Огненный лес [Игнатий Иванович Бескромный] (fb2) читать онлайн

И. И. Бескромный
Огненный лес

ЧЕРЕЗ ЛИНИЮ ФРОНТА

Близится полночь. Поезд Ташкент — Москва с грохотом проносится мимо затемненных станций и полустанков.　

— Подъезжаем к Москве, — заглянув в купе, произносит проводник вагона.　

Поезд, замедлив ход, подходит к перрону Казанского вокзала. Приехали. Пассажиры устремляются к выходу. Большинство военных.　

Начало тысяча девятьсот сорок третьего года. Второй год войны. И хотя враг уже отброшен от Москвы, хотя его полчища нашли свою погибель у стен города-героя на Волге и Советская Армия начала освобождение Украины, до Берлина еще далеко шагать нашим воинам, много городов и сел предстоит очистить от врага.　

На привокзальной площади мелькают темно-синие маскировочные огоньки автомашин. В ночном небе неподвижно повисли аэростаты. По небу то тут, то там взметаются лучи прожекторов и вмиг угасают; слышен гул истребителей, охраняющих Москву.　

Знакомые улицы необычно притихли. Военная, настороженная столица.　

В этой напряженности, во всем ее суровом облике чувствуется огромная сила и уверенность в победе над врагом…　

На следующий день стала известна причина, из-за которой меня, корреспондента редакции газеты «Казахстанская правда», вызвали в Москву. Мне предложили редактировать газету подпольного обкома и партизанского соединения.　

Начались сборы в дорогу. В ЦК КП(б) Украины встретил свою попутчицу по перелету в тыл врага и будущую сотрудницу редакции.　

— Знакомьтесь. Эта девушка полетит с вами. Она наборщик, метранпаж, литработник, — сказал инструктор ЦК Иван Демьянович Шевченко.　

Девушка, Вера Евсеева, была одета в солдатскую гимнастерку, на голове пилотка. Стройная, молоденькая, лет девятнадцати-двадцати, не больше.　

Вместе вышли из здания ЦК на Тверской бульвар.　

— Твердо решили лететь?　

— Конечно, — просто ответила Вера.　

— Но ведь это вражеский тыл, кругом каратели… опасности…　

Вера улыбнулась:　

— Зря пугаете. Я не маленькая и, если хотите знать, уже давно добиваюсь отправки в тыл и все равно добьюсь. Не с вашей группой, так с другой…　

И столько спокойной убежденности в ее голосе, что нельзя не поверить.　

Вера рассказывает о себе. Ее биография почти ничем не отличается от биографий тысяч и тысяч советских девушек, которые еще совсем недавно учились в школе, готовились к большой и светлой жизни. Родилась в 1924 году в селе Петрово, Кировоградской области. Училась в железнодорожной школе станции Пятихатка. Аттестат зрелости получила на второй день войны. Сдала вступительный экзамен в Криворожский педагогический институт, а вот учиться уже не пришлось. Вера эвакуировалась в Саратовскую область, работала там учетчицей в тракторной бригаде.　

Потянуло на фронт. Отказывали в одном военкомате, Вера шла в другой. Наконец в райкоме комсомола сказали, что ее могут направить во вражеский тыл, если она овладеет какой-нибудь нужной профессией — радиста, типографского наборщика. С радостью согласилась. Послали в Москву на курсы. И вот теперь она готовится лететь к партизанам.　

Вместе с Верой Евсеевой получили «типографию». Видно, какой-то довольно опытный полиграфист тщательно продумал все детали. В одном чемодане шрифт, в другом — тискальный станок, валик и запас печатной краски. Все удобно, компактно. Про запас взяли еще дополнительно два специальных «камзола», карманы которых были туго набиты свинцовыми литерами.　

Поскольку заранее не было известно, сядет ли самолет у партизан или придется спускаться на парашютах, брали с собой только самое необходимое.　

Весь багаж — это «типография», сто килограммов бумаги, небольшая библиотечка и солидная пачка газет и журналов. Кроме того, на каждого по автомату, пистолеты ТТ, по комплекту военного обмундирования и неприкосновенный запас продуктов — шоколад, сахар, колбаса, консервы, соль, сухари.　

Полетим вчетвером: кроме нас двоих еще хирург — майор медицинской службы Александр Стуккей и врач-терапевт Валентина Попова.　

Каким строгим ни был отбор, имущества все же набралось много. У врачей одних медикаментов три больших мешка.　

Проходят дни. Нет летной погоды. На западе идут дожди. В Москве по утрам ясно, солнечно, но к вечеру небо заволакивают облака, моросит мелкий, совсем осенний дождь.　

Воспользовавшись непредвиденной задержкой, изучаем район будущих действий. Все делают это основательно, серьезно, порою даже кажется, будто уже побывали там.　

О том, что группа направляется в соединение Бегмы, секретаря Ровенского подпольного областного комитета партии, известно с самого начала. Это очень радовало. С Василием Андреевичем Бегмой мне довелось познакомиться в сентябрьские дни 1939 года. Он был тогда председателем временного управления в городе Луцке — «Волынском воеводстве» — так согласно административному делению, установленному панскими властями в западных областях Украины, называлась эта область. Одесский рабочий, сам сын рабочего, выдвиженец, он находился вначале на комсомольской, а в последнее время на ответственной партийной работе в Киевской области.　

В 1939 году ему было немногим больше тридцати, в нем еще остро чувствовался огонек комсомольского вожака, но это был уже опытный партийный работник, человек большой души и крепкой воли.　

В аэропорту много транспортных самолетов. Встретился земляк — бывший секретарь Одесского горкома　партии Гунчук, а теперь представитель Украинского штаба партизан, ведающий загрузкой летных машин для отправки в тыл врага. Он ведет нас к самолету, жмет на прощание руки.　

Часа через два самолет приземлился на промежуточном аэродроме. И снова задержка. На западе дожди, опять надо ждать погоды.　

Расположились в палатке. Познакомились с летчиками.　

— Когда же полетим, товарищи? Надоело ждать.　

— Не отчаивайтесь, полетите, — успокаивает один из пилотов. — Синоптики говорят, теперь уж недолго.　

Как потом выяснилось, это был известный в партизанских краях летчик Кузнецов.　

Еще в начале войны он одним из первых произвел посадку своего самолета в оккупированном врагом украинском Полесье. На его счету уже свыше ста вылетов во вражеский тыл. Какую силу воли, сколько решительности, мастерства и выдержки нужно проявить, чтобы десятки раз приземляться ночью в точно заданном месте, не дать себя спровоцировать, уберечь самолет от вражеских зениток!　

Очень приятно было узнать, что Кузнецов — это и есть командир корабля, на котором предстоит лететь через линию фронта нашей группе.　

Солнце склонялось уже к горизонту, когда самолет, совершив прощальный круг над аэродромом, взял курс на запад.　

Прильнув к окнам самолета, все вглядываются в медленно проплывающие внизу просторы родной земли, уже освобожденной от врага, хочется навсегда запечатлеть их в памяти.　

Скоро линия фронта. Самолет летит не особенно высоко. Отчетливо видны ленточки дорог. В синих сумерках всплыла луна и залила самолет серебристым светом. Но вот на земле и в воздухе вспыхнули многочисленные огни трассирующих снарядов и пуль, похожие на фейерверк. Даже не верится, что эта игра огней может кончиться плохо.　

Воздушный стрелок на специальном, подвешенном к потолку сиденье настороженно вглядывается в темноту, озаряемую вспышками разрывов. Прошло несколько минут, и все стихло. Самолет перелетел линию фронта. Теперь внизу родная земля, на которой хозяйничает враг. Как это грустно и больно! Нигде ни огонька.　

В памяти возникает рой воспоминаний, и среди них очень ярко недавнее — оборона Одессы. В те дни мне пришлось быть военным корреспондентом одесской газеты «Черноморська комуна». Знакомый адрес: Пушкинская, 32. У этого здания одна за другой останавливались машины, прибывавшие прямо с передовой. Политработники, военные корреспонденты привозили фронтовые заметки, затем грузили в машины пачки пахнувших типографской краской газет и уезжали на передовую позицию. Газета на фронте — это тоже снаряды по врагу. Тяжело было ее выпускать в те дни. Частые воздушные тревоги, обстрелы. И все же она выходила. Редакционные работники, наборщики, печатники привыкли к тревожным гудкам и вою сирен, взрывам бомб и продолжали свое дело. Однажды редактор «Черноморськой комуни» Федор Васильевич Атакин поручил мне написать статью о партизанах. Они действовали за городом, в балках возле одесских лиманов. Статья так и называлась: «Партизаны».　

Партизаны!.. Стрелки часов показывают полночь. Внизу широкая лента реки. Похоже, что это Днепр. На черном фоне массивов лесов все чаще появляются блестящие пятна озер. И вдруг среди этой черноты вспыхивают огни.　

— Посадочный знак! Прилетели?　

Но самолет продолжает свой полет. Не сразу доходит до сознания, что на войне далеко не всякий сигнал выложен руками друзей. Это гитлеровцы пытаются спровоцировать летчика, заманить его в западню. Но экипаж умеет распознавать вражеские уловки.　

Еще огни внизу… Теперь гул моторов становится тише, самолет снижается, разворачивается и заходит на посадку. Подана команда:　

Снять парашюты!　

А вот и земля. Как-то сразу все осветилось. Это самолеты, уже приземлившиеся, включили фары, освещая посадочную площадку. Машина касается земли и, подпрыгивая на Неровностях, начинает замедлять свои бег.　

Здравствуй, партизанский край!　

ЛЕСНОЙ КРАЙ

Брезжит рассвет. Вокруг просторной поляны, обрамленной со всех сторон лесом, в какую сторону ни глянешь — стоят самолеты. Впечатление такое, будто здесь настоящий аэродром.　

Кузнецов подходит к женщине в кожаном реглане с офицерскими погонами летчика и рапортует о прибытии.　

Лицо женщины кажется знакомым. Ну конечно, еще вчера на аэродроме вылета она шла с группой летчиков.　

— Узнаете? Это Герой Советского Союза Гризодубова, — шепчет Вера Евсеева.　

Да, это Валентина Гризодубова. Она прилетела выяснить, где можно организовать новый партизанский аэродром.　

Прилетевших обступают партизаны, охраняющие аэродром, и летчики ранее прибывших самолетов. Поздравляют с благополучным прибытием.　

Так вот они — партизаны! Большинство — молодежь. Почти все вооружены отечественными автоматами. Немало и пожилых. Одежда самая разнообразная: выцветшие красноармейские гимнастерки и офицерские кители, немецкие мундиры, пиджаки и домотканые полесские свиты. Некоторые одеты в пестрые костюмы из маскировочных палаток и плащей. Точно такая же обувь — от трофейных ботинок и сапог до лыковых лаптей. На шапках-ушанках, пилотках — красные ленточки.　

Слышна русская, украинская, белорусская речь, но все отлично друг друга понимают. Здесь собрались братья, чье кровное родство стало еще более близким в тяжелый для Родины час.　

Народ собрался бодрый, молодцеватый, подтянутый. На лицах девушек, вооруженных автоматами, цветут такие же задорные улыбки, как и у какой-нибудь остроглазой московской комсомолки с фабрики Трехгорной мануфактуры.　

— Таки з самисинькой Москвы? Розкажить, як вона, ридна, яке там життя, — просит седобородый старик с трофейным маузером на боку.　

Партизаны с жадностью набрасываются на газетные листки, с упоением вчитываются в каждую строчку, а затем бережно прячут газеты поближе к сердцу, чтобы передать товарищам в отрядах.　

Особенную радость вызвало известие о том, что самолет доставил партизанам «собственную типографию».　

Быстро светает. Раздалась команда, и партизаны мгновенно устремились в лес; через некоторое время они вернулись с зелеными ветками и молодыми деревцами. Полчаса спустя на месте, где ночью приземлились самолеты, «возникли» зеленые рощи, около каждой машины расставлены посты. А вокруг такая мирная тишина, что эти предосторожности кажутся даже излишними.　

Доктор Стуккей поинтересовался, есть ли поблизости немцы и где находится партизанский штаб.　

Высокий, лет тридцати, партизан добродушно усмехнулся:　

— Насчет штаба не скажу — не знаю. А находитесь вы, дорогие товарищи, в Полесской области, километрах в двух от Дубницких хуторов. Что касается фашистов, то, конечно, водятся. В Мозыре, я думаю, их тысячи две. Имеются немецкие гарнизоны, дзоты, бункера на железнодорожных станциях. По селам и в районных центрах стоят отряды полиции и карателей.　

Полесье — край прекрасных легенд, вдохновлявших Лесю Украинку, Куприна и Короленко, край полещуков — украинцев и белорусов, ушедших еще в стародавние времена в лесную глушь, но не покорившихся местным и иноземным панам, — стало плацдармом партизанских событий.　

Живя в лесу, при панской Польше люди не имели права даже собирать сучья. Урожая с крохотных клочков земли едва хватало до поздней осени. Большинство крестьян покидали села и хутора в поисках заработка. Но в городах и без того было много безработных. Редко когда крестьянин возвращался к весне домой хоть с двумя-тремя злотыми. Многие навсегда оставляли родные места и плыли за океан в поисках счастья.　

Земля, вековые леса, изобилующие рыбой озера и пруды принадлежали графам и магнатам Потоцким. Браницким, Радзивиллам, Чарторийским, Замойским. Граф Потоцкий, к примеру, имел свои владения в 87 селах только в Ровенской области. Насильно отторгнув исконные украинские и белорусские земли, правительство панской Польши в декабре 1922 года издало закон о военной колонизации с целью усилить свое влияние во всей пограничной местности, граничащей с СССР, держать в повиновении украинское население, создавать плацдарм для нападения на Советский Союз. Панские офицеры, так называемые осадники, получили большие наделы лучших земель. Для трудового крестьянства оставались крохотные участки наиболее непригодной земли.　

Пренебрегая интересами польского народа, тупые и недальновидные «деятели» панской Польши проводили откровенно антисоветскую политику даже в то время, когда Польша с благословения и при молчаливом попустительстве тогдашних английских «друзей» была фактически продана Гитлеру.　

Вполне естественно, что в трагический момент фашистской агрессии Польша оказалась изолированной от внешнего мира. Первые дни вторжения гитлеровских войск на территорию польского государства показали, что антинародное правительство не имело поддержки народа и не сумело оказать серьезного сопротивления врагу. Через несколько дней польское буржуазное правительство оказалось в Кременце, а затем через Черновцы постыдно бежало в Румынию.　

Советское правительство не могло спокойно относиться к событиям, происходившим вблизи границ СССР. 17 сентября 1939 года советские войска перешли государственную границу и взяли под защиту имущество и жизнь населения Западной Украины и Западной Белоруссии.　

Вся земля, ее недра, все богатства этого края стали принадлежать народу. Но не прошло и двух лет, как началась Великая Отечественная война, и эти земли захватили фашисты. Однако народ не смирился. Ему слишком дороги были свобода и независимость.　

Здесь, в лесах Полесья, действовали теперь мощные силы патриотов, ведущих героическую борьбу с врагом.　

В самый разгар беседы и расспросов к нам подъехал всадник, парень лет двадцати. На нем надет заношенный клетчатый костюм, по пиджаку крест-накрест— пулеметная лента, за поясом два пистолета и гранаты, из-под порыжевшей от времени и дождей шляпы свисает черный чуб. Седло под всадником самодельное, обшитое зеленым сукном, вместо подпруги — парашютные пояса.　

Вряд ли седло очень удобно, но видно, что всадник чувствует себя в нем прекрасно и вообще находится в отменном настроении.　

— А хто тут прилетив до Бегми? — спрашивает он и, получив ответ, кричит обрадованно:　

Дроздик, давай коней!　

Из лесу тотчас же появляется повозка, которой правит молодой паренек. Он привычно останавливает ее у груза, снятого с самолета. Видимо, не впервые перевозит Дроздик дальних «пассажиров». Вид у него не менее удалой, чем у его старшего товарища, которому он явно старается подражать. Даже чуб его так же лихо выглядывает из-под соломенной шляпы. Пистолет у него, правда, всего один, в самодельной кобуре. Взгляд бойкий, смелый. Семнадцатилетний Дроздик — Петя Дроздов, как выяснилось позже, — один из ветеранов партизанского соединения.　

Но вот все имущество погружено на повозку, последние теплые слова прощания, обращенные к Кузнецову и его боевым членам экипажа, и, закинув за плечи вещевые мешки, группа зашагала вслед за повозкой в глубь леса.　

По пути разговорились с Дроздиком, и он коротко рассказал о себе. Обычная для военного времени история. Родом из Сумской области, Середино-Будского района. Родителей убили фашисты. Подросток после долгих поисков и мытарств пристал к партизанам. С отрядом «За Родину» прошел с боями путь от Сумщины до Полесья. Многое видел и пережил этот боевой партизанский разведчик и связной.　

Повозка въезжает в небольшой хутор, окруженный стройными могучими соснами. Несколько покосившихся старых хат с покрытыми густым мхом соломенными крышами.　

На хуторе людно. Оживленно беседуют крестьянские девушки в блузках, сшитых из подаренных им партизанами парашютов.　

— Вот и приехали, — говорит наш юный провожатый, останавливая повозку возле усадьбы на самом краю хутора.　

Затерянные в вековых лесах, Дубницкие хутора представляли своеобразный центр и воздушный транспортный узел партизанского края. Сюда каждую ночь прибывало по нескольку советских самолетов. На Дубницких хуторах постоянно находились представители многих партизанских соединений. Они координировали совместные действия отрядов, следили за получением грузов с Большой земли и доставляли их по назначению.　

Неподалеку от хаты расположились несколько человек, и среди них военный в генеральской форме Василий Андреевич Бегма.　

Рядом с ним Гризодубова, уже добравшаяся сюда с аэродрома, и рослый человек в военном, защитного цвета костюме без погон. Это секретарь ЦК КП(б) Украины Демьян Сергеевич Коротченко.　

ЦК КП(б)У, во главе которого стоял в то время товарищ Н. С. Хрущев, осуществлял неослабное руководство действиями партизан и подпольных групп на Украине. Его представители, прилетая с Большой земли в партизанские соединения, изучали нужды и запросы партизан, информировали о положении на фронтах и в тылу нашей необъятной страны, формулировали задачи и требования партии к партизанскому движению в зависимости от конкретных условий обстановки.　

Генерал Бегма радушно встретил прибывших, пригласил в хату. В просторной избе стоял длинный дубовый стол, накрытый вышитой скатертью. После завтрака и рассказов о новостях на Большой земле за этим же столом состоялась беседа партизанских командиров с Демьяном Сергеевичем. По сути это было очередное заседание подпольного обкома, только без протоколов.　

Демьян Сергеевич Коротченко подробно изложил требования ЦК ВКП(б) к руководителям партизанского движения, рассказал об опыте соединения Сидора Артемьевича Ковпака, о действиях черниговских партизан Алексея Федоровича Федорова, о партизанских отрядах и соединениях Александра Николаевича Сабурова и многих других. Он нарисовал картину мощного, широко разветвленного, направляемого партией движения советских людей на временно оккупированной врагом территории.　

— Мы обязаны, — говорил он, — нарушать коммуникации врага, уничтожать гитлеровцев, не давать им покоя, держать их в постоянном страхе, оттягивать на себя побольше вражеских сил. Но не менее важная задача партизан — вести непрерывную разъяснительную работу　среди населения. Газеты, листовки, митинги, беседы, собрания — все средства должны быть использованы для информации населения о положении на Большой советской земле, о борьбе и успехах Красной Армии. Каждый советский человек, каждый житель мест, где оперируют наши партизаны, должен знать о событиях, происходящих на фронте, о великой битве на Волге и о том, как самоотверженно борются повсюду советские люди за победу.　

^{Демьян Сергеевич Коротченко у партизан Ровенщины.}

В то же время наши люди должны знать все о неслыханных злодеяниях, творимых гитлеровцами и их подручными — украинскими националистами на нашей земле.　

Партизанская война, развернувшаяся в тылу врага, всенародна в буквальном смысле слова, — говорил Демьян Сергеевич Коротченко. — Нам многое дано, с нас многое и спросится. Будем же достойны доверия народа…　

Вскоре после совещания наша группа продолжила путь в областной штаб партизан Ровенщины, в село Шугали, расположенное в нескольких километрах от Дубининых хуторов.　

Партизан Иван Михеевич Кавера, которому было поручено сопровождать группу до места назначения, рассказывал о недавних событиях, происходивших в этом районе.　

— Должен сказать, — говорил он, — что фрицы давно уже признали наш край партизанским и стараются сюда не соваться. На 150–200 километров в округе местность контролируется партизанами. Но вот недавно были здесь большие стычки. Гитлеровцы попытались вторгнуться в партизанский край. Отряды Ковпака и Сабурова изрядно потрепали карателей дивизии СС. После этого случая они больше сюда пока не лезут.　

Следы разгрома дивизии СС Кавера показывал тут же по пути. То там, то здесь, по обеим сторонам неширокой просеки, валялись сожженные, исковерканные немецкие танки и автомашины. Вправо и влево от дороги — сплошная стена леса. Местами кроны деревьев так густы, что через них не проникает ни один луч солнца. Попадаются ручьи, а то и речушки, которые лошади свободно переходят вброд, а люди — гуськом по стволам сваленных в воду деревьев.　

Село Шугали, как и большинство здешних селений, расположено на обширной поляне, окруженной со всех сторон лесом. В центре его, над деревянным домом, — красный флаг. Возле одной из хат Кавера остановился, что-то сказал стоявшему у крыльца часовому и пригласил всех войти.　

Просторная хата делилась на две половины: в одной — штаб, в другой — хозяева. В штабном помещении у окна стоял яшик, окованный железом; в углу — винтовки; на стене — большая карта СССР. За столом сидел человек, опоясанный поверх черного пиджака ремнем с портупеей, и что-то писал.　

— Прибыли по приказанию товарища Бегмы… — доложил Кавера.　

— Знаю, знаю. Давайте познакомимся: дежурный по штабу Крупин, — представился он.　

Теперь группа вновь прибывших разделилась. Врачи Александр Стуккей и Валентина Попова ушли с Крупиным на край села в санчасть; Вера Евсеева и я последовали за Каверой недалеко через дорогу, напротив штаба.　

Старый, сутуловатый деревянный домик с обветшалой кровлей, два крохотных, словно ослепших, окошка, небольшой двор. Посредине деревянная колода с выдолбленными отверстиями для воды. Покосившийся,　

крытый местами развороченной ветрами соломой хлев. И другие дворы не богаче. Типичная картина для этих мест, переживших тяжелые годы панского господства.　

— Здравствуйте! — громко произнес Кавера, войдя в хату.　

— Здравствуйте!　

— Это к вам, с Большой земли, газетчики, — и, обернувшись, распорядился: — Эй, Дроздик, заезжай во двор!

ПАРТИЗАНСКАЯ РЕДАКЦИЯ

В редакции находились наборщица Маруся Почкаева и литературный работник Митрофан Зубашев, он же исполняющий обязанности редактора. Собственно, это и был весь редакционный и полиграфический аппарат, который выпускал газету и листовки.　

Газета не случайно носила название «Червоний прапор». Так до немецкой оккупации называлась ровенская областная газета.　

Само название как бы символизировало, указывало на то, что не замолк орган ровенских большевиков. В передовой первого же номера, вышедшего в условиях подполья, говорилось:　

«Гитлеровцы, вторгнувшись на нашу родную землю, залив ее кровью, пытались заглушить голос советских патриотов, но им это не удалось. Большевистское слово неистребимо. Газета «Червоний прапор» продолжает свою деятельность. Редакция издает в тылу врага листовки, плакаты. Газета организует народ на смертельную борьбу с гитлеровским фашизмом. Дорогие товарищи читатели, рабкоры и селькоры! Редакция обращается к вам с призывом продолжать свое участие в работе газеты, помогать Красной Армии в ее священной борьбе с врагом. Вступайте в партизанские отряды, бейте фашистов, не давайте им ни минуты покоя!»　

Подпольный «Червоний прапор» продолжил даже нумерацию довоенной газеты. Газету распространяли на территории нескольких областей. Ее читали не только в соединении Бегмы, но и в ближайших к нему партизанских соединениях Ковпака, Федорова, Маликова, Таратуты, Бринского, Иванова. Через активистов, связных, разведчиков газета попадала и к пинским партизанам, и к населению Волыни, Ровенщины, южной части Белоруссии.　

Расходилась газета с поразительной быстротой — народ тянулся к правде. Особенный интерес вызывали сводки Совинформбюро. Кроме газеты печатались и листовки. Тираж их был небольшой — всего две-три тысячи экземпляров. Листовки и газета «Червоный прапор» буквально зачитывались до дыр.　

Точно так же, как нельзя было отделить партизанское движение от народа, так и подпольную партизанскую газету невозможно было издавать только для читателей-партизан. Ее тематика была рассчитана и на партизан, и на жителей сел и городов всего края, и даже на отдельные группы солдат вражеской армии, которая, как известно, была далеко не однородной по составу.　

Впоследствии, учитывая состав партизанских отрядов и населения, газета и листовки стали печататься на трех языках — русском, украинском и польском. Кроме того, выпускались листовки на немецком языке для солдат гитлеровской армии. Выходили и районные подпольные газеты: «Богунец», «Червоний шлях» и другие, которые издавались в Ровенской области до войны. Конечно, сами сотрудники редакции, которых было очень немного, да еще в условиях боевой походной жизни, не смогли бы справиться даже с частью всех этих задач, если бы рассчитывали только на собственные силы. Но они ощущали постоянную помощь и внимание подпольного обкома и командования. Газете оказывали повседневную поддержку, в ней активно участвовали сами партизаны. Она была газетой партизан в полном смысле этого слова.　

Наши новые товарищи искренне обрадовались прибывшему «подкреплению».　

Стали знакомиться. Мария Почкаева из Макеевки. Перенесла большое горе — погибли родные. Добивалась посылки на фронт. Поехала в Москву и училась на тех же курсах, что и Вера Евсеева. Комсомолка Почкаева вместе с радистом Толей Романенко была сброшена на парашюте в марте 1943 года вблизи села Дубровск. Маруся доставила тогда партизанскую типографию, шрифты, бумагу.　

Маруся Почкаева — скромная и добродушная девушка с задумчивыми глазами. Она ничем не подчеркивает своего преимущества перед новичками партизанской жизни. Старается все подробно рассказать. Одета Маруся в плотную синюю куртку, заправленную под кожаный ремень. На ремне кобура-пистолет ТТ. На ногах добротные, еще новые кирзовые сапоги. У Маруси много обязанностей: она наборщик, верстальщик, печатник и корректор.　

Митрофан Зубашев ездит по отрядам, собирает заметки, обрабатывает их, составляет макет и ставит заголовки. Зубашев пришел в редакцию из отряда «За Родину». До войны работал в редакции городской газеты «Большевик» в Славянске. С первых дней войны попал на фронт. Выходил из окружения под Киевом. На станции Барышевка Зубашев шесть раз ходил в атаку. Вместе со своим боевым другом, московским художником Радионовым, пробились из окружения и попали к партизанам.　

Зубашев и Почкаева помогли внести в хату мешки и стали их распаковывать.　

— Ого! Книги… краска, бумага… клише! восторгалась Маруся. — Вот это богатство!　

Постепенно на столе и на деревянной скамье у стены выросла целая кипа книг. Среди книг были: «Как закалялась сталь» Островского, «Чапаев» Фурманова, сборник стихов Симонова, «Кобзарь» Шевченко, «Тихий Дон» Шолохова, фронтовые очерки и статьи советских писателей и публицистов и много других произведений.　

^{Секретарь Ровенского подпольного обкома партии　В. А. Бегма.}

Не успели разложить все имущество, как в редакцию пришел Бегма. Увидев библиотеку, он выразил не меньшую радость, чем Мария:　

— Вот это клад! Надо будет завтра же распределить часть книг по отрядам.　

Беседуя, он все время перебирал и перелистывал книги. Большинство из них было издано уже во время войны, и некоторые с хорошим оформлением.　

— Вы понимаете, как это замечательно — отличное издание книг в такие дни, — возбужденно говорил Бегма. — Если хотите, и в этом сказывается глубокая вера нашего народа в победу…　

На скамье, что у стены, и на столе появились газеты, доставленные с Большой земли: «Правда», «Известия», «Комсомольская правда», «Красная звезда». Один за одним стали заходить в избу партизаны. Видно, весть о прибытии людей с Большой земли быстро распространилась.　

— Газету можно? Я из отряда Чапаева, начальник штаба, зовут меня Николай Куницкий.　

— Пожалуйста, берите!　

— А вы из какого отряда?　

— Я из отряда «За Родину».　

— Боже мой! Московские газеты! Вот это сила! — радостно воскликнул Михаил Сергеевич Корчев. Он здесь старожил и одним из первых еще с 1941 года стал партизаном.　

Вскоре всю редакционную хату заполнили партизаны.　

— Товарищи, угощайтесь московским табачком.　

— Московский, настоящий, вот спасибо!　

— Звиняйте, я некурящий, позвольте, я своему товарищу возьму, он ранен.　

Начало смеркаться. Приближалась ночь.　

— А теперь тише, товарищи, будем принимать Москву, — произносит Зубашев, и сразу воцаряется тишина.　

…В радиоприемнике слышны кремлевские куранты. Все ждут позывных из Москвы — сигнала для записи сообщения Совинформбюро.　

К записи в редакции всегда готовятся как к важному событию. Редакционный ездовой Макаренко даже усилил освещение, добавив к лучине коптилку — тоненький фитилек на пробке, плавающей в топленом сале. При этом свете и идет запись сводки. А затем текст сразу же поступает в набор. Последующий процесс печатания довольно прост. Набор покрывается краской. Затем на него кладется влажный лист бумаги и делается оттиск валиком. Несколько сотен экземпляров сводки Совинформбюро готовы к отправке читателям через два часа.　

Рано утром за ними приходят связные из отрядов. Многие из них включаются в работу, увлажняют бумагу, помогают наборщику накатывать валиком оттиски. Не так просто от руки тиснуть 600–800 экземпляров сводки.　

Первый же отпечатанный экземпляр прибивается к стволу дерева около редакции, и сразу вокруг него образуется толпа. Партизаны внимательно вчитываются в каждую строчку.　

Связные, получая по мере печатания положенное им количество экземпляров, садятся на коней и мчатся в свои отряды…　

Сложилась и еще одна хорошая традиция: в день выпуска газеты в редакционной палатке собираются партизаны — рядовые бойцы, командиры, политработники — корреспонденты, актив газеты, ее опора.　

Обсуждая вышедший номер, тут же договаривались о темах, которые пойдут в будущем. А вскоре начинали поступать первые заметки. Написаны они были на клочках бумаги, на обоях, на старых циркулярах, одни — на русском, другие — на украинском или белорусском языках. И обрабатывались заметки очень часто при авторах, а то и вместе с ними. Затем их переписывали начисто и сдавали в набор.　

Одним из наиболее активных помощников редакции был Дроздик — Дроздов, юноша-партизан, разведчик и связной.　

Все знали: Дроздова нет в редакции, значит, нет его и в отряде, — ушел на задание. А вернется с задания, доложит командиру и первым делом бежит в редакцию рассказать, что видел интересного в пути. Немало его рассказов записывали и в виде заметок помещали в «Червоном прапоре».　

В редакции Дроздов всегда был чем-нибудь занят: помогал резать бумагу, накатывал валиком краску, печатал листовки, упаковывал для отрядов и подпольных групп литературу и пачки газет.　

— Дроздик, — говорил ему кто-нибудь под утро. — Пора бы уже связным прийти. Через час-два будет тираж.　

— Есть связные! — отчеканивал юноша и через минуту уже отправлялся созывать связных. Когда связные собирались у штаба, Дроздов приводил их оттуда в редакцию.　

Имел он еще одну, очень важную для нас «специальность».　

— Дроздик, питание село, — нередко огорченно вздыхала Вера Евсеева.

^{Землянка партизанской редакции.}

— Это мы мигом, — весело отвечал Дроздов и садился на неподвижно закрепленный велосипед. Изо всех сил нажимая на педали, он часами заряжал аккумулятор для радиоприемника.　

Расход радиопитания контролировался строжайшим образом. По решению обкома слушать радио можно было только три раза в день — в 7, 19 и 23.30, когда передавались последние известия. В эти часы трудно было вместить всех желающих послушать Москву. Многие располагались на траве, а зимой и прямо на снегу у костра, лишь бы было слышно.　

Раньше всех обычно приходил партизан Кавера. У него даже было свое постоянное место — в углу, под наборными кассами. Кавера входил в палатку, вытаскивал из кармана большие часы, вложенные в медный футляр, — подарок отца и память о нем. Когда-то такие часы, фирмы «Павел Буре», были у железнодорожных машинистов.　

— На моей «цыбуле» без пятнадцати семь, разрешите занять место?　

Помимо Дроздика, Каверы и многих других товарищей очень близко принимал к сердцу редакционные дела и оказывал большую помощь в сборе материала и распространении газеты юный Павел Раюк.　

Проворный, энергичный, он к тому же обладал двумя неотъемлемыми качествами настоящего партизана: большой храбростью и полным неумением унывать при трудностях и неудачах. За много месяцев только один раз пришлось видеть его грустным и даже подавленным. Это когда он рассказывал о том, что довелось ему пережить в родном селе и почему он стал партизаном.　

Павлуша — уроженец села Хиноч на Полесье. К началу войны он был в седьмом классе и собирался поступать в механический техникум. Война поломала все планы.　

Летом 1941 года гитлеровцы пригнали в село большую группу советских военнопленных и выстроили их вдоль улицы. Все разуты, без гимнастерок, руки связаны за спиной.　

Населению было приказано уйти из села и под угрозой расстрела не возвращаться до вечера. Павлуша не ушел, а спрятался на чердаке соседнего дома, откуда хорошо видна была улица.　

Пинками, ударами прикладов эсэсовцы заставили военнопленных тесно лечь поперек улицы один к одному. Потом из-за церкви послышался рокот сильных моторов, на полном ходу на улицу ворвались танки.　

Павлуше долго еще казалось, что он слышит хруст человеческих костей. Потрясенный увиденным, мальчик бросился на чердачный пол и беззвучно зарыдал. Его било как в лихорадке. Вечером он заявил отцу, что ни одного часа не останется в селе.　

— Школа все равно закрыта, — говорил он. — Поеду в Пинск, найду работу, а пока поживу у тетки.　

Отец не стал отговаривать сына.　

В Пинске шли сплошные облавы. Больше всего гитлеровцы охотились за подростками. Схватили и Павлушу (выглядел он старше своих лет) и вместе с другими мальчиками привели на вокзал, посадили в товарный вагон и повезли.　

Ребята знали, что их везут на гитлеровскую каторгу. Как только вдоль железнодорожной линии показались леса, они воспользовались незабитым окошком в вагоне и, один за другим спрыгнув с поезда, скрылись в лесу.　

Павлуша снова вернулся в родное село — куда еще было деться? На счастье, в ту пору Хиноч прочно заняла партизанская бригада имени Кирова под командованием Георгия Картухина. Мальчик уговорил командира взять его в отряд и с гордостью пришил к своей старенькой ушанке красную ленту народного мстителя.　

За рекой, в Пинске, были немцы. В городе частенько бывали партизанские разведчики. Нередко бывал там и Павлуша. Раньше он часто гостил у тетки и отлично знал Пинск. Вскоре он зарекомендовал себя смелым разведчиком.　

Ловкий парнишка частенько приносил к казарме, где располагались оккупанты, яйца и сало в обмен на соль, сахарин и копеечные зажигалки. Часовым, стоявшим у моста через Пину, он примелькался.　

— Хайль! Что несешь? — больше для формы спрашивали они.　

Павлуша знал немного по-немецки, простодушно улыбаясь, он показывал свой незатейливый товар и, вежливо промолвив «ауфвидерзеен», спокойненько шел в центр города, прямо к казармам. Здесь его сразу окружали покупатели, начинался торг.　

Позже он стал приносить своим «друзьям» и самогон. Теперь торг шел уже не только у ворот казармы, но, в отсутствие офицеров, и в самой казарме. Фашисты пили самогон и горланили песни.　

Однажды Павлуша особенно аккуратно уложил в свою сумку завернутые в парафиновую бумагу куски сала. Была в мешке и пара бутылок со «шнапсом», а в самый низ Павлуша спрятал небольшой ящичек.　

Пока в казарме солдаты, сидя за столом, выпивали и закусывали, Павел присел на одну из коек, делая вид, что разбирает вымененное добро, а сам тем временем незаметно подсунул под подушку мину нажимного действия.　

На этот раз он не сразу пошел на партизанскую заставу-маяк, а решил заночевать у тетки. Пришел его городской дружок Вася. Вдвоем они затеяли немудреную игру в карты. Павлуша был очень рассеянн и все время проигрывал. Когда со стороны казармы раздался сильный взрыв, Павел улыбнулся и сразу бросил игру.　

В другой раз, когда в магазин «только для немцев» набилось много фашистов, Павлуша протиснулся к стойке, незаметно поставил под нее школьную сумку и сразу ушел. Магазин «только для немцев» взлетел на воздух.　

После этого командование бригады больше не пускало Павлушу в Пинск. Гитлеровские часовые на переправе всех тщательно обыскивали, и в город ходить было опасно.　

Павел Раюк стал связным при штабе. Часто бывая в отрядах, между делом собирал заметки для газеты. Выполнял он эту работу с любовью и сам часто выступал в качестве корреспондента.　

Опираясь на своих многочисленных активных помощников, редакция выполняла стоявшие перед ней задачи порою в самой сложной обстановке. Ее деятельность не приостанавливалась и в походно-боевых условиях. Если в походе предусмотрена более или менее длительная стоянка, то редакция немедленно развертывалась, а несложное типографское хозяйство размещалось с учетом подручных средств. Предстоит, к примеру, ночевка в селе. Найдется крестьянская хата для типографии — хорошо, ну а нет, так и без нее можно обойтись, если занять под наборный цех хотя бы хлев. На две пустые бочки положены доски и установлена касса со шрифтом — вот и оборудовано рабочее место наборщика. Растянута антенна, включен радиоприемник.　

И по-прежнему в редакции оживленно.　

Сюда заглядывают не только партизаны, но и местные жители, чтобы узнать сводку Совинформбюро, почитать книгу. Стало уже привычным для всех, что редакция — это и партизанская библиотека, а часто и клуб.

ЭШЕЛОНЫ ЛЕТЯТ ПОД ОТКОС

Однажды вечером, когда отряды готовились к боевому походу, дежурный по штабу передал приказ явиться на совещание. В глубине леса — большая палатка, точнее, натянут грузовой парашют, замаскированный сверху ветками хвои. Несколько скамеек и колоды, еще пахнущие смолой. В центре палатки карта Украины. Совещание проводят Коротченко и Бегма.　

Перед соединением поставлена боевая задача: максимально затруднить и, если удастся, полностью парализовать движение на железнодорожных линиях Сарны — Лунинец, Сарны — Ровно, Сарны — Ковель, Сарны — Олевск, по которым шло снабжение гитлеровских армий. В этом и состоит главная цель предстоящего похода, детали которого рассматриваются на совещании.　

Затем его участники слушают доклад лектора ЦК КП(б)У о международном положении. И даже кинофильм «Разгром немцев под Москвой» приготовлен для них. Лектор с кинопередвижкой доставлен в партизанский край специальным самолетом.　

В четыре часа утра отряды тронулись в путь. Колонна растянулась почти на два километра. Дорога проходит лесом, перелесками. Отряды пополнились. Пришло много крестьян из близлежащих сел. Их легко отличить по одежде из домотканого крестьянского холста, лаптям и онучам.　

С нескрываемой завистью и уважением смотрят они на бывалых партизан. Многих из новичков не покинуло необыкновенное чувство, охватившее их, когда перед походом они принимали торжественную клятву советского партизана.　

«Я, гражданин великого Советского Союза, верный сын украинского народа, клянусь, что не выпущу из рук оружия до тех пор, пока последний фашистский гад на нашей земле не будет уничтожен… — неслось тогда над лесом многоголосое эхо.　

— За сожженные города и села, за смерть детей и женщин, за пытки, насилия и издевательства над моим народом я клянусь мстить врагу жестоко и беспощадно. Кровь за кровь и смерть за смерть! Я клянусь всеми способами помогать Красной Армии громить гитлеровские орды, не жалея крови своей и самой жизни. Клянусь, что скорее умру в жестоком бою с врагом, нежели отдам себя, свою семью и весь украинский народ в неволю кровавому фашизму…»　

Колонна движется на запад через леса, ложбины, перелески и болота. Вскоре начинается Ровенщина. Партизаны проходят село Дроздин, Старое село, Вежицу. По существу, от сел остались только названия. Повсюду только груды кирпича, куски ржавой жести и обгорелые стволы деревьев.　

Круто извивается между толстыми стволами деревьев узкая тропа. Лес через некоторое время сменяется лоскутами земли, к которым давно уже не прикасалась рука землепашца.

^{Здесь прошли каратели.}

Солнце клонилось к закату. Подана команда устроить привал. Вдруг послышался тихий надрывный плач. Из-за бугорка вышли двое мальчиков. Очень худые, по бледным лицам с усталыми потускневшими глазами трудно определить, сколько им лет.　

Надо было видеть, с какой трогательной нежностью отнеслись к ним партизаны. Детям дали хлеба, вареного мяса. Вскоре, накормленные и умытые, они рассказывали о своем горе.　

Еще несколько дней назад тут стояла хата, в которой они жили. Но вот средь бела дня в селе началась стрельба. Все выбежали из хаты, чтобы спрятаться, иувидели немецкого солдата, который подносил огонь к соломенной крыше. Отец бросился к нему, тогда фашист выстрелил, и отец упал. Потом упали мать и сестра. Дальше дети ничего не видели, потому что убежали на огород и спрятались там между грядками. Кругом все горело, нечем было дышать…　

Побродив по лесу, ребята вернулись к родному дому, но не нашли ни села, ни родителей. Подобрал их старик, чудом оставшийся в живых. Он и рассказал, как возникла в центре села небольшая возвышенность — братская могила с надписью, выведенной на кресте чернильным карандашом: «Здесь похоронено 550 человек, сожженных гитлеровцами».　

— Тут вся моя родня: старуха, дети, внуки — семнадцать душ, — говорил старик. — Тут наше село. Я был в тот страшный час в лесу. Пас скотину. Потом я нашел этих ребятишек. Вместе спаслись.　

Гитлеровцы сожгли село за то, что крестьяне ушли в партизаны. В селе оставались старики, дети и женщины. Фашисты знали об этом и подготовили кровавую расправу. Всем жителям они приказали идти в церковь. Когда люди собрались в церкви, эсэсовцы закрыли двери, набросали вокруг соломы, облили деревянные стены церкви бензином и подожгли.　

Все сгорели. Жителей, оставшихся в домах, гитлеровцы расстреливали из автоматов, а хаты сжигали.　

Обнажив головы, молча стояли партизаны у страшной могилы.　

— Куда же вы теперь, дедушка? — спросила старика Вера Евсеева.　

— Пойду с вами, если возьмете. Может, доведется с фашистами встретиться. Хочу поквитаться. Даром партизанский хлеб есть не буду. Я скотину вам из лесу пригоню.　

Так ушел с партизанами дед, прихватив с собой скотину.　

Вскоре начались знаменитые полесские болота. Трудно пришлось партизанским артиллеристам. Орудия вязли в густой грязи. Кони напрягали все силы, но пушки не двигались с места. Приходилось делать кладки, гати, набрасывать в болото все, что попадалось под руку.　

Изредка в небе появлялись самолеты. Тогда люди быстро сворачивали в лес и скрывались под густой зеленью.　

На пятый день партизаны вошли в село Озеры. Не все — штаб, санчасть, радиостанция, редакция и комендантский взвод.　Отряды расположились в　ближних лесах, чтобы прикрывать село и иметь возможность маневра в случае нападения.

Все села, встречавшиеся на пути, были сожжены, только　одно село Озеры стояло цело и невредимо: сюда не проникли каратели — их разбили отряды Ковпака, Сабурова и Бегмы.

Озеры — большое село. По-видимому, само название　произошло от того, что водоем разделяет его на две части. Со всех сторон село окружено лесом.　

Решено остановиться здесь на несколько дней. Жители села с нескрываемым интересом рассматривают прекрасные советские автоматы, пулеметы, минометы. Партизанское вооружение производит внушительное впечатление. И вот от села к селу уже летит весть, что идет тьма-тьмущая партизан и оружия у них — хоть пруд пруди.　

Несколько дней, проведенные в Озерах, были использованы командованием для принятия окончательного решения и уточнения плана действий.　

Разведчики, которыми руководил Виктор Тимофеев, уходя в разных направлениях, добывали необходимые сведения о местности, о составе и дислокации сил врага. На пути движения отряда находилась железная дорога Лунинец — Сарны и еще более серьезное препятствие — глубоководная река Горынь. Ее нужно было преодолеть быстро и с наименьшими потерями.　

^{Командир партизанского отряда Степан Павлович Каплун (снимок 1950 г.).}

В Озеры, в штаб партизан Ровенщины, несколько раз приезжал Степан Павлович Каплун — командир партизанского отряда, действовавшего вблизи железной дороги. Его сопровождал известный в партизанском крае разведчик-подрывник Иван Бужинский. Каплуна партизаны в шутку звали «диспетчером движения» поездов. Движение он «регулировал» просто и решительно — один за другим летели немецкие эшелоны под откос.　

Группы партизан отряда Каплуна регулярно отправлялись на задания. Штаб отряда походил на диспетчерскую железнодорожного узла. Дежурный по штабу называл объект, цель диверсии и обязательно требовал уточнения эффективности взрыва. Желающих идти на задания было так много, что иным Каплуну приходилось отказывать.　

— Зачем ты просишься? — говорил он молодому партизану. — Ведь только вчера с задания вернулся. Отдохнешь — через пару дней видно будет.　

Группы уходили по своим маршрутам, а ночью с разных сторон доносились тяжелые раскаты взрывов.　

— Началось «движение» поездов, — деловито пояснял Каплун.　

— Опять немцам на пару деньков остановка.　

И так было почти каждую ночь. К этому привыкли даже и гитлеровцы. И если в редкую ночь не слышно было взрывов, они говорили: «Наверное, взрывчатка вышла у партизан».　

Война застала Степана Каплуна в местечке Замброве, западнее Белостока. Здесь он участвовал в бою с фашистами на рассвете 22 июня 1941 года. Воинская часть, в которой служил Каплун, более суток сражалась с врагом, потом с боями отошла и была отрезана от остальных частей. Сделали попытку прорваться через реку, но было поздно: на другом берегу находились немцы.　

Командиры и бойцы группами просачивались сквозь боевые порядки немцев, пробираясь к своим. Каплун шел с небольшой группой. Несколько месяцев блуждала по лесам горстка вооруженных воинов, твердо решивших бороться с врагами до конца. Несколько дерзких налетов на врага увенчались успехом. Люди поняли, что они могут бороться с врагом и здесь, в тылу фашистских войск, тем более, что группа бойцов разрасталась в отряд, к ней все время примыкали такие же «окруженцы» и местные патриоты.　

Вначале отряд действовал в Барановичской области, потом, взаимодействуя с другими партизанскими отрядами, двинулся на юг.　

В Житковичском районе оперировал тогда отряд «дяди Пети» (Антона Петровича Бринского), с ним и встретился Каплун.　

— У вас связь с Москвой есть? — был его первый вопрос.　

— Есть, — ответил Бринский и в подтверждение своих слов показал новенький автомат ППШ и пачки русской махорки.　

Отряды соединились. А вскоре состоялась встреча с «батей» Линьковым — командиром группы соединенных отрядов. Он снабдил отряд Каплуна толом, картами и дал боевое задание — наводить «порядок» на железнодорожных магистралях Слоним — Минск — Брест.　

Партизаны отряда Каплуна поработали на славу. За три месяца под откос свалилось более шестидесяти вражеских эшелонов, на протяжении многих километров была повреждена телефонная и телеграфная связь. Затем отряд получил боевую задачу — выбить немцев из местечка Людиневичи. Партизаны разогнали полицию, сожгли управу, подорвали кожевенный завод, захватили много оружия, продовольствия и одежды.　

Несколько позже к отряду Каплуна присоединилась партизанская группа Бужинского. Бужинский — житель села Хочин, Высоцкого района, проявил себя как незаурядный разведчик.　

В отряде к тому времени насчитывалось уже 150 партизан. Автоматов было мало, но винтовки имели все. В отряде было пять пулеметов. Гитлеровцы неоднократно посылали против отряда карателей, устраивали засады, но все безуспешно.　

Отряд Каплуна крепко бил врага: один за другим были уничтожены гарнизоны в Струге, Викоревичах и под Столином. После этого Каплун взял под свое «наблюдение» участок железной дороги от Видибора, что севернее местечка Столин, Пинской области, до Колковского моста на Горыни. На два месяца движение поездов на этом участке прекратилось. Бывали случаи, когда для «путевых работ» Каплун привлекал в помощь отряду до 500 крестьян. Всю ночь они вместе с партизанами отвинчивали гайки, вытаскивали костыли, снимали рельсы, разрушали полотно дороги на расстоянии нескольких километров.　

Утром на перегоне появлялись каратели. Они выгоняли из деревень на восстановительные работы тех же крестьян, которые ночью вместе с партизанами снимали рельсы. Оставаться в лесу на ночь каратели боялись. На следующее утро они снова находили дорогу разрушенной. Так и шло одно за другим: днем гитлеровцы восстанавливают, ночью партизаны разрушают. А поезда не ходили неделями.　

Однажды на участок прибыли военно-восстановительный поезд, два бронированных вагона и платформы с рельсами и шпалами. Тогда с одной стороны группа партизан под командованием Каплуна, а с другой — группа Бужинского заминировали путь и открыли по поезду огонь, чтобы заставить его сдвинуться с места. Гитлеровцы решили уходить в сторону станции Белой. Вскоре раздался взрыв, передние вагоны свалились, ремонтники стали разбегаться. Меткие пули партизан догоняли их повсюду. Паровоз как-то уцелел. На него поднялся партизан Владимир Сенько, по профессии машинист, открыл регулятор, включил гудок и, когда паровоз набрал скорость, выпрыгнул на ходу. Ревущий локомотив вскоре сошел с рельсов и зарылся в насыпь железнодорожного пути. Его докончили взрывчаткой…　

Партизаны возвращались с заданий обычно на рассвете… Стук в дверь штабной землянки.　

— Товарищ командир, разрешите доложить?　

— Докладывайте!　

Степан Павлович Каплун внимательно выслушивает рапорт, благодарит смельчаков, берет со стола объемистую бухгалтерскую книгу и аккуратно записывает в нее результат очередного ночного выхода на железную дорогу. Боевой счет славных советских патриотов непрерывно растет.　

ЗА РОДИНУ!

В ровенских отрядах сражаются участники знаменитого рейда Ковпака и Сабурова из Сумщины в Полесье и на Волынь. За годы войны в тылу врага они закалились, получили боевой опыт, овладели тактикой, стали командирами, подрывниками, политическими и партийными работниками. Кузницей партизанских кадров явился отряд «За Родину», входивший в соединение Сабурова. Об этапах боевой деятельности отряда и партизанах, вышедших из его рядов, стоит рассказать подробнее.　

Вот один из славных патриотов Василий Иванович Кабанов — командир отряда имени Чапаева. Смелый и волевой командир. На вид ему лет под сорок. В действительности — тридцать. Он кажется старше из-за бороды. Роста выше среднего, лицо открытое, доброе, глаза острые, серьезные. Одет в трофейный мундир серо-зеленого цвета. Портупеи поддерживают офицерский пояс с кобурой пистолета ТТ и гранатой Ф-1. К рукоятке пистолета прикреплена алюминиевая цепочка.　

Василий Иванович Кабанов родился на Сумщине в селе Демьяновка, Ямпольского района. Воевать начинал в 264-й дивизии, отступившей с боями за Днепр. Уже тогда Кабанов трижды переправлялся через Днепр за «языком». Затем Кабанова отозвали в штаб 26-й армии и перевели в контрразведку войсковой части, находившейся под Пирятином.　

Здесь наши войска попали в окружение. Последовал приказ — разбиться на группы и прорываться к своим. С группой бойцов ушел и Кабанов.　

По дорогам, вздымая тучи пыли, уже двигались вражеские войска. На земле и в воздухе стоял сплошной гул. Небо полыхало заревами. Горел Пирятин. Решили идти по направлению на Конотоп. Но, когда до Конотопа оставалось каких-нибудь пять километров, узнали, что город уже занят фашистами.　

— Давайте перебираться через Сейм и уходить в Кролевецкий лес. В Ямпольском районе я знаю людей, — предложил Кабанов.　

После долгих дней скитаний голодные и измученные воины достигли Мачихино-Будского леса. Василий Иванович знал лесника Зелинского. К нему и решил обратиться. Бойцы залегли в стороне от сторожки. Кабанов постучал в окно.　

— Кто такой?　

— Антон Яковлевич, это я — Кабанов.　

Сказал и спохватился. Может быть, и не следовало называть себя. Кто его знает. Но какая-то внутренняя сила подсказывала, что Зелинскому можно довериться. Прошло несколько минут. Дверь отворилась. Вытянув вперед руку с фонарем и пристально вглядываясь, Зелинский воскликнул:　

— Свят, свят, как не узнать!　

Вошли в сторожку. Рассказав о случившемся, Кабанов спросил:　

— Послушай, Антон Яковлевич, ты можешь рассказать, что где делается?　

— Откровенно, дела плохие. Фашисты захватили Брянск и Орел.　

— Может быть, ты знаешь, кто здесь остался из наших людей? — спросил Кабанов Антона Яковлевича. — Видишь ли, нас тут группа военных и нам очень важно связаться с ними.　

— Люди остались. Но об этом позже. Видно, ты и твои товарищи проголодались, пока суть да дело, давай я покормлю чем бог послал.　

В печке запылал огонь, и вскоре в чугунном казанке закипел картофель.　

— Бери хлеб, картофель; вот сало, запрятал от оккупантов. Шарили, не нашли. Поешь и возьми для своих товарищей. Приходи в полночь… Здесь будет Красняк, Гнибеда, Литвиненко и Макаренко. Помнишь их?　

— Как не помнить. Вот замечательно!　

Сообщение Зелинского подбодрило Кабанова. Красняк и Макаренко — оба секретаря Ямпольского райкома партии.　

— Братцы, живем, вот вам хлеб, картошка и сало, ешьте.　

В полночь Кабанов подошел к сторожке лесника и, как было условлено, четыре раза постучал в окошко.　

— Есть?.. Пришел? — шепотом в дверях спросил Василий Иванович Зелинского.　

— Пришел, — ответил Зелинский.　

Косой луч света осветил Кабанова. Вид у него был ужасный. Лицо темное, заросшее, щеки впали, глаза тусклые, гимнастерка разорвана.　

Находившийся в сторожке вынул пистолет и направил его на Кабанова.　

— Ни с места! Кто такой?　

— Спокойно! Уберите оружие, товарищ Красняк. — Ясвой. Надеюсь, вы меня помните — я Кабанов.　

— Кабанов? Василий Иванович?! Откуда ты?! — воскликнул Красняк. Кабанов рассказал.　

— Останешься с нами?　

— Конечно, Но я не один, со мной целое подразделение.　

— Очень хорошо.　

— Оружие есть?　

— Да, есть.　

— Зови сюда хлопцев, — сказал Красняк.　

За полночь в лесной сторожке было решено готовиться к сбору людей, а пока что скрываться в роще Маврино болото.　

Под видом «переживающих» — так называли военнослужащих, оказавшихся в занятой врагом местности, — Красняк и Кабанов обошли ближайшие села: Марчихину-Буду, Свесу, Орловку, Степановку, Пустоград, Княжичи, Никитовку. Желающих уйти в лес набралось порядочно. Условились, когда и куда являться. Отряд сформировался. Командиром стал Гнибеда, бывший работник МВД Ямпольского района, комиссаром Красняк — секретарь Ямпольского райкома партии. Подпольную парторганизацию возглавили Макаренко, начальник штаба Пушко, командир одной группы Литвиненко, другой группы — военных — Кабанов.　

Вскоре отряд ушел в Хинельские леса. Для связи «маяком» осталась лесная сторожка Антона Яковлевича Зелинского.　

…Партизаны начали действовать. То в одном, то в другом селе были разгромлены полицейские и жандармские комендатуры… Гитлеровцы бежали из Степановки, Никитовки. А тут еще в Хинельских лесах появился партизанский отряд Ковпака. Гитлеровцы сформировали из тыловых частей карательную экспедицию.　

В марте 1942 года каратели вступили в Хинельские леса. «Партизанам капут», — хвастливо заявляли фашисты. Но получилось иначе. Партизаны замаскировались и, подпустив гитлеровцев поближе, ударили по ним. Каратели попятились и вызвали подкрепление. Партизаны, видя превосходство врага в огневой и живой силе, стали отходить в сторону Брянских лесов. Гитлеровцы начали продвигаться в глубь леса. Оставалось единственное — прорваться к селу Сетному. Но каратели, находившиеся в более выгодном положении, опередили партизан, на окраине села Никитовка завязался бой.　

В этом бою отважно действовала группа, которой командовал Иван Филиппович Федоров, теперь командир Ровенского соединения. В прошлом Федоров начальник райотдела НКВД в Морочно, Ровенской области. Там же его застала война. На такую же должность был послан в Середино-Будский район на Сумщине. Но и этот район стал прифронтовым. Федоров ушел с отступающими советскими частями в направлении Суземки, Орловской области. Войсковая часть, к которой присоединился Федоров, попала в окружение. Федоров добрался до Воздвиженского хутора. Он знал, что в этих местах находится отряд, сформированный Середино-Будским райкомом партии.　

^{Командир партизанского соединения И. Ф. Федоров.}

Разыскать отряд было не так-то просто. Но на одном из хуторов с помощью местного жителя удалось связаться с двумя товарищами. Это были коммунисты Кузьмин и Кудояр. К ним присоединились еще несколько человек. Напали на полицаев и забрали оружие. Так во главе с Федоровым вскоре организовалась группа партизан. Она направилась в Хинельские леса. Там Федоров встретился с отрядом Ковпака. Состоялось личное знакомство с Сидором Артемьевичем и комиссаром отряда Семеном Васильевичем Рудневым.　

Ковпак внимательно выслушал Федорова и сказал:　

— Так, говоришь, в Ровенской области работал, а в каком районе?　

— В Морочно. Это северный район Ровенской области, граничит с Белоруссией.　

— Это хорошо, нам этот район еще понадобится, — промолвил Сидор Артемьевич и добавил: — Надо создать отряд, у тебя подобрались стоящие хлопцы.　

Позже Федоров встретился с Гнибедой и Красняком. Договорились, что Федоров со своей группой вольется в их Ямпольский отряд.　

Наступила зима, позамело все вокруг снегом. Партизаны обогревались у костров. Но лютая стужа не остановила их, они продолжали налеты на полицейские посты и комендатуры.　

Гитлеровское командование отдало приказ — парализовать и уничтожить партизанские отряды, разбросанные по лесам. В Хинельские леса вошли части СС.　

Партизаны заманили фашистов в глубь леса и ударили по ним. Каратели не выдержали натиска и отступили на опушку леса. Бой длился до ночи. Партизаны, воспользовавшись замешательством противника, перешли в другую часть леса, а оттуда на Пичеровку и в Старую Гуту.　

Приход партизан всколыхнул людей. Многие вступили в отряд. Пришел сюда с несколькими бойцами и подпольщиками Николай Васильевич Таратута. Ямпольский отряд разросся, и из него выделили еще один отряд. Командиром назначили Николая Васильевича Таратуту. Местность, контролируемая партизанами, расширилась. В Старую Гуту дошли достоверные сведения, что в селе Денисовка стоит еще какой-то отряд. Оказалось, что это был отряд Александра Николаевича Сабурова. Вскоре отряды встретились. Самое сильное впечатление на Ямпольских партизан произвели новенькие автоматы.　

— Автоматы? Откуда они у вас?　

— Откуда?! Наши, отечественные, из Москвы, вот и марка, — отвечали сабуровцы. — У нас и радиосвязь с Москвой.　

— Не может быть!　

Радиограммой Штаб партизан Украины предписывал Сабурову увеличить количество партизанских отрядов. А вскоре по приказу с Большой земли из отрядов сформировались соединения. Началась подготовка к приему самолетов.　

Выбрали место и соорудили аэродромную площадку. Ночью самолеты доставляли партизанам оружие, боеприпасы, тол, медикаменты, радиоаппаратуру, карты. Партизан обучали боевому мастерству. Одновременно продолжали диверсии, блокировали и громили комендатуры, вели разведку. Командование готовило отряды к большому рейду на запад. Особенно важно было знать　численность вражеских гарнизонов, их расположение, наличие огневых средств, дороги. Послали два отряда разведчиков. Одну группу возглавил Кабанов. Эта группа ушла на левый берег Десны, а на правый отправился помощник начальника штаба по разведке Середино-Будского отряда Кизя, по профессии учитель.　

Как и многие советские люди, вряд ли мог представить себе Лука Егорович Кизя, что придется ему на долгий срок забросить свою мирную специальность и стать партизаном.　

Двадцать первого июня, в субботу, в селе Жихово, на Черниговщине, в школе устраивали выпускной вечер. Выпускники и учителя в одинаковой степени испытывали радостное чувство. Веселились, пели, танцевали. Вечер затянулся за полночь.　

Теплая июньская ночь растаяла в утренней заре. И кто мог подумать, что на этом оборвется юношеская радость, для многих навсегда.　

Учителей призвали в армию. Выпускники и старшеклассники работали в поле, убирали хлеб. Не успели закончить уборку, стали рыть противотанковые рвы и окопы. Враг уже был на Левобережной Украине. Директора Жиховской школы Луку Егоровича Кизю вызвали в райком партии. Там представитель обкома предложил ему остаться на оккупированной врагом территории для подпольной работы. Кизя принял предложение.　

Вечером — инструктаж. Было сказано, как и когда выходить из лесу, кому оставаться на месте, как себя вести, запастись документами. Провели несколько тренировочных занятий, установили пароли и явки.　

Именно в эти дни Лука Егорович заболел. Началось все с обычной простуды. Строили аэродром. Кизя, как и все другие, пил родниковую воду. А через день слег. Болезнь дала осложнение, надежды на скорое выздоровление не было. В связи с этим встал вопрос даже об эвакуации. Но Кизя все же остался.　

Наши войска отступали. Лица воинов усталые, почерневшие от палящего солнца. Автомашины, боевая техника замаскированы ветками. То в одном, то в другом месте раздавалась стрельба, рвались мины и снаряды. Отходили с боем.　

По большаку, точно черная гусеница, двигались колонны войск противника. Гитлеровцы врывались во дворы, грабили. За малейшее сопротивление убивали женщин, детей, стариков.　

За передовыми частями появились комендатуры полевой жандармерии.　

Жители села Жихово относились к Кизе с полным доверием, предлагали помощь, откровенно выражали ненависть к оккупантам.　

Середино-Будский партизанский отряд на первых порах постигли неудачи. Его руководство растерялось и приняло осенью 1941 года решение о роспуске отряда. Однако неудачи не сломили духа настоящих советских патриотов. Кизя и группа товарищей создали подпольную организацию. Под всяким предлогом саботировали распоряжения и приказы оккупантов. В курсе дел подпольщиков держал местный староста Владимир Кузьмич Хаминич. Это был свой человек, член Жиховской подпольной группы. Гитлеровцы предложили ему стать старостой в родном селе. Он согласился. Вскоре то в одном, то в другом месте начали совершаться нападения. Были убиты высокопоставленные гитлеровские чиновники, приезжавшие в села Жихово, Гутка, Ожинка. Фашисты ввели патрулирование дорог, усилили посты, начались обыски и аресты. Подпольщикам пришлось оставить село и уйти в лес.　

Сошлись в условленном месте, потом двинулись дальше. В глубине леса наткнулись на отряд Ковпака. Ковпак назначил Кизю политруком роты. Рота имела на своем счету несколько успешных операций. Со временем сформировался еще один Середино-Будский отряд, и Кизю назначили помощником командира по разведке.　

И вот как-то…　

— …Кобяковский?! Ваня, ты как сюда попал?! — воскликнул Лука Егорович Кизя, встретив в новом отряде своего прежнего ученика.　

— Как… Воюем.　

— А почему воюем? Разве ты не один?　

— Конечно нет. Нас в партизанах человек тридцать из Жиховской школы, целое подразделение.　

— Оружие имеете?　

— А как же, имеем.　

Ваня Кобяковский рассказал, как жиховские школьники стали партизанами. Леня Филиппов и Алеша Шелепов оказались способными разведчиками.　

— А как мы девчат выкрали и увезли в лес, — говорил Ваня Кобяковский.　

— Девушкам просто скрыться было опасно, это вызовет подозрение, и пострадали бы родители. Мы сделали иначе. В село приехали полицаи. Оставив под охраной сидевшую на повозке учительницу села Гаврилова Слобода Марию Петровну Филатову (ходили слухи, что она связана с партизанами), полицаи стали силой выгонять девушек из хат на улицу. Что тут было! Слезы… проклятия матерей сыпались на головы полицаев. Девушек увели. И как только вышли за село, сразу повернули в лес к партизанам. Наши хлопцы, переодетые в полицаев, удачно разыграли эту сцену. Конечно, плакали и кричали матери тоже для виду.　

— Ай да молодцы! — похвалил Кизя.　

Отряд стоял в Брянских лесах в урочище Кресты. Не проходило дня, чтобы враги не испытали на своей шкуре удары партизан. То они разгромят комендатуру или похитят гитлеровского старосту, то перережут связь, то подожгут склад или разрушат мост, то на железной дороге повынимают костыли и разберут рельсы.　

Гитлеровцы усилили преследования и репрессии, предатели выдавали гестапо семьи партизан, называли фамилии людей, связанных с партизанами. По доносу предателя фашисты в Середине-Буде расстреляли за связь с партизанами жену Кизи — учительницу школы Якушеву Ульяну Яковлевну, оставшуюся в селе Жихово.　

Росла цепь преступлений фашистов. Расстреляли мать и брата Кизи — Михаила Егоровича, старосту Владимира Кузьмича Хаминича, работника лесохимкомбината Петра Кузьменко — отца юной партизанки Марии Кузьменко за связь с партизанами, зверски замучили Антонину Перекрестову.　

Тоня Перекрестова, окруженная плотной стеной фашистов, в свой последний час гордо выпрямилась во весь рост и громко, чтобы слышали все, бросила в лицо палачам:　

— Фашистские гады, вам не покорить нас, я верю, мой народ победит!　

Расстрелы и убийства не могли сломить стремления советских людей к борьбе с врагом, партизанское движение разрасталось. Разгромив интервентов в Жернове, Вольном и в других местах, партизанские соединения　Ковпака и Сабурова августовской ночью 1942 года форсировали Десну и двинулись из Брянских лесов на запад. По-разному бывало: в одном месте приходилось идти в обход, а в другом — вступать в бой с вражескими гарнизонами. Самую большую операцию партизаны произвели в канун 25-й годовщины Октябрьской революции. Два крупных соединения — Сидора Артемьевича Ковпака и Александра Николаевича Сабурова — шли одновременно параллельным маршрутом. Надо было форсировать Днепр.　

Энергичным ударом партизаны вышибли фашистов из районного центра Лоев и овладели им.　

Лоев расположен на правом берегу Днепра, место удобное для переправы. Переправа длилась два дня — 8 и 9 ноября 1942 года. Несколько тысяч людей, сотни подвод, артиллерия, зарядные ящики, боеприпасы и тол, продукты, радиостанция, санчасти — все это на лодках-«дубах» и различных размеров плотах переправлялось через реку днем и ночью. Пока шла переправа, заслоны и заставы отбивали атаки гитлеровцев, которые никак не могли понять, откуда появилось столько вооруженных партизан.　

Не обошлось без казуса. Одна гитлеровская часть расположилась в правобережном селе с заданием на рассвете атаковать тылы партизанских соединений. Вдруг вечером к занятой гитлеровцами хате (а в ней был штаб воинской части) подбежал старик, забарабанил по стеклу окна и закричал:　

— Караул… караул! Партизаны, спасите! Спасите!　

Этого было достаточно, чтобы вызвать панику. А тут еще стрельба. Фашисты как ошпаренные выскакивали из хат и бежали к автомашинам. Вдобавок ко всему дворовые собаки подняли такой вой, словно это был конец света. В панике гитлеровцы стреляли по своим.　

А случилось вот что. Несколько партизан-разведчиков проникли в село до прихода немецкой части. Старик, у которого остановились партизаны, с большой охотой согласился быть зачинщиком паники…　

Переправа на правый берег Днепра потребовала от всех ее участников колоссального напряжения сил. С точки зрения тактики, это была значительная по замыслу и смелости исполнения операция. И в ее успешном проведении большая заслуга принадлежала местному населению. Местные жители самоотверженно помогали партизанам в переправе через Днепр. Многие затем сразу же ушли с партизанами.　

Отряды совершали быстрые переправы, переходы. За ночь проходили 30–50 километров, а всего за 30 дней прошли свыше 500 километров. Этот беспримерный рейд по тылам врага крупных соединений партизан сыграл огромную роль в дальнейшем развертывании массового партизанского движения в Киевской, Житомирской, Ровенской, Винницкой, Каменец-Подольской областях Украины и Белорусского Полесья.

С БОЕМ НА ПЕРЕПРАВУ

Несмотря на то что шел уже 1943 год, когда и на оккупированной территории хорошо было известно о разгроме немецких армий в битве на Волге, фашистская пропаганда продолжала распространять несусветную ложь, на редкость злобную и глупую. В издаваемых оккупантами газетах и листках писалось, что Красной Армии больше нет, что повсюду в стране голод и люди умирают на улицах, что заводы стоят и земля перестала родить.　

Но скрыть истинное положение дел на Восточном фронте было уже невозможно. Поэтому даже в официальной гитлеровской печати для местного населения нет-нет да и появлялись сообщения вроде таких: «Тяжелые бои с советами на севере от Курска…», «Тяжелые бои в воздухе и на земле» или «…немецкая армия планово оставляет из стратегических соображений некоторую часть восточных просторов, все глубже втягивая за собой врага в совершенно опустошенную и безлюдную территорию. Большевиков ждет впереди катастрофа».　

Ассортимент лживой стряпни гитлеровской пропаганды был довольно разнообразен, случались и прямые провокации.　

Как-то в отряд попала листовка, озаглавленная «К советским партизанам и партизанкам!». «Гитлеровские изверги, — говорилось в этой листовке, — причиняют советскому народу много горя и слез. Наши города и села разрушены, народное имущество разграблено и уничтожено. Но советский народ не склонит головы перед любым врагом и не станет его рабом…» А дальше следовал неожиданный вывод: «Партизаны и партизанки! Советское командование готовит большое наступление. Как только наступит зима, реки и озера покроются ледяным покровом, начнется большое наступление советских войск на Варшаву и Берлин. Сейчас задача партизан — накапливать силы и запасы, создавать резервы, не производить мелких боевых операций, ждать нашего сигнала». В конце подпись: «Командующий армией прорыва».　

Дескать, сворачивайте партизанскую борьбу, откажитесь от боевых операций!　

Эти трюки, конечно, были рассчитаны на очень недалеких людей. Партизаны только диву давались, за каких простаков принимают их фашисты.　

Понятно, что нельзя было не учитывать особенностей Полесья. Его население, да и население всей Западной Украины, длительное время подвергалось усиленной «идеологической» обработке геббельсовских лжецов и их слуг — продажных украинских националистов. Все эти бандеры, мельники, бульбы, агенты предателя польского народа Миколайчика всячески стремились натравить украинцев на поляков, поляков на украинцев, помешать объединению их сил для совместной борьбы против гитлеровских оккупантов.　

Предатели польского и украинского народов не только силой, но и при помощи лживой пропаганды пытались сделать все возможное, чтобы помешать успешным действиям партизан и продвижению на запад частей Красной Армии. Отсюда понятны значение правдивого советского слова и та роль, которую призвана была выполнять подпольная газета. Опрокидывая ложь и клевету гитлеровской пропаганды, партизанские газеты и листовки разносились по городам и селам и вселяли в людей глубокую уверенность в победе.　

…В штабе оперативное совещание. Присутствуют командиры и комиссары партизанских отрядов. Василий Андреевич Бегма говорит о предстоящей боевой операции:　

— На Горыни переправа готова и усиленно нами охраняется. Навели ее партизаны двух отрядов с помощью крестьян. Противник находится на Колковском мосту и на станции Белой. Следовательно, переправляться придется под перекрестным огнем. Разведчики, побывавшие сегодня днем на Горыни, были обстреляны с моста и со стороны станции. Но все равно будем переходить на правый берег Горыни, таково задание…　

План в общих чертах был таков: по сигналу красной ракеты в 23 часа подвижные группы во взаимодействии с отрядом Каплуна нападут на станцию Белую и, завязав бой с фашистами, отвлекут их. Воспользовавшись этим, остальные отряды в двух километрах южнее пересекут железную дорогу и выйдут к переправе. Прикрывать переправу будут отряды, которые ее строили.　

Оставшееся время используется для подготовки к броску через реку. Партизаны кормят лошадей, смазывают колеса повозок: на марше необходима полная тишина. За курение — строжайшее наказание. Медики готовят перевязочный материал, в отряды выделены санитары. Для связи с подрывниками, ушедшими на задание в район Сарн, Олевска, Ровно и Ковеля, в селе Озеры оставлены «маяки».　

…К пяти часам дня партизаны прошли село Шахи, последний населенный пункт на пути к реке Горынь. До железной дороги осталось километров десять.　

Как было условлено, на повороте, возле сторожки лесника, встретились с партизанами отряда Каплуна. Сверили часы.　

То, что партизаны готовились к переправе, для гитлеровцев не являлось секретом. Они не могли не видеть, как строилась переправа, но не знали, когда именно это произойдет.　

Быстро спустились сумерки. В лесу стало совершенно темно. Голова колонны выдвинулась на опушку и остановилась возле разрушенной смолярни. Отсюда до самой станции Белой местность открытая — ни единого кустика. Гитлеровцы все вырубили. Движение происходит в полной тишине. Нервы у всех напряжены.　

Как ни стараются люди, все же тишину нарушает то фырканье лошади, то скрип колес, то вдруг загремит плохо привязанное к телеге ведро.　

Неподалеку от реки — хуторок. Бегма подъехал к вросшему в землю домику и спросил хозяина:　

— Давно были немцы?　

— Були сьогодни, забрали хлиб, курей и подались знов на станцию.　

Полным шагом колонна двигается в обход станции. Идти напрямик невозможно. В страхе перед партизанами оккупанты кругом повалили лес и всю дорогу через небольшие промежутки преградили завалами и заминировали.　

Вот и переезд. Возле сбитого шлагбаума чернеет будка путевого обходчика. Чувствуется, что враг где-то совсем рядом.　

Подскочив на рельсах, миновала переезд редакционная повозка. Сразу за переездом дорога стала хуже: глубокий песок. Лошади тянули еле-еле, а связные, то и дело проезжая мимо, подгоняли, бросая на ходу одно слово: «скорее!».　

Ездовые нахлестывали лошадей, и животные, будто чувствуя опасность, напрягали все силы. Труднее было с волами. Их ничем не проймешь, поэтому часто рядом с ними впрягались люди.　

Взвилась красная ракета, и мгновенно тишина сменилась ураганным пулеметно-автоматным огнем. Это вступило в бой прикрытие. Огненными точками рассекали темноту трассирующие пули. Гитлеровцы открыли огонь из минометов. Но впереди уже блеснула долгожданная река. Скрылось в крутой балке замыкавшее колонну стадо коров — живая мясная база партизан. Колонна благополучно проскочила дорогу, и часть партизан уже устремилась на противоположный берег.　

А позади усиливался бой. Переправой руководил Бегма. Около него была группа помощников — Федоров, Кизя, Повторенко, Тимофеев, Корчев.　

Все шло организованно, без задержки. Разве только с артиллерией, как всегда, возникли трудности. Переправа пушек по непрочному настилу из скрепленных бревен стоила огромных, поистине нечеловеческих усилий. Под тяжестью орудий бревна раздвигались, колеса попадали в образовавшиеся щели и уходили в воду. И все же пушки и зарядные ящики были переброшены на другой берег.　

Фашисты, не жалея боеприпасов, безостановочно били из минометов и орудий, но снаряды и мины ложились значительно дальше переправы. Батареи врага стреляли вслепую, без корректировки, и потому не причиняли вреда.　

До наступления рассвета вся колонна переправилась и скрылась и лесу. Здесь был устроен короткий привал. Верхом прискакал секретарь подпольного обкома комсомола Леня Смирнов с и известием о том, что тяжело ранена пулеметчица Маруся Плющик, прикрывавшая отряд правее переправы. Погиб геройской смертью боец Фомичев. Он оставался в дозоре до последней минуты и, окруженный врагами, подорвал себя гранатой.

^{Переправа через Горынь.}

На место привала прибыли из арьергарда Бегма, Федоров, комиссар Кизя, начальник разведки Тимофеев. Вид у них был усталый, но довольный — переправа удалась. Прикрытие так зажало гитлеровцев, что они не посмели сунуться к мосту через Горынь.　

Еще не улеглось возбуждение, все оживленно разговаривают, обмениваются впечатлениями. Но вот подана команда строиться. Выслана вперед конная разведка. Впереди маршевой колонны идет головная походная застава. По обеим сторонам боковое охранение.　

Приходит первая радостная весть. В районах, куда направляются партизаны, народ их ждет. Сразу же после переправы через Горынь десятками, а потом и сот　

нями стали стекаться крестьяне из окрестных сел и хуторов, многие с оружием, с запасами продовольствия — партизанское пополнение.　

— Откуда, товарищи?　

— Из Удрицка. Может, знаете село над Горынью? Услышали стрельбу. Кому еще быть, как не партизанам, мы и пошли, — отвечает крестьянин лет пятидесяти.　

— А где же такую ржавую винтовку выкопали?　

— Еще с семнадцатого года, с тех пор, как воевал с немцами. Пришел с фронта, запрятал, чтобы польские паны не забрали.　

— А семья где, жена, дети?　

— Послал в корчи^[1]. А то придут оккупанты — убьют, хату сожгут. Все село в лес ушло…　

Партизаны вошли в Сварицевичский лес, откуда теперь им предстояло продолжать свою боевую работу.　

…Темная ночь. Очередной привал. Безмолвный лес ожил. То там, то тут раздаются людские голоса.　

Весело потрескивая сучьями, запылали костры. Пока в казанах варится кулеш, партизаны разговаривают, шутят, тихо поют любимые песни: «Реве та стогне», «Розпрягайте, хлопци, кони», «Прощай, любимый город». У костра вся партизанская жизнь: эпизоды последних столкновений с врагом, фронтовые воспоминания. У костра читают письма, рассказывают о пережитом.　

В закоптелом ведре кухарка Лена, прозванная в шутку «веселый чубчик», варит юшку. Вокруг костра уютно разместились бойцы. Николай Уманец, опустившись на колени, не сводит глаз с закипающей юшки. Виктор Тимофеев, щурясь, ломает ветки и подбрасывает их в огонь. На корточках сидят Корчев и Бегма и о чем-то негромко беседуют. Только радист Ваня Морозов, запрокинув голову, лежит на траве, устремив свой взор в ночное небо. Приятно смотреть, как блики огня, то поднимаясь, то опускаясь, освещают сидящих вокруг костра людей, стоящие в отдалении возы и как из тьмы вырисовываются головы лошадей, которые проворно жуют сено, поблескивая глазами.　

— Микола, добав вогню, щоб виднише було, я юшку подам, — крикнула Лена. Она разлила в котелки и миски вкусно припахивающую дымом костра юшку.　

После ужина партизаны, сидя у костра, стали вспоминать, где застала их война. Попросили рассказать и Бегму.　

— У меня 22 июня связано с этими местами, — начал свой рассказ Бегма. — В субботу я был в Рокитно, там состоялось заседание райкома. Сидели в райкоме до позднего вечера, советовались, как лучше наладить разработку в каменных карьерах. Помню, в ту ночь долго не мог уснуть. Наконец одолел сон. Проснулся от сильного стука в дверь. На пороге стоял железнодорожник и, задыхаясь от волнения, говорил:　

— Там… скорей… война… на станции… война… к селектору.　

Я не сразу мог понять, в чем дело:　

— Вы не волнуйтесь. Скажите толком, что случилось?　

— Начальник станции сказал, что началась война. Идите к селектору.　

Я быстро оделся и направился в райком партии. По дороге встретил своего помощника Степана Качуру.　

Светало. У селектора ждал второй секретарь обкома Чучукало.　

— Василий Андреевич, выезжайте немедленно. Война. Немцы бомбят Луцк и Ровно.　

Я к начальнику станции. На подходе в сторону Ровно ни одного поезда, ехать машиной далеко, надо объезжать болота. К счастью, нашлась автодрезина. По пути мы остановились на несколько минут в Сарнах. Здесь уже знали, что началась война.　

В Ровно я попал к девяти часам утра. Станция была запружена воинскими составами. Из вагонов выносили раненных в первом бою. Город пылал. На улицах первые жертвы бомбардировочного налета. Меня лихорадило, как в горячке. Я не мог взять себя в руки. Не мог понять, что произошло. Ошибка? Но какая же это ошибка, когда разрушены дома, полыхают пожары, на тротуарах и мостовых трупы людей.　

В обкоме я застал партийный аппарат и руководителей многих организаций. Секретари обкома Чучукало и Пономаренко сообщили, что несколько раз звонил испрашивал меня секретарь ЦК Бурмистенко.　

Я позвонил в ЦК и попросил соединить с Бурмистенко. Нас соединили.　

— Михаил Алексеевич? Это я, Бегма, здравствуйте!　

— Бегма?! Здравствуйте. Каково положение в Ровно?　

— Бомбят город. Горит много зданий. Есть жертвы.　

Выслушав меня, Бурмистенко сообщил, что на рассвете фашисты бомбили Житомир, Киев, Севастополь. Одессу и что уже идут кровопролитные бои с гитлеровцами.　

— Надо организовать истребительные батальоны, возьмите под охрану все важные объекты, почту, телеграф, банк, готовьте людей и ценное имущество для эвакуации, — предложил Бурмистенко.　

В течение дня несколько раз звонили из ЦК. Я докладывал, что делается в областном центре. Между тем положение становилось все более и более угрожающим.　

Шел третий день войны. Город представлял собой жуткое зрелище. Клубы черного дыма заволокли Ровно. Местные пожарные команды при участии противовоздушных команд, не обращая внимания на авиабомбы, самоотверженно тушили пожары. Но им было трудно справиться с огнем. Возникали все новые и новые очаги пожаров. Стены домов рушились, загромождая улицы.　

Еще одна тревожная ночь. Было слышно, как двигались войска. В основном — на Клевань, по направлению к Луцку и по Дубновскому шоссе.　

По дорогам шли бесконечные толпы беженцев, одни с вещами, другие без них, кто в чем был. Вокзал забит эшелонами. Пассажирские поезда отменены.　

Встал вопрос о деньгах. Люди уходили в армию, требовались расчеты с эвакуированными. Вызвал в обком управляющего банком, спрашиваю: «Деньги в банке есть?» Он отвечает:　

— Василий Андреевич, банк денег для расчета не имеет.　

— Но деньги есть? Я вас спрашиваю: деньги в банке есть?　

— Есть, но требуется разрешение Госбанка СССР.　

— Но разве мы можем ждать разрешения, когда нам сегодня же нужны деньги. Поймите, люди уходят в армию. Надо эвакуировать женщин и детей. Надо вывозить ценное имущество и оборудование. Вы понимаете, что это значит? Вы понимаете обстановку?　

— Все понимаю. Но нужно разрешение, — настаивал на своем управляющий банком.

Пришлось звонить в Киев, к Бурмистенко. Разрешение было дано. Однако управляющий банком настаивал на том, что он может выдать деньги только с разрешения Москвы. Бомбежка, начавшаяся во время нашего с нимразговора, сделала его более уступчивым. Одна бомба разорвалась так близко, что из окон посыпалось стекло. Теперь мои слова о том, что в Ровно уже фронт и ждать в такое время указаний сверху бессмысленно, подействовали.　

— Хорошо, банк деньги выдаст, — сказал управляющий, но все же добавил: — Только дайте письменное распоряжение.　

Приближался критический момент. В районе Луцка и Дубно уже шли тяжелые танковые бои.　

Обком партии переселился в здание на Красноармейской улице. Люди трудились самоотверженно. Каждый чувствовал свою ответственность за судьбу Ровно, тем более что город уже стал прифронтовым. На главных участках были коммунисты. В это трудное время никто не думал о себе.　

Гитлеровцы продолжали развивать наступление и к 27 июня с трех сторон подошли к Ровно. Военное командование информировало, что положение ухудшилось — со стороны Тютковичей завязались уличные бои.　

Обком и облисполком выехали в Гощу. С тяжелым чувством покидали город, менее чем за два года Советской власти выросший, похорошевший и ставший теперь, за несколько дней войны, совершенно неузнаваемым.　

Через час мы прибыли в Гощу — небольшое местечко, недалеко от Горыни. Отсюда позвонил в ЦК КП(б)У.　

Уточнив обстановку, ЦК партии потребовал от нас принять все меры для эвакуации из города населения. И еще одно задание ЦК — немедленно подобрать группу товарищей для подпольной работы и организации партизанских отрядов. Это должны быть проверенные люди, обладающие бесстрашием, находчивостью и выдержкой. Очень желательны среди них местные товарищи, знающие область, людей, язык, нравы и быт.　

После телефонного разговора с ЦК партии Украины в Гоще в старинном парке провели заседание обкома. Земля вздрагивала от взрывов авиабомб. Даже сюда, в глубь старинного парка, доносился непрерывный гул автомашин, телег, двигавшихся по шоссе Ровно — Киев.　

Я сделал краткое сообщение, разъяснил обстановку. Товарищи сразу поняли важность и необходимость задания осоздании подполья. Мы подобрали для подпольной работы группу коммунистов. Каждая кандидатура всесторонне обсуждалась. Интересный случай произошел тогда с Терентием Новаком. Вы его знаете, он через отряд Медведева информирует нас о положении в Ровно. Терентия Новака было решено оставить в областном центре как представителя подпольного обкома. Мы исходили из того, что он уроженец Гощи, опытный подпольщик, активный борец с польской шляхтой и за это дефензивой^[2] был осужден на 30 лет тюремной каторги и заключен в Люблинскую крепость, откуда его освободила Красная Армия. Вызывали Новака, его нет. Искали его в Гоще, в соседних селах — не нашли. И вдруг на другой день Терентий Новак явился сам. Вид у него был ужасный: заросший, в стареньком в заплатах костюмчике. Оказывается, по пути в Гощу военные задержали его, приняв за шпиона. Хотели расстрелять. Спасло то, что наутро его привели на допрос к заместителю начальника облуправледия НКВД, который хорошо знал Новака лично. Я рассказал Терентию о решении обкома. Терентий Новак согласился.　

На следующий день, 28 июня, мы простились с товарищами, остающимися для работы в подполье, пожелали им добрых успехов. В тот же день фашисты заняли Ровно. Из Гощи обком вместе с отступающими частями переместился в Житомирскую область. Через несколько дней меня вызвали в ЦК.　

Я начал было просить послать меня к оставленным товарищам, но секретарь ЦК КП(б)У Михаил Алексеевич Бурмистенко не согласился:　

— Нет… нет… Всему будет время, а сейчас надо делать то, что поручит ЦК партии. Если обстановка изменится, не исключена возможность, что вас направят в Ровенскую область для организации партизанской борьбы. Но это в будущем… Через некоторое время это будущее пришло…　

Рассказчик замолчал, а затем, поднимаясь с земли, сказал:　

— Ну что ж, пора собираться в дорогу, передохнули, и хватит. Позовите начальника штаба!　

Костер догорал. Небо просветлело. Близился рассвет.

РОДИНА НАГРАЖДАЕТ ГЕРОЕВ

Незадолго перед выходом в Свариневичский лес в жизни партизан произошло весьма знаменательное событие: особо отличившимся в боях с врагом патриотам были вручены высокие правительственные награды. В этот торжественный день были как бы подведены предварительные итоги боевых дел партизан.　

На 15 мая 1943 года на Ровенщине насчитывалось 12 партизанских отрядов, в составе которых было 1128 бойцов. К тому же еще и резерв образовался около 2 тысяч человек.　

Ровенский областной штаб партизанского движения и подпольный обком партии имели связь с отрядами полковника Антона Петровича Бринского, который дислоцировался в Рафаловском районе, и майора Степана Павловича Каплуна — в северо-западной части Высоцкого района. На юге Ровенской области действовали партизаны полковника Д. Н. Медведева. Отряды координировали свои боевые действия.　

Подпольный обком и Штаб партизанского движения уделяли большое внимание проведению боевых и диверсионных операций на железнодорожных коммуникациях врага. За каждым отрядом штаб закрепил определенные участки для диверсий. Так, отряд имени Богдана Хмельницкого действовал на участке между станциями Рафаловка и Трояновка, отряд имени Кармелюка — на перегоне Сарны — Рафаловка, отряд имени Т. Г. Шевченко на перегоне Сарны — Дубровица, отряд «За Родину» оставался в резерве для выполнения особых заданий штаба. Диверсионные группы из отрядов имени Чапаева и «За Родину» оперировали за пределами области, в районе прохождения железной дороги Ковель — Брест. К ним целиком подключился отряд имени Кутузова, расположившийся в районе станции Хотислав.　

92 боевые и диверсионные операции уже провели партизанские отряды Ровенщины. На железнодорожных линиях Ковель — Сарны, Ковель — Брест, Пинск — Лунинец, Сарны — Лунинец пущено под откос 28 воинских　эшелонов, уничтожено более 500 солдат и офицеров, повреждено 35 паровозов, 283 товарных и 26 пассажирских вагонов, взорваны водокачка, электростанция, 17 железнодорожных мостов и 31 мост на шоссейных и грунтовых дорогах. Не забыли партизаны и о связи: порвали больше 30 тысяч метров телефонно-телеграфного провода. А сколько еще не учтенного! На довольно интенсивном участке Сарны — Ковель в течение суток, особенно в ночную пору, проходило 20 эшелонов. Партизаны внесли свои поправки. Фашистам под сильной охраной и с большим риском удавалось пропускать один-два эшелона. Было и так, что на пять и более дней движение поездов вообще прекращалось. Такая ситуация была и на участке Сарны — Лунинец, где расстояние между двумя железнодорожными узлами довольно приличное.　

В общий актив боевых действий нужно еще добавить свыше 30 уничтоженных продовольственных и материальных складов, 15 больших заводов пищевой и лесообрабатывающей промышленности, 5 сельскохозяйственных имений.　

В большинстве населенных пунктов Морочновского, Высоцкого, Дубровицкого, Рафаловского, Володимирецкого, Рокитнянского, Клесовского, Сарненского и других районов области партизаны полностью ликвидировали оккупационные учреждения, комендатуры, полицию, не давали возможности гитлеровцам грабить и угонять в неволю советских людей.　

Огромную роль в мобилизации коммунистов и комсомольцев на развертывание всенародной партизанской борьбы сыграл подпольный обком партии. Очень важной особенностью в его деятельности, а также и райкомов партии было тесное увязывание работы партийно-комсомольского подполья с боевой деятельностью партизанских отрядов. Секретари подпольного обкома и райкомов партии одновременно были командирами либо комиссарами отрядов.　

Вручение орденов и медалей героям-патриотам происходило очень торжественно, и этот день надолго остался в памяти участников.　

Сначала состоялся парад. Через поляну мимо представителя Центрального Комитета Коммунистической партии и Советского правительства Демьяна Сергеевича Коротченко и командования соединения проходили пешие и конные партизанские отряды, вооруженные винтовками и автоматами; шли минометчики, пулеметчики, артиллеристы. Не беда, что одна пушка была на деревянном лафете — она уже не раз оправдывала себя в боях с карателями.　

Впереди колонны несли Знамя соединения, затем шел оркестр, состоявший из самых различных инструментов: аккордеона, гармоники, скрипки, баритона. Однако играл оркестр слаженно, с чувством.　

После парада отряды выстроились полукругом.　

Демьян Сергеевич Коротченко вручил орден Красного Знамени и медаль «Партизану Отечественной войны» I степени командиру соединения Василию Андреевичу Бегме.　

Партизаны сердечно поздравляли своего командира и партийного руководителя с заслуженной высокой наградой. Партизаны всегда видели Бегму, как и других коммунистов, впереди, на самых опасных и решающих участках боя.　

В бою, в разведке, на диверсии или в походе — коммунисты всегда служили примером. Множество героических подвигов вписали они в боевую летопись соединения. Партизаны хорошо помнят, например, как во время многодневного боя с крупной карательной экспедицией боевая группа, которой командовал коммунист Иван Борисович Симоненко, попала в окружение. Два дня партизаны, оставаясь без пищи и воды, бились с многократно превосходившим их в силах врагом. Но они не дрогнули, непреклонная воля командира-коммуниста Симоненко, его авторитет и выдержка вдохновляли бойцов. И они сумели сделать, казалось бы, невозможное: прорвали вражеское кольцо, вышли из него все, кто мог держать еще оружие, и вынесли своих раненых товарищей.　

С большим уважением относятся бойцы к командиру диверсионной группы Карпу Константиновичу Гончарову. Впервые он познакомился с минным делом в боях с белофиннами. Ему пришлось тогда разминировать дороги, сооружения и укрепления.　

Партизаном он, наоборот, минировал. И делал это мастерски. На его счету уже числилось 12 пущенных под откос вражеских эшелонов с военной техникой и боеприпасами. За мужество и отвагу он был награжден орденом Красной Звезды, медалями «Партизану Отечественной войны» I степени и «За боевые заслуги».　

Суровую боевую школу прошел партизан Никифор Онуфриевич Бельский. До Отечественной войны он работал секретарем сельского райкома партии. Когда началась война, Бельский попросил оставить его в тылу врага. Он проводил большую работу среди населения, установил связь с чехословаками, насильно мобилизованными в гитлеровскую армию. В итоге батальон чешских солдат с оружием перешел к партизанам.　

В боях с фашистами храбро сражался и коммунист Степан Качура. Качура воевал на Кубани и Северном Кавказе, защищал город-герой на Волге. Из действующей армии его направили в тыл врага к партизанам. При освобождении партизанами села Храпунь отважный воин погиб от вражеской пули.　

Бесстрашного партизана Петра Темникова знали не только у нас, но и в других соединениях. Это был смелый воин, поэт и артист, разведчик и прекрасный артиллерист, пулеметчик и подрывник. В боях он постоянно рвался вперед. Темников геройски погиб в неравном бою.　

А сколько их еще, скромных и мужественных людей, патриотов-героев! Вот Николай Левшин, среднего роста, чуть сутуловатый, неторопливый в движениях человек. Недавно из отряда его перевели в редакцию газеты. До войны он работал печатником в типографии. Теперь же его обязанности стали более универсальными: и печатник, и наборщик, и редакционный «интендант». Необыкновенная душевная теплота, постоянное стремление помочь товарищу, огромное трудолюбие сразу располагали к нему людей. Левшин, казалось, не знал, что такое усталость.　

Часто, бывало, ночью стоит он у наборной кассы, а мороз такой, что пальцы не гнутся, свинцовые литеры прилипают к коже. Николай время от времени подержит руки над огнем, потрет ладони — и снова за набор. Потом он верстает набранное и обязательно сам тискает первые экземпляры. Профессиональная привычка!　

Утром, когда отпечатана последняя листовка и можно бы уже отдохнуть, он за миской довольно жидкого супа вдруг сообщит: «А знаете, бумаги у нас осталось совсем мало, разрешите мне по отрядам съездить, может, что и найду?»

Через несколько часов он уже возвращается с тяжелым рюкзаком за спиной и начинает выкладывать блокноты, тетради, какие-то обрывки старой бумаги.　

— Это, товарищи, ничего, что обрывки, — говорит он. — Обрежем так, что хоть почетные грамоты на них 　

печатай…　

Частенько он приносил лук, клюкву — витамины — и тут же делил на порции, чтобы всем досталось поровну　

Часть, в которой служил Левшин, где-то у Припяти была окружена гитлеровскими парашютистами. Бой шел больше суток, к парашютистам присоединилась подошедшая с фланга пехотная часть, и это решило исход и без того неравного боя. К тому времени в живых осталась горстка советских воинов, почти все они были ранены Им связали руки и погнали по дороге на Пинск. По пути гитлеровцы присоединили к ним еще несколько групп пленных. Голодные, с кровоточащими ранами, с разбитыми ногами, медленно двигались они по дороге. Многие падали в пути, конвоиры их тут же пристреливали.　

Левшин попал в Пинский лагерь для военнопленных. Однажды вечером гитлеровцы вывели несколько сотен военнопленных на окраину города, к обрыву над рекой Пиной, и скосили безоружных, обессилевших людей пулеметами. Среди них был и Левшин.　

Ночью Николай очнулся, в темноте долго не мог понять, где он и что с ним. К действительности его вернула резкая боль в животе. Он лежал полузасыпанный снегом, среди окровавленных трупов и беззвучно рыдал от боли и бессильной ярости. Ярость и пробудила в нем силы. Левшин вылез из рва, огромным напряжением воли, разрезая руки об острые льдинки, заставил себя ползти. Куда, он не знал и вряд ли вообще что-либо понимал в те минуты. Так он дополз до края берега, не заметил его и сорвался вниз. От удара об лед снова потерял сознание.　

Воля к жизни пробудила его и на этот раз. Очнувшись, он снова пополз по льду, где на противоположном стороне реки в предутренних сумерках виднелись заснеженные ели. Неизвестно, откуда у него брались силы. С замерзающими ногами, со сквозной раной в животе он дополз до какой-то хаты и уже здесь, у самого порога, впал в забытье.　

Рассвело. Из хаты вышла хозяйка с подойником и, увидев на снегу человека, позвала мужа. Вдвоем они внесли Левшина в сени, перевязали, долго, до красноты, растирали ему руки и ноги снегом, напоили с ложки парным молоком и уложили спать в укромном уголке.　

Простые советские люди ухаживали за раненым, как за родным, прятали от фашистов, которые наезжали в лес за дровами. А когда Левшин окреп настолько, что смог ходить, старый лесник проводил его в партизанский лагерь.　

…Многие ветераны вспоминали в эти торжественные минуты совсем еще недавние, кажется, времена, когда только зарождалось соединение Бегмы. Василий Андреевич прибыл с Большой земли сначала к Ковпаку на Червоное озеро, потом к Сабурову в район Храпуня. У Бегмы было задание вручить отличившимся партизанам правительственные награды. Но было и другое, о котором он до поры до времени не говорил.　

После вручения наград Бегма увел Сабурова в землянку и передал ему письменный приказ Украинского штаба партизанского движения. Штаб приказывал Сабурову передать из своего соединения в распоряжение Бегмы отряд, которым командовал Иванов. С этим отрядом Бегма должен был отправиться на территорию Ровенской области для установления непосредственной связи с местными подпольными организациями и для руководства ими, а также для широкого развертывания партизанского движения.　

Сабуров прочел приказ и помрачнел. Бегма спокойно ждал, когда Сабуров заговорит. Василий Андреевич понимал, что командиру соединения трудно расставаться со своим лучшим и самым любимым отрядом. За несколько дней пребывания в соединении Сабурова Бегма уже успел познакомиться с большинством командиров и комиссаров отрядов, как он после со смехом рассказывал, «разведал» обстановку. В частности, он встретил здесь своего старого знакомого, Ивана Филипповича Федорова, бывшего работника Морочанского района на Ровенщине, а теперь командира отряда «За Родину». Комиссаром этого отряда был Лука Егорович Кизя. Отряд Федорова, поскольку Федоров хорошо знал Ровенскую область, естественно, было бы целесообразнее всего использовать для выполнения предстоящей задачи.

Сабуров еще раз прочел приказ штаба и тяжело вздохнул:　

— Что ж делать, приказ есть приказ, но по совести скажу, тяжело мне расставаться с отрядом Иванова Эго моя самая боеспособна единица. И вообще…　

— Хорошо, — перебил его Бегма, глубоко спрятав лукавую улыбку. — Не желаешь отдавать отряд Иванова, дай какой-нибудь другой, у тебя все они хороши.　

Сабуров просиял:　

— Вот спасибо! За это даю тебе право выбрать любой отряд, какой хочешь.　

Бегма, к взаимному удовольствию обоих командиров, назвал отряд Ивана Филипповича Федорова. Как показали дальнейшие события, он не ошибся в выборе.　

^{Комиссар партизанского соединения Л. Е. Кизя.}

Отряд «За Родину» образовался чуть ли не с первых дней Отечественной войны. Возглавляли его коммунисты Федоров, Кизя, Кузьмин, Гришин и другие.　

Первую боевую закалку отряд получил в Брянских лесах. Позже, уже на просторах Украинского Полесья, Ровенщины, отряд стал основным, вокруг которого выросло целое боевое партизанское соединение. Проверенный во многих боях, хорошо вооруженный и дисциплинированный, отряд И. Ф. Федорова стал кузницей партизанских руководящих кадров. Отсюда подпольный обком черпал командно-политический состав для вновь организуемых отрядов. Позже И. Ф. Федоров командовал рейдирующим партизанским соединением, которое отделилось от разросшегося соединения Бегмы…　

Сразу же вслед за В. А. Бегмой Демьян Сергеевич Коротченко вручил медаль «Партизану Отечественной войны» I степени боевым партизанским командирам Ивану Федорову и Луке Кизе.　

Среди награжденных были отважные партизаны помощник командира соединения Корчев и подрывники Петрусев и Поляков. Петрусев и Поляков к этому времени пустили под откос 15 вражеских эшелонов. Всего было награждено 288 партизан и партизанок.　

Вручение наград, да еще в тылу врага, было огромной радостью для партизан, оно доказывало силу нашего советского строя. Многие из награжденных, особенно из числа местных жителей, впервые получили правительственные награды. Огромной благодарностью и любовью к Родине были наполнены бесхитростные письма некоторых из них, опубликованные в газете «Червоний прапор».　

Газетный отчет об этом знаменательном в жизни соединения событии помог познакомить с ним всю округу. Многие из тех, кто пришел впоследствии в партизанские отряды, рассказывали, что в народе из уст в уста передаются вести о партизанском соединении, о том, что у партизан имеется постоянная связь с Москвой, что Москва присылает им не только оружие, но даже ордена, которыми награждают всех, кто «добре бьется з нiмцями».

ПОЛЬСКИЕ ПАТРИОТЫ ДЕЙСТВУЮТ

Гитлеровские захватчики прилагали огромные усилия, чтобы посеять национальную вражду между русскими, украинцами и поляками, чтобы разжечь взаимную ненависть, разобщить местное население, а значит, подорвать, ослабить мощь народного сопротивления фашистскому режиму и облегчить тем самым оккупантам достижение их захватнических целей. Фашистские захватчики прибегали для этого к самым коварным и гнусным методам. Гитлеровцы всячески поощряли украинских буржуазных националистов, вооружали их банды, которые буквально терроризировали местное население.　

Украинские буржуазные националисты во все времена были империалистической агентурой, глубоко враждебной народу.　

В годы гражданской войны Центральная Рада в своей контрреволюционной деятельности была тесно связана с Антантой, получала от нее и американской миссии финансовую поддержку, всеми силами помогала царским генералам душить, топить в крови освободительное движение украинского и русского народов. В 1918 году директория Петлюры помогла англо-французским интервентам захватить Одессу, Николаев, Херсон.　

Бандиты из ОУН — организации украинских националистов, созданной по указанию гитлеровского гестапо, были прямыми преемниками кровавого палача Петлюры. Возглавлял эту организацию вначале крупный бандит и международный шпион Коновалец, затем агент гестапо и «по совместительству» холуй американских империалистов сын Станиславского попа Степан Бандера.　

Множество кровавых преступлений совершили бандеровцы на временно оккупированной фашистами советской территории. Выслуживаясь перед своими хозяевами, они охотились за коммунистами, партизанами, чинили зверские расправы над ни в чем не повинными людьми.　

По заданию рейхскомиссариата бандеровские банды стали просачиваться на север Волыни, в Полесье. Одна такая группа августовской ночью ворвалась в село Пузня. Село спало. Раздались выстрелы, пьяные крики:　

— Открывай!　

— Что вам нужно? — испуганно спросила крестьянка Килина Хомич.　

— Сейчас узнаешь, большевистская активистка. Хлопцы, давай!　

Раздался выстрел. Сраженный пулей, упал брат Килины, а ей самой ударом топора бандиты размозжили голову. Они отрубили Килине ноги и руки. С разбитой головой был брошен в угол ее грудной ребенок. Бандеровцы убили и мать крестьянки.　

Гитлеровские власти подстрекали украинских националистов на бесчинства и разбой в отношении польского населения. Когда же весной 1943 года потерявшие человеческий облик бандиты с особым остервенением стали уничтожать польских жителей, гитлеровцы лицемерно объявили себя «защитниками» поляков. Теперь они стали давать оружие полякам и недвусмысленно подталкивали их к тому, чтобы те нападали на украинские села.　

Так на практике гитлеровцами осуществлялся давний принцип эксплуататоров-хищников «разделяй и властвуй».　

Нужно учитывать также и то, что польские реакционные эмигранты в Лондоне проводили ничем не прикрытую антисоветскую политику. В то время когда Польша истекала кровью, у них было одно только затаенное желание — сохранить за собой в будущем право на эксплуатацию польского, украинского и белорусского народов. Пресса и радио польского эмигрантского правительства в Лондоне, казалось, решили перещеголять самого Геббельса. Все это, конечно, было только на руку фашистским захватчикам.　

Однако на борьбу с захватчиками поднимала народ Польская рабочая партия. Во главе ее ЦК стоял товарищ Павел Финдер, а после ареста его гестаповцами в конце 1943 г. Генеральным секретарем ЦК ППР был избран испытанный революционер Владислав Гомулка (Веслав). Установленный гитлеровцами на оккупированных землях режим свирепого террора, зверств и насилий лучше всего разоблачал в глазах населения так называемый «новый порядок». Множество местных жителей — украинцев, русских, белорусов, поляков — вынуждены были целыми селами уходить в леса и укрываться там от репрессий. Там же находилось немало польских солдат и офицеров, побывавших в свое время в фашистском плену и на своем горьком опыте познавших, что несет с собой фашизм. Многие из них сразу же включились в борьбу против общего врага вместе с советскими партизанами.　

Другим же нужно было еще открывать глаза на происходящие события, помочь им стряхнуть с себя дурман фашистской пропаганды. Вот почему всесторонняя разъяснительная работа среди населения в тылу врага имела такое огромное значение. И не случайно, что этот вопрос неоднократно обсуждался на заседаниях подпольного обкома партии.　

На одном из таких заседаний, когда обкому партии стало известно, что недалеко от села Озеры, в лесу, скрывается от гитлеровцев и бандеровцев несколько сотен бежавших из сел и хуторов польских жителей, было решено послать к ним делегацию.　

^{Польские партизаны-разведчики выполняют задание.}

Часть поляков, обманутых агентами предательской клики Сикорского, придерживалась выжидательной тактики, означавшей, по существу, самоубийство. Пока они выжидали, их постепенно уничтожали и гитлеровцы, и бандеровцы.　

Делегация подпольного обкома партии выяснила причины нерешительности поляков, о которой в обкоме догадывались еще до посылки своих представителей. Выжидание поляков объяснялось тем, что агенты Сикорского и Миколайчика держали своих соотечественников в полном неведении относительно истинного положения дел на советско-германском фронте. Поляки ничего не слышали о разгроме немцев в битве на Волге, о том, что в составе Красной Армии действует созданная Союзом польских патриотов в СССР польская дивизия имени Тадеуша Костюшко, что в самой Польше растет сопротивление кровавому гитлеровскому режиму.　

По докладу комиссии обком партии принял решение активизировать действия поляков, укрывавшихся в лесах и селах, объединить их для совместной борьбы против гитлеровской тирании.　

Это потребовало проведения большой организаторской, и особенно политической, разъяснительной работы. Неоценимую помощь обкому оказали поляки-партизаны, уже вступившие в советские партизанские отряды. С их помощью было подготовлено обращение к польскому населению.

^{Группа польских партизан отряда имени Тадеуша Костюшко.}

«Дорогие поляки! — писалось в нем. — Весь польский народ, воодушевленный успехами Красной Армии на фронтах, поднимается на борьбу против фашистских захватчиков.　

Настал решительный час. Преступление против своего народа, против человечества совершает тот, кто не берет в руки оружие, чтобы громить врагов своей родины, кто стоит в стороне и выжидает… Партизаны-поляки призывают всех патриотов свободной Польши принять участие в священной освободительной борьбе против гитлеровцев».　

Как было встречено обращение подпольного обкома, можно судить по тому, что уже на следующий день в штаб явились представители от прятавшихся в лесу поляков и от имени ста польских граждан выразили желание стать партизанами.　

Поскольку среди польского населения возникало все большее стремление с оружием в руках бороться против фашистских захватчиков, подпольный обком вынес решение о сформировании в составе партизанского соединения польского партизанского отряда.　

Несколько позже с помощью польских товарищей стала издаваться на польском языке газета «Червоний штандар». Она пользовалась большой популярностью среди польского населения и партизан-поляков.　

Передовая первого номера этой газеты была озаглавлена «Поляки, к оружию!». В газете сообщалось о деятельности Союза польских патриотов в СССР, о переломе, наступившем в ходе войны после битвы на Волге, о продолжающихся наступательных действиях Красной Армии, о боевых успехах действовавшей рука об руку с советскими войсками на Восточном фронте польской дивизии имени Тадеуша Костюшко.　

В «Червоном штандаре» была опубликована биографическая справка о польском народном герое, патриоте Тадеуше Костюшко. Многие корреспонденты рассказывали о славных делах польских партизан, участвовавших в боевых операциях.　

Однажды в редакцию явился командир польского отряда:　

— Хорошие вести, товарищи. Разведчики принесли письмо из-за Западного Буга. Вот куда дошел «Червоний штандар». Польские патриоты просят чаще пересылать туда газеты и листовки.　

Связь подпольного обкома с польскими патриотами крепла. В боях закалялась дружба народных мстителей, представителей братских славянских наций.　

А вскоре в нашем соединении было уже два польских отряда. Они прошли хорошую школу беспощадной борьбы с врагом, выросли идейно, закалились в духе пролетарского интернационализма.　

Польские партизаны плечом к плечу с русскими, украинцами, белорусами сражались против общего врага. Не раз советские партизаны, рискуя своей жизнью, спасали боевых друзей поляков. Партизанская газета подробно описала один из множества боевых эпизодов, когда партизан-подрывник Яков Сметанин, будучи и сам ранен, вынес на себе с поля боя поляка Сигизмунда Левиковского и спас ему жизнь. А сколько таких фактов осталось неизвестными!　

Честные, патриотически настроенные поляки с восхищением встречали сообщения о победах Красной Армии. Совсем других взглядов придерживались лондонские министры польского правительства, позорно бежавшего из Варшавы и оставившего польский народ в трагическом положении. Историческая победа Красной Армии на Волге и последовавшие за ней успешные сокрушительные удары советских войск по врагу вызывали всеобщее ликование польского населения, которое видело в этом приближение часа своего освобождения от ненавистного фашистского ига. А вот у лондонских эмигрантов и у руководства буржуазного подполья Польши эти события порождали горечь и тревогу. У них был расчет на полное истощение Советского Союза в борьбе с гитлеровской Германией. Этот расчет с треском провалился.　

После разрыва дипломатических отношений между Советским Союзом и польским эмигрантским правительством Сикорского в апреле 1943 года реакция окончательно сбросила маску и открыто провозгласила, что ее главным врагом является Советский Союз, а на территории Польши — Польская рабочая партия и патриотические подпольные организации. Однако в этом позорном акте оторвавшихся от народа буржуазных эмигрантов была и своя положительная сторона. Теперь всем стало ясно, чьи интересы представляют министры, отсиживающиеся в Лондоне.　

— Пся крев, холера, эти старые шулеры сидят в Лондоне и безразличны к тому, что фашисты-германцы разрывают Польшу на куски, задушили свободу, попирают человеческое достоинство, губят в потоках крови польский народ, — выражал свое возмущение начальник штаба польского партизанского отряда Рашковский, когда у костра зашел разговор о польских делах.　

— Дорого заплатил народ Польши за то, что не разогнал продажное правительство с Рыдз-Смиглы и Беком во главе, — сказал партизан Ян Шафарык.　

— А чем лучше оказался Андерс? Россия сформировала польское войско, дала оружие, обмундирование и　продукты, а что сделал Андерс? Погрузил эти части на пароходы в Красноводске и отплыл в Иран. Спрашивается, откуда же ближе до Варшавы — от Великих Лук или от Африки?! Для чего же тогда создавались польские части в СССР? С выкриками «звыченжим»^[3] Андерс бежал. Хорошо чужими руками жар загребать. Ничего! Ничего! Обойдемся без этих отщепенцев! Наш народ при братской поддержке славянских друзей покажет себя, — решительно подчеркнул Рашковский.　

^{Польские партизанки С. Хоронжечевская　и С. Сурмовна.}

Партизанское движение распространилось почти по всей Польше. Польские патриоты уничтожали вражеских солдат и офицеров, предателей, полицейские комендатуры, волостные управы, склады и коммуникации.　

22 апреля в Парчевеких лесах Люблинского воеводства отряд имени Мицкевича вступил в бой с фашистскими карателями численностью 6–7 тысяч.　

Несмотря на огромное превосходство и в количестве войск, и в их обученности, и в боевой технике (до двух десятков самолетов поддерживали карателей), фашисты так и не сумели выполнить намеченной задачи — уничтожить партизан. Нанеся большой урон врагу, партизанский отряд имени Мицкевича ускользнул от преследования противника.　

В ночь на 29 апреля в лесах между реками Сопот и Танев оказался в окружении отряд имени Котовского. Польские патриоты не дрогнули. Они разбили гитлеровскую часть и прорвались через расположение врага. Успешно действовали польские патриоты в Скерневских лесах (Лодзинское воеводство) в отряде имени Пулавского. В Варшаве польские патриоты день за днем устраивали различные диверсии, уничтожали гитлеровских офицеров и солдат. От партизанских пуль пал главный палач Польши Крюгер. Такая же участь постигла и его помощника Шульца.　

Немалый урон фашистским захватчикам нанесли и партизаны отрядов, входивших в наше партизанское соединение. Позднее, когда эти отряды отправились из соединения за Буг, в Польшу, чтобы продолжать там дальнейшую борьбу с захватчиками, партизаны провожали их по-братски. Советские люди старались обеспечить поляков всем, чем могли: боеприпасами, продуктами, литературой. И это понятно — ведь расставались боевые товарищи, скрепившие свою братскую дружбу кровью в жестокой борьбе с врагом.

В СВАРИЦЕВИЧСКОМ ЛЕСУ

Областной штаб расположился в густом Сварицевичском лесу. Почти ежедневно отсюда по всем направлениям уходили на задания группы разведчиков и подрывников. И снова каждую ночь гремели взрывы, глухие, отдаленные и совсем близкие Подрывники возвращались сами или присылали связного с сообщением о своих боевых делах. Связь осуществлялась также через «маяки».

В июле 1943 года секретарь ЦК КП(б) Украины Н.С. Хрущев направил радиограмму всем командирам и комиссарам соединений партизанских отрядов. В ней сообщалось о переходе на ряде фронтов наших войск в наступление и определялись задачи партизан. Требовалось всемерно активизировать партизанское движение в тылу врага, сосредоточив главное внимание на разрушении коммуникаций, железнодорожных магистралей, уничтожении мостов, складов с горючим. Задача состояла в том, чтобы всячески препятствовать врагу подтягивать боевую технику и живую силу к фронту и всеми способами уничтожать его на стоянках и в гарнизонах, создавать невыносимые для врага условия.　

Партизанские отряды Ровенщины оперативно выполняли задания. Руководствуясь указаниями ЦК КП(б) Украины и Украинского штаба партизанского движения, областной штаб отдал приказ парализовать деятельность Сарненского железнодорожного узла, усилив массовые диверсии, минирование и разрушения пути, и нарушить движение поездов на участках Ковель — Сарны — Олевск; Лунинец — Сарны — Ровно.　

В ночь с 15 на 16 июля Герой Советского Союза Николай Орлов с диверсионной группой бойцов на участке Сарны — Лунинец, севернее станции Горынь, взорвал железнодорожный мост, на расстоянии 5 тысяч метров порвал провода, сжег будки часовых и заминировал рельсовый путь в 8 местах. Военный комендант, узнав о происходящем, тотчас сбежал, а начальник охраны участка метался как угорелый по перрону вокзала, не зная, что предпринять.　

Не менее успешно действовали отряды имени Котовского (командир И. И. Галинский), имени Дзержинского (командир С. Н. Коваленко) и специальная диверсионная группа. Они парализовали движение поездов на участке Сарны — Рокитно.　

Отрадные донесения поступили в областной штаб и от отрядов, блокировавших судоходство по рекам Припять и Стырь и оседлавших шоссейные дороги Пинск — Морочно, Морочно — Любашев.　

Донесения боевых групп поступали в штаб, обрабатывались и шифровками передавались по радио в Москву. Из Москвы поступали новые боевые задания.　

В штабе поговаривали о том, что нам скоро предстоит двинуться дальше. Отряды все время вели бои, и нужно было быть поближе к ним.　

Партизанская редакция разбогатела. Появилась пишущая машинка и даже машинистка. Машинку подарили партизаны отряда имени Александра Невского. Они устроили удачный налет на вражеский штаб. А машинистка Леночка была похищена. Похищена самым настоящим образом.　

Дело было так. В бригаде имени Кирова стало известно о том, что в Пинске есть две машинистки, которые давно мечтают уйти к партизанам, но боятся за родных. Если они вдруг исчезнут, гитлеровцы сразу же возьмутся за родителей. А родители уже старенькие — партизанскую жизнь не выдержат.　

Выход был найден. Его подсказали партизанским разведчикам, бывавшим в Пинске, сами девушки. Они предложили простой план: ночью партизаны устраивают «нападение» на их дом, стоявший на окраине города, связывают стариков, забирают дочек и уходят. И девушкам хорошо, и стариков никто ни в чем не заподозрит. Так и сделали.　

Леночка очень помогла работе редакции. Она принимала по радио сводки прямо на машинку. С машинописного текста было гораздо легче набирать, чем с написанного от руки разными, не всегда аккуратными почерками. Сестра ее Аня с не меньшим успехом стала работать в штабе.　

Перед уходом из Сварицевичского леса произошло разукрупнение партизанского соединения.　

План обкома был такой: несколько отрядов, выделившись в самостоятельное соединение, возвратятся в село Озеры и создадут там плацдарм для действий в северо-западном районе Лунинец, Столин, Сарны, Лельчицы и далее до Мозыря. Партизанскому соединению ставилась задача пополнить отряды местными патриотами и наносить удары по всем немецким гарнизонам и коммуникациям своей зоны.　

Под вечер оба соединения вышли вместе, но вскоре разделились. Основное пошло по направлению к Ровно, а новое — обратно в сторону Горыни, на переправу. С ним уходила и Вера Евсеева, которой было поручено выпускать листовки, сводки и газету в новом соединении. В ее распоряжение были выделена касса со шрифтом, бумага, краски, литература.　

По пути к партизанам то и дело примыкали скрывавшиеся в лесах от гитлеровцев крестьяне. Оружия они пока не имели и шли с отрядами безоружные.　

— Пойдем в бой, достанем оружие, — утешали новичков бывалые партизаны.　

В один из дней рейда партизаны наткнулись на бывшую заставу советских пограничников — три деревянных дома в лесной чаще. Помещения пустые, окна без стекол, двери распахнуты настежь, стены изрешечены пулями и осколками.　

На обветшалом крыльце дома валялись пустые гильзы, пробитая пулей фляга, пулеметная щека, красноармейская пилотка в коричневых пятнах. Все молча обнажили головы.　

Дорога из леса сворачивала вправо, сбегала вниз и далее шла вдоль глубокого канала. Отряды приближались к Ровно. Обкому будет теперь легче держать связь с городскими подпольными партийными и комсомольскими организациями и руководить боевыми операциями.　

…За густыми вербами показалось рыбное хозяйство — Ласицк. Пять-шесть деревянных зданий. Рядом с поселком — пруды, каналы, дамбы и шлюзы. Неподалеку река Стырь.　

На развилке у старого деревянного моста колонна остановилась. Отдан приказ: штабу, редакции и радиостанции разместиться в центре заброшенного рыбхоза, в двухэтажном бревенчатом домике; отрядам занять позиции, намеченные ранее, в радиусе 30–40 километров от Ласицка. Отряд имени Суворова и артдивизион прикрывают штаб.　

Люди настолько привыкли к жизни в лесу, что в помещении было тесно, казалось, что стены давят, не хватало воздуха, хотя окна были открыты настежь.　

Вскоре появились и единственные обитатели заброшенного рыбхоза: пожилой усатый мужчина и моложавая на вид женщина. Рассказали, что в прошлом году гитлеровцы выловили несколько тонн зеркального карпа, разрушили шлюзы, забрали все имущество и уехали в сторону Рафаловки.　

Рыбхоз Ласицк на некоторое время стал центром партизанского движения северной части Ровенщины и прилегающих мест Пинской области. Для связи и координации действий сюда прибывали командиры, начальники разведок из других соединений. Подпольному обкому удалось установить нужные связи со всеми действовавшими организациями и группами, создать новые, значительно расширить конспиративную сеть.　

Активно работали подпольщики в Ново-Рафаловке, Владимирце, на Сарненском железнодорожном узле, в Ровно, где находилась резиденция рейхскомиссара Украины, палача украинского народа Эриха Коха, а также главное управление гестапо, имперский суд и другие фашистские учреждения.　

Возникает вопрос, почему именно Ровно Гитлер избрал центром оккупированной Украины?　

Разместить рейхскомиссариат в Киеве, Харькове или в другом крупном городе Восточной Украины фашисты, боясь народного гнева, не решались. Западная Украина, где Советская власть утвердилась лишь совсем недавно, в 1939 году, в этом отношении казалась гитлеровцам безопаснее. На таком выборе настаивали и украинские националисты. Главарь бандитов, предатель украинского народа Степан Бандера заверял своих хозяев — гитлеровцев в том, что в Ровно они смогут чувствовать себя совершенно спокойно.　

Для безопасности все «подозрительные» жители Ровно были посажены в тюрьму и заключены в лагеря. Украинская националистическая полиция, состоявшая сплошь из уголовников и кулацких сынков, выслуживаясь перед фашистами, терроризировала население, зверски расправлялась с патриотами.　

В Ровно стекался всевозможный фашистский сброд. «Банк емiciний» наводнил Украину оккупационными бумажками, а выходившие здесь националистические и фашистские листки изощрялись во лжи и клевете на Советскую страну, на все лады воспевая фашистский «новый порядок» и гитлеровскую «Великогерманию». На каждых двух жителей Ровно приходилось чуть ли не по одному гитлеровскому солдату или полицейскому. Казалось, Эриху Коху, его чиновникам и прислужникам гарантировалась безопасность. Но так только казалось.

В городе действовала сильная подпольная партийная организация во главе с боевым вожаком, умелым конспиратором коммунистом Терентием Новаком, в свое время оставленным в подполье Ровенским обкомом партии. Подпольщики и раньше наносили удары по гитлеровцам, а с прибытием соединения под Ровно еще больше активизировали свою деятельность. Не было дня, чтобы в Ровно что-нибудь не произошло. То в одном, то в другом месте раздавались взрывы, совершались нападения на гестаповцев, исчезали гитлеровские чиновники и важные секретные документы.　

Гитлеровцы устраивали в городе повальные обыски и аресты, но тщетны были все их ухищрения остановить волну народного гнева.　

Однажды в гитлеровской газете появилось сообщение, как нельзя лучше характеризовавшее обстановку в оккупированном городе:　

«Убийство руководящих чиновников из рейхскомиссариата Украины.　

На улице Шльоз в Ровно были убиты из политических мотивов руководитель Главного отдела финансов при рейхскомиссариате Украины министерский советник Ганс Гель и политический референт и инспектор управления Адольф Винер. Убийца был одет в немецкую форму, и ему удалось бежать на автомашине. Он до сих пор не пойман.　

Это убийство на улице среди белого дня представляет положение на Украине в совершенно новом свете».　

Да, положение в Ровно, как и на всей временнооккупированной советской территории, сложилось для гитлеровцев весьма скверно. Земля горела под ногами фашистов. Недаром наместник Гитлера на Украине Эрих Кох старался бывать в Ровно как можно реже, отсиживаясь в своем имении в Восточной Пруссии.

УДАРЫ ПО ВРАГУ КРЕПНУТ

На заседании подпольного обкома обсуждались очередные задачи.　

— Настал час, — говорил секретарь обкома В. А. Бегма, — когда имеются все условия для значительного усиления боевой деятельности. Население поддерживает нас повсеместно в любом селе, любом районном центре. Как и в Ровно, везде действуют подпольщики, активисты. Всюду имеются патриоты, активно помогающие партизанам…　

Обстановка для врага действительно становилась все более невыносимой. Вот один только характерный штрих. Отряд имени Богуна расположился возле Рафаловки, в которой находился гитлеровский гарнизон, много полицаев. Но это не смущало партизан. Они свободно заходили в Рафаловку, имели там свои явки, устраивали встречи. А гитлеровцы с наступлением сумерек забирались в дзоты и сидели в них всю ночь как кроты. Даже днем они боялись показываться на окраинах. Партизаны на хуторе устроили клуб, вывезли из Рафаловки пианино, написали лозунги, установили радиоприемник, и жители ближайших сел, не говоря уже о хуторянах, стали посещать этот клуб.　

^{Партизаны отряда имени Чапаева проходят через полесское село.}

Ряды подпольной партийной организации непрерывно росли.　

В партию вступали отважные и закаленные в боях партизаны и активисты подпольных партийных групп. В числе их следует назвать партизана Жукова — лучшего разведчика, участника многих сражений, лично уничтожившего 20 гитлеровцев. Членом партии стал и известный мастер пулеметного огня Воробьев, имевший на своем счету десятки уничтоженных фашистов.　

Командование начало подготовку к большой боевой операции. Приказ уже был доведен до отрядов, и они занимали исходные рубежи.　

Глубокой ночью партизаны напали на немецкий гарнизон в местечке Городно. Внезапно ударили минометы и пулеметы. Гитлеровцев охватила паника. Они заметались по дворам, многие не успели скрыться в дзотах. Впрочем, и в дзоты полетели десятки гранат. Местечко перешло в руки партизан.　

Нападающие сознательно не перерезали телефонную связь. Расчет оказался правильным. Из соседнего города было брошено в Городно подкрепление на четырех больших грузовиках. До местечка машины не дошли — партизаны отряда имени Кутузова ударили по ним из засады. Две машины сгорели, а остальные, подобрав раненых, ушли обратно.　

После этого боя многие партизаны сменили свои старые, заплатанные пиджаки на захваченное в Городно трофейное обмундирование. Новички вооружились немецкими винтовками, пистолетами, автоматами.　

Редакции достался очень ценный трофей — бумага. Пусть это были разграфленные бухгалтерские книги, тетради, но и они пошли в дело, так как бумажные запасы уже подходили к концу.　

Обозленные нападением на Городно, фашисты пустили в ход авиацию. Сначала появились «рамы» — разведчики, за ними «мессершмитты», которые наугад сбрасывали бомбы и мины. Разбомбили стога сена, приняв их за партизанские шалаши. Тем не менее гитлеровское радио сразу же после налета не преминуло сообщить о разгроме партизанского соединения.　

В своих газетах фашисты все чаще стали писать об опасности и трудности борьбы с партизанами. В полученной от подпольщиков газетке «Кракуэр цейтунг», в номере за 3 июля 1943 года, была, например, напечатана статья, в которой высказывались сетования оккупантов на то, что одновременно с военными операциями на Восточном фронте им приходится вести бесконечную войну против партизан.

Тут же говорилось об «успехах» 44-й полицейской дивизии СС, которая занималась прочесыванием лесов. Оказывается, эта дивизия «ликвидировала» ни много ни мало, как 350 отрядов и 195 партизанских лагерей. На самом деле эта самая дивизия едва собрала треть своего состава после разгрома ее отрядами Ковпака, Сабурова, Федорова, Бегмы, Медведева.　

Однако, даже хвастаясь мнимыми успехами, газета все же вынуждена была признать, что отряды партизан причиняют большой урон оккупационным войскам, что борьба с партизанами чрезвычайно тяжела и требует от гитлеровцев немало жертв. Громадные лесные пространства, болота дают возможность партизанам скрываться в непроходимых чащах, куда трудно проникнуть. Оттуда партизаны, отлично знающие местность, проводят свои диверсии против военных объектов и железнодорожного транспорта.　

«Мы не оспариваем, — признавала «Кракуэр цейтунг», — что имеем трудные задачи, немало препятствий, находимся под постоянной угрозой пасть жертвами «малой войны».　

Что правда, то правда!　

Чего только не предпринимали гитлеровцы против партизан! Они прочесывали леса, направляли целые батальоны войск для охраны мостов, вырубали лес вдоль железных дорог на 500 метров влево и вправо, на возвышенных местах и поворотах ставили прожекторы — ничто не помогало. Составы по-прежнему, и еще в большем количестве, катились под откос, мосты взлетали на воздух, гарнизоны несли огромные потери.　

Однажды, когда в редакции обсуждался план номера, было решено поместить обращение депутата Верховного Совета СССР В. А. Бегмы к своим избирателям и разъяснить населению создавшуюся обстановку.　

Напомнив своим избирателям, как успешно начали развиваться при Советской власти промышленность, сельское хозяйство и культурная жизнь в западных областях Украины, и в частности на Ровенщине, В. А. Бегма привел факты чудовищных разрушений гитлеровцами городов и сел, зверского истребления ни в чем не повинных людей.　

Депутат обратился к населению с призывом:　

«Дорогие избиратели Ровенщины! Начинается уборка хлеба. Надо собрать урожай для себя, для своего народа, для Красной Армии. Ни одного килограмма хлеба врагу! Вместо хлеба — пуля ему и смерть. Саботируйте, не давайте оккупантам хлеба, сжигайте склады и хранилища, уничтожайте зерновые пункты!

Не теряйте времени, поднимайтесь все на священную борьбу против фашистских захватчиков. Бейте врага, забирайте у него оружие и вступайте в партизанские отряды. Рвите телеграфную и телефонную связь, срывайте все действия фашистского командования.

Братья и сестры, избиратели Ровенщины, беритесь за оружие, помогайте Красной Армии и партизанам громить фашистских разбойников!»

Обращение депутата дошло до сердца широких масс, ибо оно воспринималось как слово родного Советского правительства, как боевой призыв партии, ее Центрального Комитета. Во многих селах возникли новые отряды. Важно было сразу наладить руководство ими, помочь овладеть опытом старых партизан, поставить конкретные задачи.

Обком принял решение созвать областную партизанскую конференцию, на которую пригласить командиров всех вновь возникших отрядов. Об этом своем решении обком сообщил по радио на Большую землю.

Конференция уже открылась, когда пришел ответ, выражавший опасение, что созыв большого количества людей станет известным фашистскому командованию и оно не пожалеет сил и средств, чтобы захватить партизанский актив. Поэтому было рекомендовано воздержаться от широкого совещания.

Однако предупреждение пришло с опозданием. Конференция уже состоялась в селе Дубровск и прошла успешно. Обком принял все меры предосторожности.

Трудно описать ликование партизан, узнавших из сообщения Совинформбюро о провале летнего наступления немецко-фашистских армий на Орловско-Курской дуге.

Пока шла передача по радио, у приемника собралось множество партизан. У всех на лицах радость.

Текст сообщения Совинформбюро и приказ Верховного Главнокомандующего на следующее утро были напечатаны в очередном номере «Червоного прапора». Передовая статья была озаглавлена «Слава Красной Армии». О событиях на советско-германском фронте рассказывала на польском языке и газета «Червоний штандар».

Через несколько дней новая радостная весть — советские войска ликвидировали орловский плацдарм и освободили города Орел и Белгород. Прием сообщения по радио был затруднен, мешали разряды. Слушали одновременно по трем приемникам, зато текст был принят целиком.

Перед выходом газеты у редакции собралась толпа.

— Для села Муравина дайте хоть одну газетку, иначе домой не пустят, — просит крестьянин.

— А ты, хлопец, откуда?

— Я из Борового. Председатель сельсовета послал.

Когда все газеты были розданы, в редакцию зашел ординарец Бегмы Николай Уманец.

— Завтра в Привитовке праздник, — сообщил он. — Командир передал, чтобы газетчики тоже были.

Утром с группой всадников из штаба мы вброд перешли Стырь и въехали в село. Праздник был уже в разгаре. Накрытые скатертями столы уставлены большими караваями хлеба, пирогами, тушеным картофелем, яблоками, глечиками с медом, графинами с настойкой.

Крестьяне сошлись не только из соседних сел, но и из дальних. Из Храпуня, Старых Коней, Кутина, Серников, Вычевки. Оказалось, это инициатива народа — устроить в честь побед Красной Армии праздник и пригласить партизан.

На празднике присутствовали генералы Бегма Василий Андреевич и гостивший у нас Федоров Алексей Федорович, много командиров и комиссаров отрядов, рядовых партизан.

Два седобородых старика по старинному обычаю преподнесли генералам хлеб-соль. Сопровождали стариков девушки со снопами золотистой ржи.

Начался митинг. Люди внимательно слушали речь Бегмы. Митинг завершился могучим русским «ура». После митинга уселись за стол. Первую чарку подняли за героическую Красную Армию. Обед закончился песнями и пляской.

Перед заходом солнца участники праздника стали расходиться — нужно было засветло добраться до своих сел. К Бегме подошел седой старик Михаил Горячко и крепко пожал ему руку:

— Спасибо, товарищ генерал! Народ благодарит партизан за встречу. Уносим в сердцах своих веру в скорое освобождение, желаем успехов, а что от нас зависит — все сделаем, всем поможем.

К этому времени был отпечатан дополнительный тираж партизанской газеты с сообщением Совинформбюро. Уезжающие крестьяне с огромной радостью брали драгоценные, пахнувшие краской номера, чтобы привезти их в свои села, деревни, на хутора.

В тот же день перед заходом солнца над Ласицком несколько раз пролетала «рама». На следующий день она не показывалась, однако после полудня прилетели бомбардировщики, обстреляли лагерь из пулеметов и сбросили много мин. Жертв у партизан не было. Но последовал приказ немедленно перебазироваться.

Рыбхоз Ласицк опустел. Уложив раненых и больных на повозки, ушли в лес со своим госпиталем медики Стуккей и Попова.

Остановились в лесу, недалеко от села Белое. Штаб, радиостанция, редакция, комендантский взвод и санчасть — в центре, а вокруг заставы и боевое охранение. Для госпиталя сделали навес, замаскированный зелеными ветвями.

Передислокация не повлияла на работу подпольного обкома. Связь с местными организациями по-прежнему осуществлялась.

Однажды со стороны Стыри показалось несколько подвод, окруженных группой вооруженных всадников. Это приехали командир соседнего партизанского соединения Алексей Федорович Федоров со своим комиссаром.

После деловых разговоров гостей пригласили обедать. За столом Алексей Федорович много рассказывал, шутил. В это время сообщили о важной передаче по радио.

У редакционного шалаша собралось много партизан. Слышен знакомый голос московского диктора:

«…Приказ Верховного Главнокомандующего. Генерал-полковнику Коневу, генералу армии Ватутину, генералу армии Малиновскому.

Сегодня, 23 августа, войска Степного фронта при активном содействии с флангов войск Воронежского и Юго-Западного фронтов в результате ожесточенных боев сломили сопротивление противника и штурмом взяли город Харьков.

Таким образом, вторая столица Украины — наш родной Харьков освобожден от гнета немецко-фашистских мерзавцев…»

К вечеру об этом знали во всех отрядах и близлежащих селах. Повсюду состоялись митинги.

Утром, 24 августа 1943 года, вышел очередной номер «Червоного прапора». На первой странице — приказ Верховного Главнокомандования об освобождении Харькова. На второй — отклики на приказ и отчеты о митингах в партизанских отрядах и селах.

В корреспонденции «Наш Харьков», записанной по радио и перепечатанной в партизанской газете, рассказывалось о второй столице Советской Украины, о ее значении для развертывания дальнейшего наступления наших войск.

«Красная Армия вошла в Харьков, — говорилось в ней. — В тенистых садах прячутся дома. Еще вчера на подступах к городу кое-где были видны заводские трубы. Сейчас их нет. Гитлеровцы, отступая, уничтожили все кругом. Во многих частях города еще и сегодня дымят пожарища, застилая дымом улицы и дворы. Всю ночь 23 августа над Харьковом стояло зарево. Немцы жгли заводы, жилые дома, библиотеки и памятники культуры.

Украшенные цветами, проходят по улицам танки, бронемашины. Слезы радости, незабываемые встречи. Всюду порваны телеграфные и телефонные провода. Бойцы уже подымают их, устанавливают связь. Раньше, до прихода немцев, на проспекте стоял и регулировал движение милиционер Михаил Шрамко. Немцев выгнали, и Шрамко вместе с передовыми частями армии вошел в Харьков и снова занял свой пост. Летний ветер колышет транспаранты: «Да здравствует доблестная Красная Армия!», «Да здравствует Советская Украина!», «Город освобожден от врага!»

Освобождение советскими войсками Харькова сильно взволновало и воодушевило людей в партизанских отрядах и в селах вокруг.

— Слышали? Наши Харьков взяли! — то и дело раздавались восклицания.

Партизаны буквально осаждают областной штаб и обком просьбами разрешить пойти на задание, по-партизански отсалютовать Харькову. Ушли все подрывники. Для партизан, не знакомых со сложным подрывным делом, командование решило организовать краткосрочные курсы по подготовке подрывников. Инструктором был назначен отлично подготовленный старший лейтенант Прокофьев, прилетевший в свое время с Большой земли.

Однако увеличение числа боевых операций быстро истощило запасы тола и взрывчатки, полученные с Большой земли. Где взять тол? Выход, конечно, нашли, и очень остроумный, — извлекать взрывчатые вещества из неразорвавшихся при падении в мягкую почву болот вражеских авиабомб. Инициатором был командир отряда Юрынский. Затем такой метод добывания взрывчатки стали применять в партизанских отрядах имени Суворова, Богдана Хмельницкого, Кутузова и других. В короткий срок в этих отрядах было заготовлено около двух тонн взрывчатки.

Штаб издал специальный приказ о порядке работ по выхолащиванию авиабомб, предусматривавший соблюдение всех необходимых предосторожностей.

…Бегма едет к Федорову. С ним несколько бойцов и командиров. Мне приказано также отправиться в эту поездку, которая помимо всего прочего даст возможность познакомиться с работой редакции подпольной газеты «Радянська Украiна», издающейся в прославленном партизанском соединении.

Первая ночевка на хуторе, в отряде имени Богуна. Командир этого отряда Иван Иванович Конча первым делом спрашивает:

— В баню хотите?

— Еще бы! Но где тут баня взялась, в этой лесной глуши?

— Да еще какая баня! — гордо заявляет гостеприимный хозяин и ведет всех к реке.

Баня была настоящая, по всем правилам, с предбанником, раздевалкой, с паром. На хуторе имелась партизанская парикмахерская. В просторном доме бежавшего польского осадника партизаны устроили клуб. В нем было даже пианино. Вот только людей на хуторе почти не видно.

— А где же ваши люди?

— Ушли на задание. Дел сейчас, сами знаете, хватает. Фрицы гонят на Восток подкрепления, под метелку собирают все свои резервы. Мы видим — едут совсем юнцы и старики. Положение у гитлеровцев такое, что только спасай свою шкуру.

Конча рассказал о случае, который произошел на днях в Рафаловке.

— Старому гарнизону было приказано двинуться на фронт, а взамен прислали гестаповцев из остполиции. Гарнизон уходить отказался. Хоть и тут от партизан гитлеровцам не сладко, а все же на фронте, они полагают, будет и того хуже — верный «капут». И вот разгорелся у них спор, галдеж, крик. Знаем, мол, вас, гестаповцев, только по тылам сидите и наживаетесь, а мы уже воевали, и нас опять на фронт…

Партизаны, конечно, воспользовались этим случаем. Пока гитлеровцы между собой дрались, они кое-что у них добыли…

Конча показал на автоматы, пистолеты, гранаты, тесаки, патронные сумки, сложенные на полу.

Рано утром Бегма со своей группой направился к реке. Тут был приготовлен новый приятный сюрприз: отряд устроил собственный паром для переправы через Стырь.

Спешившись, ввели коней на паром и через несколько минут уже переправились. Конча со своим ординарцем проводил группу до села Бельская-Воля и, показав дорогу на Озерцы, повернул обратно.

Ехать пришлось лесом. Чем дальше, тем чаще встречались болота. Попадались опасные места, трясина. Оступись — сразу засосет. В таких случаях пробираться приходилось по узенькой кладке. Недалеко протекала река Стоход. Наверное, назвали ее так потому, что у нее не счесть сколько русел. От реки влево и вправо тянулись бесконечные ручьи, озерца и заболоченные топи.

Благодатное место для партизан!

В СОЕДИНЕНИИ ГЕНЕРАЛА ФЕДОРОВА

Генерала А. Ф. Федорова мы застали в лагере. Вскоре в палатке штаба были развернуты карты, и командиры приступили к обсуждению планов дальнейших действий.

Новый этап Отечественной войны диктовал партизанам боевую задачу — отвлекать на себя как можно больше сил противника, всячески затруднять переброску его войск и оружия на Восток, на фронт; мобилизовать население на более решительное сопротивление врагу. Для выполнения этой задачи партизанские соединения были уже достаточно сильны, подготовлены и действовали настолько успешно, что гитлеровское командование вынуждено было держать в городах и крупных селах, на всех железнодорожных станциях многочисленные гарнизоны. Еще больше войск оккупантам приходилось выделять для карательных экспедиций против партизан.

Коммуникации гитлеровцев находились под постоянной угрозой. Участки важнейших железных дорог: Брест — Ковель, Ковель — Луцк, Луцк — Ровно и другие контролировались партизанами. К моменту контрнаступления советских войск на Орловско-Курской дуге железные дороги, представлявшие кратчайший путь из Германии к Восточному фронту, были парализованы партизанами, и немцы вынуждены были направлять пополнения и боеприпасы к Курску и Орлу через Румынию. Таким образом, маршруты удлинялись на сотни километров.

Комиссар соединения Владимир Николаевич Дружинин познакомил меня с редактором подпольной газеты Игорем Николаевичем Сербиным. Сербин повел в свой шалаш. Тут же рядом, между двумя высокими соснами, под навесом, наборный и печатный «цехи». В наборном точно такая же портативная касса, как и у нас.

Игорь Николаевич Сербин — опытный журналист, бывший редактор харьковской газеты, рассказал мне много интересного и полезного. Деятельность редакции газеты «Радянська Украiна» была несколько иной, чем у нас. Подпольная газета в соединении Федорова выходила с марта 1943 года, редакция уже накопила известный опыт. Да и вся система политической работы в соединении Федорова была приближена, насколько это было возможно, к системе политработы в регулярных частях Красной Армии.

При штабе Федорова существовал отдел политпропаганды. Газета являлась частью (притом очень значительной) этого отдела. Поскольку печатная пропаганда в условиях подполья была наиболее удобной массовой формой общения с населением и влияния на него, во главе отдела по совместительству стоял редактор газеты, получавшиий указания непосредственно от командира и комиссара соединения.

Отдел политпропаганды в соединении Федорова организовал свою работу так, что до партизан и населения быстро доходили политические документы. Весь политический состав вел работу среди населения. Большая часть тиража газеты «Радянська Украiна» также предназначалась для населения.

Главное внимание здесь уделялось приему по радио приказов Верховного Главнокомандования и сводок Совинформбюро, печатанию их и быстрому распространению.

Сводки принимались и размножались ежедневно. Выход газеты зависел от обстановки и… наличия бумаги. Газета выходила главным образом во время больших стоянок, один-два раза в неделю.

Редакция газеты «Радянська Украiна» сумела напечатать даже брошюру «Кто такие украинские националисты и против кого они воюют?». Брошюра сыграла важную роль в разоблачении подлой предательской политики украинских националистических банд.

В соединении Федорова значительное место в политической пропаганде занимали лекции, которые регулярно читались в отрядах и селах. На лекции, как правило, собиралось много народу.

Сербин рассказал о своей встрече с населением города Любешова, отбитого партизанами у фашистов, где ему предложили прочитать лекцию. Ее назначили на воскресенье, когда люди более свободны. Кроме того, по воскресеньям в город наезжало много крестьян — за покупками на базар, в церковь. Но какое выбрать время для лекции?

Дело в том, что в городке были две церкви — православная и католическая. В православной богослужение начиналось в 10 часов и кончалось в 12. В костеле в 12 только начиналось. Решили назначить лекцию на 2 часа дня, когда поляки будут возвращаться из костела. И что же? Собравшиеся терпеливо ждали, когда закончится в костеле служба, чтобы вместе послушать лекцию партизанского газетчика. А среди слушателей было немало крестьян, приехавших в город за 10–12 километров.

После лекции были заданы десятки вопросов. Людии нтересовались всем, что происходило на фронтах, в тылу страны, за рубежом.

От партизанскою лагеря до Любешова было километров двадцать. По пути находились довольно большие населенные пункты — хутор Вил и село Железница. Здешние люди, побывавшие на первой лекции Сербина в Любешове, в очередное воскресенье задержали его тачанку в Железнице и потребовали, чтобы он прочитал лекцию и у них, поскольку не все жители могут попасть в Любешов. Пришлось согласиться. Тут же на стену хаты была повешена карта, и лекция началась. Так и продолжалось: пока партизаны занимали Любешовскую дорогу, Сербин каждое воскресенье читал лекции.

Сербин вспомнил еще один интересный случай. Однажды он проводил беседу с населением Березичей. В этом селе партизан было мало — лишь небольшая застава с одним пулеметом. Беседа происходила на лужайке, метрах в ста от реки Стоход. Сербин подпер автоматом карту, подвешенную к вербе, и начал беседу. Однако вскоре он заметил, что люди его не слушают, а пристально, с тревогой всматриваются в противоположный берег неширокой реки, где проходила дорога Ковель — Любешов. Оттуда донесся шум автомобильных моторов. Сербин обернулся. По дороге на большой скорости двигалась колонна машин с фашистскими солдатами. Солдаты тоже пристально смотрели на толпу, собравшуюся на лужайке, но ни один из них не потянулся к оружию. Очевидно, они решили, что раз партизаны так открыто проводят свои собрания, их тут такая сила, то лучше с ними не связываться. Так и проехали без единого выстрела.

«Радянська Украiна» помещала много материалов, способствовавших воспитанию у партизан высокой воинской дисциплины, постоянной бдительности. Газета постоянно напоминала о том, что враг пытается засылать в отряды лазутчиков, стремится своими провокационными действиями дискредитировать партизан перед населением.

В соединении Федорова всем была памятна история с неким Косовым — история очень показательная. Игорь Николаевич Сербин рассказал:

Днепр форсировали в районе Лоева. Гитлеровцы имели сведения о движении нашей колонны, но не знали, куда мы идем и каковы планы партизан. Поэтому они выставили заслоны буквально по всем дорогам.

Ночью у Ручеевки авангард соединения наткнулся на один из этих заслонов и быстро его смял. Гитлеровский офицер, командовавший заслоном, и его шофер сдались без боя и были отправлены как «языки» к Федорову. Шофер назвался Дмитрием Косовым. Он рассказал, что до войны был шофером в Киеве.

Кроме того, он музыкант. При фашистах он играл водном из киевских оркестров, но оккупанты узнали, что он шофер, и заставили его возить обер-лейтенанта. Косов производил впечатление бесхитростного человека, этакого рубахи-парня. Решили оставить его в отряде. Автомашин у нас нет, поэтому дали ему пару волов и назначили ездовым — пусть на первых порах погоняет, а там видно будет. Однажды после привала, когда отряд собирался идти дальше, у Косова пропали волы.

— Разыщи и догони! — приказал ему командир.

Через два дня Косов действительно догнал нас. Надо сказать, что никто, кроме командования, не знал, куда мы идем, а Косов все же нас нашел. Впрочем, как оказалось. Косов не один «ходил за волами». Командир отряда предусмотрительно послал вслед за ним верного человека, который в течение двух суток следил за каждым шагом «музыканта».

— Где ты был? — спрашивает командир Косова.

— Да волов искал, вы же сами приказывали.

— А зачем заходил в Н., в желтый домик у пруда? Зачем заходил в Б., в будку лесника, на вторую явку? И расскажи еще, пожалуйста, как и чему тебя учили в эсэсовской школе в Житомире. Расскажи, не стесняйся. Кое-что, как видишь, мы и сами знаем!..

Незадолго до этого был разоблачен и другой шпик, засланный в соединение фашистской разведкой, некто Несточенко. Он был задержан партизанской заставой где-то в районе Маневичей. В штаб привели оборванного, грязного человека, который восторженно глядел в глаза каждому партизану.

— Наконец-то я нашел вас, дорогие братья! Если бы знали, что я пережил… — со слезами на глазах говорил Несточенко.

Он рассказал, что родом из Умани, учился до войны в Киевском университете. Воевал, попал в плен, убежал, искал в лесах партизан, чтобы мстить, мстить… И вот нашел.

Федоров побеседовал с ним лично, как, собственно, всеми окруженцами и бывшими пленными, просившимися в партизаны, и велел пристроить его в одном из отрядов. Несточенко ушел от генерала в полной уверенности, что тот поверил в выдуманную им легенду. Федоров же сразу понял, что перед ним скрытый враг. И довольно упитанная физиономия бывшего «пленного», и белые, несмотря на грязь, руки, и что-то мелькавшее по временам в его глазах, и искусственность его отрепья — все заставляло насторожиться.

Через некоторое время у Несточенко при обыске нашли маленький пистолет иностранной марки и зашитый в одежду эсэсовский значок. Он сознался во всем. Окончил школу СС и был послан в Краков. В Кракове его дополнительно проинструктировали и назначили на станцию Маневичи в штаб по борьбе с партизанами. Здесь после трех дней отдыха предателю приказали пробраться к партизанам, разведать их силы и, убив Федорова, вернуться в штаб.

Еще опаснее, чем засылаемые врагом шпионы, были украинские буржуазные националисты. Опаснее они были тем, что помимо бандитских действий, убийств и грабежей пытались отравить сознание населения своей фашистской и шовинистической пропагандой. «Радянська Украiна» неустанно разоблачала на своих страницах подлое лицо бандеровцев — наймитов гитлеровского фашизма.

ПАРТИЗАН МАГОМЕТ

На обратном пути от Федорова Бегма заехал в отряд Перевышко. Здесь он по поручению правительства в торжественной обстановке вручил партизанам ордена и медали. Отсюда путь лежал в разведгруппу Льва Иосиповича Магомета. Вероятно, сам леший не мог бы найти место, где расположился Магомет со своими разведчиками.

Приходилось пробираться бесконечными болотами, через трясины, сплошным лесом. Иногда попадалась такая густая чаща, что и днем здесь было темно, как в сумерки.

Группу вел ординарец Магомета Ваня — мальчик лет тринадцати. В отряде Николая Парамоновича Конищука воевал партизан Радзиевский. С ним был его сын Ваня. Семью Радзиевского — жену и родных — фашисты расстреляли. Бойкий и смышленый мальчик не был никому в тягость. В лагере он не сидел без дела: чистил оружие, ухаживал за ранеными.

В один из осенних дней отец Вани погиб в бою. Хоронили его в лесу на братском партизанском кладбище. Ваня шел за гробом вместе с боевыми друзьями и, заливаясь слезами, повторял:

— Папа… мой дорогой папочка… папа…

О крышку гроба застучали комья земли, мальчик прижался к Магомету и прошептал:

— Возьмите меня к себе, я буду во всем слушаться.

Магомет приласкал сироту и просто сказал:

— Ванюша, будем вместе воевать, отомстим за батьку, за маму.

— И за всех, — добавил мальчик.

С этого дня Магомет с Ваней стали неразлучны. Мальчик как-то сразу возмужал. Однажды Ваня попросился пойти с диверсионной группой на задание. Магомет разрешил. Воинский состав, шедший на фронт, был пущен под откос. Шесть дней после этого не ходили поезда. Вернувшись в лагерь, Ваня подробно рассказал Магомету, как был подорван эшелон.

— Теперь и я немножко отомстил фашистам, правда?

— Молодчина! — похвалил Магомет. — Это твоя первая диверсия.

Ваня великолепно ориентировался в лесных дебрях и скоро привел группу к месту назначения.

Среди деревьев стоял бревенчатый домик. Магомет встретил приехавших на крыльце:

— Товарищ Бегма, Василий Андреевич, вы у нас! Как это приятно. Товарищи, прошу вас, заходите, заходите.

Магомет, судя по внешнему виду, обладал необыкновенной физической силой. О смелости его ходили легенды. Вместе с тем это был добрейший человек. На нем трофейный китель, наверное, самого большого размера, рукава штукованные, воротник не сходится, брюки в обтяжку, а что касается сапог, то сделаны они были по заказу партизанским сапожником. Лицо Магомета смуглое, глаза умные, нос большой и немного крючковатый, усы черные с притаившейся в них усмешкой.

— Вы грузин?

Магомет рассмеялся:

— Та що ви, я украiнець, родом з Сквiри, на Киiвщинi.

Завязался разговор, из которого выяснилось, что происхождение несколько странной фамилии партизана берет свое начало от прозвища, которыми, как известно, в старину награждали каждого жителя села на Украине. Очевидно, дед партизана, Яков Иванович, уроженец села Иосиповичи на Львовщине, внешностью был похож на жителя востока, вот и дали ему такое прозвище, да так и осталось оно за его потомками уже в качестве фамилии.

В 1941 году Магомет командовал дивизионом артиллерийской инструментальной разведки (АИР). Часть, в которую входил дивизион, стояла в Повурске, недалеко от Ковеля, и с первых дней войны дивизион участвовал в боях в Ковеле, потом в Малине и Чернигове. Особенно тяжело пришлось на болотистой местности Оржицы. Уже немало было перебито гитлеровцев, а они, как в пьяном угаре, все лезли и лезли напролом. Советские воины отбивали одну атаку за другой, хотя тоже несли большие потери. И когда сил стало мало, решили отходить. Но прорваться было трудно. Попали в окружение. В этом бою Магомет был контужен. Товарищи вынесли его с поля боя и оставили в крестьянской хате. Хозяева заботливо ухаживали за воином, лечили его.

Шли дни. Магомет поправился и стал все чаще задумываться: что же делать дальше? Надо уходить. А куда? Фронт далеко. Кто-то из жителей села сказал, что появились партизаны, но где именно, в каких местах, сами не знают. Магомет решил обойти знакомые места, искать единомышленников. Он уже знал о призыве партии организовывать в тылу врага партизанскую борьбу.

Магомет рассчитывал на встречу с людьми, попавшими в такую же беду, как и он. Как-никак, а вместе легче будет бороться с врагами, и он пошел на запад. Вот и Оржица. Все еще свежо в памяти. Вот с этой высоты артиллеристы били прямой наводкой по фашистским танкам, а отсюда атаковали гитлеровцы с флангов: их бьют, а они лезут. В этом бою полегло много наших воинов. На истерзанной снарядами земле видны подбитые танки с уродливой свастикой, торчат развороченные стволы орудий, лежат изуродованные и обгорелые автомашины.

По небу неслись свинцовые тучи. Они как будто торопились на запад. Магомет шел в этом же направлении. Он избегал встреч с прохожими, держался в стороне от больших дорог.

Вот и Днепр. Пришлось остановиться. Пройти через мост рискованно, могут схватить фашисты. Нет, надо искать другой способ переправы. Пошел вдоль Днепра, удаляясь от моста.

Время было холодное: ноябрь — начало зимы. Днепр покрылся крепкими льдинками, они медленно плыли, напирая одна на другую. Магомет окинул взором простор и подумал: а что, если рискнуть? Он взял доску, нашел небольшое бревнышко, снял верхнюю одежду, привязал ее к бревнышку, а свободный конец веревки намотал на руку и сошел на льдину, прижатую к песчаному берегу. Прокладывая от одной льдины к другой доску и балансируя, как цирковой канатоходец, он переступал со льдины на льдину, увлекая за собой бревнышко с привязанной одеждой. Магомет закоченел от холода, но не сдавался; мысли и мускулы были подчинены одному желанию — перебраться на противоположный берег.

Вот уже пройдена середина реки. И вдруг… льдина, на которую ступил Магомет, не выдержала, треснула и стала погружаться в воду. Очутившись в ледяной воде, Магомет изо всех сил старался выбраться на поверхность. Острые края колышущихся льдин резали руки, страшная боль обжигала тело. К счастью, показалось разводье. Магомет воспользовался этим, поплыл, изо всей силы отталкивая льдину руками. Когда силы почти иссякли, он почувствовал под ногами дно. Обессиленный, закоченевший, еле выполз на берег, не выпуская из рук веревку с бревнышком. Не верилось, что самое опасное осталось позади. Выжал белье и набухшую одежду, оделся и что было силы бросился бежать оврагом от Днепра в сторону от деревни, в которой были гитлеровцы.

Почти две недели шел Магомет. Ночевать под кровлей случалось редко. Приходилось пробираться преимущественно ночью. Оккупационные власти вывесили угрожающий приказ: «…если кто укроет красноармейца или партизана, даст им продукты иди сообщит какие-либо сведения, тот карается смертной казнью — расстрелом, повешением…»

Приказ угрожал, а люди делали свое дело.

«Да, не от хорошей жизни гитлеровцы писали такие приказы, — думал Магомет, — стало быть, партизаны действуют».

Шагал дальше. Наконец пошли с детства знакомые места. У Магомета на сердце повеселело. Он решил идти в Сквиру, к родным. Отец Магомета — мичуринец, работал на опытном поле, годами скрещивал и выводил разные сорта растений. Магомет мысленно представил себе встречу с родными. Отец, возможно, будет поражен и, чего доброго, подумает: «Уже отвоевался с фашистами». Мать разрыдается. А то, пожалуй, в таком виде и не узнает. Бородатый, черты лица заострились, губы запеклись, обувь, одежда истрепались вконец. «А что, если у стариков поселилась жена с детьми? — подумал Магомет…» И вспомнил, как в предрассветный час его подняли по боевой тревоге. Совсем близко раздались разрывы. В окнах звенели стекла. Проснулись и заплакали восьмилетний сын и малышка дочурка.

— Мама!.. Мама! — кричали дети. Магомету не забыть лица жены. Оно было полно отчаяния. Жена растерялась, в ужасе металась по комнате и, ломая руки, причитала:

— Что делать, что делать, дети… дорогие дети…

— Будет тебе, полно, успокойся, родная. Это какое-то недоразумение… я скоро вернусь… И на ходу, поцеловав плачущих детей и жену, Магомет выбежал из дому.

Сказал, но не вернулся. Дивизион по боевой тревоге вступил в бой, происходивший совсем недалеко от расположения части.

Фашисты, форсировав Южный Буг и преодолевая сильнейшее сопротивление пограничников, наступали на Ковель.

Магомет успел все же заскочить в Повурск. Соседи по дому сказали, что его семья уехала с первым поездом. Уехали? А как дальше? Не давала покоя страшная мысль. Магомет видел, как вражеские самолеты пролетали низко-низко и стреляли по толпам беженцев, бомбили пассажирские поезда.

…Вот показались верхушки деревьев, крыша и, наконец, домик родных. Подошел. Постоял и открыл дверь. В доме почти ничего не изменилось. На прежнем месте та же мебель: диван, шкаф, стол, стулья, картины, — все по-старому. «Но где же отец, мать?» — подумал Магомет.

— Кто там? — раздался женским голос. Из соседней комнаты вышли две женщины.

— Вам кого? — спросила та, что помоложе.

— Простите, Магомет здесь живет?

— Жил, а теперь не живет, — с ехидством ответила другая, постарше.

«Неужели их нет в живых?» — мелькнула страшная мысль.

— Позвольте спросить: а где же он?

— Магомет, которого вы спрашиваете, бежал с Советами.

— А вы кто будете?

— Так себе, их давнишняя знакомая.

Чтобы своими расспросами не вызвать подозрений у неизвестно откуда появившихся здесь довольно неприятных женщин, Магомет извинился и вышел из дому.

Он стал быстро удаляться от отцовского дома. Расчеты на Сквиру не оправдались. Надо было искать другое место. Магомет решил пробираться на Житомирщину. В Липках, Житомирской области, жили родственники — родная сестра матери.

— Господи, звiдкiля ти, — всплеснув руками, вскрикнула тетя Анеля, разглядывая вошедшего в хату племянника.

Тетя Анеля быстро согрела большой казан воды, сменила ему белье. Вымывшись, Магомет уснул крепким сном. А когда проснулся, рассказал обо всем, что с ним произошло, не скрыл и того, что привело его сюда:

— Тетя Анеля, вы должны мне помочь. Вы знаете здешних людей. Сведите меня с такими же, как и я, попавшими в окружение. Гуртом легче будет, можно полезным делом заняться. Время тяжелое, не сидеть же сложа руки и ждать, когда тебя схватят фашисты.

Тетя Анеля выслушала и сказала:

— Такой подходящий человек имеется…

И, помолчав, назвала имя своего сына.

— Как, Микола здесь?

— Здесь, только он дома меньше бывает, все куда-то уходит.

— Вот здорово, я не ожидал такой встречи, как никогда кстати, — произнес радостно Магомет.

Он представил себе Миколу — рослого и крепкого парня, который с увлечением писал стихи. Тетя Анеля рассказала, что Микола с начала войны стал корреспондентом, участвовал в обороне Киева и попал в окружение. Что он делает, чем занимается — этого тетя Анеля сказать не могла — не знала. Микола придет, сам расскажет.

Николай Шпак не менее Магомета обрадовался встрече. Оба погоревали, что так случилось, но на войне всякое бывает. От него Магомет узнал, что в Липках имеется группа товарищей, которая уже начала действовать. В подтверждение Микола протянул пачку листовок. «Смерть фашизму!» — прочитал Магомет листовку, которая оканчивалась острым стихом Миколы. Листовки были написаны разными почерками, гневные слова призывали к сопротивлению.

— Мы теперь в курсе событий. В одном укромном местечке имеем свои радиоприемник, есть еще кое-что, — сказал Микола.

— Вот это интересно, вот молодцы. Чуяло мое сердце, не зря я шел в Липки — с такими хлопцами не пропадешь, — приговаривал Магомет.

Вскоре в Липках стало известно, что в лесу появились партизаны. Магомету поручили разведать и установить с ними связь. С этого момента он стал разведчиком. Отрастив бороду и выдавая себя за простачка, пошел от села к селу, пока не набрел на след. Остановился в одном селе, нашел подходящего человека и стал помогать ему по хозяйству. Тонко и осторожно выпытывал о партизанах. Но и хозяин, у которого он остановился, и другие люди уклонялись от такого разговора.

Наконец Магомету удалось расположить к себе одного колхозника. Тот отнесся доверчиво и спросил:

— Верно, что ты хочешь к партизанам?

— Хочу, очень хочу.

— Ну так пойдем.

— Когда?

— Да хотя бы и сейчас.

Они вышли за село, сойдя с проселочной дороги, пошли по направлению к лесу. Это было недалеко от районного центра Лельчицы. Вышли на большую поляну, поросшую колючим кустарником. Подошли к полуразрушенному дзоту. Из кустов появился вооруженный человек. Спутник Магомета что-то ему шепнул, и тот беспрепятственно пропустил их в дзот.

Сразу со света в темноте трудно было различить, что там происходит. В дзоте были вооруженные люди.

— Здравствуйте, товарищи! — обращаясь к присутствующим, громко произнес Магомет.

— Здравствуйте, — последовал ответ.

— Давайте знакомиться.

— Секретарь райкома Линь.

Магомет назвал себя.

— Знаем, слышали, что ты добиваешься к нам, — сказал, улыбнувшись, Линь. — Садись, товарищ, расскажи о себе, кто по званию, в какой части и кем воевал?

Магомет рассказал. Выслушав его, Линь заявил:

— Удачно попал, мы формируем партизанский отряд, военные нам кстати… оставайся у нас.

Магомет от радости был на десятом небе.

Вскоре он получил первое задание: пройти по окрестным селам и собрать разрозненные группы в один отряд. Соблюдая осторожность, он добрался до реки Уборть. Можно было бы перейти реку по Лельчицкому мосту, но там охрана. Пошел вдоль берега, надеясь найти какую-нибудь переправу. Шел осторожно, часто останавливаясь и прислушиваясь к малейшим шорохам.

На крутом повороте реки разведчик увидел затор от сплавленного леса. Это было подходящее место для переправы. Ловко перепрыгивая с бревна на бревно, он перебрался на другой берег.

Раздвигая ветки кустарника, Магомет шаг за шагом удалялся от берега.

Неожиданно кустарник поредел, открылась поляна. Сердце упало. На поляне были гитлеровцы. Его сразу же заметили и замахали руками. Каких-нибудь сто метров отделяли его от врага. Позади река, о бегстве не могло быть и речи. Магомет не растерялся. Впереди была канава. Магомет зашагал с поднятыми вверх руками и, пройдя несколько шагов вдоль канавы, споткнулся и упал. Этого было достаточно, чтобы пистолет и граната остались на дне канавы.

— Партизан?.. — злобно закричал обер-лейтенант.

— Я не партизан. Я русский солдат, — ответил Магомет.

— Ты не солдат, ты есть партизан! — поводил пальцем перед самым носом Магомета офицер и приказал обыскать пойманного.

Магомету связали руки и привели в Лельчицы.

Несколько раз его вызывали на допрос.

— Партизан?

— Нет, солдат…

— Ты есть партизан!

— Я русский солдат…

Поутру, измученный и обессилевший, он впал в тревожный полубредовый сон.

Очнулся Магомет, когда косой луч солнца осветил камеру. На стене стало видно какие-то надписи. Магомет подошел поближе и начал разбирать некоторые из них. Все они были написаныкровью. Одни надписи посылали проклятия врагу, другие — звали к борьбе, мщению, победе…

Щелкнул ключ в замке, дверь отворилась:

— Эй, ком!

Опять то же самое:

— Партизан?

— Я солдат, попал в окружение… шел домой… никаких партизан не видел…

И так день и ночь, несколько суток подряд. В промежутках между допросами сверялись записи показаний. Никаких изменений, Магомет держался упорно.

— Пойдешь работать! — наконец заявили ему и перевели из одиночки в общую камеру, где сидели люди, схваченные по доносам предателей. Все они обвинялись в том, что принадлежали к «коммунистам» и «партизанам». Только двое полицейских были посажены за какую-то провинность.

В камере было душно и тесно.

Находясь в заключении, Магомет ни на одну минуту не забывал о своем долге советского офицера, партизана. Даже в условиях фашистского застенка он стремился к борьбе. За это время узнал людей, находившихся вместе с ним, их настроения. Особенно сдружился Магомет с матросом, которого звали Василием. Это был неунывающий, жизнерадостный парень. Даже тюремные надзиратели питали к нему некоторую снисходительность и в виде исключения разрешали изредка посещать наружную уборную.

Как-то в камеру вошел тюремщик и сообщил, что завтра многих отправят в Житомир.

Это всех встревожило. Было известно, что под этим предлогом узников уводят на песчаный пустырь и там расстреливают. Так произошло с предыдущей партией заключенных.

На допрос больше не вызывали. Заключенные знали, что это их последняя ночь. В камере царила напряженная тишина. Среди ночи кто-то громыхнул железной дверью, заглянул внутрь. Происходила смена караула. Затем вновь стало тихо.

— Вася! — шепотом позвал Магомет.

Матрос, лежавший навзничь, повернул голову.

— Значит, помирать?

Тот не ответил, только скрипнул зубами.

— Жить треба, Вася, жить!.. — горячо прошептал Магомет. — Попросись у охранника в уборную. Тебе он разрешит. И я пойду с тобой. Ты понял меня, Вася?

Василий приподнялся на локте. От дрожащего пламени коптилки его глаза беспокойно поблескивали.

Магомет шепотом рассказал Василию план побега.

Матрос кивнул и позвал охранника.

— В чем дело? — спросил тот. Узнав причину, он хотел было снова уйти.

— Будь человеком, — умолял матрос, делая вид, что корчится от боли.

Охранник открыл дверь.

— У меня тоже живот болит, — сказал Магомет, — пусти и меня за одно, добрый человек.

Охранник подумал и махнул рукой:

— Идите, черт с вами.

В углу двора тюремщик отошел в сторону. Сквозь щели дощатой уборной было видно, как он закурил.

— Так или иначе, Вася, тут смерть, а там, может быть…

— Кончайте! — услышали они голос конвоира.

Матрос шел впереди, за ним, припадая на левую ногу, брел Магомет, позади топал охранник. У двери камеры он зашел вперед, чтобы отодвинуть засов. В этот момент Магомет бросился на него сзади, левой рукой зажал ему рот, правой — сдавил горло. Охранник обмяк и перестал шевелиться.

Отодвинув засов, Магомет широко распахнул дверь камер и шепнул:

— Тикай, хлопцы!

Застигнутая врасплох, внутренняя охрана была обезоружена. Перед растерянными гитлеровцами и полицаями предстал с гранатой и винтовкой в руках тот самый бородатый великан, которого несколько дней назад привели в тюрьму со связанными руками. Магомет запер охрану, пригрозив при этом:

— Тявкнете — будет вам капут!

Теперь внутренняя охрана не могла им помешать, но у ворот и по угловым тюремным будкам стояли часовые с пулеметами и автоматами. Выйти из тюрьмы с боем невозможно, нужно найти другой способ.

Пользуясь темнотой, заключенные сделали подкоп под стеной и перед рассветом поодиночке стали покидать тюрьму. Магомет уходил последним.

Так в ночь на 5 мая 1942 года партизан Магомет освободил из Лельчицкой тюрьмы большую группу заключенных и увел ее в лес.

Несколько дней в Лельчицах и его окрестностях рыскали гестаповцы в поисках человека огромного роста, с черной бородой, а он тем временем со своими товарищами по заключению пробирался лесом к партизанам.

Спустя несколько месяцев, когда партизанский отряд Картухина двигался в направлении Ковеля, на привале, где-то возле Хочинских хуторов, к нему присоединился со своей группой партизан Магомет. Это было недалеко от Повурского полигона, откуда в начале войны артиллерийский дивизион Магомета выступил навстречу врагу.

«МЫ ЕСТЬ ВАШИ БРАТЬЯ-СЛАВЯНЕ»

Каждое утро над лесом летала «рама». Вслед за ней появлялись бомбардировщики. Бомбили главным образом села, население которых по совету партизан попряталось в лесах. Сбрасывали листовки, в которых угрожали населению всевозможными карами. Использовали в своих целях фашисты и церковников, в частности новоиспеченного православного епископа Мануила. Сей «благочестивый» Иуда, сидя в Ровно, призывал к прекращению партизанской борьбы и на все лады восхвалял гитлеровский «рай».

В одной из листовок, обращенной к верующим украинцам, этот гитлеровский холуй писал, что несколько дней назад он имел аудиенцию у господина рейхскомиссара Коха, который высказал свое неудовольствие по поводу «недопустимого поведения» местного населения, в особенности молодежи, уклоняющейся от выезда в Германию на хозяйственные работы.

«Господин генеральный комиссар заявил мне, что такого рода отношение украинцев к общему делу дает украинскому народу весьма скверную характеристику, которая не даст нам, украинцам, права претендовать на занятие определенного положения в Новой Европе.

Господин генеральный комиссар уполномочил меня объявить в прессе предостережение, что власти не остановятся ни перед какими способами наказания, если украинское население не изменит своего враждебного отношения к немецкому правительству».

Мракобес и матерый петлюровец, сам того не желая, дал, таким образом, объективную характеристику украинскому населению, которое никак не желало посадить себе на шею гитлеровских «благодетелей».

Пока гитлеровец в черной рясе со свастикой пытался воздействовать на украинцев словами, гитлеровцы и их сообщники — буржуазные националисты — грабили и убивали мирное население.

Имелись достоверные сведения, полученные из других источников, что фашистские власти потребовали от Степана Бандеры активных действий. Тот собрал главарей своих банд, так называемых «зверхникiв», и заявил им: «Фюрер нами недоволен, эмиссийный банк отказался давать деньги, пока мы не начнем действовать решительно, не останавливаясь ни перед чем…»

От рук бандеровцев пали наши отважные разведчики Тимошенко, Оленев, Коваленко, Сидоренко, Якубович и Отман. После полудня они выехали из центрального лагеря в отряд имени Богуна. Дорога шла лугом вдоль реки Стыри, потом лесом. Проехали село Белое, снова вошли в лес. И вдруг — предательская засада. Горстку партизан окружили несколько десятков бандеровцев. Бандиты пытались захватить их живыми. Но ни один партизан не сдался врагу — все шестеро погибли смертью храбрых.

Услышав перестрелку, на помощь разведчикам поспешили партизаны, но бандиты уже скрылись.

На следующий день партизаны все же нашли банду и завязали бой. Она была вооружена немецкими автоматами и пулеметами. Бандитов удалось окружить. Командование областного штаба и рейдирующего соединения направили националистам ультиматум. В нем предлагалось немедленно прекратить сопротивление и сложить оружие. На размышления предоставлялось 2 часа 30 минут. «Если сегодня, — указывалось в ультиматуме, — после второй ракеты вы не сложите оружия, будет отдан приказ уничтожить вас».

Националисты побросали оружие и один за другим с поднятыми вверх руками стали сдаваться. Главарь банды по кличке Кара, переодевшись в женское платье, пытался скрыться, но был выдан своими же и расстрелян.

Жизнь дала еще один неплохой урок бдительности. Оказалось, что усатый сторож рыбхоза, с которым партизаны не раз делили хлеб-соль, был специально заслан как лазутчик. Гитлеровские хозяева приказали ему помимо сбора сведений отравить при случае командование соединения и уничтожить типографию.

За ним внимательно следили наши товарищи, узнали его явки. Окончательно он был разоблачен, когда ушел в местечко Владимирец якобы для обмена продуктов на соль и пробыл там два дня. Сразу же после его возвращения на рыбхоз налетели фашистские самолеты и стали бомбить. При обыске у «сторожа» были найдены ракетница, запас ракет и ампулы с ядом.

Шпион был разоблачен.

Фашисты участили налеты. Теперь уже «рама» появлялась по нескольку раз в день. Покрутится, пожужжит, и сразу же налетают бомбардировщики. Бомбили они покинутые села, хутора, стога сена, скот на лугу. На следующий день геббельсовское радио сообщало, что «разгромлен» еще один партизанский лагерь.

Подпольный обком беспрерывно посылал отряды, группы подрывников на коммуникации врага, организовывал боевые операции. Сеть связных и подпольщиков росла с каждым днем. Появились новые отряды и организации. Партизанская редакция, получившая задание быстро информировать об успехах Красной Армии партизан и население, стала выпускать значительно больше листовок, чем прежде. И все равно это не могло удовлетворить быстро растущий спрос на слово партии, на весточки с Большой земли. Подрывники, которые направлялись на операции, рассказывали, что, когда они появлялись в деревне, крестьяне первым долгом спрашивали о листовках. Если листовок не было, жители говорили:

— Значит, вы не партизаны. У партизан всегда печатные листовки есть из самой Москвы…

Приходилось использовать все имеющиеся возможности для увеличения выпуска листовок, чтобы партизаны и подпольщики всегда были вооружены не только оружием и взрывчаткой, но и боевым советским печатным словом.

Как-то секретарь обкома В. А. Бегма сказал, что во времена гражданской войны партия распространяла газеты и листовки не только среди красноармейцев на фронте, среди рабочих, крестьян и интеллигенции в тылу, но и среди вражеских солдат, находившихся на временно захваченной территории. Василий Андреевич напомнил, как, выступая 1 марта 1920 г. с докладом на Первом Всероссийском съезде трудовых казаков, Владимир Ильич Ленин говорил:

«…в то время, как в печати английской и французской агитацию вели тысячи газет, и каждая фраза опубликовывалась в десятках тысяч столбцов, у нас выпускалось всего 2–3 листка формата четвертушки в месяц, в лучшем случае приходилось по одному листку на десять тысяч французских солдат. Я не уверен, что и столько попадало. Почему же все-таки и французские и английские солдаты доверяли этим листкам? Потому, что мы говорили правду и потому, что, когда они приходили в Россию, то видели, что они обмануты».

Решено для начала напечатать на немецком языке приказы Верховного Главнокомандования.

— Дойдут ли до солдат, Василий Андреевич? Кроме того, у нас бумаги в обрез.

— Хорошо, что вспомнили насчет бумаги. Печатайте эти листовки на самой лучшей бумаге, какая только найдется.

Латинский шрифт в редакции был, и мы напечатали листовки на немецком языке. И вот результат.

Привели в лагерь старика крестьянина, лесного объездчика.

— Ты меня веди к самому старшему, — упрашивал он конвоирующего его партизана.

Конвоир привел старика к штабу, оставил его на попечение часового, а сам доложил начальнику разведки Тимофееву, что заставой задержан старик, что командир заставы, побеседовав со стариком, приказал вести его в штаб.

— А что ему надо?

— Ничего не говорит. Скажу, заявляет, только самому высшему начальству, потому — великий секрет.

Позвали деда.

— Здравствуйте, — поздоровался крестьянин. — Это вы будете начальство партизанское?

— Я.

— Так вот, значит, какое дело. Близ нашего хутора, возле самого леса, немецкие солдаты берут сено. Раз немцы — мы подальше держимся от греха, сидим себе потихоньку в хате, носа не кажем. Вдруг входит к нам один солдат и вежливо так говорит, хоть плохо, но по-русски: «Ты, мол, отец, меня не бойся. Я не есть немец, а есть русин, славян. Знаем мы, что близко в лесу русские партизаны. Вот тебе записочка, ради Христа-бога, говорит, передай. Век будем тебя помнить». Смотрю на него, разглядываю. По глазам вижу, правду говорит человек от души. «Ладно, — отвечаю, — будь по-вашему. Где партизаны, я не знаю, но если найду — передам, а не найду, значит, не судьба». — «Нет, ты, — просит, — обязательно найди, потому что нам больше невмоготу служить проклятому Гитлеру».

— Вот я и пришел, — закончил дед, вытаскивая из-за пазухи листок бумаги.

Содержание записки было такое:

«Драгие русины! Мы есть ваши братья-славяне. Фашист насильно забрал нас до своего войска. Хочемо уси перейти до партизан. Ожидаемо на вашего представителя коло Смолярки на хуторе. Читали «бефел» — приказ, подписанный Советским командованием.

Нако Добрев,

Василь Тошко».

В штабе посоветовались и решили послать парламентеров, назначив день и час встречи.

Как было условлено, партизанские парламентеры встретились на хуторе с солдатами Нако Добревым и Василем Тошко. Они рассказали, что служат в 8-й роте 379-го строительного полка. В этой роте, наряду с проштрафившимися немцами, имеются и славяне, насильно мобилизованные фашистами.

Перебежчики довольно сносно говорили по-русски, если не считать неправильного произношения. Солдаты рассказали, как их везли в запломбированных вагонах через всю Украину до Дона. Возле Дона они сооружали множество блиндажей и дзотов. Туда приезжали большие фашистские начальники, они заявляли, что этот «вал» русским не одолеть.

— Но очень скоро, как вы это хорошо знаете, «неприступный вал» был взят, и фашисты вновь побежали. Сами они удирают поездами и в машинах, а мы в дождь, слякоть, холод — пешком, в одних паршивеньких кительках, — говорил Добрев.

Он рассказал об издевательском обращении гитлеровцев с насильно мобилизованными солдатами стран-сателлитов.

— Вот и решили мы, — продолжил его рассказ Тошко, — при первом удобном случае бежать. В Народичах, возле Овруча, мы валили лес вдоль линии железной дороги. Мы еще там спрашивали людей, где партизаны, но так и не узнали. Попались нам советские листовки, значит, партизаны близко.

Перебежчики чувствовали себя так, точно их выпустили из камеры смертников. Партизаны окружили их дружеским вниманием, какое обычно проявляют русские люди к тем, кто приходит к ним с добрыми намерениями. Вскоре на нашу сторону перешла группа славян с оружием и сражалась с фашистскими захватчиками.

ОТРЯДЫ НАПРАВЛЯЮТСЯ К ГОРЫНИ

Поступил приказ передислоцироваться на Дубницкие хутора к аэродрому, которому предстоит сыграть важную роль в оснащении партизанских сил и подготовке их к решающим боям в помощь Красной Армии.

Шли преимущественно ночью, но были такие места, где передвигаться свободно можно было днем, лишь выставив дозоры.

В партизанской колонне, несмотря на то что отделилось рейдирующее соединение № 2, людей стало даже больше, чем в июне, когда оставили Дубницкие хутора. Прошла еще одна ночь. С первыми лучами солнца колонна вышла на опушку леса. За лесом — Лютынские хутора, а там уже и Горынь.

^{Командование соединения наблюдает за движением отрядов на марше.}

Разведка донесла: за лето река сильно обмелела, в некоторых местах ее свободно можно перейти вброд. Штаб принял решение переходить Горынь этой же ночью, так как днем река вся просматривалась и простреливалась с дороги из Столина в Сарны.

Небо безоблачно. Солнце еще теплое, ласковое. Такая тишина в лесу бывает только осенью. Но вот послышался шум моторов. По привычке все стали вглядываться в небо. В небе чисто. А звуки все усиливались, приближались.

Прошло несколько минут, и началась стрельба, вскоре превратившаяся в шквальный огонь. В лагере немедленно была объявлена тревога, штабным учреждениям приказано уложиться, быть наготове. Уже прискакали ездовые радиостанции, госпиталя, а редакционные все не показывались. На случай отхода — ни одной лошади, хоть взрывай типографию.

Все тронулись в глубину леса. Остались мы одни. Приготовили на всякий случай гранаты и стали решать, что в силах унести на себе и какие шрифты необходимо уничтожить. Но вот на взмыленных копях примчались ездовые.

— Что случилось?

— Фашисты нагрянули, а лошади, как назло, далеко ушли.

Быстро запрягли лошадей в повозки, проверили оружие и тронулись догонять радиостанцию.

С опушки леса по гитлеровцам били партизанские пушки и минометы. В наскоро вырытых окопах сидели партизаны. На командном пункте под большим деревом находились Бегма и раненный в самом начале боя начальник штаба Григорьев. Врач Стуккей кончал его перевязывать.

Пахло гарью. Фашисты отступили, но все же успели поджечь хутор.

Собственно, бой уже кончился. В хуторе у догоравшей хаты рыдала старуха. Поникнув седой головой, стоял возле пристреленной фашистами коровы старик хозяин.

Подошел Бегма с каким-то человеком.

— Ну, вот и живой полицай, — сказал он, улыбаясь. — Нужно отвести в штаб.

Оказывается, стоя на деревянном мостике на краю хутора, Бегма услышал, что кто-то под мостом шевельнулся. Он быстро вытащил маузер и заглянул под мост:

— А ну, вылазь… Брось оружие!

Полицай покорно бросил на землю свой карабин и поднял руки.

Когда предателя вели мимо стариков, крестьянин ткнул его кулаком в лицо и гневно сказал:

— У, фашистська гадюка! Богато нашоi кровi попив. Це вiн нiмцiв сюди привiв, падлюка. Дайте я його, гада, убью.

Пришлось убедить деда, что предатель свое получит, но без самосуда.

Лицо у полицая продолговатое, острое, что-то есть в нем лисье. Мешком висит на костлявых плечах засаленный гестаповский китель с белыми алюминиевыми пуговицами. Зато обут в новые добротные сапоги польского покроя, с высокими задниками.

— Помилуйте, я в партизанах останусь, пригожусь, — шипит предатель.

— Иди, не оглядывайся!

У штабной повозки полицая принял начальник разведки.

Вскоре Лука Егорович Кизя и группа партизан привезли полную фурманку пленных фашистов. Это были нацисты, окончившие специальную школу гестапо «Ост-полицай». Один из них, длинный верзила, отправивший, надо думать, на тот свет немало наших людей, трясясь от страха, не переставая бормотал: «Партизан гут, партизан гут…»

Как выяснилось, на этот раз оккупанты столкнулись с партизанами, сами того не желая. Из Столина в Сарны направлялся сам гебитскомиссар. Его сопровождала на машине команда гестаповцев, вооруженная пулеметами и минометами. Партизаны отряда Каплуна по-прежнему держали под контролем дорогу Лунинец — Сарны. Поэтому гитлеровцы направились грунтовой дорогой в объезд и тут наскочили на другой отряд, который и дал им жару. Пленные гестаповцы рассказали, что возле реки осталось много убитых, а гебитскомиссар тяжело ранен.

Было семь часов вечера, когда со стороны Сарн опять появился на машинах большой отряд фашистов. Они открыли сильный заградительный огонь и, пользуясь темнотой, забрали трупы своих «героев». Преследовать их не стали.

Как быть дальше? Идти обратно было рискованно. Противник, конечно, сообщил уже о стычке в Высоцк, где находились большой гарнизон оккупантов и бандеровцы. Впереди враг тоже постарается устроить засаду, чтобы помешать переходу партизан через Горынь. Тщательно взвесив все «за» и «против», командование приняло решение продолжать путь к реке и прорваться любыми средствами.

Кончился тревожный день, наступила еще более тревожная ночь. Что таится в этой предательской тишине? Было одно уязвимое место — мало боеприпасов. В случае затяжного боя партизанам пришлось бы очень трудно. Однако все обошлось благополучно. Противник, перепуганный тем, что произошло днем, никак не обнаружил своего желания помешать партизанам перейти через реку.

Началось движение. Вскоре подошли к Горыни. Переправились вброд люди, лошади, повозки. Тихо, без единого выстрела. Реку перешли в том же месте, что и раньше, в начале лета, возле станции Белая.

Вскоре вся колонна скрылась в лесу. Здесь партизаны уже чувствовали себя в полной безопасности. Фашисты по-прежнему панически боялись леса, особенно ночью. Колонна быстро движется знакомыми тропами.

На Дубницких хуторах вновь царит оживление. С Большой земли прибыло много груза. На наши отряды возложена обязанность охранять аэродром.

Расположились возле посадочной площадки в лесу, в шалашах.

Как-то приехал получать грузы Сидор Артемьевич Ковпак. Жил он в палатке Бегмы. На Дубницких хуторах Ковпак пробыл недолго. Договорился с нашим командованием, оставил для получения грузов своего представителя майора Анисимова и уехал в свое соединение, которое, как позже стало известно, готовилось в эти дни к знаменитому рейду в Карпаты.

…Почти каждую ночь партизанский аэродром принимал по нескольку самолетов с Большой земли. У партизан были введены посты аэродромной службы, пропускная система — все как полагается.

Днем над лесом стояла тишина, но как только наступал вечер, он наполнялся шумом, скрипом повозок, ржанием коней. На площадке загорались огромные костры — посадочные сигналы.

Десять-одиннадцать часов вечера. По лесным полянам стелется осенний густой туман. В это время с востока нарастает гул моторов. Ближе, ближе…

С аэродрома взвивается ракета, и самолет заходит на посадку. Вслед за ним — второй. Одни самолеты садятся, другие кружатся над аэродромом, нацеливаясь, чтобы точней сбросить грузовые парашюты. Площадка вэти минуты ярко освещена кострами, фарами ранее севших самолетов.

Всю ночь на аэродроме кипит работа. Грузы, прибывшие с Большой земли, распределяет представитель Украинского штаба партизанского движения Александр Александрович Калинин.

— Кто тут от Сабурова? — громко спрашивает Калинин.

— Есть от Сабурова, — раздается густой бас, и из темноты показывается рослый человек в немецкой шинели.

— Доверенность есть? Хорошо. Давайте побольше подвод, в ваш адрес сегодня два самолета.

— У меня всего три подводы…

— Доставайте еще и быстрей… Будете грузить патроны, автоматы, медикаменты, рацию.

— Что сегодня Федорову? — интересуется другой партизан, солидный, пожилой, похожий на командированного каким-нибудь трестом снабженца.

— Федорову? Какому — Ровенскому или Черниговскому? — уточняет Калинин.

— Черниговскому, — следует ответ.

— Один самолет груза.

— Представители от Шитова и Олексенко! Для вас большой груз будет завтра, приготовьтесь, — предупреждает Калинин.

К рассвету лесной аэродром снова пустеет, будто и не было тут ночью «партизанской ярмарки».

Большой любовью и уважением пользовались у партизан летчики. Дело было не только в важности грузов, которые они доставляли нам с опасностью для жизни. Это были люди с Большой земли. Многие партизаны стремились попасть на аэродром, чтобы только повидать летчиков и, если удастся, обменяться с ними двумя-тремя словами. Обычно они сидели у костров, поддерживая яркий огонь.

— Летят, летят наши соколы! — и в костры подливался скипидар, огонь поднимался выше леса.

Нередко, пока шла разгрузка, летчиков усаживали на коней и везли в партизанский лагерь. Партизан интересовало все: и доставленный груз, и почтовые мешки в адрес своей полевой почты, и рассказ о том, как пролетали линию фронта, и последние новости с Большой земли, а особенно центральные газеты. Зная это, летчики в день вылета стремились захватить с собой самые свежие номера газет: «Правду», «Известия», «Комсомольскую правду», «Труд», «Красную звезду», журнал «Огонек».

Вот и сейчас у партизан дорогие гости — командир экипажа летчик Гардин, штурман Тимошенко, бортмеханик Петров. Все они орденоносцы. Эго бывалые, мужественные и вместе с тем очень простые, хорошие люди.

— Как слетали, товарищи?

— Да обыкновенно. Рейс знакомый, облетанный, — скромно отвечает Гардин.

^{Газета «Правда» в тылу врага.}

Боевых летчиков Бурина, Дунаевского, Подъямпольского, Кравца, Копанчука, которые не только помогали партизанам, но и были также участниками сражений за Ленинград, в битве на Волге, знали сотни партизан.

Страна давала партизанам все, в чем они испытывали нужду. Наше соединение получило даже артиллерийские орудия. Сколько было радости, когда их выгружали из самолетов по специальным сходням! На душе у каждого партизана было радостно от сознания того, что вся Родина с нами, что она помнит о своих сыновьях. И каждому хотелось до конца выполнить свой долг.

Пока шла приемка грузов с Большой земли, на небольшой лесной поляне расположились коммунисты, комсомольцы, беспартийные партизаны. За вершинами как бы покрытых золотом деревьев догорал осенний день. Было очень тихо.

Торжественное собрание, посвященное славной дате — 25-летию ленинского комсомола, открыл секретарь подпольного обкома комсомола Леонид Смирнов. Он сделал доклад об участии советской молодежи в партизанской борьбе. Комсомольцы и молодежь в тылу врага были неустанными и бесстрашными помощниками партии. В одном только соединении И. Ф. Федорова сражались сотни комсомольцев — рядовых бойцов, командиров, политработников, разведчиков, пулеметчиков, подрывников.

Комсомольцы вели большую политическую работу среди населения, вовлекали сельскую молодежь в активную борьбу с оккупантами.

Комсомолец Алексей Асоскало, житель села Хочин, Высоцкого района, еще в августе 1941 года организовал из активистов подпольную организацию, в которую вошли 16 молодых патриотов. Комсомольцы доставали оружие и помогали бойцам Красной Армии, которые выходили из окружения. Когда группа выросла, они начали устраивать взрывы на железной дороге, нападали на врага, затем влились в один из наших партизанских отрядов.

^{Герой Советского Союза А. Асоскало.}

Отважно сражались с врагом, умножая боевую славу отрядов, молодые партизаны Степан Николаенко, Николай Орлов, Сергей Санков и другие.

Короткий, но славный путь прошел комсомолец Тихон Беляков. Он был учителем. Любил детей, школу. А когда началась война, ушел в партизанский отряд. Беляков во всем стремился походить на своего отца — участника походов легендарного Щорса. Вскоре отважный разведчик был выдвинут на пост секретаря Ровенского подпольного обкома комсомола.

Весной 1943 года Тихон Беляков и еще десять автоматчиков вступили в бой с большой группой карателей. Будучи несколько раз раненным, истекая кровью, Беляков продолжал вести бой. Враг отступил, оставив на поле боя около ста трупов, пулеметы и оружие. Но Белякова спасти не удалось, он умер от тяжелых ран.

В скорбной тишине партизаны почтили вставанием память секретаря подпольного обкома комсомола Тихона Белякова и других молодых партизан, отдавших жизнь за Родину. В своих выступлениях комсомольцы заверили командование в готовности множить славные боевые традиции народных мстителей, встретить наступающую Красную Армию новыми славными боевыми делами.

НАШИ ИДУТ!

В сводках Совинформбюро появились киевское, запорожское, днепропетровское, полтавское, смоленское, рославльское направления. Наши войска приближались к Днепру. Все чаще, уходя на задание, партизаны при прощании с товарищами говорили:

— До скорой встречи на освобожденной земле!

Участились стычки с врагом. Партизанские отряды навязывали гитлеровцам бои всюду, где только было возможно. Севернее партизанского аэродрома проходила на Лунинец и Пинск проселочная дорога. По ней двигались отступавшие части фашистских войск. Солдаты, грязные, оборванные, как голодные волки набрасывались на еду. Но уже не слышно было властных окриков: «Матка, давай яйки, млеко, сало, кура!»

Битые Красной Армией и партизанами, «завоеватели» считали теперь счастьем перехватить пару картофелин. Конечно, эсэсовцы сопровождали отступление грабежами, поджогами, насилием. Они стремились создать «полосу пустыни», угнать на гитлеровскую каторгу побольше советских людей.

Была поздняя осень. Шли холодные, пронизывающие дожди. Деревья стояли уже обнаженные, только горделиво красовались вечнозеленые ели и сосны. Все дела на аэродроме были закончены. Оружие, боеприпасы отряды имели теперь в достаточном количестве. Пора в рейд. Прощайте, Дубницкие хутора! Пройдет год, и на этой большой поляне, куда по ночам садились самолеты с Большой земли, опять заколосится рожь.

Бегма с отрядами вышел на боевую операцию. Радиостанции, редакции, санчасти, резерву артдивизиона и отряду имени Котовского приказано направиться в Глушковский лес.

Расположились в глухом месте. Кругом только рыжий мох да кочки. Сваленные деревья гниют в трясине. Пришлось размещаться под открытым небом — не из чего даже шалаши сделать. Соорудили навесы — и ладно. Недолго тут оставаться. С часу на час ждали приказа о выступлении.

…6 ноября, суббота, канун великого праздника. Вера Евсеева, вернувшаяся к нам из рейдирующего соединения № 2 вместе с Левшиным, набирает праздничный номер газеты «Червоний прапор». Настроение у всех приподнятое.

С нетерпением ждем передачу из Москвы. На кочках, на опавших листьях сидят партизаны. Лица у всех сосредоточенны.

Раздаются позывные московского радио.

Все затаили дыхание. Слышно даже, как падают с деревьев листья. Эта тишина так и стоит до конца передачи. А потом в лесу раздаются бурные аплодисменты. Люди смотрят друг на друга счастливыми глазами. Красная Армия гонит ненавистных захватчиков. Они уже изгнаны не только из пределов Донбасса, но и из многих других районов Украины. Не будет больше донецкий уголь гореть в топках паровозов, заводов и фабрик, обслуживающих гитлеровскую армию; не получат фашисты и сельскохозяйственных продуктов для своих войск и населения.

В тот же вечер, шестого ноября 1943 года, наша родная армия сделала еще один бесценный подарок своему народу — освободила от фашистских захватчиков столицу Советской Украины Киев.

Вместе с Москвой салютовали победителям и партизаны. Среди глухих полесских болот выстроились радисты, медики, бойцы. Хмурое небо осветилось троекратным праздничным залпом. Темная ночь показалась в эту минуту светлым радостным утром. На звуки выстрелов примчалась группа партизан — разведчиков одного из отрядов Ковпака, расположившегося по соседству.

— Что случилось?

— Освобожден Киев!

Хлопцы слетели с седел и принялись обниматься.

На следующий день пачка свежих газет с сообщением об освобождении Киева была доставлена к Ковпаку, который базировался па Конотопских хуторах. Конечно, ковпаковцы тоже слушали радио и, вероятно, дословно записали все, но газеты у них нет.

Вот и хутора. Несколько бревенчатых домов очень нарядно выглядят на фоне соснового бора. Видно, здесь когда-то была панская усадьба. В центре хутора из красных камешков выложена звезда, дорожки кругом посыпаны свежим песком.

Сидор Артемьевич поблагодарил за газеты, сообщил, что они тоже слушали доклад о годовщине Октября и что у них накануне был устроен вечер, посвященный Октябрю, на который пригласили семьи местных партизан. Выступала партизанская самодеятельность, детям роздали подарки.

На хуторах во всем чувствовалась рука умного и опытного руководителя. В просторном домике штаба большая карта СССР, портреты. Для бойцов — остекленные землянки. Рядом расположился кожевенный завод, в дубильных чанах мокнет кожа. В лагере пусто. Группы ушли на задания. Хозяева пригласили гостей к столу. Сидор Артемьевич угостил копченой рыбой.

— Из Москвы получили вместе с грузом?

— А вы как думаете? — и, убедившись, что его так и не поняли, весело рассмеялся: — Спасибо Москве, пушки, снаряды дает нам, а рыбу мы сами ловим и коптим. Разве можно еще и это из Москвы получать?

В Глушковском лесу, после возвращения от Ковпака, пришлось пробыть всего несколько дней, затем направились в Березово.

В этом селе предстояло выполнить ответственное задание командования. Дело было вот в чем. Многие жители, скрывавшиеся от угона в Германию, обратились в партизанский штаб с просьбой помочь им вступить в ряды наступающей Красной Армии. Решили организовать для них военную подготовку в селе, а затем уже переправить подготовленных бойцов через линию фронта в войска маршала К. К. Рокоссовского (Первый Белорусский фронт).　

В Березове «призывной пункт» работал, как в военкомате. Три раза в неделю, по утрам, за околицей села выстраивались добровольцы и начинались строевые занятия. После занятий командир Игорь Нырко громко произносил:　

— Спасибо за службу!　

Будущие советские солдаты четко и гордо отвечали:　

— Служим Советскому Союзу!　

— Вольно! Разойдись!　

…Отряды Бегмы, Федорова и Таратуты совместными　

действиями уничтожили большой вражеский гарнизон в Рокитно. Бегма прибыл в Березово. Ему доложили о выполнении задания по обучению добровольцев, и генерал назначил день явки их на сборный пункт.　

В назначенный час все собрались на просторной поляне у самого леса. У каждого за плечами большая торба, к ней привязаны по две-три пары лаптей (накануне всех добровольцев предупредили, чтобы каждый из них потеплее оделся, обулся и захватил с собою продукты).　

Когда собравшиеся выстроились полукругом, состоялся короткий митинг. Затем будущие советские воины в сопровождении партизан и проводников, знавших дорогу, двинулись лесами и болотами навстречу войскам Белорусского фронта.　

Счастливого пути!　

Глубокая ночь. В типографии набирают только что принятую сводку. Хозяин хаты дед Трофим последние ночи не спит, хотя работают все тихо, стараясь поменьше мешать старикам. Выйдет дед во двор, постоит, вернется в хату, снова ляжет, но уснуть не может. Три его сына — Павел, Трофим и Иван — на фронте еще с сорок первого года. Тоскует, видно, отцовское сердце.　

И вот дед вбегает со двора сам не свой.　

— Послухайте, бо щось дуже стрiляють, — кричит он.　

Стоит холодная ночь. В небе мерцают звезды. Далеко на восток сплошной стеной уходит лес. Тишина… Старик припадает ухом к морозной земле, долго вслушивается, потом поднимается и, перекрестившись, торжественно заявляет:　

— Чуете? Стрiляють! Це нашi йдуть!　

Тут и все услышали, как на востоке что-то глухо клокочет, будто далеко-далеко кипит гигантский котел.　

С рассветом прискакали партизанские разведчики и доложили, что Ковпак помогает частям Красной Армии вышибать немцев из Олевска.　

Дед оказался прав.

ВСТРЕЧА С «ОБЕР-ЛЕЙТЕНАНТОМ»

Разбушевавшаяся метель намела огромные сугробы, занесла дороги. Ровенские отряды с боями продвигались к Ровно и Луцку. Так дошли до села Великие Телковичи. За этим селом в лесу, как было известно, стоял отряд Героя Советского Союза полковника Дмитрия Николаевича Медведева. Отряд долгое время базировался в Цуманских лесах, а недавно, разгромив карателей, под прикрытием действовавшего здесь партизанского соединения Бегмы, отошел в северную часть Ровенской области.　

В июне 1942 года Медведев был высажен с группой партизан недалеко от станции Толстый Лес на участке Чернигов — Овруч. Задача: пробраться в Ровно, связаться с подпольной организацией и вести разведывательную и диверсионную деятельность. По пути сформировался партизанский отряд. Первой операцией была ликвидация вражеского гарнизона на станции Снидовичи. В Ровно Медведев связался с подпольной партийной организацией, возглавляемой оставленным обкомом партии в Ровно Терентием Новаком.　

Секретарь подпольного обкома партии Бегма давно хотел встретиться с Медведевым, но частые боевые операции этому мешали. Сейчас был подходящий момент.　

В полдень десять партизан верхом и на санях въехали в лагерь отряда Медведева. Дмитрий Николаевич познакомил прибывших со своим заместителем по политчасти Сергеем Тимофеевичем Стеховым, начальником разведки Виктором Васильевичем Кочетковым. Встреча оказалась очень интересной. Из донесений разведки многие знали о деятельности замечательного разведчика Николая Ивановича Кузнецова. Полковник Медведев также знал о подпольных организациях в Ровно, был связан с некоторыми из них. Но и он был поражен, когда Бегма рассказал о масштабах подпольной партийной сети, о ее героических делах.　

Разговор затянулся на несколько часов. В конце беседы Бегма попросил Медведева через его разведчиков, действовавших в Ровно, передать некоторые срочные задания Терентию Новаку.　

Затем приехавших пригласили в соседнюю землянку. Там Медведев, широко улыбаясь, показал рукой на сидевшего за столом человека в форме гитлеровского офицера. Национал-фашистский знак, железные кресты.　

— Знакомьтесь, — произнес Медведев, — обер-лейтенант Пауль Зиберт… а вообще, наш русский человек — Николай Иванович Кузнецов…　

Пауза. Тихо.　

Каждому хочется сердечно пожать руку герою-разведчику, о котором уже ходят легенды.　

Напомним читателям об этом изумительно смелом человеке.　

Николай Иванович Кузнецов родился в 1911 году в селе Зырянка, Свердловской области. Школьником пристрастился к немецкому языку. Поблизости от деревни жили немцы-колонисты. Кузнецов бывал у них, разговаривал на немецком языке. До 1938 года Кузнецов жил в Коми АССР, затем переехал в Свердловск и работал на заводе. Война застала его уже в Москве. Кузнецов подал заявление, чтобы его направили в тыл врага.　

Просьба была удовлетворена. Кузнецову предложили стать разведчиком. 25 августа 1942 года вблизи станции Толстый Лес, на железнодорожной магистрали Чернигов — Овруч, Николая Кузнецова встретил Медведев.　

По пути в отряд Кузнецов, переодетый в немецкую форму, добывал важные сведения; с партизанами, замаскированными под полицаев, посещал немецкие фольварки и брал продукты.　

Кузнецов прибыл в Ровно в ноябре 1942 года вдвоем с партизаном В. С. Струтинским. Николай Иванович имел документы на имя Пауля Зиберта в чине обер-лейтенанта. Кузнецов ознакомился с городом, расположением оккупационных учреждений и наметил будущие явочные квартиры в Ровно и его окрестностях. Вскоре он поселился в Ровно. Постепенно установил связь с подпольщиками.　

— Так это вы похитили генерала фон Ильгена? — спросил его Бегма.　

— По совести говоря, я сделал еще очень мало, — серьезно ответил Кузнецов. — Очень мало. И думаю, что я все еще в большом долгу перед Родиной.　

Это был человек большой скромности, его с трудом уговорили рассказать о похищении гитлеровского генерала.　

Прожженный нацист генерал фон Ильген гитлеровской ставкой спешно был направлен в Ровно со специальным заданием — уничтожить партизан и подпольщиков. Для этой цели ему придали войсковые части из отъявленных головорезов дивизий СС, «Мертвая голова», авиацию, танки и бронемашины. Официально генерал фон Ильген был назначен заместителем Эриха Коха по тылу. По жестокости оба эти матерые гитлеровца не уступали друг другу.　

Руководители Ровенского подпольного обкома партии в штабе Медведева детально обсудили сообщение разведчиков и подпольщиков о целях прибытия генерала фон Ильгена. Было решено усилить бдительность.　

— Пока этот фашист не развернулся, надо его убрать. Хорошо было бы взять живым, — предложил один из подпольщиков.　

— Живым, а как? У него сильная охрана.　

Как это сделать? Нужен смелый, решительный и, кроме того, в совершенстве владеющий немецким языком человек. Нужны документы, оружие, а главное — хорошие помощники.　

Все задумались… В наступившей тишине раздался голос Медведева:　

— Такой человек есть, — сказал он. — Найдутся и помощники. Будут и оружие, и документы, и офицерская форма.　

К этому времени подпольщики уже вели наблюдение за генералом, прибывшим из ставки Гитлера. Как-то они узнали, что для фон Ильгена подыскивают кухарку, умеющую готовить украинский борщ и сервировать стол. Что ж, будем искать, сказали ровенские подпольщики. Выбор пал на комсомолку Лизу, худенькую черноглазую, скромную девушку. Сообразительная и находчивая, она, кроме того, знала немецкий язык. Однако ни за что не хотела идти в служанки к гитлеровскому генералу.

— Да я лучше куда угодно пойду…　

— Пойми, Лиза, это нужно, очень нужно, это сейчас самое важное задание.　

Убедили. Ее рекомендовали кухаркой к генералу. Лиза внимательно изучала все повадки гитлеровца, когда и чем он занимается, кто и когда к нему приходит, из кого состоит личная охрана и какой из себя адъютант генерала. При встрече с генералом кухарка наклоняла голову и мило улыбалась.　

Таким образом, все что происходило в особняке генерала, было известно подпольной организации.　

…Вот уже в который раз Пауль Зиберт прохаживается возле особняка, незаметно посматривая на окна. Внешне он спокоен и даже безразличен. Но какого напряжения стоит ему это спокойствие! Пауль Зиберт ждет условленного сигнала.　

Вот осторожно отодвигается занавеска в правом окне и на подоконнике появляется большая ваза. Пауль Зиберт мгновенно исчезает. К особняку подкатывает лимузин. Из машины твердой походкой выходит офицер и направляется к главному входу. Его сопровождает солдат с автоматом.　

— Генерала дома нет. Извольте подождать, он должен прибыть с минуты на минуту.　

Пауль Зиберт и солдат усаживаются в одной из комнат. Появляется генерал фон Ильген. После непродолжительной беседы Пауль Зиберт направляет на него пистолет и повелительно произносит:　

— Герр генерал, ни с места, ни звука!　

Едва были произнесены эти слова, как распахнулись смежные двери. Вбежала Лиза. Втроем они повалили генерала фон Ильгена на пол, связали, заткнули ему рот тряпкой.　

— Ключи от сейфа! — приставив пистолет к виску генерала, потребовал «обер-лейтенант».　

Сейф был открыт. Пауль Зиберт извлек из него секретные документы, шифр и военные карты.　

Генерала фон Ильгена подвели к машине. Здесь случилось непредвиденное: навстречу шли три немецких офицера. Пауль Зиберт не растерялся, он смело пошел к ним навстречу:　

— Ваши документы?　

— Что случилось? Мы заняты, очень торопимся.

— Необходимо предъявить документы Скажу по секрету, поймали переодетого в генеральскую форму партизана.　

— Майн готт, какая наглость, — возмущенно произнес один изофицеров.　

Пауль Зиберт потребовал, чтобы один из них помог ему доставить «партизана» в гестапо.　

— Это наш долг, — сказал офицер и направился к машине.　

Лимузин мчался по улицам. Связанный генерал зашевелился было, но его успокоил кулак Пауля Зиберта.　

— Вот здесь гестапо, — произнес офицер.　

— Да, но нам надо еще схватить сообщников.　

Машина въехала в небольшой дворик. Явочная квартира подпольщиков и партизан…　

Время за полночь. Бегма просит Николая Ивановича Кузнецова рассказать об оккупационной службе в Ровно. Он тут же по памяти начертил секретарю подпольного обкома схему расположения главных учреждений оккупационных властей в Ровно.　

Расставаясь с прославленным разведчиком Николаем Ивановичем Кузнецовым, каждый думал о том, каких героев рождает наш народ.

НА ЗАПАД

Из Березова через болота и топи двинулись партизанские отряды. Земля еще не промерзла как следует, и часто повозки вязли в грязи. Бывает, что здешние болота не замерзают даже глубокой зимой.　

В наиболее опасных местах партизаны укладывали гати из бревен и хвороста. Как и прежде, больше всего хлопот доставляла переправа пушек.　

Снег, слегка покрывавший землю, сразу таял, ноги оставляли на нем глубокий след, намокшие сапоги противно чавкали. Партизаны прыгали с кочки на кочку. Ночью то и дело кто-нибудь проваливался по колено в холодную воду. На гати, по которой двигался обоз, жгли соломенные факелы.　

Привал в Озерах. Село знакомое. Отсюда уже переправлялись через железную дорогу и реку Горынь.　

В Озерах действовал местный отряд самообороны под командованием Каплуна. Отряд почти ежедневно нападал на немецкие гарнизоны, расположившиеся поблизости. В село гитлеровцы даже не пытались сунуться.　

Здесь подпольный обком обсудил вопросы политработы в связи с новыми боевыми задачами. В частности, было принято решение выпускать районные газеты, по возможности восстановив их прежние названия.　

В хате, которую занимала редакция, собралось много партизан — работников подпольных райкомов. Готовим материал для первых номеров районных газет. Хозяин Федор Симакович зажег трехлинейную лампу без стекла, несколько лучин и коптилку. Давно не было такого роскошного освещения.　

Вышел первый номер газеты «Богунец» — орган Рафаловского подпольного РК КП(б)У и партизанского отряда имени Ивана Богуна. Дата — 14 ноября 1943 года.　

«13 ноября на Украине освобожден областной центр Житомир, — сказано в передовой. — Началось массовое изгнание врага с нашей земли. Дорогие братья и сестры! Всеми силами помогайте наступающей Красной Армии и народным мстителям — красным партизанам. Не допускайте к себе близко украинско-немецких националистов. Эти предатели на службе у фашистов, и вместе с ними они хотят погубить наш народ. Идите в отряды партизан! Читайте и распространяйте свою газету, пишите заметки и предложения. Украина была и будет советской!»

В статье «Банда воров и убийц» командир отряда имени Богуна Иван Конча разоблачал кровавые дела предателей-полицаев и немецких старост в Рафаловском районе.　

Были выпущены также первые номера газет Рокитнянского и Высоцкого подпольных райкомов КП(б)У.　

Интересно получилось с газетой Сарненского подпольного райкома КП(б)У и отряда имени Котовского «Червоний шлях».　

В ней на видном месте было помещено обращение райкома партии к населению Сарненского района:　

«…Славные воины Красной Армии с каждым днем продвигаются вперед на Запад. Родная земля освобождается от фашистской нечисти. Близок час и вашего освобождения. Ждите прихода Красной Армии и всеми способами помогайте ей в борьбе против гитлеровских захватчиков и бандеровских бандитов. Не давайте фашистам угонять в неволю советских людей. Скрывайте хлеб и скот. Разрушайте дороги, по которым бегут оккупанты. Поджигайте склады с боеприпасами и продовольствием. Помогайте партизанам громить врага. Красная Армия наступает. Она несет вам освобождение от тяжелой фашистской неволи, она несет вам радостную и счастливую жизнь на советской земле».　

А в конце газеты, где обычно указывается адрес редакции, было напечатано: город Сарны, Купеческая улица, дом № 14. Дело в том, что на Купеческой, 14 размещался гебитскомиссариат сарненской округи.　

Подпольщики ночью расклеили газету «Червоний шлях» на всех улицах города. Один номер газеты был положен и на письменный стол гебитскомиссара Бобе. К газете подпольщики прикрепили кусок бикфордова шнура и записку: «Осторожно — заминировано».　

Гитлеровцы засуетились, вызвали саперов для «разминирования». Бобе был взбешен. Больше всего его страшила мысль, что об этом неприятном случае станет известно в рейхскомиссариате. В самом деле, в его кабинете — подпольная большевистская газета! Бобе свирепствовал, приказал обыскать все здания, сараи, кладовые и погреба на Купеческой и других улицах, и конечно, безрезультатно. Через несколько дней опростоволосившийся Бобе был смещен Кохом с должности и удален из Сарн.　

…Декабрь, а на дворе дождь, слякоть, туман. Вода в Горыни прибывает с каждым днем. Затопило берега. Ширина реки, которую еще недавно спокойно можно было переходить вброд, превысила теперь сто метров.　

В штабе решили наводить переправу. Это сложно технически, а главное, поблизости находится большой гарнизон и охраняемый патрулями железнодорожный путь. Незаметно переправиться сложно. Правда, разведывательные данные говорят о низком моральном состоянии фашистского гарнизона.　

У солдат одно желание — остаться в живых. Война фашистской Германией проиграна — они это знают. Некоторые солдаты открыто говорят населению: «Гитлер капут!»　

Штаб решил попытаться договориться с мадьярами, которые располагались в одном из гарнизонов. Через подпольщиков гарнизону было передано следующее письмо:　

«Вблизи вас пройдут наши крупные соединения. Во избежание ненужного кровопролития предлагаем пропустить партизан беспрепятственно. Сделайте так, словно вы ничего не знаете и не видите. Тогда и мы вас не тронем. Иначе вам не видать своего дома.　

Партизаны отряда имени Котовского».　

Вскоре был получен ответ:　

«Можете проходить, стрелять не будем. Только не трогайте нас».　

Конечно, все меры предосторожности были приняты. Три дня партизаны-котовцы строили переправу на Горыни. К счастью, дожди сменились легким морозцем. Работа кипела. Крестьяне возили лес и с лодок забивали сваи. Людей было много, все делалось быстро. Мадьяры и виду не подавали, что у них под носом идет крупное строительство.　

Переход через железнодорожный путь начался в одиннадцатом часу ночи. Все было спокойно, но тут у　

самой железной дороги группа партизан наткнулась на патруль. С перепугу мадьяры открыли беспорядочную стрельбу и пустили красную ракету. С обеих сторон партизан стали обстреливать из орудий и минометов.　

Правда, бой шел в стороне от переправы и участвовали в нем только отряды прикрытия. Беспорядочная стрельба гарнизона противника не причинила партизанам ни малейшего ущерба. Переправа шла своим чередом. Когда по деревянному настилу прошли последние группы, прикрывавшие переправу, раздались взрывы. Это минеры уничтожили мост.　

…Опять леса без конца и края. На привалах усталые, продрогшие люди теснятся у костров. Кто одет потеплее, ложится прямо на землю, поближе к огню, другие подстилают под себя мох, ветки хвои, теснее прижимаются к товарищам. Все чаще пролетают транспортные самолеты противника. Гул у них тяжелый, придавленный — видно везут подкрепление на фронт. Вот бы стукнуть по ним из зениток!　

Соединение идет на запад по направлению к Луцку. Разведка донесла, что севернее по дороге Столин — Пинск тянутся разбитые советскими частями «завоеватели». Они спрашивают у жителей, нет ли партизан. Люди, притворяясь, отвечают, что партизан, мол, не очень много, вооружены плохо — ржавая винтовка на десять человек. Подбодренные такой «информацией», фашисты все же держатся подальше от лесов.　

Возле Столина на фашистов напали партизаны. Гитлеровцы рассыпались и стали обходить село с фланга. Часть из них отстреливалась, остальные готовились перебраться через Горынь.　

Воспользовавшись сумерками, бойцы отряда гораздо раньше гитлеровцев переправились через приток Горыни в районе села Ямно и ударили им в тыл. Партизаны окопались на высотке, откуда просматривалась и простреливалась вся дорога Столин — Ольмянские Кошары.　

Утром гитлеровцы открыли орудийный огонь по тому месту, где находились партизаны. Били до тех пор, пока партизанский минометчик Шило не послал несколько мин на огневую позицию вражеской батареи. Тогда они решили атаковать высоту. Партизаны подпустили их на близкое расстояние, а потом открыли огонь. Гитлеровцы откатились к реке. Собрав силы, они вторично пошли в атаку и снова вынуждены были отступить.　

Атакуя врага то с одной, то с другой стороны дороги, партизаны до ночи задержали продвижение колонны. Штаб приказал отряду заминировать дороги, сделать завалы и не спеша отходить в направлении Березово. Одновременно отправили на помощь отряду подкрепление.　

Мины и завалы преградили фашистским войскам подступы к селу Ольмянские Кошары. Партизаны залегли в лесу перед мостом, откуда должен был появиться противник. Вот наконец колонна в составе около тысячи человек подошла к мосту. Раздался сильный взрыв. Гитлеровцы наскочили на минное заграждение, тотчас же ударили по колонне партизаны. Противник в панике откатился к Мозырке…　

Победы советских войск и успехи партизан воодушевляли население временно оккупированных районов. Отряды ровенских соединений быстро росли. Отряд имени Александра Невского увеличился втрое, имея на вооружении пулеметы, много автоматов, минометы. А ведь совсем недавно он был сравнительно немногочисленным. У отряда имени Александра Невского своеобразная история.

Шел июль 1941 года. Фронт приблизился к Полесью.　

Как-то днем старый лесной объездчик Сергей Диковицкий заметил, что от летевшего немецкого самолета отделились белые точки и понеслись за лес, на песчаные холмы. Старик пробрался туда и увидел, что четверо неизвестных приблизились к мосту и спрятались.　

Старик прибежал в свою хату:　

— Микола, Андрий, берите топоры, вилы — и айда за мной к мосту, парашютисты там, диверсанты.　

Тревожная весть подняла на ноги все село. Отовсюду бежали крестьяне, вооруженные чем попало, и присоединялись к семье Диковицкого.　

Пробравшись сквозь заросли осоки, крестьяне подошли к мосту с обеих сторон.　

— Руки вверх! Сдавайтесь! — грозно потребовал Диковицкий, встав во весь рост.　

Увидев за ним много людей, диверсанты бросили оружие и подняли руки.　

В тот же вечер через Горынский мост, который пытались взорвать диверсанты, прошла последняя советская воинская часть. Командир части перед уходом долго сидел в избе Диковицкого, беседовал с ним.　

Ночью в село пришли фашисты. На третий день по доносу предателя Сергей Диковицкий и сыновья его, Николай и Андрей, были арестованы и под конвоем уведены в Дубровицу. Гестаповцы били старика, пытали его.　

— Кто поймал парашютистов? Куда их увели? Молчишь, большевик! Я тебя заставлю говорить, — вопил фашист.　

— Вы меня не оскорбляйте, я не бандит, а гражданин Советского Союза, — ответил Диковицкий.　

Старика били по лицу, по голове, угрожали расстрелом, но он упорно молчал. Ночью Диковицкий оказался в общей камере с сыновьями. Их уже тоже «допрашивали».　

«Что делать? Переносить пытки, издевательства, ждать мучительной смерти? Нет!» — думал про себя старый лесник.　

Вечером Диковицкий собрал заключенных. Многих он знал в лицо.　

— Нас всех ждет неминуемая смерть, — сказал он, — эти не помилуют. Надо бежать.

— Бежать, — горько усмехнулись некоторые. Но как?　

Толстые стены, крохотное окно с железной решеткой, дубовые двери, часовой с автоматом делали нереальной, казалось, даже мысль о побеге.　

— Все можно, если по-настоящему захотеть, — отвечал Диковицкий. — Нападем на охрану, заберем оружие и — в лес, за Горынь. Только, конечно, требуется смелость, быстрота.　

И объездчик изложил созревший в его голове план, суть которого заключалась в том, чтобы заставить часового открыть дверь и сразу же напасть на него.　

Так и сделали. Попытка удалась. Едва часовой открыл дверь, как Николай Диковицкий быстро схватил его и зажал рот. Андрей вырвал из рук часового автомат. Подскочили остальные заключенные, и скоро фашист лежал мертвый.　

Один за другим бесшумно вышли во двор арестованные. Около ворот дремал еще один часовой. Не успел он сообразить, что случилось, как замертво свалился от удара.　

Узники вырвались на волю. Кругом — ни единого огонька. Прижимаясь к заборам, люди знакомыми проулками спешили уйти подальше. По-прежнему все было тихо. Вот и самая крайняя хата. Пробрались огородом и, перебежав через шоссейную дорогу, скрылись в густом кустарнике. За ним начинался спасительный лес.　

Всю ночь шли голодные, измученные. Старший Диковицкий полвека прожил в лесах Полесья, знал здесь все дороги, каждую тропу. Он безошибочно вел людей за Горынь.　

— Теперь мы спасены, — сказал наконец объездчик. Кругом был дремучий лес без конца и края. — Здесь нас целой армией не сыщешь. Пока отдохнем, Андрий и Микола, сходите к леснику Антону, что там за молодым сосняком живет, попросите хлеба, картошки. Только молчок, не распространяться. Заблудились, мол, ночью, до дому далеко…　

— Поняли, отец!　

После всех переживаний все крепко уснули. Не спал один старик. Сидел на сваленном дубе и о чем-то думал.　

Когда под первыми лучами солнца засверкала утренняя роса, вернулись хлопцы, принесли свежий хлеб, вареный картофель. Ели с жадностью. Люди все еще не верили своему счастью. Им казалось, что это сон, что вот-вот они проснутся и снова окажутся в гитлеровском застенке. Когда голод был утолен, старик сказал:　

— Давайте теперь подумаем, что делать дальше. Рассказывал мне командир красноармейской части, надо в тылу врага создавать партизанские отряды. Правильно, врага надо бить и в хвост и в гриву. Нас тут шестнадцать — целый отряд, да к нам еще пристанет немало наших людей. Два автомата у нас есть, в боях еще достанем оружие. После того, что мы видели, нам ничто не страшно. Жизни нам под фашистами не будет, ну и мы им жить не дадим. Как решаем?　

— Что тут решать, дело ясное.　

Распределили обязанности: старший Диковицкий стал командиром, его сын комсомолец Николай — комиссаром, а другой сын Андрей — начальником штаба.　

Так за Горынью возник, вероятно, первый в здешних местах партизанский отряд.　

Партизанская семья Диковицких, возглавившая отряд, пользовалась большой любовью и заслуженным уважением полесских партизан и населения. Николай Диковицкий предложил назвать отряд именем Александра Невского, который еще в древние времена не раз громил тевтонских псов-рыцарей.　

В боях с врагом отряд имени Александра Невского вырос в одну из самых сильных боевых единиц нашего соединения. Кконцу 1943 года он уже имел на своем счету до тысячи уничтоженных гитлеровских оккупантов.

ТРЕВОЖНЫЕ ДНИ ПОДПОЛЬЯ

Партизанский край стал прифронтовым. С востока стремительно наступала Красная Армия. Отряды Ровенщины готовились к решительным ударам по врагу с тыла. «Рельсовая» война перенеслась на коммуникации, по которым противник откатывался на запад. А в стане врага в самом Ровно росли напряжение и нервозность.　

Повсюду оккупанты расклеивали угрожающие объявления и приказы. На дверях квартир были вывешены списки жильцов, скрепленные полицейской печатью. Запрещалось выходить вечером во двор, держать руки в кармане, идя по улице.

По городу патрулировали фельджандармерия и наряды войск СС. Проходили повальные обыски и облавы. Задержанных отводили на сортировочный пункт: одних отправляли в Германию, других — рыть противотанковые рвы на восточной окраине города. Многие дома контролировались агентами гестапо, которые, прикидываясь советскими военнопленными, старались установить связи с партизанами-подпольщиками. Провокационными действиями гестаповцам удалось схватить партизана Жору Струтинского.　

Квартира Ивана Николаевича Дубовского, до войны директора музея в Ровно, а в годы фашистской оккупации — опытного подпольщика, была подвальным помещением на глухой безлюдной улице Вартавой. Здесь проживала местная полячка Ядвига Павлюкевич, охотно выполнявшая обязанности связной у партизан. Она прописала Дубовского как своего родственника, якобы приехавшего из-под Вильно.　

Аресты в городе усиливались. Арестован Иван Луць — ближайший помощник руководителя ровенского подполья Терентия Новака. Об этом сообщила подпольщица Мария Жарская, которая работала на фабрике валенок с Терентием Новаком и Иваном Луцем. Арест Луца встревожил подпольщиков, тем более, что это был старый и опытный подпольщик.　

На следующий день Мария прибежала красная, взволнованная:　

— Арестовали Белого!　

Стало ясно, что гестапо напало на след организации. Под псевдонимом Белого скрывался подпольщик Федор Шкурко, один из руководителей подполья.　

— Нужно уходить немедленно, — сказал Дубовский и стал торопить хозяйку. — Надо уйти незаметно, на окне оставить знак, чтобы предупредить остальных подпольщиков.　

Пока подпольщики готовились, послышался топот солдатских сапог, стук прикладов.　

Что делать? Ведь накануне у Новака наметили очередное задание: взорвать железнодорожное полотно, проходящее через город.　

Что могло произойти? Был ли тот человек, которого Дубовский видел у Новака, честным и пал на посту, или он проявил малодушие? Может, он был провокатором?

В комнату врываются автоматчики, становятся у дверей, гитлеровский офицер проходит вперед. На спинке стула он замечает мундир офицера фашистской армии, который носил Дубовский. Секундное замешательство, а затем вдруг раздается: — Хайль Гитлер!　

Услышав фашистское приветствие, Дубовский отчетливо вспомнил слова Новака: «Наше оружие — это знание языка врага, спокойствие и маскировка. Так сказал мне в лесу полковник Медведев». И он спокойно ответил гитлеровцу. Тот уже корректно попросил предъявить документы. Они оказались в порядке. Визит гестаповцев окончен. На этот раз все обошлось благополучно. Подпольщики поспешили покинуть ставшую ненадежной квартиру. Вышли втроем: Мария, Ядвига и Дубовский.　

— Мария, сегодня тринадцатое число, — сказал Дубовский, — если верить, что оно несчастливое, то это только для фашистов.　

— Куда теперь пойдем? — спросила Ядвига.　

— Надо идти туда, где нет опасности… Пойдем к Огибаловым.　

Сестры Огибаловы — Мария и Татьяна — жили на окраине города по улице Белой. До войны они считались русскими, старшая, Мария, работала медсестрой в Тюткевичской больнице, младшая, Татьяна — педагогом. Они были уроженками города Харькова, а во время оккупации у них вдруг заговорила «немецкая» кровь их двоюродной бабушки. Ради безопасности и пайка они выхлопотали немецкие паспорта и стали немками. Неожиданному появлению трех подпольщиков они явно не обрадовались и во время беседы дали понять, что переночевать у них нельзя, они боятся.　

— Пойдем на Войсковую — в районе военгородка меньше бывает обысков.　

На улице Войсковой у Ядвиги была знакомая медсестра Янка. Молодая девушка, польская патриотка, всем сердцем ненавидела фашистских оккупантов.　

Открыв двери, она радостно бросилась на шею Ядвиге:　

— День добрый, день добрый!　

В комнате кроме Янки была хозяйка квартиры Дора и еще женщина.　

— Знакомьтесь, — сказала Янка, — моя начальница, доктор Козлова.　

Та встала и подала руку. Волевое лицо, подтянутость говорили о том, что Козлова военный врач. Она говорила мало, фразы были лаконичны. Быстро познакомились, завязался оживленный разговор на польском языке. Говорили о последних городских новостях, вспоминали различные истории. Беседу поддерживал и Дубовский.　

Время от времени Янка обращалась к доктору Козловой. Она говорила с ней по-русски.　

Вы знаете, — сказала она, — я хочу постирать белье и убрать квартиру. Вы не дадите мне освобождение на три дня? Надеюсь, гитлеровцы немного потеряют.　Хорошо, — ответила Козлова. — Какой диагноз вам написать?　

— Напишите «грипп», этого будет достаточно.　

Козлова достала из сумки чистые бланки медицинских карточек с большой печатью и начала писать.　

«Вот бы мне достать такой документик, — подумал Дубовский, — но как его у нее выпросить?»　

Просить при всех было неудобно. Дождавшись, когда Козлова пошла на кухню, Дубовский вышел за ней и заговорил на чистом русском языке:　

— Я партизан, подпольщик. Идут аресты, и я скрываюсь. Напишите мне освобождение на несколько дней и дайте пару рецептов.　

Доктор была ошеломлена, побледнев, она вошла в комнату, села за стол, руки спрятала под стол, скрывая волнение. Кто он, этот человек? Одет в фашистский мундир, говорил по-польски, теперь заговорил по-русски? А если это гестаповец? Козлова не спешила с ответом. Снова вышла на кухню, стараясь встретиться с Янкой. Ей это удалось, затем она подошла к Дубовскому и тихо спросила:　

— На какую фамилию вам написать?　

Дубовский назвал свою настоящую фамилию, так как других документов при себе у него не было.　

Козлова быстро выписала медицинскую карточку и рецепты и передала их Дубовскому. Он поблагодарил ее и стал собираться. Оставаться ночевать у Янки было опасно, тем более, что хозяйка дома болезненно переживала всякие посещения своих жильцов кем-то посторонним. Вечером она сама проверяла их комнаты и предупреждала, чтобы у них никого не было.　

Прощаясь, Янка посоветовала пойти к сестре Аде. Медсестра Аделина имела собственный дом, жила на окраине города в районе Грабника, часть дома с двумя выходами была реквизирована для гитлеровского офицера, что и подтверждалось большой печатной наклейкой на дверях квартиры. Офицера в доме не было, он выехал на несколько дней, и семья Ады охотно приняла пришедших.　

Ада была медсестрой в бывшей польской армии. Смелая и решительная, она помогала партизанам-подпольщикам. Ядвига рассказала ей о последних арестах и своих тревогах. Ада согласилась сходить на ее квартиру и принести гражданскую одежду для Дубовского. Здесь от польской семьи Ищука, жившей в квартире с Ядвигой, Ада узнала, что после ухода Дубовского и Ядвиги на квартиру еще раз приходили гестаповцы. Они были очень корректны, не кричали и ничего не обыскивали, только спросили Дубовского. Ищуки ответили, что он ушел в город. Гестаповцы немного подождали и так ни с чем и уехали.　

Было ясно, что за квартирой установлена слежка, которая облегчалась тем, что окна квартиры Дубовского выходили в соседний двор, где проживал агент немецкого гестапо.　

Такие неприятные новости принесла Ада. Оставаться у нее также было рискованно. Офицер — постоялец — мог вернуться в любую минуту. К тому же появление новых людей в доме Ады обеспокоило соседей. Дубовский быстро снял немецкую военную форму и надел гражданский костюм. Переодеваясь, он обнаружил, что Ищук второпях забыл передать ботинки. Было новое пальто, костюм, шляпа, но не было обуви, которая должна заменить немецкие сапоги. Делать было нечего, пришлось в таком виде отправиться в село Тюткевичи. Здесь у подпольщиков была запасная квартира, снятая у Ядвигиной землячки Лели.　

Село Тюткевичи примыкало к городу. Городская улица Уланская переходила в сельскую. И до сих пор тут было спокойно. Но тревога города за последние дни стала тревогой и села. На улице часто появлялись патрули, в домах устраивали обыски. Дом Лели оказался ненадежной защитой: он стоял на пустом дворе без всяких надворных построек.　

К вечеру в понедельник решили опять перейти на новое место — к акушерке Анне Филипповне Фроловой.　

^{Дом в селе Омит — место явки подпольщиков.}　

Анна Филипповна, уроженка Москвы, попала на Волынь в первую мировую войну сестрой милосердия. Здесь вышла замуж, построила домик на окраине Ровно. Фролова пользовалась всеобщим уважением местного населения, ее называли «файным» доктором («файный» — хороший. — Прим. авт.). Днем и ночью вызывали ее к больным, увозили принимать роды, женщины часто посещали ее и на дому. За несколько дней до нападения гитлеровцев в гости к Фроловой приехала из Москвы сестра Варвара с мужем. Эвакуироваться они не успели. Вскоре муж Варвары умер. Не было мужа и у Анны Филипповны. В доме остались только две женщины — русские патриотки. У них часто собирались подпольщики, которые уходили в партизанский отряд.　

Когда Анну Филипповну попросили укрыть у себя Дубовского, она охотно согласилась.　

По партизанским правилам подпольщики сопровождались так: впереди шел проводник, за ним на известном расстоянии тот, кому показывают дорогу.　

Леля смело вышла на улицу и направилась к домику Анны Филипповны. За ней вышел Дубовский. Проходя огород, он натолкнулся на патруль. Солдаты шли парами с автоматами. Деваться некуда, бежать бессмысленно. Вся надежда на личную выдержку. Дубовский замедлил шаг, чтобы пропустить патруль, но солдаты уже остановились и потребовали документы.　

— Я больной.　

— Покажи освобождение.　

Дубовский медленно, не поднимая головы, подал медкарту и рецепты, выписанные Козловой. Внушительный штамп немецкой больницы успокоил патруль.　

— Пожалуйста, — проговорил гитлеровец, возвращая документы и делая разрешающий жест рукой.　

Во дворе Дубовского встретила Анна Филипповна: Пойдемте на чердак.　

Там были сложены доски так, что образовали пустоту в середине. Когда Дубовский влез в эту дыру, Анна Филипповна сказала:　

— Ночью я вас заберу в комнату.　

Лежать было неудобно и холодно. Серые ноябрьские дни казались бесконечными. Моросил мелкий дождь, уныло постукивая по железной крыше, иногда налетал ветер, густо поливая тесовую шалевку. А когда дождь затихал, наступала томительная и тревожная тишина, обостренный слух улавливал далекие шаги прохожих.　

Пробираясь через сарай, Анна Филипповна приносила еду — чашку кофе с хлебом и кусочком сала, садилась на доске и рассказывала городские новости. От нее же Дубовский через связных узнал, что в городе оставались еще партизаны-подпольщики, продолжавшие борьбу против оккупантов.　

Враг неистовствовал, выискивая подпольщиков. Однако подполье продолжало жить и действовать. В те дни, когда жители города узнавали весть о каком-либо новом ударе по врагу, грузная пожилая женщина взбиралась на чердак легко, ее лицо сияло улыбкой. Передавая кофе, она говорила:　

— Вы слышали вчера взрыв — вокзал взорвали, что там только творилось: крики, стрельба, оккупанты бежали как очумелые.　

Находясь на окраине города, на чердаке небольшого домика, Дубовский рвался к активным действиям. Но для этого нужно было установить связь с товарищами.　

Подходил конец ноября. С каждым днем становилось все холодней. Дули сильные ветры. Ночью скрежетала и гремела железная крыша, без движения ноги мерзли, покраснели воспаленные глаза.　

Но вот подпольщице Зосе Савицкой поручено организовать переход группы подпольщиков в партизанский отряд. Работая санитаркой в Тюткевичской больнице, Зося была связана с партизанской группой и по ее заданию подготавливала людей к отправке из города, ходила на связь.　

Переодетый в одежду сельского парня, обросший бородой Дубовский, обходя главную улицу, пришел на улицу 1 Мая. Вместе с ним пришла Ядвига. Новак был уже там.　

— О, вас бы теперь и родная мать не узнала, — сказал Терентий Федорович, смеясь и пожимая ему руки. Он всегда был весел, даже в критические минуты.　

— Ну вот, — продолжал он, — повоюем еще в лесу. Тут оставаться больше нельзя.　

Скоро пришел проводник и повел группу окольными путями на северо-западную окраину города. Он потребовал идти длинной цепочкой, на расстоянии видимости. Впереди шел проводник, за ним Новак, за Новаком Дубовский и Ядвига, а за ними еще несколько человек.　

Когда вышли за город, в овраге у села Городок Новак сказал:　

— Теперь можем отдохнуть. У нас еще есть время. Отсюда пойдем по пашне прямо на село Хотинь. У переправы нас будут встречать.　

На этой переправе не раз были случаи, когда националисты нападали на партизан и после мучительных пыток расстреливали их. Поэтому Медведев прислал для встречи ровенских подпольщиков целый взвод партизан с автоматами и пулеметами.　

Партизаны провели подпольщиков по лугам к реке. Переправившись через реку и пройдя село, командир взвода партизан попросил всех зайти в крайнюю хату, у леса. Старик хозяин встретил партизан очень приветливо. Он, видно, был уже знаком с командиром.　

Командир отдал распоряжение о расстановке постов и, улыбнувшись подпольщикам, сказал:　

— Ну, а теперь можно и поесть.　

Из сумок достали лепешки, куски сала и колбасы. Подпольщики были удивлены, наблюдая за тем, как на столе росли и росли кружки копченой колбасы, принесенной партизанами из лесного лагеря. Хозяин добавил к этому буханку хлеба, достал молока. Командир посмотрел на удивленные лица подпольщиков и сказал:　

— Как вас там оккупанты кормили, я не знаю, а тут, пожалуйста, кушайте; чем богаты, тем и рады. А потом сразу же спать. Вид у вас незавидный.　

Подпольщиков разбудили перед рассветом, когда все уже было приготовлено к походу на «маяк».　

Это была первая ночь, когда подпольщики спали спокойно. Они вышли в поход бодрыми, усталости как не бывало.　

Лесные дороги, партизанские тропы, переправы, хутора и снова дорога, но это была дорога в отряд.　

Вечером подпольщики пришли на «маяк» — промежуточную базу между отрядом и городом Ровно.

ФРОНТ ПРИБЛИЖАЕТСЯ

Село Новоселки. Последний вечер тысяча девятьсот сорок третьего года. Настроение у всех приподнятое, торжественное. Женщины готовят новогодний ужин. На столе все, что удалось спрятать от фашистов. Дети толпятся возле бывшей школы, куда их пока не пускают. Партизаны привезли из леса большую елку, и сейчас женщины украшают ее игрушками, подарками, даже елочные свечи нашлись.　

По улице патрулируют партизаны. Гости заполняют помещение школы. Секретарь подпольного обкома делает короткий доклад. Бегма говорит о героических делах советского народа и его героической армии. Освобождены от захватчиков Белгород, Орел, Харьков, Полтава, Днепропетровск, Киев. Возвращен стране Донбасс. От гитлеровцев полностью очищена Левобережная Украина. Под мощными ударами Красной Армии рухнули неприступные укрепления фашистов на Днепре. Крепнет могучий советский тыл. Все больше пушек, самолетов, танков идет на фронт.　

Всенародное партизанское движение приняло еще больший размах. Только наших два соединения за год пустили под откос 600 вражеских эшелонов, разобрали 70 километров железнодорожного пути — это несколько перегонов! Уничтожили 60 железнодорожных и 100 мостов на шоссейных и грунтовых дорогах — тысячи гитлеровцев, танки, бронемашины, пушки, боеприпасы так и не увидели фронта в результате действий только ровенских партизанских соединений. Внушительные итоги, ничего не скажешь!　

…Полночь. Кремлевские куранты торжественно бьют двенадцать раз.　

— Товарищи! Граждане и гражданки Советского Союза! Бойцы, командиры и политработники! По поручению Советского правительства и Центрального Комитета нашей партии поздравляю вас с Новым годом! — слышится по радио голос Михаила Ивановича Калинина.　

По радио передается сводка боевых действий. И она праздничная. Войска 1-го Украинского фронта, в результате смелого маневра и решительного штурма, овладели областным центром Украины городом и железнодорожным узлом Житомир, а также с боями заняли более 150 населенных пунктов, в том числе районный центр Винницкой области город Погребище…　

Житомир освобожден! Это уже соседняя область. Настроение, как никогда, бодрое, боевое.　

В первых числах января одновременно с отрядом из Новоселок ушла, только в противоположном направлении, на восток, боевая группа партизан со специальным заданием: доставить в расположение советских войск санитарный обоз — раненых и больных партизан.　

По всем данным, части Красной Армии находятся уже где-то близко у Горыни, за Дубницкими хуторами, в местах, где был партизанский аэродром. Партизаны, сопровождавшие раненых, двинулись лесами, самым коротким путем, за линию фронта.　

Наступление частей Красной Армии развивалось стремительно. Советские войска наносили гитлеровцам удары со всех сторон. В поисках спасения фашисты метались по дорогам. Тут их настигали партизаны.　

Двигаясь на запад, партизанские отряды вступили с гитлеровцами в бой, отогнали их к Цумани и заняли село Городище. Часть отрядов разместилась на хуторах, заняв оборону. В Городище остановился штаб и конники отряда имени Хрущева.　

В Городище и в других селах, что тянутся до самого Луцка, партизаны бывали часто, но небольшими группами, не задерживаясь надолго. Увидев теперь такую грозную силу — целую партизанскую армию, вооруженную пушками, минометами, жители села ликовали, предчувствуя близость окончательной победы над врагом.　

Хозяин хаты, где разместилась редакция, Федор Буба оказался человеком бывалым. Когда-то он служил матросом на Балтийском флоте. В 1916 году в морском сражении потерял ногу. Лежал в госпитале на Урале. Полюбил Урал, его природу. Собирался переехать туда всей семьей, да пришли белополяки, насильно отторгли Волынь.　

Буба радостно суетился, старался во всем помочь. Он принес длинный шест для антенны, помог замаскировать редакционную повозку, вырыть щели.　

Скоро хата наполнилась людьми. Им рассказали о фронтовых делах, о тружениках советского тыла, раздали газеты и листовки. Поблагодарив, жители Городища попросили разрешения прийти вечером послушать Москву.　

Вечером в хату Федора Бубы вместе с другими пришла голубоглазая девушка и попросила разрешения переписать сводку. Подсев к столу, она быстро стала записывать только что принятое сообщение.　

Лена, так звали девушку, была из соседнего села Сильное. Она стала частым гостем в редакции. А когда по заданию подпольного обкома надо было наладить рассылку партизанских листовок во вражеские гарнизоны, решено было привлечь к этому делу Лену.　

У девушки, когда она узнала, что ей дают такое ответственное поручение, зарделись щеки и заискрились радостью глаза. Лену подробно расспросили, кто из ее близких друзей проживает в Цумани, на кого из них можно положиться. Она должна была установить с ними связь и через них передавать листовки, адресованные фашистским солдатам.　

На следующий день со справкой за подписью и печатью старосты, разрешавшего Лене следовать из Деражно в Цумань, девушка ушла на задание. Лена выполнила все, что ей было поручено. Под Цуманью, на одном из хуторов, она оставляла пачки листовок. Отсюда через знакомых Лены листовки доставлялись в Цумань и Луцк. Так возникла еще одна группа патриотов-подпольщиков.　

Как-то Лена вернулась с задания в особенно веселом настроении. Вот что она рассказала.　

По воскресеньям в Цумань на базар приходило много людей. Торг был незавидный, на базар больше шли, чтобы встретить знакомых, узнать последние новости. Каждый раз по базару прохаживался, наблюдая за порядком, полицейский чиновник. В последнее воскресенье вид этого слуги «нового порядка» был совершенно необычен. Как только он проходил, люди еле удерживались от смеха: к сутулой спине чиновника была приколота партизанская листовка.　

Лене было предложено идти с отрядом, но девушка не решалась оставить свою больную бабушку. А позже до партизан дошла весть, что бандеровцы убили Лену.　

^{Совещание командиров партизанских отрядов перед началом боевой операции.}

…Отряды в разных направлениях вели боевые операции, парализуя врага. Часто приходилось маневрировать, избегать налетов вражеской авиации, чтобы не нести напрасных потерь. Времени мало, привалы коротки. Подпольный обком и штаб ровенских партизан руководят боевой деятельностью прямо на ходу.

В уцелевших от нашествия карателей селах население выходит на улицы, приветствует партизан. Жители приглашают в дом, делятся, чем могут: хлебом, картошкой, луковицей. Сотни рук протягиваются за листовками.　

Отряды партизан идут днем и ночью. Днем и ночью лес содрогается от взрывов и канонады. Надо спешить, иначе можно опоздать: советские войска быстро наступают.　

Погода все время меняется — то снег, то холодный ветер, то оттепель. Решено поэтому для транспорта оставить повозки, не менять их на сани.　

Хотя и коротки привалы, все же партизанские агитаторы успевают рассказать людям, что происходит на фронте, о наступлении Красной Армии. Они предупреждают население о том, что при приближении фашистов надо уходить из села, угонять весь скот в лес, закапывать добро, хлеб, продукты.　

В северной части Ровенщины отряды приблизились к районному центру Владимирцу. Движение на некоторое время приостановилось. Высланная вперед разведка сообщила, что фашистская авиация бомбила только что оставленный противником Владимирец.　

Партизанские разведчики первые встретились с авангардом Красной Армии. Среди счастливцев был и Дроздик. Он не находил слов, чтобы выразить свою радость, и всем показывал подаренную ему пачку московских папирос «Пушки».　

Штаб соединения установил через войсковую разведку связь с Красной Армией еще задолго до подхода наступающих частей к границам Ровенской области. Он систематически обменивался сведениями с командованием войск, действовавших в направлении Олевск — Сарны — Ровно, согласовывал с ним действия партизан.　

Первой ценной помощью наступающим частям со стороны партизан была отправка в Красную Армию многочисленного отряда добровольцев. В дальнейшем регулярным войскам систематически передавались разведывательные данные о силах и дислокации войск противника. Кроме того, партизаны служили частям и подразделениям Красной Армии проводниками через отлично известные им леса и болота, что позволяло советским полкам появляться в самых неожиданных для врага местах и наносить удары. Наконец, на последнем этапе борьбы за освобождение Ровно партизанские отряды действовали вместе с передовыми красноармейскими частями, помогая им освобождать населенные пункты.　

В тесном взаимодействии с частями Красной Армии партизаны захватили и удержали от разрушения промышленные предприятия и другие важные объекты города.　

…Под вечер вошли во Владимирец. Улицы местечка изрыты воронками, завалены камнем и щебнем от разрушенных бомбежкой зданий. На улицах безлюдно. Население успело скрыться в лесу и только теперь возвращается обратно.　

Партизаны повернули на юго-запад и недалеко от железной дороги Сарны — Ковель встретили группу красноармейцев в белых маскировочных халатах. Крепкие объятия, расспросы. Все очень взволнованы встречей. Казалось, что от радости выскочит сердце. Наши воины! Наконец-то! Кто-то предложил организовать по такому поводу совместный ужин. Солдаты поблагодарили, но отказались.　

— Нет времени, братки. Мы — разведка. Если есть что-либо перекусить на ходу, давайте — не откажемся, а то наша походная кухня уже который день не может нас догнать.　

На повозке разложили хлеб, сало, соленые огурцы, нашлась для дорогих гостей и чарка.　

Впервые отряды прошли без боя через железнодорожный путь. Это были места, где прежде стоял отряд полковника Медведева. Здесь еще сохранились следы сражения партизан с карателями. По лесным дорогам разбросана фашистская техника.

этой операции кроме соединения Бегмы, Федорова (Ровенского) и польского соединения Куницкого будут участвовать соединение Таратуты и отдельные бригады имени Фрунзе и имени Кирова.　

Тринадцатого января соединение И. Ф. Федорова с ходу заняло районный центр и железнодорожную станцию Рафаловка. Противник поспешно отступил за реку Стырь. Преследуя отступающего врага, партизаны захватили два железнодорожных моста через реку Стырь на железной дороге Сарны — Ковель.　

Железнодорожную станцию и районный центр Рафаловку партизаны удерживали до прихода частей Красной Армии.　

Продолжая движение на юг, соединения Бегмы и Таратуты 19 января достигли Цуманских лесов. Соединение И. Ф. Федорова остановилось в селе Холоневичи, в 18 километрах севернее Деражно. Разведка окрестных мест установила связь с авангардными частями Красной Армии и провела несколько совместных боевых операций.　

По данным разведки, в Цумани гарнизон состоял из двух тысяч солдат и офицеров, они хорошо укрепились, имеют на вооружении пушки, пулеметы и до 20 танков. Двадцатого января соединение Бегмы совершило налет на вражеский гарнизон в Цумани. Бой начался ночью. Партизаны уничтожили свыше тысячи гитлеровцев, захватили много винтовок, 4 пулемета и обоз. Основная часть противника, засевшая в каменных домах и 28 бункерах, была разгромлена при наступлении частей Красной Армии совместно с партизанами.　

На помощь Цуманскому гарнизону гитлеровцы выслали из Деражно подкрепление на 12 автомашинах. Диверсионная группа Талаха на пути их следования устроила засаду. Передняя машина подорвалась, остальные ушли обратно в Деражно.　

Соединение И. Ф. Федорова, установив связь с 288-м стрелковым полком, договорилось с его командиром о проведении совместной боевой операции против гарнизона противника в селе Майдан (15 км северо-восточнее Деражно).　

На эту операцию были посланы партизанские отряды имени Чапаева, Богдана Хмельницкого и Кармелюка. Они встретили колонну отступающего противника возле села Постойно. В завязавшемся встречном бою враг был разгромлен. Из показаний пленных выяснилось, что партизаны разбили 3-й батальон 37-го полицейского полка.　

Для борьбы с партизанскими соединениями и передовыми частями Красной Армии гитлеровцы направили бомбардировщики и штурмовики. Самолеты кружили в небе и сбрасывали бомбы на села и леса.　

Противник начал сосредоточивать крупные силы пехоты, артиллерии, танков и кавалерии. По данным разведки, с юга в район Цумани вышла стрелковая дивизия, усиленная 30танками; с северо-запада в районе Колки — Чарторийск было брошено до пехотной дивизии и один танковый полк; со стороны районного центра Степань выдвинута стрелковая дивизия и большое количество конницы.　

Стало ясно, что гитлеровцы преследуют определенную цель — окружить и уничтожить группировку партизан генерал-майора Бегмы. Между тем на этом участке линия фронта Красной Армии по стратегическим соображениям временно стабилизировалась. Выдвинувшийся вперед стрелковый полк, с которым соединение поддерживало и проводило совместные боевые операции, был отозван за восточный берег реки Горынь.　

Таким образом, партизанское соединение Бегмы очутилось непосредственно у линии фронта. Единственно правильным решением в создавшейся обстановке была немедленная передислокация отрядов либо на север в прежний партизанский край, либо дальше на запад, либо, наконец, в тыл советских войск.　

Второй и третий пути решительно отвергались, так как они лишали партизан возможности выполнить приказ об оказании помощи Красной Армии ударом с тыла при наступлении на Ровно.　

Правильным был первый вариант — отойти на север за железную дорогу Сарны — Ковель и быть в готовности принять участие в боях за Ровно. Этот вариант и был принят. Партизанские отряды отошли за линию железной дороги Сарны — Ковель.　

В ночь на 28 января был отдан приказ по Ровенскому областному штабу о выступлении партизанских отрядов на юг к Ровно. Предстояло преодолеть расстояние около 40 километров. Отряды старались идти лесами, избегая дорог, чтобы не попасть под бомбежку.　

Ночью никто не сомкнул глаз. То там, то здесь вспыхивали осветительные ракеты. Противник был совсем близко. Бесшумно отряды переправлялись через заболоченные места. Партизаны на руках вытаскивали из расползавшейся гати повозки и сани. В самых опасных местах переправой руководил Бегма с командирами отрядов.　

Рассвет застал отряды в лесу. Здесь еще сохранились старые окопы. Оказывается, это следы знаменитого галицийского прорыва генерала Брусилова в первую мировую войну. Здесь прославили русское оружие наши отцы.　

Коммунисты и комсомольцы, проводя беседы, разъясняли партизанам обстановку, которая очень усложнилась. Не сразу можно было определить, где теперь передовая. Кругом враг, каждую минуту могло произойти столкновение с ним.　

Так и случилось. На одной из лесных просек произошел встречный бой с гитлеровской частью, которая, пытаясь избежать окружения, отходила от Деражно к Луцку и натолкнулась на партизан.　

Отряды быстро рассредоточились и с нескольких сторон открыли по противнику шквальный огонь. Временами слышались сильные взрывы. Это вражеские машины подрывались на заминированных дорогах. Бросая технику, оккупанты стали отходить. Партизаны бросились их преследовать.　

…Последние километры по пути в Ровно. Почти все отряды уже вступили в бой под самым Ровно, содействуя наступающим частям Красной Армии.　

Перед командованием Красной Армии и соединениями партизан задача стояла нелегкая.　

Зима 1943/44 года, как назло, выдалась мягкая, скорее похожая на глубокую осень. Почти ежедневно шли дожди. Они размыли дороги Волынской равнины, сделали ненадежным лед, покрывавший многочисленные реки, озера и болота. Большие лесные массивы, в свое время способствовавшие успехам партизан, стали серьезным препятствием на пути советских войск с их могучей техникой. Двигаться вне дорог и даже по размытым шоссейным дорогам было исключительно трудно.

На пути войск встречались и нелегкие для форсирования водные рубежи. С востока и севера город Ровно огибает река Горынь с крутыми и обрывистыми берегами, которые противник сильно укрепил.　

Но ничто не могло остановить наступательный порыв Красной Армии. Через реки и озера, по непроходимым болотам, по разбитым дорогам безудержно шли советские войска, безостановочно двигалась мощная боевая техника.　

Враг неоднократно переходил в контратаки. Однако в результате четырехдневных боев его оборона была прорвана на направлении главного удара. Гитлеровцы понесли большие потери.　

Одновременно с прорывом на главном направлении один из гвардейских кавалерийских корпусов нанес внезапный удар в тыл врага. Это окончательно сломило сопротивление противника. Красная Армия вступила в Ровно.　

В приказе от 5 февраля 1944 года Верховное Главнокомандование объявило благодарность войскам, участвовавшим в освобождении Ровно, Луцка и Здолбуново.　

В боях за освобождение Ровенской области кроме партизанских соединений Бегмы, Федорова, Таратуты участвовали также отряды, которыми командовали Сабуров, Маликов, Наумов, Вершигора, Шитов, Одуха и другие.　

Партизанская дивизия имени Щорса под командованием С. Ф. Маликова заняла город Костополь и удерживала его до прихода частей Красной Армии. Соединение И. М. Шитова овладело районным центром Березно, захватив при этом большие трофеи. Партизанские отряды соединения имени Михайлова (командир Антон Одуха, комиссар Игнат Кузовков) разгромили группировку немцев и заняли районный центр Ровенской области — Острог.　

…Ровно запружен войсками. Еще один номер газеты «Червоний прапор» напечатан в походной типографии, но уже не в тылу врага, а на освобожденной земле. Давно не видел город так много людей на своих улицах. Партизанские лошади с непривычки спотыкаются: они некованые, а город — это не лесные дороги.　

Следы поспешного бегства гитлеровцев видны на каждом шагу. На редакционных столах продажной, националистической газетенки «Волынь», издателем которой был брат Петлюры, остались невычитанные гранки очередного номера.　

На стенах домов огромными буквами выведено: «Матери, берегите детей. В лесу поселилась смерть». Это оккупанты запугивали матерей партизанами, а сами расстреливали, убивали, сжигали тысячи мужчин, женщин, детей.　

Страшная картина предстала перед очевидцами на улице Белой и в загородной местности Ровно, в Сосенках. Несколько тысяч трагически погибших советских людей. В Сосенках их обливали бензином и сжигали. Горы человеческих костей и пепла. Охватывает ужас. А вот в стороне от этих чудовищных костров обгорелые детские туфельки, одежда, пуговицы, пряжки.　

Сотни тысяч русских, украинцев, поляков, евреев зверски убиты и замучены по приказу Эриха Коха. Вот она — резиденция главного палача, гаулейтера, рейхскомиссара Украины, обер-президента и обер-бандита Восточной Пруссии. Вот канцелярия гитлеровского дьявола. Отсюда посылались приказы и распоряжения убивать ни в чем не повинных людей, в этом фашистском логове строились планы германизации Украины. Оккупанты так и не успели закончить строительство бомбоубежища с подземным ходом из рейхскомиссариата в особняк Коха. Этот кровопийца, захватив награбленные ценности киевских музеев, бежал из Ровно.　

Дальше на запад проходят войска Первого Украинского фронта. В городе непрекращаюшийся праздник. На улицах в оживленном потоке пешеходов часто встречаются люди с красными ленточками на шапках. Это партизаны. Многие из них вливаются в регулярные части Красной Армии и идут вместе с ними добивать фашистского зверя.　

…Проходят дни. Быстро восстанавливается жизнь в освобожденном городе. На последнем заседании подпольного обкома принято решение:　

«Отчет подпольного Ровенекого обкома КП(б)У утвердить.　

Считать работу подпольного обкома партии законченной».　

Советские патриоты Ровенщины выполнили свой долг перед Родиной.　

9 февраля 1944 года принято Постановление ЦК КП(б)У о расформировании Ровенского областною штаба партизанского движения.　

Центральный Комитет Коммунистической партии Украины дал высокую оценку организаторской и боевой деятельности Роиеиского подпольного обкома и областного штаба партизанского движения. Соединение партизанских отрядов Ровеиской области «За Родину» под командованием И. Ф. Федорова награждено почетным Красным знаменем Президиума Верховного Совета УССР, Совнаркома УССР и ЦК КП(б)У. Оно получило новое боевое задание — перейти линию фронта и продолжать действовать в тылу врага на территории Дрогобычской области в районе Битнув — Борислав.　

В тыл врага из соединения В. А. Бегмы ушли и партизанские отряды под командованием Н. И. Куницкого, С. А. Санкова и П. С. Наделина. Все они благополучно перешли линию фронта, чтобы вместе с патриотами Чехословакии и Польши наносить удары по гитлеровцам.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Прошли годы. Двадцать лет. Многое забылось, ушло из памяти. Но никогда не забыть пережитого в годы Великой Отечественной войны. Это вечная летопись величайшего человеческого мужества, тяжких испытаний, героических побед и торжества. Незабываема Ровенщина с ее сильными, мужественными людьми, с ее вековыми лесами, которые в дни войны были наполнены огнем народного гнева.　

Героический советский народ давно вернул к жизни все, что было снесено ураганом войны. Он воздвиг гигантские электростанции, фабрики и заводы, использует атомную энергию, покоряет космос, отдает человечеству величайшие открытия науки и техники. Великий и благородный народ!　

Организатором и вдохновителем всех его достижений и побед является родная Коммунистическая партия. В годы Великой Отечественной войны на фронтах и в тылу, на оккупированной врагом территории, в партизанских отрядах — всюду коммунисты проводили огромную организаторскую и политико-воспитательную работу.　

По указанию партии с первых дней войны в городах и районных центрах, в селах и на железнодорожных станциях возникали подпольные партийные и комсомольские организации. Партия оставляла и направляла через линию фронта для подпольной и партизанской работы коммунистов — стойких, смелых, беззаветно преданных Родине. Партия вдохновляла на борьбу с врагом наш великий народ, партия привела нас к великой и полной победе.　

На страницах этой книги говорилось о партизанском крае на Ровенщине. Целый партизанский край! Подумать только, в глубоком тылу врага, за тысячу и более километров от линии фронта, огромное пространство, пересеченное 12 реками, имеющее около тысячи сел и хуторов с населением более 300 тысяч человек, оставалось советской территорией, имело сельские Советы, над которыми реял красный флаг. Несомненно, влиять на такую массу населения, не давать врагу проникнуть в партизанский край могла только Коммунистическая партия, которую горячо поддерживал народ, поднявшийся по ее зову на борьбу с фашистскими захватчиками.　

Полнокровной и кипучей жизнью живут сейчас прежние партизанские места: Ровно, Дубровица, Заречное, Сарны, Островск, Морочно, Клевань, Костополь. Многое стало неузнаваемым. Разительные перемены. Всюду, в каждом селе, — школы, клубы, библиотеки, магазины, по прежним болотам проложены дороги. Нет больше полещуков в домотканых свитках и лаптях. Хорошо живут люди. Выращивают ценную культуру — лен. Осушаются заболоченные земли.　

Красавцем стал областной центр! Ровно утопает в зелени и цветах. Построены великолепный театр, гостиница, войдет в строй крупнейший в стране текстильный комбинат. В центре, на магистрали Львов — Киев, сооружен памятник легендарному советскому человеку, имя которого навсегда связано с ровенским подпольем, — Герою Советского Союза Николаю Ивановичу Кузнецову.　

Несколько лет тому назад состоялась интересная встреча. Со всех концов Советского Союза съехались бывшие партизаны. В глубине Клеванского леса горели костры, вокруг сидели люди, боевые друзья вспоминали дела минувших дней.

Прежние партизаны работают на заводах и фабриках, пашут землю, учат детей, возглавляют партийные и советские организации. По-разному сложились их судьбы, но каждый безупречно трудится на счастье своей Родины.　

Секретарь Ровенского подпольного обкома партии Василин Андреевич Бегма много лет находился на посту первого секретаря Ровенского и Хмельницкого обкомов партии, теперь он председатель партийной комиссии при ЦК КП Украины. Комиссар соединения Лука Егорович Кизя окончил Киевский университет, защитил кандидатскую диссертацию, работает в министерстве иностранных дел УССР. Иван Филиппович Федоров (Ровенский) в органах госбезопасности. Леонид Смирнов — секретарь Ровенского подпольного обкома комсомола — на руководящей работе в Трускавце. Митрофан Зубашев работает в Шепетовке, Вера Дмитриевна Евсеева — в партийном аппарате Ровенского обкома партии. Она воспитывает двух детей. Муж ее — Коваленко, бывший командир отряда, — директор Ровенского учительского института. В Сквире, на Киевщине, живет разведчик Лев Магомет.　

Девятнадцать лет назад, когда советские войска подошли к Польше, фашистский гарнизон в Закопане перед отступлением захотел разрушить город. Здания, вокзал, электростанция, мосты, санатории были заминированы. С минуты на минуту поджигатели ждали команду. И вдруг партизаны. Они спасли город. Закопане с благодарностью встретил освободителей. Это был отряд имени Щорса.　

Этот отряд в 1944 году в Ровно готовился к переходу через линию фронта. Переход состоялся в районе польского городка Жешува. Впоследствии отряд стал советско-польско-словацким соединением. Городской Совет Закопане — столицы польских Татр присвоил звание Почетного гражданина Закопане Владимиру Семеновичу Мациеву («Потемкину»), бывшему командиру партизанского соединения — ныне инженеру-строителю в Киеве.　

Под партизанские знамена из городов и сел, разрушенных и залитых кровью, собирались бесстрашные советские люди различных возрастов и разных специальностей. Они мужественно переносили трудности и лишения. Ими руководила одна мысль, одно желание — громить жестокого врага, всеми силами помогать Советской Армии изгонять фашистскую нечисть с родной земли.　

Бессмертные подвиги, героизм советских воинов и партизан сохранятся в веках.　

Примечания

1

Корчи — лесные заросли.

(обратно)

2

Дефензива — охранная полиция в Польше.

(обратно)

3

Победим (польск.)　

(обратно)

Оглавление

ЧЕРЕЗ ЛИНИЮ ФРОНТА

ЛЕСНОЙ КРАЙ

ПАРТИЗАНСКАЯ РЕДАКЦИЯ

ЭШЕЛОНЫ ЛЕТЯТ ПОД ОТКОС

ЗА РОДИНУ!

С БОЕМ НА ПЕРЕПРАВУ

РОДИНА НАГРАЖДАЕТ ГЕРОЕВ

ПОЛЬСКИЕ ПАТРИОТЫ ДЕЙСТВУЮТ

В СВАРИЦЕВИЧСКОМ ЛЕСУ

УДАРЫ ПО ВРАГУ КРЕПНУТ

В СОЕДИНЕНИИ ГЕНЕРАЛА ФЕДОРОВА

ПАРТИЗАН МАГОМЕТ

«МЫ ЕСТЬ ВАШИ БРАТЬЯ-СЛАВЯНЕ»

ОТРЯДЫ НАПРАВЛЯЮТСЯ К ГОРЫНИ

НАШИ ИДУТ!

ВСТРЕЧА С «ОБЕР-ЛЕЙТЕНАНТОМ»

НА ЗАПАД

ТРЕВОЖНЫЕ ДНИ ПОДПОЛЬЯ

ФРОНТ ПРИБЛИЖАЕТСЯ

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

*** Примечания ***