Тайм-аут (сборник) [Марина Владимировна Крапивина] (epub) читать онлайн
Книга в формате epub! Изображения и текст могут не отображаться!
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
МАЛЬЧИКИ НА ДАЧЕ
- Как же мне не повезло! Старый велик! – Дима бьет по колесу своего велосипеда, который извиваясь, лежит на земле перед калиткой друга. - Шина проткнулась! – кричит он в сторону дома друга.
Но из дома никто не выходит. Только «Хонда универсал» стоит с открытым багажником, а двери дома закрыты. Машина на участке означает, что Тёма приехал. Дима уже не знает, чем привлечь к себе внимание: он то и дело хватает велосипед и возит его по гравию, он свистит, в отчаянии бросает велосипед на землю, подходит к кустам шиповника, садится перед калиткой на траву, срывает листья подорожника. Из дома никто не выходит. Вдруг мальчик начинает отмахиваться от невидимых насекомых: бегает, машет перед лицом бейсболкой, кричит:
- Достали, достали!
Наконец, на крыльце появляется Тёма. Ему столько же лет, сколько и Диме, лет одиннадцать. Дима не видел его с прошлого лета. Он замирает. Тёма как будто не заметил Диму и снова исчез в складках тюлевой занавески. Невидимые насекомые улетают, велосипед снова в рабочем состоянии.
Дима поднимает велосипед, всматривается вглубь участка, где спрятался дом в зарослях сирени и жасмина. Мальчик не выходит. Дима со злобой стучит по педали, он готов уже по-настоящему сломать свой велосипед.
- Ну, где… - с тоской произносит он и, сидя в седле, утыкается лицом в руки, лежащие на руле. Всем своим видом он демонстрирует смиренное ожидание. А из открытых окон дома доносятся голоса. Это голоса отца, владельца «Хонды», его новой жены, маленького ребенка новой жены.
- Я тебя видел! – негромко, самому себе говорит Дима. Вдруг он чувствует подступившие слезы и с силой бьет по рулю, ему больно, и слезы утягиваются обратно.
Тёма опять выходит на крыльцо. Он заметно вытянулся, похудел. Что-то изменилось в его лице, нет прошлогодней беспечности. Он серьезен. Здесь нет его мамы, и нет собаки, у новой жены отца рыжая толстая кошка, и Вальду теперь нельзя брать на дачу бабы Веры. Мальчик неторопливо подходит к машине.
Дима опять бросает велосипед и торопливо заходит в открытую калитку, Тема достает из багажника детское ружье, которое может стрелять пульками.
- Подержи, - он протягивает ружье Диме. Дима счастливо берется за ствол, чувствует металл, ружье как настоящее, он прицеливается в сторону дома. Тем временем друг копается в багажнике, достает свой рюкзачок, спортивную сумку, ему нужно все это перенести в дом. Он надевает на плечо сумку. Видно, что сумка тяжела для него. Но ему поручено все принести в дом.
- Дай сюда, - он отбирает ружье у Димы и, согнутый в три погибели, тащит груз на себе, всем своим видом показывая, что ему сейчас не до игр. Там в доме с отцом они занимаются чем-то важным. Они разбирают его комнату. Теперь там будет спать двухлетний сын новой жены отца.
Дима опять один, хотя уже и впущен во двор. Он стянул с себя толстовку, опять отмахивается от осы.
– Иди отсюда!
Тёма опять выходит из дома, теперь он говорит по сотовому, говорит он с матерью, которая не приехала и больше не приедет в этот дом никогда.
– Кыш, кыш, пошла… - Дима все еще отмахивается от невидимой осы.
Тёма надевает камуфляжную бейсболку, смотрит на друга.
– Чего делать будем? – Раньше он знал, что делать, он жил здесь все лето с бабушкой Верой, они играли с Димой и другими мальчиками в песочнице, катались на велосипедах, бегали к речке, раскачивались на тарзанке над водой и ныряли. Теперь его велосипед увезен на другую дачу к родителям матери, там у него еще нет друзей.
– Артём! – недовольно кричит отец из окна. – Сколько тебя ждать? - комната не готова к переселению, а ему уже хочется побыстрее перейти к приятной части дачного отдыха, шашлычно-мангальной части.
- Я щас. - Тёма понуро идет на зов отца, Дима остается один у песочницы, в которой еще прошлым летом они часами играли в солдатики, делали окопы и траншеи, теперь он чувствует, что сейчас он здесь лишний, но не уходит. Молодая красивая женщина в купальнике выводит малыша с пластмассовой тачкой. Это бывшая тачка Темы.
Дима садится на корточки, что-то копает в песочнице, в руках у него блестит перочинный нож, подарок двоюродного брата Данилы. Ножик очень красивый. Данила научил его играть в ножички. Теперь Дима хочет играть в ножички с Темой.
- Вася, Вася, - зычным голосом зовет нового малыша баба Вера, мать Теминого отца. Она живет здесь все лето, дядя Костя привозит ее на машине в апреле, увозит в октябре. - Поди сюда, дай я тебе рукава закручу, а то они станут грязными… - Бабушка косится на нож в руке Димы.
-Дим, саженцы богатыря прижились у вас, которые я бабе Оле давала? – громовым голосом спрашивает Вера.
-Какого богатыря? – глухо отвечает Дима, тыкая ножиком в песок.
Вера глуховата, и привыкла, что никто не отвечает на ее вопросы, она тут же переключается на невестку и малыша.
- Валюш, Васе надо одеть панамку, - Вера улыбается, ей нравится новая невестка. А предыдущая, от кого Тема, ей не нравилась, она была всегда какая-то чужая, и не любила сюда приезжать, а если приезжала, то ничего не делала, даже не поливала цветы. И хотя огорода у них не было, надо было ухаживать за флоксами, хостой, стричь траву и кусты… А эта новая покладистая, спортивная, всегда приезжает с Костей на дачу, это настоящая семья. И ничего, что у нее есть ребенок, Костя усыновил его, пусть у Тёмы будет братик, ему это будет полезно.
-Вам навоз не нужен? Дииим! – опять обращается Вера к Диме. –Спроси у бабушки. Спросишь? Осторожней с ножом.
- Спрошу, - бурчит Дима и убирает никому не нужный нож в карман.
Вера берет малыша на руки и уносит его в дом, тот начинает надрывно кричать, а Вера говорит ему на ушко, словно иерихонская труба:
– А кто сейчас будет кушать…
Брошенный велосипед Димы так и лежит на дороге перед калиткой, Дима сидит в песочнице и сосредоточенно режет песок своим ножичком, Тёма сидит на кушетке в своей бывшей комнате, вокруг разбросаны его старые игрушки, которые он ненавидит, он не хочет ничего забирать домой, едкие слезы текут по худым щекам, он шмыгает носом, вытирает рукавом нос, нежный подбородок его дрожит, серые глаза смотрят куда-то в одну точку. Он слышит призывное пыхтение Димы. Но ему не хочется играть. Он хочет, чтобы все это закончилось.
1 СЕНТЯБРЯ
В июле Пете исполнилось семь лет. С дачи пришлось вернуться на неделю раньше: чтобы купить форму, гладиолусы, рюкзак, учебники, тетради, пенал. Накануне опять что-то забыли и опять поехали. А конец августа выдался жаркий, и в речке ещё можно было купаться, а в пруду ловить карасей. Но первое сентября, линейка! И Петю ведут в парикмахерскую, а там дети, много детей, как тараканов. И мама не выдержала и повела его в дорогой салон на Покровке, там не было детей. По дороге домой папа заставлял Петю читать вывески, а дома считать до десяти. Мама до часу ночи наглаживала форму, начищала ботинки. Потом примерили, а ботинки малы! В два ночи. Жмут! За лето вымахал! Тогда папа написал в родительский чат: SOS, у кого есть детская обувь, размер 30? К трем утра ботинки нашлись. А в восемь Пете уже надо стоять на линейке с гладиолусами в потных руках.
Полшестого папа поехал из Ясенева в Медведково за ботинками. Полседьмого он выскочил из метро Медведково, добежал до улицы Грекова, позвонил в домофон, они не ответили, он дождался, когда из подъезда выйдет собачник, зашел в подъезд, поднялся на шестой этаж, позвонил, они вышли, хмурые: а мы уже отдали. ВЫ ЧТО, НЕ МОГЛИ ПОЗВОНИТЬ! Мы сейчас в полицию позвоним. И захлопнули дверь. Папа вышел шатаясь, на часах ровно семь, папа посмотрел на небо и прокричал: Господи, останови солнце!
И солнце остановилось. Папа приехал домой. Мама надевала на плачущего Петю «испанский сапог». Папа улыбался. Гладиолусы сгнили? Отлично. Петя, надевай кеды, Лида, бери купальник. Мы едем на дачу. Первое сентября не наступит никогда.
ПИКНИК С ПОДВЕТРЕННОЙ СТОРОНЫ
21-го марта бывает еще довольно холодно, градусов 8 ниже нуля. К дому напротив, такому же, как наш, пятиэтажному из серого силикатного кирпича, подъезжает черный минивэн, из него бодро выскакивает плотный мужчина лет 30+ в пуховике и мальчик лет пяти в теплом комбинезончике. Отец достает из багажника мангал, угли. Шашлык уже предусмотрительно нанизан на несколько шампуров, чтобы не тратить зря время. Мангал устанавливается очень удачно - с подветренной стороны жилого дома, практически под окнами с лепниной - это еще удобно и потому, что приоткрытые форточки первых этажей создают тягу, в которую жадно всасывается дым от мангала.
Мужчина споро разжигает угли с помощью легковоспламеняющейся жидкости. Мальчик успевает озябнуть и, чтобы развлечься, забирается на газовую трубу ярко-желтого предупредительного цвета и начинает энергично прыгать на ней. Папа в это время с увлечением переворачивает шампуры. Пикник с подветренной стороны жилого дома в самом разгаре. Женщина с сумками идет мимо, останавливается и молча смотрит на отдыхающих, на дым от костра, уходящий, вероятно, в ее окна. Она ничего не говорит. Наверное, она подавляет удивление, находит какое-то объяснение происходящему и шагает к подъезду.
По-видимому, она тревожно думает, что газовая труба может треснуть под прыгучим мальчиком, что оттуда пойдет газ, что газ встретится с костром и произойдет апокалипсис. А может, и не думает. Со стороны это выглядело так, как если бы она засмотрелась на что-то странное, необычное, или увидела что-то сверхъестественное. Но сумки с продуктами были тяжелы, мороз пробирал до костей, и она просто пошла домой. Дома она поспешила закрыть форточку, включила телевизор, поставила чайник на газовую плиту, убрала в холодильник продукты, оставила на столе размораживаться курицу.
Когда стемнело, женщина осторожно выглянула из-за занавески на улицу. Темного минивена под окнами уже не было, мангала тоже. И только красные угольки медленно и красиво, как в фильмах Тарковского, отсвечивали в грязноватом сугробе прямо под ярко-желтым газопроводом.
БРОСИТЬ ЛЕГКО
(пьеса-вербатим)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ
АННА
ЛЯНА
АЛЕКСЕЙ
ВОЛОДЯ
ДИМА
МИША
ДИМА. Знаете, зимой идёт тусовка,… Идёт тусовка зимой, а все в шапках-ушанках, там, ну, это, конечно… ну, в шапках, застёгнуты. И вот идёт толпа, человек 10, все расстегнуты, нараспашку, в одних футболках, там – раз! – идёт, повернулся, сблевнул, дальше идёт. И это так казалось круто, ну, знаете, как замедленное кино смотришь. Ветер раздувает волосы там… Ну, реально, я это так видел, мне хотелось… «Блин, я вот тоже таким хочу быть, крутым».
BACKGROUND
ДИМА. Я в принципе, был нормальным школьником, как в те времена, дрался, ругался матом и там, я не знаю, всё как у всех, в принципе. Ну, постоянно смотрел на взрослых ребят, то есть мне хотелось быть, ну, круче, чем я есть. Хотя, в принципе, я был довольно-таки, ну, не скажу, что прямо очень глупый. То есть учился я на «четвёрки». Но что-то меня постоянно тянуло на улицу.
И вот когда я был маленький там, я не знаю, наверное, 10 лет мне было, я познакомился с другом, его звали Тато. У него был старший брат, то есть это как раз вот был верх моих мечтаний. Вот он такой был в наколках, весь такой, знаете, с сединой, постоянно там пили вот эту «Монастырскую избу».
И вот, ну, с 10 лет начали вот этот клей дышать, курили анашу. И в 11 меня уже просто, ну, приносили, ставили возле двери, звонили в звонок и всё. Открывалась дверь – я там уже один пьяный.
ЛЯНА. В 8 классе, это был 2003 год, мы пили бутылку Арсенального на двоих с подружкой. Приходили на уроки химии вдрабадан. Начала тусоваться, гулять…
9-й класс закончила… Из хорошего колледжа меня выгнали, и пошла учиться в Реутово на повара. Там таких, как я, было много. И как-то так я там доучилась. И я параллельно все время пела, занималась пением, ездила на конкурсы, и у меня было понимание - ну какая я певица, своими силами чего-то там добиться…
Познакомилась с мальчиком, а он трансер, и познакомил меня со всей этой культурой. И я начала курить траву, очень сильно полюбила, поняла, что это мое, и вот где-то с 15 до 18 лет я то фенчик, то… ну в основном кислоту. Я вообще кислотница, кислоту ела всегда, экспериментировала, мне уже мои барыги, которые продавали, уже знали меня, они со мной дружили всегда, и всегда «путешествовали» со мной, че-то делали, эксперименты они ставили с бумагами, то есть все эксперименты, которые были, они были на мне. И у меня было мое обычное крутое состояние, бомбовское, вот.
ЛЕША. Где-то в 12 попробовал план курить, в 13. И вот так мы, периодически, покуривали, курили, потом были периоды, что мы сильно курили-курили…
Меня старшие ребята сразу с барыгой познакомили. Я сам покупал, брал моим сверстникам, кто не мог купить.
Потом в 15 лет я получил травму колена на хоккее и мне неделю надо было лежать в больнице. Потом, там, месяц нельзя было заниматься спортом. На этот период я, как-то выпал, мы там красть начинали.
Не ради денег. Ну, конечно, же и денег нам хотелось. Это понятно. Но, все-таки, больше, что мы нормальные пацаны, и мы должны, естественно, красть.
АННА. Она мне говорила: «будешь уборщицей, если не будешь хорошо учиться». Мама у меня архитектор, и она очень многого добилась в своей профессии, то есть она у меня такая сильная женщина, вот.
Я училась во французской школе, вот, хорошо училась. Потом момент вот этого моего упущения, вот этой моей жизни начало такой, что мне захотелось свободы, мама меня не контролировала, я жила с мамой, на тот момент уже мама одна, да. И был папа, но папа был воскресным, вот. И мама всю жизнь работала, и меня воспитывала бабушка.
Мне, наверное, не хватало маминой любви какой-то. У меня проблема состояла в том, что я не считала ее за какого-то авторитета.
ВОЛОДЯ. У меня было денег вообще больше, чем у мамы, все время, потому что папа меня любил, то есть папа меня подогревал отлично. То есть у меня мама могла, там попросить: «Вот, блин, не хватает, там, на туфли, дай мне денег».
Папа пропал. В итоге, мы его нашли в Склифосовского, всего изрезанного. Его напоили бензином, вот эти 90-е, и то есть мой папа там с трубкой в желудке, я еще маленький там. И моим родителям потом пришлось развестись, потому что моей маме звонили, там: «Мы его детям ноги отрежем, будете собирать по частям».
И когда его выписали, чтобы, если что, папа один встревал, ну, то есть папа так решил. И вот мне 14 лет, а у меня нет денег, я даже примерно не знаю, что с этим делать. Я нашел вариант: с ребятами со двора я пошел работать на дискотеку в Центральный дом туриста типа раздавать флаеры, туда-сюда, вот, а ночью мы на дискотеке отбирали телефоны, били пьяных дядек всяких, ну, то есть как-то так, и вообще…
МИША. Мы с братом такие две противоположности. Он как бы… Он такой, можно сказать, ну умный. То есть он к учебе ближе. А я как-то более такой… Не совсем. Ну вот. Ну и, короче, батя у меня пил. Шофером работал, там пил. Какие-то вот скандалы часто дома происходили. Но в итоге мама с папой разошлись. Мама у меня никогда не пила. То есть она шьет всю жизнь, и сейчас шьет и зарабатывает этим на жизнь. Очень хорошо шьет. Ну, наверное, потому что у нас очень добрая мама.
Брат старше на год всего, вот, и как-то у меня с братом такие отношения всегда были… То есть вроде и нормальные, но как-то мы с ним дрались… я не знаю, ругались там по каким-то мелочам. Его просто, наверное, не устраивало, что я другой немного…
Так вышло, что как-то я сам по себе был. Гулял, то есть… Вообще не знаю в чем причина, почему получилось. Брат, в принципе, абсолютно нормальный. А я вот так попал…
Я начал ну что-то употреблять, часто проводить время на улице, там с друзьями. То есть вот на этой волне мы с ним как-то перестали так общаться. И жили в одной квартире, но не общались. Вот так вот.
ИНИЦИАЦИЯ
ДИМА. Нам старшаки не давали. То есть не было такого – прийти и дали. Там дадут оплеуху как бы большую и скажут «Иди».
А был там у нас один - Рыжий, ну, конченый уже, которому без разницы было, у кого брать деньги, лишь бы на дозу себе, то есть раскумариться.
И вот с другом Сашей – мы с ним как-то по пьянке, то есть мы опять взяли вот эту «Монастырскую избу» - это просто всё, что мы могли достать на тот момент. У нас была там своя продавщица подмазанная, она тоже пила. И вот мы достали, выпили и он с таким видом говорит:
— Слышь, а чё мы? Может, тоже, ну, возьмём как бы?
И я сразу:
— Блин, а я знаю, через кого взять там.
Он говорит:
— Ну, давай просто возьмём хотя бы разнюхаемся. Не будем колоться, просто разнюхаемся.
МИША. Я бы не назвал его барыгой. Дядя Саша Рыжий. Он был просто сосед, у которого можно было и травки взять, и еще чего-то. И вот он как-то шел ночью в подъезде и говорит нам:
— Пойдёмте типа со мной?
А с ним еще парень был. И он говорит:
— Типа будешь?..
Я понимаю, что «будешь». И как-то испугался… Хотя, в принципе, где-то, наверное, этого и хотел. Но, тем не менее, испугался. Он на меня рявкнул:
— Будешь или нет?
Я говорю:
— Буду.
Ну, пошли. И вот он нам дал понюхать, героин. Это я в 10 классе учился.
ЛЕША. Я переехал на новый район, я там попробовал раза 3-4 трамадол, таблетки. Нормально прут. И как-то мы тоже накуренные вечером сидели, пришел один парень, а он наркоман. И я с ним познакомился. А он уже лет 5-6-7, он уже в пах, в общем, кололся, и он, и его девочка тоже с ним кололась.
А он общался на другой стороне. И я попал на ту сторону, начал общаться, а там все наркоманы. Там все именно колятся. Все! Вот, просто, продаются наркотики, все колятся. И я, естественно…
ЛЯНА. И в 18 лет я познакомилась с парнем с одним, начали с ним жить, а он героиновый наркоман. Я начала его кормить кислотой, чтоб он немножко в себя пришел.
Он пришел в себя, месяц он у меня еще не спал, но все было круто. Я говорю, слушай давай мы с тобой договоримся, я тебе разрешу раз в месяц вмазываться, а я буду раз в месяц амфитамин употреблять, так просто, как расслабление. И таким образом до 20-ти лет мы с ним прожили. Два года. Накупили себе там кучу техники, всякие айфоны-неайфоны, ну мы оба неплохо зарабатывали.
ДИМА. Я говорю: «Хорошо, давай». Мы с Рыжим созвонились, тогда сотовых ещё не было, ну, по крайней мере, у меня. На домашний созвонились, всё.
Он сказал:
— Хорошо.
Ещё денег у нас не было. Саша спёр папин перстень золотой. Мы его отдали, сказали:
— Хватит?
— Да, конечно, хватит.
Я понимаю, что там на большее хватило. Он забрал и сказал, что через полчаса будет. Прошёл час, полтора, мы уже с Сашей разошлись, уже поняли, что нас кинули ну, и всё.
У нас там автобусы вот так вот ходят, и я шёл с другом уже с другим. И он мне говорит:
— О! Смотри, едет Рыжий.
И реально, я смотрю в окошко, проезжает автобус, и он сидит так, залипает.
Я – опа! бегом за этим автобусом до этой остановки. Он выходит. Я уже думаю, ну, сейчас я тебе лицо сломаю. Ну, и, соответственно, он выходит, я на него кидаюсь, он мне сразу как отрезал:
— Всё нормально. Пойдём.
АННА. Это было в октябре. Лешу я увидела в какой-то компании, он мне безумно понравился, у него еще погоняло было Седой, то есть он был очень известной личностью на районе, он был старше меня на три года, был крутым, и он мне так понравился, «вот бы он стал моим», мне тогда 14 было.
Помню, как мы с ним первый раз поцеловались. Мы долго гуляли, и было уже поздно, мы за гаражами стояли, общались, может быть, он меня даже за руку держал, и я такая: ладно, я пошла домой, и он: ну давай, пока. То есть он меня держит за руку, я отворачиваюсь, ухожу, а он меня дергает за руку, я поворачиваюсь, и он меня сразу целует.
ВОЛОДЯ. Я укололся за пять минут до нового года, это бы 2001 год. У меня все отмечали новый год, и моя девочка, Марина, я пригласил ее к себе на новый год. И думаю, надо пойти, а там ребята винт варили, а я его уже пил пару раз, и когда я прихожу, они: будешь колоться? – конечно! у меня такие трубы (показывает вены).
ЛЕША. А у меня какие были трубы.
ВОЛОДЯ. Они: мы тебе завидуем, они уже там кто в ногу, кто в пах. «Ребят, куда там, давайте, у меня щас новый год начнется». И я потом укололся, пришел, одному другу своему рассказал, через 10 минут уже знает вся моя хата, просто что я уколотый там бегаю, кроме Марины. Я на Марину смотрю, она: я спать хочу, а я: «ууу, намекает», пошел кроватку расстелил, выхожу, а она одетая уже стоит: давай я домой спать пойду.
Как же, я такой Аполлон… и видно, ей не понравилось мое состояние, ну и я проводил ее до лифта. Но мне было насрать, я на следующий день купил игрушку мягкую, букет цветов, пришел, реабилитировался, и всё.
Героин я на тот момент не пробовал. И я ушел в армию, и вот два года я ни разу не употреблял и был вполне уверен, что всё, ну, то есть…
АНЯ. Мне было 15 и он меня постоянно уламывал, уламывал, мы уже целовались, там доходило уже… я говорила: нет, нет, нет. Он бесился, не понимал, почему нет, и все-таки это произошло. И я еще не кололась, я курила, пила.
ДИМА. Ну, зашли в подъезд, и он просто достаёт, ну, шприц уже с раствором.
Может, помните, была такая передача… «Опасная зона». Но тогда, помню, вот как раз они исследовали вот эту опасную зону – наркоманы, алкоголики - и там эта музыка (напевает) тытам-тытам. И у меня сразу вот это в голове – тытам-тытам… - затрясло как бы.
И он такой:
— Ну, в другом нету, как бы виде, только в растворе.
Я такой… ну, начинаю… и он как-то поднадавил:
— Ну, ты будешь или нет?
И вот этот алкоголь, который во мне играл, я прямо думаю: «Ну, ладно. Чё?»
Я там:
— Ты только слей, чуть поменьше.
Закрываю глаза, так вытягиваю ему руку. А он на меня смотрит:
— Ты чё, дурак?
Ну, типа - «успокойся. Вот здесь зажми».
Я зажал, он мне куда-то там поставил. И вот я – раз и сижу. А я не знаю, чего ждать, вот честно. Ну, на лестнице мы сидим, я не понимаю, что должно сейчас произойти.
Он:
— Ну, как? Ну, как?
А я:
— Да, ну, никак.
— Тогда давай доставим тебе вот это всё остальное.
И я с испугу, я говорю:
— Не, не надо. Я сам.
Я боюсь. Ну, я не сказал, что боюсь. «Да, не, всё хорошо».
Хотя чё «хорошо», я так и не понял. И выйдя из подъезда, это то есть в соседнем было доме, я думаю: «Пойду домой. Что-то мне плохинько стало».
Он говорит:
— В другой раз я уже знаю, сколько тебе надо.
Я ещё так посмотрел:
— Какой другой раз? Чё он несёт?
И всё, и иду. И я иду такой, раз, раз – иду, и меня как тетрис… начинает складываться только жёлтенькими такими – тик-тик-тик! – квадратиками. И я отъехал.
ЛЕША. Это был 2000 год, миллениум, март, зима, переходящая в весну. И вот мы приходим к пацанам, они хотели, чтоб мы взяли план, и я беру деньги, и понимаю, что кину их. Деньги есть. Ну и с Кольком говорю: ну чё? Может, давай вмажемся уже? Он: ну не знаю… ну давай, вмажемся. Короче, всё, вечер, там цепляем Федю наркомана, берем у барыги, такой был Сова, ширку у него берем. Этот Федя выходит, у него шапка на руке, под шапкой баяны - типа не палится (показывает Федю с шапкой). Всё, пошли, заходим в подъезд, Колёк говорит: я малого первый колоть не буду, а мне 15 лет было, Федя: да я вмажу, че, ну давай… Всё, он мне ставит три точки ширки. Короче, вмазался, сижу, жду, колики пошли, ничего не понял, и мне Колёк говорит: считай, что ты в торбе, короче. Я говорю, да ты че, гонишь, я только раз попробовал… и всё, я чуть-чуть не особо, конечно, понял, и всё, и допоздна ходили гуляли, он мне рассказал, как ездить на сезон мак коцать. Потом я еще раз с ним вмазался. И где-то с раза третьего поехали на Оболонь, взяли ширку и там я уже вмазался и реально прочувствовал.
ЛЯНА. И потом мы с ним вмазались винтом. И в этот же день я говорю: хочу попробовать, на чем ты сидишь и без чего ты не можешь. Мне же интересно. Ну давай чуть-чуть. И он мне дал на ложке ватку.
И мне поставили, и просто я прозрела. Если я начинаю говорить, меня скоростит, только я ложусь, я залипаю, качели это называется – героин с винтом. И все лето проторчала на героине в итоге.
Тут уже знаешь, какая тема? тут болезнь иглоукалывания началась, неважно что, важно – вмазать. Почему вот если люди нюхают или курят, они как-то могут отойти, а если человек вмазался хотя бы один раз, он больше никогда не будет нюхать или есть это, ну редко.
МИША. У меня была взрослая знакомая по кличке Усатая. А мы тогда уже спиды конкретно нюхали. И мы к ним ходили. И как-то они принесли, а нам не хватило, и мы им говорим: отсыпьте нам еще спидов, а они: тут мало, надо колоться по-любому. Ну и мы без задней мысли – колоться и колоться, и пошли. Усатая нас уколола, а тут сверху кто-то по лестнице пошел, и я особого прихода не почувствовал, и просто спустился вниз. И потом на следующий день на этой волне сам себя еще резать стал, тув-тув-тув вот так вот (показывает), спидами начал колоться, я не умел тогда колоться, в вену не мог попасть. Но потом быстро научился.
ВОЛОДЯ. Я увольнялся из армии 27 мая, а Марине я сказал, что 28-го. То есть я вышел, с чуваками покололся, потусовался. Написал записку сестре: «Наташ, разбуди меня в 7 утра, мне надо ехать в часть, чтоб марина меня не спалила, что я уволился вчера. И я еду, опять одеваюсь во всю эту баламуть, в эту армейскую, вот эти аксельбанты, и выхожу такой: о, Мариночка, как я долго тебя ждал, детка, туда-сюда. И мы приходим домой, я раздеваюсь ,она подходит и на кухне видит вот эту записку.
АННА. Мне было 15 лет. Мы жили с Лешей и поругались. И я поехала с его друзьями. А я на тот момент воровала деньги у мамы. И мама тогда уехала на дачу. И они говорят: давай замутим винт. – Ну давайте. И дают мне зажигалку, и там вместо бензина был налит винт. И мы приехали ко мне домой.
Никто не хочет меня колоть, я говорю: да давайте, давайте, чё вы гоните. Я боялась, но в тот момент мне было не страшно. И я поставилась, я закрываю глаза, и все, открываю глаза, у меня все плывет, мне хорошо, вот так вот минут сорок наверное прошло. Потом быстро собралась и мы поехали в клуб, и мы всю ночь там танцевали, играли в бильярд, было весело. Это была зима, 2004 год.
УПОТРЕБЛЕНИЕ
ДИМА. Прошло 4 года и я не кололся, я регби занимался у себя на районе в Тушино. И у меня был на тот момент тренер Борода. Он историю мою всю знал. Он меня и взял, он с трудными подростками всё время работал. Ну, просто, кто спортсмен, тот знает, что тренер – это как мама, и папа, и всё, и бабушка, и дедушка, всё в одном флаконе, то есть он переживает больше… У нас он такой был.
Да. И как-то перед сборами я шел по району и встретил просто друга опять того же, с кем, в принципе, употреблял. И я смотрю, он хрипит, такой весь… И я ему задал вопрос:
— А есть чё похрипеть?
Он такой:
— А что, хочешь?
— Ну, и я не знаю.
Да как не знаю? Я понимал, что, в принципе, хочется. И вот я укололся, и всё. И, конечно, ни на какие сборы не поехал. А просто уехал на Речной вокзал, там у меня родственники. Ну, и там постоянно кололся. А Борода меня еще месяца два искал. Он узнал, что я опять начал.
Ну и всё, и уже какой я спортсмен? Уже не до спорта было.
ЛЯНА: И вот мы вмазались, я четко помню как щас: перила, стены голубые с белым, вот эти совдеповские дома старые, и вспышка, я открываю глаза – темно, то есть я была в отключке где-то полдня, а еще мой парень убился сильно, и звонил своим друзьям, потому что тащить меня не мог, сам засыпал, его там чуть не убили пацаны, потому что они таскали меня по всему Лыткарино, синюю, на руках.
МИША. Потом я в институт поступил, там отсрочка от армии была, пошел работать в «Седьмой континент». Я там ходил, воду расставлял. И вот тогда начал покалываться героином с Усатой. И в итоге потом с работы ушел и уже начал как-то плотно колоться. Начал деньги впуливать на все на это. Не платил уже за институт. Там последний месяц так ходил, а потом вообще забил.
АННА. Вот, и потом я забеременела, и мы решили оставить ребенка. Родители были в шоке. И моя мама так отреагировала: говорила, что я его посажу. Как только я узнала что я беременная, я бросила курить, пить, то есть вообще никаких наркотиков.
ВОЛОДЯ. Я вообще всегда хотел бросить. Я уезжал на дачу, я просто закрывался дома, маму просил, чтобы она закрывала меня дома. Она мне оставляла наготовленную еду, закрывала меня дома и уезжала куда-то. То есть все это не было проблемой. А вот проблема, когда я уже нормально себя чувствую. Меня все время пытались сразу же пододеть нормально, потому что я вещи свои раздавал своим друзьям. И я вот выхожу нормально на улицу, я день прохожу, два прохожу, и вот третий день, и вот встречал друзей старых, и как-то у меня все начиналось заново.
ЛЕША. А я как начал колоться, я начал качаться. Покололся, месяц покачался. И постоянно. У меня за все мое употребление большое, раз, наверное, восемь, я бросал на 2-3 месяца, накачивался, все. Для меня это было некое спасение на каких-то пару месяцев. Все-таки, спорт мне помогал реально приходить в себя, если мне удавалось, конечно, спрыгнуть.
Под кайфом, убитый приходишь домой. Это не то, что ты пьяный заявляешься: «Эгегей!»
Сделал чай, покурил на балконе, занялся своими делами и лег спать. И все, никаких проблем.
Я, именно, вот такой, который употреблял героин, метадон, ширку.
Потом поступил в институт, учился в институте. Употреблял, спрыгивал, употреблял, спрыгивал. Под кайфом сдавал экзамены. В принципе, потом начал ездить по реабилитациям у нас в Киеве. Там побыл 5 дней, там 10 дней побыл, там родители отправили в концлагерь для наркоманов, там 2,5 месяца пробыл. И все равно, всегда я себе что-то оставлял, всегда я себе оставлял план, как бы, курить.
АННА. Я тогда сидела дома с ребенком, не училась, ни с кем не общалась, я была к этому не готова, мне было 16. Леша поздно приходил, я постоянно от него чего-то требовала, готовила кучу еды и посуду оставляла, и он приходил с работы и домывал.
И когда я начала замечать следы от уколов, я поняла, что это героин, потому что амфитамином мы вместе кололись.
И вот как-то он пришел с работы подвыпивший, и мы с ним ругались, ругались, и он ушел, а я положила Алину спать, и тоже ушла, в таких коротких шортах, прошлась по аллее, у нас там компании сидят. И он увидел, побежал за мной, и мы начали драться, я бегом домой. Маме: «давай вызывай милицию», и я ему кричала: «давай ключи, всё, вали отсюда». И он кинул ключи и ушел. И с того времени мы не общались. Это где-то был февраль.
РОМАНТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ
ДИМА. Eй 14, мне 16. Ну, в плане секса у нас еще не было как бы. И была одна вечеринка на квартире, куда её позвали мои же друзья, где она познакомилась ещё с тремя моими девушками. Соответственно, обиделась и уехала.
А потом мы встретились опять на даче друга, мне уже 19, а ей 17. Мы набрали с собой грибы, ЛСД, гашиша, анаши, экстези. Короче, всего очень много набрали. И вот мы поехали туда, и на этом дне рождения оказалась Ася. И она уже приехала такая высокая, хорошенькая, формы, всё как надо.
И так получилось, что на даче все в неё влюбились… То есть кто-то ей стихи там писал, кто-то ей дарил какие-то картины. Меня это тоже подстегнуло. Ну, как? Это же моя когда-то бывшая там.
И так получилось, мы вдвоём шли назад, то есть мы живём вот здесь мой дом, а это вот её, то есть нам разойтись два шага. И вот мы шли и, честно говоря, идя, идя, я на неё смотрю, я поддатенький, и она, и я… То есть не стал как бы там с цветами, с этим. Я просто на неё посмотрел и сказал:
— А чё, может, пойдем, прям по-быстрому перепихнёмся и по домам как бы?
На что, в принципе, она ответила:
— Ну, да, пойдём.
И… после чего мы вообще не расходились. И буквально там через месяц я уже… ну, она мне надоела, честно говоря, я не знал, как ей сказать это… ну, вроде всё, позанимались сексом, ну, хватит. Как бы она уже живёт у меня, получается.
Ну, и там буквально год и всё, она забеременела, в принципе. А я так же употреблял.
АННА. И вот это было в марте. Я вернулась с Алиной с прогулки рано утром, смыла глаза, уложила Алину и отрубилась. И я просыпаюсь от того, что чувствую, что на меня смотрит мама, открываю глаза, стоит мама, и у нее такой взгляд, и слезы, и я чувствую - что-то случилось. Я говорю: что? она говорит (пауза):
— Леша умер.
Я говорю:
— Что?!
— Леша умер.
ВОЛОДЯ. Я с Мариной провстречался шесть лет… Два года до армии, два года с армии она меня ждала, вот, и два года после армии. Вот мы с ней жили.
Она как-то мне мстила за мою наркоманию, могла посидеть с подружками, а я категорически не люблю пьяных девушек, особенно пьяную Марину. Она всегда знала, чем меня уколоть, именно этим и колола, и то есть иногда даже доходило и до рукоприкладства.
Расстались мы из-за того, что мы поссорились и не общались две недели. Через две недели я, решил как-то извиниться, а мне говорят:
— Вот, я, там, нашла себе кого-то…
И я:
— Ты что, гонишь? Пойдем домой.
Вот. И потом:
— Ну, как хочешь, давай.
ЛЕША. У меня были там девушки, которые, может, и хотели встречаться. Но мне это было не интересно. Мне интереснее было с пацанами, наркотики, замутить, сварить, уколоться, украсть. Ну, т.е. это мне было намного интереснее. Были какие-то девушки, и наркоманки и взрослые. Мне, почему-то, с детства всегда везло на взрослых девушек. Не знаю, почему так везло. Я всегда с ними общался, всегда им нравился.
ЛЯНА. Я ушла от этого парня, потому что он мне сказал: «если ты уйдешь, я тебя убью. Я сутками буду стоять у твоих дверей». А я ему уже изменила там… с Юрой. А он был вор. Бомбил по ресторанам.
МИША. Мы с ней последние полгода нашей совместной жизни каждый день ругались. То есть вообще мы просто тупо ругались… Ругались, мирились. Сразу ругались и опять мирились.
А потом переехали с ней на Красногвардейскую. Вот с идеей того, что, в общем, я со всем быстренько с этим подзавяжу… Я верил, что все это получится. И в итоге там то же самое получалось. Там были знакомые, у которых я брал… дерьмо… Ну и на этой почве мы с ней постоянно ругались… и в итоге я ее ударил и так получилось, что мы с ней разошлись. Я очень сильно переживал там… Поколол очень много амфитаминов за ночь… Чуть с ума не сошел… Кололся всю ночь без остановки. Может, я на самом деле ее любил, или амфитамин такое действие дает.
АННА. И вот прошло два месяца, когда Леша умер. И время подходило к моему дню рождения, в июне. И я тусовалась с Катей, мы пили, и у меня куча денег, и я встречаю Лешиного знакомого, был такой Слава, и я вижу, он убитый, и я говорю: ну, давай тоже замутим, показываю ему деньги. Тот говорит: ну поехали. Встречаемся с женщиной, такая уже бабушка, Цыганка у нее погоняло, ну и все, она мутит, я ставлюсь. И я помню, это было ощущение такого расслабления, думаю: вот это да, меня ничего не обламывало, все хорошо. Ну и все, потом я подсела на систему.
СЕМЬЯ
ДИМА. Она меня будит… и говорит:
— Дим, а у меня воды отошли.
А ещё такой спросонья:
— Какие воды?
Вскакиваю… на этом подкальзываюсь, падаю! А она так стоит, на всё на это смотрит. У меня паника, машины нету. Я говорю:
— Всё. Будь здесь, я сейчас быстро такси.
Побежал, там это такси нашёл, всё.
Приезжаю, мы едем. Подъезжаем, а роддом закрыт на стерилизацию.
У меня паника, а она меня еще и успокаивает: «Дима успокойся», туда-сюда.
И я понимаю, что надо что-то делать, звоню другу своему, Потапу, и говорю:
— Ну, всё…Я не знаю, чё делать.
А он говорит:
— Всё, я сейчас приеду, подожди.
Вот он приезжает, мы её везём. Мало того, что нас постоянно останавливали ГАИ-шники, потому что мы со МКАДа по Строгино по трамвайным путям на Щукинскую ехали, и я выбегал и говорил, что у меня жена рожает, то есть, ну, пожалуйста, пропустите, побыстрее. Они смотрят на неё, она на заднем сидении так улыбается. Ну, видя по мне, они понимали, что я не вру, потому что я весь мокрый. В итоге 3 раза остановили, третий нас уже в сопровождении довез. И после того как я ее оставил в роддоме, почеловечачье я вмазался.
ВОЛОДЯ. Марина звонит мне, говорит:
— Вов, там, у меня проблемы, там, забери меня отсюда.
И я там как бывший любовник приехал, забрал ее на машине, на машине сестры забрал. Взял ключи, поехал, доехал, забрал, коляски, ребёнки… И мы когда проезжаем мимо моего дома, она такая, знаешь, типа:
— А куда мы едем?
Я говорю:
— Как куда? Я тебя домой везу.
Она говорит:
— Ты, типа, всё?
Я говорю:
— Не, ну, ко мне больше не получится, – я говорю, – я не смогу тебя взять с двумя детьми назад.
Было бы, конечно, классно, я не спорю, вот, но мне как-то… На тот момент как-то я не готов был.
ДИМА. И вот когда я её встречал, опять же меня Потап повёз, мне как-то было поспокойнее. Вот я помню, когда мне отдали вот этот маленький комочек, такой свёрнутый, я, мало того, что я вообще попросил подушку – я боялся, что там сломаю, ещё что-то, - и вот мне дали, я на неё посмотрел, как завороженный, и вот всю дорогу вообще всё, что было, вот вплоть до того, пока я её не отпустил уже на кровать, я вообще молчал, и даже слова не говорил.
И после этого через 9 месяцев меня закрывают.
РАБОТА
ВОЛОДЯ. Работал я считанные дни. Один раз меня папа устроил в кофейную фирму какую-то, там надо прийти, правильно все разложить на лоточке, галочки поставить, но мне сразу там не понравилось. Я там проработал ровно три дня, и говорю:
— Пап, ты чё, гонишь? Я директор в натуре, вообще.
Потом я работал у папы в сервисе. Ну, я работаю месяц, и в итоге, так всегда получается на любой работе, краем глаза ты видишь, где вот этот нарик второй, их обычно два. И он как-то говорит:
— Довези меня до «Сбербанка».
Я довожу до «Сбербанка», он снимает бабки, потом заходит в дом, спускается, заходит в аптеку, садится такой, типа:
— Все, я все сделал.
Я говорю:
— Чё ты сделал? Доставай. (пауза) Чё, я не понимаю, чё ты делаешь? Либо я сдам сейчас тебя папе либо давай…
У папы там тоже какие-то махинации делал с этими накладными. Но я понимал, что шелушу своего папу.
Потом я ксенон продавал. Очень классная работа была у меня. Мне надо взять на складе 10 коробок этого ксенона, а я беру себе, там, ну, штук 20. То есть вот 10 я отвожу, куда мне надо отвезти, а вот 10 - мои. И я вот у себя на районе наладил поставки. Все мои парни ездят на моем ксеноне, так-то он стоит, там, 5 тысяч, а я им по двушке толкаю и нормально себя чувствую. И вот у меня там 25 зарплата, плюс 70 я левыми себе за этот месяц намучиваю. В итоге, я там поработал месяца четыре, смотрю, я себе на машину уже заработал. Думаю: «Короче, все, надо прекращать это дело, ехать на машине на море», (пауза) и уехал на море.
АННА. Меня знакомая устроила в сеть парикмахерских салонов администратором. И там девочки такие прикольные из Подмосковья, сначала мне было тяжело, потом я нашла с ними общий язык. А потом я начала деньги брать из кассы, а еще муж этой знакомой он был директором этого салона и начал ко мне подкатываться, потом я узнала от девочек, что он с каждой из них переспал, и я взяла большую сумму денег и ушла.
ЛЯНА. На тот момент я еще отучилась на диджея. Но параллельно я еще работала в автомобильных компаниях и офисах. Я интересовалась тачками, запчастями, мне было по приколу, но работать я не любила и больше двух месяцев не задерживалась нигде. Не высыпалась, опаздывала. И с последнего места ушла тоже из-за опоздания. Мне надо было к трем, а он мне звонит, я еду к нему, баян с собой, вмазались, и не поехала ни на какую работу. И в итоге я оттуда ухожу, 12 тысяч получаю, сразу их просираю, и мы начинаем с Юрой торчать. Потом уезжаем в Орловскую область перекумариваться, приезжаем оттуда и еще больше начинаем колоться.
МИША. У меня на работе в «Седьмом континенте» охранник был, я прихожу как-то под героином, убитый, а он:
— Чего-то с тобой не так, ну меня-то не обманешь, небось план вчера курил?
— Не, говорю, не курил.
— Да ладно, говорит, курил, неделю назад курил?
— Ну да, говорю, три дня назад типа.
— Ну вот, видишь, меня не проведешь. Там никто не знал, что я кололся. Я там задуваюсь в кисть, прихожу с такой рукой распухшей, а они: ни фига, кому это ты так лупанул?
ЛЕША. А я вообще ни дня не работал. Меня сразу после школы сестра устроила в свою фирму экспедитором. Я один день проездил, сразу понял, что это не мое, а потом все лето прокололся.
КРИМИНАЛ
ДИМА. Я стал с бандитами общаться, там, ну, с нашими, тушинскими, через них познакомился с войковскими ребятами, где потом успешно занимался подставами на машинах. Раньше ушастых много было и элементарно в день 30 тысяч легко можно было срубить.
МИША. В этот момент у меня дома уже начались тяжелые отношения. С братом вообще тяжелые, потому что я там начал какое-то золото, короче, брать. Какие-то вещи… И вообще, все с ним стало очень тяжело. Из института я ушел, с работы этой тоже, и, в итоге, начал воровать. Мне тогда сколько – 18, 19 лет было. Какой это был… 2005 – может где-то так.
В магазины заходили… со служебного входа… В супермаркетах тоже. То есть через эти… дебаркадеры – где разгружаются машины… Телефон, минифон по-любому что-то такое можно было взять.
Потом попался. У моего знакомого у мамы аптека и он взял ключи, и мы короче ночью полезли в эту аптеку. И набрали коробки с кремами, ну, потому что знали, что их можно продать. Мы взяли крема эти… И в итоге, когда выходили… Ехала милиция, и мы побежали в обе стороны и в итоге меня закрыли на полтора года.
ЛЯНА. Как-то мы ехали с Юрой, на машине, героин в тюрьму передать. И по дороге нас остановили ППСники. Короче, они его сажают в свою машину, начинают обыскивать нашу, и не находят груз. А Юра сидит в их машине и думает, что все, жопа! А он до этого украл для меня айфон 4S в каком-то ресторане. Они тогда стоили 37 тысяч. И его везут в отделение. Я звоню, он скидывает, я звоню, он скидывает. И я помню, что я села вот так (показывает) и говорю: Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы его щас отпустили, ну, пожалуйста. Я обещаю, что перестану употреблять, пожалуйста! Я так не молилась никогда. И я уже думаю: куда я могу этот айфон впарить, чтобы заплатить им денег? Я молюсь, и тут он выходит. Я на него смотрю и он говорит: айфон. Но мы не бросили употреблять, и в итоге его сажают.
А я прикипела к нему так, что просто жесть, просто им жила, отдавалась полностью, и мир рухнул, тут же. И я начала еще больше колоться, в итоге я прокололась полтора года, где-то 23 с половиной получается, в марте мне 22, в июне начали колоться. Я девять лет в проблеме, из них полтора года кололась.
АННА. Я вышла из больницы, где я перекумаривалась, и этот друг Лешин - Птица, он уже практически весь район сдал, и он мне звонит на домашний, такой:
— Привет, я слышал, ты из больницы вышла, давай встретимся.
Я говорю:
— Давай.
Я спускаюсь, мне Алину надо забрать из детского садика.
— Чего нужно?
А он:
— Пойдем, зайдем ко мне домой.
И мы идем, он достает чек, курит и ставится.
И говорит:
— Будешь?
Я говорю:
— Да нет, я только из больницы.
И мы выходим из подъезда, спускаемся и он такой еще меня приобнимает, я даже удивилась – чего это он? Выходим, а там опера внизу, и я чувствую - что-то нечисто. И они повезли меня в Ашан, начали там обыскивать, достали из капюшонасверток, я говорю: «это не мое», рассказываю про Птицу, хотя понимаю, что его давно отпустили, дали ему дозу. Взяли понятыми каких-то китаезок без места жительства и передали дело, мама наняла хорошего адвоката. Следак так и сказал: «Или вы соглашаетесь, и мы вам обещаем минимум срока, естественно условно, или вы идете сами». В итоге я испугалась и согласилась, и мне дали год условно.
ВОЛОДЯ. Вы не бойтесь, я не воровал, я машины угонял. Мы вдвоем с подельником угоняли. И когда я на Крещение к этой проруби подходил, думал: вот меня Бог спросит: «Сколько машин ты угнал?» - «Много». А щас искупаюсь, и получается – ни одной. Значит, надо искупаться. Потом опять шел и угонял.
И как-то, когда я пытался угнать очередную машину, я увидел, как мой друг убегает, даже снежка не кинул. И я в заднее смотрю – а там уже бегут два типа с трубой от пылесоса, ну я вышел, они меня еще отоварили, я им денег обещал, но они все равно вызвали ментов и меня закрыли. Но я успел вырвать магнитолу. И в итоге, я сидел за воровство, а не за угон. А этот, с которым мы кололись вместе и вместе угоняли, просто как бы мимо прошел. После этого я ним ни разу не общался.
ЛЕША. Я всегда так этого боялся, ну тюрьмы, вот этого всего. Но утром, когда тебе плохо, а тебе красть надо идти, это жесть. А я в употреблении когда был, в институте учился и всегда был одет очень хорошо. Постоянно был в костюме, рубашка, галстук, и такой с папочкой, цивильный. И я утром выходил с этой папочкой и шел, и параллельно заходил во все учреждения, начиная с детских садиков, школ, салонов красоты, офисов, фитнес-клубов… Я везде ходил, везде у меня был свой рассказ: или постричь мне дочку надо, либо в школу дочку устроить, а параллельно, когда ты заходишь, ты смотришь, где что не так лежит, там сумки, кошельки, телефоны.
ТЮРЬМА
ВОЛОДЯ. Моя мама узнала, что я в тюрьме, потому что ей позвонила бабушка:
— Где Вова?
Она говорит:
— Ну, я не знаю, гуляет, наверное, где-то.
— Чё, ты гонишь? Я по “Петровке-38” только что смотрела, его посадили в тюрьму.
Так мама узнала, что я в тюрьме сижу.
У меня первая судимость была условная, а посадили уже за воровство.
В тюрьме я не кололся полтора года… Ко мне подошли и сказали, там:
— Вован, ты классный парень, вот. Будешь с нами, крутыми парнями заниматься общими делами, да?
На что я сказал: «Да», и вот с этого дня, то есть вот последние полгода в тюрьме я кололся.
ДИМА. Меня привезли просто одним сплошным синяком, избитым. Это нормальная процедура, в принципе. Если ты на себя статьи не берешь те, которые тебе предлагают, соответственно, будешь избит. Это стандарты.
Т.е. меня, вообще, нигде не хотели принимать, а если хотели, то только, чтобы я подписал, что я претензий не имею. А я ничего не подписывал.
Меня ребята положили в хате. Потом за меня отзвонились: что я из тех-то и тех-то, с теми-то работал, как говорится, свой пацан, туда-сюда.
И пока я был на этой Красной Пресне, мы там кололись. Потом я стал смотрящим тоже за хатой. Ну и меня в Саратов отправили, в красную зону, где режимники и козлы ломают вот таких, как я. И вот я туда и приехал. Из воронка выпрыгнули, а там сразу: «Ну, че, девчонки, похватали свои косметички и бегом на шмон». Т.е. там такие разговоры.
Я сразу отказался идти в их зону. Соответственно, избили. Я оказался в санчасти, потом в изоляторе. Почти полгода я в одиночке просидел. Книжки спасали, плюс ребята, которые проходили, общались. Нет-нет, мне дырявых забрасывали, а я их сразу на лыжи ставил, потому что понимал, если ты с ними поручкаешься, то ты таким же становишься.
После одиночки я вышел в зону эту. Мне год с чем-то остается. Начал налаживать движения, какие-то и телефоны. Но я не употреблял по той простой причине, что много было на мне замкнуто, и за что я отвечал. Там, если ты накосячил, то сами понимаете.
МИША. Я на тюрьме промучился, ну, сколько… две недели провалялся. На Матросской тишине. Ну и все. А потом как-то полегче стало и не было возможность там употреблять много. Там курил что-то пару раз. А увезли когда в республику Коми, там вообще такая дыра. Там связи нет. Там вообще ничего нет. Там спирт все пьют, стеклоочистители или еще какие-то вот такие вещи бухают.
ЛЕША. Я за все употребление ни разу в камере не сидел, вот мне везло. В милиции был. Но как-то отпускали, пару раз там батя приходил, отмазывал. Один раз на точке приняли, мы зашли в подъезд, и там мы даже не успели ничего купить, один пошел за ширкой, другой ждал на этаже выше, и всё – залетела облава, похватали, отвели в райотдел. Мы все сидим, меня короче заводят, обшманали. А мама мне дала 200 гривен джинсы купить, и я когда заходил в подъезд, думаю, спрячу-ка я эти 200 гривен в носок, спрятал. Заводят меня, обшманали, ну и ничего не нашли. И меня отпустили. Говорят: «Мы колесо отдали на ремонт, заедешь в шиномонтаж, короче, заплатишь».
МИША. Мне 20 лет было, а я некрещеный. И я такой весь синий был, худой, весь какой-то больной. И вот меня покрестили, а через неделю меня посадили. И я как-то все равно смотрел на все это, что меня Бог от чего-то отвел. И я с той мыслью сидел.
ХВАТИТ!
МИША. «Ты мне не брат, и не Алексеев» и туда-сюда. Первое время я не мог попасть домой, ну, то попадал, то не попадал опять из-за серьезных вот этих ссор с братом. Ну, он очень обидные мне слова говорил. И я сильно обижался по этому поводу.
ДИМА. Ещё заходишь в комнату, а там прямо воняет. Ну, человек, когда употребляет, у него даже запах свой специфический. И вот ты воняешь, ты лежишь, уже эти обои на меня… бордовые были такие. Я их обрывал. Просыпаешься, смотришь в окно, идут вот люди, а ты думаешь: «Ну, чё вы идёте? Вот куда вы прётесь вообще вот все? Чё вам надо-то?» Ну, реально, мне тут плохо, а вы вот прётесь куда-то. Ну, чё вы вообще в этой жизни видели?» И сидишь. А с другой стороны смотришь - ребёнок, которого надо кормить.
ЛЕША. Зима, минус 30, мне надо в институт, не мог я пропустить, там было что-то важное, а когда холодно и на кумаре – это все, это просто жесть, я понимаю, что я ширкой щас вмазаться не успею, надо закинуться, закидываюсь трамадолом, прихожу в институт, сажусь. Блин, эти подштанники, эти джинсы, штаны, три свитера, дубленка, и я сижу, а когда трамадолом закинешься на кумаре, это пластмасса везде в животе, и ты как эта мразь, МРРРАЗЗЗь. Реально очень плохо, и я сижу и понимаю, что я такое говно, смотрю на всех этих ребят, там девочки красивые ходят как бы, а я сижу и чувствую как трамадольчик эта пластмасска чуть-чуть растворяется… Мне становится хорошо, и я иду в буфет пить чай.
МИША. Была осень, и мы с друзьями сидели в подъезде, вмазывались, на лестнице. Желтые стены, лестница, выходит какой-то пьяный тип, а я сверху на него смотрю через перила, и этот тип поднимается, поднимается и бьет мне просто в нос, я хватаю бутылку, кидаю и думаю, что мои друзья сейчас меня поддержат, а они меня же оттаскивают … и я выбегаю на улицу, стою просто и никто не выходит, я не почувствовал никакой поддержки от друзей, и мне стало так больно, я тут стою и у меня слезы на глазах…. Я понял, кто такие наркоманы, что мы не можем ни за себя ответить, ни вписаться за другого, ни постоять за себя не можем…
АННА. Случалось, я по неделе не бывала дома, приходила ночью, звонила в дверь. Помню, как я стою у двери просто в таком состоянии невменозном, звоню, а мама не открывает. Ну, в общем жесть…
ВОЛОДЯ. Наташа, сестра моя мне звонит и говорит:
— Так, Вов, зайти в мою комнату, там, что-то сделай.
Я говорю:
— Наташ, мне так, – говорю, – плохо, мне так тошно. Уже два дня не кололся, меня так кумарит… просто мне уже все простыни сменили, я лежу, потею.
Она:
— Так, ладно, встань с кровати.
Я:
— Блин, – говорю ей.
Она:
— Так, открой ящик там в моей комнате.
Я открываю.
Она:
— Видишь кольцо?
— Да.
— Иди сдай его, я вечером выкуплю.
В итоге, я потом уже его сдавал просто, ей квитанции клал на стол, то есть обнаглел уже.
ЛЕША. В моей жизни было много таких моментов, когда, например, в 15 лет мы помогали моей подруге переносить стопки книг, и оттуда к моим ногам выпадает Библия, из кучи-кучи книг. Или я на кумаре, мне уже 18 было, зашел в церковь, исповедался. И у меня была такая фигня, что у меня кумара больше не началось. Я тогда три месяца продержался, и потом обратно начал употреблять. Но такого уже не было. Я ходил в храм, каялся, но ничего такого не было.
ДИМА. Как-то на 8 марта я убитый домой пришел, звоню в дверь, дззззз, мне мама открывает, стоит с таким испугом, а я весь помятый, я достаю баян «красную шапочку», инсулиновый и такой ей протягиваю:
— Гы-гы, с 8 марта!
Она так смотрит, а я:
— Да бери бери, че ты, тебе принес!
А мама тоже у меня, такая с юмором:
— Видно, самое дорогое принес!
ЛЯНА. Я понимаю, что жить так больше нельзя, я маму достала, зашла в тупик, я в тупике. Работать я не могу, вернуться к нормальной жизни не могу, что-то должно со мной произойти, я не могу, мне трудно, вот всё, я в тупике, и тем более Юру посадили, а он был всё для меня, может, если бы его не посадили, я бы здесь щас не сидела, может быть уже (показывает пальцами решетку).
ВОЛОДЯ. «Блин, Володя, хватит!». И вот эти диалоги у меня никогда не прекращались. Я говорил себе все время: «Все, хватит, завтра, завтра». Вот это «завтра» меня просто убивало все время, потому что завтра я начну. И вот утром вот это завтра, то есть не сегодня точно. Пока не укололся – этой мысли у меня не присутствует, а когда уколюсь - все, надо бросать.
АНЯ. Я всего раз в жизни отъезжала, и отъехала я, кстати, в Пасху. Передознулась в тот день. Спускаюсь по ступенькам, а потом уже просыпаюсь во дворе, а вокруг меня медсестры, милиция, они меня сажают в скорую, я только догоняю, что в сумке у меня ничего нет.
— А куда вы меня везет?
— В больницу.
— Нет, нет, я хорошо себя чувствую.
И я вышла, и помню звонят колокола, люди ходят вокруг церкви. Пасха. И я поняла, что Бог мне хочет что-то сказать.
МИША. Я пролежал от десяти до четырнадцати дней в больнице… Думал, что соскочил. Договорился с дядькой, типа он меня обратно возьмет на работу. После маминого дня рождения, ей было 50 лет, мы в ресторан пошли, я там со всеми своими родственниками виделся.
Пошел домой, замутил героина… И короче отъехал… Как бы маме подарок на 50 лет сделал. Мама пришла, а я там валяюсь дома… Вот… И с этого момента опять лег в больницу и пролежал ну сколько, ну две недели и думал, что вот в этот раз точно завяжу…
ВОЛОДЯ. Мама приходит с работы, и сумку… ну, то есть когда она идет в комнату, она берет с собой сумку. И я четко понимал, почему это происходит.
И как-то ночью я сидел на кухне с сигаретой, и рыдал, и рыдал, я не знаю, никогда в жизни так не плакал, на самом деле, прямо вот навзрыд, я прямо рыдал, я кричал, я там что-то пытался, там, бить что-то…
ДИМА. Начинаю ставиться, а попасть не могу. И заходит Ася с ребёнком и начинает кричать: «Что ты делаешь? Ну, совесть имей».
И я прямо, ну, я прямо задуваю, то есть мимо попадаю, то есть мне ещё хуже становится от того, что понимаешь, что вот было и всё мимо. И я прямо хватаю подушку и просто кидаю как бы. Она кормит ребёнка. И попадаю в Асю. Она падает, ну, с ребёнком на руках. На спину, ребёнок как бы остался, ну, на руках, ничего не было, слава Богу… Ну, вот с этого всё и началось, в принципе, уже так по-серьёзному, что надо бросать.
МИША. Меня там девочка одна тоже закрыла дома. И ушла куда-то, а мне хотелось быстрее на район попасть. И я прыгнул в окно со второго этажа. Сломал в итоге ногу. Вот. И пролежал в больнице, и приехал с больницы. Ко мне зашел друг… и дал мне, короче, просто так без денег 100 грамм гашиша и 50 амфитамин. Я думаю – классно. Я сейчас что-то подпродам и поеду на море.
И вот поехали на машине друга с этой вот ногой. За героином, за мороженным, за героином, за мороженным, за героином, за мороженным. Вот так подсел опять на героин. В итоге проторчал все деньги. Еще с меня гипс не сняли, а я уже все проторчал. Сам снял этот гипс, поехал какой-то фотоаппарат продавать.
ЛЯНА: Моего друга, короче, мама тоже закрыла дома. Она должна была с работы часов в 7 вечера приехать, а он… и, короче, вот он загнался на тот момент, что вот типа ребята от меня отвернулись, короче, вот мама чё-то гонит, короче, начал там всем звонить, говорить, что всё, скоро всё изменится, туда-сюда. И не дождавшись мамы, в 6 часов вечера взял кошку, телефон домашний и, короче, вышел в окно с 14-го этажа.
ЛЕША. У меня была одна девочка, кличка Черепаха, в Киеве. И она умерла, может, год назад. Она начала колоться дезоморфином. Крокодил – очень страшная фигня. Из таблеток. За год буквально люди умирают. И она начала колоться дезоморфином этим. И задела артерию. Вмазалась и истекла кровью. Как бы, залипла, вмазалась, завтыкала, то есть, и истекла кровью и умерла. А ее товарищ, кто это все видел, короче, бросил ее и убежал.
ВОЛОДЯ. Они в шестером все прямо в один день укололись и умерли все сразу. В тот момент с героином в Москве было плохо, и все варили мак кондитерский. Его варишь в растворителе. Уксус не уксус, короче, умопомрачительный процесс. И они, видимо, неправильно сварили и вот их вшестером нашли на чердаке 17-этажного дома. Один из них был мой друг.
БОЛЬНИЦА. ЗНАКОМСТВО С ЦЗМ (Центр здоровой молодежи)
ДИМА. Я один раз в ногу укололся. У меня загноилась нога, и я ходить не мог. Если ты ходить не можешь, то тебе никто не принесет. Вены уже закончились. И с ментами уже проблемы были. Я понимал, что меня опять закроют. Я уже и дома жить не мог. Везде накосячил.
МИША. Они всегда приходили в больницу, шарлатаны эти. Поговорить, типа «есть выход», туда-сюда. Начинают рассказывать. Мы там все сидим, все с печеньками, конфетками… Что-то нам втирают… Мы на них смотрели с предубеждением… И я спрашивал только одно: сколько это будет примерно стоить? И понимал, что у мамы нету возможности за меня заплатить. Хотя я уже был готов куда-то поехать. И тут брат сказал, что есть такая возможность. (пауза) Я вообще очень удивился тому, что брат вообще решил мне помочь на самом деле.
ЛЯНА. Я в августе уже перекумарилась, сижу закрытая дома и переписываюсь с одним чуваком. Он тоже щас на восстановлении. И я спрашиваю: как дела? И он мне говорит, что есть спасение, туда-сюда. Я думала, что мама платить не будет, я ее достала, а она: нет, давай. Но только чтоб это не было, что это я тебя там куда-то упрятала.
— Мам, только давай не 4-го, а давай 10-го. У меня 4-го было пати (party), где я диджеем.
— Лян, давай сразу, ну чего тянуть.
— Ну давай, ладно.
Короче, мама посадила меня на автобус, дала три пачки сигарет. И все, я приехала на реабилитацию 4-го ноября, в воскресенье в пять утра. Покурила где-то сутки, потом зареклась, что не буду курить. Хотелось, но больше я не курила.
ВОЛОДЯ. Я шел за наркотиками и встретил девочку. И вот она говорит:
— Вован чего-то ты, плоховато выглядишь.
Я говорю:
— Короче, давай. Да-да, нет-нет. Есть какие вопросы или предложения? Я пошел дальше.
Она говорит:
— Не хочешь поехать отдохнуть на реабилитацию?
Я говорю: Ну, а чё? Итог какой?
Она говорит:
— Наркотики бросишь, курить бросишь, вообще в себя придешь. Люди остаются, говорит, трезвые, там люди помогают такие, которые сами раньше были наркоманами.
И чего-то, я не знаю почему, но от нее я как-то это прямо вот сразу принял.
ДИМА. Парень сидел и рассказывал… И я только одну фразу уловил: «Реабилитационный центр «Сочи». И у меня сразу: «Сочи-Сочи-Сочи-Сочи…» И всё, картинки пошли – пляж, девочки в мини-бикини, пиво, сигареты, я такой на лежаке, весь такой хороший. Я ему:
— Иди, сюда. Чё там Сочи? Курить можно?
— Конечно, можно. Пейнтбол, туда-сюда.
Я ему дал номер по поводу финансов. Это, конечно, была мама.
ЛЕША. Я еще в Харькове начал… Месяц пробуду на реабилитации, спасибо, всё, выздоровел, уезжал, кололся, приезжал, уезжал, кололся, приезжал, уезжал, приезжал, уезжал, приезжал…. Наконец, мне директор говорит: «да едь ты уже в Москву куда-нибудь». Ну и я поехал, и мне повезло, что я здесь как-то загорелся театром.
ВОЛОДЯ. Я, кстати, сразу сказал:
— Так, не дай Бог здесь будет дядька в колпаке, который будет надо мной колдовать. Я его лупану, говорю, и уезжаю сразу.
Они такие:
— Не будет.
Я говорю:
— Смотрите мне, я предупредил.
РЕАБИЛИТАЦИЯ
ДИМА. Честно говоря, я думал: в чем подвох? 16 людей не пьют, не курят, не ругаются матом. Думаю: что-то здесь не то. Где-то же они это делают? Может, пока я новенький, и мне этого не показывают.
У меня пачка спайса была. И я его накуривался. Садился на эту группу, сидел и ржал с них, чего они там несут. Они жизнь рассказывают, а я ржу сижу. Ну и в принципе, закончился этот спайс.
ВОЛОДЯ. Я на реабилитации, как в зоне, жил. Имел четкое предубеждение к мытью туалетов. Стою перед туалетом и разговариваю с собой такой:
— «Так, ты выздоравливаешь?»
— «Да, выздоравливаю»
— «Ты бросаешь наркотики?»
— «Да, бросаю».
— «Тебе туалет надо помыть».
— «Так, нет, подожди, подожди. Я же сидел в тюрьме, я же крутой парень».
— Ну, это туалет, и вообще я в него хожу, и я вообще обязан мыть, если чё. И вообще дома я мыл туалет, и мне даже нравилось.
И вечером в «Итоге дня» я написал: «Короче, я классный парень, потому что я мыл туалеты за вами за всеми».
ДИМА. Самое тяжелое – самим собой заниматься. Это, реально, тяжело.
АННА. И потом, когда у наркомана на реабилитации начинаются чувства размораживаться, когда он только попадает туда, он начинает радоваться, там, не знаю, солнышку на улице, деревьям, природе, тому, что рядом с ним…
ЛЕША. Я представлял ее уже заранее, я видел ее, представлял, что она будет кудрявая, что у нее будут разные носки, разных цветов, что она будет работать в салоне красоты, я знал, я видел даже ее. У меня просто в жизни никогда такого не было. Вот знаете, когда с человеком общаешься, и у тебя внутри все разрастается, разрастается, ты понимаешь, что ты уже просто хочешь быть с этим человеком. И это я ощутил с Лидой. Я ее встретил в терапевтическом лагере в Серпухове. У меня было два месяца трезвости, у нее 4 дня, и она там так плакала, что выплакала линзы.
МИША. Я как-то не получал никакого удовольствия от тех девушек, с которыми я тусовался вот после нее. А с ней я там еще пару раз потом пересекался. Потом получилось, что мы с ней как-то встретились. Но как-то все равно уже понимал, что у нас, в принципе, ничего быть не может.
ВОЛОДЯ. А там еще бытует такое мнение, что каждого человека должно трепать, тянуть домой, а у меня такого не было. И другие говорят: «Вов, у тебя проблемы, ты от нас что-то скрываешь».
Я говорю: «Неужели? Вот у меня в жизни, ничего, говорю, хорошего не было. Единственное, что хорошего происходит – что я сейчас спокойно разговариваю со своей мамой. А если я поеду домой, я знаю, что будет через неделю. Я сорвусь».
КРИЗИС ИДЕНТИЧНОСТИ
ЛЯНА: Я просто приехала на реабилитацию как бы худая, сейчас я толстая. Меня вот это парит, например. Я в таком состоянии сейчас пребываю, что я не могу найти себя как женщина, то есть у меня сейчас нет четкого понимания, какая я внешне должна быть, я себя не чувствую как женщина. Под винтом я какие-то стрёмные стразики покупала, дешевую бижутерию, какие-то ужасные туфли из дерматина или лакированные, и кажется, что это круто. Бомба просто. Сейчас смотришь на это и думаешь, как такое можно было носить?
ДИМА. Это ужас потому, что реально уже нету той лёгкости, уже нету того… Ну, реально, если раньше проблема убегала, то сейчас ты понимаешь, что их надо решать, что надо становиться ответственным. Это так обламывает, это так, ну, реально тяжело, это так реально фигово.
МИША. На реабилитации я себя чувствовал вообще говном последним. Вообще всё плохо.
ВОЛОДЯ. А я это назову трезвый взгляд на жизнь, потому что, блин, ну, я на самом деле не вижу ни одного минуса. То есть даже если мне нравится что-то, блин, я понимаю, что на данный момент я круче, чем было, в 900 тысяч раз.
ДИМА. Активист, блин, чипованный.
ЛЕША. Лидер выздоровления.
ЛЯНА: Прямо такое ощущение пустоты. У меня был момент… в момент ремиссии, когда переставала употреблять героин. У меня была такая пустота, ну, нереальная. И уже начинаешь искать себе ситуацию, чтобы оправдать себя, чтобы употребить опять. Ну, вот эта пустота, я даже не знаю, как это объяснить. И либо ты заменяешь наркотики на что-то более лайтовое для себя там: травка либо алкоголь, либо ты начинаешь, ударяться с компульсивом в работу, либо в отношения, и живёшь этим. Но это всё равно как бы не проходит. Я просто поняла, что у меня пустота гораздо раньше появилась, чем вот эта зависимость, гораздо раньше.
АНЯ: Когда люди бросают зависимость наркотическую… любовь – это такая штука… ты оказываешься в замкнутом пространстве с мужчинами, и начинаешь обращать на них внимание… когда ты чувствуешь запах мужчины.
ЛЮБОВЬ – НАРКОТИК
ЛЯНА: У меня сейчас такой период… мне симпатичен очень человек, и у меня нет возможности сейчас с ним общаться. Мне запретили с ним общаться, потому что самый распространённый момент срыва это любовь.
ЛЕША. До Лиды мне нравилась девушка ровно до того, как я с ней не переспал. Как только я с ней переспал, сразу бум, и думаешь: «Ёперный театр, да ты что». И я боялся, что у меня опять будет также. И с Лидой я захотел сделать по-новому. Понимаете? Потому что, я понимал, если я буду делать по-старому, то и результат будет старый. А я уже устал от старого результата.
ВОЛОДЯ. На реабилитации любая девушка, которая имеет по пятибалльной шкале два балла, вот что-то в ней есть. Она жирная, у нее отекшие ноги, но вот родинка на щеке просто замечательная, или она страшная, но волосы у нее хорошие, у другой жопа вроде ничего.
ЛЯНА: Вот этот был консультант Ярослав, психолог сумасшедший, и такой, знаешь… Не красавец вообще, но именно вот у него дух секса присутствовал. Я на него смотрела, думаю: да ты что, господи… Потом другой появился, Денис. Потом еще один появился… Их было много, в общем, на реабилитации, они менялись, параллельно нравились – кто-то больше, кто-то меньше, такая гонка была.
АНЯ: А еще когда тебе постоянно говорят о том, что отношения нужно строить на каких-то духовных ценностях, что нельзя браться за руки, целоваться, что вы должны… И естественно, когда тебе кто-то нравится, ты начинаешь себе рассказывать, что вот, это он, он создан для меня. Потом все тебе говорят: «Аня, ты представляешь его отцом своего ребенка?» Ты понимаешь, что нет. А тебе просто хочется, чтобы он тебя обнял и поцеловал.
ЛЯНА: Я вот как бы решила сейчас для себя смиряться и заниматься делом. Как только остаёшься одна, у тебя появляется эта навязчивая мысль «А как он там? А как у него дела? А всё ли хорошо? Не сорвался ли он?».
АНЯ: А общаться вам нельзя вообще, созваниваться.
ЛЯНА: Нельзя. До зимы. Ну, то есть 2 – 3 месяца, 2 месяца точно нет. Я как-то, устала… Начинаешь себя жалеть и говоришь себе, что задолбало это всё. И он как бы молодец, что не достукивается до меня, хотя у меня номер телефона висит «Вконтакте», блин, причём 2 номера – и Билайн, и вот этот. Ну, то есть звони… Ну, он всё понимает, и чтобы мне не было плохо… не звонит. А у него репутация ещё такая: он бабник жуткий, это какой-то ужас.
АНЯ. Все, я не могу, хочу замуж! Я привыкла к мужскому вниманию, это естественно, все девушки без мужского внимания как цветок затухают.
ЛЯНА. А мы с ним похожи на самом деле. Две левши, мы с ним оба рыбы, короче, много таких моментов…. Списались «Вконтакте», и он: «Блин, я так по тебе скучаю». Я улетела, короче, всё. Ну, мысленно отлетела…
АНЯ: Рыбы все вообще больные в этом смысле.
ЛЯНА: Просто. Это жесть! Такая жесть!
ЛЕША (выходит из роли, возмущенно) Стоп! Вот о чем вы тут щас говорите! Нам бы хотелось больше сказать о том, почему мы этого не делаем! А не рассказывать, что девочки тут, как проститутки, сидят и рассуждают: ну прям хочется, ах как хочется, я там это… мужчины, запах мужчины! Это чуть-чуть не наш дух! Они ж могли по сути взять и с кем-то переспать. А почему они этого не делают? Вы просто думаете, что мы там заставляем мыть туалеты и все такое… Это не потому что мы тут все какие-то застегнутые! Нам бы хотелось, чтобы люди, которые это посмотрят, они бы поняли, что наркоманы в принципе это нормальные хорошие люди…
СРЫВЫ
ВОЛОДЯ. Мы можем не выполнять эти правила, но они все писались кровью людей. Умер человек – не писали правила, умерло сто человек – всё, решили написать эту рекомендацию на запрет.
ЛЕША. Вот, буквально недавно, парень с девушкой, тоже романтические отношения. Им говорили: «Не общайтесь пока, вам рано». Они никого не послушали. Он забрал ее с реабилитации, девочку, жить вместе. Поженились, и в день свадьбы передоз, девочка умерла.
МИША: У нас в центре была одна женщина - психотерапевт, она крутая была. Два с половиной года трезвости, я смотрел на неё как на эталон выздоровления, потому что она в любой ситуации могла помочь. Ну, я реально прислушивался к ней, несмотря на то, что она женщина. Она помогала мне выздоравливать. Вот от кого, от кого, но от нее как-то не ожидал. Но в итоге она начала какие-то таблетки есть.
ДИМА: Ну, да, классно сидеть, молодых наставлять, а как же личная жизнь? И вот она как бы уже начала в своих проблемах винить других, уже срывалась на мне пару раз, могла позволить себе какие-то грубые слова. Этот момент упустили, и она подсела на «Лирику», таблетки такие. Щас опять проходит реабилитацию.
АНЯ. Бывает, что люди так и ходят по кругу, по 17 раз проходят реабилитацию. Помнишь, Стас такой был? Он говорил: хочу стать директором центра, консультантом, и он даже получил диплом консультанта. И уже его поставили директором одного центра. И там ему понравилась девочка, у них произошла симпатия, и по итогу он уехал, укололся, а потом еще приехал с наркотиком на центр. Потом поехал на восстановление, но потом опять сорвался. И вот щас я знаю, что он дома и так же употребляет.
ЛЕША. После реабилитации мы с Лидой поженились и решили жить самостоятельно, и я устроился на работу менеджером по продажам.
«Здравствуйте, это компания «МастерТел» по-поводу телефонных городских номеров и интернета. У нас есть хорошее предложение для вас». И работу я эту ненавидел.
Клиенты эти… задолбали, им не нужны твои гребаные номера и твой Интернет, они уже подключены. И ты начинаешь себя чувствовать таким чмо, что ты ему позвонил. Я хотел, реально, матом послать, ударить с ноги в этот компьютер, перевернуть этот стол и уйти. Антон, начальник, типа, такой жучара:
— Я тебе этот проект не дам. Ты не справляешься.
Я говорю:
— Да иди ты в жопу со своим проектом.
А основной твой заработок – проценты от продаж. Ну, а по выхлопу, я за эти полгода, может, двоих подключил.
Постоянно жену Лиду гнобил: «почему не убралась, не помыла посуду, похудеть не можешь?» И вот я уже понимал, что реально хочу вмазаться. И были такие моменты, когда уже я решался вмазаться, но Лида говорит: «Да, нет, гониво, гониво. Нельзя. Мы, как бы, умрем».
Потом, бац, в другой момент, уже она: «Блин, может, давай, Лех, уже вмажемся».
И вот так мы постоянно на крепеже галимом, уже кайфа от трезвой жизни не было. Ты все тот же галимошный наркоман, но который занимается спортом и работает на работе.
Съездили в сочинский лагерь наш, там все думают, у нас типа все зашибись. Мы типа для всех образец выздоровления. А мы приезжаем после лагеря, и уже вдвоем: «ну чего, давай, уже, короче вмажемся?»
И все. Я поехал, замутил наркотиков. Приехали, укололись. Всю ночь прочесались, провтыкали. Мы же два года не кололись.
На следующий день я пошел обратно на эту вонючую работу. Жена ко мне вечером приезжает: «Давай, еще вмажемся».
И вот я уже понял, что всё. Когда мы замутили, вмазались, утром встаешь и понимаешь, что ты вернулся домой.
ВСЕ. Домой!
ЛЯНА: Знаете, чего не хватает? Может быть, многим даже не наркотика не хватает, а не хватает именно вот этого адреналина, движухи. Пойти, замутить, украсть, побить, найти. Именно вот этого адреналина, больше тяги по движухе, чем по самому кайфу.
ДИМА (ностальгически). Иду, ветер ударил в лицо. И я один иду, и у меня прям… Я прямо вспоминаю, что я всегда шёл с бутылочкой, с сигареткой. И мне прямо так это захотелось. Тут поворачиваюсь – палаточка. (щелкает пальцами) Ну, что ж? Я подхожу, а там ещё и лещик, и пивко. Прям бутылочку, а она холодненькая. И прямо – туц! – глоточек. Прямо сигареточку в затяжечку прямо. А чё? Дымочек выпустил, и – понимаю, блин, кайфанул! Ну, а мы кайфовать не умеем. И прям раз, раз, раз думаю, ну, а чё? Бутылочку водочки-туд – туд-туд! Уже всё.
ЛЕША (напевает): «На теплоходе музыка играет».
МИША. … как камень со спины падает.
ВОВА. У меня в «девятке» под потолком заначка была. Зимой достаешь баян, а он запотевший, раствор холодненький.
ДИМА: «На теплоходе музыка играет». А в аптеках продаётся всё очень легко и быстро как бы. «Катерпин», ну, и всё. В итоге съел таблетки… А было бы ещё что-то и побольше времени, то 100 % бы укололся.
ЛЕША (ностальгически). Сумочку открыл, кухоньку разложил…
ВОЛОДЯ. У меня в туалете был загашничек, где трубы вот эти, я открываю, у меня там сумочка, баяны лежат, иголки от 10-ки, от 20-ки, от двушки, от пятерки, фурики нескольких видов. Я войду, в туалете все это разложу, и начинаю, у меня там целый процесс, целая трапеза…
ДИМА. Я, бывает, уже хватаюсь за телефон, ищу где замутить. А есть поблизости церковь.
И вот я шел как-то, и просто забежал. Любой батюшка, ты забегаешь, и он тебя выслушает. Вы меня не будете слушать, ну чего я вам буду рассказывать? А батюшка, он выслушает.
Говорю ему: все, умираю и реально исполню. Все ему вылил, рассказал, что я зависимый, туда-сюда, пятое-десятое. Он какие-то мне слова сказал. Не знаю… Каждый человек влияет на другого. Не знаю, как, но мне как-то стало легко, мне стало просто.
ЛЕШИН СРЫВ
ЛЕША. Эмоционально в срыве я был уже давно. То находило, то уходило. То хорошо, то плохо, то хорошо, то плохо. И появилось это, когда появились какие-то нечестности, какие-то обманы… разочарования, обиды. И я копил, копил обиды, хавал, хавал, хавал… Какие-то вещи обещались в плане зарплаты, финансов, а по факту всего этого потом не было. Я начинал какое-то направление вести, а ставились потом какие-то другие люди. Но все это я боялся сказать, потому что зависел материально. И я сорвался…
(продолжение истории Леши рассказывают все участники спектакля поочереди)
ххх
Этот день я помню очень хорошо. Утром я встал. И чувствую, всё, уже жопа полная. Помойная яма накопилась.
Собрал сумку, поехал в спортзал. Доехал до спортзала, зашел, взял номерок от шкафчика.
Открыл шкафчик, сел возле него и понимаю, что не хочу качаться, а хочу реально ехать потреблять.
Посидел, подумал, собрался, вышел, сел в машину, поехал мутить наркотик. Поехал к своему старому товарищу, Саше, с двумя высшими образованиями, очень интеллигентный человек.
Живет с бабушкой. Бабушка перед каждым его выходом благословляет, молится за него. Чтоб все нормально, чтоб без милиции, чтоб все было хорошо.
Он вышел, поехали, сняли денег, положили таджику через киви-кошелек. Ждали адрес закладки.
Я Лиде позвонил, сказал, что у меня садится телефон. Что домой я не поеду. Сказал, что поеду к ребятам. Что я им должен подушек в Икее купить. Потом буду дома.
Лида: хорошо. Перевел Лиде немного денег. Думаю, денег ей переведу, у нее дела будут, будет занята. И все, отключил телефон, мы поехали.
Замутили. Забрали закладку.
Едем обратно, кончается бензин. Короче, находим мужика, он нас тащит до заправки. Заправились.
Аккумулятор сел, пока мы ехали. Нас подзарядили. Всё, поехали к Саше. Разнюхались.
Он кололся. У него уже ноги гниют, у него там вена, прямо в гниль эту.
Я разнюхался, и мне стало хреново, просто жесть. Очень плохо стало, прям тошнит, блин, никакого кайфа не было. Просто отравление организма беспонтовое.
У меня еще с собой было, блин, грамма четыре, наверное. Я ему отсыпал, сам понюхал, завернул, всё, поехал, купил эти подушки в Икее. Намазал глаза красавкой, чтоб зрачки увеличить, и поехал домой.
Приезжаю домой, а было часов 6-7.
Лида: - что с тобой?
— Да мне что-то так плохо.
А зрачки большие, Лида не могла подумать… А я: спать, спать. Лег спать. Утром встал, Лида пошла с малЫм в поликлинику, а мне надо ехать в офис, интервью давать. Для ролика, в котором я рассказываю про того парня, который умер от передоза.
И я, придурок, конченый, еще разнюхиваюсь. Опять мажу глаза красавкой. Начистился, нагладился, поехал в офис, где, блин, 30 или 40 бывших наркоманов, и я думал, что меня не спалят.
Пока еду в офис, на МКАДе, «догоняю» Субару. Убитый, залип, не догнал, короче.
Субару ничего, у меня там тоже не сильно. Ну короче, машину быстро на автосервис, то сё… Все равно придурок, уже знак – не едь ты в офис.
Еду. Там в лицо мне никто ничего не сказал, но все увидели. Как я там вещал, убитый. Потом с Вовой, Кириллом поехали дальше.
Пацаны: - что с тобой?
Выдумываю, что нурофена съел. Плохо. Вот, что значит чистый организм.
— Леха, все заметили, что с тобой что-то не так.
Ну, короче, спалился капитально.
Приезжаю вечером домой. Тут же с перепугу выбрасываю весь героин в унитаз. Там грамма три точно было, хороших, весовых. Думаю, ну на фиг. Всё, короче, жопа, спалился, что делать?
Надо, блин, чё-то делать, делать! Жесть, жесть! И короче, дня два-три морочился. Потом у Вовы свадьба была. На свадьбу приехал. Уже ж нормально. Но понимаю, что, блин, меня спалили.
Вот сколько я людей палил за свою карьеру. Всегда видел людей, которые начинали употреблять. Не кто-то, а именно я. Я всегда жестко палил людей, и всегда не оставлял шанса. И тут я сам пришел убитый, и вот так все вернулось той же монетой. И вернулось конкретно.
И я Лиде сказал: - такое дело, я употребил и меня спалили.
Лида, конечно, в слезы: - урод, козел, чмо!
Ну, как обычно.
Ну и решили, что мне надо поехать восстановиться. А сам сижу и думаю, сейчас бы поехать замутить, и потом спокойно ехать.
Утром ухожу, Лиде говорю: в офис опять же. Телефон отключаю, всё. Лида понимает, куда я еду.
Опять я у Саши. Мы мутим пятерку. Уже я хорошо разнюхался, уже прочувствовал весь кайф.
И всё. Ехал домой, думал: нормально, завтра уеду в Минск на восстановление, у меня еще три грамма, щас думаю, буду эти три грамма хапАть, хапАть.
И короче, опять залип. И догнал, короче, маршрутчика, блин. Опять, прикинь. И всё.
Он мусоров вызывает. Мусора приезжают. Он говорит, что со мной что-то не так. Они меня на освидетельствование. Я говорю: я никуда не поеду. Составили протокол. Машину на эвакуатор. Мне повестку.
Я пришел домой, опять выбросил весь героин, блин. Ну и полтора года лишения прав и 30 тыщ штрафа.
И утром я поехал в Минск, оттуда в Брест, побыл там две недели на реабилитации.
Писал письменные работы, группа взаимопомощи, психологи, всё как у всех. И через пять дней не выдержал, решил уехать, собрал вещи, доехал до вокзала, поговорил с Лидой, с мамой поговорил.
Мне Лида говорит: вернись, ну, блин, ну все нормально.
Я очень за спектакль переживал, я боялся, что со мной уже никто не захочет связываться. А для меня спектакль это очень важно.
Ну короче. Вернулся, побыл там. И долго было тяжело. Осознавать, что всё, ты всё потерял. Что всё. Полная жопа. С Лидой. Со всем, со всем, со всем.
Ну в общем вернулся опять в лагерь, потом поехал в Минск уже на ресоциализацию. Волонтёрил, дежурил. Вел группы обратной связи.
Я просто делился своим опытом. А сама эта программа меня уже достала полностью, уже до блевоты. Когда ты уже всё знаешь.
Ты сидишь на реабилитации. Там группа. Они все сидят на тяге. Разговоры все про наркотики. А я-то употреблять не хочу. Я уже всё знаю. И по сути мне никто ничего сказать не может.
И один там аэновец, анонимный наркоман, со стажем 15 лет, он сказал мне: у тебя был терапевтический срыв. Ну типа это срыв, после которого ты классно попрешь вперед.
То есть я хапанул два раза и все, и все не то. И я понимаю, что никто помочь мне там не может, а помочь я могу только сам себе. Сам себе честно ответить и разобраться, чего я хочу дальше.
И этот срыв это было не желание кайфануть, а было просто желание уйти от всего от этого, от всех проблем, которые накопились. Ну и, короче, я выбрал самый слабый способ.
Потому что более сильный способ все это начать разгребать, с людьми пообщаться. Блин. Я решил сделать по-другому. Это болезненней. Но… (пауза) наверняка. Сорваться.
СНЫ
АНЯ. Мне на первых этапах реабилитации снились сны, они были такие яркие, что я просыпалась от ощущения укола. Вот я мучу, мучу, мучу долго, в ногу, куда я вообще никогда не ставилась, и просыпаюсь, и первую секунду понимаю: облом! не прет! а потом тут же облегчение - это всего лишь сон.
ВОЛОДЯ: А мне снилось, когда я бросил, что я колюсь. Шприц падает. Я в этот момент просыпаюсь, уже сижу на кровати, как будто он у меня упал, я начинаю искать под кроватью, потом поднимаюсь – «В чём дело?».
МИША: Не знаю, меня прямо во сне обламывает. Раз – либо иголка ломается, либо всё задувается, и ты проснулся.
ЛЯНА: Когда только бросил и это снится, ты просто просыпаешься и тебе очень плохо от этого сна. Сейчас уже, ну, ты просыпаешься и понимаешь, что, слава Богу, всё хорошо. Уже такого нет. Но они почему-то снятся. Но ты уже как бы не реагируешь на них.
ЛЕША: Бывает, когда во сне колешься, и во сне у тебя вот это уже приходит осуждение, что обратно ты сорвался, обратно всё, обратно всё заново. И ты просыпаешься на этом – фух, слава Богу, не сорвался.
ЭПИЛОГ
ЭПИЛОГ
МИША. Я Михаил Алексеев, мне хх лет, это моя реальная история. Срок употребления – Х лет.
Сейчас мы общаемся с братом. То есть ну так еще, ну скажем с каждым разом все проще и проще. Ну, так мы с ним виделись за это время, ну то есть раза три мы виделись. И последний раз мы виделись, и очень хорошо довольно-таки общаемся. Ну как бы тяжело общаться на самом деле. То есть какие-то моменты чувствуешь по голосу, еще что-то… Нету такого прямо там: братан там… Как бы хотелось, знаете? Ну, я думаю, со временем все это будет. Потому что, то есть все к этому идет и хочется, чтобы так было. Я думаю, что и ему хочется. И мне очень хочется. Как-то так.
АНЯ. Меня зовут Анна Шмакова, мне 24 года, это реальная история обо мне. Употребляла я Х лет.
Я вернулась домой и сейчас живу с мамой и дочкой. В прошлом году я была на выпускном в детском садике моей дочери Алины. И весь выпускной я проплакала, потому что говорили, что у детей началась вторая ступень, что первая закончилась и пошла вторая. И я поняла, что я только очнулась на второй ступени.
Да, я стараюсь быть хорошей матерью, хожу в школу, занимаюсь с Алиной уроками, но бывают дни, когда мне хочется все бросить и убежать из дома. Особенно, когда с мамой происходят трения. А у кого они не происходят. Все как-то живут и преодолевают. И я знаю, что у меня нет другого пути. И если раньше я бы убежала и кольнулась, то сейчас я справляюсь с этими проблемами. Ведь это и есть жизнь.
ВОЛОДЯ. Меня зовут Владимир Иванов, мне ХХ лет. Это моя реальная история, в трезвости я Х.
Я вот недавно списывался в соцсетях со своей первой девушкой Мариной, и я там как-то пишу и понимаю, что я некомфортно себя чувствую, потому что я, блин, лупил ее. Ну, и я написал:
«Блин, там, так и так, говорю, извини меня, пожалуйста, я вообще, там, неправильно вел себя, туда-сюда».
Она говорит: «Блин, Вов, забудь. У меня с тобой позитивные воспоминания».
ЛЕША. Я Алексей Овсянников, мне ХХ лет. Я хх лет был в проблеме. В трезвости живу х.
Моя жена Лида, о которой я рассказывал, рожает через месяц. И я больше ни о чем думать не могу. От одной мысли, что я буду отцом, дух захватывает, это нереальные чувства, это просто, ну нельзя даже передать.
ДИМА. Я Дмитрий Дудоров, мне ХХ лет, это моя реальная история, употреблял я ХХ лет, в трезвости живу Х.
Много чего натворил в своей жизни, и много чего исправлять надо, и не исправлю. Знаю, что исправлю то, что сейчас буду делать и буду жить. Реально, у меня это перед глазами, меня это как-то коснулось.
СЛАВА. Я Вячеслав Чернов. Мне ХХ лет. Срок употребления ХХ лет.
НАТАША. Меня зовут Наталья Терешкова. Я актриса. И никогда не употребляла наркотики. Я рассказывала историю Ляны.
ЛЯНА (видеозапись). Я Ляна Терская, это моя реальная история, мне ХХ лет, в употреблении хх лет. Сейчас я живу дома, с мамой. Я работаю в автосервисе, у меня есть парень, который тоже употреблял. Уже полгода я живу самостоятельно. У меня все нормально. Я ищу свое место в жизни. Это нелегко. Я не знаю, что будет со мной через год, через месяц, и даже через неделю. Я знаю, что могу сорваться в любой момент. Пока я держусь. Потому что я хочу просто жить. Я не хочу умирать.
РОНДО
ДИМА. Знаете, зимой идёт тусовка,… Идёт тусовка зимой, а все в шапках-ушанках, там, ну, это, конечно… ну, в шапках, застёгнуты. И вот идёт толпа человек 10, все расстегнуты, нараспашку, в одних футболках, там – раз! – идёт, повернулся, сблевнул, дальше идёт. И это так казалось круто, ну, знаете, как замедленно, как смотришь. Ветер раздувает волосы там. Ну, реально я это так видел, мне хотелось. «Блин, я вот тоже таким хочу быть, крутым…».
КОНЕЦ
Сентябрь-октябрь 2013-2014
АБУЛИЯ
(пьеса)
Пьеса написана в 2020 году на фабрике нарративного театра «Дисциплина».
Действующие лица:
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА КИРИЛЛОВА, 73
АНДРЕЙ КИРИЛЛОВ, 43, ее сын
МАША КИРИЛЛОВА, 32, сестра Андрея
НАТАША, 38
МАРК, друг детства Андрея, 43
АНЯ, 37, соседка Кирилловых
МИША, муж Ани
ДРУГИЕ: ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ, ПОЛИЦЕЙСКИЙ
Действие происходит в квартире Кирилловых на улице Тверская или на даче Кирилловых в Подмосковье.
СЦЕНА 1
Квартира Кирилловых на Тверской. Раздается звонок в дверь. Звонят долго и настойчиво.
Из комнаты в прихожую выходит пожилая женщина в ночной рубашке (это Ольга Сергеевна), набрасывает на себя халат. Она смотрит в глазок, открывает дверь, отступает в изумлении. В квартиру входят двое мужчин: один из них знакомый, это сосед по лестничной площадке Миша и Человек в штатском, как принято их называть.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Миша?
МИША. Ольга Сергеевна, а я думал, вы на даче. Дальше бы пошли. Вы же обычно на даче в это время.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Да какая дача, холодно еще. А что случилось-то?
ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ (быстро развернув удостоверение). Ваши окна выходят на улицу. Плановая проверка. Дома кто-нибудь есть?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Есть, сын, но он спит, по-моему.
ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ. Разрешите? (Делая стремительный шаг в квартиру.)
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. А если я не разрешу? (Преграждая ему путь.)
МИША (миролюбиво наступая). ОльгаСергеевна, вы нас извините за ранний визит. Но мы же с вами соседи, общий балкон. Это, сами понимаете, меры безопасности перед праздником.
ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ. Советую не оказывать сопротивление.
МИША. Да никто не оказывает, Валерий Геннадьевич. Ольга Сергеевна, мы быстро глянем и пойдем. Дольше говорим.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА (вяло). Делайте что хотите. (Пропускает.)
Человек в штатском проходит в большую комнату с балконом.
ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ. Значит, здесь зала у вас?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Залы это во дворцах, у нас квартира четырехкомнатная.
ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ (невозмутимо). Тээкс. Балкончик посмотрим. Можно?
Ольга Сергеевна жестом разрешает. Человек в штатском открывает балкон. Видит обычный хлам: зимнюю резину, какие-то банки и пр.
ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ. Это надо убрать.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Это обычный хлам! Куда я его?
ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ. Надо убрать.
МИША. Надо убрать.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Я таскать это не буду, сын проснется – уберет.
ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ (Мише). Надо, чтобы к четырем не было.
МИША. Ольга Сергеевна, вы уж Андрею скажите, хорошо?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Господи помилуй!
ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ. Еще помещения с балконами есть?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Нет.
ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ. Тогда закройте окна, выходящие на улицу и после трех на балкон не выходить.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Это еще почему. Мне нужен воздух.
ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ (показывает на закрытую дверь). Там что?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Там сын спит, спальня его. Там балкона нет.
ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ. Приоткройте.
МИША (тихо). Да не надо, Валерий Геннадьевич. Нет там ничего.
ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ. Ну ладно.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА (игриво, ёрничает). А из нашего окна Площадь Красная видна!
ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ (что-то отмечает в блокноте). А из нашего окошка только улица немножко. Обязательно окна закройте и шторы желательно.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Прям, светомаскировка. Война, что ль?
ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ. А там кухня?
МИША. Вот чтобы не было войны.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Там двор.
ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ. Проживающих без регистрации, иностранных граждан нет?
МИША. Нет здесь никаких иностранных граждан, Валерий Геннадьевич.
ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ. Ну хорошо. Тебе я верю. Спасибо за сотрудничество. Всего хорошего.
Все трое двигаются к прихожей, сами открывают дверь, выходят. Миша выходит последним, оборачивается.
МИША. Ольга Сергеевна, извините за беспокойство, но сами понимаете. Служба есть служба.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Да ладно. Ты бы хоть предупредил.
МИША (улыбаясь). Так я думал, вы на даче.
СЦЕНА 2
Квартира Кирилловых. Дверь открывается, входят Маша и Наташа с чемоданами. Проходят в гостиную. Там Ольга Сергеевна смотрит телевизор.
ГОЛОС ИЗ ТЕЛЕВИЗОРА. Евросоюз призвал российские власти начать открытое расследование. Наказать виновных потребовала Ангела Меркель. Российские власти называют провокацией обвинения в отравлении бывшего российского дипломата, который с 2007 года проживал в швейцарском городе… заявляют о своей непричастности к…
МАША. Ой, мама, а я думала, вы с Андреем на даче.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Сегодня все думают, что мы на даче.
НАТАША. Здрассте!
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Здравствуйте.
(Она выключает телевизор или приглушает звук.)
МАША. Мама, это Наташа, помнишь её? Мы с ней на Курском встретились.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ах, Наташа? (Всматривается.) А я сослепу без очков и не узнала. Вот что время делает! Какими судьбами? Маша, ты меня удивляешь? У нас полный бедлам, а ты даже не сказала…
МАША. Мам, я, правда, думала, вы на даче…
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА (перебивает). Ну хватит уже про эту дачу, иди чайник лучше поставь.
МАША. У нее умер муж в Германии, и ей негде остановиться.
НАТАША. Я только вещи оставлю?
Маша выходит.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Муж умер? В Германии? О, конечно, Наташенька, это ужасно. Мои соболезнования!
НАТАША. Это случилось так внезапно (начинает плакать). Инфаркт. Я просто убита.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. О, как я тебя понимаю. Когда умирал Алексей Владимирович, я тоже была убита.
МАША (возвращается, приносит чашки, тарелки, вазу с печеньем и пр.). Мам, а Андрей где?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА (с раздражением). Ну что ты принесла это печенье, оно клопами пахнет. Наташенька, помогите Маше, там у меня в холодильнике половина Праги осталась, очень неплохая, как раньше была.
Наташа выходит.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА (тихо). Андрей у Ани, где еще ему быть, хотя здесь Миша. Они же…
МАША. Понятно.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ты бы хоть как-то повлияла на него как психолог.
Возвращается Наташа с тортом «Прага» в коробке.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Наташенька, а ты вроде темненькая тогда была? А теперь беленькая!
Садятся за стол.
Ну давайте чай пить. Я очень люблю «Прагу», но это уже другой вкус – лже! Наташа, вы с дороги. Вам надо что-то существенное. Маша, у нас котлеты остались…
НАТАША. Да вы не беспокойтесь, Ольга Сергевна. Я на вокзале беляш скушала.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Беляш? Что вы, Наташенька, беляши на вокзалах есть нельзя. Там одни черные торгуют. Они туда крыс кладут! Об этом писали в «Аргументах и фактах»… (Понизив голос.) И не только крыс.
МАША (разливает чай). Мам, ну хватит всякую чушь пересказывать.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. У тебя мать всегда говорит чушь.
НАТАША. А я крыс не боюсь. Я ж в интернате росла, а там крыс полно было. Помню, зимой батареи вырубили, так я просыпаюсь от того, что кто-то щекочет мой нос, открываю глаза, а у меня на груди крыса сидит, греется, вот такая (показывает внушительный размер крысы).
Пауза ужаса и изумления.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ужас какой! (Отхлебывает чай, с отвращением.) Маша, почему он опять теплый? Только Андрюша умеет заваривать чай. Господи, какая трагедия! Родители умерли – ребенок растет в приюте!
НАТАША. Не, меня мать отдала.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Как отдала? Собственноручно? Да разве так можно? Ааа! Родители – алкоголики, наркоманы, да? Досталось тебе, бедная? (Ольга Сергеевна смотрит на Наташу с жалостью, как на брошенную собаку.) Даже во время войны так не делали! Нет никакой ответственности за детей.
НАТАША. Да не, папка выпивал, конечно, но не сильно. Просто с сигаретой заснул, и дом сгорел, а у мамки нас четверо было, и она нас с братом как самых старших отдала. Вы не думайте, она от нас не отказывалась, она добрая, просто она к бабушке после пожара уехала с младшими сестрами в Ростов, а у бабушки и так однокомнатная, куда она нас всех приволокёт?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. И ты теперь в Москве останешься, Наташенька?
НАТАША. Я бы в Германии осталась, но мы с Генрихом всего три года прожили, а брачный контракт на десять лет рассчитан, пришли его дети: и ауфидерзейн, как говорится. Хотела к матери поехать, так паспорт потеряла, я у вас просто вещи оставлю, пока мне справку сделают, а сама работу и жилье буду искать. Я не хочу вас напрягать.
МАША. Мам, где Наташа будет спать, может, в кабинете?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Да ты что, Марусь? Я (с ударением на «я») там даже не сплю никогда. Вы извините, Наташенька. Моя дочь иногда такое сморозит, просто туши свет. Вы же помните Алексея Владимировича?
НАТАША. Ага. Еще бы не помнить, он такой… хоть и болел тяжело, но красивый был и интересно слушать его было, и я его боялась, он строгий был.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА (достает платок, вытирает слезы). Ах! Как ты сказала: красивый и строгий! И мы его боялись. (Видно, что Маша не разделяет это мнение.) Знаешь, он интенсивно работал. Кафедру марксизма-ленинизма тридцать лет возглавлял, это была серьезная наука, он постоянно занимался, писал монографии, статьи. Это такое напряжение, такое напряжение! (Пауза.) Как же я скучаю без него, я не могу туда войти без подготовки. Разве мало комнат в квартире? (Думает.) Вот что, ты будешь тогда в бельевой, у нас там раньше жила домработница Клава, а потом мы там устроили бельевую, когда дети родились, но кровать там осталась Клавина. А теперь там лавка древностей, как называл эту комнатку Машин папа. Надо эту «Вятку», наконец, уже выкинуть! Сколько раз я Андрею говорила. Ты ему звонила, Маша?
МАША. Звонила.
СЦЕНА 3
Квартира Ани. Андрей сидит на диване перед журнальным столиком, на котором стоит ноутбук. Аня быстро переодевается, не стесняясь Андрея.
АНЯ. Вечно он внезапно возвращается из своих командировок, хорошо хоть звонит.
АНДРЕЙ. Ну и что, сосед не может зайти к соседке почистить ноут? И он к нам заходил, явно клинья подбивал к Маше.
АНЯ. Да? Я не знала.
АНДРЕЙ. У тебя, кстати, правда, комп тормозит, даже не пойму отчего.
АНЯ. Может, он мне насовал туда шпионских программ? Тестирует.
АНДРЕЙ. Да вряд ли, антивирус такие вещи отслеживает.
АНЯ. Они сами эти вирусы создают, а потом антивирусы. И чего мы раньше даже знакомы не были.
АНДРЕЙ. Так ты здесь не жила.
АНЯ. Мы к дедушке часто приезжали. Ни разу тебя не встречала. А у вас тоже квартира от НКВД?
АНДРЕЙ. Нет, у нас дед был из партийной номенклатуры, а отец в военной академии преподавал.
Слышно, как открывается дверь в прихожей.
АНЯ. Слышишь? Это он.
Входит Миша.
МИША. О, какие гости! Андрюха! Какими судьбами?
АНДРЕЙ. Тормозит комп у Ани.
МИША. Опять, значит, тормозит?
АНЯ. Тестируешь на мне программки свои?
МИША (пытается ее потискать, она пытается уклоняться). Да, да, да. Всё на тебе тестирую: и хакерские программы, и торсионный генератор, и красную ртуть. Сходи к Маше, попроси у нее рецепт от паранойи.
АНЯ (раздраженно). Сколько можно повторять, Маша – не психиатр, она рецепты не выписывает.
МИША. Ну, я пошутил.
Раздается звонок сотового Андрея. Он берет, нажимает «ответить». Встает, отходит в сторону, старается говорить тихо.
АНДРЕЙ. Дауд? (Пауза.) Опять протекает? (Пауза.) Мне приехать? (Пауза.)
МИША (параллельно звонку: хлопает по попе Аню). Иди там сваргань че-нить.
Аня выходит.
АНДРЕЙ (продолжает говорить). Нет, окна не надо трогать. (Пауза.) Это старинные окна с фрамугами. (Пауза.) Хорошо, я зайду сейчас. (Нажимает отбой.) Затрахал этот Дауд.
МИША. Чё, жилец напрягает? Хочешь помогу?
АНДРЕЙ. Просто устал общаться с этими людьми. Все тебя пытаются нахлобучить.
Возвращается Аня с подносом, на котором бутылка виски и стаканы.
МИША. Если будет наглеть, только свистни, мы ему хвост прижмем, что у него за фирма? (Ане, грубо.) Ты чё принесла?
АНДРЕЙ (смотрит на часы). Мне ничего не нужно, я ухожу. И пожалуйста, Миша, не надо ничего прижимать никому. Зря я вообще это сказал. Пока.
Андрей уходит.
МИША. Пока-пока.
Андрей уходит. Миша какое-то время молчит.
МИША. К дедушке твоему надо бы сходить на могилку, давно не были. У нас водка осталась? Я ненавижу виски.
Аня слышит, как хлопает входная дверь, из правого глаза у нее стекает слеза, она резко встает, идет в ванную, открывает шкафчик, находит там какие-то таблетки, глотает сначала одну, потом другую, запивает виски, который тоже там стоит.
СЦЕНА 4
Маша и Наташа разбирают хлам в крошечной комнатке, бывшей «бельевой».
На стене висит несколько книжных полок, забитых пыльными старыми книгами: собрание сочинений Драйзера, Сергей Михалков, Серия Приключений, зеленые сборники русской и советской поэзии.
МАША. Делай с комнатой что хочешь, я бы все отсюда выкинула, включая книги вместе с книжными полками.
НАТАША. Книги не жалко? У нас была одна полка с книжками, и все из библиотеки. Любовные романы, какой-то советский детектив и Есенин, отец любил Есенина.
МАША. Это не книги, а пылесборники. (Раздается звонок в дверь. Слышен голос Ольги Сергеевны: «Маша, это, наверное, Марк пришел!») Ну, устраивайся.
Маша уходит.
На панцирной сетке лежит матрас, подушка, одеяло, чистое белье и полотенце. Наташа ложится, не раздеваясь, на матрас, слышит, как громко тикают старинные часы-ходики на стене. Она встает на кресло, дотягивается до часов и останавливает их.
После этого Наташа опять ложится на голый матрас и быстро засыпает на животе.
СОН НАТАШИ
Зима, Наташе восемь лет. Она ждет мать, которая зашла в кабинет к директрисе интерната. Дверь плотно закрыта, Наташа сидит на банкетке с дерматиновым покрытием и ковыряет дырку, из которой торчит белый наполнитель. Наконец мать выходит вместе с директрисой. Наташа подбегает к матери, тянет руку, та почему-то прячет руку в карман пальто, тогда Наташа хватает мать за полы пальто, мать шипит:
МАТЬ (и бьет ее по руке). Отцепись.
Наташа чувствует свою вину, начинает хныкать.
МАТЬ. Заткнись, кому сказала.
ДИРЕКТРИСА. Наташенька (голос директрисы, напротив, нарочито ласковый). Ты сегодня останешься здесь, пойдем со мной (протягивает руку Наташе. Мать в это время ускоряет шаг и почти бежит к двери.)
Наташа плачет, бежит за матерью, ее держат за руку, она вырывается, бежит, но чувствует, что ноги ватные, что бежать она не может, она плачет, кричит «мама, мама», задыхается и просыпается в темной комнате.
СЦЕНА 5
Наташа садится на кровати, прислушивается, слышит приглушенные голоса и бормотание радио. Ее комната примыкает к кухне.
Она берет первую попавшуюся книгу, «Сказки» Андерсена, какое-то время она стоит у приоткрытой двери и слушает разговор на кухне, а потом выходит в ярко освещенную кухню, как на сцену. Она смотрит на стол, на котором стоит бутылка вина, заварочный чайник, чашки, торт. За столом сидят люди: кроме Ольги Сергеевны и Маши, еще двое незнакомых мужчин. Это Андрей и его друг художник Марк.
МАРК. Все эти хэппенинги, перформансы, весь этот так называемый контерпорари арт – это туфта… Вы понимаете, что они монетизировали искусство? Это уже не искусство. Художник, который умеет рисовать, это уже, по мнению кураторов, просто ремесленник. Ну хорошо, а кто их на это уполномочил? Ну вот я пишу собачек, котиков, и я честно говорю, что это заказ, за который мне платят, а искусством я дома занимаюсь, в свободное время.
НАТАША (быстро смотрит на Марка, заметно смущается). Ой, здрассте.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. А вот и наша Наташа. Наташенька, познакомься, это друг Андрея – Марк, талантливый художник.
МАРК. Все талантливые за границей, Ольга Сергеевна.
МАША. Наташ, чаю не хочешь?
МАРК. А может, винца слегонца?
НАТАША. Чаю я выпью, спасибоч… ой, спасибо большое! Я щас только, вот, мне надо, это, в тубзик зайти. (Ее смущает, что и туалет примыкает к кухне.)
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА (понимает ее смущение). У нас два клозета, Наташенька. Второй там, возле прихожей, рядом с кладовкой. (Тут Ольга Сергеевна замечает в руке у Наташи книгу.) Это что у вас, Андерсен? А я его обыскалась.
НАТАША. Угу (Наташа уже хочет двинуться в коридор.)
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Наташенька, я надеюсь, ты не собираешься идти в туалет с книгой?
(Наташа опешила. Она остановилась, прижав книгу к груди.)
МАРК. «Дочь советской Киргизии».
НАТАША. Так я думала, там хлам один, чего ж не взять. А почему Киргизии?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Хлам? Как книги могут быть хламом?
АНДРЕЙ. Это картина Чуйкова, там девушка с книгами стоит.
МАРК. Вы так грациозно застыли с этой книжкой, что мне захотелось вас написать.
МАША. Мама, это я сказала Наташе, что в той комнате один хлам и она может с ним делать, что хочет.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. А меня спрашивать уже не надо? «Хлам»! У нас не принято книги в отхожее место носить.
АНДРЕЙ. Мамуль, а как же Николай Второй, у него в сортире целая библиотека была…
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Вот поэтому он так плохо кончил, ваш Николай.
АНДРЕЙ. Вы так не пугайтесь, Наташа. Мама нам тоже запрещает читать в туалете. У мамы пунктик.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Это не пунктик, это принципы.
МАША (закатывает глаза). Начинается…
(Андрей встает из-за стола, подходит к Наташе, мягко забирает у нее Андерсена.)
АНДРЕЙ. Хороший выбор, кстати. Здесь есть одна сказка, моя любимая… «Красные башмачки»… Давайте я вас провожу до другого туалета.
Они выходят.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Твой отец к книге относился, как к святыне, но для вас ничего не свято…
СЦЕНА 6
Прошло два месяца. Семья Кирилловых перебрались на свою старую дачу в Жаворонках
Дача Кирилловых была такая же, как и квартира – большая, бестолковая, захламленная, стены были завешаны старинными фотографиями, картинами, рисунками, мебель рассохлась, побелка потрескалась. Но все равно было уютно, светло и просторно. Участок был тоже довольно заброшен: траву Кирилловы не косили, огорода не держали, но беседка, заросшая плющом и сильный запах одичавших флоксов придавали даче романтизм. Сад напоминал заросшие джунгли, в нем было темно и прохладно, между двумя кривыми старыми яблонями был натянут гамак.
Как-то утром, перед завтраком, Маша покачивалась в гамаке, вокруг вились маленькие фруктовые мушки, Маша курила, дула на них дымом. Наташа косит триммером траву. Появляется Ольга Сергеевна. Она пытается перекричать триммер.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА (кричит). Окрошку я уже порезала…
Наташа косит триммером.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Наташенька, ну что вы косите, только мошек этих взбаламутили, они жили себе спокойно в траве… А что я приходила? Маша, у нас яйца кончились.
МАША. А, может, без первого обойдемся, мам?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Лето скоро кончится, а мы без окрошки.
МАША. Может, Андрея послать?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Не надо Андрея трогать, он спит ещё.
НАТАША (наконец, перестает косить). Так давайте я схожу.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. А ты найдешь куда идти, Наташа?
НАТАША. Разберусь.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Мы яйца не в магазине покупаем, а у Тамары, это соседняя деревня, Лопахино. Маша, объяснишь тогда Наташе? А то мне надо салат нарезать. (замечает на столе приборы, сервированные неправильно). Ой, кто же так стол сервирует?
НАТАША. Это я накрывала.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Боже мой, Наташенька, деточка! Это кто ж вас так научил – вилку с ножом вместе, да еще справа?
НАТАША. А что, удобно же. В столовых так раскладывают.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Мы же не в столовой, дорогая моя. Вилку надо класть слева, а нож справа. Запомни. Вот так (показывает). И что это за стаканы, все разные? У нас же бокалы есть для вина. Для водки стопки. И тарелки не те. Маша, куда ты смотрела? Сделай все по-человечески.
Уходит.
НАТАША (неохотно перекладывая вилки и ножи). Не понимаю! Так же удобней.
МАША. Наташ, я сама сделаю, а ты сходи за яйцами.
НАТАША (переодеваясь). Знаете, откуда у вас повсюду мушки эти?
Маша перекладывает приборы.
Потому что сад не убираете, у вас яблоки, сливы, всё гниет.
МАША. Но их так много, все не уберешь. Хочешь вина?
НАТАША. Ольга Сергевна позовет, а мы бухие.
МАША. А мы чуть-чуть, беленького, ага? (Наливает.)
НАТАША (переобувается). Деревня-то далеко?
МАША. Три километра.
НАТАША. А магаз тут на станции, может я туда метнусь за яичками-то?
МАША. Мне вообще все равно. Давай. Только мама заметит, что они упакованы.
НАТАША. Дык я их из упаковки в пакет переложу, и скажу, что у Тамары взяла.
МАША. А она не догадается?
НАТАША. Куплю белые, самые дорогие, они крупнее. И чтоб без клейма, в сельпо такие яйца привозят. Тогда не догадается.
МАША. Какая ты сообразительная.
Вдруг на дорожке, ведущей от калитки к входу на веранду, показался человек.
МАША. Николай Петрович, здравствуйте! Вы к маме? (Кричит.) Мам, Николай Петрович пришел.
Ольга Сергеевна выходит из террасы.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Николай Петрович! Какими судьбами? Заходите!
Гость ускоряет шаг к веранде.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Вот видишь, я как чувствовала, не случайно у меня нож упал. Председатель собственной персоной.
НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ. У вас, вижу, праздник намечается?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. У Маши день рождения. Присоединяйтесь. Мы как раз уже садимся, закуски на столе…
НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ. Я, наверно, не вовремя. Я ведь по делу зашел.
Тем не менее садится за стол.
НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ. Уф, жарища началась.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Машенька, поухаживай за Николаем Петровичем. Водочки, Николай Петрович?
НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ. Ну давайте, только одну рюмку буквально. В жару жена пить не разрешает.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Молодец у вас жена.
Николай Петрович наливает рюмку водки.
НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ. Буквально сорок капель. Ну, Маша, поздравляю с днем рождения, желаю тебе, как говорится, всех благ. (Выпивает.)
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Она еще не родилась. Помню, как у меня начались схватки здесь, на даче. А Николая шофера мы отпустили, и тогда Машин папа угнал машину соседа! (Пауза.) Так что вы хотели нам сообщить, Николай Петрович?
НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ. Да это такое дело, даже не знаю, не к месту, наверное, сейчас.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Да что случилось-то? Нет уж, раз начали, говорите, а то вы меня пугаете, Николай Петрович.
НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ. Нет, нет, волноваться нет причины, это просто какая-то, наверное, ошибка. Тут из налоговой вот пришло уведомление на имя Алексея Владимировича.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Что?! Какое может быть на Алексея Владимировича уведомление, если он три года как ушел от нас? Это чушь какая-то.
НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ (достает из кармана бумагу). Вот и я удивился. Сейчас же новые законы приняли, я подумал, может, вы не зарегистрировали дом.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Я без очков. Наташа, я там очки где-то оставила, принеси, пожалуйста.
Наташа уходит за очками. Появляется сонный Андрей.
АНДРЕЙ. Николай Петрович?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Андрюша, почитай, что там? Я не вижу без очков.
АНДРЕЙ (смотрит бумагу). Ничего не понимаю, здесь какая-то сумма за пять лет. Мам, а ты разве налоги не платила?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Как не платила! Николай Петрович, мы ведь каждое лето вам платим, и сумма эта растет.
НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ. Это дачные взносы. Я только за них в ответе.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. А за газ и за свет кто в ответе? Мы всегда вам сдавали, Николай Петрович, вы со всех собираете и отправляете, куда следует. Раньше Алексей Владимирович с вами контактировал, а потом Андрюша. Ты ведь платил, Андрюшенька? Где квитанции?
АНДРЕЙ. Платил, я платил, мам. Наверное, какая-то ошибка.
НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ. Вы не поняли. Это не взносы, и не за свет и газ. Это налоговая, они сейчас все контролируют. Раньше-то копейки были, а вот за последние три года как раз цены стали рыночные, налоги выросли резко.
Возвращается с очками Наташа, протягивает их Ольге Сергеевне.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА (раздраженно). Это не те очки! (Но все равно надевает.) Я в этом ничего не понимаю. Андрюша, Маша? Может, они что-то там потеряли или своровали, а нам приходят штрафы! Вот видишь, Наташенька, как все запутано в этой стране, все чего-то от нас требуют. Безобразие. Зря ты вернулась. В Германии по крайней мере Ordnung.
НАТАША. Можно? (Берет, читает.) Хм, тут владельцем указан Алексей Владимирович. Значит, дача зарегистрирована на него.
НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ. Вот и я про то же. Я думал, вы все оформили.
НАТАША. А вам на ваш городской адрес разве не приходило счетов?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. А мы уже давно в ящик не заглядывали, мы же не выписываем ничего, письма и телеграммы сейчас нормальные никто не посылает. Андрюша все находит по компьютеру, а я с компьютером на вы, как говорится.
НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ. Ну, я пошел тогда, а то мне надо успеть в кадастровую съездить.
Уходит.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. У нас все дела вел Алексей Владимирович. Я этого всего не касалась никогда. После его смер… ухода, Господи, я до сих пор в это не верю, не могу привыкнуть, я не могла сразу за квартиру даже платить. Я знаю, что завещания он не оставил, а зачем? У него никаких других жен, детей не было, брат есть, но он давно уехал за границу. С кем делить-то?
НАТАША. То есть вы в наследство вообще не вступали? Вы прям динозавры какие-то, я извиняюсь. И квартиру на себя не перевели?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА (раздражаясь). Давайте сейчас не будем впутывать сюда квартиру. Меня волнует вот эта бумажка, кто-нибудь объясните, что это все значит?
НАТАША (смотрит в уведомление). Ну у вас тут за семь лет долг набежал и пени за участок и дом.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Почему за семь? Его же три года как нет. Андрей, я ничего не понимаю, откуда такие астрономические суммы, почему мы кому-то должны?
МАША. Папа болел, и никто не платил.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. У меня все жировки остались. Андрюша, принеси там в верхнем ящике стола, принеси срочно.
Андрей уходит.
НАТАША. Ольга Сергеевна, вы все красные сделались, это вредно.
МАША (тихо). Красные раки разбирают бумаги.
Андрей возвращается с кипой квитанций. Ольга Сергеевна хватает их, роется в бумагах.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ну, вот. Все здесь точно, как в аптеке за все годы, я все храню.
НАТАША (смотрит на квитанции). Это квитанции за дачные взносы, тут видите, так и написано, дачный взнос. Они идут на содержание вашего бухгалтера и председателя, и сторожа, и вывоз мусора. А это налоги, понимаете?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ты так быстро говоришь, слова, слова, слова… У меня от них голова кружится. Андрюша, я не понимаю ни одного слова. Что-то мне стало неважно, мне надо прилечь. Маша…
Маша провожает Ольгу Сергеевну.
НАТАША. Можно не напрягать маму, а сходить для начала в ваше районное МФЦ.
АНДРЕЙ. Я там никогда не был. Давай вместе сходим?
Пауза.
АНДРЕЙ (наливает себе и ей вина). А давай выпьем, а?
НАТАША. За что?
АНДРЕЙ. А надо обязательно за что-то?
НАТАША. Ну вроде как, что мы, алкаши.
АНДРЕЙ. Ну тогда за тебя! Ты такая… добрая, такая… (Чокаются, он пьет, она делает глоток.) Я не знаю… в тебе есть стержень (Он пытается ее поцеловать, она отстраняется.) Сходим только осенью в этот твой эмфэцэ, а то неохота щас в Москву переться в такую жару.
СЦЕНА 7
Квартира Кирилловых. Фоном работает радио.
Ольга Сергеевна веселая на кухне, занимается хозяйственными делами, допустим готовит. Маша ей помогает. Марк сидит в гостиной, смотрит в телефон.
Входят Наташа и Андрей, после дождя, мокрые и веселые.
АНДРЕЙ (кричит на кухню). Мам, есть чего пожрать?
НАТАША. Фу, как грубо.
МАРК. А как не грубо, Наташа?
НАТАША. Ну, я не знаю, кушать – не грубо.
МАРК. Кушать это лакейская лексика. Если хотите стать своей в приличном кругу, забудьте это слово.
НАТАША. И ничего не лакейское, нормальное слово. Мы всегда так говорили.
МАША. Марк, прекрати. Марина Цветаева говорила: воспитанный человек – это не тот, кто тарелку наклоняет на себя, то есть что-то про соус, там… (вспоминает) не прольет соус, а кто не заметит этого.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА (входит с супницей). Это не Цветаева сказала, а Антон Палыч. Знатоки! Маш, подставку скорей.
МАША (ищет, не находит). Где она?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Быстрей давай. Мне тяжело держать.
Наташа достает подставку из комода. Ольга Сергеевна ставит супницу.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Спасибо, Наташенька. Теперь у нас порядок, вещи на своих местах.
Все рассаживаются.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Это всё Наташа! Но, дорогая, читай побольше. И быстро их догонишь-перегонишь. Я верю в силу слова.
МАРК. Главное не в клозете.
НАТАША. Где?
АНДРЕЙ. Всё! Прекрати! Давайте выпьем за Наташу! Наташа нас спасла. Как там это называется?
НАТАША. Выморочное имущество.
МАРК. Выморочное – какое страшное слово.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Волшебно! Она всё знает.
НАТАША. Я одно время подрабатывала продажей недвижимости.
МАРК. Риелтором?
НАТАША. Просто помогала, я ж не могла работать официально, ну вот бегала, оформляла все эти дела.
МАРК. А сейчас не работаете?
НАТАША. Ищу, но трудно найти без регистрации.
МАРК. Наташа, не хотите натурщицей подработать? Я серьезно.
АНДРЕЙ. Мам, а давай зарегистрируем Наташу?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Как это – прописать? Андрюшенька, это сложно. Давай не сейчас.
МАРК. Опять смутилась. Как тогда с книгами.
МАША. Марк, ты чего там к Наташе пристаешь?
АНДРЕЙ. Мам, это сейчас ничего не значит. Это временная регистрация. Мы в МФЦ спросили. Пишешь заявление и всё.
МАРК. Я? Пристаю? Да ты что! Я только предложил ее написать.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Давай в другой раз поговорим, Андрюш, не время сейчас. Такие вещи вот так с кондачка не решаются.
Звонит сотовый Андрея.
АНДРЕЙ (берет телефон, сразу выходит из-за стола). Да, Ань…
Уходит в свою комнату.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА (вздыхая). Опять эта Аня.
Пауза.
НАТАША (тихо Марку). Вы это правда?
МАРК. Что?
НАТАША. Ну, нарисовать меня хотите?
МАРК. Ах, нарисовать. Видите ли, Наташа. Рисуют графики, а живописцы пишут. Ну как пишут писатели тексты буквами, а мы свои тексты пишем красками. А рисуют – дети в детском саду.
Андрей возвращается.
АНДРЕЙ. Там у Ани с роутером что-то, просит помочь.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. А муж у нее не разбирается в компьютерах?
АНДРЕЙ. Мам, он в командировке.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Какое совпадение. Муж в дверь, жена в Тверь.
АНДРЕЙ. Мам. Всё.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ладно, делайте, что хотите.
Андрей уходит.
МАРК. Юрдэн добрый.
НАТАША. Юрдэн?
МАРК. Да. Это детское прозвище.
НАТАША. Чудно. У нас Дрюни, Дрюши.
МАША. Это анаграмма от английского Эндрю. Андрей – Юрдэн, а Марк угадай, как?
НАТАША. А что такое анаграмма?
МАРК. ДОРОГА – ГОРОДА.
НАТАША. Игра такая?
МАРК. Проехали. Марунь, я, пожалуй, пойду. Мне надо еще к Дим Димычу заскочить. Можем вместе.
МАША. Нет, Марик, поезжай без меня.
МАРК. Ты уверена?
МАША. У меня вебинар вечером.
МАРК. До свидания, Ольга Сергеевна. А вы, Наташ, подумайте насчет натурщицы.
НАТАША. Типа голой?
МАРК. Ну, это только по желанию.
Марк уходит.
НАТАША. Что-то все разбежались.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Надо бы посуду собрать, девочки. Помоете? А то у меня в голове шумит сегодня, переволновалась. Тинитус ля комедия!
МАША. Конечно, мам, отдохни.
Ольга Сергеевна уходит. Наташа начинает убирать посуду. Маша наливает себе вина.
МАША. Наташ, да не суетись. Все машина помоет.
НАТАША. А я люблю посуду мыть руками. Не знаю почему. Как-то успокаивает.
МАША. Наташ, ты не обижайся на маму. Она у нас советской формации. Я уже ей сто раз говорила, что регистрация, тем более временная, ни на что не влияет, но это бесполезно.
НАТАША. Мне бы только на первое время. Я бы нашла сразу работу: я и в детсад могу, и санитаркой, и официанткой, и риелтором.
МАША. А образование у тебя есть какое-нибудь?
НАТАША. А как же, что ж я, по-вашему, совсем. У меня неоконченное: наш областной институт, пед. Но я как на ноги встану, закончу его.
МАША. У тебя неоконченное высшее? Надо же, у Андрея тоже. Он так и не окончил, балбес, свой ВГИК. То от армии прятался, то в академку уходил.
НАТАША. В академку, это по болезни?
МАША. Ну… у него там были проблемы, а в армию никто не хочет. Но ему учиться тяжело, хотя он много читает, всё вроде знает, а вот не может ничего закончить.
Входит Миша.
МИША. У вас не закрыто было. Привет, Маша. Наташа, здрассте.
Маша и Наташа здороваются по-разному.
МИША. А Анька моя к вам не заходила? Приехал сейчас, дома никого, бардак.
МАША. Нет, не заходила.
НАТАША. А разве…
МИША. Что?
НАТАША. Да не, ничего. Это я просто подумала.
Миша видит накрытый стол.
МИША. А что у вас, праздник какой?
МАША. Обмываем спасение нашей недвижимости! И спасла недвижимость Наташа! Присоединяйся. Есть хочешь, у нас рассольник мама сварила.
МИША. Не откажусь.
Маша наливает суп. Миша сам себе наливает водки, потом, спохватившись, дамам.
МИША. Все разбежались, значит? Я извиняюсь, что так вот по-хозяйски налил, ничего?
МАША. Нормально все.
МИША. За что выпьем?
НАТАША (неожиданно). А давайте выпьем за дом, за семью.
Выпивают.
НАТАША. Спасибо, Маша, что столько времени меня терпите.
МАША. Слушай, Миш, может, у тебя есть какие-то там входы-выходы, Наташу куда-нибудь зарегистрировать?
МИША. Ну я же в жэке не работаю, Маш. И сейчас это непросто, практически невозможно.
МАША. Может, ты поговоришь с мамой, объяснишь ей?
МИША. Это можно.
МАША. Она тебя послушает как человека из органов.
НАТАША. Не желаете второго?
МИША. Спасибки. Мне в контору пора, в столовке там покушаю.
Встает, уходит. Маша хватает телефон, звонит.
МАША. Ты где сейчас? (Пауза.) Аня с тобой? (Пауза.) Миша вернулся, Марк уехал (Разговор обрывается.) Как мне все это обрыдло. Идиот.
НАТАША. Он с его женой спит?
МАША. Да. Эта Аня – такая дура. Сколько я ему говорила, бесполезно. Она с жиру бесится, от скуки. У нее дед здесь жил, старый энкавэдэшник, долго жил, в 98 лет умер, и то, упал и сломал шейку бедра, а так бодрый был старик. Она его внучка, другой внук Артем давно в Америке живет, дочь уехала, сын умер, вот Аня этого сына дочь, Ивана Валентиновича. И Миша этот нарисовался, с очередным обходом. Мутный какой-то. Стал ходить, потом поженились. А потом поссорились, вроде он ее ударил, и она к нам пришла ночевать. А потом утром он уехал в командировку, Андрей к ней зашел, ну и началась эта Санта-Барбара.
НАТАША. В смысле?
МАША. Санта-Барбара – это сериал такой был, неужели не смотрела в 90-е?
НАТАША. Неа, у нас в интернате телик один на весь дом, в коридоре, так нам воспиталки не разрешали смотреть. Сами зырили, а потом его кто-то стырил.
МАША. А может, и к лучшему, всякую ерунду не смотрела.
НАТАША. А мне хотелось ерунду смотреть, как все. Сидеть у отца на коленке и смотреть телевизор, помню, мне три года, я у него на коленке сижу, он меня подбрасывает, вот запомнила только это, и запах его: перегар, соляра и прима, дешманские сиги, вонючие – жуть! А потом все пошло кувырком после пожара. (Пауза.) Ненавижу окурки эти. (Хватает пепельницу, полную окурков, выбрасывает окурки)
СЦЕНА 8
Ночь. Квартира Кирилловых. Все спят. Дверь открывается, входят Андрей и Марк, оба пьяные. Их не видно, но слышно. О чем они говорят, совершенно непонятно, пьяный бред.
АНДРЕЙ. Нет, Мар, я очень плохо поступил.
МАРК. Нет, Юрдэн, ты поступил так, как ты поступил.
АНДРЕЙ. Я очень плохо поступил.
МАРК. Но ты же ее любишь.
АНДРЕЙ. Не знаю.
МАРК. А я знаю.
АНДРЕЙ. А ты Машу любишь?
МАРК. Не знаю.
АНДРЕЙ. Она все время меня спрашивает: ты меня любишь?
МАРК. Не отвечай. Им нельзя отвечать.
АНДРЕЙ. А я и не отвечаю. Я не хочу разрушать семью.
МАРК. Тогда чего ты хочешь?
АНДРЕЙ. Я просто хочу трахаться. Вернее, я и этого уже не очень хочу.
МАРК. У тебя что-нибудь осталось?
АНДРЕЙ. Коньяк должен быть.
МАРК. Давай выпьем.
Выходит Ольга Сергеевна.
МАРК. Ольга Сергевна, добрый день!
АНДРЕЙ. Мам, где был коньяк у нас?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Андрюша, какой коньяк! Вы на бровях уже. Марик!
МАРК. Ольга Сергеевна, мы с Андреем друзья, для меня Андрей как брат.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Тем более. Нехорошо брата спаивать.
АНДРЕЙ. Мама!
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Тихо, Наташу разбудите. Она же тут в Клавиной, то есть в бельевой.
АНДРЕЙ. Мам, не называй ты ее комнату бельевой и Клавиной тем более.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. А можно меня в своем доме не будут поправлять?
АНДРЕЙ. Мам, тсс-с. Услышит.
МАРК. А что она у вас делает, кто она вообще такая, эта Наташа?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Марик, тише я прошу тебя.
Выходит Наташа.
НАТАША. А я слышу голоса. Здассте.
МАРК. Хэлло, Долли! Юрдэн, дай мне бумагу, карандаш, я ее быстренько щас набросаю.
НАТАША. В смысле? А кто вам разрешил?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Наташенька, Марк – очень хороший художник. Только, Марик, как-то ты не вовремя.
МАРК. Наташа, не стесняйся, потом, в своем Ростове-Тамбове будешь хвастаться. А когда я умру, продашь на аукционе за большие деньги.
Пауза. Наташа явно смущена в своей ночной рубашке, помятом виде.
МАРК (вдруг грубо). Тогда иди к себе в людскую и сиди там молча, поняла?
Тишина.
АНДРЕЙ. Мар, ты офигел?
МАРК. Я офигел? Просто у меня теперь нет ощущения гармонии, а раньше было, в вашем доме была гармония, а теперь ее нет. Лишняя деталь появилась, как у этого, помните там про музыкальную шкатулку. А если она, эта деталь лишняя появилась, то гармония, композиция, все летит к чертям.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Марик, ты меня огорчаешь.
НАТАША. А чего вы мне хамите-то? Что я вам сделала? (Начинает плакать.) За что? Я скоро съеду отсюда.
Уходит, рыдая.
АНДРЕЙ. Марк, ты не прав сейчас.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Наташа нам помогает, она наш ангел хранитель.
Вдруг Андрей меняется, он чувствует начало приступа эпилепсии.
МАРК. Что с тобой, Юрдэн, прости… Черт!
АНДРЕЙ. Мам…
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Тебя ведет, Андрей… (С ужасом.) Началось!
АНДРЕЙ. Ма-а-ам… (Бормочет что-то.)
Андрей падает в приступе эпилепсии…
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Андрей! Марик, помоги…
МАРК (растерянно). Что с ним? Я слышал, ложку надо.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Господи! Ты же никогда не видел. Я не могу его удержать.
НАТАША (Наташа выскакивает из своей комнаты, куда она только что ушла, и бросается к Андрею с полотенцем). Ложку нельзя, надо мягкое.
Марк стоит столбом, он в шоке.
Наташа держит голову Андрея, засовывает ему полотенце в рот. Когда приступ проходит, он успокаивается.
МАРК. Что-то мне плохо, Ольга Сергеевна, мне надо в туалет.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Наташа, Наташа…
На фоне их разговора слышны звуки блюющего Марка.
Андрей начинает приходить в себя.
НАТАША (сажая приходящего в себя Андрея). Ну что, оклемался?
АНДРЕЙ. Мама, я так устал.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Давай, Андрюшенька, ложись. Наташ, отведешь его?
НАТАША. Конечно, Ольга Сергевна.
Уводит Андрея в комнату.
Из туалета выходит Марк, протрезвевший и смущенный.
МАРК. Ольга Сергеевна… вы извините меня, я никогда не видел, я не думал, что это так…
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Марик, давай потом поговорим. Я сейчас с ног валюсь, если хочешь, ложись здесь на диване, укройся пледом, я не в состоянии тебе постелить…
МАРК. Ольга Сергевна, я такси уже вызвал, я поеду. Мне очень жаль.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ему нельзя пить, совсем.
МАРК. Я понял…
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. А вы вместе всегда…
Звонит сотовый Марка.
МАРК. Да, выхожу (Пауза.) Нет, со двора, у шлагбаума, я сказал, а не с улицы. (Отбой.) Машина приехала.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ты тоже береги себя. Хотя бы ради Маши.
МАРК. До свидания, Ольга Сергеевна.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Прощай, Марик.
Марк уходит.
СЦЕНА 9
На кухне сидят Ольга Сергеевна и Наташа.
НАТАША. У моего дядьки была эпилепсия. Гуси в детстве напугали. Он в сорок три помер: упал, и о косяк виском ударился.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Типун тебе на язык. А у Андрея в 98-м случилось. После дефолта, у него долги были в долларах, его избили. Ужасное время. Алексей Владимирович тогда деньги в акции вложил этого, «Хопер-инвест, отличная компания». Все пропало. Андрей институт бросил, тянули мы его тянули, все равно бросил, потом вот это началось. Потом девушка его бросила, все одно к одному.
НАТАША. Да вы не волнуйтесь так, могло быть и хуже. Вон у нас, тоже пацана избили, по голове, он потом слабоумным стал, слюни пускал, в ПНД сдали. А еще случай был, у нас в интернате: из окна выкинули парня, в карты проиграл, так он ходить потом не мог, тоже в ПНД. Зато выжил.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Умеешь ты утешить. (Пауза.) Я тут думала, думала и решила, надо тебе эту регистрацию сделать.
НАТАША. Здесь, что ли?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА (вяло острит). Нет, у соседей.
НАТАША. Ой, вы шутите?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Мне не до шуток, милая. Но деваться некуда. Только ты не обижайся, но я уже не могу терпеть. Давно хотела тебе сказать… Две вещи, которые у нас в семье не приемлемы. Надо ванну после себя помыть, это две секунды. Волосы остаются. И в туалете опять не смыла. Я понимаю, после детдома трудно привыкнуть, но привыкать придется. Ладно, давай спать.
Встает, тяжело опираясь о стол. Наташа ей помогает, Ольга Сергеевна жестом отклоняет помощь.
СЦЕНА 10
Август. Наташа одна в квартире, смотрит телевизор. Входит Андрей, он сумрачный. Наташа поспешно выключает телевизор.
АНДРЕЙ. Да ничего, смотри, смотри. Что смотришь?
НАТАША. Да так, просто смотрю, чтоб не думать. А чего с дачи вернулся?
АНДРЕЙ. Пришлось. (Достает из холодильника виски, наливает, шарит в морозилке.) Льда нет.
НАТАША. Так я не знала, что ты приедешь.
АНДРЕЙ. Ничего, я и так выпью.
НАТАША. Случилось что? Какой-то ты убитый, прям.
АНДРЕЙ (улыбается). Да, это ты точно сформулировала. Тяжело мне, Наташа. Тяжело жить. И вообще.
НАТАША. А кому легко?
АНДРЕЙ. Не знаю. Есть такие, кому легко. Это, наверное, странно слышать тебе, но я совершенно не могу, мне плохо от всех этих деловых отношений, с какими-то людьми вести дела. Я ничего не могу довести до конца. Машка говорит, у меня абулия.
НАТАША (смотрит на него с сомнением). Не похож вроде.
АНДРЕЙ. А кто похож?
НАТАША. Был бы ты толстый или бегал бы блевать после каждого обеда, извиняюсь, я бы заметила.
Андрей непонимающе смотрит на Наташу, потом начинает смеяться.
АНДРЕЙ. Аха-ха… Ты про булимию.
НАТАША. Точно! А ты чего сказал?
АНДРЕЙ. А-бу-ли-я! Это атрофия воли. Я поэтому не смог закончить ВГИК (пьет виски).
Наташа вдруг снимает фартук, берет стакан, садится напротив.
НАТАША. Ладно, плесни мне чутка.
Андрей наливает ей с удивлением. Она спокойно пьет.
НАТАША. Жилец достал? Рассказывай.
АНДРЕЙ. Удивительно. (Смотрит на нее другими глазами.)
НАТАША. Рассказывай давай. Чего на меня смотреть?
АНДРЕЙ. Мне вдруг легко стало, хотя я еще ничего не рассказал.
НАТАША. А расскажешь, еще легче станет.
АНДРЕЙ. В общем, он хочет квартиру выкупить за меньшие деньги: ремонт-хремонт. Он так убедителен. Говорит, зачем тебе недвижимость, положи деньги в банк и живи на проценты.
НАТАША. Без налогов сдаешь?
Андрей вздыхает, разводит руками.
НАТАША. Ясно. (Пауза.) Я с ним поговорю. Хочешь?
АНДРЕЙ. А ты не боишься? Понимаешь, он мафиози какой-то строительный, и он знает законы. Я уже его боюсь.
НАТАША. Я с ним так поговорю, что он через три дня съедет. Хочешь?
АНДРЕЙ. И опять придется искать жильцов. Ужас.
НАТАША. Да найду я тебе жильцов. Только надо договорчик заключать на 11 месяцев, чтобы себя обезопасить и от налоговой и от таких типков.
АНДРЕЙ. Наташа, Наташа… Ты меня спасла. Просто спасла (хочет ее приобнять). Можно?
НАТАША (отстраняется). А как же Аня?
АНДРЕЙ. Аня, это совсем другое, это от скуки.
НАТАША. А со мной не скучно?
АНДРЕЙ. С тобой не соскучишься. (Пауза.) Ты мне нравишься. Очень. Очень-очень.
НАТАША. Запасной аэродром?
АНДРЕЙ. Ну что ты. Мне хорошо с тобой, легко, спокойно. Я бы хотел, чтобы ты все время здесь жила. Давай завтра пойдем в ЗАГС? (Целует Наташу, начинает ее поглаживать, она уже не отстраняется.)
НАТАША. Ты уже мне делал предложение.
АНДРЕЙ. Когда?
НАТАША. Когда мы дачу регистрировали. А потом забыл. Щас так же?
АНДРЕЙ. Нет, нет, Наташа, сейчас не забуду. Завтра же пойдем.
СЦЕНА 11
Квартира Кирилловых.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Пока Аня с Мишей в отпуске, она его,по-моему, в оборот взяла.
МАША. Кто?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Кто, кто, Наташа твоя.
МАША. Она не моя, мам. Ну а что тебя беспокоит? Может, это к лучшему.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Не понимаю, почему у него такой ужасный вкус. Помнишь, на даче, ему тогда 16 было, влюбился в эту то ли Зину, то ли Люду.
МАША. Лену Манагарову.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Лену, да.
МАША. Она красивая была. Натуральная блондинка.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. И эта деревня разбила ему сердце.
МАША. Мам, в таком возрасте все сердца разбиваются.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Нет, не все. Всегда есть тот, кто разбивает и кому разбивают. И Андрюша, к сожалению, из второй категории.
МАША. Ну почему из второй, может быть, из первой.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Я же сказала он из тех, кому разбивают.
МАША. Я имела в виду, что ты о нем говоришь, как о яйцах – первая категория, вторая категория. Может, те, кто страдает, они высшей категории.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ты себя слушала когда-нибудь, психолог?
МАША. Я именно как психолог это и говорю.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Я уже жалею, что дала тогда слабину и прописала ее.
МАША. Регистрация ни на что не влияет. Зато она нашла работу. И ты сама говорила, что рада, что она присматривает за Андреем.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. А ты так рассуждаешь, баба с возу кобыле легче. Он тебе брат все-таки!
МАША. Мама, он вполне может позаботиться о себе сам, он взрослый мужчина и не инвалид.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Как раз инвалид.
МАША. Ну я имела в виду… в переносном смысле. Даже Достоевский был эпилептик, и это не мешало ему…
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Андрюшенька, к сожалению, далеко не Достоевский. Вот зачем он учился на сценариста? Ни одного сценария не закончил ведь. А ты ему помочь не хочешь.
МАША. Дурацкий разговор. Я помогаю чем могу, но контролировать его я не хочу и тебе не советую. То отец всех контролировал, теперь ты хочешь, чтобы я взяла на себя роль диктатора. Но я не хочу, это совершенно не моя роль.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Как ты говоришь об отце.
МАША. А что, это не так? Он же диктатор был. Все по половицам ходили. Я боялась подруг позвать на день рожденья, Андрей стал пропадать и вот итог.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ты не права, Маша (начинает плакать). Отец всех любил, обо всех заботился, мы были за ним как за каменной стеной. Мы с ним сорок три года, душа в душу.
МАША. Мам, а как же Лида аспирантка?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Это была моя ошибка. Он мне говорил, что я пожалею, но я тогда гордая была. Я его отпустила и поэтому он не ушел.
МАША. Нет, мам, так не отпускают.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ты вот что, ты копайся там в своих психах, а меня анализировать не надо. Разберись в своей жизни.
МАША. С тобой невозможно разговаривать, ты в броне.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Какая есть.
Пауза.
МАША. Мама.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Что?
Пауза.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ну что?
МАША. Так. Ничего.
СЦЕНА 12
Наташа в магазине «Азбука вкуса» выбирает продукты. Встречает Мишу.
МИША. Привет, соседка!
НАТАША. Привет, привет! Какая я соседка, так, на птичьих правах у ваших соседей. Домрабтницу нашли бесплатную.
МИША. Но дело движется?
НАТАША. В смысле??
МИША. Ольга Сергеевна у меня спрашивала совета насчет вашей регистрации. Я ее успокоил.
НАТАША. Спасибо. Зарегила.
МИША. Да не за что. (Пауза.) Что-то вы не весело это сообщаете.
НАТАША. А чё веселиться? Одни замечания: сама спускать забывает, а на меня сваливает.
МИША. Пожилые люди… Продукты покупаете?
НАТАША. Да борщ хотела им сварить, а то едят всухомятку. Я так не могу.
МИША. А я тоже всухомятку.
НАТАША. А что же, Аня ваша не варит вам суп?
МИША. Да вот не варит. Раньше варила. А сейчас не варит.
НАТАША. А вы к нам заходите, когда я борщ сварю.
МИША. Вы меня приглашаете?
НАТАША. А что тут такого. Андрей к вам заходит, и вы заходите.
МИША. Андрей заходит?
НАТАША. Ой, вечно я не то ляпну. Он заходил с компьютером там что-то.
МИША. А, ну да, с компьютером.
НАТАША. Было-то пару раз.
МИША. Пару раз, значит. Да, да, я его сам просил. Он головастый.
НАТАША. Ой, а я уж испугалась, что влезла не в свои дела.
МИША. Да, что вы, Наташа, вы симпатичный человек. Повезло Андрею. Вы его берегите.
НАТАША. Да что вы. Я съеду от них. Мне оно надо? Я им не кухарка.
МИША. Понимаю. Сам не москвич. Но знаете, они ведь тоже не графья. Дедушка Андрея был в одной системе с дедом Ани.
НАТАША. Он же вроде этот был, из военных, преподаватель в академии.
МИША. Это отец его преподавал. А дед его в 37-м входил в состав тройки НКВД в Ростовской области.
НАТАША. В Ростовской? У меня бабушка оттуда, ее отца как раз в 37-м расстреляли, он был казаком.
МИША. Так что вы поуверенней там с ними.
НАТАША. Так ведь сын за отца не в ответе. А мне их даже жалко. Они как дети, ничего не понимают в жизни, вожусь с ними.
МИША. Добрая вы душа. Я даже завидую Андрею.
Наташа молчит и улыбается.
НАТАША. Приходите на борщ. С Аней приходите. Она какая-то грустная. Хорошо отдохнули?
МИША. Да, хорошо.
СЦЕНА 13
Андрей, Марк и Ольга Сергеевна играют в преферанс. Здесь неважно, кому принадлежит большая часть реплик.
«– Или ты купил короля?
– Купил короля и туза. К четырем вошам…
– Ну я объявляю мизер.
– Пора выдавать прикуп? Вы можете перебить мизер?
– Я пас.
– Пас».
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Великолепно!
Входит Наташа с чайным подносом.
АНДРЕЙ. Наташа, не хочешь четвертой?
НАТАША. Ой, да я не умею.
МАРК (берет альбом и набрасывает). Наташа, стойте так с чайником, постойте еще. Какое освещение, а? «И луна сделалась как кровь».
НАТАША. Не буду я вам позировать, вы злой (разливает чай).
АНДРЕЙ. Молодец, Наташа.
МАРК. Я, Наташенька, не злой, я точный.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Мы тебя научим играть.
НАТАША. Я в карты только в интернате играла.
МАРК. И во что вы там играли, в очко?
НАТАША. Почему в очко. В три листика.
МАРК. Три что?
АНДРЕЙ (оживленно). Это же сикка, помнишь, Марик, мы как-то с местными на даче в сикку играли? Кончилось все дракой. Страшная игра. На деньги.
МАРК. Хочешь играть в сикку, иди посикай.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Как же любил наш папа играть в преферанс. Он говорил: преферанс приравнивается к шахматам. А бридж! Помнишь, Андрюш, как у Елизаветы Львовны мы играли в бридж. Волшебно!
АНДРЕЙ. А давайте в девятку? Помнишь, Марик, как мы в Вороново играли, в лагере?
МАРК. Ну, это совсем для дебилов, карточное домино.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. А вот мой батюшка, Сергей Константинович, обожал девятку. Он называл ее коллективным пасьянсом. Сядем, бывало, все за круглым столом, из буфета достанем наливок разных, моя няня, Тоня, мастерица была их делать.
МАРК. А кстати, хорошая идея, Ольга Сергеевна. Может, вина?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Хересу! Наташенька, принеси-ка из моих запасов хересу, в нижнем ящике комода.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ключ возьми!
Наташа берет ключ и уходит.
АНДРЕЙ. Мам, я мог бы принести.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Я тебе не доверяю.
МАРК. А ей вы доверяете?
АНДРЕЙ. Прекрати.
Наташа возвращается с хересом и легкой закуской (сыр, фрукты).
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Наташенька, достань там из горки бокалы. (Наташа берет первые попавшиеся бокалы.) Нет, нет, не эти, там сзади, специальные для хереса. Продолговатые такие. Нет, эти для шампанского (чуть раздраженно). Андрей, помоги.
Андрей отходит к горке, помогает Наташе.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Марик, по-моему, ты смущаешь Наташу.
МАРК. То есть вы хотите сказать, что она способна смущаться?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. И за что ты так ее невзлюбил?
МАРК. Ольга Сергеевна, если уж вы меня спрашиваете, то как бы вам сказать, вот я как художник-анималист вам скажу, я обычно людей не пишу, вы знаете. Это мой принцип, только животных, не потому что не умею, а не хочу. А вот ее написал бы. Есть в ней что-то…
Слышится звон посуды и звук разбитого стекла, но кто разбил, не видно. Андрей и Наташа возвращаются.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ну вот, хочешь сделать все правильно, делай сама. Что вы там разбили?
АНДРЕЙ. Это я разбил, мам.
НАТАША. Не надо меня выгораживать. Ольга Сергевна, это я разбила. Зеленый такой на толстой ножке.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Это же рёмер, мне тетя Лика подарила, из Германии, когда они в 54-м вернулись. Ой, как жалко, я его обожала.
НАТАША (убирает осколки). Ой, да я такие на блошиных рынках видела, они копейки стоят, я вам возмещу.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ты еще с помойки мне принеси бокалы. Андрей там пылесос из кладовки, то есть из Клавиной комнаты, тьфу, то есть из Наташиной комнаты принеси, надо осколки пылесосом…
Раздается длинный пронзительный звонок в дверь.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Господи, кто это? Наташа…
АНДРЕЙ (укоризненно). Мам! Я сам открою.
Андрей выходит. Заходит Миша с собакой.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Миша? что с тобой? На тебе лица нет.
МИША. Аня умерла.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Как умерла? Когда? Миша, да что случилось?
МИША. Сказали, сердечная недостаточность. Ничто не предвещало. Мы с ней сидели сериал смотрели и вдруг она закашлялась, потом говорит «жжет», я думал, желудок, а потом слышу она хрипит, я скорую вызвал. Они ее тут же в больницу. Там кардиостимулятор поставили. Но все равно отек легких. Я просто в шоке, Ольга Сергеевна.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Она же молодая совсем. Я ее помню еще маленькой, когда они к дедушке приезжали, к Валентину Петровичу. Ой, горе-то какое!
МИША. Можно я у вас посижу, не могу в квартире находиться.
Пока он говорит, Андрей наливает себе что-то крепкое, выпивает залпом, выходит из комнаты. Ольга Сергеевна замечает это и, говоря с Мишей, в тревоге провожает сына взглядом.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Конечно, Мишенька. Можешь даже переночевать. Садись, выпей, поешь. Марк, налей ему.
Марк молча наливает в стакан виски, подает Мише.
МИША. Нет, нет. Это она виски пила, я водки (наливает водки в рюмку, выпивает). Спасибо. Я немного посижу и поеду. На три дня отпуск взял, к матери поеду в Волгодонск. Я чего пришел-то, мне Клуни не с кем оставить.
Клуни подбегает к Наташе, ластится к ней. Она его гладит.
МИША. Признал вас.
Пауза.
МИША. Просто я не могу иметь собаку, это Анькина была прихоть. А меня дома нет неделями. Она же вас замучает воем своим. (Пауза.) Хотя бы на пару дней. А я вернусь и в приют ее отдам или усыплю.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Уж лучше усыпить, чем в приют. Правда, Наташа? Оставляй Клуни. Смотри, как он ее полюбил.
МИША. Значит, Наташа – хороший человек.
НАТАША. Когда похороны?
МИША. Послезавтра. Вы уж все приходите. (Оглядывается.) Андрей, я тебя жду… А где же он? Аня к нему хорошо относилась.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Андрюше нездоровится, он чувствительный мальчик. Наташенька, посмотри там… (Наташа выходит, собака бежит за ней.)
МИША. Надо же как признал. Он Аньку… (Начинает плакать.) Я ее любил очень. Она меня нет, а я любил.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Я знаю, Миша, знаю. Я до сих пор (прикладывает платок к глазам) скучаю по Алексею Владимировичу. Держись, Мишенька. Год какой тяжелый.
МИША. Это точно. Спасибо, Ольша Сергеевна. Ну я пошел, вещи еще надо собрать.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА (вслед). Ты заходи почаще.
Уходит.
СЦЕНА 14
Прошло две недели. Дача Кирилловых. В саду. Маша и Марк сидят в беседке.
МАША. Ты его так и не поздравил.
МАРК. Ты знаешь, я не люблю ритуалы, особенно свадьбу. Ее ведь нет сейчас?
МАША. Она, кстати, не обижается давно. Спрашивала, а чего Марк не заходит.
МАРК. Я уверен, она что-то с его телефоном нахимичила. Я не могу ему дозвониться. (Пауза.) Она меня забанила, точно!
МАША. Это паранойя, Мар.
МАРК. А фейсбуком он не пользуется. Завел аккаунт и не заходит туда. Скажи ты ему, чтобы он его открывал. Вотсап еще есть.
МАША. Да не пользуется он соцсетями. (Пауза.) Давно бы извинился. Это глупо в конце концов.
МАРК. Глупо было жениться на ней.
К беседке подходит Наташа. Прислушивается.
МАША. Это социальный расизм, Мар. Нельзя ненавидеть людей, если они по-другому говорят и из другого социального круга.
МАРК. Да при чем здесь говор. Говорить и ворону можно научить. Провинциальность понятие не географическое, а моральное, что ли, это состояние души. У меня среди клиентов москвичей коренных практически нет. Но провинциалы из них не все. И среди москвичей есть чудовищные провинциалы. Она, кстати, лучше стала говорить. (Пауза.) Она же паразитирует на вас, разве вы не видите?
МАША. Почему паразитирует? Она на работу устроилась. И дома никогда не сидит без дела, мама довольна.
МАРК. Домработница вышла бы дешевле.
Пауза.
МАША. Как ты думаешь, Марик, что такое любовь?
МАРК. Опять это слово. Как вы, бабы, его любите. Так называемая любовь – это просто инстинкт размножения.
МАША. Я много думала: вот что такое любовь, как ее определить. То мы зависимость принимаем за любовь, или просто сексуальное влечение. А любовь – это совсем другое, я поняла. Любовь – это спасение. Два человека могут быть из разных миров, но они встретились, чтобы спасти друг друга. На этом стоит мир.
МАРК. Не могу слушать эту твою романтическую чушь. Во время пожара крестьяне тоже дойную корову спасают и всяких там свиней, кур.
МАША. Я вижу, как он после женитьбы изменился. У него появился интерес к жизни, он опять стал писать, я видела. Они все время куда-то ходят вместе.
МАРК. Куда они ходят-то, Господи! На день города, на Стаса Михайлова?
МАША. Ну какие ей билеты в ее детском саду дают, туда они и ходят. А недавно на Саврасова сходили в Третьяковку.
МАРК. Молодцы какие. Как она его развивает.
МАША. Он в Третьяковке после школы не был. В отличие от тебя.
МАРК. Я с мольбертом туда ходил и возненавидел портреты. (Пауза.) Туда только дети ходят и студенты. Она ведь в детсаде теперь работает?
МАША. Да, сразу устроилась, кстати, после регистрации. И видно, как она любит детей. Она только о них и говорит, в телефоне нам их показывает, они такие забавные…
МАРК. Ужас. Ненавижу детей. Они такие… физиологичные. Где дети, там грязь.
Пауза.
МАША. Марк.
МАРК. Что?
МАША. Я как раз хотела поговорить насчет детей.
МАРК. Опять? Ты же знаешь мою позицию.
МАША. У меня была в прошлом месяце задержка.
МАРК. Ты же говорила, так бывает, гормональный сбой из-за таблеток.
МАША. Это не гормональный сбой. Тест положительный.
МАРК. Нет, нет, нет! Мы же договорились.
МАША. Да, Марк, да. Я хочу на этот раз оставить.
МАРК. Ты не имеешь права так делать. Это эгоизм. Ты не понимаешь, что такое ребенок. Ты знаешь, у меня и так алименты.
МАША. Я тебя не буду ни о чем просить.
МАРК. Вы все так говорите: «мне ничего от тебя не надо, не буду просить». А потом жените, как эта ваша Наташа, и продыху не даете.
МАША. Ты гнусности сейчас говоришь.
МАРК. А ты делаешь гнусности.
МАША. Ладно, считай, что этого разговора не было.
МАРК. Нет, голубушка. Этот разговор случился, и я настаиваю, чтобы ты сделала то, что должна сделать.
МАША. А что я должна сделать?
МАРК. Ты знаешь, как это называется. Прошло еще мало времени. (Маша сидит опустошенная.) Мало времени ведь прошло? (Марк меняет тактику.) Ну, Маша, ты же сама понимаешь, что нам не нужен сейчас этот ребенок.
МАША. Мне нужен.
МАРК. Я уже прошел через это. У нас, можно сказать, из-за этого развалился брак.
МАША. Значит, брак был говно.
МАРК. А вот это ты зря сейчас сказала. (Пауза.)
МАША. Извини.
МАРК. Нежеланный ребенок несет все грехи семьи. Как мой дядя. Он был нежеланный, родился в 39-м, когда аборты были запрещены. Почти жертва аборта. И в итоге это была не жизнь, а кошмар. Шизофрения и смерть в психушке. Бабушка говорила, что не хотела рожать Лёню, поэтому он всю жизнь маялся. Но вы, бабы, не понимаете этих тонких материй, вы думаете маткой, а не головой.
МАША. Всё сказал?
МАРК. Нет, не всё. Я уйду от тебя, если ты родишь этого ребенка. И я его никогда не признаю, хоть ДНК-тест делай.
МАША. Уходи.
Пауза.
МАРК. Ты потом пожалеешь.
Не уходит. Появляется Наташа.
НАТАША. Вот вы где? А мы вас ждем чай пить.
МАРК. Вот твоя родственница пришла и соратница.
НАТАША. Ой, а накурили-то как! Маш, я сколько раз просила окурки в банку складывать и крышку закрывать, у меня же токсикоз (Выбрасывает окурки.)
МАРК. Токсикоз? Синхронизировались, однако.
НАТАША. А может, останетесь, Марк? Мы на вас рассчитывали.
МАРК. А я не рассчитывал.
НАТАША. Я вам и постель уже постелила наверху. Там, правда, душновато, но можно вентилятор включить и окно второе открыть.
МАРК. Я с Андреем попрощаюсь тогда.
Уходит.
НАТАША. Чего это он? Поссорились?
Пауза.
МАША (словно очнувшись). Что?
НАТАША. Извини, я опять не вовремя, наверное, влезла. Помешала вам?
МАША. Нет, нет. Все в порядке. Даже вовремя.
НАТАША. Да ты не расстраивайся. Я вот не обижаюсь, хотя он сейчас со мной, как с пустым местом.
МАША. Я не расстраиваюсь. Он хам.
НАТАША. Там диванчик у тебя совсем маленький. Как вы там оба помещались? Я говорила Андрею раскладушку тогда из сарая притащить, но его ведь не допросишься.
МАША. Если бы Марк остался, я бы нашла ему место.
Встает, уходит. Прибегает Наташина собака Клуни.
НАТАША. И вообще, они только пьют, когда вместе. А Андрею нельзя пить. (Кричит Андрею.) Андрей! Андрей! По-моему, у Клуни глаз один закрывается. Андрей, иди сюда, посмотри, что у него с глазом. Андрей!
СЦЕНА 15
Квартира Кирилловых. Маша приходит с вещами. Ольга Сергеевна накрывает на стол.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Машенька, как я рада, что ты смогла прийти.
МАША. У меня сегодня сеанс отменился.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ну и хорошо. Я не хотела тебе сообщать по телефону.
МАША. А что случилось-то?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Не случилось, а свершилось!
МАША. Мам, ты можешь как-то с меньшей торжественностью сообщать новости?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. О такой новости только в превосходных степенях можно сообщать. В общем, Бог услышал мои молитвы – и род Кирилловых не прервется.
МАША. Для меня это не новость.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Как? Ты знала и молчала?
МАША. Я случайно узнала, что у Наташи токсикоз. Я думала, ты в курсе.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Как же мы все разобщены! Разве это нормально? Так и умрешь, не зная, что у тебя внуки родятся.
МАША. Знаешь, мам, я тебе тоже хотела кое-что сообщить. (Ей трудно говорить.) В общем, я тоже. И тоже в июле узнала.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Что? Как? Подожди! Боже мой. Но ты же ушла от Марка!
МАША. Я ушла, потому что он не хочет ребенка. И не только из-за этого.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Наташенька, тьфу, Машенька, как же так…
МАША. Мам, ты совсем не рада?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Рада – в каком смысле? Ты меня ошарашила. Ты уходишь от мужчины и объявляешь о беременности. Это как-то противоестественно.
МАША. Спасибо, мама.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Маша, ну что ж ты обижаешься. Я понимаю твое состояние. У меня с твоим папой тоже было все непросто. Ты знаешь, я тебе рассказывала. Но я ради вас с Андреем, ради семьи решила нести свой крест. И когда у него появилась та аспирантка, я ему отказала в постели, отправила его спать в кабинет, но разводиться не стала. И поставила ему ультиматум. И ты знаешь, это возымело действие, возымело. Это увлечение закончилось.
МАША. Но больше вы с отцом не спали. И он от этого не шибко страдал.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ты ничего не понимаешь. Мы духовно сблизились. И я его не держала никогда, я всегда говорила, что он может уходить. А он выбрал семью.
МАША. Квартиру он эту выбрал на Тверской. А с Лидой он продолжал встречаться.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Неправда! Я бы почувствовала. У него было достаточно денег, чтобы снимать квартиру. Значит, его увлечение было несерьезным, если не выдержало первого препятствия. Но я думала не о своем самолюбии, а о сохранении семьи. (Пауза, другим тоном.) А что, у Марка баба появилась? Ты должна за него бороться, ты не должна вот так легко отпускать…
МАША. Мам, я тебе сказала, почему я ушла. Ты слушаешь только себя. При чем здесь, есть баба или нет бабы.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Я понимаю, он сложный человек, я не в восторге от ваших отношений, то сходитесь, то расходитесь, в наше время это называлось гостевой брак. Он пьет много, и характер у него тяжелый, и вечно у него какие-то метания. Но он же творческий человек. Он художник! Ты должна это понимать.
МАША. Мама, я тебе не для этого сказала.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. А для чего? Чтобы я хлопала в ладоши от радости? Что моя дочь будет матерью-одиночкой?
МАША. Это уже давно не стигма.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Как ты себе это представляешь? Ты еще молодая. Вот у Наташи уже критичный возраст. Как мы будем здесь все жить, да еще с детьми.
МАША. Мама, мне некуда уходить. Вы же сдаете бабушкину квартиру.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. И сейчас тем более это подспорье будет. Я не представляю, как бы мы жили без этой квартиры. Ты предлагаешь нас по миру пустить. Наташа не так много зарабатывает.
МАША. А Андрей не пробовал работать? Он же зачем-то учился на сценариста.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ты прекрасно знаешь, он не может писать всю эту халтуру, он давно пишет сценарий о войне. Он давал мне читать отрывки. Это потрясающий сценарий, волшебный! Там такой сложный материл, столько нужно исследований.
МАША. Мама, он ни один сценарий дописать не может.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. У твоего брата эпилепсия. Ты забыла?
МАША. У него эпилепсия и поэтому ему можно, у меня нет эпилепсии, и поэтому мне нельзя!
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Маша, Маша! Перестань ёрничать! У него приобретенная эпилепсия. Ты меня пугаешь. (Пауза.) Ой, у меня что-то с головой.
Маша с тревогой смотрит на мать. Берет ее за руку, щупает пульс.
МАША. Что, кружится?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Нет. Как будто это уже было или это продолжение сна, или я не знаю что…
МАША. Ладно, не волнуйся так, мам. Нет никакой беременности. Я пошутила.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Пошутила?
МАША. Да. Пошутила.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ну и шутки у тебя. Так же Кондратий может хватить.
СЦЕНА 16
Квартира Кирилловых. Раздается звонок в дверь. Наташа открывает.
МАРК. Я бы хотел с Андреем поговорить.
НАТАША. Тебе не стыдно, Марк, сюда приходить?
МАРК. Что?!
НАТАША. Ты понимаешь, что ты его чуть не угробил. Этот образ жизни не для него. Ему совсем пить нельзя. А ты его нарочно спаиваешь.
МАРК. Я его друг… Мы с шести лет вместе…
НАТАША. Так друзья не поступают. Ты его не любишь, ты думаешь только о себе. А он о тебе спрашивал, почему не навещает.
МАРК. Вот я и пришел его навестить.
НАТАША. Сейчас-то, конечно, пришел, а в больницу не пришел.
МАРК. Я не знал, что он в больнице.
НАТАША. Не знал или не хотел знать?
МАРК. Я хочу его видеть, ты не имеешь права не пускать меня к нему.
НАТАША. Я его не запираю. Он сам не хочет. Он все понял. (Кричит.) Дрюнь, выйди. К тебе пришли.
МАРК. «Дрюня»??
Наташа раскладывает приборы на обеденном столе по-своему: вилка, ложка и нож в конверте из салфетки справа.
НАТАША (раскладывает, приговаривая). Вилка плюс нож никуда не уйдешь, Куда иголочка – туда и ниточка, где ножичек лежит – туда и вилка прибежит, Вилка с ножом – пожени ужа с ежом.
Выходит Андрей.
МАРК. Андрей, мы можем с тобой поговорить наедине? Пойдем отсюда.
НАТАША. Что значит «отсюда»? Это его квартира.
МАРК. Что-то не похоже.
АНДРЕЙ. Не надо так разговаривать, Марк, с моей женой. Наташа очень хорошая. Она заботливая, она меня спасает. Она меня любит.
Выходит Ольга Сергеевна.
МАРК. Ольга Сергеевна, что все это значит? Вы же видите, что происходит?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Марик, у Андрюши был сильнейший приступ, его пришлось отвезти в больницу. И ты ни разу его не навестил.
МАРК. Я не знал, Ольга Сергеевна… Она меня в его телефоне забанила.
НАТАША. Я тебя не банила. Можешь проверить. Андрей, посмотри в свой телефон.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Я не понимаю, о чем вы говорите. Бани какие-то. Но я думаю, это к лучшему, что ты не приходил к нему хотя бы в больницу. Ему совсем нельзя пить. Наташа не отходила от него…
АНДРЕЙ. Моя Наташа не отходила от меня в больнице. Я очень ей благодарен. Она любит меня.
МАРК. Вы что, меня не впустите? Ольга Сергеевна, Андрей, это я – ваш Марик. Помнишь, Юрдэн, как ты меня звал?
Андрей молчит.
НАТАША. Мрак. Он звал тебя Мрак.
МАРК. Нет, ты звал меня по-другому, Юрдэн.
АНДРЕЙ. Мрак тебе больше подходит.
МАРК. Помнишь, как в седьмом классе мы сожгли красные галстуки и нас чуть из школы не исключили? И твой папа ходил в школу, а директриса сама ему чай приносила?
АНДРЕЙ. Смутно как-то.
МАРК. Да вы посмотрите, как она приборы раскладывает? Вилка и нож справа, как в детдоме.
НАТАША. Ты был в детдоме-то, знаток этикета?
Марк закуривает.
НАТАША. У нас на балконе курят.
АНДРЕЙ. А какая разница, где вилка и нож лежат? Так даже удобнее. Я ножом, если честно, не люблю пользоваться.
НАТАША (Марку). Хватит уже всех поучать. Посмотри в ютубе, там везде так кладут, конвертик называется.
МАРК. Ах, в ютубе, «конвертик». Эх, Юрдэн, Юрдэн.
НАТАША. Дурацкое прозвище. Как будто он казах какой.
МАРК. Сама ты… (Андрею.) Юрдэн…
АНДРЕЙ. Марик, в самом деле, детство кончилось. Мне всегда не очень этот Юрдэн нравился.
МАРК. Ты же сам его придумал. Мы же… Ты все забыл. Мы ведь язык свой придумали. НАТАША. Дрюнь, тебе пора пить лекарство.
АНДРЕЙ. Подожди.
МАРК. А помнишь Григория Васильевича, физика? Как он по жребию к доске вызывал?
НАТАША. Это лекарство надо строго по часам пить.
МАРК. А помнишь, как он дал Трошиной эбонитовую палочку и сказал: натирайте, и как мы ржали?
АНДРЕЙ. Мне надо идти, Мар. Извини.
Андрей уходит.
МАРК (вслед). Андрей, я хотел попрощаться. Я за Машей. Хочу предложить ей уехать со мной в Берлин.
Андрей все равно уходит.
НАТАША. Ты? Уехать? Да кому ты нужен? Художник! ребятам о зверятах. Тебе только учебники по зоологии рисовать.
МАРК. Позови Машу, черт возьми! (Кричит.) Маша!
НАТАША. А Машу оставь в покое. После такого, что ты сотворил, она видеть тебя не хочет. Ей врачи сказали, что на такой поздней стадии она уже детей иметь не сможет. И тебе она этого никогда не простит. Пошел вон.
Марк уходит. Выходит Маша и Ольга Сергеевна.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Наташа, там Андрей, у него сейчас начнется.
НАТАША. Ну вот, я же говорила, одни только несчастья от этого друга.
(Убегает.)
МАША. Я спала, и сквозь сон слышала голос Марка, он даже встроился в мой сон, но даже когда поняла, не было сил подняться.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ему Наташа так и сказала: «Маша спит и видит сны…» А он решил: раз с Андрюшей не получается, то про Машу вспомнил.
МАША. А что он хотел?
Наташа возвращается.
НАТАША. Уф, пронесло!
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Что, это был не приступ?
НАТАША. Он ауру почувствовал, а я ему нашатыря под нос и ущипнула, дала просто валерьянки и уложила. Включила релакс, заснул под шум прибоя.
МАША. Почему ты меня не позвала?
НАТАША. Кого?
МАША. Почему ты меня не позвала, когда Марк приходил?
НАТАША. Так ты же сама мне говорила, что хочешь забыть: везде забанить, в блэк лист номер, имейл в фильтр, чтобы ни одной лазейки…
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Да, Муся, мы же думали, это тебя ранит. Ты же измучилась вся.
МАША. Но человек же сам пришел. Кто тебя просил вмешиваться?
НАТАША. Знаете что, я вам тут не швейцар, угадывать, когда можно, когда нельзя впускать. Сами разбирайтесь со своими бывшими. Уж давно бы замирились, если б хотели. А то Наташа во всем виновата.
Наташа начинает плакать, бросает приборы в сердцах и уходит, приговаривая:
Делаешь, делаешь, стараешься, стараешься и всегда виновата, всегда ненависть.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Наташенька, не надо, ну, Наташ. Мы тебя очень любим.
(Маше.) Ты не права, Муся, не права. Наташа не умеет читать твои мысли. Так нельзя. Ей тоже нелегко, после выкидыша.
МАША. Выкидыша? Аха-ха, и у Наташи – выкидыш, какое совпадение!
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Как ты можешь так цинично об этом? Для меня это тоже трагедия, Андрюша расстроен.
МАША. Ах, да, род Кирилловых прервался. Ну ничего, попробуют еще раз.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Откуда в тебе такая жестокость?
МАША. Мама, хватит говорить, как в школе.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Я просто не понимаю, откуда такой цинизм? Даже Наташа, которая воспитывалась в детдоме, более человечная.
МАША. Она человечна, потом что любит человечину.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ты что, пьяна от своих таблеток? (Пауза.) В тебе говорит отчаяние. Я понимаю. Но тебе все же следует извиниться. Просто нужно уметь быть благодарной. Посмотри, как она старается: следит, чтобы Андрей не пил, ограждает его от Марка.
МАША. Марк его друг, мама. Она его ограждает от жизни.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Она ездила к нему в больницу, в отличие от вас с Марком. А Марк… ты знаешь, что Андрюше звонили коллекторы и сказали, что Марк вписал Андрея как поручителя. Так друзья не поступают.
Пауза.
Маруня, ты думаешь вернуться к работе? Так же нельзя. И с жильем надо думать. Может, правда, как предлагает Наташа, разменять эту квартиру? Она стоит бешеных денег, можно три квартиры купить и сдавать.
МАША. Из-за меня не стоит идти на такие жертвы, мама. Я пока живу на даче. Ведь ты не против?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Что ты там будешь делать зимой?
МАША. Мама, до зимы еще надо дожить.
Уходит.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА (вслед). Наташа, Наташа! Ой…
МАША (в бешенстве). Меня зовут Маша! И я – твоя дочь!
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ну прости, Маша, ну оговорилась, старуха. Может, ты помиришься с Марком? Маша!
Раздается длинный звонок в дверь.
МАША. На Марка похоже. Я сама открою.
Выходит и быстро возвращается. В руках у Маши картина, упакованная в бумагу.
МАША. Картину оставил, сам ушел.
Наташа выходит из другой комнаты.
НАТАША. Опять он?
Маша протягивает картину Наташе.
МАША. Это тебе.
Маша уходит. Наташа разворачивает картину, смотрит.
НАТАША. Сволочь (судорожно заворачивает картину и уносит ее в свою бывшую комнату).
СЦЕНА 17
На приеме у гинеколога.
НАТАША. И что, ничего нельзя сделать, даже ЭКО?
ГИНЕКОЛОГ. К сожалению, ЭКО вам не поможет. У вас редкая аномалия аутоиммунного характера.
НАТАША. Можете перевести на нормальный язык?
ГИНЕКОЛОГ. Ваш организм воспринимает мужское семя как вражеский агент и убивает сперматозоиды на входе. Они даже не успевают проникнуть в матку.
НАТАША. Такое бывает?
ГИНЕКОЛОГ. Ну, в природе еще и не такое бывает. Может, не нашелся еще ваш мужчина. Потому что в остальном вы абсолютно здоровы.
НАТАША. Нет, нет, нет, я не верю. Должен быть какой-то выход.
ГИНЕКОЛОГ. У вас есть сестра?
Молчание.
ГИНЕКОЛОГ. Или брат, ещё…
НАТАША. А что?
ГИНЕКОЛОГ. Если у вас есть сестра, то она наверняка фертильна.
НАТАША. Что?
ГИНЕКОЛОГ. Плодовита. Есть?
НАТАША. Ну есть у меня две сестры. И да, они нарожали от своих алкашей кучу детей. И мать моя столько абортов сделала, мама не горюй.
ГИНЕКОЛОГ. Тогда вам не стоит переживать. С точки зрения биологии ваш род продолжается, вы в какой-то степени мать своим племянникам.
НАТАША. Чушь какая-то. Мне, мне надо родить ребенка. Понятно? Я бы ему дала все. Почему такая несправедливость. Почему именно я не могу, а она может? Это неправильно.
ГИНЕКОЛОГ. Этот вопрос не ко мне. Да вы так не расстраивайтесь. Возьмите тогда ребенка из детдома.
Наташа молчит, она в прострации.
НАТАША. Я ненавижу детдом и близко к нему не подойду. (Пауза.) Я сама и есть детдом.
СЦЕНА 18
Квартира Кирилловых. Андрей сидит у своего ноутбука, что-то пытается писать. Наташа убирает квартиру. Пылесосит, протирает полы шваброй, ее явно раздражает бездействие Андрея.
НАТАША. У нас холодильничек сам себя морозит.
Андрей молчит.
НАТАША. Я к тебе обращаюсь, нет?
АНДРЕЙ. Не видишь, я работаю? Если нужно что-то купить, так и скажи.
НАТАША. Вот я и говорю. Твоя мать забывает, что она поела, и опустошила холодильник. Ты мог бы сам за ней следить, когда я на работе.
АНДРЕЙ. Ты можешь дать мне поработать?
НАТАША. Поработать? Ты эту страницу мусолишь уже две недели. Чушь какая-то.
АНДРЕЙ. Чушь говоришь? А рассказ «Звездное небо» тоже чушь? Его в «Октябре» напечатали.
НАТАША. Десять лет назад. Съезди в Ашан, писатель.
АНДРЕЙ. Если так, то вот, удаляю всю папку (удаляет), радуйся.
НАТАША. Да зачем удалять-то. Я иногда для смеха почитываю.
АНДРЕЙ. Я запоролю свой ноут.
НАТАША. Только пароль не забудь. А то придется опять Мишу просить хакнуть.
Выходит Ольга Сергеевна.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. А обедать мы сегодня будем?
НАТАША. Ольга Сергеевна, уже обедали, забыли? Полчаса как. Проголодались уже?
АНДРЕЙ. Не разговаривай так с моей матерью, пожалуйста.
НАТАША (вполголоса). Твоей матери нужна психиатрическая помощь. Это деменция.
АНДРЕЙ. Сама ты деменция.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Андрюша, а Марк когда придет?
НАТАША. Только Марка здесь не хватает.
АНДРЕЙ. А Марка, действительно, не хватает. (Берет свой телефон.) А не позвонить ли ему?
НАТАША. Опять хочешь отвечать за его долги или головой ступеньки считать?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Мы же с Марком в преферанс не доиграли. Он когда придет?
АНДРЕЙ (звонит Марку). Странно, его телефон сбрасывается. Может, симку сменил? А может, правда, уехал? Так я с ним и не простился по-человечески.
Раздается звонок в дверь. Клуни вскакивает и с лаем бежит в прихожую. Никто не идет открывать. Раздается еще звонок в дверь.
АНДРЕЙ. Почему не в домофон?
НАТАША. Он и в тот раз прорвался. Хитрый, гад. Не подходи, я сама.
Выходит. Мы не видим, но понимаем, что сначала она смотрит в глазок и тут же открывает. В комнату, где сидит Андрей входит сотрудник полиции в штатском и Миша.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Ой, Миша, опять обход? Я и забыла совсем! Ты знаешь, у меня иногда вот стали случаться такие провалы в памяти. Но ничего, мои дети обо мне заботятся со страшной силой. В больнице полежала, целебролизинчику прокапали, теперь пьем таблетки, и никаких стрессов. Миша, а чего вас так мало? В прошлый раз, помню, вас целый взвод приходил.
Полицейский немного растерян, он не понимает, о чем идет речь, вопросительно смотрит на Мишу.
МИША. Ольга Сергеевна, хорошая моя, да вы знаете, оптимизация везде, сокращают, сливают, поглощают, он (показывает на полицейского) тут посмотрит, а мы с вами туда пойдем, ага? Чайком не угостите? Как говорится, одна нога здесь, другая тоже здесь…
Так, беседуя, они выходят.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ (доставая удостоверение из кармана и обращаясь к Андрею). Старший оперуполномоченный Кравцов Владимир Николаевич. Кириллов Андрей Алексеевич вы будете?
АНДРЕЙ (пораженный). Да, это я.
НАТАША (одновременно с Андреем). А что случилось-то?
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Вы знакомы с Марком Борисовичем Рубцовым?
АНДРЕЙ. Да, знаком.
Миша возвращается.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. У вас близкие отношения?
НАТАША. Ну так, заходил.
АНДРЕЙ (Наташе). Да подожди ты. (Полицейскому.) А что случилось-то?
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Вы не волнуйтесь. Дело в том, что Марк Борисович скончался.
Пауза.
АНДРЕЙ. Что?? О, Господи! Нет, нет, нет! Этого не может быть!
НАТАША. Как, почему?
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Идет следствие. Главная версия пока самоубийство, но мы должны отработать все версии.
НАТАША. А какие еще версии?
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Убийство мы пока тоже не исключаем.
НАТАША. А как он умер?
АНДРЕЙ. Ты можешь помолчать?
ПОЛИЦЕЙСКИЙ (вопросительно смотрит на Мишу, Миша кивает). Его нашли повешенным. А вы жена Андрея Алексеевича?
НАТАША. Да.
Андрей очень эмоционально реагирует на новое сообщение полицейского, его начинает мутить.
АНДРЕЙ. Можно… мне выйти? А то меня…
МИША (бережно приобнимает Андрея). Конечно, братан, пойдем, проблюемся.
Выходят.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Вы жена?
НАТАША (иронично-мрачно). Нет, домработница.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ (смотрит в бумаги). Что-то не похожа.
НАТАША. Шучу, я шучу. У вас же там все данные есть, верно?
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Это для протокола. Ваше имя-отчество?
НАТАША. Наталья Ивановна Кириллова.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Когда вы в последний раз видели Марка Борисовича?
НАТАША. Последний раз? Я точно не помню, это был август, по-моему, он приезжал на дачу, а нет, потом он бросил Машу, и она уже жила у нас. А он пришел, в сентябре заходил, числа не помню.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Ну хотя бы первая половина сентября или вторая. Может, вспомните, какой праздник?
НАТАША. Ну какой в сентябре может быть праздник? Только 1 сентября. Даже вспоминать тошно. Это было не 1 сентября. И шел дождь, да.
Только Ольге Сергеевне не говорите ничего. У нее и так с головой проблемы. Пока Андрея нет, я вам скажу кое-что. А то для него это очень травматично.
Полицейский с готовностью кивает.
НАТАША. Они дружили со школы. Он тут пасся постоянно. То есть… ну видите, элитный дом, весь в табличках: известный артист, генерал, там, авиаконструктор и так далее. И Марик тоже из такого же дома. И он приходил постоянно, в основном бухать с Андреем. Даже без Маши. То есть когда у него там какой-нибудь кризис творческий или не знаю, долги. Вот он приходит, то есть приходил.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Без Маши. Маша это кто?
НАТАША. Это золовка моя, сестра Андрея.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Какие у них были отношения.
НАТАША. Да разве это отношения? Девка хотела наконец ребеночка родить, часики-то тикают, а он ей устроил: ребенок будет нежеланный, то сё, ну и она аборт сделала. И у неё всё после этого. Депрессия.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Мария Алексеевна Кириллова здесь проживает (смотрит в бумаги) или по месту прописки?
НАТАША. А какая у нее прописка?
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Кутузовский проспект, 23.
НАТАША. Это же квартира Андрея, мы ее сдаем. Так что живет она пока на даче, в Жаворонках.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Наталья Ивановна, может, вы кого-нибудь подозреваете? У Марка Борисовича были враги?
Пауза.
НАТАША. У него долги были. Он, по-моему, употреблял, ну понимаете…
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Наркотики?
НАТАША. Я сама не видела, у нас это табу. Я даже курить здесь особо не поощряю, а уж это сразу бы заметила. Просто наркота дело дорогое. Вот куда надо рыть, я считаю.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. А не могли они поссориться из-за Марии Алексеевны, брат и ее… бойфренд типа?
Заходит Миша.
МИША. Наташ, можно в порядке исключения, я покурю? Тоже в шоке, если честно.
НАТАША. Да кури, конечно, Миш. Только окурки вон в ту баночку потом убери.
МИША (закуривает). Уберу, уберу. Я сам терпеть не могу, когда в доме окурки. Анька курила много, придешь домой, окурков гора. А я бросить тогда пытался. Как будто пепельницу целуешь, сколько говорил ей.
НАТАША. Ничего. Ты кури, кури.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Так вы про долги начали. Что у Марка Борисовича были долги.
МИША. Да, Володь, я подтверждаю, он был шебутной.
НАТАША. Вот! (Что-то ищет в телефоне Андрея.) Вы даже можете пробить этот номер у него в телефоне, если, конечно, я не удалила. (Ищет.) А, я ему его заблокировала.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Наверняка симка левая.
НАТАША. Андрею звонили коллекторы, потому что этот придурок, ой, извиняюсь, Марк то есть, его в поручители записал, втемную, понимаешь?
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Коллекторы? А сумма долга какая?
НАТАША. Погодите, погодите, а это законно вообще всё, Миш, а? Вы как-то так зашли сбоку, расспрашиваете, знаете, нам проблем этих не надо. Андрей – человек больной. У него запросто может сейчас приступ начаться.
МИША. Да, Володь, давай уже закругляться. Первый срез сделал и хорошо. Ясно же, они ни при чем.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Что ж, спасибо вам за информацию, Наталья Ивановна. Вот мой телефончик. Настоятельно рекомендую ничего пока не стирать из телефонной книги.
НАТАША. Конечно, мы же понимаем. Я вообще люблю сериалы про ментов, то есть полицейских.
Провожает его в прихожую. Миша пока остается в комнате. Садится рядом, берет из горки бокал, наливает себе коньяку, выпивает. Входит Андрей.
АНДРЕЙ. Ушел наконец-то. Как так можно, никакого сочувствия.
МИША. Да, вот удар-то. Такая полоса, видно. То Аня, теперь друг детства, да, Дрюнь? (Берет его телефон.) Вот как у нас всё симметрично. У тебя тут от нее вызовов, эсэмэсок до фига, я смотрю. Хочешь, сотру, чтоб вопросов не было?
АНДРЕЙ. Так ведь он сказал, нельзя.
МИША. Мне можно. (Стирает.)
Пауза.
АНДРЕЙ. Ты по Ане скучаешь?
Пауза.
МИША. По Ане? Думаешь, я бесчувственный. Ты, кстати, мне даже соболезнования не принес.
АНДРЕЙ. Прости. Я тоже в шоке был, если честно, не подумал. А потом как-то неудобно было.
МИША. Ничего, проехали. Но видишь, тебе бог послал сразу прекрасную жену, я даже завидую. И друга пошлет, настоящего, поверь, который будет помогать. Для этого друзья и нужны, а остальные все это не друзья, а шелупонь.
Наташа возвращается.
НАТАША. Давайте-ка и я уж за помин души. (Берет рюмку, Миша наливает Наташе, себе и Андрею.) Какой-никакой, а друг детства.
МИША. Ну, чтоб земля пухом.
Наташа и Миша выпивают.
АНДРЕЙ. Что это за пожелание совковое. За упокой души надо говорить (выпивает).
НАТАША. Нормальное человеческое пожелание! Все так говорят. Извини моего мужа, Миша.
МИША. Да я понимаю, он в стрессе.
НАТАША. Здесь все в стрессе. Извинился бы хоть.
АНДРЕЙ. За что?
НАТАША. Есть за что. Миша, муж и жена одна сатана, и я как вторая половинка выражаю тебе извинения. Прости его.
МИША. Да ладно, Наташ. Ну чего ты так? Я уже всё всем простил.
Входит Ольга Сергеевна.
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА (обращаясь к Наташе). Клава, в кабинете Алексея Владимировича надо пропылесосить книги. Там такая пыль! Андрюша, а что вы тут отмечаете? А вы (всматривается в Мишу), вы новый водитель папы? Николай, кажется, да? Пора на дачу. Пойду соберу чемодан. Клава, поможешь мне?
(Уходит. Все молча переглядываются.)
НАТАША (звонит по сотовому, долго слушает, говорит автоответчику). Маша, ответь ради Бога. Ты, наверно, про Марка знаешь уже? Андрей в напряге, к нам мент приходил. Ольга Сергеевна совсем кукухой поехала, заговаривается. Мне на работу надо. Приезжай, а? (Ждет какое-то время, нажимает отбой.) Не отвечает.
МИША. Наташ, иди к своим спиногрызам, я с ним посижу и Ольгу Сергеевну покараулю. У меня таблетки есть, от которых она спать будет как убитая.
НАТАША. Спасибо, Миш. Ты настоящий друг.
МИША. Да ничего, Натах, все устаканится. Кстати, Наташ, у нас есть пансион для ветеранов.
НАТАША. Но она же не из ваших.
МИША. Можно решить.
НАТАША. Ну, я даже не знаю, Миш. Спасибо тебе. Я с ним поговорю. (Смотрит на часы.) Всё, я побежала. (Уходя.) Только пить много ему не давай.
МИША. Не дам.
Наташа уходит.
СЦЕНА 19
Квартира Кирилловых. Миша и Андрей.
АНДРЕЙ (уже очень пьяный). Понимаешь, он был мой единственный друг (опрокидывает стопку, бьет себя в грудь). Он был… Мы с ним в один детский сад ходили, понимаешь? Он вот жил в соседнем доме. (Пьет.)
МИША. Тебе хватит.
АНДРЕЙ. Он был такой выдумщик, фантазер. У него ключ был от чердака, и это было наше секретное место, только вдвоем, я притащил отцовский полевой бинокль, и мы там в шпионов играли,в окна подглядывали, а ночью луну рассматривали, я даже астрономом хотел стать. А еще он как-то привел туда Ленку Манькову и мы ее рассматривали (пьет).
МИША. Это сколько вам было?
АНДРЕЙ. Да лет 7-8.
МИША. Чё, дрочили уже?
АНДРЕЙ. Не, ты что! Мы ж маленькие еще были.
МИША (усмехается). Маленькие. А мы с пацанами уже в 8 лет траву курили и у малышни мелочь забирали.
АНДРЕЙ. Ты – гопник?
МИША. Мы просто были чёткими пацанами. И всё. Порядок наводили.
АНДРЕЙ. Вы ходили в клетчатых штанах и били неформалов.
МИША. Хиппарей волосатых, панков, извращенцев всяких метелили. Было дело.
Миша подносит рюмку ко рту, пригубляет. Видно, что он тоже изрядно выпил и пить больше не может. Андрей почти спит за столом. Звонит сотовый Миши.
МИША (тихо в трубку). Да, Наташ, угу, я с ним, да. Много. Ну что тут сделаешь. Я понимаю, что нельзя. Угу, угу. Ольга Сергеевна спит. Конечно, я тебя дождусь.
Андрей просыпается.
АНДРЕЙ. Ты с кем там?
МИША. Жена твоя звонила.
АНДРЕЙ. Жена моя. Да, это моя жена так называемая. Это он из-за нее. Понимаешь, он из-за нее. Она его выгнала, она, как бульдозер, раздавила нашу дружбу. Сровняла с землей. (Пока Андрей говорит эту длинную реплику, Миша его успокаивает, похлопывает по плечу, приговаривает что-то вроде «Ладно, старик», «успокойся», «не горячись», «она хотела как лучше…», а Андрей увертывается от этих прикосновений и продолжает.) Он приходил, твой подельник в погонах, интересовался, когда в последний раз Марик к нам приходил. Вот в последний раз он приходил, а она его на порог не пустила. Эта сука не пустила моего друга, ты понимаешь?
МИША. Это ты зря так про Наташу. Она о тебе заботится, о матери твоей. Зачем так-то?
АНДРЕЙ. Что?! Заботится? В гробу я видел ее заботу! Пусть уматывает отсюда в свой Ростов или откуда она там.
МИША. Таа-ак, тебе, наверно, хватит уже старик, краник пора закрывать.
АНДРЕЙ (агрессивно). А это не тебе решать. Решало. Ты что тут делаешь? А? Что ты тут расселся? Вертухай! Вся страна вертухаев.
Миша каменеет.
МИША. Что ты сказал?
Андрей бормочет что-то невнятно.
МИША. Ты как меня сейчас назвал? (хватает его за футболку.) Вертухай, значит?
АНДРЕЙ. Бычьё.
Миша нагибает Андрея к столу лицом, так что все что на столе, разлетается.
МИША.Только из-за Наташки ты еще жив, гаденыш.
Миша отпускает Андрея, отходит, закуривает.
Входит Маша. Видит разгром.
МАША (удивляясь неожиданному дуэту). Миша? Что здесь происходит?
МИША. Да вот, буянит твой братан. От горя. Меня Наташа попросила посидеть. И у Ольги Сергевны закос мощный.
МАША. Я знаю. Слышала сообщение. Спасибо, Миша, тебе за помощь, ты можешь идти.
МИША. А ты одна справишься? Он буйный. Может, нарколога позвать? У меня есть знакомый.
МАША. Спасибо, Миша. У меня тоже есть. Я его на дачу отвезу.
МИША. Хочешь, помогу погрузить тело?
МАША. Это не тело, Миша, это мой брат.
МИША. Ну это я так, юморю. (Пауза.) Ну ты это, если что надо там помочь, звони в дверь.
МАША. Хорошо. Спасибо.
МИША. Ну лады, я пошел тогда. Просто его же одного нельзя было… А ты не отвечала.
АНДРЕЙ. Больше чтобы его здесь не было. Пусть катится.
МАША. Андрей, он уходит.
МИША. Ухожу, ухожу, любимые соседи.
Уходит.
АНДРЕЙ. Чего? Чего они все от нас хотят?
МАША. Тебе надо лечь, Андрей.
АНДРЕЙ. Не хочу я ложиться.
МАША. Я тогда тебя на дачу отвезу. Тебе нельзя здесь.
АНДРЕЙ. На дачу. А Наташа туда поедет? Я не хочу с ней, я ее убью, тварь.
МАША. Замолчи! Дурак!
АНДРЕЙ. А ты знаешь, ты знаешь, что эта твоя Наташа, что эта Наташа его выгнала отсюда. Когда он ей сказал: а ты кто такая? И она взяла его сумку и за дверь выставила. А потом, потом, он звонил снизу. И мы его не пустили. А потом… потом он мне звонил всегда пьяный, всегда. И он говорил: Юрдэн, Юрдэн, меня хотят убить. Он! Мне! Говорил! Понимаешь? А я, а я… а я думал, это пьяный бред и говорил ему: «Да иди ты проспись, Мар». Вот так. А теперь ко мне приходит домой мент с этим вертухаем и говорит, что его нашли в квартире. Понимаешь? Нашли в квартире повешенным. Он там прови… находился неделю, соседи вызвали. А он мне звонил как раз вот как раз тогда.
(Выпивает еще стопку.)
МАША. Андрей, я даже не знаю, что сказать (плачет). Он мне тоже звонил и писал.
АНДРЕЙ (тянется к Маше). А знаешь, знаешь, ты знаешь, что… (пытается
поцеловать), а давай ляжем вместе. Наташ, Наташа…
МАША. Меня зовут Маша.
АНДРЕЙ. Уу-у. Прости, прости. Маш, Маш, я лягу, если ты со мной полежишь. Наташ, тьфу, Маш, обними меня.
МАША (пытается уложить его на диван). Воо-от так. Наташа скоро придет.
АНДРЕЙ. А пошла бы она.
МАША. Андрей, Андрюша. (Он ложится, все еще обнимая ее, на диван, бормочет.)
АНДРЕЙ (лежа на диване). Я… я… ты знаешь, мы… почему мы раньше не… почему… Ты… вот я не понимаю… ты… я … тебя… очень люблю. (Закрывает глаза.) Давай обнимемся. Я только тебя люблю.
МАША (садится рядом, гладит его по голове). Андрей, тебе надо поспать…
АНДРЕЙ. Как приятно. Какая у тебя легкая рука. Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!
МАША. И я тебя люблю. Как брата. Андрей. Как брата…
АНДРЕЙ. Сестра… Ну, ну… воо-от… что… что это что это… ты не понимаешь, ты понимаешь, что ты не понимаешь, как я его любил, он был мне как… брат. Как брат и он звонил, он… (Андрей засыпает, раздается храп).
Слышен звук открываемой двери. Входит Наташа.
НАТАША (заглядывая в комнату). Ой, Маша, ты тут? Ну как тут? (Оглядывает комнату.) Ой, что тут драка, что ль, была?
МАША. Заснул. Мне надо с тобой поговорить. Пошли на кухню.
Уходят на кухню. Андрей спит.
СЦЕНА 20
9 мая. Дача Кирилловых. В беседке Наташа, Миша и Андрей играют в три листика. Заметно, что Наташа беременна. На стене висит картина Марка. Это огромная анаконда.
НАТАША. Дрюнь, ну чего ты тупишь.
АНДРЕЙ (думает). Ну я пас, наверное.
НАТАША. Да чего ты все ссышь-то. В тот раз ты мог бы взять банк. Если у тебя 19 очей, то надо делать ставку, а не сидеть.
АНДРЕЙ. Не понимаю я эти ваши три листика. Банк, ставки эти, торговля. Бессмысленная какая-то игра.
НАТАША. Нормальная игра, не хуже вашего преференса.
АНДРЕЙ. Пре-фе-ран-са!
НАТАША. По голову себе постучи! По-английски preference! (Принюхивается.) Пахнет. Опять где-то окурки.
МИША. Да не, тебе кажется.
НАТАША. Нет, это от тебя. (Принюхивается к Андрею.) Опять куришь?
МИША. Натах, харе давить, ты не в детсаде. Давай лучше играть, да, Дрю? (Пауза.) А я… я, пожалуй, проставлюсь (кладет купюру).
НАТАША. Уф. Так-так-так. Черт с тобой. Я тоже повышаю (кладет купюру).
МИША. Хо! (Еще кладет.) Вскрываемся?
Все трое показывают свои карты. Наташа смотрит на карты Андрея.
НАТАША. Дрюнь, ну ты даешь, у тебя ж джокер, ты чего сидел-то?
АНДРЕЙ. Где джокер?
НАТАША. Ну шестерка пиковая!
АНДРЕЙ. А… я думал трефовая.
НАТАША. Крестовая, а не трефовая надо говорить! Ты нарочно издеваешься (бьет его картами по голове)? Блин, ну почему мне джокер никогда не приходит, а дуракам везет (Пауза.) Ты дурак, Андрей? Ладно. Так, считаем, сколько у нас с Мишаней.
АНДРЕЙ (про себя). Да, я дурак.
МИША. Хо! У нас с тобой по двадцать одно. Ну что, варим?
НАТАША. А то! Варим! Дрюнь, ты будешь с нами варить? (Принюхивается.) Все-таки откуда этот запах. Что-то протухло?
МИША. Это у тебя от нервов. Ты бере…
НАТАША. Тсс-с. Не говори это слово, не говори, не говори.
МИША. Я забыл, а что говорить-то?
НАТАША. Колобаша.
МИША. Точно. Наташа Колобаша! Так ты Колобаша, вот и обострился нюх, да?
АНДРЕЙ. Я устал что-то, солнышко. Пойду полежу.
НАТАША. Иди, иди, мой сладкий. Только текилку не трожь. И принеси хересу (Андрей уходит, Миша сдает.)
МИША. Тебе ж нельзя.
НАТАША. Ну я чутка.
МИША. Подсними. (Наташа снимает, он раздает.) Как Ольга Сергеевна?
НАТАША. Ой, Миша, не знаем, как тебя благодарить. И как тебе это удалось!
МИША. У меня просто льгота неиспользованная.
Возвращается Андрей с бутылкой и бокалами.
НАТАША. Это бокалы для вискаря. Неси те, на ножках, матовые, которые мы из Черногории привезли. Там, в коробочке. (Андрей уходит.) Сколько можно объяснять. А почему пахнет окурками? Откуда этот запах. (Кричит.) Андрей! Где ты оставил полную пепельницу. Блин. Сколько можно объяснять. Ищи давай, а то ноут отберу. (Смеется.) Когда я про ноут, он боится. Ну что там у нас (Смотрит карты.) Я первая говорю?
МИША. Ага.
НАТАША. Ну блин.
Слышен грохот.
МИША. Это чё?
НАТАША. Да, опять бьется.
МИША. Может, там помочь надо?
НАТАША. Надо бы. Пошли вместе. Знаешь, как трудно его держать одной.
МИША. Так а я на что?
НАТАША. Слышь? Кто-то идет. Машка приехала, надо идти, иди встреть ее. Быстрей.
Уходят. Затемнение.
ФЛЭШБЕК. СЦЕНА ИЗ ПРОШЛОГО
1998 год. Боулинг. Андрей на 20 лет моложе, работает крупье. К нему подходят люди в малиновых пиджаках. Он тасует карты. Они играют. Или он раскручивает рулетку. Они проигрывают.
Андрей идет в подвальное помещение, в туалет. К нему подходят два парня в кожаных куртках.
Начинают его бить, он падает, ударяется головой о писсуар, течет кровь. Парни смотрят на него с презрением, сплевывают, бросают карту на его грудь. Один мочится на него. Они уходят.
КОНЕЦ
2020-2023
РАССКАЗЫ
СЦЕНА 9. ЖЕНА
Квартира Белова.
ЖЕНА. Ты что ж творишь, а?
Белов молчит.
ЖЕНА. Я с тобой разговариваю, сволочь, или со стулом?
Белов молчит.
ЖЕНА. Артист хренов! Тебя же уволить могут за такие дела. И квартиру отберут.
БЕЛОВ. «Взял он смелою рукою почтовую суму, взвалил ее на плечи и стал таскать из Солигалича в Чухлому и обратно.
ЖЕНА. Рейсовый автобус в Чухлому остановил, потому что номер машины впереди не понравился: КНХ.
БЕЛОВ. Коле Надо Выходить!
ЖЕНА. Так мы из-за тебя, твари такой, с Лизой маленькой вышли тоже и пешкодралом 10 км шли, с сумками! Автобусы там два раза в день ходят!
БЕЛОВ. «Служба в пешей почте пришла ему совершенно по вкусу и по натуре: он шел один через леса, поля и болота и думал про себя свои сиротские думы, какие слагались в нем под живым впечатлением всего, что встречал, что видел и слышал.
ЖЕНА. Я с тобой разведусь!
БЕЛОВ. «При таких условиях из него мог бы выйти поэт вроде Бёрнса или Кольцова, но у Алексашки Рыжова была другая складка, — не поэтическая, а философская, и из него вышел только замечательный чудак «Однодум».
ЖЕНА. Мне страшно уже, Коля.
БЕЛОВ (смотрит на Жену снисходительно-ласково). Баба! Зови меня Однодум. Ни даль утомительного пути, ни зной, ни стужа, ни ветры и дождь его не пугали; почтовая сума до такой степени была нипочем его могучей спине, что он, кроме этой сумы, всегда носил с собою еще другую, серую холщовую сумку, в которой у него лежала толстая книга, имевшая на него неодолимое влияние. Книга эта была Библия.
СЦЕНА 10. СОЛЯНЫЕ СТОЛБЫ
Концертный зал ДК. Звучит музыка Бородина (мелодия Половецких плясок)
ОНА. Гена, а что у тебя было в школе по химии?
ОН. Ой, не спрашивай, Лен. У меня гуманитарная складка, а потому с химией я не дружил, как и все творческие люди.
ОНА. А вот и не все! Наш земляк, великий русский композитор Александр Порфирьевич Бородин не только сочинял прекрасную музыку, которую мы сейчас слышим, но и был талантливым ученым-химиком!
ОН. Да ты что? Серьезно? Разве такое бывает!
ОНА. Еще как бывает, Гена. Именно Бородин исследовал минеральные воды в нашем крае и даже написал целую брошюру «Солигаличские соляно-минеральные ванны», что стало толчком к открытию лечебного курорта, который существует и поныне на территории нашего парка.
Пока ведущие говорят на сцену выходит высокая стройная женщина в очках лет сорока пяти, в белом халате.
ОН. А вот и хозяйка нашего санатория «Соляные столбы» Анастасия Витальевна Глушенко. Встречайте!
Ведущий передает Глушенко микрофон и они удаляются.
Половецкие пляски закругляются. Музыка затихает.
ГЛУШЕНКО. Первозданная природа и экологически чистый воздух привлекают в наш город туристов со всей России и из-за рубежа. В нашем крае расположен уникальный бальнеологический санаторий «Соляные столбы», который был открыт в 1859 году стараниями мецената нашего края купца первой гильдии Василия Гаврилыча Кокорина. Грязь, которая была обнаружена в нашем крае, имеет особые лечебные свойства, и другой такой грязи нет во всем мире. Дело в том, что грязь эта лечит не только телесные недуги, но и духовные. Сюда приезжали французский писатель Ромен Ролан, руководитель Народной республики Болгарии Тодор Живков и известный советский писатель Алексей Максимович Горький. Именно здесь он начал писать свой монументальный роман «Жизнь Клима Самгина». Все они оставили восторженные отзывы в книге благодарностей. Эту книгу можно посмотреть в нашем краеведческом музее. И именно в нашем санатории в Ильинском провел три дня по приглашению купца Кокорина писатель Николай Семенович Лесков. Когда они принимали лечебные ванны, Кокорин и поведал литератору историю о «солигаличском чудаке».
Затемнение.
СЦЕНА 11. ЛЕЧЕБНЫЕ ВАННЫ
На сцене стоят две ванны рядом, в которых лежат Кокорин и Лесков.
ЛЕСКОВ. Неужто, Василий Гаврилыч, в самом деле ни в моей… и ни в чьей иной русской душе не видать ничего, кроме дряни? Неужто все доброе и хорошее, что когда-либо заметил художественный глаз других писателей,— одна выдумка и вздор?
КОКОРИН. Да, Николай Семенович, это не только грустно, это страшно! Вот ведь и великий Гоголь не смог описать добродетель. Пороки слаще описывать. (обращается к слуге) Эй, Микитка, принеси-ка нам пивка холодненького. Да баньку готовь уже.
ЛЕСКОВ. А ведь, по народному верованию, не стоит ни один город без трех праведных, как же устоять целой земле с одной дрянью? Объездил я всю Россию в поисках трех праведных. И не нашел никого.
Входит слуга Микитка с подносом.
КОКОРИН. А вот и пиво. Из моей пивоварни. На нашей воде солигаличской, весьма пользительной, выводит из организма черную желчь.
ЛЕСКОВ (берет кружку, отпивает). Благодать!
КОКОРИН (тоже отпивает). А знаете, Николай Семенович, не соглашусь я с вами, что одна только дрянь на земле нашей осталась. Был в Солигаличе необыкновенный человек! Квартальный Рыжов по прозвищу Однодум. Знаменит тем, что взяток не брал.
ЛЕСКОВ. Совсем не брал?
КОКОРИН. Совсем.
ЛЕСКОВ. Это старыми или новыми?
КОКОРИН. Дореформенными. На наши-то пересчитать, так на два с полтиной в месяц жил, да еще жену и сына имел на иждивении.
ЛЕСКОВ. Помилуйте, Василь Гаврилыч, так на эти деньги и овцу не прокормишь. Как же он держался?
КОКОРИН. Библии начитался.
ЛЕСКОВ. Хорошо, “Библии начитался”, а что же он ел?
КОКОРИН. Хлеб да воду.
ЛЕСКОВ. Так это совсем удивительный человек! Расскажите мне о нем во всех подробностях!
КОКОРИН. Микитка, как там банька, готова?
МИКИТКА. Готова-с, барин.
КОКОРИН. Воды не набухал, как в прошлый раз?
МИКИТКА. Как можно-с. Нешто мы не понимаем.
КОКОРИН (обращаясь к Лескову). Попотчую я вас сегодня не русской баней, а финской, сухой. Сауна называется. Доктора рекомендуют тем, у кого слабость в легких.
ЛЕСКОВ. Слыхал я про сауну, да не пробовал.
КОКОРИН. Не пожалеете.
СЦЕНА 12. РЕПЕТИЦИЯ
Репетиция. Протопоп, Городничий и Рыжов.
ПРОТОПОП. Пришли-ка мне на дух этого полосатого квартального. А на духу я его гневом божиим припугну, да все от него выведаю, что в нем есть тайного и сокровенного и за что он всего касающего чуждается и даров не приемлет.
ГОРОДНИЧИЙ (обращаясь к Рыжову). Нам с тобой, Александр Афанасьевич, как видным лицам в городе, надо в народе религии пример показать и к церкви сделать почтение.
РЫЖОВ. Я согласен.
ГОРОДНИЧИЙ. Изволь же, братец, говеть и исповедаться.
РЫЖОВ. Согласен.
ГОРОДНИЧИЙ. И как оба мы люди на виду у всех, то и на виду все это должны сделать, а не как-нибудь прячучись. Я к протопопу на дух хожу, — он всех в духовенстве опытнее, — и ты к нему иди.
РЫЖОВ. Пойду к протопопу.
ГОРОДНИЧИЙ. Да; и иди ты на первой неделе, а я на последней пойду, — так и разделимся.
РЫЖОВ. И на это согласен.
ПРОТОПОП (Городничему). На все корки его пробрал, но не нашел в нем греха к смерти. Против начальства особого зла не мыслит и ни на вас, ни на меня доносить не думает. А что «даров не приемлет», — то это по одной вредной фантазии.
ГОРОДНИЧИЙ. Значит, есть в нем вредная фантазия. А в чем она заключается?
ПРОТОПОП. Библии начитался.
ГОРОДНИЧИЙ. Экий дурак! Что же теперь с ним сделать?
ПРОТОПОП. Ничего не сделаешь: он уже очень далеко начитан.
ГОРОДНИЧИЙ. Неужели до самого до «Христа» дошел?
ПРОТОПОП. Всю, всю прочитал.
ГОРОДНИЧИЙ. Ну, значит, шАбаш.
БЕЛОВ. Да не шАбаш, а шабАш! Людмила Матвеевна!
СОЛОДКОВА. Что?
РЕЖИССЕР. Минуточку!
БЕЛОВ. Это уже невозможно слушать – шАбаш да шАбаш! Вы понимаете значение этого слова? Что такое шАбаш ваш? шАбаш это оргия ведьм, это вот все то, чем вы все занимаетесь. А шабАш – это пиздец, апокалипсис. Понятно?
РЕЖИССЕР. Вы что себе позволяете, Белов?
БЕЛОВ. Они же все читают механически, они же души не вкладывают!
РЕЖИССЕР. Это я буду решать, что им вкладывать.
БЕЛОВ. Вы? Да вы же формалист! Вы только с формой, с пустой оболочкой играете. Вам что шАбаш, что шабАш – все одно. Сделали из театра цирк. У вас же ничего святого нет. Театр это Храм. А мы, актеры, служители этого храма. Мы жрецы!
РЕЖИССЕР. Ну вот что, Белов. Вы уволены.
БЕЛОВ. Как?
РЕЖИССЕР. А вот так. Вы мне не подходите. Идите на свою вахту.
СОЛОДКОВА. Андрей Борисыч, а как же… нарыв?
РЕЖИССЕР. Вон!
ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. Господи помилуй!
СОЛОДКОВА. Андрей Борисыч! Вы же говорили, в нем же персонаж проснулся!
РЕЖИССЕР. Оксана! Оксана! Чтобы вот этого человека на сцену не допускать. И объяви в труппе ДК, что у нас срочный ввод. Директор у себя?
СОЛОДКОВА. Андрей Борисыч…
РЕЖИССЕР. Людмила Матвеевна, не надо сейчас ничего. Хорошо? Мне нужна пауза. И большая чашка каппучино. Все свободны.
СЦЕНА 13. КОСМОС
Свет снова освещает концертный зал. Ведущие одеты теперь в какие-то футуристические костюмы космонавтов. Потолок ДК выглядит как звездное небо. Звучит музыка сфер.
ВЕДУЩАЯ (с удивлением оглядываясь). Гена, как ты думаешь, о чем мечтал Гагарин в космосе?
ВЕДУЩИЙ. Наверное, о том, когда наши корабли устремятся в далекие галактики и построят там коммунизм!
ВЕДУЩАЯ. Это само собой, но вот о чем конкретном, земном он мечтал, совершая свой подвиг?
ВЕДУЩИЙ. У меня есть предположение, но я тебе потом скажу, если захочешь, да? (похабно посмеивается)
ВЕДУЩАЯ (обращается в зал). Есть версии?
Ведущая выдерживает паузу.
ВЕДУЩАЯ. А мечтал Гагарин… ты не поверишь, о соленом огурчике! Представь себе.
ВЕДУЩИЙ. Что ж! Я его прекрасно понимаю. Когда бываю за пределами нашей родины, мечтаю о черном хлебе, квасе и наших разносолах?
ВЕДУЩАЯ. И его мечта начала сбываться! В пятой международной экспедиции на Марс летит наш земляк — уроженец Солигалича — Владимир Рыжов. С особой миссией!
На заднике включается экран, видны помехи, сквозь которые угадывается смутный человеческий силуэт.
ВЕДУЩАЯ. Внимание! Сейчас будет прямое включение с траектории полета «Плесецк - Марс».
На сцене гаснет свет, на экране после помех и шумов возникает видео с космонавтом без скафандра, который улыбается и машет рукой.
ВЕДУЩАЯ. Владимир, с вами на связи Солигалич!
(помехи)
РЫЖОВ. Вас приветствует космический экипаж «Витязь». Прямо на борту космического корабля мы ведем прямую трансляцию из космоса. Приветствую всех, кто в зале! Поздр… родной Соли… с днем города! С …летием!
ВЕДУЩАЯ. Что вы чувствуете, Владимир? (пауза) Владимир?
РЫЖОВ (сквозь помехи). …дость, ….свою…. ссию….
ВЕДУЩАЯ. Вас плохо слышно, Владимир! Расскажите о цели вашего полета на Марс!
РЫЖОВ. Сейчас лучше?
ВЕДУЩИЕ (наперебой). Да! Да!
РЫЖОВ (вертит перед камерой вышитым мешочком). Вот моя миссия. Это кристаллы поваренной соли из соляных шахт под Солигаличем. На Марсе соль не обнаружена, а для будущих колоний она необходима. Моя задач… (помехи)… соляное…. рождение… эти кристаллы будут помещены в специальный …лайдер… и …… с хлебом…. вкус…. и вспоминал…
ВЕДУЩИЙ. Значит, наши русские «марсиане» будут на Новый марсианский год благодарно хрустеть солеными огурцами и смотреть трансляцию Новогоднего огонька из Москвы!
РЫЖОВ. Наша база на Марсе тоже называется Солигалич.
ВЕДУЩИЙ. Велика Россия!
ВЕДУЩАЯ. Владимир, кому бы вы хотели передать привет?
РЫЖОВ. Маме! Мама, я тебя очень люблю и …льно ….чаю…
(изображение и звук обрываются)
ВЕДУЩАЯ. Владимир? (тишина) Что ж, международный экипаж «Витязя» уже давно покинул орбиту Земли и приближается к Марсу. Наш земляк Владимир Рыжов везет солигаличскую соль, чтобы создать на красной планете месторождение поваренной соли с помощью адронного коллайдера и передает привет маме… которая, к сожалению, не может разделить нашу общую радость.
ВЕДУЩИЙ. Полет длится слишком долго. И поэтому с прискорбием мы сообщаем, что мать нашего героя - Антонина Викторовна Рыжова скончалась от долгой и продолжительной болезни на 87-м году жизни еще год назад.
ВЕДУЩАЯ. Руководство ЦУП решило не расстраивать космонавта. Нагрузки и так слишком велики.
ВЕДУЩИЙ. Ведь никто не знает, вернется ли Владимир на Землю. Так почтим память матери героя минутой молчания.
Звучит песня «Земля в иллюминаторе…. Земля в иллюминаторе…. Как сын грустит о матери… грустим мы о Земле, она одна.»
СЦЕНА 14. ПОМИНКИ
Сцена в квартире Белова. За накрытым столом сидят: Белов, Жена Белова, Дочь Беловых Люба, двое соседей: мужчина и женщина.
ЖЕНА РЫЖОВА. Доигрался, подлец. Уволили без выходного пособия.
БЕЛОВ. А городничий говорит: «Твоей матери на торгу сидеть не годится». А я говорю: «Хорошо». Ну и взял мать с базара.
ЖЕНА. Видите, что вытворяет.
СОСЕДКА. Валь, ты его в поликлинику-то водила? Может, таблетки какие выпишут?
БЕЛОВ. «К тому же произошел случай, потребовавший денег: умерла мать Рыжова, которой нечего было делать на земле после того, как она не могла на ней продавать пироги.
СОСЕД. Да мы ж скинулись, Колян. Ты так не переживай.
БЕЛОВ. Причту заплатил по малости…
СОСЕД. Чего? Кому заплатил?
БЕЛОВ. А по самой-то пирожнице даже пирога не спек и сорокоуста не заказал.
ЖЕНА. Не слушайте его. Все я заказала, панихиду отслужили. И вот стол как у людей - чем богаты.
БЕЛОВ. Скаредно схоронил.
СОСЕДКА. Это он от горя. Переживает, бедный.
БЕЛОВ. Доказал свою нелюбовь. Еретик!
ЖЕНА РЫЖОВА. Вот, гости дорогие, грибочки соленые.
СОСЕД. Помянем.
СОСЕДКА. Хорошая женщина была Галина Васильевна. Только я не помню, чтоб она пироги на рынке продавала. Это когда же?
ЖЕНА. Да бредит он. Сроду Галина Васильевна ничего не продавала. Она всю жизнь на «Известняке» проработала. У нее пенсия заслуженной праведницы была.
БЕЛОВ. Откуда грибы?
ЖЕНА. Опять началось.
БЕЛОВ. Соль откуда?
ЖЕНА молчит.
БЕЛОВ. «Господь… всякаго… дара от нечестиваго не примет». Иов, глава восьмая, стих двадцатый.
ЖЕНА. Вот так и живем.
БЕЛОВ. Великий пост начинается. Я должен народу пример благочестия показать. Пойду к протопопу на исповедь.
Белов встает, одевается.
БЕЛОВ. Пусть он меня на все корки проберет. Ничего не утаю.
СОСЕДКА. Да сейчас сентябрь, Коль. Какой пост-то?
ЖЕНА. Не утаи. Все расскажи.
Белов уходит.
СЦЕНА 15. ПОЭЗИЯ
Свет включается и на сцене продолжается праздник.
ВЕДУЩИЙ. Есть такое выражение: из песни слов не выкинешь. Как ты думаешь почему?
ВЕДУЩАЯ. Да штоб потом автор стихов по судам не затаскал.
ВЕДУЩИЙ. Я сейчас не о юридической стороне вопроса, Леночка, а о духовной. Ведь поэзия это огненный сплав смысла, ритма и рифмы.
ВЕДУЩАЯ. Как говорится, что написано пером, то не вырубишь топором!
ВЕДУЩИЙ. И мы с радостью и надеждой приглашаем на сцену нашего солигаличского поэта и настоятеля главного собора протоиерея отца Георгия Соломатина. Встречайте!
Выходит Отец Георгий.
ОТЕЦ ГЕОРГИЙ
РУССКИЙ ТРУД*
(*стихотворение Натальи Милантьевой, используется с ее согласия)
Я люблю тебя, Русь ненаглядная,
Твои сочные ветви берез,
Твою роскошь лугов необъятную
И озер наготу, до слез.
Сколько прожили, столько и сделали.
В Божьей власти судить и прощать.
Только дни наши злые и серые
Дай забыть нам, Родина-мать.
Дай же помнить нам годы нетленные,
Что душа наша твердо хранит,
Наши дни и часы сокровенные –
Русский труд, русской славы зенит!
Век прошедший – век голода, мрака,
Но российский всесильный мужик
Не боялся ни стали, ни злака,
Он как лошадь работать привык.
Он привык еще с прошлых столетий,
Лишь возникла красавица-Русь.
Все столетья, и те, и эти
Русь твердила ему: Не трусь!
И в тридцатые мирные годы
Наш советский народ устоял.
Из камней поднимались заводы,
Где рождался могучий металл.
А когда черным вихрем смертельным
Налетели фашистские псы,
И старухи, и бабы, и дети
Через смерть пролагали мосты.
В Казахстане, в безлюдной пустыне
Добровольцев лихой экипаж
Целину поднимал на чужбине,
Говоря: Казахстан будет наш!
Десять лет испытаний тревожных.
Нам сибирская верит земля.
Русским людям брат – ветер таежный,
А тайга им – родная сестра.
Пролетели столетья и годы.
Русский трудится крепкий мужик.
Поборол он любые невзгоды,
Он побарывать их привык.
Русь моя! Погляди гордым взором
И окинь им мой ласковый люд,
Пошуми своим сосновым бором,
Благословение дай на труд.
(пауза потрясения)
ВЕДУЩИЙ. Отец Георгий уже много лет возглавляет поэтический клуб «Родник».
ВЕДУЩАЯ. Где же вы находите поэтов?
ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. Поэты к нам сами приходят. Это простые солигаличане, не равнодушные к рифмам. Пенсионеры, студенты, учителя, хлеборобы, таксисты…
ВЕДУЩИЙ. А почему «Родник»?
ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. По-моему, это очевидно. Слово Божие это и есть родник, словом нужно лечить заблудшие души, погрязшие в грехах. А не бренчать на гитаре и орать что-то пошлое.
ВЕДУЩАЯ. Услышав ваши чудные стихи… во мне как будто что-то изменилось. Сразу захотелось самосовершенствоваться,
ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. Вот и вы уже заговорили стихами! Поэтическое творчество если основано на искренней вере, является одним из средств обретения благоговения перед тайной слова.
ВЕДУЩИЙ. Поэты из «Родника» стали желанными гостями в школах и наших санаториях!
ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. А к лету творческая интеллигенция планирует подготовить сборник стихов, посвященный любимому городу. Ведь именно красота родных мест так часто озаряет вдохновением чувствительные к рифме души!
ВЕДУЩИЙ. Что ж пожелаем успехов нашим поэтическим самородкам. И вернемся к событиям здесь и сейчас. Лена, как там город, бурлит?
В этот момент загорается экран. На фоне многочисленных шариков, искусственных цветов, павильонов стоит Надежда Молодцова с микрофоном в руке.
ВЕДУЩАЯ. Ой, бурлит, Гена! Сейчас на связь вышла наш корреспондент Надежда Молодцова. Прямая трансляция с главной площади Солигалича. Надежда, что там происходит? Вы в эфире.
НАДЕЖДА МОЛОДЦОВА. Здравствуйте, Елена! Праздник в разгаре. Здесь столько всего, что сразу не опишешь. Начну с главного события. Сегодня в нашем солигаличском заповеднике родился уникальный медведь — смесь китайского панды и русского топтыгина. Встречайте!
(слышны звуки медвежьего рыка, видны какие-то крупные планы медвежьей спины, оскала, заметно, как дергается камера, наконец она падает, все исчезает, потом снова появляется Надежда Молодцова)
Пока это происходит, ведущие комментируют видеокартинку.
ОН. Очевидно, мишки не совсем в настроении.
ОНА. Не захотели общаться!
После появления Молодцовой.
МОЛОДЦОВА. Оператора Рыжова, к сожалению, больше нет с нами. Родители медвежонка волнуются, что вполне понятно. С непривычки. Поэтому, к сожалению, показать это чудо природы не получится. Семейная пара медведей живет на территории нашего заповедника уже три года, и только сегодня, как будто подгадали, явила на свет миру прекрасное живое существо, которое имеет туловище нашего бурого мишки, а мордочку панды. Это уникальный случай в биологии, как говорят специалисты: такого просто не бывает. А поскольку животные растут быстро, поспешите посетить наш заповедник, не стоит упускать шанс лицезреть этот результат дружбы китайской и русской фаун!
ВЕДУЩАЯ. Как назвали малыша?
МОЛОДЦОВА. Алешенька!
ВЕДУЩАЯ. Прекрасное русское имя! Что еще интересного происходит сейчас в городе, Надежда? Как народ отмечает праздник?
НАДЕЖДА. Все ждут приезда губернатора, а пока горожане принимают участие во всевозможных конкурсах, играх и мастер-классах: метание блинов, резьба по соли — наши солигаличские мастера вырезают из головки соли портреты горожан, а гости из Тулы показывают чудеса нанотехнологий, они уже переплюнули своего легендарного предшественника Левшу и смогли прямо здесь, в павильоне Труда подковать живую инфузорию-туфельку. Правда, она после этого утонула. Но сам факт! И это не все. (рядом появляется Мастер из Тулы) Сейчас наш гость из Тулы Матвей Иванович Рыжов расскажет о том, как нанобиотехнологии применяются в военно-промышленном комплексе и народном хозяйстве.
ГОСТЬ ИЗ ТУЛЫ. Мы используем обыкновенных ос. Вынимаем их природное жало и заменяем его титановым. Результаты превзошли все ожидания. Теперь в горячие точки можно посылать специально обученных и снаряженных ос и сохранять жизнь наших ребят. Отряды ос транспортирует грузовой дрон.
ВЕДУЩАЯ (из зала ДК). А как насчет пчел, Матвей Иваныч?
ГОСТЬ ИЗ ТУЛЫ. Пчел, к сожалению, в военном деле применять нельзя, они ведь… (усмехается) камикадзе. Жалят и умирают сразу. Тут я согласен с партией Зеленых, мы за гуманизм. Но от пчел, как оказалось, большая польза в сырьевой промышленности. Биологи вывели специальных нефтеносных пчел, не без нашей помощи. Это была сложная совместная работа. Наша задача была придумать новый искусственный механизм в пчелином аппарате обоняния, чтобы их привлекали не цветочки, так сказать, василечки, а другие запахи, не буду говорить какие. Одним словом, результаты превзошли все ожидания. Проблема с топливом и ресурсами, можно сказать, решена окончательно. Теперь работаем над мухами и клещами. Последних можно использовать в сложнейших онкологических операциях.
ВЕДУЩИЙ. Это потрясающе! Нет ничего невозможного для наших ученых, для наших мастеров, для нашего великого народа!
ВЕДУЩАЯ. Надежда, мы еще вернемся к вам. А сейчас мы объявляем антракт. Дорогие друзья, в фойе вы можете насладиться работами нашего самобытного солигаличского художника Глеба Рыжова.
ОБА (кланяясь). Милости просим!
Занавес закрывается.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СЦЕНА 16. РЕПЕТИЦИЯ
Репетиция спектакля. На сцене обстановка телестудии.
Обстановка телестудии. В студии ВЕДУЩАЯ (а ля Собчак), ПРОТПОП-ОТЕЦ ГЕОРГИЙ, ГОРОДНИЧИЙ-СОЛОДКОВА, КРАЕВЕД
Звучит музыка, предваряющая передачу «Лицом к Солигаличу»
ВЕДУЩАЯ. Когда в Кострому был назначен новый губернатор Сергей Степанович Ланской?
КРАЕВЕД. По вступлении Сергея Степановича в должность губернатора он, по примеру многих деятелей, прежде всего «размел губернию».
ПРОТОПОП. Однако не спешил замещать уволенных чиновников другими. Прежде он хотел «сориентироваться».
ГОРОДНИЧИЙ. С этою целью должности удаленных лиц были поручены временным заместителям из младших чиновников.
ПРОТОПОП. А губернатор вскоре же предпринял объезд всей губернии.
ВЕДУЩИЙ. И Александр Афанасьевич Рыжов исправлял должность городничего. Что он делал на этом заместительстве?
ГОРОДНИЧИЙ. Этого не знаю; но, разумеется, он не брал взяток на городничестве, как не брал их на своем квартальничестве.
ПРОТОПОП. Образа жизни своей и отношений к людям Рыжов тоже не менял, так и не завел себе мундир.
ВЕДУЩАЯ. В чем же он «правил за городничего»?
ГОРОДНИЧИЙ. Все в том же просаленном и перештопанном бешмете.
ПРОТОПОП. Он поэтому и пересесть на место городничего не соглашался и, когда ему предлагали, отвечал одно и то же: - Не могу, хитон обличает мя, яко несть брачен.
ВЕДУЩАЯ. Это цитата из библии.
КРАЕВЕД. Что характерно, всё это так и было записано им собственною рукою в его «Однодуме».
ВЕДУЩАЯ. Эта форма почтальона просто какой-то талисман Рыжова! Так он в нем и нового губернатора встречал?
ГОРОДНИЧИЙ. Это причиняло немало забот обществу, потому что Рыжов своим безобразием мог на первом же шагу прогневить нового губернатора.
ПРОТОПОП. А губернаторы тогда были совсем не то, что в нынешние лукавые дни, когда величие этих сановников значительно пало. Тогда губернаторы ездили «страшно», а встречали их «притрепетно».
РЕЖИССЕР. Стоп! Все отлично! А какой смелый текст, чувствуете?
СОЛОДКОВА. Даже слишком смелый. Вдруг наш губернатор обидится. Может как-то смягчить?
ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. К тому же он человек новый, первый раз приедет. А тут мы такие!
РЕЖИССЕР. Друзья, есть такой жанр — реконструкция событий.
СОЛОДКОВА. В каком смысле?
ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. А, я знаю! Это когда в бородинское сражение играют. Я тоже в молодости увлекался. У меня такой был гусарский мундир… А потом резко к вере пришел.
РЕЖИССЕР. Но реконструировать можно не только военные действия, но и другие исторические события. Ведь был же здесь Рыжов квартальным и встречался с Губернатором? Валентин Петрович?
КРАЕВЕД. Да, действительно, есть документы, которые это подтверждают.
РЕЖИССЕР. Поэтому я и решаю эту сцену в таком вот современном ключе. Понимаете? А то архаичный спектакль получится. Вашему губернатору будет скучно. А актуализация старых сюжетов всегда вносит струю свежего восприятия.
ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. Лишь бы понятно все это было. Вы-то уедете к себе в Москву, а нам здесь жить.
СОЛОДКОВА. Это верно, Андрей. Давайте все-таки острые фразы уберем.
РЕЖИССЕР. Да что вы, в самом деле. У Лескова губернатор изображен весьма привлекательной фигурой. Он мудрый вельможа, а не держи-морда какая-нибудь.
СОЛОДКОВА. Ну ладно, уговорили. Но если что, вся ответственность на вас.
РЕЖИССЕР. Конечно, на мне! Я - режиссер.
Откуда-то сверху раздается голос Белова.
ГОЛОС БЕЛОВА. Никакой ты не режиссер, ты говно!
СОЛОДКОВА. Ты смотри, опять просочился! Оксана, вызывай наряд. Хватит с ним цацкаться, он нам генеральную репетицию срывает.
ГОЛОС БЕЛОВА. Горе крепким! Говорит Господь Саваоф!
СЦЕНА 17. ДОПРОС
Отделение полиции. Допрос Белова.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Имя, фамилия, отчество.
БЕЛОВ. Рыжов Александр Афанасьевич
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Где родились?
БЕЛОВ. Здесь, на Нижней улице родился.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ 2. Номер дома, квартира.
БЕЛОВ. Родители мои имели собственный дом — один из тех домиков, которые в здешней лесной местности ничего не стоят, но, однако, дают кров.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Значит, в частном секторе проживаете?
Белов молчит.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Образование?
БЕЛОВ. Не имел воспитания… у матери рос, а матушка пироги пекла.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Да хоть торты! Учился где, спрашиваю?
БЕЛОВ. У дьячка.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ 2. У кого?!
БЕЛОВ. Сначала от прибыли своего пирожного производства матушка отдала меня в науку «мастерице»; мастерица научила меня тому, что сама знала. Дальнейшую же, более серьезную науку преподал мне дьяк с косою и с кожаным карманом, в коем у него без всякой табакерки содержался нюхательный порошок для известного употребления.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ 2. Бред какой-то. Ты верующий, что ли?
РЫЖОВ. Христианин.ПОЛИЦЕЙСКИЙ 2. Сектант, наверно?
РЫЖОВ. Здесь нет секты: я в собор хожу.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Семья есть?
РЫЖОВ. Есть жена с сыном.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ 2. Место работы?
РЫЖОВ. Занимаю должность квартального. Беру в месяц десять рублей.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ 1. Чё за должность такая?
ПОЛИЦЕЙСКИЙ 2. И как, хватает?
РЫЖОВ. Доложите государю, что для лукавого раба это мало.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ 2. Ты чё, клоун, у нас на нервах играешь? Я ведь могу тебя за хулиганство на 15 суток оформить.
БЕЛОВ. В остроге сытей едят.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ 2. Ты мне подерзи еще. Срок схлопочешь.
БЕЛОВ. Куда меня можно сослать, где бы мне было хуже и где бы бог мой оставил меня? Он везде со мною, а кроме его, никого не страшно.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ 1. Смотри, Рыжов, дошутишься.
Входит Жена Белова. Ее не сразу замечают, но слышат ее голос.
ЖЕНА. Это не Рыжов.
Полицейские оборачиваются.
ЖЕНА. Товарищ майор. Отпустите его, пожалуйста, он никакой не Рыжов.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ 2. А вы кто, гражданочка.
ЖЕНА. Вот его паспорт. И мой. Белов его фамилия.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ 1 (читает). Белов Николай Иванович. А кто такой Рыжов? Он мне тут уже целый час мозги компостирует!
ЖЕНА. Рыжов это персонаж из литературы. У него кумир – писатель Лесков.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ 2. Лесковы, Рыжовы какие-то. Не знаю таких писателей. Пушкина знаю, Лермонтова, Толстого. Так он больной, что ли, у вас?
ЖЕНА. Да, я очень вас прошу, отпустите его. У нас дочь. Он ведь ничего страшного не сделал.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ 1. Так вы, гражданочка, следите за своим мужем. Сегодня репетиции срывает, мне вот вызов из ДК был, завтра с топором на людей будет бросаться. Лечить таких надо.
ЖЕНА. Лечить? да, да, надо, я собиралась уже. Мы все сделаем.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ 2. Ну что, артист, иди. И смотри, если к ДК приблизишься, дурку сами вызовем.
БЕЛОВ (встает). Характер ваш почтенен! Да только сами попробуйте на 10 рублей прожить.
ЖЕНА (толкает Белова). Иди, придурок! Вы уж простите нас, он такой-некий-этакой у меня (крутит у виска пальцем).
ПОЛИЦЕЙСКИЙ 1 (не без изумления). Да я уж вижу.
Жена и Белов выходят.
СЦЕНА 18. ВСТРЕЧА ГУБЕРНАТОРА
Концертный зал. Ведущие.
ВЕДУЩАЯ. И снова прямое включение — город. Надежда, что у вас происходит? Встретили Губернатора?
НАДЕЖДА. Губернатора уже встретили, у нашего памятника честному квартальному Александру Афанасьевичу Рыжову. Это его первый после назначения визит в наш город. Здесь, правда, произошло небольшое ЧП у шлагбаума. Какой-то ряженый пытался встретить губернатора, он был в театральном костюме, в мундире 19 века, и все решили, что он из карнавального шествия. Есть свидетели.
(Надежду окружили свидетели происшествия — подростки и старушки, все наперебей говорят)
-Бабушка, расскажите, что вы видели?
-Эх, отчаянный! что-то ему теперь будет?
-Его охрана не пустила, конечно.
-Хоть он и кричал, что он как исполняющий обязанности мэра города должен встретить губернатора и все ему показать, достопримечательности.
-А что, Солодкову сняли?
НАДЕЖДА. Вот такой курьезный случай произошел сегодня при встрече нового губернатора. (пауза) Лена?
В концертном зале.
ВЕДУЩАЯ. Надежда, случай, действительно курьезный, еще и потому что вот нам тут поступили звонки, что в нашем городском совете нет сотрудника по фамилии Рыжов.
ВЕДУЩИЙ. Что ж, будем надеяться, что охрана разберется на месте.
ВЕДУЩАЯ. И радует, что в нашем спокойном Солигаличе только такие происшествия происходят!
ВЕДУЩИЙ. И мы должны сказать за это спасибо нашей доблестной полиции! (начинает звучать музыка «Если кто-то кое-где у нас порой….») Поприветствуем наших защитников!
ВЕДУЩАЯ. Мы просим на сцену начальника районного отделения полиции города Солигалича — майора Рыжова Сергея Николаича.
На сцену поднимается из зала упитанный Рыжов в полицейском мундире.
ВЕДУЩИЙ. Мы бы хотели от лица города поблагодарить в вашем лице наши доблестные органы за то, что они стоят на страже мирной жизни наших граждан…
ВЕДУЩАЯ. Солигалич может спать спокойно!
ВЕДУЩИЙ. Благодаря таким героям!
ВЕДУЩАЯ (она надевает на шею венок и целует майора) Разрешите вас поцеловать!
МАЙОР РЫЖОВ (смущаясь берет микрофон). Спасибо, спасибо! Служу России! Солигалич входит в десятку самых безопасных городов России. И в сотню спокойных городов Европы. Мы стараемся предотвращать преступления. Фактически за прошлый год было проведено 170 профилактических рейдов. И это не только наша заслуга, это результат бдительности наших граждан. Телефон доверия всегда на связи. Звоните и мы придем на помощь. Профилактика наше оружие. Спасибо! (передает микрофон, потом спохватывается) И с праздником, Солигалич!
ВЕДУЩАЯ. Аплодисменты майору Рыжову и всем службам полиции города Солигалича!
ВЕДУЩИЙ. И специально для наших внутренних органов прозвучит народная песня «Любо, братцы, любо» в исполнении гостьи из Москвы - певицы Агафьи!
ВЕДУЩАЯ. Встречайте!
(на сцену выбегает певица Агафья в платье, похожем на гобелен)
Поет песню.
СЦЕНА 19. ГРЯЗИ
В кабинете у врача (это заведующая санаторием «Соляные столбы» Анастасия Витальевна Глушенко).
ЖЕНА. Тебя же закроют, идиот.
БЕЛОВ. Я по своей должности должен был встретить губернатора.
ЖЕНА. Господи!
ВРАЧ. Спокойно, Валентина Григорьевна. Давайте послушаем вашего супруга. (подходит к нему с молоточком) Николай Иванович, выпиваете?
ЖЕНА (одновременно с мужем). Да не пьет он.
БЕЛОВ. Александр Афанасия сын я. Ни у одного жителя ни одного забора не сломал, ничего не перемазал ни мелом, ни охрою…
Врач ударяет Белова по другой коленке.
ВРАЧ. Дотроньтесь пальцем правой руки до кончика носа.
БЕЛОВ (дотрагивается до носа, горячо объявляет). Разве губернатор изнуритель края?! Он-то пусть проедет, а забор пусть останется. А что мундира нет, так нет у меня на то достатков. Богу совсем нагишом предстану. Дело не в платье, а в рассудке и в совести, — по платью встречают — по уму провожают. Верно?
ВРАЧ. Куда уж вернее. Закройте глаза, Александр Афанасия сын, и сделайте два шага вперед, руки держите перед собой.
ЖЕНА. Что тебе дался этот губернатор?
ВРАЧ. Теперь лягте на кушетку, Рыжов.
БЕЛОВ (Врач начинает тыкать в него иголкой). Ой! Привезли в одну больницу - не принимают без тугамента, привезли в другую — и там, не принимают…
ВРАЧ. Снимите штаны. Снимайте, снимайте, под коленкой осталось проверить.
БЕЛОВ (снимая штаны). Срамота. …и так в третью, и в четвертую - до самого утра его по всем отдаленным кривопуткам таскали и все пересаживали, так что он весь избился. Тогда один подлекарь сказал городовому везти его в простонародную Обухвинскую больницу, где неведомого сословия всех умирать принимают.
ВРАЧ. Умереть мы вам не дадим, Рыжов.
ЖЕНА. Ой, он теперь в Левшу вернулся. Доктор, что это, почему с ним такое?
ВРАЧ. Феномен диссоциативного расстройства давно исследуют. В основе его лежит травма. Что-то с нимпроизошло давно. Он кем у вас работает?
ЖЕНА. Охранником работал, вот пока не уволили.
БЕЛОВ. Сначала в пешей почте, потом попросился на квартальничье место, а когда городничего-то в отставку, то стал за городничего, временно исполняющий обязанности.
ЖЕНА. Бредит опять.
ВРАЧ. Ничего, ничего. Сейчас мы вашего мужа вылечим.
ЖЕНА. Только не надо его ничем колоть, он не буйный. Коля, Коля!
ВРАЧ. Подождите, эээ, жена Рыжова. Мы давно никого ничем не колем. Насмотрелись триллеров. У нас экологическое лечение. Рыжов! Вы слышите меня?
БЕЛОВ. Так точно.
ВРАЧ. Ложитесь в ванну, Рыжов.
Белов ложится в ванну. Ванна заполняется грязью.
ВРАЧ. Наша грязь творит чудеса. А теперь молчите, Валентина Григорьевна. Рыжов, вы меня слышите?
БЕЛОВ. Да.
ВРАЧ. Отвечайте на мои вопросы односложно – да или нет. Вы понимаете?
РЫЖОВ. Да.
ВРАЧ. Вы – Рыжов?
БЕЛОВ. Да.
ВРАЧ. Вы принимаете грязевую ванну?
БЕЛОВ. Да.
ВРАЧ. Вам хорошо?
БЕЛОВ. Да.
ВРАЧ. Вы Рыжов?
БЕЛОВ. Да.
ВРАЧ. Театр – храм?
БЕЛОВ. Так точно.
ВРАЧ. Жена грибы солила?
БЕЛОВ. Солила!
ВРАЧ. А соли нет?
БЕЛОВ. Нет!
ВРАЧ. Деньги есть?
БЕЛОВ. Нет.
ВРАЧ. Работа есть?
БЕЛОВ. Нет.
ВРАЧ. Губернатору доложил?
БЕЛОВ. Нет! Не пустили!!!
ВРАЧ. Ты Рыжов?
Длинная пауза.
БЕЛОВ (пауза). Нет.
ВРАЧ. Театр – храм?
БЕЛОВ. Нет.
ВРАЧ. Ты Рыжов?
БЕЛОВ. Нет! (словно приходит в себя) Какой на хуй Рыжов. (замечает, что лежит в грязи) Где я, Валя (жене)? Валя, сколько время щас?
ЖЕНА. Шестой час вроде, Коль.
БЕЛОВ. Мне в театр надо. На работу. Там же скоро кульминация. Я должен быть в театре.
Вылезает из ванны, натягивает штаны.
ЖЕНА. Да куда ты весь в грязи-то?
БЕЛОВ. Ничего, грязь не сало.
Уходит.
ЖЕНА. Как вы это сделали?
ВРАЧ. Это не я, это грязь.
СЦЕНА 20. АНЕКДОТ
(Концертный зал)
ВЕДУЩИЙ. Слышала новый анекдот про старого губернатора?
ВЕДУЩАЯ. Еще нет.
ВЕДУЩИЙ. Полицейский, остановивший губернатора, теперь работает лежачим полицейским.
ВЕДУЩАЯ. Это уже боян, Гена. У нас теперь за критику власти ордена выдают, а не в асфальт закатывают, как в лихие 90-е! Я вот знаю свежий анекдот, в нашей газете «Очевидец» 200 лет назад напечатали.
«Приезжает новый губернатор Ланской в Солигалич с инспекцией. Его встречает новый городничий Рыжов. Ланской выходит из кареты и с надменным видом идет в храм. В храме он не крестится, никому не кланяется — ни алтарю, ни народу, и идет, как шест, не сгибая головы, к амвону. Все это не понравилось Рыжову, и благочестивый дух его всколебался. Рыжов идет следом за губернатором и вдруг неожиданно хватает его за руку и громко на весь храм говорит: «Раб божий Сергий! входи во храм господень не надменно, а смиренно, представляя себя самым большим грешником, — вот как!» С этими словами он кладет губернатору руку на спину и, степенно нагнув его в полный поклон, снова отпускает. После чего в уважительной позе навытяжку встает рядом, как ни в чем не бывало».
ВЕДУЩИЙ (изображает ужас). Нагнул губернатора! И его не посадили и не расстреляли?
ВЕДУЩИЙ. Не только не посадили, но даже потом наградили!
СЦЕНА 21. РЕПЕТИЦИЯ
Спектакль. Телестудия: Ведущая, Краевед, Губерантор Ланской, Городничий, Протопоп, Рыжов.
КРАЕВЕД. «Очевидец», где напечатали эту анекдотическую историю о солигаличском чудаке, ничего не говорит, как принял это бывший в храме народ и начальство. Известно только, что никто не имел отваги, чтобы заступиться за нагнутого губернатора и остановить бестрепетную руку Рыжова. Вот. (читает) «Сергей Степанович не подал ни малейшего повода к продолжению беспорядка. Он не оборвал Александра Афанасьевича и даже не сказал ему ни слова, но перекрестился и, оборотясь, поклонился всему народу, а затем скоро вышел и отправился на приготовленную ему квартиру.
ГОРОДНИЧИЙ. Здесь Ланской принял чиновников, которые ему показались достойными большего доверия.
Входит настоящий Губернатор (продолжает говорить текст пьесы, ему все растерянно отвечают).
ГУБЕРНАТОР. Что же он… Рыжов этот, вероятно, в помешательстве?
ГОРОДНИЧИЙ. Никак нет: просто всегда такой.
ГУБЕРНАТОР. Так зачем же держать такого на службе?
ГОРОДНИЧИЙ. Он по службе хорош.
ГУБЕРНАТОР. Дерзок.
ГОРОДНИЧИЙ. Самый смирный. Только он много в Библии начитавшись и через то расстроен.
ГУБЕРНАТОР. Вздор говорите. Библия книга божественная.
ПРОТОПОП Это точно так, только ее не всякому честь пристойно: в иночестве от нее страсть мечется, а у мирских людей ум мешается.
ГУБЕРНАТОР. Какие пустяки! А как он насчет взяток: умерен ли?
ГОРОДНИЧИЙ. Помилуйте, он совсем ничего не берет…
ГУБЕРНАТОР. Этому, я уже ни за что не поверю.
ПРОТОПОП. Нет; действительно не берет.
ГУБЕРНАТОР. А какими средствами живет?
ГОРОДНИЧИЙ. Живет на жалованье.
ГУБЕРНАТОР. Такого человека во всей России нет.
ГОРОДНИЧИЙ. Так точно, в России нет; но у нас такой объявился. Живет на 10 рублей жалованья.
ГУБЕРНАТОР. Так это совсем удивительный человек! Позовите-ка мне его.
Входит ЧЕЛОВЕК в маске-балаклаве и с двустволкой .
ЧЕЛОВЕК. А ну отойти всем на пять шагов от губера. Отошли все, я сказал.
СОЛОДКОВА. Охрана, да сделайте же что-нибудь.
Человек стреляет вверх.
БЕЛОВ. Пасть закрыла, корова. Охрана, на пол. Быстро, я сказал. А то начну с вашего хозяина.
Охранники ложатся на пол.
Белов подходит к Губернатору.
БЕЛОВ. Сядь на роль.
ГУБЕРНАТОР. Что??
БЕЛОВ. На роль сел. У тебя роль упала. Надо сесть на роль. Это театр, дядя. Здесь свои порядки и никто не может свои порядки устанавливать. (надавливает на плечи Губернатора, тот садится на текст)
РЕЖИССЕР. Стоп! Отлично! Это была кульминация. Спасибо, Сергей Сергеевич, эффектно вошли.
ГУБЕРНАТОР. Ну вы даете, господин режиссер. Предупреждать надо. Это хорошо, мои ребята ничего не предприняли. Кстати, вы уволены, бакланы.
СОЛОДКОВА. Андрей Борисыч, так же нельзя.
РЕЖИССЕР. Простите, Сергей Сергеевич, но искусство дело жестокое.
Актер, игравший Рыжова снимает маску. Все видят Ведущего Гену.
СОЛОДКОВА. Гена, а я уж подумала, что Коля вернулся.
ПРОТОПОП. У вас ни совести нет, ни чести. Если бы не благословение архиерея, я бы ни за что… Я буду жаловаться в министерство культуры.
РЕЖИССЕР. Дорогой вы наш святой отец!
ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. Святые отцы у католиков! Пора бы уже запомнить!
РЕЖИССЕР. А чем наши православные хуже? Да мы вашими молитвами только этот спектакль и сделали. Это же будет постановка года! Все фестивали будут наши.
ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. Это уже без меня.
СОЛОДКОВА. Отец Георгий, на празднике будет владыка Мефодий. И есть хорошая для вас новость. Возможно, за ваши старания вас переведут в Петербургскую епархию.
ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. Что ж, служу русскому народу!
СЦЕНА 22. ЗАВЕРШЕНИЕ ПРАЗДНИКА
Концертный зал ДК. Звучат торжественные фанфары. На сцену выходят Ведущие. Он одет в строгий костюм с бабочкой, она в концертном платье впол.
ВЕДУЩИЙ. Дорогие друзья! Вот и подошел к завершению наш праздник, посвященный юбилею Солигалича.
ВЕДУЩАЯ. Мы благодарим наших земляков, наших гостей, всех зрителей, которые провели этот день вместе с нами.
ВЕДУЩИЙ. Мы твердо уверены, что Солигалич простоит еще тысячу лет, которые принесут нашему городу и нашей стране счастье и процветание!
ВЕДУЩАЯ. И по традиции, завершая нашу праздничную программу, мы объявляем церемонию награждения.
ВЕДУЩАЯ. Откроет церемонию награждения губернатор Костромской области Сергей Сергеевич Лансков. Встречайте!
Выходит Лансков.
ГУБЕРНАТОР. Сердечно поздравляю всех с днем города, с юбилеем. Я хотел бы поблагодарить всех праведников, незримых тружеников, кто организовал и провел этот замечательный праздник. Это 234 человека. Для всех приготовлены именные почетные грамоты. А сейчас я бы хотел начать церемонию награждения с творческого коллектива, который показал нам замечательный спектакль про нашего земляка, честного квартального и городничего Солигалича Александра Афанасьевича Рыжова — «Однодум».
На сцену выходят все участники спектакля.
ГУБЕРНАТОР. Хочу объявить, что спектакль Однодум, поставленный в нашем Дворце культуры, номинирован на городскую премию — Золотая соль. А область в моем лице награждает всех участников спектакля разными подарками: за лучшую режиссуру награждается режиссер спектакля «Однодум» Андрей Борисович Бондарев (вручает), награждается за смелость и талант наша глава районной управы Солодкова Людмила Матвеевна (вручает), за мудрость и поэтический дар награждается протоиерей отец Георгий Соломатин, за выполнение плана и умение все организовать награждается ДИРЕКТОР нашего Дворца культуры. И наконец главному нашему артисту, Геннадию Андреевичу Рыжову вручается…
Из толпы всех актеров раньше актера Рыжова выходит Белов и бравой походкой подходит к Губернатору.
Белов одет в свою обычную форму охранника. Губернатор смотрит на него с изумлением.
БЕЛОВ. Во времена Екатерины Алексевны жил-был один егерь. Следил он за нашими солигаличскими лесами, кои богаты и ягодой, и грибами, и зверем! И был этот егерь самый неподкупный и честный егерь в мире. Стоял он с двустволкой наперевес на страже природы. Следил он пристально не только за лесным хозяйством – то бишь очищал завалы, собирал непотушенные сигареты, выжигал сухую траву, запрещал местным жечь траву, копал противопожарные канавы и так далее, но и за тем наблюдал, как соблюдают охотники сезон охоты. Строгий был лесник, гроза браконьеров, бегал по пустырям да болотам за нарушителями, отнимал добычу, оружие, заставлял платить штрафы. А почему нельзя охотиться с апреля по сентябрь? да чтоб птенцов не замать, это как в нерест рыбу не ловят добрые люди, как яблоки не рвут до Преображения, как мед да орехи не собирают до медового Спаса.
И вот однажды ранним утром, когда водоплавающая птица холит и лелеет своих птенчиков малых да мохнатых, а значит, совершенно беззащитных перед человеческим коварством, встретил тот егерь человека, который изменил всю его последующую жизнь. И этот человек находится прямо здесь и сейчас, вот на этой сцене. Стоит и улыбается. Был этот человек важной персоной, был он не один в тот летний вечер, а в окружении водителей да телохранителей. И лесничего того человек тот большой выслушал, но доводы его показались ему неубедительными, а по форме дерзкими, и состоялось прикосновение, кое привело к целой цепи причинно-следственных кармических изменений у одного охранника этой важной персоны. Охранника того звали Николай. Куда он делся после того несчастного случая на весеннем болоте, сие неизвестно. Куда делся егерь, вообще никого не волнует. Вы меня узнаете, Сергей Сергеевич?
Губернатор секунду всматривается в лицо Белова.
ГУБЕРНАТОР. Коля? Ты, что ль?
БЕЛОВ. Я, Сергей Сергеевич!
ГУБЕРНАТОР. Ты ж тогда пропал куда-то. Мы тебя искали в лесу. Я хотел тебя с собой взять в Тюмень. Ты как, чем занимаешься?
БЕЛОВ. Сергей Сергеевич, я без работы сейчас, вот, уволил меня этот гад (показывает на режиссера). Я хотел прорваться к вам у въезда в город.
ГУБЕРНАТОР. Так это ты был! А мне доложили, городской сумасшедший. Завтра позвони Воронину, моему заму по безопасности. Он штат расширяет. Ты главное, не пропадай так больше. Мало ли что случается на работе. Работы разные бывают.
БЕЛОВ. Спасибо, Сергей Сергеич! Я не думал, что вы… я просто… спасибо.
ГУБЕРНАТОР. Не надо, Коля, не надо. Своих не бросаем. Ничего, ничего. Все путем. Все наладится. Ребят, всё, праздник продолжается. Награждается артист Рыжов. Где ты, Рыжов? Подходи.
Затемнение.
ФИНАЛ. САЛЮТ
В темноте раздаются звуки салюта и голоса счастливых горожан: стариков, женщин, детей, мужчин.
- Помимо праздничного настроения горожане испытывают и другие высокие чувства.
- Гордимся, что в наш город приезжают такие великие люди, таланты такие, так что я горжусь своим городом, горжусь детьми!
- Настроение отличное, патриотичное!
- Как говорится дай бог им здоровья и всего хорошего и нам спокойного неба над головой.
- Приветливый город!
- И в завершение праздника небо озарили залпы красочного салюта!
- С праздником, с днем города, как говорится!
КОНЕЦ
ПОЛОСА ОТЧУЖДЕНИЯ
Что-то есть и жуткое, и притягательное в зонах отчуждения при железных дорогах в пригородах. С одной стороны, эти «места отвода» вдоль полосы - всегда промышленная зона с какими-то одиночными постройками, пристанционными комплексами, какими-то ангарами, гаражами, трубопроводом, бетонными заборами с неизменным граффити, запасными путями, унылым и каким-то мертвым пейзажем, с Дикой растительностью, сильно пересеченной местностью, оврагами, болотцами. И вся эта среда вроде бы враждебна человеку. В то же время там всегда встречаются люди. Что они там делают? Ведь эти места совсем не предназначены для прогулок. Сама я никогда не ходила по таким местам, пошла бы только со сталкером, для таких мест определенно нужен сталкер. Я же всегда смотрела на полосу отчуждения из окна электрички или поезда. И мне всегда казалось, что придорожные овраги и лесополосы просто созданы для совершения тяжелых преступлений, каких-то темных дел, бандитских стрелок. Жилищем такие места выбирают для себя маргиналы, а еще одичавшие умные собаки.
Вот внезапно выходят из перелеска двое молодых мужчин восточной наружности. Они в джинсах, хороших рубашках, но как будто из 70-х эти рубашки, в руках у них по полторашке пива, почему они решили именно в таком месте отдохнуть, устроить пикничок? А может, там, откуда они вышли, валяется только что растерзанное женское тело или мужское с ножом в печени? Мужчин уже не видно, а на пригорке из перелеска показалась пожилая дама с короткой стрижкой и двумя породистыми собаками: далматинцем и вроде бы кремовым ретривером. Почему она приходит выгуливать собак именно сюда - на полосу отчуждения? Наверное, она любит сюда приходить. С этим связано какое-то воспоминание, а может, просто живет в ближайшем доме. Поезд идет дальше, и женщина с собаками исчезает, кадры сменяют друг друга. И вот на пригорке появилось два безжизненных мужских тела в черных толстовках и черных джинсах, они спят, переплетясь ногами, похоже, это наркоманы, и приняли они какие-то тяжелые вещества, отчего отправились в другое измерение или в несколько сразу. А вот мальчик лет десятидвенадцати перетаскивает свой велосипед через рельсы, а там этих рельсов целая туча. Видно, что в стороне, куда направляется мальчик, за деревьями мелькают жилые панельные дома, значит, он там живет, а этот путь короткий; заметно, как он торопится и как боится запутаться в этой рельсовой паутине, но преодолевает страх.
Все они - обитатели, постоянные и временные «резиденты» этой полосы отчуждения - они не видят нас, наблюдателей из змеистых, смертоносных, быстро проносящихся поездов, они ходят гулять, пить, курить, нюхать, убивать, играть, колоться, совокупляться, договариваться, решать вопросы, спать, собирать грибы, рукоблудить, рисовать на бетонных заборах, драться - к железной дороге как к месту, где их никто не увидит, но в том-то и дело, чтоих видят, фрагментарно, и никогда за этими занятиями, видят тысячи глаз и в то же время не видят. Они как будто специально, сделав в этих кустах и оврагах свои тайные дела, должны обязательно показаться нам, проезжающим, «поездным», как они нас, наверное, называют, эти жители мертвой зоны полосы отвода. Чтобы закрепить свое существование. И мгновенно скрыться за поворотом. И неважно, что я больше не увижу их никогда, они теперь существуют, потому что их увидели.
УРОК ТРУДА
Не знаю, как сейчас, а в те времена, еще до перестройки и гласности, в общеобразовательных школах были уроки труда. И это были единственные уроки с раздельным обучением девочек и мальчиков. Девочек на этих уроках учили домоводству в которое входило приготовление пищи и пошив одежды. А мальчики должны были освоить столярное дело — допустим, научиться делать табуретки. Я не сидела на тех табуретках и не видела их, но отчетливо помню трудовика. Он всегда ходил в ярко-синем тренировочном костюме и почему-то в спортивной шапочке для лыжников, но это был не петушок, а такая, с помпончиком и ромбовидным орнаментом по нижнему краю.
Из-под шапочки у него росли кустистые брови, а голос был неприятно высокий. Еще на плечах у трудовика всегда болтался синий рабочий халат, слегка облепленный стружкой, а из карманов вечно торчали какие-то инструменты: лобзик, молоток, отвертка.
А вот учительницу по труду почему-то звали не трудовичкой по аналогии с трудовиком, а просто - Любовь Ивановна. Помню я ее смутно. И вообще не уверена, что именно ее звали Любовь Ивановна, может, она была Людмила Ивановна, а может, Светлана Николаевна, это непринципиально.
Учила она нас, как я уже сказала, двум вещам - шитью и кулинарному делу. Про шитье сейчас я рассказывать не буду, это отдельная и большая тема, да и про готовку особо рассказывать нечего. Кулинарные уроки были довольно приятные: — приготовили первое или второе, или третье, и сразу съели, вот и весь урок. Из всех блюд я запомнила вегетарианские щи и салат «Весенний» (видимо, из оставшейся после щей капусты). А все остальные блюда - и пирожное картошка, и рыбные котлеты, и свекольные котлеты, и блинчики, и прочее и прочее - все это затмили бутерброды с селедкой.
Со щами в общем более или менее понятно. На урок девочки принесли овощи: Байкова - капусту (полкочана), Логинова - морковку, Малышева и Свирина - картошку, Самогаева и Сапцова - помидоры, Цибизова - лук и зелень, Балашова - перловую крупу, Петрова - соль и перец. А кто-то ничего не принес. В этот раз, но эти кто-то обязательно принесут продукты для приготовления второго блюда на следующий урок. А из оставшейся капусты (ее всегда больше, чем нужно) порубили салат «Весенний». В общем, щи сварили и съели. И рассказывать нечего.
А вот с селедкой была целая история. Этот урок труда совпал с кануном какого-то праздника: 7 ноября, 8 марта или 1 мая, только не Нового года. И почему-то Любовь Ивановна в тот день решила научить нас разделывать селедку и правильно нарезать хлеб, чтобы сделать правильные бутерброды. День наверняка был укороченный, а урок труда был последним уроком.
На первых партах на листах школьного ватмана навалено несколько буханок хлеба, разложены ножи, а в целлофановых пакетах лежит бочковая селедка, хорошая, надо сказать, селедка, жирная, в меру соленая, душистая, пряная. Мне такая теперь редко попадается.
И вот Любовь Ивановна сначала рассказывает, как в промышленных масштабах нарезать буханки мягкого черного (Дарницкий) хлеба: поставить буханку на попа, на малую грань (боковую) и острым ножом разрезать сначала ее вдоль на две половинки, а затем сложить эти половинки и быстро нарезать поперек - так получается сразу по два куска хлеба.
А теперь, девочки, научимся разделывать селедку. В жизни это пригодится. Сначала селедку надо выпотрошить. Для этого острым ножом поддеваете дырку на животе у рыбы (наверное, это анальное отверстие), и вот поддеваете там и дальше разрезаете брюхо к голове, а не наоборот, режете тоже вдоль, как буханку. Освобождаете тушку от внутренностей: кишки, пузырь, печень, молока и икра. Затем надо отрезать голову и срезать ножницами плавники, потом ножом проводим вдоль по хребту (надрезается шкурка), затем легко (как чулок) шкурка снимается, а затем селедку надо очистить от костей. Как это сделать? Очень просто! Вы берете тушку и разрываете ее опять же вдоль по надрезу на две половинки: в одной половинке останется весь хребет с ребрами, и он теперь легко отделяется от мяса, а вторая половинка уже без костей. Теперь осталось только нарезать готовые кусочки, чтобы положить их на хлеб.
Под присмотром Любови Ивановны девочки порезали только первую буханку и первую селедку. Похвалив всех за работу, Любовь Ивановна унесла первую тарелку с бутербродами в учительскую. И перед уходом напомнила, что есть бутерброды строго-настрого запрещается.
Остальные буханки и селедки девочки нарезали и разделывали самостоятельно.
Вскоре многие из учащихся стали слышать урчание в животах, это заработал условный рефлекс, который они проходили на уроках зоологии. Не то чтобы они были голодны, как те собаки на картинках с трубками в пищеводе, нет, они все пообедали в школьной столовой, но уже прошло часа два с тех пор, а селедка и свежий черный хлеб ударяли в голову.
И вот хлеб стал резаться неровно, то и дело на доске оставались какие-то обрезки, корки, одним словом, брак, который немедленно съедался. И от селедки оставалось все больше обрезков. Во-первых, мясо не всегда идеально отходило от хребта и костей, а во-вторых, Галя Тюрина объявила, что молока и икра съедобны! Бабаева и Романова стали спорить, утверждая, что только икра съедобна, а молока это вообще рыбья молофья! Это слово было довольно расхожим в 80-е, сейчас его и не слышно совсем. Менее осведомленные девочки, которые уже успели засунуть в рот молоку, стали плеваться. Но среди остатков были, конечно, не только эти рыбьи субпродукты, после нарезки тушки всегда оставались какие-то нестандартные куски, которые можно было положить на нестандартные корки хлеба и получались нормальные нестандартные бутерброды. А кто-то, конечно, не удержался и разок попробовал самые жирные и полноценные куски селедки, подумаешь - один кусочек!
Одним словом, когда раскрасневшаяся Любовь Ивановна очередной раз зашла за тарелками, она заметила, что количество хлеба и кусочков сельди не сходится. Наверное, слишком толсто режут. Она велела резать потоньше.
В следующий раз вроде все сошлось, но на тарелке лежали очень хилые бутерброды и в гораздо меньшем количестве. Каждый раз она пересчитывала бутерброды, недовольно хмурила выщипанные брови. А потом она заметила, как девочки жуют. Началось выяснение, почему они едят: ведь я же запретила. Девочки оправдывались, что они съели только корки и только икру (про молоку уже никто не сознавался), но Любовь Ивановна стала рассматривать селедку, и там тоже обнаружила недостачу.
Нет, это, помните, вы нам рассказывали про утряску, усушку, естественную убыль, бой! Это бой, Любовь Ивановна! - Нет, Байкова, бой это с яйцами! А с селедкой это называется недостача!
Но всему приходит конец на этом свете. Прозвенел звонок, и урок труда закончился. Девочки, насквозь пропахшие селедкой, с плохо отмытыми руками, надевают пальто в раздевалке, застегивают молнии на сапогах, нахлобучивают шапки на не очень хорошо промытые головы, берут портфели, мешки со сменной обувью и расходятся по домам, где давно уже стоят накрытые столы с такой же селедкой, разделанной без их участия, а еще там стоят открытые шпроты в масле, печень трески и порезанная колбаса сервелат из праздничных наборов.
С того дня я могу с закрытыми глазами разделать селедку, могу отделить мясо от костей, могу снять кожу, я все это умею, но никогда, никогда я не покупаю неразделанную, бочковую, хоть и вкусную и душистую от пряного рассола селедку, как и не люблю ходить на равнинных лыжах по равнинам (это сложилось после уроков физкультуры). Селедку я, конечно, ем, иногда, но беру ее редко, и только уже порезанную, и никогда не ем ее с черным хлебом, а только с белым или с вареной картошкой, а еще лучше с репчатым луком. И только под водку, конечно.
СИГНАЛЫ ПРИМИРЕНИЯ
(пьеса)
«Отцы, не раздражайте детей ваших, дабы они не унывали» (Кол. 3: 21).
Сигналы примирения — язык телодвижений собаки, используемый ею для выражения состояния стресса, самоуспокоения и избегания социальных конфликтов (Тюрид Ругос. Диалог с собаками: сигналы примирения).
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
НИКОЛАЙ АНДРЕЕВИЧ, 60
АННА, его дочь, 27
АЛЕКСЕЙ, муж АННЫ, 32
АЛЛА, жена НИКОЛАЯ АНДРЕЕВИЧА, 57
РОМАН, сын АЛЛЫ, 37
СВЕТА, жена РОМАНА, 35
МЕДСЕСТРА, 42
НАСТЯ, 10, внучка АЛЛЫ
ВОЛОДЯ, роль без голоса
ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ
Сцена 1
По коридору больницы везут больного, он очень возбужден и не понимает, что с ним случился инсульт. В состоянии аффекта он дергается, машет руками, ногами, пытается вскочить, его придерживает Сестра. Анна идет рядом.
Николай Андреевич. Куда?! Что? Куда вы меня везете? Где я?
Сестра. Будешь буянить — привяжем!
Николай Андреевич. Какой счет ЦСКА - Рубин? Лупанул по своим воротам, с разворотом! Дайте мне забрать вещь, которую я купил. Вы чё? Дебилы, что ли? Где, блядь, ваш этот долбанный Собянин? Где они? 7 тыщ рублей! Как мне теперь взять ее? Аня, Аня! (делает отчаянные попытки привстать, рука сестры мягко, но жестко не дает ему привстать).
Сестра. Вот разбушевался-то! Щас укольчик аминазином сделаем, успокоится. У него диабета нет?
Анна. Нет.
Николай Андреевич. Стеклоткань там, под нижней полкой спрятана, поезд из Чебоксар, 10-й вагон, 5-е купе, место 23. Анечка, ты моя любимица, Анечка, ты здесь?
Анна. Здесь, Здесь, не волнуйся (наклоняется). Что, пап?
Николай Андреевич (лихорадочно, шепотом). Ты это, там, у меня, в серванте, внизу открой, там книжки, поняла? Там, вдруг, мало ли как все кончится… на похороны, там, возьми. Ох, ну ё-моё, как же это получилось-то, а?
Анна. Пап, успокойся, ну какие похороны, ты еще всех нас переживешь, полежишь тут, полечишься и домой вернешься.
Каталка въезжает в палату. Больного перекладывают с каталки на кровать, с трудом, больной сопротивляется.
Сестра. Да что ж ты такой упрямый-то, а ну давай перекатывайся, воот (поощрительно, когда он поддается), молодец.
Николай Андреевич. А где я, что я тут делаю? (бредит) Не надо меня в больницу, отвезите меня домой, я лучше сдохну, чем в больницу поеду.
Сестра. А где ты, по-твоему? Давай тебя посмотрим, футболист. Подними правую ногу, так, теперь левую (больной послушно выполняет приказания, но все движения у него разбалансированы, как у сломанного, разладившегося робота).
Анна. Это инсульт, да? Это необратимо?
Сестра. Пока сложно сказать. Диагнозы доктор ставит. Нужно его обследовать. Первичный осмотр показывает все признаки инсульта второй степени (пауза). Да, полис постарайтесь завтра привезти, а то нам его оформлять надо. И паспорт. Во вторник приходите. А пока его вещи все заберите, в палате нельзя держать Щас прокапаем его.
Анна (Сестре). А что ему понадобится, на первое время?
Сестра (готовя капельницу). Памперсы. У нас закончились. Тут аптека напротив есть.
Николай Андреевич (прислушиваясь). Что? Какие памперсы? Да вы что! Я сам буду ходить (пытается приподняться, Сестра мягко, но решительно укладывает его).
Сестра (начиная ставить капельницу). Тихо, тихо, тихо. Куда собрался-то? Для тебя, золотой мой. Руку-то расслабь. Да расслабь ты руку-то (завязывая жгут на предплечье). Воот. А теперь кулачком работай, работай (втыкает иглу).
Николай Андреевич. Ой, больно.
Сестра. Все вы, мужики, боли боитесь. Ну вот и все (заклеивает иглу пластырем). (Анне) Воды еще купите. Кружку, ложку.
Анна. А лекарств никаких не надо?
Сестра. Это с доктором. Вы его подержите, а то он капельницу сорвет. Видите, какой беспокойный. (Николаю Андреевичу) Ничего не жжет, что чувствуешь?
Анна (достает купюру 100 рублей, протягивает). Я вас очень прошу, присмотрите за ним, вдруг ему в туалет надо.
Сестра. Да не надо, ну что вы (берет купюру). Да все будет нормально. Загляну. Я обхожу их. Видите, он даже притих уже.
Анна. Ну, я тогда за памперсами сбегаю.
Сестра. Да, утку ему щас не поставишь.
Николай Андреевич. Утку мне поставь.
Сестра. Ты выльешь ее, сокол ты мой (Анне). Вишь, как его выгибает в дугу. Иди, иди, я пока подержу (Сестра садится рядом, держит больного за руку). Лежи тихо.
Анна. Ну, пошла я (Николаю Андреевичу). Пап, ты тут полежи пока, я скоро, я в аптеку.
Николай Андреевич. Ань, Ань, «Советский спорт» принеси.
Анна уходит.
Николай Андреевич. Я, это, в туалет хочу.
Сестра. Не врешь?
Николай Андреевич. Нееее.
Сестра. Тогда за уткой схожу.
Сестра встает, собирается выйти.
Николай Андреевич. Утку?! Какую утку? Не буду я в утку. Да я щас встану и пойду сам. Пытается встать, дергает рукой с иглой, игла вылетает из вены, начинает хлестать кровь. Сестра бросается к больному, откуда-то из кармана достает бинт, вату, накладывает жгут.
Сестра. Что ж ты творишь, зараза такая (бьет его по плечу, по голове ладонью, он съеживается). Я тут не буду, блядь, с тобой с одним нянчится (опять ударяет. Он весь вжимается). Давай теперь правую, ну, быстро. Руку давай (он протягивает руку).
Она протирает спиртом, делает жгут, втыкает иглу капельницы теперь в другую руку.
Сестра. Все. Смотри у меня. Чтоб лежал как суслик (смотрит на уровень жидкости). Через полчаса приду, проверю. Не жжет?
Уходит.
Затемнение.
Сцена 2.
Неделю спустя. Больница. Николай Андреевич лежит в палате с тремя койками. Рядом с койкой отца сидит Анна, Сестра стоит рядом.
Николай Андреевич. Один совсем плохой. А моложе меня на семь лет. Такой молодой и так трахнуло. А этот, что курить пошел, так на этого артиста похож, помнишь, сериал был, там этот Хлебнасущенский был такой.
Анна. Петербургские тайны.
Николай Андреевич. Во-во! (пауза.) (говорит заговорщицким шепотом) Я сегодня ночью вставал, сам дошел до туалета и все сделал сам, а обратно мне помог какой-то парень, он довел меня, уложил и укрыл одеялом.
Анна. Медбрат?
Сестра. Нет у нас никаких медбратьев. Сочиняет. Какой там вставал.
Николай Андреевич пытается дотянуться до кружки с водой, промахивается, кружка падает, вода проливается.
Сестра. Ну вот, видите. Встает он.
Николай Андреевич. У него был белый халат, белый-белый.
Анна. А почему у него такие синяки на руках?
Сестра. От капельницы.
Анна. А на запястьях откуда? Господи! Пап, откуда синяки такие?
Сестра. Вы не давайте ему спать днем, а то они отсыпаются, а ночью буянят.
Анна. Так он вставал?
Сестра. Нет, конечно, посмотрите на него. Но очень беспокойный, рвется встать, падает, утку вот разлил, ходячий сосед позвал сестер, еле справились, пришлось привязать.
Николай Андреевич (жалобно). Они меня привязали, как в Гестапо, но я должен встать.
Сестра (ставит капельницу). Тебе нельзя вставать, а то вторично трахнет. Следите, чтобы он не дергал рукой.
Уходит.
Николай Андреевич (шепотом). Я сегодня вставал, и мужчина мне помог, весь в белом. Володя его зовут.
Анна (держит его руку с иглой). Хорошо, хорошо, но тебе нельзя вставать. Ты ведь хочешь выйти отсюда? Ты хочешь стать прежним?
Молчание.
Николай Андреевич. Дай мне телефон (Анна дает ему сотовый). Набери Аллу. Там найди, мне Ромка записал. Телефонная книга. (Анна ищет в телефонной книге сотового телефона нужное имя, протягивает телефон, он берет здоровой рукой). Алла! Алё, Алла! Ты сегодня придешь? (пауза) Температура? 37 и 2? А завтра придешь? (пауза) Понял, понял, да, прости, да (обращается к дочери). На, выключи. Вот ведь не повезло бабе. Плохо себя чувствует. Да… а тут я еще.
Анна. Да уж (пауза). Папуль, помнишь, ты два дня назад спрашивал про нотариуса, про книжки мне говорил.
Николай Андреевич. Ну.
Анна. Вызвать его?
Николай Андреевич. А сколько это стоит?
Анна. Это неважно, я это на себя возьму. Просто ты должен это сделать в трезвом уме и твердой памяти.
Николай Андреевич. Я сам пойду.
Анна. Ты пойдешь! Ты уже пошел. Зачем ты врал, что написал завещание?
Николай Андреевич. А ты уже хоронишь меня?
Пауза.
Анна. Пап, а зачем ты вообще женился в таком возрасте? (Николай Андреевич молчит) Ты ведь мне обещал, что в гражданском будете (Николай Андреевич молчит). Она же к тебе даже не ходит сюда. И домой к тебе только в гости ездит. Это знаешь, как называется? Гостевой брак.
Николай Андреевич. Она болеет. Что ты такая злая! Алка хорошая.
Анна. Но жениться-то зачем в 57 лет? (Николай Андреевич молчит.)
Входит молодой человек с пакетом.
Николай Андреевич (радостно). О, Ромка, сын!
Роман. Николай Андреич, как ты? Тут мама вот передала тебе, морс наделала, вот тут бутерброды, яблоки, апельсины.
Анна. Его тут нормально кормят. Он это-то не доедает.
Роман. Привет, Ань. Ну, вдруг захочется чего-то домашнего?
Анна (рассматривает содержимое пакета) Ну, да. Колбасы, например, докторской (принюхивается). Да еще не первой свежести.
Роман (Анне). Ну зачем ты. Только из магазина. (Николаю Андреевичу). Светка приветы передает. Как ты?
Николай Андреевич. Да ничего, ничего. Только вставать не разрешают. Привязывают.
Роман. Привязывают? Безобразие! А врач на месте?
Анна. Ты с врачом хочешь поговорить?
Роман. Да. Надо пожаловаться.
Анна. Сейчас (смотрит на часы) уже семь часов, врач бывает здесь по вторникам и четвергам с девяти до часу.
Роман. Понятно (встает). Да, трудно, дядь Коль, ну ничего, мы бросаем все силы. Ты поправишься. Все будет хорошо.
Радостный Николай Андреевич кивает, слезы умиления у него на глазах.
Роман. Ну, я пошел. Поправляйся.
Николай Андреевич. А Алка, мама, придет?
Рома. Придет. Конечно, придет. Просто она тоже ведь понервничала так. Ты же взял и рухнул прям у газели. Хорошо я удержал тогда полку, а то бы… Да, мама сразу скорую вызвала. В таких делах надо сразу реагировать.
Николай Андреевич. Как там, переехали?
Роман. Да, дядь Коль, нормально все, не волнуйся. Живем пока без холодильника. Ты ж его грохнул.
Николай Андреевич. Ё-моё! Вот я мудак. Я отдам. Да, да. Алка мне жизнь спасла. Она молодец. Пусть она отдыхает. Если тяжело, если болеет. Передай, что кормят хорошо, все есть. Все в порядке.
Анна (раздраженно). Передай еще, что дочь дежурит ежедневно с 9 до 9, меняет памперсы, что стоят они упаковка 450 рублей, что в день ставят четыре капельницы, которые надо сидеть и держать. А вообще-то все хорошо.
Роман. А что, какие-то проблемы? Подожди, Ань, ну чего ты сразу кипятишься-то. Скажи, мы подумаем.
Анна. Вы же, блядь, все силы бросаете.
Роман. Стоп, стоп. Тебе трудно? Ну, давай тогда сиделку наймем.
Николай Андреевич. Ребят, не ссорьтесь, ребят. Ох, ё-моё. Как я, эх.
Анна. Сиделку? У тебя есть деньги?
Роман. Ну, найдем деньги.
Анна. Он здесь пока только неделю. Неделю можно и своими силами.
Роман. Но ты же жалуешься. Я поэтому и предлагаю. Сам я работаю.
Анна. А при чем здесь ты? Где твоя мать, жена его? Она ведь жена.
Роман. Я же сказал, мама плохо себя чувствует.
Анна. Ага. Какое совпадение. А я себя прекрасно чувствую. У меня тоже температура 37 и 5.
Роман. И напрасно. Нельзя на ногах переносить.
Анна. Спасибо.
Роман. Ну, подожди, подожди. А ты узнавала, сколько это стоит?
Анна. Узнавала. Это дорого.
Роман. Ну мы что-нибудь придумаем. Можно же, наверное, здесь кого-то попросить.
Анна. Попроси! Попроси, попроси. Иди вон попроси. Займись этим. Ты же все силы прикладываешь.
Роман. Ну, Ань, ну не надо так. Это твой отец все-таки. И при нем прям такие разговоры, его нельзя расстраивать. И ты могла бы позвонить, рассказать, я бы напрягся. (Звонит его сотовый) Да, да, в больнице. Да, ничего (смотрит на Николая Андреевича, улыбается) Мама! Привет передает. (В телефон) Да все в порядке.
Николай Андреевич (оживляясь). Это Алка?! Привет ей передай.
Роман. Мам, там, это, Светка не пришла еще? (пауза) Я понимаю, да, ты их спать уложи. Ну тупо уложи спать, я щас буду. Через полчаса. Всё пока.
Анна. Понятно, с детьми она сидеть может.
Николай Андреевич (с умилением). Как там Юрка-то?
Роман. Зубки на той неделе резались. А Настюха молодец, 10 лет, а помогает. (Помолчав.)
Ну, Андреич, давай выздоравливай, мы тебя все ждем. Я буду заходить. У тебя есть мой телефон? Звони, если какие проблемы.
Николай Андреевич. Давай, давай! Покедова. (Роман уходит.) Ромка, сын.
Анна. Сын? Ромка тебе сын?!
Николай Андреевич. Ну, ладно, не ревнуй. Я вас всех люблю, все вы мои дети, они к тебе тоже хорошо относятся, только хорошее про тебя говорят, что, мол, молодец девка, и работает, и учится.
Анна. Я сейчас отпуск взяла за свой счет. Хотя у нас это не принято. Но мне пошли навстречу.
Николай Андреевич. Ну, вот видишь. А Леха чего не заходит?
Анна. А кто к тебе заходил на той неделе, Пушкин? Он даже тебе памперсы менял. Ты забыл?
Николай Андреевич. Это был Леха разве? Не Володя? Памперсы? Я встаю сам, мне памперсы не нужны, нет. Ты мне лучше вот утку дай сейчас.
Анна (смотрит на капельницу). Щас, капать перестанет, я иглу уберу, меня сестра научила.
Затемнение.
Сцена 3.
Больница. Анна сидит у постели спящего Николая Андреевича. Он просыпается.
Анна. Пап, ну-ка повернись на левой бочок, щас я тебе памперсы поменяю.
Николай Андреевич. Эт ты, Ал?
Анна. Нет, это я, Аня.
Николай Андреевич. Ты мне «Советский спорт» принесла?
Анна. Принесла, принесла, щас прокапаем хлорид натрия, и я тебе почитаю.
Николай Андреевич. Ты мне скажи, кто там вчера выиграл-то Зенит или Спартак? Там, на последней странице сводные таблицы посмотри. Дай мне очки.
Анна. Да не дергайся, иглу из вены рвешь, ну что ты в самом деле, уже замучил всех, месяц тут представления устраиваешь, вскакиваешь среди ночи, орешь на всю палату.
Николай Андреевич (жалобно). Они меня тут мучают, дочур (плачет). Забери меня домой, я хочу домой.
Анна. А я тебе дома тараканов потравила, приедешь в чистую квартирку.
Николай Андреевич. А сколько это стоит?
Анна. Не волнуйся, немного.
Николай Андреевич. Ты там в серванте деньги взяла? Три двести.
Анна. Взяла, взяла.
Николай Андреевич. Я хочу жить, и хочу, чтоб вы все вокруг меня были, и Алла, и ты, Анюта, и твой даже этот Леха, и все-все, я ведь все для вас, все для вас, все тебе достанется, ты понимаешь? И дача, и квартира.
Анна. Как же мне пап, когда ты завещание не написал?
Николай Андреевич. Ну и что, ты ведь дочь моя, всё тебе, так и так, я спрашивал у соседа, у «Хлебнасущенского». И Алка мне сказала, что и так все тебе, что не нужно и завещание. А то налоги там большие, а ей ничего не нужно, она честная. А еще кто пишет, тот и умирает сразу, примета такая, а я не хочу, ты хочешь, конечно, а я не хочу, я пожить еще хочу, я ведь молодой еще, мне жить да жить…
Затемнение.
Сцена 4.
Больница. Прошла еще одна неделя.
Николай Андреевич. Вы меня обманываете, сами обещаете, а не приходите.
Анна. Это кто тебя обманывает?! А? Кто обманывает, повтори.
Николай Андреевич. Ну, прости, Аллочка, то есть Анечка. Она, она, сука эта обманывает. А Валя, Валечка (обращается к сиделке), Валя, спасибо тебе.
Анна. Пап, это не Валя, это Рая. Сестра.
Николай Андреевич. Да, да, Рая, а Валя это жена моя, первая жена, она (начинает плакать), я сейчас песню спою, я ей спел песню, после армии вернулся, там на гитаре научился играть, в Ростове, там на политзанятиях, отрабатывал мексиканский бой, знаешь, что это такое? Я щас покажу (пытается показать, у него не получается). Рука не работает, сука. И она меня полюбила за эту песню (начинает петь еле-еле ворочая языком): «В прекрасном замке короля, С его прекрасной королевой Жил шут красивый, молодой, / Король любил его напевы…». У меня целая тетрадь таких песен была, напевает: «Пара гнедых, запряженных зарею…», «Будь проклята ты, Колыма, что названа чудной планетой…». А Валька стала убираться и выбросила тетрадь, я тогда ее чуть не убил! Порядок, блядь, порядок этот гребаный, да… (Пауза) Анна. Да, ты маму гонял, я помню. Зато у Аллы по половице ходишь.
В этот момент в палату входит Алла (маленькая женщина, с ярко-рыжими крашеными хной волосами, ярко-красными губами, в бирюзовых сапогах).
Анна (тихо). Бляди всегда при параде.
Алла. Ой, Андреич, ты как? Оклемался? (садится и нависает над ним, как будто хочет проглотить), я тебе тут клюквы принесла… (роется в сумке, достает мутную пластиковую бутылку).
Николай Андреевич. А, это ты, Валь, Ань, Ал… да, идем ко дну.
Алла. Да ты не ссы, Андреич. Мы все сделаем, мы все силы бросаем (обращаясь к Анне). Ой, Аня, ой, что же делать? это так морально тяжело, так морально тяжело! Конечно, ты меня клянешь, я знаю, но это так морально тяжело, может, сиделку наймем?
Николай Андреевич (услышав слово «сиделка»). Ой, зачем сиделку, не надо сиделку, вы лучше все ко мне приходите. Не бросайте меня.
Анна. Его скоро выпишут. Сиделку надо было месяц назад нанимать (склоняется над отцом). Не волнуйся, пап, никаких сиделок, никто тебя не бросает (Алле, тихо). Иди отсюда, прошмандовка.
Алла (начинает орать). Андреич, она меня оскорбляет, Андреич! Я сама болею, у меня этот… тромбофлебит. Я еле дошла, Андреич. Что ж она твою жену оскорбляет, Андреич.
Николай Андреевич. Не смей, не смей, она жена моя! (Начинает дергаться)
Входит Сестра.
Сестра. Вы его щас до второго инсульта доведете.
Анна (Алле, тихо). Хватит орать. Если морально тяжело, разводись.
Алла. А это не тебе решать, не тебе (улыбается). Андреич, ты ведь любишь меня, Николаич, тьфу, Андреич (начинает притворно плакать). Я с тобой уже 15 лет, столько мы с тобой. Я с тобой и на дачу, и зимой, и летом, а они не ездили, они только за яблоками приезжали и смородинкой, а я всё, всё там на мне, дом строили, я держать помогала и грядки копала. Ты ведь не помогала, вы не ездили.
Николай Андреевич. Да, Алка помогала, я бы один не справился. С крыши чуть не упал с лестницы! Хорошо, она держала, а то бы всё!
Анна. Да вы что! Очумели оба! Может, нам надо было всем на одной койке спать? И матери моей с ней вместе?
Алла. Она его бросила. Сама. А я и на сене спала, и на голых досках. Ох, я столько туда вложила, это уж практически моя дача, столько пота и крови полито.
Анна. Блевотину ты свою вложила и говна. Жрала там и срала.
Сестра. Прекратите. Посмотрите на него.
Николай Андреевич (дергается, срывает капельницу). Ты меня убить хочешь, ты мне не дочь, проклинаю, проклинаю тебя, уйди, уйди. Алла, Алла, не слушай ее, ты моя, девочка моя… Валя, Валя, Аня, Аня. Тьфу!
Сестра (залепляя пластырем ранку, ставя повторно капельницу). В трех соснах запутался, лыжник. Дома разборки устраивайте. Мне идти надо в другую палату. (Анне) Скоро обед, вот эти таблетки до еды дашь.
(Уходит.)
Алла. Вот до чего отца довела. Бредит, зайка мой.
Анна. Всё. Ты пришла. Отлично. Заступай. Вот тут под матрасом памперсы. Когда он посрет, не забудь поменять, а еще у него тут катетер, надо мочу в конце дня вылить (отцу, который отвернулся к стенке). Вот, пришла твоя жена. Теперь она будет тебе жопу подтирать. А я пошла.
Алла. Да я на 15 минут только зашла! Ты чего, ты чего! Андреич, я же сама из поликлиники не вылезаю, у меня вены на ногах, этот, тромбофлебит. Вот ноги все опухли. А она молодая, дочь называется, и не стыдно. За отцом две недели поухаживать, за родным. Ты вот походи, походи, я свое отработала. (Анна переодевается и идет к двери) Ну и уходи! (Кричит вслед уходящей Анне, достает из сумки бутылкупортвейна, делает глоток из горлышка.) Мы щас тут с тобой все сделаем, что нужно. А что нужно-то? А, Андреич? Это ж вот неблагодарная дочь, ты все для нее, дачи строишь, квартира на Таганке. Все ей, а она вот так, бросила все и пошла. И не позвонит ведь, да? (пауза) Андреич? А почему? (делает еще глоток). Потому что нужны мы детям до поры до времени, а потом ждут только, чтоб сдохли. Вот так. Ты небось ей и завещание уже (пауза). Да? Андреич, написал? (пауза) Молчишь. Вот попомни мое слово, даже не подойдет, если написал. А Ромка машину хочет купить, ему двухсот рублей не хватает. Возил бы тебя на дачу, потом когда выйдешь отсюда. Тебе ж будет сразу трудно. Он бы там помог тебе. А Светка бы там с ребятами. Дети же, им воздух нужен. А эти что, ни детей, ничего, только имущество твое стерегут.
Молчание.
Алла. Алё, гараж! Андреич, у тебя там как? Чего молчишь-то? А то я вообще не приду, если будешь дуться.
Николай Андреевич (с трудом поворачивается). Да я задремал чего-то. Дай клюковки.
Алла (протягивает пластиковую бутылку с морсом). На! да держи, держи (отпускает, бутылка падает из его рук). Ну вот, разлил все на хуй, Андреич. Я не буду тут корячиться. Ладно, нянька уберет. Пойду я, Андреич, мне еще на эти, процедуры надо успеть к пяти. Давай, выздоравливай. Завтра Рому пришлю, если эта не придет, дочка так называемая твоя.
Николай Андреевич. Мне бы таблетки, до еды надо, дай, запить-то.
Алла. Ой, какие таблетки (смотрит на блюдце горсть таблеток). Да ты что, это столько они в тебя таблеток вбухивают! Андреич, да ты после них импотентом станешь, ты что. Это ж химия сплошная…
Николай Андреич. Я и правда, какой-то вялый от них становлюсь.
Алла. Конечно (бросает таблетки на пол). Нечего тут их всех слушать. Залечат. Вот капельница это хорошо, сразу в кровь, это прочистка, а эту химию, ну ее к ебеням.
Сестра (входит проверить капельницу). А Аня где?
Алла. Вышла ваша Аня. Бросила отца вот.
Сестра. Вы хоть за ним тарелку помойте. (Замечает разлитый морс на полу.) Господи, а это что такое?
Алла. Да вот стал тянуться, уронил. Я ему говорила, а он не слушает.
Сестра (берет швабру). Такой шебутной, с ним уже тут все измучились (замечает таблетки). А таблетки-то зачем бросил, а? У нас тут фабрика, что ли? ты что ж творишь-то?
Алла. Ну вы уж не кричите так на него, он же больной.
Сестра. А вы бы хоть проследили, за ним следить нужно.
Алла. Ой, доча, я сама больная (показывает на свои бирюзовые сапоги). Вон ноги-то распухли, еле дошла. А дома двое внуков, зять работает, у Юрки зубки режутся. А тут больница. Всё приглядите, подохнуть не дадите, отвечаете.
Сестра. Ну вы даете, ваще.
Алла. Я, если нужно, главному вот вашему врачу пожалуюсь, что вы не ухаживаете за больными, это обязанность ваша. Вам за это деньги платят.
Сестра. Поработала бы тут одна на четыре палаты.
Алла. А я, детусь, свое отработала, я на пенсии. А ты молодая, насильно никто ж не загонял. Так что сама тарелку его помоешь. (Николаю Андреевичу) Андреич, ну я пошла.
Сестра. А почему так вином пахнет (принюхивается)? Вы тут пьете, что ли?
Николай Андреевич. Нет, она не пьет.
Алла. Да у вас тут по коридорам такой кумар, хоть топор вешай, туалет нараспашку, окно открыто, все курят, больные, прям на этих ходунках туда шастают. Еще спрашивает, главное, кто пьет. Сюда вот комиссию приглашу, они тут вам устроят.
Сестра (вытирая пол, тихо). Ладно, иди, иди отсюда, шалава.
Алла. Что? Что ты сказала? Андреич, она меня обозвала. Нет, ты слышал!
Николай Андреевич. Я… мне как-то нехорошо. Ал, а где Аня? Набери мне ее. Мне что-то нехорошо. Ты иди. Устал я, спать хочу.
Алла. Да не знаю, где тут у тебя в телефоне чего (смотрит в телефон). Да он разрядился у тебя. Ладно, я ей из дома позвоню. (Подходит к постели, нависает над мужем) Ну что, Андреич, давай, не хворай. Все будет хорошо. С Анькой я улажу, улажу. Свои люди. Я уж не обижаюсь на нее, я привыкла к обидам всем этим. Так живем, сухари жуем. Ты главное вылезай, вылезай. Ромка завтра придет. Всё, чао.
Алла уходит, немного пошатываясь.
Николай Андреевич (Сестре). Рая, Раечка, я прошу, набери мне Аньку.
Сестра (недовольно). Щас, за твоей женой сначала уберу. (тихо) Лахудра.
Затемнение.
ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ
Сцена 5.
Дача Николая Андреевича. Представляет собой страшно запущенный участок. Разросшиеся больные яблони, покрытые лишайниками, плотно переплетаются ветвями, видно, что их никогда не подрезали. Там, где когда-то были грядки, бурно растет крапива, лебеда, пижма, одуванчики, чертополох и другие неопознаваемые сорняки. Дом больше похож на сарай: деревянные подгнившие серые стены с облупленной желтой краской, серый замшелый шифер на крыше. На крошечной терраске за столом сидит Николай Андреевич, Анна и Алексей. Мужчины пьют чай. Анна моет посуду в тазике.
Николай Андреевич. Надо бы дачу оформить по дачной амнистии. Вы с Лешкой не можете съездить в этот, сельсовет, в Егорьевск? Я с вами поеду.
Анна. Пап, ну куда ты такой поедешь! Мы только до электрички будем с тобой три часа идти. А такси гонять из Егорьевска полторы штуки сюда, полторы туда, а потом опять сюда.
Николай Андреевич. Не надо такси. Ромка приедет.
Анна. Ромка не приедет. Он сюда из своей Лобни не будет мотаться.
Николай Андреевич. Я ж ему денег на машину дал. Поедет, обещал.
Алексей. Николай Андреевич, председатель этим занимается, берет 17.
Николай Андреевич. Дорого.
Анна. Мы заплатим, пап. Вон Оксана Григорьевна оформила дачу на сына. А он даже не приезжает. Но она на сына своего оформила. Понимаешь? Через Александра Федоровича. Он все сделает, у него канал есть. Так проще.
Николай Андреевич. Дорого.
Анна. Тебе-то что. Мы с Лешей заплатим.
Николай Андреевич. Ну, не знаю. А то может, Ромку подождем. Он на день рожденья обещал приехать.
Анна. Пап, давай оформим через Федорыча, только… ты только пойми меня правильно, на меня оформим. И все.
Николай Андреевич молчит, насупившись.
Анна. Ну что? ты не доверяешь мне? Ты будешь, пока жив, жить здесь со своей Аллой. Я вообще могу не приезжать…
Николай Андреевич (перебивает). Надо половину тогда на Алку.
Анна. Почему на Алку-то? При чем тут Алка!
Николай Андреевич. Нехорошо. Она жена. Она много сил вложила.
Анна. Да она гвоздя сюда не купила! Ты с моей матерью 20 лет прожил, и дачу эту строил при ней. И за субсидией моя мать с тобой ездила. А где эта, твоя жена?
Николай Андреевич. Она за земляникой пошла, полезная ягода. Мы с Алкой тут все строили. Она помогала. Она как боевая подруга. А мать твоя меня бросила одного.
Анна. Ты что, не помнишь, что мама в Рязань уехала за бабушкой ухаживать?
Николай Андреевич. У меня тоже мать болела.
Анна (показывает на кусты). А это что такое? Посмотри, посмотри туда, под смородиной? Кастрюля пустая стоит.
Алексей. Под крыжовником тоже баллон с водой, под вишней какие-то банки, под каждым деревом по бутылке. Наверное, энергию космоса собирает.
Анна. Зачем она это делает? А?
Николай Андреевич. Не знаю. Ну, убери ты эту кастрюлю. Чего ты пристала! Что ты все на Алку бочки катишь. Она хорошая баба, добрая.
Анна. А я злая?
Николай Андреевич. Ты все время только ругаешься, чего-то хочешь от меня. «Завещание, завещание»! Заманала уже своим завещанием! Ждешь, небось, когда я подохну. Лекарствами пичкаешь. А у меня уже от них ноги ватные. Я уж и не мужик. А Алка травы знает, крапиву, березовый лист заваривает.
Анна. Тебе тромбовазимом надо кровь разжижать, а от крапивы кровь густеет. У тебя инсульт был, ты в курсе?
Николай Андреевич. Ну был, я уже сам хожу. Вчера до станции на велосипеде доехал, Алку встречал. Она боится от станции через лес ходить.
Анна. От станции боится, а часами землянику собирать в лесу не боится.
Николай Андреевич (с умилением). Она любит землянику. И я люблю. А когда она от станции шла еще в 90-е, ее какие-то алкаши напугали, чуть под поезд не столкнули.
Анна (тихо). Жаль. (Громко) Она за собой даже тарелку не помоет, полотенца все черные, посмотри.
Николай Андреевич (с раздражением). Ну выстирай ты эти полотенца! У нее аллергия на химию.
Анна. У нее на работу аллергия!
Николай Андреевич. Это вредно для земли. Надо как в деревнях раньше, золой мыть, песком. Экология. А ты все нос воротишь. Вон даже Путин с Медведевым будут очищать землю от химии, по телевизору сказали, в Горьком этом, в Нижнем то есть.
Анна (с отвращением смотрит на тарелки, которые моет). Жирное все. Как ни приеду, все перемывать приходится. Водопровода нет. У всех есть, мы только одни живем как бомжи.
Николай Андреевич. Я так всегда жил, не буду этим вашим гребаным фейри природу отравлять. И лекарства пить не буду, лучше пятьдесят грамм, мне вот Леонид Петрович советует, у него тоже был инсульт, и он так вылечился. 50 грамм каждый день, сосуды прочищаются. А ты из меня все инвалида хочешь сделать (встает еле-еле, опираясь на палку). Воот, смотри, щас я упражнение буду делать (начинает дергать одной ногой, другой, подпрыгивать). Я уже, видишь, крепче стал (шатается, чуть не падает, Алексей подбегает держит его).
Затемнение.
Сцена 6.
Дача. Вечер. Николай Андреевич неловко делает упражнения: топчется на узкой дорожке, поднимает какую-то тяжелую железяку, скорее всего, это старый домкрат. Анна с книгой сидит на той же терраске. Алексей сидит перед ноутбуком.
Анна. Тебе нельзя тяжести поднимать. У тебя грыжа!
Николай Андреевич. Я немножко… Мне надо ноги разрабатывать.
Алексей (тихо). Голову ему надо разрабатывать.
Входит Алла с корзинкой.
Николай Андреевич. О, наконец-то! Сколько можно шляться?
Анна выходит.
Алла. Ну чего ты, Андреич, чего? Я земляники принесла, травы насобирала, буду тебе отвары варить вместо этих таблеток.
Николай Андреевич. А вот Анька говорит, что тромбо… как его? разжижает кровь, а крапива сгущает.
Алла. То-то у тебя уже мозги разжижились. Слушай больше всех. Химию глотай свою. Мужиком хочешь опять стать?
Николай Андреевич молчит, начинает интенсивнее бежать на одном месте.
Алла. Молчишь. У тебя же уже вставать начал. Но ненадолго. Это все крапива, зверобой, подорожник. А будешь свои лекарства пить, импотентом станешь.
Николай Андреевич. Да что ты заладила: импотент, импотент. Я, смотри, сегодня вон домкрат поднимал в сарае, Анька ругается, говорит нельзя.
Алла. У тебя мускулы уже в этой больнице атрофировались, почему нельзя-то, занимайся, поднимай.
Входит Анна. Она несет чайник, чашки.
Алла (сладким голосом). Ой, Анечка приехала, вот молодец, только Ань, Ань, это какой чай-то, черный? Ему нельзя черный, ему зеленый можно. А лучше трав, давай я в отдельный чайник заварю. (Пауза. Анна расставляет чашки, ставит на стол варенье, конфеты). Ты ж мне как дочка, я всегда мечтала о дочке, сын-то знаешь, отрезанный ломоть, у него жена теперь вместо меня, а дочка, она всегда поможет, я (лезет целоваться) тебя так люблю, дай я тебя поцелую (целует Анну в щеку).
Анна (вытирает целованное место, говорит сдержанно). Фу, опять это Арбатское. В общем, не надо вот этого всего! Я… у меня была мать, и мне никаких мам новых не надо, ладно?
Алла. Ну .я же от чистого сердца, я… я тебя люблю как дочку, ты такая хорошая, такая красивая у меня…
Анна. Я в этом сильно сомневаюсь.
Алла. В чем?
Анна. В этой твоей любви. Давайте вот не будем об этом.
Алла. Ну как скажешь. Я только хотела тебе сказать, ты только не обижайся уж на меня, я просто уж правду скажу, чтобы ничего между нами не было, я по-свойски, раз уж так, вот вы с Лешей уехали в прошлый раз, а бутылки оставили, оставили бутылки из-под пива, и из под водки, а отец их отвозил на помойку.
Анна стоит как вкопанная.
Анна. Бутылки? Какие бутылки? Это… Мы… Отец сам же заходит, рюмку выпить, покурить, пообщаться… Пап… что она говорит?
Алла. Курить? Пить? (Николаю Андреевичу) Ты что, с ума сошел, тебе нельзя ни курить, ни пить.
Николай Андреевич. Да я даже не затягивался. Одну сигарету. Одну рюмку, Ал.
Алла. Знаю я твою одну! Это мне что же, уехать нельзя, уйти на два часа. Только бутылки за вами выноси. Вот Ромка, когда они приезжают, они вот все до капелюшечки увозят, весь мусор, ничего не остается, а вы всегда так, приехали, поднасрали и уехали, разве это дело, нехорошо…
Анна молчит, потом резко встает и идет к отцу.
Анна. Так, пап, я не понимаю, что тут происходит?
Николай Андреевич. Ты о чем?
Анна. Эта твоя, мне делает замечания, она МНЕ делает ЗДЕСЬ замечания. Про бутылки! Сама не просыхает!
Николай Андреевич. Да ладно, ну чего ты, Алка к тебе хорошо относится. Придираешься опять.
Анна (кричит). Господи, папа! Я прошу тебя об одном, скажи ей, чтобы она мне замечания больше не делала, здесь, в моем доме, не делала мне замечаний, в доме, построенном на деньги моей матери, ты слышишь, запрети ей это делать, запрети! Она не имеет права их делать мне.
Николай Андреевич (берет палку, пытается встать). Как вы все мне надоели, постоянно какие-то недовольства, разборки.
Анна. Пап.
Николай Андреевич. Было с утра такое настроение, вот всегда так, надо испортить все настроение. Для кого я все это делаю. Зачем все время ссориться! (повернувшись, уходя, ворчит) На кой хуй все это нужно! Продам на хуй эту дачу, а деньги поделим.
Уходит.
Алла (с ласковой улыбкой и злыми глазами). Ой, Ань, ну зачем ты так? Я думала, мы по-свойски, по-женски поговорим, я тебе все рассказываю откровенно. Зачем же отца расстраивать, вовлекать в наши женские дела?
Анна. У нас с тобой дел никаких нет. Не было и не будет никогда. Я тебя насквозь вижу.
Алла (торжествующе). Что ж ты так нервничаешь? Это вредно для здоровья.
Алексей. Шли бы вы отсюда… лесом (закрывает ноутбук, встает, идет в дом на свою половину).
Алла. Иди, иди, не споткнись, смотри.
Алексей (спотыкается). Ведьма!
Анна. Я твою воду всю под кустами вылила. И буду выливать дальше. Кастрюли все твои и все что ты там наделала выбросила. И дом освящу.
Затемнение.
Сцена 7.
Дача Николая Андреевича. За ржавой сеткой рабицей с покосившимися столбами стоит новая иномарка. На участке стоит стол с едой, бутылками, тарелками, приборами, пластиковыми стаканчиками и пр. За столом сидят Анна, Алексей, Алла, Роман. Кругами ходит жена Романа Света с грудным младенцем на руках. Дочка Романа и Светы Настя то бегает по участку, то подойдет к столу, змейкой обовьет кого-то из взрослых. Громко тарахтит газонокосилка, так, что не слышно музыки из магнитолы, стоящей на траве рядом со столом.
Алла (кричит в сторону газонокосилки). Эй, Николаич!
Роман. Мам, он Андреич.
Алла (смеется). Ой, да, это твой отец Николаич. Хороший был человек. (кричит) Андреич! Кончай косить, водка стынет!
В ответ раздается рычание газонокосилки.
Во, маньяк!
Роман. Он ее так сломает, мам. Терминатор.
Анна (кричит). Пап, иди за стол!
Алла (ее реплика звучит почти одновременно с предыдущей репликой Анны). Именинник! Труженик!
Роман (не кричит). Герой труда.
Грохот газонокосилки затихает. К столу ковыляет Николай Андреевич.
Николай Андреевич (вытирает пот со лба). Уффф, машина – зверь!
Алла. Давай, Николаич, отдохни. Тебя ждем.
Роман. Андреич.
Алла. Тьфу ты!
Николай Андреевич (не обращая внимания на путаницу с его отчеством, тяжело садится за стол). Ну спасибо тебе, Ромк. Вот угодил. Теперь у нас будет участок не хуже, чем у Косинских этих.
Алла. С такой фамилией сам Бог велел косить. Давай вот салатику (накладывает Николаю Андреевичу в тарелку). Вилка есть? Давай, вот селедочка. Разливай, Ром. Мне вина. Я водки не пью.
Роман (разливая). Не пьешь, не пьешь…
Когда разливает, все выпивают, закусывают.
Слышно хныканье ребенка. Появляется Света с младенцем на руках.
Алла. Свет, садись.
Света (раздраженно). Я не хочу (отходит дальше с ребенком). Юрочка, Юра, Юра, ну что ты орешь все время, а?
Алла. Сглазили, вот и орет. Ты с углей его помой, брось вон из мангала в воду, пока они горячие. Чтоб зашипели прям.
Слышно, как у соседей заработала газонокосилка.
Света. Да спать ему надо, а тут целый день тарахтит кругом. Как с цепи сорвались. Пойдем, мое солнышко, сейчас в машинку сядем в чистую, там поспим. (Роману) У тебя ключи где?
Роман. Там, в кармане джинс, они на кровати вроде.
Света уходит в дом.
Роман. Да, ворота бы поставить, дядь Коль, а то машина за забором стоит. Мало ли, кто здесь ходит.
Николай Андреевич. Эх, я вот, видишь, вышел из строя. А нанимать дорого.
Роман. Ну а мы на что? Поможем.
Анна. Не знаю, как у вас в Лобне, а у нас безопасно. Машины никто не трогает. В дома не залезают.
Алла. Ну да «не залезают»! Яблоки в прошлом году все собрали. Ездили, ездили всё на велосипедах черные эти, все работу якобы спрашивают, а сами так и шныряют глазами.
Роман. Они и велосипеды воруют.
Алла. А у нас яблок в том году было завались. Так приезжаем в сентябре, а все чисто. Все подобрали, сетку отцепили у столба и залезли.
Света возвращается с ребенком, ребенок плачет.
Света. Не нашла я твоих джинс в этом бардаке (раздраженно). Дай мне ключи срочно!
Роман (неохотно вставая). Щас, щас, чего орешь-то сразу.
Света и Роман уходят в дом.
Анна. А где вы ворота ставить собираетесь? С вашей стороны деревья, кусты. Там машину ставить некуда. Значит, с нашей, получается? У нас тут не стоянка.
Настя (подходя к Анне, показывая на маленькую пристройку, вкрадчиво). Тетя Аня, а этот домик дедушка для нас построил?
Анна. Что?
Алексей. А кто тебе такое сказал, девочка?
Настя (помолчав). Никто. Так просто.
Алексей. Этот домик папа Анны построил для нас.
Настя. А вы кто? «Нечеговзять»?
Анна. Что?
Алла. Настя! чего ты там мешаешься? Поела, иди вон за калитку погуляй. Там качели на детской площадке есть. Или матери помоги своей. А то она ходит, бесится на всех.
Настя уходит.
Алла. Построил-то он построил. А кто ему помогал? Ты тогда по заграницам разъезжала, а мы тут вкалывали. А сколько материала!
Анна. Я материал сама покупала!
Алла. А работа-то дармовая была! Ты вон шабашников найми, это еще столько же.
Николай Андреевич (с умилением смотрит на уходящую девочку). Какая Настя умница! И танцует и поет!
Алла. Не, она фигурным катанием занимается.
Николай Андреевич. Молодец девка!
Алла. Тут ребята хотели съездить в Турцию на неделю отдохнуть. Настя с Юркой пока здесь поживут?
Анна. А где они поживут, интересно?
Алла. Да места полно.
Анна. У вас же кушетка сломалась.
Алла. Колька починит.
Николай Андреевич. Там я уже приготовил брус, его отпилить надо. Ромка поможет.
Роман возвращается, Света в это время идет за калитку с хныкающим ребенком, к машине.
Роман (включается в разговор). Мы еще раскладушку привезли.
Анна. А нас никто не спрашивает. Слышишь, Леш? Они уже все решили.
Николай Андреевич. Ром, ты мне отпилить брус поможешь? У меня рука трясется.
Роман. Поможем, поможем, дядь Коль.
Алла. Да ты не волнуйся, Настена с Юрочкой вам мешать не будут. Чего тебе, жалко, что ль, что ребята воздухом подышат.
Анна. В Лобне тоже воздух хороший. Здесь и так повернуться негде.
Роман. Еще второй этаж есть. Там только хлам разобрать.
Анна. А может, ты не будешь здесь хозяйничать?
Алла. А чего ты сразу наезжаешь-то на него? Не на вашей же половине они будут.
Анна. А что это за вопросы про нашу пристройку? «Дедушка», «для нас построил»?
Николай Андреевич. Да не ссорьтесь вы! Всем места хватит. Кушетку я щас починю.
Алла. Точно! И на второй этаж затащим.
Николай Андреевич. У меня там два куба вагонки осталось.
Алла. Вот говорила я тебе еще прошлым летом убрать это все в сарай. Говорила?
Николай Андреевич. Так я ж верх отделывал.
Алла. А теперь проблема.
Николай Андреевич. Решим проблему.
Анна. Имейте в виду, в нашей половине они жить не будут. Я другой замок навешу.
Алла. Какая же ты собака на сене. Вы ж и так уедете завтра на неделю.
Алексей. Не надо на нас наседать.
Алла. Эх ты! Аня, Аня, у тебя этих Леш-хуёш будет знаешь сколько! А отец один. А ты его расстраиваешь. Вон смотри, как он переживает.
Анна (смотрит на отца). Пап, ты чего покраснел-то так. Ты давление мерил?
Николай Андреевич. Да надоело мне все это. Нервотрепка одна.
Анна. Ты ему хоть давление меришь, жена!
Алла. Пока вы не приехали, у него было давление, как у космонавта.
Анна. Ему пить нельзя. Коринфар надо по утрам давать каждый день, по полтаблетки.
Алла. От рюмки ему ничего не будет. Да, Андреич? Притомился? Кепочка твоя где?
Николай Андреевич. Да не знаю я.
Алла. И вареный такой из-за таблеток.
Анна. И мужа моего не оскорбляй.
Алла. Да он не муж тебе.
Анна. Это не твое собачье дело.
Роман. Ань, ну ты не права сейчас. Такой день, 60 лет человеку, а ты праздник из-за ерунды портишь. Дядь Коль, давай мы за твое здоровье выпьем.
Анна. Ладно, вы тут пейте. А нам пора на электричку.
Алексей. Может, завтра, Ань (смотрит на часы). Уже полдевятого. Пока соберемся, пока дойдем…
Анна. Оставайся, если тебе приятно с ними сидеть.
Николай Андреевич. Аньк, ну вот ты только хуже себе делаешь.
Роман. Сама же скандал устраиваешь.
Анна. А ты вообще помолчал бы. Все силы он бросает. (Николаю Андреевичу) Мне ты на ремонт даже двух штук тогда не дал, а этому двести тысяч на машину отвалил.
Алла. Он твоего отца на дачу привез.
Анна. Я бы ему такси вызвала, вышло бы дешевле.
Николай Андреевич. Только про деньги, одни деньги у тебя на уме. Документы на дачу отдай мне!
Анна. Обойдетесь. Вот пусть она за ними и едет сама. На своем Ромке (встает из-за стола, Алексею). Я пошла собираться (уходит).
Алексей. Зря вы так, Николай Андреевич. Она ухаживала за вами в больнице.
Алла. Все за ним ухаживали! А кто ему скорую вызвал, при инсульте это главное! Да, Андреич? И приходила я к нему, да?
Николай Андреевич. Да, вроде приходила, все приходили. Чего теперь про это… Вот Володя иногда приходил, такой, в белом халате, со второго этажа. Он и щас тут сидит.
Алла. Какой Володя, Коль?
Николай Андреевич. Я футбол пойду смотреть. В девять полуфинал (встает, еле-еле выходит из-за стола). Эх, что ж все ругаются. Устал я (ковыляет к дому).
Алла. Перегрелся.
Роман. Ты за ним присматривай.
Затемнение.
Сцена 7.
Дача. День. Николай Андреевич чинит старый велосипед. Мимо с ведром идет Анна.
Анна. Что, доездился?
Николай Андреевич. Да вот, колесо спустило. А сейчас без камер выпускают. Вот, думаю, заклеить. Лешка-то сегодня приедет?
Анна. А что?
Николай. Может, он Алку встретит?
Анна. Он сегодня не приедет.
Николай Андреевич. Мне не дойти.
Анна. Палку возьми.
Николай Андреевич. Что ты! с палкой! Я что, инвалид?
Анна. А кто ты?
Николай Андреевич. Мне врач Наталья Николавна посоветовала упражнения восстановительные…
Анна. Ты бы лучше водопровод починил.
Николай Андреевич. Так трубы сгнили все. Муфты просил купить. Вы не покупаете. Траву не косите.
Анна. Так газонокосилка сломалась.
Николай Андреевич. Все сломалось, ничего никому не надо.
Анна. Я просто не хочу вкалывать на чужих детей. Вот если бы ты завещание написал. А еще лучше…
Николай Андреевич. Опять завещание! Заладила. Слушай, вы ведь ездили в Егорьевск, в кадастровую?
Анна. Ну ездили.
Николай Андреевич. Так у тебя документы? А то Виктория Сергеевна бухгалтер тут спрашивала, для отчетности свидетельство нужно. Оно где?
Анна. Оно у меня. Дома.
Николай Андреевич. Так привези мне.
Анна. Я сама ей отнесу.
Николай Андреевич. Ты его мне отдай.
Анна. Зачем?
Николай Андреевич. Ну как зачем. Все документы в одном месте должны лежать.
Анна. У Аллы?
Николай Андреевич. Да при чем тут Алка-то?
Анна. Пусть оно у меня хранится. Так надежней.
Николай Андреевич. Да не собираюсь я продавать дачу!
Анна. Ну ты не собираешься. А кто-нибудь соберется.
Николай Андреевич. Опять двадцать пять. Может, тебе еще и свидетельство на квартиру мою отдать?
Анна. А вот это, кстати, было бы неплохо.
Николай Андреевич. Ну ты даешь, дочка. Права Алка.
Анна. Если Алле надо, пусть она сама поедет, посидит в очередях, побегает за справками. Я это делала для тебя (разворачивается и уходит).
Николай Андреевич (бросает в сердцах велосипед). Да идите вы все на хуй!
Затемнение.
Сцена 9.
Дача. Вечер того же дня. Сумерки.
Николай Андреевич, в старом двубортном засаленном пиджаке, то выходит за калитку, смотрит на дорогу, то обратно заходит. Потом идет в дом. Выходит с палкой. Анна выглядывает из окна.
Анна. Далеко собрался?
Николай Андреевич. Да вот, что-то долго нет ее. Звонила, что села в поезд два часа назад.
Анна. Может, землянику собирает?
Николай Андреевич. Да какая земляника! Темень уже в лесу.
Анна. Да придет. Не волнуйся.
Николай Андреевич. Дочк, может, ты ее встретишь?
Анна. Ты извини, конечно, пап. Я тебе не жена, а все лишь дочь… Меня можно и в лес отправить ночью.
Николай Андреевич. Ладно, ладно… Ну прости (топчется с палкой, потом бросает). Нога эта чертова, как нарочно, разболелась.
Анна. Ты ее упражнениями своими доконал. Давай я тебе давление померю.
Николай Андреевич (достает из кармана пиджака сотовый). Да подожди ты (ковыляет на терраску, где горит свет, ищет номер, звонит, слушает долго). Опять гудки. Ничего не понимаю (он опять спускается вниз, подходит к калитке).
Анна. Может, она потеряла телефон, выпал где-нибудь? Или в электричке не слышит. У меня так бывает.
Николай Андреевич. Да она уже дойти должна.
Анна. Слушай, а может, она думает, что ты ее встретишь, и ждет тебя.
Николай Андреевич. Может, она вообще обратно поехала. Вышла, темно и обратно махнула. А? Помнишь, ты про Лешку своего рассказывала, как он приехал чего-то на дачу и уехал сразу, приревновал тебя к соседу.
Анна. Не помню. Пап, холодно уже, чего на улице топтаться. Зайди в дом. Я вижу, тебя трясет всего, надо давление померить.
Николай Андреевич (ковыляет по ступенькам, заходит на терраску). Эврика! Надо Ромке позвонить (берет телефон, долго ищет подслеповатыми глазами). Ань, найди мне его номер, я что-то не вижу.
Анна быстро находит, нажимает номер, отдает телефон. Она заходит в комнату и тут же выходит на террасу с тонометром.
Николай Андреевич (говорит громко, как с глухим). Алё, Рома? Привет! Алка дома, не знаешь? (пауза) Я знаю, что ты в Лобне. Ну может, звонила, ты звонил? (пауза) Так нет, жду ее уже три часа. Не приехала, телефон гудит, а она не берет. (пауза) Я думал, у тебя. (пауза) а у каких подруг она может быть? Я не знаю ее подруг. (пауза) К сестре двоюродной, Тамарке? (пауза) А ты можешь позвонить ей? (пауза) Ну жду, жду. Давай. Всё. На связи. Пока.
Анна (подходит к нему вплотную с тонометром). Давай руку.
Затемнение.
Сцена 10.
Москва. Зима.
Николай Андреевич в ножном эспандере ходит по квартире, как киборг, он сосредоточен на себе. Анна сидит на диване, разбирает какие-то бумаги, поглядывая на его упражнения. Алексей собирает вещи Николая Андреевича в коробки.
Николай Андреевич. Смотри, как я уже разработал ноги.
Анна. Да, молодец.
Николай Андреевич. Ну, пойдем на кухню, отметим твои успехи.
Анна (достает из сумки газетный сверток). Вот, твои доллары. Здесь ровно три тысячи (начинает пересчитывать по сотням). Раз, два, три, четыре… А это твои документы на дачу и квартиру, как ты просил.
Николай Андреевич. Ну, потом.
Анна. Нет, давай с этим покончим. Три тысячи.
Николай Андреевич. А ведь было три двести?
Анна. Да, мне пришлось их потратить тебе же на лекарства, большие расходы были, ты забыл.
Николай Андреевич. А те 10 тысяч, моя пенсия? Ты же говорила, что хватит.
Анна. Непредвиденные расходы.
Николай Андреевич. Ну, ладно, ладно, я ничего. Всё и так тебе достанется.
Анна. Никто ничего не ждет. Господи! А деньги эти я на счет положу долларовый. Так надежней.
Николай Андреевич. Ну пущай там будут. А почему не сберкнижку?
Анна. Сто раз тебе объясняла!
Николай Андреевич. Ну ладно. Забирайте всё.
Алексей (отрываясь от коробок). Ну, правда, дядь Коль, сколько можно одно и то же! Мы о вас заботимся.
Николай Андреевич. Заботитесь, заботитесь (пауза). Мы с Алкой, то есть я… то есть мы, эх, ну в общем, хотели еще с ней… (он как бы цепенеет на секунду) тут небольшой ремонт сделать, и новый разделочный стол купить. А этот я на балкон хочу. У него только ящики прогнили, а столешница (очень сильно ударяет по столешнице кулаком) еще 100 лет простоит. Я вот думаю, разобрать все это дело к приезду грузчиков, к 20-му числу.
Анна. Так давай я тебе помогу.
Николай Андреевич. Да потом, еще неделя. Давай лучше чаю попьем.
Алексей. Да тут дело на пять минут. У вас здесь один хлам, выбросить бы все.
Николай Андреевич (обиженно). Вы уже тут навыбрасывали, все банки и бутылки мои выбросили. Я в них компот закручивал.
Анна. Ты уже полгода эти банки забыть не можешь. От них только тараканы. Их же мыть надо. Ой!!! (вскрикивает) Ну вот! (Убивает тапком таракана) Алексей. Да не ори ты! Напугала.
Николай Андреевич. Тараканы это полезно. Алка говорила, к деньгам…
Алексей. Вам надо сменить обстановку, Николай Андреевич.
Николай Андреевич. Скоро сменю. Не волнуйся.
Анна (начинает разбирать ящики). Вот смотри, как это делается (надевает резиновые перчатки, достает пакеты, объясняет как глухому, громко и отчетливо) Вот в эти пакеты я буду складывать содержимое ящиков (складывает).
Николай Андреевич тупо и безразлично смотрит на ее действия, ему все равно.
Николай Андреевич. Подожди, это шурупы. Я думал, вы их выбросили. Они мне нужны. Я их обыскался.
Анна. А эти бутылки пластиковые зачем тут хранить, может, выбросить?
Николай Андреевич. Не, они нужны, я в них водку для дачи переливаю. Они легкие.
Анна. А эти, стеклянные? Нужны?
Николай Андреевич (думает). Ну, а эти, нет, наверное. Выбрасывай.
Анна. Ну вот и все. Теперь (с трудом выдвигает сломанные ящики) это на выброс. А бандуру эту мы с Лешей придем потом, вынесем.
Николай Андреевич. Спасибо. Как ты это быстро сделала. Молодец. А я резинщик, я бы неделю возился.
Анна (снимает перчатки, моет руки, с потолка на нее падает таракан, она визжит) Фу, фу! (отмахивается) Гадость! Леша, вызови второй раз этого мужика из фирмы, Чехова.
Николай Андреевич. Кого?
Анна. Ну дезинсектора. У тебя гарантия ведь и как ветерану труда скидка положена.
Николай Андреевич. Толку никакого, только деньги берет этот твой Чехов.
Анна. Просто у тебя очень квартира сильно заражена. Почему у тебя опять все тарелки жирные? Я ж тебе фейри купила. Все вон сальное (брезгливо). Развел опять зоопарк.
Николай Андреевич. Это вредно для кожи рук.
Анна. Для чьих рук! Повторяешь, как попугай, глупости (смотрит на часы).
Николай Андреевич. Опять ты на Алку, что она тебе сделала!
Анна. Алки нет, папа. Ты не помнишь?
Николай Андреевич. А мы еще чай не пили.
Алексей. Ладно, не травмируй его. Забыл, и слава Богу.
Анна. Нам некогда.
Николай Андреевич. Подожди, я тебе сейчас с собой конфеток вкусных дам (идет, как робот, к холодильнику, достает кулек). Вот, выпейте с Лешкой чай.
Анна (берет пакет). Пап…
Николай Андреевич. Смотри, как я уже умею (приседает с гантелями).
Анна. У тебя же грыжа.
Николай Андреевич. Ерунда (бежит на месте, приволакивая одну ногу).
Анна. Тебе нельзя с гантелями. (пауза) Ты мне ключ не хочешь дать от новой двери?
Николай Андреевич (перестает бежать). Зачем?
Анна. Ну как зачем!
Николай Андреевич. Я себя прекрасно чувствую. (пауза) Гони тогда 250 рублей за ключ.
Анна идет в прихожую, одевается.
Анна. Вот пятьсот. Сдачи не надо (забирает ключ).
Николай Андреевич (провожает Анну до лифта, начинает бегать и прыгать по лестнице). Видишь (радостно), что я уже умею! (улыбается одной частью лица, как типичный инсультник) Я развился! Видишь, как я развился!
Анна. Пап, к тебе священник приезжал? Все в порядке?
Николай Андреевич (равнодушно). Да, приезжал. Володя.
Анна. Какой Володя? Отец Валентин.
Николай Андреевич. Володя. Сказал, что я простая душа… простая душа (начинает плакать). Такой хороший этот священник. Всё понимает. Предложил мне венчаться с Алкой. Говорит, что я всю жизнь невенчанный жил, а это грех. И теперь должен повенчаться. И Алка хочет. А ты все ее ругаешь (улыбается).
Анна (входит в лифт). Да, вижу, ты развился.
Алексей (выносит коробки с хламом). Сказать ему надо, Ань.
Анна. Забудет все равно через пять минут.
Алексей. Николай Андреич.
Николай Андреевич (прыгая на одном месте). Чего, Леш?
Алексей. Остановитесь на минуточку.
Николай Александрович перестает прыгать, смотрит равнодушно-тупо на зятя.
Алексей (медленно, утвердительно-императивно). Завтра вы уедете в санаторий.
Николай Андреевич. Зимой, в санаторий? Зачем?
Алексей. Здесь начнется ремонт.
Николай Андреевич. Я уже делал ремонт. Обои поклеил, плитку вот осталось. А балкон стеклить не надо. Я не люблю, когда как в бункере. А Алка поедет в санаторий?
Анна. Пап, ты издеваешься над нами?
Алексей (Анне). Подожди. Тихо. Не психуй. (Николаю Андреевичу, терпеливо) Поедет.
Николай Андреевич. Ну тогда и я поеду.
Алексей. Вот и хорошо. Тогда до завтра.
Анна. Ты в квартиру-то зайди, запрись, как следует.
Николай Андреевич послушно заходит обратно в квартиру, слышен звук поворота ключа.
Алексей. Закрой его на второй. А то опять пойдет ее встречать.
Анна (закрывает дверь на второй ключ). Теперь не убежит. Жаль, квартира убитая, всего за 30 удалось найти. На Таганке и за 30.
Алексей (нажимает кнопку вызова лифта). Ничего, поднакопим, через год нормальный ремонт сделаем и сдадим нормально.
Двери лифта открываются, Анна и Алексей заходят внутрь. Двери закрываются. Едут вниз.
Алексей. Уффф. Устал.
Анна. Я тоже.
В квартире Николай Андреевич продолжает прыгать и бегать, он делает упражнения. За столом сидит Володя. Николай Андреевич его не замечает.
Затемнение.
Голос Николая Андреевича. У дяди Тимы тогда яблок этих, белый налив, уродилось, и Вован этих яблок набрал, полный багажник, поехали на Фабрику, продавать, уж не помню, по чем, но получилось тогда рублей сорок, наверное. Тогда большие деньги. Пошли в ресторан там на Фабрике, то-сё, короче, две бабы к нам подсели, ну мы их шампанским там угостили, и всё как бы, деньги кончились, пошли там погулять, поебаться, на берег реки туда-сюда, уже ночь, мы вроде с Володькой на шестерке, типа крутые, ресторан там, машина. А мы уже пьяные с ним в жопу. И они короче, эти бабы, предлагают нам заночевать у них дома, мы идем, идем, тьма, они нас приводят в частный сектор, в какой-то дом, тьма кромешная, хоть глаз выколи. Мы уже в дупелину. Кладут нас куда-то, на какие-то матрасы, я помню только часы снял с руки, у меня часы были хорошие, мне на работе на день рожденья подарили, «Слава». И мы сразу отрубились. Просыпаюсь, еще ночь, от сушняка, открываю глаза и вижу: а над нами звездное небо. Август же. Крыши, значит, нету. И слышу Вовкин голос: — Рвем когти.
Хорошо, мы так в одежде и рухнули. Короче, выбрались мы из этого дома, и слышим уже голоса мужские, идем к машине, тоже темно, что это, где, - непонятно. Видим, жигуль наш стоит, а рядом мужики какие-то. И мы понимаем, всё, это конец. И тут Володька такой подходит, садится в машину, я тоже. Молча. И он такой им: — Мужики, подтолкните! – и заводит машину, значит. И они почему-то подтолкнули, и Вовка рванул, опомниться им не дал. Они поняли, побежали, но уже все, мы уехали. Отъехали километров пять, наверное, по грунтовке, до шоссе еле дотянули и встали, бензин кончился. Выходим из машины, уже светает, я машинально на часы-то смотрю, а часов нету, там остались. Мы стали голосовать, чтоб грузовик какой-нибудь нам бензина отлил. А тогда какой-то указ был, андроповский, что за это сажали, борьба с воровством. И все мимо едут, ни одна сука не остановится. Мы стояли, стояли, а мы в рубашках одних, замерзли, это ж конец августа. И мы то в машине посидим, опять выходим. Короче, мы там загорали, наверное, часа три в итоге. Один остановился, отлил нам литров пять, до Москвы чтоб доехать. Так отлил, у нас же деньги кончились. Поехали. Вовка тормозит у магазина.
— У тебя есть мелочь?
Я шарю по карманам, выгребаю всю мелочь, он тоже, набрали, короче, на бутылку Солнцедара, бормотухи. Его еще солнечным ударом называли. Выпили. Доехали до Москвы. Я успел только домой забежать, помыться, даже на работу не опоздал. Жаль только часы, хорошие, фирменные, «Слава», таких щас не делают. Ну, делают, но таких не делают, они механические, их на экспорт делали. Хорошие часы. У меня таких часов больше не было.
КОНЕЦ
2013
ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ
У тети Нади сегодня день рожденья. МЧС опять предупредило о феноменальных заморозках. Мы встретились с сестрой у метро, сели в автобус. По дороге сестра инструктирует:
— Выйдем на остановку раньше, у ДК, зайдем в «Пятерочку», купим водки, мама вино не может.
- А закуска у вас есть? - спрашиваю я.
— У нас все постное, мы постимся, — мрачно сообщает сестра.
Выходим из автобуса у ДК.
— О, смотри, у вас тут палатка с цветами сохранилась и овощная какимто чудом! - я уже давно не видела ларьков.
— Тогда ты купишь цветы, - ответила сестра, закуривая на ходу.
— А подарок какой?
— Ночнушку купила, продукты и водку пополам, и ты цветы, окей?
Входим в «Пятерочку». В любое время дня и вечера здесь одинаково многолюдно. На весь микрорайон с кирпичными пятиэтажками это единственный доступный супермаркет. Небольшие продовольственные магазинчики, которые раньше были на каждом шагу, с некоторых пор ползуче заменили отделения коммерческих банков, мебельные и спортивные магазины, стоматологические клиники и салоны красоты. Основной контингент микрорайона пенсионеры, которые не являются клиентами Райффайзенбанка, или Альфа-банка, или Ситибанка, они никогда не заглядывают в магазин немецких кухонь (даже просто посмотреть), никогда не купят коньки или горные лыжи, и не будут заменять вставные отечественные челюсти на импортные импланты.
Застраивался район в 50-е годы как рабочий поселок при заводе, по сути, это был моногород, как и большинство первых советских спальных районов с хрущевками. Когдато здесь было все свое: свой ДК, свои школы, детские сады, свои фабрикикухни, стадион, своя музыкальная и художественная школы. В художку мы еще с сестрой ходили, потом все закрылось. Сейчас из всего изобилия остался только ДК. Теперь ДК в основном заточен на детские студии и кружки: по хореографии, по музыке, изостудия. Для взрослых недавно открыли сетевой эконом-класса фитнес-клуб, куда ходят в основном женщины, даже не в основном, а только женщины двух категорий: пенсионного возраста или очень полные домохозяйки, чтобы сбросить вес. Но диета и физкультура их быстро вводит в депрессивное состояние, хватает их недели на три, и похудеть они не успевают. Пенсионного возраста продолжают ходить, как ни странно.
Как и в любом ДК, здесь сохранилась сцена и она не простаивает: яркие ужасного дизайна афиши, похожие на — школьную стенгазету, регулярно сменяют друг друга: сейчас на жителей микрорайона, улыбаясь, взирает какой-то бесцветный парень с гитарой - Владимир Вибер, неделю назад фасад ДК украшала огромная афиша с группой «Песняры», а до этого были фотографии юмористов Винокура и Петросяна.
Мы все еще в «Пятерочке». Сестра движется по знакомой траектории, я за ней: алкоголь, селедка, консервы, овощи. Взяли «Путинку» - по акции, ватные помидоры - по акции, рыбные котлеты - по акции, пельмени «Медвежье ушко» - по акции, а к чаю - и так дешевые без всяких акций конфеты «Коровка». Двигаемся к кассе, где меньше всего народу, с указателем «Не больше пяти покупок». У нас хоть и побольше, но мы все равно пристраиваемся. На кассе непривычно интеллигентный кассир - в очках с какимто профессорским налетом. Когда сестра говорит: две пачки серого «Ротманса», к нему подходит сильно накрашенная продавщица с пятитысячной купюрой. Она явно заигрывает с «профессором»:
— Поменяй пять тыщ на четыре.
Он так же игриво посматривает на нее поверх очков, что-то отвечает про наличность и трудности со сдачей и начинает пробивать синий «Ротманс» вместо серого.
- Не синий, а серый, - раздражается сестра.
- А, серый. У нас есть серый? — спрашивает кассир загримированную под Клеопатру продавщицу.
Видя, что он уже пробил синий, а перебивать придется долго, я встреваю:
— Синий мне отдайте, мне все равно.
Кассир по инерции еще продолжает искать серый, на столе у кассы все еще лежит красная пятитысячная купюра. «Клеопатра» ждет, когда мы, наконец, отвалим. Я получаю синий «Ротманс», сестра серый, мы засовываем продукты в пакеты, уходим.
Идем мимо серых пятиэтажных домов, которые почти все будут снесены как хрущевки, согласно планам реновации, жители этих домов повторят судьбы когда-то живших на этом месте крестьян, которых в 50-60-х вот так, быть может, из одной деревни в двадцать дворов заселили сразу в одиндва пятиэтажных дома. Тогда это было экономично. Одна деревня - один подъезд, три деревни - один дом. А теперь эти пятиэтажки нерентабельны, слишком много занимают места, слишком мало в них живет по теперешним стандартам людей. Весь микрорайон можно компактно заселить вообще в один высокий дом, а освободившуюся площадь застроят еще десятком небоскребов и торговыми центрами. Красота!
Мы подходим к нашему двору, плотно заставленному машинами. Двор этот существует с 56-го года, весной здесь пахнет сиренью, летом здесь прохладно и зелено от высоких тополей, зимой как-то уютно ходить по узкой дорожке среди огромных сугробов. Я всегда замечаю, что здесь тихо, потому что давно ничего не строится. Двор образуют, собственно, три дома, которые единственные из всего микрорайона, оказывается, реновации не подлежат, потому что они хоть и пятиэтажные, но хрущевками их не признали, это такой сталинскохрущевский гибрид: на фасаде из серого кирпича уже успели убрать архитектурные излишества - лепнину, а вот потолки в квартирах оставили трехметровые; как и в хрущевках, нет лифта и мусоропровода, но в квартирах большие просторные комнаты и места общего пользования - туалет и ванная. Одним словом, долго думали и не включили только эти три дома в список сносимых. Сестра говорит, уж лучше бы и нас снесли, а то будем тут стоять, как три тополя на Плющихе, среди бульдозеров и стройплощадок, а потом запертые внутри небоскребов, как-то жутковато.
Мы с трудом (потому что с сумками) поднимаемся на четвертый этаж, открываем дверь. Тетя Надя лежит в своей комнате перед телевизором, я захожу, поздравляю ее с днем рождения, который уже давно не праздник даже для меня, а уж тем более для нее, 73-летней. Она равнодушно кивает, не отрываясь от телевизора, там идет очередной сериал про хороших сотрудников СМЕРШа и плохих шпионов или про бандитов. Где будем отмечать: у вас или на кухне? - Давайте на кухне, у меня диван сломался, теперь не задвигается.
На кухне сестра вынимает из холодильника остатки квашеной капусты, рыбные консервы, банку с кабачковой икрой, какие-то свекольныекотлеты, все постное. Из пакетов извлекаем примерно такие же продукты, чистим картошку, ставим на огонь кастрюлю с водой, открываем консервы, разливаем водку. Тетя Надя, тяжело переваливаясь (у нее артрит), идет на кухню, тяжело садится. Чокаемся, поздравляем с днем рожденья, пьем, закусываем, вдруг гдето начинают сверлить.
— Это сосед опять, он уже три года делает ремонт, - говорит сестра, налегая на шпроты и кабачковую икру.
— Это который гантели на пол бросает?
— Нет, гантели Марк качок бросает, а это Борисенко сверлит, он недавно переехал.
— Это не Борисенко, — говорит тетя Надя, подцепляя вилкой селедку с кольцом лука, - это Пуляевы сбоку, они полки вешают.
— Да какие Пуляевы, не слышишь, что ли? - кричит сквозь дрель сестра, — у него перфоратор бошевский! - у нее есть способность отличать на слух бошевские дрели от наших.
Какое-то время мы сидим молча под звуки перфоратора. Это длится минут двадцать, водка доходит до половины. Тетя Надя хочет пойти к себе в комнату, чтобы начать смотреть «Поле чудес», она смотрит только из-за Якубовича (он ей нравится как мужчина) и из-за того, что она отгадывает все вопросы. А мы забираем водку и идем в комнату сестры, чтобы посмотреть какой-нибудь скачанный фильм. На этот раз мы смотрим «Бегущий по лезвию 2049» с Райаном Гослинггм и уже постаревшим Хариссоном Фордом. Мне нравится Форд, сестре нравится Гослинг. Какоето время мы спорим, голубой Гослинг или не голубой.
За окном давно стемнело, в свете фонаря видны крупные снежинки, фонарь мигает, это действует на нервы. Сестра ставит на паузу фильм, и мы выходим на балкон покурить. Во дворе с разных углов появляются три бабки в окружении пяти-семи кошек. С балкона их лиц не видно, но слышно, как ласково они воркуют с животными. Они достают какие-то кулечки, пакетики с объедками, выкладывают все это в старые — пластиковые контейнеры, кошки трутся об их ноги. Видно, что это дело всей жизни бабок, кормление кошек гораздо важнее, чем общение с детьми, внуками и соседями. Выкурив по сигарете, мы уходим с балкона, снимаем куртки, возобновляем просмотр фильма. Выпиваем еще по рюмке, закусывая капустой или селедкой. Так проходит вечер, наступает ночь, спать совсем не хочется, потому что фонарь мигает, часы тикают, хочется пить после селедки и всей этой ужасной постной еды, в голове стучит, на сердце тяжело. Хочется уехать домой, но ужасно не хочется одеваться, выходить на мороз, идти десять минут к остановке, ждать минут пятнадцать автобуса, ехать десять минут до метро, бегом, чтобы успеть до часу, сделать пересадку на метро, чтобы добраться до своего микрорайона на другом конце города, потом там ждать ночной автобус, опять ехать, идти по морозу, заходить в круглосуточный магазин, потому что у кошки кончилась еда, входить в подъезд, подниматься по лестнице на второй этаж, искать ключ, снимать пальто, разуваться, кормить кошку, ставить чайник, жадно пить после селедки сладкий чай, разбирать диван в крошечной комнате, пить мелаксен или донормил, включать ноутбук, искать сериал, засыпать под сериал, потом просыпаться под рекламу «азино три топора сруби бабла», думать о плохом, стараться не думать о плохом, стараться совсем не думать, встать, покормить кошку, выпить валосердин капель сорок, лечь, слушать свое сердце, выключить свет, закрыть глаза, потом открыть глаза, вставить наушники в уши, включить релаксирующую музыку, заснуть.
ШАПКА
(что-то между пьесой и сценарием)
«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что строите гробницы пророкам и украшаете памятники праведников, и говорите: если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в пролитии крови пророков; таким образом вы сами против себя свидетельствуете, что вы сыновья тех, которые избили пророков; дополняйте же меру отцов ваших» (Мф., 23; 29-32).
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Вера, 12 лет
Костя, 8
Коля, 9
Мужские голоса: 1, 2, 3
Мария, монахиня, 29
Настя Табунова, монахиня, подруга Марии, 25
Старшая сестра, Елена, 38
Сестра 1
Сестра 2
Сестра 3
Батюшка, старец из Мокрого, 54
Евлампия, юродивая из Черного подворья, 92 года
Женщина-бомж
Мужчина-бомж
Полицейский 1
Полицейский 2
Врач
Медсестра
Дворник-таджик
Другие
Время действия:
2117 – основное действие пьесы.
2045 – до Желтой революции.
2047 – Желтая революция.
2070 – начало реставрации.
СЦЕНА 1. ПРОЛОГ. Революция
Провинциальный город. Где-то за городом, около оврага, в заброшенном домике косарей играют дети. Это Вера и ее два младших брата: Костя и Коля.
Вера.
Вышел немец из тумана
Вынул ножик из кармана
Буду резать, буду бить -
С кем останешься дружить?
(на последнем слове ее палец указывает на Колю). Опять ты, Колька.
Колька (ноет). Ты нарочно, нарочно. Так нечестно!
Вера. Ты что, дурак? Щелбана захотел? Котька, скажи - я нарочно?
Котька. Нет.
Вера. То-то же.
Колька. Это считалка такая неправильная, давай другую.
Вера. Ну хрен с тобой. Вот тебе другая.
C’est si bon C’est la cloche de l’école…
Снаружи раздаются грубые мужские голоса.
Голос 1. Сюда, контра, сюда становись…
Коля (начинает хныкать). Я боюсь.
Вера (шепотом, братьям). Тссс. Тихо.
Костя. Пошли домой. Мамка заругает.
Вера. Молчи, дурак. Хочешь, чтобы желтопузые из тебя холодец сделали? Сидите тихо, мальша.
Братья затихают. Вера пробирается к щелястой стене, чтобы посмотреть.
Голос 2. Ну что, поповская морда, добралась и до тебя рука революции. Сымай свою униформу.
Голос 1. Да на кой нам эта ряса, Федь?
Голос 2. Да вроде неплохая ткань? Моя б юбку сшила?
Голос 1. Берцы сымай.
Вера (подсматривая). Отца Андрея из Троицкого привели. И еще двух фермеров с Фролихи.
Голос 3. Ну чо там волыниться с ними, давайте кончайте уже.
Голос 1. Ну что мычишь, падла бородатая (слышны удары).
Голос 2. Да лана, Вась, че ты разошелся-то?
Голос 1. У меня к ним свои счеты.
Голос 2. Ты его знал, что ли?
Голос 1. Было дело. Гаражи! Помнишь «гаражи», гнида?
Голос 3 (напевает на мотив песни «Дерева вы мои дерева»). Гаражи, вы мои гаражи… А у нас в Мордовии как-то не было «гаражей» уже давно.
Голос 1. А у нас в Ступино были. (пауза) Ну что, батюшка, сейчас у нас пост, да? вы, попы, запрещаете в посты ебаться, запрещаете? (смеется, слышны мычание и стоны) На колени, тварь, на колени (слышен звук разрываемой одежды). Чё вы отворачиваетесь, слабаки? Ну-ка поверните этих ссыкунов-фермеров, пусть смотрят, кулачье. Смотрите, суки, а тебе я щас штырек-то твой отрежу и скормлю, ты у меня оскоромишься, сука… А ну давай, стой смирно, щас вспомним «гаражи», а то отрежу и в пасть засуну. Ну, стоять, кому сказал.
Вера при этих словах отшатывается, глаза ее широко открыты, она хватается за горло, ее рвет. Она зажимает себе рот.
Голос 2. Ну ты суров, Василий.
Слышно, что и снаружи кого-то рвет.
Голос 1. Закаляться надо, мудилы, закаляться. Это только начало. Ну-ка, стой, я сказал, куда? Давай, подтащи его к фермерам.
Голос 3. Погодьте, ребзя, щас я заебашу вас на айпад с этими пидарасами.
Голос 1. Сымай, тока быстрей.
Голос 3. Ну че вы так расползлись, в кадр не влазите.
Голос 2. Че мне с ними обниматься, что ли?
Голос 1. Ну все, што ль?
Голос 3. Готово!
Голос 1. Отцепись ты от меня, сука гашёная!
Фермер 1. Василь Никитич, не убивай!
Голос 1. Теперь сами будете приползать и все до зернышка чтоб… кровососы.
Голоса фермеров. Отдадим, все отдадим, пощади только, Василь Никитич.
Голос 1. Тогда вот шашка, рубите долгогривого. По очереди.
Пауза.
Голос 1. Ну!
Голос 2. Вась, да не умеют они.
Голос 1. Молчать. Ну, засранцы, берите шашку и рубайте попа. А то с вас начнем.
Голос фермера. Василий Никитич, Христом Богом, прошу…
Голос 1. Молчааать! (слышен свист шашки и предсмертный крик фермера) Теперь ты – берешь?
Слышно, как Фермер 2 плачет. Потом слышен такой же звук рассекаемого сталью воздуха и предсмертный крик.
Голос 1. Ну вот, молодец, Стёпа. Возьми, Федя у него шашку-то. Теперь иди, Степан, в свои закрома и завтра, чтобы все положенные центнеры в Общак Желтой Справедливости привез.
Слышен мужской плач и какое-то неразборчивое бормотание.
Голос 1. Федор, да убери ты отсюда эту бабу.
Слышны звуки какой-то возни.
Голос 2. Помоги, што ль, Серый, тяжелый поп, вишь, кровищи скока, сука, гимнастерку испоганил.
Голос 3. Кажись, промазал он. Вишь, сучит копытами. Добить бы.
Голос 1. Так сойдет, скидавай его в буярак, сам подохнет.
Слышны звуки возни.
Голос 2. Вась, дай закурить, че-то махра кончилась.
Голос 1. На, я не жадный. Вчерась лавку Стрельникова эксодили, скока ж тама табаку…
Голос 3. Да не самосад, что наш брат курит, там индусский ажноть есть.
Голос 2 (затягивается). Да (кашляет), крепок, табачок-то. (кашляет) Чудно!
Голос 1. Табачок! Деревня! Пластилин не курил никогда?
Голос 2. Неа (кашляет).
Голос 1. Затянись и задержи. (пауза) Ну, пацаны, все вроде взяли, а? Берцы хорошие, а то хожу как чамара ебаная. На, отдай своей бабе поповское шмотье. Так, чего тут еще было?
Голос 2. Эта… погодь, а шапка-то его где, поповская, я ж ее сорвал? Валялась вроде тут. Она еще мехом обделана, то ли бобр, то ли норка?
Голос 1. Да ебись оно все конем! Теперь спускаться придется.
Голоса начинают затихать.
Голос 2. Точняк, Вась, сорвал я ее. Я сразу заприметил.
Голос 1. Заприметил он. Не по твоей масти эта шапка, чмошник.
Голос 2. Да я ж не спорю, Вась. Себе и заберешь…
Голос 1. Лезь давай, мышара.
Голоса затихают.
В сарае лежит Вера, Коля и Костя так и сидят с заткнутыми ушами, в оцепенении.
Костя (тихо). Вер, а Вер, ушли они вроде. Вер…
Вера (с трудом поднимает голову). Чего?
Коля. Давай пойдем домой…
Вера с трудом встает. Приоткрывает дверь, оглядывает место расправы.
Вера. Господи, кровищи-то (отворачивается, у нее опять начинаются рвотные спазмы, но она их подавляет).
Вера выходит, мальчики вслед за ней. Они, как завороженные, смотрят туда, где остались следы расправы.
Коля. Вер, там это, там лежит че-то.
Вера. Ой, пойдем отсюда, не могу я больше.
Костя. Щас (подходит к месту, где пытали священника, поднимает скуфью, показывает) Скуфейка, Вер, поповская.
Вера (быстро подходит). Дай сюда, дурак (хватает скуфейку и тут же отбрасывает от себя). Она ж, она ж (смотрит на свои руки) мокрая вся, вся в крови… Фу, гадость, гадость! Ааааа….. (обтирает с остервенением ладони о траву, братья молча смотрят на сестру).
Вера (вытирает рукавом слезы). Ну что уставились, мелкота! Надо эту шапку матушке отца Андрея снести, это же его шапка. Хорошая шапка, вишь, со смехом шапка, дорогая (встает, хватает шапку). Всё. Идти надо, а то вернутся и нас укокошат. Пошли. Только молчок, поняли? Ежели мамке проболтаетесь, сама вас желтожопым сдам, они вас тоже в капусту порубят, как отца Андрея.
Коля. Вер, а что там в овраге-то, мертвецы, да? А отец Андрей там, он мертвый?
Костя. Может, они не мертвецы вовсе, давай глянем, а?
Вера. Я вам гляну, я вам так гляну, щас вот крапиву-то возьму, надаю как по жопам-то вашим.
Они уходят. Наступает тишина. Слышны стоны из оврага.
СЦЕНА 2. Новые времена. Отсос
Женский монастырь. Гараж, где стоит несколько машин. Старшая сестра сидит в дорогом черном огромном джипе. Она пытается завести машину, машина не заводится.
Старшая сестра. Бензин кончился, к ебеням. Кто ж вчера на нем ездил-то? А? (смотрит в электронное устройство на приборной доске в салоне) Машка Рубероид, небось? Так и есть. (Выглядывает из открытой дверцы, сигналит) Эй, Мария, поди-ка сюда, поди, поди.
К машине подходит сестра Мария.
Старшая. Ты вчера к Эдуарду Владимировичу ездила?
Мария. Я, матушка.
Старшая. Договорилась насчет цемента?
Мария. Договорилась, они с большой скидкой обещали два центнера.
Старшая. Что?! С какой еще скидкой, дура? Кто платить будет, ты, что ль, платить будешь? Мы дом для кого строим, а?
Мария. Так это… для гостей строим, для матушки… гостевой дом…
Старшая. Для каких гостей! Мы для сирот строим дом, идиотка, для сирот, поняла? И для сирот ты должна была достать бесплатно цемент, бестолочь.
Мария. Они не согласились, я им говорила.
Старшая. Что ты им говорила?
Мария. Про сирот говорила, приют, а они говорят: знаем мы ваших сирот, покупайте. А если для сирот, то давайте письмо от трех попечителей.
Старшая. Тебя только за смертью посылать, имбецилка.
Мария. Ну не получается у меня, мать Елена.
Старшая. Мы не платим ни за что, это принцип, сколько можно объяснять, дурища. Почему у матери Любы получается, а у тебя нет, а?
Мария. Ну, она умеет там как-то к ним это… подольститься…
Старшая. Ты нас не оскорбляй! «Подольститься»! Она с душой все делает. Это труд тяжелый, с людьми общаться. Она пирог испечет, придет в кадастровую палату, там очередь, а она к этим теткам заглянет, улыбнется, поздравит с именинами…
Мария. А если никаких именин нет?
Старшая. Дура! Именины каждый день у кого-нибудь есть. Кто проверять-то будет! А вот давайте чайку-кофейку. Разговорит их, а потом невзначай про сирот, что вот такое дело великое делаем, для детишек дом строим, а для этого документы нужны, а тут очередь. А эти уже подругами ее стали. «Валь, тут такое дело, к тебе щас матушка подойдет, ты уж ей сделай, святое дело». Поняла? Да не в коня корм, я вижу. (думает) Да, а почему бензина в баке нет?
Мария. Нет разве? Был же вчера вроде.
Старшая. Что ты врешь-то мне, ты ж каждый раз на нуле оставляешь, уж не первый раз.
Мария. Ну может, кто слил. Так ведь все делают, не только мы.
Старшая. Цемент не достала, бензину не оставила. Давай отсасывай тогда сама.
Мария. Щас, шланг только найду.
Старшая (показывает на шланг, который валяется на полу). А вот чем тебе не шланг?
Мария. Толстоват он, матушка. Я щас свой принесу, полдюймовый.
Старшая. Стой, я сказала, этим давай. Бери его.
Мария (неуверенно берет шланг). Грязный он.
Старшая. Ничего, в Черном подворье тебя землю есть заставят. Засовывай шланг.
Мария стоит растерянно с шлангом в руке.
Старшая. Хочешь в Черное подворье? я тебе это устрою.
Мария. Только не в Черное, матушка!
Старшая. Пусть тебя там посмиряет наша юродивая Евлампия? Из лобковых волос варежки вязать будешь. Ее святым испражнением жития переписывать? Она тебя очень полюбила, кстати, юродивая наша Евлампия. Спрашивала тут про тебя.
Мария. Про меня? Она же меня никогда не видела.
Старшая. На то она и юродивая. Долго будешь чесать языком-то? Некогда мне.
Мария пытается засунуть шланг в рот. У нее начинаются рвотные спазмы.
Старшая. Ничего-ничего, небось, у мужиков-то брала? Брала у мужиков? Это приятней, чем шланг.
Наконец у Марии получается взять в рот шланг. Другой конец она засовывает в бак рядом стоящих Жигулей и начинает шумно вдыхать воздух. Делает пару затяжек и вдруг бензин сильной струей заливается ей в рот. Она инстинктивно отшатывается, вырывает шланг с льющимся бензином, изо рта у нее льется бензин, она отплевывается.
Мария (отплевываясь и кашляя). Тьфу, тьфу, а-аааааа! Жжет. Жжет, тьфу, аааааа! Тьфу, тьфу, зараза (она падает на землю, катается, плюется, держится за живот в районе желудка, кричит что-то бессвязное).
Старшая. Хватит орать! Ну! Бензин же вытекает. Быстро взяла и вставила, ну!
Мария тяжело дыша поднимается, вставляет шланг в бензобак джипа, кашляет, отплевывается.
Старшая. Весь пол заплевала бензином, коза. Иди блевать вон к помойным бакам, чтоб не вонять здесь. И позови Ирину мне.
Мария собирается уходить.
Старшая. Сказать-то что надо?
Мария (хрипло). Спаси Господи.
Старшая. Стой. Завтра Ирина в Шапкино едет. Поедешь с ней к Батюшке на исповедь.
Мария. Матушка, так от меня ж бензином будет нести за километр, можно хоть через неделю?
Старшая. Ничего, повоняешь для смирения. Расскажешь ему, как третьего дня со склада взяли с Табуновой без благословения кагору. По твоей инициативе. Табунова призналась, когда чистила мысли у Матушки. И еще про ваши ненормальные отношения. Пусть Батюшка решает, что с тобой делать. (Старшая сестра заводит машину, выезжает из гаража).
Затемнение.
СЦЕНА 3. ДО РЕВОЛЮЦИИ. ОТЕЦ АНДРЕЙ
Дом отца Андрея. Выложенный дорогой плиткой в византийской манере двор, мраморная беседка, увитая плющом. На стене висит огромный экран. Там без звука показывают авторалли. На столе стоят остатки деликатесов: черной икры, фуагра, раковины устриц, лобстеры, бутылки дорогих вин, виски и пр. Гости лениво отдыхают, переваривая многочасовую трапезу.
Прокурор. У тебя, отец Андрей, здесь всегда при любой жаре не жарко. Давно хотел спросить, а куда у тебя встроены климат-системы, просто вытяжек не вижу…
Отец Андрей. Ну что ты, Юрий Васильич, какие климат-системы, я люблю все натуральное, посылал вот своих управляющих в Рим, Эмираты, Сирию, они там год баклуши били, бездельники, но секрет оазисов узнали.
Прокурор. Да, да, я слыхал, там сочетание архитектурных приемов, особая система каналов.
Отец Андрей. Акведуков. Но и еще кое-что.
Прокурор. Секрет?
Отец Андрей. Как другу сердечному - приоткрою завесу, все дело в особых растениях из джунглей Амазонки.
Из сада выходит Жена Прокурора и Матушка Отца Андрея.
Жена. Тройной бульон? Это как тройная уха?
Матушка. Да, три вида мяса варится последовательно. Мясо вальдшнепов, мясо перуанских лам и почки молодого буйвола.
Жена. Это какой-то французский рецепт или восточный?
Матушка. А вот и нет, обижаете. Это наш повар-самородок Гаврюшка.
Жена. Одолжите.
Отец Андрей. Э, нет, Ольга Матвевна а то он все наши секреты вам выдаст.
Жена. Какой вы, батюшка… Господь велел делиться.
Матушка. Вы лучше к нам почаще приезжайте.
Прокурор. Ну что ты пристала к святому отцу. Он и так делится (смеется)
Отец Андрей. Симфония властей.
Прокурор. Привыкла, чтоб все капризы исполнялись.
Матушка. Олечка, я вам рецепт пришлю, special for you. Это будет новый рецепт от Гаврюшки. Эксклюзив. Даже мы его знать не будем. Обещаю.
Прокурор. Вот она мудрость женская (подходит к Матушке). Отец Андрей, можно я твоей хозяйке в знак уважения руку поцелую. Благословите, матушка (целует с галантным поклоном ее руку).
Матушка. Ну полноте, Юрий Васильич, я не духовное лицо, чтоб мне руки целовать.
Отец Андрей. Она скромница у нас.
Прокурор. А твои люди… они у тебя на барщине или на оброке?
Отец Андрей. У меня комбинированная система.
Прокурор. В смысле?
Отец А. Зимой - оброк, летом барщина.
Матушка. Опять же не у всех. Зачем к примеру плотников, водителей, каменщиков заставлять барщину отбывать?
Отец Андрей. Я ведь на сельском хозяйстве не специализируюсь. Так, пару полей засеваю для вклада в развитие народного хозяйства. Закону послушны.
Прокурор. Да уж знаем, знаем, где лежит ваше сердце.
Жена Прокурора. А челядь?
Матушка. Челядь само собой.
Отец Андрей. Челядь это челядь, у них же четвертая степень свободы.
Прокурор. Ну это понятно, что ты глупости спрашиваешь?
Жена. Почему глупости? Откуда я знаю, может, отец Андрей из города нанимает люмпенов или монахов арендует.
Отец Андрей. Каких монахов, мне настоятель отец Никандр Воскресенского луга так и не простил.
Прокурор. Да там всего-то (подсчитывает про себя) три гектара. И что ему этот луг, у него же и коров нет.
Матушка. Собака на сене, прости Господи, этот Никандр, ни себе ни людям.
Прокурор. Когда очередной заезд?
Отец Андрей. Гришке Косому осталось Хорьх перебрать и 21-ю Волгу.
Прокурор. Это какого ж века?
Отец Андрей. У меня все машины 20-го, Хорьх 38-го, Волга 56-го.
Прокурор. Золотые руки. А я дурак, не разглядел.
Отец Андрей. Не жалей о жертве, Юрий Васильич… Не оскудеет рука…
Прокурор. Берущего…
(Смеются)
Жена. В самом деле, Юр, что с возу упало, то пропало, подарил Григория и все, забудь. И батюшка тебе в любой момент его одалживает, по первой надобности.
Прокурор. Я ценю, ценю, просто хорошие мастера редкость нынче.
Жена. И не пьет ведь он у вас.
Отец Андрей. Это точно.
Матушка. У нас люди не пьют.
О. Андрей. А водителей такого класса днем с огнем не найдешь.
Жена. Поэтому и выписываем всех из-за границы.
Матушка. Зато, Юрий Васильич, какого мы вам тенора отдали, к Рождеству!
Отец Андрей. Теперь твоя труппа с Большим и Мариинкой соперничает. Из трех столиц приезжают.
Прокурор. И заметьте, нет ни одного иностранного певца, все свои самородки.
Жена Прокурора. У нас и танцоры все из деревни, воспитали с детства.
Матушка. Вот это я понимаю - хобби, человек театром увлекается, оперой, а ты… Какое-то небогоугодное дело, я считаю.
Прокурор. Нет, матушка Ольга, не соглашусь. Такой музей раритетных автомобилей, да еще на ходу, - это национальное достояние. Самый большой парк в империи.
Входит Горничная, в руках у нее поднос.
Матушка. Ты там заснула, что ли, мать, сколько ждать-то можно? (пауза) Ну что застыла-то, объявляй!
Горничная стоит, начинает плакать, подбородок трясется.
Жена Прокурора. Да что это с ней.
Поднос у Горничной падает, она сама нескладно бухается на колени перед Отцом Андреем.
Горничная. Батюшка, Христом Богом прошу, не надо, не битый он у нас растет, отмените «гараж».
Прокурор. Так отменили “гаражи-то”, отец Андрей, 234-м Федеральным законом, уж три года как.
Отец Андрей (Матушке). Лида, уведи ее, уведи. Хитрая баба, узнала, что Прокурор будет, и устроила тут мне плач Ярославны. Вот артистка, не хочешь Юрий Васильич взять ее в свою труппу?
Горничная. Батюшка, лучше меня, меня прикажите высечь, только не Васеньку, не битый он у нас, психика у него…
Матушка. Ну вставай, вставай, пойдем, я тебе валерьянки налью, успокоишься.
Матушка уводит Горничную.
Горничная. Он не нарочно, батюшка, у него эпилепсия, его нельзя, прошу вас.
Отец Андрей. Бес это, а не эпилепсия, сколько говорил! (когда Матушка уводит Горничную) Жалко дуру. Хорошая горничная, преданная, но вот с детьми не повезло. Один игроман, дочь в городе проституткой стала, а этот Вася третьего дня подрезал Камаз, на моем Опеле 67-го. Приезжает, сволочь, вся бочина изуродована. И это уже третий случай за два года.
Прокурор. Они у вас что же, на раритетах разъезжают?
Отец Андрей. Самоволка.
Прокурор. Распустил ты их, батя.
Отец Андрей. И что прикажешь делать? Что?
Прокурор (в сердцах). Только батогами!
Отец А. Вот ты как заговорил! То-то и оно, дорогой Юрий Васильевич, и весь твой либерализм с гуманизмом и кончился!
Прокурор (смущенно). Ну, я имел в виду…
Отец Андрей. Как глазки-то засверкали от праведного гнева!
Жена Прокурора. Да ладно тебе, Юра, можно подумать, ты никогда не дашь по шее. Помнишь, когда Губернатор-то приехал, а он любит этот балет Прокофьева «Золотой век»?
Прокурор. Да не Прокофьева, а Шостаковича. Это когда Колька Цискаренко дал знаменем по голове Фильке?
Жена П. Представляете, там такая пауза. В ложе Губернатор с супругой. И на весь театр доносится…
Прокурор. «Ты что охуел?»
Все смеются.
Жена П. Юра, ты что?
Отец Андрей (смеясь). Ничего ничего, Ольга Матвевна, слово из анекдота не выкинешь.
Прокурор. Да, совсем забыл, отец Андрей, тебя к награде представили. Вчера как раз состоялся шапошный разбор и вот ты удостоен Шапки третьей степени, за заслуги перед родиной.
Отец Андрей. Я недостоин столь высокой награды, что я такого сделал? Спаси Господи власти и народ.
Прокурор. Не скромничай, не скромничай, заслуженная награда. Выпьем?
Отец Андрей. Вот когда вручат, тогда и выпьем.
Жена Прокурора. Правда, Юр, кто ж заранее обмывает?
Прокурор. Ну все равно выпьем, просто за отца Андрея, за его прекрасный дом, за его мудрую матушку, за детишек, которых он окормляет в своем саду, за людей, вверенных ему, которым он отец родной…
Входит Матушка.
Матушка. Андрюш, ну ты совсем, ты бы хоть динамики выключил, на все комнаты из гаража эти вопли раздаются. Каково матери-то!
Отец Андрей. Нет, пусть слушает. Бог не фраер.
Затемнение.
СЦЕНА 4. Новые времена. Село Шапкино. Келья Батюшки
Батюшка сидит в креслах. Рядом стоит его копия-андроид. Из-за двери доносится голос Марии.
Мария. Молитвами святых отец наших, Господи, помилуй нас.
Батюшка. Входи, входи.
Мария входит, делает земной поклон.
Батюшка. Хватит кидаться-то. Лучше посмотри, какой подарок прислали мне чада из Японии, вот ведь додумались. Я пошутил, а они все буквально понимают. Вот простота. Но Господь завещал быть простыми, как голуби.
Сестра подходит под благословение к Батюшке.
Батюшка. Что это так керосином-то воняет, а? Ты что, пьешь его, что ль?
Мария. Я, батюшка…
Батюшка. Подойди вон к нему, к истукану, он тебя благословит, а у меня вшей, слава тебе Господи с 28-го года не было, мне керосиниться ни к чему. А тогда, помнишь? А, не помнишь ты ничего, тогда Владислав Стабилизатор умер и у всех вши завелись. Это был знак. Знак нового поворота. И вот тогда только керосином и спасались в монастыре. И шапка отца Андрея тогда снова закровоточила. Потому как опять гонения начались на святую Церковь, опять вышли из бездны четыре пса. А сейчас, слава Богу, вроде все спокойно, да и вшей всех повывели, и клопов, и даже тараканов. Тараканы только в Америке остались, и клопы в Америке, и крысы, все крысы туда уплыли, а ты здесь, в богоспасаемой Родине обретаешься, зачем же тебе керосин пить? Или ты его нюхаешь? Пьешь или нюхаешь?
Мария. Это бензин, батюшка, это я отсасывала из бензобака и…
Батюшка. Пацаны из вашего приюта нюхают бензин, ну и что? Бензин наша кровь. Без него никуда. Ну понюхала, ну и что?
Мария. Да не нюхала я, там просто бак пустой был…
Батюшка (порывисто вскакивает). Вот с ним беседуй, с заместителем моим (кивает на робота-двойника). Отныне он твой духовный наставник. А меня ждут истинные верующие, которые каяться в грехах приехали. Из Хабаровска люди едут, из Сибири, из Казахстана, из Японии, Кореи, нашей Северной сестры! И ждут неделями. А ты привилегии имеешь и время отнимаешь, ты у них время отнимаешь!
Мария. Еще я кагор со склада взяла и выпила в келье…
Батюшка. Ну? дальше, дальше, как это называется?
Мария. Устала я просто, унывала, и подумала…
Батюшка. Не то, не то опять. Семь лет насмарку, насмарку семь лет. В Черное тебя отправлять пора, в Черное. К Евлампии.
Мария. Батюшка…
Батюшка. И сказано в Писании, что ослица Валаамова заговорила, и из камней сделаю себе детей. Ты думаешь, я вечно буду терпеть твое лукавство, род неверный и прелюбодейный?
Батюшка (громко кричит куда-то в глубину комнаты). А ну-ка, Василиса, иди сюда!
Из-за занавески выходит высокий полный, рыхлый мужчина, одетый по-бабьи и в платке.
Батюшка. Где-то у нас спирт был, Империал, принеси сюда.
Василиса молча и недоброжелательно смотрит на Мария, выходит…
Батюшка (кричит вслед). И стаканчик принеси! Один.
Василиса возвращается с бутылкой спирта и стаканом. Ставит все это на стол.
Батюшка. Воот, вишь, какой спирт, чистый, 96 градусов. Этиловый. (открывает бутылку, наливает спирт) Василиса! А воды-то? Это ж так пищевод весь сожгешь, верно? (подмигивает Марии).
Опять входит Василиса с графином с водой.
Батюшка (Марии). По-латински спиритус это дух! Подойди, дитя, подойди ко мне. (Мария подходит. В этот момент Василиса подходит сзади, берет своей рукой ее шею в замок и замирает.)
Батюшка (наливает в стакан спирт совсем на дне, затем разбавляет водой, всматривается в стакан). Вот это приблизительно столько получается, это водка у нас получается (выпивает, не моргнув).
Василиса молча продолжает держать Марию.
Батюшка (встает, берет бутылку спирта, подходит к Марии, которую крепко держит Василиса). «И напились они сладкого вина!» Это в Гефсиманском саду. Сладкого! Не горького! А Исаия что сказал насчет вина, не помнишь? «Сила закона в спасении, но сила вина в печали. Горе тем, которые храбры пить вино и сильны приготовлять крепкий напиток». Это пусть вино пьют еретики из Бобринского, а Наш Истинно-Сокровенный Новый Православный извод что говорит? Что нельзя вина употреблять, а спирт, ибо он эфирен, можно. Открывай рот. (Мария стоит, замерев, с закрытым ртом) Василиса, помоги (Василиса сдавливает двумя мощными пальцами щеки Марии так, что та открывает рот, а Батюшка ловко вливает ей в рот чистый спирт, она начинает кашлять).
Батюшка (Василисе). Отпусти.
Василиса отпускает Марию.
Мария сидя на полу, держится за горло, кашляет.
Батюшка (устало). Знаешь, чем пожигаются грехи?
Мария. Спиртом?
Батюшка. «Спиртом»! Стыдом! Только стыдом. Тебе стыдно?
Мария (держится за грудь). Мне больно.
Батюшка. Этого мало. Нужно, чтобы тебе стыдно стало. Я уж не знаю еще, как тебя раскачать, как пробить твой панцирь из гордыни. Ты блудишь в мыслях?
Мария молчит.
Батюшка. Блудишь! Все блудят. Нет ни одной твари на земле, кто бы не хотел блудить. А женщины так просто от этого зависимы. И не только миряне. А даже наоборот, на монахов бес блуда нападает с удвоенной силой. Вот жила-была одна игуменья в старину, в патерике 20-го века записано, и знаешь, что она приноровилась делать? Придет в магазин, купит колбасы, значит, такой, батоном, потолще, идет к себе в келью, и засовывает туда эту колбасу. Или вот другой пример, была у меня одна женщина молодая, рассказывала, что вот так мужиков любила, а она продавщицей работала, что вот подходит мужик к прилавку, самый плюгавый, алкаш последний, а у меня, говорит, так по ногам и тикёт. Вот.
(пауза)
Мария. У меня другое, батюшка… Даже не знаю, как сказать. Я мужчин боюсь… и ничего к ним не чувствую. (пауза)
Батюшка. Так, так, продолжай. (Мария молчит) Снасильничали, что ль? Бывает. Ты это… не бойся, рассказывай, и тебе понравилось, да? А то, знаешь, как сейчас придумали насильничать. Вот звонят в дверь: кто там? Это я, курьер, пиццу принес, адрес такой-то? значит. Она откроет, а он раз на нее, одной рукой хватает руки, значит, другой юбку задирает, и ногой трусы сымает. Прям акробат. И все. Так что ты мне расскажи, в подробностях, что с тобой приключилось, а?
Мария. В детстве один там, в кружке рисования, все норовил под видом анатомии порнуху какую-то показывать, другой, помню, в парке членом тряс, и был он такой сизый и огромный. И помню этот запах половой тряпки.
Батюшка. Что-что? не слышу, ты поближе, поближе наклонись. Глуховат я стал.
Мария (ближе пододвигается на коленях). Ну и выпили мы, значит, с сокелейницей моей Настей Табуновой кагор тот. Да и легли рядом. И захотелось мне ее потрогать.
Батюшка. За что потрогала? (начинает незаметно трогать ее за грудь)
Мария. Ну за грудь там сначала… Ой!…
Батюшка. Продолжай, что… что еще потрогала?
Мария (отодвигается). И я потрогала ее… а она так вдруг застонет…
Батюшка. А вы, значит, голенькие лежали?
Мария. Да нет, в одежде.
Батюшка. Ну, ну… Поближе придвинься, давление у меня черепное, глохну неожиданно. От погоды.
Мария. Ну… и я вижу ей приятно, и мне приятно стало.
Батюшка. Не слышу, ближе подвинься я сказал.
Мария (пересиливая отвращение пододвигается). …и поцеловала я ее, и она меня. Ну вот.
Батюшка (сглатывая слюну). А дальше что было? Разделись? (опять трогает ее за грудь)
Мария (отодвигаясь). Да нет, у меня же опыта такого нет, ну сексуального.
Батюшка (с раздражением). Стоп, не произноси здесь это змеиное слово, не смей. Не было и не было. А это, что вы там по-бабьи приласкали друг дружку, ну в общем, ерунда это все, из Америки это все пришло, ерунда, мода это. Всё. Иди давай. (пауза) Ты к шапке-то подходила?
Мария. Я к вам сразу.
Батюшка. Иди к Шапке подойди. Василиса, пусть она через вип-очередь приложится и скажи отцу Тимофею, чтоб кровью ее помазал.
Мария подходит под благословение.
Батюшка (неохотно благословляет). С Богом, иди, иди. (Василисе) А ты погоди.
(Мария уходит).
Батюшка. Много там народу?
Василиса. Сто пятнадцать люмпенов, четыре народных артиста, генерал авиации, депутат городского совета, девятнадцать инвалидов.
Батюшка (показывает на андроида). Поставь робота на программу «благословение». Пусть примет люмпенов и инвалидов. Остальных проводи в мраморную приемную. Чай там распорядись сделать. Буженину по-архиерейски на закуску.
Василиса. Слушаюсь.
Батюшка. Цитаты там какие-нибудь распечатай из моих афоризмов и людям раздай, в утешение.
Василиса уходит.
Батюшка. Никто каяться не хочет. В Муромские леса уйду, в скит.
Затемнение.
СЦЕНА 5. Собаки
Монастырь. Зал для приема гостей. По периметру расставлена мягкая мебель: диваны и кресла. Потолок и пол украшены мозаикой и инкрустациями, по стенам висят портреты священноначалия, царей, иконы святых. У двери стоят человек 8 сестер в черном облачении. Перед ними сидит в креслах Матушка-игуменья, рядом стоит Старшая сестра.
Игуменья. Сейчас придет очень известный фотограф, будет для журнала нас фотографировать. Сделайте нормальные лица, сестры, что вы как на поминках (раздается звонок сотового). Да, Сергей? Мы вас ждем. Задержали на выставке? На час? Ну хорошо, хорошо (выключает телефон. Обращаясь к Помощнице). Ну вот, Елена, ни туда ни сюда.
Старшая сестра. На послушания обратно?
Игуменья. Ну, не разоблачаться же им опять. Пусть здесь сидят, ждут.
Старшая сестра. Садитесь, ждите.
Сестры начинают рассаживаться на бархатно-плюшевые кресла и диваны.
Старшая сестра (рявкает). Не сметь на диваны и кресла садиться, своими грязными жопами мне тут не засиживайте обивку! (затем спокойно) На полу, на полу группируйтесь, это живописно.
Игуменья (благодушно). А собачки мои любимые где, мать? Я хочу с ними на фото.
Старшая сестра (кричит кому-то). Собак запускайте, запускайте собак!
В зал вбегают четыре здоровые овчарки: немецкая, среднеазиатская, кавказская и монгольская. Сестры уже рассаживаются на полу. А собаки вскакивают на диваны и кресла. Одна из сестер, это Настя Табунова, хочет их согнать.
Настя. А ну пошла…
Игуменья. Не сметь.
Настя. Матушка, но ведь вы же запрещаете садиться, я думала…
Игуменья. Это я вам запрещаю, а им можно. И как ты смеешь на собаку рот свой разевать. А ну проси у нее прощения.
Соня. Это у кого?
Игуменья. У Альмы. Проси прощения. Подойди, сделай земной поклон и попроси прощения. Она вся дрожит, бедняжка, от твоего вопля (собака и не думает дрожать).
Пауза.
Настя. Я не буду просить у собаки прощения.
Игуменья. Не будешь?
Настя молчит.
Игуменья. Вон отсюда.
Настя не двигается с места.
Игуменья. Я кому сказала - вон. И назначаю тебя на псарню, тебе это на пользу пойдет.
Настя (бросается на колени). Матушка, простите, простите, матушка.
Игуменья. Ты не поняла?
Настя. Матушка, только не на псарню! я попрошу прощение у Альмы, вот (поворачивается к собаке, лежащей на кресле и с недоумением взирающей на иерархические странности человеческого мира) Прости меня, Альма (кланяется земным поклоном), прости.
Игуменья. На первый раз она тебя прощает, видишь, хвостом виляет. Вам до собак-то расти и расти. Собака для вас пример, вы хуже собак, запомните это. Собака это сама преданность. Это беспрекословное послушание и подчинение. Собаке не ведома гордыня, у собаки в крови почитание старших. Человек же попрал иерархию, отсюда все зло мира. А кто вы супротив собаки? Прах, грязь вы, гной, ваша гордыня смердит. Вы лукавы, собака простодушна, вы своевольны, собака живет волей хозяина, служит ему, вы кривыми путями ходите, а собака прямодушна. И не вам дрессировать собак, но напротив, пусть они вас научат азам смирения. Так что это честь для вас сидеть на полу рядом с собакой. И даже если тебя покусала собака, то прими это с радостью. Значит, за дело, собака только плохих людей кусает. (выдерживает паузу) Всем все ясно, или кто-то хочет открыть дискуссию? (все молчат) Вы не молчите, говорите, кто что думает. (молчание) Ну раз возражений нету, мать Елена, пусть послушают что-нибудь душеполезное.
Старшая сестра. Матушка, из Списка полезных книг России или святых отцов?
Игуменья тяжело встает с кресла.
Игуменья. Из списка почитай, патриотическое что-нибудь, пусть хоть немного развиваются.
Старшая сестра. «Братья Суворовы»?
Игуменья. Ну это пока им рано, много тяжелых сцен. А вот «Корни» Фотинии Райской в самый раз. Начни с третьей главы.
Игуменья выходит из трапезной.
Старшая сестра (включает кнопку встроенного в стену ридера, из динамиков раздается сначала умиротворительная музыка, затем благостный голос диктора объявляет). «Третья глава. (пауза) Березовый сок. (пауза) Не спалось Сергуньке на растопленной дедом печке, с волнением представлял он свой первый рабочий день у дядюшки на кирпичном заводе. Как встретит его младшая бригада, будет ли болезненной инициация березовым соком, как пугал Степка в соседнем заулке, или на испуг возьмут. И как не уронить лицо? Этому учил его покойный отец, принявший мучительную смерть в Желтый переворот, на том же заводе. Вспомнил и мамашу, сгинувшую потом в желтых вагонах, увозивших взрослое население в пустыни Кыргызстана на растерзание одичавшим от безнаказанности натовским наемникам».
С улицы раздается истошный крик. Несколько сестер бросаются к окнам. Среди них Мария.
Старшая сестра. Стоять.
Старшая выключает ридер. Собаки начинают лаять. Сестры возвращаются назад.
Крик с улицы продолжается.
Сестра 1. Детский голос вроде. Откуда?
Сестра 2. Похоже, наш, приютский.
Сестра 3. Наш точно. А откуда ж он орет-то?
Старшая сестра. Так! Все замолкли. Сидеть. Не выходить.
Старшая сестра выходит. Сестры сидят на полу.
Мария пытается подойти к окну. Собаки начинают угрожающе рычать.
Мария (роется в карманах). Ну тихо, тихо, вы же меня помните, вы же помните меня, собачки, да, Альма, да? Кто с вами территорию обходил, кто кормил сырым мясом?
Собака еще рычит, но менее угрожающе.
Мария (достает из кармана сахар). Ну тихо, тихо. Спокойно, спокойно.
Настя. Маша, им нельзя сахар.
Мария. Тихо, тихо… Моя хорошая, умница моя (Альма ест сахар).
Сестра 2. Это ослушание девятого уровня. Схлопочешь.
С улицы раздается крик.
Собаки успокаиваются, виляют хвостами. Мария их гладит.
Настя. Не иди туда.
Мария. Ты лучше помолчи, как Елена велела. И вы все тоже заткнитесь.
Сестра 3. Борзая ты больно. Елена с Матушкой вернутся, в ногах валяться будешь.
Настя (плачет). Ты же знаешь, я боюсь собак больше Черного, больше ада…
Мария подходит к окну. Открывает его.
Мария. С собаками можно договориться.
Мария выпрыгивает из окна. Вопли из открытого окна раздаются громче.
Собаки начинают лаять. Больше никто не трогается с места.
Затемнение.
СЦЕНА 6. ТРАНСФОРМАТОРНАЯ БУДКА
Переулок, на который выходят задние ворота монастыря. Напротив ворот - трансформаторная будка. Оттуда раздается истошный крик. Вокруг стоят прохожие, несколько сестер из монастыря. Среди сестер стоит Мария. Мимо нее туда и обратно ходят Игуменья и Старшая сестра.
Старшая. Матушка, может, МЧС вызвать, «скорую»?
Игуменья. Погоди, погоди, мы должны разработать стратегию. Когда полицаи приедут, мы тут ни при чем, поняла? будка это не наша территория, это территория Собора, пусть за это отец Капустин отвечает.
Старшая. Но ребенок-то наш, из приюта. Мы же отвечаем.
Игуменья. У нас не колония, мы их взаперти не держим, а вот почему на каждом углу эти будки стоят открытые, это надо у мэрии спросить. (замечает Марию) Так, а ты что здесь делаешь? Тебя кто благословил выходить?
Мария (мрачно). Собаки. (подходит к будке)
Старшая. Что?! Подерзи у меня!
Мария (направляясь к трансформаторной будке). Это ж Вовка Храпунов, мать Елена, ваш любимец. Его вытащить надо.
Старшая. Стой! Не смей подходить!
Мария (пытается открыть дверь). Да пошла ты. (рядом стоящем мужику) Ну-ка, мужчина, помогите (они начинают вместе открывать дверь будки, из которой раздаются истошные крики).
Мария (залезает в будку, внутри все искрит, слышен ее голос из будки). Щас, щас, Вовка, я тебя вытащу.
Мария вытаскивает мальчика лет 12-ти из будки, он без сознания, одна рука у него до мяса искалечена.
Мария (мужчине). Ну-ка, помоги, отец, давай (они вместе оттаскивают его от будки).
Старшая (кричит). Оставьте его там, не тащите сюда, пусть он там лежит!
Мужчина (слушает его сердце). Живой вроде. (Марии) Вызывай скорую, сестра.
Старшая. Ну все, Машка Рубероид, завтра же едешь в Черное подворье. К Евлампии. Ты меня достала.
Мария. Да лучше уж в ад, чем с вами.
Игуменья. Молчать! (Старшей) Что стоишь столбом, дура? Вызывай Сергей Иваныча срочно, разруливайте ситуацию. А ты (Марии) иди собирай вещи. Чтоб духу твоего дерзкого здесь не было.
Старшая. Матушка, а скорую-то вызывать? Это ведь уже наша территория?
Игуменья. Зачем в скорую-то, дура! В пятую звони, напрямую главврачу Валентине Михайловне.
СЦЕНА 7. ПРОЩАНИЕ
Монастрыская казарма. Мария собирает свои вещи около своей койки. К ней подходит Настя.
Настя. Маша.
Мария молча собирает вещи. Она что-то ищет.
Настя. Маша… Ты что-то ищешь?
Мария. Не могу найти дневник. Куда он делся?
Настя. У тебя был дневник?
Мария. Да, был.
Настя. Это же запрещено.
Мария. Я его вела, чтобы мысли чистить.
Настя. Маша… Я слышала, тебя в Черное?
Мария. Да.
Настя. И ты так спокойна?
Мария. Вот так.
Настя (обнимает ее). Подожди, Маша, сядь.
Мария садится на койку. Настя обнимает ее, целует.
Мария (отстраняется). Не надо, заметят.
Настя. Господи! Неужели нельзя ничего сделать, Маша! Машенька, как я буду без тебя?
Мария. Хватит причитать. И так тошно.
Настя. Я пойду просить за тебя, я буду ползать перед Матушкой! (пауза) А хочешь… я попрошусь с тобой в Черное?
Мария. Они всё знают.
Настя. Что?
Мария. Про нас.
Настя. Откуда?
Мария. Не знаю.
Настя. Они… Мать Елена мне предлагала стать ее келейницей.
Мария. А ты?
Настя молчит.
Мария (громко). А ты?!
Настя плачет.
Настя. Я не смогла… я не могу как ты… вот так резко…
Мария. Стать келейницей у Елены ты сама знаешь, что значит (Мария продолжает собирать вещи).
Настя. Но не все же…
Мария. Не знаю. Я бы на твоем месте отказалась.
Настя. Маша, я чувствую себя как последняятварь.
Мария. Ты и есть…
Настя. Не надо так со мной, Маша.
Маша молча собирает вещи.
Мария. Вспомни, что стало с Шеховцевой Олей, Завьяловой Мариной, Телегиной. По мне, лучше Евлампии жопу подтирать. Одна в психушке, другая в тюрьме, а Телегина отравилась. А у тебя психика слабая.
Пауза.
Мария (в сердцах бросает свой баул). Господи, Настя! Что ты от меня хочешь? Меня ссылают в Черное на семь лет. Тебе надо как-то приспосабливаться. Одной выживать. А может, это и к лучшему.
Настя. Я боюсь.
Мария. Чего ты боишься?
Настя. Я боюсь собак. Она говорит, что отправит меня на псарню. Ты же знаешь, как я боюсь собак! Мне сны такие иногда снятся… Как они меня грызут…
Слышен звон колокола.
Мария заканчивает собирать вещи.
Мария. Иди. На полунощницу опоздаешь.
Настя встает, утирается рукавом.
Мария берет баул.
Настя. Маша, я буду каждый день тебе писать. И прятать. А потом все эти письма, когда ты вернешься…
Мария. Не надо, найдут и отправят на псарню. Давай посидим на дорожку. (Маша с баулом на плече и Настя садятся на койку. Мочат секунд десять. Затем встают).
Мария. Знаешь, мне иногда кажется, что все это одна большая наёбка.
Настя. Ты что?
Мария. Все вот это. Мне так все это надоело, что я даже рада, что уеду. Сдохнуть хочется побыстрей.
Настя начинает плакать.
Мария. Не реви. Иди, а то накажут. И правда, на псарню отправят.
Настя обнимает подругу. Они целуются.
Мария (отцепляет Настю от себя). Я тут подсчитала, Евлампии-то за девяносто. А мне 29. Я физически сильней. Ничего она мне не сделает. Так что еще неизвестно кто кого. Прощай, подруга! Держись от них подальше.
Мария уходит.
Затемнение.
СЦЕНА 8. ОФФ-САЙД
По трассе едет джип матери Елены (Старшей сестры). Она сама за рулем, рядом сидит Мария.
Старшая. Эх ты, дура, дура. Упрямая дурында. Вот обязательно надо на рожон лезть, да?
Мария молчит.
Старшая. Я же все вижу, и все понимаю. У меня тоже сердце не каменное. Жалко мне тебя. (пауза) Ну хочешь, я за тебя попрошу у Матушки. Она меня послушает, она добрая.
Мария молчит.
Старшая (вздыхает). Ну к чему все эти жертвы, страдания? Героиней хочешь быть?
Мария молчит.
Старшая. Она же сумасшедшая, эта Евлампия. Никакая она не юродивая. Полжизни в дурке провела. Ее нам Батюшка прислал в Черное, чтоб ей в дурдоме не помирать. Хранительница, блядь, Шапки Отца Андрея. А кто ее видел эту Шапку! А что тогда в Шапкино у Батюшки? Ты даже не представляешь, что она вытворяла с нами, это реально дедовщина была (пауза) Щас, конечно, хоть не бьет. Зато сейчас она под себя ходит, и использованную туалетную бумагу, в говне, требует от келейницы запечатывать в конверт и высылать заказными письмами Почтой России Президенту, в Думу, Первому Прокурору, Второму Прокурору, Всероссийскому Судье и так далее. И надо выполнять. У нас с Почтой договоренность есть, они нам все это пересылают. Ну что ты молчишь-то? (останавливает на обочине машину) Тебе вот все это придется делать, понимаешь? Там камеры установлены, ты обязана будешь все ее прихоти выполнять. (пауза) Слушай, Маша, ты же хорошая умная девка, ну зачем тебе гнить в этом Черном, а? Послушай, я давно хотела поговорить с тобой по душам. Я ведь читала твои записи. Откровенно, смело, умно.
Мария. Так вот куда мой дневник пропал.
Старшая. Так твоя Табунова и принесла, а ты не знала?
Мария молчит.
Старшая. Слушай, что я тебе скажу. На самом деле я ведь не церковная совсем, чуждо мне все это, эти вот одежды дурацкие, эта паранджа. Я же к другой жизни привыкла, это все бизнес, понимаешь, бизнес и никакой мистики. Жить-то как-то надо. А это все у меня получается неплохо. Давай с нами, а? Что ты все особняком, а? Ко мне же многие девочки ходят, и Таня Морковкина, и Аня Красотка, и даже Света Толстая, а ты мне давно нравишься, в тебе есть сила, есть харизма, тебя двигать надо, что ты все на стройке да на скотном дворе. Я тебя на наш интранет-канал вещательный посажу, там такие дуры сидят. В СПА-салон тебя отвезу, аюрведа, тайский массаж, все дела, поедем в Ниццу, нам там потомки опальных олигархов свои замки завещали, я тебя в гольф научу играть, в кёрлинг. Знаешь, что такое кёрлинг?
Мария молчит.
Старшая. Это же все игра, все не по-настоящему.
Мария. Я футбол предпочитаю.
Старшая. При чем здесь футбол? Ты о чем? Это игра для быдла.
Мария. Я о том, что в футболе есть очень интересный момент, это называется офф-сайд, вне игры то есть. Представляете, вы красиво забиваете гол, вы выложились на все сто, а из-за того, что стояли неправильно, его не засчитывают. Один футболист после такого офф-сайда пошел и повесился.
Старшая. Это ты к чему?
Мария. А к тому, что идите вы в жопу со своими заманухами.
Старшая сестра резко стартует.
Старшая. Я знаю, что у тебя телефон есть. Это запрещено в монастыре. Дай его сюда.
Мария. Но вы же сами…
Старшая. Это запрещено уставом. Давай.
Мария. Мама же платит регулярно.
Старшая. У тебя телефон при себе?
Мария. Да.
Старшая. Давай-давай.
Мария дает ей сотовый телефон. Мать Елена выбрасывает его на ходу в окно машины.
Старшая. Он тебе больше не понадобится. Семь лет точно. Если не повесишься, конечно.
Затемнение.
СЦЕНА 9. ЕВЛАМПИЯ
Зима. Черное подворье. Келья юродивой Евлампии. Евлампия сидит на грязной скомканной постели и раскачивается. Ее нога привязана цепью к ножке кровати, все предметы обихода тоже прикручены цепями: алюминиевая кружка, ложка, миска, ведро с отходами тоже прикручено к ножке кровати. Евлампия раскачивается и что-то бормочет.
Евлампия. Куда поедем, в баню? а московские будут? Будут. А ребеночка куда я дену, куда дену ребеночка? Он туда не проходит, не проходит он туда, где он, ребеночек-то, мальчик мой розовый, мальчик мой красненький, слизистый, сизенький, синенький мой, молчаливый мой… Рыбных пузыриков захотелось? А я тебе щас пожарю пузырики, только у тебя же селезенки нет, и печени нет, и почки, почки все распродали, хоть и три их у тебя было, а все вырезали, осталось одно сердце… сердце вещун, сердце мое, готово сердце мое, сердце мое испытай, Боже, содрогается сердце мое, и оставила меня сила моя и свет очей моих — всё ушло от меня (Евлампия со всей силы ударяет по ведру с нечистотами, ведро падает). В тине погрязаю я, окаянный, весь покрыт нечистотами, весь омрачился … (Евлампия пытается бросить в лужу с нечистотами ложку, миску, кружку, но они на цепи и не долетают до пола)… Насытились они нечистотами, издерживая богатства свои на… на… на…. На, возьми… возьми кудельки мои, возьми кудельки (она рвет на себе волосы и бросает в лужу, но не добрасывает, волосы слишком легкие). Блаженна душа твоя, что при помощи Божией ты не загрязнил себя нечистотами мира (тогда она бросает в нечистоты на полу подушку, комкает и бросает простыню, одеяло, тапки).
Дверь, обитая рваными одеялами, открывается, вместе с клубами пара входит с мороза Мария. Она в телогрейке, на голове у нее шапка-подшлемник, похожая на танкистскую.
Мария. Опять хулиганишь, старая пизда?
Евлампия. Солдатик мой пришел. А я ребеночка нашего покормила пузыриками.
Мария (не раздеваясь, берет тряпку, начинает собирать с полу изгаженные вещи, засовывать их в мешок). Это я не предусмотрела.
Пока Мария спиной к ней убирает, протирает пол с тихим ворчанием: «тварюга конченая», «опять всё в говне», Евлампия начинает раздеваться.
Евлампия. Солдатик, а солдатик, на сколько я выгляжу?
Мария (вытирая пол, мрачно). На четырнадцать.
Евлампия (жеманно). Да брось, брось, солдатик, не утруждай себя. Тут есть одна дура, она щас придет, все здесь приберет. Она моя служанка. Ты лучше на меня посмотри. Давай убежим, пока эта дура там корячится.
Мария (вытирая пол руками). Я тебе не завидую, когда она придет, эта дура.
Евлампия (оставшись в одном грязном мужском белье). Ну посмотри на меня, солдатик.
Мария (выпрямляется с грязной тряпкой, с которой стекает коричневая зловонная жижа). Ну?
Евлампия (напевает). Се си бон, се си бон, се си бон… се ля клёш, де ле коль де леколь.
Мария. И что дальше?
Евлампия (прикрываясь черной шалью, серьезно). Все, концерт окончен. Брось эту дрянь в ведро. Сядь. (Мария не двигается, она явно удивлена) Ну что стоишь столбом. Мне с тобой поговорить надо (пауза).
Мария. А как же камеры (оказывает куда-то наверх).
Евлампия. Расслабься. Нет никаких камер. И не было никогда. (пауза) Ты прости меня за всю эту еблю с пляской.
Мария. Матушка… а вы разве… а я думала, вы…
Евлампия. Из ума выжила? Садюга юродивая? Психическая?
Мария. Все боятся как огня попасть в Черное. О вас, матушка, страшные истории там ходят.
Евлампия. А это от человека зависит. Они же, Старшие-то тоже здесь когда-то побывали, ух я их погоняла. Только сколько волка не корми, он в лес смотрит. Это я потом поняла, злого и жадного жестокость только укрепляет, а доброго и честного ломает. А зачем хороших людей ломать, а жестоких укреплять? (пауза) Я за последние 10 лет таких хороших отпускала в мир.
Мария. А мы по ним панихиды служим…
Евлампия. Я им отчеты пишу сама своим говном, что они отмучились и святыми стали.
Мария. Приятно читать, наверное.
Евлампия. Духовито. Я и тебя хочу отпустить. Нечего тебе здесь делать. Только Шапку забери. Я давно ждала, кому Шапку передать.
Мария. Так у вас все-таки та Шапка. А что в Шапкино у отца Никифора?
Евлампия. Палёнка, муляж. Шапку-то отца Андрея я тогда нашла в 47-м. А шапка была знатная, он же настоятелем был в соборе, богатый был. Но суровый был батюшка, суровый. И солидный, крутой был человек, уважаемый. У него ж целый гараж был раритетных авто. Он ралли устраивал, к 100-летию победы над фашистской Германией. Три поля колхозных под это дело купил, бетоном залил. Иногда сбивали крестьян или дачников. Ну и многие, конечно, не любили его, завидовали. Вот и отыгрались в Желтую революцию-то. И когда я вышла с братьями из овина-то, шапка тут и лежала. Но вот странно, она с головы-то его, должно быть, упала раньше, чем его изувечили. И странно, что желтые не увидели ее, а мы, дети, увидели, она на видном месте лежала. И вот взяла я ее, а она аж потяжелела вся от крови да мозгов его, я взяла ее и понесла на вытянутых руках. Стемнело уже, несла огородами, чтоб не встретить желтый патруль, дошла до огорода ихнего, поповского, братьев наперед услала домой, чтоб не болтались под ногами, и матушке его бедной отдала шапку. И потом вокруг этой шапки общинка тайная образовалась. Потому как шапка не высыхала, кровушка та продолжала истекать. Пока четыре пса-мстителя рвали нашу землю: голод, холод, нищета и безбожие. Ну а матушка отца Андрея, стало быть, хранительницей была объявлена. А потом вот и я сподобилась. Я помру скоро. Уже давно бы померла.
Мария. Ну что вы, матушка, вы еще крепкая…
Евлампия. Не суетесь. Слушай про главное. Мне видение было — передать шапку двадцать седьмой сестре, которую пришлют из Красного подворья. Вот ты и есть та сестра. Бери ее и уходи в другие миры. Там тоже люди живут. Хоть все страстьми и похотьми одолеваются, но живут сердцем. Так тоже можно.
Мария. Кто ж меня отпустит.
Евлампия. А кто ж тебя здесь держит?
Мария. Я обеты давала, когда постригали.
Евлампия. Перед кем ты давала обеты?
Мария. Перед Богом.
Евлампия. Бог, он дышит где хочет. Я вижу, ты способна на дела, не все способны. Малыми делами спасайся, кто реально что-то делает, на его стороне Бог. И продолжай, иди и делай. И будете рассеяны как овцы среди волков. Но волкам сподручней, когда овцы в стадо сбиваются. Так что в рассеянье вашем спасение миру и стране этой непутевой. (вздыхает) Хотя я своим грешным умом так и не могу усвоить, зачем Богу такая страна, которая пропитана кровью и слезами человеческими насквозь. Зачем такой сгусток крови на земле?
Мария. А как же я без ID буду жить?
Евлампия. Приедешь в город, справишь себе этот… как его… АЙДИ ваш.
Мария. Так там же биометрия какая-то, а там говорят, печать антихриста, электронная. И матушка-игуменья говорит, что как только присвоят номер, то все, душа будет продана дьяволу. И в церкви те, городские ходить нельзя, они не по уставу служат уже давно.
Евлампия. А ты его в микроволновку на минуту засунь, ваш Батюшка мракобес советует. А печать антихристова в сердцах, а не на бумаге и не на картах электронных. И уже давно такие люди среди нас есть, с печатью антихристовой. Ты подлезь под кровать, там шапка-то, в котомке.
Мария. Матушка, а телефона у вас нет или какой другой связи. А то у меня Елена телефон отобрала.
Евлампия (вынимает микротелефон из ушной раковины). Вот, возьми, один паломник подарил. Он мне больше не понадобится. Называешь номер и всё.
Мария лезет под кровать, достает баул, начинает разворачивать его.
Евлампия. А потом следующей сестре передашь, кому - это уж тебе знамение будет.
Мария. А почему кровь из шапки истекает? Отец Никифор говорит, грехи человеческие заставляют набухать кровью ту шапку.
Евлампия. Грехи понятие темное, нерелевантное. Чем больше ожесточены люди, тем больше крови. «Третий Ангел вылил чашу свою в реки и источники вод: и сделалась кровь. …За то, что они пролили кровь святых и пророков, Ты дал им пить кровь: они достойны того».
В этой стране вечно тлеет война. А где война, там и кровь. Так что живи сердцем, не ожесточайся, шапку храни. Уходи скорей.
(Евлампия отворачивается к стене)
Мария (называет номер Насти). Два пятнадцать ноль восемь. (пауза) Настя? (пауза) Тише, тише, не реви. (пауза) Ни на какую псарню ты не пойдешь. Успокойся! (пауза) Там, в очко я заначку спрятала, на дорогу хватит. Встречаемся на Казанском. (пауза) Завтра. Всё, потом за документами. Отдадут, как миленькие. Не ссы.
Затемнение.
СЦЕНА 10. ВОКЗАЛ. НАСТЯ
Настя с вещами понуро идет по многолюдному перрону. Недалеко от нее идут двое бомжового вида: мужчина и женщина. Они громко переругиваются.
Она. Ты меня заебал, козел.
Он. Ну, че ты, Любк, ну че ты всё недовольна, а? Клянусь, не пропивал я твою почку…
Она (ударяет его сумкой по голове). Мне уже, козел, нечего сдавать! Я даже кожу с жопы продала, чтоб богатые сучары морды молодые себе наращивали!
Он. Да ты че, Любк, больно же! Ну хочешь я печень продам?
Она. Да кому твоя вонючая циррозная печень нужна?
Он. У меня нет цирроза, Любк.
Она. Попросила как человека сходить в армию спасения, мне Люська оставила сапоги мой размер, и вы со Славкой и почечные деньги пропили и сапоги мои загнали. Мне же блядь ходить не в чем!
Он. Ну и пошла бы сама.
Она. Куда я с точки пойду, куда! я весь день тут ошиваюсь, а ты пропиваешь мои органы и мои вещи, падла, мои! Гад ты после этого, Колька, паскуда (опять ударяет его). Я уже не могу больше от жизни такой, я щас прям здесь на хуй себя зарежу (распаляется), заебало все, (достает нож), умереть хочу.
Он. Любк, Любк, да ты че, ты че, че ты с ножом-то, отдай ножик-то, ладно тебе, Любк, я ж люблю тебя, Любк, че ты, щас пойдем к Павелецкому, там у Санька на хате переночуем, у него сегодня маза, пузырь раздавим, отдохнем, отоспимся как люди, Любк, потискаимся.
Она (размахивает ножом). Не подходи, гад! Какой Санек? не знаю я никакого Санька, а моя где квартира? это ты, сука, лишил меня жилплощади, ты, гад! Я теперь бомжара, я чмошница!
Он. Любк, че ты гонишь? ты бомжара в третьем поколении, какая жилплощадь?
Она. …связалась я с тобой, гад, будь ты проклят (плюет в него), недоделок, нет жизни, жизни нет (плачет), не могу больше, будьте вы все прокляты… (с этими словами она направляет на себя лезвие, Он пытается вырвать у нее нож, но Она успевает ударить себя куда-то в район грудины), вот вам, вот, вот (она падает, раздаются крики, женский визг, толпа отшатывается).
Женский крик. Ой….. Убили! Убили! Поножовщина! Полиция! Полицию позовите!
Настя продирается сквозь толпу, видит растерянного бомжа с окровавленным ножом в руках он стоит на коленях рядом с телом спутницы, из которой обильно течет кровь.
Он (растерянно и заторможенно). Это что же…? Эй, Любк, ты зачем это, ты что сделала, дура, ты что?! (дотрагивается до нее)
Женский голос. Да вызовете же кто-нибудь полицию! Женщину убили! Средь бела дня! Что ж это творится.
Мужской голос. Да вызвали уже. Скорую бы надо.
Женщина (говорит в сотовый). Але, скорая, тут на Казанском, на перроне, в общем баба и мужик, бомжи, подрались и бабу вроде ножом зарезали, она вся в крови.
Настя. Да что вы говорите?! Это она сама себя, я видела.
Женщина. Что видела? Что ты видела? Бомжи эти проклятые, хоть бы их всех в один мешок и в реку. Надоели, криминал один. Вечно эти разборки. Видела она. Понаехала Рязань косопузая.
Подходят двое Полицейских.
Полицейский 1. Граждане, граждане, расступились, что тут, что?
Женщина. Да вот, убил этот ножом, подружку свою (показывает пальцем на сидящего на корточках бомжа с ножом в руках).
Полицейский 1 (своему напарнику). Лёха, отбери у синяка нож с отпечатками и в пакет. (другим) Так, граждане, спокойно, спокойно, расходимся, расходимся, это вам не театр, не цирк, идите на работу, по домам, всё, представление закончилось. Вот вы (на Настю) и ты (на Дворника-Таджика) понятыми будете.
Сквозь толпу проходят Врач и Медсестра в синей униформе скорой помощи.
Врач. Расступитесь, дайте пройти.
Полицейский. Ну вот, осматривайте, ножевое ранение, похоже она уже ласты склеила. Серег, надень на этого браслеты. А я пока протокольчик составлю.
Врач (медсестре). Люся, пульс?
Медсестра (уже щупает). Не прощупывается, смотри сколько кровищи.
Врач. Вену задела. (наклоняется, трогает где-то в районе шеи). Ну чё, в морг тогда везем.
Настя. Подождите, подождите, да она жива, посмотрите на ее живот.
Медсестра. Куда, куда вы лезете, девушка?
Настя (бросается к телу женщины, наклоняется, трогает в районе солнечного сплетения). Вот, видите, она дышит! Животом дышит. Я знаю, я курсы медсестер кончала.
Врач (наклоняется, трогает). Одни, блядь, специалисты кругом (с сожалением). Дышит. Живучие эти алконавты. Осторожно грузим.
Кто-то из толпы помогает положить женщину на самодвижущиеся носилки. Носилки с женщиной двигаются сами.
Медсестра (сопровождая носилки). Дайте пройти, расступитесь.
Врач, Медсестра уходят.
Полицейский 1 (Полицейскому 2). Так, ну че, дело раскрыто, так и запишем: этот (показывает на бомжа) потом впишем, зарезал сожительницу. (Бомжу) Она тебе кто? Сожительница? Как зовут, имя?
Бомж. Любка.
Полицейский 1. Да твое, а не нее, даун.
Бомж. Коля.
Полицейский 2 (записывает). Николай. Фамилия?
Бомж молчит.
Полицейский 1. Забыл, что ли?
Бомж. Строков.
Полицейский 1. А ее как?
Бомж. Любкина? Фамилию не спрашивал.
Полицейский 1. Так, потерпевшая пиши - Любовь, дальше прочерк, ну короче, все ясно.
Настя. Подождите, подождите, это не он ее, я видела, она сама себя.
Полицейский 1. Что вы, девушка, ну что вы мелете?
Настя. Я свидетель. Запишите меня свидетелем.
Полицейский 2. Во деловая, везде успевает. Я видел, она там врачам тоже чё-то втирала.
Полицейский 1. Вы понятая, а не свидетель. Свидетелей, как я понимаю, уже нет.
Настя. Я видела и слышала их разговор, и могу показать, как дело было.
Полицейский 2. Одного свидетеля мало.
Полицейский 1. Ну охота вам, девушка, в это лезть. Что он вам, брат, сват? Нажрутся и режут друг друга. У нас пачками такой бытовухи.
Настя (обращается к Дворнику-таджику в оранжевой робе). Вы же тоже видели? Ну ведь видели же. Вы же тут убирали.
Таджик. Я? Я тут работаю, работаю тут. Я дворник.
Настя. Так можете показать? Они же его засадят, ну нельзя же так, ни за что засадят!
Таджик. Да, начальник, он нэ убивал, он сам себя ножом.
Полицейский 1. Кто «он», кто «сам себя»? Свидетель, ептыть.
Таджик. Я русский язык плохо знать, он женшын сам себя ножом, видел я, я тут стоял, он женшин ругался сильно, а потом хваталь нож и сам себя.
Мужчина. Да вроде я тоже, она сама, орали чего-то, она кричала.
Полицейский 2. Тогда, гражданин, будете свидетелем?
Мужчина. Мне некогда (смотрит на часы), я на работу опаздываю, я не могу.
Полицейский 1. Ну так идите на свою работу. А то стоят, смотрят.
Мужчина торопливо уходит.
Настя. Я буду, я приду, запишите меня в протокол.
Полицейский 1. Черте что. Ладно, Лёх, запиши их данные. Ну тогда мы вас вызовем, девушка. И тебя (Таджику), чурек, вызовем, сам напросился. Как там тебя?
Таджик. Рашид.
Полицейский 1. А кстати, как у тебя с разрешением на работу? Кто хозяин у тебя? Поговорить бы надо.
Таджик. Светлана Иванна. Она все уладила, все уладила.
Полицейский 2. Уладила? Разберемся. (Насте) А вас, девушка, мы не задерживаем. Завтра приходите к 9-ти в третье отделение. (напарнику) Этого (показывая на бомжа) пакуй.
СЦЕНА 11. ID
Мария в кабинете Старшей сестры.
Мария. Мать Елена, дайте мне справку, что я 7 лет провела в монастыре.
Старшая сестра. Справку? Тебе? Вот тебе справка (показывает кукиш). Ты сдохнешь на панели, я тебе это обещаю! Без ID, а тебе не выдадут ID, а если сюда позвонят, то я скажу, что такой у нас никогда не было.
Мария хватает Старшую сестру за горло, валит ее на землю, бьет кулаком в лицо. Старшая сестра визжит, пытается закрыться, но Мария перехватывает одной рукой ее руки, держит, другой долго бьет по лицу. Наконец, Мария слезает с обмякшего рыхлого тела, встает, ударяет в жирный бок ногой, та глухо охает, лицо ее похоже на кровавое месиво.
— Гадина, - кидает ей Мария, роется у Старшей сестры в карманах, забирает ключ, открывает ключом сейф с документами, начинает там рыться, находит свой ID.
— Ну вот, - Мария берет баул с вещами и направляется к выходу.
Остальные сестры заглядывают в кабинет Старшей сестры, они в растерянности.
— Ну, что стоите, - оглядывается на них Мария. – Теперь она ваша.
Она открывает тяжелую резную дверь, оттуда выбегают четыре собаки.
Мария (показывает на лежащую Елену). Фас!
Когда тяжелая резная дверь медленно закрывается за ней, она слышит крики и лай собак.
Мария смотрит на голубое небо.
На улице весна. В небе яростно горит солнце, допекая остатки грязных сугробов и наледи, невидимые птицы чирикают, как перед концом света. Начинается новый день.
Мария решительно направляется к шоссе, поднимает руку. Вишневая семерка резко тормозит.
До вокзала, - устало говорит Мария смуглому водителю с узкими глазами. Тот коротко кивает и, не успевает она захлопнуть дверь, как машина трогается.
— До Москвы, - протягивает она деньги в окошко кассы.
— А чего автоматом не пользуетесь? Понаставили автоматов для вас, карту суешь, билет получаешь, охота в очереди париться.
— Не умею я, - тихо говорит Мария.
— Вот из-за вас, темных, как в средневековье живем.
— Не из-за нас, сестра. Из-за вас.
— Поезд придется ждать час десять, вагон 7-й, общий, 23-е место, - кассирша протягивает билет.
Мария забирает билет.
— А где тут поесть можно?
— Я не справочное бюро, девушка, поесть можно в кафе, на улице, их полно, проходите.
— Спаси Госпо… То есть спасибо.
СЦЕНА 12. СОН МАРИИ
Мария выходит из здания вокзала, направляется в привокзальное кафе «Снежинка».
— Бифштекс и яичницу, и пиво нефильтрованное, - быстро глянув в меню у барной стойки, говорит она полной хозяйке, лениво обмахивающейся журналом, и направляется в темную глубь пустынного зала. На плазменном экране с выключенным звуком вышагивают по подиуму полные модели в причудливых костюмах, в узорах а ля «палех», «федоскино», «гжель», «павлопасадские платки». Мария засматривается на них. Из динамиков громко заливается фолк-шансон.
Она садится, достает пачку сигарет, закуривает. Барменша приносит пиво.
— Бифштекс жарится, - сообщает она. - Может, счет сразу, вы ведь поезда ждете? - она с подозрением смотрит на ссадины на костяшках пальцев Марии.
Мария смотрит на настенные часы.
— Время еще есть. Успею.
Затем замечает взгляд барменши.
— Я спортсменка. Женский бокс. Еду на сборы.
Барменша уходит, тяжело виляя бедрами. Мария пьет пиво, наслаждаясь. В голову ударяет хмель.
Барменша приносит заказанную еду. Мария набрасывается на мясо, которого она не ела 7 лет.
Вдруг из баула, который висит на спинке стула, начинает капать кровь. Мария оглядывается на барную стойку, толстая хозяйка забегаловки сонно смотрит внутрь себя, в такой ранний час других посетителей нет. Мария приоткрывает баул, нащупывает повлажневший пакет с шапкой, быстро отдергивает руку, смотрит под столом на ладонь, она в крови.
— Надо же, - говорит сама себе, - теплая.
Мария нагибается и салфеткой затирает кровь. Потом встает. Барменша тут же просыпается, хищно-недоверчиво глядит на явно собирающуюся уходить посетительницу.
— Я в туалет, - примирительно сообщает Мария, и добавляет: - Вы пока рассчитайте меня.
Направляясь к туалету, замечает капли крови, Барменша их тоже замечает.
— Вот месячные нежданно-негаданно, у вас прокладки не найдется?
— У меня только тампоны.
— Давай тампон.
В туалете Мария отмывает кровь, принюхиваясь.
— Ой, как странно. Чем это?
Она осторожно лижет красную жидкость.
— Хм, на сиропчик похоже, сладкое.
Она быстро освобождает реликвию из всех пакетов. Шапка истекает «кровью». Мария держит ее над раковиной, жидкость бежит красными дорожками по белой керамике раковины. Она выворачивает наизнанку шапку, чтобы найти источник «крови». Видит некий микроконтейнер, похожий на мягкую солевую грелку, только внутри не соль, а красный порошок, который, нагревается от температуры и превращается в жидкость.
— Ага, под кроватью-то тепла нет. А я своим телом нагрела, значит.
Мария надрывает подкладку и видит крошечную микросхемку, гель, тонкие трубки, ведущие в небольшой резервуар.
— Да тут целая фабрика.
В дверь туалета стучат.
— Я вас посчитала, - послышался за дверью слегка раздраженный голос. - Тампон-то нужен?
— Да, да, спасибо, - Мария чуть приоткрывает дверь, оттуда просовывается толстая рука с тампоном, она хватает его и поспешно закрывает дверь.
— Да вы не стесняйтесь так, дело житейское.
Спасибо, спасибо! я скоро, - Мария выбрасывает в мусорное ведро тампон, вынимает из шапки начинку с кроветворными приборами. Она секунду брезгливо смотрит на это устройство, и бросает его в мусорное ведро. Шапку убирает в баул.
СЦЕНА 13. Конечная
Мария просыпается. Она едет в электричке и ее кто-то тормошит за плечо.
Женщина. Девушка, девушка, это ваше, течет что-то из сумки? (Женщина брезгливо смотрит на висящий баул, из которого капает красная жидкость).
Мария (облизывает пересохшие губы, улыбается, протирает глаза). Это? (секунду колеблется) А какая щас станция?
Женщина. Да Москва уже. Казанский.
Мария (встает, берет свой рюкзак). Нет, это не мое.
Она протискивается к тамбуру, выходит. Баул с шапкой висит над окном, из него капает кровь.
КОНЕЦ
Москва, 2013
Марина Крапивина
ТАЙМ-АУТ
СБОРНИК
ПЬЕСЫ ДЕНЬ ГОРОДА (пьеса) ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: НИКОЛАЙ БЕЛОВ, охранник в ДК ЖЕНА БЕЛОВА СОЛОДКОВА ЛЮДМИЛА МАТВЕЕВНА, мэр города г. Солигалич РЕЖИССЕР из Москвы ДИРЕКТОР ДК г. Солигалич ОТЕЦ ГЕОРГИЙ СЕКРЕТАРЬ ОКСАНА КРАЕВЕД ВЕДУЩИЙ ВЕДУЩАЯ ГУБЕРНАТОР ЛАНСКОВ ДВОЕ ОХРАННИКОВ ГУБЕРНАТОРА ГЛУШЕНКО АНАСТАСИЯ ВИКТОРОВНА, заведующая санаторием «Соляные столбы» КУПЕЦ КОКОРИН ПИСАТЕЛЬ ЛЕСКОВ ВЛАДИМИР РЫЖОВ, космонавт СОСЕДИ БЕЛОВЫХ НАДЕЖДА МОЛОДЦОВА, корреспондент ГОСТЬ ИЗ ТУЛЫ ДВОЕ ПОЛИЦЕЙСКИХ МАЙОР РЫЖОВ ЛАВРЕНЕВ АЛЕКСАНДР ЕВГЕНЬЕВИЧ, заместитель главы департамента культуры по городу Москве ПАРА МОЛОДОЖЕНОВ РЫЖОВЫХ ПАРА ВЕТЕРАНОВ БРАКА РЫЖОВЫХ ПЕВЕЦ МЕДНЫЙ ХОР ПРАВЕДНИКОВ Другие СЦЕНА 1. КАСТИНГ Сцена провинциального Дома культуры. На сцене стоит претендент на главную роль Белов, в зрительном зале сидят: Режиссер, Директор ДК и секретарь Оксана. БЕЛОВ (читает очень проникновенно, серьезно, как «Быть или не быть»): Увы, народ грешный, племя злодеев, сыны погибельные, сыны беззакония! Оставили Господа, повернулись назад. К чему Мне множество жертв ваших? Не носи́те больше даров тщетных: праздничных собраний не могу терпеть, беззаконие – и это празднование! И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу: ваши руки полны крови. Научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову. И если будут грехи ваши, как багряное, – как снег убелю; если будут красны, как пурпур, – как вóлну убелю… Но князья твои – законопреступники и сообщники воров… РЕЖИССЕР (прерывая). Неплохо, неплохо. Спасибо! БЕЛОВ. Я подхожу? ОКСАНА. Вам позвонят. БЕЛОВ. У меня телефона домашнего нет… Можно на вахту… ДИРЕКТОР ДК. Василий, ну что ты пристал, как репей. Тебе же русским языком говорят, позвонят тебе. Андрей Борисыч всех прослушает и решим. Возвращайся на пост. РЕЖИССЕР. Николай, мы обязательно свяжемся с вами! Оксана, позвонит вам на вахту. А пока не в службу, а в дружбу, позовите следующего! БЕЛОВ (уходя): Да чего мне звонить-то? Когда я тут всё время… ДИРЕКТОР ДК: Белов! У тебя перерыв на обед уже кончился. СЦЕНА 2. СОВЕЩАНИЕ Кабинет главы солигаличского муниципального района Солодковой Людмилы Матвеевны. За столом сидят: сама Солодкова, ДИРЕКТОР ДК, Режиссер из Москвы, Священник, Краевед… СОЛОДКОВА. Почему вы тормозите выпуск спектакля? ДИРЕКТОР. У меня все помещения заняты под репетиции концерта. СОЛОДКОВА. Дмитрий Евгеньевич, надо постараться. Афишу уже заказали. План праздника утвердили в области. ДИРЕКТОР. Но спектакль это декорации, костюмы, а актеров где взять? СОЛОДКОВА. В Костромской драмтеатр обратитесь. Напишем письмо губернатору… РЕЖИССЕР. Не надо никакого письма губернатору. И никакого драмтеатра. Мне профессиональные актеры не нужны. ДИРЕКТОР. А кто же будет играть? РЕЖИССЕР. Людмила Матвеевна – согласилась играть Городничего, а отца Георгия я вижу в роли Протопопа. ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. Вы в своем уме? СОЛОДКОВА. А что? ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. Да меня архиерей сана лишит. СОЛОДКОВА. Не лишит (протягивает бумагу). ОТЕЦ ГЕОРГИЙ (надевает очки, читает). Не понимаю, зачем вам это все нужно? РЕЖИССЕР. Я создал новое направление — прототипический театр. Вы как никто знаете внутренний мир священнослужителя. Нам ведь не нужен фельетон. Вы согласны? СОЛОДКОВА. Не нужен. ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. Я этот конкретно рассказ Лескова не читал. Но знаю, что церковнослужители у него всегда сплошной негатив. Почему вообще пришла идея на день города ставить Лескова? Можно было что-нибудь более патриотичное: Царь Федор Иоаннович…. СОЛОДКОВА. Потому что «Однодум» это про Солигалич. ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. Борис Годунов… ДИРЕКТОР ДК. Представляю, что он там понаписал про наш город. Глупов какой-нибудь изобразил. ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. Сказка о царе Салтане.. РЕЖИССЕР. Во-первых, Глупов это у Салтыкова-Щедрина. Во-вторых, я хотел бы сделать глубоко экзистенциальную драму. ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. Сказка о семи богатырях… РЕЖИССЕР. В «Однодуме» нет отрицательных героев. Там вообще ничего нет. У всех своя правда. А Протопоп и Городничий стоят рука об руку на страже порядка, государственности, истинного православия. Лесков показывает полную симфонию властей. Пауза. СОЛОДКОВА. Это очень важный момент, я считаю! РЕЖИССЕР. И вы по фактуре очень подходите. СОЛОДКОВА. Я поддерживаю. ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. Но учтите, никакой богомоловщины. РЕЖИССЕР. Ну что вы, святой отец! Это же история про честного чиновника из Солигалича! Просто житие, можно сказать. Людмила Матвеевна, текст распечатали? СОЛОДКОВА. Оксан! Оксана включает принтер. ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. Уж тогда «Левшу» на худой конец, там хоть священников нет. СОЛОДКОВА. В области уже одобрили. Есть идея увековечить память Лескова табличкой на бане купца Кокорина. Валентин Николаич, это ведь ваш проект? КРАЕВЕД. Да, да. Именно в бане Кокорин рассказал Лескову про «Однодума». В нашем музее сохранилась мочалка и веник Лескова. У нас в музее еще Лесковские чтения намечены в рамках юбилея. ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. Левша такой патриот! Как на Родину рвался! РЕЖИССЕР. В своей интерпретации я ставлю акцент на одиночестве духовного аскета, на удачной реализации образа «честного чиновника»! Заметьте, в России эти два слова уже давно стали оксюмороном. СОЛОДКОВА. Чем стали? РЕЖИССЕР. «Мертвые души», «Живой труп», «честный чиновник». Понятно говорю? СОЛОДКОВА. Ну, в общих чертах. РЕЖИССЕР. Театр несет огромную воспитательную нагрузку, а не только развлекает. Людмила Матвеевна, где текст? И наша задача всем вместе, дружно реабилитировать чиновника, показать положительный пример… ОКСАНА (пока распечатывает текст). Страшно стало жить. Никто не берет: ни сестры, ни санитарки, даже врачи не берут. У нас вон деда забрали с обширным инсультом, три дня в реанимации провалялся, и выписали. А что с ним дома-то делать? Ждать когда помрет? А раньше бы взяточку дали и все в ажуре, лежал бы наш дедуля как в санатории ровно 21 день. Взятки это было так… человечно, а сейчас бездушные люди такие. В жопу такую оптимизацию. Пауза. СОЛОДКОВА. Оксан, ты это… распечатала? (пауза) Скрепляй. РЕЖИССЕР. Не надо ничего скреплять. СОЛОДКОВА. Не скрепляй! (к остальным) Чай будем? РЕЖИССЕР. Мне воды. Без газа. СОЛОДКОВА. Всем чай, а Андрею Борисычу воды без газа. АНДРЕЙ. Не надо отчеств. СОЛОДКОВА. С лимоном. Раздается стук. Дверь открывается. Входит БЕЛОВ. БЕЛОВ (на плечах у него два баула, он кланяется в пояс). Здравия желаю! СОЛОДКОВА. Вы к кому? Входит секретарша Солодковой Оксана с подносом и кипой распечатанного текста под мышкой. Она ставит поднос с чашками и чайником на стол, передает текст Солодковой. СОЛОДКОВА. Оксан, почему пускаешь? БЕЛОВ (не обращая внимания на тон Солодковой). Почтовый служащий Рыжов Александр Афанасия сын, явился за квартальным местом. Отец был приказной, умер от чахотки, мать замуж не вышла, пекла пироги, и по сей день печет, в этом смысл жизни ея. ДИРЕКТОР ДК. Коль, ты нам мешаешь. РЕЖИССЕР. Тихо, тихо! Людмила Матвеевна, посмотрите в текст. СОЛОДКОВА (смотрит). Аааа! Господи, так это… РЕЖИССЕР. Читайте, читайте свою реплику. СОЛОДКОВА. Вот так сразу? Без репетиции? РЕЖИССЕР. Читайте! СОЛОДКОВА. Ага (читает медленно). «Бей без повреждения и по касающему моего не захватывай». (вопросительно смотрит на режиссера) БЕЛОВ. Обязуюсь исполнять, ваше городничество. Имею также сообщить относительно будошников. Проводят они время в праздности. Лучше их от ленивой пустоты отрешить и послать к вашему высокоблагородию в огород гряды полоть, а я один все управлю. РЕЖИССЕР. Ну, идите, Рыжов, исполняйте. РЫЖОВ. Рад стараться, ваше городничество! БЕЛОВ уходит. Пауза РЕЖИССЕР. Ну как? СОЛОДКОВА. Это кто? ДИРЕКТОР. Это наш охранник Коля Белов. Бредит театром. СОЛОДКОВА. Это потрясающе. ДИРЕКТОР ДК. Только он больной на голову. СОЛОДКОВА. Вы гений, Андрей Борисыч, то есть Андрей! ДИРЕКТОР ДК. Вы его утвердили? РЕЖИССЕР. Я еще никого не утвердил. Я думаю. ДИРЕКТОР ДК. Он когда-то в нашем драмкружке сыграл «Левшу». И так зазернился в роль, что проходу потом никому не давал. Левшу. Ходил потом в мэрию, писал в администрацию президента, что ружья теперь кирпичом не чистят. СОЛОДКОВА. Что-то я не помню такого. ДИРЕКТОР ДК. Это еще до вас было, Людмила Матвеевна. К нам комиссия из Москвы приезжала. СЛОДКОВА. Может, тогда не надо, Андрей? РЕЖИССЕР. Люди с ограниченными возможностями это тренд нашего времени. ДИРЕКТОР ДК. Могут быть проблемы. РЕЖИССЕР. Вы, может, против паралимпиады? СОЛОДКОВА. Мы не против, мы понимаем. У нас кружок инвалидов есть. Они и рисуют, и пляшут, и поют. РЕЖИССЕР. Поймите, я трактую русского чиновника через образ Христа. СОЛОДКОВА. Как это ново! ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. Вы серьезно? РЕЖИССЕР. Конечно. ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. Вы кощунствуете. СОЛОДКОВА. Что ж чиновник не человек? Мне нравится такая трактовка. РЕЖИССЕР. В «Однодуме» есть явные отсылки к Христу. Сцена на базаре, заговор Каиафы, сцена у Пилата, а вся эта суета вокруг его мундира это же намек на спор солдат о ризах Христа. Русский чиновник – это мученик! ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. И кто же там Каиафа? Уж не я ли? РЕЖИССЕР. Да, вы, отец Георгий! Но Каиафа не библейский, а новый - болеющий за страну. СОЛОДКОВА. А кто это – Каиафа? ОТЕЦ ГЕОРГИЙ. Но только чтоб никаких Джизис Крайст. РЕЖИССЕР. Ну что вы, отец! Это я вам о сверхзадаче говорю. Она останется у вас в голове, а на сцене будет история о святом чиновнике, как у Лескова. СОЛОДКОВА. А кто губернатора будет играть? РЕЖИССЕРА. Губернатора будет играть… губернатор. СЦЕНА 3. КОНЦЕРТ Дом культуры «Соль». Сцена украшена фотографиями достопримечательностей Солигалича. Через всю сцену висит растяжка с надписью «Солигаличу – 1000 лет» Под бодрую фольклорно-шансонную музыку из глубины сцены выходят молодой мужчина в шелковой красной косоворотке и жилетке и девушка в современном коротком светлом платье, сексуально обтягивающем бедра, на голове у нее кокошник. В руках оба конферансье держат микрофоны. ОНА. Добрый день, дорогие друзья!ОН. Здравствуйте, солигаличане и гости города! ОНА. Сегодня мы поздравляем всех жителей города Солигалич с днем города!ОН. И не просто с днем города, а с юбилеем!ОНА. А это значит, что Солигаличу исполнилось 1000 лет! Вместе: С юбилеем!!!ОН. Весь город собрался сегодня под сводами нашего нового Дворца культуры! ОНА. Который специально к юбилею был отстроен в рамках президентской программы «Малым городам – по Дворцу». ОН. И вот теперь новенький красавец-дворец, облицованный малахитом да нашим солигаличским ракушечником, вмещает всех желающих! ОНА. А теперь поприветствуем самых главных людей нашего города - Администрацию солигаличского муниципального района!ОН. Депутатов городского совета, избранных на всенародных выборах.ОНА. Представителей исполнительной власти и силовых структур города! ОН. Руководителей коммунальных служб города и государственных унитарных предприятий…ОНА. И с приветственным словом выступит глава солигаличского муниципального района – Солодкова Людмила Матвеевна. Встречайте! Играет музыка. На сцену поднимается Солодкова. Конферансье-мужчина подает ей руку. СОЛОДКОВА. Дорогие солигаличане! Уважаемые гости нашего города! Я рада приветствовать вас в славном городе юбиляре - Солигаличе! (аплодисменты) Есть такая русская пословица — мал золотник, да дорог! Наш Солигалич хоть и маленький, но уютный городок. Здесь гармонично сочетаются и древняя история и современность, боевая слава наших предков и мирный труд наших земляков. Мой древний город, я тебя люблю. Тобой горжусь и даже в дни сомнений - Судьбу свою благодарю, Что разделю хоть часть твоих мучений. Здесь каждая травинка говорит… Здесь каждый камень дышит стариною И подтверждает каждый монолит - Здесь каждый человек рождается героем… (аплодисменты) Героический труд простых солигаличан запечатлен в наших памятниках архитектуры. Мы по праву можем гордиться безымянными зодчими, чьи золотые руки создали наши неповторимые узоры и наличники. Земля Солигаличская поистине богата талантами! Наш город это родина адмирала и покорителя Амурского края Геннадия Ивановича Невельского, великого русского композитора Александра Порфирьевича Бородина, известного русского книгопечатника Сытина Ивана Дмитриевича и многих других. Но и современный Солигалич не менее щедр на таланты. Есть у нас и свои поэты, и художники, и краеведы, и спортсмены, в том числе участники многих олимпиад! – и это далеко не полный перечень увлечений наших горожан. А охота, а рыбалка, а грибы да ягоды наконец! А какая природа! Наша зимушка-зима посуровее будет, чем в Устюге Великом, и прошлой зимой был объявлен тендер на строительство резиденции для Деда Мороза. Теперь Дед Мороз наш. Так что, детишки, пишите письма, как говорится. Как главе Солигалича и коренной солигаличанке, мне приятно сказать и от себя лично, и от лица всех горожан, что Солигалич развивается, но в то же время не меняется, свято блюдет традиции. В Солигаличе семь каменных церквей, два духовные и одно светское училище, семь фабрик и заводов, тридцать семь лавок, три трактира, два питейные дома и 3665 жителей обоего пола. Вместе с этим два года назад заработал новый комбинат по выпуску соли «Солткорпорейшн». А это значит: инвестиции, развитие инфраструктуры, новые рабочие мета, и как следствие - рост населения. Еще раз поздравляю с днем города всех солигаличан и наших гостей. С праздником! Звучит музыка. Солодкова спускается со сцены, ей помогает ведущий, а заодно забирает микрофон и тут же начинает балагурить. ОН. Да, умеет наш народ и с врагом бороться, и трудиться, а отдыхать как умеет! ОНА. И культурно отдыхать! Много десятков лет на предприятии «Известняк» имени Рыжова существует хор праведников. ОН. Не стареют душой праведники! Пока они говорят, сцену заполняют пожилые женщины в бархатных платьях. ОНА. Наше старшее поколение — наш уважаемый хор праведников! И его бессменный руководитель — Шандрикова Юлия Владимировна. Встречайте! Аплодисменты. Звучит длинный проигрыш. ОН. И сейчас хор праведников исполнит гимн Солигаличу! ХОР. (поет гимн) В лесах рожденный Дождемумытый Врагом сожженный Но не добитый И в рыбьем нересте И в быстрой серне Все хорошеешь ты наш город древний ПРИПЕВ Наш Солигалич В тебя мы верим Храним наследье Мы с колыбели! Тебя мы любим Как мать родную Ведь не найти нигде Такую! И наши соли И наши грязи И наши воины И наши князи Дает стране Известку нужную Наш Солигалич Город дружный! СЦЕНА 4. ВАХТА Белов сидит на вахте, ест доширак. С другой стороны входит Режиссер. Белов откладывает доширак, вытирает рукавом рот. Напрягается. Режиссер утыкается в рамку. БЕЛОВ. Здрассте. РЕЖИССЕР. Здрасте, здрасте. Сим-сим, откройся! БЕЛОВ. У вас пропуск? РЕЖИССЕР. Вы меня не узнаете, Белов? БЕЛОВ. Я весь город в лицо знаю. Но чтобы пройти в театр, нужен пропуск. Или, может, вы в списке есть? РЕЖИССЕР. Так посмотрите ваш список поскорей. БЕЛОВ. Фамилия? РЕЖИССЕР. Бондарев. (ждет, когда Белов дочитает) Ну? БЕЛОВ. Паспорт, пожалуйста. РЕЖИССЕР. Ну хватит, Белов, вы уже заигрались, по-моему. БЕЛОВ. Паспорт, пожалуйста. Или пропуск. РЕЖИССЕР. Вы меня задерживаете, Белов. Паспорта нет, вот права, подойдет? БЕЛОВ. Права не подходят. Только паспорт. ЭрЭф. РЕЖИССЕР. Это уже не смешно, Николай. Меня ведь там люди ждут. Вы же знаете… БЕЛОВ. Извините, пустить не могу. Театр это не проходной двор. РЕЖИССЕР. Так. Как позвонить директору? БЕЛОВ. А директора нет. Он в район уехал. Будет после четырех. РЕЖИССЕР. Тогда кто его замещает? БЕЛОВ. Никто. РЕЖИССЕР. Хорошо. Здесь Солодкова Людмила Матвеевна? БЕЛОВ. Здесь. РЕЖИССЕР. Вызовите ее. БЕЛОВ. Зачем? РЕЖИССЕР. Затем, что она меня ждет. И вся наша группа ждет. А из-за вас… БЕЛОВ. Телефон у вас есть? РЕЖИССЕР. У меня ее номера нет. БЕЛОВ. Ну, хорошо. (смотрит в список). Людмила Матвеевна во втором репзале. РЕЖИССЕР. Ну так вызови ее! БЕЛОВ. Там телефона нет. А пост оставить я не могу. (появляется Оксана) РЕЖИССЕР. Оксана! Оксан! ОКСАНА. Да, Андрей Борисыч? РЕЖИССЕР. Объясни этому кретину, кто я и почему меня надо пропустить без всяких пропусков. ОКСАНА. Это бесполезно. РЕЖИССЕР. Понятно. Тогда бегом во второй репзал и попроси Людмилу Матвеевну разобраться. Приведи ее сюда. Бегом. Оксана убегает. РЕЖИССЕР. Я на работе! Меня люди ждут. БЕЛОВ. Я тоже на работе. РЕЖИССЕР. Вы знаете, сколько мое время стоит? БЕЛОВ. Нет. РЕЖИССЕР. Сто евро одна минута. БЕЛОВ молчит. Опять берет доширак. БЕЛОВ (отхлебывает). Фу ты, остыл совсем. РЕЖИССЕР. Бред какой-то. Появляется Солодкова. СОЛОДКОВА. Николай, ты что же делаешь-то, а? Ты что ж, нашего Андрей Борисыча не узнаешь? БЕЛОВ. Я могу пропустить посторонних только по пропуску либо по списку, но только если посетитель предъявит паспорт. РЕЖИССЕР. Он издевается. Я ему уже права предъявлял. СОЛОДКОВА. Тебе ж права предъявили. БЕЛОВ. Права не являются документом, удостоверяющим личность. Мы не в Америке. СОЛОДКОВА. Белов, ну все. Пропусти Андрей Борисыча по моему распоряжению. БЕЛОВ. А я вам не подчиняюсь. Я вневедомственная охрана. Появляется Директор. СОЛОДКОВА. Дмитрий Евгеньич, да скажите же ему. БЕЛОВ. Я и директору не подчиняюсь. ДИРЕКТОР. Он прав. РЕЖИССЕР. Но кому-то он подчиняется? Он же не царь, в конце концов. ДИРЕКТОР. Только своему начальнику. Сейчас я позвоню Мироненко. (звонит по сотовому) Алё, Александр Иваныч? Тут такое дело, ваш охранник Белов… да, ваш, он из вашего ЧОПа. Он не пускает нашего режиссера. (пауза) Да нет у него с собой паспорта! У нас репетиция срывается. (пауза) Тут даже Людмила Матвеевна, он и ее не слушает. Говорит, только свое начальство. Да. Так скажите ему. (пауза) Что? Не можете? Потому что такая инструкция? Вы же его начальник! СОЛОДКОВА (смотрит на часы). Андрей, давайте тогда на завтра перенесем репетицию. Мне все равно сейчас в мэрию надо. Да и обедать пора, как раз покушаем в нашем ресторане. (говорит в телефон) Леня, ты подъехал? (опять обращается к Андрею) Карета, как говорится, подана. БЕЛОВ. Паспорт завтра не забудьте! РЕЖИССЕР. Людмила Матвеевна, я сегодня уже буду в Москве обедать. Оксана, закажи мне билет на ближайшее время. СЦЕНА 5. КОНЦЕРТ Продолжение концерта в ДК «Соль». На сцене двое ведущих уже в одежде 20-х годов. Он в кожанке, галифе, кожаной кепке, она – в алой косынке, тоже кожанке, юбке по колено, на ногах туфли и гольфы. ОНА. А ты знаешь, что, когда Владимир Ильич Ленин скрывался в Разливе, он жил в шалаше и пользовался топором! ОН. Тоже мне, теорема Галуа! В лесу без топора пропадешь: дров не нарубишь, а если медведь? Трусами не отмахаешься! ОНА. Но топор-то этот был непростой, Гена, стояло на нем клеймо «Солигалич». Это значит, что сделан и подарен был он Ильичу рабочими Солигалича. ОН. Ну и ну! Не верю! И где же теперь тот топор? ОНА. До сегодняшнего дня топор «Солигалич» хранился в Москве, в музее В.И. Ленина, но сегодня он возвращается на историческую родину! И сейчас в торжественной обстановке состоится это знаменательное событие! Встречайте: доктор исторических наук, заместитель главы департамента культуры по городу Москве Лавренев Александр Евгеньевич! (Лавренев выходит с одной стороны. В руках он держит большую коробку, увитую шелковыми лентами триколор.) ОН. И! Кандидат исторических наук, краевед, народный учитель солигаличской средней школы № 2 и директор краеведческого музея города Солигалича Рубцов Валентин Николаевич (Рубцов выходит с другой стороны). Вместе: Аплодисменты! Звучит музыка. ЛАВРЕНЕВ. Здравствуйте, дорогие солигаличане! Поздравляю вас с великой годовщиной и рад передать в дар городу этот бесценный экспонат. Не скрою, жалко с ним расставаться, он ведь даже не заржавел за столько лет! Но Департамент культуры города Москвы надеется, что теперь благодаря солигаличскому топору наши города станут своего рода культурными побратимами! РУБЦОВ. Спасибо за столь ценный подарок. А не заржавел он, потому что сделан из нашего солигаличского железа, которое добывается из нашей солигаличской болотной руды, а болотами наш край богат! Это особое железо, оно практически не содержит примесей фосфора, серы и углерода. У нас в музее есть железные котлы, из которых выливали кипящее масло на неприятеля во время набегов. Так вот им 500 лет, а они как новенькие. ЛАВРЕНЕВ (вручая коробку Рубцову). Так пусть же наша дружба не ржавеет, как топор «Солигалич»! РУБЦОВ. Спасибо! ЛАВРЕНЕВ. С праздником, Солигалич! Лавренев уходит под музыку, передав на ходу микрофон ведущему. Рубцов с коробкой остается стоять на сцене. ВЕДУЩИЙ. Наши топоры лежали до поры! ВЕДУЩАЯ. С топором весь свет пройдешь! ОН (в зал). Кто еще знает народные пословицы и поговорки про топор? (из зала доносятся голоса) ОНА. А мне кажется, Гена, что Валентин Николаевич тоже приготовил нам сюрприз. Как говорится, топор своего дорубится! ОН. Но сначала мы посмотрим специальный танец из дружественной Чухломы детского ансамбля «Радуга-дуга» под управлением Людмилы Ивановны Чулковой! Танец называется «Топорики»! Встречайте! На сцену высыпают мальчики и девочки в народных костюмах. Они ловко отплясывают замысловатый танец: мальчики изображают топоры, а девочки березки. Когда номер заканчивается, на сцену опять выбегают Ведущие. ВЕДУЩИЙ. Это был детский ансамбль «Радуга-дуга» из Чухломы! ВЕДУЩАЯ. А тебе известно, что и Чухлома, и особенно Солигалич упоминаются в одном литературном произведении? ОН. Да вот что-то не припомню! ОНА. Плохо, видно, ты в школе учился, Гена. И сейчас наш краевед и народный учитель Валентин Петрович Рубцов преподаст тебе небольшой урок по русской литературе! Аплодисменты! ВЕДУЩАЯ забирает у Рубцова коробку с топором, Ведущий передает ему свой микрофон. Рубцов выходит на авансцену. РУБЦОВ. Дорогие друзья! Сердечно поздравляю всех нас с этим великим днем. И в связи с этим хочу поделиться одной невероятной новостью. Сегодня в наш город вернулся не только топор, но одна рукопись, которая несколько столетий считалась, можно сказать, литературной мистификацией, выдумкой писателя. И вот совершенно случайно была обнаружена. Но все по порядку. Я волнуюсь, можно попить? (девушка в кокошнике подносит Рубцову стакан воды на подносе, он пьет и вытирает платком пот со лба). Итак, на самом деле литературное произведение, действие которого происходит в нашем Солигаличе, это рассказ русского писателя Николая Семеновича Лескова «Однодум». Слава Богу, «Однодум» уже сто лет проходят в школе. Поэтому, я надеюсь, многие знакомы с этим произведением Лескова, да? И я не буду пересказывать сюжет. А только кратко напомню, что там такая матрешка как бы получается: рассказ Лескова называется «Однодум», героя рассказа - квартального Рыжова в народе прозвали Однодум и сам Рыжов в рассказе ведет некий дневник, который тоже назывался «Однодум». Лесков описывает эту рукопись как толстую синюю тетрадь, в которой Рыжов, руководствуясь исключительно Библией, по своей системе выводил некие предсказания, причем о первых лицах государства Российского. Так вот Лесков пишет, что рукопись Рыжова - «Однодум» была утрачена, якобы пошла на оклейку обоев. Однако два года назад она была обнаружена в Сан-Франциско у праправнука нашего солигаличского купца Кокорина. Один из Кокориных эмигрировал во время гражданской войны. И вот его праправнук выставил Однодума на торги в Сотбис. А наше правительство бросило все силы, чтобы выкупить этот бесценный документ и вернуть его в наш музей! ВЕДУЩИЙ. Это настоящая сенсация своего рода! ВЕДУЩАЯ. Народное достояние вернулось народу! ВЕДУЩИЙ. Не отдадим ни клочка бумаги, ни земли пяди! ВЕДУЩАЯ. Пусть умоются западные (делает многозначительную паузу)… черти! СЦЕНА 6. ЖЕНА Квартира Беловых. На стене висит огромный портрет Лескова, все стены в цитатах из «Однодума». Работает телевизор, Жена Белова накрывает на стол. Входит Белов. БЕЛОВ. Выключи бесовщину эту. ЖЕНА. Опять ходил? БЕЛОВ. И враги человеку домашние его! Евангелие от Матфея, глава 10, стих 36. Кругом беззаконие и неправда! Выключи, баба! ЖЕНА БЕЛОВА (выключает телевизор) Какая я тебе баба? БЕЛОВ. «Обращение с женою у Александра Афанасьевича было самое простое, но своеобразное: он ей говорил «ты», а она ему «вы»; он звал ее «баба», а она его Александр Афанасьевич; она ему служила, а он был ее господин. За столом он сидел, а она подавала. ЖЕНА. Щас! Размечтался! РЫЖОВ (замечает на столе грибы). А это что? ЖЕНА. Омары, блядь! РЫЖОВ. «Растут грибы в изобилии в нашей лесной стороне»! ЖЕНА. А лошади едят овес! РЫЖОВ. «Грибы эти баба летнею порою сама собирала по лесам, но солить было нечем. Расход на соль не входил в расчет Рыжова. А когда однажды насолила она кадочку груздей солью, которую подарил в мешочке откупщик, то Александр Афанасьевич, дознавшись об этом, патриархально побил бабу. ЖЕНА. Только тронь! (сама замахивается) РЫЖОВ. «Лучше жить со львом и змием, нежели жить с женою лукавою». Сирах, глава 25-я, стих 18-й. ЖЕНА. Ну так и живи в зоопарке! РЫЖОВ. «И свел бабу к Протопопу для наложения епитимий за ослушание против заветов мужа, а грибы эти… целою кадкою собственноручно прикатил к откупщикову двору и велел взять «куда хотят», а откупщику сделал выговор: Я ДАРОВ НЕ ПРИЕМЛЮ! ЖЕНА. Хорошо. (берет тарелку с грибами, вываливает Белову на голову) Доволен? РЫЖОВ. «Любила ли «баба» своего библейского мужа или не любила — это в их отношениях ничем не проявлялось. Боялась! как лица, поставленного над нею законом божеским и имеющего на нее божественное право. ЖЕНА. Как тебя любить-то можно? Ради дочери терплю. РЫЖОВ. Но ложе у них было общее, и, вероятно, это было причиною, что у них появился плод супружества. ЖЕНА. «Вероятно»? Сволочь ты, Коля, после этого (уходит) СЦЕНА 7. РЕПЕТИЦИЯ На сцене репетиция: Городничий-Солодкова и Рыжов-Белов.. ГОРОДНИЧИЙ. Как хочешь, брат, а жениться тебе надо срочно.РЫЖОВ. Почему?ГОРОДНИЧИЙ. Потому что холостые люди… ээээ (смотрит в текст) на политичных должностях ненадежны. У Солодковой звонит телефон. СОЛОДКОВА. Але! … Сережа? … Нет белого? Тогда бежевый. Не нужен мне в цветочек. Сережа, я сейчас не могу долго говорить. (пауза) Уже по безналу. (пауза) У меня репетиция. (пауза) Ничего не предпринимай. Дождись тогда Валерия Валерьевича. Вот сиди там, да. Я сама позвоню. Всё, давай. Пока. (выключает телефон) Андрей, извините. Работа. Нервы. На чем мы остановились? РЫЖОВ. А разве женатый благонадежнее?ГОРОДНИЧИЙ (долго ищет свою реплику). Женатый и бабу пожалеет, и птенцов заведет, а холостой сам что птица, — ему доверить нельзя. Так вот — либо уходи, либо женись.РЫЖОВ. Что ж, если требуется, я женюсь.ГОРОДНИЧИЙ. Но только ты руби дерево по себе.РЫЖОВ. А я уже вырубил! У Солодковой звонит телефон. СОЛОДКОВА. Але. Валера, так, там я не поняла, прошло или не прошло? БЕЛОВ подходит к Солодковой, вырывает у нее айфон и со всей силы бросает его на пол. Секунду Солодкова стоит ошеломленная, потом приходит в себя. СОЛОДКОВА. Да ты че, охуел? Придурок! Дебил! Да этот айфон стоит дороже, чем твоя квартира. БЕЛОВ. Что ж, если требуется — я женюсь. РЕЖИССЕР. Стоп! Стоп… СОЛОДКОВА. Андрей Борисыч, он разбил мой айфон. Этот отморозок. Да я его… РЕЖИССЕР. Перерыв. Людмила Матвеевна, нам надо поговорить тет-а-тет. СОЛОДКОВА. Чего? Он мне 47-й айфон разбил. Вы понимаете? Уберите его отсюда. БЕЛОВ. Я здесь по должности работаю. И должен за порядком следить. У вас тут сплошные нарушения. Курите в зале. Монтировщики распивают. Сплошные нарушения по безопасности. Посторонние в театре. А театр это что? Театр это Храм. А вы здесь что устроили? Пуховики продаете, ботинки, лифчики. Вон разложились в фойе. РЕЖИССЕР. На сегодня репетиция окончена. Завтра продолжим. Оксана, мне нужен директор. Людмила Матвеевна, я вас очень прошу. Не нервничайте. СОЛОДКОВА. Это я еще не начинала нервничать! РЕЖИССЕР (отводит ее в сторону, нежно держа под руку). Людмила Матвеевна, я с вами полностью согласен. Но в нем живет прототип. Он сейчас вскрылся. Как … некий нарыв. (к кому-то в глубь зала) Виталий, ты заснял? ГОЛОС. Да! РЕЖИССЕР. Отлично! Продолжай. Пойдемте, нам необходимо поговорить наедине. Это моя вина. Я вас не предупредил. Театр это такая тонкая материя. Все уходят, кроме Белова. БЕЛОВ (оставшись один). Рыжов действительно срубил дерево по себе: через неделю он привел в город жену — ражую, белую, румяную, с добрыми карими глазами и с покорностью в каждом шаге и движении. Бывалые торговые люди сразу узнали в этой особе дочь старой бабы Козлихи, что жила в одинокой избушке у ручья над болотом и слыла злою колдуньею. СЦЕНА 8. СВАДЬБА ВЕДУЩИЙ. А пока суд да дело, тут и свадьба подоспела! ВЕДУЩАЯ. На сцену приглашаются две пары: молодожены Рыжовы, которые зарегистрировали свой брак именно сегодня — в День Города. ВЕДУЩИЙ. А также наши ветераны брака – супруги Рыжовы, которые сегодня отмечают дубовую свадьбу – 80 лет! Встречайте! На сцену с одной стороны бодро поднимаются жених и невеста. А с другой опираясь на костыли и клюшки – ветераны брака. ВЕДУЩИЙ. Согласись, Лен, а невесты в Солигаличе какие красавицы, просто загляденье! ВЕДУЩАЯ. А женихи просто богатыри былинные! ВЕДУЩАЯ. Поприветствуем молодых! На сцену выходит Солодкова. Она уже в другом костюме, стилизованном под 18-19 век. Вслед за ней появляется два ассистента в костюмах и в галстуках, они вдвоем выкатывают тачку, расписанную под хохлому. На тачке огромный мешок, на котором написано «Пуд». Солодкова берет микрофон у Ведущего. СОЛОДКОВА (обращаясь к молодоженам). Хоть городок наш небольшой, здесь в старину варили соль. И огурцы по всей России солями нашими солили! А дочек замуж выдавали, и соль в приданое давали! (переходит на прозу) Желаю вам вместе съесть пуд нашей солигаличской соли. (Ведущие пересыпают пословицами и поговорками на тему соли) ВЕДУЩИЙ. Пока не съедите, не разойдетесь! ВЕДУЩАЯ. Соль да хряк - укрепляют брак. ВЕДУЩИЙ. Недосол на столе, пересол на спине! ВЕДУЩАЯ. Ну, это им еще рано! Зато несолоно хлебать — что немилого целовать! СОЛОДКОВА. Желаю вам солоно хлебать, счастья, продолжения рода! Поздравляю! (звучит туш, Солодкова уходит). ВЕДУЩАЯ. А тем временем на сцену уже почти поднялись наши старожилы, которые прожили вместе неразлучно 80 лет! Константин Михайлович и Александра Романовна, вы пример для нашей молодежи! Что бы вы пожелали нашим молодым, у которых впереди длинный путь? ВЕДУЩИЙ. В чем секрет долголетия вашего брака? АЛЕКСАНДРА РОМАНОВНА. В чем секрет? КОНСТАНТИН МИХАЙЛОВИЧ. Что? ВЕДУЩАЯ. Как вы себя чувствуете? КОНСТАНТИН МИХАЙЛОВИЧ. Нога болит. АЛЕКСАНДРА РОМАНОВНА. Давление скачет. КОНСТАНТИН МИХАЙЛОВИЧ. Тахикардия. АЛЕКСАНДРА РОМАНОВНА. Стенокардия. Тромбы! ВЕДУЩИЙ. Что ж, жизнь пройти – не поле перейти! Брак это подвиг! И поэтому сегодня от лица города нашим уважаемым ветеранам вручаются особые двойные ходунки (двое ассистентов вносят на сцену сдвоенные ходунки) ВЕДУЩАЯ. Ходите везде только вдвоем и поддерживайте друг друга. А еще наш спа-салон дарит вам двойной купон на все омолаживающие процедуры. Поздравляем! ВЕДУЩИЙ. Чтоб не болеть и прожить еще столько же вместе! КОНСТАНТИН МИХАЙЛОВИЧ. Что он сказал, Шура? АЛЕКСАНДРА РОМАНОВНА. Дома узнаешь. Подарки дают! Медленно уходят, опираясь на свой подарок. ВЕДУЩИЙ. Что-то наши молодожены приуныли? ВЕДУЩАЯ. Посерьезнели! Теперь они видят, какое ответственное и трудное дело – брак! ВЕДУЩИЙ. А что в трудностях всегда помогает? (начинается проигрыш) ВЕДУЩАЯ. Конечно, песня! Нам песня строить и жить помогает! ВЕДУЩИЙ. Встречайте! Гость из Костромы - Леонид Медный! Песня «Грибочки». На сцену выходит пожилой мужчина, похожий на зэка, только что откинувшегося или массовика-затейника из курортов 80-х. Звучит бодрый проигрыш, мужчина хлопает сам себе, обращаясь в зал. МЕДНЫЙ (хриплым голосом). Поздравим молодых! МЕДНЫЙ (поет блатной шансон, притоптывая себе ногой, молодожены пытаются танцевать): «Засолила, закрутила, засандалила…» (Засолил я, закрутил и засандалил ей…) «Променял я на грибочки свою волю и теперь жена меня посыпет солью…!» (заканчивает петь, музыка еще звучит, Медный хлопает и восклицает в микрофон:) Горько молодым и счастья! Земеля, не подкачай! ВЕДУЩАЯ. И пусть не переводится в вашем доме соль! ВЕДУЩИЙ. А земля наша солигаличская пополняется вашими детишками! ВЕДУЩАЯ. Совет вам да любовь! ВЕДУЩИЙ. Аплодисменты! ВЕДУЩАЯ. Удачи! ТАЙМ-АУТ (пьеса) Памяти Михаила Угарова Действующие лица: ЛЮДА - социальный работник, 42 года ДАША - дочь Люды, 19 ЛЯШКО РИММА РОМАНОВНА - начальник отдела соцобеспечения, 38 ЛИДИЯ АФАНАСЬЕВНА, 70 НОННА МИХАЙЛОВНА , 75 ВЕРА АНДРЕЕВНА, 65 ОДИНЦОВ ИГОРЬ ИВАНОВИЧ, 87 МУЖЧИНА-СОСЕД - средних лет ВИТАЛИЙ, 45 ОТЕЦ ЛЮДЫ ВИОЛЕТТА СЕРГЕЕВНА - учительница Люды ДВА СОЦРАБОТНИКА ДРУГИЕ СЦЕНА 1 Женщина средних лет стоит на лестничной площадке пятиэтажного дома перед дверью квартиры и долго звонит в дверь. Рядом с ней хозяйственная сумка на колесиках, набитая продуктами. Никто не открывает. Люда прикладывает ухо к двери. ЛЮДА. Опять Мистический канал смотрит, жопа! «Прошлые жизни»! Ты, наверное, в прошлых жизнях была глухой тетерей! Люда долбит в дверь. Дверь квартиры рядом немедленно открывается. Из нее выглядывает плотный мужчина в тренировочных штанах и майке. МУЖЧИНА. Вы что, охренели совсем? ЛЮДА. Я соцработник. МУЖЧИНА. А мне это не интересно. ЛЮДА. А Лидия Афанасьевна дома? МУЖЧИНА. А я почем знаю! ЛЮДА. Я соцработник. МУЖЧИНА. А мне какое дело! ЛЮДА. Не везти же обратно. (Показывает на сумку на колесиках.) МУЖЧИНА. А я ей не консьерж персональный. ЛЮДА. А она вообще жива? (Пауза.) Ну, ладно, придется полицию вызвать. Будете свидетелем или понятым. МУЖЧИНА. Тихо, тихо, тихо. Не надо никакую полицию. Зачем полицию? Just a moment! Мужчина удаляется. Слышен звук дрели. Мужчина возвращается. МУЖЧИНА (довольный). Сейчас выползет. Мужчина проворно скрывается за дверью. Дверь Лидии Афанасьевны открывается. Появляется Лидия Афанасьевна. Она явно удивлена. Пауза. ЛИДИЯ АФАНАСЬЕВНА. Ой, Людочка! А я тебя заждалась. Проходи. Что же так долго-то? Люда заходит в квартиру, таща за собой тележку. Диалог продолжается в прихожей. ЛЮДА. Это я вас заждалась! Лидия Афанасьевна, вы же знаете, что я к вам сегодня приду. Почему врубаете телевизор? ЛИДИЯ АФАНАСЬЕВНА. Что?! Вот и я говорю. У него ремонт круглосуточно. И вот так целодневно! Представляешь! Козел! Житья нет, долбит и долбит. Куда я только не жаловалась! Даже в администрацию президента. Бесполезно. А я жду-жду тебя, думаю, куда Люда запропастилась. Пойдем на кухню. Там светло. Идут на кухню. Людмила выкладывает из сумки продукты, Лидия Афанасьевна их с интересом рассматривает. ЛЮДА. Масла Крестьянского не было, я Вологодское купила. ЛИДИЯ АФАНАСЬЕВНА. Так в Пятерочке ж акция на масло, я каталоги собираю. У меня целый список, я ж тебе давала: вот в Магните сегодня (надевает очки) скидка на Крестьянское, а в Карусели скидка на чай Млесна, а в Пятерочке на бедрышки… ЛЮДА (перебивает). Лидия Афанасьевна, вы у меня не одна. …. Вот сдача. Вот чек. Я пошла, мне еще по трем адресам надо. ЛИДИЯ АФАНАСЬЕВНА (читает чек). Так ты все в Карусели купила! Чай на 10 рублей дороже, чем в Магните, масло Вологодское, на кой оно мне за 150, когда я за 80 в Карусели всегда беру, а голени какие дорогие в Карусели, когда в Пятерочке бедра дешевле в полтора раза… ЛЮДА (кричит ей в ухо). Говорю же, я не могу целый день для вас одной ходить по всем магазам за каждым продуктом. ЛИДИЯ АФАНАСЬЕВНА (всматривается в упаковку чая). А почему здесь не написано, что продукт не содержит ГМО? ЛЮДА. Да какое ГМО в чае может быть? ЛИДИЯ АФАНАСЬЕВНА. Еще как могут быть. Они тебе туда внедрят какой-нибудь ген овцы, а потом удивляемся, откуда сиамские близнецы берутся. Сколько раз просила, проверять. Вот у тебя родители есть? ЛЮДА. Вы уже сто раз спрашивали. У меня все умерли, Лидия Афанасьевна. ЛИДИЯ АФАНАСЬЕВНА. Вот то-то и оно. Небось, ели все подряд. ЛЮДА. Они рано умерли, еще до ГМО. ЛИДИЯ АФАНАСЬЕВНА. Вот и я о чем. Родителям надо долг отдавать, чтоб уход их долгожданным и радостным. А когда долг не успеваешь отдать, вот все потом без сердца делаешь, а если б была у тебя своя такая мать пенсионерка уже лет двадцать, ты бы ей покупала то, что она просит, по акциям. ЛЮДА. Если бы у меня была такая мать пенсионерка, я бы повесилась. ЛИДИЯ АФАНАСЬЕВНА. Ой, что-то колено сегодня разболелось. К врачу когда пойдем? Я понимаю, тебе неинтересно со мной, старухой, по врачам ходить, но что же делать, куда деваться. Колено, болит и болит. ЛЮДА. Мы с вами в среду на той неделе идем в поликлинику, только не забудьте, и телевизор не включайте на всю громкость. Или слуховой аппарат оденьте. ЛИДИЯ АФАНАСЬЕВНА. Не люблю я его. Он как антенна работает, сигналы из космоса ловит. А то как-то надела его, а там «Голос Америки» передают. ЛЮДА (громко, перекрикивая телевизор). Ну вы одевайте его только, когда я прихожу. По средам. ЛИДИЯ АФАНАСЬЕВНА. А программу на неделю принесла? ЛЮДА. Вот, «7 дней». (Лидия Афанасьевна впивается в него жилистой рукой.) ЛИДИЯ АФАНАСЬЕВНА. Это дорогой журнал, мне можно и попроще, мне только телепрограмма нужна. ЛЮДА. Берите. Люда выходит в коридор, Лидия Афанасьевна выдвигается за ней. ЛИДИЯ АФАНАСЬЕВНА. А хочешь, я тебе журнал отдам, у меня дочь оставила, когда уезжала в 95-м, погоди, там еще выкройки… «Бурда» называется. Люда молча захлопывает дверь. Лидия Афанасьевна тут же закрывает дверь на другие замки, на цепочку и листает «7 дней». ЛИДИЯ АФАНАСЬЕВНА (ищет). Так, так… Где же Канал Мистический… Воот, «Прошлые жизни», Астропрогноз на сегодня. (Включает на всю мощность телевизор, оттуда раздается голос.) ГОЛОС ИЗ ТЕЛЕВИЗОРА. Этот камень притягивает деньги, как магнит… ЛИДИЯ АФАНАСЬЕВНА. Какой? Какой камень? ГОЛОС ИЗ ТЕЛЕВИЗОРА. Для этого необходимо носить его всегда в сумочке, в том же отделении, что и кошелек. Однако важно, чтобы камень совпадал с вашим знаком зодиака. Сегодня мы говорим о тельцах… СЦЕНА 2 Комната руководителя районного отделения соцобеспечения. Идет производственное совещание. На собрании присутствуют: начальник отдела Римма Романовна Ляшко и трое соцработников, включая Люду. ЛЯШКО. Женщины, дорогие мои, мы с вами так не сработаемся. Зарплату прибавили вам, а работать не хотите. Надо платные дополнительные услуги продвигать. СОЦРАБОТНИК 1. Да кому они нужны, эти услуги! ЛЯШКО. Значит, надо проявить смекалку, индивидуальный подход к населению. Свежий взгляд. СОЦРАБОТНИК 2. Вот Муромцева с Вокзальной, 5. Прихожу вчера, говорю, может, вам окошко протереть. А она же не хочет. Я ей говорю, вы же окна годами не моете, а она: нет, мне внучка помоет. А внучка у нее в Америке живет. ЛЯШКО. Значит, надо не так в лоб предлагать. Нужно быть более креативными. Придумайте что-нибудь. Допустим, к 9 мая приказ из мэрии – чтоб у всех окна были чистые, а то оштрафуют там… на три тыщи. Ну не знаю, вы все опытные соцработники, не мне вас учить. И некоторые из вас прекрасно справляются. Вот, к примеру, хочу отметить Маргариту Ивановну. Где Маргарита Ивановна? СОЦРАБОТНИК 1. Марго уже пошла к Тетерникову, там к 11-ти должна медсестра прийти. ЛЯШКО. Вот видите, сразу видно, что человек с душой относится к делу. Нам надо всем повышать производительность труда. Так вот, Маргарита Ивановна уже оказала дополнительную услугу пенсионерке Сироткиной с улицы Генерала Емельянова. (Смотрит отчет.) Воот. Подстригла ногти на ногах. А так же… на руках, и погуляла с ее собакой. И даже провела беседу. Поэтому друзья, все возможно. Проявляйте инициативу. Вопросы есть? ЛЮДА. Есть. ЛЯШКО. Задавайте свой вопрос (смотрит в блокнот), эээ, Людмила… ЛЮДА. Ивановна. ЛЯШКО. Людмила Ивановна. Какой вопрос? ЛЮДА. Я вот не понимаю, у меня тут появилось раз в квартал по субботам сопровождение группы по скандинавской борьбе… ЛЯШКО. Ходьбе. Людмила Ивановна, скандинавской ходьбе! Внимание, товарищи, Людмила Ивановна задала важный вопрос. Скандинавская ходьба - это новая общественная нагрузка, и это всех касается, просто Людмила Ивановна попала в первый квАртал. Это всего одна суббота в один квАртал. ЛЮДА. А что я-то делать должна? Они что, сами не могут походить по парку, без меня? ЛЯШКО. При нашем ОДП (отделении дневного пребывания) был создан первый в городе клуб «Бегом от инсульта», потому что рядом с нашим отделением расположен городской парк. Это прекрасный повод прогуляться на свежем воздухе. Соцработник должен просто сопровождать на прогулке членов клуба. СОЦРАБОТНИК 2. А если они там будут гулять до потери пульса? ЛЯШКО. Не будут. Во-первых, только первый час бесплатно, а потом в Отделении дневного пребывания запланирован прием кислородного коктейля, первые 100 миллилитров тоже бесплатны. Так что не волнуйтесь, все продумано. А теперь пора расходиться по точкам. Рабочий день только начался. Вечером жду от вас отчеты в группе «Забота» в «Одноклассниках». И главное, коллеги, больше позитива. Следите за лицом, улыбайтесь! Будьте более доброжелательными. СЦЕНА 3 Люда входит с пакетами в свою двухкомнатную квартиру. Из одной комнаты слышна музыка (допустим, Бьорк). Она проходит на кухню. Вынимает из пакетов продукты: куриные голени, хлеб, вафельный торт, макароны, бананы и пр. Включает плиту, ставит сковороду. Выходит дочь, молча достает из холодильника свою диетическую еду: это какие-то творожки, овощи, орехи, мюсли, сухофрукты. Люда бросает в сковороду куриные голени. Слышен запах еды. ДАША. Мам, ну нельзя подождать жарить их, пока я не уйду? ЛЮДА. Ты дома целый день, могла бы и раньше поесть. ДАША. Я по часам ем. Сколько раз объяснять. Я ем часто, но мало. ЛЮДА (заглядывает в холодильник). А ты чего ж, котлеты не съела? ДАША. Мам, я не ем мясо! У меня сейчас средиземноморская диета – это только вареная рыба и брокколи. ЛЮДА. Даш, ты знаешь, сколько стоит это твое брокколи? ДАША. А еще обезжиренный творог и мюсли. ЛЮДА. Да и рыба тоже не дешевое удовольствие. И вообще, ты еще растешь, тебе белки надо есть! Одними этими творожками сыт не будешь. ДАША. В рыбе достаточно белков. И в бобовых, и в орехах. ЛЮДА. Это не те белки. Ты посмотри на себя, какая ты бледная, у тебя же анемия разовьется. ДАША. Лучше анемия, чем гипертония и ожирение, как у тебя! Насыпает себе мюсли, заливает кефиром, уходит с этим в комнату. Люда накладывает в тарелку жареные голени и макароны. ЛЮДА. Ожирение? (смотрит в какое-то отражение на свою фигуру в профиль). И никакое это не ожирение, нормальная женская фигура. СЦЕНА 4 Поздний вечер. Люда сидит на кухне перед ноутбуком. В ноутбуке идет переписка в «Одноклассниках» между Людой и Геннадием. ЛЮДА. Была вчера на вашем концерте в «Бобре». Это было божественно. ГЕННАДИЙ. Спасибо. ЛЮДА. Вчера вы снова мне приснились. ГЕННАДИЙ. Просмотрено. Через 5 секунд смайлик :) ЛЮДА. На этот раз я стояла у большого моста, мне надо было перейти на правый берег, а я не могу даже шагу ступить, очень страшно, кажется, что мост сейчас рухнет подо мною. ГЕННАДИЙ. Просмотрено. Через 10 секунд двойной смайлик ☺)) ЛЮДА. И тут появляетесь Вы, берете меня за руку и говорите: «не бойся». ГЕННАДИЙ. Все будет хорошо! (Тройной смайлик.) ЛЮДА. Вы взяли меня за руку и перевели через мост, а под мостом пропасть, но я пошла за вами. Мне было очень страшно, но я перешла пропасть. Спасибо! Я теперь даже хочу попробовать одна перейти Большой мост. ГЕННАДИЙ. Рад помочь. Приходите на концерт в следующую субботу. Геннадий уходит в оффлайн. Люда сидит со счастливой улыбкой и смотрит в монитор. СЦЕНА 5 Времена, когда Люде было 17 лет. Люда в советской школьной форме стоит одна в классе. Учительница взволнованно ходит по пустому классу. ЛЮДА. Виолетта Сергеевна, можно я пойду? УЧИТЕЛЬНИЦА. Людочка, щас, щас пойдешь. Сядь. ЛЮДА. Виолетта Сергеевна, просто меня там Лена с Юлей ждут, я обещала, что это не надолго. Я ведь домашнее задание сделала. УЧИТЕЛЬНИЦА. Сделала, сделала. Люда, я даже не знаю, как тебе все это сказать. Господи, почему я! ЛЮДА. А что случилось? (Садится.) УЧИТЕЛЬНИЦА (тоже садится рядом с Людой). В общем, Люда, ты уже большая девочка, помнишь, мы в драмкружке репетировали «12 месяцев», тебе еще было жалко падчерицу, потому что у нее мамы нет… Помнишь? ЛЮДА. Не очень. А зачем вы про это мне говорите, Виолетта Сергеевна? УЧИТЕЛЬНИЦА. Я это все говорю, чтобы подготовить тебя. В общем, Люда, случилось несчастье, горе. (Пауза.) Большое горе. (Пауза.) Твоя мама. (Пауза.) Ее больше нет с нами. ЛЮДА. Что?! Что вы такое говорите, Виолетта Сергеевна! (Вскакивает.) Как это нет! УЧИТЕЛЬНИЦА. Я могу отвести тебя в медпункт, и Лидия Николаевна даст тебе валиум, хочешь? ЛЮДА. Какой валиум? Вы что-то про маму такое говорите (начинает плакать), я хочу домой… я хочу к маме! Где моя мама? УЧИТЕЛЬНИЦА (обнимает Люду). Люда, крепись. Мама в больнице. И папа там, с мамой. Но мамы уже нет. Ты только успокойся, Людочка, твой папа просил тебе сообщить. Это несчастный случай. Она попала под машину. СЦЕНА 6 Утро. Городской парк. По тропинке идет группа из трех бодрых старух с палками, замыкает группу Люда, она без палок и заметно, как ей тяжело идти. Старухи переговариваются. ЛИДИЯ АФАНАСЬЕВНА. Я такая мать была сумасшедшая, никому его доверить не могла. Ни разу по путевке в санаторий не съездила, хотя доступ был. Я всех этих шлюх от него отвадила. Они вокруг него, как рой пчел, он парень-то видный был. Теперь внучка осталась, а сын умер. Тромб. 38 лет. За грибами пошел. Я теперь грибы эти ненавижу, а раньше сама такой грибницей была. НОННА МИХАЙЛОВНА. Да уж, бабы эти хищницы, им только квартира нужна и деньги. ЛИДИЯ АФАНАСЬЕВНА. Только я его понимала и любила. (Достает мешок с пшеном, начинает сыпать, слетаются голуби.) Гули, гули, гули! Вся процессия останавливается. Люда тоже. ЛЮДА. Лидия Афанасьевна, что вы тут устроили? Нам надо через полчаса успеть еще в ОДП за кислородным коктейлем. ЛИДИЯ АФАНАСЬЕВНА. Ничего не знаю. У меня сегодня День пшена. (Достает чекушку.) Ну, что, помянем, девушки. (Делает глоток, другие с удовольствием присоединяются.) Вот он мой коктейль. ЛЮДА. Что? Какого еще пшена? ЛИДИЯ АФАНАСЬЕВНА. Сегодня Прокопий Дождевник, в этот день я хожу кормить голубей, чтоб моему сыночку там грехи простились. ВЕРА АНДРЕЕВНА (закусывает сушкой). Ты что, Лид, надо на Пасху кормить. НОННА МИХАЙЛОВНА. Нет же, только после Пасхи, и только на кладбище, там надо птичкам оставлять. ВЕРА АНДРЕЕВНА (ностальгически). Ой, помню, куличи, скорлупа, хлебные крошки, конфеты - все несли на кладбище, и представляешь, кладбище выглядело как мусорная свалка. (Хихикает). Красота! ЛИДИЯ АФАНАСЬЕВНА. А я за сына обет взяла: тонну пшена скормить. (Заканчивает сыпать пшено.) Вот как скормлю, так он там успокоится. Ну что, дальше пошуршали! ЛЮДА (бухается на скамейку). Я уже не могу за вами ходить! Жарко! ЛИДИЯ АФАНАСЬЕВНА (с подозрением смотрит на Люду). А чего это тебе жарко? Не май месяц. ВЕРА АНДРЕЕВНА. Замуж тебе надо, вот чего. НОННА МИХАЙЛОВНА. А ты что ж, не замужем, Людочка? Такая видная, такая молодая, а? ЛЮДА. Слушайте, я бы не хотела это обсуждать. ВЕРА АНДРЕЕВНА (садится рядом, подмигивая). Ну ладно, Люд, нам можно. Ну скажи, любовничек-то хоть есть? А то приходи, погадаю на картах, я умею. ЛИДИЯ АФАНАСЬЕВНА. Если сексом долго не заниматься, ранний климакс начнется. Климушка пришел, старость нам привел, как в народе говорят. НОННА МИХАЙЛОВНА. Это все потому, что молодая еще, про мужиков много думаешь, вот постареешь – будешь лётать, как мы! Я вот ожила только, когда мужа последнего схоронила. Вот почитай пока брошюру «От всех недуг - зеленый луг». Все три старухи встают. ВЕРА АНДРЕЕВНА. Ну, побежали, девки за коктейлем. Старухи бодро удаляются в глубь парка, напевая «Я люблю тебя, жизнь, что само по себе и не ново, я люблю тебя, жизнь, я люблю тебя снова и снова…». Люда расстегивает куртку, обмахивается подаренной брошюрой, затем достает телефон, углубляется в его чтение. СЦЕНА 7 Квартира Люды. Люда наряжается перед трюмо. ЛЮДА (кричит). Даш! Зайди на минутку. Даша заходит. ДАША. Чё? ЛЮДА. Даш, можно мне твое ожерелье надеть, оно нормально сюда? (Пауза.) ДАША. Ты про колье-чокер? ЛЮДА. Да, которое под шейку. ДАША. С таким подбородком. Тебе эта юбка не идет. ЛЮДА (не удивляясь). Почему же? Это новая юбка. ДАША. Она тебя полнит. ЛЮДА. Я тебя не про юбку спрашиваю. ДАША. С такой юбкой и такой блузкой уже неважно, какие украшения на тебе, хоть брюлики, хоть якутские алмазы - все как на корове седло. ЛЮДА. Ты… ты как с матерью разговариваешь. Как ты мне смеешь говорить такое? Почему столько ненависти? ДАША. Зачем тогда спрашивать? ЛЮДА. Нужно быть доброжелательнее, тактичнее, улыбаться друг другу. Посмотри на себя, какое у тебя недовольное лицо! ДАША. Ладно, я пошла. Чокер бери, если застегнется. Даша выходит. ЛЮДА. Все настроение испортила. (Крутится перед зеркалом.) И ничего меня не полнит, много ты понимаешь! ДАША (из-за двери). Да ЕМУ пофиг, как ты одета! Неужели тебе непонятно это еще? У него таких поклонниц 45+ до кучи! Это называется личный маркетинг, и он предполагает интуит. Все эти соцсети создают иллюзию личного общения. ЛЮДА. Во-первых мне не 45! И вообще, занимайся своими делами, а в мои не лезь. (Любуется на себя в зеркало.) У кого еще такие тонкие лодыжки, их надо подчеркивать, а не скрывать, и грудь тоже, и попу выделять. Это мои сильные места. А ты мне предлагаешь мешок надеть. Из комнаты Даши доносится громкая музыка. ЛЮДА (кричит). Ты здесь не одна! (В зеркало.) Спокойно, Люда, спокойно! У тебя все хорошо, у тебя все замечательно. Твоя жизнь наполнена смыслом, у тебя полезная работа, ты выглядишь очень хорошо, у тебя стройные лодыжки и тонкие запястья, у тебя много друзей, тебя уважают на работе, ты любишь лучшего в мире мужчину и ты любима! (Небольшая пауза.) Наверное. Да, ты любима. Ты веришь в это, ты это чувствуешь. И поэтому это правда. Сердце не обманешь. Между вами есть тонкая серебряная нить, он приходит к тебе во снах. Это вообще доказательство. Ты видишь его глаза на концертах, он пишет тебе в «Одноклассниках»… (Кричит.) Да сделаешь ты потише в конце концов, или я сейчас разобью твои колонки на хрен все! СЦЕНА 8 Времена, когда Люде было 17 лет. Люда сидит на той же кухне, только она опять в школьной форме. Делает на кухне уроки. Входит отец. ОТЕЦ. Дочка, ты слышала сейчас музыку? Люда молчит и делает отрицательное движение головой («нет»), она напугана. ОТЕЦ. Музыка такая, как будто хор Пятницкого, или такой хор, как в филармонии, когда поют Реквием Моцарта или «Страсти по Матфею» Баха, помнишь, мы ходили слушать? (Отец поправляет очки.) Но я не понимаю, откуда сейчас это доносится. Телевизор я давно выключил, радиоточки у нас нет в квартире, тихо вообще, уже два часа ночи, да? А ты всё уроки делаешь? Почему так поздно? ЛЮДА. Да, у меня завтра же экзамен, пап. ОТЕЦ. Вот опять, слышишь? Dies irae! Dies illa Solvet saeclum in favilla, Teste David cum Sibylla. Quantus tremor est futurus, Quando judex est venturus, Cuncta stricte discussurus. Я прям слышу явственно, а ты? (Прислушивается.) ЛЮДА. А я нет. Пап, тебе послышалось. Сейчас тихо, нет музыки, иди спать. ОТЕЦ. Спать? Ты думаешь, мне так легко взять и лечь спать! После того, что случилось с твоей мамой! Мне нужно выпить, чтобы заснуть, причем много, а выпить нечего. Мне очень плохо. А твой Горбачев устроил нам вот такую жизнь. Что человек, у которого случилось такое горе, даже не может выпить. ЛЮДА. Пап, но ты же выпил вчера и позавчера, и во вторник, и в понедельник… ОТЕЦ. Выпить столько, сколько человеку нужно! Ты думаешь, ты такая вся отличница, а я говно, да? А посмотри на себя, дочк, они же на тебе же они все и сидят почему-то на такой вот правильной, всю тебя облепили. (С этими словами он начинает стряхивает что-то невидимое с Люды, Люда вскакивает, отталкивает отца.) Один есть! ЛЮДА (закрывается руками, он бьет ладонями по ее плечам, голове). Пап, мне больно! ты что? Паааап! ОТЕЦ. Они ж как тараканы. Раздается звонок в дверь. ОТЕЦ. Ты не бойся. Они маленькие, такие, как на иконах, черненькие, сидят на тебе. Но я, дочк, к счастью, сам врач, я все понимаю про себя. Ты не бойся. Господи, как громко они поют, где это, это у соседей!? Совсем о…ли (Начинает долбить по трубам.) А ну, выключите, выключите свою музыку! Хотя эти пролетарии не могут ничего слушать кроме Юрия Антонова. Это бред. Раздается стук в дверь, входят санитары. ОТЕЦ. У меня Delirium tremens. Заберите меня, пока я ее не убил. СЦЕНА 9 Клуб «Бобёр». Люда сидит за столиком в задних рядах. На сцену выходит мужчина в старом свитере и джинсах с гитарой. Садится перед микрофоном, настраивает. Люда инстинктивно поправляет волосы, одежду и ожерелье, которое она примеряла перед трюмо. На столе стоит чайник с чашкой. Мужчина в свитере проникновенно поет. Ты так красива и так резка И жизнь наша словно река Проходит в быстром теченье! А я все надеюсь на прежние дни Когда мы с тобой гуляли одни Не считая мгновенья! Уууууу! Уууууууу! Ууууууу! Эээээээх! Уууууууууу! Ээээээээ! Уууууууу, ЭЭЭЭ! Мы с тобою давно Перешли этот мост Он длинною в жизнь, он такой длинный А ты боишься меня Ты боишься моста Потому что река так глубока И мы идем с тобой в винный. Уууууу! АААааааа! ЭЭээээээ, уууу! Мы идем в винный! Звучит последний аккорд, и песня заканчивается. Все хлопают. Люда тоже. ГЕННАДИЙ. И дорогие друзья, я передаю микрофон моему другу поэту из Перми Олегу Парамонову, лауреату поэтической премии «Страна моя Есения». Геннадий встает со стула, снимает гитару, уходит под аплодисменты. На сцене появляется помятого вида поэт, в свитере и дешевых джинсах, он начинает читать стихи. Пока поэт читает свои стихи, публика заметно редеет. А Люда параллельно подходит к администратору и расспрашивает про Геннадия (см. ниже). Я совсем как Штирлиц сегодня по дороге назад в Берлин двадцать пятого марта в полдень, когда кончился вдруг бензин. Позвонить не могу — нет мобилы в сорок пятом далеком году, но я должен напрячь все силы, не могу я метаться в бреду. Никогда я так не был Близок к провалу Думал Штирлиц и думал я Жизнь моя Как же ты меня задолбала Как же я задолбал тебя… Надо разом покончить счеты С этой жизнью и с этой женой И уйти с ненавистной работы И напиться воды ключевой Снова хочешь в застенок к Мюллеру? Он просек все твои дела, он предложит водички из кулера дернет шеей: «Не надо ля-ля! Мы тут сняли все ваши пальчики: в кабинете моем и у Бормана, на секретных замках чемоданчика, у радистки Кэт отобранного. Где вы щас? Конечно, в Швейцарии. Ничего, приезжайте в Берлин. Да, колбаски вот-вот дожарятся, А пока я схожу в магазин». Ходим с Максом по коридору Врём родителям, детям, жене Только совесть все шепчет с укором: Выходи-ка давай из пике. И однажды не днем, не вечером, а как станет в душе темно, я уйду, никем не замеченный, Растворясь в черно-белом кино. Люда с тремя хилыми гвоздиками подходит к администратору. ЛЮДА. Простите, а Геннадий выйдет еще? АДМИНИСТРАТОР. Геннадий Александрович уже не выйдет. ЛЮДА. А вы не могли бы ему цветы передать и записку. АДМИНИСТРАТОР. Женщина, его уже здесь нет, только не говорите никому. Он на вокзал уехал на такси (смотрит на часы), думаю, успел. СЦЕНА 10 Квартира Нонны Михайловны. Люда на кухне вынимает продукты и лекарства. НОННА МИХАЙЛОВНА. Да вот надо в парикмахерскую. Мою эконом закрыли, а там теперь салон красоты «Медея». ЛЮДА. Адавайте я вас постригу. НОННА МИХАЙЛОВНА. А ты умеешь? ЛЮДА. Да… я училась на парикмахера… Давно. НОННА МИХАЙЛОВНА (недоверчиво). Точно? Че ж парикмахером не работаешь? ЛЮДА. У меня этот, варикоз начался, мне вредно стоять целый день. НОННА МИХАЙЛОВНА. Это верно, ходить полезней, чем стоять, я вот пошла сегодня в парикмахерскую, а там этот салон дурацкий, никаких скидок пенсионерам. Спрашиваю, куда они переехали, а там сидит такая, тварина, улыбается еще. Зря только ходила, расстроилась. ЛЮДА. Нонна Михайловна, вот я вам и предлагаю стрижку за небольшую плату. НОННА МИХАЙЛОВНА. А ты умеешь? ЛЮДА. Я же вам сказала: училась на парикмахера, работала, потом ноги заболели и я ушла. НОННА МИХАЙЛОВНА. Ну ладно. Но я своей платила 150 со скидкой. А еще она меня подкрашивала иногда. Тогда получалось 400, тоже со скидкой. ЛЮДА. Я вас и покрашу заодно, у меня с собой лондаколор восьмерка. Я себя сама крашу. Нравится? Все вместе 500, считая стоимость краски. НОННА МИХАЙЛОВНА (с сомнением). Ну ладно. Вроде у тебя ничего. По дороге в ванную комнату. ЛЮДА. Ой, Нонна Михайловна, вы будете просто богиня… Пойдемте в ванную. НОННА МИХАЙЛОВНА. Я тебе лучше халат черно-красный с кистями подарю, давай, а? Из него платье сшить можно, а мне он ни к чему? ЛЮДА. Вы мне его уже предлагали… В ванной разговоры затихают. СЦЕНА 11 Поздний вечер. Люда сидит на кухне перед монитором ноутбука. Переписывается во в «Одноклассниках». ЛЮДА. Спасибо за вашу песню «Мост мечты». Я просто плакала. ГЕННАДИЙ. Я рад, что тебе понравилась песня. ЛЮДА. Извините мою наглость, но мне показалось, что там есть такое совпадение с моим сном, это меня потрясло. ГЕННАДИЙ. Дружба с близким по духу человеком это тоже источник вдохновения. ЛЮДА. Вы знаете, вы мне так помогаете, я вам так благодарна. Моя жизнь теперь наполнена смыслом и я счастлива, если как-то смогла вас вдохновить. ГЕННАДИЙ. Следующую новую песню я посвящу тебе. Приходи в пятницу в ДК «Электрон». Геннадий уходит в оффлайн. Люда хлопает в ладоши, она счастлива. СЦЕНА 12 Супермаркет. Люда с огромной тележкой, набитой продуктами, ходит вдоль стеллажей. Видит лысоватого опухшего мужчину лет 45. Мужчина настигает ее у касс. МУЖЧИНА. Люд, ты чего? А я смотрю, ты это или не ты! ЛЮДА (угрюмо). А, это ты? МУЖЧИНА. Сто лет тебя не видел. Убегаешь от меня? Помнишь, как у Леонтьева: все бегут, бегут, бегут, бегут, бегут… Слушали вместе, помнишь? ЛЮДА. Я Леонтьева уже лет 30 не слушаю. МУЖЧИНА. А зря. Классика не стареет. ЛЮДА. Что нужно? МУЖЧИНА. Ты все в своем репертуаре. Не изменилась. Внутренне я имею в виду. ЛЮДА. Ты зато изменился, в борова превратился. МУЖЧИНА. Люд, ну че мы сразу вот грубим, ругаемся, да ты не бойся меня. У меня к тебе претензий нету. ЛЮДА. Чего мне тебя бояться-то! МУЖЧИНА. Кроме одной. Почему не сказала, что дочь у меня есть? ЛЮДА. Дочь? Нет у тебя никакой дочери. МУЖЧИНА. В век Интернета ничего не скроешь. Ты бы хоть шифровалась в «Одноклассниках». Я только посмотреть на нее хочу. Как ты могла скрыть вообще? ЛЮДА. Я тебя не любила никогда, я тебе всегда это говорила. Честно. МУЖЧИНА. Ну да, ты тогда любила какого-то женатого препода и, когда мы трахались, честно каждый раз мне об этом говорила. ЛЮДА. Сейчас-то что нужно? МУЖЧИНА. Ты не против, если я зайду? ЛЮДА. Ты даже не спрашиваешь, как ее зовут. МУЖЧИНА. А я знаю. Даша, хорошее имя. Так я зайду? ЛЮДА. Что, боишься одинокой старости? МУЖЧИНА. Да нет, у меня же семья есть, ну, вернее, развелись мы, но сын растет, да и живем пока в одной квартире. И вообще я изменился, столько лет прошло. ЛЮДА. Что-то незаметно. Играешь небось так же, как больной, по ночам? МУЖЧИНА. Не играю уже сто лет. Я же лечился потом. ЛЮДА. Выздоровел? МУЖЧИНА. Я-то выздоровел. ЛЮДА (смотрит на часы). Ну и молодец. А я на работе. МУЖЧИНА. Ты чего, все в райсобесе? ЛЮДА. Я в соцзащите работаю, а не в райсобесе. Нет уже такого слова. МУЖЧИНА. А мне нравится это слово. Смешно, правда, типа рай и бес в одном флаконе. И как ты можешь с этими бабками целый день… Я бы их всех передушил постепенно, если бы не посадили, и представлял бы тёщу, Зою Сергевну. ЛЮДА. Маньяк. Я люблю свою работу. Моя работа приносит пользу людям. Я помогаю одиноким старикам, у меня много друзей, я счастлива, у меня все хорошо… МУЖЧИНА. Люд, да че ты как это, как заведенная… ЛЮДА. А ты… я не знаю, ты живешь просто, чтобы потреблять все вот это (показывает на 10 банок пива в его тележке)… без всякого смысла. За разговором они подходят к кассе. КАССИРША. Молодые люди, вы разговаривать тут будете или платить? ЛЮДА. Ой, да. (Выкладывает на транспортер продукты.) КАССИРША. Вы фишки собираете? Это все ваше? ЛЮДА. Да, собираю! (Забирает фишки, забирает продукты, смотрит на часы.) Ну вот что, мне тут надо к одному старичку. А ты… я не знаю, позвони. (Быстро уходит.) МУЖЧИНА (вдогонку). А телефон-то, Люд? Куда звонить? Я на домашний тогда, раз ты там же. СЦЕНА 13 Люда в малогабаритной бедной, но прибранной квартире, накрыт стол. Люда его сервирует. За столом сидит старик, он при параде: на нем старомодный костюм 70-х годов, на лацкане красуются какие-то медали, на вид старику далеко за 80, а может и 90. Нарядный вид довершает белая рубашка и галстук в полоску, тоже старомодный. Люда заканчивает сервировку, берет бутылку красного вина. ЛЮДА. Игорь Иваныч, открыть? ОДИНЦОВ. Нет, нет, Людочка, это мужское дело бутылки открывать. С этими словами Одинцов костлявой и слегка трясущейся рукой забирает у Люды бутылку, начинает возиться. ОДИНЦОВ. Щас мы ее вскроем… Вы не смотрите, что я старый, я еще ого-го! ЛЮДА (с тревогой). Игорь Иваныч, вам вредно, давайте я все-таки… ОДИНЦОВ. Нет, нет, Людочка. Я щас передохну и вскрою. (Напевает.) «Много женщин есть на свете, но к одной тянусь я в сети». (Продолжает открывать бутылку.) Не волнуйтесь, сила в руках есть, пощупай. (Он протягивает ей руку.) Ну, пощупай, пощупай, не бойся! (Люда шутливо щупает.) Ну как? ЛЮДА. Да, твердый вы. ОДИНЦОВ. А то! (Он еще раз тужится, негромко пукнув, и пробка с характерным звуком выталкивается из бутылки.) Кхе-кхе-кхе! ЛЮДА (вскакивает). Ну вот, Игорь Иваныч, это не сердечный у вас кашель? ОДИНЦОВ. Вы лучше форточку приоткройте, а то душновато стало из-за духовки. ЛЮДА (подходит к форточке, открывает). Не холодно? Весной опасные перепады. ОДИНЦОВ. Все хорошо. Ну давайте, выпьем. Я хочу поднять тост. ЛЮДА. Игорь Иваныч, я думала, вы кого-то ждете. Я не могу, я на работе. ОДИНЦОВ. Погоди, хлопотунья. Погоди, сядь. Я должен щас сказать, а то потом не смогу. И… вообще, будем все это считать этими твоими дополнительными услугами, мне ветеранская пенсия позволяет. Вот (лезет в карман), отдай им, двух тысяч хватит? ЛЮДА. Да что вы, Игорь Иваныч, это много. ОДИНЦОВ. Нет, нет, я настаиваю, возьмите, возьмите. Пауза. ОДИНЦОВ. Так о чем это я? ЛЮДА. Вы что-то хотели сказать важное. ОДИНЦОВ. Женат… был, сын у меня есть, инженер, рукастый, все умеет. Весь в меня, в 90-е трудные годы сын попал в переделку, избили сильно, и после этого заболел. Шизофрения. В больнице он сейчас. У меня тоже все не просто. Рано отца потерял. Мать помогла устроиться мне в Совет Министров, в бухгалтерию. И стал я там от нервов терять волосы, вот почему волос-то нет, нервничал, нервничал - отчеты не сходились. Плюнул и решил уйти с работы. Пока не посадили. (Смеется.) Сам выучился по книгам на сапожника. Устроился в подмастерья к одному еврею. Мы с ним потом шили сапоги артисткам и всяким высоким чинам. Шили, шили, до кровавых мозолей. Да! Но сначала давайте выпьем (замечая отрицательный жест Люды), ну по чуть-чуть. ЛЮДА (берет бокал). Ну хорошо. Давайте, Игорь Иваныч, за вас, за ваше здоровье. ОДИНЦОВ. За меня пить только вино переводить. Инкерман, хорошее крымское наше вино! Я хочу выпить, Люда, за тебя. Не спорь, не спорь. Давай. (Протягивает бокал, они чокаются, он медленно кряхтя садится.) Воот. В общем, Людочка, я хочу сделать тебе… предложение. Я понимаю, я стар уже, но я не из-за того, что мне нужна сиделка, а потому что вижу, какой ты честный и добрый человечек. Ты не думай, эту квартиру мне государство дало как ветерану, а сыну я отдал уже свою двухкомнатную. А я хочу тебе с дочкой твоей помочь, а то без отца росла. Пусть замуж выходит, внуков тебе рожает, это важно. У меня вот внуков нет. Сын болеет. Вот такие дела. Ну, что скажешь? Если надо подумать, подумай, сходу не отвечай. Возьмем этот… тайм-аут, как говорится. (Пауза.) ЛЮДА. Игорь Иваныч… ОДИНЦОВ. Ты пей, пей. Люда выпивает. ЛЮДА. А как же ваш сын Гриша? Он из больницы скоро выйдет. ОДИНЦОВ. Вот я и боюсь этого. Там все на грани буквально, невестка уходить от него собирается. Кто за ним присмотрит? А так мы бы вместе, а? Ему надо всегда таблетки давать только, следить. Они в соседнем доме живут. Так ты отказываешь? ЛЮДА. Игорь Иваныч, мы же решили пока взять тайм-аут. (Она встает, начинает собираться и продвигаться в прихожую.) Мне пора. ОДИНЦОВ. Ты же говорила, что сегодня пятница и я у тебя последний. ЛЮДА. Да, но мне надо в офис еще зайти, у нас отчетное собрание за неделю. Я к вам во вторник еще приду. Мы же с вами стиральную машину заказали. ОДИНЦОВ. Да хрен с этой машиной, зачем она мне? ЛЮДА. Вам как ветерану положено. ОДИНЦОВ. Но ты не обиделась? ЛЮДА. Что вы, Игорь Иваныч, за что? ОДИНЦОВ. Я понимаю, ты молодая, к тебе наверно, парни, как мухи, липнут. Эх, сбросить бы мне годочков двадцать, я бы тебе показал! ЛЮДА. Конечно! Вы только не нервничайте. ОДИНЦОВ. Я ведь один целый день… ЛЮДА (одеваясь). Ну, договорились, значит. Если что, вы мне звоните. ОДИНЦОВ. Давай я тебя провожу. ЛЮДА. До свидания. ОДИНЦОВ. До свидания, Люда! Ты только не обижайся на меня. ЛЮДА (в дверях). Я вам позвоню! С наступающим! Люда выходит. Дверь закрывается. ОДИНЦОВ (кричит в дверь). Я буду ждать. (Пауза. Мечтательно, себе самому.) Жопастенькая. СЦЕНА 14 Пятница вечер. В кабинете начальницы Ляшко. Сидит Ляшко, напротив Люда. ЛЯШКО. Так, Людмила Ивановна, у меня к вам серьезный разговор. На вас поступили две жалобы (берет листок бумаги) от Конопкиной Лидии Афанасьевны и Гукасян Нонны Михайловны. Конопкина пишет, что вы ввели ее в растрату, потому что не выполнили ее указаний по скидкам, так… здесь чушь какая-то… В общем ладно, жалоба Конопкиной это ее капризы, вы не обязаны. А вот Гукасян это уже серьезно. Она пишет, что вы вымогали у нее деньги, навязали ей дополнительные услуги по стрижке и окрашиванию, не обладая профессиональными навыками. И буквально изуродовали ее внешний вид. И поэтому ей пришлось пойти в дорогой салон «Медея», где она потратила на перекрашивание и новую стрижку три тысячи рублей, чек прилагается. Теперь она требует вернуть ей и эти три тысячи и те пятьсот, что вы у нее взяли за допуслуги. Вот она еще пишет, «я ей шарф подарила, дочка из Италии привезла, и кофемолку предлагала». И еще все про какой-то халат с кистями. Это вообще на взятку тянет. В противном случае она грозит подать на нас в суд. На нас, а не на вас. Вот читайте. (Ляшко сует бумагу Люде, Люда читает.) Это надо загладить. Как угодно разбирайтесь с ней, хоть полы у нее мойте, но вы должны замять этот конфликт. Пауза. ЛЮДА (читает). Да не брала я этот халат ее с кистями, в таком только в гроб ложиться. Она путает. ЛЯШКО (строго). Путает не путает, а вы точно запутались. (Душевно.) Я не понимаю, Людмила Ивановна, что с вами происходит. Вы столько лет в нашей системе, и вдруг такое. Может, вы устали, может, у вас эмоциональное выгорание? Или какие-то неприятности в семье? Пауза. ЛЮДА. Нет, в семье все в порядке. ЛЯШКО. Я могу вам порекомендовать хорошего психолога. Хотите? Люда молчит. ЛЯШКО. Неприятная история с этой Гукасян. Она бабка вредная, уже судилась с управой и, как ни странно, выигрывала. Лучше с ней не связываться. Люда молчит. ЛЯШКО. Ну хорошо. Давайте так поступим. Возьмем тайм-аут. Я вас временно перевожу на акции «Особая забота». Есть точка у Вечного огня, там надо двух бомжей на учет поставить, мэрия за них берется, наконец-то. И есть точка в нашем Торговом Центре «Добрая покупка». Там надо просто стоять с корзиной и собирать к Дню победы от граждан продукты. ЛЮДА. Как это собирать? Побираться? ЛЯШКО. «Побираться»! Побираются нищие, а мы проводим благотворительные акции, активизируем людей на милосердие. Люди поднимаются на эскалаторе из супермаркета, а тут вы стоите и предлагаете поделиться излишками с пенсионерами. А знаете, сколько люди делают спонтанных покупок, они с радостью от них избавятся и почистят карму заодно. ЛЮДА. Римма Романовна, я не могу публично выступать. Мне это психологически трудно. А бомжей я просто боюсь, у меня фобия, понимаете, меня когда-то в детстве напугал один бомж эксгибиционист, я вас очень прошу. ЛЯШКО. На вас не угодишь. У нас тут не база отдыха в каком-нибудь Малибу. У нас тут как на фронте. Ответственность перед общественностью. Мы на переднем крае. И даже выборы на нас. А вы нам тогда, помните, вы нам сорвали все выборы, не выполнили указания, где им ставить галочки, и в итоге по вашему участку какие-то «Справедливые пенсионеры» пролезли в управу. Сейчас тоже, после таких эксцессов, отказываетесь от поручений. (Переходя на доверительный тон.) Поймите, я должна отреагировать на жалобу. Увольнять я вас тоже не хочу, принимая ваши заслуги, а временно отстранить могу. Чтоб, как говорится, и овцы, и волки сыты. Нужен компромисс. (Пауза.) Ну! Или бомжи, или Торговый центр. Только один раз. Ну? ЛЮДА. Торговый центр. ЛЯШКО. Тогда в понедельник идёте сразу в Торговый центр. Костюм, купоны и инструкцию возьмёте у Киселевой. ЛЮДА. Какой еще костюм?! ЛЯШКО. Ну как, вы в форме должны быть, а не в своем будничном. Там нормальный костюм: юбка, рубашка, жилетка и головной убор с логотипом. СЦЕНА 15 Комната Даши. Дочь лежит на диване с наушниками в ушах, закрыв глаза. Люда в униформе стучит в комнату Даши. Не слыша ответа, приоткрывает дверь. ЛЮДА. Даш, а Даш! ДАША (открыв глаза, вынимает один наушник). Ты же на концерте должна быть этого своего Круглова. ЛЮДА. Меня на работе задержали. ДАША. А что это на тебе за адский прикид? Вы теперь в этом по бабкам ходите? ЛЮДА. Во-первых, это не прикид, это униформа для акций, в общем неважно. ДАША. Понятно. На тебе это всё тоже как на барабане, если ты хочешь знать мое мнение… ЛЮДА. Я не хочу знать твое мнение.У меня что-то компьютер виснет и виснет. Можно твой планшет? ДАША. Нет. ЛЮДА. Ну, я только на минуточку. ДАША. Блин… Ты наверняка вирусов нахватала и мой засрешь. Я лучше тебе почищу комп завтра. ЛЮДА. Мне надо только на секунду войти в «Одноклассники». ДАША. Мам, тебе это все не надоело? ЛЮДА. Что «всё»? ДАША. Ну эта твоя зависимость от этого Геннадия. ЛЮДА. Вот дай мне войти в «Одноклассники», и я тебе покажу нашу переписку. ДАША. Ну, окей. (Нажимает на кнопку ноутбука, монитор загорается, Люда садится за стол, входит в социальную сеть, что-то ищут.) ЛЮДА (смотрит в монитор). Ничего не понимаю. А где же его аккаунт, и группа еще была? ДАША (подходит к столу, смотрит в монитор). По ходу всё удалено. А че, фаны Круглова только в «Одноклассниках» тусуются? ЛЮДА. Как же так? Я хотела показать. ДАША. Ну войди в переписку. ЛЮДА. А как же мы будем теперь общаться? Почему он ничего не написал? ДАША. Мам, ну чего ты, тупишь опять, мам? Я тебе как маркетолог говорю, они просто сменили таргет груп. Ты поищи теперь в Вконтакте или в фэйсбуке. Хочешь, я тебе поищу и зарегистрирую тебя, а? (Даша пододвигает ноутбук к себе, Люда встает.) ЛЮДА. Я пойду переоденусь, что-то мне душно. (Выходит.) ДАША (всматривается во что-то). Мааам, а тебе тут пишет кто-то. (Люда уже ушла, и Даша говорит сама с собой.) Хахаль какой-то. Реальный чел, мам! Прикольно, че за чувак? Ого! (Она внимательно читает переписку.) СЦЕНА 16 Кухня в квартире Люды. Люда в домашней одежде и фартуке что-то готовит в духовке. Она открывает холодильник, ничего оттуда не достает, а просто стоит у открытой двери. Входит Даша. Люда резко захлопывает холодильник. ДАША. Маам! Я сейчас в твоих «Одноклассниках» познакомилась со своим папашей. ЛЮДА. Как! Ты читала нашу переписку? Как ты могла! ДАША. Это как ты могла столько лет мне врать! Я сейчас ему ответила, конечно. Оказался нормальный мужик. Не Бред Пит, конечно, но и ты не Анджелина Джоли. Люда тяжело садится у стола, обмахивается газетой. ЛЮДА. Господи, как жарко! И когда они только топить перестанут! Уже конец апреля. Вот куда бюджет улетает. ДАША. Как ты могла, мам? Как ты посмела такое сделать? Врала мне, что он был пожарник и геройски погиб во время лесных пожаров. Я пересказывала этот бред в школе. ЛЮДА. Он тогда был игроманом. Это хуже водки. У него долги были, звонки какие-то начались, угрозы. Однажды его бензином напоили за долги, а потом стали мне звонить и говорить, что разрежут меня на части, хорошо, ты еще не родилась. И когда он вышел из больницы после этого бензина, я его чемодан туда и привезла. И сказала, чтобы встревал во весь этот криминал один, без меня. А еще я тогда одного человека любила, а твой папа злился из-за этого, он вообще такой был неуравновешенный. ДАША. Понятно. Еще одна неразделенная любовь. ЛЮДА. Почему же не разделенная? ДАША. Секс был с тем чуваком? ЛЮДА. С кем? ДАША. Ну который дофига принц? Из-за которого мой биологический отец психовал. ЛЮДА. Ну при чем тут это. Есть такое понятие платоническая любовь. Я тогда в техникуме училась, там был преподаватель Николай Николаевич, он был необыкновенный человек. Честный, порядочный, парторг, это был последний год, когда были партийные организации. У меня никого не было, родители умерли, сначала мать под машину попала, когда я была в 8 классе, потом через год отец допился до белой горячки. И Николай Николаевич очень меня поддерживал… ДАША. Понятно. Короче, я тебе комп почистила. И не жми больше на казино вулкан и три топора, когда смотришь экранку. ЛЮДА. Спасибо, дочк. ДАША. В общем я хочу с ним встретиться, он придет в субботу. Даша уходит. Люда опять открывает холодильник, засовывает туда голову, обмахиваясь, ей жарко. Она берет кусок холодной жареной курицы, захлопывает холодильник. ЛЮДА (ест и говорит). Хватит негатива. Стоп, негатив! Уходите плохие мысли! Я вовлекаю в свою орбиту только хорошее, доброе, только позитивные мысли. У меня бодрое и красивое тело! Я люблю свою работу! В моей жизни есть любимый мужчина! Зовут его Геннадий! Да! Геннадий, а не Виталий. Вселенная дает мне всё, в чем я нуждаюсь, и я благодарна Вселенной! СЦЕНА 17 Квартира у Веры Андреевны большая и с высокими потолками, потому что это сталинский дом. Вера Андреевна и Люда сидят за круглым столом, покрытым скатертью. На столе разложены игральные карты. Вера Андреевна гадает Люде. ВЕРА АНДРЕЕВНА (тасует карты). Ты у нас не замужем и молодая еще, будешь дама бубей. ЛЮДА. Ну, какая же я молодая! ВЕРА АНДРЕЕВНА. Ты ведь замужем не была? ЛЮДА. Нет. ВЕРА АНДРЕЕВНА. Точно? И в гражданском браке не была? ЛЮДА. Ну, так, не то не сё. ВЕРА АНДРЕЕВНА. Ни два, ни полтора. Ты ж вроде говорила, дочка у тебя есть? ЛЮДА. Дочка. Да. ВЕРА АНДРЕЕВНА. Одиночка, что ли? ЛЮДА. Да, я мать-одиночка. Какое это имеет отношение? ВЕРА АНДРЕЕВНА. Так мне же надо определить твою масть! ЛЮДА. Дочь есть, замужем не была. Все это произошло случайно. ВЕРА АНДРЕЕВНА. Ну, значит, без вариантов. Дама бубей. Так. Теперь выбираем королька. Он у тебя молодой, старый, женатый, не женатый? ЛЮДА. Ну… я не уверена… ВЕРА АНДРЕЕВНА. В чем? ЛЮДА. Он чуть постарше меня вроде будет. Но ему еще нет пятидесяти. И вроде не женат он. Хотя вроде был женат. То есть я точно не знаю, есть у него там кто… ВЕРА АНДРЕЕВНА. Он брюнет или блондин у тебя? ЛЮДА. Ой, ну… не то чтобы брюнет, но и не блондин. Седеющий. ВЕРА АНДРЕЕВНА. Ой, а у меня когда муж-то умер, я стала ездить по курортам и санаториям, и там все знакомилась. И в Мисхоре один машинист, решил в меня влюбиться, тоже брюнет с сединой. Из Челябинска. А я обычно кушаю долго, и он сидел рядом и ждал всегда, когда я закончу. А я ничего не оставляла, ни кашу манную, ни сосиськи (так и произносит «сосисЬки»), ни творог, ох, какой был в те времена творог, сейчас такого нет, и вот я все это кушаю обстоятельно, а он сидит и смотрит. А потом: «Давайте погуляем, то, сё». Только рассказывал он мне про свой огород, про картошку, про жука колорадского и мучнистую росу. И что вот жены у него нет. Фотографировал всё меня. Ну и ничего так сначала было. Адресами обменялись, чтобы письма писать друг другу. И вот приехала я домой, а это воскресенье было, иду в магазин, помню, в зимнем пальто, уже снег шел. И вдруг кто-то сзади, слышу, скрипит за мной и за плечо: «Здравствуйте». Смотрю, этот машинист из Челябинска, с портфелем толстым, ну, думаю, наверное, еды какой-то накупил человек, угощения, не удобно с порога прогнать. Пошли в мой барак. А это оказалось его грязное белье в портфеле. Приехал ко мне постирушки устроить. Ну я его, конечно, за стол посадила, супом накормила. Ну, туда-сюда. А потом говорю: «Знаете что, Василий? Вам надо на вечерний поезд спешить, потому что я ухожу, у нас совещание». Он говорит: «Какое совещание в воскресенье?» Я говорю: «А вот у нас на комбинате такое бывает, воскресные совещания. А поскольку я вас не знаю и живу с соседями, оставить здесь не могу». И он так разозлился. Дескать, я его обманула. Тоже был король червей. Я гадала на него потом. Думала, может, приедет опять. И у тебя король червей. ЛЮДА. Вы уверены? ВЕРА АНДРЕЕВНА (тасует колоду). Стопудово, как сейчас моя внучка говорит. На, сыми. (Кладет перед Людой колоду.) ЛЮДА снимает. ВЕРА АНДРЕЕВНА. Да не от себя, а на себя надо снимать! Еще раз перетасую. Давай! ЛЮДА снимает правильно. ВЕРА АНДРЕЕВНА (начинает делать расклад по три карты). Таак, начинаем искать нашего короля червового, что же его в данный момент окружает? Так, вот он. Видишь, сейчас с ним рядом какой-то мужчина, тоже король пик, это какой-то начальник или отец. И меж ними происходит какой-то разговор. ЛЮДА. А какой разговор? СЦЕНА 18. ВОКЗАЛ. На перроне стоит Геннадий Круглов с гитарой в чехле, рядом девушка и несколько человек провожающих. Геннадий Круглов нервно курит, на него идет крупный человек. Он явно в ярости наступает на Круглова. Это его продюсер или агент. ПРОДЮСЕР. Я тебя урою, подонок! Ты как мог к Леониду Петровичу не поехать? Тебя там ждали три часа! А бабки какие хотели заплатить! Круглов докурив, убегает в вагон, оттуда доносится голос: «Я не продаюсь!». Продюсер пытается влезть в вагон, его не пускают, он кричит: «Я проводить его хочу!»… СЦЕНА 19. Квартира Веры Андреевны. Продолжение ВЕРА АНДРЕЕВНА. Может, по работе, может, личный разговор. (Делает следующие манипуляции с картами.) Тааак, теперь оставляем королька нашего одного. А остальные карты снова тасуем и задаем вопрос первый: что у нашего короля под сердцем? (Кладет под короля карту рубашкой вверх.) А остальные карты раскладываем крестом на четыре кучки. Воот. Теперь две карты наверху, две внизу, две слева и две справа. (Молча дораскладывает карты.) Смотрим, что под сердцем. Это то, что его беспокоит, это пока какая-то встреча, вот семерка бубей. Разговор про деньги. А что у него на сердце? Деньги опять. Интерес, разговор с этим королем. Теперь смотрим, что его ожидает в ближайшем будущем: дорога и разговор, связанный с какой-то брюнеткой, видишь, дама треф тоже. Еще его ожидает встреча с дамой бубен, с тобой, значит. Видишь, бубны сплошные. Но ты вроде есть, а вроде тебя и нет в его жизни, бубны выпали, а сама ты не выпала. ЛЮДА. И что это значит? ВЕРА АНДРЕЕВНА (снова тасует карты). Не знаю, милая, не знаю. Могу еще быстро набросать, что у тебя сейчас. В настоящем, настоящее моя специализация. Я вижу, ты сильно растеряна и мечтаешь о любимой особе. И сейчас у тебя пустые хлопоты и неприятный разговор в казенном доме, на работе то есть. И сердечный разговор с королем треф. ЛЮДА. С каким еще треф? Это еще кто? ВЕРА АНДРЕЕВНА. Ну, король треф это солидный пожилой человек. Есть у тебя какой-то воздыхатель солидный. Нравишься ты ему. ЛЮДА (уныло). Ааа, понятно. Есть один. ВЕРА АНДРЕЕВНА. А чего такая грустная? Это хорошо, что есть. Ты тому королю червей намекни, что у тебя есть ухажер-то, он сразу зашевелится, мужики, они такие, как только почувствует соперника… ЛЮДА. Такого соперника лучше не показывать, ему 90 лет. ВЕРА АНДРЕЕВНА. А давай я тебе на картах таро погадаю. Мне внучка подарила на новый год, говорит, буду к тебе, бабушка, на святки приезжать специально из Америки, чтобы ты мне гадала. СЦЕНА 20 Торговый центр «Копеечка». Идет акция «Особая забота»… Люда одета в униформу, на голове у нее смешной колпак с огромной надписью «Добрая покупка». Она стоит с пустой продуктовой тележкой около стенда с огромными надписями и лозунгами: «Продукты – пенсионерам!», «Поможем всем миром!», «Разбудим милосердие в сердцах!», «Праздник – в каждый дом!», «Поделись корзиною своей!» и так далее. Люда стоит ровно напротив эскалатора, который поднимает людей из супермаркета, размещенного этажом ниже. Люда пытается к ним обращаться, заметно, что ей это нелегко. ЛЮДА. Дорогие горожане! Поможем нашим пенсионерам встретить праздник! Поделись корзиною своей и она к тебе не раз еще вернется! Сторицею! К стенду подходит женщина с маленькой девочкой, женщина роется в кошельке. ЖЕНЩИНА (протягивает купюру). Вот возьмите. ЛЮДА. Мы принимаем только продукты. А деньги это уже наличка! Никаких денег, только товар. ЖЕНЩИНА. Чего!? ЛЮДА. Это совместная акция мэрии и городского отделения соцзащиты. Ежегодная акция к 9 мая. Просто поделитесь, чем не жалко! ЖЕНЩИНА. Даже не знаю, чего нам не жалко-то, а, Ксюш? Что бы ты отдала одинокой бабушке? ДЕВОЧКА. Какой бабушке, нашей бабе Лизе? ЖЕНЩИНА. Нееет, баба Лиза с нами живет, у нее все есть, она сыта и всем довольна. А есть бабушки, которым на праздник есть нечего, у них нет внучков никаких. Они сидят в черных черных комнатах и глодают кости. Давай сникерс им один отдадим, а? ДЕВОЧКА. Неет, не хочууууу отдавать сникерс! Давай пиво отдадим и воблу! Пока идет этот диалог, некоторые люди, останавливаются у тележки и кладут какие-то продукты: вафельный тортик, дешевые конфеты, сахарный песок, гречневую крупу, соль, дешевые макароны, консервы. ЖЕНЩИНА. Нет, Ксюша, пиво и вобла это для нашего папы, он расстроится, если мы их отдадим бабушкам. ДЕВОЧКА. Тогда лук, он противный. ЖЕНЩИНА (радостно). Но очень полезный. Помнишь, как в «Золотом ключике», Папа Карло дал в школу луковицу Буратино! ДЕВОЧКА. Фуууу! ЖЕНЩИНА. Вот молодец! Доставай луковицу. И вот чеснок, чтоб не болели бабушки. Ксюша роется в пакете и достает одну луковицу и головку чеснока, она передает это матери, потому что сама еще маленького роста. Мать торжественно опускает дары в телегу. ЛЮДА. Спасибо, а за это вот приглашение в клуб при центре досуга, выступление хора ветеранов. ЖЕНЩИНА (берет билет). Ну вот, видишь, Ксюша, как хорошо делать добро! Вот оно тебе и вернулось. Они уходят. И в этот момент на эскалаторе появляется бард Геннадий в сопровождении молодой красивой девушки. Люда обмирает от ужаса. Они, улыбаясь, направляются как раз к стенду. ГЕННАДИЙ. А здесь что у нас происходит? А, девушка? Люда молча смотрит на Геннадия и девушку. ДЕВУШКА. Ген, здесь акция благотворительности. Во! Типа на тебе Боже, что нам не гоже, типа лучше пенсам просрочку, чем в мусорку! ГЕННАДИЙ (читает надписи, затем строго). И вам не стыдно, девушка! Лучше бы пенсии повысили. Это же пропаганда нищенства на государственном уровне. Докатились! ДЕВУШКА. Ген, да ладно, чего ты на бедную женщину накинулся? Это ее работа, да? ЛЮДА. Да. ДЕВУШКА. А надо быть добрее, веселее, отдавать все лишнее. Бог велел делиться, да? ГЕННАДИЙ. Вот что! Девушка (достает из кармана диск), я с вами поделюсь духовной пищей, так сказать! Это, между прочим, мои песни, вот берите, берите! И приходите в пятницу на мой концерт в ДК «Химик»! Геннадий и Девушка уходят. Люда какое-то время стоит, как громом пораженная. А добрые люди продолжают еще бросать в телегу какие-то продукты, видимо, по теории разбитых окон. К Людмиле подходит Олег Парамонов, поэт из Перми. ОЛЕГ ПАРАМОНОВ. Извините, а можно я тоже пожертвую? ЛЮДА (срываясь на него). Что?! Купили говно, и думаете, что пенсионеры не люди?! Не нужны им ваши подачки, они не жрут все вот это вот, что сюда накидали! ОЛЕГ ПАРАМОНОВ. Да я и не хотел фигню отдавать, я просто подумал, день победы скоро, можно коньяку пожилым людям или им нельзя? ЛЮДА (смягчаясь). Такой богатый? ОЛЕГ ПАРАМОНОВ. Извините, а почему вы плачете? Может, вам помочь? ЛЮДА. Да, мне нужна помощь, я все это не дотащу. Проводишь? Тут недалеко. Я щас быстро переоденусь. (Вдруг Люда хватает себя за голову, вернее за белый колпак с лозунгом «Добрая покупка», она срывает его, затем снимает с себя униформу, достает свой пуховик, который висел где-то за стендом, надевает его и решительно уходит с телегой на улицу.) Пошли! СЦЕНА 21 Квартира ветерана Одинцова. Люда, Одинцов и Олег Парамонов сидят на кухне за накрытым столом. На столе навалены продукты из акционной телеги и стоит бутылка коньяка. Люда наливает себе и Одинцову коньяку. ЛЮДА. «Девушка»! «Как вам не стыдно!» Да кто ты такой, чтобы стыдить меня? Кто он такой, а, Игорь Иваныч? ОДИНЦОВ. Он?! Да он негодяй, мерзавец! А вы… Людочка, меня влечет к вам неведомая сила! Вы даже сами не знаете, какая вы прекрасная! Поверьте, мне много лет и я вижу вас сквозь призму времени! ЛЮДА. Я устала от этой лжи, Игорь Иваныч, кругом вранье, трусость и предательство! Никто меня понять не хочет, никому я не нужна! ОДИНЦОВ. Что вы, Людочка! Да вы золото нибелунгов! Вы сокровище! Я вам всегда это говорил. Я ведь думал, вы не придете больше. Мне тут звонили из собеса вашего, расспрашивали о вас, нехорошо так расспрашивали, но я про вас только в превосходной степени, можете быть спокойны, только в самых высоких выражениях! Невестка устроила мне головомойку, скорую даже вызывала, но я им не дался, я вас ждал, и вы пришли! ЛЮДА. Мне к вам нельзя. К вам теперь другая будет ходить. ОДИНЦОВ. Как другая? Мне не нужна другая, Людочка, я к вам привык. Слушайте, а давайте с вами выпьем на брудершафт, и вы будете меня звать просто Игорь, а я вас Людочка и на ты. Согласны? ЛЮДА. Я все равно не смогу вас на ты, Игорь Ива… Игорь. Ну, давайте. (Парню.) Ты тоже давай, присоединяйся. Одинцов разливает коньяк по рюмкам, они сплетаются руками, выпивают. ОДИНЦОВ. А теперь поцелуемся, Людочка. (Тянется губами к губам Люды, она замирает и закрывает глаза, Игорь Иваныч останавливается.) ЛЮДА (открыв глаза, целует быстро его в щеку). Игорь… ОЛЕГ ПАРАМОНОВ (разомлев от выпитого). Людмила, вы простите меня. ЛЮДА. Да ты-то здесь при чем? Наоборот! Игорь Иваныч, то есть Игорь, смотрю, пионер какой-то ко мне прилип, не отстает, давайте, говорит сумки донесу и коньяк еще подарил. ОЛЕГ ПАРАМОНОВ (опять выпивает). Я просто хочу, чтобы у вас все было хорошо. И знаете, вот этот певец, ну который вам нравится, Геннадий Круглов, он на самом деле, он даже не сочиняет эти песни. Стихи я ему сочиняю. А мне иногда на его концерте потом разрешают пару стихов прочитать. Но вы меня не помните, конечно, Олег Парамонов. Я вам щас свои стихи почитаю, вот… (до конца читать не обязательно, Люда отшатывается от него) неумелый, но нефальшивый, простоват, но душевен и чист. прикоснулся к запястью несмело, от волнения веко дрожит. взяв в кольцо твои губы плотно представляя себя в тебе я отдался инстинктам животным на секунду забывшись во сне. пробудившись, заметил капли слез приснившихся на щеке, может, дождь сквозь стекло проплакал может, я побывал в тебе? А он вообще… ну его выбрали, типа бабам нравится ЛЮДА. Ты перепил, что ли, Олег, какой еще Геннадий, с чего ты взял! ОЛЕГ ПАРАМОНОВ. И я с этого дня на Геннадия не работаю. Да пошел он! (Распаляясь.) Да он без меня никто! ОДИНЦОВ. Люда, про кого говорит этот молодой человек? Про соперника? Я сегодня аппарат забыл надеть. Мы с вам на брудершафт уже выпили? ЛЮДА. А знаете, Игорь Иваныч, а я согласна на ваше предложение! (Целует его в губы.) ОДИНЦОВ (смущен). О! Какая вы решительная… А я и не надеялся, я думал у вас тайм-аут… ЛЮДА. Да у меня, вся жизнь сплошной тайм-аут. Игорь… Игорь Иваныч, что с вами? Игорь Иваныч вдруг начинает плакать и смеяться одновременно и долго кашлять. ЛЮДА. Игорь Иваныч, что с вами? Игорь Иваныч, может скорую? ОДИНЦОВ. Кхе-кхе-кхе, кхм, кхм, кхм… (Хрипит.) Воды… кхе-кхе-кхе… дай воды… ЛЮДА (кричит Олегу). Ты скорую можешь вызвать? ОДИНЦОВ (кашляя). Оххх, там… в серванте… эээээ ххх кхм, там книжка, там у меня книжка… сберкнижка… ключ, ключ забыл, кхм, кхкхкхкхкх… (Задыхается.) Там сердечное, нитроглицерин. ОЛЕГ ПАРАМОНОВ (вынимает айфон). А какой номер, я никогда не взывал? ЛЮДА. Господи! 103! ОЛЕГ ПАРАМОНОВ. Без кода? ЛЮДА. Без, без! Люда выбегает из комнаты, Игорь Иванович продолжает кашлять. Парень звонит в скорую. ОЛЕГ ПАРАМОНОВ. Здравствуйте, я в квартире на улице Кошкина где-то, тут что-то случилось, человеку плохо, он кашляет… я не знаю, сколько ему лет, но, по-моему, очень много. Лет сто, наверно. СЦЕНА 22 Люда в квартире у Нонны Михайловны. Люда шваброй моет полы. Нонна Михайловна лежит в постели. НОННА МИХАЙЛОВНА. Я платить тебе за полы все равно не буду. Я не обязана тебе платить. Люда не останавливается. НОННА МИХАЙЛОВНА. А ты думала, я такая дура? Люда заканчивает мыть полы, облокачивается о швабру. ЛЮДА. Значит, стрижка вам моя не понравилась, да? А в «Медее» понравилась? Что же вы мне сразу не сказали, а даже наоборот, вертелись перед зеркалом, шляпы какие-то стали примерять нафталинные? НОННА МИХАЙЛОВНА. Темно было. Я вижу плохо, Людочка. ЛЮДА. Вы не стриглись в «Медее». НОННА МИХАЙЛОВНА. Не помню я! Склероз у меня! ЛЮДА. Что я вам сделала, Нонна Михайловна? НОННА МИХАЙЛОВНА. Ну, так и быть, скажу, но обещай, что уйдешь. Обещай. Я не должна это говорить. ЛЮДА. Уже ухожу. (Снимает фартук.) Ни секунды вас не задержу. НОННА МИХАЙЛОВНА. Судьба человека обычно зависит от жребия, и еще важно, кто его бросил, если жребий попал в руки доброй из нас, сестер, человеку повезло, а если злой – то не повезло. И никакой причины здесь нет. Это случай. ЛЮДА. И вы, как я понимаю, злая. Только не надо мне угрожать, Нонна Михайловна. НОННА МИХАЙЛОВНА. Поэтому одни живут в довольстве и почете, а у других ни доли, ни воли, у одних жизнь долгая, у других короткая. Но мы это не решаем. ЛЮДА. Нонна Михайловна, у меня из-за вашей жалобы неприятности на работе. Я ходила в «Медею» и там мне сказали, что вы к ним приходили, но не стриглись. Запомнили они вас, кстати, по моей стрижке. Значит, чек чужой в мусорке нашли, так? И его приложили к жалобе. НОННА МИХАЙЛОВНА. А ты… так расстроилась? А я же пошутила! (Манерно хохочет.) ЛЮДА. Расстроилась?! Да я в ярости вообще-то от такой черной неблагодарности. НОННА МИХАЙЛОВНА. Ты тогда подстригла меня и ушла, а я села перед зеркалом, смотрю на себя – с этой стрижкой модной, с губами подкрашенными, и вдруг ясно понимаю, что это еще ужаснее, выглядеть хорошо, и быть совсем одной, и думаю, а на кой мне эта красота? Я же не чувствую ничего. Уже лет сорок. И тут вдруг я почувствовала злость, а это важно хоть что-то почувствовать. И я стала звонить тебе, а ты трубку не берешь после семи, а дочери не могу позвонить в Италию, она требует только по скайпу или какому-то воцапу. Я села и начала писать и как-то жалоба написалась, сама собой, инстинктивно. А хочешь, я теперь благодарность напишу? И шарфик обратно возьми. Он хороший, импортный, мне дочь из Италии привезла. А еще она мне угги прислала, а я не могу в них ходить, там подъема совсем нет, у меня ноги больные. Не хочешь купить? Я тебе тысяч за пять отдам. ЛЮДА. Нет, не хочу. НОННА МИХАЙЛОВНА. Какая ты жестокая! А я тебя люблю, люблю как дочь, всю жизнь о дочке мечтала. А она бросила меня… За мафиози какого-то вышла в Италии, там они все мафиози. Хоть ты мне и не веришь и костеришь меня, а я люблю тебя. ЛЮДА. Нонна Михайловна, знаете… я тоже хочу вам сказать… НОННА МИХАЙЛОВНА. Да… да, Люда! Скажи! ЛЮДА. Любовь это взаимное чувство. И я вас, Нонна Михайловна, не люблю. Совсем. (Ударяет по ведру с водой ногой, ведро падает, вода разливается, Люда уходит.) НОННА МИХАЙЛОВНА (кричит). Конфеты были новые, халат новый, черно-красный с кистями, мне в школе на юбилей подарили, я позвоню твоей начальнице. (Продолжает кричать в след ушедшей Люды.) Я в прокуратуру позвоню, жалобу в следственный комитет напишу! Я Путину напишу! (Плачет.) Она шарфик и угги мои украла, она ключ мой подделала. Она меня не любит! Моя дочь меня не любит. СЦЕНА 23 Квартира Люды. За накрытым столом уже давно сидят Люда, Даша и Виталий. ВИТАЛИЙ (с удовольствием наливая себе водку). А знаешь, он какой умный парень у меня. И вот непонятно, в кого пошел. Представляешь, два года было, только ножками пошел, а уже руль правильно держал, «без десяти два». Я ваще, как увидел! Девчонки, давайте за сына, за брата твоего, Дашуль, а тебе сколько лет-то? Ты ж в этом, в институте вроде учишься, я думал… ДАША. В универе. Первый курс. Мне 19. ЛЮДА. Недавно исполнилось. Папаша! Не знаешь, когда у дочери день рождения. ВИТАЛИЙ. Ну, откуда мне знать-то? ЛЮДА. «Так в век Интернета ничего не скроешь». ВИТАЛИЙ (закусывая). Большая уже, можно и выпить с отцом. Ты ж сама скрыла все. Мать твоя, Дашуль, скрыла от меня. Вот зачем так, ну зачем? Даш, когда у тебя день рожденья? Я теперь буду помнить. ДАША. 18 апреля. Помнить не обязательно, я этот день ненавижу. ВИТАЛИЙ. Щас запишу в календарь в смартфоне у меня есть тут такая опция. (Ищет опцию в смартфоне.) А чего так? Рановато еще ненавидеть. ДАША. Для меня это не праздник. ВИТАЛИЙ. А для меня праздник. И встреча наша… это же событие какое. Я вообще спать сегодня не мог, еле отработал. Ты не думай… (Залипает в телефон на фотографии.) А хочешь, я тебе его покажу? Это как мы ездили здесь в Египет, он там на верблюде перевернулся, а вот, подожди, подожди, щас смешная будет, это на даче, у меня с женой дача, пока тоже делим, там 150 квадратных метра, если что. Не считая хозблока новенького. Даша смотрит фотографии без интереса. ДАША. А это вы здесь так на одного музыканта похожи. ВИТАЛИЙ. А у тебя парень есть? ДАША. Не ваше дело. ВИТАЛИЙ. А чего ты на вы-то все ко мне, Даш? Я ж отец твой. ДАША. Я не привыкла к вам. ВИТАЛИЙ. К тебе. Ну скажи: к тебе, папа. А парня надо пораньше заводить. ДАША. А не пошли бы вы в жопу, папа? Я еще буду путаться иногда, то на вы, то на ты, ничего? Мне так комфортнее. ВИТАЛИЙ. Какая ты колючая, дочк. А учишься на кого? ДАША. На маркетолога. ВИТАЛИЙ. В рекламе, да? Там много зарабатывают. Надо же, а у меня жена тоже в рекламе работает. Бывшая. Я у нее спрошу, может, им люди нужны. Мы с ней хоть и разошлись, но в нормальных отношениях. Сегодня вот с сыном согласилась посидеть, хотя моя очередь. Но пошла навстречу. (Наливает и тут же выпивает. У Виталия звонит сотовый.) Да! Я еще тут. (Пауза.) Так мы договорились же? (Пауза.) Ну чего ты начинаешь? (Пауза, смотрит на часы.) Ну хорошо, хорошо. Ну все, иду уже. (Пауза.) Да понял я. Всё, пока. (Нажимает отбой.) Ну вот, недопонял я. Она только час может. А я думал, на весь вечер. А у нее час всего, а потом встреча там какая-то деловая. Воот. Деловая колбаса. ЛЮДА. Конечно, иди, детей нельзя оставлять без присмотра. ВИТАЛИЙ. Да, сейчас строго стало, не дети, а центры тайфуна какие-то, всё затягивают, как в воронку. Если б заранее, я бы консьержку Хафизу попросил. А она говорит, ничего я посижу. А теперь вот не может. ДАША. Пап, да ты не оправдывайся. Мы все понимаем. ВИТАЛИЙ (одевается). А знаешь, Даш, я вас познакомлю, лады? Он парень хороший, знаешь какой умница! Он уже буквы знает. Не читает еще, а отдельно на кубиках показывает и говорит: А, Б, В… Такой пацан головастый! И вы с ним похожи (в дверях) как три копейки. Так что в следующий раз к нам в гости. Милости просим, как говорится. (Смотрит на часы.) Эх, совсем времени нет. Всё, девчонки мои, пока! Побегу. (Целует в щеку Люду и Дашу, уходит.) ЛЮДА. Ты чего так с ним грубо? ДАША. Он мне не нравится. Лучше бы не приходил. ЛЮДА. Так нельзя с людьми, захотела приблизила, захотела отбросила. Мы ответственны за тех, кого приручили!.. Люда наливает из бутылки оставшуюся водку, выпивает, не закусывая. ДАША. Мам, ты в порядке? ЛЮДА. Знаешь, как я с ним познакомилась? (Опять выпивает водки.) Я ехала в метро после одной НЕвстречи. Это был мужчина, которого я тогда безумно любила, преподаватель в техникуме… ДАША. Да, ты рассказывала уже… ЛЮДА. И я один раз осталась после занятий, дождалась, когда все уйдут, сунула записку под дверь и села ждать на банкетке, такие были дерматиновые, я ее от волнения расковыряла еще всю, там белый какой-то войлок. Сидела, сидела, да и уснула. А проснулась, когда уборщица меня по ногам шваброй шуганула. И вдруг говорит так: ушел твой. Представляешь, уборщица! Это был конец света. И главное, он ничего мне не передал. Я так и представила себе, как он вышел из кабинета, закрыл дверь на ключ и пошел себе, мимо меня, как пустого места. А ведь я была уверена, что я ему нравлюсь. Это случилось, когда мы на картошку ездили, ну вот там знаешь, у костра, песни под гитару, хорошие, Цоя пели, потом вот песню такую на стихи Есенина, группа «Альфа», «уличный повеса»… Романтично было. ДАША. В смысле трахались на картошке? ЛЮДА. Ну, как ты такое можешь говорить! Всегда все опошлишь. ДАША. А что такого! Ну, окей, динамил он тебя. ЛЮДА. Это важно, чтобы ты поняла, что твоя мать не проститутка. ДАША. Я поняла. ЛЮДА. И вот этот вечер был худшим вечером в моей жизни, потому что я тогда все поняла, я поняла, что Николай Николаевич совершенно меня не любит. И вот еду я в таком состоянии в метро. И понимаю вдруг, что нет в жизни никакого смысла, никакого, и не будет больше ничего. И вдруг какой-то парень спрашивает меня: а вы не знаете, где улица Кондратюка? А я там как раз жила с подругой, снимала. Была зима и мы вышли на ВДНХ, ходили, ходили, ужасно замерзли. И в итоге он пошел провожать меня через пустырь. И уже у подъезда япредложила зайти выпить чаю, а подруги не было, все как-то совпало. И знаешь, он тогда был очень похож на тебя, худой, с большими голубыми глазами, длинными ресницами. И он так обреченно засобирался после чая, и я поняла, что по дороге его изобьют гопники, зарежут наркоманы и загрызут бездомные собаки. И я сказала ему: оставайтесь. В комнате была одна кровать, и я думала, мы так ляжем валетом спокойно. А спокойно не получилось. И он стал приходить, а я не могла этому противостоять, но постоянно говорила, что люблю другого. А он как-то болезненно это воспринимал, а потом стал где-то пропадать, стал раздражительным, нервным. А потом эти звонки начались, угрозы из-за долгов, бензин этот. А у меня была задержка, и я его выставила. Но теперь я вижу, он исправился. Ты уж не обижай отца. Молчание. ДАША. Это ты его обидела 20 лет назад. Он, наверное, мстить пришел. СЦЕНА 24 Кабинет Риммы Романовны Ляшко. Входит Люда. ЛЮДА. Здрассте, Римма Романовна… Все в порядке! ЛЯШКО (смотрит в монитор). Вы не видите, я работаю? ЛЮДА. Так я от Гукасян, полы ей надраила до блеска, и выяснила, что чек из «Медеи» липовый, она меня подставила, сука, представляете. ЛЯШКО. Не ругайтесь в кабинете. ЛЮДА. Извините, вырвалось. Не будет она никуда ничего писать больше, она ненормальная, несла какой-то бред типа заговоров, но я ей показала, как вампирить. ЛЯШКО. Людмила Ивановна, сядьте, пожалуйста. ЛЮДА (садится). Да чего мне рассиживать? Мне к Самохиной надо бежать. ЛЯШКО. Вы в понедельник акцию «Забота» проводили в «Копеечке»? ЛЮДА. Ну, проводила. ЛЯШКО. А куда продукты делись? Киселева мне сказала, что вы ничего не приносили. ЛЮДА. Там, знаете, продукты те еще, просрочка в основном, такие продукты опасно даже в зоопарк отдавать… Я бы их и бомжам не отдала у Вечного огня. ЛЯШКО. И поэтому вы вопреки моим запретам в тот же день отправились к Одинцову со всеми этими продуктами и устроили там опять пьяную лавочку. ЛЮДА. Римма Романовна, ну зачем вы так, просто у меня был стресс… там на личной почве… А он ветеран и вот я решила с него начать, а там… ЛЯШКО. Дело в том, что вчера Одинцов умер. Невестка сказала, что когда зашла к нему, он был очень возбужден, у него обострился бред женитьбы. Но ему стало плохо, его отвезли в больницу и вчера он скончался. Люда молчит. ЛЯШКО. Вы подтверждаете тот факт, что злоупотребляли своим положением… ЛЮДА. Что? Игорь Иваныч умер? Какой ужас! ЛЯШКО. Вы должны написать объяснительную. Дело серьезное. ЛЮДА. Он такой веселый был. И настоящий мужчина. Горе какое. Люда встает, идет к выходу. ЛЯШКО. Вы куда? Я с вами еще не закончила, Карташова! (Люда уходит.) Это дурдом какой-то, а не собес. Нет, надо срочно в мэрию переходить, пока Леонид Петрович предлагает. СЦЕНА 25 Вечер. Спальня Люды. Люда и Виталик в постели. Говорят вполголоса. ВИТАЛИЙ. И чего, прям так написала заяву и ушла, в никуда? Ну ты даешь. ЛЮДА. Почему в никуда, я в парикмахерскую пойду, там сутки через двое, или в химчистку, а там через трое. Не решила еще. ВИТАЛИЙ. А ты че, умеешь это самое стричь, что ли? ЛЮДА. Я недавно сделала одной бабке стрижку, она на меня жалобу в прокуратуру написала и в следственный комитет. ВИТАЛИЙ. Может, тогда в химчистку, там безопасней? ЛЮДА. Ой, не знаю. Вдруг шубу норковую испортят, посадят еще. ВИТАЛИЙ (смотрит на часы). У, ёёё! Мне ж бежать надо! ЛЮДА. Куда бежать, в 5 утра? Вы так рано начинаете? ВИТАЛИЙ. Да не. Забыл тебе сказать, жена, понимаешь, че-то взбесилась, а на ребенке все отражается. (Пока говорит, спешно надевает носки, белье, рубашку, брюки.) ЛЮДА. Вы ж в разводе? ВИТАЛИЙ. Ну, формально да. Но она говорит, что сейчас у Андрюши сложный период, ему пять, и для него будет травма, если меня рядом не будет утром. И она просила пока хотя бы изображать семью. Чтобы вот он встал в 6 утра, а мы все дома! Завтракаем вместе, в ванную одну ходим, в туалет. Папа, мама, всё такое. (Уже на пороге.) Ты не думай, я это делаю совершенно добровольно, и у нас с ней дружеская договоренность, она на нашей стороне и одобряет твою кандидатуру. (Перед открытой дверью.) Ну, не прощаемся, на звоночке. (Целует Люду в щеку, уходит.) Вы с Дашкой прям как три копейки похожи! Ну все, давай! (Очень быстро, почти бегом спускается по лестнице, заводит машину, уезжает.) Люда, заспанная, в халате, садится перед зеркалом, долго смотрит в него, потом говорит. ЛЮДА. Как прекрасно, когда есть любимый! Он есть у меня. И на этот раз это Виталий! Да, Виталий, а не какой-то Геннадий. Это отец моей дочери, и теперь у нас настоящая семья. Виталий! Какое прекрасное имя, от слова жизнь. Виталий сразу вдохнул жизнь в нашу однообразную жизнь. Мы теперь одно целое, мы будем вместе ходить гулять в парк, делать шашлыки, мы будем вместе плавать на кораблике, а то купим лыжи и будем на равнинных лыжах ходить по этим, по равнинам, будем вместе ходить в Торговый центр и что-нибудь покупать. Не знаю даже, какая я счастливая, реально счастливая! Далее действия с тремя героями будут происходить параллельно. Виталий в это время едет на своей подержанной иномарке куда-то в район промзоны, где гаражи, он останавливается, из-за гаражей выходят трое крепких мужчин, в руках у одного монтировка. Они подходят к Виталию, Виталий достает из заднего кармана сверток. Один мужчина забирает сверток, разворачивает, видит деньги, пересчитывает. Он недоволен суммой, мужчина кричит на Виталия, Виталий в ответ что-то кричит просительное. Если прислушаться, то можно расслышать слова Виталия с просительной интонацией: «Не успел», «Продам машину!», «Не надо!», «Я заплачу» и слова мужчины с угрожающей интонацией: «На счетчик…», «А то ноги пацану отрежу», «Бабу раком» … и так далее.Мужчина с монтировкой подходит к машине Виталия и ударяет один раз по боковому стеклу, стекло разбивается. Виталий машет руками, кричит. Тогда мужчина ударяет второй раз по фаре, фара разбивается. Слышны слова: «ты же мастер, починишь». После экзекуции он сплевывает и зачем-то растирает плевок ногой. Затем трое мужчин уходят в сторону гаражей, Виталий остается рядом со своей разбитой машиной. Люда в это время в своей комнате, сидя перед трюмо, продолжает сеанс аффирмации. Даша в это время в своей комнате с заплаканными глазами пишет длинное-длинное письмо (параллельно Даша стоит в переполненном зале перед сценой, где выступает какой-то современный музыкант из современной группы – рок, панк или рэп): ПИСЬМО ДАШИ Привет, Гена (можно подставить любое другое имя)! Вот пишу очередное, неотправленное письмо. Знаешь, у меня нашелся отец. У каждого человека есть отец, но иногда было бы лучше его не знать, нет его и нет, этого отца. Извини, что гружу тебя своей личнухой. Тебе это точно неинтересно. На самом деле я хотела признаться тебе уже не в любви, а в ненависти. Знаешь, я поняла одну страшную вещь про любовь. Слово дурацкое. Давай назовем его аддикция, привязка, как у наркоманов. И она делится на две части: на приятную часть (собственно, любовь, кайф) и неприятную (побочка, ломка, ненависть). Ну вот. Оказывается, есть очень простой, элементарный способ, чтобы избавиться от первой части. Люди, которые сидят в этой эйфории, когда явно шансов никаких, просто глупые или слабые, как моя мать, наверное. А я разобралась с первой частью. Я просто расчертила таблицу (нашла в интернете такой способ) и справа написала свои ожидания, а слева насколько они сбылись. Так вот из 21 пункта у меня сбылось только 2 ожидания. Прикинь. Ну типа внешность, и что ты мне сказал тогда после концерта, какая я красивая типо и тд и тп. Ну и секс сюда входил. И все. Я когда это осознала, что это все было одноразово, что я у тебя во френдзоне, что даже не секс-онли, на который я, кстати, была согласна, я готова была в какой-то момент за тобой как шавка бегать. Но тебе и это было не нужно. И мне так обидно стало, я себя почувствовала таким говном. Вот. А потом на следующий день я почувствовала себя свободной от тоски, после этой таблицы, она реально помогла: то есть я снова стала получать удовольствие от еды, меня перестало все раздражать, мать особенно, я стала обращать на погоду, на природу, цветы, там, листики, котиков, не знаю, людей, здороваться стала, в универе с компульсивом ударилась в курсовую, стала хвосты в универе сдавать. Обращать на свою внешность, пошла стрижку сделала короткую, сначала хотела вообще налысо, а потом подумала, вот еще уродовать себя из-за какого-то придурка и бездаря (это я про тебя). Я ведь главное поняла, что ты бездарь. И ты у меня больше не в авторитете, ты для меня полный ноль. И я тебя сейчас люто ненавижу, желаю тебе всяческих неудач, желаю срыва всех твоих проектов, желаю провалов, желаю потери к тебе интереса, желаю чтобы мы поменялись ролями, и чтобы ты ощутил свою слабость, никчемность, бездарность, чтобы муза оставила тебя, твой ангел типа твоего творчества бросил тебя, как ты бросил меня. Я была твоим ангелом, я могла бы быть твоим ангелом. Я так любила тебя. Я молилась на тебя, ты был всё для меня. Ты был богом для меня! Ты понимаешь это, дурак ты последний? Я молилась на тебя, я ловила каждое твое слово, каждый твой стих, каждую твою песню. И вроде бы с любовью покончено, но я все равно проверяю почту по десять раз на день, я вздрагиваю, когда мой смартфон вибрирует, когда упало письмо. И поэтому я пишу очередное письмо самой себе от тебя как бы вот такое: Дорогая любимая Даша! Я скучаю по тебе. Я сильно скучаю по тебе. Я ждал, что ты изменишь свое решение. Но ты молчала. И я молчал. И я надеялся, что забуду тебя в этой круговерти трудов и дней. Что забудусь в моем творчестве. Я писал день и ночь, но я не могу ни о чем думать, кроме тебя, я пишу, пишу, а потом зачеркиваю. Сочиняю песню, и вижу, что говно сочинил, потому что ты не ходишь на концерты, потому что я не вижу твоих огромных голубых глаз с бархатными ресницами. У меня ничего не клеится, я иссяк. И иссяк, потому что ты ушла из моей жизни. Так резко и так неожиданно, так… как удар ножом в спину. Мне очень больно. До сих пор. Эта рана сочится во мне. И я не знаю, что мне делать. Может… может, ты простишь меня. И позволишь мне увидеться с тобой. Только увидеть тебя, а? Я очень, очень скучаю, нет, я тоскую по тебе… и я… люблю тебя. Твой навсегда Гена (можно подставить другое имя). В этой же комнате луч света высвечивает Игоря Ивановича Одинцова (он так же нарядно одет, когда к нему приходила Люда) и койку в больнице, на которой сидит, раскачиваясь, его сын 50 лет Гриша. ИГОРЬ ИВАНОВИЧ. Я живу очень давно, помню Москву, еще освещенную газовыми фонарями: идешь после свидания рано утром, часа в четыре по брусчатке, а улицы плывут в голубоватом свете!.. А после войны многие голодали, жили в подвалах, пенсий никаких ветеранских не было, как сейчас, а вот калек много было, без ног, на тележках, безруких, их потом всех к 800-летию Москвы вывезли подальше. Ну а как же! Чтоб не портили облик города, не позорили перед иностранными гостями. А мы с приятелем построили домик для детей во дворе. А дети были тогда послевоенные, голодные, беспризорные… ГРИША (раскачиваясь). Мудрые девы оттуда возникли, три из ключа под древом высоким; Урд имя первой, По паспорту Российской Федерации Лидия Афанасьевна Конопкина Вторая Верданди, Вера Андревна, согласно выписке Из домовой книги от 47-го года Проживала в районном центре Кузино, Скульд имя третьей; Нонна Михайловна Гукасян Три раза меняла фамилию Выписка из архива ЗАГС Ленинского района Город Воскресенск Московской области За номером 200019877679. Резали руны, судьбы судили, жизнь выбирали детям людей, жребий готовят. Помнят войну они первую в мире И вторую Великую отечественную Помнят хорошо и будут помнить И будем помнить, будем помнить Будем помнить! Помнить всегда! Будем помнить всегда, ну, конечно же, будем Как тащила сестренка тебя в медсанбат Как простые и добрые женские груди… На меня навалился тяжелый солдат… Как дрожала земля от разрывов и смерти Как лежал на земле беззащитной снаряд Как бежали по полю голодные дети И потери бойца не заметил отряд. Скульд первой погибла, пронзенная копьями, Вторую жгло пламя в чертоге Одина, Второй этаж Квартира 32 По улице Кошкина Ответственный квартиросъемщик Одинцов Игорь Иванович А третья замерзла… трижды сгорели трижды пронзили трижды замерзли трижды рожденных, и все же они доселе живут… автомобиль ВАЗ 2110 под номером Г690НВ три семерки Грише Надо Выходить… Грише Надо Выходить… Грише Надо Выходить… ЭПИЛОГ. СЦЕНА 26 Прошло три года. Парикмахерская «Медея». Входит Римма Романовна Ляшко. Подходит к администраторше. АДМИНИСТРАТОР. Вы записывались? ЛЯШКО. Нет, мне просто надо укладочку сделать. АДМИНИСТРАТОР. Сейчас посмотрим, есть ли у нас свободный кто. Присаживайтесь в кресло у окна, мастер сейчас подойдет. Администратор выходит. Появляется Люда. Ляшко ее узнает. ЛЯШКО. Господи! Мир тесен. ЛЮДА. Римма Романовна, сколько лет, сколько зим! Вам укладочку только, или челочку подравнять еще могу, и бровки бы подкрасить. ЛЯШКО. А вы разве умеете? Как вы здесь оказались? ЛЮДА (накидывает на Ляшко пеньюар для стрижки). Очень просто. Вышла я тогда от вас и прямиком пошла в эту самую «Медею», устроилась стажером сначала. ЛЯШКО. Значит, вы и вправду, на парикмахера учились! А я тогда вам не верила… ЛЮДА. Если честно, не училась я ни на какого парикмахера. (Заметив испуг на лице Ляшко.) Шучу, после школы отучилась год в ПТУ. А практика началась, и поставили меня на детей из детского дома. А у них еще и педикулез, у всех. Я один день, как у станка, отстояла, и ушла. ЛЯШКО. А я в мэрию перешла. Люда стрижет Ляшко. ЛЮДА. Правильно, там поспокойнее. ЛЯШКО. Да какой там! Нигде нет покоя. Один этот случай с пропавшими старухами. ЛЮДА. С какими? ЛЯШКО. А вы не знаете разве? В новостях еще местных передавали. Они втроем пошли в парк заниматься скандинавской ходьбой и не вернулись. Никто не знает, что случилось. Весь парк прочесали. Заблудились, наверное, а дальше заповедник начинается. И пшено вокруг, дорожка из пшена шла, шла в парк, а где лес начался, оборвалась вдруг. Люда стрижет Ляшко. ЛЯШКО (продолжает). И с бомжами тогда разобрались к Спартакиаде. Этим наша Марго занималась и Снегирева, они такие боевые и знали к ним подход, всех на учет отправили куда надо за сто первый, как говорится, километр, очистили город. ЛЮДА (заканчивает манипуляции с головой Ляшко). Ну вот, нормально, Римма Романовна? ЛЯШКО (с удовлетворением смотрит на себя в зеркало). Вроде ничего. Может, вы мне и затылок тогда поднимете? ЛЮДА. Тогда это уже будет стрижка. ЛЯШКО. Ну, стрижка так стрижка. Я вам доверяю, Люда. (Улыбается.) Люда начинает стричь Ляшко. Она тоже улыбается. На большом жк-экране беззвучно поет Геннадий Круглов, а раздается звук трансляции радио и поэтому слышна какая-то песня Юрия Антонова. КОНЕЦ СТАВАНГЕР (Пьеса в двадцати шести сценах) ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: Ирина, 34 года. Одд, 38 лет. Андрей, муж Ирины, 45 лет Ольга Владиславовна, редактор среднего гламурного журнала, лет 40-43 Агнесс, бывшая девушка Одда, 36 лет Томас, сын Одда и Агнесс, 10-12 лет Карен и Свен, друзья Одда, за 40 Эйван, сын друзей Одда, 16-17 лет Подруга Ирины Мужчина в кирке Девушка в окошке: в посольстве, в аэропорту Продавец-мужчина, похож на араба или индийца Время действия – наши дни. Место действия – Москва, Ставангер, Берген. Сцена 1. Ирина сидит перед монитором и читает письмо от Одда. Одд. Дорогая Ирина! Сегодня утром я проснулся другим человеком, я почувствовал это. И хотя спал я всего три часа, я был бодр и счастлив. Обычно это не так, обычно я чувствую себя ужасно, как после перепоя, хотя я и не пью, совсем. Вчера мы разговаривали по скайпу, и я неосторожно сказал, что думаю, что влюбляюсь в тебя. Ты еще сделала вид, что не понимаешь, что это значит, но я понял, ты все понимаешь. Это правда! Это факт! Я влюбляюсь в тебя и это так же неотвратимо, как снежная лавина в горах, как цунами в океане. Это накрывает меня, и я не знаю, что с этим делать. И даже, несмотря на двухчасовую прогулку на холодном ветру, я все равно чувствую тепло, и я все еще влюбляюсь в тебя. Я в процессе. Это еще незавершенный процесс. И это ужасно приятно. Это самый приятный момент, какой может быть. И я могу писать об этом. Вряд ли я смог бы сказать тебе это прямо. Я бы хотел сделать это, но я боюсь, я боюсь, что не могу этого сделать от смущения. И тем не менее это правда. Я ведь говорил, что на самом деле я романтик. Но самое странное, это нетипично для меня. Это происходит только с тобой. И это удивляет меня самого, я не понимаю, что происходит со мной. И меня это даже пугает. Ты можешь подумать, что я говорю все это, чтобы понравиться, завлечь тебя, но это не так, поверь. Я никогда так не делал, ни с кем, до тебя. Я бы очень хотел послать тебе подарок на Рождество… Ирина. Я получила от него в подарок коробку, а в ней были всякие пустяки: диск с техно, милый сувенир в виде заводной игрушки-робота и фотография мальчика на берегу моря, на светлом северном песке. Это была фотография его сына, на другой стороне было написано что-то очень трогательное. Когда я читала, я плакала от счастья и предвкушения. Я не помню уже, что именно там было написано. У меня больше нет этой фотографии. Сцена 2. Москва. В норвежском посольстве. Отдел выдачи виз. Девушка в окошке (Долго рассматривает документы, утвердительно.) Ирина Анатольевна, вы замужем. Ирина. Да. Девушка в окошке (утвердительно). И едете по рабочей визе, чтобы работать в семье господина Скьёлда. Ирина. да. Пауза. Девушка в окошке (всматривается в бумаги). Няней его сына… Ирина. Совершенно верно. Кхм. Девушка в окошке. Как вы познакомились? Ирина. Ну… (Пауза.) Понимаете, я ведь уже была в Норвегии, у своей подруги, она там же живет, в Ставангере. Девушка в окошке. Я понимаю, и это хорошо, что вы там были, у вас тут все написано. Но меня интересует, как вы с господином Скьёлдом познакомились? (Пауза.) Странно как-то… Ирина. Что же странного? (Пауза.) Ну, если честно, то там и познакомились. Молчание. Ирина. Мы потом долго переписывались, и я… в общем это трудно объяснить, я буду там работать, изучать норвежский язык. Кхм. Девушка в окошке. А, понятно (Ухмыляется, ставит штампы, говорит монотонно и бесстрастно.) Ваша виза длится год. В течение года вы можете по этой визе многократно въезжать в Норвегию (Показывает раскрытый паспорт.) Как видите, визовая этикетка наклеивается в паспорт на следующей странице за напечатанным разрешением. В рубрике количества въездов пишется “unlimited”, то есть неограниченно. Вы должны вернуться до указанного срока (Отдает документы.) Ирина забирает документы, выходит на улицу. Ирина. Сука, сука, сука! (Закуривает, обращается в зал.) Вообще-то никто не понимает, что меня туда понесло. Подруга. Ну?! Ты его уже любишь? Ирина. Спрашивает меня постоянно по скайпу подруга. (Пауза.) А я не знаю. Я его ни разу не видела. Только в скайпе. Как можно полюбить человека на расстоянии? Это только в сказках возможно. Однажды я пошла на встречу с одноклассниками. Их там было двадцать человек. Все они мне неинтересны, бухгалтеры, домохозяйки, менеджеры среднего звена, со скучнейшими жизнями. Но они все, все до одного, мгновенно меня сделали. Они словно сговорились и, как фокусники, достали из рукавов, по какой-то чертовой команде, фотографии своих детей, и пустили их по кругу. Это сделали все двадцать человек, сидевшие за столом, все, кроме меня, двадцать первой. Мне было нечего предъявить, и они сразу стали меня жалеть и давать советы. Не я им, а они мне. Хотя это мои сочинения зачитывала вслух учительница, это меня посылали на районные олимпиады, это я работаю журналистом-фрилансером и хожу на разные тусовки. Они даже не поняли, что это такое, как будто я по-китайски сказала о своей работе, они остались равнодушны к моим успехам… И в общем-то были правы, я бы поменялась с ними, да, да, поменялась, не глядя. Потому что мне уже скоро тридцать пять, я замужем десять лет, и у меня нет детей. Не у нас с мужем. А у меня нет. И вот меня поэтому как бы тоже нет. Подруга. Моя мать четыре раза выходила замуж, она меняла их как перчатки. Первый ей подарил двоих детей, второй подарил машину, третий… ну это была ошибка, минутная слабость. Зато четвертый за все заплатил. Найди ты себе нормального мужика. В России их не осталось. Под лежачий камень вода не течет. Ирина. И я нашла. Сцена 3 Ирина сидит перед компьютером, она сосредоточенно колотит по клавишам, видно, как она одержима переговорами. Из соседней комнаты доносятся звуки телевизора. Она их слышит. Это звуки диалога из «Спокойной ночи, малыши»: «Здесь написано «Жаль пчел!» Тетя Аня, почему Степашка хочет ужалить пчел? – Хрюша, ты не понял, Степашка не собирается их жалить, он их жалеет». Затем звуки прекращаются, в комнату заглядывает муж Ирины, Андрей. Андрей. Слушай, а где мой ремень? Ирина (не отрываясь от компьютера, с какой-то одержимостью). Не знаю. (Пауза.) Почему я должна знать, где твой ремень? Андрей. Ну, кто джинсы бросил в машину, тот и должен знать. Ирина. Я их бросила, потому что они уже пропахли ссаньем, твои джинсы. (Пауза.) Вот в машине и посмотри. Андрей. Ну, хорошо, хорошо, не надо этих подробностей. (Уходит в ванную, говорит оттуда.) Ты его постирала! Он и так на ладан дышал. Ирина (продолжая смотреть в компьютер). Ага. Потому что дешевка. Андрей (возвращается). Хожу, как идиот, держу штаны руками. Ну, так что купить? Я в магазин. Ирина (с неохотой отрывается от компьютера, подходит к шкафу, достает еще брюки со светлым ремнем). Вот еще ремень. Андрей. Но он же белый. Ирина. Какой он белый, он серый. Ты хотел ремень, вот тебе ремень, что еще нужно? Андрей (надевает ремень). Ладно. Так что купить, Ирочка? Ирина (раздумывает). Слушай, ты не мог бы зайти в ближайший спортивный магазин, купить детскую футболку «Спартак»? Я уже не успеваю через Инет заказать. Андрей. Зачем? Ирина. У мальчика будет день рождения. Надо что-то подарить. Андрей. Зачем норвежскому ребенку спартаковская футболка? Ирина. Ты не понимаешь, это круто, клубная футболка. Я спрашивала. Компьютерные игры отсюда везти смешно, а наших футболок там точно нет. Андрей (надевая ботинки). Я понимаю, ЦСКА, а то «Спартак». Ирина. Там они знают «Спартак», а твой сраный ЦСКА они не знают. Андрей. Ладно, хотя вся эта затея с работой в Норвегии полный бред. Чтобы ты на кого-то работала, какой-то няней. Плохо себе это представляю. Ирина. Мы уже это обсудили. Андрей. А из еды что купить, а то холодильничек сам себя морозит. Ирина. «Холодильничек», Господи! Ты же знаешь, я ненавижу уменьшительно-ласкательные эти твои суффиксы. Андрей. Суффиксы… что? Ирина. Да ничего. Зайки, Ирочки-хуирочки все эти твои! Пауза, во время которой Андрей одевается. Андрей (надевает ремень). Опять злоба накатила… Ладно. Так что купить? Ирина (раздраженно). Да ничего не надо. Все есть, кроме хлеба. Ну конфет купи каких-нибудь… к чаю там… Андрей (надевая ботинки, говорит мягко, вежливо). Тогда к моему приходу, пожалуйста, вымой пол на кухне. Я уже не могу видеть эту грязь. Ирина (отрываясь от компьютера). Только, пожалуйста, не надо мне ставить ультиматумы. Андрей (выходя в дверь). Господи, это была просто просьба, просто вежливая просьба. Ирина. Именно ультиматум! Я вымою, когда у меня будет время. Вымою я твой сраный пол, который ты сам же и засрал, потому что все время сидишь на кухне. (Пауза) Андрей (в дверях). А пиво не хочешь? Ирина (вспомнив). Сегодня я иду на день рождения к Наумовым. Купи бутылку дорогую… Андрей. Водки? Ирина. Виски. Андрей. Кукую? Я в них ничего не понимаю. Ирина. Ну, подороже, Lawson какой-нибудь или Джеймсон. Андрей. Запиши (протягивает Ирине бумажку, она записывает) Бутылку куплю, а пойти не смогу. Ирина. Тебя никто и не просит идти. Андрей. Это все затянется опять до поздней ночи, как обычно. Ирина. Я позвоню, ты телефон-то хоть включай иногда. Как ни позвоню, ты вечно вне зоны доступа. Андрей. Да он мне не нужен, телефон этот. Мне ж никто не звонит. Пауза. Андрей (берет шарф и шапку, надевает). Ну, я пошел. Ирина. Иди уже. Андрей на пороге медлит. (Ждет, когда он уйдет.) Ну? Андрей. Слушай, а ты… вернешься? Когда тебя ждать? Ирина (помедлив). Я не знаю. В любом случае это не навсегда. Я позвоню, если что… Андрей уходит. Ирина закрывает за ним дверь. Ирина (сама себе). Если что… Если что… (Садится к компьютеру, по ходу задевает на столе тарелку с остатками еды, та падает и разбивается. Ирина надевает гарнитуру с наушниками и микрофоном.) Черт! (Отбрасывает ногой осколки, затем обращаясь к компьютеру ласковым голосом) Hello my dear. How are you? I’m fine!. Сцена 4 В редакции гламурного журнала. Редактор Ольга Владиславовна и Ирина. Ольга Владиславовна. Так получилось, Ириш… нас один автор подвел. Со сроками. Надо будет съездить в пару мест и желательно сегодня. (смотрит в бумаги) Ну в крайнем случае завтра. Ирина. А гонорар за прошлый месяц? Ольга Владиславовна. Ах да (роется в столе, достает конверт с деньгами и блокнот). Вот, и распишись здесь. Ирина (смотрит в конверт). А почему так мало? Я рассчитывала в два раза больше. Ольга Владиславовна. Под твои «пиллинги» и «аллергию» не нашли рекламу в этом номере. Для июньского найдем. Ирина. А эти два интервью о чем и какой объем? Ольга Владиславовна. Про маммопластику, разворота хватит, где-то шесть тысяч знаков, возьмешь интервью у доктора Вартаняна, у Лены все контакты, потом надо съездить на Профсоюзную, там есть магазин особых кроватей, созданных по какой-то особой технологии НАСА, из каких-то космических материалов в общем. Дико дорогие. Ты там полежи на них, послушай консультантов, посмотри их сайт. Все контакты тоже у Лены. Пауза. Ирина. Ольга Владиславовна, вам не нужен материал про Норвегию? Я в апреле в Ставангер собираюсь. Для рубрики «Путешествия»? Ольга Владиславовна. Куда? Ирина. Это нефтяная столица Норвегии. Довольно популярное направление. Ольга Владиславовна. Да, конечно… я просто не расслышала. А что, там есть курорты? Ирина. Ну, какие там курорты, это же не Черногория. Море есть, но холодное. Просто сейчас Норвегия и вообще Скандинавия это тренд. Фьорды, экотуризм, горные лыжи. Ольга Владиславовна. Да? Ну, не знаю. Мы не специализируемся на зимних видах отдыха. Это совсем не наша тема. Но напишешь, присылай, конечно. Ирина медлит. Редакторша. Что-то еще? Ирина. Знаете, Ольга Владиславовна, я давно хотела вас спросить: почему вы со мной на ты? Ольга Владиславовна. Что? Ирина. Ну, я с вами на вы, а вы со мной на ты? Вас от этого не коробит? Молчание. Ольга Владиславовна (не меняя ясного выражения лица). Ну, хорошо, будем на вы, Ирина Анатольевна. (звонит ее сотовый, отворачивается, говорит в телефон) Да? О, Гена, привет. А ты можешь на Профсоюзную смотаться? (отрываясь от сотового, Ирине) На Профсоюзную уже не надо, поедет наш автор. (опять в телефон, отворачиваясь от Ирины) Ирина уходит. Ольга Владиславовна провожает ее взглядом. Ольга Владиславовна (продолжает в телефон). Я знаю, что джинсу ты не пишешь уже лет пять, ну прости, правда, некому больше, а надо срочно. Ну, зайди на их сайт, срерайти инфу как-нибудь. Ладно? Ну спасибо, выручил. Давай, выздоравливай. (заканчивает разговор и тут же звонит секретарю) Лена, посмотри, какие фирмы специализируются на Скандинавии. Да, и там у них в Норвегии есть какая-то нефтяная столица, поищи там в википедии. (пауза) Не помню название, какое-то сложное, похоже на стингер, свингер. (пауза) Мне надо знать, это модно сейчас? Всё. Давай. (выключает телефон) Сцена 5 Аэропорт Ставангера «Сула». Из прозрачных ворот багажной зоны выходит Ирина. Она с чемоданом на колесах. Ждет, смотрит по сторонам. К ней не очень уверенно подходит Одд. На нем куртка, толстовка, джинсы, кеды. Одд (бодро). Хай! Ирина (деланно бодро). Хай! Целуются как друзья. Одд берет ее сумку. Везет. Они выходят из здания аэропорта на улицу. Одд. (улыбается). Ты даже лучше, чем на фотографии. Ирина (улыбается). Ты тоже. (Пауза.) О, идет снег. В апреле снег. Одд. Да. Снег. Ирина. Я изучила карту Ставангера. Там, где ты живешь, есть парк. Район Мадла. Одд. Да, там есть парк. Я люблю там гулять. И в этом парке месяц назад маньяк напал на школьницу, она там бегала. Я тоже там бегаю. Ирина (пытается пошутить). Надеюсь, это не ты. Одд (серьезно). Нет, конечно. На нее напали вечером. А я бегаю по утрам. Они подходят к автобусной остановке. Ирина. А у вас холодно. А в Москве, представляешь, уже тепло. Очень ранняя весна. Совершенно нетипично для Москвы. Одд. Да, я знаю. Ирина. Ты ведь не был в России. Мы поедем на автобусе? Одд. Не был. Но теперь обязательно приеду. Отец в командировке, мама на работе, а я не вожу машину. Ирина (смотрит с удивлением на Одда). Ты не говорил. Одд. Ты не спрашивала. Ирина. Я думала, у вас здесь все водят машину. С детства. Одд. Ну, как видишь, не все. Я ходил на курсы два года. Инструктор уже просто перестал отвечать на мои звонки. Ирина. А у меня есть права, но водить я не люблю. В Москве фантастические пробки, а здесь красота. Все для человека. (Пауза.) А ты здорово это придумал с рабочей визой. Гостевая совсем короткая. Как мы проведем пасхальные каникулы? Ты говорил о каком-то сюрпризе. Может, в Осло махнуть? Одд. Да, у нас впереди целая неделя. Я взял билеты на автобус в Берген. Это лучше, чем Осло. Осло это неинтересно, там одни туристы, а я покажу тебе настоящую Норвегию… я учился в Бергене. Мы поедем туда на каникулы, а потом вернется Томас, мой сын, я тебе говорил. Мы его делим с Агнесс, неделю он с ней живет, неделю со мной. Ирина. А почему на автобусе? Это же далеко? Одд. Пять часов ехать. Ирина. Почему не самолетом? Одд. Я не люблю самолеты. Ирина. Ты говорил, что моря не любишь. Одд. Да, моря я тоже не люблю, волны, большие волны, они пугают. Но парома не избежать. Если не выходить на палубу, то нормально. (Пауза.) В общем, паром лучше, чем самолет. Ирина. Но ты ведь живешь на море. Одд. Да, живу на море и не люблю. С детства не люблю. Была история. (Пауза.) Мне трудно об этом говорить. Ирина. Да, я тебя понимаю. (Пауза.) А я, знаешь, не люблю болот. Одд. У вас много болот? Ирина. Нет, я ни разу не видела настоящего болота, видела только в кино. Вот с тех пор, как увидела в детстве в одном фильме, так и не люблю. Это страшно. Оно засасывает. Сцена 6 Типичная европейская гостиная. В интерьере скандинавская сдержанность и хороший вкус. Кожаный диван, кожаное кресло. По периметру белые икеевские стеллажи и полки с книгами, дисками, большой плазменный телевизор. Ирина входит в гостиную, осматривается. Одд приносит из кухни металлический кофейник, чашки, закуску: бутерброды с креветками и майонезом. Они садятся на диван и начинают есть. Одд. Я подумал, сейчас мы перекусим дома, а вечером пойдем в ресторан. Как ты относишься к тайской кухне? Ирина. Нормально отношусь. Люблю все эти морепродукты, лапшу. Одд. Вот и отлично. Я тоже. Я люблю так проводить время. Смотреть фильмы. Когда дожди, холод, могу так у экрана просидеть весь день. Не всем, правда, это нравится. Ирина. Я тоже люблю смотреть телевизор, кино. А какие фильмы ты любишь? Одна креветка с майонезом с ее бутерброда случайно падает мимо салфетки на стол. Одд (резко бросается вытирать). Этот журнальный стол сделан на заказ дизайнером, он очень дорогой. Ирина. Извини. Я не нарочно. Одд (осматривает отстраненно, как бы глазами гостьи, свой интерьер). Я люблю хорошую мебель, хорошие вещи. Ирина. Да, икеевская мебель хорошая… Одд (морщится). Икеевская мебель дешевка. (Показывает на стол.) Этот стол не из Икеи, он вырезан из цельного куска плексигласа. Просто я люблю такие эксклюзивные вещи. Да. (Все вытер. Успокоился.) А икеевские я покупаю только стеллажи, это удобно. Ирина. А курить у тебя можно? Одд. Знаешь, я не курю, я предпочитаю снюс{*}. (Достает коробочку, засовывает пакетик рот.) Это лучше, а дым это неприятно и вредно. Но ты можешь курить на балконе. Ирина. Там холодно и идет мокрый снег. (Пауза.) Ну, ладно, я не буду. Так какие фильмы ты любишь? Кстати, тебе понравился фильм, который я тебе прислала? Одд. Да, я посмотрел. Ну, это же какой-то чизи-муви. Ирина. В смысле? Одд. Ну, старье, плохого качества, неактуальное кино. И вообще какая-то дешевка. Ирина. Дешевка? (Пауза.) Вообще-то в России трудно найти русские фильмы с английскими титрами. Нашла только «Собачье сердце», это экранизация Булгакова, ты ведь писал, что читал Булгакова, и это фильм девяностых годов. Одд. Девяностых? Хм, а я думал, каких-то пятидесятых, судя по пленке. Да, я читал «Мастера и Маргариту». Я и не знал, что Булгаков что-то еще написал. Ирина. «Собачье сердце» это притча. И такие актеры… Хотя я понимаю, актеры тебе эти неизвестны и реалии двадцатых годов, гражданская война, революция, - ты об этом, наверно, не слышал. Одд. Да знаю я про вашу революцию, я смотрел «Броненосец Потемкин». Ирина. Правда?! Ну и как? Одд. О, я ненавижу этот фильм, я его смотрел уже сто раз, в классе как учебное пособие. Рассказываю ученикам о «монтаже аттракционов». Ирина. У вас какая-то спецшкола? Одд. Нет, это хай-скул с медийным уклоном, есть с математическим, есть с экономическим и правовым, а есть с медийным. «Потемкин» входит в школьную программу. Фильм всех времен и народов. Ирина. А другие фильмы Эйзенштейна ты смотрел — «Иван Грозный», например? Одд. Нет, мне вполне хватает «Потемкина». А давай посмотрим сейчас что-нибудь (Подходит к полке с дисками.) Хочешь, «Американский психопат»? Смотрела? Ирина. Нет. Одд. Вот сейчас посмотрим. Ирина. Давай, конечно, но в другой раз, окей? Честно говоря, я устала с дороги? А что за фильм, о чем? Одд. Ах, да, конечно, извини, я не подумал. Ну, это про одного маньяка, яппи и метросексуала с Уолл-стрит, который живет только материальными ценностями, рассуждает о брендах, престижных ресторанах, визитных карточках, музыке, но при этом жестоко убивает всех подряд: шлюх, бомжей, таксистов, приятеля, всех, кто встретится ему на пути. Ирина. А почему ты не любишь самолеты? Одд. Там надо долго ждать. Все время ждать, это раздражает, я не люблю дискомфорт, потом этот шмон. Ирина. Что? Одд. Это сленг, ну, досмотр, проверка вещей, это как-то унизительно, снимать пояс, ботинки. Ирина. Особенно если дырявые носки. Одд. Я выбрасываю дырявые носки. Ты носишь дырявые носки? Ирина. Нет, конечно, но иногда даже новые колготки рвутся. Одд. Не знаю, может, качество плохое, я люблю вещи высокого качества, все заказываю через Интернет. Мы тебе тоже закажем хорошие вещи через Интернет (Шутливо-критично ее осматривает.) Тебе пойдет такое модное платье-туника и тяжелые ботинки, я уже присмотрел… Ирина. Спасибо тебе. Ты так добр и внимателен. А теперь, где можно принять душ и отдохнуть? Хочется смыть поскорей всю эту дорожную усталость. Одд. На втором этаже, пойдем, покажу наше гнездышко. Идут на второй этаж. Там три крохотные комнатки. Одд. Вот здесь (Открывает первую дверь в комнатку.) Мой кабинет. Слышно шуршание. Ирина. Ой, что это у тебя там шуршит? Одд. Это хомячки. Сначала я купил мальчика, его зовут Лео, для Томаса. Мальчик заскучал, и я купил ему девочку, и теперь они целыми днями трахаются. Ирина. А как зовут девочку? Одд. Никак. Мы еще не придумали. Может, ты поможешь? Ирина. Давай назовем ее в мою честь? Одд. Ты шутишь. Ирина. Почему? Хомячиха Ирка. Здорово же. Одд (повторяет). И-р-к-а. Странное имя. Тебя ведь зовут Ирина. Ирина. Кратко Ирка, Ира. Одд. Хм, по-норвежски звучит как ирландская республиканская армия. (Открывает еще одну дверь.) А это спальня Томаса. Я не люблю милитаризм и терроризм. Ирина. А где я буду спать? Ты не служил в армии? Одд. Мы будем спать здесь, в моей спальне. Нет, не служил. Когда мне пришла повестка, я пошел в военкомат и сказал, что я коммунист. И они меня не взяли. Ирина. У вас так просто избежать армии? А ты, правда, коммунист? Одд. Я был коммунистом, когда у вас был Горби, один год. Тогда это было модно, быть коммунистом. И очень смело. Ирина. А сейчас? Одд. Сейчас круто быть голубым, зеленым, антиглобалистом. Ирина. Сразу всеми тремя? Ты, кстати, не храпишь? Одд. Не волнуйся, я буду тих, как мышь. Ирина. Вернее, как хомячок. Кстати, они не такие уж тихие, все время копошатся, особенно ночью. У меня был в детстве хомяк. Я его случайно убила. Одд. Как это? Случайно? Ирина. Ну, я с ним играла, и посадила его в мамину шкатулку и закрыла, а потом меня позвали мультики смотреть, я ушла и забыла, что он там, и он… это было ужасное ощущение… Я никому не могла признаться, наверное, тебе первому рассказываю про это. Одд. Знаешь, это ужасно. Ужасно. Это значит, у тебя испорчена карма, ты убила живое существо. Ирина. Но я же не нарочно! Одд. Все равно. Незнание не освобождает от ответственности. Я верю в карму… Пауза. Ирина (широко улыбаясь). Уютный у тебя домик. Ничего лишнего. Одд. Да. Уютный. (Пауза. Кажется, он все еще под впечатлением рассказа о хомячке.) И я сам сделал ремонт, специально к твоему приезду. Тебе нравится? Ирина. Да, красное с белым это стильно, как цвета клуба «Спартак». Одд (открывает последнюю дверь). А это спальня (Ставит ее чемодан посреди спальни.) Здесь были ужасные обои в цветочек, я их ликвидировал. Сцена 7 Ирина в махровом халате выходит из душа и видит, что Одд лежит на разобранной постели под одеялом. Ирина (в замешательстве). Ты тоже решил отдохнуть? И мы… будем спать вместе? Одд. Я сегодня с шести утра на ногах, волновался перед твоим приездом. Тоже дико устал. (Пауза.) Совсем необязательно заниматься сексом. У меня два одеяла. Ирина. Да, конечно, но хотелось как-то в первый день… не знаю пока… я не уверена… А в гостиной нельзя… на том диване? Одд. Нет-нет, для спанья у нас есть спальни, а в гостиных люди отдыхают, слушают музыку, смотрят телевизор, общаются, а не спят. Ирина. У тебя есть тапочки? Одд. Фу, тапочки, это очень скучно. Халат, тапочки, я не держу в доме эти скучные вещи. У меня чистый пол. Ирина. А я вот люблю халат, особенно махровый. Одд. Нет, только не махровый. Ирина ложится рядом с ним в халате. Нет, нет, только не в халате. Сними его, сними. Ирина. Это провинциально? Одд. Вот именно. Ирина. Но у меня там ничего нет. Одд. Вот и хорошо. Ирина. Тогда дай мне футболку. Он достает из встроенного шкафа футболку, протягивает. Ирина отворачивается, скидывает халат и быстро надевает его футболку. Одд. Ты красивая. Ирина. Я знаю. Одд (возбужденно). Мы будем самой красивой парой, мы будем беззаботны и веселы, будем путешествовать на поезде, знаешь, как это здорово! Мы поедем на поезде в Берлин, там много клубов, у нас будет много друзей, и детей, ты родишь братика Томасу, он этого заслуживает. Как мы его назовем? Ирина (ложится с краю, укрывается вторым одеялом). Да, Одд, это так романтично. Я мечтала об этом всю свою жизнь. А теперь давай поспим, я спала два часа. Одд. Я тоже мечтал… я так нервничал. Хорошо, у нас каникулы начались, а то последнее время я с трудом вникал в ответы учеников и в их письменные работы. Извини, я болтлив, но это потому, что… я так рад, что мы, наконец, вместе. Все, спи. (Заботливо поправляет на ней одеяло и отворачивается в своем одеяле.) Лежат какое-то время. Он поворачивается к ней, обнимает ее. Она лежит неподвижно, раздумывает, потом одной рукой приобнимает, скорее из вежливости, чтобы ответить на объятие. Он начинает ее целовать, она окаменевает. Одд. Тебе неприятно? Ирина. Нет, то есть… я просто не могу так быстро. Одд (отстраняется). Извини, не буду. Отдыхай (Отворачивается.) Она какое-то время лежит неподвижно. Потом поворачивается к нему и начинает гладить по спине. Он резко переворачивается, обнимает ее, они начинают целоваться, он возбужден, она тоже, они стаскивают с себя футболки, трусы и начинают трахаться. Одд. Ты его чувствуешь? Ирина. Да. Одд. Он большой? Ирина. Да. Одд. Тебе это нравится? Ирина. Да. Затемнение. Секунд тридцать звучит композиция Tindersticks «Tie-Dye». Затем звук приглушается. Одд. Ты его чувствуешь? Ирина. Да, ммм. Одд. Он большой? Ирина. Да, ах, блять. Одд. Тебе это нравится? Ирина. Мне больно. Одд. Ты совсем сухая. Ирина. Я устала. Одд. Ты разве не кончила? Ирина. Нет… Мне надо в туалет. (Уходит в туалет, который пристроен к спальне. Садится на унитаз.) У них идиотская привычка строить туалет при спальне. Еще в школе я придумала такую мантру: «туалет специально создан для того, чтобы в нем срали, кухни для еды, спальни для спанья, а туалет для сранья, все, абсолютно все люди планеты Земля делают это в туалетах». (Пока Ирина произносит эту мантру несколько раз, звучит индийская музыка, под которую она раскачивается, сидя на унитазе, глаза ее закрыты, тело расслаблено.) Раздается какой-то стук за стенкой. (Она вздрагивает, выходит из транса, умудряется дотянуться рукой до крана, включает воду.) Первые полгода, когда я жила с Андреем, я врубала воду в туалете. А потом привыкла, и он привык, мы оба привыкли. И, Господи, как не хочется опять к кому-то привыкать! Я ненавижу к кому-то привыкать! Сцена 8. Москва. Андрей и Ирина куда-то собираются. Андрей надевает пиджак, он ему явно мал. Ирина смотрит на него с презрением. Ирина. Тебе срочно надо стричься. Андрей. Да, да, все не соберусь никак. Ирина. Давай, я тебя постригу, я умею, я знаю принцип. Андрей. Нет. Ирина. Ну почему опять нет? Андрей. Ты меня уже один раз постригла. Ирина. Господи, когда это было, 10 лет назад. Андрей (вспоминая с удовольствием). Когда я после той стрижки побежал в парикмахерскую, ну ту, помнишь, когда мы еще жили на Шаболовке, тамошние девки меня спросили: это кто ж вас так не любит? Ирина. Ты так и будешь это вспоминать. Ты же видел, как я постригла в больнице твоего отца. Он остался доволен. Андрей. Старому вору все впору. Ирина. Вору? Андрей. Это пословица. Ирина. Я аккуратно тебя постригу, равномерно. Андрей. Нет. Ирина. Это невозможно. Это корпоративная вечеринка. Все сотрудники придут со своими самоварами. Все как люди будут выглядеть. И что этоза пиджак! Андрей (начинает стягивать с себя пиджак). Ты же знаешь, я ненавижу пиджаки, они мне не идут, твои пиджаки. Ирина. Откуда такое тупое упрямство, это вот твое вечное «потом», и вроде такой увалень, но дико упрямый, другой бы… Андрей (уже замкнулся). Ну вот с другим и иди на свой корпоратив. Стриги другого. А от меня отстань. Сегодня «Реал» с «Ювентусом» играют, матч века. Ирина. Ты опять издеваешься. Ты всю жизнь надо мной издеваешься. Андрей (снимает джинсы, надевает тренировочные брюки). Я остаюсь. Иди одна. Ирина. Сволочь. Какая же ты сволочь. Андрей погромче включает телевизор. Сцена 9 В доме у Агнесс. Агнесс. Ты собираешься повесить этот жернов на шею? Одд молчит. Ты должен подумать о Томасе. На тебя мне наплевать. Одд молчит. Идиот. Одд. Хватит. Агнесс. Ты всегда был придурком. Ты ее хоть хорошо знаешь? Одд. Не твое дело. Агнесс. Не вздумай жениться без брачного договора. Одд. Где Томас? Агнесс. Он у твоей матери. (Смотрит на часы.) Она обещала его привезти к четырем. Молчание. Слушай, а где ты ее откопал? В Сети, сто пудов. Молчание. Такие, как ты, придурки, всегда знакомятся по Интернету. (Она пьет пиво.) Ты ей еще не говорил, что в завязке? Одд молчит. Что тебе даже пива нельзя. Что ты пьешь золОфт и толвОн и никогда не можешь кончить. Одд. Замолчи. Я здесь только потому, что жду сына. Агнесс. А я не позволю тебе и твоей русской б…и ограбить моего сына. Одд. Заткнись. Сцена 10 Ирина и Одд сидят в автобусе, который стоит на пароме. Паром плывет в Берген. Одд (нервозно-возбужденно продолжает давно начатый разговор). …но парома не избежать… туннели, туннели… а последнее препятствие этот залив, и через час мы будем в Бергене. Ирина. Мы уже на пароме… Ты не хочешь выйти из автобуса? Одд. Нет-нет, я сейчас… я соберусь… но я просто буду сидеть в закрытой части парома, в салоне. Ирина. Конечно. Пойдем, держись за меня. Они выходят из пустого автобуса, проходят во внутреннюю часть парома, в закрытый салон. Садятся: Ирина у иллюминатора, Одд с краю, старается не смотреть в иллюминатор. Расскажи мне про Берген. Одд (отвернувшись от Ирины). Это знаменитый город, в нем была основана первая в мире церковь сатаны и коллектив «Burzum»… Ирина. Церковь сатаны? Одд. Почему церковь сатаны? Ирина. Ну, ты сейчас сказал, что этим знаменит Берген. Одд. Я этого не говорил, я имел в виду, что в этом городе родился антихрист… Ирина. Антихрист? Одд. Почему антихрист? Нет. Основатель группы «Burzum», Варг Викернес, это неоязыческая группа, блэк метал. Ирина (смеется). Значит, я тебя не поняла. Забавно. (Засматривается в иллюминатор на скалы.) Смотри, какая красота! Пойдем на палубу… Одд (сидит, отвернувшись от иллюминатора). Он поджигал церкви. Ничего забавного. И убил гитариста из другой группы. (Пауза.) Я говорил тебе, я не люблю волны. Ты можешь выйти, а я останусь здесь. Она колеблется. Он смотрит куда-то в одну точку. Одд (показывает в темноту зала). Видишь, вон ту девушку? Ирина смотрит, куда показывает Одд. Эта девушка смотрит на меня всю дорогу. Не так откровенно рассматривай. Ирина. Ты уверен? По-моему, она слушает плеер. Одд. Это для отвода глаз. Она смотрит на меня, не отрываясь. И смотрит враждебно. Это так неприятно. Ирина. И что это значит? Одд. Она больная. Это такая болезнь. Ирина. А мне кажется, ей нет никакого дела до нас… Одд. Ты не понимаешь, не до нас, а до меня. Ей есть дело до меня. У меня в классе есть такой ученик, он аутист, вернее у него синдром Аспергера, и он меня пугает. Он написал сочинение про бойню в колледже Вирджиния. И он описал это как видеоигру: «стрелок перешел на высший уровень под названием «Колледж Вирджиния», убив тридцать семь человек, и впоследствии весь мир его прославил». Это явная угроза. А теперь еще этот конфликт с руководством школы. Как раз на следующий день… Ирина. Какой конфликт? Одд. Они считают, что я к нему плохо отношусь, к этому ученику с Аспергером, они говорят, что Аспергер был у многих людей, например, у Билла Гейтса, Эйнштейна. Просто у них слегка нарушены связи с окружающим миром. И, получается, я против политики интеграции больных в общество здоровых. Они выкачивают из меня энергию. Ирина. Может, ты преувеличиваешь? Тебе надо просто отдохнуть. Одд. В школах участились случаи террора. Ученики ненавидят учителей. И еще он сын моих друзей Свена и Карен. Кстати, на следующей неделе они пригласили нас в гости. Ирина. Но ведь ты хороший учитель, тебя любят ученики и… наверное, ученицы. В тебя влюбляются ученицы? Одд. Я не знаю, меня это не волнует. Почему ты об этом спрашиваешь? Это нехороший вопрос. Ирина. Ну, я просто так. Извини. Просто чтобы отвлечь тебя от мрачных мыслей. Одд. Она смотрит на меня нехорошо, они всегда так смотрят. Они не способны к коммуникации. Аутисты инопланетяне, у них нет эмоций, их становится все больше и больше, когда-нибудь они нас всех убьют. Прости, я просто устал. Сцена 11 Ночь. Гостиничный номер. За окном слышны звуки петард, крики, свист. Ирина и Одд спешно одеваются. Одд. Ты только пожестче. И обязательно оскорбляй. В этом весь смысл. Они заканчивают одеваться. Давай. Ирина. Раздевайся. Одд. Нет, ты должна это сказать грубо. Ирина. Раздевайся, ублюдок. Давай снимай свои сраные джинсы и майку. Одд. Не хочу. Ирина. Я сказала, раздевайся, уебок. Одд. Так, так, оскорбляй дальше. Ты должна ударить меня. Ирина. Не могу. (Смеется.) Эта твоя режиссура… Одд. Ну, я прошу тебя. Это такая игра. Не смейся, пожалуйста. Она подходит к нему и бьет его по лицу. Одд. Не надо, не бей меня! Ирина (растерянно). Но ведь ты сам… Одд. Продолжай, продолжай… Не обращай внимания на мои слова. И посильнее ударь. Ирина. А, понятно. Давай, урод, раздевайся, я сказала. Одд. Не буду. Она сильно ударяет его ногой в пах. Он складывается пополам. Одд. Уууу! Потом она бьет ребром ладони по шее. Он падает на колени. Ты с ума сошла. Ты что, самбистка? Ирина (входя в роль). Каратистка. Раздевайся, придурок ебаный. Или я тебя убью. (Начинает стягивать с него майку.) Он лежа на полу в позе эмбриона сопротивляется. Я сейчас тебя свяжу, если не будешь слушаться. Одд (все еще в позе эмбриона). Красный! Стоп! Стоп! Ты переборщила, мне, и, правда, больно. Ирина (Устало садится на кровать.). Я закурю (Достает пачку, закуривает.) Одд (подползая к кровати). Когда в игре что-то идет не так, надо говорить «красный», это как в футболе «красная карточка». (Садится рядом с ней, все еще держась за пах.) Ты не будешь смеяться надо мной? Она меня всегда высмеивала: fucking kinky. Ирина. Кто? Одд. Моя бывшая, от которой родился Томас. Ирина. Нет, у меня тоже есть фантазии. В сексе главное доверие. Одд. Ты, правда, так думаешь? Ирина. Конечно. Мне нравится, что ты такой открытый. Одд. Я не со всеми открытый. Только с тобой. Я сразу понял, еще по переписке, что ты моя судьба, что в тебе есть подлинность, в тебе есть честность и нежность. Ирина. Но у меня не получилось. Одд. Ничего. Я научу тебя. А ты научишь меня. Ты научишь меня своему языку? И мы поедем в твою холодную Россию. Ирина (смотрит на него долго). Знаешь, я вот думаю, а как же ты приедешь, если ты не любишь самолетов и паромов? Одд . Через Белорушу. Ирина. Белоруша? Почему не Белораша? Одд (отходя от боли). Не знаю, прикольно. Сначала до Осло, потом через всю Европу до Белоруши. Ирина. Но это очень долго. Не проще ли через Финляндию? Одд. Через Финляндию - не избежать чертова парома. Так долго на воде, среди волн и в полном одиночестве я не выдержу. (Пауза.) Я люблю путешествовать. Расстояние не имеет значения. А если самолет упадет, все, you are fuckin’ dead. Ирина (сама себе по-русски). Пиздец! Одд. Что? Ирина. Это я не тебе. Одд. (подходит к рюкзаку, роется, достает баночку с таблетками). Совсем забыл, мне надо выпить успокоительное. (Глотает таблетку, запивая водой в бутылке.) Это от депрессии. Нервная работа. Большие нагрузки. Ирина (прислушивается к шуму за окном). А почему так шумно? Я думала, здесь у вас всегда тихо, никто никому не мешает спать, уважение к личному пространству и все такое. Одд. В обычные дни да, сплошное уважение, но завтра пасха, и накануне уже все веселятся. Ирина. А у нас сейчас, как это по-английски, ну когда все должны скорбеть, но всем по фигу. А на пасху все на кладбище ломанутся. Одд (берет раскрытый ноутбук, равнодушно). Да? Это ты про разницу календарей? Пост, это называется Великий пост. Ирина (после паузы). Слушай, давай еще раз попробуем, а то какой-то незавершенный процесс получился, мне нужна какая-то разрядка. (Подходит к нему.) А? (Шутливо бьет по плечу, хватает за футболку.) Давай, давай, раздевайся… (Начинает подбираться к его ширинке, останавливается.) Ты уже… все? Это таблетки? Одд отстраняется. Молча смотрит в ноутбук. Одд. А ты пьешь таблетки? Ирина (не понимая). Что? Какие таблетки? Одд. Моя бывшая девушка, Агнесс, от которой родился Томас, врала мне, говорила, что принимает таблетки… Ирина. Я предпочитаю презервативы. Одд. А я таблетки. (Пауза.) Не люблю резинки, в них все равно, что купаться в водолазном костюме. Ты же не хочешь сразу залететь? (Пауза.) Нет, ну, я хочу от тебя ребенка, но не так быстро, у нас столько планов… Сцена 12. Москва. Квартира Андрея и Ирины. Андрей входит в комнату с пакетом в руках. Ирина. Где ты так долго ходил? Телефон, как обычно, отключен. Я уже тут сижу психую. Андрей (с пакетами в руках). Батарейки эти сели, забыл зарядить. Я искал футболку, ездил на ВДНХ в фирменный магазин. Настоящая клубная, и гетры еще купил. А потом вспомнил, ты хотела миноги, там же нет миног? Ирина. Наверное, нет. Андрей. Вот решил тебя порадовать. А они не везде сейчас продаются, зашел в наш супермаркет, там нет, поехал в «Седьмой континент» (достает покупки), пока трамвая дождался, ну и пива тоже купил. К миногам. Ирина. А виски купил? Андрей (достает бутылку). Да, Джеймсон, нормально? Ирина. Да, спасибо. Андрей. Ну вот, вроде все. Ирина. Знаешь, я сегодня не пойду к Наумовым. Давай сами выпьем. Андрей. Ты какая-то грустная. Ирина. Мне всегда грустно перед отъездом. Ты знаешь. Андрей. Да. Я провожу тебя. Ирина. Нет. Лучше я одна. Андрей. Но тяжело. На такси тогда… Ирина. Нет, поеду на экспрессе, это быстрее. Ничего. Андрей (обнимает Ирину, она его тоже обнимает, плачет). Ну-ну, ну что ты, что ты. Ты ведь давно хотела что-то изменить, чего-то нового, вот узнаешь, как там люди живут, напишешь потом путевые заметки для своего журнала. Ирина. Да, хотела. Когда-то я хотела изменить тебя, но ты не меняешься, ты всегда такой… Андрей. Ира, ты ведь помнишь, я тогда говорил тебе, что еду с ярмарки, а ты на ярмарку. Я ведь старый, старые не меняются. Ирина. Я думала, что мы всё преодолеем. И я все успею, и рожу когда-нибудь. А теперь я боюсь, чем дальше, тем я больше боюсь. А теперь ты не можешь, ты не можешь дать мне ребенка. Кто только не рожает, какие чудовища только не рожают, а потом убивают своих детей или мучают их. А мы этого не сделали. Андрей. Ты можешь уйти от меня, я всегда тебе это говорил. Ирина. Может, все это ошибка. Не знаю. Андрей. Лучше сожалеть о сделанных ошибках, чем о не сделанных. Все утрясется. Ты просто знай, что бы ни случилось, знай, что тебе есть куда вернуться. Ирина. Ты такой… ты святой. Андрей. Ну какой я святой. Я сволочь. Заедаю твою жизнь. Ладно, давай съедим твоих змеюк. Ирина. Ты же не ешь миноги. Андрей. А теперь съем. Вот так (берет миногу за хвост и засовывает ее в рот, как фокусник шпагу). Сцена 13 Гостиничный номер в Бергене. Утро. Ирина и Одд в постели. Ирина. А пойдем в церковь, сегодня же пасха. Одд. Ты хочешь пойти в церковь? Ирина. Я никогда не была на лютеранской пасхе, мне интересно. Одд. Это поразительно. Я сто лет не был в церкви. Последний раз в двенадцать лет на конфирмации. Ирина. Я тоже давно не заходила. А теперь почему-то тянет. На православной пасхе я была очень давно. В детстве. Меня бабушка водила. (Мечтательно.) Помню людей много, все поют, душно, запах горящего воска, свечки у всех красные в руках, и капают прямо на одежду… как кровь… и очень радостно на душе… я была тогда еще не крещенная, а мне было очень светло… а у вас бывает крестный ход ночью? Одд. Ночью? Зачем? Ночью надо спать. (Смотрит на часы.) Нам надо поторопиться, служба через полчаса. Они вскакивают, быстро одеваются. (Надевая штаны.) Вот бы моя мама удивилась! Ирина. Она верующая? Одд. Не знаю, не уверен. Просто ни одна девушка не предлагала мне пойти в церковь. Ей бы это понравилось. Через две недели, когда отец из командировки вернется, мама приглашает нас на обед, я обязательно ей об этом расскажу. Сцена 14 После пасхальной службы из церкви выходят прихожане. Вместе с ними Одд и Ирина. Ирина плачет. Одд смотрит на нее с удивлением и страхом. Одд. Почему ты плакала? Ты меня напугала. Ирина. В церкви можно плакать. Одд. Тебе плохо со мной? Ирина. Просто я вдруг увидела реальность как-она-есть. Одд. Ты только не плачь, меня это пугает… Ты пойдешь на курсы норвежского, потом… Ирина (перебивает). И все это время я буду сидеть на твоей шее… А если у нас родится ребенок… Одд. Ты пойдешь учиться, работать… Ирина. Кем я пойду здесь работать? Уборщицей? Одд. Я тоже санитаром в больнице работал, когда был студентом, и ничего. Ирина. А я студенткой работала курьером, но это было пятнадцать лет назад. Одд. Главное, чтобы нам не было скучно. Мы будем путешествовать. А я буду писать роман. Роман получит Нобелевскую премию! Я уже придумал фабулу. Это история про одну девушку. Ее зовут Ирен, она родилась в Осло, и в девятнадцать лет поехала в Берген учиться на фотографа. Ирина. А если родится ребенок, на твоей шее будет два беспомощных младенца… Не считая твоего сына… Ты меня быстро возненавидишь… Одд. Но Ирен не может зарабатывать как фотограф, поэтому работает учительницей рисования и поэтому глубоко несчастна… и чем дальше ее засасывает это болото, тем она больше понимает, что ей придется отказаться от мечты. В Бергене она живет с бойфрендом, он бас-гитарист в группе ню-метал. Поэтому они тусуется в бергенских ночных клубах. Ее парень весь такой мускулистый, с длинными волосами, и у них чудесный секс. Они мечтают купить домик в старой части Бергена и о том, как их дети будут играть во дворе, и как она будет звать их на обед из окна кухни… Тебе нравится? Молчание. Ирина думает о чем-то своем. Ирина. Что? Прости. Да, домик в Бергене это чудесно. Одд. Ты меня не слушала, тебе неинтересно. Ирина. А почему домик не в Ставангере? Одд. Ставангер город нефтяников и рыбаков. Здесь даже есть Музей нефти и Музей консервов. Это так скучно. А в Бергене совсем другая атмосфера. Ирина. Это роман про того чувака из группы «Иммортал»? Одд. Burzum, группа называется «Burzum». Нет, конечно. Он… чудовище… Ирина. Чудовища интереснее, чем учительницы начальных классов, они люди дела. К Ирине и Одду подходит пожилой Мужчина. Мужчина. Гу поске! Ирина (не понимая, что он сказал, отвечает как попугай). Гуд. Мужчина стоит в недоумении. Ирина (Одду). Что он сказал? Одд. Он поздравил тебя по-норвежски с пасхой. Гу поске! Мужчина. Как вы думаете, почему в Китае убивают детей? Молчание. В Китае родился антихрист, от мнимой девственницы. Сейчас делают такие операции, ну вы меня понимаете. Все эти искусственные оплодотворения, дети из пробирок. Но без жертв невинных младенцев не обойтись. Ирод убивал младенцев, боясь Христа, теперь безработные врачи и учителя убивают детей, боясь антихриста. Только это совсем не тот антихрист, который описывает Библия (Понижает голос.) На самом деле это инопланетянин. Он постоянно меняет обличье, национальности, страны Сейчас он в Китае. В Китае проще спрятаться. (Пауза.) А вы знаете, что все китайцы инопланетяне? Это доказано, у них другая группа крови. Это вторжение. Ирина (Мужчине, с улыбкой) Гу поске! Мужчина (улыбается). Фёг дег* (Плюет.) Голем. (Отходит.) Ирина. Что? Что он сказал? Голем? Почему он плюнул? Одд. Он говорит: да благословит тебя Бог. А плюнул… ну, он больной… Это такая болезнь, синдром Туретта. Его здесь все знают. Мужчина (кричит издалека). «Кто скажет брату своему “безумный”, подлежит геенне огненной…» Идите вы оба к ебаной матери… И да благословит вас Бог! (Уходит.) Ирина. Этот мужчина… он что-то нехорошее говорил… Почему он сказал «голем»? Одд. Голем это искусственный человек, которого сделал… Ирина. Я знаю эту легенду. Он что-то другое имел в виду… Что-то об этом писал Станислав Лем. Одд (смеется). Кто? Как ты сказала? Ирина (удивленно). Станислав Лем. Польский писатель-фантаст. Одд. По-норвежски «лем» означает пенис. А на этого больного не обращай внимания, обычное дело для кирки, поэтому я не люблю сюда ходить, обязательно псих привяжется… Ты только не плачь, меня это пугает… (Смотрит на часы.) Через час автобус в Ставангер, а вечером нам надо быть у Свена и Карен. Ирина. Слушай, я что-то так устала, совсем не высыпаюсь, ты храпишь… Можно мне не ехать к друзьям… я лучше сразу домой поеду и отосплюсь? Одд. Когда любишь, храп не раздражает. (Пауза.) Это невозможно, они нас ждут, они специально организовали вечеринку в твою честь… Ирина. Я вспомнила. Это в каббале нерожавшую женщину называют голем. Это недочеловек. Я недочеловек. Сцена 15. Ирина и Одд в гостях у друзей Одда: Свена и Карен. Они сидят в гостиной их дома, которая раза в два больше гостиной Одда. У них вообще дом больше и по каким-то едва заметным деталям видно, что и достаток больше. В отделке интерьера больше металла, хрома, стекла, дерева. Свен. Я люблю русскую культуру. Высоцкий… у меня есть все диски Высоцкого. Это русский Серж Гинзбур. Карен. Мы были в Санкт-Петербурге и в… этих… Свен. В Кижах. Эти деревянные церкви похожи на церковь в Фантофте, недалеко от Бергена, очень похожи. Одд. Эту церковь как раз сжег Викернс. Я тебе рассказывал. Свен. По-моему, это не было доказано. Одд. Все улики указывали на него. Он сатанист и псих. Карен. Ее восстановили. По древним чертежам. Одд. Представляете, когда я рассказывал Ирине про Викернса и про церковь, у нас возникли трудности перевода, и она решила, что в Бергене была построена первая сатанинская церковь. Все смеются, кроме Ирины. Одд (обнимая Ирину). И еще она решила, что он антихрист. Ирина. Ты просто очень быстро говорил, я и сейчас не все понимаю. Карен. Какое вино вы предпочитаете? Ирина. Я бы выпила красного. Свен. У нас сегодня рыба. Одд. К рыбе подают только белое вино, к мясу красное. Ирина. Хорошо, я выпью белого. Свен. В России пьют водку. Карен, а водки у нас нет? Ирина. Я буду пить с вами вино. Вино я тоже пью. Свен разливает вино. Одд. Карен и Свен ценители вина. Они покупают только гран крю или премьер крю. Свен. Не всегда. Когда мы путешествуем по Франции, в маленьких шато можно найти великолепныое крю буржуа. Все зависит от урожая и места, где растет виноград. Вот это (показывает бутылку) бургундское Кортон-Шарлемань урожая 2001 года. Но самое смешное, что урожай 2000-го был неудачным. А почему? Потому что лето было дождливое. Виноград недозрел. Ирина. Да, вы эксперты. Карен. Он просто винный маньяк, даже на курсы сомелье ходил. Ирина. А как вам понравилось в России? Свен. Мне в Петербурге очень понравилось. Карен. Он фотографировал одни помойки. Свен. Просто все фотографируют дворцы и памятники, а мне интересно что-то необычное, такое, чего нет у нас. Карен. То есть помоек? Свен. Таких у нас точно нет. (все смеются) Перед круизом я изучал русский язык. Я очень обрадовался, что невеста Одда русская. Можно попрактиковаться. Карен. Ну скажи хоть слово по-русски. Свен (произносит по-русски, с акцентом). «Спасибо», «пожялюста» (все смеются). Карен. И это все, что он выучил. Свен. А теперь меня будет учить Ирина. Вам нравится Высоцкий? Хотите, мы послушаем, я даже могу произнести название одной песни, сейчас… эээ, «коньи пржевьелэдруваи». Ирина (произносит почти по слогам). Ко-ни при-ве-редливые. Свен. Нет, это очень сложно, надо тренироваться. Карен. Хотите послушать? Ирина. Честно говоря, я не люблю Высоцкого? Свен. Неужели? (смеется) А что вы любите? Вот Одд тащится от техно. Да, Одд? Одд. Техно это новые хиппи. Карен. Одду нравится все современное, а вы что предпочитаете? Ирина. Ну так сходу не могу сказать. По-разному. Я не меломан. Свен. Мы тоже не меломаны, мы аудиофилы (смеются). Ирина. А какая разница? Одд. Аудиофилы любят слушать музыку на качественной аппаратуре. Ирина. А я как-то больше люблю читать. Помню, читала один норвежский детектив, очень страшный, там, кстати, тоже было про вино, убийца делал вино из трупов. Карен. Какой кошмар. И кто же автор? Ирина. Не помню. Он засовывал трупы в бочки. Свен. Первый раз слышу. Бррр. Мы не читаем детективы. Ирина. А я еще Кнута Гамсуна читала, «Голод» и Генрик Ибсен интересный драматург. Одд. Этого фашиста? Я его книги сжег в камине. Он сотрудничал с немцами. Ирина. Кто, Ибсен? Одд. Да нет, Гамсун. Свен. А вы не знали? Этот писатель наш позор. Одд. А Ибсен это такое старье. Он очень скучный. Свен. Я еще подсел на русскую анимацию (подходит к компьютеру). Сейчас найду в ютубе. Такой Норштейн, вот смотрите «Йожжик фтумнье». Ирина. «Ёжик в тумане». А я вот помню в детстве рылась в книжном шкафу и нашла альбом с рисунками Бидструпа. Датского художника, он был очень популярен в СССР. Карен. Кто? Ирина. Бидструп. У него такие смешные карикатуры. Свен. Датский? Ирина. Да, где-то в 50-60-е был популярен. Одд. Может, и был у вас популярен, он наверное, коммунист. Ирина. Не знаю. Карен. Свен, как там рыба? Вы пробовали лютефиск? Одд. Терпеть не могу. Свен. Одд пренебрегает традициями, а мы их чтим. Побывать в Норвегии и не попробать лютефиск! Одд. Только не рассказывай, как это готовится. Карен. Ирина, не обращайте внимание. Это специфическое блюдо, но настоящее норвежское. Свен. И вкусное, как ни странно. Все смеются. Затемнение. Сцена 16 Ирина и Одд едут в автобусе. Ирина задумчиво смотрит куда-то сквозь стекло автобуса. Одд, напротив, весел и возбужден. Одд. Знаешь, мне прислали письмо из этого сайта знакомств, где мы с тобой познакомились. Они хотят опубликовать нашу историю. И даже предлагают две тысячи крон. Ирина. Ты согласился? Одд. Нет, конечно. Ирина. Почему? Лишние две тыщи не помешают. Одд (не замечая ее иронии). Ты думаешь? (Пауза.) Знаешь, завтра у Томаса день рождения. И моя очередь быть с ним. Я должен буду помочь с подготовкой и проконтролировать вечеринку. Ты не обидишься? Ирина. Опять вечеринка. Как вы не устаете? Одд. А ты предпочитаешь в каникулы целыми днями валяться на диване? И потом… я ведь предупреждал тебя про день рожденья… Ирина. Да, конечно, извини. Я помню. Я ему тоже кое-что привезла, ты сказал, он футбол любит. Одд. Да, футбол и видеоигры. Ирина молча смотрит в окно. Ты опять плачешь? Что случилось? Ирина. Я… я была, как дура, с твоими друзьями, я ничего не понимала, что они говорят. Я не разбираюсь ни в винах, ни в музыке, ни в современных художниках, и еще тебе так было приятно высмеивать меня. Одд. Но это, действительно, было смешно, ты же сама смеялась, когда поняла, что речь шла о Викернсе. Ирина. Я чувствовала, как они снисходительны ко мне, я для них второй сорт. Зато они не знают, кто такой Бидструп. Одд. А кто такой Бидструп? Вечно ты вспоминаешь какое-то старье:. Не преувеличивай. Ты Карен очень понравилась, и Свену тоже. Они мне потом сказали… Ирина. Ты меня нарочно водишь по всем своим знакомым и родственникам на смотрины? Одд. Ты не так все поняла, я и не думал… Ирина. Чтобы потом обсудить мою жопу, мои вкусы, мой интеллект… Нет, старик, она тебе не пара… Одд. У нас так принято проводить время. Может, в России все сидят в берлогах и так пережидают зиму, а мы ходим друг к другу, общаемся. Ирина. Ты ничего не знаешь про Россию. Одд. Уже немного знаю. Не будь такой скучной. Жизнь слишком коротка, чтобы выяснять отношения. Ирина отворачивается к окну автобуса, за которым идет дождь. Звучит музыка «Burzum». Сцена 17 В доме у Одда. Подруга в гостях у Ирины. Они одни. Сидят на кожаном диване, смотрят телевизор, на столе разложена закуска, пивные бутылки и т.д. По телевизору идет фильм «Американский психопат», который они уже не смотрят. Продолжение разговора. Ирина (показывает в телевизор). Это его любимый фильм… Подруга. Обожаю Кристиана Бейла. Ирина. …со всеми знакомит, с родителями, с друзьями… я на грани… Телевизор (Патрик Бейтман). «Затем я делаю еще косметическую маску, оставляю ее на 10 минут, пока занимаюсь другими делами…» Подруга. Это хорошо, они любят таскаться по знакомым, это такой лайфстайл… (Оглядывает стены.) Неплохой домик. Ирина. Но я так устала от этого… Подруга. А что там наверху? (Встает, чтобы отправиться на экскурсию по дому) Телевизор (Патрик Бейтман). «Всеобщее представление о Патрике Бейтмане это абстракция». Ирина. Там три крохотные комнатки, одну занимает семья из разжиревших хомячков. Подруга. Какие хорошенькие, ангорские. Ирина. Да какая разница. Подруга. Да уж, в их спальнях комфортно чувствуют себя только хомячки, но все равно это лучше, чем наши квартиры в хрущобах. Ирина. Понимаешь, он меня пугает, он странный… Телевизор. «…вам может даже покажется, что мы ведем похожий образ жизни. Но это не так. Я из другого мира». Подруга. Тебе надо определиться, какая у тебя цель: ты хочешь выйти за Норвегию или ты ищешь человека? Ирина молчит. А этот дом его или съемный? Ирина. Его. И вроде у родителей есть загородный дом. Подруга. Отлично. Только не соглашайся на кабальный брачный договор. А то уедешь отсюда с голой жопой. Ирина. Но он сказал, что совсем без договора нельзя, без договора при разводе все делится пополам и он останется банкротом, если что. Подруга. Ну хотя бы что-то надо за собой оставить. Так нельзя. Надо себя ценить. А то в Москве я с этим Козловым, помнишь? Ни прописки, ничего, и после развода пришлось снимать конуру в Долгопрудном. А куда деваться? Ирина. Я понимаю. Подруга. Ничего ты не понимаешь. Хорошо, Тор подвернулся тогда в Интернете. И пусть он простой бурильщик, я бы с ним жила, если бы не пьянство и игромания. Конечно, пока язык учила, приходилось и жопы подтирать в доме престарелых, и на консервном заводе поработать. Но лучше уж здесь это делать, чем в Мурманске. Ирина. Но у меня так остро вопрос не стоит. Подруга. Я и вижу, и в этом твоя проблема. (Смотрит на часы.) Ладно, побегу. Нужна ясная цель. Если что, приезжай ко мне. Пока! (Целует Ирину в щеку и уходит.) Ирина остается одна в доме. Выключает пультом телевизор. Одд уходит. Раздается звонок. Она подходит к двери, смотрит в глазок, открывает, видит женщину в толстовке, штанах в стиле милитари, тяжелых ботинках. Ирина. Кто вы? Агнесс. Я мать Томаса. Мы договорились с Оддом, мне надо забрать кое-какие вещи моего сына. Ирина впускает гостью. Агнесс (входит). А вы и есть… Наташа? Ирина. А вы и есть Сольвейг? Агнесс (проходит в дом). Ужасная погода, дождь, как из ведра. А в Москве, наверное, снег идет? Ирина. Да нет. В Москве как раз наоборот, солнце. Агнесс. Вы позволите? (Проходит в гостиную. Достает сигареты.) Ирина. Одд не разрешает здесь курить. Агнесс. Ну, он еще не скоро придет. Знаете, он ведь смолил по-черному еще полгода назад, и пил, и траву курил. Он ее курит с пятнадцати лет. Мы с ним знакомы с пятнадцати лет. Его отец работает в нефтяной компании, и постоянно в разъездах, и все детство Одд провел в Лондоне. Там он подсел на траву. Вы не курите? Ирина. Траву? Агнесс. Ну, и траву тоже? Ирина. Траву нет. А вообще курю. Агнесс. Ну, и давайте закурим. Вы не смущайтесь. Мы ведь с ним жили гражданским браком, у нас вот так не принято бросаться замуж. Ирина. А у нас принято. Агнесс. Хм. Русские здесь одеваются как проститутки: вечно эти каблуки, на голове как будто парик, идет, шатается бедняжка, но идет, на распродаже куплено пальто от Дольче Габбана, джинсы непременно от Кельвин Кляйн, а свитерок хоть и синтетика, но зато от Армани (Зло смеется.) Это отвратительно. Только что такая вышла отсюда, это называется порношик. Ваша подруга? Ирина молчит. Что, обижаетесь? Ирина. У меня лично нет ни одной брендовой вещи. Пауза. Агнесс. Давайте выпьем, что ли, за знакомство. Вижу, вы тут закусываете… У меня есть пиво. Ирина. Ну, давайте, я как раз только что… Агнесс. С той русской модисткой пили пиво? Ирина. Почему модисткой? Агнесс. Ну, это я их так называю. Главное осторожнее с этим столом (Смеется.) Он над ним трясется. (Нарочно ставит банку с пивом со стуком, мимо салфетки.) Ирина. Я знаю. Поэтому я тут специально постелила салфетки под приборы. Агнесс. Да вы не оправдывайтесь. (По-хозяйски идет на кухню, приносит стаканы, наливает пиво. Они чокаются). За знакомство. Чин-чин. Ирина. Чин-чин. Агнесс (затягиваясь сигаретой). Так вы что-нибудь знаете о влиянии травы на мозг? Ирина. Нет. А потом, трава это же не героин, ее вон в Голландии курят и ничего. Агнесс. Если припрет, рекомендую героин. Он, конечно, вызывает сильную зависимость и в конце концов смерть, но в отличие от травы мозг не разрушает. Ирина. Но ведь он преподает в школе! Агнесс. Он уже третью школу поменял. И то потому, что у него влиятельный отец, спонсор этой гребаной школы. Он вам еще не рассказывал про мальчика-аутиста, который вскрыл его мозг? Ирина. В общих чертах. Агнесс. Пять лет у него не было ни одной девушки, год он был в жесточайшей депрессии, ему казалось, что он гниет заживо. Дерьмо собачье! Он месяцами не выходил из дому… Ирина (сама себе). Так он поэтому не летает самолетами… Агнесс. Ну да. Раньше он с родителями по всему миру летал, а года два назад началось это. Я не хочу вас пугать, но… Ирина. Я знаю, что он пьет лекарства, седативные, антидепрессанты, он говорил, но он же не… Агнесс. Увы, он параноик (Пауза, Агнесс пьет.) А вы знаете, что Томас из-за этого урода писает в постель. Это потому, что отец зачал его в обкуренном состоянии. Ирина. Но ведь теперь он даже сигареты не курит. Агнесс. Теперь, дорогая моя, он вряд ли сможет вообще кого-нибудь зачать. Ирина. Зачем вы все это мне говорите? Агнесс. Сколько вам? (Осматривает Ирину.) Тридцать-тридцать пять? Хочется замуж за иностранца… Ирина (перебивает). Вы хотели какие-то вещи забрать. (Начинает убирать со стола, ставя на поднос свою кружку с недопитым пивом и тарелки.) Агнесс (повышая голос). На что вы собираетесь с ним жить? Без языка, без работы? Ставангер - маленький город, здесь трудно найти работу, практически нереально. Даже я не могу найти чертову работу. Хотя вам, иммигрантам, проще, работы для вас здесь навалом. У его родителей есть еще квартира, и в ней живу я с Томасом. И Томасу завещано все имущество, вам это понятно? Так что искать здесь нечего. Ирина. Знаете, я больше не хочу это обсуждать, мне надо в магазин. Вы можете захлопнуть за собой дверь, когда соберетесь уходить. Всего хорошего. Ирина не закончив убирать на столе, уходит с подносом. Агнесс (пожимает плечами, она на взводе, ругается по-норвежски). Явла руссиске фита**. Фёк дег!*** Диалог из телевизора («Американский психопат»). — Существует такая теория, что если заразишься вирусом СПИДа, то можно подхватить любую заразу: болезнь Альцгеймера, мышечную дистрофию, гемофилию, диабет… — Дислексию? — Дислексию? Знаешь, старик, я что-то сомневаюсь, что дислексия это вирус. — Ну как знать. Об этом ничего не известно. Сцена 18. В доме у Одда. Та же обстановка, что в предыдущей сцене. Агнесс сидит перед журнальным столом, развалясь, по телевизору идет «Animal Planet» фоном. Агнесс курит. Входят Одд и Томас. Томас (подбегает к Агнесс и обнимает ее). Мама! Папа подарил мне новые автогонки, давай поиграем! Агнесс. Тебе мама тоже кое-что принесла, иди посмотри наверху, большая коробка. Томас снимает куртку, остается в фирменной футболке «Спартак». Томас. Мама, посмотри, а это мне подарила девушка папы, это настоящая клубная футболка, и еще гетры и трусы. Здорово, правда? Одд (Агнесс). Я же просил тебя не курить здесь. Томас. Ну, мама, посмотри. Агнесс (Томасу). Как прошла вечеринка, Томас? Всего хватило, что мы с бабушкой приготовили? Одд. Ты лучше у меня спроси. Прошу тебя, Агнесс, не кури здесь. Хотя бы ради сына. Томас. Папа еще пиццы заказал. Все было здорово. Только… Агнесс (Одду). Что?! Что ради сына? Одд. Не начинай. Агнесс (Томасу) Да, сынок, что там случилось? Томас. У меня, у меня сегодня опять была мокрая постель. Агнесс. Не расстраивайся, мой мальчик. (С ненавистью смотрит на Одда.) Твой папа тоже писался в постель до тридцати. Одд. Зачем ты врешь? Томас, это неправда! Агнесс (Томасу, но на самом деле Одду). А футболку надо сначала постирать. Мало ли, кто это все мерил и какие руки упаковывали. Я бы ее в химчистку для начала сдала. А потом наденешь. Томас во время разговора поднимается наверх, в свою комнату, чтобы посмотреть мамину коробку. Одд (когда Томас уходит). Зачем ты настраиваешь против нее Томаса? Голос Томаса (сверху). Мама! и, правда, такая коробка! Ух ты! Мама, это же робот, настоящий робот, круть! Агнесс (Одду). Ну, что ты, мне ее даже жалко. Одд. Ты ей что-то рассказала? Агнесс. Только то, что ей надо знать (Тут же кричит наверх.) Томас, сынок, мама уходит, иди попрощаться с мамой! Выбегает Томас с коробкой для диска, в которой видеоигра. Томас. Мама, а ты уже познакомилась с Ириной? Смотри, это мне папа подарил. (Показывает игру стритрейсинг.) Это самая последняя. Давай поиграем все вместе! Агнесс. Да, мы с ней замечательно пообщались. Ну, я пошла (Целует Томаса.) С днем рожденья, сынок, будь хорошим мальчиком. Поиграем в другой раз, у меня. Томас. А девушка папы хотела сегодня приготовить что-то праздничное. Агнесс (Томасу, но на самом деле Одду). На твоем месте я бы не стала сегодня есть, после сладостей и колы. Агнесс уходит Сцена 19 Входит Ирина. В руках у нее сумки. В комнате Одд убирает с журнального столика из плексигласа остатки пиршества, ставит на поднос пустые банки, бутылки, тарелки, проверяет, не поцарапан ли стол. Ирина. Привет! А где Томас? Одд. Привет. Он наверху. Разбирает подарки. Мне кажется, он устал. Ирина. Как все прошло с детской вечеринкой? Одд. Я прошу на будущее такие застолья на этом столе не устраивать. У нас есть столовая при кухне. Ирина. Извини. Это все твоя жена. Я… Одд. Она мне не жена. Не обижайся, просто я же просил… Ирина (примирительно). Ну, хорошо, хорошо… (С тем же выражением лица.) Засунь в жопу свой стол. Одд. Что? Ты опять по-русски что-то сказала? Ирина (с улыбкой). Сказала? Эээ, что ты молодец, аккуратный. Одд. Ладно… ты тоже прости, я устал, как собака. Полдня приготовлений, потом три часа непрерывных воплей. А как прошел твой день? Ирина. Я тоже встречалась со своей подругой, потом вот Агнесс пришла, и я решила купить что-нибудь к ужину. Пойдем на кухню, я покажу. В этот момент спускается Томас. Он переоделся, на нем уже нет спартаковской футболки. Здравствуй, Томас. С днем рожденья! Томас кивает. Знаешь, раз вы только что с вечеринки, я решила приготовить что-нибудь легкое и необычное для вас. Я сварю щи, ты не представляешь, какие я умею готовить щи. Ты ел когда-нибудь щи? А ты, Томас? Томас молчит. Одд (Ирине). Он пока не понимает по-английски (Наклоняется к Томасу, быстро переводит.) Томас, виль дю ха щи*****? Томас отрицательно мотает головой. Томас (Одду). Я не хочу есть. А что такое «щи»? Я хочу играть в автогонки. (Убегает наверх.) Ирина и Одд проходят из гостиной на кухню, в которую она плавно переходит. Ирина достает из пакета капусту и другие овощи. Ирина. Я хотела сварить борщ, но не нашла в вашем супермаркете свеклу. Только маринованную, но это не то. Поэтому будут щи. Одд. Я пойду к Томасу. Он там один. Ирина. А ты не хочешь мне помочь? Можно вместе с Томасом… Одд. Он не любит готовить, он любит играть в компьютерные игры. Я пойду, поиграю с ним в стритрейсинг, я чувствую, он одинок. (Уходит.) Ирина остается одна. Она режет капусту и плачет. Раздается звонок сотового. Ирина (смотрит на номер, говорит по-русски). Андрей? (Пауза). Да, все в порядке. (Пауза.) Нормальный голос, все хорошо. (Пауза. Начинает беззвучно рыдать.) Я не знаю… я просто устала. Сам понимаешь, большие нагрузки. (Пауза.) Просто я лук режу, поэтому плачу. (Вытирает глаза, берет себя в руки.) Что делаю? Готовлю щи. (Пауза.) Никого я не хочу удивить. Просто захотелось сварить суп, я соскучилась по супу. Надоели полуфабрикаты. (Пауза.) Знаешь, Андрюш, я… хотела тебя попросить… Я, наверное, скоро уеду отсюда. (Пауза.) Я поняла, это не для меня. Да, чужих детей воспитывать… это не для меня. (Пауза.) Норвежский, книга про Ставангер? Что, я тебе сама говорила? (Пауза.) Ах да, ну что ж. Материала для путеводителя предостаточно. (Пауза.) Я не могу больше говорить. Тут надо… в общем… ребенку сказку прочитать… на английском… да… а то он совсем языка не знает. Пока. (Выключает телефон. Режет овощи и ранит себе палец. Из пальца идет кровь, Ирина подносит палец ко рту, плачет.) Сцена 20. Москва. Квартира Андрея и Ирины. Андрей и Ирина обедают. Андрей. Да, я тогда отличился, нас тогда даже на Старую площадь вызывали, меня и директора типографии. А я тогда только-только после института, мальчишка. И нас этот начальник по идеологии спрашивает, почему на картине Брежнев сидит в такой неестественной позе и Ленин на портрете за его спиной выглядит, как еврейский портняжка? Ирина (перебивая). Не этим ножом. (Андрей, рассказывая, намазывает хлеб маслом, используя хлеб для нарезания хлеба с длинным острым и зазубренным концом). Андрей. А какая разница. Ирина. Это у вас семейное? Острым ножом масло намазывать. Андрей (берет у Ирины правильный нож, продолжает рассказ). А я говорю, все претензии к художнику. – Мы с художником уже разговаривали. Вы отвечайте за свой участок. – А вы знаете, как пишутся такие портреты? Голову срисовывают с фотографии, а туловище пишут с манекена, наряженного в парадный костюм. Это же чучело, чурбан. Директор толкает меня под столом рукой. А этот взбеленился: да как вы смеете, такое говорить! Ирина (перебивает). У тебя волос, волос, на руке. Хватает его за руку. Андрей (перестает есть, смотрит на руку с вилкой). Где? Ирина. Стой, не шевели пальцами. Андрей уже пошевелил. Ирина. Все, все, он упал, волос упал в тарелку. (она бросает приборы) Это невыносимо. (она встает) С тобой просто противно сидеть за одним столом. Андрей молчит. Ирина. И еще ты так всасываешь пищу. Я все время жду, что ты подавишься. Андрей. Ну, я думаю, ждать недолго осталось. Ирина. Всё. Я пойду в комнату. Андрей. Я больше не буду с тобой есть. Ирина. Это я не буду с тобой есть! Сколько я прошу тебя постричься, давай я сама тебя постригу. У тебя волосы лезут со страшной силой. Андрей. Оставь меня в покое! (бросает приборы) Ирина встает. Уходит. Андрей всматривается в тарелку, отодвигает от себя. Поглаживает бороду. Сцена 21 Одд входит в комнату к Томасу. Томас с увлечением играет в видеоигру. Слышны звуки компьютерных автогонок. Томас не замечает отца. Одд подходит сзади и какое-то время с ужасом смотрит на экран. Одд. Томас, во что ты играешь? Томас (смотря в монитор). Что? Одд (кричит). Ты во что играешь?! Откуда у тебя эта игра?! Томас (отрываясь от игры). Как во что? В стритрейсинг, который ты мне подарил. Я начал без тебя. Давай вместе поиграем! Одд. Я?! Я подарил? Ты хочешь сказать, что я тебе это подарил? Я не мог тебе этого подарить! Томас смотрит на отца, не понимая. Одд (смотрит на экран, читает вслух). «Колледж Вирджиния». Стрелок переходит на новый уровень. Он уже убил тридцать семь человек. Остается последний уровень. И ты так спокойно в это играешь… Я всегда избегал милитаризма, агрессии… Это тебе Эйван подсунул! Он приходил к тебе на день рожденья? Да, приходил? Томас. Папа, это же автогонки, Эйвана не было… Одд. Значит, он уже вскрыл твой мозг… Это надо остановить, пока он не добрался до меня. Томас, тебе пора спать. Уже поздно. Время для игр закончилось. Завтра предстоит тяжелый день. У меня первая пара. Я не думал, что так быстро, тяжелая миссия… Томас. Ну, пап, ну можно я еще поиграю. Одд. Уже десять часов. И эта поблажка только ради дня рождения. Если ты не выключишь компьютер, я сделаю это сам. Считаю до пяти. Раз… Сцена 22 Кухня. Ирина у плиты. Одной рукой она помешивает в кастрюле, другой набирает смс. Входит Одд. Она вздрагивает. Одд. Ты с кем-то говорила? Ирина. Да… знаешь, я решила… мне надо… я сейчас звонила своей подруге в Саннесе. Она пригласила меня погостить у нее эту неделю. Одд. Но мы… в субботу нас пригласили мои родители. Мой отец возвращается из командировки. Он был у вас там где-то, в Баку. Да, это место называется Баку. Ирина. Это Азербайджан, Одд. Другая страна. Пауза. Томас спит? Одд. Да, я его уложил. Ирина. Вы поиграли? Жаль я не могу с ним пообщаться, а то бы я с ним поиграла. Я как раз подумала, это хороший способ найти контакт… Одд. Он играл в плохую игру. И ты хочешь в нее тоже, значит, играть… Ирина. Да, мне показалось, он как-то сторонится меня… А в игре… Одд (раздраженно). Ну хватит уже об этой игре. Как ты можешь общаться с детьми, когда… когда у тебя у самой не все в порядке… Ты последнее время все время плачешь, и началось это еще в Бергене. И Томас просто чувствует, что с тобой что-то не так… Ирина. Со мной? Со мной что-то не так?! Одд. Я не понимаю, почему ты так изменилась, ты теперь такая скучная, ты всем недовольна, меня это пугает, и Томаса пугает… Ирина. Я собой недовольна! Ты не понял. (Пауза.) Я в чужой стране… И мне нужна поддержка… Одд. Ты так будешь плакать каждый день, тебя все будет раздражать, и я в такой обстановке не смогу закончить свой роман. А роман для меня дело всей жизни, я хочу стать писателем. Слышен звук клаксона. (Смотрит в окно.) Это твоя ужасная подружка, в ужасной миниюбке… У нее совсем нет вкуса. Ирина. Знаешь, я хочу тебе сказать… я заказала билет на самолет, на субботу. Одд. То есть ты уже решила уехать, и даже не предупредила меня… ничего мне не сказала… И тебе плевать на моих родителей. Ирина. Я хотела поговорить, но ты пошел к Томасу. Одд. Мне надо выпить успокоительное. Я устал… (Подходит к аптечке, достает свои таблетки, запивает. Успокаивается.) У тебя во сколько рейс? Ирина. Вдвенадцать. Одд. Наверное, я не смогу тебя проводить. У меня первая пара. Ирина. В двенадцать ночи. Одд. Тогда тем более, Томас - ребенок, по нашим законам его нельзя оставлять одного, кругом столько опасностей, они даже в видеоиграх… Ирина. Ничего страшного. Меня проводит ужасная подруга в миниюбке. Ты и так сделал все, что мог. (Пауза. Ирина идет к двери кухни.) Ты не провожай меня. Я уже собралась. Пока. Уходит. За окном идет мокрый снег. Входит Томас. Томас. Папа, она больше не придет? Одд. Нет, сынок. Томас. Пап, а давай поедим этот суп, который она сварила, вкусно пахнет. Одд. Давай, я тоже проголодался. Сцена 23 Ирина и Подруга сидят на диване, едят. Напротив работает телевизор с выключенным звуком. Подруга. А я тут, знаешь, была на свидании. Он оказался мужской шовинист и тайный эротоман. Ирина. Ну, это еще не самое страшное, все они шовинисты и эротоманы, если копнуть. Подруга. Нет. Этот хотел, чтобы жена всегда посуду мыла и белье стирала! Ирина. Это уже слишком! Всему есть предел! А чем он занимается? Подруга. Носки продает и, представь себе, занят целый день, просто круглые сутки, и поэтому жена, которая работает с восьми до трех, должна ВСЕ делать по дому. И это он МНЕ говорит!!! Ирина. Блин, носковый коммивояжёр, а туда же! Пауза, затем темп речи ускоряется. Подруга. Они такие твари, ты не представляешь, это настоящий моббинг. Я у них уже три года работаю, они меня всё держат на местах беременных, а я хочу постоянную работу. Ирина. А он представляешь, мне говорил, что я всем недовольна, что я все время плачу, что мне надо таблетки попить. Он – мне!!! Подруга. Ага! Чтобы тоже потом глюки видеть! Смеются. Подруга. Я уже опухла от этих соревнований за место под солнцем и завтраков, которыми меня эта Карен кормит. Дескать, в следующий раз и ты получишь постоянную работу! И ни с места. Ирина. Карен? Мы были у его друзей на той неделе. Там тоже была Карен. Подруга. Ее мужа зовут Свен. Говорит, что большой поклонник русской культуры, был в Питере. Показывал фотки одних помоек. Ирина. Точно, а нам он показывал обшарпанные подъезды со свастикой. Вдруг они замолкают и присматриваются к телевизору. Подруга включает звук. Слышна норвежская речь. Подруга начинает переводить вслух для Ирины. Подруга (вместе с телевизором). Сегодня в школе округа Мадла, на улице Букевайн, учитель Одд Скьёлд несколько раз ударил ученика молотком по голове. К счастью, удар пришелся по касательной. Только когда у мальчика пошла кровь, учитель бросил молоток, в этот момент в класс вбежала охрана и несколькко учителей, которые обезвредили нападавшего и вызвали полицию. Во время задержания Одд Скьёлд утверждал, что у мальчика в голове спрятан передатчик, с помощью которого он якобы пытается воздействовать на учителя и всячески угрожает ему. По последним данным, поступившим из больницы святого Олафа, жизни Эйвана, к счастью, ничто не угрожает. Несмотря на то, что Эйван страдает синдромом Аспергера, иначе говоря, легкой формой аутизма, он, по утверждению родителей, хорошо учился и никаких жалоб от других учителей на его поведение или от учеников не поступало. Очевидно, проблема интеграции… Сцена 24 Одд Скъёлд лежит в больничной палате. Одд. Я тогда находился в жуткой депрессии. То есть, ну, я боялся сдохнуть… ложился спать и мне снилось, что я заживо загниваю, и мне очень хотелось выйти из этого тела, из этого куска дерьма. И я первый раз в жизни, как мудак, зашел на дэйтинговый сайт, зашел и вижу ее фотографию, и первый раз у меня член шевельнулся в штанах, первый раз за год! Увидел на фотографии приятное лицо, оно излучало уверенность, радость, счастье, секс, энергию. И я написал ей. Конечно, не про член, а просто про себя, кто я, что я, какую музыку люблю, какие книжки читаю, ну очертил культурный контекст. Она быстро ответила, но ей, правда, какая-то фигня нравится, рок, этника, а я техно люблю, за техно будущее. А потом все пошло не так. Во-первых, у нее была прическа не та, что на фотографии, и еще мне показалось, фигура, ну фигура ничего, но чуть полнее, чем хотелось бы, а одежда, с одеждой совсем плохо. Но это все поправимо, конечно. А самое ужасное, что у нее серьезные ментальные проблемы, а я совершенно был не готов разбираться с этим чувством вины, вечной сонливостью, низкой самооценкой, и она постоянно плакала. Я знаю, что это такое, и я даже посоветовал ей сходить к врачу, витамин В попить. Но вряд ли ей это поможет. Это проявления какого-то хаоса, который коренится в ней самой… Да, вот еще… есть такое, чего я никогда не прощу ей и за что я ее ненавижу. Я не стал для нее тем мужчиной, который, по их, бабскому, мнению, считается настоящим: то есть он должен, должен, должен. И я должен был — обеспечить ей поддержку и защиту, в которых она нуждалась. Но я устал, мне для этого Томаса хватает, а я просто хочу получать радость от жизни и творчества. И я думал, она для этого появилась в моей жизни. А она разочаровала меня и страшно обманула. Ей тоже, оказалось, нужно превратить меня в этого гребаного вола, который будет всю оставшуюся жизнь гнуть шею в ярме. Я дописываю свой роман, здесь неплохие условия, только антидепрессанты отупляют, имя героини я изменил, как ее зовут теперь, я никому не скажу. Но она веселая, счастливая и легкая, как дымок от травки. Какой и должна быть жизнь… Сцена 25. Аэропорт «Каструп». Ирина ходит по дьюти-фри в отделе аксессуаров. Она рассматривает дорогие ремни известных брендов. Ирина (обращается к продавцу). Будьте добры, посоветуйте мне мужской ремень какой-нибудь качественный, под джинсы. Я уже полчаса смотрю и не понимаю, что выбрать. Продавец (приветливо улыбаясь). Покажите джинсы, пожалуйста, мадам. Ирина (копается в пакете с надписью Levi’s, достает джинсы). Вот. Продавец (осматривает). Ага, свободный крой. (Показывает висящие рядом ремни.) Посмотрите вот этот Армани, или вот Кельвин Кляйн. Ирина. Как-то бренд в глаза бросается… Продавец ( улыбается). Да, простите, я понял, что вам нужно, сейчас подберем, одну минуту (Идет к стойке с ремнями, выбирает нужную модель.) (звонит сотовый Ирины) Ирина. Мама, я не могу до него дозвониться. Он тебе ничего не говорил? (пауза) Да нет, мы договаривались, что он меня встретит. (пауза) Телефон просто не отвечает. (Пауза) В том-то и дело, что гудки есть. (пауза) Да не волнуюсь я. (пауза) Что? какая химия? Химиотерапия? (пауза) У него?! Когда? Мам… (телефон отключается) Черт! Ирина набирает номер. Бесстрастный голос (звучит громко со сцены). Извините, эта услуга недоступна. Пожалуйста, обратитесь в центр поддержки клиентов… Ирина (разговаривает с телефоном). Бред какой-то. Продавец (возвращается с ремнем) А вот этот? На самом деле это Дизель, но очень стильный ремень и идеально подходит к любой модели и любой фигуре. Ирина . Да, спасибо. (Улыбается продавцу.) Это то, что надо. Для мужа вот выбираю… подарок… (Пауза.) А из-за пряжки ремень не будет приравнен к колюще-режущим предметам? Может, его специально упаковать? Продавец. Простите? Ирина (показывает). Ну, вот этот стержень у пряжки, им же можно теоретически убить или продырявить обшивку салона, особенно если заточить как следует… Продавец (убирая в пакет, улыбается напряженно). Нет-нет, мадам, иначе всем мужчинам придется держать брюки руками. Представляете себе такую картину (Протягивая пакет.) Ирина (протягивая карточку). Да, Да, конечно, это я что-то совсем… Спасибо! (Забирает пакет с ремнем. Уходит.) Сцена 26. Друзья Одда - Карен и Свен моют на кухне вместе посуду. Карен. Кто она? Свен. Одд говорил что-то, она то ли журналист, то ли редактор в глянцевом журнале. Карен. Мне показалось, она неважно говорит по-английски, все невпопад, и совсем вне культурного контекста. Кроме этого фашиста Гамсуна и Ибсена с его пыльными пьесами ничего не знает. Свен. Ну, ничего, поживет пару лет, начнет разбираться в контексте. Она Мунка еще знает. Карен. Стандартный набор. А Одду нужно что-то нестандартное. Ты же знаешь, какой он ценитель актуального искусства. Мне казалось, ему было неловко. Свен. Зато она ни к селу ни к городу вспомнила Бидструпа, этого датского коммуниста, который был популярен в СССР пятьдесят лет назад. Карен. С ней можно говорить только на бытовые темы или о погоде. У нас на работе есть одна уборщица, кажется, из этого ужасного Мурманска. Уже три года здесь, а говорит с жутким акцентом, хотя там у себя, как рассказывает, была маркетологом. Свен. Бедный Одд, зачем ему такая обуза. Русская, с которой не о чем говорить, он долго не выдержит. Карен. Ничего, ты ведь ему друг, он будет разговаривать с тобой, а с ней… (Начинает смеяться.) Свен тоже начинает смеяться. Все равно, это какая-то авантюра, я ей не верю. Свен. Ну, ты же помнишь, он был в такой депрессии. Все заказывал только через Интернет… Карен. В том числе и… Свен. В том числе и женщину себе там нашел, но кого же еще можно найти, раньше тайки, а теперь русские, украинки. Карен. А какая разница? Свен (смеется). А черт их знает. По-моему, это как норвежцы и шведы. Карен. Да нет, мы и шведы - небо и земля! Входит их сын Эйван. Эйван. Мама. Карен. Да, сынок. Эйван. Можно я завтра не пойду в школу? Карен. Почему, Эйван, что случилось, ты плохо себя чувствуешь? Эйван. У меня завтра урок в медиа-классе, у Одда. Карен. Ну и хорошо. Одд хороший учитель. Эйван. Он меня не любит, он нехороший. Свен. Эйван, с чего ты это взял. Одд наш друг, приходил на той неделе со своей невестой. Про тебя, кстати, спрашивал. Это было некрасиво с твоей стороны уйти к Ларсу. Эйван. Поэтому я и уходил к Ларсу. Я давно подключился к его ментальной базе, и заметил, что из клана неактивных он перешел в активные. Карен. Эйван, мальчик мой, ты опять за свое. Учитель математики тебе тоже не нравился, и мы из-за этого ушли из школы, ближайшей к нашему дому, тебе не нравилось, что он крутит пуговицу на пиджаке… Эйван. Да, и был прав, его уволили, он готовил переворот в Двадцать шестой вселенной. Свен. Это неправда, Эйван, он просто уехал в другой округ. Эйван. Мама, он уже знает, что я его разоблачил. Он открыл шлюзы для агрессивной защиты, а я еще не овладел тепловой маскировкой. Карен. Ну хватит, Эйван. Опять наигрался в «Дэус Экс» с Ларсом. Свен, достань там в аптечке прозак, да, да, в той синей упаковке. Эйван, милый, выпей. Свен, позвони доктору Расмуссену. ФИНАЛ 1 Ирина открывает своим ключом дверь, входит с чемоданом на колесах в прихожую. Из комнаты доносится приглушенный звук телевизора. Идет футбольный матч. И голос мужа, он разговаривает с кем-то по телефону, довольно возбужденно. Ирина стоит на пороге и слушает. Андрей. Она, понимаешь, распоследняя… (слушает) Да не в этом дело, Стас, не в этом дело, ничего не может утрястись… Она мне весь мозг вынесла. (слушает) Что? Ты думаешь, я не мог ей сделать ребенка? Да мог, мог, сто раз мог. … (смеется) Нет, не знает. … Она думает… Андрей поворачивается, замечает Ирину, вздрагивает, выключает телефон. Андрей. Ирочка? Ты уже приехала (смотрит на часы). А я думал, ты вроде в субботу хотела, я бы тебя встретил. Ирина. Я поменяла билет на сегодня. Соскучилась. Я вижу ты подстригся, тебе идет. Андрей (трогает свою голову). Да, сходил наконец. Не коротко? Ирина. Тебе хорошо и коротко и длинно. (Пауза) Андрей. А Стасик ушел все-таки от Наташки. Ирина. Ушел все-таки? Андрей. Ага, ушел. Ирина. Это он звонил? Андрей. Да. Ирина. А я зашла только. Слышу телевизор, думаю, дома, хорошо. Не люблю возвращаться, когда никого дома нет. Андрей (машинально смотрит в телевизор, комментирует момент). Да что ж ты, в самом деле! Убрать, убрать быстро! (пауза, звуки матча) Ну куда, куда ты?! Не тормози! (телевизору). Как даун играет. Ирина. Почему-то стоит уехать куда-то на пару недель, и столько событий. Сколько за год не наберется. Андрей. Нет, ну это не возможно смотреть (выключает). Потом посмотрю, какой счет, это одна нервотрепка (смотрит на Ирину) Ты, наверное, голодная, устала? Я сейчас что-нибудь сварганю, хочешь картошку пожарю? А? с яичницей? Как ты любишь, непрожаренную. Ирина. Но ты же любишь прожаренную (она улыбается) Андрей. А ты – непрожаренную. Ирина. Ты такой заботливый. Спасибо. Андрей (уходит на кухню, говорит оттуда). Я сам поел уже, ты извини. Ирина сидит на диване, не раздеваясь. Держится за ручку чемодана. Голос Андрея. Мне тут все какая-то Ольга Владиславовна звонила, это из твоего журнала, все говорила, что Ставангер это тренд теперь, у них там типа культурная столица какая-то была в 2007. И вообще Норвегия модно теперь. И передавала тебе привет. Пока он все это говорит, Ирина встает и выходит из квартиры. Тихо закрывая дверь. ФИНАЛА 2 Солнечный день. Красивый скандинавский белый домик на зеленой лужайке. Из окна кухни выглядывает Ирина, она накрывает на стол, у нее там что-то готовится. Слышны детские голоса, но детей не видно. Ирина выходит из домика закрывает рукой глаза от яркого солнца и кричит по-норвежски: — Томас, Филип, пора обедать! (голоса слышны все громче и громче, но детей нет. Она идет за дом. Дом стоит, там никого нет. Мы слышим голос Ирины, она зовет по-норвежски: — Мальчики, где вы? Филип, Томас, идите обедать. Постепенно ее голос удаляется. Крики детей тоже стихают. Становится тихо. Все это время мы видим фасад белого домика, газон, лужайка, аккуратные ненавязчивые цветы. Светит солнце. Долгий кадр. Тишина. Звуки природы. Освещение меняется, явно вечереет. Потом камера удаляется, и становится видна табличка по-норвежски: «Дом продается». КОНЕЦ Москва, 2010-12 Примечания: ** Jævla russiske fitta!! – Чертова русская пизда! (Норв.) *** Fuck deg! – Пошла ты! (Норв.) ****God påske! – Со светлой пасхой! (Норв.) *****Tomas, vil du ha schi? - Томас, ты хочешь есть «щи»? (Норв.) В пьесе использованы цитаты из фильма «Американский психопат» (реж. Мэри Хэррон).
Тайм-аут (сборник)
ПЬЕСЫ
Абулия
Бросить легко
Шапка
Сигналы примирения
Ставангер
Тайм-аут
День города
РАССКАЗЫ
Мальчики на даче
1 сентября
Пикник с подветренной стороны
День рожденья
Урок труда
Полоса отчуждения
Последние комментарии
16 часов 39 минут назад
18 часов 56 минут назад
1 день 9 часов назад
1 день 9 часов назад
1 день 14 часов назад
1 день 18 часов назад