Полное собрание сочинений в 13 томах. Том 1. Часть 2 [Фридрих Вильгельм Ницше] (pdf) читать постранично

Книга в формате pdf! Изображения и текст могут не отображаться!


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

КУЛЬТУШ!

Институт философии
Российской академии наук

Фридрих Ницше

полное собрание
сочинений
в тринадцати томах
Редакционный совет
A.A. Гусейнов, В.Н. Миронов,
Н.В. Мотрошилова, В.А. Подорога,
К. А. Свасъян, Ю.В. Синеокая,
И.А. Эбаноидзе

Издательство
«Культурная Революция»
Москва

Институт философии
Российской академии наук

Фридрих Ницше

полное собрание
сочинений
Первый том.
Часть вторая

Несвоевременные размышления
Из наследия
(сочинения 1872-1873 годов)
Перевод с немецкого

Издательство
наконец виднеется берег; каков бы он ни был, мы должны к
нему пристать, и наихудшая гавань лучше, чем скитание и
возвращение в безнадежную, скептическую бесконечность.
Будем крепко держаться обретенной земли, мы всегда сумеем найти потом хорошие гавани и облегчить потомству
возможность пристать к ним.

О пользе и вреде истории для жизни

163

Опасно и полно тревог было это плавание. Как далеки
мы теперь от той спокойной созерцательности, с которой
мы поначалу выходили в открытое море! Исследуя шаг за
шагом опасности истории, мы увидели, что сами подвергнуты в сильнейшей степени всем этим опасностям; мы носим на самих себе следы тех страданий, которые выпали
на долю людей новейшего поколения вследствие избытка
истории, и именно это исследование, чего я отнюдь не намерен скрывать от себя, носит вполне современный характер, характер слабовыраженной индивидуальности, проявляющейся в неумеренности его критики, в незрелости
его человечности, в частом переходе от иронии к цинизму,
от самоуверенности к скептицизму. И все-таки я полагаюсь
на ту вдохновляющую силу, которая, как гений, направляет
мой корабль. И все-таки я верю, что юность направила меня
на истинный путь, заставив меня протестовать против исторического образования современного юношества и заставив меня

требовать, чтобы человек прежде всего учился жить и пользовался историей только для служения познанной жизни. Нужно быть юным, чтобы понимать этот протест, более того:
при преждевременном седовласии нашего теперешнего юношества нельзя быть достаточно юным, чтобы почувствовать, против чего, в сущности, здесь протестуют. Я поясню
это примером. Не далее как столетие тому назад в Германии
в некоторых молодых людях пробудилось естественное тяготение к тому, что называют поэзией. Можно ли заключить отсюда, что их современники и предшественники никогда не заикались об этом внутренне им чуждом и с их точки
зрения неестественном искусстве? Напротив, мы знаем как
раз обратное: что эти поколения по мере своих сил размышляли, писали, спорили о «поэзии» посредством слов о словах,
словах, словах. Но наступившее пробуждение слова к жизни
вовсе не повлекло за собой исчезновения тех кропателей
слов; в известном смысле они живы и поныне; ибо если,
как говорит Гиббон, не требуется ничего, кроме времени,
хотя и многого времени, для того чтобы погибла известная
эпоха, то точно так же не нужно ничего, кроме времени,
хотя и гораздо большего времени, чтобы в Германии, «этой
стране постепенности», исчезло навсегда какое-либо ложное понятие. Во всяком случае, понимающих поэзию людей

164

Несвоевременные размышления II

теперь найдется, пожалуй, на сотню больше, чем столетие
тому назад; может быть, через сто лет найдется еще сотня
людей, которые за это время научатся понимать, что такое
культура, а также и то, что у немцев нет до сих пор никакой
культуры, как бы они ни распространялись и ни важничали
на сей счет. Им столь распространенная ныне удовлетворенность немцев своим «образованием» будет казаться в такой же степени невероятной и такой же нелепой, как нам некогда общепризнанная классичность Готшеда или возведение Рамлера в сан немецкого Пиндара. Они, может быть,
придут к выводу, что это образование есть только известный вид знания об образовании, и к тому же совершенно
ложного и поверхностного знания. Ложным же и поверхностным оно было потому, что допускало противоречие
между жизнью и знанием и не замечало характерной черты
в образовании действительно культурных народов, а именно - что культура может вырасти и развиться лишь на почве
жизни, в то время как у немцев ее прикалывают, как бумажный цветок, или поливают сверху, как глазурь на торт, и
потому она всегда остается живой и бесплодной. Немецкое
же воспитание юношества опирается именно на это ложное и бесплодное представление о культуре: тут конечной
ее целью, понимаемой в чистом и высоком смысле, является вовсе не свободный человек культуры, но ученый человек науки, и притом такой человек науки, которого можно использовать возможно раньше и который отстраняется от жизни, чтобы возможно точнее познать ее; результатом такого воспитания с общеэмпирической точки зрения
является историческо-эстетический образованец, умный
не по летам и самонадеянный болтун о государстве,