Государство-мафия [Люк Хардинг] (doc) читать онлайн
- Государство-мафия [любительский перевод] 598 Кб скачать: (doc) - (doc+fbd) читать: (полностью) - (постранично) - Люк Хардинг
Книга в формате doc! Изображения и текст могут не отображаться!
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Люк Хардинг. Государство-мафия
Как один репортер стал врагом новой брутальной России
Отзывы о "Государстве мафии" и Люке Хардинге:
"Люк Хардинг - один из лучших репортеров в мире". Роберто Савиано
"Хардинг - смелый, усердный и энергичный журналист... У него есть все возможности, чтобы предложить важную точку зрения". Sunday Times
"Россия обнажена в захватывающем рассказе о четырех годах, проведенных в качестве главы московского бюро Guardian... Сейчас существует обширная литература, описывающая суровую реальность путинской России, но Хардинг добавляет к нашему пониманию ощущение того, каково это - жить в этой реальности каждый день. Он делает это, рассказывая о трагедиях и нелепостях через серию ярких и часто трогательных встреч". Дэвид Кларк, New Statesman
"Неуверенность, страх и понятная паранойя пронизывают эту книгу. Но это не омрачает анализ. Описание Хардингом подъема расистских правых в России вызывает глубокую тревогу. Он считает, что это единственная политическая сила, которая угрожает мафиозному государству Путина... Книга Хардинга ясно показывает, что Россия снова погрузилась в глубокий политический и социальный кризис, который сделает огромные проблемы, стоящие перед всеми нами, несмотря на нынешний кризис, не легче, а труднее". Миша Гленни, Irish Times
"В "Государстве мафии" рассматриваются многие аспекты российской жизни - от российско-грузинской войны до подъема ультраправых, от богатства Путина до сельской бедности... Репортажи [Хардинга] ясны, точны и актуальны". The Spectator
"[Государство мафии] - это отрезвляющее чтение... Занимательный и тревожный рассказ о полицейском государстве Владимира Путина... Репортерские таланты Хардинга позволяют передать цвет и характер, иллюстрируя демографический упадок, войну в Грузии и тлетворный мир бандитских пропутинских молодежных движений". Эдвард Лукас, Observer
"Важность книги Люка Хардинга заключается в том, что он из первых рук рассказывает об относительно мягком, но показательном случае преследования со стороны государства, которое, как и многое другое в России, намеренно непрозрачно и отрицаемо... ФСБ предполагала, как и в случае с большинством иностранных журналистов, что Хардинг - шпион. Как и положено, она установила за ним жучки и слежку; что еще более необычно, ее агенты неоднократно врывались в его дом, разыгрывая мрачные шутки над ним и его семьей. Наконец, власти фактически выгнали его из дома... Хардинг передает, каково это - жить в месте, где власть имущие подчиняются лишь немногим или вообще не подчиняются никаким правилам, и где некому пожаловаться". А. Д. Миллер, Guardian
"Мафиозный штат" полон всех возможных клише, касающихся русской жизни... Однако руководство по сексу, оставленное агентом КГБ в спальне Люка Хардинга, чтобы "деморализовать его", дает автору право утверждать (а читателю - основание верить), что эти клише все еще верны". Oxonian Review
"Обширная и часто проницательная... [Mafia State] проливает свет на многие важные события, которые в противном случае могли бы быть замяты". Russia Profile
"И интригующе, и очень актуально для понимания текущих проблем... Хардинг неустанно ищет правду и резко очерчивает социальные условия и отношения в России... [Его] стиль информирован, но неформален, и все же заставляет обратить внимание на современную Россию".Bookbag.co.uk
"Будучи одним из авторов книги "Гардиан", посвященной архиву WikiLeaks, Хардинг имел все шансы собрать материал о "коррумпированном узле в сердце российского государства"... Заглянув в кабинет ФСБ с плащами и кинжалами, Хардинг обнаруживает незадачливых шпионов, которые словно сошли со сцены пьесы времен холодной войны, которая, неизвестно для них, была законсервирована два десятилетия назад". Стивен Холмс, London Review of Books
Оглавление
3
ПРЕДИСЛОВИЕ 4
ПРОЛОГ. Вторжение 7
ГЛАВА 1. Щит и меч 9
ГЛАВА 2. След денег 22
ГЛАВА 3. Смерть шпиона 31
ГЛАВА 4. Победители и побежденные 39
ГЛАВА 5. Пять августовских дней 50
ГЛАВА 6. Смерть на снегу 65
ГЛАВА 7. КГБ! Предъявите бумаги! 80
ГЛАВА 8. Политический футбол 93
ГЛАВА 9. Новая буржуазия 106
ГЛАВА 10. Война однажды и в будущем 118
ГЛАВА 11 Подъем ультраправых 129
ГЛАВА 12 Соседи 138
ГЛАВА 13. Бэтмен и Робин 151
ГЛАВА 14. WikiLeaks 163
ГЛАВА 15. Спасибо Диме и Владу 175
ГЛАВА 16. Враг государства 187
ГЛАВА 17. Досье 199
ЭПИЛОГ. Английская весна 208
ПРЕДИСЛОВИЕ
Когда "Государство мафии" было впервые опубликовано в 2011 году, некоторые критики задавались вопросом, не является ли мое изображение России несколько... ну, мрачным. Действительно ли страна вернулась к старым советским методам преследования и репрессий? Можем ли мы быть уверены, что за отравлением "врагов" стоит Владимир Путин? И какие существуют доказательства коррупции в Кремле?
Провокационное название книги теперь кажется менее спорным. Спустя десятилетие Россия стала еще мрачнее: пока я пишу, самый известный оппозиционер страны Алексей Навальный находится в тюрьме, пережив столкновение с нервно-паралитическим веществом "Новичок"; режим жестоко расправился с крупнейшими за последние годы уличными протестами.
Путин по-прежнему находится у власти; возможно, его хватка немного пошатнулась, но, похоже, он пожизненный президент. Референдум, проведенный в 2020 году, дал ему возможность оставаться на посту до 2036 года, то есть до восьмидесяти лет. Недовольство ощутимо. Но революция выглядит маловероятной, поскольку путинский период сейчас превращается в полноценную эпоху.
В идею о том, что Россия — это впечатляющая криминальная клептократия, уже не так трудно поверить. Этот проект был начат, когда я четыре года — с 2007 по 2011 год — работал шефом московского бюро Guardian. С тех пор Путин и его друзья из КГБ приобрели новые миллиарды. Для неэлиты уровень жизни снизился.
Книга "Государство мафии" — это рассказ о моем пребывании в Москве, где я жил с женой Фиби и двумя нашими детьми. Это личная история — мемуары иностранного корреспондента, работающего под бдительным оком злонамеренного правительства. Это также портрет группы могущественных шпионов, преданных оперативным методам и мышлению времен холодной войны.
ФСБ, российское шпионское агентство, проникло в квартиру нашей семьи. Оно оставило после себя ряд улик — нехитрых. В течение четырех лет мы терпели слежку, преследования и презрение официальных лиц. Моя работа в качестве репортера закончилась, по старинке, депортацией из страны. Как сказал один из пограничников: "Для вас Россия закрыта".
Один эпизод преследовал меня в эти московские годы. Незадолго до нашего приезда двое убийц отравили в Лондоне радиоактивным чаем Александра Литвиненко, перебежчика из ФСБ. В этой книге я пришел к выводу, что план его убийства в баре отеля — практически под носом у посольства США, расположенного через площадь, и ЦРУ — был подписан Путиным. В то время не все были в этом уверены.
Затем, в 2015 году, британское общественное расследование заслушало драматические научные и полицейские доказательства. Двое убийц — Андрей Луговой и Дмитрий Ковтун, с которым я встречался в Москве, — оставили за собой разветвленный полониевый след. Путин и его глава ФСБ "вероятно" одобрили этот ужасный план, постановил судья. В 2016 году я написал об этом деле книгу "Очень дорогой яд".
Литвиненко, как выяснилось, был не одинок. В 2018 году два полковника, работавшие на ГРУ, российскую военную разведку, отправились из Москвы в Солсбери. Там они отравили Сергея Скрипаля, бывшего офицера ГРУ, ставшего сотрудником MI6. В 2020 году другая группа под прикрытием — на этот раз ФСБ, выполнявшая задание в Сибири, — нанесла "Новичок" на трусы Навального.
Теперь не остается сомнений в том, что Путин санкционирует эти экстравагантные убийства, как дома, так и за рубежом. Яд — излюбленный инструмент государственного террора, как это было во времена Сталина. Он используется для того, чтобы послать сигнал внешним и внутренним врагам, а в основе этих ударов лежит своего рода доктрина: Россия ведет скрытную войну со своими "врагами".
Драматические личности, с которыми мы встречаемся в "Государстве мафии", пережили разные судьбы. Когда я беседовал с ним в 2011 году, Навальный был начинающим оппозиционером; сейчас он всемирно известен, а президент США Джо Байден призвал освободить его. Уильям Бернс, посол США в Москве и автор серии блестящих дипломатических депеш, с тех пор стал директором ЦРУ.
Некоторые интервьюируемые — это призраки, просто воспоминания. В 2009 году я провел день с Борисом Немцовым в курортном городе Сочи; шесть лет спустя он был застрелен возле Кремля. Борис Березовский был найден повешенным в особняке своей бывшей жены в Беркшире. Самоубийство или нечестная игра? Его друзья считают, что это было последнее. Критики, включая Гарри Каспарова и Михаила Ходорковского, покинули Россию.
Тем временем подробности о личном богатстве Путина просочились в публичную сферу. Пока я был в Москве, эту историю было трудно доказать. По слухам, ходившим изнутри президентской администрации, Путин был самым богатым человеком в мире, а его богатство хранилось через ряд олигархов и доверенных лиц. Тогда эта цифра — почти наверняка заниженная — составляла 40 миллиардов долларов.
В 2016 году я был частью команды журналистов-расследователей, которые изучали скрытые материалы: "Панамские документы". Мы обнаружили след из кредитов и офшорных сделок на сумму 2 миллиарда долларов, ведущий к другу Путина Сергею Ролдугину. В этих данных также фигурировали высокопоставленные кремлевские деятели. Тем временем Казначейство США подтвердило то, что мы подозревали: российский президент получал выгоду от Gunvor, таинственного швейцарского нефтетрейдера.
В том же году Россия предприняла беспрецедентную попытку вмешаться в президентские выборы в США. Она рассчитала, что Дональд Трамп — кандидат, который лучше всего подходит для подрыва и дискредитации американской демократии. Путин не изобретал многочисленные социальные и расовые расколы в США, но, в классическом стиле КГБ, он стремился использовать их в суверенных интересах России.
СССР традиционно пытался подорвать своих капиталистических конкурентов, поддерживая зарубежные коммунистические партии. В наши дни Путин предпочитает популистские ультраправые. В Европе Москва поддерживала политиков, выступающих против Европейского союза; в Великобритании сотрудники ее разведки взаимодействовали с ключевыми фигурами, выступавшими за Brexit, в преддверии референдума 2016 года.
За последнее десятилетие ревизионистские тенденции России в отношении внешней политики стали очевидны. В этой книге я рассказываю о вторжении Москвы в Грузию в августе 2008 года — жестоком уроке региональной геополитики. Вскоре после этого я отправился в Крым. Полуостров, входящий в состав Украины, "может стать следующей целью российских амбиций", писал я.
В то время я считал этот сценарий надуманным, но оказалось, что я был прозорлив. В 2014 году Путин аннексировал Крым и развязал кровавую войну на востоке страны. "Преступление" Украины заключалось в том, что она пыталась вырваться из тисков "большого брата" России. Кремль продолжает утверждать, что у него есть "привилегированные интересы" в постсоветском "ближнем зарубежье", а также на далеких континентах, как и подобает великой державе.
По мере того как режим становится все более серым, а легитимность Путина исчезает, два проекта, похоже, определяют ободренную Россию XXI века. Один из них — публичный: это шумный антизападный национализм. Другой — частный: он включает в себя разворовывание государственных ресурсов и — все чаще — завещание этих награбленных денег следующему поколению. Для Путина и его клана реальный приоритет — второй.
Герои этой истории — сами россияне: смелые правозащитники, журналисты и политические активисты, которые противостоят режиму. В 2021 году решение Навального прилететь в Россию из Берлина, зная, что по возвращении ему грозит арест и тюремное заключение, стало актом исторического мужества. Он назвал Путина "маленьким вороватым человечком в бункере". Эта шутка работает, потому что она правдива.
Спустя десять лет я все еще скучаю по Москве — по крепкой дружбе, богатой литературной и интеллектуальной традиции, несгибаемому духу простых россиян, вечеринкам и водке допоздна — и по нашему дачному дому с его сказочной фиолетовой крышей и садом. Летом я сидел под березой, на столе стояла ваза с ландышами, и читал русских писателей-эмигрантов.
Когда-нибудь я надеюсь вернуться.
Февраль 2021 года
ПРОЛОГ. Вторжение
Квартира 49-50, дом 8, Пятый Войковский проезд, Войковская, Москва
28 апреля 2007
Преследования сотрудников посольства существенно участились в последние несколько месяцев, достигнув такого уровня, которого не наблюдалось уже в течение многих лет. Персонал посольства пострадал от клеветнических выпадов в прессе. Члены семьи работников посольства стали жертвами психологического террора после заявлений о том, что их супруги — сотрудники Правительства Соединенных Штатов (United States Government) — погибли в результате несчастных случаев. Вторжения в дома стали более привычными и наглыми, и действия против наших сотрудников в России набирают обороты. Мы не сомневаемся, что эти действия инициированы ФСБ.
Джон Байерли, посол США в Москве, конфиденциально
Телеграмма в Государственный департамент, 9 ноября 2009
Кто-то вломился в мою квартиру. Через три месяца после прибытия в Россию в качестве нового шефа бюро Guardian в Москве я возвращаюсь домой со званого ужина. Уже поздно. Я поворачиваю ключ. Вначале все кажется обычным. Детская одежда лежит в коридоре, на полу гостиной в кучу свалены книги, — уютный беспорядок семейной жизни. А потом я замечаю. Есть одна странная деталь. Окно в комнате моего сына распахнуто настежь.
Я уверен, что окно было закрыто в момент, когда я, пятью часами ранее, покинул квартиру в компании двух своих детей. Мы живем на десятом этаже уродливой башни из оранжевого кирпича в одном из кварталов застройки посткоммунистической эпохи. Окна выходят на парк с березками и густыми изумрудными елками — московская окраина, район Войковской. Окна у нас обычно закрыты. Слишком очевидна опасность того, что ребенок может выпасть наружу. Чтобы открыть окно, нужно на девяносто градусов повернуть белую пластиковую ручку. И там две таких ручки. И это можно сделать только изнутри — окно не могло быть распахнуто ветром.
Но окно распахнуто — дерзко, демонстративно, словно это вызов. «К нам что, приходили воры?» — спрашивает мой шестилетний сын, высовываясь из окна и глядя вниз, на холодный двор в ста метрах под нами. Вполне резонный вопрос. От его кровати до окна — один маленький шаг. «Не знаю, — отвечаю я. — Загадка какая-то. Вероятно, кто-то забрался по внешней стене. Может, Спайдермен». В свободной комнате, где хранится никем не используемый велотренажер и увядший комнатный цветок, я обнаруживаю кассету — она шипит, вставленная в проигрыватель. Это не я ее поставил. Моя жена Фиби Таплин уехала на выходные. Значит, тут побывал кто-то еще.
Несколькими часами позже я, пытаясь подавить чувство — чего? — ужаса, тревоги, недоверия, растерянности, даже некой ярости, скрытого гнева — просыпаюсь. Где-то в глубине квартиры надрывается будильник. Звук незнакомый. Я захожу в гостиную и включаю свет. Часы — оставшиеся от моего русского арендодателя Вадима, который выехал двумя неделями ранее — громко пикают. Я выключаю их наощупь. Я их не заводил. Их завел кто-то чужой — поставил на 4.10 утра. Я смотрю на дату. Сегодня 29 апреля 2007 года. Я возвращаюсь в кровать. Беспокойно сплю.
Понятно, что это не обычное вторжение. Ничего не пропало, ничего не повреждено. Несколько тысяч долларов, небрежно закинутые в кухонный ящик, лежат нетронутыми по соседству с венчиком для взбивания яиц. (Это деньги за следующий месяц аренды. Через двадцать лет после эры коммунизма и заявленного окончания холодной войны Россия все еще практикует расчет наличными. Предпочитаемая валюта — доллары, хотя принимаются и евро). Вадим в число подозреваемых не входит — у него были бы корыстные мотивы.
Кажется, цель у взломщиков только одна — продемонстрировать свое присутствие и, видимо, донести до меня, что, если захотят, они могут вернуться в любой момент. Они совершенно точно вошли через дверь. Кажется, замки для них проблемы не представляют. Они открыли окно, завели будильник и, вероятно, установили жучки. А затем ушли. Не могу избавиться от мысли о том, что звукозаписывающее устройство они могли спрятать в нашей спальне. Но я не хочу об этом думать.
Нетрудно расшифровать мрачный символизм этого распахнутого окна: будь осторожен, иначе твои дети выпадут наружу. Для ребенка падение с десятого этажа будет смертельным. Миссия выполнена: эти мужчины — я полагаю, что тут побывали мужчины — исчезли, словно призраки.
Я оказался в новом мире. В месте, где играют по неведомым правилам, окруженный невидимыми врагами. Мне не хватает слов, чтобы описать произошедшее с нами: ограбление с взломом, вторжение, незаконное проникновение? Кажется, мы стали объектами страшной психологической игры, мрачного эксперимента с человеческими душами. Нашими душами. Я прижимаю к себе сына. Но кто были эти призраки? Кто их послал?
ГЛАВА 1. Щит и меч
Комната 306, Следственное управление ФСБ, тюрьма Лефортово, Москва
23 мая 2007 года
Свобода слова, свобода совести, свобода средств массовой информации, права собственности — эти основополагающие элементы цивилизованного общества будут надежно защищены государством.
Исполняющий обязанности Президента Владимир Путин, 31 декабря 1999 года
На самом деле я вполне понимаю, откуда взялись эти призраки — или, по крайней мере, я знаю, что за ведомство отправило их ко мне. Пятнадцатью днями ранее, 13 апреля 2007 года, проживающий в Лондоне российский олигарх и критик Кремля Борис Березовский дал интервью моей газете Guardian, в котором призвал к насильственному свержению путинского режима. Мое имя стояло на первой полосе Guardian, по соседству с именами моих лондонских коллег; я, насколько будет известно бдительным российским спецслужбам, играю по правилам. Но с этого момента российская Федеральная служба безопасности, или ФСБ — главный наследник КГБ, — проявляет ко мне острый интерес.
Спустя три недели после выхода в печать интервью Guardian с Березовским я получаю странный телефонный звонок. Это ФСБ. Меня хотят видеть. История произвела фурор в России. О ней говорят в выпусках правительственных каналов — «Первого» и «России» — которые обычно показывают Путина в каждом своем выпуске. Следуют яростные комментарии в желтых таблоидах, содержание которых описывается — как мне кажется, довольно точно — фразой «Путин плюс сиськи». Репортаж Guardian разбудил даже российских парламентариев из обычно хранящей молчание Думы — те потребовали экстрадиции Березовского из Британии, где он прятался с 2003 года. Впрочем, на это требование британская система правосудия перманентно отвечала отказом.
В мае 2007 года ФСБ начинает уголовное расследование в связи со статьей в Guardian. Генпрокурор России Юрий Чайка уже вменил Березовскому мошенничество, обвинив его в хищении четырех миллионов фунтов у российской государственной авиакомпании «Аэрофлот». Очевидно, что дополнительные уголовные обвинения лишь укрепят прокурорское дело и могут поставить в неловкое положение Британское правительство — одного из самых нелюбимых европейских партнеров России.
Человек из ФСБ, позвонивший мне на работу, не представляется.
— Вы должны к нам приехать, — говорит он. Он вежлив, но непоколебим. В этом чувствуется некая скрытая угроза. Он поясняет, что меня вызывают как свидетеля по уголовному делу Березовского, и мне необходимо отчитаться непосредственно перед ФСБ. Вот наша беседа. Переводит моя помощница Юлия Молодцова (в те дни я еще плохо говорил по-русски):
Юлия: Значит, вы хотите допросить Люка Хардинга как свидетеля по уголовному делу? Нам нужен номер этого дела, чтобы проинформировать правовой отдел в Лондоне.
Офицер: Номер 432801.
Юлия: Необходимы подробности.
Офицер: Мы все расскажем на месте.
Юлия: Вы можете сказать, что это за расследование, кто его ведет?
Офицер: Нет, это секретная информация. Когда ваш свидетель прибудет к нам, мы расскажем ему ровно столько, сколько ему положено знать.
На этом моменте офицер переключает свое внимание на Юлию. По его определенно зловещему тону без труда можно понять, что ему известно, кто она такая.
Офицер: Я прекрасно понимаю. Вы, как мне известно, Юлия Владимировна?
Юлия: Нет, не Владимировна.
Офицер: Ваша фамилия Молодцова?
Юлия: Юлия Сергеевна.
Офицер: Юлия Сергеевна, не могли бы вы попросить вашего шефа выбрать время на следующей неделе, со среды по пятницу, чтобы приехать к нам? Он приглашается как свидетель.
Я поясняю, что распечатка интервью с Березовским доступна на сайте Guardian и что добавить мне к этому почти нечего. Моя собственная роль в истории с Березовским более чем скромна, говорю я. Я просто позвонил кремлевскому представителю Дмитрию Пескову, который владеет английским и обладает хорошими манерами, и спросил его, какова была реакция. И это — абсолютная правда. Но это дела не меняет.
— Вы должны к нам приехать, — говорит он. — Полагаю, стоит взять с собой адвоката.
Контора также присылает письмо на русском:
Федеральная служба безопасности
Российская Федерация
Следственное управление
04.05.07 № 6/2-1053
Главе Московского бюро Guardian
123056, Москва, Грузинский переулок, 3, 75-76
Следственное управление Федеральной службы безопасности Российской Федерации проводит расследование в отношении дела № 432801 Березовского Б.А., которому вменяются действия, направленные на захват власти в России, что является уголовным преступлением, согласно статье 278 Уголовного кодекса Российской Федерации.
13 апреля 2007 года газета Guardian опубликовала статью «Я готовлю новую революцию в России», авторами которой являются Йен Кобейн, Мэтью Тэйлор и Люк Хардинг. В этой статье содержится информация по захвату государственной власти в России.
В отношении вышеизложенного и в соответствии с частью 4 статьи 21 Уголовного кодекса Российской Федерации мы просим сообщить нам следующее (адрес: 111116, Энергетическая улица, 3а):
Где, когда, при каких обстоятельствах и по чьей инициативе проходило интервью с Березовским?
Кто присутствовал при этом интервью?
Велась ли запись интервью с использованием технических средств? Если да, то какое оборудование использовалось и сохранилась ли запись?
Главный следователь по делам особой важности
Следственного управления Федеральной службы безопасности России,
Майор ФСБ А.В.Кузьмин (Андрей Вячеславович Кузьмин)
Через три недели после этого звонка я стою у Лефортовской тюрьмы — это тусклое желтое трехэтажное здание, огороженное колючей проволокой, расположено неподалеку от центра Москвы и от прелестного зеленого парка. В эпоху Петра Великого здесь находился иностранный квартал, где юный царь устраивал попойки вместе со своим швейцарским торговым партнером, другом и наставником Францем Лефортом. Тюрьма была заложена в 1881 году, в нее отправляли царских преступников. Во времена коммунистов Лефортово стало наиболее печально известным центром задержаний. Именно сюда на допросы привозили тех, кто оскорблял государство — их помещали в «психические камеры».
Среди бывших ее заключенных — компания знаменитостей. В тридцатые «враги государства» — такие, как Евгения Гинзбург — содержались здесь перед высылкой в лагеря Сибири. Позже в число местных обитателей вошел советский диссидент Владимир Буковский, ныне проживающий в Британии. Писатель Александр Солженицын писал о Лефортово в своем «Архипелаге ГУЛАГ». Он описывал «психические камеры» — к примеру, камеру № 3. Она была «окрашенная в черный цвет… и тоже с круглосуточной двадцативаттной лампочкой, а остальное — как в каждой лефортовской: асфальтовый пол, кран отопления в коридоре, в руках надзирателя». Со стороны соседнего ЦАГИ доносится «многочасовой раздирающий рев», «рев, от которого миска с кружкой, вибрируя, съезжает со стола». Еще одним узником стал Александр Литвиненко, в 1999 году он провел здесь восемь месяцев — а затем сбежал в Британию. Литвиненко был на короткой ноге с директором Лефортовской тюрьмы; он поддерживал себя в форме, неистово занимаясь в камере физическими упражнениями. Литвиненко терпеть не мог сигаретный дым — ФСБ подселило к нему соседа-осведомителя, заядлого курильщика.
Лефортово — не то место, где обычно принимают журналистов, особенно иностранных. Тюрьма на Энергетической улице не обозначена ни на одной карте. Она спрятана за колонной скучных жилых зданий. Во дворе растет одинокий платан. Мы стоим там с моим адвокатом Гари Мирзояном, ветераном московского круга адвокатов по уголовным делам, и вдруг выходит солнце. Мне становится легче. Ощущения совершенно абсурдные. Я щурюсь на солнце и жду встречи с ФСБ, организацией, которой положено существовать, как какому-то ночному грызуну, в темноте. Мы звоним А.В. Кузьмину, майору, который нас вызвал, он готов нас принять.
Гари жмет на входной звонок. Огромная железная дверь распахивается. Внутри находится комната ожидания — унылая, пустая и явно лишенная стульев или столов — к ней прилегает маленькая стойка. Сама стойка скрыта за зеркальной стеной: дежурный офицер нас видит, а мы его нет. Хотя это не совсем правда — быстро появляется и исчезает чья-то рука без тела. Эта рука забирает у меня паспорт и телефон, я замечаю, что на руке растут волосы. Я прошу вернуть мобильный — бессмысленная просьба; я сильно подозреваю, что в нем уже установлены жучки. Хозяин руки соглашается. «Хорошо» — говорит он. Рука возвращает телефон. Гари выскакивает на улицу, прячет телефон в машине. Проходит пять минут. Нам разрешают подняться наверх — по коридору, устланному вытертым красно-зеленым ковром. Мы заходим в странный лифт в викторианском стиле. Он оборудован старомодными тюремными решетками — это фактически движущаяся клетка. Кажется, он опускает нас в глубины Лефортово, внутреннюю тюрьму в форме буквы К, где содержат нескольких заключенных, в основном политических. Олигарх Михаил Ходорковский — когда-то самый богатый человек России — сидел в этом подземелье после ареста в 2003 году до тех пор, пока ему не вынесли политически мотивированный приговор за мошенничество и не отправили на зону — возникает аналогия с декабристами, которые бунтовали против Николая Первого и были сосланы в Сибирь.
Старомодные видеокамеры записывают наши перемещения по лестницам, вдоль коридора тянутся однотипные и безликие деревянные двери. Атмосферой скрытой угрозы и мрака Лефортово очень напоминает берлинскую штаб-квартиру Штази — тайной полиции Восточной Германии. Если что-то и изменилось с советских времен, то я не этого замечаю. Мы подходим к кабинету 306 и стучим. Майор Кузьмин отвечает. Приглашает пройти внутрь. К моему удивлению, он оказывается молодым — около 29-30 лет, на нем темно-оливковая форма ФСБ. У него светлые волосы, короткая стрижка, у него непроницаемое лицо, он вежлив и приятен. Я ожидал увидеть человека постарше.
Тот факт, что ему поручено — по приказу администрации Президента — расследование дела Березовского, предполагает, что он стремительно поднимается по карьерной лестнице в ФСБ. Его кабинет не говорит ни о чем — нет фотографий семьи, пара крошечных горшков с папоротником возвышается на шкафу — единственный намек на что-то человеческое. На столе стоит бутылка с газированной водой и три стакана с гравировкой «ЧК-ОГПУ-КГБ-ФСБ», начальными буквами тайных шпионских организаций России, начиная с «ЧеКа», первой тайной полиции коммунистов, основанной в 1917 году Феликсом Дзержинским, большевиком-фанатиком и другом Ленина.
Эти буквы намекают на некое тайное братство — осеняет меня — и на преемственность методов и традиций. Несмотря на крах коммунизма, ФСБ явно видит себя продолжателем священной миссии КГБ — защищать государство и уничтожать его врагов.
Кузьмин приступает. На его столе лежит цветная фотокопия высокого качества — это первая полоса Guardian с Березовским. Он кидает ее мне. Говорит по-русски.
— Вы можете подтвердить свою личность?
— Люк Дэниэл Хардинг, — говорю я.
— Сколько времени вы провели в Москве?
— Четыре месяца.
— Какой вы посещали университет?
— Оксфордский.
— Женаты?
— Да.
— Вы можете рассказать, при каких обстоятельствах проходило ваше интервью с Березовским?
— Это было в Лондоне.
— Откуда вам это известно?
— Мне сообщил об этом наш правовой отдел. Вы прекрасно знаете, что я не встречался с Березовским.
— А кассета с записью его комментариев подлинная?
— Насколько я знаю, да.
И так далее. Его вопросы удивительно бессмысленны. Вначале кажется, что это на самом деле не допрос, а необходимая бюрократическая процедура, придуманная для того, чтобы официально вписать мою скромную роль в драму с Березовским. И только потом до меня вдруг доходит, что смысл этих официальных допросов — не раскрыть преступление, а в том, чтобы меня запугать. Абсурдные вопросы Кузьмина и мои на них ответы — это просчитанная несуразица. Его фактическая цель — пробудить чувство беспомощности, замешательства и даже страха в человеке, которого ФСБ на данном этапе сочло условным «врагом». Тактика определенно работала в прошлом. Моя команда юристов — подобранная с большим трудом, поскольку ни одна из московских юридических контор не хотела связываться с делом Березовского — посоветовала отвечать кратко. Кузьмин двумя пальцами впечатывает мои ответы в компьютер на столе. Кажется, он удовлетворен моими скудными репликами.
Конечно, я понимаю, что он знает все ответы заранее. На тот момент сотрудники ФСБ уже успели вломиться в мою квартиру, поставить на прослушивание мой телефон и взломать мою электронную почту. Теперь их мало чем можно удивить. Поскольку против меня возбуждено официальное расследование, их действия могут быть даже «законными» — хотя законность не имеет особого значения в государстве, которое использует политически лояльные суды для удовлетворения своих желаний. Через 55 минут Кузьмин объявляет, что наше интервью окончено. 11.10 утра. Он протягивает мне протокол допроса свидетеля. Я подписываю. Атмосфера в кабинете стала сонной и душной. Я не слышу никакого шума — ни шагов снаружи, ни, естественно, смеха, только странная, неуютная тишина заполняет темные коридоры Лефортово. Я хочу пить. Но я решаю не прикасаться к газированной воде, опасаясь — беспричинно, конечно — что в нее что-нибудь подмешали.
В какой-то момент мне хочется задать Кузьмину и свои вопросы. В основном следующего характера: это вы заказали вторжение в мою квартиру? Кого вы отправили? Стоит ли жучок в моей спальне? Есть ли у вас у самого дети? Кузьмин ведет себя по-деловому. Он пожимает мне руку. Он даже вручает мне сувенир. Календарь ФСБ на 2007 год. Без фотографий — это не в стиле ФСБ. Только слова «Следственное управление, Лефортовская тюрьма» красуются над месяцами года — четкие серебряные прописные буквы на темно-пурпурном фоне. Также на календаре изображен герб ФСБ — алые щит и меч на фоне двуглавого орла Романовых. Щит и меч снова отсылают нас к КГБ, имперский орел Российской Федерации заменил серп и молот. Судя по геральдике, организация видит свою миссию не менее великой, чем миссия ордена рыцарей-тамплиеров или масонов.
Я возвращаюсь на обветшалую офисную кухню и насыпаю себе крыжовника. Этот крыжовник входит в число сезонных фруктов, которыми торгуют babushkas — пожилые леди, что стоят рядом с метро. Еще они продают женские кофты, кожаные перчатки и теплые носки. Я вешаю календарь в нашем маленьком коридоре рядом с кухней. Может, этот календарь защитит меня в следующие месяцы. Похоже, защита мне понадобится.
Владимир Путин сменил Бориса Ельцина в 2000 году. И весьма быстро построил неосоветскую Россию. ФСБ получило исключительную власть в стране — это огромная, секретная, щедро спонсируемая организация, действующая в рамках закона в соответствии со своими (также тайными) правилами. После развала СССР КГБ растворилось. Но не исчезло — просто обрело новое имя. В 1995 году большая часть операций КГБ была передана новой ФСБ. ФСБ — главное внутреннее шпионское агентство России и организация по обеспечению государственной безопасности. Номинально она выполняет те же функции, что и ФБР, и прочие западные правоохранительные учреждения — уголовное преследование, организованная преступность и контртерроризм. Но наиболее важная работа — это контрразведка.
В число противников организации входит крошечная разрозненная группа оппозиционных политиков России, которая останется на обочине общественной жизни до самого момента массовых протестов против Путина в 2011 году. Активисты, выступающие за права человека, работники иностранных НКО и амбициозные магнаты типа Ходорковского, который отказался играть по правилам путинского режима — эти правила обязывали его подчиняться государству и не лезть в политику. Иностранные дипломаты, особенно американские и британские. И также, кажется, некоторые назойливые западные журналисты.
Но основная опасность заключается в том, что в число противников входят и предатели. Мне это кажется очевидным — и, как говорят некоторые дипломатические источники США, для правительств США и Британии это так же очевидно — ФСБ даже рискнуло ввязаться в убийство Литвиненко, российского диссидента, в Лондоне. Литвиненко умер в лондонской больнице в ноябре 2006 года, через три недели после того, как сделал несколько глотков из чашки с зеленым чаем, отравленным радиоактивным полонием-210. Литвиненко — бывший офицер ФСБ. Как и его предполагаемый убийца Андрей Луговой.
К моменту убийства Литвиненко бывшие агенты КГБ — часть влиятельной группы офицеров из разведывательных или военных частей, известная как siloviki — заняла ключевые позиции в путинском Кремле. Путин ушел в отставку как агент КГБ в 1991 году. Его собственная карьера в КГБ непримечательна. Он дослужил до звания подполковника, работая в иностранном разведывательном управлении КГБ. Крах советского блока застал его в скучном восточногерманском городе Дрезден, где он тайно собирал сведения в качестве сотрудника советского института культуры.
Очевидно, подполковник Путин совершил несколько грубых ошибок. Его отозвали из Дрездена и перевели на должность помощника заместителя ректора Ленинградского университета. Странное и позорное понижение. Однако именно в тот момент Путину улыбнулась фортуна. Он начал работать у Анатолия Собчака, либерального мэра Санкт-Петербурга, яростного противника КГБ и одного из ведущих российских демократов. Путин процветал.
К 1999 году он стал директором ФСБ. Летом 1999 года президент Ельцин выбрал никому не известного Путина на должность премьер-министра — который всего через несколько месяцев станет президентским преемником. В должности президента он стал продвигать доверенных людей — членов службы безопасности России — на государственные должности в российских провинциях, на позиции министров, на руководящие места в государственных компаниях. Бывшие путинские друзья-шпионы из Санкт-Петербурга теперь правили страной, хоть и мало разбирались в экономических вопросах. Затем КГБ вернулось.
Однако кое-что существенно поменялось. Как замечают журналисты Андрей Солдатов и Ирина Бороган, КГБ советской эпохи подчинялся политической воле коммунистической партии. Партия держала под контролем каждое управление, подразделение и отдел КГБ. Напротив, ФСБ является «недосягаемой для какого бы то ни было контроля со стороны общественности и парламента», — пишут они. Служба получила невероятную автономию и свободу — вплоть до планирования и осуществления убийств за границей предполагаемых кремлевских врагов.
Солдатов и Бороган назвали свое исследование о ФСБ и воссоздании секретных служб при Путине 2010 года «Новым дворянством». Уместное название. Фраза заимствована из речи Николая Патрушева, который в 1999 году сменил Путина на должности главы ФСБ. Оно намекает на огромное влияние и богатство, накопленное призрачными слугами ведомства. ФСБ отличается от своих западных аналогов и своего непосредственного предшественника, советской секретной службы. «Во многом ФСБ больше всего напоминает беспощадные «мухабараты» — спецслужбы в арабских странах Ближнего Востока: она занята защитой авторитарного режима, подотчетна только высшей власти, непроницаема, коррумпирована, использует жесткие и жестокие меры в борьбе с теми, кого подозревает в терроризме или инакомыслии», — пишут авторы, ставшие впоследствии хорошими друзьями.
В кулуарах дипломаты США проводят другую аналогию. Они сравнивают ведомство с русской дореволюционной секретной полицией. В секретной телеграмме 2009 года главе ФБР Роберту С. Мюллеру перед его визитом в Москву посол США Джон Байерли сравнивает ФСБ с секретными агентами, которые когда-то работали на Российскую империю. Имперский предшественник ФСБ отвечал за борьбу с левым крылом революционеров и за политический террор. Тактика включала использование тайных агентов и секретные операции. «Несмотря на перемены, произошедшие с момента коллапса СССР, российский секретные службы более напоминают модель царской эпохи «Охранка» (тайная полиция), нежели западные правоохранительные институты», — заявляет Байерли в ФБР.
Байерли также говорит о двух других действующих ведомствах, отвечающих за государственную безопасность: СВР — Службе внешней разведки РФ — и МВД, Министерстве внутренних дел, в чьем распоряжении имеется более 190 000 солдат, обеспечивающих внутреннюю безопасность. Все три ведомства втянуты в кремлевские политические баталии, — говорит он, — и часто соперничают в борьбе за влияние, «и порой тайные конфликты случайно выплывают на поверхность». Их энтузиазм в отношении расследований непосредственно обусловлен политическими факторами. Все они используют суды как оружие против политических врагов.
Однако их главная цель — защищать правящую российскую элиту. Эта задача становится более сложной ввиду прозападных «цветных революций» в Грузии и на Украине. Байерли верно указывает на то, что службы безопасности обвиняют США и другие западные государства в подстрекании к демонстрациям и свержении — в 2003 и в 2004 годах соответственно — правящей верхушки в Тбилиси и в Киеве. «Обеспечение госбезопасности остается основной обязанностью агентств, и все три организации тратят массу внимания и средств на контрразведку и внутреннюю разведывательную работу», — передает Байерли в Вашингтон.
Учитывая прошлое Путина в КГБ, неудивительно, что он перестроил правительство по знакомому шаблону. Социологи говорят, что в 2003 году число кремлевских чиновников, сделавших военную карьеру или карьеру в секретной службе, было равно 25%. К 2007 оно выросло до 42%. И эта цифра включает только известных бывших агентов. Мы не считаем тех, чья деятельность в КГБ скрывалась за «легендой» — вымышленной историей, которую шпион предъявляет внешнему миру. В 2006 году количество аффилированных silovikov — включая официальных и неофициальных агентов — достигло впечатляющих 77%. За последнее десятилетие ФСБ взяла на себя новые обязанности. Бюджет вырос. Истинный масштаб ведомства — тщательно охраняемая государственная тайна. Но Солдатов и Бороган говорят о том, что сейчас в распоряжении ФСБ имеется более 200 000 агентов. В феврале 2010 года министр обороны США Роберт Гейтс замечает, что демократия в России практически умерла. Вместо этого страна превратилась в «олигархию, управляемую службами безопасности».
Заместитель Байерли Эрик Рубин в другой депеше обращает внимание на идеологическую основу ФСБ. Он описывает руководителей современных служб безопасности России как «прагматичных и бескомпромиссных»:
«Они разделяют принципы советской ксенофобии и недоверия Западу, рисуя США как державу, бросившую все силы на дестабилизацию России. В то же время они оценивают все преимущества, которые предлагает сотрудничество с США, что не только поможет достигнуть поставленных целей, но и укрепить международные позиции их страны».
Siloviki расценивают распад СССР как позорный проигрыш. Словами Владимира Путина — как «величайшую геополитическую катастрофу 20-го века». Их «историческая» миссия — как они себе это представляют — возродить потерянное величие России. Вернуть влияние страны на международной арене и укрепить ее растущую экономическую мощь, достигнутую вследствие невероятного скачка цен на нефть и газ в короткий период в начале 21-го столетия.
Я прибываю в Москву в январе 2007 года. В этот момент Россию нельзя назвать суперимперией, несмотря на отчаянные попытки президента Путина набрать вес на международной арене, его несомненный талант остроумно отвечать на саммитах Большой восьмерки и других встречах глав государств, что перемежается натянутыми ремарками на тему западного лицемерия и двойной игры. Критики воспринимают Россию как страну, которая практикует гражданские репрессии и представляет опасность в роли международного партнера. Правда это или нет, в одном отношении Россия находится впереди планеты всей. Она стала передовым шпионским государством мира. Ее одержимость шпионажем может достичь небывалого размаха. В декабре 2008 года законодатели Северной Осетии даже назвали пик на Кавказе в честь храбрых русских шпионов. Ранее безымянная гора высотой 3269 метров на Суганском хребте, что недалеко от границы с Грузией, теперь называется Пиком российских контрразведчиков.
Вызовы в Лефортово — один из внешних атрибутов моей странной новой жизни в Москве. Прочее — незаметно и неприятно: омерзительная официальная слежка со стороны государства, которое без зазрения совести роется в моей переписке, начиненные жучками телефоны, вторжение в мою частную жизнь. Буквально через несколько часов после публикации в Guardian статьи о Березовском кто-то взломал мою электронную почту. Письма с пометкой «Березовский» загадочным образом снова появляются в папке «Входящие», чтобы через минуту исчезнуть. Кто-то еще, заявляющий, что он из Администрации президента, звонит, требуя предоставить ему мой личный номер мобильного. Я говорю, чтобы звонили в офис. Женщина средних лет, в гражданской одежде и, как я замечаю, с некрасивой прической в стиле семидесятых, звонит в домофон на Войковской в семь утра. Я не впускаю ее. Но она все равно пробирается на десятый этаж и колотит в дверь. Я открываю дверь. Она пристально смотрит на меня и уходит.
Есть и другие примеры таких жутких, практически сюрреалистичных эпизодов. 15 апреля 2007 года я улетаю из Москвы в Лондон посемейным обстоятельствам — на похороны. Я прохожу последний досмотр. Я собираюсь забрать ремень и ноутбук, и тут кто-то больно ударяет меня сзади по левому плечу. Я оборачиваюсь. Передо мной — молодой человек с прилизанными назад волосами, в кожаной куртке — по этому наряду можно безошибочно определить униформу шпиона КГБ. Он глупо ухмыляется. «У вас что-то на пиджаке», — говорит он по-английски с сильным русским акцентом. «Ничего там нет», — раздраженно отвечаю я. Парень кивает, проскальзывает вперед очереди и исчезает. Я ищу его в самолете, но не нахожу.
После взлета я пробираюсь в туалет «Аэрофлота». Снимаю пиджак и рубашку. Сморю на плечо. Ничего нет. По крайней мере, я ничего не вижу. При этом я не знаю, как выглядят звукозаписывающие или отслеживающие устройства. Очутившись несколькими днями позже в Москве, я ощущаю на себе всю прелесть старомодных методов слежки КГБ. Мы встречаемся с московским корреспондентом BBC — очаровательным Ричардом Галпином — пропустить по рюмочке, мы договариваемся пересечься в пабе «Уинстон Черчилль» на «Соколе», на окраине недалеко от моего московского дома. Опасаясь нежелательной компании, мы встречаемся на улице и вместо паба направляемся в ближайшее московское кафе.
Мы сидим в подвальном помещении. В кафе никого нет. Мы — единственные посетители. Спустя двадцать минут появляются двое в кожаных куртках. Похоже, начинающие агенты. Один из них задает вежливый вопрос — Можно? — и присаживается рядом со мной на деревянную скамейку. Его бедро — в дюйме от моего. Он кладет рядом с нами сумку, в которой, я полагаю, спрятано прослушивающее устройство. В роли тайных агентов эта парочка представляется мне наиболее нелепой за всю историю спецслужб, они больше похожи на инспектора Жака Клозе, нежели на парней из КГБ. И только потом я узнаю, что таким агентам поручается вести «демонстративную слежку». Их цель — не сбор разведданных, а назойливое поведение и причинение неудобств. Мы с Ричардом смеемся, платим по счету и уходим, оставляя наших друзей позади. Эта встреча — практически анекдот. Но, как я думаю, возможно, эти же провинциальные амбалы вломились в нашу квартиру и распахнули окно в комнате моего сына, прозрачно намекая на долгий полет вниз.
Спустя несколько дней я сижу в уютной переговорной на верхнем этаже Британского посольства в Москве. Эта комната отличается от прочих помещений посольства одной очень важной деталью — ее не существует. По крайней мере, официально. Офицер безопасности посольства дружелюбно улыбается, рядом с ним — заместитель посла Великобритании в Москве Шон МакЛеод. Перед тем, как войти, я торжественно выкладываю мобильный в наружном кабинете.
— Этот зал — единственный отсек посольства Ее Величества в Москве, не начиненный жучками, — грустно поясняет офицер. — В любом другом месте не так безопасно, — признается он.
Внутри эта комната больше похожа на музыкальную студию — обитые звуконепроницаемые стены, длинный стол для переговоров, стулья и большая карта Российской Федерации. Напоминает зал для экстренных совещаний, знакомый поклонникам сериала «Доктор Кто». Офицер поясняет, что я не первый, кто пострадал от печально известного «взвода взломщиков» из КГБ. Его существование — московская тайна, которая известна всем вокруг, — говорит он. Ведомство проникало в квартиры прочих многочисленных западных дипломатов и местных российских работников, этот ритуал — практически неотъемлемая часть московской жизни посольства.
ФСБ ведет странную тактику. После вторжения агенты частенько выключают холодильник, опорожняют кишечник в туалете (и никогда не смывают за собой), а время от времени уносят пульт от телевизора. Несколькими неделями позже возвращают. Еще одна излюбленная тактика — подбросить какую-нибудь мелочь, не имеющую ценности — плюшевую игрушку, резинового слоника — раньше этих вещей в квартире не было. Цель — психологическое давление, они пытаются запугать жертву и, вероятно, убедить ее в том, что она медленно сходит с ума.
— Мы не говорим про это публично. Но нет — вы не сходите с ума. Нет сомнений, что ФСБ проникло в вашу квартиру. У нас уже есть толстенная папка с делами подобного рода, — говорит офицер, обозначая пальцами размер этой папки — пять-шесть дюймов. — И уж конечно, мы не поднимаем шумихи.
Офицер дает мне несколько полезных советов. Самый важный — держаться подальше от femmes fatales, говорит он — забава старая, взятая еще из букваря КГБ, но так частенько развлекаются его нынешние преемники.
— В первую очередь избегайте многочисленных московских красавиц — есть масса стрип-баров, ночных клубов и прочих соблазнов, где легко можно попасть в ловушку ФСБ.
Он подтверждает тот факт, что моя квартира оборудована жучками.
— С этим практически ничего нельзя сделать. Попытки найти или убрать жучки только спровоцирует повторное вторжение, — любезно сообщает он.
Менять замки не имеет смысла — ФСБ располагает профессионалами, которые без труда просочатся через любую дверь. Если я хочу обсудить какие-либо щекотливые вопросы, нужно писать их фломастером на бумаге. (После чего вымачивать лист бумаги и смывать в унитаз. Мы с женой практикуем такое в течение пары дней. Я даже рисую, как меня преследует зубастый мультяшный монстр — и подписываю картинку словами «Фашистское чудовище». Но общение посредством фломастера быстро утрачивает свою новизну. Вместо этого весь оставшийся период нашей московской жизни мы с Фиби обычно выходим в сад).
У офицера припасено еще несколько полезных советов. Хотя ФСБ располагает неограниченными ресурсами, в большинстве своем агенты не говорят по-английски.
— Чтобы сделать приличную аудиозапись разговора, им необходимо приблизиться к вам — приблизиться вплотную. Но агенты ФСБ не любят покидать машину и вряд ли будут следовать за вами в московском метро — хотя при желании могут. И нет причин беспокоиться по поводу этой слежки. Агентство практикует сотню различных методов.
Любимый гаджет российских служб безопасности предельно практичен: это сумка, которую ставят на стол неподалеку от места, где вы разговариваете. В итоге, как поясняет офицер, обычно команде наблюдения КГБ-ФСБ требуется двадцать минут на подготовку.
— Если надо сказать что-то важное, говорите это в первые пять минут.
Я покидаю посольство. Я отправляюсь домой. В ходе разговора кое-что прояснилось. Естественно, нет смысла искать в доме жучки. Также нет смысла жаловаться в российскую полицию по поводу вторжения в мой дом. На такую жалобу, по всей вероятности, я получу вежливый ответ от дежурного офицера — он скажет, что я страдаю паранойей. Воры, которые ничего не украли, не вписываются в их логику. Как можно жаловаться государству на вторжение, которое совершили люди, работающие на это государство и посланные этим государством?
Невидимое присутствие ФСБ продолжается, становится неотъемлемой частью моей жизни в Москве. Поздняя весна в городе сменяется жарким, липким летом. После работы я хожу окунуться в пруд позади нашей жилой башни, я бегаю среди сосен до маленькой деревянной церкви и источника, где пенсионеры наполняют бутылки святой водой и затем осторожно несут их домой. Я бегаю вдоль болотистого рва, берега которого заросли пурпурными цветами недотроги. У берегов озера неподвижно сидят рыбаки в зеленых защитных куртках, иногда им удается выловить даже маленького карпа. Неподалеку от них, под березками, собираются волейболисты.
В конце 2007 года встает лишь один политически значимый вопрос — кого выберет Владимир Путин в качестве преемника? Или же он решит, как предполагают многие, продолжать править самой большой страной мира незаконно? После восьми лет у власти и двух последовательных президентских сроков Путин, согласно Конституции России, обязан уйти.
Соперничающие кремлевские фракции — как и большинство российских избирателей — будут счастливы, если он останется у власти. Но это будет означать, что придется пожертвовать чем-то, что для Путина весьма ценно, — а именно международным уважением. Несмотря на антизападные выступления, которые в разы участились в 2007 году, Путин по-дружески общается с президентом Джорджем Бушем и другими мировыми лидерами. Неконституционный третий срок поставит его вровень с Исламом Каримовым или Нурсултаном Назарбаевым — соседствующими деспотами из Средней Азии, которые «исключительно по воле народа» сделали свое президентское правление бессрочным. Его будут сравнивать и с Александром Лукашенко, вечным авторитарным президентом соседней Беларуси, правителем настолько ужасным, что Кондолиза Райс (на тот момент — госсекретарь США) называет его последним диктатором Европы. Осенью 2007 года не только западным журналистам, но даже сотрудникам Кремля сложно понять, что происходит за его стенами.
Кампания ФСБ против меня продолжается — это проявляется в мелочах, иногда громко, иногда тихо, словно кто-то сидит в тайной комнате и жмет на кнопки, увеличивая или уменьшая масштабы преследования. У России — долгая традиция выслеживания собственных граждан; во Франции в 18 веке эта практика была названа перлюстрацией. Как указывают в секретных телеграммах дипломаты США, «печальный» обычай официального выслеживания восходит корнями к Екатерине Великой: у императрицы имелись изолированные комнаты в почтамте, отведенные для «особых нужд» и известные как «черные комнаты». «Советское правительство оказалось менее изобретательным; офицеры автоматически просматривали всю международную корреспонденцию, а специальный отдел перлюстрации располагался в здании главного центра дорожного и железнодорожного транспорта в Москве», — пишет американский дипломат Дэйв Костеланчик. То же практикуется и при Путине — в 2009 году Министерство связи России издает приказ, разрешающий восьми правоохранительным ведомствам, включая ФСБ, доступ к почте граждан и их электронной корреспонденции. В реальности эта практика стала весьма популярной.
То, что мой телефон прослушивается, в большинстве случаев не вызывает сомнений. Агенты ФСБ перекрывают линию каждый раз, когда разговор касается щекотливых тем. Упоминание слов «Березовский» или «Литвиненко» означает немедленный обрыв любого звонка. (На протяжении какого-то времени я заменяю Березовского словом «банан». Удивительно, но, кажется, прием сработал). Обсуждения кремлевской политики тоже заканчиваются плохо — обескураживающим «бип-бип» разъединенной линии.
Иногда моего невидимого слушателя — или слушателей — приводят в ярость совсем безобидные темы. Интервью в прямом эфире, в которых я рассказываю о Путине или о природе российского государства, практически всегда обрываются. Во время одной программы с Radio New Zealand линия обрывалась пять раз — это был рекорд. По этому поводу я испытываю странную гордость. Разговор оборвался, даже когда я говорил о недавней находке — превосходно сохранившемся мамонтенке, которого выкопал везунчик-оленевод в вечной мерзлоте русского арктического севера. Как разговор о вымершем шестнадцать тысяч лет назад мамонте мог угрожать безопасности российского государства? Но кто я такой, чтобы решать, что может стать препятствием на пути России к ее былому величию?
Вначале мне кажется, что мои молчаливые слушатели окажутся не живыми людьми, а компьютерной программой, которая автоматически прерывает разговор, когда произносятся определенные ключевые слова. Однако позднее я убеждаюсь в том, что эти слушатели существуют. Они реальны. Но кто они? И кто эти невидимые призраки, порхающие по нашей квартире?
В начале декабря 2007 года я назначаю встречу с Ольгой Крыштановской, ведущим российским экспертом по кремлевским элитам, научным сотрудником Института социологии РАН. Что необычно для социолога, Крыштановская дружит с обоими лагерями: у нее имеются хорошие контакты внутри Фирмы — как называет себя ФСБ, и при этом она — уважаемый академик. Я выхожу из метро «Медведково» — северная окраина Москвы — и направляюсь к дому Крыштановской.
Ольга — невысокая, полноватая женщина средних лет, на ней бордовый пиджак, очки в золотой оправе, у нее своеобразный, доброжелательный немигающий взгляд.
Сидя в ее гостиной, в ее гостевых тапочках, я расспрашиваю Крыштановскую о методах ФСБ. То, что она говорит, на многое проливает свет. Прослушивающая станция ФСБ находится где-то в Подмосковье, в области, — говорит она. Само ее существование, как и все, что связано с ведомством, — это государственная тайна. В ФСБ имеется особый отдел для слежки за иностранными дипломатами, — добавляет Крыштановская. Она полагает, что имеется и спецотдел для наблюдения за иностранными журналистами. Агенты прослушивают тех, кого им прикажут прослушивать. 24-часовая слежка — дорогое удовольствие, но в определенных случаях она оправдана, другие объекты прослушиваются лишь периодически.
Но мне интересно вот что — неужели кому-то по душе такая скучная работа? В конце концов, кому захочется выслушивать бессодержательный треп между корреспондентами Guardian и иностранным отделом в Лондоне? Или, как говорит Нил Бакли, шеф редакции Financial Times в Москве, — разговор о том, покакал ли утром его малолетний сын Александр?
— В этом особом техническом центре работают посменно. Обычно персонал выходит на восьмичасовую смену. Работа монотонная. Никакого творчества в ней нет. После каждой смены пишется отчет, — рассказывает мне Крыштановская. И добавляет, — Но их вдохновляет идея того, что они служат своей стране и защищают ее от врагов.
Патриотический инстинкт — ключевой момент. Она продолжает:
— ФСБ — очень сильная организация. Ее рекрутам льстит мысль, что они служат государству, пусть их роли и незначительны.
Обычно персонал набирают после армии — таких по-русски называют sapogi. Другие приходят из гражданской службы, их называют pidzhaki. Основное различие внутри тайного мира службы безопасности — между разведывательным и контрразведывательным управлением, говорит Крыштановская. Те, кто собирал разведданные — включая Путина и Сергея Иванова, бывшего министра обороны России — как правило, более привлекательны и гибки. Они знают иностранные языки (Путин — немецкий, Иванов — английский и шведский). Наиболее фанатичные и бескомпромиссные приходят из контрразведки, полагает Крыштановская. Этих офицеров она описывает как зомби.
— Эти люди выросли при Советском Союзе. Они — в высшей степени изоляционисты. Они ничего не знали о Западе. Им не разрешались путешествия за границу. Их вскормили на зомби-пропаганде, в результате они стали ортодоксальными фанатиками. Агенты разведки, поработавшие за границей, познали мир. Они более либеральны, более образованны и более гибки.
Крыштановская нравится мне все больше и больше. Она говорит тихо, но убедительно красноречива.
Несмотря на внутренние разногласия, ФСБ остается весьма однородной организацией — с собственным менталитетом silovikov. Что, среди прочего, означает: подозрительность во всем, убежденность, что Россия окружена злейшими врагами, мнение, что Запад и НАТО планируют ее «дестабилизацию». Если Россия не окружена врагами, то разумное объяснение существования ФСБ будет развеяно, — поясняет Крыштановская. Организация просто исчезнет в облаке дыма.
— Нет врагов — нет и КГБ.
Это многое объясняет.
В России приближаются парламентские «выборы» — они запланированы на декабрь 2007 года, и я замечаю, что список врагов Путина становится существенно длиннее. В незабываемом предвыборном выступлении на московском стадионе «Лужники» президент — в черном свитере с высоким воротником — обзывает российских демократов «шакалами». Либералы страны — это иностранные агенты, которые намерены разрушить годами создаваемую российскую стабильность, — говорит он толпе сторонников из прокремлевской партии «Единая Россия» — речь позаимствована из эпохи Сталина. Он говорит то же самое и четырьмя годами позже, когда десятки тысяч российских представителей среднего класса выходят протестовать против масштабных фальсификаций при голосовании 2011 года. Своих оппонентов он обзывает марионетками Запада, но и этого ему мало — он заявляет, что белые ленточки, которые носят демонстранты, выглядят как гондоны.
ФСБ — хороший работодатель. Членство в самом тайном из клубов дает свои преимущества, которые компенсируют смехотворную зарплату.
— Если вы работаете в ФСБ, вам не нужно беспокоиться по поводу соблюдения законов. Вы можете кого-нибудь убить, и вам за это ничего не будет, — говорит Крыштановская. Можно, будучи пьяным за рулем, сбить старушку на пешеходном переходе, можно уничтожить конкурента по бизнесу — государство всегда защитит тебя. — Неудивительно, что у людей из ФСБ — особое мироощущение. Это как быть суперменом, — говорит она.
Я расспрашиваю Крыштановскую об убийстве Александра Литвиненко в 2006 году. В частных беседах старшие чины ФСБ признавались ей, что убийство Литвиненко могло быть операцией ФСБ, говорит она. Они не испытывали никаких сожалений по поводу жертвы — он был предателем России и человеком, который заслуживал смерти — но они были разочарованы бездарным и неуклюжим выполнением операции. КГБ уничтожало врагов более эффективно и виртуозно во времена Юрия Андропова — бывшего шефа КГБ, который занял место Леонида Брежнева в 1982 году в качестве генерального секретаря Коммунистической партии СССР. Теперь Андропов весьма почитаем в кругах секретных служб — он был самым бескомпромиссным борцом, о нем упоминается в путинской пропагандистской кампании. В Московской академии ФСБ учреждена стипендия имени Андропова. В качестве посмертной реабилитации Андропова в 1999 году Путин восстанавливает мемориальную доску с именем лидера КГБ на Лубянке, мрачной московской штаб-квартире ФСБ.
— Мои друзья из ФСБ сказали, что это (неумелое убийство Литвиненко) никогда бы не случилось при Андропове, — говорит Крыштановская. — Они сказали, что в те дни КГБ осуществляло такие убийства более профессионально.
Я прощаюсь с ней. На пороге я возвращаю ей гостевые тапочки. Она дает мне еще один совет.
— Будьте осторожны, — говорит она.
— Почему?
— Потому что вы — враг Путина, — отвечает она, словно это — неоспоримый факт.
ГЛАВА 2. След денег
Кафе «Академия», ул. Большая Бронная, Москва
17 декабря 2007 года
Что делать, если хочется понять всю глубину путинского режима? … Обратитесь лучше к беллетристике, выбирайте автора Марио Пьюзо и покупайте сразу все, что найдете.
Гарри Каспаров
Кафе «Академия» находится в пяти минутах ходьбы от московской Пушкинской площади. Весьма приятное место для встреч. Стройные девицы с выбеленными волосами листают последние выпуски журнала Vogue, надменный швейцар забирает у вас пальто, а снаружи на обледенелом бульваре выстроились колонны дорогих внедорожников и роскошных БМВ, блокируя проход по тротуару, внутри же мимо столиков снуют официантки в нарядных белых блузках. Это кафе похоже на некий клуб отдыха для студентов, но оно — место обитания модных российских богачей. Его ухоженные посетители — хозяева жизни в новой путинской России. Неподалеку расположено заросшее сиренью Бульварное кольцо, что тянется вдоль старых московских стен, театров, особняков, памятников и желтой неоклассической церкви, в которой состоялась свадьба поэта Александра Пушкина.
Станислав Белковский предлагает встретиться и поговорить в этом кафе. Белковский, российский политический обозреватель и бывший спичрайтер Бориса Березовского, — человек с серьезными контактами внутри Кремля. У Белковского припасена для меня потрясающая история. Летом 2006 года он выпускает книгу о финансах Владимира Путина. В книге он выдвигает предположение о том, что у президента имеется огромное тайно накопленное состояние. После этого Белковский уходит в научные исследования. В своем интервью в ноябре 2007 года немецкой газете Die Welt он заявляет, что тайные активы президента исчисляются суммой, превышающей 40 миллиардов долларов — эта цифра делает его самым богатым человеком в России — и, видимо, в Европе.
Как утверждает Белковский, Путин гораздо богаче миллиардера и олигарха Романа Абрамовича. В 2007 Абрамович, владелец западного лондонского футбольного клуба «Челси», является — по крайней мере, официально — самым богатым человеком в России, его состояние — 19,2 миллиарда долларов.
Я заинтригован. Белковский опаздывает на полчаса — застрял в злополучной московской пробке. На нем опрятный черный костюм, у него густая борода и округлый внушительный животик, и всем своим видом он напоминает зажиточного, упитанного и умудренного опытом средневекового аббата. Белковский говорит на безупречном английском. Он спокойно объясняет, что цель его публикаций — не дискриминация Путина, а изменение ошибочных представлений Запада о Путине.
В последние восемь путинский «неосоветский» имидж вводил в заблуждение весь западный мир, говорит Белковский. В реальности же Путин — просто «классический постсоветский бизнесмен», персональная психология которого формировалась во время работы у Анатолия Собчака в мэрии Санкт-Петербурга в лихие девяностые. В отличие от бывших советских лидеров России, Путин и его внутренний круг идеологии не имеют, говорит он. Они заинтересованы лишь в деньгах. Короче, они — клептократы.
За чашкой горького эспрессо я перевожу разговор на тему сенсационных заявлений Белковского. Имеются ли у него какие-либо доказательства? Кто его информаторы?
Цитируя в качестве своих источников ключевые фигуры администрации президента, Белковский говорит, что Путину принадлежат огромные доли в трех нефтяных российских компаниях. Все это укрыто «непрозрачной сетью оффшорных компаний». «В действительности» Путин контролирует 37% «Сургутнефтегаза» — компании, занимающейся разведкой нефтяных месторождений, стоящей на третьем месте по нефтедобыче в России, и эта доля равна 20 миллиардам долларов, говорит Белковский. Также Путину принадлежит 4,5% в «Газпроме», государственном энергетическом гиганте, и «как минимум 75% в компании Gunvor — нефтяном трейдере, который принадлежит Геннадию Тимченко». Тимченко — питерский друг президента с ранних девяностых. По слухам, он, как и Путин, служил в зарубежном управлении КГБ, что сам он опровергает. Оборот компании Gunvor в 2007 году равен 48 миллиардов долларов, прибыли — почти 500 миллионам долларов, — это огромная сумма даже по галактическим стандартам нефтяной индустрии.
В ходе разговора у меня несколько раз отваливается челюсть. Разговор развивается примерно так:
— Сколько денег у Путина?
— Думаю, минимум 40 миллиардов долларов, — говорит Белковский. — Максимум назвать не могу. Подозреваю, что есть и другие предприятия, о которых я не знаю. Может, и больше. Может быть, гораздо больше. Он самый богатый человек Европы — это уж точно. У короля Саудовской Аравии — 21 миллион долларов, а это половина путинского состояния.
— Каким образом скрывается состояние Путина?
— Через запутанную цепочку собственников офшорных компаний и фондов с конечной точкой в Цуге (Швейцария) и Лихтенштейне. Путин должен быть собственником-бенефициарием. О чем будет неизвестно любой компании, в которой у него есть интересы.
— Есть ли способ доказать это?
— Это трудно. Может, будет несколько легче, когда Путин уйдет, — говорит Белковский. И добавляет, — Для элиты состояние Путина — давно не секрет. И кстати, заметьте, Владимир Владимирович никогда не преследовал меня по закону.
Сама история — вдруг осеняет меня — нелепа и странна. Но в то же время весьма правдоподобна. Как скажет вам любой автолюбитель Москвы, российская коррупция начинается с дорожной полиции — это те самые ужасные gaishniki, которые обычно требуют взятки в 500 рублей (10 долларов) за вымышленные дорожные нарушения. Коррупционная цепочка, кажется, тянется к самым вершинам Кремля.
Официальная кремлевская риторика в середине правления Путина — по-прежнему остро антизападная: Россия то и дело обвиняет администрацию США в планах по размещению систем ПВО в центральной Европе. Россия полемизирует с международным сообществом и по многим другим вопросам: Косово, против независимости которого резко возражают в Москве; ядерная программа Ирана и что с ней делать; провальная война США в Ираке. Россия конфликтует с Евросоюзом по ряду других проблем. Например, по поводу импорта мяса из Польши, по поводу решения Эстонии о сносе памятника солдату-красноармейцу, что провоцирует массивную кибератаку кремлевских хакеров в мае 2007 года на правительство Эстонии.
Впрочем, антизападная кампания Путина гораздо более двусмысленна, чем кажется, — так предполагают Белковский и другие серьезные аналитики его уровня.
И на то есть веская причина — во времена коммунизма верховный чиновник Политбюро мог рассчитывать на удобную квартиру в Москве, роскошную дачу на Черном море и отпуск в Болгарии — стране Варшавского договора. Теперь российская элита хранит свое состояние на Западе. Кстати, она несопоставимо богаче элиты советских времен. В отношениях с внешним миром никто не желает раскалять ситуацию настолько, чтобы замораживались швейцарские счета или же имена чиновников вносили в черные списки. Как говорит Белковский, в первую очередь Путин стремится легализовать на Западе свои активы и активы членов своей «команды». И получить твердые гарантии, что не лишится этих сбережений, когда — если это случится — он отойдет от власти.
Вопрос сбережения чьего-то личного богатства — всегда первостепенный. И особенно актуальный в случае, когда это состояние исчисляется восьмизначными цифрами. Таким образом, любая политическая нестабильность может привести к волнениям среди российской элиты — и даже к панике. (Один американский дипломат сравнивает ситуацию с «сеянием помешательства среди тех, кто занимает высокие посты и боится, что их рыла скоро оттащат от кормушки»). В 2007 году Путин готовится покинуть Кремль, предписав себе подготовленный к маю пост премьер-министра, и нервозность внутри Кремля перерастает в настоящую внутриклановую войну. Это порочное межродовое соперничество продолжается и четыре года спустя, когда Путин успешно возвращает себе старую должность президента. В 2006 году, будучи сотрудником Института журналистики Рейтер в Оксфордском университете и ввязавшись с долгую эпопею по изучению русского языка, я спрашиваю одного из студентов русского факультета, что он думает о режиме Путина. «Сплошная мерзость», — отвечает он.
К концу осени 2007 года на обычно темные истории Кремля проливается свет. Всплывают и заявления о личной коррумпированности Путина, до этого обсуждаемые только шепотом, появляются и новые интригующие подробности дел внутри Кремля, в которые вовлечены огромные государственные энергетические корпорации и миллиарды и миллиарды долларов. В ноябре 2007 года до этого неизвестный руководитель фонда Олег Шварцман дает интервью российской газете «Коммерсант», в котором заявляет, что он занимается финансами группы, в которую входят высшие чины ФСБ. Шварцман поясняет, что группа, в которую включены члены СВР — Службы внешней разведки РФ, замешана в махинациях, которые он называет «бархатной реприватизацией». Этот термин может ввести в заблуждение. Но он ссылается на модель государственного капитализма, который Путин и его команда бюрократов выстраивали с самого 2000 года.
В 1990-е небольшая группа бизнесменов — с подачи Бориса Ельцина — стала миллиардерами. Это произошло в момент приватизации секторов государственной российской промышленности, что, естественно, осуществлялось как приобретение ценных национальных активов по неприлично низкой цене. Впрочем, в пост-ельцинскую эру Путин снова заполучил контроль над стратегическими природными ресурсами страны. Внезапно оказалось, что именно государство — в лице кремлевских бюрократов и силовиков — взяло под управление огромные российские резервы нефти и газа. Близкие друзья и союзники Путина стали директорами ведущих российских энергетических компаний.
Игорь Сечин, путинский заместитель руководителя администрации и лидер неуступчивой фракции силовиков в Кремле, является председателем совета директоров российской нефтяной компании «Роснефть» — эту должность он будет занимать до 2011 года. Дмитрий Медведев — бывший юрист и кремлевский инсайдер, которого Путин в декабре 2007 года назначит своим преемником на президентском посту, — управляет государственной газовой монополией «Газпром». Другие министры получили в свое распоряжение российские железные дороги, конгломерат по атомной энергии и авиакосмическую промышленность. Это, как пишет Перри Андерсон в London Review of Books, уникальная российская форма cumul de mandats — аккумуляции мандатов. Другие выражаются кратко и точно, называя все это «Кремль Инкорпорейшн».
Но эта система управляемого государством бюрократического капитализма состоит далеко не из бескорыстных людей. Чиновники, которые управляют стратегическими индустриями России, становятся действительно баснословно богатыми. Как заявляет Шварцман, высшие чины ФСБ имеют все шансы стать еще богаче — силой «деприватизируя» успешные частные фирмы, угрожая их владельцам жуткими последствиями в случае, если те откажутся от сотрудничества, и превращая такие фирмы в более крупные и гораздо более неэффективно управляемые государственные корпорации.
Чудовищные разоблачения Шварцмана кажутся отголоском большой битвы власти в Кремле. Удар определенно точно направлен на фракцию силовиков, возглавляемую Сечиным. Эта группа состоит из кремлевских чиновников, в прошлом служивших в армии и разведке России, включая ФСБ. Сюда входит Николай Патрушев, глава ФСБ, депутат Александр Бортников, который занимает место Патрушева в 2008 году как глава ФСБ, и советник Путина Виктор Иванов. Также сюда входит Михаил Фрадков, который в конце 2007 года оставляет пост премьер-министра и становится новым главой СВР, и Рашид Нургалиев, министр МВД.
Как говорит нам WikiLeaks, американские дипломаты много говорят об этих разборках внутри элит. Они рисуют это как битву за душу России между одержимыми холодной войной силовиками и модернизаторами, гораздо более дружественными Западу. Силовики выступают как наиболее весомые оппоненты Вашингтона в переговорах с Москвой — этот факт дипломаты объясняют отсутствием у силовиков опыта общения с Европой и США. Бортников сделал карьеру в ФСБ, работая по экономическим делам, включая должность начальника Департамента экономической безопасности ФСБ. Он также, по общему мнению, выступает в авангарде путинской кампании в ходе разборок с ненадежными олигархами. Фрадков же, наоборот, бывший советский разведчик в 70-е; он имеет по крайней мере некоторые связи за границей и занимает должность российского посла в Евросоюзе между 2003 и 2004 годами.
Белый дом рассматривает эти расхождения как идеологические и концептуальные. Телеграмма от посла США Джона Байерли директору ФБР Роберту Мюллеру описывает силовиков как группу, полагающую, что сильное государство, «практикующее эффективный контроль, — это ответ на большинство политических и экономических проблем». Как заявляет посол, главные враги силовиков — это группа либералов, или модернизаторов. В которую входит Медведев — он, что необычно для ключевой кремлевской фигуры, не имеет опыта работы в репрессивных службах безопасности России. Также в клане Медведева числится Абрамович, имеющий близкие отношения и с семьей Ельцина, и с семьей Путина, а также Алишер Усманов, миллиардер узбекского происхождения и владелец акций футбольного клуба «Арсенал». Посол США полагает, что модернизаторы осознают, что «Будущее России зависит от интеграции в мировую экономику и что борьба с некоторыми наиболее острыми проблемами в стране — такими как коррупция — требует прозрачности и справедливого применения закона».
Впрочем, за второй чашечкой эспрессо Белковский изящно разносит этот американский тезис по поводу плохих и хороших парней.
— Существует много групп, их гораздо больше двух. Я могу насчитать порядка пятнадцати (внутри российских властных структур), — говорит он, — они могут объединяться по ключевым вопросам. Но в плане идеологии разницы между ними нет. — Он продолжает, — И уж определенно нет ни силовиков, ни либералов. Это не конфликт между либералами и силовиками. Все дело в деньгах и сохранности этих денег. Ничего больше. Все они — конкуренты по бизнесу, у них у всех одни и те же цели и задачи.
Как говорит Белковский, в России имеют значение только деньги. Он описывает команду Путина как «настоящих адептов религии денег. Этот режим — классическая клептократия третьего мира, выстроенная, управляемая и поддерживаемая людьми, у которых нет никаких духовных потребностей, которые полагают, что в мире вообще не существует никаких идеологий». Излюбленный путинский метод решения политических проблем — и действительно, именно так в большинстве случаев он разбирается с политическими и экономическими трудностями — влить деньги, как говорит Белковский. Путин по-прежнему весьма скептично настроен по отношению к либеральным методам как к реформе.
— Он уверен, что деньги — это универсальный стимул. За последние восемь лет у власти Путин получил множество подтверждений, что этот тезис — оправдан, — заключает Белковский.
Например, какие? — спрашиваю я. Белковский указывает на тот факт, что в 2005 году Путин нанял Герхарда Шрёдера — как раз после того, как тот ушел с поста канцлера Германии — на должность председателя скандального консорциума Nord Stream, который тянет газопровод через Балтику. (Оказалось, что глава проекта — не кто иной, как бывший восточногерманский офицер тайной полиции, которого Путин знал еще по своей работе в КГБ). Белковский добавляет:
— А еще Путин купил Сильвио Берлускони.
Забавно? Верится с трудом, если бы то же самое пару лет спустя не напечатали WikiLeaks.
Осенью 2007 года Россия задыхается от ожесточенной внутриклановой войны. В октябре ФСБ задерживает генерала Александра Бульбова, чиновника ФСКН, члена «либеральной» группы. Его арест — это сюрреалистичная бойня между персональными телохранителями и агентами ФСБ, которые направляют друг на друга пистолеты. В следующий месяц клан Сечина снова берет реванш, когда бородатый российский замминистра финансов Сергей Сторчак — еще один «либерал» — оказывается арестованным по делу о растрате 43,4 миллионов долларов. Его босс, министр финансов Алексей Кудрин, член либерального клана, защищает Сторчака, заявляя о его невиновности. Но этого, впрочем, недостаточно, чтобы вытащить Сторчака из Лефортовской тюрьмы — хотя в итоге его отпускают. (Позднее я познакомился со Сторчаком на одной вечеринке. Я спросил, по какой причине его арестовали. «Понятия не имею», — ответил он. И добавил, что в тюрьме большую часть времени он читал Библию).
Под конец 2007 года вопрос, кто станет преемником Путина на президентском месте, занимает всех представителей нервничающей кремлевской элиты. Это вопрос не только политический пристрастий, но и финансов, и даже, вероятно, чьего-то персонального выживания. Теоретически любой президент может забрать активы у старой элиты, как сделал это сам Путин с олигархами ельцинской эпохи типа Ходорковского. Ельцин оказался достаточно осмотрительным, чтобы заключить сделку с Путиным, своим наследником. И первым делом Путин, заняв должность президента, гарантировал семье Ельцина неприкосновенность от судебных преследований.
— Как только Путин отойдет от власти, его будут судить. Неминуемо. Это давняя традиция. Когда Путин уйдет, ему придется решать вопрос с легализацией своих финансов и активов, а также финансов всех своих друзей на Западе, — говорит Белковский. — Это очень болезненный и щекотливый для Путина вопрос.
Как говорит WikiLeaks, ключевая проблема заключается в том, чтобы определить, кого Путин назначит своим преемником в Кремле. Весной 2007 года многие делают ставку на Сергея Иванова, первого заместителя премьер-министра — он гибкий, он яркий, он владеет английским. Иванов блестяще выступает на экономическом форуме в Санкт-Петербурге. Но в конце осени Путин выбирает Медведева, гораздо менее харизматичную и более слабую фигуру. Рост Медведева — всего лишь 162 см, он коренаст и коротконог. Он оказывается даже ниже Путина, оказавшись в команде крошечных мужчин. И этот выбор — сказать по правде — довольно удивителен.
Но для Путина избрание Медведева абсолютно логично. В опубликованной на WikiLeaks переписке Дэвид Крамер, заместитель помощника госсекретаря США, ссылается на «спрятанные активы» Путина и предполагает, что они играют ключевую роль в процессе византийского престолонаследования в России. Цитируя оппозиционные источники, Крамер повторяет мнение, что Путин не останется на третий неконституционный президентский срок. Вместо этого, как Крамер пишет к Байерли, Путин «с заметной нервозностью пытается сохранить будущую неприкосновенность и избежать потенциальных судебных расследований в отношении происхождения его предполагаемых незаконных доходов».
Главная забота президента в ходе его подготовки к уходу из Кремля — найти слабого и в первую очередь лояльного преемника, как пишет Крамер в телеграмме к лицам, чьи имена не разглашаются:
«ХХХ сказал, в Москве бытует мнение, что Сергей Иванов не будет участвовать в президентской гонке. Как он пояснил, Путин боится Иванова, не доверяет ему и подыскивает более слабую фигуру для своего замещения. Он сомневается в том, что Путин хорошо понимает тот факт, что в созданной им системе не существует реальных норм права и что любой человек может быть арестован в любой момент времени и любой бизнес может быть уничтожен. Поскольку предполагается, что активы Путина хранятся на Западе (и он работает через посредников, как олигарх ХХХ), Путин переживает, что при сильном преемнике — к примеру, Иванове — ситуация может обернуться против него самого, сделав его объектом судебного преследования и интересов Интерпола».
У меня остается нерешенный вопрос — что делать с этой сенсационной историей о том, как Путин тайно накопил миллиарды долларов и стал одним из самых богатых людей мира. Я осознаю, что слухи о финансах Путина могут быть злонамеренно распространяемыми с определенной целью. Но Белковский — не идиот и не политик, он возглавляет уважаемый московский научный центр — Институт национальной стратегии. Его часто цитируют в прессе, в том числе и в прокремлевской. Он пишет книги, пьесы и статьи. Из WikiLeaks я позднее узнаю, что он является постоянным контактным лицом для США, представители посольства ценят его мнение.
В то же время другие деятели открыто проводят аналогии между российским режимом и мафиозной организацией. Я поражен словами Гарри Каспарова. Опубликованная в Wall Street Journal, эта статья появляется за четыре месяца до моей встречи с Белковским. Каспаров, бывший чемпион мира по шахматам, широко известен как критик Кремля и оппозиционный лидер. Трудно не согласиться с его логикой. Он описывает путинское правительство как «уникальное в истории». Он пишет: «Правительства, подобного правительству Путина, в истории еще не было. Нынешний Кремль — это и олигархия, потому что в нем собралась банда правителей-богачей, крепко повязанных между собой. Это и феодальная система, разбитая на полуавтономные княжества, правители которых собирают дань со своих рабов, не имеющих никаких прав».
Он продолжает: «Что делать, если хочется понять всю глубину путинского режима? Читать. Правда, я не рекомендовал бы ни Карла Маркса, ни Адама Смита, ни Монтескье, ни даже Макиавелли, хотя автор, которого я имею в виду, действительно итальянского происхождения… Обратитесь лучше к беллетристике, выбирайте автора Марио Пьюзо и покупайте сразу все, что найдете».
Каспаров рекомендует студентам, изучающим структуру российского правительства, прочитать для общего развития роман «Крестный отец», а далее не отказываться от следующих произведений Пьюзо — таких как «Последний дон», «Закон молчания» и «Сицилиец». Я читаю: «Паутина предательства, секретность всего и вся, размытые границы между бизнесом, властью и преступностью — всего это в книгах Пьюзо предостаточно… гораздо более точное представление о власти Путина складывается у того, кто внимательно прочел Пьюзо: жесткая иерархия, вымогательство, запугивание, кодекс секретности и, самое важное, возможность получать крупный и стабильный доход. Иными словами — мафия». Его статья называется «Дон Путин».
Впрочем, даже с помощью целой команды юристов, даже имея в руках распечатки секретных кремлевских документов, разобраться в финансах Путина кажется совершенно невозможной задачей. Но я прихожу к выводу, что у меня хватает материала для написания подробной истории на основании всех этих предположений. Более того, заявления Белковского уже циркулируют в сети.
После моего разговора с Белковским я интервьюирую и ряд других аналитиков, в том числе Елену Панфилову, главу Transparency International в Москве, профессионального эксперта по проблемам российской политической сцены.
Панфилова подтверждает основной тезис. В нормальные времена существует «внутривертикальная лояльность», говорит она, которая не дает кремлевским влиятельным соперничающим группам нападать друг на друга. Теперь, предполагает она, ситуация другая. Группа ФСБ-Сечина и «либеральный» кремлевский клан яростно поливают друг друга грязью. Слухи выдумываются не для того, чтобы добиться большей прозрачности, а для того, чтобы повлиять на Путина, которого Панфилова называет «конечным получателем».
Я решаюсь написать статью для Guardian. Она выходит 18 декабря 2007 года на первой полосе Guardian под заголовком «Путин, кремлевские войны и тайное состояние в 40 миллиардов долларов». Она начинается словами: «Беспрецедентная битва разразилась в Кремле в преддверии ухода Владимира Путина с президентского поста и, как удалось выяснить Guardian, открылись некоторые подробности относительно миллиардного состояния президента. Соперничающие кланы внутри Кремля были вовлечены в битву за сохранение контроля над активами, в то время как Путин готовится передать бразды правления своему избранному преемнику, Дмитрию Медведеву, в мае».
К середине утра более четверти миллиона читателей со всего мира успевают ознакомиться с этой историей. Я жду, опасаясь худшего. Но Кремль многозначительно молчит. И Кремль, и Дмитрий Песков попросту игнорируют эти заявления, отказываясь от опровержений и даже от комментариев. Gunvor — фирма с главным офисом в Женеве, которую предположительно контролирует Путин, — хотя бы как-то реагирует. Генеральный директор компании Турбьорн Тёрнквист отправляет в Guardian письмо сзаявлением, что это «абсолютная неправда» — предположения, что Путин «владеет какой-то долей компании Gunvor или же является бенефициарием». Он добавляет: «Эта компания в основном принадлежит основателям, Геннадию Тимченко и мне, меньшую часть акций держит третий инвестор. Ни одна из акций данной организации не принадлежит президенту Путину или его доверенным лицам».
Тёрнквист также заявляет, что прибыль Gunvor — это «сотни миллионов». Путин и Тимченко действительно были друзьями — ранее Gunvor этот факт никогда не подтверждал. «Мистер Тимченко действительно был знаком с президентом Путиным в те дни, когда последний еще не был столь известен. Однако предположения о том, что они делят наследство КГБ или ведут совместный бизнес, являются полностью голословными».
Однако Госдеп США, кажется, скептично настроен по отношению к заявлениям компании. Две телеграммы из посольства в Москве, опубликованные на WikiLeaks, проливают некоторый свет на Gunvor и темные дела, творящиеся в экспортной нефтяной промышленности России. Одна, отправленная в Вашингтон в ноябре 2008 года, начинается со слов: «Торговля нефтью в России долгое время была довольно непрозрачным бизнесом, прибыль доставалась политически связанным фирмам — таким, как закрытый нефтяной трейдер Gunvor». Цитируя экспертов нефтяной промышленности, телеграмма говорит, что Россия имеет «репутацию страны, совершающей тайные сделки с привлечением фирм-посредников с неизвестными владельцами и бенефициариями». И далее: «Экспорт нефти от принадлежащих государству или находящихся под государственным управлением нефтяных компаний, как сообщается, осуществлялся через избранных трейдеров, что приносило данным компаниям потенциальный доход в миллиарды долларов. Отдельно нужно подчеркнуть роль компании Gunvor в российском нефтяном бизнесе. По слухам, компания считается одним из источников тайного состояния Путина и принадлежит Геннадию Тимченко, который, по слухам, является бывшим коллегой Путина по КГБ». В той же телеграмме имеются ссылки на «Сургутнефтегаз». Удивительно, но оказывается неясным, кому фактически принадлежит эта компания. «Сургутнефтегаз» считается еще одним «предположительным источником незаконного состояния Путина».
Однако американцы подтверждают, что невозможно узнать правду об индустрии, которая не дает или почти не дает никакой информации. В той же телеграмме — позитивные отзывы о попытках российского антикоррупционного деятеля и блоггера Алексея Навального выбить больше информации из российских нефтяных компаний. Навальный, миноритарный акционер, инициирует серию безнадежных судебных исков против российских нефтяных компаний. Его цель — заставить эти компании обнародовать объемы нефти и условия торговли. В 2007 году Навальный — пока еще темная лошадка. Но к 2011 году он снискал национальное признание; его арестовывают в декабре, после того, как он возглавил протесты против подставных парламентских выборов. Навальный и его антикоррупционный сайт RosPil. info — самая весомая и единственная угроза Кремлю. Он называет партию «Единая Россия» «партией жуликов и воров» — обидный ярлык приклеивается намертво. О нем говорят как о будущем президенте.
Навальный заявляет, что Gunvor «может контролировать до 50% от общего количества российского экспорта». Сама компания в своей глянцевой и абсолютно неинформативной брошюре указывает, что оперирует третью нефтяного экспорта России, доставляемого морем. В 2010 году оборот компании вырастает с 53 до 65 миллиардов долларов, экспорт составляет 104 миллиона тонн. Навальный заявляет посольству США, что он не верит, что Путин владеет «Сургутнефтегазом» или акциями Gunvor. Его логика проста и убедительна: Путину «не нужна прямая связь с активами для того, чтобы получать с них прибыль».
Мои собственные бестолковые попытки сделать интервью с Тимченко оказываются бесплодными. Компания нанимает PR-консультанта из Лондона — Майкла Прескотта, с которым я обмениваюсь любезностями по электронной почте. Я отправляю Прескотту список вопросов. Прескотт соглашается на них ответить. И не отвечает. Gunvor по-прежнему не хочет оглашать подробности природы отношений между Путиным и Тимченко или объяснять, как и где они познакомились. Я не получаю приглашения на интервью с Тимченко, меня не зовут прогуляться по его роскошному особняку в живописном швейцарском кантоне Цуг — это популярное направление для бизнесменов, избегающих международной публичности.
Проходит еще два месяца, и только после этого Путин выдает собственное опровержение утверждений о его личной коррумпированности. Это происходит в Кремле, на грандиозной ежегодной пресс-конференции Путина. Это самое крупное медийное событие года: присутствует порядка 2000 журналистов, в большинстве своем российских, которые собираются в огромной двухуровневой аудитории Кремля, чтобы задать вопросы лидеру самой крупной мировой державы. Впервые я сам посетил кремлевскую пресс-конференцию годом ранее, в 2007 — она тянулась невероятно долго (три с половиной часа), задавали вопросы самого разного толка (включая вопросы по садоводству и воспитанию детей), примечателен был тот факт, что сбежать из похожего на пещеру кремлевского зала было невозможно. Также было понятно, что Кремль тщательно проверяет все вопросы заблаговременно: пресс-конференция, как и вся российская демократия, оставила ощущение огромного надувательства.
На двухчасовой пресс-конференции в 2008 году берет слово Дуглас Берч, шеф американского бюро Associated Press. На ломаном русском он спрашивает Путина о заявлениях о его коррумпированности и о том, является ли он действительно самым богатым человеком Европы. Путин готов к такому вопросу — его лицо преображается, расплывается в кислой полуулыбке. «Мое богатство — это богатство российского народа», — высокопарно заявляет он. А затем пускается в отрепетированное и грубое наступление: «Это все чушь, которую кто-то выдумал и вылил на бумагу. Эти заявления — полная ерунда — то дерьмо, которое люди пишут в своих газетенках. Это ничего не значит».
Путин не пытается ответить на конкретные вопросы о своей собственности бенефициария. Не объясняет он и характер своих взаимоотношений с Тимченко. Нет и пояснений того, по какой причине в течение восьми недель Кремль хранил молчание. (По одной из версий, помощники Путина были настолько перепуганы, что не решились показать ему статью. В отличие от Медведева, Путин не читает газет и не пользуется Интернетом; выражаясь словами одного обозревателя, «он информационно изолирован».) На следующий день на первой полосе Moscow Times появляется материал о пресс-конференции вместе с комментарием от Белковского. «Мистер Путин делает массу заявлений, включая заявление о том, что Россия является процветающей демократией. Учитывая это, я полагаю, что не стоит воспринимать всерьез какие-либо его заявления по поводу его личного состояния», — замечает он.
А в апреле 2008 года Forbes Russia публикует ежегодный список ста самых богатых людей России. Довольно увлекательное чтиво. Оказывается, теперь Россия может похвастаться ста десятью миллиардерами, и это количество превышает число богачей в любой другой стране, кроме США — там таких 469 человек. Роман Абрамович съехал с первого на третье место и теперь владеет всего лишь 24,3 миллиардами долларов. По меньшей мере, официально самым богатым человеком России является алюминиевый магнат Олег Дерипаска с состоянием, оцениваемым в 28,6 миллиардов долларов, а за ним следует стальной миллиардер Алексей Мордашов — он на втором месте, и его состояние — 24,5 миллиарда долларов. Что выглядит интригующе, впервые в этом списке появляется Тимченко как самый богатый новичок, с состоянием в 2,5 миллиарда долларов. Еще один друг российского президента — Юрий Ковальчук, владелец банка «Россия» — оценивается в 1,9 миллиардов. Многие из тех, кто появился в этом списке, жили в том же самом эксклюзивном дачном кооперативе в Санкт-Петербурге, где жил и Путин. Тимченко — один из них.
Сам Путин нигде не фигурирует — но, как говорит главный редактор Forbes Russia Максим Кашулинский, этот список не включает «чиновников» и «государственных служащих». На вопрос, помогает ли дружба с Путиным стать миллиардером, Кашулинский отвечает коротко: «Вероятно». Но признается: «Если посмотрите на других людей, которые не являются друзьями Путина, то увидите, что они не настолько богаты».
ГЛАВА 3. Смерть шпиона
Мотель «Соловьиная роща»
Улица Энгельса, Курск, запад России
22 ноября 2007 года
Фрид, отмечая повышенное внимание Путина к деталям, поинтересовался, могли ли сотрудники безопасности действовать в Великобритании бесконтрольно… без одобрения Путина. Расценивая текущую атмосферу как очень странную, он описывает русских как людей, чья самоуверенность постоянно растет — превращаясь в самонадеянность.
Эта секретная телеграмма, отправленная из посольства США в Париже 12 декабря 2006 года, цитирует помощника госсекретаря США Дэниэла Фрида
Не самый благоприятный момент для прибытия в Москву в качестве корреспондента британской газеты. Четырьмя месяцами ранее в Лондоне был убит Александр Литвиненко — бывший шпион ФСБ, который после конфликта со своими боссами попросил убежища в Великобритании. И это — самое дерзкое убийство наших времен. Предположительно его осуществила команда из трех человек, вылетевшая из Москвы. Выбор орудия убийства необычен. Это редкий радиоактивный изотоп — полоний-210. Уже само вещество указывает на возможную причастность российского государства. Про убийство — с его этаким налетом международного ядерного терроризма — написали все газеты мира. Трудно придумать более скандальную историю. К тому моменту отношения между Британией и Россией уже стали довольно прохладными; после гибели Литвиненко они начинают напоминать возобновление холодной войны в самых худших традициях.
Вскоре появляются и трое подозреваемых: Андрей Луговой, Дмитрий Ковтун и Вячеслав Соколенко. Все они — бывшие агенты КГБ. За те несколько лет, что я провел в Москве, я еще несколько раз столкнусь с Луговым — предполагаемым убийцей Литвиненко. В мае 2007 года я отправляюсь на громкую пресс-конференцию Лугового — она состоялась вскоре после того, как Британская королевская служба уголовного преследования обвинила его в убийстве. Место проведения — набитый битком московский офис российского частного новостного агентства «Интерфакс». (Именно здесь в 1998 году Литвиненко выдвинул обвинения против своих боссов из ФСБ, заявив, что они тайно приказали ему убить Бориса Березовского. За обвинением последовал арест Литвиненко, изгнание в Лондон и, наконец, страшное убийство). Сегодняшнее мероприятие похоже на театральное представление.
Заручившись поддержкой Ковтуна, Луговой заявляет, что беглеца из ФСБ убили британские спецслужбы. Он говорит, в этом также принимал участие «британский агент» Березовский. Я встаю. Спрашиваю Лугового, есть ли у него доказательства. «Есть! — говорит он. — Есть!» Но не поясняет, какого рода эти доказательства. Вопрос явно его раздражает. Он смотрит на меня неотрывно.
— Да вашим британским гражданством торгуют на рынке, как дешевыми китайскими футболками!
После этого Кремль объявляет о том, что обвинения Лугового — на мой взгляд, это просто отчаянная попытка замести следы — «требуют дальнейших расследований».
Спустя четыре месяца я снова встречаюсь с Луговым. Он участвует в предвыборной кампании, неожиданно начав политическую карьеру — он выдвинулся в депутаты российского парламента. Луговой проходит под номером два в федеральном списке Либерально-демократической партии России (ЛДПР), название которой весьма обманчиво — это странное сборище ультранационалистов и бандитов, которые, как правило, рьяно поддерживают линию Кремля. Лидер партии Владимир Жириновский — знаменитый политический клоун России и ярый ксенофоб. (Дипломаты США описывают один из спичей Жириновского как «перемежаемую обычным показным кривлянием речь о вторжении и вероломстве Запада»). Один источник сообщает американцам, что Кремль целенаправленно включил Лугового в списки ЛДПР — это было сделано для обеспечения его же неприкосновенности (как депутат он не подлежит уголовному преследованию). Другой источник предполагает, что именно Жириновскому принадлежит идея привлечения Лугового — для улучшения имиджа партии. Тот же источник убежден, что Луговой находится под «личной протекцией Путина».
Дипломаты США ошеломлены тем, что российский истеблишмент поддержал Лугового на новом карьерном поприще. «Кажется странным, что Кремль, который, как предполагается, поскорее хотел бы замять скандал вокруг дела Литвиненко, выставил всю историю напоказ, позволив Луговому войти в российскую политику», — отправляют они телеграммы домой.
За несколько недель до думских выборов в декабре 2007 года я освещаю кампанию Лугового. Он сделал неожиданный скачок по карьерной лестнице — от предполагаемого убийцы до знаменитого политика. Он путешествует с русского Дальнего востока через суровый Урал — и до самой украинской границы. И везде он заявляет одно и то же: что Британия — это государство подлецов. Также он говорит, что англичане не особенно сильны в футболе.
— Мы как раз в шутку поспорили в самолете, стоит поздравлять после матча британскую команду, — говорит он мне во время пресс-конференции в Курске, в незамысловатом мотеле «Соловьиная роща».
Луговой ссылается на проигрыш сборной Великобритании со счетом 2:3 в пользу Хорватии в 2008 году в отборочном матче Чемпионата Европы. Результат означает, что Россия будет проходить квалификационный отбор за счет Англии. Луговой заявляет, что британские агенты похитили из отеля «Миллениум» в Лондоне важные доказательства — видеозапись со сценой отравления Литвиненко, которое последовало сразу за встречей Литвиненко, Лугового и Ковтуна. Он снова заявляет, что Литвиненко убил не он, а британский истеблишмент.
— Дело Литвиненко — это феерический провал в работе британских служб безопасности, — говорит он. Луговой не проявляет сочувствия и к вдове Литвиненко Марине. — Я понимаю желание родственников добиться справедливости, но кое-кто пытается политизировать данное дело. В конце концов, Литвиненко был шпионом и работал против собственной страны.
Это одна из моих самых ярких репортерских работ. Я следую за Луговым в Мантурово — село, расположенное в 60 милях от Курска. Загородный привычный пейзаж, заброшенные дачи, заснеженные луга и тополя. Луговой посещает новую, выстроенную по последнему слову техники молочную ферму, после чего отправляется с визитом в детский дом. Затем читает речь перед сторонниками партии — это происходит в розовом зале, который украшает барельеф Ленина и маленькая икона. Местные жители, кутаясь в шубы, вежливо его слушают. Несколько раз даже аплодируют. Луговой — отнюдь не прирожденный политик, хотя на диком политическом российском поле это никак его не выделяет. Он выглядит здесь крайне неуместно: костюм в полоску, фиолетовый галстук с геометрическими завитками и дорогие ботинки из крокодиловой кожи. Луговой говорит, что британцы повинны во многих российских бедах. Британцы вторглись в Крым, фальсифицировав письмо Зиновьева, и продолжают вести себя как «англо-саксонские империалисты».
— Если посмотрите на русско-британские отношения, то поймете, что холодная война никогда не начиналась и никогда не заканчивалась, — утверждает он.
Мне интересно узнать, что о нем думают местные. Неужели они действительно хотят проголосовать за человека, который прославился как международный киллер?
— Трудно сказать, — говорит Виктор Шумаков, ветеран советской войны в Афганистане. — В России постоянно происходит очень много странностей. — Он продолжает, — Британия очень далеко отсюда. Но я знаю, у вас растут хорошие яблоки.
В основном жители, кажется, больше всего озабочены своими локальными проблемами — низкими пенсиями, высоким уровнем безработицы и тем фактом, что половина села не просыхает.
— Очень многие здесь — алкоголики. Старики почти все умерли. А цены растут, — жалуется Наталья Бредихина, хозяйка магазина электротоваров.
Лишь спустя полгода, когда Луговой становится депутатом Государственной думы, я получаю добро на проведение полноценного интервью. Место встречи — офис Лугового в московском отеле «Рэдиссон». Несмотря на свое презрение к британскому истеблишменту, Луговой оказался поклонником британской литературы. Английское издание полного собрания сочинений Артура Конан Дойля красуется в застекленном шкафу.
— Я прочитал всего Шерлока Холмса. Я в восторге от произведения Конан Дойля «Затерянный мир», — поясняет он.
Он говорит, в Британии есть и другие вещи, которые ему нравятся, — это виски и футбол. Наше интервью происходит за несколько дней до финала Лиги чемпионов в Москве в 2008 году — матча между «Манчестер Юнайтед» и «Челси». Вторая команда принадлежит Роману Абрамовичу, близкому союзнику Путина.
— Две английских команды играют перед российской публикой. Чудесно! Я должен достать билет, — с энтузиазмом заявляет Луговой, делая пометку в ежедневнике в тот момент, когда его помощница София приносит нам чай, что очень кстати.
Я спрашиваю Лугового о том, что произошло в отеле «Миллениум». Именно там, по заявлению британских обвинителей, Луговой отравил Литвиненко. Луговой и Ковтун встретились с Литвиненко в отеле около 16.30 1 ноября 2006 года. Во время встречи в Pine Bar Луговой, как предполагается, подмешал радиоактивный полоний в чай Литвиненко. Литвиненко умер ужасной смертью три недели спустя в больнице Университетского колледжа в Лондоне. На смертном одре он обвинил Путина в организации этой казни.
Все это было подстроено, настаивает Луговой, говоря о той судьбоносной встрече с Литвиненко 1 ноября — и жертвой стал именно он, Луговой, а не Литвиненко. Он говорит, что изначально они договаривались встретиться на следующий день в частной охранной компании ‘Risk Management’, но Литвиненко позвонил ему еще раз пять и попросил перенести встречу на более ранний срок. Вот версия событий Лугового:
— Мы прибыли в отель «Миллениум». Сели. Мне звонит мое семейство — говорят, что приедут через пятнадцать минут. Мы устроились в баре. Что-то заказали. Я всегда говорил, что не помню, заказывали ли мы вообще чай. Помню, я пил джин или виски. Потом прибыл Литвиненко. Ничего нам толком не сказал. Был очень возбужден.
По словам Лугового, встреча оказалась бессмысленной и ничем не примечательной. Он говорит:
— Это была странная встреча, поскольку человек, который на ней настаивал, не сообщил нам ничего серьезного или важного. Теперь у меня складывается впечатление, что кому-то просто нужно было увидеть нас вместе. Через двадцать минут приехала моя дочь, подошла к столику. Мы уже расходились. Я представил Литвиненко ее и сына, а затем мы все отправились на матч (Луговой говорит, что прилетел в Лондон, чтобы посмотреть игру своей команды ЦСКА-Москва с «Арсеналом» на стадионе «Эмирейтс»). Затем Литвиненко позвонил мне в 8.30 утра. Сказал, что плохо себя чувствует. Сказал, что не сможет присутствовать на встрече. Я отправился на прогулку по Оксфорд-стрит вместе с семейством — мы прошлись по магазинам.
На следующий день Луговой улетел обратно в Москву. Он говорит, что звонил в больницу Литвиненко 7 ноября («Мы прекрасно пообщались»), а затем 13 ноября — это был его последний звонок. А 23 ноября Литвиненко умер мучительной смертью.
Луговой рассказывает свою историю — историю о святой невинности и несправедливом обвинении. И я ловлю себя на том, что его очарованию сложно не поддаться. В личном общении он — обезоруживающий. Он улыбается, шутит, корчит страдальческие рожи, морщась и вытягивая лицо так, что становится похожим на камбалу, он играет странным английским словечком (absolutely — говорит он с превосходным акцентом), вставляя его в русскую речь. Более того — он одевается как истинный английский джентльмен: розовая сорочка, щегольские манжеты, серый деловой костюм. На стене кабинета висит фотография — Путин пожимает руку Березовскому, заклятому врагу Кремля; другое фото — монтаж с Путиным, отрубающим голову Михаилу Ходорковскому, заключенному олигарху. Но кто прячется за этой маской обходительной медийной персоны? — задаю я себе вопрос. Кто он — убийца и лжец? В Луговом есть нечто, что меня настораживает. Я не могу понять, что именно. Я ухожу с полным ощущением, что ему неведомы понятия нравственности и морали, словно кто-то огромными ножницами вырезал у него совесть.
С того самого момента, как имя Лугового впервые упомянули в связи со смертью Литвиненко, он придерживается версии о собственной невиновности. Он повторяет все то же самое и детективам Скотланд-Ярда, которые допросили его в Москве в декабре 2006 года, и в своих бесчисленных интервью. После нашей встречи я пребываю в замешательстве, размышляя о некоторых деталях. Почему он не может вспомнить, заказывали ли они чай? И что за любопытная фраза, произнесенная постфактум: «Я всегда говорил, что этого не помню?» Следствие Британии твердо уверено в виновности Лугового. Обвинение основано на том, что за Ковтуном и Луговым тянулся явный след полония — этот след был обнаружен не только на чайнике, но и в отелях, кафе, барах, самолетах и даже на кресле в Британском посольстве в Москве. В ноябре 2006 года, сразу после того, как история попадает в масс-медиа, Луговой отправляется в посольство.
— Он сидел в этом кресле. Мы должны были сжечь кресло, — говорит один британский дипломат. (Он прибегает к поэтической вольности. На самом деле персонал посольства решил не сжигать кресло. Вместо этого дверь в конференц-зал, где сидел Луговой, заперли. Зал по-прежнему на замке, кресло — внутри).
Весь список показаний по делу Скотланд-Ярда против Лугового еще не оглашен. Но британские официальные лица полагают, что Литвиненко сделал лишь маленький глоток чая. Если бы он выпил всю чашку, он умер бы в течение нескольких часов, и причина его смерти осталась бы загадкой: быстрое, идеально исполненное преступление.
Британские детективы также говорят о том, что полоний доставлялся в Лондон и ранее — Луговой и Ковтун провозили вещество 16 октября 2006 года, Луговой — 25 октября. Непонятно, впрочем, что это было — предварительная репетиция или попросту неудачные попытки убийства Литвиненко. Британские чиновники говорят, что доступ к хранилищам полония имеет только государство. И, как они полагают, — это самое убедительное доказательство того, что в убийстве замешано ФСБ.
— Полоний очень трудно достать. Есть всего лишь несколько источников. По нашему убеждению, только государство или аффилированная государственная организация может заполучить это вещество в тех количествах, которые необходимы были для совершения преступления, — говорит один из британских представителей.
Патриотические убеждения Лугового имеют давнюю историю. Как и многие сотрудники КГБ, он вырос в семье военных. Его дед сражался в 1904-1905 годах на русско-японской войне и получил медаль за мужество. Другой дед воевал в рядах Красной Армии за Берлин. Отец Лугового 35 лет отслужил в Советской армии в звании полковника. Брат служил на атомной подводной лодке на Северном флоте. Сам Луговой родился в 1966 году в Баку, в Советском Азербайджане, учился в элитном Московском общевойсковом командном училище. В 1987 году вместе с Ковтуном, своим другом, он начал службу в рядах КГБ. Оба работали в девятом управлении, которое обеспечивало безопасность высших должностных лиц коммунистической партии. В интервью я спрашиваю его, по какой причине он пошел служить в КГБ.
— Меня туда позвали, — отвечает он. — Любой нормальный советский офицер сочтет за честь служить в КГБ. Потому что это означает, что ты — лучший.
Луговой отрицает даже то, что был шпионом. Он говорит, что его работа в кремлевском полку КГБ была довольно незатейливой. Захватывающая контрразведка — не для него, нет, — Луговой занимался обучением вновь прибывших, он муштровал солдат, которым предстояло стоять под красными средневековыми стенами Кремля.
— Они — как и ваши охранники Букингемского дворца, — говорит он. — Я учил их маршировать — раз, два, три. А люди рисуют меня этаким чудовищем из КГБ.
В 1991 году Луговой и другие офицеры из «девятки» — девятого управления — становятся сотрудниками новой Федеральной службы охраны. Они обеспечивают безопасность высших политических деятелей, включая Президента Бориса Ельцина и Егора Гайдара, который занимал пост премьер-министра во второй половине 1992 года. На стене висят две фотографии из поездок Лугового в Вашингтон с Гайдаром, рядом — фото Лугового на рыбалке.
Луговой ушел из президентской службы охраны в 1996 году и, как и прочие бывшие сотрудники КГБ, занялся бизнесом, связанным с обеспечением безопасности. Он начал работу у Березовского в должности главы службы безопасности телевизионной станции ОРТ. Он поддерживал контакт с Березовским даже после того, как олигарх разругался с Путиным и уехал в Британию. Он и другие сотрудники «девятки» организовали группу охранных предприятий «Девятый вал»; и та поездка в Лондон, как он утверждает, нужна была, чтобы обсудить с Литвиненко возможности делового сотрудничества.
Непосредственно перед интервью с Луговым я сталкиваюсь и с Ковтуном, предполагаемым соучастником убийства. Он небрит, он производит впечатление человека, связываться с которым крайне нежелательно. После интервью я вижу его снова. Он сидит у офиса Лугового — неожиданно тесного, расположенного на первом этаже, неподалеку от Москвы-реки и Киевского вокзала. Скотланд-Ярд не выдвигал Ковтуну обвинений в убийстве — и это один из загадочных аспектов дела. Но немецкие власти обвинили его во ввозе полония-210 в Германию. Впрочем, в конце концов дело закрыли. Луговой летел прямым рейсом из Москвы в Лондон, а Ковтун 28 октября отправился на север Германии, повсюду оставляя за собой следы полония: на диване в квартире, где он останавливался, в городской ратуше Гамбурга.
Ковтун говорит мне, что эти обвинения подорвали все его планы — теперь он не может ездить за границу. Как он заявляет, они с Луговым встретили Литвиненко в отеле «Миллениум» исключительно «случайно».
— Мы сидели и ждали семейство Андрея — те отправились в музей Мадам Тюссо, но заблудились на обратном пути. Если бы они не заблудились, Литвиненко бы не сидел с нами в баре.
Но что насчет огромных доз радиоактивного полония, обнаруженных в номере отеля Лугового?
— До момента обнаружения полония прошло уже двадцать дней. У британской разведки было достаточно времени, чтобы подстроить все что угодно, — говорит он.
В течение моей работы в России и я, и прочие журналисты успели написать бесчисленное количество статей по делу Литвиненко. Но в поисках правды об убийстве мы не продвинулись ни на шаг. Когда осенью 2010 года скандально известный сайт WikiLeaks публикует подборку досье на дипломатов США, я питаю надежды, что это прольет какой-то свет на вышеупомянутые события. Секретные телеграммы, однако, приносят одни разочарования — кажется, дипломаты США тоже не знают, кто убил Литвиненко. Но я обнаруживаю весьма интересные отсылки, которые указывают на участие высших лиц Кремля в подготовке убийства. Судя по телеграммам, Белый дом полагает, что Путин знал о данном деле и, вероятно, лично одобрил операцию по убийству Литвиненко.
Впрочем, самые удивительные шифровки отправлены не из Москвы, а из Парижа. Я отыскиваю тайное послание, отправленное из посольства США в Париже 12 декабря 2006 года — через три недели после смерти Литвиненко. В нем изложена дискуссия между помощником госсекретаря Дэниэлом Фридом и его французским коллегой Морисом Гурдо-Монтанем, советником президента Жака Ширака. Французский чиновник рассматривает отравление Литвиненко как дело рук неких «неуправляемых элементов», а не списывает его на российское правительство. Впрочем, Фрид — американский дипломат высшего ранга в Европе — возражает. Он полагает, более вероятно, что Путин, учитывая его «внимание к деталям», был осведомлен о миссии с Литвиненко. Гурдо-Монтань упоминается в телеграмме как MGM:
Фрид заявил, что данная кратковременная тенденция в России была негативной, заметив, что все больше свидетельств того, что британское расследование убийства Литвиненко явно указывает на причастность российской стороны. MGM обратил внимание на заявление Ширака, в котором тот призвал русских к сотрудничеству со следствием. Он потребовал найти лицо, отдавшее приказ, но заявил, что убийство, вероятно, могло оказаться сведением счетов между спецслужбами, а не происходить по прямой указке Кремля. Фрид, отмечая повышенное внимание Путина к деталям, поинтересовался, могли ли сотрудники безопасности действовать в Великобритании бесконтрольно… без одобрения Путина. Расценивая текущую атмосферу как очень странную, он описывает русских как людей, чья самоуверенность постоянно растет — превращаясь в самонадеянность.
Комментарии Фрида заставляют усомниться в версии событий, которую предложил журналист Мартин Сиксмит в своей книге 2007 года «Дело Литвиненко» (The Litvinenko File). Изучив материалы по убийству Литвиненко, Сиксмит говорит: весьма маловероятно, что Путин знал о подготовке к этому убийству. Его инициаторы, как полагает Сискмит, — бывшие или нынешние сотрудники ФСБ, которые действовали по собственной инициативе, решив избавиться от опасного предателя. Также они таким образом пытались заполучить доверие вышестоящих кремлевских чинов.
Но телеграммы WikiLeaks лишь подтверждают следующее: российские органы предпринимают весьма энергичные усилия, чтобы скрыть правду любой ценой. Немецкие следователи обнаруживают тянущиеся за Ковтуном следы полония-210 в Гамбурге — он оставил их непосредственно перед отбытием в Лондон 1 ноября. Они обнаруживают полоний в квартире на Эрцбергер штрассе 4, где Ковтун провел ночь. Квартира принадлежит бывшей немецко-русской жене Ковтуна Марине Волл. Обнаружены такие следы и в других местах — и в доме в Хаселау в 20 милях от Гамбурга, где Ковтун также останавливался на ночь, и в арендованном автомобиле BMW. Телеграмма, отправленная генеральным консулом США в Гамбурге Дуэйном Батчером, цитирует немецких следователей: «Ковтун оставил следы полония на всем, к чему прикасался, — на транспортных средствах, предметах, одежде и мебели».
На коже Ковтуна и на его одежде полония не было — яд «выходил из его тела». Немецкие власти даже планировали проверить самолет «Аэрофлота», в котором Ковтун прилетел в Германию, и подготовили соответствующие требования к моменту прибытия этого самолета. Заключение следствия, как гласит телеграмма, таково: «Должно быть, российские органы узнали о планах немцев, так как «в последний момент» «Аэрофлот» произвел замену самолетов».
Германские и британские следователи столкнулись с одной и той же проблемой. Существует четкая цепь свидетельств, указывающих на связь этих троих русских с Литвиненко в Лондоне. Но цепь обрывается в Москве. Остается неясным, кто и зачем заказал убийство Литвиненко. Дипломаты США приводят бесчисленные теории, циркулирующие в российской столице. Две из них кажутся мне вполне вероятными. Первая из них утверждает, что убийство было организовано кремлевским силовым крылом в целях обострения кризиса отношений с Западом, а также для того, чтобы убедить Путина остаться на третий президентский срок; вторая версия — бывшие или нынешние офицеры ФСБ сделали это из мести.
Литвиненко совершил поступок, на который никогда не пошли бы российские шпионы, — он нарушил кодекс верности КГБ. Сбежав в Британию и даже написав книги о своих бывших коллегах, он пренебрег кодексом молчания организации — омертой, сицилийским тайным кодексом чести. Путин говорит о Литвиненко с презрением, заявляя, что последний не имел допуск к каким-либо государственным тайнам, прочие кремлевские чиновники вторят ему, утверждая, что тот просто не заслуживал чести быть убитым. И одновременно со всем этим Луговой обвиняет в убийстве М16, Березовского, грузинскую мафию, чеченских террористов и даже самого Тони Блэра.
Дипломаты, которых цитирует WikiLeaks, приходят к выводу, что правда в отношении убийства Литвиненко «может никогда не проясниться». В конфиденциальной депеше, отправленной через неделю после убийства, посол США в Москве Уильям Джозеф Бернс анализирует самые популярные теории заговора. Он вполне допускает, что многое из спекуляций вокруг радиационного отравления Литвиненко может оказаться ложным или выдуманным в корыстных целях. Один из источников говорит Бернсу, что убийство осуществлялось руками «неподконтрольных или бывших агентов ФСБ или военной разведки, которыми руководят силы внутри или вне Кремля». Тот же источник — вместе с другим источником из оппозиции — предполагает, что Луговой — это наиболее вероятный подозреваемый. «Вызывает подозрения предположения, что Луговой — проживающий в Москве бизнесмен, к тому же в прошлом ФСБшник — пошел бы на коммерческое сотрудничество с Литвиненко — человеком, который входил в список врагов Кремля и ФСБ. Как полагает ХХХ, Лугового могли отправить для организации и осуществления убийства Литвиненко». Третий источник полагает, что Путин ни при чем, представляя его как «пешку в чужой игре». Четвертый, однако, с этим не согласен. Он считает, что Путин причастен к убийству.
Бернс также изучает материалы по делу об убийстве журналистки Анны Политковской, которое произошло за месяц до смерти Литвиненко. Он приходит к следующим выводам:
Все предполагаемые вышеуказанные версии событий отличаются недостаточностью доказательств и существованием иных мотивов для убийства, а также наличием иных потенциальных подозреваемых. Какой бы в итоге ни была правда — а она может никогда не проясниться — есть склонность полагать, что в закрытом круге Путина или приближенном к нему круге существует некто, кто является инициатором этих смертей. И становится понятно, чего ожидать от Кремля в момент, когда в борьбе за преемственность началась игра по-крупному.
Мое собственное мнение таково: в смерти Литвиненко виновен Луговой. След полония ведет не просто назад, в Москву, но приводит к самим дверям ФСБ. Об этом говорит и телеграмма Бернса. С чего бы бывший агент ФСБ начал искать возможности для делового сотрудничества с человеком, которого Кремль публично заклеймил врагом и перебежчиком? Если такое убийство не было инициировано кем-то сверху, оно было бы коммерчески бессмысленным и даже губительным. Оно повлекло бы самые мрачные последствия — конфискацию бизнеса, налоговые рейды, аресты. Так что Луговой и остальные из этой тройки экс-агентов КГБ действовали по приказу. По чьему именно приказу? Это остается загадкой.
ГЛАВА 4. Победители и побежденные
Молодежный лагерь «Наши», озеро Селигер, 200 миль к северо-западу от Москвы
10 июля 2008 года
Есть вероятность, что российские правоохранительные органы более Люка Хардинга не побеспокоят.
Письмо из ФСБ
Спустя несколько недель после посещения тюрьмы Лефортово ФСБ шлет мне еще одно письмо. Расследование дела Березовского определенно продвигается. Следствие пришло к выводам, что я не располагаю какой-либо информацией относительно самонадеянных «планов» олигарха совершить переворот в Кремле. В ФСБ заявляют, что не собираются предпринимать какие-либо меры против газеты Guardian или ее корреспондентов. Я читаю:
На сегодняшний день существуют доказательства того, что Люк Хардинг не имеет отношения к интервью. Он не контактировал с Б.Березовским и не является свидетелем. Таким образом, он не представляет интереса для правоохранительных органов. В соответствии с этим, есть вероятность, что российские правоохранительные органы более Люка Хардинга не побеспокоят.
На первый взгляд это — ободряющие новости. И все же письмо, написанное канцелярским русским языком, вызывает у меня еще больше вопросов. Почему напыщенные разглагольствования Березовского, который прячется где-то далеко от России, вызывают столь яростную реакцию Кремля? И почему под подозрением оказываюсь я — хотя сейчас, похоже, бремя вины с меня снято? Неужели кто-то считает, что я на зарплате у олигарха? Или что я замешан в шпионаже и использую работу в либеральной газете Guardian как маловероятное прикрытие?
Сложно прийти к какому-то разумному заключению. Но, похоже, ФСБ — действительно странная организация: подозрительная, одержимая паранойей, незнакомая с миром за пределами России, склонная к иррациональным и эмоциональным поступкам.
И все же уверения ведомства в том, что меня больше не побеспокоят, приносят некое облегчение. К сожалению, это все ненадолго. В воскресенье, 12 апреля 2007 года, я снова возвращаюсь из Лондона в Москву после наших ежегодных летних каникул. Семья остается в Англии еще на две недели.
В ручной клади я везу с собой видео, полученное от старого друга семьи, поэта и актера Хиткоута Уильямса. Это видеокассета с записью выпуска BBC Panorama, посвященного расследованию смерти Литвиненко. Еще у меня с собой документальный фильм, снятый другом Литвиненко Андреем Некрасовым. Он называется «Мой друг Саша. Очень русское убийство». В него включены кадры, снятые в больнице после отравления Литвиненко. Хиткоут весьма кстати наклеил на кассету с ТВ-программой вырезки из газет. Среди них — знаменитое фото Литвиненко, на котором он, облысевший, осунувшийся и все еще с дерзким взглядом — лежит на своем смертном одре в Лондоне.
Я выкладываю кассету дома под телевизором. И забываю об этом. Во вторник я возвращаюсь домой с работы и обнаруживаю, что входная дверь заперта на оба замка. Я почти уверен, что когда я уходил утром, я запер дверь только на один замок. Впрочем, других странностей я не замечаю. В субботу меня не было весь день. А следующим вечером, в воскресенье, 19 августа, я остаюсь дома один, и поскольку семья меня не отвлекает, я решаю просмотреть запись о Литвиненко.
Первая часть проигрывается нормально: начинается BBC Newsnight, которую ведет Джереми Пэксман. Показывают Северную Ирландию, затем следует интервью с актером Питером О’Тулом. Но перед самым началом программы о Литвиненко картинка исчезает. Изображение на экране полностью искажено. Все еще слышно закадровые комментарии — только лишь — но звук ускорен, и диктор лопочет этаким голосом Микки Мауса. Я считаю, что фильм Некрасова аккуратно стерли. Не осталось никаких изображений вообще — просто экран с дрожащими полосками.
Я пишу Хиткоуту. Объясняю ситуацию. Он говорит, что у него кассета проигрывалась без проблем. Не могу придумать этому никакого другого объяснения, кроме самого очевидного: сотрудники ФСБ снова вломились в мою квартиру, заприметили видео, затаили обиду и решили стереть все спорные моменты записи. Или же это видеокассета с фотографией Литвиненко каким-то образом спровоцировала повторное вторжение? В любом случае становится понятно, что мои гости вернулись. Меня не покидает ощущение, что мы живем в двух разных мирах, в двух противоположных психических реальностях. В одной из них кассета с видео о Литвиненко — это лишь безобидная домашняя запись, сделанная другом. А в другой — это свидетельство зловещего заговора, цель которого — опозорить российское государство.
Отношения между Великобританией и Россией при Владимире Путине в какой-то момент были теплыми — об этом стали частенько забывать. Сам Тони Блэр был одним из самых ярых поклонников Путина. Встав на место Ельцина в 2000 году, Путин первым делом отправился в Британию. Новый президент России — в тот момент фигура загадочная, предмет обсуждений «Кто такой мистер Путин?» — вызывал бурные дискуссии на Даунинг-стрит. Он даже встречался с королевой в Виндзорском замке.
Блэр яростно защищал своего московского гостя, приводят свои контраргументы против критики новой войны, развязанной Кремлем в Чечне, и обвинений в нарушении прав человека. Он провозгласил Путина своим единомышленником-модернизатором, сильным партнером, способным наладить процесс политических и экономических реформ. После успешной двусторонней встречи между лидерами в ноябре 2000 года один из российских чиновников даже заметил: «Трудно припомнить, когда российско-британские отношения бывали столь позитивными — такого не было даже до революции».
Но медовый месяц между Россией и Англией тянулся недолго. К концу срока первого правления Путина стало ясно, что дело идет к разводу. Эта отчужденность имела несколько причин. Растущая авторитарность путинской внутренней политики означала, что многие из его оппонентов решат покинуть страну. Огромное их число осело в Лондоне, де факто в новой столице — как и во времена царизма, когда Ленин разгуливал в Пентонвиле и Блумсбери — для русских диссидентов и опальных революционеров. Кремль и Даунинг-стрит разошлись во мнениях по поводу войны в Ираке. (Путин расценил это как очередной вопиющий пример англосаксонского империализма). И с 2003 года, с момента, когда выступления в поддержку прозападных реформ начали сотрясать Грузию и Украину, паранойя внутри Кремля катастрофически нарастала. Путин — как и ФСБ — пришли к убежденности в том, что украинскую «оранжевую революцию» спровоцировали не только народные уличные протесты, но и шпионы ЦРУ, которые ввезли в страну мешки долларов.
Но наиболее яростную полемику между Россией и Англией вызвала тема правовой взаимопомощи и экстрадиции. Летом 2007 года, за мясным карпаччо, сидя в одном из самых известных итальянских ресторанов, я спрашиваю пресс-атташе Путина Дмитрия Пескова о том, когда начались текущие проблемы между Лондоном и Москвой. Ответ Пескова однозначен — в 2003 году. (Песков также пожалуется мне, что во время полета первым классом British Airways из Нью-Йорка в Лондон стюардесса пошутила: «Надеюсь, на этот раз обойдется без полония, мистер Песков». — «И после этого вы хотите, чтобы я ратовал за поездки в эту страну!» — говорит он).
Почему 2003 год? Дата соотносится с решением Великобритании предоставить политическое убежище Березовскому, злейшему врагу Путина. Судебным решением британского суда в том же году Кремлю было отказано в экстрадиции Ахмеда Закаева, лидера чеченских повстанцев, которого Москва обвинила в терроризме. К 2007 году Россия успела подать двадцать одно заявление об экстрадиции российских граждан из Великобритании, многие из которых были связаны с делами «Юкоса» — обанкротившейся нефтяной компании Ходорковского. Все безуспешно. Британские суды отказывали, основываясь на том, что в России, по их мнению, этих лиц вряд ли ждет справедливое правосудие, и во многих случаях все эти граждане подвергались преследованиям за свои политические убеждения.
И это правда: фраза«телефонное правосудие» означала российскую политически необъективную систему правосудия — с отсылкой на привычку кремлевских чиновников спускать судьям сверху готовые вердикты. Повторное заключение Ходорковского, последующие показные суды служат этому дальнейшим подтверждением.
Но отказ Британии в экстрадиции Березовского Путин воспринял как личное предательство. Он, как сообщают, гневно заявил, что Блэр не отвечал на его телефонные звонки и не проинформировал его о судебном решении. Сам же Блэр, как мне сказали, постепенно распрощался с иллюзиями в отношении своего бывшего русского союзника. Когда его спросили, что тот думает про Путина, как говорят, Блэр заявил сотруднику Даунинг-стрит: «Он плохой человек». В 2008 году на встрече с сенатором США Джоном МакКейном Блэр описал Путина как «набирающего силу автократа», сказав, что тот «задушил развитие демократических процессов в России». Стратегия Запада, как считал Блэр, должна поставить Россию в «некое отчаянное положение». Он заявил МакКейну, что в отношении России необходимо продемонстрировать «твердость и посеять семена замешательства».
Разница в ценностях этих двух стран — демократической и авторитарной — сравнима даже не с громадным разрывом, а с пропастью без мостов. Невозможно представить, чтобы в рамках путинской системы судья отказался бы выполнять пожелание Кремля. Естественно, Путин истолковал постановление британского суда не как демонстрацию независимости правосудия, а как осознанное антироссийское выступление, организованное заносчивым британским политическим истеблишментом. Путин никогда не простит Блэра. Его неприязнь к Британии далее распространится и на преемника Блэра — Гордона Брауна.
С этих так называемых знаков пренебрежения начинается серия агрессивных выступлений российского правительства. В январе 2006 года по российскому государственному телевидению показывают съемку, в которой предположительно офицеры британской разведки забирают сведения из искусственного «камня», спрятанного в одном из московских парков. Тридцатисантиметровый камень напоминает маленький, безобидный легкий коричневый голыш — булыжник, знакомый поклонникам сериала «Флинстоны». ФСБ заявляет о том, что проживающие в Москве британские дипломаты использовали этот камень для коммуникаций со своими российскими «агентами». Эти «агенты» работают в российских негосударственных организациях — в группе, на которую Кремль навесил ярлык нелояльной пятой колонны, что является синонимом шпионажа и западного вмешательства. Российские защитники прав человека расценили историю как грязную клевету. Они заявили, что цель акции — дискредитировать законопослушные НКО и ослабить к тому моменту уже и так немощное российское гражданское общество. Однако худшее было впереди.
В те жаркие недели, когда Луговому предъявили обвинение в убийстве, двусторонние отношения претерпели очередное резкое ухудшение. Российское правительство отвечает категорическим отказом на требование Британии об экстрадиции Лугового. Вместо этого делается все, чтобы его обезопасить и не дать предстать перед судом в Лондоне. Путин в ярости — он цитирует Конституцию России, которая — как и любая другая правовая система, восходящая к Кодексу Наполеона — запрещает экстрадицию собственных граждан. Он также клеймит таковой запрос как «самонадеянный», свидетельствующий о колониальном менталитете «безмозглых» британцев.
Этот конфликт — который пришелся по вкусу одному российскому аналитику, известному своей любовью к взаимному оплевыванию — разгорается летом 2007 года. Я звоню Гарри Каспарову. Он говорит, что Путин боится, что его самого могут вызвать как свидетеля в случае, если дело будет рассматриваться в лондонском суде. Путин оказался в тупике. По мнению Каспарова, его выбил из колеи отказ Лондона замять дело с Литвиненко и стремление поставить ценность одной конкретной человеческой жизни выше вопросов совместного бизнеса.
— Путин полагает, что на все есть своя цена. Он очень подозрительный человек. Если о чем-то нельзя договориться, за этим кроется заговор. Для него такой ход мышления — нормален.
В июле новый министр иностранных дел Дэвид Милибэнд высылает из Лондона четырех российских дипломатов — в знак протеста против отказа Москвы в выдаче Лугового. Милибэнд однозначно дает понять, что, по его мнению, в операции по убийству Литвиненко замешано ФСБ; он прекращает сотрудничество с этим шпионским ведомством и вводит новую, гораздо более жёсткую политику в отношении выдачи виз кремлевским представителям, желающим посетить Лондон. В ответ на это Россия высылает из Москвы четырех британских дипломатов. На этом игра «око за око» — в лучших традициях ФСБ — заканчивается.
Однако неявным образом ФСБ и далее повышает градус напряжения, используя свои излюбленные методы запугивания. Британское правительство не может укомплектовать штат посольства в Москве ввиду визовых ограничений, о чем говорит рассекреченная телеграмма, отправленная в США. Добавляется, что «сотрудники из числа российских граждан также подвергались преследованиям со стороны ФСБ». Некоторые становятся жертвами взлома. Британские дипломаты тоже замечают следы вторжения. Цель таких акций — деморализовать сотрудников посольства, вынудить их уехать раньше положенного срока.
Настроения среди британских дипломатов в Москве — воинственные. Тони Брентон, посол Великобритании, проводит для британских журналистов серию утренних брифингов. Место проведения — резиденция Брентона неподалеку от Старого Арбата, в Большом Николопесковском переулке, в здании в буржуазном стиле, вероятно, выстроенном для купца или крупного чиновника в конце девятнадцатого века. Российские сотрудники — в черной форме и белых фартуках — вносят тарелки с колбасками и яичницей, подают кофе, апельсиновый сок и тосты. Атмосфера праздничная, на стенах изображены морские пейзажи Британии восемнадцатого века — в сдержанных зеленых тонах. (Что напоминает о визите Петра Первого в Дептфорд, Лондон, в 1698 году, когда тот изучал кораблестроение).
То, что обсуждается на брифингах, разглашению не подлежит. Но убийство Литвиненко — тема номер один, поскольку отношения Британии и России ухудшаются с каждым днем. Скорейших улучшений никто не ждет.
В то же время посол США Уильям Бернс пишет, что российские представители власти не заинтересованы в том, чтобы Луговой предстал перед Британским правосудием. И это неудивительно, сообщает он в Вашингтон, «учитывая сенсационную природу убийства и неясные перспективы того, куда может зайти следствие, заполучив Лугового».
Российское правительство открывает еще один фланг наступления, объявляя войну Британскому Совету — культурному представительству правительства Британии за границей. В 2004 году российские власти обвиняют Британский Совет в незаконных коммерческих операциях и уходе от налогов. Налоговики в балаклавах снуют по штаб-квартире Совета, которая делит помещение с несколькими другими культурными организациями в здании Московской библиотеки иностранной литературы, что на берегу Яузы, где вечные пробки.
Использование налоговой полиции — один из излюбленных приемов Кремля. Налоговиков выставляют против политических оппонентов и организаций по защите прав человека. После убийства Литвиненко российские чиновники объявляют, что кампания против Британского Совета прекратится, если Британия согласится прекратить расследование убийства. В декабре 2007 года, после того, как правительство Брауна ясно дает понять, что по делу Литвиненко договориться не удастся, МИД России объявляет о том, что закрывает представительства Британского Совета за пределами Москвы. Приказ вступает в силу с 1 января 2008 года.
Директор Британского Совета в Москве — Джеймс Кеннеди — мой личный друг. За обедом в его московской квартире, расположенной в обшарпанном здании девятнадцатого века неподалеку от Садового кольца, мы обмениваемся полезными советами по поводу методов противодействия электронной слежке ФСБ. Джеймс говорит — он подозревает, что его квартира начинена жучками, как и машина с персональным водителем, что возит его на работу. Мы оба приходим к выводу, что лучшая стратегия — это игнорировать прослушивания и вести себя так, как будто бы этого всего не существует. В момент скандала с Британским Советом я общаюсь с Джеймсом по телефону почти каждый день. 14 января 2008 года Британский Совет объявляет о своем отказе подчиняться приказу о закрытии и снова открывает филиалы в Санкт-Петербурге и уральском Екатеринбурге. Российское правительство приходит в ярость от такой «провокации».
Ответ ФСБ — незамедлителен, омерзителен и предсказуем. 15 января ведомство призывает сотрудников российского Британского Совета (четверых — в Екатеринбурге и шестнадцать — в Санкт-Петербурге) прекратить сотрудничество с британцами. Методы ведомства никогда не понять до конца: бойцы МВД наведываются домой к шестерым сотрудникам — это происходит после полуночи. В одном случае они предупреждают, что домашний питомец, любимец семейства, может пострадать от несчастного случая, в другом — интересуются здоровьем пожилых родственников. В третьем налоговики заявляют, что работникам Британского Совета грозит уголовное преследование. В тот же вечер дорожная полиция Санкт-Петербурга со съемочной группой на подхвате останавливает машину Стивена Киннока и обвиняет его в вождении в пьяном виде.
Киннок — директор Британского Совета в Санкт-Петербурге, сын лорда (Нила) Киннока, бывшего лидера британской Лейбористской партии.
Британские представители возмущены фактами запугивания и провокаций.
— Это классический метод КГБ, используемый для устрашения наших сотрудников, способ заставить их почувствовать себя беззащитными, — говорит мне один из них. Другой сравнивает методы ФСБ с «избиением библиотекаря». А в Лондоне исполнительный директор Британского Совета Мартин Дэвидсон неохотно признается, что выбора у него нет — он вынужден закрыть региональные представительства.
— Мы наблюдали подобные действия в ходе холодной войны, но искренне полагали, что с такими методами покончено, — вздыхает он.
В приватных депешах в Вашингтон Уильям Бернс выражает солидарность со своими загнанными в угол британскими единомышленниками. Он отмечает, что правительство Брауна «надеется пристыдить российское правительство, указав, что действия против Совета нанесут непоправимый вред тысячам российских студентов, которые пользуются услугами Совета — сдают языковые тесты, обращаются к бесплатным ресурсам при поиске подходящих программ для учебы в британских университетах». Посол США обращает внимание на то, что в их число входит огромное количество «детей национальной элиты». Но эта стратегия устыжения не возымела никакого эффекта. Министр иностранных дел Сергей Лавров — собственная дочь которого учится в Лондонской школе экономики — отмечает, что поведение британцев «свидетельствует об их ностальгии по колониальным временам». Генерал-майор Юрий Дроздов, офицер КГБ в отставке, говорит российским журналистам, что работа Британского Совета напрямую связана с «действиями британской разведки, чьи агенты совместно с США разрабатывают план раздробления и порабощения России».
Британские критики России расценивают эти закрытия филиалов как зловещий знак. Денис Макшейн, бывший министр по вопросам Европы, депутат парламента от Лейбористской партии, в выражениях не стесняется — он говорит о «новой омерзительной России, входящей в двадцать первый век… Жаль, что нация Толстого и Чайковского пытается сделать жертвой Британский Совет, который способствует продвижению культурных традиций и сотрудничества между художниками, писателями и музыкантами. Но сегодняшняя Россия медленно возвращается к бескультурному авторитаризму, что донельзя печально».
Я спрашиваю Федора Лукьянова, редактора журнала «Россия в глобальной политике» и своего любимого аналитика по российским вопросам, что из всего этого получится. Действительно ли репутации России может навредить такое «шаблонно советское» поведение?
— Я глубоко убежден в том, что Россию уже давно не волнует ее международный имидж, — говорит он.
Кремль также становится спонсором отвратительной кампании по персональному преследованию Тони Брентона. «Преступление» британского посла заключается в том, что он появился на семинаре гражданского общества в июле 2006 года в одной компании с Эдуардом Лимоновым — российским писателем и лидером запрещенной национально-большевистской партии — свирепой антикремлевской молодежной организации, членов которой регулярно преследует российская полиция и суды. (Позднее я узнал, что и самого Лимонова содержали в Лефортово).
После форума юные прокремлевские активисты таскаются за Брентоном по улицам Москвы и вообще повсюду. Это члены пропутинской группы «Наши», организованной кремлевскими политтехнологами на заре оранжевой революции. Активисты из «Наших» забрасывают Брентона вопросами во время его публичных выступлений. Они преследуют его жену, выпрыгивают перед его машиной, заваливают листовками лобовое стекло. Как указывает Бернс, эти акции не происходят спонтанно, — активистам определенно за это платят.
Министерство иностранных дел Британии заявляет МИДу РФ, что такая тактика является нарушением условий Венской конвенции.
После российских парламентских выборов 2 декабря 2007 года, на которых путинская «Единая Россия» одержала «сокрушительную» и, как вероятно, фальсифицированную победу, активисты «Наших» проводят пикет напротив Британского посольства в Москве, что расположено на берегу реки. Активисты выстраиваются вдоль черной Москвы-реки, на улице холодно и промозгло. Демонстрантов — около двадцати, они держат в руках плакаты. На плакатах — увеличенное фото Брентона с подписью Loser — красные чернильные буквы красуются прямо на лбу политика. Впрочем, бывали времена и похуже — на предыдущих собраниях «Наших» Брентона сравнивали аж с Гитлером. Британские официальные представители — из тех, которые верят в силу здравого смысла и диалога — приглашают лидера «Наших» на переговоры. За этим тут же следует еще одна демонстрация — на этот раз плакаты гласят We don’t want your tea («Не нужен нам ваш чай»).
— Мистер Брентон — лузер, выборы в России не принесли ему желаемого результата. Он хотел, чтобы здесь произошла оранжевая революция. Но ничего не вышло, — Константин Голоскоков, 21-летний студент Московского университета, сообщает мне это у дверей посольства. И добавляет, — Мы считаем, что мистер Брентон не должен вмешиваться во внутренние дела нашей страны. Мы обратились к министру иностранных дел с просьбой лишить его аккредитации.
Еще одна активистка «Наших» Маша Дрокова говорит мне:
— Я жду, что он извинится.
Стоит ли упоминать, что выборы были проведены нечестным путем: миллионам работников государственного сектора велели проголосовать за Путина, сказав, что в противном случае они потеряют работу. Путин выиграл, а Брентон проиграл. В манихейском мире Путина это настолько просто. В конце концов, активисты из «Наших» прекращают свои дежурства у посольства, как считает Бернс, «вероятно, получив инструкции».
Шестью месяцами позже, летом 2008 года, я сталкиваюсь с активистами «Наших» в их ежегодном выездном лагере на берегу озера Селигер на живописном севере России, неподалеку от Твери, в трех часах езды от Москвы. Сотни палаток стоят в залитом лучами солнца сосновом бору. Тут есть и мобильные туалеты, и умывальники, и все необходимое для приготовления еды. С той стороны озера сияет золотыми куполами православный храм. Этот лагерь мог бы стать обычным летним сборищем бойскаутов — если бы не гигантские портреты Путина, растянутые между деревьями на центральной поляне.
Я обнаруживаю, что теперь самой ненавидимой страной в кремлевском пантеоне демонов является вовсе не Британия, а крошечная Эстония. Россия регулярно устраивает публичную порку Эстонии и ее постсоветским соседям — Латвии и Литве, обвиняя их в «фашизме». Экстрадицией тут и не пахнет, полемика касается истории двадцатого века. В Эстонии по понятными причинам не согласны с заявлениями Кремля о том, что страна была «освобождена» Красной армией от нацистов, — для эстонцев это освобождение — повторная оккупация. Решение Эстонии демонтировать памятник солдату-красноармейцу встречает яростную реакцию со стороны России, в мае члены «Наших» осаживают посольство Эстонии, притащив с собой огромный надувной танк.
Я обнаруживаю, что на песчаном берегу у активистов «Наших» живет свинья. Они назвали животное Ильвесом в честь президента Эстонии Тоомаса Хендрика Ильвеса. Ответственный свиновод Дмитрий Иванов одет в американский костюм, украшенный пришитыми фальшивыми долларовыми бумажками, и в цилиндр. Он говорит мне:
— Мы не фанатики. Мы просто поддерживаем курс российской правящей элиты. Мы хотим, чтобы люди жили хорошо. Только идиот будет выступать против этого. — Будущее России, по его уверенным предсказаниям, таково, — Мы войдем не в пятерку, а в тройку передовых стран. К 2020 году люди будут стремиться переехать из таких стран, как ваша, в Россию.
Сам лагерь, как я понимаю, — это возможность совместить пропагандистскую деятельность Кремля с бесплатным отпуском и пофлиртовать с противоположным полом. Тут есть скалодром, танцевальные классы, горные велосипеды, спортзал и даже сигвей, лесной воздух пропитан сосновой смолой и гормонами молодости. На песочке загорает женщина в оранжевом бикини, почитывая Конституцию России. Кремль спонсирует «Наших», а Владислав Сурков — главный путинский идеолог — их идейный вдохновитель.
Некоторые из приемчиков этой группы выглядят скорее глупо, нежели устрашающе. Одна из палаток, что стоит на песчаной насыпи, принадлежит Антонине Шаповаловой, ей двадцать лет и она — модный дизайнер. Шаповалова, как и множество других поклонников «Наших», — родом из провинции (в ее случае — из Костромы, что на западе России). В 2007 году она представила сенсационные дизайнерские «трусы Путина». Эта откровенная нижняя часть бикини украшена слоганом «Вова, я с тобой», и слово «Вова» — уменьшительно-ласкательное от Владимир — тянется ровно вдоль промежности.
В лагере также пытаются решать и демографические проблемы России: двадцать молодых пар торжественно завязывают узел во время массовой церемонии на главной сцене. Каждая из этих пар ночует в отдельной палатке в форме сердца, украшенной красными шариками; год назад на этом же месте во время массовых свадеб уже успели зачать ребенка — Васю — которого сейчас с гордостью предъявили общественности; присутствуют пары из Дагестана в ярких костюмах, на женихах — огромные коричневые шляпы.
Но на самом деле, впрочем, факт остается фактом: «Наши» — это довольно неприятная организация. Российское правительство использует ее как средство демагогии и как способ подразнить своих врагов. Во время моей работы в Москве мишенями организации, наряду с Брентоном и эстонцами, становится и критик Путина Каспаров, а также журналист и советский диссидент Александр Подрабинек.
Неподалеку от места содержания хрюшки мы встречаемся с лидером «Наших» Никитой Боровиковым. Боровиков защищает тактику группы. Он говорит, что не видит ничего плохого в преследовании врагов России — и описывает эти трюки как «фарс». Зачем они привязались к Тони Брентону?
— Он поддерживает фашистов и экстремистов, — отвечает Боровиков. — И это ужасным образом очерняет имидж России. Когда государство ничего не предпринимает, действовать вынуждено общество.
Как выясняется, у России полно врагов — их бесконечное число, как иностранных, так и доморощенных. У главной сцены развешаны баннеры. На одном изображен президент Эстонии в форме офицера SS, на других — Михаил Саакашвили и Виктор Ющенко — прозападные президенты Грузии и Украины, тут же красуется слоган «Злой дух проник к нашим братьям-славянам». В дальнем конце песчаной насыпи я отыскиваю труппу белорусского театра, представляющую сатирическую пародию на «Другую Россию» — продемократическое движение Каспарова. Актеры в масках — в стиле шоу Spitting Image — танцуют канкан под музыку из «Шоу Бенни Хилла», размахивая американскими флагами. Борис Березовский дирижирует, Ходорковский выходит на сцену в наручниках и полосатой тюремной пижаме. Все это в лучших традициях советской пропаганды с ее изображением злобных капиталистов в черных цилиндрах. Внезапно я осознаю, что это еще один пример адаптации Кремлем советской модели — в данном случае Кремль взял коммунистическую молодежную организацию (комсомол) — и сменил упаковку на более привлекательную для пользователей Facebook.
Вернувшись в Москву, я спрашиваю Илью Яшина, молодого лидера либеральной партии «Яблоко», что тот думает о «Наших».
— Это полностью искусственное движение, созданное президентской администрацией, — говорит он, добавляя, что это позор его поколения русских.
Участники движения вознаграждаются бесплатными билетами в кино, клубными картами в бассейны и престижными стипендиями в государственных корпорациях. Они не глупы — они просто циники, предполагает он:
— Россия пребывает в глубокой психологической и политической апатии.
Яшин полагает, что неверно было бы сравнивать «Наших» с Гитлерюгендом — первых прозвали Путинюгендом — поскольку они никого не убивают. Лучший аналог, как он считает, — хунвейбины председателя Мао. Короткой пугающей сноской можно добавить, что «Наши» вместе с самим Путиным, как выяснилось, еще и благоговеют перед Андерсом Берингом Брейвиком, 32-летним норвежцем, который совершил массовое убийство в июле 2011 года.
Маленький прибрежный городок Сенигаллия расположен на открытом всем ветрам адриатическом побережье Италии. Тихое милое местечко. Есть собственная пристань и набережная. По берегу раскиданы кафе с полосатыми шезлонгами, черноголовые чайки снуют над волнами. В Сенигаллии имеется даже собственный замок и чудесный парк, засаженный араукарией и пихтами. Я приезжаю и вижу запертую дверь туристического бюро. Но в старом городе, под каменными арками, удается найти кафе, где продают превосходное мороженое.
Сенигаллия — странное прибежище Вальтера Литвиненко, 71-летнего отца Александра Литвиненко. Вместе с женой Любой и другими родственниками он живет здесь в изгнании — на побережье провинциальной Италии. В марте 2011 года я отправляюсь в их обшарпанную трехкомнатную квартиру, упрятанную в безликом тупике. Семейство покинуло Россию весной 2008 года. Но, как объясняет Вальтер Литвиненко, его проблемы с российским государством начались еще до убийства его сына — история тянется аж с 1998 года, когда Александр — в семье его называют Саша — публично выступил с обвинениями своего работодателя, ФСБ. Шефом ФСБ на тот момент являлся сам Путин. Семейство проживало в Нальчике, городке у подножия гор Северного Кавказа.
Александра арестовали. В Нальчике единокровная сестра Александра Татьяна и ее муж — оба тогда работали в местном подразделении ФСБ — потеряли работу. Загадочным образом погибла бабушка Литвиненко — ее сбила машина, когда та переходила дорогу.
После радиоактивного отравления и смерти Литвиненко в Лондоне проблемы только приумножились. Начались угрозы и запугивания. Российская пресса объявила семью Литвиненко предателями. Родственники прекратили общение. Как говорит Вальтер, ему намекали на то, что его внук-подросток — которого вот-вот должны были призвать в армию — вернется домой в черном мешке. Вальтер был в курсе, что местоположение его младшего сына Максима — который уже успел переехать в Италию — рассекречено. Мало-помалу семья Литвиненко пришла к выводу, что выбора нет — им остается лишь покинуть Россию.
— Я боялся не за себя, а за детей, — рассказывает мне Вальтер — на нем та же плоская кепка, что была надета в тот промозглый день, когда его сына хоронили на Хайгейтском кладбище а Лондоне.
Литвиненко — вынужденные изгнанники: на стене висит карта России, рядом с ней — несколько православных икон, на полке стоит русско-итальянский разговорник.
— Дома я любил ходить за грибами. Но потом я стал бояться соваться в лес. В лесу очень легко убить человека, — говорит Вальтер.
Жизнь в Италии, как выяснилось, принесла одни разочарования. Спустя два года после переезда лидер Италии Сильвио Берлускони отказался предоставить семейству убежище — что Литвиненко-старший относит на счет близких личных отношений Берлускони и Путина. Он говорит, что эта волокита может объясняться нежеланием Берлускони огорчать Кремль.
— Мы стали жертвами в этой политической игре, — говорит Литвиненко. — Берлускони не лучше Путина. Все европейские правительства заигрывают с Путиным. Зависимость Берлускони от Путина и от российского газа означает лишь то, что убежища мы не получим.
Такое заявление кажется мне правдоподобным, хоть и невеселым. Паоло Гуццанти, бывший сенатор партии «Вперед, Италия» (Forza Italia), повздоривший с премьер-министром из-за дружбы последнего с Путиным, говорит, что, вероятно, Берлускони лично не дал хода заявлениям Литвиненко.
— У меня нет этому подтверждения, но кажется очевидным, принимая во внимания братские отношения между Путиным и Берлускони, ч то будут придуманы любые возможные предлоги для того, чтобы замедлить или вообще остановить процесс по предоставлению убежища, — говорит он.
Итальянское правительство это отрицает. Позднее семья получает разрешение на проживание в Италии, хотя это не аналог убежищу.
Литвиненко также полагают, что семейство подвергается преследованиями и со стороны полиции Италии — полицейские совершили налет на семейный ресторан La Terrazza, расположенный в соседнем курортном городке Римини. Татьяна рассказывает, как один из полицейских схватил ее за руку. Она начала вырываться, тот повалил ее на пол, она отключилась, получила сотрясение мозга. Как считают в семье Литвиненко, неизвестно, является ли это преследование местным феноменом ввиду того, что полиция плохо относится ко всем русским, наводнившим побережье Адриатики, или же направлено персонально против них и цинично инициировано в верхах.
— Я думал, что в Европе на 100% подчиняются законам. В Италии обнаружилось, что это неправда. Все решает мафия и связи. Словно бы мы были не в Европе, а остались в каком-нибудь российском захолустье, — говорит Татьяна.
Вальтер Литвиненко обвиняет Путина в смерти своего сына. Он полагает, что команда из трех человек — Лугового, Ковтуна и Соколенко, что встречались с его сыном в баре отеля, — действовала по указке Кремля.
— Я знаю, это Путин убил его, — говорит он мне. — Он больной человек. Нормальный человек не стал бы убивать Сашу.
У Литвиненко нет доказательств, но его отчаяние и его публичные обвинения в адрес Путина вполне понятны. Его логика следующая:
— В России существует вертикальная система. Как и в Советском союзе. Только Путин может решать подобные вопросы — он как Сталин. Без одобрения Путина это (убийство Литвиненко) никогда бы не случилось.
Татьяна с отцом не согласна. Она не хочет разбрасываться обвинениями ни в адрес Путина, ни кого бы то ни было еще. Ее упрек адресован Березовскому — вероломному покровителю Литвиненко. Он оставил семейство в беде.
— Мы ему определенно не интересны, а мы не станем унижаться и просить его.
Семья Литвиненко в отчаянном положении. Их основная пища — креветки, что хранятся в холодильнике их неработающего ресторана. За несколько дней до моего прибытия они потратили на яйца последние 10 евро. Местная церковь жертвует хлеб и яблоки, еще они пекут блинчики. На момент моего визита у них нет денег на оплату аренды квартиры за следующий месяц — это 540 евро. Горький постскриптум к истории Литвиненко — убийство, побег, нищета, туманное будущее на чужой земле. И обеспокоенность тем, что проживание на нынешнем месте — по-прежнему небезопасно.
— У какой-то подсознательный страх, — говорит Вальтер Литвиненко. — В Нальчике я не боялся — я знал там каждого в лицо. Здесь все по-другому. В любой момент к нам могут прийти, и это будет конец всего.
В мае 2011 года мне звонит Татьяна. Сообщает новости о семействе. Неутешительные. Люба — которая вырастила Александра Литвиненко — умерла. Правительство Италии по-прежнему отказывается оказывать Литвиненко минимальную государственную поддержку. Вальтер Литвиненко переехал и теперь живет один в однокомнатной квартире. Он остался практически без средств к существованию, у него нет денег на оплату счетов. В его квартире отключили электричество, и он сидит там один — в темноте.
ГЛАВА 5. Пять августовских дней
Граница у Гори, Грузия
11 августа 2008 года
С возвышающимися старыми храмами, башнями и замками, которыми украшен фантастический горный пейзаж, Грузия, вероятно, покажется вам одним из красивейших мест на земле.
Lonely Planet, путеводитель по Грузии.
Когда начнется стрельба, я буду сидеть на берегу моря в Корнуолле. Самый жуткий кошмар для журналиста — оказаться не в том месте в момент, когда на твоем участке разворачиваются грандиозные события. В данном случае — начинается война в Грузии, маленькой стране с населением в 4,5 миллионов человек, расположенной на подступах к России.
Днем мы с Фиби и детьми — Раскином, 8 лет, и Тилли, 10 лет — нежились в волнах, а затем я возвращаюсь в наш арендованный коттедж, стоящий у самого пляжа. Смотрю на мобильный. Семнадцать пропущенных звонков! Черт. Включаю BBC. И обнаруживаю, что мой друг Ричард Галпин уже передает новости из Грузии. Он вещает, стоя на фоне огромной пробоины в дорожном покрытии, вероятно, это результат российской бомбежки. Грузины совершили бессмысленную и бесплодную попытку заполучить назад мятежную провинцию — Южную Осетию, Россия же ответила на это полномасштабным вторжением.
Новости вообще-то не то чтобы удивительны. Шестью неделями ранее мы съездили из России в Грузию на семейные каникулы. Как оказалось, это был наш лучший отпуск. После ареста российских «шпионов» в Грузии в 2006 году отношения между Москвой и Тбилиси стали предельно напряженными; но, тем не менее, между двумя столицами только-только возобновились прямые рейсы. В Тбилиси мы остановились в дешевой гостинице «У Додо», как рекомендовал путеводитель Lonely Planet. Мы посетили древние пещерные монастыри, выточенные в горах у самой границы с Азербайджаном, мы устроили пикник и ели колбаски, лаваш и грузинский сыр под средневековыми грузинскими фресками с изображением Тайной Вечери.
Еще мы ездили на север по Военно-грузинской дороге в компании других туристов. Дорога, в девятнадцатом веке использовавшаяся для военных поставок, тянется через горы Кавказа, мы шли через альпийские поля, цветут лилии и гвоздики. В заброшенной каменной башне мы с Тилли и Раскином обнаружили горного козла. Граница с Россией закрыта, мы карабкаемся практически по отвесной стене, чтобы попасть в старую церковь, возвышающуюся над приграничным городком Казбеги. Мы ездим и по Гори. В этом городе родился Иосиф Сталин — сын сапожника, человек без будущего. После Гори мы отправляемся в Боржоми, расположенный посреди субтропического леса, — это умирающий имперский курорт, знаменитый своими минеральными водами. Плещемся в открытом серном источнике.
А в Тбилиси я замечаю первые предвестники будущей трагедии. Я беру номер англоязычной грузинской газеты Messenger. Пишут, что госсекретарь США Кондолиза Райс прибыла в столицу на переговоры с прозападным грузинским президентом Михаилом Саакашвили. Саакашвили считают открытым врагом Путина, которого сам он насмешливо называет Лилипутиным. Такое презрение взаимно. Во время этих переговоров над президентским дворцом Саакашвили кружат российские самолеты.
Пришедший к власти в 2003 году на волне продемократических уличных выступлений, Саакашвили не скрывает своих намерений сделать Грузию частью НАТО и евроатлантического сообщества. В Кремле возмущены попытками Саакашвили вывернуться из российской геополитической хватки. Кремль поддерживает Абхазию и Южную Осетию — две сепаратистские территории, отделившиеся от Грузии в начале девяностых. Один московский комментатор — Павел Фельгенгауэр из «Новой газеты» — предсказывает, что политический кризис в отношениях России и Грузии летом приведет к войне. Но ему верят немногие.
А 7 августа действительно начнется война. Долгие годы аналитики будут с горечью обсуждать причины. После нескольких дней яростной приграничной бомбежки, когда поддерживаемые Россией южноосетинские бойцы обстреливали деревни, находящиеся под контролем Грузии, Саакашвили отправляет войска на захват Южной Осетии. И вскоре грузинская армия берет столицу — Цхинвали.
Но в Южную Осетию уже въезжают русские танки — и кукольная администрация страны, и США, и прочие державы полагают, что Цхинвали давно находится под контролем Москвы и ФСБ.
Кремль, только-только оправившись после очередного международного скандала, теперь внезапно оказался втянутым в опосредованный конфликт с НАТО и Западом. Спустя сутки войска Саакашвили, прошедшие подготовку у военных США, хаотично отступают из Цхинвали под шквальным российским огнем. Солдаты порой просто бросают свои «Кобры» — бронированные «Хаммеры» с сорокамиллиметровыми пушками. На улицах лежат тела убитых. Военная авантюра Саакашвили завершилась поражением.
Кажется, конфликт не привлек внимания мировых лидеров. Президент Джордж Буш, союзник Саакашвили, в этот момент находится вместе с Путиным в Пекине на Олимпийских играх.
Поездом я возвращаюсь в Лондон. Все рейсы в Тбилиси отменены — русские бомбят аэропорт. Поэтому я лечу в Баку — столицу соседнего Азербайджана, что на Каспийском море. Оттуда я в ночи еду на запад, к грузинской границе. Моя точка назначения — Гори. В июне мы побывали в этом городке, а теперь через него проходит линия фронта. Мой коллега по Guardian Том Парфитт пробирается через горы Кавказа. Он случайно оказался во Владикавказе — столице Северной Осетии. Он направляется в Южную Осетию, находящуюся под контролем русских.
Я въезжаю в Грузию. В воздухе разливается серый дым, русские бомбят неработающий аэропорт, оставшийся с советских времен. Несколько часов я еду через восточную Грузию, мы обгоняем запряженные лошадьми повозки, груженные дынями, проезжаем мимо полей с желтыми подсолнечниками.
Россия представляет свое вторжение в Грузию как сугубо миротворческую операцию. Цель миссии, по заявлению Кремля, — защитить гражданское население. Любой журналист, который хоть чуть-чуть изменит фабулу — позднее я и сам окажусь в их числе — будет автоматически заклеймен «шпионом». Но когда я прибываю в Гори, становится понятно, что все эти заявления идут вразрез с тем, что случилось с гражданским населением Грузии, пережившим трехдневную воздушную атаку со стороны России. Несколько бомб попали в жилые районы. Я вглядываюсь в развалины дома, разрушенного русским снарядом.
Знакомлюсь с хозяином — его зовут Костя Арсошвили. От его гостиной почти ничего не осталось — он сидит на засыпанном стеклом ковре. Люстра упала на пол. Оконные рамы в детской вылетели. Сосед Кости пострадал еще больше. Он погиб — бомба угодила в крышу его дома.
— Мне повезло. Я вывел детей из дому за пятнадцать минут до бомбежки, — рассказывает мне Костя, показывая на шаткие дверные перемычки и выбитые окна. — Не знаю, кого винить в этой войне. Знаю лишь, что точно не меня.
По видимости, встречные бомбардировщики, которые разгромили дом Кости, целились в грузинскую танковую базу, что в двух милях отсюда. Но бомбы не достигли цели. Ошибку могли допустить случайно — но вообще это больше похоже на целенаправленный акт мести Саакашвили, чьи солдаты и танки спешно отступают в направлении Тбилиси.
Противовоздушная оборона Грузии оказалась неспособной к сопротивлению, и теперь российские ВВС беззаботно кружат над территорией Грузии. Русские бомбардировщики разгромили радиолокационную станцию в столице, на рассвете местные жители в панике выскочили на улицу прямо из постелей. Соседи, живущие напротив Костиного дома, обследуют свои разрушенные жилища; жженые искореженные куски металла валяются по дворам, раскидана одежда, перья из подушек, стоит запах обгорелой плоти. Верхние этажи пятиэтажного здания исчезли, аккуратные виноградные решетки вмяты в стены — будто бы огромным кулаком.
— Мы жили на пятом этаже. Мы успели убежать как раз до начала атаки, — говорит Нана Тетладзе. Ее беременная соседка Марка, жившая на втором этаже, оказалась не столь проворной. — Они с мужем погибли. Оба. Не знаю, что с их семилетним мальчиком, — говорит она. Во дворе я нахожу искалеченные останки белой машины Марки.
В тот вечер в Тбилиси, в лобби отеля, я случайно сталкиваюсь с Ираклием Баткуашвили, начальником департамента стратегического планирования Грузии, — он как раз возвращается со встречи с западными дипломатами. Дальнейшее будущее Грузии видится ему мрачным, он говорит, что русские атакуют по всем фронтам. Они идут с западной стороны, из Абхазии, второй отделившейся грузинской республики, — говорит он, — и уже захватили ключевые точки — Кутаиси и Сенаки. Полковник признает, что «половина Грузии оказалась под контролем России», и говорит, что жалкие остатки армии Саакашвили планируют сформировать защитное кольцо вокруг Тбилиси. «Это классическое полномасштабное вторжение. Это оккупация».
Российское наступление вызывает панику — некоторые иностранные обозреватели заявляют о том, что покидают страну, беженцы ищут пристанища, мобильные телефоны не работают. Неясно, собирается ли Кремль брать сам Тбилиси. Я спрашиваю Баткуашвили, является ли конечной целью России захват Саакашвили — которого Путин обвиняет в военных преступлениях.
— Идея в том, чтобы наказать Грузию и грузинское правительство, — отвечает он. — И Мишу (Саакашвили). Они ведь ненавидят Мишу.
Еще один грузинский чиновник говорит, что Россия согласна на отвод войск в обмен на поручительство, что Грузия оставит все свои чаяния по вступлению в НАТО и формально примет нейтралитет.
— Это значит, что мы должны отказаться от своих стремлений присоединиться к Евроатлантическому альянсу, — мрачно добавляет он.
Телеграммы Wikileaks последовательно доказывают реальность такой ситуации. За год до войны дипломаты США в Москве и Тбилиси представили подробный отчет о секретных акциях России в Грузии. Они сообщили, что Южная Осетия фактически контролировалась ФСБ — следы работы ведомства прослеживаются по всему региону.
«Несомненно, русским хотелось бы убрать Саакашвили, — пишет 20 августа посол США в Тбилиси Джон Теффт, — но разнообразие и масштаб активных мер предполагает, что существует и более глобальная цель — вынудить Грузию отказаться от евроатлантической ориентации и вернуться в стан России».
На следующее утро вместе с переводчицей Ликой Перадзе, выпускницей академии искусств Тбилиси, и водителем Зурой Кевлишвили я снова отправляюсь в Гори. Зура возил нас в горы, когда мы были тут на семейных каникулах. По мере того, как мы приближаемся к линии фронта, он нервничает все больше и больше. Вдоль дороги мы замечаем следы панического и позорного отступления грузинской армии. Сожженный грузинский танк повален на бок. Крышу срезало. Другие военные транспортные средства Грузии, кажется, просто сломались в ходе злополучного бегства. У одного танка — две спущенные задние шины, экипаж бросил яблоки прямо около пушки. Пара военных грузовиков — со сплющенными кабинами. Рядом — брошенные артиллерийские орудия.
Мы едем в Нацрети — это придорожная деревня в восьми милях от Гори. Вынырнув из ниоткуда, в двухстах метрах в белом небе над нами кружит российский военный вертолет. Вертолет сбрасывает несколько оранжевых шипящих ракет. Ракеты летят и врезаются в высокую линию опоры электропередач, и дым рассеивается по дороге. Мы сворачиваем в деревню. Зура расстроен — его машина сломана.
Жители, оказавшиеся на линии фронта, кажется, возмущены тем, что Грузия осмелилась развязать войну с таким могущественным соседом, как Россия.
— Не знаю, какую из сторон в этом винить. Даже не знаю, почему все это случилось, — говорит мне семидесятитрехлетняя Оля Тваурия. Оля рассказывает, как ей вместе с другими женщинами и детьми пришлось провести ночь в соседском подвале, мужчины сбежали в горы, чтобы спрятаться в сосновом лесу. Российские бомбардировщики поднялись в небо в два часа ночи, разгромили здание почты Гори и военный госпиталь — там погиб доктор.
Мы сидим в увитом виноградной лозой доме Оли. По двору бегают куры, ароматные сливы и кабачки распустились яркими желтыми цветами. Многие из ее соседей успели уехать.
— Я осетинка, но хочу жить здесь, — говорит она. Она предлагает Зуре оливковое масло, чтобы унять головную боль, угощает нас лавашем и домашним грузинским сыром.
Теперь, оставшись без машины, мы с Ликой едем в центр Гори вместе с двумя юными грузинами — на панели машины лежит пистолет. По дороге мы встречаем несколько других авто. Я поражен отвагой Лики. А в Москве Медведев объявляет о том, что российские войска прекратили военные операции. Спустя пять дней наступление на запад и в центр Грузии закончено, — заявляет он.
До Гочи Сехниашвили эти новости доходят слишком поздно. Четырьмя часами ранее он стоял на главной площади Гори, рядом с огромной городской статуей Сталина. Выжившие говорят, что бомбежка началась неожиданно.
— Внезапно упала бомба. У нас вылетели окна. Разлетелись стекла. Одни люди кричали и умирали. Другие прятались, — говорит друг Гочи Тамаз Беруашвили. — Я схватил пожитки и бросился бежать. И увидел, что Гоча лежит на брусчатке лицом вниз.
Гоча — не единственная жертва: в ходе нападения погибло по меньшей мере пять мирных жителей, включая 39-летнего голландского журналиста Стана Сториманса. Он вел репортаж и находился неподалеку от огромного музея Сталина, выстроенного рядом со скромным деревянным домом в две комнаты, где вырос диктатор. Статуя Сталина, что удивительно, совсем не пострадала. Грузинские флаги свисают над зданием муниципалитета с колоннами. Рядом брошен покореженный красный «Гольф», на земле лежит мертвая собака. Трудно понять, во что именно целились русские — более вероятно, их целью было посеять смерть и хаос.
На следующий день мы с Ликой возвращаемся в Гори. Мы нашли нового водителя — Кобу Чхиродзе. Привлекательный и высокий, с небрежной трехдневной щетиной, Коба — житель зоны войны — дружелюбный, бесстрашный и любопытный. Ему 41 год, он служил в Советской армии. На линии фронта он инстинктивно отводит машину от опасных мест наслучай, если вдруг нужно будет быстро скрыться в убежище. А еще он патриот — он запальчиво заявляет о том, что уйдет в партизаны, если русские не уберутся восвояси. Мы добираемся до Гори — никаких признаков отвода российских войск не видно; зато мы узнаем, что русские танки из Южной Осетии дошли до центра Гори и стоят у церкви, возведенной из песчаника. Броневики также заняли главную трассу Е50 на выезде из города, отрезав таким образом восточную Грузию от западной. Мы оставляем машину у заправочной станции. Сидим в тени елей. Неподалеку от нас появился новый российский пропускной пункт. Офицер поста, этакий майор Крепкий Орешек, оказался остроумным философом. Я спрашиваю, зачем он вторгся в Грузию.
— Между Грузией и Россией нет различий, — отвечает он. И добавляет, — Очень красивый пейзаж. Хотя у нас в Дагестане тоже есть красивые горы.
Спустя несколько часов российская армия снимается с места — череда броневиков с солдатами переваливает за вершину холма. Останавливается — словно для того, чтобы собраться с силами, и затем возобновляет движение в сторону Тбилиси. Вслед за ними на горизонте появляется бесконечная колонна русских военных автомобилей — грузовики, цистерны, помятый «Ниссан». Российская армия в действии.
Непонятно лишь, куда она направляется. Следующие восемь миль — мимо желтых полей, через туманные горные долины — мы едем впереди колонны, которая продолжает торжественное шествие от Гори к столице. Никто не знает, считать ли это формальной российской оккупацией Грузии или чем-то другим: вероятно, ленивой воскресной прогулкой? Колонна движется вглубь грузинской территории. Войска уже в тридцати милях от Тбилиси. И тут они сворачивают влево. Из машины выскакивает русский солдат. Я спрашиваю, что они собираются делать.
— Нам велено остановиться здесь, — говорит он мне, показывая вниз, на развороченную грязную грунтовую дорогу, ведущую к деревушке Орчосани, что в миле отсюда. — Мы оказались здесь только по одной причине — из-за провокации Саакашвили, — говорит он.
Странный день. Теоретически конфликт между Россией и Грузией должен быть исчерпан: европейские парламентеры во главе с президентом Франции Николя Саркози объявляют о заключении мирного акта. А в реальности я обнаруживаю, что мощная российская военная машина катится по грузинской глубинке. Пара российских грузовиков съезжает в кювет. Один грузовик сломался. Из машины выпрыгивает солдатик с длинным железным прутом в руках и заводит харкающее авто. Откуда он?
— Из Чечни, — говорит тот. — Мы пришли помочь.
Но перепуганные жители Гори и окружающих деревень скажут вам, что это — вопиющая ложь. Беженцы — сельские жители приграничных с Южной Осетией зон — рассказывают о народной армии чеченских и осетинских добровольцев. Эти нерегулярные формирования прибыли вскоре вслед за русскими танками и подразделениями, чтобы присоединиться к оргии мародерства, обстрелов, убийств и изнасилований, говорят очевидцы, добавляя, что эти банды забрали с собой молодых женщин и мужчин.
— Они убили пятнадцатилетнего сына моих соседей. Все в панике бежали, — рассказывает мне Лариса Лазарашвили. — Русские танки вошли в деревню в 11.20. Мы побежали. Бросили все — скот, дома, все пожитки. Ничего не осталось.
— Они убивали, жгли и грабили, — добавляет Ачико Китаришвили из Бербуки. — Они забрали молодежь в заложники и увезли. Это были чеченцы, осетины и казаки. — Он продолжает, — моя деревня находится вне зоны конфликта. Это чистая Грузия.
Вначале в сообщения о зверствах русских верится с трудом. Но среди населения царит неподдельная паника — жители деревень пытаются сбежать в Тбилиси всеми возможными способами. Семейство из восьми человек втискивается в крошечную белую «Ладу», другие едут на тракторах, группа пожилых людей грузится в повозку, запряженную лошадьми. Небо затянуто белым дымом. Череду деревень между Гори и Южной Осетией охватили пожары: горят Тквиави, Каралети, Река, Вариани. Во всей Грузии двести тысяч человек стали беженцами. Нерегулярные формирования забирают машины — под дулом пистолета вышвыривают из-за руля водителей, такая участь постигла нескольких журналистов. Убежавшие говорят, что их предали. Они говорят, Медведев их обманул.
— Я поверил Медведеву, когда тот заявил о мире. Поэтому мы остались дома. Но это оказалось ложью, — говорит мне 62-летняя Ламзира Тушмали. — Не было никакого прекращения огня.
Война 2008 года между Россией и Грузией — весьма странный конфликт. Передавая из Афганистана в ходе развязанной США войны против Талибана в 2001 году, я иногда оставался спать в машине, в морозной пустыне, неподалеку от северной границы. Часто было нечего есть. В Грузии я живу в пятизвездочном отеле «Мариотт» внизу улицы Руставели, неспешной главной улицы Тбилиси.
В отеле есть скоростной интернет, на нижнем этаже — бассейн. По утрам Лика, Коба и я — вместе с фотографом газеты Guardian Шоном Смитом, который прилетел из Лондона, — ездим Гори, теперь оказавшемся в русской блокаде. Вечерами, закончив писать статьи, мы с Шоном гуляем по старому Тбилиси. Центр города — сплошь милые деревянные домики с решетчатыми балконами и садиками, засаженными георгинами и инжиром.
Мы частенько наведываемся в «Шемоихеде Генацвале» — ресторан на мощеной улице Леселидзе. Там подают прекрасные хинкали (мясные пельмени) и хачапури (сырный хлеб). Мы пьем превосходное грузинское вино. Позже, когда конфликт начинает рассасываться, я брожу по Prospero’s Books — английской книжной лавке и кафе. Ее владельца зовут Питер Насмит — это очаровательный англичанин, большой фанат Грузии. Он вручает мне роман 1949 года Timeless, написанный грузинским аристократом Николасом Чкотоа. Насмит переиздал его, обнаружив в книжной лавке в Кэмдене. Это история любви русской царевны и грузинского царевича, действие разворачивается в конце 19 века в далеких горах Кавказа, в Париже, Тбилиси и Давосе.
Российская армия просит журналистов воздержаться от визитов в Гори и поездок в грузинские приграничные деревни к северу от города, примыкающие к Южной Осетии. Мы встречаем все больше беженцев. Когда мимо проходит русский вооруженный конвой, группа прячется в кювете; как только солдаты исчезают из виду, беженцы с криками и плачем поднимаются.
— Повсюду тела погибших. Я видела сотни убитых. Трупы лежат прямо на улицах, — говорит Елене Майсурадзе, пожилая леди 73 лет. — В деревнях Курта, Чала и Эредви — огромное количество трупов.
Елене говорит, она убежала из грузинской деревни Тквиави после того, как в ее дом ворвались две банды вооруженных мужчин.
— Они говорили по-русски. Спросили — где мальчишки и где твоя машина? — вспоминает Елене. — Я не понимаю. Один из них был осетин, он переводил. Я сказала, что машину я продала, и они ушли. Затем пришли другие. Вошли, спросили, где подвал, и открыли огонь. Я плакала. Они говорили — пристрелите ее. Моя соседка — русская, она сказала — не надо ее убивать. Они выстрелили в пол и сказали — на хер Саакашвили.
И лишь спустя три дня новости о зверствах захватчиков просачиваются в прессу — все это время Елене и другие выжившие идут в Гори пешком. Группа передвигается в ночи и питается персиками, яблоками и сливами, одна старушка — Матика Эльбакидзе, 93 года — умирает в дороге.
Еще один беженец — Нугзари Яшавили — рассказывает, как возвращался назад, домой, в Тквиави. Он прятался в полях. В пятидесяти метрах от себя он увидел, как группа странных вооруженных людей подошла к его соседу — Геле Чикладзе.
— Они подошли к Геле, развернули его за плечо и перерезали ему горло, — говорит Нугзари. — Их было пятеро. Они приехали на джипе из Южной Осетии. Ходят по деревням, от дома к дому.
Нугзари — 65 лет, он говорит, что скрывался в кукурузном поле. Он видел, как чеченские и осетинские нерегулярные части вынесли и забрали его мебель и генератор. Внизу дороги они застрелили его двоюродного брата. Я прошу Нугзари, чтобы тот изложило все на бумаге. Он пишет имена, возраста, адреса. Другие беженцы — независимо от него — описывают такую же мрачную картину.
Понятно, что отряд убийц прибыл со стороны контролируемого Россией Цхинвали, что в нескольких милях отсюда. При очевидной поддержке российской армией нерегулярные формирования провели кампанию этнической зачистки — они убивали мальчиков-подростков, угоняли автомобили, мародерствовали, а затем жгли грузинские дома. Несмотря на заявление Москвы о прекращении войны с Грузией, спонсируемые российской стороной карательные отряды по собственной инициативе мстят грузинам, живущим по обе стороны границы Южной Осетии.
Российская армия, которая контролирует данную зону, смотрит на резню сквозь пальцы. Нам не разрешают провести собственное расследование. Мы оказались в ловушке у Гори — дорогу нам преградили российские танки. Какое-то время мы просто сидим. Один танк с грохотом сминает несколько маленьких елей, другие оставляют спиральные следы на сером бетоне дороги. Серый дым струится над разрушенной грузинской военной базой, что в близлежащих горах. Каждые несколько минут слышны рокочущие взрывы, в воздухе пахнет кордитом.
Несмотря на прекращение огня, ситуация остается нестабильной и опасной. Без предупреждения белый внедорожник «Нива» проносится мимо русского блокпоста со стороны Цхинвали. Останавливается прямо перед нами. Из машины выскакивает южноосетинский командир, он пьян, зол и явно на взводе при виде такого количества иностранных съемочных групп. Очевидно, что мы для него — враги. В той же машине сидит солдат — он размахивает пистолетом и кричит нам, чтобы мы убирались прочь. Начинает стрелять в бетон. Русские ничего не предпринимают. Мы бежим к машине.
И лишь спустя два дня нам наконец удается добраться до Тквиави. Мы огибаем гору, чтобы вернуться в Гори, проезжаем два русских дорожных поста. На главной площади Гори мы наталкиваемся на Александра Ломайя, секретаря совета национальной безопасности Грузии — он во главе гуманитарного конвоя. Мы следуем за ним. Направляемся на север от города. Российские солдаты прогоняют нас еще через несколько блокпостов. Масштабы этнической чистки в районе десяти миль к северу от Гори вскоре становятся ясны. Многие дома вдоль дорог сожжены и разграблены. Позже в своих заметках я обнаружу ссылку на «обуглившиеся балюстрады». С балкона свисает коричневый плюшевый медведь. Местных жителей тут осталось немного.
В селе Карби Джемаль Сагинашвили, семидесятидвухлетний грузин, показывает мне след от российской кассетной бомбы в своем яблоневом и сливовом саду. Деревья скорчились и почернели, остатки бомбы валяются в грязной луже. Крыша его дома продавлена, на стенах соседского дома — следы шрапнели.
— Моей родственнице Додо в легкие попал огромный кусок металла. Мы смогли вызвать скорую, ее отвезли в больницу, но она все равно умерла, — рассказывает он.
В Тквиави разрушений еще больше. Местные говорят, что «чеченцы или казаки» — неясно, кто именно –12 августа убили одного из жителей, Шамили Окропиридзе. Дом Шамили стоит на углу главной дороги, идущей через деревню; он услышал грохот приближающихся танков и выглянул на улицу — как раз в тот момент, когда мимо шествовали русские вооруженные части. И его застрелили.
— Тело неделю лежало на улице. Оно все почернело. Мы хотели похоронить его, но русские не давали, — говорит мне его сосед Рузвельт Метревели.
На его воротах я обнаруживаю следы крови. Повсюду стоит запах смерти. На веранде нахожу тапочки Шамили. Его дом не заперт. На кухне — аккуратно сложенные тарелки. На столе лежит фотоальбом, черно-белые фото Шамили, вот он — подтянутый молодой человек, отдыхает на побережье советского Черного моря. Вооруженный взломщик вторгся в его спальню и сделал единственный аккуратный выстрел через внутреннее окно.
Я смотрю на фотографии родителей Шамили, что висят в гостиной. Нахожу его сумку — он был готов покинуть дом. На стене рядом с грузинским флагом висит портрет Сталина. Шамили жил один, позже выясняется, что его дочь — в Тбилиси. Днем ранее русские солдаты похоронили его в саду под виноградником. Рузвельт говорит, что в эти дни ему удалось выжить, так как он прятался в полях, обманув южноосетинских и чеченских военных.
Другие деревни к северу от Гори постигла та же участь. Мы едем дальше в долину — она по-прежнему прекрасна и плодородна — вдоль трассы растут дикие персиковые деревья, высокие платаны. Вокруг — все новые признаки разрушений: разграбленные заправки, вздернутая туша коровы, перевернутые тракторы. На перекрестке у Тирдзниси валяются жалкие остатки микроавтобуса, на который напала банда южноосетинских карателей. Микроавтобус лежит на боку, вокруг разбросана чья-то обувь, битые стекла, паспорта.
Медики из нашего конвоя решают обследовать машину, но вонь стоит невыносимая, и они отходят в сторону.
— Этот автобус ехал в Тбилиси. Осетины остановили его и забрали часть пассажиров в заложники. Прочие сбежали, — говорит Тариэль Гулисашвили. — Пятеро из этого автобуса пропали без вести. Мы не знаем, что с ними.
Люди говорят, что грузинская деревня Эредви полностью разрушена огнем. Такая месть понятна — в конце концов, южноосетинское гражданское население тоже погибло после атак грузинской армии.
Но кое-что выглядит не просто как месть: это систематические попытки вынудить грузин покинуть те места, где они жили столетиями, и создать новую моноэтническую карту. В Брюсселе Сергей Лавров, министр иностранных дел России, уверяет весь мир в том, что Москва отводит войска из оккупированной Грузии. Однако по дороге домой я вижу, как русские солдаты веселятся и купаются в ручье Патара Лиахви, их палатки цвета хаки расставлены на поросшем ивами сверкающем берегу. Кажется, они не собираются никуда уходить.
На следующий день мы минуем Гори и направляемся в горы, в город Ахалгори — этот сонный район был под контролем грузинского правительства. Здесь смешанное население, ранее тут в мире сосуществовали и грузины, и осетины, и армяне, и странные русские. В предыдущий вечер, однако, южноосетинские формирования вторглись в Ахалгори вслед за русскими военными. К моменту нашего приезда грузинское население уже успевает покинуть город. Грузинская администрация Ахалгори тоже в полном составе улетает в Тбилиси, что всего лишь в 25 милях отсюда.
Командующий говорит нам, что теперь город полностью перешел под контроль Южной Осетии. Он был освобожден, заявляет он.
— Он станет частью независимой территории в составе Российской Федерации. — Вокруг столпились его боевые товарищи, вооруженные Калашниковыми. Он поясняет, как будет выглядеть новая карта Грузии. — Раньше это была наша территория. И она наша. И будет нашей, — говорит капитан, обводя рукой земли вокруг Ахалгори.
Солдаты капитана захватили двухэтажное здание полиции города, теперь над ним развевается осетинский флаг, один из солдат волочит по земле флаг Грузии, который только что сняли с крыши. Русские солдаты сидят на броневике. Они расслаблены, пребывают в хорошем настроении, соглашаются прокатить нас с Шоном. Один шутит:
— Поехали прямо в Лондон! Виза нам не нужна.
Захват Ахалгори имеет решающее значение. Кажется, это и есть часть плана Кремля по перечерчиванию карты Грузии — от страны останется маленький огузок, а сепаратистские территории увеличатся. До войны южноосетинские повстанцы контролировали маленький город Цхинвали и ряд деревень. Теперь же Москва заново навязывает старые, более широкие границы Южной Осетии, что были приняты во времена, когда территория считалась автономной зоной (областью) в составе Грузинской Советской Социалистической республики. Тогда Ахалгори назывался Ленингори.
В центре города я натыкаюсь на патруль из вооруженных южноосетинских подростков — те разъезжают по пыльным улицам. У каждого на руке — белая повязка, символизирующая их новые обязанности: миротворческий долг. Большая часть населения Ахалгори — где жило десять тысяч — покинуло город. Немногие — в основном этнические осетины и старики — решились остаться.
Я спрашиваю командующего, зачем эти подразделения проводили этнические чистки грузинских деревень между Южной Осетией и Гори.
— Да, мы проводили операции зачистки, — говорит он, используя русское слово «чистить». — Мы искали боевиков. — И продолжает. — Почему вы, журналисты, не сообщаете о гражданском населении, которое погибло от атак грузин в Цхинвали? Там лежат тела грузинских солдат — вот уже неделю. А их правительству на это наплевать.
Ожесточенная война между Грузией и Россией перетекает с поля боя в публичные баталии, а затем — в международные расследования: кого винить и какая из сторон говорит правду? Русские обвиняют иностранных журналистов в прогрузинской предвзятости.
А в Москве прокремлевские медиа представляют собственную версию войны. Опустив, разумеется, ряд определенных деталей. Не сообщив ничего об осетинских формированиях, которые несли смерть, расчищая себе путь через грузинские деревни. И действительно — обычные телезрители России понятия не имеют, что там происходит. Вместо этого журналисты рассказывают исключительно о страданиях жителей Южной Осетии. Кремль — проявив поразительную медлительность и не сообщив публике ничего такого в ранние дни конфликта, по-прежнему полагающийся на грубые советские методы, — разворачивает серию яростных выступлений против иностранных журналистов. Утверждает, что западные репортеры, освещающие конфликт, в действительности являются агентами ЦРУ.
Кремль, без сомнения, имеет собственную версию происходящего: права человека были нарушены с обеих сторон. Несколько десятков мирных граждан погибли в ходе безрассудного выступления грузинских военных в Цхинвали, а с ними — двенадцать русских солдат и южноосетинские полицейские. Город, включая старый еврейский квартал, лежит в руинах. Но Москва беззастенчиво преувеличивает количество жертв — Путин заявляет о том, что погибло около 2000 невинных граждан. Реальные цифры — гораздо меньше. (Европейский комиссар по правам человека Томас Хаммарберг насчитывает 133 жертвы со стороны Южной Осетии, 413 — со стороны Грузии).
Кремль также налагает на журналистов запреты в духе советских времен. Репортеров держат вдалеке от этнических грузинских деревень, внутри захваченной повстанцами Южной Осетии, сожженной в первые дни конфликта. Американские и британские корреспонденты лишены возможности безнадзорно путешествовать по Южной Осетии, вместо этого кремлевские представители возят их каждый день из Владикавказа — города в российской Северной Осетии — в Цхинвали, это три часа тряски в микроавтобусе «Хендай».
Грузины проиграли войну на земле и — как пошутил один из журналистов, «укрепили репутацию «итальянцев на Кавказе»: они ценят поэзию, песни, любят жить в свое удовольствие, в отличие от своих злобных чеченских собратьев. Но в текущей медиийной битве Грузия побеждает. Саакашвили постоянно показывает CNN. Он принимает Дэвида Кэмерона, Кондолизу Райс, Дэвида Милибэнда и Ангелу Меркель, а также лидеров Польши и стран Балтии.
Грузинские медиа оказались более проворны — ежечасно они шлют новостные обновления. Со всей ответственностью правительство Грузии позволяет иностранным журналистам свободно перемещаться по стране — даже с риском быть застреленными. Помогает с транспортом — группы журналистов летят на вертолете к душному порту Поти, что был спешно оккупирован и разгромлен русскими войсками.
Я стану участником одной из таких поездок. Мы летим на бреющем над полями и горами к субтропическому побережью Черного моря. 8 августа русские разбомбили морскую базу, погибло пять человек. Утонули три грузинских катера из береговой охраны. Башенка одного из ушедших под воду судов торчит над бирюзовыми водами, еще одна лодка береговой охраны накренилась и была потоплена. Российские солдаты успели как следует обшарить главное здание порта, выбили двери и перевернули кабинеты вверх дном.
Один из солдат написал на белой стене: «Грузинские суки, сдохните, пидорасы хуевы».
— Было 23 броневика. Они забрали все, что тут было ценного, — рассказывает Резо Манагадзе, работник порта. В разгромленном медпункте я нахожу портрет Михаила Саакашвили. Кто-то из российских солдат растоптал его ногами. И написал на портрете единственное слово: «Хуй».
Российская сторона отчаянно пытается опровергнуть оскорбительные грузинские заявления. Кремль даже отправляет в Южную Осетию журналистов, базирующихся в Тбилиси. Цель экскурсии — прослушивание концерта в честь победы под управлением российского маэстро и главного дирижера Лондонского симфонического оркестра Валерия Гергиева. Гергиев сам родился в Северной Осетии, он — ярый сторонник Кремля.
Похоже, это отличная возможность съездить в Цхинвали. Забившись в переполненный русский военный грузовик, мы едем мимо выжженных деревень, что к северу от Гори. Останавливаемся в Каралети. Несколько домов вдоль главной дороги разбомблены, какая-то брошенная «Лада» валяется в кювете, местная школа разграблена. Днем ранее я опрашивал местных жителей. Они все красочно обрисовали одну и ту же картину: 12 августа осетинские части ворвались в деревни — они жгли дома, забирали имущество и похищали людей.
Однако Саша, наш англоговорящий кремлевский гид, предлагает иное объяснение.
— Дом жителей сожгли особые грузинские формирования, — заявляет он огромной группе иностранных репортеров, некоторые из них оказались в районе впервые.
Я возражаю.
— Я был здесь вчера. Все, с кем я говорил, сказали, что дома подожгли именно южноосетинские банды. Зачем грузинским бойцам поджигать грузинские дома в глухих деревнях Грузии?
Саша меняется в лице. Он определенно не привык к возражениям.
— Дома сгорели из-за протечек газа или короткого замыкания, — запальчиво отвечает он. Затем поворачивается к седому российскому полковнику и — тихо переговариваясь по-русски — приказывает ему увести меня подальше от грузовика.
Я протестую.
— Вы не можете взять и оставить меня здесь. Тут незаселенная земля. У меня нет транспорта. И ситуация небезопасная.
Саша злорадно улыбается.
— Конечно же, мы вас не бросим.
Мне разрешают остаться. Но он отказывается отвечать на мои дальнейшие вопросы. Мы едем дальше.
В Цхинвали, у разрушенного памятника какому-то теперь обезглавленному осетинскому поэту, я встречаю своего коллегу Тома Парфитта. Встреча наша коротка: мы лишь успеваем изложить друг другу бессистемные данные, полученные у обеих сторон конфликта. Том говорит, что во время поездки из Владикавказа на территории поддерживаемой Москвой Южной Осетии он насчитал 270 сгоревших грузинских домов.
Неподалеку перед толпой выступает президент Южной Осетии Эдуард Кокойты, сторонник повстанцев и бывший борец. Он обращается к России с призывом признать независимость Южной Осетии — и Медведев, памятуя о прецеденте с Косово, именно так и поступает. Концерт проходит в разрушенном здании парламента Южной Осетии. Под управлением Гергиева исполняют Ленинградскую симфонию Шостаковича № 7 — она служит вечным напоминанием о героической борьбе русских против нацисткой Германии во времена Второй мировой войны.
Несколько грузинских узников — некоторые были похищены бойцами Южной Осетии — сморят представление из-за решетки. Я диктую репортаж в Лондон. Мои попытки передать сюрреалистический образ происходящего и триумфальные военные настроения смазаны. Я описываю «солдат, сидящих на броневиках, окруженных колючей проволокой». Секретарь на том конце потрескивающей линии, вдалеке от Кавказских гор, не расслышал. Когда на следующий день статья выходит в Guardian, оказывается, что солдаты и впрямь сидят на танках. Но окружены они почему-то резервуарами.
По возвращении в Москву обнаруживается, что официальная политика в отношении западных журналистов — это недовольство и месть. Кремль обвиняет иностранные медиа в неверном понимании сути этой войны. Российское телевидение рисует Саакашвили военным преступником и безумцем, жующим галстуки. Русской публике втолковали, что это США санкционировало нападение Саакашвили на Южную Осетию.
Такая промывка мозгов выглядит топорно, но работает вполне эффективно. Большинство выступает с поддержкой действий российского правительства. Моя квартирная хозяйка Ольга заявляет, что грузинский лидер психически ненормален. Все, кроме горстки отважных либеральных комментаторов, повторяют, как попугаи, рассказы Кремля о том, что вторжение в Грузию было спонтанной гуманитарной миссией по спасению жизней мирного населения и российских граждан. Альтернативный взгляд — что это была карательная акция с целью унизить Саакашвили и преподать Грузии кровавый урок по геополитике — практически не принимается.
Во вторник, 25 ноября 2008 года, я встречаюсь с Борисом Шардаковым, чиновником из департамента по работе с прессой российского МИДа. Я приезжаю забрать мою журналистскую аккредитацию на 2009 год, которая даст мне право пребывать и работать на территории России. Шардаков — «куратор», ответственный за визы и аккредитации для британской прессы. Он — фигура среднего масштаба: ему под шестьдесят, он носит очки в стальной оправе и седые усы. Год назад мы уже встречались, и я не заметил в нем какого-то особого шарма.
Шардаков встречает меня внизу, в маленьком лобби департамента по работе с прессой. Он в ярости. Он держит статью, которую днем ранее я писал о Михаиле Бекетове — русском журналисте, что был жестоко избит неизвестными и брошен умирать у собственного дома. Бекетов получил повреждения мозга, потерял правую ногу и четыре пальца. Он — редактор местной газеты московского пригорода Химки. Газета публиковала критические статьи по поводу решения о строительстве автотрассы между Москвой и Санкт-Петербургом, которая должна пролегать прямо через Химкинский лес. Главный подозреваемый в избиении Бекетова — мэр Химок, ветеран советской войны в Афганистане. Моя статья объясняет подоплеку дела и цитирует другого химкинского журналиста — которого тоже избили. Он отмечает: «Быть журналистом в России — это самоубийство».
Шардаков с презрением швыряет мне под нос новую аккредитацию. Он явно вне себя от злости после огласки истории Бекетова. Он обращается ко мне по-русски на ты — обычно такое обращение используется по отношению к друзьям, любовникам, детям и домашним питомцам. И он оскорбляет меня вполне осознанно.
— Зачем тебе надо оставаться в стране? — начинает он. — А твоя семья не боится, что, если ты останешься здесь, будут нежелательные последствия?
Это что, угроза? Похоже на то. Я предлагаю Шардакову присесть и поговорить. Мы усаживаемся в на кожаный диван приемной.
— Борис, вы прекрасно знаете, что я лишь описываю ту ситуацию, в которой оказались некоторые российские журналисты. Бекетов — не первый, кто пострадал от нападения.
— Это дело расследует полиция.
— Я понимаю. Но в России такие расследования, как правило, ни к чему не приводят.
(И это правда. Спустя три года нападавших на Бекетова так и не найдут — а мэр Химок даже подаст на журналиста в суд за клевету. Ответчик же останется прикованным к инвалидному креслу, неспособный говорить).
Но Шардаков не успокаивается. Он говорит, что российское правительство недовольно моими репортажами, что русское посольство в Лондоне активно меня не любит и что лучший выход для меня — собрать вещички и уехать из Москвы. Он заявляет, что мои статьи сеют смуту среди юных россиян — иными словами, заставляют их сомневаться в действиях государства.
— Разве твою жену не беспокоит тот факт, что ты можешь попасть в серьезную передрягу? — повторяет он. Затем меняет тему и обращается к войне в Грузии. — Ты все наврал! — кричит он. — В Грузии было двести британских журналистов! И все вы обманщики.
Я отвечаю:
— Борис, но вас там не было. У нас в Guardian представлены самые разные мнения касательно причин этой войны. Я вел репортажи с грузинской стороны, а мой коллега Том Парфитт передавал из Южной Осетии, и мы вдвоем попытались нарисовать объективную картину. Я писал о том, что видел своими глазами. Что, возможно, не состыкуется с тем, что показали по российскому телевидению.
Мое последнее заявление немного отрезвляет Шардакова. Но наш разговор, тем не менее, весьма неприятен. Манера Шардакова — запугивание, его тон — сардонический. И, похоже, он сознательно пытается выбить меня из равновесия. Интересно, это исключительно инициатива самого Шардакова или же он следует указаниям сверху?
В лучших традициях КГБ при расставании Шардаков напоминает еще раз, на случай если я вдруг не понял намека:
— Ты не боишься, что с тобой что-то случится?
Мне неприятен этот инцидент с Шардаковым. Но других «врагов» России ждет гораздо более печальная судьба.
ГЛАВА 6. Смерть на снегу
Белые палаты, Пречистенка, 1, центр Москвы
19 января 2009 года
Люди порой платят жизнью за то, что открыто и громко говорят то, что думают.
Анна Политковская
Подводя горькие итоги российско-грузинской войны, ФСБ возобновляет кампанию против нас. Осенью 2008 года с удвоенной враждебностью и наглостью продолжаются вторжения в наше жилище — теперь мы живем в дачном домике на Соколе, на северо-западе Москвы.
В 2007 году я решил фиксировать все действия ФСБ: в числе их оборванные телефонные звонки, пропавшие электронные письма и как минимум два визита в нашу квартиру на Войковской. Я бегло набросал план своего интервью с майором Кузьминым в Лефортово. Включил в него нарисованный карандашом эскиз окутанного торчащей колючей проволокой здания ФСБ с одиноким деревцем во внутреннем дворе. Я, конечно, не Леонардо да Винчи. И эти заметки — лишь aide memoire, которые помогут мне описать мой опыт пребывания в Лефортово. В какой-то момент мои записи исчезли из офиса. Впрочем, невелика была потеря. Хотя для ФСБ они, вероятно, — очередное доказательство факта моего шпионажа и моих враждебных намерений. Как и то, что я использовал скоропись — этому я научился, когда начинал свою репортерскую карьеру в английском прибрежном городе Хастингсе.
Возможно, ФСБ — это новая аристократия России, заполучившая власть целиком в свои руки. Но интересно, сумеют ли они расшифровать мои невнятные кружочки и черточки из Pitman2000?
Я начинаю вести новые записи. На этот раз я фиксирую все случаи преследования ФСБ на оборотной странице своей голубой медицинской карты. Вскоре на листе не остается свободного места. Это карта частной медицинской российской клиники, что расположена напротив моего московского офиса. Именно там меня лечат от двусторонней пневмонии. Впрочем, заболел я по собственной вине — после того, как поплавал в январе в замерзшем озере около московского острова Серебряный бор.
В России на Крещение православные купаются в проруби. Я присоединялся к ним каждую зиму, если был в Москве — даже в 2010 году, когда температура упала до минус двадцати. Опыт, конечно, экстремальный — погружаясь под воду, чувствуешь, что в голове происходит нечто вроде атомного взрыва. Но и Москва сама по себе — экстремальное местечко.
Мы уезжаем в Берлин и пробудем там со среды, 20 октября, до воскресенья, 2 ноября 2008 года. Такси медленно тащится из аэропорта — идет дождь, на дорогах пробки. Я решил поболтать с водителем — он из Узбекистана. Мы подъезжаем к дому и сразу замечаем нечто странное: верхняя правая створка окна в нашей спальне распахнута. И это видно с улицы — и кроме нас, ни один человек, посмотрев на опутанный вьюнами, окруженный штакетником домик с красной крышей, не поймет, что тут не так. Это окно — нечто типа семафора, понимаю я. Это послание — для меня. Оно гласит: «Мы вернулись».
Перед отъездом в Германию я надежно запер все окна. До верхнего окна можно добраться, только зайдя дом; а чтобы открыть внешние окна, надо подняться на второй этаж, убрать задвижки и открыть два внутренних окошка, выходящие на улицу. Итого четыре задвижки. Значит, к нам кто-то пожаловал. Внутри дома пикает охранная система. На следующий день мы вызываем мастера. Он, пораженный, сообщает нам, что из всех устройств системы сигнализации вынули батарейки — все четырнадцать штук.
— В жизни ничего подобного не видел, — говорит он. Идет за батарейками. Сложно не восхититься дотошностью взломщиков из ФСБ. Парни — настоящие профессионалы.
В понедельник, 8 декабря, незваные гости возвращаются. Я — на работе, дети — в школе, жена вместе с группой прогуливается по старой Москве, исследуя улочки города. Только-только выпал первый снег, температура упала ниже нуля. На этот раз мы обнаруживаем, что бойлер с газовым подогревом, который отапливает коттедж, попросту отключили, белый провод выдрали, и теперь в доме дьявольски холодно.
Но худшее еще впереди — как-то в ночи раздается странный тревожный звук — арпеджо из перезвонов. Просыпаются все. Я иду выяснить, в чем дело. Два часа ночи. Кажется, звук раздается из комода, стоящего под лестницей. Заглядываю внутрь. Ничего не вижу. Возвращаюсь в постель. В конце концов загадочный писк «шарманки» затихает. В четыре утра возобновляется. Затем в шесть. Нелегкая тогда выдалась ночка.
Мой отец Джон Хардинг — наш регулярный гость в России, и он тоже не может заснуть. После завтрака, по пути к метро, пробираясь через жилые районы Сокола, детские площадки, мы обмениваемся мнениями, и у нас происходит очень серьезный и важный разговор. Мы приходим к выводу, что тактика ФСБ — это устрашение. И они терпеливы — это пугает еще больше. Цель вторжений — вымотать жертву, сломать нас, раздавить, разрушить нашу частную семейную жизнь.
Это не пытка в общепринятом смысле. Никто не загоняет мне гвозди под ногти и не бьет электрошоком. Это нечто более хитроумное, более сопоставимое с режимом, который печется о своей международной репутации, это такая форма идеального психологического террора — ибо он невидим и абсолютно недоказуем. Если угодно, это умная пытка. Или — мягкая пытка.
Ясно, что цель ведомства — вынудить меня покинуть Россию. Но что если я отказываюсь понимать такие намеки? Отец согласен с тем, что об этом стоит сообщить редактору Guardian Алану Расбриджеру. Он должен знать, что в моем случае преследование со стороны государства постепенно набирает обороты. Впрочем, на публике мы ведем себя так, как будто ничего не происходит. (Скорее всего, любые проявления паники с нашей стороны ФСБ будет интерпретировать как успех операции). Однако я постоянно думаю о том, сколько еще мне придется играть с ФСБ в эти игры разума.
Все чаще и чаще я работаю из дома, я оказался в осаде. Однажды утром замечаю, как некий молодой человек шныряет по нашему саду. Затем вижу автомобиль БМВ с тонированными стеклами, который целенаправленно паркуется аккурат напротив нашего дома. 19 декабря 2008 года ФСБ вламывается в квартиру ассистентки редактора Guardian. Она живет одна, ей 41 год, она не замужем. Она приходит домой и видит, что ее берет валяется ровно посередине гостиной, на полу. (Когда в то утро она уходила на работу, берет привычно висел в прихожей на вешалке).
Об инциденте она рассказывает матери. Мать ей не верит. Я пытаюсь объяснить ситуацию и убедить ее в том, что она не сошла с ума. Моя помощница напугана, расстроена, она плачет. В течение нескольких месяцев после этого происшествия она пребывает в депрессии. Увольняется. Обрывает все контакты с Guardian. И больше мы с ней никогда не пересечемся.
Все продолжается в том же духе. В большинстве случаев ФСБ заявляет о своем присутствии уже знакомыми методами. 20 января 2009 года я прихожу на работу и обнаруживаю, что двойной замок на передней двери с трудом поддается. Захожу в комнату. На экране моего ноутбука была заставка — фотография Фиби и детей на фоне прекрасных заснеженных вершин Кавказа, я сделал это фото во время нашей поездки по Грузии, после бодрой прогулки у горы Казбек. Дети вспотели и раскраснелись.
Но кто-то решил убрать эту заставку. Фото семьи исчезло. Экран заблокирован. Человек, который стер фотографию, заодно протер и клавиатуру. Грязи и пыли не осталось. Какое-то время после этого ноутбук бьет слабыми электрическими разрядами. 3 февраля 2009 года я отправляю электронное письмо в посольство Британии. Оно возвращается в мой почтовый ящик со словами NULL, напечатанными большими зловещими буквами. В 2.45 звонит телефон. Кто-то бросает трубку.
К тому моменту мне кажется, что вездесущие русские спецслужбы готовы продолжать свою кампанию до тех пор, пока я наконец не пойму намек и не уеду из Москвы. Эти странные вторжения сопровождаются своеобразными пошлыми шутками. Однажды я нахожу у кровати дешевую потрепанную книгу на русском. Эта книга не принадлежит ни мне, ни моей жене. Я беру книгу с прикроватного столика. С любопытством ее изучаю. Она называется «Любовь, свобода, одиночество — новый взгляд на отношения».
Ее автор — Ошо, один из последних мистиков Индии, секс-гуру и фанат Роллс-ройсов, более известный своим поклонникам под именем Бхагван Шри Раджнеш. Я не знаком с работами Ошо. Но кто-то решил помочь мне и оставил закладку на странице 110. Я читаю: «Истинный оргазм наступает, когда внутренний мужчина и внутренняя женщина сливаются воедино».
Значит, ФСБ решило оставить у моей кровати учебник по сексу. Что они хотели этим сказать? Что за мной наблюдают даже в постели и полагают, что с их помощью я справлюсь лучше? Я оставляю книгу. Это превращается в забавную тему для обсуждений на званых обедах — что делает еще более пикантным тот факт, что наша гостиная нашпигована жучками, и ФСБ слышит, как мы хохочем над этим странным, отталкивающим подарком.
ПОЗДНЕЕ Я ОБНАРУЖУ, ЧТО ОСТАВЛЯТЬ ПОРНОГРАФИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ В СПАЛЬНЕ ЖЕРТВЫ — ЭТО ОДНА ИЗ НАИБОЛЕЕ НЕОБЫЧНЫХ ТАКТИК КГБ, КОТОРАЯ ДОВОЛЬНО ЧАСТО ИСПОЛЬЗОВАЛАСЬ ВО ВРЕМЕНА ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ.
Современные шпионы Путина по-прежнему обращаются к ней — или взяли ее на вооружение из старых учебников КГБ. Определенно они не могли придумать ничего более оригинального. Это не контрразведка. Это какая-то «Кама Сутра».
***
В понедельник, 19 января 2009 года, адвокат Станислав Маркелов выходит на улицу Пречистенка. Впереди — златоглавый храм Христа Спасителя, разрушенный Сталиным и восстановленный Ельциным и мэром Юрием Лужковым. За ним возвышается Кремль — охровые башни и стены.
Маркелов — адвокат, специализирующийся на защите прав человека, друг погибшей журналистки Анны Политковской. Он направляется к метро. Он только что дал пресс-конференцию, где заявил о протесте против досрочного освобождения военного офицера, осужденного за изнасилование и убийство. Рядом с ним идет журналистка Анастасия Бабурова. Ей двадцать пять лет, и она — внештатный сотрудник ведущей оппозиционной «Новой газеты». На тротуарах лежит пушистый снег.
Маркелов так и не дойдет до метро. Никем не замеченный юнец в лыжной маске последует за ним от самого выхода из маленького московского независимого пресс-центра. У белого дворца — исторического московского здания, которое почему-то не тронули застройщики — убийца вплотную приблизится к Маркелову сзади. И выстрелит в затылок. Дважды. Как говорит следствие, Бабурова попытается схватить бандита при попытке ретироваться. И тоже получит выстрел в голову. Бабурова останется лежать на тротуаре без сознания, тяжело раненная, Маркелов умрет на месте. Ему было тридцать четыре года.
К моменту моего прибытия на место преступления — около пяти вечера — тело Маркелова уже успеют убрать, полиция устанавливает на тротуаре временный кордон. Багряные брызги крови все еще видны на снегу. Информации очень мало. Маркелова убили у Белых палат — строения семнадцатого века с толстыми стенами, маленькими окошками и сводчатыми залами в стиле раннего барокко. Адрес строения — Пречистенка, 1. Здание закрыто. Охранники соседнего офиса ничего не видели. Ничего не видела и женщина из старой аптеки, что расположена напротив — она говорит, что сразу же после стрельбы зашел покупатель и что она вызвала скорую. А киллер не оставил никаких следов.
Толку от этого всего — никакого, и я начинаю обращать внимание на детали, не имеющие отношения к происшествию. Неподалеку от сцены убийства снегом стоит запорошенный снегом памятник Фридриху Энгельсу, установленный в семидесятых. Анархист из дворянских слоев — Петр Кропоткин — родился в доме неподалеку отсюда, что расположен в переулке. Маркелов, как я узнаю позднее, интересовался работами Кропоткина и его коллеги, радикального философа Михаила Бакунина. Интересно, что бы сделал Кропоткин с этими разросшимися модными пекарнями и кафе, которые обслуживают холеных жителей Пречистенки.
Не найдя ничего интересного, я возвращаюсь в офис. Бабурова — единственный оставшийся свидетель — не сможет дать описания убийцы, в тот же вечер она умрет в больнице. И, как и во всех случаях, когда в России от пуль погибают адвокаты, оппозиционные журналисты и другие критики Кремля, полиция, которая при прочих обстоятельствах не сводит глаз с обычных граждан, теперь загадочным образом отсутствует.
В тот вечер я пишу отчет в Guardian — и решаю подсчитать, сколько правозащитников погибло с того момента, как Путин оказался у власти. Список получается длинным. Я начинаю с тех, что были связаны с «Новой газетой», — это издание — вечный источник раздражения Путина и его окружения.
С 2000 года были убиты четыре журналиста. Самая известная из них — Политковская, специальный корреспондент «Новой» (ее застрелили на выходе из лифта у ее московской квартиры в октябре 2006 года). Юрий Щекочихин (загадочным образом отравленный в июле 2003 года) и Игорь Домников (забитый до смерти молотком у своей квартиры в июле 2000 года). Маркелов и Бабурова стали жертвами номер три и четыре. За ними следует Литвиненко, отравленный в Лондоне через месяц после смерти Политковской. В число других жертв войдет Магомед Евлоев, журналист и основатель оппозиционного вебсайта в кавказской республике Ингушетии — его застрелят во время задержания полицией в 2008 году. Список будет дополнен.
Убийства противников Кремля — журналистов, адвокатов и критиков российских спецслужб — имеют один и тот же почерк. Во всех случаях люди, вызывающие недовольство государства, погибли, и их гибель стала прямым следствием их профессиональной деятельности. Друзья и коллеги погибших не сомневаются в том, что убийства имели под собой политическую подоплеку и осуществлялись или непосредственно представителями российского государства, или силами его союзников. Однако чиновники обвиняют в убийствах врагов Кремля. Заявляют, что преступления совершались с целью очернения имиджа России на международной сцене. Такой аргумент выглядит все более и более нелепо по мере того, как растет число трупов.
Потрясенный событиями этого дня, я звоню друзьям Маркелова.
— Мы не знаем,кто его убил. Но мы знаем, что его убили за то, что он делал свою работу, в этом нет ни тени сомнения, — говорит Татьяна Локшина из московского представительства Human Rights Watch. И добавляет, — Стас (Маркелов) был одним из тех, кто готов рисковать жизнью ради идеи. Он был веселым, неподражаемым, иной раз невыносимым. Он был коллегой и другом. Вечно шутил, рассказывал анекдоты, в том числе и весьма пошлые. Не могу поверить, что его больше нет.
Людмила Алексеева, советский диссидент и глава московской Хельсинкской группы, говорит, что не находит слов:
— Убийство такого человека — это позор нашей страны.
Я решаю проверить, сделал ли Кремль какие-либо заявления, осуждающие убийство Маркелова. Но Путин и Медведев хранят молчание. Государственное телевидение последовательно игнорирует эту смерть. Это пренебрежительное отношение напоминает высказывание Путина спустя три дня после смерти Политковской — он отзывался о ней как о «крайне незначительной фигуре, хорошо известной только на Западе».
Как оказалось, Маркелов, как и другие российские защитники прав человека, был ярким, веселым и проказливым человеком. Его жизнь была полна парадоксов: он обожал караоке, но пел отвратительно, он был любящим отцом двоих детей, но зачастую надолго отлучался из дома — ездил в анархические летние лагеря в усадьбе Бакунина; он пил водку, но был вегетарианцем. Как адвокат он прославился благодаря серии известных дел, касающихся противников Кремля, — он защищал антифашистов, оппозиционных журналистов и жертв бесчеловечных московских войн в Чечне.
Как и другим членам тесной российской богемы оппозиционных журналистов и активистов, занимающихся правами человека, Маркелову регулярно угрожали расправой. На это он реагировал мрачными шутками.
— Типичный разговор у нас был такой: «Ты уже написал завещание?», — говорит Локшина. — За этим следовал ответ: «Нет, я тоже не написал».
В длинной статье для Guardian я пишу о том, что убийство Маркелова вызвало резонанс далеко за пределами его собственной страны и что в своем бесстыдстве оно схоже с убийством Политковской — еще одного отважного критика Кремля. Все это произошло на фоне официально санкционированного преследования и травли российских организаций по защите прав человека — фактически всех, кто отважился оспорить монополию Кремля на власть.
Как я узнаю позднее, ФСБ обвинит правительство США в финансировании терроризма путем поддержки действий негосударственных организаций, работающих на Кавказе. Ведомство предупреждает Вашингтон, что невыполнение требования о прекращении «некомпетентных» действий приведет к отказу в выдаче виз гражданам США. Следует полагать, что кремлевские операции с НКО зиждутся на паранойе — оранжевую революцию в России надо предотвратить любой ценой. Однако Алексеева говорит мне, что гонимые правозащитники не заинтересованы в свержении режима. И они не являются шпионами США. Они просто хотят, чтобы российское правительство соблюдало права человека и уважало человеческое достоинство.
В следующие несколько дней я обдумываю возможные зацепки к убийству Маркелова. Маркелов представлял интересы семьи восемнадцатилетней чеченской женщины, которую в 2000 году изнасиловал и убил пьяный полковник российской армии. Этот случай — один из наиболее громких в скандальной истории чеченских войн. Полковник Юрий Буданов похитил Эльзу Кунгаеву, выкрав ее из отцовского дома во время ночного рейда, и убил ее в своем вагончике — это некое подобие трейлера — а затем приказал солдатам тайно закопать тело. Его осудили за убийство в 2003 году, несмотря на заявления о временном умопомешательстве и о том, что он по ошибке принял ее за снайпера.
После вынесения приговора «патриоты» неоднократно нападали на Маркелова. В 2004 году его избила группа юнцов. Буданова выпустили из тюрьмы за неделю до убийства Маркелова. На последней пресс-конференции Маркелов заявил, что подает апелляцию против досрочного освобождения Буданова. (Самого Буданова застрелили в 2011 году).
Но это лишь одно из направлений расследования. Маркелов также представлял интересы жертв полицейского произвола и участвовал в организации антикремлевских протестов. Он пытался добиться справедливости для одной из жертв осады мюзикла «Норд-Ост» в 2002 году, когда спецназ решил пустить отравляющий газ во время штурма московского театра, захваченного чеченскими террористами. Одним из его последних клиентов был Михаил Бекетов — журналист, которого жестоко избили за то, что тот осмелился бросить вызов властям подмосковного города Химки.
В 2005 году Маркелов выступил за судебное преследование федерального военнослужащего, похитившего чеченца, который затем пропал без вести. Маркелов неоднократно ездил в Чечню и часто работал с Политковской. Благодаря его усилиям стало известно о тайной тюрьме пыток, принадлежавшей Рамзану Кадырову. Я понимаю, что все единогласны лишь в одном — у него было много врагов.
Подозрение также падает на процветающее российское движение неонацистов, которое особенно сильно ненавидело Маркелова. В 2006 году он представлял интересы семьи Александра Рюхина — антифашистского активиста, убитого скинхедами. Несколько человек, причастных к убийству Рюхина, получили тюремный срок. Но профессиональный почерк убийства Маркелова не имеет ничего общего с нападениями неонацистов. Тут скорее можно проследить военную сноровку. Павел Фельгенгауэр — колумнист, точно предсказавший войну в Грузии, — указывает на причастность ФСБ.
Он пишет:
«По мнению сотрудников «Новой газеты», к числу которых я принадлежу, главными подозреваемыми являются российские спецслужбы или неконтролируемые элементы в них. Столь дерзкое нападение, совершенное киллером-одиночкой средь бела дня, могло быть совершено только при условии профессионального предварительного планирования и наблюдения и сознательного невнимания спецслужб, которые держат этот район под плотным контролем».
«Новая газета» выходит с черной рамкой. Фото на первой полосе — Маркелов, лежащий на обледенелом тротуаре. Заголовок отдает должное его смелости. Он гласит «Страха нет».
Через три дня после убийства я отправляюсь на похороны Маркелова. Кладбище расположено в тени мерцающей Останкинской телебашни на севере Москвы, спецназ окружает вход. (Власти боятся, что похоронная процессия превратится в митинг протеста). Работники кладбища везут тело Маркелова на каталке, могила уже выкопана, из березовых зарослей у заснеженной могилы слышны крики ворон. Сырой и серый день. На кладбище собралось около двухсот человек. С гроба сняли крышку.
В молодости Маркелов носил длинные, собранные в хвост волосы, но его хоронят в костюме и галстуке — униформе адвоката. Его брат Михаил говорит:
— Сейчас не время, чтобы обсуждать случившееся. Сейчас время прощания.
Родственники — у Стаса осталась молодая вдова Галина родом из Беларуси и двое маленьких детей — целуют его в лоб. Присутствующие забрасывают гроб красными гвоздиками. Крышку гроба забивают. Откуда-то слышен сдавленный, животный крик. Представителей Кремля здесь не наблюдается.
После, стоя в грязном снежном месиве у кладбищенских ворот, я буду разговаривать с друзьями убитого адвоката. Они скажут, что невозможно ответить на вопрос, кто убил его, и вопрос этот бессмыслен. Значение имеет лишь то, полагают они, что теперь Россия превратилась в бандитское государство: формально это демократия, но в действительности ничего похожего не наблюдается — критиков Кремля дозволено убивать в любой момент. Соответственно, или государство напрямую несет ответственность за уничтожение своих противников, или же попустительствует действиям темных внешних сил.
— Это убийство отражает ситуацию беззакония в нашей стране. Кремль поддерживает группы экстремистов, в своей риторике различные реакционные силы находят поддержку, — говорит Алексей Гаскаров, друг Маркелова и антифашист. — Если кого-то известного убивают в любой другой европейской стране, власти обязательно предпринимают меры. Здесь же они молчат.
На похоронах Маркелова присутствует Наталья Эстемирова. Ее все зовут Наташей, она дружила с Маркеловым и Политковской, она возглавляет представительство «Мемориала» — группы правозащитников — в столице Чечни Грозном.
— ДУМАЮ, ПРЕСТУПНИКАМ УДОБНО ЖИТЬ С ТАКИМ ПРАВИТЕЛЬСТВОМ, КОТОРОЕ У НАС СЕЙЧАС. А ЗАЩИТНИКАМ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА — СОВСЕМ НЕУДОБНО, — ГОВОРИТ ОНА.
Эстемирова считает поведение властей странным и говорит, что российское правительство целенаправленно путает правозащитников с предателями. В своей статье в «Новой газете» она описывает Маркелова как «очаровательного, жизнерадостного, озорного и не видящего перед собой препятствий». Статья заканчивается словами: «Убийство Маркелова — это объявление войны. Теперь вопрос — на чьей стороне государство?»
4 ноября 2009 года ФСБ арестовывает двух подозреваемых в убийстве Маркелова. Это Никита Тихонов и Евгения Хасис. Они — члены ультранационалистической группы «Объединенные бригады-88». ФСБ заявляет, что представители этой группы убили Маркелова, отомстив таким образом за его попытки упрятать за решетку их товарища-ультранационалиста после убийства Рюхина в 2006 году. Тихонов был одним из подозреваемых в том убийстве, но ушел в бега — тогда его так и не смогли задержать, но он знал, что многие его друзья отправились в тюрьму. По словам Александра Бортникова, главы ФСБ, Тихонова поймали во время разгона группы экстремистов в Москве — после чего он признался в преступлении. В квартире Тихонова нашли огнестрельное оружие — пистолет «Браунинг» 7,65 мм, выпущенный в 1910 году и предположительно использовавшийся как орудие убийства, а также патроны и глушитель. Несколько видеокамер на Пречистенке зафиксировали перемещения Хасис — она была одета в темную одежду и выполняла роль наблюдателя.
По большому счету, активисты находят предложенную ФСБ версию преступления правдоподобной, — как передают дипломаты США в Вашингтон в своих тайных депешах. Но активисты сомневаются в том, что эти двое подозреваемых были единственными участниками преступления, и надеются, что расследование продолжится. Один из правозащитников заявляет американцам, что «маловероятно, чтобы двое подозреваемых действовали в одиночку» и что организатор убийства по-прежнему на свободе. Однако в Кремле твердо намерены закрыть дело и уйти почивать на лаврах, решив, что громкое убийство успешно раскрыто. В телеграммах упоминается самодовольный тон встречи Медведева и Бортникова, на которой обсуждался арест «патриотичных Бонни и Клайда». В мае 2011 года московский суд признает обоих виновными, хотя дело требует дальнейшего расследования. Тихонова приговаривают к пожизненному заключению, Хасис получила восемнадцать лет.
***
За неделю до убийства Маркелова на горизонте появляется Умар Исраилов. Исраилов — политический эмигрант из Чечни. Ему 27 лет, и он бывший повстанец. В 2003 году его арестовали в Чечне, мусульманская республика в тот момент была под контролем отца Рамзана Кадырова Ахмада, бывшего сепаратиста, пользовавшегося поддержкой Москвы — позднее он погиб в результате взрыва. Исраилов заявил, что во время содержания под стражей он подвергался пыткам электрошоком, он сказал, что был свидетелем того, как других заключенных избивал сам Кадыров и другие представители власти. После амнистии он недолгое время работал охранником Кадырова, а затем бежал в Австрию. В 2006 году Исраилов подал жалобу в Европейский суд по правам человека, сообщив, что Кадыров лично пытал его в тайной тюрьме. Это был смелый поступок.
По заявлению чеченских источников, эмиссары от Кадырова прибыли в Вену, чтобы заставить Исраилова отозвать жалобу. Тот отказался, мало того — он озвучил свое недовольство в интервью «Нью-Йорк Таймс». В Чечне президент Кадыров отправил за решетку отца Исраилова. Цель Кадырова была ясна: заставить Исраилова отозвать заявление. Отца пытали и незаконно держали под стражей в течение десяти месяцев. После освобождения он подал собственную жалобу в Страсбургский суд. В Вене, где обосновалась чеченская диаспора, Исраилову приходится всерьез обеспокоиться вопросом собственной безопасности. Он сообщает австрийской полиции о фактах преследования. Но заявление игнорируется.
Затем 13 января в Вене, где Исраилов живет с беременной женой и двумя маленькими детьми, трое неизвестных подкарауливают его на выходе из местного супермаркета. Час дня. Исраилов понимает, что происходит, и пытается скрыться — он перемещается перебежками по людным улицам, но его настигают четыре выстрела. Затем он получает выстрел в голову. На убийцах — брюки военного образца. Австрийская полиция оперативно арестовывает троих подозреваемых, обнаружив след, ведущий к Кадырову и его помощнику Шаа Турлаеву. Мобильный телефон принадлежит Рамзану Эдилову, чеченскому организатору убийства, в нем хранятся фотографии обнимающихся Кадырова и Эдилова.
Убийство Исраилова — это лишь одно из серии громких политических убийств за границей, следы которых ведут в Чечню. Одна из правозащитниц сообщает мне: «Можно критиковать Медведева и даже Путина. Но очень опасно критиковать Кадырова». Она говорит, что сейчас атмосфера страха, царящая в Чечне, напоминает времена Сталина. Правда это или нет, оппонентов президента Чеченской республики настигает страшная насильственная смерть — как в России, так и за ее пределами. Проживание в Евросоюзе не гарантирует защиты от чеченских бригад смерти, которых отправляют, чтобы заткнуть критиков Кадырова. Еще один враг президента Чечни — Мохмадсалах Масаев — пропадет в августе 2008 года после своего интервью «Новой газете». Он расскажет, как его неоднократно пытали в тайной тюрьме, что расположена в родной деревне Кадырова Центорой. С тех пор мусульманский священник там не бывал. Маркелов работал по делу Масаева. И Маркелов, и Исраилов были убиты профессионалами — интересно, думаю я, связаны ли эти убийства?
Изгнанные группы чеченцев полагают, что только Кадыров — уже уличенный в причастности к смерти Анны Политковской — вполне мог дать добро на осуществление таких преступлений в Европе. Кадыров отрицает это, его официальные лица заявляют, что Исраилов занимался нелегальными махинациями, связанными с перевозкой беженцев, и был убит в результате внутренних разборок. Но у трупов есть своя версия этой кровавой истории. В феврале 2008 года Муса Атаев, бывший «министр иностранных дел» сепаратистского Кавказского эмирата, был убит в Турции. В конце марта Сулим Ямадаев, военачальник, примкнувший к российской военной разведке, один из главных политических оппонентов Кадырова, был застрелен в Дубае. Его убийство последовало за убийством брата Руслана, депутата Государственной думы, которого застрелили, когда тот сидел в своей роскошном «Мерседесе» у Британского посольства в Москве. Убийцы Сулима выстрелили из золотого пистолета, предположительно нелегально переправленного российской дипломатической почтой. Полиция Дубая обвинила Адама Делимханова — близкого товарища и кузена Кадырова — в организации этого убийства и выдала ордер на его арест.
Конфиденциальные дипломатические телеграммы США подтверждают: Белый дом тоже считает, что за чередой этих хладнокровных убийств стоит Кадыров. Одна из телеграмм, отправленная дипломатами США из Осло 24 июня 2009 года, рассказывает о том, с какой опасностью столкнулся отец Исраилова Али, вынужденный прятаться за границей после убийства сына. В телеграмме говорится, что «вероятно, на предмет убийства Исраилова консультировались с ФСБ — и получили одобрение». Дипломаты США добавляют: «Жалоба Али в Европейский суд по правам человека в Страсбурге — это один из немногих открытых вызовов системе беззакония в Чечне, которую выстроил Кадыров. Недавние два убийства (Ямадаева и Атаева) подтверждают готовность Кадырова использовать убийство как инструмент». С точки зрения Кадырова, такие убийства имеют «прагматичный характер, а не совершаются из мести», делают выводы дипломаты, добавляя, что «чеченский лидер оказался довольно сообразительным». Они подчеркивают: «Дела, связанные с защитой прав человека, ставят российское правительство в неловкое положение, и, по логике Кадырова, убийство, возможно, лучший выход, нежели продолжение рассмотрения этих дел в Страсбурге».
***
В феврале 2009 года я снова сталкиваюсь с Наташей Эстемировой. Мы встречаемся на судебном процессе над четырьмя подозреваемыми, которых обвиняют в причастности к убийству Анны Политковской. Место действия — маленький переполненный зал в Московском окружном военном суде — желтом неоклассическом здании на Старом Арбате. Четверо подозреваемых сидят в клетке. Двое из них — братья-чеченцы Джабраил и Ибрагим Махмудовы. Коренастые, с неряшливыми темными отросшими волосами, идиотским выражением лиц. Третий подсудимый — Сергей Хаджикурбанов, бывший московский полицейский. Четвертый — подполковник Павел Рягузов, сотрудник ФСБ. На Рягузове — черная кожаная куртка.
Все четверо обвиняются в соучастии в убийстве Политковской и слежке за ее квартирой на Лесной улице. (Дом Политковской находится всего в паре кварталов от моего офиса, неподалеку от шумного Белорусского вокзала). Но предполагаемый наемник — третий из братьев Махмудовых, Рустам, который мог застрелить Политковскую на лестничной клетке у ее московской квартиры, — исчез. Следователи говорят, что он сбежал за границу. В 2011 году его арестуют в Чечне. Однако человек, заказавший убийство журналистки и организовавший всю операцию, также отсутствует. Полиция говорит, что не может его вычислить.
Эстемирова рассказывает, что судебное заседание — это «фарс», что не было предпринято никаких серьезных попыток расследовать дело Политковской.
— У нас нет киллера. И у нас нет людей, которые стояли за убийством, — говорит она. — Это не настоящий суд. Это делается для создания видимости правосудия.
Многое в этом судебном деле выглядит странным, добавляет она. Слушая показания свидетелей, я понимаю, что Эстемирова права. Не только само расследование выглядит фальшивым и неадекватным — это как раз обычное дело в российских судах. В случае с Политковской пропали многие вещественные доказательства.
Как заявили ее коллеги из «Новой газеты», коррумпированные российские спецслужбы целенаправленно мешали расследованию этой смерти. Сим-карты, компьютерные диски и даже фото Рустама Махмудова, который предположительно бежал в Западную Европу, — все это исчезло. Пленка с записью, на которой убийца выходит из подъезда Политковской, также куда-то затерялась. На смазанном видео убийца показан со спины: темноволосый, узкоплечий мужчина, лицо скрыто под бейсболкой. Время, в соответствии с видео, — 16:04. Адвокат Махмудова показывает видео, снятое на мобильный телефон, где Рустам плавает в чеченской реке. И у него широкие плечи.
Во время перерыва я отправляюсь на обед с Эстемировой, а также с Фредерике Бер, исследовательницей из Amnesty International, и Кристианом Эшем, московским корреспондентом Berliner Zeitung. Мы сидим в подвальчике немецкого пивного бара. Эстемирова рассказывает про Англию и Оксфорд — она провела часть лета в университетском городке со своей дочерью-подростком. Также мы обсуждаем ее правозащитную деятельность в Грозном — она говорит, что после суда собирается вернуться в Чечню.
Ей пятьдесят лет, она выглядит моложе — удивительно элегантная в простой черной водолазке. Эстемирова — смелый человек, нужно быть донельзя бесстрашной, чтобы работать в Чечне и выступать оппонентом Кадырова. Но мне кажется, что еще больше в ней какой-то необычайной, сверхъестественной отваги и воли. Она оставляет мне адрес электронной почты: estemirova@gmail.com. Я обещаю, что свяжусь с ней, если окажусь в Грозном.
Суд по делу Политковской выносит оправдательный вердикт всем четверым подозреваемым. Судьям обвинение показалось неубедительным. И это неудивительно, учитывая запутанное и плохо проведенное расследование и показушный процесс. После оглашения вердикта мы выходим из здания суда: адвокат Махмудовых Мурад Масаев доволен единогласным решением судей. Он говорит, что теперь российские власти должны искать «реального» убийцу Политковской. Добавляет, что растянувшееся на три месяца судебное заседание — это «фиаско» для Следственного комитета России — которому было поручено расследование преступления — и «победа» для России.
— Такие преступления уносят лучших людей нашего общества. Единственный способ остановить убийства — найти реальных преступников, — говорит он.
Я спрашиваю — кто, по его мнению, является убийцей Политковской.
— Я действительно не знаю. В какой-то момент следователи решили упрятать в тюрьму этих парней (Махмудовых), а настоящие убийцы гуляют безнаказанными.
Через полчаса двое чеченских братьев выходят на улицу. Они, кажется, ошеломлены, их семьи довольны. Я спрашиваю Ибрагима, как его самочувствие.
— Я чувствую себя свободным.
Что он теперь собирается делать?
— Собираюсь помолиться.
Семья Политковской разочарована вердиктом. В тот вечер на пресс-конференции сын Анны Илья заявляет, что он с уважением относится к решению суда, но полагает, что «те четверо, которых сегодня отпустили, имели отношение к смерти матери». Адвокат семейства Каринна Москаленко выражает сожаления по поводу расследования, находя странным тот факт, что следователи не сумели опросить Кадырова по делу об убийстве журналистки. Также она распекает следователей за то, что те проигнорировали тот факт, что убийство произошло на 54-й день рожденья Владимира Путина. (По одной из теорий, Политковскую убили, чтобы преподнести президенту кровавый подарок. Через два дня свой 30-й день рожденья отметил и Кадыров).
— Этот факт можно отнести к убийству, а можно и не относить. Но игнорировать его нельзя, — говорит она.
В июне российский Верховный суд отменяет вердикт. Согласно постановлению, подозреваемые должны быть судимы повторно.
***
Я сижу в своем московском офисе. Звонит мобильный. 15 июля 2009 года. На проводе — Марк Райс-Оксли, мой лондонский коллега из международного отдела Guardian. Марк работал в Москве в девяностые, он говорит по-русски и хорошо разбирается в мрачных делах страны.
Марк говорит:
— Тут дело, которое, вероятно, тебе придется освещать. В Чечне произошло очередное убийство. Убили правозащитницу.
У меня падает сердце.
— Кого?
— Наталью Эстемирову.
Через три дня я лечу в Грозный. Я останавливаюсь у одного чеченского журналиста в его квартире на окраине города, где он живет вместе с пожилой матерью и пятнадцатилетним сыном. В феврале 1944 года его мать вместе с семейством — как и все чеченское население — по приказу Сталина депортировали в Среднюю Азию как предателей. Она вернулась из Казахстана в Грозный только в конце пятидесятых. Я сплю на матрасе — на юге России тепло, в квартире раздается храп.
На следующее утром мы с моим приятелем отправляемся в квартиру Наташи. У дома припаркованы машины чеченских служб безопасности. Мы ждем. Наконец они уезжают, мы заходим, беседуем с соседями.
Факты, связанные с ее похищением и убийством, следующие: обычно Наташа выходила из своей квартиры в Грозном в 8.30 утра и шла на автобусную остановку. До работы она добиралась за 15-20 минут — именно столько занимала поездка на маршрутке по ухабистой дороге с зелеными жилыми башнями. Вдоль проспекта развешаны гигантские плакаты чеченского военачальника — президента Кадырова — и несколько портретов премьер-министра Путина.
На этот раз она так и не добралась до работы. В ста метрах за подъездом десятиэтажного дома — окна которого смотрят на заросший травой пустырь и жалкую рощицу ореховых деревьев — ее ждали четверо вооруженных боевиков. Они схватили Эстемирову, затолкали ее в белый автомобиль «Жигули» и увезли. Один из прохожих стал свидетелем преступления — он слышал, как она кричала: «Меня похищают!». Похитители отправились в направлении Ингушетии, соседней с Чечней республики. Вероятно, они ехали по трассе М-29, хотя могли выбрать и заросшую проселочную дорогу, опоясывающую холмы. Эта дорога очень красивая — они пролегает через темный тоннель из платанов, на обочинах женщины продают дыни из багажников грузовиков. Похитители без труда проезжают через несколько КПП.
Спустя два часа Эстемирова мертва. Проехав границу с Ингушетией, бандиты останавливают машину. Оказавшаяся впереди группа вооруженных исламистов, заметив правительственную машину, открывает огонь. Вероятно, похитители Эстемировой в тот момент запаниковали. Со связанными руками ее вытащили из машины на обочину. И пять раз выстрелили в грудь и в голову — не тронув ни деньги, ни паспорт, ни удостоверение. Это было не ограбление. Это нечто иное: низкая, трусливая, мелочная, организованная государством казнь — неприкрытый намек небольшой группе правозащитников, работающих в Чечне, неконтролируемой республике России.
Поклонники Эстемировой полагали, что ее известность на международной арене поможет ей избежать опасности. Но, как и с Политковской — еще одной фигурой, которая, казалось бы, находилась вне досягаемости профессиональных убийц, — этого оказалось мало. В ретроспективе ее смерть кажется страшной и прогнозируемой. После Политковской, которая была частым гостем в скромной квартире Эстемировой, последовал Маркелов. После Маркелова — Эстемирова — предсказуемая следующая мишень.
Сидя в кафе у офиса «Мемориала» в Грозном, где работала Эстемирова, я звоню Локшиной — ее подруге и коллеге.
— Она была потрясающим, дарующим вдохновение человеком, помешанным на стремлении к справедливости, — говорит Локшина. — Она была милой и дружелюбной, всегда улыбалась, всегда стильно одевалась, несмотря на маленькую зарплату, и даже могла пококетничать.
По словам Локшиной, Эстемирова знала, на какие идет риски.
— После убийства Стаса она полетела на похороны в Москву. Поздно вечером мы с ней сидели и обсуждали ситуацию. Мы спрашивали себя: кто следующий? Следующей оказалась Наташа. Она не удивилась бы тому, что ее саму похитят и убьют, — говорит Локшина. — Эстемирова работала в «Мемориале» в Грозном с 2000 года.
Историк по образованию, она как ведущий правозащитник отделения «Мемориала» в Грозном документировала и распространяла информацию о нарушениях, совершенных чеченскими правоохранительными органами и силами безопасности — де факто осуществляемыми под контролем Кадырова — а также активистами-джихадистами.
Собирая, регистрируя, организуя такую информацию, она искала высшей справедливости в регионе, раздираемом постоянными конфликтами, морально уничтоженном. Каждый день длинная очередь из женщин выстраивалась у ее офиса, что находится неподалеку от главной улицы Грозного — проспекта Путина. (После того, как Кадыров в порыве почтения к Путину переименовал эту улицу, Эстемирова отказалась даже ходить по ней). И эти женщины приходили каждая со своей историей — о родственниках, застреленных солдатами Кадырова, о пропавших сыновьях, которые ушли на работу и не вернулись, о домах, которые подожгли бандиты в масках и военной форме. Эстемирова незамедлительно отправляла письма местному поверенному — чиновнику, работающему в соответствии с российским законодательством, и он должен был дать начало расследованию и открыть дело о преступлении.
Во времена, когда мир перестал слушать стенания Чечни, Эстемирова осталась в Грозном. Она продолжала освещать незаконные убийства, похищения, пытки и прочие преступления. Она писала отчеты для «Мемориала» и статьи для «Новой газеты». Она сотрудничала с Amnesty International и Human Rights Watch. Она верила в силу закона. Она была бесценным источником информации для западных журналистов, которые — во второй президентский срок Путина — посещали Чечню крайне нечасто.
Это неизбежно привело к конфронтации с Кадыровым — чеченским царьком-головорезом, человеком, которого дипломаты США наблюдали на одной безумной свадьбе в Дагестане «неуклюже танцующим с засунутым под ремень джинсов золоченым автоматом». Бывший повстанец превратился в промосковского верноподданного — Кадыров возглавил свой собственный, поддерживаемый Кремлем мини-сталинский режим в мусульманской республике — где Кремль вел войну с 1994 по 1996 и с 1999 по 2004 годы.
Я ЕДУ ПО ЧЕЧНЕ, И ЭТО ПОХОЖЕ НА ЭКСКУРСИЮ ПО ГИГАНТСКОМУ ФОТОАЛЬБОМУ СЕМЕЙСТВА КАДЫРОВА — СТОЛЬ МНОГОЧИСЛЕННЫ РАЗВЕШАННЫЕ ПОРТРЕТЫ ОТЦА И СЫНА.
Это правда, что Кадыров положил начало масштабному восстановлению республики и заново отстроил разрушенный войной Грозный. И он же превратил Чечню в собственное феодальное поместье, свободное от каких бы то ни было законов. Его агрессивная тактика — замаскированная под антитеррористические операции — применялась не только против исламистских повстанцев, прячущихся в чеченских лесах и горах, но также и против многочисленного и запуганного гражданского населения.
Изучая историю Эстемировой, я обнаруживаю, что она получала угрозы от ближайших помощников Кадырова. В марте 2008 года Кадыров вызвал ее на встречу и выразил крайнюю неудовлетворенность ее работой и протестом против нового указа, обязующего чеченских женщин носить платки — гендерное правило чеченских традиций. Эстемирова рассказала коллегам о том, что Кадыров ей угрожал. Она процитировала его слова:
«ДА, МОИ РУКИ ПО ЛОКТИ В КРОВИ. И Я ЭТОГО НЕ СТЫЖУСЬ. Я УБИВАЛ И БУДУ УБИВАТЬ ПЛОХИХ ЛЮДЕЙ».
Она — бывшая школьная учительница — его упрекнула. Но встреча была явно зловещей. За две недели до ее смерти Адам Делимханов — кадыровский помощник, предположительно осуществляющий убийства — дал интервью чеченскому телевидению, в котором заявил, что защитники прав человека в Чечне — это суть те же террористы; и те и другие, по его словам, должны получить достойный ответ.
Парадная дверь офиса «Мемориала» закрыта, организация заявляет, что продолжать работу теперь слишком опасно. Я обхожу вокруг и вижу заднюю дверь. Стучу. Внутри нахожу Шакмана Акбулатова, коллегу Эстемировой. На стене висит цветное фото Эстемировой. Он говорит, что за принятым в апреле 2009 года решением Кремля о формальном окончании войны России в Чечне, которое требовало проведения неких мер предосторожности, стремительно возросло число нарушений прав человека по всей республике. Внезапно на Наташу обрушился шквал новых дел — войска Кадырова похищали мирных граждан — в некоторых случаях даже убивали — и затем клеймили их повстанцами. Акбулатов уверен, что смерть стала наказанием за ее профессиональную деятельность, которая мешала режиму Кадырова.
— Это было сделано, чтобы она замолчала, — говорит Акбулатов. — Она была невероятно храбрым человеком — вы даже не представляете. Она знала, что все это было очень опасно.
Неясным остается вопрос, почему для убийства Эстемировой ее недруги выбрали именно этот момент. Она занималась расследованием дела Мадины Юнусовой — двадцатилетней женщины, муж которой был убит 2 июля 2009 года в ходе специальной операции в селе Старая Сунжа неподалеку от Грозного. Официальное заявление звучит неправдоподобно — Мадина стреляла из Калашникова и планировала убить Кадырова. Юнусова была ранена в перестрелке, но выжила. Затем при загадочных обстоятельствах умерла в больнице. Далее последовал классический пример коллективного наказания. 4 июля в 3 часа дня мужчины в камуфляжной форме появились в доме родителей Юнусовой в городе Аргун. По словам соседей, они подожгли дом, заперев семейство в сарае.
Расследуя дело, я нахожу дом покинутым. Сгоревшая одежда лежит в саду у клумбы с желтыми георгинами. Юнусовы бежали. Чьи-то шлепанцы остались валяться на веранде под виноградной решеткой; заглядывая в разбитое окно, я пытаюсь различить очертания выгоревшей спальни и обугленного матраса.
Выступая в Москве, глава «Мемориала» Олег Орлов напрямую обвиняет Кадырова: «Мы знаем, кто несет за это ответственность. Мы знаем, какую он занимает должность. Он работает президентом Чечни, — говорит он. — Рамзан лично ненавидел Наташу. Он оскорблял ее и угрожал ей. Мы не знаем, сам ли Рамзан отдал приказ убить Наташу или же это были его приближенные. Но, кажется, президент Медведев доволен тем, что в одной из российских республик правят убийцы».
Отвечает Кадыров характерно вкрадчиво. Он отрицает свою причастность, называет это убийство «чудовищным преступлением» и затем перекладывает ответственность за него на Березовского. Медведев характеризует это преступление как «возмутительное», но отвергает заявления о причастности Кадырова как «примитивные и неприемлемые». Расследование ее смерти почти не продвигается — хотя личность убийцы широко известна.
Я уезжаю из Грозного. Я еду в Кошкельды, в район Чечни Гудермес. В этой деревне — родовой дом Эстемировой, здесь по-прежнему живет ее тетя и другие члены семьи. Родственники-мужчины сидят в тени у старого дома, выкрашенного синей краской. Меня провожают во двор — мы располагаемся в залитой солнцем комнате. На тарелках разложена баранина и арбузы. На ковре в другой комнате уселись женщины. Время от времени кто-то разражается рыданиями и всхлипываниями.
Появляется пятнадцатилетняя дочь Эстемировой Лана. Она поразительно сдержанна. Какое-то время мы просто сидим. Она говорит по-английски. Признается, что ее мама понимала, в какой оказалась опасности:
— Я знаю, что ей угрожали. Она не рассказывала, но я это знаю. Я никогда не просила ее бросить работу. Я знаю, это было важно для многих людей. Она жила не для себя. Она жила ради тех, кто нуждался в ее помощи. — По словам Ланы, она никогда не ездила с охраной и не придавала особого значения собственной безопасности. — Она волновалась только за меня. Если я пропускала ее звонок или ставила телефон в режим вибрации, она обычно говорила: «Ты с ума сошла? Когда ты не подходишь, у меня сердце разрывается».
Муж Эстемировой погиб во время первой чеченской войны — после чего она решила оставить работу учителя истории и начать карьеру журналиста и правозащитника. Они с Ланой и с пушистой кошкой Ванессой жили в маленькой квартирке в Грозном, заставленной книгами и международными премиями. Лана говорит, что в России она не видит для себя будущего — она хочет учиться в Англии.
— Даже теперь я не верю, что это случилось со мной. Я не смотрела на нее мертвую. И только когда я увидела ее тело (на похоронах), я поняла, что осталась одна.
Я отправляюсь на деревенское кладбище, где теперь похоронена Эстемирова. Ее могила — на зеленом холме. Тихое место. Отец похоронен поблизости. Белые бабочки порхают среди исламских надгробий, веет легкий ветерок.
На ее надгробии надпись:
Наталья Эстемирова
28.02.1958 — 15.07.2009
Минуту я стою перед могилой, затем иду попрощаться с Ланой.
Когда Лана была маленькая, Маркелов и Политковская регулярно наведывались в скромную квартирку Эстемировой в Грозном. Эти трое засиживались допоздна, говорили ночи напролет — Политковская была сурова и сосредоточенна, Маркелов смеялся и травил анекдоты. Вначале Анна, потом Стас, потом ее мать — я осознаю, что за три года убили троих взрослых, сыгравших важную роль в жизни Ланы. За дверью снова слышны рыдания.
— А у меня больше нет слез, — говорит она.
В доме Эстемировой я ожидал встретить толпу журналистов. А оказалось, что я тут один. Где все остальные?
ГЛАВА 7. КГБ! Предъявите бумаги!
Ресторан «Бистро», Большой Саввинский переулок, Москва
13 января 2009 года
«Новости из России — это анекдот».
Малькольм Маггеридж, «Зима в Москве».
Если считать со времен большевистской революции, то я — восьмой штатный корреспондент, который пишет для Guardian из России. Мои предшественники — весьма достойная компания. Первым был Артур Рэнсом, больше прославившийся своими рассказами для детей. Рэнсом проживал в одной квартире с членом Политбюро Карлом Радеком, играл в шахматы с Лениным и имел страстный роман с секретаршей Льва Троцкого, на которой в итоге женился и которую увез к себе в Британию. (Об этом я узнал от Мартина Уокера, еще одного моего предшественника, который работал в Москве в восьмидесятые). Вторым корреспондентом Guardian — тогда, естественно, газета называлась Manchester Guardian — был Малькольм Маггеридж, он проработал в Москве с 1932 по 1933 год.
И именно с Маггериджем я ощущаю невероятное родство. В предисловии к его книге «Зима в Москве» Майкл Эшлиман пишет: «… предполагалось, что Маггеридж будет положительно описывать тот дивный новый мир, который строили Советы. В конце концов, он был сын депутата-социалиста, родственник Фабиана Уэббса и корреспондент либеральной газеты. Однако, напротив, Маггеридж ужаснулся увиденному. В Советах царила тирания, цензура, лицемерие, жестокость, нищета — все то, что Андре Жид в послевоенном сборнике эссе разочаровавшихся экс-коммунистов «Падший бог» назвал «великим обманом».
Маггеридж специфическим, только ему свойственным образом высмеивал западных журналистов, которые, словно тайно сговорившись потакать великому обману, отсылали домой пропагандистские депеши из России и игнорировали или приуменьшали ужасы сталинских времен. В начале 1933 года Маггеридж сумел обойти цензуру и описал голод на Украине и Северном Кавказе, разразившийся по вине Сталина. Он задокументировал факты умышленного геноцида советских крестьян — фактически в результате массового убийства, спланированного и одобренного правительством, было уничтожено четырнадцать с половиной миллионов человек.
Маггеридж секретно переправил свои репортажи в Guardian через британскую дипломатическую почту. Газета напечатала их — хотя и без особой охоты — в марте 1933 года. Реакцией на эти статьи стала ярость. На западе разоблачения Маггериджа встретили с большим недоверием, его обвинили во лжи. Более он не смог работать журналистом — так как нарушил консенсус либералов, которые, как он писал, по-прежнему весьма снисходительно наблюдали за экспериментом коммунистов под лидерством Сталина. Он был вынужден уйти из Guardian. И он больше не мог возвращаться в Советский Союз.
Давно распроданная книга «Зима в России» была написана в 1934 году — по возвращении Маггериджа из СССР. Он дает острую сатирическую оценку западным журналистам, которые сознательно игнорировали ужасы и голод сталинских времен — чудовищные преступления в истории человечества — и обманывали читателей, рисуя выдуманный образ советского режима. Маггеридж также едко отзывался об интеллектуалах левого толка, которые стали жертвой этого обмана.
С особым сарказмом он описывал Уолтера Дюранти, корреспондента New York Times, лауреата Пулитцеровской премии. Дюранти появляется в его романе в образе персонажа Джефферсона. Это квинтэссенция «полезного идиота». В своих репортажах для Вашингтона Дюранти отрицал сам факт голода — именно он помог убедить Рузвельта признать на дипломатическом уровне одиозный тиранический режим Сталина.
В своем предисловии Маггеридж пишет о «положении иностранных журналистов в России и том, в каком виде новости из России попадают во внешний мир».
Он сообщает:
«Конечно, существует жесткая цензура, но не всем известно, что иностранные журналисты, работающие в Москве, находятся под постоянной угрозой лишения визы и, соответственно, потери работы. Они вынуждены соглашаться (и большинство на это идет) на урезание информации до такого объема, который — по их мнению — не вызовет недовольства диктатуры пролетариата. В ином случае им грозит длительная травля».
Такая травля, по словам Маггериджа, может варьироваться от «утомительной волокиты» в получении визы до «тюремного заключения и ссылки друзей и родственников, которые, к своему несчастью, оказались советскими гражданами».
Он добавляет:
«Результат прост: новости из России — это анекдот, их пишут люди, выдрессированные долгим пребыванием в Москве… те же, кто хотел бы сказать больше, чем дозволено, вынуждены по причинам личным и вполне объяснимым сохранять благоразумие и осмотрительность. Нет даже ничего необычного в том, что агенты советского правительства оказывают существенное давление на редакции изданий, если корреспонденты работают, по их мнению, неудовлетворительно».
Маггеридж также упоминает о «повсеместном присутствии» ОГПУ. ОГПУ — секретная полиция Сталина — предшественник КГБ и сегодняшней ФСБ, бывший босс которой Владимир Путин ныне правит Россией. Я знаю, о чем говорит Маггеридж. Спустя восемь десятилетий изменилось совсем немногое.
Приглашение оказалось неожиданным. Январь 2009 года. Звонит мобильный. На линии Артем Артемов — помощник русского миллиардера Александра Лебедева. Артемов спрашивает, не желаю ли я отобедать с Александром. Неделей ранее я написал для газеты Observer благожелательный отзыв о Лебедеве — бывшем депутате Госдумы и российском медиамагнате. Guardian сообщает, что Лебедев ведет переговоры с лордом Ротермиром о возможной покупке убыточной лондонской газеты Evening Standard. Прочем, похоже, переговоры зашли в тупик, и сделка по Standard сорвалась.
До этого я дважды пересекался с Лебедевым. Я был одним из многочисленных гостей на его сорок девятом дне рождения, который праздновали в обветшалом здании, где ютится его оппозиционная «Новая газета». Лебедев определенно не похож на среднестатистического олигарха: он, например, носит кеды, хотя и дорогие. Внешне он больше был похож на седеющего певца из старого бойз-бэнда, странствующего с шальным прощальным турне — в этом своем остромодном черном костюме с узким галстучком. Если я не ошибаюсь, еще в тот момент он носил на запястьях браслетики в стиле Гластонбери.
Вечеринка была скромная, как раз под общий мрачный настрой после экономического коллапса 2008 года. Не было девиц, танцующих на столах, не было шампанского. Вместо этого гости чавкали над тарелками с салом и опрокидывали стопки с водкой. Друзья и коллеги пропели поздравление, кто-то играл на аккордеоне. Среди гостей были журналисты и шпионы.
Предложение отобедать вместе кажется интригующим. Лебедев — не только бизнесмен с политическими амбициями, он еще и бывший агент КГБ. Он работал в советском посольстве в Британии в конце восьмидесятых. Мы договариваемся встретиться в модном бистро у его офиса — трехэтажного желтого современного особняка, расположенного неподалеку от Москвы-реки и Киевского вокзала. Я заказываю новозеландского ягненка, Лебедев — пасту с осьминогом. Ресторан, отделанный в пышном восточном стиле, пуст.
Лебедев говорит, что ему понравилась моя статья о нем. Я спрашиваю, почему сорвались переговоры о покупке Evening Standard. Что пошло не так? На безупречном английском, наклонившись над низким стеклянным столиком, Лебедев мягко отвечает:
— Переговоры не срывались. — И как бы между прочимдобавляет, — В четверг я покупаю Evening Standard.
Я изо всех сил стараюсь сохранить беспристрастный вид. Но такая новость — бомба. Такое в журналистской карьере — исключительная редкость. Я сорвал большой куш.
История просто фантастическая — из нее можно было бы сделать отличный триллер про холодную войну. Юный советский шпион Лебедев работает в роскошном здании посольства в Кенсингтоне, его обязанность — прочитывать английские газеты. Каждое утро он листает Financial Times, Guardian и таблоиды в поисках малейшего намека на крах капитализма. Вообще-то таковых не находится. Он пишет дипломатические телеграммы и отправляет их в Москву — в Первое главное управление КГБ. Самые примечательные из них кладут на стол Политбюро. Лебедев сочинял депеши на темы, актуальные для века ушедшего, — кампания по ядерному разоружению, партия лейбористов — на тот момент оппозиционная, как и сейчас — и профсоюзные движения.
Когда WikiLeaks публикует тысячи секретных дипломатических телеграмм США, Лебедев окидывает их профессиональным взглядом, а позднее сообщает мне, что и сам писал сотни подобных депеш.
— Некоторыми можно зачитываться, как Чеховым. Другие же скучны, — рассказывает он про коммюнике, отправленные в США. Его собственные телеграммы до сих пор хранятся в пыльных архивах КГБ.
Спустя два десятилетия после его службы в Лондоне капитализм по-прежнему никуда не делся, хотя и не то чтобы сильно процветает. Советский Союз развалился. Зато собственные сбережения Лебедева приумножились. (В 2011 году журнал Forbes оценил его состояние в 2,1 миллиарда долларов — он оказался на 45-м месте среди самых богатых людей России). Я сижу за обедом и улыбаюсь. Новый владелец Standard — бывший вражеский шпион, который впервые начал читать свою газету во времена службы — на тот момент в звании подполковника — в управлении внешней разведки КГБ.
Позднее сын Лебедева Евгений вспомнит, как в детстве он часто гулял мимо здания, в котором теперь располагаются принадлежащие его семье издательства Standard и Independent. Раньше здесь, на Кенсингтон Хай-стрит, был магазин Barkers — всего лишь в нескольких сотнях ярдов от здания советского посольства, где работал Лебедев. Какой постмодернистский ход — Джон Ле Карре, с такой иронией писавший о временах холодной войны, мог бы отлично это обыграть.
Лебедев не желает обсуждать подробности исторической сделки, благодаря которой в январе 2009 года он станет первым российским олигархом, купившим британскую газету.
Он отказывается разглашать детали сложных переговоров с лордом Ротермиром — наследником империи Daily Mail, которого он панибратски зовет Джонатаном.
— Джонатан — очень хороший человек. Это наследство для него — бремя, а не любимое дело, — говорит он.
Лебедев всячески акцентирует мое внимание на том, что выделяется из толпы других русских олигархов, скупивших британские компании. У него нет ничего общего с Романом Абрамовичем — англофилом и владельцем ФК «Челси», говорит он, — или с Алишером Усмановым, еще одним соотечественником-миллиардером, который приобрел четвертую долю «Арсенала» — лондонского соперника «Челси».
— «Челси» — это просто машина для зарабатывания денег, — презрительно фыркает он. Себя он ставит существенно выше прочих супербогатых русских, коих считает сборищем жадных, необразованных, полуграмотных хамов. Жалуется, что они ни черта не понимают в ранней итальянской живописи. — Они не читают книг! Они не ходят на выставки! Они думают, что произвести впечатление можно только покупкой яхты.
Последний из медиамагнатов Британии также утверждает, что будет вести себя разумно и исповедовать принципы невмешательства в газетные дела. Заявляет, что никак не будет влиять на редакционный курс Standard.
— Я повторяю снова и снова — было ты нетактично, если бы русский стал вмешиваться в британскую политику. Мое влияние будет равно нулю, — говорит он. Он сдержанно хвалит Гордона Брауна, которого британские избиратели год спустя выставят с Даунинг-стрит.
В Британии же никакой истерии по поводу покупки Лебедевым газеты Standard не наблюдается. Однако о том, что приобретение обошлось ему в один фунт, напишут на первых страницах газет и обыграют смешными заголовками. Один гласит: «Я из КГБ! Предъявите бумаги!». Когда я вспоминаю об этом моменте, Лебедев замечает: «Подобный юмор — это одно из лучших качеств британских медиа». Лебедев настаивает на том, что движим идеалистическими мотивами и далек от оппортунизма. Он с восторгом относится к Британии и к местным газетам и говорит, что в Соединенном Королевстве медийный климат гораздо мягче — в сравнении с ситуацией в России, где практически вся пресса и телеканалы оказались под колпаком у Кремля.
— И вот это англичане понять не в состоянии, — рассказывает он. — У меня в Британии полно друзей — в каждом социальном сословии. И все они говорят: «Эти проклятые газетенки». Попробуйте представить себе общество без свободной прессы. Именно эту мысль я и пытаюсь донести: британская пресса — одна из наиболее серьезных гарантий того, что ваша бюрократия не погрязнет в коррупции и бездействии и не начнет уродливо разрастаться.
За обедом Лебедев заявляет, что покупка Independent не входила в его планы. Как и Standard, Independent переживает финансовые трудности. Но это издание больше соотносится с прогрессивными взглядами Лебедева и отвечает его интересу к немодным темам типа статей про Дарфур. Это газета, кажется, подходит Лебедеву больше, чем узконаправленная, порой шовинистическая газета Standard, которая входит в ту же категорию, что и реакционная желтая Daily Mail.
А в марте 2010 года Лебедев покупает у ирландских собственников Independent и Independent on Sunday. Последующий выпуск i — удешевленной мини-версии Indy — увеличивает число принадлежащих Лебедеву английских изданий до четырех. Он, конечно, не Руперт Мердок, чья британская медиаимперия начинает рушиться в 2011 году — после того, как Guardian публикует серию статей про преступную деятельность сотрудников его изданий, включая факты телефонного прослушивания частных лиц. Но влияние Лебедева на общественную жизнь Британии постепенно растет.
Лебедев начинает мне нравиться. У нас есть и кое-какие расхождения во взглядах: например, он был весьма недоволен, когда я написал в Guardian, что сотрудники «Новой газеты» не получают зарплату. (В 2006 году Лебедев на пару с бывшим президентом СССР Михаилом Горбачевым выкупил у сотрудников газеты 49% предприятия. В итоге зарплату всем выдали, а Лебедев заявил, что задержка выплат произошла в связи с финансовыми трудностями другого его детища — немецкой авиакомпании Blue Wings, ныне покойной).
Однако, в общем, он становится хорошим, надежным контактом. Мы общаемся по телефону. Его британская медиаимперия растет — и я снова беру у него интервью. Я нахожу его весьма словоохотливым и умным, он для меня — источник забавнейших слухов, большая часть которых не подлежит печати. Он умеет выбить собеседника из колеи, непонятным образом прыгая от одной темы к другой: вероломные партнеры по бизнесу, глобальная коррупция, высшее общество Британии. Бывает, что он многословен до занудства. Но при всем этом он неподражаем, очарователен и открыт для общения. Что подкупает еще больше — это единственный миллиардер, которому я могу позвонить в любое время суток.
Как-то раз на Рождество он прислал мне бутылку кьянти. (Я отдал ее в местное благотворительное сообщество). На следующее Рождество я получил в подарок эксклюзивное издание «Лагуны» — стихотворения Иосифа Бродского, иллюстрированное настроенческими черно-белыми фото Венеции. Читаю строчки:
Адриатика ночью восточным ветром
канал наполняет, как ванну, с верхом,
лодки качает, как люльки; фиш,
а не вол в изголовьи встает ночами,
и звезда морская в окне лучами
штору шевелит, покуда спишь.
В отношении подарков в Guardian очень строгие правила. Но эти стихи я оставил себе.
Как и неугомонный космополит Бродский, Лебедев курсирует между двумя мирами и двумя языками — русским и английским. В Москве Лебедев скорее внутри политической элиты, нежели вне ее. Он живет на Рублевке — это эксклюзивная дачная колония российской столицы, облюбованная знаменитостями и политиками, включая Путина и Медведева. Как и прочие очень богатые люди, он определенно привлекает молодых женщин: его вторая жена — гламурная бывшая модель. Он определенно принадлежит к российскому истеблишменту и наслаждается всеми возможными привилегиями.
Но Лебедев представляет себя и как полуоппозиционную фигуру. В своем блоге он называет себя «капиталистом-идеалистом». (Там же он пишет о своем неверном понимании природы мирового капитализма, а заодно рассказывает, как вульгарные русские богачи веселятся на празднике в Сан-Тропе). Но действительно ли является он врагом мистера Путина? Британский журнал Private Eye предполагает, что Лебедев гораздо ближе к российскому правительству и его властным структурам, нежели сам желает демонстрировать.
Определенно правдой является то, что Лебедев аккуратен в высказываниях и избегает прямой критики в отношении российского правящего дуэта, гораздо охотнее он выказывает презрение в адрес жадных российских бюрократов — что очень напоминает то, как в старину осуждали бояр — то есть дворянство — но не царя. Он называет себя «лояльным оппозиционером» — человеком, мечтающим о реформах, но не о свержении российского правительства. Когда одна из его газет — «Московский корреспондент» — публикует материал о предполагаемом романе Путина с красивой олимпийской гимнасткой, Лебедев быстро закрывает газету. А с 2002 по 2007 год он — лояльный член прокремлевской партии «Единая Россия» и депутат Думы.
Но мне кажется, открытое спонсорство Лебедевым «Новой газеты» означает то, что он является ненадежной фигурой для существующей власти. Это издание — одно из немногих отважившихся критиковать Кремль. Газета продолжает писать на темы, которые медиа, находящиеся под контролем государства, предпочитают игнорировать — коррупция, права человека, преступления в Чечне и соседних республиках Ингушетии и Дагестане, темные делишки ФСБ. После убийства Политковской Лебедев объявляет награду в миллион долларов за информацию, которая поможет найти и арестовать киллера. Он звонит мне спустя несколько часов после убийства Маркелова, говорит, что сотрудники «Новой» страшно рискуют жизнью, волнуется за них, — считает, что журналисты должны носить с собой оружие.
По информации от журналистов «Новой газеты», Лебедев — это находка. Магнат-интеллектуал, да еще и озабоченный проблемами общества.
— В большинстве случаев российские олигархи привыкли отговариваться фразами «Мы ничего не можем сделать». Они проводят время в Куршевеле, пьют вино, едят икру и любуются, как девушки танцуют на столах, — рассказывает мне колумнист «Новой» Юлия Латынина. — Еще найдутся такие, кто скажет, что у нас все в полном порядке. — Она продолжает. — А Лебедев пытается хоть что-то сделать, чтобы в стране стало лучше. Но он понимает — если эти действия затронут тех, кто у власти, наказание будет неизбежным.
(Я познакомился с Латыниной на праздновании дня рождения Лебедева. Она пишет статьи о коррупции и о загадочном нефтяном трейдере «Ганвор». Также она предполагает, что Россия планировала вторжение в Грузию задолго до самого конфликта. Я спрашиваю, все ли у нее в порядке.
— Все нормально, — отвечает она. — За исключением того, что господин Кокойты (лидер Южной Осетии) пытается меня убить. — На несколько месяцев газета предоставляет ей телохранителей.)
Журналисты из «Новой газеты» говорят, что в дела редакции Лебедев не вмешивается — хотя иногда, если с кем-то не согласен, он пишет свою колонку и излагает собственные взгляды. Я познакомился и с главным редактором газеты — Дмитрием Муратовым. Он говорит, что редакторы и Лебедев расходятся во мнениях по поводу природы российской власти.
— Мы полагаем, что коррупционная система России — это вертикаль, созданная лично Путиным, — говорит Муратов. — А Лебедев и Горбачев так не считают. Они полагают, что это недобросовестные российские чиновники не дают России превратиться в нормальную европейскую страну.
Муратов говорит, что уважает Лебедева. Но отношения с магнатом нельзя назвать близкими: они общаются формально, на вы. Когда я сталкиваюсь с Муратовым на круглом столе, организованном «Новой», я спрашиваю, почему нет Лебедева. Он отвечает: «Откуда же мне это знать?»
Остается загадкой, как умудрилась выжить «Новая газета» — особенно если помнить о том, что Кремль продолжает сжимать тиски, в которые попали русские медиа, и учитывать общую медийную ситуацию — один американский дипломат заявляет, что русские «питаются из одного информационного корыта». После приобретения Лебедевым газеты Standard я провел целый день в редакции «Новой». Я спрашивал журналистов, почему издание все еще выходит — с завидной регулярностью продолжая метать стрелы в стоящих у власти.
Заместитель главного редактора Андрей Липский предлагает весьма убедительный анализ. По его мнению, газета играет на руку российскому правительству. Во-первых, говорит он, благодаря существованию «Новой» Кремль парирует заявления Запада об отсутствии свободы слова в России. Во-вторых, добавляет он, газета является источником правдивой информации для издерганных российских политиков, обреченных на изматывающую и долгую битву за должности, деньги и влияние. Эта газета гораздо лучше освещает происходящее внутри страны, нежели вся бесчисленная агентурная сеть ФСБ — обычно агенты сообщают своим начальникам лишь то, что последние хотят услышать.
— «Новую» читают в президентской администрации и во всех региональных правительствах. Ее читает Путин — или его помощники, — говорит Липский и жалуется, — они (правительство России) уничтожили уйму ценных источников информации, начиная с телеканалов.
В роли владельца газеты Лебедев преуспел больше, нежели в роли политика. Он долго бодался с мэром Москвы Юрием Лужковым — до тех пор, пока, в 2010 году, Кремль не сместил его с поста. В 2003 году Лебедев выдвинулся против Лужкова и проиграл. В сентябре 2008 Лебедев и Горбачев — который помог основать «Новую газету» — объявили о намерении основать новую социально-демократическую партию. Но проект провалился — в основном ввиду того, что любая политическая активность в России невозможна без одобрения Кремля, а также из-за отсутствия интереса у электората.
В телеграмме, отправленной из московского посольства США 10 октября 2008 года, говорится о том, что Лебедев отказывается примкнуть к новому оппозиционному движению «Солидарность» из-за присутствия Каспарова. По неким неясным причинам вместо этого Лебедев решает основать собственную партию. «Опросы показывают, что Лебедев и Горбачев не находят поддержки среди избирателей», — сухо замечено в телеграмме.
Политические амбиции Лебедева не оправдались, и он, похоже, развернулся в сторону Британии. Здесь, по крайней мере, он может общаться с ведущими политиками и прочими членами британского высшего света. У него в друзьях — Джорди Крейг, редактор Tatler, которого Лебедев назначает новым главным редактором Standard. Знаменитости блистают на его роскошном ежегодном благотворительном приеме в Хэмптон Корт. Хью Грант, Джоан Роулинг, Ванесса Редгрейв — его постоянные гости, выступает Элтон Джон. Сын Лебедева Евгений, проживающий в Англии, — заметная фигура на лондонской общественной сцене. (В 2009 году фото Лебедева-младшего с вечеринки в Хэмптон Корт будут напечатаны в русской версии журнала Hello! — с бородой в стиле Романовых, в сияющих черных ботинках и траурном фраке он выглядит как опереточный граф).
Евгений — о нем отзываются как о человеке дружелюбном и скромном — берет в свои руки газетный бизнес отца. Осенью 2010 года Евгений получает британское подданство. Однако триумфальное выступление семейства Лебедевых впечатляет не всех. После покупки Standard и Independent на одном из приемов Евгений знакомится с принцем Уэльским — наследником британского трона.
— Мне было бы интересно знать, что он думает о наших газетах, поскольку наши издания о нем писали. Или же услышать его мнение о нравственности или безнравственности журналистов. Но нет. Он задал лишь один простой вопрос: «Вы всю жизнь интересовались футболом?» — вспоминает Евгений. — И на этом все. Может, он принял меня за Абрамовича? Или решил, что все русские должны любить футбол…
Спустя несколько месяцев после приобретения Standard огромная бизнес-империя Александра Лебедева становится объектом нападок. Летом 2009 года он вызывает меня в свой московский особняк. Эта встреча — словно кадры из фильма о Джеймсе Бонде. Обстановка офиса говорит об уверенности и богатстве владельца. Хорошенькая девушка-секретарь в шелковом мини-платье встречает меня в лобби, в приемной висят картины эпохи Ренессанса. Меня провожают наверх — Лебедев, новый барон британской прессы, ждет меня на балконе. Тут не хватает лишь пушистого белого кота.
Лебедев сообщает: из «многочисленных источников» поступили сведения, что его вот-вот могут арестовать и отправить за решетку. Непонятно, говорит он, кто именно стоит за этим заговором. Но, по его словам, «есть некто, готовый выложить 50 миллионов долларов» за то, чтобы упрятать магната в тюрьму. Он полагает, что группа теневых инвесторов за определенную сумму пытается подкупить работников правоохранительных органов. Доверенные лица Лебедева среди властных структур говорят, что самым разумным решением для него было бы покинуть Россию в ближайшие полгода.
Сложно понять, реален ли этот заговор — может быть, это выдумка или преувеличение. Лебедев говорит, что он готов к тюремному заключению — но предпочел бы избежать доли Ходорковского. Я спрашиваю, готов ли он сидеть в Лефортово — технически это не тюрьма, а центр досудебного заключения и изолятор. Он нравоучительно отвечает: «Если жить здесь, то нужно быть готовым ко всему».
2 ноября 2010 года мрачные предсказания Лебедева, похоже, сбываются. Группа вооруженных военных в масках устраивает показной обыск его московского особняка. Операцию организует ФСБ — в частности, управление «К», которое занимается экономическими преступлениями. Офицеры изымают документы и файлы. (Они заявляют, что обыск связан с уголовным расследованием в отношении другого банка).
В тот момент, когда в контору врывается спецназ, Лебедев плавает в бассейне, что расположен в подвальном помещении банка.
— Я действительно подумал, что они пришли меня арестовывать, — рассказывает он и добавляет, — и решил, что продолжу плавать — хотелось в последний раз получить удовольствие от бассейна.
Но в итоге Лебедева так и не задержали. Он с горечью рассказывает мне про «маски-шоу» в исполнении ФСБ — так в России называют показушные полицейские рейды времен девяностых. На следующий день новости еще более неутешительные — бригада налоговиков в Украине прошлась по роскошному гостиничному комплексу Лебедева, что расположен на крымском побережье.
Вывод о том, что оба рейда скоординированы, напрашивается сам собой. В конце концов, Украиной правит промосковский Виктор Янукович. Лебедев говорит, что не поддастся давлению и не уедет из России.
— Я все еще здесь. Я здесь живу, — говорит он. Но все же признается, — при наихудшем сценарии посыл вполне понятен. «Убирайся из России».
В разговоре со мной Лебедев утверждает, что Путин не имеет отношения к этим, как он выражается, участившимся и хорошо организованным попыткам увести у него бизнес. Он винит оппортунистов темной российской бюрократии. Он считает, что чиновники пытаются отхватить кусок от его богатства, используя его хорошие отношения с Кремлем как политическое прикрытие.
Мы кратко затрагиваем тему вторжений ФСБ в частные жилища, а также грубые попытки службы госбезопасности выдворить меня из России.
— Это типичное преследование. Они хотят сделать вашу жизнь невыносимой, — сообщает Лебедев. И добавляет, что даже сами офицеры ФСБ измучены политическими битвами, которые идут за закрытыми дверями, и гнетущей политической обстановкой в стране. — В России они будущего тоже не видят, — говорит он, добавив, — а уровень новобранцев ФСБ — чудовищно низкий.
В мае 2011 года Лебедев объявляет о том, что уходит из бизнеса и присоединяется к новой политической инициативе. Он говорит, что собирается поддержать путинский так называемый «Народный фронт» — движение, единственная цель которого, как кажется, — вернуть Путина в Кремль в 2012 году. Решение Лебедева выглядит как тактический маневр, который поможет отразить атаку ФСБ на банк. Комментаторы полны сарказма — они сравнивают народный фронт — предположительно беспартийную национальную коалицию — с Блоком коммунистов и беспартийных, основанную Сталиным перед советскими «выборами» в 1937 году.
Для критиков такой ход — доказательство существования связей Лебедева с Кремлем. Сам он это отрицает. А в это время «Народный фронт» решает, что в качестве члена организации Лебедев им не нужен.
*****
В декабре 2009 года пассажиры, следующие на работу в Лондон, с удивлением разглядывали огромный плакат с Бараком Обамой. На плакате голова президента США красовалась рядом с головой Махмуда Ахмадинежада, вздорного правителя Ирана. Под головами шла надпись: «Кто представляет наибольшую ядерную угрозу?» Для многих ответ очевиден — в конце концов, это не Обама грозился стереть Израиль с лица земли. Но для Кремля враждебный образ Обамы — это очередная амбициозная попытка создать новую пост-советскую пропагандистскую империю.
Спустя два десятилетия после краха государственной газеты «Правда» кремлевский круглосуточный телеканал, вещающий на английском — Russia Today — запускает первую масштабную рекламную кампанию в Англии. Клеветники окрестили канал двойником северокорейского телевидения — Russia Today придерживается неприкрытой пропутинской позиции, заявляя, что работает в противовес «предвзятому» западному взгляду BBC и CNN.
Когда я наведываюсь в их модный головной офис в Москве, станцию переименовывают в RT. Здание расположено в двух минутах ходьбы от метро «Парк культуры». Также в нем находится новостное агентство «РИА Новости» и Moscow News. Я встречаюсь с Маргаритой Симонян — это главный редактор RT, ей двадцать девять лет.
— То, что мы привыкли видеть как черное и белое, может оказаться не черным и не белым. И люди начинают пересматривать собственные стереотипы, — объясняет она. — Мы предлагаем альтернативу общепринятому мнению.
И конечно, рекламная кампания RT провокационно вызывающая — например, RT подвергает сомнению существование проблемы изменения климата, которую обсуждали на саммите в Копенгагене, или сравнивает британского полицейского констебля с татуированным футбольным хулиганом. Кто-нибудь вообще собирается смотреть этот канал?
— Я не верю в беспристрастные новости. Конечно, мы принимаем пророссийскую позицию. BBC тоже открыто заявляет, что продвигает британские ценности, — замечает она. Бывший член путинского пресс-пула, она получила работу в 2005 году, когда канал только-только запустили — на тот момент ей было 25 лет. Это вызвало шквал слухов — возможно, ничем не обоснованных — что у Симонян нашлись почитатели в высших эшелонах власти.
Долгое время в Кремле не понимали, чем именно «предвзятость» отличается от позиции западных медиа. А теперь Кремль создает свою альтернативную информационную реальность. В 2011 году российское правительство планирует вложить 1,4 миллиона долларов в международную пропаганду — больше, чем в кампанию по борьбе с безработицей. Кроме английского канала, RT располагает и испанской службой, вещающей на Латинскую Америку — регион, геополитический интерес Кремля к которому растет. Также канал вещает и на арабском языке. Правительство утраивает бюджеты основных государственных новостных агентств «РИА Новости» и ИТАР-ТАСС, несмотря на экономический кризис, постигший Россию. (Оба агентства существуют за счет того, что транслируют прокремлевский взгляд на происходящее в мире, а в советские времена агентство «РИА Новости» было виртуальным оружием КГБ). Еще существует проплаченное ежемесячное приложение к британской Daily Telegraph — Russia Now, и к тому же снова начинает работать радиостанция советской эпохи «Голос России». Прочие спонсируемые российским правительством приложения появляются у Washington Post и New York Times и у ведущих европейских газет.
Больше того — Кремль нанимает PR-гиганта Ketchum и дочернюю компанию Gplus. Их офисы раскиданы по всему миру, в Лондоне их обслуживает Portland PR. И плюс еще блоггеры — зловещая армия разгневанных русских патриотов. Изначально блоггеры работали только на русских вебсайтах, поливая грязью критиков российского режима. Однако теперь эти кибер-националисты также активничают и на сайтах западных газет, включая Guardian. Любой, кто отважится критиковать российских лидеров или упомянуть про какие бы то ни было проблемы в стране, будет немедленно заклеймен агентом ЦРУ или хуже. (Один из этих назойливых блоггеров окрестил меня северокорейским шпионом и апофеозом западной блядской журналистики. Интересно, как это во мне сочетается?) В июле 2011 года один предположительно кремлевский блоггер заводит в Твиттере фальшивый аккаунт под моим именем. Мой настоящий — @lukeharding1968. Двойник именует себя так же, но в начале он заменяет L на прописную I. Он даже использует мои фото и биографию. Мой клон публикует пресс-релизы Дмитрия Медведева.
Некоторые эксперты полагают, что эти блоггеры — просто спонтанно возникшая группа патриотов-энтузиастов. Существует, впрочем, более убедительная точка зрения — возможно, Кремль намеренно финансирует этих анонимных проправительственных комментаторов с целью дискредитации оппонентов и продвижения авторитарной московской политики.
— Они (Кремль) начали понимать, что информация важна, а еще важнее контролировать информацию, которая распространяется по всему миру, — говорит Евгений Морозов. В своей книге The Net Delusion: The Dark Side of Internet Freedom («Сетевой обман: темная сторона интернет-свободы») он утверждает, что авторитарные режимы используют интернет для подавления инакомыслия. Писатель и ученый, рожденный в Беларуси, — он говорит, что после войны в Грузии Кремль стал практиковать более «агрессивный» подход.
Тот конфликт с точки зрения PR стал для Москвы катастрофой. В очередной раз, в ходе двух недавних газовых войн с Украиной, Кремль натолкнулся на всеобщее непонимание, заставив своих европейских потребителей содрогаться от ужаса.
— Они поняли, что, только контролируя то, что публикуется в зарубежной прессе, можно продвигать свою жесткую политику, — говорит Морозов.
Морозов без восторга отзывается о Russia Today — указывая, что у канала странная любовь к экстремистам и сумасшедшим теоретикам заговора. В коммунистические времена российские государственные медиа писали о капиталистическом западе исключительно плохо, а о родине — исключительно хорошо, то и дело используя фотографии улыбающихся рабочих и счастливых доярок. Russia Today работает по тому же принципу: Америка обычно представляется как опасное, криминальное местечко, кишащее сумасшедшими, которое швыряет от катастрофы к катастрофе. Во время одной программы в 2011 году на RT администрацию Обамы сравнили даже с нацистской Германией.
— Я считаю, что это комедийный канал, — говорит Морозов. — Стоит его смотреть хотя бы для того, чтобы понять, как уродливы попытки России повлиять на настроения за рубежом.
Такой подход теперь практикуют многие медиа — старые и новые. Россия, говорит Морозов, ушла от «Правды» к «Правде 2.0».
Во время моей работы в Москве я познакомился с несколькими корреспондентами канала. Как говорят знающие люди, в том числе некоторые британские и американские журналисты и дикторы, профессионализму работников RT надо отдать должное.
— В основном это довольно талантливые люди. Но никто не испытывает никаких иллюзий по поводу происходящего, — рассказывает мне один из бывших сотрудников. — Чудовищный недостаток объективности.
Это приводит меня к мысли, что западные журналисты, усердно трудящиеся на благо канала, принадлежат новому поколению «полезных идиотов», которых Маггеридж — если сегодня он был бы жив — узнал бы моментально. У RT даже есть свой собственный Уолтер Дюранти, ведущий из США. Своим фанатичным отношением к Кремлю он заработал прозвище Лорд Ха-Ха.
Став президентом, Путин первым делом закрыл независимое телевидение. Начал с канала НТВ. В статье для англоязычной газеты Moscow Times бывший директор НТВ Евгений Киселев, отметив десять лет с момента смерти канала, сказав, что сегодняшним студентам факультета журналистики будет сложно поверить, что в России когда-то было независимое ТВ. ФСБ инициировало обыски в московских офисах владельца НТВ Владимира Гусинского, после чего канал перешел в собственность прогосударственной компании «Газпром Медиа». Также «Газпрому» принадлежат влиятельные газеты «Известия» и «Комсомольская правда», — сейчас обе они выступают как группа поддержки режима.
Спустя десять лет государство сумело завладеть, напрямую или косвенно, почти всеми российскими телеканалами. Киселев рассказывает о правилах, которых придерживаются нынешние государственные станции. Включая воздержание от расследований по фактам коррупции и другим преступлениям, совершенным высшими чиновниками, добровольный отказ приглашать на эфиры персон из «черного списка», в который вошли оппозиционные политики и критики, исполнение приказов из Кремля показывать или не показывать те или иные программы и запрет на злую сатиру, если поводом стали недостатки и ошибки государственных фигур. Самоцензура, как и в советские времена, царит повсюду. Редакторы знают, каких тем надо избегать, — например, нельзя освещать случаи нарушения правительством прав человека или критиковать государственную политику на северном Кавказе. В беседе Киселев рассказывает мне, что профессионалы ТВ полностью утратили культуру вещания в прямом эфире — в России больше не осталось передач, которые шли бы живьем. Правительственные чиновники абсолютно недоступны для журналистов, добавляет он.
— Режим Путина, выстроив пресловутую вертикаль власти, не может позволить себе такой роскоши, как независимые телевизионные станции, которые были бы свободны от государственного контроля и вещали на всю страну, — жалуется Киселев.
Один из критиков Кремля, отстраненный от эфиров на государственном ТВ, — Владимир Рыжков, бывший независимый депутат Госдумы и историк. Он говорит, что источником 85% общественной и политической информации в России служит телевидение — «под полным контролем Кремля». Он сравнивает это с периодом Горбачева и Ельцина, говоря, что в то время делались попытки построить более открытую, пеструю и конкурентоспособную политическую систему с разнообразными политическими движениями, более или менее независимыми судами и свободными медиа формата девяностых.
— Государственные ТВ-каналы показывали пьяного и больного Бориса Ельцина, — замечает Рыжков. — При Путине все эти свободы исчезли, — говорит он. — Газеты в России не играют никакой роли. «Ведомости» продают 60000 экземпляров в день. «Коммерсант», наиболее влиятельная политическая газета, — 100 000 экземпляров. У нас есть четыре независимых политических газеты, и продажи — это 1%. Интернетом пользуются 20%. Если спросите, сколько человек имеют ежедневный доступ к политической информации, то окажется, что не более 5%. Следовательно, контроль ТВ означает контроль всего. Классическая авторитарная система.
Интернет — единственное яркое пятно на российском прогосударственном медийном пейзаже. Там царит свобода, но сеть не является источником новостей для большинства русских.
RT дают больше свободы, нежели внутренним каналам, контролируемым правительством. Допустима общая критика режима, однако существует негласное понимание того, что самого Путина критиковать нельзя — как и обсуждать его предположительное богатство. Об этом мне рассказывает бывший сотрудник канала. То же табу действует и в Moscow News, англоязычной газете, которая выходит дважды в неделю — ее издает «РИА Новости».
— Нам предоставлена полная свобода, есть только одно исключение, — признается один из редакторов. — Можно критиковать Медведева. Но не Путина.
Другие люди, знакомые с кремлевской медиа-стратегией, говорят, что чиновники высшего звена России давно перестали понимать, по каким законам живет западный мир.
– Они считают, что хороший PR заставит мировое сообщество забыть всю дурную славу вокруг событий в России. Очевидно, что это не так, — говорит Ангус Роксбург, бывший московский корреспондент BBC, нанятый Кремлем в качестве PR-консультанта. Я спрашиваю, есть ли у Кремля шансы улучшить свой образ в глазах Запада. Он едко отвечает, — Например, для начала можно перестать избивать оппозиционных демонстрантов.
В марте 2009 года я возвращаюсь в Лондон, чтобы обсудить с начальством ситуацию с ФСБ — день за днем становится все хуже. Редактор Guardian Алан Расбриджер и редактор международного отдела Харриет Шервуд на моей стороне. Мы приходим к заключению, что это преследование российскими службами безопасности становится невыносимым. Но можем ли мы положить конец этой тайной войне?
Расбриджер организует встречу с Майклом Девенпортом. Девенпорт — глава департамента по России, южному Кавказу и Средней Азии Министерства иностранных дел и Содружества. Фактически это главный британский дипломат в России.
Мы встречаемся за круглым столом в кабинете Расбриджера. Комната расположена на втором этаже Guardian, здесь находится отдел новостей. Окна выходят на Риджентс-канал с камышницами и плавучими домами. Девенпорт носит очки, ему под пятьдесят. Он мне сочувствует. Говорит, что МИД Британии хорошо знаком modus operandi ФСБ. Он также рассказывает, что Советский союз поделился техниками КГБ не только со странами коммунистического блока, но и с дружественными секретными службами прочих государств — включая Ближний Восток.
Девенпорт вспоминает, как сам оказался жертвой вторжений в стиле КГБ — но не в холодной Москве, а в жарком Каире. А в роли взломщиков выступили офицеры египетской тайной полиции, бандитского «Мухабарата», который перенял у КГБ азы мастерства.
Девенпорт подтверждает лишь то, что нам и так известно: только КГБ может столь загадочным образом вламываться ко мне домой. Он пытается подбодрить меня, однако мне сложно описать всю ту атмосферу психологического давления и вражды — словно из времен холодной войны, что стала частью нашей жизни в Москве. Девенпорт признает, что вести диалог с Москвой всегда было непросто. Он изрекает мудрую вещь: «Проблема с русскими в том, что они думают не так, как им, по нашему мнению, следует думать». Позже я отыщу имя Девенпорта в текстах телеграмм, опубликованных на WikiLeaks. Ему принадлежит еще одна крылатая фраза — он клеймит Россию «коррупционным самодержавием».
После той встречи британские дипломаты в Москве ставят мой случай на повестку обсуждения со своими российскими коллегами. Иными словами, они жалуются. Удивительно, но это срабатывает. По крайней мере, на несколько месяцев. Теперь вторжения происходят не так часто. Я заглядываю в свои заметки и вижу, что призраки из ФСБ вернулись в офис Guardian 4 или 5 июня 2009 года. На этот раз они открыли запертое на двойной замок переднее окно. Придя на работу, я смотрю, как тополиный пух от растущих напротив белых деревьев волной влетает в комнату. Удивительно красивое зрелище.
Западным корреспондентам, работающим в Москве, понятны мои проблемы с ФСБ. Эндрю Осборн из Daily Telegraph, Шон Уокер из Independent и Тони Халпин из Times становятся моими близкими друзьями. Тони даже станет свидетелем одного унизительного эпизода, и это произойдет не в Кремле, а в ином театре военных действий — на футбольном поле.
ГЛАВА 8. Политический футбол
Финал Лиги чемпионов УЕФА
Chelsea VS Manchester United
Стадион «Лужники», Москва
21 мая 2008 года
The World Cup will help us make a different people and a new nation. («Чемпионат мира поможет нам стать иным народом и новой нацией»).
Александр Джорджадзе, оргкомитет Кубка мира «Россия-2018»
Мой собственный спортивный режим в Москве вряд ли можно назвать строгим. Зимние пробежки по обледенелым улицам столицы — занятие сомнительное и трудное, очень мерзнут чувствительные нижние конечности. Я вернусь к тренировкам лишь в апреле, после многомесячной летаргии, когда окончательно растает снег. Эти тренировки, как правило, сводятся к неуклюжим пятнадцатиминутным прогулкам вокруг нашей пасторальной деревеньки.
Иногда я пересекаю дорогу, по которой с грохотом катятся троллейбусы, и отправляюсь бегать в близлежащий мемориальный парк. Это парк славы русских солдат царской армии, сражавшихся в Первую мировую войну — однако те жертвы, которые понес русский народ в 1917 году после захвата власти большевиками, несопоставимы по своим масштабам с теми военными потерями. Здесь поставили большой крест и памятник. Поодаль расположен кинотеатр. На обратном пути я прохожу мимо огромной жилой башни, которая призрачно возвышается над этим урбанистическим пространством.
Пару раз журналистский корпус собирается, чтобы сыграть в крикет на территории Московского государственного университета. Особенного таланта к этой игре ни у кого не наблюдается. Гораздо чаще мы играем в мини-футбол. Поле находится в пяти минутах ходьбы от стадиона «Лужники» — его строили к Олимпийским играм в 1980 году, и это самое престижное футбольное поле столицы. Именно там я пережил минуты своего унижения. 17 октября 2007 года, перед отборочным матчем Англия-Россия, предваряющим Чемпионат Европы, который состоится годом позже, я принял участие в дружеском матче между английскими и российскими журналистами.
Принял участие — это громко сказано. Игра проходила на седьмом поле Лужников. Я умудрился сделать пас Джейми Реднаппу, бывшему международному английскому комментатору, перешедшему на Sky TV. Затем у меня отобрали мяч. И незамедлительно забили нам гол. Исключительно по моей вине. Через десять минут после этого меня заменили. Российские «журналисты» — которые подозрительным образом скорее напоминают мне профессиональных футболистов, а не обрюзгших представителей четвертой власти — выигрывают со счетом 9-3. Мне лишь остается доковылять до станции метро «Воробьевы горы», которая высится на огромном мосту через Москва-реку. Оттуда открывается великолепный вид на университет и зеленые холмы.
Этот дружеский матч становится предвестником событий того же вечера — Англии предстоит сыграть с Россией. По официальным данным, все 80 000 мест на стадионе распроданы. Но за 48 часов до игры я без труда приобретаю два билета у спекулянтов — это вороватого вида юнцы, которые рыскают у касс Лужников. Кассы расположены недалеко от стадионной парковки, у огромной статуи Ленина. Я купил места в российскую фан-зону. Мне продал их Серега — этот услужливый делец, как выяснилось, оказался еще и фанатом Вест Хэм.
Тот октябрьский матч проходит на фоне растущего мрачного напряжения между Англией и Россией. Вследствие убийства Литвиненко, которое произошло меньше года назад, политические отношения ухудшились донельзя — впервые за долгие десятилетия. Летом Путин успел обвинить Британию в заносчивости и «колониальном мышлении», а за несколько дней до матча он сказал, что российская демократия — лучше британской. В качестве аргумента он заявил, что сам он — в отличие от Гордона Брауна, британского премьер-министра и единственного кандидата на место Тони Блэра — был избран честным путем. Технически это так и есть. Но если помнить о систематическом уничтожении Кремлем любой политической конкуренции в России, то такое заявление звучит весьма забавно.
Среди обычных фанатов — и с той и с другой стороны — не прослеживается никакой враждебности.
— Спорт — не политика. К тому же наши играют лучше ваших, — говорит Серега, когда я протягиваю ему хрустящую купюру в 5000 рублей (100 фунтов) за два билета на матч. Подход Марка Перримана, возглавляющего группу футбольных болельщиков из Лондона, столь же прагматичный. Он говорит:
— Я не собираюсь разгуливать по Москве закутанным в британский флаг. Впрочем, по большей части те страны, в которых мы играли, или бывали с нами в состоянии войны, или когда-то являлись частью империи, или в какой-то момент истории были оккупированы англичанами.
Я звоню Василию Уткину — самому здравомыслящему футбольному обозревателю России. Он говорит, что в Москве сейчас — бум англофилии. Причиной стал выпуск русского перевода Гарри Поттера.
— Кого волнует политика? Эти два дня все читали Гарри Поттера. И это — лучшее отражение наших взаимоотношений, — говорит Уткин.
На матч Англия-Россия я беру с собой отца. Когда мы приезжаем в Лужники, стадион уже битком забит болельщиками, атмосфера оживленная и доброжелательная. Перед началом игры российские фанаты разворачивают огромный 120-метровый баннер — он закрывает целую секцию стадиона. На баннере изображен страшный русский медведь с желтыми клыками. Слоган весьма патриотичен — «Россия, вперед!».
Уэйн Руни забивает уже в конце первого тайма, и я подпрыгиваю и начинаю свистеть. В тот же момент чувствую, как на меня смотрят полных ненависти сотни глаз. Хоть обстановка вокруг и дружеская, но влезать в медвежью берлогу болельщиков противника было определенно рискованным предприятием. На середине матча счет 1-0 в пользу Англии. К моему облегчению, Англии забивают два гола во второй половине — один благодаря Аршавину, другой как пенальти. Проигрыш Англии со счетом 2-1 будет решающим в отборочном матче для Евро-2008 и станет поводом для последующего увольнения Стива Макларена — тренера английской сборной. Неубедительное выступление сборной можно объяснить рядом факторов — как понимаю это я — включая мерзкую погоду, пластмассовое покрытие Лужников и чудовищную некомпетентность МакКларена. Россия сыграла лучше и оказалась более дисциплинированной.
Но также этот проигрыш означает то, что мы с отцом теперь можем спокойно покинуть «Лужники», сохранив целыми все свои конечности. После триумфа над Англией, родиной футбола, русские болельщики пребывают в хорошем настроении, они великодушны, игривы и любопытны.
— Как ты оказался на этой стороне стадиона? — спрашивает у меня один из русских болельщиков — он в полном замешательстве. — Почему вы не сели на другой стороне, вместе с фанатами Англии?
— Я работаю в Москве, — отвечаю я. — Мои поздравления российской сборной. Ваши отлично сыграли.
Эта игра оказалась для меня прекрасным наглядным уроком. Во-первых, я понял, что бывают моменты, когда лучший выход из ситуации — придержать язык. А во-вторых — и это более важно — я начал осознавать,что в путинском видении России как возрождающейся великой державы спорт вышел на первые позиции. Спорт был очень развит в Советском Союзе. Но после развала страны система молодежных спортивных клубов тоже развалилась — а тренеры по легкой атлетике, лыжам, конькам ушли в частный бизнес или нашли другую работу.
К моменту моего приезда в Россию русский футбол уже успел постепенно обрести приемлемые формы и выкарабкаться из плачевного состояния, в коем пребывал в девяностые — и это несмотря на то, что российская лига лезла из кожи вон, пытаясь привлечь ключевых мировых игроков, и страдала от позорных проявлений расизма среди фанатов.
Роман Абрамович — один из наиболее влиятельных футбольных болельщиков в России. В число других миллиардеров, поддерживающих спорт, входят алюминиевый магнат Олег Дерипаска и нефтяной магнат Вагит Алекперов. Тем не менее, Российский футбольный союз придерживается политики Петра Великого — тот приглашал из Голландии кораблестроителей в стремлении основать достойный флот. РФС приглашает на работу голландского тренера Гуса Хиддинка. Он становится тренером российской национальной сборной. Именно благодаря Хиддинку команда начинает играть слаженно и четко, чего ранее не наблюдалось. После победы над сборной Англии Россия, под руководством Хиддинка, выходит в полуфинал Еврокубка-2008 — и на нее возлагают всяческие надежды.
В мае 2009 года «Лужники» переживают второе вторжение британских фанатов — на этот раз тут проходит финал Лиги чемпионов, матч между «Манчестер Юнайтед» и «Челси». Впервые обе английские команды сумели выйти в финал. Игра — как окажется позднее — была предвестником Кубка мира — 2018, который также пройдет в России. Тысячи британских болельщиков прибывают в Москву, чтобы посмотреть матч. Газета «Московский комсомолец» пишет, что это самое массовое вторжение со времен захвата немцами города в 1941-1942 году. Газета замечает, что по численности такой наплыв иностранцев могла превзойти только армия Наполеона во времена войны 1812 года.
Я отправляюсь на Красную площадь. Там развернулся настоящий неформальный футбольный фестиваль — сотни фанатов топчут знаменитую брусчатку. Выясняется, что англичане в основном летели чартерными рейсами из Британии. Кто-то проехал через страны Балтики, некоторые прилетели из Сиднея.
— За все про все мы заплатили 4000 фунтов, — говорит Пол Саутгейт, фанат «Манчестер Юнайтед». — Летели через Дубай и Сингапур. И на каждой пересадке к нам присоединялась очередная толпа английских болельщиков.
А что же он думает о противниках «МЮ»?
— «Челси» — это просто русская игрушка. Это не настоящая команда, — едко отвечает он. — У этой команды нет фанатов. Стадион на 90% будет заполнен фанатами «МЮ».
Рядом со знаменитой пирамидой — мавзолеем Ленина — разбита площадка для мини-футбола. Болельщики — по большей части россияне — выстроились в очередь, чтобы сфотографироваться рядом с кубком Лиги чемпионов. Фанаты толпятся вокруг палаток «МЮ» и «Челси», покупают фирменные футболки УЕФА за тысячу рублей (20 фунтов). Самые инициативные отправляются посмотреть на Ленина.
— Он будто восковой, как статуя из музея Мадам Тюссо, — говорит мне Джон Харт, фанат «Манчестер Юнайтед» из Белфаста. И добавляет. — Там жутковато. Холодное черное пространство. Смотришь на его лицо — и понимаешь, что у него растут волосы. — Харт говорит, они с друзьями забронировали билеты заранее и прибыли в Москву с пересадкой через Ригу. — Мы остановились в дешевой гостинице. Вся поездка обошлась в 200 фунтов.
Для самих игроков условия проживания куда более комфортные. Команда «Челси» поселилась в пятизвездочном отеле Ritz Carlton — это одно из самых роскошных мест столицы. В дни финала цены на номер начинаются от 750 фунтов за ночь. Завтрак подают восхитительный. Отель находится прямо у Красной площади. У собора Василия Блаженного я замечаю вратаря «Челси» Петра Чеха — он вышел осмотреть достопримечательности.
— Здорово, что здесь тоже любят футбол, — говорит он. Вокруг столпились туристы и фотографируют его на мобильные телефоны.
«Манчестер Юнайтед» поселили в столь же роскошном Crowne Plaza — отель находится недалеко от Белого дома, у которого в свое время с танка вещал Ельцин. Обычные фанаты ночуют где придется: на окраинах Москвы, в хостелах и даже на корабликах, пришвартованных по берегам грязно-коричневой реки Москвы.
Политический климат между Россией и Соединенным Королевством более или менее теплеет. Перед игрой Кремль снимает визовые ограничения для всех болельщиков, купивших билеты на матч. Болельщики, с которыми мне удалось поговорить, заявляют, что русская иммиграционная служба практически не чинила им никаких препятствий. Министр иностранных дел России Сергей Лавров говорит, что подобная визовая политика характеризует Россию как «цивилизованную страну». Похоже, что глобальные противоречия между Лондоном и Москвой на время забыты. Выясняется, что обычные россияне рады британским гостям.
— Британцы — вовсе не чудовища, — говорит Ольга Подыганова, студентка — она изучает политологию. — На официальном уровне отношения ужасны, но между обычными людьми трений нет.
У кого больше шансов выиграть?
— Я думаю, что у «Челси», — говорит она.
Перед игрой я посещаю московскую школу № 232. Школа находится на Трубной улице — именно здесь учился миллиардер Абрамович, нынешний владелец «Челси». С тех пор прошло тридцать лет, и его команда вот-вот победит в Лиге чемпионов. Стадион «Лужники» — в получасе езды на метро. Бывшие учителя Абрамовича описывают юного Романа как милого, доброго, но довольно посредственного мальчика — в те времена он не подавал никаких признаков будущего успеха.
— Он был обычным советским ребенком, — вспоминает Надежда Ивановна, учительница истории. –Сидел на задней парте. Легко заводил друзей. Он был больше обеспечен, чем другие дети, но на его поведении это не отражалось.
Выясняется, что Абрамович учился практически на одни тройки: удовлетворительная, но не впечатляющая оценка. (В русской школе оценивают по шкале от 1 до 5). Я рассматриваю черно-белые фотографии из школьного архива. На них — группа советских подростков на экскурсии, они стоят на фоне военного мемориала в городе Волгограде — бывшем Сталинграде. Один школьник держит цветы. Выглядит смущенно. Это и есть Абрамович.
В то время он жил у дяди в центре Москвы, в районе Цветного бульвара, неподалеку от школы № 232. Его родители умерли. Он окончил школу в 1983 году. У меня сложилось ощущение, что бывшие учителя желают Абрамовичу добра. Однако я замечаю, что они пребывают в некотором недоумении — им непонятно, каким образом этот послушный и опрятный школьник сумел накопить многомиллиардное состояние и стать владельцем престижной английской футбольной команды.
— Я думаю, ему помогла семья и просто повезло, — говорит Ивановна. — Он был милый мальчик, попал в очень хороший класс — один из моих лучших. Но при всем при этом я не думаю, что я в чем-то глупее Романа.
Абрамович, естественно, сыграл важную роль в возрождении российского футбола. Для своей старой школы он выстроил площадку для мини-футбола с высоким ограждением, и теперь новое поколение школьников гоняет в футбол под кленами и липами. Он отремонтировал лабораторию в классе биологии и компьютерный класс, теперь на дверях этих классов висят таблички с его именем. Таким же образом Абрамович спонсирует Российский футбольный союз и национальную сборную — он платит зарплату Хиддинку вплоть до самого момента скандального отъезда голландского тренера в 2010 году. Абрамович профинансировал строительство круглогодичных футбольных площадок по всей Российской Федерации. Несомненно, он хочет творить добрые дела. Впрочем, Кремль вынуждает своих состоятельных граждан делать жесты патриотической филантропии. Никто не может отказаться.
Финал Лиги чемпионов начинается лишь в 10.45 вечера по московскому времени. К этому моменту болельщики, по большей части, измотаны, пьяны или начинают мучиться от первых симптомов похмелья. Заметно холодает. С моего места — в центральной секции стадиона — открывается хороший обзор. Матч идет с дополнительным временем. С серией пенальти. Начинается дождь. Капитан «Челси» Джон Терри поскальзывается и промахивается. Победа за «Манчестер Юнайтед». Два часа ночи.
Под надзором московских полицейских, закутанных в серые плащи, фанаты «Манчестер» выкатываются со стадиона. Похоже, многие измотаны вконец и не в состоянии праздновать победу, хотя несколько голосов нестройно затягивают Que Sera Sera, Now it’s three, it’s three — поют про третью победу «Манчестер» в Еврокубке. Некоторые останавливаются, чтобы сфотографироваться рядом с памятником Ленину. Пытаются укрыться от дождя под полиэтиленовыми пакетами.
В поезде, на обратном пути в центр Москвы, фанаты «Юнайтед» по-братски сочувствуют болельщикам «Челси». В последнем вагоне кого-то стошнило на пол. Кто-то из болельщиков прикрыл лужу русской желтой газеткой.
На следующее утро я отправляюсь с визитом в отель, где остановились «Манчестер Юнайтед». В честь победы команды все 350 гостей «Манчестер», включая самих футболистов, их тренера — сэра Алека Фергюсона, жен, подруг, прихлебателей — закатили пышную вечеринку и праздновали до самого утра. Я появился слишком поздно — и успеваю лишь увидеть, как команда грузится в автобус, следующий в аэропорт. Серебряный кубок с завязанными красными ленточками уезжает вместе с командой в специальном чемоданчике. Но зато я застал картину, оставшуюся после празднования в зале приемов на первом этаже — пол усыпан пробками из-под шампанского, раскиданы пустые бутылки Veuve Clicquot Ponsardin Brut, валяется забытый кем-то тюбик с пурпурной помадой Chanel.
Вовсю идет уборка, рабочие разбирают сцену, с которой футболисты «Юнайтед» приветствовали своих гостей. В груде мусора я замечаю листок с текстом песни, которую исполняют на таких вечеринках. На бумаге отпечатался след подошвы. Я поражаюсь словам песни — памятуя о непростой истории и цене этой победы. Слова следующие:
I don’t wanna work today
Maybe I just wanna stay
Just take it easy cause there is no stress.
Да, это типичная вечеринка после матча: команда перепела хит французского Tribal House ди-джея Лорана Вульфа ‘No Stress’. Трудно вообразить, во что бы превратил такую вечеринку сэр Бобби Чарльтон — бывший футболист «Юнайтед» и участник команды, сумевшей заполучить для Англии Кубок мира в 1966 году.
Внизу я натыкаюсь на 17-летнего Дэнни Уэлбека — это запасной игрок «Юнайтед». Он одиноко слоняется по лобби отеля. Вероятно, тренер уехал без него получасом раньше — исчез вместе с кривлякой Криштиану Рональду и молчаливым Уэйном Руни.
— У нас была скромная вечеринка, — говорит Уэлбек. Но почему он опоздал на автобус? — Я пять минут назад проснулся. — А как прошла вечеринка? — Естественно, мы были очень счастливы, — говорит он, а затем направляется на поиски такси.
— Была прекрасная вечеринка, — рассказывает один из официантов, Сергей. — Играло живое трио. Была дискотека — ставили музыку восьмидесятых и современные песни. Я разливал вино. Футболисты танцевали и пели. Был фуршет.
Кто-то вспомнил, как на балкон вышел Рио Фердинанд — защитник «Юнайтед», он хлопал в ладоши и пел «Манчерстер ла-ла-ла!» болельщикам, что стояли внизу.
Другой официант, Вячеслав, заявляет, что русские привыкли к празднованиям и обильным излияниям. Показывает мне стоящие в ряд мусорные контейнеры, до краев заполненные пустыми бутылками из-под пива. Тут же рабочие убирают увядшие цветочные украшения традиционного красного цвета «Манчестер Юнайтед».
— Вы, британцы, пьете много, — говорит Вячеслав. — Но мы, русские, пьем еще больше. Видели бы вы, что тут творилось на новый год.
*****
Море — синее-синее, словно на открытке. Туристы прогуливаются по усыпанному черной галькой пляжу. В открытом бассейне, который расположен на территории моей гостиницы, плавают брассом спортсмены. Я сижу на лавочке в субтропическом саду, и отсюда их фигурки кажутся совсем крошечными на фоне лазурного прямоугольника. Я живу в гостинице «Жемчужина». По-русски название звучит очень красиво. Хотя архитектура чудовищна — это одно из уродливых огромных советских строений на черноморском побережье Сочи.
Сочи — любимое место отдыха Путина. Он явно эмоционально привязан к этому месту. Если Петр Великий сделал своей северной столицей Санкт-Петербург, то Путин определенно выбрал Сочи — уютный южный город. Именно здесь пройдут Олимпийские и Паралимпийские зимние игры-2014. Крупнейшее в России и самое яркое спортивное событие — со времен московской олимпиады в 1980 году. Вдали красуются снежные вершины Кавказа — это самые высокие горы Европы. На курорте Красная поляна будут проходить лыжные соревнования и другие олимпийские мероприятия — участникам и зрителям придется курсировать между склонами и побережьем.
Сочи с его санаториями и спа с советских времен считался очень популярным направлением для отдыха. Именно сюда приезжали кремлевские боссы, чтобы оттягиваться на полную катушку. Сталин имел несколько дач на побережье, включая домик у дивной заводи в Абхазии. У Путина тоже есть собственные дворцы — один официальный, другой неофициальный. Сделанные из космоса фотографии этой резиденции в 2010 году появились на российском вебсайте, посвященном крупным правонарушениям.
После того, как Международный олимпийский комитет в 2007 году отдал право на проведение Зимних игр России, в Сочи развернулось строительство чудовищных масштабов. Масса противоречий и спорных моментов. Экологи обвиняют власти в нарушении экологических норм. Лидеры национальных меньшинств также выступают с протестами. Этнические черкесы призывают Москву к ответу, требуя признания «геноцида» в 1864 году, осуществлённого имперской русской армией. Жертвы геноцида похоронены в могилах неподалеку от будущего Олимпийского горнолыжного комплекса в Красной поляне, который еще предстоит построить. Черкесы жалуются, но безрезультатно.
Я отправляюсь в Сочи в апреле 2009 года. За месяц до финала Лиги чемпионов. Повод для визита — предстоящие мэрские выборы в Сочи. На какой-то миг создается впечатление, что эти выборы действительно будут честными — в отличие от подставных голосований, к которым уже успели привыкнуть российские избиратели. Вопреки мрачным ожиданиям, лидер оппозиции Борис Немцов — автор смелого памфлета «Путин: Итоги» — успешно регистрируется в качестве кандидата на пост мэра.
Другие кандидаты на эту должность — их чуть больше двадцати — представляют собой весьма разношерстную толпу. Среди них и Александр Лебедев, газетный магнат и несостоявшийся мэр Москвы, и балерина и любимица желтой прессы Анастасия Волочкова, и порнозвезда Елена Беркова, и местные пенсионеры. Андрей Луговой, предполагаемый убийца Александра Литвиненко, заявляет о том, что тоже собирается баллотироваться, но затем снимает свою кандидатуру. Выдвиженец от Кремля и партии «Единая Россия» — Анатолий Пахомов, нынешний мэр Сочи. А еще он бывший тракторист.
Однако вскоре я осознаю, что все это — лишь вывеска. В реальности Кремль опять готовится к привычным выборным подтасовкам. Я встречаюсь с Немцовым — бывшим заместителем премьер-министра — в санатории, где он выступает перед группой местных рабочих. Загорелый, красивый, уверенный в себе, в облегающих синих джинсах и черном пиджаке, Немцов легко и быстро находит контакт с женской аудиторией. (Позже я узнаю, что у него четверо детей от четырех разных женщин). Немцов тоже уроженец Сочи. Независимые опросы свидетельствуют о том, что в случае честной борьбы он победит с большим отрывом.
Испугавшись, что кандидат от властей может проиграть, чиновники отстраняют Немцова от телеэфиров на местном телевидении и запрещают писать о нем в местных газетах. Национальные каналы отказываются транслировать репортажи с выборов в Сочи, в которых фигурирует Немцов. Его и других кандидатов от оппозиции запугивают, обвиняют в мошенничестве, в ход идут и другие эксцентричные методы. За неделю до моего прибытия на побережье один из приспешников Кремля из числа молодежной группы «Наши» выплескивает в лицо Немцову кока-колу с аммиаком — последний вынужден обратиться за медицинской помощью.
Немцов едет на встречу с избирателями, я интервьюирую его по дороге. Мы усаживаемся на заднем сиденье ржавого микроавтобуса, который трясется, взбираясь по крутым холмам Сочи. Немцов утверждает, что Олимпийские игры вряд ли послужат на благо местным жителям и что спортивные мероприятия должны проходить и в других городах России — особенно там, где выпадает больше снега.
Около 2600 местных жителей вышвырнули из собственных домов, чтобы отдать территорию под строительство дороги к олимпийской деревне. Игры обойдутся России в 6 миллиардов долларов. Что в три раза превышает затраты на предыдущую успешно проведенную Олимпиаду.
— Огромные дополнительные расходы списывайте на коррупцию и бандитизм, — говорит Немцов.
Он утверждает, что сами выборы тоже не обошлись без грубых провокаций. Кто-то перевел 5000 долларов на его банковский счет, целенаправленно нарушив правила выборов.
— Эти деньги принадлежат или преступникам, или ФСБ, — говорит он.
Немцов замечает, что некоторые олигархи, пообещавшие профинансировать Олимпийские игры в Сочи, ввиду финансового кризиса решили пока придержать средства. К примеру, Дерипаска поручился за строительство нового терминала аэропорта. Но пока терминал выглядит как пустая коробка. К моменту прибытия инспекции из Международного олимпийского комитета местные бюрократы в панике нанимают учителей и переодевают их в пассажиров. Учителям велено разгуливать по недостроенному терминалу и притворяться туристами. Одна из таких «туристок» заявляет делегации, что летит в Бангкок — звучит неправдоподобно, ведь из Сочи нет рейсов в Таиланд. Когда делегаты МОК уезжают, рабочие выключают в аэропорту свет. С таким же фокусом Потемкин — князь, именем которого названы деревни — сумел одурачить Екатерину Великую. Он бы гордился своими наследниками.
Попытки Немцова участвовать в российской политике также терпят череду неудач. На выборах 2011 года чиновники отказываются регистрировать его партию Народной свободы, основанную совместно с бывшим премьер-министром, нынешним оппозиционером Михаилом Касьяновым. И хотя опросы говорят, что партия имеет все шансы получить места в парламенте, ее отстраняют от участия в выборах в Государственную думу, которые проходят в декабре 2011 года. Прочие оппозиционные группы при попытках регистрации сталкиваются с теми же проблемами. Летом 2011 года Геннадий Тимченко, которого был обвинен Немцовым в корыстном злоупотреблении предположительной связью с Путиным, обратился в Федеральную службой судебных приставов. По запросу Тимченко Немцова не выпускают из страны. Служба издает приказ. Поскольку Немцов на тот момент уже находится в Страсбурге, это должно заставить его принять решение не возвращаться в Россию. Однако Немцов возвращается, и таковое судебное решение провоцирует настоящий международный скандал. Все это весьма напоминает советскую тактику борьбы с неблагонадежными антикоммунистами, столь популярную в семидесятые годы.
В тот же вечер я встречаюсь с Дмитрием Капсовым. Капсов — активист и член организации Environmental Watch на Северном Кавказе. Мы идем с ним выпить в Tinkoffs — крошечную прибрежную пивоварню, затерянную среди бесконечных кафе и неоправданно дорогих ресторанов, понатыканных вдоль многолюдного сочинского променада. Капсов одержим политикой, он изъясняется весьма доходчиво и аргументированно — что большая редкость среди равнодушных российских юнцов. За месяц до этого министр экологии Юрий Трутнев, сам того не ведая, положил начало кампании Капсова — признавшись, что некоторые строительные площадки Олимпиады в горах «выглядят ужасно».
По словам Капсова, строительство превратилось в катастрофу — вырубались деревья, не соблюдались правила обращения с национальными парками, популяция медведей в Сочи сократилась втрое. Строители выкопали такое количество песка из городской речки Мзымта, что разрушилась целая экосистема.
— Мы можем с уверенностью утверждать, что биологическое разнообразие уже пострадало, — говорит он мне. — Весь проект — это глупость, особенно во времена инфляции цен и растущей безработицы.
Капсов говорит, что он написал протест президенту МОК Жаку Рогге. Однако Рогге ему не ответил и передал письмо в Российский олимпийский оргкомитет.
Днем позже я беру интервью у Лебедева — он летит в Сочи, чтобы приступить к мэрской предвыборной кампании. Лебедев не обращает внимания на обвинения в дилетантстве и говорит, что уверен в своей победе в этой гонке.
— Кремль недоволен региональными властями и ходом подготовки к Олимпиаде. Повсюду вопиющая коррупция, — говорит он.
Впрочем, предвыборная кампания Лебедева коротка — он успевает пожать руки паре-тройке человек. После этого московские таблоиды обзовут его «английским шпионом в кедах». (В свою очередь, «Известия» окрестили миллиардера «чудаком»). А затем суд снимает кандидатуру Лебедева с голосования — такое решение сам Лебедев называет «безумием». В своем блоге Лебедев сравнивает выборы в Сочи с выборами в Зимбабве. Фильм, показанный одновременно с этим по сочинскому ТВ, выставляет перед зрителями Немцова как агента иностранного влияния.
Региональная администрация также не остается в стороне –учителей, врачей, военных и работников санаториев развозят на автобусах, чтобы они проголосовали досрочно — эта тактика, по заявлениям оппозиции, позволяет использовать фальшивые бюллетени.
— Выборы ненастоящие. Кандидат назначается Кремлем, доля голосования среди местных невелика, — жалуется кандидат от Коммунистической партии Юрий Дзагания. — Наши рекламные щиты сняли под покровом ночи. Нам запретили раздавать агитационные материалы. У меня нет эфиров на ТВ. Я никогда не был в Зимбабве, но сравнение недалеко от истины.
Федеральные элиты России, похоже, индифферентно смотрят на то, какой огромный ущерб вследствие использования «административных ресурсов» — так здесь называют мошенничество — нанесен репутации всей страны. В думских выборах 2011 года будет повсеместно использован тот же способ мошенничества, и это станет причиной массовых уличных протестов. Я понимаю, что Москва заинтересована лишь в одном — чтобы ключевую должность занял одобренный верноподданный. Иными словами, все снова сводится к власти. И к деньгам. Огромным деньгам.
— У соратников Путина есть серьезная финансовая заинтересованность в регионе Сочи, — говорит глава предвыборного штаба Немцова Илья Яшин. — Важно найти человека, которого можно контролировать и который будет закрывать глаза на факты коррупции.
Выборы интересны еще и вот каким аспектом: голосовать имеют право также и жители соседней Абхазии. В 2008 году Медведев принял решение о признании Абхазии, и это стало послужило на благо территории и ее сепаратистского правительства — со штаб-квартирой на восхитительном морском побережье города Сухуми. Абхазия только выиграет, если олимпийские миллиарды рекой потекут к ее приграничным районам. Впрочем, в том, что Москва решила поддержать немногочисленную абхазскую нацию, нет никакого альтруизма. Микротерритория имеет для России стратегическую ценность. Здесь расположен глубоководный порт, 900 миллионов баррелей нефти есть на суше, а на морском терминале — еще больше. Московские строительные фирмы, занятые возведением олимпийских объектов Сочи, пользуются ресурсами Абхазии.
Это, конечно, очень нервирует грузинскую сторону. Грузия призывает к всемирному бойкоту зимних Олимпийских игр в Сочи-2014, что напоминает инициированный в свое время США бойкот московских игр в 1980 году, объявленный после вторжения советских войск в Афганистан. Несмотря на то, что Евросоюз выражает Грузии всяческое сочувствие, такой призыв вряд ли встретит глобальную поддержку. Грузинские парламентарии говорят, что для страны, оккупировавшей прилегающую территорию, безнравственно проводить такое масштабное мероприятие, как Олимпийские игры, менее чем в десяти милях от оккупированной территории. Также они заявляют, что Олимпиаде грозит и другая, более серьезная опасность — в Сочи весьма вероятно появление джихадистов с Северного Кавказа.
Я посетил Абхазию в 2008 году. За четыре месяца до войны с Грузией, как раз в период зловещей напряженности на неофициальной границе между Грузией и ее отколовшейся провинцией. Абхазия стала для меня открытием. Она тянется лишь на сто пятьдесят миль — и кажется дремлющим прибрежным раем. Тут и мандариновые заросли, и высокие эвкалипты, и галечные пляжи. Как и в Сочи, русские трудящиеся отдыхали здесь во времена коммунистической власти, ездили в санатории, выстроенные вдоль головокружительно живописных берегов.
Абхазская граница — в 4 минутах езды от центра Сочи. Я прохожу ее пешком. Ловлю такси. Автомобиль — обычный «Жигули», так в России называют марку «Лада». Через тридцать секунд езды по разбитой дороге нас тормозит абхазский офицер дорожной полиции и требует взятку. Я неохотно протягиваю ему пару купюр. Экономическая изоляция отрезала Абхазию от внешнего мира. Банкоматов тут нет — нужно брать с собой российские рубли. И транспорта тоже почти не наблюдается — единственный поезд с перебоями катается прибрежной узкоколейке, оранжево-красной от ржавчины, минуя разрушенные станционные здания в стиле неоклассицизма и пальмовые заросли.
У реки Ингури — которая служит границей между Абхазией и территориями, контролируемыми правительством Грузии — скучают русские солдаты. Они сидят в закамуфлированном бункере и следят за местными, которые курсируют по мосту. Внизу, у берегу реки, устроились рыбаки — они ловят форель на самодельные ивовые удочки в лазурных пенящихся водах. Во время путешествия я не услышу никакой стрельбы — только громкое кваканье лягушек.
Над рекой расположилась приграничная пастушья деревушка Дихазурга. По ореховым рощицам разгуливают коровы. Поросли глициниями дачи, ныне развалившиеся и без крыш — владельцы бросили свои жилища и бежали за реку в 1992-1993 году во время гражданской войны между этническими грузинами и абхазскими повстанцами, которых поддерживала Россия. В каких-то садиках по-прежнему растут нарциссы. Как будто бы их только что высадили сами хозяева.
Почти половина населения Абхазии — в основном этнические грузины — бежала во время войны, которая случилась двадцать лет назад. Тбилиси хочет, чтобы беженцы отправлялись домой. Некоторые вернулись. Абхазия заявляет, что сама оказалась жертвой миграционной политики, когда Сталин — грузин по национальности — поселил здесь соотечественников. Еще раньше на территорию претендовали турки и греки. Впрочем, похоже, местных жителей мало волнуют эти споры, как и тот факт, что их райский уголок стал территорией конфликта — уже наполовину аннексированной Москвой, но не признанной Западом.
— Мы умеем есть фасоль, работать и спать, — говорит мне Квиша Кобалиа. — А политикой пусть занимается Путин.
Виталий Мутко излучает уверенность. Я встречаюсь с российским министром спорта в Москве в сентябре 2010 года. Это происходит за три месяца до заседания исполнительного комитета ФИФА в Цюрихе, которому предстоит выбрать место проведения Кубка мира — 2018. Я — один из нескольких журналистов, приглашенных на встречу с Мутко на стадионе «Лужники». Мутко усаживает меня в ВИП-ложу, перед нашим взором — изрытый стадион и футбольное поле с мертвенно-зеленой искусственной травой. Из этой самой ложи министр наблюдал за тем, как Россия обыгрывала Англию в 2007 году на отборочном матче на Кубок Европы.
— Тогда всем казалось, что победа достанется Англии, — вспоминает он. — Прошла уже половина матча, царило мрачное настроение. Мы проигрывали 1-0. Я предсказал, что мы забьем дважды. Так и случилось.
Заявки от Англии и России становятся фаворитами. Выбор будет сделан путем голосования в швейцарской штаб-квартире ФИФА. Прочие претенденты — совместные заявки от Бельгии и Нидерландов и от Португалии и Испании — вряд ли станут победителями. Однако Мутко воздерживается от преждевременных заявлений.
– Самоуверенность в спорте порой приводит к трагедиям, — говорит он.
Но русские практически уверены в том, что после секретного голосования ФИФА победа достанется именно им, а не англичанам. И это меня удивляет. В чем причина такой уверенности? Мутко говорит, что такие оптимистичные прогнозы основаны на идее — довольно заразительной идее — что проведение Кубка мира в России станет более динамичным и ярким событием, способным преобразить нацию, нежели «безопасное» и даже скучное мероприятие, которое устроили бы англичане. Это станет памятным моментом в истории России.
Кроме того, в бывшем коммунистическом блоке такого рода турниры никогда ранее не проводились. Так что заявка от России идеально соответствует пожеланиям президента ФИФА Зеппа Блаттера представить футбол в других частях света (и — предположительно — освоить новые прибыльные рынки). Я спрашиваю у Мутко, считает ли он, что заявка России интереснее заявки Англии. Он вздергивается, затем вскидывает вверх сжатый кулак и произносит триумфальное «Да».
— На их месте я бы, не думая, ухватился за Россию — несомненно, что футбола мы сделаем все, — говорит он.
Мутко заявляет, что его раздражают истории про российских фанатов-расистов, которые так любит муссировать британская желтая пресса. (Болельщики команды «Локомотив Москва» празднуют уход Питера Одемвингие в «Вест Бромвич Альбион», развернув баннер с изображением банана и словами «Спасибо, Вест Бром»). Министр также недоволен репортажами о царящей в России повсеместной коррупции. Он считает, что проблемы раздуты целенаправленно и со злым умыслом — чтобы очернить Россию.
В тот вечер я иду на отборочный матч Россия — Словакия на Евро-2012. Место проведения — московский стадион «Локомотив». Как указывается в заявке России на Кубок мира, финал и полуфинал 2018 года, а также церемония открытия пройдут в «Лужниках». Остальные матчи пройдут в северной столице — Санкт-Петербурге — и окрестностях, на Волге — это самая длинная река Европы — и на юге, в том числе и в Сочи. Россия ассоциируется непосредственно с Путиным. Он обещает построить новые стадионы и аэропорты, а между городами, в которых будут проходить соревнования, — протянуть скоростные железные дороги
В отборочном матче Россия проигрывает Словакии со счетом 0-1 из-за чудовищной ошибки вратаря. После чего я беру интервью у Сергея Фурсенко, президента Российского футбольного союза. Фурсенко носит костюм и шарф российского болельщика, о победе Словакии он отзывается корректно и великодушно. Я задаю вопрос о заявке на Чемпионат мира — 2018. Он отвечает весьма загадочными фразами. В массе своей футбольные болельщики имеют очень смутные представления о России. Если турнир состоится, это поможет гостям глубже постичь «русскую душу». Он говорит:
— Не надо бояться русских. У нас очень открытые люди. У нас широкая душа — места всем хватит, и иностранцам тоже.
После матча меня пригласили на ужин оргкомитета России, занятого подготовкой к Чемпионату мира — 2018. Мы отправляемся в итальянский ресторан, расположенный в пентхаузе недавно отреставрированной гостиницы «Украина». Знаменитый сталинский небоскреб смотрит на Белый дом и на Кутузовский проспект. Перед нами открывается панорамный вид, подают изумительные закуски. Команда инспекторов ФИФА только что посетила Москву. Интересно, думаю я, удалось ли им попробовать этот великолепный пармезан.
Я сижу напротив Алексея Сорокина. Сорокин — председатель российского организационного комитета. Он — бывший дипломат, ему под сорок, он прекрасно говорит по-английски и по-французски. Сорокин весьма убедительно проповедует кремлевскую философию патриотизма — он заявляет, что Кубок мира изменит восприятие России во всем мире и позволит стране занять свое «заслуженное место» в верхних строчках международной таблицы. Сорокин меня поражает — это типичный аппаратчик. Он умен и способен ясно выражаться — но при этом он с презрением говорит про Лондон, где, по его словам, «высокий уровень преступности».
Сорокин полагает, что наплыв фанатов поможет улучшить имидж России на международном уровне. По его ощущениям, в невыгодном и искаженном свете Россию выставляют недружественные западные медиа.
— Нас наконец оценят по достоинству. И это поможет избавиться ото всех предрассудков, связанных с образом России, — говорит он. Турнир также даст возможность продемонстрировать, чего достигли в России «в рекордно короткие сроки» — с конца эры коммунизма.
Другие члены комитета отзываются о планах России так же высокопарно. Рядом с Сорокиным сидит Александр Джорджадзе, заместитель директора оргкомитета. Джорджадзе говорит, что Чемпионат мира станет для России событием исторического масштаба, сравнимым со Второй мировой войной и победой над фашизмом.
Он обращается ко мне:
— У Англии было все. Вы правили миром. Вы придумали футбол. У вас самая богатая лига. Вы сильны и монолитны как культурное явление. А для нас двадцатый век был бесконечной жертвой. Кубок мира поможет нам стать иным народом и новой нацией. Если ФИФА примет решение в пользу России, это будет смелый политический жест.
Сорокин работал в мэрии Москвы, во главе которой стоял Юрий Лужков. Обычные русские граждане считают, что Лужков погряз в чудовищной коррупции и связан с организованной преступностью. (Те же догадки прослеживаются и в телеграммах из посольства США, опубликованных WikiLeaks, предполагается, что мэр возглавляет «коррупционную пирамиду». «Полная ерунда!» — отреагировал на это Лужков). Разве не наводит на дурные мысли тот факт, что мэр потенциального места проведения Чемпионата мира известен своими темными сделками, спрашиваю я? Мой вопрос пришелся некстати. Сорокин по секрету сообщает, что вскоре Лужков может покинуть место мэра — и через три месяца его действительно смещают с должности. Но Сорокин ни слова не говорит по поводу коррупции. Джорджадзе явно раздражен.
— Вы что, из числа приспешников Немцова? — спрашивает он.
Проходят недели, и я забываю о голосовании ФИФА. Однако идут слухи о коррумпированности членов ФИФА. В начале ноября я получаю загадочное электронное письмо. Некий отправитель «Алекс» заявляет, что у него имеются конфиденциальные документы, касающиеся заявки России на проведение Чемпионата мира. Документы проходят под грифом «строго для внутреннего использования». Алекс заявляет, что в документах описано, «каким образом российские чиновники работают с исполнительным комитетом ФИФА, какие имеются каналы влияния на членов ФИФА и какие аргументы способны убедить их проголосовать за заявку России на декабрьской сессии».
Письмо может быть настоящим. Или поддельным. Или дезинформацией. Или подставой. Алекс также намекает на то, что досье стоит денег. Мы переписываемся. Но в итоге никаких документов я так и не увидел. Я решил провести собственное независимое расследование в отношении заявки России на Чемпионат мира — но я не выполнил обещания.
ФИФА отдает Чемпионат мира — 2018 России. Заявка от Англии получает только два голоса. В тот же день, к всеобщей неожиданности, ФИФА присуждает право на проведение турнира 2022 года жаркому пустынному эмирату — государству Катар. Слухи о коррумпированности ФИФА распространяются со скоростью лавины. (ФИФА упорно отвергает такие предположения).
Позднее я задам вопрос Станиславу Белковскому — действительно ли Россия купила себе Кубок мира?
Белковский отвечает следующее. Он говорит, что Кремль, футбольный оргкомитет России на Чемпионат мира — 2018 и высшие футбольные чины еще за неделю до тайного голосования ФИФА знали о том, что Россия выиграет лот. Только Англия — которую в Цюрихе представляло злополучное трио из Дэвида Бэкхема, Дэвида Кэмерона и принца Уильяма — пребывала в неведении, ничего не зная о том, что в ФИФА уже приняли решение отдать чемпионат Москве.
На мой взгляд, Россия — более весомый победитель по сравнению с государством Катар. И у меня нет сомнений в том, что чемпионат 2018 года пройдет успешно. Но в то же время закрались подозрения, что Россия и ФИФА — тайные олигархии — сумели-таки найти общий язык.
ГЛАВА 9. Новая буржуазия
Agalarov Estate, Истра, 50 километров к западу от Москвы
8 октября 2007 года
Я вижу, как из тех невинных масс в Советском Союзе вырастает новая буржуазия — но у нее те же грехи и пороки, что и у нас.
Андре Жид, Бог, обманувший надежды.
Наш коттедж — этой рай небесный на фоне безумия Москвы. Dacha расположена в деревне художников, что на Соколе. У ворот растут ландыши. Деревянный дом практически целиком увит диким виноградом — осенью листья становятся красными. У нас есть даже собственная березка. Окно гостиной выходит на густые зеленые заросли — пейзаж из девятнадцатого века. Ну почти — на заднем плане картину портит омерзительная оранжевая башня.
Деревню построили в середине двадцатых годов — это был один из первых большевистских экспериментов по коллективизации. Сюда заселились скульпторы, художники и ученые. Многие из построенных тогда домов уже разрушены. Но наша улица — улица Брюллова, названная в честь русского художника Карла Брюллова — осталась нетронутой. Соседние улицы тоже сохранили оригинальные названия — Левитана, Репина, Верещагина — в честь художников, чьи полотна украшают стены московской Третьяковской галереи. В России они известны как передвижники. Обожаю их работы.
Но, похоже, наши соседи не имеют отношения к краскам и холстам: напротив, в деревянных развалинах, живет старичок с солженицынской бородой. За нами обитает пожилая дама-отшельница. Я видел ее лишь однажды. У нас есть свой садик. Неслыханная роскошь для Москвы. Мы с Раскином играем в футбол на лужайке, мы повесили на сливовом дереве кормушку для птиц, иногда к нам прилетает огромный пятнистый дятел.
Как-то раз гроза повалила наш красный клен, что рос у гаража с бордовой крышей. Раскин осмотрел треснувший ствол и извлек потерянную тарелку-фрисби. Весна пришла в Москву с опозданием. В саду расцвели красные тюльпаны.
Мы везунчики. Обычно москвичи живут в квартирах советского образца, больше похожие на клети. Впрочем, для богатых русских предусмотрены гораздо более просторные жилища.
За окном щебечут птицы, и под этот саундтрек Арас Агаларов объясняет, почему решил заняться строительством комплекса для супербогатых россиян. Неподалеку видна почти достроенная огромная вилла в классическом стиле; напротив, через размытую грунтовую дорогу, величественно возвышается шотландский особняк, проглядывая через ряды недавно высаженных берез.
— У людей, которые будут тут жить, — обычный социальный статус, — говорит Агаларов. — Просто есть свои правила. Выяснилось, что у одного потенциального покупателя есть афганская овчарка. Но в нашем комплексе нельзя держать собак. Так что дом я ему не продам. — Он усмехается. — Можете представить? Я потерял тридцать миллионов долларов — из-за какой-то собаки!
Агаларов — застройщик, он миллиардер. Он не лишен и предпринимательского чутья: он задумал строительство жилого комплекса высочайшего качества — по российским и даже общемировым меркам. Идея заключалась в том, чтобы русская элита из новых миллиардеров проживала бы тут долго и счастливо. Агаларов описывает проект как некий утопический социальный эксперимент, в котором не будет бедных:
— Я высадил деревья, чтобы не было видно вон той деревни, — говорит он, показывая на ряды ветхих дач за забором. Жилой комплекс возник на лугу в 340 гектаров в районе Истры, за пределами Москвы, на лугу растут ели и белые ромашки. К моменту моего визита строительство нескольких домов уже закончено.
Некоторые их них, с рифлеными колоннами и капителями с акантом, явно созданы по древнегреческим образцам, другие выполнены в дерзком готическом стиле, с башенками и толстыми каменными стенами. Я обращаю внимание потолок — эффект оптической иллюзии явно заимствован у Микеланджело, вокруг возведены столбы и балюстрады. В комплексе имеется и поле для гольфа на 18 лунок, и эксклюзивная частная школа. И все это в окружении 14 искусственных озер, есть водопады, спа и пляж, засыпанный завезенным белым песком.
Агаларов говорит, что планирует выстроит 150-200 особняков. Строительство каждого обойдется в 10-15 миллионов фунтов. За эти деньги вы получите 2000 квадратных метров жилья, бассейн с морской водой и гарантии того, что соседи окажутся подходящей вам компанией. Также вы получите правильные булыжники: Агаларов не только нанял американского ландшафтного дизайнера — он потратил около 2,5 миллионов фунтов на сами камни. У одного из озер усердно работают гастарбайтеры. Я полагаю, они — не россияне, они из обедневших окраин бывшей Советской империи — Таджикистана и Беларуси — а также из соседнего Китая.
Но недостаточно иметь кучу денег, чтобы купить здесь дом. Потенциальные покупатели должны пройти личное интервью с Агаларовым. Также они подписывают 30-страничный документ, который обязывает их подчиняться собственным правилам Агаларова — порой весьма странным. Резидентам запрещается развешивать на улице белье, ремонтировать дома, устраивать фейерверки и стрелять из окон по птицам. Все телохранители размещаются в маленькие домики с бильярдными столами, которые расположены на отшибе.
— В большинстве случаев у семьи по пять-шесть охранников. Двести семей — это тысяча телохранителей, — говорит мне Агаларов, поясняя причины решения.
Агаларов родился в Баку, столице Азербайджана. В рейтинге Forbes он занимает 962-е место среди самых богатых людей в мире. В 2011 году в России был 101 долларовый миллионер — больше, чем в любой другой стране, за исключением Америки. Журнал оценивает состояние Агаларова в 1,2 миллиарда долларов. Но бизнесмен говорит мне, что в действительности это порядка десяти миллиардов фунтов — утверждая, что многие российские олигархи гораздо богаче, а официальные оценки занижены.
Многие из желающих приобрести здесь недвижимость разбогатели благодаря товарному буму, который начался вскоре после того, как в 2000-м году Путин стал президентом. Благосостояние бизнесменов обусловлено ростом цен на нефть и газ. Некоторые из них — намекает Агаларов — высокопоставленные кремлевские бюрократы со связями, владеющие домами в Кенсингтоне или на юге Франции, и об источниках их доходов можно только догадываться. Агаларов говорит, что его жена и дочь живут в США. Но Россия для него — слишком притягательное место, и он не хочет рвать концы.
— Моя работа — здесь. Мояжизнь — здесь. И мое окружение тоже здесь.
Агаларов провозит меня по своим миллиардерским угодьям на новенькой британском «Лэнд Ровере». Мы доезжаем до села Воронино, которое примыкает к водной границе жилого поселка. Это единственное, что омрачает райскую картину Агаларова, в которой не место пролетариям. Он умудрился скупить 14 из 28 домов — и позднее планирует их снести. Но мужчина из дома № 54 — обветшалой избы из красного кирпича — отказался продать жилье, несмотря на предложенный миллион долларов. Агаларов уверен в своей победе. В конце концов, в безумном мире российского капитализма обычно побеждают деньги. «Рано или поздно он продаст».
Агаларову принадлежит не только эксклюзивный жилой комплекс, но и крупнейший в России выставочный центр, который расположен на северо-западе Москвы, рядом с рокочущей кольцевой автодорогой. «Крокус Экспо» — место проведения одного из самых бесстыдных московских мероприятий — ярмарки миллионеров. Саму ярмарку основал голландский предприниматель Ивес Джират. Она также проходит в Амстердаме и Шанхае, и вот уже восьмой раз — в Москве.
Это гигантский шоппинг-молл для богатых русских, и логика его работы — железная:
— Русские любят покупать, любят жить и любят тратить, — говорит мне Джират, когда я приезжаю с визитом в 2008 году. — У россиян иной взгляд на потребление, они более расточительны, нежели европейцы, — говорит он. — Такая историческая ситуация актуальна для любой новой экономики. То же самое происходило в США в пятидесятые, в Саудовской Аравии в семидесятые и в Японии в девяностые.
На ярмарке продаются такие товары, при виде которых у Карла Маркса отвалилась бы борода — самолеты «Гольфстрим», виллы на берегу моря, дизайнерские потолки и газонокосилка за четыре тысячи долларов. У входя в «Крокус Экспо» девушка, повиснув вверх ногами в обруче, разливает шампанское «Лоран-Перье». Я узнаю, что русские миллионеры — их всего сто три тысячи — могут попасть на мероприятие бесплатно. Кто не причисляет себя к миллионерам, тоже может пройти — но билет обойдется в шестьдесят четыре доллара; необходимо также соблюсти дресс-код — смокинг или вечернее платье.
Многие из гостей — красивые молодые женщины в коктейльных нарядах. Нет, они не имеют отношения к миллионерам — но, по ощущениям, нацелены познакомиться одним из них.
— Я не ищу богатого мужа. Я ищу яркую личность, — говорит 26-летняя Ирина, фотографируя свою подругу Ольгу, которая уселась на заднее сиденье «Астон Мартина». (К слову, «Астон Мартин» стоит 11 637 795 рублей — примерно 260 тысяч фунтов). Через пару секунд размышлений Ирина добавляет, — Конечно, если это олигарх и при этом яркая личность, то все ОК.
Внутри похожего на пещеру зала я нахожу эксклюзивную немецкую стоматологическую клинику, скульптора, выставляющего фигуры обнаженных женщин, и бутик, в котором торгуют коврами из иранского шелка. Еще есть вертолет за 12 миллионов евро с интерьером от Версаче. На мой взгляд, сюда идеально вписывается компания, которая торгует банями класса люкс. За 300 000 долларов можно прикупить русскую баню или сауну, встроенную в уютный деревянный домик, и поставить его в саду.
В Москве компанией из русских и британских друзей мы частенько наведываемся в баню. Увлекательное и будоражащее действо. Пару раз я попытался отхлестать себя березовым веником — попариться в русском стиле. Моя любимая баня находится рядом со станцией метро «Улица 1905 года». Она дешевле, чем знаменитые «Сандуны», которые так любят столичные богачи — хотя как-то раз у меня там украли шапочку. Ходили слухи, что в ФСБ было обычной практикой отправлять в баню агента, который внедрялся в группу американских корреспондентов. Конечно, в парилке трудно понять, кто тебя подслушивает.
На ярмарке миллионеров в изобилии представлены роскошные яхты. О романах олигархов с яхтами то и дело пишут в заголовках таблоидов. Я забрался на борт самой большой из них — отполированной белоснежной «Принцессы». Яхту сделали в компании «Плимут», интерьер, как в модном лондонском пентхаузе, — с плазменным телевизором, удобными двуспальными кроватями и маленькой кухней. (Не хватает разве что какого-нибудь британского политика).
Продавец «Принцессы» в России — Евгений Кочман — говорит, что бизнес идет довольно бойко, есть целый лист ожидания желающих купить модель, на которую я забрался. За миллион фунтов. Не боятся ли русские покупать британскую продукцию, вопрошаю я, — если помнить про ужасные отношения между Британией и Россией?
— Да, с политикой все плохо. Но отношения между обычными людьми — прекрасные. Мы покупаем у вас яхты, вы покупаете наш газ, — рассуждает Кочман. Он говорит, что одним из клиентов фирмы стал владелец футбольного клуба «Челси» Роман Абрамович. Но спешит пояснить, — Это было давно. Он уже купил себе яхту побольше.
Успешные политики сами отвечают за свою удачу, и это трюизм. Однако после катастрофического десятилетия девяностых, в которые в России случился экономический дефолт, Путину несказанно повезло — он пришел к власти, когда цены на нефть стали повышаться. Вскоре у Кремля начался период небывалого процветания. В течение президентства Путина наблюдался устойчивый экономический рост, в среднем 7% в год. Это были годы экономической стабильности, налоговой дисциплины, либералов стали назначать на ключевые посты. Москва выплатила международные долги — которые, по мнению Путина, символизировали унизительную слабость страны в годы правления Ельцина, когда Москва с протянутой рукой была вынуждена идти в Международный валютный фонд.
Цены на товары взлетели, и оказалось, что российское министерство финансов буквально сидит на огромной горе наличных. Эти деньги были вложены в стабилизационный фонд — к 2008 году сумма была равна 157 миллиардам долларов. Обычным россиянам чуть-чуть перепало от этого внезапного богатства: уровень жизни вырос, и средний доход во времена правления Путина удвоился — в сравнении с жалкой цифрой в 400 долларов в месяц и ниже.
Этот рост — ключевой момент для понимания популярности Путина в течение двух первых сроков его президентства. К 2008 году — и к моменту мирового экономического кризиса — все еще невероятно высокий рейтинг Путина, согласно опросам общественного мнения, начал падать. Госбюджет столкнулся с первыми проблемами — цены на нефть упали с 147 долларов до менее 50 за баррель. Инфляция — подпитываемая повсеместной коррупцией и монополистской практикой — стала расти.
В те времена для простого рабочего рост уровня жизни был не столь заметным. С другой стороны, связанные между собой бюрократы и другие приближенные к власти стали баснословно богатыми и устроили себе такую роскошную жизнь, при мысли о которой у их предшественников перехватило бы дыхание.
— Сбылась мечта старых коммунистов-аппаратчиков, — говорит мне Евгений Киселев, бывший руководитель НТВ. — Они (российские бюрократы) могут зарабатывать огромные деньги, могут ездить за границу, покупать недвижимость на Средиземноморье, в Западной Европе и на греческих островах. И не предполагается, что они будут вести себя достойно в частной жизни. Они могут развестись и жениться на женщине гораздо моложе себя. Единственная цена, которую придется уплатить — лояльность боссу. Если живете по правилам, в ваши финансовые дела никто не вмешивается.
По словам Киселева, привилегии сегодняшних бюрократов — это часть более широкого социального договора между правящими и управляемыми:
— Путинизм — это практика в современной политике, основанная на некой нового типа сделке между властью и народом. Мы позволяем вам делать все, что вам заблагорассудится. Вы позволяете нам управлять так, как нам хочется. Все зиждется на коррупции, полном неуважении к определенным демократическим и человеческим ценностям, на лицемерии и двойных стандартах. Все сводится к перераспределению богатства и власти. — Он цитирует знаменитую фразу про авторитаризм, — Друзьям — все, врагам — закон.
Для оппозиционного политика Владимира Рыжкова самый заметный признак коррупции — это миллиарды, которые ежегодно тратятся русскими на недвижимость в Лондоне — в 2006 году эта сумма составила 20 миллиардов фунтов. Теперь русские в Лондоне — одно из самых больших сообществ, их число колеблется между 200 и 400 тысячами. Он говорит, что 60% тех, кто покупает дома в британской столице, — это «бюрократы из Москвы». При официальной зарплате в 1000 долларов в месяц чиновники могут приобрести квартиру в Белгравии и отправить детей учиться в дорогие частные школы.
— Семьи и дома российских бюрократов — в Лондоне, их дети учатся в Кембридже и Оксфорде. Они хранят деньги за пределами России, потому что никто не верит в Россию, никто не верит в официально декларируемую стабильность. Все они знают, что в любой день эта стабильность может закончиться. Так что это очень странный политический класс.
Рыжков относит этот класс к «офшорной аристократии». Тысячи причастных делают деньги в России, но предпочитают жить за границей, относясь к родине как к некой колонии. Их богатство получено не путем предпринимательства — это плод мутных откатных схем, как говорит Рыжков.
— Деньги делаются не так, как их делал Билл Гейтс — посредством производства продукты; зарабатывают на взятках из нефтегазовых денег.
Теоретически высшие правительственные чины верят в восстановление статуса России как супердержавы и поддерживают «суверенную демократию» — это козырная карта официальной идеологии Кремля. Но на практике, как говорит Рыжков, у чиновников гораздо более примитивная миссия — оставаться у власти, брать взятки, вывозить деньги из России, покупать дома за пределами страны и обеспечить своим детям будущее за рубежом.
— Нынешний политический класс — циничен и коррумпирован. Но, возможно, это хорошие новости для остального мира — потому что у России больше нет глобальных амбиций, как это было раньше.
В прошлом Рыжков — историк. Он говорит: есть прямая связь между политической системой России и ценами на нефть. Когда цены низкие, утверждает он, — Кремль готов к реформам. Но когда цены высоки, приходится восстанавливать традиционную автократическую модель управления. Он сравнивает годы Путина с брежневским временем середины семидесятых — еще один безмятежный период автократии, державшийся на товарном буме, который чересчур и в итоге привел к политической и экономической стагнации.
— Это была золотая эра брежневского Советского Союза. Сейчас снова наступила золотая эпоха традиционалистского авторитаризма — цены на нефть и газ высоки, это источник огромных денег. Вот главная причина стабильности, процветания и возврата (к русскому авторитаризму).
При Путине чрезвычайно развилось взяточничество — особенно во время второго срока. Конечно, коррупция как таковая началась не при Путине. Она процветала в последние два десятилетия существования Советского Союза — в те времена на огромном черном рынке покупалось и продавалось все, от билетов «Аэрофлота» до слесарных работ. Советская система взаимных услуг, использования связей и эксплуатации знакомых — известная как «блат» — вездесуща, как и всегда.
Тем не менее, по информации российского НКО «Индем», при правлении Путина коррупция выросла в шесть раз. В то же время Майкл Бом из Moscow Times замечает, что количество государственных служащих при Путине существенно увеличилось, с 485 566 в 1999 году до 846 307 в 2008 году, согласно государственной статистике. Бом приходит к очевидному заключению: «Связь прямая и явная. Чем больше бюрократов, тем больше коррупции». Он говорит, что Путин позволил коррупции расцвести, поскольку это одна из основ его вертикальной структуры власти: «Путинская система лояльности чрезвычайно зависима от способности армии его бюрократов растрачивать деньги и брать взятки. Те, кто разбогатеет при Путине, несомненно, будут стремиться сохранить эту систему как можно дольше».
Когда по утрам Владимир Путин едет на работу, он не смотрит по сторонам и не видит ни бедных, ни отчаявшихся. Его эскорт премьер-министра мчится через сказочные сосновые леса и благоухающие березовые рощи Рублевки. Прелестные деревни и села по обе стороны Рублево-Успенского шоссе служат пристанищем для российской элиты со времен империи. Иван Грозный охотился здесь, на песчаных берегах и разводьях. Столетия спустя члены Политбюро и центрального комитета построили себе дачи. Дача Брежнева находилась у деревни Жуковка, композитор Дмитрий Шостакович и виолончелист Мстислав Ростропович жили в близлежащем поселке академиков. Солженицын какое-то время жил в домике на окраине сада Ростроповича.
Корреспондент New York Times Хедрик Смит, чье разоблачительное фундаментальное исследование реалий Советского Союза «Русские» стало бестселлером в 1970 году, хорошо помнит очарование Жуковки. Он пишет:
«Милое, спокойное место безвременья — менее чем в 20 милях от бурлящей Москвы — и все же тут совсем другой мир. На закате можно усесться на высоком берегу реки и смотреть, словно через расстояния и столетия, на неизменную Россию. Поля, и кустарники, и подлески — дикие и заброшенные, нетронутые человеком. И небо такого нежного цвета — не ярко-оранжевого или красного, как закаты Флориды и Калифорнии — это мягкое светлое сияние, ведь мы далеко на севере. Ветер приносит терпкий запах сосен. До уха долетает невнятный шум — собачий лай, всплеск вынырнувшей рыбы, далеко в лесу смеются дети».
Когда-то жившие здесь художники, атомщики и интеллигенты давно умерли и канули в забытье. Но район по-прежнему является домом российской элиты. Собственная дача Путина, Ново-Огарево, находится рядом с селом Усово. На территории раскинулся сосновый бор — через него дорога ведет к изящному особняку девятнадцатого века с классическим фасадом.
Время от времени журналистов доставляют сюда на автобусе, который отходит от Красной площади. В особняке Путина им отведена скучная подсобка, окна которой выходят во двор. В комнате стоят бильярдные столы. Кроме бильярда, заняться особенно нечем — разве что пить чай, что подают в разноцветных китайских чайниках, и закусывать печеньем. После долгого ожидания журналистам наконец позволяют посмотреть, как Путин прилюдно отчитывает (как это обычно бывает) какого-нибудь министра. У Медведева тоже есть государственная резиденция, Мейендорф. Это большой замок из кирпича, выполненный в напыщенном баронском стиле, популярном среди фанатов Уолта Диснея. К замку прилагается фонтан.
Андрей Солдатов и Ирина Бороган — журналисты, пишущие про секретные службы безопасности России — выяснили, что высоким чинам ФСБ также досталась земля на Рублевке. В советские времена генералы КГБ получали в этом районе недвижимость — но к моменту выхода на пенсию обязаны были освободить жилье. Генералы ФСБ, наоборот, бесплатно получили землю от государства в 2003 и 2004 году.
Многие из первых дач, обитых дранкой, уже снесены — они начали исчезать уже во времена Хедрика Смита. Их место заняли огромные крепости из кирпича — которые называют коттеджами. Старые тропинки пропали. Рублевка — единственная часть Москвы, где Фиби — которая водит пешие экскурсии, не пугаясь диких собак и поселений бездомных — не смогла найти ни одного пешеходного маршрута. Цены на здешнюю недвижимость — на уровне самых высоких в мире. Один из моих русских друзей пытается отбить от рейдеров разваливающуюся на глазах дачу своего престарелого отца в Жуковке — землю хотят отнять, ведь она стоит миллионы. На самой даче тоже припрятаны сокровища — тарелки с нацистской свастикой, которые привез отец моего друга: он участвовал в битве за Берлин.
Вниз по дороге от путинской дачи находится элитный шопинг-центр «Барвиха Luxury Village». Я наведался и туда — в хмурый февральский день, когда по-прежнему холодно и на улице лежит снег, было не так много посетителей. Но зато представлены все любимые элитой бренды: Gucci, Versace, Prada и Dolce&Gabbana — а также имеется специальный ВИП-зал с норковыми коврами. Есть также шоурум Lamborgini и Ferrari.
Мы думали, в новый год будет спокойно. Но у нас очень большая загрузка, — поясняет Александр Рибок, менеджер частной компании, обслуживающей шопинг-центр, — в день уходит один автомобиль Bently. Столько Ferrari нам не продать, но это низкие машины, они плохо идут по снегу.
Я спрашиваю, откуда у его клиентов столько денег.
— Нефть и газ определенно играют существенную роль в российской ситуации в целом, — отвечает он. — Экономика развивается. И мы этому очень рады.
Он говорит, что самые дешевые участки здесь стоят 5 миллионов долларов, а самые дорогие — от ста миллионов и выше.
Экономический кризис 2008 года серьезно сказался на благосостоянии богатейших бизнесменов России. В соответствии с финансовыми данными агентства Bloomberg, самые богатые 25 предпринимателей России в общем потеряли около 230 миллиардов долларов. Активы олигархов к примеру, Олега Дерипаски — стали испаряться, а Абрамович — по меньшей мере, на бумаге — потерял 20 миллиардов долларов. Алишер Усманов, олигарх и футбольный болельщик, стал беднее на 11 миллиардов. Фондовая биржа России RTS потеряла 75% стоимости.
К концу десятилетия благосостояние российских миллиардеров было с триумфом восстановлено, впрочем, отчасти это случилось благодаря щедрой государственной поддержке в размере 50 миллиардов долларов от Путина.
Конечно, больше всего проиграли от этого кризиса не богачи. А рабочие, пожилые и безработные — иными словами, многочисленные российские бедняки.
Пятьдесят лет назад деревня Слезы на западе России была довольно оживленным местом. Тут жили мужчины, женщины, дети, имелись коровы и свиньи. Поблизости стоял богатый колхоз. Местные держали пчел и выращивали кур. В конце пятидесятых в колхозе появилась первая уборочная машина — комбайн. Однако с падением Советского Союза и крахом коммунизма Слезы стали медленно превращаться из процветающего сельского сообщества в деревню призраков. После второй мировой войны и бегства германских завоевателей здесь проживало примерно 100 человек.
Теперь население сильно сократилось. По приезде я нахожу всего четверых. Ольга, 83-летняя вдова — она ходит, прихрамывая, и у нее есть нервный пес Верный. Она живет в покосившейся даче у главной дороги. Ольга глуховата. Ее муж Борис умер в 2004 году. Еще есть Тамара — самая молодая жительница деревни, ей всего 79. Тамара живет с подругой Александрой — или Сашей — в чистеньком домике в конце занесенной снегом дороги. У нее две курицы, две кошки и собака. Обе женщины — тоже вдовы. И есть еще одна Ольга. Ольге номер два — тоже 83, она плоха и не в состоянии принимать гостей.
Последний мужчина деревни умер в 2007 году, незадолго до моего приезда. Такая картина — обычна для всей России, самой большой страны в мире, где имеется как минимум 34 тысячи деревень с населением в 10 человек или меньше, и почти все жители — женщины.
— Той зимой сломалась телевизионная антенна. В деревне не осталось мужчин, починить ее некому. Надеемся, кто-нибудь из дачников починит летом, — говорит мне Тамара, когда холодным февральским днем я наведываюсь в деревню. Она стоит на пороге выкрашенной зеленой дачи, одетая — как и все местные женщины — в яркий платок и валенки, традиционные войлочные сапожки.
Деревня находится примерно в 50 километрах от Латвии и от границы с Евросоюзом, в часе езды к югу от исторического города Пскова — с кремлем и собором на берегу реки. В деревне 12 домов. Пять из них развалились, живут только в трех, два используются как летние дачи. Сараи, парники и поля — безмолвны и заброшены. В деревне царит дух призрачного упадка. В заброшенном сарае я нахожу бесчисленные пустые бутылки из-под дешевой водки.
Единственный регулярный посетитель деревни Слезы — социальный работник, который заезжает ежедневно, чтобы натаскать для пожилых дам воды из колодца. Время от времени из города заезжают внуки. Автобус привозит продовольствие раз в неделю, Тамара относит немощной Ольге молоко и хлеб — старушка не может ходить.
— Нас было больше. За последние годы умерло восемь человек. Я похоронила мужа. Трое мужчин умерли в том году. Теперь остались только женщины, — говорит Тамара, опираясь на яблоневый сук, который срезала в саду. — У меня раньше были пчелы, — говорит она, показывая на кучу заброшенных ульев. — Были коровы, свиньи и овцы. Теперь все мужчины поумирали, и я не могу больше заниматься скотиной.
Фактически отсутствие мужчин в деревне Слезы — типичный пример огромной демографической проблемы, особенно острой для севера и запада европейской части страны. В момент моего приезда средняя продолжительность жизни мужчин в России — всего 59 лет, что существенно ниже средних цифр по Европе и многих развивающихся стран. Для женщин эта цифра равна 70. В 2010 году результаты переписи подтверждают: население России уменьшается. Всего перепись насчитывает 142,9 миллиона человек, на 1,6% ниже в сравнении с 2002 годом. 76,7 миллионов женщин и только 66,2 миллиона мужчин. (В 2010 году, согласно официальным данным, продолжительность жизни мужчин выросла до 63 лет, женщин — до 74). В многих европейских странах также есть проблема сокращения населения. Но в России процесс идет быстрее, и он односторонний.
Несмотря на бум вокруг природных ресурсов, многие пенсионеры России, коих насчитывается 30 миллионов, живут в нищете. Средняя пенсия — 3000 рублей в месяц. Во времена, когда ровесники из Западной Европы наслаждаются хорошей жизнью, русские пенсионеры, которых встречаешь на лицах Москвы и Санкт-Петербурга, пытаются подработать, продавая соленые огурцы, женские свитеры или шерстяные носки. В основном в продажах заняты женщины — и в городах, и в деревнях, что поразительно, наблюдается отсутствие пожилых мужчин. Русские привыкли жить в кризисе — многие выращивают овощи на маленьких огородах, что помогает выжить, другие полагаются на близких родственников и друзей. Но есть и те, которых ждет неизбежная нищета.
В деревне Слезы ни у кого нет вопросов по поводу исчезнувших мужчин. Проблема называется алкоголизм — повсеместное явление в сельской местности. Другие социальные факторы тоже сказываются — плохое здравоохранение, курение, безработица и проблемы со здоровьем у многих российских пенсионеров, которые сражались с германской армией. (Ольга говорит, что ее покойный муж получил ранение в ногу.) Но в итоге мужчины из деревни Слезы просто допились до смерти.
— Мой муж пил на протяжении всей нашей совестной жизни, — рассказывает Ольга, стоя на пороге своей дачи. — Все мужчины нашей деревни были пьяницами. Теперь все они умерли, больше пить некому. — Ольга живет на военную пенсию мужа — 5000 рублей, чуть больше ста фунтов в месяц. — Мне так одиноко, — говорит она.
В соседней деревне Велье — что в пяти минутах езды от разрушенного советского колхоза в Слезах — местные рисуют примерно ту же картину.
— Выпивка у местных — огромная беда. Ужасные проблемы в деревне. Кошмар, — говорит 79-летняя Зинаида Ивановна. — Мужчины пропивают пенсии сразу, как получат. Продают все имущество, лишь бы напиться. Пьют все подряд — самогон и даже жидкость для стеклоомывателей.
В Велье есть церковь, школа, сельпо. Продавщица подсчитывает стоимость моего обеда: пакета сока и бублика на деревянных счетах. Есть маленький музей, в нем хранятся документы, связанные с сельскохозяйственной историей деревни, и модель исчезнувшего монастыря. Пушкин жил в 40 километрах отсюда, и летом туристы из Санкт-Петербурга проезжают мимо по извилистой дороге, направляясь в загородные владения поэта, и иногда останавливаются, чтобы нарвать цветов.
А все мужчины из деревни Слезы покоятся на деревенском кладбище. Это очень красивое место — недалеко у березовой рощи, выходит на замерзшее озеро. Здесь я нашел могилу мужа Тамары, Александра Степановича. Он умер в 2004 году.
И в этой части деревни я в итоге умудряюсь найти мужчину — это пенсионер в огромной черной меховой русской шапке. Ему 79 лет, и это старейший житель Велье — как он сам утверждает. Как случилось, что он до сих пор жив?
— Я пью только молоко, — шутит он. — Остальные пьют водку. — И добавляет. — Посмотрите на меня. Я выгляжу не старше, чем он, — и он показывает на мужчину лет за сорок, который показался в магазине и который — уже близится вечер — неустойчиво пошатывается.
В конце восьмидесятых, после горбачевской кампании по борьбе с пьянством, продолжительность жизни увеличилась. В девяностые, во времена менее ярого трезвенника Ельцина, эти цифры чудовищно сократились. Несмотря на несущественные улучшения, российские мужчины продолжали умирать задолго до пожилого возраста. В среднем они потребляют по бутылке водки в день. Около 30% мужских смертей в России связано с алкоголем.
— В нашей стране это действительно серьезная проблема. Низкие цены на водку способствуют популярности алкоголя. В Швеции правительство решило проблему, задрав цены. Но здесь можно купить водку, сделанную в кустарных условиях, за 15-20 рублей, — говорит доктор наук Татьяна Нефедова, старший научный сотрудник в институте географии при Российской академии наук в Москве.
Другие эксперты ссылаются на тот факт, что жизнь в России тяжелее, чем в других странах.
— Продолжительность жизни у мужчин резко сократилась в девяностые. За прошедшие десять лет ситуация более-менее стабильна. На многих тропических островах продолжительность жизни выше, чем в России. На острове вы живете в хорошей среде, едите достаточно рыбы, и ваша жизнь спокойна, — говорит Андрей Трейвиш, старший преподаватель географии в Московском государственном университете.
Феномен женских деревень, конечно, связан с сокращением сельского населения. Тенденция усилилась в поздний советский период, а катастрофической ситуация стала в девяностые, когда закрылись многие колхозы. В 1926 году 77 миллионов россиян проживало в сельской местности, сегодня их менее 38 миллионов. Молодые и амбициозные сбежали в города, бросив пожилых, немощных и любителей выпить. Теперь Россия — слишком урбанизированное общество, почти три четверти ее населения проживает в городах и мегаполисах. При этом в стране на данный момент есть 13 тысяч деревень, в которых больше никто не живет — после того, как умрут последние Ольги и Тамары.
Периодически Кремль сулит огромные вливания, которые должны оживить сельскую Россию — в 2008 году, например, называлась сумма в 2 миллиарда фунтов. Но социально-демографическая география сомневается в том, что субсидии развернут волну миграции из деревень в города, что превращает Россию в огромный пустырь. Чиновники из российского правительства подтверждают масштабы проблемы — несмотря на все попытки увеличить продолжительность жизни до 75 лет к 2020 году, в данный момент население России уменьшается с каждым годом.
Я покидаю Слезы в изумлении — похоже, эти женщины довольны своей скромной жизнью. У них маленькие пенсии, но, как они говорят, им хватает. На парламентских выборах в 2007 году Тамара и Александра проголосовали за путинскую партию «Единая Россия». Они говорят, что благодарны за реформы — что подразумевает лишнюю тысячу рублей в год на дрова, хотя Ольга признается, что не понимает до конца, кто такой Путин. Похоже, повсеместная и явно лишняя пропаганда кремлевского телевидения проникла и сюда.
Советские времена женщины вспоминают как золотую эпоху.
— После войны у нас было столько людей! В каждом доме — по три-четыре ребенка. Работа была тяжелой. Нужно было засевать поля и собирать урожай вручную. Трудные были времена. Но постепенно все выправилось, — говорит Тамара. — Лучше всего было в 70-е и в начале 80-х. Мы ни за что не платили. Медицина и образование были бесплатными. Но потом все стало разваливаться. И в какой-то момент все уехали.
Тамара одаривает меня яблоками из своего огорода и оказывает сарайчик, в котором у нее живут куры. Машет рукой в сторону пустых унылых полей и разрушенных сараев.
— Здесь остались только мы. К нам никто не приедет, деревня обречена. Остается лишь сидеть и ждать смерти.
За четыре года, проведенных в Москве, я — как мне кажется — неоправданно мало писал о социальных проблемах страны и чудовищном разделении на имущих и неимущих. Социальное неравенство здесь выше, чем в любой другой стране, где мне удалось поработать корреспондентом, включая Индию, где я жил с 2000 по 2003 год, и бедные страны южной Азии.
В 2009 году Россия обгоняет Саудовскую Аравию и становится крупнейшим экспортером нефти в мире, на тот момент она уже является крупнейшим экспортером природного газа, удовлетворяя четверть спроса ЕС. В том же году официальные цифры говорят о том, что 6 миллионов семей в России снова живут за чертой бедности — доход взрослого человека составляет менее 5497 рублей в месяц, что означает, что усилия по борьбе с бедностью в период 2000-2008 гг. были тщетны. Разница в доходах по регионам — огромна. Элита, проживающая в Москве и Санкт-Петербурге, и люди из умирающих деревень и моноиндустриальных городов живут в абсолютно разных мирах.
И в этом столько иронии: богатейшая страна, населенная бедняками! Во время поездки в провинциальный город Орел, что в 300 километрах к юго-западу от Москвы, я познакомился с Татьяной Щербаковой, пенсионеркой 68 лет. Я побывал в ее крошечной квартире — Татьяна пригласила меня в гостиную. На стене красуется совершенно не подходящее к обстановке огромное фото тропического пляжа, залитого солнцем. Пальмы в тени, острова и яхта. Она говорит, что картина на стене — это Канары, одно из экзотических мест, куда Щербакова хотела бы посетить, но не может.
— У меня нет денег на путешествия, — объясняет она. — А я обожаю путешествовать. Всегда хотела посмотреть на Владивосток. Но билет на поезд стоит слишком дорого.
Это один из самых странных моментов в жизни пост-советской России. Тридцать лет назад, когда мир был разделен на два воинствующих лагеря, Щербакова не могла поехать на запад. Но зато она могла без особых затрат перемещаться по огромной территории Советского Союза — проводить отпуск в Молдавии, плавать в Черном море, нырять на Дунае и ходить с рюкзаком по горам Казахстана. Теперь Щербакова свободна ехать куда угодно. Но на скудную государственную пенсию в 5600 рублей в месяц она вряд ли сможет это сделать. Даже поездка в местный пансионат вызывает сомнения. Многие из ее друзей-пенсионеров получают еще меньше. (У Щербаковой есть надбавка, потому что в 1943 году ее вместе с семьей взяли в плен немцы, когда захватили Орел — вспомните знаменитую сцену танковой битвы во Второй мировой войне. Они пробыли в плену пять месяцев — затем пришла Красная армия).
— Мне хватает на еду. Я не голодаю, — говорит она. — Но не думаю, что мне когда-нибудь удастся слетать на Канары.
За неделю до поездки в Орел русская православная церковь сделала весьма необычный ход, объявив о том, что разрыв между богатыми и бедными стремительно увеличивается. 20% россиян живет за чертой бедности, заявила церковь. 10% самых богатых людей как минимум в 25 раз богаче 10% самых бедных. Точные расчеты провести затруднительно, добавила церковь, так как богатые в России — как, впрочем, и везде — стремятся скрыть свое состояние.
Церковь также заявила об огромном разрыве между городами и сельской местностью, добавив: «В России сосредоточено от 30 до 40 процентов природных богатств мира. На доходы от экспорта природных ресурсов был создан стабилизационный фонд. Но богатеет только небольшая часть общества. И это происходит с такой скоростью, что даже самые богатые люди мира пребывают в удивлении. При этом большая часть населения живет в нищете».
В скромных деревеньках вокруг Орла сложно заметить признаки какого-либо богатства. Я вижу бабушек, которые заводят нескольких кур или гусей или собирают картофель и лук с участков. Как и в деревне Слезы, молодежь отсюда уехала, а старики, похоже, все умерли.
— В Советские времена было гораздо лучше, — говорит 79-летняя Тоня Фоминых, привязывая сторожевого пса и приглашая меня в однокомнатную деревянную избу. — Пенсии были маленькие, но одинаковые у всех. Мы хорошо жили. Теперь наши пенсии — это ничто.
Каждый месяц Фоминых получает подачку от государства в 1540 рублей — это меньше 35 фунтов. В 2004 году ее дом сгорел, и она была вынуждена продать единственную корову. Тридцать лет она проработала в советских правоохранительной системе, но теперь выживает благодаря помощи соседей и сына.
— Выжить можно, но жить нельзя, — говорит она.
В деревне Лавров, похоже, дела обстоят еще хуже. С трудом я добираюсь Саши Ивановича, его жилье можно назвать разве что хибарой — зловонный деревянный сарай, заваленный грязным тряпьем и немытой посудой. Иванович открывает дверь спустя несколько долгих минут — он спал или же он пьян. Он показывает мне ведро картофеля с огорода. Это основной источник питания. Больше, как он говорит, он ничего не может себе позволить.
— Все так подорожало. Хлеб подорожал. Сигареты тоже. Сестра оплачивает счета за газ. Я не могу купить себе водки. — он поднимает глаза. — Вы мне 100 рублей не дадите? — Я лезу в карман и протягиваю ему купюру.
Описывая свое путешествие для Guardian, я осознаю, что кремлевские экономисты столкнулись с дилеммой. Если прибавить пенсии, есть риск роста инфляции, уже в десятичных цифрах. Но в действительности лишь ничтожная часть богатств русских миллиардов просочилась и дошла до самых бедных слоев населения — пенсионеров, безработных, низшего звена госслужащих — или Щербаковой, бывшего диктора телевидения. Ее муж-математик хромает по квартире, опираясь на разваливающиеся костыли.
Я вдруг понимаю, что в стремлении установить финансовые порядки Кремль, со всем своим богатством, почему-то не заметил, что руководит обществом, неравенство в котором достигло предела — если смотреть на историю России.
— Я не верю, что (аргумент про инфляцию) это правда, — говорит Наталья Римашевская, эксперт по демографии в Российской академии наук. — В данный момент 30% всех зарплат — ниже прожиточного минимума, — поясняет она. — Очень маленькие пенсии. Средняя — 2500 рублей (55 фунтов). Пенсионеры на грани выживания. Если цены подскочат, то люди обнищают.
По словам Римашевской, хотя при Путине в среднем уровень зарплат существенно вырос, статистика скрывает тот факт, что для миллионов россиян размер зарплат практически не изменился. Одна из самых больших проблем, по ее мнению, заключается в том, что в России — регрессивная система налогообложения. И это означает, что и олигархи, и дворники, которые подметают улицы, должны платить один и тот же налог — 13%.
А в Орле Щербакова признается мне, что, несмотря на нынешнюю нужду, она бы не хотела вернуться в советские времена.
— Я не могу сказать, что тогда было лучше. Это как сон, как прочитанная книга, — рассуждает она. — Мы не могли ничего купить. Но было нормально. — Однако обратного пути для нее нет. — Я не ностальгирую по тем временам, потому что я демократ.
ГЛАВА 10. Война однажды и в будущем
Станция метро "Лубянка", напротив здания ФСБ, Москва 29 марта 2010 года
Мне вспомнился кавказский эпизод многолетней давности, который я отчасти видел сам, отчасти слышал от очевидцев, а отчасти представлял себе.
ЛЕВ ТОЛСТОЙ, ХАДЖИ МУРАД
Приехав в Москву, мы принимаем сознательное решение не покупать машину — пробки слишком ужасны, вождение слишком опасно, вплоть до самоубийства. Вместо этого, как и менее состоятельные москвичи, мы пользуемся общественным транспортом. Из-за этого причудливого решения утренний поход в школу — моя любимая часть дня — превращается в запутанный процесс.
Сначала нужно пройтись за угол от нашего коттеджа до временной автобусной остановки. Затем короткая поездка до Волоколамского шоссе, ужасного многополосного шоссе и нашей трамвайной остановки. Наш трамвай — № 23. Обычно он переполнен, мы прижимаемся сзади. В праздничные дни в трамвае играет патриотическая музыка. Часто он движется быстрее, чем стоящие в пробке машины — проносится мимо серых многоэтажек и набережной, мигая зеленым. Трамвай проносится под мостом Победы, затем ускоряется по железнодорожному мосту и спускается к многолюдной окраине Войковской.
Последний отрезок пути — прогулка по небольшому городскому парку. Тополя, современная многоэтажка, собаки, почтовое отделение и, наконец, британская школа — неприметное двухэтажное здание за высокими перилами. Последний этап — самый лучший. Мы говорим о математических задачах, космологии, о том, есть ли Бог (мы согласны, что нет), о чудовищных грамматических падежах в России и о "Симпсонах".
В какой-то момент местный муниципалитет устанавливает мигающего зеленого человечка на нашем коварном пешеходном переходе. Мы шутим, что это редкий пример программы "модернизации" президента Медведева. Последние 100 метров Тилли проходит самостоятельно - в свои 12 лет она уже находит отца неловким. Я провожаю Раскина до школьных ворот: маленькая, озабоченная фигурка в синей шинели. Он открывает тяжелую металлическую дверь и исчезает. На общем микроавтобусе я возвращаюсь на Войковскую, а затем на метро - на работу.
Утро понедельника, 29 марта 2010 года. Еще один типичный школьный день. Мы уже почти дошли до школы, когда у меня звонит мобильный телефон. Это иностранный отдел Guardian — в московском метро прогремели два взрыва, много погибших. Новость срочная. Подробностей мало. Я прощаюсь с детьми и мчусь к станции метро "Войковская". Москва в панике и пробках, но, к моему удивлению, метро по-прежнему работает нормально, и это единственный способ добраться до центра города. Я сажусь на первый поезд.
Через 20 минут я прибываю на станцию "Театральная", рядом с Большим театром, который все еще реставрируется и находится в строительных лесах. Отсюда рукой подать до места первого взрыва — мимо бюста Карла Маркса и гостиницы "Метрополь". Кто-то, похоже, взорвал станцию метро "Лубянка". Взрыв происходит почти прямо под московской штаб-квартирой ФСБ. Выбор Лубянки — места, ставшего синонимом российской тайной полиции, репрессий и террора в сталинскую эпоху, когда жертвы расстреливались в ее подвале, — явно не случаен.
Это первый крупный теракт в российской столице за последние шесть лет. Гигантская площадь рядом со станцией метро оцеплена. На станции работают пожарные и сотрудники службы спасения. Над головой гудит вертолет. Но признаков пострадавших мало. Один мужчина говорит мне, что ищет свою жену. Ходят слухи — как оказалось, беспочвенные — о третьем взрыве.
Сама Лубянка не пострадала — это огромное здание, внушающее страх, излучающее мрачную, безымянную силу из-за сурового фасада в классическом стиле. В его окнах горят огни. Но снаружи невозможно различить человеческие фигуры. Кто же там?
Я стою посреди Лубянской площади, рядом с дорожным островком. Именно здесь раньше стояла гигантская статуя Феликса Дзержинского, пока 27 августа 1991 года, после неудавшегося путча КГБ против президента Горбачева, ее не убрали буйные демократические толпы. Это был самый неудачный момент в истории КГБ. Однако уже через несколько лет служба — теперь уже ФСБ — вернулась, а к концу десятилетия ее бывший шеф оказался в Кремле. Периодически раздаются призывы восстановить Дзержинского. Но до сих пор ему не вернули прежнее место. Теперь он стоит в саду скульптур за Новой Третьяковской галереей — атмосферном кладбище павших советских идолов.
ФСБ показала себя умелой в разгоне оппозиционных политических митингов, требовании денег у крупного бизнеса и преследовании иностранных шпионов, реальных или мнимых. Но в деле предотвращения террористических атак она оказалась не столь компетентна. В 2002 году служба не смогла остановить чеченских террористов, захвативших московский театр. Два года спустя она оказалась не в состоянии предотвратить массовое убийство в школе в Беслане, в результате которого погибли 334 заложника, в том числе 186 детей. Служба располагает огромными ресурсами, поддержкой Кремля, официальным престижем. Но, похоже, она не в состоянии обеспечить безопасность Москвы от небольшой группы убежденных религиозных фанатиков.
В своей одержимости иностранными врагами ФСБ упустила из виду, что самая большая угроза стабильности России исходит от доморощенных экстремистов. Уже через пару часов после взрывов стало ясно, что за взрывы в переполненном московском метро ответственны две смертницы с Северного Кавказа. Они привели в действие свои бомбы в начале утреннего часа пик. По меньшей мере 40 человек погибли и 100 получили ранения. Террористы сели в метро рано утром и, судя по всему, остались незамеченными. Одна из них взорвала себя у метро "Лубянка", в нескольких минутах ходьбы от Красной площади, в 7. 56 утра. Вторая террористка привела в действие пояс со взрывчаткой в 8. 37 утра на станции "Парк культуры", недалеко от знаменитого Парка Горького.
В своем вечернем репортаже для "Гардиан" я пишу о том, что взрывы представляют собой серьезный удар по Путину и по неуверенным усилиям Кремля по умиротворению неспокойных мусульманских республик - Чечни, Ингушетии и Дагестана. Похоже, что цели были тщательно выбраны - символический удар по сердцу российского правительства. Первая бомба явно направлена против ФСБ, ведомства, ответственного за жестокие контрповстанческие операции на Северном Кавказе. Вторая бомба, как полагают некоторые, могла предназначаться для станции метро "Октябрьская", расположенной рядом с министерством внутренних дел России.
Путин прерывает визит в Сибирь. Он летит обратно в Москву. Он заявляет, что "террористы будут уничтожены". Но взрывы - это прямое оскорбление Путина и признак того, что его стратегия в отношении региона не работает.
*
Для суровых чеченцев это традиция, рожденная необходимостью. Ранней весной местные жители отправляются в заснеженные леса в поисках дикого чеснока. (Чеснок - как английский дикий лук-порей или рамсон - имеет широкие зеленые листья и бледный стебель, похожий на луковицу). 11 февраля 2010 года около 200 жителей чеченского города Ачхой-Мартан отправляются в колонне потрепанных автобусов в соседнюю республику Ингушетия. Среди них - четверо подростков. Это 16-летний Адлан Мутаев, его брат 19-летний Арби и два их друга - 19-летний Шамиль Катаев и 19-летний Мовсар Татаев.
К трем часам дня мальчики набили свои холщовые мешки чесноком, который они планируют продать на местном рынке. Они уже выходят из леса, чтобы сесть на автобус и отправиться домой. Внезапно, без предупреждения, российские спецназовцы, спрятавшиеся за холмом, открывают огонь. Шамиль и Мовсар ранены. Адлан ранен в ногу, но ему удается дойти до арыка. Он прячется. Его брат Арби также пытается бежать, но его догоняют люди в камуфляжной форме.
По данным правозащитной группы "Мемориал", следователи которой опросили родственников ивыживших, Арби вынужден тащить по снегу двух своих раненых и истекающих кровью друзей. Шамиль умоляет спасти его. Но российские солдаты непробиваемы. Они накладывают повязку на глаза Арби. Они открывают огонь и на месте расстреливают Шамиля и Мовсара. Такая же участь постигла еще как минимум двух сборщиков дикого чеснока: Рамзана Сусаева, 40 лет, и Мовсара Дакаева, 17 лет. Их трупы находят через 48 часов.
Мальчики невольно заблудились во время "контрповстанческой операции", проводимой российскими войсками в густо заросшей лесом приграничной зоне между Чечней и Ингушетией. По всей видимости, солдаты ищут воинствующих исламистских повстанцев, которые ведут свою собственную насильственную кампанию против российского государства. Вместо этого они натыкаются на группу безоружных мальчиков-подростков. И все равно убивают их. Убийства происходят на фоне живописного массива невысоких холмов и снега.
Через три дня после терактов в московском метро главный повстанец Чечни Доку Умаров в своем видеоролике берет на себя ответственность. Он говорит, что взрывы смертников - это месть за смерть мирных жителей, застреленных при сборе чеснока. Умаров называет место, где были застрелены мальчики: недалеко от ингушского села Аршаты. Он также утверждает, что спецназовцы ФСБ использовали ножи для нанесения увечий их телам, издеваясь над своими жертвами при смерти. "Как вы все знаете, были проведены две спецоперации по уничтожению неверных и передаче приветствия ФСБ в Москве", - говорит Умаров. Есть сомнения в достоверности его заявления. Но видео появилось на сайте KavkazCenter. com, главном источнике новостей из самопровозглашенного кавказского "эмирата" повстанцев.
Объяснения Умарова выглядят как конъюнктурный ход. В конце концов, любой теракт в Москве, скорее всего, был спланирован заранее. Московская милиция также разыскивает нескольких сообщников. Но в то же время это утверждение иллюстрирует большую правду о конфликте: обе стороны зациклены на бесконечном цикле кровопролития и мести. Как отмечает один из политологов, Андрей Пионтковский, насилие на Северном Кавказе становится не столько серьезным региональным конфликтом, сколько экзистенциальной угрозой для всей страны.
Кажется неоспоримым, что жестокие действия силовых структур подпитывают повстанческое движение, которое сегодня бушует на юге России, в горных этнических республиках Дагестан, Ингушетия, Чечня и Кабардино-Балкария. С 1992 года, когда возникло чеченское националистическое движение, Кремль неоднократно применял силу, чтобы попытаться победить повстанцев. Эта стратегия оказалась контрпродуктивной. Но Москва, похоже, не в состоянии придумать другую.
Через три дня после взрыва я вылетаю во Владикавказ, столицу Северной Осетии. Отсюда я намерен отправиться в Назрань, главный город Ингушетии. Моя цель - выяснить, что побудило двух женщин взорвать себя и других в метро, и раскрыть глубинные причины - социально-политические, племенные? - этой разгорающейся гражданской войны.
Во Владикавказе я беру такси до границы с Ингушетией - 15 минут езды мимо придорожного мемориального кладбища жертв Беслана. На границе я выхожу. Перехожу границу пешком. С собой небольшой чемоданчик, в котором пара футболок и смена белья. Тепло - 25 °C - и белое небо. Переход необычный, но между ингушами и осетинами все еще тлеет напряжение после этнического конфликта 1992 года. Водители неохотно пересекают границу между республиками. Этот конфликт - из-за земли - был одним из нескольких, вспыхнувших на территории бывшего Советского Союза после его распада. В число других, получивших название "замороженных конфликтов", входили Чечня, Южная Осетия, Абхазия, Таджикистан, Нагорный Карабах и Приднестровье.
Пограничник проверяет мой паспорт. Он пропускает меня. На въезде в Ингушетию я пересекаюсь с местным ингушским журналистом Вахой Черепановым, который ждет меня на травянистой обочине с машиной. Мы вместе едем в Назрань - маленький пыльный городок с низкими зданиями из красного кирпича - и в офис "Мемориала".
Внутри "Мемориала" я знакомлюсь с Магомедом Муцольговым, правозащитником, чей брат "исчез" четыре года назад. Он дружит с Политковской, Маркеловым и Эстемировой - все они теперь убиты. Я спрашиваю его об Ингушетии. Он рисует мрачную картину: "Людей похищают. Людей убивают. Нет никаких гарантий безопасности". Мы сидим в кабинете наверху, откуда открывается вид на разрушенное и лишенное окон отделение милиции Назрани; предыдущим летом террорист-смертник на грузовике, начиненном взрывчаткой, взорвал это отделение.
Муцольгов рассказывает, что за последние два года ситуация резко ухудшилась: правоохранительные органы и федеральные службы безопасности в Ингушетии вышли из-под контроля. Эти федеральные войска несут ответственность за десятки суммарных и произвольных задержаний, а также за пытки и бесчеловечное и унижающее достоинство обращение. По его словам, российские силовые структуры осуществляют внесудебные казни.
Как правило, вооруженные люди в масках окружают деревню или район в ходе так называемой "операции по зачистке", подобной той, что была проведена в Аршаты. Они врываются в дома, избивают жителей и портят их имущество. Подозреваемых боевиков уводят. Многие из них никогда не возвращаются. Других просто расстреливают, подбросив им оружие и обмундирование. Затем им посмертно предъявляют обвинения в участии в незаконной организации.
По словам Муцольгова и других правозащитников, с которыми я общаюсь, жестокие методы борьбы с терроризмом, применяемые Кремлем на Северном Кавказе, усугубляют ситуацию с повстанцами. "Насилие порождает еще большее насилие. Оно толкает людей в боевое подполье. Силовики ведут себя совершенно безнаказанно, а людей унижают, пытают или они видят, как исчезают их родственники. Они вступают в ряды повстанцев из желания отомстить", - говорит он. "Эта безнаказанность - самый большой фактор вербовки в подполье". Кремль часто хвастается тем, что "уничтожил" лидеров повстанцев. Но эта стратегия неэффективна, считает Муцольгов. "На их место всегда приходит кто-то другой".
По его словам, после 16 лет, двух войн в Чечне и гибели сотен тысяч мирных жителей, конфликт на южном заднем дворе России сейчас как никогда ожесточен. Однако характер вооруженного восстания на Северном Кавказе изменился. В 1994-1996 годах Борис Ельцин вел войну против преимущественно светских чеченских сепаратистов, которые, подобно новым независимым грузинам за горами, хотели иметь собственную конституцию и националистическое государство. В период с 1999 по 2004 год президент Владимир Путин вел вторую чеченскую войну. Целью было окончательно подавить чеченский сепаратизм.
Однако теперь Кремль сражается с врагом другого рода. Новое поколение повстанцев ставит перед собой явно исламистскую цель: создать радикальный панкавказский эмират, управляемый по законам шариата, подобно Афганистану при талибах. Эти джихадистские повстанцы не лишены амбиций. За месяц до моего визита в Ингушетию Умаров обещает "освободить" не только Северный Кавказ и Краснодарский край, но и Астрахань на Каспийском море, а также Поволжье, то есть большую часть европейской части России.
Тактика повстанцев также стала более фанатичной. Умаров возродил отряды смертников, которые использовал его предшественник Шамиль Басаев, убитый ФСБ в 2006 году. Наряду с нападением на отделение милиции в Назрани, другому террористу-смертнику удается протаранить машину президента Ингушетии Юнус-Бека Евкурова. (По словам Муцольгова, в Чечне и Дагестане произошло множество других терактов - почти 20 смертников в 2009 и 2010 годах. Взрывами в московском метро повстанцы продемонстрировали новую тактическую возможность перенести войну в российские города.
Повстанцы все чаще используют новое мощное виртуальное оружие - Интернет. 2 марта 2010 года российский спецназ начинает масштабную операцию в Экажево, пригороде Назрани, застроенном современными домами из красного кирпича. Там они уничтожают Саида Бурятского, уроженца Сибири, обращенного в ислам, чьи джихадистские послания, размещенные на YouTube, привлекли большое количество сторонников по всему миру среди недовольных мусульман. Под обстрелом российской артиллерии, находясь в нескольких минутах от смерти, Бурятский записывает последнее послание для своих учеников.
Я хочу посетить место сражения, расположенное в нескольких минутах езды от Назрани. Но Ваха, мой ингушский журналист, советует мне, что поездка в Экажево слишком рискованна. Вместо этого сотрудники "Мемориала" показывают мне видеозаписи, которые они получили из села. На них видна картина разрушений: разрушенные дома, разбитые машины и усыпанные кирпичом переулки. После боя российские войска продемонстрировали захваченное у повстанцев оружие - вместе с оторванной человеческой рукой.
"Методы правительства привели к радикализации подполья. У повстанцев только одна цель - победить Россию любой ценой", - говорит мне Тимур Акиев, глава представительства "Мемориала" в Назрани. Акиев критикует обе стороны. Он обвиняет их в том, что они не уважают человеческую жизнь: "Повстанцы и силы безопасности ведут себя одинаково по отношению друг к другу. Гражданское население оказывается посередине". Правозащитные группы просто хотят, чтобы государство соблюдало права человека. Вместо этого, по его словам, власти все чаще объединяют правозащитников и повстанцев.
Как и его царские предшественники, покорившие Кавказ в ходе продолжительной и жестокой кампании по вырубке деревьев и сжиганию деревень, сегодняшнее российское руководство мало понимает этот регион и его нюансы, говорит Акиев. Он также осуждает взрывы в метро. "Я не понимаю, как можно убивать мирных жителей России, мстя за убийство мирных жителей Чечни. Это абсурд. Люди, погибшие в метро, не имеют никакого отношения к конфликту. Они могли быть родственниками тех, кого застрелили, собирая чеснок в лесу".
*
Я планирую остаться на ночь в назрановской гостинице "Асса", из которой открывается вид на небольшое городское озеро, популярное среди рыбаков. Но Ваха сообщает мне, что несколькими часами ранее местные силы безопасности задержали трех журналистов из агентства France-Press. Я решаю изменить свой план и вернуться во Владикавказ. Во время первой чеченской войны журналистам было позволено свободно разгуливать по городу - кадры унижения российской армии от рук повстанцев были показаны по всему миру. Во время второй войны Путин, научившись на ошибках Ельцина, жестко контролировал освещение событий в СМИ.
Кремль стремится отговорить иностранных журналистов от самостоятельных поездок на Северный Кавказ. Он предпочитает, чтобы они оставались в Москве или участвовали в организованных пресс-турах, где их деятельность может тщательно контролироваться. Некоторые районы региона находятся под запретом из-за "контртеррористических операций". Однако эти правила произвольны и могут быть изменены без предупреждения. Перед отъездом из Москвы я звоню в местное управление ФСБ. Они не могут дать мне никакой информации. Я также пытаюсь дозвониться до Калоя Ахильгова. Он является пресс-секретарем президента Ингушетии Евкурова. Ахильгов приглашает меня в Назрань. Он обещает организовать интервью со своим шефом.
Мой выезд из Ингушетии проходит спокойно - до тех пор, пока я не доезжаю до пункта пропуска через границу с Северной Осетией. На границе чиновник в штатском, вооруженный автоматом Калашникова, стучит в окно. Он спрашивает мои документы. Я протягиваю ему паспорт. Он сразу же радуется. "У нас есть еще один!" - восторженно говорит он в рацию.
Через несколько минут я уже сижу в микроавтобусе и еду обратно в Назрань. Охранник - молодой, лохматый, высокомерный и глупый - говорит, что везет меня в офис федеральной миграционной службы. Здесь русский начальник службы говорит, что я совершил административное "нарушение". Несколькими днями ранее, говорят мне, было принято решение о запрете въезда иностранцев в Назрань.
Очевидно, что сотрудники в штатском - вовсе не пограничники, а сотрудники ФСБ. Их кабинет ничем не примечателен - четыре стола, пара стульев и ксерокс; на стене висит портрет Дмитрия Медведева в рамке. Один из сотрудников ФСБ показывает на президента России. Он шутит: "Заместитель Путина!". Он использует русское слово "зам", сокращение от "замполит" (заместитель). Русский говорит, что мне, как и французам, которые были в том же кабинете несколькими часами ранее, придется заплатить штраф. Сумма к оплате составляет 2 060 рублей - 45 фунтов стерлингов.
Я протестую. У меня есть приглашение на встречу с президентом Ингушетии, объясняю я. Я отмечаю, что взять у него интервью, не посетив Ингушетию, довольно сложно. Босс ФСБ не впечатлен. Он намекает, что Евкуров для него и его могущественного ведомства - человек малозначимый.
Подходит третий, пожилой мужчина. Он просит меня закатать рукава рубашки. Он берет блокнот с чернилами. Он наносит чернила не только на пальцы и ладони, но и на все локти. Он извиняется. Он прижимает мои руки и ладони к новому уголовному делу. Когда босс выходит из комнаты, он поворачивается ко мне.
Он шепчет: "Они все из ФСБ, знаете ли. Лично мне кажется постыдным так обращаться с иностранцами. Мы должны проявлять к вам гостеприимство".
Мужчина проводит меня через двор к умывальнику. Он достает новый брусок дешевого белого мыла, разворачивает его и протягивает мне. Я начинаю смывать чернила. Это занимает некоторое время. Я чувствую злость. Я понимаю, что мое испытание незначительно. Но меня интересует судьба местных ингушских мальчиков, которых подозревают в связях с повстанцами и привозят на "допрос". Что с ними происходит?
Когда я возвращаюсь в комнату, начальник ФСБ снова сидит за своим столом. Я не могу удержаться и спрашиваю его, не считает ли он, что преследование иностранных журналистов, возможно, контрпродуктивно - не могут ли другие методы привести к более благожелательному отношению? Я указываю на то, что в 2010 году Кремль потратил более 1,4 миллиарда долларов на международную пропаганду. Я говорю, что было бы лучше, если бы к журналистам относились немного лучше.
Сотрудник ФСБ в ярости.
"Откуда вы знаете эту цифру? Я думаю, что вы британский шпион. Вы шпион?"
Я говорю ему, что эта цифра не является государственной тайной - она опубликована в российском бюджете.
Закончив обмен мнениями, я спрашиваю сотрудников ФСБ, выезжал ли кто-нибудь из них за границу. Как выяснилось, никто из них не покидал Россию. В одном отношении ФСБ можно похвалить: ее рекруты психологически однородны. Всех их объединяет институциональная фобия Запада - места, столь же далекого для них, как Европа для средневековой Японии.
Через час я снова свободен и могу отправиться в Северную Осетию. Дактилоскопист пожимает мне руку. Он дружелюбен, но снова бормочет извинения. "Приезжайте к нам еще", - говорит он.
На пограничном переходе меня останавливает обычный солдат в форме. Он хочет взятку. "У вас есть евро или стерлинги?" - спрашивает он. Он зовет меня в свою будку. Я говорю ему, что у меня был долгий день. В конце концов он отпускает меня - с моим бумажником в целости и сохранности. Мой ингушский водитель отвозит меня к осетинской коллеге через границу, а она отвозит меня обратно во Владикавказ.
Сидя в своем гостиничном номере с видом на реку Терек и голые кавказские горы, я размышляю о мрачных событиях последних нескольких дней. Кремль отреагировал на взрывы в метро мстительно. Путин призывает "выскрести из канализации" всех виновных. Медведев посещает Кизляр, город в Дагестане, где террористы-смертники убили 12 человек и ранили еще 28. Силы безопасности должны "стать более жестокими", советует он.
Я открываю ноутбук. Я снова смотрю на фотографии погибших сборщиков чеснока, размещенные "Мемориалом" вместе с одностраничным рассказом об их убийствах. Изображения ужасны.
Я читал, что в Ачхой-Мартане родственникам потребовалось два дня, чтобы узнать, что случилось с их близкими. Спрятавшись на 48 часов в яме, которую питал родник, Адлан Мутаев выполз из леса. Местные жители обнаружили его живым на опушке леса. Через два дня российские спецназовцы освободили его брата Арби. Правозащитники из "Мемориала" прибыли на место 14 февраля. Они опросили десятки свидетелей и сделали фотографии трупов, сваленных в снег, рядом с мешками с чесноком.
На фотографии друга мутаевских мальчиков Шамиля Катаева видно, что он был убит выстрелом в висок с близкого расстояния. Есть аккуратная дырочка. Кто-то украл его мобильный телефон и паспорт, а также письмо от главы Ачхой-Мартана, разрешающее сборщикам чеснока находиться в этом районе. Шамиль отправился в лес в надежде заработать немного денег для своей большой, обедневшей семьи, рассказывают его родственники в "Мемориале".
Тело Мовсара Татаева покрыто огнестрельными ранениями, он представляет собой кровавое месиво. Ножевые ранения нанесены в позвоночник и грудь. Брат находит его тело лежащим в лесу. Одна рука скручена. Фотография ужасает. Последние минуты его жизни, должно быть, были ужасны.
Как ни странно, Евкуров - с которым мне не удалось встретиться - признает, что в ходе спецоперации погибло несколько невинных гражданских лиц. Однако он добавляет, что силам безопасности удалось уничтожить 18 настоящих повстанцев, и говорит, что операция послужила укреплению "стабильности в регионе". Президент Чечни Рамзан Кадыров выплачивает компенсацию семьям мальчиков.
У семьи Мовсара Дакаева одна из самых печальных историй. Они говорят, что не знали, что он отправится в район, где проводится контртеррористическая операция. Дакаев просит одного из своих друзей сфотографировать его в лесу. Мы знаем время - 13.40 10.02.10 выбито красными чернилами в левой части фотографии.
На Дакаеве черные перчатки и ярко-зеленая флиска, он стоит на фоне снежного уступа и голых деревьев. Вид у него серьезный, брови слегка приподняты. Он очень живой, по-мальчишески красивый, на пороге мужественности. Через два часа он мертв. На второй фотографии он лежит на снегу. Его лицо пожелтело. На нем видны капельки крови. Глаза Дакаева все еще открыты, я замечаю, что он смотрит на небо, как будто сама жизнь - это непостижимый сон.
*
Через несколько дней после терактов в метро ФСБ устанавливает личности двух женщин-подрывниц. Это 27-летняя Мариам Шарипова и 17-летняя Дженнет Абдурахманова. Обе - уроженки Дагестана, крупнейшей автономии на Северном Кавказе. Шарипова родом из Балахани, горного села, известного как оплот консервативного ислама. Абдурахманова - из Хасавюрта, расположенного на западе Дагестана. Шарипова устроила первый взрыв на станции метро "Лубянка", Абдурахманова - второй на станции "Парк культуры".
Взрывы смертников, так называемых чеченских "черных вдов", были одной из мрачных отличительных черт второй чеченской войны Путина. Но это нечто новое: впервые женщины из Дагестана приехали в столицу, находящуюся более чем в тысяче километров, и взорвали себя.
Семейные подробности Абдурахмановой несколько туманны. После взрыва ее мать исчезла. А вот родители Шариповой беседуют с "Новой газетой". Они признают, что их дочь почти наверняка была террористкой с Лубянки. Ее отец, Расул Магомедов, говорит, что опознал Мариам по фотографии одного из погибших террористов, опубликованной полицией. Он говорит, что она пропала за несколько дней до терактов, и добавляет, что сразу узнал ее.
Я звоню корреспонденту "Новой газеты" Ирине Гордиенко. Мы обсуждаем возможность моей поездки в Дагестан. Она дает мне несколько контактов. В течение последующих недель я возвращаюсь к одному и тому же вопросу: почему Мариам Шарипова - образованная, здравомыслящая девушка из крепкой и, казалось бы, счастливой семьи - взорвала себя и других?
Поездка складывается медленно, но через шесть недель после взрывов в метро я отправляюсь в Дагестан, чтобы встретиться с отцом Шариповой. На древнем советском самолете я прилетаю в столицу Дагестана Махачкалу. Там я встречаюсь с Юрием Козыревым, талантливым российским фотографом, который только что вернулся из Ирака, где много лет работал для американского журнала Newsweek. С нами едет Магомед Шамилов, бывший дагестанский милиционер. Он знаком с семьей Шариповой. И у него есть "Волга" - автомобиль, похожий на танк, на котором удобно передвигаться по безнадежно разбитым дорогам республики.
По словам Шамилова, ситуация в Дагестане мрачно напоминает ситуацию в Ингушетии. Эта республика, самая большая и разнообразная на Северном Кавказе, также охвачена повстанческими настроениями. Когда-то Дагестан был застрахован от насилия, вспыхнувшего в соседней Чечне в 1994 году. Теперь он, похоже, находится в самом разгаре небольшой гражданской войны. В этой битве, характеризующейся ежедневными перестрелками и взрывами, участвуют дагестанская милиция и воинствующие исламистские повстанцы. В центре событий - мирные жители Дагестана. Шамилов говорит, что в этих смертельных стычках погибли несколько его бывших коллег, а многие действующие полицейские - добропорядочные сотрудники, старающиеся хорошо выполнять свою работу.
Пока мы разговариваем, мы оставляем Махачкалу позади и едем по зеленой равнине, усеянной бунгало; постепенно исчезает мерцающее Каспийское море. Мы едем на запад в горы, проезжая через ландшафт отвесных вершин и речных долин. В туманном небе над елями парят орлы, летают бабочки и поют птицы. Мы останавливаемся у придорожного суфийского святилища, украшенного разноцветными флагами.
Путешествие занимает четыре часа. Наконец мы достигаем Балахани. Деревня выглядит неизменной с девятнадцатого века. Дома из прочного камня построены вдоль реки. В Балахани есть что-то неприступное: деревня расположена под двумя отвесными горными склонами; ослики снуют между темными мощеными улочками и садами с абрикосами и шелковицей. Двое мужчин пашут кукурузное поле с помощью пары быков.
Расул Магомедов встречает нас во дворе семейного дома. На веревке висит белье, обувь аккуратно сложена. Стоит спутниковая тарелка, воробьи порхают над виноградной лозой. Он показывает нам спальню на первом этаже, где жила его единственная дочь Мариам. Она сама украсила стены - пурпурным цветом. Ее вещи все еще здесь: увлажняющие кремы L'Oréal, прикроватная тумбочка и зеркало. Есть книги на арабском языке. Но еще большее удивление вызывает груда журналов о женской моде - "Здоровье и красота", "Добрые советы" и "Гламур". На фотографиях она выглядит привлекательной молодой женщиной - волосы разделены посередине и заправлены за уши, полные губы, овальные глаза и темные брови.
Мы заходим внутрь. Сидя скрестив ноги на ковре, Расул говорит мне, что считает невозможным, чтобы его дочь была террористкой-смертницей. "Я не знаю, что произошло, - говорит он. - Мы тоже ищем ответы. Она знает. Аллах знает. Вот и все". Он выражает соболезнования семьям москвичей, взорванных по дороге на работу. Обычно террористы оставляют последнее завещание перед тем, как отправиться на свою последнюю миссию. Но Мариам не оставила никакой записки. "Мы искали везде. Мы ничего не нашли", - говорит он.
Ее биография не дает никаких подсказок, почему она покончила с собой и убила других. Родители Шариповой - представители некогда советской интеллигенции: Расул преподает русскую литературу в средней школе Балахани, его жена - биолог. Шарипова была отличницей. Школьные учебники его дочери исписаны аккуратным почерком. Она посещала занятия по арабскому языку. 7 февраля - всего за несколько недель до самоубийства - она записывала глаголы в тетрадь. "Она была не из тех, кто способен на такое. Она была уверенной в себе, человеком, который четко ставил перед собой цели и хотел их достичь", - говорит он.
Яркая девушка, Шарипова изучала математику в Дагестанском государственном педагогическом университете. Она стала первой из своего района, кто поступил в магистратуру, и получила второе высшее образование по психологии. В 2006 году она начала работать в сельской школе. В ее биографии нет ничего общего с измученными биографиями радикально настроенных чеченских "черных вдов", которые, как правило, действуют из соображений личной мести после убийства силовиками мужей или братьев.
Была ли она, однако, представителем нового вида террора? Балахани известен как религиозный центр дагестанской общины салафитов. Эта консервативная форма ислама быстро распространяется по всей республике. Она более радикальна, чем традиционная форма суфизма, или исламского мистицизма, которая существует в регионе с середины VIII века - гораздо дольше, чем в любом другом уголке России. В Дагестане растет межконфессиональная напряженность: многие салафиты критикуют местное религиозное руководство, которое, по их мнению, стало слишком близким к государственной власти и слишком мирским.
Власти, тем временем, называют салафитов экстремистами и "ваххабитами" и обвиняют их в каждом антифедеральном нападении.
Отец Шариповой говорит мне, что осуждает насилие. В то же время он красноречиво рассказывает о бесконечной 300-летней борьбе, которую ведут дагестанские горы против наступающих русских. Он упоминает шейха Мансура. В 1785 году Мансур организовал первое крупномасштабное восстание против русской экспансии на Кавказское нагорье. Именно Мансур выступил с призывом к газавату, или священной войне, против русских - лозунгом, который до сих пор используют современные партизаны в Сети.
Самый знаменитый антирусский полководец, имам Шамиль, сдался совсем рядом, после того как царские войска заманили его в ловушку в дагестанском селении Гуниб. Шамиль был еще и духовным лидером: он приберег свою самую большую критику не для неверных русских, а для своих духовно слабых единоверцев. Сто пятьдесят лет спустя разыгрывается тот же междоусобный конфликт - повстанцы-джихадисты взрывают полицейских-мусульман, которых они считают вероотступниками.
По мнению Расула, Россия и ее южные мусульмане, субъекты со времен Толстого, заперты в непримиримых объятиях - смертоносная "историческая спираль". "На Кавказе 16 лет идет война", - говорит он. "Мы не по своей воле вошли в состав Российской Федерации. Это была аннексия. Но мы не хотим и уходить", - добавляет он, как это ни парадоксально. Он говорит, что не видит разницы между "террористами в лесу" - повстанцами - и "террористами в погонах" - силами безопасности.
В то же время он является поклонником русских писателей XIX века - он упоминает Пушкина, Лермонтова и Толстого - все они служили на Кавказе. Это Хаджи-Мурад, необыкновенная поздняя повесть Толстого. В ней рассказывается о знаменитом аварском вожде Хаджи Мураде, который переходит на сторону русских и возвращается обратно - тема разделения и предательства стала мотивом чеченской истории. Я говорю, что считаю это величайшим произведением Толстого. "Я восхищаюсь философией Толстого и его позицией против насилия", - отвечает Расул. "Эту войну можно закончить только политическими методами. Насильственными методами ее не решить".
Во второй половине дня мы прогуливаемся по Балахани. Она не похожа на другие деревни, которые я посещал в горах Афганистана и Пакистана: у мечети мы проходим мимо молодых людей в белых молитвенных шапочках и с пышными бородами. Мы идем вдоль реки, заваленной мусором. Мы осматриваем среднюю школу, где преподавала Шарипова, - побеленное одноэтажное здание.
Расул отвергает официальную версию смерти своей дочери и то, что российские СМИ изображают ее как зомби-террористку. "Это чушь. С моей точки зрения, все это - часть мерзкой кампании против мусульман". Начинается дождь. Мы укрываемся на крыльце школы, пока группа мальчишек гоняет мяч по грязному двору.
Расул считает, что агенты российской разведки могли захватить его дочь в Махачкале. Это одна из версий. Но мог ли кто-то другой убедить ее покончить с собой? Российские следователи утверждают, что Шарипова втайне вела двойную жизнь. Они утверждают, что она была невестой одного из лидеров повстанцев, Магомедали Вагабова, которого полиция застрелила через несколько месяцев после взрывов в метро.
Тайные браки между командирами повстанцев и благочестивыми молодыми женщинами вполне реальны: пары встречаются каждые четыре месяца или около того на конспиративной квартире для короткого момента близости. Трагедия Мариам Шариповой, заключаю я, в конечном итоге может быть связана с поколением. Современные молодые российские мусульмане менее советизированы, чем их родители, получившие коммунистическое образование. По мере того как растет их недовольство, они все больше готовы искать радикальные решения.
Я прощаюсь с Расулом. Перед самым моим уходом он показывает мне свою докторскую диссертацию, написанную в 1975 году. Ее тема - аварская поэзия XVI и XVII веков.
*
ФСБ не справляется с внутренним терроризмом. 24 января 2011 года террорист-смертник входит в московский аэропорт Домодедово. Никто его не задерживает. Он взрывает себя, в результате чего погибают 37 человек и 180 получают ранения.
Угроза теракта в Москве вполне реальна - она постоянно присутствует. Но другая, более ощутимая форма запугивания бродит по улицам города. Она направлена на выходцев с Кавказа - уже не преступников, а жертв, - а также на всех, кто имеет неславянское происхождение. Этот призрак - русский национализм, яростно заявляющий о себе.
ГЛАВА 11 Подъем ультраправых
Дом 21, корпус 2, улица Кедрова, юго-запад Москвы
16 апреля 2007 года
Очистим город от мусора!
ПРЕДВЫБОРНЫЙ ЛОЗУНГ, ПАРТИЯ "РОДИНА"
В 21. 10 Карен Абрамян возвращается домой в свою квартиру на юго-западе Москвы. Он навестил своих родителей в соседнем доме. Дорога обратно занимает пять минут - мимо череды серых высотных зданий, взмывающих в небо над Москвой, мимо детской площадки и по скромной лестнице.
Когда он вводит код на входе, сзади к нему подходят двое молодых людей в бейсболках и банданах. Они ударяют его ножом. И снова наносят удар. И снова: методично режут голову, шею, спину и живот. Абрамян умоляет нападавших. "Не делайте этого. Пожалуйста, заберите мои деньги!" Нападавшие - две маленькие, мальчишеские, почти ботанические фигурки - не обращают на него внимания. Они наносят ему в общей сложности 56 ударов ножом.
В этот момент жена Абрамяна Марта выглядывает из окна их квартиры на девятом этаже. Она смотрит вниз. Она видит двух мальчиков, которые бьют лежащую на земле темную фигуру. Это ее муж.
14-летний сын супругов Георгий, игравший неподалеку, находит отца в подъезде. В этот момент Абрамян истекает обильной кровью. Георгий снимает футболку - в России все еще зима и жутко холодно. Он обматывает ею отца и бежит наверх. Абрамян приходит в себя, когда Георгий возвращается с одеялом и подушкой. Вместе они ждут в темноте скорую помощь.
Абрамян говорит сыну просто: "Это были скинхеды".
Через четыре часа Абрамян умирает. Врачи пытались спасти его, но не смогли остановить такую колоссальную кровопотерю.
*
Имена убийц Абрамяна - Артур Рыно и Павел Скачевский. Обоим по 17 лет. Их мотив убийства Абрамяна - 46-летнего босса московской страховой компании - не криминальный. Он идеологический.
По их мнению, насильственная смерть Абрамяна - это часть национально-освободительного движения, квазимистического крестового похода за избавление России от инородцев, в котором они играют роль героев-воинов.
Мальчики выбрали Абрамяна, потому что он был этническим армянином. Его убийство - акт расистского насилия: Рыно и Скачевский заметили его на улице и импульсивно решили убить. То, что их задерживают, - случайность: сосед становится свидетелем нападения и бежит за ними. Они убегают на трамвае № 26. Но сосед, бывший следователь, тормозит проезжающую мимо милицейскую "Ладу" и пускается в погоню. Сотрудники милиции останавливают трамвай и задерживают обоих мальчиков (Рыно и Скачевский вывернули наизнанку свои пропитанные кровью шинели, однако их жертва успела схватить одного из них за руку, оставив кровавый отпечаток).
Рыно и Скачевский не пытаются отрицать своего преступления. Напротив, они гордятся им. В их рюкзаке сыщики обнаруживают ножи длиной 25 см. При задержании следователи спрашивают Рыно и Скачевского, совершали ли они другие убийства. К их удивлению, подростки отвечают, что да, совершали. Они признаются, что за восемь месяцев, с августа 2006 по апрель 2007 года, убили 20 человек. Они совершили нападения еще как минимум на 12 человек, которые остались в живых.
Полиция поначалу настроена скептически, полагая, что мальчики бредят. Однако постепенно следователям удается подтвердить необычные заявления Рыно и Скачевского. Прокуроры устанавливают, что эта миниатюрная парочка действительно убила 20 человек.
Дело шокирующее, исключительное. Но он также свидетельствует о том, что заигрывание Кремля с национализмом, выражающееся в периодическом обличении иностранных "врагов", приводит к мрачным и непредвиденным последствиям.
***
Рыно и Скачевский - одни из самых страшных массовых убийц в новейшей истории России. За три часа до произвольной казни Абрамяна они зарезали другого человека - таджика Кирилла Садикова. Они поели, а затем отправились на поиски следующей жертвы. В 45-страничном обвинительном заключении суда против них прослеживается тревожная, почти мрачная симфоническая картина: скинхеды поджидали своих жертв возле различных станций пригородного метро и наносили им до 60 ножевых ранений.
У всех жертв есть одна общая черта: они не славяне. Большинство из них - гастарбайтеры, работающие в московской строительной индустрии, или уборщики в столичных дворах и городских парках. Никто не знает, сколько низкооплачиваемых гастарбайтеров проживает сейчас в Москве - переполненном мегаполисе с населением 12 миллионов человек. Оценки варьируются от 200 000 до двух миллионов. Многие из них - нелицензированные таксисты, работающие на запруженных улицах Москвы.
Как правило, жертвами скинхедов становятся выходцы из бедных бывших советских республик Средней Азии: Таджикистана, Узбекистана и Кыргызстана. Другие - выходцы из Китая. Несколько человек - "кавказской внешности", как говорится в обвинительном заключении, из неспокойных южных областей России: Чечни или Дагестана.
Как и все воины, участвующие в священной войне, как они ее воспринимали, парни иногда ошибались: некоторые из их темнокожих жертв на самом деле являются этническими русскими. Одно убийство выделяется среди других. Ровно за неделю до убийства Карена Абрамяна настала очередь узбекского студента С. Азимова (в обвинительном заключении он назван просто "С. Азимов"). Скинхеды устроили засаду возле квартиры Азимова на Войковской, на северо-западе Москвы. Азимов жил на улице Зои и Александра Космодемьянских, названной в честь двух советских партизан. Британская международная школа находится в нескольких минутах ходьбы от нее - по оживленному бульвару, мимо мастерской по ремонту телевизоров и киосков, торгующих пивом и шашлыками. Мимо проносятся родители среднего класса на Range Rover.
Скинхеды наносят Азимову 56 ударов ножом. Когда он лежит на земле и жизнь его уходит, они отрезают ему левое ухо.
***
Александр Верховский описывает серию убийств Рыно и Скачевского как "очень необычную". Верховский - красноречивый русский, с черными волосами до плеч и в замшевой куртке в стиле 70-х годов. Он является экспертом по ксенофобному насилию. Свободно владеющий английским языком, он также является директором московского информационного центра "Сова", который регистрирует преступления на почве ненависти.
Мы встречаемся в одном из московских кафе за несколько дней до окончания пятимесячного судебного процесса над Рыно и Скачевским по обвинению в убийстве. За углом около 300 активистов неонацистского движения проводят митинг под зеленой статуей русского драматурга XIX века Александра Грибоедова. (Место проведения не случайно: Грибоедов - своего рода ранний скинхед-мученик. Автор комедии в стихах "Горе от ума", он был зарезан в 1829 году персидской толпой).
Скинхеды размахивают черными, желтыми и белыми флагами; несколько человек забираются на статую и запускают гитлеровские салюты, выкрикивая "Россия для русских!". Позже я узнаю, что большинство российских скинхедов почитают фюрера, считая, что его единственной ошибкой было нападение на Советский Союз. Средний возраст здесь около 15-16 лет; стиль - бейсболки, шарфы Burberry и Lonsdale - униформа британских ультраправых. У одного скинхеда даже есть куртка с британским флагом. Среди них есть несколько молодых женщин.
Скинхеды принадлежат к двум ультранационалистическим группам: Движению против нелегальной иммиграции и Славянскому союзу. Власти объявят обе незаконными. В киоске висит фотография 15-летней Анны Бешновой - симпатичной белокурой русской школьницы, изнасилованной и убитой в октябре 2008 года узбекским рабочим коммунальной службы города. Ее смерть вызвала расовую напряженность в пригородах города, где и без того царит атмосфера, характерная для представителей нижнего среднего класса, и стала причиной нескольких нападений из мести.
По словам Верховского, феномен расистского насилия в России не нов. Что делает дело Рыно и Скачевского выдающимся, говорит он, так это масштабность их серии убийств - 20 смертей в течение восьми месяцев.
По его словам, тот факт, что детективы раскрыли эти преступления, никак не связан с их следственными навыками, а обусловлен тем, что подростки дали признательные показания. "Это не пример хорошего расследования", - отмечает он. Верховский считает, что эти преступления - крайнее проявление всепроникающего расизма. "В России очень широко распространены ксенофобские предрассудки".
"Более 50% поддерживают идею о том, что этнические русские должны иметь привилегии по сравнению с другими этническими группами. Более 50 % считают, что этнические меньшинства должны быть ограничены или даже изгнаны из своего региона", - говорит мне Верховский. При коммунизме также существовало предубеждение к неславянам и евреям, несмотря на полиэтнический характер советской жизни. В 1990-е годы, когда многие этнические русские вернулись из новых независимых республик, таких как Узбекистан, предрассудки продолжались.
Но именно в последнее десятилетие, управляемое Путиным, расизм вырос до поразительных масштабов, говорит Верховский. Вторая российская война в Чечне и взрывы жилых домов в 1999 году, в результате которых погибло почти 300 человек в четырех российских городах, породили эту новую ксенофобию, считает он.
Кремль обвинил во взрывах чеченцев-террористов; другие, в том числе покойный Александр Литвиненко, считали, что взрывы - дело рук ФСБ. Вскоре после этого Путин использовал взрывы, чтобы оправдать свое полномасштабное наступление на Чечню, ставшее второй чеченской войной.
По словам Литвиненко, который стал соавтором книги о терактах "Взрывая Россию: Террор изнутри", бомбы закладывали активные агенты ФСБ. Первая, 9 сентября 1999 года, разрушила девятиэтажный жилой дом на улице Гурьянова на юго-западе Москвы, в результате чего погибли 94 человека и 249 получили ранения. Вторая, четыре дня спустя, взорвалась в подвале жилого дома на Каширском шоссе на юге Москвы, в результате чего погибли 118 человек и около 200 получили ранения. Позднее два агента ФСБ были пойманы при закладке еще одной бомбы под здание в Рязани. Николай Патрушев, директор ФСБ, заявил, что агенты просто проводили учения. Он утверждает, что рязанская "бомба" была сделана из сахара, а не из взрывчатки.
Многие россияне продолжают верить, что теракты действительно были делом рук ФСБ, хотя журналисты Андрей Солдатов и Ирина Бороган недавно пришли к выводу, что ведомство не было причастно к заговору. На месте второй бомбы - рядом с Москвой-рекой и в окружении аляповатых современных башен, уцелевших после взрыва, - сейчас стоит небольшая деревянная православная церковь. Когда я проходил мимо в 2010 году, пара детей возилась в его башне, звоня в колокол.
Какой бы ни была правда о взрывах 1999 года, расизм в России сегодня распространен повсеместно. По данным "Совы", в 2010 году в результате расистских или неонацистских нападений было убито не менее 37 человек, 368 получили ранения; в 2009 году было убито 60 человек, 306 получили ранения; в 2008 году было убито не менее 110 человек, еще 486 были избиты или ранены. (В 2004 году число погибших составило 50 человек, в 2005 году - 47, в 2006 году - 64, а в 2007 году - 86).
Исследование Совы говорит о том, что ксенофобские предрассудки стали мейнстримом, приемлемым явлением. И хотя большинство россиян не поддерживают радикальные националистические идеи, на практике, по его оценкам, существует около 2-3 тысяч молодых скинхедов, готовых нападать и убивать мигрантов. Правоохранительные органы России, которым поручено ловить этих убийц, разделяют предрассудки населения страны.
Как правило, сотрудники милиции игнорируют нападения на мигрантов или квалифицируют их как хулиганство. Верховский говорит: "Правоприменение очень слабое. Эти молодые скинхеды не испытывают страха перед милицией, поскольку риск быть пойманным невелик".
Кровавые свидетельства, похоже, подтверждают его мрачный тезис. За несколько дней до нашей встречи неизвестная группа "Боевая организация русских националистов" рассылает леденящее душу письмо. Группа сообщает, что убила 20-летнего таджика, нанеся ему шесть ножевых ранений, когда он шел домой с работы на продовольственном складе. Они отрезали ему голову и выбросили ее в мусорный бак у здания муниципалитета на западе Москвы.
Тело жертвы было обнаружено в районе деревни Жабкино, в нескольких километрах от столицы. К письму прилагается вложение. Это фотография головы молодого человека, лежащей на огромной деревянной разделочной доске. Фотография отвратительна, отталкивающа: сделанная в темноте, она показывает лицо жертвы, залитое кровью; его глаза зажмурены в агонии.
Группа заявляет, что это убийство - протест против властей за их неспособность справиться с иммиграцией или, как выразились обезглавливатели, избавить Россию от кавказских и среднеазиатских "оккупантов". Если чиновники не депортируют "черных", их головы "полетят" следом, предупреждают они. Обезглавливание напоминает другое жуткое нападение неонацистов, которое появилось в 2007 году на ультраправых сайтах. На видео, опубликованном в Интернете под названием "Казнь таджика и дагестанца", видно, как двое мужчин стоят на коленях в осеннем российском лесу, связанные и с кляпом во рту, под нацистским флагом. Люди в масках отпиливают голову одному из них и стреляют в другого. Российские следователи поначалу отвергают видео как мистификацию.
Однако позже выясняется, что оно подлинное. Мужчина узнает в дагестанской жертве своего пропавшего брата, который исчез в Москве несколькими месяцами ранее. Натой же неделе в декабре 2008 года неизвестные злоумышленники в южном городе Волгограде случайно зарезали чернокожего американского подростка. 18-летний Стэнли Робинсон из Провиденса, штат Род-Айленд, находился в России по школьному обмену. В результате нападения он получает тяжелые ранения; его вывозят из России в Финляндию для срочной операции.
На юге Москвы - обычный день. Подозреваемые скинхеды наносят ножевые ранения 18-летнему студенту из Казахстана Ерлану Айтимову, ожидавшему автобус у станции метро "Калужская". Ерлан умирает по дороге в больницу.
***
Артур Рыно и Павел Скачевский не подходят под описание классических серийных убийц. Их воспитание мало что говорит о том, что они превратятся в эпатажных убийц-подростков. Рыно вырос в южноуральском городе Екатеринбурге. Его родители развелись, когда он был маленьким; его отец был родом из дальневосточной провинции России - Чукотки. (По иронии судьбы, черты лица самого Рыно были несколько неславянскими).
В школе Рыно проявил способности к рисованию. Одноклассники описывают его как тихого, интровертного ученика, который с трудом заводил друзей. Он носил длинные волосы и кожаную куртку с шипами. Его адвокаты утверждают, что Рыно попал под влияние расистских идей после того, как его избил одноклассник-чеченец. В 2006 году Рыно переехал в Москву. Здесь он поступил в Московский художественный институт и изучал иконопись. (Несколько икон Рыно висят в церкви в Екатеринбурге, построенной на месте, где большевики расстреляли и закололи штыками последнего царя России и его семью. Романовы изображены в китчевом иконостасе с золотой росписью).
В Москве Рыно сбрил волосы. Со Скачевским он познакомился на ультранационалистическом сайте Format18. ru - цифры 1 и 8 являются отсылкой к алфавитным инициалам Адольфа Гитлера. Форум был популярен среди подростков-скинхедов, которые использовали его для обмена видеозаписями своих расистских нападений.
Скачевский вырос в Москве. Сын заместителя директора школы, он был одаренным учеником и даже получил школьную премию за успехи в учебе. Как и Рыно, Скачевский рос в ненависти к "черным". Он утверждал, что несколько его друзей погибли во время взрывов в московских многоэтажках в 1999 году. "Я живу в доме напротив улицы Гурьянова и квартала, который взорвали чеченцы", - говорил он друзьям.
На момент убийства Скачевский - студент Московского колледжа физической культуры. Вместе они сколотили банду из примерно десятка единомышленников - скинхедов-убийц. Они выглядят неказисто - самая высокая из них - 22-летняя Светлана Аввакумова, которая снимала на видео одно из жестоких нападений банды на китайского юношу. Несколько человек носят очки. Полиция арестовывает Аввакумову в феврале 2008 года.
Суд над бандой Рыно/Скачевского начинается в июле 2008 года. Он проходит в зале 408 современного здания Московского городского суда. Прекрасный летний день. У здания суда я встречаю мать Светланы, Елену, которая пришла в надежде увидеть свою заключенную дочь.
Елена выражает недоумение по поводу участия дочери, отрицая, что Светлана имеет отношение к скинхедам. Однако после ареста Светланы детективы показывают ей видеозапись, на которой запечатлено, как банда безжалостно пинает и бьет ножом китайского мальчика, беспомощно лежащего на земле. Мальчик плачет. Ее дочь скачивает фильм на свой домашний компьютер. В компьютере также хранятся снимки, сделанные на монастыре-озере на острове Валаам во время отдыха на живописном севере России.
"Светлана всегда была невинной. В детстве она была немного сорванцом. Ей нравился футбол, и она следила за футбольным клубом "Спартак", - рассказывает Елена. Московский "Спартак" станет участником самых страшных в истории России расовых беспорядков в 2010 году. Интересно, что Елена прекрасно понимает, где ее дочь ошиблась.
Скинхеды - это своего рода парадокс для России, страны, которая пожертвовала по меньшей мере 25 миллионами человек в борьбе с нацистской Германией. "Мой отец был командиром танка во время войны. Во время битвы за Кенигсберг он получил тяжелое ранение, которое сделало его инвалидом. Он лично боролся с фашизмом. Светлана прекрасно понимает, что такое фашизм. У нас до сих пор хранятся медали ее деда".
По словам Елены, отношение изменилось после распада Советского Союза. "Мое поколение было советским. Мы были интернационалистами. У нас есть армянские родственники. Мой брат даже женился на японке. Проблема в новом поколении. Они не понимают разницы между национализмом и патриотизмом. Они путают эти два понятия".
***
Дмитрий Дёмушкин одет в футболку Ben Sherman; он заказал тарелку шашлыка и миску борща - свекольного супа. Он говорит по-русски с небольшим дефектом речи и курит сигарету во время еды.
Дёмушкин - лидер Славянского союза, самой радикальной ультранационалистической организации в России. Ему 30 лет, когда я беру у него интервью в 2008 году, и он является ветераном российской ультраправой сцены. Мы встречаемся в пабе в Марьино - разросшемся спальном районе на юге Москвы, застроенном башнями и расположенном в конце салатовой ветки московского метро.
И Рыно, и Скачевский были членами Славянского союза. (По-русски эта организация называется "Славянский союз", "СС". ) "Я не знал их лично. Это были молодые ребята, которые сидели в углу на собраниях. Они были тихие, похожие на мышей", - говорит Дёмушкин. Его группа насчитывает 1 500 членов по всей России, хотя эксперты считают, что число ультраправых активистов составляет около 50 000 человек. Эсеры борются против нелегальной иммиграции и за права русских в России, добавляет он.
Дёмушкин говорит, что его разочаровали радикальные действия многих членов группы - более 100 человек были арестованы, а несколько человек отбывают пожизненные сроки за убийства. (Один из лидеров группы, Николай Королев, был посажен в тюрьму за взрыв на Черкизовском рынке в августе 2006 года, в результате которого 14 человек погибли и 49 были ранены бомбой, оставленной у вьетнамского кафе).
"Эта тактика была ошибочной", - утверждает Дёмушкин. Он также считает, что Россия должна воссоединиться с Украиной и Белоруссией, восстановив старые западные границы Киевской Руси. Чечня и другие мусульманские республики не входят в состав России, добавляет он.
Дёмушкин наиболее правдоподобен, когда говорит об угрозе, которую Славянский союз сейчас представляет для Владимира Путина. За последнее десятилетие Путин вытеснил практически всю независимую политическую активность в России, считает он. Осталось только два оппозиционных движения, утверждает Дёмушкин, - ультранационалисты и демократические либералы.
Дёмушкин презрительно относится к либералам - "многие из которых евреи", - хотя и разделяет их антикремлевскую позицию. Но если демократы слабы, разобщены и маргинализированы, то ультраправые пользуются гораздо более широкой поддержкой. Они опираются на элементы, находящиеся глубоко внутри могущественной российской бюрократии и правоохранительных органов, включая ФСБ. (И Рыно, и Скачевский были связаны с бывшим ультраправым депутатом в российской Думе. Официально они работали в качестве его помощников).
Дёмушкин описывает путинскую Россию как "полицейское государство", которое сохранило худшие стороны Советского Союза, избавившись при этом от хороших. "Это может показаться парадоксом. Но наше движение сейчас борется за свободу. Именно националисты борются за свободу слова и собраний. Ни у кого другого нет на это сил. Все остальные напуганы", - говорит он.
Дёмушкин является одним из основателей "Русского марша", массового ультраправого собрания, проводимого 4 ноября. В 2008 году полиция и сотрудники федеральной службы безопасности разгоняют марш в Москве, арестовывая 1000 человек, включая Дёмушкина. Однако его освобождают после нескольких часов содержания под стражей и штрафуют на 1 000 рублей (23 фунта стерлингов) - мизерная сумма по сравнению с наказаниями, которым подвергаются некоторые продемократические демонстранты.
Российские власти явно обеспокоены ростом ультраправых, чья политическая привлекательность растет по мере того, как страна погружается в экономический кризис и стагнацию. В падении уровня жизни винят иммигрантов. За четыре года моего пребывания в России я не увидел никаких перспектив прозападной оранжевой революции.
Но возможность ультранационалистического восстания против власти Путина реальна и растет. Скинхеды - прыщавая подростковая армия расистов из низшего среднего класса - представляют собой серьезную угрозу для железной хватки Кремля. Как и политические партии, которые пропагандируют и поддерживают ксенофобию.
В 2005 году националистическая оппозиционная партия "Родина" была лишена права участвовать в московских выборах после того, как ее кампания, включавшая лозунг "Очистим город от мусора!", была признана разжигающей расовую ненависть. Сторонники Путина с облегчением восприняли тот факт, что вызов "Родины" был сорван, но ее лидеры вряд ли стали изгоями. В 2007 году Дмитрий Рогозин, лидер "Родины" в 2005 году и автор лозунга "Очистить от мусора", назначается представителем России в НАТО.
В декабре 2010 года в России происходят самые серьезные за всю историю страны расовые волнения. Катализатором стало убийство болельщика московского "Спартака" 28-летнего Егора Свиридова. Он погибает 6 декабря в результате драки на Кронштадтском бульваре между кавказской молодежью и бандой российских футбольных болельщиков.
11 декабря до 2500 ультраправых активистов собираются на Манежной площади, прямо под стенами и шпилями Кремля. Они пришли выразить свою поддержку Свиридову. Московский ОМОН обычно хорошо подготовлен к подавлению любых гражданских беспорядков: оппозиционеров в считанные минуты увозят в поджидающие милицейские фургоны. Но в этот раз ОМОН оказался в меньшинстве.
Активисты в толпе начинают нападать на темнокожих прохожих. Когда в дело вмешалась полиция, скинхеды переключились на ОМОН, используя сигнальные ракеты, ножи и металлические прутья. После 30-минутного боя, в котором скинхеды имели преимущество, прибывает подкрепление. В итоге полиция одерживает верх. По меньшей мере 32 человека получают ранения, в том числе пять полицейских. Расовые волнения вспыхивают по всей столице и в других городах России. Они продолжаются в течение нескольких месяцев.
В Москве зарезан молодой киргиз. В московском метро происходят нападения на людей неславянской внешности. Православная церковь России мрачно предупреждает об "этнической войне". Милиция задерживает 60 скинхедов, только чтобы затем отпустить их.
Путин в темноте навещает могилу Свиридова, возлагая на белый снег букет ярко-красных гвоздик. По мнению либералов, решение отдать дань уважения лишь подчеркивает сомнительные отношения Кремля с национализмом.
В действительности же правящий российский режим сам виноват в том, что в стране царит этническая напряженность. На публике Путин и Медведев, конечно, осуждают этническое насилие. Но Путин также счел полезным разыграть националистическую карту - напасть на Запад и другие внешние "силы", которые якобы хотят сделать Россию слабой.
По словам Верховского, есть явные свидетельства того, что в прошлом власти поощряли и даже напрямую поддерживали ультранационалистические группировки.
В декабре 2010 года шеф московского бюро Financial Times Чарльз Кловер сообщает, что члены другой неонацистской ячейки, Национал-социалистического общества (с тех пор расформированного), получают 25 000 рублей в месяц - чуть больше 500 фунтов стерлингов - "через сложную систему неотслеживаемых банковских карт". Кто им платил? Никто не знает. Но один из подозреваемых - ФСБ. Возвышение ультраправых, рассуждают некоторые, оправдывает необходимость жесткого кремлевского правления.
Но Верховский считает, что эта стратегия может дать опасную осечку. "Я думаю, что часто чиновник думает, что он манипулирует определенной неонационалистической группой, но эта группа может манипулировать им", - сказал он американцам в ноябре 2009 года, согласно утечке информации из каблограммы Госдепартамента США. В телеграмме, подписанной послом США в Москве Джоном Байерли, отмечается, что российское правительство сейчас пытается "отойти от националистического периода", к которому само привело. Это может оказаться "непростой задачей", отмечает он.
В декабре 2008 года Рыно и Скачевский получают по 10 лет тюрьмы - максимальный срок, допустимый для несовершеннолетних. Пятеро других членов их банды получают от 6 до 20 лет. Присяжные оправдывают Светлану Аввакумову и еще одного мужчину из банды. Во время суда скинхеды не проявляют никаких угрызений совести: они часто хихикают над семьями своих жертв.
Рыно произносит последнюю речь перед присяжными. В своей бессвязной речи он объясняет, что совершил убийства ради "царя, страны и монархии". Позже он объясняет, что после тюрьмы намерен начать новую карьеру. Он хочет стать политиком.
*
Марта Абрамян показывает мне семейные фотографии. На одной из них Карен танцует с их дочерьми на вечеринке; на других снимках семья из пяти человек отдыхает в Египте, рядом с верблюдом; есть черно-белые фотографии детства ее мужа в Баку, Азербайджан. Пара познакомилась и ухаживала в Баку, но в конце 80-х годов переехала в Москву после начала войны между Азербайджаном и Арменией. Карен учился в Московском университете, затем поступил на работу в страховую компанию "Гармед" и стал ее генеральным директором. Он писал стихи и сочинял песни.
"Он был прекрасным отцом, прекрасным сыном и прекрасным мужем", - говорит Марта. Она добавляет: "Я никогда не думала, что с моим мужем может случиться такое. Мы считали себя настоящими гражданами России. Мы здесь работаем. Мы платим налоги. Это наша страна".
Мы встречаемся в квартире родителей Карена, 75-летней Аси и 76-летнего Георгия; пожилые супруги сидят на диване, держа в руках фотографию сына в рамке; убийство сына возмущает их до сих пор. Семья живет в юго-западном пригороде Москвы - Юго-Западном районе, популярном среди состоятельных армян. Через час, в течение которого нас прерывали телефонные звонки из суда - процесс по делу скинхедов только что закончился, - Марта отводит нас на место, где был убит Карен.
Рядом с входом она посадила небольшую зеленую ель. Они с детьми по-прежнему живут на девятом этаже; каждый день они проходят мимо места, где он лежал при смерти. "Это чтобы мы помнили папу", - говорит она. "Без него очень тяжело. Остается только пустота. Ничто не может заполнить пустоту".
ГЛАВА 12 Соседи
Район Черемушки, Ош, юг Кыргызстана
16 июня 2010 года
У России, как и у других стран мира, есть регионы, в которых она имеет привилегированные интересы.
ПРЕЗИДЕНТ ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ, СЕНТЯБРЬ 2008 ГОДА
Когда я приезжаю в Москву, мой русский язык находится на начальном уровне. Я начинаю учить язык, находясь в академическом отпуске в 2006 году и вернувшись в Оксфорд после трех с половиной лет работы корреспондентом "Гардиан" в Берлине. Я начинаю с курса для начинающих. Его название - "Через Россию. . . с любовью". Сидя на кухне съемного дома на Обсерватор-стрит, я слушаю русские диски. В книге есть несколько интересных персонажей. Среди них английский журналист Майкл Кронин, приехавший в Москву, и общительный русский профессор Олег Петрович Белов. В книге есть семейная тайна, круиз по Волге и краткая история московского метро.
Первый урок включает диалог о том, как пройти российский паспортный контроль:
Чиновник: Вы Кронин?
Майкл: Да, я Кронин.
Чиновник: Где ваш паспорт?
Майкл: Вот, пожалуйста, мой паспорт. А это моя виза.
Чиновник: Хорошо, спасибо. Вот ваш паспорт и виза.
Олег ждет встречи с Михаилом в аэропорту. С ним его юная подопечная Катя, студентка.
Катя спрашивает Олега: "А Михаил не шпион?".
Олег отвечает: "Нет, Майкл не шпион". Майкл не занимается шпионажем, а, как объясняет Олег, является "журналистом, музыкантом и оптимистом".
Я впервые сталкиваюсь с распространенным с советских времен бытовым русским представлением о том, что все английские журналисты - шпионы.
Дважды в неделю у нас с Фиби бывают уроки русского языка с Ириной Дадделл, седовласой русской эмигранткой, которую нам порекомендовал факультет иностранных языков университета. Мы сидим в светлой гостиной Ирины в ее бунгало в Саммертауне. Ирина знакомит нас с лексикой, которая пригодится в Москве, - например, мы учим слово tusovka - вечеринка. Мы осваиваем кириллицу. Это происходит на удивление быстро. У меня складывается ошибочное впечатление, что учить русский язык будет легко. Это не так. Изучение кириллицы похоже на прогулку по предгорьям перед эпическим восхождением на Эверест.
По-настоящему я продвигаюсь в изучении языка только после того, как мы приезжаем в Москву. Я начинаю занятия с Викторией Чумириной, невысокой, эльфийской женщиной лет 30 с темными волосами и умными мягко-карими глазами. Вика - сотрудник филологического факультета престижного Московского государственного университета. Ее основная работа - преподавание студентам, а уроки журналистам она дает, чтобы подкрепить свою скудную академическую зарплату. Вика - требовательный преподаватель. Вскоре я понимаю, что она выбирает своих учеников, а не наоборот. Мы соседи, она живет с мамой и кошкой в заваленной книгами квартире на Соколе, в стороне от Ленинградского шоссе.
Постепенно мы переходим к русским глаголам движения, определенным и неопределенным, а также перфектным и имперфектным - ехать/ездит, лезет/лазит, плавает/плавает. Я узнаю об ударении. (Подчеркните не ту часть слова, и вас никто не поймет). Мы начинаем читать русскую классику. Мы читаем рассказы Ивана Бунина, короткие произведения, в которых описывается затерянный мир дореволюционных ухаживаний и несчастных любовных отношений; прозаические произведения советских писателей-эмигрантов 70-80-х годов, таких как Сергей Довлатов, мастер жесткой иронии; роман Лидии Чуковской, действие которого происходит в 1930-е годы в разгар сталинских чисток и разворачивается в медленных, призрачных отрывках. В моей грамматике растет число загнутых уголков. Я роняю в снег рассказ Виктора Пелевина.
Один из моих любимых текстов - "На даче". Это простое прозаическое произведение Антона Чехова. Муж средних лет получает записку от таинственной женщины, которая зовет его на свидание в старую дачу. Записка гласила: "Я вас люблю. . . Простите меня за это признание в любви, но я не могу больше молчать. Я молода, красива, чего еще желать?". Приехав, он обнаруживает, что его шурин Митя уже ждет на том же месте, получив такую же записку. . . Эта история - восхитительная мини-сатира на мужское тщеславие и женское коварство, в которой женщины берут верх.
Я наслаждаюсь нашими русскими беседами. Зимой занятия проходят в моем мрачном офисе. Но летом мы иногда работаем дома, сидя в саду под березой. Мы с Викой болтаем по 20 минут, прежде чем открыть учебник по грамматике. Мы говорим о разрушении старой Москвы и гибели лип, которые когда-то украшали ее бульвары; о жестокости мэра Москвы Юрия Лужкова; об общей атмосфере политической безнадежности. Я уже знаю, как по-русски называется ландыш - landyshi. Но когда над нашей входной дверью гнездится пара соловьев, заливисто поющих в ранние летние часы, я узнаю еще одно заманчивое русское существительное - наши крылатые гости - solovi.
Вика - идеальный собеседник. Она отзывчива (пока я выражаюсь правильными фразами) и терпеливо относится к моим неумелым попыткам выговорить русскую букву "р". Мы не всегда сходимся во взглядах на политику - например, ее возмущает НАТО и его бомбардировки Белграда. Но мы находим взаимоприемлемое пространство. По мере того как мой русский становится все более беглым, грамматические задачи становятся все сложнее. Мы тратим месяцы на приставки. Префиксы превращаются в фугу; они повторяются в моей голове в метро на работу - вариации "за", "про", "на", "от", "пере" - пока я мчусь по темным городским туннелям.
Один академик отмечает, что наша московская квартира существует в рамках культурной традиции советских домов с привидениями. В 1921 году Анна Ахматова - знаменитая поэтесса, чей муж был расстрелян, а сын заключен в тюрьму, и которая сама не имела права писать в течение десятилетий, - написала стихотворение. В нем жутко описана похожая обстановка: запертая комната, открытые окна, странное положение вещей, чувство страха. Позже Борис Пастернак - еще один русский писатель, преследуемый государством, - вспоминал, как у него выработалась привычка говорить "Здравствуйте", когда он входил в пустую комнату. Он знал, что "у стен есть уши".
Я не претендую на роль доктора Живаго. Сатирик XIX века Михаил Салтыков-Щедрин писал, что в русском обществе царят "произвол, лицемерие, ложь, хитрость, вероломство и пустота". Все это я понимаю и без обучения. Но именно с Вики я начинаю понимать, а потом и любить трагическую лирику России.
***
Еще до командировки в Москву я знал, что мне понадобится русский язык, чтобы читать российскую прессу и брать интервью. Но я не предполагал, что спустя два десятилетия после распада Советского Союза русский язык остается лингва франка во всех постсоветских государствах, за исключением трех стран Балтии (хотя там тоже говорят на русском).
Русский язык можно услышать и в Астане, столице степей Казахстана, и в прибалтийском городе Риге, расположенном за тысячи километров в Европе. Кроме того, сказывается влияние русской культуры.
Русский язык также пригодится при подготовке репортажей из дальних уголков бывшей советской империи. В июне 2010 года в маленькой, бедной среднеазиатской республике Кыргызстан вспыхивает кровавая этническая война. Спустя два десятилетия страна все еще живет в тени своего коммунистического прошлого.
В южном городе Ош вспыхивают беспорядки, сообщается о перестрелках между киргизской и узбекской молодежью. Очевидцы рассказывают, как толпы киргизов сжигают узбекские деревни, режут жителей и штурмуют полицейские участки. Тысячи напуганных этнических узбеков бегут к границе с Узбекистаном после того, как их дома сжигают. Первые три дня я веду репортаж из Москвы. Но по мере распространения насилия, грозящего разжечь региональный кризис с участием соседей Кыргызстана, я вылетаю в столицу Кыргызстана Бишкек.
Переполненный самолет "Аэрофлота" прибывает в Бишкек в 5 утра по местному времени. Поспав несколько часов в бишкекском отеле, я отправляюсь внутренним рейсом в Ош, который пролегает через заснеженные горы Тянь-Шаня. В аэропорту Оша царит хаос: сотни китайских рабочих ждут во внутреннем дворе, отчаянно пытаясь спастись. Дорога из аэропорта в центр города превратилась в снайперскую аллею. Она проходит через узбекскую деревню. Транспорта нет; похоже, мне придется спать на автостоянке. В конце концов киргизские солдаты предлагают подвезти меня в кузове своего армейского грузовика. Я надеваю бронежилет. Ложусь плашмя. Тони Хэлпин из лондонской "Таймс" делает то же самое. Мы проезжаем. Мы въезжаем в разрушенный центр Оша и регистрируемся в гостевом доме "Санрайз".
Масштабы этнических убийств в Оше становятся мрачно очевидны на следующее утро, когда я еду в узбекский район Черемушки. Большинство домов превратились в почерневшие остовы; выжившие ведут меня на сожженную улицу, где одна жертва все еще лежит в своей постели. От него мало что осталось: только позвоночник и бедро, похожие на лобзик. За углом выжившие узбеки занимаются извлечением тел семи маленьких детей. Они были сожжены - вместе с матерью, - пока прятались в темном подвале.
Пока я стою у их дома, очевидцы рассказывают, как местное кыргызское население напало на узбекское меньшинство - попытка геноцида, говорят они мне. Насилие вспыхнуло четырьмя днями ранее, возможно, из-за ссоры в казино. Но, по их словам, многое из этого выглядит тщательно скоординированным. Нападения застали врасплох процветающие узбекские районы города, застроенные садовыми бунгало и расположенные под резко возвышающейся горой.
Узбекский адвокат Рустам рассказал мне, что произошло. "Все началось в пятницу в обеденное время", - говорит он. "Это происходило тремя разными волнами. Кыргызстанцы въехали в Черемушки на бронетранспортере. Это проложило дорогу. Некоторые из них были одеты в армейскую форму. Сначала мы почувствовали облегчение. Кто-то пришел нас спасать, подумали мы. Потом БТР открыл огонь и начал беспорядочно расстреливать людей".
Рустам продолжает: "За ними шла вторая волна. Это была толпа из примерно 300 киргизских молодых людей, вооруженных автоматическим оружием. Большинство из них были очень молодыми - от 15 до 20 лет. Третья волна состояла из мародеров, среди которых были женщины и молодые парни. Они похищали все ценное, складывая в машины. Затем они подожгли наши дома".
Свидетельства этого погрома можно найти повсюду. Соседи рассказывают, как толпа пронеслась по аллее с аккуратными кустами роз и остановилась у дома молодой узбечки Зарифы. Они ворвались в ее двор. Убедившись, что она этническая узбечка, они сорвали с нее одежду и отрезали пальцы. После этого они убили ее и ее маленького сына, выбросив их тела на улицу. Затем они перешли к следующему дому.
Я стою во дворе Зарифы, рядом с обгоревшим вишневым деревом. "Они были как звери", - вспоминает сосед Зарифы Бахтир Иргайшон, указывая на выщербленный каркас кровати, на которой была изнасилована Зарифа. Осталось несколько кастрюль и сковородок; остальная часть дома семьи представляет собой обугленные руины. Муж Зарифы Ильхам пропал без вести, говорит Иргайшон, вероятно, погиб.
По словам Рустама, официальное число погибших в результате беспорядков - 178 человек и 1800 раненых - сильно занижено. Он считает, что погибло около 2 000 узбеков, поскольку погромы быстро распространились из Оша в соседний город Джалал-Абад, расположенный в 30 милях, и в другие узбекские деревни на юге. (Позднее международное расследование установило, что число погибших составило 470 человек - больше, чем по официальным данным, но меньше, чем по оценкам Рустама). "Я сам нес 27 тел. Это были просто кости", - говорит Рустам. "Мы говорим о геноциде".
Когда насилие в основном утихло, и лишь редкие выстрелы нарушают вечерний комендантский час в Оше, я спрашиваю выживших в Черемушках, кого они винят. Некоторые называют свергнутого президента Кыргызстана Курманбека Бакиева: они описывают насилие как преднамеренную попытку Бакиева отомстить новому руководству страны, испытывающему трудности. Бакиев бежал из страны в апреле 2010 года после кровавых протестов в столице Кыргызстана. Его сторонники по-прежнему контролируют большую часть юга страны. Они доминируют в моноэтнической кыргызской милиции и силовых структурах Оша, а также контролируют местную мэрию.
Многие считают, что беспорядки произошли при попустительстве местной администрации. Это выглядит весьма вероятным. Но я подозреваю, что в дело вступили и другие, более давние исторические обиды. Этнические узбеки составляют 15 % от 5,6-миллионного населения Кыргызстана. Они доминируют в городах Ош и Джалал-Абад. Эти древние поселения вблизи Ферганской долины оказались в современном Кыргызстане случайно - когда Сталин сбросил их туда осенью 1924 года.
Идея Сталина заключалась в том, что присоединение этих узбекских городов побудит кочевых кыргызов отказаться от своих традиций и найти свое место в новой пролетарской верхушке. Но у него был и другой мотив. Он хотел разделить мозаичные национальности Центральной Азии, оставив их слабыми, соперничающими и, следовательно, зависимыми от центра. Ферганская долина когда-то находилась под властью одного феодального правителя - Сталин разделил ее между Узбекистаном, Таджикистаном и Кыргызстаном. Его внутренние границы работали при коммунизме. Но это советское наследие, превратившееся в аномальные государственные границы, сегодня представляет собой бомбу замедленного действия.
"Мы трудолюбивые люди. Мы никогда не были кочевниками, как кыргызы. Мы никогда не жили в юртах. Последние две тысячи лет мы строили каменные дома", - говорит мне Рустам, когда мы проходим мимо обугленных останков BMW у дома успешного узбекского бизнесмена. Он признает, что узбеки в этом городе обычно жили лучше, чем их соседи-киргизы. "Со времен Шелкового пути мы занимались коммерцией и торговлей. Мы успешны. Кыргызстанцы завидуют и обижаются на это".
Я наблюдаю за тем, как жители, пережившие натиск, копаются в обломках. Ласточки порхают над просторными, но теперь выпотрошенными семейными виллами; чей-то домашний какаду укрывается в живых изгородях; солнце яростное и яркое. События предыдущей недели не имеют смысла, говорит Рустам, - они предвещают возвращение к варварству в эпоху, которая, казалось бы, управляется международными правилами и институтами. "Нас обстреливали целых три дня", - говорит он. "Это было государство против нас. Это была целая система. Все".
Я еду в центр Оша, где стоит гигантская статуя Ленина. Здесь я вижу, что большинство узбекских предприятий лежат в руинах. Кто-то взорвал ресторан "Юпитер". Они также разгромили соседний супермаркет, где среди нескольких обугленных апельсинов копошится собака. На стенах кыргызские граффити гласят: "Узбеки отвалите" и "Смерть узбекам". Магазины с надписью "KG" для кыргызов спасаются от огня.
Когда начались беспорядки, тысячи узбеков в панике бежали к границе с Узбекистаном, всего в 5 км от Оша, по дороге, проходящей мимо высоких тополей, сельскохозяйственных поселений и полей кукурузы. Не все успели: один из очевидцев вспоминает, как двое узбекских юношей невольно въехали в толпу кыргызов в центре города. "Они вытащили двух узбекских парней из машины и убили их менее чем за пять минут, используя палки и ножи", - рассказывает Майя Ташболотова. "Затем они бросили их в реку Ак-Бура". Она видела, как это происходило, заглянув через свой забор, расположенный примерно в 25 метрах от моего гостевого дома.
Я еду к переходу через границу с Узбекистаном. Десятки тысяч беженцев уже бежали оттуда, и это похоже на серьезный гуманитарный кризис. В начале узбекского района я выхожу из машины: наш водитель-киргиз слишком напуган, чтобы ехать дальше. Местные узбеки, стоящие на контрольно-пропускном пункте, подсаживают нас в свой BMW. Мы едем по горной дороге к границе. На узбекской стороне солдаты в форме патрулируют забор из колючей проволоки высотой 5 футов. Рядом, на киргизской стороне, узбекские дети-беженцы моются в ручье; старушке с избитым лицом оказывают помощь в импровизированном медпункте. Настроение - гнев, травмирующее неверие и предательство. Многие девушки, прибывшие на границу, были изнасилованы, говорят мне очевидцы.
В медицинском центре 35-летний врач-узбек тихо плачет в углу. "Зачем я учился на хирурга? Неужели ради этого?" - говорит он. Доктор говорит, что многие жертвы из Узбекистана получили пули в лицо и голову. Медсестра показывает мне кадры со своего мобильного телефона, на которых запечатлен узбекский мужчина, которого облили керосином и подожгли. Его голова и руки представляют собой почерневшие обрубки. У него нет глаз. Он слабо размахивает руками, представляя собой пародию на жизнь. Он умер в муках за два дня до моего приезда.
"Нас дискриминировали в течение 20 лет", - говорит доктор, имея в виду этнические беспорядки, вспыхнувшие в окрестностях Оша в 1990 году, незадолго до распада Советского Союза. В последнее время, по его словам, кыргызский шовинизм усиливается. Слабость нового переходного правительства в Бишкеке подпитывает его, а также опасения кыргызских политиков, что узбекское меньшинство попало под влияние сепаратистски настроенных лидеров, считает доктор.
Я вижу мало признаков гуманитарной помощи. Кыргызские водители боятся заезжать в узбекские кварталы. Узбеки демаркировали свою территорию, вырубая кленовые деревья и строя импровизированные баррикады из сгоревших автомобилей. В городе кыргызские солдаты установили контрольно-пропускные пункты, чтобы продемонстрировать свою силу постфактум. Некоторые местные жители, с которыми я разговаривал, обвиняют в беспорядках узбекскую молодежь, которая, по их словам, разграбила местное казино в споре о деньгах.
***
Вечером, вернувшись в гостевой дом, я пишу депешу для "Гардиан". Мало кто за пределами региона может найти Кыргызстан на карте или даже произнести его по буквам. Но история массового убийства, разыгравшаяся среди женщин и детей, не имевших возможности бежать, трогательна и важна. За пять лет в стране произошли две революции - в 2005 и 2010 годах, а теперь еще и эта, самые серьезные этнические беспорядки за последние два десятилетия.
Я также размышляю о поразительном этническом разнообразии Кыргызстана, которое сохраняется уже после исчезновения Советского Союза. После 1991 года многие русские, проживавшие в Центральной Азии, переехали в новую Российскую Федерацию. Но миллионы этнических русских остались за ее пределами, покинутые уходящим потоком советской истории. Судьба этнических русских, живущих в Эстонии, Литве и Латвии, является источником постоянной напряженности в отношениях между странами Балтии и Москвой.
На следующий день я еду в Джалал-Абад. Вблизи другого участка узбекской границы, деревни Бекобат, я обнаруживаю 6 000 этнических узбекских беженцев, разбивших палаточный лагерь. Международная помощь по-прежнему не поступает. Беженцы говорят, что бежали после того, как погромы распространились от Оша до Джалал-Абада, третьего по величине города Кыргызстана. Они добавляют, что озадачены тем, что международное сообщество не реагирует на их бедственное положение и даже не замечает его.
Одна женщина, Адина Хайдарова, рассказывает, как ей удалось спастись, когда пламя охватило ее дом на улице Ленина, главной магистрали Джалал-Абада - название еще один отголосок советского прошлого. Снаружи кыргызская толпа поджигала узбекское имущество. Адина бежала из дома вместе с двумя внуками и больным мужем Затуламом. Они ушли через черный ход, спотыкаясь на полях, и присоединились к плачущей колонне женщин и детей, направлявшихся к узбекской границе. Она шла 14 часов - жалкий, изможденный, страшный исход. В какой-то момент над головой пролетел киргизский военный вертолет. Вдалеке огонь из узбекского квартала освещал ночное небо. "Мы думали, что они будут стрелять в нас", - говорит 56-летняя Адина. "Мы пытались спрятаться. Но они не стреляли. Вместо этого мы слышали, как они смеялись над нами".
В конце концов семья нашла убежище в Бекобате, сельскохозяйственном поселении в паре миль от границы. Первые четыре ночи они спали на травянистом открытом поле рядом с ореховым деревом. Затем они перебрались в крошечный однокомнатный домик с телевизором, чайником и растением герани. Затулам, у которой проблемы с сердцем, досталась единственная кровать. Когда я приезжаю туда, там живут 15 взрослых и детей. "Места мало, поэтому мы спим посменно, укладывая детей на колени", - объясняет Адина. "У нас нет абсолютно ничего. Дети голодные. У нас почти нет еды. Единственное, что мы едим, - это то, что дают нам местные жители". Адина показывает мне скудный пластиковый пакет, в котором лежит полкило грязной картошки и невпечатляющая капуста. Она добавляет: "Как я смогу накормить этим 15 человек?". Другие говорят, что у них нет лекарств, проточной воды и подгузников; Затулам ворчит, что дети писают на его матрас.
По данным неправительственных организаций, в результате этнических нападений более 400 000 узбеков вынуждены покинуть свои дома. Когда я приезжаю туда, 100 000 узбеков живут во временных лагерях в соседнем Узбекистане. Отсутствие интереса мирового сообщества к этому региону - распространенная жалоба. "Мы на пути к тому, чтобы стать вторым Афганистаном", - говорит Фаркат Мацаков, представитель импровизированного комитета по оказанию помощи в деревне. Узбекское меньшинство страны чувствует себя полностью преданным, добавляет он: "Мы больше никому не доверяем. Местная администрация, полиция, запад - все они нас подвели".
Беседуя с Фаркатом, трудно не прийти к выводу, что будущее Кыргызстана мрачно. Большинство узбеков доверяют новой временной администрации страны, возглавляемой Розой Отунбаевой, карьерным дипломатом и бывшим послом Кыргызстана в Лондоне. Она пришла на смену свергнутому Бакиеву, который сам сместил предыдущего президента в ходе "тюльпановой революции" 2005 года. Спустя несколько месяцев после того, как новое правительство взяло на себя ответственность, теневые националистические силы, сотрудничающие с армией и полицией, устроили свои собственные яростные погромы против узбеков страны.
Я возвращаюсь с границы в Джалал-Абад. Я узнаю, что беспорядки были похожи на те, что происходили в Оше: бронетранспортеры использовались для убийства беззащитных гражданских лиц и расчистки дороги для толпы, орудующей ножами и палками. "То, что произошло в обоих городах, было геноцидом, холокостом", - говорит Алишер Каримов, местный узбекский журналист; мы встречаемся у здания администрации. "Это было очень хорошо организовано".
Я приглашаю Каримова на обед. Мы находим кафе рядом с базаром, где подают тарелки с жареными яйцами и сосисками. Для киргизского населения жизнь почти вернулась в нормальное русло: на пестрых столах продаются лепешки. На окраине города я вижу кыргызских пастухов в ярких национальных шапках, которые гонят свой скот по горной дороге к зеленым летним пастбищам. Но для узбеков кошмар продолжается. За обедом у Каримова дрожат руки, он почти не притрагивается к еде, прикуривает сигарету, говорит и говорит. В конце нашей трапезы он начинает плакать. Среди других выживших я нахожу схожие настроения: гнев, неверие, вызов. Беженцы показывают мне кадры с мобильного телефона, на которых запечатлен мертвый узбекский подросток, застреленный в Оше. Пуля из пушки бронетранспортера снесла ему одну сторону головы.
Адина говорит мне, что не намерена покидать Джалал-Абад, хотя ее дома больше не существует. Город назван в честь Джалала, узбекского воина-героя XIII века, - говорит она. "Мы хотим остаться здесь. Это наша страна. Это наш город. Мы не собираемся его покидать. Они [кыргызы] - приезжие". Как она может жить бок о бок с людьми, которые сожгли ее дом? "Мы не можем. Они наши враги".
***
В 2007 году Уильям Бернс, посол США в Москве, определил пять "принципов" внешней политики России. Принцип номер один для Кремля, отмечает Бернс в утечке дипломатической информации, - это "завоевание международного признания в качестве великой державы и максимальное усиление глобального влияния России". Второй - "защита территориальной целостности суверенных государств", третий - "содействие вовлечению всех заинтересованных сторон, даже "неугодных", в мирное урегулирование". Четвертое и пятое - "сведение к минимуму перспектив дальнейшего расширения НАТО на восток" и "расширение российского экспорта, включая оружие, в любую страну, у которой есть деньги".
Посольство США в Москве также предоставляет полезные информационные записки для приезжающих американских чиновников, объясняющие менталитет их российских хозяев. В этих записках излагается история обид, стоящих за напористой и зачастую конфронтационной внешней политикой Путина и его колючими отношениями с Западом. Самое запоминающееся выступление Путина прозвучало во время речи в Мюнхене в 2007 году, в котором он обрушился с яростной критикой на власть США. Он осуждает "однополярный" мир, в котором США занимают главенствующее положение, и призывает к "многополярному" миру.
По словам США, россияне, представляющие весь политический спектр, до сих пор испытывают обиду за то, что их, по их мнению, "унизили" американцы и европейцы в период острой слабости России в 1990-х годах. Они также считают, что важные жесты Путина - например, его помощь в организации войны в Афганистане под руководством США после 11 сентября - остаются неоцененными. Москва по-прежнему категорически против того, чтобы США размещали объекты противоракетной обороны в бывших советских республиках. Она считает, что эти объекты подрывают национальную безопасность России и угрожают ее статусу "великой державы". В 2008 году администрация Обамы сокращает планы США по ПРО в Европе, пытаясь снять озабоченность России. Однако спустя три года Кремль все еще недоволен. Медведев даже намекает, что Москва готова разорвать договор New Start с США о сокращении ядерных вооружений (СНВ-III).
В сухом и забавном материале, посвященном глобальной российской индустрии экспорта вооружений, Бернс объясняет, что Москва в основном испытывает "комплекс неполноценности по отношению к Соединенным Штатам". В последние годы Кремль продал военное оборудование на миллиарды долларов таким странам, как Венесуэла, Иран, Сирия и Судан. Бернс пишет: "Некоторым российским политикам доставляет глубокое удовлетворение бросать вызов Америке во имя многополярного миропорядка и заниматься расчетами с нулевой суммой. . . Хотя эксперты по-прежнему считают прибыль главной целью России, все отмечают вторичное удовольствие от причинения неудобств США путем продажи оружия антиамериканским правительствам в Каракасе и Дамаске". Под этими продажами оружия скрывается стремление России "серьезно воспринимать себя в качестве глобального партнера".
За четыре года работы в Москве я написал множество статей о российской внешней политике. В этот период Путин возрождает советскую практику демонстрации ракет, танков и тяжелого вооружения во время ежегодных парадов на Красной площади в День Победы. После первого года работы в Москве я почти не получаю официальных приглашений; министерство иностранных дел включает меня в черный список участников своей ежегодной вечеринки.
Но необъяснимым образом я каждый год получаю белый билет с золотой надписью, чтобы посмотреть парад на Красной площади; мне даже выделили место рядом с могилой Ленина, рядом с VIP-трибуной. Я пишу статьи, когда Путин разрывает договор об ограничении обычных вооруженных сил в Европе, претендует на большой кусок Арктики и проводит военные игры с Китаем и четырьмя странами Центральной Азии. Он также возобновляет дальнее патрулирование над Атлантическим, Тихим и Северным Ледовитым океанами на устаревших российских ядерных бомбардировщиках ТУ-95. Западные эксперты не впечатлены этим жестом. "Это размахивание руками. Вот что это такое", - говорит мне один из них.
Однако самой сложной областью российско-американского соперничества являются не патрульные миссии бомбардировщиков, а "ближнее зарубежье" России. Это словосочетание охватывает бывшие советские республики, которые сегодня являются суверенными соседями России: три страны Балтии, Украину, Грузию, Беларусь и Молдову, Армению и Азербайджан, а также пять центральноазиатских "-станов". Эксперт по внешней политике Дмитрий Тренин отмечает,что после распада Советского Союза Россия избавилась от коммунизма и потеряла свою историческую империю. С тех пор она пытается найти свою роль. В то же время, пишет Тренин, Россия ведет себя так, как будто она одновременно вошла в две двери: одна - в глобализированные рынки XXI века, другая - обратно в мир имперской Большой игры XIX века.
Спустя месяц после войны в Грузии Медведев формулирует новую внешнеполитическую доктрину России - о том, что она имеет "зону привилегированных" интересов в соседних странах. Другими словами, Москва имеет право влиять на их внутренние дела. Администрация Обамы отвергает это. Более того, Барак Обама сказал Путину, что эта идея относится скорее к XIX, чем к XXI веку. Тем не менее, Кремль по-прежнему глубоко враждебен вторжению США в свое "ближнее зарубежье". И - как показала война 2008 года в Грузии - он готов защищать свои интересы с помощью военной силы. Он также решительно выступает против расширения НАТО.
У России есть множество стратегий давления на своих соседей. Но самым мощным ее оружием является энергетика. Дважды, пока я был корреспондентом в Москве, Россия отключала газ соседней Украине - в 2006 и 2009 годах. Существует множество других политически мотивированных отключений (или угроз отключения) странам Балтии, Беларуси и Туркменистану. "При СССР на нас было направлено дуло пистолета. Теперь на нас направлено дуло трубопровода", - ворчит министр иностранных дел Литвы Пятрас Вайтекунас, согласно утечке дипломатической записки, после того как Москва прекращает поставки газа в Литву летом 2006 года.
Но Москва не всегда добивается своего. Ее попытки создать региональную политическую систему с Москвой в центре часто оказываются безуспешными. Ни один из ближайших соседей России не последовал примеру Москвы, признав независимость Южной Осетии и Абхазии. Даже Беларусь, верный союзник России, отказывается, поскольку отношения между Кремлем и белорусским диктатором Александром Лукашенко скатываются в грязь.
Россия остается важным стратегическим партнером для всех бывших советских республик. Но за закрытыми дверями лидеры стран Центральной Азии негодуют по поводу того, что они считают российским расизмом. В 2009 году президент Узбекистана Ислам Каримов заявил прибывшей в страну американской делегации высшего уровня, что Россия стремится восстановить зону "привилегированных интересов". Почему, спрашивает он, согласно утечке телеграмм, Россия относится к Финляндии как к независимой стране, а к Узбекистану - нет? Самой большой проблемой России остаются ее "имперские амбиции", обвинил он, наряду с расистским "шовинизмом", проявляемым по отношению к этническим меньшинствам.
Центральная Азия имеет большое стратегическое значение и для США, главным образом из-за войны в соседнем Афганистане и возглавляемой США борьбы с талибами. Весной 2009 года я отправляюсь в Таджикистан, самую бедную страну в этом регионе. Как и Кыргызстан, Таджикистан является перевалочным пунктом для материально-технической поддержки американских войск, воюющих по соседству.
Я прилетаю в Душанбе в конце марта - с морозных и заснеженных улиц Москвы в теплую столицу Таджикистана. Кафе на тротуарах переполнены, небо темно-синее, температура - 24 градуса - идеальная. Я нахожу водителя и отправляюсь в сторону границы с Афганистаном. Мы едем два часа. Дорога проходит через сверкающее горное пастбище. Затем она круто спускается к новому мосту, построенному американцами. На другой стороне, через спокойную реку Пяндж, находится Афганистан и пыльный северный город Кундуз. На этой стороне находится Нижний Пяндж, ранее сонный пункт пересечения.
Именно здесь, на отдаленной границе советской империи, США и НАТО планируют новую операцию. Через несколько недель после моего визита натовские грузовики с невоенными грузами начнут въезжать в Афганистан по этому северному маршруту, минуя опасные пакистанские племенные районы и опасный с точки зрения засад Хайберский перевал. Этот северный коридор необходим для того, чтобы афгано-пакистанская стратегия президента Обамы сработала. Поскольку колонны, снабжающие американские и натовские войска в Афганистане, регулярно подвергаются нападениям талибов на пакистанском маршруте, США снова обхаживают бывшие советские республики Центральной Азии - Таджикистан, Узбекистан, Кыргызстан, Казахстан и Туркменистан.
Как раз перед моим приездом НАТО подписывает соглашение о транзите с Таджикистаном. Она также ведет переговоры о заключении двусторонних соглашений с Узбекистаном и Казахстаном. Основным маршрутом остается Пакистан. Но тихий таджикско-афганский пограничный переход в деревне Нижний Пяндж, где зимой орудовали голодные волки из местных лесов, становится центральным пунктом в афганской кампании Обамы. Я пытаюсь поговорить с таджикским командиром. Он недоступен. Мы едем дальше, в ближайшую деревню. "Раньше мы переправлялись через реку на лодке. Потом американцы построили мост", - говорит 35-летний Расул Нематов, указывая жестом на переправу через реку. Рядом с его палисадником, за линией белья и виноградной лозой, стоит вышка таджикского часового.
Пентагон выделил Душанбе 10 миллионов долларов на усиление безопасности на горной границе - ключевом канале для крупнейшего афганского экспорта, опиума. (Российские пограничники, размещавшиеся здесь до лета 2005 года, получали прибыльную долю от торговли героином, свидетельствуют телеграммы WikiLeaks). Нематов говорит мне, что не возражает против расширения деятельности НАТО. Но, добавляет он, "что нам действительно нужно здесь, так это микроавтобус, чтобы возить наших детей в школу". Он отмечает: "Она находится в пяти километрах. Сейчас они ходят пешком".
До 2009 года мост ежедневно пересекали всего несколько десятков афганских водителей. В Душанбе они заполняли свои грузовики "Камаз" сахаром и другими товарами. Затем они отправлялись домой. Теперь Таджикистан разрешил пересекать мост 250 натовским грузовикам в день. Проезжая по тому же маршруту, я проезжаю хлопковые поля, маленьких мальчиков, продающих рыбу, осликов, ивы и тополя. Пушистые семена - по-русски это выразительное слово "пух" - разлетаются по ароматному зеленому весеннему пейзажу. "Эта дорога в Таджикистан хорошая. Она безопасная, спокойная", - говорит Саид Мухаммед, водитель грузовика из северного афганского города Мазари-Шариф. "Проблема в дороге на юг от Кабула до Кандагара. Я по ней не езжу. Она опасна. Талибы вытащили моего друга из его грузовика и подожгли его".
Длинную тень на последние попытки США закрепиться в Центральной Азии бросает бывшая колониальная держава региона - Москва. Формально Россия предлагает Обаме помощь в его попытках справиться с ухудшающейся ситуацией в Пакистане и Афганистане. Например, она соглашается на переброску через российскую территорию нелетальных грузов, предназначенных для Кабула. Однако в неофициальном плане Россия предприняла решительные шаги по восстановлению своего влияния в Центральной Азии - регионе, который она по-прежнему считает своим задним двором.
В 2001 году Путин и тогдашний президент США Джордж Буш заключили неофициальное соглашение о сотрудничестве в войне в Афганистане, в рамках которого Москва разрешила американским военным создать несколько баз в Центральной Азии. Вскоре, однако, Кремль осознал, что его предали, поскольку, по его мнению, прозападные революции в Грузии и Украине были спровоцированы США. В ответ он заключил закулисные сделки с автократическими правителями Центральной Азии. В 2005 году президент Узбекистана Ислам Каримов, сытый по горло западной критикой его ужасных показателей в области прав человека, выгнал Вашингтон со своей военной базы в приграничном городе Термез.
Вернувшись в Душанбе, я выпил чашку чая с Парвизом Мулладжановым, крупнейшим экспертом по международным делам в Таджикистане. Мулладжанов говорит, что Россия по-прежнему имеет преимущество в новой Большой игре в Центральной Азии. "Она то поднимается, то опускается. С 2001 года американцы имели преимущество в Центральной Азии. Сейчас русские возвращают себе то, что американцы потеряли", - говорит он мне. "На самом деле США никогда не выигрывали эту игру. После распада Советского Союза России удалось сохранить лидирующие позиции в Центральной Азии".
По словам Мулладжанова, Москва значительно активизировала свою военную, экономическую и разведывательную деятельность в регионе. У нее есть и другие преимущества, считает он. "Все постсоветские страны живут в русскоязычном информационном пространстве. Большинство людей смотрят российское телевидение и читают российские газеты. Они видят внешний мир русскими глазами. Это очень мощный инструмент". Американская позиция, напротив, "очень слаба", считает Мулладжанов. Попытки Вашингтона наладить контакт с гражданским обществом и оппозиционными группами не принесли особых успехов в Центральной Азии - регионе, управляемом чередой различных репрессивных суперпрезидентов, каждый из которых, по-видимому, занимает свою должность пожизненно. США сталкиваются с еще одной головной болью в лице Китая, амбициозного претендента на имперские позиции в регионе.
Как раз перед моей поездкой брюссельская Международная кризисная группа выпустила мрачный доклад по региону. В нем ставится под сомнение, насколько разумно Обама полагается на своих новых партнеров, и высказывается мнение, что Центральная Азия немногим лучше охваченного кризисом Пакистана - и это "очень рискованная ставка". Автор доклада Пол Куинн-Джадж отмечает: "Все лидеры этих стран - бывшие советские аппаратчики. . . большинство граждан живут в глубокой нищете, а экономика стран по большей части слаба и неустойчива".
Он добавляет: "Худшие сценарии включают в себя распад государства, дезинтеграцию национальной инфраструктуры, хаотичную борьбу за престолонаследие и исламские повстанческие движения".
***
Со своего гигантского памятника, возвышающегося над Севастополем, Ленин смотрит на Черное море. Внизу, в гавани, пожилые дамы в цветочных купальных костюмах плещутся в теплой сиреневой воде. Вдалеке мерцает российский линкор "Москва", только что вернувшийся с войны в Грузии. Порт Севастополя находится на скалистом южном побережье Крыма, автономной республики в составе Украины, где базируется российский Черноморский флот. После распада Советского Союза Украина заявила, что позволит России сохранить Севастополь в качестве базы до 2017 года. Однако во время моего визита Виктор Ющенко, прозападный президент Украины, хочет, чтобы русские ушли.
Моя поездка на Украину осенью 2008 года совпала с дикими спекуляциями о том, что Крым - после Южной Осетии и Абхазии - может стать следующей целью российских амбиций. Более половины его населения - этнические русские. Чиновники Ющенко обвиняют Россию в том, что она раздает паспорта этническим русским в Крыму, как это было в Южной Осетии. Они опасаются, что спор об использовании базы может быть использован для разжигания сепаратистских настроений, поскольку после референдума Крым отделится от Украины.
В Севастополе, как я обнаружил, настроение населения не просто пророссийское. Более подходящим описанием было бы просоветское, ностальгия по СССР почти повсеместна. Местные жители также решительно выступают против амбиций Ющенко по вступлению в НАТО - планы, которые будут полностью разрушены, когда избиратели сместят Ющенко в начале 2010 года.
Я обращаюсь к Анатолию Каленко, председателю ветеранского объединения Севастополя. "Большинство населения здесь поддерживает присутствие Черноморского флота", - говорит он мне. По словам Каленко, местные жители будут сопротивляться любой попытке избавиться от российского флота, особенно если вместо него базу будут контролировать натовские корабли. "Мы категорически не хотим, чтобы здесь были другие корабли. Ни американцы, ни французы, ни турки", - объясняет Каленко. Он продолжает: "У Великобритании есть традиции мореплавания. Мы уважаем это. Мы помним Нельсона. Но, честно говоря, мы не хотим, чтобы и вы были здесь".
По словам Каленко, на российском флоте работает 25 000 человек. Его ассоциация категорически против любых попыток снести советские мемориалы, украшающие холмистые улицы города. Я заметил, что на его стене приколота карта СССР, а над его столом висит портрет Ленина. По его словам, народные настроения против НАТО неудивительны, поскольку это "агрессивный военный блок".
Многие политики полуострова признаются, что хотели бы, чтобы Крым присоединился к Российской Федерации. "Это миф, что Украина не является частью России. Мы в это не верим", - говорит мне Олег Родилов, пророссийский депутат парламента автономного Крыма. Мы встречаемся в тротуарном кафе возле здания парламента в региональной столице Симферополе и разговариваем - как всегда - на русском языке. По его словам, назвать его взгляды "сепаратистскими" было бы неправильно. "Для вас Украина и Россия - это априори разные государства. Для нас они априори одно и то же", - объясняет он. Связь культуры, языка и православной религии делает Украину и Россию неделимым образованием, считает он. "Мы не верим, что есть какая-то разница. Мы вместе уже 350 лет".
Согласно утечкам информации, Владимир Путин придерживается такого же мнения. По словам министра иностранных дел Польши Радослава Сикорского, он считает Украину "страной, собранной из булыжников", в которой проживает шесть миллионов русских.
Екатерина Великая основала в Крыму военно-морскую цитадель после победы над турками в 1783 году. С тех пор порт является синонимом русской и советской военной славы. Но, как и в случае с Кыргызстаном, именно советское прошлое объясняет сегодняшние разногласия. В 1944 году Сталин депортировал крымских татар и еще несколько гораздо более мелких групп в Среднюю Азию. Он заменил их славянскими жителями из России или находящихся под русским влиянием частей восточной Украины. Большинство новоприбывших были выходцами из бедных городских слоев; они поселились в домах, освобожденных депортированными. У них были слабые связи с Украиной. Еще до 1991 года многие крымские татары - исконные тюркоязычные мусульманские жители полуострова - вернулись обратно. Хорошо образованные и политически организованные, они сегодня составляют 300 000 человек, или 15 % населения Крыма.
Советский лидер Никита Хрущев передал Крым Украинской Советской Социалистической Республике в 1954 году. С тех пор Россия неоднократно подтверждала современные границы Украины. Когда я приезжаю сюда, то застаю националистически настроенных крымских депутатов в возбужденном настроении - они предсказывают, что Крым объявит о своей независимости, если Ющенко продолжит реализацию своих планов по вступлению в НАТО.
"Если Ющенко объявит, что Россия - враг, Крым этого не примет. В Крыму начнется война, может быть, даже мировая", - говорит мне Леонид Грач, пророссийский депутат, когда я захожу к нему в приемную в Симферополе. Грач - фигура более крупная, чем жизнь. У него зачесанные назад белые волосы и жизнерадостная манера поведения. Украина должна отказаться от НАТО, заключить договор о дружбе и сотрудничестве с Россией и продлить аренду российского Черноморского флота, говорит Грач. Именно это и происходит в апреле 2010 года, когда Виктор Янукович, новый пророссийский президент Украины, продлевает договор аренды с Россией на 25 лет. В обмен на это Москва предоставляет ему скидку на газ для Украины.
Но попытки России оказать давление на свое ближнее зарубежье включают не только тупое отключение газа. После "оранжевой революции" в Украине 2004 года Москва начинает систематическую организованную кампанию по финансированию пророссийских групп в Крыму. Ее цель - разжигание межэтнической розни и поддержание напряженности на полуострове. Согласно просочившимся в США дипломатическим запискам, военная разведка России - ГРУ - играет ведущую роль в передаче денег местным неправительственным организациям, выполняющим волю России. (ФСБ, как отмечается в одном из меморандумов, ограничивает свою деятельность контрразведывательными операциями и слежкой за "западными гостями"). Большая часть этих денег поступает не из кремлевской казны, а от мэра Лужкова и его правительства Москвы. Представители мэрии утверждают, что не поддерживают русский национализм, а лишь поощряют русский язык и культуру.
Прямо по дороге от севастопольского музея я вижу офис "Русской общины", одной из нескольких неправительственных организаций, занимающихся продвижением русского языка. Ее председатель Раиса Тальятникова отвергает предположения о том, что она руководит подставной организацией Кремля. "Это наша земля. Мой отец и дядя сражались за эту территорию во время Великой Отечественной войны", - говорит она, используя русское название Второй мировой войны. "Почему мы должны уезжать? Никто не спрашивал нас, хотим ли мы жить в Украине. Никто из нас не собирается никуда уезжать". Она признается, что не будет расстроена гибелью Украины. "Лично я не буду слишком огорчена, если она распадется на части. Все снова будет на своих местах".
ГЛАВА 13. Бэтмен и Робин
Суд над Михаилом Ходорковским, Хамовнический суд, Москва 31 марта 2009 года
Москва - город, богатый слухами и бедный достоверными данными, и теми, кто пишет о политической жизни в ней, приходится постоянно искать разницу между фактами, обоснованными домыслами, подброшенными слухами и просто слухами.
СЕРЖ ШМЕМАНН ИЗ "НЬЮ-ЙОРК ТАЙМС",
ЦИТИРУЕТСЯ В ГАЗЕТЕ "МОСКОВСКИЕ КОРРЕСПОНДЕНТЫ"
Как только я попадаю в свой офис, становится ясно, что произошло нечто странное. Мои друзья из ФСБ нанесли очередной ночной визит. Агент (или агенты) оставил за собой след из умышленных мелких улик. Окно в моем кабинете открыто. (Когда я закрывал его предыдущим вечером в 21.45, оно было заперто. У него две внутренние защелки; снаружи есть решетка). Когда я пытаюсь войти в систему, интернет не работает. Само по себе это вряд ли свидетельствует о заговоре. Но когда я проверяю модем, то вижу, что кто-то выдернул его из розетки. А еще есть мой офисный телефон. Он снят с крючка. Мой незваный гость снял трубку с подставки и демонстративно положил ее на мой стол.
К этому времени я уже стал ветераном в деле разгадывания того, что пытается сказать мне ФСБ. Взлом - с его тройкой малозаметных подсказок - служит напоминанием о том, что я снова занимаюсь историями, которые ведомство считает неприемлемыми. Сегодня 30 июня 2010 года. За день до этого я написал для "Гардиан" длинную статью о поразительном аресте 10 российских шпионов под прикрытием в Соединенных Штатах. Эти русские были частью сети долгосрочных "спящих". Среди них была Анна Чапман, гламурная молодая русская женщина, которая жила в Лондоне и была недолго замужем за англичанином. Аресты вызывают глубокое недовольство Кремля. Они произошли через три дня после визита президента Медведева в Калифорнию и на фоне подъема в российско-американских отношениях.
Моя статья:
55-страничное досье ФБР с унизительными подробностями раскрывает зачастую дилетантское и неуклюжее поведение московских агентов в Америке, которые жили в ряде пригородных домов в Бостоне, Нью-Йорке и Вашингтоне. ФБР заявило, что шпионов настоятельно просили взять американские имена, чтобы они могли слиться с толпой и выуживать информацию у аналитических центров и правительственных чиновников.
Однако ФБР, судя по всему, не скрывалось, а знало о шпионаже как минимум с 2000 года. . . Агенты ФБР тайно наблюдали за многочисленными встречами в кофейнях Манхэттена, во время которых шпионы отправляли данные своим российским кураторам по беспроводной связи со своих ноутбуков. Однако часто технология выходила из строя. Это приводило к отчаянным просьбам к Москве разобраться с проблемой.
Я также упоминаю о "хитроумном шпионском ремесле", используемом русскими для выявления своей стороны. В одной из комических встреч Чапман сообщают, что ее собеседник спросит: "Простите, но разве мы не встречались в Калифорнии прошлым летом?".
На что она должна ответить: "Нет, думаю, это было в Хэмптоне".
Вскоре российские шпионы отправляются на родину. Это самый крупный обмен шпионами между Вашингтоном и Москвой за последние десятилетия. По возвращении, казалось бы, не переводя дыхания, Чапман снимает с себя большую часть одежды для российского журнала Maxim. Она также начинает политическую карьеру в качестве болельщицы возглавляемой Путиным партии "Единая Россия". Путин приветствует своих вернувшихся агентов патриотическим песнопением.
Я был не единственным журналистом, который отнесся к этой истории с некоторой легкостью, в духе мелодрамы времен холодной войны. Мои московские коллеги писали статьи, схожие по тону. Огромный рост российской шпионской деятельности за рубежом после прихода Путина к власти, когда бюджет ФСБ увеличился в три раза, выглядел как упражнение по созданию рабочих мест для хорошо обеспеченных отпрысков российской элиты. (Отец Чапман - высокопоставленный чиновник "дипломатической службы"). Британская Daily Telegraph связалась с бывшим мужем Чапман. Они даже напечатали ее свадебные фотографии. Но по какой-то неведомой причине меня снова выделили для особого наказания. Я записываю это очередное "вторжение" ФСБ на обратной стороне своей синей медицинской папки. Места осталось совсем немного. Приходится втискивать подробности на полях.
К лету 2010 года у меня появилось стойкое предчувствие, что моя карьера московского корреспондента может продлиться недолго. Кажется вероятным, что, если я завершу свой срок службы в обычном режиме, ФСБ вполне может запретить мне возвращаться. Учитывая это, мы решаем провести последний семейный отпуск в России. Мы отправляемся в Сибирь.
***
Час простоял в очереди на Белорусском вокзале. В конце концов мне удается купить билеты: из уральского Екатеринбурга в старую сибирскую столицу Тобольск, из Тобольска в Омск и из Омска в Томск - название, ставшее магическим для поколения британцев среднего возраста благодаря детскому сериалу "Вомблз", вышедшему на BBC в 1970-х годах. Путешествие включает в себя три ночных поезда по транссибирской магистрали. Мы не едем до самого Владивостока. Я никогда не доезжаю до него. С его туманным климатом и репутацией криминальной вотчины это кажется потерей, с которой я могу смириться. Но мы завершаем часть самого длинного в мире путешествия на поезде, часть маршрута длиной 5 752 мили между столицей и побережьем Тихого океана.
Путешествие на поезде - один из самых приятных аспектов нашего знакомства с Россией. В стране, страдающей от коррупции и бюрократии, поезда чистые, хорошо организованные и эффективные. В Екатеринбурге мы приехали на вокзал за два часа до отправления поездов, не зная, что "Российские железные дороги", работающие в нескольких часовых поясах, составляют расписание по московскому времени. В экспрессе до Тобольска у нас купе, дети занимают верхние спальные места. Проводница дает тапочки, газету, закуски, а за 25 рублей приносит черный чай с лимоном в стеклянной чашке с серебряным филигранным подстаканником.
Пейзаж за окном классически русский: березы, деревни с ветшающими дачами и грунтовые дороги, уходящие в тайгу на неопределенное время. На одной из остановок я покупаю копченую рыбу, пиво и чипсы; местные женщины продают ведра с земляным картофелем и горькими семенами из сосновых шишек. Сейчас разгар лета. Солнце почти не заходит. К четырем утра уже светло. Днем сибирское небо прозрачно и бескрайне.
Тобольск оказывается небольшим и очаровательным, с хорошо сохранившимся старым городом и барочным собором. В нем проживает большое количество татар - исконных мусульманских жителей Сибири. Мы - единственные туристы. В Омске идет дождь, дети находят городскую игровую площадку у реки. В остальном это свалка. Томск, напротив, - жемчужина: университетский город с европейским колоритом и несколькими пиццериями; мы осматриваем его старые деревянные коттеджи на муниципальном трамвае. К моему разочарованию и облегчению детей, я обнаружил, что музей ГУЛАГа в Томске закрыт.
В Новосибирске, современной столице Сибири, мы берем джип и водителя, Сергея Кудрина. Кудрин занимается перевозкой туристов в горы Алтая, отдаленный регион Южной Сибири в 2000 милях от Москвы. Советский альпинист, которому сейчас за 50, Кудрин покорил большинство алтайских вершин. Алтайская республика находится на окраине Центральной Азии, на головокружительном пересечении Монголии, Казахстана и Китая. Этот регион популярен среди сибиряков среднего класса, которые занимаются рафтингом, восхождениями на ледники и верховой ездой; европейцев здесь немного.
Дорога до северной оконечности Алтая занимает 14 часов. По российским меркам Алтай совершенно нетронут. Его пышные альпийские долины по мере приближения к монгольской границе сменяются жуткими полупустынями и заброшенными пограничными городками. В одном из них мы видим золотую статую Ленина. Рядом с ним угрюмо сидит семья коз. Повсюду мы видим следы раннего обитания человека. Кочевые скифские племена жили здесь десятки веков, задолго до появления большевиков. Они оставили после себя характерные каменные курганы, известные как каменные бабы, или каменные деды - высокие, призрачные надгробия, испещренные странными тюркскими лицами.
Остановившись на трассе M52, главной магистрали Алтая, мы осматриваем один из каменных бабу, заброшенных в широкой долине. Гигантские багрянокрылые сверчки прыгают в воздухе, издавая звуки, похожие на безумные футбольные трещотки. Пастбище вокруг нас представляет собой жужжащий ковер из насекомых; неподалеку расположено несколько тумули. На надгробии стилизованные раскосые глаза и большой нос (нет характерных усов Терри-Томаса, которые мы видели на других образцах в музеях Омска и Томска).
Дальше по шоссе Кудрин приглашает нас вскарабкаться на крутой, покрытый осыпями холм. Раздвигая сорняки, дети открывают петроглиф оленя, высеченный в скале. Дальше - еще больше доисторических рисунков: одни сделаны тупым предметом, другие - более искусно, в виде яркого граффито. Здесь есть олени, горные козлы и дикие кабаны - все они мгновенно узнаваемы и оживают в древнем камне.
Вечером мы приезжаем в наш лагерь в тени горы Актру, заснеженной вершины высотой 4000 метров. Это окажется самым ярким событием нашего путешествия. Лагерь расположен в лиственничном лесу под горами. Дети уходят и строят берлогу. Над нами в изумрудном небе парит чернокрылый коршун; с ветхого наблюдательного пункта на соседнем холме видно всю горную долину в сторону Монголии. Лагерь базовый, но уютный, с дровяной баней, или баней. Мы спим в юрте. Единственный недостаток - миллиарды сибирских комаров.
Ночь была холодной. На следующее утро мы отправляемся в горы. Поездка впечатляет: по шаткому деревянному мосту в хвойные леса, полные ослепительных альпийских цветов. Фиби замечает горечавки, колокольчики, пролески и луговые цветы. Оставив джип у реки, мы отправляемся в поход по предгорьям. С одной стороны Актру поднимается из снежной гряды ледников, с другой - томительный круговорот летних лагун и небольших озер. На обратном пути мы с Раскиным останавливаемся, чтобы окунуться в быстротекущий бирюзовый поток.
Москва - со всей ее слежкой и зловещей игрой теней - кажется очень далекой.
*
Одна из книг, которую я прочитал в Сибири, - "Московские корреспонденты". Ее автор - Уитмен Бассоу, прекрасный американский журналист, который жил в советской Москве в конце 1950-х и в начале 60-х годов. Бассоу ведет хронику взлетов и падений - в основном падений - 300 американских репортеров, освещавших события в Советском Союзе с 1921 года. Все они в той или иной степени подвергались преследованиям со стороны КГБ и его предшественников. Есть и множество других лишений во время того, что один из репортеров назвал "самым жестоким заданием". Список длинный: бесконечные часы работы, скудный рацион, отсутствие туалетной бумаги и изнурительные физические условия послевоенной Москвы - унылого, серого и депрессивного города как тогда, так и сегодня.
Но одним из самых больших препятствий на пути к репортажам из России была абсолютная нехватка информации. В брежневский и постбрежневский период кремленология - знаменитая наука о том, как разгадать, что происходит внутри Политбюро, - достигла своего апогея. Изголодавшиеся по официальным новостям репортеры прибегали ко все более изобретательным методам. Когда Юрий Андропов, преемник Брежнева, заболел, репортеры выстроились вдоль Кутузовского проспекта по маршруту его следования на работу, надеясь мельком увидеть больного лидера в его лимузине.
Вечером 9 февраля 1984 года один предприимчивый журналист, догадавшись, что Андропов умер, поехал по улицам Москвы в поисках подтверждения. Он нашел горящие огни в кабинетах КГБ, министерства обороны и Главного управления Генерального штаба. Он написал эксклюзивный ночной репортаж о том, что Андропов умер, - и на следующий день это событие подтвердилось.
В этот период встретиться с советскими бюрократами было практически невозможно. С приходом Горбачева и гласности в середине 1980-х это стало чуть менее проблематично, но настоящие перемены произошли во время президентства Бориса Ельцина, которое часто было хаотичным. Мои предшественники в Guardian, Джонатан Стил и Дэвид Херст, могли свободно общаться с высокопоставленными кремлевскими чиновниками и встречаться с правительственными источниками. Христиа Фриланд, предприимчивый репортер Financial Times, сблизилась с олигархами и министрами кабинета; она использовала свою энергию и обаяние, чтобы написать очень читаемую книгу о внутренних сделках ельцинского двора.
Но с Путиным Россия идет вспять. Независимые СМИ сжимаются. Возвращаются старые привычки КГБ к секретности. При Путине, говорит мне один журналист-ветеран, информации стало меньше, чем в конце 1970-х годов, когда он впервые вел репортаж из брежневского Советского Союза: "Тогда у нас была "Правда". По крайней мере, можно было читать между строк". К тому времени, когда в мае 2008 года Дмитрий Медведев станет третьим президентом России, кремленология вернется.
Правда, есть газеты, журналы и радиостанции, которые сообщают о политических событиях и освещают явно реформистскую и модернизационную программу Медведева. Россия также может похвастаться внушительным штатом политических обозревателей и ученых. Некоторые из них, такие как политтехнолог Глеб Павловский и вдумчивый депутат Госдумы от "Единой России" Сергей Марков, близки к Кремлю и отражают официальное мнение. Другие, в свою очередь, являются ярко выраженными независимыми. Оба лагеря хороши для обоснованных спекуляций.
Тем не менее, в городе, склонном к слухам и теориям заговора, можно с уверенностью сказать, что в период правления Медведева мало кто в Москве знает, что происходит на самом верху Кремля. Даже российский кабинет министров, похоже, находится в неведении.
Отчасти это связано с необычной схемой правления в России - тандемом. Тандем означает, что вместо одного правителя у России теперь два - Медведев и Путин, причем Путин, премьер-министр, номинально подчиняется Медведеву, президенту. Эта модель не просто нетипична для российской истории. Она беспрецедентна - это разрыв с многовековой авторитарной традицией правления одного мужчины - а иногда и одной женщины - в России и Советском Союзе.
Эпохи Сталина, Хрущева и Брежнева соответствовали этой схеме, когда каждый новый лидер осуждал своего предшественника. Так же как и предыдущие эпохи: Петра I, Екатерины II и Александра III. В период с 2000 по 2008 год президент Путин восстанавливает классическую авторитарную модель лидерства в России после ельцинского эксперимента с квазидемократией. Режим Путина носит ярко выраженный "персоналистский" характер. Все знают, кто является высшим арбитром. Теперь, однако, арбитров двое.
Эта странная дуополия заставляет комментаторов, журналистов и дипломатов ломать голову, пытаясь понять, кто из двух правителей действительно управляет ситуацией. Начнем с того, что практически все считают, что Путин по-прежнему главный. Но уже через несколько недель после инаугурации Медведева начинаются спекуляции: сможет ли Медведев - втиснутый на эту должность Путиным - выбраться из тени своего хозяина, напоминающей Дарта Вейдера? И являются ли речи Медведева о преодолении "правового нигилизма" и борьбе с коррупцией в России реальностью или это просто либеральный "янь" для "ястребиного" "инь" Путина?
Поиск признаков диссонанса внутри тандема становится излюбленной московской салонной игрой. Есть много ложных подсказок, но мало настоящих. Даже те, кто находится внутри Кремля, похоже, не знают об этом. В какой-то момент я спрашиваю Наталью Тимакову, пресс-секретаря Медведева, о том, какие отношения связывают президента и премьер-министра. Она не может ответить. "Хорошие?" спрашиваю я, помогая ей. "Да", - говорит она.
Как я вскоре обнаруживаю, американские дипломаты, находящиеся в Москве, занимаются теми же догадками, теми же ощупываниями, что и все остальные, хотя и утонченными и умными. Удивительно, но у США, похоже, нет настоящих источников в коридорах российской власти: они разговаривают с той же небольшой группой экспертов, что и я. Где же американские "кроты"?
Понять природу этого тандема, безусловно, непросто. Но он породил некоторые из самых плодовитых и образных описаний, которые можно найти в тайнике с более чем четвертью миллиона американских дипломатических сообщений, слитых WikiLeaks. В ноябре 2008 года, после выступления Медведева перед Федеральным собранием, заместитель главы миссии США Эрик Рубин отправляет в Вашингтон телеграмму, в которой излагаются различные точки зрения на зарождающиеся отношения Медведева и Путина, которым тогда было всего шесть месяцев. В Вашингтоне, по его словам, существуют "три весьма разнонаправленных лагеря":
Первая группа считает Медведева восходящим, медленно набирающим силу, поскольку он играет на своих сильных сторонах, управляя экономическим кризисом. Вторая, более скептическая, группа утверждает, что Медведев продолжает играть роль Робина при Бэтмене Путине, окруженный командой, преданной премьеру, и сдерживаемый доминированием Путина над законодательной властью и региональными элитами. Приверженцы третьей группы не видят существенных различий между Путиным и Медведевым, принимая за чистую монету единодушие тандема в целях и видении.
Рубин справедливо отмечает, что невозможно определить, какая точка зрения правильнее: "Всем мешает непроницаемая природа кремлевской политики и плодородное поле для спекуляций и слухов, которое создает информационный вакуум". В своих репортажах Рубин отражает широко распространенное в Москве мнение о том, что Медведев - "младший партнер", не просто Робин для путинского Бэтмена, а, по словам одного язвительного оппозиционного политика, "Лилипутик для путинского главнокомандующего". Именно Путин "дергает за ниточки". Другое восхитительное сравнение уподобляет Путина кардиналу Ришелье, а Медведева - королю Людовику XIII.
Эмблемой Российской Федерации является двуглавый орел - древний византийский символ, чьи спутанные головы, как и у России, обращены и на восток, и на запад. Но некоторые скептически относятся к тому, что Медведев на самом деле является второй головой орла. Один аналитик сказал американцам, что президент на самом деле "парень номер три". Медведев, по его словам, менее важен, чем Путин и вице-премьер Игорь Сечин, глава клана "силовиков" и могущественный гопник Кремля.
По мнению американских дипломатов, именно Сечин организовал гибель нефтяной компании Ходорковского "Юкос", что стало "поворотным моментом в подходе Путина к управлению страной". Считается, что Сечин организовал "жесткое противодействие иностранным инвестициям в стратегические отрасли, особенно в нефть и газ", и "широко распространено мнение, что он направлял экспорт нефти в пользу Кремля, например в компанию Gunvor".
Не имея достаточного количества достоверной информации, журналисты и борющиеся с трудностями комментаторы копаются в резюме Медведева в поисках зацепок. Когда Путин занял пост президента в 2000 году, он был относительно неизвестен, что вызвало вопрос: "Кто такой мистер Путин?". В конце 2007 года, после того как Путин высказал свое одобрение, вопрос стал звучать так: "Кто такой господин Медведев?". Я предлагаю свою попытку ответить на этот вопрос в очерке о будущем президенте России для Guardian. В нем я отмечаю, что кремлевские спин-доктора изобразили Медведева как представителя нового и стремящегося к успеху среднего класса России - скромного, подкованного в Интернете, космополитичного лидера, который отдыхает на Черном море и любит слушать рок-музыку 70-х годов. (Медведев, как известно, является поклонником ушедших из жизни британских рокеров Deep Purple).
Я пишу:
Как и его наставник и друг Путин, Медведев вырос в Ленинграде, ныне Санкт-Петербурге. В интервью журналу "Итоги" он лирически рассказывал о своем обычном советском детстве в пролетарском пригороде Купчино. Его родители были преподавателями университета, у них не было денег, но они не голодали. Его юношеской мечтой, по его словам, было стать обладателем альбома Pink Floyd "The Wall" и пары джинсов Wrangler.
Медведев и его жена Светлана познакомились в школе; у них есть сын Илья, родившийся в 1995 году. Медведев вспоминает, что во время учебы в Ленинградском государственном университете он работал разнорабочим и чистил снег. "Я никогда не стремился и не мечтал, чтобы обо мне узнал весь мир", - сказал он. С Путиным он познакомился в 1991 году, когда оба работали на либерального мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака.
Но реальная личность Медведева остается загадкой. Наблюдатели сходятся во мнении, что, пережив акулу кремлевской политики, сначала в качестве руководителя предвыборной кампании Путина на президентских выборах 2000 года, а затем в качестве главы его штаба, он не является козлом отпущения. Большинство экспертов считают, что его платформа в основном совпадает с путинской, а любые различия носят лишь стилистический характер.
Один из моих любимых комментаторов, Григорий Голосов из Санкт-Петербургского Европейского университета, говорит мне, что не считает Медведева "марионеткой". "Похоже, у него есть воля и интеллектуальные способности". Но, задумчиво добавляет он: "Будет ли это иметь какие-либо последствия, нам придется подождать и посмотреть".
Характеристика, написанная Уильямом Бернсом в декабре 2007 года, впоследствии восполнит некоторые мои пробелы. Бернс начинает: "Несмотря на свою известность в качестве первого вице-премьера, председателя правления "Газпрома", а ранее - главы президентской администрации, Медведев остается лишь несколько меньшей загадкой, чем его наставник Путин, когда последний был выбран преемником Ельцина восемь лет назад".
Следующий отрывок имеет заголовок: "Не-Путин?". Бернс пишет:
Медведеву не свойственны путинские амбиции и "жесткость", возможно, потому, что ему меньше нужно доказывать. Если Путин вырос в семье рабочего класса, жившей в коммунальной квартире, то корни Медведева - в петербургском академическом сообществе. . . Путин изучал дзюдо, чтобы бороться с районной шпаной; Медведев поднимал гири и сосредоточил свою энергию на западной музыке "хэви-метал", которую тогда считали "подрывной". Медведеву также удалось добиться руки Светланы, девушки, которую его сверстники считали "самой красивой" в школе.
(Позднее американские дипломаты посвятили Светлане целую телеграмму. Они описывают ее как оказывающую влияние на мужа "за кулисами". Госпожа Медведева "более активна", чем почти невидимая жена Путина Людмила, но "менее яркая", чем жена Горбачева, покойная Раиса).
Бернс делает вывод, что Медведев будет играть роль "способного помощника" Путина. Способный помощник или нет, но Белый дом Обамы использует любую возможность, чтобы поднять Медведева и "либеральную фракцию", которую он должен представлять. Идея Вашингтона состоит в том, чтобы подтолкнуть российскую внешнюю политику от ястребиного путинского вектора к более конструктивному многостороннему подходу. В июне 2008 года я освещаю первый визит президента Обамы в Москву. Он следует за периодом взаимной американо-российской вражды в последние годы правления Белого дома Буша.
Медведев и Обама проводят совместную пресс-конференцию. Местом проведения стали впечатляющие позолоченные дворцовые залы внутри Кремля. Разницу в росте двух лидеров трудно не заметить: рядом с долговязым Обамой Медведев выглядит как маленький школьник, получающий приз от директора.
Основная часть переговоров двух лидеров касается нового договора о сокращении ядерных вооружений, который должен заменить соглашение "Старт". Но неизбежно один из репортеров спрашивает Обаму, кто из тандема, по его мнению, действительно управляет Россией. Обама отвечает: "Медведев - президент, а Путин - премьер-министр". Обама кажется мне уставшим после долгого трансатлантического перелета из Вашингтона. Он хвалит Медведева, но испытывает проблемы с произношением имени своего хозяина, обращаясь к нему в одном случае как к "Медедеву".
Пока идут переговоры, я брожу по Кремлю. Кажется, что обе делегации прибыли из разных миров: огромные минивэны Chevrolet, принадлежащие Белому дому, паркуются прямо во внутреннем дворе Кремля, напротив собора XV века с золотыми куполами. Внутри Кремля я наблюдаю, как несколько членов команды Обамы приостанавливаются, чтобы сфотографировать картину. На ней изображены русские лучники, убивающие своих врагов в средневековой батальной сцене. Несмотря на многочисленные разговоры о "перезагрузке", российские государственные СМИ все еще находятся в режиме борьбы с холодной войной. Они преуменьшают значение поездки Обамы и отводят ее на второй план в новостной ленте.
В частных беседах американские чиновники не питают иллюзий по поводу ограничений Медведева. Но они подчеркивают, что Обама должен относиться к Медведеву как к своему "главному собеседнику". Чиновники выражают осторожную надежду, что, сделав Медведева центром взаимодействия США, они смогут дать толчок "более прогрессивным" силам, связанным с Медведевым, и укрепить самого Медведева.
В депеше Джона Байерли, преемника Бернса, говорится следующее: "Мы не выступаем за то, чтобы обойти Путина; напротив, мы не можем представить себе улучшение российско-американских отношений без его согласия. Вместо этого нам нужно будет управлять Путиным и его эго так, чтобы взаимодействие США с Медведевым воспринималось как конструктивное, а не как вмешательство во внутреннюю политику России". Байерли предупреждает, что силовики стремятся разрушить улучшающиеся отношения между США и Россией. Онжалуется на "бандитское запугивание" со стороны ФСБ в отношении USAID, вашингтонской организации, предоставляющей помощь за рубежом, и "преследование" ее Национального демократического института.
***
Прошло два года, а американские дипломаты все еще заняты объяснением динамики отношений между тандемами. Но к этому моменту надежды на то, что Медведев возглавит частичную либерализацию российского общества, либо умерли, либо едва дергаются. Большинство корреспондентов - и я в том числе - перестали сообщать о выступлениях Медведева, которые стали повторяющимися и скучными. Темы президента по-прежнему жизнерадостны: он говорит об инновациях, борьбе с коррупцией и "верховенстве закона". Но его инициативы почти никогда не воплощаются в конкретные политические дела. Одно из немногих его "достижений" - увеличение президентского срока с четырех до шести лет в начале срока полномочий. Но это демократический шаг назад. Многие считают, что он создает условия для возможного возвращения президента весной 2012 года: Путина.
В то же время над президентством Медведева нависает призрак Михаила Ходорковского, заключенного в тюрьму олигарха, который в 2009 году во второй раз предстанет перед судом в Москве. Ходорковский и его деловой партнер Платон Лебедев находятся в тюрьме с 2003 года, после ареста и осуждения за уклонение от уплаты налогов. Перед перспективой условно-досрочного освобождения прокуроры выдвигают второй пакет обвинений, на этот раз обвиняя их в хищениях. Цель - держать Ходорковского в тюрьме; автор обвинений - сам Путин. Все понимают, что процесс носит политический характер. Он проистекает из глубокой личной ненависти Путина к олигарху.
Но этот процесс создает очевидную проблему для Медведева. Он неоднократно призывал к созданию независимой судебной системы. Оправдательный приговор означает, что Медведева нужно воспринимать всерьез. Это также позитивный сигнал для международного сообщества, благо для российского гражданского общества и подкрепление падающего авторитета президента. Но есть и обратная сторона. Если Ходорковский будет осужден, то Медведев будет выглядеть фальшиво. Это дело - индикатор того, куда движется Россия: вперед к более либеральному видению общества или назад, по той же похабной дорожке КГБ, что и раньше.
В марте 2009 года я прихожу на день начала суда над Ходорковским и Лебедевым. В Хамовническом суде Москвы собралась большая толпа репортеров; подсудимые, прокуроры и адвокаты собрались в небольшом душном зале на третьем этаже. Я сижу в переполненном зале внизу. На экранах закрытых телевизоров показывают ход процесса. Однако, когда суд встает, входит раздражительная женщина-чиновник и выключает прямую трансляцию. Один из адвокатов Ходорковского, Роберт Амстердам, говорит мне: "Это дело имеет огромное значение, потому что оно скажет всем нам о том, куда движется Россия". Не имея возможности наблюдать за происходящим, я беру интервью у горстки демонстрантов на улице. "Я думаю, Путин боится Ходорковского. Он ему завидует", - говорит 73-летняя Ирина Набатова. Сторонники Ходорковского вступают в ироничный хор. "Конец правовому нигилизму", - скандируют они.
Мне повезло больше, когда я вернулся на суд несколько месяцев спустя. Я нахожу место в переполненном зале суда. Ходорковский сидит вместе с Лебедевым в стеклянной клетке; он выглядит бледным, но бодрым. Его волосы строго подстрижены по каторжной моде, очки без оправы придают ему профессорский вид. Он беседует со своими адвокатами. Семь охранников, вооруженных автоматами Калашникова, стоят на страже. Но олигарх не выглядит так, будто собирается бежать. Родители Ходорковского сидят в первом ряду. Перед самым началом заседания к пожилому отцу Ходорковского подходит охранник и забирает у него стул.
Это до боли очевидно. Этот процесс - не более чем спектакль политической мстительности, призванный удержать Ходорковского в тюрьме, когда истечет срок его восьмилетнего заключения. Доводы против Ходорковского настолько слабы и противоречивы, что кажутся сюрреалистичными. (Обвинение утверждает, что эти два человека присвоили 350 миллионов тонн нефти на сумму более 25,4 миллиарда долларов и отмыли более 21,4 миллиарда долларов. Защита утверждает, что обвинения абсурдны до невозможности. Ходорковский якобы украл всю нефть, которую добывала его компания ЮКОС). Настоящее преступление олигарха заключается в том, что он бросил вызов Путину и нарушил неписаный завет - своего рода омерту - о том, что российские бизнесмены, особенно богатые, должны держаться подальше от политики.
Американские дипломаты, присутствовавшие на судебном процессе над Ходорковским 28 апреля 2009 года, дают о нем свой собственный скучный отчет. Они явно находят процесс таким же монотонным и непроходимым, как и я. Они пишут:
В зале суда воцарился ступор, пока читал назначенный обвинением чтец. . . Обвинители часто колебались и спотыкались на словах, с трудом читали из собственных документов, а также находили нужные им предметы. . . Когда прокурорский чтец вдавался в умопомрачительные подробности, касающиеся конкретного пакета акций "Юганскнефти", которые прошли запутанный путь через ряд дочерних компаний ЮКОСа, мы спросили сидящего рядом с нами зрителя:
"Вы следите за этим?".
Он ответил: "Нет, не слежу, как и тот, кто это читает".
Американские официальные лица отмечают, что сравнивать процесс над Ходорковским с показательными процессами сталинской эпохи "легкомысленно". (В 1938 году, например, Бухарина и Ягоду вывели вслед за своими для расстрела). Защита Ходорковского в формате PowerPoint доступна в Интернете; его сторонникам разрешено присутствовать на слушаниях. В один из моментов олигарх демонстрирует банку с сырой нефтью, что заставляет судью воскликнуть: "Как, черт возьми, это сюда попало?"
В этом деле у Кремля мало возможностей для маневра: любой шаг, радующий либералов, приведет в ярость консерваторов, и наоборот. Но - как заключают дипломаты после затянувшегося дня в суде - "никто не верит, что судья примет решение без влияния правительства России".
Они добавляют: "В результате мир следит за этим делом, чтобы узнать о политических намерениях правительства России, а не о юридических намерениях судьи".
Это предсказание оказалось удручающе верным. Суд над Ходорковским и Лебедевым длится уже 16 месяцев. В день вынесения приговора сотрудники спецслужб сопровождают судью Виктора Данилкина в суд. Он торжественно объявляет обоих подсудимых виновными. Ходорковский заключен в тюрьму до 2016 года. (Он получает 14 лет, которые должен отбывать одновременно с первоначальным приговором, позже сокращенным на один год). Спустя несколько недель секретарь суда Наталья Васильева обнаруживает, что приговор судье Данилкину написал кто-то другой. Изначально он планировал приговорить Ходорковского к 10, а не к 14 годам. Ранее Ходорковский находился в заключении в Чите, в далекой Сибири. На этот раз его отправили в исправительную колонию в Карелии - лесной и озерной местности на северо-западе России, недалеко от границы с Финляндией.
Решение Васильевой высказаться - смелое. В интервью независимому телеканалу "Дождь" она говорит: "Что касается Ходорковского и Лебедева, я не считаю, что они должны сидеть в тюрьме. Я их не жалею, но сочувствую. Я понимаю, что им просто не повезло попасть в мясорубку".
*
К 2010 году аналогии, используемые для описания Медведева, стали еще более неуважительными. На одном из семинаров в Лондоне я услышал, как один эксперт описывает российскую модель правления не как тандем, а как "велосипед с детским креслом спереди". Другие комментаторы сравнивают Медведева с тенью Путина - или даже с его шнурками. Критики отмечают, что за четыре года его президентства притеснения фактически усилились. Были приняты новые законы, причисляющие оппозиционеров к "экстремистам", выросло число политических заключенных. Широко распространено впечатление, что Медведев - слабак.
Некоторые считают, что в российской бюрократии существует лагерь Медведева, состоящий из либерально настроенных государственных служащих, враждующих с бывшими сотрудниками КГБ. Однако в одном из остроумных высказываний говорится, что есть серьезные сомнения в том, что Медведев действительно находится в лагере Медведева. По мнению американцев, благонамеренный Медведев рискует быть уволенным как "подогреватель кресла премьер-министра" или "постоянно подчиняющийся Путину".
Посольство США сообщает о другой жестокой шутке, распространенной в Москве:
Медведев садится на водительское сиденье нового автомобиля, осматривает внутренности, приборную панель и педали. Он осматривается, но руль отсутствует.
Он поворачивается к Путину и спрашивает: "Владимир Владимирович, где руль?".
Путин достает из кармана пульт дистанционного управления и говорит: "Рулить буду я".
Осенью 2010 года единственный политический вопрос заключается в том, разрешат ли Медведеву выдвинуть свою кандидатуру на очередной президентский срок. Или, что кажется более вероятным, Путин вернет себе прежнюю работу в Кремле? К этому моменту аналитики уже перестали читать чайные листья в поисках признаков внутрилидерской борьбы между слабым президентом и сильным премьер-министром России. Вместо этого существует более циничный консенсус: Медведев - это просто экспортируемая версия путинизма. Его разговоры о реформах и модернизации приходятся по душе тем, кого Гарри Каспаров называет "западной умиротворяющей толпой" - западноевропейским странам, таким как Германия, Франция и Италия, которые ставят дружеские отношения с Кремлем выше заботы о правах человека.
Из депеш в Вашингтон становится ясно, что американское посольство считает, что только Путин определит кандидата на президентских выборах в России в 2012 году. Это не обязательно означает, что Путин снова станет президентом - хотя все признаки указывают именно на это, - но решение в его власти. Дипломат Сьюзан Эллиотт прогнозирует, что "двуглавый формат правления" в России вряд ли будет долговечным, учитывая историю страны и "текущую динамику тандема". По ее мнению, "Медведев и Путин хорошо работают вместе, но Путин держит большинство и лучшие карты в отношениях тандема. Его возвращение в Кремль не является неизбежным, но если ситуация останется стабильной, Путин сохранит возможность выбрать себя, Медведева или другого человека в качестве следующего президента России".
Несколько факторов делают возвращение Путина вероятным. Кремль более престижен, чем Белый дом, и дает Путину международную платформу. Но, что еще важнее, в качестве президента Путин может осуществлять полный контроль. Один из собеседников говорит американцам, что Путину необходимо убедиться в том, что он в состоянии "раздавить любого, кто может начать депутинизацию или предположить, что Путин причастен к неблаговидным поступкам, таким как убийство журналистов или взрывы квартир в 1999 году". В другой статье упоминаются секретные активы Путина. Путин будет решать, кто станет президентом, в зависимости от того, "как он считает, сможет ли он контролировать политико-экономическую систему России и защищать свои финансовые интересы". Таким образом, тандем, похоже, сходит на нет.
Подтверждение мучительной смерти тандема приходит в сентябре 2011 года на ежегодном съезде партии "Единая Россия". Медведев объявляет, что следующим кандидатом в президенты от партии будет. . . Владимир Путин! Два российских лидера меняются местами. Медведев остается в стороне. В качестве утешения Медведев получит прежнюю должность Путина - премьер-министра.
Новость, в общем-то, сенсационная и ничуть не удивительная. На сцене, перед ликующими сторонниками, двое мужчин обнимаются. (Путин рассказывает, что еще в 2007 году Медведев тайно согласился отработать всего один президентский срок. Объявление об обмене должностями - это момент унижения для Медведева, ставшего окончательным козлом отпущения. Пользователи Twitter высмеивают его, используя хэштег "жалкий".
И вот в ноябре 2011 года происходит нечто необычное. Никто не мог этого предвидеть. Впервые за 12 лет Путин сам себя унижает. Поводом послужил бой по единоборствам на московском стадионе "Олимпийский". Когда Путин выходит на ринг, чтобы поздравить победителя, из зала раздаются улюлюканье и свист. Много. Кремлевские спин-докторы пытаются объяснить эти крики тем, что болельщикам нужно было в туалет. Но реальность такова: популярность Путина начинает падать. В кремлевском здании появляются трещины.
И дальше будет только хуже. 4 декабря партия "Единая Россия" терпит унизительное поражение на выборах в Госдуму - ее доля голосов падает с 64 процентов в 2007 году до менее 50 процентов. Такого "результата" удалось добиться только благодаря фальсификациям в промышленных масштабах: карусельное голосование, вбросы бюллетеней, даже использование невидимых чернил для стирания голосов за "неправильные" партии.
Нарушения на российских выборах - не новость. Но, похоже, населению России - особенно представителям среднего класса - надоели обман, ложь и феодальное презрение, характерные для эпохи Путина. Десятки тысяч людей выходят на улицы Москвы в ходе крупнейших антиправительственных протестов со времен распада Советского Союза. Их требования просты: повторное голосование в Думе и честные выборы. И большинство из них хотят, чтобы Путин ушел в отставку.
Несмотря на эти беспрецедентные демонстрации, "переизбрание" Путина в марте 2012 года практически гарантировано. Наиболее вероятным сценарием является продолжение его правления. После внесения Медведевым изменений в российскую конституцию Путин вполне "законно" сможет оставаться в Кремле до 2024 года - теоретически, отбывая еще два шестилетних президентских срока.
Его сравнивают с Леонидом Брежневым: он руководил другой эпохой политического застоя и высоких цен на нефть; кроме того, была война (Афганистан) и Олимпийские игры (Москва 1980). После известия о "возвращении" Путина либералы публикуют его фотографию, на которой он изображен похожим на Брежнева - в военной форме, с патриотическими советскими медалями и серпом и молотом. У Путина даже брови брежневские.
В начале 2012 года Путин демонстрирует мало признаков добровольного ухода от власти. Его стратегия, похоже, заключается в том, чтобы пережить кризис, принижая протестующих и назначая на ключевые государственные посты доверенных бывших союзников по КГБ. Это может сработать. Или нет. Эпоха Брежнева закончилась только тогда, когда тело генсека было вынесено из кабинета по горизонтали.
Еще одно облако омрачает горизонт Кремля. В ноябре 2009 года 37-летний юрист, работающий в компании по управлению активами Hermitage Capital, умирает в тюрьме после того, как ему отказали в медицинской помощи в связи с острым панкреатитом и камнями в желчном пузыре. Его имя - Сергей Магнитский. Hermitage и Магнитский обвинили Министерство внутренних дел России в краже 230 миллионов долларов налогов, которые Hermitage заплатил российскому правительству в предыдущем году. В афере участвовали 60 высокопоставленных российских чиновников. После того как Магнитский дал показания против них, те же чиновники арестовали Магнитского и почти год держали его в тюрьме без предъявления обвинений.
Несмотря на обещания Медведева наказать виновных, никаких мер против коррумпированных чиновников не принимается. Однако в Европе и США это дело вызывает возмущение. В США двухпартийная группа сенаторов предлагает принять новый закон, названный в честь Сергея Магнитского. Закон предусматривает отмену визовых привилегий в США и запрет на финансовые операции для российских чиновников, причастных к нарушениям прав человека. Предложенный законопроект всколыхнул Москву и даже заставил одного из фигурантов списка - главного идеолога Кремля Владислава Суркова - прилететь в Вашингтон для срочных переговоров с глазу на глаз. В июле 2011 года государственный департамент США вводит визовый запрет для российских чиновников. Этот шаг - фактически попытка администрации Обамы избежать гораздо более масштабных санкций, предусмотренных законопроектом. Москва в ярости. Медведев приказывает своему министерству иностранных дел принять ответные меры и составить список граждан США, которым запрещен въезд в Россию. В законопроекте правильно указана "ахиллесова пята" российского режима - его активы на Западе.
Выступая в комитете по иностранным делам Палаты представителей Конгресса США, Гари Каспаров утверждает, что "общепринятый тезис" о том, что у цивилизованного мира нет рычагов воздействия на Кремль, неверен. Он говорит: "Принципиальное опровержение этой линии существует потому, что Россия сегодня - это не Советский Союз. Ближайшие союзники Путина, те, кто поддерживает его у власти, - это не безликие серые члены Политбюро, которые стремятся лишь к хорошему дому или машине. Путинские олигархи владеют глобальными компаниями, покупают недвижимость в Лондоне, Биаррице, Нью-Йорке. Деньги, похищенные ими из российской казны, идут на покупку предметов искусства, яхт, американских и британских спортивных команд. Короче говоря, они хотят наслаждаться добычей, и это делает их уязвимыми. Путину нужна поддержка Запада, потому что именно там они все держат свои деньги".
Один из исследователей предлагает новое, поразительное описание путинской России. Он называет ее "виртуальным мафиозным государством".
ГЛАВА 14. WikiLeaks
Секретный бункер, The Guardian, Кингс Плейс, Лондон
28 октября 2010 года
Гринда заявил, что считает Беларусь, Чечню и Россию виртуальными "мафиозными государствами". . . Нельзя проводить различие между деятельностью правительства и ОП [организованных преступных группировок].
ИСПАНСКИЙ ПРОКУРОР ХОСЕ ГРИНДА ГОНСАЛЕС, 13 ЯНВАРЯ 2010 Г.
Мое утро в Москве приобретает комфортную рутину. После школьных занятий я проезжаю на метро четыре остановки до Белорусского вокзала. Завтракаю в одном из его кафе. Мое любимое место - простая блинная в подземном переходе вокзала. Я заказываю блинчик со сгущенкой и, за 55 рублей, маленькую чашечку черного кофе. Общаюсь с персоналом: молодой русской женщиной и ее помощницей-киргизкой. В кафе не курят. Это необычно для России. Часто оно пустует. В течение 20 минут я сижу и спокойно и с удовольствием читаю: роман или рассказ Бунина или Набокова.
Возвращаю поднос, прохожу пять минут по запруженной машинами улице Грузинский Вал и срезаю путь через небольшой парк, мимо киоска с продуктами и магазина вязания. Офис Guardian расположен в бывшем дипломатическом корпусе 1970-х годов, принадлежащем агентству по управлению государственным имуществом. Сейчас в здании располагается множество офисов с низкими потолками и частных квартир. Рядом со входом стоит охранник, а рядом с ним - shlagbaum, что в переводе с немецкого означает "приподнятый барьер". Зимой охранник сжимает руки в кулаки, чтобы согреться.
Наш офис находится в доме № 75-76 - это два старых дома, сблокированных в один, чтобы сделать небольшое рабочее пространство. Я забираю утренние газеты из почтового ящика на улице. (Кто-то давно сломал замок, но мы не удосужились его починить. Большую часть времени почта не приходит. Неэффективность или перехват? Возможно, и то, и другое). Я делю офис с моим коллегой Томом Парфиттом и чередой ярких молодых ассистентов, которые предлагают идеи для статей и ведут счета: Юлей, Сергеем и Ольгой.
Каждое утро мы просматриваем утренние газеты. Начинаем с независимых - англоязычных Moscow Times, "Коммерсанта", "Ведомостей" и "Новой газеты". В середине утра я готовлю кофе на нашей грязной кухне, окно которой выходит на небольшой зеленый участок, популярный у любителей прогулок с собаками. Затем мы просматриваем проправительственные газеты: "Комсомольская правда" и другие, на страницах которых ежедневно появляются бюллетени Путина и Медведева. И наконец, я читаю "Известия". Некогда энергичное независимое издание, "Известия" превратились в скучный кремлевский пропагандистский листок после того, как их купил энергетический гигант "Газпром".
Однако утром 25 октября 2010 года "Известия" удивляют меня. В ней появилась интересная статья. Ее тема - Джулиан Ассанж, главный редактор разоблачительного сайта WikiLeaks. Мне известна репутация Ассанжа, способного раскрывать секреты: "Гардиан" и другие международные медиа-партнеры уже публиковали - в июле и октябре соответственно - секретные военные журналы с войн в Афганистане и Ираке.
На этот раз, однако, Ассанж обещает откровения, касающиеся России. Ассанж сказал "Известиям": "У нас есть [компрометирующие материалы] о России, о вашем правительстве и бизнесменах". Другой представитель WikiLeaks, Кристинн Храфнссон, идет дальше. Он сказал "Коммерсанту": "Россияне узнают много интересных фактов о своей стране". Храфнссон, исландский журналист и один из ключевых помощников Ассанжа, добавляет, что WikiLeaks вскоре будет нацелен на "деспотические режимы в Китае, России и Центральной Азии". По его словам, будут сделаны новые вбросы документов.
Я заинтригован. Можем ли мы получить эти документы? Подозрения в коррупции на самом верху Кремля широко распространены, но до сих пор доказательств было мало. Даже при наличии внутренней информации, армии талантливых юристов, детального знания оффшорных банковских структур и пяти лет на исследования и расследования, проследить денежный след будет практически невозможно, подозреваю я. Но "материалы" Ассанжа были бы неплохим началом. Я отправил письмо заместителю редактора Guardian Яну Кацу:
Дорогой Ян
Джулиан Ассанж дал интервью газете "Известия", заявив, что у него есть инкриминирующие материалы, связанные с Россией. Он не уточняет, но говорит, что информация получена из американского источника.
Неясно, связана ли она с войной в Ираке или с чем-то еще. В любом случае, ее стоит получить. Не могли бы вы сообщить мне, как мы можем поступить: следует ли мне написать ему напрямую (и если да, то как?) или это то, о чем вы могли бы упомянуть ему?
Люк
Кац присылает загадочный ответ:
Привет, Люк.
Думаю, мы знаем, о чем идет речь. Предлагаю вам не обращаться к Ассанжу, но я попрошу Дэвида Ли ввести вас в курс дела.
Иэн
Дэвид Ли - редактор отдела расследований "Гардиан". Он мой коллега и друг. В конце 1990-х годов мы в соавторстве написали книгу о политике-консерваторе Джонатане Эйткене. (Эйткен попал в тюрьму после того, как солгал под присягой в Высоком суде по иску о клевете, который он подал против Guardian).
Похоже, Guardian уже ознакомилась с таинственными "материалами" Ассанжа. Ли присылает мне выдержки из дипломатической телеграммы, отправленной посольством США в Риме, с заговорщицкими указаниями удалить письмо, как только я его прочитаю. Речь идет о Сильвио Берлускони и его отношениях с Владимиром Путиным. Я прочитал, что Берлускони и Путина связывают "тесные личные отношения", основанные на "взаимных коммерческих интересах". Похоже, что, по мнению американцев, Берлускони получает "личную и щедрую" выгоду от российского премьер-министра. Другими словами, Берлускони находится на содержании у Путина. Этим можно объяснить готовность итальянского премьера выступать в качестве рупора Путина на европейских переговорах, а также любопытную роль Италии как самого теплого союзника России в ЕС.
Американцам это не очень нравится, как я выяснил. Миссия США в Риме, например, пишет в 2006 году: «Мы обеспокоены тем, что эти отношения могут ослабить международную критику России в то время, когда Российская Федерация сворачивает демократические реформы. . . Мы должны подчеркнуть Берлускони, что российская модель сопротивления демократическим переменам, подрыва международных организаций, манипулирования внутренней политикой в соседних странах и использования экспорта топлива в политических целях представляет угрозу глобальной стабильности и требует прямой и иногда публичной критики».
Материал действительно сенсационный. Но что еще есть у "Гардиан"? Я пишу Ли по электронной почте. Учитывая вопросы безопасности, поднятые телеграммами Ассанжа, и навязчивое наблюдение ФСБ за моим домом и офисом, я предлагаю ему прилететь обратно в Лондон. Ли соглашается. "Приезжай", - пишет он. Через 24 часа я снова в офисе Guardian на Кингс-Плейс рядом с вокзалом Кингс-Кросс. Сейчас 28 октября 2010 года. Ли объясняет, что Guardian и другие международные издания - New York Times и немецкий журнал Der Spiegel - снова сотрудничают с WikiLeaks в рамках другого секретного проекта. Этот проект реализуется уже несколько месяцев. Секретные файлы из Афганистана и Ирака были "пакетами" один и два. Но есть еще и "пакет три".
Третий пакет - самый большой и самый сенсационный - это более четверти миллиона секретных дипломатических сообщений, отправленных посольствами и консульствами США со всего мира. Разочарованный 22-летний аналитик армейской разведки Брэдли Мэннинг якобы скачал эти депеши с военного и оборонного сервера США в Багдаде. Затем он передал их WikiLeaks, как утверждается.
Они делятся на пять категорий. Это секретные/ноуфорн (то есть не подлежащие прочтению неамериканцами), секретные, конфиденциальные/ноуфорн, конфиденциальные и несекретные. Помеченных "совершенно секретно" нет: этот слой сверхчувствительных материалов был исключен из первоначальной базы данных SIPRNet, используемой Госдепартаментом и Министерством обороны США для безопасного обмена информацией. Большинство телеграмм относятся к последним пяти годам. Самая последняя датирована 28 февраля 2010 года.
Это самая крупная утечка в истории. План публикации серии статей, основанных на этой необычной утечке данных, уже готов. Когда я прибыл в Лондон, две другие европейские газеты, испанская El País и французская Le Monde, только что присоединились к трехглавому международному консорциуму СМИ, публикующему кабели. Втайне пять медиапартнеров и WikiLeaks договорились опубликовать материалы одновременно 28 ноября 2010 года. Несколько иностранных корреспондентов Guardian уже заняты группированием этих телеграмм по регионам: Ближний Восток, Афганистан, Иран, Йемен.
Моя задача - изучить Россию и бывший Советский Союз. Я устраиваюсь в секретном бункере Guardian на четвертом этаже. Это перегретая комната с кучей компьютеров. Рядом стоит автомат с бесплатным кофе. Есть также комната отдыха. Я вхожу на внутренний "сервер утечек" Guardian. Ввожу поисковый запрос. Ввожу "Литвиненко". Система выдает десятки результатов. Бинго! Я нажимаю на первое. Я чувствую себя как английский археолог Говард Картер, впервые ступивший в гробницу Тутанхамона и осознавший, что наткнулся на сокровища. Я начинаю читать. Спустя несколько часов я все еще читаю, поглощенный и пораженный. Материал не разочаровывает. Это кладезь информации об одном из самых засекреченных государств мира.
*
Каблограммы посольства США рисуют отчаянную картину России при Путине. Хорошо известно, что в стране широко распространена коррупция, а в области демократии и прав человека страна с 2000 г. тревожно отступила назад. Но телеграммы идут дальше. В них говорится о том, что Россия превратилась в жестокую, автократическую клептократию, в центре которой находится верховное руководство Путина, а чиновники, олигархи и боссы организованной преступности связаны между собой, чтобы создать "виртуальное мафиозное государство".
Торговля оружием, отмывание денег, личное обогащение, защита гангстеров, вымогательство и откаты, чемоданы, набитые деньгами, и секретные офшорные банковские счета на Кипре и в Швейцарии: в этих материалах рассказывается о неработающей политической системе, в которой только на взятки уходит примерно 300 млрд долларов в год и в которой зачастую трудно провести различие между деятельностью правительства и организованной преступности.
Американцы, как я с интересом прочитал, также считают, что Путин тайно сколотил большое состояние. Есть несколько ссылок на его "предполагаемые незаконные доходы", спрятанные за границей. Судя по всему, в частном порядке американские дипломаты в Москве придерживаются того же мрачного мнения о Кремле, что и я: это не столько государство, сколько частный бизнес по добыче денег, в котором воровство - патологическая привычка. А. Д. Миллер, автор книги "Подснежники", так описывает логику правящего класса: в теории Россия должна быть великой, а пока эта конкретная Россия - презренный бардак, и если мы не разграбим ее, это сделает кто-то другой.
Большинство телеграмм, которые я просматриваю, приходят из посольства США в Москве. Но одна из них из Испании также вызывает у меня любопытство. Отправленная американским дипломатом из Мадрида Уильямом Дунканом, она сообщает о брифинге одного из лучших испанских экспертов по русской мафии. Его зовут Хосе "Пепе" Гринда Гонсалес. Гринда - прокурор национального суда. Последние 12 лет на его долю выпала незавидная задача бороться с организованной преступностью в Испании и привлекать к ответственности мафиозных донов.
13 января 2010 года Гринда выступает с откровенным докладом перед новой американо-испанской группой по борьбе с терроризмом и организованной преступностью. Заседание проходит за закрытыми дверями. Всего двумя месяцами ранее Гринда завершил судебное преследование Захара Калашова, российского гражданина грузинского происхождения и известного vor v zakone. (Этот термин означает "вор в законе" и обозначает высший ранг в российской сети организованной преступности. Российские наблюдатели, знакомые с криминальным миром, говорят, что в наши дни российские воры более изощренны, чем Дима - грузный, татуированный, играющий в теннис отмыватель денег из криминальной семьи в Перми, о котором рассказывает Джон ле Карре).
Гринда также является прокурором в нескольких других громких делах русской мафии. Этот факт заставляет его по понятным причинам беспокоиться о своей физической безопасности и, как я прочитал, "подозревать попытки проникновения со стороны спецслужб".
Гринда начинает с того, что признает, что термин "русская мафия" является чем-то вроде неправильного названия, поскольку в этих преступных группировках часто участвуют украинцы, грузины, белорусы или чеченцы. Но он утверждает, что это словосочетание является наиболее подходящим, хотя русские его не любят и предпочитают более нейтральный термин "евразийская мафия".
Затем прокурор делает следующее заявление, согласно телеграмме:
Гринда заявил, что считает Беларусь, Чечню и Россию виртуальными "мафиозными государствами", и сказал, что Украина собирается стать таким же государством. По его словам, в каждой из этих стран невозможно провести различие между деятельностью правительства и ОПГ [организованных преступных группировок].
По мнению Гринды, есть две причины для беспокойства по поводу русской мафии. Во-первых, по его словам, она осуществляет "огромный контроль" над некоторыми стратегическими секторами мировой экономики, такими как алюминий. Вторая причина, по его словам, "заключается в том, что остается без ответа вопрос о том, в какой степени российский премьер Путин причастен к русской мафии и контролирует ли он ее действия".
Гринда не дает окончательного ответа на этот вопрос. Но он предполагает, что Путин действительно может быть вовлечен в деятельность русской мафии. Он ссылается на диссертацию Литвиненко, эксперта по организованной преступности, который тайно встречался с агентами испанской разведки за несколько месяцев до своего загадочного отравления в Лондоне в 2006 году. Гринда выдвигает мнение Литвиненко о том, что российские разведка и службы безопасности - ФСБ, СВР и ГРУ - "контролируют организованную преступность в России". В телеграмме говорится: "Гринда заявил, что считает этот тезис [Литвиненко] точным".
Далее прокурор утверждает, что ФСБ "поглощает" русскую мафию, но при этом может "ликвидировать" ее двумя способами. Первый - убить "лидеров ОП, которые не делают того, что хотят от них спецслужбы". Второй - посадить их за решетку, "чтобы устранить их как конкурентов за влияние". Криминальных авторитетов также можно посадить в тюрьму для их собственной защиты.
В телеграмме приводятся убедительные доказательства того, о чем давно говорят критики российского режима: что при Путине правительство, ФСБ и криминальные элементы слились воедино, чтобы управлять Россией. Ссылаясь на прослушки, свидетелей и информацию, полученную от спецслужб, Гринда далее утверждает, что "некоторые российские политические партии действуют "рука об руку" с ОП". Он называет ультраправых либерал-демократов - партию предполагаемого убийцы Литвиненко, Андрея Лугового. КГБ и его преемники создали эту партию, утверждает Гринда, добавляя, что сейчас она "является домом для многих серьезных преступников". Далее он утверждает, что "существуют доказанные связи между российскими политическими партиями, организованной преступностью и торговлей оружием".
Гринда приводит в пример загадочный случай с судном Arctic Sea в середине 2009 года, которое, как утверждает российское правительство, было захвачено группой эстонских пиратов на Балтике. Вместо этого Гринда утверждает, что это был "явный пример" торговли оружием. Российское правительство отрицает это и утверждает, что пираты перенаправили судно в Африку и на острова Зеленого Мыса. Гринда не приводит подробностей. Но из его высказываний следует, что, по его мнению, организованные преступники, действовавшие по приказу российских спецслужб, использовали судно для контрабанды оружия. (Были предположения, что на судне находились ракеты С-300, предназначенные для Ирана. Другие предполагали, что это были ракеты, "умные бомбы" или даже ядерные ракеты).
Более десяти лет занимаясь расследованием организованной преступности, Гринда имеет твердые взгляды на отношения между государством и мафией. Он говорит, что "в то время как террористы стремятся подменить сущность самого государства, ОП стремится стать дополнением к государственным структурам". Высшие боссы российской мафии, например, имеют доступ к высокопоставленным правительственным чиновникам и "высокопоставленным министрам", утверждает он. В телеграмме говорится следующее: "Он резюмировал свои взгляды, утверждая, что стратегия GOR [правительства России] заключается в использовании групп ОПГ для выполнения всего того, что ГОР не может приемлемо делать как правительство".
В двух других телеграммах из Испании приводятся интригующие подробности деятельности русской мафии. Мафиозные доны начали проникать в Испанию в середине 1990-х годов. К 2004 году они стали настолько распространенными, что испанские прокуроры были вынуждены разработать официальную стратегию по их "обезглавливанию". Эти люди, как говорится в телеграммах, не имели ни известной работы, ни известных источников дохода, но при этом жили в больших особняках. Испанские прокуроры пришли к выводу, что их деньги были получены в результате отмывания денег. Проблема заключалась в том, как это доказать.
Испания провела две крупные операции против российской организованной преступности под кодовыми названиями Avispa (2005-2007) и Troika (2008-2009). В результате этих операций было арестовано более 60 подозреваемых. Среди них были четверо высокопоставленных мафиози: Геннадий Петров, Александр Малышев (заместитель Петрова), Виталий Изгилов (ключевой помощник, выпущенный под залог после предыдущего ареста) и Калашов. Они якобы составляли руководство одной из четырех крупнейших мафиозных сетей в мире и крупнейшей российской сети организованной преступности. В телеграмме, датированной 31 августа 2009 года, утверждается: "Испания служила для группировки убежищем от властей и конкурирующих сетей ОПГ в России". Незаконная деятельность банды поражает воображение: заказные убийства, торговля оружием и наркотиками, вымогательство, принуждение, угрозы и похищения.
В телеграмме утверждается, что те, кого недавно арестовали в Испании, были вовлечены "в сложную паутину сомнительных деловых сделок и поддерживали мутные отношения с высокопоставленными правительственными чиновниками [России]". Большая часть информации об этом, по-видимому, получена от Литвиненко - еще один возможный мотив для его убийства в Британии с помощью полония. По данным испанской левоцентристской газеты El País, во время встречи в мае 2006 года Литвиненко сообщил испанским спецслужбам о местонахождении, роли и деятельности нескольких "русских" мафиози, имеющих связи с Испанией. Шесть месяцев спустя Литвиненко был мертв.
В ходе двухлетнего расследования службы безопасности испанского правительства прослушивали "тысячи" разговоров мафиози. Содержание прослушки, по словам неназванных источников, на которые ссылается испанская пресса, "заставит вас встать на дыбы". В них сообщаются подробности "огромной власти и политических связей" Петрова, а также говорится о том, что лидеры мафии "ссылались на имена высокопоставленных чиновников GOR, чтобы заверить партнеров в том, что их незаконные сделки будут проходить по плану". Эти перехваченные свидетельства настолько конфиденциальны, что, по сообщениям, только 10 испанских чиновников знают об их содержании - вполне обоснованно опасаясь, что их широкое обнародование может стать катастрофой для двусторонних отношений Испании с российским правительством.
Тем не менее, несколько деталей все же появились. Они восхитительны. Один из перехваченных телефонных разговоров Петрова свидетельствует о том, что российский торговый атташе плавал на яхте Петрова 6 сентября 2007 года. (Российский посол в Испании публично отрицает это). В октябре 2008 года испанские власти проводят обыск в особняке на Майорке Владислава Резника, председателя комитета Госдумы по финансовым рынкам и депутата от возглавляемой Путиным партии "Единая Россия". В телеграмме говорится следующее: "Есть некоторые споры о том, купил ли Резник дом у Петрова или это был подарок. В любом случае, по сообщениям прессы, этих двоих регулярно видели вместе на острове".
Испанские прокуроры выдают ордер на арест Резника на территории всего Евросоюза. Он остается в России. Здесь он пользуется иммунитетом. Прокуроры связывают его с тамбовской преступной семьей и дерзким заговором с целью похищения старшего сына испанского строительного магната. Ссылаясь на El País, американцы утверждают, что испанское правительство составило "секретный список" российских прокуроров, высокопоставленных военных и политиков, включая действующих и бывших министров, которые могли быть причастны к сети, расследованной в рамках операции "Тройка". В эту сеть якобы входят "три министра". Она простирается до самого верха российского министерства обороны.
Я также узнал, что испанцы намеренно оставили Москву "за бортом" расследования "Тройки", поскольку боялись утечки информации к мафиозным целям. Такая секретность вполне объяснима. В 2005 году Калашов и Тариэль Ониани - также российский гражданин грузинского происхождения - были предупреждены за несколько часов до рейда испанской полиции в рамках операции "Ависпа". (Предполагается, что виновниками утечки информации были российские спецслужбы или коррумпированные испанские чиновники). Они бежали из страны. Калашов был задержан в 2006 году в Дубае и экстрадирован обратно в Испанию. По оценкам американцев, личное состояние Калашова составляет 200 миллионов евро. По их словам, он также владеет значительной долей акций российского энергетического гиганта "Лукойл" и вместе с Ониани участвовал в его привозе в Испанию в 2003-2004 годах.
Картина складывается необычная. Преступные доны, торговые атташе, министры, отмывание денег, контрабанда, похищения и служба безопасности, которая нанимает мафию для своих непрозрачных миссий. Здесь, в дипломатических телеграммах, никогда не предназначавшихся для публикации, показан коррупционный узел в сердце российского государства.
*
Я начинаю писать целую серию рассказов о России, основанных на документах WikiLeaks. Из всех материалов, появившихся в этом замечательном архиве, русские телеграммы - самые убедительные. Наверху, все еще застряв в комнате со сломанным кондиционером, я объясняю свои открытия Ли и Кацу. Я взволнован. Они тоже. Широкая тема нашего скорого выхода в свет материала о России WikiLeaks очевидна: коррупция, Литвиненко и мафиозный характер российского государства.
Но среди телеграмм я нахожу красочные виньетки, которые иллюстрируют постсоветский прогресс России - или его отсутствие. При поиске слова "Ленин" я нахожу телеграмму, отправленную миссией США в Бирме. В ней подробно описывается встреча в сентябре 2005 года между американским представителем в Рангуне и российским послом в Бирме Олегом Кабановым. Место встречи - комплекс российского посольства - "бункер в сталинском стиле рядом с министерством иностранных дел в центре Рангуна".
Посол и обвинение не сходятся во взглядах на бирманскую политику. ("Взгляды российской миссии. . . похоже, застряли в тех же сталинских рамках", - отмечает обвинение. Кабанов говорит, что западные страны "слишком нетерпеливы", чтобы увидеть перемены в Бирме, и добавляет, что демократия "приведет только к хаосу и краху". )
В конце этого несчастного визита вежливости американское обвинение узнает, что российский дипломат является поклонником Ленина: "Кабанов, похоже, ностальгировал по эпохе, когда его страна тоже была самодержавной; он сказал обвинению, что держит в своем кабинете 55-томное собрание сочинений Ленина, отметив, что большевикам потребовались годы в изгнании, чтобы спланировать и организовать "реформу" российской политической системы". Ленин, таким образом, продолжает жить не только в пыльных провинциальных скверах России. Он явно вызывает ностальгию у путинских чиновников, скептически относящихся к западным ценностям и предпочитающих авторитарные.
Каблограмма, отправленная посольством США в Ватикан, служит еще одним доказательством затянувшегося советского мышления. В ней, написанной послом США при Святом Престоле Джимом Николсоном, рассказывается о встрече с директором Ватикана по России архиепископом Альберто Трикарико в 2002 году. Трикарико "недоволен и взволнован". Русские отказались выдать визы двум высокопоставленным католическим священнослужителям - пощечина для тех в Ватикане, кто хочет примирения с Русской православной церковью.
Трикарико жалуется, что попытки сближения с русскими до сих пор были "односторонними". Действительно, другие телеграммы подтверждают, что желание Путина утвердить российское влияние распространяется и на духовную и епископальную сферу. Архиепископ жалуется, что "католиков преследовали в России в течение 80 лет, бросали в ГУЛАГ, многие были замучены, и "это наша награда?"". В заключение он ссылается на обвинения в том, что тогдашний патриарх Алексий II работал на КГБ. В телеграмме говорится: "Трикарико утверждал, что российское православное духовенство страдает от"социалистического образа мышления; все они были коллаборационистами в прошлом и не могут избавиться от старых традиций".
В телеграммах также сообщается о неудовлетворительных встречах чиновников Европейского союза с их российскими коллегами. Две стороны встречаются дважды в год на саммитах Россия-ЕС. Но эти саммиты, проходящие попеременно то в Брюсселе, то в показушных российских городах, таких как Хабаровск или Ханты-Мансийск, не приносят никакого прогресса и все больше превращаются в пустую трату времени.
Отчасти причина в европейской разобщенности. Существуют два разных лагеря по вопросу о том, как вести себя с возрождающейся Россией: реалисты, которые считают, что ЕС должен принимать Россию такой, какая она есть, и не раздражать ее, и моралисты, которые считают, что Россия должна соблюдать европейские стандарты. Например, на заседании консультативного органа НАТО по терроризму и шпионажу в 2009 году британцы подняли вопрос об угрозе со стороны российских спецслужб. (Ранее в том же году НАТО выслало двух российских дипломатов за деятельность, не соответствующую их статусу). Французы, однако, жалуются, что это равносильно точке зрения "холодной войны".
Отчасти трудности связаны с отсутствием согласованного видения, когда речь идет об общем соседстве ЕС и России. Я прочитал одну телеграмму, в которой говорится, что ЕС хочет продвигать свои "общие интересы" с Кремлем в Украине, Молдове, Беларуси и на Южном Кавказе. В телеграмме сухо отмечается, что ЕС "сталкивается с трудностями в преодолении убежденности России в исключительности сфер влияния". Один из российских правительственных чиновников прямо говорит ЕС, что эти страны "ближнего зарубежья" - "родственники", которые "очень близки нашему сердцу". Для ЕС же "они всего лишь соседи, причем новые".
Эти трения между ЕС и Россией обостряются в 2005 году, когда Москва направляет в Брюссель нового, энергичного посла Владимира Чижова. В депеше в Вашингтон говорится, что Чижов встряхнул российскую миссию и "с удовольствием досаждает ЕС". Российские дипломаты уже привыкли к спокойному предшественнику Чижова. Теперь, с сожалением отмечается в телеграмме, они "не обращают внимания на свои "p" и "q", щедро приветствуют Чижова как "ваше превосходительство" и каждый день спрашивают, как поживают его жена, дети и собака". Отвечая на вопрос о Чижове, один из сотрудников ЕС простонал: "Он просто кошмар".
У чиновников ЕС бывают моменты забавной неосмотрительности. Зафиксировано, что в 2004 году Крис Паттен - в то время комиссар ЕС по внешним связям - сплетничал за обедом из "резиновой рыбы" с американским дипломатом в немецком аналитическом центре. За неделю до этого Паттен побывал в Москве, а в Брюсселе только что завершились министерские консультации между ЕС и Россией.
В телеграмме говорится следующее: "Паттен сказал, что Путин проделал хорошую работу для России, в основном благодаря высоким мировым ценам на энергоносители, но у него есть серьезные сомнения в характере этого человека". Предупредив, что "я не говорю, что гены являются определяющими", Паттен затем проанализировал историю семьи Путина: дед входил в группу специальной охраны Ленина, отец был аппаратчиком коммунистической партии, а сам Путин с юных лет решил сделать карьеру в КГБ. "Он кажется вполне разумным человеком, когда обсуждает Ближний Восток или энергетическую политику, но когда разговор переходит на Чечню или исламский экстремизм, глаза Путина превращаются в глаза убийцы".
Еще одна телеграмма - просто жемчужина. В апреле 2008 года Уильям Бернс, посол США, наносит визит Александру Солженицыну, нобелевскому лауреату и диссиденту. Встреча проходит на московской даче Солженицына; на ней также присутствует жена Солженицына, Наталья. Бернс находит легендарного писателя, которому сейчас 89 лет, "бодрым" и "активно участвующим в событиях дня", но с заметно ухудшающимся здоровьем. "После инсульта у него парализована левая рука, а кисть занемела", - сообщает Бернс.
Разговор переходит на политику. Высланный из Советского Союза в 1974 году, Солженицын оказывается неожиданным поклонником Путина.
"Солженицын положительно оценил восьмилетнее правление Путина по сравнению с правлением Горбачева и Ельцина, которые, по его словам, "усугубили ущерб, нанесенный российскому государству 70 годами коммунистического правления". При Путине народ заново открыл для себя, что такое быть русским, считал Солженицын, хотя и признавал, что многие проблемы остались; среди них "бедность и увеличивающийся разрыв между богатыми и бедными". Солженицын умер через четыре месяца.
***
Эти телеграммы очень интересны. Но помимо поиска потенциальных материалов для Guardian, я использую базу данных WikiLeaks, чтобы узнать больше о ФСБ - теневой организации, которая почти четыре года считала меня своим врагом. Поисковый запрос "ФСБ" дает джекпот результатов. Я начинаю собирать отчеты, в которых упоминаются российские органы безопасности, на карту памяти. Я называю этот файл "призраки".
У меня нет конкретной цели. Документы WikiLeaks содержат более 200 миллионов слов. Они дают беспрецедентное представление о мыслительных процессах американских дипломатов и единственной в мире сверхдержавы, а также складывают богатую мозаику жизни и политики в XXI веке. Но я оптимистично настроен на то, что среди потоков аналитики и сплетен из первых уст найдутся подсказки на некоторые вопросы, на которые я попытался ответить после первого таинственного визита в 2007 году - а именно, кто эти агенты ФСБ, ворвавшиеся в мою квартиру? Кто их послал? И кого еще они посетили?
Уже через несколько часов после начала поисков я делаю содержательное открытие. 9 ноября 2009 года Джон Байерли, посол США, отправляет секретную телеграмму директору ФБР Роберту Мюллеру. Мюллер собирается посетить Москву; задача Байерли - дать ему откровенную оценку руководителей российских спецслужб и правоохранительных органов, с которыми он должен встретиться. В начале посол отмечает, что отношения между США и Россией "заметно улучшаются после того, как они достигли дна летом 2008 года" - другими словами, во времена правления администрации Буша и российско-грузинской войны. Однако с тех пор и Барак Обама, и Хиллари Клинтон посетили Москву, учредили новую двустороннюю президентскую комиссию и создали "более позитивную динамику в двусторонних отношениях, чем я видел за последние десять лет".
Плохая новость, однако, заключается в обструкционистской позиции и "менталитете холодной войны" российских коллег Мюллера. Это директор ФСБ Александр Бортников, директор СВР Михаил Фрадков и министр внутренних дел Рашид Нургалиев. Все трое, по словам Байерли, представляют институты, которые чувствуют "идеологическую и материальную" угрозу в связи с улучшением отношений. Байерли называет их влиятельными противниками "программы взаимодействия" Белого дома. В параграфе "Государственная безопасность" он также сообщает, что, по мнению независимых аналитиков, "отдельные сотрудники служб безопасности связаны с организованной преступностью".
Российские спецслужбы резко активизировали свои усилия против США и других западных держав в ответ на продемократические революции в Грузии и на Украине, пишет Байерли. Они считают, что Запад спровоцировал протесты.
Их сотрудники ведут постоянную слежку за представителями американского правительства и пытаются помешать гуманитарным программам США на Северном Кавказе. Силы МВД преследуют и запугивают политические оппозиционные партии, а "расследования" против поддерживаемых Западом НПО (неправительственные организации) по сфабрикованным обвинениям (например, в использовании пиратского программного обеспечения) препятствуют работе, которую эти организации стремятся выполнить.
Самые интересные откровения содержатся в разделе, описывающем ежедневные трудности, с которыми сталкиваются американские дипломаты, находящиеся в Москве. Под заголовком "Сложные отношения" Байерли рассказывает о некоторых проблемах, с которыми столкнулись его и местные сотрудники:
«В то время как некоторые подразделения ФСБ сотрудничают с американскими правоохранительными органами, другие подразделения, особенно те, которые занимаются контрразведкой, не сотрудничают. За последние несколько месяцев притеснение и запугивание всех сотрудников посольства возросло до уровня, которого не наблюдалось в течение многих лет. Сотрудники посольства лично подвергались клеветническим и ложным нападкам в средствах массовой информации. Члены их семей стали жертвами психологически пугающих утверждений о том, что их супруги, работающие в правительстве США, погибли в результате несчастного случая. Вторжения в дома стали гораздо более обыденными и дерзкими, а активность против наших российских сотрудников, работающих на местах, продолжает расти рекордными темпами. Мы не сомневаемся, что эта деятельность исходит от ФСБ. Контрразведывательные вызовы остаются отличительной чертой службы в посольстве в Москве. Вряд ли этот факт изменится в среднесрочной перспективе».
Наконец-то хоть какой-то ответ. У внутренних взломов ФСБ есть название. Это домашние вторжения. По крайней мере, так их называют американцы. И ясно, что я далеко не единственная жертва. Похоже, что пол-Москвы принимает у себя тех же незваных гостей. По всей российской столице, крупнейшем городе Европы, агенты ФСБ активно взламывают замки, прячут жучки, шныряют по лестничным клеткам и используют квартиры патриотически настроенных соседей для шпионажа за объектами. Если вторжения становятся все более дерзкими и распространенными, это означает увеличение численности персонала. Интересно, насколько велика группа вторжения ФСБ?
Поскольку большинство их целей - выдуманные враги, а не реальные, эта деятельность должна быть колоссальной тратой времени. Восстановление Путиным элементов советской системы хорошо известно. Но, похоже, он также вернул еще один аспект неэффективного коммунистического прошлого: не-работу. Реальность не имеет значения. Важно мировоззрение Путина, в котором дипломаты, западные журналисты и внутренние критики - все они опасные шпионы.
*
Британия прекращает сотрудничество с ФСБ после убийства Литвиненко. Но американцы, напротив, продолжают вести дела с этим ведомством, несмотря на то, что его сотрудники, похоже, заняты саботажем "перезагрузки" российско-американских отношений, о которой возвестила администрация Обамы. США сотрудничают с ФСБ и МВД России в области борьбы с терроризмом, организованной преступностью, биотерроризмом и киберпреступностью; Вашингтон приглашает российских сотрудников правоохранительных органов пройти обучение в национальной академии ФБР в Куантико. Элитная группа ФСБ "Альфа", занимающаяся освобождением заложников, также проходит подготовку в Куантико вместе со своими американскими коллегами.
В рамках перезагрузки Мюллер (директор ФБР) привозит с собой необычный подарок: небольшой кусок радиоактивного урана. Согласно секретным телеграммам, в 2007 году российское правительство потребовало от США передать 10-граммовый образец высокообогащенного урана, изъятый в Грузии в 2006 году в ходе операции по выявлению контрабанды ядерных материалов. ФБР сообщило русским, что директор Мюллер привезет его во время своей поездки в Москву и передаст в руки ФСБ. США считают, что уран был украден с российского предприятия. Американцы надеются, что кусок урана будет воспринят как жест доброй воли и побудит русских к более тесному сотрудничеству в ядерной сфере. Со своей стороны, ФСБ соглашается не взимать пошлину.
Несмотря на эти прагматичные рабочие отношения, я узнаю, что Белый дом не питает иллюзий относительно характера деятельности ФСБ. По сути, это преступная организация, предоставляющая защиту гангстерам и вымогающая взятки у крупного бизнеса. По крайней мере, так утверждает Байерли в другой секретной телеграмме, отправленной в Вашингтон 12 февраля 2010 года. Его объектом является Юрий Лужков, 73-летний мэр Москвы, чья хватка за власть ослабевает. После 18 лет правления Лужков все больше надоедает Кремлю, но в то же время он признает его способность бесперебойно управлять городом и обеспечивать голоса избирателей для кремлевской партии "Единая Россия".
Обсуждение Лужкова невозможно без деконструкции возглавляемого им правительства мэрии - захудалой, погрязшей в преступности клептократии, в которой старшие, средние и даже младшие чиновники требуют отступных. Байерли описывает масштабы московской коррупции как "всепроникающие". Мэр Лужков сидит "на вершине пирамиды", говорит он. Посол замечает: "Лужков контролирует систему, в которой, похоже, почти все на всех уровнях вовлечены в ту или иную форму преступного поведения". У Лужкова также могут быть сомнительные "связи" с организованной преступностью, добавляет Байерли, и утверждает, что существует "мутная" связь между бюрократами, бандитами и даже прокурорами.
Я с увлечением читаю, как посол дает криминалистический отчет о хорошо развитой российской системе взяточничества:
«Прямые связи правительства Москвы с криминалом заставляют некоторых называть его "неблагополучным" и утверждать, что оно работает скорее как клептократия, чем как правительство. Криминальные элементы пользуются krysha (термин из мира криминала/мафии, буквально означающий "крыша" или защита), которая проходит через милицию, Федеральную службу безопасности (ФСБ), Министерство внутренних дел (МВД), прокуратуру, а также через всю бюрократию правительства Москвы. Аналитики выделяют трехступенчатую структуру криминального мира Москвы. Лужков находится на вершине. На втором уровне - ФСБ, МВД и милиция. Наконец, на самом нижнем уровне находятся обычные преступники и коррумпированные инспекторы».
По словам Байерли, все предприятия в Москве вынуждены платить деньги за защиту правоохранительным структурам, фактически создавая параллельную налоговую систему: "Милиция и МВД собирают деньги с малого бизнеса, а ФСБ - с крупного". По словам Байерли, "крыша" ФСБ - самая желанная, ФСБ даже защищает "Солнцевское братство", главную московскую организованную преступную группировку.
Как я читал, подлость доходит до самой верхушки российской власти, а взятки распределяются вверх по "вертикали", созданной Путиным. Байерли цитирует один из источников, который утверждает, что Лужков и многие мэры и губернаторы "платят ключевым инсайдерам в Кремле". Источник утверждает, что чиновники входят в Кремль "с большими чемоданами и телохранителями". Чемоданы, по предположению источника, "полны денег". Другой источник с этим не согласен. Он указывает, что проще платить взятки "через секретный счет на Кипре" - излюбленный офшорный маршрут богатых россиян. Такая система взяточничества действует и в российской провинции.
Неудивительно, что криминальный и политический мир пересекаются, говорится в телеграмме, - депутаты обычно вынуждены покупать себе места в парламенте. Эта схема проста: депутатам нужны деньги, чтобы попасть на самый верх, но как только они там оказываются, "их должности становятся весьма выгодными возможностями для зарабатывания денег". Главы московской милиции, тем временем, также руководят "тайным сундуком с деньгами", который используется для решения проблем Кремля, таких как "фальсификация выборов" или подкуп людей, когда это необходимо.
Это похоже на утверждения, которые я услышал позже из другого источника: что государственные корпорации, такие как "Газпром" и "Роснефть", тайно перечисляют деньги в кремлевский сливной фонд. Этот фонд хранится в банке ВТБ. Из него получают вторые зарплаты до 70 000 долларов в месяц ключевые чиновники правительства и правоохранительных органов.
Масштабы коррупции поражают воображение. Байерли приводит данные Transparency International за 2009 год. По оценкам организации, взятки обходятся России в 300 миллиардов долларов в год, что составляет 18 % валового внутреннего продукта страны.
За месяц до моего возвращения в Лондон, чтобы изучить материалы WikiLeaks, Медведев увольняет Лужкова. Это один из немногих смелых поступков за время его президентства. В преддверии его отставки российские государственные телеканалы обвиняют Лужкова и его жену - миллиардершу Елену Батурину, живущую сейчас в Лондоне, - в массовой коррупции. Медведев, однако, не упоминает коррупцию в качестве причины увольнения Лужкова. Вместо этого он предлагает более туманное объяснение - что мэр потерял доверие президента.
Его сдержанность понятна. В конце концов, если Лужков был коррумпирован в течение предыдущих 18 лет - 10 из них при Путине, - почему Кремль молчал все это время?
Мои материалы о коррупции из WikiLeaks не найдут отклика в Москве. Это я знаю точно. В России не любят говорить правду. Но я не могу предвидеть мстительную реакцию Кремля.
ГЛАВА 15. Спасибо Диме и Владу
Департамент информации и печати МИД России, Старый Арбат, Москва
16 ноября 2010 года
Каждый человек виновен в том или ином проступке, будь то политический или экономический откат или мелкая коррупция.
ХЕДРИК СМИТ, РОССИЯНЕ
Телефонный звонок, раздавшийся во вторник 2 ноября 2010 года, был неожиданным. Я нахожусь в Лондоне, погрузившись в чтение секретных материалов WikiLeaks о России. На линии - Николай, младший сотрудник пресс-службы российского МИДа. "Вы должны прийти на встречу в министерство иностранных дел завтра в 10 утра", - говорит он по-русски. Я объясняю, что нахожусь в Великобритании, на временной работе в лондонском офисе Guardian, и вернусь в Москву только через некоторое время. Я спрашиваю, в чем дело. Он отказывается говорить. Через неделю Николай (я так и не узнаю его полного имени) звонит снова. Министерство по-прежнему хочет меня видеть.
Звонок явно предвещает что-то. Но чего? Его время любопытно: 27 ноября 2010 года истекает срок моей годовой аккредитации в российском Министерстве иностранных дел (МИД). Я подал заявку - как и в предыдущие годы - на ее продление. 28 ноября "Гардиан", а также международный консорциум изданий, включая "Нью-Йорк таймс", должны опубликовать первую из серии необычных разоблачений, содержащихся в телеграммах Госдепартамента США. Знает ли Кремль о том, что его ждет? И является ли это попыткой отговорить нас от публикации? Возможно, запугивание?
Интранет-сервер The Guardian, на котором хранятся каблограммы WikiLeaks, имеет несколько уровней защиты. Но у российского государства есть целая армия опытных хакеров, для которых обычные брандмауэры не представляют особой сложности. На той же неделе я встречаюсь с Джулианом Ассанжем, главным редактором WikiLeaks. Он считает, что русские, китайцы и "возможно, иранцы" уже владеют файлами Госдепартамента.
Тем не менее мне кажется маловероятным, что министерство пойдет на такой драматический шаг, как высылка меня из России. Наверняка это будет пиар-катастрофой, возвращением к старым добрым временам Советского Союза? Вместо этого я готовлюсь к очередной официальной ругани. Я прилетаю в Москву из Лондона в субботу 13 ноября. Мы договариваемся, что я приду в министерство иностранных дел в понедельник 15 ноября. МИД загадочным образом переносит встречу на 24 часа. Его руководство "недоступно".
На следующее утро, во вторник 16 ноября, я приезжаю в 11 утра в отдел прессы и информации МИДа в историческом районе Старого Арбата. Классическое здание находится в нескольких минутах ходьбы от модернистского британского посольства и главного здания министерства иностранных дел сталинской эпохи, возвышающегося над Бульварным кольцом подобно готическому монстру. Пушкин жил на Арбате три месяца после женитьбы; этот район был моден среди дореволюционной московской интеллигенции. Сегодня Арбат - это ловушка для туристов, где продаются советские памятные вещи, шапки из кроличьего меха и матрешки с изображением Путина, Горбачева и Спанч Боба.
Я встречаю Николая внизу. Он провожает меня в скрипучем лифте на второй этаж. Николай проводит меня по коридору с красным ковром в небольшую приемную. Стены украшены карандашными рисунками старой Москвы в рамке. Здесь есть диван и пара унылых деревянных стульев. Окно выходит на мощеный Денежный переулок. Атмосфера институциональная и явно советская. У меня сложилось впечатление, что эта мрачная комната мало используется. Появляется руководитель пресс-службы Олег Чурилов со своим заместителем Александром Кузнецовым. Чурилов - мужчина средних лет. Этим двум невзрачным государственным функционерам предстоит передать сообщение.
Чурилов начинает внешне приветливым тоном. Мы говорим по-русски. Он отмечает не по сезону теплую погоду в Москве. (Сейчас 11 градусов тепла и середина ноября; обычно к этому времени улицы Москвы покрываются толстым слоем снега). Двумя годами ранее коллега Чурилова по пресс-службе Борис Шардаков обругал меня, используя "ty", невежливое русское "you" - намеренное оскорбление. Но Чурилов - человек спокойный и мягкий. Он использует "vy", формальное "you", и вежливо обращается ко мне "Господин Хардинг" - мистер Хардинг. Чувство предчувствия нарастает.
Далее следует своего рода сюрреалистическая пантомима - черная комедия, которая могла бы выйти из-под пера Гоголя, верховного летописца бюрократического абсурда. Чурилов объясняет, что в связи с моей аккредитацией возникли "некоторые проблемы". Становясь торжественным, он протягивает тонкую кожаную папку цвета оленя. Она кажется пустой. Затем я замечаю два листа бумаги формата А4. В течение следующих 20 минут Чурилов объясняет, что я "нарушил" миграционные правила, когда отправился в российскую Арктику в рамках пресс-тура Гринпис.
Я хорошо помню эту поездку. В октябре 2009 года - за два месяца до саммита в Копенгагене - я вместе с 30 другими журналистами прилетел на полуостров Ямал. Нашей целью было изучение изменения климата. Мы провели две ночи в палаточном лагере у ненецких оленеводов. Ненцы кочевали в этом отдаленном районе субарктики тысячи лет. Но их кочевой образ жизни подвергается все большему стрессу из-за потепления температуры.
Экспедиция была незабываемой. Я ел оленину с макаронами, плавал голым в сибирском озере и брал интервью у эксперта по шерстистым мамонтам. Я также пролетел на вертолете над дикой природой древних ледяных хребтов, выложенных в виде изумрудных многоугольников. Нашим конечным пунктом назначения было Карское море - одно из самых экстремальных мест на Земле. Здесь я спросил российского метеоролога, заметил ли он какие-либо различия в толщине морского льда. Как насчет изменения климата? Он ответил: "Изменение климата - это фантазия, придуманная скучающими европейцами".
В поездку должен был отправиться мой коллега из Guardian Джон Видал. В последнюю минуту он отказался. Вместо него поехал я. У "Гардиан" было действующее разрешение на въезд в регион - на имя Джона. В отделе прилета аэропорта Салехарда я покорно стоял в очереди. Сотрудники аэропорта из Федеральной пограничной службы - подразделения ФСБ - проверили наши разрешения. Эми Феррис-Ротман, московский репортер агентства Reuters, тоже получила бумажку на имя своего шефа бюро.
Чиновник отделил нас от остальных. Он объяснил, что нас отвезут в штаб-квартиру агентства: современное одноэтажное здание на окраине города с нарядными двойными воротами, выкрашенными в черный цвет. Был поздний вечер начала октября, небо было пасмурным и серым. Лед - предвестник ранней зимы - уже покрывал грязные выбоины.
Внутри, в теплом боковом кабинете, второй сотрудник ФПС объяснил, что наше "преступление" несерьезно: нам просто нужно подписать протокол, или формуляр, и мы сможем присоединиться к остальным членам группы. Однако сначала был допрос. Какова моя национальность? Что я делал на Ямале? Я объяснил, что прилетел на Ямал с большой группой иностранцев. Наша миссия заключалась в поиске признаков изменения климата - понятия, с которым чиновник не был знаком.
Я предъявил паспорт, аккредитационную карточку Министерства иностранных дел для прессы и изъеденную временем копию адреса моей московской регистрации - еще один элемент советской бюрократии, сохранившийся в современной России. Он тщательно отксерокопировал мои документы. Мы уехали и направились в салехардскую гостиницу "Северный полюс".
Прошло больше года, и вот мой протокол! Я указываю Чурилову на то, что другие журналисты в поездке тоже "нарушили" правила. Мой проступок - если это был проступок - был, очевидно, пустяковым. Я также отмечаю, что Федеральная пограничная служба не удосужилась меня оштрафовать. "Я не могу исключить, что бюджетное положение службы на тот момент было здоровым", - возражает Чурилов.
Затем Чурилов достает вторую бумагу. Она касается моей поездки в Ингушетию в марте, когда сотрудники ФСБ задержали меня недалеко от главного города республики - Назрани. Я указываю, что ранее в тот же день сотрудники ФСБ задержали еще трех журналистов из агентства Франс Пресс. Все мы приняли разумные меры предосторожности и не знали, что за несколько дней до этого Назрань была объявлена закрытой для посещения. Я заранее проинформировал местные власти о своей поездке. В Ингушетии президент республики Юнус-Бек Евкуров пригласил меня взять у него интервью. Я даже позвонил в местную ФСБ. "Как я могу взять интервью у президента Ингушетии, не приехав в Ингушетию?" — спрашиваю я.
Чурилов не может дать совет. И он признает, что никаких мер против других корреспондентов, которые "нарушили" те же правила в то же самое время, принято не было. Как и в случае с другими критиками режима, похоже, что правосудие в моем случае будет применяться избирательно. На этом мое терпение иссякло.
"Получу ли я новую аккредитацию или нет?" — спрашиваю я.
Ответ, выраженный мучительным бюрократическим языком, - нет.
"Как иностранный гражданин вы дважды нарушили административное законодательство. Вы попали в список тех иностранцев, чьи визы не подлежат продлению. Такое решение принято".
Чурилову понадобилось 23 минуты, чтобы перейти к сути вопроса - МИД высылает меня из России. И даже после этого он набирается смелости сообщить новость, используя анонимный пассивный залог.
Чурилов, похоже, не желает называть реальный орган, отдавший приказ выслать меня из страны, - ФСБ. Я прямо спрашиваю его: какое ведомство решило, что я должен покинуть Россию? И знает ли об этом решении администрация президента, которая, очевидно, стремится привлечь иностранных инвесторов и модернизировать российскую экономику?
Он отвечает еще одним впечатляющим иносказанием: "Это решение принимается органами, отвечающими за применение соответствующего законодательства. Вы можете изучить наш устав, чтобы узнать, какие органы уполномочены применять законы о въезде и выезде из страны".
"Значит, это ФСБ?"
"Да", - наконец подтверждает он.
Министерство иностранных дел, как я узнаю, хотело бы, чтобы "Гардиан" произвела "мудрую замену" - другими словами, заменила бы меня другим, предположительно менее критичным корреспондентом, присланным из Лондона. Я вспоминаю Маггериджа: "Агенты Советского Союза даже нередко оказывают давление на редакции, когда корреспондент в Москве их не удовлетворяет".
"Мы готовы на дружеской основе - по-человечески - разрешить вам остаться в России до конца года", - говорит Чурилов.
"Дело в том, что, как вы знаете, у меня двое детей, которые учатся в британской школе в Москве. Сейчас середина учебного года. Моя виза заканчивается 27 ноября. Вы хотите сказать, что нам не нужно уезжать 27-го?"
"Мы говорим о разумных сроках", - отвечает Чурилов.
"А как насчет того, чтобы остаться до следующего лета?"
"Боюсь, что нет".
Где-то на заднем плане, на серых улицах, срабатывает автомобильная сигнализация.
*
Разговор нерадостный. Спустя два десятилетия после того, как холодная война должна была закончиться, меня выдворяют из России за то, что у меня не те документы. На самом деле мое выдворение происходит в том же советском стиле, что и в отношении других критиков режима. Российское правительство регулярно принимает подобные легальные меры для преследования и закрытия иностранных НКО, лишения оппозиционных кандидатов права регистрироваться и участвовать в местных и национальных выборах, а также для наказания бизнеса. Все они совершают фиктивные "правонарушения".
Эта тактика существует уже давно. В 1970-х годах Хедрик Смит отмечал, что в Советском Союзе никто не мог подчиниться бесчисленным законам и правилам. Система намеренно построена таким образом, чтобы власти постоянно имели преимущество, оставляя российских граждан растерянными, бесправными и в проигрыше. Смит пишет:
«Как мне часто говорили русские, невозможно прожить безупречную жизнь в обществе с таким количеством правил, какое навязывает советская система. Каждый виновен в каком-то проступке, будь то политические или экономические промахи или мелкая коррупция. Власти используют это чувство вины и уязвимости, говорят мои друзья, чтобы держать обычных людей в обороне».
Я говорю Чурилову: "Я хотел бы официально заявить, что работал совершенно законно. Я не считаю эти нарушения сколько-нибудь серьезными. Мы оба знаем, что это не настоящая причина [моего исключения]. Это просто предлог, чтобы избавиться от меня. Я не понимаю, почему вы так поступаете. Но я думаю, что это ошибка".
Чурилов повторяет, что "факты есть факты" и что я виновен в "нарушениях".
"Я сожалею о принятом решении. Сейчас я свяжусь с британским посольством и британским правительством, и мы сделаем представления на политическом уровне. Мне кажется странным, что в то время, когда двусторонние отношения между Великобританией и Россией улучшаются, вы предпринимаете этот негативный шаг".
Почти вскользь я добавляю: "Вы понимаете, что будет большой скандал?".
Чурилова это не трогает. У меня складывается впечатление, что тот, кто решил выгнать меня из России, более высокопоставленный человек, чем он. Насколько выше, интересно. И на каждого модернизатора в Кремле, заботящегося о международной репутации России, найдется сторонник жесткой линии, который наслаждается - даже смакует - конфронтацией с Западом, даже на мелком уровне иностранного корреспондента. Я понимаю, что работа Чурилова заключается в том, чтобы передавать мне плохие новости. Я ни в коем случае не считаю его злым. Как и другие члены огромной путинской бюрократической системы, в которой беспрекословная преданность - залог продвижения по службе и хорошей карьеры, его недостатки - человеческие: слабость, самодовольство, самообман и - самое главное - трусость.
Когда я встаю, чтобы уйти, Чурилов нажимает на примирительную ноту: "Я понимаю, что для журналиста это неприятно. Мы сожалеем. После некоторой задержки нет причин, по которым вы не могли бы снова подать документы на визу".
"Вам есть что сказать?" спрашиваю я. Чурилов не отвечает.
"Спасибо. " Я пожимаю ему руку. Я выхожу, оставляя на стеклянном столе два листка бумаги - свидетельства моих тяжких преступлений против российского государства.
*
Я не первый репортер, которого постигла такая участь. На самом деле во времена Советского Союза такое случалось слишком часто. Уитмена Бассоу - автора книги "Московские корреспонденты" - советские власти выгнали в 1962 году за нарушение неустановленных правил. Полувеком ранее его изгнание предвосхитило мое собственное. В его случае другой неулыбчивый сотрудник пресс-службы, Алексей В. Попов, обвинил его в "нарушении норм поведения иностранных корреспондентов СССР" и написании "грубых клеветнических депеш о Советском Союзе, вызвавших праведное возмущение советского мнения".
Попов сообщил Басову, что он должен покинуть Россию в течение семи дней. Басов также выразил протест. Протокольного рукопожатия не последовало. Его карьера в качестве шефа бюро Newsweek была внезапно закончена. Его выдворение заняло несколько минут, а мое затянулось почти на час. Бассоу вернулся в Москву только в 1984 году. По возвращении он обнаружил свой старый офис таким же "убогим и запущенным", как и тогда, когда он уезжал.
Кремль по-разному оправдывает высылку. Но классические советские оправдания включают спекуляцию валютой, шпионаж и работу против интересов государства. В 1923 году бдительные агенты ЧК - прародительницы нынешней ФСБ - вскрыли кожаную дипломатическую сумку и обнаружили депеши, написанные четырьмя американскими корреспондентами. Какой ужас! Корреспондентов поймали с поличным, когда они обходили строгие правила цензуры, установленные большевиками. Все четверо были высланы из страны. Бассоу отмечает, что они были первыми из многих, кого красная Москва выгнала в течение последующих шести десятилетий.
В 1956 году был изгнан корреспондент Associated Press Рой Эссоян. Его преступление? "Нарушение правил, регулирующих деятельность иностранных корреспондентов". В 1960-х и 1970-х годах предлоги сменились на диссидентов и требования советских евреев, стремящихся уехать в Израиль. Но применялась та же тактика, и все больше репортеров просили уехать. В 1969 году настала очередь Раймонда Андерсона из "Нью-Йорк таймс" и Анатолия Шуба из "Вашингтон пост" ("клеветнические статьи"). В течение следующих полутора лет последовали еще три высылки.
Высылки происходили, когда отношения с Западом были в достаточно хорошей форме. В 1977 году был выслан Джордж Кримски, энергичный репортер AP, который освещал диссидентскую тематику и был дружен с диссидентом Андреем Сахаровым. (Его обвинили, в частности, в шпионаже; Белый дом Джимми Картера в знак протеста выдворил из Вашингтона корреспондента ТАСС). Высылка Кримски стала предупреждением для других корреспондентов о необходимости сбавить обороты в освещении сахаровской истории. К этому времени высылка стала своего рода московским ритуалом: в аэропорту высылаемые корреспонденты прощались с коллегами-репортерами, а также с друзьями, дипломатами и несколькими храбрыми советскими людьми, записал Бассов. Их отъезд проходил под пристальным взглядом сотрудников КГБ - мужчин в меховых шапках, лица которых были скрыты шарфами.
Кремль продолжал использовать высылку в качестве оружия и в постбрежневские 1980-е годы. В 1986 году, при Горбачеве, агенты КГБ нагрянули к Николаю Данилову, корреспонденту журнала US News & World Report. Они отвезли его в Лефортовскую тюрьму. Данилов провел в камере 13 дней, прежде чем президент Рональд Рейган и генсек Горбачев заключили сделку: Данилов был освобожден в обмен на советского сотрудника ООН, обвиненного США в шпионаже. После этого он покинул страну. Британские журналисты подверглись аналогичному обращению. В 1989 году Ангус Роксбург, в то время сотрудник газеты Sunday Times, был выслан из страны, когда правительство Тэтчер выслало российских дипломатов из Лондона. Его обвинили в "неприемлемой деятельности" - другими словами, в шпионаже. К счастью, Роксбург вернулся в Москву спустя несколько месяцев, после того как Советский Союз распался.
На протяжении всей советской эпохи существовало идеологическое предположение, что все западные журналисты - шпионы. Отчасти это было продуктом зеркального мышления - учитывая, что многие советские журналисты, работавшие на Западе или работавшие в торговых делегациях, действительно имели связи с советской разведкой.
Коммунистическая система могла рухнуть. Но шпионская мания, характерная для советской эпохи, сохранилась. Путин выражал свое восхищение шпионскими триллерами, в том числе книгой "Семнадцать мгновений весны" и популярным мини-сериалом 1970-х годов о подвигах Макса Отто фон Штирлица. Штирлиц - советский шпион, работающий в самом сердце нацистского министерства иностранных дел.
Сегодняшние преемники КГБ, похоже, так же убеждены, что все западные журналисты - это тайные агенты, работающие на британскую или американскую разведку. Как агенты влияния, чья настоящая задача - очернить Россию, корреспонденты заслуживают всего, что ФСБ решит сделать с ними. Они играют честно. Таковва их логика.
На западный взгляд, устаревшее мировоззрение "силовиков" времен холодной войны кажется совершенно безумным. Но оно, по крайней мере, исторически последовательно - Кремль недоверчиво относится к иностранным журналистам с тех пор, как Великобритания и другие союзники поддержали Белую армию во время гражданской войны в России. Пишущий о 1970-х годах, периоде американо-советской разрядки, Бассоу отмечает: "Иностранные журналисты по-прежнему рассматривались как враждебные, любопытные агенты, стремящиеся лишь к тому, чтобы показать негативные стороны СССР. . . Традиционное подозрение, что корреспонденты - шпионы, а значит, подходящие объекты для слежки, провокаций и грязных трюков, оставалось неизменным, особенно в КГБ".
Десятилетие спустя, во время своей поездки в Москву в 1984 году, Бассоу с удивлением обнаружил, что КГБ все еще использует те же грубые методы, с которыми он сталкивался как журналист в ранней послесталинской Москве. Не все из них были неприятными. В 1958 году в ночном поезде в Ленинград Бассоу оказался в одном купе с привлекательной, хорошо сложенной блондинкой. Ее звали Каролина. Около 11 часов вечера Каролина выпуталась из одежды и завернулась в халат. Бассоу, обладающий приятным вниманием к деталям, отметил, что халат "иностранного происхождения".
"Вы мне нравитесь", - сказала она ему, затаив дыхание. "Вы умный, красивый мужчина. Я всегда хотела заняться любовью с американцем. Надеюсь, вы не откажете мне в этой возможности". Бассоу отверг ухаживания Каролины и указал на то, что он женат и имеет ребенка. Когда она спросила, почему он не хочет получить возможность узнать, "каковы русские женщины", он предложил: "Я уже знаю, какие они. Я читал "Анну Каренину" и "Войну и мир"".
Но медовые ловушки КГБ, за которыми следовали попытки шантажа тех, кто поддавался, были лишь гламурным концом проблем, с которыми сталкивались московские корреспонденты. Другие формы преследования включали физическое наблюдение, подслушивание и даже избиения. "Преемственность и перемены" - отличительные черты российской и советской истории - отчетливо проявлялись в том, как Кремль обращался с иностранными корреспондентами на протяжении предыдущих двух десятилетий", - писал Бассоу о позднем советском периоде. "С помощью грубого запугивания и угроз советские власти по-прежнему пытались контролировать репортеров и репортажи. Агенты КГБ продолжали резать шины, когда корреспонденты искали немногочисленных диссидентов в Москве". Он добавил: "Квартиры нескольких репортеров были ограблены, чтобы дать понять, что ни одно место не является недоступным для КГБ".
Это методы, с которыми я знаком.
*
Я ошеломлен. Но мое изгнание не стало для меня неожиданностью. Это то, что я всегда принимал как реальную, хотя и надуманную возможность. Западные корреспонденты в Москве встречаются не реже одного раза в месяц на неформальных собраниях, известных как "стая хакеров". Проработав более десяти лет иностранным корреспондентом Guardian, я понимаю, что чем уродливее режим, тем сильнее чувство солидарности между его осажденными дипломатами и журналистами. (Самые дикие вечеринки, с которыми я сталкивался, проходили в Кабуле при талибах, где выпивка была вне закона. В клубе ООН подавали только крепкие напитки, поскольку пиво было выпито).
Эти встречи - полезная возможность выпустить пар. Они привлекают эклектичную толпу, состоящую из неряшливых репортеров и стройных русских блондинок, работающих в государственном информационном агентстве РИА Новости. Шестью месяцами ранее молодая женщина, проходящая стажировку в МИДе, приходит на встречу «хакеров». Местом встречи в этот раз стало кафе, где продают круассаны и пирожные. Обычно такие посиделки проходят в задымленных подземных московских барах, где пинта посредственного желтого пива стоит 300 рублей, или 6 фунтов стерлингов. На вопрос, кого из журналистов министерство ненавидит больше всего, стажер невольно отвечает: "Есть такой парень по имени Люк Хардинг. Они его очень ненавидят".
Я не единственный журналист в Москве, который пишет о таких деликатных вопросах, как коррупция. Есть много других корреспондентов - как западных, так и российских, - которые честно и смело пишут о том, как Россия переходит от хаотичных, но относительно свободных ельцинских лет к "управляемой демократии" вертикальной путинской эпохи. Табу хорошо известны: богатство Путина и его команды, деятельность спецслужб, нарушения прав человека федеральными и местными войсками на Северном Кавказе. Другие тоже нарушают эти неписаные правила.
Но меня иногда удивляет робость и уступчивость некоторых моих западных коллег. В частности, московское бюро Би-би-си крайне неохотно пишет о материалах, которые могут оскорбить Кремль. Несмотря на усилия некоторых самых смелых репортеров, корпорация до сих пор полностью погружена в дремоту, которую экономист Андерс Ослунд называет "величайшей историей коррупции в истории человечества".
Reuters и другие информационные агентства, имеющие корреспондентов в кремлевском пресс-пуле, также кажутся мне слишком готовыми принимать заявления кремлевских спин-докторов за чистую монету. Они беспокоятся, и это вполне понятно, о будущем своих бюро. У многих корреспондентов в Москве есть русские жены или подруги, а также русские родственники - этот факт делает их более восприимчивыми к самоцензуре. Виновны ли Би-би-си и некоторые другие московские новостные организации в самоцензуре? Возможно. Не хватает ли им смелости? Безусловно.
Я нарушил все эти неформальные кремлевские "правила" о том, что журналисты должны и не должны сообщать из Москвы. А еще были WikiLeaks и мнение Госдепартамента США о России как о глубоко непривлекательной клептократии. Вот в чем заключались мои преступления. Я стал раздражителем, и кто-то - кто? - решил избавиться от меня.
***
Мои четыре года в России заканчиваются драматично: высылкой в советском стиле. Похоже, я стал первым западным штатным корреспондентом, которого постигла такая участь после окончания холодной войны. Я выхожу на улицу. Сажусь в ближайшем "Маккафе". Звоню Фиби. Я говорю ей, что нас выгнали. Фиби, которая направляется на встречу с русской литературной группой (на этой неделе она читает "Анну Каренину"), появляется в кафе через несколько минут. Она потрясена и не верит.
Я звоню Джеймсу Барбуру, пресс-атташе британского посольства в Москве. Джеймс приезжает вскоре после этого. Он тоже, кажется, удивлен новостями. О том, что ФСБ ведет против меня кампанию преследования, известно и в посольстве, и в британском МИДе в Лондоне. Но это неожиданное событие. Что оно означает?
Два часа спустя мы добираемся на метро по зеленой ветке до "Войковской", а затем на троллейбусе едем в британскую школу в Москве. Мы говорим Раскину, что уезжаем из России в Англию. Он реагирует прохладно. Я объясняю, что это означает, что он больше не будет выступать в качестве младшеговорона в рождественской постановке мисс Марины "Снежная королева". Мы идем к старшему корпусу школы, где Тилли посещает внеклассный писательский клуб. Когда она выходит, то сразу чувствует, что что-то не так: оба ее родителя пришли ее встречать - нетипичное событие. Мы сидим в классе испанского языка. Я говорю ей, что мы уезжаем из Москвы. Я должен заверить ее, что это не шутка. После десяти лет путешествий по миру - Тилли жила в Индии, Германии и России - она наконец-то едет в Великобританию. Она ошеломлена. "Ничего себе", - говорит она.
В течение следующих нескольких дней мы оказываемся в неловкой ситуации между двумя разными мирами: личным и общественным. Британский посол в Москве Энн Прингл делает дипломатические представления своим коллегам из МИДа. Мы тем временем собираем вещи, чтобы уехать. На нашей московской даче мы начинаем наводить порядок - выбрасываем старые газеты, одежду и детские игрушки - мусор четырех лет жизни в России. В Лондоне главный редактор "Гардиан" Алан Русбриджер пишет письмо министру иностранных дел Великобритании Уильяму Хейгу.
Guardian также готовит пресс-релиз. В нем Русбриджер пишет: "Мы крайне обеспокоены тем, что российские власти, по сути, выслали нашего московского корреспондента Люка Хардинга. На протяжении многих лет он подвергался преследованиям за свои репортажи из России и близлежащих регионов, но очень тревожно, что теперь правительство должно выгнать репортеров, которых оно не одобряет. Обращение России с журналистами - как отечественными, так и иностранными - вызывает серьезную озабоченность".
Я добавляю: "Мое выдворение не имеет ничего общего с этими надуманными объяснениями. Это наказание за то, что я сообщаю о том, что Кремль считает недопустимым". Мы соглашаемся опубликовать статью о моем выдворении, как только окажемся в самолете, возвращающемся в Хитроу, вне пределов досягаемости ФСБ.
Мы заказываем билеты, чтобы вылететь из Москвы в среду 24 ноября. Прибывают упаковщики. В течение нескольких часов они упаковывают в коробки и пузырьки большую часть содержимого нашего коттеджа: книги, картины, карту ранней Москвы в рамке, настенные часы с изображением Путина и Медведева, которые в качестве шутливого приветствия для моих посетителей из ФСБ висят рядом с нашей входной дверью. Мы отказываемся от телевизора, нашей двуспальной кровати, доставленной из Индии, и пары матрасов. В детских комнатах все разложено по полочкам.
За двадцать четыре часа до отъезда у меня звонит телефон. Это Николай - младший дипломат пресс-службы.
"Мистер Хардинг, у вас есть дети?" - спрашивает он.
"Ты же знаешь, что да", - отвечаю я кисло.
Он продолжает: "У меня для вас хорошие новости. Мы готовы дать вам визу на шесть месяцев, чтобы ваши дети смогли закончить школу".
"А что будет потом?"
Наступает пауза. "После этого вы должны будете покинуть Россию".
Похоже, меня временно не выдворят из страны, а потом снова выдворят.
В государстве, управляемом скрытной и параноидальной олигархией, обычно невозможно выяснить истинные причины любого административного решения. Приняв решение о моей высылке, российское государство, похоже, отменило свое решение - или, по крайней мере, отложило его. Причины этого непостижимы. Это может быть прагматичной победой кремлевских либералов. Возможно также, что британская дипломатия сделала свое дело. (В период улучшения отношений между Москвой и Лондоном МИД может представить свою "уступку" в качестве жеста доброй воли новому коалиционному правительству Великобритании). Более вероятно, что кто-то проснулся, осознав, что мое выдворение грозит PR-катастрофой.
Лишь позже я задумался о том, что уступка, возможно, всегда была планом. Решение ФСБ перевернуло нашу семейную жизнь с ног на голову. Предыдущие меры против меня оказались неэффективными. Я начинаю подозревать, что это всегда было циничным намерением агентства. Фиби уже собирается забрать детей из школы, когда я рассказываю ей о звонке Николая. Тилли только что попрощалась со своими друзьями. Ее учительница английского, миссис Семяник, подарила ей экземпляр "Маленького принца"; в руках она сжимает свой аттестат об окончании школы. Фиби сообщает, что мы все-таки остаемся в Москве.
Тилли приходит в ярость. Она бежит через всю площадку. "Вы, блядь, разрушили мою жизнь", - кричит она. "Я не вернусь в свою старую школу!" Мисс Смит - учительница Раскина, мудрая и теплая британка лет шестидесяти, - ничуть не опечалена поведением Тилли. "Она права", - говорит мисс Смит.
Дома Тилли забаррикадировалась в своей спальне. Ей 13 лет. Она пишет:
«У нас на стене в прихожей висят скучные пластиковые часы, на которых изображены лица Владимира Путина и Дмитрия Медведева. Мой папа всегда говорит, что это ироничная шутка, что у нас есть эти часы, наряду с другими кусочками политической сатиры, разбросанными по нашему дому.
Когда твой отец - российский иностранный корреспондент Guardian, недостатка в политическом юморе, конечно, нет. Помню, как однажды папа попросил меня повесить на наши ворота табличку с надписью Duck House - в шутку о кривых расходах.
Но когда мы шутим над российским правительством, мы не ожидаем, что из этого что-то выйдет. Почему-то мы считаем себя неприкасаемыми. Мы смеемся над "Димой и Владом", но не ожидаем, что они что-то сделают с нами, разве что пару раз посмотрят на моего отца и тихонько пригрозят.
Поэтому для меня было полным и абсолютным шоком, когда в один неприметный вторник, сразу после окончания писательского клуба, мои мама и папа явились в мою школу и довольно робко объявили, что мы покидаем Москву и переезжаем в Англию.
Для моего сознания это была чуждое понятие. Уехать из Москвы? Уехать? Уехать из Москвы с ее церквями, соборами, операми и высокими станциями метро? Уехать из Москвы с ее пробками, загрязнением, ледяной зимой и ужасной едой? Оставить друзей, дом, школу ради чего-то совершенно загадочного и неизвестного?
“Когда мы уезжаем, — спросила я, — когда мы едем?” Родители ответили, что мы уезжаем через две недели. Две недели? Ничего себе, две недели. Это было не очень долго. “Почему, - осторожно спросила я, - почему мы должны уезжать?” Папа ответил с нервной улыбкой, пытаясь заверить меня, что он не виноват, что российский МИД отказался продлевать ему визу из-за того, что он нарушил какие-то российские законы. Он утверждал, что это просто предлог, чтобы выдворить его из страны и не дать ему писать о коррупции, фальсифицированных выборах и войнах. Я без труда поверила в это.
В полном шоке и не будучи уверенной, что это не какой-то тщательно продуманный розыгрыш, я вышла из школы, как зомби. Мы сообщили новость моему брату, который просто сказал: "Это круто". И продолжил взрывать инопланетян на своем компьютере.
Следующие несколько дней прошли в слезах, неверии и сообщениях на Facebook, когда я спешила сообщить новость своим друзьям. Я наблюдал за тем, как мои родители лихорадочно сканируют Интернет в поисках школ, которые могли бы принять меня и моего брата в такой короткий срок, пытаются привести дела в порядок, отчаянно ищут места, где мы могли бы остановиться. Отец, хотя и не сказал прямо, что это секрет, внушил и мне, и Раскину необходимость держать наш внезапный отъезд в тайне.
"Подожди немного, чтобы рассказать друзьям, хорошо?" - сказал он мне. Я не могла не рассказать друзьям. Как я могла уехать, не попрощавшись? Это было невозможно, поэтому я проигнорировала его.
Отец проводил большую часть времени в своей комнате за компьютером, печатая истории, а когда не проводил, то либо злился на нас за то, что мы слишком много открыли друзьям, либо грустил, понимая, что снова разрушил все наши жизни. Прошло несколько дней, прежде чем мой брат наконец сломался и пролил несколько слез по поводу отъезда, а моя мама впала в депрессию. Отъезд из Москвы означал бы потерю работы в "Московских новостях", где она писала [об] экскурсиях и прогулках по немногочисленным идиллическим зеленым уголкам Москвы. Это было, по ее словам, то, о чем все мечтали. Когда тебе платят за то, что ты любишь делать.
Прошло два дня, и я наконец преодолела шок. Хуже всего было то, что я не могkf никому об этом рассказать. Прошло два дня, осталось меньше двух недель, а моя мама все еще не сообщила своим работодателям, что уходит. У нее большой список адресатов, которым она отправляет письма каждую неделю, и она не могла сказать никому из них, кроме нескольких близких друзей. Папа просил меня пока не говорить об этом моей близкой подруге Дане, потому что ее отец - журналист и может что-нибудь написать. Я проигнорировала его и все равно рассказала ей, но попросила, чтобы она пока держала это в секрете. Я также не могла сказать ей, почему мы уезжаем, и это казалось мне нелепым. Но, несмотря на всю возмутительность ситуации, мы все смирились с этой идеей. "Мы думаем, - сказали они, - что будем жить в Лондоне, но не совсем уверены. Если так, то Лондон вам понравится. Там полно тайских ресторанов и прочего. Там много всего, что может понравиться". Я не слишком высокого мнения о Лондоне. Я ездила в метро, и по сравнению с забытым великолепием московского метро (в котором, однако, поезда всегда приходят вовремя) оно показалось мне. . . ну, в общем, ерундой. Но Лондон был городом, в котором я родилась, и я чувствовала, что поездка туда не может быть плохой.
Эти две недели до отъезда, казалось, тянулись целую вечность. Все это ожидание. "У нас будет довольно большая ипотека, когда мы впервые купим дом, нам придется быть немного экономными. Но не волнуйся, все будет хорошо", - сказали они. "Давай посмотрим на эту школу... она международная. Ты должна вписаться".
В тот же четверг, через два дня после того, как я услышала судьбоносную новость, мой отец сообщил (с очередной виноватой ухмылкой), что мы действительно уезжаем, но не через две недели, а в следующую среду. Через пять дней. Семь дней прошло с тех пор, как мы узнали, что уезжаем. Как сказала одна из моих лучших подруг, Николь, "Мы столько всего сделали вместе". И все это, а потом - семь дней? Боже мой, следующая среда, это же так скоро". Но в этой новости было и что-то вроде радости. Больше никакого мучительного, затянувшегося ожидания. Еще пара дней, и мы уедем. Но по-настоящему я поверила в то, что мы уезжаем, только когда приехали упаковщики. Я вернулась домой из школы и поняла, что моя комната исчезла. Вся моя мебель исчезла. Исчезла. Все книги, которые так долго окружали и утешали меня. Исчезли. Мой стол, моя одежда, мои старые школьные учебники. Исчезли. Это был, мягко говоря, шок, и пару минут я, завернувшись в одеяло, каталась по комнате, приговаривая: "Моя комната пуста!". Но потом я с нетерпением ждала отъезда. С нетерпением ждала нового начала и нового дома. "Ты будешь на домашнем обучении около месяца, когда мы приедем, - сказали они, - пока у нас не будет возможности найти школу. Это будет весело, бабушка научит тебя наблюдать за птицами. . . "
И вот наступил последний школьный день, когда я, получив аттестат выпускника, торт и объятия друзей, с грустной улыбкой на губах вышла из школы, в которой проучилась четыре года, и, как мне казалось, в последний раз. Я дошла до ворот школы, где учился мой брат, и тут меня встретила мама, одетая в нарядную одежду, со слишком хорошо знакомым виноватым выражением на лице. Она остановилась передо мной и сказала. . . "Возможно, мы все-таки не уедем..." Такси до дома - это 20 минут криков и растерянности, пока я пыталась понять, что же все-таки происходит. Похоже, что мой отец в последний раз обратился в российский МИД, сказав им, что то, что они делают, просто смешно, и по какой-то причине они согласились. Они сказали нам, что продлят папину визу до мая, чтобы мы могли закончить учебный год (не понимая, что для нас учебный год заканчивается в июле), и папино начальство в "Гардиан" посоветовало нам воспользоваться этой возможностью. Мы отправились в двухнедельную поездку в Англию, чтобы поговорить об этом, посетить школы и все выяснить.
К тому времени как мы вернулись домой, грузчики уже распаковывали все наши вещи, не говоря ни слова. Когда я преодолела первоначальный ужас и шок, я неохотно согласилась с планом, понимая, что в долгосрочной перспективе это будет лучшим решением, оставляющим нам гораздо больше времени на подготовку к отъезду. Но мысль о том, чтобы вернуться в свою школу после выпускного вечера, прощания со всеми, была отталкивающей, не говоря уже о том, что это было неловко. Мои родители решили, что у нас будет один день вне школы, чтобы справиться с шоком перед возвращением. Это звучало не очень хорошо. За тот день, что мы пробыли дома, упаковщики распаковали оставшиеся вещи, разбросав их повсюду в неположенных местах. Расставив, наконец, полки на свои места, я в отчаянии смотрела на огромные кучи книг, оставленные повсюду, и на то, как мне придется разбираться со всем этим. Как я сказала маме: "Это резко превысит мои лимиты на повседневные дела".
Сидя в своей комнате и глядя на скомканные и беспорядочные вещи, я понял, что именно происходит. Все то время, что отец провел в своей комнате, он писал рассказ о том, как нас вынудили так внезапно уехать. Он собирался опубликовать его, рассказать об этом всему миру, но российское правительство не могло этого вынести. Они не могли признать, что выгнали семью только потому, что им не понравилось то, что написал мой отец. Поэтому они продлили ему визу. Их выгнали в мае, ну и ладно. Это не имеет значения. Они умны и хитры, но они только что дважды подряд разрушили мою жизнь". "Хватит играть в игры разума, господин Медведев", - шепчу я. "Прекратите ломать наши жизни, господин Путин", - говорю я. Мы встречаемся, чтобы обсудить, что нам делать, и смеемся вместе, но смеемся от отчаяния. Хватит морочить нам голову, - хочу сказать я.
И теперь эти часы на стене перестали быть просто безобидным произведением политической сатиры. Теперь, когда мы входим в дом, часы встречают нас взглядами, полными разочарования и гнева. Теперь эти часы - источник всех наших проблем.
Таким образом, наша жизнь была разрушена дважды подряд. И все это благодаря Диме и Владу».
Я читаю статью Тилли и плачу.
ГЛАВА 16. Враг государства
Паспортный контроль, международный аэропорт Домодедово, Москва,
5 февраля 2011 года
При Путине ФСБ вернулась к методам КГБ в работе с иностранными журналистами.
АНДРЕЙ СОЛДАТОВ И ИРИНА БОРОГАН, AGENTURA.RU
Обратный перелет из Лондона в Москву ничем не примечателен. Фиби, Тилли и Раскин возвращаются в Россию после первой недели января, чтобы дети могли вернуться в школу; я остаюсь в Британии, чтобы закончить книгу о WikiLeaks. Министерство иностранных дел России выдает мне шестимесячную визу до 31 мая 2011 года. После этого я должен буду покинуть страну. Причины отказа министерства загадочны, как и практически все в мутной бюрократической системе Путина. Но есть некое соглашение, почти перемирие: я останусь в Москве до начала лета, а затем тихо соберу вещи и покину Россию вместе со своей семьей - предположительно, к огромному облегчению министерства.
Тем временем "Гардиан" публикует сотни материалов, основанных на секретных телеграммах Госдепартамента США. Для Кремля они не являются радостным чтением. В начале декабря 2010 года Путин в эфире CNN резко реагирует на предположения американского дипломата о том, что он играет роль Бэтмена, а Медведев - Робина. Это сравнение "неэтично", свидетельствует о "высокомерии" США и является попыткой вбить клин между ним и президентом, сказал он Ларри Кингу, ведущему CNN. Медведев, тем временем, отвергает утечки как "не заслуживающие комментариев".
После недели бурных разоблачений, в которых Россия предстает в образе "мафиозного государства", российское правительство меняет свое мнение. Оно приходит к выводу, что главный проигравший от WikiLeaks - это опозоренные Соединенные Штаты, которые несут огромную потерю лица перед своими союзниками и партнерами по миру. В мире российской дипломатии с нулевой суммой то, что плохо для Вашингтона, хорошо для Москвы. Более того, гневное осуждение WikiLeaks администрацией Обамы - это еще одно доказательство - с точки зрения России - лицемерия и двойных стандартов США в вопросе свободы слова.
Когда в декабре Медведев отправится в Брюссель, один из членов его окружения предложит идею, чтобы усугубить потерю лица США. Он озорно предлагает номинировать Джулиана Ассанжа, которого Пентагон пытается обвинить в государственной измене, на Нобелевскую премию мира. Это еще одна пощечина двуличным, как считают русские, американцам. Позднее Russia Today предоставит Ассанжу его собственное телешоу.
Мой авторский комментарий к материалам WikiLeaks о России в газете Guardian. Они начинаются 2 декабря 2010 года под ярким заголовком "Внутри "мафиозного государства" Путина". Владимир Путин смотрит с первой полосы, как бывший шпион КГБ, в зловеще выглядящих зеркальных серебряных солнечных очках. Другие международные издания, включая New York Times, публикуют тот же материал, хотя и более сдержанно. (The Times передает свои материалы о России бывшему шефу московского бюро, который теперь работает в Нью-Йорке. Она выбирает заголовок: "В телеграммах США недоброжелательно относятся к России").
Мы ненадолго задумались о том, чтобы убрать мое имя из российских материалов, но потом пришли к выводу, что русские все равно будут считать, что я их автор. Кроме того, любому здравомыслящему читателю ясно, что эти истории основаны на откровенных частных оценках высокопоставленных американских дипломатов, работающих в Москве. Это не мои взгляды как таковые, хотя я в целом согласен с ними и с их пессимистическим настроем. Наверняка российские официальные лица придерживаются такого же зрелого взгляда?
И все же, когда рейс 891 авиакомпании British Midland заходит на посадку в московский международный аэропорт Домодедово, я чувствую несомненное замирание в желудке. После четырех лет работы в Москве я не питаю иллюзий относительно способности России преподносить неприятные сюрпризы. Я пошутил с коллегами, что вероятность того, что чиновники в аэропорту отправят меня обратно, составляет "50 %". Возможно, это завышенная оценка, размышляю я.
Но послужной список России в этом отношении не очень хорош: с 2000 года около 40 журналистам и правозащитникам было отказано во въездных визах в связи с их профессиональной деятельностью. Россия ведет не один, а два международных "черных списка". Один - совместно с Белоруссией (если вам запрещают въезд в одну страну, то автоматически запрещают въезд в другую). Другой - Объединенная система. Действующая с 2004 года, она включает шесть стран: Россия, Беларусь, Армения, Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан. Попав в список, выйти из него практически невозможно.
Поэтому даже для самых крутых западных корреспондентов возвращение в Россию из заграничной поездки - это момент небольшого беспокойства. Стоя в очереди на паспортном контроле, вы гадаете, как сложится ваша судьба. Штамп в паспорте и зеленый свет? Или что-то еще? Я прогоняю эти мысли. Вместо этого я думаю о своей жене и детях. К этому моменту мы не виделись уже почти четыре недели. Это максимальный срок, после которого, как я знаю по длительным репортажам из Афганистана и Ирака, семейная ячейка начинает медленно распадаться. Впереди меня русские пассажиры сжимают в руках пакеты с покупками из Harrods и большие бутылки беспошлинного коньяка. Мы выходим из самолета. На автобусе мы доезжаем до серого здания терминала, буквы которого подсвечиваются заглавными буквами в стиле арт-деко. Я следую за толпой к паспортному контролю на втором этаже: ряд кабинок, одна из них для дипломатов, в стерильном зале. Встаю в очередь. Очередь невелика. Я отдаю свой потрепанный британский паспорт. (Лев на лицевой стороне и слова Dieu et Mon Droit исчезли; золотой единорог потускнел, хотя его рог остался).
Я читаю бейджик с именем сотрудницы Федеральной пограничной службы, которая проверяет мои документы. Ее зовут Лилия. Лилия молода - около 25 лет - и светловолоса; ее привлекательные черты компенсирует официальная оливковая форма. Лилия вводит мои данные. Она выглядит удивленной. Она подзывает своего начальника. Оба внимательно изучают мою запись в компьютере. Происходит нечто странное: они обмениваются взглядами, а затем смущенно хихикают. Как будто им открыли секрет. (Я уже наблюдал такое в предыдущих случаях и задавался вопросом, не написано ли в системе агентства рядом с моим именем что-то пошлое, что-то издевательски неприятное. Что? У предъявителя этого паспорта маленький член?) Лилия говорит мне встать в одну сторону. Контролер забирает мой паспорт. Он исчезает в боковой комнате.
Это выглядит не слишком обнадеживающе. Пока я жду, звонит мобильный - это Раскин. "Когда ты вернешься домой, папа?" - спрашивает он. Я отвечаю ему - несмотря на то, что ситуация приняла неловкий оборот, - что скоро увижусь с ним. Я отправляю Фиби сообщение. Оно предупреждает: "У меня забрали паспорт. Это выглядит не очень хорошо". Я отправляю SMS Джеймсу Барбуру из британского посольства в Москве. Спрашиваю, нет ли его поблизости (сегодня суббота), и рассказываю о своей очевидной проблеме в иммиграционной службе. Джеймс присылает в ответ шутливое сообщение. Оно гласит: "Хе-хе, они, наверное, просто издеваются над тобой! Оставайся на связи".
Через несколько минут из боковой комнаты появляется второй чиновник - лет двадцати, едва окончивший школу, с белой пастообразной кожей и в такой же оливковой форме, как у миловидной Лилии. Я обращаю внимание на его бейджик. Его зовут Николай. Николай держит в руках мой паспорт.
Прежде чем я успеваю спросить, что происходит, Николай начинает речь, которую он явно произносил раньше. Речь краткая: "В соответствии с пунктом 27 Федерального закона Российской Федерации вам отказано во въезде в Российскую Федерацию", - говорит он. Почему, спрашиваю я. "Для вас Россия закрыта", - отвечает он. Понятно, что он понятия не имеет, почему меня внесли в список нежелательных лиц. Но теперь я официально враг государства. Николай объясняет, что меня посадят на самолет и отправят обратно в Лондон. Он выглядит озадаченным решением о моей депортации и спрашивает, не сделал ли я чего-нибудь плохого. Я не могу придумать ответ - разве что написание статей, иногда критикующих правительство, - поэтому отвечаю "нет".
Пока он ведет меня прочь, я пытаюсь утешить себя мыслью, что все могло быть гораздо хуже. По сравнению с судьбой, постигшей некоторых отечественных критиков путинского режима (убитых, отравленных, избитых бейсбольными битами, оставленных умирать), это - VIP-обслуживание. Это было бы даже извращенно лестно, если бы не моя семья, застрявшая в Москве. Я говорю Фиби: "Меня депортируют". Она отвечает: "НЕТ". Я уверяю ее, что это не глупая шутка. Я звоню своему редактору Guardian.
Николай, он все еще держит мой паспорт, идет впереди потока прибывающих пассажиров; мы поднимаемся на лифте на первый этаж. Я спрашиваю, можно ли мне выйти в туалет, чтобы сделать еще несколько телефонных звонков и, возможно, добиться отмены решения; он отказывается. Вместо этого Николай ведет меня прямо к двери с табличкой на русском и английском языках "Зона депортации". Он сопровождает меня внутрь. Выходит, запирает за собой дверь.
Камера представляет собой небольшое, ничем не примечательное помещение Г-образной формы; здесь есть серые металлические скамейки, отдельная душевая и туалет. Это скорее пристройка к зданию аэропорта, чем темница. Внутри уже находятся еще несколько человек: небольшая группа заблудших душ, которые, как и я, терпеливо ждут своей депортации. Через иллюминатор я вижу медленно движущиеся самолеты, припаркованные на фоне терминала; по служебным дорогам ездят мини-автобусы; слышен знакомый машинный гул обычной жизни.
Я представляюсь своим сокамерникам. Один из них - Руслан Минсафин, гражданин России, которого отправляют обратно в Италию после проблем с паспортом. Он находится здесь уже 24 часа. Есть четверо молодых людей из Таджикистана и еще один из Кыргызстана. Таджики родом из Худжанда, второго по величине северного города Таджикистана; они играют в "дурака", сидя скрестив ноги над кучей карт. Мы болтаем о новой дороге, которую китайские рабочие построили между Худжандом и Душанбе, столицей Таджикистана, построенной в советское время.
Рядом с окном сидит конголезская женщина. Она здесь уже неделю. Женщина откинулась на скамейку в полный рост, держа в руках мобильный телефон. Она не говорит ни по-английски, ни по-русски; очевидно, что ей скучно, возможно, она равнодушна и погружена в свою собственную вселенную страданий. За окном сумерки. Я чувствую странное спокойствие. Небо становится мягким, темно-фиолетовым; облака имеют светящийся оттенок.
Руслан и среднеазиаты выражают удивление моим присутствием - я ведь преуспевающий европеец, тот, кто в целом преуспел в жизненной лотерее. Что я здесь делаю? Я объясняю, что я журналист, что это, вероятно, имеет какое-то отношение к случившемуся, но что все причины моей депортации остаются загадкой, по крайней мере, для меня. Руслан сочувствует. "Россия - не Европа. Не стоит удивляться, что здесь не соблюдают права человека", - утешает он. "Несправедливо, что Москва забирает все богатства", - добавляет он, выражая недовольство грубым региональным неравенством в России.
По словам Руслана, условия содержания под стражей не так уж плохи: надзиратели приносят черный чай с сахаром (но без лимона), а также еду. Кофе нет. Пока мы беседуем в узком тесном пространстве, меня осеняет, что это, возможно, мое последнее интервью в России. Я объехал всю Российскую Федерацию, самую большую страну в мире по географической площади, пересекая все 11 часовых поясов. Я побывал на Камчатке на Тихом океане с ее дымящимися вулканами, паршивой погодой и лососевыми браконьерами, на Алтае в Сибири и в Калининграде с его университетской статуей Иммануила Канта в нелепой шляпе с тремя рожками. Но теперь мой мир уменьшился. Последний пункт моего московского репортажа - камера пять на десять метров.
Примерно через 20 минут Николай снова открывает дверь. Он заносит мой багаж - портфель и небольшой синий чемоданчик. Через такой же промежуток времени он снова появляется. Он говорит, что пора уходить. В общей сложности я провел взаперти менее 45 минут - вряд ли это испытание достойно литературы о ГУЛАГе. Снаружи женщина-чиновник средних лет с коротко стриженными вьющимися волосами, поседевшими по краям, подносит мне тележку для багажа; она аккуратно и заботливо паркует ее у камеры. Это маленький жест доброты.
Я пожимаю руку Руслану. Он поздравляет меня с удачей. Я прощаюсь с моими новыми таджикскими товарищами, которые все еще стоически играют в карты, чувствуя смутную вину за то, что они остались позади. Мне вспоминается сцена в подземелье из "Жизни Брайана", когда волосатый бородатый сокамерник Брайана, висящий на цепи на стене, издевается над ним со словами: "Ты везучий, везучий ублюдок".
В Лондоне начинают крутиться колеса дипломатии. А в Москве мой друг и коллега Клиффорд Леви, шеф бюро New York Times, неистово звонит по телефону своим кремлевским знакомым. Но этих усилий, похоже, недостаточно, чтобы помешать Федеральной пограничной службе - подразделению ФСБ - выполнить свой патриотический приказ и как можно скорее вывезти меня из России.
Николай проводит меня через мой собственный пункт контроля безопасности, обратно к вылету и выходу № 1. Я понимаю, что меня отправляют обратно тем же рейсом British Midland, которым я только что прилетел. У входа в самолет я объясняю стюардессе свою ситуацию. Она удивлена: она не может вспомнить ни одного похожего случая. Один из членов экипажа подписывает форму, обязуясь доставить меня обратно в Хитроу. Когда все бумаги оформлены, Николай отдает стюардессе мой паспорт. Он исчезает.
Я обнаруживаю, что он поставил на мою российскую визу большой, хотя и сильно размазанный, синий прямоугольник. На нем написано слово "аннулировано" и дата: 05/02/11.
И последний подарок от российского государства. Это еще один лист бумаги официального вида. Я читаю: "Хардинг Люк Дэниел, гражданин Великобритании, прибывший 05.02.11 в Домодедово из Лондона-Греция рейсом 891, не имеет права въезда в Россию в соответствии с пунктом 27 правил, определяющих порядок въезда в Российскую Федерацию и выезда из нее".
Перед тем как захлопнулась дверь и мы начали отъезжать на такси, у меня зазвонил мобильный телефон. Это Алан Русбриджер, главный редактор газеты Guardian. Во время публикации материалов WikiLeaks Русбриджер предположил, что для меня было бы разумнее остаться в Великобритании. Оглядываясь назад, можно сказать, что это был хороший совет. Русбриджер, как всегда, лаконичен и язвителен.
"Вы им действительно не нравитесь, не так ли?" - говорит он.
"Да, Алан, - отвечаю я. – На самом деле".
*
Я не сомневаюсь, что ФСБ, как выразился американский посол, с "обычной легкостью и уникальным чувством времени", отдала приказ вернуть меня - объект четырехлетней государственной травли - обратно в Англию. Но они могли бы выбрать более подходящий момент. Через несколько дней министр иностранных дел России должен посетить Лондон с первой официальной поездкой за почти пять лет. Это часть попытки британского правительства, возглавляемого консерваторами, восстановить отношения с Москвой.
Намеренно - или нет - решение о моей депортации должно привести к тому, что тайная война агентства против своих зарубежных "врагов" превратится в небольшой международный скандал.
На обратном пути я размышляю, кто именно подписал документы о моей депортации. Директор ФСБ Александр Бортников? Начальник отдела, который шпионит за иностранными журналистами, Василий Дворников? (Как я узнаю за несколько дней до вылета, его отдел называется "управление программ содействия". Оно ведет белые программы - публичные - и черные - секретные). Или кто-то другой? Существует множество вариантов. Вполне возможно, что миллиардер, недовольный тем, что я написал о его делах, просто заплатил ФСБ, чтобы она меня выгнала.
Как явствует из телеграмм WikiLeaks, силовики - власть имущие - были главными противниками "перезагрузки" между Москвой и Вашингтоном, произошедшей после Обамы. Они в равной степени противятся любой аналогичной "оттепели" между Кремлем и Лондоном. ФСБ до сих пор, спустя три года, негодует по поводу решения британского правительства прекратить сотрудничество с ведомством после убийства Литвиненко, которое ФСБ расценивает как оскорбительное.
Добавление моего имени в список на депортацию должно было показаться кому-то тактическим ходом. Это способ для ФСБ выразить свое постоянное презрение к Великобритании, удалить одного из своих самых раздражающих постояльцев и послать недвусмысленный сигнал другим иностранным журналистам: подчиняйтесь правилам или вас постигнет та же участь. Но с точки зрения PR этот шаг оборачивается катастрофической самоцелью.
На обратном рейсе экипаж находит для меня свободный ряд в задней части самолета. Стюардессы любезны; они приносят мне чай, успокаивают. Я стараюсь не думать о сцене в Москве, где - как я узнаю позже - Тилли плачет, а мой сын Раскин рыдает во сне. Фиби топит свои печали с друзьями и водкой. День был, по любым меркам, сюрреалистичным.
Через пять часов я приземляюсь в Лондоне. Где-то после полуночи я заселяюсь в отель Premier Inn рядом с Кингс-Кросс, откуда я отправился 18 часов назад. У меня новый номер. Когда я открываю дверь, то обнаруживаю, что он, словно по мановению чьей-то насмешливой руки, обустроен для семьи: две детские кровати аккуратно расставлены на полу рядом с двуспальной. Но мои дети далеко. И неизвестно, когда я увижу их снова. Наше долгожданное воссоединение семьи не состоялось. Я смотрю на кровати. В день удручающих сюрпризов и горьких разворотов это мой самый мрачный момент.
В течение следующих 24 часов Министерство иностранных дел Великобритании пытается выяснить, почему меня бесцеремонно отправили обратно в Лондон. Уильям Хейг, министр иностранных дел, не дает публичных комментариев по моему делу. Но в частном порядке дипломаты в московском посольстве прилагают все усилия, чтобы получить ответ. Тем временем "Гардиан" готовит материал. Мы договорились с Министерством иностранных дел не предавать огласке новость о моей высылке до тех пор, пока русские не получат шанс объяснить и, возможно, отменить свои действия.
Но Сергей Лавров, министр иностранных дел России и главный выразитель бескомпромиссной внешнеполитической риторики Кремля, не спешит говорить со своим британским коллегой. Меня депортируют в субботу. В воскресенье Лавров недоступен. В понедельник в обеденное время Хейгу удается дозвониться. Лавров говорит, что ему ничего не известно о моем деле. Он обещает перезвонить Хейгу - дипломатический эквивалент вежливого отмахивания.
Спустя более 48 часов российское правительство так и не объяснило, почему оно депортировало меня - в нарушение европейских норм и правил, установленных Организацией по безопасности и сотрудничеству в Европе. Лавров не может пролить свет на это. Мы пришли к выводу, что у нас нет другого выхода, кроме публикации. В 18.11 понедельника 7 февраля 2011 года на сайте "Гардиан" появляется статья редактора отдела СМИ Дэна Саббаха.
В нем говорится следующее:
«Московский корреспондент The Guardian был выслан из России, что, как полагают, стало первым случаем высылки британского журналиста из страны с момента окончания холодной войны. Вынужденный отъезд Люка Хардинга произошел после того, как газета опубликовала материалы о телеграммах WikiLeaks, где он рассказал об утверждениях, что Россия под властью Владимира Путина превратилась в "виртуальное мафиозное государство". В выходные журналист вернулся в Москву после двухмесячного пребывания в Лондоне, где он рассказывал о содержании просочившихся дипломатических депеш, но по прибытии ему было отказано во въезде, когда проверяли его паспорт».
В Великобритании обращение со мной вызвало беспокойство. Джон Кампфнер, директор Index on Censorship, говорит: "Обращение российского правительства с Люком Хардингом мелочно и мстительно и свидетельствует - если бы потребовалось больше - о плохом состоянии свободы слова в этой стране". Amnesty International UK считает, что высылка "является еще одним признаком сужения пространства для свободы слова в стране". Грэм Джонс, координатор Amnesty в России, отмечает: "Россия становится синонимом запугивания журналистов, а также череды убийств. Она уже стала третьей в мире страной с самым высоким уровнем смертности для журналистов".
Мартин Вуллакотт, ветеран-аналитик Guardian и бывший редактор отдела иностранных дел, пишет вдумчивую редакционную статью, оценивая прогресс России - или его отсутствие - с советских времен. Он пишет:
«Легко догадаться о "преступлениях", которые заставили российские власти пойти на этот беспрецедентный с советских времен шаг. Они заключались в том, чтобы рассказать о многочисленных недостатках, которые все больше уродуют российскую политику и общество, включая коррупцию государственной бюрократии, связи силовых структур с организованной преступностью, контрпродуктивную жестокость политики правительства на Кавказе, сокращение пространства для свободной прессы, пустоту демократических институтов страны и злоупотребления в судебной системе. И это лишь некоторые из них».
Вулакотт также задается вопросом, была ли моя связь с материалом газеты о том, что материалы WikiLeaks раскрывают природу российской системы, "как она развивалась, или, скорее, деградировала, при Владимире Путине", "венцом преступления":
«Некоторое время казалось, что советские способы контроля и управления международной прессой навсегда исчезли в новой Российской Федерации. Была понятная щепетильность в отношении покровительства иностранцам, в том числе журналистам, и недостаток открытости, понятный в обществе, которое долгое время считало любопытство опасным товаром.
Но можно было надеяться, что со временем они исчезнут. Вместо этого постепенно вернулись старые порядки. Вознаграждения для осмотрительных, но наказания и преследования для тех, кто переходит определенные красные линии. Так ли все плохо, как в старые времена? Нет. Но достаточно плохо».
История Guardian вызвала лавину звонков от друзей, коллег и российских журналистов, некоторые из которых живут в Лондоне. Проведя свою карьеру за написанием новостей, я неожиданно стал новостью: я на первой полосе Guardian и в списке новостных выпусков BBC; моя страница в Facebook переполнена сообщениями. Я не получаю от этого никакого удовольствия. Я беспокоюсь о безопасности своей семьи. Когда мои дети возвращаются из школы, они обнаруживают, что русские журналисты расположились лагерем у штакетника возле нашего коттеджа. Мобильный телефон моей жены звонит без остановки.
*
В одной из секретных телеграмм, написанной в апреле 2009 года послом США Джоном Байерли, говорится о том, как углубляющийся экономический кризис в России и "неуверенность в долговечности политического "тандема" Медведев-Путин" привели к расколу в элите. Этот раскол проходит между жесткими "силовиками" и теми, кого Байерл называет "более умеренными сторонниками политического и экономического развития России".
С тех пор разногласия между лагерями Медведева и Путина, похоже, только усилились. Вполне возможно, что я стал частью этой мутной внутриэлитной борьбы, футбольным мячом между сторонниками жесткой линии и умеренными. Но также возможно, что я просто стал объектом ненависти для анонимного полковника ФСБ среднего ранга, пытающегося произвести впечатление на свое начальство.
Очевидно, что российское министерство иностранных дел совершенно не в курсе моего выдворения. Источники заявляют, что им ничего неизвестно о решении ФСБ внести меня в черный список. Российские газеты сообщают, что ФСБ не провела консультаций: вместо этого организация приняла одностороннее решение объявить меня персоной нон грата.
По данным газеты "Коммерсантъ", которая посвятила моему делу большую статью, решение о депортации стало "неожиданным" для министерства иностранных дел и даже новостью для Кремля. Один из источников в МИДе называет этот шаг "необоснованным". Он признается "Коммерсанту": "Силовики приняли решение, ни с кем не посоветовавшись". Пресс-секретарь Владимира Путина Дмитрий Песков также отрицает, что премьер-министр России имеет к этому отношение. "Связывать депортацию журналиста Guardian с его критическими статьями о Владимире Путине абсолютно неуместно", - говорит Песков. Это может быть правдой. Или нет.
Кто именно принял это решение, остается загадкой. Но, тем не менее, это позор для российских властей. Это еще одно доказательство того, насколько дисфункциональной стала враждующая политическая система России - дарвиновские джунгли конкурирующих кланов. Лаврову остается только извлекать выгоду из сложившейся ситуации. Не получив информации, министерство иностранных дел теперь вынуждено придумывать объяснения, чтобы сохранить лицо. В понедельник вечером, через три дня после события, Лавров объявляет, что мне было отказано во въезде в Россию, потому что я не забрал свою новую пресс-карту перед отъездом в Лондон в ноябре, "несмотря на то, что знал о необходимости сделать это". Это старый советский трюк: придумать бюрократическое оправдание и обвинить жертву.
Это объявление - о правиле, о существовании которого никто не знал, - настолько рискованно, настолько явно слабоумно, что просто смешно. The Guardian отмечает, что это "явно не является правдоподобной причиной для моей депортации", не в последнюю очередь потому, что министерство иностранных дел уже в ноябре объявляло, что я должен уехать. Заявление Лаврова вызывает смех среди московской иностранной прессы. Фиби получает сообщение от Тони Хэлпина, шефа бюро лондонской "Таймс". В нем говорится: "Итак, Люк 1, Кремль 0? Интересное развитие событий". Лавров также утверждает, что я "неоднократно нарушал" правила, выезжая в запрещенные зоны борьбы с терроризмом. Это тоже неправда, о чем Лавров наверняка знает - это, по сути, ложь.
Но комментариев министра, сделанных постфактум, достаточно, чтобы российская государственная пресса послушно сообщила о них как о правде и обвинила меня в несчастье, которое я испытал в аэропорту Домодедово. В преддверии своей предстоящей поездки в Лондон Лавров туманно намекает, что я могу вернуться в Россию, если "урегулирую" вопросы, связанные с моей аккредитацией.
Редактору рубрики «Мнения» Moscow Times Майклу Бому остается лишь строить догадки об истинных причинах моего кафкианского удаления. Бом не впечатлен объяснениями Лаврова; он отмечает, что другие западные журналисты часто ездят на Северный Кавказ, не уведомляя заранее службы безопасности, которые имеют репутацию тех, кто вылавливает и преследует репортеров. Так зачем же придираться ко мне? Он пишет:
«Объяснение Хардинга гораздо более убедительно - оно связано с его статьями о телеграммах WikiLeaks, в которых говорится о коррупции среди высших чиновников и о России как "мафиозном государстве", что явно раздражало либо ФСБ, либо Кремль, либо и тех, и других... Другим вероятным объяснением высылки Хардинга является его статья от 1 декабря со ссылкой на телеграммы WikiLeaks о том, что тогдашний президент Путин, вероятно, знал о планах убийства бывшего агента ФСБ Александра Литвиненко до того, как он был отравлен в Лондоне».
Бом считает, что меня "произвольно выбрали в качестве жертвы для запугивания других иностранных журналистов, работающих в России".
Он продолжает:
«Кремль и ФСБ хотят дать понять: если вы пишете о деликатных вопросах, таких как коррупция среди высших чиновников или другие злоупотребления правительства, вас могут выгнать из страны. Любая автократия стремится обеспечить самоцензуру всеми возможными способами. В конце концов, самоцензура гораздо "чище" и тоньше, чем неуклюжая и грубая цензура, навязываемая правительством. При успешном внедрении она саморегулируется и не требует особого ухода, кроме высылки иностранных журналистов, чтобы напомнить им, что они гости в стране, которая не терпит критики - иностранной или иной... Россия действительно является закрытым обществом - и не только для Хардинга.
Если Кремль продолжит изгонять иностранных журналистов, пишущих о коррупции и других злоупотреблениях властью, Россия закроется не только от этого раздражающего, наглого института под названием "четвертая власть", но и от иностранных инвесторов и всего западного демократического мира».
Статья в Moscow Times кажется мне вполне обоснованной. Несомненно, часть причин, по которым меня выгнали, - это желание запугать других.
Моя высылка даже пролилась в Палату общин Великобритании, где я невольно стал виновником редкого момента межпартийного единства. Крис Брайант, бывший лейбористский министр по делам Европы, возглавляющий кампанию по разоблачению телефонного хакингав газете Руперта Мердока News of the World, поднимает вопрос о моей депортации в парламентском вопросе.
Я наблюдаю за некоторыми дебатами из офиса "Гардиан" - странное ощущение бестелесности. Брайант описывает меня как "тщательного, скрупулезного и смелого журналиста". Он говорит, что моя депортация - это "довольно тревожное положение дел".
Брайант также утверждает, что моя высылка является частью более широкой схемы злоупотреблений российского государства, которая включает в себя преследование последнего британского посла в Москве Тони Брентона, недавний сфальсифицированный судебный процесс над Михаилом Ходорковским и нераскрытое убийство Анны Политковской. "Не согласуется ли это также с открытием, что пресс-служба российской службы безопасности, занимающаяся журналистскими запросами, теперь получила полномочия выдавать лицензии на рутинное прослушивание и слежку за всеми журналистами, работающими в России?" - спрашивает он Палату.
Затем Брайант высказывает свою самую показательную мысль. Он призывает британское правительство дать понять, что "господину Лаврову не рады в этой стране, а британские журналисты не допускаются в Россию". Его комментарии намекают на одно из немногих имеющихся в распоряжении Великобритании оружий: отказ в выдаче виз высокопоставленным кремлевским чиновникам, многие из которых владеют роскошной недвижимостью в Лондоне. Он добавляет: "У Соединенного Королевства огромные финансовые интересы в России. Не будет ли британский бизнес нервничать, опасаясь, что это свидетельствует о возвращении к худшим практикам коммунистической эпохи? Не подумают ли люди, что те, кто говорит о том, что Россия - это мафиозное государство или клептократия, не так уж и далеки от истины?"
Джо Свинсон, младший министр образования либерал-демократов, говорит, что моя депортация "крайне тревожна" и для России в конечном счете саморазрушительна. "Даже если русские отказываются видеть, что с моральной или либеральной точки зрения это совершенно неприемлемо, можно ли их хотя бы убедить в том, что это наносит огромный ущерб их собственным интересам, поскольку влияет на внешнюю торговлю, инвестиции и их место в мире?" Роберт Халфон, заднескамеечник консерваторов, тем временем задается вопросом, не находится ли Россия на пути к превращению в "государство-изгой".
В России дискуссия идет совсем по-другому. Либеральный истеблишмент России - то есть правозащитные группы, такие как "Мемориал", независимые газеты, оппозиционная радиостанция "Эхо Москвы" - горячо поддерживают меня. «Ведомости" даже назвали меня своим "героем недели". ФСБ убрала меня, пишет газета, чтобы показать, "кто в России хозяин".
Но политики, редакторы прокремлевских газет и спонсируемые государством блогеры критикуют или оскорбляют меня. Заимствуя инсинуацию из советских времен, некоторые из них намекают, что мое дело далеко не простое - другими словами, что я шпион. Валерий Фадеев, главный редактор журнала "Эксперт", связанного с правящей партией "Единая Россия", называет меня "высококлассным пропагандистом", имеющим связи с "британской разведкой".
Фадеев не предлагает никаких доказательств этой выдумки. Похоже, он не знаком с британской политикой и не знает, что леворадикальная Guardian - маловероятное место для вербовки МИ-6. (Я утешаю себя фразой о "высоком классе". Но различия между мной и Джеймсом Бондом слишком смехотворны, чтобы размышлять о них: я ношу потрескавшиеся кроссовки, у меня нет машины, не говоря уже об Aston Martin, и я вожу своих детей в школу на трамвае номер 23 - необычном, но оригинальном шпионском автомобиле).
Другие комментаторы просто ядовиты. Один блогер на Pravda.ru называет меня "антироссийским подонком". К моему удивлению, несколько московских западных коллег ведут себя подло. Одна из них называет меня "ренегатом" за то, что я осмелился написать о кремлевской коррупции (несомненно, очевидная тема для любого журналиста?). Она цитирует другого московского корреспондента, который анонимно обвиняет меня в стремлении привлечь к себе внимание. Заявление о шпионаже попадает в эхо-камеру российских СМИ, но быстро исчезает.
И в течение четырех дней после моей депортации российское министерство иностранных дел совершает необычный разворот. Министерство снова выходит на связь и сообщает, что я могу получить визу. Российский посол в Лондоне даже звонит Русбриджеру; посол утверждает, что ничего не знает о проникновении ФСБ в мою квартиру. Российское правительство не объясняет причину моей депортации, но утверждает, что это была административная ошибка. Если я шпион и представляю серьезную угрозу для государственной безопасности России, зачем снова впускать меня в страну?
Смена позиции министерства иностранных дел выглядит как некомпетентность, неразбериха и беспорядок - состояние дел, которое в русском языке обозначается словом bardak. Именно такие вещи, как предполагается, исчезли из рационального, вертикального, прусского государства Путина.
*
Ровно через неделю после депортации я возвращаюсь в московский аэропорт Домодедово. Я лечу тем же рейсом British Midland. Я даже смотрю тот же фильм "Социальная сеть". На паспортном контроле не слышно никакого хихиканья. Получив багаж и пройдя таможню, я отправляюсь мимо рядов стоек регистрации и через терминалы к скоростному поезду в аэропорт. Сзади я слышу слова: "Господин Хардинг, Господин Хардинг!". Рядом со мной появляется запыхавшаяся худая, жилистая седовласая фигура. Это Александр Кузнецов, один из тех двух функционеров МИДа, которые объявили о моей высылке в ноябре.
Кузнецов торжественно протягивает конверт. В нем - моя пресс-карточка министерства. "Вы забыли это", - говорит он, протягивая мне аккредитацию. Это момент чистого фарса; я не могу удержаться от смеха. Я спрашиваю, означает ли это, что теперь я могу оставаться в России неограниченное время. Очевидно, что нет. Срок действия моей аккредитации истекает 31 мая 2011 года, читаю я, так что решение о выдаче мне новой визы - всего лишь временная мера по сохранению лица. Через три месяца, когда скандал тихо забудется, мне снова придется покинуть Россию.
Вернувшись на московскую дачу и воссоединившись после более чем месячной разлуки, мы проводим необычное семейное голосование. Остаемся ли мы в России до конца мая? Или мы примем прагматичное решение - после четырех лет мерзости, поддерживаемой государством, покинуть Россию раньше? Голосование проходит со счетом 3:1 в пользу отъезда. Только Фиби голосует за то, чтобы остаться на месте. Она четыре года писала о другой России. Пока я погружался в мрачный мир кремлевской политики, Фиби бродила по Москве под открытым небом. Она исследовала златоглавые церкви, рынки, полные ягод, музеи с безумно увлеченными кураторами и деревянные дворцы под падающим снегом.
Более того, она планирует выпустить книгу о московских прогулках. В отличие от моего опыта, ее встречи были вдохновляющими. Она общалась с бабушками в пригородных поездах, любопытными жителями деревень и цитирующими Пушкина спутниками. Московская погода тоже не оставила ее равнодушной: в один прекрасный момент она вернулась домой с легким обморожением, побывав на улице при температуре 27 градусов ниже нуля. Ее особенностью стало умение смотреть за пределы московских башен и пробок и находить скрытую красоту города. Она знает секретные места Москвы. По понятным причинам она не хочет от этого отказываться.
Я понимаю, что в таких обстоятельствах мне будет трудно продолжать работу в качестве корреспондента. ФСБ следит за нашей семьей как никогда навязчиво: наши телефоны прослушиваются, электронные письма задерживаются или не доходят, частной жизни не существует - остались только такие места, как вглуби сада или наполненное шумом метро. Я не могу исключить дальнейших "провокаций", если использовать общее русское выражение, обозначающее заговор. Мы снова готовимся к отъезду, уже в третий раз за четыре месяца. Я также решаю тайно вывезти свои старые записные книжки.
Последние несколько дней, проведенные в Москве, вряд ли откроют, почему я стал объектом постоянных контрразведывательных процедур со стороны моих друзей из ФСБ - "призраков". Но я решаю попрощаться с моими русскими знакомыми и спросить их, не могут ли они пролить свет на причину такого враждебного отношения ко мне. Через несколько дней после возвращения в Москву я снова встречаюсь с Ольгой Крыштановской. Наша встреча происходит в кафе на углу Дома книги рядом с ее квартирой. Книжный магазин - уютное и анонимное место, по крайней мере, в тот момент оно кажется анонимным.
Крыштановская говорит, что очевидно, что мои статьи привели в ярость ФСБ. Она указывает, что я переступил множество красных линий: писал о связях между ФСБ и мафией, публиковал материалы о команде Путина и деньгах его команды. "С вашей точки зрения нелогично выгонять вас. Но с точки зрения ФСБ это совершенно логично. Они нашли врага - вас. И они от него избавились".
По мнению Крыштановской, российская элита сильно напугана "арабской весной" и революциями в Тунисе, Египте и Ливии. Она глубоко опасается, что подобное народное восстание может произойти и у нас дома. Я представляю собой угрозу тому, что ФСБ считает "конституционным порядком", - объясняет она, другими словами, политической монополии и частным активам путинского режима, который сейчас стоит на все более шатком фундаменте. "Они боятся, что их свергнут, как в Египте. Вы представляете угрозу для власти. Поэтому вы - враг", - говорит Ольга.
Я спрашиваю о загадочной тактике ФСБ. Постоянно преследуя меня и врываясь в мою квартиру, службы безопасности могли лишь сделать мою журналистику более жесткой по отношению к Кремлю, чем она могла бы быть в противном случае, говорю я ей. Зачем же упорствовать в глупых и контрпродуктивных операциях? Крыштановская возражает, что методы ФСБ следуют установленной схеме.
В моем случае служба безопасности решила предпринять против меня то, что она называет "профилактическими мерами". Этот термин характерен для странного лексикона ФСБ. Я прошу Ольгу записать это слово по-русски: profilaktirovat. "Теория такова: если вовремя напугать человека, это остановит его от совершения враждебных действий. Если это не сработает, нужно наказать их каким-то другим способом".
Широко распространено мнение, что службы безопасности и правоохранительные органы находятся в ведении Путина, что они выполняют его приказы, а не Медведева. Но все чаще, как мне кажется, они пользуются почти полной автономией.
"Действительно ли Путин контролирует их?" - спрашиваю я.
Крыштановская говорит, что не знает. "Ответ совершенно секретный".
Разговор получается интересным. Мы сидим в кафе уже 20 минут, когда Ольга жестом показывает на молодого человека, который незаметно для меня опустился на соседнее кожаное кресло. Он сидит под углом 90 градусов к нам, его не видно, но он слышит весь наш разговор. Молодой человек одет в синтетический светло-серый костюм и белую рубашку с открытым вырезом; он ничего не пьет. Другие столики пусты, но он решил сесть рядом с нами.
"Он из ФСБ", - шепчет Ольга.
"Как вы можете быть уверены?"
"Я знаю этот тип", - говорит она. "Когда я упомянула слово profilaktirovat, я заметила его реакцию. Он подслушивал".
Ольга говорит, что продолжать разговор нет смысла, мы выходим из кафе по отдельности и вместе идем по обледенелому тротуару к станции метро, воздух холодный и резкий. Молодой человек идет следом, звонит по телефону и исчезает. Я спрашиваю ее об отношениях между Медведевым и Путиным. "Не очень хорошие", - говорит она. "Это борьба за власть, борьба насмерть". А как насчет полковника ФСБ или даже генерала, который так опозорил свое начальство, депортировав меня, - может ли он рассчитывать на понижение в должности? "Наоборот", - отвечает Крыштановская. "Повышение. И медали". По-русски это слово звучит как nagrady.
Когда мы расстаемся, она снова призывает меня к осторожности. "Вы в опасности", - прямо говорит она.
ГЛАВА 17. Досье
Ресторан Ganymed, Шиффбауэрдамм, Берлин 18 марта 2011 года
Zersetzung, die: Разложение, гниение, подрыв, подрывание.
ОКСФОРДСКИЙ НЕМЕЦКО-АНГЛИЙСКИЙ СЛОВАРЬ 1999
Я всегда восхищался тонкими, элегантными мемуарами Тимоти Гартона Эша "Досье", написанным после крушения Берлинской стены. Это образцовая книга. В ней Гартон Эш героически противостоит своим осведомителям из Штази и борется с собственным ранним оксфордским "я" и не самой лучшей памятью. Гартон Эш играет роль детектива времен холодной войны. Он выслеживает неофициальных коллаборационистов, которые передавали информацию о нем в министерство государственной безопасности, тайную полицию коммунистической Восточной Германии. Многое из этого оказывается неверным, нелепым или несущественным. Аппетит Штази к деталям оказался прожорливым. Девиз службы гласил: "Знать все".
В садовых пригородах Берлина происходят неловкие встречи с отставными тайными полицейскими. Некоторые из тех, кто работал на "Фирму" - так называли себя в Штази, - теперь, похоже, носят синтетические спортивные костюмы. Один из сотрудников Штази, сообщивший о Гартоне Эше, оказывается университетским преподавателем английской литературы. Другой занимается страховым бизнесом. Третий в письме вежливо отказывается от интервью. Есть отрицание, запутывание, уклонение и - иногда, но не всегда - выражение сожаления. Ученые восточные немцы, как можно узнать, превратили личную слежку в своего рода извращенную национальную групповую деятельность: со шпионами и со следящими. Даже сейчас лишь меньшинство тех, кто в ней участвовал, признают ее тем, чем она была: морально отвратительной формой террора.
На этом пути Гартон Эш, проводник книги, похожий на Вергилия, постоянно задает правильные вопросы. Зачем информировать? Или - лучше сказать - что такого в личных биографиях людей, что толкает их в объятия тайной полиции? Почему один человек становится борцом сопротивления, а другой - верным слугой диктатуры, один - Штауффенбергом, другой - Шпеером, задается вопросом Гартон Эш. Могла ли Британия при иных обстоятельствах превратиться в коммунистическое полицейское государство? И можем ли мы быть уверены, что методы спецслужб в Британии - и в западном мире в целом - превосходят те, что использовались в бывшем советском блоке?
В некотором смысле личная история Гартона Эша повторяет мою собственную: Штази, как и ФСБ в моем случае, считала его британским шпионом. В 1980-х годах Штази запретила ему ездить в ГДР. Высылка - традиционный метод, по его словам, борьбы с "меньшими врагами". Расторопные восточные немцы также отправили его данные в советскую Москву, внеся его в Систему единого учета данных о противнике.
(Гартон Эш пишет, что в системе было 15 категорий: секретные агенты, члены "подрывных организаций" и "центров политико-идеологических диверсий", "провокаторы", "запрещенные и нежелательные лица", "враждебные дипломаты", "враждебные корреспонденты", террористы и контрабандисты. Он был отнесен к пятой категории: "Лица, выполняющие заказы на подрывную деятельность против государств социалистического содружества по поручению враждебных спецслужб... " По этой системе я, полагаю, был бы "враждебным корреспондентом").
В 1980-е годы, когда коммунизм начинает рушиться, Гартон Эш хитроумно обходит запрет: он посещает Польшу и Чехословакию и даже умудряется проскользнуть в Восточный Берлин на два дня в 1984 году, а в следующем году - снова, сопровождая министра иностранных дел Великобритании Джеффри Хоу. И вот в 1989 году стена рушится. В 1992 году Гартон Эш получает возможность прочитать свое досье от Штази. Внезапно занавес отдергивается. Из обломков разделенной европейской истории, его старых дневников и папки Штази, окрашенной в буффонный цвет, он может создать своего рода ретроспективную правду. Возможно, не истину. Но убедительную ее версию. Для Гартона Эша, академика, историка, журналиста, интеллектуала, изучающего болезненный переход Восточной Европы от бывшей коммунистической диктатуры к европейской нормальности, - какая радость! Досье предлагает нечто слишком редкое в жизни: момент личного и профессионального закрытия.
*
Но я не могу предположить, что в России наступит момент демократического пробуждения или правды. Напротив, есть все основания полагать, что нынешняя правящая клика будет держаться за власть бесконечно долго, несмотря на протесты против правления Путина. Если мое досье на ФСБ когда-нибудь станет достоянием гласности - что станет возможным только после очередной, третьей за столетие, русской революции, - вряд ли я смогу его прочитать. Но мое досье существует. Я не могу его увидеть. Но я могу его представить. Я могу собрать воедино все подсказки.
Через две недели после моего изгнания я получил электронное письмо от Флориана Кнауэра, немецкого научного сотрудника Берлинского университета имени Гумбольдта. Кнауэр сообщает, что пишет книгу о преследовании, травле, психологических пытках и том, что он называет "психологической дезинтеграцией". В качестве вступления он сказал: "Я только что прочитал в газете Frankfurter Allgemeine Zeitung о вашем решении покинуть Россию. В статье говорится, что сотрудники российских спецслужб ворвались в вашу квартиру и что государственные власти издевались над вами и вашей семьей. Эти методы кажутся мне знакомыми".
Далее Кнауэр рассказывает, что Штази использовала аналогичные методы репрессий против оппозиционеров в бывшей Восточной Германии. Фактически, эти методы были экспортированы по всему советскому блоку. Он указывает мне на статью, написанную Гертой Мюллер, немецкой писательницей румынского происхождения, которая в 2009 году была удостоена Нобелевской премии по литературе.
Мюллер рассказывает о страшных страданиях от рук Секуритате, тайной полиции Румынии. На ее фабрике распространяли клевету о том, что она информатор. Были допросы, избиения. И взломы. Я читаю: "Тайная полиция приходила и уходила по своему усмотрению, когда нас не было дома. Часто они специально оставляли следы: окурки, картины, снятые со стены и оставленные на кровати, сдвинутые стулья". Самый жуткий случай, пишет она, длился неделями: агенты отрезали куски от шкуры лисы, лежавшей на полу, и в конце концов сняли с нее голову. Мюллер называет это "психологическим террором". "Все могло случиться, квартира больше не была частной".
У этих, казалось бы, безобидных психологических тактик даже есть название - Zersetzung, говорит Кнауэр. Могу ли я рассказать ему немного больше о своем опыте?
Слово любопытное. Я свободно говорю по-немецки и до Москвы провел четыре года в Берлине в качестве немецкого корреспондента газеты Guardian. Однако я не сталкивался с Zersetzung. Zersetzung, как я выяснил, - это научный термин, заимствованный из химии. Он переводится как "разложение", "дезинтеграция" или "коррозия". (Для моего английского уха коррозия звучит лучше всего). Но он также может означать подрыв, низвержение, разрушение, растворение и коррупцию.
Романтики, очарованные распадом в мире природы, использовали это слово метафорически, начиная с конца XVIII века. Современные политические группы также использовали этот термин: нацисты ссылались на "разлагающее влияние" евреев, чтобы оправдать их уничтожение; коммунисты говорили о "распаде" своих идеологических врагов.
Кнауэр знакомит меня с работой Сандры Пингель-Шлиманн, немецкой писательницы и журналистки. Она изучала использование Zersetzung в бывшей Германской Демократической Республике. Она брала интервью у жертв и, как и Гартон Эш, провела месяцы, прочесывая архивы министерства государственной безопасности. Я начинаю читать ее книгу "Дезинтеграция: Стратегия диктатуры", опубликованную в 2002 году в Берлине. Я в ужасе и в восторге. Мой собственный занавес не совсем открывается. Но появляется небольшая трещина, и я могу начать заглядывать сквозь нее.
Я читал, что при Эрихе Хонеккере широко использовался Zersetzung. В понимании Штази, Zersetzung - это метод подрыва и уничтожения противника. Цель заключалась в том, чтобы нарушить личную или семейную жизнь объекта, чтобы он не смог продолжать свою "враждебно-негативную" деятельность по отношению к государству. Как правило, Штази использовала коллаборационистов для сбора информации о личной жизни жертвы. Затем они разрабатывают стратегию "дезинтеграции" личных обстоятельств жертвы - ее карьеры, отношений с супругом или супругой, репутации в обществе. Они даже стремятся отдалить их от детей.
Пингель-Шлиман приводит в пример случай с герром Й. Сначала герр Й потерял водительские права. Спустя несколько месяцев он обнаружил на деревьях своей деревни анонимные записки с оскорблениями в свой адрес. Затем поползли слухи, что он изменяет своей жене. На работе герр Джей сталкивался с растущими проблемами. В конце концов полиция арестовала его и осудила за кражу, которую он не совершал. Для герра Й. эти события были тревожными, случайными и необъяснимыми. Он и не подозревал, что за ними стоит Штази.
Целью службы безопасности было использовать Zersetzung для "отключения" противников режима. После месяцев и даже лет Zersetzung внутренние проблемы жертвы становились настолько масштабными, изнурительными и психологически тягостными, что у нее пропадало желание бороться с восточногерманским государством. Самое интересное, что роль Штази в личных несчастьях жертвы оставалась дразняще скрытой. Операции Штази проводились в условиях полной оперативной секретности. Служба действовала как невидимый и злобный бог, манипулируя судьбами своих жертв.
Именно в середине 1970-х годов тайная полиция Хонеккера начала применять эти коварные методы. В этот момент ГДР наконец-то добилась международного признания. (В 1973 году она вступила в ООН, открыла диалог с Западной Германией и в 1975 году подписала Хельсинкские соглашения. Она также отчаянно нуждалась в срочной финансовой помощи от западногерманского правительства в Бонне). Предшественник Хонеккера, Вальтер Ульбрихт, был старомодным сталинским головорезом. Он использовал методы открытого террора для усмирения послевоенного населения: показательные суды, массовые аресты, лагеря, пытки и тайную полицию.
Но спустя два десятилетия после того, как Восточная Германия превратилась в коммунистический рай для рабочих и крестьян, большинство граждан смирились с этим. Когда новая группа диссидентов начала протестовать против режима, Хонеккер пришел к выводу, что необходима другая тактика. Массовый террор больше не годился и мог повредить международной репутации ГДР. Требовалась более умная стратегия.
Тем временем в Ленинграде в 1975 году Владимир Путин исполнил свою юношескую мечту и поступил на службу в КГБ. Через несколько лет он будет уничтожать городские коммуны хиппи. Товарищи по КГБ прозвали его "Молью", настолько он умел бесшумно выслеживать цели.
Так режим начал невидимую психологическую войну против своих внутренних критиков. Эта война была неравной, поскольку другая сторона - относительно небольшая часть населения Восточной Германии - даже не подозревала о том, что она ведется. Мишенями были "враги": артисты, такие как певец-диссидент Вольф Бирманн (высланный в Западную Германию в 1976 году); пасторы; местные церковные группы; борцы за мир; все, кто хотел уехать на Запад. Пингель-Шлиман описывает Zersetzung как "тонкий", "анонимный", "бесшумный" и "непостижимый". Его методы отличаются от официально признанных форм преследования, таких как пытки, аресты и убийства. Zersetzung носит скрытый характер: обычно жертва не подозревает, что за этим стоит Штази (хотя к концу 1980-х годов подозрения в причастности Штази были широко распространены среди оппозиционных групп).
На странице 197 я прочитал о деле фрау Р. Сотрудники Штази использовали дубликаты ключей, чтобы проникнуть в квартиру фрау Р. Попав внутрь, они сняли картины со стен. Во время следующего тайного проникновения они переставили горшочки со специями на кухне. Затем они заменили любимый сорт чая фрау Р. на другой. Сотрудники Штази были предприимчивой компанией: они проникали в дом снова и снова, каждый раз придумывая что-то новое. В одном случае они поменяли полотенца для рук фрау Р. В другой раз они поменяли местами цветочные горшки на ее сиденье у окна. В другом случае офицеры проникли в дом ночью, когда их жертва спала. Они прокрались в ванную и включили электробритву. Жертва проснулась в ужасе. Она не смогла объяснить, что произошло. "Вы не можете никому рассказать о таких вещах. А если и расскажешь, они просто скажут: "Конечно, ты был пьян"", - сказал он.
Самый коварный аспект Zersetzung заключается в том, что его жертвам почти всегда не верят. Когда фрау Р рассказала о происходящем своим подругам, они пришли к выводу, что она теряет связь с реальностью: "Мы не смогли объяснить, зачем кому-то понадобилось убирать полотенца для рук", - призналась одна из них. Некоторые жертвы Zersetzung думают, что сходят с ума или больны; пострадавшие терпят упреки в том, что у них галлюцинации.
На первый взгляд перемещение личных вещей может показаться безобидным - не более чем грубый розыгрыш. Но для жертв результаты могут быть психологически катастрофическими, читаю я. Они могут привести к абстиненции, психозу, "полному распаду психики" и даже к самоубийству. "Существенной характеристикой Zersetzung является его анонимность", - пишет Пингель-Шлиманн. "Эти действия Zersetzung неуловимы. Их нельзя явно идентифицировать как меры преследования со стороны Штази". Она добавляет: "Даже сейчас часто случается так, что когда пострадавшие рассказывают о своих переживаниях... им никто не верит. Слишком часто их личные описания воспринимаются как паранойя".
Босс Штази Эрих Мильке заинтересовался психологическими техниками в 1960-х годах. К 1971 году, когда Хонеккер сменил Ульбрихта, министерство Мильке начало превращать Zersetzung из бандитского инструмента в псевдоакадемическую дисциплину. Эти методы запугивания и анонимного преследования были классифицированы как "оперативная психология". Оперативная психология - это темный близнец обычной психологии: вместо того чтобы лечить людей, она стремится нанести им вред или ущерб.
Мильке открыл кафедру оперативной психологии в Юридической высшей школе, учебном заведении министерства государственной безопасности в Потсдаме. Здесь студенты писали работы по передовым психологическим методикам: например, они узнали, что лишение сна и одиночное заключение - более эффективные методы допроса, чем избиения или удары током. Для зрелого тоталитарного государства "жесткие" пытки были уже не нужны. Требовались "мягкие" пытки.
1 января 1976 года Мильке издал секретную директиву 1/76. Она регламентировала использование психологии в "оперативных процедурах". Амбициозные сотрудники Штази писали диссертации о том, как скрытые санкции могут быть применены против классовых врагов; одна из них занимала 800 страниц.
На нем было написано по-немецки многозначительно:
«Враг становится озабоченным в первую очередь собой. Причины его несчастья и необходимость отказаться от враждебной деятельности существуют в рамках, в которых он не может обвинить ни социалистическое государство в целом, ни органы безопасности».
Враги реагировали на Zersetzung "медленнее и нерешительнее", чем на формы открытого преследования, отмечалось в статье. (Такие методы могли укрепить уверенность человека в себе и нанести ущерб политическому авторитету восточногерманского государства. Открытые методы также рисковали оставить Штази открытой для "клеветы и дискриминации в западных СМИ"). По этим причинам операции Zersetzung должны были проводиться в условиях полной конспирации.
По мере чтения сходство между Восточной Германией Хонеккера и Россией Путина кажется мне ошеломляющим. Обе они, по сути, представляют собой изощренные современные диктатуры. Обе понимают, что тонкое искусство репрессий более эффективно, чем грубые методы старой школы. И Россия - как и исчезнувшая ГДР - сильно озабочена своим международным имиджем, причем "элита" особенно переживает за судьбу своих активов на Западе. Как и зрелые восточные немцы, Москва подписала множество договоров по правам человека и, кроме того, является участником Европейской конвенции по правам человека. У нее есть международные обязательства, и она является - или стремится быть - уважаемым, высокопоставленным членом мирового сообщества.
Использование методов Zersetzung - идеальный ответ. В период растущего внутреннего недовольства в России преследование ФСБ российской оппозиции - а также странных иностранных врагов - является полезным секретным инструментом. И в конце концов, где доказательства того, что права человека были нарушены? Открытое окно, странный будильник, секс-книга у кровати - да что там! Zersetzung, осуществляемый невидимыми эмиссарами государства, трудно наблюдать и еще труднее доказать его жертвам.
В своем исследовании Пингель-Шлиманн заключает: "В наши дни тотальной диктатуре не нужно использовать методы открытого террора, чтобы годами подчинять себе людей и делать их слабыми. . . Более того, развитие технологий и коммуникаций открывает перед будущими диктаторами все более тонкие возможности для манипулирования". Ее комментарии кажутся мне прозорливыми. В случае с герром Й. оперативники Штази должны были по ночам обходить его деревню, развешивая отдельные записки с надписями: "Шлюха", "Пьяница", "Лихач" и "Трепло". Сегодняшним кремлевским блогерам и безликим государственным патриотам гораздо проще. Им достаточно дотянуться до мышки.
*
Через три недели после отъезда из Москвы я отправляюсь в Берлин. Я звоню Пингель-Шлиманн. Она сочувствует мне. Она подтверждает, что мои переживания в Москве идентичны переживаниям других жертв Zersetzung. "Вы должны написать книгу, герр Хардинг. Это лучшая терапия для вас", - советует она. У нее есть информация: бывший заведующий кафедрой оперативной психологии в высшей академии Штази еще жив. Его зовут Йохен Гирке. После крушения Берлинской стены он продолжает работать психологом в Потсдаме. Он также консультирует немецкую партию Linkspartei ("Левая партия"), которая пользуется поддержкой ярых восточногерманских коммунистов, западногерманских ультралевых и радикалов среднего возраста. Гирке есть в телефонном справочнике. Я звоню ему. Объясняю свои необычные обстоятельства. К моему удивлению, он соглашается встретиться.
Мы решаем выпить чашечку кофе в Ganymed, старомодном ресторане, выходящем на Шиффбауэрдамм, мощеную речную улицу под берлинским вокзалом Фридрихштрассе. Ресторан излучает довоенное очарование: массивная деревянная стойка с латунными перилами, херувимы и ангелы украшают барную стойку, дующие в горн, а пожилой официант до жути похож на Альберта Эйнштейна. Я сажусь на табурет рядом с большим торжественно выглядящим тортом.
Гирке опаздывает на несколько минут. Это ухоженный, благополучный мужчина 62 лет, с седыми волосами, классическими немецкими усами и скромным брюшком; на нем черная рубашка и пиджак Hugo Boss. Я рассказываю ему о своем опыте общения с ФСБ в Москве - о взломах, открытых окнах, странных звуках посреди ночи и литературе, в которой мне советовали, как правильно испытывать оргазм. Гирке кивает. Он улыбается. В этом читается одобрение и - хотя, возможно, мне это кажется - отпечаток профессиональной гордости. "Это типичные методы Zersetzung", - начинает он.
По словам Гирке, все секретные службы, включая западные, используют то, что он называет "грязными инструментами". "В нашем случае это было идеологически оправдано. Мы строили лучшую Германию. Приказ узаконивал методы", - говорит он. В Германской Демократической Республике Хонеккера, как и в путинской Российской Федерации, журналисты автоматически считались врагами и шпионами, объясняет он. "Когда вы сталкиваетесь с журналистом, вы предполагаете, что он связан со спецслужбами. Журналисты - классический пример Feindbild, представления о враге... Это извращение. Но вас учили всегда ожидать нападения врага".
Я объясняю, что ФСБ нацелилась на меня с непонятным рвением. Будучи главой ФСБ, именно Путин в 1999 году заявил, что иностранный шпионаж представляет собой самую серьезную угрозу для России. Но Гирке говорит, что такое рвение может быть просто работой амбициозного младшего офицера, пытающегося взобраться по скользкой карьерной лестнице: "Сотрудник, ведущий дело, должен показать начальству, что он успешен. Его не интересует, хороший ли это отец, хороший человек или хороший журналист. Он хочет найти доказательства того, что Feindbild - это правда".
По словам Гирке, Штази хотела знать все о личной жизни объекта: есть ли у него любовница, каковы его отношения с женой, какие книги он читает, какие долги - все, что могло стать поводом для манипуляций. Ни одна деталь не была слишком легкомысленной. Штази интересовала марка сигарет, которые курил человек, где он парковал свой фургон, сколько он пил.
По его словам, методы "Zersetzung" Штази были поразительно разнообразны и изобретательны - "балет методов", говорящий о мрачном творчестве. "Мы устраивали прорыв трубы в полу над квартирой объекта, затапливая ее. Идея в том, чтобы вызвать у вас раздражение на работе или в личной жизни. В итоге вы от них избавляетесь". В другом случае Штази организовывала отправку дюжины клубничных пирожных на дом жертве; жертва жаловалась, что не заказывала пирожные, но бланк заказа был заполнен правильно, с указанием имени и адреса жертвы. Штази также организовывала доставку детского гроба в дом жертвы с молодой семьей; гробовщик выражал соболезнования в связи со смертью ребенка. На самом деле никто не умер.
Однако чаще всего методы были банальными, но мрачновато эффективными. По словам Гирке, офицеры Штази взламывали машину жертвы, а затем ставили ее на то же место, но наполовину прислоненной к бордюру. Когда владелец возвращался, он обнаруживал свою машину в совершенно другом положении. Неужели кто-то взломал дверь? Или ему все привиделось? Или он сходил на горшок? "Они [секретные службы] делают такие вещи, чтобы показать, что они всемогущи, всесильны и могут в любой момент войти в вашу частную жизнь", - объясняет Гирке.
А как насчет секса? Было ли что-то в личной жизни объекта под запретом? В течение четырех лет, проведенных в Москве, мы полагали, что наша супружеская спальня прослушивается; мы обсуждали все деликатное в глубине сада рядом со сливовым деревом. Подслушивание - это одно, но было ли там еще и видео?
Гирке говорит, что Штази иногда эксплуатировала сексуальные слабости объекта, и вспоминает случай с гомосексуальным западногерманским бизнесменом, который приехал в Лейпциг на торговую ярмарку. (По его словам, Штази сильно переоценила значимость бизнесмена, ошибочно подняв его досье до уровня генерала).
Еще одним фирменным приемом Штази было оставление порнографической литературы у кровати. Например, она использовалась для дискредитации репутации герра Б., члена религиозной группы мира в Мекленбурге, как и распространение ложных слухов о том, что жертва изменяет супругу. В одном случае берлинский отдел XX/4 Штази (как отмечает Гартон Эш, отвечавший за проникновение в церковные группы) отправил жене объекта вибратор, приобретенный информатором из Западного Берлина. Вместе с ним пришла анонимная записка: "Лучше использовать вибратор, чем изменять мужу".
В целом, однако, Гирке утверждает, что тайная полиция не проявляла оперативного интереса к сексу, хотя я все еще нахожу возможности вуайеризма дискомфортными. По его словам, офицеров больше интересовали разговоры в подушку - возможность того, что в уединении спальни объект раскроет нечто, имеющее большое оперативное значение. "Вы должны смотреть на вещи через призму ФСБ. Вы лежите в постели с женой. Вы говорите ей, что первый секретарь британского посольства только что дал вам новое задание. Оно представляет жизненно важный национальный интерес. ФСБ подслушивает. Это для них звоночек".
Именно эта фантазия - поиск неуловимого кусочка информации, святого Грааля шпионов - делает всю работу, казалось бы, стоящей. Для добросовестного контрразведчика все часы ожидания и прослушивания сосредоточены на этом единственном моменте. Гирке сравнивает это с рыцарским походом. По его мнению, это нечто среднее между средневековыми романами Вольфрама фон Эшенбаха и современным шпионским триллером. Он объясняет: "Представьте, что вы - охотник, который терпеливо сидит с оружием на лугу и ждет появления огромного белого оленя, о котором все говорят. Охотник фантазирует, что застрелит оленя золотой пулей".
По его словам, во время службы Гирке Штази разработала сложную технику подслушивания и наблюдения. "У нас были передовые технические системы. Вам не нужно держать кабель, свисающий из окна. Все было полностью миниатюризировано. Жучки размером не больше головки ручки и связаны с передатчиком на улице", - говорит он. За несколько дней до моего отъезда из России я обнаружил, что замок на входной двери моей дачи тугой и поврежденный - следы взлома ФСБ. (Дата - 17 февраля 2011 года. В данном случае злоумышленник, похоже, торопился. Или меньше заботился о том, чтобы оставить улики. Это тоже в моем досье?) Я подозреваю, что бюджетные спецслужбы пришли забрать свое подслушивающее оборудование. "Это вполне возможно", - говорит Гирке.
Гирке не может пролить свет на то, кто изначально изобрел "оперативную психологию". Он полагает, что именно КГБ первым разработал эту практику. Ведь именно "друзья" из Москвы в 1950-х годах создали в ГДР зарождающуюся тайную полицию, и впоследствии обе службы - восточногерманская и советская - тесно сотрудничали. КГБ незаметно разместил офицеров связи в ключевых городах Восточной Германии и во всех восьми управлениях Штази. Одним из них в 1985-1990 годах был Владимир Путин, работавший в Дрездене. Чем именно занимался Путин в Дрездене, остается загадкой. Формально ему было поручено руководить советско-германским домом дружбы в Лейпциге. Предположительно, он уже изучал оперативную психологию в собственной академии КГБ.
В годы холодной войны у КГБ было два основных занятия, говорит Гирке. Одним из них был шпионаж за НАТО и Bundesnachrichtendienst (БНД), федеральной службой внешней разведки Западной Германии. КГБ интересовался чертежами ракетных систем стран НАТО и другими оборонными вопросами. Вторая цель заключалась в том, чтобы восточные немцы (и другие социалистические страны Варшавского договора) оставались верными партнерами. "Офицеры по связям давали нам конкретные рекомендации, - говорит Гирке. - Всегда были контакты и связи".
Ко времени перестройки эти некогда близкие отношения переросли в недоверие: Хонеккер был недоволен экономическими реформами Михаила Горбачева и идеологическими отступлениями. Тем не менее, на личном уровне отношения оставались дружескими, говорит Гирке. У КГБ был собственный дом в Потсдаме рядом с Берлинской стеной; сотрудники КГБ и Штази играли в футбол на травяном поле возле замка Цецилиенхоф, дворца, где Черчилль, Трумэн и Сталин проводили Потсдамскую конференцию.
По словам Гирке, примерно в 1986 году ему неожиданно позвонил его коллега по работе в КГБ, тоже профессор оперативной психологии. Они встретились на скамейке в замке Сан-Суси, летнем дворце Фридриха Великого в стиле барокко в Потсдаме, неподалеку от Высшей школы Штази в Потсдаме-Эйхе, где преподавал Гирке. (Эта академия фигурирует в "Жизни других", оскароносном фильме о Штази западногерманского режиссера Флориана Хенкеля фон Доннерсмарка). Они обсуждали научные аспекты своей работы. Обе секретные службы понимали, как можно применять психологические техники к тщательно отобранным врагам. Но именно восточные немцы, по словам Гирке, превратили оперативную психологию в строгую академическую дисциплину. "Мы были теми, кто усовершенствовал Zersetzung. Немецкая служба использовала более утонченные методы, - говорит он. - Русские всегда были более жестокими".
*
Спустя два десятилетия Гирке признает, что весь проект ГДР и его роль в нем были ошибочными. "Я считаю, что это была огромная ошибка. Все мы - вожди, партийные боссы, обслуга - все мы верили, что можно сделать людей счастливыми, принуждая их. Мы думали, что сможем построить другую Германию, используя эти методы. Это была иллюзия. Но мы вкладывали в это столько энергии, заставляя людей делать карьеру. Я понял это слишком поздно". Он говорит, что лично не участвовал в преследовании диссидентов, но принимает на себя "коллективную ответственность" за то, что делала служба. По его признанию, он - Schreibtischtäter. (Это слово дословно переводится как "кабинетный преступник" и первоначально было придумано для обозначения печатников - а не гестаповцев, - которые сделали возможным Третий рейх).
Где-то в Москве, на чьем-то столе, в чьей-то пыльной картотеке, на чьей-то зашифрованной флешке, лежит мое досье от ФСБ. Я спрашиваю Гирке, что в нем может быть. "Вы получаете номер. Они относят вас к той или иной категории", - говорит он. У Штази есть своя система классификации в зависимости от серьезности дела". Кроме того, говорит Гирке, в ФСБ мне дадут кодовое имя - псевдоним для использования в секретных операциях. Это кодовое имя очень важно: оно обезличивает объект и облегчает проведение враждебных мероприятий против него. (Гартон Эш по понятным причинам приходит в восторг, когда узнает, что Штази окрестили его "Ромео"). Гирке говорит, что ФСБ приложила копии моих статей в "Гардиан" - я ведь "враждебный корреспондент", а также детали операций против меня. Он добавляет, что досье никогда не закрывается. Несмотря на то, что Россия уже изгнала меня, я, очевидно, продолжаю жить где-то в пыльных архивах ФСБ.
Потсдамская академия Штази, возможно, и закрылась, но, насколько ему известно, у ФСБ по-прежнему есть своя кафедра "оперативной психологии" в академии в Москве. Однако почему русские продолжили использовать подобные методы спустя долгое время после предполагаемого окончания холодной войны? Или, точнее, почему Путин возродил использование тактики КГБ спустя долгое время после того, как борьба за власть и влияние между Востоком и Западом сошла на нет? У Гирке есть простой ответ. "Wladimir Putin macht was er kennt", - говорит он. "Владимир Путин делает то, что знает". Он добавляет: "Это очевидно. Он хочет удержать власть и поэтому использует методы секретных служб".
*
За день до нашего отъезда снег все еще покрывает наш дачный дом. Легкая белая пудра покрывает сливовое дерево и красный сахарный клен. У нашей кормушки снова сидят большие синицы - пять или шесть штук, которые оживленно клевали. Скоро их некому будет кормить. Мы отправляем детей по отдельности: Тилли - в Женеву на лыжные каникулы, а Раскина с кузиной Фиби Элис - обратно в Лондон. Эта мера предосторожности может показаться излишней. Но на данном этапе лучше перестраховаться.
Собираясь в дорогу, я размышляю о судьбе России после распада Советского Союза и концакоммунизма. Есть много непривлекательных сторон - феодальное высокомерие российской "элиты", например, и отсутствие правовой защиты простых россиян от произвола бюрократических властей,. Так было уже давно. Историк Ричард Пайпс называет это "необычной пропастью", которая на протяжении веков существовала в России между правителями и управляемыми. Исайя Берлин говорит о "двух нациях" - "классе управляемых", которые "ведут себя так, как люди ведут себя везде", и "правящем классе", которого "боится, восхищается, ненавидит и принимает как неизбежность все население".
Я знаю, какая нация мне больше по душе. Среди класса управляемых есть чем восхищаться: несгибаемым духом русского народа перед лицом непреодолимых препятствий и ежедневных разочарований; богатой литературной и театральной культурой; крепкой дружбой. Наша вечеринка по случаю отъезда - это классический русский праздник. Мы пьем водку. Закусываем корнишонами. Мы произносим слезливые тосты. Мы смеемся с нашими русскими и западными друзьями. И в какой-то момент, уже много позже рассвета, еле стоя на ногах, мы падаем в постель.
Но самое большое поражение нынешнего российского режима, как мне кажется, интеллектуальное. Подобно призракам, ворвавшимся в мою квартиру, используя старую тактику КГБ из давно написанного руководства, подполковник Путин вернулся в свою зону комфорта. У него, как у молодого шпиона, были наставники-близнецы. Это были КГБ и Штази. Это видно. Результат - глубокое отсутствие сочувствия к тем, кто с ним не согласен. Отсюда и его оскорбления в адрес демонстрантов, массово протестующих против фальсификации выборов. Под его руководством Россия стала хулиганской, жестокой и, прежде всего, бесчеловечной.
К 2011 году, после более чем десятилетнего пребывания у власти, Путин завершил головокружительную контрреволюцию. Он заменил полудемократические структуры 1990-х годов вертикалью власти. Он поощрял коррупцию, поскольку коррупция обеспечивает лояльность. Он наделил ФСБ беспрецедентными полномочиями. И он вернул ведомству прежнюю роль КГБ как стража государства. Но оппозиция его правлению растет. Скоро она может стать неостановимой. И он не смог, совершенно не смог придумать ничего нового.
ЭПИЛОГ. Английская весна
Хартфордшир, Англия Апрель 2011 г.
Если наступила зима, может ли весна быть далеко позади?
ПЕРСИ БАЙШЕ ШЕЛЛИ, «ОДА ЗАПАДНОМУ ВЕТРУ»
После московской зимы - английская весна. Из окна моего кабинета в Хартфордшире видны шотландская сосна и калина гордовина, цветущая белыми цветами. Нарциссы и примулы устилают соседние сады; здесь растут розовая вишня и магнолии в кремовом цвету. Мой новый маршрут бега трусцой ведет меня мимо огорода и капустного поля к лесу Хэтфилд. Здесь ранним вечером я замечаю лису. Лиса оценивает меня, прежде чем скрыться среди дубов и грабов. Здесь есть кролики, слишком много, чтобы их можно было сосчитать, и олени.
На самом деле, наш новый дом, построенный в современном стиле, скорее пригородный, чем пасторальный. У него мало общего с нашей опустевшей московской дачей. Дом выходит на больничную парковку; с одного балкона открывается вид на трассу полетов аэропорта Станстед. В наследство нам досталась тарелка спутникового телевидения. В отличие от Москвы с ее коммунальными многоквартирными блоками советской эпохи, построенными в 70-80-е годы, британцы живут в индивидуальных домах Lego, каждый из которых - мини-Эдем. У нас есть сад. Это небольшой кусочек газона, такой же, как у наших соседей. Есть сарай. После десятилетнего отсутствия мы постепенно заново осваиваем грамматику британской жизни, ее упорядоченность и дискретность архитектурного расположения.
И все же в первые недели мне трудно отучиться от московских правил. Заходя в дом, я сразу же закрываю входную дверь на ключ. В кафе и ресторанах я оглядываюсь через плечо, высматривая молодых людей в дешевых плохо сидящих костюмах и коричневых туфлях. Однажды на улице я слышу русские голоса. Я обнаруживаю, что следую за двумя мужчинами. Они невинно исчезают в местной больнице. В Москве бывают метели и снегопады, но здесь тепло - в апреле 19 градусов тепла - и пение птиц. Ранним утром я слышу, как в соснах возле моей спальни токуют лесные голуби; я наблюдаю, как они снуют по пустынной улице.
Со временем кажется, что старый мир ушел навсегда. Когда я возвращаюсь в дом, белые двери патио, заколоченные, когда я уходил, все еще заколочены. Предметы домашнего обихода лежат там, где мы их оставили. Окно в новой спальне моего сына - это не предупреждение, не жест, не темный намек - это просто окно. Нет ни необъяснимых ночных звуков, ни пособий по сексу. Через месяц из России в большом фургоне привозят мебель для дома. Я обнаруживаю часы Путина-Медведева. Мы решаем оставить их - и их самих - в картонной коробке. Они там и остаются.
Моя дочь учится в международной школе, которую мы обещали ей после того, как российское министерство иностранных дел объявило, что мы должны покинуть Москву. Мой сын ходит в местную начальную школу: его форма - зеленая толстовка, и впервые в жизни ему приходится носить галстук. Оба ребенка кажутся счастливыми, хотя Тилли жалуется, что ее новая жизнь скучна по сравнению с прежними переживаниями. Тем не менее мы снова стали анонимными. И, я думаю, в безопасности. Я провожаю сына в школу через небольшой лес. Последний отрезок пути он преодолевает самостоятельно.
Как один репортер стал врагом новой брутальной России
Отзывы о "Государстве мафии" и Люке Хардинге:
"Люк Хардинг - один из лучших репортеров в мире". Роберто Савиано
"Хардинг - смелый, усердный и энергичный журналист... У него есть все возможности, чтобы предложить важную точку зрения". Sunday Times
"Россия обнажена в захватывающем рассказе о четырех годах, проведенных в качестве главы московского бюро Guardian... Сейчас существует обширная литература, описывающая суровую реальность путинской России, но Хардинг добавляет к нашему пониманию ощущение того, каково это - жить в этой реальности каждый день. Он делает это, рассказывая о трагедиях и нелепостях через серию ярких и часто трогательных встреч". Дэвид Кларк, New Statesman
"Неуверенность, страх и понятная паранойя пронизывают эту книгу. Но это не омрачает анализ. Описание Хардингом подъема расистских правых в России вызывает глубокую тревогу. Он считает, что это единственная политическая сила, которая угрожает мафиозному государству Путина... Книга Хардинга ясно показывает, что Россия снова погрузилась в глубокий политический и социальный кризис, который сделает огромные проблемы, стоящие перед всеми нами, несмотря на нынешний кризис, не легче, а труднее". Миша Гленни, Irish Times
"В "Государстве мафии" рассматриваются многие аспекты российской жизни - от российско-грузинской войны до подъема ультраправых, от богатства Путина до сельской бедности... Репортажи [Хардинга] ясны, точны и актуальны". The Spectator
"[Государство мафии] - это отрезвляющее чтение... Занимательный и тревожный рассказ о полицейском государстве Владимира Путина... Репортерские таланты Хардинга позволяют передать цвет и характер, иллюстрируя демографический упадок, войну в Грузии и тлетворный мир бандитских пропутинских молодежных движений". Эдвард Лукас, Observer
"Важность книги Люка Хардинга заключается в том, что он из первых рук рассказывает об относительно мягком, но показательном случае преследования со стороны государства, которое, как и многое другое в России, намеренно непрозрачно и отрицаемо... ФСБ предполагала, как и в случае с большинством иностранных журналистов, что Хардинг - шпион. Как и положено, она установила за ним жучки и слежку; что еще более необычно, ее агенты неоднократно врывались в его дом, разыгрывая мрачные шутки над ним и его семьей. Наконец, власти фактически выгнали его из дома... Хардинг передает, каково это - жить в месте, где власть имущие подчиняются лишь немногим или вообще не подчиняются никаким правилам, и где некому пожаловаться". А. Д. Миллер, Guardian
"Мафиозный штат" полон всех возможных клише, касающихся русской жизни... Однако руководство по сексу, оставленное агентом КГБ в спальне Люка Хардинга, чтобы "деморализовать его", дает автору право утверждать (а читателю - основание верить), что эти клише все еще верны". Oxonian Review
"Обширная и часто проницательная... [Mafia State] проливает свет на многие важные события, которые в противном случае могли бы быть замяты". Russia Profile
"И интригующе, и очень актуально для понимания текущих проблем... Хардинг неустанно ищет правду и резко очерчивает социальные условия и отношения в России... [Его] стиль информирован, но неформален, и все же заставляет обратить внимание на современную Россию".Bookbag.co.uk
"Будучи одним из авторов книги "Гардиан", посвященной архиву WikiLeaks, Хардинг имел все шансы собрать материал о "коррумпированном узле в сердце российского государства"... Заглянув в кабинет ФСБ с плащами и кинжалами, Хардинг обнаруживает незадачливых шпионов, которые словно сошли со сцены пьесы времен холодной войны, которая, неизвестно для них, была законсервирована два десятилетия назад". Стивен Холмс, London Review of Books
Оглавление
3
ПРЕДИСЛОВИЕ 4
ПРОЛОГ. Вторжение 7
ГЛАВА 1. Щит и меч 9
ГЛАВА 2. След денег 22
ГЛАВА 3. Смерть шпиона 31
ГЛАВА 4. Победители и побежденные 39
ГЛАВА 5. Пять августовских дней 50
ГЛАВА 6. Смерть на снегу 65
ГЛАВА 7. КГБ! Предъявите бумаги! 80
ГЛАВА 8. Политический футбол 93
ГЛАВА 9. Новая буржуазия 106
ГЛАВА 10. Война однажды и в будущем 118
ГЛАВА 11 Подъем ультраправых 129
ГЛАВА 12 Соседи 138
ГЛАВА 13. Бэтмен и Робин 151
ГЛАВА 14. WikiLeaks 163
ГЛАВА 15. Спасибо Диме и Владу 175
ГЛАВА 16. Враг государства 187
ГЛАВА 17. Досье 199
ЭПИЛОГ. Английская весна 208
ПРЕДИСЛОВИЕ
Когда "Государство мафии" было впервые опубликовано в 2011 году, некоторые критики задавались вопросом, не является ли мое изображение России несколько... ну, мрачным. Действительно ли страна вернулась к старым советским методам преследования и репрессий? Можем ли мы быть уверены, что за отравлением "врагов" стоит Владимир Путин? И какие существуют доказательства коррупции в Кремле?
Провокационное название книги теперь кажется менее спорным. Спустя десятилетие Россия стала еще мрачнее: пока я пишу, самый известный оппозиционер страны Алексей Навальный находится в тюрьме, пережив столкновение с нервно-паралитическим веществом "Новичок"; режим жестоко расправился с крупнейшими за последние годы уличными протестами.
Путин по-прежнему находится у власти; возможно, его хватка немного пошатнулась, но, похоже, он пожизненный президент. Референдум, проведенный в 2020 году, дал ему возможность оставаться на посту до 2036 года, то есть до восьмидесяти лет. Недовольство ощутимо. Но революция выглядит маловероятной, поскольку путинский период сейчас превращается в полноценную эпоху.
В идею о том, что Россия — это впечатляющая криминальная клептократия, уже не так трудно поверить. Этот проект был начат, когда я четыре года — с 2007 по 2011 год — работал шефом московского бюро Guardian. С тех пор Путин и его друзья из КГБ приобрели новые миллиарды. Для неэлиты уровень жизни снизился.
Книга "Государство мафии" — это рассказ о моем пребывании в Москве, где я жил с женой Фиби и двумя нашими детьми. Это личная история — мемуары иностранного корреспондента, работающего под бдительным оком злонамеренного правительства. Это также портрет группы могущественных шпионов, преданных оперативным методам и мышлению времен холодной войны.
ФСБ, российское шпионское агентство, проникло в квартиру нашей семьи. Оно оставило после себя ряд улик — нехитрых. В течение четырех лет мы терпели слежку, преследования и презрение официальных лиц. Моя работа в качестве репортера закончилась, по старинке, депортацией из страны. Как сказал один из пограничников: "Для вас Россия закрыта".
Один эпизод преследовал меня в эти московские годы. Незадолго до нашего приезда двое убийц отравили в Лондоне радиоактивным чаем Александра Литвиненко, перебежчика из ФСБ. В этой книге я пришел к выводу, что план его убийства в баре отеля — практически под носом у посольства США, расположенного через площадь, и ЦРУ — был подписан Путиным. В то время не все были в этом уверены.
Затем, в 2015 году, британское общественное расследование заслушало драматические научные и полицейские доказательства. Двое убийц — Андрей Луговой и Дмитрий Ковтун, с которым я встречался в Москве, — оставили за собой разветвленный полониевый след. Путин и его глава ФСБ "вероятно" одобрили этот ужасный план, постановил судья. В 2016 году я написал об этом деле книгу "Очень дорогой яд".
Литвиненко, как выяснилось, был не одинок. В 2018 году два полковника, работавшие на ГРУ, российскую военную разведку, отправились из Москвы в Солсбери. Там они отравили Сергея Скрипаля, бывшего офицера ГРУ, ставшего сотрудником MI6. В 2020 году другая группа под прикрытием — на этот раз ФСБ, выполнявшая задание в Сибири, — нанесла "Новичок" на трусы Навального.
Теперь не остается сомнений в том, что Путин санкционирует эти экстравагантные убийства, как дома, так и за рубежом. Яд — излюбленный инструмент государственного террора, как это было во времена Сталина. Он используется для того, чтобы послать сигнал внешним и внутренним врагам, а в основе этих ударов лежит своего рода доктрина: Россия ведет скрытную войну со своими "врагами".
Драматические личности, с которыми мы встречаемся в "Государстве мафии", пережили разные судьбы. Когда я беседовал с ним в 2011 году, Навальный был начинающим оппозиционером; сейчас он всемирно известен, а президент США Джо Байден призвал освободить его. Уильям Бернс, посол США в Москве и автор серии блестящих дипломатических депеш, с тех пор стал директором ЦРУ.
Некоторые интервьюируемые — это призраки, просто воспоминания. В 2009 году я провел день с Борисом Немцовым в курортном городе Сочи; шесть лет спустя он был застрелен возле Кремля. Борис Березовский был найден повешенным в особняке своей бывшей жены в Беркшире. Самоубийство или нечестная игра? Его друзья считают, что это было последнее. Критики, включая Гарри Каспарова и Михаила Ходорковского, покинули Россию.
Тем временем подробности о личном богатстве Путина просочились в публичную сферу. Пока я был в Москве, эту историю было трудно доказать. По слухам, ходившим изнутри президентской администрации, Путин был самым богатым человеком в мире, а его богатство хранилось через ряд олигархов и доверенных лиц. Тогда эта цифра — почти наверняка заниженная — составляла 40 миллиардов долларов.
В 2016 году я был частью команды журналистов-расследователей, которые изучали скрытые материалы: "Панамские документы". Мы обнаружили след из кредитов и офшорных сделок на сумму 2 миллиарда долларов, ведущий к другу Путина Сергею Ролдугину. В этих данных также фигурировали высокопоставленные кремлевские деятели. Тем временем Казначейство США подтвердило то, что мы подозревали: российский президент получал выгоду от Gunvor, таинственного швейцарского нефтетрейдера.
В том же году Россия предприняла беспрецедентную попытку вмешаться в президентские выборы в США. Она рассчитала, что Дональд Трамп — кандидат, который лучше всего подходит для подрыва и дискредитации американской демократии. Путин не изобретал многочисленные социальные и расовые расколы в США, но, в классическом стиле КГБ, он стремился использовать их в суверенных интересах России.
СССР традиционно пытался подорвать своих капиталистических конкурентов, поддерживая зарубежные коммунистические партии. В наши дни Путин предпочитает популистские ультраправые. В Европе Москва поддерживала политиков, выступающих против Европейского союза; в Великобритании сотрудники ее разведки взаимодействовали с ключевыми фигурами, выступавшими за Brexit, в преддверии референдума 2016 года.
За последнее десятилетие ревизионистские тенденции России в отношении внешней политики стали очевидны. В этой книге я рассказываю о вторжении Москвы в Грузию в августе 2008 года — жестоком уроке региональной геополитики. Вскоре после этого я отправился в Крым. Полуостров, входящий в состав Украины, "может стать следующей целью российских амбиций", писал я.
В то время я считал этот сценарий надуманным, но оказалось, что я был прозорлив. В 2014 году Путин аннексировал Крым и развязал кровавую войну на востоке страны. "Преступление" Украины заключалось в том, что она пыталась вырваться из тисков "большого брата" России. Кремль продолжает утверждать, что у него есть "привилегированные интересы" в постсоветском "ближнем зарубежье", а также на далеких континентах, как и подобает великой державе.
По мере того как режим становится все более серым, а легитимность Путина исчезает, два проекта, похоже, определяют ободренную Россию XXI века. Один из них — публичный: это шумный антизападный национализм. Другой — частный: он включает в себя разворовывание государственных ресурсов и — все чаще — завещание этих награбленных денег следующему поколению. Для Путина и его клана реальный приоритет — второй.
Герои этой истории — сами россияне: смелые правозащитники, журналисты и политические активисты, которые противостоят режиму. В 2021 году решение Навального прилететь в Россию из Берлина, зная, что по возвращении ему грозит арест и тюремное заключение, стало актом исторического мужества. Он назвал Путина "маленьким вороватым человечком в бункере". Эта шутка работает, потому что она правдива.
Спустя десять лет я все еще скучаю по Москве — по крепкой дружбе, богатой литературной и интеллектуальной традиции, несгибаемому духу простых россиян, вечеринкам и водке допоздна — и по нашему дачному дому с его сказочной фиолетовой крышей и садом. Летом я сидел под березой, на столе стояла ваза с ландышами, и читал русских писателей-эмигрантов.
Когда-нибудь я надеюсь вернуться.
Февраль 2021 года
ПРОЛОГ. Вторжение
Квартира 49-50, дом 8, Пятый Войковский проезд, Войковская, Москва
28 апреля 2007
Преследования сотрудников посольства существенно участились в последние несколько месяцев, достигнув такого уровня, которого не наблюдалось уже в течение многих лет. Персонал посольства пострадал от клеветнических выпадов в прессе. Члены семьи работников посольства стали жертвами психологического террора после заявлений о том, что их супруги — сотрудники Правительства Соединенных Штатов (United States Government) — погибли в результате несчастных случаев. Вторжения в дома стали более привычными и наглыми, и действия против наших сотрудников в России набирают обороты. Мы не сомневаемся, что эти действия инициированы ФСБ.
Джон Байерли, посол США в Москве, конфиденциально
Телеграмма в Государственный департамент, 9 ноября 2009
Кто-то вломился в мою квартиру. Через три месяца после прибытия в Россию в качестве нового шефа бюро Guardian в Москве я возвращаюсь домой со званого ужина. Уже поздно. Я поворачиваю ключ. Вначале все кажется обычным. Детская одежда лежит в коридоре, на полу гостиной в кучу свалены книги, — уютный беспорядок семейной жизни. А потом я замечаю. Есть одна странная деталь. Окно в комнате моего сына распахнуто настежь.
Я уверен, что окно было закрыто в момент, когда я, пятью часами ранее, покинул квартиру в компании двух своих детей. Мы живем на десятом этаже уродливой башни из оранжевого кирпича в одном из кварталов застройки посткоммунистической эпохи. Окна выходят на парк с березками и густыми изумрудными елками — московская окраина, район Войковской. Окна у нас обычно закрыты. Слишком очевидна опасность того, что ребенок может выпасть наружу. Чтобы открыть окно, нужно на девяносто градусов повернуть белую пластиковую ручку. И там две таких ручки. И это можно сделать только изнутри — окно не могло быть распахнуто ветром.
Но окно распахнуто — дерзко, демонстративно, словно это вызов. «К нам что, приходили воры?» — спрашивает мой шестилетний сын, высовываясь из окна и глядя вниз, на холодный двор в ста метрах под нами. Вполне резонный вопрос. От его кровати до окна — один маленький шаг. «Не знаю, — отвечаю я. — Загадка какая-то. Вероятно, кто-то забрался по внешней стене. Может, Спайдермен». В свободной комнате, где хранится никем не используемый велотренажер и увядший комнатный цветок, я обнаруживаю кассету — она шипит, вставленная в проигрыватель. Это не я ее поставил. Моя жена Фиби Таплин уехала на выходные. Значит, тут побывал кто-то еще.
Несколькими часами позже я, пытаясь подавить чувство — чего? — ужаса, тревоги, недоверия, растерянности, даже некой ярости, скрытого гнева — просыпаюсь. Где-то в глубине квартиры надрывается будильник. Звук незнакомый. Я захожу в гостиную и включаю свет. Часы — оставшиеся от моего русского арендодателя Вадима, который выехал двумя неделями ранее — громко пикают. Я выключаю их наощупь. Я их не заводил. Их завел кто-то чужой — поставил на 4.10 утра. Я смотрю на дату. Сегодня 29 апреля 2007 года. Я возвращаюсь в кровать. Беспокойно сплю.
Понятно, что это не обычное вторжение. Ничего не пропало, ничего не повреждено. Несколько тысяч долларов, небрежно закинутые в кухонный ящик, лежат нетронутыми по соседству с венчиком для взбивания яиц. (Это деньги за следующий месяц аренды. Через двадцать лет после эры коммунизма и заявленного окончания холодной войны Россия все еще практикует расчет наличными. Предпочитаемая валюта — доллары, хотя принимаются и евро). Вадим в число подозреваемых не входит — у него были бы корыстные мотивы.
Кажется, цель у взломщиков только одна — продемонстрировать свое присутствие и, видимо, донести до меня, что, если захотят, они могут вернуться в любой момент. Они совершенно точно вошли через дверь. Кажется, замки для них проблемы не представляют. Они открыли окно, завели будильник и, вероятно, установили жучки. А затем ушли. Не могу избавиться от мысли о том, что звукозаписывающее устройство они могли спрятать в нашей спальне. Но я не хочу об этом думать.
Нетрудно расшифровать мрачный символизм этого распахнутого окна: будь осторожен, иначе твои дети выпадут наружу. Для ребенка падение с десятого этажа будет смертельным. Миссия выполнена: эти мужчины — я полагаю, что тут побывали мужчины — исчезли, словно призраки.
Я оказался в новом мире. В месте, где играют по неведомым правилам, окруженный невидимыми врагами. Мне не хватает слов, чтобы описать произошедшее с нами: ограбление с взломом, вторжение, незаконное проникновение? Кажется, мы стали объектами страшной психологической игры, мрачного эксперимента с человеческими душами. Нашими душами. Я прижимаю к себе сына. Но кто были эти призраки? Кто их послал?
ГЛАВА 1. Щит и меч
Комната 306, Следственное управление ФСБ, тюрьма Лефортово, Москва
23 мая 2007 года
Свобода слова, свобода совести, свобода средств массовой информации, права собственности — эти основополагающие элементы цивилизованного общества будут надежно защищены государством.
Исполняющий обязанности Президента Владимир Путин, 31 декабря 1999 года
На самом деле я вполне понимаю, откуда взялись эти призраки — или, по крайней мере, я знаю, что за ведомство отправило их ко мне. Пятнадцатью днями ранее, 13 апреля 2007 года, проживающий в Лондоне российский олигарх и критик Кремля Борис Березовский дал интервью моей газете Guardian, в котором призвал к насильственному свержению путинского режима. Мое имя стояло на первой полосе Guardian, по соседству с именами моих лондонских коллег; я, насколько будет известно бдительным российским спецслужбам, играю по правилам. Но с этого момента российская Федеральная служба безопасности, или ФСБ — главный наследник КГБ, — проявляет ко мне острый интерес.
Спустя три недели после выхода в печать интервью Guardian с Березовским я получаю странный телефонный звонок. Это ФСБ. Меня хотят видеть. История произвела фурор в России. О ней говорят в выпусках правительственных каналов — «Первого» и «России» — которые обычно показывают Путина в каждом своем выпуске. Следуют яростные комментарии в желтых таблоидах, содержание которых описывается — как мне кажется, довольно точно — фразой «Путин плюс сиськи». Репортаж Guardian разбудил даже российских парламентариев из обычно хранящей молчание Думы — те потребовали экстрадиции Березовского из Британии, где он прятался с 2003 года. Впрочем, на это требование британская система правосудия перманентно отвечала отказом.
В мае 2007 года ФСБ начинает уголовное расследование в связи со статьей в Guardian. Генпрокурор России Юрий Чайка уже вменил Березовскому мошенничество, обвинив его в хищении четырех миллионов фунтов у российской государственной авиакомпании «Аэрофлот». Очевидно, что дополнительные уголовные обвинения лишь укрепят прокурорское дело и могут поставить в неловкое положение Британское правительство — одного из самых нелюбимых европейских партнеров России.
Человек из ФСБ, позвонивший мне на работу, не представляется.
— Вы должны к нам приехать, — говорит он. Он вежлив, но непоколебим. В этом чувствуется некая скрытая угроза. Он поясняет, что меня вызывают как свидетеля по уголовному делу Березовского, и мне необходимо отчитаться непосредственно перед ФСБ. Вот наша беседа. Переводит моя помощница Юлия Молодцова (в те дни я еще плохо говорил по-русски):
Юлия: Значит, вы хотите допросить Люка Хардинга как свидетеля по уголовному делу? Нам нужен номер этого дела, чтобы проинформировать правовой отдел в Лондоне.
Офицер: Номер 432801.
Юлия: Необходимы подробности.
Офицер: Мы все расскажем на месте.
Юлия: Вы можете сказать, что это за расследование, кто его ведет?
Офицер: Нет, это секретная информация. Когда ваш свидетель прибудет к нам, мы расскажем ему ровно столько, сколько ему положено знать.
На этом моменте офицер переключает свое внимание на Юлию. По его определенно зловещему тону без труда можно понять, что ему известно, кто она такая.
Офицер: Я прекрасно понимаю. Вы, как мне известно, Юлия Владимировна?
Юлия: Нет, не Владимировна.
Офицер: Ваша фамилия Молодцова?
Юлия: Юлия Сергеевна.
Офицер: Юлия Сергеевна, не могли бы вы попросить вашего шефа выбрать время на следующей неделе, со среды по пятницу, чтобы приехать к нам? Он приглашается как свидетель.
Я поясняю, что распечатка интервью с Березовским доступна на сайте Guardian и что добавить мне к этому почти нечего. Моя собственная роль в истории с Березовским более чем скромна, говорю я. Я просто позвонил кремлевскому представителю Дмитрию Пескову, который владеет английским и обладает хорошими манерами, и спросил его, какова была реакция. И это — абсолютная правда. Но это дела не меняет.
— Вы должны к нам приехать, — говорит он. — Полагаю, стоит взять с собой адвоката.
Контора также присылает письмо на русском:
Федеральная служба безопасности
Российская Федерация
Следственное управление
04.05.07 № 6/2-1053
Главе Московского бюро Guardian
123056, Москва, Грузинский переулок, 3, 75-76
Следственное управление Федеральной службы безопасности Российской Федерации проводит расследование в отношении дела № 432801 Березовского Б.А., которому вменяются действия, направленные на захват власти в России, что является уголовным преступлением, согласно статье 278 Уголовного кодекса Российской Федерации.
13 апреля 2007 года газета Guardian опубликовала статью «Я готовлю новую революцию в России», авторами которой являются Йен Кобейн, Мэтью Тэйлор и Люк Хардинг. В этой статье содержится информация по захвату государственной власти в России.
В отношении вышеизложенного и в соответствии с частью 4 статьи 21 Уголовного кодекса Российской Федерации мы просим сообщить нам следующее (адрес: 111116, Энергетическая улица, 3а):
Где, когда, при каких обстоятельствах и по чьей инициативе проходило интервью с Березовским?
Кто присутствовал при этом интервью?
Велась ли запись интервью с использованием технических средств? Если да, то какое оборудование использовалось и сохранилась ли запись?
Главный следователь по делам особой важности
Следственного управления Федеральной службы безопасности России,
Майор ФСБ А.В.Кузьмин (Андрей Вячеславович Кузьмин)
Через три недели после этого звонка я стою у Лефортовской тюрьмы — это тусклое желтое трехэтажное здание, огороженное колючей проволокой, расположено неподалеку от центра Москвы и от прелестного зеленого парка. В эпоху Петра Великого здесь находился иностранный квартал, где юный царь устраивал попойки вместе со своим швейцарским торговым партнером, другом и наставником Францем Лефортом. Тюрьма была заложена в 1881 году, в нее отправляли царских преступников. Во времена коммунистов Лефортово стало наиболее печально известным центром задержаний. Именно сюда на допросы привозили тех, кто оскорблял государство — их помещали в «психические камеры».
Среди бывших ее заключенных — компания знаменитостей. В тридцатые «враги государства» — такие, как Евгения Гинзбург — содержались здесь перед высылкой в лагеря Сибири. Позже в число местных обитателей вошел советский диссидент Владимир Буковский, ныне проживающий в Британии. Писатель Александр Солженицын писал о Лефортово в своем «Архипелаге ГУЛАГ». Он описывал «психические камеры» — к примеру, камеру № 3. Она была «окрашенная в черный цвет… и тоже с круглосуточной двадцативаттной лампочкой, а остальное — как в каждой лефортовской: асфальтовый пол, кран отопления в коридоре, в руках надзирателя». Со стороны соседнего ЦАГИ доносится «многочасовой раздирающий рев», «рев, от которого миска с кружкой, вибрируя, съезжает со стола». Еще одним узником стал Александр Литвиненко, в 1999 году он провел здесь восемь месяцев — а затем сбежал в Британию. Литвиненко был на короткой ноге с директором Лефортовской тюрьмы; он поддерживал себя в форме, неистово занимаясь в камере физическими упражнениями. Литвиненко терпеть не мог сигаретный дым — ФСБ подселило к нему соседа-осведомителя, заядлого курильщика.
Лефортово — не то место, где обычно принимают журналистов, особенно иностранных. Тюрьма на Энергетической улице не обозначена ни на одной карте. Она спрятана за колонной скучных жилых зданий. Во дворе растет одинокий платан. Мы стоим там с моим адвокатом Гари Мирзояном, ветераном московского круга адвокатов по уголовным делам, и вдруг выходит солнце. Мне становится легче. Ощущения совершенно абсурдные. Я щурюсь на солнце и жду встречи с ФСБ, организацией, которой положено существовать, как какому-то ночному грызуну, в темноте. Мы звоним А.В. Кузьмину, майору, который нас вызвал, он готов нас принять.
Гари жмет на входной звонок. Огромная железная дверь распахивается. Внутри находится комната ожидания — унылая, пустая и явно лишенная стульев или столов — к ней прилегает маленькая стойка. Сама стойка скрыта за зеркальной стеной: дежурный офицер нас видит, а мы его нет. Хотя это не совсем правда — быстро появляется и исчезает чья-то рука без тела. Эта рука забирает у меня паспорт и телефон, я замечаю, что на руке растут волосы. Я прошу вернуть мобильный — бессмысленная просьба; я сильно подозреваю, что в нем уже установлены жучки. Хозяин руки соглашается. «Хорошо» — говорит он. Рука возвращает телефон. Гари выскакивает на улицу, прячет телефон в машине. Проходит пять минут. Нам разрешают подняться наверх — по коридору, устланному вытертым красно-зеленым ковром. Мы заходим в странный лифт в викторианском стиле. Он оборудован старомодными тюремными решетками — это фактически движущаяся клетка. Кажется, он опускает нас в глубины Лефортово, внутреннюю тюрьму в форме буквы К, где содержат нескольких заключенных, в основном политических. Олигарх Михаил Ходорковский — когда-то самый богатый человек России — сидел в этом подземелье после ареста в 2003 году до тех пор, пока ему не вынесли политически мотивированный приговор за мошенничество и не отправили на зону — возникает аналогия с декабристами, которые бунтовали против Николая Первого и были сосланы в Сибирь.
Старомодные видеокамеры записывают наши перемещения по лестницам, вдоль коридора тянутся однотипные и безликие деревянные двери. Атмосферой скрытой угрозы и мрака Лефортово очень напоминает берлинскую штаб-квартиру Штази — тайной полиции Восточной Германии. Если что-то и изменилось с советских времен, то я не этого замечаю. Мы подходим к кабинету 306 и стучим. Майор Кузьмин отвечает. Приглашает пройти внутрь. К моему удивлению, он оказывается молодым — около 29-30 лет, на нем темно-оливковая форма ФСБ. У него светлые волосы, короткая стрижка, у него непроницаемое лицо, он вежлив и приятен. Я ожидал увидеть человека постарше.
Тот факт, что ему поручено — по приказу администрации Президента — расследование дела Березовского, предполагает, что он стремительно поднимается по карьерной лестнице в ФСБ. Его кабинет не говорит ни о чем — нет фотографий семьи, пара крошечных горшков с папоротником возвышается на шкафу — единственный намек на что-то человеческое. На столе стоит бутылка с газированной водой и три стакана с гравировкой «ЧК-ОГПУ-КГБ-ФСБ», начальными буквами тайных шпионских организаций России, начиная с «ЧеКа», первой тайной полиции коммунистов, основанной в 1917 году Феликсом Дзержинским, большевиком-фанатиком и другом Ленина.
Эти буквы намекают на некое тайное братство — осеняет меня — и на преемственность методов и традиций. Несмотря на крах коммунизма, ФСБ явно видит себя продолжателем священной миссии КГБ — защищать государство и уничтожать его врагов.
Кузьмин приступает. На его столе лежит цветная фотокопия высокого качества — это первая полоса Guardian с Березовским. Он кидает ее мне. Говорит по-русски.
— Вы можете подтвердить свою личность?
— Люк Дэниэл Хардинг, — говорю я.
— Сколько времени вы провели в Москве?
— Четыре месяца.
— Какой вы посещали университет?
— Оксфордский.
— Женаты?
— Да.
— Вы можете рассказать, при каких обстоятельствах проходило ваше интервью с Березовским?
— Это было в Лондоне.
— Откуда вам это известно?
— Мне сообщил об этом наш правовой отдел. Вы прекрасно знаете, что я не встречался с Березовским.
— А кассета с записью его комментариев подлинная?
— Насколько я знаю, да.
И так далее. Его вопросы удивительно бессмысленны. Вначале кажется, что это на самом деле не допрос, а необходимая бюрократическая процедура, придуманная для того, чтобы официально вписать мою скромную роль в драму с Березовским. И только потом до меня вдруг доходит, что смысл этих официальных допросов — не раскрыть преступление, а в том, чтобы меня запугать. Абсурдные вопросы Кузьмина и мои на них ответы — это просчитанная несуразица. Его фактическая цель — пробудить чувство беспомощности, замешательства и даже страха в человеке, которого ФСБ на данном этапе сочло условным «врагом». Тактика определенно работала в прошлом. Моя команда юристов — подобранная с большим трудом, поскольку ни одна из московских юридических контор не хотела связываться с делом Березовского — посоветовала отвечать кратко. Кузьмин двумя пальцами впечатывает мои ответы в компьютер на столе. Кажется, он удовлетворен моими скудными репликами.
Конечно, я понимаю, что он знает все ответы заранее. На тот момент сотрудники ФСБ уже успели вломиться в мою квартиру, поставить на прослушивание мой телефон и взломать мою электронную почту. Теперь их мало чем можно удивить. Поскольку против меня возбуждено официальное расследование, их действия могут быть даже «законными» — хотя законность не имеет особого значения в государстве, которое использует политически лояльные суды для удовлетворения своих желаний. Через 55 минут Кузьмин объявляет, что наше интервью окончено. 11.10 утра. Он протягивает мне протокол допроса свидетеля. Я подписываю. Атмосфера в кабинете стала сонной и душной. Я не слышу никакого шума — ни шагов снаружи, ни, естественно, смеха, только странная, неуютная тишина заполняет темные коридоры Лефортово. Я хочу пить. Но я решаю не прикасаться к газированной воде, опасаясь — беспричинно, конечно — что в нее что-нибудь подмешали.
В какой-то момент мне хочется задать Кузьмину и свои вопросы. В основном следующего характера: это вы заказали вторжение в мою квартиру? Кого вы отправили? Стоит ли жучок в моей спальне? Есть ли у вас у самого дети? Кузьмин ведет себя по-деловому. Он пожимает мне руку. Он даже вручает мне сувенир. Календарь ФСБ на 2007 год. Без фотографий — это не в стиле ФСБ. Только слова «Следственное управление, Лефортовская тюрьма» красуются над месяцами года — четкие серебряные прописные буквы на темно-пурпурном фоне. Также на календаре изображен герб ФСБ — алые щит и меч на фоне двуглавого орла Романовых. Щит и меч снова отсылают нас к КГБ, имперский орел Российской Федерации заменил серп и молот. Судя по геральдике, организация видит свою миссию не менее великой, чем миссия ордена рыцарей-тамплиеров или масонов.
Я возвращаюсь на обветшалую офисную кухню и насыпаю себе крыжовника. Этот крыжовник входит в число сезонных фруктов, которыми торгуют babushkas — пожилые леди, что стоят рядом с метро. Еще они продают женские кофты, кожаные перчатки и теплые носки. Я вешаю календарь в нашем маленьком коридоре рядом с кухней. Может, этот календарь защитит меня в следующие месяцы. Похоже, защита мне понадобится.
Владимир Путин сменил Бориса Ельцина в 2000 году. И весьма быстро построил неосоветскую Россию. ФСБ получило исключительную власть в стране — это огромная, секретная, щедро спонсируемая организация, действующая в рамках закона в соответствии со своими (также тайными) правилами. После развала СССР КГБ растворилось. Но не исчезло — просто обрело новое имя. В 1995 году большая часть операций КГБ была передана новой ФСБ. ФСБ — главное внутреннее шпионское агентство России и организация по обеспечению государственной безопасности. Номинально она выполняет те же функции, что и ФБР, и прочие западные правоохранительные учреждения — уголовное преследование, организованная преступность и контртерроризм. Но наиболее важная работа — это контрразведка.
В число противников организации входит крошечная разрозненная группа оппозиционных политиков России, которая останется на обочине общественной жизни до самого момента массовых протестов против Путина в 2011 году. Активисты, выступающие за права человека, работники иностранных НКО и амбициозные магнаты типа Ходорковского, который отказался играть по правилам путинского режима — эти правила обязывали его подчиняться государству и не лезть в политику. Иностранные дипломаты, особенно американские и британские. И также, кажется, некоторые назойливые западные журналисты.
Но основная опасность заключается в том, что в число противников входят и предатели. Мне это кажется очевидным — и, как говорят некоторые дипломатические источники США, для правительств США и Британии это так же очевидно — ФСБ даже рискнуло ввязаться в убийство Литвиненко, российского диссидента, в Лондоне. Литвиненко умер в лондонской больнице в ноябре 2006 года, через три недели после того, как сделал несколько глотков из чашки с зеленым чаем, отравленным радиоактивным полонием-210. Литвиненко — бывший офицер ФСБ. Как и его предполагаемый убийца Андрей Луговой.
К моменту убийства Литвиненко бывшие агенты КГБ — часть влиятельной группы офицеров из разведывательных или военных частей, известная как siloviki — заняла ключевые позиции в путинском Кремле. Путин ушел в отставку как агент КГБ в 1991 году. Его собственная карьера в КГБ непримечательна. Он дослужил до звания подполковника, работая в иностранном разведывательном управлении КГБ. Крах советского блока застал его в скучном восточногерманском городе Дрезден, где он тайно собирал сведения в качестве сотрудника советского института культуры.
Очевидно, подполковник Путин совершил несколько грубых ошибок. Его отозвали из Дрездена и перевели на должность помощника заместителя ректора Ленинградского университета. Странное и позорное понижение. Однако именно в тот момент Путину улыбнулась фортуна. Он начал работать у Анатолия Собчака, либерального мэра Санкт-Петербурга, яростного противника КГБ и одного из ведущих российских демократов. Путин процветал.
К 1999 году он стал директором ФСБ. Летом 1999 года президент Ельцин выбрал никому не известного Путина на должность премьер-министра — который всего через несколько месяцев станет президентским преемником. В должности президента он стал продвигать доверенных людей — членов службы безопасности России — на государственные должности в российских провинциях, на позиции министров, на руководящие места в государственных компаниях. Бывшие путинские друзья-шпионы из Санкт-Петербурга теперь правили страной, хоть и мало разбирались в экономических вопросах. Затем КГБ вернулось.
Однако кое-что существенно поменялось. Как замечают журналисты Андрей Солдатов и Ирина Бороган, КГБ советской эпохи подчинялся политической воле коммунистической партии. Партия держала под контролем каждое управление, подразделение и отдел КГБ. Напротив, ФСБ является «недосягаемой для какого бы то ни было контроля со стороны общественности и парламента», — пишут они. Служба получила невероятную автономию и свободу — вплоть до планирования и осуществления убийств за границей предполагаемых кремлевских врагов.
Солдатов и Бороган назвали свое исследование о ФСБ и воссоздании секретных служб при Путине 2010 года «Новым дворянством». Уместное название. Фраза заимствована из речи Николая Патрушева, который в 1999 году сменил Путина на должности главы ФСБ. Оно намекает на огромное влияние и богатство, накопленное призрачными слугами ведомства. ФСБ отличается от своих западных аналогов и своего непосредственного предшественника, советской секретной службы. «Во многом ФСБ больше всего напоминает беспощадные «мухабараты» — спецслужбы в арабских странах Ближнего Востока: она занята защитой авторитарного режима, подотчетна только высшей власти, непроницаема, коррумпирована, использует жесткие и жестокие меры в борьбе с теми, кого подозревает в терроризме или инакомыслии», — пишут авторы, ставшие впоследствии хорошими друзьями.
В кулуарах дипломаты США проводят другую аналогию. Они сравнивают ведомство с русской дореволюционной секретной полицией. В секретной телеграмме 2009 года главе ФБР Роберту С. Мюллеру перед его визитом в Москву посол США Джон Байерли сравнивает ФСБ с секретными агентами, которые когда-то работали на Российскую империю. Имперский предшественник ФСБ отвечал за борьбу с левым крылом революционеров и за политический террор. Тактика включала использование тайных агентов и секретные операции. «Несмотря на перемены, произошедшие с момента коллапса СССР, российский секретные службы более напоминают модель царской эпохи «Охранка» (тайная полиция), нежели западные правоохранительные институты», — заявляет Байерли в ФБР.
Байерли также говорит о двух других действующих ведомствах, отвечающих за государственную безопасность: СВР — Службе внешней разведки РФ — и МВД, Министерстве внутренних дел, в чьем распоряжении имеется более 190 000 солдат, обеспечивающих внутреннюю безопасность. Все три ведомства втянуты в кремлевские политические баталии, — говорит он, — и часто соперничают в борьбе за влияние, «и порой тайные конфликты случайно выплывают на поверхность». Их энтузиазм в отношении расследований непосредственно обусловлен политическими факторами. Все они используют суды как оружие против политических врагов.
Однако их главная цель — защищать правящую российскую элиту. Эта задача становится более сложной ввиду прозападных «цветных революций» в Грузии и на Украине. Байерли верно указывает на то, что службы безопасности обвиняют США и другие западные государства в подстрекании к демонстрациям и свержении — в 2003 и в 2004 годах соответственно — правящей верхушки в Тбилиси и в Киеве. «Обеспечение госбезопасности остается основной обязанностью агентств, и все три организации тратят массу внимания и средств на контрразведку и внутреннюю разведывательную работу», — передает Байерли в Вашингтон.
Учитывая прошлое Путина в КГБ, неудивительно, что он перестроил правительство по знакомому шаблону. Социологи говорят, что в 2003 году число кремлевских чиновников, сделавших военную карьеру или карьеру в секретной службе, было равно 25%. К 2007 оно выросло до 42%. И эта цифра включает только известных бывших агентов. Мы не считаем тех, чья деятельность в КГБ скрывалась за «легендой» — вымышленной историей, которую шпион предъявляет внешнему миру. В 2006 году количество аффилированных silovikov — включая официальных и неофициальных агентов — достигло впечатляющих 77%. За последнее десятилетие ФСБ взяла на себя новые обязанности. Бюджет вырос. Истинный масштаб ведомства — тщательно охраняемая государственная тайна. Но Солдатов и Бороган говорят о том, что сейчас в распоряжении ФСБ имеется более 200 000 агентов. В феврале 2010 года министр обороны США Роберт Гейтс замечает, что демократия в России практически умерла. Вместо этого страна превратилась в «олигархию, управляемую службами безопасности».
Заместитель Байерли Эрик Рубин в другой депеше обращает внимание на идеологическую основу ФСБ. Он описывает руководителей современных служб безопасности России как «прагматичных и бескомпромиссных»:
«Они разделяют принципы советской ксенофобии и недоверия Западу, рисуя США как державу, бросившую все силы на дестабилизацию России. В то же время они оценивают все преимущества, которые предлагает сотрудничество с США, что не только поможет достигнуть поставленных целей, но и укрепить международные позиции их страны».
Siloviki расценивают распад СССР как позорный проигрыш. Словами Владимира Путина — как «величайшую геополитическую катастрофу 20-го века». Их «историческая» миссия — как они себе это представляют — возродить потерянное величие России. Вернуть влияние страны на международной арене и укрепить ее растущую экономическую мощь, достигнутую вследствие невероятного скачка цен на нефть и газ в короткий период в начале 21-го столетия.
Я прибываю в Москву в январе 2007 года. В этот момент Россию нельзя назвать суперимперией, несмотря на отчаянные попытки президента Путина набрать вес на международной арене, его несомненный талант остроумно отвечать на саммитах Большой восьмерки и других встречах глав государств, что перемежается натянутыми ремарками на тему западного лицемерия и двойной игры. Критики воспринимают Россию как страну, которая практикует гражданские репрессии и представляет опасность в роли международного партнера. Правда это или нет, в одном отношении Россия находится впереди планеты всей. Она стала передовым шпионским государством мира. Ее одержимость шпионажем может достичь небывалого размаха. В декабре 2008 года законодатели Северной Осетии даже назвали пик на Кавказе в честь храбрых русских шпионов. Ранее безымянная гора высотой 3269 метров на Суганском хребте, что недалеко от границы с Грузией, теперь называется Пиком российских контрразведчиков.
Вызовы в Лефортово — один из внешних атрибутов моей странной новой жизни в Москве. Прочее — незаметно и неприятно: омерзительная официальная слежка со стороны государства, которое без зазрения совести роется в моей переписке, начиненные жучками телефоны, вторжение в мою частную жизнь. Буквально через несколько часов после публикации в Guardian статьи о Березовском кто-то взломал мою электронную почту. Письма с пометкой «Березовский» загадочным образом снова появляются в папке «Входящие», чтобы через минуту исчезнуть. Кто-то еще, заявляющий, что он из Администрации президента, звонит, требуя предоставить ему мой личный номер мобильного. Я говорю, чтобы звонили в офис. Женщина средних лет, в гражданской одежде и, как я замечаю, с некрасивой прической в стиле семидесятых, звонит в домофон на Войковской в семь утра. Я не впускаю ее. Но она все равно пробирается на десятый этаж и колотит в дверь. Я открываю дверь. Она пристально смотрит на меня и уходит.
Есть и другие примеры таких жутких, практически сюрреалистичных эпизодов. 15 апреля 2007 года я улетаю из Москвы в Лондон посемейным обстоятельствам — на похороны. Я прохожу последний досмотр. Я собираюсь забрать ремень и ноутбук, и тут кто-то больно ударяет меня сзади по левому плечу. Я оборачиваюсь. Передо мной — молодой человек с прилизанными назад волосами, в кожаной куртке — по этому наряду можно безошибочно определить униформу шпиона КГБ. Он глупо ухмыляется. «У вас что-то на пиджаке», — говорит он по-английски с сильным русским акцентом. «Ничего там нет», — раздраженно отвечаю я. Парень кивает, проскальзывает вперед очереди и исчезает. Я ищу его в самолете, но не нахожу.
После взлета я пробираюсь в туалет «Аэрофлота». Снимаю пиджак и рубашку. Сморю на плечо. Ничего нет. По крайней мере, я ничего не вижу. При этом я не знаю, как выглядят звукозаписывающие или отслеживающие устройства. Очутившись несколькими днями позже в Москве, я ощущаю на себе всю прелесть старомодных методов слежки КГБ. Мы встречаемся с московским корреспондентом BBC — очаровательным Ричардом Галпином — пропустить по рюмочке, мы договариваемся пересечься в пабе «Уинстон Черчилль» на «Соколе», на окраине недалеко от моего московского дома. Опасаясь нежелательной компании, мы встречаемся на улице и вместо паба направляемся в ближайшее московское кафе.
Мы сидим в подвальном помещении. В кафе никого нет. Мы — единственные посетители. Спустя двадцать минут появляются двое в кожаных куртках. Похоже, начинающие агенты. Один из них задает вежливый вопрос — Можно? — и присаживается рядом со мной на деревянную скамейку. Его бедро — в дюйме от моего. Он кладет рядом с нами сумку, в которой, я полагаю, спрятано прослушивающее устройство. В роли тайных агентов эта парочка представляется мне наиболее нелепой за всю историю спецслужб, они больше похожи на инспектора Жака Клозе, нежели на парней из КГБ. И только потом я узнаю, что таким агентам поручается вести «демонстративную слежку». Их цель — не сбор разведданных, а назойливое поведение и причинение неудобств. Мы с Ричардом смеемся, платим по счету и уходим, оставляя наших друзей позади. Эта встреча — практически анекдот. Но, как я думаю, возможно, эти же провинциальные амбалы вломились в нашу квартиру и распахнули окно в комнате моего сына, прозрачно намекая на долгий полет вниз.
Спустя несколько дней я сижу в уютной переговорной на верхнем этаже Британского посольства в Москве. Эта комната отличается от прочих помещений посольства одной очень важной деталью — ее не существует. По крайней мере, официально. Офицер безопасности посольства дружелюбно улыбается, рядом с ним — заместитель посла Великобритании в Москве Шон МакЛеод. Перед тем, как войти, я торжественно выкладываю мобильный в наружном кабинете.
— Этот зал — единственный отсек посольства Ее Величества в Москве, не начиненный жучками, — грустно поясняет офицер. — В любом другом месте не так безопасно, — признается он.
Внутри эта комната больше похожа на музыкальную студию — обитые звуконепроницаемые стены, длинный стол для переговоров, стулья и большая карта Российской Федерации. Напоминает зал для экстренных совещаний, знакомый поклонникам сериала «Доктор Кто». Офицер поясняет, что я не первый, кто пострадал от печально известного «взвода взломщиков» из КГБ. Его существование — московская тайна, которая известна всем вокруг, — говорит он. Ведомство проникало в квартиры прочих многочисленных западных дипломатов и местных российских работников, этот ритуал — практически неотъемлемая часть московской жизни посольства.
ФСБ ведет странную тактику. После вторжения агенты частенько выключают холодильник, опорожняют кишечник в туалете (и никогда не смывают за собой), а время от времени уносят пульт от телевизора. Несколькими неделями позже возвращают. Еще одна излюбленная тактика — подбросить какую-нибудь мелочь, не имеющую ценности — плюшевую игрушку, резинового слоника — раньше этих вещей в квартире не было. Цель — психологическое давление, они пытаются запугать жертву и, вероятно, убедить ее в том, что она медленно сходит с ума.
— Мы не говорим про это публично. Но нет — вы не сходите с ума. Нет сомнений, что ФСБ проникло в вашу квартиру. У нас уже есть толстенная папка с делами подобного рода, — говорит офицер, обозначая пальцами размер этой папки — пять-шесть дюймов. — И уж конечно, мы не поднимаем шумихи.
Офицер дает мне несколько полезных советов. Самый важный — держаться подальше от femmes fatales, говорит он — забава старая, взятая еще из букваря КГБ, но так частенько развлекаются его нынешние преемники.
— В первую очередь избегайте многочисленных московских красавиц — есть масса стрип-баров, ночных клубов и прочих соблазнов, где легко можно попасть в ловушку ФСБ.
Он подтверждает тот факт, что моя квартира оборудована жучками.
— С этим практически ничего нельзя сделать. Попытки найти или убрать жучки только спровоцирует повторное вторжение, — любезно сообщает он.
Менять замки не имеет смысла — ФСБ располагает профессионалами, которые без труда просочатся через любую дверь. Если я хочу обсудить какие-либо щекотливые вопросы, нужно писать их фломастером на бумаге. (После чего вымачивать лист бумаги и смывать в унитаз. Мы с женой практикуем такое в течение пары дней. Я даже рисую, как меня преследует зубастый мультяшный монстр — и подписываю картинку словами «Фашистское чудовище». Но общение посредством фломастера быстро утрачивает свою новизну. Вместо этого весь оставшийся период нашей московской жизни мы с Фиби обычно выходим в сад).
У офицера припасено еще несколько полезных советов. Хотя ФСБ располагает неограниченными ресурсами, в большинстве своем агенты не говорят по-английски.
— Чтобы сделать приличную аудиозапись разговора, им необходимо приблизиться к вам — приблизиться вплотную. Но агенты ФСБ не любят покидать машину и вряд ли будут следовать за вами в московском метро — хотя при желании могут. И нет причин беспокоиться по поводу этой слежки. Агентство практикует сотню различных методов.
Любимый гаджет российских служб безопасности предельно практичен: это сумка, которую ставят на стол неподалеку от места, где вы разговариваете. В итоге, как поясняет офицер, обычно команде наблюдения КГБ-ФСБ требуется двадцать минут на подготовку.
— Если надо сказать что-то важное, говорите это в первые пять минут.
Я покидаю посольство. Я отправляюсь домой. В ходе разговора кое-что прояснилось. Естественно, нет смысла искать в доме жучки. Также нет смысла жаловаться в российскую полицию по поводу вторжения в мой дом. На такую жалобу, по всей вероятности, я получу вежливый ответ от дежурного офицера — он скажет, что я страдаю паранойей. Воры, которые ничего не украли, не вписываются в их логику. Как можно жаловаться государству на вторжение, которое совершили люди, работающие на это государство и посланные этим государством?
Невидимое присутствие ФСБ продолжается, становится неотъемлемой частью моей жизни в Москве. Поздняя весна в городе сменяется жарким, липким летом. После работы я хожу окунуться в пруд позади нашей жилой башни, я бегаю среди сосен до маленькой деревянной церкви и источника, где пенсионеры наполняют бутылки святой водой и затем осторожно несут их домой. Я бегаю вдоль болотистого рва, берега которого заросли пурпурными цветами недотроги. У берегов озера неподвижно сидят рыбаки в зеленых защитных куртках, иногда им удается выловить даже маленького карпа. Неподалеку от них, под березками, собираются волейболисты.
В конце 2007 года встает лишь один политически значимый вопрос — кого выберет Владимир Путин в качестве преемника? Или же он решит, как предполагают многие, продолжать править самой большой страной мира незаконно? После восьми лет у власти и двух последовательных президентских сроков Путин, согласно Конституции России, обязан уйти.
Соперничающие кремлевские фракции — как и большинство российских избирателей — будут счастливы, если он останется у власти. Но это будет означать, что придется пожертвовать чем-то, что для Путина весьма ценно, — а именно международным уважением. Несмотря на антизападные выступления, которые в разы участились в 2007 году, Путин по-дружески общается с президентом Джорджем Бушем и другими мировыми лидерами. Неконституционный третий срок поставит его вровень с Исламом Каримовым или Нурсултаном Назарбаевым — соседствующими деспотами из Средней Азии, которые «исключительно по воле народа» сделали свое президентское правление бессрочным. Его будут сравнивать и с Александром Лукашенко, вечным авторитарным президентом соседней Беларуси, правителем настолько ужасным, что Кондолиза Райс (на тот момент — госсекретарь США) называет его последним диктатором Европы. Осенью 2007 года не только западным журналистам, но даже сотрудникам Кремля сложно понять, что происходит за его стенами.
Кампания ФСБ против меня продолжается — это проявляется в мелочах, иногда громко, иногда тихо, словно кто-то сидит в тайной комнате и жмет на кнопки, увеличивая или уменьшая масштабы преследования. У России — долгая традиция выслеживания собственных граждан; во Франции в 18 веке эта практика была названа перлюстрацией. Как указывают в секретных телеграммах дипломаты США, «печальный» обычай официального выслеживания восходит корнями к Екатерине Великой: у императрицы имелись изолированные комнаты в почтамте, отведенные для «особых нужд» и известные как «черные комнаты». «Советское правительство оказалось менее изобретательным; офицеры автоматически просматривали всю международную корреспонденцию, а специальный отдел перлюстрации располагался в здании главного центра дорожного и железнодорожного транспорта в Москве», — пишет американский дипломат Дэйв Костеланчик. То же практикуется и при Путине — в 2009 году Министерство связи России издает приказ, разрешающий восьми правоохранительным ведомствам, включая ФСБ, доступ к почте граждан и их электронной корреспонденции. В реальности эта практика стала весьма популярной.
То, что мой телефон прослушивается, в большинстве случаев не вызывает сомнений. Агенты ФСБ перекрывают линию каждый раз, когда разговор касается щекотливых тем. Упоминание слов «Березовский» или «Литвиненко» означает немедленный обрыв любого звонка. (На протяжении какого-то времени я заменяю Березовского словом «банан». Удивительно, но, кажется, прием сработал). Обсуждения кремлевской политики тоже заканчиваются плохо — обескураживающим «бип-бип» разъединенной линии.
Иногда моего невидимого слушателя — или слушателей — приводят в ярость совсем безобидные темы. Интервью в прямом эфире, в которых я рассказываю о Путине или о природе российского государства, практически всегда обрываются. Во время одной программы с Radio New Zealand линия обрывалась пять раз — это был рекорд. По этому поводу я испытываю странную гордость. Разговор оборвался, даже когда я говорил о недавней находке — превосходно сохранившемся мамонтенке, которого выкопал везунчик-оленевод в вечной мерзлоте русского арктического севера. Как разговор о вымершем шестнадцать тысяч лет назад мамонте мог угрожать безопасности российского государства? Но кто я такой, чтобы решать, что может стать препятствием на пути России к ее былому величию?
Вначале мне кажется, что мои молчаливые слушатели окажутся не живыми людьми, а компьютерной программой, которая автоматически прерывает разговор, когда произносятся определенные ключевые слова. Однако позднее я убеждаюсь в том, что эти слушатели существуют. Они реальны. Но кто они? И кто эти невидимые призраки, порхающие по нашей квартире?
В начале декабря 2007 года я назначаю встречу с Ольгой Крыштановской, ведущим российским экспертом по кремлевским элитам, научным сотрудником Института социологии РАН. Что необычно для социолога, Крыштановская дружит с обоими лагерями: у нее имеются хорошие контакты внутри Фирмы — как называет себя ФСБ, и при этом она — уважаемый академик. Я выхожу из метро «Медведково» — северная окраина Москвы — и направляюсь к дому Крыштановской.
Ольга — невысокая, полноватая женщина средних лет, на ней бордовый пиджак, очки в золотой оправе, у нее своеобразный, доброжелательный немигающий взгляд.
Сидя в ее гостиной, в ее гостевых тапочках, я расспрашиваю Крыштановскую о методах ФСБ. То, что она говорит, на многое проливает свет. Прослушивающая станция ФСБ находится где-то в Подмосковье, в области, — говорит она. Само ее существование, как и все, что связано с ведомством, — это государственная тайна. В ФСБ имеется особый отдел для слежки за иностранными дипломатами, — добавляет Крыштановская. Она полагает, что имеется и спецотдел для наблюдения за иностранными журналистами. Агенты прослушивают тех, кого им прикажут прослушивать. 24-часовая слежка — дорогое удовольствие, но в определенных случаях она оправдана, другие объекты прослушиваются лишь периодически.
Но мне интересно вот что — неужели кому-то по душе такая скучная работа? В конце концов, кому захочется выслушивать бессодержательный треп между корреспондентами Guardian и иностранным отделом в Лондоне? Или, как говорит Нил Бакли, шеф редакции Financial Times в Москве, — разговор о том, покакал ли утром его малолетний сын Александр?
— В этом особом техническом центре работают посменно. Обычно персонал выходит на восьмичасовую смену. Работа монотонная. Никакого творчества в ней нет. После каждой смены пишется отчет, — рассказывает мне Крыштановская. И добавляет, — Но их вдохновляет идея того, что они служат своей стране и защищают ее от врагов.
Патриотический инстинкт — ключевой момент. Она продолжает:
— ФСБ — очень сильная организация. Ее рекрутам льстит мысль, что они служат государству, пусть их роли и незначительны.
Обычно персонал набирают после армии — таких по-русски называют sapogi. Другие приходят из гражданской службы, их называют pidzhaki. Основное различие внутри тайного мира службы безопасности — между разведывательным и контрразведывательным управлением, говорит Крыштановская. Те, кто собирал разведданные — включая Путина и Сергея Иванова, бывшего министра обороны России — как правило, более привлекательны и гибки. Они знают иностранные языки (Путин — немецкий, Иванов — английский и шведский). Наиболее фанатичные и бескомпромиссные приходят из контрразведки, полагает Крыштановская. Этих офицеров она описывает как зомби.
— Эти люди выросли при Советском Союзе. Они — в высшей степени изоляционисты. Они ничего не знали о Западе. Им не разрешались путешествия за границу. Их вскормили на зомби-пропаганде, в результате они стали ортодоксальными фанатиками. Агенты разведки, поработавшие за границей, познали мир. Они более либеральны, более образованны и более гибки.
Крыштановская нравится мне все больше и больше. Она говорит тихо, но убедительно красноречива.
Несмотря на внутренние разногласия, ФСБ остается весьма однородной организацией — с собственным менталитетом silovikov. Что, среди прочего, означает: подозрительность во всем, убежденность, что Россия окружена злейшими врагами, мнение, что Запад и НАТО планируют ее «дестабилизацию». Если Россия не окружена врагами, то разумное объяснение существования ФСБ будет развеяно, — поясняет Крыштановская. Организация просто исчезнет в облаке дыма.
— Нет врагов — нет и КГБ.
Это многое объясняет.
В России приближаются парламентские «выборы» — они запланированы на декабрь 2007 года, и я замечаю, что список врагов Путина становится существенно длиннее. В незабываемом предвыборном выступлении на московском стадионе «Лужники» президент — в черном свитере с высоким воротником — обзывает российских демократов «шакалами». Либералы страны — это иностранные агенты, которые намерены разрушить годами создаваемую российскую стабильность, — говорит он толпе сторонников из прокремлевской партии «Единая Россия» — речь позаимствована из эпохи Сталина. Он говорит то же самое и четырьмя годами позже, когда десятки тысяч российских представителей среднего класса выходят протестовать против масштабных фальсификаций при голосовании 2011 года. Своих оппонентов он обзывает марионетками Запада, но и этого ему мало — он заявляет, что белые ленточки, которые носят демонстранты, выглядят как гондоны.
ФСБ — хороший работодатель. Членство в самом тайном из клубов дает свои преимущества, которые компенсируют смехотворную зарплату.
— Если вы работаете в ФСБ, вам не нужно беспокоиться по поводу соблюдения законов. Вы можете кого-нибудь убить, и вам за это ничего не будет, — говорит Крыштановская. Можно, будучи пьяным за рулем, сбить старушку на пешеходном переходе, можно уничтожить конкурента по бизнесу — государство всегда защитит тебя. — Неудивительно, что у людей из ФСБ — особое мироощущение. Это как быть суперменом, — говорит она.
Я расспрашиваю Крыштановскую об убийстве Александра Литвиненко в 2006 году. В частных беседах старшие чины ФСБ признавались ей, что убийство Литвиненко могло быть операцией ФСБ, говорит она. Они не испытывали никаких сожалений по поводу жертвы — он был предателем России и человеком, который заслуживал смерти — но они были разочарованы бездарным и неуклюжим выполнением операции. КГБ уничтожало врагов более эффективно и виртуозно во времена Юрия Андропова — бывшего шефа КГБ, который занял место Леонида Брежнева в 1982 году в качестве генерального секретаря Коммунистической партии СССР. Теперь Андропов весьма почитаем в кругах секретных служб — он был самым бескомпромиссным борцом, о нем упоминается в путинской пропагандистской кампании. В Московской академии ФСБ учреждена стипендия имени Андропова. В качестве посмертной реабилитации Андропова в 1999 году Путин восстанавливает мемориальную доску с именем лидера КГБ на Лубянке, мрачной московской штаб-квартире ФСБ.
— Мои друзья из ФСБ сказали, что это (неумелое убийство Литвиненко) никогда бы не случилось при Андропове, — говорит Крыштановская. — Они сказали, что в те дни КГБ осуществляло такие убийства более профессионально.
Я прощаюсь с ней. На пороге я возвращаю ей гостевые тапочки. Она дает мне еще один совет.
— Будьте осторожны, — говорит она.
— Почему?
— Потому что вы — враг Путина, — отвечает она, словно это — неоспоримый факт.
ГЛАВА 2. След денег
Кафе «Академия», ул. Большая Бронная, Москва
17 декабря 2007 года
Что делать, если хочется понять всю глубину путинского режима? … Обратитесь лучше к беллетристике, выбирайте автора Марио Пьюзо и покупайте сразу все, что найдете.
Гарри Каспаров
Кафе «Академия» находится в пяти минутах ходьбы от московской Пушкинской площади. Весьма приятное место для встреч. Стройные девицы с выбеленными волосами листают последние выпуски журнала Vogue, надменный швейцар забирает у вас пальто, а снаружи на обледенелом бульваре выстроились колонны дорогих внедорожников и роскошных БМВ, блокируя проход по тротуару, внутри же мимо столиков снуют официантки в нарядных белых блузках. Это кафе похоже на некий клуб отдыха для студентов, но оно — место обитания модных российских богачей. Его ухоженные посетители — хозяева жизни в новой путинской России. Неподалеку расположено заросшее сиренью Бульварное кольцо, что тянется вдоль старых московских стен, театров, особняков, памятников и желтой неоклассической церкви, в которой состоялась свадьба поэта Александра Пушкина.
Станислав Белковский предлагает встретиться и поговорить в этом кафе. Белковский, российский политический обозреватель и бывший спичрайтер Бориса Березовского, — человек с серьезными контактами внутри Кремля. У Белковского припасена для меня потрясающая история. Летом 2006 года он выпускает книгу о финансах Владимира Путина. В книге он выдвигает предположение о том, что у президента имеется огромное тайно накопленное состояние. После этого Белковский уходит в научные исследования. В своем интервью в ноябре 2007 года немецкой газете Die Welt он заявляет, что тайные активы президента исчисляются суммой, превышающей 40 миллиардов долларов — эта цифра делает его самым богатым человеком в России — и, видимо, в Европе.
Как утверждает Белковский, Путин гораздо богаче миллиардера и олигарха Романа Абрамовича. В 2007 Абрамович, владелец западного лондонского футбольного клуба «Челси», является — по крайней мере, официально — самым богатым человеком в России, его состояние — 19,2 миллиарда долларов.
Я заинтригован. Белковский опаздывает на полчаса — застрял в злополучной московской пробке. На нем опрятный черный костюм, у него густая борода и округлый внушительный животик, и всем своим видом он напоминает зажиточного, упитанного и умудренного опытом средневекового аббата. Белковский говорит на безупречном английском. Он спокойно объясняет, что цель его публикаций — не дискриминация Путина, а изменение ошибочных представлений Запада о Путине.
В последние восемь путинский «неосоветский» имидж вводил в заблуждение весь западный мир, говорит Белковский. В реальности же Путин — просто «классический постсоветский бизнесмен», персональная психология которого формировалась во время работы у Анатолия Собчака в мэрии Санкт-Петербурга в лихие девяностые. В отличие от бывших советских лидеров России, Путин и его внутренний круг идеологии не имеют, говорит он. Они заинтересованы лишь в деньгах. Короче, они — клептократы.
За чашкой горького эспрессо я перевожу разговор на тему сенсационных заявлений Белковского. Имеются ли у него какие-либо доказательства? Кто его информаторы?
Цитируя в качестве своих источников ключевые фигуры администрации президента, Белковский говорит, что Путину принадлежат огромные доли в трех нефтяных российских компаниях. Все это укрыто «непрозрачной сетью оффшорных компаний». «В действительности» Путин контролирует 37% «Сургутнефтегаза» — компании, занимающейся разведкой нефтяных месторождений, стоящей на третьем месте по нефтедобыче в России, и эта доля равна 20 миллиардам долларов, говорит Белковский. Также Путину принадлежит 4,5% в «Газпроме», государственном энергетическом гиганте, и «как минимум 75% в компании Gunvor — нефтяном трейдере, который принадлежит Геннадию Тимченко». Тимченко — питерский друг президента с ранних девяностых. По слухам, он, как и Путин, служил в зарубежном управлении КГБ, что сам он опровергает. Оборот компании Gunvor в 2007 году равен 48 миллиардов долларов, прибыли — почти 500 миллионам долларов, — это огромная сумма даже по галактическим стандартам нефтяной индустрии.
В ходе разговора у меня несколько раз отваливается челюсть. Разговор развивается примерно так:
— Сколько денег у Путина?
— Думаю, минимум 40 миллиардов долларов, — говорит Белковский. — Максимум назвать не могу. Подозреваю, что есть и другие предприятия, о которых я не знаю. Может, и больше. Может быть, гораздо больше. Он самый богатый человек Европы — это уж точно. У короля Саудовской Аравии — 21 миллион долларов, а это половина путинского состояния.
— Каким образом скрывается состояние Путина?
— Через запутанную цепочку собственников офшорных компаний и фондов с конечной точкой в Цуге (Швейцария) и Лихтенштейне. Путин должен быть собственником-бенефициарием. О чем будет неизвестно любой компании, в которой у него есть интересы.
— Есть ли способ доказать это?
— Это трудно. Может, будет несколько легче, когда Путин уйдет, — говорит Белковский. И добавляет, — Для элиты состояние Путина — давно не секрет. И кстати, заметьте, Владимир Владимирович никогда не преследовал меня по закону.
Сама история — вдруг осеняет меня — нелепа и странна. Но в то же время весьма правдоподобна. Как скажет вам любой автолюбитель Москвы, российская коррупция начинается с дорожной полиции — это те самые ужасные gaishniki, которые обычно требуют взятки в 500 рублей (10 долларов) за вымышленные дорожные нарушения. Коррупционная цепочка, кажется, тянется к самым вершинам Кремля.
Официальная кремлевская риторика в середине правления Путина — по-прежнему остро антизападная: Россия то и дело обвиняет администрацию США в планах по размещению систем ПВО в центральной Европе. Россия полемизирует с международным сообществом и по многим другим вопросам: Косово, против независимости которого резко возражают в Москве; ядерная программа Ирана и что с ней делать; провальная война США в Ираке. Россия конфликтует с Евросоюзом по ряду других проблем. Например, по поводу импорта мяса из Польши, по поводу решения Эстонии о сносе памятника солдату-красноармейцу, что провоцирует массивную кибератаку кремлевских хакеров в мае 2007 года на правительство Эстонии.
Впрочем, антизападная кампания Путина гораздо более двусмысленна, чем кажется, — так предполагают Белковский и другие серьезные аналитики его уровня.
И на то есть веская причина — во времена коммунизма верховный чиновник Политбюро мог рассчитывать на удобную квартиру в Москве, роскошную дачу на Черном море и отпуск в Болгарии — стране Варшавского договора. Теперь российская элита хранит свое состояние на Западе. Кстати, она несопоставимо богаче элиты советских времен. В отношениях с внешним миром никто не желает раскалять ситуацию настолько, чтобы замораживались швейцарские счета или же имена чиновников вносили в черные списки. Как говорит Белковский, в первую очередь Путин стремится легализовать на Западе свои активы и активы членов своей «команды». И получить твердые гарантии, что не лишится этих сбережений, когда — если это случится — он отойдет от власти.
Вопрос сбережения чьего-то личного богатства — всегда первостепенный. И особенно актуальный в случае, когда это состояние исчисляется восьмизначными цифрами. Таким образом, любая политическая нестабильность может привести к волнениям среди российской элиты — и даже к панике. (Один американский дипломат сравнивает ситуацию с «сеянием помешательства среди тех, кто занимает высокие посты и боится, что их рыла скоро оттащат от кормушки»). В 2007 году Путин готовится покинуть Кремль, предписав себе подготовленный к маю пост премьер-министра, и нервозность внутри Кремля перерастает в настоящую внутриклановую войну. Это порочное межродовое соперничество продолжается и четыре года спустя, когда Путин успешно возвращает себе старую должность президента. В 2006 году, будучи сотрудником Института журналистики Рейтер в Оксфордском университете и ввязавшись с долгую эпопею по изучению русского языка, я спрашиваю одного из студентов русского факультета, что он думает о режиме Путина. «Сплошная мерзость», — отвечает он.
К концу осени 2007 года на обычно темные истории Кремля проливается свет. Всплывают и заявления о личной коррумпированности Путина, до этого обсуждаемые только шепотом, появляются и новые интригующие подробности дел внутри Кремля, в которые вовлечены огромные государственные энергетические корпорации и миллиарды и миллиарды долларов. В ноябре 2007 года до этого неизвестный руководитель фонда Олег Шварцман дает интервью российской газете «Коммерсант», в котором заявляет, что он занимается финансами группы, в которую входят высшие чины ФСБ. Шварцман поясняет, что группа, в которую включены члены СВР — Службы внешней разведки РФ, замешана в махинациях, которые он называет «бархатной реприватизацией». Этот термин может ввести в заблуждение. Но он ссылается на модель государственного капитализма, который Путин и его команда бюрократов выстраивали с самого 2000 года.
В 1990-е небольшая группа бизнесменов — с подачи Бориса Ельцина — стала миллиардерами. Это произошло в момент приватизации секторов государственной российской промышленности, что, естественно, осуществлялось как приобретение ценных национальных активов по неприлично низкой цене. Впрочем, в пост-ельцинскую эру Путин снова заполучил контроль над стратегическими природными ресурсами страны. Внезапно оказалось, что именно государство — в лице кремлевских бюрократов и силовиков — взяло под управление огромные российские резервы нефти и газа. Близкие друзья и союзники Путина стали директорами ведущих российских энергетических компаний.
Игорь Сечин, путинский заместитель руководителя администрации и лидер неуступчивой фракции силовиков в Кремле, является председателем совета директоров российской нефтяной компании «Роснефть» — эту должность он будет занимать до 2011 года. Дмитрий Медведев — бывший юрист и кремлевский инсайдер, которого Путин в декабре 2007 года назначит своим преемником на президентском посту, — управляет государственной газовой монополией «Газпром». Другие министры получили в свое распоряжение российские железные дороги, конгломерат по атомной энергии и авиакосмическую промышленность. Это, как пишет Перри Андерсон в London Review of Books, уникальная российская форма cumul de mandats — аккумуляции мандатов. Другие выражаются кратко и точно, называя все это «Кремль Инкорпорейшн».
Но эта система управляемого государством бюрократического капитализма состоит далеко не из бескорыстных людей. Чиновники, которые управляют стратегическими индустриями России, становятся действительно баснословно богатыми. Как заявляет Шварцман, высшие чины ФСБ имеют все шансы стать еще богаче — силой «деприватизируя» успешные частные фирмы, угрожая их владельцам жуткими последствиями в случае, если те откажутся от сотрудничества, и превращая такие фирмы в более крупные и гораздо более неэффективно управляемые государственные корпорации.
Чудовищные разоблачения Шварцмана кажутся отголоском большой битвы власти в Кремле. Удар определенно точно направлен на фракцию силовиков, возглавляемую Сечиным. Эта группа состоит из кремлевских чиновников, в прошлом служивших в армии и разведке России, включая ФСБ. Сюда входит Николай Патрушев, глава ФСБ, депутат Александр Бортников, который занимает место Патрушева в 2008 году как глава ФСБ, и советник Путина Виктор Иванов. Также сюда входит Михаил Фрадков, который в конце 2007 года оставляет пост премьер-министра и становится новым главой СВР, и Рашид Нургалиев, министр МВД.
Как говорит нам WikiLeaks, американские дипломаты много говорят об этих разборках внутри элит. Они рисуют это как битву за душу России между одержимыми холодной войной силовиками и модернизаторами, гораздо более дружественными Западу. Силовики выступают как наиболее весомые оппоненты Вашингтона в переговорах с Москвой — этот факт дипломаты объясняют отсутствием у силовиков опыта общения с Европой и США. Бортников сделал карьеру в ФСБ, работая по экономическим делам, включая должность начальника Департамента экономической безопасности ФСБ. Он также, по общему мнению, выступает в авангарде путинской кампании в ходе разборок с ненадежными олигархами. Фрадков же, наоборот, бывший советский разведчик в 70-е; он имеет по крайней мере некоторые связи за границей и занимает должность российского посла в Евросоюзе между 2003 и 2004 годами.
Белый дом рассматривает эти расхождения как идеологические и концептуальные. Телеграмма от посла США Джона Байерли директору ФБР Роберту Мюллеру описывает силовиков как группу, полагающую, что сильное государство, «практикующее эффективный контроль, — это ответ на большинство политических и экономических проблем». Как заявляет посол, главные враги силовиков — это группа либералов, или модернизаторов. В которую входит Медведев — он, что необычно для ключевой кремлевской фигуры, не имеет опыта работы в репрессивных службах безопасности России. Также в клане Медведева числится Абрамович, имеющий близкие отношения и с семьей Ельцина, и с семьей Путина, а также Алишер Усманов, миллиардер узбекского происхождения и владелец акций футбольного клуба «Арсенал». Посол США полагает, что модернизаторы осознают, что «Будущее России зависит от интеграции в мировую экономику и что борьба с некоторыми наиболее острыми проблемами в стране — такими как коррупция — требует прозрачности и справедливого применения закона».
Впрочем, за второй чашечкой эспрессо Белковский изящно разносит этот американский тезис по поводу плохих и хороших парней.
— Существует много групп, их гораздо больше двух. Я могу насчитать порядка пятнадцати (внутри российских властных структур), — говорит он, — они могут объединяться по ключевым вопросам. Но в плане идеологии разницы между ними нет. — Он продолжает, — И уж определенно нет ни силовиков, ни либералов. Это не конфликт между либералами и силовиками. Все дело в деньгах и сохранности этих денег. Ничего больше. Все они — конкуренты по бизнесу, у них у всех одни и те же цели и задачи.
Как говорит Белковский, в России имеют значение только деньги. Он описывает команду Путина как «настоящих адептов религии денег. Этот режим — классическая клептократия третьего мира, выстроенная, управляемая и поддерживаемая людьми, у которых нет никаких духовных потребностей, которые полагают, что в мире вообще не существует никаких идеологий». Излюбленный путинский метод решения политических проблем — и действительно, именно так в большинстве случаев он разбирается с политическими и экономическими трудностями — влить деньги, как говорит Белковский. Путин по-прежнему весьма скептично настроен по отношению к либеральным методам как к реформе.
— Он уверен, что деньги — это универсальный стимул. За последние восемь лет у власти Путин получил множество подтверждений, что этот тезис — оправдан, — заключает Белковский.
Например, какие? — спрашиваю я. Белковский указывает на тот факт, что в 2005 году Путин нанял Герхарда Шрёдера — как раз после того, как тот ушел с поста канцлера Германии — на должность председателя скандального консорциума Nord Stream, который тянет газопровод через Балтику. (Оказалось, что глава проекта — не кто иной, как бывший восточногерманский офицер тайной полиции, которого Путин знал еще по своей работе в КГБ). Белковский добавляет:
— А еще Путин купил Сильвио Берлускони.
Забавно? Верится с трудом, если бы то же самое пару лет спустя не напечатали WikiLeaks.
Осенью 2007 года Россия задыхается от ожесточенной внутриклановой войны. В октябре ФСБ задерживает генерала Александра Бульбова, чиновника ФСКН, члена «либеральной» группы. Его арест — это сюрреалистичная бойня между персональными телохранителями и агентами ФСБ, которые направляют друг на друга пистолеты. В следующий месяц клан Сечина снова берет реванш, когда бородатый российский замминистра финансов Сергей Сторчак — еще один «либерал» — оказывается арестованным по делу о растрате 43,4 миллионов долларов. Его босс, министр финансов Алексей Кудрин, член либерального клана, защищает Сторчака, заявляя о его невиновности. Но этого, впрочем, недостаточно, чтобы вытащить Сторчака из Лефортовской тюрьмы — хотя в итоге его отпускают. (Позднее я познакомился со Сторчаком на одной вечеринке. Я спросил, по какой причине его арестовали. «Понятия не имею», — ответил он. И добавил, что в тюрьме большую часть времени он читал Библию).
Под конец 2007 года вопрос, кто станет преемником Путина на президентском месте, занимает всех представителей нервничающей кремлевской элиты. Это вопрос не только политический пристрастий, но и финансов, и даже, вероятно, чьего-то персонального выживания. Теоретически любой президент может забрать активы у старой элиты, как сделал это сам Путин с олигархами ельцинской эпохи типа Ходорковского. Ельцин оказался достаточно осмотрительным, чтобы заключить сделку с Путиным, своим наследником. И первым делом Путин, заняв должность президента, гарантировал семье Ельцина неприкосновенность от судебных преследований.
— Как только Путин отойдет от власти, его будут судить. Неминуемо. Это давняя традиция. Когда Путин уйдет, ему придется решать вопрос с легализацией своих финансов и активов, а также финансов всех своих друзей на Западе, — говорит Белковский. — Это очень болезненный и щекотливый для Путина вопрос.
Как говорит WikiLeaks, ключевая проблема заключается в том, чтобы определить, кого Путин назначит своим преемником в Кремле. Весной 2007 года многие делают ставку на Сергея Иванова, первого заместителя премьер-министра — он гибкий, он яркий, он владеет английским. Иванов блестяще выступает на экономическом форуме в Санкт-Петербурге. Но в конце осени Путин выбирает Медведева, гораздо менее харизматичную и более слабую фигуру. Рост Медведева — всего лишь 162 см, он коренаст и коротконог. Он оказывается даже ниже Путина, оказавшись в команде крошечных мужчин. И этот выбор — сказать по правде — довольно удивителен.
Но для Путина избрание Медведева абсолютно логично. В опубликованной на WikiLeaks переписке Дэвид Крамер, заместитель помощника госсекретаря США, ссылается на «спрятанные активы» Путина и предполагает, что они играют ключевую роль в процессе византийского престолонаследования в России. Цитируя оппозиционные источники, Крамер повторяет мнение, что Путин не останется на третий неконституционный президентский срок. Вместо этого, как Крамер пишет к Байерли, Путин «с заметной нервозностью пытается сохранить будущую неприкосновенность и избежать потенциальных судебных расследований в отношении происхождения его предполагаемых незаконных доходов».
Главная забота президента в ходе его подготовки к уходу из Кремля — найти слабого и в первую очередь лояльного преемника, как пишет Крамер в телеграмме к лицам, чьи имена не разглашаются:
«ХХХ сказал, в Москве бытует мнение, что Сергей Иванов не будет участвовать в президентской гонке. Как он пояснил, Путин боится Иванова, не доверяет ему и подыскивает более слабую фигуру для своего замещения. Он сомневается в том, что Путин хорошо понимает тот факт, что в созданной им системе не существует реальных норм права и что любой человек может быть арестован в любой момент времени и любой бизнес может быть уничтожен. Поскольку предполагается, что активы Путина хранятся на Западе (и он работает через посредников, как олигарх ХХХ), Путин переживает, что при сильном преемнике — к примеру, Иванове — ситуация может обернуться против него самого, сделав его объектом судебного преследования и интересов Интерпола».
У меня остается нерешенный вопрос — что делать с этой сенсационной историей о том, как Путин тайно накопил миллиарды долларов и стал одним из самых богатых людей мира. Я осознаю, что слухи о финансах Путина могут быть злонамеренно распространяемыми с определенной целью. Но Белковский — не идиот и не политик, он возглавляет уважаемый московский научный центр — Институт национальной стратегии. Его часто цитируют в прессе, в том числе и в прокремлевской. Он пишет книги, пьесы и статьи. Из WikiLeaks я позднее узнаю, что он является постоянным контактным лицом для США, представители посольства ценят его мнение.
В то же время другие деятели открыто проводят аналогии между российским режимом и мафиозной организацией. Я поражен словами Гарри Каспарова. Опубликованная в Wall Street Journal, эта статья появляется за четыре месяца до моей встречи с Белковским. Каспаров, бывший чемпион мира по шахматам, широко известен как критик Кремля и оппозиционный лидер. Трудно не согласиться с его логикой. Он описывает путинское правительство как «уникальное в истории». Он пишет: «Правительства, подобного правительству Путина, в истории еще не было. Нынешний Кремль — это и олигархия, потому что в нем собралась банда правителей-богачей, крепко повязанных между собой. Это и феодальная система, разбитая на полуавтономные княжества, правители которых собирают дань со своих рабов, не имеющих никаких прав».
Он продолжает: «Что делать, если хочется понять всю глубину путинского режима? Читать. Правда, я не рекомендовал бы ни Карла Маркса, ни Адама Смита, ни Монтескье, ни даже Макиавелли, хотя автор, которого я имею в виду, действительно итальянского происхождения… Обратитесь лучше к беллетристике, выбирайте автора Марио Пьюзо и покупайте сразу все, что найдете».
Каспаров рекомендует студентам, изучающим структуру российского правительства, прочитать для общего развития роман «Крестный отец», а далее не отказываться от следующих произведений Пьюзо — таких как «Последний дон», «Закон молчания» и «Сицилиец». Я читаю: «Паутина предательства, секретность всего и вся, размытые границы между бизнесом, властью и преступностью — всего это в книгах Пьюзо предостаточно… гораздо более точное представление о власти Путина складывается у того, кто внимательно прочел Пьюзо: жесткая иерархия, вымогательство, запугивание, кодекс секретности и, самое важное, возможность получать крупный и стабильный доход. Иными словами — мафия». Его статья называется «Дон Путин».
Впрочем, даже с помощью целой команды юристов, даже имея в руках распечатки секретных кремлевских документов, разобраться в финансах Путина кажется совершенно невозможной задачей. Но я прихожу к выводу, что у меня хватает материала для написания подробной истории на основании всех этих предположений. Более того, заявления Белковского уже циркулируют в сети.
После моего разговора с Белковским я интервьюирую и ряд других аналитиков, в том числе Елену Панфилову, главу Transparency International в Москве, профессионального эксперта по проблемам российской политической сцены.
Панфилова подтверждает основной тезис. В нормальные времена существует «внутривертикальная лояльность», говорит она, которая не дает кремлевским влиятельным соперничающим группам нападать друг на друга. Теперь, предполагает она, ситуация другая. Группа ФСБ-Сечина и «либеральный» кремлевский клан яростно поливают друг друга грязью. Слухи выдумываются не для того, чтобы добиться большей прозрачности, а для того, чтобы повлиять на Путина, которого Панфилова называет «конечным получателем».
Я решаюсь написать статью для Guardian. Она выходит 18 декабря 2007 года на первой полосе Guardian под заголовком «Путин, кремлевские войны и тайное состояние в 40 миллиардов долларов». Она начинается словами: «Беспрецедентная битва разразилась в Кремле в преддверии ухода Владимира Путина с президентского поста и, как удалось выяснить Guardian, открылись некоторые подробности относительно миллиардного состояния президента. Соперничающие кланы внутри Кремля были вовлечены в битву за сохранение контроля над активами, в то время как Путин готовится передать бразды правления своему избранному преемнику, Дмитрию Медведеву, в мае».
К середине утра более четверти миллиона читателей со всего мира успевают ознакомиться с этой историей. Я жду, опасаясь худшего. Но Кремль многозначительно молчит. И Кремль, и Дмитрий Песков попросту игнорируют эти заявления, отказываясь от опровержений и даже от комментариев. Gunvor — фирма с главным офисом в Женеве, которую предположительно контролирует Путин, — хотя бы как-то реагирует. Генеральный директор компании Турбьорн Тёрнквист отправляет в Guardian письмо сзаявлением, что это «абсолютная неправда» — предположения, что Путин «владеет какой-то долей компании Gunvor или же является бенефициарием». Он добавляет: «Эта компания в основном принадлежит основателям, Геннадию Тимченко и мне, меньшую часть акций держит третий инвестор. Ни одна из акций данной организации не принадлежит президенту Путину или его доверенным лицам».
Тёрнквист также заявляет, что прибыль Gunvor — это «сотни миллионов». Путин и Тимченко действительно были друзьями — ранее Gunvor этот факт никогда не подтверждал. «Мистер Тимченко действительно был знаком с президентом Путиным в те дни, когда последний еще не был столь известен. Однако предположения о том, что они делят наследство КГБ или ведут совместный бизнес, являются полностью голословными».
Однако Госдеп США, кажется, скептично настроен по отношению к заявлениям компании. Две телеграммы из посольства в Москве, опубликованные на WikiLeaks, проливают некоторый свет на Gunvor и темные дела, творящиеся в экспортной нефтяной промышленности России. Одна, отправленная в Вашингтон в ноябре 2008 года, начинается со слов: «Торговля нефтью в России долгое время была довольно непрозрачным бизнесом, прибыль доставалась политически связанным фирмам — таким, как закрытый нефтяной трейдер Gunvor». Цитируя экспертов нефтяной промышленности, телеграмма говорит, что Россия имеет «репутацию страны, совершающей тайные сделки с привлечением фирм-посредников с неизвестными владельцами и бенефициариями». И далее: «Экспорт нефти от принадлежащих государству или находящихся под государственным управлением нефтяных компаний, как сообщается, осуществлялся через избранных трейдеров, что приносило данным компаниям потенциальный доход в миллиарды долларов. Отдельно нужно подчеркнуть роль компании Gunvor в российском нефтяном бизнесе. По слухам, компания считается одним из источников тайного состояния Путина и принадлежит Геннадию Тимченко, который, по слухам, является бывшим коллегой Путина по КГБ». В той же телеграмме имеются ссылки на «Сургутнефтегаз». Удивительно, но оказывается неясным, кому фактически принадлежит эта компания. «Сургутнефтегаз» считается еще одним «предположительным источником незаконного состояния Путина».
Однако американцы подтверждают, что невозможно узнать правду об индустрии, которая не дает или почти не дает никакой информации. В той же телеграмме — позитивные отзывы о попытках российского антикоррупционного деятеля и блоггера Алексея Навального выбить больше информации из российских нефтяных компаний. Навальный, миноритарный акционер, инициирует серию безнадежных судебных исков против российских нефтяных компаний. Его цель — заставить эти компании обнародовать объемы нефти и условия торговли. В 2007 году Навальный — пока еще темная лошадка. Но к 2011 году он снискал национальное признание; его арестовывают в декабре, после того, как он возглавил протесты против подставных парламентских выборов. Навальный и его антикоррупционный сайт RosPil. info — самая весомая и единственная угроза Кремлю. Он называет партию «Единая Россия» «партией жуликов и воров» — обидный ярлык приклеивается намертво. О нем говорят как о будущем президенте.
Навальный заявляет, что Gunvor «может контролировать до 50% от общего количества российского экспорта». Сама компания в своей глянцевой и абсолютно неинформативной брошюре указывает, что оперирует третью нефтяного экспорта России, доставляемого морем. В 2010 году оборот компании вырастает с 53 до 65 миллиардов долларов, экспорт составляет 104 миллиона тонн. Навальный заявляет посольству США, что он не верит, что Путин владеет «Сургутнефтегазом» или акциями Gunvor. Его логика проста и убедительна: Путину «не нужна прямая связь с активами для того, чтобы получать с них прибыль».
Мои собственные бестолковые попытки сделать интервью с Тимченко оказываются бесплодными. Компания нанимает PR-консультанта из Лондона — Майкла Прескотта, с которым я обмениваюсь любезностями по электронной почте. Я отправляю Прескотту список вопросов. Прескотт соглашается на них ответить. И не отвечает. Gunvor по-прежнему не хочет оглашать подробности природы отношений между Путиным и Тимченко или объяснять, как и где они познакомились. Я не получаю приглашения на интервью с Тимченко, меня не зовут прогуляться по его роскошному особняку в живописном швейцарском кантоне Цуг — это популярное направление для бизнесменов, избегающих международной публичности.
Проходит еще два месяца, и только после этого Путин выдает собственное опровержение утверждений о его личной коррумпированности. Это происходит в Кремле, на грандиозной ежегодной пресс-конференции Путина. Это самое крупное медийное событие года: присутствует порядка 2000 журналистов, в большинстве своем российских, которые собираются в огромной двухуровневой аудитории Кремля, чтобы задать вопросы лидеру самой крупной мировой державы. Впервые я сам посетил кремлевскую пресс-конференцию годом ранее, в 2007 — она тянулась невероятно долго (три с половиной часа), задавали вопросы самого разного толка (включая вопросы по садоводству и воспитанию детей), примечателен был тот факт, что сбежать из похожего на пещеру кремлевского зала было невозможно. Также было понятно, что Кремль тщательно проверяет все вопросы заблаговременно: пресс-конференция, как и вся российская демократия, оставила ощущение огромного надувательства.
На двухчасовой пресс-конференции в 2008 году берет слово Дуглас Берч, шеф американского бюро Associated Press. На ломаном русском он спрашивает Путина о заявлениях о его коррумпированности и о том, является ли он действительно самым богатым человеком Европы. Путин готов к такому вопросу — его лицо преображается, расплывается в кислой полуулыбке. «Мое богатство — это богатство российского народа», — высокопарно заявляет он. А затем пускается в отрепетированное и грубое наступление: «Это все чушь, которую кто-то выдумал и вылил на бумагу. Эти заявления — полная ерунда — то дерьмо, которое люди пишут в своих газетенках. Это ничего не значит».
Путин не пытается ответить на конкретные вопросы о своей собственности бенефициария. Не объясняет он и характер своих взаимоотношений с Тимченко. Нет и пояснений того, по какой причине в течение восьми недель Кремль хранил молчание. (По одной из версий, помощники Путина были настолько перепуганы, что не решились показать ему статью. В отличие от Медведева, Путин не читает газет и не пользуется Интернетом; выражаясь словами одного обозревателя, «он информационно изолирован».) На следующий день на первой полосе Moscow Times появляется материал о пресс-конференции вместе с комментарием от Белковского. «Мистер Путин делает массу заявлений, включая заявление о том, что Россия является процветающей демократией. Учитывая это, я полагаю, что не стоит воспринимать всерьез какие-либо его заявления по поводу его личного состояния», — замечает он.
А в апреле 2008 года Forbes Russia публикует ежегодный список ста самых богатых людей России. Довольно увлекательное чтиво. Оказывается, теперь Россия может похвастаться ста десятью миллиардерами, и это количество превышает число богачей в любой другой стране, кроме США — там таких 469 человек. Роман Абрамович съехал с первого на третье место и теперь владеет всего лишь 24,3 миллиардами долларов. По меньшей мере, официально самым богатым человеком России является алюминиевый магнат Олег Дерипаска с состоянием, оцениваемым в 28,6 миллиардов долларов, а за ним следует стальной миллиардер Алексей Мордашов — он на втором месте, и его состояние — 24,5 миллиарда долларов. Что выглядит интригующе, впервые в этом списке появляется Тимченко как самый богатый новичок, с состоянием в 2,5 миллиарда долларов. Еще один друг российского президента — Юрий Ковальчук, владелец банка «Россия» — оценивается в 1,9 миллиардов. Многие из тех, кто появился в этом списке, жили в том же самом эксклюзивном дачном кооперативе в Санкт-Петербурге, где жил и Путин. Тимченко — один из них.
Сам Путин нигде не фигурирует — но, как говорит главный редактор Forbes Russia Максим Кашулинский, этот список не включает «чиновников» и «государственных служащих». На вопрос, помогает ли дружба с Путиным стать миллиардером, Кашулинский отвечает коротко: «Вероятно». Но признается: «Если посмотрите на других людей, которые не являются друзьями Путина, то увидите, что они не настолько богаты».
ГЛАВА 3. Смерть шпиона
Мотель «Соловьиная роща»
Улица Энгельса, Курск, запад России
22 ноября 2007 года
Фрид, отмечая повышенное внимание Путина к деталям, поинтересовался, могли ли сотрудники безопасности действовать в Великобритании бесконтрольно… без одобрения Путина. Расценивая текущую атмосферу как очень странную, он описывает русских как людей, чья самоуверенность постоянно растет — превращаясь в самонадеянность.
Эта секретная телеграмма, отправленная из посольства США в Париже 12 декабря 2006 года, цитирует помощника госсекретаря США Дэниэла Фрида
Не самый благоприятный момент для прибытия в Москву в качестве корреспондента британской газеты. Четырьмя месяцами ранее в Лондоне был убит Александр Литвиненко — бывший шпион ФСБ, который после конфликта со своими боссами попросил убежища в Великобритании. И это — самое дерзкое убийство наших времен. Предположительно его осуществила команда из трех человек, вылетевшая из Москвы. Выбор орудия убийства необычен. Это редкий радиоактивный изотоп — полоний-210. Уже само вещество указывает на возможную причастность российского государства. Про убийство — с его этаким налетом международного ядерного терроризма — написали все газеты мира. Трудно придумать более скандальную историю. К тому моменту отношения между Британией и Россией уже стали довольно прохладными; после гибели Литвиненко они начинают напоминать возобновление холодной войны в самых худших традициях.
Вскоре появляются и трое подозреваемых: Андрей Луговой, Дмитрий Ковтун и Вячеслав Соколенко. Все они — бывшие агенты КГБ. За те несколько лет, что я провел в Москве, я еще несколько раз столкнусь с Луговым — предполагаемым убийцей Литвиненко. В мае 2007 года я отправляюсь на громкую пресс-конференцию Лугового — она состоялась вскоре после того, как Британская королевская служба уголовного преследования обвинила его в убийстве. Место проведения — набитый битком московский офис российского частного новостного агентства «Интерфакс». (Именно здесь в 1998 году Литвиненко выдвинул обвинения против своих боссов из ФСБ, заявив, что они тайно приказали ему убить Бориса Березовского. За обвинением последовал арест Литвиненко, изгнание в Лондон и, наконец, страшное убийство). Сегодняшнее мероприятие похоже на театральное представление.
Заручившись поддержкой Ковтуна, Луговой заявляет, что беглеца из ФСБ убили британские спецслужбы. Он говорит, в этом также принимал участие «британский агент» Березовский. Я встаю. Спрашиваю Лугового, есть ли у него доказательства. «Есть! — говорит он. — Есть!» Но не поясняет, какого рода эти доказательства. Вопрос явно его раздражает. Он смотрит на меня неотрывно.
— Да вашим британским гражданством торгуют на рынке, как дешевыми китайскими футболками!
После этого Кремль объявляет о том, что обвинения Лугового — на мой взгляд, это просто отчаянная попытка замести следы — «требуют дальнейших расследований».
Спустя четыре месяца я снова встречаюсь с Луговым. Он участвует в предвыборной кампании, неожиданно начав политическую карьеру — он выдвинулся в депутаты российского парламента. Луговой проходит под номером два в федеральном списке Либерально-демократической партии России (ЛДПР), название которой весьма обманчиво — это странное сборище ультранационалистов и бандитов, которые, как правило, рьяно поддерживают линию Кремля. Лидер партии Владимир Жириновский — знаменитый политический клоун России и ярый ксенофоб. (Дипломаты США описывают один из спичей Жириновского как «перемежаемую обычным показным кривлянием речь о вторжении и вероломстве Запада»). Один источник сообщает американцам, что Кремль целенаправленно включил Лугового в списки ЛДПР — это было сделано для обеспечения его же неприкосновенности (как депутат он не подлежит уголовному преследованию). Другой источник предполагает, что именно Жириновскому принадлежит идея привлечения Лугового — для улучшения имиджа партии. Тот же источник убежден, что Луговой находится под «личной протекцией Путина».
Дипломаты США ошеломлены тем, что российский истеблишмент поддержал Лугового на новом карьерном поприще. «Кажется странным, что Кремль, который, как предполагается, поскорее хотел бы замять скандал вокруг дела Литвиненко, выставил всю историю напоказ, позволив Луговому войти в российскую политику», — отправляют они телеграммы домой.
За несколько недель до думских выборов в декабре 2007 года я освещаю кампанию Лугового. Он сделал неожиданный скачок по карьерной лестнице — от предполагаемого убийцы до знаменитого политика. Он путешествует с русского Дальнего востока через суровый Урал — и до самой украинской границы. И везде он заявляет одно и то же: что Британия — это государство подлецов. Также он говорит, что англичане не особенно сильны в футболе.
— Мы как раз в шутку поспорили в самолете, стоит поздравлять после матча британскую команду, — говорит он мне во время пресс-конференции в Курске, в незамысловатом мотеле «Соловьиная роща».
Луговой ссылается на проигрыш сборной Великобритании со счетом 2:3 в пользу Хорватии в 2008 году в отборочном матче Чемпионата Европы. Результат означает, что Россия будет проходить квалификационный отбор за счет Англии. Луговой заявляет, что британские агенты похитили из отеля «Миллениум» в Лондоне важные доказательства — видеозапись со сценой отравления Литвиненко, которое последовало сразу за встречей Литвиненко, Лугового и Ковтуна. Он снова заявляет, что Литвиненко убил не он, а британский истеблишмент.
— Дело Литвиненко — это феерический провал в работе британских служб безопасности, — говорит он. Луговой не проявляет сочувствия и к вдове Литвиненко Марине. — Я понимаю желание родственников добиться справедливости, но кое-кто пытается политизировать данное дело. В конце концов, Литвиненко был шпионом и работал против собственной страны.
Это одна из моих самых ярких репортерских работ. Я следую за Луговым в Мантурово — село, расположенное в 60 милях от Курска. Загородный привычный пейзаж, заброшенные дачи, заснеженные луга и тополя. Луговой посещает новую, выстроенную по последнему слову техники молочную ферму, после чего отправляется с визитом в детский дом. Затем читает речь перед сторонниками партии — это происходит в розовом зале, который украшает барельеф Ленина и маленькая икона. Местные жители, кутаясь в шубы, вежливо его слушают. Несколько раз даже аплодируют. Луговой — отнюдь не прирожденный политик, хотя на диком политическом российском поле это никак его не выделяет. Он выглядит здесь крайне неуместно: костюм в полоску, фиолетовый галстук с геометрическими завитками и дорогие ботинки из крокодиловой кожи. Луговой говорит, что британцы повинны во многих российских бедах. Британцы вторглись в Крым, фальсифицировав письмо Зиновьева, и продолжают вести себя как «англо-саксонские империалисты».
— Если посмотрите на русско-британские отношения, то поймете, что холодная война никогда не начиналась и никогда не заканчивалась, — утверждает он.
Мне интересно узнать, что о нем думают местные. Неужели они действительно хотят проголосовать за человека, который прославился как международный киллер?
— Трудно сказать, — говорит Виктор Шумаков, ветеран советской войны в Афганистане. — В России постоянно происходит очень много странностей. — Он продолжает, — Британия очень далеко отсюда. Но я знаю, у вас растут хорошие яблоки.
В основном жители, кажется, больше всего озабочены своими локальными проблемами — низкими пенсиями, высоким уровнем безработицы и тем фактом, что половина села не просыхает.
— Очень многие здесь — алкоголики. Старики почти все умерли. А цены растут, — жалуется Наталья Бредихина, хозяйка магазина электротоваров.
Лишь спустя полгода, когда Луговой становится депутатом Государственной думы, я получаю добро на проведение полноценного интервью. Место встречи — офис Лугового в московском отеле «Рэдиссон». Несмотря на свое презрение к британскому истеблишменту, Луговой оказался поклонником британской литературы. Английское издание полного собрания сочинений Артура Конан Дойля красуется в застекленном шкафу.
— Я прочитал всего Шерлока Холмса. Я в восторге от произведения Конан Дойля «Затерянный мир», — поясняет он.
Он говорит, в Британии есть и другие вещи, которые ему нравятся, — это виски и футбол. Наше интервью происходит за несколько дней до финала Лиги чемпионов в Москве в 2008 году — матча между «Манчестер Юнайтед» и «Челси». Вторая команда принадлежит Роману Абрамовичу, близкому союзнику Путина.
— Две английских команды играют перед российской публикой. Чудесно! Я должен достать билет, — с энтузиазмом заявляет Луговой, делая пометку в ежедневнике в тот момент, когда его помощница София приносит нам чай, что очень кстати.
Я спрашиваю Лугового о том, что произошло в отеле «Миллениум». Именно там, по заявлению британских обвинителей, Луговой отравил Литвиненко. Луговой и Ковтун встретились с Литвиненко в отеле около 16.30 1 ноября 2006 года. Во время встречи в Pine Bar Луговой, как предполагается, подмешал радиоактивный полоний в чай Литвиненко. Литвиненко умер ужасной смертью три недели спустя в больнице Университетского колледжа в Лондоне. На смертном одре он обвинил Путина в организации этой казни.
Все это было подстроено, настаивает Луговой, говоря о той судьбоносной встрече с Литвиненко 1 ноября — и жертвой стал именно он, Луговой, а не Литвиненко. Он говорит, что изначально они договаривались встретиться на следующий день в частной охранной компании ‘Risk Management’, но Литвиненко позвонил ему еще раз пять и попросил перенести встречу на более ранний срок. Вот версия событий Лугового:
— Мы прибыли в отель «Миллениум». Сели. Мне звонит мое семейство — говорят, что приедут через пятнадцать минут. Мы устроились в баре. Что-то заказали. Я всегда говорил, что не помню, заказывали ли мы вообще чай. Помню, я пил джин или виски. Потом прибыл Литвиненко. Ничего нам толком не сказал. Был очень возбужден.
По словам Лугового, встреча оказалась бессмысленной и ничем не примечательной. Он говорит:
— Это была странная встреча, поскольку человек, который на ней настаивал, не сообщил нам ничего серьезного или важного. Теперь у меня складывается впечатление, что кому-то просто нужно было увидеть нас вместе. Через двадцать минут приехала моя дочь, подошла к столику. Мы уже расходились. Я представил Литвиненко ее и сына, а затем мы все отправились на матч (Луговой говорит, что прилетел в Лондон, чтобы посмотреть игру своей команды ЦСКА-Москва с «Арсеналом» на стадионе «Эмирейтс»). Затем Литвиненко позвонил мне в 8.30 утра. Сказал, что плохо себя чувствует. Сказал, что не сможет присутствовать на встрече. Я отправился на прогулку по Оксфорд-стрит вместе с семейством — мы прошлись по магазинам.
На следующий день Луговой улетел обратно в Москву. Он говорит, что звонил в больницу Литвиненко 7 ноября («Мы прекрасно пообщались»), а затем 13 ноября — это был его последний звонок. А 23 ноября Литвиненко умер мучительной смертью.
Луговой рассказывает свою историю — историю о святой невинности и несправедливом обвинении. И я ловлю себя на том, что его очарованию сложно не поддаться. В личном общении он — обезоруживающий. Он улыбается, шутит, корчит страдальческие рожи, морщась и вытягивая лицо так, что становится похожим на камбалу, он играет странным английским словечком (absolutely — говорит он с превосходным акцентом), вставляя его в русскую речь. Более того — он одевается как истинный английский джентльмен: розовая сорочка, щегольские манжеты, серый деловой костюм. На стене кабинета висит фотография — Путин пожимает руку Березовскому, заклятому врагу Кремля; другое фото — монтаж с Путиным, отрубающим голову Михаилу Ходорковскому, заключенному олигарху. Но кто прячется за этой маской обходительной медийной персоны? — задаю я себе вопрос. Кто он — убийца и лжец? В Луговом есть нечто, что меня настораживает. Я не могу понять, что именно. Я ухожу с полным ощущением, что ему неведомы понятия нравственности и морали, словно кто-то огромными ножницами вырезал у него совесть.
С того самого момента, как имя Лугового впервые упомянули в связи со смертью Литвиненко, он придерживается версии о собственной невиновности. Он повторяет все то же самое и детективам Скотланд-Ярда, которые допросили его в Москве в декабре 2006 года, и в своих бесчисленных интервью. После нашей встречи я пребываю в замешательстве, размышляя о некоторых деталях. Почему он не может вспомнить, заказывали ли они чай? И что за любопытная фраза, произнесенная постфактум: «Я всегда говорил, что этого не помню?» Следствие Британии твердо уверено в виновности Лугового. Обвинение основано на том, что за Ковтуном и Луговым тянулся явный след полония — этот след был обнаружен не только на чайнике, но и в отелях, кафе, барах, самолетах и даже на кресле в Британском посольстве в Москве. В ноябре 2006 года, сразу после того, как история попадает в масс-медиа, Луговой отправляется в посольство.
— Он сидел в этом кресле. Мы должны были сжечь кресло, — говорит один британский дипломат. (Он прибегает к поэтической вольности. На самом деле персонал посольства решил не сжигать кресло. Вместо этого дверь в конференц-зал, где сидел Луговой, заперли. Зал по-прежнему на замке, кресло — внутри).
Весь список показаний по делу Скотланд-Ярда против Лугового еще не оглашен. Но британские официальные лица полагают, что Литвиненко сделал лишь маленький глоток чая. Если бы он выпил всю чашку, он умер бы в течение нескольких часов, и причина его смерти осталась бы загадкой: быстрое, идеально исполненное преступление.
Британские детективы также говорят о том, что полоний доставлялся в Лондон и ранее — Луговой и Ковтун провозили вещество 16 октября 2006 года, Луговой — 25 октября. Непонятно, впрочем, что это было — предварительная репетиция или попросту неудачные попытки убийства Литвиненко. Британские чиновники говорят, что доступ к хранилищам полония имеет только государство. И, как они полагают, — это самое убедительное доказательство того, что в убийстве замешано ФСБ.
— Полоний очень трудно достать. Есть всего лишь несколько источников. По нашему убеждению, только государство или аффилированная государственная организация может заполучить это вещество в тех количествах, которые необходимы были для совершения преступления, — говорит один из британских представителей.
Патриотические убеждения Лугового имеют давнюю историю. Как и многие сотрудники КГБ, он вырос в семье военных. Его дед сражался в 1904-1905 годах на русско-японской войне и получил медаль за мужество. Другой дед воевал в рядах Красной Армии за Берлин. Отец Лугового 35 лет отслужил в Советской армии в звании полковника. Брат служил на атомной подводной лодке на Северном флоте. Сам Луговой родился в 1966 году в Баку, в Советском Азербайджане, учился в элитном Московском общевойсковом командном училище. В 1987 году вместе с Ковтуном, своим другом, он начал службу в рядах КГБ. Оба работали в девятом управлении, которое обеспечивало безопасность высших должностных лиц коммунистической партии. В интервью я спрашиваю его, по какой причине он пошел служить в КГБ.
— Меня туда позвали, — отвечает он. — Любой нормальный советский офицер сочтет за честь служить в КГБ. Потому что это означает, что ты — лучший.
Луговой отрицает даже то, что был шпионом. Он говорит, что его работа в кремлевском полку КГБ была довольно незатейливой. Захватывающая контрразведка — не для него, нет, — Луговой занимался обучением вновь прибывших, он муштровал солдат, которым предстояло стоять под красными средневековыми стенами Кремля.
— Они — как и ваши охранники Букингемского дворца, — говорит он. — Я учил их маршировать — раз, два, три. А люди рисуют меня этаким чудовищем из КГБ.
В 1991 году Луговой и другие офицеры из «девятки» — девятого управления — становятся сотрудниками новой Федеральной службы охраны. Они обеспечивают безопасность высших политических деятелей, включая Президента Бориса Ельцина и Егора Гайдара, который занимал пост премьер-министра во второй половине 1992 года. На стене висят две фотографии из поездок Лугового в Вашингтон с Гайдаром, рядом — фото Лугового на рыбалке.
Луговой ушел из президентской службы охраны в 1996 году и, как и прочие бывшие сотрудники КГБ, занялся бизнесом, связанным с обеспечением безопасности. Он начал работу у Березовского в должности главы службы безопасности телевизионной станции ОРТ. Он поддерживал контакт с Березовским даже после того, как олигарх разругался с Путиным и уехал в Британию. Он и другие сотрудники «девятки» организовали группу охранных предприятий «Девятый вал»; и та поездка в Лондон, как он утверждает, нужна была, чтобы обсудить с Литвиненко возможности делового сотрудничества.
Непосредственно перед интервью с Луговым я сталкиваюсь и с Ковтуном, предполагаемым соучастником убийства. Он небрит, он производит впечатление человека, связываться с которым крайне нежелательно. После интервью я вижу его снова. Он сидит у офиса Лугового — неожиданно тесного, расположенного на первом этаже, неподалеку от Москвы-реки и Киевского вокзала. Скотланд-Ярд не выдвигал Ковтуну обвинений в убийстве — и это один из загадочных аспектов дела. Но немецкие власти обвинили его во ввозе полония-210 в Германию. Впрочем, в конце концов дело закрыли. Луговой летел прямым рейсом из Москвы в Лондон, а Ковтун 28 октября отправился на север Германии, повсюду оставляя за собой следы полония: на диване в квартире, где он останавливался, в городской ратуше Гамбурга.
Ковтун говорит мне, что эти обвинения подорвали все его планы — теперь он не может ездить за границу. Как он заявляет, они с Луговым встретили Литвиненко в отеле «Миллениум» исключительно «случайно».
— Мы сидели и ждали семейство Андрея — те отправились в музей Мадам Тюссо, но заблудились на обратном пути. Если бы они не заблудились, Литвиненко бы не сидел с нами в баре.
Но что насчет огромных доз радиоактивного полония, обнаруженных в номере отеля Лугового?
— До момента обнаружения полония прошло уже двадцать дней. У британской разведки было достаточно времени, чтобы подстроить все что угодно, — говорит он.
В течение моей работы в России и я, и прочие журналисты успели написать бесчисленное количество статей по делу Литвиненко. Но в поисках правды об убийстве мы не продвинулись ни на шаг. Когда осенью 2010 года скандально известный сайт WikiLeaks публикует подборку досье на дипломатов США, я питаю надежды, что это прольет какой-то свет на вышеупомянутые события. Секретные телеграммы, однако, приносят одни разочарования — кажется, дипломаты США тоже не знают, кто убил Литвиненко. Но я обнаруживаю весьма интересные отсылки, которые указывают на участие высших лиц Кремля в подготовке убийства. Судя по телеграммам, Белый дом полагает, что Путин знал о данном деле и, вероятно, лично одобрил операцию по убийству Литвиненко.
Впрочем, самые удивительные шифровки отправлены не из Москвы, а из Парижа. Я отыскиваю тайное послание, отправленное из посольства США в Париже 12 декабря 2006 года — через три недели после смерти Литвиненко. В нем изложена дискуссия между помощником госсекретаря Дэниэлом Фридом и его французским коллегой Морисом Гурдо-Монтанем, советником президента Жака Ширака. Французский чиновник рассматривает отравление Литвиненко как дело рук неких «неуправляемых элементов», а не списывает его на российское правительство. Впрочем, Фрид — американский дипломат высшего ранга в Европе — возражает. Он полагает, более вероятно, что Путин, учитывая его «внимание к деталям», был осведомлен о миссии с Литвиненко. Гурдо-Монтань упоминается в телеграмме как MGM:
Фрид заявил, что данная кратковременная тенденция в России была негативной, заметив, что все больше свидетельств того, что британское расследование убийства Литвиненко явно указывает на причастность российской стороны. MGM обратил внимание на заявление Ширака, в котором тот призвал русских к сотрудничеству со следствием. Он потребовал найти лицо, отдавшее приказ, но заявил, что убийство, вероятно, могло оказаться сведением счетов между спецслужбами, а не происходить по прямой указке Кремля. Фрид, отмечая повышенное внимание Путина к деталям, поинтересовался, могли ли сотрудники безопасности действовать в Великобритании бесконтрольно… без одобрения Путина. Расценивая текущую атмосферу как очень странную, он описывает русских как людей, чья самоуверенность постоянно растет — превращаясь в самонадеянность.
Комментарии Фрида заставляют усомниться в версии событий, которую предложил журналист Мартин Сиксмит в своей книге 2007 года «Дело Литвиненко» (The Litvinenko File). Изучив материалы по убийству Литвиненко, Сиксмит говорит: весьма маловероятно, что Путин знал о подготовке к этому убийству. Его инициаторы, как полагает Сискмит, — бывшие или нынешние сотрудники ФСБ, которые действовали по собственной инициативе, решив избавиться от опасного предателя. Также они таким образом пытались заполучить доверие вышестоящих кремлевских чинов.
Но телеграммы WikiLeaks лишь подтверждают следующее: российские органы предпринимают весьма энергичные усилия, чтобы скрыть правду любой ценой. Немецкие следователи обнаруживают тянущиеся за Ковтуном следы полония-210 в Гамбурге — он оставил их непосредственно перед отбытием в Лондон 1 ноября. Они обнаруживают полоний в квартире на Эрцбергер штрассе 4, где Ковтун провел ночь. Квартира принадлежит бывшей немецко-русской жене Ковтуна Марине Волл. Обнаружены такие следы и в других местах — и в доме в Хаселау в 20 милях от Гамбурга, где Ковтун также останавливался на ночь, и в арендованном автомобиле BMW. Телеграмма, отправленная генеральным консулом США в Гамбурге Дуэйном Батчером, цитирует немецких следователей: «Ковтун оставил следы полония на всем, к чему прикасался, — на транспортных средствах, предметах, одежде и мебели».
На коже Ковтуна и на его одежде полония не было — яд «выходил из его тела». Немецкие власти даже планировали проверить самолет «Аэрофлота», в котором Ковтун прилетел в Германию, и подготовили соответствующие требования к моменту прибытия этого самолета. Заключение следствия, как гласит телеграмма, таково: «Должно быть, российские органы узнали о планах немцев, так как «в последний момент» «Аэрофлот» произвел замену самолетов».
Германские и британские следователи столкнулись с одной и той же проблемой. Существует четкая цепь свидетельств, указывающих на связь этих троих русских с Литвиненко в Лондоне. Но цепь обрывается в Москве. Остается неясным, кто и зачем заказал убийство Литвиненко. Дипломаты США приводят бесчисленные теории, циркулирующие в российской столице. Две из них кажутся мне вполне вероятными. Первая из них утверждает, что убийство было организовано кремлевским силовым крылом в целях обострения кризиса отношений с Западом, а также для того, чтобы убедить Путина остаться на третий президентский срок; вторая версия — бывшие или нынешние офицеры ФСБ сделали это из мести.
Литвиненко совершил поступок, на который никогда не пошли бы российские шпионы, — он нарушил кодекс верности КГБ. Сбежав в Британию и даже написав книги о своих бывших коллегах, он пренебрег кодексом молчания организации — омертой, сицилийским тайным кодексом чести. Путин говорит о Литвиненко с презрением, заявляя, что последний не имел допуск к каким-либо государственным тайнам, прочие кремлевские чиновники вторят ему, утверждая, что тот просто не заслуживал чести быть убитым. И одновременно со всем этим Луговой обвиняет в убийстве М16, Березовского, грузинскую мафию, чеченских террористов и даже самого Тони Блэра.
Дипломаты, которых цитирует WikiLeaks, приходят к выводу, что правда в отношении убийства Литвиненко «может никогда не проясниться». В конфиденциальной депеше, отправленной через неделю после убийства, посол США в Москве Уильям Джозеф Бернс анализирует самые популярные теории заговора. Он вполне допускает, что многое из спекуляций вокруг радиационного отравления Литвиненко может оказаться ложным или выдуманным в корыстных целях. Один из источников говорит Бернсу, что убийство осуществлялось руками «неподконтрольных или бывших агентов ФСБ или военной разведки, которыми руководят силы внутри или вне Кремля». Тот же источник — вместе с другим источником из оппозиции — предполагает, что Луговой — это наиболее вероятный подозреваемый. «Вызывает подозрения предположения, что Луговой — проживающий в Москве бизнесмен, к тому же в прошлом ФСБшник — пошел бы на коммерческое сотрудничество с Литвиненко — человеком, который входил в список врагов Кремля и ФСБ. Как полагает ХХХ, Лугового могли отправить для организации и осуществления убийства Литвиненко». Третий источник полагает, что Путин ни при чем, представляя его как «пешку в чужой игре». Четвертый, однако, с этим не согласен. Он считает, что Путин причастен к убийству.
Бернс также изучает материалы по делу об убийстве журналистки Анны Политковской, которое произошло за месяц до смерти Литвиненко. Он приходит к следующим выводам:
Все предполагаемые вышеуказанные версии событий отличаются недостаточностью доказательств и существованием иных мотивов для убийства, а также наличием иных потенциальных подозреваемых. Какой бы в итоге ни была правда — а она может никогда не проясниться — есть склонность полагать, что в закрытом круге Путина или приближенном к нему круге существует некто, кто является инициатором этих смертей. И становится понятно, чего ожидать от Кремля в момент, когда в борьбе за преемственность началась игра по-крупному.
Мое собственное мнение таково: в смерти Литвиненко виновен Луговой. След полония ведет не просто назад, в Москву, но приводит к самим дверям ФСБ. Об этом говорит и телеграмма Бернса. С чего бы бывший агент ФСБ начал искать возможности для делового сотрудничества с человеком, которого Кремль публично заклеймил врагом и перебежчиком? Если такое убийство не было инициировано кем-то сверху, оно было бы коммерчески бессмысленным и даже губительным. Оно повлекло бы самые мрачные последствия — конфискацию бизнеса, налоговые рейды, аресты. Так что Луговой и остальные из этой тройки экс-агентов КГБ действовали по приказу. По чьему именно приказу? Это остается загадкой.
ГЛАВА 4. Победители и побежденные
Молодежный лагерь «Наши», озеро Селигер, 200 миль к северо-западу от Москвы
10 июля 2008 года
Есть вероятность, что российские правоохранительные органы более Люка Хардинга не побеспокоят.
Письмо из ФСБ
Спустя несколько недель после посещения тюрьмы Лефортово ФСБ шлет мне еще одно письмо. Расследование дела Березовского определенно продвигается. Следствие пришло к выводам, что я не располагаю какой-либо информацией относительно самонадеянных «планов» олигарха совершить переворот в Кремле. В ФСБ заявляют, что не собираются предпринимать какие-либо меры против газеты Guardian или ее корреспондентов. Я читаю:
На сегодняшний день существуют доказательства того, что Люк Хардинг не имеет отношения к интервью. Он не контактировал с Б.Березовским и не является свидетелем. Таким образом, он не представляет интереса для правоохранительных органов. В соответствии с этим, есть вероятность, что российские правоохранительные органы более Люка Хардинга не побеспокоят.
На первый взгляд это — ободряющие новости. И все же письмо, написанное канцелярским русским языком, вызывает у меня еще больше вопросов. Почему напыщенные разглагольствования Березовского, который прячется где-то далеко от России, вызывают столь яростную реакцию Кремля? И почему под подозрением оказываюсь я — хотя сейчас, похоже, бремя вины с меня снято? Неужели кто-то считает, что я на зарплате у олигарха? Или что я замешан в шпионаже и использую работу в либеральной газете Guardian как маловероятное прикрытие?
Сложно прийти к какому-то разумному заключению. Но, похоже, ФСБ — действительно странная организация: подозрительная, одержимая паранойей, незнакомая с миром за пределами России, склонная к иррациональным и эмоциональным поступкам.
И все же уверения ведомства в том, что меня больше не побеспокоят, приносят некое облегчение. К сожалению, это все ненадолго. В воскресенье, 12 апреля 2007 года, я снова возвращаюсь из Лондона в Москву после наших ежегодных летних каникул. Семья остается в Англии еще на две недели.
В ручной клади я везу с собой видео, полученное от старого друга семьи, поэта и актера Хиткоута Уильямса. Это видеокассета с записью выпуска BBC Panorama, посвященного расследованию смерти Литвиненко. Еще у меня с собой документальный фильм, снятый другом Литвиненко Андреем Некрасовым. Он называется «Мой друг Саша. Очень русское убийство». В него включены кадры, снятые в больнице после отравления Литвиненко. Хиткоут весьма кстати наклеил на кассету с ТВ-программой вырезки из газет. Среди них — знаменитое фото Литвиненко, на котором он, облысевший, осунувшийся и все еще с дерзким взглядом — лежит на своем смертном одре в Лондоне.
Я выкладываю кассету дома под телевизором. И забываю об этом. Во вторник я возвращаюсь домой с работы и обнаруживаю, что входная дверь заперта на оба замка. Я почти уверен, что когда я уходил утром, я запер дверь только на один замок. Впрочем, других странностей я не замечаю. В субботу меня не было весь день. А следующим вечером, в воскресенье, 19 августа, я остаюсь дома один, и поскольку семья меня не отвлекает, я решаю просмотреть запись о Литвиненко.
Первая часть проигрывается нормально: начинается BBC Newsnight, которую ведет Джереми Пэксман. Показывают Северную Ирландию, затем следует интервью с актером Питером О’Тулом. Но перед самым началом программы о Литвиненко картинка исчезает. Изображение на экране полностью искажено. Все еще слышно закадровые комментарии — только лишь — но звук ускорен, и диктор лопочет этаким голосом Микки Мауса. Я считаю, что фильм Некрасова аккуратно стерли. Не осталось никаких изображений вообще — просто экран с дрожащими полосками.
Я пишу Хиткоуту. Объясняю ситуацию. Он говорит, что у него кассета проигрывалась без проблем. Не могу придумать этому никакого другого объяснения, кроме самого очевидного: сотрудники ФСБ снова вломились в мою квартиру, заприметили видео, затаили обиду и решили стереть все спорные моменты записи. Или же это видеокассета с фотографией Литвиненко каким-то образом спровоцировала повторное вторжение? В любом случае становится понятно, что мои гости вернулись. Меня не покидает ощущение, что мы живем в двух разных мирах, в двух противоположных психических реальностях. В одной из них кассета с видео о Литвиненко — это лишь безобидная домашняя запись, сделанная другом. А в другой — это свидетельство зловещего заговора, цель которого — опозорить российское государство.
Отношения между Великобританией и Россией при Владимире Путине в какой-то момент были теплыми — об этом стали частенько забывать. Сам Тони Блэр был одним из самых ярых поклонников Путина. Встав на место Ельцина в 2000 году, Путин первым делом отправился в Британию. Новый президент России — в тот момент фигура загадочная, предмет обсуждений «Кто такой мистер Путин?» — вызывал бурные дискуссии на Даунинг-стрит. Он даже встречался с королевой в Виндзорском замке.
Блэр яростно защищал своего московского гостя, приводят свои контраргументы против критики новой войны, развязанной Кремлем в Чечне, и обвинений в нарушении прав человека. Он провозгласил Путина своим единомышленником-модернизатором, сильным партнером, способным наладить процесс политических и экономических реформ. После успешной двусторонней встречи между лидерами в ноябре 2000 года один из российских чиновников даже заметил: «Трудно припомнить, когда российско-британские отношения бывали столь позитивными — такого не было даже до революции».
Но медовый месяц между Россией и Англией тянулся недолго. К концу срока первого правления Путина стало ясно, что дело идет к разводу. Эта отчужденность имела несколько причин. Растущая авторитарность путинской внутренней политики означала, что многие из его оппонентов решат покинуть страну. Огромное их число осело в Лондоне, де факто в новой столице — как и во времена царизма, когда Ленин разгуливал в Пентонвиле и Блумсбери — для русских диссидентов и опальных революционеров. Кремль и Даунинг-стрит разошлись во мнениях по поводу войны в Ираке. (Путин расценил это как очередной вопиющий пример англосаксонского империализма). И с 2003 года, с момента, когда выступления в поддержку прозападных реформ начали сотрясать Грузию и Украину, паранойя внутри Кремля катастрофически нарастала. Путин — как и ФСБ — пришли к убежденности в том, что украинскую «оранжевую революцию» спровоцировали не только народные уличные протесты, но и шпионы ЦРУ, которые ввезли в страну мешки долларов.
Но наиболее яростную полемику между Россией и Англией вызвала тема правовой взаимопомощи и экстрадиции. Летом 2007 года, за мясным карпаччо, сидя в одном из самых известных итальянских ресторанов, я спрашиваю пресс-атташе Путина Дмитрия Пескова о том, когда начались текущие проблемы между Лондоном и Москвой. Ответ Пескова однозначен — в 2003 году. (Песков также пожалуется мне, что во время полета первым классом British Airways из Нью-Йорка в Лондон стюардесса пошутила: «Надеюсь, на этот раз обойдется без полония, мистер Песков». — «И после этого вы хотите, чтобы я ратовал за поездки в эту страну!» — говорит он).
Почему 2003 год? Дата соотносится с решением Великобритании предоставить политическое убежище Березовскому, злейшему врагу Путина. Судебным решением британского суда в том же году Кремлю было отказано в экстрадиции Ахмеда Закаева, лидера чеченских повстанцев, которого Москва обвинила в терроризме. К 2007 году Россия успела подать двадцать одно заявление об экстрадиции российских граждан из Великобритании, многие из которых были связаны с делами «Юкоса» — обанкротившейся нефтяной компании Ходорковского. Все безуспешно. Британские суды отказывали, основываясь на том, что в России, по их мнению, этих лиц вряд ли ждет справедливое правосудие, и во многих случаях все эти граждане подвергались преследованиям за свои политические убеждения.
И это правда: фраза«телефонное правосудие» означала российскую политически необъективную систему правосудия — с отсылкой на привычку кремлевских чиновников спускать судьям сверху готовые вердикты. Повторное заключение Ходорковского, последующие показные суды служат этому дальнейшим подтверждением.
Но отказ Британии в экстрадиции Березовского Путин воспринял как личное предательство. Он, как сообщают, гневно заявил, что Блэр не отвечал на его телефонные звонки и не проинформировал его о судебном решении. Сам же Блэр, как мне сказали, постепенно распрощался с иллюзиями в отношении своего бывшего русского союзника. Когда его спросили, что тот думает про Путина, как говорят, Блэр заявил сотруднику Даунинг-стрит: «Он плохой человек». В 2008 году на встрече с сенатором США Джоном МакКейном Блэр описал Путина как «набирающего силу автократа», сказав, что тот «задушил развитие демократических процессов в России». Стратегия Запада, как считал Блэр, должна поставить Россию в «некое отчаянное положение». Он заявил МакКейну, что в отношении России необходимо продемонстрировать «твердость и посеять семена замешательства».
Разница в ценностях этих двух стран — демократической и авторитарной — сравнима даже не с громадным разрывом, а с пропастью без мостов. Невозможно представить, чтобы в рамках путинской системы судья отказался бы выполнять пожелание Кремля. Естественно, Путин истолковал постановление британского суда не как демонстрацию независимости правосудия, а как осознанное антироссийское выступление, организованное заносчивым британским политическим истеблишментом. Путин никогда не простит Блэра. Его неприязнь к Британии далее распространится и на преемника Блэра — Гордона Брауна.
С этих так называемых знаков пренебрежения начинается серия агрессивных выступлений российского правительства. В январе 2006 года по российскому государственному телевидению показывают съемку, в которой предположительно офицеры британской разведки забирают сведения из искусственного «камня», спрятанного в одном из московских парков. Тридцатисантиметровый камень напоминает маленький, безобидный легкий коричневый голыш — булыжник, знакомый поклонникам сериала «Флинстоны». ФСБ заявляет о том, что проживающие в Москве британские дипломаты использовали этот камень для коммуникаций со своими российскими «агентами». Эти «агенты» работают в российских негосударственных организациях — в группе, на которую Кремль навесил ярлык нелояльной пятой колонны, что является синонимом шпионажа и западного вмешательства. Российские защитники прав человека расценили историю как грязную клевету. Они заявили, что цель акции — дискредитировать законопослушные НКО и ослабить к тому моменту уже и так немощное российское гражданское общество. Однако худшее было впереди.
В те жаркие недели, когда Луговому предъявили обвинение в убийстве, двусторонние отношения претерпели очередное резкое ухудшение. Российское правительство отвечает категорическим отказом на требование Британии об экстрадиции Лугового. Вместо этого делается все, чтобы его обезопасить и не дать предстать перед судом в Лондоне. Путин в ярости — он цитирует Конституцию России, которая — как и любая другая правовая система, восходящая к Кодексу Наполеона — запрещает экстрадицию собственных граждан. Он также клеймит таковой запрос как «самонадеянный», свидетельствующий о колониальном менталитете «безмозглых» британцев.
Этот конфликт — который пришелся по вкусу одному российскому аналитику, известному своей любовью к взаимному оплевыванию — разгорается летом 2007 года. Я звоню Гарри Каспарову. Он говорит, что Путин боится, что его самого могут вызвать как свидетеля в случае, если дело будет рассматриваться в лондонском суде. Путин оказался в тупике. По мнению Каспарова, его выбил из колеи отказ Лондона замять дело с Литвиненко и стремление поставить ценность одной конкретной человеческой жизни выше вопросов совместного бизнеса.
— Путин полагает, что на все есть своя цена. Он очень подозрительный человек. Если о чем-то нельзя договориться, за этим кроется заговор. Для него такой ход мышления — нормален.
В июле новый министр иностранных дел Дэвид Милибэнд высылает из Лондона четырех российских дипломатов — в знак протеста против отказа Москвы в выдаче Лугового. Милибэнд однозначно дает понять, что, по его мнению, в операции по убийству Литвиненко замешано ФСБ; он прекращает сотрудничество с этим шпионским ведомством и вводит новую, гораздо более жёсткую политику в отношении выдачи виз кремлевским представителям, желающим посетить Лондон. В ответ на это Россия высылает из Москвы четырех британских дипломатов. На этом игра «око за око» — в лучших традициях ФСБ — заканчивается.
Однако неявным образом ФСБ и далее повышает градус напряжения, используя свои излюбленные методы запугивания. Британское правительство не может укомплектовать штат посольства в Москве ввиду визовых ограничений, о чем говорит рассекреченная телеграмма, отправленная в США. Добавляется, что «сотрудники из числа российских граждан также подвергались преследованиям со стороны ФСБ». Некоторые становятся жертвами взлома. Британские дипломаты тоже замечают следы вторжения. Цель таких акций — деморализовать сотрудников посольства, вынудить их уехать раньше положенного срока.
Настроения среди британских дипломатов в Москве — воинственные. Тони Брентон, посол Великобритании, проводит для британских журналистов серию утренних брифингов. Место проведения — резиденция Брентона неподалеку от Старого Арбата, в Большом Николопесковском переулке, в здании в буржуазном стиле, вероятно, выстроенном для купца или крупного чиновника в конце девятнадцатого века. Российские сотрудники — в черной форме и белых фартуках — вносят тарелки с колбасками и яичницей, подают кофе, апельсиновый сок и тосты. Атмосфера праздничная, на стенах изображены морские пейзажи Британии восемнадцатого века — в сдержанных зеленых тонах. (Что напоминает о визите Петра Первого в Дептфорд, Лондон, в 1698 году, когда тот изучал кораблестроение).
То, что обсуждается на брифингах, разглашению не подлежит. Но убийство Литвиненко — тема номер один, поскольку отношения Британии и России ухудшаются с каждым днем. Скорейших улучшений никто не ждет.
В то же время посол США Уильям Бернс пишет, что российские представители власти не заинтересованы в том, чтобы Луговой предстал перед Британским правосудием. И это неудивительно, сообщает он в Вашингтон, «учитывая сенсационную природу убийства и неясные перспективы того, куда может зайти следствие, заполучив Лугового».
Российское правительство открывает еще один фланг наступления, объявляя войну Британскому Совету — культурному представительству правительства Британии за границей. В 2004 году российские власти обвиняют Британский Совет в незаконных коммерческих операциях и уходе от налогов. Налоговики в балаклавах снуют по штаб-квартире Совета, которая делит помещение с несколькими другими культурными организациями в здании Московской библиотеки иностранной литературы, что на берегу Яузы, где вечные пробки.
Использование налоговой полиции — один из излюбленных приемов Кремля. Налоговиков выставляют против политических оппонентов и организаций по защите прав человека. После убийства Литвиненко российские чиновники объявляют, что кампания против Британского Совета прекратится, если Британия согласится прекратить расследование убийства. В декабре 2007 года, после того, как правительство Брауна ясно дает понять, что по делу Литвиненко договориться не удастся, МИД России объявляет о том, что закрывает представительства Британского Совета за пределами Москвы. Приказ вступает в силу с 1 января 2008 года.
Директор Британского Совета в Москве — Джеймс Кеннеди — мой личный друг. За обедом в его московской квартире, расположенной в обшарпанном здании девятнадцатого века неподалеку от Садового кольца, мы обмениваемся полезными советами по поводу методов противодействия электронной слежке ФСБ. Джеймс говорит — он подозревает, что его квартира начинена жучками, как и машина с персональным водителем, что возит его на работу. Мы оба приходим к выводу, что лучшая стратегия — это игнорировать прослушивания и вести себя так, как будто бы этого всего не существует. В момент скандала с Британским Советом я общаюсь с Джеймсом по телефону почти каждый день. 14 января 2008 года Британский Совет объявляет о своем отказе подчиняться приказу о закрытии и снова открывает филиалы в Санкт-Петербурге и уральском Екатеринбурге. Российское правительство приходит в ярость от такой «провокации».
Ответ ФСБ — незамедлителен, омерзителен и предсказуем. 15 января ведомство призывает сотрудников российского Британского Совета (четверых — в Екатеринбурге и шестнадцать — в Санкт-Петербурге) прекратить сотрудничество с британцами. Методы ведомства никогда не понять до конца: бойцы МВД наведываются домой к шестерым сотрудникам — это происходит после полуночи. В одном случае они предупреждают, что домашний питомец, любимец семейства, может пострадать от несчастного случая, в другом — интересуются здоровьем пожилых родственников. В третьем налоговики заявляют, что работникам Британского Совета грозит уголовное преследование. В тот же вечер дорожная полиция Санкт-Петербурга со съемочной группой на подхвате останавливает машину Стивена Киннока и обвиняет его в вождении в пьяном виде.
Киннок — директор Британского Совета в Санкт-Петербурге, сын лорда (Нила) Киннока, бывшего лидера британской Лейбористской партии.
Британские представители возмущены фактами запугивания и провокаций.
— Это классический метод КГБ, используемый для устрашения наших сотрудников, способ заставить их почувствовать себя беззащитными, — говорит мне один из них. Другой сравнивает методы ФСБ с «избиением библиотекаря». А в Лондоне исполнительный директор Британского Совета Мартин Дэвидсон неохотно признается, что выбора у него нет — он вынужден закрыть региональные представительства.
— Мы наблюдали подобные действия в ходе холодной войны, но искренне полагали, что с такими методами покончено, — вздыхает он.
В приватных депешах в Вашингтон Уильям Бернс выражает солидарность со своими загнанными в угол британскими единомышленниками. Он отмечает, что правительство Брауна «надеется пристыдить российское правительство, указав, что действия против Совета нанесут непоправимый вред тысячам российских студентов, которые пользуются услугами Совета — сдают языковые тесты, обращаются к бесплатным ресурсам при поиске подходящих программ для учебы в британских университетах». Посол США обращает внимание на то, что в их число входит огромное количество «детей национальной элиты». Но эта стратегия устыжения не возымела никакого эффекта. Министр иностранных дел Сергей Лавров — собственная дочь которого учится в Лондонской школе экономики — отмечает, что поведение британцев «свидетельствует об их ностальгии по колониальным временам». Генерал-майор Юрий Дроздов, офицер КГБ в отставке, говорит российским журналистам, что работа Британского Совета напрямую связана с «действиями британской разведки, чьи агенты совместно с США разрабатывают план раздробления и порабощения России».
Британские критики России расценивают эти закрытия филиалов как зловещий знак. Денис Макшейн, бывший министр по вопросам Европы, депутат парламента от Лейбористской партии, в выражениях не стесняется — он говорит о «новой омерзительной России, входящей в двадцать первый век… Жаль, что нация Толстого и Чайковского пытается сделать жертвой Британский Совет, который способствует продвижению культурных традиций и сотрудничества между художниками, писателями и музыкантами. Но сегодняшняя Россия медленно возвращается к бескультурному авторитаризму, что донельзя печально».
Я спрашиваю Федора Лукьянова, редактора журнала «Россия в глобальной политике» и своего любимого аналитика по российским вопросам, что из всего этого получится. Действительно ли репутации России может навредить такое «шаблонно советское» поведение?
— Я глубоко убежден в том, что Россию уже давно не волнует ее международный имидж, — говорит он.
Кремль также становится спонсором отвратительной кампании по персональному преследованию Тони Брентона. «Преступление» британского посла заключается в том, что он появился на семинаре гражданского общества в июле 2006 года в одной компании с Эдуардом Лимоновым — российским писателем и лидером запрещенной национально-большевистской партии — свирепой антикремлевской молодежной организации, членов которой регулярно преследует российская полиция и суды. (Позднее я узнал, что и самого Лимонова содержали в Лефортово).
После форума юные прокремлевские активисты таскаются за Брентоном по улицам Москвы и вообще повсюду. Это члены пропутинской группы «Наши», организованной кремлевскими политтехнологами на заре оранжевой революции. Активисты из «Наших» забрасывают Брентона вопросами во время его публичных выступлений. Они преследуют его жену, выпрыгивают перед его машиной, заваливают листовками лобовое стекло. Как указывает Бернс, эти акции не происходят спонтанно, — активистам определенно за это платят.
Министерство иностранных дел Британии заявляет МИДу РФ, что такая тактика является нарушением условий Венской конвенции.
После российских парламентских выборов 2 декабря 2007 года, на которых путинская «Единая Россия» одержала «сокрушительную» и, как вероятно, фальсифицированную победу, активисты «Наших» проводят пикет напротив Британского посольства в Москве, что расположено на берегу реки. Активисты выстраиваются вдоль черной Москвы-реки, на улице холодно и промозгло. Демонстрантов — около двадцати, они держат в руках плакаты. На плакатах — увеличенное фото Брентона с подписью Loser — красные чернильные буквы красуются прямо на лбу политика. Впрочем, бывали времена и похуже — на предыдущих собраниях «Наших» Брентона сравнивали аж с Гитлером. Британские официальные представители — из тех, которые верят в силу здравого смысла и диалога — приглашают лидера «Наших» на переговоры. За этим тут же следует еще одна демонстрация — на этот раз плакаты гласят We don’t want your tea («Не нужен нам ваш чай»).
— Мистер Брентон — лузер, выборы в России не принесли ему желаемого результата. Он хотел, чтобы здесь произошла оранжевая революция. Но ничего не вышло, — Константин Голоскоков, 21-летний студент Московского университета, сообщает мне это у дверей посольства. И добавляет, — Мы считаем, что мистер Брентон не должен вмешиваться во внутренние дела нашей страны. Мы обратились к министру иностранных дел с просьбой лишить его аккредитации.
Еще одна активистка «Наших» Маша Дрокова говорит мне:
— Я жду, что он извинится.
Стоит ли упоминать, что выборы были проведены нечестным путем: миллионам работников государственного сектора велели проголосовать за Путина, сказав, что в противном случае они потеряют работу. Путин выиграл, а Брентон проиграл. В манихейском мире Путина это настолько просто. В конце концов, активисты из «Наших» прекращают свои дежурства у посольства, как считает Бернс, «вероятно, получив инструкции».
Шестью месяцами позже, летом 2008 года, я сталкиваюсь с активистами «Наших» в их ежегодном выездном лагере на берегу озера Селигер на живописном севере России, неподалеку от Твери, в трех часах езды от Москвы. Сотни палаток стоят в залитом лучами солнца сосновом бору. Тут есть и мобильные туалеты, и умывальники, и все необходимое для приготовления еды. С той стороны озера сияет золотыми куполами православный храм. Этот лагерь мог бы стать обычным летним сборищем бойскаутов — если бы не гигантские портреты Путина, растянутые между деревьями на центральной поляне.
Я обнаруживаю, что теперь самой ненавидимой страной в кремлевском пантеоне демонов является вовсе не Британия, а крошечная Эстония. Россия регулярно устраивает публичную порку Эстонии и ее постсоветским соседям — Латвии и Литве, обвиняя их в «фашизме». Экстрадицией тут и не пахнет, полемика касается истории двадцатого века. В Эстонии по понятными причинам не согласны с заявлениями Кремля о том, что страна была «освобождена» Красной армией от нацистов, — для эстонцев это освобождение — повторная оккупация. Решение Эстонии демонтировать памятник солдату-красноармейцу встречает яростную реакцию со стороны России, в мае члены «Наших» осаживают посольство Эстонии, притащив с собой огромный надувной танк.
Я обнаруживаю, что на песчаном берегу у активистов «Наших» живет свинья. Они назвали животное Ильвесом в честь президента Эстонии Тоомаса Хендрика Ильвеса. Ответственный свиновод Дмитрий Иванов одет в американский костюм, украшенный пришитыми фальшивыми долларовыми бумажками, и в цилиндр. Он говорит мне:
— Мы не фанатики. Мы просто поддерживаем курс российской правящей элиты. Мы хотим, чтобы люди жили хорошо. Только идиот будет выступать против этого. — Будущее России, по его уверенным предсказаниям, таково, — Мы войдем не в пятерку, а в тройку передовых стран. К 2020 году люди будут стремиться переехать из таких стран, как ваша, в Россию.
Сам лагерь, как я понимаю, — это возможность совместить пропагандистскую деятельность Кремля с бесплатным отпуском и пофлиртовать с противоположным полом. Тут есть скалодром, танцевальные классы, горные велосипеды, спортзал и даже сигвей, лесной воздух пропитан сосновой смолой и гормонами молодости. На песочке загорает женщина в оранжевом бикини, почитывая Конституцию России. Кремль спонсирует «Наших», а Владислав Сурков — главный путинский идеолог — их идейный вдохновитель.
Некоторые из приемчиков этой группы выглядят скорее глупо, нежели устрашающе. Одна из палаток, что стоит на песчаной насыпи, принадлежит Антонине Шаповаловой, ей двадцать лет и она — модный дизайнер. Шаповалова, как и множество других поклонников «Наших», — родом из провинции (в ее случае — из Костромы, что на западе России). В 2007 году она представила сенсационные дизайнерские «трусы Путина». Эта откровенная нижняя часть бикини украшена слоганом «Вова, я с тобой», и слово «Вова» — уменьшительно-ласкательное от Владимир — тянется ровно вдоль промежности.
В лагере также пытаются решать и демографические проблемы России: двадцать молодых пар торжественно завязывают узел во время массовой церемонии на главной сцене. Каждая из этих пар ночует в отдельной палатке в форме сердца, украшенной красными шариками; год назад на этом же месте во время массовых свадеб уже успели зачать ребенка — Васю — которого сейчас с гордостью предъявили общественности; присутствуют пары из Дагестана в ярких костюмах, на женихах — огромные коричневые шляпы.
Но на самом деле, впрочем, факт остается фактом: «Наши» — это довольно неприятная организация. Российское правительство использует ее как средство демагогии и как способ подразнить своих врагов. Во время моей работы в Москве мишенями организации, наряду с Брентоном и эстонцами, становится и критик Путина Каспаров, а также журналист и советский диссидент Александр Подрабинек.
Неподалеку от места содержания хрюшки мы встречаемся с лидером «Наших» Никитой Боровиковым. Боровиков защищает тактику группы. Он говорит, что не видит ничего плохого в преследовании врагов России — и описывает эти трюки как «фарс». Зачем они привязались к Тони Брентону?
— Он поддерживает фашистов и экстремистов, — отвечает Боровиков. — И это ужасным образом очерняет имидж России. Когда государство ничего не предпринимает, действовать вынуждено общество.
Как выясняется, у России полно врагов — их бесконечное число, как иностранных, так и доморощенных. У главной сцены развешаны баннеры. На одном изображен президент Эстонии в форме офицера SS, на других — Михаил Саакашвили и Виктор Ющенко — прозападные президенты Грузии и Украины, тут же красуется слоган «Злой дух проник к нашим братьям-славянам». В дальнем конце песчаной насыпи я отыскиваю труппу белорусского театра, представляющую сатирическую пародию на «Другую Россию» — продемократическое движение Каспарова. Актеры в масках — в стиле шоу Spitting Image — танцуют канкан под музыку из «Шоу Бенни Хилла», размахивая американскими флагами. Борис Березовский дирижирует, Ходорковский выходит на сцену в наручниках и полосатой тюремной пижаме. Все это в лучших традициях советской пропаганды с ее изображением злобных капиталистов в черных цилиндрах. Внезапно я осознаю, что это еще один пример адаптации Кремлем советской модели — в данном случае Кремль взял коммунистическую молодежную организацию (комсомол) — и сменил упаковку на более привлекательную для пользователей Facebook.
Вернувшись в Москву, я спрашиваю Илью Яшина, молодого лидера либеральной партии «Яблоко», что тот думает о «Наших».
— Это полностью искусственное движение, созданное президентской администрацией, — говорит он, добавляя, что это позор его поколения русских.
Участники движения вознаграждаются бесплатными билетами в кино, клубными картами в бассейны и престижными стипендиями в государственных корпорациях. Они не глупы — они просто циники, предполагает он:
— Россия пребывает в глубокой психологической и политической апатии.
Яшин полагает, что неверно было бы сравнивать «Наших» с Гитлерюгендом — первых прозвали Путинюгендом — поскольку они никого не убивают. Лучший аналог, как он считает, — хунвейбины председателя Мао. Короткой пугающей сноской можно добавить, что «Наши» вместе с самим Путиным, как выяснилось, еще и благоговеют перед Андерсом Берингом Брейвиком, 32-летним норвежцем, который совершил массовое убийство в июле 2011 года.
Маленький прибрежный городок Сенигаллия расположен на открытом всем ветрам адриатическом побережье Италии. Тихое милое местечко. Есть собственная пристань и набережная. По берегу раскиданы кафе с полосатыми шезлонгами, черноголовые чайки снуют над волнами. В Сенигаллии имеется даже собственный замок и чудесный парк, засаженный араукарией и пихтами. Я приезжаю и вижу запертую дверь туристического бюро. Но в старом городе, под каменными арками, удается найти кафе, где продают превосходное мороженое.
Сенигаллия — странное прибежище Вальтера Литвиненко, 71-летнего отца Александра Литвиненко. Вместе с женой Любой и другими родственниками он живет здесь в изгнании — на побережье провинциальной Италии. В марте 2011 года я отправляюсь в их обшарпанную трехкомнатную квартиру, упрятанную в безликом тупике. Семейство покинуло Россию весной 2008 года. Но, как объясняет Вальтер Литвиненко, его проблемы с российским государством начались еще до убийства его сына — история тянется аж с 1998 года, когда Александр — в семье его называют Саша — публично выступил с обвинениями своего работодателя, ФСБ. Шефом ФСБ на тот момент являлся сам Путин. Семейство проживало в Нальчике, городке у подножия гор Северного Кавказа.
Александра арестовали. В Нальчике единокровная сестра Александра Татьяна и ее муж — оба тогда работали в местном подразделении ФСБ — потеряли работу. Загадочным образом погибла бабушка Литвиненко — ее сбила машина, когда та переходила дорогу.
После радиоактивного отравления и смерти Литвиненко в Лондоне проблемы только приумножились. Начались угрозы и запугивания. Российская пресса объявила семью Литвиненко предателями. Родственники прекратили общение. Как говорит Вальтер, ему намекали на то, что его внук-подросток — которого вот-вот должны были призвать в армию — вернется домой в черном мешке. Вальтер был в курсе, что местоположение его младшего сына Максима — который уже успел переехать в Италию — рассекречено. Мало-помалу семья Литвиненко пришла к выводу, что выбора нет — им остается лишь покинуть Россию.
— Я боялся не за себя, а за детей, — рассказывает мне Вальтер — на нем та же плоская кепка, что была надета в тот промозглый день, когда его сына хоронили на Хайгейтском кладбище а Лондоне.
Литвиненко — вынужденные изгнанники: на стене висит карта России, рядом с ней — несколько православных икон, на полке стоит русско-итальянский разговорник.
— Дома я любил ходить за грибами. Но потом я стал бояться соваться в лес. В лесу очень легко убить человека, — говорит Вальтер.
Жизнь в Италии, как выяснилось, принесла одни разочарования. Спустя два года после переезда лидер Италии Сильвио Берлускони отказался предоставить семейству убежище — что Литвиненко-старший относит на счет близких личных отношений Берлускони и Путина. Он говорит, что эта волокита может объясняться нежеланием Берлускони огорчать Кремль.
— Мы стали жертвами в этой политической игре, — говорит Литвиненко. — Берлускони не лучше Путина. Все европейские правительства заигрывают с Путиным. Зависимость Берлускони от Путина и от российского газа означает лишь то, что убежища мы не получим.
Такое заявление кажется мне правдоподобным, хоть и невеселым. Паоло Гуццанти, бывший сенатор партии «Вперед, Италия» (Forza Italia), повздоривший с премьер-министром из-за дружбы последнего с Путиным, говорит, что, вероятно, Берлускони лично не дал хода заявлениям Литвиненко.
— У меня нет этому подтверждения, но кажется очевидным, принимая во внимания братские отношения между Путиным и Берлускони, ч то будут придуманы любые возможные предлоги для того, чтобы замедлить или вообще остановить процесс по предоставлению убежища, — говорит он.
Итальянское правительство это отрицает. Позднее семья получает разрешение на проживание в Италии, хотя это не аналог убежищу.
Литвиненко также полагают, что семейство подвергается преследованиями и со стороны полиции Италии — полицейские совершили налет на семейный ресторан La Terrazza, расположенный в соседнем курортном городке Римини. Татьяна рассказывает, как один из полицейских схватил ее за руку. Она начала вырываться, тот повалил ее на пол, она отключилась, получила сотрясение мозга. Как считают в семье Литвиненко, неизвестно, является ли это преследование местным феноменом ввиду того, что полиция плохо относится ко всем русским, наводнившим побережье Адриатики, или же направлено персонально против них и цинично инициировано в верхах.
— Я думал, что в Европе на 100% подчиняются законам. В Италии обнаружилось, что это неправда. Все решает мафия и связи. Словно бы мы были не в Европе, а остались в каком-нибудь российском захолустье, — говорит Татьяна.
Вальтер Литвиненко обвиняет Путина в смерти своего сына. Он полагает, что команда из трех человек — Лугового, Ковтуна и Соколенко, что встречались с его сыном в баре отеля, — действовала по указке Кремля.
— Я знаю, это Путин убил его, — говорит он мне. — Он больной человек. Нормальный человек не стал бы убивать Сашу.
У Литвиненко нет доказательств, но его отчаяние и его публичные обвинения в адрес Путина вполне понятны. Его логика следующая:
— В России существует вертикальная система. Как и в Советском союзе. Только Путин может решать подобные вопросы — он как Сталин. Без одобрения Путина это (убийство Литвиненко) никогда бы не случилось.
Татьяна с отцом не согласна. Она не хочет разбрасываться обвинениями ни в адрес Путина, ни кого бы то ни было еще. Ее упрек адресован Березовскому — вероломному покровителю Литвиненко. Он оставил семейство в беде.
— Мы ему определенно не интересны, а мы не станем унижаться и просить его.
Семья Литвиненко в отчаянном положении. Их основная пища — креветки, что хранятся в холодильнике их неработающего ресторана. За несколько дней до моего прибытия они потратили на яйца последние 10 евро. Местная церковь жертвует хлеб и яблоки, еще они пекут блинчики. На момент моего визита у них нет денег на оплату аренды квартиры за следующий месяц — это 540 евро. Горький постскриптум к истории Литвиненко — убийство, побег, нищета, туманное будущее на чужой земле. И обеспокоенность тем, что проживание на нынешнем месте — по-прежнему небезопасно.
— У какой-то подсознательный страх, — говорит Вальтер Литвиненко. — В Нальчике я не боялся — я знал там каждого в лицо. Здесь все по-другому. В любой момент к нам могут прийти, и это будет конец всего.
В мае 2011 года мне звонит Татьяна. Сообщает новости о семействе. Неутешительные. Люба — которая вырастила Александра Литвиненко — умерла. Правительство Италии по-прежнему отказывается оказывать Литвиненко минимальную государственную поддержку. Вальтер Литвиненко переехал и теперь живет один в однокомнатной квартире. Он остался практически без средств к существованию, у него нет денег на оплату счетов. В его квартире отключили электричество, и он сидит там один — в темноте.
ГЛАВА 5. Пять августовских дней
Граница у Гори, Грузия
11 августа 2008 года
С возвышающимися старыми храмами, башнями и замками, которыми украшен фантастический горный пейзаж, Грузия, вероятно, покажется вам одним из красивейших мест на земле.
Lonely Planet, путеводитель по Грузии.
Когда начнется стрельба, я буду сидеть на берегу моря в Корнуолле. Самый жуткий кошмар для журналиста — оказаться не в том месте в момент, когда на твоем участке разворачиваются грандиозные события. В данном случае — начинается война в Грузии, маленькой стране с населением в 4,5 миллионов человек, расположенной на подступах к России.
Днем мы с Фиби и детьми — Раскином, 8 лет, и Тилли, 10 лет — нежились в волнах, а затем я возвращаюсь в наш арендованный коттедж, стоящий у самого пляжа. Смотрю на мобильный. Семнадцать пропущенных звонков! Черт. Включаю BBC. И обнаруживаю, что мой друг Ричард Галпин уже передает новости из Грузии. Он вещает, стоя на фоне огромной пробоины в дорожном покрытии, вероятно, это результат российской бомбежки. Грузины совершили бессмысленную и бесплодную попытку заполучить назад мятежную провинцию — Южную Осетию, Россия же ответила на это полномасштабным вторжением.
Новости вообще-то не то чтобы удивительны. Шестью неделями ранее мы съездили из России в Грузию на семейные каникулы. Как оказалось, это был наш лучший отпуск. После ареста российских «шпионов» в Грузии в 2006 году отношения между Москвой и Тбилиси стали предельно напряженными; но, тем не менее, между двумя столицами только-только возобновились прямые рейсы. В Тбилиси мы остановились в дешевой гостинице «У Додо», как рекомендовал путеводитель Lonely Planet. Мы посетили древние пещерные монастыри, выточенные в горах у самой границы с Азербайджаном, мы устроили пикник и ели колбаски, лаваш и грузинский сыр под средневековыми грузинскими фресками с изображением Тайной Вечери.
Еще мы ездили на север по Военно-грузинской дороге в компании других туристов. Дорога, в девятнадцатом веке использовавшаяся для военных поставок, тянется через горы Кавказа, мы шли через альпийские поля, цветут лилии и гвоздики. В заброшенной каменной башне мы с Тилли и Раскином обнаружили горного козла. Граница с Россией закрыта, мы карабкаемся практически по отвесной стене, чтобы попасть в старую церковь, возвышающуюся над приграничным городком Казбеги. Мы ездим и по Гори. В этом городе родился Иосиф Сталин — сын сапожника, человек без будущего. После Гори мы отправляемся в Боржоми, расположенный посреди субтропического леса, — это умирающий имперский курорт, знаменитый своими минеральными водами. Плещемся в открытом серном источнике.
А в Тбилиси я замечаю первые предвестники будущей трагедии. Я беру номер англоязычной грузинской газеты Messenger. Пишут, что госсекретарь США Кондолиза Райс прибыла в столицу на переговоры с прозападным грузинским президентом Михаилом Саакашвили. Саакашвили считают открытым врагом Путина, которого сам он насмешливо называет Лилипутиным. Такое презрение взаимно. Во время этих переговоров над президентским дворцом Саакашвили кружат российские самолеты.
Пришедший к власти в 2003 году на волне продемократических уличных выступлений, Саакашвили не скрывает своих намерений сделать Грузию частью НАТО и евроатлантического сообщества. В Кремле возмущены попытками Саакашвили вывернуться из российской геополитической хватки. Кремль поддерживает Абхазию и Южную Осетию — две сепаратистские территории, отделившиеся от Грузии в начале девяностых. Один московский комментатор — Павел Фельгенгауэр из «Новой газеты» — предсказывает, что политический кризис в отношениях России и Грузии летом приведет к войне. Но ему верят немногие.
А 7 августа действительно начнется война. Долгие годы аналитики будут с горечью обсуждать причины. После нескольких дней яростной приграничной бомбежки, когда поддерживаемые Россией южноосетинские бойцы обстреливали деревни, находящиеся под контролем Грузии, Саакашвили отправляет войска на захват Южной Осетии. И вскоре грузинская армия берет столицу — Цхинвали.
Но в Южную Осетию уже въезжают русские танки — и кукольная администрация страны, и США, и прочие державы полагают, что Цхинвали давно находится под контролем Москвы и ФСБ.
Кремль, только-только оправившись после очередного международного скандала, теперь внезапно оказался втянутым в опосредованный конфликт с НАТО и Западом. Спустя сутки войска Саакашвили, прошедшие подготовку у военных США, хаотично отступают из Цхинвали под шквальным российским огнем. Солдаты порой просто бросают свои «Кобры» — бронированные «Хаммеры» с сорокамиллиметровыми пушками. На улицах лежат тела убитых. Военная авантюра Саакашвили завершилась поражением.
Кажется, конфликт не привлек внимания мировых лидеров. Президент Джордж Буш, союзник Саакашвили, в этот момент находится вместе с Путиным в Пекине на Олимпийских играх.
Поездом я возвращаюсь в Лондон. Все рейсы в Тбилиси отменены — русские бомбят аэропорт. Поэтому я лечу в Баку — столицу соседнего Азербайджана, что на Каспийском море. Оттуда я в ночи еду на запад, к грузинской границе. Моя точка назначения — Гори. В июне мы побывали в этом городке, а теперь через него проходит линия фронта. Мой коллега по Guardian Том Парфитт пробирается через горы Кавказа. Он случайно оказался во Владикавказе — столице Северной Осетии. Он направляется в Южную Осетию, находящуюся под контролем русских.
Я въезжаю в Грузию. В воздухе разливается серый дым, русские бомбят неработающий аэропорт, оставшийся с советских времен. Несколько часов я еду через восточную Грузию, мы обгоняем запряженные лошадьми повозки, груженные дынями, проезжаем мимо полей с желтыми подсолнечниками.
Россия представляет свое вторжение в Грузию как сугубо миротворческую операцию. Цель миссии, по заявлению Кремля, — защитить гражданское население. Любой журналист, который хоть чуть-чуть изменит фабулу — позднее я и сам окажусь в их числе — будет автоматически заклеймен «шпионом». Но когда я прибываю в Гори, становится понятно, что все эти заявления идут вразрез с тем, что случилось с гражданским населением Грузии, пережившим трехдневную воздушную атаку со стороны России. Несколько бомб попали в жилые районы. Я вглядываюсь в развалины дома, разрушенного русским снарядом.
Знакомлюсь с хозяином — его зовут Костя Арсошвили. От его гостиной почти ничего не осталось — он сидит на засыпанном стеклом ковре. Люстра упала на пол. Оконные рамы в детской вылетели. Сосед Кости пострадал еще больше. Он погиб — бомба угодила в крышу его дома.
— Мне повезло. Я вывел детей из дому за пятнадцать минут до бомбежки, — рассказывает мне Костя, показывая на шаткие дверные перемычки и выбитые окна. — Не знаю, кого винить в этой войне. Знаю лишь, что точно не меня.
По видимости, встречные бомбардировщики, которые разгромили дом Кости, целились в грузинскую танковую базу, что в двух милях отсюда. Но бомбы не достигли цели. Ошибку могли допустить случайно — но вообще это больше похоже на целенаправленный акт мести Саакашвили, чьи солдаты и танки спешно отступают в направлении Тбилиси.
Противовоздушная оборона Грузии оказалась неспособной к сопротивлению, и теперь российские ВВС беззаботно кружат над территорией Грузии. Русские бомбардировщики разгромили радиолокационную станцию в столице, на рассвете местные жители в панике выскочили на улицу прямо из постелей. Соседи, живущие напротив Костиного дома, обследуют свои разрушенные жилища; жженые искореженные куски металла валяются по дворам, раскидана одежда, перья из подушек, стоит запах обгорелой плоти. Верхние этажи пятиэтажного здания исчезли, аккуратные виноградные решетки вмяты в стены — будто бы огромным кулаком.
— Мы жили на пятом этаже. Мы успели убежать как раз до начала атаки, — говорит Нана Тетладзе. Ее беременная соседка Марка, жившая на втором этаже, оказалась не столь проворной. — Они с мужем погибли. Оба. Не знаю, что с их семилетним мальчиком, — говорит она. Во дворе я нахожу искалеченные останки белой машины Марки.
В тот вечер в Тбилиси, в лобби отеля, я случайно сталкиваюсь с Ираклием Баткуашвили, начальником департамента стратегического планирования Грузии, — он как раз возвращается со встречи с западными дипломатами. Дальнейшее будущее Грузии видится ему мрачным, он говорит, что русские атакуют по всем фронтам. Они идут с западной стороны, из Абхазии, второй отделившейся грузинской республики, — говорит он, — и уже захватили ключевые точки — Кутаиси и Сенаки. Полковник признает, что «половина Грузии оказалась под контролем России», и говорит, что жалкие остатки армии Саакашвили планируют сформировать защитное кольцо вокруг Тбилиси. «Это классическое полномасштабное вторжение. Это оккупация».
Российское наступление вызывает панику — некоторые иностранные обозреватели заявляют о том, что покидают страну, беженцы ищут пристанища, мобильные телефоны не работают. Неясно, собирается ли Кремль брать сам Тбилиси. Я спрашиваю Баткуашвили, является ли конечной целью России захват Саакашвили — которого Путин обвиняет в военных преступлениях.
— Идея в том, чтобы наказать Грузию и грузинское правительство, — отвечает он. — И Мишу (Саакашвили). Они ведь ненавидят Мишу.
Еще один грузинский чиновник говорит, что Россия согласна на отвод войск в обмен на поручительство, что Грузия оставит все свои чаяния по вступлению в НАТО и формально примет нейтралитет.
— Это значит, что мы должны отказаться от своих стремлений присоединиться к Евроатлантическому альянсу, — мрачно добавляет он.
Телеграммы Wikileaks последовательно доказывают реальность такой ситуации. За год до войны дипломаты США в Москве и Тбилиси представили подробный отчет о секретных акциях России в Грузии. Они сообщили, что Южная Осетия фактически контролировалась ФСБ — следы работы ведомства прослеживаются по всему региону.
«Несомненно, русским хотелось бы убрать Саакашвили, — пишет 20 августа посол США в Тбилиси Джон Теффт, — но разнообразие и масштаб активных мер предполагает, что существует и более глобальная цель — вынудить Грузию отказаться от евроатлантической ориентации и вернуться в стан России».
На следующее утро вместе с переводчицей Ликой Перадзе, выпускницей академии искусств Тбилиси, и водителем Зурой Кевлишвили я снова отправляюсь в Гори. Зура возил нас в горы, когда мы были тут на семейных каникулах. По мере того, как мы приближаемся к линии фронта, он нервничает все больше и больше. Вдоль дороги мы замечаем следы панического и позорного отступления грузинской армии. Сожженный грузинский танк повален на бок. Крышу срезало. Другие военные транспортные средства Грузии, кажется, просто сломались в ходе злополучного бегства. У одного танка — две спущенные задние шины, экипаж бросил яблоки прямо около пушки. Пара военных грузовиков — со сплющенными кабинами. Рядом — брошенные артиллерийские орудия.
Мы едем в Нацрети — это придорожная деревня в восьми милях от Гори. Вынырнув из ниоткуда, в двухстах метрах в белом небе над нами кружит российский военный вертолет. Вертолет сбрасывает несколько оранжевых шипящих ракет. Ракеты летят и врезаются в высокую линию опоры электропередач, и дым рассеивается по дороге. Мы сворачиваем в деревню. Зура расстроен — его машина сломана.
Жители, оказавшиеся на линии фронта, кажется, возмущены тем, что Грузия осмелилась развязать войну с таким могущественным соседом, как Россия.
— Не знаю, какую из сторон в этом винить. Даже не знаю, почему все это случилось, — говорит мне семидесятитрехлетняя Оля Тваурия. Оля рассказывает, как ей вместе с другими женщинами и детьми пришлось провести ночь в соседском подвале, мужчины сбежали в горы, чтобы спрятаться в сосновом лесу. Российские бомбардировщики поднялись в небо в два часа ночи, разгромили здание почты Гори и военный госпиталь — там погиб доктор.
Мы сидим в увитом виноградной лозой доме Оли. По двору бегают куры, ароматные сливы и кабачки распустились яркими желтыми цветами. Многие из ее соседей успели уехать.
— Я осетинка, но хочу жить здесь, — говорит она. Она предлагает Зуре оливковое масло, чтобы унять головную боль, угощает нас лавашем и домашним грузинским сыром.
Теперь, оставшись без машины, мы с Ликой едем в центр Гори вместе с двумя юными грузинами — на панели машины лежит пистолет. По дороге мы встречаем несколько других авто. Я поражен отвагой Лики. А в Москве Медведев объявляет о том, что российские войска прекратили военные операции. Спустя пять дней наступление на запад и в центр Грузии закончено, — заявляет он.
До Гочи Сехниашвили эти новости доходят слишком поздно. Четырьмя часами ранее он стоял на главной площади Гори, рядом с огромной городской статуей Сталина. Выжившие говорят, что бомбежка началась неожиданно.
— Внезапно упала бомба. У нас вылетели окна. Разлетелись стекла. Одни люди кричали и умирали. Другие прятались, — говорит друг Гочи Тамаз Беруашвили. — Я схватил пожитки и бросился бежать. И увидел, что Гоча лежит на брусчатке лицом вниз.
Гоча — не единственная жертва: в ходе нападения погибло по меньшей мере пять мирных жителей, включая 39-летнего голландского журналиста Стана Сториманса. Он вел репортаж и находился неподалеку от огромного музея Сталина, выстроенного рядом со скромным деревянным домом в две комнаты, где вырос диктатор. Статуя Сталина, что удивительно, совсем не пострадала. Грузинские флаги свисают над зданием муниципалитета с колоннами. Рядом брошен покореженный красный «Гольф», на земле лежит мертвая собака. Трудно понять, во что именно целились русские — более вероятно, их целью было посеять смерть и хаос.
На следующий день мы с Ликой возвращаемся в Гори. Мы нашли нового водителя — Кобу Чхиродзе. Привлекательный и высокий, с небрежной трехдневной щетиной, Коба — житель зоны войны — дружелюбный, бесстрашный и любопытный. Ему 41 год, он служил в Советской армии. На линии фронта он инстинктивно отводит машину от опасных мест наслучай, если вдруг нужно будет быстро скрыться в убежище. А еще он патриот — он запальчиво заявляет о том, что уйдет в партизаны, если русские не уберутся восвояси. Мы добираемся до Гори — никаких признаков отвода российских войск не видно; зато мы узнаем, что русские танки из Южной Осетии дошли до центра Гори и стоят у церкви, возведенной из песчаника. Броневики также заняли главную трассу Е50 на выезде из города, отрезав таким образом восточную Грузию от западной. Мы оставляем машину у заправочной станции. Сидим в тени елей. Неподалеку от нас появился новый российский пропускной пункт. Офицер поста, этакий майор Крепкий Орешек, оказался остроумным философом. Я спрашиваю, зачем он вторгся в Грузию.
— Между Грузией и Россией нет различий, — отвечает он. И добавляет, — Очень красивый пейзаж. Хотя у нас в Дагестане тоже есть красивые горы.
Спустя несколько часов российская армия снимается с места — череда броневиков с солдатами переваливает за вершину холма. Останавливается — словно для того, чтобы собраться с силами, и затем возобновляет движение в сторону Тбилиси. Вслед за ними на горизонте появляется бесконечная колонна русских военных автомобилей — грузовики, цистерны, помятый «Ниссан». Российская армия в действии.
Непонятно лишь, куда она направляется. Следующие восемь миль — мимо желтых полей, через туманные горные долины — мы едем впереди колонны, которая продолжает торжественное шествие от Гори к столице. Никто не знает, считать ли это формальной российской оккупацией Грузии или чем-то другим: вероятно, ленивой воскресной прогулкой? Колонна движется вглубь грузинской территории. Войска уже в тридцати милях от Тбилиси. И тут они сворачивают влево. Из машины выскакивает русский солдат. Я спрашиваю, что они собираются делать.
— Нам велено остановиться здесь, — говорит он мне, показывая вниз, на развороченную грязную грунтовую дорогу, ведущую к деревушке Орчосани, что в миле отсюда. — Мы оказались здесь только по одной причине — из-за провокации Саакашвили, — говорит он.
Странный день. Теоретически конфликт между Россией и Грузией должен быть исчерпан: европейские парламентеры во главе с президентом Франции Николя Саркози объявляют о заключении мирного акта. А в реальности я обнаруживаю, что мощная российская военная машина катится по грузинской глубинке. Пара российских грузовиков съезжает в кювет. Один грузовик сломался. Из машины выпрыгивает солдатик с длинным железным прутом в руках и заводит харкающее авто. Откуда он?
— Из Чечни, — говорит тот. — Мы пришли помочь.
Но перепуганные жители Гори и окружающих деревень скажут вам, что это — вопиющая ложь. Беженцы — сельские жители приграничных с Южной Осетией зон — рассказывают о народной армии чеченских и осетинских добровольцев. Эти нерегулярные формирования прибыли вскоре вслед за русскими танками и подразделениями, чтобы присоединиться к оргии мародерства, обстрелов, убийств и изнасилований, говорят очевидцы, добавляя, что эти банды забрали с собой молодых женщин и мужчин.
— Они убили пятнадцатилетнего сына моих соседей. Все в панике бежали, — рассказывает мне Лариса Лазарашвили. — Русские танки вошли в деревню в 11.20. Мы побежали. Бросили все — скот, дома, все пожитки. Ничего не осталось.
— Они убивали, жгли и грабили, — добавляет Ачико Китаришвили из Бербуки. — Они забрали молодежь в заложники и увезли. Это были чеченцы, осетины и казаки. — Он продолжает, — моя деревня находится вне зоны конфликта. Это чистая Грузия.
Вначале в сообщения о зверствах русских верится с трудом. Но среди населения царит неподдельная паника — жители деревень пытаются сбежать в Тбилиси всеми возможными способами. Семейство из восьми человек втискивается в крошечную белую «Ладу», другие едут на тракторах, группа пожилых людей грузится в повозку, запряженную лошадьми. Небо затянуто белым дымом. Череду деревень между Гори и Южной Осетией охватили пожары: горят Тквиави, Каралети, Река, Вариани. Во всей Грузии двести тысяч человек стали беженцами. Нерегулярные формирования забирают машины — под дулом пистолета вышвыривают из-за руля водителей, такая участь постигла нескольких журналистов. Убежавшие говорят, что их предали. Они говорят, Медведев их обманул.
— Я поверил Медведеву, когда тот заявил о мире. Поэтому мы остались дома. Но это оказалось ложью, — говорит мне 62-летняя Ламзира Тушмали. — Не было никакого прекращения огня.
Война 2008 года между Россией и Грузией — весьма странный конфликт. Передавая из Афганистана в ходе развязанной США войны против Талибана в 2001 году, я иногда оставался спать в машине, в морозной пустыне, неподалеку от северной границы. Часто было нечего есть. В Грузии я живу в пятизвездочном отеле «Мариотт» внизу улицы Руставели, неспешной главной улицы Тбилиси.
В отеле есть скоростной интернет, на нижнем этаже — бассейн. По утрам Лика, Коба и я — вместе с фотографом газеты Guardian Шоном Смитом, который прилетел из Лондона, — ездим Гори, теперь оказавшемся в русской блокаде. Вечерами, закончив писать статьи, мы с Шоном гуляем по старому Тбилиси. Центр города — сплошь милые деревянные домики с решетчатыми балконами и садиками, засаженными георгинами и инжиром.
Мы частенько наведываемся в «Шемоихеде Генацвале» — ресторан на мощеной улице Леселидзе. Там подают прекрасные хинкали (мясные пельмени) и хачапури (сырный хлеб). Мы пьем превосходное грузинское вино. Позже, когда конфликт начинает рассасываться, я брожу по Prospero’s Books — английской книжной лавке и кафе. Ее владельца зовут Питер Насмит — это очаровательный англичанин, большой фанат Грузии. Он вручает мне роман 1949 года Timeless, написанный грузинским аристократом Николасом Чкотоа. Насмит переиздал его, обнаружив в книжной лавке в Кэмдене. Это история любви русской царевны и грузинского царевича, действие разворачивается в конце 19 века в далеких горах Кавказа, в Париже, Тбилиси и Давосе.
Российская армия просит журналистов воздержаться от визитов в Гори и поездок в грузинские приграничные деревни к северу от города, примыкающие к Южной Осетии. Мы встречаем все больше беженцев. Когда мимо проходит русский вооруженный конвой, группа прячется в кювете; как только солдаты исчезают из виду, беженцы с криками и плачем поднимаются.
— Повсюду тела погибших. Я видела сотни убитых. Трупы лежат прямо на улицах, — говорит Елене Майсурадзе, пожилая леди 73 лет. — В деревнях Курта, Чала и Эредви — огромное количество трупов.
Елене говорит, она убежала из грузинской деревни Тквиави после того, как в ее дом ворвались две банды вооруженных мужчин.
— Они говорили по-русски. Спросили — где мальчишки и где твоя машина? — вспоминает Елене. — Я не понимаю. Один из них был осетин, он переводил. Я сказала, что машину я продала, и они ушли. Затем пришли другие. Вошли, спросили, где подвал, и открыли огонь. Я плакала. Они говорили — пристрелите ее. Моя соседка — русская, она сказала — не надо ее убивать. Они выстрелили в пол и сказали — на хер Саакашвили.
И лишь спустя три дня новости о зверствах захватчиков просачиваются в прессу — все это время Елене и другие выжившие идут в Гори пешком. Группа передвигается в ночи и питается персиками, яблоками и сливами, одна старушка — Матика Эльбакидзе, 93 года — умирает в дороге.
Еще один беженец — Нугзари Яшавили — рассказывает, как возвращался назад, домой, в Тквиави. Он прятался в полях. В пятидесяти метрах от себя он увидел, как группа странных вооруженных людей подошла к его соседу — Геле Чикладзе.
— Они подошли к Геле, развернули его за плечо и перерезали ему горло, — говорит Нугзари. — Их было пятеро. Они приехали на джипе из Южной Осетии. Ходят по деревням, от дома к дому.
Нугзари — 65 лет, он говорит, что скрывался в кукурузном поле. Он видел, как чеченские и осетинские нерегулярные части вынесли и забрали его мебель и генератор. Внизу дороги они застрелили его двоюродного брата. Я прошу Нугзари, чтобы тот изложило все на бумаге. Он пишет имена, возраста, адреса. Другие беженцы — независимо от него — описывают такую же мрачную картину.
Понятно, что отряд убийц прибыл со стороны контролируемого Россией Цхинвали, что в нескольких милях отсюда. При очевидной поддержке российской армией нерегулярные формирования провели кампанию этнической зачистки — они убивали мальчиков-подростков, угоняли автомобили, мародерствовали, а затем жгли грузинские дома. Несмотря на заявление Москвы о прекращении войны с Грузией, спонсируемые российской стороной карательные отряды по собственной инициативе мстят грузинам, живущим по обе стороны границы Южной Осетии.
Российская армия, которая контролирует данную зону, смотрит на резню сквозь пальцы. Нам не разрешают провести собственное расследование. Мы оказались в ловушке у Гори — дорогу нам преградили российские танки. Какое-то время мы просто сидим. Один танк с грохотом сминает несколько маленьких елей, другие оставляют спиральные следы на сером бетоне дороги. Серый дым струится над разрушенной грузинской военной базой, что в близлежащих горах. Каждые несколько минут слышны рокочущие взрывы, в воздухе пахнет кордитом.
Несмотря на прекращение огня, ситуация остается нестабильной и опасной. Без предупреждения белый внедорожник «Нива» проносится мимо русского блокпоста со стороны Цхинвали. Останавливается прямо перед нами. Из машины выскакивает южноосетинский командир, он пьян, зол и явно на взводе при виде такого количества иностранных съемочных групп. Очевидно, что мы для него — враги. В той же машине сидит солдат — он размахивает пистолетом и кричит нам, чтобы мы убирались прочь. Начинает стрелять в бетон. Русские ничего не предпринимают. Мы бежим к машине.
И лишь спустя два дня нам наконец удается добраться до Тквиави. Мы огибаем гору, чтобы вернуться в Гори, проезжаем два русских дорожных поста. На главной площади Гори мы наталкиваемся на Александра Ломайя, секретаря совета национальной безопасности Грузии — он во главе гуманитарного конвоя. Мы следуем за ним. Направляемся на север от города. Российские солдаты прогоняют нас еще через несколько блокпостов. Масштабы этнической чистки в районе десяти миль к северу от Гори вскоре становятся ясны. Многие дома вдоль дорог сожжены и разграблены. Позже в своих заметках я обнаружу ссылку на «обуглившиеся балюстрады». С балкона свисает коричневый плюшевый медведь. Местных жителей тут осталось немного.
В селе Карби Джемаль Сагинашвили, семидесятидвухлетний грузин, показывает мне след от российской кассетной бомбы в своем яблоневом и сливовом саду. Деревья скорчились и почернели, остатки бомбы валяются в грязной луже. Крыша его дома продавлена, на стенах соседского дома — следы шрапнели.
— Моей родственнице Додо в легкие попал огромный кусок металла. Мы смогли вызвать скорую, ее отвезли в больницу, но она все равно умерла, — рассказывает он.
В Тквиави разрушений еще больше. Местные говорят, что «чеченцы или казаки» — неясно, кто именно –12 августа убили одного из жителей, Шамили Окропиридзе. Дом Шамили стоит на углу главной дороги, идущей через деревню; он услышал грохот приближающихся танков и выглянул на улицу — как раз в тот момент, когда мимо шествовали русские вооруженные части. И его застрелили.
— Тело неделю лежало на улице. Оно все почернело. Мы хотели похоронить его, но русские не давали, — говорит мне его сосед Рузвельт Метревели.
На его воротах я обнаруживаю следы крови. Повсюду стоит запах смерти. На веранде нахожу тапочки Шамили. Его дом не заперт. На кухне — аккуратно сложенные тарелки. На столе лежит фотоальбом, черно-белые фото Шамили, вот он — подтянутый молодой человек, отдыхает на побережье советского Черного моря. Вооруженный взломщик вторгся в его спальню и сделал единственный аккуратный выстрел через внутреннее окно.
Я смотрю на фотографии родителей Шамили, что висят в гостиной. Нахожу его сумку — он был готов покинуть дом. На стене рядом с грузинским флагом висит портрет Сталина. Шамили жил один, позже выясняется, что его дочь — в Тбилиси. Днем ранее русские солдаты похоронили его в саду под виноградником. Рузвельт говорит, что в эти дни ему удалось выжить, так как он прятался в полях, обманув южноосетинских и чеченских военных.
Другие деревни к северу от Гори постигла та же участь. Мы едем дальше в долину — она по-прежнему прекрасна и плодородна — вдоль трассы растут дикие персиковые деревья, высокие платаны. Вокруг — все новые признаки разрушений: разграбленные заправки, вздернутая туша коровы, перевернутые тракторы. На перекрестке у Тирдзниси валяются жалкие остатки микроавтобуса, на который напала банда южноосетинских карателей. Микроавтобус лежит на боку, вокруг разбросана чья-то обувь, битые стекла, паспорта.
Медики из нашего конвоя решают обследовать машину, но вонь стоит невыносимая, и они отходят в сторону.
— Этот автобус ехал в Тбилиси. Осетины остановили его и забрали часть пассажиров в заложники. Прочие сбежали, — говорит Тариэль Гулисашвили. — Пятеро из этого автобуса пропали без вести. Мы не знаем, что с ними.
Люди говорят, что грузинская деревня Эредви полностью разрушена огнем. Такая месть понятна — в конце концов, южноосетинское гражданское население тоже погибло после атак грузинской армии.
Но кое-что выглядит не просто как месть: это систематические попытки вынудить грузин покинуть те места, где они жили столетиями, и создать новую моноэтническую карту. В Брюсселе Сергей Лавров, министр иностранных дел России, уверяет весь мир в том, что Москва отводит войска из оккупированной Грузии. Однако по дороге домой я вижу, как русские солдаты веселятся и купаются в ручье Патара Лиахви, их палатки цвета хаки расставлены на поросшем ивами сверкающем берегу. Кажется, они не собираются никуда уходить.
На следующий день мы минуем Гори и направляемся в горы, в город Ахалгори — этот сонный район был под контролем грузинского правительства. Здесь смешанное население, ранее тут в мире сосуществовали и грузины, и осетины, и армяне, и странные русские. В предыдущий вечер, однако, южноосетинские формирования вторглись в Ахалгори вслед за русскими военными. К моменту нашего приезда грузинское население уже успевает покинуть город. Грузинская администрация Ахалгори тоже в полном составе улетает в Тбилиси, что всего лишь в 25 милях отсюда.
Командующий говорит нам, что теперь город полностью перешел под контроль Южной Осетии. Он был освобожден, заявляет он.
— Он станет частью независимой территории в составе Российской Федерации. — Вокруг столпились его боевые товарищи, вооруженные Калашниковыми. Он поясняет, как будет выглядеть новая карта Грузии. — Раньше это была наша территория. И она наша. И будет нашей, — говорит капитан, обводя рукой земли вокруг Ахалгори.
Солдаты капитана захватили двухэтажное здание полиции города, теперь над ним развевается осетинский флаг, один из солдат волочит по земле флаг Грузии, который только что сняли с крыши. Русские солдаты сидят на броневике. Они расслаблены, пребывают в хорошем настроении, соглашаются прокатить нас с Шоном. Один шутит:
— Поехали прямо в Лондон! Виза нам не нужна.
Захват Ахалгори имеет решающее значение. Кажется, это и есть часть плана Кремля по перечерчиванию карты Грузии — от страны останется маленький огузок, а сепаратистские территории увеличатся. До войны южноосетинские повстанцы контролировали маленький город Цхинвали и ряд деревень. Теперь же Москва заново навязывает старые, более широкие границы Южной Осетии, что были приняты во времена, когда территория считалась автономной зоной (областью) в составе Грузинской Советской Социалистической республики. Тогда Ахалгори назывался Ленингори.
В центре города я натыкаюсь на патруль из вооруженных южноосетинских подростков — те разъезжают по пыльным улицам. У каждого на руке — белая повязка, символизирующая их новые обязанности: миротворческий долг. Большая часть населения Ахалгори — где жило десять тысяч — покинуло город. Немногие — в основном этнические осетины и старики — решились остаться.
Я спрашиваю командующего, зачем эти подразделения проводили этнические чистки грузинских деревень между Южной Осетией и Гори.
— Да, мы проводили операции зачистки, — говорит он, используя русское слово «чистить». — Мы искали боевиков. — И продолжает. — Почему вы, журналисты, не сообщаете о гражданском населении, которое погибло от атак грузин в Цхинвали? Там лежат тела грузинских солдат — вот уже неделю. А их правительству на это наплевать.
Ожесточенная война между Грузией и Россией перетекает с поля боя в публичные баталии, а затем — в международные расследования: кого винить и какая из сторон говорит правду? Русские обвиняют иностранных журналистов в прогрузинской предвзятости.
А в Москве прокремлевские медиа представляют собственную версию войны. Опустив, разумеется, ряд определенных деталей. Не сообщив ничего об осетинских формированиях, которые несли смерть, расчищая себе путь через грузинские деревни. И действительно — обычные телезрители России понятия не имеют, что там происходит. Вместо этого журналисты рассказывают исключительно о страданиях жителей Южной Осетии. Кремль — проявив поразительную медлительность и не сообщив публике ничего такого в ранние дни конфликта, по-прежнему полагающийся на грубые советские методы, — разворачивает серию яростных выступлений против иностранных журналистов. Утверждает, что западные репортеры, освещающие конфликт, в действительности являются агентами ЦРУ.
Кремль, без сомнения, имеет собственную версию происходящего: права человека были нарушены с обеих сторон. Несколько десятков мирных граждан погибли в ходе безрассудного выступления грузинских военных в Цхинвали, а с ними — двенадцать русских солдат и южноосетинские полицейские. Город, включая старый еврейский квартал, лежит в руинах. Но Москва беззастенчиво преувеличивает количество жертв — Путин заявляет о том, что погибло около 2000 невинных граждан. Реальные цифры — гораздо меньше. (Европейский комиссар по правам человека Томас Хаммарберг насчитывает 133 жертвы со стороны Южной Осетии, 413 — со стороны Грузии).
Кремль также налагает на журналистов запреты в духе советских времен. Репортеров держат вдалеке от этнических грузинских деревень, внутри захваченной повстанцами Южной Осетии, сожженной в первые дни конфликта. Американские и британские корреспонденты лишены возможности безнадзорно путешествовать по Южной Осетии, вместо этого кремлевские представители возят их каждый день из Владикавказа — города в российской Северной Осетии — в Цхинвали, это три часа тряски в микроавтобусе «Хендай».
Грузины проиграли войну на земле и — как пошутил один из журналистов, «укрепили репутацию «итальянцев на Кавказе»: они ценят поэзию, песни, любят жить в свое удовольствие, в отличие от своих злобных чеченских собратьев. Но в текущей медиийной битве Грузия побеждает. Саакашвили постоянно показывает CNN. Он принимает Дэвида Кэмерона, Кондолизу Райс, Дэвида Милибэнда и Ангелу Меркель, а также лидеров Польши и стран Балтии.
Грузинские медиа оказались более проворны — ежечасно они шлют новостные обновления. Со всей ответственностью правительство Грузии позволяет иностранным журналистам свободно перемещаться по стране — даже с риском быть застреленными. Помогает с транспортом — группы журналистов летят на вертолете к душному порту Поти, что был спешно оккупирован и разгромлен русскими войсками.
Я стану участником одной из таких поездок. Мы летим на бреющем над полями и горами к субтропическому побережью Черного моря. 8 августа русские разбомбили морскую базу, погибло пять человек. Утонули три грузинских катера из береговой охраны. Башенка одного из ушедших под воду судов торчит над бирюзовыми водами, еще одна лодка береговой охраны накренилась и была потоплена. Российские солдаты успели как следует обшарить главное здание порта, выбили двери и перевернули кабинеты вверх дном.
Один из солдат написал на белой стене: «Грузинские суки, сдохните, пидорасы хуевы».
— Было 23 броневика. Они забрали все, что тут было ценного, — рассказывает Резо Манагадзе, работник порта. В разгромленном медпункте я нахожу портрет Михаила Саакашвили. Кто-то из российских солдат растоптал его ногами. И написал на портрете единственное слово: «Хуй».
Российская сторона отчаянно пытается опровергнуть оскорбительные грузинские заявления. Кремль даже отправляет в Южную Осетию журналистов, базирующихся в Тбилиси. Цель экскурсии — прослушивание концерта в честь победы под управлением российского маэстро и главного дирижера Лондонского симфонического оркестра Валерия Гергиева. Гергиев сам родился в Северной Осетии, он — ярый сторонник Кремля.
Похоже, это отличная возможность съездить в Цхинвали. Забившись в переполненный русский военный грузовик, мы едем мимо выжженных деревень, что к северу от Гори. Останавливаемся в Каралети. Несколько домов вдоль главной дороги разбомблены, какая-то брошенная «Лада» валяется в кювете, местная школа разграблена. Днем ранее я опрашивал местных жителей. Они все красочно обрисовали одну и ту же картину: 12 августа осетинские части ворвались в деревни — они жгли дома, забирали имущество и похищали людей.
Однако Саша, наш англоговорящий кремлевский гид, предлагает иное объяснение.
— Дом жителей сожгли особые грузинские формирования, — заявляет он огромной группе иностранных репортеров, некоторые из них оказались в районе впервые.
Я возражаю.
— Я был здесь вчера. Все, с кем я говорил, сказали, что дома подожгли именно южноосетинские банды. Зачем грузинским бойцам поджигать грузинские дома в глухих деревнях Грузии?
Саша меняется в лице. Он определенно не привык к возражениям.
— Дома сгорели из-за протечек газа или короткого замыкания, — запальчиво отвечает он. Затем поворачивается к седому российскому полковнику и — тихо переговариваясь по-русски — приказывает ему увести меня подальше от грузовика.
Я протестую.
— Вы не можете взять и оставить меня здесь. Тут незаселенная земля. У меня нет транспорта. И ситуация небезопасная.
Саша злорадно улыбается.
— Конечно же, мы вас не бросим.
Мне разрешают остаться. Но он отказывается отвечать на мои дальнейшие вопросы. Мы едем дальше.
В Цхинвали, у разрушенного памятника какому-то теперь обезглавленному осетинскому поэту, я встречаю своего коллегу Тома Парфитта. Встреча наша коротка: мы лишь успеваем изложить друг другу бессистемные данные, полученные у обеих сторон конфликта. Том говорит, что во время поездки из Владикавказа на территории поддерживаемой Москвой Южной Осетии он насчитал 270 сгоревших грузинских домов.
Неподалеку перед толпой выступает президент Южной Осетии Эдуард Кокойты, сторонник повстанцев и бывший борец. Он обращается к России с призывом признать независимость Южной Осетии — и Медведев, памятуя о прецеденте с Косово, именно так и поступает. Концерт проходит в разрушенном здании парламента Южной Осетии. Под управлением Гергиева исполняют Ленинградскую симфонию Шостаковича № 7 — она служит вечным напоминанием о героической борьбе русских против нацисткой Германии во времена Второй мировой войны.
Несколько грузинских узников — некоторые были похищены бойцами Южной Осетии — сморят представление из-за решетки. Я диктую репортаж в Лондон. Мои попытки передать сюрреалистический образ происходящего и триумфальные военные настроения смазаны. Я описываю «солдат, сидящих на броневиках, окруженных колючей проволокой». Секретарь на том конце потрескивающей линии, вдалеке от Кавказских гор, не расслышал. Когда на следующий день статья выходит в Guardian, оказывается, что солдаты и впрямь сидят на танках. Но окружены они почему-то резервуарами.
По возвращении в Москву обнаруживается, что официальная политика в отношении западных журналистов — это недовольство и месть. Кремль обвиняет иностранные медиа в неверном понимании сути этой войны. Российское телевидение рисует Саакашвили военным преступником и безумцем, жующим галстуки. Русской публике втолковали, что это США санкционировало нападение Саакашвили на Южную Осетию.
Такая промывка мозгов выглядит топорно, но работает вполне эффективно. Большинство выступает с поддержкой действий российского правительства. Моя квартирная хозяйка Ольга заявляет, что грузинский лидер психически ненормален. Все, кроме горстки отважных либеральных комментаторов, повторяют, как попугаи, рассказы Кремля о том, что вторжение в Грузию было спонтанной гуманитарной миссией по спасению жизней мирного населения и российских граждан. Альтернативный взгляд — что это была карательная акция с целью унизить Саакашвили и преподать Грузии кровавый урок по геополитике — практически не принимается.
Во вторник, 25 ноября 2008 года, я встречаюсь с Борисом Шардаковым, чиновником из департамента по работе с прессой российского МИДа. Я приезжаю забрать мою журналистскую аккредитацию на 2009 год, которая даст мне право пребывать и работать на территории России. Шардаков — «куратор», ответственный за визы и аккредитации для британской прессы. Он — фигура среднего масштаба: ему под шестьдесят, он носит очки в стальной оправе и седые усы. Год назад мы уже встречались, и я не заметил в нем какого-то особого шарма.
Шардаков встречает меня внизу, в маленьком лобби департамента по работе с прессой. Он в ярости. Он держит статью, которую днем ранее я писал о Михаиле Бекетове — русском журналисте, что был жестоко избит неизвестными и брошен умирать у собственного дома. Бекетов получил повреждения мозга, потерял правую ногу и четыре пальца. Он — редактор местной газеты московского пригорода Химки. Газета публиковала критические статьи по поводу решения о строительстве автотрассы между Москвой и Санкт-Петербургом, которая должна пролегать прямо через Химкинский лес. Главный подозреваемый в избиении Бекетова — мэр Химок, ветеран советской войны в Афганистане. Моя статья объясняет подоплеку дела и цитирует другого химкинского журналиста — которого тоже избили. Он отмечает: «Быть журналистом в России — это самоубийство».
Шардаков с презрением швыряет мне под нос новую аккредитацию. Он явно вне себя от злости после огласки истории Бекетова. Он обращается ко мне по-русски на ты — обычно такое обращение используется по отношению к друзьям, любовникам, детям и домашним питомцам. И он оскорбляет меня вполне осознанно.
— Зачем тебе надо оставаться в стране? — начинает он. — А твоя семья не боится, что, если ты останешься здесь, будут нежелательные последствия?
Это что, угроза? Похоже на то. Я предлагаю Шардакову присесть и поговорить. Мы усаживаемся в на кожаный диван приемной.
— Борис, вы прекрасно знаете, что я лишь описываю ту ситуацию, в которой оказались некоторые российские журналисты. Бекетов — не первый, кто пострадал от нападения.
— Это дело расследует полиция.
— Я понимаю. Но в России такие расследования, как правило, ни к чему не приводят.
(И это правда. Спустя три года нападавших на Бекетова так и не найдут — а мэр Химок даже подаст на журналиста в суд за клевету. Ответчик же останется прикованным к инвалидному креслу, неспособный говорить).
Но Шардаков не успокаивается. Он говорит, что российское правительство недовольно моими репортажами, что русское посольство в Лондоне активно меня не любит и что лучший выход для меня — собрать вещички и уехать из Москвы. Он заявляет, что мои статьи сеют смуту среди юных россиян — иными словами, заставляют их сомневаться в действиях государства.
— Разве твою жену не беспокоит тот факт, что ты можешь попасть в серьезную передрягу? — повторяет он. Затем меняет тему и обращается к войне в Грузии. — Ты все наврал! — кричит он. — В Грузии было двести британских журналистов! И все вы обманщики.
Я отвечаю:
— Борис, но вас там не было. У нас в Guardian представлены самые разные мнения касательно причин этой войны. Я вел репортажи с грузинской стороны, а мой коллега Том Парфитт передавал из Южной Осетии, и мы вдвоем попытались нарисовать объективную картину. Я писал о том, что видел своими глазами. Что, возможно, не состыкуется с тем, что показали по российскому телевидению.
Мое последнее заявление немного отрезвляет Шардакова. Но наш разговор, тем не менее, весьма неприятен. Манера Шардакова — запугивание, его тон — сардонический. И, похоже, он сознательно пытается выбить меня из равновесия. Интересно, это исключительно инициатива самого Шардакова или же он следует указаниям сверху?
В лучших традициях КГБ при расставании Шардаков напоминает еще раз, на случай если я вдруг не понял намека:
— Ты не боишься, что с тобой что-то случится?
Мне неприятен этот инцидент с Шардаковым. Но других «врагов» России ждет гораздо более печальная судьба.
ГЛАВА 6. Смерть на снегу
Белые палаты, Пречистенка, 1, центр Москвы
19 января 2009 года
Люди порой платят жизнью за то, что открыто и громко говорят то, что думают.
Анна Политковская
Подводя горькие итоги российско-грузинской войны, ФСБ возобновляет кампанию против нас. Осенью 2008 года с удвоенной враждебностью и наглостью продолжаются вторжения в наше жилище — теперь мы живем в дачном домике на Соколе, на северо-западе Москвы.
В 2007 году я решил фиксировать все действия ФСБ: в числе их оборванные телефонные звонки, пропавшие электронные письма и как минимум два визита в нашу квартиру на Войковской. Я бегло набросал план своего интервью с майором Кузьминым в Лефортово. Включил в него нарисованный карандашом эскиз окутанного торчащей колючей проволокой здания ФСБ с одиноким деревцем во внутреннем дворе. Я, конечно, не Леонардо да Винчи. И эти заметки — лишь aide memoire, которые помогут мне описать мой опыт пребывания в Лефортово. В какой-то момент мои записи исчезли из офиса. Впрочем, невелика была потеря. Хотя для ФСБ они, вероятно, — очередное доказательство факта моего шпионажа и моих враждебных намерений. Как и то, что я использовал скоропись — этому я научился, когда начинал свою репортерскую карьеру в английском прибрежном городе Хастингсе.
Возможно, ФСБ — это новая аристократия России, заполучившая власть целиком в свои руки. Но интересно, сумеют ли они расшифровать мои невнятные кружочки и черточки из Pitman2000?
Я начинаю вести новые записи. На этот раз я фиксирую все случаи преследования ФСБ на оборотной странице своей голубой медицинской карты. Вскоре на листе не остается свободного места. Это карта частной медицинской российской клиники, что расположена напротив моего московского офиса. Именно там меня лечат от двусторонней пневмонии. Впрочем, заболел я по собственной вине — после того, как поплавал в январе в замерзшем озере около московского острова Серебряный бор.
В России на Крещение православные купаются в проруби. Я присоединялся к ним каждую зиму, если был в Москве — даже в 2010 году, когда температура упала до минус двадцати. Опыт, конечно, экстремальный — погружаясь под воду, чувствуешь, что в голове происходит нечто вроде атомного взрыва. Но и Москва сама по себе — экстремальное местечко.
Мы уезжаем в Берлин и пробудем там со среды, 20 октября, до воскресенья, 2 ноября 2008 года. Такси медленно тащится из аэропорта — идет дождь, на дорогах пробки. Я решил поболтать с водителем — он из Узбекистана. Мы подъезжаем к дому и сразу замечаем нечто странное: верхняя правая створка окна в нашей спальне распахнута. И это видно с улицы — и кроме нас, ни один человек, посмотрев на опутанный вьюнами, окруженный штакетником домик с красной крышей, не поймет, что тут не так. Это окно — нечто типа семафора, понимаю я. Это послание — для меня. Оно гласит: «Мы вернулись».
Перед отъездом в Германию я надежно запер все окна. До верхнего окна можно добраться, только зайдя дом; а чтобы открыть внешние окна, надо подняться на второй этаж, убрать задвижки и открыть два внутренних окошка, выходящие на улицу. Итого четыре задвижки. Значит, к нам кто-то пожаловал. Внутри дома пикает охранная система. На следующий день мы вызываем мастера. Он, пораженный, сообщает нам, что из всех устройств системы сигнализации вынули батарейки — все четырнадцать штук.
— В жизни ничего подобного не видел, — говорит он. Идет за батарейками. Сложно не восхититься дотошностью взломщиков из ФСБ. Парни — настоящие профессионалы.
В понедельник, 8 декабря, незваные гости возвращаются. Я — на работе, дети — в школе, жена вместе с группой прогуливается по старой Москве, исследуя улочки города. Только-только выпал первый снег, температура упала ниже нуля. На этот раз мы обнаруживаем, что бойлер с газовым подогревом, который отапливает коттедж, попросту отключили, белый провод выдрали, и теперь в доме дьявольски холодно.
Но худшее еще впереди — как-то в ночи раздается странный тревожный звук — арпеджо из перезвонов. Просыпаются все. Я иду выяснить, в чем дело. Два часа ночи. Кажется, звук раздается из комода, стоящего под лестницей. Заглядываю внутрь. Ничего не вижу. Возвращаюсь в постель. В конце концов загадочный писк «шарманки» затихает. В четыре утра возобновляется. Затем в шесть. Нелегкая тогда выдалась ночка.
Мой отец Джон Хардинг — наш регулярный гость в России, и он тоже не может заснуть. После завтрака, по пути к метро, пробираясь через жилые районы Сокола, детские площадки, мы обмениваемся мнениями, и у нас происходит очень серьезный и важный разговор. Мы приходим к выводу, что тактика ФСБ — это устрашение. И они терпеливы — это пугает еще больше. Цель вторжений — вымотать жертву, сломать нас, раздавить, разрушить нашу частную семейную жизнь.
Это не пытка в общепринятом смысле. Никто не загоняет мне гвозди под ногти и не бьет электрошоком. Это нечто более хитроумное, более сопоставимое с режимом, который печется о своей международной репутации, это такая форма идеального психологического террора — ибо он невидим и абсолютно недоказуем. Если угодно, это умная пытка. Или — мягкая пытка.
Ясно, что цель ведомства — вынудить меня покинуть Россию. Но что если я отказываюсь понимать такие намеки? Отец согласен с тем, что об этом стоит сообщить редактору Guardian Алану Расбриджеру. Он должен знать, что в моем случае преследование со стороны государства постепенно набирает обороты. Впрочем, на публике мы ведем себя так, как будто ничего не происходит. (Скорее всего, любые проявления паники с нашей стороны ФСБ будет интерпретировать как успех операции). Однако я постоянно думаю о том, сколько еще мне придется играть с ФСБ в эти игры разума.
Все чаще и чаще я работаю из дома, я оказался в осаде. Однажды утром замечаю, как некий молодой человек шныряет по нашему саду. Затем вижу автомобиль БМВ с тонированными стеклами, который целенаправленно паркуется аккурат напротив нашего дома. 19 декабря 2008 года ФСБ вламывается в квартиру ассистентки редактора Guardian. Она живет одна, ей 41 год, она не замужем. Она приходит домой и видит, что ее берет валяется ровно посередине гостиной, на полу. (Когда в то утро она уходила на работу, берет привычно висел в прихожей на вешалке).
Об инциденте она рассказывает матери. Мать ей не верит. Я пытаюсь объяснить ситуацию и убедить ее в том, что она не сошла с ума. Моя помощница напугана, расстроена, она плачет. В течение нескольких месяцев после этого происшествия она пребывает в депрессии. Увольняется. Обрывает все контакты с Guardian. И больше мы с ней никогда не пересечемся.
Все продолжается в том же духе. В большинстве случаев ФСБ заявляет о своем присутствии уже знакомыми методами. 20 января 2009 года я прихожу на работу и обнаруживаю, что двойной замок на передней двери с трудом поддается. Захожу в комнату. На экране моего ноутбука была заставка — фотография Фиби и детей на фоне прекрасных заснеженных вершин Кавказа, я сделал это фото во время нашей поездки по Грузии, после бодрой прогулки у горы Казбек. Дети вспотели и раскраснелись.
Но кто-то решил убрать эту заставку. Фото семьи исчезло. Экран заблокирован. Человек, который стер фотографию, заодно протер и клавиатуру. Грязи и пыли не осталось. Какое-то время после этого ноутбук бьет слабыми электрическими разрядами. 3 февраля 2009 года я отправляю электронное письмо в посольство Британии. Оно возвращается в мой почтовый ящик со словами NULL, напечатанными большими зловещими буквами. В 2.45 звонит телефон. Кто-то бросает трубку.
К тому моменту мне кажется, что вездесущие русские спецслужбы готовы продолжать свою кампанию до тех пор, пока я наконец не пойму намек и не уеду из Москвы. Эти странные вторжения сопровождаются своеобразными пошлыми шутками. Однажды я нахожу у кровати дешевую потрепанную книгу на русском. Эта книга не принадлежит ни мне, ни моей жене. Я беру книгу с прикроватного столика. С любопытством ее изучаю. Она называется «Любовь, свобода, одиночество — новый взгляд на отношения».
Ее автор — Ошо, один из последних мистиков Индии, секс-гуру и фанат Роллс-ройсов, более известный своим поклонникам под именем Бхагван Шри Раджнеш. Я не знаком с работами Ошо. Но кто-то решил помочь мне и оставил закладку на странице 110. Я читаю: «Истинный оргазм наступает, когда внутренний мужчина и внутренняя женщина сливаются воедино».
Значит, ФСБ решило оставить у моей кровати учебник по сексу. Что они хотели этим сказать? Что за мной наблюдают даже в постели и полагают, что с их помощью я справлюсь лучше? Я оставляю книгу. Это превращается в забавную тему для обсуждений на званых обедах — что делает еще более пикантным тот факт, что наша гостиная нашпигована жучками, и ФСБ слышит, как мы хохочем над этим странным, отталкивающим подарком.
ПОЗДНЕЕ Я ОБНАРУЖУ, ЧТО ОСТАВЛЯТЬ ПОРНОГРАФИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ В СПАЛЬНЕ ЖЕРТВЫ — ЭТО ОДНА ИЗ НАИБОЛЕЕ НЕОБЫЧНЫХ ТАКТИК КГБ, КОТОРАЯ ДОВОЛЬНО ЧАСТО ИСПОЛЬЗОВАЛАСЬ ВО ВРЕМЕНА ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ.
Современные шпионы Путина по-прежнему обращаются к ней — или взяли ее на вооружение из старых учебников КГБ. Определенно они не могли придумать ничего более оригинального. Это не контрразведка. Это какая-то «Кама Сутра».
***
В понедельник, 19 января 2009 года, адвокат Станислав Маркелов выходит на улицу Пречистенка. Впереди — златоглавый храм Христа Спасителя, разрушенный Сталиным и восстановленный Ельциным и мэром Юрием Лужковым. За ним возвышается Кремль — охровые башни и стены.
Маркелов — адвокат, специализирующийся на защите прав человека, друг погибшей журналистки Анны Политковской. Он направляется к метро. Он только что дал пресс-конференцию, где заявил о протесте против досрочного освобождения военного офицера, осужденного за изнасилование и убийство. Рядом с ним идет журналистка Анастасия Бабурова. Ей двадцать пять лет, и она — внештатный сотрудник ведущей оппозиционной «Новой газеты». На тротуарах лежит пушистый снег.
Маркелов так и не дойдет до метро. Никем не замеченный юнец в лыжной маске последует за ним от самого выхода из маленького московского независимого пресс-центра. У белого дворца — исторического московского здания, которое почему-то не тронули застройщики — убийца вплотную приблизится к Маркелову сзади. И выстрелит в затылок. Дважды. Как говорит следствие, Бабурова попытается схватить бандита при попытке ретироваться. И тоже получит выстрел в голову. Бабурова останется лежать на тротуаре без сознания, тяжело раненная, Маркелов умрет на месте. Ему было тридцать четыре года.
К моменту моего прибытия на место преступления — около пяти вечера — тело Маркелова уже успеют убрать, полиция устанавливает на тротуаре временный кордон. Багряные брызги крови все еще видны на снегу. Информации очень мало. Маркелова убили у Белых палат — строения семнадцатого века с толстыми стенами, маленькими окошками и сводчатыми залами в стиле раннего барокко. Адрес строения — Пречистенка, 1. Здание закрыто. Охранники соседнего офиса ничего не видели. Ничего не видела и женщина из старой аптеки, что расположена напротив — она говорит, что сразу же после стрельбы зашел покупатель и что она вызвала скорую. А киллер не оставил никаких следов.
Толку от этого всего — никакого, и я начинаю обращать внимание на детали, не имеющие отношения к происшествию. Неподалеку от сцены убийства снегом стоит запорошенный снегом памятник Фридриху Энгельсу, установленный в семидесятых. Анархист из дворянских слоев — Петр Кропоткин — родился в доме неподалеку отсюда, что расположен в переулке. Маркелов, как я узнаю позднее, интересовался работами Кропоткина и его коллеги, радикального философа Михаила Бакунина. Интересно, что бы сделал Кропоткин с этими разросшимися модными пекарнями и кафе, которые обслуживают холеных жителей Пречистенки.
Не найдя ничего интересного, я возвращаюсь в офис. Бабурова — единственный оставшийся свидетель — не сможет дать описания убийцы, в тот же вечер она умрет в больнице. И, как и во всех случаях, когда в России от пуль погибают адвокаты, оппозиционные журналисты и другие критики Кремля, полиция, которая при прочих обстоятельствах не сводит глаз с обычных граждан, теперь загадочным образом отсутствует.
В тот вечер я пишу отчет в Guardian — и решаю подсчитать, сколько правозащитников погибло с того момента, как Путин оказался у власти. Список получается длинным. Я начинаю с тех, что были связаны с «Новой газетой», — это издание — вечный источник раздражения Путина и его окружения.
С 2000 года были убиты четыре журналиста. Самая известная из них — Политковская, специальный корреспондент «Новой» (ее застрелили на выходе из лифта у ее московской квартиры в октябре 2006 года). Юрий Щекочихин (загадочным образом отравленный в июле 2003 года) и Игорь Домников (забитый до смерти молотком у своей квартиры в июле 2000 года). Маркелов и Бабурова стали жертвами номер три и четыре. За ними следует Литвиненко, отравленный в Лондоне через месяц после смерти Политковской. В число других жертв войдет Магомед Евлоев, журналист и основатель оппозиционного вебсайта в кавказской республике Ингушетии — его застрелят во время задержания полицией в 2008 году. Список будет дополнен.
Убийства противников Кремля — журналистов, адвокатов и критиков российских спецслужб — имеют один и тот же почерк. Во всех случаях люди, вызывающие недовольство государства, погибли, и их гибель стала прямым следствием их профессиональной деятельности. Друзья и коллеги погибших не сомневаются в том, что убийства имели под собой политическую подоплеку и осуществлялись или непосредственно представителями российского государства, или силами его союзников. Однако чиновники обвиняют в убийствах врагов Кремля. Заявляют, что преступления совершались с целью очернения имиджа России на международной сцене. Такой аргумент выглядит все более и более нелепо по мере того, как растет число трупов.
Потрясенный событиями этого дня, я звоню друзьям Маркелова.
— Мы не знаем,кто его убил. Но мы знаем, что его убили за то, что он делал свою работу, в этом нет ни тени сомнения, — говорит Татьяна Локшина из московского представительства Human Rights Watch. И добавляет, — Стас (Маркелов) был одним из тех, кто готов рисковать жизнью ради идеи. Он был веселым, неподражаемым, иной раз невыносимым. Он был коллегой и другом. Вечно шутил, рассказывал анекдоты, в том числе и весьма пошлые. Не могу поверить, что его больше нет.
Людмила Алексеева, советский диссидент и глава московской Хельсинкской группы, говорит, что не находит слов:
— Убийство такого человека — это позор нашей страны.
Я решаю проверить, сделал ли Кремль какие-либо заявления, осуждающие убийство Маркелова. Но Путин и Медведев хранят молчание. Государственное телевидение последовательно игнорирует эту смерть. Это пренебрежительное отношение напоминает высказывание Путина спустя три дня после смерти Политковской — он отзывался о ней как о «крайне незначительной фигуре, хорошо известной только на Западе».
Как оказалось, Маркелов, как и другие российские защитники прав человека, был ярким, веселым и проказливым человеком. Его жизнь была полна парадоксов: он обожал караоке, но пел отвратительно, он был любящим отцом двоих детей, но зачастую надолго отлучался из дома — ездил в анархические летние лагеря в усадьбе Бакунина; он пил водку, но был вегетарианцем. Как адвокат он прославился благодаря серии известных дел, касающихся противников Кремля, — он защищал антифашистов, оппозиционных журналистов и жертв бесчеловечных московских войн в Чечне.
Как и другим членам тесной российской богемы оппозиционных журналистов и активистов, занимающихся правами человека, Маркелову регулярно угрожали расправой. На это он реагировал мрачными шутками.
— Типичный разговор у нас был такой: «Ты уже написал завещание?», — говорит Локшина. — За этим следовал ответ: «Нет, я тоже не написал».
В длинной статье для Guardian я пишу о том, что убийство Маркелова вызвало резонанс далеко за пределами его собственной страны и что в своем бесстыдстве оно схоже с убийством Политковской — еще одного отважного критика Кремля. Все это произошло на фоне официально санкционированного преследования и травли российских организаций по защите прав человека — фактически всех, кто отважился оспорить монополию Кремля на власть.
Как я узнаю позднее, ФСБ обвинит правительство США в финансировании терроризма путем поддержки действий негосударственных организаций, работающих на Кавказе. Ведомство предупреждает Вашингтон, что невыполнение требования о прекращении «некомпетентных» действий приведет к отказу в выдаче виз гражданам США. Следует полагать, что кремлевские операции с НКО зиждутся на паранойе — оранжевую революцию в России надо предотвратить любой ценой. Однако Алексеева говорит мне, что гонимые правозащитники не заинтересованы в свержении режима. И они не являются шпионами США. Они просто хотят, чтобы российское правительство соблюдало права человека и уважало человеческое достоинство.
В следующие несколько дней я обдумываю возможные зацепки к убийству Маркелова. Маркелов представлял интересы семьи восемнадцатилетней чеченской женщины, которую в 2000 году изнасиловал и убил пьяный полковник российской армии. Этот случай — один из наиболее громких в скандальной истории чеченских войн. Полковник Юрий Буданов похитил Эльзу Кунгаеву, выкрав ее из отцовского дома во время ночного рейда, и убил ее в своем вагончике — это некое подобие трейлера — а затем приказал солдатам тайно закопать тело. Его осудили за убийство в 2003 году, несмотря на заявления о временном умопомешательстве и о том, что он по ошибке принял ее за снайпера.
После вынесения приговора «патриоты» неоднократно нападали на Маркелова. В 2004 году его избила группа юнцов. Буданова выпустили из тюрьмы за неделю до убийства Маркелова. На последней пресс-конференции Маркелов заявил, что подает апелляцию против досрочного освобождения Буданова. (Самого Буданова застрелили в 2011 году).
Но это лишь одно из направлений расследования. Маркелов также представлял интересы жертв полицейского произвола и участвовал в организации антикремлевских протестов. Он пытался добиться справедливости для одной из жертв осады мюзикла «Норд-Ост» в 2002 году, когда спецназ решил пустить отравляющий газ во время штурма московского театра, захваченного чеченскими террористами. Одним из его последних клиентов был Михаил Бекетов — журналист, которого жестоко избили за то, что тот осмелился бросить вызов властям подмосковного города Химки.
В 2005 году Маркелов выступил за судебное преследование федерального военнослужащего, похитившего чеченца, который затем пропал без вести. Маркелов неоднократно ездил в Чечню и часто работал с Политковской. Благодаря его усилиям стало известно о тайной тюрьме пыток, принадлежавшей Рамзану Кадырову. Я понимаю, что все единогласны лишь в одном — у него было много врагов.
Подозрение также падает на процветающее российское движение неонацистов, которое особенно сильно ненавидело Маркелова. В 2006 году он представлял интересы семьи Александра Рюхина — антифашистского активиста, убитого скинхедами. Несколько человек, причастных к убийству Рюхина, получили тюремный срок. Но профессиональный почерк убийства Маркелова не имеет ничего общего с нападениями неонацистов. Тут скорее можно проследить военную сноровку. Павел Фельгенгауэр — колумнист, точно предсказавший войну в Грузии, — указывает на причастность ФСБ.
Он пишет:
«По мнению сотрудников «Новой газеты», к числу которых я принадлежу, главными подозреваемыми являются российские спецслужбы или неконтролируемые элементы в них. Столь дерзкое нападение, совершенное киллером-одиночкой средь бела дня, могло быть совершено только при условии профессионального предварительного планирования и наблюдения и сознательного невнимания спецслужб, которые держат этот район под плотным контролем».
«Новая газета» выходит с черной рамкой. Фото на первой полосе — Маркелов, лежащий на обледенелом тротуаре. Заголовок отдает должное его смелости. Он гласит «Страха нет».
Через три дня после убийства я отправляюсь на похороны Маркелова. Кладбище расположено в тени мерцающей Останкинской телебашни на севере Москвы, спецназ окружает вход. (Власти боятся, что похоронная процессия превратится в митинг протеста). Работники кладбища везут тело Маркелова на каталке, могила уже выкопана, из березовых зарослей у заснеженной могилы слышны крики ворон. Сырой и серый день. На кладбище собралось около двухсот человек. С гроба сняли крышку.
В молодости Маркелов носил длинные, собранные в хвост волосы, но его хоронят в костюме и галстуке — униформе адвоката. Его брат Михаил говорит:
— Сейчас не время, чтобы обсуждать случившееся. Сейчас время прощания.
Родственники — у Стаса осталась молодая вдова Галина родом из Беларуси и двое маленьких детей — целуют его в лоб. Присутствующие забрасывают гроб красными гвоздиками. Крышку гроба забивают. Откуда-то слышен сдавленный, животный крик. Представителей Кремля здесь не наблюдается.
После, стоя в грязном снежном месиве у кладбищенских ворот, я буду разговаривать с друзьями убитого адвоката. Они скажут, что невозможно ответить на вопрос, кто убил его, и вопрос этот бессмыслен. Значение имеет лишь то, полагают они, что теперь Россия превратилась в бандитское государство: формально это демократия, но в действительности ничего похожего не наблюдается — критиков Кремля дозволено убивать в любой момент. Соответственно, или государство напрямую несет ответственность за уничтожение своих противников, или же попустительствует действиям темных внешних сил.
— Это убийство отражает ситуацию беззакония в нашей стране. Кремль поддерживает группы экстремистов, в своей риторике различные реакционные силы находят поддержку, — говорит Алексей Гаскаров, друг Маркелова и антифашист. — Если кого-то известного убивают в любой другой европейской стране, власти обязательно предпринимают меры. Здесь же они молчат.
На похоронах Маркелова присутствует Наталья Эстемирова. Ее все зовут Наташей, она дружила с Маркеловым и Политковской, она возглавляет представительство «Мемориала» — группы правозащитников — в столице Чечни Грозном.
— ДУМАЮ, ПРЕСТУПНИКАМ УДОБНО ЖИТЬ С ТАКИМ ПРАВИТЕЛЬСТВОМ, КОТОРОЕ У НАС СЕЙЧАС. А ЗАЩИТНИКАМ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА — СОВСЕМ НЕУДОБНО, — ГОВОРИТ ОНА.
Эстемирова считает поведение властей странным и говорит, что российское правительство целенаправленно путает правозащитников с предателями. В своей статье в «Новой газете» она описывает Маркелова как «очаровательного, жизнерадостного, озорного и не видящего перед собой препятствий». Статья заканчивается словами: «Убийство Маркелова — это объявление войны. Теперь вопрос — на чьей стороне государство?»
4 ноября 2009 года ФСБ арестовывает двух подозреваемых в убийстве Маркелова. Это Никита Тихонов и Евгения Хасис. Они — члены ультранационалистической группы «Объединенные бригады-88». ФСБ заявляет, что представители этой группы убили Маркелова, отомстив таким образом за его попытки упрятать за решетку их товарища-ультранационалиста после убийства Рюхина в 2006 году. Тихонов был одним из подозреваемых в том убийстве, но ушел в бега — тогда его так и не смогли задержать, но он знал, что многие его друзья отправились в тюрьму. По словам Александра Бортникова, главы ФСБ, Тихонова поймали во время разгона группы экстремистов в Москве — после чего он признался в преступлении. В квартире Тихонова нашли огнестрельное оружие — пистолет «Браунинг» 7,65 мм, выпущенный в 1910 году и предположительно использовавшийся как орудие убийства, а также патроны и глушитель. Несколько видеокамер на Пречистенке зафиксировали перемещения Хасис — она была одета в темную одежду и выполняла роль наблюдателя.
По большому счету, активисты находят предложенную ФСБ версию преступления правдоподобной, — как передают дипломаты США в Вашингтон в своих тайных депешах. Но активисты сомневаются в том, что эти двое подозреваемых были единственными участниками преступления, и надеются, что расследование продолжится. Один из правозащитников заявляет американцам, что «маловероятно, чтобы двое подозреваемых действовали в одиночку» и что организатор убийства по-прежнему на свободе. Однако в Кремле твердо намерены закрыть дело и уйти почивать на лаврах, решив, что громкое убийство успешно раскрыто. В телеграммах упоминается самодовольный тон встречи Медведева и Бортникова, на которой обсуждался арест «патриотичных Бонни и Клайда». В мае 2011 года московский суд признает обоих виновными, хотя дело требует дальнейшего расследования. Тихонова приговаривают к пожизненному заключению, Хасис получила восемнадцать лет.
***
За неделю до убийства Маркелова на горизонте появляется Умар Исраилов. Исраилов — политический эмигрант из Чечни. Ему 27 лет, и он бывший повстанец. В 2003 году его арестовали в Чечне, мусульманская республика в тот момент была под контролем отца Рамзана Кадырова Ахмада, бывшего сепаратиста, пользовавшегося поддержкой Москвы — позднее он погиб в результате взрыва. Исраилов заявил, что во время содержания под стражей он подвергался пыткам электрошоком, он сказал, что был свидетелем того, как других заключенных избивал сам Кадыров и другие представители власти. После амнистии он недолгое время работал охранником Кадырова, а затем бежал в Австрию. В 2006 году Исраилов подал жалобу в Европейский суд по правам человека, сообщив, что Кадыров лично пытал его в тайной тюрьме. Это был смелый поступок.
По заявлению чеченских источников, эмиссары от Кадырова прибыли в Вену, чтобы заставить Исраилова отозвать жалобу. Тот отказался, мало того — он озвучил свое недовольство в интервью «Нью-Йорк Таймс». В Чечне президент Кадыров отправил за решетку отца Исраилова. Цель Кадырова была ясна: заставить Исраилова отозвать заявление. Отца пытали и незаконно держали под стражей в течение десяти месяцев. После освобождения он подал собственную жалобу в Страсбургский суд. В Вене, где обосновалась чеченская диаспора, Исраилову приходится всерьез обеспокоиться вопросом собственной безопасности. Он сообщает австрийской полиции о фактах преследования. Но заявление игнорируется.
Затем 13 января в Вене, где Исраилов живет с беременной женой и двумя маленькими детьми, трое неизвестных подкарауливают его на выходе из местного супермаркета. Час дня. Исраилов понимает, что происходит, и пытается скрыться — он перемещается перебежками по людным улицам, но его настигают четыре выстрела. Затем он получает выстрел в голову. На убийцах — брюки военного образца. Австрийская полиция оперативно арестовывает троих подозреваемых, обнаружив след, ведущий к Кадырову и его помощнику Шаа Турлаеву. Мобильный телефон принадлежит Рамзану Эдилову, чеченскому организатору убийства, в нем хранятся фотографии обнимающихся Кадырова и Эдилова.
Убийство Исраилова — это лишь одно из серии громких политических убийств за границей, следы которых ведут в Чечню. Одна из правозащитниц сообщает мне: «Можно критиковать Медведева и даже Путина. Но очень опасно критиковать Кадырова». Она говорит, что сейчас атмосфера страха, царящая в Чечне, напоминает времена Сталина. Правда это или нет, оппонентов президента Чеченской республики настигает страшная насильственная смерть — как в России, так и за ее пределами. Проживание в Евросоюзе не гарантирует защиты от чеченских бригад смерти, которых отправляют, чтобы заткнуть критиков Кадырова. Еще один враг президента Чечни — Мохмадсалах Масаев — пропадет в августе 2008 года после своего интервью «Новой газете». Он расскажет, как его неоднократно пытали в тайной тюрьме, что расположена в родной деревне Кадырова Центорой. С тех пор мусульманский священник там не бывал. Маркелов работал по делу Масаева. И Маркелов, и Исраилов были убиты профессионалами — интересно, думаю я, связаны ли эти убийства?
Изгнанные группы чеченцев полагают, что только Кадыров — уже уличенный в причастности к смерти Анны Политковской — вполне мог дать добро на осуществление таких преступлений в Европе. Кадыров отрицает это, его официальные лица заявляют, что Исраилов занимался нелегальными махинациями, связанными с перевозкой беженцев, и был убит в результате внутренних разборок. Но у трупов есть своя версия этой кровавой истории. В феврале 2008 года Муса Атаев, бывший «министр иностранных дел» сепаратистского Кавказского эмирата, был убит в Турции. В конце марта Сулим Ямадаев, военачальник, примкнувший к российской военной разведке, один из главных политических оппонентов Кадырова, был застрелен в Дубае. Его убийство последовало за убийством брата Руслана, депутата Государственной думы, которого застрелили, когда тот сидел в своей роскошном «Мерседесе» у Британского посольства в Москве. Убийцы Сулима выстрелили из золотого пистолета, предположительно нелегально переправленного российской дипломатической почтой. Полиция Дубая обвинила Адама Делимханова — близкого товарища и кузена Кадырова — в организации этого убийства и выдала ордер на его арест.
Конфиденциальные дипломатические телеграммы США подтверждают: Белый дом тоже считает, что за чередой этих хладнокровных убийств стоит Кадыров. Одна из телеграмм, отправленная дипломатами США из Осло 24 июня 2009 года, рассказывает о том, с какой опасностью столкнулся отец Исраилова Али, вынужденный прятаться за границей после убийства сына. В телеграмме говорится, что «вероятно, на предмет убийства Исраилова консультировались с ФСБ — и получили одобрение». Дипломаты США добавляют: «Жалоба Али в Европейский суд по правам человека в Страсбурге — это один из немногих открытых вызовов системе беззакония в Чечне, которую выстроил Кадыров. Недавние два убийства (Ямадаева и Атаева) подтверждают готовность Кадырова использовать убийство как инструмент». С точки зрения Кадырова, такие убийства имеют «прагматичный характер, а не совершаются из мести», делают выводы дипломаты, добавляя, что «чеченский лидер оказался довольно сообразительным». Они подчеркивают: «Дела, связанные с защитой прав человека, ставят российское правительство в неловкое положение, и, по логике Кадырова, убийство, возможно, лучший выход, нежели продолжение рассмотрения этих дел в Страсбурге».
***
В феврале 2009 года я снова сталкиваюсь с Наташей Эстемировой. Мы встречаемся на судебном процессе над четырьмя подозреваемыми, которых обвиняют в причастности к убийству Анны Политковской. Место действия — маленький переполненный зал в Московском окружном военном суде — желтом неоклассическом здании на Старом Арбате. Четверо подозреваемых сидят в клетке. Двое из них — братья-чеченцы Джабраил и Ибрагим Махмудовы. Коренастые, с неряшливыми темными отросшими волосами, идиотским выражением лиц. Третий подсудимый — Сергей Хаджикурбанов, бывший московский полицейский. Четвертый — подполковник Павел Рягузов, сотрудник ФСБ. На Рягузове — черная кожаная куртка.
Все четверо обвиняются в соучастии в убийстве Политковской и слежке за ее квартирой на Лесной улице. (Дом Политковской находится всего в паре кварталов от моего офиса, неподалеку от шумного Белорусского вокзала). Но предполагаемый наемник — третий из братьев Махмудовых, Рустам, который мог застрелить Политковскую на лестничной клетке у ее московской квартиры, — исчез. Следователи говорят, что он сбежал за границу. В 2011 году его арестуют в Чечне. Однако человек, заказавший убийство журналистки и организовавший всю операцию, также отсутствует. Полиция говорит, что не может его вычислить.
Эстемирова рассказывает, что судебное заседание — это «фарс», что не было предпринято никаких серьезных попыток расследовать дело Политковской.
— У нас нет киллера. И у нас нет людей, которые стояли за убийством, — говорит она. — Это не настоящий суд. Это делается для создания видимости правосудия.
Многое в этом судебном деле выглядит странным, добавляет она. Слушая показания свидетелей, я понимаю, что Эстемирова права. Не только само расследование выглядит фальшивым и неадекватным — это как раз обычное дело в российских судах. В случае с Политковской пропали многие вещественные доказательства.
Как заявили ее коллеги из «Новой газеты», коррумпированные российские спецслужбы целенаправленно мешали расследованию этой смерти. Сим-карты, компьютерные диски и даже фото Рустама Махмудова, который предположительно бежал в Западную Европу, — все это исчезло. Пленка с записью, на которой убийца выходит из подъезда Политковской, также куда-то затерялась. На смазанном видео убийца показан со спины: темноволосый, узкоплечий мужчина, лицо скрыто под бейсболкой. Время, в соответствии с видео, — 16:04. Адвокат Махмудова показывает видео, снятое на мобильный телефон, где Рустам плавает в чеченской реке. И у него широкие плечи.
Во время перерыва я отправляюсь на обед с Эстемировой, а также с Фредерике Бер, исследовательницей из Amnesty International, и Кристианом Эшем, московским корреспондентом Berliner Zeitung. Мы сидим в подвальчике немецкого пивного бара. Эстемирова рассказывает про Англию и Оксфорд — она провела часть лета в университетском городке со своей дочерью-подростком. Также мы обсуждаем ее правозащитную деятельность в Грозном — она говорит, что после суда собирается вернуться в Чечню.
Ей пятьдесят лет, она выглядит моложе — удивительно элегантная в простой черной водолазке. Эстемирова — смелый человек, нужно быть донельзя бесстрашной, чтобы работать в Чечне и выступать оппонентом Кадырова. Но мне кажется, что еще больше в ней какой-то необычайной, сверхъестественной отваги и воли. Она оставляет мне адрес электронной почты: estemirova@gmail.com. Я обещаю, что свяжусь с ней, если окажусь в Грозном.
Суд по делу Политковской выносит оправдательный вердикт всем четверым подозреваемым. Судьям обвинение показалось неубедительным. И это неудивительно, учитывая запутанное и плохо проведенное расследование и показушный процесс. После оглашения вердикта мы выходим из здания суда: адвокат Махмудовых Мурад Масаев доволен единогласным решением судей. Он говорит, что теперь российские власти должны искать «реального» убийцу Политковской. Добавляет, что растянувшееся на три месяца судебное заседание — это «фиаско» для Следственного комитета России — которому было поручено расследование преступления — и «победа» для России.
— Такие преступления уносят лучших людей нашего общества. Единственный способ остановить убийства — найти реальных преступников, — говорит он.
Я спрашиваю — кто, по его мнению, является убийцей Политковской.
— Я действительно не знаю. В какой-то момент следователи решили упрятать в тюрьму этих парней (Махмудовых), а настоящие убийцы гуляют безнаказанными.
Через полчаса двое чеченских братьев выходят на улицу. Они, кажется, ошеломлены, их семьи довольны. Я спрашиваю Ибрагима, как его самочувствие.
— Я чувствую себя свободным.
Что он теперь собирается делать?
— Собираюсь помолиться.
Семья Политковской разочарована вердиктом. В тот вечер на пресс-конференции сын Анны Илья заявляет, что он с уважением относится к решению суда, но полагает, что «те четверо, которых сегодня отпустили, имели отношение к смерти матери». Адвокат семейства Каринна Москаленко выражает сожаления по поводу расследования, находя странным тот факт, что следователи не сумели опросить Кадырова по делу об убийстве журналистки. Также она распекает следователей за то, что те проигнорировали тот факт, что убийство произошло на 54-й день рожденья Владимира Путина. (По одной из теорий, Политковскую убили, чтобы преподнести президенту кровавый подарок. Через два дня свой 30-й день рожденья отметил и Кадыров).
— Этот факт можно отнести к убийству, а можно и не относить. Но игнорировать его нельзя, — говорит она.
В июне российский Верховный суд отменяет вердикт. Согласно постановлению, подозреваемые должны быть судимы повторно.
***
Я сижу в своем московском офисе. Звонит мобильный. 15 июля 2009 года. На проводе — Марк Райс-Оксли, мой лондонский коллега из международного отдела Guardian. Марк работал в Москве в девяностые, он говорит по-русски и хорошо разбирается в мрачных делах страны.
Марк говорит:
— Тут дело, которое, вероятно, тебе придется освещать. В Чечне произошло очередное убийство. Убили правозащитницу.
У меня падает сердце.
— Кого?
— Наталью Эстемирову.
Через три дня я лечу в Грозный. Я останавливаюсь у одного чеченского журналиста в его квартире на окраине города, где он живет вместе с пожилой матерью и пятнадцатилетним сыном. В феврале 1944 года его мать вместе с семейством — как и все чеченское население — по приказу Сталина депортировали в Среднюю Азию как предателей. Она вернулась из Казахстана в Грозный только в конце пятидесятых. Я сплю на матрасе — на юге России тепло, в квартире раздается храп.
На следующее утром мы с моим приятелем отправляемся в квартиру Наташи. У дома припаркованы машины чеченских служб безопасности. Мы ждем. Наконец они уезжают, мы заходим, беседуем с соседями.
Факты, связанные с ее похищением и убийством, следующие: обычно Наташа выходила из своей квартиры в Грозном в 8.30 утра и шла на автобусную остановку. До работы она добиралась за 15-20 минут — именно столько занимала поездка на маршрутке по ухабистой дороге с зелеными жилыми башнями. Вдоль проспекта развешаны гигантские плакаты чеченского военачальника — президента Кадырова — и несколько портретов премьер-министра Путина.
На этот раз она так и не добралась до работы. В ста метрах за подъездом десятиэтажного дома — окна которого смотрят на заросший травой пустырь и жалкую рощицу ореховых деревьев — ее ждали четверо вооруженных боевиков. Они схватили Эстемирову, затолкали ее в белый автомобиль «Жигули» и увезли. Один из прохожих стал свидетелем преступления — он слышал, как она кричала: «Меня похищают!». Похитители отправились в направлении Ингушетии, соседней с Чечней республики. Вероятно, они ехали по трассе М-29, хотя могли выбрать и заросшую проселочную дорогу, опоясывающую холмы. Эта дорога очень красивая — они пролегает через темный тоннель из платанов, на обочинах женщины продают дыни из багажников грузовиков. Похитители без труда проезжают через несколько КПП.
Спустя два часа Эстемирова мертва. Проехав границу с Ингушетией, бандиты останавливают машину. Оказавшаяся впереди группа вооруженных исламистов, заметив правительственную машину, открывает огонь. Вероятно, похитители Эстемировой в тот момент запаниковали. Со связанными руками ее вытащили из машины на обочину. И пять раз выстрелили в грудь и в голову — не тронув ни деньги, ни паспорт, ни удостоверение. Это было не ограбление. Это нечто иное: низкая, трусливая, мелочная, организованная государством казнь — неприкрытый намек небольшой группе правозащитников, работающих в Чечне, неконтролируемой республике России.
Поклонники Эстемировой полагали, что ее известность на международной арене поможет ей избежать опасности. Но, как и с Политковской — еще одной фигурой, которая, казалось бы, находилась вне досягаемости профессиональных убийц, — этого оказалось мало. В ретроспективе ее смерть кажется страшной и прогнозируемой. После Политковской, которая была частым гостем в скромной квартире Эстемировой, последовал Маркелов. После Маркелова — Эстемирова — предсказуемая следующая мишень.
Сидя в кафе у офиса «Мемориала» в Грозном, где работала Эстемирова, я звоню Локшиной — ее подруге и коллеге.
— Она была потрясающим, дарующим вдохновение человеком, помешанным на стремлении к справедливости, — говорит Локшина. — Она была милой и дружелюбной, всегда улыбалась, всегда стильно одевалась, несмотря на маленькую зарплату, и даже могла пококетничать.
По словам Локшиной, Эстемирова знала, на какие идет риски.
— После убийства Стаса она полетела на похороны в Москву. Поздно вечером мы с ней сидели и обсуждали ситуацию. Мы спрашивали себя: кто следующий? Следующей оказалась Наташа. Она не удивилась бы тому, что ее саму похитят и убьют, — говорит Локшина. — Эстемирова работала в «Мемориале» в Грозном с 2000 года.
Историк по образованию, она как ведущий правозащитник отделения «Мемориала» в Грозном документировала и распространяла информацию о нарушениях, совершенных чеченскими правоохранительными органами и силами безопасности — де факто осуществляемыми под контролем Кадырова — а также активистами-джихадистами.
Собирая, регистрируя, организуя такую информацию, она искала высшей справедливости в регионе, раздираемом постоянными конфликтами, морально уничтоженном. Каждый день длинная очередь из женщин выстраивалась у ее офиса, что находится неподалеку от главной улицы Грозного — проспекта Путина. (После того, как Кадыров в порыве почтения к Путину переименовал эту улицу, Эстемирова отказалась даже ходить по ней). И эти женщины приходили каждая со своей историей — о родственниках, застреленных солдатами Кадырова, о пропавших сыновьях, которые ушли на работу и не вернулись, о домах, которые подожгли бандиты в масках и военной форме. Эстемирова незамедлительно отправляла письма местному поверенному — чиновнику, работающему в соответствии с российским законодательством, и он должен был дать начало расследованию и открыть дело о преступлении.
Во времена, когда мир перестал слушать стенания Чечни, Эстемирова осталась в Грозном. Она продолжала освещать незаконные убийства, похищения, пытки и прочие преступления. Она писала отчеты для «Мемориала» и статьи для «Новой газеты». Она сотрудничала с Amnesty International и Human Rights Watch. Она верила в силу закона. Она была бесценным источником информации для западных журналистов, которые — во второй президентский срок Путина — посещали Чечню крайне нечасто.
Это неизбежно привело к конфронтации с Кадыровым — чеченским царьком-головорезом, человеком, которого дипломаты США наблюдали на одной безумной свадьбе в Дагестане «неуклюже танцующим с засунутым под ремень джинсов золоченым автоматом». Бывший повстанец превратился в промосковского верноподданного — Кадыров возглавил свой собственный, поддерживаемый Кремлем мини-сталинский режим в мусульманской республике — где Кремль вел войну с 1994 по 1996 и с 1999 по 2004 годы.
Я ЕДУ ПО ЧЕЧНЕ, И ЭТО ПОХОЖЕ НА ЭКСКУРСИЮ ПО ГИГАНТСКОМУ ФОТОАЛЬБОМУ СЕМЕЙСТВА КАДЫРОВА — СТОЛЬ МНОГОЧИСЛЕННЫ РАЗВЕШАННЫЕ ПОРТРЕТЫ ОТЦА И СЫНА.
Это правда, что Кадыров положил начало масштабному восстановлению республики и заново отстроил разрушенный войной Грозный. И он же превратил Чечню в собственное феодальное поместье, свободное от каких бы то ни было законов. Его агрессивная тактика — замаскированная под антитеррористические операции — применялась не только против исламистских повстанцев, прячущихся в чеченских лесах и горах, но также и против многочисленного и запуганного гражданского населения.
Изучая историю Эстемировой, я обнаруживаю, что она получала угрозы от ближайших помощников Кадырова. В марте 2008 года Кадыров вызвал ее на встречу и выразил крайнюю неудовлетворенность ее работой и протестом против нового указа, обязующего чеченских женщин носить платки — гендерное правило чеченских традиций. Эстемирова рассказала коллегам о том, что Кадыров ей угрожал. Она процитировала его слова:
«ДА, МОИ РУКИ ПО ЛОКТИ В КРОВИ. И Я ЭТОГО НЕ СТЫЖУСЬ. Я УБИВАЛ И БУДУ УБИВАТЬ ПЛОХИХ ЛЮДЕЙ».
Она — бывшая школьная учительница — его упрекнула. Но встреча была явно зловещей. За две недели до ее смерти Адам Делимханов — кадыровский помощник, предположительно осуществляющий убийства — дал интервью чеченскому телевидению, в котором заявил, что защитники прав человека в Чечне — это суть те же террористы; и те и другие, по его словам, должны получить достойный ответ.
Парадная дверь офиса «Мемориала» закрыта, организация заявляет, что продолжать работу теперь слишком опасно. Я обхожу вокруг и вижу заднюю дверь. Стучу. Внутри нахожу Шакмана Акбулатова, коллегу Эстемировой. На стене висит цветное фото Эстемировой. Он говорит, что за принятым в апреле 2009 года решением Кремля о формальном окончании войны России в Чечне, которое требовало проведения неких мер предосторожности, стремительно возросло число нарушений прав человека по всей республике. Внезапно на Наташу обрушился шквал новых дел — войска Кадырова похищали мирных граждан — в некоторых случаях даже убивали — и затем клеймили их повстанцами. Акбулатов уверен, что смерть стала наказанием за ее профессиональную деятельность, которая мешала режиму Кадырова.
— Это было сделано, чтобы она замолчала, — говорит Акбулатов. — Она была невероятно храбрым человеком — вы даже не представляете. Она знала, что все это было очень опасно.
Неясным остается вопрос, почему для убийства Эстемировой ее недруги выбрали именно этот момент. Она занималась расследованием дела Мадины Юнусовой — двадцатилетней женщины, муж которой был убит 2 июля 2009 года в ходе специальной операции в селе Старая Сунжа неподалеку от Грозного. Официальное заявление звучит неправдоподобно — Мадина стреляла из Калашникова и планировала убить Кадырова. Юнусова была ранена в перестрелке, но выжила. Затем при загадочных обстоятельствах умерла в больнице. Далее последовал классический пример коллективного наказания. 4 июля в 3 часа дня мужчины в камуфляжной форме появились в доме родителей Юнусовой в городе Аргун. По словам соседей, они подожгли дом, заперев семейство в сарае.
Расследуя дело, я нахожу дом покинутым. Сгоревшая одежда лежит в саду у клумбы с желтыми георгинами. Юнусовы бежали. Чьи-то шлепанцы остались валяться на веранде под виноградной решеткой; заглядывая в разбитое окно, я пытаюсь различить очертания выгоревшей спальни и обугленного матраса.
Выступая в Москве, глава «Мемориала» Олег Орлов напрямую обвиняет Кадырова: «Мы знаем, кто несет за это ответственность. Мы знаем, какую он занимает должность. Он работает президентом Чечни, — говорит он. — Рамзан лично ненавидел Наташу. Он оскорблял ее и угрожал ей. Мы не знаем, сам ли Рамзан отдал приказ убить Наташу или же это были его приближенные. Но, кажется, президент Медведев доволен тем, что в одной из российских республик правят убийцы».
Отвечает Кадыров характерно вкрадчиво. Он отрицает свою причастность, называет это убийство «чудовищным преступлением» и затем перекладывает ответственность за него на Березовского. Медведев характеризует это преступление как «возмутительное», но отвергает заявления о причастности Кадырова как «примитивные и неприемлемые». Расследование ее смерти почти не продвигается — хотя личность убийцы широко известна.
Я уезжаю из Грозного. Я еду в Кошкельды, в район Чечни Гудермес. В этой деревне — родовой дом Эстемировой, здесь по-прежнему живет ее тетя и другие члены семьи. Родственники-мужчины сидят в тени у старого дома, выкрашенного синей краской. Меня провожают во двор — мы располагаемся в залитой солнцем комнате. На тарелках разложена баранина и арбузы. На ковре в другой комнате уселись женщины. Время от времени кто-то разражается рыданиями и всхлипываниями.
Появляется пятнадцатилетняя дочь Эстемировой Лана. Она поразительно сдержанна. Какое-то время мы просто сидим. Она говорит по-английски. Признается, что ее мама понимала, в какой оказалась опасности:
— Я знаю, что ей угрожали. Она не рассказывала, но я это знаю. Я никогда не просила ее бросить работу. Я знаю, это было важно для многих людей. Она жила не для себя. Она жила ради тех, кто нуждался в ее помощи. — По словам Ланы, она никогда не ездила с охраной и не придавала особого значения собственной безопасности. — Она волновалась только за меня. Если я пропускала ее звонок или ставила телефон в режим вибрации, она обычно говорила: «Ты с ума сошла? Когда ты не подходишь, у меня сердце разрывается».
Муж Эстемировой погиб во время первой чеченской войны — после чего она решила оставить работу учителя истории и начать карьеру журналиста и правозащитника. Они с Ланой и с пушистой кошкой Ванессой жили в маленькой квартирке в Грозном, заставленной книгами и международными премиями. Лана говорит, что в России она не видит для себя будущего — она хочет учиться в Англии.
— Даже теперь я не верю, что это случилось со мной. Я не смотрела на нее мертвую. И только когда я увидела ее тело (на похоронах), я поняла, что осталась одна.
Я отправляюсь на деревенское кладбище, где теперь похоронена Эстемирова. Ее могила — на зеленом холме. Тихое место. Отец похоронен поблизости. Белые бабочки порхают среди исламских надгробий, веет легкий ветерок.
На ее надгробии надпись:
Наталья Эстемирова
28.02.1958 — 15.07.2009
Минуту я стою перед могилой, затем иду попрощаться с Ланой.
Когда Лана была маленькая, Маркелов и Политковская регулярно наведывались в скромную квартирку Эстемировой в Грозном. Эти трое засиживались допоздна, говорили ночи напролет — Политковская была сурова и сосредоточенна, Маркелов смеялся и травил анекдоты. Вначале Анна, потом Стас, потом ее мать — я осознаю, что за три года убили троих взрослых, сыгравших важную роль в жизни Ланы. За дверью снова слышны рыдания.
— А у меня больше нет слез, — говорит она.
В доме Эстемировой я ожидал встретить толпу журналистов. А оказалось, что я тут один. Где все остальные?
ГЛАВА 7. КГБ! Предъявите бумаги!
Ресторан «Бистро», Большой Саввинский переулок, Москва
13 января 2009 года
«Новости из России — это анекдот».
Малькольм Маггеридж, «Зима в Москве».
Если считать со времен большевистской революции, то я — восьмой штатный корреспондент, который пишет для Guardian из России. Мои предшественники — весьма достойная компания. Первым был Артур Рэнсом, больше прославившийся своими рассказами для детей. Рэнсом проживал в одной квартире с членом Политбюро Карлом Радеком, играл в шахматы с Лениным и имел страстный роман с секретаршей Льва Троцкого, на которой в итоге женился и которую увез к себе в Британию. (Об этом я узнал от Мартина Уокера, еще одного моего предшественника, который работал в Москве в восьмидесятые). Вторым корреспондентом Guardian — тогда, естественно, газета называлась Manchester Guardian — был Малькольм Маггеридж, он проработал в Москве с 1932 по 1933 год.
И именно с Маггериджем я ощущаю невероятное родство. В предисловии к его книге «Зима в Москве» Майкл Эшлиман пишет: «… предполагалось, что Маггеридж будет положительно описывать тот дивный новый мир, который строили Советы. В конце концов, он был сын депутата-социалиста, родственник Фабиана Уэббса и корреспондент либеральной газеты. Однако, напротив, Маггеридж ужаснулся увиденному. В Советах царила тирания, цензура, лицемерие, жестокость, нищета — все то, что Андре Жид в послевоенном сборнике эссе разочаровавшихся экс-коммунистов «Падший бог» назвал «великим обманом».
Маггеридж специфическим, только ему свойственным образом высмеивал западных журналистов, которые, словно тайно сговорившись потакать великому обману, отсылали домой пропагандистские депеши из России и игнорировали или приуменьшали ужасы сталинских времен. В начале 1933 года Маггеридж сумел обойти цензуру и описал голод на Украине и Северном Кавказе, разразившийся по вине Сталина. Он задокументировал факты умышленного геноцида советских крестьян — фактически в результате массового убийства, спланированного и одобренного правительством, было уничтожено четырнадцать с половиной миллионов человек.
Маггеридж секретно переправил свои репортажи в Guardian через британскую дипломатическую почту. Газета напечатала их — хотя и без особой охоты — в марте 1933 года. Реакцией на эти статьи стала ярость. На западе разоблачения Маггериджа встретили с большим недоверием, его обвинили во лжи. Более он не смог работать журналистом — так как нарушил консенсус либералов, которые, как он писал, по-прежнему весьма снисходительно наблюдали за экспериментом коммунистов под лидерством Сталина. Он был вынужден уйти из Guardian. И он больше не мог возвращаться в Советский Союз.
Давно распроданная книга «Зима в России» была написана в 1934 году — по возвращении Маггериджа из СССР. Он дает острую сатирическую оценку западным журналистам, которые сознательно игнорировали ужасы и голод сталинских времен — чудовищные преступления в истории человечества — и обманывали читателей, рисуя выдуманный образ советского режима. Маггеридж также едко отзывался об интеллектуалах левого толка, которые стали жертвой этого обмана.
С особым сарказмом он описывал Уолтера Дюранти, корреспондента New York Times, лауреата Пулитцеровской премии. Дюранти появляется в его романе в образе персонажа Джефферсона. Это квинтэссенция «полезного идиота». В своих репортажах для Вашингтона Дюранти отрицал сам факт голода — именно он помог убедить Рузвельта признать на дипломатическом уровне одиозный тиранический режим Сталина.
В своем предисловии Маггеридж пишет о «положении иностранных журналистов в России и том, в каком виде новости из России попадают во внешний мир».
Он сообщает:
«Конечно, существует жесткая цензура, но не всем известно, что иностранные журналисты, работающие в Москве, находятся под постоянной угрозой лишения визы и, соответственно, потери работы. Они вынуждены соглашаться (и большинство на это идет) на урезание информации до такого объема, который — по их мнению — не вызовет недовольства диктатуры пролетариата. В ином случае им грозит длительная травля».
Такая травля, по словам Маггериджа, может варьироваться от «утомительной волокиты» в получении визы до «тюремного заключения и ссылки друзей и родственников, которые, к своему несчастью, оказались советскими гражданами».
Он добавляет:
«Результат прост: новости из России — это анекдот, их пишут люди, выдрессированные долгим пребыванием в Москве… те же, кто хотел бы сказать больше, чем дозволено, вынуждены по причинам личным и вполне объяснимым сохранять благоразумие и осмотрительность. Нет даже ничего необычного в том, что агенты советского правительства оказывают существенное давление на редакции изданий, если корреспонденты работают, по их мнению, неудовлетворительно».
Маггеридж также упоминает о «повсеместном присутствии» ОГПУ. ОГПУ — секретная полиция Сталина — предшественник КГБ и сегодняшней ФСБ, бывший босс которой Владимир Путин ныне правит Россией. Я знаю, о чем говорит Маггеридж. Спустя восемь десятилетий изменилось совсем немногое.
Приглашение оказалось неожиданным. Январь 2009 года. Звонит мобильный. На линии Артем Артемов — помощник русского миллиардера Александра Лебедева. Артемов спрашивает, не желаю ли я отобедать с Александром. Неделей ранее я написал для газеты Observer благожелательный отзыв о Лебедеве — бывшем депутате Госдумы и российском медиамагнате. Guardian сообщает, что Лебедев ведет переговоры с лордом Ротермиром о возможной покупке убыточной лондонской газеты Evening Standard. Прочем, похоже, переговоры зашли в тупик, и сделка по Standard сорвалась.
До этого я дважды пересекался с Лебедевым. Я был одним из многочисленных гостей на его сорок девятом дне рождения, который праздновали в обветшалом здании, где ютится его оппозиционная «Новая газета». Лебедев определенно не похож на среднестатистического олигарха: он, например, носит кеды, хотя и дорогие. Внешне он больше был похож на седеющего певца из старого бойз-бэнда, странствующего с шальным прощальным турне — в этом своем остромодном черном костюме с узким галстучком. Если я не ошибаюсь, еще в тот момент он носил на запястьях браслетики в стиле Гластонбери.
Вечеринка была скромная, как раз под общий мрачный настрой после экономического коллапса 2008 года. Не было девиц, танцующих на столах, не было шампанского. Вместо этого гости чавкали над тарелками с салом и опрокидывали стопки с водкой. Друзья и коллеги пропели поздравление, кто-то играл на аккордеоне. Среди гостей были журналисты и шпионы.
Предложение отобедать вместе кажется интригующим. Лебедев — не только бизнесмен с политическими амбициями, он еще и бывший агент КГБ. Он работал в советском посольстве в Британии в конце восьмидесятых. Мы договариваемся встретиться в модном бистро у его офиса — трехэтажного желтого современного особняка, расположенного неподалеку от Москвы-реки и Киевского вокзала. Я заказываю новозеландского ягненка, Лебедев — пасту с осьминогом. Ресторан, отделанный в пышном восточном стиле, пуст.
Лебедев говорит, что ему понравилась моя статья о нем. Я спрашиваю, почему сорвались переговоры о покупке Evening Standard. Что пошло не так? На безупречном английском, наклонившись над низким стеклянным столиком, Лебедев мягко отвечает:
— Переговоры не срывались. — И как бы между прочимдобавляет, — В четверг я покупаю Evening Standard.
Я изо всех сил стараюсь сохранить беспристрастный вид. Но такая новость — бомба. Такое в журналистской карьере — исключительная редкость. Я сорвал большой куш.
История просто фантастическая — из нее можно было бы сделать отличный триллер про холодную войну. Юный советский шпион Лебедев работает в роскошном здании посольства в Кенсингтоне, его обязанность — прочитывать английские газеты. Каждое утро он листает Financial Times, Guardian и таблоиды в поисках малейшего намека на крах капитализма. Вообще-то таковых не находится. Он пишет дипломатические телеграммы и отправляет их в Москву — в Первое главное управление КГБ. Самые примечательные из них кладут на стол Политбюро. Лебедев сочинял депеши на темы, актуальные для века ушедшего, — кампания по ядерному разоружению, партия лейбористов — на тот момент оппозиционная, как и сейчас — и профсоюзные движения.
Когда WikiLeaks публикует тысячи секретных дипломатических телеграмм США, Лебедев окидывает их профессиональным взглядом, а позднее сообщает мне, что и сам писал сотни подобных депеш.
— Некоторыми можно зачитываться, как Чеховым. Другие же скучны, — рассказывает он про коммюнике, отправленные в США. Его собственные телеграммы до сих пор хранятся в пыльных архивах КГБ.
Спустя два десятилетия после его службы в Лондоне капитализм по-прежнему никуда не делся, хотя и не то чтобы сильно процветает. Советский Союз развалился. Зато собственные сбережения Лебедева приумножились. (В 2011 году журнал Forbes оценил его состояние в 2,1 миллиарда долларов — он оказался на 45-м месте среди самых богатых людей России). Я сижу за обедом и улыбаюсь. Новый владелец Standard — бывший вражеский шпион, который впервые начал читать свою газету во времена службы — на тот момент в звании подполковника — в управлении внешней разведки КГБ.
Позднее сын Лебедева Евгений вспомнит, как в детстве он часто гулял мимо здания, в котором теперь располагаются принадлежащие его семье издательства Standard и Independent. Раньше здесь, на Кенсингтон Хай-стрит, был магазин Barkers — всего лишь в нескольких сотнях ярдов от здания советского посольства, где работал Лебедев. Какой постмодернистский ход — Джон Ле Карре, с такой иронией писавший о временах холодной войны, мог бы отлично это обыграть.
Лебедев не желает обсуждать подробности исторической сделки, благодаря которой в январе 2009 года он станет первым российским олигархом, купившим британскую газету.
Он отказывается разглашать детали сложных переговоров с лордом Ротермиром — наследником империи Daily Mail, которого он панибратски зовет Джонатаном.
— Джонатан — очень хороший человек. Это наследство для него — бремя, а не любимое дело, — говорит он.
Лебедев всячески акцентирует мое внимание на том, что выделяется из толпы других русских олигархов, скупивших британские компании. У него нет ничего общего с Романом Абрамовичем — англофилом и владельцем ФК «Челси», говорит он, — или с Алишером Усмановым, еще одним соотечественником-миллиардером, который приобрел четвертую долю «Арсенала» — лондонского соперника «Челси».
— «Челси» — это просто машина для зарабатывания денег, — презрительно фыркает он. Себя он ставит существенно выше прочих супербогатых русских, коих считает сборищем жадных, необразованных, полуграмотных хамов. Жалуется, что они ни черта не понимают в ранней итальянской живописи. — Они не читают книг! Они не ходят на выставки! Они думают, что произвести впечатление можно только покупкой яхты.
Последний из медиамагнатов Британии также утверждает, что будет вести себя разумно и исповедовать принципы невмешательства в газетные дела. Заявляет, что никак не будет влиять на редакционный курс Standard.
— Я повторяю снова и снова — было ты нетактично, если бы русский стал вмешиваться в британскую политику. Мое влияние будет равно нулю, — говорит он. Он сдержанно хвалит Гордона Брауна, которого британские избиратели год спустя выставят с Даунинг-стрит.
В Британии же никакой истерии по поводу покупки Лебедевым газеты Standard не наблюдается. Однако о том, что приобретение обошлось ему в один фунт, напишут на первых страницах газет и обыграют смешными заголовками. Один гласит: «Я из КГБ! Предъявите бумаги!». Когда я вспоминаю об этом моменте, Лебедев замечает: «Подобный юмор — это одно из лучших качеств британских медиа». Лебедев настаивает на том, что движим идеалистическими мотивами и далек от оппортунизма. Он с восторгом относится к Британии и к местным газетам и говорит, что в Соединенном Королевстве медийный климат гораздо мягче — в сравнении с ситуацией в России, где практически вся пресса и телеканалы оказались под колпаком у Кремля.
— И вот это англичане понять не в состоянии, — рассказывает он. — У меня в Британии полно друзей — в каждом социальном сословии. И все они говорят: «Эти проклятые газетенки». Попробуйте представить себе общество без свободной прессы. Именно эту мысль я и пытаюсь донести: британская пресса — одна из наиболее серьезных гарантий того, что ваша бюрократия не погрязнет в коррупции и бездействии и не начнет уродливо разрастаться.
За обедом Лебедев заявляет, что покупка Independent не входила в его планы. Как и Standard, Independent переживает финансовые трудности. Но это издание больше соотносится с прогрессивными взглядами Лебедева и отвечает его интересу к немодным темам типа статей про Дарфур. Это газета, кажется, подходит Лебедеву больше, чем узконаправленная, порой шовинистическая газета Standard, которая входит в ту же категорию, что и реакционная желтая Daily Mail.
А в марте 2010 года Лебедев покупает у ирландских собственников Independent и Independent on Sunday. Последующий выпуск i — удешевленной мини-версии Indy — увеличивает число принадлежащих Лебедеву английских изданий до четырех. Он, конечно, не Руперт Мердок, чья британская медиаимперия начинает рушиться в 2011 году — после того, как Guardian публикует серию статей про преступную деятельность сотрудников его изданий, включая факты телефонного прослушивания частных лиц. Но влияние Лебедева на общественную жизнь Британии постепенно растет.
Лебедев начинает мне нравиться. У нас есть и кое-какие расхождения во взглядах: например, он был весьма недоволен, когда я написал в Guardian, что сотрудники «Новой газеты» не получают зарплату. (В 2006 году Лебедев на пару с бывшим президентом СССР Михаилом Горбачевым выкупил у сотрудников газеты 49% предприятия. В итоге зарплату всем выдали, а Лебедев заявил, что задержка выплат произошла в связи с финансовыми трудностями другого его детища — немецкой авиакомпании Blue Wings, ныне покойной).
Однако, в общем, он становится хорошим, надежным контактом. Мы общаемся по телефону. Его британская медиаимперия растет — и я снова беру у него интервью. Я нахожу его весьма словоохотливым и умным, он для меня — источник забавнейших слухов, большая часть которых не подлежит печати. Он умеет выбить собеседника из колеи, непонятным образом прыгая от одной темы к другой: вероломные партнеры по бизнесу, глобальная коррупция, высшее общество Британии. Бывает, что он многословен до занудства. Но при всем этом он неподражаем, очарователен и открыт для общения. Что подкупает еще больше — это единственный миллиардер, которому я могу позвонить в любое время суток.
Как-то раз на Рождество он прислал мне бутылку кьянти. (Я отдал ее в местное благотворительное сообщество). На следующее Рождество я получил в подарок эксклюзивное издание «Лагуны» — стихотворения Иосифа Бродского, иллюстрированное настроенческими черно-белыми фото Венеции. Читаю строчки:
Адриатика ночью восточным ветром
канал наполняет, как ванну, с верхом,
лодки качает, как люльки; фиш,
а не вол в изголовьи встает ночами,
и звезда морская в окне лучами
штору шевелит, покуда спишь.
В отношении подарков в Guardian очень строгие правила. Но эти стихи я оставил себе.
Как и неугомонный космополит Бродский, Лебедев курсирует между двумя мирами и двумя языками — русским и английским. В Москве Лебедев скорее внутри политической элиты, нежели вне ее. Он живет на Рублевке — это эксклюзивная дачная колония российской столицы, облюбованная знаменитостями и политиками, включая Путина и Медведева. Как и прочие очень богатые люди, он определенно привлекает молодых женщин: его вторая жена — гламурная бывшая модель. Он определенно принадлежит к российскому истеблишменту и наслаждается всеми возможными привилегиями.
Но Лебедев представляет себя и как полуоппозиционную фигуру. В своем блоге он называет себя «капиталистом-идеалистом». (Там же он пишет о своем неверном понимании природы мирового капитализма, а заодно рассказывает, как вульгарные русские богачи веселятся на празднике в Сан-Тропе). Но действительно ли является он врагом мистера Путина? Британский журнал Private Eye предполагает, что Лебедев гораздо ближе к российскому правительству и его властным структурам, нежели сам желает демонстрировать.
Определенно правдой является то, что Лебедев аккуратен в высказываниях и избегает прямой критики в отношении российского правящего дуэта, гораздо охотнее он выказывает презрение в адрес жадных российских бюрократов — что очень напоминает то, как в старину осуждали бояр — то есть дворянство — но не царя. Он называет себя «лояльным оппозиционером» — человеком, мечтающим о реформах, но не о свержении российского правительства. Когда одна из его газет — «Московский корреспондент» — публикует материал о предполагаемом романе Путина с красивой олимпийской гимнасткой, Лебедев быстро закрывает газету. А с 2002 по 2007 год он — лояльный член прокремлевской партии «Единая Россия» и депутат Думы.
Но мне кажется, открытое спонсорство Лебедевым «Новой газеты» означает то, что он является ненадежной фигурой для существующей власти. Это издание — одно из немногих отважившихся критиковать Кремль. Газета продолжает писать на темы, которые медиа, находящиеся под контролем государства, предпочитают игнорировать — коррупция, права человека, преступления в Чечне и соседних республиках Ингушетии и Дагестане, темные делишки ФСБ. После убийства Политковской Лебедев объявляет награду в миллион долларов за информацию, которая поможет найти и арестовать киллера. Он звонит мне спустя несколько часов после убийства Маркелова, говорит, что сотрудники «Новой» страшно рискуют жизнью, волнуется за них, — считает, что журналисты должны носить с собой оружие.
По информации от журналистов «Новой газеты», Лебедев — это находка. Магнат-интеллектуал, да еще и озабоченный проблемами общества.
— В большинстве случаев российские олигархи привыкли отговариваться фразами «Мы ничего не можем сделать». Они проводят время в Куршевеле, пьют вино, едят икру и любуются, как девушки танцуют на столах, — рассказывает мне колумнист «Новой» Юлия Латынина. — Еще найдутся такие, кто скажет, что у нас все в полном порядке. — Она продолжает. — А Лебедев пытается хоть что-то сделать, чтобы в стране стало лучше. Но он понимает — если эти действия затронут тех, кто у власти, наказание будет неизбежным.
(Я познакомился с Латыниной на праздновании дня рождения Лебедева. Она пишет статьи о коррупции и о загадочном нефтяном трейдере «Ганвор». Также она предполагает, что Россия планировала вторжение в Грузию задолго до самого конфликта. Я спрашиваю, все ли у нее в порядке.
— Все нормально, — отвечает она. — За исключением того, что господин Кокойты (лидер Южной Осетии) пытается меня убить. — На несколько месяцев газета предоставляет ей телохранителей.)
Журналисты из «Новой газеты» говорят, что в дела редакции Лебедев не вмешивается — хотя иногда, если с кем-то не согласен, он пишет свою колонку и излагает собственные взгляды. Я познакомился и с главным редактором газеты — Дмитрием Муратовым. Он говорит, что редакторы и Лебедев расходятся во мнениях по поводу природы российской власти.
— Мы полагаем, что коррупционная система России — это вертикаль, созданная лично Путиным, — говорит Муратов. — А Лебедев и Горбачев так не считают. Они полагают, что это недобросовестные российские чиновники не дают России превратиться в нормальную европейскую страну.
Муратов говорит, что уважает Лебедева. Но отношения с магнатом нельзя назвать близкими: они общаются формально, на вы. Когда я сталкиваюсь с Муратовым на круглом столе, организованном «Новой», я спрашиваю, почему нет Лебедева. Он отвечает: «Откуда же мне это знать?»
Остается загадкой, как умудрилась выжить «Новая газета» — особенно если помнить о том, что Кремль продолжает сжимать тиски, в которые попали русские медиа, и учитывать общую медийную ситуацию — один американский дипломат заявляет, что русские «питаются из одного информационного корыта». После приобретения Лебедевым газеты Standard я провел целый день в редакции «Новой». Я спрашивал журналистов, почему издание все еще выходит — с завидной регулярностью продолжая метать стрелы в стоящих у власти.
Заместитель главного редактора Андрей Липский предлагает весьма убедительный анализ. По его мнению, газета играет на руку российскому правительству. Во-первых, говорит он, благодаря существованию «Новой» Кремль парирует заявления Запада об отсутствии свободы слова в России. Во-вторых, добавляет он, газета является источником правдивой информации для издерганных российских политиков, обреченных на изматывающую и долгую битву за должности, деньги и влияние. Эта газета гораздо лучше освещает происходящее внутри страны, нежели вся бесчисленная агентурная сеть ФСБ — обычно агенты сообщают своим начальникам лишь то, что последние хотят услышать.
— «Новую» читают в президентской администрации и во всех региональных правительствах. Ее читает Путин — или его помощники, — говорит Липский и жалуется, — они (правительство России) уничтожили уйму ценных источников информации, начиная с телеканалов.
В роли владельца газеты Лебедев преуспел больше, нежели в роли политика. Он долго бодался с мэром Москвы Юрием Лужковым — до тех пор, пока, в 2010 году, Кремль не сместил его с поста. В 2003 году Лебедев выдвинулся против Лужкова и проиграл. В сентябре 2008 Лебедев и Горбачев — который помог основать «Новую газету» — объявили о намерении основать новую социально-демократическую партию. Но проект провалился — в основном ввиду того, что любая политическая активность в России невозможна без одобрения Кремля, а также из-за отсутствия интереса у электората.
В телеграмме, отправленной из московского посольства США 10 октября 2008 года, говорится о том, что Лебедев отказывается примкнуть к новому оппозиционному движению «Солидарность» из-за присутствия Каспарова. По неким неясным причинам вместо этого Лебедев решает основать собственную партию. «Опросы показывают, что Лебедев и Горбачев не находят поддержки среди избирателей», — сухо замечено в телеграмме.
Политические амбиции Лебедева не оправдались, и он, похоже, развернулся в сторону Британии. Здесь, по крайней мере, он может общаться с ведущими политиками и прочими членами британского высшего света. У него в друзьях — Джорди Крейг, редактор Tatler, которого Лебедев назначает новым главным редактором Standard. Знаменитости блистают на его роскошном ежегодном благотворительном приеме в Хэмптон Корт. Хью Грант, Джоан Роулинг, Ванесса Редгрейв — его постоянные гости, выступает Элтон Джон. Сын Лебедева Евгений, проживающий в Англии, — заметная фигура на лондонской общественной сцене. (В 2009 году фото Лебедева-младшего с вечеринки в Хэмптон Корт будут напечатаны в русской версии журнала Hello! — с бородой в стиле Романовых, в сияющих черных ботинках и траурном фраке он выглядит как опереточный граф).
Евгений — о нем отзываются как о человеке дружелюбном и скромном — берет в свои руки газетный бизнес отца. Осенью 2010 года Евгений получает британское подданство. Однако триумфальное выступление семейства Лебедевых впечатляет не всех. После покупки Standard и Independent на одном из приемов Евгений знакомится с принцем Уэльским — наследником британского трона.
— Мне было бы интересно знать, что он думает о наших газетах, поскольку наши издания о нем писали. Или же услышать его мнение о нравственности или безнравственности журналистов. Но нет. Он задал лишь один простой вопрос: «Вы всю жизнь интересовались футболом?» — вспоминает Евгений. — И на этом все. Может, он принял меня за Абрамовича? Или решил, что все русские должны любить футбол…
Спустя несколько месяцев после приобретения Standard огромная бизнес-империя Александра Лебедева становится объектом нападок. Летом 2009 года он вызывает меня в свой московский особняк. Эта встреча — словно кадры из фильма о Джеймсе Бонде. Обстановка офиса говорит об уверенности и богатстве владельца. Хорошенькая девушка-секретарь в шелковом мини-платье встречает меня в лобби, в приемной висят картины эпохи Ренессанса. Меня провожают наверх — Лебедев, новый барон британской прессы, ждет меня на балконе. Тут не хватает лишь пушистого белого кота.
Лебедев сообщает: из «многочисленных источников» поступили сведения, что его вот-вот могут арестовать и отправить за решетку. Непонятно, говорит он, кто именно стоит за этим заговором. Но, по его словам, «есть некто, готовый выложить 50 миллионов долларов» за то, чтобы упрятать магната в тюрьму. Он полагает, что группа теневых инвесторов за определенную сумму пытается подкупить работников правоохранительных органов. Доверенные лица Лебедева среди властных структур говорят, что самым разумным решением для него было бы покинуть Россию в ближайшие полгода.
Сложно понять, реален ли этот заговор — может быть, это выдумка или преувеличение. Лебедев говорит, что он готов к тюремному заключению — но предпочел бы избежать доли Ходорковского. Я спрашиваю, готов ли он сидеть в Лефортово — технически это не тюрьма, а центр досудебного заключения и изолятор. Он нравоучительно отвечает: «Если жить здесь, то нужно быть готовым ко всему».
2 ноября 2010 года мрачные предсказания Лебедева, похоже, сбываются. Группа вооруженных военных в масках устраивает показной обыск его московского особняка. Операцию организует ФСБ — в частности, управление «К», которое занимается экономическими преступлениями. Офицеры изымают документы и файлы. (Они заявляют, что обыск связан с уголовным расследованием в отношении другого банка).
В тот момент, когда в контору врывается спецназ, Лебедев плавает в бассейне, что расположен в подвальном помещении банка.
— Я действительно подумал, что они пришли меня арестовывать, — рассказывает он и добавляет, — и решил, что продолжу плавать — хотелось в последний раз получить удовольствие от бассейна.
Но в итоге Лебедева так и не задержали. Он с горечью рассказывает мне про «маски-шоу» в исполнении ФСБ — так в России называют показушные полицейские рейды времен девяностых. На следующий день новости еще более неутешительные — бригада налоговиков в Украине прошлась по роскошному гостиничному комплексу Лебедева, что расположен на крымском побережье.
Вывод о том, что оба рейда скоординированы, напрашивается сам собой. В конце концов, Украиной правит промосковский Виктор Янукович. Лебедев говорит, что не поддастся давлению и не уедет из России.
— Я все еще здесь. Я здесь живу, — говорит он. Но все же признается, — при наихудшем сценарии посыл вполне понятен. «Убирайся из России».
В разговоре со мной Лебедев утверждает, что Путин не имеет отношения к этим, как он выражается, участившимся и хорошо организованным попыткам увести у него бизнес. Он винит оппортунистов темной российской бюрократии. Он считает, что чиновники пытаются отхватить кусок от его богатства, используя его хорошие отношения с Кремлем как политическое прикрытие.
Мы кратко затрагиваем тему вторжений ФСБ в частные жилища, а также грубые попытки службы госбезопасности выдворить меня из России.
— Это типичное преследование. Они хотят сделать вашу жизнь невыносимой, — сообщает Лебедев. И добавляет, что даже сами офицеры ФСБ измучены политическими битвами, которые идут за закрытыми дверями, и гнетущей политической обстановкой в стране. — В России они будущего тоже не видят, — говорит он, добавив, — а уровень новобранцев ФСБ — чудовищно низкий.
В мае 2011 года Лебедев объявляет о том, что уходит из бизнеса и присоединяется к новой политической инициативе. Он говорит, что собирается поддержать путинский так называемый «Народный фронт» — движение, единственная цель которого, как кажется, — вернуть Путина в Кремль в 2012 году. Решение Лебедева выглядит как тактический маневр, который поможет отразить атаку ФСБ на банк. Комментаторы полны сарказма — они сравнивают народный фронт — предположительно беспартийную национальную коалицию — с Блоком коммунистов и беспартийных, основанную Сталиным перед советскими «выборами» в 1937 году.
Для критиков такой ход — доказательство существования связей Лебедева с Кремлем. Сам он это отрицает. А в это время «Народный фронт» решает, что в качестве члена организации Лебедев им не нужен.
*****
В декабре 2009 года пассажиры, следующие на работу в Лондон, с удивлением разглядывали огромный плакат с Бараком Обамой. На плакате голова президента США красовалась рядом с головой Махмуда Ахмадинежада, вздорного правителя Ирана. Под головами шла надпись: «Кто представляет наибольшую ядерную угрозу?» Для многих ответ очевиден — в конце концов, это не Обама грозился стереть Израиль с лица земли. Но для Кремля враждебный образ Обамы — это очередная амбициозная попытка создать новую пост-советскую пропагандистскую империю.
Спустя два десятилетия после краха государственной газеты «Правда» кремлевский круглосуточный телеканал, вещающий на английском — Russia Today — запускает первую масштабную рекламную кампанию в Англии. Клеветники окрестили канал двойником северокорейского телевидения — Russia Today придерживается неприкрытой пропутинской позиции, заявляя, что работает в противовес «предвзятому» западному взгляду BBC и CNN.
Когда я наведываюсь в их модный головной офис в Москве, станцию переименовывают в RT. Здание расположено в двух минутах ходьбы от метро «Парк культуры». Также в нем находится новостное агентство «РИА Новости» и Moscow News. Я встречаюсь с Маргаритой Симонян — это главный редактор RT, ей двадцать девять лет.
— То, что мы привыкли видеть как черное и белое, может оказаться не черным и не белым. И люди начинают пересматривать собственные стереотипы, — объясняет она. — Мы предлагаем альтернативу общепринятому мнению.
И конечно, рекламная кампания RT провокационно вызывающая — например, RT подвергает сомнению существование проблемы изменения климата, которую обсуждали на саммите в Копенгагене, или сравнивает британского полицейского констебля с татуированным футбольным хулиганом. Кто-нибудь вообще собирается смотреть этот канал?
— Я не верю в беспристрастные новости. Конечно, мы принимаем пророссийскую позицию. BBC тоже открыто заявляет, что продвигает британские ценности, — замечает она. Бывший член путинского пресс-пула, она получила работу в 2005 году, когда канал только-только запустили — на тот момент ей было 25 лет. Это вызвало шквал слухов — возможно, ничем не обоснованных — что у Симонян нашлись почитатели в высших эшелонах власти.
Долгое время в Кремле не понимали, чем именно «предвзятость» отличается от позиции западных медиа. А теперь Кремль создает свою альтернативную информационную реальность. В 2011 году российское правительство планирует вложить 1,4 миллиона долларов в международную пропаганду — больше, чем в кампанию по борьбе с безработицей. Кроме английского канала, RT располагает и испанской службой, вещающей на Латинскую Америку — регион, геополитический интерес Кремля к которому растет. Также канал вещает и на арабском языке. Правительство утраивает бюджеты основных государственных новостных агентств «РИА Новости» и ИТАР-ТАСС, несмотря на экономический кризис, постигший Россию. (Оба агентства существуют за счет того, что транслируют прокремлевский взгляд на происходящее в мире, а в советские времена агентство «РИА Новости» было виртуальным оружием КГБ). Еще существует проплаченное ежемесячное приложение к британской Daily Telegraph — Russia Now, и к тому же снова начинает работать радиостанция советской эпохи «Голос России». Прочие спонсируемые российским правительством приложения появляются у Washington Post и New York Times и у ведущих европейских газет.
Больше того — Кремль нанимает PR-гиганта Ketchum и дочернюю компанию Gplus. Их офисы раскиданы по всему миру, в Лондоне их обслуживает Portland PR. И плюс еще блоггеры — зловещая армия разгневанных русских патриотов. Изначально блоггеры работали только на русских вебсайтах, поливая грязью критиков российского режима. Однако теперь эти кибер-националисты также активничают и на сайтах западных газет, включая Guardian. Любой, кто отважится критиковать российских лидеров или упомянуть про какие бы то ни было проблемы в стране, будет немедленно заклеймен агентом ЦРУ или хуже. (Один из этих назойливых блоггеров окрестил меня северокорейским шпионом и апофеозом западной блядской журналистики. Интересно, как это во мне сочетается?) В июле 2011 года один предположительно кремлевский блоггер заводит в Твиттере фальшивый аккаунт под моим именем. Мой настоящий — @lukeharding1968. Двойник именует себя так же, но в начале он заменяет L на прописную I. Он даже использует мои фото и биографию. Мой клон публикует пресс-релизы Дмитрия Медведева.
Некоторые эксперты полагают, что эти блоггеры — просто спонтанно возникшая группа патриотов-энтузиастов. Существует, впрочем, более убедительная точка зрения — возможно, Кремль намеренно финансирует этих анонимных проправительственных комментаторов с целью дискредитации оппонентов и продвижения авторитарной московской политики.
— Они (Кремль) начали понимать, что информация важна, а еще важнее контролировать информацию, которая распространяется по всему миру, — говорит Евгений Морозов. В своей книге The Net Delusion: The Dark Side of Internet Freedom («Сетевой обман: темная сторона интернет-свободы») он утверждает, что авторитарные режимы используют интернет для подавления инакомыслия. Писатель и ученый, рожденный в Беларуси, — он говорит, что после войны в Грузии Кремль стал практиковать более «агрессивный» подход.
Тот конфликт с точки зрения PR стал для Москвы катастрофой. В очередной раз, в ходе двух недавних газовых войн с Украиной, Кремль натолкнулся на всеобщее непонимание, заставив своих европейских потребителей содрогаться от ужаса.
— Они поняли, что, только контролируя то, что публикуется в зарубежной прессе, можно продвигать свою жесткую политику, — говорит Морозов.
Морозов без восторга отзывается о Russia Today — указывая, что у канала странная любовь к экстремистам и сумасшедшим теоретикам заговора. В коммунистические времена российские государственные медиа писали о капиталистическом западе исключительно плохо, а о родине — исключительно хорошо, то и дело используя фотографии улыбающихся рабочих и счастливых доярок. Russia Today работает по тому же принципу: Америка обычно представляется как опасное, криминальное местечко, кишащее сумасшедшими, которое швыряет от катастрофы к катастрофе. Во время одной программы в 2011 году на RT администрацию Обамы сравнили даже с нацистской Германией.
— Я считаю, что это комедийный канал, — говорит Морозов. — Стоит его смотреть хотя бы для того, чтобы понять, как уродливы попытки России повлиять на настроения за рубежом.
Такой подход теперь практикуют многие медиа — старые и новые. Россия, говорит Морозов, ушла от «Правды» к «Правде 2.0».
Во время моей работы в Москве я познакомился с несколькими корреспондентами канала. Как говорят знающие люди, в том числе некоторые британские и американские журналисты и дикторы, профессионализму работников RT надо отдать должное.
— В основном это довольно талантливые люди. Но никто не испытывает никаких иллюзий по поводу происходящего, — рассказывает мне один из бывших сотрудников. — Чудовищный недостаток объективности.
Это приводит меня к мысли, что западные журналисты, усердно трудящиеся на благо канала, принадлежат новому поколению «полезных идиотов», которых Маггеридж — если сегодня он был бы жив — узнал бы моментально. У RT даже есть свой собственный Уолтер Дюранти, ведущий из США. Своим фанатичным отношением к Кремлю он заработал прозвище Лорд Ха-Ха.
Став президентом, Путин первым делом закрыл независимое телевидение. Начал с канала НТВ. В статье для англоязычной газеты Moscow Times бывший директор НТВ Евгений Киселев, отметив десять лет с момента смерти канала, сказав, что сегодняшним студентам факультета журналистики будет сложно поверить, что в России когда-то было независимое ТВ. ФСБ инициировало обыски в московских офисах владельца НТВ Владимира Гусинского, после чего канал перешел в собственность прогосударственной компании «Газпром Медиа». Также «Газпрому» принадлежат влиятельные газеты «Известия» и «Комсомольская правда», — сейчас обе они выступают как группа поддержки режима.
Спустя десять лет государство сумело завладеть, напрямую или косвенно, почти всеми российскими телеканалами. Киселев рассказывает о правилах, которых придерживаются нынешние государственные станции. Включая воздержание от расследований по фактам коррупции и другим преступлениям, совершенным высшими чиновниками, добровольный отказ приглашать на эфиры персон из «черного списка», в который вошли оппозиционные политики и критики, исполнение приказов из Кремля показывать или не показывать те или иные программы и запрет на злую сатиру, если поводом стали недостатки и ошибки государственных фигур. Самоцензура, как и в советские времена, царит повсюду. Редакторы знают, каких тем надо избегать, — например, нельзя освещать случаи нарушения правительством прав человека или критиковать государственную политику на северном Кавказе. В беседе Киселев рассказывает мне, что профессионалы ТВ полностью утратили культуру вещания в прямом эфире — в России больше не осталось передач, которые шли бы живьем. Правительственные чиновники абсолютно недоступны для журналистов, добавляет он.
— Режим Путина, выстроив пресловутую вертикаль власти, не может позволить себе такой роскоши, как независимые телевизионные станции, которые были бы свободны от государственного контроля и вещали на всю страну, — жалуется Киселев.
Один из критиков Кремля, отстраненный от эфиров на государственном ТВ, — Владимир Рыжков, бывший независимый депутат Госдумы и историк. Он говорит, что источником 85% общественной и политической информации в России служит телевидение — «под полным контролем Кремля». Он сравнивает это с периодом Горбачева и Ельцина, говоря, что в то время делались попытки построить более открытую, пеструю и конкурентоспособную политическую систему с разнообразными политическими движениями, более или менее независимыми судами и свободными медиа формата девяностых.
— Государственные ТВ-каналы показывали пьяного и больного Бориса Ельцина, — замечает Рыжков. — При Путине все эти свободы исчезли, — говорит он. — Газеты в России не играют никакой роли. «Ведомости» продают 60000 экземпляров в день. «Коммерсант», наиболее влиятельная политическая газета, — 100 000 экземпляров. У нас есть четыре независимых политических газеты, и продажи — это 1%. Интернетом пользуются 20%. Если спросите, сколько человек имеют ежедневный доступ к политической информации, то окажется, что не более 5%. Следовательно, контроль ТВ означает контроль всего. Классическая авторитарная система.
Интернет — единственное яркое пятно на российском прогосударственном медийном пейзаже. Там царит свобода, но сеть не является источником новостей для большинства русских.
RT дают больше свободы, нежели внутренним каналам, контролируемым правительством. Допустима общая критика режима, однако существует негласное понимание того, что самого Путина критиковать нельзя — как и обсуждать его предположительное богатство. Об этом мне рассказывает бывший сотрудник канала. То же табу действует и в Moscow News, англоязычной газете, которая выходит дважды в неделю — ее издает «РИА Новости».
— Нам предоставлена полная свобода, есть только одно исключение, — признается один из редакторов. — Можно критиковать Медведева. Но не Путина.
Другие люди, знакомые с кремлевской медиа-стратегией, говорят, что чиновники высшего звена России давно перестали понимать, по каким законам живет западный мир.
– Они считают, что хороший PR заставит мировое сообщество забыть всю дурную славу вокруг событий в России. Очевидно, что это не так, — говорит Ангус Роксбург, бывший московский корреспондент BBC, нанятый Кремлем в качестве PR-консультанта. Я спрашиваю, есть ли у Кремля шансы улучшить свой образ в глазах Запада. Он едко отвечает, — Например, для начала можно перестать избивать оппозиционных демонстрантов.
В марте 2009 года я возвращаюсь в Лондон, чтобы обсудить с начальством ситуацию с ФСБ — день за днем становится все хуже. Редактор Guardian Алан Расбриджер и редактор международного отдела Харриет Шервуд на моей стороне. Мы приходим к заключению, что это преследование российскими службами безопасности становится невыносимым. Но можем ли мы положить конец этой тайной войне?
Расбриджер организует встречу с Майклом Девенпортом. Девенпорт — глава департамента по России, южному Кавказу и Средней Азии Министерства иностранных дел и Содружества. Фактически это главный британский дипломат в России.
Мы встречаемся за круглым столом в кабинете Расбриджера. Комната расположена на втором этаже Guardian, здесь находится отдел новостей. Окна выходят на Риджентс-канал с камышницами и плавучими домами. Девенпорт носит очки, ему под пятьдесят. Он мне сочувствует. Говорит, что МИД Британии хорошо знаком modus operandi ФСБ. Он также рассказывает, что Советский союз поделился техниками КГБ не только со странами коммунистического блока, но и с дружественными секретными службами прочих государств — включая Ближний Восток.
Девенпорт вспоминает, как сам оказался жертвой вторжений в стиле КГБ — но не в холодной Москве, а в жарком Каире. А в роли взломщиков выступили офицеры египетской тайной полиции, бандитского «Мухабарата», который перенял у КГБ азы мастерства.
Девенпорт подтверждает лишь то, что нам и так известно: только КГБ может столь загадочным образом вламываться ко мне домой. Он пытается подбодрить меня, однако мне сложно описать всю ту атмосферу психологического давления и вражды — словно из времен холодной войны, что стала частью нашей жизни в Москве. Девенпорт признает, что вести диалог с Москвой всегда было непросто. Он изрекает мудрую вещь: «Проблема с русскими в том, что они думают не так, как им, по нашему мнению, следует думать». Позже я отыщу имя Девенпорта в текстах телеграмм, опубликованных на WikiLeaks. Ему принадлежит еще одна крылатая фраза — он клеймит Россию «коррупционным самодержавием».
После той встречи британские дипломаты в Москве ставят мой случай на повестку обсуждения со своими российскими коллегами. Иными словами, они жалуются. Удивительно, но это срабатывает. По крайней мере, на несколько месяцев. Теперь вторжения происходят не так часто. Я заглядываю в свои заметки и вижу, что призраки из ФСБ вернулись в офис Guardian 4 или 5 июня 2009 года. На этот раз они открыли запертое на двойной замок переднее окно. Придя на работу, я смотрю, как тополиный пух от растущих напротив белых деревьев волной влетает в комнату. Удивительно красивое зрелище.
Западным корреспондентам, работающим в Москве, понятны мои проблемы с ФСБ. Эндрю Осборн из Daily Telegraph, Шон Уокер из Independent и Тони Халпин из Times становятся моими близкими друзьями. Тони даже станет свидетелем одного унизительного эпизода, и это произойдет не в Кремле, а в ином театре военных действий — на футбольном поле.
ГЛАВА 8. Политический футбол
Финал Лиги чемпионов УЕФА
Chelsea VS Manchester United
Стадион «Лужники», Москва
21 мая 2008 года
The World Cup will help us make a different people and a new nation. («Чемпионат мира поможет нам стать иным народом и новой нацией»).
Александр Джорджадзе, оргкомитет Кубка мира «Россия-2018»
Мой собственный спортивный режим в Москве вряд ли можно назвать строгим. Зимние пробежки по обледенелым улицам столицы — занятие сомнительное и трудное, очень мерзнут чувствительные нижние конечности. Я вернусь к тренировкам лишь в апреле, после многомесячной летаргии, когда окончательно растает снег. Эти тренировки, как правило, сводятся к неуклюжим пятнадцатиминутным прогулкам вокруг нашей пасторальной деревеньки.
Иногда я пересекаю дорогу, по которой с грохотом катятся троллейбусы, и отправляюсь бегать в близлежащий мемориальный парк. Это парк славы русских солдат царской армии, сражавшихся в Первую мировую войну — однако те жертвы, которые понес русский народ в 1917 году после захвата власти большевиками, несопоставимы по своим масштабам с теми военными потерями. Здесь поставили большой крест и памятник. Поодаль расположен кинотеатр. На обратном пути я прохожу мимо огромной жилой башни, которая призрачно возвышается над этим урбанистическим пространством.
Пару раз журналистский корпус собирается, чтобы сыграть в крикет на территории Московского государственного университета. Особенного таланта к этой игре ни у кого не наблюдается. Гораздо чаще мы играем в мини-футбол. Поле находится в пяти минутах ходьбы от стадиона «Лужники» — его строили к Олимпийским играм в 1980 году, и это самое престижное футбольное поле столицы. Именно там я пережил минуты своего унижения. 17 октября 2007 года, перед отборочным матчем Англия-Россия, предваряющим Чемпионат Европы, который состоится годом позже, я принял участие в дружеском матче между английскими и российскими журналистами.
Принял участие — это громко сказано. Игра проходила на седьмом поле Лужников. Я умудрился сделать пас Джейми Реднаппу, бывшему международному английскому комментатору, перешедшему на Sky TV. Затем у меня отобрали мяч. И незамедлительно забили нам гол. Исключительно по моей вине. Через десять минут после этого меня заменили. Российские «журналисты» — которые подозрительным образом скорее напоминают мне профессиональных футболистов, а не обрюзгших представителей четвертой власти — выигрывают со счетом 9-3. Мне лишь остается доковылять до станции метро «Воробьевы горы», которая высится на огромном мосту через Москва-реку. Оттуда открывается великолепный вид на университет и зеленые холмы.
Этот дружеский матч становится предвестником событий того же вечера — Англии предстоит сыграть с Россией. По официальным данным, все 80 000 мест на стадионе распроданы. Но за 48 часов до игры я без труда приобретаю два билета у спекулянтов — это вороватого вида юнцы, которые рыскают у касс Лужников. Кассы расположены недалеко от стадионной парковки, у огромной статуи Ленина. Я купил места в российскую фан-зону. Мне продал их Серега — этот услужливый делец, как выяснилось, оказался еще и фанатом Вест Хэм.
Тот октябрьский матч проходит на фоне растущего мрачного напряжения между Англией и Россией. Вследствие убийства Литвиненко, которое произошло меньше года назад, политические отношения ухудшились донельзя — впервые за долгие десятилетия. Летом Путин успел обвинить Британию в заносчивости и «колониальном мышлении», а за несколько дней до матча он сказал, что российская демократия — лучше британской. В качестве аргумента он заявил, что сам он — в отличие от Гордона Брауна, британского премьер-министра и единственного кандидата на место Тони Блэра — был избран честным путем. Технически это так и есть. Но если помнить о систематическом уничтожении Кремлем любой политической конкуренции в России, то такое заявление звучит весьма забавно.
Среди обычных фанатов — и с той и с другой стороны — не прослеживается никакой враждебности.
— Спорт — не политика. К тому же наши играют лучше ваших, — говорит Серега, когда я протягиваю ему хрустящую купюру в 5000 рублей (100 фунтов) за два билета на матч. Подход Марка Перримана, возглавляющего группу футбольных болельщиков из Лондона, столь же прагматичный. Он говорит:
— Я не собираюсь разгуливать по Москве закутанным в британский флаг. Впрочем, по большей части те страны, в которых мы играли, или бывали с нами в состоянии войны, или когда-то являлись частью империи, или в какой-то момент истории были оккупированы англичанами.
Я звоню Василию Уткину — самому здравомыслящему футбольному обозревателю России. Он говорит, что в Москве сейчас — бум англофилии. Причиной стал выпуск русского перевода Гарри Поттера.
— Кого волнует политика? Эти два дня все читали Гарри Поттера. И это — лучшее отражение наших взаимоотношений, — говорит Уткин.
На матч Англия-Россия я беру с собой отца. Когда мы приезжаем в Лужники, стадион уже битком забит болельщиками, атмосфера оживленная и доброжелательная. Перед началом игры российские фанаты разворачивают огромный 120-метровый баннер — он закрывает целую секцию стадиона. На баннере изображен страшный русский медведь с желтыми клыками. Слоган весьма патриотичен — «Россия, вперед!».
Уэйн Руни забивает уже в конце первого тайма, и я подпрыгиваю и начинаю свистеть. В тот же момент чувствую, как на меня смотрят полных ненависти сотни глаз. Хоть обстановка вокруг и дружеская, но влезать в медвежью берлогу болельщиков противника было определенно рискованным предприятием. На середине матча счет 1-0 в пользу Англии. К моему облегчению, Англии забивают два гола во второй половине — один благодаря Аршавину, другой как пенальти. Проигрыш Англии со счетом 2-1 будет решающим в отборочном матче для Евро-2008 и станет поводом для последующего увольнения Стива Макларена — тренера английской сборной. Неубедительное выступление сборной можно объяснить рядом факторов — как понимаю это я — включая мерзкую погоду, пластмассовое покрытие Лужников и чудовищную некомпетентность МакКларена. Россия сыграла лучше и оказалась более дисциплинированной.
Но также этот проигрыш означает то, что мы с отцом теперь можем спокойно покинуть «Лужники», сохранив целыми все свои конечности. После триумфа над Англией, родиной футбола, русские болельщики пребывают в хорошем настроении, они великодушны, игривы и любопытны.
— Как ты оказался на этой стороне стадиона? — спрашивает у меня один из русских болельщиков — он в полном замешательстве. — Почему вы не сели на другой стороне, вместе с фанатами Англии?
— Я работаю в Москве, — отвечаю я. — Мои поздравления российской сборной. Ваши отлично сыграли.
Эта игра оказалась для меня прекрасным наглядным уроком. Во-первых, я понял, что бывают моменты, когда лучший выход из ситуации — придержать язык. А во-вторых — и это более важно — я начал осознавать,что в путинском видении России как возрождающейся великой державы спорт вышел на первые позиции. Спорт был очень развит в Советском Союзе. Но после развала страны система молодежных спортивных клубов тоже развалилась — а тренеры по легкой атлетике, лыжам, конькам ушли в частный бизнес или нашли другую работу.
К моменту моего приезда в Россию русский футбол уже успел постепенно обрести приемлемые формы и выкарабкаться из плачевного состояния, в коем пребывал в девяностые — и это несмотря на то, что российская лига лезла из кожи вон, пытаясь привлечь ключевых мировых игроков, и страдала от позорных проявлений расизма среди фанатов.
Роман Абрамович — один из наиболее влиятельных футбольных болельщиков в России. В число других миллиардеров, поддерживающих спорт, входят алюминиевый магнат Олег Дерипаска и нефтяной магнат Вагит Алекперов. Тем не менее, Российский футбольный союз придерживается политики Петра Великого — тот приглашал из Голландии кораблестроителей в стремлении основать достойный флот. РФС приглашает на работу голландского тренера Гуса Хиддинка. Он становится тренером российской национальной сборной. Именно благодаря Хиддинку команда начинает играть слаженно и четко, чего ранее не наблюдалось. После победы над сборной Англии Россия, под руководством Хиддинка, выходит в полуфинал Еврокубка-2008 — и на нее возлагают всяческие надежды.
В мае 2009 года «Лужники» переживают второе вторжение британских фанатов — на этот раз тут проходит финал Лиги чемпионов, матч между «Манчестер Юнайтед» и «Челси». Впервые обе английские команды сумели выйти в финал. Игра — как окажется позднее — была предвестником Кубка мира — 2018, который также пройдет в России. Тысячи британских болельщиков прибывают в Москву, чтобы посмотреть матч. Газета «Московский комсомолец» пишет, что это самое массовое вторжение со времен захвата немцами города в 1941-1942 году. Газета замечает, что по численности такой наплыв иностранцев могла превзойти только армия Наполеона во времена войны 1812 года.
Я отправляюсь на Красную площадь. Там развернулся настоящий неформальный футбольный фестиваль — сотни фанатов топчут знаменитую брусчатку. Выясняется, что англичане в основном летели чартерными рейсами из Британии. Кто-то проехал через страны Балтики, некоторые прилетели из Сиднея.
— За все про все мы заплатили 4000 фунтов, — говорит Пол Саутгейт, фанат «Манчестер Юнайтед». — Летели через Дубай и Сингапур. И на каждой пересадке к нам присоединялась очередная толпа английских болельщиков.
А что же он думает о противниках «МЮ»?
— «Челси» — это просто русская игрушка. Это не настоящая команда, — едко отвечает он. — У этой команды нет фанатов. Стадион на 90% будет заполнен фанатами «МЮ».
Рядом со знаменитой пирамидой — мавзолеем Ленина — разбита площадка для мини-футбола. Болельщики — по большей части россияне — выстроились в очередь, чтобы сфотографироваться рядом с кубком Лиги чемпионов. Фанаты толпятся вокруг палаток «МЮ» и «Челси», покупают фирменные футболки УЕФА за тысячу рублей (20 фунтов). Самые инициативные отправляются посмотреть на Ленина.
— Он будто восковой, как статуя из музея Мадам Тюссо, — говорит мне Джон Харт, фанат «Манчестер Юнайтед» из Белфаста. И добавляет. — Там жутковато. Холодное черное пространство. Смотришь на его лицо — и понимаешь, что у него растут волосы. — Харт говорит, они с друзьями забронировали билеты заранее и прибыли в Москву с пересадкой через Ригу. — Мы остановились в дешевой гостинице. Вся поездка обошлась в 200 фунтов.
Для самих игроков условия проживания куда более комфортные. Команда «Челси» поселилась в пятизвездочном отеле Ritz Carlton — это одно из самых роскошных мест столицы. В дни финала цены на номер начинаются от 750 фунтов за ночь. Завтрак подают восхитительный. Отель находится прямо у Красной площади. У собора Василия Блаженного я замечаю вратаря «Челси» Петра Чеха — он вышел осмотреть достопримечательности.
— Здорово, что здесь тоже любят футбол, — говорит он. Вокруг столпились туристы и фотографируют его на мобильные телефоны.
«Манчестер Юнайтед» поселили в столь же роскошном Crowne Plaza — отель находится недалеко от Белого дома, у которого в свое время с танка вещал Ельцин. Обычные фанаты ночуют где придется: на окраинах Москвы, в хостелах и даже на корабликах, пришвартованных по берегам грязно-коричневой реки Москвы.
Политический климат между Россией и Соединенным Королевством более или менее теплеет. Перед игрой Кремль снимает визовые ограничения для всех болельщиков, купивших билеты на матч. Болельщики, с которыми мне удалось поговорить, заявляют, что русская иммиграционная служба практически не чинила им никаких препятствий. Министр иностранных дел России Сергей Лавров говорит, что подобная визовая политика характеризует Россию как «цивилизованную страну». Похоже, что глобальные противоречия между Лондоном и Москвой на время забыты. Выясняется, что обычные россияне рады британским гостям.
— Британцы — вовсе не чудовища, — говорит Ольга Подыганова, студентка — она изучает политологию. — На официальном уровне отношения ужасны, но между обычными людьми трений нет.
У кого больше шансов выиграть?
— Я думаю, что у «Челси», — говорит она.
Перед игрой я посещаю московскую школу № 232. Школа находится на Трубной улице — именно здесь учился миллиардер Абрамович, нынешний владелец «Челси». С тех пор прошло тридцать лет, и его команда вот-вот победит в Лиге чемпионов. Стадион «Лужники» — в получасе езды на метро. Бывшие учителя Абрамовича описывают юного Романа как милого, доброго, но довольно посредственного мальчика — в те времена он не подавал никаких признаков будущего успеха.
— Он был обычным советским ребенком, — вспоминает Надежда Ивановна, учительница истории. –Сидел на задней парте. Легко заводил друзей. Он был больше обеспечен, чем другие дети, но на его поведении это не отражалось.
Выясняется, что Абрамович учился практически на одни тройки: удовлетворительная, но не впечатляющая оценка. (В русской школе оценивают по шкале от 1 до 5). Я рассматриваю черно-белые фотографии из школьного архива. На них — группа советских подростков на экскурсии, они стоят на фоне военного мемориала в городе Волгограде — бывшем Сталинграде. Один школьник держит цветы. Выглядит смущенно. Это и есть Абрамович.
В то время он жил у дяди в центре Москвы, в районе Цветного бульвара, неподалеку от школы № 232. Его родители умерли. Он окончил школу в 1983 году. У меня сложилось ощущение, что бывшие учителя желают Абрамовичу добра. Однако я замечаю, что они пребывают в некотором недоумении — им непонятно, каким образом этот послушный и опрятный школьник сумел накопить многомиллиардное состояние и стать владельцем престижной английской футбольной команды.
— Я думаю, ему помогла семья и просто повезло, — говорит Ивановна. — Он был милый мальчик, попал в очень хороший класс — один из моих лучших. Но при всем при этом я не думаю, что я в чем-то глупее Романа.
Абрамович, естественно, сыграл важную роль в возрождении российского футбола. Для своей старой школы он выстроил площадку для мини-футбола с высоким ограждением, и теперь новое поколение школьников гоняет в футбол под кленами и липами. Он отремонтировал лабораторию в классе биологии и компьютерный класс, теперь на дверях этих классов висят таблички с его именем. Таким же образом Абрамович спонсирует Российский футбольный союз и национальную сборную — он платит зарплату Хиддинку вплоть до самого момента скандального отъезда голландского тренера в 2010 году. Абрамович профинансировал строительство круглогодичных футбольных площадок по всей Российской Федерации. Несомненно, он хочет творить добрые дела. Впрочем, Кремль вынуждает своих состоятельных граждан делать жесты патриотической филантропии. Никто не может отказаться.
Финал Лиги чемпионов начинается лишь в 10.45 вечера по московскому времени. К этому моменту болельщики, по большей части, измотаны, пьяны или начинают мучиться от первых симптомов похмелья. Заметно холодает. С моего места — в центральной секции стадиона — открывается хороший обзор. Матч идет с дополнительным временем. С серией пенальти. Начинается дождь. Капитан «Челси» Джон Терри поскальзывается и промахивается. Победа за «Манчестер Юнайтед». Два часа ночи.
Под надзором московских полицейских, закутанных в серые плащи, фанаты «Манчестер» выкатываются со стадиона. Похоже, многие измотаны вконец и не в состоянии праздновать победу, хотя несколько голосов нестройно затягивают Que Sera Sera, Now it’s three, it’s three — поют про третью победу «Манчестер» в Еврокубке. Некоторые останавливаются, чтобы сфотографироваться рядом с памятником Ленину. Пытаются укрыться от дождя под полиэтиленовыми пакетами.
В поезде, на обратном пути в центр Москвы, фанаты «Юнайтед» по-братски сочувствуют болельщикам «Челси». В последнем вагоне кого-то стошнило на пол. Кто-то из болельщиков прикрыл лужу русской желтой газеткой.
На следующее утро я отправляюсь с визитом в отель, где остановились «Манчестер Юнайтед». В честь победы команды все 350 гостей «Манчестер», включая самих футболистов, их тренера — сэра Алека Фергюсона, жен, подруг, прихлебателей — закатили пышную вечеринку и праздновали до самого утра. Я появился слишком поздно — и успеваю лишь увидеть, как команда грузится в автобус, следующий в аэропорт. Серебряный кубок с завязанными красными ленточками уезжает вместе с командой в специальном чемоданчике. Но зато я застал картину, оставшуюся после празднования в зале приемов на первом этаже — пол усыпан пробками из-под шампанского, раскиданы пустые бутылки Veuve Clicquot Ponsardin Brut, валяется забытый кем-то тюбик с пурпурной помадой Chanel.
Вовсю идет уборка, рабочие разбирают сцену, с которой футболисты «Юнайтед» приветствовали своих гостей. В груде мусора я замечаю листок с текстом песни, которую исполняют на таких вечеринках. На бумаге отпечатался след подошвы. Я поражаюсь словам песни — памятуя о непростой истории и цене этой победы. Слова следующие:
I don’t wanna work today
Maybe I just wanna stay
Just take it easy cause there is no stress.
Да, это типичная вечеринка после матча: команда перепела хит французского Tribal House ди-джея Лорана Вульфа ‘No Stress’. Трудно вообразить, во что бы превратил такую вечеринку сэр Бобби Чарльтон — бывший футболист «Юнайтед» и участник команды, сумевшей заполучить для Англии Кубок мира в 1966 году.
Внизу я натыкаюсь на 17-летнего Дэнни Уэлбека — это запасной игрок «Юнайтед». Он одиноко слоняется по лобби отеля. Вероятно, тренер уехал без него получасом раньше — исчез вместе с кривлякой Криштиану Рональду и молчаливым Уэйном Руни.
— У нас была скромная вечеринка, — говорит Уэлбек. Но почему он опоздал на автобус? — Я пять минут назад проснулся. — А как прошла вечеринка? — Естественно, мы были очень счастливы, — говорит он, а затем направляется на поиски такси.
— Была прекрасная вечеринка, — рассказывает один из официантов, Сергей. — Играло живое трио. Была дискотека — ставили музыку восьмидесятых и современные песни. Я разливал вино. Футболисты танцевали и пели. Был фуршет.
Кто-то вспомнил, как на балкон вышел Рио Фердинанд — защитник «Юнайтед», он хлопал в ладоши и пел «Манчерстер ла-ла-ла!» болельщикам, что стояли внизу.
Другой официант, Вячеслав, заявляет, что русские привыкли к празднованиям и обильным излияниям. Показывает мне стоящие в ряд мусорные контейнеры, до краев заполненные пустыми бутылками из-под пива. Тут же рабочие убирают увядшие цветочные украшения традиционного красного цвета «Манчестер Юнайтед».
— Вы, британцы, пьете много, — говорит Вячеслав. — Но мы, русские, пьем еще больше. Видели бы вы, что тут творилось на новый год.
*****
Море — синее-синее, словно на открытке. Туристы прогуливаются по усыпанному черной галькой пляжу. В открытом бассейне, который расположен на территории моей гостиницы, плавают брассом спортсмены. Я сижу на лавочке в субтропическом саду, и отсюда их фигурки кажутся совсем крошечными на фоне лазурного прямоугольника. Я живу в гостинице «Жемчужина». По-русски название звучит очень красиво. Хотя архитектура чудовищна — это одно из уродливых огромных советских строений на черноморском побережье Сочи.
Сочи — любимое место отдыха Путина. Он явно эмоционально привязан к этому месту. Если Петр Великий сделал своей северной столицей Санкт-Петербург, то Путин определенно выбрал Сочи — уютный южный город. Именно здесь пройдут Олимпийские и Паралимпийские зимние игры-2014. Крупнейшее в России и самое яркое спортивное событие — со времен московской олимпиады в 1980 году. Вдали красуются снежные вершины Кавказа — это самые высокие горы Европы. На курорте Красная поляна будут проходить лыжные соревнования и другие олимпийские мероприятия — участникам и зрителям придется курсировать между склонами и побережьем.
Сочи с его санаториями и спа с советских времен считался очень популярным направлением для отдыха. Именно сюда приезжали кремлевские боссы, чтобы оттягиваться на полную катушку. Сталин имел несколько дач на побережье, включая домик у дивной заводи в Абхазии. У Путина тоже есть собственные дворцы — один официальный, другой неофициальный. Сделанные из космоса фотографии этой резиденции в 2010 году появились на российском вебсайте, посвященном крупным правонарушениям.
После того, как Международный олимпийский комитет в 2007 году отдал право на проведение Зимних игр России, в Сочи развернулось строительство чудовищных масштабов. Масса противоречий и спорных моментов. Экологи обвиняют власти в нарушении экологических норм. Лидеры национальных меньшинств также выступают с протестами. Этнические черкесы призывают Москву к ответу, требуя признания «геноцида» в 1864 году, осуществлённого имперской русской армией. Жертвы геноцида похоронены в могилах неподалеку от будущего Олимпийского горнолыжного комплекса в Красной поляне, который еще предстоит построить. Черкесы жалуются, но безрезультатно.
Я отправляюсь в Сочи в апреле 2009 года. За месяц до финала Лиги чемпионов. Повод для визита — предстоящие мэрские выборы в Сочи. На какой-то миг создается впечатление, что эти выборы действительно будут честными — в отличие от подставных голосований, к которым уже успели привыкнуть российские избиратели. Вопреки мрачным ожиданиям, лидер оппозиции Борис Немцов — автор смелого памфлета «Путин: Итоги» — успешно регистрируется в качестве кандидата на пост мэра.
Другие кандидаты на эту должность — их чуть больше двадцати — представляют собой весьма разношерстную толпу. Среди них и Александр Лебедев, газетный магнат и несостоявшийся мэр Москвы, и балерина и любимица желтой прессы Анастасия Волочкова, и порнозвезда Елена Беркова, и местные пенсионеры. Андрей Луговой, предполагаемый убийца Александра Литвиненко, заявляет о том, что тоже собирается баллотироваться, но затем снимает свою кандидатуру. Выдвиженец от Кремля и партии «Единая Россия» — Анатолий Пахомов, нынешний мэр Сочи. А еще он бывший тракторист.
Однако вскоре я осознаю, что все это — лишь вывеска. В реальности Кремль опять готовится к привычным выборным подтасовкам. Я встречаюсь с Немцовым — бывшим заместителем премьер-министра — в санатории, где он выступает перед группой местных рабочих. Загорелый, красивый, уверенный в себе, в облегающих синих джинсах и черном пиджаке, Немцов легко и быстро находит контакт с женской аудиторией. (Позже я узнаю, что у него четверо детей от четырех разных женщин). Немцов тоже уроженец Сочи. Независимые опросы свидетельствуют о том, что в случае честной борьбы он победит с большим отрывом.
Испугавшись, что кандидат от властей может проиграть, чиновники отстраняют Немцова от телеэфиров на местном телевидении и запрещают писать о нем в местных газетах. Национальные каналы отказываются транслировать репортажи с выборов в Сочи, в которых фигурирует Немцов. Его и других кандидатов от оппозиции запугивают, обвиняют в мошенничестве, в ход идут и другие эксцентричные методы. За неделю до моего прибытия на побережье один из приспешников Кремля из числа молодежной группы «Наши» выплескивает в лицо Немцову кока-колу с аммиаком — последний вынужден обратиться за медицинской помощью.
Немцов едет на встречу с избирателями, я интервьюирую его по дороге. Мы усаживаемся на заднем сиденье ржавого микроавтобуса, который трясется, взбираясь по крутым холмам Сочи. Немцов утверждает, что Олимпийские игры вряд ли послужат на благо местным жителям и что спортивные мероприятия должны проходить и в других городах России — особенно там, где выпадает больше снега.
Около 2600 местных жителей вышвырнули из собственных домов, чтобы отдать территорию под строительство дороги к олимпийской деревне. Игры обойдутся России в 6 миллиардов долларов. Что в три раза превышает затраты на предыдущую успешно проведенную Олимпиаду.
— Огромные дополнительные расходы списывайте на коррупцию и бандитизм, — говорит Немцов.
Он утверждает, что сами выборы тоже не обошлись без грубых провокаций. Кто-то перевел 5000 долларов на его банковский счет, целенаправленно нарушив правила выборов.
— Эти деньги принадлежат или преступникам, или ФСБ, — говорит он.
Немцов замечает, что некоторые олигархи, пообещавшие профинансировать Олимпийские игры в Сочи, ввиду финансового кризиса решили пока придержать средства. К примеру, Дерипаска поручился за строительство нового терминала аэропорта. Но пока терминал выглядит как пустая коробка. К моменту прибытия инспекции из Международного олимпийского комитета местные бюрократы в панике нанимают учителей и переодевают их в пассажиров. Учителям велено разгуливать по недостроенному терминалу и притворяться туристами. Одна из таких «туристок» заявляет делегации, что летит в Бангкок — звучит неправдоподобно, ведь из Сочи нет рейсов в Таиланд. Когда делегаты МОК уезжают, рабочие выключают в аэропорту свет. С таким же фокусом Потемкин — князь, именем которого названы деревни — сумел одурачить Екатерину Великую. Он бы гордился своими наследниками.
Попытки Немцова участвовать в российской политике также терпят череду неудач. На выборах 2011 года чиновники отказываются регистрировать его партию Народной свободы, основанную совместно с бывшим премьер-министром, нынешним оппозиционером Михаилом Касьяновым. И хотя опросы говорят, что партия имеет все шансы получить места в парламенте, ее отстраняют от участия в выборах в Государственную думу, которые проходят в декабре 2011 года. Прочие оппозиционные группы при попытках регистрации сталкиваются с теми же проблемами. Летом 2011 года Геннадий Тимченко, которого был обвинен Немцовым в корыстном злоупотреблении предположительной связью с Путиным, обратился в Федеральную службой судебных приставов. По запросу Тимченко Немцова не выпускают из страны. Служба издает приказ. Поскольку Немцов на тот момент уже находится в Страсбурге, это должно заставить его принять решение не возвращаться в Россию. Однако Немцов возвращается, и таковое судебное решение провоцирует настоящий международный скандал. Все это весьма напоминает советскую тактику борьбы с неблагонадежными антикоммунистами, столь популярную в семидесятые годы.
В тот же вечер я встречаюсь с Дмитрием Капсовым. Капсов — активист и член организации Environmental Watch на Северном Кавказе. Мы идем с ним выпить в Tinkoffs — крошечную прибрежную пивоварню, затерянную среди бесконечных кафе и неоправданно дорогих ресторанов, понатыканных вдоль многолюдного сочинского променада. Капсов одержим политикой, он изъясняется весьма доходчиво и аргументированно — что большая редкость среди равнодушных российских юнцов. За месяц до этого министр экологии Юрий Трутнев, сам того не ведая, положил начало кампании Капсова — признавшись, что некоторые строительные площадки Олимпиады в горах «выглядят ужасно».
По словам Капсова, строительство превратилось в катастрофу — вырубались деревья, не соблюдались правила обращения с национальными парками, популяция медведей в Сочи сократилась втрое. Строители выкопали такое количество песка из городской речки Мзымта, что разрушилась целая экосистема.
— Мы можем с уверенностью утверждать, что биологическое разнообразие уже пострадало, — говорит он мне. — Весь проект — это глупость, особенно во времена инфляции цен и растущей безработицы.
Капсов говорит, что он написал протест президенту МОК Жаку Рогге. Однако Рогге ему не ответил и передал письмо в Российский олимпийский оргкомитет.
Днем позже я беру интервью у Лебедева — он летит в Сочи, чтобы приступить к мэрской предвыборной кампании. Лебедев не обращает внимания на обвинения в дилетантстве и говорит, что уверен в своей победе в этой гонке.
— Кремль недоволен региональными властями и ходом подготовки к Олимпиаде. Повсюду вопиющая коррупция, — говорит он.
Впрочем, предвыборная кампания Лебедева коротка — он успевает пожать руки паре-тройке человек. После этого московские таблоиды обзовут его «английским шпионом в кедах». (В свою очередь, «Известия» окрестили миллиардера «чудаком»). А затем суд снимает кандидатуру Лебедева с голосования — такое решение сам Лебедев называет «безумием». В своем блоге Лебедев сравнивает выборы в Сочи с выборами в Зимбабве. Фильм, показанный одновременно с этим по сочинскому ТВ, выставляет перед зрителями Немцова как агента иностранного влияния.
Региональная администрация также не остается в стороне –учителей, врачей, военных и работников санаториев развозят на автобусах, чтобы они проголосовали досрочно — эта тактика, по заявлениям оппозиции, позволяет использовать фальшивые бюллетени.
— Выборы ненастоящие. Кандидат назначается Кремлем, доля голосования среди местных невелика, — жалуется кандидат от Коммунистической партии Юрий Дзагания. — Наши рекламные щиты сняли под покровом ночи. Нам запретили раздавать агитационные материалы. У меня нет эфиров на ТВ. Я никогда не был в Зимбабве, но сравнение недалеко от истины.
Федеральные элиты России, похоже, индифферентно смотрят на то, какой огромный ущерб вследствие использования «административных ресурсов» — так здесь называют мошенничество — нанесен репутации всей страны. В думских выборах 2011 года будет повсеместно использован тот же способ мошенничества, и это станет причиной массовых уличных протестов. Я понимаю, что Москва заинтересована лишь в одном — чтобы ключевую должность занял одобренный верноподданный. Иными словами, все снова сводится к власти. И к деньгам. Огромным деньгам.
— У соратников Путина есть серьезная финансовая заинтересованность в регионе Сочи, — говорит глава предвыборного штаба Немцова Илья Яшин. — Важно найти человека, которого можно контролировать и который будет закрывать глаза на факты коррупции.
Выборы интересны еще и вот каким аспектом: голосовать имеют право также и жители соседней Абхазии. В 2008 году Медведев принял решение о признании Абхазии, и это стало послужило на благо территории и ее сепаратистского правительства — со штаб-квартирой на восхитительном морском побережье города Сухуми. Абхазия только выиграет, если олимпийские миллиарды рекой потекут к ее приграничным районам. Впрочем, в том, что Москва решила поддержать немногочисленную абхазскую нацию, нет никакого альтруизма. Микротерритория имеет для России стратегическую ценность. Здесь расположен глубоководный порт, 900 миллионов баррелей нефти есть на суше, а на морском терминале — еще больше. Московские строительные фирмы, занятые возведением олимпийских объектов Сочи, пользуются ресурсами Абхазии.
Это, конечно, очень нервирует грузинскую сторону. Грузия призывает к всемирному бойкоту зимних Олимпийских игр в Сочи-2014, что напоминает инициированный в свое время США бойкот московских игр в 1980 году, объявленный после вторжения советских войск в Афганистан. Несмотря на то, что Евросоюз выражает Грузии всяческое сочувствие, такой призыв вряд ли встретит глобальную поддержку. Грузинские парламентарии говорят, что для страны, оккупировавшей прилегающую территорию, безнравственно проводить такое масштабное мероприятие, как Олимпийские игры, менее чем в десяти милях от оккупированной территории. Также они заявляют, что Олимпиаде грозит и другая, более серьезная опасность — в Сочи весьма вероятно появление джихадистов с Северного Кавказа.
Я посетил Абхазию в 2008 году. За четыре месяца до войны с Грузией, как раз в период зловещей напряженности на неофициальной границе между Грузией и ее отколовшейся провинцией. Абхазия стала для меня открытием. Она тянется лишь на сто пятьдесят миль — и кажется дремлющим прибрежным раем. Тут и мандариновые заросли, и высокие эвкалипты, и галечные пляжи. Как и в Сочи, русские трудящиеся отдыхали здесь во времена коммунистической власти, ездили в санатории, выстроенные вдоль головокружительно живописных берегов.
Абхазская граница — в 4 минутах езды от центра Сочи. Я прохожу ее пешком. Ловлю такси. Автомобиль — обычный «Жигули», так в России называют марку «Лада». Через тридцать секунд езды по разбитой дороге нас тормозит абхазский офицер дорожной полиции и требует взятку. Я неохотно протягиваю ему пару купюр. Экономическая изоляция отрезала Абхазию от внешнего мира. Банкоматов тут нет — нужно брать с собой российские рубли. И транспорта тоже почти не наблюдается — единственный поезд с перебоями катается прибрежной узкоколейке, оранжево-красной от ржавчины, минуя разрушенные станционные здания в стиле неоклассицизма и пальмовые заросли.
У реки Ингури — которая служит границей между Абхазией и территориями, контролируемыми правительством Грузии — скучают русские солдаты. Они сидят в закамуфлированном бункере и следят за местными, которые курсируют по мосту. Внизу, у берегу реки, устроились рыбаки — они ловят форель на самодельные ивовые удочки в лазурных пенящихся водах. Во время путешествия я не услышу никакой стрельбы — только громкое кваканье лягушек.
Над рекой расположилась приграничная пастушья деревушка Дихазурга. По ореховым рощицам разгуливают коровы. Поросли глициниями дачи, ныне развалившиеся и без крыш — владельцы бросили свои жилища и бежали за реку в 1992-1993 году во время гражданской войны между этническими грузинами и абхазскими повстанцами, которых поддерживала Россия. В каких-то садиках по-прежнему растут нарциссы. Как будто бы их только что высадили сами хозяева.
Почти половина населения Абхазии — в основном этнические грузины — бежала во время войны, которая случилась двадцать лет назад. Тбилиси хочет, чтобы беженцы отправлялись домой. Некоторые вернулись. Абхазия заявляет, что сама оказалась жертвой миграционной политики, когда Сталин — грузин по национальности — поселил здесь соотечественников. Еще раньше на территорию претендовали турки и греки. Впрочем, похоже, местных жителей мало волнуют эти споры, как и тот факт, что их райский уголок стал территорией конфликта — уже наполовину аннексированной Москвой, но не признанной Западом.
— Мы умеем есть фасоль, работать и спать, — говорит мне Квиша Кобалиа. — А политикой пусть занимается Путин.
Виталий Мутко излучает уверенность. Я встречаюсь с российским министром спорта в Москве в сентябре 2010 года. Это происходит за три месяца до заседания исполнительного комитета ФИФА в Цюрихе, которому предстоит выбрать место проведения Кубка мира — 2018. Я — один из нескольких журналистов, приглашенных на встречу с Мутко на стадионе «Лужники». Мутко усаживает меня в ВИП-ложу, перед нашим взором — изрытый стадион и футбольное поле с мертвенно-зеленой искусственной травой. Из этой самой ложи министр наблюдал за тем, как Россия обыгрывала Англию в 2007 году на отборочном матче на Кубок Европы.
— Тогда всем казалось, что победа достанется Англии, — вспоминает он. — Прошла уже половина матча, царило мрачное настроение. Мы проигрывали 1-0. Я предсказал, что мы забьем дважды. Так и случилось.
Заявки от Англии и России становятся фаворитами. Выбор будет сделан путем голосования в швейцарской штаб-квартире ФИФА. Прочие претенденты — совместные заявки от Бельгии и Нидерландов и от Португалии и Испании — вряд ли станут победителями. Однако Мутко воздерживается от преждевременных заявлений.
– Самоуверенность в спорте порой приводит к трагедиям, — говорит он.
Но русские практически уверены в том, что после секретного голосования ФИФА победа достанется именно им, а не англичанам. И это меня удивляет. В чем причина такой уверенности? Мутко говорит, что такие оптимистичные прогнозы основаны на идее — довольно заразительной идее — что проведение Кубка мира в России станет более динамичным и ярким событием, способным преобразить нацию, нежели «безопасное» и даже скучное мероприятие, которое устроили бы англичане. Это станет памятным моментом в истории России.
Кроме того, в бывшем коммунистическом блоке такого рода турниры никогда ранее не проводились. Так что заявка от России идеально соответствует пожеланиям президента ФИФА Зеппа Блаттера представить футбол в других частях света (и — предположительно — освоить новые прибыльные рынки). Я спрашиваю у Мутко, считает ли он, что заявка России интереснее заявки Англии. Он вздергивается, затем вскидывает вверх сжатый кулак и произносит триумфальное «Да».
— На их месте я бы, не думая, ухватился за Россию — несомненно, что футбола мы сделаем все, — говорит он.
Мутко заявляет, что его раздражают истории про российских фанатов-расистов, которые так любит муссировать британская желтая пресса. (Болельщики команды «Локомотив Москва» празднуют уход Питера Одемвингие в «Вест Бромвич Альбион», развернув баннер с изображением банана и словами «Спасибо, Вест Бром»). Министр также недоволен репортажами о царящей в России повсеместной коррупции. Он считает, что проблемы раздуты целенаправленно и со злым умыслом — чтобы очернить Россию.
В тот вечер я иду на отборочный матч Россия — Словакия на Евро-2012. Место проведения — московский стадион «Локомотив». Как указывается в заявке России на Кубок мира, финал и полуфинал 2018 года, а также церемония открытия пройдут в «Лужниках». Остальные матчи пройдут в северной столице — Санкт-Петербурге — и окрестностях, на Волге — это самая длинная река Европы — и на юге, в том числе и в Сочи. Россия ассоциируется непосредственно с Путиным. Он обещает построить новые стадионы и аэропорты, а между городами, в которых будут проходить соревнования, — протянуть скоростные железные дороги
В отборочном матче Россия проигрывает Словакии со счетом 0-1 из-за чудовищной ошибки вратаря. После чего я беру интервью у Сергея Фурсенко, президента Российского футбольного союза. Фурсенко носит костюм и шарф российского болельщика, о победе Словакии он отзывается корректно и великодушно. Я задаю вопрос о заявке на Чемпионат мира — 2018. Он отвечает весьма загадочными фразами. В массе своей футбольные болельщики имеют очень смутные представления о России. Если турнир состоится, это поможет гостям глубже постичь «русскую душу». Он говорит:
— Не надо бояться русских. У нас очень открытые люди. У нас широкая душа — места всем хватит, и иностранцам тоже.
После матча меня пригласили на ужин оргкомитета России, занятого подготовкой к Чемпионату мира — 2018. Мы отправляемся в итальянский ресторан, расположенный в пентхаузе недавно отреставрированной гостиницы «Украина». Знаменитый сталинский небоскреб смотрит на Белый дом и на Кутузовский проспект. Перед нами открывается панорамный вид, подают изумительные закуски. Команда инспекторов ФИФА только что посетила Москву. Интересно, думаю я, удалось ли им попробовать этот великолепный пармезан.
Я сижу напротив Алексея Сорокина. Сорокин — председатель российского организационного комитета. Он — бывший дипломат, ему под сорок, он прекрасно говорит по-английски и по-французски. Сорокин весьма убедительно проповедует кремлевскую философию патриотизма — он заявляет, что Кубок мира изменит восприятие России во всем мире и позволит стране занять свое «заслуженное место» в верхних строчках международной таблицы. Сорокин меня поражает — это типичный аппаратчик. Он умен и способен ясно выражаться — но при этом он с презрением говорит про Лондон, где, по его словам, «высокий уровень преступности».
Сорокин полагает, что наплыв фанатов поможет улучшить имидж России на международном уровне. По его ощущениям, в невыгодном и искаженном свете Россию выставляют недружественные западные медиа.
— Нас наконец оценят по достоинству. И это поможет избавиться ото всех предрассудков, связанных с образом России, — говорит он. Турнир также даст возможность продемонстрировать, чего достигли в России «в рекордно короткие сроки» — с конца эры коммунизма.
Другие члены комитета отзываются о планах России так же высокопарно. Рядом с Сорокиным сидит Александр Джорджадзе, заместитель директора оргкомитета. Джорджадзе говорит, что Чемпионат мира станет для России событием исторического масштаба, сравнимым со Второй мировой войной и победой над фашизмом.
Он обращается ко мне:
— У Англии было все. Вы правили миром. Вы придумали футбол. У вас самая богатая лига. Вы сильны и монолитны как культурное явление. А для нас двадцатый век был бесконечной жертвой. Кубок мира поможет нам стать иным народом и новой нацией. Если ФИФА примет решение в пользу России, это будет смелый политический жест.
Сорокин работал в мэрии Москвы, во главе которой стоял Юрий Лужков. Обычные русские граждане считают, что Лужков погряз в чудовищной коррупции и связан с организованной преступностью. (Те же догадки прослеживаются и в телеграммах из посольства США, опубликованных WikiLeaks, предполагается, что мэр возглавляет «коррупционную пирамиду». «Полная ерунда!» — отреагировал на это Лужков). Разве не наводит на дурные мысли тот факт, что мэр потенциального места проведения Чемпионата мира известен своими темными сделками, спрашиваю я? Мой вопрос пришелся некстати. Сорокин по секрету сообщает, что вскоре Лужков может покинуть место мэра — и через три месяца его действительно смещают с должности. Но Сорокин ни слова не говорит по поводу коррупции. Джорджадзе явно раздражен.
— Вы что, из числа приспешников Немцова? — спрашивает он.
Проходят недели, и я забываю о голосовании ФИФА. Однако идут слухи о коррумпированности членов ФИФА. В начале ноября я получаю загадочное электронное письмо. Некий отправитель «Алекс» заявляет, что у него имеются конфиденциальные документы, касающиеся заявки России на проведение Чемпионата мира. Документы проходят под грифом «строго для внутреннего использования». Алекс заявляет, что в документах описано, «каким образом российские чиновники работают с исполнительным комитетом ФИФА, какие имеются каналы влияния на членов ФИФА и какие аргументы способны убедить их проголосовать за заявку России на декабрьской сессии».
Письмо может быть настоящим. Или поддельным. Или дезинформацией. Или подставой. Алекс также намекает на то, что досье стоит денег. Мы переписываемся. Но в итоге никаких документов я так и не увидел. Я решил провести собственное независимое расследование в отношении заявки России на Чемпионат мира — но я не выполнил обещания.
ФИФА отдает Чемпионат мира — 2018 России. Заявка от Англии получает только два голоса. В тот же день, к всеобщей неожиданности, ФИФА присуждает право на проведение турнира 2022 года жаркому пустынному эмирату — государству Катар. Слухи о коррумпированности ФИФА распространяются со скоростью лавины. (ФИФА упорно отвергает такие предположения).
Позднее я задам вопрос Станиславу Белковскому — действительно ли Россия купила себе Кубок мира?
Белковский отвечает следующее. Он говорит, что Кремль, футбольный оргкомитет России на Чемпионат мира — 2018 и высшие футбольные чины еще за неделю до тайного голосования ФИФА знали о том, что Россия выиграет лот. Только Англия — которую в Цюрихе представляло злополучное трио из Дэвида Бэкхема, Дэвида Кэмерона и принца Уильяма — пребывала в неведении, ничего не зная о том, что в ФИФА уже приняли решение отдать чемпионат Москве.
На мой взгляд, Россия — более весомый победитель по сравнению с государством Катар. И у меня нет сомнений в том, что чемпионат 2018 года пройдет успешно. Но в то же время закрались подозрения, что Россия и ФИФА — тайные олигархии — сумели-таки найти общий язык.
ГЛАВА 9. Новая буржуазия
Agalarov Estate, Истра, 50 километров к западу от Москвы
8 октября 2007 года
Я вижу, как из тех невинных масс в Советском Союзе вырастает новая буржуазия — но у нее те же грехи и пороки, что и у нас.
Андре Жид, Бог, обманувший надежды.
Наш коттедж — этой рай небесный на фоне безумия Москвы. Dacha расположена в деревне художников, что на Соколе. У ворот растут ландыши. Деревянный дом практически целиком увит диким виноградом — осенью листья становятся красными. У нас есть даже собственная березка. Окно гостиной выходит на густые зеленые заросли — пейзаж из девятнадцатого века. Ну почти — на заднем плане картину портит омерзительная оранжевая башня.
Деревню построили в середине двадцатых годов — это был один из первых большевистских экспериментов по коллективизации. Сюда заселились скульпторы, художники и ученые. Многие из построенных тогда домов уже разрушены. Но наша улица — улица Брюллова, названная в честь русского художника Карла Брюллова — осталась нетронутой. Соседние улицы тоже сохранили оригинальные названия — Левитана, Репина, Верещагина — в честь художников, чьи полотна украшают стены московской Третьяковской галереи. В России они известны как передвижники. Обожаю их работы.
Но, похоже, наши соседи не имеют отношения к краскам и холстам: напротив, в деревянных развалинах, живет старичок с солженицынской бородой. За нами обитает пожилая дама-отшельница. Я видел ее лишь однажды. У нас есть свой садик. Неслыханная роскошь для Москвы. Мы с Раскином играем в футбол на лужайке, мы повесили на сливовом дереве кормушку для птиц, иногда к нам прилетает огромный пятнистый дятел.
Как-то раз гроза повалила наш красный клен, что рос у гаража с бордовой крышей. Раскин осмотрел треснувший ствол и извлек потерянную тарелку-фрисби. Весна пришла в Москву с опозданием. В саду расцвели красные тюльпаны.
Мы везунчики. Обычно москвичи живут в квартирах советского образца, больше похожие на клети. Впрочем, для богатых русских предусмотрены гораздо более просторные жилища.
За окном щебечут птицы, и под этот саундтрек Арас Агаларов объясняет, почему решил заняться строительством комплекса для супербогатых россиян. Неподалеку видна почти достроенная огромная вилла в классическом стиле; напротив, через размытую грунтовую дорогу, величественно возвышается шотландский особняк, проглядывая через ряды недавно высаженных берез.
— У людей, которые будут тут жить, — обычный социальный статус, — говорит Агаларов. — Просто есть свои правила. Выяснилось, что у одного потенциального покупателя есть афганская овчарка. Но в нашем комплексе нельзя держать собак. Так что дом я ему не продам. — Он усмехается. — Можете представить? Я потерял тридцать миллионов долларов — из-за какой-то собаки!
Агаларов — застройщик, он миллиардер. Он не лишен и предпринимательского чутья: он задумал строительство жилого комплекса высочайшего качества — по российским и даже общемировым меркам. Идея заключалась в том, чтобы русская элита из новых миллиардеров проживала бы тут долго и счастливо. Агаларов описывает проект как некий утопический социальный эксперимент, в котором не будет бедных:
— Я высадил деревья, чтобы не было видно вон той деревни, — говорит он, показывая на ряды ветхих дач за забором. Жилой комплекс возник на лугу в 340 гектаров в районе Истры, за пределами Москвы, на лугу растут ели и белые ромашки. К моменту моего визита строительство нескольких домов уже закончено.
Некоторые их них, с рифлеными колоннами и капителями с акантом, явно созданы по древнегреческим образцам, другие выполнены в дерзком готическом стиле, с башенками и толстыми каменными стенами. Я обращаю внимание потолок — эффект оптической иллюзии явно заимствован у Микеланджело, вокруг возведены столбы и балюстрады. В комплексе имеется и поле для гольфа на 18 лунок, и эксклюзивная частная школа. И все это в окружении 14 искусственных озер, есть водопады, спа и пляж, засыпанный завезенным белым песком.
Агаларов говорит, что планирует выстроит 150-200 особняков. Строительство каждого обойдется в 10-15 миллионов фунтов. За эти деньги вы получите 2000 квадратных метров жилья, бассейн с морской водой и гарантии того, что соседи окажутся подходящей вам компанией. Также вы получите правильные булыжники: Агаларов не только нанял американского ландшафтного дизайнера — он потратил около 2,5 миллионов фунтов на сами камни. У одного из озер усердно работают гастарбайтеры. Я полагаю, они — не россияне, они из обедневших окраин бывшей Советской империи — Таджикистана и Беларуси — а также из соседнего Китая.
Но недостаточно иметь кучу денег, чтобы купить здесь дом. Потенциальные покупатели должны пройти личное интервью с Агаларовым. Также они подписывают 30-страничный документ, который обязывает их подчиняться собственным правилам Агаларова — порой весьма странным. Резидентам запрещается развешивать на улице белье, ремонтировать дома, устраивать фейерверки и стрелять из окон по птицам. Все телохранители размещаются в маленькие домики с бильярдными столами, которые расположены на отшибе.
— В большинстве случаев у семьи по пять-шесть охранников. Двести семей — это тысяча телохранителей, — говорит мне Агаларов, поясняя причины решения.
Агаларов родился в Баку, столице Азербайджана. В рейтинге Forbes он занимает 962-е место среди самых богатых людей в мире. В 2011 году в России был 101 долларовый миллионер — больше, чем в любой другой стране, за исключением Америки. Журнал оценивает состояние Агаларова в 1,2 миллиарда долларов. Но бизнесмен говорит мне, что в действительности это порядка десяти миллиардов фунтов — утверждая, что многие российские олигархи гораздо богаче, а официальные оценки занижены.
Многие из желающих приобрести здесь недвижимость разбогатели благодаря товарному буму, который начался вскоре после того, как в 2000-м году Путин стал президентом. Благосостояние бизнесменов обусловлено ростом цен на нефть и газ. Некоторые из них — намекает Агаларов — высокопоставленные кремлевские бюрократы со связями, владеющие домами в Кенсингтоне или на юге Франции, и об источниках их доходов можно только догадываться. Агаларов говорит, что его жена и дочь живут в США. Но Россия для него — слишком притягательное место, и он не хочет рвать концы.
— Моя работа — здесь. Мояжизнь — здесь. И мое окружение тоже здесь.
Агаларов провозит меня по своим миллиардерским угодьям на новенькой британском «Лэнд Ровере». Мы доезжаем до села Воронино, которое примыкает к водной границе жилого поселка. Это единственное, что омрачает райскую картину Агаларова, в которой не место пролетариям. Он умудрился скупить 14 из 28 домов — и позднее планирует их снести. Но мужчина из дома № 54 — обветшалой избы из красного кирпича — отказался продать жилье, несмотря на предложенный миллион долларов. Агаларов уверен в своей победе. В конце концов, в безумном мире российского капитализма обычно побеждают деньги. «Рано или поздно он продаст».
Агаларову принадлежит не только эксклюзивный жилой комплекс, но и крупнейший в России выставочный центр, который расположен на северо-западе Москвы, рядом с рокочущей кольцевой автодорогой. «Крокус Экспо» — место проведения одного из самых бесстыдных московских мероприятий — ярмарки миллионеров. Саму ярмарку основал голландский предприниматель Ивес Джират. Она также проходит в Амстердаме и Шанхае, и вот уже восьмой раз — в Москве.
Это гигантский шоппинг-молл для богатых русских, и логика его работы — железная:
— Русские любят покупать, любят жить и любят тратить, — говорит мне Джират, когда я приезжаю с визитом в 2008 году. — У россиян иной взгляд на потребление, они более расточительны, нежели европейцы, — говорит он. — Такая историческая ситуация актуальна для любой новой экономики. То же самое происходило в США в пятидесятые, в Саудовской Аравии в семидесятые и в Японии в девяностые.
На ярмарке продаются такие товары, при виде которых у Карла Маркса отвалилась бы борода — самолеты «Гольфстрим», виллы на берегу моря, дизайнерские потолки и газонокосилка за четыре тысячи долларов. У входя в «Крокус Экспо» девушка, повиснув вверх ногами в обруче, разливает шампанское «Лоран-Перье». Я узнаю, что русские миллионеры — их всего сто три тысячи — могут попасть на мероприятие бесплатно. Кто не причисляет себя к миллионерам, тоже может пройти — но билет обойдется в шестьдесят четыре доллара; необходимо также соблюсти дресс-код — смокинг или вечернее платье.
Многие из гостей — красивые молодые женщины в коктейльных нарядах. Нет, они не имеют отношения к миллионерам — но, по ощущениям, нацелены познакомиться одним из них.
— Я не ищу богатого мужа. Я ищу яркую личность, — говорит 26-летняя Ирина, фотографируя свою подругу Ольгу, которая уселась на заднее сиденье «Астон Мартина». (К слову, «Астон Мартин» стоит 11 637 795 рублей — примерно 260 тысяч фунтов). Через пару секунд размышлений Ирина добавляет, — Конечно, если это олигарх и при этом яркая личность, то все ОК.
Внутри похожего на пещеру зала я нахожу эксклюзивную немецкую стоматологическую клинику, скульптора, выставляющего фигуры обнаженных женщин, и бутик, в котором торгуют коврами из иранского шелка. Еще есть вертолет за 12 миллионов евро с интерьером от Версаче. На мой взгляд, сюда идеально вписывается компания, которая торгует банями класса люкс. За 300 000 долларов можно прикупить русскую баню или сауну, встроенную в уютный деревянный домик, и поставить его в саду.
В Москве компанией из русских и британских друзей мы частенько наведываемся в баню. Увлекательное и будоражащее действо. Пару раз я попытался отхлестать себя березовым веником — попариться в русском стиле. Моя любимая баня находится рядом со станцией метро «Улица 1905 года». Она дешевле, чем знаменитые «Сандуны», которые так любят столичные богачи — хотя как-то раз у меня там украли шапочку. Ходили слухи, что в ФСБ было обычной практикой отправлять в баню агента, который внедрялся в группу американских корреспондентов. Конечно, в парилке трудно понять, кто тебя подслушивает.
На ярмарке миллионеров в изобилии представлены роскошные яхты. О романах олигархов с яхтами то и дело пишут в заголовках таблоидов. Я забрался на борт самой большой из них — отполированной белоснежной «Принцессы». Яхту сделали в компании «Плимут», интерьер, как в модном лондонском пентхаузе, — с плазменным телевизором, удобными двуспальными кроватями и маленькой кухней. (Не хватает разве что какого-нибудь британского политика).
Продавец «Принцессы» в России — Евгений Кочман — говорит, что бизнес идет довольно бойко, есть целый лист ожидания желающих купить модель, на которую я забрался. За миллион фунтов. Не боятся ли русские покупать британскую продукцию, вопрошаю я, — если помнить про ужасные отношения между Британией и Россией?
— Да, с политикой все плохо. Но отношения между обычными людьми — прекрасные. Мы покупаем у вас яхты, вы покупаете наш газ, — рассуждает Кочман. Он говорит, что одним из клиентов фирмы стал владелец футбольного клуба «Челси» Роман Абрамович. Но спешит пояснить, — Это было давно. Он уже купил себе яхту побольше.
Успешные политики сами отвечают за свою удачу, и это трюизм. Однако после катастрофического десятилетия девяностых, в которые в России случился экономический дефолт, Путину несказанно повезло — он пришел к власти, когда цены на нефть стали повышаться. Вскоре у Кремля начался период небывалого процветания. В течение президентства Путина наблюдался устойчивый экономический рост, в среднем 7% в год. Это были годы экономической стабильности, налоговой дисциплины, либералов стали назначать на ключевые посты. Москва выплатила международные долги — которые, по мнению Путина, символизировали унизительную слабость страны в годы правления Ельцина, когда Москва с протянутой рукой была вынуждена идти в Международный валютный фонд.
Цены на товары взлетели, и оказалось, что российское министерство финансов буквально сидит на огромной горе наличных. Эти деньги были вложены в стабилизационный фонд — к 2008 году сумма была равна 157 миллиардам долларов. Обычным россиянам чуть-чуть перепало от этого внезапного богатства: уровень жизни вырос, и средний доход во времена правления Путина удвоился — в сравнении с жалкой цифрой в 400 долларов в месяц и ниже.
Этот рост — ключевой момент для понимания популярности Путина в течение двух первых сроков его президентства. К 2008 году — и к моменту мирового экономического кризиса — все еще невероятно высокий рейтинг Путина, согласно опросам общественного мнения, начал падать. Госбюджет столкнулся с первыми проблемами — цены на нефть упали с 147 долларов до менее 50 за баррель. Инфляция — подпитываемая повсеместной коррупцией и монополистской практикой — стала расти.
В те времена для простого рабочего рост уровня жизни был не столь заметным. С другой стороны, связанные между собой бюрократы и другие приближенные к власти стали баснословно богатыми и устроили себе такую роскошную жизнь, при мысли о которой у их предшественников перехватило бы дыхание.
— Сбылась мечта старых коммунистов-аппаратчиков, — говорит мне Евгений Киселев, бывший руководитель НТВ. — Они (российские бюрократы) могут зарабатывать огромные деньги, могут ездить за границу, покупать недвижимость на Средиземноморье, в Западной Европе и на греческих островах. И не предполагается, что они будут вести себя достойно в частной жизни. Они могут развестись и жениться на женщине гораздо моложе себя. Единственная цена, которую придется уплатить — лояльность боссу. Если живете по правилам, в ваши финансовые дела никто не вмешивается.
По словам Киселева, привилегии сегодняшних бюрократов — это часть более широкого социального договора между правящими и управляемыми:
— Путинизм — это практика в современной политике, основанная на некой нового типа сделке между властью и народом. Мы позволяем вам делать все, что вам заблагорассудится. Вы позволяете нам управлять так, как нам хочется. Все зиждется на коррупции, полном неуважении к определенным демократическим и человеческим ценностям, на лицемерии и двойных стандартах. Все сводится к перераспределению богатства и власти. — Он цитирует знаменитую фразу про авторитаризм, — Друзьям — все, врагам — закон.
Для оппозиционного политика Владимира Рыжкова самый заметный признак коррупции — это миллиарды, которые ежегодно тратятся русскими на недвижимость в Лондоне — в 2006 году эта сумма составила 20 миллиардов фунтов. Теперь русские в Лондоне — одно из самых больших сообществ, их число колеблется между 200 и 400 тысячами. Он говорит, что 60% тех, кто покупает дома в британской столице, — это «бюрократы из Москвы». При официальной зарплате в 1000 долларов в месяц чиновники могут приобрести квартиру в Белгравии и отправить детей учиться в дорогие частные школы.
— Семьи и дома российских бюрократов — в Лондоне, их дети учатся в Кембридже и Оксфорде. Они хранят деньги за пределами России, потому что никто не верит в Россию, никто не верит в официально декларируемую стабильность. Все они знают, что в любой день эта стабильность может закончиться. Так что это очень странный политический класс.
Рыжков относит этот класс к «офшорной аристократии». Тысячи причастных делают деньги в России, но предпочитают жить за границей, относясь к родине как к некой колонии. Их богатство получено не путем предпринимательства — это плод мутных откатных схем, как говорит Рыжков.
— Деньги делаются не так, как их делал Билл Гейтс — посредством производства продукты; зарабатывают на взятках из нефтегазовых денег.
Теоретически высшие правительственные чины верят в восстановление статуса России как супердержавы и поддерживают «суверенную демократию» — это козырная карта официальной идеологии Кремля. Но на практике, как говорит Рыжков, у чиновников гораздо более примитивная миссия — оставаться у власти, брать взятки, вывозить деньги из России, покупать дома за пределами страны и обеспечить своим детям будущее за рубежом.
— Нынешний политический класс — циничен и коррумпирован. Но, возможно, это хорошие новости для остального мира — потому что у России больше нет глобальных амбиций, как это было раньше.
В прошлом Рыжков — историк. Он говорит: есть прямая связь между политической системой России и ценами на нефть. Когда цены низкие, утверждает он, — Кремль готов к реформам. Но когда цены высоки, приходится восстанавливать традиционную автократическую модель управления. Он сравнивает годы Путина с брежневским временем середины семидесятых — еще один безмятежный период автократии, державшийся на товарном буме, который чересчур и в итоге привел к политической и экономической стагнации.
— Это была золотая эра брежневского Советского Союза. Сейчас снова наступила золотая эпоха традиционалистского авторитаризма — цены на нефть и газ высоки, это источник огромных денег. Вот главная причина стабильности, процветания и возврата (к русскому авторитаризму).
При Путине чрезвычайно развилось взяточничество — особенно во время второго срока. Конечно, коррупция как таковая началась не при Путине. Она процветала в последние два десятилетия существования Советского Союза — в те времена на огромном черном рынке покупалось и продавалось все, от билетов «Аэрофлота» до слесарных работ. Советская система взаимных услуг, использования связей и эксплуатации знакомых — известная как «блат» — вездесуща, как и всегда.
Тем не менее, по информации российского НКО «Индем», при правлении Путина коррупция выросла в шесть раз. В то же время Майкл Бом из Moscow Times замечает, что количество государственных служащих при Путине существенно увеличилось, с 485 566 в 1999 году до 846 307 в 2008 году, согласно государственной статистике. Бом приходит к очевидному заключению: «Связь прямая и явная. Чем больше бюрократов, тем больше коррупции». Он говорит, что Путин позволил коррупции расцвести, поскольку это одна из основ его вертикальной структуры власти: «Путинская система лояльности чрезвычайно зависима от способности армии его бюрократов растрачивать деньги и брать взятки. Те, кто разбогатеет при Путине, несомненно, будут стремиться сохранить эту систему как можно дольше».
Когда по утрам Владимир Путин едет на работу, он не смотрит по сторонам и не видит ни бедных, ни отчаявшихся. Его эскорт премьер-министра мчится через сказочные сосновые леса и благоухающие березовые рощи Рублевки. Прелестные деревни и села по обе стороны Рублево-Успенского шоссе служат пристанищем для российской элиты со времен империи. Иван Грозный охотился здесь, на песчаных берегах и разводьях. Столетия спустя члены Политбюро и центрального комитета построили себе дачи. Дача Брежнева находилась у деревни Жуковка, композитор Дмитрий Шостакович и виолончелист Мстислав Ростропович жили в близлежащем поселке академиков. Солженицын какое-то время жил в домике на окраине сада Ростроповича.
Корреспондент New York Times Хедрик Смит, чье разоблачительное фундаментальное исследование реалий Советского Союза «Русские» стало бестселлером в 1970 году, хорошо помнит очарование Жуковки. Он пишет:
«Милое, спокойное место безвременья — менее чем в 20 милях от бурлящей Москвы — и все же тут совсем другой мир. На закате можно усесться на высоком берегу реки и смотреть, словно через расстояния и столетия, на неизменную Россию. Поля, и кустарники, и подлески — дикие и заброшенные, нетронутые человеком. И небо такого нежного цвета — не ярко-оранжевого или красного, как закаты Флориды и Калифорнии — это мягкое светлое сияние, ведь мы далеко на севере. Ветер приносит терпкий запах сосен. До уха долетает невнятный шум — собачий лай, всплеск вынырнувшей рыбы, далеко в лесу смеются дети».
Когда-то жившие здесь художники, атомщики и интеллигенты давно умерли и канули в забытье. Но район по-прежнему является домом российской элиты. Собственная дача Путина, Ново-Огарево, находится рядом с селом Усово. На территории раскинулся сосновый бор — через него дорога ведет к изящному особняку девятнадцатого века с классическим фасадом.
Время от времени журналистов доставляют сюда на автобусе, который отходит от Красной площади. В особняке Путина им отведена скучная подсобка, окна которой выходят во двор. В комнате стоят бильярдные столы. Кроме бильярда, заняться особенно нечем — разве что пить чай, что подают в разноцветных китайских чайниках, и закусывать печеньем. После долгого ожидания журналистам наконец позволяют посмотреть, как Путин прилюдно отчитывает (как это обычно бывает) какого-нибудь министра. У Медведева тоже есть государственная резиденция, Мейендорф. Это большой замок из кирпича, выполненный в напыщенном баронском стиле, популярном среди фанатов Уолта Диснея. К замку прилагается фонтан.
Андрей Солдатов и Ирина Бороган — журналисты, пишущие про секретные службы безопасности России — выяснили, что высоким чинам ФСБ также досталась земля на Рублевке. В советские времена генералы КГБ получали в этом районе недвижимость — но к моменту выхода на пенсию обязаны были освободить жилье. Генералы ФСБ, наоборот, бесплатно получили землю от государства в 2003 и 2004 году.
Многие из первых дач, обитых дранкой, уже снесены — они начали исчезать уже во времена Хедрика Смита. Их место заняли огромные крепости из кирпича — которые называют коттеджами. Старые тропинки пропали. Рублевка — единственная часть Москвы, где Фиби — которая водит пешие экскурсии, не пугаясь диких собак и поселений бездомных — не смогла найти ни одного пешеходного маршрута. Цены на здешнюю недвижимость — на уровне самых высоких в мире. Один из моих русских друзей пытается отбить от рейдеров разваливающуюся на глазах дачу своего престарелого отца в Жуковке — землю хотят отнять, ведь она стоит миллионы. На самой даче тоже припрятаны сокровища — тарелки с нацистской свастикой, которые привез отец моего друга: он участвовал в битве за Берлин.
Вниз по дороге от путинской дачи находится элитный шопинг-центр «Барвиха Luxury Village». Я наведался и туда — в хмурый февральский день, когда по-прежнему холодно и на улице лежит снег, было не так много посетителей. Но зато представлены все любимые элитой бренды: Gucci, Versace, Prada и Dolce&Gabbana — а также имеется специальный ВИП-зал с норковыми коврами. Есть также шоурум Lamborgini и Ferrari.
Мы думали, в новый год будет спокойно. Но у нас очень большая загрузка, — поясняет Александр Рибок, менеджер частной компании, обслуживающей шопинг-центр, — в день уходит один автомобиль Bently. Столько Ferrari нам не продать, но это низкие машины, они плохо идут по снегу.
Я спрашиваю, откуда у его клиентов столько денег.
— Нефть и газ определенно играют существенную роль в российской ситуации в целом, — отвечает он. — Экономика развивается. И мы этому очень рады.
Он говорит, что самые дешевые участки здесь стоят 5 миллионов долларов, а самые дорогие — от ста миллионов и выше.
Экономический кризис 2008 года серьезно сказался на благосостоянии богатейших бизнесменов России. В соответствии с финансовыми данными агентства Bloomberg, самые богатые 25 предпринимателей России в общем потеряли около 230 миллиардов долларов. Активы олигархов к примеру, Олега Дерипаски — стали испаряться, а Абрамович — по меньшей мере, на бумаге — потерял 20 миллиардов долларов. Алишер Усманов, олигарх и футбольный болельщик, стал беднее на 11 миллиардов. Фондовая биржа России RTS потеряла 75% стоимости.
К концу десятилетия благосостояние российских миллиардеров было с триумфом восстановлено, впрочем, отчасти это случилось благодаря щедрой государственной поддержке в размере 50 миллиардов долларов от Путина.
Конечно, больше всего проиграли от этого кризиса не богачи. А рабочие, пожилые и безработные — иными словами, многочисленные российские бедняки.
Пятьдесят лет назад деревня Слезы на западе России была довольно оживленным местом. Тут жили мужчины, женщины, дети, имелись коровы и свиньи. Поблизости стоял богатый колхоз. Местные держали пчел и выращивали кур. В конце пятидесятых в колхозе появилась первая уборочная машина — комбайн. Однако с падением Советского Союза и крахом коммунизма Слезы стали медленно превращаться из процветающего сельского сообщества в деревню призраков. После второй мировой войны и бегства германских завоевателей здесь проживало примерно 100 человек.
Теперь население сильно сократилось. По приезде я нахожу всего четверых. Ольга, 83-летняя вдова — она ходит, прихрамывая, и у нее есть нервный пес Верный. Она живет в покосившейся даче у главной дороги. Ольга глуховата. Ее муж Борис умер в 2004 году. Еще есть Тамара — самая молодая жительница деревни, ей всего 79. Тамара живет с подругой Александрой — или Сашей — в чистеньком домике в конце занесенной снегом дороги. У нее две курицы, две кошки и собака. Обе женщины — тоже вдовы. И есть еще одна Ольга. Ольге номер два — тоже 83, она плоха и не в состоянии принимать гостей.
Последний мужчина деревни умер в 2007 году, незадолго до моего приезда. Такая картина — обычна для всей России, самой большой страны в мире, где имеется как минимум 34 тысячи деревень с населением в 10 человек или меньше, и почти все жители — женщины.
— Той зимой сломалась телевизионная антенна. В деревне не осталось мужчин, починить ее некому. Надеемся, кто-нибудь из дачников починит летом, — говорит мне Тамара, когда холодным февральским днем я наведываюсь в деревню. Она стоит на пороге выкрашенной зеленой дачи, одетая — как и все местные женщины — в яркий платок и валенки, традиционные войлочные сапожки.
Деревня находится примерно в 50 километрах от Латвии и от границы с Евросоюзом, в часе езды к югу от исторического города Пскова — с кремлем и собором на берегу реки. В деревне 12 домов. Пять из них развалились, живут только в трех, два используются как летние дачи. Сараи, парники и поля — безмолвны и заброшены. В деревне царит дух призрачного упадка. В заброшенном сарае я нахожу бесчисленные пустые бутылки из-под дешевой водки.
Единственный регулярный посетитель деревни Слезы — социальный работник, который заезжает ежедневно, чтобы натаскать для пожилых дам воды из колодца. Время от времени из города заезжают внуки. Автобус привозит продовольствие раз в неделю, Тамара относит немощной Ольге молоко и хлеб — старушка не может ходить.
— Нас было больше. За последние годы умерло восемь человек. Я похоронила мужа. Трое мужчин умерли в том году. Теперь остались только женщины, — говорит Тамара, опираясь на яблоневый сук, который срезала в саду. — У меня раньше были пчелы, — говорит она, показывая на кучу заброшенных ульев. — Были коровы, свиньи и овцы. Теперь все мужчины поумирали, и я не могу больше заниматься скотиной.
Фактически отсутствие мужчин в деревне Слезы — типичный пример огромной демографической проблемы, особенно острой для севера и запада европейской части страны. В момент моего приезда средняя продолжительность жизни мужчин в России — всего 59 лет, что существенно ниже средних цифр по Европе и многих развивающихся стран. Для женщин эта цифра равна 70. В 2010 году результаты переписи подтверждают: население России уменьшается. Всего перепись насчитывает 142,9 миллиона человек, на 1,6% ниже в сравнении с 2002 годом. 76,7 миллионов женщин и только 66,2 миллиона мужчин. (В 2010 году, согласно официальным данным, продолжительность жизни мужчин выросла до 63 лет, женщин — до 74). В многих европейских странах также есть проблема сокращения населения. Но в России процесс идет быстрее, и он односторонний.
Несмотря на бум вокруг природных ресурсов, многие пенсионеры России, коих насчитывается 30 миллионов, живут в нищете. Средняя пенсия — 3000 рублей в месяц. Во времена, когда ровесники из Западной Европы наслаждаются хорошей жизнью, русские пенсионеры, которых встречаешь на лицах Москвы и Санкт-Петербурга, пытаются подработать, продавая соленые огурцы, женские свитеры или шерстяные носки. В основном в продажах заняты женщины — и в городах, и в деревнях, что поразительно, наблюдается отсутствие пожилых мужчин. Русские привыкли жить в кризисе — многие выращивают овощи на маленьких огородах, что помогает выжить, другие полагаются на близких родственников и друзей. Но есть и те, которых ждет неизбежная нищета.
В деревне Слезы ни у кого нет вопросов по поводу исчезнувших мужчин. Проблема называется алкоголизм — повсеместное явление в сельской местности. Другие социальные факторы тоже сказываются — плохое здравоохранение, курение, безработица и проблемы со здоровьем у многих российских пенсионеров, которые сражались с германской армией. (Ольга говорит, что ее покойный муж получил ранение в ногу.) Но в итоге мужчины из деревни Слезы просто допились до смерти.
— Мой муж пил на протяжении всей нашей совестной жизни, — рассказывает Ольга, стоя на пороге своей дачи. — Все мужчины нашей деревни были пьяницами. Теперь все они умерли, больше пить некому. — Ольга живет на военную пенсию мужа — 5000 рублей, чуть больше ста фунтов в месяц. — Мне так одиноко, — говорит она.
В соседней деревне Велье — что в пяти минутах езды от разрушенного советского колхоза в Слезах — местные рисуют примерно ту же картину.
— Выпивка у местных — огромная беда. Ужасные проблемы в деревне. Кошмар, — говорит 79-летняя Зинаида Ивановна. — Мужчины пропивают пенсии сразу, как получат. Продают все имущество, лишь бы напиться. Пьют все подряд — самогон и даже жидкость для стеклоомывателей.
В Велье есть церковь, школа, сельпо. Продавщица подсчитывает стоимость моего обеда: пакета сока и бублика на деревянных счетах. Есть маленький музей, в нем хранятся документы, связанные с сельскохозяйственной историей деревни, и модель исчезнувшего монастыря. Пушкин жил в 40 километрах отсюда, и летом туристы из Санкт-Петербурга проезжают мимо по извилистой дороге, направляясь в загородные владения поэта, и иногда останавливаются, чтобы нарвать цветов.
А все мужчины из деревни Слезы покоятся на деревенском кладбище. Это очень красивое место — недалеко у березовой рощи, выходит на замерзшее озеро. Здесь я нашел могилу мужа Тамары, Александра Степановича. Он умер в 2004 году.
И в этой части деревни я в итоге умудряюсь найти мужчину — это пенсионер в огромной черной меховой русской шапке. Ему 79 лет, и это старейший житель Велье — как он сам утверждает. Как случилось, что он до сих пор жив?
— Я пью только молоко, — шутит он. — Остальные пьют водку. — И добавляет. — Посмотрите на меня. Я выгляжу не старше, чем он, — и он показывает на мужчину лет за сорок, который показался в магазине и который — уже близится вечер — неустойчиво пошатывается.
В конце восьмидесятых, после горбачевской кампании по борьбе с пьянством, продолжительность жизни увеличилась. В девяностые, во времена менее ярого трезвенника Ельцина, эти цифры чудовищно сократились. Несмотря на несущественные улучшения, российские мужчины продолжали умирать задолго до пожилого возраста. В среднем они потребляют по бутылке водки в день. Около 30% мужских смертей в России связано с алкоголем.
— В нашей стране это действительно серьезная проблема. Низкие цены на водку способствуют популярности алкоголя. В Швеции правительство решило проблему, задрав цены. Но здесь можно купить водку, сделанную в кустарных условиях, за 15-20 рублей, — говорит доктор наук Татьяна Нефедова, старший научный сотрудник в институте географии при Российской академии наук в Москве.
Другие эксперты ссылаются на тот факт, что жизнь в России тяжелее, чем в других странах.
— Продолжительность жизни у мужчин резко сократилась в девяностые. За прошедшие десять лет ситуация более-менее стабильна. На многих тропических островах продолжительность жизни выше, чем в России. На острове вы живете в хорошей среде, едите достаточно рыбы, и ваша жизнь спокойна, — говорит Андрей Трейвиш, старший преподаватель географии в Московском государственном университете.
Феномен женских деревень, конечно, связан с сокращением сельского населения. Тенденция усилилась в поздний советский период, а катастрофической ситуация стала в девяностые, когда закрылись многие колхозы. В 1926 году 77 миллионов россиян проживало в сельской местности, сегодня их менее 38 миллионов. Молодые и амбициозные сбежали в города, бросив пожилых, немощных и любителей выпить. Теперь Россия — слишком урбанизированное общество, почти три четверти ее населения проживает в городах и мегаполисах. При этом в стране на данный момент есть 13 тысяч деревень, в которых больше никто не живет — после того, как умрут последние Ольги и Тамары.
Периодически Кремль сулит огромные вливания, которые должны оживить сельскую Россию — в 2008 году, например, называлась сумма в 2 миллиарда фунтов. Но социально-демографическая география сомневается в том, что субсидии развернут волну миграции из деревень в города, что превращает Россию в огромный пустырь. Чиновники из российского правительства подтверждают масштабы проблемы — несмотря на все попытки увеличить продолжительность жизни до 75 лет к 2020 году, в данный момент население России уменьшается с каждым годом.
Я покидаю Слезы в изумлении — похоже, эти женщины довольны своей скромной жизнью. У них маленькие пенсии, но, как они говорят, им хватает. На парламентских выборах в 2007 году Тамара и Александра проголосовали за путинскую партию «Единая Россия». Они говорят, что благодарны за реформы — что подразумевает лишнюю тысячу рублей в год на дрова, хотя Ольга признается, что не понимает до конца, кто такой Путин. Похоже, повсеместная и явно лишняя пропаганда кремлевского телевидения проникла и сюда.
Советские времена женщины вспоминают как золотую эпоху.
— После войны у нас было столько людей! В каждом доме — по три-четыре ребенка. Работа была тяжелой. Нужно было засевать поля и собирать урожай вручную. Трудные были времена. Но постепенно все выправилось, — говорит Тамара. — Лучше всего было в 70-е и в начале 80-х. Мы ни за что не платили. Медицина и образование были бесплатными. Но потом все стало разваливаться. И в какой-то момент все уехали.
Тамара одаривает меня яблоками из своего огорода и оказывает сарайчик, в котором у нее живут куры. Машет рукой в сторону пустых унылых полей и разрушенных сараев.
— Здесь остались только мы. К нам никто не приедет, деревня обречена. Остается лишь сидеть и ждать смерти.
За четыре года, проведенных в Москве, я — как мне кажется — неоправданно мало писал о социальных проблемах страны и чудовищном разделении на имущих и неимущих. Социальное неравенство здесь выше, чем в любой другой стране, где мне удалось поработать корреспондентом, включая Индию, где я жил с 2000 по 2003 год, и бедные страны южной Азии.
В 2009 году Россия обгоняет Саудовскую Аравию и становится крупнейшим экспортером нефти в мире, на тот момент она уже является крупнейшим экспортером природного газа, удовлетворяя четверть спроса ЕС. В том же году официальные цифры говорят о том, что 6 миллионов семей в России снова живут за чертой бедности — доход взрослого человека составляет менее 5497 рублей в месяц, что означает, что усилия по борьбе с бедностью в период 2000-2008 гг. были тщетны. Разница в доходах по регионам — огромна. Элита, проживающая в Москве и Санкт-Петербурге, и люди из умирающих деревень и моноиндустриальных городов живут в абсолютно разных мирах.
И в этом столько иронии: богатейшая страна, населенная бедняками! Во время поездки в провинциальный город Орел, что в 300 километрах к юго-западу от Москвы, я познакомился с Татьяной Щербаковой, пенсионеркой 68 лет. Я побывал в ее крошечной квартире — Татьяна пригласила меня в гостиную. На стене красуется совершенно не подходящее к обстановке огромное фото тропического пляжа, залитого солнцем. Пальмы в тени, острова и яхта. Она говорит, что картина на стене — это Канары, одно из экзотических мест, куда Щербакова хотела бы посетить, но не может.
— У меня нет денег на путешествия, — объясняет она. — А я обожаю путешествовать. Всегда хотела посмотреть на Владивосток. Но билет на поезд стоит слишком дорого.
Это один из самых странных моментов в жизни пост-советской России. Тридцать лет назад, когда мир был разделен на два воинствующих лагеря, Щербакова не могла поехать на запад. Но зато она могла без особых затрат перемещаться по огромной территории Советского Союза — проводить отпуск в Молдавии, плавать в Черном море, нырять на Дунае и ходить с рюкзаком по горам Казахстана. Теперь Щербакова свободна ехать куда угодно. Но на скудную государственную пенсию в 5600 рублей в месяц она вряд ли сможет это сделать. Даже поездка в местный пансионат вызывает сомнения. Многие из ее друзей-пенсионеров получают еще меньше. (У Щербаковой есть надбавка, потому что в 1943 году ее вместе с семьей взяли в плен немцы, когда захватили Орел — вспомните знаменитую сцену танковой битвы во Второй мировой войне. Они пробыли в плену пять месяцев — затем пришла Красная армия).
— Мне хватает на еду. Я не голодаю, — говорит она. — Но не думаю, что мне когда-нибудь удастся слетать на Канары.
За неделю до поездки в Орел русская православная церковь сделала весьма необычный ход, объявив о том, что разрыв между богатыми и бедными стремительно увеличивается. 20% россиян живет за чертой бедности, заявила церковь. 10% самых богатых людей как минимум в 25 раз богаче 10% самых бедных. Точные расчеты провести затруднительно, добавила церковь, так как богатые в России — как, впрочем, и везде — стремятся скрыть свое состояние.
Церковь также заявила об огромном разрыве между городами и сельской местностью, добавив: «В России сосредоточено от 30 до 40 процентов природных богатств мира. На доходы от экспорта природных ресурсов был создан стабилизационный фонд. Но богатеет только небольшая часть общества. И это происходит с такой скоростью, что даже самые богатые люди мира пребывают в удивлении. При этом большая часть населения живет в нищете».
В скромных деревеньках вокруг Орла сложно заметить признаки какого-либо богатства. Я вижу бабушек, которые заводят нескольких кур или гусей или собирают картофель и лук с участков. Как и в деревне Слезы, молодежь отсюда уехала, а старики, похоже, все умерли.
— В Советские времена было гораздо лучше, — говорит 79-летняя Тоня Фоминых, привязывая сторожевого пса и приглашая меня в однокомнатную деревянную избу. — Пенсии были маленькие, но одинаковые у всех. Мы хорошо жили. Теперь наши пенсии — это ничто.
Каждый месяц Фоминых получает подачку от государства в 1540 рублей — это меньше 35 фунтов. В 2004 году ее дом сгорел, и она была вынуждена продать единственную корову. Тридцать лет она проработала в советских правоохранительной системе, но теперь выживает благодаря помощи соседей и сына.
— Выжить можно, но жить нельзя, — говорит она.
В деревне Лавров, похоже, дела обстоят еще хуже. С трудом я добираюсь Саши Ивановича, его жилье можно назвать разве что хибарой — зловонный деревянный сарай, заваленный грязным тряпьем и немытой посудой. Иванович открывает дверь спустя несколько долгих минут — он спал или же он пьян. Он показывает мне ведро картофеля с огорода. Это основной источник питания. Больше, как он говорит, он ничего не может себе позволить.
— Все так подорожало. Хлеб подорожал. Сигареты тоже. Сестра оплачивает счета за газ. Я не могу купить себе водки. — он поднимает глаза. — Вы мне 100 рублей не дадите? — Я лезу в карман и протягиваю ему купюру.
Описывая свое путешествие для Guardian, я осознаю, что кремлевские экономисты столкнулись с дилеммой. Если прибавить пенсии, есть риск роста инфляции, уже в десятичных цифрах. Но в действительности лишь ничтожная часть богатств русских миллиардов просочилась и дошла до самых бедных слоев населения — пенсионеров, безработных, низшего звена госслужащих — или Щербаковой, бывшего диктора телевидения. Ее муж-математик хромает по квартире, опираясь на разваливающиеся костыли.
Я вдруг понимаю, что в стремлении установить финансовые порядки Кремль, со всем своим богатством, почему-то не заметил, что руководит обществом, неравенство в котором достигло предела — если смотреть на историю России.
— Я не верю, что (аргумент про инфляцию) это правда, — говорит Наталья Римашевская, эксперт по демографии в Российской академии наук. — В данный момент 30% всех зарплат — ниже прожиточного минимума, — поясняет она. — Очень маленькие пенсии. Средняя — 2500 рублей (55 фунтов). Пенсионеры на грани выживания. Если цены подскочат, то люди обнищают.
По словам Римашевской, хотя при Путине в среднем уровень зарплат существенно вырос, статистика скрывает тот факт, что для миллионов россиян размер зарплат практически не изменился. Одна из самых больших проблем, по ее мнению, заключается в том, что в России — регрессивная система налогообложения. И это означает, что и олигархи, и дворники, которые подметают улицы, должны платить один и тот же налог — 13%.
А в Орле Щербакова признается мне, что, несмотря на нынешнюю нужду, она бы не хотела вернуться в советские времена.
— Я не могу сказать, что тогда было лучше. Это как сон, как прочитанная книга, — рассуждает она. — Мы не могли ничего купить. Но было нормально. — Однако обратного пути для нее нет. — Я не ностальгирую по тем временам, потому что я демократ.
ГЛАВА 10. Война однажды и в будущем
Станция метро "Лубянка", напротив здания ФСБ, Москва 29 марта 2010 года
Мне вспомнился кавказский эпизод многолетней давности, который я отчасти видел сам, отчасти слышал от очевидцев, а отчасти представлял себе.
ЛЕВ ТОЛСТОЙ, ХАДЖИ МУРАД
Приехав в Москву, мы принимаем сознательное решение не покупать машину — пробки слишком ужасны, вождение слишком опасно, вплоть до самоубийства. Вместо этого, как и менее состоятельные москвичи, мы пользуемся общественным транспортом. Из-за этого причудливого решения утренний поход в школу — моя любимая часть дня — превращается в запутанный процесс.
Сначала нужно пройтись за угол от нашего коттеджа до временной автобусной остановки. Затем короткая поездка до Волоколамского шоссе, ужасного многополосного шоссе и нашей трамвайной остановки. Наш трамвай — № 23. Обычно он переполнен, мы прижимаемся сзади. В праздничные дни в трамвае играет патриотическая музыка. Часто он движется быстрее, чем стоящие в пробке машины — проносится мимо серых многоэтажек и набережной, мигая зеленым. Трамвай проносится под мостом Победы, затем ускоряется по железнодорожному мосту и спускается к многолюдной окраине Войковской.
Последний отрезок пути — прогулка по небольшому городскому парку. Тополя, современная многоэтажка, собаки, почтовое отделение и, наконец, британская школа — неприметное двухэтажное здание за высокими перилами. Последний этап — самый лучший. Мы говорим о математических задачах, космологии, о том, есть ли Бог (мы согласны, что нет), о чудовищных грамматических падежах в России и о "Симпсонах".
В какой-то момент местный муниципалитет устанавливает мигающего зеленого человечка на нашем коварном пешеходном переходе. Мы шутим, что это редкий пример программы "модернизации" президента Медведева. Последние 100 метров Тилли проходит самостоятельно - в свои 12 лет она уже находит отца неловким. Я провожаю Раскина до школьных ворот: маленькая, озабоченная фигурка в синей шинели. Он открывает тяжелую металлическую дверь и исчезает. На общем микроавтобусе я возвращаюсь на Войковскую, а затем на метро - на работу.
Утро понедельника, 29 марта 2010 года. Еще один типичный школьный день. Мы уже почти дошли до школы, когда у меня звонит мобильный телефон. Это иностранный отдел Guardian — в московском метро прогремели два взрыва, много погибших. Новость срочная. Подробностей мало. Я прощаюсь с детьми и мчусь к станции метро "Войковская". Москва в панике и пробках, но, к моему удивлению, метро по-прежнему работает нормально, и это единственный способ добраться до центра города. Я сажусь на первый поезд.
Через 20 минут я прибываю на станцию "Театральная", рядом с Большим театром, который все еще реставрируется и находится в строительных лесах. Отсюда рукой подать до места первого взрыва — мимо бюста Карла Маркса и гостиницы "Метрополь". Кто-то, похоже, взорвал станцию метро "Лубянка". Взрыв происходит почти прямо под московской штаб-квартирой ФСБ. Выбор Лубянки — места, ставшего синонимом российской тайной полиции, репрессий и террора в сталинскую эпоху, когда жертвы расстреливались в ее подвале, — явно не случаен.
Это первый крупный теракт в российской столице за последние шесть лет. Гигантская площадь рядом со станцией метро оцеплена. На станции работают пожарные и сотрудники службы спасения. Над головой гудит вертолет. Но признаков пострадавших мало. Один мужчина говорит мне, что ищет свою жену. Ходят слухи — как оказалось, беспочвенные — о третьем взрыве.
Сама Лубянка не пострадала — это огромное здание, внушающее страх, излучающее мрачную, безымянную силу из-за сурового фасада в классическом стиле. В его окнах горят огни. Но снаружи невозможно различить человеческие фигуры. Кто же там?
Я стою посреди Лубянской площади, рядом с дорожным островком. Именно здесь раньше стояла гигантская статуя Феликса Дзержинского, пока 27 августа 1991 года, после неудавшегося путча КГБ против президента Горбачева, ее не убрали буйные демократические толпы. Это был самый неудачный момент в истории КГБ. Однако уже через несколько лет служба — теперь уже ФСБ — вернулась, а к концу десятилетия ее бывший шеф оказался в Кремле. Периодически раздаются призывы восстановить Дзержинского. Но до сих пор ему не вернули прежнее место. Теперь он стоит в саду скульптур за Новой Третьяковской галереей — атмосферном кладбище павших советских идолов.
ФСБ показала себя умелой в разгоне оппозиционных политических митингов, требовании денег у крупного бизнеса и преследовании иностранных шпионов, реальных или мнимых. Но в деле предотвращения террористических атак она оказалась не столь компетентна. В 2002 году служба не смогла остановить чеченских террористов, захвативших московский театр. Два года спустя она оказалась не в состоянии предотвратить массовое убийство в школе в Беслане, в результате которого погибли 334 заложника, в том числе 186 детей. Служба располагает огромными ресурсами, поддержкой Кремля, официальным престижем. Но, похоже, она не в состоянии обеспечить безопасность Москвы от небольшой группы убежденных религиозных фанатиков.
В своей одержимости иностранными врагами ФСБ упустила из виду, что самая большая угроза стабильности России исходит от доморощенных экстремистов. Уже через пару часов после взрывов стало ясно, что за взрывы в переполненном московском метро ответственны две смертницы с Северного Кавказа. Они привели в действие свои бомбы в начале утреннего часа пик. По меньшей мере 40 человек погибли и 100 получили ранения. Террористы сели в метро рано утром и, судя по всему, остались незамеченными. Одна из них взорвала себя у метро "Лубянка", в нескольких минутах ходьбы от Красной площади, в 7. 56 утра. Вторая террористка привела в действие пояс со взрывчаткой в 8. 37 утра на станции "Парк культуры", недалеко от знаменитого Парка Горького.
В своем вечернем репортаже для "Гардиан" я пишу о том, что взрывы представляют собой серьезный удар по Путину и по неуверенным усилиям Кремля по умиротворению неспокойных мусульманских республик - Чечни, Ингушетии и Дагестана. Похоже, что цели были тщательно выбраны - символический удар по сердцу российского правительства. Первая бомба явно направлена против ФСБ, ведомства, ответственного за жестокие контрповстанческие операции на Северном Кавказе. Вторая бомба, как полагают некоторые, могла предназначаться для станции метро "Октябрьская", расположенной рядом с министерством внутренних дел России.
Путин прерывает визит в Сибирь. Он летит обратно в Москву. Он заявляет, что "террористы будут уничтожены". Но взрывы - это прямое оскорбление Путина и признак того, что его стратегия в отношении региона не работает.
*
Для суровых чеченцев это традиция, рожденная необходимостью. Ранней весной местные жители отправляются в заснеженные леса в поисках дикого чеснока. (Чеснок - как английский дикий лук-порей или рамсон - имеет широкие зеленые листья и бледный стебель, похожий на луковицу). 11 февраля 2010 года около 200 жителей чеченского города Ачхой-Мартан отправляются в колонне потрепанных автобусов в соседнюю республику Ингушетия. Среди них - четверо подростков. Это 16-летний Адлан Мутаев, его брат 19-летний Арби и два их друга - 19-летний Шамиль Катаев и 19-летний Мовсар Татаев.
К трем часам дня мальчики набили свои холщовые мешки чесноком, который они планируют продать на местном рынке. Они уже выходят из леса, чтобы сесть на автобус и отправиться домой. Внезапно, без предупреждения, российские спецназовцы, спрятавшиеся за холмом, открывают огонь. Шамиль и Мовсар ранены. Адлан ранен в ногу, но ему удается дойти до арыка. Он прячется. Его брат Арби также пытается бежать, но его догоняют люди в камуфляжной форме.
По данным правозащитной группы "Мемориал", следователи которой опросили родственников ивыживших, Арби вынужден тащить по снегу двух своих раненых и истекающих кровью друзей. Шамиль умоляет спасти его. Но российские солдаты непробиваемы. Они накладывают повязку на глаза Арби. Они открывают огонь и на месте расстреливают Шамиля и Мовсара. Такая же участь постигла еще как минимум двух сборщиков дикого чеснока: Рамзана Сусаева, 40 лет, и Мовсара Дакаева, 17 лет. Их трупы находят через 48 часов.
Мальчики невольно заблудились во время "контрповстанческой операции", проводимой российскими войсками в густо заросшей лесом приграничной зоне между Чечней и Ингушетией. По всей видимости, солдаты ищут воинствующих исламистских повстанцев, которые ведут свою собственную насильственную кампанию против российского государства. Вместо этого они натыкаются на группу безоружных мальчиков-подростков. И все равно убивают их. Убийства происходят на фоне живописного массива невысоких холмов и снега.
Через три дня после терактов в московском метро главный повстанец Чечни Доку Умаров в своем видеоролике берет на себя ответственность. Он говорит, что взрывы смертников - это месть за смерть мирных жителей, застреленных при сборе чеснока. Умаров называет место, где были застрелены мальчики: недалеко от ингушского села Аршаты. Он также утверждает, что спецназовцы ФСБ использовали ножи для нанесения увечий их телам, издеваясь над своими жертвами при смерти. "Как вы все знаете, были проведены две спецоперации по уничтожению неверных и передаче приветствия ФСБ в Москве", - говорит Умаров. Есть сомнения в достоверности его заявления. Но видео появилось на сайте KavkazCenter. com, главном источнике новостей из самопровозглашенного кавказского "эмирата" повстанцев.
Объяснения Умарова выглядят как конъюнктурный ход. В конце концов, любой теракт в Москве, скорее всего, был спланирован заранее. Московская милиция также разыскивает нескольких сообщников. Но в то же время это утверждение иллюстрирует большую правду о конфликте: обе стороны зациклены на бесконечном цикле кровопролития и мести. Как отмечает один из политологов, Андрей Пионтковский, насилие на Северном Кавказе становится не столько серьезным региональным конфликтом, сколько экзистенциальной угрозой для всей страны.
Кажется неоспоримым, что жестокие действия силовых структур подпитывают повстанческое движение, которое сегодня бушует на юге России, в горных этнических республиках Дагестан, Ингушетия, Чечня и Кабардино-Балкария. С 1992 года, когда возникло чеченское националистическое движение, Кремль неоднократно применял силу, чтобы попытаться победить повстанцев. Эта стратегия оказалась контрпродуктивной. Но Москва, похоже, не в состоянии придумать другую.
Через три дня после взрыва я вылетаю во Владикавказ, столицу Северной Осетии. Отсюда я намерен отправиться в Назрань, главный город Ингушетии. Моя цель - выяснить, что побудило двух женщин взорвать себя и других в метро, и раскрыть глубинные причины - социально-политические, племенные? - этой разгорающейся гражданской войны.
Во Владикавказе я беру такси до границы с Ингушетией - 15 минут езды мимо придорожного мемориального кладбища жертв Беслана. На границе я выхожу. Перехожу границу пешком. С собой небольшой чемоданчик, в котором пара футболок и смена белья. Тепло - 25 °C - и белое небо. Переход необычный, но между ингушами и осетинами все еще тлеет напряжение после этнического конфликта 1992 года. Водители неохотно пересекают границу между республиками. Этот конфликт - из-за земли - был одним из нескольких, вспыхнувших на территории бывшего Советского Союза после его распада. В число других, получивших название "замороженных конфликтов", входили Чечня, Южная Осетия, Абхазия, Таджикистан, Нагорный Карабах и Приднестровье.
Пограничник проверяет мой паспорт. Он пропускает меня. На въезде в Ингушетию я пересекаюсь с местным ингушским журналистом Вахой Черепановым, который ждет меня на травянистой обочине с машиной. Мы вместе едем в Назрань - маленький пыльный городок с низкими зданиями из красного кирпича - и в офис "Мемориала".
Внутри "Мемориала" я знакомлюсь с Магомедом Муцольговым, правозащитником, чей брат "исчез" четыре года назад. Он дружит с Политковской, Маркеловым и Эстемировой - все они теперь убиты. Я спрашиваю его об Ингушетии. Он рисует мрачную картину: "Людей похищают. Людей убивают. Нет никаких гарантий безопасности". Мы сидим в кабинете наверху, откуда открывается вид на разрушенное и лишенное окон отделение милиции Назрани; предыдущим летом террорист-смертник на грузовике, начиненном взрывчаткой, взорвал это отделение.
Муцольгов рассказывает, что за последние два года ситуация резко ухудшилась: правоохранительные органы и федеральные службы безопасности в Ингушетии вышли из-под контроля. Эти федеральные войска несут ответственность за десятки суммарных и произвольных задержаний, а также за пытки и бесчеловечное и унижающее достоинство обращение. По его словам, российские силовые структуры осуществляют внесудебные казни.
Как правило, вооруженные люди в масках окружают деревню или район в ходе так называемой "операции по зачистке", подобной той, что была проведена в Аршаты. Они врываются в дома, избивают жителей и портят их имущество. Подозреваемых боевиков уводят. Многие из них никогда не возвращаются. Других просто расстреливают, подбросив им оружие и обмундирование. Затем им посмертно предъявляют обвинения в участии в незаконной организации.
По словам Муцольгова и других правозащитников, с которыми я общаюсь, жестокие методы борьбы с терроризмом, применяемые Кремлем на Северном Кавказе, усугубляют ситуацию с повстанцами. "Насилие порождает еще большее насилие. Оно толкает людей в боевое подполье. Силовики ведут себя совершенно безнаказанно, а людей унижают, пытают или они видят, как исчезают их родственники. Они вступают в ряды повстанцев из желания отомстить", - говорит он. "Эта безнаказанность - самый большой фактор вербовки в подполье". Кремль часто хвастается тем, что "уничтожил" лидеров повстанцев. Но эта стратегия неэффективна, считает Муцольгов. "На их место всегда приходит кто-то другой".
По его словам, после 16 лет, двух войн в Чечне и гибели сотен тысяч мирных жителей, конфликт на южном заднем дворе России сейчас как никогда ожесточен. Однако характер вооруженного восстания на Северном Кавказе изменился. В 1994-1996 годах Борис Ельцин вел войну против преимущественно светских чеченских сепаратистов, которые, подобно новым независимым грузинам за горами, хотели иметь собственную конституцию и националистическое государство. В период с 1999 по 2004 год президент Владимир Путин вел вторую чеченскую войну. Целью было окончательно подавить чеченский сепаратизм.
Однако теперь Кремль сражается с врагом другого рода. Новое поколение повстанцев ставит перед собой явно исламистскую цель: создать радикальный панкавказский эмират, управляемый по законам шариата, подобно Афганистану при талибах. Эти джихадистские повстанцы не лишены амбиций. За месяц до моего визита в Ингушетию Умаров обещает "освободить" не только Северный Кавказ и Краснодарский край, но и Астрахань на Каспийском море, а также Поволжье, то есть большую часть европейской части России.
Тактика повстанцев также стала более фанатичной. Умаров возродил отряды смертников, которые использовал его предшественник Шамиль Басаев, убитый ФСБ в 2006 году. Наряду с нападением на отделение милиции в Назрани, другому террористу-смертнику удается протаранить машину президента Ингушетии Юнус-Бека Евкурова. (По словам Муцольгова, в Чечне и Дагестане произошло множество других терактов - почти 20 смертников в 2009 и 2010 годах. Взрывами в московском метро повстанцы продемонстрировали новую тактическую возможность перенести войну в российские города.
Повстанцы все чаще используют новое мощное виртуальное оружие - Интернет. 2 марта 2010 года российский спецназ начинает масштабную операцию в Экажево, пригороде Назрани, застроенном современными домами из красного кирпича. Там они уничтожают Саида Бурятского, уроженца Сибири, обращенного в ислам, чьи джихадистские послания, размещенные на YouTube, привлекли большое количество сторонников по всему миру среди недовольных мусульман. Под обстрелом российской артиллерии, находясь в нескольких минутах от смерти, Бурятский записывает последнее послание для своих учеников.
Я хочу посетить место сражения, расположенное в нескольких минутах езды от Назрани. Но Ваха, мой ингушский журналист, советует мне, что поездка в Экажево слишком рискованна. Вместо этого сотрудники "Мемориала" показывают мне видеозаписи, которые они получили из села. На них видна картина разрушений: разрушенные дома, разбитые машины и усыпанные кирпичом переулки. После боя российские войска продемонстрировали захваченное у повстанцев оружие - вместе с оторванной человеческой рукой.
"Методы правительства привели к радикализации подполья. У повстанцев только одна цель - победить Россию любой ценой", - говорит мне Тимур Акиев, глава представительства "Мемориала" в Назрани. Акиев критикует обе стороны. Он обвиняет их в том, что они не уважают человеческую жизнь: "Повстанцы и силы безопасности ведут себя одинаково по отношению друг к другу. Гражданское население оказывается посередине". Правозащитные группы просто хотят, чтобы государство соблюдало права человека. Вместо этого, по его словам, власти все чаще объединяют правозащитников и повстанцев.
Как и его царские предшественники, покорившие Кавказ в ходе продолжительной и жестокой кампании по вырубке деревьев и сжиганию деревень, сегодняшнее российское руководство мало понимает этот регион и его нюансы, говорит Акиев. Он также осуждает взрывы в метро. "Я не понимаю, как можно убивать мирных жителей России, мстя за убийство мирных жителей Чечни. Это абсурд. Люди, погибшие в метро, не имеют никакого отношения к конфликту. Они могли быть родственниками тех, кого застрелили, собирая чеснок в лесу".
*
Я планирую остаться на ночь в назрановской гостинице "Асса", из которой открывается вид на небольшое городское озеро, популярное среди рыбаков. Но Ваха сообщает мне, что несколькими часами ранее местные силы безопасности задержали трех журналистов из агентства France-Press. Я решаю изменить свой план и вернуться во Владикавказ. Во время первой чеченской войны журналистам было позволено свободно разгуливать по городу - кадры унижения российской армии от рук повстанцев были показаны по всему миру. Во время второй войны Путин, научившись на ошибках Ельцина, жестко контролировал освещение событий в СМИ.
Кремль стремится отговорить иностранных журналистов от самостоятельных поездок на Северный Кавказ. Он предпочитает, чтобы они оставались в Москве или участвовали в организованных пресс-турах, где их деятельность может тщательно контролироваться. Некоторые районы региона находятся под запретом из-за "контртеррористических операций". Однако эти правила произвольны и могут быть изменены без предупреждения. Перед отъездом из Москвы я звоню в местное управление ФСБ. Они не могут дать мне никакой информации. Я также пытаюсь дозвониться до Калоя Ахильгова. Он является пресс-секретарем президента Ингушетии Евкурова. Ахильгов приглашает меня в Назрань. Он обещает организовать интервью со своим шефом.
Мой выезд из Ингушетии проходит спокойно - до тех пор, пока я не доезжаю до пункта пропуска через границу с Северной Осетией. На границе чиновник в штатском, вооруженный автоматом Калашникова, стучит в окно. Он спрашивает мои документы. Я протягиваю ему паспорт. Он сразу же радуется. "У нас есть еще один!" - восторженно говорит он в рацию.
Через несколько минут я уже сижу в микроавтобусе и еду обратно в Назрань. Охранник - молодой, лохматый, высокомерный и глупый - говорит, что везет меня в офис федеральной миграционной службы. Здесь русский начальник службы говорит, что я совершил административное "нарушение". Несколькими днями ранее, говорят мне, было принято решение о запрете въезда иностранцев в Назрань.
Очевидно, что сотрудники в штатском - вовсе не пограничники, а сотрудники ФСБ. Их кабинет ничем не примечателен - четыре стола, пара стульев и ксерокс; на стене висит портрет Дмитрия Медведева в рамке. Один из сотрудников ФСБ показывает на президента России. Он шутит: "Заместитель Путина!". Он использует русское слово "зам", сокращение от "замполит" (заместитель). Русский говорит, что мне, как и французам, которые были в том же кабинете несколькими часами ранее, придется заплатить штраф. Сумма к оплате составляет 2 060 рублей - 45 фунтов стерлингов.
Я протестую. У меня есть приглашение на встречу с президентом Ингушетии, объясняю я. Я отмечаю, что взять у него интервью, не посетив Ингушетию, довольно сложно. Босс ФСБ не впечатлен. Он намекает, что Евкуров для него и его могущественного ведомства - человек малозначимый.
Подходит третий, пожилой мужчина. Он просит меня закатать рукава рубашки. Он берет блокнот с чернилами. Он наносит чернила не только на пальцы и ладони, но и на все локти. Он извиняется. Он прижимает мои руки и ладони к новому уголовному делу. Когда босс выходит из комнаты, он поворачивается ко мне.
Он шепчет: "Они все из ФСБ, знаете ли. Лично мне кажется постыдным так обращаться с иностранцами. Мы должны проявлять к вам гостеприимство".
Мужчина проводит меня через двор к умывальнику. Он достает новый брусок дешевого белого мыла, разворачивает его и протягивает мне. Я начинаю смывать чернила. Это занимает некоторое время. Я чувствую злость. Я понимаю, что мое испытание незначительно. Но меня интересует судьба местных ингушских мальчиков, которых подозревают в связях с повстанцами и привозят на "допрос". Что с ними происходит?
Когда я возвращаюсь в комнату, начальник ФСБ снова сидит за своим столом. Я не могу удержаться и спрашиваю его, не считает ли он, что преследование иностранных журналистов, возможно, контрпродуктивно - не могут ли другие методы привести к более благожелательному отношению? Я указываю на то, что в 2010 году Кремль потратил более 1,4 миллиарда долларов на международную пропаганду. Я говорю, что было бы лучше, если бы к журналистам относились немного лучше.
Сотрудник ФСБ в ярости.
"Откуда вы знаете эту цифру? Я думаю, что вы британский шпион. Вы шпион?"
Я говорю ему, что эта цифра не является государственной тайной - она опубликована в российском бюджете.
Закончив обмен мнениями, я спрашиваю сотрудников ФСБ, выезжал ли кто-нибудь из них за границу. Как выяснилось, никто из них не покидал Россию. В одном отношении ФСБ можно похвалить: ее рекруты психологически однородны. Всех их объединяет институциональная фобия Запада - места, столь же далекого для них, как Европа для средневековой Японии.
Через час я снова свободен и могу отправиться в Северную Осетию. Дактилоскопист пожимает мне руку. Он дружелюбен, но снова бормочет извинения. "Приезжайте к нам еще", - говорит он.
На пограничном переходе меня останавливает обычный солдат в форме. Он хочет взятку. "У вас есть евро или стерлинги?" - спрашивает он. Он зовет меня в свою будку. Я говорю ему, что у меня был долгий день. В конце концов он отпускает меня - с моим бумажником в целости и сохранности. Мой ингушский водитель отвозит меня к осетинской коллеге через границу, а она отвозит меня обратно во Владикавказ.
Сидя в своем гостиничном номере с видом на реку Терек и голые кавказские горы, я размышляю о мрачных событиях последних нескольких дней. Кремль отреагировал на взрывы в метро мстительно. Путин призывает "выскрести из канализации" всех виновных. Медведев посещает Кизляр, город в Дагестане, где террористы-смертники убили 12 человек и ранили еще 28. Силы безопасности должны "стать более жестокими", советует он.
Я открываю ноутбук. Я снова смотрю на фотографии погибших сборщиков чеснока, размещенные "Мемориалом" вместе с одностраничным рассказом об их убийствах. Изображения ужасны.
Я читал, что в Ачхой-Мартане родственникам потребовалось два дня, чтобы узнать, что случилось с их близкими. Спрятавшись на 48 часов в яме, которую питал родник, Адлан Мутаев выполз из леса. Местные жители обнаружили его живым на опушке леса. Через два дня российские спецназовцы освободили его брата Арби. Правозащитники из "Мемориала" прибыли на место 14 февраля. Они опросили десятки свидетелей и сделали фотографии трупов, сваленных в снег, рядом с мешками с чесноком.
На фотографии друга мутаевских мальчиков Шамиля Катаева видно, что он был убит выстрелом в висок с близкого расстояния. Есть аккуратная дырочка. Кто-то украл его мобильный телефон и паспорт, а также письмо от главы Ачхой-Мартана, разрешающее сборщикам чеснока находиться в этом районе. Шамиль отправился в лес в надежде заработать немного денег для своей большой, обедневшей семьи, рассказывают его родственники в "Мемориале".
Тело Мовсара Татаева покрыто огнестрельными ранениями, он представляет собой кровавое месиво. Ножевые ранения нанесены в позвоночник и грудь. Брат находит его тело лежащим в лесу. Одна рука скручена. Фотография ужасает. Последние минуты его жизни, должно быть, были ужасны.
Как ни странно, Евкуров - с которым мне не удалось встретиться - признает, что в ходе спецоперации погибло несколько невинных гражданских лиц. Однако он добавляет, что силам безопасности удалось уничтожить 18 настоящих повстанцев, и говорит, что операция послужила укреплению "стабильности в регионе". Президент Чечни Рамзан Кадыров выплачивает компенсацию семьям мальчиков.
У семьи Мовсара Дакаева одна из самых печальных историй. Они говорят, что не знали, что он отправится в район, где проводится контртеррористическая операция. Дакаев просит одного из своих друзей сфотографировать его в лесу. Мы знаем время - 13.40 10.02.10 выбито красными чернилами в левой части фотографии.
На Дакаеве черные перчатки и ярко-зеленая флиска, он стоит на фоне снежного уступа и голых деревьев. Вид у него серьезный, брови слегка приподняты. Он очень живой, по-мальчишески красивый, на пороге мужественности. Через два часа он мертв. На второй фотографии он лежит на снегу. Его лицо пожелтело. На нем видны капельки крови. Глаза Дакаева все еще открыты, я замечаю, что он смотрит на небо, как будто сама жизнь - это непостижимый сон.
*
Через несколько дней после терактов в метро ФСБ устанавливает личности двух женщин-подрывниц. Это 27-летняя Мариам Шарипова и 17-летняя Дженнет Абдурахманова. Обе - уроженки Дагестана, крупнейшей автономии на Северном Кавказе. Шарипова родом из Балахани, горного села, известного как оплот консервативного ислама. Абдурахманова - из Хасавюрта, расположенного на западе Дагестана. Шарипова устроила первый взрыв на станции метро "Лубянка", Абдурахманова - второй на станции "Парк культуры".
Взрывы смертников, так называемых чеченских "черных вдов", были одной из мрачных отличительных черт второй чеченской войны Путина. Но это нечто новое: впервые женщины из Дагестана приехали в столицу, находящуюся более чем в тысяче километров, и взорвали себя.
Семейные подробности Абдурахмановой несколько туманны. После взрыва ее мать исчезла. А вот родители Шариповой беседуют с "Новой газетой". Они признают, что их дочь почти наверняка была террористкой с Лубянки. Ее отец, Расул Магомедов, говорит, что опознал Мариам по фотографии одного из погибших террористов, опубликованной полицией. Он говорит, что она пропала за несколько дней до терактов, и добавляет, что сразу узнал ее.
Я звоню корреспонденту "Новой газеты" Ирине Гордиенко. Мы обсуждаем возможность моей поездки в Дагестан. Она дает мне несколько контактов. В течение последующих недель я возвращаюсь к одному и тому же вопросу: почему Мариам Шарипова - образованная, здравомыслящая девушка из крепкой и, казалось бы, счастливой семьи - взорвала себя и других?
Поездка складывается медленно, но через шесть недель после взрывов в метро я отправляюсь в Дагестан, чтобы встретиться с отцом Шариповой. На древнем советском самолете я прилетаю в столицу Дагестана Махачкалу. Там я встречаюсь с Юрием Козыревым, талантливым российским фотографом, который только что вернулся из Ирака, где много лет работал для американского журнала Newsweek. С нами едет Магомед Шамилов, бывший дагестанский милиционер. Он знаком с семьей Шариповой. И у него есть "Волга" - автомобиль, похожий на танк, на котором удобно передвигаться по безнадежно разбитым дорогам республики.
По словам Шамилова, ситуация в Дагестане мрачно напоминает ситуацию в Ингушетии. Эта республика, самая большая и разнообразная на Северном Кавказе, также охвачена повстанческими настроениями. Когда-то Дагестан был застрахован от насилия, вспыхнувшего в соседней Чечне в 1994 году. Теперь он, похоже, находится в самом разгаре небольшой гражданской войны. В этой битве, характеризующейся ежедневными перестрелками и взрывами, участвуют дагестанская милиция и воинствующие исламистские повстанцы. В центре событий - мирные жители Дагестана. Шамилов говорит, что в этих смертельных стычках погибли несколько его бывших коллег, а многие действующие полицейские - добропорядочные сотрудники, старающиеся хорошо выполнять свою работу.
Пока мы разговариваем, мы оставляем Махачкалу позади и едем по зеленой равнине, усеянной бунгало; постепенно исчезает мерцающее Каспийское море. Мы едем на запад в горы, проезжая через ландшафт отвесных вершин и речных долин. В туманном небе над елями парят орлы, летают бабочки и поют птицы. Мы останавливаемся у придорожного суфийского святилища, украшенного разноцветными флагами.
Путешествие занимает четыре часа. Наконец мы достигаем Балахани. Деревня выглядит неизменной с девятнадцатого века. Дома из прочного камня построены вдоль реки. В Балахани есть что-то неприступное: деревня расположена под двумя отвесными горными склонами; ослики снуют между темными мощеными улочками и садами с абрикосами и шелковицей. Двое мужчин пашут кукурузное поле с помощью пары быков.
Расул Магомедов встречает нас во дворе семейного дома. На веревке висит белье, обувь аккуратно сложена. Стоит спутниковая тарелка, воробьи порхают над виноградной лозой. Он показывает нам спальню на первом этаже, где жила его единственная дочь Мариам. Она сама украсила стены - пурпурным цветом. Ее вещи все еще здесь: увлажняющие кремы L'Oréal, прикроватная тумбочка и зеркало. Есть книги на арабском языке. Но еще большее удивление вызывает груда журналов о женской моде - "Здоровье и красота", "Добрые советы" и "Гламур". На фотографиях она выглядит привлекательной молодой женщиной - волосы разделены посередине и заправлены за уши, полные губы, овальные глаза и темные брови.
Мы заходим внутрь. Сидя скрестив ноги на ковре, Расул говорит мне, что считает невозможным, чтобы его дочь была террористкой-смертницей. "Я не знаю, что произошло, - говорит он. - Мы тоже ищем ответы. Она знает. Аллах знает. Вот и все". Он выражает соболезнования семьям москвичей, взорванных по дороге на работу. Обычно террористы оставляют последнее завещание перед тем, как отправиться на свою последнюю миссию. Но Мариам не оставила никакой записки. "Мы искали везде. Мы ничего не нашли", - говорит он.
Ее биография не дает никаких подсказок, почему она покончила с собой и убила других. Родители Шариповой - представители некогда советской интеллигенции: Расул преподает русскую литературу в средней школе Балахани, его жена - биолог. Шарипова была отличницей. Школьные учебники его дочери исписаны аккуратным почерком. Она посещала занятия по арабскому языку. 7 февраля - всего за несколько недель до самоубийства - она записывала глаголы в тетрадь. "Она была не из тех, кто способен на такое. Она была уверенной в себе, человеком, который четко ставил перед собой цели и хотел их достичь", - говорит он.
Яркая девушка, Шарипова изучала математику в Дагестанском государственном педагогическом университете. Она стала первой из своего района, кто поступил в магистратуру, и получила второе высшее образование по психологии. В 2006 году она начала работать в сельской школе. В ее биографии нет ничего общего с измученными биографиями радикально настроенных чеченских "черных вдов", которые, как правило, действуют из соображений личной мести после убийства силовиками мужей или братьев.
Была ли она, однако, представителем нового вида террора? Балахани известен как религиозный центр дагестанской общины салафитов. Эта консервативная форма ислама быстро распространяется по всей республике. Она более радикальна, чем традиционная форма суфизма, или исламского мистицизма, которая существует в регионе с середины VIII века - гораздо дольше, чем в любом другом уголке России. В Дагестане растет межконфессиональная напряженность: многие салафиты критикуют местное религиозное руководство, которое, по их мнению, стало слишком близким к государственной власти и слишком мирским.
Власти, тем временем, называют салафитов экстремистами и "ваххабитами" и обвиняют их в каждом антифедеральном нападении.
Отец Шариповой говорит мне, что осуждает насилие. В то же время он красноречиво рассказывает о бесконечной 300-летней борьбе, которую ведут дагестанские горы против наступающих русских. Он упоминает шейха Мансура. В 1785 году Мансур организовал первое крупномасштабное восстание против русской экспансии на Кавказское нагорье. Именно Мансур выступил с призывом к газавату, или священной войне, против русских - лозунгом, который до сих пор используют современные партизаны в Сети.
Самый знаменитый антирусский полководец, имам Шамиль, сдался совсем рядом, после того как царские войска заманили его в ловушку в дагестанском селении Гуниб. Шамиль был еще и духовным лидером: он приберег свою самую большую критику не для неверных русских, а для своих духовно слабых единоверцев. Сто пятьдесят лет спустя разыгрывается тот же междоусобный конфликт - повстанцы-джихадисты взрывают полицейских-мусульман, которых они считают вероотступниками.
По мнению Расула, Россия и ее южные мусульмане, субъекты со времен Толстого, заперты в непримиримых объятиях - смертоносная "историческая спираль". "На Кавказе 16 лет идет война", - говорит он. "Мы не по своей воле вошли в состав Российской Федерации. Это была аннексия. Но мы не хотим и уходить", - добавляет он, как это ни парадоксально. Он говорит, что не видит разницы между "террористами в лесу" - повстанцами - и "террористами в погонах" - силами безопасности.
В то же время он является поклонником русских писателей XIX века - он упоминает Пушкина, Лермонтова и Толстого - все они служили на Кавказе. Это Хаджи-Мурад, необыкновенная поздняя повесть Толстого. В ней рассказывается о знаменитом аварском вожде Хаджи Мураде, который переходит на сторону русских и возвращается обратно - тема разделения и предательства стала мотивом чеченской истории. Я говорю, что считаю это величайшим произведением Толстого. "Я восхищаюсь философией Толстого и его позицией против насилия", - отвечает Расул. "Эту войну можно закончить только политическими методами. Насильственными методами ее не решить".
Во второй половине дня мы прогуливаемся по Балахани. Она не похожа на другие деревни, которые я посещал в горах Афганистана и Пакистана: у мечети мы проходим мимо молодых людей в белых молитвенных шапочках и с пышными бородами. Мы идем вдоль реки, заваленной мусором. Мы осматриваем среднюю школу, где преподавала Шарипова, - побеленное одноэтажное здание.
Расул отвергает официальную версию смерти своей дочери и то, что российские СМИ изображают ее как зомби-террористку. "Это чушь. С моей точки зрения, все это - часть мерзкой кампании против мусульман". Начинается дождь. Мы укрываемся на крыльце школы, пока группа мальчишек гоняет мяч по грязному двору.
Расул считает, что агенты российской разведки могли захватить его дочь в Махачкале. Это одна из версий. Но мог ли кто-то другой убедить ее покончить с собой? Российские следователи утверждают, что Шарипова втайне вела двойную жизнь. Они утверждают, что она была невестой одного из лидеров повстанцев, Магомедали Вагабова, которого полиция застрелила через несколько месяцев после взрывов в метро.
Тайные браки между командирами повстанцев и благочестивыми молодыми женщинами вполне реальны: пары встречаются каждые четыре месяца или около того на конспиративной квартире для короткого момента близости. Трагедия Мариам Шариповой, заключаю я, в конечном итоге может быть связана с поколением. Современные молодые российские мусульмане менее советизированы, чем их родители, получившие коммунистическое образование. По мере того как растет их недовольство, они все больше готовы искать радикальные решения.
Я прощаюсь с Расулом. Перед самым моим уходом он показывает мне свою докторскую диссертацию, написанную в 1975 году. Ее тема - аварская поэзия XVI и XVII веков.
*
ФСБ не справляется с внутренним терроризмом. 24 января 2011 года террорист-смертник входит в московский аэропорт Домодедово. Никто его не задерживает. Он взрывает себя, в результате чего погибают 37 человек и 180 получают ранения.
Угроза теракта в Москве вполне реальна - она постоянно присутствует. Но другая, более ощутимая форма запугивания бродит по улицам города. Она направлена на выходцев с Кавказа - уже не преступников, а жертв, - а также на всех, кто имеет неславянское происхождение. Этот призрак - русский национализм, яростно заявляющий о себе.
ГЛАВА 11 Подъем ультраправых
Дом 21, корпус 2, улица Кедрова, юго-запад Москвы
16 апреля 2007 года
Очистим город от мусора!
ПРЕДВЫБОРНЫЙ ЛОЗУНГ, ПАРТИЯ "РОДИНА"
В 21. 10 Карен Абрамян возвращается домой в свою квартиру на юго-западе Москвы. Он навестил своих родителей в соседнем доме. Дорога обратно занимает пять минут - мимо череды серых высотных зданий, взмывающих в небо над Москвой, мимо детской площадки и по скромной лестнице.
Когда он вводит код на входе, сзади к нему подходят двое молодых людей в бейсболках и банданах. Они ударяют его ножом. И снова наносят удар. И снова: методично режут голову, шею, спину и живот. Абрамян умоляет нападавших. "Не делайте этого. Пожалуйста, заберите мои деньги!" Нападавшие - две маленькие, мальчишеские, почти ботанические фигурки - не обращают на него внимания. Они наносят ему в общей сложности 56 ударов ножом.
В этот момент жена Абрамяна Марта выглядывает из окна их квартиры на девятом этаже. Она смотрит вниз. Она видит двух мальчиков, которые бьют лежащую на земле темную фигуру. Это ее муж.
14-летний сын супругов Георгий, игравший неподалеку, находит отца в подъезде. В этот момент Абрамян истекает обильной кровью. Георгий снимает футболку - в России все еще зима и жутко холодно. Он обматывает ею отца и бежит наверх. Абрамян приходит в себя, когда Георгий возвращается с одеялом и подушкой. Вместе они ждут в темноте скорую помощь.
Абрамян говорит сыну просто: "Это были скинхеды".
Через четыре часа Абрамян умирает. Врачи пытались спасти его, но не смогли остановить такую колоссальную кровопотерю.
*
Имена убийц Абрамяна - Артур Рыно и Павел Скачевский. Обоим по 17 лет. Их мотив убийства Абрамяна - 46-летнего босса московской страховой компании - не криминальный. Он идеологический.
По их мнению, насильственная смерть Абрамяна - это часть национально-освободительного движения, квазимистического крестового похода за избавление России от инородцев, в котором они играют роль героев-воинов.
Мальчики выбрали Абрамяна, потому что он был этническим армянином. Его убийство - акт расистского насилия: Рыно и Скачевский заметили его на улице и импульсивно решили убить. То, что их задерживают, - случайность: сосед становится свидетелем нападения и бежит за ними. Они убегают на трамвае № 26. Но сосед, бывший следователь, тормозит проезжающую мимо милицейскую "Ладу" и пускается в погоню. Сотрудники милиции останавливают трамвай и задерживают обоих мальчиков (Рыно и Скачевский вывернули наизнанку свои пропитанные кровью шинели, однако их жертва успела схватить одного из них за руку, оставив кровавый отпечаток).
Рыно и Скачевский не пытаются отрицать своего преступления. Напротив, они гордятся им. В их рюкзаке сыщики обнаруживают ножи длиной 25 см. При задержании следователи спрашивают Рыно и Скачевского, совершали ли они другие убийства. К их удивлению, подростки отвечают, что да, совершали. Они признаются, что за восемь месяцев, с августа 2006 по апрель 2007 года, убили 20 человек. Они совершили нападения еще как минимум на 12 человек, которые остались в живых.
Полиция поначалу настроена скептически, полагая, что мальчики бредят. Однако постепенно следователям удается подтвердить необычные заявления Рыно и Скачевского. Прокуроры устанавливают, что эта миниатюрная парочка действительно убила 20 человек.
Дело шокирующее, исключительное. Но он также свидетельствует о том, что заигрывание Кремля с национализмом, выражающееся в периодическом обличении иностранных "врагов", приводит к мрачным и непредвиденным последствиям.
***
Рыно и Скачевский - одни из самых страшных массовых убийц в новейшей истории России. За три часа до произвольной казни Абрамяна они зарезали другого человека - таджика Кирилла Садикова. Они поели, а затем отправились на поиски следующей жертвы. В 45-страничном обвинительном заключении суда против них прослеживается тревожная, почти мрачная симфоническая картина: скинхеды поджидали своих жертв возле различных станций пригородного метро и наносили им до 60 ножевых ранений.
У всех жертв есть одна общая черта: они не славяне. Большинство из них - гастарбайтеры, работающие в московской строительной индустрии, или уборщики в столичных дворах и городских парках. Никто не знает, сколько низкооплачиваемых гастарбайтеров проживает сейчас в Москве - переполненном мегаполисе с населением 12 миллионов человек. Оценки варьируются от 200 000 до двух миллионов. Многие из них - нелицензированные таксисты, работающие на запруженных улицах Москвы.
Как правило, жертвами скинхедов становятся выходцы из бедных бывших советских республик Средней Азии: Таджикистана, Узбекистана и Кыргызстана. Другие - выходцы из Китая. Несколько человек - "кавказской внешности", как говорится в обвинительном заключении, из неспокойных южных областей России: Чечни или Дагестана.
Как и все воины, участвующие в священной войне, как они ее воспринимали, парни иногда ошибались: некоторые из их темнокожих жертв на самом деле являются этническими русскими. Одно убийство выделяется среди других. Ровно за неделю до убийства Карена Абрамяна настала очередь узбекского студента С. Азимова (в обвинительном заключении он назван просто "С. Азимов"). Скинхеды устроили засаду возле квартиры Азимова на Войковской, на северо-западе Москвы. Азимов жил на улице Зои и Александра Космодемьянских, названной в честь двух советских партизан. Британская международная школа находится в нескольких минутах ходьбы от нее - по оживленному бульвару, мимо мастерской по ремонту телевизоров и киосков, торгующих пивом и шашлыками. Мимо проносятся родители среднего класса на Range Rover.
Скинхеды наносят Азимову 56 ударов ножом. Когда он лежит на земле и жизнь его уходит, они отрезают ему левое ухо.
***
Александр Верховский описывает серию убийств Рыно и Скачевского как "очень необычную". Верховский - красноречивый русский, с черными волосами до плеч и в замшевой куртке в стиле 70-х годов. Он является экспертом по ксенофобному насилию. Свободно владеющий английским языком, он также является директором московского информационного центра "Сова", который регистрирует преступления на почве ненависти.
Мы встречаемся в одном из московских кафе за несколько дней до окончания пятимесячного судебного процесса над Рыно и Скачевским по обвинению в убийстве. За углом около 300 активистов неонацистского движения проводят митинг под зеленой статуей русского драматурга XIX века Александра Грибоедова. (Место проведения не случайно: Грибоедов - своего рода ранний скинхед-мученик. Автор комедии в стихах "Горе от ума", он был зарезан в 1829 году персидской толпой).
Скинхеды размахивают черными, желтыми и белыми флагами; несколько человек забираются на статую и запускают гитлеровские салюты, выкрикивая "Россия для русских!". Позже я узнаю, что большинство российских скинхедов почитают фюрера, считая, что его единственной ошибкой было нападение на Советский Союз. Средний возраст здесь около 15-16 лет; стиль - бейсболки, шарфы Burberry и Lonsdale - униформа британских ультраправых. У одного скинхеда даже есть куртка с британским флагом. Среди них есть несколько молодых женщин.
Скинхеды принадлежат к двум ультранационалистическим группам: Движению против нелегальной иммиграции и Славянскому союзу. Власти объявят обе незаконными. В киоске висит фотография 15-летней Анны Бешновой - симпатичной белокурой русской школьницы, изнасилованной и убитой в октябре 2008 года узбекским рабочим коммунальной службы города. Ее смерть вызвала расовую напряженность в пригородах города, где и без того царит атмосфера, характерная для представителей нижнего среднего класса, и стала причиной нескольких нападений из мести.
По словам Верховского, феномен расистского насилия в России не нов. Что делает дело Рыно и Скачевского выдающимся, говорит он, так это масштабность их серии убийств - 20 смертей в течение восьми месяцев.
По его словам, тот факт, что детективы раскрыли эти преступления, никак не связан с их следственными навыками, а обусловлен тем, что подростки дали признательные показания. "Это не пример хорошего расследования", - отмечает он. Верховский считает, что эти преступления - крайнее проявление всепроникающего расизма. "В России очень широко распространены ксенофобские предрассудки".
"Более 50% поддерживают идею о том, что этнические русские должны иметь привилегии по сравнению с другими этническими группами. Более 50 % считают, что этнические меньшинства должны быть ограничены или даже изгнаны из своего региона", - говорит мне Верховский. При коммунизме также существовало предубеждение к неславянам и евреям, несмотря на полиэтнический характер советской жизни. В 1990-е годы, когда многие этнические русские вернулись из новых независимых республик, таких как Узбекистан, предрассудки продолжались.
Но именно в последнее десятилетие, управляемое Путиным, расизм вырос до поразительных масштабов, говорит Верховский. Вторая российская война в Чечне и взрывы жилых домов в 1999 году, в результате которых погибло почти 300 человек в четырех российских городах, породили эту новую ксенофобию, считает он.
Кремль обвинил во взрывах чеченцев-террористов; другие, в том числе покойный Александр Литвиненко, считали, что взрывы - дело рук ФСБ. Вскоре после этого Путин использовал взрывы, чтобы оправдать свое полномасштабное наступление на Чечню, ставшее второй чеченской войной.
По словам Литвиненко, который стал соавтором книги о терактах "Взрывая Россию: Террор изнутри", бомбы закладывали активные агенты ФСБ. Первая, 9 сентября 1999 года, разрушила девятиэтажный жилой дом на улице Гурьянова на юго-западе Москвы, в результате чего погибли 94 человека и 249 получили ранения. Вторая, четыре дня спустя, взорвалась в подвале жилого дома на Каширском шоссе на юге Москвы, в результате чего погибли 118 человек и около 200 получили ранения. Позднее два агента ФСБ были пойманы при закладке еще одной бомбы под здание в Рязани. Николай Патрушев, директор ФСБ, заявил, что агенты просто проводили учения. Он утверждает, что рязанская "бомба" была сделана из сахара, а не из взрывчатки.
Многие россияне продолжают верить, что теракты действительно были делом рук ФСБ, хотя журналисты Андрей Солдатов и Ирина Бороган недавно пришли к выводу, что ведомство не было причастно к заговору. На месте второй бомбы - рядом с Москвой-рекой и в окружении аляповатых современных башен, уцелевших после взрыва, - сейчас стоит небольшая деревянная православная церковь. Когда я проходил мимо в 2010 году, пара детей возилась в его башне, звоня в колокол.
Какой бы ни была правда о взрывах 1999 года, расизм в России сегодня распространен повсеместно. По данным "Совы", в 2010 году в результате расистских или неонацистских нападений было убито не менее 37 человек, 368 получили ранения; в 2009 году было убито 60 человек, 306 получили ранения; в 2008 году было убито не менее 110 человек, еще 486 были избиты или ранены. (В 2004 году число погибших составило 50 человек, в 2005 году - 47, в 2006 году - 64, а в 2007 году - 86).
Исследование Совы говорит о том, что ксенофобские предрассудки стали мейнстримом, приемлемым явлением. И хотя большинство россиян не поддерживают радикальные националистические идеи, на практике, по его оценкам, существует около 2-3 тысяч молодых скинхедов, готовых нападать и убивать мигрантов. Правоохранительные органы России, которым поручено ловить этих убийц, разделяют предрассудки населения страны.
Как правило, сотрудники милиции игнорируют нападения на мигрантов или квалифицируют их как хулиганство. Верховский говорит: "Правоприменение очень слабое. Эти молодые скинхеды не испытывают страха перед милицией, поскольку риск быть пойманным невелик".
Кровавые свидетельства, похоже, подтверждают его мрачный тезис. За несколько дней до нашей встречи неизвестная группа "Боевая организация русских националистов" рассылает леденящее душу письмо. Группа сообщает, что убила 20-летнего таджика, нанеся ему шесть ножевых ранений, когда он шел домой с работы на продовольственном складе. Они отрезали ему голову и выбросили ее в мусорный бак у здания муниципалитета на западе Москвы.
Тело жертвы было обнаружено в районе деревни Жабкино, в нескольких километрах от столицы. К письму прилагается вложение. Это фотография головы молодого человека, лежащей на огромной деревянной разделочной доске. Фотография отвратительна, отталкивающа: сделанная в темноте, она показывает лицо жертвы, залитое кровью; его глаза зажмурены в агонии.
Группа заявляет, что это убийство - протест против властей за их неспособность справиться с иммиграцией или, как выразились обезглавливатели, избавить Россию от кавказских и среднеазиатских "оккупантов". Если чиновники не депортируют "черных", их головы "полетят" следом, предупреждают они. Обезглавливание напоминает другое жуткое нападение неонацистов, которое появилось в 2007 году на ультраправых сайтах. На видео, опубликованном в Интернете под названием "Казнь таджика и дагестанца", видно, как двое мужчин стоят на коленях в осеннем российском лесу, связанные и с кляпом во рту, под нацистским флагом. Люди в масках отпиливают голову одному из них и стреляют в другого. Российские следователи поначалу отвергают видео как мистификацию.
Однако позже выясняется, что оно подлинное. Мужчина узнает в дагестанской жертве своего пропавшего брата, который исчез в Москве несколькими месяцами ранее. Натой же неделе в декабре 2008 года неизвестные злоумышленники в южном городе Волгограде случайно зарезали чернокожего американского подростка. 18-летний Стэнли Робинсон из Провиденса, штат Род-Айленд, находился в России по школьному обмену. В результате нападения он получает тяжелые ранения; его вывозят из России в Финляндию для срочной операции.
На юге Москвы - обычный день. Подозреваемые скинхеды наносят ножевые ранения 18-летнему студенту из Казахстана Ерлану Айтимову, ожидавшему автобус у станции метро "Калужская". Ерлан умирает по дороге в больницу.
***
Артур Рыно и Павел Скачевский не подходят под описание классических серийных убийц. Их воспитание мало что говорит о том, что они превратятся в эпатажных убийц-подростков. Рыно вырос в южноуральском городе Екатеринбурге. Его родители развелись, когда он был маленьким; его отец был родом из дальневосточной провинции России - Чукотки. (По иронии судьбы, черты лица самого Рыно были несколько неславянскими).
В школе Рыно проявил способности к рисованию. Одноклассники описывают его как тихого, интровертного ученика, который с трудом заводил друзей. Он носил длинные волосы и кожаную куртку с шипами. Его адвокаты утверждают, что Рыно попал под влияние расистских идей после того, как его избил одноклассник-чеченец. В 2006 году Рыно переехал в Москву. Здесь он поступил в Московский художественный институт и изучал иконопись. (Несколько икон Рыно висят в церкви в Екатеринбурге, построенной на месте, где большевики расстреляли и закололи штыками последнего царя России и его семью. Романовы изображены в китчевом иконостасе с золотой росписью).
В Москве Рыно сбрил волосы. Со Скачевским он познакомился на ультранационалистическом сайте Format18. ru - цифры 1 и 8 являются отсылкой к алфавитным инициалам Адольфа Гитлера. Форум был популярен среди подростков-скинхедов, которые использовали его для обмена видеозаписями своих расистских нападений.
Скачевский вырос в Москве. Сын заместителя директора школы, он был одаренным учеником и даже получил школьную премию за успехи в учебе. Как и Рыно, Скачевский рос в ненависти к "черным". Он утверждал, что несколько его друзей погибли во время взрывов в московских многоэтажках в 1999 году. "Я живу в доме напротив улицы Гурьянова и квартала, который взорвали чеченцы", - говорил он друзьям.
На момент убийства Скачевский - студент Московского колледжа физической культуры. Вместе они сколотили банду из примерно десятка единомышленников - скинхедов-убийц. Они выглядят неказисто - самая высокая из них - 22-летняя Светлана Аввакумова, которая снимала на видео одно из жестоких нападений банды на китайского юношу. Несколько человек носят очки. Полиция арестовывает Аввакумову в феврале 2008 года.
Суд над бандой Рыно/Скачевского начинается в июле 2008 года. Он проходит в зале 408 современного здания Московского городского суда. Прекрасный летний день. У здания суда я встречаю мать Светланы, Елену, которая пришла в надежде увидеть свою заключенную дочь.
Елена выражает недоумение по поводу участия дочери, отрицая, что Светлана имеет отношение к скинхедам. Однако после ареста Светланы детективы показывают ей видеозапись, на которой запечатлено, как банда безжалостно пинает и бьет ножом китайского мальчика, беспомощно лежащего на земле. Мальчик плачет. Ее дочь скачивает фильм на свой домашний компьютер. В компьютере также хранятся снимки, сделанные на монастыре-озере на острове Валаам во время отдыха на живописном севере России.
"Светлана всегда была невинной. В детстве она была немного сорванцом. Ей нравился футбол, и она следила за футбольным клубом "Спартак", - рассказывает Елена. Московский "Спартак" станет участником самых страшных в истории России расовых беспорядков в 2010 году. Интересно, что Елена прекрасно понимает, где ее дочь ошиблась.
Скинхеды - это своего рода парадокс для России, страны, которая пожертвовала по меньшей мере 25 миллионами человек в борьбе с нацистской Германией. "Мой отец был командиром танка во время войны. Во время битвы за Кенигсберг он получил тяжелое ранение, которое сделало его инвалидом. Он лично боролся с фашизмом. Светлана прекрасно понимает, что такое фашизм. У нас до сих пор хранятся медали ее деда".
По словам Елены, отношение изменилось после распада Советского Союза. "Мое поколение было советским. Мы были интернационалистами. У нас есть армянские родственники. Мой брат даже женился на японке. Проблема в новом поколении. Они не понимают разницы между национализмом и патриотизмом. Они путают эти два понятия".
***
Дмитрий Дёмушкин одет в футболку Ben Sherman; он заказал тарелку шашлыка и миску борща - свекольного супа. Он говорит по-русски с небольшим дефектом речи и курит сигарету во время еды.
Дёмушкин - лидер Славянского союза, самой радикальной ультранационалистической организации в России. Ему 30 лет, когда я беру у него интервью в 2008 году, и он является ветераном российской ультраправой сцены. Мы встречаемся в пабе в Марьино - разросшемся спальном районе на юге Москвы, застроенном башнями и расположенном в конце салатовой ветки московского метро.
И Рыно, и Скачевский были членами Славянского союза. (По-русски эта организация называется "Славянский союз", "СС". ) "Я не знал их лично. Это были молодые ребята, которые сидели в углу на собраниях. Они были тихие, похожие на мышей", - говорит Дёмушкин. Его группа насчитывает 1 500 членов по всей России, хотя эксперты считают, что число ультраправых активистов составляет около 50 000 человек. Эсеры борются против нелегальной иммиграции и за права русских в России, добавляет он.
Дёмушкин говорит, что его разочаровали радикальные действия многих членов группы - более 100 человек были арестованы, а несколько человек отбывают пожизненные сроки за убийства. (Один из лидеров группы, Николай Королев, был посажен в тюрьму за взрыв на Черкизовском рынке в августе 2006 года, в результате которого 14 человек погибли и 49 были ранены бомбой, оставленной у вьетнамского кафе).
"Эта тактика была ошибочной", - утверждает Дёмушкин. Он также считает, что Россия должна воссоединиться с Украиной и Белоруссией, восстановив старые западные границы Киевской Руси. Чечня и другие мусульманские республики не входят в состав России, добавляет он.
Дёмушкин наиболее правдоподобен, когда говорит об угрозе, которую Славянский союз сейчас представляет для Владимира Путина. За последнее десятилетие Путин вытеснил практически всю независимую политическую активность в России, считает он. Осталось только два оппозиционных движения, утверждает Дёмушкин, - ультранационалисты и демократические либералы.
Дёмушкин презрительно относится к либералам - "многие из которых евреи", - хотя и разделяет их антикремлевскую позицию. Но если демократы слабы, разобщены и маргинализированы, то ультраправые пользуются гораздо более широкой поддержкой. Они опираются на элементы, находящиеся глубоко внутри могущественной российской бюрократии и правоохранительных органов, включая ФСБ. (И Рыно, и Скачевский были связаны с бывшим ультраправым депутатом в российской Думе. Официально они работали в качестве его помощников).
Дёмушкин описывает путинскую Россию как "полицейское государство", которое сохранило худшие стороны Советского Союза, избавившись при этом от хороших. "Это может показаться парадоксом. Но наше движение сейчас борется за свободу. Именно националисты борются за свободу слова и собраний. Ни у кого другого нет на это сил. Все остальные напуганы", - говорит он.
Дёмушкин является одним из основателей "Русского марша", массового ультраправого собрания, проводимого 4 ноября. В 2008 году полиция и сотрудники федеральной службы безопасности разгоняют марш в Москве, арестовывая 1000 человек, включая Дёмушкина. Однако его освобождают после нескольких часов содержания под стражей и штрафуют на 1 000 рублей (23 фунта стерлингов) - мизерная сумма по сравнению с наказаниями, которым подвергаются некоторые продемократические демонстранты.
Российские власти явно обеспокоены ростом ультраправых, чья политическая привлекательность растет по мере того, как страна погружается в экономический кризис и стагнацию. В падении уровня жизни винят иммигрантов. За четыре года моего пребывания в России я не увидел никаких перспектив прозападной оранжевой революции.
Но возможность ультранационалистического восстания против власти Путина реальна и растет. Скинхеды - прыщавая подростковая армия расистов из низшего среднего класса - представляют собой серьезную угрозу для железной хватки Кремля. Как и политические партии, которые пропагандируют и поддерживают ксенофобию.
В 2005 году националистическая оппозиционная партия "Родина" была лишена права участвовать в московских выборах после того, как ее кампания, включавшая лозунг "Очистим город от мусора!", была признана разжигающей расовую ненависть. Сторонники Путина с облегчением восприняли тот факт, что вызов "Родины" был сорван, но ее лидеры вряд ли стали изгоями. В 2007 году Дмитрий Рогозин, лидер "Родины" в 2005 году и автор лозунга "Очистить от мусора", назначается представителем России в НАТО.
В декабре 2010 года в России происходят самые серьезные за всю историю страны расовые волнения. Катализатором стало убийство болельщика московского "Спартака" 28-летнего Егора Свиридова. Он погибает 6 декабря в результате драки на Кронштадтском бульваре между кавказской молодежью и бандой российских футбольных болельщиков.
11 декабря до 2500 ультраправых активистов собираются на Манежной площади, прямо под стенами и шпилями Кремля. Они пришли выразить свою поддержку Свиридову. Московский ОМОН обычно хорошо подготовлен к подавлению любых гражданских беспорядков: оппозиционеров в считанные минуты увозят в поджидающие милицейские фургоны. Но в этот раз ОМОН оказался в меньшинстве.
Активисты в толпе начинают нападать на темнокожих прохожих. Когда в дело вмешалась полиция, скинхеды переключились на ОМОН, используя сигнальные ракеты, ножи и металлические прутья. После 30-минутного боя, в котором скинхеды имели преимущество, прибывает подкрепление. В итоге полиция одерживает верх. По меньшей мере 32 человека получают ранения, в том числе пять полицейских. Расовые волнения вспыхивают по всей столице и в других городах России. Они продолжаются в течение нескольких месяцев.
В Москве зарезан молодой киргиз. В московском метро происходят нападения на людей неславянской внешности. Православная церковь России мрачно предупреждает об "этнической войне". Милиция задерживает 60 скинхедов, только чтобы затем отпустить их.
Путин в темноте навещает могилу Свиридова, возлагая на белый снег букет ярко-красных гвоздик. По мнению либералов, решение отдать дань уважения лишь подчеркивает сомнительные отношения Кремля с национализмом.
В действительности же правящий российский режим сам виноват в том, что в стране царит этническая напряженность. На публике Путин и Медведев, конечно, осуждают этническое насилие. Но Путин также счел полезным разыграть националистическую карту - напасть на Запад и другие внешние "силы", которые якобы хотят сделать Россию слабой.
По словам Верховского, есть явные свидетельства того, что в прошлом власти поощряли и даже напрямую поддерживали ультранационалистические группировки.
В декабре 2010 года шеф московского бюро Financial Times Чарльз Кловер сообщает, что члены другой неонацистской ячейки, Национал-социалистического общества (с тех пор расформированного), получают 25 000 рублей в месяц - чуть больше 500 фунтов стерлингов - "через сложную систему неотслеживаемых банковских карт". Кто им платил? Никто не знает. Но один из подозреваемых - ФСБ. Возвышение ультраправых, рассуждают некоторые, оправдывает необходимость жесткого кремлевского правления.
Но Верховский считает, что эта стратегия может дать опасную осечку. "Я думаю, что часто чиновник думает, что он манипулирует определенной неонационалистической группой, но эта группа может манипулировать им", - сказал он американцам в ноябре 2009 года, согласно утечке информации из каблограммы Госдепартамента США. В телеграмме, подписанной послом США в Москве Джоном Байерли, отмечается, что российское правительство сейчас пытается "отойти от националистического периода", к которому само привело. Это может оказаться "непростой задачей", отмечает он.
В декабре 2008 года Рыно и Скачевский получают по 10 лет тюрьмы - максимальный срок, допустимый для несовершеннолетних. Пятеро других членов их банды получают от 6 до 20 лет. Присяжные оправдывают Светлану Аввакумову и еще одного мужчину из банды. Во время суда скинхеды не проявляют никаких угрызений совести: они часто хихикают над семьями своих жертв.
Рыно произносит последнюю речь перед присяжными. В своей бессвязной речи он объясняет, что совершил убийства ради "царя, страны и монархии". Позже он объясняет, что после тюрьмы намерен начать новую карьеру. Он хочет стать политиком.
*
Марта Абрамян показывает мне семейные фотографии. На одной из них Карен танцует с их дочерьми на вечеринке; на других снимках семья из пяти человек отдыхает в Египте, рядом с верблюдом; есть черно-белые фотографии детства ее мужа в Баку, Азербайджан. Пара познакомилась и ухаживала в Баку, но в конце 80-х годов переехала в Москву после начала войны между Азербайджаном и Арменией. Карен учился в Московском университете, затем поступил на работу в страховую компанию "Гармед" и стал ее генеральным директором. Он писал стихи и сочинял песни.
"Он был прекрасным отцом, прекрасным сыном и прекрасным мужем", - говорит Марта. Она добавляет: "Я никогда не думала, что с моим мужем может случиться такое. Мы считали себя настоящими гражданами России. Мы здесь работаем. Мы платим налоги. Это наша страна".
Мы встречаемся в квартире родителей Карена, 75-летней Аси и 76-летнего Георгия; пожилые супруги сидят на диване, держа в руках фотографию сына в рамке; убийство сына возмущает их до сих пор. Семья живет в юго-западном пригороде Москвы - Юго-Западном районе, популярном среди состоятельных армян. Через час, в течение которого нас прерывали телефонные звонки из суда - процесс по делу скинхедов только что закончился, - Марта отводит нас на место, где был убит Карен.
Рядом с входом она посадила небольшую зеленую ель. Они с детьми по-прежнему живут на девятом этаже; каждый день они проходят мимо места, где он лежал при смерти. "Это чтобы мы помнили папу", - говорит она. "Без него очень тяжело. Остается только пустота. Ничто не может заполнить пустоту".
ГЛАВА 12 Соседи
Район Черемушки, Ош, юг Кыргызстана
16 июня 2010 года
У России, как и у других стран мира, есть регионы, в которых она имеет привилегированные интересы.
ПРЕЗИДЕНТ ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ, СЕНТЯБРЬ 2008 ГОДА
Когда я приезжаю в Москву, мой русский язык находится на начальном уровне. Я начинаю учить язык, находясь в академическом отпуске в 2006 году и вернувшись в Оксфорд после трех с половиной лет работы корреспондентом "Гардиан" в Берлине. Я начинаю с курса для начинающих. Его название - "Через Россию. . . с любовью". Сидя на кухне съемного дома на Обсерватор-стрит, я слушаю русские диски. В книге есть несколько интересных персонажей. Среди них английский журналист Майкл Кронин, приехавший в Москву, и общительный русский профессор Олег Петрович Белов. В книге есть семейная тайна, круиз по Волге и краткая история московского метро.
Первый урок включает диалог о том, как пройти российский паспортный контроль:
Чиновник: Вы Кронин?
Майкл: Да, я Кронин.
Чиновник: Где ваш паспорт?
Майкл: Вот, пожалуйста, мой паспорт. А это моя виза.
Чиновник: Хорошо, спасибо. Вот ваш паспорт и виза.
Олег ждет встречи с Михаилом в аэропорту. С ним его юная подопечная Катя, студентка.
Катя спрашивает Олега: "А Михаил не шпион?".
Олег отвечает: "Нет, Майкл не шпион". Майкл не занимается шпионажем, а, как объясняет Олег, является "журналистом, музыкантом и оптимистом".
Я впервые сталкиваюсь с распространенным с советских времен бытовым русским представлением о том, что все английские журналисты - шпионы.
Дважды в неделю у нас с Фиби бывают уроки русского языка с Ириной Дадделл, седовласой русской эмигранткой, которую нам порекомендовал факультет иностранных языков университета. Мы сидим в светлой гостиной Ирины в ее бунгало в Саммертауне. Ирина знакомит нас с лексикой, которая пригодится в Москве, - например, мы учим слово tusovka - вечеринка. Мы осваиваем кириллицу. Это происходит на удивление быстро. У меня складывается ошибочное впечатление, что учить русский язык будет легко. Это не так. Изучение кириллицы похоже на прогулку по предгорьям перед эпическим восхождением на Эверест.
По-настоящему я продвигаюсь в изучении языка только после того, как мы приезжаем в Москву. Я начинаю занятия с Викторией Чумириной, невысокой, эльфийской женщиной лет 30 с темными волосами и умными мягко-карими глазами. Вика - сотрудник филологического факультета престижного Московского государственного университета. Ее основная работа - преподавание студентам, а уроки журналистам она дает, чтобы подкрепить свою скудную академическую зарплату. Вика - требовательный преподаватель. Вскоре я понимаю, что она выбирает своих учеников, а не наоборот. Мы соседи, она живет с мамой и кошкой в заваленной книгами квартире на Соколе, в стороне от Ленинградского шоссе.
Постепенно мы переходим к русским глаголам движения, определенным и неопределенным, а также перфектным и имперфектным - ехать/ездит, лезет/лазит, плавает/плавает. Я узнаю об ударении. (Подчеркните не ту часть слова, и вас никто не поймет). Мы начинаем читать русскую классику. Мы читаем рассказы Ивана Бунина, короткие произведения, в которых описывается затерянный мир дореволюционных ухаживаний и несчастных любовных отношений; прозаические произведения советских писателей-эмигрантов 70-80-х годов, таких как Сергей Довлатов, мастер жесткой иронии; роман Лидии Чуковской, действие которого происходит в 1930-е годы в разгар сталинских чисток и разворачивается в медленных, призрачных отрывках. В моей грамматике растет число загнутых уголков. Я роняю в снег рассказ Виктора Пелевина.
Один из моих любимых текстов - "На даче". Это простое прозаическое произведение Антона Чехова. Муж средних лет получает записку от таинственной женщины, которая зовет его на свидание в старую дачу. Записка гласила: "Я вас люблю. . . Простите меня за это признание в любви, но я не могу больше молчать. Я молода, красива, чего еще желать?". Приехав, он обнаруживает, что его шурин Митя уже ждет на том же месте, получив такую же записку. . . Эта история - восхитительная мини-сатира на мужское тщеславие и женское коварство, в которой женщины берут верх.
Я наслаждаюсь нашими русскими беседами. Зимой занятия проходят в моем мрачном офисе. Но летом мы иногда работаем дома, сидя в саду под березой. Мы с Викой болтаем по 20 минут, прежде чем открыть учебник по грамматике. Мы говорим о разрушении старой Москвы и гибели лип, которые когда-то украшали ее бульвары; о жестокости мэра Москвы Юрия Лужкова; об общей атмосфере политической безнадежности. Я уже знаю, как по-русски называется ландыш - landyshi. Но когда над нашей входной дверью гнездится пара соловьев, заливисто поющих в ранние летние часы, я узнаю еще одно заманчивое русское существительное - наши крылатые гости - solovi.
Вика - идеальный собеседник. Она отзывчива (пока я выражаюсь правильными фразами) и терпеливо относится к моим неумелым попыткам выговорить русскую букву "р". Мы не всегда сходимся во взглядах на политику - например, ее возмущает НАТО и его бомбардировки Белграда. Но мы находим взаимоприемлемое пространство. По мере того как мой русский становится все более беглым, грамматические задачи становятся все сложнее. Мы тратим месяцы на приставки. Префиксы превращаются в фугу; они повторяются в моей голове в метро на работу - вариации "за", "про", "на", "от", "пере" - пока я мчусь по темным городским туннелям.
Один академик отмечает, что наша московская квартира существует в рамках культурной традиции советских домов с привидениями. В 1921 году Анна Ахматова - знаменитая поэтесса, чей муж был расстрелян, а сын заключен в тюрьму, и которая сама не имела права писать в течение десятилетий, - написала стихотворение. В нем жутко описана похожая обстановка: запертая комната, открытые окна, странное положение вещей, чувство страха. Позже Борис Пастернак - еще один русский писатель, преследуемый государством, - вспоминал, как у него выработалась привычка говорить "Здравствуйте", когда он входил в пустую комнату. Он знал, что "у стен есть уши".
Я не претендую на роль доктора Живаго. Сатирик XIX века Михаил Салтыков-Щедрин писал, что в русском обществе царят "произвол, лицемерие, ложь, хитрость, вероломство и пустота". Все это я понимаю и без обучения. Но именно с Вики я начинаю понимать, а потом и любить трагическую лирику России.
***
Еще до командировки в Москву я знал, что мне понадобится русский язык, чтобы читать российскую прессу и брать интервью. Но я не предполагал, что спустя два десятилетия после распада Советского Союза русский язык остается лингва франка во всех постсоветских государствах, за исключением трех стран Балтии (хотя там тоже говорят на русском).
Русский язык можно услышать и в Астане, столице степей Казахстана, и в прибалтийском городе Риге, расположенном за тысячи километров в Европе. Кроме того, сказывается влияние русской культуры.
Русский язык также пригодится при подготовке репортажей из дальних уголков бывшей советской империи. В июне 2010 года в маленькой, бедной среднеазиатской республике Кыргызстан вспыхивает кровавая этническая война. Спустя два десятилетия страна все еще живет в тени своего коммунистического прошлого.
В южном городе Ош вспыхивают беспорядки, сообщается о перестрелках между киргизской и узбекской молодежью. Очевидцы рассказывают, как толпы киргизов сжигают узбекские деревни, режут жителей и штурмуют полицейские участки. Тысячи напуганных этнических узбеков бегут к границе с Узбекистаном после того, как их дома сжигают. Первые три дня я веду репортаж из Москвы. Но по мере распространения насилия, грозящего разжечь региональный кризис с участием соседей Кыргызстана, я вылетаю в столицу Кыргызстана Бишкек.
Переполненный самолет "Аэрофлота" прибывает в Бишкек в 5 утра по местному времени. Поспав несколько часов в бишкекском отеле, я отправляюсь внутренним рейсом в Ош, который пролегает через заснеженные горы Тянь-Шаня. В аэропорту Оша царит хаос: сотни китайских рабочих ждут во внутреннем дворе, отчаянно пытаясь спастись. Дорога из аэропорта в центр города превратилась в снайперскую аллею. Она проходит через узбекскую деревню. Транспорта нет; похоже, мне придется спать на автостоянке. В конце концов киргизские солдаты предлагают подвезти меня в кузове своего армейского грузовика. Я надеваю бронежилет. Ложусь плашмя. Тони Хэлпин из лондонской "Таймс" делает то же самое. Мы проезжаем. Мы въезжаем в разрушенный центр Оша и регистрируемся в гостевом доме "Санрайз".
Масштабы этнических убийств в Оше становятся мрачно очевидны на следующее утро, когда я еду в узбекский район Черемушки. Большинство домов превратились в почерневшие остовы; выжившие ведут меня на сожженную улицу, где одна жертва все еще лежит в своей постели. От него мало что осталось: только позвоночник и бедро, похожие на лобзик. За углом выжившие узбеки занимаются извлечением тел семи маленьких детей. Они были сожжены - вместе с матерью, - пока прятались в темном подвале.
Пока я стою у их дома, очевидцы рассказывают, как местное кыргызское население напало на узбекское меньшинство - попытка геноцида, говорят они мне. Насилие вспыхнуло четырьмя днями ранее, возможно, из-за ссоры в казино. Но, по их словам, многое из этого выглядит тщательно скоординированным. Нападения застали врасплох процветающие узбекские районы города, застроенные садовыми бунгало и расположенные под резко возвышающейся горой.
Узбекский адвокат Рустам рассказал мне, что произошло. "Все началось в пятницу в обеденное время", - говорит он. "Это происходило тремя разными волнами. Кыргызстанцы въехали в Черемушки на бронетранспортере. Это проложило дорогу. Некоторые из них были одеты в армейскую форму. Сначала мы почувствовали облегчение. Кто-то пришел нас спасать, подумали мы. Потом БТР открыл огонь и начал беспорядочно расстреливать людей".
Рустам продолжает: "За ними шла вторая волна. Это была толпа из примерно 300 киргизских молодых людей, вооруженных автоматическим оружием. Большинство из них были очень молодыми - от 15 до 20 лет. Третья волна состояла из мародеров, среди которых были женщины и молодые парни. Они похищали все ценное, складывая в машины. Затем они подожгли наши дома".
Свидетельства этого погрома можно найти повсюду. Соседи рассказывают, как толпа пронеслась по аллее с аккуратными кустами роз и остановилась у дома молодой узбечки Зарифы. Они ворвались в ее двор. Убедившись, что она этническая узбечка, они сорвали с нее одежду и отрезали пальцы. После этого они убили ее и ее маленького сына, выбросив их тела на улицу. Затем они перешли к следующему дому.
Я стою во дворе Зарифы, рядом с обгоревшим вишневым деревом. "Они были как звери", - вспоминает сосед Зарифы Бахтир Иргайшон, указывая на выщербленный каркас кровати, на которой была изнасилована Зарифа. Осталось несколько кастрюль и сковородок; остальная часть дома семьи представляет собой обугленные руины. Муж Зарифы Ильхам пропал без вести, говорит Иргайшон, вероятно, погиб.
По словам Рустама, официальное число погибших в результате беспорядков - 178 человек и 1800 раненых - сильно занижено. Он считает, что погибло около 2 000 узбеков, поскольку погромы быстро распространились из Оша в соседний город Джалал-Абад, расположенный в 30 милях, и в другие узбекские деревни на юге. (Позднее международное расследование установило, что число погибших составило 470 человек - больше, чем по официальным данным, но меньше, чем по оценкам Рустама). "Я сам нес 27 тел. Это были просто кости", - говорит Рустам. "Мы говорим о геноциде".
Когда насилие в основном утихло, и лишь редкие выстрелы нарушают вечерний комендантский час в Оше, я спрашиваю выживших в Черемушках, кого они винят. Некоторые называют свергнутого президента Кыргызстана Курманбека Бакиева: они описывают насилие как преднамеренную попытку Бакиева отомстить новому руководству страны, испытывающему трудности. Бакиев бежал из страны в апреле 2010 года после кровавых протестов в столице Кыргызстана. Его сторонники по-прежнему контролируют большую часть юга страны. Они доминируют в моноэтнической кыргызской милиции и силовых структурах Оша, а также контролируют местную мэрию.
Многие считают, что беспорядки произошли при попустительстве местной администрации. Это выглядит весьма вероятным. Но я подозреваю, что в дело вступили и другие, более давние исторические обиды. Этнические узбеки составляют 15 % от 5,6-миллионного населения Кыргызстана. Они доминируют в городах Ош и Джалал-Абад. Эти древние поселения вблизи Ферганской долины оказались в современном Кыргызстане случайно - когда Сталин сбросил их туда осенью 1924 года.
Идея Сталина заключалась в том, что присоединение этих узбекских городов побудит кочевых кыргызов отказаться от своих традиций и найти свое место в новой пролетарской верхушке. Но у него был и другой мотив. Он хотел разделить мозаичные национальности Центральной Азии, оставив их слабыми, соперничающими и, следовательно, зависимыми от центра. Ферганская долина когда-то находилась под властью одного феодального правителя - Сталин разделил ее между Узбекистаном, Таджикистаном и Кыргызстаном. Его внутренние границы работали при коммунизме. Но это советское наследие, превратившееся в аномальные государственные границы, сегодня представляет собой бомбу замедленного действия.
"Мы трудолюбивые люди. Мы никогда не были кочевниками, как кыргызы. Мы никогда не жили в юртах. Последние две тысячи лет мы строили каменные дома", - говорит мне Рустам, когда мы проходим мимо обугленных останков BMW у дома успешного узбекского бизнесмена. Он признает, что узбеки в этом городе обычно жили лучше, чем их соседи-киргизы. "Со времен Шелкового пути мы занимались коммерцией и торговлей. Мы успешны. Кыргызстанцы завидуют и обижаются на это".
Я наблюдаю за тем, как жители, пережившие натиск, копаются в обломках. Ласточки порхают над просторными, но теперь выпотрошенными семейными виллами; чей-то домашний какаду укрывается в живых изгородях; солнце яростное и яркое. События предыдущей недели не имеют смысла, говорит Рустам, - они предвещают возвращение к варварству в эпоху, которая, казалось бы, управляется международными правилами и институтами. "Нас обстреливали целых три дня", - говорит он. "Это было государство против нас. Это была целая система. Все".
Я еду в центр Оша, где стоит гигантская статуя Ленина. Здесь я вижу, что большинство узбекских предприятий лежат в руинах. Кто-то взорвал ресторан "Юпитер". Они также разгромили соседний супермаркет, где среди нескольких обугленных апельсинов копошится собака. На стенах кыргызские граффити гласят: "Узбеки отвалите" и "Смерть узбекам". Магазины с надписью "KG" для кыргызов спасаются от огня.
Когда начались беспорядки, тысячи узбеков в панике бежали к границе с Узбекистаном, всего в 5 км от Оша, по дороге, проходящей мимо высоких тополей, сельскохозяйственных поселений и полей кукурузы. Не все успели: один из очевидцев вспоминает, как двое узбекских юношей невольно въехали в толпу кыргызов в центре города. "Они вытащили двух узбекских парней из машины и убили их менее чем за пять минут, используя палки и ножи", - рассказывает Майя Ташболотова. "Затем они бросили их в реку Ак-Бура". Она видела, как это происходило, заглянув через свой забор, расположенный примерно в 25 метрах от моего гостевого дома.
Я еду к переходу через границу с Узбекистаном. Десятки тысяч беженцев уже бежали оттуда, и это похоже на серьезный гуманитарный кризис. В начале узбекского района я выхожу из машины: наш водитель-киргиз слишком напуган, чтобы ехать дальше. Местные узбеки, стоящие на контрольно-пропускном пункте, подсаживают нас в свой BMW. Мы едем по горной дороге к границе. На узбекской стороне солдаты в форме патрулируют забор из колючей проволоки высотой 5 футов. Рядом, на киргизской стороне, узбекские дети-беженцы моются в ручье; старушке с избитым лицом оказывают помощь в импровизированном медпункте. Настроение - гнев, травмирующее неверие и предательство. Многие девушки, прибывшие на границу, были изнасилованы, говорят мне очевидцы.
В медицинском центре 35-летний врач-узбек тихо плачет в углу. "Зачем я учился на хирурга? Неужели ради этого?" - говорит он. Доктор говорит, что многие жертвы из Узбекистана получили пули в лицо и голову. Медсестра показывает мне кадры со своего мобильного телефона, на которых запечатлен узбекский мужчина, которого облили керосином и подожгли. Его голова и руки представляют собой почерневшие обрубки. У него нет глаз. Он слабо размахивает руками, представляя собой пародию на жизнь. Он умер в муках за два дня до моего приезда.
"Нас дискриминировали в течение 20 лет", - говорит доктор, имея в виду этнические беспорядки, вспыхнувшие в окрестностях Оша в 1990 году, незадолго до распада Советского Союза. В последнее время, по его словам, кыргызский шовинизм усиливается. Слабость нового переходного правительства в Бишкеке подпитывает его, а также опасения кыргызских политиков, что узбекское меньшинство попало под влияние сепаратистски настроенных лидеров, считает доктор.
Я вижу мало признаков гуманитарной помощи. Кыргызские водители боятся заезжать в узбекские кварталы. Узбеки демаркировали свою территорию, вырубая кленовые деревья и строя импровизированные баррикады из сгоревших автомобилей. В городе кыргызские солдаты установили контрольно-пропускные пункты, чтобы продемонстрировать свою силу постфактум. Некоторые местные жители, с которыми я разговаривал, обвиняют в беспорядках узбекскую молодежь, которая, по их словам, разграбила местное казино в споре о деньгах.
***
Вечером, вернувшись в гостевой дом, я пишу депешу для "Гардиан". Мало кто за пределами региона может найти Кыргызстан на карте или даже произнести его по буквам. Но история массового убийства, разыгравшаяся среди женщин и детей, не имевших возможности бежать, трогательна и важна. За пять лет в стране произошли две революции - в 2005 и 2010 годах, а теперь еще и эта, самые серьезные этнические беспорядки за последние два десятилетия.
Я также размышляю о поразительном этническом разнообразии Кыргызстана, которое сохраняется уже после исчезновения Советского Союза. После 1991 года многие русские, проживавшие в Центральной Азии, переехали в новую Российскую Федерацию. Но миллионы этнических русских остались за ее пределами, покинутые уходящим потоком советской истории. Судьба этнических русских, живущих в Эстонии, Литве и Латвии, является источником постоянной напряженности в отношениях между странами Балтии и Москвой.
На следующий день я еду в Джалал-Абад. Вблизи другого участка узбекской границы, деревни Бекобат, я обнаруживаю 6 000 этнических узбекских беженцев, разбивших палаточный лагерь. Международная помощь по-прежнему не поступает. Беженцы говорят, что бежали после того, как погромы распространились от Оша до Джалал-Абада, третьего по величине города Кыргызстана. Они добавляют, что озадачены тем, что международное сообщество не реагирует на их бедственное положение и даже не замечает его.
Одна женщина, Адина Хайдарова, рассказывает, как ей удалось спастись, когда пламя охватило ее дом на улице Ленина, главной магистрали Джалал-Абада - название еще один отголосок советского прошлого. Снаружи кыргызская толпа поджигала узбекское имущество. Адина бежала из дома вместе с двумя внуками и больным мужем Затуламом. Они ушли через черный ход, спотыкаясь на полях, и присоединились к плачущей колонне женщин и детей, направлявшихся к узбекской границе. Она шла 14 часов - жалкий, изможденный, страшный исход. В какой-то момент над головой пролетел киргизский военный вертолет. Вдалеке огонь из узбекского квартала освещал ночное небо. "Мы думали, что они будут стрелять в нас", - говорит 56-летняя Адина. "Мы пытались спрятаться. Но они не стреляли. Вместо этого мы слышали, как они смеялись над нами".
В конце концов семья нашла убежище в Бекобате, сельскохозяйственном поселении в паре миль от границы. Первые четыре ночи они спали на травянистом открытом поле рядом с ореховым деревом. Затем они перебрались в крошечный однокомнатный домик с телевизором, чайником и растением герани. Затулам, у которой проблемы с сердцем, досталась единственная кровать. Когда я приезжаю туда, там живут 15 взрослых и детей. "Места мало, поэтому мы спим посменно, укладывая детей на колени", - объясняет Адина. "У нас нет абсолютно ничего. Дети голодные. У нас почти нет еды. Единственное, что мы едим, - это то, что дают нам местные жители". Адина показывает мне скудный пластиковый пакет, в котором лежит полкило грязной картошки и невпечатляющая капуста. Она добавляет: "Как я смогу накормить этим 15 человек?". Другие говорят, что у них нет лекарств, проточной воды и подгузников; Затулам ворчит, что дети писают на его матрас.
По данным неправительственных организаций, в результате этнических нападений более 400 000 узбеков вынуждены покинуть свои дома. Когда я приезжаю туда, 100 000 узбеков живут во временных лагерях в соседнем Узбекистане. Отсутствие интереса мирового сообщества к этому региону - распространенная жалоба. "Мы на пути к тому, чтобы стать вторым Афганистаном", - говорит Фаркат Мацаков, представитель импровизированного комитета по оказанию помощи в деревне. Узбекское меньшинство страны чувствует себя полностью преданным, добавляет он: "Мы больше никому не доверяем. Местная администрация, полиция, запад - все они нас подвели".
Беседуя с Фаркатом, трудно не прийти к выводу, что будущее Кыргызстана мрачно. Большинство узбеков доверяют новой временной администрации страны, возглавляемой Розой Отунбаевой, карьерным дипломатом и бывшим послом Кыргызстана в Лондоне. Она пришла на смену свергнутому Бакиеву, который сам сместил предыдущего президента в ходе "тюльпановой революции" 2005 года. Спустя несколько месяцев после того, как новое правительство взяло на себя ответственность, теневые националистические силы, сотрудничающие с армией и полицией, устроили свои собственные яростные погромы против узбеков страны.
Я возвращаюсь с границы в Джалал-Абад. Я узнаю, что беспорядки были похожи на те, что происходили в Оше: бронетранспортеры использовались для убийства беззащитных гражданских лиц и расчистки дороги для толпы, орудующей ножами и палками. "То, что произошло в обоих городах, было геноцидом, холокостом", - говорит Алишер Каримов, местный узбекский журналист; мы встречаемся у здания администрации. "Это было очень хорошо организовано".
Я приглашаю Каримова на обед. Мы находим кафе рядом с базаром, где подают тарелки с жареными яйцами и сосисками. Для киргизского населения жизнь почти вернулась в нормальное русло: на пестрых столах продаются лепешки. На окраине города я вижу кыргызских пастухов в ярких национальных шапках, которые гонят свой скот по горной дороге к зеленым летним пастбищам. Но для узбеков кошмар продолжается. За обедом у Каримова дрожат руки, он почти не притрагивается к еде, прикуривает сигарету, говорит и говорит. В конце нашей трапезы он начинает плакать. Среди других выживших я нахожу схожие настроения: гнев, неверие, вызов. Беженцы показывают мне кадры с мобильного телефона, на которых запечатлен мертвый узбекский подросток, застреленный в Оше. Пуля из пушки бронетранспортера снесла ему одну сторону головы.
Адина говорит мне, что не намерена покидать Джалал-Абад, хотя ее дома больше не существует. Город назван в честь Джалала, узбекского воина-героя XIII века, - говорит она. "Мы хотим остаться здесь. Это наша страна. Это наш город. Мы не собираемся его покидать. Они [кыргызы] - приезжие". Как она может жить бок о бок с людьми, которые сожгли ее дом? "Мы не можем. Они наши враги".
***
В 2007 году Уильям Бернс, посол США в Москве, определил пять "принципов" внешней политики России. Принцип номер один для Кремля, отмечает Бернс в утечке дипломатической информации, - это "завоевание международного признания в качестве великой державы и максимальное усиление глобального влияния России". Второй - "защита территориальной целостности суверенных государств", третий - "содействие вовлечению всех заинтересованных сторон, даже "неугодных", в мирное урегулирование". Четвертое и пятое - "сведение к минимуму перспектив дальнейшего расширения НАТО на восток" и "расширение российского экспорта, включая оружие, в любую страну, у которой есть деньги".
Посольство США в Москве также предоставляет полезные информационные записки для приезжающих американских чиновников, объясняющие менталитет их российских хозяев. В этих записках излагается история обид, стоящих за напористой и зачастую конфронтационной внешней политикой Путина и его колючими отношениями с Западом. Самое запоминающееся выступление Путина прозвучало во время речи в Мюнхене в 2007 году, в котором он обрушился с яростной критикой на власть США. Он осуждает "однополярный" мир, в котором США занимают главенствующее положение, и призывает к "многополярному" миру.
По словам США, россияне, представляющие весь политический спектр, до сих пор испытывают обиду за то, что их, по их мнению, "унизили" американцы и европейцы в период острой слабости России в 1990-х годах. Они также считают, что важные жесты Путина - например, его помощь в организации войны в Афганистане под руководством США после 11 сентября - остаются неоцененными. Москва по-прежнему категорически против того, чтобы США размещали объекты противоракетной обороны в бывших советских республиках. Она считает, что эти объекты подрывают национальную безопасность России и угрожают ее статусу "великой державы". В 2008 году администрация Обамы сокращает планы США по ПРО в Европе, пытаясь снять озабоченность России. Однако спустя три года Кремль все еще недоволен. Медведев даже намекает, что Москва готова разорвать договор New Start с США о сокращении ядерных вооружений (СНВ-III).
В сухом и забавном материале, посвященном глобальной российской индустрии экспорта вооружений, Бернс объясняет, что Москва в основном испытывает "комплекс неполноценности по отношению к Соединенным Штатам". В последние годы Кремль продал военное оборудование на миллиарды долларов таким странам, как Венесуэла, Иран, Сирия и Судан. Бернс пишет: "Некоторым российским политикам доставляет глубокое удовлетворение бросать вызов Америке во имя многополярного миропорядка и заниматься расчетами с нулевой суммой. . . Хотя эксперты по-прежнему считают прибыль главной целью России, все отмечают вторичное удовольствие от причинения неудобств США путем продажи оружия антиамериканским правительствам в Каракасе и Дамаске". Под этими продажами оружия скрывается стремление России "серьезно воспринимать себя в качестве глобального партнера".
За четыре года работы в Москве я написал множество статей о российской внешней политике. В этот период Путин возрождает советскую практику демонстрации ракет, танков и тяжелого вооружения во время ежегодных парадов на Красной площади в День Победы. После первого года работы в Москве я почти не получаю официальных приглашений; министерство иностранных дел включает меня в черный список участников своей ежегодной вечеринки.
Но необъяснимым образом я каждый год получаю белый билет с золотой надписью, чтобы посмотреть парад на Красной площади; мне даже выделили место рядом с могилой Ленина, рядом с VIP-трибуной. Я пишу статьи, когда Путин разрывает договор об ограничении обычных вооруженных сил в Европе, претендует на большой кусок Арктики и проводит военные игры с Китаем и четырьмя странами Центральной Азии. Он также возобновляет дальнее патрулирование над Атлантическим, Тихим и Северным Ледовитым океанами на устаревших российских ядерных бомбардировщиках ТУ-95. Западные эксперты не впечатлены этим жестом. "Это размахивание руками. Вот что это такое", - говорит мне один из них.
Однако самой сложной областью российско-американского соперничества являются не патрульные миссии бомбардировщиков, а "ближнее зарубежье" России. Это словосочетание охватывает бывшие советские республики, которые сегодня являются суверенными соседями России: три страны Балтии, Украину, Грузию, Беларусь и Молдову, Армению и Азербайджан, а также пять центральноазиатских "-станов". Эксперт по внешней политике Дмитрий Тренин отмечает,что после распада Советского Союза Россия избавилась от коммунизма и потеряла свою историческую империю. С тех пор она пытается найти свою роль. В то же время, пишет Тренин, Россия ведет себя так, как будто она одновременно вошла в две двери: одна - в глобализированные рынки XXI века, другая - обратно в мир имперской Большой игры XIX века.
Спустя месяц после войны в Грузии Медведев формулирует новую внешнеполитическую доктрину России - о том, что она имеет "зону привилегированных" интересов в соседних странах. Другими словами, Москва имеет право влиять на их внутренние дела. Администрация Обамы отвергает это. Более того, Барак Обама сказал Путину, что эта идея относится скорее к XIX, чем к XXI веку. Тем не менее, Кремль по-прежнему глубоко враждебен вторжению США в свое "ближнее зарубежье". И - как показала война 2008 года в Грузии - он готов защищать свои интересы с помощью военной силы. Он также решительно выступает против расширения НАТО.
У России есть множество стратегий давления на своих соседей. Но самым мощным ее оружием является энергетика. Дважды, пока я был корреспондентом в Москве, Россия отключала газ соседней Украине - в 2006 и 2009 годах. Существует множество других политически мотивированных отключений (или угроз отключения) странам Балтии, Беларуси и Туркменистану. "При СССР на нас было направлено дуло пистолета. Теперь на нас направлено дуло трубопровода", - ворчит министр иностранных дел Литвы Пятрас Вайтекунас, согласно утечке дипломатической записки, после того как Москва прекращает поставки газа в Литву летом 2006 года.
Но Москва не всегда добивается своего. Ее попытки создать региональную политическую систему с Москвой в центре часто оказываются безуспешными. Ни один из ближайших соседей России не последовал примеру Москвы, признав независимость Южной Осетии и Абхазии. Даже Беларусь, верный союзник России, отказывается, поскольку отношения между Кремлем и белорусским диктатором Александром Лукашенко скатываются в грязь.
Россия остается важным стратегическим партнером для всех бывших советских республик. Но за закрытыми дверями лидеры стран Центральной Азии негодуют по поводу того, что они считают российским расизмом. В 2009 году президент Узбекистана Ислам Каримов заявил прибывшей в страну американской делегации высшего уровня, что Россия стремится восстановить зону "привилегированных интересов". Почему, спрашивает он, согласно утечке телеграмм, Россия относится к Финляндии как к независимой стране, а к Узбекистану - нет? Самой большой проблемой России остаются ее "имперские амбиции", обвинил он, наряду с расистским "шовинизмом", проявляемым по отношению к этническим меньшинствам.
Центральная Азия имеет большое стратегическое значение и для США, главным образом из-за войны в соседнем Афганистане и возглавляемой США борьбы с талибами. Весной 2009 года я отправляюсь в Таджикистан, самую бедную страну в этом регионе. Как и Кыргызстан, Таджикистан является перевалочным пунктом для материально-технической поддержки американских войск, воюющих по соседству.
Я прилетаю в Душанбе в конце марта - с морозных и заснеженных улиц Москвы в теплую столицу Таджикистана. Кафе на тротуарах переполнены, небо темно-синее, температура - 24 градуса - идеальная. Я нахожу водителя и отправляюсь в сторону границы с Афганистаном. Мы едем два часа. Дорога проходит через сверкающее горное пастбище. Затем она круто спускается к новому мосту, построенному американцами. На другой стороне, через спокойную реку Пяндж, находится Афганистан и пыльный северный город Кундуз. На этой стороне находится Нижний Пяндж, ранее сонный пункт пересечения.
Именно здесь, на отдаленной границе советской империи, США и НАТО планируют новую операцию. Через несколько недель после моего визита натовские грузовики с невоенными грузами начнут въезжать в Афганистан по этому северному маршруту, минуя опасные пакистанские племенные районы и опасный с точки зрения засад Хайберский перевал. Этот северный коридор необходим для того, чтобы афгано-пакистанская стратегия президента Обамы сработала. Поскольку колонны, снабжающие американские и натовские войска в Афганистане, регулярно подвергаются нападениям талибов на пакистанском маршруте, США снова обхаживают бывшие советские республики Центральной Азии - Таджикистан, Узбекистан, Кыргызстан, Казахстан и Туркменистан.
Как раз перед моим приездом НАТО подписывает соглашение о транзите с Таджикистаном. Она также ведет переговоры о заключении двусторонних соглашений с Узбекистаном и Казахстаном. Основным маршрутом остается Пакистан. Но тихий таджикско-афганский пограничный переход в деревне Нижний Пяндж, где зимой орудовали голодные волки из местных лесов, становится центральным пунктом в афганской кампании Обамы. Я пытаюсь поговорить с таджикским командиром. Он недоступен. Мы едем дальше, в ближайшую деревню. "Раньше мы переправлялись через реку на лодке. Потом американцы построили мост", - говорит 35-летний Расул Нематов, указывая жестом на переправу через реку. Рядом с его палисадником, за линией белья и виноградной лозой, стоит вышка таджикского часового.
Пентагон выделил Душанбе 10 миллионов долларов на усиление безопасности на горной границе - ключевом канале для крупнейшего афганского экспорта, опиума. (Российские пограничники, размещавшиеся здесь до лета 2005 года, получали прибыльную долю от торговли героином, свидетельствуют телеграммы WikiLeaks). Нематов говорит мне, что не возражает против расширения деятельности НАТО. Но, добавляет он, "что нам действительно нужно здесь, так это микроавтобус, чтобы возить наших детей в школу". Он отмечает: "Она находится в пяти километрах. Сейчас они ходят пешком".
До 2009 года мост ежедневно пересекали всего несколько десятков афганских водителей. В Душанбе они заполняли свои грузовики "Камаз" сахаром и другими товарами. Затем они отправлялись домой. Теперь Таджикистан разрешил пересекать мост 250 натовским грузовикам в день. Проезжая по тому же маршруту, я проезжаю хлопковые поля, маленьких мальчиков, продающих рыбу, осликов, ивы и тополя. Пушистые семена - по-русски это выразительное слово "пух" - разлетаются по ароматному зеленому весеннему пейзажу. "Эта дорога в Таджикистан хорошая. Она безопасная, спокойная", - говорит Саид Мухаммед, водитель грузовика из северного афганского города Мазари-Шариф. "Проблема в дороге на юг от Кабула до Кандагара. Я по ней не езжу. Она опасна. Талибы вытащили моего друга из его грузовика и подожгли его".
Длинную тень на последние попытки США закрепиться в Центральной Азии бросает бывшая колониальная держава региона - Москва. Формально Россия предлагает Обаме помощь в его попытках справиться с ухудшающейся ситуацией в Пакистане и Афганистане. Например, она соглашается на переброску через российскую территорию нелетальных грузов, предназначенных для Кабула. Однако в неофициальном плане Россия предприняла решительные шаги по восстановлению своего влияния в Центральной Азии - регионе, который она по-прежнему считает своим задним двором.
В 2001 году Путин и тогдашний президент США Джордж Буш заключили неофициальное соглашение о сотрудничестве в войне в Афганистане, в рамках которого Москва разрешила американским военным создать несколько баз в Центральной Азии. Вскоре, однако, Кремль осознал, что его предали, поскольку, по его мнению, прозападные революции в Грузии и Украине были спровоцированы США. В ответ он заключил закулисные сделки с автократическими правителями Центральной Азии. В 2005 году президент Узбекистана Ислам Каримов, сытый по горло западной критикой его ужасных показателей в области прав человека, выгнал Вашингтон со своей военной базы в приграничном городе Термез.
Вернувшись в Душанбе, я выпил чашку чая с Парвизом Мулладжановым, крупнейшим экспертом по международным делам в Таджикистане. Мулладжанов говорит, что Россия по-прежнему имеет преимущество в новой Большой игре в Центральной Азии. "Она то поднимается, то опускается. С 2001 года американцы имели преимущество в Центральной Азии. Сейчас русские возвращают себе то, что американцы потеряли", - говорит он мне. "На самом деле США никогда не выигрывали эту игру. После распада Советского Союза России удалось сохранить лидирующие позиции в Центральной Азии".
По словам Мулладжанова, Москва значительно активизировала свою военную, экономическую и разведывательную деятельность в регионе. У нее есть и другие преимущества, считает он. "Все постсоветские страны живут в русскоязычном информационном пространстве. Большинство людей смотрят российское телевидение и читают российские газеты. Они видят внешний мир русскими глазами. Это очень мощный инструмент". Американская позиция, напротив, "очень слаба", считает Мулладжанов. Попытки Вашингтона наладить контакт с гражданским обществом и оппозиционными группами не принесли особых успехов в Центральной Азии - регионе, управляемом чередой различных репрессивных суперпрезидентов, каждый из которых, по-видимому, занимает свою должность пожизненно. США сталкиваются с еще одной головной болью в лице Китая, амбициозного претендента на имперские позиции в регионе.
Как раз перед моей поездкой брюссельская Международная кризисная группа выпустила мрачный доклад по региону. В нем ставится под сомнение, насколько разумно Обама полагается на своих новых партнеров, и высказывается мнение, что Центральная Азия немногим лучше охваченного кризисом Пакистана - и это "очень рискованная ставка". Автор доклада Пол Куинн-Джадж отмечает: "Все лидеры этих стран - бывшие советские аппаратчики. . . большинство граждан живут в глубокой нищете, а экономика стран по большей части слаба и неустойчива".
Он добавляет: "Худшие сценарии включают в себя распад государства, дезинтеграцию национальной инфраструктуры, хаотичную борьбу за престолонаследие и исламские повстанческие движения".
***
Со своего гигантского памятника, возвышающегося над Севастополем, Ленин смотрит на Черное море. Внизу, в гавани, пожилые дамы в цветочных купальных костюмах плещутся в теплой сиреневой воде. Вдалеке мерцает российский линкор "Москва", только что вернувшийся с войны в Грузии. Порт Севастополя находится на скалистом южном побережье Крыма, автономной республики в составе Украины, где базируется российский Черноморский флот. После распада Советского Союза Украина заявила, что позволит России сохранить Севастополь в качестве базы до 2017 года. Однако во время моего визита Виктор Ющенко, прозападный президент Украины, хочет, чтобы русские ушли.
Моя поездка на Украину осенью 2008 года совпала с дикими спекуляциями о том, что Крым - после Южной Осетии и Абхазии - может стать следующей целью российских амбиций. Более половины его населения - этнические русские. Чиновники Ющенко обвиняют Россию в том, что она раздает паспорта этническим русским в Крыму, как это было в Южной Осетии. Они опасаются, что спор об использовании базы может быть использован для разжигания сепаратистских настроений, поскольку после референдума Крым отделится от Украины.
В Севастополе, как я обнаружил, настроение населения не просто пророссийское. Более подходящим описанием было бы просоветское, ностальгия по СССР почти повсеместна. Местные жители также решительно выступают против амбиций Ющенко по вступлению в НАТО - планы, которые будут полностью разрушены, когда избиратели сместят Ющенко в начале 2010 года.
Я обращаюсь к Анатолию Каленко, председателю ветеранского объединения Севастополя. "Большинство населения здесь поддерживает присутствие Черноморского флота", - говорит он мне. По словам Каленко, местные жители будут сопротивляться любой попытке избавиться от российского флота, особенно если вместо него базу будут контролировать натовские корабли. "Мы категорически не хотим, чтобы здесь были другие корабли. Ни американцы, ни французы, ни турки", - объясняет Каленко. Он продолжает: "У Великобритании есть традиции мореплавания. Мы уважаем это. Мы помним Нельсона. Но, честно говоря, мы не хотим, чтобы и вы были здесь".
По словам Каленко, на российском флоте работает 25 000 человек. Его ассоциация категорически против любых попыток снести советские мемориалы, украшающие холмистые улицы города. Я заметил, что на его стене приколота карта СССР, а над его столом висит портрет Ленина. По его словам, народные настроения против НАТО неудивительны, поскольку это "агрессивный военный блок".
Многие политики полуострова признаются, что хотели бы, чтобы Крым присоединился к Российской Федерации. "Это миф, что Украина не является частью России. Мы в это не верим", - говорит мне Олег Родилов, пророссийский депутат парламента автономного Крыма. Мы встречаемся в тротуарном кафе возле здания парламента в региональной столице Симферополе и разговариваем - как всегда - на русском языке. По его словам, назвать его взгляды "сепаратистскими" было бы неправильно. "Для вас Украина и Россия - это априори разные государства. Для нас они априори одно и то же", - объясняет он. Связь культуры, языка и православной религии делает Украину и Россию неделимым образованием, считает он. "Мы не верим, что есть какая-то разница. Мы вместе уже 350 лет".
Согласно утечкам информации, Владимир Путин придерживается такого же мнения. По словам министра иностранных дел Польши Радослава Сикорского, он считает Украину "страной, собранной из булыжников", в которой проживает шесть миллионов русских.
Екатерина Великая основала в Крыму военно-морскую цитадель после победы над турками в 1783 году. С тех пор порт является синонимом русской и советской военной славы. Но, как и в случае с Кыргызстаном, именно советское прошлое объясняет сегодняшние разногласия. В 1944 году Сталин депортировал крымских татар и еще несколько гораздо более мелких групп в Среднюю Азию. Он заменил их славянскими жителями из России или находящихся под русским влиянием частей восточной Украины. Большинство новоприбывших были выходцами из бедных городских слоев; они поселились в домах, освобожденных депортированными. У них были слабые связи с Украиной. Еще до 1991 года многие крымские татары - исконные тюркоязычные мусульманские жители полуострова - вернулись обратно. Хорошо образованные и политически организованные, они сегодня составляют 300 000 человек, или 15 % населения Крыма.
Советский лидер Никита Хрущев передал Крым Украинской Советской Социалистической Республике в 1954 году. С тех пор Россия неоднократно подтверждала современные границы Украины. Когда я приезжаю сюда, то застаю националистически настроенных крымских депутатов в возбужденном настроении - они предсказывают, что Крым объявит о своей независимости, если Ющенко продолжит реализацию своих планов по вступлению в НАТО.
"Если Ющенко объявит, что Россия - враг, Крым этого не примет. В Крыму начнется война, может быть, даже мировая", - говорит мне Леонид Грач, пророссийский депутат, когда я захожу к нему в приемную в Симферополе. Грач - фигура более крупная, чем жизнь. У него зачесанные назад белые волосы и жизнерадостная манера поведения. Украина должна отказаться от НАТО, заключить договор о дружбе и сотрудничестве с Россией и продлить аренду российского Черноморского флота, говорит Грач. Именно это и происходит в апреле 2010 года, когда Виктор Янукович, новый пророссийский президент Украины, продлевает договор аренды с Россией на 25 лет. В обмен на это Москва предоставляет ему скидку на газ для Украины.
Но попытки России оказать давление на свое ближнее зарубежье включают не только тупое отключение газа. После "оранжевой революции" в Украине 2004 года Москва начинает систематическую организованную кампанию по финансированию пророссийских групп в Крыму. Ее цель - разжигание межэтнической розни и поддержание напряженности на полуострове. Согласно просочившимся в США дипломатическим запискам, военная разведка России - ГРУ - играет ведущую роль в передаче денег местным неправительственным организациям, выполняющим волю России. (ФСБ, как отмечается в одном из меморандумов, ограничивает свою деятельность контрразведывательными операциями и слежкой за "западными гостями"). Большая часть этих денег поступает не из кремлевской казны, а от мэра Лужкова и его правительства Москвы. Представители мэрии утверждают, что не поддерживают русский национализм, а лишь поощряют русский язык и культуру.
Прямо по дороге от севастопольского музея я вижу офис "Русской общины", одной из нескольких неправительственных организаций, занимающихся продвижением русского языка. Ее председатель Раиса Тальятникова отвергает предположения о том, что она руководит подставной организацией Кремля. "Это наша земля. Мой отец и дядя сражались за эту территорию во время Великой Отечественной войны", - говорит она, используя русское название Второй мировой войны. "Почему мы должны уезжать? Никто не спрашивал нас, хотим ли мы жить в Украине. Никто из нас не собирается никуда уезжать". Она признается, что не будет расстроена гибелью Украины. "Лично я не буду слишком огорчена, если она распадется на части. Все снова будет на своих местах".
ГЛАВА 13. Бэтмен и Робин
Суд над Михаилом Ходорковским, Хамовнический суд, Москва 31 марта 2009 года
Москва - город, богатый слухами и бедный достоверными данными, и теми, кто пишет о политической жизни в ней, приходится постоянно искать разницу между фактами, обоснованными домыслами, подброшенными слухами и просто слухами.
СЕРЖ ШМЕМАНН ИЗ "НЬЮ-ЙОРК ТАЙМС",
ЦИТИРУЕТСЯ В ГАЗЕТЕ "МОСКОВСКИЕ КОРРЕСПОНДЕНТЫ"
Как только я попадаю в свой офис, становится ясно, что произошло нечто странное. Мои друзья из ФСБ нанесли очередной ночной визит. Агент (или агенты) оставил за собой след из умышленных мелких улик. Окно в моем кабинете открыто. (Когда я закрывал его предыдущим вечером в 21.45, оно было заперто. У него две внутренние защелки; снаружи есть решетка). Когда я пытаюсь войти в систему, интернет не работает. Само по себе это вряд ли свидетельствует о заговоре. Но когда я проверяю модем, то вижу, что кто-то выдернул его из розетки. А еще есть мой офисный телефон. Он снят с крючка. Мой незваный гость снял трубку с подставки и демонстративно положил ее на мой стол.
К этому времени я уже стал ветераном в деле разгадывания того, что пытается сказать мне ФСБ. Взлом - с его тройкой малозаметных подсказок - служит напоминанием о том, что я снова занимаюсь историями, которые ведомство считает неприемлемыми. Сегодня 30 июня 2010 года. За день до этого я написал для "Гардиан" длинную статью о поразительном аресте 10 российских шпионов под прикрытием в Соединенных Штатах. Эти русские были частью сети долгосрочных "спящих". Среди них была Анна Чапман, гламурная молодая русская женщина, которая жила в Лондоне и была недолго замужем за англичанином. Аресты вызывают глубокое недовольство Кремля. Они произошли через три дня после визита президента Медведева в Калифорнию и на фоне подъема в российско-американских отношениях.
Моя статья:
55-страничное досье ФБР с унизительными подробностями раскрывает зачастую дилетантское и неуклюжее поведение московских агентов в Америке, которые жили в ряде пригородных домов в Бостоне, Нью-Йорке и Вашингтоне. ФБР заявило, что шпионов настоятельно просили взять американские имена, чтобы они могли слиться с толпой и выуживать информацию у аналитических центров и правительственных чиновников.
Однако ФБР, судя по всему, не скрывалось, а знало о шпионаже как минимум с 2000 года. . . Агенты ФБР тайно наблюдали за многочисленными встречами в кофейнях Манхэттена, во время которых шпионы отправляли данные своим российским кураторам по беспроводной связи со своих ноутбуков. Однако часто технология выходила из строя. Это приводило к отчаянным просьбам к Москве разобраться с проблемой.
Я также упоминаю о "хитроумном шпионском ремесле", используемом русскими для выявления своей стороны. В одной из комических встреч Чапман сообщают, что ее собеседник спросит: "Простите, но разве мы не встречались в Калифорнии прошлым летом?".
На что она должна ответить: "Нет, думаю, это было в Хэмптоне".
Вскоре российские шпионы отправляются на родину. Это самый крупный обмен шпионами между Вашингтоном и Москвой за последние десятилетия. По возвращении, казалось бы, не переводя дыхания, Чапман снимает с себя большую часть одежды для российского журнала Maxim. Она также начинает политическую карьеру в качестве болельщицы возглавляемой Путиным партии "Единая Россия". Путин приветствует своих вернувшихся агентов патриотическим песнопением.
Я был не единственным журналистом, который отнесся к этой истории с некоторой легкостью, в духе мелодрамы времен холодной войны. Мои московские коллеги писали статьи, схожие по тону. Огромный рост российской шпионской деятельности за рубежом после прихода Путина к власти, когда бюджет ФСБ увеличился в три раза, выглядел как упражнение по созданию рабочих мест для хорошо обеспеченных отпрысков российской элиты. (Отец Чапман - высокопоставленный чиновник "дипломатической службы"). Британская Daily Telegraph связалась с бывшим мужем Чапман. Они даже напечатали ее свадебные фотографии. Но по какой-то неведомой причине меня снова выделили для особого наказания. Я записываю это очередное "вторжение" ФСБ на обратной стороне своей синей медицинской папки. Места осталось совсем немного. Приходится втискивать подробности на полях.
К лету 2010 года у меня появилось стойкое предчувствие, что моя карьера московского корреспондента может продлиться недолго. Кажется вероятным, что, если я завершу свой срок службы в обычном режиме, ФСБ вполне может запретить мне возвращаться. Учитывая это, мы решаем провести последний семейный отпуск в России. Мы отправляемся в Сибирь.
***
Час простоял в очереди на Белорусском вокзале. В конце концов мне удается купить билеты: из уральского Екатеринбурга в старую сибирскую столицу Тобольск, из Тобольска в Омск и из Омска в Томск - название, ставшее магическим для поколения британцев среднего возраста благодаря детскому сериалу "Вомблз", вышедшему на BBC в 1970-х годах. Путешествие включает в себя три ночных поезда по транссибирской магистрали. Мы не едем до самого Владивостока. Я никогда не доезжаю до него. С его туманным климатом и репутацией криминальной вотчины это кажется потерей, с которой я могу смириться. Но мы завершаем часть самого длинного в мире путешествия на поезде, часть маршрута длиной 5 752 мили между столицей и побережьем Тихого океана.
Путешествие на поезде - один из самых приятных аспектов нашего знакомства с Россией. В стране, страдающей от коррупции и бюрократии, поезда чистые, хорошо организованные и эффективные. В Екатеринбурге мы приехали на вокзал за два часа до отправления поездов, не зная, что "Российские железные дороги", работающие в нескольких часовых поясах, составляют расписание по московскому времени. В экспрессе до Тобольска у нас купе, дети занимают верхние спальные места. Проводница дает тапочки, газету, закуски, а за 25 рублей приносит черный чай с лимоном в стеклянной чашке с серебряным филигранным подстаканником.
Пейзаж за окном классически русский: березы, деревни с ветшающими дачами и грунтовые дороги, уходящие в тайгу на неопределенное время. На одной из остановок я покупаю копченую рыбу, пиво и чипсы; местные женщины продают ведра с земляным картофелем и горькими семенами из сосновых шишек. Сейчас разгар лета. Солнце почти не заходит. К четырем утра уже светло. Днем сибирское небо прозрачно и бескрайне.
Тобольск оказывается небольшим и очаровательным, с хорошо сохранившимся старым городом и барочным собором. В нем проживает большое количество татар - исконных мусульманских жителей Сибири. Мы - единственные туристы. В Омске идет дождь, дети находят городскую игровую площадку у реки. В остальном это свалка. Томск, напротив, - жемчужина: университетский город с европейским колоритом и несколькими пиццериями; мы осматриваем его старые деревянные коттеджи на муниципальном трамвае. К моему разочарованию и облегчению детей, я обнаружил, что музей ГУЛАГа в Томске закрыт.
В Новосибирске, современной столице Сибири, мы берем джип и водителя, Сергея Кудрина. Кудрин занимается перевозкой туристов в горы Алтая, отдаленный регион Южной Сибири в 2000 милях от Москвы. Советский альпинист, которому сейчас за 50, Кудрин покорил большинство алтайских вершин. Алтайская республика находится на окраине Центральной Азии, на головокружительном пересечении Монголии, Казахстана и Китая. Этот регион популярен среди сибиряков среднего класса, которые занимаются рафтингом, восхождениями на ледники и верховой ездой; европейцев здесь немного.
Дорога до северной оконечности Алтая занимает 14 часов. По российским меркам Алтай совершенно нетронут. Его пышные альпийские долины по мере приближения к монгольской границе сменяются жуткими полупустынями и заброшенными пограничными городками. В одном из них мы видим золотую статую Ленина. Рядом с ним угрюмо сидит семья коз. Повсюду мы видим следы раннего обитания человека. Кочевые скифские племена жили здесь десятки веков, задолго до появления большевиков. Они оставили после себя характерные каменные курганы, известные как каменные бабы, или каменные деды - высокие, призрачные надгробия, испещренные странными тюркскими лицами.
Остановившись на трассе M52, главной магистрали Алтая, мы осматриваем один из каменных бабу, заброшенных в широкой долине. Гигантские багрянокрылые сверчки прыгают в воздухе, издавая звуки, похожие на безумные футбольные трещотки. Пастбище вокруг нас представляет собой жужжащий ковер из насекомых; неподалеку расположено несколько тумули. На надгробии стилизованные раскосые глаза и большой нос (нет характерных усов Терри-Томаса, которые мы видели на других образцах в музеях Омска и Томска).
Дальше по шоссе Кудрин приглашает нас вскарабкаться на крутой, покрытый осыпями холм. Раздвигая сорняки, дети открывают петроглиф оленя, высеченный в скале. Дальше - еще больше доисторических рисунков: одни сделаны тупым предметом, другие - более искусно, в виде яркого граффито. Здесь есть олени, горные козлы и дикие кабаны - все они мгновенно узнаваемы и оживают в древнем камне.
Вечером мы приезжаем в наш лагерь в тени горы Актру, заснеженной вершины высотой 4000 метров. Это окажется самым ярким событием нашего путешествия. Лагерь расположен в лиственничном лесу под горами. Дети уходят и строят берлогу. Над нами в изумрудном небе парит чернокрылый коршун; с ветхого наблюдательного пункта на соседнем холме видно всю горную долину в сторону Монголии. Лагерь базовый, но уютный, с дровяной баней, или баней. Мы спим в юрте. Единственный недостаток - миллиарды сибирских комаров.
Ночь была холодной. На следующее утро мы отправляемся в горы. Поездка впечатляет: по шаткому деревянному мосту в хвойные леса, полные ослепительных альпийских цветов. Фиби замечает горечавки, колокольчики, пролески и луговые цветы. Оставив джип у реки, мы отправляемся в поход по предгорьям. С одной стороны Актру поднимается из снежной гряды ледников, с другой - томительный круговорот летних лагун и небольших озер. На обратном пути мы с Раскиным останавливаемся, чтобы окунуться в быстротекущий бирюзовый поток.
Москва - со всей ее слежкой и зловещей игрой теней - кажется очень далекой.
*
Одна из книг, которую я прочитал в Сибири, - "Московские корреспонденты". Ее автор - Уитмен Бассоу, прекрасный американский журналист, который жил в советской Москве в конце 1950-х и в начале 60-х годов. Бассоу ведет хронику взлетов и падений - в основном падений - 300 американских репортеров, освещавших события в Советском Союзе с 1921 года. Все они в той или иной степени подвергались преследованиям со стороны КГБ и его предшественников. Есть и множество других лишений во время того, что один из репортеров назвал "самым жестоким заданием". Список длинный: бесконечные часы работы, скудный рацион, отсутствие туалетной бумаги и изнурительные физические условия послевоенной Москвы - унылого, серого и депрессивного города как тогда, так и сегодня.
Но одним из самых больших препятствий на пути к репортажам из России была абсолютная нехватка информации. В брежневский и постбрежневский период кремленология - знаменитая наука о том, как разгадать, что происходит внутри Политбюро, - достигла своего апогея. Изголодавшиеся по официальным новостям репортеры прибегали ко все более изобретательным методам. Когда Юрий Андропов, преемник Брежнева, заболел, репортеры выстроились вдоль Кутузовского проспекта по маршруту его следования на работу, надеясь мельком увидеть больного лидера в его лимузине.
Вечером 9 февраля 1984 года один предприимчивый журналист, догадавшись, что Андропов умер, поехал по улицам Москвы в поисках подтверждения. Он нашел горящие огни в кабинетах КГБ, министерства обороны и Главного управления Генерального штаба. Он написал эксклюзивный ночной репортаж о том, что Андропов умер, - и на следующий день это событие подтвердилось.
В этот период встретиться с советскими бюрократами было практически невозможно. С приходом Горбачева и гласности в середине 1980-х это стало чуть менее проблематично, но настоящие перемены произошли во время президентства Бориса Ельцина, которое часто было хаотичным. Мои предшественники в Guardian, Джонатан Стил и Дэвид Херст, могли свободно общаться с высокопоставленными кремлевскими чиновниками и встречаться с правительственными источниками. Христиа Фриланд, предприимчивый репортер Financial Times, сблизилась с олигархами и министрами кабинета; она использовала свою энергию и обаяние, чтобы написать очень читаемую книгу о внутренних сделках ельцинского двора.
Но с Путиным Россия идет вспять. Независимые СМИ сжимаются. Возвращаются старые привычки КГБ к секретности. При Путине, говорит мне один журналист-ветеран, информации стало меньше, чем в конце 1970-х годов, когда он впервые вел репортаж из брежневского Советского Союза: "Тогда у нас была "Правда". По крайней мере, можно было читать между строк". К тому времени, когда в мае 2008 года Дмитрий Медведев станет третьим президентом России, кремленология вернется.
Правда, есть газеты, журналы и радиостанции, которые сообщают о политических событиях и освещают явно реформистскую и модернизационную программу Медведева. Россия также может похвастаться внушительным штатом политических обозревателей и ученых. Некоторые из них, такие как политтехнолог Глеб Павловский и вдумчивый депутат Госдумы от "Единой России" Сергей Марков, близки к Кремлю и отражают официальное мнение. Другие, в свою очередь, являются ярко выраженными независимыми. Оба лагеря хороши для обоснованных спекуляций.
Тем не менее, в городе, склонном к слухам и теориям заговора, можно с уверенностью сказать, что в период правления Медведева мало кто в Москве знает, что происходит на самом верху Кремля. Даже российский кабинет министров, похоже, находится в неведении.
Отчасти это связано с необычной схемой правления в России - тандемом. Тандем означает, что вместо одного правителя у России теперь два - Медведев и Путин, причем Путин, премьер-министр, номинально подчиняется Медведеву, президенту. Эта модель не просто нетипична для российской истории. Она беспрецедентна - это разрыв с многовековой авторитарной традицией правления одного мужчины - а иногда и одной женщины - в России и Советском Союзе.
Эпохи Сталина, Хрущева и Брежнева соответствовали этой схеме, когда каждый новый лидер осуждал своего предшественника. Так же как и предыдущие эпохи: Петра I, Екатерины II и Александра III. В период с 2000 по 2008 год президент Путин восстанавливает классическую авторитарную модель лидерства в России после ельцинского эксперимента с квазидемократией. Режим Путина носит ярко выраженный "персоналистский" характер. Все знают, кто является высшим арбитром. Теперь, однако, арбитров двое.
Эта странная дуополия заставляет комментаторов, журналистов и дипломатов ломать голову, пытаясь понять, кто из двух правителей действительно управляет ситуацией. Начнем с того, что практически все считают, что Путин по-прежнему главный. Но уже через несколько недель после инаугурации Медведева начинаются спекуляции: сможет ли Медведев - втиснутый на эту должность Путиным - выбраться из тени своего хозяина, напоминающей Дарта Вейдера? И являются ли речи Медведева о преодолении "правового нигилизма" и борьбе с коррупцией в России реальностью или это просто либеральный "янь" для "ястребиного" "инь" Путина?
Поиск признаков диссонанса внутри тандема становится излюбленной московской салонной игрой. Есть много ложных подсказок, но мало настоящих. Даже те, кто находится внутри Кремля, похоже, не знают об этом. В какой-то момент я спрашиваю Наталью Тимакову, пресс-секретаря Медведева, о том, какие отношения связывают президента и премьер-министра. Она не может ответить. "Хорошие?" спрашиваю я, помогая ей. "Да", - говорит она.
Как я вскоре обнаруживаю, американские дипломаты, находящиеся в Москве, занимаются теми же догадками, теми же ощупываниями, что и все остальные, хотя и утонченными и умными. Удивительно, но у США, похоже, нет настоящих источников в коридорах российской власти: они разговаривают с той же небольшой группой экспертов, что и я. Где же американские "кроты"?
Понять природу этого тандема, безусловно, непросто. Но он породил некоторые из самых плодовитых и образных описаний, которые можно найти в тайнике с более чем четвертью миллиона американских дипломатических сообщений, слитых WikiLeaks. В ноябре 2008 года, после выступления Медведева перед Федеральным собранием, заместитель главы миссии США Эрик Рубин отправляет в Вашингтон телеграмму, в которой излагаются различные точки зрения на зарождающиеся отношения Медведева и Путина, которым тогда было всего шесть месяцев. В Вашингтоне, по его словам, существуют "три весьма разнонаправленных лагеря":
Первая группа считает Медведева восходящим, медленно набирающим силу, поскольку он играет на своих сильных сторонах, управляя экономическим кризисом. Вторая, более скептическая, группа утверждает, что Медведев продолжает играть роль Робина при Бэтмене Путине, окруженный командой, преданной премьеру, и сдерживаемый доминированием Путина над законодательной властью и региональными элитами. Приверженцы третьей группы не видят существенных различий между Путиным и Медведевым, принимая за чистую монету единодушие тандема в целях и видении.
Рубин справедливо отмечает, что невозможно определить, какая точка зрения правильнее: "Всем мешает непроницаемая природа кремлевской политики и плодородное поле для спекуляций и слухов, которое создает информационный вакуум". В своих репортажах Рубин отражает широко распространенное в Москве мнение о том, что Медведев - "младший партнер", не просто Робин для путинского Бэтмена, а, по словам одного язвительного оппозиционного политика, "Лилипутик для путинского главнокомандующего". Именно Путин "дергает за ниточки". Другое восхитительное сравнение уподобляет Путина кардиналу Ришелье, а Медведева - королю Людовику XIII.
Эмблемой Российской Федерации является двуглавый орел - древний византийский символ, чьи спутанные головы, как и у России, обращены и на восток, и на запад. Но некоторые скептически относятся к тому, что Медведев на самом деле является второй головой орла. Один аналитик сказал американцам, что президент на самом деле "парень номер три". Медведев, по его словам, менее важен, чем Путин и вице-премьер Игорь Сечин, глава клана "силовиков" и могущественный гопник Кремля.
По мнению американских дипломатов, именно Сечин организовал гибель нефтяной компании Ходорковского "Юкос", что стало "поворотным моментом в подходе Путина к управлению страной". Считается, что Сечин организовал "жесткое противодействие иностранным инвестициям в стратегические отрасли, особенно в нефть и газ", и "широко распространено мнение, что он направлял экспорт нефти в пользу Кремля, например в компанию Gunvor".
Не имея достаточного количества достоверной информации, журналисты и борющиеся с трудностями комментаторы копаются в резюме Медведева в поисках зацепок. Когда Путин занял пост президента в 2000 году, он был относительно неизвестен, что вызвало вопрос: "Кто такой мистер Путин?". В конце 2007 года, после того как Путин высказал свое одобрение, вопрос стал звучать так: "Кто такой господин Медведев?". Я предлагаю свою попытку ответить на этот вопрос в очерке о будущем президенте России для Guardian. В нем я отмечаю, что кремлевские спин-доктора изобразили Медведева как представителя нового и стремящегося к успеху среднего класса России - скромного, подкованного в Интернете, космополитичного лидера, который отдыхает на Черном море и любит слушать рок-музыку 70-х годов. (Медведев, как известно, является поклонником ушедших из жизни британских рокеров Deep Purple).
Я пишу:
Как и его наставник и друг Путин, Медведев вырос в Ленинграде, ныне Санкт-Петербурге. В интервью журналу "Итоги" он лирически рассказывал о своем обычном советском детстве в пролетарском пригороде Купчино. Его родители были преподавателями университета, у них не было денег, но они не голодали. Его юношеской мечтой, по его словам, было стать обладателем альбома Pink Floyd "The Wall" и пары джинсов Wrangler.
Медведев и его жена Светлана познакомились в школе; у них есть сын Илья, родившийся в 1995 году. Медведев вспоминает, что во время учебы в Ленинградском государственном университете он работал разнорабочим и чистил снег. "Я никогда не стремился и не мечтал, чтобы обо мне узнал весь мир", - сказал он. С Путиным он познакомился в 1991 году, когда оба работали на либерального мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака.
Но реальная личность Медведева остается загадкой. Наблюдатели сходятся во мнении, что, пережив акулу кремлевской политики, сначала в качестве руководителя предвыборной кампании Путина на президентских выборах 2000 года, а затем в качестве главы его штаба, он не является козлом отпущения. Большинство экспертов считают, что его платформа в основном совпадает с путинской, а любые различия носят лишь стилистический характер.
Один из моих любимых комментаторов, Григорий Голосов из Санкт-Петербургского Европейского университета, говорит мне, что не считает Медведева "марионеткой". "Похоже, у него есть воля и интеллектуальные способности". Но, задумчиво добавляет он: "Будет ли это иметь какие-либо последствия, нам придется подождать и посмотреть".
Характеристика, написанная Уильямом Бернсом в декабре 2007 года, впоследствии восполнит некоторые мои пробелы. Бернс начинает: "Несмотря на свою известность в качестве первого вице-премьера, председателя правления "Газпрома", а ранее - главы президентской администрации, Медведев остается лишь несколько меньшей загадкой, чем его наставник Путин, когда последний был выбран преемником Ельцина восемь лет назад".
Следующий отрывок имеет заголовок: "Не-Путин?". Бернс пишет:
Медведеву не свойственны путинские амбиции и "жесткость", возможно, потому, что ему меньше нужно доказывать. Если Путин вырос в семье рабочего класса, жившей в коммунальной квартире, то корни Медведева - в петербургском академическом сообществе. . . Путин изучал дзюдо, чтобы бороться с районной шпаной; Медведев поднимал гири и сосредоточил свою энергию на западной музыке "хэви-метал", которую тогда считали "подрывной". Медведеву также удалось добиться руки Светланы, девушки, которую его сверстники считали "самой красивой" в школе.
(Позднее американские дипломаты посвятили Светлане целую телеграмму. Они описывают ее как оказывающую влияние на мужа "за кулисами". Госпожа Медведева "более активна", чем почти невидимая жена Путина Людмила, но "менее яркая", чем жена Горбачева, покойная Раиса).
Бернс делает вывод, что Медведев будет играть роль "способного помощника" Путина. Способный помощник или нет, но Белый дом Обамы использует любую возможность, чтобы поднять Медведева и "либеральную фракцию", которую он должен представлять. Идея Вашингтона состоит в том, чтобы подтолкнуть российскую внешнюю политику от ястребиного путинского вектора к более конструктивному многостороннему подходу. В июне 2008 года я освещаю первый визит президента Обамы в Москву. Он следует за периодом взаимной американо-российской вражды в последние годы правления Белого дома Буша.
Медведев и Обама проводят совместную пресс-конференцию. Местом проведения стали впечатляющие позолоченные дворцовые залы внутри Кремля. Разницу в росте двух лидеров трудно не заметить: рядом с долговязым Обамой Медведев выглядит как маленький школьник, получающий приз от директора.
Основная часть переговоров двух лидеров касается нового договора о сокращении ядерных вооружений, который должен заменить соглашение "Старт". Но неизбежно один из репортеров спрашивает Обаму, кто из тандема, по его мнению, действительно управляет Россией. Обама отвечает: "Медведев - президент, а Путин - премьер-министр". Обама кажется мне уставшим после долгого трансатлантического перелета из Вашингтона. Он хвалит Медведева, но испытывает проблемы с произношением имени своего хозяина, обращаясь к нему в одном случае как к "Медедеву".
Пока идут переговоры, я брожу по Кремлю. Кажется, что обе делегации прибыли из разных миров: огромные минивэны Chevrolet, принадлежащие Белому дому, паркуются прямо во внутреннем дворе Кремля, напротив собора XV века с золотыми куполами. Внутри Кремля я наблюдаю, как несколько членов команды Обамы приостанавливаются, чтобы сфотографировать картину. На ней изображены русские лучники, убивающие своих врагов в средневековой батальной сцене. Несмотря на многочисленные разговоры о "перезагрузке", российские государственные СМИ все еще находятся в режиме борьбы с холодной войной. Они преуменьшают значение поездки Обамы и отводят ее на второй план в новостной ленте.
В частных беседах американские чиновники не питают иллюзий по поводу ограничений Медведева. Но они подчеркивают, что Обама должен относиться к Медведеву как к своему "главному собеседнику". Чиновники выражают осторожную надежду, что, сделав Медведева центром взаимодействия США, они смогут дать толчок "более прогрессивным" силам, связанным с Медведевым, и укрепить самого Медведева.
В депеше Джона Байерли, преемника Бернса, говорится следующее: "Мы не выступаем за то, чтобы обойти Путина; напротив, мы не можем представить себе улучшение российско-американских отношений без его согласия. Вместо этого нам нужно будет управлять Путиным и его эго так, чтобы взаимодействие США с Медведевым воспринималось как конструктивное, а не как вмешательство во внутреннюю политику России". Байерли предупреждает, что силовики стремятся разрушить улучшающиеся отношения между США и Россией. Онжалуется на "бандитское запугивание" со стороны ФСБ в отношении USAID, вашингтонской организации, предоставляющей помощь за рубежом, и "преследование" ее Национального демократического института.
***
Прошло два года, а американские дипломаты все еще заняты объяснением динамики отношений между тандемами. Но к этому моменту надежды на то, что Медведев возглавит частичную либерализацию российского общества, либо умерли, либо едва дергаются. Большинство корреспондентов - и я в том числе - перестали сообщать о выступлениях Медведева, которые стали повторяющимися и скучными. Темы президента по-прежнему жизнерадостны: он говорит об инновациях, борьбе с коррупцией и "верховенстве закона". Но его инициативы почти никогда не воплощаются в конкретные политические дела. Одно из немногих его "достижений" - увеличение президентского срока с четырех до шести лет в начале срока полномочий. Но это демократический шаг назад. Многие считают, что он создает условия для возможного возвращения президента весной 2012 года: Путина.
В то же время над президентством Медведева нависает призрак Михаила Ходорковского, заключенного в тюрьму олигарха, который в 2009 году во второй раз предстанет перед судом в Москве. Ходорковский и его деловой партнер Платон Лебедев находятся в тюрьме с 2003 года, после ареста и осуждения за уклонение от уплаты налогов. Перед перспективой условно-досрочного освобождения прокуроры выдвигают второй пакет обвинений, на этот раз обвиняя их в хищениях. Цель - держать Ходорковского в тюрьме; автор обвинений - сам Путин. Все понимают, что процесс носит политический характер. Он проистекает из глубокой личной ненависти Путина к олигарху.
Но этот процесс создает очевидную проблему для Медведева. Он неоднократно призывал к созданию независимой судебной системы. Оправдательный приговор означает, что Медведева нужно воспринимать всерьез. Это также позитивный сигнал для международного сообщества, благо для российского гражданского общества и подкрепление падающего авторитета президента. Но есть и обратная сторона. Если Ходорковский будет осужден, то Медведев будет выглядеть фальшиво. Это дело - индикатор того, куда движется Россия: вперед к более либеральному видению общества или назад, по той же похабной дорожке КГБ, что и раньше.
В марте 2009 года я прихожу на день начала суда над Ходорковским и Лебедевым. В Хамовническом суде Москвы собралась большая толпа репортеров; подсудимые, прокуроры и адвокаты собрались в небольшом душном зале на третьем этаже. Я сижу в переполненном зале внизу. На экранах закрытых телевизоров показывают ход процесса. Однако, когда суд встает, входит раздражительная женщина-чиновник и выключает прямую трансляцию. Один из адвокатов Ходорковского, Роберт Амстердам, говорит мне: "Это дело имеет огромное значение, потому что оно скажет всем нам о том, куда движется Россия". Не имея возможности наблюдать за происходящим, я беру интервью у горстки демонстрантов на улице. "Я думаю, Путин боится Ходорковского. Он ему завидует", - говорит 73-летняя Ирина Набатова. Сторонники Ходорковского вступают в ироничный хор. "Конец правовому нигилизму", - скандируют они.
Мне повезло больше, когда я вернулся на суд несколько месяцев спустя. Я нахожу место в переполненном зале суда. Ходорковский сидит вместе с Лебедевым в стеклянной клетке; он выглядит бледным, но бодрым. Его волосы строго подстрижены по каторжной моде, очки без оправы придают ему профессорский вид. Он беседует со своими адвокатами. Семь охранников, вооруженных автоматами Калашникова, стоят на страже. Но олигарх не выглядит так, будто собирается бежать. Родители Ходорковского сидят в первом ряду. Перед самым началом заседания к пожилому отцу Ходорковского подходит охранник и забирает у него стул.
Это до боли очевидно. Этот процесс - не более чем спектакль политической мстительности, призванный удержать Ходорковского в тюрьме, когда истечет срок его восьмилетнего заключения. Доводы против Ходорковского настолько слабы и противоречивы, что кажутся сюрреалистичными. (Обвинение утверждает, что эти два человека присвоили 350 миллионов тонн нефти на сумму более 25,4 миллиарда долларов и отмыли более 21,4 миллиарда долларов. Защита утверждает, что обвинения абсурдны до невозможности. Ходорковский якобы украл всю нефть, которую добывала его компания ЮКОС). Настоящее преступление олигарха заключается в том, что он бросил вызов Путину и нарушил неписаный завет - своего рода омерту - о том, что российские бизнесмены, особенно богатые, должны держаться подальше от политики.
Американские дипломаты, присутствовавшие на судебном процессе над Ходорковским 28 апреля 2009 года, дают о нем свой собственный скучный отчет. Они явно находят процесс таким же монотонным и непроходимым, как и я. Они пишут:
В зале суда воцарился ступор, пока читал назначенный обвинением чтец. . . Обвинители часто колебались и спотыкались на словах, с трудом читали из собственных документов, а также находили нужные им предметы. . . Когда прокурорский чтец вдавался в умопомрачительные подробности, касающиеся конкретного пакета акций "Юганскнефти", которые прошли запутанный путь через ряд дочерних компаний ЮКОСа, мы спросили сидящего рядом с нами зрителя:
"Вы следите за этим?".
Он ответил: "Нет, не слежу, как и тот, кто это читает".
Американские официальные лица отмечают, что сравнивать процесс над Ходорковским с показательными процессами сталинской эпохи "легкомысленно". (В 1938 году, например, Бухарина и Ягоду вывели вслед за своими для расстрела). Защита Ходорковского в формате PowerPoint доступна в Интернете; его сторонникам разрешено присутствовать на слушаниях. В один из моментов олигарх демонстрирует банку с сырой нефтью, что заставляет судью воскликнуть: "Как, черт возьми, это сюда попало?"
В этом деле у Кремля мало возможностей для маневра: любой шаг, радующий либералов, приведет в ярость консерваторов, и наоборот. Но - как заключают дипломаты после затянувшегося дня в суде - "никто не верит, что судья примет решение без влияния правительства России".
Они добавляют: "В результате мир следит за этим делом, чтобы узнать о политических намерениях правительства России, а не о юридических намерениях судьи".
Это предсказание оказалось удручающе верным. Суд над Ходорковским и Лебедевым длится уже 16 месяцев. В день вынесения приговора сотрудники спецслужб сопровождают судью Виктора Данилкина в суд. Он торжественно объявляет обоих подсудимых виновными. Ходорковский заключен в тюрьму до 2016 года. (Он получает 14 лет, которые должен отбывать одновременно с первоначальным приговором, позже сокращенным на один год). Спустя несколько недель секретарь суда Наталья Васильева обнаруживает, что приговор судье Данилкину написал кто-то другой. Изначально он планировал приговорить Ходорковского к 10, а не к 14 годам. Ранее Ходорковский находился в заключении в Чите, в далекой Сибири. На этот раз его отправили в исправительную колонию в Карелии - лесной и озерной местности на северо-западе России, недалеко от границы с Финляндией.
Решение Васильевой высказаться - смелое. В интервью независимому телеканалу "Дождь" она говорит: "Что касается Ходорковского и Лебедева, я не считаю, что они должны сидеть в тюрьме. Я их не жалею, но сочувствую. Я понимаю, что им просто не повезло попасть в мясорубку".
*
К 2010 году аналогии, используемые для описания Медведева, стали еще более неуважительными. На одном из семинаров в Лондоне я услышал, как один эксперт описывает российскую модель правления не как тандем, а как "велосипед с детским креслом спереди". Другие комментаторы сравнивают Медведева с тенью Путина - или даже с его шнурками. Критики отмечают, что за четыре года его президентства притеснения фактически усилились. Были приняты новые законы, причисляющие оппозиционеров к "экстремистам", выросло число политических заключенных. Широко распространено впечатление, что Медведев - слабак.
Некоторые считают, что в российской бюрократии существует лагерь Медведева, состоящий из либерально настроенных государственных служащих, враждующих с бывшими сотрудниками КГБ. Однако в одном из остроумных высказываний говорится, что есть серьезные сомнения в том, что Медведев действительно находится в лагере Медведева. По мнению американцев, благонамеренный Медведев рискует быть уволенным как "подогреватель кресла премьер-министра" или "постоянно подчиняющийся Путину".
Посольство США сообщает о другой жестокой шутке, распространенной в Москве:
Медведев садится на водительское сиденье нового автомобиля, осматривает внутренности, приборную панель и педали. Он осматривается, но руль отсутствует.
Он поворачивается к Путину и спрашивает: "Владимир Владимирович, где руль?".
Путин достает из кармана пульт дистанционного управления и говорит: "Рулить буду я".
Осенью 2010 года единственный политический вопрос заключается в том, разрешат ли Медведеву выдвинуть свою кандидатуру на очередной президентский срок. Или, что кажется более вероятным, Путин вернет себе прежнюю работу в Кремле? К этому моменту аналитики уже перестали читать чайные листья в поисках признаков внутрилидерской борьбы между слабым президентом и сильным премьер-министром России. Вместо этого существует более циничный консенсус: Медведев - это просто экспортируемая версия путинизма. Его разговоры о реформах и модернизации приходятся по душе тем, кого Гарри Каспаров называет "западной умиротворяющей толпой" - западноевропейским странам, таким как Германия, Франция и Италия, которые ставят дружеские отношения с Кремлем выше заботы о правах человека.
Из депеш в Вашингтон становится ясно, что американское посольство считает, что только Путин определит кандидата на президентских выборах в России в 2012 году. Это не обязательно означает, что Путин снова станет президентом - хотя все признаки указывают именно на это, - но решение в его власти. Дипломат Сьюзан Эллиотт прогнозирует, что "двуглавый формат правления" в России вряд ли будет долговечным, учитывая историю страны и "текущую динамику тандема". По ее мнению, "Медведев и Путин хорошо работают вместе, но Путин держит большинство и лучшие карты в отношениях тандема. Его возвращение в Кремль не является неизбежным, но если ситуация останется стабильной, Путин сохранит возможность выбрать себя, Медведева или другого человека в качестве следующего президента России".
Несколько факторов делают возвращение Путина вероятным. Кремль более престижен, чем Белый дом, и дает Путину международную платформу. Но, что еще важнее, в качестве президента Путин может осуществлять полный контроль. Один из собеседников говорит американцам, что Путину необходимо убедиться в том, что он в состоянии "раздавить любого, кто может начать депутинизацию или предположить, что Путин причастен к неблаговидным поступкам, таким как убийство журналистов или взрывы квартир в 1999 году". В другой статье упоминаются секретные активы Путина. Путин будет решать, кто станет президентом, в зависимости от того, "как он считает, сможет ли он контролировать политико-экономическую систему России и защищать свои финансовые интересы". Таким образом, тандем, похоже, сходит на нет.
Подтверждение мучительной смерти тандема приходит в сентябре 2011 года на ежегодном съезде партии "Единая Россия". Медведев объявляет, что следующим кандидатом в президенты от партии будет. . . Владимир Путин! Два российских лидера меняются местами. Медведев остается в стороне. В качестве утешения Медведев получит прежнюю должность Путина - премьер-министра.
Новость, в общем-то, сенсационная и ничуть не удивительная. На сцене, перед ликующими сторонниками, двое мужчин обнимаются. (Путин рассказывает, что еще в 2007 году Медведев тайно согласился отработать всего один президентский срок. Объявление об обмене должностями - это момент унижения для Медведева, ставшего окончательным козлом отпущения. Пользователи Twitter высмеивают его, используя хэштег "жалкий".
И вот в ноябре 2011 года происходит нечто необычное. Никто не мог этого предвидеть. Впервые за 12 лет Путин сам себя унижает. Поводом послужил бой по единоборствам на московском стадионе "Олимпийский". Когда Путин выходит на ринг, чтобы поздравить победителя, из зала раздаются улюлюканье и свист. Много. Кремлевские спин-докторы пытаются объяснить эти крики тем, что болельщикам нужно было в туалет. Но реальность такова: популярность Путина начинает падать. В кремлевском здании появляются трещины.
И дальше будет только хуже. 4 декабря партия "Единая Россия" терпит унизительное поражение на выборах в Госдуму - ее доля голосов падает с 64 процентов в 2007 году до менее 50 процентов. Такого "результата" удалось добиться только благодаря фальсификациям в промышленных масштабах: карусельное голосование, вбросы бюллетеней, даже использование невидимых чернил для стирания голосов за "неправильные" партии.
Нарушения на российских выборах - не новость. Но, похоже, населению России - особенно представителям среднего класса - надоели обман, ложь и феодальное презрение, характерные для эпохи Путина. Десятки тысяч людей выходят на улицы Москвы в ходе крупнейших антиправительственных протестов со времен распада Советского Союза. Их требования просты: повторное голосование в Думе и честные выборы. И большинство из них хотят, чтобы Путин ушел в отставку.
Несмотря на эти беспрецедентные демонстрации, "переизбрание" Путина в марте 2012 года практически гарантировано. Наиболее вероятным сценарием является продолжение его правления. После внесения Медведевым изменений в российскую конституцию Путин вполне "законно" сможет оставаться в Кремле до 2024 года - теоретически, отбывая еще два шестилетних президентских срока.
Его сравнивают с Леонидом Брежневым: он руководил другой эпохой политического застоя и высоких цен на нефть; кроме того, была война (Афганистан) и Олимпийские игры (Москва 1980). После известия о "возвращении" Путина либералы публикуют его фотографию, на которой он изображен похожим на Брежнева - в военной форме, с патриотическими советскими медалями и серпом и молотом. У Путина даже брови брежневские.
В начале 2012 года Путин демонстрирует мало признаков добровольного ухода от власти. Его стратегия, похоже, заключается в том, чтобы пережить кризис, принижая протестующих и назначая на ключевые государственные посты доверенных бывших союзников по КГБ. Это может сработать. Или нет. Эпоха Брежнева закончилась только тогда, когда тело генсека было вынесено из кабинета по горизонтали.
Еще одно облако омрачает горизонт Кремля. В ноябре 2009 года 37-летний юрист, работающий в компании по управлению активами Hermitage Capital, умирает в тюрьме после того, как ему отказали в медицинской помощи в связи с острым панкреатитом и камнями в желчном пузыре. Его имя - Сергей Магнитский. Hermitage и Магнитский обвинили Министерство внутренних дел России в краже 230 миллионов долларов налогов, которые Hermitage заплатил российскому правительству в предыдущем году. В афере участвовали 60 высокопоставленных российских чиновников. После того как Магнитский дал показания против них, те же чиновники арестовали Магнитского и почти год держали его в тюрьме без предъявления обвинений.
Несмотря на обещания Медведева наказать виновных, никаких мер против коррумпированных чиновников не принимается. Однако в Европе и США это дело вызывает возмущение. В США двухпартийная группа сенаторов предлагает принять новый закон, названный в честь Сергея Магнитского. Закон предусматривает отмену визовых привилегий в США и запрет на финансовые операции для российских чиновников, причастных к нарушениям прав человека. Предложенный законопроект всколыхнул Москву и даже заставил одного из фигурантов списка - главного идеолога Кремля Владислава Суркова - прилететь в Вашингтон для срочных переговоров с глазу на глаз. В июле 2011 года государственный департамент США вводит визовый запрет для российских чиновников. Этот шаг - фактически попытка администрации Обамы избежать гораздо более масштабных санкций, предусмотренных законопроектом. Москва в ярости. Медведев приказывает своему министерству иностранных дел принять ответные меры и составить список граждан США, которым запрещен въезд в Россию. В законопроекте правильно указана "ахиллесова пята" российского режима - его активы на Западе.
Выступая в комитете по иностранным делам Палаты представителей Конгресса США, Гари Каспаров утверждает, что "общепринятый тезис" о том, что у цивилизованного мира нет рычагов воздействия на Кремль, неверен. Он говорит: "Принципиальное опровержение этой линии существует потому, что Россия сегодня - это не Советский Союз. Ближайшие союзники Путина, те, кто поддерживает его у власти, - это не безликие серые члены Политбюро, которые стремятся лишь к хорошему дому или машине. Путинские олигархи владеют глобальными компаниями, покупают недвижимость в Лондоне, Биаррице, Нью-Йорке. Деньги, похищенные ими из российской казны, идут на покупку предметов искусства, яхт, американских и британских спортивных команд. Короче говоря, они хотят наслаждаться добычей, и это делает их уязвимыми. Путину нужна поддержка Запада, потому что именно там они все держат свои деньги".
Один из исследователей предлагает новое, поразительное описание путинской России. Он называет ее "виртуальным мафиозным государством".
ГЛАВА 14. WikiLeaks
Секретный бункер, The Guardian, Кингс Плейс, Лондон
28 октября 2010 года
Гринда заявил, что считает Беларусь, Чечню и Россию виртуальными "мафиозными государствами". . . Нельзя проводить различие между деятельностью правительства и ОП [организованных преступных группировок].
ИСПАНСКИЙ ПРОКУРОР ХОСЕ ГРИНДА ГОНСАЛЕС, 13 ЯНВАРЯ 2010 Г.
Мое утро в Москве приобретает комфортную рутину. После школьных занятий я проезжаю на метро четыре остановки до Белорусского вокзала. Завтракаю в одном из его кафе. Мое любимое место - простая блинная в подземном переходе вокзала. Я заказываю блинчик со сгущенкой и, за 55 рублей, маленькую чашечку черного кофе. Общаюсь с персоналом: молодой русской женщиной и ее помощницей-киргизкой. В кафе не курят. Это необычно для России. Часто оно пустует. В течение 20 минут я сижу и спокойно и с удовольствием читаю: роман или рассказ Бунина или Набокова.
Возвращаю поднос, прохожу пять минут по запруженной машинами улице Грузинский Вал и срезаю путь через небольшой парк, мимо киоска с продуктами и магазина вязания. Офис Guardian расположен в бывшем дипломатическом корпусе 1970-х годов, принадлежащем агентству по управлению государственным имуществом. Сейчас в здании располагается множество офисов с низкими потолками и частных квартир. Рядом со входом стоит охранник, а рядом с ним - shlagbaum, что в переводе с немецкого означает "приподнятый барьер". Зимой охранник сжимает руки в кулаки, чтобы согреться.
Наш офис находится в доме № 75-76 - это два старых дома, сблокированных в один, чтобы сделать небольшое рабочее пространство. Я забираю утренние газеты из почтового ящика на улице. (Кто-то давно сломал замок, но мы не удосужились его починить. Большую часть времени почта не приходит. Неэффективность или перехват? Возможно, и то, и другое). Я делю офис с моим коллегой Томом Парфиттом и чередой ярких молодых ассистентов, которые предлагают идеи для статей и ведут счета: Юлей, Сергеем и Ольгой.
Каждое утро мы просматриваем утренние газеты. Начинаем с независимых - англоязычных Moscow Times, "Коммерсанта", "Ведомостей" и "Новой газеты". В середине утра я готовлю кофе на нашей грязной кухне, окно которой выходит на небольшой зеленый участок, популярный у любителей прогулок с собаками. Затем мы просматриваем проправительственные газеты: "Комсомольская правда" и другие, на страницах которых ежедневно появляются бюллетени Путина и Медведева. И наконец, я читаю "Известия". Некогда энергичное независимое издание, "Известия" превратились в скучный кремлевский пропагандистский листок после того, как их купил энергетический гигант "Газпром".
Однако утром 25 октября 2010 года "Известия" удивляют меня. В ней появилась интересная статья. Ее тема - Джулиан Ассанж, главный редактор разоблачительного сайта WikiLeaks. Мне известна репутация Ассанжа, способного раскрывать секреты: "Гардиан" и другие международные медиа-партнеры уже публиковали - в июле и октябре соответственно - секретные военные журналы с войн в Афганистане и Ираке.
На этот раз, однако, Ассанж обещает откровения, касающиеся России. Ассанж сказал "Известиям": "У нас есть [компрометирующие материалы] о России, о вашем правительстве и бизнесменах". Другой представитель WikiLeaks, Кристинн Храфнссон, идет дальше. Он сказал "Коммерсанту": "Россияне узнают много интересных фактов о своей стране". Храфнссон, исландский журналист и один из ключевых помощников Ассанжа, добавляет, что WikiLeaks вскоре будет нацелен на "деспотические режимы в Китае, России и Центральной Азии". По его словам, будут сделаны новые вбросы документов.
Я заинтригован. Можем ли мы получить эти документы? Подозрения в коррупции на самом верху Кремля широко распространены, но до сих пор доказательств было мало. Даже при наличии внутренней информации, армии талантливых юристов, детального знания оффшорных банковских структур и пяти лет на исследования и расследования, проследить денежный след будет практически невозможно, подозреваю я. Но "материалы" Ассанжа были бы неплохим началом. Я отправил письмо заместителю редактора Guardian Яну Кацу:
Дорогой Ян
Джулиан Ассанж дал интервью газете "Известия", заявив, что у него есть инкриминирующие материалы, связанные с Россией. Он не уточняет, но говорит, что информация получена из американского источника.
Неясно, связана ли она с войной в Ираке или с чем-то еще. В любом случае, ее стоит получить. Не могли бы вы сообщить мне, как мы можем поступить: следует ли мне написать ему напрямую (и если да, то как?) или это то, о чем вы могли бы упомянуть ему?
Люк
Кац присылает загадочный ответ:
Привет, Люк.
Думаю, мы знаем, о чем идет речь. Предлагаю вам не обращаться к Ассанжу, но я попрошу Дэвида Ли ввести вас в курс дела.
Иэн
Дэвид Ли - редактор отдела расследований "Гардиан". Он мой коллега и друг. В конце 1990-х годов мы в соавторстве написали книгу о политике-консерваторе Джонатане Эйткене. (Эйткен попал в тюрьму после того, как солгал под присягой в Высоком суде по иску о клевете, который он подал против Guardian).
Похоже, Guardian уже ознакомилась с таинственными "материалами" Ассанжа. Ли присылает мне выдержки из дипломатической телеграммы, отправленной посольством США в Риме, с заговорщицкими указаниями удалить письмо, как только я его прочитаю. Речь идет о Сильвио Берлускони и его отношениях с Владимиром Путиным. Я прочитал, что Берлускони и Путина связывают "тесные личные отношения", основанные на "взаимных коммерческих интересах". Похоже, что, по мнению американцев, Берлускони получает "личную и щедрую" выгоду от российского премьер-министра. Другими словами, Берлускони находится на содержании у Путина. Этим можно объяснить готовность итальянского премьера выступать в качестве рупора Путина на европейских переговорах, а также любопытную роль Италии как самого теплого союзника России в ЕС.
Американцам это не очень нравится, как я выяснил. Миссия США в Риме, например, пишет в 2006 году: «Мы обеспокоены тем, что эти отношения могут ослабить международную критику России в то время, когда Российская Федерация сворачивает демократические реформы. . . Мы должны подчеркнуть Берлускони, что российская модель сопротивления демократическим переменам, подрыва международных организаций, манипулирования внутренней политикой в соседних странах и использования экспорта топлива в политических целях представляет угрозу глобальной стабильности и требует прямой и иногда публичной критики».
Материал действительно сенсационный. Но что еще есть у "Гардиан"? Я пишу Ли по электронной почте. Учитывая вопросы безопасности, поднятые телеграммами Ассанжа, и навязчивое наблюдение ФСБ за моим домом и офисом, я предлагаю ему прилететь обратно в Лондон. Ли соглашается. "Приезжай", - пишет он. Через 24 часа я снова в офисе Guardian на Кингс-Плейс рядом с вокзалом Кингс-Кросс. Сейчас 28 октября 2010 года. Ли объясняет, что Guardian и другие международные издания - New York Times и немецкий журнал Der Spiegel - снова сотрудничают с WikiLeaks в рамках другого секретного проекта. Этот проект реализуется уже несколько месяцев. Секретные файлы из Афганистана и Ирака были "пакетами" один и два. Но есть еще и "пакет три".
Третий пакет - самый большой и самый сенсационный - это более четверти миллиона секретных дипломатических сообщений, отправленных посольствами и консульствами США со всего мира. Разочарованный 22-летний аналитик армейской разведки Брэдли Мэннинг якобы скачал эти депеши с военного и оборонного сервера США в Багдаде. Затем он передал их WikiLeaks, как утверждается.
Они делятся на пять категорий. Это секретные/ноуфорн (то есть не подлежащие прочтению неамериканцами), секретные, конфиденциальные/ноуфорн, конфиденциальные и несекретные. Помеченных "совершенно секретно" нет: этот слой сверхчувствительных материалов был исключен из первоначальной базы данных SIPRNet, используемой Госдепартаментом и Министерством обороны США для безопасного обмена информацией. Большинство телеграмм относятся к последним пяти годам. Самая последняя датирована 28 февраля 2010 года.
Это самая крупная утечка в истории. План публикации серии статей, основанных на этой необычной утечке данных, уже готов. Когда я прибыл в Лондон, две другие европейские газеты, испанская El País и французская Le Monde, только что присоединились к трехглавому международному консорциуму СМИ, публикующему кабели. Втайне пять медиапартнеров и WikiLeaks договорились опубликовать материалы одновременно 28 ноября 2010 года. Несколько иностранных корреспондентов Guardian уже заняты группированием этих телеграмм по регионам: Ближний Восток, Афганистан, Иран, Йемен.
Моя задача - изучить Россию и бывший Советский Союз. Я устраиваюсь в секретном бункере Guardian на четвертом этаже. Это перегретая комната с кучей компьютеров. Рядом стоит автомат с бесплатным кофе. Есть также комната отдыха. Я вхожу на внутренний "сервер утечек" Guardian. Ввожу поисковый запрос. Ввожу "Литвиненко". Система выдает десятки результатов. Бинго! Я нажимаю на первое. Я чувствую себя как английский археолог Говард Картер, впервые ступивший в гробницу Тутанхамона и осознавший, что наткнулся на сокровища. Я начинаю читать. Спустя несколько часов я все еще читаю, поглощенный и пораженный. Материал не разочаровывает. Это кладезь информации об одном из самых засекреченных государств мира.
*
Каблограммы посольства США рисуют отчаянную картину России при Путине. Хорошо известно, что в стране широко распространена коррупция, а в области демократии и прав человека страна с 2000 г. тревожно отступила назад. Но телеграммы идут дальше. В них говорится о том, что Россия превратилась в жестокую, автократическую клептократию, в центре которой находится верховное руководство Путина, а чиновники, олигархи и боссы организованной преступности связаны между собой, чтобы создать "виртуальное мафиозное государство".
Торговля оружием, отмывание денег, личное обогащение, защита гангстеров, вымогательство и откаты, чемоданы, набитые деньгами, и секретные офшорные банковские счета на Кипре и в Швейцарии: в этих материалах рассказывается о неработающей политической системе, в которой только на взятки уходит примерно 300 млрд долларов в год и в которой зачастую трудно провести различие между деятельностью правительства и организованной преступности.
Американцы, как я с интересом прочитал, также считают, что Путин тайно сколотил большое состояние. Есть несколько ссылок на его "предполагаемые незаконные доходы", спрятанные за границей. Судя по всему, в частном порядке американские дипломаты в Москве придерживаются того же мрачного мнения о Кремле, что и я: это не столько государство, сколько частный бизнес по добыче денег, в котором воровство - патологическая привычка. А. Д. Миллер, автор книги "Подснежники", так описывает логику правящего класса: в теории Россия должна быть великой, а пока эта конкретная Россия - презренный бардак, и если мы не разграбим ее, это сделает кто-то другой.
Большинство телеграмм, которые я просматриваю, приходят из посольства США в Москве. Но одна из них из Испании также вызывает у меня любопытство. Отправленная американским дипломатом из Мадрида Уильямом Дунканом, она сообщает о брифинге одного из лучших испанских экспертов по русской мафии. Его зовут Хосе "Пепе" Гринда Гонсалес. Гринда - прокурор национального суда. Последние 12 лет на его долю выпала незавидная задача бороться с организованной преступностью в Испании и привлекать к ответственности мафиозных донов.
13 января 2010 года Гринда выступает с откровенным докладом перед новой американо-испанской группой по борьбе с терроризмом и организованной преступностью. Заседание проходит за закрытыми дверями. Всего двумя месяцами ранее Гринда завершил судебное преследование Захара Калашова, российского гражданина грузинского происхождения и известного vor v zakone. (Этот термин означает "вор в законе" и обозначает высший ранг в российской сети организованной преступности. Российские наблюдатели, знакомые с криминальным миром, говорят, что в наши дни российские воры более изощренны, чем Дима - грузный, татуированный, играющий в теннис отмыватель денег из криминальной семьи в Перми, о котором рассказывает Джон ле Карре).
Гринда также является прокурором в нескольких других громких делах русской мафии. Этот факт заставляет его по понятным причинам беспокоиться о своей физической безопасности и, как я прочитал, "подозревать попытки проникновения со стороны спецслужб".
Гринда начинает с того, что признает, что термин "русская мафия" является чем-то вроде неправильного названия, поскольку в этих преступных группировках часто участвуют украинцы, грузины, белорусы или чеченцы. Но он утверждает, что это словосочетание является наиболее подходящим, хотя русские его не любят и предпочитают более нейтральный термин "евразийская мафия".
Затем прокурор делает следующее заявление, согласно телеграмме:
Гринда заявил, что считает Беларусь, Чечню и Россию виртуальными "мафиозными государствами", и сказал, что Украина собирается стать таким же государством. По его словам, в каждой из этих стран невозможно провести различие между деятельностью правительства и ОПГ [организованных преступных группировок].
По мнению Гринды, есть две причины для беспокойства по поводу русской мафии. Во-первых, по его словам, она осуществляет "огромный контроль" над некоторыми стратегическими секторами мировой экономики, такими как алюминий. Вторая причина, по его словам, "заключается в том, что остается без ответа вопрос о том, в какой степени российский премьер Путин причастен к русской мафии и контролирует ли он ее действия".
Гринда не дает окончательного ответа на этот вопрос. Но он предполагает, что Путин действительно может быть вовлечен в деятельность русской мафии. Он ссылается на диссертацию Литвиненко, эксперта по организованной преступности, который тайно встречался с агентами испанской разведки за несколько месяцев до своего загадочного отравления в Лондоне в 2006 году. Гринда выдвигает мнение Литвиненко о том, что российские разведка и службы безопасности - ФСБ, СВР и ГРУ - "контролируют организованную преступность в России". В телеграмме говорится: "Гринда заявил, что считает этот тезис [Литвиненко] точным".
Далее прокурор утверждает, что ФСБ "поглощает" русскую мафию, но при этом может "ликвидировать" ее двумя способами. Первый - убить "лидеров ОП, которые не делают того, что хотят от них спецслужбы". Второй - посадить их за решетку, "чтобы устранить их как конкурентов за влияние". Криминальных авторитетов также можно посадить в тюрьму для их собственной защиты.
В телеграмме приводятся убедительные доказательства того, о чем давно говорят критики российского режима: что при Путине правительство, ФСБ и криминальные элементы слились воедино, чтобы управлять Россией. Ссылаясь на прослушки, свидетелей и информацию, полученную от спецслужб, Гринда далее утверждает, что "некоторые российские политические партии действуют "рука об руку" с ОП". Он называет ультраправых либерал-демократов - партию предполагаемого убийцы Литвиненко, Андрея Лугового. КГБ и его преемники создали эту партию, утверждает Гринда, добавляя, что сейчас она "является домом для многих серьезных преступников". Далее он утверждает, что "существуют доказанные связи между российскими политическими партиями, организованной преступностью и торговлей оружием".
Гринда приводит в пример загадочный случай с судном Arctic Sea в середине 2009 года, которое, как утверждает российское правительство, было захвачено группой эстонских пиратов на Балтике. Вместо этого Гринда утверждает, что это был "явный пример" торговли оружием. Российское правительство отрицает это и утверждает, что пираты перенаправили судно в Африку и на острова Зеленого Мыса. Гринда не приводит подробностей. Но из его высказываний следует, что, по его мнению, организованные преступники, действовавшие по приказу российских спецслужб, использовали судно для контрабанды оружия. (Были предположения, что на судне находились ракеты С-300, предназначенные для Ирана. Другие предполагали, что это были ракеты, "умные бомбы" или даже ядерные ракеты).
Более десяти лет занимаясь расследованием организованной преступности, Гринда имеет твердые взгляды на отношения между государством и мафией. Он говорит, что "в то время как террористы стремятся подменить сущность самого государства, ОП стремится стать дополнением к государственным структурам". Высшие боссы российской мафии, например, имеют доступ к высокопоставленным правительственным чиновникам и "высокопоставленным министрам", утверждает он. В телеграмме говорится следующее: "Он резюмировал свои взгляды, утверждая, что стратегия GOR [правительства России] заключается в использовании групп ОПГ для выполнения всего того, что ГОР не может приемлемо делать как правительство".
В двух других телеграммах из Испании приводятся интригующие подробности деятельности русской мафии. Мафиозные доны начали проникать в Испанию в середине 1990-х годов. К 2004 году они стали настолько распространенными, что испанские прокуроры были вынуждены разработать официальную стратегию по их "обезглавливанию". Эти люди, как говорится в телеграммах, не имели ни известной работы, ни известных источников дохода, но при этом жили в больших особняках. Испанские прокуроры пришли к выводу, что их деньги были получены в результате отмывания денег. Проблема заключалась в том, как это доказать.
Испания провела две крупные операции против российской организованной преступности под кодовыми названиями Avispa (2005-2007) и Troika (2008-2009). В результате этих операций было арестовано более 60 подозреваемых. Среди них были четверо высокопоставленных мафиози: Геннадий Петров, Александр Малышев (заместитель Петрова), Виталий Изгилов (ключевой помощник, выпущенный под залог после предыдущего ареста) и Калашов. Они якобы составляли руководство одной из четырех крупнейших мафиозных сетей в мире и крупнейшей российской сети организованной преступности. В телеграмме, датированной 31 августа 2009 года, утверждается: "Испания служила для группировки убежищем от властей и конкурирующих сетей ОПГ в России". Незаконная деятельность банды поражает воображение: заказные убийства, торговля оружием и наркотиками, вымогательство, принуждение, угрозы и похищения.
В телеграмме утверждается, что те, кого недавно арестовали в Испании, были вовлечены "в сложную паутину сомнительных деловых сделок и поддерживали мутные отношения с высокопоставленными правительственными чиновниками [России]". Большая часть информации об этом, по-видимому, получена от Литвиненко - еще один возможный мотив для его убийства в Британии с помощью полония. По данным испанской левоцентристской газеты El País, во время встречи в мае 2006 года Литвиненко сообщил испанским спецслужбам о местонахождении, роли и деятельности нескольких "русских" мафиози, имеющих связи с Испанией. Шесть месяцев спустя Литвиненко был мертв.
В ходе двухлетнего расследования службы безопасности испанского правительства прослушивали "тысячи" разговоров мафиози. Содержание прослушки, по словам неназванных источников, на которые ссылается испанская пресса, "заставит вас встать на дыбы". В них сообщаются подробности "огромной власти и политических связей" Петрова, а также говорится о том, что лидеры мафии "ссылались на имена высокопоставленных чиновников GOR, чтобы заверить партнеров в том, что их незаконные сделки будут проходить по плану". Эти перехваченные свидетельства настолько конфиденциальны, что, по сообщениям, только 10 испанских чиновников знают об их содержании - вполне обоснованно опасаясь, что их широкое обнародование может стать катастрофой для двусторонних отношений Испании с российским правительством.
Тем не менее, несколько деталей все же появились. Они восхитительны. Один из перехваченных телефонных разговоров Петрова свидетельствует о том, что российский торговый атташе плавал на яхте Петрова 6 сентября 2007 года. (Российский посол в Испании публично отрицает это). В октябре 2008 года испанские власти проводят обыск в особняке на Майорке Владислава Резника, председателя комитета Госдумы по финансовым рынкам и депутата от возглавляемой Путиным партии "Единая Россия". В телеграмме говорится следующее: "Есть некоторые споры о том, купил ли Резник дом у Петрова или это был подарок. В любом случае, по сообщениям прессы, этих двоих регулярно видели вместе на острове".
Испанские прокуроры выдают ордер на арест Резника на территории всего Евросоюза. Он остается в России. Здесь он пользуется иммунитетом. Прокуроры связывают его с тамбовской преступной семьей и дерзким заговором с целью похищения старшего сына испанского строительного магната. Ссылаясь на El País, американцы утверждают, что испанское правительство составило "секретный список" российских прокуроров, высокопоставленных военных и политиков, включая действующих и бывших министров, которые могли быть причастны к сети, расследованной в рамках операции "Тройка". В эту сеть якобы входят "три министра". Она простирается до самого верха российского министерства обороны.
Я также узнал, что испанцы намеренно оставили Москву "за бортом" расследования "Тройки", поскольку боялись утечки информации к мафиозным целям. Такая секретность вполне объяснима. В 2005 году Калашов и Тариэль Ониани - также российский гражданин грузинского происхождения - были предупреждены за несколько часов до рейда испанской полиции в рамках операции "Ависпа". (Предполагается, что виновниками утечки информации были российские спецслужбы или коррумпированные испанские чиновники). Они бежали из страны. Калашов был задержан в 2006 году в Дубае и экстрадирован обратно в Испанию. По оценкам американцев, личное состояние Калашова составляет 200 миллионов евро. По их словам, он также владеет значительной долей акций российского энергетического гиганта "Лукойл" и вместе с Ониани участвовал в его привозе в Испанию в 2003-2004 годах.
Картина складывается необычная. Преступные доны, торговые атташе, министры, отмывание денег, контрабанда, похищения и служба безопасности, которая нанимает мафию для своих непрозрачных миссий. Здесь, в дипломатических телеграммах, никогда не предназначавшихся для публикации, показан коррупционный узел в сердце российского государства.
*
Я начинаю писать целую серию рассказов о России, основанных на документах WikiLeaks. Из всех материалов, появившихся в этом замечательном архиве, русские телеграммы - самые убедительные. Наверху, все еще застряв в комнате со сломанным кондиционером, я объясняю свои открытия Ли и Кацу. Я взволнован. Они тоже. Широкая тема нашего скорого выхода в свет материала о России WikiLeaks очевидна: коррупция, Литвиненко и мафиозный характер российского государства.
Но среди телеграмм я нахожу красочные виньетки, которые иллюстрируют постсоветский прогресс России - или его отсутствие. При поиске слова "Ленин" я нахожу телеграмму, отправленную миссией США в Бирме. В ней подробно описывается встреча в сентябре 2005 года между американским представителем в Рангуне и российским послом в Бирме Олегом Кабановым. Место встречи - комплекс российского посольства - "бункер в сталинском стиле рядом с министерством иностранных дел в центре Рангуна".
Посол и обвинение не сходятся во взглядах на бирманскую политику. ("Взгляды российской миссии. . . похоже, застряли в тех же сталинских рамках", - отмечает обвинение. Кабанов говорит, что западные страны "слишком нетерпеливы", чтобы увидеть перемены в Бирме, и добавляет, что демократия "приведет только к хаосу и краху". )
В конце этого несчастного визита вежливости американское обвинение узнает, что российский дипломат является поклонником Ленина: "Кабанов, похоже, ностальгировал по эпохе, когда его страна тоже была самодержавной; он сказал обвинению, что держит в своем кабинете 55-томное собрание сочинений Ленина, отметив, что большевикам потребовались годы в изгнании, чтобы спланировать и организовать "реформу" российской политической системы". Ленин, таким образом, продолжает жить не только в пыльных провинциальных скверах России. Он явно вызывает ностальгию у путинских чиновников, скептически относящихся к западным ценностям и предпочитающих авторитарные.
Каблограмма, отправленная посольством США в Ватикан, служит еще одним доказательством затянувшегося советского мышления. В ней, написанной послом США при Святом Престоле Джимом Николсоном, рассказывается о встрече с директором Ватикана по России архиепископом Альберто Трикарико в 2002 году. Трикарико "недоволен и взволнован". Русские отказались выдать визы двум высокопоставленным католическим священнослужителям - пощечина для тех в Ватикане, кто хочет примирения с Русской православной церковью.
Трикарико жалуется, что попытки сближения с русскими до сих пор были "односторонними". Действительно, другие телеграммы подтверждают, что желание Путина утвердить российское влияние распространяется и на духовную и епископальную сферу. Архиепископ жалуется, что "католиков преследовали в России в течение 80 лет, бросали в ГУЛАГ, многие были замучены, и "это наша награда?"". В заключение он ссылается на обвинения в том, что тогдашний патриарх Алексий II работал на КГБ. В телеграмме говорится: "Трикарико утверждал, что российское православное духовенство страдает от"социалистического образа мышления; все они были коллаборационистами в прошлом и не могут избавиться от старых традиций".
В телеграммах также сообщается о неудовлетворительных встречах чиновников Европейского союза с их российскими коллегами. Две стороны встречаются дважды в год на саммитах Россия-ЕС. Но эти саммиты, проходящие попеременно то в Брюсселе, то в показушных российских городах, таких как Хабаровск или Ханты-Мансийск, не приносят никакого прогресса и все больше превращаются в пустую трату времени.
Отчасти причина в европейской разобщенности. Существуют два разных лагеря по вопросу о том, как вести себя с возрождающейся Россией: реалисты, которые считают, что ЕС должен принимать Россию такой, какая она есть, и не раздражать ее, и моралисты, которые считают, что Россия должна соблюдать европейские стандарты. Например, на заседании консультативного органа НАТО по терроризму и шпионажу в 2009 году британцы подняли вопрос об угрозе со стороны российских спецслужб. (Ранее в том же году НАТО выслало двух российских дипломатов за деятельность, не соответствующую их статусу). Французы, однако, жалуются, что это равносильно точке зрения "холодной войны".
Отчасти трудности связаны с отсутствием согласованного видения, когда речь идет об общем соседстве ЕС и России. Я прочитал одну телеграмму, в которой говорится, что ЕС хочет продвигать свои "общие интересы" с Кремлем в Украине, Молдове, Беларуси и на Южном Кавказе. В телеграмме сухо отмечается, что ЕС "сталкивается с трудностями в преодолении убежденности России в исключительности сфер влияния". Один из российских правительственных чиновников прямо говорит ЕС, что эти страны "ближнего зарубежья" - "родственники", которые "очень близки нашему сердцу". Для ЕС же "они всего лишь соседи, причем новые".
Эти трения между ЕС и Россией обостряются в 2005 году, когда Москва направляет в Брюссель нового, энергичного посла Владимира Чижова. В депеше в Вашингтон говорится, что Чижов встряхнул российскую миссию и "с удовольствием досаждает ЕС". Российские дипломаты уже привыкли к спокойному предшественнику Чижова. Теперь, с сожалением отмечается в телеграмме, они "не обращают внимания на свои "p" и "q", щедро приветствуют Чижова как "ваше превосходительство" и каждый день спрашивают, как поживают его жена, дети и собака". Отвечая на вопрос о Чижове, один из сотрудников ЕС простонал: "Он просто кошмар".
У чиновников ЕС бывают моменты забавной неосмотрительности. Зафиксировано, что в 2004 году Крис Паттен - в то время комиссар ЕС по внешним связям - сплетничал за обедом из "резиновой рыбы" с американским дипломатом в немецком аналитическом центре. За неделю до этого Паттен побывал в Москве, а в Брюсселе только что завершились министерские консультации между ЕС и Россией.
В телеграмме говорится следующее: "Паттен сказал, что Путин проделал хорошую работу для России, в основном благодаря высоким мировым ценам на энергоносители, но у него есть серьезные сомнения в характере этого человека". Предупредив, что "я не говорю, что гены являются определяющими", Паттен затем проанализировал историю семьи Путина: дед входил в группу специальной охраны Ленина, отец был аппаратчиком коммунистической партии, а сам Путин с юных лет решил сделать карьеру в КГБ. "Он кажется вполне разумным человеком, когда обсуждает Ближний Восток или энергетическую политику, но когда разговор переходит на Чечню или исламский экстремизм, глаза Путина превращаются в глаза убийцы".
Еще одна телеграмма - просто жемчужина. В апреле 2008 года Уильям Бернс, посол США, наносит визит Александру Солженицыну, нобелевскому лауреату и диссиденту. Встреча проходит на московской даче Солженицына; на ней также присутствует жена Солженицына, Наталья. Бернс находит легендарного писателя, которому сейчас 89 лет, "бодрым" и "активно участвующим в событиях дня", но с заметно ухудшающимся здоровьем. "После инсульта у него парализована левая рука, а кисть занемела", - сообщает Бернс.
Разговор переходит на политику. Высланный из Советского Союза в 1974 году, Солженицын оказывается неожиданным поклонником Путина.
"Солженицын положительно оценил восьмилетнее правление Путина по сравнению с правлением Горбачева и Ельцина, которые, по его словам, "усугубили ущерб, нанесенный российскому государству 70 годами коммунистического правления". При Путине народ заново открыл для себя, что такое быть русским, считал Солженицын, хотя и признавал, что многие проблемы остались; среди них "бедность и увеличивающийся разрыв между богатыми и бедными". Солженицын умер через четыре месяца.
***
Эти телеграммы очень интересны. Но помимо поиска потенциальных материалов для Guardian, я использую базу данных WikiLeaks, чтобы узнать больше о ФСБ - теневой организации, которая почти четыре года считала меня своим врагом. Поисковый запрос "ФСБ" дает джекпот результатов. Я начинаю собирать отчеты, в которых упоминаются российские органы безопасности, на карту памяти. Я называю этот файл "призраки".
У меня нет конкретной цели. Документы WikiLeaks содержат более 200 миллионов слов. Они дают беспрецедентное представление о мыслительных процессах американских дипломатов и единственной в мире сверхдержавы, а также складывают богатую мозаику жизни и политики в XXI веке. Но я оптимистично настроен на то, что среди потоков аналитики и сплетен из первых уст найдутся подсказки на некоторые вопросы, на которые я попытался ответить после первого таинственного визита в 2007 году - а именно, кто эти агенты ФСБ, ворвавшиеся в мою квартиру? Кто их послал? И кого еще они посетили?
Уже через несколько часов после начала поисков я делаю содержательное открытие. 9 ноября 2009 года Джон Байерли, посол США, отправляет секретную телеграмму директору ФБР Роберту Мюллеру. Мюллер собирается посетить Москву; задача Байерли - дать ему откровенную оценку руководителей российских спецслужб и правоохранительных органов, с которыми он должен встретиться. В начале посол отмечает, что отношения между США и Россией "заметно улучшаются после того, как они достигли дна летом 2008 года" - другими словами, во времена правления администрации Буша и российско-грузинской войны. Однако с тех пор и Барак Обама, и Хиллари Клинтон посетили Москву, учредили новую двустороннюю президентскую комиссию и создали "более позитивную динамику в двусторонних отношениях, чем я видел за последние десять лет".
Плохая новость, однако, заключается в обструкционистской позиции и "менталитете холодной войны" российских коллег Мюллера. Это директор ФСБ Александр Бортников, директор СВР Михаил Фрадков и министр внутренних дел Рашид Нургалиев. Все трое, по словам Байерли, представляют институты, которые чувствуют "идеологическую и материальную" угрозу в связи с улучшением отношений. Байерли называет их влиятельными противниками "программы взаимодействия" Белого дома. В параграфе "Государственная безопасность" он также сообщает, что, по мнению независимых аналитиков, "отдельные сотрудники служб безопасности связаны с организованной преступностью".
Российские спецслужбы резко активизировали свои усилия против США и других западных держав в ответ на продемократические революции в Грузии и на Украине, пишет Байерли. Они считают, что Запад спровоцировал протесты.
Их сотрудники ведут постоянную слежку за представителями американского правительства и пытаются помешать гуманитарным программам США на Северном Кавказе. Силы МВД преследуют и запугивают политические оппозиционные партии, а "расследования" против поддерживаемых Западом НПО (неправительственные организации) по сфабрикованным обвинениям (например, в использовании пиратского программного обеспечения) препятствуют работе, которую эти организации стремятся выполнить.
Самые интересные откровения содержатся в разделе, описывающем ежедневные трудности, с которыми сталкиваются американские дипломаты, находящиеся в Москве. Под заголовком "Сложные отношения" Байерли рассказывает о некоторых проблемах, с которыми столкнулись его и местные сотрудники:
«В то время как некоторые подразделения ФСБ сотрудничают с американскими правоохранительными органами, другие подразделения, особенно те, которые занимаются контрразведкой, не сотрудничают. За последние несколько месяцев притеснение и запугивание всех сотрудников посольства возросло до уровня, которого не наблюдалось в течение многих лет. Сотрудники посольства лично подвергались клеветническим и ложным нападкам в средствах массовой информации. Члены их семей стали жертвами психологически пугающих утверждений о том, что их супруги, работающие в правительстве США, погибли в результате несчастного случая. Вторжения в дома стали гораздо более обыденными и дерзкими, а активность против наших российских сотрудников, работающих на местах, продолжает расти рекордными темпами. Мы не сомневаемся, что эта деятельность исходит от ФСБ. Контрразведывательные вызовы остаются отличительной чертой службы в посольстве в Москве. Вряд ли этот факт изменится в среднесрочной перспективе».
Наконец-то хоть какой-то ответ. У внутренних взломов ФСБ есть название. Это домашние вторжения. По крайней мере, так их называют американцы. И ясно, что я далеко не единственная жертва. Похоже, что пол-Москвы принимает у себя тех же незваных гостей. По всей российской столице, крупнейшем городе Европы, агенты ФСБ активно взламывают замки, прячут жучки, шныряют по лестничным клеткам и используют квартиры патриотически настроенных соседей для шпионажа за объектами. Если вторжения становятся все более дерзкими и распространенными, это означает увеличение численности персонала. Интересно, насколько велика группа вторжения ФСБ?
Поскольку большинство их целей - выдуманные враги, а не реальные, эта деятельность должна быть колоссальной тратой времени. Восстановление Путиным элементов советской системы хорошо известно. Но, похоже, он также вернул еще один аспект неэффективного коммунистического прошлого: не-работу. Реальность не имеет значения. Важно мировоззрение Путина, в котором дипломаты, западные журналисты и внутренние критики - все они опасные шпионы.
*
Британия прекращает сотрудничество с ФСБ после убийства Литвиненко. Но американцы, напротив, продолжают вести дела с этим ведомством, несмотря на то, что его сотрудники, похоже, заняты саботажем "перезагрузки" российско-американских отношений, о которой возвестила администрация Обамы. США сотрудничают с ФСБ и МВД России в области борьбы с терроризмом, организованной преступностью, биотерроризмом и киберпреступностью; Вашингтон приглашает российских сотрудников правоохранительных органов пройти обучение в национальной академии ФБР в Куантико. Элитная группа ФСБ "Альфа", занимающаяся освобождением заложников, также проходит подготовку в Куантико вместе со своими американскими коллегами.
В рамках перезагрузки Мюллер (директор ФБР) привозит с собой необычный подарок: небольшой кусок радиоактивного урана. Согласно секретным телеграммам, в 2007 году российское правительство потребовало от США передать 10-граммовый образец высокообогащенного урана, изъятый в Грузии в 2006 году в ходе операции по выявлению контрабанды ядерных материалов. ФБР сообщило русским, что директор Мюллер привезет его во время своей поездки в Москву и передаст в руки ФСБ. США считают, что уран был украден с российского предприятия. Американцы надеются, что кусок урана будет воспринят как жест доброй воли и побудит русских к более тесному сотрудничеству в ядерной сфере. Со своей стороны, ФСБ соглашается не взимать пошлину.
Несмотря на эти прагматичные рабочие отношения, я узнаю, что Белый дом не питает иллюзий относительно характера деятельности ФСБ. По сути, это преступная организация, предоставляющая защиту гангстерам и вымогающая взятки у крупного бизнеса. По крайней мере, так утверждает Байерли в другой секретной телеграмме, отправленной в Вашингтон 12 февраля 2010 года. Его объектом является Юрий Лужков, 73-летний мэр Москвы, чья хватка за власть ослабевает. После 18 лет правления Лужков все больше надоедает Кремлю, но в то же время он признает его способность бесперебойно управлять городом и обеспечивать голоса избирателей для кремлевской партии "Единая Россия".
Обсуждение Лужкова невозможно без деконструкции возглавляемого им правительства мэрии - захудалой, погрязшей в преступности клептократии, в которой старшие, средние и даже младшие чиновники требуют отступных. Байерли описывает масштабы московской коррупции как "всепроникающие". Мэр Лужков сидит "на вершине пирамиды", говорит он. Посол замечает: "Лужков контролирует систему, в которой, похоже, почти все на всех уровнях вовлечены в ту или иную форму преступного поведения". У Лужкова также могут быть сомнительные "связи" с организованной преступностью, добавляет Байерли, и утверждает, что существует "мутная" связь между бюрократами, бандитами и даже прокурорами.
Я с увлечением читаю, как посол дает криминалистический отчет о хорошо развитой российской системе взяточничества:
«Прямые связи правительства Москвы с криминалом заставляют некоторых называть его "неблагополучным" и утверждать, что оно работает скорее как клептократия, чем как правительство. Криминальные элементы пользуются krysha (термин из мира криминала/мафии, буквально означающий "крыша" или защита), которая проходит через милицию, Федеральную службу безопасности (ФСБ), Министерство внутренних дел (МВД), прокуратуру, а также через всю бюрократию правительства Москвы. Аналитики выделяют трехступенчатую структуру криминального мира Москвы. Лужков находится на вершине. На втором уровне - ФСБ, МВД и милиция. Наконец, на самом нижнем уровне находятся обычные преступники и коррумпированные инспекторы».
По словам Байерли, все предприятия в Москве вынуждены платить деньги за защиту правоохранительным структурам, фактически создавая параллельную налоговую систему: "Милиция и МВД собирают деньги с малого бизнеса, а ФСБ - с крупного". По словам Байерли, "крыша" ФСБ - самая желанная, ФСБ даже защищает "Солнцевское братство", главную московскую организованную преступную группировку.
Как я читал, подлость доходит до самой верхушки российской власти, а взятки распределяются вверх по "вертикали", созданной Путиным. Байерли цитирует один из источников, который утверждает, что Лужков и многие мэры и губернаторы "платят ключевым инсайдерам в Кремле". Источник утверждает, что чиновники входят в Кремль "с большими чемоданами и телохранителями". Чемоданы, по предположению источника, "полны денег". Другой источник с этим не согласен. Он указывает, что проще платить взятки "через секретный счет на Кипре" - излюбленный офшорный маршрут богатых россиян. Такая система взяточничества действует и в российской провинции.
Неудивительно, что криминальный и политический мир пересекаются, говорится в телеграмме, - депутаты обычно вынуждены покупать себе места в парламенте. Эта схема проста: депутатам нужны деньги, чтобы попасть на самый верх, но как только они там оказываются, "их должности становятся весьма выгодными возможностями для зарабатывания денег". Главы московской милиции, тем временем, также руководят "тайным сундуком с деньгами", который используется для решения проблем Кремля, таких как "фальсификация выборов" или подкуп людей, когда это необходимо.
Это похоже на утверждения, которые я услышал позже из другого источника: что государственные корпорации, такие как "Газпром" и "Роснефть", тайно перечисляют деньги в кремлевский сливной фонд. Этот фонд хранится в банке ВТБ. Из него получают вторые зарплаты до 70 000 долларов в месяц ключевые чиновники правительства и правоохранительных органов.
Масштабы коррупции поражают воображение. Байерли приводит данные Transparency International за 2009 год. По оценкам организации, взятки обходятся России в 300 миллиардов долларов в год, что составляет 18 % валового внутреннего продукта страны.
За месяц до моего возвращения в Лондон, чтобы изучить материалы WikiLeaks, Медведев увольняет Лужкова. Это один из немногих смелых поступков за время его президентства. В преддверии его отставки российские государственные телеканалы обвиняют Лужкова и его жену - миллиардершу Елену Батурину, живущую сейчас в Лондоне, - в массовой коррупции. Медведев, однако, не упоминает коррупцию в качестве причины увольнения Лужкова. Вместо этого он предлагает более туманное объяснение - что мэр потерял доверие президента.
Его сдержанность понятна. В конце концов, если Лужков был коррумпирован в течение предыдущих 18 лет - 10 из них при Путине, - почему Кремль молчал все это время?
Мои материалы о коррупции из WikiLeaks не найдут отклика в Москве. Это я знаю точно. В России не любят говорить правду. Но я не могу предвидеть мстительную реакцию Кремля.
ГЛАВА 15. Спасибо Диме и Владу
Департамент информации и печати МИД России, Старый Арбат, Москва
16 ноября 2010 года
Каждый человек виновен в том или ином проступке, будь то политический или экономический откат или мелкая коррупция.
ХЕДРИК СМИТ, РОССИЯНЕ
Телефонный звонок, раздавшийся во вторник 2 ноября 2010 года, был неожиданным. Я нахожусь в Лондоне, погрузившись в чтение секретных материалов WikiLeaks о России. На линии - Николай, младший сотрудник пресс-службы российского МИДа. "Вы должны прийти на встречу в министерство иностранных дел завтра в 10 утра", - говорит он по-русски. Я объясняю, что нахожусь в Великобритании, на временной работе в лондонском офисе Guardian, и вернусь в Москву только через некоторое время. Я спрашиваю, в чем дело. Он отказывается говорить. Через неделю Николай (я так и не узнаю его полного имени) звонит снова. Министерство по-прежнему хочет меня видеть.
Звонок явно предвещает что-то. Но чего? Его время любопытно: 27 ноября 2010 года истекает срок моей годовой аккредитации в российском Министерстве иностранных дел (МИД). Я подал заявку - как и в предыдущие годы - на ее продление. 28 ноября "Гардиан", а также международный консорциум изданий, включая "Нью-Йорк таймс", должны опубликовать первую из серии необычных разоблачений, содержащихся в телеграммах Госдепартамента США. Знает ли Кремль о том, что его ждет? И является ли это попыткой отговорить нас от публикации? Возможно, запугивание?
Интранет-сервер The Guardian, на котором хранятся каблограммы WikiLeaks, имеет несколько уровней защиты. Но у российского государства есть целая армия опытных хакеров, для которых обычные брандмауэры не представляют особой сложности. На той же неделе я встречаюсь с Джулианом Ассанжем, главным редактором WikiLeaks. Он считает, что русские, китайцы и "возможно, иранцы" уже владеют файлами Госдепартамента.
Тем не менее мне кажется маловероятным, что министерство пойдет на такой драматический шаг, как высылка меня из России. Наверняка это будет пиар-катастрофой, возвращением к старым добрым временам Советского Союза? Вместо этого я готовлюсь к очередной официальной ругани. Я прилетаю в Москву из Лондона в субботу 13 ноября. Мы договариваемся, что я приду в министерство иностранных дел в понедельник 15 ноября. МИД загадочным образом переносит встречу на 24 часа. Его руководство "недоступно".
На следующее утро, во вторник 16 ноября, я приезжаю в 11 утра в отдел прессы и информации МИДа в историческом районе Старого Арбата. Классическое здание находится в нескольких минутах ходьбы от модернистского британского посольства и главного здания министерства иностранных дел сталинской эпохи, возвышающегося над Бульварным кольцом подобно готическому монстру. Пушкин жил на Арбате три месяца после женитьбы; этот район был моден среди дореволюционной московской интеллигенции. Сегодня Арбат - это ловушка для туристов, где продаются советские памятные вещи, шапки из кроличьего меха и матрешки с изображением Путина, Горбачева и Спанч Боба.
Я встречаю Николая внизу. Он провожает меня в скрипучем лифте на второй этаж. Николай проводит меня по коридору с красным ковром в небольшую приемную. Стены украшены карандашными рисунками старой Москвы в рамке. Здесь есть диван и пара унылых деревянных стульев. Окно выходит на мощеный Денежный переулок. Атмосфера институциональная и явно советская. У меня сложилось впечатление, что эта мрачная комната мало используется. Появляется руководитель пресс-службы Олег Чурилов со своим заместителем Александром Кузнецовым. Чурилов - мужчина средних лет. Этим двум невзрачным государственным функционерам предстоит передать сообщение.
Чурилов начинает внешне приветливым тоном. Мы говорим по-русски. Он отмечает не по сезону теплую погоду в Москве. (Сейчас 11 градусов тепла и середина ноября; обычно к этому времени улицы Москвы покрываются толстым слоем снега). Двумя годами ранее коллега Чурилова по пресс-службе Борис Шардаков обругал меня, используя "ty", невежливое русское "you" - намеренное оскорбление. Но Чурилов - человек спокойный и мягкий. Он использует "vy", формальное "you", и вежливо обращается ко мне "Господин Хардинг" - мистер Хардинг. Чувство предчувствия нарастает.
Далее следует своего рода сюрреалистическая пантомима - черная комедия, которая могла бы выйти из-под пера Гоголя, верховного летописца бюрократического абсурда. Чурилов объясняет, что в связи с моей аккредитацией возникли "некоторые проблемы". Становясь торжественным, он протягивает тонкую кожаную папку цвета оленя. Она кажется пустой. Затем я замечаю два листа бумаги формата А4. В течение следующих 20 минут Чурилов объясняет, что я "нарушил" миграционные правила, когда отправился в российскую Арктику в рамках пресс-тура Гринпис.
Я хорошо помню эту поездку. В октябре 2009 года - за два месяца до саммита в Копенгагене - я вместе с 30 другими журналистами прилетел на полуостров Ямал. Нашей целью было изучение изменения климата. Мы провели две ночи в палаточном лагере у ненецких оленеводов. Ненцы кочевали в этом отдаленном районе субарктики тысячи лет. Но их кочевой образ жизни подвергается все большему стрессу из-за потепления температуры.
Экспедиция была незабываемой. Я ел оленину с макаронами, плавал голым в сибирском озере и брал интервью у эксперта по шерстистым мамонтам. Я также пролетел на вертолете над дикой природой древних ледяных хребтов, выложенных в виде изумрудных многоугольников. Нашим конечным пунктом назначения было Карское море - одно из самых экстремальных мест на Земле. Здесь я спросил российского метеоролога, заметил ли он какие-либо различия в толщине морского льда. Как насчет изменения климата? Он ответил: "Изменение климата - это фантазия, придуманная скучающими европейцами".
В поездку должен был отправиться мой коллега из Guardian Джон Видал. В последнюю минуту он отказался. Вместо него поехал я. У "Гардиан" было действующее разрешение на въезд в регион - на имя Джона. В отделе прилета аэропорта Салехарда я покорно стоял в очереди. Сотрудники аэропорта из Федеральной пограничной службы - подразделения ФСБ - проверили наши разрешения. Эми Феррис-Ротман, московский репортер агентства Reuters, тоже получила бумажку на имя своего шефа бюро.
Чиновник отделил нас от остальных. Он объяснил, что нас отвезут в штаб-квартиру агентства: современное одноэтажное здание на окраине города с нарядными двойными воротами, выкрашенными в черный цвет. Был поздний вечер начала октября, небо было пасмурным и серым. Лед - предвестник ранней зимы - уже покрывал грязные выбоины.
Внутри, в теплом боковом кабинете, второй сотрудник ФПС объяснил, что наше "преступление" несерьезно: нам просто нужно подписать протокол, или формуляр, и мы сможем присоединиться к остальным членам группы. Однако сначала был допрос. Какова моя национальность? Что я делал на Ямале? Я объяснил, что прилетел на Ямал с большой группой иностранцев. Наша миссия заключалась в поиске признаков изменения климата - понятия, с которым чиновник не был знаком.
Я предъявил паспорт, аккредитационную карточку Министерства иностранных дел для прессы и изъеденную временем копию адреса моей московской регистрации - еще один элемент советской бюрократии, сохранившийся в современной России. Он тщательно отксерокопировал мои документы. Мы уехали и направились в салехардскую гостиницу "Северный полюс".
Прошло больше года, и вот мой протокол! Я указываю Чурилову на то, что другие журналисты в поездке тоже "нарушили" правила. Мой проступок - если это был проступок - был, очевидно, пустяковым. Я также отмечаю, что Федеральная пограничная служба не удосужилась меня оштрафовать. "Я не могу исключить, что бюджетное положение службы на тот момент было здоровым", - возражает Чурилов.
Затем Чурилов достает вторую бумагу. Она касается моей поездки в Ингушетию в марте, когда сотрудники ФСБ задержали меня недалеко от главного города республики - Назрани. Я указываю, что ранее в тот же день сотрудники ФСБ задержали еще трех журналистов из агентства Франс Пресс. Все мы приняли разумные меры предосторожности и не знали, что за несколько дней до этого Назрань была объявлена закрытой для посещения. Я заранее проинформировал местные власти о своей поездке. В Ингушетии президент республики Юнус-Бек Евкуров пригласил меня взять у него интервью. Я даже позвонил в местную ФСБ. "Как я могу взять интервью у президента Ингушетии, не приехав в Ингушетию?" — спрашиваю я.
Чурилов не может дать совет. И он признает, что никаких мер против других корреспондентов, которые "нарушили" те же правила в то же самое время, принято не было. Как и в случае с другими критиками режима, похоже, что правосудие в моем случае будет применяться избирательно. На этом мое терпение иссякло.
"Получу ли я новую аккредитацию или нет?" — спрашиваю я.
Ответ, выраженный мучительным бюрократическим языком, - нет.
"Как иностранный гражданин вы дважды нарушили административное законодательство. Вы попали в список тех иностранцев, чьи визы не подлежат продлению. Такое решение принято".
Чурилову понадобилось 23 минуты, чтобы перейти к сути вопроса - МИД высылает меня из России. И даже после этого он набирается смелости сообщить новость, используя анонимный пассивный залог.
Чурилов, похоже, не желает называть реальный орган, отдавший приказ выслать меня из страны, - ФСБ. Я прямо спрашиваю его: какое ведомство решило, что я должен покинуть Россию? И знает ли об этом решении администрация президента, которая, очевидно, стремится привлечь иностранных инвесторов и модернизировать российскую экономику?
Он отвечает еще одним впечатляющим иносказанием: "Это решение принимается органами, отвечающими за применение соответствующего законодательства. Вы можете изучить наш устав, чтобы узнать, какие органы уполномочены применять законы о въезде и выезде из страны".
"Значит, это ФСБ?"
"Да", - наконец подтверждает он.
Министерство иностранных дел, как я узнаю, хотело бы, чтобы "Гардиан" произвела "мудрую замену" - другими словами, заменила бы меня другим, предположительно менее критичным корреспондентом, присланным из Лондона. Я вспоминаю Маггериджа: "Агенты Советского Союза даже нередко оказывают давление на редакции, когда корреспондент в Москве их не удовлетворяет".
"Мы готовы на дружеской основе - по-человечески - разрешить вам остаться в России до конца года", - говорит Чурилов.
"Дело в том, что, как вы знаете, у меня двое детей, которые учатся в британской школе в Москве. Сейчас середина учебного года. Моя виза заканчивается 27 ноября. Вы хотите сказать, что нам не нужно уезжать 27-го?"
"Мы говорим о разумных сроках", - отвечает Чурилов.
"А как насчет того, чтобы остаться до следующего лета?"
"Боюсь, что нет".
Где-то на заднем плане, на серых улицах, срабатывает автомобильная сигнализация.
*
Разговор нерадостный. Спустя два десятилетия после того, как холодная война должна была закончиться, меня выдворяют из России за то, что у меня не те документы. На самом деле мое выдворение происходит в том же советском стиле, что и в отношении других критиков режима. Российское правительство регулярно принимает подобные легальные меры для преследования и закрытия иностранных НКО, лишения оппозиционных кандидатов права регистрироваться и участвовать в местных и национальных выборах, а также для наказания бизнеса. Все они совершают фиктивные "правонарушения".
Эта тактика существует уже давно. В 1970-х годах Хедрик Смит отмечал, что в Советском Союзе никто не мог подчиниться бесчисленным законам и правилам. Система намеренно построена таким образом, чтобы власти постоянно имели преимущество, оставляя российских граждан растерянными, бесправными и в проигрыше. Смит пишет:
«Как мне часто говорили русские, невозможно прожить безупречную жизнь в обществе с таким количеством правил, какое навязывает советская система. Каждый виновен в каком-то проступке, будь то политические или экономические промахи или мелкая коррупция. Власти используют это чувство вины и уязвимости, говорят мои друзья, чтобы держать обычных людей в обороне».
Я говорю Чурилову: "Я хотел бы официально заявить, что работал совершенно законно. Я не считаю эти нарушения сколько-нибудь серьезными. Мы оба знаем, что это не настоящая причина [моего исключения]. Это просто предлог, чтобы избавиться от меня. Я не понимаю, почему вы так поступаете. Но я думаю, что это ошибка".
Чурилов повторяет, что "факты есть факты" и что я виновен в "нарушениях".
"Я сожалею о принятом решении. Сейчас я свяжусь с британским посольством и британским правительством, и мы сделаем представления на политическом уровне. Мне кажется странным, что в то время, когда двусторонние отношения между Великобританией и Россией улучшаются, вы предпринимаете этот негативный шаг".
Почти вскользь я добавляю: "Вы понимаете, что будет большой скандал?".
Чурилова это не трогает. У меня складывается впечатление, что тот, кто решил выгнать меня из России, более высокопоставленный человек, чем он. Насколько выше, интересно. И на каждого модернизатора в Кремле, заботящегося о международной репутации России, найдется сторонник жесткой линии, который наслаждается - даже смакует - конфронтацией с Западом, даже на мелком уровне иностранного корреспондента. Я понимаю, что работа Чурилова заключается в том, чтобы передавать мне плохие новости. Я ни в коем случае не считаю его злым. Как и другие члены огромной путинской бюрократической системы, в которой беспрекословная преданность - залог продвижения по службе и хорошей карьеры, его недостатки - человеческие: слабость, самодовольство, самообман и - самое главное - трусость.
Когда я встаю, чтобы уйти, Чурилов нажимает на примирительную ноту: "Я понимаю, что для журналиста это неприятно. Мы сожалеем. После некоторой задержки нет причин, по которым вы не могли бы снова подать документы на визу".
"Вам есть что сказать?" спрашиваю я. Чурилов не отвечает.
"Спасибо. " Я пожимаю ему руку. Я выхожу, оставляя на стеклянном столе два листка бумаги - свидетельства моих тяжких преступлений против российского государства.
*
Я не первый репортер, которого постигла такая участь. На самом деле во времена Советского Союза такое случалось слишком часто. Уитмена Бассоу - автора книги "Московские корреспонденты" - советские власти выгнали в 1962 году за нарушение неустановленных правил. Полувеком ранее его изгнание предвосхитило мое собственное. В его случае другой неулыбчивый сотрудник пресс-службы, Алексей В. Попов, обвинил его в "нарушении норм поведения иностранных корреспондентов СССР" и написании "грубых клеветнических депеш о Советском Союзе, вызвавших праведное возмущение советского мнения".
Попов сообщил Басову, что он должен покинуть Россию в течение семи дней. Басов также выразил протест. Протокольного рукопожатия не последовало. Его карьера в качестве шефа бюро Newsweek была внезапно закончена. Его выдворение заняло несколько минут, а мое затянулось почти на час. Бассоу вернулся в Москву только в 1984 году. По возвращении он обнаружил свой старый офис таким же "убогим и запущенным", как и тогда, когда он уезжал.
Кремль по-разному оправдывает высылку. Но классические советские оправдания включают спекуляцию валютой, шпионаж и работу против интересов государства. В 1923 году бдительные агенты ЧК - прародительницы нынешней ФСБ - вскрыли кожаную дипломатическую сумку и обнаружили депеши, написанные четырьмя американскими корреспондентами. Какой ужас! Корреспондентов поймали с поличным, когда они обходили строгие правила цензуры, установленные большевиками. Все четверо были высланы из страны. Бассоу отмечает, что они были первыми из многих, кого красная Москва выгнала в течение последующих шести десятилетий.
В 1956 году был изгнан корреспондент Associated Press Рой Эссоян. Его преступление? "Нарушение правил, регулирующих деятельность иностранных корреспондентов". В 1960-х и 1970-х годах предлоги сменились на диссидентов и требования советских евреев, стремящихся уехать в Израиль. Но применялась та же тактика, и все больше репортеров просили уехать. В 1969 году настала очередь Раймонда Андерсона из "Нью-Йорк таймс" и Анатолия Шуба из "Вашингтон пост" ("клеветнические статьи"). В течение следующих полутора лет последовали еще три высылки.
Высылки происходили, когда отношения с Западом были в достаточно хорошей форме. В 1977 году был выслан Джордж Кримски, энергичный репортер AP, который освещал диссидентскую тематику и был дружен с диссидентом Андреем Сахаровым. (Его обвинили, в частности, в шпионаже; Белый дом Джимми Картера в знак протеста выдворил из Вашингтона корреспондента ТАСС). Высылка Кримски стала предупреждением для других корреспондентов о необходимости сбавить обороты в освещении сахаровской истории. К этому времени высылка стала своего рода московским ритуалом: в аэропорту высылаемые корреспонденты прощались с коллегами-репортерами, а также с друзьями, дипломатами и несколькими храбрыми советскими людьми, записал Бассов. Их отъезд проходил под пристальным взглядом сотрудников КГБ - мужчин в меховых шапках, лица которых были скрыты шарфами.
Кремль продолжал использовать высылку в качестве оружия и в постбрежневские 1980-е годы. В 1986 году, при Горбачеве, агенты КГБ нагрянули к Николаю Данилову, корреспонденту журнала US News & World Report. Они отвезли его в Лефортовскую тюрьму. Данилов провел в камере 13 дней, прежде чем президент Рональд Рейган и генсек Горбачев заключили сделку: Данилов был освобожден в обмен на советского сотрудника ООН, обвиненного США в шпионаже. После этого он покинул страну. Британские журналисты подверглись аналогичному обращению. В 1989 году Ангус Роксбург, в то время сотрудник газеты Sunday Times, был выслан из страны, когда правительство Тэтчер выслало российских дипломатов из Лондона. Его обвинили в "неприемлемой деятельности" - другими словами, в шпионаже. К счастью, Роксбург вернулся в Москву спустя несколько месяцев, после того как Советский Союз распался.
На протяжении всей советской эпохи существовало идеологическое предположение, что все западные журналисты - шпионы. Отчасти это было продуктом зеркального мышления - учитывая, что многие советские журналисты, работавшие на Западе или работавшие в торговых делегациях, действительно имели связи с советской разведкой.
Коммунистическая система могла рухнуть. Но шпионская мания, характерная для советской эпохи, сохранилась. Путин выражал свое восхищение шпионскими триллерами, в том числе книгой "Семнадцать мгновений весны" и популярным мини-сериалом 1970-х годов о подвигах Макса Отто фон Штирлица. Штирлиц - советский шпион, работающий в самом сердце нацистского министерства иностранных дел.
Сегодняшние преемники КГБ, похоже, так же убеждены, что все западные журналисты - это тайные агенты, работающие на британскую или американскую разведку. Как агенты влияния, чья настоящая задача - очернить Россию, корреспонденты заслуживают всего, что ФСБ решит сделать с ними. Они играют честно. Таковва их логика.
На западный взгляд, устаревшее мировоззрение "силовиков" времен холодной войны кажется совершенно безумным. Но оно, по крайней мере, исторически последовательно - Кремль недоверчиво относится к иностранным журналистам с тех пор, как Великобритания и другие союзники поддержали Белую армию во время гражданской войны в России. Пишущий о 1970-х годах, периоде американо-советской разрядки, Бассоу отмечает: "Иностранные журналисты по-прежнему рассматривались как враждебные, любопытные агенты, стремящиеся лишь к тому, чтобы показать негативные стороны СССР. . . Традиционное подозрение, что корреспонденты - шпионы, а значит, подходящие объекты для слежки, провокаций и грязных трюков, оставалось неизменным, особенно в КГБ".
Десятилетие спустя, во время своей поездки в Москву в 1984 году, Бассоу с удивлением обнаружил, что КГБ все еще использует те же грубые методы, с которыми он сталкивался как журналист в ранней послесталинской Москве. Не все из них были неприятными. В 1958 году в ночном поезде в Ленинград Бассоу оказался в одном купе с привлекательной, хорошо сложенной блондинкой. Ее звали Каролина. Около 11 часов вечера Каролина выпуталась из одежды и завернулась в халат. Бассоу, обладающий приятным вниманием к деталям, отметил, что халат "иностранного происхождения".
"Вы мне нравитесь", - сказала она ему, затаив дыхание. "Вы умный, красивый мужчина. Я всегда хотела заняться любовью с американцем. Надеюсь, вы не откажете мне в этой возможности". Бассоу отверг ухаживания Каролины и указал на то, что он женат и имеет ребенка. Когда она спросила, почему он не хочет получить возможность узнать, "каковы русские женщины", он предложил: "Я уже знаю, какие они. Я читал "Анну Каренину" и "Войну и мир"".
Но медовые ловушки КГБ, за которыми следовали попытки шантажа тех, кто поддавался, были лишь гламурным концом проблем, с которыми сталкивались московские корреспонденты. Другие формы преследования включали физическое наблюдение, подслушивание и даже избиения. "Преемственность и перемены" - отличительные черты российской и советской истории - отчетливо проявлялись в том, как Кремль обращался с иностранными корреспондентами на протяжении предыдущих двух десятилетий", - писал Бассоу о позднем советском периоде. "С помощью грубого запугивания и угроз советские власти по-прежнему пытались контролировать репортеров и репортажи. Агенты КГБ продолжали резать шины, когда корреспонденты искали немногочисленных диссидентов в Москве". Он добавил: "Квартиры нескольких репортеров были ограблены, чтобы дать понять, что ни одно место не является недоступным для КГБ".
Это методы, с которыми я знаком.
*
Я ошеломлен. Но мое изгнание не стало для меня неожиданностью. Это то, что я всегда принимал как реальную, хотя и надуманную возможность. Западные корреспонденты в Москве встречаются не реже одного раза в месяц на неформальных собраниях, известных как "стая хакеров". Проработав более десяти лет иностранным корреспондентом Guardian, я понимаю, что чем уродливее режим, тем сильнее чувство солидарности между его осажденными дипломатами и журналистами. (Самые дикие вечеринки, с которыми я сталкивался, проходили в Кабуле при талибах, где выпивка была вне закона. В клубе ООН подавали только крепкие напитки, поскольку пиво было выпито).
Эти встречи - полезная возможность выпустить пар. Они привлекают эклектичную толпу, состоящую из неряшливых репортеров и стройных русских блондинок, работающих в государственном информационном агентстве РИА Новости. Шестью месяцами ранее молодая женщина, проходящая стажировку в МИДе, приходит на встречу «хакеров». Местом встречи в этот раз стало кафе, где продают круассаны и пирожные. Обычно такие посиделки проходят в задымленных подземных московских барах, где пинта посредственного желтого пива стоит 300 рублей, или 6 фунтов стерлингов. На вопрос, кого из журналистов министерство ненавидит больше всего, стажер невольно отвечает: "Есть такой парень по имени Люк Хардинг. Они его очень ненавидят".
Я не единственный журналист в Москве, который пишет о таких деликатных вопросах, как коррупция. Есть много других корреспондентов - как западных, так и российских, - которые честно и смело пишут о том, как Россия переходит от хаотичных, но относительно свободных ельцинских лет к "управляемой демократии" вертикальной путинской эпохи. Табу хорошо известны: богатство Путина и его команды, деятельность спецслужб, нарушения прав человека федеральными и местными войсками на Северном Кавказе. Другие тоже нарушают эти неписаные правила.
Но меня иногда удивляет робость и уступчивость некоторых моих западных коллег. В частности, московское бюро Би-би-си крайне неохотно пишет о материалах, которые могут оскорбить Кремль. Несмотря на усилия некоторых самых смелых репортеров, корпорация до сих пор полностью погружена в дремоту, которую экономист Андерс Ослунд называет "величайшей историей коррупции в истории человечества".
Reuters и другие информационные агентства, имеющие корреспондентов в кремлевском пресс-пуле, также кажутся мне слишком готовыми принимать заявления кремлевских спин-докторов за чистую монету. Они беспокоятся, и это вполне понятно, о будущем своих бюро. У многих корреспондентов в Москве есть русские жены или подруги, а также русские родственники - этот факт делает их более восприимчивыми к самоцензуре. Виновны ли Би-би-си и некоторые другие московские новостные организации в самоцензуре? Возможно. Не хватает ли им смелости? Безусловно.
Я нарушил все эти неформальные кремлевские "правила" о том, что журналисты должны и не должны сообщать из Москвы. А еще были WikiLeaks и мнение Госдепартамента США о России как о глубоко непривлекательной клептократии. Вот в чем заключались мои преступления. Я стал раздражителем, и кто-то - кто? - решил избавиться от меня.
***
Мои четыре года в России заканчиваются драматично: высылкой в советском стиле. Похоже, я стал первым западным штатным корреспондентом, которого постигла такая участь после окончания холодной войны. Я выхожу на улицу. Сажусь в ближайшем "Маккафе". Звоню Фиби. Я говорю ей, что нас выгнали. Фиби, которая направляется на встречу с русской литературной группой (на этой неделе она читает "Анну Каренину"), появляется в кафе через несколько минут. Она потрясена и не верит.
Я звоню Джеймсу Барбуру, пресс-атташе британского посольства в Москве. Джеймс приезжает вскоре после этого. Он тоже, кажется, удивлен новостями. О том, что ФСБ ведет против меня кампанию преследования, известно и в посольстве, и в британском МИДе в Лондоне. Но это неожиданное событие. Что оно означает?
Два часа спустя мы добираемся на метро по зеленой ветке до "Войковской", а затем на троллейбусе едем в британскую школу в Москве. Мы говорим Раскину, что уезжаем из России в Англию. Он реагирует прохладно. Я объясняю, что это означает, что он больше не будет выступать в качестве младшеговорона в рождественской постановке мисс Марины "Снежная королева". Мы идем к старшему корпусу школы, где Тилли посещает внеклассный писательский клуб. Когда она выходит, то сразу чувствует, что что-то не так: оба ее родителя пришли ее встречать - нетипичное событие. Мы сидим в классе испанского языка. Я говорю ей, что мы уезжаем из Москвы. Я должен заверить ее, что это не шутка. После десяти лет путешествий по миру - Тилли жила в Индии, Германии и России - она наконец-то едет в Великобританию. Она ошеломлена. "Ничего себе", - говорит она.
В течение следующих нескольких дней мы оказываемся в неловкой ситуации между двумя разными мирами: личным и общественным. Британский посол в Москве Энн Прингл делает дипломатические представления своим коллегам из МИДа. Мы тем временем собираем вещи, чтобы уехать. На нашей московской даче мы начинаем наводить порядок - выбрасываем старые газеты, одежду и детские игрушки - мусор четырех лет жизни в России. В Лондоне главный редактор "Гардиан" Алан Русбриджер пишет письмо министру иностранных дел Великобритании Уильяму Хейгу.
Guardian также готовит пресс-релиз. В нем Русбриджер пишет: "Мы крайне обеспокоены тем, что российские власти, по сути, выслали нашего московского корреспондента Люка Хардинга. На протяжении многих лет он подвергался преследованиям за свои репортажи из России и близлежащих регионов, но очень тревожно, что теперь правительство должно выгнать репортеров, которых оно не одобряет. Обращение России с журналистами - как отечественными, так и иностранными - вызывает серьезную озабоченность".
Я добавляю: "Мое выдворение не имеет ничего общего с этими надуманными объяснениями. Это наказание за то, что я сообщаю о том, что Кремль считает недопустимым". Мы соглашаемся опубликовать статью о моем выдворении, как только окажемся в самолете, возвращающемся в Хитроу, вне пределов досягаемости ФСБ.
Мы заказываем билеты, чтобы вылететь из Москвы в среду 24 ноября. Прибывают упаковщики. В течение нескольких часов они упаковывают в коробки и пузырьки большую часть содержимого нашего коттеджа: книги, картины, карту ранней Москвы в рамке, настенные часы с изображением Путина и Медведева, которые в качестве шутливого приветствия для моих посетителей из ФСБ висят рядом с нашей входной дверью. Мы отказываемся от телевизора, нашей двуспальной кровати, доставленной из Индии, и пары матрасов. В детских комнатах все разложено по полочкам.
За двадцать четыре часа до отъезда у меня звонит телефон. Это Николай - младший дипломат пресс-службы.
"Мистер Хардинг, у вас есть дети?" - спрашивает он.
"Ты же знаешь, что да", - отвечаю я кисло.
Он продолжает: "У меня для вас хорошие новости. Мы готовы дать вам визу на шесть месяцев, чтобы ваши дети смогли закончить школу".
"А что будет потом?"
Наступает пауза. "После этого вы должны будете покинуть Россию".
Похоже, меня временно не выдворят из страны, а потом снова выдворят.
В государстве, управляемом скрытной и параноидальной олигархией, обычно невозможно выяснить истинные причины любого административного решения. Приняв решение о моей высылке, российское государство, похоже, отменило свое решение - или, по крайней мере, отложило его. Причины этого непостижимы. Это может быть прагматичной победой кремлевских либералов. Возможно также, что британская дипломатия сделала свое дело. (В период улучшения отношений между Москвой и Лондоном МИД может представить свою "уступку" в качестве жеста доброй воли новому коалиционному правительству Великобритании). Более вероятно, что кто-то проснулся, осознав, что мое выдворение грозит PR-катастрофой.
Лишь позже я задумался о том, что уступка, возможно, всегда была планом. Решение ФСБ перевернуло нашу семейную жизнь с ног на голову. Предыдущие меры против меня оказались неэффективными. Я начинаю подозревать, что это всегда было циничным намерением агентства. Фиби уже собирается забрать детей из школы, когда я рассказываю ей о звонке Николая. Тилли только что попрощалась со своими друзьями. Ее учительница английского, миссис Семяник, подарила ей экземпляр "Маленького принца"; в руках она сжимает свой аттестат об окончании школы. Фиби сообщает, что мы все-таки остаемся в Москве.
Тилли приходит в ярость. Она бежит через всю площадку. "Вы, блядь, разрушили мою жизнь", - кричит она. "Я не вернусь в свою старую школу!" Мисс Смит - учительница Раскина, мудрая и теплая британка лет шестидесяти, - ничуть не опечалена поведением Тилли. "Она права", - говорит мисс Смит.
Дома Тилли забаррикадировалась в своей спальне. Ей 13 лет. Она пишет:
«У нас на стене в прихожей висят скучные пластиковые часы, на которых изображены лица Владимира Путина и Дмитрия Медведева. Мой папа всегда говорит, что это ироничная шутка, что у нас есть эти часы, наряду с другими кусочками политической сатиры, разбросанными по нашему дому.
Когда твой отец - российский иностранный корреспондент Guardian, недостатка в политическом юморе, конечно, нет. Помню, как однажды папа попросил меня повесить на наши ворота табличку с надписью Duck House - в шутку о кривых расходах.
Но когда мы шутим над российским правительством, мы не ожидаем, что из этого что-то выйдет. Почему-то мы считаем себя неприкасаемыми. Мы смеемся над "Димой и Владом", но не ожидаем, что они что-то сделают с нами, разве что пару раз посмотрят на моего отца и тихонько пригрозят.
Поэтому для меня было полным и абсолютным шоком, когда в один неприметный вторник, сразу после окончания писательского клуба, мои мама и папа явились в мою школу и довольно робко объявили, что мы покидаем Москву и переезжаем в Англию.
Для моего сознания это была чуждое понятие. Уехать из Москвы? Уехать? Уехать из Москвы с ее церквями, соборами, операми и высокими станциями метро? Уехать из Москвы с ее пробками, загрязнением, ледяной зимой и ужасной едой? Оставить друзей, дом, школу ради чего-то совершенно загадочного и неизвестного?
“Когда мы уезжаем, — спросила я, — когда мы едем?” Родители ответили, что мы уезжаем через две недели. Две недели? Ничего себе, две недели. Это было не очень долго. “Почему, - осторожно спросила я, - почему мы должны уезжать?” Папа ответил с нервной улыбкой, пытаясь заверить меня, что он не виноват, что российский МИД отказался продлевать ему визу из-за того, что он нарушил какие-то российские законы. Он утверждал, что это просто предлог, чтобы выдворить его из страны и не дать ему писать о коррупции, фальсифицированных выборах и войнах. Я без труда поверила в это.
В полном шоке и не будучи уверенной, что это не какой-то тщательно продуманный розыгрыш, я вышла из школы, как зомби. Мы сообщили новость моему брату, который просто сказал: "Это круто". И продолжил взрывать инопланетян на своем компьютере.
Следующие несколько дней прошли в слезах, неверии и сообщениях на Facebook, когда я спешила сообщить новость своим друзьям. Я наблюдал за тем, как мои родители лихорадочно сканируют Интернет в поисках школ, которые могли бы принять меня и моего брата в такой короткий срок, пытаются привести дела в порядок, отчаянно ищут места, где мы могли бы остановиться. Отец, хотя и не сказал прямо, что это секрет, внушил и мне, и Раскину необходимость держать наш внезапный отъезд в тайне.
"Подожди немного, чтобы рассказать друзьям, хорошо?" - сказал он мне. Я не могла не рассказать друзьям. Как я могла уехать, не попрощавшись? Это было невозможно, поэтому я проигнорировала его.
Отец проводил большую часть времени в своей комнате за компьютером, печатая истории, а когда не проводил, то либо злился на нас за то, что мы слишком много открыли друзьям, либо грустил, понимая, что снова разрушил все наши жизни. Прошло несколько дней, прежде чем мой брат наконец сломался и пролил несколько слез по поводу отъезда, а моя мама впала в депрессию. Отъезд из Москвы означал бы потерю работы в "Московских новостях", где она писала [об] экскурсиях и прогулках по немногочисленным идиллическим зеленым уголкам Москвы. Это было, по ее словам, то, о чем все мечтали. Когда тебе платят за то, что ты любишь делать.
Прошло два дня, и я наконец преодолела шок. Хуже всего было то, что я не могkf никому об этом рассказать. Прошло два дня, осталось меньше двух недель, а моя мама все еще не сообщила своим работодателям, что уходит. У нее большой список адресатов, которым она отправляет письма каждую неделю, и она не могла сказать никому из них, кроме нескольких близких друзей. Папа просил меня пока не говорить об этом моей близкой подруге Дане, потому что ее отец - журналист и может что-нибудь написать. Я проигнорировала его и все равно рассказала ей, но попросила, чтобы она пока держала это в секрете. Я также не могла сказать ей, почему мы уезжаем, и это казалось мне нелепым. Но, несмотря на всю возмутительность ситуации, мы все смирились с этой идеей. "Мы думаем, - сказали они, - что будем жить в Лондоне, но не совсем уверены. Если так, то Лондон вам понравится. Там полно тайских ресторанов и прочего. Там много всего, что может понравиться". Я не слишком высокого мнения о Лондоне. Я ездила в метро, и по сравнению с забытым великолепием московского метро (в котором, однако, поезда всегда приходят вовремя) оно показалось мне. . . ну, в общем, ерундой. Но Лондон был городом, в котором я родилась, и я чувствовала, что поездка туда не может быть плохой.
Эти две недели до отъезда, казалось, тянулись целую вечность. Все это ожидание. "У нас будет довольно большая ипотека, когда мы впервые купим дом, нам придется быть немного экономными. Но не волнуйся, все будет хорошо", - сказали они. "Давай посмотрим на эту школу... она международная. Ты должна вписаться".
В тот же четверг, через два дня после того, как я услышала судьбоносную новость, мой отец сообщил (с очередной виноватой ухмылкой), что мы действительно уезжаем, но не через две недели, а в следующую среду. Через пять дней. Семь дней прошло с тех пор, как мы узнали, что уезжаем. Как сказала одна из моих лучших подруг, Николь, "Мы столько всего сделали вместе". И все это, а потом - семь дней? Боже мой, следующая среда, это же так скоро". Но в этой новости было и что-то вроде радости. Больше никакого мучительного, затянувшегося ожидания. Еще пара дней, и мы уедем. Но по-настоящему я поверила в то, что мы уезжаем, только когда приехали упаковщики. Я вернулась домой из школы и поняла, что моя комната исчезла. Вся моя мебель исчезла. Исчезла. Все книги, которые так долго окружали и утешали меня. Исчезли. Мой стол, моя одежда, мои старые школьные учебники. Исчезли. Это был, мягко говоря, шок, и пару минут я, завернувшись в одеяло, каталась по комнате, приговаривая: "Моя комната пуста!". Но потом я с нетерпением ждала отъезда. С нетерпением ждала нового начала и нового дома. "Ты будешь на домашнем обучении около месяца, когда мы приедем, - сказали они, - пока у нас не будет возможности найти школу. Это будет весело, бабушка научит тебя наблюдать за птицами. . . "
И вот наступил последний школьный день, когда я, получив аттестат выпускника, торт и объятия друзей, с грустной улыбкой на губах вышла из школы, в которой проучилась четыре года, и, как мне казалось, в последний раз. Я дошла до ворот школы, где учился мой брат, и тут меня встретила мама, одетая в нарядную одежду, со слишком хорошо знакомым виноватым выражением на лице. Она остановилась передо мной и сказала. . . "Возможно, мы все-таки не уедем..." Такси до дома - это 20 минут криков и растерянности, пока я пыталась понять, что же все-таки происходит. Похоже, что мой отец в последний раз обратился в российский МИД, сказав им, что то, что они делают, просто смешно, и по какой-то причине они согласились. Они сказали нам, что продлят папину визу до мая, чтобы мы могли закончить учебный год (не понимая, что для нас учебный год заканчивается в июле), и папино начальство в "Гардиан" посоветовало нам воспользоваться этой возможностью. Мы отправились в двухнедельную поездку в Англию, чтобы поговорить об этом, посетить школы и все выяснить.
К тому времени как мы вернулись домой, грузчики уже распаковывали все наши вещи, не говоря ни слова. Когда я преодолела первоначальный ужас и шок, я неохотно согласилась с планом, понимая, что в долгосрочной перспективе это будет лучшим решением, оставляющим нам гораздо больше времени на подготовку к отъезду. Но мысль о том, чтобы вернуться в свою школу после выпускного вечера, прощания со всеми, была отталкивающей, не говоря уже о том, что это было неловко. Мои родители решили, что у нас будет один день вне школы, чтобы справиться с шоком перед возвращением. Это звучало не очень хорошо. За тот день, что мы пробыли дома, упаковщики распаковали оставшиеся вещи, разбросав их повсюду в неположенных местах. Расставив, наконец, полки на свои места, я в отчаянии смотрела на огромные кучи книг, оставленные повсюду, и на то, как мне придется разбираться со всем этим. Как я сказала маме: "Это резко превысит мои лимиты на повседневные дела".
Сидя в своей комнате и глядя на скомканные и беспорядочные вещи, я понял, что именно происходит. Все то время, что отец провел в своей комнате, он писал рассказ о том, как нас вынудили так внезапно уехать. Он собирался опубликовать его, рассказать об этом всему миру, но российское правительство не могло этого вынести. Они не могли признать, что выгнали семью только потому, что им не понравилось то, что написал мой отец. Поэтому они продлили ему визу. Их выгнали в мае, ну и ладно. Это не имеет значения. Они умны и хитры, но они только что дважды подряд разрушили мою жизнь". "Хватит играть в игры разума, господин Медведев", - шепчу я. "Прекратите ломать наши жизни, господин Путин", - говорю я. Мы встречаемся, чтобы обсудить, что нам делать, и смеемся вместе, но смеемся от отчаяния. Хватит морочить нам голову, - хочу сказать я.
И теперь эти часы на стене перестали быть просто безобидным произведением политической сатиры. Теперь, когда мы входим в дом, часы встречают нас взглядами, полными разочарования и гнева. Теперь эти часы - источник всех наших проблем.
Таким образом, наша жизнь была разрушена дважды подряд. И все это благодаря Диме и Владу».
Я читаю статью Тилли и плачу.
ГЛАВА 16. Враг государства
Паспортный контроль, международный аэропорт Домодедово, Москва,
5 февраля 2011 года
При Путине ФСБ вернулась к методам КГБ в работе с иностранными журналистами.
АНДРЕЙ СОЛДАТОВ И ИРИНА БОРОГАН, AGENTURA.RU
Обратный перелет из Лондона в Москву ничем не примечателен. Фиби, Тилли и Раскин возвращаются в Россию после первой недели января, чтобы дети могли вернуться в школу; я остаюсь в Британии, чтобы закончить книгу о WikiLeaks. Министерство иностранных дел России выдает мне шестимесячную визу до 31 мая 2011 года. После этого я должен буду покинуть страну. Причины отказа министерства загадочны, как и практически все в мутной бюрократической системе Путина. Но есть некое соглашение, почти перемирие: я останусь в Москве до начала лета, а затем тихо соберу вещи и покину Россию вместе со своей семьей - предположительно, к огромному облегчению министерства.
Тем временем "Гардиан" публикует сотни материалов, основанных на секретных телеграммах Госдепартамента США. Для Кремля они не являются радостным чтением. В начале декабря 2010 года Путин в эфире CNN резко реагирует на предположения американского дипломата о том, что он играет роль Бэтмена, а Медведев - Робина. Это сравнение "неэтично", свидетельствует о "высокомерии" США и является попыткой вбить клин между ним и президентом, сказал он Ларри Кингу, ведущему CNN. Медведев, тем временем, отвергает утечки как "не заслуживающие комментариев".
После недели бурных разоблачений, в которых Россия предстает в образе "мафиозного государства", российское правительство меняет свое мнение. Оно приходит к выводу, что главный проигравший от WikiLeaks - это опозоренные Соединенные Штаты, которые несут огромную потерю лица перед своими союзниками и партнерами по миру. В мире российской дипломатии с нулевой суммой то, что плохо для Вашингтона, хорошо для Москвы. Более того, гневное осуждение WikiLeaks администрацией Обамы - это еще одно доказательство - с точки зрения России - лицемерия и двойных стандартов США в вопросе свободы слова.
Когда в декабре Медведев отправится в Брюссель, один из членов его окружения предложит идею, чтобы усугубить потерю лица США. Он озорно предлагает номинировать Джулиана Ассанжа, которого Пентагон пытается обвинить в государственной измене, на Нобелевскую премию мира. Это еще одна пощечина двуличным, как считают русские, американцам. Позднее Russia Today предоставит Ассанжу его собственное телешоу.
Мой авторский комментарий к материалам WikiLeaks о России в газете Guardian. Они начинаются 2 декабря 2010 года под ярким заголовком "Внутри "мафиозного государства" Путина". Владимир Путин смотрит с первой полосы, как бывший шпион КГБ, в зловеще выглядящих зеркальных серебряных солнечных очках. Другие международные издания, включая New York Times, публикуют тот же материал, хотя и более сдержанно. (The Times передает свои материалы о России бывшему шефу московского бюро, который теперь работает в Нью-Йорке. Она выбирает заголовок: "В телеграммах США недоброжелательно относятся к России").
Мы ненадолго задумались о том, чтобы убрать мое имя из российских материалов, но потом пришли к выводу, что русские все равно будут считать, что я их автор. Кроме того, любому здравомыслящему читателю ясно, что эти истории основаны на откровенных частных оценках высокопоставленных американских дипломатов, работающих в Москве. Это не мои взгляды как таковые, хотя я в целом согласен с ними и с их пессимистическим настроем. Наверняка российские официальные лица придерживаются такого же зрелого взгляда?
И все же, когда рейс 891 авиакомпании British Midland заходит на посадку в московский международный аэропорт Домодедово, я чувствую несомненное замирание в желудке. После четырех лет работы в Москве я не питаю иллюзий относительно способности России преподносить неприятные сюрпризы. Я пошутил с коллегами, что вероятность того, что чиновники в аэропорту отправят меня обратно, составляет "50 %". Возможно, это завышенная оценка, размышляю я.
Но послужной список России в этом отношении не очень хорош: с 2000 года около 40 журналистам и правозащитникам было отказано во въездных визах в связи с их профессиональной деятельностью. Россия ведет не один, а два международных "черных списка". Один - совместно с Белоруссией (если вам запрещают въезд в одну страну, то автоматически запрещают въезд в другую). Другой - Объединенная система. Действующая с 2004 года, она включает шесть стран: Россия, Беларусь, Армения, Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан. Попав в список, выйти из него практически невозможно.
Поэтому даже для самых крутых западных корреспондентов возвращение в Россию из заграничной поездки - это момент небольшого беспокойства. Стоя в очереди на паспортном контроле, вы гадаете, как сложится ваша судьба. Штамп в паспорте и зеленый свет? Или что-то еще? Я прогоняю эти мысли. Вместо этого я думаю о своей жене и детях. К этому моменту мы не виделись уже почти четыре недели. Это максимальный срок, после которого, как я знаю по длительным репортажам из Афганистана и Ирака, семейная ячейка начинает медленно распадаться. Впереди меня русские пассажиры сжимают в руках пакеты с покупками из Harrods и большие бутылки беспошлинного коньяка. Мы выходим из самолета. На автобусе мы доезжаем до серого здания терминала, буквы которого подсвечиваются заглавными буквами в стиле арт-деко. Я следую за толпой к паспортному контролю на втором этаже: ряд кабинок, одна из них для дипломатов, в стерильном зале. Встаю в очередь. Очередь невелика. Я отдаю свой потрепанный британский паспорт. (Лев на лицевой стороне и слова Dieu et Mon Droit исчезли; золотой единорог потускнел, хотя его рог остался).
Я читаю бейджик с именем сотрудницы Федеральной пограничной службы, которая проверяет мои документы. Ее зовут Лилия. Лилия молода - около 25 лет - и светловолоса; ее привлекательные черты компенсирует официальная оливковая форма. Лилия вводит мои данные. Она выглядит удивленной. Она подзывает своего начальника. Оба внимательно изучают мою запись в компьютере. Происходит нечто странное: они обмениваются взглядами, а затем смущенно хихикают. Как будто им открыли секрет. (Я уже наблюдал такое в предыдущих случаях и задавался вопросом, не написано ли в системе агентства рядом с моим именем что-то пошлое, что-то издевательски неприятное. Что? У предъявителя этого паспорта маленький член?) Лилия говорит мне встать в одну сторону. Контролер забирает мой паспорт. Он исчезает в боковой комнате.
Это выглядит не слишком обнадеживающе. Пока я жду, звонит мобильный - это Раскин. "Когда ты вернешься домой, папа?" - спрашивает он. Я отвечаю ему - несмотря на то, что ситуация приняла неловкий оборот, - что скоро увижусь с ним. Я отправляю Фиби сообщение. Оно предупреждает: "У меня забрали паспорт. Это выглядит не очень хорошо". Я отправляю SMS Джеймсу Барбуру из британского посольства в Москве. Спрашиваю, нет ли его поблизости (сегодня суббота), и рассказываю о своей очевидной проблеме в иммиграционной службе. Джеймс присылает в ответ шутливое сообщение. Оно гласит: "Хе-хе, они, наверное, просто издеваются над тобой! Оставайся на связи".
Через несколько минут из боковой комнаты появляется второй чиновник - лет двадцати, едва окончивший школу, с белой пастообразной кожей и в такой же оливковой форме, как у миловидной Лилии. Я обращаю внимание на его бейджик. Его зовут Николай. Николай держит в руках мой паспорт.
Прежде чем я успеваю спросить, что происходит, Николай начинает речь, которую он явно произносил раньше. Речь краткая: "В соответствии с пунктом 27 Федерального закона Российской Федерации вам отказано во въезде в Российскую Федерацию", - говорит он. Почему, спрашиваю я. "Для вас Россия закрыта", - отвечает он. Понятно, что он понятия не имеет, почему меня внесли в список нежелательных лиц. Но теперь я официально враг государства. Николай объясняет, что меня посадят на самолет и отправят обратно в Лондон. Он выглядит озадаченным решением о моей депортации и спрашивает, не сделал ли я чего-нибудь плохого. Я не могу придумать ответ - разве что написание статей, иногда критикующих правительство, - поэтому отвечаю "нет".
Пока он ведет меня прочь, я пытаюсь утешить себя мыслью, что все могло быть гораздо хуже. По сравнению с судьбой, постигшей некоторых отечественных критиков путинского режима (убитых, отравленных, избитых бейсбольными битами, оставленных умирать), это - VIP-обслуживание. Это было бы даже извращенно лестно, если бы не моя семья, застрявшая в Москве. Я говорю Фиби: "Меня депортируют". Она отвечает: "НЕТ". Я уверяю ее, что это не глупая шутка. Я звоню своему редактору Guardian.
Николай, он все еще держит мой паспорт, идет впереди потока прибывающих пассажиров; мы поднимаемся на лифте на первый этаж. Я спрашиваю, можно ли мне выйти в туалет, чтобы сделать еще несколько телефонных звонков и, возможно, добиться отмены решения; он отказывается. Вместо этого Николай ведет меня прямо к двери с табличкой на русском и английском языках "Зона депортации". Он сопровождает меня внутрь. Выходит, запирает за собой дверь.
Камера представляет собой небольшое, ничем не примечательное помещение Г-образной формы; здесь есть серые металлические скамейки, отдельная душевая и туалет. Это скорее пристройка к зданию аэропорта, чем темница. Внутри уже находятся еще несколько человек: небольшая группа заблудших душ, которые, как и я, терпеливо ждут своей депортации. Через иллюминатор я вижу медленно движущиеся самолеты, припаркованные на фоне терминала; по служебным дорогам ездят мини-автобусы; слышен знакомый машинный гул обычной жизни.
Я представляюсь своим сокамерникам. Один из них - Руслан Минсафин, гражданин России, которого отправляют обратно в Италию после проблем с паспортом. Он находится здесь уже 24 часа. Есть четверо молодых людей из Таджикистана и еще один из Кыргызстана. Таджики родом из Худжанда, второго по величине северного города Таджикистана; они играют в "дурака", сидя скрестив ноги над кучей карт. Мы болтаем о новой дороге, которую китайские рабочие построили между Худжандом и Душанбе, столицей Таджикистана, построенной в советское время.
Рядом с окном сидит конголезская женщина. Она здесь уже неделю. Женщина откинулась на скамейку в полный рост, держа в руках мобильный телефон. Она не говорит ни по-английски, ни по-русски; очевидно, что ей скучно, возможно, она равнодушна и погружена в свою собственную вселенную страданий. За окном сумерки. Я чувствую странное спокойствие. Небо становится мягким, темно-фиолетовым; облака имеют светящийся оттенок.
Руслан и среднеазиаты выражают удивление моим присутствием - я ведь преуспевающий европеец, тот, кто в целом преуспел в жизненной лотерее. Что я здесь делаю? Я объясняю, что я журналист, что это, вероятно, имеет какое-то отношение к случившемуся, но что все причины моей депортации остаются загадкой, по крайней мере, для меня. Руслан сочувствует. "Россия - не Европа. Не стоит удивляться, что здесь не соблюдают права человека", - утешает он. "Несправедливо, что Москва забирает все богатства", - добавляет он, выражая недовольство грубым региональным неравенством в России.
По словам Руслана, условия содержания под стражей не так уж плохи: надзиратели приносят черный чай с сахаром (но без лимона), а также еду. Кофе нет. Пока мы беседуем в узком тесном пространстве, меня осеняет, что это, возможно, мое последнее интервью в России. Я объехал всю Российскую Федерацию, самую большую страну в мире по географической площади, пересекая все 11 часовых поясов. Я побывал на Камчатке на Тихом океане с ее дымящимися вулканами, паршивой погодой и лососевыми браконьерами, на Алтае в Сибири и в Калининграде с его университетской статуей Иммануила Канта в нелепой шляпе с тремя рожками. Но теперь мой мир уменьшился. Последний пункт моего московского репортажа - камера пять на десять метров.
Примерно через 20 минут Николай снова открывает дверь. Он заносит мой багаж - портфель и небольшой синий чемоданчик. Через такой же промежуток времени он снова появляется. Он говорит, что пора уходить. В общей сложности я провел взаперти менее 45 минут - вряд ли это испытание достойно литературы о ГУЛАГе. Снаружи женщина-чиновник средних лет с коротко стриженными вьющимися волосами, поседевшими по краям, подносит мне тележку для багажа; она аккуратно и заботливо паркует ее у камеры. Это маленький жест доброты.
Я пожимаю руку Руслану. Он поздравляет меня с удачей. Я прощаюсь с моими новыми таджикскими товарищами, которые все еще стоически играют в карты, чувствуя смутную вину за то, что они остались позади. Мне вспоминается сцена в подземелье из "Жизни Брайана", когда волосатый бородатый сокамерник Брайана, висящий на цепи на стене, издевается над ним со словами: "Ты везучий, везучий ублюдок".
В Лондоне начинают крутиться колеса дипломатии. А в Москве мой друг и коллега Клиффорд Леви, шеф бюро New York Times, неистово звонит по телефону своим кремлевским знакомым. Но этих усилий, похоже, недостаточно, чтобы помешать Федеральной пограничной службе - подразделению ФСБ - выполнить свой патриотический приказ и как можно скорее вывезти меня из России.
Николай проводит меня через мой собственный пункт контроля безопасности, обратно к вылету и выходу № 1. Я понимаю, что меня отправляют обратно тем же рейсом British Midland, которым я только что прилетел. У входа в самолет я объясняю стюардессе свою ситуацию. Она удивлена: она не может вспомнить ни одного похожего случая. Один из членов экипажа подписывает форму, обязуясь доставить меня обратно в Хитроу. Когда все бумаги оформлены, Николай отдает стюардессе мой паспорт. Он исчезает.
Я обнаруживаю, что он поставил на мою российскую визу большой, хотя и сильно размазанный, синий прямоугольник. На нем написано слово "аннулировано" и дата: 05/02/11.
И последний подарок от российского государства. Это еще один лист бумаги официального вида. Я читаю: "Хардинг Люк Дэниел, гражданин Великобритании, прибывший 05.02.11 в Домодедово из Лондона-Греция рейсом 891, не имеет права въезда в Россию в соответствии с пунктом 27 правил, определяющих порядок въезда в Российскую Федерацию и выезда из нее".
Перед тем как захлопнулась дверь и мы начали отъезжать на такси, у меня зазвонил мобильный телефон. Это Алан Русбриджер, главный редактор газеты Guardian. Во время публикации материалов WikiLeaks Русбриджер предположил, что для меня было бы разумнее остаться в Великобритании. Оглядываясь назад, можно сказать, что это был хороший совет. Русбриджер, как всегда, лаконичен и язвителен.
"Вы им действительно не нравитесь, не так ли?" - говорит он.
"Да, Алан, - отвечаю я. – На самом деле".
*
Я не сомневаюсь, что ФСБ, как выразился американский посол, с "обычной легкостью и уникальным чувством времени", отдала приказ вернуть меня - объект четырехлетней государственной травли - обратно в Англию. Но они могли бы выбрать более подходящий момент. Через несколько дней министр иностранных дел России должен посетить Лондон с первой официальной поездкой за почти пять лет. Это часть попытки британского правительства, возглавляемого консерваторами, восстановить отношения с Москвой.
Намеренно - или нет - решение о моей депортации должно привести к тому, что тайная война агентства против своих зарубежных "врагов" превратится в небольшой международный скандал.
На обратном пути я размышляю, кто именно подписал документы о моей депортации. Директор ФСБ Александр Бортников? Начальник отдела, который шпионит за иностранными журналистами, Василий Дворников? (Как я узнаю за несколько дней до вылета, его отдел называется "управление программ содействия". Оно ведет белые программы - публичные - и черные - секретные). Или кто-то другой? Существует множество вариантов. Вполне возможно, что миллиардер, недовольный тем, что я написал о его делах, просто заплатил ФСБ, чтобы она меня выгнала.
Как явствует из телеграмм WikiLeaks, силовики - власть имущие - были главными противниками "перезагрузки" между Москвой и Вашингтоном, произошедшей после Обамы. Они в равной степени противятся любой аналогичной "оттепели" между Кремлем и Лондоном. ФСБ до сих пор, спустя три года, негодует по поводу решения британского правительства прекратить сотрудничество с ведомством после убийства Литвиненко, которое ФСБ расценивает как оскорбительное.
Добавление моего имени в список на депортацию должно было показаться кому-то тактическим ходом. Это способ для ФСБ выразить свое постоянное презрение к Великобритании, удалить одного из своих самых раздражающих постояльцев и послать недвусмысленный сигнал другим иностранным журналистам: подчиняйтесь правилам или вас постигнет та же участь. Но с точки зрения PR этот шаг оборачивается катастрофической самоцелью.
На обратном рейсе экипаж находит для меня свободный ряд в задней части самолета. Стюардессы любезны; они приносят мне чай, успокаивают. Я стараюсь не думать о сцене в Москве, где - как я узнаю позже - Тилли плачет, а мой сын Раскин рыдает во сне. Фиби топит свои печали с друзьями и водкой. День был, по любым меркам, сюрреалистичным.
Через пять часов я приземляюсь в Лондоне. Где-то после полуночи я заселяюсь в отель Premier Inn рядом с Кингс-Кросс, откуда я отправился 18 часов назад. У меня новый номер. Когда я открываю дверь, то обнаруживаю, что он, словно по мановению чьей-то насмешливой руки, обустроен для семьи: две детские кровати аккуратно расставлены на полу рядом с двуспальной. Но мои дети далеко. И неизвестно, когда я увижу их снова. Наше долгожданное воссоединение семьи не состоялось. Я смотрю на кровати. В день удручающих сюрпризов и горьких разворотов это мой самый мрачный момент.
В течение следующих 24 часов Министерство иностранных дел Великобритании пытается выяснить, почему меня бесцеремонно отправили обратно в Лондон. Уильям Хейг, министр иностранных дел, не дает публичных комментариев по моему делу. Но в частном порядке дипломаты в московском посольстве прилагают все усилия, чтобы получить ответ. Тем временем "Гардиан" готовит материал. Мы договорились с Министерством иностранных дел не предавать огласке новость о моей высылке до тех пор, пока русские не получат шанс объяснить и, возможно, отменить свои действия.
Но Сергей Лавров, министр иностранных дел России и главный выразитель бескомпромиссной внешнеполитической риторики Кремля, не спешит говорить со своим британским коллегой. Меня депортируют в субботу. В воскресенье Лавров недоступен. В понедельник в обеденное время Хейгу удается дозвониться. Лавров говорит, что ему ничего не известно о моем деле. Он обещает перезвонить Хейгу - дипломатический эквивалент вежливого отмахивания.
Спустя более 48 часов российское правительство так и не объяснило, почему оно депортировало меня - в нарушение европейских норм и правил, установленных Организацией по безопасности и сотрудничеству в Европе. Лавров не может пролить свет на это. Мы пришли к выводу, что у нас нет другого выхода, кроме публикации. В 18.11 понедельника 7 февраля 2011 года на сайте "Гардиан" появляется статья редактора отдела СМИ Дэна Саббаха.
В нем говорится следующее:
«Московский корреспондент The Guardian был выслан из России, что, как полагают, стало первым случаем высылки британского журналиста из страны с момента окончания холодной войны. Вынужденный отъезд Люка Хардинга произошел после того, как газета опубликовала материалы о телеграммах WikiLeaks, где он рассказал об утверждениях, что Россия под властью Владимира Путина превратилась в "виртуальное мафиозное государство". В выходные журналист вернулся в Москву после двухмесячного пребывания в Лондоне, где он рассказывал о содержании просочившихся дипломатических депеш, но по прибытии ему было отказано во въезде, когда проверяли его паспорт».
В Великобритании обращение со мной вызвало беспокойство. Джон Кампфнер, директор Index on Censorship, говорит: "Обращение российского правительства с Люком Хардингом мелочно и мстительно и свидетельствует - если бы потребовалось больше - о плохом состоянии свободы слова в этой стране". Amnesty International UK считает, что высылка "является еще одним признаком сужения пространства для свободы слова в стране". Грэм Джонс, координатор Amnesty в России, отмечает: "Россия становится синонимом запугивания журналистов, а также череды убийств. Она уже стала третьей в мире страной с самым высоким уровнем смертности для журналистов".
Мартин Вуллакотт, ветеран-аналитик Guardian и бывший редактор отдела иностранных дел, пишет вдумчивую редакционную статью, оценивая прогресс России - или его отсутствие - с советских времен. Он пишет:
«Легко догадаться о "преступлениях", которые заставили российские власти пойти на этот беспрецедентный с советских времен шаг. Они заключались в том, чтобы рассказать о многочисленных недостатках, которые все больше уродуют российскую политику и общество, включая коррупцию государственной бюрократии, связи силовых структур с организованной преступностью, контрпродуктивную жестокость политики правительства на Кавказе, сокращение пространства для свободной прессы, пустоту демократических институтов страны и злоупотребления в судебной системе. И это лишь некоторые из них».
Вулакотт также задается вопросом, была ли моя связь с материалом газеты о том, что материалы WikiLeaks раскрывают природу российской системы, "как она развивалась, или, скорее, деградировала, при Владимире Путине", "венцом преступления":
«Некоторое время казалось, что советские способы контроля и управления международной прессой навсегда исчезли в новой Российской Федерации. Была понятная щепетильность в отношении покровительства иностранцам, в том числе журналистам, и недостаток открытости, понятный в обществе, которое долгое время считало любопытство опасным товаром.
Но можно было надеяться, что со временем они исчезнут. Вместо этого постепенно вернулись старые порядки. Вознаграждения для осмотрительных, но наказания и преследования для тех, кто переходит определенные красные линии. Так ли все плохо, как в старые времена? Нет. Но достаточно плохо».
История Guardian вызвала лавину звонков от друзей, коллег и российских журналистов, некоторые из которых живут в Лондоне. Проведя свою карьеру за написанием новостей, я неожиданно стал новостью: я на первой полосе Guardian и в списке новостных выпусков BBC; моя страница в Facebook переполнена сообщениями. Я не получаю от этого никакого удовольствия. Я беспокоюсь о безопасности своей семьи. Когда мои дети возвращаются из школы, они обнаруживают, что русские журналисты расположились лагерем у штакетника возле нашего коттеджа. Мобильный телефон моей жены звонит без остановки.
*
В одной из секретных телеграмм, написанной в апреле 2009 года послом США Джоном Байерли, говорится о том, как углубляющийся экономический кризис в России и "неуверенность в долговечности политического "тандема" Медведев-Путин" привели к расколу в элите. Этот раскол проходит между жесткими "силовиками" и теми, кого Байерл называет "более умеренными сторонниками политического и экономического развития России".
С тех пор разногласия между лагерями Медведева и Путина, похоже, только усилились. Вполне возможно, что я стал частью этой мутной внутриэлитной борьбы, футбольным мячом между сторонниками жесткой линии и умеренными. Но также возможно, что я просто стал объектом ненависти для анонимного полковника ФСБ среднего ранга, пытающегося произвести впечатление на свое начальство.
Очевидно, что российское министерство иностранных дел совершенно не в курсе моего выдворения. Источники заявляют, что им ничего неизвестно о решении ФСБ внести меня в черный список. Российские газеты сообщают, что ФСБ не провела консультаций: вместо этого организация приняла одностороннее решение объявить меня персоной нон грата.
По данным газеты "Коммерсантъ", которая посвятила моему делу большую статью, решение о депортации стало "неожиданным" для министерства иностранных дел и даже новостью для Кремля. Один из источников в МИДе называет этот шаг "необоснованным". Он признается "Коммерсанту": "Силовики приняли решение, ни с кем не посоветовавшись". Пресс-секретарь Владимира Путина Дмитрий Песков также отрицает, что премьер-министр России имеет к этому отношение. "Связывать депортацию журналиста Guardian с его критическими статьями о Владимире Путине абсолютно неуместно", - говорит Песков. Это может быть правдой. Или нет.
Кто именно принял это решение, остается загадкой. Но, тем не менее, это позор для российских властей. Это еще одно доказательство того, насколько дисфункциональной стала враждующая политическая система России - дарвиновские джунгли конкурирующих кланов. Лаврову остается только извлекать выгоду из сложившейся ситуации. Не получив информации, министерство иностранных дел теперь вынуждено придумывать объяснения, чтобы сохранить лицо. В понедельник вечером, через три дня после события, Лавров объявляет, что мне было отказано во въезде в Россию, потому что я не забрал свою новую пресс-карту перед отъездом в Лондон в ноябре, "несмотря на то, что знал о необходимости сделать это". Это старый советский трюк: придумать бюрократическое оправдание и обвинить жертву.
Это объявление - о правиле, о существовании которого никто не знал, - настолько рискованно, настолько явно слабоумно, что просто смешно. The Guardian отмечает, что это "явно не является правдоподобной причиной для моей депортации", не в последнюю очередь потому, что министерство иностранных дел уже в ноябре объявляло, что я должен уехать. Заявление Лаврова вызывает смех среди московской иностранной прессы. Фиби получает сообщение от Тони Хэлпина, шефа бюро лондонской "Таймс". В нем говорится: "Итак, Люк 1, Кремль 0? Интересное развитие событий". Лавров также утверждает, что я "неоднократно нарушал" правила, выезжая в запрещенные зоны борьбы с терроризмом. Это тоже неправда, о чем Лавров наверняка знает - это, по сути, ложь.
Но комментариев министра, сделанных постфактум, достаточно, чтобы российская государственная пресса послушно сообщила о них как о правде и обвинила меня в несчастье, которое я испытал в аэропорту Домодедово. В преддверии своей предстоящей поездки в Лондон Лавров туманно намекает, что я могу вернуться в Россию, если "урегулирую" вопросы, связанные с моей аккредитацией.
Редактору рубрики «Мнения» Moscow Times Майклу Бому остается лишь строить догадки об истинных причинах моего кафкианского удаления. Бом не впечатлен объяснениями Лаврова; он отмечает, что другие западные журналисты часто ездят на Северный Кавказ, не уведомляя заранее службы безопасности, которые имеют репутацию тех, кто вылавливает и преследует репортеров. Так зачем же придираться ко мне? Он пишет:
«Объяснение Хардинга гораздо более убедительно - оно связано с его статьями о телеграммах WikiLeaks, в которых говорится о коррупции среди высших чиновников и о России как "мафиозном государстве", что явно раздражало либо ФСБ, либо Кремль, либо и тех, и других... Другим вероятным объяснением высылки Хардинга является его статья от 1 декабря со ссылкой на телеграммы WikiLeaks о том, что тогдашний президент Путин, вероятно, знал о планах убийства бывшего агента ФСБ Александра Литвиненко до того, как он был отравлен в Лондоне».
Бом считает, что меня "произвольно выбрали в качестве жертвы для запугивания других иностранных журналистов, работающих в России".
Он продолжает:
«Кремль и ФСБ хотят дать понять: если вы пишете о деликатных вопросах, таких как коррупция среди высших чиновников или другие злоупотребления правительства, вас могут выгнать из страны. Любая автократия стремится обеспечить самоцензуру всеми возможными способами. В конце концов, самоцензура гораздо "чище" и тоньше, чем неуклюжая и грубая цензура, навязываемая правительством. При успешном внедрении она саморегулируется и не требует особого ухода, кроме высылки иностранных журналистов, чтобы напомнить им, что они гости в стране, которая не терпит критики - иностранной или иной... Россия действительно является закрытым обществом - и не только для Хардинга.
Если Кремль продолжит изгонять иностранных журналистов, пишущих о коррупции и других злоупотреблениях властью, Россия закроется не только от этого раздражающего, наглого института под названием "четвертая власть", но и от иностранных инвесторов и всего западного демократического мира».
Статья в Moscow Times кажется мне вполне обоснованной. Несомненно, часть причин, по которым меня выгнали, - это желание запугать других.
Моя высылка даже пролилась в Палату общин Великобритании, где я невольно стал виновником редкого момента межпартийного единства. Крис Брайант, бывший лейбористский министр по делам Европы, возглавляющий кампанию по разоблачению телефонного хакингав газете Руперта Мердока News of the World, поднимает вопрос о моей депортации в парламентском вопросе.
Я наблюдаю за некоторыми дебатами из офиса "Гардиан" - странное ощущение бестелесности. Брайант описывает меня как "тщательного, скрупулезного и смелого журналиста". Он говорит, что моя депортация - это "довольно тревожное положение дел".
Брайант также утверждает, что моя высылка является частью более широкой схемы злоупотреблений российского государства, которая включает в себя преследование последнего британского посла в Москве Тони Брентона, недавний сфальсифицированный судебный процесс над Михаилом Ходорковским и нераскрытое убийство Анны Политковской. "Не согласуется ли это также с открытием, что пресс-служба российской службы безопасности, занимающаяся журналистскими запросами, теперь получила полномочия выдавать лицензии на рутинное прослушивание и слежку за всеми журналистами, работающими в России?" - спрашивает он Палату.
Затем Брайант высказывает свою самую показательную мысль. Он призывает британское правительство дать понять, что "господину Лаврову не рады в этой стране, а британские журналисты не допускаются в Россию". Его комментарии намекают на одно из немногих имеющихся в распоряжении Великобритании оружий: отказ в выдаче виз высокопоставленным кремлевским чиновникам, многие из которых владеют роскошной недвижимостью в Лондоне. Он добавляет: "У Соединенного Королевства огромные финансовые интересы в России. Не будет ли британский бизнес нервничать, опасаясь, что это свидетельствует о возвращении к худшим практикам коммунистической эпохи? Не подумают ли люди, что те, кто говорит о том, что Россия - это мафиозное государство или клептократия, не так уж и далеки от истины?"
Джо Свинсон, младший министр образования либерал-демократов, говорит, что моя депортация "крайне тревожна" и для России в конечном счете саморазрушительна. "Даже если русские отказываются видеть, что с моральной или либеральной точки зрения это совершенно неприемлемо, можно ли их хотя бы убедить в том, что это наносит огромный ущерб их собственным интересам, поскольку влияет на внешнюю торговлю, инвестиции и их место в мире?" Роберт Халфон, заднескамеечник консерваторов, тем временем задается вопросом, не находится ли Россия на пути к превращению в "государство-изгой".
В России дискуссия идет совсем по-другому. Либеральный истеблишмент России - то есть правозащитные группы, такие как "Мемориал", независимые газеты, оппозиционная радиостанция "Эхо Москвы" - горячо поддерживают меня. «Ведомости" даже назвали меня своим "героем недели". ФСБ убрала меня, пишет газета, чтобы показать, "кто в России хозяин".
Но политики, редакторы прокремлевских газет и спонсируемые государством блогеры критикуют или оскорбляют меня. Заимствуя инсинуацию из советских времен, некоторые из них намекают, что мое дело далеко не простое - другими словами, что я шпион. Валерий Фадеев, главный редактор журнала "Эксперт", связанного с правящей партией "Единая Россия", называет меня "высококлассным пропагандистом", имеющим связи с "британской разведкой".
Фадеев не предлагает никаких доказательств этой выдумки. Похоже, он не знаком с британской политикой и не знает, что леворадикальная Guardian - маловероятное место для вербовки МИ-6. (Я утешаю себя фразой о "высоком классе". Но различия между мной и Джеймсом Бондом слишком смехотворны, чтобы размышлять о них: я ношу потрескавшиеся кроссовки, у меня нет машины, не говоря уже об Aston Martin, и я вожу своих детей в школу на трамвае номер 23 - необычном, но оригинальном шпионском автомобиле).
Другие комментаторы просто ядовиты. Один блогер на Pravda.ru называет меня "антироссийским подонком". К моему удивлению, несколько московских западных коллег ведут себя подло. Одна из них называет меня "ренегатом" за то, что я осмелился написать о кремлевской коррупции (несомненно, очевидная тема для любого журналиста?). Она цитирует другого московского корреспондента, который анонимно обвиняет меня в стремлении привлечь к себе внимание. Заявление о шпионаже попадает в эхо-камеру российских СМИ, но быстро исчезает.
И в течение четырех дней после моей депортации российское министерство иностранных дел совершает необычный разворот. Министерство снова выходит на связь и сообщает, что я могу получить визу. Российский посол в Лондоне даже звонит Русбриджеру; посол утверждает, что ничего не знает о проникновении ФСБ в мою квартиру. Российское правительство не объясняет причину моей депортации, но утверждает, что это была административная ошибка. Если я шпион и представляю серьезную угрозу для государственной безопасности России, зачем снова впускать меня в страну?
Смена позиции министерства иностранных дел выглядит как некомпетентность, неразбериха и беспорядок - состояние дел, которое в русском языке обозначается словом bardak. Именно такие вещи, как предполагается, исчезли из рационального, вертикального, прусского государства Путина.
*
Ровно через неделю после депортации я возвращаюсь в московский аэропорт Домодедово. Я лечу тем же рейсом British Midland. Я даже смотрю тот же фильм "Социальная сеть". На паспортном контроле не слышно никакого хихиканья. Получив багаж и пройдя таможню, я отправляюсь мимо рядов стоек регистрации и через терминалы к скоростному поезду в аэропорт. Сзади я слышу слова: "Господин Хардинг, Господин Хардинг!". Рядом со мной появляется запыхавшаяся худая, жилистая седовласая фигура. Это Александр Кузнецов, один из тех двух функционеров МИДа, которые объявили о моей высылке в ноябре.
Кузнецов торжественно протягивает конверт. В нем - моя пресс-карточка министерства. "Вы забыли это", - говорит он, протягивая мне аккредитацию. Это момент чистого фарса; я не могу удержаться от смеха. Я спрашиваю, означает ли это, что теперь я могу оставаться в России неограниченное время. Очевидно, что нет. Срок действия моей аккредитации истекает 31 мая 2011 года, читаю я, так что решение о выдаче мне новой визы - всего лишь временная мера по сохранению лица. Через три месяца, когда скандал тихо забудется, мне снова придется покинуть Россию.
Вернувшись на московскую дачу и воссоединившись после более чем месячной разлуки, мы проводим необычное семейное голосование. Остаемся ли мы в России до конца мая? Или мы примем прагматичное решение - после четырех лет мерзости, поддерживаемой государством, покинуть Россию раньше? Голосование проходит со счетом 3:1 в пользу отъезда. Только Фиби голосует за то, чтобы остаться на месте. Она четыре года писала о другой России. Пока я погружался в мрачный мир кремлевской политики, Фиби бродила по Москве под открытым небом. Она исследовала златоглавые церкви, рынки, полные ягод, музеи с безумно увлеченными кураторами и деревянные дворцы под падающим снегом.
Более того, она планирует выпустить книгу о московских прогулках. В отличие от моего опыта, ее встречи были вдохновляющими. Она общалась с бабушками в пригородных поездах, любопытными жителями деревень и цитирующими Пушкина спутниками. Московская погода тоже не оставила ее равнодушной: в один прекрасный момент она вернулась домой с легким обморожением, побывав на улице при температуре 27 градусов ниже нуля. Ее особенностью стало умение смотреть за пределы московских башен и пробок и находить скрытую красоту города. Она знает секретные места Москвы. По понятным причинам она не хочет от этого отказываться.
Я понимаю, что в таких обстоятельствах мне будет трудно продолжать работу в качестве корреспондента. ФСБ следит за нашей семьей как никогда навязчиво: наши телефоны прослушиваются, электронные письма задерживаются или не доходят, частной жизни не существует - остались только такие места, как вглуби сада или наполненное шумом метро. Я не могу исключить дальнейших "провокаций", если использовать общее русское выражение, обозначающее заговор. Мы снова готовимся к отъезду, уже в третий раз за четыре месяца. Я также решаю тайно вывезти свои старые записные книжки.
Последние несколько дней, проведенные в Москве, вряд ли откроют, почему я стал объектом постоянных контрразведывательных процедур со стороны моих друзей из ФСБ - "призраков". Но я решаю попрощаться с моими русскими знакомыми и спросить их, не могут ли они пролить свет на причину такого враждебного отношения ко мне. Через несколько дней после возвращения в Москву я снова встречаюсь с Ольгой Крыштановской. Наша встреча происходит в кафе на углу Дома книги рядом с ее квартирой. Книжный магазин - уютное и анонимное место, по крайней мере, в тот момент оно кажется анонимным.
Крыштановская говорит, что очевидно, что мои статьи привели в ярость ФСБ. Она указывает, что я переступил множество красных линий: писал о связях между ФСБ и мафией, публиковал материалы о команде Путина и деньгах его команды. "С вашей точки зрения нелогично выгонять вас. Но с точки зрения ФСБ это совершенно логично. Они нашли врага - вас. И они от него избавились".
По мнению Крыштановской, российская элита сильно напугана "арабской весной" и революциями в Тунисе, Египте и Ливии. Она глубоко опасается, что подобное народное восстание может произойти и у нас дома. Я представляю собой угрозу тому, что ФСБ считает "конституционным порядком", - объясняет она, другими словами, политической монополии и частным активам путинского режима, который сейчас стоит на все более шатком фундаменте. "Они боятся, что их свергнут, как в Египте. Вы представляете угрозу для власти. Поэтому вы - враг", - говорит Ольга.
Я спрашиваю о загадочной тактике ФСБ. Постоянно преследуя меня и врываясь в мою квартиру, службы безопасности могли лишь сделать мою журналистику более жесткой по отношению к Кремлю, чем она могла бы быть в противном случае, говорю я ей. Зачем же упорствовать в глупых и контрпродуктивных операциях? Крыштановская возражает, что методы ФСБ следуют установленной схеме.
В моем случае служба безопасности решила предпринять против меня то, что она называет "профилактическими мерами". Этот термин характерен для странного лексикона ФСБ. Я прошу Ольгу записать это слово по-русски: profilaktirovat. "Теория такова: если вовремя напугать человека, это остановит его от совершения враждебных действий. Если это не сработает, нужно наказать их каким-то другим способом".
Широко распространено мнение, что службы безопасности и правоохранительные органы находятся в ведении Путина, что они выполняют его приказы, а не Медведева. Но все чаще, как мне кажется, они пользуются почти полной автономией.
"Действительно ли Путин контролирует их?" - спрашиваю я.
Крыштановская говорит, что не знает. "Ответ совершенно секретный".
Разговор получается интересным. Мы сидим в кафе уже 20 минут, когда Ольга жестом показывает на молодого человека, который незаметно для меня опустился на соседнее кожаное кресло. Он сидит под углом 90 градусов к нам, его не видно, но он слышит весь наш разговор. Молодой человек одет в синтетический светло-серый костюм и белую рубашку с открытым вырезом; он ничего не пьет. Другие столики пусты, но он решил сесть рядом с нами.
"Он из ФСБ", - шепчет Ольга.
"Как вы можете быть уверены?"
"Я знаю этот тип", - говорит она. "Когда я упомянула слово profilaktirovat, я заметила его реакцию. Он подслушивал".
Ольга говорит, что продолжать разговор нет смысла, мы выходим из кафе по отдельности и вместе идем по обледенелому тротуару к станции метро, воздух холодный и резкий. Молодой человек идет следом, звонит по телефону и исчезает. Я спрашиваю ее об отношениях между Медведевым и Путиным. "Не очень хорошие", - говорит она. "Это борьба за власть, борьба насмерть". А как насчет полковника ФСБ или даже генерала, который так опозорил свое начальство, депортировав меня, - может ли он рассчитывать на понижение в должности? "Наоборот", - отвечает Крыштановская. "Повышение. И медали". По-русски это слово звучит как nagrady.
Когда мы расстаемся, она снова призывает меня к осторожности. "Вы в опасности", - прямо говорит она.
ГЛАВА 17. Досье
Ресторан Ganymed, Шиффбауэрдамм, Берлин 18 марта 2011 года
Zersetzung, die: Разложение, гниение, подрыв, подрывание.
ОКСФОРДСКИЙ НЕМЕЦКО-АНГЛИЙСКИЙ СЛОВАРЬ 1999
Я всегда восхищался тонкими, элегантными мемуарами Тимоти Гартона Эша "Досье", написанным после крушения Берлинской стены. Это образцовая книга. В ней Гартон Эш героически противостоит своим осведомителям из Штази и борется с собственным ранним оксфордским "я" и не самой лучшей памятью. Гартон Эш играет роль детектива времен холодной войны. Он выслеживает неофициальных коллаборационистов, которые передавали информацию о нем в министерство государственной безопасности, тайную полицию коммунистической Восточной Германии. Многое из этого оказывается неверным, нелепым или несущественным. Аппетит Штази к деталям оказался прожорливым. Девиз службы гласил: "Знать все".
В садовых пригородах Берлина происходят неловкие встречи с отставными тайными полицейскими. Некоторые из тех, кто работал на "Фирму" - так называли себя в Штази, - теперь, похоже, носят синтетические спортивные костюмы. Один из сотрудников Штази, сообщивший о Гартоне Эше, оказывается университетским преподавателем английской литературы. Другой занимается страховым бизнесом. Третий в письме вежливо отказывается от интервью. Есть отрицание, запутывание, уклонение и - иногда, но не всегда - выражение сожаления. Ученые восточные немцы, как можно узнать, превратили личную слежку в своего рода извращенную национальную групповую деятельность: со шпионами и со следящими. Даже сейчас лишь меньшинство тех, кто в ней участвовал, признают ее тем, чем она была: морально отвратительной формой террора.
На этом пути Гартон Эш, проводник книги, похожий на Вергилия, постоянно задает правильные вопросы. Зачем информировать? Или - лучше сказать - что такого в личных биографиях людей, что толкает их в объятия тайной полиции? Почему один человек становится борцом сопротивления, а другой - верным слугой диктатуры, один - Штауффенбергом, другой - Шпеером, задается вопросом Гартон Эш. Могла ли Британия при иных обстоятельствах превратиться в коммунистическое полицейское государство? И можем ли мы быть уверены, что методы спецслужб в Британии - и в западном мире в целом - превосходят те, что использовались в бывшем советском блоке?
В некотором смысле личная история Гартона Эша повторяет мою собственную: Штази, как и ФСБ в моем случае, считала его британским шпионом. В 1980-х годах Штази запретила ему ездить в ГДР. Высылка - традиционный метод, по его словам, борьбы с "меньшими врагами". Расторопные восточные немцы также отправили его данные в советскую Москву, внеся его в Систему единого учета данных о противнике.
(Гартон Эш пишет, что в системе было 15 категорий: секретные агенты, члены "подрывных организаций" и "центров политико-идеологических диверсий", "провокаторы", "запрещенные и нежелательные лица", "враждебные дипломаты", "враждебные корреспонденты", террористы и контрабандисты. Он был отнесен к пятой категории: "Лица, выполняющие заказы на подрывную деятельность против государств социалистического содружества по поручению враждебных спецслужб... " По этой системе я, полагаю, был бы "враждебным корреспондентом").
В 1980-е годы, когда коммунизм начинает рушиться, Гартон Эш хитроумно обходит запрет: он посещает Польшу и Чехословакию и даже умудряется проскользнуть в Восточный Берлин на два дня в 1984 году, а в следующем году - снова, сопровождая министра иностранных дел Великобритании Джеффри Хоу. И вот в 1989 году стена рушится. В 1992 году Гартон Эш получает возможность прочитать свое досье от Штази. Внезапно занавес отдергивается. Из обломков разделенной европейской истории, его старых дневников и папки Штази, окрашенной в буффонный цвет, он может создать своего рода ретроспективную правду. Возможно, не истину. Но убедительную ее версию. Для Гартона Эша, академика, историка, журналиста, интеллектуала, изучающего болезненный переход Восточной Европы от бывшей коммунистической диктатуры к европейской нормальности, - какая радость! Досье предлагает нечто слишком редкое в жизни: момент личного и профессионального закрытия.
*
Но я не могу предположить, что в России наступит момент демократического пробуждения или правды. Напротив, есть все основания полагать, что нынешняя правящая клика будет держаться за власть бесконечно долго, несмотря на протесты против правления Путина. Если мое досье на ФСБ когда-нибудь станет достоянием гласности - что станет возможным только после очередной, третьей за столетие, русской революции, - вряд ли я смогу его прочитать. Но мое досье существует. Я не могу его увидеть. Но я могу его представить. Я могу собрать воедино все подсказки.
Через две недели после моего изгнания я получил электронное письмо от Флориана Кнауэра, немецкого научного сотрудника Берлинского университета имени Гумбольдта. Кнауэр сообщает, что пишет книгу о преследовании, травле, психологических пытках и том, что он называет "психологической дезинтеграцией". В качестве вступления он сказал: "Я только что прочитал в газете Frankfurter Allgemeine Zeitung о вашем решении покинуть Россию. В статье говорится, что сотрудники российских спецслужб ворвались в вашу квартиру и что государственные власти издевались над вами и вашей семьей. Эти методы кажутся мне знакомыми".
Далее Кнауэр рассказывает, что Штази использовала аналогичные методы репрессий против оппозиционеров в бывшей Восточной Германии. Фактически, эти методы были экспортированы по всему советскому блоку. Он указывает мне на статью, написанную Гертой Мюллер, немецкой писательницей румынского происхождения, которая в 2009 году была удостоена Нобелевской премии по литературе.
Мюллер рассказывает о страшных страданиях от рук Секуритате, тайной полиции Румынии. На ее фабрике распространяли клевету о том, что она информатор. Были допросы, избиения. И взломы. Я читаю: "Тайная полиция приходила и уходила по своему усмотрению, когда нас не было дома. Часто они специально оставляли следы: окурки, картины, снятые со стены и оставленные на кровати, сдвинутые стулья". Самый жуткий случай, пишет она, длился неделями: агенты отрезали куски от шкуры лисы, лежавшей на полу, и в конце концов сняли с нее голову. Мюллер называет это "психологическим террором". "Все могло случиться, квартира больше не была частной".
У этих, казалось бы, безобидных психологических тактик даже есть название - Zersetzung, говорит Кнауэр. Могу ли я рассказать ему немного больше о своем опыте?
Слово любопытное. Я свободно говорю по-немецки и до Москвы провел четыре года в Берлине в качестве немецкого корреспондента газеты Guardian. Однако я не сталкивался с Zersetzung. Zersetzung, как я выяснил, - это научный термин, заимствованный из химии. Он переводится как "разложение", "дезинтеграция" или "коррозия". (Для моего английского уха коррозия звучит лучше всего). Но он также может означать подрыв, низвержение, разрушение, растворение и коррупцию.
Романтики, очарованные распадом в мире природы, использовали это слово метафорически, начиная с конца XVIII века. Современные политические группы также использовали этот термин: нацисты ссылались на "разлагающее влияние" евреев, чтобы оправдать их уничтожение; коммунисты говорили о "распаде" своих идеологических врагов.
Кнауэр знакомит меня с работой Сандры Пингель-Шлиманн, немецкой писательницы и журналистки. Она изучала использование Zersetzung в бывшей Германской Демократической Республике. Она брала интервью у жертв и, как и Гартон Эш, провела месяцы, прочесывая архивы министерства государственной безопасности. Я начинаю читать ее книгу "Дезинтеграция: Стратегия диктатуры", опубликованную в 2002 году в Берлине. Я в ужасе и в восторге. Мой собственный занавес не совсем открывается. Но появляется небольшая трещина, и я могу начать заглядывать сквозь нее.
Я читал, что при Эрихе Хонеккере широко использовался Zersetzung. В понимании Штази, Zersetzung - это метод подрыва и уничтожения противника. Цель заключалась в том, чтобы нарушить личную или семейную жизнь объекта, чтобы он не смог продолжать свою "враждебно-негативную" деятельность по отношению к государству. Как правило, Штази использовала коллаборационистов для сбора информации о личной жизни жертвы. Затем они разрабатывают стратегию "дезинтеграции" личных обстоятельств жертвы - ее карьеры, отношений с супругом или супругой, репутации в обществе. Они даже стремятся отдалить их от детей.
Пингель-Шлиман приводит в пример случай с герром Й. Сначала герр Й потерял водительские права. Спустя несколько месяцев он обнаружил на деревьях своей деревни анонимные записки с оскорблениями в свой адрес. Затем поползли слухи, что он изменяет своей жене. На работе герр Джей сталкивался с растущими проблемами. В конце концов полиция арестовала его и осудила за кражу, которую он не совершал. Для герра Й. эти события были тревожными, случайными и необъяснимыми. Он и не подозревал, что за ними стоит Штази.
Целью службы безопасности было использовать Zersetzung для "отключения" противников режима. После месяцев и даже лет Zersetzung внутренние проблемы жертвы становились настолько масштабными, изнурительными и психологически тягостными, что у нее пропадало желание бороться с восточногерманским государством. Самое интересное, что роль Штази в личных несчастьях жертвы оставалась дразняще скрытой. Операции Штази проводились в условиях полной оперативной секретности. Служба действовала как невидимый и злобный бог, манипулируя судьбами своих жертв.
Именно в середине 1970-х годов тайная полиция Хонеккера начала применять эти коварные методы. В этот момент ГДР наконец-то добилась международного признания. (В 1973 году она вступила в ООН, открыла диалог с Западной Германией и в 1975 году подписала Хельсинкские соглашения. Она также отчаянно нуждалась в срочной финансовой помощи от западногерманского правительства в Бонне). Предшественник Хонеккера, Вальтер Ульбрихт, был старомодным сталинским головорезом. Он использовал методы открытого террора для усмирения послевоенного населения: показательные суды, массовые аресты, лагеря, пытки и тайную полицию.
Но спустя два десятилетия после того, как Восточная Германия превратилась в коммунистический рай для рабочих и крестьян, большинство граждан смирились с этим. Когда новая группа диссидентов начала протестовать против режима, Хонеккер пришел к выводу, что необходима другая тактика. Массовый террор больше не годился и мог повредить международной репутации ГДР. Требовалась более умная стратегия.
Тем временем в Ленинграде в 1975 году Владимир Путин исполнил свою юношескую мечту и поступил на службу в КГБ. Через несколько лет он будет уничтожать городские коммуны хиппи. Товарищи по КГБ прозвали его "Молью", настолько он умел бесшумно выслеживать цели.
Так режим начал невидимую психологическую войну против своих внутренних критиков. Эта война была неравной, поскольку другая сторона - относительно небольшая часть населения Восточной Германии - даже не подозревала о том, что она ведется. Мишенями были "враги": артисты, такие как певец-диссидент Вольф Бирманн (высланный в Западную Германию в 1976 году); пасторы; местные церковные группы; борцы за мир; все, кто хотел уехать на Запад. Пингель-Шлиман описывает Zersetzung как "тонкий", "анонимный", "бесшумный" и "непостижимый". Его методы отличаются от официально признанных форм преследования, таких как пытки, аресты и убийства. Zersetzung носит скрытый характер: обычно жертва не подозревает, что за этим стоит Штази (хотя к концу 1980-х годов подозрения в причастности Штази были широко распространены среди оппозиционных групп).
На странице 197 я прочитал о деле фрау Р. Сотрудники Штази использовали дубликаты ключей, чтобы проникнуть в квартиру фрау Р. Попав внутрь, они сняли картины со стен. Во время следующего тайного проникновения они переставили горшочки со специями на кухне. Затем они заменили любимый сорт чая фрау Р. на другой. Сотрудники Штази были предприимчивой компанией: они проникали в дом снова и снова, каждый раз придумывая что-то новое. В одном случае они поменяли полотенца для рук фрау Р. В другой раз они поменяли местами цветочные горшки на ее сиденье у окна. В другом случае офицеры проникли в дом ночью, когда их жертва спала. Они прокрались в ванную и включили электробритву. Жертва проснулась в ужасе. Она не смогла объяснить, что произошло. "Вы не можете никому рассказать о таких вещах. А если и расскажешь, они просто скажут: "Конечно, ты был пьян"", - сказал он.
Самый коварный аспект Zersetzung заключается в том, что его жертвам почти всегда не верят. Когда фрау Р рассказала о происходящем своим подругам, они пришли к выводу, что она теряет связь с реальностью: "Мы не смогли объяснить, зачем кому-то понадобилось убирать полотенца для рук", - призналась одна из них. Некоторые жертвы Zersetzung думают, что сходят с ума или больны; пострадавшие терпят упреки в том, что у них галлюцинации.
На первый взгляд перемещение личных вещей может показаться безобидным - не более чем грубый розыгрыш. Но для жертв результаты могут быть психологически катастрофическими, читаю я. Они могут привести к абстиненции, психозу, "полному распаду психики" и даже к самоубийству. "Существенной характеристикой Zersetzung является его анонимность", - пишет Пингель-Шлиманн. "Эти действия Zersetzung неуловимы. Их нельзя явно идентифицировать как меры преследования со стороны Штази". Она добавляет: "Даже сейчас часто случается так, что когда пострадавшие рассказывают о своих переживаниях... им никто не верит. Слишком часто их личные описания воспринимаются как паранойя".
Босс Штази Эрих Мильке заинтересовался психологическими техниками в 1960-х годах. К 1971 году, когда Хонеккер сменил Ульбрихта, министерство Мильке начало превращать Zersetzung из бандитского инструмента в псевдоакадемическую дисциплину. Эти методы запугивания и анонимного преследования были классифицированы как "оперативная психология". Оперативная психология - это темный близнец обычной психологии: вместо того чтобы лечить людей, она стремится нанести им вред или ущерб.
Мильке открыл кафедру оперативной психологии в Юридической высшей школе, учебном заведении министерства государственной безопасности в Потсдаме. Здесь студенты писали работы по передовым психологическим методикам: например, они узнали, что лишение сна и одиночное заключение - более эффективные методы допроса, чем избиения или удары током. Для зрелого тоталитарного государства "жесткие" пытки были уже не нужны. Требовались "мягкие" пытки.
1 января 1976 года Мильке издал секретную директиву 1/76. Она регламентировала использование психологии в "оперативных процедурах". Амбициозные сотрудники Штази писали диссертации о том, как скрытые санкции могут быть применены против классовых врагов; одна из них занимала 800 страниц.
На нем было написано по-немецки многозначительно:
«Враг становится озабоченным в первую очередь собой. Причины его несчастья и необходимость отказаться от враждебной деятельности существуют в рамках, в которых он не может обвинить ни социалистическое государство в целом, ни органы безопасности».
Враги реагировали на Zersetzung "медленнее и нерешительнее", чем на формы открытого преследования, отмечалось в статье. (Такие методы могли укрепить уверенность человека в себе и нанести ущерб политическому авторитету восточногерманского государства. Открытые методы также рисковали оставить Штази открытой для "клеветы и дискриминации в западных СМИ"). По этим причинам операции Zersetzung должны были проводиться в условиях полной конспирации.
По мере чтения сходство между Восточной Германией Хонеккера и Россией Путина кажется мне ошеломляющим. Обе они, по сути, представляют собой изощренные современные диктатуры. Обе понимают, что тонкое искусство репрессий более эффективно, чем грубые методы старой школы. И Россия - как и исчезнувшая ГДР - сильно озабочена своим международным имиджем, причем "элита" особенно переживает за судьбу своих активов на Западе. Как и зрелые восточные немцы, Москва подписала множество договоров по правам человека и, кроме того, является участником Европейской конвенции по правам человека. У нее есть международные обязательства, и она является - или стремится быть - уважаемым, высокопоставленным членом мирового сообщества.
Использование методов Zersetzung - идеальный ответ. В период растущего внутреннего недовольства в России преследование ФСБ российской оппозиции - а также странных иностранных врагов - является полезным секретным инструментом. И в конце концов, где доказательства того, что права человека были нарушены? Открытое окно, странный будильник, секс-книга у кровати - да что там! Zersetzung, осуществляемый невидимыми эмиссарами государства, трудно наблюдать и еще труднее доказать его жертвам.
В своем исследовании Пингель-Шлиманн заключает: "В наши дни тотальной диктатуре не нужно использовать методы открытого террора, чтобы годами подчинять себе людей и делать их слабыми. . . Более того, развитие технологий и коммуникаций открывает перед будущими диктаторами все более тонкие возможности для манипулирования". Ее комментарии кажутся мне прозорливыми. В случае с герром Й. оперативники Штази должны были по ночам обходить его деревню, развешивая отдельные записки с надписями: "Шлюха", "Пьяница", "Лихач" и "Трепло". Сегодняшним кремлевским блогерам и безликим государственным патриотам гораздо проще. Им достаточно дотянуться до мышки.
*
Через три недели после отъезда из Москвы я отправляюсь в Берлин. Я звоню Пингель-Шлиманн. Она сочувствует мне. Она подтверждает, что мои переживания в Москве идентичны переживаниям других жертв Zersetzung. "Вы должны написать книгу, герр Хардинг. Это лучшая терапия для вас", - советует она. У нее есть информация: бывший заведующий кафедрой оперативной психологии в высшей академии Штази еще жив. Его зовут Йохен Гирке. После крушения Берлинской стены он продолжает работать психологом в Потсдаме. Он также консультирует немецкую партию Linkspartei ("Левая партия"), которая пользуется поддержкой ярых восточногерманских коммунистов, западногерманских ультралевых и радикалов среднего возраста. Гирке есть в телефонном справочнике. Я звоню ему. Объясняю свои необычные обстоятельства. К моему удивлению, он соглашается встретиться.
Мы решаем выпить чашечку кофе в Ganymed, старомодном ресторане, выходящем на Шиффбауэрдамм, мощеную речную улицу под берлинским вокзалом Фридрихштрассе. Ресторан излучает довоенное очарование: массивная деревянная стойка с латунными перилами, херувимы и ангелы украшают барную стойку, дующие в горн, а пожилой официант до жути похож на Альберта Эйнштейна. Я сажусь на табурет рядом с большим торжественно выглядящим тортом.
Гирке опаздывает на несколько минут. Это ухоженный, благополучный мужчина 62 лет, с седыми волосами, классическими немецкими усами и скромным брюшком; на нем черная рубашка и пиджак Hugo Boss. Я рассказываю ему о своем опыте общения с ФСБ в Москве - о взломах, открытых окнах, странных звуках посреди ночи и литературе, в которой мне советовали, как правильно испытывать оргазм. Гирке кивает. Он улыбается. В этом читается одобрение и - хотя, возможно, мне это кажется - отпечаток профессиональной гордости. "Это типичные методы Zersetzung", - начинает он.
По словам Гирке, все секретные службы, включая западные, используют то, что он называет "грязными инструментами". "В нашем случае это было идеологически оправдано. Мы строили лучшую Германию. Приказ узаконивал методы", - говорит он. В Германской Демократической Республике Хонеккера, как и в путинской Российской Федерации, журналисты автоматически считались врагами и шпионами, объясняет он. "Когда вы сталкиваетесь с журналистом, вы предполагаете, что он связан со спецслужбами. Журналисты - классический пример Feindbild, представления о враге... Это извращение. Но вас учили всегда ожидать нападения врага".
Я объясняю, что ФСБ нацелилась на меня с непонятным рвением. Будучи главой ФСБ, именно Путин в 1999 году заявил, что иностранный шпионаж представляет собой самую серьезную угрозу для России. Но Гирке говорит, что такое рвение может быть просто работой амбициозного младшего офицера, пытающегося взобраться по скользкой карьерной лестнице: "Сотрудник, ведущий дело, должен показать начальству, что он успешен. Его не интересует, хороший ли это отец, хороший человек или хороший журналист. Он хочет найти доказательства того, что Feindbild - это правда".
По словам Гирке, Штази хотела знать все о личной жизни объекта: есть ли у него любовница, каковы его отношения с женой, какие книги он читает, какие долги - все, что могло стать поводом для манипуляций. Ни одна деталь не была слишком легкомысленной. Штази интересовала марка сигарет, которые курил человек, где он парковал свой фургон, сколько он пил.
По его словам, методы "Zersetzung" Штази были поразительно разнообразны и изобретательны - "балет методов", говорящий о мрачном творчестве. "Мы устраивали прорыв трубы в полу над квартирой объекта, затапливая ее. Идея в том, чтобы вызвать у вас раздражение на работе или в личной жизни. В итоге вы от них избавляетесь". В другом случае Штази организовывала отправку дюжины клубничных пирожных на дом жертве; жертва жаловалась, что не заказывала пирожные, но бланк заказа был заполнен правильно, с указанием имени и адреса жертвы. Штази также организовывала доставку детского гроба в дом жертвы с молодой семьей; гробовщик выражал соболезнования в связи со смертью ребенка. На самом деле никто не умер.
Однако чаще всего методы были банальными, но мрачновато эффективными. По словам Гирке, офицеры Штази взламывали машину жертвы, а затем ставили ее на то же место, но наполовину прислоненной к бордюру. Когда владелец возвращался, он обнаруживал свою машину в совершенно другом положении. Неужели кто-то взломал дверь? Или ему все привиделось? Или он сходил на горшок? "Они [секретные службы] делают такие вещи, чтобы показать, что они всемогущи, всесильны и могут в любой момент войти в вашу частную жизнь", - объясняет Гирке.
А как насчет секса? Было ли что-то в личной жизни объекта под запретом? В течение четырех лет, проведенных в Москве, мы полагали, что наша супружеская спальня прослушивается; мы обсуждали все деликатное в глубине сада рядом со сливовым деревом. Подслушивание - это одно, но было ли там еще и видео?
Гирке говорит, что Штази иногда эксплуатировала сексуальные слабости объекта, и вспоминает случай с гомосексуальным западногерманским бизнесменом, который приехал в Лейпциг на торговую ярмарку. (По его словам, Штази сильно переоценила значимость бизнесмена, ошибочно подняв его досье до уровня генерала).
Еще одним фирменным приемом Штази было оставление порнографической литературы у кровати. Например, она использовалась для дискредитации репутации герра Б., члена религиозной группы мира в Мекленбурге, как и распространение ложных слухов о том, что жертва изменяет супругу. В одном случае берлинский отдел XX/4 Штази (как отмечает Гартон Эш, отвечавший за проникновение в церковные группы) отправил жене объекта вибратор, приобретенный информатором из Западного Берлина. Вместе с ним пришла анонимная записка: "Лучше использовать вибратор, чем изменять мужу".
В целом, однако, Гирке утверждает, что тайная полиция не проявляла оперативного интереса к сексу, хотя я все еще нахожу возможности вуайеризма дискомфортными. По его словам, офицеров больше интересовали разговоры в подушку - возможность того, что в уединении спальни объект раскроет нечто, имеющее большое оперативное значение. "Вы должны смотреть на вещи через призму ФСБ. Вы лежите в постели с женой. Вы говорите ей, что первый секретарь британского посольства только что дал вам новое задание. Оно представляет жизненно важный национальный интерес. ФСБ подслушивает. Это для них звоночек".
Именно эта фантазия - поиск неуловимого кусочка информации, святого Грааля шпионов - делает всю работу, казалось бы, стоящей. Для добросовестного контрразведчика все часы ожидания и прослушивания сосредоточены на этом единственном моменте. Гирке сравнивает это с рыцарским походом. По его мнению, это нечто среднее между средневековыми романами Вольфрама фон Эшенбаха и современным шпионским триллером. Он объясняет: "Представьте, что вы - охотник, который терпеливо сидит с оружием на лугу и ждет появления огромного белого оленя, о котором все говорят. Охотник фантазирует, что застрелит оленя золотой пулей".
По его словам, во время службы Гирке Штази разработала сложную технику подслушивания и наблюдения. "У нас были передовые технические системы. Вам не нужно держать кабель, свисающий из окна. Все было полностью миниатюризировано. Жучки размером не больше головки ручки и связаны с передатчиком на улице", - говорит он. За несколько дней до моего отъезда из России я обнаружил, что замок на входной двери моей дачи тугой и поврежденный - следы взлома ФСБ. (Дата - 17 февраля 2011 года. В данном случае злоумышленник, похоже, торопился. Или меньше заботился о том, чтобы оставить улики. Это тоже в моем досье?) Я подозреваю, что бюджетные спецслужбы пришли забрать свое подслушивающее оборудование. "Это вполне возможно", - говорит Гирке.
Гирке не может пролить свет на то, кто изначально изобрел "оперативную психологию". Он полагает, что именно КГБ первым разработал эту практику. Ведь именно "друзья" из Москвы в 1950-х годах создали в ГДР зарождающуюся тайную полицию, и впоследствии обе службы - восточногерманская и советская - тесно сотрудничали. КГБ незаметно разместил офицеров связи в ключевых городах Восточной Германии и во всех восьми управлениях Штази. Одним из них в 1985-1990 годах был Владимир Путин, работавший в Дрездене. Чем именно занимался Путин в Дрездене, остается загадкой. Формально ему было поручено руководить советско-германским домом дружбы в Лейпциге. Предположительно, он уже изучал оперативную психологию в собственной академии КГБ.
В годы холодной войны у КГБ было два основных занятия, говорит Гирке. Одним из них был шпионаж за НАТО и Bundesnachrichtendienst (БНД), федеральной службой внешней разведки Западной Германии. КГБ интересовался чертежами ракетных систем стран НАТО и другими оборонными вопросами. Вторая цель заключалась в том, чтобы восточные немцы (и другие социалистические страны Варшавского договора) оставались верными партнерами. "Офицеры по связям давали нам конкретные рекомендации, - говорит Гирке. - Всегда были контакты и связи".
Ко времени перестройки эти некогда близкие отношения переросли в недоверие: Хонеккер был недоволен экономическими реформами Михаила Горбачева и идеологическими отступлениями. Тем не менее, на личном уровне отношения оставались дружескими, говорит Гирке. У КГБ был собственный дом в Потсдаме рядом с Берлинской стеной; сотрудники КГБ и Штази играли в футбол на травяном поле возле замка Цецилиенхоф, дворца, где Черчилль, Трумэн и Сталин проводили Потсдамскую конференцию.
По словам Гирке, примерно в 1986 году ему неожиданно позвонил его коллега по работе в КГБ, тоже профессор оперативной психологии. Они встретились на скамейке в замке Сан-Суси, летнем дворце Фридриха Великого в стиле барокко в Потсдаме, неподалеку от Высшей школы Штази в Потсдаме-Эйхе, где преподавал Гирке. (Эта академия фигурирует в "Жизни других", оскароносном фильме о Штази западногерманского режиссера Флориана Хенкеля фон Доннерсмарка). Они обсуждали научные аспекты своей работы. Обе секретные службы понимали, как можно применять психологические техники к тщательно отобранным врагам. Но именно восточные немцы, по словам Гирке, превратили оперативную психологию в строгую академическую дисциплину. "Мы были теми, кто усовершенствовал Zersetzung. Немецкая служба использовала более утонченные методы, - говорит он. - Русские всегда были более жестокими".
*
Спустя два десятилетия Гирке признает, что весь проект ГДР и его роль в нем были ошибочными. "Я считаю, что это была огромная ошибка. Все мы - вожди, партийные боссы, обслуга - все мы верили, что можно сделать людей счастливыми, принуждая их. Мы думали, что сможем построить другую Германию, используя эти методы. Это была иллюзия. Но мы вкладывали в это столько энергии, заставляя людей делать карьеру. Я понял это слишком поздно". Он говорит, что лично не участвовал в преследовании диссидентов, но принимает на себя "коллективную ответственность" за то, что делала служба. По его признанию, он - Schreibtischtäter. (Это слово дословно переводится как "кабинетный преступник" и первоначально было придумано для обозначения печатников - а не гестаповцев, - которые сделали возможным Третий рейх).
Где-то в Москве, на чьем-то столе, в чьей-то пыльной картотеке, на чьей-то зашифрованной флешке, лежит мое досье от ФСБ. Я спрашиваю Гирке, что в нем может быть. "Вы получаете номер. Они относят вас к той или иной категории", - говорит он. У Штази есть своя система классификации в зависимости от серьезности дела". Кроме того, говорит Гирке, в ФСБ мне дадут кодовое имя - псевдоним для использования в секретных операциях. Это кодовое имя очень важно: оно обезличивает объект и облегчает проведение враждебных мероприятий против него. (Гартон Эш по понятным причинам приходит в восторг, когда узнает, что Штази окрестили его "Ромео"). Гирке говорит, что ФСБ приложила копии моих статей в "Гардиан" - я ведь "враждебный корреспондент", а также детали операций против меня. Он добавляет, что досье никогда не закрывается. Несмотря на то, что Россия уже изгнала меня, я, очевидно, продолжаю жить где-то в пыльных архивах ФСБ.
Потсдамская академия Штази, возможно, и закрылась, но, насколько ему известно, у ФСБ по-прежнему есть своя кафедра "оперативной психологии" в академии в Москве. Однако почему русские продолжили использовать подобные методы спустя долгое время после предполагаемого окончания холодной войны? Или, точнее, почему Путин возродил использование тактики КГБ спустя долгое время после того, как борьба за власть и влияние между Востоком и Западом сошла на нет? У Гирке есть простой ответ. "Wladimir Putin macht was er kennt", - говорит он. "Владимир Путин делает то, что знает". Он добавляет: "Это очевидно. Он хочет удержать власть и поэтому использует методы секретных служб".
*
За день до нашего отъезда снег все еще покрывает наш дачный дом. Легкая белая пудра покрывает сливовое дерево и красный сахарный клен. У нашей кормушки снова сидят большие синицы - пять или шесть штук, которые оживленно клевали. Скоро их некому будет кормить. Мы отправляем детей по отдельности: Тилли - в Женеву на лыжные каникулы, а Раскина с кузиной Фиби Элис - обратно в Лондон. Эта мера предосторожности может показаться излишней. Но на данном этапе лучше перестраховаться.
Собираясь в дорогу, я размышляю о судьбе России после распада Советского Союза и концакоммунизма. Есть много непривлекательных сторон - феодальное высокомерие российской "элиты", например, и отсутствие правовой защиты простых россиян от произвола бюрократических властей,. Так было уже давно. Историк Ричард Пайпс называет это "необычной пропастью", которая на протяжении веков существовала в России между правителями и управляемыми. Исайя Берлин говорит о "двух нациях" - "классе управляемых", которые "ведут себя так, как люди ведут себя везде", и "правящем классе", которого "боится, восхищается, ненавидит и принимает как неизбежность все население".
Я знаю, какая нация мне больше по душе. Среди класса управляемых есть чем восхищаться: несгибаемым духом русского народа перед лицом непреодолимых препятствий и ежедневных разочарований; богатой литературной и театральной культурой; крепкой дружбой. Наша вечеринка по случаю отъезда - это классический русский праздник. Мы пьем водку. Закусываем корнишонами. Мы произносим слезливые тосты. Мы смеемся с нашими русскими и западными друзьями. И в какой-то момент, уже много позже рассвета, еле стоя на ногах, мы падаем в постель.
Но самое большое поражение нынешнего российского режима, как мне кажется, интеллектуальное. Подобно призракам, ворвавшимся в мою квартиру, используя старую тактику КГБ из давно написанного руководства, подполковник Путин вернулся в свою зону комфорта. У него, как у молодого шпиона, были наставники-близнецы. Это были КГБ и Штази. Это видно. Результат - глубокое отсутствие сочувствия к тем, кто с ним не согласен. Отсюда и его оскорбления в адрес демонстрантов, массово протестующих против фальсификации выборов. Под его руководством Россия стала хулиганской, жестокой и, прежде всего, бесчеловечной.
К 2011 году, после более чем десятилетнего пребывания у власти, Путин завершил головокружительную контрреволюцию. Он заменил полудемократические структуры 1990-х годов вертикалью власти. Он поощрял коррупцию, поскольку коррупция обеспечивает лояльность. Он наделил ФСБ беспрецедентными полномочиями. И он вернул ведомству прежнюю роль КГБ как стража государства. Но оппозиция его правлению растет. Скоро она может стать неостановимой. И он не смог, совершенно не смог придумать ничего нового.
ЭПИЛОГ. Английская весна
Хартфордшир, Англия Апрель 2011 г.
Если наступила зима, может ли весна быть далеко позади?
ПЕРСИ БАЙШЕ ШЕЛЛИ, «ОДА ЗАПАДНОМУ ВЕТРУ»
После московской зимы - английская весна. Из окна моего кабинета в Хартфордшире видны шотландская сосна и калина гордовина, цветущая белыми цветами. Нарциссы и примулы устилают соседние сады; здесь растут розовая вишня и магнолии в кремовом цвету. Мой новый маршрут бега трусцой ведет меня мимо огорода и капустного поля к лесу Хэтфилд. Здесь ранним вечером я замечаю лису. Лиса оценивает меня, прежде чем скрыться среди дубов и грабов. Здесь есть кролики, слишком много, чтобы их можно было сосчитать, и олени.
На самом деле, наш новый дом, построенный в современном стиле, скорее пригородный, чем пасторальный. У него мало общего с нашей опустевшей московской дачей. Дом выходит на больничную парковку; с одного балкона открывается вид на трассу полетов аэропорта Станстед. В наследство нам досталась тарелка спутникового телевидения. В отличие от Москвы с ее коммунальными многоквартирными блоками советской эпохи, построенными в 70-80-е годы, британцы живут в индивидуальных домах Lego, каждый из которых - мини-Эдем. У нас есть сад. Это небольшой кусочек газона, такой же, как у наших соседей. Есть сарай. После десятилетнего отсутствия мы постепенно заново осваиваем грамматику британской жизни, ее упорядоченность и дискретность архитектурного расположения.
И все же в первые недели мне трудно отучиться от московских правил. Заходя в дом, я сразу же закрываю входную дверь на ключ. В кафе и ресторанах я оглядываюсь через плечо, высматривая молодых людей в дешевых плохо сидящих костюмах и коричневых туфлях. Однажды на улице я слышу русские голоса. Я обнаруживаю, что следую за двумя мужчинами. Они невинно исчезают в местной больнице. В Москве бывают метели и снегопады, но здесь тепло - в апреле 19 градусов тепла - и пение птиц. Ранним утром я слышу, как в соснах возле моей спальни токуют лесные голуби; я наблюдаю, как они снуют по пустынной улице.
Со временем кажется, что старый мир ушел навсегда. Когда я возвращаюсь в дом, белые двери патио, заколоченные, когда я уходил, все еще заколочены. Предметы домашнего обихода лежат там, где мы их оставили. Окно в новой спальне моего сына - это не предупреждение, не жест, не темный намек - это просто окно. Нет ни необъяснимых ночных звуков, ни пособий по сексу. Через месяц из России в большом фургоне привозят мебель для дома. Я обнаруживаю часы Путина-Медведева. Мы решаем оставить их - и их самих - в картонной коробке. Они там и остаются.
Моя дочь учится в международной школе, которую мы обещали ей после того, как российское министерство иностранных дел объявило, что мы должны покинуть Москву. Мой сын ходит в местную начальную школу: его форма - зеленая толстовка, и впервые в жизни ему приходится носить галстук. Оба ребенка кажутся счастливыми, хотя Тилли жалуется, что ее новая жизнь скучна по сравнению с прежними переживаниями. Тем не менее мы снова стали анонимными. И, я думаю, в безопасности. Я провожаю сына в школу через небольшой лес. Последний отрезок пути он преодолевает самостоятельно.
Последние комментарии
44 минут 50 секунд назад
2 часов 12 минут назад
3 часов 52 минут назад
1 день 9 часов назад
1 день 16 часов назад
1 день 16 часов назад