь близостью. Наконец Айола, встрепенувшись, чуть приподняла бедра, и Блейд начал ритмично двигаться в такт с ее послушным телом. Движения ее все ускорялись, потом мышцы напряглись, затрепетали, острые белые зубки впились в плечо разведчика, и он услышал блаженный вздох. Через секунду она спала. Блейд вытянулся рядом на просторной кровати, чувствуя, что и его охватывает дремота. Неужели он так утомился? Конечно, препирательства на совете стоили немалых сил… Ничего, к ночи он успеет отдохнуть… Но все же странно… Как быстро уснула Айола! Тоже устала? Или они выпили слишком много вина? Пурпурного вина с чуть заметной горчинкой, которое прислал Ратаг? Ратаг… Ринвел… зеленая жемчужина… тайна… Слова крутились у него в голове, постепенно превращаясь в неразборчивое бормотание, в мерный гул прибоя; наконец они смолкли совсем. Ричард Блейд спал, сморенный усталостью, вином и сонным зельем.* * *
В щель между занавесями проник солнечный луч и, шаловливо скользнув по лицу Блейда, разбудил разведчика. Он сел, потягиваясь, потом прислушался: во дворце царила тишина. Лишь негромкое дыхание Айолы раздавалось рядом; глаза девушки были закрыты, темные локоны рассыпались по подушке, Ратаг. Ринвел… зеленая жемчужина… тайна… ночь. Ночь! А сейчас уже утро! Правда, раннее — штора, прикрывавшая окно, чуть начала розоветь. Блейд потряс Айолу за плечо. Веки девушки поднялись, некоторое время она смотрела на него непонимающими глазами, потом сонно улыбнулась. — Вставай, малышка! — Скатившись с кровати, Блейд натянул штаны, набросил безрукавку. — Кажется, мы проспали самое интересное! — Он был уже на полпути к двери. — Ратаг, мерзавец, чего-то подлил в вино! — Я сейчас… — Айола приподнялась в постели. — Беги в зал, — Блейд махнул ей рукой. — А я проведаю старика в подвале! Торопливо застегивая пояс с клинком, он помчался вниз по лестнице. Тесная каморка, еле освещенная догорающим факелом… Низкие своды, стены из серого потемневшего гранита… Цепи, протянутые от массивных бронзовых колец… В цепях — бессильно обвисшее тело старика; из груди его с хрипом вырывалось прерывистое дыхание. Ни Ратага, ни Аталира, ни важного хозяина «Сокола»… Впрочем, что касается двух последних, Блейд не сомневался, что им тоже был преподнесен кувшин с подарком — и хорошо еще, если с сонным зельем, а не с чем-нибудь покрепче. Он перешагнул порог, всматриваясь в того, кто три дня назад был грозным властителем Кархайма, и споткнулся. Глянув вниз, Блейд похолодел; на полу валялся абордажный крюк, закопченный и залитый кровью. Рядом — кувшин с водой; видно, Ратага мучила жажда. Да, помощник Айолы не шутил, поклявшись, что заставит герцога разговориться! Вот только выслушивать его признания он собирался в одиночку. Блейд поднял с пола кувшин и выплеснул воду в лицо старику. Герцог закашлял, шевельнулся, пытаясь поднять голову, но сил не хватило. Он снова уронил ее на грудь и слабо застонал. Судя по всему, жить Ринвелу оставалось недолго. — Где… где этот?.. — Блейд схватил умирающего за плечи и с силой встряхнул. — Он давно ушел? — Нет… — шепнули бескровные губы. Потом герцог все-таки поднял голову. Лицо его оставалось нетронутым, лишь на месте левого глаза темнела пустая впадина. Разведчик ждал. Наконец Ринвел отчетливо произнес: — Ушел… недавно… Превращается в бессмертного… — губы старика подергивались, словно он пытался изобразить усмешку. — Значит, твой жемчуг в самом деле продлевает жизнь? — в голосе Блейда прозвучало удивление. — Правда, — Ринвел с трудом сосредоточил взгляд на лице стоявшего перед ним ховестара. — Если знаешь как… — по телу старика пробежала судорога, взгляд помутнел. Блейд снова встряхнул его. — Говори же, говори! Клянусь Святым Кругом, этот… этот, который замучил тебя, получит сполна за все! Вновь послышался стон, и герцог, не поднимая головы, с трудом выдавил: — Хорошо, я скажу… но я… я сам с ним рассчитался… сам… — Что надо делать с жемчугом? — медленно произнес Блейд, не обращая внимания на последние слова. Кому страшны угрозы умирающего? — Носить на теле… день — под сердцем… день — у печени… день — на виске… — герцог судорожно вдохнул, замолчал и с неожиданно просветлевшим лицом добавил: — Ни к чему тебе это, ховестар… уже ни к чему… Приятель твой… знает лучший способ… Поди спроси… если успеешь… — тело его странно напряглось, будто рванувшись из цепей, голова запрокинулась, глаз закрылся. Блейд вынул из кольца в стене факел, поднес к лицу Ринвела. Да, этот человек был стар, очень стар! Сто лет или больше… Трудно сказать… Во всяком случае, он пережил и своих детей, и внуков, и правнуков. Пережил всех, чтобы погибнуть в мрачном подвале собственного дворца от безжалостной руки случайного проходимца… Выскочив в коридор и перепрыгивая через три ступеньки, Блейд ринулся в зал вчерашнего совета. Сабля била его по бедру, увесистый мешочек давил на ребра, в висках ощутимо стреляло. Он вихрем промчался по широкой галерее первого этажа, колотя в двери, — Вставайте! Все сюда! — голос его гулким эхом грохотал под сводчатым потолком, и по топоту за спиной он понял, что ховестары мчатся следом. Он не стал оборачиваться, а, оттолкнув часовых, влетел в комнату. Бокал на столе был пуст. Взгляд Блейда метнулся к окну; там спокойно стоял Ратаг, и лишь глаза помощника да стиснутые кулаки выдавали владевшее им лихорадочное возбуждение У стен застыли стражи — и, впереди всех, Айола. — Не подходи, ты!.. — Ратаг напряженно усмехнулся. — Ты, приблудок, хотел отнять у меня все! Ты… — его левая рука вытянулась в сторону Блейда, правую он прижимал к губам. Капитаны сгрудились у двери, и разведчик, оглянувшись, увидел среди них Аталира. Лицо его было мрачным — как и у всех остальных. Внезапно Ратаг гордо выпрямился и с торжеством изрек: — Ринвел открыл мне тайну! Только я, один я, владею секретом! Старый лис был жаден и глуп, если сам не воспользовался магическим средством! — Он поднял руку, и все увидели небольшой зеленый диск, зажатый меж его пальцев. — Но я-то — другое дело! Я стану бессмертным и неуязвимым, и мы еще посмотрим, кто будет властвовать в Акроде! Ховестары переглянулись. — По какому праву ты собираешься присвоить жемчуг? — рявкнул Коверг. — Клянусь мечом и порохом, мой клинок проткнет любую глотку, даже бессмертную! — Молчи, ублюдок! — Услышав гневный гул голосов, Ратаг снова прижал добычу к губам. — Знаешь, что я сделаю совсем скоро? Спущу кой с кого шкуру, вот так! Первым — с Черного, а затем, быть может, с тебя! Он безумен, подумал Блейд. И жемчужина — что этот мерзавец собирается делать с ней? Обнажив саблю, разведчик шагнул к окну, всматриваясь в серые глаза, горевшие мрачным торжеством. Ратаг плюнул ему под ноги, поспешно сунул магический камешек в рот и проглотил. Все оцепенели. Секунду Ратаг стоял неподвижно, будто прислушиваясь к собственным ощущениям; потом его затрясло, он согнулся пополам, руки и ноги вывернулись под немыслимым углом, на губах выступила пена. Он рухнул на пол. — Вот и все, — спокойно произнес Аталир. — Осталось только вспороть дураку живот и вытащить то, что нам надо. — Он повернулся к Айоле. — Прими мое сочувствие, Черная Сестра. Ты осталась без помощника. — Нужно ей твое сочувствие! — хмыкнул Коверг. — Девочка знает, кем заменить эту падаль. Айола, сверкнув глазами, подошла к окну и склонилась над неподвижным телом. Блейд, не двигаясь с места, ждал; голова у него болела нестерпимо. Что-то во всей этой истории ему не нравилось, что-то шло не так… Молнии, стрелявшие в висках, мешали сосредоточиться. Герцог… да, старый герцог… Он сказал: «приятель твой знает лучший способ»… и еще: «я сам с ним рассчитался»… Значит, это и есть расчет за все ночные муки? Примитивное отравление? Внезапно Айола вскрикнула и отскочила в сторону. Тело Ратага зашевелилось, туловище начало на глазах раздуваться, и то, что все уже считали готовым к препарированию трупом, перевернулось на спину. Закусив губы, Блейд смотрел, как страшно выпучились глаза этого ожившего зомби, чуть не вылезая из орбит; туго натянувшаяся одежда с треском лопнула, обнажая стремительно менявшую цвет кожу, которая начала покрываться грязно-зеленой чешуей. Кисти рук и ступни уродливо вытянулись, пальцы растопырились, обнаруживая разрастающиеся перепонки. Руки! Он вспомнил, где ему показывали такую же кисть, с закостеневшими пальцами и длинными когтями! Превозмогая боль в голове, разведчик отступил на пару шагов, прикрывая Айолу. — Сагхарт! — вырвалось у него. Вот, значит, как герцог разводил этих тварей! Что ж, рабов у него хватало… Одна жемчужина шла на продажу, а вторая… — Что? Что это? — Айола судорожно цеплялась за его плечо Ховестары, очнувшись от изумления, потянули из ножен сабли. — Сагхарт, — повторил Блейд, — тварь, в жабрах которой водятся те самые зеленые камушки… Только с нашего друга ничего не получишь — слишком молод. Надо подождать лет сто… или двести. Все было кончено. Растопырив уродливые лапы, на лохмотьях, которые еще недавно были одеждой Ратага, сидел чешуйчатый монстр, поглядывая на людей бессмысленно выпученными глазами. Он был отвратителен, как смертный грех, как жадная и завистливая душа первого помощника с «Жаворонка», и Блейд ощутил, как его желудок подкатывает к горлу. Так вот в чем заключалась тайна, которую герцог поведал Ратагу! Вот какую месть уготовил Ринвел своему мучителю! Что ж, эта тварь и в самом деле будет жить долго, очень долго… Ховестары стояли неподвижно, сжимая в руках клинки, словно парализованные ужасом при виде этого жуткого перевоплощения. На их глазах человек — правда, совсем дрянной человечишка! — превратился в чудовище, в демона, какой мог привидеться только в ночных кошмарах. Потом кто-то поднял саблю и шагнул к сагхарту, намереваясь прикончить отвратительную тварь. — Стойте! — воскликнул Блейд. — Не надо! Он хотел сказать — «Отпустите его», но тут в затылок разведчика ударила острая игла боли. Он понял, что компьютер Лейтона снова нашел его среди мириадов миров Измерения Икс и что сейчас начнется мучительный путь домой. Прижав локти к груди, Блейд обхватил ладонями раскалывавшуюся на части голову и глухо застонал. Мрак наступал на него со всех сторон, затмевая синевшее за окном море, что-то твердое давило в ребра. Боль ударила опять; нестерпимая боль, крестная мука возвращения. Последнее, что он видел, проваливаясь в беспамятство, были надвигавшиеся на него со всех сторон чудовищные морды сагхартов. Одна из них, похожая на Ратага, расплывалась в отвратительной ухмылке.Глава 8
Омар был великолепен. Блейд покончил с ним, ловко орудуя серебряными крючочками и не забывая прихлебывать ледяное белое вино. Оно тоже оказалось неплохим; может быть, не столь изысканного букета, как напиток из погребов герцога Кархаймского, зато уж наверняка без всяких инородных включений. Теперь его ждали фрукты, сыр и французский коньяк. Блейд опрокинул первую рюмку, провозгласив тост за свое здоровье — как-никак, сегодня он являлся виновником торжества и отмечал свое тридцатишестилетие. То, что кресло напротив него оставалось пустым, ничего не значило; он легко мог вообразить, что в нем сидит Зоэ. «Дик, — сказала бы она, — как я рада, что мы вместе! Что ты снова вернулся, живой, без единой царапинки! Что мы сидим в этом уютном ресторане и празднуем твой день рождения!» Такие простые слова, женская болтовня по сути дела, но он слушал бы ее с замиранием сердца. «Дик, — сказала бы она, — ты вспоминал обо мне — там, где ты был? В тех краях, о которых тебе нельзя говорить?» «Зоэ, — ответил бы он, — я не буду лгать. Возможно, я вспоминал о тебе, но очень редко, потому что в тех краях жизнь не проста… И если слишком часто вспоминать про девушку с Земли, можно в два счета очутиться на рее или получить нож под лопатку…» И Зоэ не обиделась бы, она бы поняла… Блейд опрокинул вторую рюмку, пристально рассматривая компанию за соседним столиком. Там веселились трое мужчин и четыре женщины — то есть наблюдался переизбыток слабого пола. Одна девушка — конечно, самая хорошенькая, — была, по его мнению, явно лишней. Мужчины наперебой увивались за этой стройной брюнеткой, почти забыв про остальных дам. Джентльмены так себя не ведут! Блейд решил, что прикончит бутылку коньяка и восстановит справедливость. «Дик, — сказала бы Зоэ, — я приготовила тебе подарок». Она полезла бы в сумочку и вытащила что-нибудь удивительное и необычное — редкостную японскую статуэтку, серебряный портсигар с перламутровой инкрустацией, филигранный мужской перстень или маленький кинжал толедской работы. Он долго рассматривал бы вещицу и восхищался, нахваливая ее вкус и любуясь милым раскрасневшимся личиком. Потом они бы выпили, и он сказал: «Милая моя, когда я отправился в обратный путь — из тех самых краев, о которых я не могу говорить, — я тоже прихватил тебе подарок». Блейд опрокинул третью и четвертую рюмки и с неодобрением покачал головой: мужчины за соседним столиком совсем распоясались. Они чуть ли не лезли к смущенной брюнетке под юбку, а три остальные дамы сидели с надутым и обиженным видом. Конечно, Зоэ захотела бы сразу посмотреть подарок. «О, Дик, — сказала бы она, — это так мило! Покажи его скорей, не мучай меня!» И тогда… Блейд расстегнул пиджак, вытащил из внутреннего кармана бумажник и раскрыл его. Одно маленькое отделение круглилось бугорком; он осторожно сунул туда пальцы и извлек нечто, завернутое в папиросную бумагу. «Вот, Зоэ», — прошептал он, покачивая на ладони жемчужину, серебристо-розовую, как заря над бескрайними просторами Акрода, Океана Среди Земель. «Вот, Зоэ», — повторил он чуть громче, но Зоэ была далеко и не слышала его. Он снова выпил за свое здоровье и спрятал жемчуг. На сей раз лорд Лейтон и британское казначейство выделили ему законную долю добычи — примерно один процент. Блейд не был жаден, но полагал, что Черная Сестра дала бы ему гораздо больше. «Зоэ, — сказал бы он, — это мое странствие оказалось на редкость успешным. — Я не сидел в тюрьме, не ломал камень в горах и не спасался бегством от каких-нибудь разъяренных каннибалов. Представляешь, я сразу угодил туда, куда надо! Правда, для этого пришлось снести три головы… и потом еще пару десятков… зато, как ты заметила, я не получил ни царапины. Большая удача — для тех краев, о которых я не могу тебе рассказать». «О, Дик, — ответила бы Зоэ, — я не любопытна. Странствуй в тех краях, если ты не можешь жить иначе, только возвращайся ко мне. Я буду ждать тебя и приму всякого, израненного и больного, лишь бы ты только вернулся… — Потом она помолчала бы и добавила: — Ты привез замечательный подарок, милый… Значит, все же помнил обо мне…» Блейд налил рюмку и выпил за прекрасных дам. Хорошенькая брюнетка за соседним столиком, которую кавалеры допекли окончательно, бросала на него отчаянные взгляды. Но в бутылке кое-что еще оставалось, и Блейд решил не торопить события. «Зоэ, — сказал он про себя, — конечно, я мог бы провести этот вечер с Джорджем и другими приятелями и напоить их до положения риз. И сам Дж. почтил бы своим присутствием мой юбилей… Даже лорд Лейтон! Ты бы видела, как он раскудахтался над мешком с жемчужинами… я все-таки притащил ему этот проклятый мешок, хотя обратная дорога была нелегкой, дьявольски нелегкой! Но мне захотелось посидеть с тобой… только с тобой, дорогая… И не важно, что ты — совсем не ты, а лишь одно воспоминание, причем и наполовину не соответствующее истине… Как бы то ни было, сегодня мы вместе. Сегодня, двадцать девятого мая семьдесят первого года, когда мне исполнилось тридцать шесть лет». Он опрокинул последнюю рюмку, поднялся и решительно шатнул к соседнему столику.Комментарии к роману «Жемчуг Кархайма»
1. Основные действующие лица
Земля
Ричард Блейд, 35 лет — полковник, агент секретной службы Ее Величества королевы Великобритании (отдел МИ6А) Дж., 69 лет — его шеф, начальник спецотдела МИ6А (известен только под инициалом) Его светлость лорд Лейтон, 78 лет — изобретатель машины для перемещений в иные миры, руководитель научной части проекта «Измерение Икс» Джордж О’Флешнаган — коллега Блейда по отделу МИ6А Зоэ Коривалл — бывшая возлюбленная Блейда (упоминается) Мари Вонг — предводительница пиратов в восточных морях (упоминается) Вонг — ее отец (упоминается) Килпатрик, Сэм Бакс, Элтон К. Смит — члены «Медиевистик Клаб» (упоминаются)Акрод
Ричард Блейд — он же Черный, ховестар Акрода Айола, Черная Сестра — хозяйка «Жаворонка» и предводительница турма ховестаров Айлат — ее отец (упоминается) Аталир — капитан «Коршуна» Коверг — капитан «Чайки» Тоот — капитан «Сокола» Ратаг — первый помощник на «Жаворонке» Эот — маг и целитель Аталира Онбол — маг и целитель Айолы Баскар — телохранитель Айолы, мастер рукопашного боя Паллон — старший канонир «Жаворонка», приятель Блейда Хардин, Крейс, Гуллен — ховестары из экипажа «Жаворонка», убитые Блейдом в Сьорде Ринвел Кривой — герцог Кархайма Эдара — возлюбленная Блейда из реальности Катраза (упоминается)2. Некоторые географические названия
Акрод — Океан Среди Земель Дастар — Сверкающее Кольцо; океан, обтекающий Земли Кархайм — узкое вытянутое море, соединяющее Акрод с Дастаром на западе Земель; также — название расположенного на берегах моря герцогства Земли — гигантский материк, внутри которого находится Акрод; кое-где рассечен морями и проливами, соединяющими внутренний и внешний океаны Ритола — королевство на северном побережье Акрода Сьорд — ритолийский город, разграбленный пиратами Кантам — порт и столица торговой республики Кантам Ховестарский архипелаг — архипелаг в восточной акватории Акрода, родина ховестаров Фассат, Гози, Удрар, Васта — страны на побережье Акрода Шардис — остров в западной акватории Акрода3. Некоторые термины и выражения
ховестары — пираты Акрода; светловолосый народ, брюнеты среди них попадаются редко (в связи с чем Блейда прозвали «Черным») турм — отряд ховестаров из двухсот-трехсот бойцов; обычно — экипаж одного галиона сагхарт — полуразумная амфибия, водится в Кархайме хла — мазь, кровоостанавливающее средство Клянусь Святым Кругом — одна из клятв пиратов; Святой Круг — солнечный диск, божество, почитаемое во всех Землях Акрода «Клянусь рифами Ховестара», «Клянусь мачтой, порохом и мечом», «Во имя демонов моря» — распространенные клятвы пиратов «Меч и порох», «Прах и пепел» — выражения ховестаров, эквивалентные земному «Гром и молния»4. Хронология пребывания Ричарда Блейда в мире Акрода
От Сьорда до встречи с ритолийским фрегатом — 12 дней. От сражения с фрегатом до стоянки на Шардисе — 17 дней. От Шардиса до Кархайма — 10 дней. Операция в Кархайме — 8 дней. Всего 47 дней; на Земле прошло 46 дней.Дж. Лорд. «Раб Сармы» Странствие восьмое (А. Антошульский, С. Нахмансон, перевод с англ.)
Октябрь–декабрь 1971 по времени Земли
Глава 1
С Темзы поднимался туман, и белесая мгла, упрямо наползающая на город, скрадывала очертания зданий, окутывала мокрым туманом деревья и фонари, чей тусклый свет едва разгонял подступавший полумрак ранних осенних сумерек. Мостовые и тротуары влажно блестели, постепенно скрываясь под желтым ковром опадающей листвы; гудки барж, доносившиеся с реки, казались хриплыми тоскливыми стонами, еще больше раздражая усталых людей. Они с угрюмой покорностью втискивались в автобусы и вагоны подземки, мечтая лишь о том, чтобы побыстрее попасть домой и согреться глотком виски или чашкой чая. Каждому в этот вечер было ясно, что последние теплые октябрьские деньки позади и на пороге стоит суровая зима. Лондонцев это не радовало. В Кенсингтоне, в доме тридцать девять по Принсгейт, настроение было столь же мрачным и невеселым. Этот особняк, построенный в раннем викторианском стиле, высокий, узкий и неудобный, принадлежал семье Лейтонов на протяжении пяти поколений. Временами его сдавали в аренду, иногда он стоял пустым, и его светлость лорд Лейтон даже забывал об этой фамильной реликвии. Сейчас, однако, он проживал именно тут. Кенсингтон никогда не относился к респектабельным районам Лондона, но старика не беспокоили подобные мелочи, большая часть его жизни протекала в лабораторном комплексе под древними башнями Тауэра. Дж. обвел задумчивым взглядом просторную комнату, обшитую панелями из потемневшего дуба. Интересно, бывал ли здесь Ричард? Вряд ли… Насколько помнилось руководителю отдела МИ6А, его светлость никого не баловал своим гостеприимством. В том числе и Ричарда Блейда, проводившего сейчас свой отпуск в Дорсете, на побережье Ла Манша. Недавно он вернулся из Кархайма, из своего очередного странствия, — и с неплохой добычей, надо сказать; так что отпуск был вполне заслуженным. Старый разведчик восседал в уютном кресле рядом с жарко пылавшим камином. На его колене, обтянутом темными брюками с безупречной складкой, стоял бокал с виски. Помимо него, в гостиной находился сам хозяин дома и еще один гость, не очень приятный, скорее даже, совсем нежеланный; изредка прикладываясь к спиртному, шеф МИ6А с тайным удовлетворением прислушивался к разгоравшемуся спору. Безусловно, он поставил бы на Лейтона два к одному, но молчаливо признавал, что почтенный Губерт Карендиш оказался достойным соперником. Этот тощий мужчина средних лет был членом парламента от одного из сельских районов Йоркшира и почему-то напоминал Дж. крысу — одетую с иголочки говорящую крысу. Будучи добропорядочным гражданином, Дж. даже про себя не рисковал назвать крысой члена парламента, однако никак не мог избавиться от этого наваждения. Ничего не помогало — в том числе и ассоциации с другими, более симпатичными представителями семейства грызунов — например, с кроликами. Да, как ни крути, на безобидного кролика Карендиш совершенно не походил! Прислушиваясь к словесному поединку, Дж. раздражался все больше и больше. Этот Карендиш, выдавливавший слова с гнусавым йоркширским акцентом, — наигранным, разумеется, поскольку он закончил Оксфорд, — был довольно опасным и неприятным типом. Он казался въедливым, как самум в пустыне, нудным, словно осенний дождь, и в десять раз более ядовитым, чем лондонский смог, неторопливо расползавшийся за окном. Видимо Карендиш полагал, что наткнулся на нечто крупное, на какую-то незаконную финансовую махинацию, раскрытие которой добавит ему славы в глазах йоркширских фермеров. Вряд ли он рассчитывал свалить кабинет, но покрасоваться на парламентской трибуне и публично ощипать перышки с хвоста премьер-министра собирался наверняка. Слишком уж настырный тип, любитель совать нос в чужие дела! Возможно, Карендиша вдохновлял занимаемый им пост, но это не оправдывало в глазах Дж. подобной настойчивости. Достопочтенный джентльмен возглавлял особую комиссию парламента, призванную контролировать разнообразные проекты, которые угрожали опустошить королевскую казну и карманы налогоплательщиков. Он сильно преуспел в своей деятельности, прихлопнув уже не одну дюжину правительственных начинаний. Сейчас, устроившись за столом напротив лорда Лейтона, он пылко ораторствовал: — У меня большие полномочия, ваша светлость, а также необходимая материальная поддержка и прекрасно обученный персонал. Я тружусь не покладая рук и горд этим! Только за последний год я достиг изрядных успехов и теперь отлично понимаю, как расточительно и необдуманно тратит средства кабинет. А ведь каждый шиллинг заработан тяжким трудом наших сограждан! Каждый! И если мне удастся спасти хотя бы малую часть этих денег, я почту свой долг выполненным. Лорд Лейтон стряхнул пепел с сигареты прямо на роскошный персидский ковер и уставился на оратора позеленевшими от злости глазами. Обычно он не миловал таких типов, расправляясь с ними в весьма резкой манере, однако сейчас старый ученый пытался сдержать ярость. Дж. отлично понимал причину такой сдержанности. Несмотря на помпезные речи и непомерное честолюбие, Карендиш был далеко не глуп и очень опасен. Нет, кроликом его никак не назовешь, решил Дж. — То, что вы пытаетесь спасти, — произнес Лейтон, прожигая собеседника мрачным взглядом, — тут же уходит из бюджета как вода в песок. Простите, но я в этом убежден. Вы со своими парнями организовали кучу идиотских комитетов и комиссия, чтобы проверять другие комитеты и комиссии, и вся эта возня поглотила больше средств, чем вам удалось отыскать. Если вы вообще что-то отыскали! Лично я полагаю, что результатом их работы оказался вакуум. Пустота! Ничего нет — по крайней мере, достаточно серьезного. Потрачены время и деньги, а предъявить нечего, не так ли? Дж. усмехнулся, глядя на языки пламени. Профессор попытался направить Карендиша по ложному следу и заодно вывести из равновесия. В этом он был великим мастером! Однако достопочтенный член парламента не клюнул на червяка и не пустился, как ожидалось, в разглагольствования о полезности своих начинаний. Отодвинув в сторону нетронутый бокал и пепельницу — он не пил и не курил, полагая, видимо, что сумеет с большей пользой потратить свои деньги на врачей и лекарства, — Карендиш уставился на Лейтона пронзительным взглядом следователя. — Не стоит спорить по этому поводу, сэр, ибо подобные вещи не относятся к делу, как вы прекрасно понимаете. Я просил о встрече, и вы согласились. Мы говорим сейчас без свидетелей и не ведем протокола. И я пришел к вам лишьдля того, чтобы задать один-единственный вопрос. Его светлость откинул с выпуклого лба прядь седых волос. Он сидел в кресле боком — такая поза облегчала постоянную боль в позвоночнике — и буравил своего визави маленькими янтарными глазками. Обычно они сверкали львиным блеском, но сейчас в них скорее проглядывала подозрительность гиены. Внезапно Дж. ощутил угрызения совести. На самом деле сей настырный тип являлся его заботой, а отнюдь не престарелого ученого. Однако он не хотел вмешиваться, пока этого не потребуют обстоятельства. Лейтон был должным образом проинструктирован, и шеф МИ6А собирался хранить свое инкогнито до тех пор, пока старика не прижмут к стенке. Непростая задача для любого политика по обе стороны Гринвичского меридиана! Его светлость скорчился в кресле и прикрыл глаза. — Ладно, — заявил он тоном бесконечно усталого, больного, но очень терпеливого человека, — не стоит, так не стоит. Я полагаю, вы можете задать свой проклятый вопрос! Несмотря на раздражение, Дж. почувствовал жалость к достопочтенной парламентской крысе. Лорд Лейтон мог обмануть самого Сатану — со всем его дьявольским воинством! Однако Карендиша было не так-то легко сбить с толку; он упрямо вздернул подбородок и произнес: — Я должен прояснить этот вопрос, ваша светлость! Я задавал его вам дюжину раз и дюжиной разных способов, но так и не получил вразумительного ответа! Лорд Лейтон потянулся за новой сигарой. — Вы полагаете, милейший, что я спятил? Может быть, может быть… Видите ли, я старый человек, очень старый, и слишком много работаю. Да, слишком много… Я плохо сплю, не забочусь о своем здоровье, нерегулярно питаюсь и злоупотребляю курением… Вдобавок у меня целый букет старческих болезней. Мозг становится все слабее, память ухудшается, руки начинают дрожать, а колени перестают сгибаться… Если не ошибаюсь, врачи называют это старческим маразмом. Терпение члена парламента иссякло. Он пожал узкими плечами, холодно усмехнулся и с нескрываемой насмешкой поглядел на Лейтона. — Полностью разделяю их мнение, сэр. Его светлость, с видом дворняжки, которую пнули ногой под хвост, моргнул глазами. — Разделяете их мнение? Но какое, достопочтенный сэр? Я вас не понимаю. Совершенно не понимаю! Мне кажется, и не хочу понимать. Ах, эта нынешняя молодежь! Совсем не умеет выражать свои мысли! Чему вас только учат в колледже? В мое время… Дж. внезапно сообразил, что члену парламента дарована передышка. Цунами временно откладывалась. Лорд Лейтон, весьма довольный собой, с истинным актерским талантом разыгрывал выжившего из ума склеротика. Карендиш, сидевший напротив почтенного старца, с интересом следил за этим спектаклем. — У меня и мысли не было, сэр, что вы… гм-м… спятили, — сказал он, оскалив мелкие крысиные зубы. — Ни в коем случае! Я только хотел заметить, что вы… — Старый пень, — закончил Лейтон с веселой ухмылкой. — Что поделаешь, мой дорогой, этого никто не минует… — его светлость утомленно вытянулся в кресле, изображая полнейшую прострацию. Едва шевеля губами, он произнес: — Увы, мистер Карендиш, я сожалею, но должен молить вас о снисхождении. Я так устал… и эти боли в сердце… К тому же, — добавил он неожиданно бодрым тоном, — я уверен, что у члена парламента множество дел, куда более важных, чем разговор с выжившим из ума стариком. Досточтимый член парламента с изумлением поднял взгляд к потолку и гулко сглотнул. Дж., стиснув челюсти, с трудом удерживался от смеха. Однако Карендиш был упрям. — Я все-таки хочу задать свой вопрос, сэр, если смысл его до сих пор оставался вам неясным. В последний раз. Идет? — Вопрос? — Лейтон страдальчески закатил глаза. — Какой вопрос? — С вашего разрешения, сэр… — Карендиш скрипнул зубами. — Попробуем еще раз. Итак, я попытался проследить судьбу трех миллионов фунтов — из тех, что в нашем комитете относят к так называемым блуждающим фондам… — Прекрасное определение, — перебил его лорд Лейтон, — звучит просто великолепно! Никогда не слышал подобного термина. Пожалуй, я не прав насчет современной молодежи… Вы отлично умеете использовать возможности языка, сэр! Карендиш мотнул головой; виски его покрылись мелкими капельками пота. Не давая сбить себя с мысли, он продолжал: — Часть блуждающих фондов совершенно естественно относится к секретным статьям бюджета. Сей факт хорошо известен и не вызывает никаких нареканий. Однако и в этом случае должны наличествовать хоть какие-то документы, подписанные ответственными людьми. Если деньги израсходованы, то опять-таки это требует документального подтверждения. Порядок нельзя нарушать, иначе в конце финансового года будет невозможно сбалансировать государственный бюджет. Уверен, что вы, ваша светлость, прекрасно это понимаете. Его светлость, признававший лишь те бухгалтерские операции, которые пополняли счета его лаборатории, поскреб заросший седой щетиной подбородок, улыбнулся и согласно кивнул. — Вы правы, мистер Карендиш, вы безусловно правы. Я вполне согласен с вами! Любой болван, если он не окончательно впал в старческий маразм, должен сообразить, что за деньги положено отчитываться. Однако мне не совсем ясно, молодой человек, какое отношение я имею к вашей маленькой трехмиллионной проблеме. Член парламента довольно кивнул, и Дж., заметив его хищный оскал, вдруг понял свою ошибку. Нет, этот Карендиш вовсе не крыса! Скорее — хорек или шакал! Привстав с кресла, предмет его зоологических изысканий вытянул руку в сторону Лейтона и с торжеством заявил: — Однако, сэр! Документы на сумму более полутора миллионов фунтов подписаны лично вами! А это, как не считай, половина! Ровно половина нашей маленькой трехмиллионной проблемы! Его светлость тяжко вздохнул. — Да, старость, старость… Я становлюсь дряхлым и забывчивым… Подписываю Бог знает какие бумаги, а потом забываю об этом… — он бросил взгляд на Дж. — Похоже, я уже созрел для психушки… Дж. старался сохранить невозмутимость, что требовало от него все больших усилий. Старый хитрец был на высоте! Дж., как профессионал высокого класса, получал массу удовольствия от его игры. Лицо Карендиша разгладилось, в глазах появился блеск предвкушения; сейчас он походил на полицейского, ухватившего за шиворот воришку. С истинно британским упорством он продолжал гнуть свое: — Сэр, вы, безусловно, понимаете, что я, как и другие члены парламента, ведущие подобные расследования, связан рамками закона о государственной тайне. Я хотел бы полностью просмотреть счета, связанные с финансированием секретных работ, но далеко не все мне доступно. Впрочем, хватит и того, что я уже обнаружил. Вы должны это понимать. Улыбка, а вместе с ней старческое простодушие вдруг куда-то испарились с физиономии Лейтона. — Конечно, понимаю, — его светлость зыркнул янтарными зрачками на гостя. — Мне не ясно другое — каким образом, черт возьми, все это связано со мной? Карендиш вздохнул и опять пустился в объяснения: — Но существуют же эти документы, сэр! И вы их подписали, зафиксировав получение означенной выше суммы! Полтора миллиона фунтов, сэр! И мне абсолютно непонятно, как, когда и каким образом они истрачены. Я натыкаюсь на стену всякий раз, когда хочу выяснить детали. Полтора миллиона! А вы ничего не желаете объяснять! — досточтимый член парламента покраснел от возмущения. — Теперь я постараюсь высказаться предельно просто и без недомолвок: ваша светлость, вы растратили полтора миллиона, выданных вам из казны Ее Величества! Растратили на вещи, о которых я, председатель контрольного парламентского органа, не могу узнать ничего определенного. Похоже, деньги вылетели в трубу, а сама труба исчезла. Испарилась! Но я хотел бы узреть ее останки. Мои полномочия… Внезапно Лейтон вскочил с кресла. Покачнувшись, он вцепился в край столешницы, опустил голову и выгнул спину, так что горб пришелся на одном уровне с макушкой. В этой странной позе его светлость напоминал старого, но еще полного боевого задора кота, готового вытрясти душу из нахального соперника. Однако, хотя глаза его яростно сверкали, голос оставался ровным. — Я, сэр, тоже обладаю кое-какими полномочиями… вполне достаточными, чтобы попросить вас удалиться. Существует множество мест, кроме моего дома, где вы можете обследовать каминные трубы и улетающий сквозь них дым. Прощайте, сэр. Карендиш тоже поднялся. Угрюмо кивнув, бросил холодный взгляд на Дж., молчаливого свидетеля этой перепалки, поднял свой портфель и двинулся к выходу. Остановившись на пороге, он бесцветным голосом произнес: — Вы совершенно правы насчет множества мест, сэр. Кстати, одно из них — парламент. Я могу задать там свой вопрос, и вы отлично знаете об этом. И вас, ваша светлость, пригласят туда и заставит отвечать под присягой, — он отдал небрежный поклон. — До свидания, джентльмены! Дверь хлопнула чуть-чуть громче, чем положено. Дж. наклонился, поднял кочергу и помешал угли в камине. — А знаете, пожалуй, он и в самом деле способен на это, — заметил шеф МИ6А. Лорд Лейтон, который уже сидел в кресле и спокойно проглядывал какие-то бумаги, пренебрежительно фыркнул. — Сомневаюсь, мой друг! Я сегодня же свяжусь с премьер-министром. Он понимает, насколько важно сохранить проект в тайне. И он — стреляный воробей! Полагаю, ему не составит труда направить нашего любопытного посетителя по ложному следу. Дж. подбросил в огонь полено и отхлебнул из бокала. Затем встал, подошел к высокому стрельчатому окну и задумчиво обозрел мрачный осенний пейзаж. Фонари на улице уже давно горели; редкие прохожие, окруженные светящимися туманными ореолами, напоминали призраков. Они уныло тащились по тротуару, засунув руки в карманы и упрятав подбородки в воротники. Дж. задернул тяжелую штору и вернулся к своему креслу. Стол, у которого устроился Лейтон, был завален ворохами бумаг, тетрадями и лабораторными журналами; сам старик что-то усердно царапал в блокноте. Дж. медленно прошелся от камина к окну, потом обратно. Ему очень хотелось выкурить трубку, но свою любимую, из грушевого, корня, он отдал в починку, а запасную забыл в кабинете. Лейтон раздраженно вскинул на него глаза поверх бумаг. — Ради Создателя, Дж., перестаньте метаться по комнате словно тигр! Дело не стоит выеденного яйца! Я же сказал вам, что Карендишем скоро займутся. На самом высоком уровне! Премьер пригласит его к себе, они выпьют по рюмке хереса, а затем наш молодой друг получит рекомендацию не совать нос куда не следует. Старый разведчик, остановившись у камина, хмуро взирал на яркие языки пламени. — Боюсь, сэр, все пройдет не так легко. Премьеру придется что-нибудь рассказать этому проныре. Его светлость издал смешок. — Он что-нибудь и расскажет. Умение правдоподобно врать — главное достоинство политика, не так ли? А теперь успокойтесь и дайте мне сосредоточиться. Похоже, я действительно превращаюсь в старого маразматика… элементарное уравнение, а я бьюсь над ним пятнадцать минут… — он недовольно запыхтел. — Этот Карендиш все-таки вывел меня из равновесия. Дж. взглянул на старика и пожал плечами. Бесспорно, Лейтон являлся мировой величиной в кибернетике и умел осадить любого парламентского ревизора, но в некоторых отношениях он оставался сущим младенцем. Что, например, ему известно о тех джунглях, в которых обитал сам Дж. и большинство его коллег по профессии? Там приходилось поворачиваться, чтобы уцелеть! Лорд Лейтон сидел в своем подземелье под Тауэром, словно в башне из слоновой кости, развлекался с компьютерами и иными измерениями и был очень далек от реального мира — мира заговоров и интриг. Мира ножа и пули, петли и яда. — Не нравится мне все это, — наконец заметил Дж. Его светлость отложил ручку и в раздражении захлопнул блокнот, похоронив меж исчирканных листов непокорное уравнение. — Что за капризы, Дж.? Допивайте свое виски и отправляйтесь домой, в постель, не мешайте мне работать! Позвоните Блейду, передайте, что я хотел бы видеть его дня через два… — Пронзительные глазки Лейтона уставились на гостя. — Почему вас так взволновал визит йоркширского хорька? «Ага, — отметил Дж., снова начиная ходить по комнате, — старик тоже обратил на это внимание! Хорек, сущий хорек!» — Карендиш пойдет к премьеру и будет требовать объяснений, — начал он. — Это его право, несмотря на секретность проекта, и он не остановится на полпути. Он любопытен, назойлив и упрям, и я боюсь, что премьер-министр будет вынужден рассказать ему кое-что о наших делах. Это может оказаться наиболее эффективным способом заткнуть ему глотку. Лорд Лейтон кивнул; закинув ноту на ногу, он ерзал в кресле, пытаясь поудобнее устроить свой горб. — Может быть, вы и правы, Дж. Полагаю, таким путем удобнее всего принудить Карендиша к молчанию. Ну и что же вас волнует? Не стану отрицать, что этот джентльмен может стать источником беспокойства, но вряд ли можно подозревать его в предательстве. Тайна остается тайной, пока о ней известно только двоим, подумал Дж., при наличии третьей персоны она перестает быть таковой. А о проекте «Измерение Икс» знали уже четыре человека. И шефа МИ6А совсем не радовала перспектива, что к ним может вскоре присоединиться пятый. — Видите ли, — мрачно произнес он, — чем больше народа посвящено в детали наших работ, тем труднее мне обеспечивать их секретность. Его светлость неодобрительно фыркнул, но затем был вынужден согласиться с гостем. — Вы правы, мой дорогой; даже я, старый идеалист, понимаю такие вещи. Но вы — мастер своего дела и обязаны все предвидеть. Проект постоянно развивается и требует не только новых капиталовложений, но и новых людей. Дж. угрюмо кивнул. — Я пытаюсь исключить любую мыслимую неприятность. Однако я — не всеведущий Творец. Вы поглядите, что получается: этот Карендиш выходит прямо на вас, словно гончая на зайца, и начинает болтать всякий вздор о каких-то бумагах, подписях и необъяснимом исчезновении трех миллионов. Такое не должно повториться! Данный факт означает утечку информации… и одному Богу известно, сколь широко она успела распространиться. Кто же сболтнул лишнее? Лейтон сочувственно покачал головой. — Я не стал бы подозревать ни вас, ни Блейда, Дж. Скорее, кого-то из ваших людей, посвященных в отдельные детали… Надо постоянно приглядывать за ними. Я, например, не спускаю глаз со своих ассистентов и стараюсь не поручать им ничего важного. Но что поделаешь! Невозможно справиться с таким объемом работы собственными руками. — Легко вам говорить, — пробурчал Дж. — Конечно, и я не могу все сделать сам — но ответственность-то лежит именно на мне! И перед вами, и перед премьер-министром, и даже перед Ее Величеством! Я готов нести этот крест, даже если… Лорд Лейтон прервал его выступление жидкими аплодисментами. — Я все понимаю, Дж., и готов восхищаться вашей преданностью долгу, стране и королеве! Вам захотелось произнести речь, мой дорогой? Великолепная мысль! Идите в Гайд-Парк и выступайте там, сколько душе угодно, а мне позвольте продолжать работу. Договорились? Дж. замолчал и, неловко усмехнувшись, направился к стулу, на котором лежали его плащ, котелок и зонтик. — Простите, — произнес он, — но я что-то нервничаю последние дни. Профессиональная болезнь… да и возраст, надо сказать. Я все чаще подумываю об отставке. Лорд Лейтон тяжело вздохнул; он уже не первый раз слышал такие разговоры, и это начинало ему надоедать. — Я полагаю, — его светлость прищурился, оглядывая тощую фигуру Дж., — что самое время для вас взять небольшой отпуск. Поезжайте в Дорсет, к молодому Блейду. Пусть он найдет для вас какую-нибудь вдовушку. Встряхнитесь, старина! Виски, казино, финская баня, оргия с девочками, наконец! Потом вас замучит совесть, и вы с новыми силами приступите к работе. Дж. кисло улыбнулся; он был знаком с Лейтоном уже года три, но никогда не слышал от старика подобных советов. Интересно, как выглядел бы сам великий старец в финской бане или тет-а-тет с дюжиной девочек? Дж. бросил взгляд на профессора; на губах его светлости играла усмешка. — Вы смотрите на меня так, будто я пригласил вас на рождественский обед к королеве, — заметил он. Дж., все еще пребывавший в некотором шоке, не смог выдавить ничего членораздельного. Рот у него приоткрылся, на коронках вставной челюсти весело запрыгали отблески огня, пылавшего в камине. Его светлость хихикнул. — Кажется, наш Ричард большой специалист по девочкам, не так ли? Кто его очередная пассия? После этой Зоэ Коривалл? Шеф МИ6А чопорно поджал губы. — Я не вмешиваюсь в частную жизнь сотрудников, сэр. Это совершенно не в наших правилах. Я… — Не надо лицемерить, черт побери! — перебил его Лейтон. — Меня-то вы не обманете, старый плут! Держу пари, что вы установили по камере в каждой спальне! Дж. уже взял себя в руки. — Нет, — улыбнулся он. — Согласно последним инструкциям Адмиралтейства, мы ограничились клозетами. — Тогда идите и проверьте, каким образом этот Карендиш подобрался к моей спальне, моему клозету и моим бумагам! Может быть, один из ваших агентов дал ему совет-другой? Вот это и постарайтесь выяснить… И дайте мне, наконец, работать!* * *
По пути в свою резиденцию на Барт Лэйн, пока такси неторопливо пробиралось сквозь туман, Дж. думал о проекте «Измерение Икс», о Ричарде Блейде и предстоящем ему восьмом путешествии в иные миры. Дурные предчувствия мучили старого разведчика; он сопел и тяжело вздыхал. Его Дика втравили в опасную игру… Однако и ставки тут были не маленькие; добыча оправдывала риск. Чего стоили, к примеру, лоскуток удивительной ткани из Тарна или этот чудодейственный берглионский бальзам… А Ричард… Что ж, он работал, честно выполняя свой долг, и не любил распространяться о том, какой опасности подвергается в каждом новом странствии. Кажется, ему даже нравилось рисковать. Машина еле ползла, затем попала в уличную пробку и остановилась совсем. Туман, просочившийся сквозь какую-то щель, потянулся к Дж. холодными щупальцами. Настроение у него испортилось окончательно. Он даже не улыбнулся, перебирая в памяти те непристойности, что наговорил Лейтон, пытаясь его подбодрить. Дж. лишь отметил, что старик, похоже, неплохо разбирается в психологии и не лишен чувства юмора. Предчувствие какой-то неприятности продолжало тяготить его. Желудок снова напомнил о себе, и это тоже было дурным знаком. Уставившись невидящими глазами на дорожный указатель, Дж. думал о том, что причиной всех его тревог является проект «Измерение Икс». Раньше жизнь его была намного спокойней… Он ловил чужих агентов, засылал куда надо своих — но не дальше Огненной Земли! — да развлекался поисками инопланетных пришельцев… Впрочем, к чему запоздалые сожаления… Отдел МИ6, вместе со всеми этими приятными пустяками, отошел к Норрису еще в феврале шестьдесят девятого, больше двух с половиной лет назад. Новое подразделение, МИ6А, занималось только делами Лейтона, и Дж. понимал, что теперь им не расстаться до самого конца. До его конца, поскольку его светлость, как положено гению, был бессмертен. Плохие предчувствия не обманули его. Когда он наконец добрался до Барт Лэйн и спустя пять минут вошел в свой кабинет, на столе его поджидала депеша. Дж. распечатал ее и прочитал:«Кастельс — МИ6А, Дж. Блейд покинул Москву».Кастельс являлся его агентом; что касалось московского издания Ричарда Блейда, то с ним ситуация была куда сложнее.
Глава 2
Подземные кремлевские лабиринты были столь же запутанными и обширными, как и те, что скрывались под древними башнями Тауэра. Здесь, надежно скрытое толщей земли, слоем бетона, асфальтом и старинными храмами и дворцами, располагалось некое учреждение под кодовым названием «Дубль». Оно имело двойное подчинение; им командовали два высокопоставленных чиновника, Евгений Ильич из КГБ и Виктор Николаевич из главного армейского разведуправления. Полные взаимных подозрений и тщательно скрываемой неприязни, они не спускали глаз друг с друга, выжидая первой же ошибки соперника. Но ошибок не было; если не принимать во внимание традиционную конкуренцию двух всесильных ведомств, эта пара превосходно справлялась с делом. Создание подобной секретной службы вовсе не было оригинальной разработкой русской разведки; ее руководители переняли эту структуру у немцев, организовавших еще во время войны спецподразделение «Тандем». Немцы же позаимствовали исходную идею в Англии; в анналах британской разведки она именовалась «Созвездием Близнецов». В начале двадцатых годов Дж., тогда еще совсем молодому, подающему надежды лейтенанту, довелось немного поработать в «Созвездии», и он никогда не забывал об этом. Соображение, положенное в основу подобных служб, было чрезвычайно простым. Предполагалось, что для каждого человека, мужчины или женщины, можно подобрать двойника, практически неотличимого по внешнему виду и психофизическим характеристикам. Русские развили эту исходную посылку, достигнув нового этапа — если двойника не удавалось обнаружить, его просто создавали. Естественно, такая дорогостоящая операция касалась только дублей важных персон или лиц, имевших допуск к особо ценной информации. В ведении Евгения Ильича и Виктора Николаевича были двойники большинства крупных агентов западных спецслужб, известных органам советской контрразведки. Если возникала необходимость, опытные хирурги помогали природе, используя косметическую операцию. Специалисты «Дубля» получали превосходное образование и отличную зарплату; их главной задачей являлось детальное изучение походки, жестов, манеры говорить, поведения и привычек своего прототипа. Им не разрешалось пользоваться русским, даже во время отпуска; они, как правило, были навсегда оторваны от семей. Свою жизнь они проводили в маленьких английских деревушках, французских городках, лабиринтах Бруклина, чикагских трущобах, роскошных нью-йоркских квартирах. А также в гостиницах Гонконга, в хижинах японских рыбаков или китайских крестьян, на австралийских фермах и мексиканских ранчо. Конечно, вся эта бутафория располагалась не под фундаментами кремлевских дворцов; там находился только центр организации, филиалы которой были разбросаны по всей огромной стране. Люди, окружавшие двойников, говорили на языке, который должен был заменить им родной. Дубли овладевали всеми тонкостями чужой речи, сленгом, специфическим акцентом; они одевались точно так же, как их близнецы, предпочитали те же сигареты и сорта вин, занимались такими же видами спорта. Копировалось все: шрамы, родимые пятна и зубные пломбы, хобби и увлечения, интимные привычки и сексуальный темперамент. Однако большинству двойников было не суждено использовать свои достижения на практике; их служба и жизнь, сплетенные воедино, проходили в бутафорских поселениях на Урале, в Казахстане или в сибирской тайге. Возраст дублей был примерно таким же, как у оригиналов; вместе со своими далекими аналогами они старели и уходили в отставку. Их с почетом провожали на пенсию, предоставляя синекуры в столичных городах; на них тратились миллионы, однако эта цифра являлась весьма скромной по сравнению с теми средствами, которые пожирал сам проект. Да, «Дублю» требовались огромные ассигнования, и это раздражало даже дисциплинированных советских министров, всегда безоговорочно признававших лидерство военных ведомств. Каждый год комитет госбезопасности и министерство обороны, объединив усилия, сражались за новые дотации, и обычно, хотя и с немалым трудом, одерживали верх над гражданскими коллегами. Отдел продолжал существовать.* * *
Дж. стоял в своем кабинете, чувствуя нарастающую боль в животе, и с тревогой всматривался в листок бумаги, лежавший поверх папки с входящей почтой. Он бросил взгляд на дату — конец сентября… Аналог Ричарда Блейда покинул Москву две недели назад. Две недели! Желудок Дж. сжался в комок, трепыхаясь, словно подстреленный кролик. Он потянулся к телефону и внезапно заметил, что пальцы у него дрожат. Недавно ему стукнуло шестьдесят девять, и он впервые ощутил — по-настоящему, а не в словесной пикировке с Лейтоном — груз возраста. Впрочем, он быстро успокоился. Во-первых, сказывались опыт и привычка, во-вторых… Да, существовали еще многочисленные «во-вторых». Достоверно еще ничего не было известно. Бросив пару фраз в трубку, он ждал, пока телефонистка соединит его с Дорсетом и размышлял. Существовали тысячи причин, по которым псевдо-Блейд мог отбыть из Москвы, и все они представлялись никак не связанными с проектом «Измерение Икс». Возможно, дубль отправился в отпуск, в какой-нибудь из филиалов своего подразделения или, наконец, получил разрешение заняться личными делами. Не исключено, что русские затеяли некую операцию во Вьетнаме или на Ближнем Востоке, не имеющую никакого отношения к иным мирам. Выдвинув один из ящиков стола, Дж. начал копаться в нем, разыскивая запасную трубку — ту самую, которую он забыл взять к лорду Лейтону. Трубка всегда успокаивала его и помогала принять верное решение. Он заставил себя улыбнуться. Дьявольщина! Ведь он виделся с Блейдом — с настоящим Ричардом Блейдом! — всего два дня назад, именно здесь, в этом самом кабинете! Они обсуждали сроки очередного визита в Измерение Икс. Дик еще сказал… Дик? Был ли тот человек его Ричардом, которого он знал с детства? Набив трубку, он прикурил и задумчиво уставился в окно. Итак, кем же являлся его позавчерашний посетитель? Дж. с такой силой сжал изогнутый мундштук, что побелели костяшки пальцев. Сумасшедший век, реактивная эра! Чтобы добраться от Москвы до Лондона и потом в Дорсет, хватит пяти-шести часов… А ведь прошли две недели! Старый разведчик мрачно покачал головой. Да, непростая проблема свалилась ему на голову в этот неприветливый осенний вечер… Необходимо проявить величайшую осторожность — увы, даже подозрительность, как это ни неприятно! Любой пустяк, каждый взгляд и жест, случайно вырвавшееся слово могут стать ключом к разгадке. Внезапно резь в желудке утихла, и шеф МИ6А облегченно вздохнул. Как же он раньше не подумал об этом! Ведь безошибочный способ выяснения истины буквально напрашивался сам собой! Допустим, размышлял он, что русские что-то пронюхали о проекте, хотя данная гипотеза представлялась маловероятной; предположим, что они даже решили внедрить двойника в научный центр Лейтона… У них ничего не выйдет! Ведь ни один человек в мире — ни русский, ни американец, ни готтентот и ни эскимос с Аляски никогда не был в Измерении Икс! Это оставалось безусловной прерогативой Ричарда Блейда, и только настоящий Ричард Блейд мог выжить в очередной преисподней и вернуться обратно. И только Ричард Блейд знал, в каких реальностях ему уже пришлось побывать. Облегченная улыбка заиграла на губах Дж., потом он вновь нахмурился. Но что же надо русским? Чего они добиваются? Он чувствовал, что теперь эта загадка не даст ему покоя; она будет терзать его, пока он не получит ответ — ясный и однозначный. Впрочем, Дж. любил разрешать подобные проблемы; в чем, собственно, и заключался смысл его профессии. Наконец его соединили с Дорсетом. Трубку сняла какая-то девица, говорившая так, словно ее душили рыдания. Похоже, это соответствовало действительности. — Ал-ло… — последовал всхлип, — к-кто это? — Мистера Блейда, пожалуйста, Ричарда Блейда. Это его приятель. Меня правильно соединили? — Д-да… — новый придушенный всхлип. — Но Дика нет… и мне… мне очень страшно… Час назад он спустился на пляж… Дж. бросил взгляд в окно, еще раз убедившись, что погода стоит премерзкая. — На пляж, милочка? Но зачем? Позагорать при луне? Сопение в трубке. Всхлип. — Н-наверно, прогуляться… Только ненормальный полезет в воду в такой холод… Дж. хмуро уставился на телефон. Осторожность, спокойствие и немного хитрости… Ничего сверхординарного не случилось — просто у мальчика небольшая размолвка с очередной подружкой. В последнее время Дик их часто менял. Бедняга! Все еще не может забыть эту Зоэ… — Кто вы, детка? — М-Мэри… Мэри Хезертон… Я и Дик… М-мы… Снова тишина. Затем раздались звуки, в происхождении которых Дж. не мог ошибиться: девушка плакала. Навзрыд! Он почувствовал, как на висках выступает испарина, и быстро произнес: — Мне нужно поговорить с Ричардом, мисс Хезертон. Не будете ли вы так добры… Рыдания прекратились. — Я сейчас, — перебила его девушка; голос ее окреп. — Не вешайте трубку, я постараюсь его разыскать. Однако прошло почти десять минут, прежде чем Блейд ответил. Все это время Дж. гипнотизировал взглядом стрелку своего хронометра и исходил потом. — Да? — голос Ричарда был, как обычно, спокойным и уверенным. — Дик? Наконец-то! Я решил тебя проведать, мой мальчик. Как дела? — Дж. обращался к нему на «ты», и это значило, что разговор не носит служебного характера. — Отлично, сэр, — в голосе Блейда сквозило недоумение. — Что случилось? Я нужен вам? Дж. улыбнулся, и пальцы его, мертвой хваткой стискивавшие чубук, расслабились. Этот энергичный глубокий баритон он узнал сразу. Ричард, несомненно! Ричард Блейд, проработавший с ним полтора десятка лет, его Дик, которого он знал еще мальчишкой! Однако… Желудок его опять сжался. Осторожность, спокойствие и немного хитрости! — Нужно поговорить, — произнес он, — возникло довольно забавное дело. С тобой хочет встретиться один старый знакомый… один выживший из ума специалист по электронным мозгам… Две недели! Столько времени потеряно зря! Быть может, уже слишком поздно… Ну, это он припомнит Кастельсу! Раздался треск, и Дж. с удивлением уставился на свою трубку — чубук был сломан пополам. «Однако, старина, — он с укоризной покачал головой, — не стоит так волноваться». Голос Блейда в телефонной трубке произнес: — Надеюсь, он уже привел в порядок и свои мозги, и электронные. Когда я последний раз виделся с ним, в его берлоге царил настоящий хаос… Дж. едва ли не подпрыгнул при этих словах. Так, сейчас произведем маленькую проверку, решил он. — Ах уж эти изобретатели, — беспечным тоном заметил он, — вечно они стремятся от хорошего к лучшему… Кстати, Дик, напомни, когда мы встречались с тобой, что-то я запамятовал… Склероз совсем одолевает. Тишина. В трубке тихо гудело, и Дж. почудилось, что он слышит крики чаек, метавшихся в небе над Английским Каналом. Видимо, Ричард в полном замешательстве; парень прекрасно знает, что с головой у шефа все в порядке. И в самом деле, когда Блейд вновь заговорил, в голосе его звучало удивление. — Мы беседовали позавчера, сэр! В вашем кабинете! — Ну конечно, конечно, — с облегчением вымолвил Дж. — теперь я припоминаю… позавчера и в моем кабинете… Ладно, Дик, — он прикрыл ладонью трубку и шумно перевел дух, — не будем терять времени. Старик тебя ждет, так что отправляйся прямо к нему. Ты ведь знаешь, где он живет? Блейд спокойно ответил: — Да, сэр. Выезжаю немедленно. До свидания, сэр! — До встречи, Ричард. Дж. аккуратно опустил телефонную трубку на рычаг и с недоумением уставился на обломки в своей ладони; табак еще дымился. Неужели нервы его так расшатались? Чубук треснул, но можно заказать новый… К дьяволу! Он с раздражением швырнул сломанную трубку в корзинку для мусора и потянулся к другому телефону. Нельзя терять ни минуты! Во время работы он любил изредка поглядывать в окно. Тут, в Сити, а точнее — на перекрестке Барт Лэйн и Лоутбери, улиц старинных и респектабельных — царила тишина. Пошел дождь, полумрак за окном сгустился еще сильнее. Здесь не было ни неоновых реклам, ни ярко освещенных витрин, не слышался шум моторов. Рабочий день давно кончился, и деловой центр был тих и безлюден. Дж. отложил уже поднятую трубку, решив позвонить позже, встал, подошел к двери и запер ее, чего не делал уже многие годы. Возвращаясь к столу, шеф МИ6А замедлил шаги у окна и выглянул наружу. Где-то там, в темноте, в Лондоне или на другом краю света притаился второй Ричард Блейд. Дубль, близнец, аналог — как ни называй его, он есть, он существует! Во всей своей пугающей реальности, сильный, жестокий, враждебный… Наверняка, за долгие годы тренировок он превратился в точное подобие настоящего Блейда. На миг Дж. почувствовал страх. Он быстро направился к своему личному сейфу и, набрав код, откинул тяжелую дверцу. Затем вытащил одну из папок и просмотрел несколько листков плотной желтоватой бумаги. Русский аналог Блейда служил в подразделении «Дубль» уже больше десяти лет. И пока что его не использовали ни разу. Почему же советская разведка решила расконсервировать его именно сейчас? Неужели они все-таки пронюхали о проекте «Измерение Икс»? Это казалось невероятным, но ничего другого Дж. вообразить не мог; уже почти три года назад Блейда отстранили от любых операций на Земле. Он работал только на Лейтона.* * *
Профессия и жизненные обстоятельства нередко заставляли Ричарда Блейда выступать в различных обличьях, но в роли отвергнутого любовника он был первый раз. Высокий, красивый, сильный, обладающий незаурядным интеллектом, он подходил скорее для героического амплуа. Однако сейчас, прячась в темном узком проулке между двухэтажными ухоженными особнячками, дрожа под надоедливым осенним дождем, он следил за девушкой, в которую был влюблен и с которой еще совсем недавно связывал свое будущее. По крайней мере, мысленно! Только что его бывшая возлюбленная стала замужней женщиной, и — увы! — не ему, Ричарду Блейду, выпала честь стать ее счастливым избранником. Еще минута-другая, и Зоэ появится в дверях маленькой церквушки, стоявшей по другую сторону тихой и неширокой Майфайр-стрит, опираясь на руку торжествующего Реджинальда Смит-Эванса. «В конце концов, она могла бы выбрать кого-нибудь получше, — думал Блейд, уставившись на тяжелую церковную дверь. — Например, Гилтби, этого доблестного майора ВВС, или Патрика Шоу… говорят, он неплохой архитектор… Оба увивались за ней больше года… и они хоть похожи на мужчин…» Да, Джон Гилтби и Патрик Шоу были бы вполне достойны Зоэ Коривалл. Но Реджинальд Смит-Эванс! О, Господи! Из груди Блейда вырвался звук, похожий на глухое рычание тигра в индийских джунглях. Реджинальд Смит-Эванс! Неужели это возможно?! Реджи! Блейд сплюнул и рванул воротник набухшего от дождя пальто. Ситуация была почти непристойной, и временами ему чудилось, что все это происходит не с ним — словно он перелистывал страницы какого-нибудь бульварного романа. Реджи! Тощий, как глист, бледный, весь в веснушках и… при деньгах! Да, при больших деньгах, ибо Смит-Эванс-старший владел крупной процветающей строительной фирмой. Одна мысль о том, что Зоэ ляжет в постель с его наследником, унижала мужское достоинство Блейда. Ну что ж, мстительно подумал он, Зоэ выбрала то, что захотела! Но немного радости принесет ей этот брак! Блейд знал, что не только деньги повлияли на ее решение. Зоэ всегда стремилась к жизни тихой и спокойной, она жаждала связать свою судьбу с человеком, свободным в действиях и поступках. Деньги являлись всего лишь синонимом свободы; деньги и отсутствие обязательств перед обществом. Что он мог дать ей — он, Ричард Блейд, связанный, словно рождественская индейка, подпиской о неразглашении государственной тайны? Он тяжело вздохнул и покачал головой, стараясь отбросить грустные мысли. Хотя они с Зоэ расстались уже больше года назад, рана все еще болела — особенно сейчас, когда мисс Коривалл стремительно превращалась в миссис Реджинальд Смит-Эванс. Со дня их разрыва он успел побывать в Тарне, постранствовать в океанах Катраза и взять штурмом Кархайм; порой ему казалось, что иные миры и другие женщины вытеснили Зоэ из его сердца. Видимо, он ошибался… К чему пустые сожаления? Все кончено, ничего уже не вернешь и не изменишь. Сегодня Зоэ будет навсегда вычеркнута из его жизни, и теперь он мог только пожелать ей обрести сомнительное счастье в объятиях Смита-Эванса-младшего. Сейчас он находился тут совсем не для того, чтобы предаваться ностальгическим воспоминаниям; он был на работе, на боевом посту, выполнял свои обязанности перед страной и королевой. И свадьба Зоэ — сколь бы неприятным не являлось это событие — всего лишь фон, мелкий эпизод в подготовленной врагу ловушке. Дж. выстроил ее с великим тщанием; он был мастером планирования таких хитроумных операций. Обычно он подавал некую общую идею, которая доводилась до ума его бессменным заместителем Френсисом Биксби. Этот спокойный методичный человек расписывал все необходимые действия по минутам и секундам: кто куда подойдет или подъедет, как будут расставлены агенты, где расположена приманка и из какой подворотни вынырнет в решающий момент дюжина парней с футовыми «люггерами» под мышкой. Дж. внимательно изучал составленное боевое расписание, играя на стороне противника и пытаясь обнаружить проколы в творении Биксби; если таковых не находилось, план утверждался, в противном случае его корректировали. Каждый такой «выход в свет» становился маленьким шедевром, и сейчас на глазах Блейда вот-вот должна была начаться одна из лучших постановок шефа МИ6А. Если события развернутся нормально, если ловушка сработает, поддельный Ричард Блейд окажется в их руках! Удочки были наживлены, леска заброшена; оставалось ждать, пока рыбка не клюнет. Дж. почти не сомневался в успехе, поскольку в данном случае имел дело не с методичными предусмотрительными немцами, не с архиосторожными японцами, а с русскими, чуть ли не гордившимися своей славянской безалаберностью. Правда, в разведывательных делах они понимали толк, но кто же мог тягаться с британской секретной службой, лучшей из лучших! По крайней мере, в этом мире — если не вспоминать о бесчисленных реальностях Измерения Икс. В общих чертах план был разработан вчера утром, когда Блейд спешно прибыл из Дорсета, направившись прямо в мрачную лейтоновскую обитель. В том совещании принимали участие лишь трое — сам Блейд, лорд Лейтон и, конечно, Дж., автор идеи. Сейчас, наблюдая сквозь косые серые струи дождя за церковной дверью, разведчик усмехнулся, припомнив, как шеф дотошно выспрашивал его о мельчайших подробностях его предыдущих путешествия в Измерение Икс. Да, Дж. не относился к людям, которые останавливаются на полпути! Блейду снова пришлось живописать свои приключения в Нефритовой Стране, в Меотиде, Берглионе, Тарне, Катразе и Кархайме; о самом первом странствии, в Альбу, он помнил немногое. Дж. устроил ему настоящий экзамен, и не все эти экскурсы в прошлое доставляли удовольствие! Пожалуй, шеф немного переборщил. Лорд Лейтон, видимо, придерживался того же мнения и не собирался этого скрывать. — Не будьте таким упрямым ослом! — сказал он Дж. — Кто еще, кроме Ричарда, смог бы выжить в тех преисподних? Поменьше подозрительности, мой дорогой, и побольше конструктивных предложений — вот что нам требуется сейчас. Как вы собираетесь ловить этого проклятого дубля? Дж, слегка надувшись, откинулся на спинку кресла, бережно поглаживая только что отремонтированную любимую трубку. Блейд со старым ученым обсуждали разные варианты, ругались и спорили, но каждый в глубине души сознавал, что данную проблему разрешит именно Дж. Так оно и вышло. Дж. молчал почти час, погрузившись в раздумья, а потом в одну минуту насадил наживку на крючок. Конечно, свадьба Зоэ Коривалл и тощего Смит-Эванса, назначенная на следующий день, была чистой случайностью, но настоящий специалист своего дела умеет извлечь выгоду даже из случайных обстоятельств. Отвергнутый возлюбленный, небрежно одетый, расстроенный вконец, небритый и слегка попахивающий виски — подобная фигура весьма естественно вписывалась в окружающий пейзаж. Куда же еще направится человек с разбитым сердцем, как не туда, где он навсегда теряет свое счастье? Блейд мрачно ухмыльнулся и взглянул на часы. Четверть пятого! В церкви послышались торжественные звуки органа, потом неясные бесформенные тени заскользили за мокрыми стеклами сводчатых окон и резные двери распахнулись. Через несколько минут покажутся жених с невестой — то бишь, уже счастливые супруги — и проследуют по блестящим от дождя ступенькам к лимузину, ожидавшему у крыльца. Блейд сделал несколько шагов вперед, вышел на тротуар и внимательно осмотрел улицу. Старательный Биксби поработал на славу и, казалось, все предусмотрел. Водитель лимузина был сотрудником МИ6А, как и рослый парень, старательно изображавший полицейского. Этот тип, Джордж (О’Флешнаган, являлся младшим коллегой и приятелем Блейда, которого подготавливали ему в дублеры. На миг Блейд задумался о разнице в терминах — дубль и дублер; в данном случае она была столь же велика, как между понятиями «враг» и «друг». Потом он пожал плечами, провожая взглядом О’Флешнагана, облаченного в высокий, блестящий от влаги шлем лондонского «бобби»; его приятель медленно и важно прохаживался по тротуару около церковного крыльца. Одна из машин группы захвата МИ6А перекрыла выезд с узкой Майфайр-стрит; другой конец ее предполагалось использовать как горловину ловушки. Сам Дж. сейчас находился в церкви вместе с прочими гостями. Когда их толпа вывалится на крыльцо, чтобы осыпать новобрачных ячменем и медными пенсами, он будет изображать восторг вместе с остальной публикой. Блейд гадал, каким образом Дж. ухитрился за один день получить приглашение на свадьбу. Не иначе, как ему посодействовал премьер министр или сам наследный принц; семейство Коривалл было весьма разборчивым в своих знакомствах. Такси — довольно обшарпанный «БМВ» — появилось точно в тот момент, когда гости стали неторопливо выбираться из церкви. Блейд отступил в тень, разглядывая толпу из-за железной решетки ближайшего особнячка. Наступала решительная минута — сейчас появится третий Ричард Блейд! Приманка, которую старый хитрец Дж. вывесит под носом противника, и русские клюнут на нее, словно щука на жирного карася. О, эта славянская безалаберность! Немцы, те сначала бы просветили намеченную жертву рентгеном, сосчитав все шрамы и трещины в ребрах! Потертый «БМВ» остановился рядом с крыльцом. Длинная процессия гостей, человек шестьдесят, уже начала спускаться по ступенькам на тротуар, выстраиваясь живым коридором, по которому проследуют новобрачные. Мужчины лезли в карманы за мелочью, женщины приготовили пакетики с ячменем и цветы. Дж, прижимая к груди огромный букетгеоргинов, бочком пробирался вдоль стены, выбирая удобную позицию для наблюдения. Он был в серой тройке, в цилиндре, с пестрой бутоньеркой в петлице и походил сейчас на преуспевающего старого бизнесмена, большого любителя свежего воздуха и рыбной ловли. На сей раз, забрасывая свою удочку, шеф МИ6А, конечно, не рассчитывал, что русские сделают попытку атаковать Ричарда Блейда прямо у церковного крыльца. Это было бы глупо и абсолютно непрофессионально, невзирая на всю их славянскую безалаберность! Он полагал, что начнется слежка, и его парни пристроятся в хвост агентам противника, захватив их где-нибудь в тихом углу; потом можно будет и побеседовать. В результатах этой беседы Дж. не сомневался; в его распоряжении было множество способов сломить неразговорчивость пленных. Скользнув взглядом по респектабельной фигуре шефа, Блейд во все глаза уставился на такси. Дверца машины открылась, и из нее торопливо появился рослый темноволосый человек. Он сунул деньги шоферу, покачал головой, когда тот принялся отсчитывать сдачу, и встал у крыльца, угрюмо глядя на дверь. Этот парень был прекрасным актером, и гримеры Дж. поработали над ним на славу! Даже ясным утром — тем более сейчас, в тусклом послеполуденном свете — никто не отличил бы его от Ричарда Блейда. Потрясающее сходство! И великолепная игра! Брошенный любовник напоминал сейчас дворнягу, у которой породистый пес увел лакомую кость. Засунув руки в карманы, он стоял у крыльца, чтобы в последний раз бросить взгляд на свое потерянное сокровище. События, однако, развернулись не так, как было рассчитано. Вдруг из-за поворота выскользнул маленький, ярко раскрашенный фургончик, на борту которого, насколько мог разглядеть Блейд, была намалевана реклама цветочного магазина. Машина двигалась неторопливо; поравнявшись с церковным крыльцом, она и вовсе остановилась. Разведчик, отступив подальше в тень, удивленно приподнял бровь — планом такое не предусматривалось. Потом он скривил губы в усмешке, подумав, что фургон всего лишь подвез дюжину-другую корзин с цветами; вероятно, папаша Смит-Эванс решил тряхнуть мошной, осыпав невестку чем-нибудь подходящим к случаю. Толпа тем временем оживленно зашумела, гости замахали руками, вытягивая шеи, — из дверей рука об руку появились молодые. Ричард Блейд посмотрел на бледное лицо Зоэ, и перед ним кадр за кадром, словно в каком-то чудесном фильме, промелькнула их последняя встреча. Он вновь ощутил теплоту ее нежного тела, горьковатый аромат духов; прощальные слова девушки звучали в его ушах. «Я люблю тебя… люблю всем сердцем, но мне мало одной любви…» — так она сказала. Что ж, многие в мире сем готовы променять любовь на покой и благополучие… Очнувшись от грез, он поглядел на Блейда номер три. Согласно сценарию, тот должен был привлечь к себе внимание, затеяв небольшой скандал. Для начала ему было нужно протолкаться сквозь толпу гостей, что оказалось не так-то просто сделать — люди стояли стеной. Наконец, отшвырнув с дороги пару престарелых джентльменов, псевдо-Блейд справился с этой задачей и нагрянул вплотную к счастливой паре. Сделав нелепый жест рукой, он покачнулся и что-то сказал Зоэ. На мгновение Блейду стало жаль девушку. Какая ирония судьбы — они с Реджи, и их свадьба, и гости были сейчас всего лишь наживкой на спиннинге Дж. Сам рыболов, прижавшись к стене, готовился подсечь добычу. Зоэ, видно, не заметила подмены. Перед ней стоял Блейд, настоящий Ричард Блейд, отчаявшийся, опечаленный и нетрезвый. Она уцепилась за локоть супруга, со страхом взирая на бывшего возлюбленного; гости притихли, почувствовав, что назревает скандал. Реджинальд попробовал вклиниться между Зоэ и Блейдом. Блейд, крайне заинтересованный этой трагикомической сценой, забыл про все на свете — не исключая и того, что ему ни на секунду не стоило ослаблять бдительности. Все-таки он был человеком, а не суперменом с железными нервами вроде пресловутого Джеймса Бонда! Сочувствие к Зоэ снова захлестнуло его; в конце концов, она являлась лишь жертвой обстоятельств. Не хотел бы он сейчас оказаться на ее месте! Однако его бывшая возлюбленная обладала крепким характером; справившись с минутным замешательством, она решительно отстранила своего молодого супруга и гордо повернулась к человеку, которого считала Ричардом Блейдом. Настоящий Блейд был готов расхохотаться: Зоэ принялась отчитывать его двойника. — Ричард, ты сошел с ума! Что это за выходка? О, Ричард, Ричард, как ты мог так опуститься! Прийти сюда, в таком виде… Я не собираюсь… Цветочный фургончик по-прежнему стоял рядом со свадебным лимузином. Внезапно его задняя дверца резко распахнулась, и на мостовую выпрыгнули четверо рослых мужчин в комбинезонах с весьма мирной эмблемой — букетиком фиалок на рукаве. Однако эта команда горилл была вооружена увесистыми клюшками для гольфа, которые они тут же пустили в ход. Гости испуганно шарахались от них, раздались крики возмущения и боли. Блейд понял, что леска порвана, удилище переломлено и все хитроумные планы Дж. пошли насмарку. Русские, в полном соответствии со своим загадочным славянским темпераментом, действовали напролом, без изысков и колебаний. Дать по голове, схватить и утащить! Сам Блейд ни при каких обстоятельствах не должен был активно вмешиваться в операцию — согласно строгим указаниям Дж. И он остался на месте, хотя кулаки его так и чесались, а ноги сами несли вперед, в гущу схватки. Вовремя вспомнив о дисциплине, он уцепился обеими руками за решетку и затормозил. Тем временем Дж., ломая все планы, решил ввести в бой свежие силы. Швырнув на тротуар свой роскошный букет, он извлек из кармана свисток, и у крыльца мирной церквушки прозвучала оглушительная трель — сигнал к бою, столь же повелительный и резкий, как звуки букцин, посылавших в сражение римские легионы. Джордж, до того оцепенело наблюдавший за схваткой, сбросил плащ и ринулся в драку; из свадебного лимузина выскочил водитель и прыгнул в толпу, расталкивая гостей. Машина, перекрывавшая дальний конец улицы, тоже рванулась с места; ее пассажиры на ходу распахивали дверцы. Панически вопили женщины, ругались мужчины, дубинки четырех горилл работали без устали. Двое уже добрались до поддельного Блейда и, стукнув его по голове, потащили к фургончику. Подоспевший Джордж схватился с другой парой, был сбит с ног и грохнулся затылком об асфальт, Блейд-настоящий, скривившись, засчитал коллеге поражение. Шофер лимузина заломил было руку одному из нападавших, но тот каким-то хитрым приемом перебросил британского агента через бедро. Ричард Блейд мрачно кивнул; ему было давно известно, что самбо является одной из самых эффективных боевых систем. Костяшки пальцев у него заныли, но он только крепче вцепился в решетку. Подлетела машина с людьми Дж., затормозив так резко, что взвизгнули покрышки. Она блокировала фургончику путь отступления; затем четыре дюжих сотрудника МИ6А, выскочивших из нее, врезались в толпу. Что ж, подумал Блейд, дела идут не так плохо. Хотя подготовленный шефом сценарий полетел к черту, зато они получат пленных. О’Флешнаган уже поднялся, и теперь перевес был на стороне людей Дж. Британия побеждала! Увлеченный спектаклем, который разыгрывался у церковных врат, Блейд слишком поздно уловил тихий шорох шагов за спиной. Резко обернувшись, он с удивлением уставился на группу светловолосых мужчин, растянувшихся цепочкой и уже отрезавших ему подходы к Майфайр-стрит. Их было человек пять или шесть — молчаливые крепкие парни, явно профессионалы не из последних. Блейд развернулся, ударил первого локтем в лицо, второго пнул ногой в колено. Он хотел позвать на помощь, как бы унизительно это не выглядело, но рука в кожаной перчатке потянулась к его лицу, и в следующий момент он ощутил резкий запах какой-то дряни вроде хлороформа. Все еще сопротивляясь, разведчик рухнул на колени. Он еще ухитрился ударить одного из нападавших кулаком в пах и услышал, как тот глухо застонал. Затем на его голову опустилась дубинка, молния пронзила затылок, и Блейд растянулся на земле, размышляя о том, что слухи про славянскую безалаберность оказались, скорее всего, сильно преувеличенными. Сгрудившиеся вокруг люди с молчаливым ожесточением били его ногами по ребрам. Чей то голос тихо, но властно произнес: — Не так сильно, кретины! Вы прикончите его! Затем он почувствовал, как острая игла, пройдя сквозь пальто, пиджак и рубашку, уколола его в плечо. Блейд дернулся и замер, распластавшись на мокром тротуаре.Глава 3
Узник заметил, что, обратив взгляд к окну, утопленному в нише, и пересчитывая листья вяза, изображенные на выступах, что поддерживали эркер, он может некоторое время сопротивляться действию введенного ему препарата. Казалось, он глядит в окно уже много часов; словно чье-то чудовищное око, то темное, то светлое, оно взирало на беспомощного пленника, распростертого на столе. Какой-то частью сознания он понимал, что в нем, в этом окне, кроется единственная возможность побега. Однако надежда эта была нереальной. Его редко оставляли в одиночестве. Стражей было много, они все время менялись. Они говорили на английском — совершенно ясно, что этот язык являлся для них родным. Сей факт не слишком удивлял пленника, он знал, что среди каждого народа можно найти людей, готовых за деньги служить хоть самому дьяволу. Сознание часто покидало его, вскоре он совсем потерял представление о времени. Очнувшись в первый раз, он обнаружил, что лежит на длинном столе, похожем на хирургический, в пустой, с голыми белыми стенами комнате; ее ярко освещали четыре мощные лампы. Они бросали мертвенный свет на мощное мускулистое тело Блейда, на его сильные руки, сейчас такие беспомощные из-за действия наркотика и стягивающих кисти ремней. Разглядеть своих тюремщиков он не мог, они, словно тени, маячили где-то на границе яркого светового круга. Он уже понял, что ему ввели бертилон. Он находился под действием препарата, но сознавал это, и потому не терял надежду. То, что он все-таки мог сопротивляться действию столь сильного средства, обнадеживало, значит, ресурсы его мозга, которым так восхищался лорд Лейтон, еще не исчерпаны. Обычного человека бертилон почти мгновенно превращал в бесчувственное и покорное животное. В какой то миг туман в голове у Блейда немного рассеялся, и он решил, что должен действовать. Но как? Это оставалось неясным. У него было при себе оружие — небольшая капсула огромной взрывной силы, введенная в желудок. Однако возможность ее использования пока представлялась проблематичной. Вошли какие-то люди — видимо, медики — и начали методично и умело обследовать его. Негромко журчал монотонный голос, диктуя описание шрамов, родимых пятен, формы ногтей, ушей, волосяного покрова. Затем Блейду измерили руки, ноги, голову. — Долихоцефал, — произнес сухой голос. — Головной указатель около семидесяти Блейд усмехнулся про себя — он впервые услышал, что обладает столь вытянутым черепом. От кого досталось ему такое наследство? Повинны ли в этом англосаксы или ирландцы, предки со стороны матери? Осмотр продолжался. В рот ему засунули деревянную палочку, разжали челюсти и обследовали каждый зуб; очевидно, в поисках тайника. Обследование оказалось тщетным — у Блейда были великолепные зубы и без всяких секретов. Затем его перевернули на живот, и он пережил несколько неприятных мгновений, когда чей-то палец, упакованный в смазанную вазелином резиновую перчатку, забрался ему в задний проход. — Ничего нет! — отметил тот же сухой голос. — Абсолютно ничего. Пусто, готов поклясться в этом! Ни на теле, ни в полости рта — ничего! «Снаружи-то ничего, — мстительно подумал Блейд, — но копни этот болван поглубже…» Ладно, он еще пустят эту компанию на воздух — когда придумает способ, как самому остаться в живых. Консилиум у его ложа продолжался еще с полчаса, потом врачи ушли, снова оставив его одного — по-прежнему обнаженного, привязанного ремнями к хирургическому столу. Тогда Блейд открыл глаза и сразу же увидел окно в эркере, в конце узкой комнаты. Прямо за ним в небе висела круглая бледная луна, точь-в-точь такая же, как над бескрайними степями монгов. Блейд воспринял это как добрый знак; окно и луна за ним словно стали символом свободы. Стоит лишь перебраться через подоконник и… Но он терпеливо ждал, не рискуя испытывать прочность пут, стягивающих кисти и лодыжки. Наверняка бесполезное занятие; ремни слишком прочны. Тут и не пахло славянской безалаберностью… Пожалуй, и убегать было рановато — раз уж он попал в этот гадючник, то должен кое-что выяснить. К примеру, где он находится? Что с ним собираются делать? Сколько агентов врага притаилось в этом змеином гнезде? Каковы их цели? Пока что он не знал ничего — за окном царила тишина и только каждый час доносился слабый колокольный звон. Видимо, дом стоял в сельской местности, поблизости от церкви… Не слишком богатая информация! Вечером Блейду не ввели бертилон, и он даже забеспокоился Не готовится ли что-то новенькое? Но что? Пытки? Электрошок? Впрочем, капсула с взрывчаткой все еще пребывала в его желудке; в крайнем случае, он сможет воспользоваться ею, даже пожертвовав жизнью. Утром ему принесли еду и освободили от ремней правую руку, придвинув к ней поднос. В комнате оставались два человека — один помогал узнику с завтраком, другой маячил у двери с пистолетом в руке. Оба молчали. Блейд начал есть, каким-то шестым чувством ощущая, что за ним наблюдает третий. Вероятно, в стене было смотровое отверстие. Когда с завтраком было покончено, его кисть снова примотали ремнем к столу, и оба человека ушли. Блейд, по-прежнему чувствуя, как чей-то взгляд скользит по его нагому телу, лежал неподвижно, уставившись в окно. Погода была переменчивой. Сначала сквозь пыльное стекло пробивались бледные солнечные лучи, затем почти сразу же заморосил мелкий дождь, сменившийся серым унылым туманом. Пленник терпеливо ждал. Сейчас погода не слишком занимала его; он размышлял о том, что окно ведет наружу, к свободе. В комнате появился высокий сухощавый мужчина. Замерев у порога, он пристально рассматривал Блейда минуты три; затем захлопнул дверь и сделал несколько шагов к столу. Узник оторвал взгляд от окна и посмотрел на вошедшего. Человек был рослым, но тощим, почти костлявым. Отличный синий костюм в узкую красную полоску, черные ботинки, носки и галстук неярких цветов, чуть выпирающий кадык, острый подбородок… Так… Этого он не забудет, решил Блейд. Верхнюю часть лица визитера скрывала похожая на мешок шелковая маска; это странное дополнение к вполне приличному костюму придавало ему сходство с вырядившимся словно на свадьбу палачом. Тощий подошел ближе к столу и застыл; глаз в узких прорезях маски не было видно, только слегка поблескивали белки. Голос, совершенно безликий, без всякого акцента, произнес: — Вы — Ричард Блейд? Полковник Блейд? Пленник моргнул в ответ; голос его прозвучал неожиданно хрипло: — Полагаю, вам это известно. — Разумеется. Но я хотел услышать подтверждение от вас. Значит, где-то спрятан магнитофон. Они устраивают последнюю проверку, чтобы не допустить промаха. Блейд холодно улыбнулся. — Ладно, я — Ричард Блейд. Что дальше? Его тощий собеседник удовлетворенно кивнул. — Отдел некоего мистера Дж., я полагаю? Вы работаете в МИ6? Кажется, им не известно ни о существовании МИ6А, ни о задачах нового подразделения. Надо продолжать игру… увести их по ложному следу… Вероятно, они многое знали о нем, но не все; и тут скрывался определенный шанс. Однако вступать в длительную дискуссию с этим типом Блейд не собирался; ясно, что он мелкая сошка, исполнитель, и только. — К чему эти идиотские вопросы? — с наигранным раздражением произнес он. — Мы оба — профессионалы, и я готов признать, что первый раунд за вами. Сойдемся на этом и приступим к делам более существенным. Меня продержали в этой прозекторской несколько часов; я замерз и не отказался бы посетить клозет. Или вашим пленникам положено ходить под себя? Тощий хихикнул. — Британская аристократия отличается патологической страстью к чистоте, — заявил он. — Но не волнуйтесь, полковник, вас проводят в туалет. Вы имеете дело не с дикарями. — Рад это слышать, — язвительным тоном заметил Блейд. — Кстати, я не удостоен Ее Величеством рыцарского звания. — Вот как? Мы бы лучше оценили заслуги такого великолепного агента… Поразмыслите над этим, полковник. Все ясно, решил пленник. Итак, жизнь его не закончится в этом гнусном хирургическом катафалке; скорее всего, его попытаются доставить в Россию, передав в руки настоящих специалистов. Уж те-то сумеют вывернуть его наизнанку! В голосе тощего теперь звучало почти искреннее дружелюбие. — Сейчас обрадую вас еще больше. Никаких пыток, полковник, никакой крови; вас будут допрашивать только под действием надлежащих препаратов. Ложная информация нам ни к чему. Блейд согласно кивнул. — Вы абсолютно правы. Ответный вежливый кивок. — Вы не сможете лгать. Эти новые средства — изумительная вещь! Во многих отношениях они делают мир гораздо проще. Блейд уже давно поглядывал в сторону окна, считал листочки. Тощий безусловно прав. Надлежащие препараты… Скорее всего, они будут использовать пентафол или какое-то его производное… Сильные средства! Однако он обладает не совсем обычным мозгом… Врачей всегда изумляла потрясающая скорость его нервных реакций… спидинг, как они это называли… Тот самый спидинг, который открыл ему двери в бесконечную череду миров Измерения Икс… Очень редкая особенность… Удастся ли ему превозмочь действие наркотика? Пожалуй, стоит кончать с любезностями, решил Блейд и рявкнул: — К дьяволу болтовню! Мне надо в сортир! Или вы предпочитаете, чтобы я загадил ваш проклятый стол? В крайнем случае он был готов совершить такой подвиг, хотя в туалет ему пока не хотелось. Он еще не собирался извлекать смертоносную капсулу, поскольку не придумал способа вырваться отсюда. Но игра началась, и он жаждал сделать первую разведывательную вылазку. — Я не прикидываюсь ребенком, — по-прежнему резко продолжал Блейд, — но если вы накормили меня завтраком, то должно последовать и все остальное. Я не моту больше терпеть! — Ох уж эти аристократы, — усмехнулся тощий, — даже не удостоенные рыцарского звания… Ладно, — с неожиданным миролюбием согласился он, — сейчас я пришлю людей, и вас проводят. Он подошел к двери и слегка постучал. Створка чуть приоткрылась, тощий что-то тихо пробормотал — видимо, отдавая распоряжение, — и через минуту в комнате возникли трое. Пара крепких парней, уже знакомых Блейду — они приносили завтрак, и еще один, с короткоствольным «узи» под мышкой. Этот остался у порога, поигрывая автоматом, а утренние посетители направились к Блейду, развязали его и швырнули грубое одеяло — прикрыться. Они по-прежнему не произнесли ни слова; один молча кивнул пленнику на дверь. Когда Блейд, растирая затекшие кисти, проковылял мимо автоматчика, тот подмигнул ему, ухмыльнулся м сказал: — Не советую тебе дергаться, приятель. Эта мясорубка, — он похлопал по вороненому стволу, — сделает из тебя превосходный мясной фарш. Разведчик ничего не ответил, приняв предупреждение к сведению. Он с полным уважением относился к «узи» — как и к русскому «Калашникову», — и дергаться не собирался. Провожатые вывели его в короткий коридор, оттуда — в небольшой, вымощенный булыжником дворик. Они уже совершили первую ошибку, не завязав пленнику глаз; Блейд надеялся, что никто об этом не вспомнит. Он шагал, чувствуя нацеленный под лопатку ствол, и старался в мельчайших деталях запомнить все, что видели его глаза. Несомненно, его держали в старой конюшне. В прохладном влажном воздухе витал застарелый запах лошадей; кое-где еще сохранились стойла и железные скобы коновязей. Низкое здание с трех сторон окружало двор; посредине находилась площадка для выездки. С четвертой стороны дворик отгораживала полуразрушенная кирпичная ограда с косо висящими железными воротами; за ними тянулась обсаженная вязами аллея, в конце которой Блейд успел заметить старый особняк, построенный в викторианском стиле. Дом казался необитаемым. Он чуть замедлил шаги, и автоматный ствол тут же уперся ему в спину. — Пошевеливайся, приятель. Проходи и не таращи глаза. Тут нет ничего интересного. Клозет, грязный и загаженный, располагался в узкой и высокой кирпичной будке. Ни полотенца, ни зеркала, ни окна; хорошо еще, что унитаз был на месте. Над ним висел тощий рулончик бурой туалетной бумаги; рядом, на раковине умывальника, валялся тоненький обмылок. Провожатые остановились, наблюдая за пленником. Блейд скинул с плеч одеяло, поежившись от холода, и присел на корточки. Он и в самом деле решил облегчиться, не обращая внимания на бдительных стражей и дуло автомата, нацеленное ему в пах. Лицам его профессии порой трудновато соблюдать общепринятые нормы поведения; сейчас, похоже, был как раз такой случай. Троица следила за ним во все глаза. Блейд натужился, с удовольствием наблюдая, как занервничали охранники. Вдруг широкая улыбка озарила его лицо — пленник понял, как можно нейтрализовать действие «сыворотки правды». Воистину, добрая половина великих идей приходит к людям, когда они сидят на горшке! Блейд подумал, что этот вывод безусловно касается политиков, профсоюзных лидеров и экономистов — иначе Земля не напоминала бы этот грязный сортир. Итак, он будет говорить правду и только правку! Он выдаст своим пленителям абсолютно истинные сведения! Немного подредактированные, конечно… После семи странствий в чуждых мирах он может поведать столько чудес, что у любого волосы встанут дыбом. И все это будет чистейшей правдой! Блейд закончил, встал, ополоснул руки под тонкой струйкой ржавой воды, набросил одеяло и отправился в обратный путь. Когда он со своими конвоирами пересекал двор, в отдалении послышался бой церковных колоколов. В узилище его поджидали два человека в масках, тощий с приятелем. Новый посетитель, в отличие от костлявого знакомца Блейда, был низеньким, пухлым и довольно небрежно одетым. Когда пленник вошел в комнату, он как раз натягивал на руки резиновые перчатки. Должно быть, врач, решил Блейд, скосив глаза на низкий столик, придвинутый к его лежбищу. Там громоздились ватные тампоны, резиновые жгуты, ампулы, иглы для шприцов и сами шприцы — в устрашающем количестве; рядом стояли подозрительного вида пузырьки. Прижавшись спиной к холодной поверхности своего ложа, Блейд замер, обозревая содержимое столика с таким видом, словно перед ним находились укрепленные позиции врага. Он чувствовал себя безгласной бычьей тушей, предназначенной для разделки, и лишь воспоминания о нефритовых горах Ката, альбийских пиратах, океанах Катраза и побоищах в Тарне, Меотиде и Кархайме согревали его кровь. Приободрившись, он почесал живот, надежно скрывавший свое смертоносное содержимое. Прохладное прикосновение тампона со спиртом. Затем его предплечье охватил резиновый жгут, который стягивался все сильнее — видно, доктор старался от души. Слабый укус иглы, шорох поршня в шприце. Боль… Теплая жидкость наполнила вену, пошла растекаться по всему телу. Медленно, неторопливо… Пленник уплывал в приятную дремоту, в полусон, чувствуя, как расслабляются мышцы и конечности становятся легкими, словно вздох ветерка. Он пришел в себя в маленькой утлой лодчонке посреди бескрайнего водного пространства. Возможно, то был катразский океан? Или Акрод, Море Среди Земель, по которому неслись галионы ховестаров? Далеко у горизонта на белоснежной скале высилась башня маяка, напоминавшего тот, что стоял в гавани Меота. С башни донесся рык, громоподобный, как глас Вседержителя в день Страшного Суда: — Полковник Блейд, вы слышите меня? — Да… Великий Бог, неужели это его голос? Хриплый, искаженный до неузнаваемости! Что ж, придется стерпеть… — Хорошо. Вы понимаете, что я говорю? — Да. Поговорим. Побеседуем! Например, об этом океане, не то катразском, не то акродском. Может быть, меотидском? Маяк весьма похож… — Нам известно, полковник, что под лондонским Тауэром находится некое сооружение. Я полагаю, это объект МИ6. Я прав? Как просто! Отдел МИ6, возглавляемый ныне Питером Норрисом, не имеет к Тауэру никакого отношения! — Нет. — Полковник, не старайтесь обмануть меня. Вы знаете, что должны говорить правду. Только святую истину, как перед самим Господом! Отвечайте: какая связь между МИ6 и сооружением под Тауэром? — Никакой. Очень ловко. Получите свою святую истину! Внезапно он развеселился. Отлично придумано! Лучший способ сбить их со следа — накормить правдой по самые уши. МИ6 не имеет никакого отношения ни к Тауэру, ни к лейтоновскому компьютеру. Это дело МИ6А. Но они ничего не знают о… Снова грохочущий голос. На этот раз обращались не к нему. — Ноль информации… Вы уверены, что доза достаточна? — Вполне. Рассчитана на носорога! Но он сильный человек, на таких наркотик действует не сразу. Не беспокойтесь, сэр, он заговорит. Я знаю, что делаю. — За это мы вам и платим. Так что если… Он очутился в пещере. Огромной, мрачной! Такой же большой, как тронный зал питцинского вождя в горах Тарна. Правда, то подземелье было ярко освещено факелами и людей в нем хватало… Здесь же — только тусклый свет впереди, да какая-то ведьма на троне из сталагмитов. Старуха. Безобразная, тощая… Сидит, напевая себе под нос. Сивилла, прорицательница… Голос теперь шел откуда-то сверху, из-под высокого купола пещеры. — Что находится под Тауэром? Отвечайте, Блейд! Придется… — Машина. Короткий смешок. Ведьма одобрительно кивает головой. Голос торопит: — Какая машина? Чья? Чья? Компании «Лейтон Инкорпорейд», разумеется! Так он и скажет… Но никаких имен! Никаких, хотя огненный взрыв бушует в пещере, и языки пламени складываются в огромные буквы — фамилию его светлости. Плохо. Очень плохо! Слишком силен этот дьявольский препарат! — Ком… комп… компания… Недоуменное молчание. Пещера исчезла в ослепительном взрыве; он опять в лодке, но море почему-то стало золотистым, как и солнце, повисшее над горизонтом. Снова оглушительный голос: — Еще раз, полковник. Говорите медленно, отчетливее. Что это за машина? — Ком… комп… тер… Торжествующий рев: — Компьютер! Выжали, наконец, хоть что-то! Продолжим. Новый вопрос, будто гром среди ясного неба: — Компьютер? Объясните его назначение. Тип, мощность? Это военный объект? Каким образом вы связаны с ним? Связан… да, связан… проводами… кабелями… мыслями… Говорить правду… только правду… Связан… — Колпак… провода свисают… Все тело в проводах… Мозг взрывается… боль… страшная боль… рвутся нейронные связи… Вперед! В Тарн, к Зулькие… В Альбу… В Альбу, к принцессе Талин! Перерезать глотку Кунобару… Голос, грохочущий, злой: — Чушь! Бред параноика! Бабы, принцессы, глотки… То, что он сказал, лишено смысла! Ваше проклятое зелье не действует, док! — Ждите, нужно время. С этим препаратом никому не совладать. Но чудес я не обещаю! Нам попался крепкий орешек… очень крепкий и странный… — Думаете, он хитрит? Даже под действием «сыворотки правды»? — Не могу сказать… Но такую возможность исключить нельзя. Британцы вообще упорный народ, а этот Блейд просто уникум. Не ждите чудес, сэр, и попробуйте выловить хотя бы клочок полезной информации. Снова голос, на этот раз — не грохочущий, приказной, а вкрадчивый, почти нежный. — Полковник, поговорим о компьютере. Вы любите работать с ним? Какие он решает задачи? Рассказывайте, Блейд! Напряжение уйдет… вы почувствуете себя гораздо лучше… сможете уснуть и спать долго-долго… спокойно… Говорите же! — Кабели… змеятся сверху… Перемещение! Боль… жуткая боль… голый… Берглион, холодно… как холодно… Катраз, жарко… Тарн! Тарн, битва! Нужен меч… секира… Нефритовые горы и стена… такая длинная… до самого моря… Снова бой… монги и катиане… они бьются всегда… пушка стреляет… ховестары, на штурм! Кархайм наш! Наш… — Вы слышите? Бред! — Хм-м… Я бы так не сказал. Тут чувствуется система… Подождем. — Нуры! Такие огромные! Их мечи опускаются… хадры стреляют… у них четыре руки… Женщины… их бедра… груди… такие гладкие… Талин, Гралия, моя амазонка… Зулькия… Какие у нее глаза! Питцины идут… их ведет Геторикс… Топор, где топор? Убили Эдару… ласковую Эдару… Проклятые! — Абракадабра! Чушь! Он водит нас за нос! Я не собираюсь выслушивать эротические фантазии полоумного! — Тихо! Пусть говорит… Все не так просто, сэр. Он выплескивает подсознательные ощущения, фантазии… — Мне нужна надежная информация, а не фантазии! — Тарн… Меотида… Клинок… только удержать клинок… Катраз… кулак над башней… Фарна… вытащи меня из ямы! Скорей! Силы… силы уходят… как больно… — Ничего существенного. Или бабы, или драки. Мечи, топоры, секиры… Хадры с четырьмя руками… Очень любопытно, но никакой полезной информации. — Не уверен. Препарат действует, так что запоминайте все. Все! Пригодится, когда начнете допрашивать его по-настоящему. — Заткнитесь! Ваши советы мне не нужны! Вам платят не за них, а за работу! Блейд содрогнулся и застонал. — Темница… каменный зал… башня… башня Фарала… Я — его сын? Нет! Убью… убью его… Яд на клинке… рыжебородый… задушить… Эдара, милая… я отомщу за тебя… за смерть… за позор… Голос звучал по-прежнему ворчливо и раздраженно. — Ничего не получилось! Похоже, нам попался сексуальный маньяк со склонностью к отцеубийству. Но это, в конце концов, его личное дело. Мне же нужны факты, точные факты! Кончаем, док. Как долго он будет приходить в себя? — Часа четыре, не меньше… Однако, сэр, мы выжали кое-какие любопытные факты. К примеру, этот компьютер… — Компьютер! В этой стране чертова уйма компьютеров! Что с того, что один из них стоит под Тауэром? Может, считает посетителей музея? И с этим я пойду к руководству? С такой чушью? На пленника набросили одеяло, потом раздались шаги и, закрываясь, хлопнула дверь. Разведчик попрежнему лежал на спине, недвижимый, застывший, с закаменевшими мышцами; лишь лицо его искажала яростная гримаса. Да, голос больше не мучал Блейда, зато Геторикс Краснобородый, оскалившись, уже подбирался к самому его горлу. Он видел это так ясно! Он почти ощущал, как скрюченные пальцы великана вот-вот вопьются ему в шею! Топор! Дьявольщина, куда запропастился его топор?! Впрочем, он справится и без топора. Взревев, Ричард Блейд ринулся в атаку…* * *
Когда он снова пришел в себя, суставы ломило от боли, тело налилось тяжкой усталостью. Как и прежде, узник был распростерт на столе в уже знакомой длинной комнате с окном. Взгляд его медленно переместился к эркеру. Темнота. Мрак… В углу кто-то откашлялся, и Блейд, скосив глаза, увидел охранника. Тот скорчился на табурете с пистолетом в руках, явно борясь со сном. Безошибочное чутье загнанного в ловушку зверя подсказывало, что пришло время действовать. Самый подходящий момент! Ночь, тьма, дремлющий страж, беспомощный узник, обессилевший после допроса и лошадиной дозы наркотика… Охране никогда не придет в голову, что он способен сейчас к сопротивлению… тем более — к побегу… Блейд слабо заворочался, забормотал: — В клозет… Скорее, ради Бога… Скорей… Мне плохо… Тошнит… Не могу… не могу сдержаться… Скорей… Охранник встал. Похоже, реакция узника его не удивила, и разведчик понял, что подобные симптомы были знакомы стражу. — Потерпи, приятель. Сейчас мы доставим тебя куда надо. Он направился к двери и легонько стукнул в створку. Через минуту в комнате появились двое его коллег — тип с пистолетом и автоматчик со своим неизменным «узи». Пленник заметил, что автомат стоит на предохранителе. Уже знакомым маршрутом его провели по коридору, затем — через мощеный дворик к убогому клозету. Моросил мелкий дождь; сырая мгла затянула окрестности, скрывая полуразрушенную кирпичную стену и ржавые ворота. Сейчас ограда находилась слева от Блейда; значит, на обратном пути окажется справа. Он не мог разглядеть ворот, лишь припомнил, что они были врезаны посередине. Впрочем, неважно; забор не являлся серьезным препятствием, так что тратить время на поиски ворот не придется. Они приблизились к кирпичной будке. Перешагнув щербатый порог, Блейд мысленно призвал на помощь свою удачу. Еще днем он углядел на старом потрескавшемся умывальнике бритвенное лезвие; в его планах оно играло важную роль. Только бы эта ржавая железка оказалась на месте! Он с облегчением вздохнул, заметив покрытый ржавчиной металлический прямоугольник. Все в порядке! Видно, эта штука пролежала на грязном фаянсе раковины не один месяц, дожидаясь, пока ее пустят в дело! Блейд склонился над раковиной; его словно выворачивало наизнанку. Он напряг мышцы живота и громко застонал. Стражи не сводили с него глаз, однако их оружие оставалось опущенным; пленник явно не мог сделать и шага без посторонней помощи. Опять застонав, Блейд схватился за живот. — Проклятье! Чем вы меня накачали, мерзавцы? — пробормотал он, склоняясь над раковиной. — Кишки просятся наружу… словно после галлона виски… Один из парней ухмыльнулся, второй брезгливо сплюнул. Неужели они не отвернутся? Конечно, они получали приличные деньги за свои труды, но к чему проявлять такое старание? Несчастный узник еле держится на ногах и выглядит слабым, как оголодавшая мышь… Блейд снова испустил страдальческий стон и, бессильно свесив руки, поднатужился. Так. Наконец-то отвернулись! Продолжая оглашать клозет скорбными стенаниями, он лихорадочно осматривал бурую жижу в раковине. Дьявольщина! Где же эта капсула? На мгновение его охватил страх. Неужели сорвалось? Он опростал желудок и три ярда кишок за ним — и ничего! Если капсулу не удалось вытолкнуть наружу, придется идти назад и придумывать что-нибудь другое. Жаль! Такой подходящий момент! Он облегченно перевел дух, заметив блеск алюминиевой фасолины — внешней оболочки, под которой скрывался слой окислителя. Под ним находилась еще одна оболочка, внутренняя, содержавшая взрывчатку. Каждый ее грамм стоил раз в десять дороже золота. Парень с «узи» нетерпеливо посмотрел на него. Стражи с пистолетами нервно переминались с ноги на ногу; им явно надоело торчать под дождем. Блейд выпрямился, но тут же опять со стоном рухнул на раковину, ударившись грудью о край. С заискивающей улыбкой он пробормотал: — Один момент, парни… в кишках словно дрель сидит… Он согнулся в неудержимом приступе рвоты. Сцена выглядела очень правдоподобной и отвратительной; охранники отвели глаза. Никто из них не заметил капсулу, которую Блейд сжимал между пальцев, — скользкий, покрытый желудочной слизью патрончик, в котором таилась смерть. Один из стражей произнес: — Док перестарался. Похоже, парень отдает концы. Блестящая фасолина коснулась лезвия. Резко дернув рукой в новом неудержимом приступе рвоты, Блейд вскрыл алюминиевую фольгу; миг — и капсула, вместе с бурой жижей, исчезла в сливном отверстии. Разведчик бросил взгляд на конвоиров — теперь все трое смотрели на него. Заметили? Или нет? — Пошевеливайся, задохлик, — сказал парень с «узи». — У тебя в брюхе и кишок-то уже не осталось. Пронесло! Блейд пустил воду, сполоснул руки и лицо. Окислитель его миниатюрной бомбы уже начал разъедать внутреннюю оболочку; до взрыва оставалось не больше двух минут. Не торопясь, он вытер руки рваным полотенцем и начал считать про себя, испытывая чувство глубокого удовлетворения. Неплохая работа! Две минуты, и этот гадючник взлетит к небесам. Пора позаботиться и о себе… Он повесил полотенце на крючок. Полторы минуты! Блейд представил, как окислитель стремительно пожирает внутреннюю оболочку, добираясь до адской начинки. Взрыв будет чудовищным; ему как-то довелось присутствовать на испытаниях этой смеси. Сера из-под сковородки Сатаны — детские забавы по сравнению с ней! Он чувствовал, что нужно уносить ноги. Они уже шагали через двор — весьма неторопливо, так как Блейд еле волочил нот. Не спешить! Дальше площадки для выездки он не пойдет. Еще десять-пятнадцать секунд… Дождь усилился. Отлично! Это ему поможет. Пленник услышал щелчок предохранителя. Похоже, этот тип с «узи»… Что, нервы расшалились? Они были уже в шести футах от площадки. Стараясь не делать резких движений, Блейд начал стаскивать с плеч одеяло. Граница площадки. Пора! Он замер и вдруг издал пронзительный вопль: — Дьявол! Там, у двери! Скалится на нас! Автоматчик, шагавший сзади почти вплотную за пленником, ткнулся ему в спину. Стремительно повернувшись, Блейд набросил одеяло ему на голову, затем ударил второго охранника в челюсть, швырнув его под ноги третьему стражу, уже поднимавшему оружие. Оба рухнули на землю. Разведчик сорвался с места и побежал. К стене, скорее! Он мчался, низко опустив голову, даже не пытаясь петлять — пропитанная влагой почва была слишком скользкой. Он никогда не думал, что может бегать с такой скоростью! Сзади раздался резкий хлопок выстрела, пуля просвистела над плечом и врезалась в стену; кирпичные осколки брызнули в лицо. Еще выстрел, тоже из пистолета; автоматчик, вероятно, все еще сражался с одеялом. Блейд прыгнул на стену. Когда-то она была футов восьми высотой, но время и непогода хорошо над ней поработали. Ему удалось с первого раза оседлать шероховатый мокрый гребень, в кровь раздирая бедра. Он оглянулся. Как там дела у парня с «узи»? Похоже, он бьется насмерть… И тут раздалась автоматная очередь. Кирпич рядом с коленом Блейда разлетелся вдребезги — как раз в тот момент, когда он перевалил через стену. Разведчик приземлился на мягкую влажную траву и рванул под защиту деревьев, спотыкаясь о корни и прикрывая ладонью лицо от мокрых хлестких ветвей. Он упал, вскочил, не ощущая боли в разбитом локте, и помчался дальше, в темноту. Где-то неподалеку должна проходить дорога… В этом кромешном мраке он не видел ничего. И вдруг за его спиной словно взошло солнце, мгновенно разогнав тьму осенней ночи. В дождливом темном небе распустился гигантский огненный цветок; он стремительно рос, вздымая к зениту алые обжигающие лепестки, словно некая прекрасная и смертоносная орхидея, порожденная крохотным и ничтожным зернышком. Взрывная волна, догнав беглеца, жарко ударила в спину, швырнула его в кусты. Уже лежа, Блейд увидел, как в воздухе парят обломки старой конюшни; затем он уткнулся лицом в мокрую траву, прикрывая руками затылок и молясь всем богам Тарна, Меотиды и Кархайма сразу. Через секунду на него обрушился ливень каменных осколков. Блейд с усилием встал. По лопаткам сбегали струйки крови, смешанной с дождем, локоть отчаянно ныл, в ушах звенело. Огненный цветок догорал, мрак и холод снова подступали к измученному человеку. С трудом ворочая шеей, разведчик оглянулся на развалины конюшни, плюнул в ту сторону и отправился к дороге. Спину у него жгло невыносимо. Когда насмерть перепуганный водитель попутного трейлера доставил Блейда в шестой полицейский участок Солсбери, дежурный сержант в изумлении воззрился на голого окровавленного человека, едва стоявшего на ногах. Блейд и в самом деле выглядел весьма живописно и походил на пассажира «Титаника», переброшенного страшным взрывом из постели в уютной каюте посреди Атлантики в английское захолустье. Однако разведчик шепнул на ухо стражу правопорядка некий секретный пароль, и тот сразу велел выделить прибывшему отдельную комнату с телефоном. Там его и оставили — вместе с полотенцем, чашкой горячего чая и рюмкой неразбавленного виски. Ни дома, ни в кабинете Дж. не было. Сотрудник МИ6А, дежуривший в эту ночь, сказал, что шеф находится у «старика» — то есть у лорда Лейтона на Принсгейт. Следующий звонок оказался более удачным — Блейд услышал хриплый голос его светлости. Надо отдать ему должное, старик быстро сориентировался в обстановке и, поздравив «дорогого Ричарда» с освобождением и победой, передал трубку Дж. Судя по тону шефа, тот находился в состоянии едва ли не полной прострации; казалось, еще немного, и его хватит инфаркт. Однако он без всяких комментариев выслушал сухой доклад Блейда и, задыхаясь, выдавил: — Оставайся в участке, я высылаю за тобой машину. Что-нибудь еще? Блейд объяснил, что ему необходима одежда подходящего размера; полицейские в Солсбери оказались мелковаты. Дж. трагическим шепотом обещал прислать все. В голосе его, однако, звучало такое отчаяние, что разведчик поинтересовался: — Что случилось, сэр? Нам отказали в финансировании? Или почтенный Карендиш взял штурмом Тауэр? Он сделал паузу, Дж. безмолвствовал. Слегка озадаченный, Блейд констатировал: — Похоже, у нас крупные неприятности, сэр. Вы даже не потребовали назвать пароль… Откуда вы знаете, кто на самом деле говорит с вами? Его шеф с тоской пробормотал: — Пароль уже не нужен, мой мальчик. Теперь я и так знаю, что ты — это ты… — он замялся на мгновение и вдруг выпалил: — Сегодня утром, Ричард, мы были вынуждены отправить дубля в Измерение Икс! Челюсть у Блейда отвисла; все, о чем он мог сейчас думать, сводилось к паре-другой крепких выражений. Вражеские агенты, которых он три часа назад пустил на воздух, не теряли времени зря; один намек на компьютер, и его аналог уже очутился в подземельях Тауэра. Выдержав паузу, Дж. добавил: — И самое неприятное, Дик, заключается в том, что мозги у этого парня оказались покрепче твоих. Лейтон не может вытащить его обратно! Так что тебе придется последовать за ним и разбираться на месте.* * *
Настроение у обоих руководителей проекта было отвратительным. Дж., выглядевший бледным и изможденным, находился на грани нервного срыва; Лейтон, обычно язвительный и спокойный, угрюмо хмурил седые брови. Требовалось что-то предпринимать — и срочно! Как полагал Дж., нельзя терять ни минуты, а это значило, что Блейду нужно отправляться в погоню. Сейчас все трое находились глубоко под башнями Тауэра, в маленьком кабинетике его светлости, упрятанном в дебрях компьютерного комплекса. — Не переоцениваем ли мы опасность? — задумчиво произнес разведчик. — Если его нельзя вытащить силой, то и черт с ним. Пусть остается там, куда вы его заслали, сэр, — он повернулся к Лейтону. — Забудем о нем, вот и все. Старый ученый впринципе не возражал против этой идеи, но Дж. она явно не импонировала. Со своей точки зрения он был прав. Вина за случившийся прокол падала на шефа МИ6А, и он твердил, что не успокоится до тех пор, пока двойник Блейда не будет благополучно переселен в мир иной. Но не в Измерение Икс, а на тот свет. — Отправляйся за ним, Ричард, и выдай на полную катушку! Только тогда мы получим гарантию, что он не улизнет с нашими секретами! Нахмурившись, Лейтон заметил: — О чем вы толкуете, Дж.? Как и куда он может улизнуть, если я не вытащу его обратно? — Бог знает, куда он попал, — огрызнулся Дж. — Возможно, в такой мир, где ваш компьютер покажется игрушкой для младенцев! Это вы учитываете? Парень он шустрый, и если ему удастся столковаться с местными спецами, его отправят прямиком в Кремль — и без всякой вашей помощи! Они покинули кабинет, направляясь в главный зал компьютерного центра через помещения, наполненные негромким гулом установок и рокотом вентиляторов. Везде хлопотали люди в белых халатах; они копались среди змеившихся по полу кабелей и раскрытых стоек с печатными платами, не обращая внимания ни на своего шефа, ни на посетителей. Здесь были собраны лучшие умы Англии — специалисты, имевшие доступ к секретным работам; они привыкли не проявлять излишнего любопытства. Да, подумал Блейд, озирая сей электронно-механический оазис, проект «Измерение Икс» прошел долгий путь за три года — с тех пор, как его светлость по ошибке заслал своего подопытного кролика в Альбу. Когда они подошли к бронированной двери, за которой размещался большой компьютер, Лейтон хмыкнул и задумчиво произнес: — Что ж, очередной визит планировалось нанести на этой неделе. Все подготовлено, осталось только включить машину… — он бросил взгляд на блестящую металлическую створку, потом — на кодовый замок. — Однако, Дж., я не могу дать гарантий, что наш друг попадет в тот же самый мир, где сейчас находится русский. — Я отлично это понимаю, — тон Дж. был несколько резок, — но мы должны хотя бы попытаться. Настройка компьютера осталась неизменной? — Да, — Лейтон сухо кивнул, — однако, повторяю, это не гарантирует успех. Слишком много факторов, которые надо учесть, и среди них — слишком много неизвестного… — его светлость вновь воззрился на дверь, за которой находилось его детище. — Попробуем… Что еще я могу сказать? Дж. мрачно покосился на старого ученого, потом, хлопнув Блейда по плечу, буркнул: — Разыщи его, Ричард. Разыщи и покончи с ним. Блейд только пожал плечами в ответ. Комментарии были излишни; если удастся найти этого парня, он припомнит ему хирургический стол в старой конюшне. Дверь раскрылась. Кивнув на прощание Дж., разведчик вслед за Лейтоном подошел к стеклянной будке в центре огромного зала, над которой нависал раструб коммуникатора; ее стенки чуть поблескивали в свете люминесцентных ламп. Сбросив одежду, он уселся в кресло; голый металл неприятно холодил кожу. Тело его покрывали царапины и синяки, мазь, предохраняющая от ожогов, жгла немилосердно. Впервые он отправлялся в странствие, находясь далеко не в лучшей форме — усталый, с незажившими ранами. Лейтон деловито хлопотал над ним, закрепляя блестящие диски электродов, и вскоре фигуру Блейда опутала сеть разноцветных проводов. Перебирая их, его светлость бормотал под нос: — Дж. слишком переживает эту историю… В его почтенном возрасте такой стресс может стоить года жизни. А дело-то пустяковое… этот русский, считай, сам себя похоронил… Двойник Блейда заявился к Дж. прямо домой в три часа ночи. Под его длинным просторным пальто скрывалось мощное взрывное устройство — русский вариант «фасолины», поднявшей к небесам старую конюшню, но помощнее; эта штука могла разнести по камешкам пять городских кварталов. Что оставалось делать Дж.? Он знал, что не имеет права рисковать жизнями тысяч невинных людей. По приказу двойника он телефонным звонком поднял Лейтона с постели, после чего они отправились в Тауэр, спустились в подземный бункер и, под угрозой разрушения всего центра Лондона, провели агента к большому компьютеру. — Потрясающее сходство, — продолжал бормотать старый ученый, прихватывая электроды липкой лентой. — И не только внешнее, мой друг, так что будьте с ним поосторожней. Решительный человек! Потребовал, чтобы ему все объяснили, а потом уселся в кресло и заставил нас действовать… И все время держал палец на этой проклятой кнопке! Увы, я был вынужден повиноваться… Его бомба могла разнести половину Лондона… — Его светлость закрепил последний электрод и взялся за колпак коммуникатора. — Ну, готовы, Дик? — Минутку, — Блейд поднял на старика внезапно потемневший взгляд. — Как вы полагаете, сэр, с этим парнем все прошло благополучно? — Что я должен понимать под вашим «благополучно»? — щека Лейтона раздраженно дернулась. — Старт был нормальный? — Абсолютно! Словно бы вы сами сидели в кресле, Ричард! Кивнув головой, Блейд сосредоточенно нахмурился; лицо его приняло задумчивое выражение. — Но это значит, что я не столь уж уникальная личность, — с едва заметной улыбкой произнес он. — Если русский выдержал переход в иной мир, то Джордж О’Флешнаган… — Откуда мы знаем, что с ним произошло, — ворчливо прервал Блейда ученый. — Да, старт выглядел нормальным, но что мы имеем на финише? Круглого идиота или вообще ничего? Почему, скажем, я не смог вытащить его обратно, на расправу Дж.? — Лейтон сунул руки в карманы своего халата и мрачно обозрел потолок. — Понимаете, Ричард, я не имел возможности исследовать этого типа… Исследовать, как положено… снять энцефалограмму, определить скорость реакций… Внешнее сходство и решительные действия — еще не гарантия того, что он обладает спидингом. Хотя… — теперь его светлость, припоминая, уставился в пол. — Чисто визуально он производит впечатление очень быстрого человека… очень, очень быстрого… — Я учту это, сэр. Но мне хотелось бы заметить насчет О’Флешнагана… — У вашего дублера превосходная нервная организация, тесты он прошел отлично. Однако, Ричард, можете ли вы утверждать, что он достаточно хорошо подготовлен во всех прочих отношениях? Блейд на секунду задумался. В схватке у церкви на Майфайр-стрит Джорджа повергли наземь, и это было огромным минусом для человека, желавшего выжить в любой из реальностей Измерения Икс. — Нет, — признал он наконец, — еще нет. Джордж слишком мягок. — Значит, мы вернемся к его кандидатуре через год или два, когда вы будете уверены, что он готов зарезать родную мать. Разведчик покачал головой. — На такое и я не способен. Да это и не требуется, сэр. Твердость есть твердость, и ее нужно отличать от жестокости. Лейтон пожевал сухими губами. — Ну, вам виднее. В конце концов, вы у нас специалист по выживанию, — он потянул вниз колпак, потом положил руку на красный рубильник. — Надеюсь, вы проявите достаточно твердости, встретив того русского… — Я привезу Дж. скальп этого парня, — заверил Блейд его светлость и отбыл.Глава 4
Это перемещение ничем особенным не отличалось от предыдущих; как всегда, Блейд испытывал пульсирующую головную боль и острое ощущение беззащитности. Он распался и был вновь возрожден; он растворился в бесконечности и снова обрел свою человеческую индивидуальность; он пронизал время и пространство, чтобы приземлиться нагим и безоружным в неведомом пока мире. Был ли он той самой реальностью, куда отправился его дубль? Этого не мог сказать никто, в том числе — и лорд Лейтон. Правда, настройка компьютера не изменилась, и это давало некоторые надежды. Боль, сверлившая виски разведчика, наконец оставила его, позволив раскрыть глаза. Он лежал на коричневом песке, воздух был насыщен запахами соленой воды и водорослей, откуда-то неподалеку доносился плеск волн. Значит, он очнулся на морском берегу? Как в Меотиде в Катразе? Хорошо… Такие места обычно безлюдны и не грозят немедленной опасностью… Блейд прислушался. Негромкий рокот прибоя и в самом деле словно бы обещал покой, но мирный шорох волн аккомпанировал другим звукам — угрожающему скрежету и пощелкиванию. Звуки явно приближались. Когда он поднял голову, производившие скрежет твари были уже почти рядом с ним. Огромные крабы, не уступавшие размерами ньюфаундленду и такие же черные! Правда, перемещались зги существа не быстро, то испуганно застывая, когда их клешни лязгали о камни, то снова делая шажок-другой к распростертому на песке человеку. Наконец, неторопливо растянувшись в цепь, словно отряд бронированных воинов, они образовали круг, центром которого был Блейд; затем круг начал медленно, но неуклонно сжиматься. Он резво вскочил на ноги. Крабы тотчас отпрянули назад, клацая огромными, в руку, клешнями. Разведчик покачал головой; нет, на благословенный островок Коривалл это не походило! Тем более на прекрасную Меотиду! Он огляделся, высматривая палку или камень; его окружало не меньше двух десятков черных тварей, и если они набросятся разом, то пребывание его в этом мире станет весьма кратковременным. Крабы прекратили наступление и замерли, гипнотизируя человека взглядом крохотных блестящих зрачков, в которых светились голод, жестокость и — Блейд мог поклясться в этом — какая-то несвойственная животным сообразительность. Странные монстры, решил он, весьма странные, даже если не принимать во внимание их размеры. Неужели эти твари разумны? Но и в таком случае он не желал иметь с ними никаких контактов. В двух футах от своих босых ступней Блейд углядел полуутопленный в песке внушительный булыжник и судорожным усилием выковырял его. Успокаивающая тяжесть камня придала разведчику ощущение уверенности; прижимая свое оружие к груди, он погрозил крабам кулаком и огляделся окрест. Слева безмятежно плескалось море, его поверхность имела легкий красноватый оттенок и тянулась да самого горизонта, сливаясь с серым небосводом. Слабый ветерок гнал над волнами клочки белесого тумана, в небе медленно плыли облака, от воды тянуло теплом. Он повернулся направо — там, на довольно большом расстоянии, виднелись пологие бурые горы. Над ними низко висел желтый шар светила — видимо, час был ранний. Затем его внимание привлекло другое. В обе стороны вдоль берега шел ряд крепких столбов, вкопанных в песок — явный признак цивилизации. Эти колья, однако, не исчерпывали всех ее достижений, ибо к каждому из них был привязан скелет. Одни костяки выглядели старыми, посеревшими от солнца, ветра и дождей, другие поблескивали свежей белизной. Крабы, судя по всему, трудились без устали, не ощущая недостатка ни в пище, ни в развлечениях. Но сейчас черные твари были опять голодны; беззвучно посовещавшись, они начали сжимать кольцо вокруг Блейда. Самый крупный и наглый из них, быть может, вожак стаи, внезапно продвинулся вперед и замер, уставившись на добычу маленькими темными глазками. Прикинув расстояние, разведчик поднял камень над головой и с усилием метнул свой снаряд в середину темного панциря. Краб отпрянул, но было уже поздно; булыжник угодил прямо в спинной щит, проломив его с сочным хлюпающим звуком, словно хитиновые надкрылья какого-то огромного таракана. Брызнула белесоватая жидкость, многочисленные ноги монстра подломились, и он рухнул замертво, наполняя воздух таким зловонием, что Блейд почувствовал тошноту. Остальные крабы, забыв про человека, набросились на останки вожака, словно стая голодных волков. Не теряя времени, Блейд рванулся к воде, перепрыгнул через попавшуюся по дороге тварь и бросился бежать вдоль линии прибоя. Настроение у него было неважным — под стать нависшему сверху хмурому небу. Крабы-каннибалы, столбы, скелеты на столбах… Да, не Катраз, не Меотида и даже не Кархайм! Скорее это походило на мрачный Берглион — с поправкой на температуру, разумеется. Одолев порядочное расстояние, разведчик остановился, чтобы рассмотреть висевший на ближайшем столбе скелет. Крабы не оставили ничего, кроме чисто обглоданных костей, ни частички плоти, ни одежды Блейд поморщился. Столбы, веревки и хищные черные твари… Казнь, конечно, жестокая казнь! За какие же преступления местные законы карают так безжалостно? Несчастный преступник, судя по останкам, был невысоким и тонкокостным, с круглой головой и пятью пальцами на руках и ногах. Блейд не стал пересчитывать ребра, зубы и позвонки; перед ним был скелет человека, мелкие же отличия его не интересовали. Он шагнул к другому столбу, у которого лежал такой же костяк, принадлежавший существу малорослому и хрупкому. Может быть, здесь казнили женщин? Эта мысль заставила его вздрогнуть, Столбов было много, очень много и, судя по всему, окрестные поселения лишились половины жителей. Или тут бушевала война, восстание, бунт? Вряд ли людей бросали на съедение крабам за воровство или супружескую неверность… Наконец он добрался почти до конца шеренги столбов. Пляж бурой лентой уходил к горизонту, теряясь в туманной дымке. Красноватая морская поверхность, вся в узорчатых клочьях пены, чуть заметно мерцала; мелкие волны одна за другой накатывались на песок. Бесплодные голые горы, торчавшие на таком же бесплодном берегу, казались очень далекими. Невеселое местечко… Заслышав шорох, Блейд обернулся; крабы, покончив с вожаком, снова тащились за ним. Внезапно где-то впереди раздался слабый человеческий крик. Разведчик привстал на носках, осматривая полосу бурого песка, но ничего не заметил. Столбы тянулись еще ярдов на двести, до россыпи камней, перегородивших пляж; может, там есть кто живой? Он снова бросил взгляд за спину. Крабы подползли еще ближе. Крик! Жалобный вопль, полный муки, ужаса и мольбы о помощи! Блейд содрогнулся, хотя было совсем не холодно. Он решительно зашагал по бурому песку, стараясь выдерживать дистанцию в сотню ярдов от стаи преследователей. Снова крик. Он замер на месте, недоуменно озираясь. Голос, безусловно, принадлежал человеку; теперь он раздавался где-то совсем рядом. Но где? На столбах висели одни скелеты, и, кроме черных тварей позади, Блейд не мог разглядеть ничего движущегося. — Помогите! Во имя милосердного Бека, помогите! Крик теперь был слышен совершенно отчетливо, и, как всегда в новом мире, Блейд понимал местное наречие. Язык показался ему напевным и мелодичным, голос молившего о помощи — тонким, почти детским. Он понял все сказанное, кроме упоминания о Беке; вероятно, то было божество этой реальности. Он также наконец сообразил, откуда доносится крик — впереди на песке темнело нечто округлое, походившее на первый взгляд на большой мяч или покрытый мхом камень. Однако это была голова, человеческая голова; она слабо покачивалась, распяленный рот чернел на покрытом ссадинами лице. — Помогите! Во имя Бека, милостивого, милосердного! Блейд бросил взгляд через плечо. Крабы подвигались все ближе, но пока еще до них было с полсотни шагов; видимо, эти твари не отличались храбростью. Он подскочил к человеку, по самый подбородок закопанному в песок. Голова несчастного была почти безволосой, покрытой мягким пушком, сквозь который просвечивала бронзовая кожа; губы запеклись, слегка раскосые черные глаза полны страдания. Когда разведчик опустился рядом на колени, в них зажглась искра надежды. — Спаси меня, великодушный сьон! Бек воздаст тебе за доброе дело! Блейд снова оглянулся. Крабы, воодушевленные заминкой, продолжали преследование с упорством волчьей стаи. Он начал лихорадочно отбрасывать песок голыми руками. Дело, однако, продвигалось медленно — палачи, развлекавшиеся с этим несчастным, отличались предусмотрительностью и хорошо утрамбовали песок. Осмотревшись, разведчик заметил большую плоскую раковину с острым краем. Годится вместо совка, решил он, а в крайнем случае заменит и топор в схватке с крабами. Слежавшийся мокрый песок скрипел, от усилий на лбу Блейда выступили капли пота. Человек замер, почти не шевеля головой. По его лицу, потемневшему и покрытому коркой пыли, было трудно определить возраст, но он не выглядел слишком молодым; скорее — мужчиной средних лет. — Ты что, спишь? — буркнул Блейд. — Помогай, дьявол тебя побери! Не то достанешься на завтрак крабам! — Не могу, великодушный сьон. Меня связали… Разведчик чертыхнулся и бросил взгляд на преследователей. Ближайшая тварь уже подобралась на тридцать футов, а он едва докопался до груди пленника! Отшвырнув свой совок, Блейд ринулся к ближайшему колу, сообразив, что тот является куда более надежным оружием. Чем раковина. Столб толщиной в шесть дюймов был сделан из крепкого, как железо, дерева и торчал над песком в рост человека. Блейд обхватил его руками, напрягся и начал тянуть. Любопытно, мелькнула у него мысль, почему этого типа не подвесили на съедение крабам, а закопали в песок? Местные палачи, скорее всего, любили разнообразие. Или за разные преступления полагались разные виды казни? Кол был забит в песок весьма основательно, и вскоре Блейд уже исходил потом. Наконец проклятая вешалка подалась и медленно пошла вверх; разведчик удвоил усилия, поглядывая на крабов. Еще секунда-другая, и в руках у него оказалось тяжелое заостренное бревно — неуклюжее, но смертоносное орудие убийства Вдруг раздался панический вопль закопанного, и Блейд, обернувшись, увидел, что крабы подобрались к нему совсем близко. Один уже тянулся к беспомощному пленнику; его черная клешня, напоминавшая огромные садовые ножницы, раскрылась, раздался клацающий звук, и человек едва успел отдернуть голову. По лицу его бежала кровь, прокладывая алую дорожку по запорошенной песком щеке. Блейд бросился к нему, выставив бревно, словно таран. Ему удалось с первого же удара пробить панцирь; тварь рухнула на песок и забилась в агонии, издавая скрежещущий визг. Разведчик отшвырнул дохлого монстра в сторону, и стая сразу же набросилась на него, заработав челюстями. Жвалы у этих чудищ были толщиной с руку мужчины, их покрывала вязкая слюна. Не отрывая глаз от жадно насыщавшихся крабов, Блейд опять приступил к раскопкам. В воздухе стояло жуткое зловоние, и он старался дышать ртом. Наконец его пальцы нащупали толстый ремень, обкрученный вокруг туловища пленника, и он рассек его острым краем раковины. — Ну, помогай, парень, — скомандовал Блейд, — не то эти твари примутся за нас. Пленник начал неистово работать руками, откидывая песок. Затем кивнул в сторону крабов. — Капиды — отвратительные создания, сьон, но люди, свершившие надо мной казнь, еще хуже. Они скоро вернутся — проверить, много ли от меня осталось. Блейд продолжал яростно швырять песок. — Кто вернется? — выдохнул он. — Фадриты, солдаты, что ловят беглых рабов. Кто ж еще? А главным у них Экебус — самый жестокий человек во всей Сарме, порази его Бек небесным пламенем! Блейд, отдуваясь, продолжал копать. — Значит, ты раб? — Был рабом, сьон! Был, но сбежал! Потом меня поймали. Вот почему я здесь… Угощение для капидов! Да еще закопанное в песок, чтобы они подольше искали меня, а я подольше мучился! — он протяжно вздохнул. — Что страшнее боли? Только мысли о ней… Экебус это хорошо знает! — Кончай болтать, философ! Работай! Наговоримся потом! — Я почти свободен. Только ноги, мой господин… Блейд вскочил и, схватив кол, проткнул следующего краба, отшвырнув останки к стае. Капиды продолжили жуткий пир. Повернувшись к пленнику, он ухватил его за руки и резко дернул. Песок раздался с глухим чмоканьем, и бывший раб в изнеможении рухнул на край ямы. Он выглядел низкорослым и не очень крепким; судя по костякам на столбах, такими были все жители этой страны. Правда, подумал Блейд, пока он видел лишь немногих — одного живого и сотни три скелетов. Он прикончил очередного краба, отдав зловонную тушу на растерзание остальным тварям, затем рывком поднял маленького человечка на ноги. К счастью, тот мог двигаться; сделав пару шагов, пленник протер глаза грязными кулаками и с изумлением уставился на мускулистого темноволосого гиганта с бревном в руках. Постепенно на лице его начал проступать ужас. Блейд заметил это и нахмурил густые брови. Пожалуй, лучше объясниться прямо сейчас, решил он. Этот маленький раб казался неглупым человеком; раз уж он сумел сбежать, значит, в здравом смысле ему не откажешь. Разведчик оглянулся на капидов, бросил кол и протянул спасенному руку. — Не бойся меня, — сказал он. — Ведь я тебя спас, верно? Человечек тоже посмотрел на крабов, терзающих мертвого сородича, и вздрогнул. — Да, великодушный сьон! Спасибо тебе! Потом он недоуменно уставился на ладонь Блейд. — У меня на родине есть такой обычай: люди скрепляют дружбу пожатием рук, — объяснил разведчик. — Я помог тебе, беглому рабу, теперь ты помоги мне, чужаку. Я пришелец, чужой в этой стране, и хотел бы знать о ней побольше. Я полагаюсь на тебя. Ну что, по рукам? Спасенный прищурил темные глаза, изучая стоявшего перед ним нагого великана, затем улыбка тронула его растрескавшиеся губы, придав безволосой физиономии, покрытой синяками и кровью, лукаво-дружелюбное выражение. Тонкие пальцы доверчиво легли в широкую ладонь Блейда. — Согласен. По рукам! — он прокашлялся, сплюнул на песок и с забавной важностью сообщил: — Меня нарекли Пелопсом. Ты, сьон, свободный человек, предложил дружбу рабу… Никогда не слышал о таком! — глаза его сверкнули. — Мой долг велик, и я готов выплатить его… готов служить тебе, если ты поклянешься, что не сделаешь меня рабом. Рабом я не стану! — Мне нужен спутник, а не раб, — уточнил Блейд. — Но один из нас будет старшим, — он холодно посмотрел на сармийца. — Я, Пелопс. Если это тебе не подходит, нам лучше распрощаться прямо сейчас. Физиономия Пелопса расплылась в улыбке, губы раздвинулись, обнажив мелкие, но ровные и белые зубы. — Подходит, сьон. Я буду служить тебе, сьон, как вольный человек. Я пойду за тобой и буду подчиняться тебе, пока не почувствую себя рабом. Блейд, довольный, хлопнул Пелопса по плечу. Шлепок получился весьма увесистым; бедняга едва удержался на ногах. Но дело того стоило: он пробыл в этом мире едва ли час и уже обзавелся информатором из местных. Редкая удача! — Ты не раб! — еще раз подтвердил разведчик. — И, пока служишь мне, не будешь рабом! — его кулак опустился на ладонь, словно припечатав договор. — Теперь скажи-ка, приятель, когда тут появятся солдаты злодея Экебуса? Пелопс бросил взгляд на солнце и судорожно глотнул. — Я скажу, сьон… но сначала убей еще одного капида. Они опять подбираются к нам. Пожалуй, надо разобраться с этими тварями, решил Блейд. Ловко орудуя колом, он проткнул четверых, огляделся и бросил свое тяжелое оружие; с заостренного конца бревна стекали капли вязкой бесцветной жидкости. — Ты можешь идти, Пелопс? Человечек кивнул. Последний раз взглянув на тварей, жадно насыщавшихся зловонной плотью, они повернулись и бросались бежать. Блейду пришлось умерить шаги, подстраиваясь под своего невысокого спутника, хотя тот изо всех сил старался не отставать — капиды внушали ему смертельный страх. Бежали они долго, до тех пор, пока не кончилась полоса коричневого песка. Лента пляжа сузилась; теперь почва была покрыта галькой, впивавшееся в босые ступни путников. Оглядевшись по сторонам, Блейд отвернул от берега в болотистую, заросшую тростником ложбинку; вероятно, во время прилива сюда добирались волны, пропитывая влагой землю и оставляя на ней небольшие лужицы. Впереди, примерно в миле от них, берег выдавался в море, образуя похожий на коготь хищной птицы мыс. Облака, затянувшие небосвод, начали расходиться. Пелопс, присев на корточки, сломал тонкий стебель и воткнул его в раскисшую почву, внимательно изучая тень. Прикидывает время, понял Блейд. Сармиец вытащил стебелек, отбросил его в заросли и произнес: — Когда солнце подымется на локоть, фадра Экебуса покинет крепость, сьон. Примерно через час, прикинул Блейд, отметив новое слово; вероятно, оно обозначало воинский отряд. Рука Пелопса протянулась на юг. — Там, сьон, крепость у маленькой бухты. Отсюда не видно, она стоит по ту сторону мыса. Люди Экебуса пройдут по берегу до другого укрепления, переночуют там, а завтра вернутся обратно. Таков обычный распорядок, но один Бек знает, что они придумают сегодня. Блейд, рассматривавший мыс, перевел взгляд на море; далеко, почти у самого горизонта, плыл корабль. Его очертания были скрыты туманом, однако он сумел разглядеть угловатые обводы корпуса, большой золотистый парус и два ряда весел. Гребная галера? Судно исчезло в белесой дымке, растворившись, словно призрачный фантом. Оно шло на запад, в открытое море; вероятно, там тоже были земли, острова или материк. Но сейчас Блейда тревожили иные заботы. Он повернулся и посмотрел на Пелопса. — Сегодня? Что может измениться сегодня? Маленький сармиец развел руками. — Все, что угодно, сьон. Они ведь не найдут моих обглоданных костей — только яму в песке да панцири дохлых капидов. Экебусу это не понравится, — он хихикнул. — Его фадриты начнут искать меня и не успокоятся, пока не найдут. Но казнь за новый побег будет иной, — его грязное исцарапанное лицо приняло озабоченное выражение. — Думаю, меня поджарят на медленном огне. Внезапно две крупные прозрачные слезы выкатились из глаз сармийца и сбежали по щекам, прокладывая светлые полоски — Я боюсь… — прошептал он. — Огонь страшнее капидов… Разведчик потрепал Пелопса по плечу. — Ты находишься под моей защитой, — голос его был тверд, — и я не собираюсь отдавать тебя этим фадритам. Служи мне верно, Пелопс, и я обещаю, что сковородка Экебуса останется пустой. Человечек с надеждой воззрился на него, потом кивнул и вытер слезы. После паузы Блейд задумчиво добавил: — Если дело дойдет до сковородки, мы окажемся там вместе. Он не хотел обещать более того, что мог сделать. Он был таким же нагим и безоружным, как этот маленький сармиец, и так же, как он, не имел ни крыши над головой, ни куска хлеба. Главным, пожалуй, являлось оружие, и Блейд надеялся, что его спутник сумеет что-то посоветовать на сей счет. Однако сармиец, беспокойно поглядывая на мыс, сказал: — Я никогда не имел дела с оружием, ни раньше, ни теперь. Раб есть раб, ему положено трудиться, а не тянуть руки к мечу. Конечно, кроме тех, кого специально обучали… Но и они все равно остаются рабами. Блейд удивленно приподнял бровь. — Рабы, обученные сражаться? С кем? — Друг с другом, разумеется, — пояснил Пелопс, — на потеху свободным. Иногда с ними бьются фадриты, чтобы поразвлечься… Разве в твоей стране не устраивают таких представлений? Гладиаторы! Блейд кивнул головой. — Да, теперь я понимаю, о ком ты говоришь. Задумчиво потирая висок, он взвешивал возможности, которые открывались перед ним на боевой арене. Пожалуй, в этом было некое рациональное зерно, людей, умевших выпускать кишки своим ближним на радость публике, всегда ценили высоко. Стон Пелопса прервал его размышления, маленький сармиец указывал на отмель, тянувшуюся вдоль остроконечного мыса. — Гляди, мой господин! Фадриты! Охотники на беглых рабов! Надо бежать! Они всегда обыскивают эти заросли. О Бек, милостивый, милосердный, помоги нам! Его напряженный взгляд метался как у затравленного зверька, скрюченные пальцы шарили по земле. — Что ты ищешь? — спросил Блейд. — Камень, поострее. Когда солдаты схватят меня, я перережу жилы… Я боюсь огня… Блейд посмотрел на море. Никаких следов промелькнувшего на горизонте судна, только белесый туман да небо, низко нависшее над красноватыми водами. Он отвернулся и стал разглядывать группу вооруженных людей, неторопливо спускавшихся со скалистого мыса на галечный пляж. Фадра. Воинский отряд! Одни — на конях, другие — пешие. Через полчаса они будут здесь. Выдернув стебель тростника, Блейд переломил его и дунул внутрь. Отлично! Стебелек оказался полым. Чтобы окончательно убедиться в этом, разведчик дунул посильнее; раздался слабый свист. Пелопс с удивлением наблюдал за ним. Блейд кивнул на мелкие волны, лизавшие берег. — Мы спрячемся в море, под водой, и будем дышать через тростинки. Выбери-ка себе стебель потолще, малыш. Пелопс послушно выполнил приказ, но плечи его все еще оставались поникшими. — Я понимаю, — согласился он, — это может сработать. Однако боюсь, что мы получим только отсрочку, сьон. Экебус — упрямый человек; если он не найдет меня здесь, то примется искать по всей Сарме. Знаешь, охота на беглых рабов — любимое развлечение солдат. Никакого риска и масса удовольствия… Они будут выслеживать меня и… и тебя тоже, сьон… Он со вздохом замолчал, стараясь не смотреть Блейду в глаза. Разведчик мрачно улыбнулся. — Ты хочешь сказать, что я слишком большой и заметный, так? Значит, меня быстро поймают — и тебя тоже. Ты об этом подумал сейчас, Пелопс? Маленький человек только вздохнул. Блейд продолжал: — Тогда сам решай, останешься ли ты со мной или будешь испытывать судьбу в одиночку. Ну, а я иду в воду. И он пополз по грубой гальке навстречу набегавшим волнам. У кромки прибоя разведчик оглянулся и удовлетворенно хмыкнул; Пелопс полз следом за ним. Вода оказалась довольно теплой, но перенасыщенной солью, и оба беглеца с трудом опустились на дно. Более легкого Пелопса, словно пробку, постоянно выталкивало наверх. Кроме того, стебель, выбранный им, треснул, и сармиец наглотался соленой воды. Чертыхаясь про себя, Блейд нашел на дне тяжелый камень и показал на него Пелопсу, тот понял и обхватил скользкий обломок ступнями. Сделав ему знак не высовываться без разрешения, разведчик приподнял голову над водой, проверяя надежность маскировки. Над волнами виднелся лишь трехдюймовый конец тростинки, и Блейд довольно кивнул. Если удача не отвернется от них, эта уловка сработает; заметить стебельки с берега было практически невозможно. Он чуть присел, цепляясь ногами за камни и разглядывая приближавшийся отряд, Пешие воины шли колонной по двое. Их боевое облачение составляли юбки из полосатой ткани, нагрудные кожаные панцири, сандалии с ремнями, обвивавшими ноги почти до колен, да плоские шлемы, на которых поблескивали металлические значки. Половина была вооружена длинными пиками, остальные несли арбалеты; у всех имелись обитые бронзой щиты. Блейд заметил, что сармийские солдаты тоже оказались довольно низкорослыми; но плечи у них были широки, и с оружием они, видимо, обращаться умели. Впереди отряда восседало в высоких седлах с полдюжины всадников — так, во всяком случае, ему почудилось вначале. Приглядевшись, разведчик сообразил, что ошибся, — пять всадников и одна юная всадница. Девушка отлично держалась на коне; ее светлые, отливающие золотом волосы чуть трепетали под дуновением морского бриза, стройные длинные ноги уверенно сжимали бока лошади, короткая кожаная юбка обтягивала бедра, металлический нагрудник блестел на солнце, как зеркало. Оружия у нее не было. И пешие солдаты, и всадники время от времени покидали строй и углублялись в заросли тростника, тыкая перед собой копьями. Делали они это довольно лениво, словно занимаясь нудной бессмысленной работой; лица их хранили скучающее выражение. Блейд заключил, что побеги рабов в Сарме случались редко. Разведчик уже собирался нырнуть под воду, когда маленькое происшествие привлекло его внимание. Он следил за девушкой с золотыми волосами и крепким коренастым мужчиной, который, видимо, командовал отрядом; этот всадник выделялся властными жестами, богатой одеждой и ехал во главе фадры. Несмотря на расстояние в сотню ярдов, Блейд различал блеск белых зубов под крупным крючковатым носом, заросшее темной бородой лицо, игру самоцветных камней на остроконечном шлеме и рукояти меча. Взгляд черных глаз командира фадры был холоден и жесток; его белый статный жеребец шел рядом с вороной лошадью девушки. Вот он наклонился к ней и что-то произнес с веселой ухмылкой; рука его тянулась к обнаженному колену спутницы. Та гневно вскрикнула — Блейд заметил, как исказилось ее лицо, — и ударила мужчину плетью по запястью. В следующий миг девушка пришпорила кобылу, и вороная рванулась вперед. Экебус — разведчик полагал, что видит именно его, — глядел ей вслед с каменным спокойствием. Только пальцы его стиснули рукоять меча; на миг сверкнуло лезвие, потом он с силой послал клинок обратно в ножны. Бородач пожал плечами, сплюнул на песок и, привстав в седле, что-то крикнул солдатам, показывая на заросли. До фадры оставалось ярдов пятьдесят, и Блейд счел благоразумным скрыться под водой. Просидев там с полчаса, он снова вынырнул на поверхность. Сармийское воинство уже превратилось в тонкую черточку, едва заметную на фоне бурого пляжа, и Блейд пихнул ногой Пелопса, продолжая следить за удалявшимся отрядом. Маленький человечек, тяжело отдуваясь, возник над водой. Теперь лицо его было относительно чистым, и разведчик решил, что ему лет тридцать пять. Возможно, и больше; отсутствие бороды делало Пелопса моложе. Когда они выбрались на берег, Блейд махнул рукой в сторону зарослей. — Мы спрячемся там. Не думаю, что солдаты снова полезут в грязь. Затем он рассказал сармийцу о стычке между предводителем отряда и золотоволосой девушкой. Пелопс лукаво улыбнулся и кивнул. — Говоришь, нос крючком? Смуглый, с черной бородой? Да, это Экебус. Главный фадрант, большой военачальник, но любит самолично охотиться на беглых. И девушка ударила его? — Пелопс захихикал. — Хотел бы я на это поглядеть! Блейд сидел в грязной луже, отмахиваясь от атак болотного гнуса. Он сильно проголодался и с каждой минутой все больше жаждал обзавестись одеждой и оружием. В желудке у него тоскливо урчало, ссадины на спине — напоминание о старой конюшне, взлетевшей на воздух, — жгло от соленой морской воды. Он нахмурился, прихлопнул широкой ладонью батальон особо надоедливых кровососов и спросил: — Кто эта золотоволосая красотка? Похоже, она не из простых, если может отхлестать фадранта? Пелопс, прищурившись, взглянул на милостивого сьона. Почему-то голод совсем не беспокоил его, и даже гнус, смерчем завивавшийся над Блейдом, особенно не докучал сармийцу. Он казался полностью довольным жизнью и, возможно, был прав: избежавшему челюстей капидов не стоило жаловаться на комариные укусы. Снисходительно улыбнувшись, он ответил: — Да, мой господин, эта девушка не из простых. Ее зовут Зена, и она дочь тайрины Пфиры, властительницы, которая сейчас правит Сармой по воле Бека, могущественного и справедливого. Экебус слишком зарвался, осмелившись протянуть к ней руки. Зря он поглядывает на Зену… Да и тебе, сьон, не стоит этого делать. Кто же думает о женщинах, сидя в грязном болоте? У нас нет ни одежды, ни еды, а ты пялишь глаза на тайриоту, одну из наследниц великой Пфиры… Блейд стиснул кулак, собираясь ответить поучением на поучение, но надоедливая мошкара и пустой желудок умерили его пыл. Потеребив жесткую щетину на подбородке, он внимательно посмотрел на Пелопса. Пожалуй, все было сказано искренне, без насмешки… Забавный же у него спутник! Философ, не иначе! Гнев прошел, и он рассмеялся. — Ты не прав, малыш! Сейчас я думаю не о девушках, а о еде. И еще — об оружии и одежде. Именно в таком порядке, — разведчик хлопнул себя по впалому животу. — Но с женщинами тоже полезно разобраться, и потому оставь советы при себе и отвечай, когда я спрашиваю. Эта Зена — дочь правительницы, говоришь? Выходит, она — принцесса, так? Зачем же ей скакать с пограничной стражей и наглым фадрантом по дикому берегу, вместо того, чтобы нежиться во дворце? Ну, отвечай! Маленький сармиец испуганно съежился, прижав руки к груди. — Не сердись, милостивый сьон, я расскажу все, что знаю. Я был учителем — в столице, в Сармакиде — и кое-что слышал… О, я был прекрасным учителем, может быть, лучшим во всей Сарме! Блейд глубоко вздохнул и мрачно уставился на сармийца. Судьба и в самом деле послала ему в спутники философа, наставника молодежи и, видимо, большого любителя читать мораль. Для моралиста это могло плохо кончиться, ибо Блейд нуждался не в поучениях, а в информации. — Что же ты делаешь здесь, коротышка, столичный учитель? — рявкнул он. — Почему сидишь голый в вонючем болоте? Поведай-ка об этом, если тебе так не нравится болтать о женщинах! Пелопс горестно поник головой. — Женщина предала меня, сьон! Моя собственная жена! Меня, Пелопса, мудрейшего и любимейшего из ее шести мужей — во всяком случае, так она говорила! А потом… потом выдала меня Экебусу, обвинив в богохульстве… Может, я и сболтнул лишнего, сьон, но ведь не со зла… Я думаю, ей просто хотелось заполучить в постель кого-нибудь помоложе… Вот так, сьон! И если я останусь жив, то буду теперь остерегаться женщин, как огненной пасти Тора! Они — ловушка, западня, а их любовь… — Иллюзия и обман, — закончил Блейд, памятуя о печальном опыте с Зоэ. — Я понял, что ты имеешь в виду, Пелопс. Он усмехнулся, подумав, что женщины одинаковы во всех измерениях. Гнев его угас. Что там говорил Пелопс о своей благоверной? Насчет шести мужей? Вот это интересно! Надо бы разузнать побольше о таких вещах. Разведчик ободряюще похлопал Пелопса по плечу. — Расскажи-ка мне о Сарме, — велел он, — и подробней. Забавная у вас страна, если женщина, спровадив на завтрак крабам шестерых мужей, может заполучить седьмого. Давай, Пелопс, рассказывай! Сармиец нерешительно взглянул на Блейда, и тот уверился, что малыш не врет — сейчас он действительно походил на школьного учителя из какого-нибудь ирландского захолустья. Пелопс откашлялся, — О чем рассказывать, великодушный сьон? — он выглядел так, словно собирался читать лекцию в колледже — О чем угодно, приятель. Обо всем, что придет в голову — о богах и людях, о мужьях и женах, о королях и капусте — обо всем понемногу. Начинай, не стесняйся. И Пелопс начал. Он явно был в своей стихии — и, похоже, никогда ему не попадался такой благодарный слушатель, не знавший абсолютно ничего ни о Сарме, ни о Тиранне, ни о прочих странах и городах окружающего мира, об их обычаях, законах, повелителях и божествах. Итак, Блейд, время от времени прерывавший поучительную лекцию вопросами, в течение следующего часа получил некое представление об истории и географии той реальности, в которой ему предстояло выследить и прикончить своего двойника. Внезапно Пелопс оборвал свои речи. Вдали по пляжу катилось бурое облачко песка; потом из него возник всадник, мчавшийся с той стороны, куда ушел отряд Экебуса. Он явно торопился обратно в цитадель на мысу. — Гонец! — с ужасом прошептал Пелопс. — Они уже знают, что я не достался капидам! Великий Век! Теперь об этом сообщат в Сармакид, и через несколько часов меня начнут разыскивать по всей стране! Мы оба погибли, сьон! Привстав, Блейд глядел на приближавшегося всадника. К его изумлению, это была девушка — тайриота Зена. Не спуская с нее глаз, разведчик спросил: — Как они передадут сообщение? Сармиец выбрался из грязи и теперь стоял на коленях рядом с Блейдом; его лицо посерело от страха. — Как обычно, — дрожащим голосом ответил он, — флагами на шестах. — Пелопс вытянул руку к бурым холмам, маячившим на горизонте. — По дороге в Сармакид вкопаны высокие мачты. Сигналы передаются от одной к другой, так что о моем побеге в столице узнают еще до захода солнца. А потом… — он обреченно махнул рукой. Блейд кивнул. Мысли его блуждали далеко; он смотрел на всадницу, неторопливо пробиравшуюся вдоль пляжа, и прикидывал ценность этой заложницы. Наследная принцесса, хм-м… неплохая добыча! Лошадь Зены явно устала, и девушка не пыталась подгонять ее. Если воспользоваться ситуацией с умом… Он схватил Пелопса за плечо, притянул к себе и быстро зашептал в ухо сармийца. — Я… я боюсь, сьон… — Пелопса буквально трясло от страха. — Смогу ли я это сделать? Знаешь, мне всегда не хватало храбрости… К тому же поднять руку на тайриоту — великий грех в глазах Бека… — Как всякий интеллигент, он явно предпочитал рассуждения действию, и теперь Блейда удивляло, что этот робкий человечек рискнул сбежать. Возможно, то был самый решительный поступок в его жизни. Нахмурив брови, разведчик яростно прошипел: — Чего ты боишься, приятель? Тебе надо сделать лишь одно — брякнуться на песок и изобразить покойника! Все остальное я беру на себя, включая немилость Бека. — Он как следует встряхнул Пелопса. — Слушай внимательно, малыш! Ты пойдешь к воде, шатаясь от слабости. Упадешь. Поднимешься. Снова упадешь. Все! Только не уходи далеко от болота — я не собираюсь гоняться за этой красоткой по всему пляжу. — Он вспомнил, какими длинными и стройными были ноги девушки; скорее всего она бегала, как газель. Внезапно до Пелопса дошло, что задумал его спутник. Он перестал дрожать и, широко раскрыв глаза, воскликнул: — Ты хочешь схватить ее? Зену, дочь великой тайрины? — Абсолютно верно, — с мрачным спокойствием подтвердил Блейд. — И ты, Пелопс, мне поможешь. Лучшего заложника нам не найти. Пелопс опять задрожал и схватился за голову, поминая милосердного Бека, грозного Тора и еще десяток богов. — Это святотатство, мой господин! Тор сожрет нас живьем! Мы сгорим в его огненной утробе! Священная плоть тайриоты… я не могу… я… Он что-то забормотал, и Блейд в ярости сжал кулак, но вовремя одумался. Один удар, и Пелопс уже ничем не сможет ему помочь; другой же приманки под руками не было. Он бросил взгляд на одинокую всадницу — до нее оставалось не больше четверти мили — и опять повернулся к своему спутнику. Губы у маленького сармийца тряслись, лицо побледнело; но разведчик не испытывал к нему жалости. — Теперь я понимаю, — презрительно произнес он, — почему тебя сделали рабом. Ты родился, чтобы стать рабом! И снова будешь рабом! Ты — трус, который не может защитить свою свободу, — разведчик поднялся, с усмешкой глядя на Пелопса. — Ладно, черт с тобой, я все сделаю сам. Но учти: если девчонка удерет, наши дела плохи. Точнее, твои дела, потому что я живым не дамся. Расчет оказался верен — слезы в глазах Пелопса сразу высохли. — Прости, сьон! — сармиец тоже вскочил на ноги. — Я сделаю все, как ты велишь! Я не буду рабом! Блейд подтолкнул его вперед, к воде. — Тогда иди, парень! И помни: ты должен умереть красиво, убедительно и не очень далеко от болота. Об остальном я позабочусь. Странный маленький человечек, подумал он, уставившись в спину Пелопса, когда тот, пошатываясь, вышел из зарослей. В душе его смесь трусости и отваги… Блейд покачал головой, припомнивсвоего альбийского слугу. Как его звали? Сильбо?.. Сильво?.. Тот был совсем другим. Плут и веселый наглец, готовый украсть исподнее у самого Творца… Что ж, в этом мире его спутником будет не вор и мошенник, а школьный учитель со склонностью к философствованию… Он повернулся к девушке; ее лошадь была покрыта пеной, песок вялыми фонтанчиками летел из-под копыт. Затем он бросил взгляд на мыс, надеясь, что эта полоска пляжа не просматривается из крепости. Пожалуй, все должно получиться… Зена повела себя именно так, как он и предполагал. При виде Пелопса, весьма натурально рухнувшего на каменистый пляж, она натянула поводья и/ приставив ладошку ко лбу, с полминуты разглядывала его. Убедившись, что перед ней беглый раб, необъяснимым образом выбравшийся из ямы, девушка пришпорила лошадь, погнав ее к скорчившемуся на камнях телу. Блейд мрачно улыбался и ждал.Глава 5
Пелопс неподражаемо играл покойника. Он валялся на камнях без всяких признаков жизни, и Блейд даже забеспокоился — уж не выбрал ли маленький сармиец этот момент, чтобы на самом деле переселиться в мир иной? Девушка, не оборачиваясь в сторону болота, подъехала к нагому неподвижному телу. Остановив лошадь, она внимательно разглядывала труп раба, затем подняла тонкую изящную руку, чтобы отбросить золотистый локон, упавший на лоб; ее полные груди под кожаной с бронзовыми накладками туникой всколыхнулись. Зена снова пристально посмотрела вниз. Она явно не собиралась покидать седло, как рассчитывал Блейд. Он чертыхнулся про себя Ну, детка, слезай! Приманка так соблазнительна! Совсем свежий труп! Разведчик стиснул кулаки; его план мог рухнуть. Девушка свесилась набок, вытянула длинную загорелую ногу и кончиками пальцев слегка подтолкнула Пелопса. Мышка обнюхала приманку, но не спешила ее отведать. Блейд напряг мышцы. Зена была осторожней, чем он полагал. Она не собиралась заниматься трупом беглого раба и, убедившись, что он мертв, выпрямилась в седле. Заметив, что девушка готова отпустить поводья и пришпорить вороную, Блейд понял, что в его распоряжении остаются секунды. Больше ждать было нельзя, и, выскочив из зарослей, он бросился к всаднице, стараясь не производить лишнего шума. Внезапность атаки позволила ему выиграть несколько драгоценных мгновений, пока девушка, замерев от ужаса, глядела на мускулистого нагого великана, возникшего перед ней. Глаза ее округлились, алые губы дрогнули; она испуганно вскрикнула и, опомнившись, ударила пятками в бока своей кобылки. Вороная сорвалась с места. Но Блейд мчался еще быстрей; галька скрипела и шуршала под его ногами, разлетаясь в стороны. Он протянул руку, и пальцы сомкнулись на тонкой щиколотке В ответ Зена, закричав от страха, хлестнула разведчика плетью по лицу. Ладонь Блейда скользнула по гладкой коже; девушка опять занесла плеть — на этот раз удар пришелся по спине. Лошадь уже шла галопом, и он понимал, что добыча почти выскользнула из его рук. Сделав мощный рывок, Блейд поймал поводья и дернул. Лошадь мотнула головой, кожаный ремень не выдержал и лопнул; теперь он цеплялся за гриву. Девушка пришла в себя и с гневными воплями осыпала Блейда ударами. Теперь он мчался рядом с лошадью, стараясь удержаться на ногах. Сколько удастся выдержать такой темп? Испуганная вороная все увеличивала скорость. На миг прикрыв глаза, разведчик увидел песчаную арену, огромных рогатых животных, людей в ярких костюмах с клинками в руках… Тореадоры? Нет, не то! У него не было шпаги! Разноцветные фигурки послушно исчезли, теперь их сменили всадники в широкополых шляпах… Родео! Блейду никогда не приходилось участвовать в таких развлечениях, но он знал, что ковбои валили быков на землю, скручивая им шеи. Но раз человек может свалить быка, почему бы не попробовать этот фокус с лошадью? Он подпрыгнул и обхватил руками гибкую шею скакуна. Затем переплел пальцы в замок и начал давить изо всех сил, поджав ноги и прижимаясь к лошадиному боку; он чувствовал грудью и животом, как ходят сильные мышцы под гладкой холеной шкурой вороной. Она захрипела и споткнулась. Стиснув челюсти, Блейд не ослаблял захвата; его мускулы вздулись, перекатываясь словно змеи, из прикушенной губы потекла кровь. С пронзительным визгом лошадь упала на колени, затем с шумом рухнула на бок, Блейд отскочил, спасаясь от ударов копыт. Девушка, перелетев через голову вороной, лежала, оглушенная падением. Она распростерлась на спине: глаза закрыты, руки разбросаны в стороны, дыхание частое, тяжелое. Шнуровка ее кожаного доспеха лопнула, наполовину обнажив плечи и белую грудь. Блейд опустился рядом на колени, приложил ухо к шелковистой коже, чувствуя, как в ответ напрягся сосок. Сердце Зены билось ровно и сильно. Разведчик прикоснулся к тонкому запястью, и сильное биение пульса совсем успокоило его. Девушка была жива. За спиной у него послышался шорох. Блейд оглянулся — Пелопс, раскрыв рот, переводил лихорадочно блестевшие глаза со своего спутника на бесчувственную тайриоту и обратно. На его физиономии смешались восторг, панический страх, надежда и робкое обожание; он дрожал и, казалось, был готов разрыдаться. Блейд поднялся. — С ней все в порядке, малыш. Полежит немного и встанет. Давай-ка лучше займись лошадью. Задерживаться тут нельзя. Вороная все еще лежала на гальке, пытаясь поднять голову и судорожно подергивая ногами. Пелопс, посмотрев на нее, сказал: — Лошадь умирает, сьон. Похоже, ты сломал ей шею. Блейд выругался, затем пожал плечами. — Значит, придется обойтись без нее. Плохо, но ничего не поделаешь. — Он кивнул на лежавшую без сознания девушку. — Не спускай с нее глаз, Пелопс. Я добью лошадь. Не могу смотреть, как она мучается. Маленький сармиец отступил на шаг, приседая от ужаса. — Во имя Бека, милостивый сьон! Не требуй невозможного! Ведь это Зена, тайриота! Было время, когда меня призвали в сармакидский дворец, и я учил ее… и других дочерей великой Пфиры! Я не смогу противиться ее приказам! Будь великодушен, сьон, не поручай мне такое дело! Блейд гневно уставился на философа. Первым его желанием было переломать Пелопсу кости, вторым — выпороть плетью. Наконец он сплюнул и пожал плечами. — Значит, вы старые знакомые? И ты боишься принцессы? Больше, чем смерти на сковородке? Ладно, черт с тобой. Я все сделаю сам. Он поднял хлыст Зены, сплетенный из тонких ремешков, и быстро распустил его, затем связал запястья и лодыжки девушки. Пелопс с ужасом поглядывал на него, что-то шепча; руки его безостановочно чертили в воздухе священные знаки. Разведчик торопился. Пляж по-прежнему был пустынным, но кто знает — возможно, Экебус решит отправить еще одного гонца. Задерживаться здесь не стоило, и Блейд, прихватив булыжник солидных размеров, направился к лошади. С первого взгляда ему стало ясно, что Пелопс прав — шея вороной была изогнута под неестественным углом, ноги скребли по земле, взрывая гальку. Он тяжело вздохнул, поднял камень и с размаху опустил его на череп животного. Лошадь последний раз дернулась и затихла. Когда он вернулся к девушке, та уже пришла в себя. Пленница не пыталась разорвать ремни и взирала на дерзкого захватчика со смесью холодного презрения и любопытства. Пелопс молча стоял рядом, не переставая шептать молитвы. Тайриота не глядела на него. Блейд уставился на свою добычу; девушка ответила ему бесстрашным взглядом. Ее широко раскрытые глаза, мерцавшие странным холодноватым фиалковым цветом, внимательно изучали нагого гиганта, так не похожего на низкорослых жителей Сармы. Эти глаза не пропустили ничего, ввергнув Блейда в замешательство — он вдруг с пронзительной ясностью осознал, что совершенно обнажен. Смущение заставило его первым нарушить тишину. Он улыбнулся, стараясь пустить в ход свое обаяние и понимая, что не стоит слишком рассчитывать на него. Слишком ужасно он выглядел — огромный, голый, покрытый грязью бродяга, напоминающий злобного демона болот. — Не бойся, тайриота, — он попробовал умерить мощь своего голоса, — никто не покушается на твою жизнь. Мне была нужна лошадь, но, к несчастью, она погибла… — Блейд пожал плечами и многозначительно поглядел на пленницу. — Зато ты невредима, и я сильно рассчитываю на твою помощь. Фиалковые глаза продолжали изучать его. — Кто ты такой? Как твое имя? И как ты осмелился прикоснуться к тайриоте Сармы? Разведчик учтиво склонил голову, стараясь держаться к девушке боком. — Меня зовут Блейд, Ричард Блейд. Я очутился в вашей стране не по своей воле, но об этом, полагаю, мы побеседуем позже. А сейчас нам надо поскорее покинуть берег. Ты пойдешь с нами, Зена. Девушка посмотрела ему в глаза. — Откуда тебе известно мое имя? Блейд кивнул на маленького сармийца. — От этого человека, принцесса. Он утверждает, что когда-то учил тебя. Это верно? Тайриота бросила на Пелопса неласковый взгляд. Губы ее скривились в усмешке, затем она сказала: — Да, так. Я вспоминаю его. Самый болтливый из всех моих наставников! — Девушка прищурила глаза. — Когда я освобожусь, он замолчит навсегда. И ты вместе с ним. Пелопс низко склонил голову, шепча молитву всемогущему Беку. Разведчик рассмеялся. — Там будет видно, тайриота! А пока — ты у нас в гостях. Он нагнулся к девушке; ее грудь и плечи все еще оставались полуобнаженными. Осторожно, чтобы не причинить пленнице боли, Блейд стянул края нагрудника и завязал порванный ремешок. Тайриота плюнула ему в лицо. В ответ Блейд легонько шлепнул ее пониже спины и ухмыльнулся, услышав громкий стон Пелопса. Пораженная девушка уставилась на Блейда; видно, рука смертного впервые нанесла удар по царственной плоти. Взгляд ее вспыхнул яростью, затем, посмотрев на свои связанные руки, она сурово поджала губы. Вспыльчивая девчонка, решил Блейд. Впрочем, все юные принцессы таковы, подумал он, припомнив Талин из реальности Альбы. Не говоря ни слова, разведчик поднял девушку и перекинул через плечо, словно мешок с зерном. Она молчала, лишь в глазах сверкнул гневный огонек. Блейд кивнул Пелопсу, застывшему от страха при виде подобного святотатства. — Вперед, малыш, в болото! Ты будешь нашим проводником. Держи курс на те холмы, — придерживая Зену за талию, разведчик показал свободной рукой и сторону бурой скалистой гряды на горизонте. — И придумай, как нам раздобыть одежду, пищу и оружие. Считай это школьной задачкой; когда справишься с ней, дашь мне знать. Пелопс очнулся, перестал трястись и показал на мертвую лошадь. — Солдаты найдут ее. Увидят следы и направятся за нами в болото. Поудобнее пристроив на плече девушку, Блейд потер колючий подбородок. — Да, верно. Но ты говорил, что отряд пройдет здесь только завтра? — Завтра, сьон. Если… если исчезновение тайриоты не обнаружится раньше. Блейд кивнул. — Полагаю, у нас неплохие шансы скрыться. Давай-ка прекратим болтовню и поработаем ногами. Вперед! На протяжении следующих часов они с великим трудом преодолевали трясину. Им докучала мошкара, какие-то грызуны, похожие на крыс, с писком бросались врассыпную из-под ног, несколько раз путники видели змей. Бурые склоны и пологие вершины холмов на востоке казались такими же далекими, свежий запах моря исчез, сменившись вонью застоявшейся воды. Начало смеркаться. Когда дневной свет почти угас, они подошли к небольшому круглому озерцу с темной водой; его берег зарос кустарником и кривыми деревьями, похожими на земные ели. В этом мрачном месте Блейд решил остановиться. Тут попадались сухие участки земли, и еловый лапник позволял соорудить постель; максимум удобств, которые могло предоставить болото. У пары больших валунов, соприкасавшихся вершинами, разведчик остановился и опустил тайриоту на землю. Кажется, долгий путь на плече похитителя пробудил у нее интерес к странному чужаку; Блейд чувствовал это обостренным инстинктом привыкшего к успеху мужчины. Пока что девушка не слишком благоволила ему; но, памятуя опыт с Талин, он не терял надежды заслужить более теплое отношение. Зена, молчавшая всю дорогу, вдруг заявила: — Ты связал меня слишком крепко, Блейд. Ноги затекли, и руками я тоже не могу пошевелить. Сними ремни! Опустившись рядом с ней на колени, разведчик улыбнулся. — Но можно ли тебе доверять, принцесса? Ты не убежишь? Лицо ее стало серьезным: — Куда? Мы ушли так далеко, что я не найду обратной дороги к побережью. Я проиграла, Блейд. Вздохнув, она протянула ему руки. Блейд и так собирался освободить ее и внимательно понаблюдать, что она предпримет. Да, он видел искорки интереса в ее глазах, но ведь он мог и ошибаться! Он прекрасно знал, как часто лгут женские глаза… Правда, уйти ей и в самом деле некуда; они прошли миль двадцать по болоту, забравшись в такие дебри, где беглецов не сыщет и целый полк солдат. Не колеблясь, он освободил руки девушки, потом нагнулся и начал распутывать ремни, которые стягивали ее лодыжки. Пока он трудился над тугим узлом, тайриота шепнула — тихо, так, чтобы не услышал Пелопс: — Я уже не стремлюсь убежать, Блейд… Я вижу, что ты не обидишь меня… и мне хочется узнать тебя получше. Разведчик улыбнулся, прислушиваясь к ее тихому голоску. Девушка продолжала шептать: — Я никогда не видела таких мужчин… я даже не знала о вашем народе великанов. Наверно, вы живете в далеких краях за Алым морем, за империей Черного Оттоса… Ну, и еще одно… — она посмотрела на мрачную зловонную трясину. — Я не рискнула бы остаться здесь в одиночестве. Нет, Блейд, я не убегу. Сейчас, во всяком случае, Зена и не могла убежать. Разведчик посоветовал ей растереть затекшие руки и ноги и отошел в сторону. Что ж, события разворачивались не так уж плохо. Сарма не являлась райским уголком вроде островка Коривалл, но, с другой стороны, ночлег в болоте все же имел некоторые преимущества перед скитаниями в снегах Берглиона. По крайней мере, здесь было тепло! И пока никто не травил странника собаками, как в Альбе. К его немалому удивлению, Пелопс быстро освоился с ролью проводника. Он разыскал на берегу озера несколько острых кремневых пластин, соскреб кору с засохшего ствола, а потом ухитрился высечь огонь. Вскоре у валунов, шипя и постреливая искрами, пылал небольшой костерок. Маленький сармиец срезал дюжину гибких молодых деревьев и переплел их длинными стеблями травы, устроив навес над щелью, что зияла между валунами, и превратив ее в пещерку. Зена, сидя в сторонке, молча наблюдала за его стараниями Блейд одобрительно потрепал маленького человечка по плечу. — Отлично, Пелопс, ты просто молодец! Похоже, ты опытный путешественник, как и полагается беглому рабу! Однако бьюсь об заклад, что даже тебе не удастся найти в этой луже чего-нибудь съестного. Я просто умираю с голода, да и наша принцесса, думаю, тоже не прочь подкрепиться. Пелопс улыбнулся в ответ. Кажется, он избавился от своих страхов и уже не так благоговел перед тайриотой, наблюдая, как Блейд тащит ее на плече, словно куль с мукой. Теперь он видел, что дочери великой Пфиры ничего не грозит, кроме маленьких неудобств, с которыми она, похоже, готова смириться. Обрадованный похвалой, маленький сармиец преисполнился уверенности и гордо заявил: — Попробую-ка я найти еду, сьон. Говорят, в болотных озерах водятся странные твари с костяными панцирями, которые по ночам выползают на берег. Может быть, удастся поймать одну-другую. — Он бросил взгляд в сторону навеса, под которым, отмахиваясь от мошкары, сидела Зена. — Ты веришь, что она не убежит? Блейд развел руками. — Это не вопрос доверия. Здесь мы нужны ей не меньше, чем она нам. Так что не беспокойся о принцессе, малыш, а лучше раздобудь нам чего-нибудь съестного. Он о многом успел передумать, пока шел к навесу. Итак, первая стадия операции завершена: он нашел информатора и проводника, что значительно повышало шансы на выживание. И у него в руках была женщина, знатная женщина! Возможно, она станет еще одним союзником — вернее, союзницей, помогающей проложить дорогу к вершинам власти. Он довольно усмехнулся, нет, черт возьми, все идет не так уж плохо! Вернувшись к пещерке, он подбросил в затухающий костер несколько сухих веток; затрещав, они быстро вспыхнули. Зена настороженными глазами следила за ним. Блейд сел и молча устремил взгляд на огонь. В рыжих языках пламени он словно видел собственное лицо — такое же заросшее щетиной, исцарапанное и утомленное. Но то был не он… Двойник, псевдо-Блейд, проклятый дубль! Где он сейчас? В этом ли мире или в иной реальности, надежно скрытой от чужого вмешательства? Нежная ладонь коснулась его плеча. Девушка молча присела рядом у костра, продолжая поглаживать его руку. Затем повернулась к Блейду, задержав на его лице долгий внимательный взгляд. — Кто ты, сьон Блейд? Где твоя родина? Почему меня так тянет к тебе? Осторожно обняв девушку, Блейд накрыл ладонью ее тонкие пальцы. Теперь собственная нагота уже не тяготила его; он знал, что следующей целью в этом мире будет завоевание сердца юной тайриоты, а для такой задачи его костюм вполне подходил. Неважно, желал он подобного развития событий или нет; оно было неизбежным. И он собирался исполнить свою роль с обычным усердием — так же, как на Земле, в Альбе, Кате, Меотиде и прочих местах, где женские руки доверчиво протягивались ему навстречу. Он погладил длинные золотистые локоны Зены и легонько провел кончиками пальцев по спине. Она затрепетала в его объятиях. — На моей родине, — сказал Блейд, — в той далекой стране, что лежит за Алым морем и империей Оттоса, есть знак, которым обмениваются мужчина и женщина. Символ верности и любви, обещание грядущих ласк… — голос его стал хриплым. — Иди ко мне, Зена… иди же… — пробормотал он и прижался к губам девушки. Она вздрогнула и попыталась освободиться, но он не выпускал ее из объятий, пока не почувствовал, как раскрываются мягкие теплые губы. Наконец кончик языка Зены скользнул в его рот, а холодные бронзовые пластинки нагрудника уперлись в ключицы Блейда. Тогда он отпустил ее, чувствуя, как неохотно девушка прервала поцелуй. На лице юной тайриоты застыло изумленное выражение, фиалковые глаза потемнели. Вскоре она опять прижалась к нему, руки девушки обвились вокруг шеи разведчика и она потянулась к нему губами. Блейд долго и нежно целовал ее, затем опустил руки. — Это называется поцелуй, — он произнес последнее слово на английском, ибо в местном языке такого понятия не существовало. — Тебе понравилось, малышка? Она кивнула и протяжно повторила: — Пье-це-луй… Да, мне понравилось, — ее алые губы сложились в лукавую улыбку. — Но у нас тоже есть знак… знак любви и обещания… — ее ладонь скользнула к чреслам Блейда. — И он мне тоже нравится. Разве нельзя сочетать и то, и другое? Разведчик улыбнулся в ответ; бесспорно, юная тайриота мыслила весьма здраво. Тут они услышали шаги возвращавшегося Пелопса, и девушка резко отодвинулась от Блейда, приложив палец к губам. — Подождем, пока он заснет, — шепнула она, и Блейд облегченно вздохнул, догадавшись, что в Сарме, как и на Земле, влюбленные предпочитали уединение. Пелопс с гордым видом швырнул рядом с костром трех больших черепах. Эго и оказались те самые твари с костяными панцирями, о которых ему доводилось слышать. Блейд пустил в ход острый камень и свою силу, и вскоре путники уже лакомились поджаренным на прутьях черепашьим мясом. После ужина Зена отправилась к озеру. Блейд не возражал; теперь он был уверен, что путы, привязывающие девушку к нему, крепче кожаных ремней. Пелопс тревожно поглядывал на него. Он явно горел желанием что-то сказать, но не мог набраться храбрости. Блейд терпеливо ждал. — Тайриота Зена… — наконец пробормотал сармиец. Блейд кивнул. — Да, Пелопс, я знаю, как ее зовут. Что же дальше? Пелопс судорожно сглотнул. — Видишь ли, милостивый сьон, она — дочь Пфиры, ее возможная наследница… да, возможная, ибо у тайрины есть и другие дочери… Знаешь, почему ее послали с фадритами береговой стражи, в сопровождении самого Экебуса? Чтобы она училась командовать воинами… как и другие ее сестры… Им надо многое знать. Я, к примеру, обучал их произносить речи… Блейд зевнул. — Ты неплохо справился со своей задачей, Пелопс. Я выяснил, что Зена — воспитанная девушка и знает, когда говорить, а когда — молчать. — Не в том дело, — упрямо замотал головой Пелопс. — В Сарме, милостивый сьон, простолюдинам запрещено касаться особ благородной крови. Наказание за это просто ужасно — человека живьем бросают в огненную пасть Бек-Тора! Он торопливо пробормотал молитву, затем нерешительно продолжил: — Не гневайся, сьон, я видел вас… Я шел от озера… шел очень тихо. И начал ломиться сквозь кусты, только когда увидел твои руки на плечах тайриоты. Ты коснулся ее, значит, должен стать ее мужем… Но закон это запрещает! Блейд вздохнул. Теперь он понял, о чем хотел предупредить Пелопс; в глазах жителей Сармы секс и брак были синонимами, а интимные ласки означали заключение супружеского союза. Встав, он потянулся и снисходительно похлопал Пелопса по плечу. — Не беспокойся, друг мой, всякий закон допускает исключение. А сейчас иди поспи и постарайся не замечать ничего лишнего. Кто не видел, тот не сможет быть свидетелем, понял? Пелопс поскреб в затылке. — Понял, милостивый сьон. Ты — приказываешь, я — подчиняюсь… все, как договорились. Но все же не забывай того, что я тебе рассказал. — Спокойной ночи, Пелопс, — кротко произнес Блейд. Достойный наставник юношества уже посапывал под навесом, забившись в самый дальний утолок пещерки, когда Зена наконец вернулась. Кожа ее влажно поблескивала, и Блейд понял, что девушка искупалась. Теперь, отыскав гибкую веточку, девушка начала сооружать пышную прическу. Впрочем, и с распущенными локонами выглядела тайриота превосходно. Блейд подбросил в костер хвороста и с вожделением уставился на нее. Он не хотел предпринимать первым решительных шагов; кто знает, холодная вода могла охладить страсти. Покончив с волосами, девушка шагнула ближе. Блейд ощутил мускусный аромат ее тела и вздрогнул. Нет, воды озера не погасили костер ее желаний! — О, Блейд, — шепнула тайриота, — Блейд, супруг мой! Она рванула шнуровку панциря, миг — и он полетел в сторону, сверкая золотистыми отблесками. Полные белые груди с голубоватыми жилками и розовыми сосками затрепетали, словно оживший мрамор, когда девушка сделала второй шаг. Блейд поднялся, протягивая к ней руки; кровь молотом стучала у него в висках. Алые губы раскрылись, как лепестки цветка. — Поцелуй меня, Блейд! Он впился в них, потом начал целовать ее шею, плечи, грудь, жадно лаская стройные упругие бедра. Но когда он потянул девушку вниз, на землю, она с неожиданной силой вывернулась, опрокинув его на спину. — Не так, — прошептала она. — Здесь, в Сарме, это делается по-другому. Я — женщина, а ты всего лишь мужчина, и должен сейчас подчиняться мне. Блейд ничего не имел против. Глубоко дыша, он лежал на спине, устремив взгляд к ночным небесам, и ждал продолжения. Но Зена не торопилась. Повернувшись к костру, она начертала в воздухе священный знак, потом начала шептать молитву. Блейд не мог разобрать слов; в затылке стучали медные колокола, заглушая тихое бормотание девушки. Но вот голос ее стал громче, отчетливей: — Я отдаю свое тело, великий Бек-Тор, двуединый бог, владыка земли и небес, источник добра и зла. Я приношу его в жертву избранному мной мужчине. Я проливаю свою девственную кровь, и пусть он никогда не сможет смыть знак нашего союза! Зена закончила молитву и, широко раздвинув ноги, встала над распростертым на земле огромным телом Блейда. Она смотрела на него сверху вниз широко раскрытыми затуманенными глазами. Затем, согнув ноги, начала медленно опускаться. Ниже… еще ниже. Плоть Блейда пылала; он ждал, вцепившись скрюченными пальцами в мягкую траву. Сейчас он был не человеком; скорее, диким зверем, хищником, страстно и нетерпеливо вожделеющим самку. Но эта метаморфоза не беспокоила его. Еще ниже. Зена опустилась на колени, и его фаллос коснулся желанной цели — влажной, трепещущей, сулившей наслаждение. Он с трудом удержался, чтобы резко и грубо не войти в нее, не дожидаясь завершения ритуала. Нет, так нельзя! Сейчас, под темными небесами этой страны, он брал жену, он венчался с Зеной согласно вере и обычаям бесчисленных поколений ее предков. И все должно было идти своим чередом. Зена застыла, подняв лицо к небу. Блейд протянул руки, и его пальцы коснулись теплых грудей девушки, драгоценных плодов древа жизни. Вдруг она пронзительно вскрикнула: — Смотри на нас, великий Бек-Тор! Вот мой избранник! С этими словами она почти рухнула на Блейда. Лицо ее исказила мгновенная гримаска боли, затем губы раскрылись в торжествующей и радостной улыбке. Блейд почувствовал, как струйка теплой крови брызнула ему на бедро. Судорожно вздохнув, он прижал девушку к себе, и ночь, теплая звездная ночь Сармы, ласково окутала их своим темным покрывалом.Глава 6
За девять дней странствий по болотам, равнинам и холмам Сармы Блейд впитал массу новой информации. Теперь, вооружившись этими сведениями, он был готов планировать свои дальнейшие шаги. Главной его целью по-прежнему являлось выживание; он твердо намеревался решить сию задачу, ускользая из ловушек и минуя капканы, которые приготовил ему этот мир красноватых вод, бурых холмов и туманного блеклого неба. Впрочем, в один из капканов он уже угодил — в тот самый, которого так долго и искусно избегал на Земле. Он женился, взяв супругу царственной крови по законам приютившей его страны; и хотя отношения с Зеной складывались пока вполне нормально, Блейд уже чувствовал легкое утомление и скуку. После их первой ночи, когда юная тайриота превратилась в женщину, он взял инициативу в свои руки — точнее, отобрал ее у Зены. Она попробовала сопротивляться, и пару раз ему пришлось использовать свое преимущество в силе. Наконец он заявил ей: — В моей стране, Зена, мужчина главенствует в постели. Так что тебе, хочешь или не хочешь, придется к этому привыкать! Кажется, юная супруга смирилась с его сексуальными привычками, стараясь не вспоминать, что в Сарме и днем, и ночью правят женщины. Зато, едва лишь им удавалось уединиться, она требовала от мужа все новых и новых доказательств его привязанности. Блейд был крепким мужчиной; но сейчас он с удовольствием провел бы неделю-другую в какой-нибудь монашеской обители. План действий окончательно созрел в его голове, и, после некоторых размышлений, разведчик посвятил в него Зену и Пелопса. Из прежних своих визитов в Измерение Икс он вынес твердое убеждение, что лишь дерзкая отвага, помноженная на точный расчет, способна обеспечить успех. И здесь, в Сарме, он не собирался изменять свою тактику. В результате путники направились в город Барракид, расположенный на травянистой равнине за Бурыми горами — местом тренировок гладиаторов, которым предстояло выступать в столице. Подневольные бойцы обитали в большом лагере за городской чертой, подальше от распаханных земель, фруктовых плантаций, пастбищ и искусственных прудов с рыбой; их было несколько сотен, а в самом Барракиде и его окрестностях невольников насчитывали тысячами — Где лучше спрятаться беглому рабу? Среди других рабов, — объяснил спутникам Блейд. — Никто не найдет травинку в поле, дерево в лесу, камешек на морском берегу. Перетрусивший Пелопс не хотел идти в Барракид. Он вопил, что не желает опять превращаться в раба, поминая при этом Бека, Тора, огненную пасть божества и раскаленные сковородки Экебуса, приготовленные беглецу. У Блейда опускались руки, но Зена сумела уговорить бывшего учителя. Девушка уже не прекословила супругу ни в чем, стараясь предугадать любое его желание. Она была влюблена, и Блейд не сомневался, что юная тайриота променяет царский дворец Сармакида на хижину раба, лишь бы не разлучаться с ним. Сам он, правда, предпочитал дворец. Он поведал Зене обычную легенду о далекой стране на том краю света, морском путешествии и ужасном шторме; о судне, напоровшемся на скалы, погибшем экипаже и своем чудесном спасении. На этот раз, правда, была добавлена важная подробность — любимый брат-близнец, спутник по плаванию. С дрожью в голосе Блейд сообщил, что не теряет надежды на спасение дорогого братца и постарается разыскать его в Сарме. Растроганная Зена обещала помочь супругу, восхищаясь про себя его верностью родственному долгу. Когда они подошли к Барракиду, Блейд еще раз проинструктировал своих спутников, которые должны были выложить Моканасу, местному правителю-фадранту, не менее убедительную историю, чем сочиненная им самим для Зены. Он знал уже, что на него, чужестранца, не распространяются некоторые законы Сармы; точнее говоря, он мог пренебречь кое-какими местными обычаями, что было сейчас весьма кстати. В этой стране существовала каста рабов-гладиаторов, удостоенных за свои кровавые труды ряда привилегий. Вступая в нее, местные жители теряли свободу; Блейд же, на правах чужеземца, мог развлечь публику на правах вольнонаемного. На первых порах роль воина из далекой страны, непобедимого бойца, готового махать мечом на всех ристалищах Сармы, вполне устроила бы его. То был верный и, возможно, единственный путь к успеху, известности и власти. Но Зену он решительно не устраивал. — Тебя же могут убить! — в ужасе вскричала юная тайриота. — Ты — мой муж, и твоя жизнь принадлежит только мне! А я вовсе не хочу, чтобы ты погиб на арене! — И, прильнув к могучей груди Блейда, она разрыдалась. Разведчик нежно погладил золотистые локоны своей возлюбленной и кивнул в сторону Пелопса. — Другого выхода нет, Зена. Спроси его. Маленький учитель, которому была уготована роль слуги чужеземного воителя, почесал свой заросший пушком затылок и заметил, что если милостивый сьон обращается с мечом столь же умело, как с женщинами, то никаких проблем не возникнет. Он был, к тому же, на голову выше и вдвое сильнее любого сармийца, так что в поединке один на один ему не грозила никакая опасность. Другое дело групповые сражения, где многое зависело от выучки и сплоченных действий всего отряда… Тут Зена расплакалась еще сильней, и Блейд наградил утешителя яростным взглядом. — Не лей слезы по мне раньше времени, детка, — произнес он, приподняв ее заплаканное лицо. — Постарайся убедить этого Моканаса, что я достоин выступать на столичной арене, вот и все. Дальше — мое дело. Со слов Пелопса разведчик знал, что тайриота, как и другие знатные люди Сармы, могла владеть командой собственных гладиаторов. Она платила за обучение и снаряжение воинов-рабов, выступавших на ристалищах под ее цветами, но лишь крупные специалисты воинского дела решали, кто, когда и с кем будет биться. Так повелось с древних времен, и в истории Сармы случалось, что удачливым и сильным доставался драгоценный приз — ложе девушки благородной крови. — Не волнуйся, — повторил Блейд, — дело верное. Мы с Пелопсом останемся в лагере, а ты, Зена, отправишься в Сармакид и скажешь то, о чем мы договорились. Надеюсь, тайриоту не станут расспрашивать слишком подробно. Его супруга вытерла слезы и грустно покачала головой. — Не знаю, муж мой… Наша мать, тайрина Пфира, очень подозрительна. Все будет так, как она повелит… Блейду давно было известно, что любовь и согласие редко обитают в королевских дворцах; Сарма, вероятно, не являлась исключением. В паузах между любовными утехами Зена поведала супругу немало жутких историй. Тайрина отличалась редкой плодовитостью, но, согласно древней традиции, ее детей мужского пола умертвляли при появлении на свет; престол наследовался по женской линии. Взрослых дочерей-претенденток вполне хватало, и те, кто проявлял излишнюю настырность, тоже лишались голов — ради спокойствия в государстве. Лицемерие и обман, коварные интриги и убийства — в этом сармакидские владычицы не уступали ни повелителям монгов, ни альбийским баронам. — Постарайся убедить тайрину, — сказал Блейд, поглаживая кудри своей подруги. — Твоя история выглядит вполне правдоподобно. Про такую мелочь, как Пелопс, вообще не стоит упоминать. Меня же ты нашла на берегу и, проявив милосердие, повелела идти в Барракид и готовиться к состязаниям, чтобы прославить твой герб и доказать собственную доблесть. Вот и все, что ты должна сказать, Зена. Думаю, тебе поверят. — Но, Блейд, ведь нам придется расстаться! Я совсем не хочу… — Если ты натворишь глупостей, Зена, и скажешь, что избрала меня в мужья, вся история раскроется, и мы с Пелопсом, скорее всего, попадем на сковородку. Он — за побег, а я — за то, что помог беглому рабу. Ты этого хочешь? Тон Блейда был суров, и из глаз девушки снова брызнули слезы; затем она молча кивнула головой. На этом спор был закончен; и когда путники добрались до Барракида, Зена объявила, что рослый чужестранец находится под ее покровительством и вскоре покажет свое боевое искусство на празднике в столице. Тут, в провинции, ее приказ не вызвал лишних вопросов, и тайриота в сопровождении воинского отряда отбыла в Сармакид. Ее эскорт состоял из воинов Моканаса — того самого фадранта, который следил за подготовкой гладиаторов в барракидском лагере. Для сармийца он выглядел слишком рослым и могучим; вдобавок его хитрая физиономия доверия не вызывала. Вначале разведчик немало позабавился, глядя, как этот звероподобный великан с огромным брюхом гнет спину перед Зеной; потом его охватили опасения. Впервые он отчетливо и ясно понял, что власть над Сармой принадлежала женщинам; и раболепные поклоны фадранта свидетельствовали, что власть их, сильная и жестокая, коренилась в нерушимых древних традициях. Об этом не стоило забывать. В любом из семи миров, в которые переносил Блейда компьютер, выжить было непросто; но в стране, где царит абсолютный матриархат, эта задача усложнялась вдвое. В лагере ему отвели маленькую хижину, сложенную из грубых валунов — одно из многих таких же строений, рядами тянувшихся на опаленной солнцем равнине к северу от города. Неподалеку простиралось огромное озеро с темными водами, называвшееся Патто; где-то на западе, за бурым горным хребтом, лежала столица Сармы, город Сармакид. Позади хижин, на равнине, высились две дюжины виселиц — для устрашения ленивых и непокорных; еще дальше стояло каменное изваяние Бек-Тора, дуального божества-гермафродита, сочетавшего доброе и злое начала. Добрая ипостась бога олицетворяла, естественно, женщин, злая — противоположный пол. Распорядок дня в гладиаторском лагере был суров и однообразен. Упражнения для тренировки силы и выносливости сменялись разучиванием приемов боя, учебными схватками на тяжелых деревянных мечах и бегом. Последнему придавалось весьма большое значение — каждый претендент, желавший блеснуть на столичной арене, должен был пробегать пять-шесть миль в день. За гладиаторами никто не следил, охрана отсутствовала; сюда попадали только по доброй воле и, насколько понял Блейд, от желающих не было отбоя. Иными альтернативами являлись плантации, галеры и рудники, которые страшили рабов больше всего. Каждый, кто мог держать в руках меч, предпочитал сытную пищу и славную смерть монотонному труду на полях или медленной гибели в копях и шахтах. Прошло три недели. Блейд трудился на ристалище под одобрительными взглядами местных ланист, Пелопс предпочитал сидеть в каменной хижине, занимаясь их нехитрым холостяцким хозяйством. Лишь иногда он отваживался вылезти наружу и дойти до продуктового склада, хотя тут ему грозило куда меньше опасностей, чем на побережье капидов. Он был слугой чужеземного воина, искателя удачи, умелого бойца, и никого не интересовало, чем маленький учитель занимался прежде и где встретил своего нынешнего хозяина. Однако страх не покидал Пелопса, и временами Блейду казалось, что он боится собственной тени. В один из жарких дней разведчик совершал обычную пробежку. Почти нагой, лишь в пропотевшей набедренной повязке, он мчался по выжженной солнцем равнине, покрытой чахлой травой. Дорога от лагеря до холма, где высилась огромная статуя Бек-Тора, составляла мили три; как всегда, Блейд остановился передохнуть в тени гранитного колосса. Это гигантское изваяние одновременно внушало ему отвращение и будило любопытство. Бог сидел в позе лотоса, словно Будда; его мощные длани были вяло опущены вниз, на плоской физиономии застыла сонная улыбка, чудовищный живот подпирал нависшие над ним груди с острыми сосками… Женские груди, что соответствовало дуальной природе великого Бек-Тора, бога Сармы. Его двуполая сущность являлась основой местной религии; как уже было известно Блейду, владыка земли и небес сочетал два начала: доброе, созидательное — женское, и злое, разрушительное — мужское. Пожалуй, не столько сочетал, сколько вмещал в одно тело благожелательного гения Бека и жестокого демона Тора, находившихся в постоянной борьбе. Сармийцы редко рисковали упоминать второе имя бога; однако, взывая к доброму Беку, всегда молчаливо склоняли голову перед безжалостным Тором. Пелопс, для которого Блейд поистине был благодарным слушателем, шепотом повествовал о жутких обрядах, во время которых сжигали живьем младенцев женского пола; мальчики почему-то считались неподходящими для этой процедуры. Видимо, зло, как всюду и везде, требовало определенных жертв со стороны добра. Блейд, с отвращением покосившись на отвислые груди божества, гневно сплюнул в траву у его ног. Бек-Тор ответил безмятежной улыбкой — подобные мелочи его не задевали. Он торчал тут неисчислимое множество лет и, попирая каменным седалищем породившую его землю, с оскорбительным равнодушием не замечал пришельца с Земли, ничтожного червяка, проникшего в его мир. Блейд скрипнул зубами и помочился на гигантскую ступню. Он уже поворачивал обратно, когда раздался шорох и из-за массивных каменных ягодиц бога появился Моканас. На лице фадранта блуждала жестокая ухмылка, обнажавшая кривые зубы, почерневшие от смолы чико — местного дерева, чья кора шла на приготовление жвачки. На миг он показался Блейду ожившим воплощением идола — такое же огромное брюхо, плоская физиономия, мощные руки. Необъятную талию фадранта опоясывал широкий ремень с мечом; в руках он держал хлыст. На толстой шее болталась серебряная цепь с круглой бляшкой — знаком власти над жизнью и смертью любого из обитателей Барракида. Хлыст протянулся к оскверненной ступне божества — Ты совершил святотатство, чужеземец! И я готов это засвидетельствовать! — губы Моканаса опять растянулся в ухмылке. — Теперь я могу отхлестать тебя… — он подумал и, возведя к небесам маленькие глазки, мечтательно добавил: — или подвесить за ноги во славу Бека и на устрашение прочим богохульникам. Подобное наказание считалось одним из самых суровых в Сарме, и за те дни, что Блейд провел в Барракиде, ему дважды пришлось лицезреть подобную экзекуцию. За дерзость, неповиновение, кощунство и другие проступки раба подвешивали на столбе за ноги, заодно обвязав тонкой веревкой гениталии. Срок кары зависел от тяжести проступка. Несчастные, оставшиеся в живых после этой пытки, превращались в евнухов. Разведчик окинул Моканаса быстрым взглядом. Их отношения складывались непросто, с одной стороны, фадрант по достоинству оценил воинское искусство чужака, с другой — испытывал к нему самую черную зависть. Причин для этого было предостаточно — и великолепное сложение пришельца, и его сила, и умение владеть любым оружием. Одно то, как чужеземец попал сюда, в лучший лагерь сармийских гладиаторов, являлось вызовом Моканасу. Будучи реалистом, Блейд подозревал, что лишь покровительство тайриоты спасает его от клинков убийц. Он постарался успокоиться и с дружелюбной улыбкой произнес: — О каком святотатстве ты толкуешь, почтенный фадрант? Я только окропил траву. А если что-то и попало на камень, так все уже высохло. Моканас снова растянул толстые губы. Он был ниже Блейда дюймов на пять, но по местным стандартам мог считаться великаном. Кривые толстые ноги фадранта походили на древесные корни, грудь и плечи бугрились тугими мышцами. Несомненно, он обладал страшной силой, но отвислое брюхо делало его неуклюжим. Блейд не сомневался, что справится с ним. — Я видел то, что мне захотелось увидеть, — нагло заявил Моканас, щелкнув хлыстом. — Если я считаю, что совершено святотатство, значит, так оно и было. И теперь даже тайрина Зена не помешает мне вздернуть тебя, — он уставился прямо в лицо разведчику. — Ты не нравишься мне, чужеземец! Боги Сармы тоже не любят чужих. И если Тор желает уничтожить тебя моими руками, я не стану возражать. Блейд ответил фадранту твердым взглядом. Этот человек чего-то хотел от него, но пока разведчик не мог понять, к чему тот клонит дело. Спокойно и веско он сказал: — Неужели, почтенный, ты прошел такой долгий путь по жаре, чтобы сказать то, что я давно знаю? Мне ты тоже сильно не нравишься. Ты жирный мерзавец, но далеко не глуп, и следил за мной с какой-то целью. Зачем? Ну, выкладывай! Фадрант грубо расхохотался, теребя толстыми пальцами хлыст. — Да и ты не глуп, чужак! Конечно, я пришел сюда не за тем, чтобы любоваться, как ты поливаешь мочой Бек-Тора, — он кивнул в сторону равнодушного истукана, начертай перед грудью священный знак. Блейд терпеливо и настороженно ждал. Неужели Моканас собирается убить его? Конечно, фадрант вооружен, но чтобы ткнуть жертву мечом, надо сначала догнать ее. Маленькая пробежка по равнине, и эта груда жира не устоит на ногах от легкого толчка… Моканас сделал шаг вперед. Блейд мгновенно отпрянул; руки его, с окаменевшими ладонями, скрестились в защитной стойке. Пожалуй, решил он, не стоит долго гонять этого борова; черный пояс карате давал ему неоспоримое преимущество. Фадрант остановился, стегнул по песку кнутом и снова хрипло захохотал. — Я не собираюсь пускать тебе кровь, чужак. Даю слово! Словам Блейд не верил; он больше полагался на свои кулаки. Но надо ли обострять отношения с всесильным фадрантом? Во всяком случае, стоило прежде выслушать его. Нахмурив брови, разведчик резко произнес: — Говори, чего тебе надо, или оставь меня в покое, почтенный! И учти — я не отношусь к доверчивым людям. Моканас пожал мощными плечами. — Я хотел потолковать без свидетелей, чужак. В Барракиде появился большой вельможа с побережья, Экебус, верховный фадрант. Слышал о таком? Блейд насторожился. Экебус, любительохотиться на беглых рабов? Тот самый, который приставал к Зене и получил удар плетью? Что ему тут надо? Он кивнул. — Да, мне о нем говорили. И что же? Моканас снова ухмыльнулся; от него разило потом и горьким запахом смолы чико. — У него столько вопросов, что они не поместились в переметной суме. Он прибыл в Барракид вчера ночью, когда вы, воины, уже спали, и начал толковать мне про какого-то беглого раба. И про одного чужеземца, Блейд Похоже, Экебус ему не слишком благоволит. — Неужели? — Блейд пожал плечами. — Ну, спасибо тебе, почтенный. В моем родном краю мужчины предпочитают знать своих врагов. А ты назвал сразу двух — Экебуса и себя. — Я ничего не ведаю ни о тебе, ни о твоей стране, — покачал головой толстый фадрант, — зато я хорошо знаю, что творится в Сарме. Экебус любит власть, а получить ее можно только через женщину. Это он и собирается сделать… — Моканас помедлил. — Хочет стать первым мужем Зены… — Ну, здесь он опоздал, — слетело с уст Блейда, и он тут же проклял свой длинный язык. Проговорился! Какая глупая ошибка! Жирный фадрант уставился на него, его губа отвисла от изумления. — Вот оно что! Я почти догадался, когда увидел, как тайриота заботится о тебе и этом недомерке Пелопсе! Но стоило ли влезать в ваши дела? Теперь-то я понимаю… — он почесал толстый загривок. — Значит, ты не просто чужак, который хочет подзаработать кошель-другой монеты… Тебе нужно больше, куда больше! Блейд молчал, размышляя, стоит ли прикончить Моканаса прямо сейчас, или прежде выяснить, к чему тот ведет дело. Пока он склонялся ко второму варианту. Фадрант внезапно захохотал. Он никак не мог остановиться и буквально исходил пеной, хлопая себя кнутовищем по толстым ляжкам. — Да, опоздал наш сиятельный Экебус, опоздал, и это ему сильно не понравится! Ну, у него свои мысли насчет тебя. И ничего не изменишь, чужак. Он желает, чтобы тебя прикончили, и поручил это мне! Моканас хлопнул по рукояти меча, и мышцы разведчика снова напряглись. — И что же? — поинтересовался он. — Ты взялся за эту работу? Фадрант глубокомысленно нахмурился. Помолчал. Вытащил клинок наполовину, затем с лязгом вогнал его обратно в ножны. — Я бы не возражал, — произнес он наконец. — Уж очень ты мне не нравишься… Однако, коли ты — супруг тайриоты, это меняет дело. Понимаешь? Блейд кивнул. — Ну и ну… — Моканас с озадаченным видом чесал в затылке. — Значит, ты сделался первым мужем Зены… И теперь она отправилась в Сармакид, чтобы подготовить тайрину к такой неожиданной новости… Испросить ее милостей… Я верно говорю? — Мне милости не нужны. Я готов сражаться под цветами тайриоты и завоевать ее еще раз — в бою! Моканас надолго задумался, что-то прикидывая. Лоб его пошел складками, губы беззвучно шевелились; похоже, толстый фадрант раздумывал, с кем из двух партнеров надежней заняться бизнесом. Минут через пять он проворчал: — Здорово ты обошел Экебуса. Хм-м… первый муж тайриоты… И теперь она старается для тебя в Сармакиде… Да, чужак, Экебусу за тобой не угнаться… Значит, я на твоей стороне, — и Моканас льстиво улыбнулся. Блейд отвесил насмешливый поклон. — Благодарю тебя, великий воин! Ты оказал мне большую честь и мне, и тайриоте! Фадрант не понял сарказма. — Ладно, не стоит… Нужно порешить с другим — я-то ведь обещал Экебусу твою голову и взял с него деньги. Теперь я должен или убить тебя, или вернуть монету… — он тяжко вздохнул. — Есть, правда, еще один выход… коли ты сам разберешься с Экебусом. Прямо этой ночью. Годится? — Неплохой вариант, — усмехнулся Блейд. — Особенно для тебя. — Но это еще не все… Ты прикончишь Экебуса… я уж все подготовлю, как должно… а потом расскажешь обо мне тайриоте… Пусть знает, что ты обязан мне жизнью! — фадрант вытер потный лоб. — Тут, в Барракиде, слишком жарко. В Кальтапе еще хуже, а Сейден стоит в горах… мне такие места не нравятся. Вот Сармакид — то, что надо! Согласен? — Ничего не стану обещать, Моканас, — ответил Блейд, — но тайриота узнает о тебе. А сейчас расскажи-ка, что ты придумал. Фадрант скосил заплывшие жиром глазки на ряды каменных хижин, тянувшиеся вдоль озерного берега. Сейчас над плацем поднимались клубы пыли — видно, бойцы начали разминку. — Идем, — мотнул он головой. — Я проголодался и хочу пить. Поговорим по дороге, — и Моканас тронулся с места. Блейд шагал рядом с ним, не забывая выдерживать дистанцию в пару ярдов. Покосившись на него, толстяк ткнул рукой в сторону лагеря. У его западной окраины торчал сигнальный столб с тремя поперечинами, на которых полоскались разноцветные флажки. — Это Экебус, — пояснил фадрант. — Передает весть из Барракида… дожидается за озером со своими людьми. Хочет знать, как идут дела. Блейду пришлось поверить на слово, так как читать сигналы он не умел. Видимо, принятое сообщение полагалось повторить. Моканас снова пригляделся к пестрым флажкам и заметил: — Все сделаем нынче ночью. Тут намечается маленькая драка… с десятком негодяев из бывших разбойников… решили зарезать меня и утечь в горы… — фадрант ухмыльнулся. — Бунт этот — моих рук дело! Почитай, каждый пятый в лагере — мой шпион… А знаешь, кто главный бунтовщик? — Он сделал многозначительную паузу. — Ты! — Я? — Само собой. В свалке тебя и прикончили бы… Экебус со своим отрядом стоит неподалеку, как услышит шум, тут же примчится помогать… Вот так-то! Отличный план, а? Блейд кивнул. — Был отличным. Пока ты мне все не рассказал. — Ясное дело. Но теперь я придумал кое-что получше. Я скажу тебе, где затаился Экебус, и ты его прирежешь. Проще некуда. На мечах он для тебя не соперник. Блейд помолчал, подумал и снова кивнул. — Ладно, Моканас. Я только одного не понимаю — откуда Экебус все разузнал про меня и Зену? Кто донес ему, что я в Барракиде? Жирный фадрант озадаченно посмотрел на спутника: — А что ж тут непонятного, приятель? Флаги, конечно. Новости уже разошлись по всей Сарме. Когда пропала молодая тайриота, из крепости на берегу капидов послали сообщение в Сармакид, владычице Пфире. Потом из столицы пришел приказ начать поиски. Ну, а когда тайриота объявилась здесь, я сразу же сообщил в Сармакид и, как положено, Экебусу. С тех пор он каждый день требует сведений о тебе. Все очень просто. Да, все очень просто, подумал Блейд. Значит, когда Зена добралась до столицы, ее мать уже все знала. Возможно даже, к фактам добавили немного лжи… Зене пришлось нелегко! Флаги на мачтах… Эта примитивная форма связи действовала почти со скоростью телеграфа! Пожалуй, не стоит недооценивать сармийцев, решил Блейд, ощущая смутную тревогу. Неужели он теряет контроль над ситуацией? Это ему совсем не нравилось. Он предпочел бы руководствоваться собственным планом, а не подсказками Моканаса. — Да, кстати, — добавил толстый фадрант, — все, понимаешь ли, может случиться. И если Бек будет милостив к Экебусу, мне придется поклясться, что именно ты — зачинщик бунта.Глава 7
Блейд не испытывал доверия к Моканасу. Даже когда жирный фадрант выдал ему тяжелый боевой меч и окованный бронзой щит, предчувствие беды не покинуло разведчика. Слишком ненадежным союзником казался этот правитель Барракида! Но отступать было поздно. Если Экебус что-то заподозрил насчет него и Зены, то придется нанести упреждающий удар. В любой реальности Измерения Икс смерть, увечье или плен грозили ему каждую минуту, и только дерзость и быстрота могли вовремя отвести угрозу. Под буро-красной сармийской луной разведчик крался к узкой лощинке на берегу Патта, где, по словам Моканаса, должен был поджидать со своими людьми Экебус. Спускаясь вниз с мечом наголо, он вдруг почувствовал смутное сомнение. Ни тихого лязга оружия, ни пофыркивания лошадей, ничего… Минут через десять Блейд уже знал наверняка, что интуиция его не обманула — овраг был пуст. Он прошел лощину насквозь и теперь опять стоял на равнине; впереди, в слабом лунном свете, лежала поверхность озера, справа виднелись силуэты виселиц и каменная громада изваяния Бек-Тора. Жирный фадрант говорил ему: — Экебус затаится в овраге и будет ждать сигнала; его люди оцепят лагерь со стороны степи. Когда поднимется шум, один из моих шпионов подбросит тебе меч. Тут я подам сигнал, и Экебус нагрянет наводить порядок. Тебя прикончат по-тихому, а я засвидетельствую, что чужеземный воин затевал мятеж. Вот так-то, приятель. Но коли ты зарежешь Экебуса, мы все перевернем в другую сторону. Его солдат можно не опасаться — они повинуются старшему военачальнику, а старшим буду я. План казался простым и логичным, но овраг был пуст. Блейд влез на камень и начал разглядывать лагерь. Там царили тишина и темнота, лишь в самом большом строении, где обитал толстый фадрант, светилось окно. На миг разведчика кольнула мысль о Пелопсе; наверно, маленький учитель проснулся и теперь тихонько плачет, уткнувшись лицом в матрац. Бедный маленький трусливый человечек! Боится собственной тени… Как он отговаривал хозяина от этой ночной эскапады! — Тебе подстроили ловушку! — кричал Пелопс, когда Блейд посвятил его в свои планы. — Поверь мне, сьон! Вспомни, я был учителем во дворце и кое-что знаю. Экебус — властолюбец и хитрец, сама владычица Пфира опасается его! И они с Моканасом всегда друг друга недолюбливали… Моканас выбился в фадранты из низов, а Экебус — человек благородного сословия… И я не верю, что он забыл о старой вражде, чтобы заполучить твою голову. Скорее, он расправится и с Моканасом, и с тобой… Блейд моргнул — свет в окне двухэтажного массивного здания внезапно погас; теперь весь лагерь лежал во мраке, который едва рассеивали кровавые лучи ночного светила Ему вдруг почудилось, что по ристалищу, за которым высился дом Моканаса, крадутся какие-то тени; Блейд замер, превратившись в зрение и слух, но расстояние было слишком велико. Скорее всего, ему просто показалось. Свет в окне Моканаса вспыхнул опять, но условного сигнала — троекратного взмаха факелом — все еще не было. Только одинокий огонек горел в доме толстого фадранта, приманка для ночного мотылька, взиравшего на него из темной степи. Лагерь лежал безмолвный и тихий, словно поджидая, когда мотылек потеряет осторожность. Блейд уже не сомневался, что ему приготовлена какая-то ловушка. Что-то пошло не так. Разведчик вздохнул, спрыгнул с валуна и направился к лагерю. Похоже, обстоятельства опять довлели над ним; если он будет пойман здесь, в ночной степи, с оружием в руках, то даже покровительство Зены не защитит его от подозрений. К тому же оставался еще и Пелопс. Если схватят хозяина, то не забудут и слугу, а это значило, что маленький учитель попадет на столб. Или на сковородку — как заблагорассудится Моканасу. Или Экебусу… Интересно, кто из двух шакалов остался в живых? Может, сторговались по новой и теперь ждут, когда он сунет голову в их сети? Бесшумно, словно призрак, Блейд обогнул первый ряд хижин. Из открытых дверных проемов доносился храп, но он разобрал и тихий шепот — кое-кто, наверно, чувствовал, что этой ночью затеваются опасные дела. Ночной тенью разведчик скользил от дома к дому, сжимая бронзовый клинок; однако и на улицах, и на ристалище было пусто. Никаких следов заговорщиков, жаждавших крови Моканаса! Подобравшись к его дому ярдов на тридцать, он замер, присев за углом ближайшей хижины. В окне фадранта по-прежнему мерцала свеча. Вдруг ему почудилось, что у самого входа, прямо на земле, темнеет какая-то масса. Нечто большое, неопределенных очертаний… Бревно? Нет… Слишком короткое и толстое для бревна… Труп! Обезглавленное человеческое тело! И на нем — что-то круглое, похожее на мяч… Блейд скользнул ближе и присмотрелся. Голова! Он не мог разглядеть в темноте лицо, но сразу узнал постамент, на который ее водрузили — торчавшее вверх объемистое брюхо Моканаса! Разведчик припал к земле, настороженно огляделся. Ни движения, ни звука вокруг; лишь от мертвого тела несло запахом свежей крови. Дом убитого фадранта ждал его, разинув двери, словно жадные челюсти; молчаливый и страшный, как притаившийся в засаде дракон. По спине Блейда пробежал холодок; все это сильно ему не нравилось. Он беззвучно подкрался к телу и встал на колени, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в темноте. Да, Моканас, без всякого сомнения! Лично, собственной персоной! Мощные волосатые лапы, кривые ноги и брюхо размером с бочку… Его голову заливала кровь, рот ощерился, глаза остекленели… На лбу что-то блеснуло, и Блейд увидел, что там висит то, что раньше болталось на шее — серебряная цепь, знак власти фадранта. Свет в окне на миг заслонила чья-то тень, и резкий повелительный голос громко произнес: — Ты, чужеземец, называющий себя Блейдом! Войди в дом! Не бойся, тебе ничего не грозит. Но оставь меч. Брось на землю у двери! Блейд колебался. В окне — по-прежнему никого; дом ждал, словно отверстая пасть неведомого чудища. Голос раздался вновь: — Повинуйся, Блейд! Я, Экебус, верховный фадрант, Страж Побережья, говорю от имени тайрины Сармы! Тебя не тронут. Ты находишься под ее защитой. Волна облегчения захлестнула разведчика. Зена! Его златовласая супруга! Значит, в Сармакиде все подготовлено… Зена призналась, что стала его женой, и получила согласие матери… Тайрина, видно, не такая бессердечная, как предупреждал Пелопс! Блейд, едва сдержав облегченный вздох, поднялся, швырнул тяжелый меч рядом с трупом Моканаса и решительно зашагал к двери. Мертвые глаза фадранта смотрели ему в спину, губы кривились в недоброй усмешке. Когда разведчик переступил порог, в большом помещении вспыхнула сразу дюжина факелов, на мгновение ослепив его. Сейчас, подумал он, надо держаться надменно, с невозмутимым высокомерием. Если потребуется — прикрикнуть, показать власть… В ожидании царских почестей он гордо приосанился, но в следующую секунду фадриты навалились на него со всех сторон. Ошеломленный, Блейд попытался отпрянуть в сторону, но солдат было слишком много, не меньше дюжины. Тогда он пустил в ход кулаки; его сбили вниз, на колени, он гневно рычал, ворочаясь под грудой навалившихся тел. В углу комнаты, как он успел заметить перед самым нападением, скорчился Пелопс. В цепях. Хрустели кости, тяжелое дыхание атакующих то и дело прерывал предсмертный вопль. Блейд яростно отбивался, ломая ребра, руки и ноги, наносил страшные удары в горло, в живот, в пах. Если бы он владел большим пространством!.. В этой дикой свалке он не мог использовать с должным эффектом свое смертоносное искусство. Нападающие давили массой; он падал, вставал, снова падал, погребенный под кучей стонущих, дергающихся, окровавленных тел. Его явно не собирались убивать — солдаты пользовались древками копий как дубинками. Град ударов обрушился на его голову и плечи; Блейд расставил пошире ноги и продолжал сопротивляться. С полдюжины трупов уже валялось на полу, искалеченные бойцы отползали к стенам, но подкрепления шли непрерывно — людей у Экебуса хватало. Сам он, завернувшись в длинный алый плащ, стоял в дальнем углу над сжавшимся в комок Пелопсом и презрительно усмехался. Наконец терпение фадранта истощилось, и он рявкнул: — Живей шевелитесь, болваны! Не можете совладать с одним человеком? Бейте древками в живот! Только не прикончите его! Кто ткнет острием, достанется капидам! Блейд, прихватив одного из фадритов за поясной ремень, швырнул обмякшее тело через всю комнату — в угол, в Экебуса. Страж Побережья проворно отскочил в сторону, губы его побелели от ярости. — Валите на пол и бейте! — завопил он. — Ногами, до крови! Но чтоб остался живой! И костей не ломать! Еще десяток солдат ринулся в схватку. По сравнению с Блейдом они выглядели почти карликами, но эти крепкие жилистые парни умели драться! Подгоняемые окриками фадранта, они метили теперь в живот, и после нескольких крепких ударов Блейд стал задыхаться. Наконец разведчика сбили на пол, древко копья опустилось ему на затылок, и он потерял сознание. Блейд не знал, сколько провалялся в беспамятстве — час, два? Очнувшись, он выяснил, что лежит на грязном, скользком от крови полу; и тот же сладковатый вкус крови, смешанный с запахами пота и мочи, стоял в воздухе. Его запястья и лодыжки охватывали бронзовые кольца; пропущенная через них цепь была несколько раз обернута вокруг его пояса. Он понял, что не сумеет справиться с этими оковами — звенья были толщиной в дюйм. Блейд глубоко вздохнул, перекатился на спину и замер. Он лежал в обширной комнате первого этажа, где Моканас обычно принимал почетных гостей и вершил суд и расправу над подчиненными. Сейчас тут не было никакой мебели, кроме табурета в углу, — ни лавок, ни столов, ни огромного кресла покойного фадранта; видимо, Экебус велел освободить поле грядущей схватки от лишних предметов. Где же он сам? Где солдаты? Куда девали Пелопса? Вспомнив о нем, Блейд застонал от бессилия и боли, потом попытался встать. Это почти удалось, но цепь потянула вниз, он потерял равновесие и снова распростерся на полу. Привлеченный грохотом, в комнату вошел человек, остановился у двери и, заложив большие пальцы за пояс, покачиваясь на носках, начал рассматривать Блейда, Ястребиный нос, острая бородка, хищное смуглое лицо… Экебус, Страж Побережья. Рослый, почти как сам Блейд, но более тонкий в кости. Наверно, он выглядел гигантом среди низкорослых жителей Сармы и вряд ли относился к чистокровным жителям страны. Но Пелопс утверждал, что верховный фадрант относится к благородной фамилии… Странно! Еще малыш говорил, что его называют Жестоким. Вот в это легко поверить… Черные глаза источают ледяную надменность, тонкие губы брезгливо поджаты… Знатный нобиль! И все же не чистой сармийской крови, решил Блейд; слишком высок и волосат. Наконец верховному фадранту надоело разглядывать пленника, и он соизволил открыть рот. — Неплохо тебя отделали, падаль… — Экебус склонил голову к плечу, любуясь на труды своих солдат. — Кстати, жирная мразь, твой сообщник, уже гниет в яме, так что лагерь в моих руках. Я здесь — и власть, и сила… Учти это! Блейд облизнул распухшие губы. — Учту. Мне кое-что рассказывали о тебе. Говорили, что Экебус жесток… А ты еще и лжец! Фадрант замахнулся, норовя попасть носком по лицу пленника, но тот угрожающе загремел кандалами. — Только попробуй! Ноги переломаю! Экебус отодвинулся. Он кивнул, высокомерно улыбнулся и пробормотал сквозь зубы: — А ты не шутишь, чужак! Ладно, я не стану тебя бить. Но запомни: будешь шуметь — получишь копье в живот. Тайрина велела доставить тебя в Сармакид живым, но что я могу сделать с непокорным рабом? Как-нибудь оправдаюсь, — он погладил бороду. — И еще. Не распускай язык, чужеземец. Блейд сверкнул глазами на фадранта. — Но ты обещал именем тайрины! Ты сказал, что меня не тронут, а потом велел избить до полусмерти! Если таковы милости владычицы, я лучше обойдусь без них. В углу зазвенели цепи. Оглянувшись, Блейд заметил Пелопса; тот уставился на него широко раскрытыми от ужаса глазами. Разведчик ободряюще подмигнул слуге. В приемной покойного Моканаса было сейчас светло — во всех медных кольцах на стенах торчали факелы. Верховный фадрант подвинул к себе табурет на трех ножках, уселся и склонил голову, чтобы лучше видеть пленника. Затем Экебус стащил свой серебристый шлем, инкрустированный самоцветами; в пляшущем свете факелов он сверкал голубыми и зелеными искрами. — Меня поразила легкость, с которой ты убивал моих людей, — произнес фадрант после паузы. — Восемь трупов! И два десятка покалеченных! Клянусь милостью Бека, они были сильными мужчинами! — он поджал бескровные губы, — Хотя я не питаю дружеских чувств к тебе, это производит сильное впечатление. Подобного воина не было в Сарме! Правда ли, что ты с таким же умением обращаешься с клинком? Блейд бросил на него угрюмый взгляд. — Сними цепь и дай мне меч, тогда узнаешь. Холодные темные глаза скользнули по могучей фигуре пленника, тонкие губы опять сжались. — Я не склонен рисковать. По приказу тайрины — да будет милостив к ней Бек! — мне надо доставить тебя в Сармакид в целости и сохранности. Она хочет поглядеть на тебя… А зачем — это ты узнаешь в столице. Там и показывай свою удаль! Выйдешь на арену, когда прибудет дорогой гость… — Экебус усмехнулся, — Черный Оттос, владыка Тиранны. И благодари богов! Если б не этот приказ тайрины, ты валялся бы сейчас в выгребной яме с Моканасом… голова — в одном конце, все остальное — в другом. Блейд взглянул на съежившегося от страха Пелопса. Маленький сармиец не отрывал глаз от своего хозяина, голова его мелко тряслась. Блейд ободряюще подмигнул ему и снова перевел взгляд на Экебуса. Верховный фадрант вытащил из-под нагрудника пергаментный свиток, расправил его на колене и начал читать, с трудом разбирая сложную вязь письмен в неверном свете факелов. Он читал без выражения, монотонно и негромко. Суть приказа владычицы заключалась в том, что Блейда, чужеземца, выброшенного на берег штормом и пребывающего среди рабов-гладиаторов в Барракиде, следует задержать и немедля доставить в столицу. На этой фразе голос фадранта чуть дрогнул, и Блейд решил, что его златовласая супруга успешно выполнила свою задачу. Интересно, подумал он, что слышно про любимого братца-близнеца? Начаты ли поиски? Оставалось надеяться, что Зена не забыла, как безутешно тоскует ее муж по своему исчезнувшему родичу. Экебус закончил чтение: — … сей свиток и приказ великой тайрины передать означенному Блейду, чужеземцу, через Моканаса, фадранта Барракида. Разведчик злобно ухмыльнулся, не обращая внимания на боль в разбитых губах. — Что-то не похоже на историю, которую рассказывал мне Моканас. Не припоминаешь? О бунте рабов, о маленьком представлении, под конец которого мне должны были выпустить кишки… Пелопс тихо взвыл в своем углу, зазвенел цепями и начал чертить в воздухе священные знаки. Экебус небрежно швырнул свиток на окровавленный пол. — Да, припоминаю… был такой план. Пока гонец не привез послание тайрины. А до того я мог прирезать тебя по собственному усмотрению — лишь бы не вмешался Моканас. Это Блейд уже понял. — Потому-то ты и хотел его купить! Но толстяк оказался хитрецом… Ты, правда, еще хитрее! Экебус поднялся на ноги и пинком отшвырнул табурет; на лице его играла самодовольная улыбка. — Моканас — болван, а не хитрец. Я знаю его давно… Выродок, пытавшийся пролезть в благородные! Нет, он дважды болван, если решил состязаться в хитрости со мной! Я-то не доверял ему с самого начала. Он подсылал шпионов на побережье, но и у меня хватает своих людей в Барракиде. На сей раз мои сработали лучше, и Моканас отправился в яму. Жаль, что не вместе с тобой! Однако, сьон Блейд, — губы фадранта тронула хитрая усмешка, — ты еще можешь пожалеть, что я не прирезал тебя вместе с Моканасом. Он звонко хлопнул в ладоши. В комнате появился десяток фадритов, вытащивших Блейда с Пелопсом на улицу. Разведчик кивнул на маленького сармийца: — Что будет с ним? Он — мой слуга и приятель. Я хочу, чтобы с ним хорошо обращались. Экебус презрительно поморщился. — Я не намерен заботиться о беглом рабе, даже если он твой приятель. С ним будут обращаться точно так же, как с тобой. В последних словах фадранта Блейд уловил зловещий намек.* * *
Длинная колонна измученных людей раненой змеей извивалась по пыльной бурой равнине. Они шли по-двое, и от первой до последней пары протянулась длинная тяжелая цепь. Каждый узник был закован в кандалы, соединенные с ней; они тащили этот груз уже пятый день и сейчас еле переставляли ноги. Колонну сопровождал большой отряд солдат, немилосердно подгонявших рабов древками, когда те сбивались с темпа. Верховный фадрант Экебус либо ехал впереди, либо гарцевал вдоль линии невольников на том самом белом жеребце, которого Блейд видел под ним раньше. Хозяин и слуга составляли одну из пар в середине колонны. Путь до Сармакида был неблизким, и уже на исходе первого дня маленький сармиец стонал от усталости и клялся, что не может пошевелиться. Блейд, как умел, успокаивал его, пока не заставил пообещать, что тот все же попытается идти дальше. Самочувствие Пелопса внушало тревогу, и разведчик не знал, доберется ли его слуга до побережья. Он все еще нуждался в нем; хотя Пелопс был слабым человеком, в сармийских делах он разбирался отлично. Кроме этих прагматических соображений, имелась и еще одна причина: к немалому своему удивлению Блейд вдруг понял, что привязался к робкому маленькому учителю. Он совсем не хотел, чтобы фадриты забили Пелопса насмерть посреди степи. Гладиаторов хорошо кормили, воды тоже было вдоволь. Экебус старался, чтобы бойцы не потеряли форму и с блеском выступили во время празднества и честь Оттоса, владыки Тиранны. Но если раб падал больше трех раз, его отвязывали и вели к верховному фадранту, чтобы тот лично убедился, достоин ли гладиатор столичной арены. Делалось это с впечатляющей простотой; Экебус с размаха бил раба в грудь, и если тот оставался на ногах, то мог продолжать путь на волокуше, запряженной парой лошадей. Если человек падал, солдаты пускали в ход пики. В первый день Блейд насчитал больше дюжины мертвых тел. Ему пришлось отдать Пелопсу большую часть своего рациона; он не сомневался в исходе проверки, которую мог учинить Экебус. Однако Пелопс свалился в первый же день, и еще раз — во второй. Экебус, обычно разъезжавший вдоль колонны, в этот момент оказался рядом, и на его узких губах заиграла довольная усмешка. Теперь Блейд шагал, поддерживая одной рукой цепь, свисавшую с пояса Пелопса. Когда фадрант в очередной раз проезжал мимо, его взгляд вновь остановился на маленьком учителе. — Скоро эта мразь клюнет землю в третий раз, — зловеще пробормотал он. Блейд вздрогнул и поднял мрачный взгляд на Экебуса. — Я могу нести его, сьон! Он совсем не тяжелый. Тот отрицательно покачал головой и рассмеялся. — Это запрещено. Каждый сам за себя, и если он еще раз упадет, то подвергнется испытанию. Неужели ты сомневаешься в моем милосердии? Блейд попробовал сплюнуть, но горло у него пересохло — последнюю порцию воды он отдал Пелопсу. Жест, однако, выглядел достаточно красноречивым. Экебус снова рассмеялся и, подозвав двух фадритов, что-то тихо приказал им. Теперь эта пара постоянно держалась рядом, словно два волка, подстерегающих усталую овцу. Стиснув зубы, разведчик запустил пальцы в бороду, уже порядком отросшую, курчавую и всклокоченную, затем дернул цепь, прикрепленную к наручникам Пелопса. Он должен довести его до Сармакида! В том поединке, который они с Экебусом вели за жизнь этого малыша, каждый глоток воды и каждая унция веса значили так много! — Шагай! Ты должен идти, малыш! — рявкнул Блейд. — Все очень просто — шаг, еще шаг и еще один. Думай только об этом. Когда соберешься падать, предупреди меня. Я помогу. — О, великодушный сьон, — простонал Пелопс, — брось меня… Я не заслужил такой заботы… Я умру здесь… смерть от копья лучше огненного чрева Тора… — Все равно я буду тебя тащить, — мрачно пообещал разведчик. — Я не могу тебя оставить, малыш, других друзей у меня нет. Пелопс споткнулся, и он натянул цепь, не давая сармийцу свалиться на землю. Наблюдатели, к счастью, были заняты; они по очереди прикладывались к фляге с подозрительным содержимым и не смотрели по сторонам. — У тебя есть Зена, — простонал Пелопс, судорожно ловя ртом горячий воздух. — Хотя я не понимаю… — он замялся. — Я тоже не понимаю, — согласился Блейд. — Что-то здесь не то. Первый раз он вслух высказал свои подозрения, мучившие его с начала похода. И с ним, и с Пелопсом обращались не лучше, чем с остальными рабами, — а может, еще и хуже. — Да, вряд ли Зена сумела получить родительское благословение на брак! Этот переход через степи и горы с рабским караваном не слишком напоминал триумфальное шествие любимого королевского зятя. Что-то не сработало. Вероятно, Зене не удалось добиться успеха — во всяком случае, полного успеха. Разведчик вспомнил слова Экебуса, что его вызывают в столицу по приказу тайрины. Именно тайрины! О Зене фадрант не упомянул ни словом. И было ясно, что фадрант повинуется приказу с неохотой. Если с чужеземным воином и его слугой что-нибудь случится в дороге, Экебус будет не слишком огорчен. Блейд не сомневался, что хитроумный фадрант уже заготовил какую-нибудь правдоподобную версию для тайрины. По ночам невольников тоже держали в цепях, и люди, падая на землю, засыпали прямо в грязи и нечистотах, слишком усталые, чтобы обращать на это внимание. Пелопс отключался сразу, нередко забывая об ужине; Блейд расталкивал его и заставлял есть. Сам он проводил вечерние часы в размышлениях. Караван двигался через степи и горы к морскому побережью, к столице, и неприятные предчувствия все чаще и чаще охватывали разведчика. День ото дня цепь становилась тяжелее, Пелопс спотыкался на каждом шагу, и сердце Блейда леденело в ожидании беды. Наконец колонна нанизанных на цепь людей подобно змее вползла по крутой тропинке на высокое каменистое плоскогорье и остановилась на отдых на краю отвесного утеса. Вдалеке, залитые неярким тусклым золотом закатного солнца, поблескивали крыши башен, дворцов и храмов Сармакида. За городом алело море, и Блейд уже ощущал слабый йодистый запах соленой воды. Над удлиненным прямоугольником гавани, перекрытой огромной бронзовой цепью, вздымался лес корабельных мачт. Этот вид не был неожиданным для странника; Пелопс не раз говорил ему, что Сарма — морская держава. Застонав, маленький учитель в изнеможении опустился на землю. Остальные рабы чувствовали себя не лучше; каждый падал там, где стоял. Лишь Блейд остался на ногах, скрестив на груди мускулистые руки; он пристально разглядывал зеленую равнину, что начиналась у подножия утесов. Перед ним простирался полуостров, длинным треугольником выступавший в море. Город был построен на северной его стороне и защищен рвами и каменными стенами; в центре его, на холме, к которому сходились все улицы, стоял дворец правительницы — длинное невысокое сооружение из мрамора, с единственной башней, увенчанной флагштоком. Прищурившись, Блейд стал рассматривать гирлянду цветных вымпелов, свисавших с этой мачты. За время путешествия он заставил Пелопса описать назначение каждого флага, памятуя, что каждый образованный человек в Сарме понимал их сигналы. Флажков применялось около полусотни, и выучить этот нехитрый алфавит было нетрудно. Сейчас на поперечине флагштока висело шесть вымпелов: ярко-красный, означавший приветствие; затем — флаг с цветами верховного фадранта; синий с желтым крестом — символ срочного приказа; розовый с багряным кругом — знак воина; белый с черной полосой — это соответствовало понятиям «чужой», «не принадлежащий Сарме»; последним следовал вымпел правительницы. Обозрев эту гирлянду, Блейд легко прочитал: «Приветствую Экебуса. Доставь чужака немедленно. Пфира». Пелопс, отдуваясь, тоже бросил взгляд на флажки, потом в ужасе перевел глаза на Блейда. — Они разлучат нас, сьон… Я это чувствую! Разведчик угрюмо кивнул. — Думаю, ненадолго. Я увижу Зену и тогда… — Если увидишь, сьон, — с тяжелым вздохом прервал хозяина Пелопс. — Ты все еще не понял, что жизнь простолюдина в Сарме ценится в медный грош. Владычица наша Пфира сильна и жестока — по-своему, не так, как Экебус. Она бережет свою власть… Ходят слухи, что иногда пропадают дочери тайрины — из тех, что поумнее… Она прожила сто лет и собирается жить вечно. Десять тысяч мужчин ублажали великую Пфиру, но красота ее не увяла до сих пор. Она не стареет и, наверно, никогда не умрет. Блейд шлепнул своего компаньона по затылку. — Не паникуй, малыш! Похоже, трудная дорога ослабила разум великого оратора. Мы ведь решили, что эти истории — просто сказки для малых детей. Никто не может прожить сто лет, сохранив молодость. Так что… В этот миг с равнины донесся оглушительный грохот. Взмыли густые клубы бледно-желтого дыма; они поднимались вверх, ветер подхватывал их и нес к мглистому небу. Блейд понюхал воздух, сморщился: запахи серы и горелой плоти перебивали чистый морской аромат. — Откуда эта вонь, Пелопс? Сармиец вытянул дрожащую руку к гигантской статуе Бек-Тора, что возвышалась на равнине за городской стеной. Блейд не слишком внимательно разглядывал ее; город и гавань интересовали разведчика гораздо больше. Теперь он внимательно присмотрелся к каменному идолу, и то, что он увидел, ему не понравилось. На плоской физиономии божества от уха до уха зияла огромная пасть — словно бог хищно ухмылялся, глядя на покорный город. Пока Блейд рассматривал статую, грохот раздался вновь, и чудовищный рот изверг огромный язык пламени и дыма. Снова долетел уже знакомый запах, и снова Блейд сморщился и бросил вопросительный взгляд на маленького учителя. Пелопс начертал перед грудью священный знак. — Это великое изваяние Бек-Тора Сармакидского, сьон. Жрецы очищают его чрево от сгоревшей плоти и костей — вот откуда этот мерзкий запах. Когда прибудет Черный Оттос, на равнине под городом устроят большой праздник с жертвоприношениями. Бек-Тору отдадут рабов и преступников, а также младенцев, девочек… — Пелопс снова начал дрожать, из глаз у него хлынули слезы. — Я думаю, милостивый сьон, хорошо бы тебе поскорее встретиться со своей тайриотой… Так будет лучше для нас обоих. Блейд был совершенно согласен с ним; ему очень не нравился этот устрашающий аромат крематория. Из пасти божества опять вырвался язык пламени и дыма, словно в его утробе качали огромные меха, На белом жеребце к ним подскакал Экебус; за ним шагали десять солдат с копьями наперевес. Они окружили Блейда, затем с ног разведчика сбили кандалы. — Мы отправляемся во дворец, — предупредил фадрант. — Зена, я думаю, истосковалась… Да и ты, наверно, горишь от нетерпения? В тоне верховного фадранта чувствовалась издевка, темные прищуренные глаза горели злобой. Блейдом вновь овладели тревожные предчувствия. — Я готов. — Поднявшись на ноги, он показал на Пелопса. — Снимите с него цепь. Он мой слуга и нужен мне. Мы оба — под защитой тайрины. Внезапно Экебус разразился хохотом. Затем свесился с седла, разглядывая Пелопса, и опять расхохотался, тыкая пальцем в маленького человечка. — Этот? Эта мразь — под защитой тайрины? Трусливый болтун, наказанный за богохульство? Я кое-что знаю о нем — его предала собственная жена! Видно, немного радости приносил он ей в постели, клянусь милосердным Беком! Фадрант продолжал смеяться, потом к нему присоединились солдаты. Маленький человечек съежился на цепи, не подымая глаз на Блейда. Экебус выпрямился в седле и сделал знак солдатам; те стали древками копий подталкивать Блейда к тропинке, уходившей вниз, к городу. Пелопс, опустив голову, сидел на земле. Фадрант смерил беглого раба взглядом, погладил бородку. — Да, тайрина будет очень огорчена, — насмешливо заметил он, — не увидев такого бравого молодца! Но я надеюсь, она переживет это огорчение. На худой конец, я привезу ей твою голову, раб. Внезапно Пелопс откинулся назад и с яростным вызовом посмотрел на Стража Побережья; слезы на его глазах высохли. — Не смей называть меня рабом! — крикнул он, вытягивая трясущуюся руку к фадранту. — Я не раб, и никогда не стану рабом! Экебус выхватил меч и плашмя ударил Пелопса по макушке. — Станешь, мразь! Как я скажу, так и будет! — он показал солдатам на тропу. — Ну, вперед! Блейд рванулся к маленькому сармийцу, но шеренга фадритов ощетинилась копьями, тесня его к обрыву. Он не стал сопротивляться. Похоже, Пелопс не очень пострадал, разве что на темени вздулась большая шишка. Солдаты надвигались на Блейда, Экебус, нахмурившись, поигрывал мечом. Разведчик шагнул на тропу. — Не бойся, малыш, — сказал он, оборачиваясь к приятелю. — Не бойся! Я о тебе не забуду! Пелопс в ответ только кивнул. В глазах его опять стояли слезы и, утирая их, он долго следил за рослой фигурой Блейда, пока тот не скрылся за поворотом тропы.Глава 8
В Сарме утверждали: время точит скалы, но оно не властно над тайриной Пфирой. Легенда — созданная, вероятно, при содействии правительницы — гласила, что она появилась на свет не из чрева смертной женщины; она просто жила всегда, неподвластная возрасту, увяданию и смерти. Согласно древним законам, тайрина могла иметь столько любовников, сколько желала ее душа — в любой час и в любом месте страны. Ее возлюбленными могли быть и мужчины, и женщины; лесбиянство в Сарме, как и в памятной Блейду Меотиде, считалось вполне естественным и отвечающим человеческой природе. Таких слов, как «половое извращение», в сармийском языке не было. Все это разведчик узнал от Пелопса, своего слуги, наставника и единственного друга. Где же он? Что с ним сделали? Сейчас, стоя перед правительницей Сармы и Высшим Советом жрецов, он снова чувствовал себя нагим, безоружным и беззащитным, как в первые минуты появления в этом мире. Ему уже было ясно, что никакой помощи от Зены ждать нельзя; его дальнейшая судьба и жизнь вновь зависели от благосклонности местной королевы и ее советников. Только на этот раз, в отличие от замка Крэгхед и палубы «Жаворонка», дела обстояли еще хуже: хотя тайрина проявляла к чужеземцу явный интерес, жрецы были настроены весьма враждебно. Блейд находился в большом зале, широкие окна которого выходили на гавань. Вдоль мраморных стен шла высокая скамья, вырезанная из того же мягкого белого мрамора, одного из самых распространенных в Сарме строительных материалов. Трон тайрины высился на небольшом подиуме; перед ним широким полукругом располагались сиденья жрецов Высшего Совета — или, как называл его Пелопс, Совета Пяти. Пока что Блейду было не вполне ясно, в каком качестве он тут очутился. Кто он? Пленник, раб или принц, муж тайриоты Зены? Он торчал посреди этого просторного зала уже добрых два часа, чувствуя, как от усталости подкашиваются ноги. Несмотря на серьезность ситуации, его одолевала скука. Кроме того, он злился, хотя на его спокойном лице никто не смог бы заметить и следов раздражения. Сейчас, пока он не обрел друзей и союзников во дворце, не стоило проявлять недовольство. — Твой брак с тайриотой объявлен недействительным; ее изгнали из дворца, осудив к заключению на галерах. Вот и вся полезная информация, которую удалось получить за эти два часа. Все! Это означало, что его план провалился, и путь наверх, к власти и безопасности, закрыт. Зена забыта, словно ее никогда и не было; ему придется принять новые правила игры. Вымытый, аккуратно подстриженный и причесанный, одетый в короткую кожаную тунику и сандалии с ремешками, доходившими до колен, разведчик стоял молча, как было ведено; скрестив руки на груди, он смотрел в непроницаемые лица жрецов. Эта пятерка облаченных в длинные черные балахоны старцев явно относилась к коренным жителям Сармы, о чем свидетельствовали узкие черепа, темные, широко посаженные глаза и безволосые лица; головы жрецов были чисто выбриты. На миг Блейду почудилось, что на него глядят не люди, а пять старых стервятников с торчащими из черных балахонов тощими шеями. Они очень раздражали разведчика. Наконец Крид, глава Совета, поднялся, чтобы объявить приговор. Остальные, дружно подперев руками безволосые сморщенные подбородки, наблюдали. Торус, Бальдур, Автар, Одисс. Их зрачки, похожие на потускневшие агатовые пуговки, снова и снова кололи лицо Блейда; он почти физически ощущал исходившую от них неприязнь. Несомненно, эти древние пожиратели падали с большим удовольствием швырнули бы его в пылающее чрево Бек-Тора. Крид взмахнул рукой: — Через два дня, моя тайрина, прибывает Черный Оттос, владыка Тиранны, за ежегодной данью. И мы, как всегда, заплатим, потому что слишком слабы и не можем сопротивляться воинству заморской империи. Оттос получит обычный вес метита; потом в его честь будут устроены игры и жертвоприношения… — Жрец помолчал, поглаживая голый череп, затем откашлялся и продолжил: — Мы хорошо знакомы с его слабостями… да, слишком хорошо… И потому я предлагаю подарить ему этого чужеземца. Оттос будет доволен… Наигравшись с ним, он вернет чужеземца Совету, и мы принесем его в жертву Тору. Быть может, Тор, потрясатель земли и неба, услышит наши молитвы, окажет милость и избавит нас от Черного Оттоса навсегда! Остальные члены Совета с удивлением уставились на Крида, затем склонились друг к другу пошептаться; сейчас они напоминали стайку черных воронов. Блейд, уже не первый раз за время пребывания в Сарме слышавший о заморском властелине, понял из речи Крида немногое; намек на слабости Оттоса весьма смутил его. Он поднял взгляд на тайрину. Слухи не лгали — эта женщина не имела возраста. Высокая, с бледной чистой кожей и едва заметным румянцем на щеках, великолепно сложенная, гибкая, длинноногая. Ни одной лишней унции жира, ни единой морщинки на высоком лбу. Угольно-черные волосы уложены в высокую прическу, украшенную гребнями; в них огненными искрами сверкали рубины. Черные, похожие на ягоды терновника, широко посаженные глаза, тонкие брови, прямой, чуть длинноватый нос над изящно очерченным чувственным ртом. Губы были очень яркими, видимо — накрашенными, других следов косметики Блейд не заметил. Нагрудника на тайрине не было; она сидела обнаженная до пояса, прикрытая лишь длинной белой юбкой с многочисленными складками, спускавшейся до щиколоток. Ее груди были на удивление невелики — как у совсем молоденькой девушки. Крепкие, мраморно-белые, они заканчивались удлиненными алыми сосками — очевидно, тоже подкрашенными. Тайрина подняла жезл, лежавший у нее на коленях, — изящный, украшенный драгоценными камнями стержень — и указала им на Крида. — Будь осторожней, старик! Твои слова сильно смахивают на измену! Да, мы платим дань Тиранне, и это мне не слишком нравится — как и любому на восточных берегах Алого моря. Но Оттос сильнее, и мы вынуждены подчиняться. Сейчас только дань и мирный договор между нашими странами защищают Сарму от вторжения тираннского флота. И ты знаешь, что Оттос давно ищет предлог для его разрыва… Он хочет захватить наши земли, источник драгоценного метита! — Пфира резко вздернула голову, и камни в ее гребнях блеснули, словно рдеющие угли. — А посему — чтобы я больше не слышала речей о том, что мы намерены избавиться от дани! Ты понял, жрец? Крид низко поклонился. — Смилуйсянад своим рабом, великая тайрина! Я только подумал, что… Пфира резко повернулась на троне, опалив старого жреца яростным взглядом. — Хватит о политике, Крид! Мы должны решить другое дело! Вернемся к этому чужестранцу, подаренному нам морем. Пока что мне не очень нравятся твои предложения. Блейд, напрягая воображение, старался вникнуть в этот спор и выловить что-нибудь, способное сыграть роль крючка с наживкой. По-прежнему с бесстрастным выражением на лице, он чуть подался вперед, поедая взглядом тайрину. Он понимал, что от черных стервятников-жрецов милости ему не дождаться, и владычица Сармы оставалась его последней надеждой. Нет, не заметно, чтобы эту мраморную Диану охватила внезапная страсть; во всяком случае, она умело скрывала свой интерес к чужеземцу. Блейд снова перевел глаза на Крида, наблюдая за его мрачной, обтянутой пергаментной кожей физиономией. Сперва после отповеди Пфиры жрец выглядел озадаченным; затем по его губам тенью скользнула хитрая улыбка, и лицо сразу же приняло смиренный вид. Сухой голос старца зашелестел снова: — Однако что еще делать с чужаком, моя тайрина? Почему бы нам не извлечь хоть какую-то пользу? К тому же он совершил много проступков. Как доносит верховный фадрант Экебус… Блейд обвел взглядом лица остальных членов Совета. Старые вороны согласно закивали, милосердия в их сердцах было не больше, чем у гиены, пирующей над протухшим трупом. Тайрина сердито хлопнула жезлом о ладонь. — Хватит длинных речей, Крид! Мне надоело суесловие! Крид угодливо поклонился. — Но мы же ничего не решаем, великая тайрина… мы только советуем… Ты, мудрейшая, примешь окончательное решение. Однако не забудь о тех неприятностях, которые этот человек уже принес нам. Фадрант Моканас мертв, ибо Стражу Побережья пришлось убить его. По какой же причине? Потому, что Моканас замышлял заговор! — жрец воздел тощие руки к потолку. — Моканас! Верный из верных! А кто подстрекал его? Этот чужак! Экебус все доложил Совету. Этот безродный бродяга способен убеждать глупцов и обладает властью над душами людскими. Мы имеем тому доказательства! Они связаны друг с другом, догадался Блейд, — этот стервятник Крид, глава Совета, и Экебус, гордец и честолюбец Чем же? Борьбой за власть? Пока не слишком понятно. И Пелопс, и Зена предупреждали его, что интриги оплели дворец, словно паутина — старый камин. Ясно одно: Крид является врагом уже потому, что его, Блейда, ненавидит Экебус. Тайрина в задумчивости провела тонкими пальцами по бледной груди, и Блейда кольнуло вожделение; он почувствовал его внезапно, словно жаркий вихрь опалил его чресла. Странное дело! До сих пор эта мраморная статуя не вызывала у него желания — как, вероятно, и он у нее. Может, теперь что-то изменится? Его дорога к свободе и власти проходила через опочивальню Пфиры, в этом сомневаться не приходилось. И вряд ли ему грозит отказ… По древним законам Сармы владычице страны следовало произвести на свет как можно больше отпрысков, естественно — девочек, чтобы сохранить и укрепить династию. Каждый год по дитю — это считалось вполне обычным. Взамен тайрина получала возможность удовлетворять собственные прихоти. Их глаза встретились. Блейд, не мигая, смотрел в бледное лицо тайрины, но ее ответный взгляд был спокоен и холоден. Кажется, его мужское обаяние еще не растопило этот лед… Необычный случай! Он почувствовал укол страха, ибо самое мощное оружие его арсенала не действовало. Впрочем, не все еще потеряно — тайрина тоже изучала его. Затем губы женщины дрогнули, и Блейд заметил проблеск интереса в ее агатовых зрачках. Ему даже почудилось, что Пфира едва заметно кивнула, хотя он не был полностью уверен в этом. С облегчением переведя дух, разведчик приосанился и гордо поднял голову. Возможно, льды тронулись? Внезапно тайрина произнесла: — Я приняла решение, — ее ладонь снова скользнула по обнаженной груди, — Этот чужеземец, выброшенный на побережье Алого моря, отныне находится под защитой моего дома. Таков древний обычай гостеприимства. Крид проворчал: — Есть и другой обычай, моя тайрина — посвящать пришельцев богу. Кроме того, подумай, каким отличным подарком стал бы этот бродяга для Черного Оттоса! Один из жрецов, Автар, тоненько и мерзко хихикнул. Крид, казалось, готов был испепелить его взглядом. Тайрина вдруг широко улыбнулась. — Я подумала, Крид, и решила, что тоже не откажусь от такого подарка! Словно тяжкий камень свалился с души разведчика, когда смысл ее слов дошел до него. Он победил! И постарается ублажить великую Пфиру, а там… там будет видно. Во всяком случае, ему дарована отсрочка. Слова тайрины как будто не удивили Крида; пожалуй, старый жрец давно понял, к чему идет дело, однако не собирался подсказывать Пфире решение. Доводы рассудка ничто перед капризом женщины, но долг повелевал изложить их обстоятельно и до конца, что Крид и выполнил. Прикрыв ладонью рот, разведчик усмехнулся. Итак, все соответствовало тому, что рассказывал Пелопс: сармийцы были отъявленными формалистами, и если требовалось соблюсти каждую букву закона, они не жалели на это времени. Затем следовал апофеоз: тайрина приказывала, и подданные подчинялись без звука. Крид, однако, спросил: — А как же Тарсу, моя владычица? Такой удар для него… Мне казалось, что ты очень довольна этим слепцом… Пфира нетерпеливо махнула скипетром, и ее жест сказал искушенному взгляду Блейда больше, чем долгие речи. За фасадом бесстрастной надменности скрывалась женщина! Непостоянная, капризная, изменчивая, как весенний ветер, — и очень опасная, ибо в ее руках находилась власть над страной. Он почувствовал, как спины коснулся легкий озноб. — Тарсу неплох, очень неплох, — наконец произнесла тайрина. Глаза ее остановились на широких плечах Блейда, на его мускулистых руках и мощной груди, и владычица едва заметно улыбнулась. Почти улыбнулась! На самом деле лишь губы ее чуть дрогнули, явив взгляду разведчика ряд ровных жемчужных зубов. — Тарсу неплох и хорошо послужил мне, — повторила она, — но мне уже становится скучно. И я никак не могу зачать от него! — Этот чужак, — жезл вытянулся в сторону Блейда, — по крайней мере, необычен. И он не лжет! Блейд с трудом подавил ироническую усмешку. Не лжет! Хорошо, если она так думает. Конечно же, он лгал, но весьма правдоподобно. И еще — каким-то шестым чувством он угадывал следующий ход в игре, делая это умело, мастерски, профессионально. Интуиция, обостренная неукротимой тягой к выживанию, редко подводила его; и сейчас он чувствовал, что первый раунд остался за ним. Пфира продолжала говорить, мерно покачивая скипетром. — Чужеземец рассказывал, что судно, на котором он плыл вместе с братом, попало в шторм и было выброшено на берег. Это правда! Вы помните страшную бурю сорок дней назад? Мы тогда потеряли много кораблей. Конечно, это было чистым совпадением, но Блейд молчаливо вознес благодарность и злому Тору, и доброму Беку; один из них вовремя устроил шторм, а второй — смягчил сердце тайрины. — У него в самом деле был брат, — продолжала Пфира, — ибо мы получили сообщение о втором чужеземце. К несчастью, он не смог выбраться на берег, его унесло в открытое море. Там его схватили пираты, а затем высадили с корабля и оставили умирать в краю Пылающих Песков. Блейд, пораженный, судорожно перевел дух. Когда его вели сюда, Экебус строго наказывал молчать — под страхом немедленной смерти. Однако сейчас он не мог сдержаться и воскликнул: — Мой брат?! О, великая тайрина, ты говоришь, что Джеймс жив? Неужели это правда? — Впервые за пять с лишним недель Блейд услышал о том, что русский агент тоже оказался здесь — в Сарме или в каких-то сопредельных странах. Пятеро жрецов с холодной ненавистью воззрились на него, злобное удовлетворение читалось на их лицах. Чужак заговорил, нарушая древний закон! Чернорясые стервятники уже вдыхали горелый запах его плоти. Но Блейд смотрел только на тайрину. В ее темных глазах мелькнуло нечто похожее на сочувствие. Крид поднялся и вытянул тощую руку в сторону святотатца: — Он должен немедленно умереть, моя тайрина! Жаль, конечно… Черный Оттос получил бы большое удовольствие. Пфира раздраженно отмахнулась от старика. — Хватит, Крид! Формальности хороши, когда надо снять кому-нибудь голову, но сегодня я уже устала от них! Пока что Сарма под моей рукой, и мне решать, умрет он или останется жить. Жрец побледнел, однако сдаваться не собирался: — Но он заговорил! В присутствии Совета! В твоем присутствии, великая! Без разрешения! Ты знаешь закон — это кощунство! Никто, ни один человек не может нарушить закон, даже… Правительница перебила его, гневно повысив голос: — Довольно, Крид! Ты слишком много себе позволяешь! Ты намерен учить меня, тайрину Сармы, законам? Ты забыл, кто устанавливает их? — Но, моя тайрина, я… Однако Пфира уже не обращала внимания на жреца. Блейд, скользнув быстрым взглядом по старческому лицу, заметил блеск удовлетворения в антрацитовых глазах. Странно, но Крид выглядел как человек, добившийся своего. Был ли он доволен тем, что Пфира нарушила закон? Ее, казалось, это не беспокоило. Тайрина поднялась и вытянула свой сверкающий камнями жезл в сторону чужестранца. Придерживая свободной рукой длинную, почти до пят, юбку, расписанную золотыми арабесками и туго обтягивающую стройные бедра, она повелела: — Подойди ближе, странник! Блейд с готовностью шагнул к трону, разобрав злобное шипение жрецов за спиной. — Ты должен ползти ко мне на коленях, чужеземец! Такой способ передвижения разведчику не нравился, но выбирать не приходилось. Смирив гордость, он встал на колени, не опуская, однако, головы и глядя прямо в лицо властительницы. Их безмолвный поединок продолжался довольно долго, и женщина первой отвела взгляд. Затем снова подняла глаза и слегка кивнула. — Настоящий великан, — тон ее был довольным. — Но хотя ты почти вдвое больше бедняги Тарсу, я думаю, что тебе будет нелегко справиться с ним. Мы проявим справедливость… — она призадумалась на миг, — и ты, как и он, превратишься в слепца. Ледяной холод коснулся сердца разведчика. Неужели ему выжгут глаза? Нет, непохоже… Лицо тайрины не предвещало такого исхода. Отбросив тревожные мысли, он спросил: — Мой брат, великая тайрина! Ты сказала, что он жив? Где он? Как до него добраться? Каким образом уничтожить? Эти вопросы стали сейчас первоочередными, опрокинув все планы Блейда. В конце концов, он прибыл сюда не услаждать местную Клеопатру, а свернуть шею агенту русских! — Я не говорила, что он выжил, — ровный голос Пфиры прервал его мысли. — Я знаю лишь то, что пираты бросили твоего брата в Пылающих Песках. Там нет воды, а солнце печет страшнее, чем огонь в чреве Бек-Тора. Сзади до Блейда донеслось злобное шипение жрецов. Кажется, Совет с редким единодушием желал, чтобы он разделил участь брата. Не отрывая взгляда от Пфиры, разведчик выпрямился, голос его окреп, слова звучали уверенно и смело. — Я должен найти своего брата Джеймса, великая тайрина. Всю жизнь мы были неразлучны, и я не могу бросить его в этом огненном пекле. Если существует хотя бы малая надежда, что он жив, я обязан идти за ним. Прошу твоей милости… Жрецы за спиной Блейда закудахтали, словно наседки над лакомым червяком. Тайрина снисходительно улыбнулась: — Посмотрим. Пока ты меня не убедил, но… посмотрим! Раз ты просишь моей милости, напомню, что ее надо заслужить. Но сначала исполни требование закона — мужчина, призванный на ложе тайрины Сармы, должен сразиться со своим предшественником. Блейд, по-прежнему стоя на коленях, не отрывал взгляда от бледного лица владычицы, почти физически ощущая, как зрачки пятерки старых стервятников буравят ему спину. По большому счету он был доволен. Его не собирались подвесить нагишом в железной клетке, как в альбийском замке Крэгхед, или обкорнать снизу, как в монгских степях; ему не угрожали даже сомнительные зелья, коими попотчевала его когда-то снежная красавица Аквия. Правда, странные склонности Оттоса тревожили разведчика, слишком напоминая обычаи Меотиды, но Пфира, похоже, собиралась уложить его в свою постель, приготовив императору Тиранны иные подарки. Нет, судьба определенно благоволила ему! Вдруг тайрина нахмурилась, подозрительно глядя на Блейда; разведчик уловил угрожающий блеск ее глаз и понял, что ей в голову пришла какая-то неприятная мысль. Привстав в кресле, она тихо, почти не разжимая губ, произнесла: — Считаешь ли ты меня желанной, пришелец? — в голосе ее слышались одновременно и насмешка, и угроза. — Понимаешь ли ты, какую великую честь я оказываю тебе? Блейд почувствовал, что перед ним разверзлась пропасть; один неверный шаг, и… В своем роде эта женщина была столь же жестокой, как альбийская королева Беата или Садда, принцесса монгов. Неужели она что-то заметила? Ревнует к Зене, собственной дочери? Он усмехнулся, стараясь вложить в эту улыбку все свое обаяние. — О, моя повелительница! Конечно, я не достоин такой чести, хотя желаю тебя больше всего на свете… возможно, больше, чем увидеть своего брата живым. Это все, что я могу сказать. — Он заглянул в непроницаемые агатовые зрачки, — Но как быть с этим Тарсу? Я не понимаю… Для воина позорно расправиться с беззащитным слепым калекой… Пфира ободряюще похлопала его по плечу скипетром. — Вполне вероятно, чужестранец, тебе и не удастся этого сделать. Тарсу уже прикончил трех претендентов на свое место. Тебя он тоже может убить, — она откинулась на спинку кресла, изучая чернобородого великана, стоявшего перед ней на коленях, — Но если он тебя убьет, я буду долго сожалеть об этом. Нельзя сказать, чтобы это замечание вдохновило Блейда. Все еще не понимая, что же ему предстоит, разведчик спросил: — Но как же я могу сражаться со слепым на равных? — Скоро увидишь, мой воитель. Тайрина повернулась к Криду. — Устрой все, старик, и поторопись. Мне не терпится узнать, кто сегодня вечером разделит со мной ложе — Тарсу или этот странник… кажется, его зовут Блейд?* * *
Ему даже не позволили взглянуть на будущего соперника. В сопровождении надежной охраны разведчик был доставлен в подземелье, расположенное под трибунами большого столичного ристалища; его стены из белого камня уходили ввысь футов на пятьдесят. Блейда не заковали в цепи, однако из длинной узкой камеры, куда его втолкнули стражи, бежать было невозможно. Воздух здесь пропитывал запах нечистот и пота; зловоние казалось невыносимым. Пока Блейда вели по длинным коридорам, ушей его коснулась целая какофония звуков — крики, вопли, рыдания, истерический смех и угрозы. Он надеялся увидеть Пелопса, но не разглядел никого и ничего в темноте забранных решетками ниш, за которыми скрывались узники. Теперь, когда разведчик очутился запертым в тесной каморке, его охватило уныние; невольно он подумал, что у маленького учителя в настоящий момент больше шансов выжить, чем у него самого. В камеру принесли еду, довольно основательный кусок мяса, и Блейд, несмотря на витавшие в воздухе отвратительные запахи, с аппетитом поел. Затем появились Экебус и Крид. Верховный фадрант и верховный жрец. Склонив головы друг к другу, они о чем-то шептались, словно два заговорщика. Возможно, так оно и было. Что обсуждала эти парочка? Что связывало этих столь непохожих и, казалось бы, далеких людей? Блейд не знал. Но сейчас такие проблемы не заботили его; он должен был прикончить человека и остаться в живых. Убить врага в полной темноте. Экебус с видимым удовольствием разъяснил ситуацию, уставившись на Блейда холодными злыми глазами. Крид, стоявший у фадранта за спиной, время от времени согласно кивал и хмыкал, потирая сухие ладошки. — Ты — крепкий мужчина и отличный боец, — с ухмылкой говорил Экебус. — Ты — не какой-нибудь низкорожденный раб, и не захочешь иметь преимущества перед слепцом. А посему ты будешь драться с этим Тарсу в темноте, такой же незрячий, как и он. Это честная схватка! Блейд поскреб бороду и сердито посмотрел на фадранта. — Оружие? Экебус злобно кивнул на мощные плечи Блейда. — Для тебя — только руки. У Тарсу будет меч, он ведь намного слабее тебя и надо уравнять шансы. Надеюсь, ты не собираешься отказаться от поединка? — Он не может отказаться, — заверещал Крид. — Веление тайрины! Он должен заслужить честь взойти на ее ложе. Экебус еще раз оглядел могучую фигуру Блейда и подергал себя за бородку, на сей раз — аккуратно подстриженную и напомаженную. Что-то странное чувствовалось в нем сегодня. Лицо фадранта, обычно застывшее в холодном спокойствии, вдруг кривила какая-то хищная усмешка; потом он с заметным усилием вновь принимал бесстрастный вид. Экебус сказал: — Ты волнуешься? Почему же? У тебя все идет куда лучше, чем я думал. Конечно, Зену тебе не видать, ее отправили на галеры. Но вместо тайриоты ты можешь получить саму тайрину! Поверь, замена того стоит! Блейд решил немного поддразнить Стража Побережья. — Ты тоже потерял Зену, фадрант. Если она прикована к веслу на галере, то не достанется ни тебе, ни мне. Но я успел познать ее любовь, а ты не понюхал даже обглоданных костей! Фадрант, однако, пропустил издевку мимо ушей; обменявшись с Кридом взглядом, он расхохотался. Старец вторил ему тонким дискантом. Наконец Экебус сказал: — Ты прав, Блейд, я не понюхал даже костей. В Сарме, однако, еще много такого, чего ты не понимаешь и не поймешь никогда, — на его губах вновь появилась волчья усмешка. — Ладно, хватит болтать! Ты идешь сражаться, так запомни — никому еще не удавалось победить судьбу. Экебус отвесил разведчику небрежный поклон и хлопнул в ладоши, вызывая стражу. Блейда вытолкали из камеры и погнали на огромную арену, со всех сторон окруженную рядами беломраморных ступенек. Он быстро прикинул, что здесь могло разместиться не меньше ста тысяч человек, Ристалище покрывал слой песка; в самом его центре находился люк с вделанным в крышку железным кольцом. Блейд наблюдал, как рабы, которых подгоняли фадриты, отвалили тяжелую плиту, открыв черный провал с каменной лестницей, уходившей вниз, в полумрак. Экебус показал на нее мечом. — Спускайся вниз, сьон Блейд. И поторопись! Тарсу уже ждет тебя. Разведчик заколебался. — Мне нужно время, чтобы глаза привыкли к темноте. Тарсу в этом не нуждается, он слепой. Вспомни, ты говорил о справедливости, фадрант. — И я тебя не обманывал, чужеземец. Все предусмотрено. Тайрина велела, чтобы схватка велась честно, — губы Экебуса скривились в высокомерной ухмылке, затем он кивнул рабу: — Ну-ка, Шефрон, проводи его. Раб по имени Шефрон, угрюмый мужчина лет тридцати, облаченный только в кожаный передник, подошел к ним. На шее у него болтался медный ошейник, иссиня-бледное лицо пересекал шрам. Блейд с отвращением посмотрел на него. Палач! Он в этом не сомневался. Голос у Шефрона был хриплым, и выглядел он словно покойник, час назад восставший из гроба. Подойдя ближе, раб взял Блейда за руку; его холодные цепкие пальцы казались хваткой смерти. Разведчика передернуло. — Пошли, сьон, — буркнул палач, — я провожу и все объясню тебе. Но идем быстрее. Тарсу и в самом деле заждался. Блейд последовал за этой страшноватой фигурой вниз по лестнице; он спускался все ниже и ниже, в сгущавшуюся тьму. Где-то под ними возник мерцающий свет. Они продолжали спуск. Наконец ступени кончились — в узкой камере, скудно освещенной единственным факелом. Блейд огляделся. Каморка была пуста и выглядела неприветливо. Три стены — каменные, четвертая — явно деревянная; до низкого потолка можно было дотянуться рукой. Шефрон, что-то бормоча под нос, подошел к деревянной стенке и постучал. — Тарсу, ты готов? В ответ раздался низкий грубоватый голос: — Готов! — Держи руку на перегородке, и ты почувствуешь, когда она начнет подниматься — Хорошо Только кончай болтать и приступай к делу! Хмурый бледный раб повернулся к Блейду и показал на деревянную стенку, затем — на тускло мерцавший факел. — Ты, наверно, уже все понял, сьон? Я заберу факел с собой, поднимусь по лестнице и закрою люк. Ты останешься здесь в полной темноте, — он мрачно усмехнулся. — Да, будет темно… как в брюхе у Тора. Ни единого лучика света. Блейд кивком укачал на перегородку. — И потом ты поднимешь ее? — Да, сьон. Мы поднимем ее, и ты окажешься наедине с Тарсу. В полном мраке, — Шефрон покачал головой. — Я не завидую тебе, сьон. Думаю, что больше не увижу тебя живым. Тарсу нетерпеливо стукнул в стену кулаком. — Посмотрим, — разведчик пожал плечами и задумчиво поглядел на перегородку, скрывавшую слепого противника. — Никому еще не удавалось победить судьбу. Вытащив из железного кольца факел, Шефрон поспешил к лестнице. Вскоре разведчик остался один, в темноте; лишь высоко наверху виднелось светлое пятно люка. Он шагнул к перегородке и осторожно лег рядом на каменный пол. Прислушался. Положил ладонь на холодные осклизлые доски. Полная тишина. Издалека долетел резкий скрежет камня о камень, и светлое пятно исчезло: Шефрон закрыл люк. Полный, абсолютный мрак. Блейд затаил дыхание и почувствовал, как деревянная перегородка медленно поползла вверх.* * *
Шероховатая поверхность неторопливо скользила под пальцами Блейда куда-то в темноту; затем раздался слабый стук, и снова воцарилась тишина. Мрачное подземелье, чистилище, со слепым демоном, поджидающим в засаде… Сумеет ли он выбраться отсюда? Блейд затаил дыхание. Вокруг — по-прежнему мрак и тишина; он мог полагаться на слух не больше, чем на зрение. Но запах, запах… Он явственно ощущал его — слабый запах пота… Близко. Очень близко. Слишком близко! Меч со свистом рассек воздух прямо над его головой. Тарсу стоял рядом, ощупывая стену над распростертым на полу противником. Блейд перекатился на бок, и в то же мгновение клинок, высекая искры, звякнул о каменный пол. Интересно, как у этого Тарсу с обонянием? Способен ли он тоже учуять запах врага? Встав на четвереньки, разведчик метнулся к стене напротив и опять распластался на каменных плитах. Сделал глубокий вдох и задержал дыхание, пока не зазвенело в ушах. Он не представлял, далеко ли тянется это подземелье; он был уверен лишь в одном — лестница находится у него за спиной и до нее футов десять. Спускавшийся вниз проход был узким, мечом там не помашешь… Это может помочь, решил Блейд, если удастся заманить Тарсу на ступеньки. Он подумал, что такой тактический ход стоит приберечь напоследок; сейчас ему хотелось добраться до меча. Вдруг что-то с грохотом ударило в пол, но разведчик не шевельнулся, стараясь дышать как можно тише. Старый фокус! Тарсу бросил камень, рассчитывая, что противник выдаст себя. Блейд угрюмо усмехнулся, вжимаясь в холодный пол; такие хитрости его не пугали. Снова запах пота. На этот раз — с какой-то примесью… Жир, масло? Похоже на то… Блейд опять скользнул в сторону, перемещаясь на локтях и коленях, словно огромный краб-капид. Вовремя! Меч ударился в стену, выбив сноп искр, разлетевшихся, словно яркие метеориты в темном ночном небе. Тарсу вскрикнул от злости и разочарования, Блейд же резко бросил тело вперед, целясь ногой в невидимую точку в трех футах от искр. Он не промахнулся; его босая ступня задела бедро противника, и тот со стоном упал, опустив клинок. Металл звякнул о камень. Оба молчали. Блейд, навалившись на слепца, пытался использовать свое преимущество в весе и силе. Тарсу, значительно уступавший ему ростом, оказался жилистым и выносливым; он боролся с яростью и звериным неистовством, поразившим разведчика. Кроме того, тело слепца действительно покрывал жир, и Блейду никак не удавалось захватить его руку с мечом. Оттолкнув нацеленный в горло клинок, он попытался прижать Тарсу к полу, но тому удалось вырваться. Теперь слепец попробовал достать горло Блейда зубами, но разведчик неожиданно и резко двинул головой; хрустнула кость, пахнуло хлынувшей из носа кровью. С воплем боли Тарсу ухватил врага за бороду, с корнем выдирая пучки волос и пытаясь замахнуться мечом. Внезапно его колено дернулось, и у разведчика на миг перехватило дыхание от сильного удара в пах. Он, тем не менее, продолжал сжимать обеими руками скользкую кисть слепца, пытаясь выкрутить ее и завладеть мечом, царапая ногтями маслянистую кожу. Рыча, противники перекатывались по холодному каменному полу, словно сцепившиеся в смертельной схватке тигр и леопард. Блейд не отпускал руку Тарсу; наконец тому пришлось разжать пальцы и отбросить меч. Лязгнул металл, разведчик, швырнув слепца на пол, ринулся на звук. Тарсу, однако, вцепился в него словно клещами и, дотянувшись до меча, толкнул свое оружие дальше в темноту; видимо, он неплохо ориентировался в подземелье и рассчитывал быстро найти клинок. Скрипнув зубами, Блейд нанес мощный удар ребром ладони, но лишь задел челюсть слепца. Тарсу со всхлипом втянул воздух и отшатнулся; разведчику показалось, что враг упал на спину. Он пошарил по полу перед собой. Ничего! Ничего, кроме капель теплой жидкости — крови, смешанной с потом и маслом. Разведчик сделал шаг назад и постарался выровнять дыхание; шум мог выдать его. Тарсу тоже не двигался, и в подземелье воцарилась тишина. Тишина и мрак. Затем раздались легкие шлепки и шорох — слепец шарил по полу в поисках меча. Блейд, снова опустившись на локти и колени, бесшумно пополз в сторону звуков. Добраться бы до горла этого ловкача… тогда ему не выскользнуть… минута — и делу конец… — Ха! — радостный возглас прервал его размышления. Звук металла, царапающего камень… Тарсу все-таки нашел меч! Блейд остановился, потом попятился назад. Дыхание его успокоилось. Очень медленно, дюйм за дюймом, он стал поворачивать к лестнице в углу подземного зала. Сначала его ладони коснулись стены, потом разведчик ощупал шероховатую поверхность камней и грубые швы между ними. Если бы он мог вырвать одну из этих глыб! Известковый раствор крошился под пальцами, но каменные блоки сидели прочно. Блейд находился уже рядом с лестницей, когда очередной камень под его ладонью дрогнул. Этот обломок, едва державшийся в кладке, был размером примерно в два его кулака. Основательный булыжник! Блейд рывком выдернул его, не обращая внимания на шорох осыпающейся штукатурки, и встал. Теперь у него было оружие. Тарсу внезапно расхохотался и заговорил — в первый раз с начала схватки. Его гулкий голос, эхом прокатившийся под сводами зала, долетел откуда-то из темноты. — Значит, ты добрался до лестницы! Как и все остальные! Думаешь, мне трудно размахнуться там мечом? Ошибаешься! Ошибаешься, чужак! Слепец двигался легко, едва касаясь босыми ногами каменных плит пола; видимо, он чувствовал, где находится враг. Блейд шагнул на первую ступеньку, поднял камень. Нет, он не станет бросать его… рано, слишком рано! Если просто швырнуть камень, ориентируясь по звуку, промах почти неизбежен. Надо ждать… Затаиться и ждать… В темноте родился какой-то ритмичный свист, хлесткий и острый. Прислушавшись, Блейд усмехнулся. Похоже, нервы у Тарсу начали сдавать; его отчаянно тянуло к лестничному проему, к затаившемуся там противнику, и в то же время он боялся встречи. Замерев, прижавшись к стене, Блейд почти зримо представил себе, как слепец стремительно полосует воздух мечом. Вверх-вниз, вправо-влево, затем выпад вперед. Снова вверх-вниз, вправо-влево… Вжик-вжик, вжик-вжик… Если клинок попадет в цель, тяжелой раны не избежать… Блейд крепче стиснул камень. Теперь Тарсу молчал, продолжая посвистывать клинком. Блейд поднялся на следующую ступеньку, вытянул руку, прикидывая ширину пролета. Щель была узкой, ярд с четвертью или полтора; настоящий каминный дымоход, подъем по которому доступен опытному скалолазу. Он снова почувствовал запах Тарсу, и сразу же наступила полная тишина; свист рассекающей воздух стали прекратился. Затаившись во мраке, слепец слушал и ждал, готовый нанести смертельный удар. Видимо, он успокоился, загнав врага в щель лестничного пролета — из этой ловушки еще никто не уходил живым. Блейд прижал булыжник к груди. Только бы не уронить! Он уперся спиной в холодную шершавую поверхность, осторожно согнул ногу в колене и вытянул ее, коснувшись противоположной стены. Старый растрескавшийся шов, прекрасная опора для пальцев… Он оттолкнулся и полез вверх, обдирая лопатки о камень. Переставил одну ногу, затем вторую, поднялся на полфута, фут, полтора… Минута — и он повис над лестницей на высоте двух ярдов. Вполне достаточно, чтобы нанести удар! Тарсу скорее ткнет мечом вниз, полагая, что враг распластался на ступенях. От напряжения икры начала сводить судорога; Блейд висел над узким проходом, стискивая свой камень и стараясь не дышать. Где-то внизу плыл во мраке клинок в чуткой руке слепца-убийцы, фаворита тайрины, над которой само время было не властно… В этот час она ждала в своих покоях, глядя на дверь и гадая, кто войдет в нее. Она любила маленькие неожиданности, и потому слугам был отдан приказ, чтобы ей не сообщали об исходе схватки. Она узнает об этом, когда откроется дверь… Сейчас! Время пришло! Запах Тарсу ударил разведчику в ноздри, едкий и острый запах смазанного жиром тела. Слепец был совсем рядом, где-то внизу, в темноте. Свистнул меч, и Тарсу довольно заворчал; он не сомневался в успехе. Противник затаился на узкой лестнице, у люка; дальше отступать некуда, сейчас он настигнет этого чужака и парой хороших ударов закончит дело. Непрочная штукатурка треснула под ступней Блейда, зашуршала, и он, царапая спину, соскользнул на пару дюймов. По-видимому, осколки попали Тарсу в лицо; слепец вскрикнул — отчаянно, яростно — и занес клинок над головой. Его острие вонзилось в икру Блейда, потом затылок Тарсу скользнул по бедру, и разведчик с силой опустил камень. Ему не удалось разбить череп врага, но мощный удар перебил плечевую кость и ключицу; Блейд почувствовал, как кровь оросила его руки. Взвыв от боли, слепец выронил меч, и клинок, грохоча о ступени, покатился вниз, в темноту. Тарсу упал. Блейд обрушился на него, пытаясь обхватить шею скользкими от крови пальцами. Сцепившись, они упали на лестницу; содрогаясь от боли и страха, Тарсу бился, как разъяренный зверь. Внезапно он вонзил зубы в плечо Блейда, едва не дотянувшись до горла. Зарычав, разведчик еще крепче прижал врага к ступенькам; его ладонь шарила по затылку слепца в тщетной попытке ухватить клок волос — как у многих мужчин в Сарме, череп Тарсу украшал лишь редкий пушок. Наконец, просунув локоть под челюсти слепца, Блейд стал пригибать его голову вниз, стараясь ударить о каменные плиты. Тарсу уже не мог сопротивляться. Удар, треск разбитой кости… Еще раз, еще… Блейд в исступлении молотил безвольное тело о камень, пока кровь и мозг не залили его руки. Это привело его в чувство; он отшвырнул труп и поднялся, ощупывая свою рану. Клинок слепца рассек кожу чуть ниже колена, и было ясно, что эта царапина не угрожает серьезными неприятностями. Однако из нее продолжала сочиться кровь. Блейд ощупал тело Тарсу и, сняв с него ремень, наложил жгут над раной. Кровотечение почти остановилось; боли он не ощущал. Затем, пошарив в темноте, он подобрал валявшийся на полу меч. Сжимая в руке клинок и держась за стену, Блейд поднялся по лестнице и грохнул рукоятью меча в крышку люка. Затем набрал полную грудь воздуха и рявкнул так, что, казалось, вся Сарма должна была его услышать: — Эй, открывай! Да поживее! Наверху послышался шум; ему аккомпанировали ворчанье, крики, проклятия и свист кнута. Медленно, очень медленно каменная крышка люка отвалилась, и хлынувший свет на миг ослепил Блейда. Перепрыгнув последние ступеньки, он выскочил на арену, не обращая внимания на сочившиеся из раны струйки крови; если понадобится, он был готов вступить в бой. Однако никто не посягал на его свободу. Вокруг маячили лица стражей, глядевших на победителя с благоговейно-испуганным выражением; толпившиеся в стороне рабы тихо перешептывались, и даже угрюмый взгляд Шефрона словно бы потеплел. Расталкивая фадритов, Блейд направился туда, где стояли Крид с Экебусом, окруженные кольцом охраны; на их физиономиях читалось явное разочарование. Разведчик опустил окровавленный меч и усмехнулся. — Надеюсь, я не заставил тайрину долго ждать? — сказал он, потирая плечо, еще хранившее следы зубов слепца. Верховный жрец поскреб подбородок сухими костлявыми пальцами и кивнул победителю: — Значит, ты справился с Тарсу… Не думал я, что такое возможно, — он нахмурился. — Неужели Бек-Тор помог тебе? Очень странно! Ты — чужак, и Бек-Тор — не твой бог… Однако… Экебус что-то зашептал жрецу на ухо, и старик, будто поперхнувшись, внезапно замолчал. Выглядел он рассеянным и изумленным. Фадрант же сохранил самообладание — по крайней мере, внешне. Он потеребил свою напомаженную бородку и с откровенной неприязнью сказал: — Опять тебе повезло, мой удачливый сьон. Или Тарсу изменился? Ослаб, потерял боевой задор? Боюсь, мы этого никогда не узнаем… Блейд насмешливо сверкнул глазами. — Почему же, сьон Экебус? Когда-нибудь ты узнаешь все, обещаю тебе! А теперь, жрец, — он повернулся к старику, — выполняй приказ тайрины. Она ждет, так веди меня к ней! Страж Побережья, насупив густые брови, отступил в сторону. Крид в растерянности переводил взгляд с него на Блейда, не решаясь что-нибудь предпринять. Наконец фадрант кивнул: — Делай то, что он сказал, Крид, — его губы злобно искривились. — Не успел появиться в столице, как уже командует! Ладно, пусть тайрина потешится пару дней… Он отвернулся от Блейда и рявкнул Шефрону: — Спустись вниз и убери эту падаль! Живо! Пусть труп бросят в пасть Бек-Тора!Глава 9
Ричард Блейд, вымытый, подстриженный и облаченный в белоснежную хламиду, благоухающий так, словно Счастливая Аравия излила на него все свои ароматы, с заботливо перевязанной раной под коленом, властной рукой распахнул тяжелую дверь и вошел в опочивальню тайрины. Окна просторной комнаты выходили на море и порт, из них тянуло терпкими запахами водорослей, соленой воды и смоленого дерева. Покой был почти пуст; только в центре его возвышалось широкое ложе, озаренное высившимися рядом канделябрами. На нем раскинулась нагая Пфира. Взгляд женщины метнулся к двери, затем она довольно улыбнулась и, потягиваясь, словно кошка, закинула руки за голову. Дрогнули маленькие тугие груди, чуть порозовела мраморная кожа щек, пунцовые губы приоткрылись. Тайрина медленно провела ладонью по животу; ласкающим движением кончики пальцев спускались все ниже, ниже… — Ты, Блейд… Значит, Тарсу мертв? Разведчик кивнул и поклонился. — Я пришел, моя тайрина. Вот ответ на твой вопрос. Она похлопала ладонью по голубоватому покрывалу. — Подойди сюда, Блейд… Сядь рядом и расскажи мне все. Как ты сумел справиться с ним? В подземелье под ареной Тарсу прикончил уже не одного соперника. Блейд опустился на ложе. Он был сильно возбужден, кровь молотом стучала в висках, бледное прекрасное лицо женщины плавало перед ним в полумраке спальни. Еще не улеглась ярость после схватки, еще гнев охватывал его при одном воспоминании о высокомерном Экебусе, но не только это будоражило его. Что бы ни шептали в народе о возрасте тайрины, она была восхитительна! И Блейд страстно желал ее. Прямо сейчас, не откладывая ни на минуту, ни на секунду! Разумеется, он надеялся получить и еще кое-что, но дарование прочих милостей зависело только от Пфиры. Разведчик коснулся нетерпеливой рукой маленькой изящной груди и ласково погладил теплый налитой плод. Алый сосок ожил под его пальцами, затвердел, и Блейд, наклонившись, поймал его губами, сжал, легонько покусывая. На мгновение женщина напряглась, замерла; потом, к его удивлению, резко отстранилась. — Ты слишком дерзок и слишком нетерпелив, — заявила она — правда, без каких-либо признаков гнева. Не подпуская Блейда к себе, тайрина начала поглаживать лобок и грудь, которую он только что целовал. Вздохнув, разведчик постарался держать руки подальше. Быть может, слухи не лгут, и Пфира действительно находится в преклонном возрасте, хоть и выглядит лет на тридцать. Если так, ей надо время, чтобы подготовиться к любовной игре… Сам Блейд был давно готов, но помнил, что пламя в женщинах разгорается медленней; впрочем, в ожидании тоже была своя прелесть. Возможно, существовали еще какие-то причины? Неторопливо поглаживая свою белоснежную кожу, тайрина заставила его во всех подробностях рассказать о поединке с Тарсу. Рот ее приоткрылся, она возбужденно вздохнула, слушая, как новый возлюбленный разбил голову слепца о каменные ступени. Блейд почувствовал недоумение — похоже, с таким же жадным интересом она внимала бы речам Тарсу, выпытывая подробности его собственной смерти. Скорее всего, повествование о кровавой схватке служило острой приправой к предстоящим наслаждениям. Блейд смирился с этим. Как ни крути, бой в подземелье выиграл все-таки он, и Тарсу больше не скажет ни слова — никому и никогда. Теперь оставалось лишь достойно завершить день, выиграв схватку в постели; в противном случае его победа окажется пустым звуком. Решив, что пора приступать к атаке, Блейд придвинулся поближе, сжал Пфиру в объятиях и впился в ее губы. Нет, он не дал бы этой женщине больше тридцати! И темперамента у нее хватало! Она сопротивлялась, как дикая кошка, и даже пыталась закричать. Он погасил этот крик поцелуем, нежно поглаживая ее лобок и раздвигая стройные бедра; потом приник губами к ее груди. Пфира начала молотить кулачком по могучему плечу возлюбленного, — Остановись, Блейд! Что ты делаешь! Имей почтение… ты на ложе тайрины, не уличной девки… Не смей… о… о… о! — Она попыталась сдвинуть колени, но он был сильнее. — Я запрещаю, — Блейд… О… о! Блейд шлепнул ее по щеке, и Пфира с изумлением уставилась на него, прекратив сопротивление. Вид у тайрины был потрясенный. Ее посмели ударить! И где! В собственной спальне! — Клянусь, Блейд, я прикажу подвесить тебя на корм капидам! — Потом! — Сейчас его не пугали угрозы. — Сначала я получу то, ради чего убил сегодня человека. И так, как захочу! Ваши способы любви не нравятся мне, тайрина, и этой ночью я постараюсь научить тебя кое-чему новому! — Он расхохотался. — Так, как научил твою дочь! Агатовые зрачки женщины сверкнули, она гневно отпрянула. Блейд понял, что коснулся запретной темы и рассердил ее по-настоящему. Пусть! Сейчас она была в его власти. Прикрывая ладошками груди, Пфира воскликнула: — Ты нарушил закон, Блейд! Она наказана… изгнана! И никто не должен упоминать о ней! — тайрина снова попыталась вырваться из железных объятий. — Дай мне уйти. Или я позову стражу! Желание и страсть бурлили в крови Блейда. Даже по земным меркам он был крупным мужчиной, а в Сарме выглядел едва ли не сказочным исполином. Он сбросил тунику. Искоса взглянув на него, Пфира испуганно вскрикнула — но совсем не для того, чтобы позвать охрану. Она скорчилась на ложе, в ужасе прижав руки ко рту. — Нет, Блейд, нет… Не надо! Ты такой огромный… слишком большой… ты разорвешь меня напополам! Блейд снова прижал ее к себе. — Однако, — с насмешкой произнес он, — это будет прекрасная смерть. Ты заслужила ее, Пфира, — он ухмыльнулся и добавил, точно рассчитав дозу яда: — Думаю, Зена осталась бы мной довольна! Он погрузил пальцы в ее лоно. И не очень-то ласково! Ему не внушала доверия эта мраморная, не имевшая возраста красота, и в то же время он страстно желал обладать телом Пфиры. Он помнил, что должен победить, покорить ее! Сейчас или никогда! Клинок плоти, подумал Блейд, иногда сильнее и надежней меча, выкованного из стали. Она не позвала стражей. Он знал, что то была лишь пустая угроза, царственный каприз, и не собирался отступать. Обхватив тонкие лодыжки, Блейд раздвинул ноги женщины и высоко поднял их; миг — и теплые колени стиснули его плечи. Лоно Пфиры было узким, влажным, трепещущим; тайрина слабо вскрикнула, когда он вошел. Блейд сделал несколько быстрых движений, и женщина замолчала, обхватив ногами его шею. Потом тонкие пальцы впились ему в бедра, они царапали, рвали кожу. Внезапно запульсировала и заныла рана, но он уже не обращал на это внимания. Блейд относился к искусству любви с той же серьезностью, как и к другим занятиям. И сейчас он старался изо всех сил, памятуя, что ставкой в этой игре является его свобода, жизнь и успех дела. Он должен победить! Он не ослаблял натиска, невзирая на мольбы Пфиры о пощаде. Оргазм сотряс ее тело — раз, другой, третий, — но он не отступал. Женщина билась, потом замирала в изнеможении, стонала и хрипло вскрикивала — он не останавливался. Он знал, что эти минуты подарят ему власть — власть над Пфирой и ее страной; и чем бесспорней будет сейчас его победа, тем крепче — обретенное могущество Он замер, выгибая спину, и со вздохом облегчения оросил ее лоно. Страсть излилась, экстаз прошел, изнуренные, бледные, они вытянулись на голубом покрывале, не в силах пошевелиться. Усталость обволакивала их, словно теплый невесомый туман, затягивая липкой пеленой сна Блейд погладил Пфиру по плечу, и женщина, словно очнувшись, заговорила. — Ты сокрушил меня, Блейд… Никогда бы не поверила — она вдруг прижалась к его плечу, шепнув: — Ты огромный, словно… словно жеребец! Он понял, что победил! И теперь, когда ему выпал счастливый шанс, требовалось поскорее обратить победу в реальные милости. Из своего опыта Блейд знал, сколь многое может сделать женщина для человека, подарившего ей наслаждение. Но действовать надо осмотрительно и быстро. Он лежал на спине, все еще тяжело дыша; голова тайрины покоилась у него на плече, и сейчас не стоило нарушать эту идиллию. Нежно поглаживая покрытую испариной грудь Пфиры, Блейд сказал: — Я хочу забрать во дворец Пелопса, моего слугу Ты отдашь его мне, повелительница? Черноволосая головка Пфиры переместилась ниже; теперь она лежала, прижимаясь щекой к животу Блейда и разглядывая его фаллос. Размеры сего органа внушали уважение, и, по-видимому, во всей Сарме не удалось бы отыскать второго такого же экземпляра. Тайрина робко погладила его ладошкой. — В твоей стране, Блейд, все мужчины такие? Он улыбнулся. — Многие еще больше и сильнее меня, — в этих словах была определенная доля истины, хотя и в родном измерении он считался крупным мужчиной. Пфира исполнилась благоговения. Она вновь погладила поникшийфаллос, затем поцеловала его. Блейд, преисполнившись благих надежд, повторил. — Так что насчет Пелопса? Пфира равнодушно кивнула. — Я не против. Бери его, если Крид с Экебусом что-нибудь оставили тебе. Услышав эти слова, он едва не взорвался от ярости. Однако затеянный им водевиль не стоило превращать в трагедию, и Блейд спросил с наигранным удивлением: — Вот как? Но я не понимаю, что нужно верховному жрецу и Стражу Побережья от моего слуги? Никакого результата, эта тема ее не интересовала. Горячие губы Пфиры прижались к его щеке, но Блейд, на девять десятых поглощенный любовной игрой, оставшейся частью сознания продолжал рассчитывать течение своей интриги. Много позже, когда порозовевшая тайрина блаженно вытянулась рядом, он сделал очередной ход. Пелопс… Речь опять шла о нем. — Крид пришел ко мне и попросил отдать этого раба, — прижавшись к груди Блейда, недовольным тоном сказала Пфира. — Я согласилась. Почему бы и нет? Одним рабом больше, одним меньше… какая разница! И я отдала его Экебусу и Криду. Странно! Теперь Блейд был уверен, что не ошибся. Когда тайрина упомянула имя фадранта, голос ее дрогнул. Пожалуй, в нем даже послышалась нежность… Очень странно! Он задумался. Еще одна загадка! Чем Экебус мог заслужить милость владычицы Сармы? Кто он для нее? Бывший любовник? Но почему тогда он жив? Ладно, впереди целая ночь, и он успеет это выяснить; сейчас следовало разобраться с Пелопсом. Блейд приподнялся на локте, изобразив возмущение. — Но эти двое замучат моего слугу! Станут его пытать, расспрашивать обо мне… А бедняга ничего не знает! Кроме того, что я сам ему рассказал. Пфира кончиками пальцев провела по рельефным мышцам его груди. — Наверно, ты прав. Ну и что? Возьмешь другого слугу. Хоть сотню! — Я привык к этому. И он… он не просто мой слуга. Приятель… почти друг. — Тогда постараемся вернуть его, — тайрина потянулась к свисавшему над ложем шнурку колокольчика. — Или хотя бы его останки. Она дернула витой шнур, дверь тут же приоткрылась, и в опочивальне возник слуга в спадающем до пола голубом балахоне. Не обращая внимания на свою наготу, Пфира что-то приказала ему, и слуга исчез. Вероятно, оказанная милость требовала немедленного воздаяния. Тайрина поцеловала возлюбленного и забралась на него верхом, так что ее маленькие груди свисали прямо над губами Блейда. Вздохнув, разведчик подумал, что эта женщина ненасытна; теперь она не боялась, что он разорвет ее напополам. Стараясь не выказать усталости, он приготовился к новому раунду любовной схватки. Но Пфира оказалась проницательней, чем он полагал. Почувствовав некую заминку, она снова поцеловала его и спросила: — Ты чем-то недоволен? Хочешь чего-нибудь? Говори, я выполню все. Такая ночь достойна награды! — Я хотел бы получить корабль, — ответил Блейд, памятуя о своей главной задаче; с кораблем и надежной командой шансы обнаружить любимого братца резко повышались. — И еще… Позволь мне участвовать в играх, когда прибудет Черный Оттос. Казалось, Пфира колеблется; потом она кивнула черноволосой головкой: — Хорошо. Чего еще ты хочешь? Блейд, с этого мгновения фадрант боевого корабля, решил, что не стоит просить слишком многого сразу. Он нежно улыбнулся своей тайрине, приподнял ее вверх, устроил поудобнее и позволил скакать так долго, далеко и быстро, как ей хотелось, до полного изнеможения. Когда она с довольным вздохом вытянулась рядом, он погладил ее локоны и сказал: — Есть кое-что, о чем бы я хотел тебя спросить… Не из праздного любопытства, моя владычица, поверь… Если я останусь в Сарме, мне надо знать о таких вещах. Она милостиво кивнула. — Ладно, задавай свои вопросы. Но недолго… я сейчас усну, — тайрина потянулась. — Кажется, никогда в жизни я не испытывала такого сладостного утомления. — Но я боюсь разгневать тебя, моя тайрина… — О нет, Блейд, нет. Сейчас ничто не могло бы меня рассердить. Я отвечу тебе. Спрашивай. Разведчик глубоко вздохнул и начал: — Скажи, что связывает Экебуса и Крида? Я уверен, они плетут заговор. Но с какой целью? Чего они добиваются? Пфира тихонько рассмеялась. — Ну, это же так просто, мой могучий сьон… Конечно, они строят мне козни… о чем уже не раз доносили шпионы. — И ты так спокойно говоришь об этом? — Да, я позволяю им играть. Что за беда! В Сарме всегда было больше заговоров, чем жителей. Пусть хитрят, шепчутся, интригуют. Пусть… пока не начали действовать. Есть и кое-что еще… — она усмехнулась. — Знаешь, Крид и Экебус — любовники. Верховный жрец не может жить без Экебуса — а тот, я полагаю, милостиво позволяет старику обожать себя. Так вот оно что! Блейд припомнил, что в Сарме любая форма сексуальных отношений считается нормальной. Однако он решил еще раз проверить это. — Значит, ты говоришь, что старый Крид обожает фадранта? Наверно, для него это значит очень многое… гораздо больше, чем для Экебуса. Жрец уязвим, и ты можешь держать его в руках. Но если что-нибудь случится с фадрантом… — Крид не вынесет такого горя, — ответила тайрина. — Начнет бить себя кулаками в грудь, наденет траур и, в конце концов, прыгнет в пылающую пасть Бек-Тора. Блейд кивнул. — Мне кажется, моя повелительница, я уже знаю одного твоего шпиона. И он шпионит за самим собой. — И за Экебусом, — добавила Пфира. — Экебус нашептывает Криду, а Крид докладывает мне, желая спасти своего любовника, — тайрина приподнялась на локте, заглядывая в лицо Блейду. — Я хочу сказать тебе еще кое-что. Будь осторожен, когда в столице появится Черный Оттос. Фадрант в сговоре с ним, ибо Оттос обещал посадить его на трон Сармы. Оттос хитер, — она зябко передернула плечами, — и хочет, чтобы страной правил его человек. Хотя Пелопс и рассказывал Блейду о политической ситуации в Сарме, новые откровения Пфиры удивили разведчика. — Я помню, как ты оборвала Крида, когда жрец начал разговоры о Черном Оттосе, — задумчиво сказал он. — Ты напомнила ему, что следует быть терпеливым и… Пфира приложила маленькую ладошку к его губам. — … и хитрым. Да, все так. На словах каждый житель Сармы готов целовать следы Черного Оттоса… если хочет жить. Но в душе мы все бунтовщики и заговорщики… только в этом нельзя признаваться — на каждого моего шпиона Оттос имеет десяток. Теперь ты понимаешь, почему я частенько держу Экебуса вдали от столицы, на побережье капидов. Он не собирается служить Оттосу, когда захватит трон. Его заговор — обман… Он… он… Тайрина вдруг спрятала лицо на груди возлюбленного и разрыдалась. Блейд, пораженный, ласково гладил ее хрупкие плечи, размышляя, что бы это значило. Она плачет! И о ком — об Экебусе, жестоком честолюбивом интригане! Здесь была какая-то тайна. Пфира по-прежнему не поднимала глаз; властная, уверенная в себе владычица вдруг превратилась в обычную женщину, слабую и беззащитную. Сквозь слезы она пробормотала: — Экебус не чистокровный сармиец… лишь наполовину… И только я, одна я знаю об этом. Это было вполне очевидно, и Блейд не видел тут особых причин для горестных излияний. Он нежно обнял плачущую женщину, вопросительно приподняв бровь; впрочем, он почти предугадывал то, что сейчас услышит. — Экебус — мой сын, — тихо произнесла Пфира. — Мой единственный сын, которого удалось сохранить… не спрашивай, чего это стоило. Если у тайрины рождается мальчик, его приносят в дар Тору… Все остальные мои сыновья сгорели в пасти бога, не прожив и трех дней… — Она вздохнула, вытерев ладошкой глаза. — С Экебусом вышло иначе. Много лет назад в Сарме появился воин из Моука — это далекая страна, дальше Пылающих Песков. Мы любили друг друга… очень недолго, но я никогда его не забуду. Он был настоящим героем… Сильный, умный и очень гордый. Сарма не понравилась ему, и он решил вернуться домой. Я плакала, мучилась, но не стала уговаривать его… я тоже была слишком гордой… или слишком молодой и глупой. Потом у меня родился сын, Экебус… Ему ничего не известно о родителях — лишь то, что они были благородными людьми… и никто не раскроет ему тайну… я приказала убить всех, всех! Блейд, теперь только ты и я знаем об этом. Мы вдвоем! — пальцы Пфиры впились в плечо разведчика, — Прошу тебя, молчи! Молчи, ради милосердного Бека! Фадранту ни к чему знать, чей он сын. Все равно по нашим законам ни один мужчина не может стать правителем страны. — В том случае, — перебил ее Блейд, — если заговор потерпит неудачу. Но когда ты погибнешь, Экебус будет править здесь по воле Черного Оттоса. — Недолго, — покачала головой Пфира. — У Оттоса есть сын, Джамар, которого он собирается посадить на трон Сармы. И тогда Экебуса убьют, словно простого раба… — в ее глазах опять блеснули слезы. — Наверно, я глупа, Блейд… эта мысль гнетет меня, и я ничего не могу с собой поделать… я не хочу, чтобы мой сын принял рабскую смерть на столбе… там, у моря, где ползают капиды… Значит, он не должен занять мой трон! Блейд почти не слушал тайрину, строя новые планы. И хотя жизнь Экебуса значила для него меньше горсти песка, жалость к несчастной женщине на миг кольнула разведчика. Он крепко обнял Пфиру, ласково поглаживая по спине. Затем представил лицо фадранта, его черную бороду… Нет, Экебус был далеко не юноша! Сколько же тогда лет Пфире? Судя по всему, немало… В это было нелегко поверить — особенно сейчас, когда он гладил нежную белую кожу тайрины, смотрел в гладкое, без единой морщинки лицо и ощущал прикосновение маленьких крепких грудей и стройных ног. Эта женщина действительно не имела возраста… — Ты всю жизнь приглядывала за Экебусом, — тихо сказал он, — защищала его и осыпала благодеяниями. Я полагаю, тебе не раз приходилось спасать его от последствий собственной глупости. Но он — взрослый человек, мужчина, и должен отвечать за свои деяния. Ты согласна? Он с волнением ждал ответа, ибо почти не сомневался, что в конце концов убьет верховного фадранта. Как там сказал Экебус сегодня днем, перед поединком с Тарсу? Никому еще не удавалось победить судьбу… Правильное замечание. Пфира слабо кивнула. — Да. Но мне… мне все равно его жалко! Стрела и меч даруют быструю смерть, капиды же могут рвать тело приговоренного с рассвета до заката… Внезапно новая мысль пришла Блейду в голову, и он испытующе поглядел на тайрину: — Ты уверена, что Криду ничего не известно? Снова кивок. — Истина известна только нам с тобой, Блейд. А до сегодняшней ночи об этом знала я одна. Видишь, как я тебе доверяю. Плечи ее дрогнули, что не укрылось от внимания разведчика. Хорошо, решил он, к проблеме доверия стоит вернуться попозже. Сейчас ему хотелось решить другой вопрос. — Ты подарила мне жизнь Пелопса, — сказал он, — но есть еще и Зена. Случилось так, что я попал в Сарму и стал ее мужем по вашему закону. Потом она оставила меня в Барракиде и уехала в столицу, чтобы встретиться с тобой, владычица, и молить о снисхождении к чужеземцу, случайно попавшему в вашу страну. Но теперь я узнал, что она наказана. За что? Разве она совершила преступление? К тому же Зена — тайриота, твоя дочь и наследница! В чем она виновна? Он сильно рисковал и понимал это. Но, быть может, тайрина явит очередную милость? Пальцы Пфиры скрючились, словно когти, впились в плечо Блейда, царапая кожу. Затем, подняв голову, тайрина пристально посмотрела ему в глаза, словно искала какой-то подвох. Ничего не обнаружив, Пфира, видимо, пришла к мнению, что его слова искренни; Блейд прошел хорошую школу и умел скрывать свои мысли. Да и как могла владычица Сармы догадаться, что главная его задача — прикончить нежно любимого братца? Пфира молчала, словно размышляя над тем, сколь многое можно доверить возлюбленному. Блейд забеспокоился. Неужели он зашел слишком далеко? Наконец тайрина заговорила. — Ты прав. Она — моя дочь, и в один день могла бы стать повелительницей Сармы. Или проститься с головой — ведь дочерей у меня много, и они не слишком любят друг друга. Понимаешь, Блейд, мой долг, моя обязанность как тайрины — рожать девочек. Женщин, которые будут править здесь, на этой земле, — она глубоки вздохнула, заглядывая ему в глаза. — Что ты знаешь о нашей стране, Блейд? О людях, которые живут на восточном берегу Алого моря? О, Пелопс рассказывал ему многое, очень многое! Блейд даже сморщился, припоминая его длинные утомительные повествования. Но теперь эти лекции пригодились, и он пересказал тайрине все, что знал. Пфира кивнула. — Да, тебе в самом деле кое-что известно. Но далеко не все, нет! Поэтому слушай, — она легла на живот, подпирая маленькой ладонью подбородок, и задумчиво уставилась на оранжевое пламя свечи. — У меня было много детей… мальчики, кроме Экебуса, умирали, девочки жили. Я не растила их сама… моих дочерей забирали, как только раздавался их первый крик. Таков закон. За ними смотрят жрецы. Наставники. Учителя. Кормилицы и женщины-рабыни… Я ничего не знаю о них. Некоторые умирают, других убивают… по разным причинам. Но время идет, мои дочери растут, становятся взрослыми, и тогда одни начинают плести против меня заговоры, другие же берут в свои покои мужчину, тем самым отрекаясь от права на трон. Их многому учат… и те, в ком жажда власти пересиливает тягу к мужской ласке, должны бороться. Жестокий путь, Блейд, но единственно возможный… У меня было тридцать сестер, но я выжила и стала тайриной. Я была так нетерпелива, я так истомилась от ожидания, что подсыпала матери яд… Мои руки принесли ей смерть, но я больше не могла ждать… не хотела… Блейд опустил веки. Это было сказано так естественно и спокойно, что он ни на миг не усомнился в словах тайрины. Похоже, такие вещи — не редкость в Сарме. Здесь пес грыз пса — или, вернее, кошка царапала кошку, отвоевывая себе место под солнцем. Дворец тайрины переполняла зловонная пена интриг и предательства, — а его белоснежные камни были омыты кровью. С минуту он молча обдумывал услышанное, теребя отросшую бородку. Пфира уже не смотрела на свечу; она опустила глаза вниз, выясняя, готов ли ее возлюбленный продолжить ночные игры. Блейд не был готов, и женщина начала энергично помогать ему. Он поймал ее руку и крепко стиснул. — Значит, Зене ничего не грозит? На том судне, куда ее сослали? Ни голод, ни плети, ни смерть? Пфира пожала гладкими плечами. — Конечно! Кто посмеет тронуть дочь тайрины? Никто. Кроме меня или ее сестер. Ни один человек не поднимет на нее руку. Это Сарма, Блейд… Запомни! Ему хотелось выяснить, сколько же у Зены сестер, но тайрине мог не понравиться такой вопрос, содержащий намек на ее возраст. К тому же она снова почувствовала желание и теперь пыталась возбудить Блейда, пустив в ход и губы, и руки. Он снова чуть придержал ее. — Что же Зена делает на этом судне? В ответ Пфира больно укусила его. Если так пойдет дальше, подумал разведчик, через несколько дней он истечет кровью — без всякой помощи новых претендентов на ложе тайрины. — Она среди гребцов, Блейд. На галере, рабыня среди рабынь, хотя ее не бьют. Там только девушки — ни одного мужчины, кроме капитана… Я давно знаю, что женщине нельзя доверить корабль. — Тогда, — произнес Блейд с нарочито довольным видом, — я зря беспокоился о Зене. Мне бы не хотелось, чтоб с ней произошло что-то плохое. А так… Ее просто научат порядку. Хотя, если говорить честно, я не очень понимаю, кому и зачем это нужно. Пфира вновь потянулась к нему, заглядывая в лицо, и в темных бездонных колодцах ее глаз Блейд внезапно разглядел и следы прожитых лет, и пришедшую с ними мудрость. — Я скажу тебе, зачем, — медленно произнесла тайрина. — Зена слишком любит тебя, Блейд. Слишком сильно для той, кто могла бы однажды стать владычицей страны… Любовь же размягчает сердце и делает его слабым. Но тайрина не имеет права на слабость! — Пфира осуждающе покачала головой. — Когда Зена появилась во дворце, она говорила только о тебе. Говорила слишком много! Блейд, Блейд, Блейд… Как он красив, как могуч и разумен… Она хотела только тебя и ради этого отказалась от права на трон… Она просила лишь одного — чтобы я приняла тебя в Сармакиде как свободного человека, ее мужа… Блейд заворочался на ложе; плоть его не осталась безответной к ласкам Пфиры, сопровождавшим ее рассказ. Обняв стройные бедра женщины, он спросил. — И ты не захотела сделать для своей дочери даже этого? Глаза Пфиры оставались опущенными. — Нет Она рассказала слишком много, и я сама захотела тебя, Блейд. А ведь я — тайрина Сармы!Глава 10
Черный Оттос, владыка Тиранны, прибыл в Сармакид за ежегодной данью, составлявшей груз трех кораблей с метитом. Этот минерал, похожий на свинцово-серые камешки с фиолетовым оттенком, добывался в глубоких шахтах в горах; потом из него выплавляли маленькие, похожие на фаланги пальцев, слитки. Они были тяжелыми, твердыми, исключительно тугоплавкими и блеском напоминали серебро. Из этих слитков, предварительно раскованных в плоские чешуйки, Оттос чеканил квадратные монеты, которые имели хождение и в его империи, и в Сарме. Правда, в Сарме их было немного и ценились они гораздо дороже золота и серебра. Блейд пока не видел ни одной. Он еще не успел разобраться с таинственным метитом, поскольку был слишком занят планированием своих дальнейших действий и по уши окунулся в интриги. В этом разведчик вполне преуспел и мог теперь числиться среди наиболее хитроумных заговорщиков Сармы. Ему помогали Пелопс, возвращенный хозяину по приказу тайрины, и Шефрон — тот самый мрачный раб с бледной кожей, который раньше состоял при подземелье. Этот тип был не слишком приятен Блейду, но за него поручился Пелопс. — Шефрон — мой давний знакомец, — заявил маленький учитель, выглядевший теперь чистым и аккуратно одетым; он лишь слегка прихрамывал на правую ногу после «бесед» с Кридом и Экебусом. — Ему, как и мне, не повезло, великодушный сьон, — нас отправили в метитовые шахты. А попасть туда — верная смерть. В копях дышишь ядовитой пылью и через год начинаешь гнить заживо… люди там покрываются язвами и умирают в страшных мучениях. Я сбежал, а Шефрон согласился вытаскивать трупы из подземелья и добивать раненых на арене… Разве он виноват? Жизнь каждому дорога… Блейд плюнул и согласился. Сейчас они с Пелопсом стояли на корме большого судна, похожего на римскую трирему; корабль мерно покачивался на волнах в гавани Сармакида. Судно, пожалованное Блейду, оказалось новым, недавно спущенным на воду, и на его борту угловатыми сармийскими буквами было выписано название — «Пфира». Блейд сам подбирал экипаж — вернее, этим занимался Пелопс, следуя указаниям своего сьона. Через пару часов должны были начаться морские игры — одно из самых пышных зрелищ, коими столица Сармы чествовала заморского владыку. У мачты мелькнула фигура Шефрона. Он был довольно рослым для сармийца, и кожа его за три-четыре дня, проведенных на солнце, утратила прежний синюшный оттенок. Теперь Блейд мог разглядеть язвы, покрывавшие ноги его нового слуги. Он недовольно свел брови, с опаской покосился на них и ткнул в бок Пелопса. — Слушай, малыш… Эти язвы у твоего приятеля… Ты уверен, что он не страдает какой-нибудь заразной болезнью? Если команда подхватит этакую дрянь в открытом море, хлопот не оберешься. Пелопс отрицательно замотал головой. — Не беспокойся, сьон. Такие язвы остаются у всех, кто работал в шахтах, а Шефрон пробыл там куда дольше меня. Метитовые копи — проклятое место… Никто не знает, в чем дело. Блейд кивнул, молчаливо отметив, что нужно, наконец, разобраться с этим вопросом; если метит представляет собой ценное сырье, стоило бы прихватить домой образцы. Он подозвал Айксома, навигатора и первого помощника. Этот крепкий, еще сравнительно молодой человек был профессиональным моряком. В свое время Айксом наделал долгов, и кредиторы продали его в рабство, что нередко случалось в Сарме. Оказавшись снова в родной стихии, на палубе великолепного нового судна, он воспрял духом и буквально не находил места от счастья. Как и всех остальных, его притащил Пелопс, и Блейд согласился с выбором маленького сармийца. К сожалению, для более близкого знакомства с навигатором времени не было, и все делалось в страшной спешке; никто не собирался откладывать торжество, чтобы Блейд успел завершить свои планы. Теперь до начала морских игр оставалось чуть больше часа, и Блейд полагал, что развязка наступит быстро. Если события будут развиваться по предусмотренному сценарию, его корабль окажется в открытом море, свободный, как ветер. Во всяком случае, он сделал для этого все, что мог. «Пфира» была совсем новым судном, и подводная часть ее корпуса еще не покрылась водорослями и ракушками; это обещало существенный выигрыш в скорости. Хотя гребцы на триреме были такими же рабами, как на других судах, все они рассчитывали получить в случае успеха свободу. Этот драгоценный приз, обещанный фадрантом «Пфиры», несомненно добавит рвения невольникам. Словом, Блейд был уверен, что ни одно судно в сармакидском порту не сумеет догнать его трирему. Айксом подошел вплотную к своему капитану, приподнялся на носках и зашептал: — Наши люди трудились всю ночь, сьон. По двое, как ты приказал… И поработали на славу! Думаю, мы сможем ее порвать. Блейд покосился на огромную бронзовую цепь, перекрывавшую вход в гавань. Да, успехи сармийцев в изготовлении цепей, а также кандалов, рабских ошейников и другого подобного инвентаря поистине впечатляли! Он передернул плечами, снова ощутив тяжесть металлических звеньев, которые они с Пелопсом влачили на пути из Барракида в столицу, и перевел взгляд на Айксома. — Надеюсь, ничего не заметно? — Нет, капитан… Но среднее звено перепилено почти до конца! Если бы с берега что-нибудь разглядели, уже была бы поднята тревога. Скрестив руки на груди, разведчик посмотрел на позеленевшую цепь, что пересекала горловину бухты, потом поднял глаза к затянутому белесым туманом горизонту. Что ждет его там? Он знал, что напротив Сармы, на западном берегу Алого моря, лежит Тиранна, страна Черного Оттоса. Вод ее следовало избегать — особенно после сегодняшних событий. К тому же Тиранна не представляла никакого интереса; он собирался разыскать Зену и уплыть на юг — на поиски таинственной земли Пылающих Песков, где пираты высадили его двойника. Сейчас Блейд располагал подробным донесением об этом случае, источником которого являлся один из офицеров сармийского флота. Он служил помощником капитана на боевом корабле, захватившем пиратскую бирему. Сармийский моряк, большой мастер выколачивать сведения из всяческого отребья, лично допрашивал пиратов, и перед смертью они были очень разговорчивыми. Все как один твердили о рослом воине, буйном и чудовищно сильном, выловленном в бушующем море. Его оставили на пустынном жарком берегу, так как предводитель шайки вовремя понял, что выгоды от упрямого пленника будет немного — разве что десяток искалеченных членов команды. Сармийский моряк, поведавший эту историю, смотрел на Блейда с большим удивлением. — Теперь я верю, что эти вонючие отродья капидов говорили правду, — заметил он. — Трудно лгать под плетью и каленым железом… И, клянусь милостивым Беком, человек, которого они описали, как две капли воды похож на тебя, сьон! Значит, русский агент был где-то там, за Алым морем, в пустыне; неясно только, живой или мертвый. В последнем случае, подумал Блейд, перед возвращением домой надо хотя бы взглянуть на его кости. Он задумался так глубоко, что Айксому пришлось подергать его за рукав, возвращая к реальности. — Очнись, сьон! Сигнальные флаги! Блейд бросил взгляд на берег и, велев Айксому держать людей наготове, отпустил его. Затем поднял подзорную трубу, изучая сигналы на мачте, торчавшей рядом с главным причалом. Оптический прибор, которым он пользовался, представлял собой деревянный полый цилиндр со стеклами на обоих концах; между ними была налита обыкновенная вода. Несмотря на грубую обработку стекол, устройство работало великолепно. Странные люди эти сармийцы, решил разведчик: сумели сделать прекрасную зрительную трубу, но не додумались до разумного устройства государства! Под разумной он понимал такую ситуацию, когда власть находится в руках мужчин. С минуту Блейд разглядывал сигнальные флажки. Самый верхний, красный с белыми полосами, означал, что до начала игр остается ровно один интервал, отмеренный по песочным часам, — примерно полчаса по земному счету. Сейчас Пфира с Оттосом уже находились на пути к гавани — после того, как принесли надлежащие жертвы Бек-Тору. Разведчик опустил трубу и сморщился, ощутив запах горелой плоти, что донес ветерок с берега. Бек-Тор, проклятый гермафродит, неплохо попировал сегодня! Насколько помнилось Блейду, Меотида, третий мир, который он посетил, странствуя по реальностям Измерения Икс, тоже находилась под покровительством двуполого божества. Однако меотский Вседержитель не требовал кровавых жертв; он всего лишь запрещал мужчинам и женщинам спать вместе. Здесь же дым и языки пламени с самого утра вздымались над равниной, затягивая желтой пеленой городские окраины. В ненасытной утробе истукана гибли десятки рабов, и Блейд с невольной симпатией вспоминал о Меоте, где жрецы совершали лишь возлияния маслом и вином. Он сопровождал тайрину в святилище за городом в предрассветный час, и до сих пор в ушах его звучали вопли людей, отправляемых в огненную пасть Тора. Для этого использовались катапульты, которые работали с точностью, поразительной для таких неуклюжих орудий. Блейд не смог вынести кровавую церемонию до конца и, испросив разрешения у Пфиры, удалился. Теперь, меряя нетерпеливыми шагами палубу своей триремы, он разглядывал такое же метательное устройство, торчавшее на носу флагманского судна, которым командовал Экебус, его сегодняшний противник. Состязание было отлично подготовлено и, казалось, Крид с Экебусом предусмотрели все, чтобы не дать ему выиграть этот бой. Что ж, подумал Блейд, пусть голубая парочка так считает; он придерживался на сей счет иного мнения. Снова подняв трубу, он стал рассматривать вражеские корабли, потом мысли его обратились к событиям вчерашнего вечера. Вместе с тайриной и Черным Оттосом Блейд сидел в огромной ложе амфитеатра, наблюдая за торжественным открытием гладиаторских игр в честь прибывшего заморского властелина. Он выглядел совершенно спокойным, хотя тошнота не раз подкатывала к горлу; такой кровавой бойни ему еще не приходилось видеть. Даже в Тарне! В конце концов, там дело ограничивалось тремя десятками человек! Здесь сотни воинов-рабов гордо вступали на арену в мерцающем свете факелов и убивали друг друга, падая на залитый кровью песок. В живых остались только двое; их швырнули к ногам Оттоса, который не спускал замаслившихся глазок с задниц победителей. Так, во всяком случае, шепнула Пфира, склонившись к уху Блейда. Разведчик только кивнул в ответ. Он уже знал о патологических наклонностях заморского гостя, который вдобавок обожал помучить свои жертвы. 06 этом ходило много слухов, один ужаснее другого. Сейчас, прижимая к глазу подзорную трубу, Блейд внимательно осмотрел груду камней, сваленных рядом с катапультой на триреме Экебуса. Да, эскадра Оттоса была экипирована на славу! На самом деле все ее суда относились к сармийскому флоту, — своими кораблями Оттос рисковать не собирался, — однако он дал милостивое согласие считаться патроном одной из противоборствующих сторон. Конечно, той, где командовал Экебус. Четыре небольшие галеры, составлявшие флотилию Блейда, как и его трирема, катапульт не имели. Даже самых маленьких, похожих на арбалеты, которые выбрасывали шестифутовые стрелы. Суда верховного фадранта были оснащены обоими видами метательных орудий; кроме того, все свободное место на их палубах занимали лучники. Блейд внимательно следил за канонирами, приводившими катапульты в боевую готовность. Одновременно отряд Экебуса, включавший девять кораблей, вытягивался поперек бухты. На судах Блейда приготовления к схватке тоже заканчивались. Толпа на берегу взорвалась бурей приветственных криков, когда процессия, в голове которой покачивались носилки Пфиры и Черного Оттоса, вышла на пристань. Царственные особы неторопливо проследовали к своим креслам. Блейд внимательно осмотрел беснующихся обитателей Сармакида и улыбнулся — плети в руках фадритов добавляли энтузиазма тем, кто вопил недостаточно громко. Похоже, то был самый надежный способ воодушевить местную публику. Затем, в сопровождении Пелопса, он поднялся на кормовую надстройку с торчавшей над фальшбортом рукоятью рулевого весла; Айксом занял свое место на возвышении перед первым рядом гребцов. Еще накануне Блейд велел приготовить большие кожаные рупоры и проинструктировал Айксома и капитанов галер, как ими пользоваться. Теперь его помощник поднял рупор и поднес к губам, ожидая сигнала командира. Разведчик посмотрел на Пелопса. Маленький сармиец дрожал от страха, кусая губы; лицо его отливало синевой, словно он год не вылезал из метитовых шахт. Блейд потрепал слугу по плечу и ободряюще улыбнулся. — Чего ты боишься, малыш? Я ведь сказал тебе, что мы победим. Пелопс вытер пот со лба. — Что я могу поделать, милостивый сьон? Ты же знаешь, что я трус. И сейчас меня просто тошнит от страха! До того, как мы победим, я успею трижды умереть! Улыбка пропала с лица Блейда. — Да, может, и так. Но ты погибнешь свободным человеком с оружием в руках. Запомни это, мой маленький учитель. И выбери себе меч. Пелопс развел руками. — Я ничего не смыслю в мечах, сьон, ты же знаешь. Блейд махнул Айксому, и навигатор перебросил на ют короткий прямой меч. Подняв его с палубы, Блейд вручил клинок Пелопсу. Тот, стиснув рукоять, уставился округлившимися от ужаса глазами на блестящее лезвие — словно ребенок, получивший незнакомую и страшную игрушку. — Не выпускай меч из рук и постарайся пропороть с десяток животов, — велел разведчик. — Лучшего случая тебе не представится! — он усмехнулся и после паузы спросил: — Ты передал тайрине мои слова? Насчет сигнала черным флагом? Судорожно сглотнув слюну, Пелопс кивнул. — Хорошо! Я сделаю все, что смогу. Если мы победим, я покину Сарму. Если проиграем… Впрочем, тогда о наших шеях позаботятся Экебус с Кридом. Пелопс задрожал. — Если мы проиграем, сьон? Но ты же говорил… Блейд так хлопнул его по плечу, что маленький сармиец едва не растянулся на палубе. — Я действительно говорил это, приятель, но все может случиться. Никому еще не удавалось победить судьбу! Он снова посмотрел на берег. Оттос и Пфира уже сидели на сверкающих, отделанным золотом тронах под шелковым тентом. Властитель Тиранны, гигантских размеров мужчина — разведчик прикинул, что в нем было фунтов четыреста жирной, вялой и облаченной в роскошные одеяния плоти, — поднял усеянную кольцами руку и подергал себя за одну из косичек, в которые была заплетена его длинная черная борода. Блейд с интересом наблюдал за ним сквозь подзорную трубу. Если дело выгорит, то вскоре Оттос превратится в груду окровавленного мяса. Тайрина положила руку на жирное колено заморского гостя, нежно склонилась к нему и что-то зашептала. Блейд не видел ее лица, но был уверен, что Пфира с трудом сдерживает отвращение и ненависть. Оттос, казалось, ничего не замечал. Он вообще мало интересовался женщинами; он сидел в своем золотом кресле, поигрывая прядями бороды, сверкавшей драгоценными камнями, и косился в сторону молодых рабов. Вот толстяк облизнул жирные губы, чему-то улыбаясь, и Блейд вспомнил о полученном накануне приказе — после игр явиться в покои Оттоса и быть готовым к свиданию. Злобная гримаса исказила его лицо. Еще немного, и он устроит этому жирному ублюдку свидание со смертью! Наконец владыка Тирании взмахнул пестрым шарфом; взревели трубы, и игры начались. Сразу после сигнала катапульты на флагманском корабле Экебуса дружно грохнули. Перелет! В пятидесяти ярдах за бортом «Пфиры» из воды поднялись сверкающие столбы и рухнули обратно в море. Девять вражеских судов, сохраняя серпообразный строй, начали двигаться к маленькой флотилии. Блейд готовился к этому сражению тщательно и долго. Не обращая внимания на первый залп катапульт, он повернулся к Айксому: — Что с ветром? Навигатор бросил взгляд в сторону открытого моря, словно пытаясь что-то разглядеть на горизонте, затем ответил: — Еще рано. Ветер подымется через час, сьон. Блейд довольно кивнул. — Будем надеяться, что ты не ошибся. — Он поглядел на корабли Экебуса. — Ветра еще нет, а эти болваны уже поставили паруса! Действительно, над судами верховного фадранта взмыли огромные квадраты парусов. Пользы от них не было, скорее наоборот: царило полное безветрие, и обвисшие полотнища лишь тормозили ход трирем, заставляя гребцов удваивать усилия. «Пфира», значительно превосходившая в скорости любой из вражеских кораблей, теперь стала для них неуловимой. Блейд подал сигнал к бою, резко взмахнув рукой. В тот же миг Айксом начал громко выкрикивать команды через свой мегафон; остальные капитаны повторяли их, передавая по цепочке. Все суда маленькой флотилии разом подняли якоря; четыре галеры, выглядевшие миниатюрными по сравнению с атакующими кораблями, выстроились за кормой «Пфиры». На мостике вражеского флагмана раздался крик досады. Очевидно, Экебус сообразил, что обстреливать идущего в кильватерном строю противника — не простая задача. Теперь Блейд поднял руку с растопыренными пальцами и резко сжал их в кулак; Айксом поднес к губам рупор, и три ряда весел погрузились в воду, разбив ее на тысячи сверкающих осколков. Трирема словно прыгнула вперед. Рабы, сидевшие на веслах, помнили, что им обещана свобода, и гребли так, будто каждый сидел на раскаленной сковороде. Послышалась мерная дробь барабана, задающая ритм; Шефрон, размахивая палочками, старался от души. Разведчик снова поднес к глазам трубу. — Увеличить темп! — приказал он, отбивая такт рукой. Айксом передал команду, длинные весла замелькали быстрее, трирема стала зарываться острым носом в волну. Рабы усердно наваливались на рукояти под участившуюся барабанную дробь. Блейд правил судном. Это оказалось нелегким делом, ибо огромное кормовое весло ничем не напоминало привычный штурвал — такой, каким пользовались и ховестары Акрода, и катразские хадры. Подобное устройство он видел на картинках, изображавших скандинавские драккары; требовалась немалая сила, чтобы управиться с ним. Он чувствовал, как весло, словно живое, трепещет в его руках, как трирема послушно отзывается на каждое движение. Он держал курс прямо на флагман Экебуса; высокий борт корабля рос с каждой секундой. Блейд прикинул расстояние. Рано! Еще ярдов тридцать-сорок… Прошло пять секунд, два глубоких вдоха. Блейд громко крикнул: — Приготовить горшки с углями! Айксом передал его приказ на галеры. — Поднять щиты! Матросы засуетились, укрепляя вдоль бортов деревянные заслоны; они обеспечивали неплохую защиту от стрел, но против тяжелых снарядов катапульт были, конечно, бесполезны. — Лучникам приготовиться! — Айксом снова передал команду. Эскадра Блейда атаковала противника в кильватерном строю; «Пфира», самый мощный корабль, нацелилась острым носом прямо на флагман Экебуса. Это огромное судно, неуклюжее и напоминавшее плавучий дворец, было снабжено окованным бронзой подводным тараном, так что Блейду пришлось взять чуть правее. Он направил свою трубу на верховного фадранта; тот, в алом плаще и серебряном шлеме, метался по мостику, размахивая мечом и выкрикивая приказы и проклятья. Он уже сообразил, что дал маху с парусами, и сейчас лихорадочно гнал матросов на мачты. Его гребцы, в отличие от людей Блейда, не жаждали побыстрее столкнуться с неприятелем и беспорядочно били веслами по воде, уворачиваясь от плетей надсмотрщиков. Конечно же, Экебус не имел понятия о мегафонах и передавал свои распоряжения старым способом — с помощью вымпелов. Это добавляло неразберихи, ибо его люди то и дело поднимали не те флаги, а нужные сигналы запаздывали. Блейд с мстительной ухмылкой наблюдал, как высокомерное спокойствие покидает Экебуса; вероятно, тактика противника была для фадранта полной неожиданностью. Ко всем его неприятностям добавилось еще и то, что с моря налетел внезапный порыв ветра — предвестник предсказанного Айксомом бриза. Корабли верховного фадранта еще не спустили паруса, и легкий ветерок свел на нет все усилия гребцов. Движение судов замедлилось, затем они остановились, и их начало сносить течением. Блейд повернулся к навигатору, сложил ладони рупором и рявкнул: — Расходимся! Айксом завопил в мегафон. Четыре галеры, шедшие в кильватере «Пфиры», дружно повернули, вспенив веслами воду, и устремились в разрывы меж вражеских кораблей. Разведчик слегка отклонил корабль вправо, избегая удара о таран флагмана, и тут же вернул его на прежний курс. Краем глаза он успел заметить, как огромный булыжник, выпущенный из катапульты, врезался в борт одной из его галер; разбитое суденышко начало тонуть, усеяв гавань обломками, среди которых темнели головы плывущих людей. Блейд не мог им помочь — все, что можно, он сделал заранее, запретив приковывать гребцов к скамьям; теперь они должны были спасаться сами. Потеря судна не слишком обеспокоила его; он собственными руками утопил бы в гавани вое галеры, если б это помогло «Пфире» вырваться на морской простор. Его трирема находилась уже рядом с флагманом Экебуса, в зоне досягаемости лучников, и через мгновение на вражеский корабль обрушился поток стрел. Воины фадранта дали ответный залп; один из рабов с криком рухнул на палубу, корчась от боли и обливаясь кровью. Вместе с ним истошно завопил Пелопс, сжавшийся в комочек у бортового щита. Блейд пнул его сапогом: — Перестань орать! И сбрось труп в воду! Он резко рванул руль, кивнув головой Айксому. По команде помощника гребцы левого борта начали торопливо втягивать весла, швыряя их поперек палубы. «Пфира», взрывая носом воду, пронеслась в пяти ярдах от борта флагмана словно гигантский снаряд. Дружный вопль ужаса и боли поднялся к небесам Сармакида. Нос триремы ломал весла, их массивные рукояти сметали гребцов со скамей, разбивали черепа, пропарывали животы, отрывали конечности; обломки деревянной обшивки летели во все стороны, вышибая дух из надсмотрщиков, солдат и офицеров, толпившихся на верхней палубе. Корабль Экебуса замер — беспомощный, наполовину разрушенный. — Горшки с углями! — заорал Блейд. Да, Айксом не зря гонял своих подчиненных! Десятки глиняных горшков, наполненных раскаленными углями, одновременно взвились вверх. Воздух заволокли клубы дыма, затем с нижней палубы вражеского флагмана донесся новый взрыв воплей, когда горячие угли посыпались на искалеченных гребцов. Некоторые горшки разбились о палубу, яркая полоса пламени скользнула вдоль мачты, огонь начал пожирать паруса. Над ютом, где метался Экебус, тоже начали расплываться темные клубы дыма. Трирема проскочила мимо корабля верховного фадранта, круто развернулась и понеслась обратно — с явным намерением сокрушить весла по правому борту. Однако Экебус успел отдать приказ, весла были подняты и этот маневр «Пфиры» не удался. Впрочем, Блейд и не рассчитывал на такую удачу; в этот момент он следил за тем, что происходило на причале. Оттос, привстав с кресла, следил за баталией с видом обиженного ребенка; настроение у него было явно испорчено. Тайрина сидела молча, прикрывая лицо рукой и вглядываясь в дымное облако, накрывшее судно Экебуса. Вероятно, ждет, когда будет выброшен черный флаг, подумал Блейд. Губы его сложились в жестокую усмешку — владычица Сармы тоже не была посвящена во все детали плана. В первую очередь он должен решить свои проблемы; последствия же Пфире придется расхлебывать самой. Его, однако, не покидала уверенность, что тайрина сумеет воспользоваться благоприятным моментом; а это значило, что ни один солдат Оттоса, ни один моряк тираннского флота не вернется домой живым. Снова усмехнувшись, Блейд переключился на сражение — трирема поворачивала к охваченному огнем флагману. К этому времени он потерял вторую галеру, но еще пять судов Экебуса полыхали, медленно дрейфуя к берегу. Один из уцелевших кораблей продолжал сопротивляться, и сейчас две галеры осыпали его горшками с раскаленным углем и огненными стрелами. Остальные триремы, спустив паруса, покачивались на волнах, не вмешиваясь в схватку. Это тоже было предусмотрено планом; недаром Пелопс целую неделю распространял слух, что все рабы, которые помогут новому фавориту тайрины одержать победу, будут осыпаны милостями. На каком-то из горящих судов успели пустить в ход катапульты. Здоровенный булыжник мелькнул над палубой триремы, просвистев посередине между Блейдом и Пелопсом, и снес голову стрелку. На секунду тело его застыло в неподвижности; одной рукой он все еще сжимал лук, другая тянулась к колчану. Затем труп покачнулся и рухнул на палубу, окрасив тунику Пелопса брызгами крови. Блейд удивленно приподнял брови — лицо его слуги не дрогнуло; маленький сармиец решительно сжимал свой меч и даже попытался улыбнуться. Кивнул ему, разведчик крикнул: — Молодец, приятель! Вот увидишь, мы еще сделаем из тебя храброго солдата! Трудно сказать, что думал по этому поводу сам Пелопс, но он гордо задрал подбородок, разглядывая пылающий флагман. Экебус, похоже, справлялся с неприятностями; его люди тушили огонь, им даже удалось выбросить за борт объятый огнем парус. Палубу флагмана вновь заполнили лучники, катапульты начали обстрел и вполне могли достать идущую параллельным курсом «Пфиру». Блейд довольно хмыкнул. Он не собирался раньше времени топить этот роскошный плавучий сундук, так что Экебус вполне мог порезвиться еще несколько минут. Направив трубу на берег, он увидел, что Черный Оттос снова плюхнулся в кресло — с самым безутешным видом; жирные пальцы толстяка терзали встрепанную бороду. Разведчик мысленно вознес молитву Тору, владыке тьмы, кровожадному убийце. Пусть этот слизняк остается на месте! Такая туша заменит сармийскому дьяволу дюжину обычных людей! — Быстрее! — приказал он Айксому, бросив взгляд на палубу флагмана. Кажется, Экебус восстановил порядок на борту. Теперь он стоял на баке возле большой катапульты, тыкая пальцем в сторону «Пфиры» и что-то толкуя своим канонирам. Один из них кивнул и принялся крутить рычаг, то и дело проверяянатяжение тросов. 3-э-з-бум! Камень снес шесть футов фальшборта прямо за спиной Блейда. Он не сдвинулся с места. Заработали катапульты поменьше; они метали шестифутовые дротики, летевшие с отвратительным шипящим звуком. Затем в воздух взвились стрелы. Пелопс и Айксом прижались к палубе, матросы присели за щитами. Только Блейд остался стоять; на него сейчас смотрела вся команда. Люди преданы вождю, не знающему страха; его отвага вселяет мужество в слабые сердца. И разведчик знал: если он останется жив, то в будущем эти минуты принесут богатый урожай обожания и преданности. Тучи стрел свистели в воздухе, прореживая экипаж «Пфиры». Пелопс снова начал дрожать, и Блейд угрюмо посмотрел на него. Одна стрела скользнула по его шлему, другая вспорола наплечник кожаного панциря. Больше ждать было нельзя. Он велел Айксому: — Убрать весла по правому борту! Приготовить трапы, выставить на носу и корме людей с абордажными крючьями! Когда корабли сойдутся, поднимай гребцов — пусть идут в атаку вместе с воинами! Вся операция была отрепетирована заранее. Сармийские мореходы имели понятие об абордажных крючьях и баграх, однако насчет трапов Блейду пришлось пуститься в долгие объяснения. В конце концов плотники «Пфиры» изготовили дюжину мостков четырехфутовой ширины. Корабли были уже совсем рядом. До Блейда долетел голос Экебуса: — Цельтесь в их фадранта! Тот, высокий, у руля! Всем стрелять только в него! Одна за другой в грудь и плечи разведчика ударили три стрелы, отраженные железными пластинами панциря. Айксом получил стрелу в плечо и упал, с криком и руганью пытаясь вырвать ее. Пелопс посерел от страха и прижался к палубе у самого щита. Подняв мегафон, Блейд закричал: — Приготовиться к абордажу! Трапы, крючья, багры — на левый борт! Ждать моего приказа! Суда были совсем рядом, слишком близко для обстрела из катапульт, зато ливень стрел и дротиков стал еще гуще. Разведчик оглядел свое воинство. Рабы, одни рабы, но с оружием в руках; все они прошли обучение в гладиаторских школах и были умелыми бойцами. Их глаза сверкали. Он поднял меч, и толпа отозвалась громоподобным ревом: — Блейд! Блейд! Блейд! Корабли соприкоснулись, раздался звук глухого удара, потом — пронзительный скрип дерева о дерево. Блейд слетел по трапу на палубу и выхватил меч. — Крючья и сходни — за борт! Все наверх! За мной! На абордаж! Перепрыгивая узкую щель между судами, он вспомнил другое море и другую битву, в которой пряные запахи моря и просмоленной древесины были приправлены пороховым дымом. Да, странствие с ховестарами Акрода изрядно обогатило его боевой опыт! Пожалуй, именно это, а не бесценный жемчуг Кархайма, являлось самой дорогой добычей, которую он сумел привезти домой. Взвились крючья, цепляя борт флагмана; загремели падающие сходни. Блейд, с мечом в правой руке и кинжалом в левой, врубился в толпу лучников; за ним хлынули гладиаторы и вооруженные гребцы. Кто-то из людей Экебуса схватился за край трапа, пытаясь сбросить в воду тяжелую доску. Зазвенели клинки, высекая искры. Блейд зарубил двух стрелков, потом ложным выпадом заставил сармийского меченосца приподнять щит и воткнул клинок ему в живот. Падая, солдат прихватил с собой его оружие; на какой-то миг Блейд остался с одним кинжалом, и другой фадрит едва не достал его ударом боевого топора. Он успел пригнуться, и топор снес голову сражавшемуся рядом гладиатору. Его соратник всадил копье в горло нападавшего. Блейд сражался на палубе флагмана; десятки разъяренных бойцов подпирали его сзади. Вопли, проклятья, стоны раненых, победный рев, звон оружия сливались в оглушительный и знакомый грохот битвы. Яростно работая мечом, он пробивался к высокой корме — туда, где стоял Экебус, наблюдая за агонией судна и своего экипажа. Сквозь заливавший глаза пот разведчик видел лицо верховного фадранта — спокойное, бледное, высокомерное. Видимо, Экебус уже смирился с проигрышем. Сожаление кольнуло его сердце. Этот человек был единственным сыном тайрины, женщины, которая была добра к нему, Блейду, чужеземцу и страннику… Жаль, что придется причинить ей горе! Коренастый воин, оскалив зубы, замахнулся на него мечом, затем вдруг вскрикнул и упал замертво. Блейд скосил глаз влево — его слуга вытаскивал окровавленный клинок из груди солдата. Маленький учитель был очень возбужден и смотрел на хозяина, словно не узнавая его. Снова и снова он колол мечом обмякшее тело, не в силах поверить в смерть сраженного им человека. — Побереги силы для живых, малыш, — буркнул Блейд и ринулся вперед. Бой постепенно замирал, бойцы Экебуса стали бросать оружие и просить пощады. Победители явили милосердие: всем подневольным солдатам была сохранена жизнь, но надсмотрщиков и фадритов-добровольцев, пожелавших сражаться на стороне Оттоса, рубили без жалости. Разведчик стоял у нижней ступеньки трапа, ведущего на капитанский мостик. С верхней ступени на него с загадочной улыбкой глядел Экебус. Схватка прекратилась. Блейд отдал пару коротких приказов — он не хотел, чтобы убивали прислугу катапульт, — и его соратники разбрелись по залитой кровью палубе флагмана. Кое-кто отправился вниз, пошарить в каютах и трюме; некоторые в изнеможении рухнули на прокаленные солнцем доски. Огонь, еще кое-где слабо потрескивающий, затухал. Распорядившись выкинуть трупы за борт, Блейд вытер пот со лба и взглянул на берег. Толпа на причале гудела и волновалась, но Пфира с Черным Оттосом все еще сидели в своих креслах, окруженные плотным кольцом придворных и стражей. Он знал, что тайрине сейчас не угрожает опасность — флот Оттоса, охранявший его на пути в Сарму, сейчас находился в открытом море. Кроме сотни телохранителей да экипажей двух кораблей, в городе не было воинских контингентов Тиранны, а с этим отрядом сармийские фадриты могли покончить за полчаса. Над палубой повисла напряженная тишина. Гладиаторы ждали, жадными глазами следя за Блейдом и Экебусом; верховный фадрант по-прежнему спокойно стоял на трапе, даже не пытаясь вытащить меч из ножен. Блейд поднял на него глаза. — Ну, сьон Экебус, — громко сказал он, — ты сойдешь вниз, или я поднимусь? Фадрант улыбнулся. — К чему мне биться с тобой, Блейд? Не принимай меня за глупца. Я сдаюсь и, по обычаю, предлагаю тебе выкуп. Это лучший выход для нас обоих. Блейд запустил пятерню в бороду и с минуту пристально разглядывал невозмутимое лицо Экебуса. — Я знаю, что тебя прозвали Жестоким, — сказал он наконец. — Ты заслужил это прозвище, фадрант. Но я дам тебе другую кличку — Экебус Трусливый! Толпа за его спиной зароптала, потом раздался голос Пелопса: — Подари его нам, сьон! Мы знаем, что с ним делать! Раздались одобрительные возгласы, но Блейд, подняв руку, повернулся к своим бойцам и рявкнул: — Здесь командую я! В ответ послышалось лишь невнятное бормотание. Пелопс опустил глаза, а его хозяин уставился на фадранта, который гордо стоял на капитанском мостике, словно только что выиграл сражение. Однако на лице его промелькнула тень страха. Блейд сухо поинтересовался: — Так ты будешь драться? Экебус выдавил снисходительную усмешку, снял перевязь с мечом и швырнул ее к ногам победителя. Тот не двигался, и на лице фадранта появилось недоуменное выражение. Похоже, он ничего не понимал. — Ты ведь не станешь убивать меня, Блейд? Это же бессмысленно! Ты и так натворил немало! Испортил спектакль, перебил множество людей, среди которых были и офицеры тайрины… Тебе полагалось проиграть, мой недогадливый сьон — ради нашего высокого гостя! И ради самой тайрины! Я знаю, что ты приворожил ее, но теперь все может измениться. Подумай об этом. Надеюсь, ты не сошел с ума? Экебус бросил взгляд на берег, где Пфира и Оттос все так же восседали рядом на своих тронах, словно ожидая конца представления. Внезапно фадрант нахмурился и воскликнул: — Похоже, ты все-таки сумасшедший, Блейд! Хочешь устроить заговор? Вместе с тайриной? Но на что она рассчитывает? Оттос раздавит Сарму как гнилой орех! — Если у него останутся зубы, — хладнокровно заметил разведчик. — А что касается заговоров… в этих делах ты сам мастер! Кажется, ты даже замешан в одном — против своей владычицы. Внезапно он заметил легкое колебание занавеса, скрывающего вход в кормовую каюту. — Туда! — Блейд резко махнул рукой. — Притащите жреца! Там Крид, я уверен! Два гладиатора выволокли на палубу дрожащего старца. Размазывая слезы по морщинистому лицу, он то умолял сохранить ему жизнь, то грозил нечестивцам карой Бек-Тора. Облезлый ворон, попавший коту в лапы, подумал Блейд. Он сделал паузу — достаточно долгую, чтобы рабы насладились этим зрелищем. — Вот ваш Бек-Тор! — прогремел он наконец. — Смотрите! Лживый бог и лживый жестокий жрец! Такой же трус, как и этот! — он кивнул в сторону Экебуса. Кто-то из толпы выкрикнул: — Жаль, что мы не на равнине! Ему самое место в брюхе Бек-Тора! Услышав это, Крид упал на колени, что-то бессвязно бормоча. — Он недостоин огня, — сказал разведчик. — Хватит с него и воды. Он подошел к жрецу, схватил его за ворот черной туники и одним махом вышвырнул за борт. Над палубой прокатился смех. Пока рабы развлекались, споря, сколько времени Крид продержится на поверхности, разведчик подозвал Пелопса. Пришло время выбросить черный флаг, чтобы тайрина под каким-нибудь предлогом покинула причал. В стороне пара гладиаторов придерживала за локти канонира большой катапульты — того самого, чей меткий выстрел снес фальшборт на корме «Пфиры». Несколько рабов, подбадривая друг друга ритмичными вскриками, закладывали в метательную машину валун — огромный гладкий огурец пятифутовой длины. Блейд подумал, что верховный фадрант очень уютно устроится на нем — точь-в-точь как барон Мюнхаузен на пушечном ядре. Он снова повернулся к Экебусу: — Ну, ты будешь сражаться? Предлагаю в последний раз. Выбирай: или погибнешь как воин, или… Экебус казался совершенно растерянным. Он посмотрел на огромную цепь, перекрывавшую выход из гавани, затем на Блейда. — Ты ненормальный! Думаешь удрать отсюда? Да тебя вечером швырнут в пасть Бек-Тора! Вместе с твоим сбродом! Или ты рассчитываешь на милость Оттоса, когда он наиграется с тобой? Зря, мой опрометчивый сьон! Кровь ударила Блейда в виски. Хватит! Больше он не желал пререкаться с этим высокомерным мерзавцем! В три прыжка преодолев трап, он схватил Экебуса и толкнул вниз, на палубу. Фадрант не сопротивлялся. Он был поражен и, похоже, все еще не верил, что кто-то осмелится поднять на него руку. Разведчик отдал приказ, и Экебуса потащили к катапульте, прикрытой со стороны берега большим плетеным щитом. Пфиры на причале уже не было — очевидно, она увидела флаг и исчезла. Властитель Тиранны, огромная жирная туша которого расплылась в кресле, с недоумением взирал на бухту. Видимо, он терялся в догадках насчет того, что же происходит на атакованном корабле, и жаждал поскорее разобраться с этим делом. Блейд заметил, как небольшая шлюпка отвалила от берега, направляясь к захваченному судну. Тем временем Экебусу заткнули рот кляпом и начали привязывать к огромному камню, лежавшему в катапульте. Кажется, фадрант только теперь понял, что минуты его сочтены. Глаза Экебуса выпучились, почти вылезая из орбит, из-под кляпа доносились глухие стоны. Наконец и снаряд, и дополнительный груз были подготовлены к отправке. Приставив клинок к горлу меткого канонира, Блейд мрачно пояснил: — Ты отличный стрелок, парень, и я хочу еще раз полюбоваться твоим искусством. Видишь камень? — разведчик кивнул в сторону катапульты. — Так вот: он должен размазать Черного Оттоса вместе с креслом. Промахнешься — полетишь вслед за ним. Выбирай! Канонир побледнел, колени у него подогнулись. — Но, милостивый сьон, даже я не всегда попадаю в цель… Поднимается ветер… А если мне не повезет? Действительно, как и предупреждал Айксом, ветер начал усиливаться и сейчас дул со стороны материка. Блейд нажал на клинок чуть сильнее. — Если тебе не повезет, милостивый сьон отправит тебя на берег по частям. Сначала ноги, потом руки и все остальное. Так что сделай поправку на ветер и молись, чтобы тебе повезло. Начертав перед грудью священный знак, сармиец нетвердыми шагами направился к метательной машине. Длинную рукоять катапульты уже оттянули назад, и теперь канонир начал медленно вращать боковой рычаг, создававший дополнительное натяжение упругих канатов. То и дело он касался тросов ладонью, что-то прикидывая и иногда оборачиваясь к флажкам, трепетавшим на мачте корабля. Экебус с ужасом следил за этими зловещими приготовлениями, тряс головой и придушенно мычал. — Постарайся, чтобы камень летел низко, — приказал канониру Блейд. — Я не хочу, чтобы наш гость заметил подарок и успел избежать радостной встречи. Он поднял руку. Глаза Экебуса обезумели. Щит полетел в воду под вопли и смех рабов. Раздался резкий щелчок, и камень взмыл в воздух. Канонир оказался настоящим искусником — снаряд просвистел над самыми волнами. Блейд видел, как люди, толпившиеся вокруг Оттоса, с криками ужаса бросились врассыпную. Вероятно, придворные заморского гостя быстро поняли, что происходит. Огромный валун с привязанным к нему живым грузом со свистом рассекал воздух. Разведчик не питал больших надежд на этот выстрел. Теперь же он с растущим изумлением всматривался в огромный каменный огурец, стремившийся к цели, словно ракета с автоматическим наведением. Казалось, Черный Оттос замер в шоке. Когда же он сообразил, что этот ужасный снаряд нацелен прямо в него, и заорал во все горло, было уже поздно. Его свита разбежалась, телохранители исчезли, и теперь только перевернутые скамьи окружали трон. Оттос попробовал встать, но без посторонней помощи это оказалось не так-то легко. Тогда он попытался сползти на колени. Тут дело пошло лучше, и толстяк, корчась и извиваясь, продвинулся на карачках на целый фут. Вдруг он поднял голову и застыл, с ужасом глядя на затмившую небеса каменную глыбу. Удар! И Черного Оттоса не стало. Все было кончено. Валун приземлился с громким чмокающим звуком, отчетливо долетевшим до корабля, и Блейд возблагодарил Бека, что не видит результатов его падения — наверняка зрелище выглядело не слишком аппетитным. Он поднялся на мостик и начал отдавать приказы. И ему, и команде предстояла еще уйма дел, и выполнить их следовало быстро, пока на берегу не оправились от потрясения, пока тайрина не поняла, что ее возлюбленный не собирается возвращаться в Сармакид. И пока до нее не дошло, что он все же убил ее единственного сына. Прошло около часа. За это время все припасы и оружие с захваченного судна перетащили на «Пфиру»; кроме того, три шлюпки с гонцами с берега были отогнаны снарядами катапульт. Когда Блейд вернулся на свою трирему, флагман покойного Экебуса уже догорал, постепенно погружаясь в воду. Хотя разведчик потерял все галеры, немало народа с них спаслось, пополнив экипаж большого корабля. Ветер продолжал усиливаться, и Блейд повел трирему к массивной бронзовой цепи, перегораживавшей горловину бухты. Пелопс, с гордостью демонстрируя всем желающим свой окровавленный меч, стоял рядом с ним на палубе. — Что с Айксомом? — спросил его хозяин. — Ничего страшного, сьон. Стрела скользнула мимо кости, он только потерял много крови. Я вытащил наконечник и перевязал рану, — маленький сармиец вздохнул. — Знаешь, я кое-что смыслю в медицине и одно время собирался пойти лекарем на судно. Но теперь, раз уж я стал настоящим солдатом… Блейд потрепал его по плечу. — Теперь, раз уж ты стал настоящим солдатом, молись о том, чтобы не потерять голову. Видишь, — он вытянул руку в сторону открытого моря, — перед нами цепь. Если нам не удастся ее порвать, то все труды пойдут прахом. Он повернулся к рулевому. — Правь на середину! Надо использовать всю силу ветра. Ты, Пелопс, передай Шефрону, чтобы выжал из гребцов все силы. Мы должны разорвать цепь с первой попытки — или нам вообще не выбраться отсюда. Барабан на палубе загрохотал чаще; люди с остервенением навалились на весла. Большой квадратный парус триремы раздулся, наполненный попутным ветром. Весла с громким плеском врезались в воду. — Мы должны угодить точно в центр, — пробормотал Блейд, — в надпиленное звено… И если оно выдержит… — Я помолюсь за нас, — сказал Пелопс. — Я всегда почитал Бек-Тора, и, быть может, всемогущий бог услышит меня на этот раз. Прежде он не слишком мне помогал, — добавил маленький сармиец со вздохом. Окованный медью форштевень «Пфиры» врезался в цепь на скорости в пятнадцать узлов. Раздался скрежет, судно вздрогнуло и почти остановилось. Цепь, натянутая, как струна, мелко дрожала, чуть заметно подаваясь под напором триремы. — Гребите! Гребите сильнее, парни! Ради своей жизни и свободы! Опустив рупор, Блейд уставился на воду. Длинные весла ударили разом, со скамеек гребцов слышались проклятья и надсадное дыхание, барабан грохотал словно в истерике. — Гребите, капидий корм! Цепь лопнула, и корабль ринулся в открытое море.Глава 11
Акнир, придворный сармийский летописец, сделал эти записи в 548 году эры Пришествия Блейда. В них он комментирует тайну Оксемской рукописи — документа, обнаруженного историками Сармы.* * *
«Оксем — небольшая рыбацкая деревушка, лежащая на западном побережье Алого моря в пределах древней Империи Тиранны; весь этот край сармийские войска захватили еще во время Первой Освободительной войны в начале эры Пришествия, Недалеко от Оксема была найдена кожаная фляга, в которой находились сильно испорченные временем и морской водой листы пергамента с записками Ричарда Блейда. Впрочем, само существование этого человека весьма сомнительно, хотя легенды о нем бытуют и по сию пору, а в некоторых районах Великой Сармы он даже считается полубогом, почти сравнимым по могуществу с Бек-Тором. При описании событий глубокой древности любой ученый должен проявлять осторожность, отделяя драгоценные зерна истины от плевелов мифов и вымысла, я надеюсь, что мне удалось справиться с этой задачей. Лично мне очень хочется верить, что Блейд, герой и полубог, все-таки существовал, иначе записи, найденные в кожаной фляге, надо признать мистификацией. Но зачем? Кому это нужно? Ответов на подобные вопросы не существует. Косвенные доказательства реальности героя общеизвестны; это и многочисленные легенды о нем, и тот факт, что наше летоисчисление ведется от даты его таинственного исчезновения. Удастся ли нам когда-нибудь выяснить, являлся ли он исторической фигурой или мифическим персонажем? К сожалению, пока это неизвестно. Меня, Акнира-летописца, живущего при дворе Ее Величества тайрины Ферты, повелительницы Великой Сармы, сей факт печалит вдвойне — мне очень хотелось бы поверить в реальность древнего героя. Но доказательств его существования, которые можно было бы считать бесспорными, я привести не могу. Я лишь представляю на суд публики манускрипт, предположительно написанный Блейдом на древнесармийском языке и переведенный мною. Несколько слов о самом переводе. Воистину, мне пришлось преодолеть огромные, почти нечеловеческие трудности! Если Блейд все-таки существовал, то он, несомненно, не был сармийцем. Построение фраз в его записках отвратительно, язык беден, стиль — если здесь вообще можно говорить о стиле! — примитивнее, чем у любого современного графомана. Много раз он использует такие странные термины, что они вообще не поддаются расшифровке. Только любовь к истории Великой Сармы и чисто научное упрямство подвигли меня закончить эту чудовищно трудную работу. Мой личный врач, Киклос, может подтвердить, сколь часто я приходил к нему в состоянии полнейшего нервного истощения во время работы над этой рукописью. Поэтому я предлагаю вниманию читателей всего лишь часть записок со своими комментариями, которые я старался сделать как можно более объективными. Что касается главного вопроса — жил ли когда-либо Ричард Блейд в древней Сарме, — пусть каждый специалист, каждый историк решает его сам. В одном я уверен — жизнелюбие, решительность, твердость духа и стремление к свободе, присущие Ричарду Блейду, тронут даже неверящие в него сердца. Я знаю, что это первый перевод судового журнала, найденного около Оксема, на современный язык, и надеюсь, что он займет достойное место в нашей литературе».Записки Ричарда Блейда
Я должен вернуться немного назад, чтобы соблюсти правильную хронологию записей в своем дневнике. Возможно, его вообще не стоило вести, но Пелопс случайно наткнулся на письменные принадлежности в деревушке южнее Сармакида, где мы запасались провизией и пресной водой; кроме того, эта работа позволяет скоротать время и усовершенствоваться в письменном языке. Скоротать время! Как странно это звучит! Ведь именно времени мне может не хватить для выполнения задуманного. Вчера я ощутил приступ головной боли; возможно — простая мигрень, но я полагаю, что лорд Лейтон пытается обнаружить меня с помощью своего компьютера. Могу лишь упрекнуть его в поспешности, так как я пока что дьявольски далек от мест, где обретается мой двойник. «Пфира» — прекрасное судно, крепкое, отличной постройки. В ее трюме достаточно запасных парусов и весел, такелажа, оружия и вообще всего, что может понадобиться в длительном плавании. Это довольно странно, и я могу объяснить подобную щедрость только недосмотром людей Оттоса, которые отбирали корабли для морских игр. Впрочем, Пелопс утверждает, что эти придворные больше думали о развлечениях, чем о своих обязанностях. Когда мы отошли достаточно далеко от берегов Сармы, я решил проверить, нет ли на борту спиртного. Обнаружив несколько бочонков капни, местного горячительного, я перенес их в свою каюту. С этим зельем мне приходилось иметь дело — оно немного походит на ром, хотя и не такое крепкое. Пелопс рассказывал мне, что напиток готовят из красных ягод, произрастающих в болотах Сармы. Лучше держать спиртное подальше от экипажа. Была у меня, правда, мысль выдавать людям по кружке капни в день, но я решил не связываться с этим делом. Все-таки здесь не Британский военно-морской флот! Мы шли вдоль сармийского побережья на юг, изредка заглядывая в маленькие поселения, чтобы узнать новости. После морских игр, когда Черный Оттос приказал долго жить и флаги разнесли сообщение об этом по всей стране, Сарма восстала против Тиранны. Тайрина Пфира выслала флот, с мудрой предусмотрительностью решив нанести первый удар — до того, как сын Оттоса (как, черт возьми, его зовут?) придет в себя и соберется с силами. Что ж, пусть удача не покинет мою тайрину… Несколько дней я потерял совершенно без пользы, обследуя судно и пытаясь решить несколько внезапно свалившихся на меня проблем. Одна из них заключалась в том, что у меня было слишком много людей. «Пфира» рассчитана на экипаж в двести человек, а на борту — четыреста, и все они — бывшие рабы. Есть только один выход — захватить второе судно. Я позвал Айксома — он, хвала Беку, быстро выздоравливает — и Пелопса и объяснил им ситуацию. Айксом только улыбнулся и заявил, что все очень просто — надо взять на абордаж какого-нибудь торговца и перевести на него часть экипажа. Думаю, он прав. Пелопсу, однако, это не понравилось, и он пустился в длинные размышления о том, что пиратство — безнравственное занятие. Я заверил его, что мы не собираемся никого убивать, и велел ему заткнуться. Пелопс вспыхнул и положил руку на эфес меча. Малыш теперь стал совсем другим; настоящий мужчина, только уж слишком вспыльчив. Кроме того, он постоянно драит свой клинок, совершенно запустив все прочие дела, и ведет себя так заносчиво, словно судно принадлежит ему. Чувствую, рано или поздно придется приложить руки и сбить с него спесь. Голова больше не болит. Может, действительно простая мигрень?* * *
Примечание Акнира, переводчика: «Этот отрывок вполне ясен, если не считать упоминаний о некоем Лейтоне, его компьютере и Британском флоте. Возможно, Лейтон являлся божеством, объектом поклонения Блейда, а „компьютер“ — священным предметом? Что касается Британского флота, то из контекста ясно, что флот сей принадлежит Британии — стране, из которой, скорее всего, прибыл Блейд. Но подобного государства в нашем мире не было в древности и нет сейчас. С одной стороны, это ставит под сомнение реальность самого Ричарда Блейда; с другой — он пишет о Пфире, Великой Государыне, являющейся исторической личностью! Именно в период ее правления сармийская армия разгромила Тиранну, и обе страны были объединены в огромную империю. Более того, судно Блейда названо именем Великой Тайрины! Смесь достоверных фактов и вымысла… Что еще я могу сказать по этому поводу?»Продолжение записок Ричарда Блейда
Сегодня случилось еще одно событие — я словно прозрел. Удивительно, каким слепцом может быть человек! Как долго я не замечал очевидного! Рений! Горы рения! Если я вернусь домой живым, лорд Лейтон будет вынужден всерьез взяться за телепортатор, дабы Англия опять заняла достойное место среди великих держав! Сармийским рением можно завалить всю Землю, и еще останется для Марса и Венеры. Другое дело, сумею ли я снова попасть сюда? К сожалению, его светлость еще не решил проблему транспортировки минеральных богатств из других измерений, хотя держать пари по этому поводу я бы не рискнул… Вряд ли стоит касаться этой темы на страницах моего дневника, я совсем не хочу, чтобы будущие поколения сармийцев сочли меня заурядным грабителем, который примеривается к их сокровищам. Впрочем, Пелопс клянется, что никто — абсолютно никто! — не сможет понять мой сармийский. Сам он попробовал, долго мучился над одной страницей и в конце концов так зашелся от смеха, что я был вынужден вытолкать его из каюты. Но вернемся к рению, этому драгоценному серебристому металлу. Связанная с ним история началась с Шефрона. Этот бывший ассенизатор сармакидского цирка по-прежнему неразговорчив и мрачен, но надо отдать должное — он прекрасный барабанщик, знает, как обращаться с людьми, и умеет выжать из гребцов пот не прибегая к плетке. Это очень важно, так как на судне все по очереди садятся на весла — кроме меня, Пелопса и Айксома. Пелопс, который считает себя великим целителем, пытался лечить язвы на коленях Шефрона какой-то мазью, которую он нашел на борту. Это не помогло, но Пелопс выяснил, что Шефрон постоянно таскает с собой несколько кусочков метитовой руды. — Они — мой талисман, — объяснил барабанщик, — и напоминают мне о днях, которые я провел в шахте. Когда мне плохо, я достаю эти камешки, гляжу на них и думаю, что все могло обернуться гораздо хуже. Я сначала не обратил внимания на россказни Пелопса, но ему показалось, что руда как-то связана с незаживающими язвами Шефрона. Барабанщик, однако, не захотел расстаться со своей минералогической коллекцией, и тогда Пелопс притащил его ко мне. — Я хочу выбросить эти камешки за борт, сьон, но этот дурень не отдает их, — заявил наш лекарь. — Он носит их давно, еще с тех пор, как попал в шахту, и я уверен, что именно они не дают зарубцеваться язвам. Меня он не слушает — может, ты прикажешь ему? Мне не хотелось глядеть на угрюмую физиономию Шефрона, ни, тем более, на его язвы, и я решил покончить с этим делом побыстрее. Шефрон мог бы стать приятным парнем, если б научился улыбаться, но он, похоже, забыл, как это делается. — Дай-ка мне посмотреть твои сувениры, — велел я. Он недовольно заворчал, но повиновался. Я поднес к глазам невзрачный камешек и стал рассматривать его. Странный минерал! Образец был небольшим, величиной с мизинец. Мягкий, довольно тяжелый, свинцово-серого цвета с синеватым оттенком. Я сжал камень в ладони, почти не думая о нем, и перевел взгляд на стоявшего рядом Шефрона. В голове у меня мелькали некие цифры — что-то о химическом составе человеческого тела и о том, насколько ничтожна ценность этого сырья. Кажется, мне припомнилась статья в популярном американском журнале… Я даже смог бы привести точные цифры — стоимость составляющих нашу плоть химических элементов, которая с 1936 года повысилась в три с половиной раза, с 98 центов до 3 долларов 50 центов в настоящее время. Углерод, кислород, кальций, азот, фосфор, даже немного золота и серебра — и всего этого меньше чем на четыре доллара! Я смотрел на тощего Шефрона и думал, что в этой шкале за него не взять и шиллинга. Главное все-таки заключалось в том, что эти воспоминания натолкнули меня на мысли о минералах, и я опять стал внимательно разглядывать амулет барабанщика. Что-то зашевелилось у меня в голове, какие-то смутные ассоциации, но ничего конкретного я припомнить не смог. Я бросил камень в койку и сказал Шефрону, что разберусь с ним попозже, когда как следует изучу этот минерал. Барабанщик сделался еще угрюмее, однако поклонился и ушел. Затем мне пришлось выслушивать очередную нотацию Пелопса. — Если ты будешь держать камень при себе, сьон, то заболеешь и покроешься язвами. Я в этом уверен! Погляди, он мягкий, словно олово, и от него летит ядовитая пыль. Надо бы выкинуть его. Я долго думал… Тут я оборвал Пелопса. — Хватит, приятель, ты мне надоел! Забудь о своих страхах, за одну ночь я не отравлюсь! Лучше найди слиток чистого метита или тираннскую монету. Да поживее! Пелопс посмотрел на меня, как на помешанного. — Слиток метита, сьон? Откуда я возьму его на борту? Мне пришлось согласиться, что это маловероятно. — Ладно, тогда принеси мне монету. Любую. Ведь монеты Оттоса сделаны из метита, верно? — Да, сьон. Но они чеканятся только в Тиранне, а в Сарме их не так много. Редкая и ценная вещь, куда дороже золота! Как я найду такую монету среди рабов? Знаешь, я был учителем в сармакидском дворце, но видел их не так много раз. Говорю тебе, сьон, что… Я погрозил ему пальцем и сказал: — Пелопс, отправляйся хоть к чертовой бабушке, но раздобудь мне монету. Обыщи всех на борту. Я уверен, что хоть один из наших бездельников припрятал монетку-другую. Иди и найди ее. И не возвращайся, пока не выполнишь приказ. Когда я говорю таким тоном, Пелопс не решается возражать и не лезет со своими нотациями. Он ушел, а я снова примялся рассматривать кусочек метитовой руды. Пытаясь мысленно вернуться в кабинет минералогии в Оксфорде, где мне довелось учиться, я прикрыл глаза. Эта штука сильно напоминала молибденит; в оксфордской коллекции был образец из Гренландии, и я припомнил, что на Земле его добывают также на Аляске, в Никарагуа и Казахстане. Однако блеск камешка на изломе казался более серебристым, как будто бы минерал содержал еще какую-то примесь. Откинувшись к стене каюты, я на миг прикрыл глаза. Молибден сам по себе немалая ценность, но молибденит является еще и практически единственным источником гораздо более редкого металла — рения. Но почему же близкий контакт с рудой приводил к появлению незаживающих язв? Содержался ли в ней какой-то радиоактивный компонент? Возможно ли такое? Черт возьми, почему бы и нет? Ведь я в Сарме, не на Земле! Вскоре вернулся мрачный Пелопс с маленькой квадратной монеткой. Протянув ее мне, он объяснил, что ему пришлось тщательно отмывать сию драгоценность — этот умник, ее хозяин, прятал монету в анальном отверстии. Как Пелопс разыскал там небольшой металлический квадратик, я не решился расспрашивать, но владелец, несомненно, захватил его во время грабежа судна Экебуса. Я внимательно рассмотрел монету с помощью неуклюжей лупы, которую нашел у себя в каюте. Царапнул ее ножом. Тяжелый плотный металл, похожий на никель, но цветом больше напоминавший серебро. Очень прочный. Все сходилось! Ближе к вечеру, перед тем, как зажечь масляную лампу, я опять изучил кусок минерала. Потом, уже сомневаясь в собственном зрении, решил позвать Пелопса и Айксома. Нет, мне не померещилось. Они тоже это увидели — слабое, едва заметное свечение, не флуоресценцию, а скорее намек на нее, мерцающий нимб вокруг странного камешка. Это была руда, содержащая молибден, рений и еще что-то, какую-то радиоактивную примесь! Но главное — рений! Кажется, я нашел сокровище — нечто, имеющее бесспорную ценность на Земле. В этом мире, в Сарме, были целые горы рения! Почему бы и нет? В Кате целые горные хребты слагались из нефрита, а Райна оказалась богата золотом… Что касается язв Шефрона и гибели рабов в шахтах, то их, несомненно, вызывала радиация! Я сунул монетку и кусок руды в маленькую бронзовую флягу, обернул ее кожей и подшил изнутри к своей тунике; пусть эти драгоценные образцы всегда будут со мной. Рабу, из задницы которого Пелопс извлек монету, был выдан бочонок спиртного — в качестве компенсации за потерю. Он не возражал против такого обмена.* * *
Примечание Акнира, переводчика: «Эпизод с метитом носит совершенно загадочный характер. Этот металл является обычным для Сармы и до сих пор используется нами для чеканки монет и производства особо прочных сплавов. Да, он ценится выше золота и серебра, однако интерес, который проявил к нему Блейд, непонятен. Вероятно, в его стране метит очень дорог и, следовательно, если бы мы нашли родину Ричарда Блейда, он мог бы послужить предметом выгодной торговли. Где же, однако, эта родина? В первом отрывке упоминалась Британия, теперь же Блейд пишет о Земле, о Гренландии, Оксфорде, Казахстане и других абсолютно неизвестных нам местностях. Возможно, они находятся в другом полушарии планеты? Миновала уже сотня лет с тех пор, как ученые убедились в шарообразности нашего мира, и если Ее Величество тайрина Ферта соизволит послать морскую экспедицию к южному полюсу или в просторы Великого Западного океана, наши моряки, возможно, сумеют отыскать там Оксфорд или Казахстан. Я должен обратить внимание читателей на то, что и в первом, и во втором отрывках Блейд часто говорит о Пелопсе, своем спутнике по странствиям. Как известно, святой Пелопс — дух воздушной стихии, правящий колесницей самого Бек-Тора. Согласно религиозной традиции, он умеет летать и почитается в Сарме как младшее божество, благожелательно настроенное к людям. Я не сумел проследить связи между Блейдом и этим гением воздуха; скорее всего, тот Пелопс, о котором упоминается в записках, не имеет никакого отношения к нашему святому Пелопсу».Продолжение записок Ричарда Блейда
О событиях, изложенных ниже, я пишу по памяти, много позже, чем все произошло. Причина одна — только сейчас мне удалось вернуться к своему дневнику. Черт знает, сколько всего приключилось с того вечера, когда я разобрался с метитом. В основном — плохого, но кое в чем мне повезло. Я нашел Зену! С другой стороны, это трудно счесть счастливой находкой. Мне нелегко писать о ней; особенно сейчас, когда в мыслях у меня другая женщина. Дайте-ка сообразить… Очень сложно возвращаться к записям после долгого перерыва и после такого множества событий. Но попробую изложить все по порядку. Итак, я сидел и размышлял о метитовой руде и о том, сумеет ли Лейтон построить телепортатор, чтобы перебросить местные сокровища на Землю. Внезапно Айксом просунул голову в мою каюту: новости у него были неважные. Мой помощник еще не снял повязки с раненного плеча и был довольно бледен. Айксом — хороший парень и превосходный моряк; если бы не он, вряд ли я писал бы сейчас свой дневник. Мой навигатор с тревогой сообщил: — Погода меняется, сьон Блейд! Похоже, нас ждет буря, дело обычное для этого времени года. Надо идти в открытое море, подальше от берега. — Так в чем проблема? Поворачивай руль и постараемся сбежать от шторма. Айксом нахмурился. Он явно не разделял моего легкомысленного спокойствия. Вытащив из сумки карту, навигатор развернул ее на столе. Главной особенностью Алого моря является его небольшая ширина — в этом отношении оно напоминает Красное море на Земле и точно так же разделяет два континента. Но главное — ширина! Вот чего я не учел! Айксом щелкнул пальцами по карте — между берегами было миль сто, и сейчас прямо напротив нас находилась Тиранна. Там мне, черт побери, совсем 302 нечего было делать! Впрочем, слоняться у берегов Сармы я тоже не хотел. К северу лежали неведомые земли, не обозначенные на карте. Айксом объяснил, что еще ни один моряк не высаживался там, поскольку берега гористы, обрывисты и недоступны. Меня совсем не прельщали лавры местного Колумба, так что север отпал сразу. По словам Айксома, шторма в Пурпурном море бушуют по нескольку суток, а иногда и неделями. Даже если мы бросим плавучий якорь и спустим паруса, нас будет сносить ветром. Куда? На востоке и западе мы можем сесть на мель или разбиться о камни, на севере — то же самое. Остается юг, где лежит страна Пылающих Песков. Туда я и стремился; собственно, это и было бы решением проблемы. Нам надо уйти от шторма и плыть только на юг! Такое распоряжение я дал навигатору. Он покинул каюту, покачивая головой — мол, милостивый сьон никогда не видел здешних штормов. Ничего, теперь увижу. И я увидел. Когда я пишу эти строки, у меня перед глазами снова встают сизо-багровые волны высотой с мачту. Даже выше! Между огромными валами — пропасти чудовищной глубины. Ветер задувал с яростью тайфуна, не ослабевая ни на секунду и постоянно меняя направление; он выл и пронзительно визжал, обрушиваясь на верхушки гигантских водяных гор. За два дня мы потеряли четыре рулевых весла. В первый же час человек пятнадцать смыло за борт, пока мы не натянули леера по всей длине судна. Я привязался к румпелю, и это спасло мне жизнь, — правда, ценой дюжины синяков. Гребцам приходилось постоянно вычерпывать воду. Люди работали из последних сил — они понимали, что жизнь их висит на волоске. Да, они работали, как заведенные, но этого оказалось мало! К счастью, «Пфира» была крепкой посудиной, но с каждой волной перегруженный корабль получал тонну-другую воды. А волны шли одна за одной, без остановки. К концу третьего дня я понял, что дела наши плохи. «Пфира» по самые борта сидела в воде и могла затонуть в любую минуту. Но вдруг произошло чудо — шторм внезапно прекратился. Я выскочил на ют и произнес речь, чтобы поднять дух экипажа. Я сказал им: — Парни, мы выжили! Соберитесь с силами, вычерпайте воду и освободите судно от обломков. Все, что не годится для ремонта — за борт! Проверьте запасы пресной воды. Те, кто пострадал во время шторма, пусть обратятся к Пелопсу. Затем я велел вычистить гальюны, приготовить горячую пищу и выдать команде порцию спиртного. Я бушевал не хуже шторма, заставляя своих людей трудиться — занятый делом человек никогда не теряет мужества. Сам я все эти дни не спал и, наверно, даже не присел ни на миг; веревки, которыми я привязался к румпелю, оставили кровавые рубцы на теле. Мне было совсем худо, но не мог же я показать слабость перед своим экипажем! Пелопсу досталось еще больше. Он, бедняга, страдал от морской болезни — которой я, слава богу, не подвержен, — и провалялся большую часть времени в моей каюте, спрятавшись под койкой. Буря сбила с него всю спесь, избавив меня от неприятной работы. Но теперь я должен был привести его в чувство. — Возьми себя в руки, Пелопс! — я вытащил его из каюты и как следует встряхнул. — Ты же лекарь! Принимайся за работу и помоги людям! Лицо Пелопса отливало сизым болотным цветом. Держась за живот и постанывая, он заявил: — Я еще болен, великодушный сьон. Меня до сих пор трясет и выворачивает наизнанку. Это было заметно — каюта напоминала свинарник. Кликнув двух парней с ведрами и тряпками, я выволок Пелопса на палубу и отправил заниматься делом. — Если не можешь лечить, — сказал я ему, — то хотя бы покажи пример команде. И приободрись. Худшее позади. Когда Пелопс, пошатываясь, ушел, фиксом, который стоял рядом, буркнул: — Ты не прав, сьон. Худшее нам еще предстоит. — Что означают твои слова, Айксом? — я с удивлением посмотрел на своего помощника. Он повел рукой вокруг — морская гладь, насколько мог видеть глаз, казалась совершенно спокойной; воду словно залили толстым слоем масла. — Ты не знаешь особенностей здешних штормов, — сказал мне Айксом. — Буря вернется. Через час, через день или через несколько дней, но вернется. Шторма здесь всегда идут друг за другом, с полным штилем в промежутках. Скоро ты в этом убедишься, сьон. Мне пришлось поверить ему. В том, что связано с морем, Айксом никогда не ошибался; правда, на суше в азартных играх ему не везло — из-за чего кредиторы и продали его в рабство. Я только спросил, где мы находимся. Этого он не знал, но не сомневался, что во время шторма нас все время несло на юг и что земли ни разу не было видно. На море по-прежнему стоял полный штиль. Айксом сказал, что ветра не будет, пока шторм не вернется. — Мы должны плыть на юг, — решил я. — Доберемся до Пылающих Песков и найдем какую-нибудь бухточку, в которой можно укрыться. Как ты думаешь, Айксом? Мой навигатор только пожал плечами: — Мне никогда не доводилось бывать в тех местах, сьон. И должен сказать, что немногие из моряков Сармы добирались туда живыми. Но я знаю, что Пылающие Пески — ужасное место, и оно очень далеко от Сармакида. Там пустыня, и говорят, что никто не может пересечь ее — никто, кроме моуков, обитающих на другом ее краю. Однако в тот момент моуки меня не интересовали. Я бросил взгляд на небо, посмотрел на спокойное море, гладкое, как зеркало. И снова спросил Айксома: — Ты уверен, что шторм вернется? — Да, сьон, клянусь Бек-Тором, — он начертал священный знак. — Тогда прикажи гребцам садиться на весла. Надо спешить. Я знаю, люди вымотались, многие больны и покалечены, но нам надо добраться до берега. Еще один такой шторм «Пфира» не выдержит. — Второй шторм, — угрюмо заметил Айксом, — будет еще сильнее. Это прозвучало многообещающе, и я решил не терять времени. Люди еле двигались, но не прошло и получаса, как гребцы заняли места на скамьях, взялись за весла и затянули заунывную песню. «Пфира» двинулась вперед. Во время шторма мачта триремы была сломана, и в открытом море мы не могли ее заменить, хотя на «Пфире» имелась запасная. Я велел одному из матросов, который выглядел покрепче, залезть на нижний рей и немедленно сообщить мне, когда появится берег. Тот самый проклятый берег, пустынный и жаркий, о котором толковал Айксом! Если мы успеем добраться туда и вытащить «Пфиру» на песок, мы спасены. Возможно, мне придется обыскать всю прибрежную полосу или пересечьпустыню, пока я не найду кости любимого братца, но сейчас об этом было рано говорить. Мы шли на веслах часов пять, когда парень, что висел на рее, вдруг завопил, показывая на восток — Корабль, сьон Блейд, корабль! Он тонет! Видно, кому-то не повезло еще больше, чем нам. Я крикнул наблюдателю, чтобы он постарался разглядеть судно. — Мне кажется, это пиратский корабль, капитан, — ответил матрос. — На носу намалеван череп, мачта сломана и в борту пробоины… Вокруг люди, на воде… Похоже, женщины! Волна возбужденного бормотания пробежала по палубе «Пфиры». Черт возьми, женщины! Только этого мне не хватало! Их не запрячешь под замок, как бочонки с капией! Я посмотрел на Айксома. — Что это значит? Может, нам попалась одна из галер тайрины с женским экипажем? В этот миг меня пронзила мысль о Зене. Айксом взял у меня подзорную трубу и уставился на судно. Я и без нее уже видел барахтавшихся в воде женщин; они кричали и размахивали какими-то тряпками. Ни одного мужчины не было видно. — Действительно, одни женщины, — сказал помощник, облизывая пересохшие губы. — Это я уже понял, — мой взгляд немного охладил его. — Держи себя в руках, парень. Что это за судно? — Пиратский корабль, сьон Блейд. Ему хорошо досталось, но я не думаю, что он тонет. Это не исправительное судно, все такие корабли — биремы или триремы, а я вижу только один ряд весел. Да и череп на носу… верный признак! Пиратская галера! Я продолжал задавать вопросы: — Тогда где же пираты? Или женщины сами пустились в разбой? Айксом отдал мне подзорную трубу. — Нет, конечно. Думаю, пираты захватили один из кораблей тайрины и взяли на борт самую ценную часть груза. Так оно и оказалось. Я велел подойти к галере и лечь в дрейф. Мы начали вылавливать из воды женщин; они выглядели жутко — истощенные, избитые. Была ли среди них Зена? Не знаю. Я не смог бы узнать ее и не имел времени для подробного осмотра. Я расспросил первую девушку, попавшую к нам на борт; она едва шевелила губами. Их бирема — корабль, на который сослали Зену, — действительно была захвачена пиратами. Мерзавцы убили капитана и хорошо повеселились с его командой, а потом побросали женщин за борт. Только нескольких, самых красивых и молодых, они взяли на свою галеру. Во время шторма их судно было повреждено; когда буря кончилась, они бросили и женщин, и корабль, направившись к берегу на плотах. И они забрали с собой весь запас пресной воды! Впрочем, я забегаю вперед. Итак, мы подняли всех женщин на «Пфиру». Черт побери! Среди них наверняка была Зена — если только ее не прикончили под горячую руку. Мой навигатор оказался прав, когда говорил, что судно удержится на плаву. Пожалуй, его можно было сохранить. Это очень обрадовало меня, хотя терять Айксома мне не хотелось. Тем не менее я собрал команду и торжественно объявил, что произвожу своего первого помощника в капитаны. — Возьми все, что тебе нужно, — сказал я, — и приведи корабль в порядок. Выбери сотню парней, назначь помощника и постарайся залатать пробоины. Мы на «Пфире» ляжем в дрейф и подождем тебя. Айксом посмотрел на небо и нахмурился. — Помолись Бек-Тору, — я хлопнул его по плечу, — может, шторм чуть запоздает. Женщинами пришлось заняться Пелопсу. Я велел отвести их на ют, накормить и дать воды — они умирали от жажды. И еще, самое важное — Пелопс должен был найти Зену или узнать о ее судьбе. Я беспокоился насчет тайриоты и хотел еще раз повторить Пелопсу свои распоряжения, но тут меня прервал Айксом. Обычно он не позволял себе такого. — Прости, сьон, я хотел бы получить еще кое-что. Ты ведь понимаешь, нам не нужен бунт в открытом море. Я уже сообразил, в чем дело, и кивнул ему головой. — Говори! — Если у меня будет сотня человек и собственное судно, то надо поделить и женщин, иначе вспыхнет мятеж. Многие из нас, бывших рабов, не видели женщин годами. Как бы не начались беспорядки… Погляди, люди уже волнуются. Пелопс кивнул. — Он прав, сьон. Я и сам знал, что Айксом прав. Я находился на корабле, среди недавних рабов, самых непокорных и беспокойных мужчин Сармы. Я понимал, что должен действовать в соответствии с их представлениями о справедливости. — Постарайся найти тайриоту Зену, малыш, — сказал я Пелопсу. — Остальные меня не интересуют. Поделите их с Айксомом между командами.* * *
Примечание Акнира, переводчика: «Здесь пропущен большой кусок текста — морская вода и время сделали его абсолютно недоступным для связного прочтения. От десятка страниц остались только обрывки, и попытка расшифровать утерянное скорее всего лишь введет читателя в заблуждение. Помня об этом, я перескажу своими словами то, что мне удалось понять. Женщин поделили между экипажами двух судов, что являлось обычным делом в те жестокие времена. Блейд нашел свою тайриоту, хотя она сильно изменилась, — и не только ее. Там была еще одна женщина, доставившая ему немало хлопот. Все рабыни — их было около тридцати — без возражений остались на судах Блейда. Впрочем, куда им было деваться? Пиратскую галеру привели в порядок, и оба корабля двинулись дальше на юг, в поисках Пылающих Песков. Видимо, это та самая местность, которую мы сейчас называем пустыней Бек-Тора. Подобные детали не столь важны; гораздо интересней другое — можем ли мы считать, что предлагаемый читателям манускрипт действительно написан рукой легендарного Ричарда Блейда и лично им запечатан в кожаную флягу? Итак, перехожу к последним страницам дневника. Блейд успел заполнить их до того, как налетела буря».Окончание записок Ричарда Блейда
Я пишу эти строки на палубе, так как мне пришлось распрощаться со своей каютой; теперь в ней обитают Зена и еще одна девушка, Канда. Эта красотка тоже принадлежит к благородной фамилии. Она утверждает, что приходится дочерью Эль Калу, повелителю моуков. Зена, увы, не узнает меня — рассудок ее помрачен. При виде мужчины она забивается в угол и смотрит дикими глазами. Я догадываюсь, что творили с ней пираты! Наверно, бедняжка сменила не один десяток хозяев. Другая девушка, Канда, выглядит гораздо лучше. Она совсем оправилась, но теперь я не знаю, что делать с этой заносчивой красавицей. Она обращается с Пелопсом так, словно он — грязь под ногами. На меня же принцесса поглядывает с многозначительной усмешкой и тоже пытается командовать. Что она знает обо мне? Что ей рассказывала Зена? Меня томит предчувствие, что эта Канда принесет мне изрядные неприятности. Однако надо отдать ей должное — она исключительно красива. Никогда я не видел у женщины такой прекрасной груди! А ее ноги… Спокойно, Дик, спокойно! У тебя и так хватает проблем! И среди них — бедная Зена. Очнется ли она когда-нибудь? Но если это произойдет, легче мне не станет. Мой интерес к Канде растет с каждой минутой, и боюсь, «Пфира» станет тесной для нас троих. Айксом сигналит со своей галеры; похоже, проклятый шторм возвращается. Небо нахмурилось и почернело, волны становятся все выше и выше… А мы все еще в открытом море. Я продолжу потом, когда…* * *
Примечание Акнира, переводчика: «Это все. Мы знаем, что Блейд — если, конечно, этот мифический полубог и в самом деле существовал, — вложил свою рукопись в кожаную флягу из-под вина. Этот сосуд выловили из воды рыбаки недалеко от берега. Конечно, фляга не могла плавать в море все эти долгие столетия; скорее всего, она лежала в каком-нибудь гроте или расселине в скалах на берегу, откуда ее смыло волнами. Впрочем, мои рассуждения по этому поводу не решают основного вопроса: создан ли манускрипт Ричардом Блейдом и жил ли он на самом деле в те жестокие древние времена. Многие выдающиеся историки считают его мифическим персонажем, плодом народного вымысла, сказочной личностью. Я же, однако, верю, что он был реальным человеком… или хочу верить в это. Узнаем ли мы когда-нибудь истину?»Глава 12
Долгие жаркие дни тянулись такой же бесконечной чередой, как гребешки барханов в краю Пылающих Песков. Блейд, сжигаемый солнцем днем и дрожащий от холода ночью, завидовал человеку, которого собирался убить. Его двойник, русский агент, сейчас роскошествовал во дворце Эль Кала, повелителя страны Моук. Недавно он стал первым советником владыки и, похоже, не меньше самого Блейда жаждал отыскать брата-близнеца. Принцесса Канда рассказала Блейду эту историю, и разведчик не сомневался в ее истинности. Правда, Канда пустилась в откровения не сразу, а лишь тогда, когда сочла это нужным. Стемнело, и он приступил к своей обычной работе — сооружению пирамиды из камней. Он делал это, чтобы добыть воду; только таким образом путники спасались от мучительной жажды в бесплодных и жарких песках. В первую же ночь их странствий Блейд обратил внимание, что со стороны моря вглубь материка дует ровный влажный ветерок. Он припомнил опыт земных путешественников и сложил высокую каменную пирамиду; к счастью, камней в этой пустыне хватало. Уже через полчаса на них стала оседать влага, собираясь в небольшие лужицы, и Блейду удалось наполнить водой небольшую флягу, выброшенную на песок, когда «Пфира» разбилась на прибрежных рифах и пошла ко дну. Сложив булыжники в коническую груду, разведчик бросил тоскливый взгляд на снежные вершины гор, маячившие на далеком горизонте. Путники шли уже несколько дней, но ему казалось, что горный хребет отодвигается все дальше и дальше. За этими изрезанными пиками, покрытыми ледниками, находилась страна моуков, в которой правил Эль Кал. Так говорила Канда, утверждавшая, что она — единственная дочь этого могущественного владыки. Еще Канда сказала, что по дороге к горам им встретится оазис, где обитают подданные ее отца. Когда путники достигнут этой земли обетованной — в чем Блейд сильно сомневался, — оттуда к Эль Калу отправят гонца. Повелитель моуков вышлет навстречу дочери воинский отряд, и дальнейший путь не вызовет затруднений. Блейду вся эта история не слишком нравилась; похоже, у братца на руках было каре тузов, тогда как сам он мог похвастать парой дам — в лучшем случае! Русский агент прочно обосновался в городе Эль Кала, занял ключевую позицию и, без сомнения, сумеет воспользоваться всеми ее преимуществами. Блейд же имел при себе лишь меч и пару рваных штанов — не считая означенных выше дам. Впрочем, одна из них могла обернуться козырной картой. Кто-то коснулся его обнаженного плеча. — Я хочу есть, капитан. Что ты уставился на горы и застыл, словно камень? Ищи же еду! Повторяю, я хочу есть! Канда. Конечно, это была она. Почти нагая, с тряпкой, обернутой вокруг бедер, обгоревшая под солнцем, изможденная, как и все остальные, но все равно прелестная. Ее длинные черные локоны спадали до пояса, подхваченные сзади ремешком. Лицо, овальное, с огромными дымчато-серыми глазами, покрывал золотистый загар. Ростом девушка была почти с Блейда, стройная, с гордой царственной осанкой; на упругих грудях цвели розовые бутоны сосков. Разведчик молча смотрел на нее, потом перевел взгляд туда, где рядом с Шефроном скорчилась Зена. Лучше ей не стало, и он уже понял, что рассудок никогда не вернется к тайриоте. Черты ее не потеряли былого очарования, но фиолетовые зрачки были тусклыми и пустыми, а тело ссыхалось и увядало с каждым днем. Канда топнула босой ногой. — Разве ты не понял, Блейд? Я голодна! Он потянул меч из ножен, и девушка в страхе отшатнулась; потом на ее губах заиграла дразнящая улыбка: — Ты не посмеешь поднять на меня руку, Блейд! В оазисе Тер-Киот знают дочь Эль Кала, а вы — чужаки, грязные бродяги… вас прирежут там без долгих разговоров! Спорить с этим не приходилось, и Блейд согласно кивнул: — Несомненно, моя грозная госпожа. Но почему ты так взволновалась? Я всего лишь хочу раздобыть чего-нибудь на ужин. С тобой я сумел бы справиться и без меча, — его пристальный взгляд скользнул по телу девушки, задержавшись на обнаженной груди. — Но я не трогаю беззащитных женщин. Опять загадочная улыбка. — Не уверена, сьон Блейд. Я вообще ни в чем не уверена, когда дело касается тебя. Он не обратил внимания на ее слова и отвернулся. Уже не раз ему приходилось выслушивать эти непонятные намеки, еще с тех пор, как их выбросило на пустынный и жаркий берег. Ладно, рано или поздно он получит объяснение. Блейд повернулся и, поигрывая мечом, начал неторопливо взбираться на бархан, внимательно изучая песок под ногами. Он искал змей, которых в этой пустыне было не меньше, чем камней. Крупные твари толщиной в руку оказались неядовитыми — так, во всяком случае, утверждала Канда — и выползали, как правило, к вечеру, когда песок остывал. Охота была успешной. За полчаса он разыскал пару змей, похожих на небольших удавов, прикончил их и отдал Пелопсу с Шефроном. Итак, ужин был обеспечен. Сармийцы содрали с тушек кожу и, порубив змей на части, залили остатками воды. Блейд наблюдал за тем, как Шефрон высек огонь и пристроил котелок над крохотным костром. Счастье, что волны вынесли на берег кое-что с разбитой «Пфиры», кроме трупов… Этот котел, например. И счастье, что в пустыне изредка попадался чахлый полузасохший кустарник, ветви которою могли поддержать пламя… Змеи, однако, и в сыром, и в вареном виде выглядели не слишком аппетитно. Поразительно, подумал разведчик, какой дрянью могут питаться изголодавшиеся люди! Вместе с Пелопсом он подошел к груде камней; оба жадно всматривались в припорошенные песком валуны, ожидая, когда появится первая струйка сконденсировавшейся влаги. Маленький учитель сильно похудел, пушок на его голове был грязным и свалявшимся, глаза запали. Во время кораблекрушения он потерял свой меч — вместе с остатками былой заносчивости — и теперь явно держался из последних сил. Однако прочие его привычки не изменились. Даже сейчас, похожий на пугало, истощенный и грязный, Пелопс начал очередную речь. — Милостивый Бек не сочтет грехом, — бормотал он, — если мы бросим Зену. Лучше ей не станет, а сейчас она сильно задерживает вас. Поверь, сьон, мне больно смотреть на нее, ведь я знал тайриоту еще ребенком, и мы играли с ней во дворце — Пелопс тоскливо вздохнул. — Но что поделаешь? Мы не в силах ей помочь… только сами сгинем в этих песках… Справедливо ля рисовать многими жизнями ради одной? Блейд угрюмо посмотрел на слугу. Он не мог осуждать его — в конце концов, Пелопс был сармийцем, а в Сарме справедливость понимали довольно своеобразно — как правило, в духе покойного Экебуса. — Я вижу Зену такой, какой она была во время нашей первой встречи, — тихо проговорил разведчик. — Помнишь, я поймал ее, чтобы спасти свою шкуру… и твою тоже, Пелопс. Я стал ее мужем по законам Сармы… Я хотел найти ее… — он сделал паузу. — Нет, мы не бросим Зену, малыш. За нами и так слишком много могил. В его маленьком отряде сначала насчитывалось девять человек — все, кому повезло достичь берега после кораблекрушения «Пфиры». Теперь их было только пятеро — сам Блейд, Пелопс, Шефрон и две женщины; остальные, раненные или слишком слабые, не вынесли тягот пути в страну моуков. О судьбе Айксома и его галеры Блейд не знал ничего — ураган разметал их в разные стороны еще до того, как «Пфира» напоролась на рифы. Он сам с трудом выбрался на берег, поддерживая обеих девушек, а Пелопс с Шефроном спаслись, уцепившись за обломок мачты. Сармиец уставился на тонкую струйку воды, стекавшую по черной поверхности камня. — Мне все время кажется, что ты чародей, сьон… Говорят, такие в старину жили в Сарме. Добыть воду в пустыне из камней… Непостижимо! — Никакого волшебства, Пелопс… всего лишь знание законов физики. — Я не знаком с таким понятием, сьон. Но если ты мне объяснишь… Блейд рассмеялся. — У тебя хватает других понятий и слов, малыш. Их даже слишком много! Так что не старайся освоить новые. Я разрешаю тебе говорить только о том, что меня сейчас интересует — о принцессе Канде. Кто она? Правда ли, что эта красотка — дочь правителя моуков? И существуют ли в самом деле эта страна и ее могущественный владыка Эль Кал? Пока Пелопс обдумывал ответ, потирая подбородок, разведчик повернулся, наблюдая, как осторожно и бережно Шефрон кормит Зену. Лицо барабанщика посмуглело на солнце, язвы на ногах исчезли. Для Блейда это являлось еще одним доказательством того, чти метитовая руда обладает слабой радиоактивностью. И в Сарме целые горы драгоценного минерала! Вот это — действительно непостижимо! Лорду Лейтону придется поломать голову, когда он вернется домой. К сожалению, добираясь к берегу с разбитой «Пфиры», он потерял и образчик породы, и монету — вместе с туникой. Показать будет нечего. Наконец Пелопс заговорил: — Думаю, что девушка не лжет, милостивый сьон. Я часто беседовал с ней в последние дни — ты, наверно, это заметил. — Заметил, — сухо кивнул Блейд. — Она охотнее говорит с тобой, чем со мной. Интересно, о чем, Пелопс? Сармиец выглядел слегка испуганным. — О всякой ерунде, сьон. Ничего серьезного. Понимаешь, среди нас она единственная женщина в здравом рассудке, и ей требуется общество. Ты гордо вышагиваешь впереди, Шефрон помогает Зене… вот она и разговаривает со мной. Что здесь плохого? Вытянув мощную длань, Блейд стиснул плечо Пелопса. — Не надо врать, приятель, меня не проведешь. Так о чем говорит с тобой принцесса? Пелопс затрясся, но глаз не отвел. — Да, великодушный сьон, ты прав. Я солгал тебе… Но Канда сказала… она сказала… если я передам тебе наши разговоры, то в стране моуков меня ждет пытка… Я боюсь, сьон! Блейд отпустил его. — Да, пытка… все, что она может пообещать! Но пока что ты не в стране моуков, а здесь, со мной. И я не собираюсь тебя пытать Просто вышибу мозги и оставлю на корм змеям то, что останется. Говори, живо! И Пелопс, потирая плечо, сообщил, что принцесса постоянно расспрашивает его о хозяине. Задает бесконечные вопросы, старается выведать о нем все. О нем и о тайриоте Зене. — Так ты считаешь, — снова спросил Блейд, — что мы скоро достигнем страны моуков? И что по дороге нам действительно попадется этот оазис Тер-Киот, настоящий оазис с водой, травой и деревьями? — Да, сьон. Я слышал про моуков раньше. Очень немного разные слухи и выдумки, но слышал. Говорят, что когда-то властитель Моука пришел в Сармакид и провел месяц с тайриной Пфирой. Это было давно, очень давно когда она захватила власть, отравив свою мать… Я слышал об этом от старого летописца, который… Пелопс продолжал что-то бубнить, но Блейд уже не слушал его. Похоже, что Эль Кал, с которым он может встретиться через несколько дней, папаша незабвенного сьона Экебуса. Но об этом, благоразумно решил разведчик, лучше позабыть навсегда. Закончив вечернюю трапезу, странники улеглись на песок. Похолодало. Блейд никак не мог заснуть, хотя его не мучил холод, который казался даже приятным после дневного пекла; не давали покоя мысли о будущем, которое было неопределенным и явно непростым. Он не привык находиться на грани проигрыша. Этот русский агент, если верить Канде, отлично обосновался в стране моуков, и легко догадаться, какой он отдаст приказ, встретив Ричарда Блейда, своего разлюбезного братца. Блейд долго ворочался с боку на бок, затем встал, бросив взгляд на спутников. Шефрон спал рядом с Зеной, согревая ее своим телом, Пелопс тихонько посапывал в ямке, вырытой в песке. Холодно. Уныло. Даже змеи исчезли. Разведчик присел на камень и задумался о том, что ждет его впереди. Ничего утешительного не предвиделось. Канда говорила, что его двойник тоже начал поиски. Зачем? Ответ напрашивался сам собой. В Моуке Ричарда Блейда ждут петля, топор или огонь — на выбор. Конечно, возможны местные варианты, вроде хорошо смазанного кола или стаи капидов… Как защититься от человека, обладающего властью? Тут Блейду пришло в голову, что дела обстоят еще хуже. Двойник был не только его внешним подобием; он обладал такой же стремительной реакцией, силой, хитростью, отвагой… Страшный противник! Надо поставить себя на место этого парня. Как бы действовал он сам, чтобы избавиться от навязчивого родственника? Блейд погрузился в размышления. Однако он недолго пребывал в одиночестве; за его спиной послышались легкие шаги, потом раздался голос Канды. — Я замерзла, сьон Блейд. Она действительно замерзла — посиневшие губы, кожа в пупырышках, мелко подрагивающий подбородок. — Всем холодно, принцесса, — Блейд пожал плечами. — Что я могу сделать? Терпи… — Ты не знаешь, что делать? Не притворяйся недогадливым, сьон! — рассердилась Канда и кивнула в сторону Шефрона, прильнувшего во сне к Зене. — Даже глупый раб знает, как согреть женщину! Блейд поднялся. — Ты действительно хочешь этого, Канда? Вот так прижаться ко мне? Ведь я — не Шефрон! Девушка подошла к нему почти вплотную. — Ветер сегодня особенно холодный, и я хочу согреться. Может, и не только согреться. Понимаешь, сьон? Или я должна сказать яснее? Терпкий мускусный запах ее тела обволакивал Блейда. Наконец-то! Он жаждал эту женщину и боялся сейчас только одного — что его ветхие штаны могут лопнуть в самый неподходящий момент. Не хотелось бы разгуливать с прорехой в таком заметном месте! Усмехнувшись, он расстегнул пояс. — Ты смеешься надо мной, Блейд? — Нет, принцесса, над собой, только над собой, — разведчик опустил глаза долу — туда, где истлевшая кожа штанов безнадежно сопротивлялась напору плоти. Взгляд Канды скользнул вниз, и в этот момент штаны с сочным звуком лопнули. Девушка оцепенела, затем груди ее дрогнули, губы приоткрылись. — Я… я не так уж замерзла, Блейд… Дело в другом… — Я понимаю, принцесса. Они не целовались. Возможно, Канда, как и женщины Сармы, не знала подобного знака нежности; во всяком случае, поцелуи ей были не нужны. Она отказалась ложиться на холодный песок, и Блейд притиснул ее спиной к камню, нетерпеливо раздвигая ноги. Она вскрикнула, когда он вошел, — не то от изумления, не то от испуга, — но почти не сопротивлялась. Блейд понял, что ему не суждено пролить девственную кровь Канды; скорее всего, она окропила землю Моука или палубу пиратской галеры. Да, в этом сражении она не была новобранцем! Крепко обхватив его шею, полузакрыв глаза, она раскачивалась все сильней и сильней, с жадной страстью изголодавшейся по ласке женщины. Она приподняла колени, и Блейд ощутил бархатную упругость ее бедер — теперь девушка повисла на нем, по-прежнему волнообразно извиваясь и вскрикивая. Постепенно ритм их движений начал совпадать, и лишь иногда Канда то замирала, то с яростной силой впивалась ногтями в его плечи. Блейд чувствовал, что она близка к оргазму. Внезапно девушка запрокинула голову к небесам, едва озаренным холодным светом луны, испустив странный, высокий и дрожащий вопль. Блейд с силой прижал к камню ее ягодицы, погружаясь все глубже и глубже, пока его облегченный вздох не слился с ее стонами. В блаженной истоме он откинулся назад. Канда не отпустила его; чуть расслабив бедра, она продолжала обнимать Блейда за шею, склоняя к плечу черноволосую головку и пытаясь заглянуть ему в глаза. Знакомая улыбка, дразнящая и насмешливая, появилась на губах девушки. — Не могу понять… — Да, моя принцесса? — Кто из вас лучше… Кто подарил мне большее наслаждение… ты — или твой брат… Так вот в чем дело! Вот что означала ее странная улыбка, ее внезапная тяга к нему! Теперь Блейд понял, кто был ее первым наставником в науке любви. Осторожно высвободившись из объятий девушки, он опустил ее на землю, ощущая, как холодный пот дурного предчувствия сменяет испарину любовной схватки. Его двойник, проклятый дубль, внезапно обрел неотвратимую реальность, словно теплое женское тело, которое он только что сжимал в объятиях, было посланием врага, таинственным и угрожающим. Зубы Канды блеснули в лунном свете. — Поразительное сходство! — она покачала головой. — Я не поверила бы своим глазам, но ты предъявил сейчас очень веские доказательства… Я говорила с Пелопсом… он многое рассказал о тебе, но не все, далеко не все. Я хочу знать больше! Это в твоих же интересах, сьон Блейд, ведь завтра мы достигнем оазиса. Но сначала я могу ответить на твои вопросы. Что ты хочешь услышать о своем брате, мой любезный сьон? — Все! — Блейд был краток. — Как странно! Он сказал то же самое, узнав, что в Сарме появился человек, как две капли воды похожий на него. И с тех пор он пытается разыскать тебя, сьон. «В этом-то я не сомневаюсь», — мрачно подумал разведчик. Вслух же он произнес: — Откуда моему брату стало известно, что я жив? — Прибыл всадник из Сармы, гонец тайрины. Я позабыла его имя… Он сказал, что послан великой Пфирой. Она хотела выяснить, удалось ли твоему брату спастись. Блейд кивнул. Значит, Пфира выполнила свое обещание… Он нежно обнял принцессу. — Пока что я не узнал главного, — его губы скользнули по точеной шейке, прокладывая путь к напряженному бутону соска. — Кто же из нас подарил тебе большее наслаждение? Я или мой брат? Канда нахмурилась, что-то вспоминая, потом лукаво улыбнулась. — Трудно сказать. Когда я узнаю тебя лучше… Блейд потянул ее к себе, не настаивая на более определенном ответе.* * *
Канда говорила правду; на следующий день измученные путники выбрались из жарких песков к благословенной тени оазиса. Там их снабдили одеждой, пищей и, главное, чистейшей водой из сверкавшего на солнце родника. Теперь восточные горы казались гораздо ближе. Из своего шатра, стоявшего на краю заросшей изумрудно-зеленой травой поляны, Блейд видел уходившую к перевалу дорогу. Этим путем, как уверяла Канда, воинский отряд, который Эль Кал пошлет за дочерью, быстро преодолеет горные кручи и глубокие ущелья. Принцесса с удовольствием проводила ночи с Блейдом, но днем держалась поодаль. Обычно она уходила в деревушку, расположенную в центре оазиса; ее обитатели относились к девушке с великим почтением. Здесь, среди пышущих жаром песков, обитали люди, совсем не похожие на сармийцев. Они были высокими, стройными и худощавыми, с темно-шоколадной кожей и длинными черными волосами. Как объяснила Канда, жители пустыни принадлежали к одному из племен моуков, над которым тоже властвовал Эль Кал. Их женщины закрывали лица чем-то вроде чадры, мужчины носили длинные льняные хламиды, подпоясанные широкими ремнями, и тюрбаны. Мирная жизнь в недоступном врагам краю не лишила их бдительности — на поясе у каждого болтался внушительных размеров меч. С Блейдом и его спутниками моуки обращались с подчеркнутой вежливостью. Позже он узнал, что так распорядился первый министр — его двойник. В благодатном оазисе странники быстро оправились от изнурительных скитаний в пустыне и пришли в себя. Пелопс постоянно ходил с раздутым животом — он пил столько воды, словно хотел запастись ею на всю оставшуюся жизнь. Шефрон окреп, плечи его раздались, глаза потеряли былой мрачный блеск, и барабанщик словно помолодел на дюжину лет. Самочувствие Зены, однако, не изменилось; тело тайриоты обрело прежний вид, но зрачки были такими же тусклыми и бессмысленными. Снова и снова Блейд пытался заговорить с ней, но она лишь испуганно отшатывалась, вскрикивала и звала Шефрона. Только он мог успокоить несчастную девушку. Она прижималась к барабанщику словно ребенок, а он ласково гладил тайриоту по голове и что-то шептал на ухо. Одна из таких безуспешных попыток произошла на глазах Канды. Вечером принцесса сказала Блейду: — Разум никогда не вернется к ней. Но ты не беспокойся — в нашей стране щадят безумцев, если они не опасны. Я прослежу, чтобы с Зеной хорошо обращались. Ее отправят в место, где живут такие больные, будут ухаживать за ней и… Покачав головой, Блейд прервал девушку: — Мне бы не хотелось засадить Зену в сумасшедший дом. Видишь ли, в некоторой степени я отвечаю за нее; по сармийским законам мы — супруги. Канда раздраженно прищелкнула пальцами. — Что с того? Сейчас ты не в Сарме… и эти сармийцы настоящие варвары! — она замолчала и вдруг искоса взглянула на Блейда. — А ты знаешь, почему Зена лишилась рассудка? Там, на пиратском корабле, десяток мужчин насиловали ее каждый день… Зачем она тебе? Блейд содрогнулся. У него не осталось никаких чувств к тайриоте, кроме жалости; судьба была чудовищно несправедливой к сармийской принцессе. Он почувствовал нарастающий гнев. — Я догадывался об этом, — спокойный тон давался ему нелегко, — Зене крепко досталось… Но тебя пираты схватили еще раньше. Кажется, ты говорила, что это случилось на побережье Пылающих Песков? — он устремил тяжелый взгляд на девушку. — Так что же пираты сотворили с тобой? Канда, облаченная теперь в длинную юбку и льняной нагрудник, подняла голову. Блейд не отводил глаз и ждал. Она первая опустила взгляд. — Я — дочь Эль Кала, — пробормотала девушка. — Отец отправил меня в Сарму… Надо было решить кое-какие спорные вопросы, а в тех краях женщина пользуется большим почетом, чем мужчина. Пираты знали, кто я… из бумаг в моем багаже. Им нужен был только выкуп, и они не трогали меня, — длинные ресницы Канды взметнулись вверх. — Вот как все было, сьон Блейд. И я не понимаю, почему Зена не призналась, что она сармийская тайриота. Для разбойников золото привлекательней женского тела. — Думаю, она говорила… даже кричала! — сухо произнес Блейд. — Но, в отличие от тебя, у нее не было доказательств. Он отвернулся. Несчастная Зена! При чем тут доказательства… Пфира не заплатила бы за нее ни гроша! Для тайрины так было выгоднее; удобный случай избавиться от одной из дочерей-соперниц. К ее трону тянулось слишком много нетерпеливых рук. В ожидании проводников миновало семь дней. Блейд проводил их в тени огромного дерева, что росло возле родника. Это был не главный источник воды в оазисе, а другой, поменьше, находившийся на окраине деревни, и его здесь никто не тревожил. Он мог спокойно поразмышлять насчет дальнейших действий и приготовиться как к хорошему, так и к дурному. Будущее представлялось неясным. Что собирается предпринять русский агент? Они были так схожи, и все же Блейду не удавалось предугадать его намерений. Почему всемогущий советник распорядился хорошо обращаться с ним? Раньше Блейд был почти уверен, что моуки прикончат его при первой же возможности. Или этот парень, правая рука Эль Кала, не столь уж и всемогущ? Что за хитрость он задумал? Блейду оставалось только гадать в ожидании нового хода противника, чтобы ответить ударом на удар. Однажды он сидел, развалясь в тени под деревом, когда виски вдруг сдавила боль — впервые после долгого перерыва. Раскаленный стержень словно пронзил его мозг, потом тысячи игл впились в глаза, вдавливая их внутрь черепа. Боль была настолько сильной и неожиданной, что Блейд со стоном покатился по песку, стискивая голову руками. Она прошла так же внезапно, как появилась. Разведчик облегченно вздохнул, сел и вытер выступивший на лбу пот. Ну и ну! На этот раз компьютер почти нащупал его! И братца тоже, надо полагать… Испытал ли двойник такой же приступ? Идя его мозги устроены иначе? Лейтон говорил, что не может вытащить русского обратно… Значит, между ними все-таки есть разница? Робкое покашливание прервало мысли Блейда. Он поднял глаза и увидел Пелопса; тот с беспокойством уставился на него. — Ты болен, сьон? Блейд слабо покачал головой. — Ничего страшного… Просто разболелась голова. Все уже прошло. Маленький сармиец, выглядевший весьма импозантно в длинном, до пят, балахоне, опустился на корточки. — Ты уверен, сьон? Я ведь лекарь, хоть не слишком опытный… Ты же видел, как я лечил рабов! И я буду счастлив, коль ты позволишь… С трудом сдерживая смех, Блейд похлопал его по плечу. — Спасибо, малыш! Я же сказал, что все уже в порядке. Один твой вид сразу привел меня в чувство. — Ты опять смеешься надо мной, сьон. Я знаю, ты часто это делаешь, — Блейд пытался запротестовать, но Пелопс покачал головой и продолжал: — Если честно, то временами я и впрямь заслуживаю только насмешки… Поверь, я совсем не так глуп, как иногда кажется. Но сейчас я чувствую себя прекрасно, — маленький сармиец с блаженной улыбкой покосился на журчавший рядом ручей. — Я поправился, у меня хорошая одежда и снова есть меч. Я опять стал воином! Вот провожу тебя через горы, вернусь в Сарму и буду сражаться за мою тайрину против наследников Оттоса. — Так ты хочешь вернуться в Сарму, Пелопс? Утвердительный кивок. Пристальный, немного недоуменный взгляд. — А как же еще, сьон? Я — сармиец, верно? И хочу вернуться домой, если останусь жив. Разведчик в задумчивости склонил голову. — Конечно, ты прав, Пелопс, но… — он замялся. Маленький учитель смотрел на Блейда, ожидая продолжения, но его хозяин что-то чертил веточкой на песке. Наконец Пелопс не выдержал. — Да, сьон? Ты собирался что-то мне сказать? Блейд решился. Он сделает это, почему бы и нет? В конце концов, его инструкции не содержали запрета на передачу стиль невинной информации. Возможно, сармийцы извлекут пользу, а он… он получит удовольствие от маленькой шалости, вспоминая дома об этом мире. Если вернется домой… Он поднял голову. — Пелопс, хотел бы ты научиться летать? Сармиец поскреб в затылке — Может, и хотел бы, сьон, только люди — не птицы… Даже волшебники древности не умели такого. Правда, твоя мудрость так велика… Разведчик ухмыльнулся. — Я готов поделиться ею, малыш. И тогда… тогда ты станешь великим ученым! Человеком, которого никогда не забудут благодарные потомки. Люди будут помнить о тебе… может быть, даже воздвигнут памятник… Глаза Пелопса недоверчиво округлились. — Памятник? Мне? Словно могущественному Бек-Тору? — Конечно, — с уверенностью заявил Блейд, — И памятник будет великолепным! Статуи обычно выглядят гораздо лучше людей, которых они изображают. Пелопс энергично закивал: — О, я очень хочу этого, сьон! Как ты думаешь, памятник сделают из камня? — Лицо его приняло озабоченное выражение. — Глина слишком недолговечна… Блейд расхохотался. — Из самого лучшего мрамора, малыш… А теперь посмотри сюда, на этот чертеж на песке, — и припомни, как теплый дым от костра поднимается вверх…* * *
Объяснения заняли почти час. Пелопс молча кивал, не в силах вымолвить ни слова, пораженный простотой великой идеи полета на воздушном шаре. Наконец Блейд закончил и отбросил прутик. — Вот и все. Теперь ты великий мудрец, Пелопс! Так что соблюдай осторожность и береги себя, малыш, пока не вернешься в Сарму. Сейчас мы направляемся в страну моуков, и ты не должен доверять секрет никому — ни пергаменту, ни людям Эль Кала. Храни все в голове! Пелопс кивнул. — О да, сьон, ты прав! Я буду хранить эту тайну. И хранить свою голову! Ведь я — великий мудрец! Блейд снисходительно кивнул, вглядываясь в облако пыли на горизонте. Неужели приближаются посланцы Эль Кала? Он быстро вскочил на ноги. Действительно, то был долгожданный эскорт — десятка два всадников под командованием молодого сотника. Ему было ведено с почетом доставить принцессу и ее спутников в столичный город владыки моуков, великого и грозного Эль Кала, оберегая их в дороге от всяческих неудобств. Для Канды был приготовлен паланкин, остальным предстояло путешествовать на лошадях. Кроме этих знаков отеческого внимания, у сотника имелось письмо для Блейда. Очень короткое, всего три десятка слов на английском: «Приветствую тебя, братец! Сердце мое переполняет радость с той минуты, когда я узнал, что ты жив. Жду, надеюсь скоро увидеть тебя. Поторопись! Твой любящий брат Джеймс». Джеймс! Блейд вздрогнул, увидев на клочке пергамента имя, которым он назвал своего двойника в Сармакиде, во дворце тайрины. Значит, ее гонец и в самом деле добрался до страны моуков!Глава 13
Блейд бросил взгляд в зеркало, что украшало широкий простенок меж окон, потом покосился на человека, сидевшего напротив. Казалось, его отражение в холодном блестящем стекле внезапно обрело жизнь; он видел то же смуглое лицо, темные глаза, нос с едва намеченной горбинкой, сурово сжатые губы, твердый подбородок. Да, копия была превосходной, во всем подобной оригиналу, и лишь цвета тюрбанов позволяли различить мнимых родственников: убор Блейда был белым, у его двойника — ярко-красным. Они сидели друг против друга в квадратном зале, в замке повелителя моуков. Дворцы, башни и дома столицы Эль Кала от фундаментов до крыш были сложены из обожженных кирпичей. Замок владыки тоже не представлял исключения, и чудовищная толщина его кирпичных стен делала комнату сумеречной и прохладной. Покой украшали прекрасные ковры ручной работы. Мебели тут почти не было — только низкий длинный диван, несколько мягких пуфиков, шандалы со свечами да маленькие столики, на которых посверкивали фарфоровой белизной кувшины с холодным питьем. Блейд щеголял в таком же облачении, как и его двойник: кожаные сапоги, просторные шаровары и долгополый, распахнутый на груди халат с короткими рукавами. Взгляд разведчика скользнул по мускулистой груди развалившегося на диване человека — загорелую кожу перечеркивал чуть заметный шрам. Да, русские были хорошо информированы! Этот рубец остался у него на память о пиратах Альбы, и с тех пор прошло не так много времени. — Вот мы и встретились, братец, — двойник ухмыльнулся, и Блейд отметил, как непривычно наблюдать со стороны улыбку на собственном лице. — Когда я пришел в себя, то сразу понял, что ты не задержишься — если, конечно, сумеешь добраться до своих. И я решил сам начать поиски. Первый советник Эль Кала устроился на диване, поджав под себя ноги; Блейд сидел на пуфике, похожем на круглую упругую подушку. Он встал, прошелся по комнате и остановился около узкого окна, напоминавшего бойницу. Внизу лежал кирпичный город; массивные темные здания тянулись вверх, опоясанные тройным кольцом стен. Блейд нервничал и знал, что Джеймс, несмотря на показное спокойствие, ощущает такую же неуверенность. Их встреча в обманчивой тишине сумрачного чертога таила не меньшую опасность для обоих, как если бы они стояли лицом к лицу с оружием в руках. Нет, подумал Блейд, сейчас не время выяснять отношения. Это показалось бы весьма странным Эль Калу и Канде. Особенно Канде. Его двойник вытащил из-за пояса трубку, набил ее местным табаком и прикурил от длинной свечи, горевшей в бронзовом шандале рядом с диваном. Несколько раз глубоко затянувшись, он выпустил облако ароматного дыма, попахивавшего ладаном. — Здесь я стал выходить из образа, — сказал русский, махнув трубкой в сторону Блейда, — Я многого не мог позволить себе дома, братец. Даже во время отпуска не расслабишься! Я всегда жалел, что ты куришь сигареты. Весьма неудобно для человека, который любит побаловаться с трубкой, Его английский был безупречен; голос казался голосом самого Блейда. Несомненно, он трудился долгие годы, добиваясь полного сходства со своим аналогом. Любопытная профессия, подумал Блейд, подделываться под другого человека! У него не было времени, чтобы привести мысли и чувства в порядок перед этой встречей. Когда путники в сопровождении отряда моуков прибыли во дворец, Пелопса, Шефрона и Зену сразу куда-то увели; Канда, еще раз заверив Блейда, что они будут в безопасности, исчезла. Разведчика отправили в купальню, поручив заботам дюжины прекрасных и совершенно нагих девушек. Его вымыли, причесали, натерли душистым маслом, проводили в этот сумрачный покой и оставили одного. Затем открылась дверь, и в комнату вошел русский. Теперь его братец Джеймс сидел напротив, с наслаждением посасывая трубку. Казалось, он искренне рад обрести на чужбине близкого родственника. — Отвлекись от грустных дум, парень. Расслабься! — Блейд вновь услышал знакомый голос. — Садись, нам есть о чем потолковать. У меня немало вопросов к тебе, да и ты, думаю, не прочь узнать кое-что, — Джеймс затянулся и выпустил колечко сизого дыма. — Тебе ничего не грозит, даже наоборот — в силу некоторых обстоятельств, мы — союзники. Понимаешь? Блейд натянуто улыбнулся. — Нет, не понимаю. До сих пор я не числил тебя среди своих друзей. — На Земле я сказал бы то же самое. Но мы находимся в ином мире, и я не собираюсь с тобой враждовать… Ты мне нужен, потому что лишь от тебя я могу получить необходимую информацию. Видишь ли, я не представляю, где очутился и что надо сделать для возвращения, — он опустил трубку и посмотрел прямо в глаза Блейду. — Если говорить откровенно, ты — моя единственная надежда, братец. Как иначе я попаду домой? Блейд снова уселся на пуфик, расправил на коленях халат. — Боюсь, что не смогу тебе помочь, — он сделал паузу. — Скажи-ка, у тебя иногда побаливает голова? Двойник потер виски. — Случается. Но не очень сильно. Это что-нибудь значит? Все же между нами есть разница, понял Блейд. Она коренилась глубоко, на уровне нейронных связей мозга, но в ее существовании сомневаться не приходилось. Этот человек обладал чем-то вроде ментального щита, естественного или благоприобретенного; как бы то ни было, Лейтон не мог вытащить его отсюда по собственному желанию. Еще Блейд думал о том, что нельзя верить ни единому слову двойника — что бы он ни говорил сейчас или в будущем, хотя иногда его речи могут казаться вполне искренними. Мир между ними невозможен! Воспоминания о хирургическом столе в старой конюшне еще не успели остыть. Он усмехнулся и пояснил: — Боль — признак того, что нас ищут и пытаются вернуть назад. Вернуть его, настоящего Блейда! Двойнику предстоит остаться тут, в Моуке, живым или мертвым. Блейд знал, что последнее более предпочтительно. Русский кивнул: — Так я и думал. Знаешь, до того, как попасть в «Дубль» и стать твоей тенью, я занимался кибернетикой. Странная у меня теперь жизнь… и я бы не сказал, что получаю от нее удовольствие. Трудно забыть самого себя, — он снова поднял на Блейда потемневшие зрачки. — Сейчас я больше англичанин, чем русский, хотя родился в Минске и на самом деле меня зовут Григорием… Да, Григорий Петрошанский, так меня звали! Кто бы поверил, взглянув на меня теперь! — он горько рассмеялся. Блейд наблюдал за ним. Спокойствие, спокойствие и еще раз спокойствие! Надо взять ситуацию под контроль… Но как? Придушить этого парня прямо сейчас? Без шума не обойдется, двойник не слабее его самого… Да еще эти моуки! Он находился в их стране, в их городе и в их власти. Блейд вспомнил о телах преступников, распятых на стене угородских ворот, и решил не применять сильнодействующих средств. Была еще и Канда. Неясно, что связывает ее с русским… Как минимум, постель, но не исключены и более теплые чувства. Пока что она не разобралась, кому отдать предпочтение, и сильно обидится, потеряв возможность выбора. Нет, подумал Блейд, еще рано выпускать когти. Играй, парень, играй! Играй искусно, используя коварство, хитрость и знание! Состязайся с этим человеком, со своим отражением — обман за обман, хитрость за хитрость, ложь за ложь, коварство за коварство. Это единственный путь! И самый безопасный. Жди своего часа, спокойно, терпеливо. Словно кошка, которая охотится за воробьем. Словно прочитав мысли Блейда, русский произнес: — Нам надо выработать какую-то договоренность, старина. Заключить перемирие. Поверь, я не собираюсь тебе пакостить. Это выглядело бы довольно странно — после всех моих причитаний о бедном любимом брате! Нет, можешь не беспокоиться за свою голову, — он снова набил трубку, поднес ее к пламени свечи, затянулся. — Наш шеф, Эль Кал, — абсолютный монарх и совсем не глуп. Жестокий, как хорек! Кое-что я здесь уже повидал. Знаешь, он может вполне благожелательно беседовать с кем-нибудь из своих подданных, а потом этак легонько проведет пальцем по горлу… и все! Через пару минут голову подданного приносят на блюде. Что ж, обычное дело, решил Блейд. Он находился не в Букингемском дворце, и в общем такая ситуация его вполне устраивала. Получалось, что у него еще есть время поиграть с противником в кошки-мышки. Он встал, подошел к дивану и протянул руку. — Думаю, ты прав, братец. Ты нужен мне, а я — тебе. Ты неплохо тут устроился и прекрасно разбираешься в тонкостях местного этикета. Мне же еще предстоит это освоить. Так что предлагаю союз. Они обменялись рукопожатием. Глаза их встретились, и разведчика охватило странное ощущение — будто он заглянул в собственную душу. Жутковатое чувство, но он знал, что Джеймсу-Григорию приходится не легче. Русский ударил себя кулаком по колену. — Вот и отлично! А теперь, раз уж я лучше знаю местный этикет, мы соответственно отметим это дело. Он подошел к массивной, обитой кожей двери, усеянной медными шляпками гвоздей, открыл ее и три раза хлопнул в ладоши. Почти сразу же в комнате появилась юная девушка в полупрозрачном одеянии, и при ней — поднос с большим кувшином и двумя бокалами. Русский кивнул девушке на столик возле дивана, и, когда она, опустив поднос, шагнула к двери, положил руку на ее обнаженное плечо. Первый советник подмигнул Блейду. Мол, не зевай, парень! Есть свои приятности в жизни сей, и сейчас я тебе кое-что продемонстрирую! Блейд смотрел, как русский, притянув к себе девушку, сочно поцеловал ее в губы. Она стояла неподвижно, безвольно опустив руки. Когда Джеймс-Григорий оторвался от нее, красотка улыбнулась и, опустив глаза, прошептала: — Спасибо, господин. Русский снова подмигнул Блейду, — Вот видишь? Такие детали этикета здесь никого не смущают. Он облапил девушку и начал ласкать ее обнаженные груди. Та по-прежнему стояла не шевелясь, устремив взгляд в стену. Двойник поглаживал ее — Блейд почти физически ощутил под своими пальцами нежную плоть, — сжимая то одну, то другую грудь, затем потянулся к розовым соскам. Наконец руки его скользнули вниз, по стройной талии, потом добрались до ягодиц, начали обследовать живот. Девушка задрожала, слегка застонав, и Блейд почувствовал нарастающее возбуждение. Внезапно русский оттолкнул ее. — Все. Можешь идти! Девушка поклонилась: — Благодарю, господин, — и вышла. Двойник вернулся к дивану, сел, скрестив ноги. — Ну, что скажешь, старина? Этих служаночек во дворце сотни, и каждая просто счастлива сделать тебе одолжение. В России такого не встретишь. В Англии, как я успел заметить, тоже. Блейд налил себе вина. Джеймс последовал его примеру, затем поднял свой бокал и широко улыбнулся. — Не бойся, никаких фокусов. Ни яда, ни наркотиков не держим. Неплохое вино, да? Напиток был чуть терпким и приятным на вкус. Блейд решил, что его гонят из каких-то плодов вроде инжира или фиников. — Да, отлично, — он поставил пустой бокал на поднос. — А теперь я хотел бы кое-что тебе предложить. Русский выпил и тут же снова наполнил свой бокал. У Блейда замерцала слабая надежда, что при таких темпах братец Джеймс минут через пять почувствует легкое головокружение. Это сильно упростило бы дело. — Слушаю, — сказал двойник. Коротко, стараясь не сболтнуть лишнего, Блейд пояснил, что они могут вернуться в родное измерение только с помощью компьютера лорда Лейтона. — Поверь, случившееся с нами — не фантастические грезы, — сказал он. — Я не могу точно объяснить механизм перемещения, но мы не восстанем от сна в одно прекрасное утро. Твой мозг, как и мой, изменен, его молекулярная структура перестроена, благодаря чему мы получили способность воспринимать другой мир. И только компьютер может вернуть нас обратно. — Чудеса, да и только, — покачал головой русский. — Похоже, ваши специалисты здорово обставили нас… — он на минуту задумался, потом поднял на Блейда внимательный взгляд. — Так что у тебя за предложение, старина? — Поменяй команду, братец. Мы можем договориться прямо сейчас. От неожиданности Джеймс приоткрыл рот, затем единым духом опустошил свой бокал. — Перейти к вам? Но, мой дорогой… Блейд перебил его. — Почему бы и нет? Что тебя держит? Поверь, лучшего места для жизни, чем старая добрая Англия, не найти. Джеймс поднял пустой бокал и посмотрел на Блейда сквозь розоватое стекло. — Ну, это твое мнение, а не абсолютная истина. Да и какие гарантии ты можешь предоставить мне? Здесь и сейчас? — С этим не возникнет проблем. Вспомни, ты очутился здесь нагим, и первые минуты сильно кружилась голова. Ведь так? — Точно, — Джеймс кивнул, поежившись от неприятных воспоминаний. — Совершенно голым, да еще в бушующем море. Не подвернись мне бревно, я бы живо пустил пузыри. — При возвращении подобные эффекты еще сильнее. Ты вновь окажешься голым и совершенно беспомощным. Сам понимаешь, что это значит, — Блейд неторопливо наполнил свой бокал. — Возможно, отсидев за решеткой лет пять, ты захочешь сменить хозяев, да кто тебе поверит? Другое дело, если мы договоримся сейчас. Я за тебя поручусь, а мое слово кое-что значит, будь уверен, — он неторопливо поcмаковал вино. Все сказанное являлось правдой, за исключением одной детали — компьютер, похоже, не мог добраться до мозгов Джеймса. Возможно, он не хотел возвращаться? Русский раскурил давно погасшую трубку, плеснул себе вина, поднялся с дивана и подошел к окну. Начало смеркаться, и Блейд не мог разглядеть его лица. — Скажи-ка, старина, а можно ли вытащить отсюда мертвого человека? Покойника? — Нет. Ты умираешь, и умирает твой мозг. Компьютер не в состоянии изменить мертвые клетки. Со двора донеслись звуки труб, по потолку комнаты скользнули отсветы факелов. Русский повернулся к Блейду и сказал, заметив его вопросительный взгляд. — Небольшой праздник в нашу честь, братец… скорее, в твою. Пир на всю ночь — вино, пляски, девушки… много всего. А потом ты предстанешь перед великим Эль Калом. Очень важное мероприятие! Шефу придется решать, кто из нас станет мужем Канды, а кто отправится на небеса. Блейд сумел сохранить внешнюю невозмутимость, хотя слова двойника были серьезным и неприятным откровением. Вот, значит, как… Он лихорадочно пытался осмыслить эту новую информацию. — Канда? Не хватало мне еще забот с этой девчонкой! Я полагал, что мы с тобой обсуждаем серьезные дела! Русский агент обаятельно улыбнулся, и Блейд узнал эту улыбку — он столько раз видел ее в зеркале. — Куда уж серьезнее! Речь идет о наших шкурах, — он отхлебнул из бокала — А что касается твоего предложения, старина, то я согласен. Даю слово! Но, сам понимаешь, надо еще сохранить головы на плечах к тому времени, когда компьютер нас найдет. Кстати, скоро ли это случится? Блейд пожал плечами. — Не знаю. Может быть, в следующую секунду, а может, через год. Но я уверен, что нас ищут… — он задумчиво уставился в бокал — Так что там насчет Канды? — Сейчас объясню, — ухмыльнулся Джеймс — Великий Эль Кал правит моуками и всей страной, а им правит единственная дочь — Канда. Что она захочет, то и получит, не сомневайся. Беда в том, что в настоящее время она хочет нас обоих. Тут-то вся сложность — по их законам принцессе полагается только один супруг. А законы моуков сложны, запутаны и незыблемы. Они гласят, что проигравший претендент на руку и сердце дочери владыки отправляется в изгнание. — Ты вроде бы упоминал о небесах? — уточнил Блейд. — Это только называется изгнанием. На самом деле раньше или позже попадешь туда, куда я сказал. Проигравшего изгоняют из города. Голого и безоружного. Дают сутки форы, а потом начинается погоня. Здесь есть племя кочевников-улидов… шустрые парни! Специализируются на выслеживании этих бедняг. Они приносят Эль Калу голову изгнанника и получают награду. А голову насаживают на крюк — там, на городской стене. Это, кстати, считается доброй приметой к свадьбе. — Ничего себе добрая примета! — А что? Соперник мертв, беспокоиться не о чем… С точки зрения моуков, вполне логично! Блейд изобрази улыбку. — И, тем не менее, Канда хочет нас обоих? — В этом-то все дело. Она говорит, что никак не может решить, кто из нас лучше в постели. Если бы не вредные для здоровья последствия, я с удовольствием отказался бы от нее в твою пользу. — Взаимно, — любезно ответил Блейд. — Меня пугает огненный темперамент принцессы. — Ну, это я бы пережил, — усмехнулся Джеймс. — Однако рисковать ради нее шкурой, хоть девчонка и лакомый кусочек, не собираюсь. Я хочу остаться в живых. И готов работать на вас. Не знаю, как повернутся дела потом, но пока что мы оба в опасности. Один из нас может сыграть в ящик, и кто именно — неизвестно. Ты уверен, что нельзя поторопить компьютер? — К сожалению, нет. И существует вероятность, что он найдет нас слишком поздно. Я тебе уже говорил. Русский махнул рукой и поднял свой бокал. — Ладно, черт с ним, давай лучше выпьем. Не буду хвастать, но я уже обошел тебя на половину корпуса. Канда удостоила меня свиданием и осталась очень довольной. Впрочем, ты можешь отыграть очко завтра же ночью, после представления у Эль Кала. — Представления? — Блейду показался странным этот намек. — Увидишь — поймешь, — заявил двойник. Он налил себе вина и залпом выпил. — Тебя могут позвать в любой момент. Будь готов! И приободрись, приятель. Блейд тоже выпил. Все-таки вино слегка горчило.* * *
Ричард Блейд в полном одиночестве стоял в высоком сводчатом зале огромного храма. Чадили факелы, укрепленные в многочисленных бронзовых кольцах на стенах, тускло мерцали свечи, от курильниц подымался благовонный дымок. Храм, как и все сооружения в столице, был сложен из кирпича и, видимо, являлся шедевром какого-то местного архитектурного гения. Снаружи здание выглядело чрезвычайно пышным — многочисленные башенки, колонны, арки и галереи громоздились друг на друга, создавая впечатление величественности и нерушимой мощи. Внутри храм украшали гигантские фрески, изображавшие, как решил Блейд, деяния великих предков Эль Кала. В центре зала высилась гигантская статуя местного божества. Каменный идол достигал пятидесяти футов, напоминая сидящего на корточках Будду — огромный выпуклый живот, над ним — голова на короткой массивной шее. Высеченное из камня лицо было хорошо знакомо разведчику. Экебус! Изогнутый, словно турецкий ятаган, нос, тонкие губы, густая борода — видимо, эти черты были наследственными в роду моукских владык. Темные глаза, казалось, следили за каждым движением Блейда. Во рту у него пересохло. Он убил Экебуса, сына повелителя моуков! Знает ли об этом Эль Кал? По обе стороны статуи дымили на треножниках кадильницы. Перед ней лежал пестрый ковер. Следуя полученным инструкциям, Блейд опустился на колени и произнес: — Я, Ричард Блейд, явился сюда, чтобы услышать из твоих уст, о великий Эль Кал, решение своей судьбы. С трепетом жду твоих слов, мудрейший. В ответ — полная тишина. Только где-то далеко слышится рев труб и барабанная дробь — там все еще идет праздничный пир. Ожидание затягивалось. Наконец из чрева идола донесся глубокий громыхающий звук, зычный бас, словно усиленный гигантской морской раковиной. Раскатистый голос наполнил зал. — Приветствую тебя в стране Эль Кала, Блейд! Мы всегда рады гостям, если они не нарушают наших законов и подчиняются нашим обычаям. — Пауза. По том, вкрадчиво: — Ты встретился со своим братом… Исполнились ли ваши желания? Блейд склонил голову. Эль Кал сидел где-то в брюхе идола и, несомненно, мог видеть его. Словно Гудвин, великий и ужасный маг страны Оз! Он с трудом удержался от смеха. — Наши сердца полны счастья, о великий, — Блейд снова поклонился, вспоминая поведанные Джеймсом истории о головах, насаженных на крюки. Да, Эль Кал — не поддельный волшебник из детской сказки! Смеяться ему расхотелось. — Но теперь, — громыхнул голос, — возникла некая сложность. Дочь моя, Канда, не может сделать выбор. Вы оба — достойные люди и великие воины; она жаждет ваших объятий. Твоих и твоего брата. — Снова пауза, словно говоривший набирал воздуха в грудь. — Такое невозможно по нашим законам, Блейд. Ты хочешь что-нибудь предложить? Разведчик уставился в пол. Предложить? Что он может предложить? Вдруг мгновенный всплеск боли пронзил виски и тут же исчез. Компьютер! Он покачал головой. — Я чужой в твоей стране, великий и мудрый Эль Кал. Право решать принадлежит тебе. Внезапно он уловил едва слышный шепот. Канда! Она находилась в брюхе каменного идола вместе с Эль-Калом, и слова ее прозвучали чуть-чуть громче, чем нужно. — Заканчивай скорее, отец! Снова раздался голос повелителя моуков: — Ты верно говоришь, Блейд; здесь решаю я. Скажи, готов ли ты сражаться насмерть со своим братом? Убьешь ли его ради женщины? Блейд задумался, не рискуя ответить сразу. Странно! Его послали сюда именно с такой целью. Почему же он колеблется? Что с ним происходит? Наконец он решился ответить, и в его словах прозвучало больше правды, чем он хотел бы высказать: — Если нужно, я стану биться… Но с горечью в сердце, великий Эль Кал, ибо тяжело скрестить оружие с братом. Сейчас он не играл — ему действительно не хотелось убивать русского агента. Слишком это походило на самоубийство… К тому же Джеймс согласился сменить команду. Он был бы ценным приобретением для британской разведки! — Есть и другой путь, — громыхнул Эль Кал, — Мы можем испытать вас, а если не добьемся успеха, снова поговорим о поединке. Слушай меня внимательно! Блейд снова разобрал шепот Канды — видимо, она подсказывала на ухо отцу. Тот послушно повторил: — Мы испытаем вашу мужскую силу, Блейд. Твою и твоего брата. А судьей станет моя дочь, Канда. Пусть каждый из вас проведет с ней по четыре ночи. Она выяснит, кто сильнее, кто достоин ее ложа. Проигравший покинет город навсегда. Ты согласен? Блейд поднял голову и, окинув невозмутимое лицо идола долгим взглядом, с иронией произнес: — Я знаю, повелитель, что по законам моуков изгнание из города равносильно смерти. Почему бы не назвать вещи своими именами? Молчание. Даже шепота Канды не слышно. Затем прогремел бас Эль Кала: — Это верно, Блейд. Даже я не в силах отменить древний закон. Так ты согласен на испытание? Сейчас, подумал разведчик, самый подходящий момент, чтобы решить кой-какие проблемы и отдать старые долги. — Согласен, — решительно сказал он, — но прошу у тебя милости. — Милости, Блейд? Какой же? — Не для себя, мудрейший повелитель, — для моих спутников — Хорошо, я выслушаю тебя и сделаю то, что ты просишь. Блейд поклонился. — Благодарю. В моих просьбах нет ничего сложного, владыка. Со мной пришла женщина, потерявшая рассудок. Пусть позаботятся о ней, но не помещают туда, где у вас держат больных. За этой несчастной присматривает бывший сармийский раб, Шефрон, которого она любит и слушается. Пусть они останутся вместе, и пусть твоя щедрость сделает их жизнь легкой. Пожалуй, только этим он мог помочь Зене. Жизнь связала раба и тайриоту Сармы; лучше не рвать объединившие их узы. — Да будет так, — прогудел идол. — А теперь… Блейд поднял руку. — Еще одна просьба, великий. В голосе Эль Кала послышалось нетерпение: — Тогда говори! Но пусть это просьба будет последней! — Со мной пришел еще один человек — Пелопс, мой слуга и проводник. Позволишь ли ты ему вернуться на родину, в Сарму? После небольшой паузы Эль Кал произнес: — Обещаю не задерживать его против воли. Твоего слугу доставят к Алому морю; там будет ждать корабль для путешествия в Сарму. — Это все, о великий Эль Кал. Еще раз благодарю тебя. Ну, Пелопс, вперед! Становись великим мудрецом! Изобретай воздушный шар! Блейд низко поклонился, скрывая довольную улыбку. — Иди к себе и жди, — прогремел властелин моуков из каменного чрева. — Этой ночью ты посетишь Канду. Первый раз из четырех. Иди! Блейд молча двинулся к выходу, успев расслышать отзвук женского смеха. Ненасытная маленькая потаскушка! Она-то выиграет в любом случае! На пороге храма его встретил слуга и проводил в отведенные ему покои. Пелопс, изо всех сил стараясь скрыть нервную дрожь, слонялся вокруг, пока его хозяин принимал ванну. Наконец Блейд потянулся к одежде. Облачаясь, он рассказал маленькому сармийцу о вырванном у Эль Кала обещании. К его удивлению, Пелопс вдруг разрыдался, размазывая слезы по успевшим округлиться щекам. — Я не уеду, милостивый сьон… Я останусь здесь, с тобой! Я ничего не боюсь, когда ты рядом, и я люблю тебя. Нет, я не уеду! — Не капризничай! — строго сказал Блейд. — Вспомни, ты же хотел вернуться в Сарму! И у тебя есть дело. Неужели ты успел забыть великую тайну, поведанную мной? И неужели ты не хочешь стать знаменитым и удостоиться памятника? Отправляйся домой, малыш! Здесь тебе нельзя оставаться. В одиночку ты не выберешься из Моука, а я тут не задержусь. Когда он натягивал халат, резкая боль снова прострелила виски. Блейд сморщился и, сжимая голову руками, рухнул на диван. — Ты болен, сьон, я чувствую это и не могу уйти, — бормотал Пелопс. — Если меня не будет рядом, кто позаботится о тебе, кто подаст еду, кто станет ухаживать? Вспомни, я достиг большого мастерства в лекарском искусстве и не сомневаюсь, что найду причину твоей болезни. А ведь найти — это уже наполовину вылечить! Я сделаю это, сколько бы не потребовалось времени. И, если ты позволишь, я мог бы… — Закрой рот, паршивый болтун! — взревел Блейд. — Мне надо подумать, а твои бесконечные причитания не дают сосредоточиться! Вон отсюда! И готовься в дорогу! Пелопс, ворча что-то под нос, исчез за дверью. Скоро за Блейдом пришли. Охрана была внушительной — два десятка солдат с факелами под командой сотника. Стражи, окружив его кольцом, шагали по бесконечным переходам, лестницам и залам, мимо закрытых и распахнутых дверей; он слышал женский шепот, вдыхал мускусный запах разгоряченных тел. Эль Калу полагалась тысяча жен — по тем же самым законам, запрещавшим принцессе иметь двух мужей. Блейд счел это несправедливым; однако и Земля, и любой из миров, которые он посетил, тоже не были образцом справедливости. Воины доставили его прямо к покоям Канды. Сотник топтался в коридоре, пока Блейд не исчез за массивной дверью, обитой бронзовым листом с затейливой чеканкой. Принцесса была предусмотрительна: если уж закон дозволял ей только одного мужа, то стоило позаботиться о том, чтобы претендент не улизнул. В центре просторной, завешанной коврами комнаты стояла широкая кровать. У изголовья — небольшой столик; рядом — пара серебряных канделябров с дюжиной свечей в каждом. Отблески пламени маняще играли на обнаженной смуглой коже Канды. Она полулежала, опираясь локтем на расшитую подушку; тяжелые упругие груди чуть свешиваются вниз, тонкие пальцы играют с черными локонами, в глазах пляшут огоньки. Блейд остановился, любуясь этой картиной и ощущая некое шевеление под халатом. Канда призывно улыбнулась ему. — Ты доволен, Блейд? Здесь нам будет куда удобней, чем на ложе из песка и камней. — Не сомневаюсь, моя красавица, — разведчик сбросил с плеч халат и ринулся к постели. Канда довольно расхохоталась. Ее волосы, черные, как смоль, длинные и волнистые, струились по обнаженным плечам, щекотали грудь. Блейд отбросил в сторону их шелковистые пряди, всмотрелся в дымчато-серые глаза, горевшие предвкушением. Ведьма! Сатанинское отродье! Пунцовые губы чуть дрогнули: — Ты медлишь? Но стоит ли терять время? На столике лежала шкатулка — чудесное творение из полупрозрачного голубоватого камня. Почти бессознательно Блейд протянул к ней руку, открыл. Внутри находились бурые спрессованные листья со сладковатым дурманящим ароматом. — Это аши, — пояснила девушка. — Пожуешь немного, и начинаешь грезить наяву. — Она усмехнулась, пытливо заглядывая Блейду в лицо. — Аши увеличивает мужскую силу. Хочешь попробовать? Он с треском захлопнул шкатулку. — Нет, моя красавица. Рядом с тобой я не нуждаюсь в таких снадобьях. Канда протянула к нему руки. — Тогда докажи это! Докажи поскорее! И знаешь, я надеюсь, что победа будет за тобой. Но ты должен постараться! Блейд не сдержал ироническую ухмылку. — Думаю, твои прекрасные губки лгут, детка. Не запыхалась ли ты, когда спешила в свои покои? Сюда из храма путь неблизкий. Приподнявшись на локтях, она нахмурилась; блеснули белые ровные зубки. — Ты догадался?.. Он кивнул. — Конечно. Ты сидела в брюхе идола вместе с отцом. Ребяческая уловка, не больше. Канда перевернулась на спину и с раздражением в голосе произнесла: — Хватит, Блейд! Неужели ты пришел сюда поговорить? Он развязал пояс шаровар, и принцесса довольно кивнула.* * *
Не раз и не два за эту бесконечную ночь Блейду приходила в голову мысль о содержимом шкатулки из голубоватого камня. Канда казалась ненасытной; она почти не давала ему времени, чтобы восстановить силы. Пожалуй, никогда еще он не был так близок к поражению. Его спас рассвет. Когда разведчик, пошатываясь от усталости, покинул опочивальню, Канда подарила ему благосклонную улыбку. Словно насосавшийся крови суккуб, она хотела сейчас лишь одного — спать. В тот день Блейду не удалось встретиться с русским, и он занялся проводами Пелопса. Со слезами на глазах маленький сармиец покинул дворец в сопровождении отряда воинов, которые должны были проводить его к побережью. Итак, с этим делом было покончено, а вечером благополучно завершилось и второе. Получив на закате послание от первого советника, Блейд узнал, что Зену и Шефрона обвенчали по обычаю моуков, и бывшему сармийскому рабу было даровано место барабанщика при дворце. Теперь их жизнь обеспечена, подумал разведчик; эта добрая весть, единственная за последние недели, обрадовала его. Он смертельно устал. Все чаще болела голова, и эти бесплодные попытки Лейтона извлечь его обратно в родной мир лишь раздражали. Дни шли за днями, но цель его не становилась ближе: русский был жив, и поединок, который они вели друг с другом в постели Канды, не принес перевеса никому. Когда Блейд в четвертый раз очутился перед дверью в покои принцессы, он решил, что сегодня ему придется использовать аши. Эта женщина была настоящим дьяволом, высасывающим жизнь из мужчин! Он распахнул дверь; Канда, как всегда обнаженная, раскинулась на ложе. Она нетерпеливо протянула к нему руки, и разведчик понял, что ему предстоит нелегкая ночь. — Я тосковала по тебе, Блейд! День тянулся бесконечно… Иди же ко мне! Скорее! Блейд обреченно побрел к постели, избавляясь по дороге от одежды. Внезапно странное предчувствие овладело им. Что-то было не так! Запах? Да, какой-то странный, едва уловимый аромат витал в воздухе. И еще… что-то еще… Он остановился и внимательно осмотрел спальню. Как будто ничего не изменилось. Может, просто начали сдавать нервы? Все те же стены, завешанные коврами, окружали его, так же горели свечи и та же резная шкатулка с аши покоилась на столике. Повинуясь мгновенному импульсу, Блейд открыл ее. Она была пуста! Канда нетерпеливо вздохнула, и разведчик склонился над ней, внимательно заглядывая в глаза. Сегодня они были мутными, без обычных мерцающих золотых искорок; зрачки казались странно расширенными. Девушка подняла руки, чтобы обнять его, и улыбнулась. Улыбка эта также была необычной — механической, бессмысленно-похотливой. Внезапно Блейд понял, что она находится под действием наркотика. Аши? Но зачем? Раньше принцесса обходилась без этого снадобья… Канда обхватила его, притянув к себе; подняла ноги, скрестила их на пояснице Блейда. — Я хочу тебя, Блейд… Скорее… скорее… Он колебался. Резкая боль в очередной раз молнией прострелила виски. Ногти Канды впились в его плечо. — Быстрее, Блейд! Или ты собираешься проиграть? Хочешь, чтобы я велела вышвырнуть тебя вон? В таком состоянии она могла натворить что угодно. Блейд не рискнул промедлить, и через пару минут девушка уже громко стонала, извиваясь под его сильным телом. Он услышал звук мягких крадущихся шагов слишком поздно. Миг — и кинжал уперся ему под лопатку, прямо напротив сердца. — Продолжай трудиться, приятель, — раздался негромкий голос русского. — Так и быть, заканчивай свои важные дела. Канда снова вскрикнула, царапая спину Блейда. Видимо, принцесса сейчас не сознавала, что в ее спальне появился незваный гость. Блейд, покрываясь холодным потом, лихорадочно размышлял. Что случилось? Чего добивается двойник? Кончик кинжала, острый, как бритва, вспорол кожу под лопаткой. Русский сказал: — Голова у меня побаливает, братец, но не слишком сильно. И я, похоже, нашел способ обмануть компьютер. Аши! Наркотик! Я теперь частенько принимаю его. Отличное парализующее средство… Ни одной связной мысли под черепом! — Блейд слышал за спиной шумное дыхание русского. Давление кинжала стало сильней. — Остается Канда. Тут мы оба хорошо завязли, дружище. Но я думаю, если убрать тебя с дороги, жизнь станет куда проще. Канда по прежнему стонала, корчилась и царапала Блейда. — Еще! — вскрикнула она, — еще, Блейд! Еще… еще… — Я с большим трудом накачал ее наркотиком, — задумчиво произнес двойник. — Но все же мне это удалось, и теперь она ничего не запомнит. — Зачем?.. — прохрипел Блейд. — Зачем ты это делаешь? Ведь мы обо всем договорились! Ты дал слово и… Кинжал еще глубже проник в его плоть. — Слово — всего лишь слово, братец. Считай, что я слегка ввел тебя в заблуждение… — русский сделал паузу и вдруг сказал: — Я вообще не хочу возвращаться. Никогда! Знаешь, как говорят у нас в России: от добра — добра не ищут. Снова укол кинжалом. Еще немного, и будет поздно. Блейд приготовился к решающему рывку. — Компьютер найдет тебя, — пробормотал он. — В любую минуту! И ты будешь… — Кончай, старина! Ты, может, и не способен ему сопротивляться, но у меня-то мозги покрепче! Так что сожалею, но ничем помочь не могу. Он резко выдохнул воздух, готовясь нанести удар, и в ту же секунду Блейд рванулся в сторону, чувствуя, как лезвие полосует кожу на спине. Клинок оцарапал лопатку, рассек мышцы и, скользнув под мышкой разведчика, вонзился Канде в грудь. Она даже не вскрикнула — то ли смерть была мгновенной, то ли аши окончательно одурманил ее. Блейд почувствовал, как тело девушки обмякло, и скатился с дивана, прихватив по пути подушку. Выругавшись, русский снова занес кинжал; лицо его исказила раздраженная гримаса. Видимо, убийство Канды никак не входило в его планы, и «дорогому братцу» предстояло заплатить за эту неудачу. Блейд, однако, успел подставить свой щит, и лезвие, пропоров подушку насквозь, царапнуло его по бедру. Он упал на колени, упираясь руками в край постели; двойник, перегнувшись через тело Канды, тянулся к нему обагренным кровью клинком. На миг ощущение чудовищной нелепости происходящего пронзило Блейда; казалось, он сам пытался лишить себя жизни. В следующую секунду, собрав все силы, он резко толкнул тяжелый диван; ложе, скользнув по гладким плитам пола, с грохотом врезалось в стену, прижав к ней противника. Русский попробовал освободиться, но Блейд, словно тигр, ринулся через всю комнату и успел перехватить лезвие около эфеса. Сцепившись, они рухнули на бездыханное тело Канды. Послышался треск, клинок обломился у самой гарды, и разведчик почувствовал, как острая сталь режет пальцы. Двойник метил рукоятью ему в лицо, но Блейд, извернувшись, спрыгнул с постели. Его ладонь стала липкой от крови, но теперь он был вооружен! Сообразив это, русский бросился к двери. Блейд попрочнее перехватил обломок клинка — в его кулаке было зажато пятнадцать дюймов смертоносной стали — и метнулся следом. Враг не успел распахнуть тяжелую створку, когда лезвие вошло ему в спину, пропоров левое легкое. Русский громко вскрикнул и упал, тяжестью собственного тела вгоняя клинок все глубже и глубже. Внезапный приступ боли свалил Блейда рядом с ним. Компьютер наконец-то нашел его! Свершилось! Как будто его светлость специально ждал, чтобы посланец справился с заданием… Русский корчился рядом, глаза его закатились, на губах выступила кровавая пена. Теряя сознание, Блейд вырвал обломок клинка и нанес последний милосердный удар, пронзив сердце Джеймса. Двойник не хотел возвращаться; что ж, может быть, он прав, мелькнула мысль. Страна моуков не страшнее России… да и Англии, если на то пошло! Внезапно комната завертелась вокруг Блейда, стены замерцали зелеными и золотыми отблесками. Чьи-то далекие голоса звали его, настойчивые, словно писк комара. Прямо перед ним в пространстве возникла огромная рука, призывно маня куда-то. Канда, внезапно ожив, улыбалась ему с далекой вершины, и Блейд видел, что девушка вся покрыта кровью; кровавый поток струился из ее груди и заливал горный склон. Запах крови ударил ему в ноздри, он протянул руки к принцессе, пытаясь поймать длинный черный локон, и вдруг… вдруг она пропала. Блейда закружило, подбросило в воздух, затем он начал растворяться в окружающей пустоте. Он не чувствовал ничего, лишь краешком гаснущего сознания понимая, что сжимает в руке какой-то предмет. Но что именно? Раздался треск, словно раздирали пополам огромное полотнище. Блейда швырнуло в прореху; он упал лицом во что-то мокрое, липкое, продолжая двигаться все дальше и дальше, к звенящему впереди зову.Глава 14
Лорд Лейтон, скорчившись в кресле, неодобрительно покосился на Дж. — Спокойнее, старина, спокойнее! Уверен, наш юный друг скоро будет в отличной форме! И, ради бога, перестаньте метаться по комнате… Я не могу работать! Дж., махнув кулаком, объяснил его светлости, куда тот может убираться вместе со своей работой, и сделал сие замечание отнюдь не в парламентских выражениях. Блейд, израненный и окровавленный, лежал сейчас на операционном столе, и нервы у его шефа разгулялись вконец. Дж. до сих пор еще не пришел в норму и пребывал в ужасном душевном напряжении, которое не ослабевало с тех пор, как двойник Ричарда отправился в Измерение Икс. Лейтон, конечно, понимал это; он догадывался, что Блейд был для Дж. почти сыном, несмотря на отсутствие сходства, как внешнего, так и внутреннего. Несомненно, последние события сильно сказались на самочувствии шефа МИ6А. Старики находились в одном из помещений компьютерного комплекса под Тауэром, предназначенном для связи с внешним миром, — вокруг мигали многочисленные экраны и без устали крутились катушки магнитофонов. На главном мониторе они могли лицезреть доктора Кона Батесмана, члена Королевского хирургического общества, колдующего над безжизненным телом Ричарда Блейда. Великого хирурга окружала толпа почтительных ассистентов и стройных медсестер в масках. Еще никогда этот скромный хирургический кабинет не использовался с более серьезной целью, чем врачевание синяков и царапин. Его соединяла с пунктом связи кабельная линия, так что Лейтон и Дж. постоянно находились в курсе событий. Батесман поднял руку, в которой блеснули крохотные хирургические щипчики, и, зная, что за ним наблюдают весьма заинтересованные лица, пояснил: — Сейчас я приведу в порядок грудные мышцы. Конечно, останется шрам, но не слишком заметный. Мы уже почти закончили, — он бросил ассистентам: — Приготовьте аппарат для сшивки сосудов! Дж., передернув плечами, отвернулся от монитора. В последние годы он совершенно не мог выносить вида крови, что для человека его профессии считалось довольно странным чудачеством. «Может быть, — подумал он, — я уже слишком стар для таких вещей, и настало время поразмыслить об отставке. Пожалуй, когда мальчик встанет на ноги, мы оба возьмем небольшой отпуск. Конечно, если дела позволят… Проведем его вместе… поговорим — о нем и обо мне… и о его последнем путешествии…» Лейтон поднялся, проковылял к столу, покрытому блестящим стальным листом, и взял в руки лежавшее там широкое лезвие со следами запекшейся крови. Оно имело форму вытянутого треугольника почти футовой длины с острыми, как бритва, краями. Очень осторожно, стараясь не порезаться, его светлость потрогал режущие кромки и положил клинок обратно. Затем поднес к глазам лист бумаги, покрытый плотными строчками текста, и в пятый раз принялся изучать его. Наконец ученый повернулся к Дж. — На этом лезвии запеклась кровь трех человек. Трех! Что вы на это скажете, Дж.? Старый разведчик пожал плечами. — Мы можем лишь ждать, когда Ричард придет в себя и представит отчет. Вы расспросите его под гипнозом, выяснив все детали. Пока что мы слышали только бессвязный бред о каком-то алом море, огромных крабах и горах рения. — Да, — кивнул Лейтон, — рений… О рении он говорил очень много. Чрезвычайно любопытная подробность! Дж. вертел в руках кисет с табаком и трубку. — Боюсь, что это сокровище для нас недостижимо, — заметил он. — Я не был бы так категоричен, — бодро ответил лорд Лейтон, — Если только мне удастся довести до ума одну штучку, которая позволит… Дж. нахмурился. — Пощадите, сэр! Не надо сногсшибательных сюрпризов! На сегодня мне хватит впечатлений. Конечно, Ричард вернулся живым, но с такой раной, словно на него напала стая саблезубых тигров. Лейтон, снова разглядывая лезвие кинжала, пробормотал: — Вы, как обычно, преувеличиваете, мой дорогой. Да, парень был весь в крови, когда компьютер вытащил его оттуда. Но все придет в норму, раны его не столь уж тяжелы… так что не волнуйтесь. Меня гораздо больше занимает эта маленькая загадка, — он покосился на кинжал. — Кровь трех разных людей! Двое из них нам хорошо знакомы. Первый — сам Блейд; второй, с той же группой — конечно, его двойник, русский агент. А вот кровь третьего… Ничего подобного на Земле нет! Гематологи утверждают, что она близка к К-типу, но не повторяет его в точности. Это весьма любопытно! Дж. раскурил трубку и глубоко затянулся; против обыкновения, это не успокоила его. — Блейд вернулся из неизвестного вам мира, — устало сказал он. — Бог знает, каких тварей он там повстречал. — Конечно, конечно, вы правы. Все станет ясно из его отчета. Похоже, что схватка, в которой он участвовал в последний момент, была чрезвычайно кровопролитной. И вскоре мы узнаем о судьбе второго странника… Что вы думаете по этому поводу, Дж.? — Гипотез не измышляю, — раздраженно ответил Дж, — Сейчас не время обмениваться предположениями, надо просто ждать. Но смотрите! Батесман закончил и покидает операционную! Через несколько минут врач переступил порог центра связи, даже не сменив халата, Батесман, высокий, худой человек с безмятежно спокойным лицом, считался одним из лучших специалистов Англии по военно-полевой хирургии и был доставлен сюда именно по этой причине. Сейчас он буквально умирал от любопытства, но ни лорд Лейтон, ни Дж. не собирались платить ему гонорар информацией. Совсем наоборот! Профессор быстро прикрыл листом бумаги окровавленный кинжал. — Он скоро придет в себя, — сказал хирург, — и быстро пойдет на поправку, хотя ему здорово досталось. Я буду наблюдать его каждый день, скажем… — он поднял глаза к потолку, что-то вычисляя, — всю ближайшую неделю. Удивительный человек! Крепок, как бык, а какое сложение! Потерял уйму крови, но выжил. Одна рана на бедре, множество мелких ссадин и царапин, но главное, конечно, — проникающее ранение в области подмышечной впадины. Неприятная штука! Мне приходилось видеть нечто подобное — раны, нанесенные штыком. Едва не задето легкое, но ему повезло. Полдюйма в сторону — и обсуждать сейчас было бы нечего… Не выдержав, Дж. прервал похожую на автоматную очередь лекцию хирурга. — Вы утверждаете, что он поправится? И никаких осложнений? Батесман улыбнулся. — Будет как новенький! Еще нас всех переживет. Однако… Теперь его перебил лорд Лейтон. — Огромное спасибо, доктор. Мы чрезвычайно вам признательны… вы действительно мастер своего дела. Батесман понял, что его выпроваживают, но все-таки решил попытать счастья. — Я полагаю, вы не собираетесь мне ничего объяснять? Ладно… — он приподнял бровь. — Но удовлетворите хотя бы мое профессиональное любопытство. Каким орудием нанесено ранение? Такая дыра, чуть ли не с кулак… Лейтон вежливо улыбнулся. Дж. сосредоточенно выбивал свою трубку, Хирург покачал головой. — Понятно. Ну что ж, разрешите откланяться. Если я буду нужен, вы знаете, где меня найти. Дверь за ним захлопнулась, но почти сразу Батесман вновь приоткрыл ее, заглянув в комнату. — Да, чуть не забыл… Когда пациенту давали наркоз, он несколько раз прошептал какую-то странную фразу. Для меня это сущая загадка, но вам, быть может, окажется полезным. Дж. и лорд Лейтон в один голос воскликнули: — Что он сказал? Покачав головой, хирург задумчиво произнес: — Мало ли что человек бормочет под наркозом… Он сказал: «Возможно, русский был прав». Батесман теребил пуговицу халата. Два старика с надеждой смотрели на него. Дж. не выдержал первый. — И это все? — Да, все. Только это: «Возможно, русский был прав». Когда хирург наконец ушел, Дж. и лорд Лейтон долго смотрели друг на друга. Молчание нарушил старый ученый. — Значит, он все-таки нашел его… и, наверно, убил… Теперь я почти уверен в этом. Во всяком случае, вы можете спать спокойно, мой дорогой. Но Дж., конечно, так и не смог заснуть в эту ночь. Он ворочался с боку на бок, метался и стонал. Слова Блейда не давали ему покоя. — Возможно, русский был прав… Что, черт возьми, имел в виду Ричард?Комментарии к роману «Раб Сармы»
1. Основные действующие лица
Земля
Ричард Блейд, 36 лет — полковник, агент секретной службы Ее Величества королевы Великобритании (отдел МИ6А) Дж., 69 лет — его шеф, начальник спецотдела МИ6А (известен только под инициалом) Его светлость лорд Лейтон, 79 лет — изобретатель машины для перемещений в иные миры, руководитель научной части проекта «Измерение Икс» Губерт Карендиш — достопочтенный член Парламента Джордж О’Флешнаган — коллега Блейда по отделу МИ6А Питер Норрис — шеф отдела МИ6 (упоминается) Френсис Биксби — заместитель Дж. (упоминается) Кастельс — агент МИ6А в Москве (упоминается) Мэри Хезертон — подружка Блейда Зоэ Коривалл — бывшая возлюбленная Блейда Реджинальд Смит-Эванс — ее жених Джон Гилтби, Патрик Шоу — поклонники Зоэ Коривалл (упоминаются) Тощий — русский резидент в Лондоне Евгений Ильич, Виктор Николаевич — руководители отдела «Дубль» (упоминаются) Кон Батесман — хирургСарма
Ричард Блейд — гладиатор Сармы, возлюбленный тайрины Пфиры Григорий Петрошанский — двойник Блейда, русский агент Пфира — тайрина (правительница) Сармы Зена — ее дочь, тайриота (принцесса) Экебус — верховный фадрант, Страж Побережья Крид — верховный жрец, глава Совета Пяти Торус, Бальдур, Автар, Одисс — жрецы, члены Совета Пяти Моканас — фадрант Барракида Пелопс — раб, бывший учитель, слуга Блейда Шефрон — раб, барабанщик на триреме «Пфира» Айксом — раб, бывший моряк Тарсу — слепец, бывший возлюбленный Пфиры Черный Оттос — император Тиранны Джамар — его сын и наследник (упоминается) Эль Кал — властитель моуков Канда — принцесса, его дочь Ферта — тайрина, правящая Великой Сармой в 548 году эры Пришествия Блейда (упоминается) Акнир — ее придворный летописец Киклос — придворный врач (упоминается)2. Некоторые географические названия
Алое море — узкое море, вытянутое в меридиональном направлении и разделяющее два материка Сарма — страна на восточном побережье Алого моря Сармакид — столица Сармы Барракид, Сейден, Кальтап — города Сармы Патти — большое озеро, на берегу которого расположен Барракид Тиранна — название империи и столицы Черного Оттоса; лежит на западном побережье Алого моря Пылающие Пески — пустыня, расположенная за горами к югу от Сармы Тер-Киот — оазис в Пылающих Песках Моук — страна на востоке, за Пылающими Песками3. Некоторые термины
Бек-Тор — двуполое божество Сармы: Бек, женское начало, олицетворяет добро; Тор, мужское начало, олицетворяет зло тайрина — титул правительницы Сармы тайриота — титул принцессы Сармы фадрант — военачальник фадрит — сармийский солдат; фадра — отряд Совет Пяти — жреческий совет в Сарме сьон — господин; обращение к вышестоящему капиды — гигантские черные крабы-людоеды аши — растительный наркотик чико — смола; употребляется в качестве жвачки капия — алкогольный напиток метит — руда с богатым содержанием рения4. Хронология пребывания Ричарда Блейда в мире Сармы
Странствие от побережья Капидов до Барракида — 9 дней. Пребывание в лагерегладиаторов под Барракидом — 20 дней. Странствие от Барракида до Сармакида — 5 дней. Пребывание в Сармакиде — 9 дней. Путешествие на триреме «Пфира» — 16 дней. Переход через пустыню до столицы Эль Кала — 19 дней. Пребывание в Моуке — 6 дней. Всего 84 дня; на Земле прошло 80 дней.5. Комментарии составителя к восьмому странствию Ричарда Блейда
На мой взгляд, история сармийского странствия Ричарда Блейда в том виде, в котором она изложена Джеффри Лордом, содержит несколько неувязок. Это касается в равной степени как пребывания Блейда в Сарме, так и событий, происходивших в Лондоне и Солсбери. Мы попытались исправить некоторые явные отступления от логики, в связи с чем данный перевод существенно отличается от предыдущей версии. Прежде всего отметим, что преамбула, в которой описаны приключения Блейда в старой конюшне под Солсбери и последующее проникновение русского агента в одну из реальностей Измерения Икс, является всего лишь рабочей версией Джеффри Лорда; мы не знаем, так или иначе развивались события. Истинны лишь два факта: то, что Григорий Петрошанский был удивительно похож на Ричарда Блейда, и то, что он каким-то образом заставил Лейтона перенести его в иной мир. Лично я полагаю, что история с бомбой, способной подорвать половину Лондона, выглядит наивной; у Петрошанского, человека умного и решительного, наверняка имелись более серьезные аргументы. Возможно, он явился сразу к Лейтону, а не к Дж.; и возможно, ему не пришлось слишком сильно давить на старого ученого, чтобы добиться своего. Научное любопытство было доминирующей чертой его светлости, и он вполне мог посадить Петрошанского под колпак коммуникатора только ради того, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Итак, русский агент переносится в Сарму, и Дж. тут же посылает за ним Блейда с наказом открутить Петрошанскому голову. Явная нелепость! Ведь Лейтон может вытащить двойника обратно, в компьютерный зал, под стволы взвода морских пехотинцев! Тем не менее Блейда отправляют за ним — иначе никакого сармийского вояжа просто не получилось бы. Я предполагаю, что у русского Петрошанского голова была покрепче, чем у англичанина Блейда, и Лейтон действительно не мог вытянуть его в земное измерение, если Петрошанский этого не желал. Такая гипотеза не лишена логики, ибо Петрошанский рос совершенно в иной среде, чем Ричард Блейд, и эта среда, несомненно, способствовала укреплению защитной функции его менталитета. Возможно и иное предположение: Лейтон солгал, утверждая, что не способен вернуть русского агента на Землю. Причина — все то же научное любопытство. Ведь его светлость мог осуществить уникальный эксперимент — послать в мир иной двоих, а затем посмотреть, кого вытащит домой его компьютер. Напомню читателю, что место под колпаком коммуникатора было рассчитано только на одного человека! Впрочем, если у Лейтона и имелись подобные намерения, то опыт все равно провалился; Блейд действовал решительно и устранил двойника. Теперь пара замечаний о Сарме. Тут следует остановиться на истории с метитом, который в оригинале Джеффри Лорда назван урановой рудой. Следовательно, сармийцы умели получать уран, а Черный Оттос чеканил из него монеты! Не говоря уже о чисто технологических сложностях, пользоваться такими деньгами было бы весьма опасно! Поэтому уран был заменен на рений — вполне пристойный металл, красивый и дорогой. Конечно, рений не просто расплавить (он уступает только вольфраму), но пусть уж лучше сармийцы имеют дело с ним, чем с ураном. Сармийцы, однако, были не такими уж примитивными людьми, поэтому предположение Лорда о том, что они не знали колеса (именно это заявляется в оригинале) не выдерживает никакой критики. В Сарме строили каменные здания, превосходные суда и катапульты, делали стальное оружие и подзорные трубы, передавали сообщения с помощью флажковой азбуки — могли ли при этом сармийцы не знать колеса? Совершенно исключено! Поэтому Блейд открывает Пелопсу не тайну колеса, а секрет воздушных полетов. И, наконец, еще один момент. Лорд описывает Шефрона как довольно мерзкого типа: он — бывший палач, вонючий урод и человек немолодой. Но надо же пожалеть бедняжку Зену, юную тайриоту, которая в конце концов остается с Шефроном! Ей выпало немало горя на пиратском судне, после чего получить в супруги уродливого старого палача — незавидный подарок! Так что ради Зены образ Шефрона несколько облагорожен, и он произведен из палачей в барабанщики.Дж. Лорд. «Освободитель Джеддов» Странствие девятое (С. Нахмансон, А. Курмакова, перевод с англ.)
Март–апрель 1972 по времени Земли
Последние комментарии
15 часов 52 минут назад
15 часов 52 минут назад
16 часов 47 секунд назад
16 часов 9 минут назад
17 часов 7 минут назад
17 часов 25 минут назад