Свободен как птица [Ёсио Марумото] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Есио Марумото Свободен, как птица

– Неужели здесь было так темно? – пробормотал я. – Нет, прежде казалось гораздо светлее.

«Прежде» – это четыре года назад, когда я впервые пришел в Кокугикан на соревнования по сумо. Я видел тогда первый выход на помост Дзиро. Он должен был выступать утром, до одиннадцати часов, и в это время зрителей в зале было мало. Я не мог спокойно сидеть в полупустой ложе: то вскакивал, то вновь садился, а тем временем решился исход схватки. В предыдущем выходе Дзиро, поставив противнику подножку, опрокинул его, и я, затаив дыхание, наблюдал борьбу сына; но он двигался поразительно быстро, поэтому проследить за мельчайшими деталями его техники я не мог. Тогда вместе со мной была моя жена Акико. Отчетливо помню, как светло было в зале – во всяком случае, он непоказался мне таким мрачным.

Я взглянул на часы – было половина двенадцатого. Вспомнив, что около двенадцати выход Дзиро, я вытащил программу состязаний. Уже много раз я проделывал это, но все же решил вновь уточнить его время. Вернее, попытался уточнить. Текст программы я разобрать не мог. Набранные убористым шрифтом слова сливались в какие-то серые пятна, то скатываясь, подобно хлопьям пыли, в круглые шары, то вытягиваясь в продолговатые столбики. Я вышел на залитую ярким светом галерею. Сейчас мне сорок шесть лет. Два года назад у меня обнаружилась старческая дальнозоркость. А до этого ведь было отличнейшее зрение. Я великолепно разбирал даже самый мелкий шрифт. Сейчас же не могу прочесть и газету. Коридор, опоясывающий спортивный зал, имел выход наружу – на открытую лужайку, раскинувшуюся перед самым зданием.

Увидев в проходе голубое небо, я, словно повинуясь его зову, вышел наружу. Мой взгляд скользнул над линией электропередач и устремился в небесный простор, такой голубой, каким он бывает лишь в разгаре лета. На мне была рубашка с короткими рукавами. Хотя уже приближалась середина сентября, все еще стояла августовская жара. £1 был обут в резиновые пляжные шлепанцы, а в руках держал бумажную сумку, в которой лежал фотоаппарат с телеобъективом и экспонометром. Когда у нас родился Дзиро, я часто пользовался им, но в последнее время в руки брал его редко. Вспомнился один снимок, который я когда-то сделал этим аппаратом. Судя по всему, это было в то время, когда моему старшему, Хадзимэ, было четыре года, а младшему, Дзиро, – два.

Я снимал широкоугольным объективом, поэтому Хадзимэ в левом углу снимка вышел просто страшилищем, с огромным лицом. В правом углу напротив – покосившиеся фусума. В самом центре снимка, в фокусе, без искажения – Дзиро. Акико в снимке не поместилась, в правом углу была видна только ее рука с чашкой чая. Все сидели за круглым раскладным столом, в центре которого стояла пустая тарелка, и Дзиро смотрел на нее. Перед ним стояла еще одна тарелка, с нетронутым пирожным. У Хадзимэ пирожного не было, он почему-то ел рисовые колобки онигири. Рука Акико оказалась сильно смазанной – видимо, я щелкнул в момент, когда она как раз подавала чай. Хадзимэ, задумчиво глядя на руку Акико, держал рисовый колобок в правой руке, опустив левую под стол. Я словно наяву услышал голос Акико: «Эй, Хадзимэ-тян, о чем задумался? Возьми-ка чай».

Взгляд Дзиро блуждал по пустой тарелке, и трудно было понять, о чем он думал. Его четко очерченные, словно высеченные резцом глаза походили на двух застывших черных головастиков, их выражение было неуловимо. Свет от электрической лампочки, падающий сверху, оставлял в тени лицо, выделялись лишь верхняя часть полных щек да край пухлой нижней губы с низко опущенными уголками. Создавалось впечатление, что это лицо человека чем-то недовольного. Я тоже так думал. Каждый раз, замечая у Дзиро такое выражение, я бранил его, но был не прав. Я понял свою ошибку позже, когда сын повзрослел и у него сменились зубы. Нижние зубы Дзиро немного выступали. Естественно, слегка выпячивалась и нижняя губа. На кончике носа чернело большое, словно нарисованное фломастером нятно, заметно выделявшееся на фотографии. Каждый, заметив его, начинал тереть это место, на самом же деле это была ссадина. Я не знаю, каким образом она появилась, жена тоже не знала, однако ссадина довольно долго красовалась на его носу. Полностью зажила она только через месяц с лишним, причем от нее и следа не осталось. Сейчас, когда я пытаюсь вспомнить Дзиро ребенком, мне почему-то он приходит на память непременно с ссадиной на кончике носа.

* * *
Когда Дзиро учился в пятом классе, его любимым чтением были журналы по борьбе сумо. Заказывать заранее в книжном магазине два-три специальных журнала по сумо и выкупать их в день выхода стало обязанностью Акико. Читал Дзиро аккуратно, не оставляя ни одной Замятины. Когда Акико начинала небрежно перелистывать журналы, сын отбирал их у нее, заявляя, что треплются обложки. «Ты, конечно, можешь читать, если только будешь аккуратно с ними обращаться. И мой как следует перед чтением руки», – строго выговаривал матери Дзиро. Его