Мужской взгляд [Эрин Маккарти] (fb2) читать онлайн

Эрин Маккарти Мужской взгляд

Глава 1

Джози Эдкинс должна немедленно прекратить вертеть соблазнительной попкой под носом у Хьюстона, иначе он не удержится и непременно ухватит и крепко сожмет ее руками.

А это может привести к обвинению его в сексуальных домогательствах. У него перед глазами прямо-таки замелькали заголовки передовиц: «Штат Флорида против доктора Хьюстона Хейза», «Хирург совращает врача-ординатора и лишается лицензии».

Малышка Джози и представить себе не могла, что он давно уже поглядывает на нее, словно кот на сметану. Она не специально соблазняла его округлостями своего зада, и потому он не мог винить ее в том, что она преднамеренно регулярно сбивает его с толку и нарушает его плавный и уравновешенный образ жизни.

Однако у него не укладывалось в голове, каким образом, черт возьми, практикующий хирург-травматолог может быть до такой степени неуклюжим. Это было выше его понимания.

Но, видит Бог, Джози была настолько неловка, что по меньшей мере раз пять-шесть на дню он был вынужден созерцать, как она кверху задом, на карачках, согнувшись в три погибели, подбирала с пола что-нибудь, оброненное ею. А сегодня было и того хуже.

Они были в полутемной нише, куда зашли, чтобы рассмотреть рентгеновский снимок одного пациента. И тут с Джози приключился ее очередной казус. Снимок выпорхнул у нее из рук, шлепнулся на пол и исчез под стоявшим рядом письменным столом. И вот теперь она ползала на четвереньках, разыскивая его.

Да поможет ему Господь.

Ну не должна женщина со столь вызывающе соблазнительными формами ползать на карачках у тебя под носом, если только она не раздета и сцена не является прелюдией к дальнейшим игрищам.

– Упс. Он прямо-таки выпрыгнул у меня из рук, доктор Хейз, – весело заявила она.

Хьюстон отсчитал от одного до десяти и обратно, прежде чем вновь обрел контроль над собой и справился с собственными телесными проблемами. Он не понимал, что в ней было такого, что вынуждало его прижимать то в правую, то в левую сторону свой восставший член, скрывая его от посторонних глаз, и нещадно потеть во время операций.

Она вовсе не принадлежала к его типу женщин. Небольшого роста, с нелепой стрижкой, в результате которой ее светло-каштановые волосы торчали в разные стороны вопреки всем законам тяготения. Когда она улыбалась, на щеках появлялись две ямочки-близняшки, и на глазок дать ей можно было не больше двадцати лет. Она непрерывно болтала. Он слышал, как другие сотрудники ласково называли ее «нашим звоночком».

И вот он стоял, не в силах отвести от нее глаз, сознавая, что тонкий халатик едва прикрывал самые стратегические места.

– Он должен быть где-то здесь. – Она шарила руками по полу, сунув голову под стол. – Что за грязь? – Она протянула назад руку, в которой Хьюстон увидел заплесневелую корку хлеба. Джози швырнула ее в сторону. – Надо сделать замечание уборщице.

Она снова скрылась под столом – точнее, ее верхняя половина. Нижняя была выставлена словно напоказ. Ему было видно ее белье.

Тонкий халатик ничего не скрывал, а поскольку Джози скорчилась на коленях, он натянулся, оставив на обозрение ее трусики. Они чуть сползли, зажатые в расщелине между щечками попки, плотно облегая и маняще обрисовывая их. На каждой стороне трусиков виднелся отпечаток красной губной помады. Он вдруг подумал: а что она сделает, если он сейчас наклонится и прижмется губами прямо к этим отпечаткам?

И укусит ее.

Он зачарованно уставился на ее округлый зад и весь горел от желания попробовать ее на вкус, запустить руку между ног и ощутить пальцами ее пульсирующий жар.

Ему не терпелось узнать, не было ли подобных отпечатков губной помады на передней стороне ее трусиков. И когда он поцелует ее именно там, то почувствует, как ее нежный влажный холмик подастся вверх под его губами.

И это с трудом сдерживаемое желание дьявольски раздражало его.

Хьюстон никогда не испытывал подобных проблем, умея сохранять дистанцию как с пациентами, так и с сотрудниками. Его скорее можно было обвинить в излишней сдержанности. И вот эта женщина, этот крошечный, несуразный и улыбчивый торнадо, сломила его обычную отчужденность.

Обуреваемый этими мыслями, он нетерпеливо взглянул на часы. Сколько времени она уже возится там, на полу? Не меньше часа, наверное?

– Может, я вернусь попозже, доктор Эдкинс, когда вы справитесь со своим снимком?

Перед глазами промелькнула картинка, как его рука справляется с ее упругой попкой. Он хотел лишь высказать прохладный упрек, а на деле его замечание прозвучало многозначительным намеком. И то и другое, похоже, было слишком тонко для Джози. Она прыснула из-под стола, словно он просто поддразнивал ее, а затем закашлялась.

– Похоже, я наглоталась пыли. – Ее голова высунулась из-под стола ровно настолько, чтобы одарить его успокаивающей улыбкой. – Еще секундочку, и я отловлю его.

– Послушайте, это можно сделать позже. – Хотя он уже усвоил, что вряд ли что-либо способно заставить ее поторопиться.

Конечно, он мог отодвинуть ее в сторону и сам достать этот чертов снимок. Но ему не хотелось ни уязвлять ее самолюбие, ни оскорблять ее в лучших чувствах. Джози всегда так старалась исправлять свои оплошности! К тому же сам он был совершеннейшим мазохистом, которому не хотелось отказывать себе в созерцании ее прелестного зада, хотя он твердо знал, что ему не следовало, он не мог, не должен и не пойдет на поводу своего вожделения и не поддастся зову плоти.

Хьюстон недовольно выругался про себя, однако не оторвал глаз от откровенного зрелища и не порывался сам подобрать снимок.

– Я уже почти достала его. – Она ослепительно улыбнулась, почти вывернув голову направо, пытаясь засунуть руку как можно дальше под стол.

Он стоял, уперев руки в боки, снова и снова напоминая себе, что было бы просто кошмаром связаться со стажеркой, какой бы соблазнительной она ни была.

– Как бы мне сейчас пригодилась та резиновая рука, как у Длиннорукого Армстронга – фантастической куклы моего кузена, когда мы были совсем детишками. Помните такую? – спросила она.

Он покачал головой. Резиновые куклы было последнее, что могло волновать его в этот момент.

– Ну как же, это было так здорово! А вы в какие игры играли?

Хьюстон с трудом сдержал стон. Джози умудрялась совмещать полнейшую наивность с вызывающе заманчивым телом, причем это благополучно соседствовало с умными мозгами и незаурядной личностью. Перед таким необычным сочетанием ему было чертовски трудно устоять.

Особенно в этом захламленном закутке в конце коридора. А Джози находилась всего в нескольких дюймах от него.

– Я хотела спросить, когда вы были маленьким, во что вы играли? – Она продолжала шарить руками по полу. – Во что-нибудь очень рискованное? Властелин мира – это вполне в вашем духе.

Ему следовало обидеться?

– Нет.

– А тогда во что же? В футбол? Наперсток? Шахматы? – Он сложил руки на груди и почесал подбородок. Утром он забыл побриться, колючая щетина раздражала его. Он отлично сознавал, что, если бы подобный смехотворный разговор завязал с ним другой сотрудник, он просто повернулся бы и вышел вон.

– Я играл в доктора. – И пусть она сама себе представит, что именно он имел в виду. Хотя у Джози, похоже, был врожденный иммунитет на сексуальные инсинуации.

– Ага, вот он! – Она вытащила снимок и вручила ему. Джози присела на корточки и откинула челку с глаз.

– Ну вот, не зря старалась. Похоже на операцию, когда вдруг уронишь отрезанную часть тела.

Хьюстон смотрел, как она стряхивает пыль с колен. Он читал личное дело Джози. На бумаге ее интеллектуальный коэффициент лишь несколько пунктов недотягивал до гениальности. А на деле она была разговорчивая, неуклюжая, очень аппетитная малышка. Которая, не прилагая усилий, заставляла его член рваться из брюк наружу.

– Спасибо, доктор Эдкинс. – Он взял рентгеновский снимок и стряхнул с него пыль, думая про себя, когда же, черт возьми, кончится ее ординатура. Если повезет, согласно ротации она перейдет из больницы Акадии в другую больницу, находящуюся милях в пятидесяти отсюда, и заберет с собой свою милую попку. Но пока у нее пошел лишь второй год ординатуры, и может протянуться еще год, а то и больше, прежде чем она покинет их.

А до того времени ему придется подолгу оставаться после работы, чтобы избежать осложнений или обвинений в том, что он заходил к ней. Он придерживался двух правил, с тех пор как порвал с последней постоянной подружкой четыре года назад. Никаких длительных связей. Никаких шашней с сослуживцами.

До сих пор это срабатывало. Его встречи с женщинами бывали нерегулярными, и, когда возникало взаимное согласие, случался необременительный секс. Но никогда с женщинами, с которыми ему приходилось ежедневно видеться по долгу службы.

Однако, став три месяца назад сотрудником больницы Акадии, он встретил Джози. И почему вдруг его гормоны решили, что правила существуют для того, чтобы их нарушать? То, что он согласился на эту должность, казалось хорошим карьерным ходом, это позволило ему полностью посвятить себя восстановительной травматологии, да и остальные врачи, входившие в группу травматологов, понравились ему. Это было умным решением, и он не допустит, чтобы какая-то вводящая в искушение стажерка путалась у него под ногами.

Рассматривая снимок на свет, Хьюстон попытался сконцентрироваться на работе и с удовольствием убедился в правильности своего первоначального диагноза.

– Отлично, я так и думал. Срочная операция, о которой я говорил родителям Эмбер.

Повторная операция у пятнадцатилетней девушки не слишком вдохновляла его, но Эмбер получила множественные переломы полгода назад, и операцию на лодыжке ей сделали в Атланте.

Переломы зажили, и Эмбер вернулась домой в Акадия-Бич. Однако по-прежнему страдала от постоянных болей и отеков. Хьюстон знал, что операция по удалению осколков костей оставалась единственной возможностью, чтобы предотвратить артрит на всю оставшуюся жизнь.

– И скоро? – поинтересовалась Джози.

– В течение недели.

– Ясно. Нет проблем. Я займусь этим. – На ее пухлых губах светилась улыбка, пока она поигрывала пластиковой карточкой с ее именем, прикрепленной на поясе.

Ее постоянная улыбка вызывала у него головную боль. Ну, не может же, черт возьми, человек без конца улыбаться. А вот она могла, и он не в силах был остаться к этому равнодушным. Все в ней казалось ему привлекательным; она, можно сказать, почти нравилась ему.

При этой мысли он скорчил ей мрачную гримасу.

Карточка немедленно сорвалась у нее с пояса и упала на пол.

– Упс!

Казалось бы, это восклицание не могло прозвучать сексуально, но у нее это каким-то образом получилось.

Джози наклонилась, чтобы подобрать карточку, как раз в тот момент, когда он поворачивался, чтобы уступить ей дорогу. И конечно же, она уткнулась лбом в его бедро.

Его трусы были столь же тонкие, как и ее собственные, и она тут же ощутила тепло его кожи. Она задохнулась от неожиданности, а ее дыхание обдало его жаром.

Хьюстон быстро отступил назад. Чудовищным усилием воли он удержал рвущийся наружу восставший член.

– Ой, простите, эго я виновата! – вскрикнула она, смахивая густые волосы с ярко-зеленых глаз. От этого движения юбка натянулась, обнажив тонкую полоску бледной гладкой кожи над талией.

Открой он рот, из него вырвалось бы лишь глухое рычание, так что он постарался крепче стиснуть зубы.

В этот раз, направившись к холлу, она споткнулась. Ни на чем, как показалось ему. Но когда она покачнулась, он схватил ее за руку, чтобы поддержать.

– Спасибо, – произнесла она почти беззвучно, лишь кончик влажного языка мелькнул над блестящими зубками. А уголки глаз сузились, когда она улыбнулась.

Если бы она сообразила, насколько близок он был к тому, чтобы сдернуть ее трусики и немедленно трахнуть ее, она бы так не улыбалась.

Просто бы убежала. Или страстно застонала.

Черт! Хьюстон отпустил ее руку.

– Не стоит благодарности.

Обозленный, он повернулся к ней спиной, пытаясь скрыть восставшего бойца, окончательно вышедшего из повиновения. Он стоял прямо, слушая, как она, стуча каблуками по кафельным плиткам, покидает помещение.

Никогда еще он так неудержимо, с таким вожделением, не жаждал ни одну женщину. Он чувствовал себя безрассудным и уязвимым, полностью потерявшим контроль над собой.

Он презирал себя.

Хьюстон не собирался нарушать свое первое правило. У него не будет женщины, которая возбудит его настолько, что он захочет завязать с ней отношения больше чем на одну ночь. Но Джози Эдкинс уже привлекала его до такой степени, что он готов был плюнуть на второе правило.

Он никогда не спал с сотрудницами, но ведь до сих пор его так не завораживал ни один женский зад. Можно привести тысячу доводов в пользу того, что было бы настоящим бедствием завязать интрижку с Джози. Но и число аргументов против воздержания достигало нескольких сотен при одной только мысли о возможности короткой обжигающей связи с Джози.

Будет ли эта связь ошибкой? Несомненно. Но разве есть другое средство от эрекции, с которой ему придется иметь дело буквально через минуту? Ибо его член был далек от благоразумия и вовсе не собирался опадать.

Хьюстон совершат ошибки в жизни, хотя и не слишком грандиозные или непоправимые, вроде той, когда он в возрасте шестнадцати лет, разгоряченный парами виски «Джек Дэниелс», предложил руку и сердце своей первой возлюбленной.

Тогда он избежал беды – и раз и навсегда отказался от алкоголя. Да и теперь можно бы обойтись, если проявить чуть больше сдержанности. Пока ни одна душа ничего не знает, а экзерсис продлится не больше одной-двух ночей Хьюстон забрал снимок и направился к двери. Нет. Он не поддастся зову плоти. По крайней мере пока сама Джози не проявит хоть малейшей заинтересованности.

А вот тут уж он вовсе не был уверен, что сможет удержаться и не попробовать на вкус ее губки. Причем все до единой, даже самую потаенную.

– Но это же полная нелепость! – говорила Джози своей подруге Саре, пытаясь открыть баночку сливочного сыра. – Почему это происходит именно со мной? Я не могу и шагу ступить в присутствии доктора Хейза, чтобы не уронить чего-нибудь.

Это случалось, только когда он был в комнате.

Предоставленная сама себе, она была вполне профессиональна и уверенна. Но когда появлялся Хьюстон Хейз с его проницательным, проникающим в самую душу взглядом и мощной фигурой, тонометр, казалось, сам собой выпрыгивал у нее из рук. Скальпели катились по полу, словно пустые бутылки. У нее дрожали руки, она сбивала подносы с хирургическими инструментами и натыкалась на капельницы.

Этому надо положить конец.

Она была взрослой женщиной с медицинским образованием, пользовалась уважением персонала больницы и пациентов. И с относительной легкостью и вполне компетентно начинала свой второй год в качестве травматолога-интерна. Все бы ничего, если бы не появлявшийся в присутствии доктора Хейза синдром ослабленного хватательного рефлекса, когда медицинские инструменты валились у нее из рук.

Сара удивленно подняла брови, размешивая сливки в кофе.

– Это сексуальная озабоченность, дорогая.

Услышав эту фразу, Джози дернулась, и баночка с сыром выскочила из руки, покатилась по полу, остановившись лишь под соседним столом, за которым два доктора – мужчины – обедали у окна, гордо выставившего на обозрение кусочек флоридского пляжа. Она замерла под лукавым взглядом Сары. Джози было совсем не смешно.

– Это не сексуальная озабоченность, – буркнула она, вставая, чтобы подобрать уже ненужный сыр.

Ложь. Не важно, что чувствовал он, но с ее стороны явно рвалось наружу неутоленное желание.

Доктор Хейз был для нее богом. Его лицо – от коротких черных волос до удивительных серо-голубых глаз – и все его крепко скроенное, мускулистое тело просто кричали о силе, самообладании и уверенности в себе.

Мужчина, который знал, чего хотел, и брал это без сомнений и колебаний, не откладывая в долгий ящик. И желание оказаться взятой им неуклонно росло и крепло в ней, пока в конце концов она не начала страдать хронической неуклюжестью в его присутствии.

Так что заявление Сары имело под собой основания. Но от этого ей не легче.

Джози полезла под соседний стол, успокаивая обоих докторов:

– Простите, мальчики, я тут уронила сыр.

Они сдвинули ноги, пока она выуживала норовистый сырок, отнюдь не удивленные тем, что Джози ползает по полу в поисках чего-то оброненного. Ее коллеги по больнице скорее ожидали от нее чего-нибудь в этом духе.

– Нет проблем, Джози, – ухмыльнулся Марк Гивенс, вгрызаясь в гамбургер.

Его ухмылка говорила сама за себя. Любой мог считать ее круглой идиоткой. Каким образом она надеется стать хирургом, если ее пальцы не удерживают простую баночку сыра? Восемь лет учебы могут пойти коту под хвост за какие-то три месяца. И все из-за секса. Или нехватки такового.

Она во всем винила некоего хирурга-травматолога. Если бы он не смотрел на нее испытующими небесно-голубыми глазами и не подходил слишком близко, она бы не нервничала. И все не валилось бы у нее из рук.

Она снова устроилась рядом с Сарой и вздохнула:

– Я гублю свою карьеру, еще не начав ее всерьез. Доктор Хейз боится доверить мне скальпель. И кто может винить его в этом?

Сара поправила золотистый конский хвостик на голове.

– Ты попала в порочный круг. Он действует тебе на нервы, ты дуреешь и делаешь глупости, а это заставляет его сомневаться в твоей квалификации. Ты психуешь еще больше, и все повторяется.

Джози знала, что она права. С самого первого дня, когда она три месяца назад увидела Хьюстона, принятого на работу в больницу, он заставлял ее трепетать. Своей уверенностью в себе, холодностью и мастерством хирурга.

– И что же теперь делать? Ведь он не позволит мне даже приблизиться к пациенту, не то что самой сделать операцию. А у меня нет оснований пойти к шефу ординатуры и пожаловаться. – При одной мысли об этом Джози становилось еще хуже. – В его глазах я буду просто нытиком. Кроме того, вдруг доктор Хейз заявит доктору Шейнбергу, что я полная идиотка, которую следует лишить медицинского диплома?

Всю сознательную жизнь она мечтала стать хирургом и по окончании школы упорно трудилась, чтобы добиться этого. Когда умер отец, сам бывший хирургом, она еще больше укрепилась в своей решимости.

Спотыкаться на ровном месте и ползать по полу на четвереньках в поисках рентгеновского снимка было не самым лучшим способом достичь этой цели.

Сара положила ложку на стол и усмехнулась:

– Знаешь, что надо делать, когда кто-то внушает тебе страх? Представить его себе совершенно беспомощным. Ну, например, что он стоит перед тобой в нижнем белье.

У Джози запылали щеки. От внезапно возникшей перед глазами картинки более чем шестифутовой загорелой мускулистой фигуры доктора Хейза в коротких подштанниках все ее чувства вошли в неуправляемый штопор.

– Тебе нравится мучить меня? – с трудом выдавила она почти шепотом.

Сара пожала плечами:

– Ну, ты могла бы просто переспать с ним. Это вернет ему нормальный человеческий статус.

Хотя в устах Сары это прозвучало не более возбуждающе, чем совет сходить в туалет, Джози покраснела. Ей стало вдруг жарко, несмотря на то что кондиционер работал на полную мощность.

– Это еще хуже! Не могу же я заниматься сексом с шефом! – Насколько ей известно, это шло против существующих правил, не позволяющих нарушать этику корпоративного братства, царившую в больнице. Кроме того, едва ли она произвела большое впечатление на Хьюстона. Как в интеллектуальном, так и в физическом плане. Джози привыкла, что мужчины не проявляют к ней особого интереса. И похоже, доктор Хейз не был исключением.

– Да я уверена, что он истерически расхохочется от перспективы переспать со мной. Я совсем не нравлюсь ему. По крайней мере мне так кажется, – добавила она.

Бывало, что он чертовски долго хмуро смотрел на нее, видимо, пытаясь разобраться, каким образом круглая идиотка вроде нее сумела выжить в медицинском институте.

И он никогда не улыбался. Во всяком случае, ей. Правда, порой он бросал на нее совсем другой взгляд, глубокий и пронизывающий, от которого ей тут же хотелось взглянуть в зеркало и убедиться, не забыла ли она одеться утром. Она убеждала себя, что ей это только кажется, что это плод ее изголодавшегося по сексу воображения. А может, все-таки она не обманывалась?

– Знаешь, Сара, иногда я замечаю, что он смотрит на меня, и ловлю в его глазах такой взгляд! Нет, это безумие, я, конечно же, ошибаюсь.

Она помахала рукой перед лицом при одной мысли о глазах Хьюстона, буквально ощупывающих и раздевающих ее.

– Это какой еще «такой взгляд»? – Сара остановилась, не донеся чашку до рта.

Джози оглянулась вокруг – убедиться, что никто не обращает на них внимания, и едва слышно прошептала:

– «Если бы мы были наедине, я бы содрал с тебя одежду!» – вот какой.

Ей не часто приходилось встречать подобный взгляд, поскольку большинство мужчин видели в ней веселого, жизнерадостного приятеля. Что-то вроде беззаботного медвежонка из диснеевского мультфильма. А те редкие случаи, когда она замечала в чьих-то глазах проблеск особого интереса, навсегда остались в ее памяти.

Сара поставила чашку на столик.

– Ты уверена?

– Нет, конечно. – Это могло быть просто бредом или галлюцинациями, вызванными недосыпанием и отсутствием сексуальной разрядки.

Доктор Хейз был мужик что надо. Он мог заполучить любую женщину, которую захочет, она в этом уверена. Так с чего бы ему хотеть ее, пухленькую простушку?

– Вся моя жизнь рушится, – посетовала она.

Это было так похоже на нее – совершать что-нибудь до абсурда глупое – например, по уши втрескаться в мужика, от которого зависела ее карьера.

– Не драматизируй, Джози. – Худая и высокая, в темных очках, Сара выглядела очень строгой, и ее воспринимали всерьез. – Люди уважают тебя. Мне самой пришлось самоутверждаться, пока меня не стали принимать всерьез.

– Тебе легко говорить!

Малый рост был проклятием Джози. Она казалась не выше среднего шестиклассника, к тому же коротко стригла каштановые волосы. Да еще от рождения у нее были ямочки на щеках, что совсем не придавало ей солидности. А учитывая ее врожденную непоседливость и жизнерадостность, большинство окружающих считало ее не слишком умной. Ее поведение с доктором Хейзом лишний раз подтверждало это.

Сара вытерла губы бумажной салфеткой.

– А ты хоть раз подумала, что, становясь хирургом, ты отвергаешь собственную натуру, изменяешь себе? Может, тебе лучше заняться чем-нибудь другим? Чем-нибудь необычным?

– Необычным? – Джози откинулась в кресле. Как она могла хоть на минуту подумать, что Сара – ее лучшая подруга! – Что я, по-твоему, должна делать? Продавать воздушные шарики? Изготовлять бижутерию? У меня же были высшие баллы по всем предметам в институте. Да я получила диплом с отличием!

Ее голос разносился далеко вокруг. Но ей было наплевать. Она гордилась тем, что по окончании института в знак отличия она могла носить золотой галун на шее.

Размешивая еще один пакетик со сливками в полупустой чашке кофе, Сара покачала головой:

– Я не это имела в виду. Ведь ты общительный и компанейский человек, а избрала профессию, более свойственную надменным, не склонным к болтовне мужчинам. Тебе ежедневно приходится подавлять веселую, любящую шутку сторону своей натуры, и это неизбежно будет угнетать и раздражать тебя.

Интересная и вовсе не столь уж обидная теория, как показалось поначалу Джози. Но она-то знала, что ее выводит из себя. И причина была вовсе не в необходимости быть менее разговорчивой.

– Благодарю вас, доктор Фил. Но мне кажется, все гораздо проще. – Она хотела доктора Хейза. Джози потрясла головой: – Хотя хирургии и не слишком свойственны веселость и легкомыслие, я сейчас уже не смогла бы вернуться назад и оставить ее. Люди подумают, что я свихнулась. Как можно выбросить на ветер все эти годы учебы и затраченные на нее деньги? Я просто хочу, чтобы доктор Хейз относился ко мне, как к любому другому врачу, врачу-мужчине. Но у меня все валится из рук, и я заливаюсь краской всякий раз, когда он оказывается поблизости.

– И что только ты в нем нашла? – удивилась Сара. – Ведь он такой холодный и чопорный.

Что она видела в нем такого, заставлявшего ее пульс биться учащенно, а ее руки трястись? Кроме красивого лица и крепко сложенной фигуры.

– Он просто великолепен, Сара. Абсолютно спокоен во время операции, уверен в себе, но не высокомерен. Он всегда знает, что делает. – Она почувствовала, как у нее все переворачивается внутри при одной мысли о нем. Опершись подбородком на руки, она продолжала: – У него все мысли направлены на то, чтобы быть превосходным хирургом. Все остальное для него не имеет значения.

Джози сама хотела бы достичь подобного уровня концентрации.

На Сару это не произвело никакого впечатления.

– По мне, так это просто скучно. Я всегда думала, как хорошо быть педиатром. Вокруг моего кабинета не бродят толпы самовлюбленных эгоистов.

– А мне это не может наскучить. – Джози чуть вздохнула, представив себе, как Хьюстон сфокусировал на ней взгляд голубых глаз, а умелые руки засунул ей куда-то промеж ног. – По правде говоря, зря ты подкинула мне эту идею насчет нижнего белья. Теперь, когда я встречу доктора Хейза, я тут же представлю его себе в голом виде. – И кто знает, что еще вывалится у нее из рук. Ей еще повезет, если с ней самой ничего не случится. Сара ухмыльнулась:

– Да я просто ревную. Тебе хотя бы достался взгляд, да еще какой! А я вот уже год как без мужика. И пенисы я вижу только у восьмимесячных мальчиков.

Джози прыснула:

– Это не совсем то, что нужно.

– Да уж, совсем не то. – Сара устроилась поудобнее, и вдруг ее глаза широко распахнулись. – Великий Боже, я видела это!

Чуть повернувшись на стуле, Джози воскликнула:

– Что? Что ты видела?

– Только не оборачивайся, – тихо прошипела Сара. – Доктор Хейз только что вошел.

Джози застыла в полуобороте, словно в разгар исполнения необычного ритуального упражнения йоги.

– Ну и что? Что он делает?

– Он бросил на тебя взгляд. – Сара замахала руками, словно увидев перед собой НЛО: – Ух ты, похоже, температура тут подскочила сразу градусов на десять.

Джози почувствовала, как волосы у нее на затылке встают дыбом, и прикусила губу, полная решимости не смотреть в сторону доктора Хейза.

– Это просто безумие. – Она отодвинула свой неаппетитный тост. – У меня такое ощущение, будто мы в институтском кафетерии, а не в больнице. Я фантазирую по поводу этого человека, а ведь его совершенно не знаю. Мы с ним и разговаривали-то единственный раз, когда он читал мне нотацию по поводу моего последнего приступа идиотизма.

– Иногда слова вовсе не нужны.

Джози представила себе доктора Хейза, на котором ничего не было, кроме стетоскопа в руках, проводящим у нее внутреннее обследование.

О, черт! Сара и представить себе не могла, насколько глубокомысленным оказалось ее утверждение.

Глава 2

Не вынеся ощущения, что доктор Хейз неодобрительно смотрит ей в спину, Джози минуту спустя сбежала из кафетерия. Она стряхнула крошки тоста с юбки и рванула к двери, упрямо разглядывая пол, притворившись, что не видела его.

В холле она простилась с Сарой, возвращавшейся в педиатрическое отделение.

– Прошвырнемся завтра по магазинам?

– Отлично! – Сара нажала на кнопку лифта «вверх». – Мне нужна твоя моральная поддержка. Покупка купальника – это, пожалуй, один из самых травмирующих моментов в жизни женщины. Я всегда думала, что неплохо жить вблизи пляжа. – Она жестом показала на свою тощую фигуру. – Но что касается сексуальности, я чувствую себя как доска в купальнике.

– Ну зачем уж так? – Джози закатила глаза и рассмеялась.

Сара была худой, но поскольку Джози провела детство, делая покупки в магазинах для толстушек «Притти плюс», то худоба не вызывала у нее сочувствия. У нее самой появлялись округлости в стратегически важных местах, таких как попка и грудь, – еще одно нежелательное следствие малого роста или, скорее, результат отвращения к физическим упражнениям и любви к сладостям и мороженому.

Каковы бы ни были причины, ее вес превышал тот, что считался образцовым. Но это не слишком волновало ее. Она не прибегала к принудительному голоданию, не садилась на диету, хотя иногда ей и хотелось почувствовать на себе этакий особый мужской взгляд. Она была достаточно миловидна, с привлекательной фигуркой, в смысле округлых форм, но молодые люди привычно относились к ней по-приятельски, отчего она, по правде сказать, порядком устала.

Но устать и знать, как все это поправить, – не одно и то же. Она понятия не имела, каким образом можно решить проблему, не изменив при этом своей натуре, обучиться искусству тайных многозначительных взглядов и отважиться на липосакцию. Поскольку все это не привлекало ее, похоже, она была обречена оставаться вечным дружком-приятелем.

Помахав на прощание Саре, она отправилась в реанимационную палату. Там подошла к третьей постели.

– Как вы себя чувствуете, мистер Дэвидсон? – Джози склонилась над больным, стараясь выкинуть доктора Хейза из головы.

В свои семьдесят два года мистер Дэвидсон был одним из самых бодрых пациентов, и она была уверена, что после только что проведенной операции на колене он вскоре вернется на поле для гольфа.

Дэвидсон был уже, наверное, пятым пациентом с операцией на колене, в которой она ассистировала доктору Хейзу, и хотя в прошлом доктор Шейнберг позволял ей самостоятельно делать операции, Хейз не доверил ей ни разу. Она надеялась, что он разрешит ей оперировать мистера Дэвидсона, но тот не удостоил ее и словом. При таких темпах личной практики к тому времени, когда доктор Хейз найдет, что она готова работать самостоятельно, ей самой уже потребуется операция по замене коленного сустава.

Мистер Дэвидсон посмотрел на нее проницательно, несмотря на то что всего два часа назад очнулся от наркоза.

– Отлично чувствую, доктор Эдкинс. Еще часика два посплю, а потом пойду испытывать новое колено на прочность.

Она улыбнулась, понимая, что он шутит, и проверила его анализ крови.

– Вы ведь знаете, что вам предстоит пройти курс интенсивной физиотерапии? Так что не вздумайте прыгать или танцевать джигу прямо сейчас, слышите?

Старик подмигнул ей. Выглядел он свежо и бодро.

– Слушаюсь, мэм.

Она пожала его здоровую ногу сквозь одеяло. У Чарли Дэвидсона был настоящий мужской характер.

– Вот так-то лучше.

Беседуя с больными, она иногда с тревогой думала, что не создана для хирургии. Она больше чувствовала себя на своем месте в общей врачебной практике или в педиатрии, вращаясь среди людей.

И тем не менее она избрала травматологическую хирургию в качестве своей специализации, и пути назад не было. Просто невозможно передумать и сменить профессию на втором году ординатуры. Конечно, на самом деле она не сама избрала хирургию, так решил ее отец, но ей придется исполнить его волю.

Она была уверена, что у нее все получится, и очень неплохо вела больных вместе с доктором Шейнбергом. Но тут в команду травматологов вошел Хьюстон Хейз, и в этой пьесе ей выпала роль запинающейся и заикающейся неуклюжей героини.

Мистер Дэвидсон заявил:

– Вы знаете, если я еще здесь, то только из-за вкусной еды в больнице и ради того, чтобы ежедневно видеть ваше милое личико. – И он лукаво улыбнулся.

Она проверяла данные о его состоянии и анализы.

– Надо же, вытерпеть такую боль, и все ради больничной еды и встречи со мной.

– Какая боль? У меня ничего не болит.

– Подождите, пока не кончится действие анестезии после операции, – предостерегла она, еще раз поражаясь его стойкости. Кровяное давление было в норме.

– Ну, тогда я попрошу сестру дать мне вон те маленькие голубые таблетки. Они помогают. – Он пожал плечами: – Но что мы все обо мне? Давайте поговорим о вас. Я смотрю, у вас нет обручального кольца.

Закончив заносить его показатели в табличку над кроватью, она весело взглянула на него:

– А вы не думаете, что я немножко молода для вас? – Он рассмеялся, тут же смех перешел в послеоперационный кашель.

– Я заставила вас прокашляться, – весело заявила она. – Это хорошо. Прочищает легкие. – Она помогла ему принять сидячее положение.

– Вы не мой тип женщины, – ответил он с усмешкой, чуть отдышавшись. – Мне никогда не нравились брюнетки. Нет, я имел в виду моего внука. Он где-то вашего возраста, адвокат, похож на Тома Круза, ну, того парня, по которому девицы сходят с ума.

Джози прикрепила его карточку к спинке кровати. Покачав головой, она подняла руку и рассмеялась.

– Ну уж нет, благодарю. – Она не чувствовала себя настолько одинокой, чтобы польститься на знакомство, устроенное пациентом. – Теперь, если с вами будет все хорошо, медсестра организует, чтобы вас перевели в палату, и позволит вашей жене навестить вас. Ну а я завтра утром зайду к вам – убедиться, что у вас все нормально.

Помахав ему рукой и улыбнувшись, Джози повернулась к выходу и наткнулась на что-то твердое. Она тут же сообразила, что это грудь доктора Хейза, поскольку в уме она уже разложила по полочкам каждый дюйм его тела.

Впрочем, не каждый дюйм. Кое-что еще пришлось представить ее очень живому воображению.

Ее щека коснулась твердой мускулистой груди под голубой рубашкой. Она дернулась назад, чтобы избежать столкновения, и налетела на тумбочку у постели пациента, разлив воду и уронив стаканы на пол.

– О, простите, мистер Дэвидсон! – Она быстро подобрала стаканы и встала на ноги, как раз вовремя, чтобы увидеть, как доктор Хейз вздыхает со страдальческим выражением лица.

У нее зародилось подозрение, что она совсем достала его своей неуклюжестью. Будто ей самой это было в удовольствие!

– Мистер Дэвидсон в полном порядке. Артериальное давление и уровень кислорода в норме. – Она одарила его широкой улыбкой.

Этот прием она довела до совершенства, улыбаясь, как безумная стюардесса, даже перед лицом холодного неодобрения.

Не обращая на нее внимания, он принялся читать записи, которые она только что сделала в карточке больного. Она молча стояла сзади, чувствуя, как унижение перерастает в ярость. Он полагает, что она способна лишь измерять кровяное давление? Да это сделает студентка, работающая вторую неделю.

– Как вы себя чувствуете, мистер Дэвидсон? – спросил доктор Хейз, пробежав глазами по капельнице и монитору с показаниями частоты пульса.

– Хорошо, чуть сонливо. Вы же не будете задавать мне те же вопросы, на которые я только что отвечал доктору Эдкинс? – Улыбка мистера Дэвидсона была гораздо прохладнее, чем те, что он расточал перед Джози. – Раз уж для вас это все равно, я лучше немного подремлю.

Вот так-то. Джози почувствовала юношеское удовлетворение.

– Отличная мысль. А мы пока посмотрим, не перевести ли вас в палату.

И здесь она побила его. Апробированным радостным голоском она заявила:

– Я уже уладила это. Люди с третьего этажа идут, чтобы перевезти его.

Он замер, чтобы смахнуть черную прядь с глаз.

– Прекрасно. Но не слишком ли занята наша маленькая пчелка?

Это не должно ее волновать – случайное легкомысленное замечание, которое он мог бросить любому.

– Жжж, жжж, – прожужжала она, сопроводив свой ответ обольстительной улыбкой.

Его глаза сощурились. Жестом он показан, что им следует выйти, посмотрев в сторону мистера Дэвидсона, который заснул или притворялся спящим. Чувствуя кожей, что доктор Хейз идет позади, она вышла из реанимационной палаты в холл. Не собирается ли он следовать за ней тенью во время ее обходов, как это уже однажды проделал? Какая жалость, что вместо этого она не смогла сбежать домой!

Спустя мгновение он вышел за ней и тронул ее локоть. Джози резко остановилась, прерывисто дыша. И какого черта он трогает ее?

– Может, поговорим минутку? – спросил он. Джози обернулась и увидела его нахмуренную физиономию.

– Хм… ну конечно. – Как будто она могла сказать «нет» своему боссу.

– Наедине.

Она разинула рот, уставившись на него.

– Нет проблем.

Джози влипла по-крупному, ее ожидали большие неприятности. Другого объяснения она найти не могла. Он собирался выгнать ее к чертовой бабушке, и пусть она там все роняет и проливает.

– В вашем кабинете? – предложила она, стараясь говорить, как взрослая совершеннолетняя девушка. Хотя и не могла удержать легкую хрипотцу в голосе.

Доктор Хейз окинул взглядом пустой холл и покачал головой:

– Это же надо пересечь полздания. Давайте-ка зайдем сюда.

Он открыл дверь кладовки и жестом пригласил войти в нее.

В темной комнате. Наедине.

Картинка нижнего белья вернулась с новой силой. Ее тело налилось соками, а соски вздернулись.

Он затворил за ними дверь.

«Думай о чем-нибудь другом. Представь себе все долги и кредиты на учебу, которые надо выплатить».

Это не помогло. Джози тяжело дышала, между грудями выступил пот, когда доктор Хейз обернулся и с любопытством осмотрел ее с ног до головы.

Даже когда он включил электричество, залив ее ярким искусственным светом, это не помогло развеять ее тревогу. Сексуальная озабоченность и напряжение. Да. Сара была права.

– Что-нибудь не так? – выдавила она из себя.

Он скрестил руки на широкой груди, затем почесал подбородок. Джози заметила, что он не брился сегодня утром и над верхней губой выступила подкупающая колючая щетина.

– Вы высыпаетесь по ночам, доктор Эдкинс? Дежурства не слишком утомляют вас?

Первой ее мыслью было, что он увидел не украшавшие ее темные круги под глазами, но затем поняла, что он имел в виду ее неловкость и неуклюжесть.

– Со мной все хорошо, – быстро ответила она. В голосе, как она надеялась, звучала уверенность. – Расписание меня вполне устраивает, нет проблем.

Дежурства иногда оказывались очень трудными. Но об этом она наслышалась еще в мединституте.

Пожевав губу, она пропела про себя: «Только не увольняй меня, пожалуйста, не выгоняй, я выброшу все похотливые мысли из головы и не буду больше даже смотреть на твою ширинку».

– Должен признать, что я слегка озадачен. Согласно документам вы способный врач, с отличием окончили мединститут. – Джози чуть расслабилась. Это было правдой. В институте она многое высидела своей не столь уж маленькой задницей. – Но за то время, что я здесь, я не видел свидетельств тому.

Упс. Уткнувшись глазами в пол, с сильно бьющимся сердцем, она увильнула от прямого ответа.

– Не понимаю, о чем вы говорите. Неужели кто-то из больных или персонала жаловался на меня?

Он сделал шаг назад, чтобы опереться о стеллаж с полками, где хранились одеяла, простыни и халаты.

– Я имел в виду не это. Дело в том, что вы выглядите очень уж рассеянной. То и дело на что-то натыкаетесь, что-то роняете.

Возблагодарив Господа за сумрачное освещение комнаты, скрывавшее ее пылающие щеки, она стиснула зубы и попыталась как-то убедить его, что она не совсем уж полное ничтожество.

– Я не такая уж неловкая, когда занимаюсь делом, вожусь с больными, так что разве это действительно столь уж важно? В конце концов, моя матушка не назвала меня Грейс. – Она выдала легкий смешок.

Последовало продолжительное молчание. Доктор Хейз прищурился и принялся так внимательно разглядывать ее, что она почувствовала смущение. И он еще спрашивает, почему у нее все валится из рук. Под его испытующим взглядом все ее тело вибрировало от едва сдерживаемого желания.

Она всегда считала, что из него получился бы отличный полицейский. Допросы и запугивания давались ему легко. Когда он так смотрел на нее, она готова была признать себя виноватой во всем и за все, даже за нищету стран третьего мира.

– Если у вас возникли проблемы, вам следовало бы поделиться с кем-нибудь из врачебного персонала. Вас бы охотно выслушали и помогли. – Он поджал нижнюю губу, так что у нее пересохло во рту. Интересно, каковы его губы на вкус? У нее побежали мурашки по спине. – Я готов выслушать вас, Джози. Вы могли бы поделиться со мной вашими трудностями.

Он говорил тихо, доверительным тоном, а услышав свое имя, произнесенное так мягко, она с трудом сглотнула. Никогда прежде он не называл ее Джози.

– Да нет у меня никаких трудностей, доктор Хейз, уверяю вас.

– Может, проблемы с приятелем? Свежая ссора или парень дурно обращается с вами?

Беседа из пугающей становилась просто абсурдной. Похоже, он был полон решимости найти объяснение ее поведению, но вряд ли она скажет ему правду. Что, кроме него, не может думать ни о чем другом.

– У меня нет приятеля. И даже если бы и был, я бы не позволила, чтобы это мешало моей работе в больнице.

В этом пункте она была непоколебима. Ничто не могло нарушить ее взаимоотношений с больными, даже нервирующее присутствие доктора Хейза. Она знала свое дело. И только всякие досадные банальности вроде того, чтобы пройти, ничего не задев, или принести, ничего не уронив, отравляли ей жизнь.

Он поднялся и шагнул вперед, возвышаясь над ней.

– Иногда мы не считаем, что это мешает работе. Но что-то или кто-то отвлекает нас, и мы не можем сконцентрироваться.

Черт! Вот влипла! Он знал, что ей хочется, чтобы он немедленно швырнул ее на ближайшую койку. Это было ужасно. Что-то вроде запаха грязного тела, который, единожды обнаруженный, потом трудно утаить.

– Я… – произнесла она едва слышно. Голос прозвучал так, словно в обед ее накачали гелием. – Я не знаю, что вы имеете в виду.

– Ах не знаете? – Еще шаг, и он оказался прямо напротив нее, она почувствовала, как он пахнет. Он не пользовался одеколоном, и от него исходил смешанный запах антисептического мыла и мускуса.

Это заставило ее задаться вопросом, каким ему кажется ее запах. Наверное, что-то вроде потного страха или сексуального возбуждения. Да, так оно и есть. Господи, она даже не представляет себе, что хуже. Впрочем, в данной ситуации оба просто убийственны. Она чуть подняла руку, прокашлялась.

Как он мог догадаться, что ее влечет к нему? Откуда, черт возьми, он мог узнать это? И что именно он собирался предпринять по этому поводу? Заставить ее признаться, что она жаждет его? Да она скорее согласится на удаление матки без анестезии.

Разве что… Вдруг она была права насчет того взгляда и он действительно заинтересовался ею? И тогда надо быть круглой дурой, чтобы не сказать ему – она умирает от желания, страстно хочет его. А ведь, несмотря на ее недавнюю уничижительную характеристику, Джози отнюдь не была глупой.

А не был ли таким он сам?

Хьюстон сознавал, что ему следовало остановиться. Прекратить разговор и уйти, сохранив свои правила в целости и сохранности. Но он был не в силах. Джози слишком привлекательна. Такая вся округлая и созревшая, ее учащенноедыхание было явственно слышно в этой тихой комнатушке, глаза широко раскрыты.

– Я не знаю, что вы имеете в виду, но, клянусь, меня ничто не беспокоит и не тревожит.

Не обращая внимания на ее путаные слова, он протянул руку и с видимым удовольствием провел большим пальцем по ее нижней губе. Этот жест испугал ее. Она отскочила в сторону.

– Доктор Хейз?

– Называй меня просто Хьюстон. – В этот момент ему не хотелось быть доктором. Он ощущал себя мужчиной, который собирался поцеловать очень соблазнительную женщину, стоявшую перед ним.

Однако он сказал себе, что не поцелует ее, пока она сама не проявит к нему интереса. Вероятно, испуг или тревога не могут считаться прямым его проявлением, но ведь его руку она тоже не оттолкнула.

– Хьюстон. – Она облизнула губы. – У нас проблема. – Его пальцы замерли на ее щеке, когда Джози сообразила, что она сказала, и прыснула.

– Я подозреваю, ты уже не раз слышал подобное, верно?

В ее глазах появились веселые искорки, такие восхитительные, что он не смог ощутить раздражения, которое у него обычно вызывали ссылки, скажем, на экспедицию «Аполлона-13».

– Ну, пожалуй, слышал разок-другой. – Или тысячу раз. Он давно сбился со счета.

Склонившись над ней, он нежно поцеловал ее сначала в один уголок рта, затем в другой. Она испустила легкий вздох, но не отодвинулась. Ее губы были мягкими и влажными. Она облизнула их, и они раскрылись, когда он коснулся их в третий раз. Их губы сомкнулись.

Джози расслабленно вздохнула.

На вкус она оказалась вроде яблочного сока, сладкого и спелого, и он попытался удержать глаза открытыми и убрать руки с ее тела, когда сумел оторваться от нее.

Не этим ли он был намерен заняться здесь с ней? Он собирался прояснить обстановку, убедиться, что, кроме хронической неуклюжести, у нее не было других, более серьезных проблем. Но он не раскаивался, что поцеловал ее.

Не жалел он и о том, что готов был предложить ей.

– Джози, ты просто сводишь меня с ума.

– Я? – Она возбужденно потрясла головой, глаза разбегались. – Ну да, вечно я что-нибудь роняю или проливаю. Я ведь не специально, знаешь, просто так получается.

– Я не это имел в виду. – Он зарылся носом в ее волосах за ухом и сделал глубокий вдох. Земляника. Черт возьми, не девушка, а фруктовый сад. – Я потерял рассудок, потому что хочу тебя.

– Меня? – У нее захватило дух, по коже побежали мурашки. – Хочешь меня для чего?

То, что она могла произнести это с такой наивностью, вызвало у него внезапную эрекцию.

– А вот для чего. – Он запустил руку в ее короткие волосы, притянул к себе и показал, каким может быть настоящий поцелуй. Влажные губы, ищущие языки довели обоих до экстаза.

– Ох, – выдохнула она, подняла глаза и тут же настороженно посмотрела на дверь в холл.

Снаружи доносился привычный шум голосов, в больнице шла обыденная жизнь с суетой и сутолокой. Конечно, это здесь было рискованно, место было неподходящим, и вообще он был еще новичком для персонала. Ему следовало бояться, что кто-нибудь может войти в любой момент. Но он не боялся.

– Ты это серьезно? – спросила она. Уж куда серьезнее!

– Очень. Меня влечет к тебе, Джози, и нам надо обсудить, что мы будем со всем этим делать.

– А я думала, ты терпеть меня не можешь. – Джози выдала осторожный смешок.

Наверное, уже пора снова поцеловать ее.

– Совсем наоборот. А теперь скажи, ведь я тебе тоже нравлюсь? – Он прижал ее к двери, чтобы предотвратить возможное вторжение, и вновь приник к ней поцелуем.

Джози пожевала нижнюю губу и тяжко вздохнула:

– Ладно. Я неловкая и неуклюжая. Но раньше-то никогда ничего подобного не было! Во всем этом виноват ты.

Она вцепилась в его рубашку и слегка подтолкнула его, чтобы подчеркнуть значение сказанного.

– Я чувствую себя так, словно ты постоянно смотришь на меня, ожидая, что я ошибусь, напортачу, наломаю дров, а я сдуру до смешного потеряла голову от тебя.

Ее щеки порозовели, глаза распахнулись, а Хьюстон сохранял спокойствие, ему нравилось выслушивать ее и хотелось узнать, куда это приведет. Желание вспыхнуло в нем с новой силой.

– Глупо, конечно, потому что ты… – Она обвела вокруг рукой перед ним. – А я сама… – Она замахала руками и с шумом выдохнула.

Он понятия не имел, что это должно было означать, и как раз собирался спросить ее об этом, когда она снова бросила взгляд в сторону двери.

– Однако я не думаю, что здесь подходящее место, чтобы обсуждать это.

Джози сделала шаг назад, но он ухватил ее за руку и не пустил. Хьюстон вовсе не собирался позволить ей сбежать сейчас, когда он испробовал ее на вкус. Она признала, что ее тоже влекло к нему, и это давало ему долгожданный зеленый свет.

Он сознавал, что должен отпустить ее. Забыть, что сам начал это, и уйти отсюда, повинуясь здравому смыслу. Вот только как бы не свихнуться, если он не заполучит Джози. Будто какая-то язва разъедала его изнутри. Боль была слишком сильная, обжигающая, отравляя ему каждую минуту, когда она была рядом. Он должен заполучить ее.

– Давай поужинаем вместе сегодня вечером. А потом проведем ночь.

– Что? – Она перестала выдергивать руку из его руки и ошарашенно посмотрела на него.

Это вовсе не было мило. Ни очаровательно, ни изящно или поэтично.

Это была истина, открыто брошенная ей в лицо.

Он не желал ни малейшего недопонимания. Здесь был секс, и ничего больше. Речь шла о том, чтобы трахнуть ее на стороне, а потом он сможет вернуться к более важным вещам, вроде своих пациентов.

Джози понимала, что она должна себя чувствовать в высшей степени оскорбленный. Хьюстон стоял перед ней, спокойный, насколько это возможно, предлагая ей ужин, а затем быстрый нырок под простыни. Она была слишком смущена и растеряна, чтобы решить, как ей поступить. До сих пор у нее еще не было опыта с мужчинами, предлагающими столь лихое времяпрепровождение.

Похоже, она была права насчет того, особенного взгляда. Но этот взгляд не получил достойного обрамления или продолжения. Она все еще была уверена, что не слишком нравилась ему, и даже, возможно, его влечение к ней раздражало его самого.

Всего этого было более чем достаточно, чтобы схватить в охапку свое достоинство и быстренько бежать прочь.

Однако она все еще была в комнатушке. Молча и серьезно рассматривая его предложение. Много ли в ее жизни будет оказий, когда роскошный черноволосый хирург будет предлагать ей переспать с ним? Она готова была держать пари, что такое случается раз в жизни.

Она пристально разглядывала его лицо, пытаясь найти признаки нечестности или обмана. А вдруг это просто тест на этичность? «Босс-хирург предлагает провести бурную, полную секса ночь. Пойдешь ли ты на это?»

– А ты не слишком-то выбираешь слова.

– Я хочу тебя. Ты – меня. Не вижу причины, чтобы откладывать это. – Он запустил всю пятерню в волосы. – Ситуация между нами в больнице становится чертовски неловкой, тебе не кажется?

– Мы переспим, и все тут же наладится, так, что ли? – спросила она изумленно, представив себе, как она тихонько проскользнет в больницу после ночи плотских утех с Хьюстоном Хейзом. Если уже сейчас она психует, то тогда-то наверняка окончательно выпадет в осадок.

Он улыбнулся. О нет. Он никогда прежде не улыбался ей. Чуть тронувшая уголки рта улыбка оказалась очень сексуальной и прижала ее к бельевому шкафу. Не будь она в этот раз осторожной, все ящики с грохотом полетели бы на пол. Она опять безуспешно дернула руку. Он крепко держал ее.

– Сексуальная напряженность уйдет. Вечером мы отправляемся развлекаться, ублажаем друг друга ночь напролет, кайфуем вместе, затем идем по домам, и все возвращается на свои места и приходит в норму.

Рационализм в его наихудшем проявлении.

Он потер большим пальцем ее запястье, она с трудом сглотнула. Тот его поцелуй лишил ее последних остатков здравого смысла, а искусный горячий язык смел всю ее сдержанность, заставил почувствовать себя сексуальной и желанной.

Джози ощущала ошеломляющую потребность сдаться, принять то, что он предлагал, и провести ночь прелестного, не слишком добродетельного веселья. Но на кону стояли ее работа, ее карьера. Ее мозг все понимал, а вот тело отказывалось соглашаться с ним.

– Я вовсе не уверена, что это избавит нас от неловкости в отношениях.

– Хуже, чем сейчас, уже и быть не может. – Очко в его пользу.

– Это моя карьера, доктор Хейз. – Если бы она назвала его Хьюстон, она проигрывала и могла вновь оказаться в его объятиях. – Я не могу позволить, чтобы стало известно, что между нами что-то есть. Ты же мой босс.

Хьюстон напрягся.

– Нет, не я. Твой босс – доктор Шейнберг, он глава ординатуры. А я просто сотрудник, у которого чуть больше опыта, чем у тебя. Это огромная разница. Твое положение и должность от меня не зависят. – Вот здорово, он решил, что она готова переспать с ним ради карьеры! – Здесь я пока новичок и не хочу, чтобы персонал считал, что я распутник. А это может сохранить обе наши карьеры. Одна ночь. Мы давно совершеннолетние. Мы вернемся на службу на следующей неделе, и вся напряженность между нами исчезнет. – Выражение лица у него стало совсем кислым. – Никто ничего не узнает. В противном случае существует большая вероятность, что нас застанут здесь, в кладовке.

И для вящей убедительности он чуть потянул ее за руку, и ее ноги, обутые в легкие белые тенниски, послушно двинулись вперед, пока она не оказалась прижатой к его груди. Его руки пробежались по ее спине, вниз к попке и легко сжали ягодицы. Джози вздрогнула, ей захотелось плотнее прижаться к нему, чтобы его руки оказались не снаружи, а внутри ее трусиков.

Нельзя позволять себе так сильно заводиться. Она знала это. И все это было вовсе не так мило и приятно. Но она вся дрожала от возбуждения. Не в ее привычках было использовать мужчин для собственного удовлетворения, но в ее реакции на Хьюстона не было ничего нормального или обычного. С того дня, когда она впервые встретила его, она потеряла душевный покой и равновесие и была вроде пережаренного цыпленка – горячей и влажной. Его взгляд, крепко сжатые челюсти возбуждали ее. Она задрожала от страха при мысли, что он может захотеть ее так, что плюнет на риск, и их застанут здесь.

Ее соски рванулись наружу сквозь тонкую ткань халата, когда его пальцы легонько пробежались по ее груди. Она тяжело задышала и откинула голову. Должна же найтись причина, чтобы она могла сказать «нет», но она никак не могла разобраться в своих чувствах.

– Мне нравится твой запах. – Он коснулся губами ее затылка. – Да и на вкус ты хороша.

Вдруг неприятная мысль пришла ей в голову. Может, он уже желал массу других женщин в больнице, а она просто ничего не знала об этом. Эта мысль испортила ей настроение.

– Ты это проделывал со всеми предыдущими ординаторами?

Его губы замерли на ее шее.

– Нет, ты единственная, кто сумел прельстить меня. – Он рассмеялся тихим, нежным смехом прямо ей на ухо. – Правда, до сих пор все ординаторы-травматологи, с которыми я сталкивался, были мужчины. Не так уж много женщин избирают профессию костолома. Но никому еще – ни медсестре, ни врачихе, ни ассистентке – не удавалось завлечь меня в кладовку.

Джози заколебалась. Она была ошеломлена, ее неудержимо влекло к Хьюстону. Ей требовалась передышка. Она должна оторваться от него.

– Мне нужно время, чтобы все обдумать.

– Подумай, подумай, Джози.

Последовал еще один поцелуй в губы, обжигающий, требовательный, шокировавший ее безапелляционностью собственника и еще более – ее реакцией на него. Она вдруг почувствовала предательскую влажность между ног и тянущую боль внизу живота.

Оба его больших пальца яростно трудились над ее сосками, тиская и подергивая их, пока она не ощутила сильное головокружение. В результате она еще больше потеряла уверенность в том, что после ночи, проведенной вместе, они смогут вернуться к нормальной работе и безмятежному образу жизни.

В этот раз желание было необычным, гораздо сильнее всего, что она когда-либо испытывала прежде, и после одной ночи она могла отчаянно захотеть большего, а не искать отходные пути.

– Откуда ты знаешь, что одной ночи будет достаточно, чтобы покончить со всем этим? – прошептала она, когда он оторвался от ее губ.

Он безразлично пожал плечами:

– Я никогда не хочу больше одной ночи.

Казалось бы, она должна быть испугана, раздражена этим легкомысленным, как бы невзначай брошенным замечанием. Но она почувствовала себя заинтригованной. Это замечание оказалось решающим фактором, перед тем как она ощутила, что его восставший член уперся в ее ляжку.

Любопытство открыло зеленый свет ее решимости доказать, что надменный и самоуверенный Хьюстон Хейз ошибается.

С ней одной ночи будет мало. Он захочет еще и еще.

Не один он был такой, жаждавший добиться у нее успеха, в особенности когда обстоятельства были против нее. Только Джози обычно тоже добивалась своего, и не важно, как много или как долго ей приходилось для этого трудиться.

Глава 3

Боб Эндрюс и Дэйв Яблонски болтали в холле, когда вдруг появилась Джози. Запыхавшаяся, еще более растрепанная и взбудораженная, чем обычно, она безуспешно пыталась поправить прическу. Сразу за ней вышел Хьюстон. Ее лицо тотчас залила краска. Она вдруг сообразила, что не существовало объяснимой причины тому, что врач-ординатор и ее босс вместе выходят из темной закрытой кладовки.

Оба доктора взглянули на нее, в ответ она одарила их ослепительной улыбкой в надежде, что никто ничего не заподозрит.

Дэйв улыбнулся ей:

– Слушай, Джози, мы тут через часок собираемся в «Кокосовый орех» пропустить по рюмке. Давай с нами, идет? – В последний момент он сообразил, что за ней стоял кто-то еще. – Ага, и вы тоже, доктор Хейз. Чем больше компания, тем веселее.

Джози обратила внимание, что все сотрудники обращались друг к другу по имени, за исключением доктора Хейза. Она догадалась: он не желал, чтобы кто-либо знал, что у него тоже есть имя. Даже на карточке, висевшей у него на поясе, значилось просто – «Доктор Хейз». Она знала это. Специально подсмотрела.

А его имя очень подходило ему. Такое необычное, обязывающее. Эротичное. А может, у нее снова взыграли гормоны? Однако она подозревала, что он специально напускал на себя излишнюю официальность, чтобы поддерживать дистанцию между собой и коллегами, включая и ее, еще четверть часа назад. Теперь же он стремился свести дистанцию между ними к нулю, оставив выбор одежды на ее усмотрение.

Это навело ее на другую трудноперевариваемую мысль: А сможет ли она раздеться догола перед мужчиной, который, как ни посмотри, должен существовать лишь в ее воспаленных фантазиях? «Забудь о сексе». Стоит ему взглянуть на нее, и он тут же примется сочинять статью для женского журнала о чрезмерном наличии жиров в американской диете.

– Нет, спасибо. Сегодняшняя гроза вызвала изрядное волнение на море, так что я, пожалуй, пойду попрактикуюсь в серфинге, – заявил Хьюстон.

Она резко повернулась в изумлении. Серфинг? Хьюстон занимался серфингом? Надо ли говорить, что она впервые услышала от него столь пространное заявление о собственной персоне.

Он был постоянно погружен в работу, доводя до совершенства свое мастерство хирурга. У него не оставалось времени на пустую болтовню. Даже его поцелуи не работали вхолостую. Они были умелыми и целенаправленными. Совершенными.

– Ода, – подхватил Боб. – Волны сегодня метра в полтора. Получите полный кайф.

– Ладно, а как насчет тебя, Джози? – продолжил Дэйв, – Ведь ты же не фанатка серфинга, верно?

Похоже, никто не заметил напряженности между ней и Хьюстоном. Почувствовав облегчение, она рассмеялась. Самым спортивным занятием у нее были прыжки на месте, когда она забывала свои резиновые шлепки, а песок на пляже обжигал чувствительную кожу на стопах ног.

– Ну уж нет, серфинг – это не для меня. Но в бар я все равно не смогу пойти, так как дежурю в травматологии, в пункте первой помощи.

– Ладно, тогда в следующий раз. – Они помахали им и направились к выходу.

А она осталась стоять, уткнувшись глазами в пол, не имея ни малейшего понятия, что сказать Хьюстону. Там, в кладовке, он потребовал от нее ответа. Пока она не дала ему никакого.

Она отлично знала, чего ей хотелось. И все же не решила, как поступить. Прислушайся она к зову плоти и аргументам Хьюстона, и может погубить свою карьеру хирурга. Если хоть слово просочится наружу об их романе, будет очень скверно, что бы он ни говорил.

И в то же время это было страшное искушение.

Он заговорил первым:

– Да ты просто претендуешь на титул «Мисс Популярность», не так ли?

– Прости? – Существовал миллион различных толкований подобного утверждения, и ни одно из них не устраивало ее.

– В какое бы отделение больницы мы ни зашли, тебя там знает каждая собака, – пожал он плечами.

Она бросила на него изумленный взгляд. Он казался едва ли не огорченным этим, несмотря на внешнее равнодушие. Он что, действительно чувствовал себя изгоем в коллективе больницы?

Но это же форменная глупость! Он сам сохранял дистанцию в отношениях с людьми. Это не совсем адекватный путь для установления близкой дружбы или даже просто поддержания приятельских отношений. Он, по-видимому, считает ее легкомысленной финтифлюшкой, которая мотыльком пропорхнула через мединститут. Или переспала с каждым встречным-поперечным, учитывая то, что он предлагал ей. Внезапно ее нервозность сменил гнев. Она была умной женщиной, а не безмозглой пустышкой.

– Я здесь уже больше года, из них провела девять месяцев в травматологии, оказывая первую помощь, так что я встречала много людей. И вправила массу костей, – добавила она в надежде поднять свой статус в его глазах. – К тому же, чтобы набраться опыта, я частенько работаю по две смены и по две ротации вместо одной.

Он прищурился, пристально разглядывая ее, уперев руки в бедра.

– Ты уверена, что у тебя остается достаточно времени для сна?

– Я же сказала, что меня отвлекает не это.

И вдруг между ними повеяло взаимным осознанием происходящего.

– Не слишком затягивай с принятием решения. – Джози вдруг почувствовала, словно она уже давно сделала свой выбор.

– Я тут же сообщу вам, как только решу что-нибудь.

– Ладно, значит, увидимся в понедельник. Я на денек уеду. – Его голубые глаза без спешки осмотрели ее взглядом собственника. – Если только ты не примешь решения до конца вечера. Тогда позвони мне.

– И ты тут же вприпрыжку примчишься ко мне? – Он коротко усмехнулся:

– Что-то вроде того.

Гораздо вероятнее, что прибежит она сама.

Ей было неловко признаться даже себе, как давно она не спала с мужчиной. Поскольку большинство мужчин видели в ней забавного приятеля, близкие отношения возникали редко. Конечно, в последние годы у нее было несколько любовников, но в основном это были вялотекущие связи, в которых превалировали дружеские отношения.

Она и ее бойфренд Люк расстались, когда осознали, что, хотя они общались почти ежедневно, вполне могли по две-три недели обходиться без секса, и, похоже, ни один из них не замечал этого. Но никогда еще она не испытывала такой страсти, от которой сами собой увлажнялись трусики.

А вот сейчас ее трусики убедились, что Хьюстон именно тот мужчина, кто способен оросить их, и уже сейчас были предательски влажными.

Хьюстон вознамерился пройти мимо нее. Она же повернулась в противоположную сторону. Джози вновь уткнулась ему в грудь, пошатнулась, отскочив, словно мячик с волосами. Его теплые руки рывком остановили ее.

– Прости меня, – буркнула она, пытаясь освободиться из его объятий. Но она смогла лишь наступить ему на ногу, ударилась плечом о стену за ним и издала нервный смешок: – Такой неуклюжей я еще не была.

– Я знаю лекарство от этого.

В том-то и проблема. Она тоже знала его. Только это специфическое лекарство могло погрузить ее в еще более горячую воду, чем та, в которой она купалась сейчас.

– И что же это за лекарство? Риталин? – пошутила она. Он не засмеялся.

– Только одна ночь, Джози, И я гарантирую, ты получишь удовольствие.

Проблема не в удовольствии. Ее бросало в жар только от того, что он дышал одним воздухом с ней в холле.

– Просто я не уверена, что это хорошая мысль. У меня слишком многое стоит на кону, и я уже достаточно напортила, ведя себя как неуклюжая клушка. А что, если от этого станет еще хуже и я брошу свою карьеру коту под хвост?

Сжав кулаки, она глубоко вздохнула, пока он в упор смотрел на нее.

– Я не буду уговаривать тебя пойти на это. Если захочешь, ты знаешь, где меня найти. – Он отступил от нее на шаг. – Но, будь любезна, сделай мне одолжение. Если ты откажешься, не надевай больше трусиков с губками на заднице. И не наклоняйся передо мной. Они могут ввести в искушение даже святого, а я, что бы ни говорили пациенты, таковым не являюсь.

Нет, это не тайное оружие, которое она приготовила специально для него. Ее руки метнулись назад, лицо вспыхнуло. И давно он уже разглядывает ее трусики?

– Я их надеваю только по субботам. Это комплект «неделька», и на субботу приходятся трусики с губами.

– О Господи! – только и сказал он, а его взгляд скользнул вниз, словно он мог отчетливо представить себе недельный парад трусиков.

Джози застыла, держа руки на попке. Каждый дюйм ее тела исходил желанием. Она была почти в агонии, а интеллект сжался до уровня амебы.

– А как насчет остальных дней? Что там изображено? – И тут маленький чертик, таившийся в ней, которому до смерти надоело быть лояльным и банальным, ехидно улыбнулся ему.

– Поскольку ты захотел только одну ночь, этого ты никогда не узнаешь.

Хьюстон вел джип по песку пляжа Акадия-Бич и смотрел на воду.

Вид был потрясающий. Обычно волны у побережья Флориды были умеренно большие, позволявшие практиковать серфинг только в качестве отдыха и развлечения в отличие от пляжей в Австралии и на Гавайских островах.

Но сегодня волнение было столь сильное, а волны такие высокие, что он не утерпел и решил испробовать их. Он припарковался рядом с дюжиной других автомобилей и выключил двигатель, глубоко вдохнув соленый воздух. Он любил пляж. Любил чувствовать горячий песок под ногами и плеск теплой воды вокруг.

Это успокаивало. Здесь было единственное место, где он мог расслабиться и позволить океану направлять его. Всякий раз, когда он вставал на доску для серфинга, это было схваткой с природой, попытка покорить волну – нервная и физическая разрядка.

С детства он оставался безнадзорным ребенком, смотрел, как отец дурно обращался с матерью, поколачивал ее, и частенько от него разило пивом и потом. День, когда отец ушел из семьи навсегда, стал для него счастливейшим днем. И тогда он взял под контроль жизнь свою, матери и маленькой сестренки Кори. Ему было всего пятнадцать лет, но с тех пор он стал очень целеустремленным, полным решимости добиться успеха в жизни и содержать мать и сестру.

И он добился этого. Ему нравилось быть хирургом, и он стал отличным специалистом. Когда он брался за что-либо, он всегда стремился к успеху. Иногда он задавался вопросом: может, именно поэтому он никогда не думал о женитьбе? Он не любил проигрывать – ни в игре, ни в честолюбивом вызове, ни в сердечных делах.

В каждой схватке он боролся до конца и сознавал, что он слишком цинично смотрит на жизнь, чтобы стать кому-то хорошим мужем. И потому он ограничивался кратковременными связями, а большую часть времени отдавал работе, в особенности теперь, когда его сестра вышла замуж за одного из старых друзей Хьюстона, а матери добавились заботы и хлопоты новоиспеченной бабушки.

Его профессия – возвращение пожилых пациентов к нормальной жизни – приносила ему моральное удовлетворение. Он брал на себя большую ответственность и относился к делу очень серьезно, проверяя и перепроверяя самого себя и своих сотрудников. Его пациенты верили, что он приложит все силы и умение, чтобы излечить их, поставить на ноги. И он не желал подвергать ни малейшему сомнению это доверие.

За годы работы Хьюстон осознал, что ему не хватало легкости в общении с больными, для него всегда было трудно вступать в разговор с людьми.

Над этим ему еще предстояло поработать, надо научиться вовремя улыбнуться пациенту и уметь поддержать беседу. В отличие от Джози Эдкинс, которая, как ему казалось, смогла бы разговорить и пень.

Покинув больницу на целый день, он заехал домой, надел майку и плавки, скинул рубашку, швырнул ее на заднее сиденье джипа и затряс головой при мысли о Джози.

Он, похоже, утратил последние остатки разума. Вместо того чтобы стать ее мудрым наставником, он начал приставать с поцелуями, да к тому же еще предложил провести с ним ночь. Он был почти уверен, что она скажет «нет».

Ординатура Джози и так уже висела на волоске, и она очень волновалась и переживала, что связь с ним может оборвать его. Он не понимал ее логики. Судя по ее аттестации в мединституте, она была просто блестящим врачом. Ее взаимоотношения с больными были великолепны. И все же она была взвинченной, неуверенной в себе и неуклюжей, а это никак нельзя объяснить одним лишь влечением к нему.

Иногда ему казалось, что у нее не лежит душа к хирургии и ей было бы лучше избрать другую, более ориентированную на общение с людьми специализацию. Вот почему он не спешил разрешать Джози проводить операции самостоятельно.

Она была для него загадкой, ключ к которой он еще не подобрал.

Не говоря уже о том, что она чертовски прелестна. И ему гораздо больше хотелось содрать с нее эти дразнящие и возбуждающие трусики, чем заниматься с ней психоанализом.

Он вытащил доску для серфинга из багажника джипа и попытался сосредоточиться на сражении с океаном. Джози осталась там, в прохладной, стерильной больнице, а он был здесь, под палящим солнцем, готовый к схватке.

– Привет, Хьюстон!

Он поднял глаза и увидел Денниса и Кристиана, направлявшихся к нему по песку. С этими парнями он занимался серфингом еще с институтских времен и ни минуты не сомневался, что сегодня они обязательно выберутся сюда, хотя теперь у них гораздо больше дел и забот, чем было пятнадцать лет назад.

– Привет, ребята, как дела?

– Где тебя так долго носило? – выругал его Деннис, бросая на песок свою доску и падая на него сам.

– У пациента. А ты что подумал? – Его друзьям и в голову не могло прийти, что он только что уговаривал сотрудницу переспать с ним.

Хьюстон пнул ногу Денниса:

– Что ты тут разлегся? Я готов выйти в море.

– Этот раунд я пересижу здесь. Сегодня я в полном отрубе.

– Да не уподобляйся ты старой пенсионерке, – недоверчиво произнес Хьюстон. – Таких волн в этом году еще не бывало.

Деннис остался лежать, лишь закрыл глаза и сложил руки на груди.

– Тебе меня не понять. Ведь я женатый человек. И всю последнюю ночь Тамми не дала мне и глаз сомкнуть.

– Господи, это уже лишняя информация. – Не говоря о том, что у него самого еще не совсем опал член после будоражащей встречи с Джози. Только не хватало разговоров на сексуальные темы.

– Что с тобой, ты смущаешься? Тебя совесть загрызла или что? – Деннис фыркнул: – Нуда, конечно, не положено трепаться о том, чего сам не имеешь.

– Когда не имеешь этого регулярно. – Он завидовал Деннису и Кристиану в этом плане. Его приятели смеялись над ним, пока он ворчал и делал вид, что проверяет смазку своей доски. – Кроме того, я никогда не распространяюсь о том, чем занимаюсь с женщинами. В отличие от вас.

– Тебе нужна личная жизнь на стороне, за стенами этой напичканной микробами больницы, Хьюстон, – заметил Кристиан. – У Кори есть она подружка, просто созданная для тебя.

Вот черт! Хьюстон нахмурился.

Они были друзьями с Кристианом больше двадцати лет, еще задолго до того, как парень запал на сестру Хьюстона, Кори. Хьюстон закрыл глаза на то, что приятель спит с его сестрой, а затем сумел оценить, что Кори попала в хорошие руки, выйдя замуж за Кристиана.

К Кори он питал самые нежные чувства, несмотря на ее непоколебимую убежденность, что все его проблемы решатся сами собой, когда он женится на одной из ее подруг.

У него не хватало духа сказать ей, что он никогда не женится и пока ему не требовалась компания за ужином. Не существовало женщины, которую он пригласил бы дважды. Стоило провести вместе больше одной ночи, и они начинали питать определенные надежды. Которые он не мог и не собирался оправдывать.

К тому же ему еще не встречалась женщина, которая заинтересовала бы его настолько, чтобы ему захотелось переспать больше одного раза. За исключением Джози Эдкинс, чьи соблазнительные прелести сконцентрировались в округлых формах, каждый дюйм которых он надеялся вскоре попробовать на вкус губами.

– Ладно, я встречусь с подружкой Кори, – заявил он, пожав плечами.

Кристиан шлепнул его по спине:

– Что мне всегда нравилось в тебе, так это легкость, с которой ты принимаешь решения. А все это сводничество Кори объясняется тем, что ей хочется еще ребенка.

– Вам что, двоих детей мало? – Хьюстон любил своих племянниц, двух и четырех лет, но, черт возьми, иногда они очень уж доставали его. У него были очень большие сомнения насчет того, как он сам сможет переносить пеленочно-подгузниковый хаос.

– Для меня вполне достаточно, – заверил его Кристиан. – Но Кори просто врожденная нянька и воспитательница. И когда, например, Эбби нет в ее кроватке, дом ей кажется пустым.

– Купи ей собачку, – посоветовал Деннис. – Они какают так же много, но обходятся дешевле.

Кристиан рассмеялся:

– Точно, я именно так и скажу Кори. Наверняка это ее убедит.

Пока Деннис и Кристиан обсуждали сравнительные достоинства и недостатки лабрадоров и ирландских сеттеров, Хьюстон размышлял о Джози. Он не слишком хорошо ее знал, но подозревал, что она прочно вписывалась в категорию нянек и воспитательниц.

И это чертовски смущало его. Ему следовало почесть за счастье, что Джози скорее всего скажет «нет» на его предложение провести одну страстную ночь. Она явно не была типом женщины на одну ночь, да и сам он понимал, что может увязнуть в древней истории с пылкой любовью. Вдруг одна бурная ночь не только не утолит их страсть, но лишь многократно распалит ее?

И все равно он чувствовал, что ему повезло. Слишком уж упорно не соглашался с ним его твердокаменный, оставленный в забвении член.

Он встрял в разговор на собачью тему.

– Так вы все же собираетесь оседлать эту волну? – спросил он Денниса.

Когда Деннис кивнул в знак согласия, он бросил Кристиану:

– Довольно трепа, парни, я пошел в воду. Вы со мной?

После кивка Кристиана Хьюстон скинул туфли и бросил полотенце на песок рядом с Деннисом. На нем он оставил и свой мобильник. Не то чтобы ждал, что Джози свяжется с ним, но на всякий случай. Ему не хотелось упускать свой шанс, если она все же решит позвонить ему.

Подхватив доску, он спустился к кромке воды. Наклонился и закрепил ремни на лодыжке. Крепление не позволяло доске отделиться, если он падал в воду. Потом он греб руками, лежа на животе, расслабляясь под жарким солнцем, Кристиан плыл рядом с ним, но они не разговаривали. Настало время помолчать, просто наслаждаться океаном, прислушиваясь к мелодичному шуму непрестанно вздымающихся и падающих волн.

До него доносились крики и вопли других серферов, но Хьюстон не обращал на них внимания, сконцентрировавшись на мягких движениях рук, едва касаясь поверхности теплой воды. Попадая на волну, он чуть приподнимал живот, позволяя воде проходить между ним и доской.

Джози вновь занимала все его мысли, мешая получать полное удовольствие от ощущения волны, смущая своей необъяснимой притягательностью.

Вот она вприпрыжку шагает рядом с ним, почти на фут ниже его. Ей приходится переходить на бег, чтобы успевать за его широкими шагами. И каким образом ее миниатюрная, с рельефными формами фигурка сможет пристроиться к его торсу?

Ее полная грудь упрется ему в ребра, а ее рот будет скользить по его обнаженной коже, покрывая его голое тело возбуждающими покусываниями. Затем она встанет на колени и возьмет теми самыми восхитительными розовыми губками его член, а он, ухватившись за ее смешные короткие волосы, будет крепко прижимать ее голову.

Он раздраженно взревел вслух. От возникшей в голове яркой картинки на его плавках образовался внушительный бугор. Поскольку он уже был в воде и его плавки намокли, стоило ему подняться, и его вид, несомненно, удивил бы его партнеров по серфингу.

Да уж лучше бы она не позвонила ему. Надо забыть о ее реакции на его предложение провести ночь вместе. Он отнюдь не был уверен, что ему самому не захочется большего.

Он приказал себе выбросить Джози из головы и сконцентрироваться на поднимающейся перед ним волне. Это была очень хорошая волна. Он рывком вскочил на доску, взлетел на гребень волны и ринулся вниз, сквозь фонтаны брызг и водяные потоки, и затем продолжал движение вперед и назад, используя мускулы ног.

Он вновь оказался на гребне волны, окидывая взглядом огромный, горчичного цвета пляж и удерживая едва ощутимое равновесие между собой и доской на поверхности воды.

Это было восхитительно.

Он удерживался почти восемь секунд, пока волна не сбросила его к своему подножию. В следующее мгновение она всей массой обрушилась на его голову, сбросила его с доски и швырнула на берег. Плотно закрыв рот, он дал прибою несколько раз перекувырнуть его и выбросить вместе с запутавшейся доской на берег.

Не слишком эффектное завершение.

Смахнув воду с лица, он отцепил крепления и с удовлетворенной ухмылкой отбросил доску.

– Ух ты, смотри, это же наш Айсберг, ну, полный обвал!

Хьюстон поднял глаза, сидя в воде, и увидел трех мальчишек, ухмылявшихся ему. Он не обратил на них внимания. Его эффектное падение было достойным завершением его лихой езды на волне. И ребята знали это также хорошо, как и он сам. Они болтались здесь ежедневно и дали ему прозвище Айсберг, поскольку он носился на доске почти неподвижно, не делая лишних движений. И он всегда был серьезным и без нужды не сотрясал воздух.

Один из мальчишек выглядел иначе, чем в последнее его посещение пляжа. На ноге у него красовалась большая повязка.

– Что с тобой случилось, Энди? Медуза?

Энди ухмыльнулся, откинув назад чахлые каштановые волосы.

– Не-а, это меня вчера укусила акула. Вон, на ноге шесть швов.

– Правда? – Хьюстон встал и перегнулся через доску. – Тебе не больно?

– Не-а – Энди отвернулся. – Я почувствовал, будто порезался бумажным листом. Это была маленькая черноголовая акула, меньше трех футов длиной.

Черноголовые акулы водились в водах у Акадия-Бич и были известны своей привычкой подходить очень близко к берегу в поисках рыбы, а иногда даже путать ее с человеческими конечностями. Они обычно вцеплялись в них зубами, но тут же отпускали, по-видимому, сообразив, что ухватили нечто большее, чем рыбка.

– Ладно, только не залезай в воду, пока не снимут швы.

– Слушаюсь.

К ним подошел Кристиан.

– И сколько уже таких нападений? Случаев пять-шесть за последние несколько недель?

– Что-то вроде того.

Один из мальчишек добавил:

– Говорят, что пляж собираются закрыть, но я думаю, это было бы глупо. Укусы черноголовок не страшнее ожога от медузы.

Хьюстон подумал, что он попал в точку. Акулы или медузы – ничто не остановит большинство любителей купания и не помешает им приходить на пляж.

– Разве вы не видели знак, который повесила береговая охрана? – Кристиан жестом указал на знак. «Предупреждение. В этих местах замечена опасная морская фауна». Он фыркнул. – Дайте мне шанс.

Хьюстон был согласен с ним. Он не собирался отказываться от самых высоких волн за последнее время только потому, что кто-то может ущипнуть его за ногу. До тех пор пока кого-нибудь не укусит серьезный хищник вроде полосатой акулы, он не будет вылезать из воды.

Он направился было к своей доске, чтобы попытать счастья на следующей большой волне, но заметил, что Деннис отчаянно жестикулировал, призывая его подойти к нему. Разозленный задержкой, он вприпрыжку побежал к приятелю. Начинало смеркаться, а ему хотелось еще разок прокатиться до захода солнца.

Тактика отвлечения внимания срабатывала. Взлетев в воздух на доске, он на целую минуту, а то и больше, переставал думать о Джози. Увы, очень скоро минута станет для него рекордом.

– В чем дело? Теперь-то ты пойдешь с нами? – Деннис кивнул:

– Да, но сейчас звонит твой телефон.

Черт! Хьюстон уставился на мобильник, так невинно лежавший на его голубом полотенце. Это не могла быть она. Он весь напрягся, вновь ощутив жгучее желание.

Деннис бросил на него удивленный взгляд, разглаживая плавки:

– Ты не собираешься узнать, кто там?

– Может быть. – Он не должен хотеть. Это была дурная идея по всем резонам, высказанным Джози, да еще по куче причин, касавшихся лично его самого.

И все же он хотел ее – вновь ощутить ее поцелуй на губах, почувствовать, как ее упругое тело прижимается к нему, услышать ее жадное прерывистое дыхание.

Дьявольщина, он желал ее.

Деннис покачал головой:

– Тебе нужно хлебнуть вольной жизни, ты же просто сам на себя не похож!

Хьюстон, не обращая внимания на его слова, нагнулся, поднял мобильник и прочел послание: «Позвони мне. Джози».

Голова закружилась от счастливого предчувствия, он сунул еще мокрые ноги в туфли и подхватил полотенце с земли.

– Куда ты бежишь? – удивился Деннис. – Ты же только что пришел сюда!

Лучшие волны сезона вдруг оказались не столь привлекательными в свете открывшихся перспектив. Он похлопал Денниса по плечу:

– У меня свидание. Иногда даже нам, холостякам, выпадает удача.

И он собирался урвать свой кусок везения, побыть наконец действительно счастливым. Целую ночь.

Глава 4

У нее отменили вторую смену. Это было знаком свыше. Божественная санкция на целую ночь вожделения и разврата в обществе Хьюстона Хейза.

И все же она колебалась.

Подошла Сара, чтобы пригласить ее поужинать вместе, а заодно высказала ей свое мнение по этому поводу:

– Я думаю, ты просто ненормальная, если не пойдешь на это.

– Ладно, тогда спасибо за поддержку. – Джози пригладила волосы и вытащила из шкафчика шорты, чтобы переодеться.

Это были страшненькие шорты. Вроде тех, что показывают в шоу «Из эпохи 70-х». Обычно Джози в дни операций в больнице носила форменную одежду, но раз уж она идет на свидание с Хьюстоном, то решила переодеться. Однако шорты, что она раскопала в глубинах шкафа, были не из тех, что возбуждают и заводят мужчин.

Сара с ужасом смотрела, как Джози натягивает их на себя.

– Что ты собираешься делать в таком наряде? Навестить кого-нибудь в тюрьме?

Самой Саре было проще. Будучи врачом-педиатром, она могла носить на работе яркие кофты и короткие цветастые юбки. Джози же чередовала форменную одежду и больничные халаты в операционные дни и штаны цвета хаки, которые ее мать почему-то называла слаксами, когда она работала в клинике.

– Я пошла домой. Одна.

Она не будет звонить Хьюстону. Не сможет. Это было бы ошибкой. Но какой извращенной, восхитительной, доводящей до оргазма ошибкой!

Она зажмурилась. Проклятие! Ее воспаленный мозг рисовал, как он в обтягивающих плавках спешит к ней с очевидным намерением сорвать с нее одежду.

Все решил тот поцелуй. Если она едва не задохнулась от одного поцелуя, то одним-двумя умелыми прикосновениями в определенных местах он заставит ее закричать. Но разве она не заслужила этого? Разве не вкалывала как проклятая день и ночь? И предложение Хьюстона безоглядно отдаться зову плоти и ночь напролет наслаждаться сексом, может, и правда решит все ее сложности на работе? Так или не так?

Нет, нет и еще раз нет.

Сара сдвинула очки на лоб.

– Итак, мы вернулись к тому, что ты просто ненормальная.

– Сара, это гиблое дело. Я не могу рисковать.

– Ну, тогда позволь мне поиметь его. – Сара ухмыльнулась.

Это была просто шутка. Но Джози сейчас не могла оценить ее юмор. Она не должна себе позволить близость с Хьюстоном. Но ей не хотелось, чтобы и кто-либо другой претендовал на него.

Ну а если серьезно, то что в этом смешного? Она жаждет его. Так сильно, что при одной мысли о нем уже увлажнилась и набухла в предвкушении наслаждения. Коснувшись шортов спереди, она почувствовала влагу, а пластмассовая молния вымокла, словно от слез.

– Кстати, а сколько раз вы выходили вместе развлечься где-нибудь ночью?

«Да тебе просто судьба подсказывает – хватай быка за рога и трахайся с ним от души. Хотя доктор Хейз не слишком похож на быка».

Всего одну ночь. Ее мечты станут явью. И тогда все будет нормально. Или она совсем потеряет голову, привыкнет к его близости и потратит остаток своей ординатуры, бегая хвостиком за Хьюстоном и вымаливая подачки.

Конечно, для этого она была слишком гордой. В нормальной ситуации.

Она в нерешительности грызла ногти.

– Я не могу решиться. Это вроде того, когда смотришь на большой шоколадный торт, находясь на диете. Ты знаешь, что тебе его нельзя, что потом пожалеешь об этом, но, будь все проклято, ведь он же такой вкусный!

– Сделай это, Джози. – Сара уперла руки в боки. – Съешь кусок шоколадного торта за всех нас, за тех, кому его не досталось. Ну а мне придется жить на диете.

Джози вытащила сумку из шкафчика и запихнула в нее халат.

– Ну, пошли. Мы с тобой поужинаем, и я все хорошенько обдумаю.

Они направились по коридору к выходу. Джози не смотрела под ноги, ее мысли были поглощены Хьюстоном, она представляла себе его искусные руки хирурга. Какие приятные вещи они могли бы проделывать с ее телом!

Ее кроссовка зацепилась за металлическую ступеньку, и она с треском врезалась в шкафчик. Слегка оглушенная ударом, потирая щеку, на которой остался отпечаток филенки шкафчика, Джози взглянула на Сару.

Та покачала головой.

Джози тяжело вздохнула, признавая свое поражение.

– Ладно. Я позвоню ему. – Может, Хьюстон сумеет вправить ей мозги и вернуть на землю.

Хьюстон размашистыми шагами мерил пол гостиной, ожидая ответа Джози на его звонок.

После шестого гудка она наконец ответила:

– Алло?

Если ее голос звучал так волнующе, так эротично по телефону, то, подумал Хьюстон, как же он зазвучит, когда она придет к нему? Он закрыл глаза и коротко сказал:

– Это Хьюстон.

– О, привет, это Джози. Джози Эдкинс. – Словно он не знал, кому звонил. – Спасибо за звонок.

Затем последовало молчание.

– У тебя вопрос по больничным делам или личный? – Если ему повезет и ее интересуют медицинские проблемы, все его трепыхания окажутся напрасными, а волнения – бурей в стакане воды.

Еще одна долгая пауза.

– Личный.

Он резко остановился, его мокрые плавки прилипли к телу. Капли воды стекали по ногам, а мужское естество в прохладном от работающего кондиционера воздухе слегка сжалось и подтянулось.

– Хорошо. – Он направился в спальню – срочно переодеться и отправиться туда, где бы она нинаходилась, как можно скорее, не обращаясь за помощью к сверхдержавам.

– Мне бы хотелось встретиться с тобой. Сегодня вечером. – Ее голос звучал непривычно. Бодрые и дерзкие нотки исчезли, взамен появилась мягкость страждущей искусительницы.

Он едва не подпрыгнул от неожиданности.

– Но вечер уже наступил, Джози. Через десять минут я заеду за тобой. – Прижав телефонную трубку плечом, он стянул с себя мокрые плавки и пинком ноги отправил их с ковра в ванную комнату. Совершенно голый, он двинулся к платяному шкафу за шортами.

– Куда мы пойдем? Как я должна быть одета?

– Во что-нибудь прозрачное и легко сбрасываемое. – Она продолжила:

– А во что одет ты?

Посмотрев вниз, он обнаружил очевидные признаки эрекции.

– Прямо сейчас на мне нет ничего.

– Ты что, голый?

Увы, именно так. Хьюстон вытащил с полки нижнее белье и пару мягких, вытертых джинсов.

– Абсолютно.

– Ты ведь шутишь, верно? Это что-то вроде секса по телефону.

Эта милая, восхитительная наивность, приправленная озорным интересом, всякий раз трогала его до глубины души. Ее голос звучал испуганно, хотя в нем и сквозило явное любопытство.

– Нет, это не секс по телефону. Иначе я наговорил бы тебе массу неприличных вещей.

Последовала пауза. Он ждал, весь напрягшись. Он дал ей три секунды, чтобы переспросить, наверняка она задаст вопрос.

– Это какие такие неприличные вещи? – У него пересохло во рту.

– Я бы спросил, что на тебе надето. Описал бы те твои места, которые я бы ласкал и целовал, рассказал бы, какой твердый у меня пенис. Кстати, он сейчас стоит. Ну, в общем, в таком плане.

– О! – Она прокашлялась. – Но ты же не сделаешь этого?

Хьюстон сжал в руке телефонную трубку и швырнул джинсы на кровать. Прямо сейчас ему ни за что не удастся застегнуть эту чертову молнию.

– А может, и сделаю. А как насчет того, чтобы я рассказал тебе, в чем хотел бы видеть тебя? – Он не стал дожидаться ответа, завороженный этой мыслью. – Я представляю тебя в короткой джинсовой юбке вроде той, что едва прикрывает твой зад, и тут она сползает на бедра так низко, что мне видны волосики на лобке. Она обтягивает твои округлости, а сзади столь коротка, что я могу засунуть обе руки сразу.

И ласкать горячее тело.

В ответ он услышал лишь ее прерывистое дыхание.

– И те трусики с губами, не забудь их. Я хочу, чтобы мой рот целовал твои губы, Джози. – И те, что на трусиках, и ее собственные.

Он не представлял себе Джози в классическом шелковом бюстгальтере и трусиках, которые обычно выставляют на витрине в магазине. Те, что стоят не меньше сотни баксов за комплект. Даже отправляясь на интимное свидание, Джози должна надеть белье из большого универмага, предназначенное для юных девушек.

Он не мог найти разумного объяснения, почему вдруг это стало важным, но болезненное напряжение в штанах пониже пояса подтверждало это.

– На тебе одна из тех белых маечек, не знаю, как там они называются. С такими маленькими тесемками прямо между грудками, сквозь них все видно.

Поначалу он представлял ее себе в бюстгальтере, из которого едва не вываливалась пышная грудь. Потом он передумал и вообразил ее вовсе без лифчика, а розовые соски и темный ореол вокруг маняще просвечивают сквозь тонкий материал.

«Приди и возьми меня», – скажет она. А поскольку фантазировал он сам, то чертовски хорошо мог вообразить, как она произнесет все, что он пожелает. Он опустил руку ниже пояса и сжал свой пульсирующий член, пытаясь предотвратить болезненную агонию.

– Мне не идет белое, – заявила она. – Пусть маечка будет ярко-розовая.

Плотно облегающая. Без лифчика. Черт! Его рука сжалась.

– Хорошо, могу себе представить и так.

– А не лучше ли мне вообще не надевать трусики? И когда твоя рука скользнет под юбку, ты можешь сразу ласкать меня. Так мне нравится больше. – Ее голос вновь зазвучал тихо, призывно и страстно.

Такой реакции он не ожидал. Она знала, как попасть в самую точку. Он почувствовал себя беспомощным, безвольным и закрыв глаза, бессознательно принялся водить рукой вверх и вниз. С каждым движением боль нарастала, желание становилось неудержимее. Она доводила его до отчаяния, до неистовства.

Он пробормотал:

– Мне тоже так нравится.

– Ты кончаешь?

Он открыл глаза, увидел свою руку, теребящую торчащий член, почувствовал учащенный пульс, и его бросило в жар от раздражения. Что он делает?

Неужели она догадалась? В ее дразнящем голосе звучали нотки удовлетворения.

Отдернув руку, он спросил:

– Что ты имеешь в виду? – Он сделал глубокий вдох и выдохнул: – Ладно. Давай адрес, и минут через десять я буду у тебя.

Возможно, к тому времени он исхитрится застегнуть молнию на джинсах.

Хьюстон слушал ее нескончаемые разъяснения и сверхподробные указания, как к ней проехать. Ему пришлось признать, что впервые с тех пор, как он лишился девственности, ему никак не удавалось привести в порядок мозги, чтобы понять, что ему говорят.

Если бы Джози сама не видела, как Хьюстон делал массу хирургических операций, она могла бы поклясться, что он просто слеп.

Глядя на себя в зеркале, она не находила ничего, что могло бы привлечь столь представительного и умного мужчину, как Хьюстон Хейз. Она перемерила все, что у нее было, и остановилась на самом неприметном наряде – бежевые шорты и топ в бело-голубую полоску. И резиновые шлепки.

Ничего удивительного, что она одинока и вечно без мужика. Любая женщина, обладающая хоть минимальным сексуальным чутьем, должна знать, что на свидание с известным хирургом нельзя идти в шлепанцах. Но в том-то и проблема, что у нее были только рабочие кеды, пара черных лодочек на случай официальных мероприятий, когда требовалось платье, и шлепки.

Она вдруг ощутила себя более толстой, чем обычно. Бедра терлись друг о друга и покачивались на ходу, а быстрый взгляд, брошенный на собственный зад, заставил задаться вопросом, как это она с таким хозяйством до сих пор умудрялась проходить в дверной проем.

От того, что ей часто приходилось снимать и надевать рубашки, в волосах накапливалось статическое электричество, а кожа имела тот самый бледноватый оттенок, свойственный флоридским женщинам не старше шестидесяти пяти лет. К тому же от удара о шкафчик в больнице на щеке осталась красноватая ссадина, а после попыток ее замаскировать лицо выглядело так, словно она ела овсянку, но в рот не попало.

Поэтому она почувствовала себя не вполне в своей тарелке, когда раздался звонок, и она пошла открывать дверь.

Хьюстон был в джинсах, спортивной майке и сандалиях. Она никогда еще не видела его вне стен больницы и должна была признать, что образ пляжного бездельника очень подходил ему.

– У меня нет юбки, – выпалила она, хотя после их зажигательного телефонного разговора, взбудоражившего ее до мозга костей, она очень жалела об этом.

Хьюстон расплылся в улыбке, обнажив ослепительно белые зубы. И Джози вдруг осознала, как редко он улыбается. И это хорошо. Потому что, когда он это делает, она чувствует себя словно льдинка в раскаленной кастрюльке.

– Это ничего, лишь бы на тебе были те трусики с губами, – парировал он.

Он явно зациклился на этом предмете нижнего белья. Впрочем, ее сие не слишком беспокоило.

– Они еще на мне.

Его брови взлетели вверх.

– Пока что.

Привет. Джози сжала руки в кулаки.

– Может, ты войдешь?

– Если ты не против, я бы сначала поужинал. Я сегодня не обедал, зато знаю одно уютное местечко, которое еще не обнаружили туристы.

Это, конечно же, продлит ее сексуальный завод и агонию, но бокал вина поможет ей хоть немного расслабиться. А сейчас стальной рельс был, пожалуй, более гибким по сравнению с ней. Одно дело – беседовать о сексе по телефону с закрытыми глазами, и совсем другое – смотреть ему прямо в открытое мужественное лицо.

– Верно. Это хорошая мысль.

Ее шлепанцы издавали чавкающие звуки, пока она молча шла рядом с ним к машине. Она ненавидела молчание, всегда любила поговорить и, по правде сказать, во многом была просто болтушкой. Ее мать утверждала, что всему виной то, что она единственный ребенок в семье и вынуждена была разговаривать сама с собой.

Как бы то ни было, молчание нервировало ее. Когда люди довольны и счастливы, они общаются. А Хьюстон редко раскрывал рот. Кроме того случая, когда целовал ее, тогда его губы были широко раскрыты.

Джози вздохнула.

– И каков сегодня серфинг?

– Отличный. Волна была хороша.

В надежде, что он станет и дальше распространяться на эту тему, она вежливо кивнула. Но по прошествии шестидесяти секунд поняла, что продолжения не последует. Он открыл дверцу джипа, и она взобралась на сиденье для пассажира, бросив сумку на пол.

– Вообще-то я никогда не занималась серфингом. Я всегда думала, что звучит это привлекательно, но, знаешь, я не отличаюсь атлетическим сложением, да и наслышалась стольких историй о сорванных ветром купальниках, нападениях акул и солнечных ожогах, что меня это не слишком соблазняло.

Ну хватит. Она опять заболталась. Повернув голову направо, она увидела ресторан фаст-фуда и переключила на него внимание. И почему только люди считают ее пустомелей?

– Плавки с меня никогда не срывало. – Хьюстон не отрывал глаз от дороги. – И если ты любишь воду, тебе придется когда-нибудь попробовать самой. Это что-то вроде катания на «русских горках».

– Да? – Она искоса поглядела на его профиль. Да, все еще хорош, как бог. Нос почему-то не вырос. Взгляд не помутнел, а выражение лица не смягчилось, как она того ожидала, чтобы как-то объяснить себе, почему он мог вытворять с ней все, что ему вздумается. – Может, ты научишь меня серфингу?

Он покачал головой:

– Я никогда не был волонтером. И не имею ни малейшего желания по случайности утонуть.

– Эй! Что ты хочешь этим сказать? – Она сможет кататься на доске, если ей действительно этого захочется. Просто она никогда не думала, что это так приятно – носиться по воде на доске, практически подвешенной в воздухе.

Он завернул на парковку.

– Это не имеет никакого значения. Я бы с удовольствием посмотрел, как ты стоишь на доске. Я бы даже заплатил за это.

Ладно. Она настолько забавна? Такая задница, да еще и на доске! Обиженная, не зная, что сказать, она вспомнила детство и шутливо высунула язык. К ее изумлению, он быстро протянул руку и поймал его, удерживая между большим и указательным пальцами.

– А-ам, – произнесла она, не сразу сообразив, что с неподвижным языком выговорить что-либо невозможно.

А его ярко-голубые глаза смотрели на нее в равной степени с юмором и вожделением.

– Я смогу найти лучшее применение твоему языку, чем показывать его мне.

Он отпустил ее, но не успела она закрыть рот, как он губами поймал кончик ее языка и втянул его. Все ее тело сотрясла дрожь, низ живота обожгло желание. Она испустила вздох, чувствуя себя совершенно беспомощной, полностью отдавшись его воле. Джози хотелось вытолкнуть его и в то же время заглотнуть еще больше.

Она в нерешительности вскинула руки, ее глаза закрылись. Она шла ко дну.

Хьюстон освободил ее и откинулся назад.

– Ты любишь крабов?

Сделав большой глоток воздуха и прижав руки к животу, она воззрилась на него:

– Что?

Он указал пальцем на потрепанный непогодой ресторан прямо перед ними. Раскачивающаяся на ветру вывеска гласила: «У Барнакла Билла. Убежище краба». Она все еще раздумывала, что та эксцентричная игра в языки, которую он только что затеял, пожалуй, не совсем пришлась ей по вкусу.

– Конечно. Крабы – это здорово, если только там не против шлепок.

Хьюстон потряс головой:

– Абсолютно не против. В любом случае здесь большинство мест на террасе, поскольку задняя часть упирается в частную полосу пляжа.

Джози проследовала за ним в тускло освещенное помещение, затем через заднюю дверь они вышли на террасу, уставленную столиками, между которыми сновали официанты с подносами. После короткой консультации с хозяйкой Хьюстон взял ее под локоть и повел к столику в самом углу, рядом с оградой, откуда открывался прелестный вид на океан и заходящее солнце.

Джози со вздохом опустилась на стул.

– Я люблю смотреть на воду. И вообще приятно выбраться из комнаты с кондиционером.

Несмотря на то что ей было грех жаловаться на недостаток мяса на костях, она мерзла в помещениях с сильным кондиционером и предпочитала мягкий ветерок, а температуру в комнате градусов двадцать – двадцать пять.

– Ты не из этих мест?

– Не совсем. Мы переехали сюда из Мичигана, когда мне было тринадцать лет.

– Тогда странно, что ты не любишь кондиционеры. Большинство туристов приезжают к нам с севера, и, когда на улице двадцать пять, они уже потеют, брызгают водой на лица и жалуются на влажность.

– Как и мы, когда едем на север. Стоит подуть прохладному ветерку, и мы натягиваем свитеры. А местные бегают в майках и шортах.

Хьюстон улыбнулся.

Джози водила пальцем по меню перед собой и исподволь разглядывала Хьюстона. Он озадачивал ее своей сдержанностью и горящими глазами. Сидя напротив, она чувствовала себя угловатым подростком. Она никогда не привлекала внимания серьезных мужчин, а ее непродолжительные связи почему-то всегда случались с парнями, вписывавшимися в категорию шутов.

Хьюстон был старше ее, говорил всегда по делу, и она абсолютно ничего не знала о его личной жизни. Кроме того, что он хотел переспать с ней.

Только раз, Господи, так что со счета она не собьется.

Схватив меню, она принялась обмахиваться им, пытаясь отогнать свои мысли от постели.

– Так что здесь вкусного?

– Крабы, – ответил он.

Черт! Ну конечно. Джози покраснела.

– Отлично, значит, мне крабов. – И большую сумку, чтобы спрятать в ней лицо.

Хьюстон сознавал, что заставлял ее чувствовать себя неловко, бесстыдно разглядывая ее. Очевидно, ее тревожило его молчание, но он ничего не мог с собой поделать. Он весь пылал.

Каждый дюйм его тела ощущал ее присутствие, хорошо еще, что стол скрывал его восставшее естество. Ветер ерошил ее волосы, в ясных глазах затаилось смущение и, как он очень надеялся, желание. Ярко-красные щеки выделялись на фоне бледной шеи и подбородка, пухлые губы чуть приоткрыты.

Именно туда снова рвался его язык.

– Сколько тебе лет, Хьюстон? Ты давно стал хирургом? Мне двадцать семь, уже почти двадцать восемь, ты же знаешь.

Слова со скрипом цеплялись одно за другое, она ждала ответа, сворачивая салфетку у себя под носом негнущимися пальцами. Хьюстон откинулся на спинку кресла, чуть нахмурившись при ее попытке поддержать ничего не значащий разговор. Это ему никогда не удавалось.

– Мне тридцать три. – Достаточно зрелый возраст, чтобы понять, что, когда спишь с сотрудницей, не следует придавать этому слишком большого значения. – Прежде чем прийти сюда, я проработал пять лет в больнице в Дейтоне.

Он понимал, что ей хотелось узнать больше, и он сам не прочь был о себе рассказать, но не знал, как это сделать, с чего начать, чтобы разговор не казался нарочитым и поверхностным.

С приятелями все было совсем иначе. Они вместе выбирались на пляж, занимались серфингом, помогали друг другу в случае необходимости. Мать и сестру он беззаветно любил, берег и защищал их. Он не посвящал их в свои дела. Наоборот, говорил с ними об их проблемах или, по нужде, беседовал на самую безопасную тему – о медицине.

Джози была не похожа на его прежние случайные связи. Ее простодушие раздражало и в то же время затрагивало чувствительные струны души, привлекая и одновременно отталкивая его.

Она боялась спугнуть его вспыхнувшее чувство к ней.

– Я избрал травматологию. Мне нравится работать с пожилыми людьми. Они не так боятся, как молодые пациенты, и чертовски благодарны тебе за то, что ты хоть ненамного облегчаешь им жизнь. Это очень приятно.

Джози расцвела белозубой улыбкой. Его ответ явно пришелся ей по душе. И почему-то ему стало легче и комфортнее. Но все же он был чрезвычайно благодарен официанту, подошедшему принять заказ.

У Джози еще порхала улыбка на лице, когда ушел официант. На этот раз Хьюстон обрадовался, что они остались одни. Подумать только, прелестная молодая женщина улыбается ему, а он сидит с озабоченной физиономией! В здравом ли он уме?

– Значит, тебе двадцать семь, – произнес он, чувствуя, что эти шесть лет разницы могут сыграть с ними злую шутку. А может, возраст здесь вовсе ни при чем, просто в душе он – циничный эгоист, и всегда был им. – А ты почему решила стать хирургом, Джози?

Ему было любопытно, что она ответит. Ведь хирургия явно не подходила ей.

– Ну, мой отец был хирургом. – Джози облизала губы и принялась разглядывать стол. – Он умер, когда мне было пятнадцать лет, и он был так горд, что я готова пойти по его стопам. – Джози оторвала взгляд от стола с мягкой улыбкой: – К тому же мне тоже нравится помогать людям. Я общительный человек. Мама говорила, что мне никогда не встречались совсем чужие люди.

В отличие от него, окруженного чуждыми ему людьми. Но он и не пытался жить иначе.

Задорный носик Джози наморщился, обе щеки у нее усыпаны веснушками, и соблазн впасть в недовольство собой как-то испарился. Он улыбнулся:

– Ты действительно очень общительная.

– Это еще вежливо сказано, – засмеялась она.

– Да нет. Мне нравится слушать тебя, – Это удивило его самого, но было правдой.

Она порозовела.

– А твоя семья недалеко отсюда?

– Они живут здесь, в Акадии. Моя мать, сестра с мужем и две их дочурки. Отчасти еще и поэтому я выбрал больницу, хотя и раньше работал в двадцати минутах езды отсюда.

Отвечая на вопросы о его семье, он всегда находил быстрые и точные ответы. Ему вдруг впервые пришло в голову, что, даже если бы он и захотел завести какой-нибудь роман или интрижку, было бы чертовски трудно найти женщину, которая бы клюнула на него. Пожалуй, лучшей компании, чем дружелюбный дельфин, ему не отыскать.

Он старался говорить серьезно, не переставая удивляться, почему это его так волнует.

– Моим племянницам, Миранде и Эбби, четыре и два года, этакие сорванцы, сгустки энергии.

– Расскажи мне что-нибудь забавное, что они натворили.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну как же, в каждой семье хранятся всякие милые и смешные истории про детей. Расскажи мне что-нибудь в этом роде про твоих племянниц. – Она потягивала напиток, который ей принес официант, ее язык скользил вверх-вниз по соломинке.

– Ну что ж. – Хьюстон представил себе Миранду и Эбби, темные кудряшки, падающие на личики, бутончики губ, кривящиеся в улыбках, гримасках или выражающие упрямую решительность. – Они зовут меня Анка Юстон, уже это забавно.

Джози рассмеялась:

– А Анка Юстон не слишком балует детишек, не портит их?

– Абсолютно. – Хьюстон глотнул пива. – И что бы ни думала моя сестра, тот надувной домик, подаренный на четвертый день рождения Миранды, – не слишком дорогой подарок.

Она покачала головой, явно развеселившись.

Хьюстон откинулся на стуле, вытянув ноги. Это оказалось не так уж неприятно – знакомиться подобным образом с собственными сотрудниками. Он чувствовал себя почти расслабленным с Джози, что случалось с ним лишь во время занятий серфингом или за поеданием матушкиной стряпни.

– Я, к сожалению, единственный ребенок в семье. Как хорошо иметь племянниц и племянников.

– Когда тебя совсем припрет, могу одолжить моих. Только будь готова к тому, что придется вплотную столкнуться со многими проблемами.

– А тебе самому не хочется иметь детей?

Он очень не любил, когда женщины задавали ему такие вопросы. Это означало, что они могли строить по его поводу планы, надеяться и прицениваться. Обычно он бросал каменно-холодное «нет» и смотрел, как меняется выражение их лиц. Одни спрашивали почему, некоторые утверждали, что он еще передумает, многие смотрели на него так, словно он при них пнул ногой маленького щенка.

Но все они оставляли его в покое, после того как ему удавалось убедить их, что он бессердечный эгоист, который вовсе не жаждет посвятить жизнь неблагодарному потомству. Но ни одна из них не услышала от него правды. Того, что он безумно хочет прижать к груди маленькое теплое тельце, но очень боится, что не сможет быть хорошим отцом.

От своего отца он не унаследовал способностей к притворству.

Что-то, он так и не понял, что именно, заставило его открыть рот и сказать Джози Эдкинс правду:

– Конечно же, я хотел бы иметь детей. – Она задумчиво кивнула:

– Я вижу. Ты бы отдал всего себя без остатка этому ребенку. – Она откинула челку со лба. – Везет малышам.

За исключением того, что никогда такого малыша не будет. Это сразу отрезвило его. Он пожал плечами, изображая беспечность:

– Вот только без жены не может быть ребенка, а ее у меня не предвидится.

– Ты хочешь сказать, в ближайшем будущем? – спросила она, без колебаний встретив его взгляд, и сделала глоток кока-колы.

– Никогда.

Она поперхнулась, коричневая жидкость брызнула изо рта и потекла по подбородку.

Глава 5

Джози пропала. Она теперь конченый человек, запутавшийся в проблемах, обломок крушения корабля, налетевшего на скалы темной ночью.

Несмотря на ее намерение не терять голову из-за Хьюстона, именно это и произошло.

Он молча шагал рядом по узкой полоске пляжа. Она вся была заполнена крабами, вином и приятными ощущениями. Паузы в разговоре больше не беспокоили ее, хотя она и успевала выпалить не меньше десятка слов на каждое произнесенное им.

Зато другие черты его характера, казалось, были просто предназначены для нее. Во время ужина у него прорезались проблески качеств, которые никогда не проявлялись в больнице. Верность и забота о семье, любовь к воде и в особенности к серфингу, увлеченность работой.

Ну и конечно же, неудержимое желание, которое он испытывал к ней. Оно проявлялось на протяжении всего ужина, словно вольтова дуга сексуального напряжения между ними, полное осознание того, где должен завершиться вечер. В постели. На протяжении всего этого бессвязного разговора и болтовни на медицинские темы над ними витала подспудная мысль, что он жаждет видеть ее голой и под собой, – живая, волнующая, выбивавшая ее из равновесия, она вызывала плотское желание, нестерпимое вожделение.

Со шлепками в руке Джози шагала босиком по песку и смотрела на неспешно плывущий за линию горизонта красный солнечный шар. Вечер был тихий. Лишь пронзительные крики чаек нарушали ровное дыхание Хьюстона и учащенное биение ее растревоженного сердца.

– А я думала, что это частный пляж, – заметила она, почти прижавшись к нему, чтобы обойти прибитый к берегу плавник.

– Так оно и есть. Пляж принадлежит товариществу нашего кондоминиума. – Он указал пальцем на несколько белых домов, видневшихся неподалеку. – Вон там, наверху, моя квартира.

Ох… Ее охватила паника. Они шли туда. Они уже почти у цели. Еще минут пять, и они будут в его доме. И больше не найдется повода не совершить того, что они так долго обсуждали в тесной кладовке.

Она закашлялась, чувствуя, как съеденный краб пытается вновь вылезти на белый свет.

– А дом кажется очень милым: столько окон смотрят прямо на пляж и на океан.

Хьюстон резко остановился. Повернулся к ней. Она ожидала, что он возьмет ее за руку, успокоит. Но это уже был не тот Хьюстон, и пора бы ей знать это.

Одной рукой он обхватил ее голову и притянул к себе. Поцелуй был решительным, умелым, крепким и неотвратимым. Шлепки упали на песок, так же, впрочем, как и последние остатки ее самообладания. Словно волны смыли его и унесли в безбрежность.

Она не собиралась упираться, и ни на мгновение у нее не возникла мысль, что она участвует в поставленном шоу. Хьюстон был непомерно властным, он привык делать все по-своему. Если у нее на какую-то долю секунды и пробуждалась надежда, что она сможет завлечь его больше чем на одну ночь, она полностью сознавала, что прежде всего этого хотелось ей, и не особенно обольщалась.

Он был не тот мужчина, что с легкостью поддается чьим-либо чарам, да и она не была женщиной с длинным списком легких побед. Она хорошо владела своим мозгом, много работала и в случае необходимости умела вовремя слегка польстить, упросить и умаслить нужного ей человека.

Но сейчас ее разум был в отключке, ибо его рот приник к ее влажным губам, его рука сжимала ее именно там, где ему ее хотелось. Джози разжала губы, почувствовала его язык и вновь сомкнула их.

Хьюстон прервал поцелуй и отпустил ее.

– Подбери свои тапки, мы уже почти пришли. – Растерянно моргая, пораженная, как быстро он смог переключиться, она тупо уставилась на землю. Грудь ее тяжело вздымалась. Он что-то сказал насчет шлепок… Правильно. Шлепки. Надо взять их. Она нагнулась.

Хьюстон выругался, бросился вниз и, опередив ее, схватил шлепки.

– Не нагибайся, пока мы не окажемся на месте.

Она не собиралась специально заводить и возбуждать его. Но может, поскольку это была единственная ситуация, в которой она чувствовала свое преимущество, у нее возникла потребность выкинуть что-нибудь неприличное, учитывая слабость, которую он питал к ее заду.

Застав его врасплох, она выбила шлепки из его рук, которые снова упали на землю.

– Упс. – Она снова нагнулась, не слишком сгибая колени.

Она ждала, когда он снова выругается.

– Черт возьми, Джози, – не заставил себя ждать он.

Ее ухмылка стала шире. Как-нибудь на днях она спросит, что нашел он привлекательного в двух круглых подушечках, как она именовала свой зад. Но ей нравилось поддразнивать его.

Он тут же вернул контроль над ситуацией, быстро ухватив ее за попу, прочно удерживая пальцами каждую ягодицу.

Она взвизгнула.

– Хьюстон! – Такого она не ожидала. Ведь пляж был частный и в пределах видимости находились десятки кондоминиумов.

– Не начинай того, что ты не сможешь закончить сама, Джози, – бросил он, пока его руки жадно исследовали ее тело.

Она не знала, как ему удавалось это – одним прикосновением парализовать ее волю. Она не могла пошевельнуться, да ей и не хотелось, она позволяла ему жадно ласкать ее, а между ног у нее вновь загудела уже знакомая боль.

Его пальцы скользили вверх и вниз по ее телу, по ногам и между ними, пока кончик одного из них не оказался в восхитительной близости от скрещения бедер. Шорты увлажнились, ноги напряглись. Соски выскочили наружу и молили о внимании, и пока ее мозг требовал: «Великий Боже, только не здесь!» – ее тело пело: «Да где тебе вздумается, несравненный ты мой, только не останавливайся».

Она заскулила, словно собака, просящая вывести ее погулять, и ждала, что сама почувствует смущение. Но реакция у нее была явно замедленная. Единственное, что она ощутила, было всепоглощающее, ослепительное вожделение.

Рука двигалась вперед и назад, забираясь между ног, поглаживая клитор сквозь тонкий материал шортов.

– Не здесь, – взмолилась она в тщетном призыве к сдержанности, сознавая, что не способна оказать сопротивление, если он будет продолжать в том же духе. Но даже символическое усилие помогло бы ей выглядеть не столь безнадежно. Если она не сможет обмануть себя, полагая, что половина населения Флориды собралась, словно на трибунах стадиона, и созерцала их, по крайней мере она попытается одурачить его.

– Никто ничего не увидит. Я стою прямо за твоей спиной, прикрываю тебя. Невозможно увидеть, что мой палец заблудился между твоих ног, – зашептал он ей на ухо, зацепив край ее шортов большим пальцем. – Никто ничего не сможет сказать. Выглядит так, словно я обнимаю тебя.

Он и собирался сделать это, а она застонет от наслаждения, прикусит губу и кончит прямо здесь, на пляже. На виду у любого зеваки. Она все же сомневалась, что какой-нибудь прохожий, увидев мужчину, склонившегося над женщиной и засунувшего руку ей между ног, примет его за любителя страстных объятий.

Это могло создать дурней прецедент. Если она плюнет на все условности и отдастся ему прямо здесь, на пляже, кто знает, может, он решит, что она способна и не на такие подвиги? Может, он захочет, чтобы она голой плясала при свечах, если она не будет осторожной.

Стараясь не закрывать глаза, она с трудом сглотнула и попыталась не замечать дразнящие движения его пальца, поигрывавшего краем ее шортов, проникшего в них и поглаживавшего трусики.

– Боюсь, что им будет что сказать, – простонала она и сомкнула бедра, пытаясь удержать его на грани. Однако лишь поймала его руку, еще крепче прижав ее к себе. О Боже, до чего же хорошо! Она смаковала этот долгий пульсирующий момент. Затем, собрав в кулак всю силу воли, которую обрела во время учебы в мединституте и круглосуточных дежурств в больнице, она сделала шаг вперед и вырвалась из рук Хьюстона.

Он не произнес ни слова, но она слышала его бурное дыхание, чувствовала его неудовлетворенность. Легкий бриз с океана взъерошил ее волосы, когда она повернулась к нему лицом. Напряженный Хьюстон стоял перед ней, мускулистые руки свисали по бокам. Джинсы выразительно натянулись спереди, на них образовался впечатляющий бугор.

Но он не заострял на нем внимания, не шутил и не улыбался по этому поводу, даже не отворачивался, как поступили бы другие мужчины. Он просто сунул руку в карман, вытащил ключи и покрутил ими в воздухе, нацепив на указательный палец.

Он не будет ни о чем просить. Сейчас она окончательно осознала это. Он не станет понукать или подталкивать, склонять или соблазнять ее. Он просто подождет, зная, что она жаждет его, пока она сама не приползет к нему на коленях, умоляя его, согласная и готовая на все.

Но он не мог достичь той отрешенности, которую она привыкла видеть в нем в операционной. Он был столь же растревожен, как она, хотя и лучше владел собой.

Он сделал шаг в ее сторону.

– В следующий раз, когда ты так нагнешься, дразня, я могу поддаться искушению и хорошенько выдрать тебя.

У нее перехватило дыхание, она не верила собственным ушам и быстренько прикрыла зад руками, словно он мог схватить ее и отшлепать прямо тут же, на пляже.

Наверное, он пошутил. А если нет?

Конечно же, это была шутка. Она вновь перестала думать и продолжала тянуться к нему, как комнатный цветок к окну.

У нее возникло искушение немедленно нагнуться, чтобы проверить, не исполнит ли он свою угрозу. Но она проигнорировала эту крошечную, смехотворную мыслишку, терпеливо дожидаясь, когда ее мозг вновь вернет себе способность членораздельно выдавать связные умозаключения.

Это было медленное возвращение.

Хьюстон никак не мог понять, что за чертовщина с ним происходит. Он ни разу не ударил женщину, ни во время занятий сексом, ни при каких других обстоятельствах, да ему это и в голову не приходило. В постели он всегда был традиционалистом, выбирал – сверху или снизу, сунул – вынул – и поехали.

Но Джози вынуждала его рассматривать все возможные повороты и новые трюки на, казалось бы, проторенном и многократно проверенном пути. Видя, как она смотрит на него, словно вдруг оказалась на свидании с серийным убийцей, он выдавил из себя подобие улыбки.

– Не слишком сильно отшлепать, конечно. – Ему следовало бы отступить, извиниться, сказать ей, что он на мгновение забылся, но он не любил признавать свою неправоту, не хотел почувствовать себя слабаком. И кроме того, ему действительно не терпелось схватить ее за попку и слегка наподдать за то, что она подвергает его чувственность такой пытке.

В голове вдруг всплыли воспоминания об отце. Перед глазами встали картинки того, как этот ублюдок швырнул его мать на кухонный пол, вспомнил о ненависти, которую питал к человеку, чьи гены унаследовал. Он возненавидел самого себя за то, что хоть на мгновение мог уподобиться этому жалкому человечишке.

Джози заставляла его терять самообладание, утрачивать контроль над собой. Который он вырабатывал на протяжении всей жизни. А что, если, обезволенный, он гораздо больше походил на отца, чем ему самому хотелось признать?

Стоя в лучах заходящего солнца, Хьюстон смотрел на Джози и размышлял, не пора ли приступить к решительным действиям. Она была чертовски опасна.

Но тут она улыбнулась, блеснув восхитительными ямочками на щеках и белоснежными зубами.

– Это, пожалуй, не самая хорошая мысль, – заявила она, расстегивая пуговицы на топе. – Я наверняка шлепнусь носом в землю и выбью зубы.

Торжественная серьезность, с которой она говорила, рассмешила его, прервав кислый настрой. Он мог опасаться Джози, но, черт возьми, не в силах устоять перед ней.

– Ладно, не будем. – Стыдно испортить такую образцовую улыбку. Он коснулся кончика ее носа: – Что-нибудь еще, что мне следует узнать о тебе, прежде чем мы войдем? Какие-нибудь медицинские требования или физические ограничения?

– Я не могу коснуться пальцев на ноге, – сжав губы, кивнула она.

Хьюстон рассмеялся столь неожиданному ответу.

– Я буду иметь это в виду. – Он взял ее за руку и подтянул поближе, чтобы они могли шагать вместе.

Он держал в руке ее нежную бледную ручку и старался не думать о том, что никогда не делал этого с женщиной. Он уже перешел к столь близким отношениям с Джози, каких никогда не позволял себе ни с кем другим.

Черт, а ведь он не держал женскую руку, с тех пор как ему стукнуло семнадцать, – со времен выпускного бала. А затем это случалось только для фото. Конечно же, он касался женщин, но это было лишь прелюдией к сексуальным играм или частью их. Никаких тебе прогулок под ручку, поглаживаний плеч или спины, просто поцелуй, «привет» и «прощай», подальше от его матушки и Кори.

Никто также не касался его спины. Женщины интуитивно чувствовали, что ему не нравилось это. Он не любил интимных прижиманий и не проводил с женщинами целую ночь. Душ или ванну он принимал только после ухода гостьи.

Он вдруг ощутил холод и одиночество.

Ему хотелось дотронуться до Джози и чтобы она вернула ему это прикосновение! Не терпелось почувствовать всю ее в своих объятиях. Чтобы она позволила ему зарыться в ее пухлом округлом теле, погружаться в нее, пока он не ощутит подлинный смысл жизни, удовлетворенность и счастье.

В общем, он овладеет ею, получит ее. А все остальное чушь, следствие излишнего возбуждения, делавшего его жалким и безвольным. Он уже был доволен жизнью. В его строго охраняемом сердце не находилось места для чего-либо другого.

И все же он ласкал эту женскую руку. Ему нравилось, когда их плечи чуть касались друг друга на ходу, а в ее глазах таилось ожидание, предвкушение безграничного наслаждения, которое проникало сквозь его защитные заграждения и заставляло счастливо улыбаться.

Что-то происходило, причем не очень хорошее. Ее рука в руке Хьюстона вызывала учащенное сердцебиение, дышать стало трудно. Она не была готова воспринять его в новом качестве. Такое доброе, почти нежное и удовлетворенное молчание, что ей захотелось закричать и забиться в агонии.

Господи, она совершает ошибку. Она не может так вести себя, не должна оставаться индифферентной и беспечной в ситуации, когда ей предлагали быть просто любовниками. Это годится для женщин с длинными, на французский манер, ногтями, дебильным партнерам которых требуются чудо-лифчики, упакованные в платья от Энн Тейлор.

Джози не такая. Когда мужчина затронет, пробудит ее женское естество, она никогда больше не сможет смотреть на него как равнодушная, незаинтересованная сотрудница.

И тут ее понесло, она начала болтать. Долго, проникновенно и ни о чем.

– Что-то сегодня жарковато, градусов за тридцать, а ведь уже середина сентября. – Она запнулась и добавила: – Вот почему я коротко постриглась, ты же знаешь. – Естественно, он этого не знал, она несла полнейшую чушь. – Здесь всегда так жарко.

Молчание, Она выждала пять секунд, затем снова раскрыла рот:

– Ты никогда не собирался сделать татуировку? – Она подняла руку, которую он все еще держал в своей, и ткнула пальцем себе в голое плечо, Костяшки его пальцев коснулись ее тела, вызвав у нее легкую дрожь. – Я, может, сделаю. Вот здесь. Розу или что-то в этом роде. Правда, сейчас она, пожалуй, будет выглядеть на мне ужасно. Я слишком бледная, и вообще мое тело словно рыхлый творог. И роза на мне будет смотреться как кровавое пятно.

Хьюстон не произнес ни слова, не издал ни звука, чтобы спасти ее от самой себя. Он просто провел ее по дорожке к дому с дверью цвета коралла. Не отпуская ее руки, он проворно сунул ключ в скважину и повернул. Неужели он не видит, что, отпусти он ее сейчас, она может умчаться прочь, словно пугливый кролик?

– Хм… – В голове царила пустота. Ей хотелось сказать что-нибудь умное, светское, выдержанное. Но поскольку ничего подобного не пришло в голову, она промолчала.

Дверь бесшумно отворилась. Хьюстон обернулся, его голова склонилась к ней, губы прижались к обнаженному плечу. Она испустила испуганный вздох. Горячий язык прошелся по плечу, словно обследуя каждый мускул и косточку. Ее вновь сотрясла дрожь, желание пронизало все тело.

Она была взвинчена, напряжена и зла на него за то, что он тискал ее, и в то же время жаждала этого. Она находилась в напряженном ожидании с того дня, когда он поцеловал ее, точнее, даже с той самой минуты, когда она впервые встретила его. И именно сейчас она хотела получить все.

Утихомирить, насытить свое тело и вновь обрести нормальную, ровную походку.

– Нет, ты не рыхлый творог. Ты словно сливки, молочно-белые и сладкие, и мне так и хочется вылизать тебя, всю без остатка, – тихо шептал Хьюстон ей на ухо.

Подходящий момент для подобных речей. Чтобы опустошить ее. Похоже, рядом с Хьюстоном она либо болтает без умолку, либо стоит, онемев, с широко распахнутыми глазами. Она лишь безмолвно кивнула: «Да, пожалуйста, Вылижи меня, всю».

Его пальцы сначала теребили пуговицу на ее топе, затем легко скользнули в низ живота, а язык неторопливо прошелся вверх по плечу до самой шеи, оставив влажный след на пылающей коже.

– А может, не надо входить? – Они все еще стояли в дверях, и хотя вход был окружен небольшим кустарником, а напротив виднелся всего один кондоминиум, Джози казалось, что она выставлена напоказ.

– Почему? – Он задрал ее топ над грудью, а затем одним рывком стащил его через голову, прежде чем она успела как-то отреагировать. – Ты что, стесняешься?

У нее захватило дух, она была шокирована до кончиков пальцев на ногах тем, что стояла в дверях в одном лифчике. Не важно, что он не был слишком уж откровенным и бикини обнажало гораздо больше тела. Дело в том, что это был лифчик.

Хьюстон заткнул ей рот поцелуем, прежде чем она успела вскрикнуть, присосавшись к ее нижней губе так же, как чуть раньше он это проделал с плечом. Она хотела было оторваться, оттолкнуть его, потребовать, чтобы они сначала вошли в дом, но ведь действительно никто ничего не увидит, да и кому какое дело, раз уж он доставляет ей такое неземное удовольствие?

Большая умелая рука хирурга змеей скользнула по ее груди, прикрытой лишь белым кружевным лифчиком, который она в последний момент вытащила из шкафа, отказавшись от привычного прочного хлопчатобумажного белья. Джози видела его пальцы в работе, наблюдала, как они могли манипулировать и лечить с присущей ему точностью, и он проделывал это с ней сейчас, большим пальцем поглаживал ее торчащий сосок, а его губы прильнули к ее губам.

Когда они спустились ниже и стали нежно сосать ее набухшую грудь, Джози и не думала протестовать, просто расслабилась и наслаждалась влажным предвкушением главного.

– Я люблю твое тело, – произнес он, переключаясь на другую грудь. – Ты такая пухленькая и аппетитная, у тебя столько мест, которые так и хочется схватить и целовать.

Он обвил ее руками и притянул к себе. Радуясь его вниманию, Джози вспомнила свои опасения и страхи по поводу того, чтобы полностью обнажиться перед ним.

– Я слишком толстая.

Небесно-голубые глаза недоуменно смотрели на нее.

– Кто так говорит?

«А пухленькая и аппетитная – разве это не синонимы толстой?»

– Люди. Я короткая, кругленькая, и добрых тридцать фунтов лишних торчат у меня в разных местах тела, где им и быть-то не положено.

Когда он, нахмурившись, взглянул на нее, она задалась вопросом, зачем ей обязательно надо испортить то, что оказалось самой эротической авантюрой в ее жизни.

– Я не жирная, просто у меня слишком бледная кожа, рыхлое тело, и вообще меня слишком много, чтобы считаться красивой, – закончила она. Краска залила ее лицо.

Она не собиралась говорить это. Жаждущий ее доктор Хьюстон Хейз – это ее мечты, ставшие явью, что-то вроде Двадцатимиллионного выигрыша в лотерею.

Хьюстон сделал шаг назад, в прихожую, но их разделяло не больше фута-двух. Он беспардонно ощупывал ее оценивающим взглядом.

– Я так хочу тебя, весь день ходил словно одурманенный. Мечтал о твоем теле, представлял себе, сколько и какими способами мог бы утолить свой голод. – Она растерянно заморгала. – Что у тебя лишнего, чего бы ты желала иметь поменьше?

Он протянул руку ей за спину, расстегнул ее лифчик и одним рывком стащил его вниз, так что ее груди вывалились вперед, словно арбузы на прилавок в овощной лавке. Да, она хотела бы, чтобы они были меньше. От них было мало пользы, и при сравнении с другими частями тела они выглядели не слишком соблазнительно.

Хьюстон швырнул ее лифчик на крыльцо у нее за спиной, где уже валялся ее топ. Лихо, однако. Она стоит голая, дверь нараспашку, а до одежды не дотянуться. Но, к ее собственному удивлению, она не испытывала страха, столь впечатляющим было выражение его лица и так влажно стало у нее между ног.

– Тебе хотелось бы, чтобы они были меньше? – Он подхватил ее груди, их тяжесть заполнила его требовательные, ищущие руки. Джози учащенно задышала. – Но ведь тогда я не смог бы сделать так. – Он втянул в рот одну грудь, старательно облизывая языком сосок, словно обсасывая особенно вкусное эскимо, чуть похрюкивая от наслаждения.

Джози ухватилась за дверной проем, почти повиснув на нем. Тогда ладно, может, у него совсем другие взгляды на все это дело.

– И то правда.

– А как насчет этого? – Он коснулся ее бедра. – Будь они поменьше, и я боюсь, что мог бы причинить тебе боль, когда по-настоящему войду в тебя.

Эта картинка заставила Джози застонать. Распрямив плечи, она шагнула вперед, позволяя ему сделать это. Войти в нее. Когда ему вздумается. И чем скорее, тем лучше.

Хьюстон подцепил ее за шорты и притянул к себе. Их груди столкнулись, пинком ноги он захлопнул за ней дверь. Затем его пальцы перешли на попку и принялись тискать, ласкать и дразнить ее, проникая в расщелину между щечками.

– А если она станет меньше, то о чем я буду мечтать? – Он шептал ей на ухо, обжигая жарким дыханием. – Что я смогу шлепать, когда ты снова нагнешься, не спросив на то позволения?

Она вздохнула и вздрогнула, когда его язык проник в ее ухо, быстро двигаясь взад и вперед. Она непроизвольно стиснула ноги, бедра напряглись, словно предвкушая, когда его член будет двигаться в том же ритме, в каком сейчас орудовал язык.

– У тебя тело женщины. А настоящаяженщина не должна походить ни на двенадцатилетнего мальчика, ни на жадных до героина манекенщиц.

Хьюстон обнял ее за талию и поцеловал шею, и Джози поняла, что он по-настоящему увлечен ею.

Вообще-то она была удовлетворена своим телом, но Хьюстон сумел заронить в ее душу сомнения насчет самой себя как доктора и как женщины. Он никогда не выказывал ни малейшей неуверенности в себе, и она иной раз чувствовала, будто полностью поглощена им и его подавляющей личностью.

Но еще никогда в жизни она не ощущала себя столь желанной, вожделенной и ценимой, как сейчас.

Расстегивая ее шорты, он ни разу не сбился и не запутался. Было ли тому причиной его мастерство хирурга или сказывался немалый опыт в раздевании женщин, она не желала знать. Ладно, пусть по мучительно болезненным, садомазохистским причинам ей хотелось верить, что она единственная женщина, чей зад он массировал с таким энтузиазмом.

«Одна ночь», – заявил он. Он никогда не желал больше одной ночи.

Джози задохнулась, когда его восставший член уткнулся в нее, казалось, готовый насквозь прожечь ее шорты и трусики. Еще один толчок, и она тяжело, учащенно задышала.

– Господи, Джози, я так хочу тебя!

Готовые сорваться с ее губ слова застыли, когда его ищущие руки проникли в шорты. Она зажмурилась. Одним рывком он содрал их с нее и зашвырнул далеко в сторону.

Хорошо еще, что он был доктор с большим опытом оказания первой помощи, поскольку она едва не отправилась в мир иной в предвкушении неведомых ощущений.

– О, черт! – выругался Хьюстон с ощущением, словно он проглотил целый апельсин.

У Джози спереди на трусиках виднелся отпечаток губ. Будто след ярко-красной губной помады, точно в центре между бедер. Не слишком высоко, под пуговичкой на животе, прямо на лобке, там, где находится клитор.

– Поцелуй меня, дорогая, – произнес он, падая перед ней на колени.

Она испуганно вскрикнула и попыталась отступить назад, но он оказался проворнее. Он крепко ухватил этот роскошный зад и подтянул к себе, удерживая прямо перед лицом. Он вдохнул ее запах, чистый и нежный, замешанный на аромате страсти.

Он знал, что за этими губами он обнаружит Джози, сгорающую от желания, вымокшие завитки волос и блестящий от влаги клитор. Поэтому когда он приложился ртом к изображенным на шелке губам, он представлял себе, что находится за ними и каково оно будет на вкус, Хьюстон с наслаждением сжал руками ее упругий зад, она была здесь, реальная, податливая и жаждущая. И когда он накрыл эти губы, она обхватила его ногами, превратив на время в мускусный кокон. Он пожирал эти шелковые губы, целовал, кусал и сосал их, смачивая своей слюной, пока не почувствовал резкий вкус ее влаги даже сквозь материал трусиков.

Она вцепилась в его плечи, царапая их короткими жесткими ногтями, вновь и вновь нашептывая ему на ухо что-то вроде мольбы о помощи. Он еще больше терял голову, крепче ухватив ее зад, а его напряженный член беспомощно бился в джинсах, пока он сосал влажный фасад, натыкаясь на податливую эластичность реальных губ и пытаясь проникнуть в них языком.

– Стоп! – вскрикнула она, оттолкнув его голову и неловко отступая назад.

Хьюстон застонал, вытирая влагу со рта и собираясь спросить, какого черта она остановила его, вскрикнув до наступления полного оргазма. Она молотила руками перед собой, что отнюдь не помогало его восставшему бойцу, поскольку на ней не было ничего, кроме трусиков, и это подвергало его мучительным пыткам.

Буквально парализованный видом вывалившихся почти на фут грудей у него под носом, он не смог отреагировать с должной быстротой. Отскочив назад, Джози налетела на горный велосипед, висевший на стене в прихожей у него за спиной. Велосипед сорвался, сбил с ног Джози, которая с шумом и визгом грохнулась на пол.

Господи, ей требуется страховка от неуклюжести.

– Что там случилось? – Стоя по-прежнему на коленях, он снял с нее велосипед, поставил его к стене и повернулся к ней.

Она тихо смеялась, лежа на боку, опираясь на руки.

– Я совсем забыла про шорты, зацепила их лодыжкой и споткнулась.

Он вздохнул с облегчением. Хорошо, что она не сломала лодыжку или еще что-нибудь. Просто споткнулась. Он с трудом удержался, чтобы не расхохотаться, крепко стиснув зубы, наслаждаясь картинкой – эротический вид груди сбоку, завораживающие округлости бедер.

– Велосипед не ушиб тебя? Ты уверена, что с тобой все в порядке?

– Все нормально. – Но она потянулась рукой, чтобы потереть ногу, и он увидел длинную красную царапину на бледной лодыжке.

– Дай-ка посмотрю. – Это была реакция врача. Следовало осмотреть раненого, пощупать рану и оценить ее. Но, черт возьми, это действительно была всего лишь царапина, он тут же сам убедился, и движения его руки не имели никакого отношения к медицинскому осмотру.

Он не хотел причинить ей боль. Именно поэтому он нагнулся и поцеловал ее в пострадавшее место, как обычно целовал своих племянниц.

Она сбросила шорты со щиколотки.

– Это даже не царапина и не ссадина, крови нет. Просто неуклюжая Джози снова в ударе.

Но она не выглядела смущенной. Она улыбалась ему, облизывая пухлые губы, словно напоминая, что ему еще предстоит почувствовать их не только на своих губах, но и на других чувствительных местах тела. Он жаждал большего, он ждал, чтобы она испробовала его член в самых разных местах, чтобы она своими розовыми губками взяла его член, а маленький язычок старательно вылизал его.

– Помнится, я должен был излечить тебя от этого недуга, верно?

Вылечить от неловкости и неуклюжести? Ее полная грудь бурно вздымалась.

– Именно так.

Глядя на нее, такую заведенную и возбужденную, готовую на все, он едва не застонал. Джози со своим телом была создана для секса. Не для дефилирования по подиуму, не для всемирных олимпиад, а чтобы ублажать мужчин.

Он опустился на колени по обе стороны ее ног и подался вперед, упираясь руками в ее бедра.

– Почему ты остановила меня, Джози? Ведь я мог заставить тебя кончить. Даже не снимая трусиков.

Выразительные зеленые глаза захлопнулись.

– Я знаю. Именно поэтому я и остановила тебя.

Он коснулся легким поцелуем ее соска. Ее полные округлые груди были прекрасны, крупные соски цвета персика выделялись на фоне бледной кожи. Ему так захотелось припасть к ним губами и сосать, сосать…

– Хьюстон!

– Хм?.. – К серьезным чувствам нельзя относиться с легкомыслием. Ему вдруг пришло в голову: а здорово было бы поймать ее сосок губами! И когда он исполнил это, ощутив ее солоноватую сладость, то понял, что был совершенно прав.

– А ты поцелуешь меня еще разок? Прямо в губы.

Теперь уже наступил его черед зажмуриться. Он сосчитал до десяти и попытался вздохнуть. Тон ее голоса не оставлял сомнений, какие из двух пар губ она имела в виду.

Когда он вновь открыл глаза, на ее лице играла слабая выжидательная улыбка, роскошные груди выставлены на обозрение, трусики спущены до лобка.

И тут ее палец едва заметно скользнул по трусикам и уткнулся прямо в нарисованные губы.

– Джози, да я буду целовать тебя там, где тебе вздумается. Всю ночь напролет.

Он склонился над ней.

Глава 6

Ей еще крупно повезло, подумала Джози, что в самый разгар надвигавшегося оргазма она упала, да к тому же еще опрокинула на себя велосипед. Царапина на ноге ныла, но в волнении она этого почти не замечала: лицо Хьюстона дышало подлинной страстью.

Несмотря на ее болтливость, крутые бедра и регулярно выдаваемые глупости, Хьюстона безудержно влекло к ней. Он был заведен до предела, она видела это, и оттого ощущала себя более желанной, чем когда-либо в жизни.

А его губы! Тому, что он мог проделывать ими, следовало бы обучить всех без исключения мужчин по достижении двадцати одного года. Он, безусловно, заслуживал похвальной грамоты от имени всех женщин за подобные трюки, и она готова быть одной из тех, кто вручит ему эту награду.

Хьюстон склонился над ней, пряди его черных волос гнездились как раз у нее между ног, и Джози сообразила, что он намерен удовлетворить ее просьбу. Внезапно она передумала и отскочила назад. Еще одно прикосновение – и она вспыхнет, сгорит в дьявольском пламени вожделения. А ей вовсе не хотелось, чтобы все это завершилось. Завтра, неумолимое, как смерть, наступит слишком скоро. И – всему конец.

– Куда ты рванула? – Он тихо подкрадывался к ней, передвигаясь на карачках, с жесткой решительностью загоняя ее к стене.

Джози прижалась спиной к холодной преграде, скрестила руки на груди и вдруг обратила внимание на то, сколь разнилась степень их обнаженности. Это с какой же стати она стоит перед ним почти голая, а он все еще одет?

Она сдвинула ноги вместе.

– Снимай-ка рубашку, Хьюстон.

Он повиновался без лишних вопросов, откинувшись назад и одним рывком стащив рубашку через голову.

– О Боже… – Влажные трусики облепили ее бедра, она издала стон. Он смотрелся потрясающе, каждый дюйм его ладно скроенного загорелого тела: бицепсы не слишком массивные, но рельефные и сильные, грудь в центре чуть тронута темными волосами.

– Хочу предостеречь тебя, – произнес он, вставая и указывая пальцем на ее голову.

– Да? – Джози задержала дыхание. Он явно собирается поставить ее на колени перед собой, она сунет его торчащий член в рот и будет сосать его как сумасшедшая. – Не двигайся, там полка, прямо у тебя за головой.

– Что? – Она растерялась и позволила ему оттащить себя чуть в сторону. Обернулась и увидела коллекцию фотографий хозяина на двух полках в нескольких сантиметрах от своей головы.

Только этого ей и не хватало – уронить все эти снимки вслед за велосипедом. Но Хьюстона это не волновало. Нетерпение охватило его. Он потащил ее через холл в гостиную, крепко ухватив за запястье. Хьюстон, многогранный и всегда выдержанный, буквально завораживал ее, она раскрывала в нем все больше достоинств. Пока все эти открытия нравились ей, в особенности то, что она влекла его и он видел в ней обнаженную богиню.

Ей вдруг захотелось выяснить, какую еще реакцию она сможет вызвать у него. И потому, когда он остановился у кушетки, на секунду отвернувшись, она нагнулась и потянулась кончиками пальцев к лодыжкам.

– Какого черта ты там выделываешь? – Голос Хьюстона звучал зло и напряженно.

– Я же сказала тебе, что не могу достать до пальцев ног. Вот я и захотела еще раз убедиться в этом. Просто проверяю. Почти достала, но не совсем. – Она чуть запыхалась, ноги напряглись, груди свисали ниже живота.

– На первый взгляд ты кажешься такой милой и наивной, но на самом деле всегда точно знаешь, что делаешь. Верно?

Ухватив ее за талию, он принялся тереться об ее зад.

– Да ничего я не делаю.

– Ты играешь со мной, маленькая задира? – Слегка покусывая ее плечо, он прижимался к ее заду твердым, разгоряченным членом. – Хочешь, чтобы я тебя выпорол?

Она совсем забыла об этом. Ее рука потянулась назад, к недостижимой сейчас попке, ибо он закрывал ее своим телом. Почему-то она без труда представила себе, как он осуществляет эту угрозу. Чуть обеспокоенная и шокированная собственной реакцией, она попыталась оторваться от него, но он держал крепко.

– Нет, Хьюстон. Я только чуть поддразнила тебя.

Подобным испытаниям, полагала она, Хьюстон подвергался не часто, по крайней мере в больнице. А потому не была уверена в его реакции.

Одной рукой удерживая ее грудь, другой подхватив лобок, он притянул ее к себе, крепко прижимаясь джинсами к разгоряченному телу.

– Значит, ты признаешь, что играла со мной в дразнилки? Ладно, я не буду пороть тебя. Но раз уж ты затеяла игры, давай выступать в роли доктора и пациентки.

О Господи! Она замерла, боясь пошевельнуться и разразиться оргазмом, вызванным его пальцами, неустанно теребившими ее вымокшие спереди трусики, и твердокаменным членом, тыкавшимся в ее попку. При этом он самозабвенно ласкал ее соски, а все ее тело пылало от вожделения.

Стетоскоп фантазии заработал у нее в голове.

– Сыграем в доктора? Почему-то мне кажется, что ты будешь хорош в этой роли.

Он поцеловал ее в затылок – неспешным жарким поцелуем, от которого у нее по спине пробежала дрожь.

– Да, в этом мне не откажешь. Итак, вот как мы начнем, раз уж мы с тобой оба врачи. Ты покажешь мне твое тело, я – свое, и мы поочередно будем обследовать друг друга.

Неудовлетворенная Джози в нетерпении корчилась в его руках. Не нагнись она так не вовремя, возможно, он уже был бы в ней.

– А как насчет оплаты моего рвения?

Хьюстон рассмеялся ее неожиданному ответу и лишь крепче прижался грудью к гладкой голой спине Джози. По всему ее телу побежали восхитительные мурашки.

– Поскольку мы будем сменяться, обойдемся без этого. Кроме того, я что-то не помню, чтобы это входило в правила игры. Ты вообще-то в детстве играла в доктора?

Он произносил это беспечным тоном, поглаживая ее живот, опускаясь все ниже и ниже, но сам он прямо-таки сгорал. Мысль о возможности затащить ее в постель, исследовать каждый дюйм манящего тела беспрерывно сверлила его мозг. Он едва не кончил в собственные джинсы, когда она вдруг нагнулась, выставив напоказ те самые трусики с нарисованными губками, обтягивавшими прелестную попку.

Ее голова раскачивалась взад и вперед, мягкие волосы нежно касались его подбородка.

– Нет, я была, как называл меня папа, пышкой и пампушкой. Я всегда любила водиться с мальчишками, но никто из них не захотел поиграть со мной в доктора.

Не такого ответа он ждал. Его злило, что она не сознавала, сколь притягательной была. И если ее называли пампушкой в восьмилетнем возрасте, это ни в коей мере не относилось к ее созревшему женственному телу. Она не худая, это правда, но у нее великолепные формы, а бедра такие, что мужику есть за что самозабвенно ухватиться, не опасаясь ушибиться о кости. А уж полные груди подлинные, настоящие, а не эти декоративные кнопки.

Никаких складок, отвислостей, а лишь дерзкие, соблазнительные, пикантные округлости, так и зовущие испробовать их и насладиться.

– По правде сказать, я тоже никогда еще не играл в доктора, но ведь и тебя не было рядом со мной. Что-то пленительное есть в тебе и твоем зовущем теле, Джози, мне не устоять. – Он сунул руку в ее трусики, сжал лобок, нежно поглаживая большим пальцем курчавые завитки. Якобы случайно, словно не замечая, его палец раздвинул губки и нащупал клитор.

Она увлажнилась. Созрела и была готова ко всему.

– Я люблю твое тело, – тихо сказал он, поглаживая ее, засовывая палец глубже, дразня и заводя ее. Ее плоть обволакивала его, удерживала, влажная и жаждущая. Бедра призывно покачивались.

Он перегнулся через ее плечо, чтобы посмотреть на свою руку, ласкающую ее, увидеть, как набухают ее соски. Прямо ему в ухо из ее губ вырывались тихие хрипы наслаждения.

– Я готов поклоняться твоему телу, покрыть поцелуями каждый его дюйм, показать, насколько я очарован им.

Голос Джози, обычно высокий, жизнерадостный, полный энергии и почти наивной экспансивности, сейчас зазвучал на целую октаву ниже, стал хрипловатым и знойным, хотя все еще был попон той страстности и устремленности, которые так нравились ему.

– Мы можем заняться этим в любое время, – бросила она. – Лучше всего сейчас.

И впрямь теперь было самое время. Он вытащил руку. Она издала недовольный звук, тут же затихший, когда он одним рывком стянул с нее трусики, опустившись на колени, чтобы стащить их сначала с одной ноги, затем с другой, держа ее за гладкие бледные лодыжки. Он ласкал ее нога, отметив про себя, какие маленькие и кругленькие у нее пальчики, такие забавные, какие и могли быть только у Джози.

Схватив трусики, он быстро запихнул их в карман джинсов. Она заметила это и удивленно разинула рот:

– Зачем ты сунул их себе в карман?

– Я оставлю их у себя. – Он снова присел на корточки, обхватив ее ноги чуть ниже колен. Стал целовать ее бедра, поднимаясь все выше, приближаясь к влажным волоскам. Он провел пальцем по блестящей жаркой плоти, затем поднес палец к губам и облизал, зажмурившись, когда его язык ощутил мускусный вкус ее вожделения.

– Зачем тебе мои трусики? – Джози, тяжело дыша, вцепилась в его плечи, пытаясь отступить назад.

Он ухватил ее крепче.

Стараясь не смотреть на Джози, он водил косом по ее бедру, раздумывая, как бы сказать ей правду, но не всю.

Эти пресловутые трусики принадлежали ему по праву. Раз уж он не будет встречаться с ней больше, ему хотелось сохранить какое-нибудь осязаемое, вещественное напоминание о том, чем они тут занимались. Поскольку это одна-единственная ночь, полная жгучего наслаждения, подобного которому он никогда не испытывал прежде. А затем ему придется делать вид, что ничего не было. Она уже и так пробила бреши в его защитных заграждениях, а еще одно подобное свидание сломит их окончательно, он точно знал это. Он влюбится в Джози, и тогда неизбежно либо он причинит ей боль, либо она ему. И он уподобится кораблю, выброшенному на скалы штормом, разбитому и расколовшемуся на мелкие щепки.

Добравшись до шелковистых каштановых завитков, он пробормотал:

– Мой трофей. – Затем облизал языком ее набухший клитор.

И она тут же, тихо заскулив, кончила. Пораженный, он удерживал ее сотрясающееся в судорогах тело, крепко вцепившись в него, чтобы довершить оргазм, который она безуспешно пыталась побороть. Оргазм разразился, бурный и неудержимый, в считанные секунды все было кончено. Ее пальцы ослабили хватку на его плечах, бедра перестали дергаться.

Хьюстон поднял голову. Он улыбался, целуя ее розовую кожу. Дьявольщина, она была просто потрясающа. Ему понравилось, что он так быстро смог довести ее до оргазма, в ней было все, о чем он мог только мечтать, и даже больше. С Джози не приходилось играть и притворяться, не надо было догадываться об ее замыслах и намерениях. Ее мысли были написаны на лице, либо она высказывала их напрямую со свойственным ей простодушием.

Он смотрел на распростертое перед ним тело, на округлый живот и пышную грудь, ожидая, что на ее лице появится робкая, удовлетворенная улыбка и послышится довольное мурлыканье. Так оно и случилось. Но пугающим оказался нежный интимный взгляд, который она послала ему. Он попал ему прямо в сердце, от которого оно сжалось и сморщилось, словно гнилой помидор.

Проклятие! Он знал, что будет потом. Он должен был приказать своему пенису, чтобы тот лежал спокойно и вел себя пристойно, а теперь она смотрела на него, как на любимую собачку, и собиралась даже подкормить.

Он плотно сжал губы, чтобы не сморозить какую-нибудь глупость, что-нибудь вроде того, чтобы она осталась на всю ночь, делила с ним постель и завтрак, и так день за днем.

– Спасибо, – сказала она с неподдельной благодарностью, которая вызвала у него раздражение.

Как он мог заниматься с ней сексом и даже не оглянуться, когда она благодарила его? У нее подогнулись колени, и она скользнула на пол. Ее соски соблазнительно торчали перед его губами.

– А что теперь, Хьюстон?

Ладно. Он, конечно, мог быть полным болваном и отправить ее домой. Или собрать последние остатки порядочности и устроить утешительный сеанс любви, чтобы хоть отчасти компенсировать предстоящее равнодушие и забвение. Мог бы бросить ее на ковер и войти в нее, быстро и решительно, раз уж она здесь и вполне созрела для этого, а до утра еще долгая ночь. Он собирался избавиться от нее, да что там, просто прогнать. Прежде чем они погрязнут в банальной связи.

– Подожди. – Она нагнулась и расстегнула молнию у него на джинсах, дрожащими холодными пальцами вытащила член из трусов, подрагивающий от неудержимого желания.

Он сглотнул похотливый комок, подкативший к горлу, и снова попытался мягко подтолкнуть ее. Он хотел все сделать правильно. Дать ей спокойно уйти, пока еще не поздно, и защитить ее от поглощения эмоциональным пустырем, каковым он всегда себя помнил.

– Пока ты не натянул презерватив, я хочу попробовать тебя на вкус.

И ее губы сомкнулись вокруг его члена, совершив то, о чем он не смел и мечтать, ее колючие волосы щекотали его живот, плечи округлились. Зубами она нежно прихватывала его кожу, он тихо постанывал, тугие яйца готовы были лопнуть, внутренности сотрясали конвульсии, ноги напряглись, теплые волны агонии накатывались на него.

Дьявольщина, она была просто потрясающа. Вцепившись пальцами в его бедра, двигаясь вверх и вниз, она с такой силой притянула его к себе, что его член глубоко проник в ее глотку.

Вот оно. У него не хватило силы воли оттолкнуть ее в третий раз. Пока еще, на всю сегодняшнюю ночь, она – его и будет принадлежать ему. По-настоящему, всерьез.

Джози облизывала головку, обтянутую гладкой кожицей, стараясь поймать прозрачную липкую каплю, явно наслаждаясь вкусом и ощущением трепещущего члена во рту. Она удовлетворенно вздохнула, когда его руки легли на ее плечи.

Следующим движением она уже оказалась на полу, лежа на спине.

– Раздвинь ноги, – приказал он, и тут же, не дожидаясь исполнения приказа, сам ухватил ее за правое колено и резко отодвинул ее ногу в сторону.

Джози так распалилась, что не ощущала ни малейшего смущения от того, что каждый дюйм ее столь несовершенного тела, распростертого перед ним, был выставлен напоказ, словно ужин наподобие шведского стола.

Хьюстон схватил ее левое колено и подтолкнул его вперед, к бедру, на лице появилось напряженное выражение, голубые глаза потемнели от желания. Разорвав пакетик с презервативом, он пытался с поспешной неловкостью натянуть его, и в его глазах она увидела столь самозабвенное сладострастие, которого она никогда не ожидала от него.

Не долго думая, кончиками больших пальцев она раздвинула губы своего лона, в надежде подстегнуть его.

– О, черт! – воскликнул он.

– Ну, давай же, – прошептала она, закрывая глаза. Он налег на нее всем весом и наконец одним мощным толчком вошел в нее. Джози почувствовала, как у нее все затрепетало внутри. Она стиснула зубы, чтобы не закричать.

– Тебе нравится так? – произнес он, не отрывая глаз от ее лица, откидываясь назад и снова с силой погружаясь в нее.

Она не ответила, дыхание сперло, каждый его толчок подводил ее все ближе к последней грани. Это оказалось самым ярким, волнующим, дотоле неизведанным ощущением, которое она когда-либо испытывала в жизни, – жгучее наслаждение, пронизавшее каждую клеточку ее тела, синхронно отвечавшее на каждый его толчок.

Сквозь плотно сжатые губы он процедил:

– Я не слышу тебя. Скажи мне, нравится ли тебе это. – Отброшенная назад быстрыми сильными толчками, Джози стукнулась головой о ножку кофейного столика и снова застонала. Прижатая к столику, она ощущала еще сильнее каждый дюйм его члена, пронзавшего ее, и без колебаний подтвердила:

– Ода!

Он впился в ее губы, его голубые глаза обволокло туманом страсти, и они потемнели.

– Докажи мне, закричи, что ли, Джози.

Ну, раз он настаивает… Ее руки сомкнулись на поясе его джинсов, ее груди терлись о густую поросль на его груди, так что постонать не составит особого труда. Стонать и вздыхать, всхлипывать и хныкать, тереться и царапаться, а потом возопить, да так, чтобы треснуло зеркало в холле. И тогда уже будет не важно, что у нее неловко подогнута коленка, а голова прижата к столику. Она ощутила напряженность и жар внизу живота и поняла, что может снова кончить в любой момент.

А Хьюстон продолжал без устали сновать туда и обратно, трудясь над ее телом. Это оказалось гораздо большим, чем она могла представить себе, а неистовая напряженность на его лице заставляла ее чувствовать себя неотразимой. На его мощные толчки она отвечала, поддавая бедрами, а спиной протирала дырку в ковре и знала, что права.

В этом-то и заключалась ее ошибка, потому что потом она не сможет смотреть на него, не вспоминая эти моменты, когда он, ухватив ее за колени, настойчиво толкается внутри ее, отбросив в сторону холодную презрительную маску. Дура, дура и еще раз дура. И все равно она наслаждалась каждым прикосновением, каждым толчком, который встречала, прогнувшись дугой, готовая громогласно кончить.

Ему следует знать это, подумала она.

– Хьюстон… о-о-о!.. только не останавливайся. Я сейчас кончу.

Полуприкрытыми глазами она видела его раздувающиеся ноздри, удовлетворенную улыбку, тронувшую уголки губ, пока ее взгляд не затянуло пеленой тумана и она не разразилась грандиозным оргазмом.

Она старалась не исцарапать его, хотя это и не получалось, а он не давал ей подняться. Все ее тело сотрясали сладострастные спазмы, пока он буквально вколачивал ее в ковер.

– Да! – торжествующе взвизгнула она. Последние судороги еще пробегали по телу, мышцы начали расслабляться.

Хьюстон передохнул, затем снова с силой вошел в нее, а его собственный оргазм накрыл остатки ее чувственного взрыва. Джози нашла в себе силы приподняться и поймать губами дрожащий стон, прорвавшийся сквозь его стиснутые зубы. Бурно кончая в ней, он не замечал ее поцелуя, его губы были слишком плотно сжаты. Но затем, без предупреждения, его язык проник в ее рот, жадные властные зубы впивались в ее губы.

Джози упала спиной на ковер, голова наполовину скрылась под кофейным столиком, но он последовал за ней, покрывая поцелуями ложбинку между грудями, спускаясь языком к пупку.

Она тяжело дышала, обессиленная, покорная, но Хьюстон не отпускал ее. Его губы блуждали по ее телу, а оставшийся в ней член продолжал столь неистово двигаться, что у нее мелькнула мысль, а не вообразила ли она себе, что он достиг оргазма.

Властные губы и руки вызывали дрожь во всем теле, ее лоно еще приятно подрагивало от пережитого оргазма. Но ТУТ он извлек из нее свой член, и Джози со вздохом облегчения уронила руки. Возможно, если бы Хьюстон проделывал с ней это каждый день, она бы никогда не упустила ни одной вещицы. Она просто ходила бы вокруг, покуривая сигаретку и мурлыча от удовольствия.

Теперь он легко поглаживал ее тело, она, посмеиваясь, ежилась под его руками. Тогда Хьюстон, подхватив ее под зад, вытащил из-под кофейного столика и тщательно осмотрел.

– Выискиваем новые раны? – поинтересовалась она, сдвигая чуть дрожавшие ноги. Мускулы плохо слушались ее.

– Ты не ушибла голову? – Его пальцы нежно пробежали по ее волосам.

– Я в порядке. – Она улыбнулась, отметив про себя, что на его лице была написана явная озабоченность. Она лениво перебирала пальцами волосы у него на груди. – Мне кажется, я излечилась.

– Неужели? – Он присел, опираясь на руки, и бросил на нее хитрый подозрительный взгляд. – Ты хочешь сказать, что больше никогда ничего не выронишь?

– Ну, я не очень уверена насчет никогда. Разве кто-нибудь излечивался на все сто процентов? – Может, ей удастся убедить его проводить курс лечения ежедневно.

Руки Хьюстона требовательно обследовали ее тело.

– Пошли в мою спальню и посмотрим, может, мне удастся сделать тебя еще более расслабленной и свободной.

Его палец продолжал теребить и дразнить ее клитор, и все, что она могла придумать сейчас, – это продолжать. Использовать предоставившуюся возможность до конца.

Хьюстон встал и схватил ее за руку.

Джози перевела дух.

– Да, доктор, – ответила она тихим, покорным, возбужденным голосом, от которого у Хьюстона все перевернулось внутри.

Нет поводов для беспокойства, встанет ли он снова так скоро. Его член был тверд, хоть зерно молоти.

«Забудь о спальне. До нее футов пятнадцать, это слишком далеко». Джози оказывала на него поразительно возбуждающий, заводящий эффект. И хотя он только что испытал оргазм, ему снова и снова хотелось вкушать и облизывать каждый дюйм ее тела, пока она не согласится никогда не покидать его.

Но ведь это будет длиться дольше, чем одну ночь.

Дьявольщина!

Хьюстон резко потянул вниз свои джинсы. Еще разок. А потом придется отпустить ее. Даже заставить ее уйти, прогнать.

Он потянулся за другим презервативом, пока Джози, явно поняв его намерение, улеглась на ковер, закинув руки за голову, с горящими от предвкушения глазами.

Натянув презерватив, он обхватил ее гладкие колени, лаская теплую кожу. Затем раздвинул ее ноги. Широко. Он так крепко удерживал ее, что, двигая пальцами, мог видеть местами ее розовую плоть. Он уговаривал себя расслабиться, остановиться. Но когда она глубоко и часто дышала в ожидании наслаждения, украдкой поглядывая на него из-под длинных желтовато-коричневых век, а ее соски бурно вздымались и опускались, ни о каком расслаблении не могло быть и речи.

Хотя ее губы были приоткрыты, она не произнесла ни слова, и Хьюстон поразился тому, что он сумел заставить Джози хранить молчание.

У него пересохло во рту, когда он взглянул на широко раскинутые, зовущие бедра, прижатые влажные завитки. Прямо тут, готовая, ждущая его, приглашающая прикоснуться и попробовать на вкус и погрузиться в нее.

– Джози, – с трудом выговорил он, наклоняясь и покрывая ее поцелуями.

– Да, доктор?

О черт, она просто убивала его! Этот тонкий дразнящий голосок звучал совсем не так, как в операционной. Во время операции она была многословна, вечно задавала вопросы и постоянно что-то бормотала себе под нос, чем бесконечно раздражала его. А этот игривый, легкомысленный голосок был полон искушения.

И он сам не понял, что на него нашло, когда его губы сомкнулись вокруг ее клитора.

– О-о-о! – вырвалось у нее, ее бедра оторвались от пола ему навстречу. – О-о-ох, доктор Хейз!

Джози явно продолжала игру.

– Тихо, – прошептал он.

Он провел языком по внутренним губкам, проник внутрь между нежными складками, наслаждаясь тем, как ее тело подергивалось, трепетало под ним, и откинулся назад.

– Все, кончено.

Он усмехнулся, увидев разочарование на ее лице. Она протянула руку и провела по его груди.

– Мне не стало лучше, – заявила она. – А больше ты ничего не сможешь придумать?

Он мог придумать еще массу вещей.

– Ладно, есть еще кое-что, но это может оказаться несколько суровой процедурой. – По ее телу побежали мурашки, она поежилась под ним и поддала бедрами, открыто предлагая себя. – Некоторые случаи требуют агрессивных мер.

Хьюстон мог не отрываясь смотреть на Джози целый день, холить и лелеять ее тело. Ему нравились округлые формы ее живота, ее груди, чуть склонившиеся по сторонам, он наслаждался тем, как она закидывает руки за голову.

Долгие месяцы она влекла его, он фантазировал и мечтал о ней, пытаясь убедить себя, что это не так. И вот сейчас, когда она, раскинув ноги, лежала на полу перед ним, словно воплощение влажной сладкой угрозы, он вдруг обнаружил, что никакие мечты и фантазии не могли подготовить его к подобной реальности.

И он солгал или же был полным болваном, когда сказал ей, что одной ночи им будет достаточно. Едва ли ему когда-нибудь надоест ласкать пальцами эту деликатную плоть и слышать ее удовлетворенные вздохи. Или смотреть, как уголки ее губ поднимаются в улыбке, как высовывается кончик языка и облизывает пухлую нижнюю губу. Он даже не был уверен, что сама Джози знает об этой своей привычке.

– Но ведь это дурно, не так ли? – спросил он, облизывая ее пупок, полностью погруженный в это занятие и возбужденный до предела. Хотя его и раздражало то, до какой степени она смогла завлечь его, заставить совсем потерять голову.

Дурно, но зато как невероятно приятен сам процесс. Джози словно оказалась в теле другой женщины. Которое знало и умело многое, о чем прежде она не смела и мечтать. Как достичь оргазма и кончить за пять секунд или даже меньше – это поразило ее больше всего.

Джози принадлежала к тем чувственно заторможенным женщинам, которым требовалась значительная мануальная терапия и полнейшая концентрация на сексуальных фантазиях, чтобы добиться оргазма. В прошлом ей неоднократно представлялась возможность убедиться в этом, когда она ждала, что ее партнер посмотрит на часы или пожалуется, что у него свело палец.

Она никогда не забывалась, всегда сохраняла ясную голову, ощущала свое тело, знала все его слабые места и недостатки, а также моменты, когда можно просто расслабиться и получить удовольствие.

У нее перед глазами всегда было слишком много белой кожи и трясущейся плоти, чтобы все отбросить в сторону и ни о чем не думать, кроме того, как им с партнером получить взаимное удовлетворение.

Но с Хьюстоном этой проблемы не было. Она была размягчена, ну просто нежнее взбитых сливок.

А готовность Хьюстона поддразнить ее и поиграть с ней только способствовала этому. Она сама была поражена, хотя потом осознала, что не должна удивляться. Одним из качеств Хьюстона, которым она не уставала восхищаться, было его умение сфокусироваться, сконцентрироваться только на одном деле, достигая в нем совершенства.

Она привыкла видеть его во время операций по замене тазобедренного сустава. А сегодня наблюдала, как все его внимание и усилия были направлены на то, чтобы довести ее до безумия. И это срабатывало.

– Доктор, я больше так не выдержу.

И он еще имел наглость смеяться. Он тыкался в нее своим членом, но не входил в нее. Потирал большим пальцем ее сосок, губу, ее нос. Затем совал в нее свой пенис на дюйм и тут же вынимал его.

– Это не смешно.

– А кто смеется?

– Ты.

Ухмылка исчезла с его лица, голова медленно задвигалась взад и вперед.

– Господи, чего только ты не заставишь меня проделывать!

Все слова, что она собиралась произнести, застыли на кончике языка.

Джози зажмурилась, когда он вновь тихо скользнул в нее, нежнее и мягче, чем в прошлый раз, и замер, лишь наполовину войдя в нее. Это было восхитительно – чувствовать, как его член трепещет без движения. И она застонала в знак одобрения, зная, что именно этого он ждал от нее.

– Хьюстон, тебе нравится так? – По правде сказать, она заранее знала ответ, но ей хотелось услышать, как он говорит это.

Но он лишь кивнул и глубже вошел в нее, пока их бедра не соприкоснулись, и она поглотила его член весь без остатка.

Она отбросила последние капли сдержанности, все мысли о своем целлюлите или пухлом животе. Бездумное, всепоглощающее наслаждение заполнило каждую клеточку и сочилось из всех пор ее тела.

– Вот черт, – произнес он сквозь зубы.

– Что? – Джози расслабленно лежала на полу, грудь вздымалась и опускалась, а он снова и снова входил в нее размеренными, ритмичными толчками.

Он покачал головой.

Она не стала допытываться, чувствуя, как приближается кульминация, охватывает и переполняет ее, доводя до полного чувственного удовлетворения, словно ленивая река накатывала на нее, подчиняла себе.

Поток горячего воздуха ударил ей в грудь, она увидела, как у Хьюстона перехватило дыхание. И разразился оргазм, слившийся воедино с ее собственным. Его голова упала на ее плечо, бедра задвигались в учащенном ритме, прижав ее к ковру.

Джози подалась вверх всем телом ему навстречу, желая показать, насколько ей хорошо с ним, надеясь, что он ощутил такое же блаженство и удовлетворение. При всем том, что он хотел услышать ее вопли и стоны, сам он оставался спокойным, сохранял полное самообладание. Впрочем, иного она и не ожидала.

Внезапные судороги и проклятия известили ее, что он бурно кончил, его движения замедлились и вовсе прекратились, а сама Джози испустила удовлетворенный вздох.

Поцелуй, запечатленный на ее плече, оказался полной неожиданностью для нее. Небольшая надежда шевельнулась в ней. Возможно, она небезразлична ему. И даже более того. Это было именно то, о чем она не смела и думать. Но это не должно стать важным для нее.

Она обвила руками его шею, с удовольствием ощущая на себе вес его тела, явно не собиравшегося слезать с нее.

Зарывшись подбородком в ее волосы, он тихо произнес:

– Я ведь хотел показать тебе мою спальню. – Джози помассировала мускулы у него на шее.

– А есть там что-нибудь хорошее, что стоило бы посмотреть?

– Не то слово! Чертовски хорошо сказано.

Она засмеялась, но тут же замолкла, услышав требовательный звонок его больничного пейджера.

– Меня нет на связи. Я не подойду. – Хьюстон извлек нз нее свой пенис.

Джози, поморщившись, сомкнула колени, почувствовав усталые, натертые мускулы бедер. Именно эти мускулы не были готовы напряженно работать, с сожалением должна была признать она. Ни к трем оргазмам подряд, не говоря уж о регулярной сексуальной активности.

Теперь зазвонил мобильник Хьюстона. Он нахмурился, запустив пятерню в волосы:

– Ну вот!

Вздохнув, Джози села. Судя по всему, ей вообще не придется познакомиться со спальней Хьюстона. Кто-то пытался связаться с ним.

Мобильник продолжал трезвонить.

– Черт, – коротко отозвался он, однако поднялся, голышом подошел к столу и схватил телефон.

Джози колебалась между полученным удовлетворением и сожалением, что их ночь завершается преждевременно. Ей хотелось увидеть его спальню и кое-что еще, что он собирался показать ей. Вроде того, например, как можно четвертый раз подряд едва не терять сознание от наслаждения.

– Да, хорошо, – говорил Хьюстон. – Я буду минут через двадцать.

Джози осмотрелась в поисках одежды и поползла по полу на четвереньках за шортами, которые, вывернутые наизнанку, валялись в нескольких футах от нее.

Хьюстон остановил ее продвижение, заставив ее вскрикнуть от испуга, когда ухватил ее за бедра и пристроил ее попку прямо к торчащему члену.

– Больница? – спросила она шепотом в тот самый момент, когда его пенис вновь задвигался взад и вперед, попадая точно между пухлыми щечками ее попки.

– Да. Один из моих пациентов упал и сломал бедро.

– Тебе надо ехать. – Она задохнулась, когда он плотно прижался к ней, дразня и заводя ее своим твердокаменным членом.

– Ладно, секундочку.

Однако секундочка растянулась на добрую минуту, долгую и восхитительную. А Джози, закусив губу, совершенно забыла о натертом бедре.

В конце концов Хьюстон отодвинулся назад, легко шлепнув ее по ягодицам.

– Увы, мне действительно надо ехать.

– Я знаю. – Собравшись с духом, Джози дернулась вперед и присела, пока что на колени.

Хьюстон надел трусы и потянулся за джинсами.

– Я принесу твою одежду.

Джози смотрела, как он сначала достал ее шорты, затем топ. Она неловко зажала колени, желая поскорее прикрыть наготу. Ей не хотелось больше отвлекать Хьюстона. Его пациент страдал, ему требовался хирург, и Джози не могла оправдаться тем, что заставила его ждать.

Хьюстон передал ей смятую одежду и прокашлялся:

– Прости.

– Не стоит. – Отбросив в сторону скромность, она влезла в шорты, стараясь не думать о трусиках, засунутых в его карман, и застегнула молнию. – Это же часть работы. – Она наградила его улыбкой: – Мы оба получили свое, ты же знаешь. – Она залилась краской, залепетала что-то бессвязное.

– У тебя это получилось трижды, – заявил он с нескрываемым удовлетворением.

Легкая краска на ее лице сменилась волной красного жара, охватившей ее целиком. Значит, ему потребовалось подчеркнуть это. Словно она была дешевой девицей, неспособной удержать призыв своего тела.

– Да не смущайся ты, – бросил он, явно не понимая, что процесс уже было не остановить. – Я бы тебе доставил это и в четвертый раз, если бы меня не вызвали.

У нее готово было сорваться с кончика языка, а не предложит ли он ей черта лысого, но она смолчала. Подобрав свой топ, она мрачно сказала ему:

– Ты растянул мою майку.

– Я бы и еще раз повторил.

А она ему это позволила. Подняв вверх руки, чтобы надеть топик, Джози с удовольствием услышала, как он с шумом втянул слюну.

– Повторил бы?

– О да! В любое время.

Джози быстро надела свой топ без лифчика, не желая вертеться и извиваться, натягивая его перед Хьюстоном. Одно лишнее движение – и лифчик может полететь на пол.

Однако его слова заставили ее остановиться. «В любое время»? Вот она, неосторожность. Когда у него срываются с губ двусмысленности, доказывая его намеки на будущее, возможную связь или просто еще один совместный оргазм.

Именно этого она боялась там, в кладовке. К ней вернулось ощущение неловкости.

– Нам придется пройтись пешком и забрать мой джип у ресторана, потом я подброшу тебя по пути в больницу – Хьюстон влез в джинсы и застегнул молнию.

– Отлично. – Нет, совсем не отлично. Оба они ощущали натянутость, подавленность и неловкость, вели себя с напускной небрежностью, которая не могла обмануть ни одного из них. От них обоих просто разило сексом. Отлично? Вовсе даже нет.

– Вот твои тапочки.

Их пальцы соприкоснулись, когда он протянул ей шлепки, и Джози быстро отдернула руку.

– Я захвачу в ресторане воду в бутылках. Взять для тебя тоже?

– Отлично, – повторила она, сознавая, что даже четырехлетний ребенок обладает большим запасом слов, чем она использовала сейчас.

Его руки вновь уткнулись в бока, и Джози заметила, как холодная маска равнодушия и индифферентности вновь заняла свое место. Перед ней уже стоял доктор Хейз, не Хьюстон.

– Итак, у нас есть полное взаимопонимание насчет сегодняшней ночи, верно? Она не отразится на наших служебных отношениях?

– Абсолютно. – Потому что она больше не пойдет на работу. Господи, о чем только она думает? Да она не сможет стоять рядом с этим человеком в операционной и притворяться, что они никогда не играли в неприличную игру в доктора и взмокшую от вожделения пациентку.

Ей хотелось выскочить отсюда и зарыться головой в песок, чтобы только ее зад торчал наружу.

Стоя здесь, растрепанная, без трусиков, но сексуально удовлетворенная, Джози должна была задать один вопрос. Прежде чем они вновь станут доктором Хейзом и доктором Эдкинс, которая избегала встречаться с ним взглядом и практиковала вежливые кивки вместо обсуждения вопросов.

– Почему ты не даешь мне провести операцию самостоятельно? У меня есть опыт, ты же знаешь, а твой отказ выглядит очень нехорошо по отношению ко мне. Мне надо знать твои планы на оставшийся срок моей ординатуры.

Хьюстон замер, натягивая рубашку через голову, глядя на нее через ворот.

– Господи, Джози, не заставляй меня сейчас говорить о работе.

Его упорство раздражало ее. Он мог себе позволить быть загадочным и непроницаемым, когда принимал решения, касающиеся ее дальнейшей работы, но ей-то приходилось доверять ему, полагаться на него, а она просто глупо улыбалась в ответ на любое мнение о ней.

– Все очень просто, Хьюстон. И если завтра мы вернемся в больницу и будем вести себя так, словно между нами ничего не было, я по крайней мере буду понимать, куда и как идет моя карьера и чего мне ждать от тебя в будущем.

Хьюстон смотрел на Джози, стоя в шаге от того ковра в гостиной, на котором он раздел ее и довел до оргазма, и размышлял, что ему сказать.

Вот почему он не имел связей с сотрудницами. Похоже, женщины не способны понять, что работа и любовные игры – это две разные вещи.

Конечно, он приставал к Джози б больнице, нарушив собственные правила. Это было очко в ее пользу, что еще больше злило его.

– Джози. – Он с беспокойством вспомнил о пациенте, ждавшем его в больнице.

Но не мог не думать отом, как еще несколько минут назад выглядела Джози, распростертая под ним, выкрикивая в экстазе его имя. Топ, который она натянула, ничего не скрывал, ее грудь соблазнительно вздымалась, материал обтягивал торчащий сосок, призывно выглядывал голый пупок. Трусики с яркими губами оттопыривали его карман, напоминая о том, что под шортами она тоже была восхитительно голая.

Ему хотелось опять раздвинуть ее ноги, ощутить вкус влажных завитков, открыть ее лоно и вновь испытать обжигающее наслаждение. Если бы она была доступна ему всю ночь напролет, каждую ночь, словно открытый круглые сутки молочный ларек! Дьявольщина! Руки сжались в кулаки, он потянул ее маечку, обнажив соски. Его член вновь затвердел, но он старался не обращать на это внимания.

Напоминая себе, что она еще и его коллега, доктор, и пришла в этот мир вовсе не для удовлетворения его плотских потребностей, он собрался с мыслями и заговорил выдержанным, насколько ему удавалось, тоном:

– Ладно. Сейчас не время для подобных дискуссий, но раз уж ты настаиваешь… Дело в том, что ты не уверена в себе. А я не буду потакать тебе и не разрешу проводить операции без меня, пока не увижу, что ты к этому готова.

Она недоверчиво прищурилась. Ему показалось, что его ответ не слишком пришелся ей по вкусу.

– А как я должна доказать, что готова?

Он прошелся перед ней взад и вперед. Готовность Джози на ощупь не проверишь, и он не был уверен, что сможет дать ей конкретный ответ. Когда она, не колеблясь, возьмется задело. Когда не будет дожидаться его позволения, а сама уверенно придет к больному.

– Я не знаю. Хватит сомневаться и порхать вокруг, словно пташка.

Вот и все, хотя, может, он подобрал не самые удачные выражения.

Брови у нее взлетели вверх.

– Я порхаю? Ты что, считаешь, что мне надо заняться чем-нибудь более завлекательным, чем быть доктором? – Она сердито выплевывала слова.

Гнев Джози испугал его. Он отпрянул от нее, не зная, что сказать, его мозг не работал на полную мощность Слишком большой приток крови за последний час потребовался на обслуживание его пениса.

Она погрозила ему пальчиком:

– Забудь об этом, приятель. Я не брошу это дело, не уйду и не стану нянькой, да и в цирк тоже не пойду.

Она пойдет в цирк? Кем? Дрессировщиком мартышек или забавным клоуном?

– Фу, я вовсе не хотел сказать, что ты смешная. – Джози раздраженно фыркнула и отвела глаза в сторону.

– Мне хочется стать высокой, тощей и без ямочек на щеках, чтобы люди воспринимали меня всерьез.

Хьюстон представил себе Джози такой и решил, что ни на секунду не заинтересовался бы ею, если бы она была холодной и выдержанной и не показывала свои зубки. Ему нравились искорка в ней, ее улыбка, ее энергичность и великодушие. А ее попка была просто произведением искусства. Господи!

Но он не знал, как ободрить ее, он не находил слов, от которых женщина млеет от счастья, и вообще он был трудоголиком. С сексом он справлялся. Секс – это хорошо. Но все остальное было выше его понимания, а сейчас он четко осознал, что, останься он сейчас с Джози, их связи не будет конца.

Единственное, что он мог сделать, – это сказать ей правду.

– Джози, ты невысока ростом, и у тебя прелестные ямочки на щеках, такая уж ты уродилась, чертовски аппетитная. И если ты хочешь, чтобы тебя принимали всерьез, для начала надо самой приложить к этому усилия.

– Что ты хочешь сказать? – спросила она, пнув ногой ковер.

– Надо вести себя как доктор. Входить в операционную, словно это место по праву принадлежит тебе. Твердой, уверенной в себе.

Она не произнесла ни слова, просто ногой собирала в серую кучку выпавшие волоски ковра.

– Когда ты сомневаешься в себе, остальные чувствуют себя так же.

Выражение ее лица просто убивало его – печальное и отрешенное, широко раскрытые и влажные зеленые глаза. Ему следовало бежать к черту отсюда, подальше от нее с ее проблемами, скорее обратно в больницу, где все так просто и правильно. И где он не должен ничего чувствовать, а лишь заниматься работой, хладнокровно, ни на что не отвлекаясь, благодаря чему он и стал отличным хирургом.

– Почему бы нам не обсудить это в понедельник? Мы условимся о встрече у меня в кабинете и спланируем оставшийся срок твоей ординатуры. Мы пригласим доктора Шейнберга на небольшое стратегическое совещание. – Тем самым он сможет увильнуть, ему не придется ничего решать здесь и сейчас, когда он чувствует себя таким уязвимым.

– Хорошо, – кивнула Джози.

Хьюстон разглядывал ее, все округлости ее соблазнительного тела, сознавая, что, возможно, это последний раз, когда он может смотреть на нее столь откровенно оценивающим взглядом.

– Это было прямо-таки невероятно, Джози. Мне очень жаль, что нас прервали.

Но Джози ждала продолжения, которое так и не последовало. Он ничего не сказал об их будущем.

Хьюстон потрепал ее по подбородку. Будто подростка, которому подписал автограф. Словно толстого, не дослужившегося до большего звания сержанта, которому объявил об увольнении со службы.

– Спасибо, – произнес он затем.

Если бы он сказал: «Спасибо, что ты наблевала у меня в гостиной», – вряд ли она могла бы чувствовать себя хуже. Судорожно подыскивая слова, чтобы ответить что-нибудь подобающее или остроумное, она смогла лишь равнодушно пожать плечами:

– Нет проблем. – Вопрос в том, что в ее грушевидном теле не нашлось ни хребта, ни единой твердой косточки. И пока он желал отстраниться от нее, ей вдруг отчаянно захотелось прилипнуть к нему всем своим существом, словно жаждущая крови пиявка. – Если что, звони в любое время, – добавила она. И тут же возненавидела себя за это.

Улыбку словно ветром сдуло с его лица. Губы плотно сжались. В его глазах застыла жалость.

– Мы не можем… – начал было он, но она оборвала его, рванувшись к двери.

Она же умная женщина, с медицинским дипломом, заводная и симпатичная, черт возьми. Ей не нужен его секс из жалости. Она уйдет с широко раскрытыми глазами, точно зная, чего он хотел, она покинет его с высоко поднятой головой, насколько это возможно с учетом ее малого роста.

Она сунула ноги в резиновые шлепки, ее руки почти не Дрожали.

– Не волнуйся, Хьюстон, сегодняшняя ночь больше не повторится, никогда.

Глава 7

Хьюстон лежал на полотенце на пляже и злился на самого себя. Он сделал именно то, чего вовсе не хотел. Он причинил боль Джози.

Она так смотрела на него в субботу! В зеленых глазах стояли слезы, когда она заявила, что забудет об их совместном вечере. Он почувствовал себя чем-то вроде той большущей мусорной свалки к северу от Майами. Чертовски вонючее, гнилое местечко.

Их отношения приняли иной оборот, стали развиваться совсем не так, как намечалось. Он не предполагал, что Джози так по-человечески понравится ему. Он собирался переспать с ней в соответствии со своей практикой случайного секса по взаимному согласию двух взрослых, эмоционально ничем не связанных людей, ни на секунду не ощущая чувства вины. И одиночества.

И вот сейчас ему недоставало Джози, ее улыбки, ее забавных, не всегда к месту сентенций. Решение принимал его член, и он же привел его к полному крушению.

Он не годился на роль мужа, а она была просто создана для спокойной, основательной семейной жизни. Все получилось как нельзя лучше. Он оборвал все связи, прежде чем ее эмоции пустили прочные корни.

Она, конечно, могла ощутить себя уязвленной в ту субботу, особенно потому, что его вызвали в больницу в самом начале вечера, но она гораздо легче преодолеет эти чувства, если их связь не затянется на месяцы, к чему он испытывал большое искушение.

Хьюстон надвинул солнечные очки на нос и вздохнул. Он мог часами убеждать себя в своей правоте, но это не мешало ему чувствовать себя последним дерьмом. Все равно ему хотелось снова подхватить Джози на руки и предложить еще один раунд непристойной игры в доктора и пациентку.

Кристиан чуть толкнул его ногой:

– Еще один заезд, а потом мне пора сматываться домой. Кори семь шкур с меня спустит, если я не появлюсь дома до начала постельных историй.

– Звучит пикантно, – рассмеялся Деннис.

Хьюстон заставил себя подняться с полотенца, на котором провалялся последние полчаса. Надвигались сумерки, и ему самому хотелось еще разок прокатиться на волне.

Там, окруженный водой, он мог убедить себя, что все образуется, Джози сможет вести себя на рабочем месте в понедельник индифферентно и уверенно, а он найдет в себе силы смотреть на нее новыми, свободными от вожделения глазами.

Это оказалось неудачной шуткой. Вопреки всему его похоть разыгралась, и желание достигло высот Гималаев. Он хотел ее больше, чем когда-либо, теперь, когда знал, какая она потрясающая женщина. Страстная и сексуальная.

Но он не мог получить ее. Она была именно такой женщиной, которая могла бы увлечь его, заставить утратить самоконтроль и самообладание. А он никогда не допустит этого. Никогда.

Он снова вздохнул.

Кристиан взглянул на него:

– Что с тобой? Ты вздыхаешь, словно юная девушка, впервые познавшая любовь.

Просто убийственное сравнение. Деннис шлепнул его полотенцем:

– Нет, тогда уж он скорее похож на влюбленного юнца. А где эта девушка?

– Нет здесь девушки, – оборвал он, подхватывая свою доску.

Деннис расхохотался, а Кристиан выглядел более чем заинтригованным.

– Звучит как раз наоборот, приятель. Ты что, уже все испортил или она еще не догадывается о твоем существовании?

О нем она знает. Да еще как!

– А вот это не ваше чертово дело, – парировал он, направляясь к воде.

Вслед ему раздался гомерический хохот. Кристиан хлопнул его по плечу:

– Не позволяй Деннису подкалывать тебя, вечно он всех достает.

– Да нет. – Это маленькая дерзкая девица растревожила его, не Деннис.

– Если захочешь излить душу, я к твоим услугам, парень.

Они достигли кромки воды, небольшая волна омыла ноги Хьюстона. Он знал, что его шурин старался помочь ему, но последнее, чего ему хотелось в этом мире, – это вслух признаться, как глупо он повел себя по отношению к Джози.

– Спасибо, – бросил он и зашлепал по воде.

– До встречи на берегу. – Кристиан махнул ему рукой, направляясь к своей доске.

У Хьюстона был свободный день, и он не появлялся в больнице, так что они не виделись с прошлого вечера, когда он высадил Джози у ее дома. Она была неестественно спокойна, и это говорило о многом. Ему не хотелось думать о том, как он пойдет завтра на работу.

Погруженный в тягостные мысли, он не сразу заметил темную тень, двигавшуюся слева от него.

«Тебе уже начинает мерещиться всякое, Хейз», – с издевкой подумал он и продолжил в том же ритме, чуть подгребая руками. Может, в самом деле ему это показалось, поскольку мозг лишь наполовину был занят его действиями. Наверное, это был дельфин, большая рыбина или просто тень на воде.

И все же он не мог избавиться от внезапного тревожного ощущения, что в воде рядом с ним какое-то крупное тело. Он посмотрел направо и налево. Кристиан был слишком далеко слева, чтобы услышать его. Прищурившись, он снова внимательно осмотрел воду вокруг, но ничего не заметил.

И все же он начал разворачивать доску, чтобы вернуться на берег, когда увидел ее. Серый плавник взбурлил воду и беспорядочно заметался, демонстрируя крайнее возбуждение его обладательницы.

Это не была малая акула-черноголовка. Это была огромная акула-бык, и Хьюстон инстинктивно попытался забраться на доску, подтягивая ноги из воды.

Акула-бык злобная и непредсказуемая. Она может проплыть, не тронув тебя, или напасть без предупреждения, ухватив снизу мощными челюстями.

От акулы его отделяли доска и узкая полоска воды. Соленая вода явно не могла послужить ему защитой.

Животный страх охватил его.

– Кристиан! – завопил он, пристально вглядываясь в воду в безумной надежде, что акула уплывет прочь.

И тут его доску потряс мощный толчок.

Джози изучала рентгеновский снимок вместе с доктором Беннетом, рентгенологом, дежурившим с ней в тот вечер. В отличие от Хейза невысокий, довольно упитанный доктор Беннет не внушал ей страха. И не относился к ней с явной снисходительностью.

Ну и к тому же она не переспала с ним на полу в гостиной. И у нее не было ни малейшего желания обжиматься с ним в кладовке.

– Что вы там разглядели, доктор Эдкинс? – Доктор Беннет, откинувшись на спинку кресла, ждал, что она поставит диагноз.

Она уверенно провела ручкой по снимку голени пожилой женщины:

– Спиральный перелом большой берцовой кости, перелом малой берцовой кости, сломана также шейка бедра.

Она смотрела, ожидая его реакции. Он кивал в знак согласия. Джози улыбнулась. Она не чувствовала облегчения. О на и так была уверена в своей правоте. Хотя испытывала удовлетворение оттого, что кто-то еще видел в ней профессионала, а не неловкую и неуклюжую растеряху.

– Чья это пациентка? – поинтересовалась Джози.

– Доктора Хейза. Кстати, как насчет его расписания? Он мог бы наметить операцию на ближайшие дни.

Единственное, что она знала о его расписании, – ей в нем не находилось места. Будь то в больнице или вне ее стен, поскольку она была твердо намерена избегать его при любой возможности.

– Ни малейшего понятия. Мы переведем ее на третий этаж и определимся, когда появится доктор Хейз.

Ее пейджер в кармане напомнил о себе.

– Извините, доктор Беннет.

– Пока, доктор Эдкинс. – Дружески махнув рукой на прощание, доктор Беннет положил снимок и, насвистывая, вышел из комнаты.

Она последовала за ним и направилась к служебному телефону. У нее нестерпимо болела голова, просто разламывалась с самого утра, после беспокойной тревожной ночи, заполненной чувственными снами.

– Доктор Эдкинс слушает.

– Ваша помощь требуется в травматологии, доктор Эдкинс.

Сердце забилось в тревожном ожидании. Когда ей звонили из травматологии, отнюдь не всегда была нужна именно она, как ей того хотелось. Каждый несчастный случай, в котором она сама оказывала помощь, добавлял ей опыта и уверенности в собственных силах. Она лишний раз могла показать Хьюстону, на что способна, избежать назойливой, мелочной опеки и разбора ее действий на следующий день. Уж лучше она займется нудными кухонными делами, чем сидеть перед его столом и слушать, что она сделала не так и где напортачила.

– А какое ранение?

– На серфера напала акула. Сильное кровотечение, шоковое состояние, возможны мускульные и сосудистые повреждения. Раненого везут к нам.

– Хм… – Она не слишком профессионально высказала свое мнение по поводу акульих укусов. – Похоже, дело серьезное. Сейчас приду.

Когда она провернула в голове все возможные последствия, которые могла причинить дюжина острых, как ножи, акульих зубов, вонзившихся в человеческую плоть, она вдруг подумала о Хьюстоне. Он занимался серфингом. И у него был выходной.

Эта мысль пришла ей в голову, когда она вприпрыжку спускалась в холл по коридору, который внезапно показался ей не меньше трех миль длиной.

Конечно же, это не Хьюстон. Это было бы невероятным совпадением, если бы вдруг оказался он. Ведь она даже не знала, отправился ли он на серфинг. У него могла быть назначена встреча, он мог запасаться провизией в бакалейной лавке. Наконец, он мог быть и на море, нестись на огромной волне, холодный и спокойный и абсолютно недоступный и неприкасаемый. Ни одна акула не осмелится напасть на доктора Хейза. Да он любую акулу остановит одним своим убийственным взглядом.

И все же что-то подтолкнуло ее, и она бегом помчалась по коридору.

Едва переступив порог, Джози сразу увидела его имя на доске. Хейз. Первый в списке пострадавших от несчастных случаев.

Это был он. Среди массы людей, отдыхавших на берегу океана, именно Хьюстон подвергся нападению акулы. Она замедлила шаг, чтобы перевести дух. Укус акулы мог быть действительно страшным, сопровождаться утратой больших кусков тканей. И даже целых конечностей.

Еще вчера он целовал ее, ласкал, и вот сегодня… К ней подошла медсестра:

– Доктор Эдкинс. Палата номер три. Доктора Хейза только что привезли.

– Как он? – спросила она, на ходу натягивая чистый халат.

Сестра едва успевала за ней.

– Не знаю. Слышала, что он потерял много крови. С ним сейчас фельдшеры. Доктор Мэтьюс в первой палате, там у больного остановка сердца. Так что вы сейчас единственный доктор в наличии.

Очень мило. Находясь в маленьком курортном городке, в больнице Акадии обычно на воскресенье оставалось минимум персонала – дежурный терапевт да две-три медсестры. Травматолог вызывался по телефону.

Она была не только наименее квалифицированным специалистом для лечения серьезных ран и повреждений, но и состояла в личной связи с больным. Точнее, в последний раз накануне вечером. Хьюстон дал это понять самым недвусмысленным образом.

Сделав глубокий вдох для храбрости, она отодвинула в сторону занавеску и решительно шагнула вслед за Ширли, многоопытной медсестрой. Два фельдшера склонились над Хьюстоном.

Высокий блондин поднял глаза:

– Привет, доктор Эй. Давненько не виделись.

– Привет, Эрни. – Во время ее дежурств в пункте «Скорой помощи» ей довольно часто приходилось общаться с Эрни и Брентом. – Ну как он?

Они отступили на шаг, давая ей возможность посмотреть самой. Она замерла, внутри у нее все сжалось. Хьюстон был без сознания, лицо неестественно бледное, одна нога замотана пропитавшейся кровью тряпкой.

Эрни похлопал ее по плечу:

– Он стабилен. Раны только на правой руке, лодыжке и голени, но кровь течет, как из зарезанного поросенка. Удачи тебе с ним.

Брент показал ей кардиограмму и измерил Хьюстону кровяное давление. Она тяжело вздохнула, натягивая резиновые перчатки. В конце концов ее инстинкты и профессиональные навыки взяли верх. Она быстро стащила пропитанную кровью майку, которой была обмотана нога раненого. Рана еще кровоточила, хотя и не очень сильно.

Ее приободрило то, что рана была только на голени, причем не такая глубокая, как могло показаться на первый взгляд. Она расслабленно опустила плечи, даже не отдавая себе отчета, в каком напряжении находилась до этого момента. Она не была уверена, что могла бы справиться с более серьезным ранением, но такие повреждения ей были вполне по силам.

– Поставь ему капельницу, пожалуйста, Ширли. Надо также определить его группу крови. Как только мы остановим кровотечение, придется срочно делать переливание. – Отметив бледность его лица и посиневшие губы, она добавила: – Принеси-ка одеяла. – Она швырнула испачканную кровью майку в мусорный ящик, бросив фельдшерам: – Вы, ребята, можете идти. Мы заберем его отсюда. Сейчас он выглядит стабильно, с учетом всех факторов. Похоже, вы доставили его сюда с рекордной скоростью.

– Надеюсь, с ним все будет хорошо, – заметил Брент, выходя из палаты.

Джози тоже очень рассчитывала на это. Казалось, только что он, такой хладнокровный и самоуверенный, поддразнивал ее и вот теперь лежит здесь, бледный и беспомощный. И вдруг ей, той, что ушла и все забыла, согласилась с тем, что они были никем друг для друга, просто сотрудниками, а она имела статус «женщины на одну ночь», захотелось погладить его волосы и коснуться его посиневших губ.

Впрочем, это выглядело бы вполне профессиональным жестом. Едва медсестра наладила капельницу, Джози расправила плечи:

– Принесите одеяла, а я достану солевой раствор, чтобы промыть рану. Она прислушивалась к неровному дыханию Хьюстона и быстро погладила его руки, оправдывая себя тем, что сделала это для предотвращения шока. Ей стало лучше, когда она убедилась, что он теплый на ощупь, а его сердце бьется ровно и стабильно.

– Все будет хорошо, ты поправишься, – шептала она, не беспокоясь больше, звучит это профессионально или нет.

Она раздвинула ему веки, чтобы проверить зрачки на расширение.

Хьюстон увидел ее и часто заморгал.

– Джози? – Голос был слабый, но уверенный.

У нее чуть дрогнула рука, когда волна облегчения прокатилась по всему ее телу. Она вдруг с обидой осознала, что у нее на глаза навернулись слезы, – она нагнулась и сердито вытерла их, чтобы он не заметил, какой глубокий эмоциональный стресс она переживала.

– Ш-ш-ш. Да, это я. Расслабься, пока мы тебе не промоем рану.

Медсестра вернулась, накрыла его толстым теплым одеялом и шепнула Джози:

– Я послала его кровь на анализ, чтобы определить группу, а солевой раствор прямо за вами.

– Отлично. – Она обернулась, чтобы взять раствор, когда он слабой рукой попытался остановить ее. – Что такое? – спросила она и, поддавшись порыву нежности, поплотнее укутала его одеялом.

– Где Тим Шейнберг?

Ее облегчение моментально сменилось обидой. Он хотел узнать, нельзя ли вызвать более квалифицированного хирурга-травматолога. Он явно не верил, что она должным образом справится с его раной. Даже раненый и в полубессознательном состоянии, он сумел задеть ее.

Она ответила, насколько удалось, небрежным тоном:

– Наверное, дома, у телевизора. Он сегодня не дежурит.

– Все равно вызови его. Сама ты еще не готова справиться с этим или просто оставаться спокойной и бесстрастной.

Если бы у него не кровоточила рана, она бы врезала ему. Ведь именно он был виноват в том, что она не была готова заниматься серьезными случаями, и по его вине она была в столь растрепанных чувствах. Это была его дурацкая идея – переспать с ним, и он, если она правильно помнит, настоял на ее воплощении в жизнь.

Джози старалась не выказывать раздражения, в особенности еще и потому, что Ширли смотрела и прислушивалась с нескрываемым интересом.

– У меня достаточно квалификации, чтобы наложить тебе швы, а это все, что сейчас требуется.

Ее сочувствие и нежность улетучились, она сменила тему, чтобы не высказать ему все, что она думает о его поведении.

– Очень болит? Мы введем тебе диаморфин. – Может, это улучшит его отношение к ней. Он застонал.

Она решила, что, по-видимому, боли усилились.

– Ширли, сходите за лекарством, пожалуйста. – Оно ему явно понадобится, пока она будет чистить и обрабатывать его раны.

К сожалению, не было времени ждать, пока подействует лекарство. Она залила раны солевым раствором и, поморщившись, стала извлекать песок и прочий мусор из них. Сейчас, когда кровотечение замедлилось, она смогла разглядеть восемь колотых ран от акульих зубов на икре, а также вертикальные порезы на голени и стопе.

При ближайшем рассмотрении самой глубокой раны она обнаружила кусок зуба. Она вынула его и бросила на стоявший рядом столик.

– Что ты там делаешь? – Он смотрел на нее, с трудом выговаривая слова. Действие болеутоляющего, которое Ширли ввела через капельницу, было заметно по расслабленной усмешке, появившейся на лице, и по взгляду, пытавшемуся сфокусироваться на одной точке.

– Вынимаю акулий зуб из твоей ноги.

– Здорово.

В этом не было ничего здорового, но про себя она решила, что в нем сейчас говорит лекарство.

– Ты мне что-то дала? – Он покрутил головой. – Я себя странно чувствую.

Он и выглядел тоже необычно, глаза смотрели в разные стороны, и, несмотря ни на что, ее это развеселило. Свободный, расслабленный и развязный – это были не те эпитеты, которые она обычно использовала, говоря о нем. Но именно таким он был сейчас.

– Да. – Она, не поднимая глаз, срезала омертвевшие ткани с краев ран. – Мы дали тебе болеутоляющее.

– Нет. – Он снова застонал. – Мне оно противопоказано. Оно может вызвать непредсказуемый эффект.

– Ширли, не могли бы вы сделать ему противостолбнячный укол, пока я буду накладывать швы на некоторые из этих ран?

Несколько ран были широкими, здесь требовалось наложение швов, другие узкими, но глубокими. Их лучше не трогать, оставить заживать самим, чтобы избежать риска инфекции. Только у одной раны отмечалась значительная потеря тканей, но и та была не слишком серьезной. Когда она заживет, у Хьюстона на икре останется заметная ямочка.

Он оказался очень везучим человеком. Акула не причинила ему сколько-нибудь серьезных повреждений. Кровотечение было остановлено, Хьюстон был в сознании, и теперь она была уверена, что ее первоначальные страхи оказались неоправданными. Заметных мускульных повреждений не было видно, крупные артерии укусом акулы не были затронуты. Через две-три недели он будет как новенький.

– Я вижу двух Джози, у меня двоится в глазах.

– Закрой глаза, Хьюстон.

– Но тогда я не увижу твою прелестную мордашку.

Здравствуйте. Приехали. Она замерла, испуганная его репликой. Она напомнила себе, что Хьюстон был не в себе от боли и лекарств, хотя ему и ввели не так уж много диаморфина. Но он явно не отдавал себе отчета в том, что говорил.

И все равно она почувствовала себя слегка польщенной. Даже если комплимент был сделан под влиянием лекарств, было приятно. «Прелестная» звучало лучше, чем «порхающая, словно птичка», как он называл ее накануне вечером. Отложив скальпель, она взяла иголку, которую ей приготовила сестра.

– О-ох! – вырвалось у него, когда Ширли сделала ему противостолбнячный укол.

Медсестра, на которую Джози смогла обратить внимание теперь, когда непосредственная опасность, казалось, миновала, укоризненно покачала головой:

– Он стонет от простого укола, но ему еще придется терпеть, когда вы будете накладывать двухдюймовые швы на ноге.

Джози улыбнулась немолодой, с тронутыми сединой волосами, женщине, искренне благодарная ей за помощь.

– Рада видеть вас снова, Ширли. Как ваши детишки?

– О, с ними все в полном порядке. Двое старших развлекаются в школе, а младшенький добавляет мне седины в волосах, бегая к шпане в гаражах.

Джози рассмеялась:

– Хорошо сказано. Спасибо за отличную работу здесь. Все очень полезно и вовремя.

– Я просто делаю свою работу. – Ширли выглядела польщенной.

– Вы так думаете? – раздраженно подал голос Хьюстон.

– Что? – Джози закончила зашивать первый порез и переходила к следующему, пропустив один, не слишком глубокий.

– Вы не закрываете рот ни на минуту и в это время зашиваете меня. Будьте внимательнее.

Джози стиснула зубы и дернула за нить чуть сильнее, чем требовалось. Пациент оказался капризным.

– У меня все под контролем, доктор Хейз.

– Ага, значит, теперь уже доктор Хейз? – пробормотал он. – А ведь прошлой ночью ты меня не так называла.

Джози вскинула голову. Господи, она правильно его услышала? Но, судя по тому, что Ширли разинула рот от удивления, она не ошиблась. Может, у него галлюцинации, подумала она, но обычно диаморфин не дает такого побочного эффекта. Хотя ведь никогда не знаешь, какую реакцию может вызвать наркотическое лекарство у человека.

Наверное, лучше всего пропустить это замечание мимо ушей. С сильно бьющимся сердцем она вновь склонилась над его ногой.

– Джози…

– Да?

Он продолжал говорить вкрадчивым голосом, и она с опаской думала, что еще ему вздумается высказать под действием лекарства. Она очень надеялась – он не станет живописать, как она кончала у него на ковре в гостиной.

– Прости, если я обидел тебя. Я не хотел.

Ей было приятно слышать это, хотя и несколько смущало присутствие Ширли. Даже если Хьюстон и не отдавал себе отчета в том, что говорил. У нее опустились руки, она попыталась проглотить комок в горле, застрявший, словно крупная виноградина.

– Я обычно трудно схожусь с людьми, но если я все же пойду на это, то именно с тобой.

Она вздрогнула, с громким стуком зацепила металлический столик, лежавшие на нем предметы задребезжали. Изумленно уставилась на него, хотя и убеждала себя, что он сейчас не в себе. Он смотрел на нее серьезно, рот кривился, в глазах плескалась боль.

Вновь навернулись предательские слезы. Видно, она не способна профессионально выполнять свою работу. Больше не таясь, она смахнула слезу и хмуро бросила ему:

– Тебе лучше поспать, Хьюстон.

Она больше не станет выслушивать его. Слишком многое ей хотелось услышать. Маленькие ростки надежды взошли у нее в сердце, а это очень плохо. Как только на Хьюстона перестанут действовать болеутоляющие, он безжалостно растопчет эти ростки.

Не обращая внимания на вопрошающий взгляд Ширли, она возобновила работу, искренне желая зашить не только его ногу, но и рот, а потом смотаться отсюда к чертовой матери.

Хьюстону явно не понравился ее ответ. У него появились признаки возбуждения. Он попытался сесть, но Ширли мягко уложила его. Он высунул руку из-под одеяла и попытался ухватить за руку Джози, которая в этот момент заканчивала зашивать его рану.

– Это все мой отец. Ты тут ни при чем. – Его глаза закрылись, он вздохнул.

Когда он снова заговорил, в его голосе зазвучали игривые нотки.

– Знаешь, мне ужасно нравится твоя прическа. – Ширли приглушила смешок, прикрыв рот рукой. Джози почувствовала, как ее лицо заливает краска.

– И твои груди, и твоя горячая круглая п… – Джози оборвала его, ее звенящий голос звучал октавы на три выше, чем обычно.

– Введите ему огментин, Ширли, и вызовите санитаров. Его можно отвезти в палату. Он будет готов минут через двадцать. – Бросив взгляд на его мокрые плавки над зашитыми ранами, она добавила: – Плавки с него надо снять, они сочатся влагой.

– Можешь сама снять с меня плавки. – На его лице мелькнула хитрая, похотливая улыбка.

– Ширли займется этим, пока я поговорю с твоими близкими.

Он покачал головой:

– Ты сделаешь это. Разве ты прежде не видела меня голым?

О Господи! Это уж слишком. Да такая сочная сплетня за полчаса распространится по больнице быстрее, чем вирус птичьего гриппа в Азии.

Джози хотелось спрятаться под кроватью, она боялась встретить любопытный взгляд Ширли.

Сделав последний стежок, она твердо заявила ему:

– Сестра займется тобой.

Желая поскорее сбежать от него и его красочных описаний ее тела, она швырнула иглу на лоток.

– Есть кто-нибудь в приемном покое, с кем мне надо поговорить?

Он кивнул:

– Да, с моими приятелями. Они, наверное, беспокоятся. Скажи им, что я в порядке, ладно?

«В порядке» – это, наверное, слишком громко сказано.

– Обязательно. Я закончу с этим, и мы сделаем переливание крови. Ты просто лежи спокойно и отдыхай.

Его глаза были закрыты, но, похоже, он еще не был готов заснуть.

– Значит, я в порядке? Нет поврежденных мускулов?

– Нет. У тебя останется несколько интересных шрамов, но я надеюсь на скорое выздоровление. – Джози расправила плечи и пошла к двери. – Пока все. Я поговорю с твоими друзьями и вернусь.

Хьюстон не отвечал. Поддавшись наконец действию болеутоляющего, он заснул крепким сном.

– А вы видели его руку? – спросила Ширли.

– Нет. – Джози нахмурилась, подойдя к постели. Бинты на руке Хьюстона пропитались кровью.

Как она могла упустить это? Она мысленно выругала себя за невнимательность. У нее в голове мелькнуло смутное воспоминание, что в описании ранений об этом тоже говорилось. Лишнее подтверждение ее некомпетентности.

Но ее раздражение перешло в ужас, когда она поближе рассмотрела его руку.

Она выглядела так, словно кто-то старательно ободрал его ладонь наждачной бумагой. Акулья кожа по своей текстуре была как наждак.

Все было бы ничего, если бы в центре ладони не виднелся глубокий порез, доходивший до большого пальца.

– О нет, – прошептала она.

– Что-то не так? – спросила Ширли, прищурившись. У Джози упало сердце Она смотрела на Хьюстона, забывшегося судорожным сном.

– Судя по всему, у него повреждены сухожилия и средний нерв на руке.

– Но это заживет, верно?

Джози кивнула, отдернув руку, у нее все сжалось внутри от страха за Хьюстона.

– Да, но очень велика вероятность, что он не сможет полностью владеть большим и указательным пальцами.

Для обычного человека это небольшое неудобство. Для хирурга же означает конец его карьеры.

Глава 8

На какое-то мгновение Джози замерла, безмолвно глядя на руку Хьюстона.

Возможно, она ошибалась. Впервые за время работы врачом ей хотелось, чтобы ее диагноз не подтвердился.

Она возобновила осмотр. Но ее мнение осталось прежним.

Не только сухожилие большого пальца было порвано. Порез распространился дальше настолько, что два сухожилия указательного пальца могли пострадать также, вместе со средним нервом.

– Ширли, пошли кого-нибудь за доктором Уильямсом, ладно? Доктору Хейзу потребуется операция. – Доктор Уильямс был травматолог, специализирующийся на хирургии рук. Джози частенько с ним встречалась. – Я пока наложу ему лангету на большой и указательный пальцы, а потом приедет доктор Уильямс и посмотрит сам. – Джози работала споро, ее руки действовали механически, а мысли неслись галопом.

Что она скажет Хьюстону?

Он ни разу не шевельнулся, пока она накладывала и забинтовывала шину. Она осмотрела свою работу, затем потерла ему руку льдом, чтобы стимулировать приток крови к поврежденному месту. Ширли отправилась на поиски доктора Уильямса, так что Джози осталась одна с Хьюстоном.

Ее глаза блуждали по его лицу, казавшемуся особенно бледным на фоне иссиня-черных волос. Рот у него был приоткрыт, дыхание неровное, характерное для больных, напичканных лекарствами.

Бессознательно она протянула руку и откинула волосы, закрывавшие глаза. Лоб был горячий и влажный.

– Доктор Эдкинс! – Ширли уже вернулась в комнату.

Джози так резко отдернула руку, что снова задела поднос с инструментами. Она явно не способна на разумные поступки, когда Хьюстон рядом. Бодрствуя или во сне, он неизменно оказывал на нее самое унизительное воздействие.

– Да? – Она прокашлялась и постаралась, чтобы в голосе звучали профессиональные нотки.

– С вами все в порядке? – Ширли коснулась ее руки. Джози издала нервный смешок.

– Я подозреваю, вы слышали все, что он говорил? – Ширли кивнула:

– Простите, но это так. Все до единого слова. Но мой рот будет на замке, если вы это имеете в виду.

Вот черт!

– Спасибо, Ширли.

Она стояла и смотрела, не желая оставлять его.

– Все обойдется, доктор Эдкинс. Он крепкий мужик.

– Я знаю. – Джози заставила себя отступить на шаг, как в физическом, так и в эмоциональном плане. – Доктор Уильямс едет сюда?

– Он немного задержится. Доктор сейчас один дома с детьми, которые подхватили ветрянку. Жена отправилась в супермаркет. Он позвонил ей, чтобы она возвращалась, но все равно сможет быть здесь не раньше, чем минут через сорок.

Джози стянула перчатки, сняла халат и швырнула их в бак с бельем.

– Впрочем, это не так срочно, поскольку доктору Хейзу операция предстоит только через два дня. Правда, я рассчитывала, что доктор Уильямс посмотрит его немедленно.

Но только осмотр здесь не поможет. Сухожилия руки расположены очень близко от поверхности кожи, а потому весьма уязвимы и подвержены именно таким ранениям, как у Хьюстона. Только срочная операция могла бы как-то исправить положение. А Джози знала, что вкупе с утратой чувствительности поврежденного нерва полное восстановление функции поврежденного органа очень проблематично.

Более вероятны ограниченная подвижность кисти и пожизненные проблемы с артритом и воспалением. При худшем сценарии большой и указательный пальцы вообще не будут сгибаться.

Очень нехорошая новость для человека вроде Хьюстона, любившего свое дело и привыкшего все держать под контролем.

Бросив последний взгляд на неподвижную фигуру, она вышла из комнаты. В холле она вдруг остановилась и схватилась за живот. Она почувствовала себя так, словно вместе с халатом она выбросила в бак всю свою выдержку и силу воли, хотя с полным правом могла сказать, что там она оказалась на высоте и все сделала правильно. Она компетентно обработала раны на ногах, а руку подготовила для дальнейшего осмотра доктором Уильямсом.

Так почему же у нее внутри словно все оборвалось? Ее чувства к Хьюстону были весьма смутными и неоднозначны. Но как бы то ни было, этот человек, блестящий хирург, может оказаться неспособным продолжать оперировать. Дрожь сотрясла ее тело. Она попыталась взять себя в руки.

В приемном покое собрался обычный набор плачущих детишек, бабушек, дедушек и прочих членов семьи. Какая-то женщина средних лет обливалась слезами. Джози надеялась, что они пришли в отделение сердечных болезней, которым заведовал доктор Мэтьюз.

Были также двое мужчин возраста Хьюстона в футболках, плавках и кедах. Она подошла к ним:

– Вы не к доктору Хейзу?

– Да. – Высокий блондин быстро поднялся. – Как он там?

– Его жизни ничто не угрожает. – У обоих на лицах можно было прочесть облегчение. Она продолжила: – Он потерял много крови, но раны на ноге оказались не столь серьезными, как могли бы. Артерии не рассечены, и больших мышечных повреждений нет.

Она на мгновение замолкла, затем все же решилась изложить краткую версию раны на руке, хотя Хьюстон имел право услышать о ней первым.

– Ему, вероятно, потребуется хирургическое вмешательство на руке, но это будет стандартная операция, которую он должен перенести без проблем.

Это было правдой. Операция предстояла обычная, хотя и достаточно сложная, и сама процедура не подвергала опасности жизнь Хьюстона. Она не стала уточнять детали.

– Слава Богу. – Мужчина запустил пальцы в светлые курчавые волосы. – Кстати, меня зовут Кристиан Дрейк, я шурин Хьюстона. Я был недалеко от него в воде, но не заметил, как это произошло. А когда я увидел его на берегу, он был весь в крови. – Кристиан поежился. Он показал пальцем на своего темноволосого товарища: – Это Деннис Мэдсен.

– Рада видеть вас обоих. Я доктор Эдкинс. – Джози обернулась на шум в дверях.

Высокая брюнетка с отчаянным криком ворвалась в комнату и бросилась к ним, разразившись потоком слез.

Джози испуганно сделала шаг назад, а Кристиан, схватив женщину в объятия, принялся утешать ее:

– Ш-ш-ш! Кори, все в порядке. Хьюстон скоро поправится. – Деннис бросил на Джози удрученный взгляд:

– Это жена Кристиана. Сестра Хьюстона.

– Ты уверен, что он в порядке? – спросила женщина, заливаясь слезами. – Господи, это так ужасно!

– Спроси доктора, если не веришь мне. – Кристиан указал жестом на Джози: – Кори, это доктор Эдкинс.

Джози улыбнулась, стараясь не замечать, что на Кори был лифчик от бикини, крошечные шортики и пляжные резиновые шлепки. Она была высокая и стройная, с золотисто-бронзовой кожей, а распущенные темные волосы волной ниспадали на спину. Рядом с ней Джози чувствовала себя бледным пухлым эльфом.

– Хьюстон действительно скоро поправится? – взволнованно переспросила Кори.

Она заставила себя улыбнуться:

– С ним будет все в порядке, он поправится. Хотя некоторое время ему придется воздерживаться от серфинга.

– Спасибо, доктор, – сказала Кори сквозь слезы и добавила, указав пальцем на мужа: – А ты вообще забудь о серфинге, Кристиан.

– Кори, не надо так бурно реагировать.

Джози устало пригладила волосы, чувствуя почти детскую неловкость от встречи с его друзьями и сестрой. Ей вдруг пришло в голову, что действительно есть серьезные резоны, чтобы не вступать в близкие отношения с сотрудниками. Она не могла смотреть на все со стороны, не в силах была остановить поток мыслей. Как бы посмотрели на нее его друзья, если бы она заявила, что провела ночь с Хьюстоном? Точнее, почти ночь.

Пожалуй, они бы ей не поверили, подумала она уныла. Скорее всего она была не его типом женщины.

– Хьюстон сейчас спит и не готов для визитов. Мы собираемся назначить ему операцию, но я не знаю когда. Вам лучше сейчас уйти и отдохнуть до вечера. Оставьте номер дежурной сиделке, и мы позвоним вам, когда он проснется.

Ответив еще на несколько вопросов и пережив новый взрыв слез Кори, ничего не знавшей о необходимости операции, Джози наконец смогла вернуться в третью травматологию. Доктор Уильямс в джинсах и спортивной майке спускался в холл. Она остановила его:

– Доктор Уильямс. – Он кивнул:

– Доктор Эдкинс.

Он почесал подбородок и покрутил головой, весь его вид выдавал напряженность. Обычно доктор Уильямс был оживлен и разговорчив. Увидев его столь серьезным, она испытала некоторое замешательство и засомневалась, так ли уж было необходимо вызывать его из дома.

– Простите, что пришлось вытащить вас сюда в ваш выходной. – Похоже, что половина ее работы в качестве ординатора заключалась в том, чтобы правильно интерпретировать и угадывать настроение штатных докторов больницы.

Он пожал плечами:

– Неделька выдалась сумасшедшая. У детей ветрянка, а это значит, что последние шесть дней жена привязана к дому, что испортило ее настроение и сделало раздражительной. Наконец она выбралась в супермаркет, поскольку в доме не оставалось еды, кроме разве что кетчупа. И тут мне пришлось вызвать ее обратно, прежде чем она добралась до хлеба и молочных продуктов. – Он закатил глаза. – Она была не слишком довольна. Так что сам я рад, что сбежал от ее гнева.

Доктор Уильямс был образцовым семьянином и все свой выходные ревностно посвящал общению с детьми. Но в данном случае Джози лишь могла посочувствовать его жене. Сидеть днями напролет с детьми и не иметь молока, чтобы сварить им кашу, – да, пикником это не назовешь.

– Знаете, а вы могли бы заскочить на обратном пути в круглосуточный магазин и прикупить там хлеба и молока. Это наверняка помогло бы вам заслужить ее прощение.

– Блестящая мысль. Мне бы это ни за что не пришло в голову. Может, она будет столь благодарна, что даже постирает мне что-нибудь из белья. Она была так занята с детьми, а они у нас очень непоседливые, что я уже три дня подряд ношу одни носки.

Джози с трудом подавила желание взглянуть на его ноги. Тут доктор Уильямс остановился у палаты Хьюстона и произнес уже сугубо профессиональным тоном:

– Так что мы здесь имеем?

Сознавая, что их от Хьюстона отделяет лишь тонкая занавеска, она прошептала:

– Разрезан нерв.

Доктор Уильямс покачал головой с серьезным и озабоченным выражением лица, которое она никогда прежде не видела у него.

– Не это хотелось бы мне услышать. – Он указал пальцем в сторону занавески, – Он еще не знает?

– Нет. – Она прикусила губу, представив себе его реакцию на такую новость.

Он решительно отодвинул занавеску:

– Ладно, от того, что мы будем тянуть время, легче не станет. Мы ведь справимся с этим, верно?

Хьюстон услышал голоса шептавшихся за занавеской. Нога ужасно разболелась, а рука совсем онемела. Он потряс головой, чтобы чуть развеяться.

Он осмотрелся. Это травмопункт. Правильно. У него была схватка с акулой, целый раунд. И он проиграл. Столкновение, удар, укус, затем он кое-как добрался до берега. Это он помнил ясно.

Все, что было потом, вспоминалось как в тумане. Он лежал на спине, глядя на Джози, зеленые глаза которой внимательно осматривали его ногу.

А затем ничего. По-видимому, ему ввели болеутоляющее, которое обычно вызывало в нем ощущение, словно по нему проехал каток. Он был в высшей степени восприимчив к лекарствам и с трудом переносил даже обычный аспирин.

МайкУильямс вошел в его закуток:

– Привет, Хейз. Я слышал, ты попал в передрягу, так что решил сам прийти посмотреть.

Хьюстон выдавил из себя улыбку:

– Хорошенькая передряга, когда на тебя из волны сваливается акула.

Майк хмыкнул и сдернул простыню с его ног. Джози склонилась над ним вместе с доктором. Хьюстон вдруг сообразил, что на нем не было ничего, кроме больничного халата, который задрался почти до пояса. Если они отдернут простыню еще чуть-чуть, он предстанет перед ними во всей красе.

У него и без того было сейчас достаточно проблем. Не хватало лишь добавить к их списку несвоевременно восставший член. Ему снилась Джози, когда он дремал или был почти в бессознательном состоянии под воздействием лекарств. Она была с ним в постели, а ее губы проделывали совершенно восхитительные штучки с его членом.

Хьюстона вовсе не радовало, что Джози могла возбудить его, не прилагая особых усилий, даже когда он был под наркозом и без сознания.

А еще он не любил лежать на спине. И как это пациенты выносят такое? У него было ощущение, словно он лежал на столе в морге.

– Хватит таращить глаза на меня, лучше помогите мне встать с этой кровати.

Он перевернулся на живот, стараясь, чтобы простыня совсем не сползла, и потянулся к кнопке, чтобы поднять спинку кровати. И тут, к величайшему удивлению, обнаружил, что рука у него прибинтована к шине. Она была также обложена льдом, который от его движения свалился ему на колени.

– Что за чертовшина! Убери же с меня этот лед!

Он имел в виду Майка. Не Джози. Но она рванулась первой, опередив его мысли, и вот уже ее руки оказались у него на талии, снимая пакет со льдом. Точнее, они оказались ниже пояса, у колен. От его голого тела ее пальцы отделяла лишь тонкая ткань халата.

Если это не было унизительно, то он не знал, как еще такое можно назвать. Джози выглядела холодной и отчужденной, типичный образцовый невозмутимый доктор. Он должен был испытывать благодарность, однако ее спокойствие перед его наготой вызвало у него раздражение. Ведь еще накануне Хьюстон ласкал ее между ног, а сейчас она смотрела на него с профессиональным равнодушием.

– Может, выдадите мне еще одно одеяло? – резко бросил он.

Майк и Джози обменялись взглядами.

– Что?

– А ведь верно говорят, – заметил Майк. – Доктора – худшие из больных. Ты можешь перестать ворчать хоть на минуту, чтобы я посмотрел твою ногу?

Джози накинула на него еще одно одеяло, укрыв до колен, мягко подоткнув одеяло у талии. Она так близко склонялась над ним, что он ощутил легкий аромат ее духов.

Он отвернулся от нее, втайне довольный, что она успела так нежно погладить его.

– Так что с моей ногой? И почему у меня рука забинтована и в шине?

Его голова еще с трудом работала из-за болеутоляющего, ему трудно было собрать мысли воедино. Он вспоминал, что ободрал руку о жесткую акулью спину, но это не требовало наложения лубка или шины.

Джози откашлялась.

– С ногой все в порядке. Восемь ран по два дюйма каждая, которые я сама зашила, и множество царапин и ссадин. С ними у тебя не должно быть проблем, они быстро заживут. Несколько дней не вставай на эту ногу, ну и соответствующие упражнения, сам знаешь. Где-то через неделю швы мы снимем.

Хьюстон откинул голову, чтобы прямо взглянуть на нее. Слова Джози звучали успокаивающе, она говорила именно то, что ему хотелось услышать, и все-таки что-то в ней было неестественно, ненатурально. Что-то было не так, и ему хотелось узнать, что именно.

– Да, я нашла сувенир для тебя. – Она повернулась и взяла со стола акулий зуб. – Это из твоей ноги.

Он сдержался и даже не вздрогнул. Словно ему хотелось снова вспомнить, как на него надвигается акулья пасть, как ее зубы впиваются в его тело.

– Кстати, что именно ты дала мне? Я абсолютно ничего не помню. Я ведь очень восприимчив к болеутоляющим.

По какой-то необъяснимой причине она покраснела.

– Диаморфин.

Ужасное подозрение нахлынуло на него, то самое, что могло объяснить очевидный дискомфорт Джози.

– Может, я сказал что-нибудь необычное, когда был под наркозом?

Краска на ее яйце стала ярче.

О Господи! Значит, он что-то сказал. Он попытался собраться с мыслями, привести в порядок мозги и вспомнить. Бесполезно. Полный провал в памяти.

– Нет, не думаю, – сказала она, стараясь не встретиться с ним взглядом.

Это не успокоило его. Хотя он не мог себе представить, что такого он мог наболтать. Разве что он кончил на ней или что-нибудь подобное. Ведь именно об этом он только и думал. А может, он попросил ее отсосать его. Дьявольщина!..

Но у него не оставалось времени для раскаяния и сожалений. Майк осматривал его руку. И ему очень не нравилось выражение его лица.

– И что там с моей рукой? Я думал, просто оцарапал ее.

Майк, не сказав ни слова, вновь прибинтовал снятую раньше шину. Затем поднял голову и твердо встретил его взгляд.

У Хьюстона все оборвалось внутри.

– Майк! Что, в конце концов, здесь происходит?

– У тебя повреждены «флексор полларис лонгус» и средний нерв. Без операции не обойтись.

Однажды, когда он был еще мальчишкой, отец грубо толкнул его. Падая, он ударился о край кофейного столика, выдохнул весь воздух из легких и остался лежать, ошеломленный и совершенно сбитый с толку. Именно так он почувствовал себя сейчас.

Он слышал слова Майка. И знал, что они означали.

Он не мог поверить в это.

– Ты уверен? – Он приподнялся на локте и воззрился на свою руку.

Он нетерпеливо попробовал пошевелить каждым пальцем и согнуть их. Ни большой, ни указательный не двигались.

– О Господи! – Хьюстон попытался сорвать повязку левой рукой, как будто, если он увидит рану своими глазами, это как-то сможет изменить реальность.

Ту самую реальность, что подавляла его. Пальцы не двигались. Но если он не мог шевелить ими, как, черт побери, он будет оперировать?

Майк положил руку ему на грудь:

– Не бери в голову, успокойся. Мы быстренько запихнем тебя в операционную и залатаем наилучшим образом.

Хьюстон перестал дергать бинты на шине и только сейчас понял, почему пациенты иногда смотрели на него с такой ненавистью. Разумный и успокаивающий голос Майка вызывал в нем страстное желание дать ему в морду.

Как не брать этого в голову, если рушится вся его жизнь?

Тут он встретил взгляд Джози, и то, что он увидел в нем, было в тысячу раз хуже. Ее зеленые глаза были полны сострадания и… жалости.

Его локоть сдвинулся, и Хьюстон тяжело опустился на постель, совершенно ошеломленный и подавленный.

Сейчас было хуже. Для человека, который требовал, чтобы жизнь подчинялась ему, это было полным крахом.

И он взмолился про себя, чтобы Джози ушла из комнаты. Ее жалость доставляла ему больше мук, чем поврежденные пальцы.

Глава 9

Спустя три дня Джози сидела в машине и набирала номер мобильника Сары.

– Я этого не вынесу. Он совсем не ценит, что я торчу у его постели в ожидании, когда он поправится.

– Джози, ты была последней женщиной, с которой он спал. Просто жестоко с твоей стороны, если ты не станешь наблюдать его. И вообще, его же укусила акула, черт возьми!

– Я пошлю ему открытку, что-нибудь вроде: «Желаю скорейшего выздоровления от акульего укуса». И подпись: «Ваша сотрудница на одну ночь».

– Это же просто хамство! – ужаснулась Сара. Но Джози была настроена решительно.

– Отлично. Тогда он сам скажет, чтобы я убиралась.

– Что ж, в этом случае ты либо уйдешь, либо останешься и заставишь его захотеть, чтобы у него заработали все части тела.

– Что ты имеешь в виду? – Ведь она отлично знала, что все части тела, за исключением руки, у нет отлично действовали.

– Он питает слабость к тебе, а ты – к нему.

– Ну и? – Должны были последовать очередные мудрые советы.

– Ты можешь отказаться от него, позволить ему выбросить тебя из головы или же будешь бороться за него. Заставить его захотеть от тебя большего.

Как, оказывается, все просто.

– Он ничего не желает от меня. – Ни секса, ни разговоров, ни встреч наедине. Вообще ничего.

Лишь под воздействием диаморфина он признался, что если он и будет с женщиной, то именно с ней.

– И все же имеет смысл попытаться.

Джози включила кондиционер посильнее, направив себе под мышки, и взвесила все сказанное. Возможно, Сара права и стоило попробовать. Любому известно, что под влиянием наркотиков или алкоголя человека тянет на откровенность, ему хочется исповедаться, излить душу, он выдает свои самые сокровенные мысли. Возможно, Хьюстон действительно думал так, как говорил. Так почему бы не удержать его интерес?

Ведь ей очень хотелось вновь испытать жар его тела, впервые оказаться в его постели, поскольку в ту субботу они занимались этим не в спальне.

Именно так получилось с медицинским институтом. Никто не ожидал от нее, что она станет доктором, разве что отец. Но она сама приняла решение и упорствовала в его выполнении. И это сработало. Ей нравилось ухаживать за больными. И она хотела заполучить Хьюстона. Хотя бы еще на один раз. Она уже большая девочка во всех отношениях и сможет достойно уйти, когда все закончится, накопив достаточно горючего, чтобы поддерживать жаркие мечты и сны в ближайшие лет двадцать, хотя бы до климакса.

Что ж, она даст ему рассмотреть себя поближе. Она высморкалась и попыталась пригладить непослушные волосы. Волнуясь по поводу того, что заявится без предупреждения, Джози отправилась в ближайший торговый центр и купила джинсовую юбку, чтобы выглядеть опрятной и цивильной. Да и он заявил, что хотел бы видеть на ней юбку. Он намекнул, что трусики не обязательны, а одна из трех приглянувшихся ей юбок, едва прикрывающих зад, показалась ей очень неплохой.

Майка была ей тесновата, она плотно облегала ее, пожалуй, даже слишком. Возможно, это окажет определенное терапевтическое воздействие на него. Поспособствует его выздоровлению, вернет пламя в жилы.

Новости после операции Хьюстона оказались вполне ожидаемыми. Оба главных приводящих сухожилия указательного пальца были порваны, так же как сухожилие и ответвления среднего нерва большого пальца. Доктор Уильямc подтягивал сухожилия из предплечья, куда они оттянулись после укуса, и заново сшивал их. Он сшил также нервы под микроскопом.

Но это еще было не все, что касалось ее. Ведь она была другом, и этим все сказано. Хьюстону нужно отвлечься, и, если это включало оральный секс, разве она сможет сказать «нет»?

Выйдя из машины и направляясь к подъезду, она пыталась представить себе, каково ему сейчас, но не могла. Если бы она потеряла способность владеть правой рукой, медицина вряд ли долго оплакивала бы потерю. С Хьюстоном все обстояло иначе. Он был блестящий хирург и любил это дело.

Он должен был чувствовать разочарование, ярость, испуг. Страдать.

Но помогать выздоравливающим бальным было одной из ее специальностей, в которой она преуспела и находила удовольствие и удовлетворение. Она могла помочь Хьюстону поправиться, ухаживать за ним, быть ему другом. И организовать ему несколько оргазмов. Если он, конечно, позволит ей.

Она нажала на звонок.

Женщина лет пятидесяти, высокая и худощавая, открыла дверь. На губах у нее появилась любезная улыбка.

– Чем могу служить?

На это она не рассчитывала. Джози как-то не задумывалась о том, что вряд ли его оставят одного, ведь только накануне он покинул стены больницы.

– Здравствуйте, – произнесла она неуверенно, потирая затылок. – Я Джози Эдкинс, коллега Хьюстона. Я хотела узнать, как у него дела.

Дверь растворилась пошире, и вежливый интерес сменился неподдельным удовольствием.

– Проходите, проходите. Мне так приятно видеть вас, Джози. Я Франческа Хейз, мать Хьюстона. Он сейчас в гостиной, смотрит телевизор, и я уверена, будет рад видеть вас.

Джози могла бы оспорить это, но предпочла просто кивнуть.

Мать Хьюстона говорила с едва заметным итальянским акцентом, лицо светилось доброжелательной улыбкой. Она чуть склонилась вперед и прошептала:

– Он не очень хорошо себя чувствует из-за раны и рычит на всех как медведь.

Джози могла хорошо себе представить настроение Хьюстона, когда оказалось, что он зависит от других. Она вошла в дом и проследовала за его матерью в холл.

– Вот черт!

Они обе услышали, как выругался Хьюстон, а кожаный диван заскрипел, когда он попытался перевернуться.

Джози застыла в тревоге, но его мать невозмутимо поинтересовалась:

– Что там у тебя случилось?

– Да я уронил этот хренов пульт от телевизора и не могу его подобрать.

Ну да, медведь – это еще мягко сказано. Франческа оглянулась на нее и с извиняющимся видом пожала плечами:

– Хьюстон, выбирай выражения. У нас гость.

– Деннис и раньше слышал, как я ругаюсь.

Джози остановилась в конце холла и осмотрелась вокруг Хьюстон сидел на краю кушетки, вытянув ноги перед собой. Рана на ноге была замотана, а правая рука на лангете полностью забинтована и перевязана. На нем были свободные серо-зеленые шорты и белая майка.

У нее пересохло во рту. Он выглядел превосходно, очень мужественным и разозленным, когда, нагнувшись над краем кушетки, пытался дотянуться до пульта, осторожно сохраняя равновесие.

– Это не Деннис, а твоя милая малышка Джози. – Джози слегка поежилась при слове «малышка». Хьюстон вскинул голову.

Что, кроме удивления, можно было увидеть в его светлых глазах?

Радость, нетерпение, любопытство? Она не могла сказать. Он снова был непроницаем, на его лице не отражалось ничего, словно он надел марлевую повязку.

– Доктор Эдкинс, – произнес он. – Какой сюрприз!

Его тон разозлил ее, внутри вспыхнуло неудержимое раздражение. Они же были не в больнице. Она переспала с ним всего в двух футах от того места, где он сейчас сидел, как раз за тем кофейным столиком, всего четыре дня назад, а потом она же зашила ему покусанную ногу. Он мог бы звать ее просто Джози.

Ей пришлось проглотить готовый сорваться с губ упрек, учитывая, что его мать стояла рядом.

– Я хотела посмотреть, как тут у тебя дела. – Она широко улыбнулась! – Подумала, возможно, тебе пригодится дружеская поддержка.

Прежде чем Хьюстон успел что-либо ответить, мать коснулась ее руки:

– Как это мило с вашей стороны! Вы не заняты сейчас, cаra?^[1] Я хотела бы выскочить в супермаркет, поскольку у Хьюстона хоть шаром покати в холодильнике. Но мне не хотелось бы оставлять его одного. Вы не посидите с ним часок?

Хьюстон выглядел недовольным, явно показывая свое отношение к тому, чтобы остаться с ней наедине.

– Мам, мне не нужна сиделка. Ты можешь отправляться в магазин, когда тебе вздумается.

И это заявляет человек, который не в состоянии подобрать упавший пульт. Хотела бы она посмотреть, как он удержит в руках какую-нибудь еду или сходит в туалет, не шмякнувшись лицом об пол.

– Я с удовольствием побуду с ним, миссис Хейз. Не спешите. – Джози обошла кофейный столик и подобрала пульт. Она положила его у левой руки Хьюстона, с улыбкой погладив ее.

Он, прищурившись, взглянул на нее:

– Спасибо.

Его мать уже направлялась к двери, прихватив по пути сумку.

– О, большое спасибо, Джози. Я уверена, что Хьюстону будет приятно поболтать с кем-нибудь, кроме своей старой матери.

– Не стоит благодарности, – ответила она.

Хлопнула входная дверь.

Она чуть скривила губы, осторожно присаживаясь за кофейный столик.

– У тебя очень милая мама. – У него чуть смягчилось лицо.

– Она невероятно светская дама. – Он закатил глаза. – Но временами буквально сводит меня с ума.

Она оказалась права.

– Так что, подать тебе что-нибудь сейчас? Выпить? Кофе? Чай? Меня?

Будь на ее месте кто-нибудь другой, он стал бы расспрашивать его о ранах, интересоваться его состоянием, выражать сочувствие. Интуитивно она поняла, что все это вызывает у него раздражение. Так что она старалась быть оживленной и деловой.

Обычно безупречные волосы сейчас выглядели, словно он старался пригладить их левой рукой, но все же отказался от этого намерения. Правая рука была заботливо устроена на животе.

Он зарычал:

– О Господи, и ты тоже начинаешь проявлять материнскую заботу!

Джози снова взглянула на него, правда, на этот раз чуть ниже. Окинув взглядом его вытянутые ноги, она облизнула губы.

– Я совсем не то имела в виду.

По тому, как изменилось его дыхание, она поняла, что он понял намек.

– Да что ты? И что же ты хотела сказать?

Она ответила не сразу, слегка откинувшись назад и сложив руки на столе.

– Ты ведь знаешь, что тебе придется пробыть на больничном по меньшей мере две недели.

Он скривился:

– Ну конечно.

– Так что ни одна душа не заметит некоторую напряженность в наших отношениях.

Его брови чуть поднялись.

– На что ты намекаешь?

Момент настал. Она с трудом выдавливала из себя слова, скрывая желание, накатывавшееся, обжигающее, влажное, струившееся между ног, словно жидкая лава.

– На то, что нам нет необходимости ограничиваться одной ночью. Ночь эта может превратиться в серию ночей. – Она на секунду запнулась. – Пока один из нас не скажет «довольно».

Это оказалось для него неожиданностью. Поначалу Хьюстон разволновался, увидев Джози в гостиной рядом с матерью. Его озадачило охватившее его странное томление.

Затем его обозлило то, что она останется с ним, будет видеть его в таком состоянии, несчастного инвалида, прикованного к кушетке. Прямо сейчас ему не нужна была Джози Эдкинс со всеми ее соблазнами. Во всяком случае, не тогда, когда столкнулся с фактом, что не чувствует собственную руку. Вполне вероятно, что он больше не сможет оперировать.

Ибо фраза Майка Уильямса о его руке – «почти полностью функциональна» – означала, что в один прекрасный день, через шесть недель в гипсе и несколько месяцев реабилитации, он сможет научиться без посторонней помощи застегивать собственную рубашку и поднимать стакан, а такие тонкие автоматические навыки, как писать от руки, – вряд ли.

Но вот Джози, Джози, Джози – милая и аппетитная Джози, с этими ее словами, которые она выдавила, запинаясь и волнуясь, с ее нежным белым телом, которое так привлекало и искушало его… Он не мог устоять перед ней. Он не порвал с ней. Еще оставалось так много приятных вещей, которыми они могли бы заняться вместе.

Но только не в таком состоянии. Не прикованный к койке, заштопанный, весь в бинтах, хромой, в общем, сплошное недоразумение, а не мужчина. Он хотел, чтобы она вернулась, когда он будет прежним – крепким и здоровым, чтобы возобновить их опасные игры. Потому что их могли застать врасплох. И он сам мог захотеть играть в них снова и снова.

Он задвигал ногами по полу, сдерживая стон, когда при шлось подтянуть раненую ногу, кожа под повязкой зудела, а мышцы горели. Он чувствовал себя удобнее, когда сидел, упершись ногами в пол.

– Я пока что не совсем в форме, но недельки через две, полагаю, мы сможем что-нибудь сообразить.

Юбка на ней задралась, а Джози, похоже, совсем забыла, что сегодня на ней не джинсы. Она сидела, раздвинув колени, раскинув ляжки прямо перед ним, а белые трусики поддразнивали его.

– Я не желаю ждать две недели, – заявила она. Ее щеки пылали, глаза распахнуты, дыхание учащенное.

Его член лихо вскочил при ее словах.

– И поэтому ты демонстрируешь мне свои трусики?

На ее лице отразилось смущение. Она залилась краской. Ее ноги плотно сжались.

– Ох! Я это не специально. – Он ухмыльнулся:

– А я было подумал, что это означает конкретное предложение. – И добавил, озвучив любопытную мысль, пришедшую ему в голову: – А по средам что у тебя на трусиках? Что там внизу нарисовано? Цветочки, полоски, сердечки?

– Там бычий глаз – черные кружочки.

Под этими словами явно таилась двусмысленность. Она имела в виду мишени? Маленькие кружочки, один в другом, прямо на ее лоне.

– Покажи.

– Нет!

– Они у тебя на попе? Или спереди?

– И там и там.

– Повернись. Покажи мне попу.

– Они похожи на те губки.

– Ну так покажи мне их. Задери юбку.

Его здоровая нога задрожала, член набух, и вообще он вел себя как последний козел. Но Джози, испустив тяжкий вздох, встала на ноги. Она повозилась с молнией сзади, затем медленно потянула юбку вверх, извиваясь всем телом, чтобы пропихнуть крутые бедра.

Она повернулась, прежде чем он успел что-нибудь разглядеть, но затем задрала юбку до талии, опустилась на одно колено и стала ждать.

Хьюстон ощутил слабость во всем теле, как тогда на пляже, когда он истекал кровью на влажном песке. Круглые мишени соблазнительно выделялись на каждой половинке попки, искушая его, руки так и тянулись, чтобы потрогать, пощупать их.

– Где, черт возьми, ты достала их? – в притворном ужасе пробормотал он. – В секс-шопе?

– Да нет же! Это так называемые тематические трусики – считается, что они должны быть пикантными, но не сексуальными. Господи, буду я еще покупать что-нибудь в секс-шопе! Мой зад предназначен совсем не для этого.

Хьюстону нравилось, когда Джози затевала с ним свои маленькие игры, затем путалась, паниковала и пыталась дать задний ход.

Она потянула юбку вниз, на коленки.

Она стояла не дальше фута от него, ему не составило труда запустить здоровую руку ей под юбку, пока она не опустилась совсем. Она замерла, когда его рука скользнула у нее между ног, прямо по кустику шелковистых завитков. Он пальцем очертил кружок на нем.

– Здесь тоже есть мишень?

– Да.

Он ущипнул ближайшую к нему ляжку, прямо под трусиками. Затем вытащил руку и шлепнул ею прямо по передней мишени, а затем ухватил ее.

Она вскрикнула от неожиданности.

Теплая волна прокатилась под трусиками.

– Зачем это?

– Чтобы дать тебе понять, что ты не годишься для садомазохистских игрищ.

– Это правда.

Хьюстон продолжал удерживать рукой ее лобок, ткнув большим пальцем в воображаемый центр мишени, не обращая внимания на острую боль в лодыжке.

– Когда ты в последний раз надевала их?

– Не знаю, возможно, когда мне было восемнадцать. – Извиваясь всем телом, она пыталась отклониться подальше от него.

Ему хотелось удерживать ее здесь, чувствовать, как ее трусики увлажняются под его рукой. Но острый приступ боли в лодыжке заставил его выругаться про себя.

Отпустив ее, он уселся на кушетке, проклиная ногу. Господи, то, как она горела, зудела и болела, просто сводило его с ума. Но он все же надеялся, что Джози не заметит его мучений.

– Значит, ты так и не знаешь, хорошо ли выглядишь в чем-нибудь сексуальном?

Джози резко повернулась и снова налетела на кофейный столик, пытаясь не зацепить его раненую ногу коленкой.

– Почему мы постоянно обсуждаем мое тело? – Потому что он был одержим им. Еженощно оно было главной темой его снов. Она смотрелась так, словно ее написал старый итальянский мастер во всем великолепии ее форм.

– А о чем нам еще говорить? Ведь ты же сама пришла сюда, предлагая заняться сексом в любой момент, без каких-либо обязательств, в ближайшие несколько недель.

В ответ она нервно вытерла руки о колени, а ее лицо пошло неровными красно-розовыми пятнами, так что, если бы он не знал ее лучше, можно было подумать, что она свалилась в лихорадке, с высокой температурой.

– Мне не нравится, как ты это делаешь, – заявила она сердито.

– Что именно? – Он разрывался между необходимостью принять болеутоляющее и воспоминанием о тех мишенях на трусиках, и у него уже не оставалось сил, чтобы разбираться в ее туманных заявлениях.

– Мне не по вкусу, как ты преднамеренно ставишь меня в неловкое положение.

Джози смотрела в полные боли и вожделения глаза, потемневшие от смятения.

– Я так не делаю, – с некоторым напряжением возразил он.

– Ты постоянно стараешься застать меня врасплох двусмысленными намеками, расхваливая мое тело. Это меня выводит из равновесия, а ты пользуешься моим смятением.

Он прыснул:

– Это называется флиртом.

Его слова были обращены в потолок, когда он пожал плечами, стараясь, чтобы они звучали небрежно и буднично, хотя о нем самом этого сказать было нельзя. Он выглядел так, словно получил выволочку. Так, будто знал, что она права. И она действительно права. Хьюстон Хейз был жертвой самоконтроля.

А она любила нравиться людям, ей было приятно доставлять им удовольствие, и очень хотелось видеть его счастливым – по-настоящему довольным жизнью, каким он никогда не был. И теперь она знала, чего желала сама. Она должна получить Хьюстона, не только его тело, но всего его – его сердце, его душевную близость и интимность, на которую он намекал под действием болеутоляющих, когда лежал на операционном столе.

Обыкновенная связь была недостаточной для нее, она понимала это. Она была не той женщиной, что может все бросить и невозмутимо уйти. В случае разрыва с Хьюстоном ее сердце будет разбито, расплющено, словно апельсин в миксере. Если только ей не удастся убедить его предпринять попытку настоящих долгосрочных отношений. Если она не сможет добраться до его глубин, прорвав защитные барьеры равнодушия и отчужденности, сломав их установившиеся ранее отношения типа «наставник – студент», добраться до настоящего, подлинного Хьюстона. Того, который хотел обзавестись детьми и старался облегчить страдания своих престарелых пациентов.

Ей хотелось заполучить такого Хьюстона, который бы заботился о ней. Это казалось маловероятным, но, черт возьми, она никогда не узнает этого, если не будет пытаться.

– Знаешь, Хьюстон, я передумала. – Путь к его сердцу пролегает не через его штаны. Инстинкт подсказывал ей, что, если она хочет добиться большего, сначала надо стать его другом.

Нелегкая задача, но она по природе всегда была более общительной и дружелюбной, чем сексуальной, да и он, казалось, легко адаптировался к переменам. Возможно, он так не сможет устоять и перед ее жизнерадостностью. Она возьмет его живостью и весельем, а не великими страстями.

– Передумала насчет чего? – Он откинулся назад, ехидно прищурившись.

– Я не считаю, что мысль о продолжении нашего романа хорошая. Мне не надо было приходить сюда, пока ты страдаешь от ран, и пользоваться твоей беспомощностью. – Она чувствовала себя виноватой в том, что сознательно возбуждает и заводит его, а он не в той физической форме, чтобы отвечать на зов плоти. – Ты же говорил, что хочешь получить всего одну ночь, и я должна уважать твое желание. Приношу мои извинения, Хьюстон.

Он воззрился на нее:

– Как ты сказала?

Джози почувствовала облегчение. Она не была Цирцеей-соблазнительницей, у дверей которой мужчины падали и сами укладывались штабелями. Она просто Джози, хороший друг, заботливый врач. И если у них что-нибудь получится, то только потому, что она понравится ему такой, какой была на самом деле.

Она добавила:

– Мне самой не верится, что я так поступила. Господи, ведь я же была готова встать на колени и засунуть твой, ну, сам знаешь что, себе в рот. Ужасно рада, что вовремя остановилась.

На его шортах образовался подозрительный бугор, на виске судорожно пульсировала вена Джози услышала свой лепет и поняла, что никак не улучшила ситуацию. Он выглядел так, словно смотрел на человека, которого пытались забить до смерти щеткой. Полнейшее недоверие.

– Поскольку ты хочешь, чтобы мы в дальнейшем поддерживали сугубо платонические отношения, я думаю, нам следует попытаться быть просто друзьями. Мы ведь сотрудники.

Джози встала и привычным жестом доктора приподняла и передвинула его ноги на кушетку, стараясь, чтобы ее прикосновение было максимально безличным. Она с улыбкой положила телевизионный пульт ему на колени, убеждая себя в необходимости думать о нем как об обычном больном. Пациенте, ради которого ты готов сделать что угодно.

– Друзья помогают в беде, ты же знаешь. Так что я могу сделать, чем помочь, чтобы облегчить твое положение?

Что угодно, лишь бы это не было связано с неудержимой эрекцией, натянувшей его шорты.

Она вовсе не собиралась блюсти целомудренность, неожиданно объявившись у него в доме, но полагала, что две недели вынужденного воздержания и самоограничения будут вполне оправданны, если она сможет убедить Хьюстона испытать на прочность их нынешние отношения, под которыми таилось мощное, неудержимое влечение друг к другу.

Он молча уставился на нее, затем красивые черты его яйца исказила мрачная гримаса.

– Нет, тут ты ничем не сможешь помочь.

– Ладно. – Полная решимости не совершать больше ошибок, она уселась на край кушетки. Заботливо укрыв его ноги, она принялась болтать о всяческих мелочах, случившихся за день, о погоде, а он молча смотрел на нее с хмурым видом, пока минут через двадцать не вернулась его матушка.

Затем Джози отправилась на кухню помогать Франческе разгружать пакеты с покупками, буквально чувствуя, как Хьюстон пожирает глазами ее зад, когда она проходила мимо. Интересно, только ли она сама размышляла о мишенях на ее трусиках и о том, каким предметом он мог бы поразить эти цели?

Глава 10

Хьюстон смотрел, как Джози суетится у него на кухне, словно у себя дома, а ее круглая попка высовывается из-под слишком короткого топа, напоминая о прелестной картинке чуть раньше открывшейся ему.

И вообще, что за чушь – быть просто друзьями? То она намекает на безудержную, ничем не ограниченную связь, а уже через минуту проводит жесткую черту между ними. Ему не хотелось, чтобы они были друзьями. Он даже не желал работать с ней. Она была нужна ему для одной-единственной цели – он получил ее. И все, этого достаточно.

Гнусный лжец, он обманывал самого себя.

Ему хотелось еще чего-то, чему не было названия. Но, черт возьми, он был уверен, что это никак не могли быть платонические отношения медсестры и больного. И все же Джози не слишком баловала его, не вздыхала над его ранами и не охала от ужаса, как его сестра.

Она была врожденным врачом. Профессионально обрабатывала его рану, заботилась о его комфорте, но без заигрываний и кокетства. Она составляла ему компанию, как просила его мать, неся без передышки всякую чепуху, и вела себя так, словно никогда и не думала о нем иначе, как о случайном знакомом и сотоварище по профессии.

Несмотря на ее скоропалительное заявление об их будущей близости, сейчас она была не сексуальнее монашки. Он мог видеть, как Джози беседует с матерью на кухне, уносит кофе в кладовку. Ни одной женщине до сих пор не было позволено входить в его кладовку. У него возникло ощущение, словно над ним свершили насилие или он появился голым на людях, когда она разглядывала его разбросанные повсюду пакеты с кашей, банки с кукурузой и кетчупы.

Недовольный тем, что о нем, похоже, забыли, он позвал:

– Мама, не могла бы ты принести мне воды или чего-нибудь в этом роде?

Однако его хитроумный план разрушить женскую солидарность потерпел крушение, когда именно Джози, обливающаяся потом, с улыбкой на пухлых губах, принесла ему стакан воды со льдом.

– Спасибо.

– Не стоит благодарности. – Она провела рукой по волосам и продолжала стоять рядом, скрестив ноги.

Не понимая, почему она не уходит, он сделал глоток воды и, не обращая на нее внимания, ухватил передними зубами кубик льда.

Вдруг ее пальцы оказались у него в волосах, а грудь проехалась по его лицу, теплая майка закрыла глаза и нос. Хьюстон дернулся в сторону, вода пролилась на колени, а кубик выпал изо рта.

– Что ты делаешь, черт побери?

– У тебя жук в волосах запутался. – Двумя пальцами она держала жука.

Черт! Он провел рукой по рубашке и шортам, на которых расплывалось большое влажное пятно.

– Из-за тебя я пролил воду.

– Ой! Прости, пожалуйста. Сейчас я отведу тебя в спальню и помогу переодеться.

Очень многозначительное замечание, никаких сомнений на этот счет. Умом он понимал это, да и его член тоже, но Джози лишь часто моргала, стоя перед ним с невинным видом. Либо она пудрила ему мозги, либо его нервная система еще испытывала остаточный эффект лекарств. Это было приглашение к действию.

– Я могу и сам переодеться.

– Ты уверен? На одной ноге и с одной рукой это довольно сложно. – Она положила руку ему на плечо, чтобы помочь подняться. – Как будто я не видела тебя голым! Я управлюсь с этим.

Пока ни намека на то, что она поддразнивает его. Джози вела себя как медсестра – полезно, дружески. Абсолютно не отягощенная тем, что всего несколько дней назад он заставлял ее стонать от наслаждения. Это пренебрежение к тому, что они пережили вместе, вдобавок к ее подчеркнуто заботливому отношению няньки начинало раздражать его.

– Держу пари, что ты справишься, – буркнул он в надежде хоть чуть-чуть задеть ее.

Но она лишь рассмеялась и дружески хлопнула его по плечу.

– Давай шагай сам.

Словно старший по званию. К черту все это! Отправив ее жестом подальше, он поднялся и, не обращая внимания на резкую боль в ноге, неторопливо направился в гостиную чуть прыгающей походкой, как всегда, когда он чувствовал на себе ее взгляд.

Хьюстону хотелось, чтобы Джози ушла. Чтобы она оставила его в покое и дала возможность пожалеть самого себя. И забрала с собой эту унизительную манеру няньки-сиделки в отношениях с ним.

Или все же чтобы опустилась на колени и выдала ему тот отнюдь не платонический сеанс, о котором сама говорила? Дважды в день. И без ограничений по срокам.

Дохромав до своей комнаты, он пришел к выводу, что за одну неделю Джози и голодная акула умудрились перевернуть его жизнь с ног на голову и оставить его с ощущением, словно его шарахнули по голове, а не укусили за ногу.

Джози вернулась на кухню, удовлетворенная своим поведением. Оно работало. Она сумела удержать под контролем свое рвущееся наружу вожделение, обращаясь с Хьюстоном как с обычным больным.

– Вам помочь, миссис Хейз? – Джози потянулась к пустым пакетам из супермаркета.

– О, зовите меня просто Фрэн. И спасибо, я уже выгрузила все продукты. Как там Хьюстон? Я слышала, он спускался в холл.

– Он пролил на себя воду и пошел переодеться. – В чем она с превеликим удовольствием помогла бы ему, поскольку вполне владела собой. Конечно, если бы он позволил ей.

– Видно, его здорово достало, если уж он проливает воду. – Фрэн с улыбкой покачала головой.

Джози облокотилась на полку, продолжая держать в руках пластиковые пакеты, и улыбнулась в ответ, стараясь изгнать картинки с голым Хьюстоном и не поддаваться его феромонам.

– Да нет, не в этом дело. Просто он не терпит, когда что-то выходит у него из-под контроля.

– Вы попали в самую точку, Джози. Он всегда такой. У меня был неудачный брак, и это плохо отразилось на Хьюстоне. Он замкнулся в себе, не выказывает своих чувств. Но он очень верен тем, кого любит. – Фрэн так внимательно посмотрела на нее, что Джози ощутила некоторую неловкость. – Вы спите с моим сыном?

Это было столь прямолинейно и неожиданно, что Джози залилась краской. Она бросила сумки на стол и поджала губы.

– О, я? И Хьюстон? Нет, что вы. Мы работаем вместе, вот и все. У меня второй год ординатуры, а он что-то вроде моего наставника или руководителя.

В каком-то смысле это прозвучало даже несколько извращенно. Лицо Джози запылало так, что впору было вызывать пожарную команду.

– Я вижу, – произнесла Фрэн, взглянув на нее проницательным взглядом, ясно говорившим, что она увидела много такого, о чем Джози никак не хотелось дискутировать с матерью Хьюстона.

Но замечание о ее замужестве напомнило ей то, что Хьюстон говорил, пока она накладывала ему швы. Он упомянул отца, когда сказал ей, что плохо сходится с людьми. Очевидно, с этой историей связано нечто большее, плохие отношения с отцом стали причиной того, что мальчик вырос в мужчину, чурающегося людей.

Поначалу Джози считала Хьюстона самодостаточным и отчужденным, профессионалом высокого класса, может, даже в чем-то эгоцентричным. Сейчас она начала понимать, Что он намеренно сдерживал свои чувства, сохранял дистанцию между собой и остальными служащими больницы, оставался кристально чистым и благодаря этому никогда не боялся потерять контроль над ситуацией.

– У Хьюстона не так много друзей, – подтвердила Фрэн.

Джози услышала шум и обернулась, испугавшись, что Хьюстон застанет ее сплетничающей о нем с его матерью Гостиная была пуста, но Фрэн заметила неловкость Джози и заговорила тише:

– У него есть два друга, которых он знает с детства. Есть сестра. Есть я. Вот и все. – Фрэн привыкла оживленно жестикулировать и сейчас каждое слово сопровождала красноречивыми жестами.

Всерьез опасаясь, что Хьюстон в любой момент может появиться в гостиной, Джози все же кивнула:

– Я думаю, в этом-то все и дело.

Хьюстон в больнице тоже чувствовал себя одиноким, и она подумала, что у них может оказаться гораздо больше общего, чем он мог себе представить. Хотя Джози и была со всеми на дружеской ноге, но по-настоящему близких друзей у нее почти не было. Несколько позже у нее появилось ощущение, что Сара чувствует то же самое. Одиночество.

– Эти женщины, они готовы переспать с ним, потому что он так хорош собой, да к тому же еще и доктор. Они вертятся перед ним в надежде на свидания и цветы, но ни одна из них не пытается узнать моего сына, понять его. Но когда умная женщина не пожалеет времени, чтобы увидеть его таким, каков он есть на самом деле, она откроет для себя настоящего мужчину, которого стоит заполучить на всю жизнь. – Фрэн помахала пальчиком перед ее носом: – Но все равно он мой сын. И я не могу быть беспристрастной по отношению к нему.

Джози не очень понимала, зачем они завели этот разговор, разве что мать Хьюстона устала дожидаться новых внуков. А может, она полагала, что жена или подружка будут пополнять запасы съестного в холодильнике Хьюстона, избавив ее от лишних походов в супермаркет.

У нее было ощущение, что Фрэн либо одобряла ее кандидатуру, либо вежливо предостерегала ее, рекомендуя держаться подальше от ее сына.

– Я восхищаюсь им. – И она действительно восхищалась им. Как врачом. Как мужчиной, который сумел заставить ее пережить три оргазма подряд. – Мне хотелось бы быть Хьюстону другом.

Точнее, подругой, желательно голой и в постели.

Фрэн Хейз кивнула с задумчивым видом:

– Хорошо. Тогда не поможете ли мне разок-другой присмотреть за ним? У меня ненормированная работа, и временами я очень занята. Я пока взяла несколько отгулов, но уже пора возвращаться на работу, а дочка абсолютно беспомощна с больными. К тому же она приведет детишек, и Хьюстону придется все время скрывать свои боли, чтобы не напугать их.

Джози легко могла представить себе это. Ока помнила, как он говорил о племянницах.

– А когда Кори пришла без детишек и попыталась сменить повязку у него на ноге, дело кончилось тем, что ее едва не стошнило, и ей пришлось выскочить на улицу, подышать свежим воздухом.

Джози рассмеялась:

– Ну, это обычная реакция. Но, будьте уверены, уж с этим-то я справлюсь. Я же помогаю Хьюстону отпиливать людям кости, так что несколько швов меня не напугают. Особенно если учесть, что именно я его заштопала. Я с удовольствием проверю собственную работу.

– Отлично. – Фрэн просияла, всем своим видом показывая, что они достигли полного взаимопонимания.

Джози улыбнулась ей в ответ, правда, по другому поводу. Теперь, если Хьюстон будет протестовать и попробует не пустить ее на порог, она заявит ему, что ее послала его мать.

На другой день, когда Джози звонила в дверь Хьюстону, на ней были джинсовые шорты и свободная майка, в руках большой пакет с крабами от «Барнакла Билла».

Хьюстон не подходил к двери. Тогда она решила, что он, возможно, не хотел лишний раз хромать до двери, зная, что никого не ждет, а у матери есть ключи. Она нажала на ручку. Ей повезло, дверь не была заперта. И слава Богу, ведь столько крабов ей не съесть и за неделю.

– Привет! – позвала она, войдя в прихожую. – Это я. Я принесла тебе ужин.

Ответа не последовало, и Джози прошла через пустую гостиную прямо на кухню. Хьюстон сидел за стеклянным столом и ел клубнику. Перед ним лежала раскрытая газета. Он поднял на нее глаза, затем сунул в рот очередную ягоду вместе с зеленым хвостиком.

– Это у тебя ужин?

– Да. – Он выплюнул стебелек и аккуратно перевернул страницу газеты.

Словно это могло остановить ее.

– Ладно, здравствуй. Как прошел день? Рада тебя видеть. – Она швырнула пакет на стол.

– Джози. – Он взглянул на нее и болезненно сморщился: – Без обид, но сегодня я не в том настроении, мне не хочется ни с кем общаться.

– Именно поэтому-то тебе и необходима компания.

– В твоем утверждении отсутствует логика, – заявил он, задержавшись взглядом на пакете.

Джози должна была признать, что, несмотря на недавно пережитый кошмар, Хьюстон выглядел достаточно хорошо. Он был небрит, не так опрятен, как она привыкла его видеть, грудь обнажена. Его оливкового цвета шорты свободно свисали с талии, подчеркивая его имидж серфера, который она находила очень привлекательным. Впрочем, сексуальным она его сочла бы даже в наряде Санта-Клауса. А небритая щетина могла бы пощекотать в некоторых действительно интересных местах. «Джози, остановись», – приказала она себе.

Поврежденную руку он держал на коленях, нога все еще забинтована, но, судя по всему, он не испытывал особого дискомфорта.

– А по мне, так логика очевидна, – ответила она и, вытащив из сумки пластиковую коробку, открыла ее и поставила перед Хьюстоном. Характерный аромат свежих морепродуктов наполнил воздух.

– Но ты же не уйдешь, правда? – спросил он, непроизвольно потянувшись за крабом. Он тут же взял себя в руки и остановился.

– Нет. И не надейся. Мы будем ужинать и болтать, и ты расскажешь мне все по поводу тайных признаний, сделанных, когда ты был под диаморфином.

Это заинтриговало его.

– Зачем? Что я такого сказал?

– Ты не помнишь? – Она положила перед ним бумажную салфетку и пластиковый нож с вилкой. – Да ведь это, может, был поворотный момент в моей жизни.

Джози взяла клешню краба и села в кресло рядом с ним, чувствуя, как у нее текут слюнки. День в больнице выдался долгий и трудный, а пообедать ока не успела. Она с удовольствием впилась в клешню зубами.

– Очень мило, – заметил он, отодвигая в сторону миску с клубникой. – Только я ничего не говорил.

– Ты наговорил массу вещей. – Джози утерла салфеткой подбородок. – Ну, например, посоветовал вызвать Тима Шейнберга вместо меня, поскольку я недостаточно квалифицированна.

Она надеялась, что он будет отрицать это или хотя бы смутится. Но ее ждало разочарование. Он лишь пожал плечами:

– И это все? Но это же верно.

Сгорая от желания швырнуть ему в физиономию миску с клубникой, она фыркнула:

– У меня хватает квалификации, чтобы накладывать швы. Достаточно, чтобы делать массу травматологических процедур в тысячу раз сложнее, чем вытаскивать акулий зуб из твоей ноги.

А ведь она так старалась оставаться с ним на дружеской ноге, относиться к нему по-доброму.

Хьюстон уперся глазами в стол, его губы скривились, и она сообразила, что он с трудом удерживается, чтобы не расхохотаться.

Сейчасона это исправит.

– Но после этого нелестного утверждения ты вдруг собрался и выложил, насколько я, по-твоему, хороша собой.

На это последовала иная реакция. Бронзовые мускулы на голой груди напряглись, рука сжалась. Вена на шее вздулась, когда он бросил на нее опасливый взгляд:

– Неужели правда?

– Правда.

Хьюстон, сам того не желая, выявил дотоле неизвестную воинственную черточку ее характера.

Но греховодник снова пожал плечами, бросив взгляд на ее грудь:

– И это тоже верно.

Задохнувшись от возмущения, она вскочила на ноги. Он опять увильнул и привел ее в смятение, а это было последнее, чего ей хотелось добиться. Она вытащила из сумки бумажную тарелку и швырнула крабовую клешню перед Хьюстоном:

– Надеюсь, ты голоден, здесь будет килограмма два, мне трудно судить.

Рука Хьюстона благополучно устроилась на ее талии, пока она возилась с едой, разрезая краба с помощью пластиковых ножа и вилки. Она проигнорировала этот факт, торопясь нарезать краба мелкими кусочками, а затем обмакнуть в сливочный соус.

– Ты действительно прелестна. – Она кожей почувствовала прохладу воздуха на кухне, когда он вдруг задрал ее майку. Она напряглась, судорожно воткнув вилку в краба.

– Замолчи. – Джози дернулась, пытаясь на ощупь вернуть утраченный прибор, когда губы Хьюстона коснулись ее тела.

Вилка норовисто выскочила у нее из руки вместе с куском краба и шлепнулась прямо на газету Хьюстону.

Она отступила на шаг, уклоняясь от поцелуя, быстро перераставшего в совсем уж откровенные ласки.

– Прекрати.

– Почему? – Хьюстон ухватил ее за подол юбки, пытаясь притянуть к себе.

– Ты же сам сказал как-то вечером, помнишь? Мы останемся лишь друзьями. – Это не подействовало. Как она могла устоять перед ним, когда всякий раз, что она смотрела на него, в его голубых глазах светилось неприкрытое вожделение?

– Это была твоя идея. Когда ты намекнула, что мы вполне подходим на роль приятелей на одну ночь, я согласился. Просто я попросил неделю на выздоровление.

– Но я передумала и решила, что ты был прав. И теперь я стараюсь быть тебе другом и, как меня попросила твоя мать, помогать тебе, пока тебе не станет лучше, так что будь паинькой и веди себя прилично.

– А ты не хочешь узнать, что мне требуется, чтобы стало лучше?

Поскольку это скорее всего включало длинный список сексуальных поз и положений для мужчины, у которого повреждена нога, она не захотела его слушать.

– Нет.

Он рассмеялся и отправил кусок краба в рот.

– Но тогда ты не исполнишь обещание, данное моей матушке. Она ведь просила тебя помочь мне. И у меня есть к тебе кое-какие просьбы.

В воздухе сгустилось напряжение. Она заметила подозрительный блеск в его глазах и явную ухмылку, мелькнувшую на лице.

Усевшись на безопасном расстоянии, чтобы он не пострадал от ожога, полученного от жара, излучаемого ее шортами, которые сейчас вполне могли работать обогревателем, она пожевала губу.

– И что же? Что ты хочешь от меня?

– Джози, я совершенно разочарован тем, как ты ухаживаешь за больным. Ведь это всегда было твоей сильной стороной.

– Но мы же не в больнице, Хьюстон, да и ты, прямо скажем, не слишком-то похож на пожилую хилую леди.

Он потянулся за очередным куском краба, покатав его пальцами левой руки по тарелке, прежде чем наколоть.

– Да, наверное.

Она пожалела, что заявилась к нему домой. Ее решимость блекла перед многогранным и привлекательным Хьюстоном Хейзом.

– Ну, так чего же ты хочешь?

– Что-то я не слышу энтузиазма в голосе, Джози. Похоже, мне придется умолять тебя об услуге. – Он явно наслаждался ситуацией.

– Конечно же, тебе не нужно меня уговаривать.

– Ну, хорошо. – Он расправил плечи. – Когда мы покончим с едой, ты не смогла бы сделать мне массаж? Из-за ноги мне приходится спать на спине, чего я никогда не делал. И теперь затылок и плечи просто допекли меня.

Джози с трудом сглотнула. О да, она сможет ощупать каждый дюйм его тела, без проблем. Ей даже не понадобится лосьон, поскольку ее слюны, которой она станет истекать, будет более чем достаточно.

– Заметано, – пропищала она голоском, которым обычно общаются мышата в мультфильмах.

Хьюстон жевал краба, чувствуя себя заметно лучше, чем до прихода Джози. Весь день он читал, смотрел телевизор я пытался не обращать внимания на свою забинтованную, почти онемевшую руку. Это оказалось практически невозможно, потому что почти все его действия так или иначе были связаны с использованием правой руки. Он не мог даже помочиться, пока не научился спускать и поднимать молнию на джинсах левой рукой.

Но Джози служила ему милым, здоровым и слегка сексуальным развлечением. И если она полагала, что будет появляться здесь день за днем и при этом они смогут оставаться платоническими друзьями, то она либо неудачно шутила, либо проявляла невероятную наивность.

Его жизнь терпела крушение, его карьера висела на волоске, точнее, на незалеченном сухожилии, и он решил позволить себе с головой окунуться в страстный роман с Джози Эдкинс. Тем более что теперь он уже знал, как пылко и бурно у них это получается.

В неделю две ночи мучительного, невыносимого наслаждения, возможно, отвлекут его от так называемого выздоровления и от неизбежного дня, когда он сорвет прибинтованную шину и посмотрит, будет ли работать рука.

Но если Джози попытается настоять на соблюдении правила «не тронь меня», что ж, он готов принять вызов. Он даст ей не больше трех дней, чтобы она согласилась: гораздо забавнее и приятнее заниматься лечением в голом виде.

Джози бросила на него подозрительный взгляд и уселась поудобнее в кресле.

– Я слышала, что твоя сестра была напугана, когда делала тебе перевязку.

Еще бы! Под загаром кожа у Кори стала пепельно-серого цвета.

– Сестра всегда была слабым хлюпиком. Когда мы были детьми, я любил ее дразнить всякими жучками и букашками.

Впрочем, гораздо чаще она вызывала в нем покровительственное чувство, желание защитить, чем раздражала его. Он подолгу читал ей вслух, играл с ней, стараясь отвлечь ее внимание от ссорившихся и ругавшихся родителей. Точнее, от их отца, оравшего на мать в приступах ярости, когда та пыталась урезонить его.

– А кто тебя переодевал сегодня?

– Я сам. – На это тягостное и нудное занятие у него ушло добрых тридцать минут.

Джози села рядом, ковыряясь в тарелке. Она бросила на него нежный взгляд, означавший, что ей жалко его и хочется приласкать. Завернуть его в одеяло и кормить с ложечки.

– В следующий раз я этим займусь.

– У меня все получилось, не волнуйся на этот счет. – Ему не нужна помощь. Он сам пройдет через все это, забудет о рубашках с пуговицами и будет есть левой рукой вроде того великана-людоеда и тем самым избежит унижения быть зависимым.

Он не желал считать себя слабым, нуждаться в чьем-то уходе. Оттолкнув кресло, он встал и, стараясь не морщиться от боли, хромая, отправился налить воды.

Подставив стакан под струйку воды из крана в дверце холодильника, он старался удержать равновесие на здоровой ноге.

– Так что я еще говорил, когда ты меня накачала наркотиками?

Джози возмущенно фыркнула:

– Ты не был под наркозом. А дала я тебе то же самое, что получил бы в аналогичном положении любой другой пациент. А вот ты мне заявил, что я очень красива и тебе нравятся мои волосы.

Хьюстон сделал глоток воды и почувствовал нечто, чертовски похожее на то, как краска заливает его лицо. Он вполне мог сказать что-нибудь насчет ее прелестных колючих волос. Ему ужасно понравилось, как они терлись о его живот, когда она отсасывала его, но, дьявольщина, он вовсе не собирался говорить ей об этом.

– А еще, если память мне не изменяет, ты назвал меня настоящей богиней.

Он вскинул голову, на лице появилось обиженное выражение. Джози облизала пальцы и рассмеялась:

– Я пошутила. Последнее я уже выдумала.

Когда он вновь обрел дыхание, она продолжала смеяться, громко и неудержимо. Глядя на нее, неисправимую оптимистку, готовую к состраданию, скромную, без претензий, но чертовски привлекательную, Хьюстон должен был признать, что ему очень приятно ее присутствие здесь, у него на кухне.

И впервые с тех пор, как он пришел в себя и понял, что на карьере хирурга скорее всего придется поставить крест, Хьюстону вдруг тоже захотелось рассмеяться.

Глава 11

Смех и веселье Джози стихли, когда Хьюстон попросил:

– А ты не могла бы сделать мне массаж прямо сейчас? – Точно. Ему захотелось, чтобы она прикоснулась к нему, потрогала его.

Хьюстон с придушенным вздохом откинулся на спинку кресла, расплескав воду из стакана на столе. Он слизнул пролитую воду со своей руки, его губы издали тихий сосущий звук, и Джози почувствовала легкую зависть.

Ей хотелось, чтобы он проделал то же самое с ней самой. Дрожащими пальцами она коснулась его плеч, словно они были радиоактивными, и вздрогнула, почувствовав горячие крепкие мускулы.

– Конечно.

Самое время подвергнуть себя пытке.

Но она тут же напомнила себе, что сам факт, что Хьюстон обратился к ней с просьбой о помощи, уже граничил с чудом. Ей следовало увидеть в этом знак его доверия к ней.

Она решительно приступила к делу, массируя и разглаживая его спину, поднимаясь к загорелым плечам, отмечая милые веснушки, которые будто только и ждали, что их поцелуют. Он с шумом выдохнул, что могло означать удовольствие или боль, – она не была уверена.

– Я не слишком сильно нажала?

– Нет, все очень здорово. – Голос был спокойный, чуть хриплый.

– Отлично. – Оба ее больших пальца добрались до волны укрывавших шею тонких черных волос, прежде чем углубиться в густую короткую поросль.

Он тихо заворчал.

Минуту спустя она вновь пришла в движение, с удовольствием чувствуя его тело под бегающими вверх и вниз пальцами, украдкой забираясь в блестящую черную шевелюру. Ее груди колыхались у самой его спины, а его мышцы напрягались и вздрагивали при случайных прикосновениях.

– У тебя повреждена шея, или это просто воспаление?

– Там воспаление от того, что мне приходится спать на спине. А это вредно для моей шеи. Обычно я сплю на боку.

Джози еще раз промассировала его тело, сильно надавливая большими пальцами, и он одобрительно застонал.

Она вспомнила, как он выглядел, когда она вошла в травматологию, – весь в крови, икра разодрана в клочья. Ее пронизала дрожь при одной мысли об этом и о возможных последствиях.

– Это было ужасно? – Вопрос сорвался с ее губ, прежде чем она успела сдержаться, и она выругалась про себя.

Он удивленно вскинул брови:

– Что ужасно?

Ее руки замерли на его плечах.

– Я хотела сказать, то, что случилось с твоей ногой.

– Акула, что ли? – Хьюстон произнес не с раздражением, а, скорее, несколько растерянно.

– Да. Прости меня за этот дурацкий вопрос. Конечно же, это было чудовищно.

Повисло молчание. Она созерцала его затылок, и ей мучительно захотелось запустить пальцы в его густую шевелюру, наклониться и прижать его к себе.

Хьюстон медленно заговорил:

– Я не уверен, что «ужасно» – подходящее слово. Ну как это бывает? Что-то случается, ты как-то реагируешь, а потом все проходит. – Он покачал головой: – Это трудно объяснить.

– Я тоже так думаю. – Так оно и было, когда умер ее отец. Ты переживаешь и позже – много позже – начинаешь справляться с этим.

Хьюстону предстояло еще долго преодолевать последствия несчастного случая.

– Все произошло так быстро. Мне показалось, я что-то заметил, затем вдруг нога – я даже боли не почувствовал и не успел по-настоящему испугаться.

Уж она-то перетрусила бы как следует! Не отдавая себе отчета, она продолжала крепко сжимать его плечо, пока он не дернулся. Она ослабила пальцы и принялась вновь неторопливо массировать его тело.

– Я даже не знаю, как это назвать, – вдруг произнес он. – Это был несчастный случай? Или нападение? Когда я говорю, что меня укусила акула, у всех появляется выражение страшного испуга на лице. – Он поиграл вилкой на пустой тарелке и покачал головой: – Меня показали в «Новостях», ты же знаешь. Мне очень неловко.

– Я слышала, но сама не видела. – Ей казалось неприличным смотреть это. Посягательством на личную жизнь. – Они сняли тебя в больнице? Я не знала, что Акадия может позволить такое.

– Нет, они включили в передачу случайные снимки на пляже и интервью со свидетелями. И показали фотографию с персоналом больницы. – Он прыснул: – Моя матушка записала это на пленку.

– Ты шутишь! – Джози рассмеялась. – Хотя моя мама сделала бы то же самое.

– Мне жаль, ей пришлось поволноваться за меня. – Хьюстон потянулся и похлопал ее по руке: – Спасибо, пока хватит. Я, пожалуй, переберусь в кресло.

Отступив в сторону, чтобы он мог встать, она ответила:

– Она всегда волнуется за тебя, укусила тебя акула или нет, потому что она твоя мать.

Придерживаясь за край стола, пока не обрел равновесия, он заметил:

– Мне бы хотелось, чтобы она поменьше переживала из-за меня. Я уже давно взрослый.

Его глаза призывно заблестели, когда он повернулся к ней, но Джози не обратила внимания на попытку отвлечь ее. Однако Хьюстон не знал или отказывался признать, что мать будет волноваться и беспокоиться за него, до тех пор пока сама не решит, что он счастлив. А возраст или успешная карьера были тут ни при чем.

Джози рискнула:

– Она сказала, что у нее был неудачный брак и он дурно отразился на тебе.

В глазах Хьюстона мелькнул гнев, он крепче ухватился за стол, нервно смял бумажную тарелку, упираясь в стол бедрами. Так он и стоял, молча стиснув зубы.

Джози обошла его, чтобы убрать остатки ужина.

– Дай, я унесу твою посуду.

Когда она попыталась забрать ее, он предупреждающе поднял руку:

– Не надо убирать за мной. Мне не нужна помощь.

– Ну, это же мелочь. – Она снова потянулась к грязной посуде.

Он быстро схватил тарелку.

– Нет здесь мелочей. Джози, черт побери, если ты будешь продолжать суетиться, мне придется обидеть тебя. А мне не хочется этого.

Вздернув подбородок, она посмотрела ему в глаза:

– Я тоже уже взрослая. И хочу оставаться здесь.

К тому времени, когда он вернется к работе, а ее ординатура завершится, возможно, она будет рвать на себе волосы от разочарования, но пока – черт с ним. Ведь живешь только один раз.

На следующий день после своей смены она решительно появилась в доме Хьюстона и снова без стука вошла в квартиру. Он стоял в одних шортах, нагнувшись над кухонной раковиной, и пытался вымыть голову. Вода струилась по его загорелой спине, он сражался с маленькой металлической головкой гибкого душа, волосы пузырились от избытка шампуня.

Тут же, прямо в дверях, бедра у Джози свело судорогой и внутри заныло. Во рту мгновенно пересохло. Зато совершенно противоположная реакция произошла у нее в трусиках, Соски выскочили, словно весенние тюльпаны, и натянули ее тонкий белый топ.

Он еще не замечал ее присутствия. Был слишком занят, проклиная душ и пытаясь вытянуть его дальше, чем позволял металлический шланг.

– Дьявольщина! – выругался он, смахивая с глаз заблудший мыльный пузырь.

От резкого движения его ягодицы дернулись, мускулы напряглись, и Джози осознала, что ей надо поскорее ретироваться отсюда, пока она сама не выкинет чего-нибудь непредсказуемого. Кухня была крошечная, он находился на расстоянии вытянутой руки, а она уже не доверяла себе.

Прикрыв рот, чтобы не ляпнуть какой-нибудь глупости, она отступила назад, но не учла размеров дверного проема и с размаху врезалась в стену своим отнюдь не миниатюрным задом. Даже шум воды не смог заглушить звук удара, поскольку настенные часы задребезжали и едва не грохнулись на пол, Хьюстон обернулся, схватился за ручку регулировки воды, увлекая за собой головку душа. Теплая струя ударила Джози в лицо и грудь, пока он не отпустил кнопку и вода не перестала течь.

Отплевываясь и отфыркиваясь, она утирала воду с подбородка, а испуг на лице сменило веселье.

– Фу, Хьюстон, ты меня всю намочил.

– Что ж, тебе это не впервой, – заявил он, распрямляясь во весь рост, чтобы уменьшить нагрузку на больную ногу.

Шампунь еще оставался в его волосах, по правой щеке стекал ручеек мыльной воды, но выглядел он потрясающе. Мускулистый и широкоплечий, загорелый, уверенный в себе мужик, ставший вдруг в чем-то уязвимым и беспомощным.

Нет, она все же была законченной дурой. Уж если ей не удержаться перед шоколадным мороженым, то как она сможет устоять перед обаянием Хьюстона?

– У тебя еще шампунь в волосах, – сказала она. Хьюстон провел левой рукой по мокрым волосам, перевел взгляд на ее топ и расплылся в улыбке:

– Ты не дала мне домыться.

– Прости, я не хотела. Помочь тебе прополоскать волосы? – Это было смехотворное предложение, учитывая внезапно охватившее ее вожделение. Стоя почти вплотную к нему, прижавшись животом к его заду, запустив пальцы в его густые волосы, она скорее всего окажется в дурацком положении.

– Я сам управлюсь. – Он наклонился вперед, стараясь держать прямо раненую ногу. Забинтованную правую руку он засунул под раковину, а левой ухватил головку душа.

Схема оказалась не слишком эффективной. Одной рукой он не мог смахнуть пену, а струей воды из душа поливал все вокруг, кроме макушки головы.

– Давай я буду направлять душ, а ты сможешь свободной рукой смыть шампунь с головы, – предложила она, заставляя чувствовать себя профессиональной нянькой, относиться к нему по-товарищески, без намека на сексуальность.

– Я сам буду держать душ. – Его голос звучал приглушенно из-за стальной раковины. – Я тебе его не доверю.

– А чего ты боишься? Что я залью твою кухню? – Она шагнула к нему, сделав глубокий вдох, который должен был выглядеть вполне платоническим.

– Очень может быть.

Он старался направлять струю в сторону головы, но потоки воды стекали по спине, по шортам, пока они окончательно не промокли и не облепили его зад. Поначалу Джози сохраняла дистанцию в добрых два фута между ними, затем вдруг нагнулась и проворно погладила его по голове.

От неожиданности он задрожал всем телом, рука с душем дернулась, направив сильную струю воды прямо ей в грудь. Мокрая материя прилипла к ней, она взвизгнула и попыталась выскочить за линию огня.

– В чем дело?

– У меня весь топ вымок.

Хьюстон, не говоря ни слова, снова направил струю на свою голову. А Джози запустила все десять пальцев в его волосы, стараясь удалить шампунь, не содрав при этом с него скальп.

Хьюстон закрыл глаза и пытался не стучать зубами, пока Джози ворошила его голову. Он чувствовал ее возбуждение, ее тело позади него, избегающее прикосновений, и страстно желал ее. Как всякий раз, когда встречался с ней.

– Кончено, – сказала она, прерывисто дыша, что довершило эрекцию, и без того раздиравшую его шорты.

Джози совершенно очевидно собиралась придерживаться бредовой политики чисто дружеских отношений, которая его вовсе не устраивала. Пылкие мечты и фантазии не давали ему уснуть по ночам, а сладострастные мысли досаждали днем.

Он развернулся и направил струю прямо в ее уже слегка намокшую грудь. Когда она вскрикнула и вскинула руки, он улыбнулся:

– Ух, я совсем забыл выключить воду. – Мгновение спустя он перестал нажимать на кнопку и поглядел сверху. Даже в сухом виде груди у Джози смотрелись великолепно. Ну а влажные… Одним своим видом они могли заставить любого мужика заплакать благодарными слезами. Прилипший мокрый топ скульптурно обрисовывал их, подчеркивая совершенные формы. Розовые соски натягивали тонкую ткань. А сама она растерянно моргала.

– Но это же холодная вода, – только и сказала она.

– Естественно – Хьюстон вновь бросил жадный ищущий взгляд на ее соски.

Она скрестила руки на груди:

– Хватит разглядывать мою грудь.

Может и хватит, лет эдак через сто; когда он насытится ею.

– Я стою перед тобой в одних трусах, а ты в вымокшем насквозь топе. И мы что, должны все равно оставаться друзьями?

– Хьюстон. – Она жевала собственные губы и, казалось, была готова сдаться и немедленно сорвать с себя топ. Но все же бросила на него умоляющий взгляд: – Даже в первый раз это было ошибкой. Еще одна ночь нам совершенно противопоказана. Прости меня, ноя точно знаю, что будет лучше, если мы постараемся оставаться друзьями, а не любовниками.

Лучше для кого? Он потянулся к ней, но она подняла руку.

– Я не хочу, чтобы мне было больно потом, – добавила она со слезами на глазах.

Это был удар ниже пояса.

– Но я же не намерен причинить тебе боль.

Он вовсе не желал доставить боль милой, славной Джози, единственному человеку, который мог вызвать у него улыбку сейчас, когда его карьера хирурга рушилась.

– Я знаю, – с трудом произнесла она, скривив губы. – Но мне нужно больше, чем ты можешь мне дать.

Он знал, о чем она просила. Но его ответ повис в воздухе. Наступило молчание. Хотя в глубине души он знал, что готов дать ей то, о чем она просит. На этот раз он сделает все, чтобы они вместе перешагнули через секс, во что-то гораздо более глубокое и значительное.

Однако он не смог этого сказать. Вдруг ей будут безразличны его слова? Как отдать контроль над собой и собственной жизнью кому-то другому? Да и все остальное в его будущем было неопределенно.

– Я могу дать тебе лишь один день.

Она кивнула, но не сдержала легкого вздоха.

– Я знаю.

Эгоистическая часть его существа жаждала, чтобы Джози сказала, что это не имеет значения, одной ночи ей достаточно, именно этого она и хотела.

Но она умолчала об этом, и он почувствовал себя полным ублюдком. Он продолжал уверять ее, что не причинит ей боли, но всякий раз, когда говорил с ней, добавлял лишнюю каплю в и без того уже полную бадью ее страданий. Она давала ему, и он брал, но взамен не давал ничего, кроме секса.

Он отвел глаза в сторону, когда резкая боль в ноге напомнила ему, что он слишком долго простоял на ней.

– Позволь, я принесу тебе сухую рубашку. – Она ощупала мокрый топ.

– Спасибо, мне и так хорошо. А вот тебе надо сесть. – Она легко провела руками по его голове: – Ты весь шампунь смыл с волос? Если нет, я могу протереть их полотенцем.

Ярость душила его. Ну почему она не может признать, что он последний подонок, и оставить его в покое? Почему заботится о нем? Ни одна женщина из тех, что он знал прежде, ни на секунду не обеспокоилась бы тем, смыл ли он остатки шампуня с головы.

– Я в порядке. Сейчас принесу тебе рубашку. – Он развернулся, чтобы пройти мимо, не задев ее в дверном проеме.

– Я сама могу сходить, – сказала она, пытаясь остановить его. – Только скажи мне, где лежат рубашки.

– Я же говорю, что принесу ее, – прикрикнул он на нее. А про себя еще раз утвердился, что он недостаточно хорош для нее.

Она заслуживала кого-нибудь, кто не был бы сыном его отца.

Джози молча смотрела, как Хьюстон спускался в спальню, волоча раненую ногу. Опасаясь, что с ним могло что-нибудь случиться, она пыталась убедить себя – он сам не захотел ее помощи. Она ведь не покушалась на его самостоятельность и независимость. Если за этим не скрывалось нечто более серьезное.

Дрожа под кондиционером в мокром топике, облепившем грудь, она ждала Хьюстона. А потом подумала: вдруг он упал и застрял в спальне, стыдясь позвать на помощь? Или решил намекнуть, что ей пора уйти? Или получил рану, истекал кровью и умирал от какого-то приступа? Это вполне вероятно, подсказывало ее сердце.

Минуту спустя она уже неслась через холл к его спальне, но в дверях остановилась как вкопанная. Великий Боже! Он пытался снять мокрые трусы.

Но липнущая материя, тугая резинка и возможность пользоваться лишь одной рукой создавали проблему. Трусы свернулись на полпути вниз и застряли как раз на середине его очень подтянутого и привлекательного зада.

По-видимому, он услышал ее возбужденное дыхание. Он бросил взгляд через плечо и тихо выразительно выругался.

– Прости, – произнесла она. Ее лицо пылало. – Я хотела посмотреть, не нужна ли тебе помощь.

– Ты хочешь помочь? – раздраженно спросил он, вскидывая вверх руки. – Отлично. Мне требуется помощь прямо сейчас.

– Что? – Он хочет, чтобы она сняла с него трусы? Он это серьезно? Да стоит ей коснуться его зада, как у нее появятся безумные, неконтролируемые фантазии.

А он даже не удосужился повернуться к ней лицом. И кто знает, что она обнаружит на той стороне!

– Мои трусы насквозь промокли, они застряли. Да ты и сама видишь, моя задница торчит прямо перед тобой. Ты сможешь стянуть их с меня?

Он весь напрягся, глаза пылали яростью. В выражении лица не было и намека на сексуальные потуги, он был слишком зол, чтобы увидеть что-нибудь забавное в этой ситуации.

– Ох, ну конечно же, я помогу тебе, – сказала она, словно речь шла о том, чтобы подобрать слово для кроссворда.

Он промолчал. Просто ждал. Она сделала маленький шажок вперед. Затем другой. Вытянула дрожащие, как у алкоголика, руки и съежилась, когда они коснулись низа спины.

Стиснув зубы, пробежала пальцами по прохладному, влажному телу и старалась не думать о том, что гладила правую ягодицу Хьюстона Хейза. Согласно учебнику анатомии и физиологии эта часть называлась «глютеус максимус», или «бороздчатая мышца». Что вовсе не объясняло внезапно возникшей потребности крепко сжать ее.

Ухватив резинку трусов, она с силой потянула их вниз. Ничего не произошло.

– Они застряли.

– В этом-то и все дело, Джози.

– Думаю, тебе надо раскатать их вверх по спине, затем резко дернуть вниз, не скатывая, так как они слипаются.

Если она сейчас посмотрит ему в глаза, она погибла. И потому она упорно не отрывала глаз от его зада. Наверное, ей придется засунуть руки в трусы, чтобы стянуть их. Но пока она воздержалась от этого.

Она дернула еще раз. Никакого эффекта. Сдавшись, она раскатала их вверх до талии, плотно облепив зад. Прижав палец к губам, она размышляла над проблемой, стараясь не замечать жаркую боль между ног и предательски затвердевшие соски.

– Ты отказываешься?

– Нет, я просто думаю. – По телу в мокром топе пробежала дрожь, когда она ощутила тепло, исходящее от его зада. Ей хотелось склониться вперед, зажмуриться и прижаться к нему, засунуть руки в трусы, туда, где уже ничего не имело значения, кроме наслаждения, которое они могли бы разделить вместе.

Но поступила она, конечно же, иначе. Поскольку она была разумной, логичной и полной дурой. Кто рассуждает о дне завтрашнем, когда перед ним целая ночь?

Но она думала о будущем и решила остаться профессионалом хотя бы в этом. Был лишь один способ содрать с него трусы, и, уж если она работает с пациентом, ей не пристало колебаться. Сделав глубокий вдох, она зажмурилась, схватила трусы с двух сторон, чуть оттянула их от тела и резко дернула вниз.

Она проехалась грудью по его спине, опускаясь на колени в надежде дотянуть трусы до бедер. После чего она могла бы бросить все и бежать, оставив его управляться с остальным.

К несчастью, трусы зацепились за что-то и отказывались опускаться. Она потянула чуть сильнее и ощутила сопротивление спереди.

О, черт! Они зацепились там.

– Хм… – пробормотала она из-за плеча. – У нас другая проблема.

– Это ты виновата.

– В чем же?

– В том, что существуешь. Стоит тебе пальчиком шевельнуть, и у меня встает.

– Ладно. – Джози оторвалась от него и обошла вокруг, чтобы лицом к лицу встретить проблему, надеясь на свою стойкость и уговаривая себя держаться на расстоянии.

Как будто это могло как-то помочь. Тяжело дыша, она оттянула его трусы, и восставший член вырвался наружу, шлепнув ее по запястью.

– Что ж, я рада, что мы становимся друзьями, – с горечью произнесла она, пугаясь собственных слов. – Я готова помочь тебе таким образом в любой момент – только свистни, ведь именно для этого нужны друзья.

Хьюстон был почему-то уверен, что он никогда не попросил бы Кристиана или Денниса стащить с него мокрые трусы. Друзья существуют не для этого. Тем, что проделывали они с Джози, могли заниматься только любовники. И почему она не желает видеть того, что очевидно любому непосвященному?

Она опустилась на колени. Учащенное дыхание Джози согревало его прохладную кожу, пока она дюйм за дюймом с трудов стаскивала с него трусы, а его торчащий член норовил уткнуться ей в рот.

– Так-то гораздо легче получается, – выпалила она, приятно пощекотав волосы у него на бедре.

Свежий воздух проник между ног, освобожденных от мокрых трусов, голова разламывалась от боли. Каждым дюйм его обнаженного тела ощущал близость столь желанной женщины. Малейший наклон вперед, и его член уткнется в нее.

– Джози. – Он вцепился в ее короткие волосы и откинул ее голову назад, чтобы она могла смотреть на него снизу вверх.

– Что? – Ее ногти царапали его бедра, она стащила его трусы уже почти до колен. Широко распахнутые зеленые глаза встретились с его взглядом.

Существовали пределы его возможностей, и он достиг их.

– Я больше не могу так, не в силах оставаться просто твоим другом. – Он чуть покачал головой, разочарование и эмоциональное крушение переполняли его измученное тело. – Уходи, Джози. И больше не возвращайся, понятно тебе? Окажи нам обоим услугу, оставь меня навсегда.

Глава 12

Спустя неделю Джози остановилась возле палаты для послеоперационных больных, чтобы сделать запись в табличке, висевшей на постели пациента. Пожилая женщина плохо себя чувствовала во время сеансов физиотерапии после операции по замене тазобедренного сустава. Джози собиралась поговорить с терапевтом и доктором Шейнбергом, чтобы временно перевести ее в отделение интенсивной терапии.

Сунув руку в карман халата в поисках ручки, она наткнулась на акулий зуб, который носила с собой со времени несчастного случая с Хьюстоном. Зуб напомнил ей о нем. Свое отношение к ней Хьюстон выразил предельно ясно, словно на рентгеновском снимке. Он хотел, чтобы они оставались просто друзьями. А она не могла ограничиться кратковременной связью.

Ей хотелось бы оказаться способной на это, быть женщиной, готовой удовлетвориться случайным сексом, оставив в стороне чувства. Но ее сердце уже попало в эту историю и с каждой минутой увязало все глубже. А потому, может, оно и к лучшему, что он прогнал ее, подняв с колен в тот самый момент, когда она чуть не исполнила самый восхитительный минет в мире.

Ну конечно, все, что ни делается, – к лучшему. А вдруг со временем она вырастет дюймов на шесть и станет модной супермоделью? А пока она бродит вокруг как побитая собака.

После ночи с Хьюстоном она осталась там, с чего начинала, – в полной депрессии и без поклонника, с той лишь разницей, что теперь она четко знала, чего лишилась. Прежде она могла лишь вообразить, что у Хьюстона жаркое тело и волшебные руки, теперь же она знала это. А потерянные трусики с губами были тому доказательством.

Она не виделась с Хьюстоном, но постоянно слышала о нем. Доктор Шейнберг приходил, чтобы обсудить расписание операций Хьюстона и изменения, которые следовало внести в него, пока не будет вызван другой хирург для укомплектования персонала.

Джози хотелось, чтобы именно она оказалась этим хирургом, но она не годилась для этого. Даже если бы она временно замещала его, доктор Уильямс был не слишком оптимистичен насчет будущего Хьюстона. Он был уверен, что со временем, после курса лечения, Хьюстон вернется к нормальной жизни. Он сможет водить машину и справляться с повседневными заботами. Но едва ли у него восстановится мелкая моторика, то есть он сможет писать правой рукой или проводить хирургические операции.

Вполне вероятны некоторая утрата подвижности и возникновение осложнений после рубцевания тканей и артрита. Доктор Уильямс говорил, что им остается ждать и смотреть, но о возврате к полноценной хирургии можно говорить только в долгосрочной перспективе.

Она чувствовала себя отчасти виноватой, это вызвало бессонные ночи и головные боли, которые никак не проходили. Хьюстон был намного талантливее ее, но именно он утратил способность работать, а она, ни на что не годная, могла вкалывать сколько угодно. Она не сумела даже стать другом для него, не доставляя проблем и не залезая ему в штаны.

Она тяжело вздохнула и пошла прочь.

– Осторожно, не сбейте меня с ног. Я сегодня еще не готов к этому, – раздался знакомый голос прямо перед ней.

Она резко остановилась и подняла глаза. Это был он Хьюстон. Доктор Хейз. Он стоял перед ней в брюках цвета хаки, скрывавших швы на его левой ноге. Всем телом он опирался на здоровую ногу, а правая рука была еще в лубке и забинтована.

Под загаром его лицо казалось побледневшим, с темными кругами под глазами.

Ей тут же захотелось поцеловать его и утешить. А пальцы тянулись, чтобы коснуться его. Нет, она была неисправима. Может, ему следовало бы отдать приказ, запрещающий ей делать ему массаж?

Он не хотел ее.

– Доктор Хейз, – спросила она чуть дрогнувшим голосом, – что вы здесь делаете?

И как это она собиралась сохранять профессиональное внешнее безразличие, когда ее одолевают мысли о нем, а перед глазами всплывает картинка – он, совершенно голый, пытается украсть еще одну пару ее трусиков?

Он поморщился:

– Мне стало скучно, вот я и пошел убедиться, что никто не занял мой кабинет.

Это, наверное, должно было считаться шуткой, но она видела, что отчасти он говорил всерьез. Стараясь смягчить напряжение у него на лице, она затараторила:

– Мне просто не верится, я едва не сбила тебя с ног. Это все моя неуклюжесть.

Он открыл было рот, чтобы вежливо опровергнуть это, ко тут его рот скривился в улыбке. Он пытался не расхохотаться.

Ладно, может, она и неуклюжая, но разве он не видит, что в ее неловкости виноват он, – ну как можно быть таким красивым? Но ведь на ее профессиональных медицинских качествах в целом это никак не отражается. Кроме того, вот уже несколько дней она ничего не роняет. Может, даже целую неделю. Обозленная, что он мог смеяться, в то время как она провела целую неделю в страданиях, она скрестила руки на груди.

– Я могу быть нескладной. Это правда. Но разве это проявляется там, где важно, – в операционной?

Он бросил на ее грудь взгляд, не слишком отвечавший больничному антуражу. Впрочем, такие соображения его никогда не останавливали.

– Да и в спальне ты не слишком неуклюжа.

Нет, в этот раз она не поддастся чарам его чувственного голоса. Он должен быть чертовски самоуверен, если пытается шутить на эту тему, после того как выставил ее за дверь. Хотя какая-то часть ее еще трепетала при мысли, что он все равно хочет ее.

Джози вновь повернулась к нему:

– За единственным исключением – когда я свалила велосипед себе на макушку.

– Но это же случилось в холле, а не в спальне. И кроме того, у тебя были на то причины. – Он улыбнулся. Белозубой, самоуверенной улыбкой, которой Джози не доверяла, ибо она наводила на воспоминания о совместно пережитых моментах, полных отчаянного вожделения. – У тебя же лодыжки запутались в шортах.

Они стояли в холле, люди обходили их справа и слева, а он говорил всякие непристойности, хотя неделю назад спустил на нее всех собак. Лихо.

Его идея вернуться к отношениям на уровне просто сотрудников и товарищей по работе пришлась ей не слишком по вкусу. Она не имела ни малейшего желания заниматься непристойными постельными играми с доктором Уильямсом, как, впрочем, уже и с Хьюстоном.

Конечно же, с доктором Уильямсом у нее ничего подобного не было. А вот с Хьюстоном – увы, не важно, будь то в спальне или в другом месте.

– Мне надо осмотреть больного. Извини.

Джози прошла мимо него, чувствуя раздражение и то досадное волнение плоти, которое неизменно появлялось у нее, когда Хьюстон оказывался поблизости.

Он задержал ее руку:

– Завтра ты проведешь операцию, а я буду ассистировать. Тебе предоставится возможность показать, на что ты способна.

– Что? Ты хочешь сказать, что я не буду работать с доктором Лиу? И стану оперировать вместе с тобой? – Ее голос сорвался на писк, и она замолкла.

Наконец-то. Это ее шанс отыграться, доказать ему, что она не жалкий практикант, ждущий своей оказии. Он кивнул:

– Но я буду рядом, присматривая за каждым твоим движением, так что постарайся не слишком возбуждаться.

Именно это она и сделала тут же, не отдавая себе отчета. И кинула взгляд на его забинтованную руку. Он немедленно сунул руку за спину и с вызовом посмотрел на нее.

– Ты готов вернуться? – В то же мгновение она промяла слова, сорвавшиеся с ее губ. Быть готовым – это не для Хьюстона, держать все под контролем – вот его уровень. – Я имела в виду, готов ли ты простоять на больной ноге три часа операции. Это очень трудно. – Он ответил ледяным тоном:

– С этим я справлюсь. Слава Богу, обошлось всего несколькими швами. Но вот почему каждый неуч считает нужным обращаться со мной, словно я тронулся умом?

Джози разозлилась. Она не считала себя неучем и не заслуживала его гнева. И ему следовало понять, что, если человек заботится о нем, это не следует воспринимать как оскорбление.

Не сумев сдержать себя, она выпалила:

– Возможно, потому что каждый неуч может счесть, что мужчина, который готов простоять три часа на раненой ноге, действительно лишился разума.

У него глаза на лоб полезли. Затем он натянуто улыбнулся. Джози же решила, что именно она сошла с ума. Ведь он был единственным хирургом, не позволявшим ей резать больных. Пора бы уже ему почувствовать на своей шкуре, каково это быть вечно на вторых ролях.

– Мозги у меня работают нормально. А вот управлять телом временами действительно трудно. – Его блуждающий взгляд вновь задержался на ее груди, и он тихо рассмеялся: – Дьявольщина, стоит мне взглянуть на тебя, и я уже сгораю от желания.

– Мне знакомо это ощущение, – жалобно пропела она, кинув взгляд украдкой на его штаны цвета хаки, угадывая очертания члена за хрустящим материалом. Ее телу приходилось выбирать между страстным плотским влечением и мороженым в качестве замены секса, который она не могла себе больше позволить.

– Прекрати, – пробормотал он, погладив ее по плечу. – Нельзя же ходить с поднятым членом в первый же день возвращения на работу.

Он мог выгнать ее из своего дома, но не в состоянии перестать желать ее. И, Господь свидетель, она тоже жаждала его. Он был прав. Оставаться друзьями было глупой затеей, просто дуростью.

– Значит, завтра? – спросила она, чуть склонившись к нему.

Хьюстон отпустил ее руку. Губы крепко сжались, словно он пытался удержать разочарованный смешок.

– Господи, я просто не знаю, как это сделать, Джози. Я не знаю, как вернуться к каждодневной работе и держаться от тебя на расстоянии.

«И не надо. Не делай этого. И зачем спорить на эту тему?»

– Хьюстон… – Смутные, противоречивые чувства раздирали ее. Она не знала, что сказать.

– Слушай, пойдем-ка выпьем по чашечке кофе. – Он дернул ее за рукав белого халата.

– Пойдем. – Кто знает, может, за чашечкой мокко с молоком на них снизойдет озарение? Или беседа настолько расслабит их обоих, что в присутствии посторонних они смогут хотя бы притворяться, что между ними нормальные рабочие отношения? Хьюстон неторопливо спускался в холл, стараясь опираться больше на левую ногу. Она пыталась приноровиться к его походке. Сейчас это было гораздо легче, чем раньше, когда ей приходилось бежать вприпрыжку, чтобы успевать за его длиннющими, будто позаимствованными у жирафа ногами.

Но она чувствовала его опустошенность и смятение.

– Извини. Такими темпами мы доберемся туда как раз к ужину.

Взглянув на его забинтованную руку, которую он предусмотрительно придерживал у пояса, Джози заметила:

– Я подозреваю, что о костылях не может быть и речи. – Он поморщился:

– Верно. Костыли противопоказаны моей руке. Четыре недели полной неподвижности. Теперь уже только две с половиной. Слава Богу.

Когда они вошли в лифт, чтобы спуститься в кафетерий, она краем глаза следила за ним.

– А что, если я скажу слово на «К»?

– Слово на «К»?

– Да. Кресло на колесиках.

Ужас в его глазах был ответом на ее вопрос.

– Даже не упоминай об этом, – ответил он, облокотившись о стенку лифта. – Я не настолько безнадежен. И кроме того, я не смогу самостоятельно передвигаться.

Он поднял руку, чтобы показать почему.

– Тогда мне придется просить кого-нибудь все время толкать меня. Ну уж нет. Спасибо.

Да, она хорошо знала, как он относится к людям, пытавшимся оказать ему помощь. Особенно к одной пухленькой разговорчивой девице, которая однажды помогла ему снять трусы.

Когда они остановились на первом этаже, он добавил:

– Еще две недели я выдержу. К тому времени моя нога должна быть в порядке.

– Ну да, особенно с учетом того, что заштопал ее тебе первоклассный хирург.

– О, разве это Майк накладывал мне швы? А я думал, что это была ты.

Она вся поникла. Ради всего святого! Он даже не мог отдать ей должное за прилично наложенные швы?

Джози собиралась высказать ему все, когда заметила усмешку, которую он безуспешно пытался подавить. В его глазах плясали огоньки. Этот негодяй явно поддразнивал ее.

Она облегченно рассмеялась, моментально забыв свои страхи и неловкость:

– Эй! Ты бы лучше следил за тем, что говоришь, а то я не буду слишком нежной и деликатной и не стану церемониться, когда настанет время снимать эти швы.

Дверцы открылись, и они вышли из лифта.

– Знаете, доктор Эдкинс, мне как-то трудно представить себе, что вы можете быть какой угодно, но только не мягкой и деликатной.

Джози не очень поняла, что он хотел сказать, но его чуть хрипловатый голос звучал так призывно, глаза неотрывно смотрели на нее. Он подался чуть ближе к ней, аромат его одеколона ударил ей в ноздри, а сердце затрепыхалось. Они почти касались друг друга и вместе уже переживали столь интимные моменты, доставляли друг другу столько наслаждения! И вот теперь между ними разверзлась пропасть, и она понятия не имела, как ее преодолеть.

– Прости меня, – шептал он, кончиками пальцев поглаживая ее попку. – Я не собирался так грубо обойтись с тобой, как на той неделе в моей квартире. Я же знаю, ты просто помогала мне. Прости меня, Джози, я не хотел сделать тебе больно.

И так как она была полной дурой, она без боя уступила лучшую половинку своего сердца ему. Поняв, что Хьюстон открывался перед ней другой, не знакомой ей дотоле стороной, она лишь пожала плечами:

– Все в порядке. – Но поскольку уж очень велика была чаша страданий, приправленная изрядной дозой унижения, она добавила: – Только не делай так больше.

Он испуганно фыркнул.

– Поверь мне, я постараюсь.

– Не надо стараться, просто не делай так больше, – поучала она, прибегая к спасительному юмору, чтобы скрыть свое замешательство. Она не хотела продолжать разговор на эту тему в холле.

– Я знаю, ты хотела, чтобы мы оставались друзьями, но я не могу, поскольку не в силах отделить плотские желания от остальных чувств. Я действительно прошу проститьменя.

С ней происходило то же самое. Ведь если он не сможет отделить свои чувства к ней от вожделения, их отношения в нынешнем виде продолжаться не смогут.

Когда они подошли к кафетерию, Хьюстон с серьезным сражением лица покачал головой:

– Я хотел бы… Я мог бы… – Не закончив свою мысль он толкнул стеклянную дверь здоровой рукой и произнес тихим вкрадчивым голосом: – Дамы первыми.

Ей вдруг пришло в голову, что, если бы он влюбился в нее, все было бы гораздо проще. Но это было столь же вероятно, как исполнение ее фантазий, когда ей было тринадцать, в которых все парни из группы «Дюран Дюран» в перерыве между концертными номерами дрались из-за нее причем обычно победителем оказывался Джон Тейлор.

К сожалению, теперь она столкнулась с реальностью, и Хьюстон хотел от нее лишь одного. Она и сама охотно отдала бы ему это, но все же пыталась сохранить хоть долю уважения к себе.

Сейчас им предстояло придумать, как восстановить товарищеские отношения без ощущения неловкости. Возможно, чашечка кофе окажется первым шагом в этом направлении.

– Спасибо, – сказала она, проскальзывая в дверь. И тут же, желая, чтобы он поскорее уселся и вытянул больную ногу, отправилась к кофеварке. – Садись, а я пока принесу кофе.

Опасаясь его возражений, она не стала дожидаться ответа и подошла к большой кипящей кофеварке, налив две чашки черного кофе. Затем встала в очередь, чтобы заплатить за них. Вернувшись, она с удивлением заметила, что Хьюстон последовал ее совету и уселся в кресло, наконец-то вытянув больную ногу.

Облегчение настолько явно читалось на его лице, что лишь усилило и без того не покидавшее ее ощущение неловкости.

– Послушай, – сказала она, усаживаясь напротив и ставя чашки на столик. – Ты уверен, что готов вернуться к работе? Не думаю, что тебя там ждут так скоро. У тебя наверняка еще все болит. Ведь ты перенес операцию всего чуть больше недели назад. – Она умолкла, встретив его холодный взгляд.

– Я ничего не чувствую, ни малейшей боли в руке. Она полностью онемела, – заявил он.

– О-ох! – Это был полный от ворот поворот. «Оставь меня в покое» – означали его слова.

Он то притягивал ее к себе, то отталкивал. Хьюстон хотел иметь ее исключительно на своих условиях, и она начала понемногу уставать от этого. Но он вдруг заговорил, прежде чем она придумала, что ответить ему.

– Да. – Улыбка получилась кислой и натянутой. – У меня сейчас нет подходящих слов, чтобы все объяснить. Да и настроение не то, чтобы обсуждать эту тему.

И никогда у него не будет подходящего настроения, в этом она была уверена.

– Хьюстон, прости меня. Я знаю, что это не имеет значения, но…

Он поднял здоровую руку:

– Пожалуйста, не надо. Я еще не готов выслушивать соболезнования. Мы не узнаем ничего определенного, пока не пройдут эти четыре недели и не заживут поврежденные сухожилия и нервы. Затем предстоит физиотерапия, и, если повезет, месяца через три тебе уже не придется больше жалеть меня.

– Ну конечно. – Она выдавила улыбку, хотя про себя подумала, что он излишне оптимистичен. Однако дьявольски трудно было смотреть на то, что осталось от Хьюстона, и она очень подозревала, что ему придется постепенно, шаг за шагом, приспосабливаться к новым требованиям жизни. – Итак, доктор Стенхоуп дал добро на твое возвращение? Я слышала, что он весьма строг и придирчив в отношении профпригодности врача. – Джози сменила тему и старалась говорить беспечным тоном.

Хьюстон недовольно заворчал:

– Любой завкадрами должен быть строгим в этом отношении. Недостаток требовательности может довести больницу до банкротства, а Акадия и так не купается в деньгах.

Стенхоуп скрепя сердце разрешил мне вернуться к работе да и то на определенных условиях.

Джози сделала глоток обжигающего кофе и удовлетворенно вздохнула. Она чувствовала себя простуженной, холод пронизывал ее до костей.

– Возможно, он предпочел бы дождаться твоего полного выздоровления.

Хьюстон задумчиво поводил пальцем по салфетке, на которую Джози поставила его чашку.

– Не исключено. Но у меня действительно ничего не болит, ты же знаешь. Просто не сгибается нога, а швы безумно зудят и чешутся. Но, похоже, никто не хочет поверить мне.

– Я верю тебе, – спокойно заявила она.

– Стенхоуп вынудил меня согласиться на укороченную, шестичасовую, смену в ближайший месяц. Этого времени будет хватать на одну-две операции в день, не больше. Я надеюсь, что ты все быстро схватываешь и усваиваешь.

Страх, что ее признают непрофессиональной или не соответствующей требованиям, охватил ее. Вот он, ее главный шанс. Возможность доказать Хьюстону, что она готова стать полноценным хирургом. Что, несмотря на ее внешность и легкий характер, она профессионал, на которого можно рассчитывать.

– Я уже оперировала массу переломов, целый год провела в травматологии и занималась самыми разнообразными случаями. – Об этом ему должно быть известно. – Ну и вообще я очень быстро все схватываю и усваиваю.

– Отлично.

Джози молча смотрела, как Хьюстон пил кофе, и размышляла, догадывался ли он сам, насколько хорош. И как сильно она желала его, и до чего тяжело ей говорить ему «нет».

Как же трудно все-таки держать себя в руках! Она и раньше знача, что переспать с ним – ошибка. Так оно и оказалось – ошибка, да еще какая! А теперь ей надо делать вид, что этого никогда не было, поскольку она полна решимости завоевать его доверие в операционной. Начиная с завтрашнего дня.

– Так что там у нас с расписанием?

Он уткнулся носом в чашку и пожал плечами:

– Мы можем спуститься и посмотреть, если хочешь.

– Только попозже. Я посмотрю где-то через часок. А сейчас я должна вернуться. – Чтобы выпить с ним чашечку кофе, она бросила шесть незаконченных дел, и теперь они не могли подождать лишних десять минут.

Хьюстон рассеянно кивнул, явно думая о чем-то своем. Вдруг он заговорил:

– Так что я сказал, когда ты меня штопала?

Джози вспомнила его прозрачные сексуальные намеки и улыбнулась:

– А ты уверен, что тебе хочется знать это? – Он тяжело вздохнул:

– А что, все было так плохо?

– Нет, не плохо. – Даже хорошо. – Но я не уверена насчет того, как ты это воспримешь.

Он резко поставил чашку на стол, расплескав кофе. Не обращая внимания на лужицу на столе, он поморщился:

– Ладно, рассказывай. Я переживу это. Так что я говорил?

Она сунула ему салфетку и встала, стараясь, если повезет, не ухмыльнуться.

– Мне действительно пора возвращаться.

– Джози! – прорычал он.

– Да, доктор Хейз? – Она подтянула штаны и удивленно вскинула брови.

Он поднял на нее огорченный взгляд:

– Что я еще наплел, кроме того, что комментировал твою прическу? Да говори уж, не мучай меня.

– Ты не так уж и много сказал, – пожала она плечами, с легкой улыбкой глядя на него сверху вниз. – Ты попросил меня снять твои плавки, заявив, что я и прежде видела тебя голым. Отругал меня за то, что я называла тебя «доктор Хейз». Ведь я же стала звать тебя просто Хьюстон, после того как мы провели ночь вместе. А еще ты заявил, что, если бы не твой отец, я была бы той женщиной, с которой ты хотел бы быть вместе.

Как он все это переварит?

Джози повернулась, скрипнув тапочками на кафельном полу, и направилась к двери, покачивая бедрами в туго облегающих брюках. А Хьюстону захотелось забраться под стол.

Дьявольщина! Все оказалось хуже, чем он думал.

Он не только со всей ясностью заявил о своем плотском влечении к ней, но, судя по всему, еще вытащил на свет Божий и своего отца. Ну уж нет. Больше никаких лекарств.

Это объясняло ежедневные появления Джози в его квартире. Он признался ей в своих чувствах, а Джози оказалась добрейшим человеком. Она переживала за него и стала заботиться о нем.

Но это вносило в его существование ненужные осложнения. Жизнь бросала ему суровый вызов, только еще не хватало охранять свое сердце от вторжения Джози!

Всему надо учиться заново. Начиная с простой уборки, когда приходится преодолевать собственную неловкость. Даже вытереть пролитый кофе левой рукой, не прибегая к помощи правой, оказалось почти непосильной задачей. Он кончил тем, что перевернул руку и водил ею по салфетке вдоль и поперек, а та рвалась и прилипала к руке.

Он выругался про себя. Каждый день после несчастного случая превращался в нескончаемую борьбу. Постоянный ад. Молнию на джинсах он мог застегнуть лишь с третьей-четвертой попытки, и на это уходило не меньше десяти минут. Пришлось забыть о том, чтобы застегивать на пуговицы рубашку. Или резать пищу ножом и вилкой. Мытье под душем превращалось прямо-таки в комедию. Ну а управиться с мокрыми трусами и вовсе не было никакой возможности.

Вот почему он вернулся к работе. Он ни дня не мог оставаться дома и открывать для себя кучу вещей, которые не в состоянии больше делать. И вероятно, не сможет никогда.

Он безжалостно прервал поток горьких мыслей. Он полностью восстановится. Иначе вопрос не стоял. Что с ним будет, если он не сможет работать хирургом?

Ему требовалось время, чтобы выздороветь окончательно. Через две недели начнется курс физиотерапии, и тогда он вновь обретет подвижность всех членов, достаточную для того, чтобы выполнять свою работу так же хорошо, как он делал это прежде.

А тем временем ему придется научиться пользоваться левой рукой, если он хочет обходиться без помощи матушки. В тридцать три года он уже был слегка староват для того, чтобы его мать застегивала ему рубашку. А Джози не могла вновь заняться его трусами и надеяться одновременно сохранить на себе свои собственные.

Такого больше не произойдет. Потому что самым важным для него было научиться не обращать внимания на собственные чувства и бунтующие гормоны и делать вид, что Джози Эдкинс всего лишь еще один травматолог-ординатор.

И все это было столь же вероятно, как то, что Хьюстон вернется назад во времени и прибьет ту акулу доской для серфинга.

Глава 13

Джози нервничала. Скорее даже была просто испугана. Она с десяток раз видела, как эту операцию делал доктор Хейз, но сегодня сама должна была держать в руке скальпель.

Не надо бояться, убеждала она себя, спускаясь в холл на встречу с больным. Во время ее работы в травматологии она оказывала срочную хирургическую помощь, а также делала большие операции под надзором доктора Шейнберга.

Весь процесс был ей знаком как снаружи, так и изнутри. Доктор Хейз будет находиться рядом в течение всей операции, направляя каждый ее шаг.

А может, именно в этом и заключалась часть проблемы? Она знала: несмотря на то что он допустил ее к операции он делал это по необходимости. Он никогда не верил в нее, скорее всего не поверит и сейчас. Но она была его пропуском в операционную.

Без нее в качестве предлога ему, вероятнее всего, пришлось бы ограничиться осмотром пациентов и изучением их рентгеновских снимков, чем он явно не хотел заниматься по множеству причин. А главным образом потому, что Хьюстон еще не готов прямо взглянуть в лицо своему будущему и вероятной неспособности оперировать.

Круглосуточное сидение дома не оставляло ему ничего, кроме массы времени для размышлений о будущем и его мрачных перспективах, от преподавательской работы до самого нижнего уровня для хирурга – профессионального эксперта по расследованию преступной небрежности или халатности врачей в случаях неудачных операций. Здесь же, в больнице, он мог считаться просто выздоравливающим, ассистируя при операциях, до тех пор пока не сможет вновь занять свое законное место в центре операционной.

Так что Джози оказалась в не слишком удобном положении. Она могла заниматься тем, чем ей хотелось, в течение трех месяцев, но по ложным причинам. Хьюстон, возможно, позволял ей оперировать вовсе не потому, что ему этого хотелось, и ей придется выполнять работу высшей квалификации, чтобы доказать ему, что она принадлежит к когорте травматологов. И самой себе.

Ворчливый внутренний голос безжалостно твердил ей, что хирургия – это не для нее. Но она игнорировала его. Не имело смысла поддаваться сомнениям теперь, на последней стадии игры. Она дала обещание, которое предстояло сдержать. Кроме того, оставалась куча долгов и займов со студенческих времен, которые предстояло оплатить.

Она сделала глубокий вдох и вошла в палату, где Руби Фрэнске ждала, когда ее отвезут в операционную. Джози нравились порядки, заведенные в больнице. Каждый больной проходил предоперационное обследование в своей палате, сидя в удобном кресле на колесиках, в котором затем его везли прямиком в операционную.

Больные меньше волновались, не паниковали. Вот и руби сидела, откинувшись на спинку кресла, держала за руку мужа и выглядела совершенно расслабленной.

– С добрым утром, миссис Фрэнске. – Джози уже виделась с Руби несколько недель назад в кабинете доктора Хейза, когда та проходила обследование.

Приемные часы у Хьюстона были по вторникам и четвергам. Он осматривал пациентов до и после операции. Джози довелось лишь два-три раза попасть на подобный прием, но она была всегда рада пообщаться с больными.

Она вспомнила, что миссис Фрэнске страдала от сильных болей, и для передвижения ей приходилось использовать ходунки, хотя в свои семьдесят она выглядела достаточно молодо.

– С добрым утром, доктор Эдкинс. – Язык у Руби чуть заплетался из-за болеутоляющих, которые ей давали в последнее время.

– Ну как, вы собрались с духом и готовы к испытаниям?

– Да, готова.

– Может, в последний момент появились какие-нибудь вопросы?

– Нет, пожалуй, нет.

– Ладно, тогда я пошла переодеваться. Мы с доктором Хейзом встретим вас в холле. Медсестра спустит вас вниз. – Она ободряюще сжала руку Руби. – Когда все закончится, вам будет много лучше, поверьте. Вы сможете ходить без посторонней помощи и не пожалеете, что решились на операцию.

Руби рассеянно кивнула:

– Надеюсь.

– А как вы, мистер Фрэнске? – Джози заметила, что муж Руби выглядел озабоченным, сидя рядом с ней и держа супругу за руку.

– Прежде было лучше, – сказал он хмуро. – Послушайте, а кто будет проводить операцию вместе с вами, доктор Эдкинс? Мы с Руби видели в «Новостях», что на доктора Хейза напала акула.

Джози едва не вздрогнула. Да, это заставит содрогнуться Хьюстона.

– Мне просто не верится, что они включили доктора Хейза в выпуск «Новостей».

– О да. Всякий раз, когда на кого-нибудь нападает акула, они тут же дают это в «Новостях». Чем сильнее укус, тем больший сюжет. Они дали фотографию доктора Хейза, назвали его имя и все такое. – Он сдвинул очки на лоб и добавил: – Седьмое нападение акулы в этом году.

Руби издала одобрительный звук.

– Фред ведет учет, доктор Эдкинс. Мне кажется, это ужасно. Как себя чувствует доктор Хейз?

– Он в порядке, – с трудом выдавила из себя Джози. – И он будет присутствовать в операционной, помогать мне. Ведь вы его пациентка, и он хочет внимательно наблюдать за вами. – Или за Джози. В зависимости от того, как посмотреть. Она улыбнулась супругам, уходя: – Увидимся через несколько минут.

В тревожном ожидании она вошла в операционную и внимательно посмотрела на Хьюстона.

Но его сейчас звали доктор Хейз. В операционной он вел себя как обычно, и никто не мог заподозрить, что совсем недавно они провели вместе страстную, незабываемую ночь. Его невозмутимость обескуражила ее.

Он не выказывал ни малейшей подавленности по поводу своей раны и утраты привычного места оперирующего хирурга. Джози даже пришло в голову, что, если бы выздоровление зависело от силы воли и упорства, Хьюстон был бы уже здоров на все сто процентов.

Ему поставили высокий табурет справа от Джози, на котором он уже восседал, когда она вошла, готовая приступить к операции.

– Вы задержались, доктор Эдкинс? – спросил он безразличным тоном.

– Нет, я беседовала с пациентом.

– Никогда бы не подумал, – буркнул он.

– Простите? – Она взглянула на него, но натолкнулась лишь на жесткий взгляд холодных голубых глаз.

Тем временем ввезли миссис Фрэнске на каталке, и Хьюстон ничего не ответил. Все еще преисполненный ответственности за все, несмотря на утрату главной роли, он дал команду санитарам переложить миссис Фрэнске на операционный стол.

Анестезиолог спокойно попросил больную сосчитать до десяти, накладывая маску ей на лицо. Миссис Фрэнске успела досчитать до трех и отключилась.

Деятельность жизненно важных органов, пульс и давление отслеживались на мониторе, оборудование проверено, больная лежала на боку, ее нога была полностью стерильна и подготовлена к операции. Все уже готово.

Для Джози.

Ее рука почти не дрожала, когда она делала первый надрез на верхней части ягодицы. Хьюстон по ходу операции указывал на сосуды, которые следовало прижечь для избежания кровотечения.

На лбу у нее выступил пот.

Паника начала охватывать ее. Что она делала здесь? Жизнь этой доброй пожилой женщины находилась в ее руках, а она была всего лишь неопытной любительницей. Ее рука замерла.

Холодная комната показалась парилкой. Струйки пота потекли по груди, в горле застрял комок.

Хьюстон ободряюще хлопнул ее по плечу рукой в лубке, стараясь не использовать левую руку, стерильно чистую на случай, если в операции придется участвовать непосредственно ему.

– Эй, – произнес он. – Ты все делаешь правильно. Продолжай.

Она быстро обернулась и встретила его взгляд из-под маски. Он вновь кивнул, и она прочла уверенность в его глазах. Он верил в нее. В противном случае он не позволил бы ей продолжать операцию.

Переведя дух и проглотив комок в горле, она сконцентрировалась на операции. Требовалось вскрыть фиброзно-волокнистую оболочку чашки бедра, чтобы затем извлечь головку тазобедренного сустава.

Джози пришлось отпилить вывихнутую головку кости и расширить полость чашеобразной суставной сумки, чтобы освободить место для искусственного сустава.

Это ей еще предстояло проделать.

Голос сестры, читавшей данные о кровяном давлении и уровне кислорода, доносился будто издалека. Она сосредоточилась на том, чтобы руки не дрожали, работали точно, без лишней суетливости, в нормальном ритме. Она пыталась имитировать хьюстоновскую уверенность в себе и минимизировать количество остановок из-за собственных колебаний.

Здесь применялся бесцементный имплантат, и она аккуратно вставила новую чашку, закрепила ее шурупами, что потребовало больших физических усилий. На это ушло в два раза больше времени, чем у Хьюстона, когда он оперировал сам. Но она сделала это и облегченно вздохнула.

Медсестра вытерла у нее пот со лба, и Джози приступила к деликатному процессу скобления продольной оси кости с применением слесарного инструмента.

Хьюстон пробормотал:

– Хорошо, продолжай. У тебя получается.

Джози примерила пробный штифт и выбрала подходящий размер. Но вдруг заколебалась и вопросительно взглянула на Хьюстона.

– Длиннее? – спросила она сквозь марлевую маску на лице.

– А сама как думаешь?

– Пожалуй, чуть длиннее. Этот не слишком плотно укладывается в канавку.

Он вновь кивнул, повернувшись на стуле:

– Думаю, ты права.

Оставалось только подобрать подходящий штифт, с помощью молотка собрать основные компоненты протеза и заново выверить размер.

После новой проверки компонентов она уложила штифт, убедившись, что в ране не осталось осколков.

Отступив назад, чтобы ассистенты могли зашить рану, она ощутила неимоверное облегчение.

«Слава Богу, все кончено, – только и смогла подумать она. – И я не хочу никогда больше заниматься этим». Испуганная столь неразумными мыслями, она смотрела, как снимали анестезию, а миссис Фрэнске готовили к перевозке в палату для выздоравливающих, чтобы начать процесс адаптации нового протеза.

Она с трудом сглотнула. Вся операция заняла два с половиной часа, а она чувствовала себя так, словно полжизни пролетело с того момента, как она переступила порог операционной. Максимальная концентрация и потребовавшиеся физические усилия полностью опустошили, и непреодолимый страх охватил ее. Как могла она возненавидеть профессию, осваиванию которой посвятила последние девять лет жизни?

Когда-то ей, юной девушке, хирургия казалась увлекательным и достойным занятием. Ей хотелось доказать, что по своему интеллектуальному уровню она ни в чем не уступает лучшим из хирургов. Травматология казалась ей логичным и ясным использованием скальпеля. Сначала рентгеноскопия раны или очага заболевания, затем диагноз, операция, лечение. Все очень просто.

Тогда почему же после целого года ординатуры со сменой основных специализаций в травматологии у нее появилось ощущение, что она полностью перестала понимать значение слова «логика»?

Она устало сняла перчатки и халат. Швырнула их в бак с грязным бельем. Она собиралась пройти в палату за миссис Фрэнске, чтобы убедиться, что ее состояние стабильно. Но для начала нужно перевести дух и дать успокоиться желудку, в котором все переворачивалось от спазм и конвульсий.

Но – стоп. Что-то здесь было не так. Она должна быть в приподнятом настроении, чувствовать себя окрыленной, что все прошло так хорошо, напомнила она себе.

Миссис Фрэнске оказалась образцовой пациенткой, ее тело реагировало именно так, как и должно было, а сама Джози не совершила ошибок.

Джози повернулась, чтобы покинуть операционную, и вдруг ощутила устремленный на нее взгляд Хьюстона. Опасаясь, что он заметил ее смятение, она гордо вскинула голову и прошествовала мимо него, глядя на натертый до блеска стерильный пол.

– Джози.

– Да? – Звук его голоса заставил ее оторвать глаза от пола.

Он сдернул маску с лица, и ее взгляд остановился на его губах. Ей захотелось, чтобы он поцеловал ее. Чтобы прижал к груди и снова сказал, что все прошло путем.

Краска залила ее лицо. Неужели ей действительно это так необходимо? Ему она не нужна, он не хочет ее, а вот ей никак не удается перестать желать его.

Хуже того, он не улыбнулся, не похвалил ее и даже не подтвердил, что она все хорошо и правильно сделала.

Вместо этого он просто сказал:

– Если ты не чувствуешь уверенности в себе, то и никто из окружающих не ощутит ее.

Она не нашлась что сказать. Он говорил ей это и прежде. И был прав.

– Я знаю.

Озабоченность на его лице означала, что ее первая попытка в операционной оказалась неудачной. И не важно, что все прошло ровно и она не совершила явных оплошностей.

Она давно уже заблуждалась. Доктор Шейнберг сказал ей однажды, что хирургия – это призвание, и сейчас она не понимала, почему она всегда была уверена, что оно у нее есть. И даже когда она посмеивалась и шутила над собой, Хьюстон видел ее насквозь, знал, что она была просто комком нервов и чувствовала себя, как испуганная собака во время грозы.

Она снова направилась к двери, ей нужно было побыть одной.

– Джози. – Его ровный, безразличный голос снова остановил ее. – Это была отличная работа.

– Спасибо. – Опасаясь, что она начнет лепетать, как ребенок, если повернется к нему, она толкнула вращающуюся дверь и нырнула вперед.

Ей требовалось на время отдалиться от операционной. И Хьюстона Хейза.

Джози едва не сбила на бегу Ширли из приемного покоя.

– Простите, что прерываю вас, вы уже закончили здесь? – Джози удивленно кивнула, увидев Ширли не в приемном покое.

– Да, только что. Закрываем операционную. Вам что-нибудь нужно?

Ширли скользнула в дверь, на ходу надевая халат и колпак.

– Только что произошла страшная автомобильная авария, тут, неподалеку, на бульваре. Разразился такой ливень, когда ни черта не видишь в двух футах перед собой. Столкнулись сразу шесть машин. Травмпункт переполнен. У нас тут открытый перелом бедра. Можно мы поднимем его к вам?

– Ну конечно, везите его в третью палату. – Джози с трудом удержалась, чтобы не спросить мнение Хьюстона на этот счет, зная, что он стоит за ней и молча слушает. Дежурным хирургом здесь была она, черт возьми. Пора уже начать действовать самостоятельно, отодвинув в сторону все личное.

Спустя двадцать минут, перехватив чашку кофе и булочку, Джози была в третьей палате, вместе с Хьюстоном оценивая серьезность травм.

Мужчину, которого привезли в бессознательном состоянии, сейчас обследовал врач-анестезиолог. Ему было лет сорок – пятьдесят, судя по седине, тронувшей его виски, и морщинкам в уголках глаз. Обрывки того, что ранее называлось брюками от костюма, были отрезаны, и серый облегающий пиджак наводил на мысль о солидном бизнесмене. Может, он ехал на деловую встречу, последнюю в этот день, перед тем как отправиться домой к жене и паре волосатых тинейджеров.

И именно Джози предстояло поставить его на ноги, отправить к семье, если таковая имелась. Ответственность, свалившаяся на нее, буквально ошеломила ее, она сделала глубокий вдох, чтобы хоть чуточку успокоиться. Ведь она же потрясающий доктор, знающий, компетентный хирург. Она почти год проработала в травматологии и не раз сталкивалась с целым набором всевозможных несчастных случаев.

Эта мысль отчасти вернула ей самообладание.

Хьюстон передал ей, что сообщил доктор из «скорой помощи».

– Это тяжелый случай. У него ушиб печени, сломано несколько ребер от удара воздушной подушки плюс сложный перелом бедра и большая потеря крови. Так что залатай его ногу, и мы отправим его в стационар, сделав на прощание переливание крови.

Джози не привыкла, чтобы Хьюстон говорил столь легкомысленным тоном. Она принялась ставить зажимы на сосуды, чтобы остановить кровотечение, по ходу размышляя, почему он так беззаботно болтает при столь тяжелой травме.

И тут она поняла, что скорее всего он делал это для ее же пользы. Он очень сомневался насчет ее способности справиться с таким серьезным делом. Да и она совсем не дала ему повода доверять ее нервам и выдержке, если уж была едва ли не в шоке во время простой операции по замене тазобедренного сустава.

В течение следующих двух часов Джози накладывала пластинки и скрепляла шурупами сломанные кости.

Она чувствовала, что успешно справляется с раной, когда вдруг услышала пугающий звук отключившегося монитора, извещающий о возникновении проблемы.

Джози не подняла глаз, зная, что для этого есть ассистенты. Она упрямо продолжала работать.

– У него остановка сердца, – объявил анестезиолог. Господи, помоги ей! Сбывался самый страшный ночной кошмар Джози. У этого человека, имени которого она даже не знала, остановилось сердце прямо здесь, на операционном столе, пока она возится с его ногой.

Хьюстон придвинулся, чтобы помочь ассистенту.

– Срочно дефибриллятор! – крикнула Джози, не поднимая глаз.

Подошел ассистент с прибором в руках. Хьюстон, чтобы не загораживать дорогу, откинулся назад.

– Мне этого не сделать одной рукой. Придется тебе.

– Я знаю. – Она вытерла руки о халат и взялась за ручки электродов.

Закрепив первый электрод на груди больного под правой ключицей, а другой – на левой половине чуть выше сердца, Джози перевела дух.

– Двести джоулей, давай.

– Включаю. – Однако сердце больного не реагировало на электрошок.

На экране монитора появилась непрерывная ровная линия, и раздался громкий тревожный звонок. Ассистент использовал прибор в течение минуты, пока Джози не толкнула его.

– Включай еще. – Она не могла позволить, чтобы этот человек умер здесь.

Ранение действительно серьезное, с большой потерей крови, но не должно оказаться смертельным. Она никогда не сможет простить себе, если он умрет прямо перед ней, среди чужих ему людей, так и не получив шанса попрощаться с родными.

Результат был тот же, и ассистенты трудились синхронно, делая все необходимое. Пациенту ввели внутривенно эпинефрин и лидокаин. Снова проверили положение электродов, прибор подготовлен, анестезиолог следил за экраном монитора.

– Включай! – В голосе Джози звучало отчаяние. Медсестра вопросительно взглянула на доктора Хейза.

– Давай, – кивнул тот.

– Триста шестьдесят джоулей, – ясно произнесла Джози.

На этот раз реакция последовала. Сердце забилось в синусовом ритме, слабо, но уверенно. У Джози от облегчения дрогнули колени.

– Пульс есть, – объявила сестра. Анестезиолог опустилась в кресло, утирая пот со лба:

– Ох, он был на грани.

С комком в горле Джози вернулась к перелому. Она не решалась заговорить, боясь не сдержать слез, и хотела немедленно завершить процедуру. Она не могла позволить себе проиграть прямо здесь.

– Я помогу. – Спокойный голос Хьюстона едва не разбил вдребезги остатки ее самообладания.

Как может он быть таким невозмутимым, собранным и уверенным в себе, когда человек едва не умер на операционном столе, этого она не могла понять. Она кивнула ему, опасаясь, что, если она встретится с ним взглядом, Хьюстон услышит и увидит ее растерянность, всю ее несостоятельность как хирурга.

Хьюстон начал работать, завинчивая последнюю гайку левой рукой, и Джози не могла не заметить, что ему хватало одной руки, чтобы за то же время выполнить работу, которую она вряд ли успела бы сделать двумя руками. Она увидела в этом явный знак, что не создана для операционной.

Он отступил назад, чтобы уступить ей место, когда ей пришлось сшивать мышцы на бедре. Двадцать минут спустя она наложила последний шов, и мужчину увезли в стационар для обследования и выявления признаков негативных последствий остановки сердца.

Глядя вслед удалявшейся каталке, Джози тяжело вздохнула. У нее тряслись руки. Интересно, ее рука с иглой так же тряслась, когда она зашивала рану? Ведь у этого бедолаги может остаться уродливый шрам.

Нелепость этой мысли заставила ее лихорадочно стащить с рук резиновые перчатки и рвануть в раздевалку.

– Джози.

Не слушая Хьюстона, она опрометью выскочила из операционной и с трудом удержалась, чтобы не броситься бегом в холл. Она едва дышала, лицо пылало. В ординаторской она перешла на бег трусцой и не остановилась, пока не спряталась за последним рядом шкафчиков с одеждой. Сидя на скамейке, она обхватила голову руками и зарыдала.

Это были слезы облегчения. Слезы паники. Ужаса от того, что у нее под ножом на операционном столе мог умереть человек.

Она не дала себе труда скинуть испачканный кровью халат, руки бессильно упали на колени. Никогда еще она не чувствовала себя так отвратительно, как сейчас. Там, на с голе, лежал человек, а не пациент. Человек, который доверил ей жизнь.

Что она делает? Она не создана для этого. Сара была права. Лучше бы она изготовляла бижутерию или торговала безделушками в мелочной лавке на набережной, а не стремилась стать доктором.

– Джози.

Черт возьми. Хьюстон! Она вскинула голову, вытерла глаза и перестала рыдать.

– Подожди минуточку, – попросила она дрожащим придушенным голосом.

Будь он порядочным человеком и питай он хотя бы малейшее уважение к ее чувствам, он бы дождался, пока она не скажет, что вполне справилась с собой. Или просто оставил бы ее в покое. Но Хьюстон пристроился на соседней скамье, погладил ее руку, приведя и без того растрепанные чувства Джози в полнейшее расстройство. Общаться с ним сейчас, чувствовать на себе его сочувственный взгляд было выше ее сил. Она раздраженно отвернулась от него:

– И как тебе показалось?

– Ты проделала отличную работу. – Она вскинулась на него, пораженная:

– Ты с ума сошел? Я же едва не убила его!

Ей тут же захотелось взять свои слова обратно. Они слишком откровенно обнаружили все ее страхи, а Хьюстон и слышать не хотел ее скулеж и хныканье.

– Нет. – Хьюстон покачал головой. – Ты спасла того человека. И не должна корить себя за то, что тебе неподвластно.

Ее тронула попытка подбодрить ее, привести в чувство. Но сейчас ей хотелось только побыть одной.

– Я была слишком медлительна. Если бы я все сделала быстрее, у него не было бы остановки сердца.

– Повторяю, ты спасла его, Джози. Я уверен, что у него остановилось сердце из-за не выявленного диагнозом глубокого тромбоза в икре. Тромб поднялся по вене и вызвал легочную эмболию. Мы оказались как раз на месте в тот самый момент, когда тромб двинулся.

Это объясняло, как все произошло. Ее вины здесь не было. Но почему-то от этого ей не стало легче. Джози вытерла влажные щеки и села, сгорбившись. На душе было муторно.

– Пациенты умирают, так случается. Это факт медицины. Ты все исполняешь наилучшим образом, проявляешь свои лучшие качества и умение, и это все, что может ожидать от тебя больной.

Но именно здесь была собака зарыта. Здесь-то и коренились ее сомнения.

Она не смогла удержаться и пробормотала:

– А что, если мои лучшие качества и умение недостаточно хороши?

Хьюстон пожал плечами:

– Иногда может быть и так.

Его манера принимать все как свершившийся факт испугала ее.

– Я просто не могу поверить, что ты в состоянии сидеть здесь и говорить, словно тебе наплевать на то, что кто-то умирает!

Он стиснул зубы, но здоровой рукой взял ее за руку и мягко сжал.

– Конечно же, мне не наплевать на это. Но я хирург. Моя работа в том и состоит, чтобы излечивать недомогания, болезни или раны. Иногда мне не удается это. Я не чудотворец. Я не могу исправить неисправимое.

Несмотря на все старания не замечать этого, Джози чувствовала себя спокойнее, когда его сильная рука легла на ее руки и она ощутила привычный запах его одеколона. Он сел рядом с ней, и их тела соприкоснулись. У Хьюстона были то самообладание и уверенность в себе, которых так недоставало Джози. А когда он был таким, как сейчас, – теплым, заботливым и душевным, – у нее не было сил противостоять ему.

Это был тот Хьюстон, о котором она собиралась заботиться, кого глубоко уважала и кем восхищалась. Тот, кто отдавал самое лучшее в себе и заботился о каждом больном, хотел он или нет признать это. Это был тот Хьюстон, чувства к которому быстро превзошли восхищение и увлечение.

– Хирургия безлична, Джози. Не потому, что у хирурга холодное сердце, – просто оно должно быть таким. Когда ты в операционной, ты исправляешь поломку, ремонтируешь человека. Делаешь свое дело. Как в случае с миссис Фрэнске. Ты работаешь отлично, но при этом чуть медлишь и колеблешься. – Он улыбнулся и толкнул ее коленкой: – Я тебе уже говорил это и повторяю сейчас. Ты должна проявлять своего рода высокомерие, как это зачастую заметно у большинства хирургов. Это должно быть присуще и тебе. У нее, наверное, отсутствовало как раз это – высокомерие.

– Тебе легко говорить. Ты сам такой. Со мной все обстоит иначе. Я ежедневно смотрюсь в зеркало, но не вижу умного, профессионального хирурга, который оттуда глядел бы на меня. Мне приходится больше трудиться, чтобы завоевать уважение, заставить людей принимать меня всерьез. – Разволновавшись, она вскочила, полная решимости бежать от него и от этого его совершенства. – Тебе этого не понять. Ты ведь, наверное, ни разу в жизни, ничуточку ни в чем не сомневался, не ощущал неуверенности в себе.

Она была готова расплакаться. Глаза набухли, эти гнусные, предательские слезы могли показать ему, что она ни на что не годная и неуправляемая. Он, который никогда не терял самообладания, видит, как она вошла в штопор и не может выбраться из него.

– Джози. – Хьюстон встал и собирался коснуться ее, а ей хотелось спрятаться, зарыться поглубже и вообще убраться как можно дальше от его глаз.

– Пожалуйста, не надо. Оставь меня в покое. Я сейчас чувствую полную душевную опустошенность, а ты тревожишь меня.

Но он не оставил ее в покое. Он взял ее за руки и подвел к зеркалу в полный рост между двумя рядами шкафчиков.

Джози вздрогнула, увидев себя. Испачканный кровью халат, подчеркивавший ее округлые формы, делал ее похожей на подручного Франкенштейна. У нее были темные круги под глазами, волосы спутались под белым колпаком. Ей хотелось не замечать этого, притвориться обольстительной и уверенной в себе, готовой вальсировать во время операции. Но это не удавалось.

Она закрыла глаза: Хьюстон смотрел на нее через плечо и видел все как внутри ее, так и снаружи.

– Ты хороший хирург. – Он поглаживал ее руки, хотя она напряглась всем телом, услышав его слова. – И именно эмоции мне нравятся в тебе. То, как ты лечишь, просто поразительно. У тебя такой подход к людям, отношение к ним, какого у меня никогда не будет.

– Это неправда, – прошептала она, не открывая глаз, за веками плясали темные пятна. – Ты блестящий хирург.

– Не более блестящий, чем ты. – Его рука ласкала ее живот под халатом. – Просто я старше, опытнее, хладнокровнее. Лишние эмоции страшат меня. Вот почему я хирург.

Джози почувствовала, как его рука тихо стянула халат с ее плеч и уронила его на пол. Она покачала головой, но рука продолжала ласкать, а тихий шепот на ухо лишал ее остатков воли к сопротивлению.

– Вот почему я попросил тебя уйти прошлый раз. Ты пугаешь меня.

Его губы коснулись ее затылка, и Джози вздрогнула, чувствуя себя слишком слабой, чтобы отодвинуться. Он предлагал утешение, и, видит Бог, она нуждалась в нем.

– Да я и мухи не напугаю, – прерывисто задышала она, когда он принялся поглаживать ее соски.

– В тебе гораздо больше силы, чем ты думаешь. – Его смех ласкал ее слух. – Может, даже хорошо, что ты не подозреваешь об этом.

– Прекрати. – Предполагалось, что они останутся друзьями и больше не переступят запретную линию, но он и не подумал останавливаться.

Те самые пальцы, которые она так хорошо запомнила с той их ночи, проведенной вместе, скользнули за пояс ее халата и резинку трусиков. Она откинулась назад, зная, что это последний шанс остановить его руку, прежде чем она двинется дальне. Но она наткнулась на мощную эрекцию – в спину ей уперся восставший член, и больше уже она не вспоминала, почему не надо этого делать, нельзя принять его утешение, обрести с ним душевное равновесие и успокоение.

– Хьюстон, я же не… – Она попыталась вырваться, когда его большой палец нашел ее клитор сквозь трусики и уверенно задвигался взад и вперед. Разум еще требовал вырваться, выскочить из ординаторской.

Но ее тело не соглашалось, оно отказывалось подчиняться, а сердце было слишком растревожено и затронуто, чтобы они остались или могли когда-либо стать просто друзьями.

– Ш-ш-ш… Обними меня и открой глаза, Джози. – Она испытывала блаженство, когда его руки касались ее тела, щупали и ласкали его, вызывая в нем желание и томление. Плечи и ноги расслабились, а внутри все сжалось в предвкушении наслаждения.

Она обвила руками его шею, чувствуя, как тяжелеют и наливаются желанием ее груди, туго натягивая рубашку. Нош сами раздвинулись, бедра выгнулись, а изо рта вырывалось непроизвольное «да, да».

– Открой глаза, посмотри только, как ты чудесно выглядишь, какая ты умная, заботливая и красивая.

Джози не желала открывать глаза, не хотела видеть себя со всеми своими недостатками. Лишь бы погрузиться в обволакивающую тьму, отдаваясь настойчивым ласкам Хьюстона! Его палец скользнул в ее трусики, поиграл нежной порослью на лобке, на мгновение проник глубже, вызвав бурную реакцию всего тела. Однако он тут же вынул его.

Она разочарованно застонала.

– Открой глаза, иначе ты ничего не получишь.

И тут его язык проник в ее ухо, горячее и влажное, заставив ее задрожать от нестерпимого желания ощутить в себе его член.

Часто задышав, она открыла глаза. Перед ней было ее собственное, пылающее от возбуждения лицо, его напряженный взгляд, высунутый язык и волосы на запястье руки, засунутой в ее трусики. И тут же она увидела, как ее глаза вылезают из орбит, когда его палец вновь глубоко погрузился в нее и властно задвигался туда и обратно, а из глубины тела поднялась жаркая волна.

Она почувствовала себя беззащитной и уязвимой, растерянной от столь быстрой влажной реакции ее тела. Но все это тускнело перед другими пробужденными в ней Хьюстоном чувствами. Ощущением покоя, свободы и расторможенности, готовности отдаться собственным желаниям, отдалиться от операционной. Открыть для себя и понять, что она спасла пациенту жизнь, и оценить наконец все, чем она обладала.

Радоваться тем редким моментам, когда Хьюстон не прогонял и не отталкивал ее от себя.

Джози смотрела на себя, как она, прогнувшись и закусив губу, с трудом дыша, вся подалась к нему. И, черт возьми, она нравилась себе, ее остроумие, чувство юмора и душевная щедрость – все то, что делало ее такой, какой она была, включая даже все несовершенство ее тела.

И Хьюстон тоже оценил это.

Он поглаживал ее быстрее и сильнее, пока она не перестала ощущать все, кроме жгучего, неудержимо рвущегося наружу удовольствия, заставляющего ее отбросить остатки сдержанности и стыдливости и отдаться наслаждению.

И тут он прошептал ей на ухо с каким-то волшебным, чарующим ужасом:

– Ты просто дьявольски сексуальна.

Стоило ей это услышать, как она вся судорожно задрожала, забилась в его руках, мощный оргазм потряс ее тело.

Она держалась за него, вцепившись пальцами в его густую черную шевелюру. Он не отпускал ее.

И если последует кара за то, что он пришел в ординаторскую после операции и завлек ее, то, черт возьми, стоило и пострадать…

Глава 14

– Нет, это дурацкая идея. – Джози стояла перед зеркалом в спальне и критическим взглядом рассматривала себя. Она не удержала дрожи. Сара громко расхохоталась:

– Да ладно! Ты смотришься великолепно.

Нет. В бикини она скорее походила на белого медведя. И почему она решила купить гавайское бикини, сейчас было выше ее понимания.

Это получилось непроизвольно, как, впрочем, и многое другое потом. Хьюстон пригласил ее на пляж – приглашение было сделано шепотом, когда его палец еще продолжал дразнить ее в самом интимном месте, и она слабым, неуверенным кивком дала согласие. Тогда это показалось ей вполне естественным, все ее тело еще сотрясали спазмы, она находила себя самой соблазнительной и сексуальной, способной завести Хьюстона. Для этого нужно лишь надеть бикини и слегка поплескаться в воде перед ним на доске для серфинга.

А сейчас она решила, что лучше умрет. Стоп. Скорее ее сожрет тысяча канализационных крыс, чем она появится перед ним в таком виде.

– Да у меня тело в тысячу раз белее, чем у любой двадцатисемилетней женщины во всей Флориде. А вот ты выглядишь потрясающе. Когда ты находишь время, чтобы так загореть?

Одним движением головы Сара откинула на плечи копну светлых волос и пожала плечами:

– Это фальшивый загар. Просто лосьон, которым мажутся, чтобы казаться загорелыми. Я не появляюсь на солнце, не нанеся защитного крема. А уж тебе-то, врачихе хреновой, следовало бы знать об опасностях рака кожи.

– Да мне нечего волноваться на этот счет. – Джози скорчила гримасу и вытащила шляпу с широченными полями, которую она не снимет, пока будет на пляже. – Абсолютно нет времени, чтобы еще и на пляж ходить.

– А нам это было бы совсем не вредно. Свежий воздух. Масса людей, которые не страдают ни от ран, ни от болезней. Редкаявозможность расслабиться.

Джози это было явно необходимо. После вчерашнего эпизода в операционной она испытывала потребность поваляться на солнце и почитать какой-нибудь глянцевый журнал со свежими сплетнями. А то ведь, стыдно сказать, она была абсолютно не в курсе того, кто и с кем переспал в последнее время в Голливуде.

Джози надеялась, что Хьюстон не будет ощущать неловкости. Которую скорее всего почувствует она после того, что позволила ему в ординаторской. При одной мысли об этом краска густо залила ее лицо. Но ведь он пригласил ее на пляж, и вообще-то именно он виноват в том, что их беседа накануне вылилась в сцену из порнофильма низкого пошиба. Дорожку протоптал он. Она всего лишь не препятствовала ему.

«Расслабься и получи кайф». Она перевела дух и попыталась думать на другие темы, в которых не было места сексапильным хирургам или их пляжным аналогам.

– Отлично, намажься защитным кремом от солнца и пошли. Солнце, прибой и роскошные полуголые мужики ждут нас. Или один мужик – в твоем случае. Ты ограничиваешься Хьюстоном. А я еще в свободном поиске. – Сара сунула ноги в босоножки на высоких каблуках и повязала небольшой саронг поверх бикини.

– Ты пойдешь на пляж на таких каблуках? Ведь утонешь в песке! – Джози натянула поношенные кеды и пошевелила пальцами. И когда же это на носке образовалась дырка?

– Да, и что из того? На каблуках у меня ноги кажутся длиннее. – Сара накинула на плечо цветастую сумку.

И это говорила женщина, у которой и без того ноги с километр длиной.

– Тогда мне вообще следует ходить на шестидюймовых каблуках.

Джози, не оборачиваясь, проскочила мимо зеркала, опасаясь, что если она еще раз посмотрится в него, то передумает и просидит весь день в своей тесной квартирке.

Игрой было уже то, что она приведет с собой Сару. Она не знала, как он на это отреагирует или что он планировал на эту встречу. Но он ведь не называл это любовным свиданием, он лишь заявил, что соскучился по пляжу, и, по правде сказать, Сара была нужна ей в качестве буфера.

Расхаживая по крохотной комнатке, Джози говорила:

– Почему у меня такое ощущение, словно ты идешь на задание, у тебя особая миссия? Типа «срочно найти мужика на пляже».

– Потому что так оно и есть. Я не спала с мужиком уже с полгода.

Джози могла только выразить ей сочувствие.

– Если вкалываешь как лошадь, трудно завести любовника.

– Нет, когда ходишь в докторском халате и смотришь на всех умными глазами, тебя просто не замечают. – Сара вытащила из сумочки солнечные очки. Они вышли на яркое солнце. – Я думаю даже, что мужики побаиваются меня. Вот почему мне хочется выглядеть легкомысленной и фривольной.

Логика Сары показалась ей не слишком убедительной.

– А что, разве мужикам не нравятся умные женщины? – спросила Джози.

– Теоретически нравятся. Но только не мозги в первую очередь привлекают внимание мужчин. Это либо броские, либо разговорчивые женщины.

Джози залезла в небольшой седан Сары.

– Ты заблуждаешься. Я, к примеру, очень разговорчива, люблю поболтать, но проку от этого никакого.

Сара фыркнула:

– Но ведь ты же спишь с доктором Хейзом, верно? – Джози поежилась на кожаном сиденье и посильнее натянула шляпу.

– Ну да, но не регулярно, а лишь от случая к случаю. – Сара кинула на нее укоризненный взгляд:

– Все равно ты меня обошла. Я вообще ни с кем не сплю. Думаю, это потому, что я выгляжу слишком серьезной.

– А я и болтлива, и неловка, и колюча на язык. Это тоже отпугивает мужиков. Но мне сейчас плевать на то, что они думают.

Джози сама удивилась, вдруг обнаружив, что теперь она так считает. Ей не требовалось дожидаться чьего-либо одобрения или похвалы. Она была умелым доктором и хорошим человеком и была вполне довольна жизнью, за исключением разве что некоторой нервозности в операционной.

Сара свернула налево, на пляжную парковку.

– Я хорошо понимаю, что ты имеешь в виду, но, Джози, я так одинока. Я чувствую себя старухой.

У Джози были другие трудности. Она, казалось, застряла в подростковом возрасте, была неуверенна, слишком болтлива и неуклюжа.

– Сара, я думаю, у тебя душа очень зрелого человека. Ты чуть ли не с рождения была сложившейся и ответственной личностью. Но что такое одиночество, мне тоже хорошо известно.

Она ощущала его в полной мере. Особенно с тех пор, как встретила Хьюстона и переспала с ним, поскольку теперь ей хотелось большего. Постоянных отношений, связи. А он не желал этого.

– Мне не по душе быть серьезной и ответственной. Я хочу выглядеть соблазнительной сиреной. – Сара сняла очки, сложила их в мягкий розовый футляр и сунула в пляжную сумку.

Джози изумленно воззрилась на нее:

– Ты меня пугаешь. – Но Сара рассмеялась:

– Мне хочется посмотреть, может, мужики будут иначе реагировать на меня.

– Ладно, только это тебе придется проходить одной. Я и так всю жизнь пыталась убедить людей, что давно не девица. И сейчас уже не хочется сиять улыбками обольстительной сирены. – Она ухмылялась, отстегивая пояс безопасности. – К тому же я не думаю, что сирены могут быть такими коротышками.

Они направились к воде. Сара вздрогнула, когда горячий песок заструился по ногам, босоножки, как и предсказывала Джози, утопали в песке. Хотя рядом с Сарой она казалась двенадцатилетним сорванцом, Джози была довольна, что надела старые, надежные кеды.

Джози разглядывала утреннее сборище на пляже, выискивая глазами Хьюстона. Еще не было десяти утра, и пляжное сообщество в основном состояло из семейств с детишками, бегавшими вокруг с разноцветными ведерками и резиновыми игрушками.

Она тут же обнаружила Хьюстона, развалившегося в шезлонге, без рубашки, подставив лучам солнца бронзовую от загара грудь. Правая рука лежала на коленях, а зашитая нога вытянута вперед. Бинты он снял, и черные швы были видны даже с того места, где она стояла.

Глаза его были закрыты, так что, может, он не заметит, как розоватая краска покрыла ее тело, как учащенно забилось ее сердце и каким тяжелым, жаждущим стало дыхание.

Хьюстону было любопытно, появится ли Джози на пляже. Он так и не понял, что его дернуло позвать ее. Но ему все больше хотелось вернуться на пляж – он скучал по воде, – а еще он был не прочь разделить это удовольствие с ней.

Ему неприятно быть одному, когда он впервые после нападения акулы вернется к океану. Лучше бы Джози была рядом.

Когда он смотрел на нее, стоявшую перед зеркалом, у него что-то шевельнулось в глубине души, заставило его ощутить гордость и желание защитить ее. Он восхищался ею, уважал ее как женщину и как доктора. Ему захотелось, чтобы она почувствовала себя увереннее в хирургии, поняла, что она ни в чем не виновата. Он не знал, удалось ему этого добиться или нет, но он как минимум развлек ее.

Конечно же, и сестра, и мать, и Кристиан умудрились заявиться на пляж, прослышав, что он собирается туда. Он, разумеется, оценил их заботу, но теперь ему не удастся побыть с Джози наедине, к великому его сожалению. Ведь он замыслил увести Джози с пляжа к себе домой, где сумел бы заставить ее стонать, кричать и переживать оргазм за оргазмом. От этой мысли он едва не свалился с шезлонга.

– Что с тобой? – спросила Кори, растянувшаяся на полотенце у его ног. – Ты выглядишь, словно у тебя что-то болит. Я так и знала, что тебе еще рано возвращаться на работу.

– Какое отношение имеет посещение пляжа к чему-либо еще? – Хьюстон поддал кучку песка ногой прямо на руку Кори, чтобы разозлить ее. Очень уж ему надоело, что за ним ухаживают и обращаются, как с заразным больным.

Он считал себя почти поправившимся и надеялся, что Джози сможет снять его швы сегодня. Ему не терпелось зажить прежней жизнью.

– Эй! – Кори нахмурилась, стряхивая песок. Она смотрела мимо него, прикрывая рукой глаза от слепящего солнца. – Смотри-ка, вон идут мама с Ларри.

– Какой там еще, к черту, Ларри? – Хьюстон повернул голову и увидел мать, на которой был черный топ, легкая шляпка и небольшие белые шорты. Седовласый мужчина, которого Хьюстон никогда прежде не видел, держал ее под руку.

– Хм… – Кори вдруг показалась заинтересованной, зажав в руке тюбик с кремом от загара. – Это мамин приятель.

У матушки был приятель?

– С каких это пор?

Кори пыталась спрятать глаза. А этот Ларри уверенно вел под руку его мать. Ее наряд был тщательно продуман. У него закралось подозрение, что «приятель» скорее всего означало «бойфренд». И это вряд ли придется ему по вкусу.

– Да уже довольно давно.

Ларри склонился и что-то прошептал матери на ухо, легко похлопав ее по спине. Она рассмеялась и шлепнула его руку.

– Вот тебе раз! – недовольно буркнул Хьюстон.

У его матери никогда не было ухажеров, с тех пор как пятнадцать лет назад отец бросил их. Он никак не мог взять в толк, с чего это она, прождав столько времени, вдруг подцепила этого пляжного молодца.

– В общем-то он очень мил. И вполне подходит нашей матушке. – Кори бросила на него озабоченный взгляд. – Дай ему шанс.

– Значит, ты встречала его раньше? – Он разозлился не на шутку.

Выходит, он не так уж много значил для матери, если она даже не удосужилась познакомить его со своим бойфрендом?

– Да, уже несколько раз. Из опасения, что ты примешь это слишком близко к сердцу, матушка не спешила говорить тебе о нем. Она не хотела расстраивать тебя.

Мать и Ларри уже были рядом. Мать вдруг разволновалась, последовали скомканные представления друг другу, ему пришлось улыбаться и вежливо кивать, пока Ларри пожимал ему руку и похлопывал его по плечу.

– Как хорошо, что мы наконец познакомились, Хьюстон. Твоя матушка так много рассказывала о тебе. Как твоя нога?

– Уже лучше. Почти зажила. – Хьюстон стиснул зубы и заставил себя разжать кулаки.

Его мать, явно нервничая, коснулась его плеча:

– А где твоя шляпа, Хьюстон? Ты же поджаришься, как рыба на сковородке.

Его уже однажды пожевали, что теперь для него значило чуть поджариться?

– Мам, неужели ты думаешь, что я занимаюсь серфингом в шляпе? Да не нужна мне она.

Мать уперла руки в бока:

– И что ты нашел в этом серфинге? Из-за него тебя покусала акула! Я была бы счастлива, если бы ты больше ни на шаг не подходил к океану.

Ларри подхватил ее за талию и отвел в сторону:

– Ты лучше присядь, Фрэн, и оставь мальчика в покое. – Мать опустилась в кресло рядом с ним, словно давно привыкла подчиняться указаниям Ларри. Хьюстону тут же захотелось дать ему в морду.

– Случаи, подобные тому, что произошел с Хьюстоном, бывают не чаще одного раза на миллион. Заниматься серфингом не более опасно, чем переходить улицу с оживленным движением. Да в тебя скорее ударит молния, чем нападет акула.

По крайней мере у него есть толика разума. Хьюстон ощутил даже проблеск терпимости по отношению к нему, пока его мать не заявила:

– Ты прав, Ларри, – проигнорировав тот факт, что Хьюстон вот уже неделю вдалбливал ей это.

Когда малышки Кори выбежали из воды вместе с Кристианом и дружно бросились к Ларри с радостью, приберегаемой обычно разве что для встречи с лиловым динозавром, Хьюстона едва не стошнило. Совершенно очевидно, что Ларри уже стал всеобщим любимцем.

И тут он увидел Джози. Она шагала по песку, приветственно улыбаясь, тело скрывалось под просторной белой майкой. И он сразу приободрился. Словно одно ее присутствие снимало напряжение, заставляло расслабиться, позволяло просто сесть и наслаждаться жизнью.

– Привет. – Он потянулся и коснулся пальцем ее руки.

– Привет. – Она поковырялась в песке пальцем, торчавшим из ее старых кед. – Я захватила с собой подругу Сару. Надеюсь, ты не против?

Хьюстон поздоровался с высокой блондинкой, приветственно помахивавшей рукой из-за спины Джози.

– Нет, совсем не против. Тут собралось все мое семейство.

И Ларри.

Хьюстон представил их, кожей чувствуя изумленные взгляды Кори и Кристиана. Он не славился тем, что приглашал женщин на семейные выезды и пикники. Мать же вовсе не выглядела удивленной, может, потому, что была слишком занята Ларри.

– Присаживайтесь, – пригласила Кори. – К сожалению, у нас тут не хватает шезлонгов и лежаков.

– И так сойдет. – Джози уселась на полотенце, скрестив ноги. Сара пристроилась рядышком. – Ведь так здорово сбежать из больницы и наконец добраться до пляжа.

– Я представить себе не могу, как вам это удается, – я имею в виду быть доктором. Такая работа просто убила бы меня, – сказала Кори. – Я дома занимаюсь лишь с двумя дочками, и то так изматываюсь!

– О, воспитывать детей гораздо труднее, чем быть врачом, – возразила Джози, получив в ответ лучезарную улыбку его сестры и делая участие в беседе Хьюстона совершенно излишним.

Они вырвались на свободу и щебетали без устали, прерываясь лишь, чтобы глотнуть воздуха. Хьюстону пришлось проявить вежливость и заговорить с Сарой, которая сидела, обхватив руками колени и ощущая некоторую неловкость.

– Я вас раньше видел в больнице с Джози. Вы врач?

Сара кивнула:

– Педиатр.

– А-а… Иммунитет и ушные инфекции.

Сара хмыкнула:

– Точно, этим у нас многие занимаются. – Она порылась в сумочке, вытащила очки и нацепила на нос, часто заморгав. – Так, пожалуй, будет лучше.

– А вы не боитесь потерять их в воде? – вежливо поинтересовался он, искренне желая сестрице заткнуться, чтобы дать возможность Джози взглянуть в его сторону.

– Ну, есть немного, конечно. – Сара откинулась назад и зацепила его колено. – О, простите.

– Да ничего страшного. – Ему было чертовски жаль, что он не пригласил Джози на необитаемый остров, где бы не было ни одной человеческой души, а ее бикини состоял бы из пары скорлупок кокосовых орехов.

Джози с удовольствием болтала с Кори, но ей было бы гораздо приятнее, если бы Хьюстон не сидел прямо за спиной у Сары. Длинноногой, очень привлекательной Сары, на которой из одежды была лишь пара крошечных красных лоскутков, называемых бикини. Голубоглазой яркой блондинки, хрипло и томно смеявшейся чему-то, что ей сказал Хьюстон.

Господи, что такого забавного он мог изречь? Он обычно не отличался остроумием. И что с ней самой, если она вдруг стала ревновать его к подруге?

Краем глаза она заметила, как Сара наткнулась на колено Хьюстона. Это выглядело как случайность – очевидно, так оно и было, – но будь она трижды проклята, если станет спокойно смотреть, как кто-то другой касается его колена, пока она сидит здесь.

А так как не представлялось возможности спихнуть с дороги Сару и не дать повода Хьюстону и его семейству счесть ее душевнобольной, она поднялась на ноги:

– Здесь стало жарко. Я, пожалуй, пойду окунусь. – Племянница Хьюстона перестала строить песочные горки у ног отца и подняла головку:

– Я тоже хочу в воду. – Кристиан вздохнул:

– Мы только что вылезли оттуда, Миранда. Дай папочке минутку передохнуть.

– Я могу захватить ее, – предложила Джози, жаждавшая поскорее смотаться. Что она будет делать в воде? Плавать туда-сюда, пока Хьюстон болтает с Сарой? – Если она, конечно, пойдет со мной.

Миранда не казалась Джози робкой девочкой, и ее ответ подтвердил это. Она вскочила, пинком ноги осыпала песком обоих родителей и сестренку и схватила Джози за руку.

– Я готова. Я очень хорошо умею плавать, занимаюсь плаванием в группе «Форелей». Если ты будешь тонуть, я спасу тебя.

Взрослые дружно рассмеялись. Кристиан ухмыльнулся.

– Похоже, скромности она набралась от Хьюстона.

Хьюстон смотрел, как Джози с Мирандой плещутся в воде, держась за руки и смеясь, и пожалел о том, что пришел на пляж. Что не сумел оставить Джози в покое и снова втянул ее в свою жизнь.

Ларри качал другую дочку Кори, Эбби, на коленке, объявив, что он возьмет ее отдельно окунуться в воду. Эбби отлично чувствовала себя в компании Ларри, и Кори даже глазом не моргнула на заявление Ларри. Словно она давно привыкла к тому, что он всегда где-то рядом.

Хьюстон со вздохом потянулся, пытаясь оторвать тело от нейлоновой спинки шезлонга. Кори пытала Сару на предмет ранних симптомов ветрянки у детей.

Его мать все еще сидела рядом, они с минуту молча смотрели, как Джози бултыхается в волнах прибоя, гоняясь за Мирандой.

Ему было больно смотреть на нее.

Джози была восхитительна. Прелестна и добра, умна н непостижима.

Она была на шесть лет моложе его и не разделяла его цинизма, приобретенного им за последние несколько лет. Он стал заезженной клячей. Она же осталась нетронутой и наивной.

Существовали миллион и одна причина, по которым ему не следовало больше поддерживать связь с ней. Начиная с того, что они работали вместе, и кончая печальной истиной – ему нечего предложить ей.

Он снова повернулся в кресле и левой рукой подтолкнул на лоб солнечные очки. В этом была главная причина, чтобы отстраниться от Джози. Ему предстоял долгий и тернистый путь с его искалеченной рукой.

Еще две недели в гипсе, затем месяцы физиотерапии. И никакой гарантии, что он когда-либо сможет сгибать большой и указательный пальцы. С его карьерой и работой будет покончено.

В нем начала закипать ярость. Дьявольщина, не только с работой! Все остальное тоже станет сплошным кошмаром. Если он не обретет вновь способность чувствовать пальцы и шевелить ими, ему все придется делать левой рукой, даже есть и писать.

Об этом страшно даже подумать. Его рука должна вылечиться. Другого выбора нет. Кроме работы, карьеры, у него ничего не было. Даже серфинг, его единственное увлечение, становился ему недоступен.

Все, на что он был способен сейчас. – это смотреть на воду. И на Джози.

Миранда плеснула на Джози водой, та взвизгнула и закрыла лицо руками.

На Джози все еще была просторная, мешковатая майка, однако сейчас она промокла насквозь и облепила ее тело, подчеркивая топ бикини, поддерживающий роскошные груди. Он знал эти груди, уже наслаждался ими, ласкал их, а сейчас бешено жаждал их. Яростно, требовательно и безотлагательно.

Его матушка помахала рукой перед лицом:

– Ну и жарища!

Он недовольно заворчал. Ему не хотелось сейчас беседовать с матерью. Оставили бы его в покое, чтобы он мог поразмышлять о своей грустной судьбе и тихо пожалеть себя.

Она шлепнула его по плечу:

– Ты что нахмурился? Это не идет твоей милой мордашке.

Он вскинул брови. Только его матери могло прийти в голову, что «милая мордашка» может сойти за комплимент мужчине.

– Просто мне хотелось бы сейчас кувыркаться в воде, а я прикован к пляжу.

Это было правдой. Хотя бы отчасти. Об остальном лучше умолчать. О том, что его тревожило собственное будущее, и о его влечении к Джози.

– Ага, понятно. Малышка Джози плещется в воде без тебя. Конечно же, тебе лучше бы поплескаться с ней, чем сидеть тут с матерью.

И как это его матери могло прийти в голову?

– Я имел в виду серфинг.

Его мать, которая потрясающе выглядела для своих шестидесяти двух лет, поправила ленточку на черном купальнике, внимательно посмотрела на него, словно хотела сказать: «Ладно уж, можешь впаривать мозги кому угодно, только не мне».

– Не ври матери, Хьюстон, это грешно.

А что, очень недурная мысль – испробовать все способы, которыми он мог бы согрешить с Джози. Он повернулся и смерил взглядом мать:

– Так что это за история у тебя с Ларри?

Она прикусила губу, поправила шляпку, вздохнув, и снова положила руку ему на плечо. Он вдруг напрягся.

– Дорогой, я выхожу замуж за Ларри.

– Что? – Хьюстон выпрямился в шезлонге и воззрился на нее: – Но ты же говорила, что никогда больше не выйдешь замуж!

Она мягко погладила его, и его охватила тревога. Не это он хотел услышать, тем более сейчас, когда его собственная жизнь менялась, подвергала его испытаниям и выворачивала наизнанку.

– Я так думала прежде, но это было очень давно. Я простила твоего отца.

– Он не заслуживает прощения. Хэл по-свински обращался с тобой каждый божий день, что вы были женаты, и никогда не сможет исправить это, – произнес он свистящим шепотом, сознавая, что подруга Джози находилась в трех футах от него.

Но его мать лишь покачала головой под огромной широкополой шляпой, которая навевала мысли о кинозвездах 50-х годов прошлого века. Или об итальянской Джоан Коллинз. Он ни разу не видел, чтобы она прежде надевала что-либо подобное, и это тоже тревожило и беспокоило его. Все менялось вокруг.

– Твой отец плохо относился ко мне, это было несправедливо, и я была довольна, когда он оставил нас. Но я давно уже поняла, что не стоит копить в себе злобу и раздражение и выливать их на других. Мне жаль Хэла. Он был одинок, озлоблен, полон ненависти. А я теперь счастлива среди чудесных детей и внуков, о которых только и может мечтать женщина. Моя жизнь полна любви, а Ларри лишь добавил мне радости.

Она пронзила его взглядом, в ее темных глазах таилась мольба.

– Мне так хочется, чтобы ты порадовался за меня. – Это тронуло его до глубины души.

– Конечно же, я рад за тебя, мамочка, если тебе так хочется. – Даже если причина тому – воздыхатель по имени Ларри.

– Я хочу, чтобы ты тоже избавился от злобы и раздражения, Хьюстон. Пока ты этого не сделаешь, отец еще будет направлять твою жизнь.

Она наклонилась над ним и погладила по щеке. Он вспомнил себя совсем маленьким, когда едва доставал ей до пояса. Тогда она крепко прижимала его к себе, говорила, как сильно его любит. Она просила прощения за отношение к ним отца, не желая, чтобы он пошел по его стопам. Он лучше своего отца.

Здесь, на пляже, ощущая знакомый запах ее духов, он все еще видел тревогу в ее глазах. Чувство стыда вдруг охватило его.

– Ты слишком быстро вырос и повзрослел, Хьюстон. Ты стал мужчиной много раньше твоих сверстников. Ты заботился обо мне и о сестре, и я благодарна тебе за это. Ты самый лучший сын, и я очень тебя люблю.

Хьюстон почувствовал комок в горле и с трудом сглотнул. Он старался заботиться о матери и Кори, надеялся что все делал правильно, но все же, когда их бросил отец, он был всего лишь мальчишкой с сильным характером.

– Но тебе больше не надо о нас заботиться. У нас с Кори все хорошо. Настала пора тебе заняться собой. – Она кинула взгляд в сторону прибоя и улыбнулась: – А может, и еще кое-кем.

– Что ты имеешь в виду? – Он с трудом выдавил из себя эти слова, пахнувшие ледяным холодом, несмотря на палящее солнце.

– Она любит тебя, ты же знаешь.

– Чушь собачья. – Слова сорвались с языка, а внутри его все болезненно сжалось, когда он снова увидел, как Джози с Мирандой плещутся в воде.

Он не заслуживал любви Джози. Он ничего не сделал для этого. Она была такая милая и добрая.

– Ты так часто сквернословишь в последнее время, это некрасиво, – укорила его мать. – И не надо спорить, сам знаешь, что это правда. И я уверена, если ты задумаешься над этим, то поймешь, что чувствуешь то же самое.

Нет. Ему нравилась Джози, он переживал за нее. Он готов был заниматься с ней сексом дней эдак семнадцать подряд, но он не любил ее.

– Она очень подходит тебе. Она поможет тебе расслабиться. Ты всегда был таким напряженным, и это моя материнская ошибка. Моя вина.

– Ты ни в чем не виновата! И нет ничего плохого в том, что я такой, какой есть. – Одинокий трудоголик – что в этом дурного?

Хьюстон вытер пот с верхней губы, еще раз выругавшись про себя, что не мог залезть в воду и остудить свой пыл.

– То, что у тебя вдруг случилась любовь с Ларри, вовсе не означает, что все вокруг тут же должны дружно зашагать с вами в ногу. Между мной и Джози нет ничего серьезного.

Произнеся это вслух, он надеялся, что сам поверит в это.

Глава 15

Джози подошла к оживленно беседовавшим Хьюстону и его матери, верткое тельце четырехлетней Миранды болталось у нее за спиной. Она нагнулась и сделала вид, что собирается стряхнуть Миранду. Та с восторженным визгом скользнула прямо на колени Кори.

– Ну, малышка, ты меня уморила. – Фрэн встала:

– Я, пожалуй, пойду взгляну, как там Ларри справляется с Эбби.

Джози вопросительно посмотрела на Хьюстона, когда его мать направилась к воде:

– Может, это я ее спугнула?

– Нет. – Он указал на шезлонг рядом. – Садись рядышком. Я думаю, ей просто хочется побыть с Ларри. Они собираются пожениться.

Судя по кислому выражению его лица, эта новость не слишком обрадовала его.

– Что? – Джози обошла Сару, устроившуюся на полотенце с книжкой в руке, очевидно, забыв о своих планах поохотиться на одиноких мужиков. – А как ты к этому относишься?

– Не имеет значения.

Это был типичный для Хьюстона ответ, но все же он разочаровал ее. Ей хотелось, чтобы он доверял ей, а этого-то и не происходило. Она натянула майку пониже, чтобы прикрыть бедра, и подавила вздох.

– Почему ты не снимешь этот балахон, именуемый байкой?

– Потому. – Сразу несколько объяснений промелькнуло у нее в голове, вроде того, что деревенский сыр следу, ет хранить в холодильнике, а не выставлять напоказ на пляже, но все они показались слишком жалостливыми, и она солгала: – Я легко обгораю.

– Врушка, – буркнул он себе под нос.

Джози не хотелось продолжать разговор типа «у тебя роскошное тело», и она поспешила сменить тему:

– Тебе должны снять швы в понедельник?

Она стояла близко от его ноги и заметила, что раны практически зажили.

– Да. – Он чуть повернул ногу и осмотрел ее. – Я не могу больше ждать. Последние два дня эти швы доводят меня до безумия. Я даже хотел было снять их сам, но некоторые мне просто не достать. – Он нахмурился. – Кроме того, я не слишком ловко орудую левой рукой.

– Я могу снять их, если хочешь.

– Это было бы грандиозно. Если ты сделаешь это сейчас, я смогу залезть в воду. Меня просто бесит, что приходится сидеть здесь, когда все остальные бултыхаются в воде.

– Ладно, я сделаю это прямо сейчас. – Это лучше, чем целыми днями обсуждать купальники.

Хьюстон согнул ногу.

– Было бы здорово, если я смогу наконец спать, вытянув ноги.

– Нам придется вернуться к тебе домой? – У Джози была масса идей на предмет того, чем они могли бы там заняться, причем ни в одной из них не находилось места медицинским процедурам. – Если только ты не спрятал ножницы в плавках.

Он притворно пошлепал себя по плавкам сзади и спереди:

– Похоже, я оставил их в других плавках. Дай я только свистну маме, чтобы сказать ей, куда мы идем. Она волнуется за меня, ты же знаешь. Если бы не Ларри, она так бы и крутилась вокруг меня. Она даже не хотела, чтобы я выходил на пляж. От жары и из-за воспоминаний об акуле она опасается, что со мной обязательно что-нибудь случится.

Его губы скривились в усмешке, но Джози вдруг подумала: а не бывает ли ему страшно смотреть на воду? Почему-то ей пришло в голову, что, если бы на нее напала акула, ей потом было бы трудно преодолеть испуг.

– У тебя не всплывают вдруг неожиданные воспоминания, этакие картинки прошлого?

– Нет.

А вот у нее возникают. Память о его губах на ее груди, его пальцах между ног, о том, как у нее сводило бедра, когда его член двигался в ней, медленно и неудержимо. И тут Хьюстон воскликнул:

– Смотри, что это там?

– Где? – Она огляделась вокруг, серьезность его тона вырвала ее из эротических грез.

– Там. – Он указал пальцем на воду.

– Я ничего не вижу. – Она взволнованно подалась вперед. Возможно, Хьюстону что-то привиделось. Или снова объявилась акула. А его матушка с племянницей были где-то там, в воде, не чувствуя опасности.

– Прямо. – Его рука легла на ее талию и пощекотала ее. – Здесь.

Она вскрикнула от неожиданности, сердце бурно забилось, не столько от испуга, сколько от ощущения его руки в столь опасной, дразнящей близости от ее груди.

– Господи, как ты напугал меня! – Увидев, что он весело смеется, она шлепнула его по бедру: – Ничего смешного. Я подумала, что там опять акула.

– Акул там нет. Хотя, конечно, они могут появиться.

Юмор в его голосе пропал, а ухмылку сменил проникновенный, чувственный взгляд. Его нога прижалась к ней, приятно щекоча ее волосами. Она застыла, когда пальцы его левой руки пробежались по ее плечу, добравшись до груди. Небесно-голубые глаза потемнели, приобретя цвет джинсов.

– Если я укушу тебя, Джози, это будет вроде того несчастного случая, когда акула напала на меня.

Он снова предостерегал ее, что может сделать ей больно, способен ранить ее. Джози твердо взглянула ему в глаза:

– Я сильнее, чем кажусь.

Они так напряженно смотрели друг на друга, что никто из них не заметил Миранду, несущуюся к Хьюстону со скоростью «конкорда».

Джози и Кори ахнули, когда Миранда врезалась ему прямо в грудь, Хьюстон пошатнулся от удара. Джози быстро нагнулась, пока Миранда билась на коленях у Хьюстона, а он пытался подхватить ее. Малышка всем своим весом навалилась на его правую руку на перевязи, и Хьюстон не смог удержать ее.

С испуганным визгом Миранда скатилась с его колен, и, пока три пары рук безуспешно пытались подхватить ее, шлепнулась на песок. Кори ойкнула, а Хьюстон выругался.

– Все хорошо, – поспешила успокоить его Кори. – Песок ведь мягкий.

Но Хьюстон перепугался:

– Прости меня, крошка. Ты не ушиблась?

Левой рукой он погладил ее длинные темные волосы. Она кивнула и положила ручки ему на ногу:

– Можно, я посижу у тебя на коленях?

– Конечно, можно, только в следующий раз предупреди меня.

Кристиан строго посмотрел на дочь:

– Миранда, будь поосторожнее. Ведь дядя Хьюстон ранен!

– Словно кто-то может забыть об этом, – со вздохом произнес Хьюстон. Он с величайшей осторожностью посадил Миранду себе на колени. – Мне не хочется, чтобы со мной обращались так, будто я стеклянный. Я уже снова в форме.

Это утверждение было встречено молчанием, сомнение витало в воздухе.

Джози увидела разочарование и опустошенность на лице Хьюстона, ей очень хотелось поддержать его. Присутствующие старательно отводили взгляд от его искалеченной руки.

По счастью, Миранда, не замечавшая напряженности, нарушила тишину. Ерзая на коленях у Хьюстона, она посмотрела на Джози и засунула прядь мокрых волос ей за ухо. Потом малышка ткнула пальцем в ногу Хьюстона:

– Моего Анка Юстона укусила акула. И ему зашили ногу.

Хьюстон покачивал Миранду на правом колене, а Джози превратилась просто в комок эмоций. Он выглядел чертовски славным и милым, она окончательно потеряла голову.

– Она это знает, малышка. Ведь это она зашила мне ногу.

– Правда? – Миранда сделала круглые глаза. – Это, наверное, было трудно?

Джози рассмеялась:

– Да нет. Такая уж у меня работа.

– Вокруг тебя сплошные врачи, Миранда, – пояснил ей Кристиан, опираясь локтем на поднятое колено. – Сара тоже врач. Может, и ты когда-нибудь станешь врачом.

– Когда я вырасту, то буду принцессой, – категорически заявила Миранда.

– Ты не можешь быть принцессой, у тебя папа не король. Так что лучше тебе пойти в колледж.

Миранда была непоколебима.

– Тогда я выйду замуж за принца.

Это привело к словесной перепалке между папой и дочкой. Джози с удовольствием слушала, как дочь, похоже, побеждала в споре, перечисляя массу достоинств и преимуществ, которые имеет принцесса.

И тут вдруг Хьюстон без предупреждения предложил:

– Джози, пошли ко мне, ладно?

Все разговоры тут же прекратились. Три пары глаз взрослых с интересом повернулись к ним.

– Нуда, конечно. – Она поднялась, внезапно осознав что покидает подругу. – Сара, ты ведь не против? Я вернусь минут через пятнадцать.

Конечно, она выразилась не самым лучшим образом. Кристиан удивленно вскинул брови и спросил, едва не давясь от смеха:

– И тебе этого хватит?

Кори закусила губу и прыснула, ткнув мужа в бок. Джози представила собственную физиономию цвета свеклы, который никак не гармонировал с ее светло-каштановыми волосами.

– Не спеши, побудь там столько, сколько тебе захочется. – Сара безучастно пожала плечами.

Хьюстон нахмурился:

– Она снимет мне швы на ноге.

– Хм-м… – Кори не казалась слишком убежденной.

Джози знала, что выглядит виноватой. Она видела Хьюстона голым, и всем это известно. И сейчас наверняка они уверены, что при одной мысли о Хьюстоне ее тело начинает само разогреваться, словно электропечь, включенная на «разогрев».

– Пошли, – сказала она небрежно.

Хьюстон поднялся, аккуратно усадив Миранду в шезлонг, натянул майку через голову и похлопал рукой по карману. Ключи звякнули.

– Я готов. Кори, скажи матушке, чем я занят, когда она вернется.

Это вызвало новые смешки среди собравшихся.

– Я не думаю, что маме захочется знать это.

– Я говорю о швах, – процедил он сквозь зубы, затем развернулся и пошел прочь, позволив Джози, словно верной собаке, плестись за ним. Ну просто терьер Джека Рассела, вот кем она была. Маленькая, белая, округлая и легко поддающаяся дрессировке.

А сейчас она ждала, что он кинет ей кость. Ведь так?

Если бы швы не чесались так сильно, раздражая его, когда он и без того был зол на весь мир, он бы велел Джози оставаться на пляже и вернулся бы домой один. Он не мог нормально мыслить: его переполняли эмоции, вызванные грядущим замужеством матери, тем, как он едва не прибил свою племянницу, и видом Джози, плещущейся в волнах прибоя, от которого у него все сжалось в груди.

Пинком ноги он открыл входную дверь и придержал ее перед ней.

– Я схожу за ножницами.

Пока он рылся на кухне в поисках ножниц, она стояла в прихожей.

– С меня вода стекает на твой кафель.

Бросив на нее взгляд через плечо, он заявил, не думая о последствиях:

– Конечно, ведь на тебе эта дурацкая майка. Скинь ее.

– Но… – Слова застряли у нее в горле.

Хьюстон молча наблюдал, как в ней боролись вежливость и стыдливость. Под мокрой майкой на ней не было ничего, кроме бикини, и ему хотелось увидеть его. Он надеялся, что победит вежливость.

Так оно и случилось.

В тот момент, когда его рука нащупала ножницы, она стянула с себя майку, а ее тело осталось прикрытым лишь парой пальм, расположенных в стратегически важных местах. Черт, ему отчаянно захотелось сорвать несколько кокосов с этих пальм.

Он шагнул к ней.

– Ножницы? – Она протянула руку, швырнув мокрую майку на ступеньку лестницы к его ногам.

Правильно. Эта его зудящая, дергающаяся нога. Как, впрочем, и сам он целиком, все его существо.

Минуту спустя он уже сидел на кушетке, устроив ногу на кофейном столике, который она предусмотрительно пододвинула. Склонившись над ним, она пробежала пальцами, нащупывая аккуратные стежки.

Хьюстон по опыту знал, что раны зажили хорошо. Кожа на них казалась натянутой и розовато-блестящей, так что с небольшой долей везения и с помощью настойки алоэ шрамы через некоторое время совсем исчезнут.

О, вовсе не нога беспокоила его сейчас, лишая его сна по ночам и выворачивая его душу наизнанку.

– Чему ты улыбаешься? – спросил он, ухватившись за спинку кушетки, поскольку она уже начала разрезать и вытягивать нитки из первого шва.

– Любуюсь своей работой. Ты хоть раз в жизни видел такой идеально ровный шов?

Он поморщился:

– Я только об этом и думаю.

Она разрезала и выдергивала нитки.

– Тебе повезло во всех отношениях. В первую очередь что именно я заштопала тебя. Прошло лишь полторы недели, а нога уже почти зажила.

Хьюстон понимал, что Джози говорила, не слишком задумываясь. Это было вполне в ее духе. Она осмотрела его ногу, убедилась, что та заживает, и решила, что ему повезло. Может, и он сам так рассудил бы, просчитав все вероятные последствия нападения акулы. Он мог бы потерять ногу или вообще расстаться с жизнью.

Но рука на перевязи лежала у него на коленях, и внутри него вновь ощутимо росли отчаяние и опустошенность. С едва сдерживаемым раздражением он тихо произнес:

– Жать только, что я не могу сказать того же самого о руке.

Джози подняла глаза, прищурилась:

– Хьюстон, прости меня. Конечно же я сморозила глупость. Со мной это частенько бывает.

Она легко погладила его ногу, доставив ему неизъяснимое, чем-то даже пугающее облегчение и утешение. Ему хотелось погрузиться в Джози, в ее теплоту, сочувствие и оптимизм. Хоть на минутку остаться бы таким! Отбросить свои защитные инстинкты и расслабить плечи.

– Ты не говорила глупости, просто мне жалко себя. – Ему было больно признать это. – Я не должен был ставить тебя в неловкое положение.

На ее лице появилось облегчение, усмешка скривила уголки ее рта.

– Я начинаю привыкать к этому. – Он прыснул.

– Джози, я… – «Хочу тебя, ты мне нужна, возможно, я даже люблю тебя, может, ты разденешься донага и такой останешься со мной на всю оставшуюся жизнь?» Но он не сказал ей этого.

Лишь на минуту зарылся лицом в ладони, стараясь расправить брови, чтобы встретить ее любопытный взгляд.

– Мне хочется, чтобы ты поняла, почему я с трудом схожусь с людьми. Матушка заявила мне сегодня, что она выходит замуж, – и это совсем выбило меня из колеи. Видишь ли, отец очень плохо обращался с матерью, пока не оказал нам всем огромную услугу, бросив нас, когда мне было пятнадцать.

Эти слова ни разу не срывались с его губ за все тридцать три года его жизни, и он ощутил стыд за дрожащий голос.

Он не знал, какого ответа он ждал от Джози, может, жалости или испуга. Но она поступила иначе. Она близко склонилась к нему, нежно тронула его колено, ее тепло обволакивало его.

– Я тоже потеряла отца в пятнадцать лет. И это разозлило меня.

С минуту он обдумывал ее слова, откинувшись назад. Конечно же, он был зол на своего отца за то, что тот причинил столько боли матери. Но ведь она-то простила его. Где-то в глубине души он еще кипятился из-за того, что Хэл Хейз никогда не был ему хорошим отцом и лишил его многого что другие дети получали как само собой разумеющееся.

Но ему больше не хотелось помнить зла. Он станет добрым, как его матушка, и пусть все это навсегда уйдет в прошлое. Он не превратится в озлобленного эгоиста, не обретет качеств, которые презирал в своем отце.

Джози устроилась у него между ног, стриженые мокрые волосы торчали во все стороны, прохладная кожа пахла океаном. Левый сосок соблазнительно выглядывал промеж двух пальм на лифчике бикини.

Он протянул левую руку и крепко сжал ее грудь, вызвав волнение во всем ее теле.

– А знаешь, ты чертовски хороша, ну прямо-таки само совершенство.

Глава 16

И где же магнитофон, который так пригодился бы ей сейчас? Ведь вряд ли ей придется часто слышать такое. Хотя в этот раз ей надолго хватило одного пальчика ноги, которым он очень умело поигрывал у нее в самом интимном месте.

Джози хватало простого прикосновения Хьюстона, нескольких слов и даже просто проявления неуверенности в себе, которая явно отражалась у него на лице. Он был точно так же раним и уязвим сейчас, как она после той операции накануне. И она надеялась, что сможет утешить и поддержать его таким же образом, как и он ее. Ей хотелось, чтобы он доверял ей, верил в нее.

– Ты еще не закончила со швами? – спросил он, ущипнув ее сосок.

– Нет. – И конца не видно. Его лодыжку украшала обширная вышивка, а она не успела снять и трети ее.

Ну как тут сосредоточиться, когда его палец нежными движениями возбуждал и заводил ее, влажное вожделение обдавало жаром ее крошечное бикини, а пальцы дрожали, касаясь его ноги?

– Тогда поторопись.

– Я не могу, когда ты так себя ведешь. – Его палец забрался под влажный треугольник лифчика ее бикини.

– А как я себя веду?

Он просто заводит ее, вот как.

– Ты щупаешь, ласкаешь меня.

Чуть отстранившись, чтобы его палец не мог достать ее груди, она сконцентрировалась на руке, державшей ножницы, и отрезала очередной стежок.

А тем временем большой палец ноги нащупал ее клитор под мокрым бикини. Джози дернулась и гневно взглянула на Хьюстона:

– Ты что, хочешь, чтобы я поранила тебя? У меня же в руке острые ножницы!

Ему было все равно. Он уперся ногами в сброшенные сандалии, в глазах светилось сладострастие.

– А знаешь, я поверил в тебя, и теперь, Джози, ты ухаживаешь за мной. И ты больше ничего не роняешь, когда находишься рядом. Интересно, почему?

Ей было трудно понять, говорит он это всерьез или опять поддразнивает ее, но от его слов у нее стало тепло на душе. Причем это происходило не только из-за секса. Она оказалась дурой и влюбилась в него, и чем дальше, тем более неуправляемым, неудержимым становилось ее чувство.

– Ты меня больше не нервируешь. – И это было правдой. Хотя давление у нее и подскакивало в его присутствии и ему ничего не стоило завлечь ее, например, в колонию нудистов с помощью нескольких слов и коробки шоколадок, он ее больше не пугал.

– Значит, ты больше не будешь нервничать, если я вдруг развяжу у тебя тесемки лифчика?

Отлично, тогда ей не потребуются даже шоколадки в качестве вознаграждения. Стоит ему шевельнуть пальчиком, и, пожалуйста, она тут же оголится.

– Нет, это не заставит меня нервничать. – Она была заведена до предела, это верно. Но никаких нервов. Она тут же добавила: – Но я все же думаю, что тебе следует дождаться, пока я не сниму все швы, прежде чем предпринимать какие-либо действия с лифчиком.

Она, конечно, была не слишком обходительна, но зато теперь с удвоенной скоростью выдергивала и швыряла на кофейный столик кусочки нитки с сантиметр-другой размером. Впрочем, похоже, это не мешало ему, ибо бугор на его плавках продолжал угрожающе расти, и все это происходило рядом с ее губами. Или на расстоянии длины ее языка, подумала она, но тут же выругала себя за непрофессиональное поведение во время работы. Просто он находился в опасной близости от нее.

Она была практически голой, если не считать одеждой пару дорогущих треугольничков на грудях и нейлоновую тряпицу на заднице. Все остальное было открыто и доступно, словно хайвей Вашингтон – Нью-Йорк в будний день.

– Мне почему-то кажется, ты бы хорошо смотрелась, сидя у меня между ног. И без лифчика.

Джози выдернула очередной стежок, втайне надеясь, что ее соски не сразу отреагируют. Не тут-то было. Господи, ну как найти подходящий ответ на подобное заявление?

С трудом сдерживая себя, она попыталась отнестись к ситуации с юмором, с облегчением отметив, что снято уже почти две трети швов.

– Я тоже не буду возражать, если ты снимешь рубашку.

Уголок рта у него чуть дернулся, однако он не рассмеялся. Его рука мгновенно оказалась у нее на спине, а тесемки ее небесно-голубого топа, завязанные бантиком, свободно повисли.

– Тебе хочется, чтобы я снял рубашку? Я действительно нравлюсь тебе, Джози?

Хм… Здесь должно было последовать решительное «да». Ее бикини сползло вперед, земное притяжение властно влекло ее груди, удерживаемые лишь нижней полоской топа. Как только лифчик окончательно сдастся, получившийся ансамбль сгодится лишь в двух местах – либо на топлесс-пляже во Французской Ривьере, либо в обычном стриптиз-клубе. Что тут же заставило ее задуматься, а не стоит ли попытаться изобразить несколько экзотических танцевальных па прямо на коленях у Хьюстона.

Малейшее движение в сторону могло заставить треугольнички сдаться и скакнуть поверх сосков. Хьюстон с шумом выдохнул, чуть тряхнувголовой.

Джози с трудом проглотила невесть откуда набравшуюся слюну.

– Ты же знаешь, что нравишься.

– Да брось ты эти чертовы ножницы и встань.

– Я же не закончила. Осталось снять еще два стежка по дюйму длиной.

Но ей все равно пришлось вскочить на ноги, когда он снова достал ее большим пальцем ноги, и острый приступ желания пронзил ее в ответ на настойчивые толчки и требовательный голос. Откровенное вожделение на его лице сделано ее возбуждение острым, как лезвие бритвы.

– Оставь эти швы на потом. – Он встал с кушетки и несколько раз согнул и разогнул ногу, якобы случайно задевая коленкой оставшуюся нетронутой часть бикини – влажные трусики, прилипшие к лобку. – Ага, мне уже гораздо лучше, хоть ты еще и не закончила.

Она желала его, любила, ей нужно помочь ему вновь стать преуспевающим в этой жизни, независимо от того, останется он хирургом или нет.

Хриплый возглас вырвался у нее из горла, когда его твердое колено снова уперлось в нее. Признание собственной слабости, согласия и поощрения. Она зажмурилась от замешательства и острого наслаждения, пока он коленом раздвигал ее ноги. Опершись о край кофейного столика, она спросила:

– Хьюстон, ты уверен, что мы можем заняться этим? Мне не хотелось бы повредить тебе ногу или еще что-нибудь. У тебя ничего не болит?

Ничего, в чем он мог бы признаться. И в том месте, о котором она могла подумать.

– У меня болит только одна часть тела – в трусах, да и то лишь от того, что слишком сильно хочет тебя. – Неподдельное возмущение звучало в его голосе, он явно не преувеличивал.

У Джози подкосились ноги, и она, не блистая грациозностью, соскользнула спиной на пол, приземлившись прямо у него между колен, страстно желая сбросить этот топ, висевший у нее на грудях, словно какое-то странное нейлоновое украшение. Но она так и не скинула его.

Ей захотелось хоть раз вывести его из равновесия, чтобы он спотыкался и запинался, чтобы его также сотрясало вожделение, как это происходило с ней. Заставить его забыть о предстоящем замужестве матери и об отце, и об искалеченной руке и понять наконец, что он может отрицать или называть это, как ему вздумается, но между ними существует нечто большее, чем взрывной секс.

– Хорошо. Тогда я это исправлю.

Она засунула руку в его еще влажные плавки и тронула гладкий, не совсем затвердевший член.

– Джози! – Он отступил назад и наткнулся на кушетку.

Она улыбнулась, запечатлела поцелуй прямо над резинкой плавок, лизнув языком видневшийся пучок темных волос. Поймав кураж, она стянула с него плавки до самых колен.

– Джози. – Казалось, он был в полном шоке, что лишь подстегнуло ее решимость и возбудило до такой степени, что она с трудом, прерывисто задышала, еще даже не коснувшись его.

Ее обнаженные груди терлись о его бедра, она подняла руки и неуверенно схватила его член, ощутив, как и он затвердевает и дергается под ее пальцами. Почувствовала всю мощь его желания.

Удерживая ствол обеими руками, она обхватила губами головку и отважилась чуть лизнуть ее.

Он вздрогнул всем телом.

– Черт, не делай этого. – Она снова лизнула.

Он коленями обхватил ее плечи.

– Дьявольщина, я же сказал, перестань! – Лизание сменилось чувственным отсасыванием.

– Моя матушка может в любой момент войти и застать нас.

Его голос дрогнул, и краем глаза Джози видела, как пальцами здоровой руки он впился в спинку кушетки, чтобы удержаться на ногах. Отчаяние, прозвучавшее у него в голосе, развеселило ее. Ведь он был из породы тех, кто ни за что не займется делом, не сняв швы. Хьюстон не любил сидеть на месте пассажира, предпочитая рулить сам.

– Мы же услышим, как хлопнет входная дверь.

Ее затвердевшие соски натягивали свободный лифчик, а тело эхом отзывалось на его возбуждение.

– Прекрати, Джози.

Она украдкой подняла на него взгляд, не переставая обрабатывать языком его твердокаменный жезл. Глаза у Хьюстона были закрыты, рот сжался в тонкую линию, мускулы вздулись на руке, вцепившейся в спинку кушетки.

– Почему же? Я остановлюсь, если тебе будет больно, – пробормотала она, уверенная в его реакции на это заявление.

– У меня ничего не болит.

– Тогда помолчи.

Первоначально она думала проделывать все не спеша, с чувством и с толком, чтобы успеть насладиться самой. Ублажить его, заставить прочувствовать то, что переживала она всякий раз, когда он касался ее. Но Джози не сумела удержаться, не смогла умерить собственное возбуждение, ее тело трепетало, жаждало и требовало разрядки и высвобождения.

Ей хотелось добиться его полной капитуляции. Но ожидание и предвкушение надвигавшейся кульминации, предвозвестниками которой были издаваемое им нечленораздельное рычание и хрипы, заставляли ее ерзать, прогибаться и извиваться под ним, прижиматься к нему всем телом, ласкать его мошонку и бедра.

Сильнейшее, жгучее желание нарастало у нее внутри, рвалось наружу, между ног она ощущала знакомую пульсацию. Вдруг острое наслаждение пронизано ее, разразившийся оргазм застал ее врасплох, она застонала, на мгновение перестала сосать и прижалась к его ноге.

– Вот это да! – воскликнул он, вцепившись в ее плечо.

– Прости, – выдохнула она. Все ее тело билось в конвульсиях. Она с шумом втянула воздух, жалея, что ее вспышка могла испортить ему кайф. – Господи, прости меня, я не хотела, я не собиралась кончить, клянусь тебе.

Прижавшись к его животу, она дрожала мелкой дрожью, зажмурившись: ослабевшие ноги не держали ее. Хьюстон оттянул ее голову назад, так что она могла смотреть прямо ему в глаза.

Жар страсти в его подернутых дымкой голубых глазах вновь распалил ее вожделение. Казалось, он был готов войти в нее быстро, резко и немедленно.

– Поднимайся. Мы отправимся в спальню.

– Ладно, – прошептала она, в последний раз целуя головку его пениса. Он отдернулся от нее, настойчиво потянув за руку.

Джози с трудом встала, дрожа всем телом, словно восьмидесятилетняя, страдающая артритом старуха, и ухватилась за плечо Хьюстона, чтобы удержать равновесие.

– О Господи, Сара… Я же совсем забыла о ней. Надо позвонить ей, она же волнуется, думает, что со мной что-то случилось.

– Она легко может себе это представить. – Хьюстон нагнулся и набросился на ее грудь, словно дикий зверь на свою жертву. Вот только Джози почему-то полагала, что ни одна газель, когда на нее нападает лев, не визжит от удовольствия. А вот ей захотелось, и она сумела удержаться от крика, лишь зажмурившись и заставив себя думать об операции на порванном ахилловом сухожилии, назначенной на следующий день.

– Нет, мне надо позвонить ей. – Она обмякла под его руками.

Тогда он с трудом оторвался от ее восхитительной груди и потянулся за телефоном на краю стола справа от него.

– Только быстренько.

– Ну конечно. – Джози набрала номер и шлепнула его по рукам, потянувшимся было к ней.

– Алло?

– Сара, это Джози. Я тут слегка застряла у Хьюстона и не знаю, когда смогу вернуться на пляж.

Сара прыснула в телефонную трубку:

– Это у тебя такой код, чтобы сообщить, чем ты собираешься заняться с ним?

– Ш-ш-ш! А вдруг его мать услышит? – зашептала она и тут же остановилась: Хьюстон подкрался сзади и начал стаскивать с нее бикини.

– Ей сейчас ровным счетом наплевать. Она занята тем же самым, ты же знаешь. Одна я не у дел.

Джози почувствовала себя виноватой. Хьюстон пытался уложить ее на кушетку и засунуть палец ей между ног.

– Прости меня, Сара, – выдавила она прерывистым голосом. – Ты не сменила свои планы насчет мужиков на пляже?

– Я тут поговорила с одним, но оказалось, что он женат. Мне потребуется еще не меньше полугода, чтобы собраться с духом и повторить попытку.

– О, дорогая, – начала было Джози, но Сара оборвала ее:

– Я бросаю трубку, пока нас не обвинили в занятии любовью втроем.

Тут зубы Хьюстона впились в ее нежную попку, она взвизгнула и бросила трубку в полнейшем замешательстве. Значит, Сара знала, чем они занимались. Ну, может, не точно, но в общем все понимала, и это было уже не очень хорошо.

– Твоя мать… – начала она, сама не зная зачем.

– Моя мать занята Ларри. – Хьюстон извлек из нее свой мокрый палец и помазал ее щеки ее собственной влагой, заставив все ее тело непроизвольно напрячься от подобного вторжения и тут же расслабиться, принимая его, желая его.

Мать Хьюстона вместе с Ларри были задвинуты в дальний уголок его сознания и проштемпелеваны «потом». Он будет счастлив за свою матушку, даже если это убьет его. Но только «потом».

А сейчас он затащит Джози в постель и будет заниматься ею до тех пор, пока сам не забудет, что недостоин ее, а она не вычеркнет из памяти, что он хирург, который вот-вот потеряет работу.

– В спальню. Немедленно.

Хьюстон не задвинул жалюзи, и полуденное солнце било ему в глаза, слепя его, но это было лишь частностью. Он обещал отвести ее в спальню еще в первую ночь, что они провели вместе, но так и не сделал этого. Для него стало почти символичным то, что, когда они вместе переступят порог его спальни, они достигнут нового уровня в отношениях.

Хьюстон повел ее вниз, через темный холл, в спальню, где она была лишь однажды, когда пыталась помочь ему снять мокрые трусы.

Почти ежесекундно он оборачивался, чтобы лишний раз насладиться видом ее наготы, поскольку, перед тем как последовать за ним, она решительно стянула трусики и зашвырнула их подальше. Хьюстону хотелось обнять Джози, прижать ее к себе и ласкать ее голую попку. Всем телом ощутить жар ее роскошного тела. Но когда, уже в спальне, он попытался исполнить это, его рука на перевязи уперлась в ее копчик. Это было уже слишком. Выругавшись, он здоровой левой рукой принялся сдирать ленту, удерживавшую шину на перевязи.

– Что ты делаешь? – Джози шагнула, прильнув к нему, и лишь его плавки не позволяли ему почувствовать прижавшиеся шелковистые завитки. Но ее полные жаркие груди удобно устроились на его локте, и он не рассердился, когда ее пытливые пальчики успокаивающе сжали его руку.

– Мне хочется содрать эту повязку, ласкать тебя обеими руками.

Влажные пряди ее стриженых волос щеткой прошлись по его плечу, а подбородок уткнулся в его грудь.

– Я полагаю, тебе следовало бы еще с неделю ходить в бинтах.

– Я знаю, просто мне очень хочется хотя бы недолго трогать, ласкать тебя без них. А потом я снова нацеплю их. – В его голосе звучала отчаянная, безнадежная мольба, которая не могла не найти отклика в ее душе.

Она прижалась к нему всем телом, а ее короткое прерывистое дыхание эхом отдавалось у него в груди. Джози погладила его перевязанную руку, дойдя до неподвижной ладони.

– Лучше уж я сама сниму бинты. – Она поцеловала один за другим кончики его пальцев, чуть задержавшись на двух поврежденных.

Это было не совсем то, чего ему хотелось. Не нужно, чтобы Джози осматривала его бледную недвижимую руку, походившую на дохлого, ощипанного цыпленка.

Здесь и сейчас ему хотелось безоговорочно довериться ей, поверить в собственное будущее, в котором найдется место и его работе, и женщине, которую, как наконец-то до него дошло, он мог полюбить. Он на мгновение зажмурился, стиснув зубы.

– Ладно.

– Указательный и большой пальцы пока не будут нормально работать, ты же знаешь, – мягко произнесла она, начиная разбинтовывать его руку. – Три недели в неподвижности – это небольшой срок, независимо от операции. Для того и существует физиотерапия.

– Я сам врач, Джози. Не надо мне рассказывать это.

Но все это уже не слишком раздражало его. Он восхищенно смотрел на нее, абсолютно голую, расторможенную, отбросившую все моральные запреты и комплексы, заботливо склонившуюся над ним. Он знал, что она была недовольна своим телом; он не мог понять почему, но так оно и было. И вот она вскочила и легкими и уверенными движениями принялась разбинтовывать его руку, ничуть не обеспокоенная тем, что он мог в упор разглядывать каждый дюйм ее обнаженной плоти.

– Что врачи знают и что они сами чувствуют – это большая разница. – Содрав последний кусочек ленты и бинта, Джози нежно погладила его белые длинные пальцы.

У него оставались длинные красные шрамы, оставшиеся от столкновения с акулой и после операции, а онемевшая искалеченная рука выглядела пугающей, какой-то ненастоящей.

Джози нагнулась и провела влажным языком по неровному пупырчатому шраму.

Казалось, его сердце готово было выскочить из груди, а член – порвать плавки. Прикосновение языка Джози не было жалостливым или успокаивающим, а чувственным и возбуждающим – ласка женщины, желающей познать каждый дюйм тела ее мужчины.

Затем она промассировала большим пальцем его онемевшую ладонь и пристроила его руку к себе на талию.

– Вот теперь ты можешь обнять меня обеими руками. Отлично! – Он тут же притянул ее к себе. Он обнимал ее, но не слишком плотно. Она рывком подалась вперед, ее груди распластались на его груди, а его торчащий член уютно угнездился между ее гостеприимных бедер. Он и представить себе не мог, что это окажется так здорово, – сердце работало как машина, учащенное прерывистое дыхание перемежалось затяжными, томными вздохами.

Здоровые пальцы сновали по ее чистой, свежей коже, а два поврежденных оставались неподвижными. Он не чувствовал их, но пренебрег этим. Ему хотелось лишь поглаживать, ласкать и любить Джози, уйти с ней туда, где она будет принадлежать ему, и лишь ему одному.

– Ты само совершенство, – шептал он ей, щекоча губами розовую мочку уха. Они все еще топтались в дверях спальни, и он наконец задом ввалился в комнату, увлекая ее за собой, пока не коснулся икрой ноги прохладной простыни. Он не убирал постель со времени того несчастного случая, поэтому сейчас достаточно было откинуть верхнее покрывало и опрокинуть на постель Джози. Он стоял рядом, крепко удерживая ее, затем нагнулся и нежно поцеловал ее пухлые сочные губы, излив в поцелуе все свои переживания и разочарования, всю полноту своих чувств.

– О-о! – застонала она, запустив пятерню в его волосы.

Хьюстон не любил, когда женские руки касались его волос, но с Джози все было иначе. Она стала для него чем-то большим, оказалась совсем не похожей на других, просто лучом света в окружавшей его кромешной тьме. Он наклонился, чуть подтолкнул ее и нежно прижал. В результате она оказалась на постели, широко раскинув ноги.

Он тяжело дышал, щеки раскраснелись, распахнутые глаза горели желанием. В жизни не встречал он более прекрасной женщины.

– Я никогда еще не испытывал ничего подобного, – пробормотал он, зарывшись лицом в губы ее лона.

Он почувствовал резкую боль в голове, когда Джози запустила обе пятерни в его волосы и крепко сжала пальцы. Хьюстон попытался посмотреть, разглядеть что-нибудь поверх округлого живота. Он видел, как она вся выгнулась от наслаждения, извивалась и дергалась, пытаясь сдвинуть его язык с бедра и направить его прямиком к клитору. Слегка взбрыкивая, словно собираясь оседлать его.

Комната была погружена в тишину, простыни прохладны, его взгляд сфокусирован на одной точке. Его ноздри заполнил терпкий аромат ее влажной от пота плоти, нестерпимое желание соединило их в самой интимной близости.

Не отдавая себе отчета, он заговорил:

– Никогда в жизни я не был так околдован женщиной. Наверное, я безнадежно пропал уже тогда, в тот самый момент, когда ты впервые наклонилась передо мной.

Да так с тех пор и не сумел вновь прийти в себя.

Глава 17

Джози с трудом оторвала язык от нёба и заговорила:

– Выходит, быть неуклюжей не так уж и плохо? – Да она готова была уронить целую коробку скальпелей, лишь бы его язык продолжал ласкать ее.

Но в этот раз все было иначе, интимнее и нежнее, чем тогда, когда они отдались быстрой, обжигающей страсти на полу в его гостиной. Теперь она лучше понимала Хьюстона. За холодной профессиональной маской она видела любящего и легкоранимого человека.

Он засмеялся, уткнувшись носом в ее бедро, обдавая жарким дыханием обнаженную растревоженную плоть.

– Для меня это в любом случае хорошо. Не знаю, как для тебя.

Если бы он только знал! Ей хотелось признаться ему, как ей хорошо, объяснить, что их отношения постепенно могли бы перерасти в большое чувство. Она попытается сделать это. Но она не желала напрягать его, боясь, что он может отступить. Именно сейчас, когда он раскрылся перед ней, был столь близок, ласкал ее. Душа светилась в его глазах.

Хьюстон питал к ней нежные чувства, она видела это. Наверное, он сам еще не верил в это. Возможно, это не было настоящей любовью, но это было уже что-то. Подлинное и постоянно нарастающее.

– И мне тоже очень хорошо сейчас, иначе меня не было бы здесь.

Хьюстон опять лизнул ее.

– О да. Именно там, о, как хорошо! – Она издала тихий стон, увидев, как его темноволосая голова склонилась над ней.

Обычно эта поза ей не нравилась, беспокоила ее, особенно в полдень, когда яркий солнечный светлился сквозь широкие окна. Но с Хьюстоном она ощущала себя раскрепощенной и соблазнительной. Эти округлые формы, раздражавшие ее с юных лет, эти пухлые белые холмики, впихнутые в слишком короткую и тесную рамку, именно они совершенно очаровали его.

– А как тебе показалась моя подруга Сара? – услышала она свой вопрос, хотя и задала его только чтобы услышать его комплименты в собственный адрес.

Его страсть к ней, испытываемое им вожделение были заразительны.

И ей нужны были все новые и новые подтверждения и уверения в этом, так же как и ему требовались уверенность и убежденность, что он по-прежнему будет преуспевающим человеком, даже если никогда больше не войдет в операционную.

Хьюстон на мгновение замер.

– А при чем гут Сара?

– Она тебе понравилась? Она очень тонкая девушка. – Джози закинула руки за голову и поддала бедрами, чтобы снова расшевелить его.

Он прошелся горячими губами по ее бедру, вызвав у нее очередной стон, болезненно отозвавшийся внутри.

– Ты спрашиваешь, потому что тебе хочется, чтобы я тебя снова отшлепал? – сказал он внешне спокойным, но напряженным от страсти голосом.

– Нет. Почему?

– Потому что ты знаешь, что я терпеть не могу, когда ты принижаешь себя, сравнивая с кем-либо другим.

– Я ничуть не принижаю себя. – Джози было жать, что она тратила время на болтовню, зря он использовал свой язык на разговоры, вместо того чтобы заниматься гораздо более приятным делом.

Небольших покусываний оказалось явно недостаточно, они были лишь малым напоминанием о том, как много существует способов доставить ей ни с чем не сравнимое удовольствие.

– Я почти не видел Сару. Я теперь больше не вижу никаких женщин, кроме тебя.

Она была бы рада даже заплатить ему, чтобы услышать что-то в этом духе, а тут он сам выдал ей такое.

– Ты утверждаешь, что у тебя нет подхода к больным, и в то же время проделываешь фантастическую работу.

Он довольно усмехнулся:

– Ну так что, мы будем продолжать эти беседы или я могу вернуться к тому, чем занимался, пока ты не впутала в это твою тощую подругу?

– Сара не тощая, она броская и эффектная. – Джози собралась было и дальше распространяться на эту тему, но Хьюстон перехватил инициативу, вновь зарывшись лицом у нее между ног. – Ладно, забудем о ней.

– Хорошая мысль.

Теперь он взялся за нее всерьез, и Джози окончательно расслабилась, все трепеща от наслаждения, пока его губы без устали трудились над ее клитором. Она застыла, зажмурившись, мертвой хваткой вцепившись в простыню.

Снова и снова его горячий язык впивался в нее, ее живот напрягся, отзываясь болью в затвердевших сосках. Когда она оказалась на грани окончательного взрыва, он вдруг оторвался от нее, утирая блестящие влажные губы большим и указательным пальцами. Она издала неодобрительный возглас, превратившийся в жалобный стон, когда он встал на ноги.

Хьюстон швырнул свои плавки на пол и зашагал через комнату, предоставив ей обозревать его широкую спину и тугие ягодицы. Может, конечно, зад у него и симпатичный, но сам-то он удалялся от нее, трепещущей и умирающей от желания.

– Куда ты? – Джози ослабила руки, а он продолжил движение к туалетному столику. Ей захотелось перевернуться на бок, чтобы встретить его наготове, когда он обернется, но она опасалась, что малейшее движение может завершиться бурным оргазмом.

– Я схожу поищу кондом. Ты можешь пока приласкать себя сама, если тебе это потребуется, пока я не вернусь.

Джози поперхнулась, жаркая краска залила ее лицо и шею.

– Я дождусь тебя. – Она и представить себе не могла, что будет заниматься этим перед Хьюстоном, с его образцовым, просто совершенным телом и, ох, все понимающим взглядом.

Хьюстон тут же вернулся к постели с кондомом на должном месте и нехорошим блеском в глазах.

– Черт, не успел. А мне так хотелось все увидеть самому.

– Прости, но я не думаю, что в обозримом будущем тебе удастся подсмотреть что-либо подобное. – Но все ее смущение было тут же забыто, когда он устроился на краю кровати, ухватил ее за лодыжки, нагнулся и запечатлел поцелуй прямо в том месте, где до этого побывал его язык. Где у нее все еще было влажно и все пылало.

Затем он прошелся языком вверх по ноге, оставляя за собой влажный след, и тут же нырнул к пупку. Его язык настойчиво продвигался в направлении Северного полюса, пока он не уткнулся носом в ее грудь и язык не дорвался-таки до столь желанных сосков, которые тут же дернулись ему навстречу.

Затем он схватил ее руку и, сжав ее пальцы, засунул ей же между ног. Джози испытала замешательство, прикоснувшись к своей влажной плоти.

– Перестань.

– Ну уж нет, – заявил он, прижимая ее собственные пальцы к клитору, а его язык одновременно проделывал восхитительные трюки с ее сосками.

Она извивалась и корчилась под ним.

– Нет, я не могу, – выдавила она, хотя ее тело и выгнулось дугой.

Она отрицательно покачала головой, даже когда его палец вкупе с ее собственными глубоко вошел в нее, а ее тело над ним отозвалось влажной жаркой пульсацией.

– Вот видишь, как это здорово? Как ты меня так заводишь? – Он уткнулся носом в ее грудь. – Черт возьми, ты просто невероятна, потрясающа!

Туда, обратно, сунуть, вытащить – он работал их пальцами, прижимая к губкам лона ее зажатую руку. Она задыхалась, ей не хватало ни воздуха, ни слов, чтобы как-то реагировать.

Хьюстон направил их пальцы на ее клитор.

– Мы в этом вместе, крошка, ты и я.

– О Боже! – воскликнула она, с испугом поняв, как сильно ей самой нравится, когда их пальцы совместно обрабатывают ее лоно, заполняя до боли нестерпимым желанием каждую клеточку ее тела. – Хьюстон, – пробормотала она таким хриплым голосом, что он едва не усомнился: а с женщиной ли он лежит в постели?

– Что?

Туда и обратно, снова и снова его язык обрабатывал ее соски, пока его мускулистая грудь терлась об ее бедра.

– Еще, ну пожалуйста, теперь уже войди в меня, – почти в беспамятстве, не отдавая себе отчета, бормотала она.

Эта просьба, высказанная дрожащим голосом, разрушила последние остатки самообладания. Господи, он любил ее, любил каждый дюйм ее тела, ее щедрого сердца и сегодня готов был дать ей все, о чем она попросит.

– Все, что пожелаешь, любимая.

Хьюстон устроился поудобнее между ее ног, поискал ее влажные складки и одним рывком вошел в нее, вызвав у нее стон. Она прижалась к нему всем телом, губы ее лона плотно обхватили его член.

– Хьюстон. – Джози смотрела на него почти безумным, горящим взглядом, ее белая кожа, казалось, излучала нежное розовое свечение, и если у него еще и оставались какие-то сомнения на ее счет, то сейчас они окончательно исчезли.

Джози была поражена. Он влюблен в нее. И она принадлежит ему.

Он почти совсем вышел из нее, лишь головка члена застряла в губках ее лона, и оба они разочарованно застонали. Какую-то долгую агонизирующую секунду он еще колебался, затем резким рывком снова вошел в нее, с его губ сорвалось проклятие, а Джози уткнулась в волосы на его груди.

Он почти не замечал небольшие болезненные уколы, не обращал внимания на дрожь в раненой ноге и на странное отсутствие чувствительности в правой руке, отдаваясь ощущению сексуальной вседозволенности, разгулу страсти, полной мерой воздавая должное женским достоинствам Джози.

Набрав темп, он почувствовал приближение кульминации, неминуемого взрыва.

– Может, мне стоит придержать, остановиться?

Она обхватила его ногами, ее груди сотрясались при каждом толчке, и ему захотелось, чтобы она кончила первой.

На ее лице отразился ужас, это могло бы показаться ему смешным, если бы он сам не заскрипел зубами в экстазе.

– Нет, что ты! Я умру, если ты остановишься.

И, словно пытаясь удержать его, ее пальцы вдруг вцепились в его зад, с силой сжали его, и тут же, подгоняя его, словно всадник коня, она шлепнула его по крупу.

Ничто и никогда в жизни так не потрясало его, как этот требовательный сексуальный шлепок Джози. У него все перевернулось внутри и чуть не лопнуло от напряжения, и он понял, что еще секунда – и он взорвется в ней.

– Тебе так сильно хочется?

– Да!

И, черт возьми, она снова подстегнула его, вцепившись в его зад, сильно, раз за разом поддавая бедрами.

Хьюстон отпустил тормоза, потеряв свой хваленый контроль над собой, заработан с удвоенной силой, весь отдавшись страсти.

Их тела корчились и бились в конвульсиях, пока Джози не отпала, полностью обессиленная, мертвой хваткой вцепившись в простыню, над верхней губой у нее выступили капли пота, а широко распахнутые зеленые глаза казались изумрудными озерами.

– Я люблю тебя, – сказала она.

Произнеся это, она тем самым погубила его последний шанс спасти, уберечь свое сердце.

Джози лежала, обливаясь потом, стараясь не застонать. На этот раз не от наслаждения, а от собственной очевидной глупости, когда в разгар сокрушительного оргазма ока открыто заявила о своих чувствах к Хьюстону.

Это было равносильно тому, чтобы предложить руку и сердце на первом свидании.

Не то чтобы Хьюстон в ужасе отшатнулся. Вовсе нет. Он явно выглядел чертовски польщенным, но ей-то он не ответил тем же.

Ничего, кроме небольшого вздоха, кривой улыбки да ленивого поглаживания ее соска, когда он пристроился рядом с ней на постели.

– Ты так не похожа на меня, ты совсем другая, – прошептал он.

Да, она была дура, а он умница. Ока любила его, а он ее нет. Джози лежала очень тихо, стараясь не поддаваться унынию.

– Что?

– Ты такая мягкая. – Его палец спустился на ее живот и очертил кружок вокруг пупка. – А я жесткий и твердый.

Да, он такой. С головы до ног, все в нем крепкое и твердое, включая член, все еще зачехленный в кондом, грустно уткнувшийся ей в бок.

– У тебя кожа чистая, светлая, как луна. А я темный.

Он вел себя так расслабленно, свободно, успокаивающе, что Джози позволила себе подумать, что он не обратил внимания на вырвавшееся у нее признание. С тихим смешком она повернулась на другой бок, лицом к нему.

– Ты сейчас похож на сушеный урюк. – Обнаженным плечом она почувствовала его дыхание, когда он, усмехнувшись, произнес:

– Я не уверен, что это комплимент. – Вздохнув, он зажмурился, их пальцы сплелись. – Ты умеешь говорить руками, и ты многое сказала мне. Я спокоен.

В ней пробудилась тревога. Зачем он подчеркивает очевидное, если только это не является предисловием к чему-нибудь типа «вот почему у нас ничего не получится»?

– Это правда, – подтвердила она, ибо она лежала обнаженная, полностью удовлетворенная и довольная им и вообще всем на свете. Она не будет спорить с ним, если пришло время ему высказаться на этот счет. Это разобьет ей сердце, но она не станет валяться у него в ногах, умолять его и уговаривать. Черт возьми, она достойна мужчины, который будет любить ее, холить и лелеять, желать ее всей душой и телом, а не лишь болтать об этом.

– Мне это нравится. Я люблю в тебе все то, что так отличает тебя.

Она оценила, каких трудов ему стоило высказать ей это, объединить в одной сентенции слово «любить» и ее самое. Она даже уловила волнение в его голосе.

Долго сдерживаемые слезы потекли по ее лицу. Приподнявшись на локте, она наклонилась, чтобы поцеловать его, и остановилась в дюйме от его губ.

Он спал.

Абсолютно голый, донельзя соблазнительный, а его рука покоилась у нее на животе.

Когда Джози проснулась, рядом с постелью, низко склонившись над ней, стоял Хьюстон. С трудом удерживая глаза открытыми, она зевнула.

– Это ты сейчас дунул мне в лицо? – Он ухмыльнулся:

– Наверное, просто подул ветер.

– Ветру следовало бы почистить зубы. – Не то чтобы у него дурно пахло изо рта. Просто ей захотелось поддразнить его.

Джози закинула руки за голову, пока Хьюстон, приложив ладонь к лицу, выдохнул, явно проверяя запах изо рта. Она рассмеялась:

– Да пошутила я. У тебя не пахнет изо рта.

– Ну, если честно, то я действительно дунул тебе в лицо. Попытался разбудить тебя.

В ее одурманенных сексом и сном мозгах с трудом прорезалась мысль, что на нем снова были плавки, а в руке он держал ножницы. О Господи, неужели он и вправду решил, что она потащится на пляж?

– Нога больше не беспокоит тебя? – Протирая глаза, она обнаружила, что лежит на постели абсолютно голая, а ее ноги широко раскинуты. Она попыталась было изобразить некоторое подобие смущения, но безуспешно.

Тогда она просто положила ногу на ногу. Его глаза следили за каждым ее движением, ножницы повисли в его руке, челюсти сжались.

– Даже не пытайся укрыться от меня.

Ножницы полетели в сторону, он ухватил ее лодыжки и вновь раздвинул ноги.

– Так-то гораздо лучше.

И хотя ее рот наполнился слюной, а в груди все затрепетало, она лишь чуть подняла одну бровь.

– Достань-ка мне рубашку, и я сниму у тебя оставшиеся швы.

Его колебания и сомнения доставляли ей удовольствие. Тем не менее он вытащил из шкафа и протянул ей майку.

– Когда закончишь, надень опять бикини. Мы чего-нибудь перекусим, а потом вернемся на пляж. Я хочу окунуться в воду.

Несмотря на острое желание завопить «нет», она стала натягивать через голову мягкую серую майку, прикусив губу. Хьюстон не желал, чтобы она ставила под сомнение его действия, да и, по правде сказать, не было никакой причины, чтобы ему не залезть в воду. Но ей почему-то казалось, что ему не следует этого делать. Однако все ее тревоги будут отвергнуты как необоснованные. Он полностью подчинил себе ее волю к сопротивлению и мог потребовать все, что ему вздумается.

Когда ее голова пролезла наконец в отверстие для шеи, она глубоко вдохнула запах лосьона после бритья и стирального порошка, который хранила его мятая майка, и одарила его сияющей улыбкой:

– Ладно. Только позволь сначала засунуть мой купальник в сушилку. Нет ничего противнее, чем натягивать мокрую одежду на голое тело.

Хьюстон нагнулся, подхватил ладонью ее затылок и запечатлел нежный поцелуй на ее губах, от которого Джози совершенно растаяла.

– Ты самая хорошая, Джози.

Они становились все ближе и ближе друг другу. Очень скоро ему придется признать, что он любит ее.

Спустя два часа Хьюстон и Джози направлялись обратно на пляж, и он пытался разжать губы, чтобы выдавить из себя эти слова: «Я люблю тебя».

Произнести их было не так уж сложно. Вреда они не принесут. Она не засмеется. Небеса не разверзнутся, и цунами не обрушится на их готовы. Но слова не шли у него с языка.

Хьюстон не надеялся застать свою семью. Ведь они покинули пляж в полдень, а сейчас уже было шесть часов вечера. Пока они занимались любовью, спали и ели, время прошло. И теперь их никто не отвлечет. Будут только он, она и океан. И даже можно дождаться захода солнца. Тогда он попробует наконец оторвать язык от нёба и произнести заветные слова.

– Ты нашел свою доску для серфинга? – спросила она уже в третий раз.

Хьюстон понимал, что Джози тревожилась по поводу того, что он снова займется серфингом, не говоря об этом напрямую. Он ценил ее заботу, но был также доволен тем, что она не перечисляла причины, по которым ему не следовало залезать в воду.

Плевать, что его рука еще неподвижна и следовало бы вновь наложить на нее шину. Сегодня он был свободен от швов, от шины на перевязи. И ему хотелось поскорее оказаться в воде. Прохладной, темно-синей… Ощутить, как волны омывают его с ног до головы, перекатываются через него, массируют тело. И Джози должна разделить с ним это удовольствие.

– Вот она. – Он подхватил доску левой рукой, с удовольствием ощущая ее тяжесть, и приостановился, чтобы подождать Джози, которая, запыхавшись, старалась поспевать за ним.

Пляж был почти пуст. Большая часть жителей их кондоминиума – люди в возрасте, а пляж частный. Обычно он не занимался здесь серфингом, а отправлялся к больнице, где прибой был сильнее, а волны выше. Но сегодня ему просто хотелось вновь встать на доску. Развлечься. А то он уже успел забыть, что такое нормальное состояние человека.

У кромки воды, где песок был влажный, а вокруг разносились пронзительные крики чаек, он остановился и бросил доску.

– Я люблю океан.

«Я люблю тебя». Слова эти непрерывно кружились у него в голове.

Солнечные лучи отражались от поверхности воды. Он смотрел в сторону горизонта и ласкал руку Джози.

– Посмотри, как величествен океан. Я и представить себе не могу, чтобы жить где-нибудь в другом месте.

– Я тоже. Здесь так тепло, и кажется, что солнце никогда не перестанет светить. – Она сделала несколько шагов вперед, вода захлестнула ее голые ноги, и она рассмеялась. – Конечно же, я догадываюсь, что солнце каждый день будет восходить на востоке и заходить на западе. Но в эту пору даже трудно вообразить, что бывает дождливо, пасмурно или холодно.

Джози, казалось, размышляла вслух, этакий неудержимый поток сознания. Хьюстон стоял чуть позади и с удовольствием слушал ее болтовню.

Вдруг Джози отскочила от воды, улыбка исчезла, на лице появилось тревожное выражение.

– А сейчас, случайно, не время обеда у акул? Может, они подплывают поближе к берегу? Ведь именно здесь все произошло?

По правде сказать, Хьюстону и в голову не приходило, что ему будет страшно возвращаться в воду, хотя он на собственном опыте познал, каково это – связаться с акулой, пробудив ее хищные инстинкты. Ему казалось, что слишком уж мала вероятность дважды подвергнуться нападению акулы. Океан был частью его жизни, и он не намерен отказываться от него.

– Нет, это случилось неподалеку от больницы, там волны и буруны лучше.

Он опустился на песок и указал на место рядом с ним. Едва она чуть пригнулась, чтобы устроиться рядом, как он внезапно потянул ее, и она оказалась у него на коленях. Джози отбросила свои маленькие грязные кеды, а он про себя решал, стащить ему самому с нее его собственную майку или наслаждаться зрелищем, как она будет снимать ее с себя.

Она обвила его шею руками, на ее лице был заметен испуг.

– Ты уверен, что стоит лезть в воду? А вдруг она все еще шляется где-нибудь поблизости? У акул ведь неограниченный радиус передвижений.

Прежде он посмеялся бы над ее страхами, но теперь что-то остановило его.

– Она же не подкрадывалась ко мне, не охотилась. Я лишь оказался на ее пути. Вероятно, она приняла меня за тюленя, ведь подошло время обеда. Откусила кусочек и поплыла дальше своей дорогой. Скорее всего это был молодой акуленок, еще неопытный охотник, и на меня напал по ошибке.

Джози положила голову ему на плечо, чуть вздрогнув.

– Охотник, надо же.

Он ничего не ответил, притянул ее поближе, пока ее голова не устроилась у него на груди. Волосы приятно щекотали его подбородок.

Легкий бриз осыпал их мельчайшими брызгами соленой воды. Ему вдруг пришло в голову, что срок пребывания Джози в Акадии ограничен и, завершив травматологическую ординатуру, она, возможно, перейдет в другую больницу. Он не мог допустить и мысли о ее отъезде, по крайней мере с момента возникновения близких отношений. Вдруг она окажется вне пределов его досягаемости? От такого предположения ему стало неуютно и больно.

Стараясь не выдать охватившего его волнения, он небрежно поинтересовался:

– И как долго у тебя еще продлится ординатура в Акадии? Ты останешься в больнице?

На минуту повисло молчание.

– Я точно еще не знаю, но вообще-то собираюсь работать где-нибудь в этих местах. Мне не хотелось бы уезжать дальше, чем миль на пятьдесят, от матери. У нее ведь только я. Я буду заниматься педиатрической травматологией и очень рассчитываю остаться здесь.

Он с облегчением поцеловал ее в затылок.

– Хорошие планы.

– Спасибо. – Ее пальчики игриво щекотали его грудь. – А как насчет тебя? Какие у тебя планы?

Черт, если бы он сам знал! Первой его мыслью было отделаться от нее, сказать, что никаких планов у него нет, кроме скорейшего выздоровления. Но Джози заслуживала лучшего. Она должна была услышать правду, да и ему нужно сказать об этом вслух.

– Скажу тебе по секрету, Джози, что мне трудно даже думать на эту тему. – Тяжело вздохнув, он невидяще смотрел в океанскую даль. – Мне трудно строить какие-либо планы, я боюсь, что большой палец никогда не будет сгибаться. И я дьявольски напуган.

У Джози на глазах выступили слезы. От жалости к Хьюстону, которого ожидало столь неопределенное будущее, и от радости, что он доверил ей самые сокровенные и тягостные мысли и чувства.

Она погладила его по груди, прижалась губами к его затылку.

– Я бы решила, что ты ненормальный, если бы ты не был напуган.

Он часто задышал.

– Я тебе тоже открою один секрет, Хьюстон. – Хранимую в глубине души тайну, в которой она до сих пор не желала признаваться даже самой себе. – Я не хочу быть хирургом. Разве это не полнейшая глупость? Я думала, что мне это на роду написано. Я собиралась решать трудные задачи, изучая рентгеновские снимки и ставя диагнозы. Мне хотелось стать врачом, пойти по стопам отца. Он умер от рака, когда мне было пятнадцать лет. И у меня было такое чувство, будто я обещала ему стать хирургом. Но сейчас я поняла, что это не для меня.

Он крепче сжал ее руку, и она чуть отстранилась, чтобы видеть его лицо.

– Ты знаешь, я счастливый, уверенный в себе человек, и мне нравилось учиться в мединституте. Но с тех пор как я начала проходить ординатуру, у меня появились большие сомнения на собственный счет. Мое моральное состояние просто отвратительно.

Разговор об этом заставил ее ощутить себя слабой и ранимой, но раз уж он сам признался ей в собственных душевных метаниях и страхах, то и она вывалила перед ним свои колебания.

– Ты отличный доктор, Джози, не сомневайся в этом. – Конечно, что еще он мог сказать, если она сидит у него на коленях? Но Хьюстон славился тем, что резал правду-матку в глаза. Это заставило ее почувствовать себя лучше. Она погладила его руку:

– Ничего, Хьюстон, все уладится, ты полностью вылечишься.

– А ты станешь блестящим хирургом.

Может, это были иллюзии, которыми они питали друг друга, но вот так, сидя на песке и изливая душу друг другу, они испытывали близость и успокоение. Это давало надежду, что их проблемы уладятся и утрясутся. И все будет хорошо.

Почти в шутку она сказала:

– Раз уж мы исповедуемся и делимся своими тайнами, знаешь, чего я еще очень боюсь? Мусоровозов.

Хьюстон рассмеялся:

– Мусоровозов? Почему?

– Я всегда была уверена, что они кого-то поймали и, нажимая на кнопку, вместе с мусором превращают его в прессованную плиту. Мне было очень страшно. – При одной мысли об этом она непроизвольно вздрогнула. – Я думаю, это следствие того, что «Терминатора» я посмотрела, когда мне было всего девять лет.

Он коснулся губами ее лба.

– А я боюсь отравиться едой. Это непроизвольный страх заразиться сальмонеллой.

Джози фыркнула, начиная получать кайф от ситуации.

– Когда мне было двенадцать, я на спор сперла из лавки губную помаду. Потом мне стало так нехорошо, что я вернула ее на ту же полку, всего лишь раз попользовавшись ею.

– Ты гадкая, испорченная девчонка.

Он жестом предложил встать, и она поднялась, держась руками за бедра, пяткой одной ноги стряхивая песок с другой.

– А как насчет тебя? Что ты натворил такого, в чем мог бы сейчас признаться?

Он помог ей стряхнуть песок, чуть коснувшись ее лодыжек и бедер, а затем легко шлепнув по заду, в ответ на что она звучно чмокнула его.

– Когда мне было шестнадцать и Дженни Станисласки частенько звонила мне, я просил Кори сказать ей, что меня нет дома: мне не хотелось говорить с ней.

– Это страшно, – сказала она с притворным ужасом.

– Отвратительно, – согласился он. – А теперь снимай эту майку, чтобы я мог разглядеть бикини.

Его помыслы не отличались разнообразием, главное, чтобы она оказалась раздетой. Да и сама она не жаловалась на это.

– Я не собиралась сегодня залезать в воду. – Хьюстон коснулся майки, легко проведя пальцами по ее голой ноге.

– Ты хотела отпустить меня в воду одного? Беззащитного? Одинокого и испуганного?

Блуждающие, ищущие пальцы пробежались по трусикам бикини. Она с трудом сглотнула, исполненная решимости не поддаваться на его происки.

– Я думала, ты не боишься.

– Это может случиться, когда я окажусь в воде.

– И то верно. – Он выглядел испуганным. – Что ж, тогда пойдем.

Она сбросила майку и протянула ему руку.

Он издал лихой посвист и только ухмыльнулся, когда она бросила на него недоверчивый взгляд. Бикини оказалось не самой удачной идеей.

– Каждый раз, стоит мне взглянуть на тебя, как мне хочется сорвать кокос.

Она смущенно посмотрела вниз, на рисунок на бикини, и поперхнулась, когда он ущипнул ее за сосок.

– Один сорвал.

– Хьюстон! Быстро в воду!

– Ладно. – Подхватив доску для серфинга, он пошлепал сквозь буруны и плюхнулся на нее, как только достаточно удалился от берега.

Его рука с минуту бороздила воду, пока его относило в сторону, и Джози почти физически ощущала его облегчение от того, что он вновь очутился в воде. Он перевернулся на спину, когда она шагнула в теплую океанскую воду, а пальцы погрузились в илистое дно.

– Иди сюда, – позвал он, лежа на доске и расслабленно опустив ноги в воду.

Джози улыбалась, пока шла к нему. Господи, она была счастлива! Просто до смешного. Да и он казался больше, чем когда-либо, размягченным и расслабленным.

– Давай иди ко мне.

– Это как? – Доска казалась ей неустойчивой.

– Ты просто вскарабкайся на задний конец, а я придержу, чтобы доска не накренилась.

Точно. Джози ухватилась за твердую белую доску и ползком подтянулась, с трудом представляя себе, каким образом она сможет закинуть на нее ногу. Руки у нее разжались, и она заскользила назад в теплую воду, больно прижавшись грудью к доске. В очередной раз в голову закрались мысли, почему именно она вечно попадает во всяческие несуразные ситуации, доставляющие массу проблем.

Пытаясь удержать равновесие, она подалась вперед и едва не выскочила из топа бикини. Прекрасный вид и перспектива, должно быть, открылись перед ним.

– Ух, я застряла.

– Не пытайся сесть или встать. Просто понемножку двигайсяползком на животе.

Совет сработал, она медленно, но верно, дюйм за дюймом подползла, оказавшись как раз у него между колен, прямо над мокрыми плавками, на которых образовался подозрительный бугор. Еще минуту назад его здесь не было. Доска качнулась, она испугалась, ухватилась за его ноги и уперлась грудью как раз в этот бугор.

Он застонал.

Это уже становилось интересным. Ей это начало нравиться, несмотря на страх, и она стала медленно передвигаться ползком вверх по доске. И вот уже их тела соприкасаются, бедра трутся, ее грудь прижата к его груди, и в конце концов трусики ее бикини плотно застревают на его плавках. Их губы сомкнулись.

Доска мягко покачнулась, они перевернулись, и она оказалась сверху, плотно прижавшись к нему всем телом.

– Слушай, когда мы сойдем на пляж, ты сможешь проделывать это каждый день? – спросил он хрипло. – Такого опыта у меня еще не было.

Затем он крепко поцеловал ее.

Глава 18

На следующий день Хьюстон, насвистывая, направлялся в свой кабинет.

Джози снова наложила шину, и его будущая работа еще была под вопросом, но его это мало заботило.

Сейчас, когда Джози постоянно была рядом, он чувствовал себя таким счастливым, в душе у него все пело. И если бы не привычная сдержанность, он начал бы напевать вслух.

Хотя Джози и провела с ним ночь, те три главных слова так и не сорвались с его губ. Он уже намеревался произнести их, но так и не созрел для этого. Но это обязательно случится.

Джози никуда не уходила. Они были вместе. Он нарушил все свои правила, заведя роман с сотрудницей, ну и наплевать, пусть все идет к черту. Он устал от одиночества и вдруг обнаружил, что его жизнь могла измениться в любой момент. И оказалось гораздо лучше радоваться и наслаждаться тем, что он уже получил, чем переживать и беспокоиться о возможном будущем.

Проходя мимо кабинета Тима Шейнберга, он обернулся и вдруг заметил, что тот машет ему рукой.

– Эй, Хьюстон, у тебя не найдется минутка для меня? – Он собирался посетить нескольких больных, но сейчас было еще рано. Он проснулся с рассветом и почти сразу отправился в больницу, оставив Джози спящей в постели.

– Конечно, Тим. В чем дело? – Он заглянул в дверной проем.

– Как там обстоят дела у доктора Эдкинс в операционной?

Доктор Шейнберг сидел, откинувшись в кресле. Внешне брошенный вскользь, якобы случайно, вопрос отнюдь не был невинным. Хьюстон сразу почувствовал это.

Он также знал, что на какую-то долю секунды дольше, чем нужно, задержался с ответом.

– Отлично.

Тут, пожалуй, таилось некоторое преувеличение. Джози, конечно, многое умела – это верно, но ее движения были замедленны, решения взвешивались и принимались чересчур долго. Теперь-то он знал, почему это происходило. Но он оказался в неловком положении.

То ли защищать Джози в надежде, что она вот-вот появится сама, или сказать правду, тем самым, возможно, помочь какому-нибудь больному.

– Входи и закрой за собой дверь. – Тим выпрямился в кресле.

Черт! Хьюстон последовал указанию и опустился в кресло напротив Тима, стараясь сохранять непринужденность.

– Что-нибудь не так, Тим?

Это было очевидно. Пальцы Тима выстукивали нервную дробь по столу, другая рука возилась с галстуком.

– Хьюстон, мы давно знаем друг друга, и ты чертовски хороший хирург. И мы ведь друзья, верно?

Беспокойство Хьюстона усилилось. Тим действительно нравился ему, и он уважал его профессиональные качества, но сейчас было неясно, к чему он клонит.

– Конечно же, мы друзья. И в Акадию я пришел по твоей рекомендации.

Тим кивнул, пристально глядя на него.

– Скажи откровенно, Хьюстон. У тебя роман с одной из моих интернов?

У него вспыхнуло лицо. Он готов был взорваться. Но стиснул зубы и не произнес ни слова, Тим вздохнул:

– В общем-то меня это не касается, но тут у нас возникла проблема. У нас есть врач второго года ординатуры, у которой уже есть два балла «против» в ее характеристике. Она отличный врач, у нее превосходные отношения с пациентами. Они доверяют ей, и она вкладывает всю душу в работу с больными, такого я давно уже не видел. Но и ты, и я знаем, что ее хирургические навыки далеко не отличные, скорее посредственные.

Хьюстон не был уверен на этот счет или, может, не хотел этого допускать. Или слышать, когда это говорят вслух другие.

В любом случае ему не понравилось, что все его мысли, вся его озабоченность по поводу связи с Джози внезапно отходили на задний план как раз тогда, когда он сумел убедить себя в обратном.

– Ей просто недостает опыта.

Пригвоздив его к месту суровым взглядом, Тим фыркнул:

– Чего ей недостает, так это собраться и доказать, на что она способна. А также ей не следует состоять в интимной связи с тобой. Послушай, если это всплывет, ты лишь слегка обожжешься, а вот Джози сгорит совсем. Даже если она всего лишь твоя мелкая прихоть или увлечение, неужели ты хочешь, чтобы это оказалось на твоей совести?

Хьюстон запустил руку в волосы и топнул ногой, разозлившись на самого себя:

– Она не мелкое увлечение, а намного больше значит для меня, и я не хочу, чтобы она пострадала из-за этого, Тим.

Тут Тим улыбнулся, на его загорелом, испещренном морщинами лице появилась одобрительная усмешка.

– Рад слышать это от тебя. – Он развернулся во вращающемся кресле лицом к экрану компьютера. – Что ж, тогда мы исправим это тотчас же, ладно? Если вы не работаете вместе, нет ничего неприличного в том, что вы встречаетесь. Так что сегодня мы постановляем, что доктор Эдкинс переводится прямиком в больницу Сент-Джон.

– Что за чертовщина? – Джози снова и снова перечитывала бумажку на столике, словно она могла каким-то таинственным образом превратиться в нечто более приятное или съедобное.

Сара перестала жевать сандвич ровно настолько, чтобы спросить:

– Что там?

Джози откусила кусок помидора, с удовольствием представив себе, что это голова доктора Хейза. Господи, а ведь она верила ему. Призналась, что любит его. Занялась с ним любовью аж на доске для серфинга! Рассказала о своих опасениях и страхах, а он сдал ее. Вот уж верно, акулы кусают не только в океане.

Проклятие, она боялась расплакаться прямо тут же, в кафетерии.

– Меня перевели в больницу Сент-Джон.

– Перевели? Почему? Разве они могут сделать это, не спросив тебя?

Дрожащей рукой Джози показала ей бумажку с чертовым текстом.

– Я тоже так думала. Но ты только послушай.

Это написал доктор Шейнберг. Все так. Но Хьюстон продал ее. Использовал. Дал ей понять, заставил почувствовать, что она небезразлична ему. И вот теперь это.

Гнев и боль душили ее. Она стала читать шепотом, чтобы никто в кафетерии не мог услышать:

– «Доктор Эдкинс – врач высокой квалификации, обладающий обширными познаниями как в общей медицине, так и в травматологии. У нее прекрасные взаимоотношения как с больными, так и с коллегами, она хорошо сотрудничает с коллективом хирургов».

Джози остановилась и сделала глубокий вдох. Сара вытерла губы салфеткой.

– Какое это имеет отношение к твоему переводу? Пока все звучит прекрасно.

– Я еще не дошла до самой дерьмовой части. – Дрожащим голосом она продолжила чтение: – «Однако главный хирург, доктор Хейз, полагает, что доктор Эдкинс обладает недостаточными профессиональными познаниями и навыками в области восстановительной, хирургической травматологии, и рекомендует перевести ее для прохождения ординатуры по курсу педиатрической травматологии в больницу Сент-Джон».

Сара не верила собственным ушам.

Понятна реакция Джози. Как он мог поступить так? Выгнать из Акадии, даже не поговорив с ней? Это было равносильно тому, чтобы жирно написать на ее профессиональном резюме: «Не доверяйте этой женщине со скальпелем».

– Перевод вступает в силу с первого октября, как говорится в этом шедевре, которым меня одарил доктор Шейнберг.

– Хьюстон ходатайствовал о переводе? – спросила Сара. – Это не он. Он не мог.

– Именно он. Ведь смог же!

Джози уронила голову на стол и с трудом удержалась, чтобы не смять эту бумажку в маленький шарик и не зашвырнуть в дальний угол комнаты. А потом расплакаться.

Хьюстон действительно бросил грязное пятно на всю ее карьеру.

– Джози, я не знаю, что и сказать. Может, он решил, что тем самым оказывает тебе услугу?

Она фыркнула, даже не пытаясь поднять глаза:

– Ну да, верно. Оказывается, погубить мою карьеру теперь называется – оказать мне услугу. Так я должна это понимать?

Ее слова звучали глухо из-под сложенных рук.

– Это мне наказание за шашни с сослуживцем.

Это его наказание. Таким образом он прогонял ее, после того как накануне позволил себе допустить ее слишком близко.

Контроль. Он должен всегда сам контролировать положение, а она осмелилась нарушить это правило.

Это была случайность, обернувшаяся самой большой ошибкой, – переспать с ним и влюбиться в него.

– У тебя локоть в салате.

Джози вскочила и обнаружила, что большой лист салата прилип к рукаву.

Великолепно. Она стряхнула его салфеткой и вдруг сообразила, как ей следует поступить.

– Пойду-ка поговорю с ним.

– Ты считаешь, что это хорошая мысль? – Сара сдвинула очки на лоб и нахмурилась: – Мне не кажется, что разговор с доктором Хейзом – это лучшее, что ты можешь предпринять немедленно.

– Ты права. – Джози схватила бумажку и прищурилась. Беседа – это слишком хорошо для него. – Я задушу его.

Сара покачала головой:

– Я не это имела в виду. Я хотела сказать, что ты сейчас не в той форме и настроении, чтобы вести разумную беседу с ним на эту тему.

– Разумную? – Джози вышла из себя. – Это ты называешь разумным?! – Она потрясла бумажкой перед ее физиономией. – Хьюстон Хейз не понимает значения этого слова. Я родилась с головой на плечах.

– Сейчас этого о тебе не скажешь.

Может, Сара и права. Но ведь проблема в гораздо большем, чем ее карьера. Речь шла о ее сердце. Хьюстон продолжал разбивать его на мелкие кусочки и топтать загорелыми ногами.

– Ладно, мне уже полегчало. Теперь хочется просто кастрировать, а не убить его.

– Не делай этого, – предостерегла ее Сара. – Может статься, что ты сама пожалеешь об этом.

Боль заполонила все ее существо, стучала в голове, вырывалась хриплым дыханием, отзывалась жгучими позывами в желудке.

– Плевать я на это хотела, поскольку не собираюсь больше заниматься с ним сексом. И уж точно – на доске для серфинга.

У Сары глаза на лоб полезли.

– Ты трахалась с ним на доске для серфинга? Это ж надо. И как оно получилось, здорово? Срочно ищу серфера.

Получилось здорово, даже слишком. «Значит, тебя можно заставить оголиться, навешать лапши на уши, а потом хладнокровно и расчетливо сломать тебе жизнь? Будь все проклято!» На глазах у нее выступили слезы, а в голосе прорезалась интонация подвыпившего попугая.

Джози чуть прищурилась и постаралась взять себя в руки.

– Мы встретимся с ним, но я буду вести себя спокойно и рассудительно.

Даже если это убьет ее.

Она схватила тарелку с недоеденным салатом и швырнула ее в мусор.

– Удачи тебе, – напутствовала ее Сара. – Только не надо швырять в него вещи или бросаться на него через стол. И вообще постарайся не придушить его.

– Да нет, я и не думала об этом всерьез. – А насчет того, чтобы задушить его, это был просто минутный порыв, крик души. Впрочем, хорошая пощечина была бы тут в самый раз.

Схватив оскорбительную бумажку, она выскочила за дверь, махнув рукой Саре на прощание. С каждым шагом она напоминала себе, что должна держать себя в руках.

Если она ворвется в его офис и начнет вопить как базарная баба, это делу не поможет. Надо просто потребовать от Хьюстона, чтобы тот опроверг это глупое и обидное утверждение об ее некомпетентности и отменил приказ о переводе.

К тому времени когда она добралась до двери его кабинета, она выглядела вполне пристойно. За исключением разве что пятна от салатного соуса на локте и мрачного выражения лица, от которого была не в силах избавиться.

В креслах три пожилых пациента ожидали приема, а совсем юная медсестра-регистраторша выглядела вконец умотанной. Когда Джози приблизилась к ней, девушка тяжко вздохнула:

– Я готова отдать все до последнего цента, если бы вы заняли мое место до конца дня.

– Так трудно пришлось сегодня? – сочувственно спросила ее Джози. Она сама хотя бы получала вполне приличную плату за трудности и неприятности, доставляемые работой. Эта девушка, судя по всему, едва наскребала на жизнь.

– Минут двадцать я сражалась со страховой компанией по поводу счета одного пациента, доктор Хейз начал прием на полчаса позже, мало того, я еще и ноготь сломала. – Она сунула ей палец под нос. – А ведь я только вчера привела руки в порядок, и обошлось мне это в двадцать баксов.

– Похоже, у нас обеих был не самый удачный день. А мне вот еще предстоит кое-что выяснить с вашим шефом.

Медсестра состроила гримасу:

– Только не слишком выводите его из себя, умоляю вас. А то вы уйдете, а мне с ним общаться до конца дня.

Джози с трудом выдавила усмешку:

– Ладно, постараюсь.

Карточка на двери процедурного кабинета была вынута, что означало, что Хьюстон находился там с пациентом. Она оперлась спиной о стену и приготовилась ждать. Часы на стене показывали двенадцать минут второго. У нее оставалось тридцать восемь минут до обеда. Она будет ждать его тридцать семь минут, если придется.

Не прошло и пяти минут, как дверь отворилась и появился Хьюстон с папкой в руке. Он едва не столкнулся с ней, но вовремя остановился.

– Джози! Рад видеть тебя здесь. Может, пойдем пообедаем? – Он потянулся к ней, словно собирался поцеловать, но она резко отстранилась:

– Я тебя оторву на минутку. – Он удивленно вскинул брови:

– В чем дело?

– Мне надо поговорить с тобой наедине.

Он с озадаченным и невинным видом полистал папку.

– Я почти закончил. Может, после обеда?

Покачав головой, она вытащила бумажку с приказом о переводе:

– Нет, это не может ждать. Я требую объяснить вот это.

– А что это? – Он склонился над ней, явно не узнавая бумажку, затем взглянул на часы.

– Приказ о моем увольнении. Перевод в Сент-Джон, вступающий в силу с первого октября. Ровно через неделю.

– Ну и что?

Несмотря на охватившую ее ярость, она заставила себя оставаться спокойной.

– Совершенно очевидно, что ты знал об этом. А теперь мне хотелось бы узнать, почему ты счел возможным очернить мою профессиональную пригодность.

Он посмотрел сначала налево, затем направо, наклонился к ней и спросил с опаской:

– О чем ты говоришь?

– Я говорю о том факте, что ты заявил доктору Шейнбергу, что я никудышный хирург, меня нужно отстранить от дела и отправить обратно в медучилище. – Ладно, пусть она слегка преувеличила. Но так было надо.

– Что? Пройдем в мой кабинет. – Он хотел взять ее под локоть, но она отдернулась, будто обожглась.

Не хватало еще, чтобы он у всех на глазах повел ее, как упрямую девчонку. Он нахмурился:

– Мы должны прояснить это, но у меня на все про все не больше пяти минут, Джози. Меня ждут больные. Давай займемся этим в кабинете.

– Тогда начинай ты, да побыстрее. – Соблазн завопить прямо в холле был велик. Но она удержалась, призвав себя к благоразумию, и вошла в кабинет.

Он последовал за ней, успокаивающе протянув к ней руки:

– Я не понимаю, что тебя так расстроило. Мы с Тимом посоветовались и решили, что для всех заинтересованных сторон будет лучше, если ты будешь переведена до того, как наши с тобой отношения станут достоянием гласности для всех. Я не говорил, что ты никудышный хирург и тебя следует отправить в медучилище. И если ходят такие слухи, значит, меня неверно поняли.

Это она неверно поняла его.

Слезы потекли по ее щекам, она яростно утерла их.

– Значит, вы с Тимом сидели у него в кабинете и решали, что будет лучше для меня? Это занятие не для слабонервных! А как Тиму стало известно, что между нами что-то было?

Он почесал подбородок.

– Судя по всему, у него есть глаза и уши. А люди говорят. У нас не было другого выбора.

– Тебя можно было перевести! – Нуда, ничего подобного никогда не могло прийти в их мужские головы. – Как вы могли проделать это со мной? Ни одного ординатора нельзя перевести без основательных причин, вроде серьезного ляпа или оглушительного провала. Теперь все будут спрашивать, что я натворила. Как вы могли такое сделать, зная, что это очень повредит мне? Еще вчера вечером… – Она на минуту утратила голос.

Хьюстон швырнул папку на стол и убрал волосы с ее лица.

– О, дорогая, ты ошибаешься, все будет совсем не так.

Когда он запечатлел поцелуй у нее на лбу, она вздрогнула. Ей захотелось, чтобы ее возмущение утихло. Пусть он убедит ее, что она заблуждается! У нее опустились плечи, она прикусила дрожащую губу.

– Я не собирался разрушать твою карьеру, я пытался помочь тебе, защитить тебя.

На какое-то мгновение она дрогнула, на нее нахлынули воспоминания о ночи, проведенной с Хьюстоном. Ей захотелось поверить ему, довериться тому, что она чувствовала в его объятиях, читала в его глазах. Но его слова подстегнули ее. Он мог называть это как угодно, но только не помощью.

– Да это все просто куча ты сам знаешь чего, Хьюстон! – Она снова помахала бумажкой перед его носом, не доверяя себе, если вдруг он надумает снова коснуться ее. – Ты просто избавляешься от меня. Прошлой ночью я перешла грань, слишком приблизилась к тебе, увидела частицу тебя подлинного да еще и совершила роковую ошибку, признавшись, что я люблю тебя. И теперь ты строишь препятствия, удаляя меня на безопасную дистанцию.

– Я этого не делаю!

«Неужели это так?» – подумал он. Нет, и еще раз нет. Он хотел, чтобы она была счастлива, чтобы ей не пришлось платить за его ошибки. Хьюстон попытался прикоснуться к ней, утешить и успокоить ее, но она оттолкнула его.

Он оказался в полном дерьме, и знал это. Джози была в бешенстве, за которым скрывалась обнаженная боль, которую он причинил ей, и он стыдился этого.

– Я не думал, что доктор Шейнберг обвинит тебя в некомпетентности. Возможно, мне следовало поговорить сначала с тобой, но это действительно единственный выход. Как хирург за пациентов отвечаю я, а не ты. И даже если бы ни единая душа не знала о наших отношениях, нам нельзя продолжать работать вместе. Мы отвлекаем друг друга. И ты не будешь счастлива.

Он сильно подозревал, что она никогда не обретет уверенности в себе, пока он маячит перед ней в операционной.

Однако на душе у Хьюстона скребли кошки. Его извинения обернулись защитой собственной позиции, а Джози не просто разгневана. Она опустошена. Никогда прежде он не видел ее в таком состоянии. И будь все проклято, но эти слезы убивали его. Он говорил ей, что рано или поздно он заставит ее плакать, что она не захочет его слушать, и вот они пришли к этому. Он не собирался причинять ей боль, но все получилось именно так.

– Да как ты смеешь говорить мне, что может сделать меня счастливой?! Ты ничего не знаешь об этом. Мне нравится хирургия, – произнесла она слабым, дрожащим голосом.

Он не представлял, как исправить ситуацию, когда сам не вполне понимал, в чем не прав, что сделал не так. Они вместе создали проблему, а потом они с Тимом приняли меры, чтобы разрешить ее. Нет, она вела себя неразумно.

Тогда он попытался сконцентрироваться на очевидном.

– Тебе ненавистна хирургия. Я наблюдал за тобой, ежедневно работая рядом вот уже три месяца. Да, тебе нравится медицина, но не хирургия. Ты занялась ею, потому что твой отец делал это, ты же сама сказала мне. Возможно, педиатрия будет лучшим выходом для тебя.

– А вот это не твое дело и не имеет никакого отношения к тому, что мы обсуждаем. То, что ты знаешь о моем отце, не дает тебе права решать за меня.

– Не я принимал решение. – Впрочем, может, и не без его участия. – Но тут не было выбора. Ради наших карьер, твоей и моей, я должен был сделать это.

– Как ты мог так поступить? Разложить все по полочкам? Полностью отделить меня, зная, что это причинит мне боль? Ты предостерегал меня, но я не верила тебе. Ты оказался гораздо равнодушнее и холоднее, чем я могла себе представить.

И эта ледяная холодность и безразличие, которые, как она утверждала, он пускал в ход в качестве щита. Ее слова терзали его, однако в ответ он лишь пожал плечами. Нанести удар, ранить, прежде чем ранили тебя.

– Похоже, ты не считала меня слишком холодным вчера, когда была в моей постели.

Она погрозила ему пальцем, а в ее голосе зазвучала твердость, которой он не слышал прежде.

– Не делай этого, Хьюстон, не превращай это снова в секс. Я не потерплю такого.

Она была права. Но он не знал, что сказать. Джози была необходима ему, она стала частью его жизни, и он не хотел терять ее теперь, когда только что обрел. Но как он сможет убедить ее, что перевод пойдет ей на пользу?

– Как мужчина, а не хирург, я хочу, чтобы ты была счастлива. Как хирург и коллега я желаю защитить тебя. Неужели ты этого не видишь?

– Счастлива? Да что ты знаешь о моем счастье?

У него опустились руки, когда она еще раз оттолкнула его.

– Я знаю, что ты несчастлива. Каждый день я смотрю на тебя и задаюсь вопросом, почему ты не видишь, как я это делаю. У тебя есть выбор и все возможности заниматься именно тем, что соответствует твоей натуре, ты же набрасываешься на другое, что тебе вовсе не по душе. Но сейчас речь идет не о счастье, а о том, чтобы сохранить твою карьеру.

Сам он и представить себе не мог, как это возможно – иметь право выбора и все же делать то, что тебе совсем не по вкусу. Но раз уж Джози захотела стать хирургом, он в доску расшибется, чтобы она им стала. Он помахал здоровой рукой перед ней и слабо улыбнулся:

– У меня сейчас нет выхода. Я не могу заниматься тем, что мне нравится. А когда я вижу, как ты каждый день борешься, преодолеваешь себя, мне становится грустно.

Реакция не замедлила последовать. Гнев улетучился с ее лица. Джози какое-то мгновение жевала собственные губы, затем тяжело вздохнула:

– Ты хотел унизить меня, заставить страдать?

– Нет, конечно же. Совсем наоборот.

– Ты желал сохранить наши отношения надолго? – При этих словах у него все сжалось внутри. Именно этого он хотел, страстно желал, но, услышав, как она произнесла это, решительно и серьезно, причем будучи зла на него, он запаниковал. Он не был хорош для нее и не мог стать тем, кто был ей нужен. Получить кайф от общения с Джози и не строить планов, не загадывать дальше, не заботиться о будущем – вот чего он хотел.

– Я и так-то не слишком хорош в общении с людьми, а сейчас мне предстоит пережить самый трудный период в жизни. Ведь сейчас я почти калека.

Он поежился при этих словах. Но если ты не можешь ни вести машину, ни писать, другого слова для этого не найти.

Джози не проявила ни малейшего сочувствия. Она надулась, обиженно отбросив челку со лба.

– Да, конечно, у тебя плохо работает рука. Ну и что? Ты вообще ошибка природы. А я слишком толстая и неуверенная в себе. У всех у нас есть недостатки, Хьюстон.

Это была не его вина, но он мог остаться инвалидом со своей рукой.

– Это не одно и то же.

Джози теряла его. Он уже дрейфовал в другом направлении, отстраняясь от нее, отталкивая ее. А она не могла больше этого выносить. Ее сердце было разбито.

Существовала лишь одна причина, по которой она могла бы остаться.

– Скажи мне, Хьюстон, но только по-честному, ты любишь меня? – прошептала она в надежде, несмотря ни на что, получить желанный ответ.

Его лицо застыло, плечи напряглись, челюсти сжались. И хотя глаза его, казалось, готовы были сказать очень многое, в них светились ласка и тревога, его губы не шевельнулись. Она выждала долгий момент, давая ему возможность высказаться, затем, поникнув, повернулась, закусив губы, чтобы не разрыдаться.

С глубоким вздохом она направилась к двери.

– С понедельника я приступаю к работе в больнице в Сент-Джоне. Надеюсь, твоя рука заживет.

– Джози! Ты же не уйдешь вот так просто, верно ведь? – Да, она уйдет. Потому что она так и не получила его.

– Мы сможем все уладить, – настаивал он.

Ее рука чуть задержалась на ручке двери, но затем ее решимость возобладала. Нет. Она заслуживала большего. Она хотела заполучить все блюдо целиком, да еще и порцию острого соуса в придачу.

– Прощайте, доктор Хейз.

Глава 19

Хьюстон прилагал все усилия, чтобы не показать, как ему надоело слушать болтовню терапевта, но ему это не слишком удавалось.

Вот уже четыре недели тот проводил с ним сеансы терапии, и каждый сеанс он боролся с собой, чтобы не выказать раздражения. Прошло уже пять недель, как Джози ушла из его отделения, тянулась эта противная осень, а он продолжал отсчитывать секунду за секундой время, прошедшее после его собственной гнусной ошибки.

Он сам сделал непоправимую глупость и теперь не мог ничего предпринять, чтобы исправить ее.

Абсолютно ничего.

Он чувствовал себя так, словно шел по туго натянутому канату, готовый вот-вот сорваться и с оглушительным треском шлепнуться на землю. Он даже не мог для себя определить, когда это началось и все пошло наперекосяк. И вот он сидит, прикованный к этому стулу, вынужденный выслушивать Фрэнка, физиотерапевта, рассказывавшего ему про чудеса кухонного искусства, которые их семья уплела за последний уик-энд.

Хьюстон просидел все выходные дома, варясь в собственных мыслях, которые вертелись вокруг некой стриженой врачихи. Той самой врачихи, которая в последнее время изо всех сил избегала встречи с ним в больнице и которую он видел всего четыре раза за последние четыре недели. Причем каждый раз встречи проходили все труднее. А это означало, что она действительно не собиралась прощать его. И не намерена возвращаться.

Все было кончено.

– Значит, вы хорошо проводите осенний сезон, доктор Хейз? – поинтересовался Фрэнк, прибинтовывая пакетик со льдом к руке Хьюстона. – Господи, просто не верится, на носу уже День благодарения.

Это была самая отвратительная осень в его жизни, а День благодарения маячил перед ним, словно напоминание, что у каждого человека есть своя родная душа. Его матушка и Ларри. Кристиан и Кори. А у него не было никого. Может, оно и к лучшему?

Фрэнк начал массировать его большой и указательный пальцы, и Хьюстон старательно пытался игнорировать тот факт, что он почти не чувствовал их. Кроме как во время своих ежедневных сеансов терапии, в последние семь недель он практически не пользовался поврежденной правой рукой, полностью полагаясь на левую.

Он не мог шевельнуть ни большим, ни указательным пальцами. Они отказывались повиноваться. Он видел это, но пока еще не осознавал всей серьезности факта. Это было нечто, чему он еще не был готов противостоять.

Однако он не мог и полностью игнорировать это. Оно преследовало его повсюду. Он приспосабливался, научился водить машину в полторы руки и царапать дрожащие каракули левой рукой, но, черт возьми, он не сможет оперировать. Он принимал пациентов в своем кабинете, но все операции поручал другим хирургам.

– Отлично, теперь попробуем согнуть пальцы, а я посмотрю, как это у вас получится.

Фрэнк откинулся в кресле, чтобы предоставить ему больше пространства. Хьюстон окинул взглядом помещение, чтобы убедиться, что никто из обитателей не обращает на него внимания. В палате были еще два пациента со своими терапевтами, и оба были заняты собственными недугами.

Нижний сустав дернулся на дюйм, а кончик пальца не шевельнулся.

– Ладно, пока довольно. Отлично. – Фрэнк передал ему небольшой мячик. – А теперь посмотрим, сможете ли вы сжать мяч.

Хьюстон взял в руки мяч, и на лбу у него выступил пот. Он не сможет сжать мяч, он знал это. Целую неделю они ежедневно пытались проделать это, но безрезультатно.

Сегодня он был на пределе. Еще одна неудача, и он уже будет не в силах игнорировать эту проблему.

– А может, мы пропустим пока это упражнение?

– Вы не должны давать себе ни малейшей поблажки. Вы же знаете, что вам необходимо разработать пальцы, если вы хотите вернуть им хоть какую-то подвижность.

Конечно же, Фрэнк прав. Но его жизнерадостность донельзя раздражала Хьюстона. Он схватил мяч и попытался сжать его. Ничего не получилось. Он попробовал еще раз. С тем же результатом.

– Попытайтесь еще, – потребовал Фрэнк, наклонившись вперед, готовый прийти на помощь.

Хьюстон поднялся со своего кресла. Его окончательно достали люди, которым приходилось помогать ему, он устал быть беспомощным. Жгучее разочарование становилось нестерпимым.

Переложив мяч в левую руку, он ногой отпихнул стул.

– Я не могу сделать это! Я неспособен сжать этот чертов мяч, и вы знаете это. – Он швырнул мяч об стенку за спиной Фрэнка, вложив в этот жест все свои страхи и ярость. – Дьявольщина! Я никогда не смогу сделать это.

Мяч отскочил с мягким стуком и запрыгал к двери. Фрэнк подобрал его, пока Хьюстон пыхтел, словно раскапризничавшийся малыш.

– Ну как, полегчало? – мягко поинтересовался Фрэнк.

– Да нет. Не знаю. – Он опустился на опрокинутый стул и запустил всю пятерню в волосы, испустив глубокий раздраженный вздох. – Простите меня, я сам не знаю, что делаю.

Фрэнк пожал плечами:

– Не берите в голову. У вас сейчас трудный период. Хотя мне кажется, это ведь не только из-за руки, верно?

Виноваты была и его рука, и его жизнь, и Джози, и вообще все на свете.

Одно сплошное несчастье. Физический и душевный крах. С бесполезной, недействующей рукой и таким же сердцем.

Он любил Джози. Для него это было так же очевидно, как и то, что его большой палец не сгибался. И все-таки он не признался ей, не сказал ей этого. Он стоял, словно безмозглый, немой осел, и позволил ей уйти. Его хваленая независимость не стоила потери Джози, не заслуживала того, чтобы он каждый новый день встречал в одиночестве.

Он любил ее. Ее душевную щедрость, ее улыбку, щебетание. Он любил в ней все. И хотел вернуть ее.

Вопрос в том, примет ли она его. Его, человека, который так мало может предложить ей. Он не слишком хорош в общении, боится стать отцом, и к тому же ему грозят профессиональная непригодность и как следствие безработица.

Но он никогда не узнает этого, если сам не попытается вернуть ее.

Когда Фрэнк снова протянул ему мяч, он взял его. И, сделав усилие над собой, попытался сжать. Он напряг все силы.

– Похоже, это потребует времени. Несколько недель терапии.

Но его пальцы даже не дрогнули.

– А вы пользуетесь этой рукой дома, доктор Хейз? Поскольку часть того, чему вам надо научиться заново, – это пользоваться рукой в домашних условиях. И вы не должны игнорировать это, так же как, впрочем, и рассчитывать на то, что вы сможете ею проделывать все, что могли прежде. Вам придется измениться, заново научиться некоторым вещам.

Фрэнку легко говорить. Но Хьюстон услышал его слова, он впервые по-настоящему прислушался к ним и знал, что это была правда. Он не мог больше игнорировать проблему или сидеть сложа руки в ожидании чуда.

Через двадцать минут упражнений, целью которых было заставить его пальцы двигаться, Хьюстон от чрезмерных усилий почувствовал тошноту.

Ему стало лучше, когда Фрэнк вновь промассировал его руку и наложил пакет со льдом, дабы предотвратить отек или боль, которые могли появиться после столь интенсивной деятельности.

– Ладно, жду вас завтра, доктор Хейз. В то же время.

– Спасибо, Фрэнк.

Хьюстон встал, повертел шеей, чтобы скинуть напряжение, и направился в кабинет доктора Стенхоупа, заведовавшего персоналом.

Он знал, что он должен сделать. Настало время подать в отставку. А потом он на коленях поползет к Джози и будет умолять ее дать ему еще один шанс.

Джози схватила последнюю салфетку из тумбочки и чихнула. Она закашлялась, и жидкость попала прямо ей в ладонь, поскольку нос был полностью заложен. Она бросила скомканную салфетку в кучу ей подобных и зашаркала через гостиную, чтобы вымыть руки.

Она простудилась. И это казалось естественным проявлением ее чувств за последние пять недель. Измотанная, несчастная, с глазами, распухшими от слез, и заторможенными мозгами.

Она до сих пор удивлялась, как смогла пережить первые несколько дней после сцены в кабинете Хьюстона и ни разу не расплакаться. Но она перенесла это, а ее ординатура в Акадии завершилась, хотя и внезапно, но благополучно. Она быстро вошла в курс дел в больнице Сент-Джон и сразу же обнаружила, что ей нравится педиатрическая травматология, значительная часть которой связана с исправлением мускульно-костных врожденных дефектов и проблемами, возникавшими в результате церебрального паралича. Она была очень довольна и полна энтузиазма – наконец-то нашла свою нишу в травматологии.

Она также надеялась, что через год-другой сможет перевестись в детскую больницу в Дейтоне, где и завершит ординатуру. А это означало, что она выбросит из головы все, связанное с ее работой в Акадии, и вообще забудет, что она когда-то встретила Хьюстона Хейза и влюбилась в него.

А случится это лет эдак через восемьдесят. Она вспоминала его ежедневно и постоянно задавалась вопросом: а правильно ли она поступила, уйдя от него? Уж не вообразила ли она, что он питал к ней какие-то чувства? Сейчас, оглядываясь назад, она склонялась к тому, что так оно и было.

Несомненно, его влекло к ней. Но возможно, она была для него не больше чем вызовом. Завоеванием или жертвой, которую хотелось покорить, заранее зная, что он скоро устанет от нее. Возможно, не подвергнись он нападению акулы, их отношения никогда бы не зашли дальше первой ночи.

Но у них обоих остались, а у нее и доселе ныли рубцы на сердце.

Она вытирала и без того уже высохшие руки, пока вода еще бежала из крана. Шум воды сначала приглушил звук, но ей послышался звонок в дверь. Может, это ее мать появилась неизвестно откуда, ведомая инстинктом, с кастрюлькой супа и пачкой дорогих салфеток, пропитанных соком алоэ. Именно таких, которые собиралась использовать Джози, раз уж у нее так воспалилась слизистая. Нос стал красным, как свекла, а кожа облезла.

А может, это пришла женщина из соседней квартиры посетовать на громкие приступы кашля, которые случились у Джози в три часа ночи.

– Иду! – крикнула она, стряхивая воду с рук, прежде чем вытереть их насухо о полы ее небесно-голубой пижамы. Вытащив по пути свежую салфетку из новой коробки, сунув ее за пояс, она открыла дверь.

И тут же захотела снова захлопнуть ее.

За дверью стоял Хьюстон. На нем были джинсы и черная рубашка, руки засунуты в передние карманы джинсов. Он пристально смотрел на нее, в уголках губ таилась легкая улыбка. Как обычно, выглядел прекрасно.

– Привет.

– Привет, – просипела она и тут же шмыгнула носом. Ее одурманенный лекарствами мозг не мог до конца врубиться, почему Хьюстон стоял у нее в дверях, но зато она до боли четко сознавала, что сама она была совсем не в форме.

Он тоже это заметил.

– Ты что, больна?

– Да, простудилась. – Спасибо, что хоть заметил. Джози повернулась и зашаркала в шлепанцах к стакану воды на кофейном столике, чтобы не закашляться на него.

Она сделала глоток, вся обратившись в слух.

– Ты принимаешь что-нибудь? Откашливаешься? Ты не ходишь на работу, верно?

Джози без сил опустилась на кушетку. Она была не готова общаться с ним сейчас, когда потратила столько времени, убеждая себя, что все будет хорошо, что она практически избавилась от него. И вот, когда она так больна и уязвима, он гарцующей походкой заявляется в ее квартиру и ведет себя как ни в чем не бывало.

– Хьюстон, что тебя привело сюда? Могу я тебе чем-нибудь помочь?

Он внезапно остановился посреди комнаты и растерянно взглянул на нее:

– Я зашел узнать, как ты поживаешь.

Джози смотрела на него недоверчиво. Как ему поступать дальше? Все казалось очень просто. Подойти к Джози, попросить прощения, признаться ей в своих чувствах, уговорить ее скинуть одежду и вернуть ее в свою жизнь.

Он как-то не рассчитывал на то, что она будет смотреть на него, как на чудовищного пришельца с другой планеты.

– Ну вот, ты увидел меня. У меня все не слишком хорошо.

Это было видно невооруженным глазом. А вот как следовало поступить ему – покрыто густым туманом.

– Может, тебе что-нибудь принести? У тебя есть лекарства? Тебе надо пополнить запасы.

Джози молча смотрела на него. Затем аккуратно вытащила салфетку из-за пояса и вытерла красный влажный нос.

Ему надо было что-нибудь сказать. Он заложил руки за спину и нахмурился:

– Я сегодня подал в отставку.

Салфетка выпала у нее из рук и приземлилась между ног.

– Ты – в отставку? Почему?

Это решение не причинило столько боли, как первые мысли, когда ему пришлось взглянуть в глаза правде.

– Я не смогу проводить операции на прежнем уровне. Большой палец никогда не сможет обрести полноту движения, а мне не хочется переучиваться, чтобы компенсировать утрату.

Ее глаза заполнило сочувствие. Это не было жалостью. В них светились теплота и нежность. Возможно, несмотря ни на что, он все еще небезразличен ей.

– Хьюстон, мне так жаль. – Он кивнул:

– Мне тоже. Но я не могу отказаться от медицины, она стала частью меня самого. Я еще не решил точно, что буду делать, но надеюсь, что мой травматологический опыт может оказаться полезным.

Эта мысль захватила его, когда он оставил больницу, и то, что поначалу казалось просто идеей, сейчас обрело четкие очертания. Он знал, чего хотел, как жить дальше. Он будет продолжать использовать свои травматологический опыт и умение, не проводя непосредственно хирургических операций. Он мог оставаться доктором и помогать исцелять больных, но только иным способом.

– И я хочу, чтобы ты присоединилась ко мне. – Это вырвалось у него само собой, но, черт возьми, сама мысль понравилась ему. – У нас будет отличная команда. Мы ведь дополняем друг друга.

Джози широко зевнула.

– Это звучит просто смешно, что-то вроде жидкой диеты. Я не могу с тобой работать, Хьюстон! Да я даже смотреть на тебя не могу.

И в качестве доказательства этого она спрятала физиономию за новой салфеткой.

Дьявольщина, он опять все испортил. Какого черта он начал говорить о работе? Упав на колени рядом с ней, он прильнул к ее ногам:

– Господи, дорогая, прости меня. Я все делаю не так. Ведь я пришел сюда, чтобы сказать тебе, что люблю тебя Джози, я действительно очень тебя люблю и безумно скучал по тебе.

Оказалось, совсем нетрудно произнести это. Слова сами собой срывались с губ, искренние и пылкие.

Казалось, Джози не слишком взволновало его признание. Она заговорила сквозь прижатую салфетку:

– Ух, не прошло и пяти недель, как ты собрался сказать мне это.

– Знаешь, я не всегда в ладах со своими чувствами. – Она фыркнула и швырнула смятую салфетку ему в лицо.

Отскочив от носа, та скатилась по его груди.

– Зачем ты так поступаешь со мной? Я без споров отказалась от ординатуры в Акадии, и сейчас мне хочется лишь поскорее убраться, уехать подальше от тебя, успокоить сердце и вновь обрести утраченное достоинство. И тут появляешься ты с кучей нелепых предложений.

– Это не нелепые предложения! – Он никогда в жизни не был столь серьезен. Он любил ее. И отчаянно пытался сказать ей об этом. Он никогда в жизни не желал ничего больше, чем получить ее прощение. – Я действительно люблю тебя. И даже с плохо работающей рукой я сейчас лучше, чем я был до встречи с тобой.

Он погладил ее колено через парусиновую ткань штанов.

– Ты помогла мне исцелиться, Джози, духовно и физически. Я думал, что по вине родителей я никогда не смогу никого полюбить и что любовь означает утрату контроля над собой. Ты показала мне, что они не имеют ничего общего. – Он сжал ее колено, пытаясь привлечь ее взгляд к своей персоне. Она, казалось, была невероятно занята тем, что пыталась разделить две склеившиеся между собой салфетки. – Физиотерапевт сказал, что если я приспособлюсь и сумею сменить манеру работы правой рукой, это будет лучше для меня, чем пытаться обрести прежние навыки. И когда я осознал это, то понял, что это так же верно и в отношении нас двоих. Я не могу относиться к тебе так же эгоистично, как ко всем женщинам до тебя. Любовь дала мне счастье, и мне хотелось бы, чтобы мы всегда приносили радость друг другу.

Все, он сделал это. Он выложил свои карты, полностью раскрылся перед ней. И чувствовал себя чертовски хорошо. Зарывшись головой у нее между ног, он целовал ее, теплый хлопок ее штанов излучал легкий аромат фруктов, аромат Джози. Его Джози.

– Я знал это, чувствовал уже пять недель назад и должен был тогда сказать тебе, но испугался. Я боялся, что ты раздавишь и расплющишь меня, словно тот мусоровоз. Мне очень жаль.

Жаль, что он причинил ей боль. Что бездарно растратил время.

Джози смотрела вниз на темную голову Хьюстона у нее на коленях. Не бредит ли она, не галлюцинации ли это? А если все это наяву, ей никогда больше не придется принимать никакое успокоительное или снотворное. Ее пальцы непроизвольно разглаживали кончики его жестких черных волос, она не могла сдержать безумное биение сердца.

И тогда он взмолился:

– Джози, я люблю тебя. Пожалуйста, прости меня. Бога ради!

Слезы хлынули у нее из глаз, ведь она знала, чего ему стоило выдавить из себя такие слова. Она погладила его голову, щеки.

– Ладно, все хорошо. Я прощаю тебя.

Он вздохнул и потерся носом о ее бедра, прежде чем поднять голову.

– Спасибо.

Их руки сомкнулись. Он пристально, испытующим взглядом смотрел на нее, и Джози почувствовала, как волна нежности охватывает, поддерживает и уносит ее.

И тут она чихнула.

Прямо ему в лицо. Шаря рукой в поисках салфетки, с глазами, полными слез, она простонала:

– Господи, прости меня.

Хьюстон утерся об ее плечо и засмеялся.

– Я люблю тебя, – растроганно произнес он.

Для нее было тайной за что, но она не собиралась расспрашивать его на этот счет.

– Хьюстон, ты говоришь, что жаждешь длительных отношений? Со мной? – Лучше иметь полную ясность на этот счет.

– Да.

Впервые в жизни она потеряла дар речи. Но затем ее будто прорвало, слова полились из нее бурным потоком.

– Ты уверен? Я не смогу все начать сначала, ты сам знаешь, я не могу все пережить. А вдруг ты передумаешь и бросишь меня? Теперь я понимаю, почему ты и доктор Шейнберг устроили этот перевод. Вы заботились обо мне. Но работать вместе? Мне очень понравилось работать с детьми. Все пошло хорошо, я ничего не роняю и не ломаю. Я полностью уверена в себе. – Она остановилась, тяжело дыша.

Он посмотрел на нее снизу вверх и улыбнулся. Просто ухмыльнулся, А его рука скользила все выше от ее колена, по-видимому, увлекаемая ее гравитационным притяжением.

– Ты богиня. Ведь я это говорил тогда, в операционной? И это истинная правда.

Его поцелуи тоже постепенно смещались, похоже, для встречи с его рукой. Джози оттолкнула его голову, пытаясь остановить продвижение. Но он был сильнее, да и настроен более решительно.

– Ты этого не говорил, помнишь? Ой, что ты делаешь? Я сейчас совсем не похожа на богиню.Я больная и сопливая, и у меня пахнет изо рта.

И это оказалось самым сексуальным аргументом. Джози зажала рот рукой, но ей тут же пришлось раздвинуть пальцы, чтобы глотнуть воздуха.

– Ты богиня. Богиня любви. Богиня секса. – Его пальцы наконец достигли цели и принялись поглаживать лобок, а губы обнаружили голое тело между ее брюками и рубашкой.

– Скорее богиня замороженных продуктов. – Однако ее тело взволнованно реагировало на его прикосновения.

Белье и брюки не стали препятствием для Хьюстона. Он уже преодолел их, скользнув в курчавую поросль на лобке, лаская клитор, чувствуя влажный жар ее тела.

– Ты действительно простила меня? Ты все еще любишь меня? Ты останешься со мной? Ты дашь мне еще один шанс?

Уф, да. Ее уход от него был самым трудным поступком, который она когда-либо совершала.

– С тобой правда все в порядке, с рукой и всем остальным? Как твоя нога?

Пройдясь поцелуями поперек ее живота, он кивнул:

– У меня все нормально. И нога зажила, остался лишь небольшой шрам благодаря моему чудесному доктору.

Джози, совершенно потрясенная, зажмурилась.

– Ты ответишь мне, дорогая?

– Что? – Она прикусила губу, затем открыла рот, чтобы отдышаться.

Палец Хьюстона проник в нее, ее соски затвердели, все тело напряглось. Он чуть прикусил ее пупок.

– Ты любишь меня?

Джози отчаянно попыталась прочистить бос, ее сердце бешено колотилось.

Надо же, в самый романтический момент в жизни она с трудом шмыгнула носом и просопела:

– Да.

Он победно улыбался. Джози протянула руку к коробке, стоявшей на краю стола. Пока Хьюстон удерживал ее пленницей, обрабатывая языком ее пупок, она нащупала острый конец акульего зуба.

Она крепко сжала его, отдышалась, стараясь прийти в себя. Она хотела Хьюстона прямо сейчас и навсегда, и она заполучит его. Она оказалась отличным врачом, и ее отец был бы горд за нее.

– Прежде всего, – сумела она выговорить, стараясь не замечать его нахальных, требовательных пальцев, – я не буду работать с тобой, Хьюстон. Я хочу любить тебя, жить с тобой, быть твоей подругой и возлюбленной, но поверь мне, я не желаю больше работать с тобой. При тебе я не могу быть достаточно профессиональной. – Хьюстон рассмеялся:

– А что это у тебя в руке, дорогая? – Она показала ему акулий зуб:

– Это из твоей ноги.

Хьюстон увидел, как свет отражается от темной блестящей поверхности зуба длиной с добрый дюйм. Его глубоко тронуло, что Джози целых два месяца хранила эту никчемную вещицу.

– Каким-то странным, даже фатальным образом эта чертова акула соединила нас. Давай сохраним этот зуб на память. Вставь его в свое ожерелье и носи на шее. – Он ухмыльнулся, с наслаждением двигая пальцем у нее между ног, чувствуя нежную отдачу ее бедер. – С акульим зубом на шее и в тропическом бикини ты можешь вполне сойти за пляжного зайчика, любителя поглазеть на серфинг. – Джози рассмеялась и почесала нос.

– Ну уж нет, забудь об этом. Ты научишь меня серфингу.

– Договорились. Мы будем заниматься им вместе, ты и я, и вообще с этого момента все и всегда станем делать вместе.

Джози ответила ему нежной улыбкой, вложив в нее всю доброту чистого сердца.

Он присел, засунул два больших пальца за пояс ее штанов и с силой дернул их вниз. Целых пять недель он тосковал по ней, по каждому дюйму ее соблазнительного тела.

– А что сегодня изображено на трусиках? Может, сердечки?

Самый подходящий вариант сейчас.

– Нет, – с усилием выдохнула она.

Большой зеленый трилистник клевера, красовался на трусиках, туго обтягивающих ее, подчеркивая женственность фигуры, эротический холмик между бедер. У него все перевернулось внутри, из груди вырвался стон. И он решительно устремился к соблазнительному клеверу.

– Ну вот и отлично. Мне чертовски везет сегодня. Во всем.

Примечания

1

Дорогая (ит.).

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

*** Примечания ***