Сердце в огне (СИ) [Марина Безрукова] (fb2) читать онлайн

Сердце в огне

Глава 1

«Все герои и события в данном произведении вымышлены автором. Любое совпадение случайно»

— Что ж, пожелаем молодым счастья! Горько!

Зал взорвался аплодисментами, под тканевым куполом из тонкой кисеи что-то хлопнуло, и сверху посыпались золотые и серебряные звездочки и лепестки роз. Под прозрачной фатой невеста мерцала улыбкой. Она доверчиво смотрела на жениха. Помедлив всего секунду, Глеб поднял невесомую вуаль и, обхватив лицо любимой женщины обеими ладонями, нежно поцеловал. Губы его были горячими и сухими, а дыхание отдавало дорогим коньяком, шоколадом и мускатным орехом.

Гости одобрительно загудели, кто-то снова захлопал в ладоши и принялся громко отсчитывать: раз, два, три… одиннадцать! Поцелуй длился бы и дольше, но не хватило дыхания, да и демонстрировать излишние страсти не хотелось. Глеб смущенно улыбнулся и развел руками, а Женя заботливо вытерла с его губ следы блеска и обернулась в зал.

Празднично украшенные столы, лица гостей и ведущего расплылись в еле заметной дымке, как будто она попала в лабиринт с кривыми зеркалами. Слезы, которые дрожали в краешке глаз, превращали всё вокруг в зыбкий мираж. Женя боялась вздохнуть: вдруг это всё рассыплется, как высокая горка из хрустальных бокалов с шампанским, установленная при входе в ресторан. Она снова перевела взгляд на Глеба. Он белозубо улыбнулся и подмигнул. Женя рассмеялась. Праздник продолжился. Впереди еще танец жениха и невесты и большой трехъярусный торт, который, как ни странно, выбирал Глеб. Он, в отличие от Жени, был сладкоежкой, да и вообще, очень любил пробовать разные блюда из разных стран. В последнее время вдруг пристрастился к индийской кухне, поэтому Жене приходилось изучать ролики, где учили готовить рыбу с помидорами, имбирем и чесноком или бирьяни со специями, овощами и морепродуктами. Ее это нисколько не напрягало. Она вообще любила экспериментировать на кухне. Когда оставалось для этого время.

С Глебом они уже два года жили вместе, и вот решили всё-таки пожениться, причем инициатором была совсем не она. Ее и так всё устраивало. К чему эти формальности? Но карьера Глеба требовала наличия супруги, это прибавляло солидности и сулило более серьезного к нему отношения. Он работал в банке и мечтал выйти на позиции управляющего одного из московских филиалов. А пока приходилось с утра и до ночи работать как каторжному, постепенно шагая по карьерной лестнице вверх. Через месяц обещали назначить начальником отдела, и Женя ждала этого не меньше Глеба, потому что знала, как ему это важно.

Под Новый год, когда они вместе наряжали елку, Глеб вынул из коробки большой сиреневый шар с серебристыми снежинками. Женя удивилась: откуда он взялся? Она бы точно запомнила его с прошлого года. Загадочно улыбаясь, Глеб повертел игрушку в руках, а потом протянул Жене:

— Вот, купил на ярмарке, когда пошел за кофе… Ручная работа… Повесишь?

В глазах Жени мелькнул восторг, совсем, как у ребенка, который нашел долгожданный подарок от Деда Мороза. Она сложила ладошки ковшиком, словно собиралась набрать воды, и протянула их вперед, чтобы Глеб смог вложить туда хрупкую вещицу. Прохладное стекло уже коснулось руки, как вдруг Глеб, заглянул ей прямо в глаза и разжал пальцы. Женя ахнула. Шар ухнул вниз, прямо на светлый ламинат, и разлетелся на кусочки, угрожающе выставив кверху, острые, как бритва осколки. В носу даже защипало от огорчения. Такой красавец и вдребезги! Женя расстроенно смотрела вниз, осколков было много, и все крупные, зазубренные. А среди них какая-то бумажка, свернутая в маленький свиток.

— Что это? — спросила она, всматриваясь в остатки шара.

— Посмотри, — всё так же улыбаясь, сказал Глеб.

Женя опустилась на колени и аккуратно, опасаясь порезаться, вытянула бумажку. Еще раз вопросительно посмотрела на парня и развернула ее. «Выходи за меня замуж!» — витиеватыми буквами было выведено на бумаге. Глеб тоже опустился вниз, встал на одно колено и осторожно приподнял один из осколков, похожих на перевернутую скорлупку. Под ним лежало колечко со сверкающим небольшим бриллиантом. Пока Женя недоуменно переводила взгляд с записки на кольцо и обратно, он поддел его пальцами и негромко произнес:

— Любимая, ты согласна стать моей женой?

Женя, как под гипнозом, кивнула. Глеб улыбнулся и надел ей кольцо на палец. Оно идеально подошло. И только тогда Женя взвизгнула и бросилась на шею. Уж очень романтично всё Глеб устроил. И даже, если не мечталось о свадьбе, то такое необычное предложение руки и сердца всё изменило.

И вот конец мая, и в небольшом ресторанчике под распустившимися липами звучат тосты, гремит музыка, и на террасе лихо отплясывают друзья, дурачась и зажигая так, как будто больше никогда не удастся гульнуть.

Когда совсем стемнело, появилась официантка, которая торжественно катила перед собой блестящую тележку с высоким тортом. Глеб и Женя, держась за руки, слушали восхищенные возгласы гостей и готовились вместе большим ножом отрезать первый кусок. До молодых оставалось буквально два шага. Вдруг со стороны бара быстрыми шагами подошла администратор и, широко улыбаясь, зажгла большую блестящую свечу, которая вспыхнула высоким пламенем, а потом начала разбрасывать вокруг себя нестерпимо яркие искры. Их было много, целый столп.

В ту же минуту Глеб отшатнулся, а Женя испуганно вцепилась ему в руку. В зале был полумрак, а потому никто не заметил, как лицо Глеба стало белым, и на лбу выступил пот. Женя заметалась взглядом по ресторану: кто допустил эту оплошность? Они же сто раз всё обговорили: никакого открытого огня! Отстранив Глеба, Женя подскочила к администратору и прошипела:

— Сию секунду потушите!

И не желая ждать, когда до нее дойдет, схватила с ближайшего стола бокал с шампанским и вылила на свечу. Та моментально погасла. В воздухе повис химический запах дыма.

Никто ничего не заметил. По-прежнему играла мелодичная композиция, а гости подтягивались поближе, чтобы восхититься тортом, похожим на большое пышное облако. Только администратор недоуменно оглядывалась, не понимая, что она сделала не так. Ее вызвали на подмену, и она весь вечер делала то же, что делала всегда, почти на каждой свадьбе. Это комплимент от ресторана — свеча счастья для молодых. Обычно все всегда радовались и хлопали в ладоши, а тут…

Натянуто улыбаясь, Женя прошептала Глебу:

— Ты как?

На блестящем подносе сверкал большой острый нож, перевязанный атласной белой лентой.

Глеб промокнул лоб салфеткой, прерывисто выдохнул и, обернувшись к гостям, попытался изобразить радость:

— Нормально… кажется…

Вместе они взяли нож и под аплодисменты вырезали треугольный кусочек торта. Рука Глеба чуть подрагивала, и Женя крепко сжимала его пальцы, подбадривая, и как бы передавая ему: всё в порядке, я рядом, всё нормально. И чувствовала: ему становится легче.

На следующий день, в три часа дня они сидели в аэропорту в ожидании вылета в турецкий Даламан, откуда их должен был забрать заранее заказанный автомобиль и доставить в Фетхие. Свадебное путешествие решено было провести на стыке двух теплых морей, в живописной бухте с дорогими отелями. Оба были настолько уставшими, что мечтали о десяти днях солнца и ничегонеделания, как о самом дорогом подарке.

— Будем гулять, спать, пить охлажденное вино на балконе и…

Глеб наклонялся к уху Жени и что-то заговорщически шептал, а она смеялась и трясла каштановыми кудрями, смущаясь и одновременно предвкушая. Вчерашний вечер, по счастью, не сильно отразился на Глебе, и она была довольна, что сегодня он уже, похоже, и не вспоминает о досадном недоразумении, случившемся в ресторане.

На отдыхе, как бы ни было жарко, они будут обедать и ужинать только на открытых террасах, подальше от кухни, где нередко виден открытый огонь.

Огонь… Для кого-то теплый и уютный, напоминающий о печке в деревне у бабушки. Нацепишь на руку толстую брезентовую рукавицу, откроешь горячую железную дверку, а там пощелкивают и клубятся дымком сухие дрова, и под ними, прикрываясь тонкими перышками серой золы, тлеют красные угли.

Но бывает другое пламя — злое, беспощадное, смертельным ядом, жалящее всё живое, превращая его в черный пепел. Именно такое увидел Глеб, когда ему было десять лет. Их дачный домишко, в котором он жил летом с родителями, вспыхнул, как сухая береста — в одно мгновение. Отец успел вытолкнуть Глеба со второго этажа мансарды, а сам побежал за женой. Мальчик упал в кусты георгинов, которые с большой любовью выращивала мама. Только чудом он ничего себе не сломал. Подвывая на тонкой визгливой ноте и отталкиваясь от земли ногами, Глеб задом отползал от ревущих в огне остатков дома. Расширенными от ужаса глазами, смотрел на клубы дыма, среди которого был слышен треск лопающихся стекол и грохот обваливающихся досок. Всё вокруг превратилось в огромный, почти до небес, факел. А внутри этого пекла, исчезали его родители, и вместе с ними долгие вечерние разговоры с отцом и мамины легкие поцелуи перед сном.

Дальше Глеба растила тетка — бездетная сестра отца. Растила жестко, без сантиментов: одет, обут, сыт, не более. В дневник не заглядывала, сразу объяснив, что это его личное дело, как учиться.

— Захочешь в люди выйти, выучишься, — глухо сказала она через месяц после пожара и махнула рукой в сторону, где находилась обычная средняя школа.

Глеб учился. Иногда хотелось всё бросить и связаться с шумной компанией пацанов, которые гоняли по пыльным улицам на мотороллере и стреляли друг у друга сигареты, попивая прямо из бутылки разбавленный спирт из ближайшего ларька. В такие моменты он представлял себе отца и словно откуда-то издалека доносились слова:

— Тебе, Глеб, решать, но… мы с мамой вряд ли хотим тебе такого будущего… Подумай…

И Глеб думал и, сжав упрямо губы, зубрил, готовился, просиживал в библиотеке. Тетка только посматривала сурово: не любила нежностей. Но на кладбище, смахнув с каменной плиты нападавшую листву или снег, шептала:

— Не беспокойся, Юрочка за сына. И ты, Олечка, не переживай. Молодец он.

Глеб закончил школу с золотой медалью, а потом, выдержав огромный конкурс, поступил на экономический факультет. Тетка Геля перед отъездом отдала ему сберкнижку, на которой все эти годы копила деньги специально для него. Знала, стипендия мизерная, даже если повышенная, а жить на что-то надо.

— Это тебе, чтоб на подработки не бегал. Не профукай. Учись.

И вдруг крепко обняла его и прижала к себе. Он неловко согнул свою длинную худую шею и замер, впервые за долгое время, ощутив человеческое тепло. Тетка погибла через три года. Ее сбила машина, когда она перебегала дорогу у дома.

Пока сверстники вели разгульную студенческую жизнь, Глеб снова корпел над учебниками и таблицами, убегая из общежитской шумной комнаты то на улицу, то на чердак или крышу. На втором курсе он обошел почти все банки и сумел-таки напроситься на практику в один из ведущих зарубежных филиалов. Выяснилось, что не хватает знаний английского, и Глеб раздобыл у обеспеченных сокурсников оксфордские современные учебники, в том числе и по финансам. Ночами слушал на стареньком плеере носителей языка и бегал в библиотеку, где можно было посмотреть в записи новости ВВС.

На четвертом курсе его пригласили на стажировку, а уже после вручения диплома с отличием, Глеб с гордостью прицепил на лацкан пиджака бейджик сотрудника финансового отдела большой корпорации. Молодой, но целеустремленный, он стоял на самой нижней ступеньке карьерной лестницы и точно знал: когда-нибудь он доберется до вершины. Сейчас уже несколько ступенек позади. Но путь предстоит еще долгий.

Была лишь одна вещь, перед которой он пасовал. Огонь. Открытое пламя. И этот панический страх впервые проявился на похоронах, когда пришедшие на отпевание родственники и знакомые, зажгли свечи. Глядя на мерцающие желтые огоньки, Глеб побелел и потерял сознание. Просто рухнул рядом с двумя закрытыми гробами. Списали на потрясение от смерти родителей. Но спустя несколько дней, Глеб уже не смог зажечь газовую плиту, а потом закрывал глаза и начинал быстро дышать, если проезжал на автобусе мимо Вечного огня. Он никогда не ходил в лесные походы и не сжигал траву на огороде у тети Гели. Став взрослее, игнорировал выезды на шашлыки и никогда не ходил в те места, где могут гореть свечи. Паника при виде открытого огня нападала молниеносно и неотвратимо: пульс учащался, на теле выступал холодный пот, а перед глазами всё темнело, и раздавался запах паленой кожи. Руки и ноги застывали, превращая его в каменного истукана. Вот как это произошло и на свадьбе, где по ошибке администратора был устроен неприятный сюрприз.

***

Самолет разогнался и мягко оттолкнулся от земли. Женя, не отрываясь, смотрела в иллюминатор. Ей очень нравился тот момент, когда пространство внизу вдруг начинало сжиматься. Быстро-быстро, словно по волшебству, оно уменьшалось, превращаясь в игрушечный мир с маленькими домиками, автомобилями, узкими лентами рек и голубыми блюдцами озер. А потом всё это и вовсе становилось неразличимым, сливаясь с серо-зеленым фоном, прикрываясь обрывками облаков или плотной, похожей на взбитые сливки, массой.

Женя расслабленно повернула голову к Глебу и слегка улыбнулась. Он взял ее руку и положил себе на колено, накрыв пальцами ободок обручального кольца. «Люблю тебя», — шепнул он одними губами и, наклонившись, тихо поцеловал ее в щеку. Женя положила голову ему на плечо. «Господи, какая я счастливая!» — подумала она и закрыла глаза. Лицо ее было спокойно и безмятежно. И всего несколько дней отделяло от момента, когда их жизнь полетела наперекосяк.

Глава 2

— Жень, отключи сообщения! Ты на отдыхе! — сказал Глеб и попытался мягко отнять у нее телефон.

Женя виновато улыбнулась:

— Сейчас, Глеб, сейчас… Тут нужно немножко график подкорректировать, а то девочки впритык попадают…

— Пусть попадают! У тебя медовый месяц! Забудь, пожалуйста, о работе хотя бы на эти десять дней!

— Ага, а сам? — хитро улыбнулась Женя.

Глеб смутился, он и правда, каждое утро проверял рабочую почту:

— Но телефон-то я отключил! А почта… не считается… это так, чтобы совсем не выпасть из процесса…

— Вот и я не могу выпасть, Глеб… а то потом не разгребу и ты меня вообще не увидишь дома, даже ночью…

Глеб обиженно оттопырил губу, задумался на минуту и изрек:

— Запрещенный прием… Ладно, даю тебе двадцать минут… А потом всё! Ты в полном моем распоряжении!

— Согласна, — засмеялась Женя и с готовностью подставила губы для поцелуя.

Женя работала в пафосной и очень дорогой студии красоты в центре города. Очередь к ней растягивалась на несколько месяцев. Мало кто мог делать такие окрашивания, как она. Все таблицы и расчеты были для нее лишь основой, а вот дальше она начинала творить — смешивать, добавлять, прикидывать на глаз. Как шеф-повар, который не заглядывая в рецепт, создает собственное блюдо и чувствует, какую травку или специю следует положить, так и Женя интуитивно догадывалась, как добиться того или иного оттенка волос, чтобы получился законченный образ. К ней шли, когда, казалось бы, исправить уже было ничего не возможно, но уже после первого посещения, было не стыдно выйти на улицу, а после второго или третьего можно было блистать на любом приеме или корпоративе. К ней шли совсем молоденькие девушки, капризные избалованные молодые женщины, строгие бизнес-леди в деловых костюмах и с личными водителями и пожилые дамы, похожие на английских королев.

Женя выходила к ним — тонкая, длинноногая, кудрявые каштановые волосы играли темным медом в свете ярких ламп. Очень улыбчивая и всегда в ровном хорошем настроении, она сразу же располагала к себе. Глаза у нее были просто удивительные, как у новорожденного олененка. А на носу — россыпь веснушек, совсем немного, как будто кто-то дунул через ситечко с корицей, и невесомая пыль рассеялась по коже. Женя помнила, у кого, сколько детей, где работают мужья, как зовут любимую собачку и какие напитки нравятся больше — чай или кофе. А если чай, то зеленый или обычный.

Еще в детстве она рассаживала в ряд кукол и, стянув у мамы большие портновские ножницы, начинала стричь их, а потом с помощью зеленки или марганцовки окрашивала искусственные волосы так, что издали игрушки казались стаей тропических попугаев. Мама и ругалась, и смеялась, и горделиво тянула на работе: «А моя-то, что вчера учудила…» Она воспитывала ее одна, с отцом разошлись, когда Женечке исполнилось два года. После развода он сразу исчез. Ни свиданий с дочкой, ни алиментов. Став постарше, Женя о нем даже не спрашивала, а на вопросы, кто у нее родители, спокойно отвечала: «У меня только мама. Она на складе — учетчица».

Мама у нее была рукодельница. Шила она так, что многие были уверены: простая, простая, а явно знакомства имеет, иначе, откуда у нее такие шмотки? Женьку она одевала модно. Сшить могла, что угодно, просто взглянув на платье или юбку в журнале. Сама обмеряла дочку и делала выкройку. Не пропадал ни единый кусочек ткани, всему Алла Сергеевна находила применение. Да на Женьку и шить было одно удовольствие! Ее хоть в тряпку замотай, а все подумают, что это новая коллекция от кутюр.

Мама шила по выходным, а то и ночами. Иногда Женя поднимет всклокоченную голову от подушки, а мама всё сидит у окна в полумраке, и только лампа на высокой ножке освещает ее руки. Мелькает серебристая иголка, тянется нитка, обметывает мама швы, забывая о времени. А утром на спинке стула висит новая юбка с оборками — и когда успела?

Женька пробовала за мамой повторять, но то уколется до крови, то кривыми стежками сметает две тряпочки, то никак не сообразит, как рассчитать выкройку, поэтому быстро это дело забросила. Разве можно с мамой соревноваться? А вот прическу соорудить, а лучше всего и выкрасить — это уже поинтереснее будет! Однажды в детском саду, пока воспитательница отвлеклась, Женя подровняла каждой кукле челку, потом кисточкой для рисования аккуратно раскрасила прядки акварелью, и в завершении еще и с помощью клея соорудила нескольким своим терпеливым моделям высокие начесы. Особенно пострадала одна из кукол, у которой были на редкость длинные волосы. Их Женя отрезала почти под корень, а всё потому, что накануне смотрела вместе с мамой какой-то фильм про любовь. Мама вздыхала, а Женька ничего не понимала, но внимательно разглядывала короткую стрижку героини и всё прикидывала, кому бы из игрушек такую выстричь. Но все ее куклы давно уже походили на жертв взрыва на фабрике с красками, к тому же обкорнала их Женя знатно, а, как известно, искусственные волосы не вырастают. Если только большого мягкого льва приспособить с его пушистой гривой. Но это неинтересно — он же не человек. Пришлось в садике на свой страх и риск постричь всеми любимую куклу Катю.

Девчонки из группы восхищенно ахнули и выстроились в очередь, чтобы заполучить такую же красоту. Хорошо, вовремя вернулась воспитательница, иначе бы родителей девочек ожидал сюрприз. Ох, и влетело Женьке! Сначала от Ирины Николаевны, а потом и от мамы.

— Ты все игрушки испортила, Женя! — сердито отчитывала ее мама, торопливо волоча домой за руку. — Где я денег возьму, чтобы новые вам в группу купить?

— Ничего и не испортила, — бубнила под нос будущая мастер-стилист, — я бритву не нашла… а там надо было еще затылок выбрить…

Мама хваталась за голову и грозила привязать руки дочери к телу, чтобы не экспериментировала больше.

И хотя в школе Женька училась хорошо, ни в какие институты она поступать не собиралась. Сразу пошла в колледж, на модное направление «технологии индустрии красоты». И вот там-то развернулась ее душа. Постепенно сарафанное радио о чудо-мастере разнеслось за пределы ее крошечной студии, что арендовала она в одном из бизнес-центров. Участвовала в конкурсах, вкладывалась в рекламу, а всё, что зарабатывала, тратила на путешествия с мамой или обучение. Рассчитывала, что всё еще успеется.

Год назад мама умерла, и как-то так вышло, что не сумела она грамотно оформить документы на квартиру, где по доброте душевной прописывала каких-то дальних родственников, а потом всё никак не решалась с этим разобраться. Неудобно ей, видите ли, было. Зато удобно оказалось седьмой воде на киселе — чуть ли не чужой тетке с ее отпрысками. Женя не успела оглянуться, как осталась без жилья. Только сунули ей в руки небольшую сумму, которой и на комнату в коммуналке бы не хватило. Да она и в таком шоке была от внезапной маминой смерти, что ничего не соображала.

Очень помог тогда Глеб. Не отходил от нее ни на шаг, кутал, как ребенка в теплый плед, помогал с похоронами, которые слились для Жени в один длинный и страшный сон. Так и осталась она у него жить, в его квартире. Он купил ее с помощью банка-партнера, для сотрудников корпорации процент был минимальный, но особо об этом, конечно, не распространялся. Жилье оказалось не совсем в том районе, как хотелось, потому что приходилось искать квартиру, где вместо газа установлены электрические плиты. И в основном это были стеклянные монстры на двадцать с лишним этажей. В конце концов, нашелся приемлемый вариант. Взял сразу двухкомнатную — просторно и есть куда жену привести.

Познакомились они случайно, на стоянке у гипермаркета. Женя закупила целую тележку товаров для работы, она как раз только попала на стажировку в студию красоты. Тележка оказалась с поломанным колесиком, и ее нещадно болтало из стороны в сторону, как корабль во время бури. Женя из последних сил удерживала и ее, и коробки, лишь бы довезти до такси, обещавшего подъехать к магазину. Увидев притормозившую возле себя машину, открыла заднюю дверцу и начала пихать туда покупки, не заметив, что и такси не с тем номером, и пассажир оттуда не успел выйти. Пассажиром оказался Глеб. Сначала он возмутился бесцеремонностью кудрявой девицы, но потом увидел ее карие блестящие глаза…

— …и утонул, — сказал он, уговорив ее на свидание. — Я люблю тебя, Женька, — еще через месяц прошептал Глеб, уткнувшись в ее разметавшиеся по постели волосы.

Друзья считали их идеальной парой. Она всегда с улыбкой и легкая на подъем, и он основательный и серьезный. Женя знала, что бы ни случилось, Глеб встанет стеной и прикроет ее от всех бед и несчастий.

— Женька, ну давай полетаем! Чего ты боишься? Смотри!

Глеб указал в небо — в голубой лазури, подернутой белыми мазками прозрачных облаков, плавно кружили разноцветные парашюты, прицепленные к катерам. Вроде бы и невысоко, но всё равно страшно. Женя такой экстрим недолюбливала, но Глеб восхищенно смотрел наверх. Он напоминал мальчишку со старых картинок — увидел впервые самолет, и теперь мечтает стать летчиком, чтобы покорить высоту. Женя отрицательно потрясла головой и уже направилась к лежакам, как Глеб схватил ее за руку:

— Ну, Жень, не трусь… Представляешь, какой там вид открывается! Море, горы… Ты знаешь, что здесь можно и с горы прыгнуть?

— Нет, Глеб! Это точно нет! Ни за что!

— Ну тогда давай полетаем… Это ж для детсадовцев… Смотри, там даже дети сидят…

Над кромкой моря и пляжа довольно низко проплыл очередной парашют с сиденьем. На нем действительно болтали ногами мужчина, женщина и мальчик лет восьми.

— Ты мертвого уговоришь, — проворчала Женя и пошла быстрыми шагами к будке, где можно было заказать полет.

Шла быстро, чтобы не передумать, а уже сделать и забыть.

— Обожаю тебя! — Глеб поймал ее в объятия и чмокнул в нос.

Улыбчивые загорелые парни в цветастых шортах, поигрывая мускулами, застегнули вокруг Жени и Глеба ремни безопасности. Катер начал движение, и парашют плавно взмыл в воздух. Виды, и правда, открывались потрясающие. Изумрудная вода простиралась до самых Ликийских гор и почти сливалась с ярко-зеленой хвоей деревьев на склонах. Женя крепко держала Глеба за руку, всё-таки приличная высота и небольшой ветер немного ее нервировали. Наконец, катер закончил круг по морю и поплыл в сторону берега, пора было опускаться на корму.

Женя и Глеб внимательно следили, как молодые люди, тянут веревки и стропы вниз, вот уже показалась и палуба катера. Еще немного и ноги коснуться твердой поверхности. Порыв ветра налетел неожиданно. Стропы моментально закрутились в тугую спираль, и Женя и Глеб спикировали прямо в море. Соленая вода хлынула в ноздри и горло, от неожиданности Женя даже не успела задержать дыхание. Вокруг бурлила зелень, как будто рядом опустили большой кипятильник. Крупные и мелкие пузыри взрывались перед глазами. Всё перепуталось: стропы, канаты, разноцветное полотно парашюта. Женя забилась в воде, в панике отыскивая Глеба. Она успела заметить его кроссовки и красные шорты-плавки. Неожиданно какая-то сила буквально вытолкнула ее наверх, и девушка жадно вдохнула воздух и закашлялась. Удерживаясь на воде, она закрутила головой, пытаясь увидеть Глеба. К ней уже тянулись руки испуганных парней, которые вовсе не ожидали такого экстрима для своих туристов. Волны надували наволочкой цветастое полотно с глупой рожицей улыбающегося Микки Мауса. Глеба нигде не было видно.

Глава 3

Гортанные обеспокоенные выкрики слились для Жени в один фон. Парни торопливо вытягивали парашют, один из них уже прыгнул в воду и нырнул на глубину, а со стороны берега к ним направился спасательный катер. Женю била мелкая дрожь. Дыхание перехватывало, а сердце колотилось так, что закладывало уши. А может, это от воды… Казалось, будто время остановилось и невозможно понять, сколько минут прошло с момента их неудачного приземления. Женя закрыла глаза. И вдруг раздались радостные возгласы. Кожей почувствовав изменения вокруг, Женя вскочила на ноги, с трудом удерживаясь на качающейся палубе. Чуть в отдалении в зеленоватых волнах она увидела голову Глеба. Широкими гребками он плыл к катеру. Игнорируя протянутые к нему руки, вскарабкался на кромку борта и с трудом перевалился внутрь.

— Глеб! — кинулась к нему Женя.

Она обхватила его за голову, отвела со лба мокрые темные пряди и вдруг принялась торопливо ощупывать его плечи и руки.

— Ты в порядке? Где ты был? Я так испугалась…

Некрасиво скривив губы, Женя отчаянно разревелась. Глеб кое-как сел на пластиковое кресло и крепко обнял ее. Оба мокрые они прижались друг к другу. Кудрявые пряди запутались в руках, и Жене, наверное, было больно, но она не чувствовала ничего, кроме облегчения. Глеб жив! С ним всё хорошо!

— Нормально, нормально… — отвечал Глеб поверх ее головы, делая знаки перепуганным туркам.

Через десять минут они оказались на берегу. Хозяин катера долго жал им руки, заглядывал в глаза и обещал вернуть деньги, и если они захотят, сделать большую скидку на другие развлечения.

— Нет уж, спасибо, — рассмеялся Глеб.

Женя с позеленевшим от переживаний лицом не могла даже смотреть в сторону будки, где они купили злосчастные билеты. Запомнит теперь на всю жизнь!

— Ты знаешь, Женька, — сказал Глеб, когда они шли по пляжу, утопая ногами в горячем мелком песке, — там внизу такие русалки были… Я подумывал остаться с ними…

— Дурак! — злилась Женя. — Я чуть не умерла от страха… Как представлю, что с тобой что-нибудь бы случилось…

Глеб внезапно остановился и внимательно заглянул ей в глаза:

— Жень, что бы ни произошло, мы всегда будем вместе… Я никогда тебя не оставлю. Даже ради русалок…

Он обхватил ее за плечи и, притянув к себе, пошел дальше. Две фигуры — высокая и пониже, медленно брели вдоль берега, а за ними тянулась цепочка следов, которую жадно слизывали пенистые волны.

Летели жаркие дни, плавно перетекая в темные южные ночи с тонким золотистым полумесяцем на небе, радовало нежно-дымчатое утро, с поигрывающей серебристыми бликами, водой. Женя просыпалась рано. Высвободившись из рук Глеба, она на цыпочках подходила к балконной двери и, отодвинув в сторону легкую штору, подставляла лицо свежему морскому воздуху. Теплый ветер играл с кудрявыми прядями непослушных волос, перебирал их невидимыми пальцами, танцевал в воздухе, поднимая снизу терпкий аромат турецкого кофе. Женя быстро одевалась и, плеснув в лицо холодной водой, бежала вниз, приветливо здороваясь со всеми уборщиками и горничными.

Неудачный полет почти выветрился из памяти, и Женя, сидя на террасе, уже спокойно поглядывала на других смельчаков, парящих в воздухе. Им с Глебом просто не повезло, по крайней мере, больше она о таких случаях не слышала.

До конца отпуска оставалось еще четыре дня. А потом Глеб уедет в банк, а она встанет за спинкой кожаного кресла и снова начнет придумывать и творить, исправляя чужие ошибки и радуя женщин красотой. Осенью нужно обязательно полететь в Милан, на ежегодный семинар колористов, а потом… Хватит! — одернула себя Женя. Опять о работе начала думать… Нет уж, у нее есть еще несколько дней релакса, и в эти дни она будет размышлять только о том, в какой из ресторанов пойти вечером или какой купальник надеть к бассейну.

— Ты опять от меня сбежала… — раздалось за спиной.

Женя улыбнулась, легкий поцелуй коснулся ее шеи, отчего по коже побежали приятные мурашки. Глеб обошел плетеное кресло и сел напротив. Позевывая и потирая лицо рукой, он поискал глазами официанта, чтобы заказать кофе. Женя залюбовалась мужем — белая футболка-поло и голубые джинсовые шорты подчеркивали его крепкую спортивную фигуру. Подошел официант и поставил перед Глебом крохотную чашечку крепчайшего кофе.

— Спасибо, Юсуф, — поблагодарила Женя. — Тэшекюр эдерим.

Молодой турок расплылся в улыбке и, кивнув, отошел в сторону.

— Как ты их запоминаешь? — удивился Глеб.

— Это несложно, — пожала плечами Женя и отпила цветочный чай.

Кофе она не любила, ей нравился лишь его аромат, а сам напиток казался горьким и слишком навязчивым, даже со сливками. Сейчас перед ней на столике стоял прозрачный маленький чайник, в котором распустился и разбух красный экзотический цветок. Глеб с любопытством повертел чайник, заглядывая в него, как в аквариум. Цветок плавно пошевелил остроконечными лепестками, похожими на плавники тропической рыбки. Глеб отвел глаза и, сделав маленький глоток кофе, спросил:

— Пойдем вечером на пляж? Там будет живая музыка…

Женя неопределенно качнула головой:

— Посмотрим… Сейчас только семь утра.

Позавтракав и окунувшись в бассейн, Женя и Глеб вернулись в номер, переоделись и побежали в фойе гостиницы. Автобус, который забирал гостей на экскурсию по водопадам, готов был уехать без них. Они еле успели вскочить на высокую подножку.

— Чуть не опоздали… Это всё ты виноват, — с укором прошептала Женя.

— Но ведь было хорошо… Разве тебе не понравилось? — якобы удивленно приподнял брови Глеб.

Женя смущенно порозовела: после бассейна, когда она переодевала купальник, Глеб снова набросился на нее так, словно и не было предыдущих длинных ночей. Часто он и ночи не дожидался, и уже после, когда они спускались из номера от них словно шли невидимые флюиды, буквально кричащие о том, как счастливы эти двое.

Экскурсия оказалась долгой, но безумно интересной. Женя с восторгом разглядывала горные каньоны с прозрачной голубой водой и белоснежные потоки, обрушивающиеся с высоты. Поднимая голову к вершинам скал, с зелеными шапками деревьев, она замирала от ощущения беззащитности перед мощью природы. Слушая рассказы гида о тех, кто когда-то населял эти земли, Женя представляла себе, как выглядели те люди, как они жили в каменных, ныне полуразрушенных жилищах и посещали древние храмы. Вот здесь, где сейчас бродят любопытные туристы, влюблялись, ревновали, устраивали свадьбы и рожали детей. Сколько тайн хранят эти горы? Сколько трагедий здесь происходило, о чем слагают красивые легенды?

Речь гида журчала, как водопад с вершины горы. Женя догадывалась, что некоторые легенды, он если и не выдумывает на ходу, то явно приписывает к этим местам вполне произвольно, только потому, что ему хотелось поразвлечь гостей.

Но сказание о судьбе Кая и Майну ей всё равно понравилось. Судьба испытывала их долго и ставила перед ними множество преград. Но влюбленные юноша и девушка остались верны и преданы друг другу.

— Кай преодолел все трудности, чтобы защитить свою любовь! — пафосно воскликнул гид, посматривая куда-то вверх, на скалы.

Все туристы, как по команде задрали головы, словно ожидали, что сейчас там, над обрывом появится тонкая женская фигурка и крепкий торс молодого мужчины.

— А Майна осталась верной Каю, вдохновляя его своей добротой и поддержкой!

Глеб выразительно взглянул на Женю и сделал жест головой, словно хотел сказать: вот видишь! Женя возмущенно округлила глаза: разве я не такая?

В отель вернулись уже под вечер. На обратном пути Женя почувствовала себя нехорошо. В голове, в правой стороне над виском, проклюнулась и тоненько задребезжала нудная, похожая на игру неумелого скрипача, боль. У Жени бывали мигрени, и в такие дни она становилась беспомощной. Приступов давно не наблюдалось, но сейчас было очень похоже, что эта неприятность грозит развернуться во всю силу и испортить весь отдых.

Глеб с тревогой посматривал на жену, зная, что сейчас ее надо уложить в постель, оставить приглушенный свет и не беспокоить до утра. И тогда, может быть, всё обойдется.

— Я посижу тут тихонько, почитаю, вдруг тебе, что понадобится, — сказал Глеб, заботливо подтыкая покрывало вокруг Жени.

— Да нет, Глеб… ничего не надо. Ты иди. Ты же хотел музыку послушать… А я попробую уснуть.

— Точно? — Глеб нерешительно замялся.

— Точно, — слабо улыбнулась Женя. — Не переживай. Иди. Потом расскажешь, что там было…

Глеб кивнул, поцеловал ее в щеку и, осторожно ступая, вышел из номера. На ручку двери он повесил табличку «не беспокоить». По освещенным дорожкам отеля в сторону пляжа уже шли гости. Глеб с завистью смотрел на обнимающиеся парочки, одному ему было неуютно. Но и джаз на берегу моря послушать тоже хотелось. На всякий случай он заранее уточнил, не собираются ли устроить файер-шоу, заказал столик поближе к импровизированной сцене, и вот теперь будет сидеть в одиночестве. Надо хоть коктейль какой-нибудь взять в баре, а то совсем грустно.

Глеб удобно устроился в кресле с мягкими подушками, скинул сандалии и с удовольствием погрузил ноги в прогревшийся за день песок. На сцене появилась темнокожая певица. Покачиваясь и сверкая белоснежными зубами, она начала выводить знакомые пассажи, подбадривая гостей выйти потанцевать. Кто-то уже и без приглашения зажигал, отдаваясь музыке, другие, сидя за столиками, только болтали в такт ногой или барабанили по подлокотникам. С каждой минутой атмосфера становилась всё раскрепощеннее и веселее. Глеб с любопытством разглядывал публику, представляя, как было бы хорошо, если бы сейчас он был тут вместе с Женькой.

Концерт длился уже час, отдыхающие окончательно расслабились, а может быть, дело было в баре, который не успевал обслужить всех желающих. На стойке громоздились ряды коктейлей, пивных бокалов и шотов. Некоторые гости танцевали прямо с фужерами в руках.

Пару раз к его столику подходили девушки, стайкой или поодиночке, и жеманно поводя плечами, спрашивали, не скучает ли он в одиночестве. Глеб смеялся и отрицательно качал головой. В глазах девушек читалось сожаление, но они быстро перекидывались на другую жертву. Постепенно музыка от спокойных композиций перешла к танцевальным, и вокруг поднялся такой шум и гвалт, что Глеб уже подумывал отправиться назад в номер.

Занятый размышлениями идти к Жене или посидеть еще в уютном лобби при баре на первом этаже, он поначалу даже не обратил внимания на крики и суматоху, возникшие где-то вдалеке, у бунгало. Заподозрил неладное только, когда увидел Юсуфа, того самого парнишку, что утром приносил им чай и кофе. Удивительно, что в голове всплыло его имя. Потом он вспоминал, что почему-то сконцентрировался именно на этом пареньке в белой форменной куртке и черных брюках. Вместо того чтобы собраться и бежать к отелю, чтобы узнать в чем дело, Глеб уставился на темные закрытые туфли Юсуфа. Уж очень они инородно смотрелись на пляже. «Наверное, жарко и неудобно, — подумалось Глебу, — песок же попадает внутрь».

Пахнуло дымком, и Глеб встревоженно завертел головой: где огонь? Может быть, шоу с факелами всё же состоится? Композиция внезапно прервалась визгливой нотой, словно кто-то вырвал инструменты из рук музыкантов. Глеб вскочил и вместе со всеми побежал в сторону бунгало, где уже совершенно отчетливо слышались громкие крики и виднелись какие-то всполохи. Несмотря на вечернюю духоту, по коже пробежал озноб. Неужели что-то горит? Так и есть, над стилизованными под солому крышами виднелся черный дым.

Еще издали Глеб услышал треск пламени, его замутило, и он резко остановился и сошел с дорожки на газон, прямо к кустам гибискуса и невысоким декоративным пальмам. Тяжело дыша, он наклонился и уперся ладонями в колени. Мимо бежали испуганные туристы и персонал. Кто-то громко кричал в телефон, вдалеке, кажется, были слышны сирены пожарных машин. Все звуки слились в невообразимый гвалт, сквозь который пробивалась единственная мысль: нужно бежать к Жене!

Ноги не слушались, но Глеб через силу заставил себя сделать несколько шагов. Пробираясь сквозь людей, сбившихся в группки, он намеренно смотрел только в землю. Как мог оттягивал момент, когда увидит открытый огонь и всё еще надеялся, что ничего страшного не происходит. Где-то что-то замкнуло, а все вокруг уже подняли панику. Сейчас персонал всё исправит, и гости вернутся на пляж, а он, Глеб, пойдет к Женьке и тихо ляжет с самого краю кровати, чтобы ее не потревожить.

Не поднимая глаз, он вышел из-за зеленой изгороди выстриженного самшита и оцепенел. Горело бунгало, где они остановились. Рядом суетились менеджеры и охранники, кто-то бегал с бесполезным огнетушителем, но спасателей или пожарных не наблюдалось. Глеб смотрел на дымящийся второй этаж и чувствовал, как подступает знакомая завеса, грозящая погрузить в ступор и окутать спасительной чернотой.

Кто-то больно наступил ему на ногу. Глеб ошарашенно поднял глаза и увидел высокую худую блондинку. Подняв высоко руку с телефоном, она топталась на дорожке, и острый каблук ее босоножек протыкал, то землю рядом, то обнаженные пальцы зевак. «Женя должна была убежать! — мелькнула разумная мысль. — Наверняка она где-то здесь, в толпе». Он пробежался взглядом по головам, но отыскать кого-то в этой суматохе было невозможно. Казалось, сюда сбежались все жильцы отеля, чтобы сделать фотографии и заснять эпичное видео, которое можно тут же выложить в соцсети.

И вдруг Глеб увидел Юсуфа. Тот показывал рукой на второй этаж и что-то быстро говорил одному из менеджеров. Оттолкнув блондинку, которая недовольно взвизгнула, Глеб начал пробираться к бунгало. На черный дым он старался не смотреть.

— Там! — тараторил официант, вращая карими блестящими глазами. — Там, осталась девушка! Я приносил ей воды…

Закрывая глаза от дыма, Глеб бросился к входу. Из-под крыши на него весело глянули оранжевые язычки. Омерзительная муть не заставила себя ждать. Накатила, обвила липкими пальцами страха, начала нашептывать ужасы, открывая ящики памяти и вытаскивая оттуда картинки с пылающим дачным домом и двумя закрытыми гробами. Глеб затряс головой и сделал еще шаг. Словно предупреждая его, на землю упал тлеющий клочок обшивки. Глеб замер и в отчаянии уставился на огненное чудовище, оно, словно глумилось, понимая, что ему ничего не грозит. Перед ним трус, который смертельно его боится.

Взвыв, Глеб схватился за волосы и отвернулся, но спустя несколько секунд снова попытался заставить себя забежать внутрь. Время еще есть, пламя только-только набирает силу.

— Женя!!! — заорал он, обдирая глотку, но тут же закашлялся и упал на колени. Он колотил себя по бедрам, по щекам текли слезы, он поднимал лицо к небу и хрипло кричал: «Спаси!» Сердце рвалось кинуться к лестнице и вынести Женьку, но ноги, словно намертво прилипли к бетонной дорожке.

Глава 4

Откуда-то сбоку медленно появились сотрудники отеля и попытались отволочь его в сторону. Глеб сопротивлялся и ругался матом, но себя не слышал. В белых касках пробежали пожарные. Двое скрылись внутри бунгало, остальные быстро развернули, похожие на серых удавов, шланги. Зашумела и полилась мощная белая струя пены. Глеб подумал, что она похожа на небольшой водопад, который они с Женей видели сегодня утром.

Он недоуменно оглядывался, казалось, он провалился в другое измерение, где всё происходящее остановилось, как зависают в фильме кадры с актерами. Кружились в воздухе невесомые хлопья пепла, они падали на белую рубашку, оставляя серо-черные полосы. Покрасневшими глазами Глеб, не отрываясь, смотрел на бунгало. Он пытался убедить себя, что Жени там нет, но отчетливо понимал, что ложь во спасение не срабатывает. Если бы она была не в номере, то давно бы уже нашла его. Значит, она там. И неизвестно, живая или мертвая.

И вдруг послышался ропот, кто-то из женщин взвизгнул, и этот звук напомнил Глебу пронзительный крик чайки, выпрашивающей еду у причала. Заплакал ребенок и тут же смолк. Наверное, его унесли подальше от страшного зрелища. Страшного только для Глеба, потому что бунгало не полыхало, как костер инквизиции и пострадавших, похоже, было немного. Для остальных картинка была, конечно, волнующей, как же, целое приключение, но не более… Страшно было только Глебу.

На дорожке показалась машина скорой помощи. Не двигаясь с места, Глеб смотрел, как появившиеся из бунгало пожарные, осторожно несут чье-то маленькое тело, больше похожее на куклу. Мелькнули загорелые ноги, красные ногти, кусочек голубой майки, которая была на Жене, когда она ложилась в кровать. Остальное было скрыто блестящей фольгой и еще какой-то тканью. К Глебу подскочил Юсуф и принялся громко стрекотать, перемешивая русские и турецкие слова. На глазах у него были слезы. Глеб поморщился и покачал головой: он ничего не понял. Он вообще с трудом соображал, что происходит. Как будто это всё было не с ним. Сон. Наваждение. Мираж.

Юсуф потянул Глеба к докторам, которые колдовали над каталкой, готовясь загрузить ее в салон. Глеб, машинально переступая ногами, подчинился. Юсуф приставал к врачам, тыкал пальцем в Глеба, что-то объяснял и выспрашивал. От него раздраженно отмахивались, бесцеремонно отодвигая в сторону, чтобы не мешал. В конце концов, один из докторовразразился яростной короткой речью и, скрывшись в салоне, захлопнул дверцы. Взвыв сиренами, автомобиль поехал к центральным воротам.

— Хоспитал, — закричал Юсуф, дергая Глеба за руку. — Центральный больница! Такси!

Оглушенный и вялый, как полудохлая рыба, Глеб непонимающе смотрел ему в лицо. Юсуф скривился и, забыв о субординации, потащил Глеба к главному корпусу. «Такси, хоспитал!» — приговаривал он, пока они шли к лобби.

Как он оказался в больнице, так и не понял. В кармане шорт было несколько смятых зеленых десяток, ими и расплатился за поездку. Остальные деньги были на карточке и в номере, в сейфе.

Всю ночь он провел в коридоре, где сновали доктора, привозили и увозили больных, как тени по углам жались родственники, слышались стоны и причитания, от которых хотелось закрыть уши. Кожа и одежда пропитались запахом лекарств, а внутри всё изныло от тревоги. Под утро к нему подошла невысокая девушка с черными прямыми волосами. Это оказалась сотрудница компании, где у них была оформлена медицинская страховка. Глеб автоматически отвечал на вопросы, многие из них ему уже задавали, когда он только приехал и искал доктора, чтобы узнать хоть что-нибудь о Жене. «Ждите, ждите, ждите», — слышал он на протяжении этой ночи.

Ему ужасно хотелось пить, но кулер оказался пуст, а мелочи для покупки воды из автомата у него не было. Ямур, сотрудница страховой, сочувственно сжала его руку и, сходив куда-то, принесла литровую бутылку минералки. Глеб осушил ее почти одним глотком. Пока заполняли бумаги, появился доктор. Ямур вызвалась переводить. С недлинными паузами, тщательно подбирая слова, молодой доктор с серьезным лицом, рассказывал о состоянии Жени. Ямур слушала внимательно, иногда с сожалением поглядывая на Глеба. Он терпеливо ждал, когда она перескажет ему слова врача. На самом деле, он просто оттягивал момент, потому что, не понимая ни слова из сказанного, он по лицу, по жестам, по поджатым губам, а главное, глазам, в которых мелькала досада, догадался — дело плохо.

Доктор закончил свой монолог и, разведя руками, поспешил скрыться за больничными дверями, куда не пускали посторонних. Он как будто боялся, что Глеб накинется на него с кулаками и потребует привести сюда, в коридор, Женю, живую и здоровую, такую же, как на фотографии, сделанной сегодня у водопадов.

— Вам лучше вернуться в отель, — тихо сказала Ямур. — Сейчас непонятно, когда вам разрешат повидать Евгению. Нужно отдохнуть.

Глеб усмехнулся: отдохнуть… Как он может отдохнуть от кошмара, который обрушился на него, как снег на голову. Из объяснений врача и Ямур стало ясно, что когда Женя заснула, в номере, по всей видимости, произошло короткое замыкание. Скорее всего, виноват был кондиционер, и искра, выскочившая из него, попала сразу на шторы. Синтетический материал загорелся в одно мгновение, превратившись в липкий огненный факел. Занавеска упала на Женю и намертво прикипела к коже. Сильно обожжены волосы и руки, досталось и лицу, но на сколько повреждения глубокие и как будет проходит заживление, пока никто сказать не может. Надо ждать.

Слушая Ямур, Глеб смотрел куда-то мимо ее плеча. Перед глазами стояло улыбающееся Женькино лицо: вот, она морщит нос, подмигивает ему, кривит в гримаске губы…

Дальше началась вереница одинаковых дней. Глеб приезжал в больницу рано утром и сидел на неудобных металлических скамейках до позднего вечера. Его уже знали медсестры и доктора. Уборщица по утрам приносила ему крепкий свежезаваренный чай в армуду, стеклянном стаканчике, похожем на бутон тюльпана. Охранник ободряюще похлопывал по плечу. Доктора выходили с одинаковыми лицами, а Глеб каждый раз ждал, что у них мелькнет хотя бы обнадеживающая улыбка. День сурка никак не заканчивался.

Давно уже они с Женей должны были вернуться домой и выйти на работу. Глеб сообщил начальству о беде, которая с ними приключилась, и ему пошли навстречу, продлив отпуск за свой счет. В студии красоты за Женю тоже переживали, но только лишь те, кто работали рядом. А вот хозяйка холодным тоном выразила сожаление, а потом прислала сообщение, что по контракту больничные не оплачиваются, и если Евгения не готова в ближайшие две недели выйти на рабочее место, то деловые отношения расторгаются.

Глеб чуть не разбил телефон, когда прочитал циничные и совершенно равнодушные строки. «Ничего, — с силой пинал он на улице жестяную банку из-под кока-колы, — ничего! Сдалась ты нам… стерва… Женька поправится и найдет себе другое место! За ней очередь по всему городу стоит!»

На глаза наворачивались злые слезы. Глеб никак не хотел верить, что вся его, так успешно складывающаяся жизнь, в один момент оказалась разрушена. «Засужу! — яростно шипел он себе под нос. — Всех засужу! Пусть ответят!»

Его давно переселили в номер-люкс с проживанием за счет отеля, отчистили пострадавшую и пропахшую дымом одежду и много раз принесли извинения за случившееся. Лично приезжал владелец гостиницы и долго-долго убеждал принять помощь в оплате медицинских услуг. Без лишних глаз и бумаг, просто в конверте. Глеб отказался и потребовал юриста. Для того чтобы разобраться в хитросплетениях турецкого законодательства, попросил помощи на работе. Руководство из сочувствия честно попыталось хоть как-то проконсультироваться, но разговор ни к какому результату не привел. А управляющий вдруг стал для Глеба недосягаем.

— Петр Сергеевич на переговорах. Позвоните попозже, — чеканила в трубку секретарша.

— Петр Сергеевич уехал на обед. Будет после двух.

— Петр Сергеевич просил его не беспокоить.

Ребята на работе скинулись и прислали Глебу приличную сумму, но она исчезала прямо на глазах, страховка давно иссякла, и нужно было оплачивать счета. Тогда Глеб унизился до встречи с хозяином отеля и принял от него плотный конверт, внутри которого обнаружились хрусткие зеленые бумажки. Глеб чиркнул ему расписку, нужно было спасать Женьку, а с судами разберется позже.

Возвращаясь в отель, Глеб, не раздеваясь, падал на кровать, и еще долго лежал, глядя в потолок стеклянными глазами. В бешенстве он бил по постели кулаками, не желая прощаться со сказкой, где они с Женей счастливы, и она здорова. Смириться с тем, что ее руки и лицо навсегда изуродованы ожогами, не удавалось. Глеб выл от бессилия. Как? Как судьба догнала его, когда он уже так далеко ушел? Почему пламя, которое не до конца уничтожило его много лет назад, настигло сейчас? Чем он это заслужил?

Глеб стал ненавидеть ночи. Потому что следом приходило утро, и нужно было выбираться из мертвой и темной пропасти сна, и при этом постараться не задохнуться от первой же осознанной мысли: Женя обгорела! Чаще всего спал он без сновидений. Просто проваливался в черноту и всё. Но однажды ему приснилась Женя. Она танцевала в воздушном, похожем на свадебное, платье, и ткань при каждом ее движении меняла цвет. Белая… сиреневая… розовая… зеленая… И вдруг платье стало огненно-красным, а еще через секунду заполыхало мощным пламенем. Женя стояла прямо, прижав руки к бокам, и, не отрываясь, смотрела на Глеба. Губы ее шевелились, как будто она о чем-то просила. В глазах застыли отчаяние и тоска, а по лицу раскаленными каплями стекали огненные слезы. Они оставляли глубокие борозды, расплавляя нежную тонкую кожу.

В то утро Глеб приехал в больницу раньше обычного и потребовал доктора. Почему-то ему показалось, что с Женей произошло непоправимое, и прямо сейчас он это услышит. К нему долго никто не выходил, и пришлось несколько раз напомнить о себе медсестре.

Глеб сидел на неудобном металлическом кресле, когда распахнулась дверь в конце коридора, и оттуда появилась мужская фигура в коротком белом халате и синих штанах. Кивнув на ходу стайке студентов, доктор вышел в фойе и, встретившись взглядом с Глебом, подошел к нему. Глеб вскочил. Внутренности заполнились холодом, как будто кто-то открыл кран с фреоном, и ледяная жидкость тонкой струйкой полилась в тело. Он смотрел в лицо немолодого мужчины с черными, будто выкрашенными, усами, и пытался прочесть по глазам, какие новости ему сейчас скажут. Доктор был один, и это странно: а кто же будет переводить? Не успел Глеб додумать эту мысль, как мужчина, чуть шаркая белыми резиновыми тапочками, подошел к нему.

— Глеб? — спросил он практически без акцента. — Я доктор Энес Озтюрк. Я занимаюсь вашей супругой.

Он сделал жест рукой, предлагая сесть. Глеб предпочел бы разговаривать стоя, но противиться врачу не осмелился. Доктор открыл папку с бумагами и положил на них сверху большую смуглую руку с короткими безупречно отполированными ногтями. На фалангах курчавились редкие черные волоски. Мужчина вздохнул и поднял на Глеба темно-карие глаза:

— Состояние Евгении тяжелое, но стабильное. Мы стараемся сделать всё возможное, чтобы облегчить ее положение. Она молодец, хорошо отвечает на лечение. Наибольшее опасение вызывают ожоги рук, главное, не допустить бактериальной инфекции. Ожог на лице хорошо заживает. Возможно, в последующем понадобится небольшое вмешательство пластического хирурга, но в целом… Ситуация не плачевная. Евгения молодая, сильная женщина, восстановление пройдет хорошо. Но мы не можем отпустить ее прямо сейчас. Нужно понаблюдать. Хотя если вы договоритесь о перевозке… Но это сложно… и дорого…

Доктор Энес снова вздохнул и развел руками, словно извинялся за дороговизну всего, что связано с медициной.

— Я могу ее увидеть? — с надеждой спросил Глеб.

Доктор щелкнул ручкой, закрыл папку и осторожно разгладил уголки торчащей бумаги.

— Я это и хотел вам предложить. Ненадолго. Через стекло.

Через десять минут Глеб в накинутом сверху одноразовом халате и шапочке, шел по больничным коридорам в сторону ожогового отделения. Доктор сделал знак медсестре, и она открыла дверь в маленький предбанник, откуда можно было войти в палату к Жене. Глеб встал у большого стекла, дыхание его сбилось, а сердце колотилось так, будто он убегал от опасности. Специфический запах лекарств окружил его со всех сторон. Глеб смотрел в пол, на голубые полупрозрачные бахилы. Наконец, он сделал над собой усилие и поднял глаза.

Женя спала, она была почти неразличима на кровати. Вокруг вились трубки и провода, на голове и лице белела повязка, вокруг которой выбивались прядки волос, неумело собранные резинкой. Руки лежали вдоль туловища. Казалось, будто она надела белые бальные перчатки по локоть. Вспомнился сон, где раскаленные огненные слезы, оставляли следы на лице. Подкатила тошнота и слегка закружилась голова. Глеб уперся лбом в стекло и закрыл глаза. Он был рад, что его никто не видит. Тело его оцепенело, а во рту появился знакомый металлический привкус. Он чувствовал его всегда, когда видел огонь. И запах… Повсюду ему чудился запах горелой кожи. Он понимал, что этого не может быть, что у Жени нет обуглившихся тканей, что ожоги серьезные, но не смертельные… но ничего не мог с собой поделать. Он не мог здесь находиться. Ему срочно нужно было на свежий воздух. Глеб виновато посмотрел по сторонам и быстро вышел.

Глава 5

Шел второй час ночи, а Глеб всё сидел в баре, стараясь с помощью виски заглушить свои ощущения. Казалось, что сознание разделилось пополам. «Шизофрения какая-то», — усмехался Глеб, пытаясь сфокусировать взгляд на бармене, натирающем белоснежным полотенцем бокалы. Неуклюжими пальцами Глеб подвинул к себе тяжелый стакан и уставился внутрь. Лед давно растаял, тягучая красновато-желтая жидкость напомнила ему об огне. Он пьяно покачал головой, стараясь отогнать наваждение.

Кратковременное посещение Жени явно пошло ему не на пользу. Он столько ждал. Так надеялся, что когда увидит ее, почувствует прилив сил и тревога отступит. Он думал, свидание с Женей наполнит его верой, что всё поправимо. Он выдохнет, и просто будет ей помогать, и скоро они забудут об этом страшном происшествии, как о дурном сне. А потом еще внукам расскажут, что пришлось пережить в молодости их бабушке и дедушке. Будут примером любви, которая исцелила и вернула к привычной жизни, закалив их навсегда, как закаляет огонь сталь.

Но всё вышло совсем не так. Его ожидания разбились вдребезги, как тот хрупкий шар, в котором он прятал кольцо и записку с предложением. И таким же ощерившимся острием торчит теперь осколок их счастья, готовый распороть шелковую ткань, из которой соткана была их любовь. Глеб злился. На глазах кипели слезы, но не от алкоголя, а от ужасающего своей откровенностью чувства страха. Страха перед Женей, перед ее ожогами. То, что она побывала в лапах огненного монстра, как будто осквернило ее, выжгло из души Глеба тот восторг и чувство нежности, которые испытывал он, находясь рядом с ней.

Щурясь на отражение ярких ламп в зеркалах бара, он пытался вспомнить свою Женьку и вернуть утраченное. Неужели это чудовище выжгло всё дотла? Дотянулось своими кривыми обгоревшими щупальцами до его души, проползло по ней, оставляя за собой лишь черные следы сажи и тлена. Тыкаясь, как слепой котенок, он растерянно бродил на пепелище, то и дело бросался к кучкам золы, ворошил их непослушными пальцами, пытаясь отыскать драгоценности прошлого. Но всё напрасно, в голове то и дело возникала лишь одна картинка — Женька в больничной палате. И от этого видения, намертво впечатавшегося в мозг, хотелось орать дурниной.

Бармен вопросительно задержал взгляд. Глеб кивнул и показал на опустевший стакан. Играя бликами, из бутылки полилась новая порция медной жидкости.

Глеб пил виски маленькими глотками. Он надеялся, что силы, которые скрыты в этой отупляющей жиже, сжалятся над ним и позволят вычеркнуть из памяти то, от чего он чувствовал себя предателем и слабаком. Он уговаривал себя, что это зыбкое ощущение временное, и завтра оно исчезнет, растает, как кубики льда в стакане. И он никогда и никому не расскажет об этом. Эта позорная тайна умрет вместе с ним. Сколько людей, которые допускали для себя возможность сбежать, спрятаться, отвести глаза и изобразить важные дела, когда требовалось личное мужество? Много. Таких людей много. Свернули в переулок, увидев, как хамоватые парни пристают к девчонке, не прыгнули в речку, где водоворот затягивал мальчишку, отвернулись от мордочки тощего и замерзшего котенка, когда снег сыпался за воротник и гнал в теплый дом.

Минута малодушия простительна. И он, Глеб, ей не поддастся. Он выдержит. Однако далеко-далеко в черной галактике его души всё чаще маячила боязливая мысль. И Глеб отбивался от нее, как будто от этого зависела его жизнь. Он не мог сам себе признаться в том, что оказался слаб. Огонь сжег не кожу его жены, огонь подточил стержень внутри него, и сейчас этот стержень рассыпается, как перегоревший мрамор.

Он чувствовал себя беспомощным. Вокруг выжженная пустыня, земля в заскорузлых трещинах, жалкие пеньки обгоревших деревьев. Кое-где уцелели тонкие ветки, но они лишены листьев, в них нет больше жизни. Они служат лишь напоминанием о том времени, когда здесь всё цвело и благоухало, и смеялось и пело счастье. Боль и горе разъедали душу, травили разум, хотели причинить страдания телу. Глеб накачивался алкоголем, сознательно оттягивая момент, когда снова нужно будет открыть глаза и оказаться в реальности. Пусть хотя бы один вечер и ночь он побудет в добровольной иллюзии, что это просто затянувшийся кошмарный сон.

Тысячный раз Глеб прогонял в сознании тот вечер. Так быстро всё случилось. Он пытался убедить себя, что не было у него возможности предотвратить эту трагедию, но лишь подстегивал чувство вины: не смог, не справился, струсил… Вот оно! Струсил и не смог забежать в бунгало, когда там уже появился огонь. Теперь договориться со своим внутренним прокурором не было никакой возможности. Он не берет взяток в виде оправданий и отсылок к картинкам из детства. Он безжалостен и суров. А еще справедлив. И это нужно признать и смириться.

Думая о Жене, Глеб мучился странным ощущением. Он как будто пытался торговаться с судьбой, заранее зная, что сделка обречена на провал. А всего на всего нужно было забыть. Забыть, что пострадала она от огня. Ужасные мысли прыгали в голове, как будто, играя в теннис, стучали мячиком о стену: если бы она захлебнулась, если бы попала в аварию… От дикости этого торга, на голове шевелились волосы, но Глеб лишь мрачно хмурился и продолжал себя истязать. Он не мог простить Жене, что она обгорела. И точка. И хватит от себя бегать.

Теплилась надежда, что такие мысли, это и есть то самое дно, от которого он теперь оттолкнется и перестанет бояться. Но Глеб понимал, что на самом деле, это начало конца. Рано или поздно наступит день, когда не спрячешься за прозрачным стеклом. Придется войти в палату, подойти к Жене, увидеть вблизи ее шрамы и ожоги, и при этом сделать вид, что всё это неважно. Можно искусно притворяться, но Женька сразу всё поймет и почувствует.

Глеб опустил голову на руки и затих. Юсуф с печальными глазами снова оказался рядом. Он помог Глебу спуститься с высокого стула и, придерживая его за плечи, отвел в номер.

Наутро Глеб проснулся с дичайшей головной болью. От раскатов, гуляющих по мозгам, невозможно было даже открыть глаза. Он застонал и кое-как прохрипел в телефонную трубку, чтобы ему принесли крепкий кофе. Открыв ящик тумбочки, начал шарить внутри в поисках аспирина. Пальцы нащупали глянцевый прямоугольник. Глеб знал, что это такое, но чувство вины за вчерашние мысли заставило вынуть и посмотреть на фотографию. Мгновенный снимок с поездки на водопады. Женя доверчиво прижимается к его плечу и, словно заглядывает в душу большими, как у олененка глазами. Не отрываясь, он долго смотрел на последний их счастливый момент.

Сквозь муть в голове, он вспомнил, где именно было сделано фото — у горы, на зеленой верхушке которой, все пытались найти фигуры влюбленных Кая и Майны. Шевельнулась внутри досада. Он вспомнил вчерашнюю панику и слабость и поморщился: «Тоже мне, тряпка… раскис, как медуза на пляже…» Брезгливо скривив губы, с опаской прислушался к себе: внутри было пусто. Ни сожаления, ни страха… Ничего. Это его приободрило.

Он сполз с кровати и отправился в душ. Долго поливал себя, то горячей, то холодной водой, чувствуя, как постепенно вырисовывается план действий. «Думал, сдамся? — обращался он к невидимому обвинителю, — хрен тебе!» Для наглядности он даже выкинул вперед руку и показал в никуда средний палец. Полотенцем вытер запотевшее зеркало, внимательно вгляделся в хмурые покрасневшие глаза. Не сдался, когда надо было просиживать за учебниками? Не жалел себя, что сирота? Работал сверхурочно за небольшой оклад? Терпишь выходки управляющего с его требованиями носить рубашки только одной итальянской фирмы? Значит, можешь. Сможешь и здесь!

В больницу поехал в приподнятом настроении. Раскладывал по полочкам плюсы и минусы. Плюсы перевешивали. Главное, Женя жива, ожоги пройдут, она молода и быстро восстановится. А свои штучки, страхи насчет огня просто нужно засунуть, куда подальше. Не распускать нюни, не жалиться, здоров, и руки-ноги действуют, Женьке в разы сложнее. Но ничего! Выстоят, уедут домой, там врачи, сейчас вон, какие технологии, инвалидов из колясок поднимают… Пару месяцев и всё будет хорошо! Эйфория обрушилась сладким сиропом, залила все трещинки сомнений, законопатила их, ласково нашептывая ободряющие, оторванные от реальности, мечты.

Смело шагал в бахилах по коридору, с улыбкой открывал дверь в предбанник палаты, шутил с медсестрой и запрещал себе вспоминать вчерашнюю слабость, что накатила при виде Жени. Сегодня она не спала. Глеб бодро помахал ей рукой, улыбнулся, поднял в воздух сжатый кулак. «Ты еще сердечко на стекле нарисуй, и воздушный поцелуй пошли, идиот…» — забубнил тот, кто вчера запугивал и открывал темные стороны его души. Глеб мысленно отмахнулся: главное, не терять позитивный настрой. Он увидел, что Женя тоже улыбнулась ему в ответ.

Счета росли. Глеб оформил удаленно кредит. С работы недвусмысленно намекали, что пора бы уже приступить к своим обязанностям. Капитализм. Человек человеку не брат, и проблемные сотрудники, выбирающие посвятить себя заботе о больных близких, не особо-то ценятся. Замедлишься, перестанешь показывать результат, сшибут с карьерной лестницы в самый низ, и будешь клерком в синем галстуке обзванивать потенциальных клиентов.

Наступил день, когда пустили к Жене в палату. Глеба не предупредили, он уже по привычке просто стоял в предбаннике, радуясь, что прозрачное стекло служит ему защитой от страхов. Блики скрывают его демонов, которые выдают себя судорогой, пробегающей по верхней губе, и остаются едва заметным биением под нижним веком. Стекло искажает выражение глаз, оставляя на виду лишь улыбку.

— Можете зайти внутрь. Доктор разрешил, — неожиданно прозвучало за спиной по-английски.

Глеб быстро обернулся. Перед ним стояла молоденькая медсестра, она была в маске, и он видел только ее карие с золотистыми звездочками глаза.

— Я… прямо сейчас? — глупо переспросил Глеб.

Глаза медсестры сузились, видимо, под маской она улыбнулась. Она кивнула и сама открыла застекленную дверь. Глеб непроизвольно задержал дыхание. Ему снова почудилось, что сейчас он услышит запах горелой кожи. Легкие требовали кислорода, и он осторожно сделал вдох, но не различил ничего, кроме дезинфекции. Осторожно сделал шаг по направлению к кровати. Женя повернула к нему голову и улыбнулась. Глеб замялся, оглянулся, как будто искал поддержки, и застыл, не доходя до постели.

— Привет… — тихо сказала Женя, и глаза ее засияли.

— Привет, — откашлялся Глеб.

Он всё-таки сделал над собой усилие и подошел ближе. Женя приподняла руки над покрывалом и устроила их поудобнее. Из-под повязки виднелись только кончики пальцев. Глазами она указала на стул, стоящий рядом:

— Садись… Как ты?

Глеб опустился на краешек пластика. Он понимал, что нужно смотреть в глаза, но почему-то его взгляд всё время перебегал с ее лица на приборы, на окно с пластиковыми шторами, на медикаменты, которые лежали на столике у стены. Он смотрел куда угодно, только не на Женьку, а точнее не на толстую подушку из сетчатого бинта, закрепленного на левой щеке — от глаза и до самой шеи.

Женя с усилием протянула к нему руку, Глеб сморгнул, проглотил комок в горле и осторожно перевернул свою ладонь, чтобы она могла положить забинтованную кисть. Он не мог даже понять, теплая у нее кожа или нет, словно заледенел сам.

— Тебе не больно? — наконец, глухо спросил он и аккуратно высвободил свою руку.

Расправил складки на простыне, погладил покрывало из особого, похожего на космический, материала. Женя чуть поморщила нос, веснушки на нем стали как будто бледнее.

— Мне делают уколы…

Пиликнул какой-то из приборов, и Женя повернула к нему голову. Глеб увидел сожженные порыжевшие волосы, концы их были скручены и опалены, как фитиль свечки. Тут же его ноздри дернулись от едва ощутимого запаха. Его замутило. Больно прикусив губу с внутренней стороны, Глеб принялся медленно считать черные клетки на покрытии пола.

— Ничего, Жень, скоро домой поедем… — услышал он, словно со стороны свой по-дурацки неестественный голос.

«Вот будет картина, если я сейчас тут в обмороке растянусь». — Он попытался улыбнуться, надеясь, что Женя на него не смотрит. Иначе маска притворства сползет с лица на пол, как плохо приклеенное сырое тесто. К счастью, в палату вошла та самая медсестра с золотистыми прожилками в карих глазах. Она сделала едва уловимый жест, показывая на дверь. Глеб вскочил, он понимал, как это выглядит со стороны, но ничего не мог с собой поделать.

— Ну ладно, Жень… Я пойду уже… А то тут видишь… — он показал на медсестру.

Женя едва заметно кивнула и тут же поморщилась. Глебу показалось, что она чего-то ждет от него. Он широко улыбнулся, махнул рукой и трусливо шмыгнул за дверь. Пока она не попросила ее поцеловать.

Глава 6

Из того вечера Женя почти ничего не запомнила. Воспоминания обрывались на моменте, когда она, окунув напоследок руки под ледяную струю воды, идет к автобусу, а на большом камне ее уже ждет Глеб. Он протянул ей тогда руку, и Женя с радостью за нее ухватилась. Сердце сжалось, так приятно, когда есть, на кого опереться и довериться. Всё-таки в одиночестве человек уязвим, а когда рядом есть родная душа, силы прибавляются и придают уверенность: всё получится.

Смутно помнила, как в автобусе ей стало нехорошо, а дальше только боль, боль, боль. Она выпила воды и уснула в номере, накрыв голову простыней, так было легче успокоить мигрень. Темнота, тишина и неподвижность — вот главные ее лекари. Ей снился странный и тягучий сон, где было очень жарко, и там, во сне, она недоумевала: неужели они всё еще не вернулись с экскурсии, а продолжают лазать по скалам, выбираясь на открытые участки, где солнце палит так, что шипят и плавятся волосы на голове. Потом были какие-то крики, ей было трудно дышать, и всё время она искала Глеба, но видела лишь его силуэт. Он стоял в белой футболке и смотрел испуганно. А она удивлялась: неужели он боится ее.

Ледяные струи водопада превратились в бурлящий кипяток, который кто-то невидимый лил ей на руки. Сначала она слабо отмахивалась, но со временем свыклась — боль от обжигающих перчаток стала постоянной и такой же неотъемлемой, как вторая кожа.

Благодаря лекарствам, Женя парила над землей и танцевала в облаках. Ничто ее не волновало, не тревожило, не касалось. Было хорошо и радостно.

Когда очнулась, с удивлением уставилась на неуклюжие белые свертки на месте рук. Они так ныли и горели, что она заподозрила под бинтами раскаленные угли. Хотя откуда им здесь взяться? Когда звала персонал, почувствовала, что левая часть лица, как будто стянута набок. Удивилась и сразу же попросила зеркало. Не дали. А может, просто не разобрали ее сиплый шепот. Она надышалась дымом, и связки на время перестали работать.

Внимательно слушала объяснения доктора и медсестры, не понимая, о каком пожаре они говорят. От мысли, что с Глебом случилось непоправимое, подскочила в постели так, что выдернула иголки, запищали отчаянно датчики, засуетились медсестры. Хриплый голос шипел на пределе: где Глеб? И сколько бы ни уверяли, что с ним всё в порядке, и он дежурит ежедневно внизу, не верила. Даже, когда он появился за стеклом ее палаты, подумала, что это тот самый призрак из ее забытья. Всё та же белая майка и испуганный взгляд.

И вот ему разрешили войти. Как же хотелось его обнять, прижаться, почувствовать его запах, напоминающий о недавнем счастье, но Глеб стал далек и недосягаем. «Боится сделать мне больно», — убеждала себя Женя, стараясь не замечать странного выражения на лице мужа.

Глеб барахтался в потоке финансового цунами: выныривал, хватал глоток воздуха в виде кредита или займа и погружался с головой обратно, ужасаясь глубине денежной пропасти. Наконец, принял решение лететь домой. С обратным билетом помогли в страховой. Доктора набросали примерную схему последующего восстановления, а Глеб продолжил излучать оптимизм перед Женей. Ничего, дома и стены помогают.

— Глеб, но я не смогу работать… — шептала Женя, в отчаянии разглядывая свои руки.

Ни она, ни Глеб до сих пор не видели, в каком состоянии находится шрам на лице. И Глеб был этому рад. Пока хватало и того, что рубцы и ожоги сильно ограничили подвижность пальцев.

— Ничего, Жень… Всё разработаем… Восстановишься. Это ведь только пока… Времени прошло слишком мало…

Женя поднимала на него карие глазищи, и Глеб видел: она ему не верит. Да он и сам себе не верил. Привык уже лгать себе, Жене, их будущему… Пожар безжалостно проложил между ними черную выжженную полосу. Еще цепляются кончики пальцев, еще примеряются глаза, чтобы перепрыгнуть эту преграду, еще пытается убедить разум, что всё поправимо, но жизнь уже свернула в сторону. Острая стрелка компаса, даже не успела отреагировать, и пока кажется, что направление верное, но скоро они совсем собьются с пути и не смогут найти дорогу назад. Если только поодиночке.

В аэропорту Женя долго проходила паспортный контроль, нервничала и чуть не плакала, когда видела себя в отражении большого выпуклого зеркала на потолке. Глеб был всё время рядом и старался увести ее в такой уголок, где не будут, хоть и мимолетно, но задерживать взгляд на ее лице и руках, и где можно было не опасаться толчеи.

В салоне Женя сидела, отвернувшись к иллюминатору, за все четыре часа полета, она ни разу не покинула свое место и даже отказалась от напитков.

— Жень, давай через трубочку, — предложил Глеб, протягивая ей стаканчик с водой.

Женя отрицательно качала головой. Она смотрела на облака, лежащие толстым пушистым сугробом над землей. В детстве она была уверена, что если выйти из самолета, то можно сесть на упругую белую подушку и, свесив ножки, долго сидеть, помахивая рукой другим пассажирам в самолетах.

О том, с каким восторгом она летела в свадебное путешествие, старалась не вспоминать, уж очень больно становилось на душе, больнее, чем, если неаккуратно сдвинуть повязку на руках. Глеб тоже кривил губы и смотрел в сторону. Никак не мог он принять Женьку, которую ему подсунули после той трагической ночи. Его Женя с ясной улыбкой и лучистыми глазами осталась у водопада. Рядом с прозрачной кристально чистой водой. Водой, которая не боится огня и способна его уничтожить.

Время от времени он поглядывал на Женю, но она неподвижно сидела с закрытыми глазами, притворяясь спящей. Под тонкой кожей век было видно движение. Лицо было спокойным и расслабленным, а руки лежали на коленях, как у прилежной ученицы. Глеб сильнее сжал сцепленные между собой пальцы: ободок обручального кольца врезался в кожу, напоминая о недавнем счастье. Женино кольцо в больнице разрезали, и теперь оно лежит в чемодане, в кармашке с разными мелочами.

После гибели родителей, судьба, словно решила извиниться перед Глебом и особо его не испытывала. Он так ловко шагал по намеченному маршруту, пусть и с трудом, но, не сбиваясь и почти нигде не задерживаясь, что оказался совершенно не готов замедлиться, а если надо, и остановиться. Может быть, оказавшись дома, получится это сделать. Там и раздумывать будет некогда. Придется пахать, как проклятому. Один человечек из отдела уже намекнул, что появилось недовольство у начальства по поводу его отсутствия. Съездил в свадебное путешествие, называется!

Глеб чувствовал, что снова начинает злиться. На злой рок, на обстоятельства, на себя… и немного на Женю. Если бы она сразу проснулась и выбежала из номера, то ничего бы этого не случилось…

***

Женя с грустью смотрела на неразобранный чемодан. Она терпеть не могла, когда посреди прихожей лежали вещи, которым нужно сразу же отправиться в стирку или на полочки шкафа. Глеб всегда над ней смеялся: не успела войти в дом, а уже наводит порядок, хоть бы отдохнула. Но Женя с детства любила, чтобы всё было рассортировано. В работе она придерживалась того же принципа и могла с закрытыми глазами найти нужный флакон или тюбик. Не глядя, протягивала руку, и никогда не ошибалась.

Сказать Глебу, чтобы немедленно убрал сумки, она не решалась. Женя вздохнула: ко многому придется привыкать заново, а кое-чему и учиться. Например, пока без помощи мужа она не может ни зубы почистить, ни душ принять. Чувство беспомощности раздражало, особенно, когда рука машинально тянулась к чайнику, или натыкалась на ящик стола, где хранились ложки и вилки. Ее рабочий чемоданчик, веселого оранжевого цвета, по-прежнему одиноко лежал на подоконнике. Женя подошла ближе, провела неуклюжими пальцами по поверхности, попыталась открыть замки. Руки пронзила резкая боль, и она еле сдержалась, чтобы не вскрикнуть. На глазах закипели слезы обиды. Неужели с каждой мелочью ей придется теперь приставать к Глебу? А что она будет делать, когда он уедет в офис? Как часто мы не ценим и не замечаем слаженную работу своего организма. И только когда что-то случается, становится понятно, как важны здоровые руки и ноги. Да и не только они.

Настроение было неважнецким. Только что, пока Глеб был в душе, она смогла сама нажать в телефоне контакт хозяйки студии и, поставив на громкую связь, переговорила с ней о будущих перспективах.

— Женя, я тебе сочувствую… но на твое место я уже взяла мастера… Тем более, как я поняла, ты же не сможешь сейчас работать… Глеб говорил у тебя там что-то с руками. Или уже всё в порядке?

— Нет, Виолетта Александровна, еще не в порядке… Но скоро восстановится…

— Ну, вот как восстановится, так и поговорим, а пока… Извини, я же не могу играть в благотворительность… Время не то. Да, кстати, твои клиентки новым колористом вполне довольны. Так что, не переживай… Не остались твои девочки дурнушками, — весело рассмеялась своей шутке хозяйка. — Только вот Маргарита Сергеевна, что-то взбеленилась и отказалась приезжать…

Женя усмехнулась: кто бы сомневался? Маргарита Сергеевна — железная леди. Принципиальная и хлесткая на язык. У них и знакомство началось с конфликта, когда Женя отказалась выкрасить ее в тон, который она пожелала. Разве непонятно, что этот цвет прибавит десять лет сразу? Уперлась, как молодой барашек, но не отступила, хотя коленки тряслись от страха — всё-таки супруга министра, да еще в возрасте, отказов вообще не приемлет.

— Меня всегда красили именно так, — сверкая бриллиантами в ушах, с нажимом цедила Маргарита Сергеевна.

— А я не стану, — отвечала Женя и ловила возмущенный взгляд в зеркале. — Вам пойдет вот этот оттенок, плюс я добавлю чуть светлого…

— Мне уйти в другое место? — поднимала надменно бровь чопорная дама с идеально прямой спиной.

— Как хотите… Но я не стану вас уродовать! — горячилась Женя.

Маргарита Сергеевна опешила и пристально посмотрела Жене прямо в глаза. Женя не моргнула, только переложила дрожащими пальцами с места на место кисточку.

Пожилая леди усмехнулась, фыркнула в сторону и только потом величаво кивнула:

— Хорошо. Сейчас вы сами убедитесь…

Через три с половиной часа помолодевшая Маргарита Сергеевна, как девчонка, вертелась у зеркала и никак не могла налюбоваться своим отражением. Женя отмывала миски от краски и улыбалась — результат получился на славу, как она себе и представляла. Так они и подружились. Несгибаемая Марго, которую побаивался даже собственный муж, признала в Жене равную по характеру. Еще не раз они потом спорили, да так, что и клиентки, и мастера, цепенели от страха: дура эта Женька, нашла кому перечить… Но всякий раз Женя не уступала, а Маргарита Сергеевна с достоинством признавала свой проигрыш. Женя ее очень за это уважала.

— Жень! Хочешь поесть? Давай закажем что-нибудь… — неожиданно раздался голос Глеба.

Она не услышала, как он появился в комнате. С мокрых волос стекали капли воды, совсем как тогда, на катере, где она смертельно за него испугалась. Женя попыталась поймать его взгляд, но он всё время ускользал. Тогда она сделала шаг навстречу и, подойдя вплотную, прижалась здоровой щекой к его влажной груди. Набитый на плече Глеба ангел вздрогнул и напрягся.

Глава 7

После вынужденно длительного отпуска, Глеб ездил на работу без особой радости. Да и откуда им теперь взяться, если вся жизнь перевернулась с ног на голову? Дома тягостно и нет больше звонкого, как колокольчик, Женькиного смеха. Постоянно что-то падает, звенит, с грохотом разбивается…

— Жень, давай я тебе помогу…

— Нет, я сама.

— Женя…

— Что?!

И злой отчаянный взгляд.

— Тебе нужно время, Жень… а ты хочешь всё сразу. Мне Игорь на работе обещал дать телефон массажиста. Он реабилитациями занимается. Просто нужно подождать…

Но Женя ждать не хотела. Она уже побывала на приеме доктора и купила специальные мази, которые могли смягчить и выровнять следы от ожогов. Сама в интернете нашла упражнения и разрабатывала пальцы, стараясь добиться свободных движений, как это было раньше.

Иногда Глеб заходил в комнату и видел, как Женя сидит перед зеркалом и внимательно себя разглядывает. Он научился не реагировать на бело-розовые полосы, старался смотреть на другую половину лица. Женя не стала уродлива, но пока след от ожога внимание привлекал, поэтому, выходя на улицу, она надевала большие темные очки и наматывала шелковый платок, так чтобы скрыть часть щеки.

Однажды столкнулась со знакомой девушкой из студии, и по сочувствию, мелькнувшему в ее глазах, поняла: теперь она часто будет видеть такую реакцию. Но эта эмоция была хотя бы живой, а вот когда Глеб смотрел на нее, его глаза, словно покрывались полупрозрачной пленкой. Как у пришельца. Вроде бы и видит, а вроде, и нет. И это было ужасным ощущением.

День теперь тянулся долго-долго. Раньше она жаловалась, что ей не хватает времени, а сейчас ненавидела утро, потому что впереди были длинные и тягучие, как резиновый клей, будни. Выходные, впрочем, были еще хуже. Глеб заказывал разную еду и садился играть в приставку. Редко, но предлагал прогуляться, и с видимым облегчением выдыхал, когда получал отказ. Так и сидели каждый в своем углу. Женя читала книгу, не видя строк, и раздраженно листала страницы непослушными пальцами, а Глеб, надев наушники, уходил в виртуальность.

Случались и перепады настроения. Причем у обоих. То Глеб начинал бодро зачитывать истории успеха спортсменов или обычных людей, пострадавших в разных катастрофах, то Женя просыпалась в приподнятом настроении и видела мир сквозь розовые очки. Правда, эйфория проходила так же быстро, как и нападала.

Однажды, в минуту веры в себя, Женя решила удивить Глеба, и пока он был на работе, принялась готовить его любимое блюдо — острый рис басмати с разными специями и травами. Рецепт совсем не сложный, и прежде, Женя почти не глядя, за полчаса справлялась. Теперь же всё вокруг было засыпаны специями. Как Женя ни старалась, а чайная ложка из пальцев выскальзывала, ее содержимое просыпалось, приходилось начинать всё сначала. Раньше она бросала ингредиенты на глаз: щепотку того, щепотку другого. Пришлось об этом забыть. Такие мелкие движения были ей пока недоступны. Оттирая от стола желтые разводы куркумы, Женя с тоской смотрела на устроенный беспорядок. Утешало только, что на блюде охристой горкой, зернышко к зернышку, лежал рис, радуя вкраплениями зеленого, красного и черного.

Она напряженно застыла рядом, прислушиваясь к звукам из прихожей. Вот-вот должен был приехать Глеб. Но вместо этого завибрировал телефон:

— Жень, я задержусь… Мы тут с ребятами из отдела посидим в баре недолго… Ты не обидишься? А завтра вместе куда-нибудь сходим…

На заднем фоне слышался звон посуды, разговоры, смех и музыка. Там жизнь. Там веселятся, шутят, пьют пиво и закусывают его жареными свиными ушами и луковыми колечками, наливают в бокал вино и с предвкушением поглядывают на рубиновую жидкость, обещающую расслабление и другие приятности. Мир, словно поделили на две части. В одной — пустой, заперли Женю, а в другой — живут, как будто ничего не случилось. И это справедливо. У них, и правда, ничего не произошло. Люди эгоистичны, и осуждать их за это невозможно. Но почему же тогда так тоскливо на душе?

Подсыхала блестящая желтая горка, отдавая никому не нужные ароматы в воздух. Еще некоторое время Женя просто стояла, опустив голову, опираясь на столешницу. Нет, она не злилась на Глеба, наоборот, пусть уж лучше пьет с коллегами, чем сидит истуканом с ноутбуком или приставкой. Она тоже могла бы позвать подружек и пить с ними мартини. Только вот подружки как-то внезапно закончились. Первые дни после ее возвращения писали и даже звонили, а потом… Потом как-то каждая занялась своими делами. Так уж случилось, что закадычной подруги у Жени никогда не было. Со всеми она общалась ровно и дружелюбно, могла и куда-нибудь выбраться потанцевать и посмеяться, но вот такой близкой души, чтобы, как сестра родная… нет, такой не нашлось. А может быть, потому что Жене вечно было некогда. Не умела она бесцельно болтать по телефону, просиживать в кафе или ресторане. В такие минуты ей казалось, что она убила время, безжалостно и жестоко. А могла бы узнать что-то новое, освоить очередную технику, посмотреть фильм о музеях, которые она мечтала увидеть, да много чего…

Ее мама тоже никогда не любила бездельничать. У подъезда на деревянной скамейке собирались соседки со всего дома: обменивались новостями, сплетничали, обсуждали, кто, как воспитывает детей, а ее мама мышкой пробегала мимо, только здоровалась и всё.

— Мам, а почему ты никогда внизу с соседями не сидишь?

— Да ну… Время только провожать… Мне сегодня нужно блузку дошить…

Задумавшись, Женя машинально потрогала кончиками пальцев щеку. Говорят, лазерная шлифовка может помочь, но это уже потом, когда все ткани зарубцуются. Заметила, что непроизвольно при разговоре поворачивает голову налево, от этого даже стали болеть мышцы шеи. Перед зеркалом собирала волосы в кулак, представляя себе ровное выстриженное каре, такое, чтоб падало на щеки, закрывая изъяны кожи. Понимала, что сама себя накручивает, но ничего поделать с собой не могла. Подернутые невидимой пленкой глаза Глеба каждый день напоминали: теперь она не такая.

Женя вздохнула и решила переставить блюдо с рисом поближе к плите. Нужно переложить всё обратно, в сковороду, хотя вкус уже всё равно будет не тот. Но так, вообще засохнет. Подцепив его обеими руками, успела сделать всего шаг. Блюдо оказалось неожиданно тяжелым. Женя еще пыталась подставить коленку, но посудина уже накренилась, ослабевшие связки и мышцы не справились, и вся остропряная индийская еда благополучно посыпалась на пол. Стол, кафельные плитки, штаны с рисунком авокадо, в которых была Женя, босые ее ноги — всё оказалось засыпано зернышками риса. Неловко подскакивая боком, запрыгало и керамическое блюдо, но почему-то не разбилось. Покачалось и улеглось кверху донышком.

С минуту Женя изумленно смотрела на золотистую россыпь крупы, потом открыла дверцу шкафа и, вынув щетку и совок, не спеша, всё убрала. Побрызгав средством для мытья посуды, губкой оттерла жирные разводы. Тщательно вымыла руки и сразу же помазала их специальной мазью. Прошла в комнату, включила сериал, который пыталась смотреть уже целую неделю. И только после этого, разрыдалась.

***

Гремела музыка, струился сладковатый запах кальянов, пахло духами и иногда терпким потом, прилипали локти к стойке, куда со смехом случайно плеснули сладким коктейлем, обнимали ненароком талии или прикасались к плечу разгоряченные руки. На короткое время Глебу даже показалось, что он вернулся в беззаботное прошлое, где попятницам мог пойти в бар с коллегами и долго болтать и смеяться, скидывая накопившуюся за неделю усталость. Иногда к ним присоединялась и Женя, приезжала уже ближе к десяти, а то и к одиннадцати часам, выпивала коктейль, иногда дурачилась в караоке и танцевала с Глебом, а потом они заказывали такси и целовались на заднем сидении.

В первые дни после возвращения Глеб боялся, что его будут постоянно расспрашивать о случившемся, округлять глаза и сочувственно хлопать по плечу. Но ничего подобного не произошло. Наоборот, все старательно делали вид, что всё нормально, словно и не было никакого пожара, больницы и сбора денег. Глеб был и благодарен за такую реакцию, и в то же время понимал, придется и самому запихать все свои переживания куда подальше и заниматься только работой. Впрочем, у них в офисе так было всегда. Приживаются только молодые, энергичные, без рефлексий и нацеленные на успех.

Раз или два в месяц, нарушая субординацию, в бар заходили начальники отделов. Они расстегивали верхнюю пуговицу белоснежной рубашки, снимали галстуки и прятали их в карман, откуда те настороженно поглядывали на оживленных мужчин и женщин. Лишнего никто себе не позволял, но такие посиделки были призваны показать — мы команда.

Обычно в такой вечер Глеб выпивал пару бокалов пива, но сегодня душа требовала чего покрепче. Виски снова играло янтарной жидкостью в стакане. Бесконечно выедающая сердце тоска, понемногу отступала. Глеб с удовольствием сидел в окружении коллег, смеялся их шуткам, иронизировал над Игорем, который опять не мог определиться между своими двумя дамами сердца.

— Представляете, вчера без предупреждения Катрин вечером заявилась, а я только-только успел Натали выставить… Как чувствовал… — жестикулировал Игорь, зажав в пальцах сухарик с чесноком.

Глеб посмеивался: горбатого могила исправит. Бабник страшный! Имена всех своих девушек он обязательно переделывал на французский манер. Да и сам тяготел к Франции. В отпуск только туда, вещи покупал только от известных парижских брендов, кухню тоже предпочитал французскую. Даже свой крупный с горбинкой нос Игорь тоже считал признаком прованских предков. Он был высок, симпатичен, и главное, обладал воистину дьявольским обаянием, что позволяло ему в первый вечер знакомства укладывать в постель любую.

— Ух ты… — прошипел Игорь и толкнул Глеба в бок.

Глеб недовольно вытер салфеткой порцию пива, которая выплеснулась из бокала маньяка-французомана. В дверях бара появилась худощавая блондинка с прямыми волосами до плеч. Длинная челка закрывала брови и падала на глаза. Глеб случайно столкнулся с ней взглядом и почувствовал, как по позвоночнику пробежались иголки. Ему показалось, что сначала его окунули в кипяток, а потом сразу же погрузили в ледяную полынью. Чуть надменный взгляд ее голубых глаз просканировал каждого из собравшихся. Девушки насмешливо кривили губы, мужчины с интересом поглядывали на Игоря. Он-то первым должен кинуться на добычу. Так и вышло.

— Я сейчас, — коротко выдохнул француз и, торопливо вытащил из вазочки подушечку жвачки. — Блин, и зачем я этот чеснок жрал…

— Ты еще и пиво пил, представляешь какое амбре? — куражился Глеб.

Игорь быстро пожевал мятную резинку, выплюнул ее в салфетку и сполз с барного стула. Глеб с усмешкой наблюдал за очередным его любовным подвигом. Интересно, как зовут эту блондинку? Ольга, с ударением на последний слог, или Элен? Додумать еще пару имен не успел, вернулся Игорь. Глеб поискал глазами блондинку. Она устроилась на другом конце барной стойки и как раз что-то говорила бармену.

— Ну что? — обернулся к Игорю Глеб.

— А… отбрила. Да еще так вежливо. Ты не знаешь, кто это? Мне кажется, она явно имеет отношение к нашему банку…

Глеб покачал головой и снова украдкой посмотрел в противоположный конец зала. Блондинка положила сумочку и изящно скрестила длинные ноги. И вдруг в упор посмотрела на Глеба. Ему снова стало не по себе.

— А мне и не очень-то надо, — обиженно бубнил разочарованный Игорь. — Старая для меня. Ей под сорок, явно… Я с возрастом никогда не ошибаюсь.

Он тут же переключился на Мари из соседнего филиала — совсем юную студенточку с явно восточными корнями. Она радостно засияла глазами и начала кивать головой, как хрупкий цветок. Через несколько минут, обнявшись, они удалились к столикам с диванами. Глеб посмотрел в опустевший стакан, скривил губы и, глядя на бармена, стал размышлять: выпить еще или уж поехать домой. Женька, наверное, заждалась.

— Вы позволите? — вдруг раздалось совсем рядом.

Женский голос был чуть хрипловатым, низким и напоминал густые обволакивающие сливки.

Глава 8

Такси мчалось по ночному неспящему городу. Глеб уже давно протрезвел, крепкий кофе и неспешный разговор сделали свое дело. Он думал об Анне, и немного о Жене. За весь вечер она ему не перезвонила и ни разу не написала, хотя он не появился дома ни в час ночи, ни в три. Сейчас начало пятого, так поздно он не возвращался из бара никогда. Он вспоминал, как в приглушенном свете ламп переливались платиной волосы Анны, как тонкие пальцы перебирали витую цепочку на шее, как сверкали в ушах дорогие серьги. Небольшой камень по центру прекрасно оттенял голубые, как морозное небо, глаза.

— Сапфировый фейерверк, — первое, что произнесла Анна, после того, как пересела к нему в баре и назвала свое имя.

— Что? — удивленно переспросил Глеб.

Слово «фейерверк» вызвало самые неприятные ассоциации, Глеб даже непроизвольно передернул плечами.

— Серьги, которые ты разглядываешь, чтобы не смотреть мне в глаза. Они называются сапфировый фейерверк, — спокойно пояснила Анна, перейдя на «ты».

Не торопясь, она сделала небольшой глоток мартини. Внутри бокала лежала шпажка с тремя оливками. Анна зажала одну из них зубами, перекатила вглубь рта и с удовольствием раскусила. Глебу немедленно захотелось за ней повторить. Он сглотнул слюну и потерянно улыбнулся. Оставшиеся две оливки снова нырнули в холодное озерцо.

Она была права, Глеб в глаза не смотрел: всё скользил мимо точек зрачков, пробивающих голубой наст. Чувствовал только, как застывают скулы и больно ломит зубы, словно выпил ледяной родниковой воды.

— У тебя, кстати, глаза по цвету похожи, — продолжила Анна, указывая ресницами на шпажку с оливками.

Глеб окончательно смутился и начал оглядываться, чтобы найти предлог и сбежать. Но все его коллеги были заняты своими делами: выпивали, разговаривали, громко смеялись, незло подшучивали друг над другом…

— Ты с ними работаешь? — последовал еще один вопрос.

И снова короткий миг лазоревого неба, мелькнувшего среди сумерек.

— Да… мы иногда сюда заходим…

Глеб не понимал, что с ним. Он как будто превратился в десятиклассника, которого заприметила взрослая красивая девушка. Когда он знакомился с Женей, они были сразу на равных, словно давнишние друзья. Анна показалась ему чем-то недосягаемым и грандиозным — словно она была произведением искусства, а не живым человеком. Он никак не мог собраться с мыслями, чтобы повести непринужденный разговор, и отчаянно на себя злился, ведь раньше за ним такого не замечалось.

«Сейчас она встанет и уйдет!» — мелькнула острая, почти болезненная мысль. Глеб неловко подвинул стакан, на дне которого плескался остаток виски.

— А я здесь впервые… — не оставляла инициативы Анна.

Ее холеные пальцы с безупречным маникюром скользили по краешку посыпанного белой пудрой бокала. Глаза смотрели чуть насмешливо. Глеб загляделся, вспомнив тропическую птичку с яркими голубыми перышками. Она залетела к ним с Женей в спальню, когда они отдыхали в Таиланде. Но Анна не птичка. Если и сравнивать ее с каким-то животным, то это, несомненно, кошка, причем белая. Да, именно! Белая вальяжная кошка с сапфировыми глазами. Своенравная и привередливая.

Глеб улыбнулся своим мыслям: с чего бы ему об этом вообще думать?

— Вы… — начал он, понимая, что звучит это по-дурацки, но беседу требовалось поддержать.

— Ты, — перебила его Анна.

И с достоинством кивнула головой, словно королева даровала жизнь. Глеб засмеялся:

— Ты… тоже работаешь здесь, в одном из бизнес-центров?

Анна чуть приподняла правую бровь, задумалась, как будто решала, стоит ли открывать хоть какую-то информацию о себе.

— Да… теперь да…

— А где, если не секрет? — не унимался Глеб.

Он чувствовал, как горят щеки, то ли от алкоголя, то ли от волнения. Хотелось бы, чтобы от первого, но что-то подсказывало, что его смущение напрямую связано с собственными эмоциями.

— Секрет, — улыбнулась Анна и как-то по-особенному повернула голову.

Глеб уставился на изгиб шеи: «Как будто в музее смотришь на античную скульптуру». Анна знала, как эффектно смотрится это движение, и возвращаться в прежнее положение не спешила. Ее пальцы рассеянно скользнули по влажному стеклу бокала. Наконец, голубые огоньки снова замерцали прямо перед Глебом.

Некоторое время они сидели молча. Глеб оставил все попытки завести небрежный разговор. Он понял, это не нужно. Удивительно, но уже не казалось важным быть умнее, веселее или развязнее. Разматывались невидимые нити, опутывали плечи, руки и тела, надежно скрепляли и проверяли: не порвется ли?

Не сговариваясь, они пересели на диванчик в самом углу, откуда можно было наблюдать за всеми остальными. Когда бокалы опустели, оба заказали крепкий кофе в чашечках с наперсток. Анна поднесла напиток к лицу, закрыла глаза и глубоко вдохнула аромат. Тонкие ноздри затрепетали.

— Любишь кофе? — хрипло спросил Глеб.

Его глаза натолкнулись на айсберг. Он чувствовал себя капитаном-самоубийцей, который сознательно и планомерно сменил курс и направляет корабль прямо на плавучую гору.

— Я много чего люблю… — серьезно ответила она.

Постепенно в зале становилось свободнее. Даже самые стойкие уже исчезли за затемненными стеклянными дверями, ведущими на улицу. Краем глаза Глеб заметил, как, подхватив за талию очередную свою пассию, продефилировал мимо Игорь. Наверняка, он глупо ухмылялся и делал какие-нибудь знаки, но Глеб никак не отреагировал. Он смотрел только на Анну. Как она, напрягая высокую грудь, откидывается на спинку дивана, как облизывает губы, встряхивает платиновыми волосами…

Глеб чувствовал, что тетива, натянутая внутри него много месяцев, слабеет, провисает, и с нее, как перезревшие забродившие яблоки, начинают опадать тоска, грусть, злость от крушения планов… Анна, как будто заглядывала в душу и звала с собой в тот утраченный мир, из которого его так жестоко изгнали. Она, точно посланный ему проводник, сулила забвение от всего, что с ним произошло. Обещала страстный покой, в котором он забудет и забудется.

— Карта или наличные?

Глеб дернулся и непонимающе уставился в серость запотевшего стекла. В салоне негромко стучала энергичная музыка, наверное, так водителю было проще не уснуть за рулем. Он молча вынул деньги и расплатился, не забрав сдачу. Таксист кивнул и, потыкав пальцам в экран телефона, поехал к следующему клиенту. Глеб остался стоять у подъезда.

«Интересно, а у нее кто-нибудь есть? Муж, любовник? А может и оба сразу? Вряд ли она свободна…» — подумал он об Анне. Приятно грела мысль, что в контакты вбит номер телефона, а уж придумать повод, чтобы ей позвонить, несложно. Пусть хотя бы встретятся выпить кофе, и он снова почувствует исходящую от нее силу. Анна для него пришелец с другой планеты — таинственная и притягательная.

Подмигивая красным глазом, лифт привез его на седьмой этаж. Двери открылись, но Глеб вышел из кабины не сразу. Хотелось, чтобы это была машина времени, на которой он перенесся бы в прошлое или сразу в будущее, но никак не остался в мутном и похожем на кривое зеркало настоящем. Но лифт выполнял сугубо прагматичную задачу — возил людей с этажа на этаж, без всяких чудес. Хотя и этот процесс с натяжкой, но можно было бы назвать чудом.

Осторожно открыв замок, он вошел в квартиру. В прихожей разливался мягкий утренний свет. Дверь в спальню была приоткрыта. Глеб на цыпочках подошел ближе и заглянул в щелку. Женя спала, и в комнате едва слышно пахло мазью, которой она постоянно мажет руки. Он тихо вышел в кухню. В сковородке на плите что-то желтело. Есть он не хотел, но стало любопытно. Его любимый острый рис со специями… Как Женя его приготовила? Или может быть, всё-таки заказала в ресторане? Нет, похоже, готовила сама. Иначе рис бы так и остался в ресторанной упаковке. Ему стало немного не по себе. Он представил, чего это Женьке стоило.

«Нужно обязательно сегодня вечером куда-нибудь с ней сходить» — виновато подумал он, отпивая минералку, найденную в холодильнике. Голова немного побаливала, как бывает, после бессонной ночи. Глеб улыбнулся, предвкушая, как сейчас ляжет в постель и перед тем, как отрубиться, снова, точно на фотографии, увидит удивительные голубые глаза Анны.

Он проснулся от того, что хлопнула входная дверь. Щурясь и зевая, взглянул на часы: ничего себе, уже половина первого! В прихожей слышался стук дверцы, бряцанье вешалки, потом шум переместился на кухню. Там что-то звякнуло. Легкие шаги, в раковину полилась вода. Глеб сел на диване и потер лицо. Во рту было сухо, всё-таки алкоголь и кофе сделали своё дело.

В комнату заглянула растрепанная Женька. Улыбнулась, наморщив нос с пылью веснушек:

— Проснулся? А почему здесь? — она кивнула на диван.

— Не хотел тебя будить… и дышать на тебя парами Бахуса, — виновато развел руками Глеб.

— Ты во сколько явился-то, гулена? Я уснула рано, не слышала, как ты пришел…

— Я? Да часа в три, кажется… Засиделись что-то… — зачем-то соврал Глеб.

На Женю он не смотрел, нужно было разложить на диване смятые подушки и свернуть плед.

— Сходим в кофейню? Я не завтракала, — непринужденно предложила она.

— Да! — слишком быстро откликнулся Глеб. — Только я быстро в душ!

Женя кивнула и вышла. Глеб застыл, разглядывая клетчатый плед. На кухне Женя подошла к холодильнику и осторожно передвинула их с Глебом фотографию. И зачем она спросила, во сколько он приехал? Не спросила бы, ему бы не пришлось врать. Почему он соврал, думать не хотелось.

Глава 9

Все выходные Глеб думал об Анне. Как наваждение, она мерещилась ему повсюду. С Женей ему было тревожно, и он отчаянно скучал по уже распробованному ощущению покоя, которое излучала женщина, случайно появившаяся в его жизни. А может, и не случайно? Плевать! В голове уже прижились ядовитые ростки-мысли: с Анной он не чувствовал себя виноватым. А с Женей это ощущение накрывает с первой минуты, как видит ее утром и до последней, когда сидит допоздна с игрушками в ноутбуке. Он ненавидел себя за то, что воспринимает теперь Женю чужой. Словно его обманули и подсунули пластмассовую подделку. Тщетно ночами, следя за мелькающими на экране фигурками, он силился возродить в душе всё, что раньше было связано с Женькой: нежность, умиление, восхищение и восторг… Но чувства были совсем другими. И это пугало. Он никак не мог разобраться в себе. Разлюбил? Так быстро? Но это бред… А если и так, то ничего, кроме ощущения гадливости к самому себе, это не вызывало…

С Анной калейдоскоп разрозненных чувств, отъедающий ежедневно от него по кусочку, вдруг цепенел и прекращал свое головокружительное вращение. Картинка становилась статичной, как муравей, застывший в капле смолы. Глебу хотелось, чтобы это состояние продолжалось и продолжалось. Без нее оно напоминало Танталовы муки. Покой плещется хрустальной ледяной водой у горла, но недосягаем, а жажда избавиться от чувства вины и страха, похожи на дерево с плодами, до которого не дотянуться. Промучившись этими мыслями все выходные, Глеб окончательно сдался — он должен пойти за ресурсом. Напитавшись им, он сможет быть с Женей, чтобы начать всё сначала. Так он спасет обоих.

Глеб задумчиво смотрел на уток, дерущихся из-за куска булки. Раньше Женька его ругала за то, что он кормит их хлебом. Сейчас она молчала, разглядывая маленький птичий колизей — кто станет победителем? Вот она, похоже, оказалась в числе проигравших. Кто-то могущественный и неведомый, показал большим пальцем вниз, и теперь она выброшена на обочину — без профессии, без дома и без поддержки. Привычное уже чувство жалости к себе радостно заерзало внутри. Сейчас, сейчас, его будут кормить! На первое подадут слезы, на второе — завернутое в горькие листья несправедливости, отчаяние, а на третье — вязкую гущину тоски. Вуаля! Всё свежайшее, только что собранное из глубины души, приправленное острой злостью и обидой.

Впервые ее накрыло этим чувством, когда увидела, как смотрит на нее Глеб. До этого себя не жалела, больше переживала за него. Сначала, потому что не знала, точно ли он не пострадал, а потом от того, сколько проблем на него обрушилось. И со всем ему приходилось справляться в одиночку. Увидев в больнице его загнанный взгляд, еще несколько дней себя утешала: это шок. Любой испугается, когда приходит в ожоговое отделение. Но и спустя неделю, Глеб смотрел странно. Женя находила оправдания — ему нужно время, он видел огонь и думал, что она в нем погибла. И только, когда заметила, как при виде чуть отклеившегося бинта, в его глазах мелькнула брезгливость, а губы всего на секунду дернулись от отвращения, задохнулась от острой жалости к себе.

Это было новое и странное чувство. Сначала Женя к нему привыкала: вертела, как неизвестный предмет, ощупывала, пробовала на вкус. Не понравилось. Но жалость не отступила, а только на время затихла. Женя стойко сражалась с ожогами, терпела перевязки, через боль разрабатывала связки и сухожилия, злилась на свою беспомощность и, вытерев слезы, упрямо начинала сначала. А потом… потом вдруг устала, и вот тогда жалость пришла к ней по праву. Женя сама ее пригласила и почувствовала к ней симпатию. Привыкла. Она стала ее неотъемлемой частью: и когда ложка падала из неуклюжих пальцев, и когда приходилось просить Глеба побрить ей ноги и подмышки, и когда он потянулся вытереть с щеки след от мороженого и застыл, остановив на полпути руку.

Неожиданно поняла: она стала стесняться мужа. И бояться: вдруг то, что он тщательно маскирует, проявится в его глазах, как на фотобумаге. Смутные очертания станут четкими и резкими, и тогда уже не удастся себя обманывать.

— Жень… — вырвал из раздумий голос Глеба.

— А?

— У нас ведь всё будет хорошо… — с непонятной интонацией произнес он.

Он продолжал напряженно следить за утками. Одни лезли в самую гущу и щипали друг друга за шею, другие предусмотрительно плавали поодаль, довольствуясь ошметками размякшей булки, но зато гарантированно получая еду. Пожалуй, лучшая стратегия. Если булки будет много.

Женя внимательно посмотрела на его профиль — чужой и далекий, похожий на контур горы у моря. Почувствовав ее взгляд, Глеб повернул голову. Оливковые глаза помутнели и стали неживыми, как будто только что он переместился куда-то далеко.

***

— Ты чего опаздываешь? — прошипел в трубку Игорь. — Тебя уже шеф спрашивал! Сегодня же понедельник! Через две минуты совещание!

Глеб и сам видел, что успевает впритык. Встал позже обычного, заметался, забегал по квартире. Кинулся в ванную, а там Женька тянется за полотенцем — голая, смуглая, невозможно горячая… Улыбнулась несмело, убрала со лба влажные кудряшки волос и стоит, опустив руки с темно-красными шрамами. Раньше набросился бы, наплевав, что опаздывает, а сегодня засмущался, как подросток, заблеял что-то… Вспомнив эту сцену, Глеб поморщился, как от зубной боли. Ехавшая с ним в лифте женщина, с сочувствием взглянула и отвернулась. Вот точно также сделала и Женька.

— Жень… — Глеб неловко топтался на кухне.

Женя в коротком халатике переступила длинными стройными ногами по прохладному кафелю и обернулась — она как раз бросила в чашку пакетик с чаем. Это ей удавалось сделать без ущерба для кухни. Вместо чайника воду теперь нагревал термоспот. Удобно. Кнопку нажал, и кипяток полился в чашку. Главное, безопасно.

— Женя… я вечером пораньше постараюсь вернуться…

Он несмело коснулся ее талии, пальцы скользнули по мягкой ткани. Глеб игриво улыбнулся:

— Ты подождешь? Я заеду за шампанским и куплю замороженной вишни… Как ты любишь…

В мгновение ока прошлое было безжалостно вспорото острым лезвием, вывалило, выставило напоказ романтический вечер, да не один, когда в сумерках кружились в пузырьках игристого ледяные вишни, попадали вместе с вином в рот, передавались с жарким поцелуем друг другу. А потом отзывались ломотой в зубах и кисловатым терпким вкусом. С Женей всегда было много вкусов: шоколад и слива, дыня и корица, копченая паприка и горький хмель… Но вкус шампанского с замороженной вишней сейчас затмил всё.

— Ну как? Договорились! Вечером шампанское и вишня! Готовь бокалы… А я побежал, а то шеф устроит показательную порку… И так придирается всё время…

Женя молча кивнула, боялась расплакаться, так жалко выглядел Глеб в попытке реабилитироваться. Как будто хочет напиться шампанским для храбрости. Хлопнула входная дверь. Жалость вальяжно заняла место ведущей солистки.

Глеб смотрел, как меняются красные цифры на табло лифта. Тринадцатый этаж. В тринадцать часов он позвонит Анне и пригласит ее выпить кофе. Загривок приподнялся от приятных ощущений. За два дня Глеб изголодался по чувству покоя, которое помнил в глазах Анны. Это даст силы на вечер.

— Таким образом, возникает вопрос об изменении в кадровой перестановке… — голос управляющего доносился, как будто из бункера.

Глеб думал о своем, сосредоточенно глядя перед собой. При входе в кабинет для совещаний послышался приглушенный шум. Раздалось цоканье каблуков, приветственный возглас шефа, скрип кожаного кресла. Глеб равнодушно поднял глаза и обомлел: в черном брючном костюме к Петру Сергеевичу шла Анна, на ходу протягивая руку. Управляющий просиял и кинулся к ней. Анна коротко кивнула собравшимся, задержав взгляд на Глебе. С ног до головы его окатило лазурью. Никакого удивления на ее лице он не заметил, как будто она заранее знала, что застанет его здесь.

Пальцы обхватили пластиковый стержень ручки, лежащей на бумаге. Нервно начали чиркать квадратики и острые стрелки. Так Глеб старался сохранить невозмутимый вид.

— Познакомьтесь, пожалуйста, коллеги! Глава маркетингового отдела Анна Александровна Леднева, — зычно представил нового сотрудника шеф.

В кабинете раздался невнятный гул, кто-то начал перешептываться, остальные с вежливыми улыбками рассматривали новенькую.

— Присаживайтесь, Анна Александровна, — Петр Сергеевич любезно показал на свободное место по правую руку от себя. — Вот! Заодно и примите участие в решении кадровых вопросов. Внимание коллеги! Как вы знаете, всё это время мы рассматривали трех кандидатов, которые могли бы перейти на должность начальника финансового отдела. Все здесь?

Управляющий окинул взглядом присутствующих и довольно кивнул.

— Так вот… По поводу одной кандидатуры у нас появились вопросы… И честно говоря, тут не то, что новая должность, тут такие результаты, что как бы с прежней позиции не слететь… Да-да, Глеб Юрьевич, я про вас.

Петр Сергеевич уставился на Глеба. Тот покраснел, откашлялся и откинулся на спинку стула. Все притихли, прикидывая, обойдется ли сегодня начальство одной жертвой или потребуется еще несколько. Опустив глаза, сотрудники принялись разглядывать по-деловому сдержанный маникюр или часы. Телефоны на время совещания убирали, поэтому углубиться в переписку в чате не вышло бы. Глеб мечтал провалиться в цокольный этаж, туда, где подземная парковка и еще ниже. Лишь бы Анна не видела его позора. Порка холопа на барской конюшне.

— Нет, конечно, мы всё понимаем, у вас сложилась очень тяжелая ситуация… и мы готовы были помогать и ждать, но всему есть предел…

— Петр Сергеевич, — решил подать голос Глеб.

Он старался говорить уверенно и доброжелательно:

— Я благодарен всем, кто меня поддерживал, я благодарю лично вас за оказанное содействие. Да, действительно, я упустил много времени и сейчас стараюсь наверстать. Обещаю, что в ближайшее время я сделаю всё, чтобы вы увидели результат. И даже больше…

Управляющий криво усмехнулся, побарабанил холеными пальцами по блестящей столешнице.

— Что ж… ваше стремление похвально, но…

— Петр Сергеевич, я считаю вашему сотруднику нужно дать еще один шанс, — безбоязненно перебила его Анна и посмотрела на Глеба долгим-долгим взглядом. — Я не сомневаюсь, у него большой потенциал. Он справится.

Глебу показалось, что сердце его стало огромным и наполнилось синевой до края.

Глава 10

Совещание шло своим чередом. Петр Сергеевич еще раз прошелся по претендентам на повышение, каждый раз, словно спрашивая совета или даже разрешения у Анны. Глеб почти ничего не слышал, он исподтишка поглядывал на эту парочку, пытаясь понять, с чего вдруг шеф так вокруг нее вьется. Может быть, она родственница кого-то из вышестоящего начальства? Интересно, а она вообще подойдет к нему или сделает вид, что они не знакомы.

Накатило дикое раздражение, захотелось встать и, отшвырнув стул, выйти из кабинета. И будь, что будет! Он никак не мог отойти от минуты позора перед женщиной, которую мечтал пригласить на кофе. Хотя и понимал, как это будет выглядеть со стороны: уставший от переживаний муж не справился со стрессом и решил сходить налево. Вот и грезит блондинкой с сапфировыми глазами. Вспомнил вчерашние серьги. Увидел, что сегодня они уже другие — небольшие золотистые кольца. А вот цепочка та же и по-прежнему змеится по высокой шее.

Глеб сжал кулаки. Да, какая разница, что о нем подумают! Пусть сначала переживут то, что пережил он, причем дважды, а там посмотрим! Глеб чувствовал, как всем телом он непроизвольно развернулся в сторону Анны. Как чуткий радар пытался поймать, пусть даже слабенькую, едва уловимую волну покоя, исходящую от нее. И в какой-то момент показалось — вот оно! Но ощущение было таким тусклым, что он чуть не застонал. Как если бы человеку, мечтающему попробовать тропический фрукт, подсунули пресный и безвкусный суррогат. Он испугался: а что если и не получится больше испытать блаженный покой?

Глеб заерзал на стуле. Получилось шумно и заметно, но он понадеялся, что спишут на волнение перед шефом. Передвигая по столу разрисованный каракулями лист бумаги, он быстро прикидывал: есть ли шанс на продолжение безобидных встреч с Анной? Всё-таки субординацию никто не отменял, а любые отношения в корпорации становятся достоянием общественности в мгновение ока. И ладно бы просто сплетни, но ведь негласно романы на работе не приветствуются. Да и какой там роман! Нет таких мыслей. Просто он остро нуждается в общении с ней. Обычном, человеческом общении! Тот, кто хочет выжить, ищет любые пути спасения. Так что на его личной войне с демоном страха и тревоги все средства хороши.

Совещания всегда тянулись медленно, а сегодняшнее казалось бесконечным. Наконец, он услышал заветное: всем спасибо, можете приступить к работе. Сотрудники потянулись к выходу, радуясь, что можно ненадолго размять затекшие тела. Сегодня управляющий был в ударе и особенно изощренно изгалялся над подчиненными. Наверняка не последнюю роль в этом сыграла Анна. Красовался перед ней, перья распушал, демонстрируя себя, как компетентного и сурового руководителя, без которого вся работа рухнет.

Глеб нарочно пропустил всех вперед. Анна стояла у стола и внимательно слушала Петра Сергеевича. Тот заливался соловьем и всё норовил прикоснуться к руке женщины. Сверкая нешироким гладким браслетом на запястье, рука ускользала мимолетным движением. Глебу стало жарко. Ему хотелось убить шефа, потому что сейчас он питается энергией, предназначенной для него. Нагло и беспринципно отбирает его пищу! Глеб поджал губы и вместо того чтобы пойти к выходу, начал обходить стол с другой стороны. Ему было просто необходимо оказаться рядом с Анной, причем, как можно ближе. Если он сейчас ничего не почувствует, то и попыток завладеть ее вниманием больше не будет.

Заметив маневр Глеба, Анна удивленно приподняла бровь, потом улыбнулась и прищурила глаза. Теплое васильковое облако окутало мягким одеялом, залетело внутрь, взбудоражило память сердца. Глеб почувствовал, как по коже поползли приятные мурашки. Так бывало в детстве, когда мама перебирала его волосы перед сном.

— Вы что-то хотели еще уточнить? — неприветливо процедил Петр Сергеевич, вторгаясь в чужую вселенную.

— Нет. Извините, — громко ответил Глеб.

Он пошел к раздвижным матовым дверям, они напомнили ему двери турецкой больницы. Но внутри ничего не екнуло. И это была заслуга Анны. Глебу захотелось рассмеяться в голос, будто он надышался веселящим газом. Голубой поток смыл всю муть, растворил ее, распылил на мелкие, почти невидимые, частицы.

В коридоре Глеб остановился у кулера и принялся ждать. Вдруг ему повезет, и он сможет перекинуться с Анной хотя бы парой слов. Неважно, о чем будут эти слова. Хватило бы простого — «привет». Лишь бы не лишала его источника жизни. Медленно цедил маленькими глотками холодную воду. Ждал. Двери кабинета разъехались, сердце подпрыгнуло, зависло у горла и разочарованно скатилось вниз. Рядом с Анной по-хозяйски шествовал Петр Сергеевич. Сейчас еще сделает при ней замечание, что он до сих пор не на рабочем месте. Глеб отвернулся, надо уходить. Он и раньше недолюбливал управляющего с его дурацкими правилами и необоснованными придирками, а сейчас просто возненавидел.

— Благодарю вас, Петр Сергеевич, — раздался хрустальный голос Анны. — И не смею вас больше отвлекать.

— Но я провожу… — гудел майским жуком управляющий.

— Ни к чему, — хрусталь покрылся легким слоем инея. — Я прекрасно знаю, где находится отдел маркетинга.

Снова раздалось гудение, на этот раз слегка огорченное, и Петр Сергеевич скрылся в кабинете. Глеб напряженно ждал, спиной чувствуя приближение Анны. Стук ее каблуков отдавал нервными импульсами по всему телу, словно бил по голому мясу. В горле пересохло, хотя только что был выпит целый стаканчик воды. На задворках сознания вдруг ярко проявился образ Жени у водопадов… где уже пошел отсчет часов, минут, секунд до трагедии. Беды, которая прямо сейчас безжалостно уничтожает их настоящее.

— Привет.

Глеб обернулся. Силуэт Жени замерцал и растаял в шлейфе горьковатого парфюма другой женщины. Глеб тихо выдохнул, точно схватился за спасательный круг. Когда человек тонет, совершенно неважно, за что уцепиться, главное, выжить.

— Выпьем кофе?

И опять она ведет партию.

— Да…

Анна кивнула и устремилась дальше по коридору.

— Там… на совещании… — сказал ей в спину Глеб.

— Не важно, — не оборачиваясь, ответила Анна. — В полпервого, в кофейне на той стороне улицы.

Глеб смотрел в экран компьютера и не видел ничего. Снова обрушился на него шквал сомнений. Придавил тяжелыми камнями, не дает больше ни о чем думать. Еще можно всё прекратить. Позвонить, отказаться от встречи или пойти и объяснить, что там, в баре, он проявил слабость, что он просто сильно устал, что на самом деле у него всё хорошо. Главное, себя в этом убедить. И выбрать. Покой, дарующий силы жить или ежедневное преодоление себя в надежде на изменения.

Нет, о выборе лучше не думать. Он чувствовал себя так, будто попал в безумную игру. Перед ним стеклянная дорожка, а под ней бездна. По условиям игры нужно пройти и выжить. Какие-то стекла настоящие, другие — лишь иллюзия, созданная в пространстве. На первый взгляд, они неотличимы. Нужно шагнуть и удержаться. Или рухнуть вниз. В помощь — только интуиция и удача. Но в игре ты отвечаешь только за себя. А когда нужно сделать выбор, который неизбежно коснется другого? И что бы ни выбрал, потом всё равно будешь мучиться и думать, думать, думать: а правильно ли я сделал?

Почему это случилось именно сейчас и именно с ним? Он думал, он справится сам. Ведь он мужчина. Он привык преодолевать трудности. Ни разу не сдался и не отступил. Он всегда презирал тех, кто предавал женщину, оставлял ее в болезни или слабости. Он упивался своим благородством и самодовольно поглаживал свое эго: я-то не такой. У него всегда был план, которому он следовал, и если случались отклонения, то были они незначительны и при должном усилии быстро корректировались. Но пришел огонь. Все планы превратились в пепел, а заодно сгорели и его благородство, и осуждение тех, кто не выдержал когда-то и ослабел. И вот теперь слабым стал он. Жизнь перевернулась и очередной раз доказала, что человек ничем управлять не может.

Раздался громкий щелчок. Карандаш, который Глеб сжимал в пальцах, треснул пополам. Он так задумался, что не заметил, как сломал его. Карандаш был блестящим и новым. Только сегодня его взял из коробки. «Вот и я, как эта деревяшка, — усмехнулся Глеб, — сверху прочный, а чуть надавили — и в щепки». Он попытался соединить два зазубренных края. Они хорошо подходили, и только отколовшаяся краска, без прикрас демонстрировала место разлома. Глеб снова отделил один огрызок от другого. А ведь каждая из этих частей может остаться карандашами. Одному нужно аккуратно отпилить некрасиво торчащие щепки, а другому — заточить грифель. И пожалуйста! Они еще послужат! Это ведь тоже выход…

Он не стал выбрасывать сломанный карандаш в урну. Пусть напоминает, что всё поправимо. Изменять он Жене не собирается, а значит, имеет право следовать к спасению своим путем.

***

Женя задумчиво смотрела на легкую занавеску цвета лимона. Она купила ее в прошлом году, зимой, когда ночи были по-особенному черны и непроницаемы. Снег долго не выпадал, и после пяти вечера, небо накрывало город плотной темной тканью, словно это была клетка с попугаем. Хотелось ярких красок, а больше всего огромного желтого и горячего, как блин, солнца. Ноги сами собой понесли в магазин, где и было куплено это чудо с золотистым оттенком. Занавеска прекрасно подошла к светло-бирюзовой мебели, но, главное, она радовала и поднимала настроение, позволяя на время забыть о холоде и мраке за окном.

Если бы сейчас так же легко она помогла избавиться от ужасного ощущения тоски и беспомощности. Женя вздохнула и привычно постаралась утрамбовать эмоции в контейнер, который прятала на чердаке своей души. С каждым днем он становился всё больше и больше. Сначала это была маленькая коробочка, куда она тщательно упаковала страх. Она видела, до чего может довести человека испуг. Потом туда пришлось отправить вину, и коробочка сразу распухла и расползлась по швам, превратившись в контейнер. И тогда остальные чувства, в избытке ее переполнявшие, наперегонки бросились занимать себе потайные места. Они толкались и теснили друг друга, и предсказуемо кому-то из них не хватало места. Поэтому каждый день Женя ощущала, то ничем не объяснимую ярость, то отчаяние и гнев, всё зависело от того, какую из эмоций попытались выдавить из контейнера. Приходилось тщательно контролировать наполняемость, быть начеку и вовремя предугадывать, с каким чувством нужно немедленно справиться.

Женя хотела поговорить с Глебом и узнать: нет ли у него подобного ощущения. Но тема пожара и гибели его родителей была табу, а теперь, когда и она побывала в огне, начать разговор было и вовсе невозможно. Резко, будто от судороги, потянуло пальцы. Морщась, Женя машинально принялась их растирать. Физическая боль отвлекала, и Женя была ей даже рада. Упрямо и методично она выполняла ежедневные упражнения, сама массировала кисти, сжимала колючий мячик и растягивала пальцы и ставшую неэластичной кожу.

Она старалась не вспоминать, какими ловкими и быстрыми были ее руки раньше. Как недолго на безымянном пальце сверкало новенькое обручальное кольцо. Теперь оно лежит в шкатулке, вместе с другими украшениями. Женя достала его и зачем-то надела. Покалеченный кусачками ободок легко разошелся и обхватил кожу. В глазах защипало: Женя вскинуло лицо кверху. И почему это случилось именно с ней?

«Купим новое, Жень. Вот окончательно восстановятся руки, и купим!» — успокаивал ее еще в больнице Глеб.

«Может быть, я зря паникую и думаю только о плохом? Может быть, мне всё кажется?» — снова попробовала договориться с собой Женя. Она вспомнила о предстоящем вечере с шампанским и вишней — отголосок из прошлой жизни. Робко внутри шевельнулась надежда, попыталась подать голос, но тут же страх закрыл ей рот липкими пальцами.

Глава 11

Кофейня «Высота» находилась на крыше. Кто-то предприимчивый построил большую мансарду и открыл в ней уютное пространство с панорамными окнами, сквозь которые на посетителей обрушивалось небо. Оно и было основным элементом декора: то высокое и голубое, то низкое и хмурое, то наполненное багровыми всполохами, а то и черное, как самый крепкий кофе. Со стеклянного потолка на длинных шнурах свисали желтые лампочки. Часть из них была спрятана в птичьих клетках — просторных и маленьких, металлических и свитых из лозы, округлых и квадратных, вытянутых, как колба и похожих на уличные фонарики. Небольшие, хаотично расставленные столы, никогда не пустовали, но сегодня, к удивлению Глеба, в кофейне было малолюдно. Как будто специально для него и Анны.

Он пришел на десять минут раньше и теперь чувствовал себя неловко. Рассматривал доску, на которой мелом были записаны неизвестные ему названия, ждал. Анна явилась вовремя, когда длинная стрелка на темно-синей стене, служившей циферблатом, прочно обосновалась на нижнем делении.

— Привет, — снова поздоровалась она и, не оглядываясь, прошла к столику у окна.

На ограждении соседней крыши расселась сизая стайка голубей. Они с любопытством поглядывали на людей за стеклом. «Мы для них, как в зоопарке», — усмехнулся Глеб. Анна откинулась на спинку стула и побарабанила пальцами по гладкой поверхности, как будто хотела привлечь внимание.

— Что тебе заказать? — спросил Глеб.

И опять неуверенность неопытного юноши мелькнула в голосе. Глеб занервничал и еле подавил желание проверить рубашку, не пахнет ли от него потом. Почему-то ему казалось, что в присутствии Анны у него обязательно и немедленно обнаружится какой-нибудь изъян. Голубая дымка ее глаз была совсем рядом. Глеб осторожно сглотнул слюну, надеясь, что это движение осталось незаметным.

— Я буду кофе по-римски, — ответила Анна, и лицо ее стало серьезным.

Глеб чуть нахмурил брови, о таком кофе он и не слышал, но решил свою необразованность не показывать.

— А тебе рекомендую мокко по-мексикански, — продолжила она. — Тебе надо взбодриться… Выглядишь ты… не очень.

Анна повертела рукой в воздухе, будто дирижировала невидимым оркестром. Глеб направился к стойке, стараясь не вышагивать, как деревянный солдат.

Через десять минут кофе дымился на столе. Глеб с интересом посмотрел на принесенные чашки. Кофе по-римски оказался обычным эспрессо только с добавлением цедры. На черном блюдце лежали два желтых нарядных полукружья, которые оказались в счастливчиках, с них не стали сдирать шкурку. Но всё равно они были обречены.

— Кофейная текила, — улыбнулась Анна и, с видимым удовольствием вдохнув цитрусовый аромат, бросила лимон в чашку.

Топорщась бугристой мякотью, он закачался, как месяц на черно-коричневом небе. Глебу такое диковинное сочетание понравилось, и он решил обязательно в следующий раз его попробовать. Он опустил глаза. Из керамической красной кружки веяло корицей. Глеб безбоязненно сделал первый глоток и обомлел. Осторожно проглотив отпитое, еле сдержался, чтобы не поморщиться, настолько необычным оказалось послевкусие.

— Ну как? — весело спросила Анна.

— Хм…как-то… странно, — уклончиво ответил Глеб.

Очередной раз она его поразила. Надо же, выбрать для него именно такую комбинацию. Смесь пряного и жгучего! Это ведь так подходит ей.

— Что в нем? — спросил Глеб и смело занырнул в сапфировое озеро глаз.

— Мускатный орех, корица, красный острый перец…

Глеба обдало жаром. Ему почудилось, что именно такой на вкус окажется Анна, когда он… Чтобы не пойти дальше в своих мыслях, Глеб сделал еще глоток, но кофе оказался чересчур горячим, и он закашлялся. Черт! Чем правильнее он старается себя вести, тем больше выглядит, как малолетний придурок! Наверное, всё-таки в их первую встречу в баре, ему помогло расслабиться виски, а сейчас он всё делает не так! Ее взгляд действует магически. Глеб испугался, как быстро его сознание, удовлетворившись обещаниями, что никакого флирта не предвидится, затребовало большего.

Анна ничем его не провоцировала. Она не кокетничала, не облизывала томно губы, не старалась наклониться так, чтобы пиджак распахнулся шире и ненароком показал, что там скрыто внутри. Лицо было спокойно и безмятежно, как будто мало что в этой жизни ее вообще могло взволновать. Со стороны их встреча выглядела, как беседа двух деловых партнеров.

— Расскажи мне то, что о тебе никто не знает, — нарушила молчание Анна.

Глеб ошарашенно посмотрел ей в глаза и тут же отвернулся.

— Ты о чем? — как можно равнодушнее спросил он.

— Что-то, что ты от всех скрываешь, но именно мне рассказать хочешь. Очень хочешь…

Глеб восхищенно уставился на Анну, словно она только что сообщила ему невероятную новость. Потом прикусил нижнюю губу, издал тихий смешок и, нахохлившись над кружкой, принялся крутить ее в ладонях. — «Невероятно! Просто невероятно!»

Анна терпеливо ждала, точно была уверена: расскажет, никуда не денется. Глеб нерешительно на нее взглянул, шумно выдохнул и попытался увильнуть:

— Да нет ничего такого… особенного…

Анна быстро наклонилась вперед, и ее лицо внезапно оказалось совсем рядом. Глеб почувствовал теплое дыхание и горьковатый, как цедра, парфюм. У него застучало в висках.

— И всё же, я думаю, тебе есть, что рассказать… Не заставляй себя уговаривать, — с нажимом произнесла она.

С грохотом что-то упало в баре. Загремели, запрыгали по полу металлические ложки, играя бликами в желтоватых лампах.

— Огонь, — выпалил Глеб и сам удивился, как неожиданно сорвалось с губ ненавистное слово.

Он с опаской глянул в лицо Анне. Сейчас она удивленно рассмеется, и он почувствует себя идиотом. Но Анна смотрела серьезно, только чуть шевельнула ровными бровями.

— Я безумно боюсь огня и всего, что с ним связано. И сейчас у меня с этим возникли проблемы, — тихо дополнил он и уставился в окно.

Какой-то резкий звук на улицевспугнул голубей, и они сорвались с места, беспорядочно устремляясь в небо. Анна протянула руку и положила ее на крепко сцепленные пальцы Глеба. В этот момент показалось, что внутри него от ледяной глыбы застывшего ужаса откололся и рухнул огромный кусок. Осыпался с треском и крошками, закачался неуклюжим большим поплавком, как будто мучительно решал, как ему удержаться на плаву. И вдруг погрузился целиком в воду и растворился в голубоватой толще. Следом сорвался еще один пласт, а потом еще и еще. Они таяли и исчезали, не оставляя следа. Неожиданная легкость заполнила душу, вынула острую стальную иглу, которой она была пришпилена к страху, как бабочка к пенопласту.

Это ощущение было таким особенным, что у Глеба даже перехватило дыхание. Необычайный восторг зародился внутри. Нахождение рядом с Анной превзошло все ожидания. Он получил не только покой и умиротворение, которые жаждал, но неизмеримо больше. Анна преподнесла восхитительный сюрприз. От вихря эмоций, ураганом пронесшихся в душе, Глеб оцепенел. Он несколько раз моргнул и проглотил тугой комок в горле.

Второй раз в жизни он открылся женщине. Первой была Женя. Но с ней такого душевного подъема не произошло, наоборот, страх, подпитавшись ее искренним сочувствием и жалостью, как будто бы окреп, и это позволило ему прорасти еще глубже.

Анна его не жалела. Она смотрела в глаза жестко и без сантиментов, и от этого каждая клетка измученного тела наполнялась силой и энергией. Ускользающими остатками разума Глеб еще пытался удержаться в рамках своего первоначального плана — просто общение, ради спасения себя и Жени. Но почуявшая свободу от гнета многолетнего страха душа, уже устремилась вслед за Анной. И расставаться с ней не желала.

***

Шел первый час ночи. Женя давно уже сняла с себя легкомысленное шифоновое платье, которое так нравилось Глебу. Скомканная ткань оттенка кофе с молоком безжизненно свисала с локотника кресла. Золотистые тени размазались к вискам. Скрестив ноги, Женя сидела на пестром пушистом ковре и рассматривала свадебный альбом. Они обнаружили его у консьержки. Курьер доставил в обговоренный заранее день и, не обнаружив никого дома, передал подарочный пакет в застекленную будку при входе. Забрали они его, только когда вернулись. Жизнь так резко и неотвратимо изменилась, что заглядывать в осколки былого счастья не было сил. Глеб пытался ее взбодрить, показывая то одну фотографию, то другую, но Женя смотреть на них не желала. Она пыталась, но изображения расплывались от слез, и Глеб сдался, отложил альбом до лучших времен. Они еще оба верили, что эти времена скоро наступят. А может быть, уже тогда она верила одна?

Женя переворачивала страницу за страницей. Толстые края были удобны для ее неуклюжих пальцев. Удобные широкие штаны на завязках не сковывали движений, свободная майка то и дело сползала с плеча, обнажая острые ключицы. Бесполезный телефон лежал черным экраном вниз. Где-то в зеленых окошках сообщений затерялись безучастные черные строчки от Глеба: «Извини, задержусь. Срочное совещание».

Женя не помнила, в какой по счету раз она, уже дойдя до конца, открывала заново страницы. А потом снова. И еще. Наконец, альбом был небрежно откинут в сторону. Женя, поморщившись, встала. От долгого сидения на полу ноги затекли. Наступив на скользкую обложку, она пошевелила пальцами, освобождая их от тонкой атласной ленточки.

В комнате был полумрак. Только в самом углу на верхней полке этажерки теплилась фиолетовым пирамидка светильника. Женя подошла к столу и, сдвинув никому не нужные узкие бокалы, открыла ноутбук. На секунду расслабленные пальцы зависли над клавиатурой, а потом бодро застучали, отправляя в виртуальное пространство запросы.

Глава 12

Что она хотела найти на глупых женских форумах? Поддержку? Сочувствие? Мотивирующие истории о том, как слабая женщина преодолела всё и обрела счастье? Так и историй таких почти нет. А если и есть, то только о том, как выкарабкалась после развода или после того, как муж ушел к другой. Зачем ей чужие воспоминания и превосходство: вот, я смогла!

«Надо же, а бумеранг-то прилетел…» — весело удивлялась Женя, продолжая вычитывать страдания совершенно посторонних ей людей. Старалась не думать. Настойчиво ковырялась в чужих судьбах. Фыркала, недоверчиво качала головой, кривила губы: разве это беда?

Некоторые сообщения всплыли из совсем далекого прошлого. Женя смотрела на даты, думала: прошло уже десять лет… как эта женщина живет сегодня? Может быть, даже забыла, как ей было плохо и приходилось обороняться от тех, кто не хотел жалеть, а словно специально бил в слабые точки, заставляя то оправдываться, то злиться, то переходить на хамство. Некоторые удар не держали. Виртуальные всезнающие тетки накидывались толпой и клевали, щипали, били широкими сильными крыльями полудохлую обессиленную особь. И женщина, пришедшая за жалостью, уже через пару сообщений сливалась: переставала отвечать, а то и молча сбегала, окончательно уверовав, что никто ее не станет слушать и уж тем более сочувствовать. Сама виновата — невидимым рефреном звучало в общей массе.

Никогда Женя на подобные сайты не ходила. Ей зачем? У нее всё прекрасно: интересная творческая работа, замечательный и амбициозный муж с грудой планов, впереди целая жизнь. Но сегодня, наверное, нужно было окунуться в человеческое горе, почувствовать, что не одна, рассказать хоть кому-то о своих сомнениях и тревогах. А больше о разочаровании, потому что оно, оказывается, может убить. Не огонь, не вода, не смерч, а эфемерное и никак не осязаемое разочарование. Его нельзя пощупать, взвесить, соотнести его размеры и прикинуть — грозит оно тебе опасностью или нет? Это можно узнать, только когда оно рухнет всей своей тяжестью сверху, раздавит, расплющит так, что каждый крохотный выдох отзывается болью в раздробленных костях и тканях.

Разочарование ни с чем не поставишь на одну чашу. Ни с ревностью, ни даже с обидой. Разочарование, как волшебный тролль, превращает всё вокруг себя в пустоту — гулкую и бездонную. Кричи, не кричи, в душе не отзовется ни звука. Потому что отныне там пустота.

«Бумеранг… бумеранг…» — назойливой осой жужжало в голове. Женя досадливо тряхнула волосами, как будто хотела избавиться от противного насекомого.

— Хорошо! — вдруг произнесла она вслух и, откинувшись на спинку кресла, сложила на груди руки. — Хорошо, я сейчас специально еще раз вспомню, как это было, и ты отстанешь!

С кем она разговаривала? Сама не знала. С кем-то невидимым и надоедливым, который нет-нет, да и царапнет душу: не забыла? И тут же улизнет, спрячется, потому что выполнил свое предназначение: разворошил воспоминания.

Это произошло, когда они с Глебом только познакомились и из размеренной и весьма спокойной жизни, Женя переселилась в яркий, взрывной и такой захватывающий мир влюбленных. В мир, где царит эйфория, а все, кто грозит обыденностью и опускает на землю, безжалостно изгоняются.

В тот вечер они, хохочущие и счастливые, в обнимку вывалились из дверей торгового центра, где на четвертом этаже, в кинотеатре смотрели веселую комедию. Женя держала в руке рожок сырного мороженого и, откусывая от него кусочки, время от времени протягивала Глебу, который крутил головой и отказывался.

— Ну, попробуй! Пожалуйста! Это, правда, вкусно! — уговаривала Женя.

— Как сырное мороженое может быть вкусным?! — смеялся Глеб.

— А вот и может! И повкуснее твоей сладчатины клубничной! — топала ногой Женя и подносила мороженое ближе к его рту. — Пробуй! — шутливо хмурила она брови.

Они как раз проходили мимо автобусной остановки, когда Женя услышала свое имя. Подумав, что обращаются не к ней, потянула Глеба дальше.

— Женя! Женечка! — раздалось совсем рядом.

Женя остановилась. У стенда, где висела афиша, стоял сгорбленный седой мужчина. Именно он обращался к Жене. Одет он был очень необычно — клетчатый старомодный пиджак, широкие брюки песочного цвета, остроносые светлые туфли, а на шее — нелепое узкое кашне с криво завязанным узлом. Белые длинные волосы спадали из-под коричневой шляпы и невесомо шевелились на ветру. Старик был похож то ли на волшебника из сказки, то ли на чудака, невесть как занесенного в наши дни из семидесятых годов прошлого века.

— Вы меня? — растерянно спросила Женя.

Глеб перестал шутить и смеяться и с тревогой посмотрел на нее.

— Да, Женечка…

Старик суетливо закивал и подошел еще ближе. Из-под пиджака выглядывала светлая рубашка в цветочек, острые длинные крылья ее воротника были похожи на птичьи.

— Ты не узнаешь меня? — спросил незнакомец и учтиво приподнял шляпу.

Под ней обнаружилась блестящая лысина.

— Извините, но… нет…

Женя даже обернулась к Глебу, словно искала у него поддержки. И тут старик цепко ухватился за ее локоть. Глеб сделал шаг вперед, но пока не вмешивался. Наверное, это попрошайка, и ему просто нужны деньги. Но откуда он знает Женькино имя?

Глаза старика оказались совсем близко. Они были непонятного цвета, но и в них, и в общих мелких чертах его лица проявилось что-то смутно знакомое. Мужчина косо взглянул на Глеба и потянул Женю в сторону.

— Давай отойдем…

Она послушно последовала за ним. С вафельного рожка сорвалась крупная желтая капля и упала на асфальт. Старик наступил на нее потертой подошвой.

— А я сразу тебя узнал… доченька, — заулыбался мужчина, и Женя отметила, что у него нет переднего зуба.

И тут ей стало мучительно стыдно. Этот человек — ее отец! Тот самый, который более двадцати пяти лет не вспоминал о ней, ни разу не поинтересовался ее жизнью, не появился на похоронах мамы… Женя облизала губы и обернулась на Глеба. Он терпеливо ждал, поглядывая по сторонам. На Женю он не смотрел, наверное, не хотел смущать. Вот, если бы ее увел на разговор молодой мужчина, а то… старик. Сам бы он, конечно, и останавливаться не стал: много их, приставучих. Но Женька вечно всех жалеет: собак, котят, старушек… У метро не может пройти, чтобы не купить у пенсионерок пучки не особо нужного лука или вязаные пестрые коврики, которые потом отдает в приюты для животных. Глеб сначала удивлялся, потом привык.

— Я так рад тебя видеть, дочка… — продолжал улыбаться отец.

Седая щетина на подбородке блестела серебром. Женя отвела глаза, она не понимала, о чем ей разговаривать с человеком, который, по сути, давно уже стал чужим. Она его не помнит, ничего о нем не знает, так же, как и он о ней.

— Я… что ты от меня хочешь? — наконец, решилась спросить она.

Старик усмехнулся, поправил, похожую на пирожок, шляпу и выставил вперед ногу в остроносом штиблете.

— Да ничего особенного, Женька… Просто не чужие ведь… Видишь, постарел, болезни всякие… — невесело засмеялся он, нисколько не стесняясь дырки во рту. — Пойдем, поговорим, пообщаемся… Надо бы вместе держаться, раз уж встретились…

— Нет, — вдруг мотнула головой Женя и сама испугалась своей категоричности.

Ей хотелось побыстрее убежать. Зачем ей всё это? Окаменев лицом, Женя храбро взглянула на отца.

— Нет! — еще раз повторила она более твердо.

Отец глуповато улыбнулся, он не сразу понял, о чем толкует внезапно обретенная дочь. А когда до него дошло, в его глазах появилось что-то странное… что-то неприятное для Жени. Она опустила ресницы и, обойдя мужчину, как досадное препятствие, быстро зашагала к Глебу. На отца она ни разу не обернулась.

— Кто это? — поинтересовался Глеб. — О, смотри, твое мороженое…

Только сейчас Женя заметила, что ее любимое лакомство бесформенным комком оползло вниз и грозится вот-вот с громким шлепком свалиться под ноги. Желательно, еще и запачкав при этом, джинсы или обувь.

— Никто! — быстро ответила Женя. — Так, ошибся…

— И ты, конечно, его пожалела и дала денег, — обнял ее за плечи Глеб.

Женя ничего не ответила, она шагнула к урне и бросила туда вафельный рожок. С глухим стуком он приземлился в грязный конус.

— Пошли? — шевельнула она непослушными губами, боясь даже посмотреть в ту сторону, где остался стоять отец.

Глеб вдруг вспомнил шутку из фильма, которая идеально подошла под нынешнюю ситуацию, и рассмеялся. Женя через силу улыбнулась. Она, наконец, поняла, что увидела в глазах отца. Разочарование. Она его разочаровала и оставила после себя пустоту.

И вот сейчас, сидя в темной квартире, куда так и не пришел сегодня Глеб, Женя пялилась в голубоватый экран ноутбука и силилась избавиться от мысли о бумеранге. Он ее догнал и принес ей то же, что она преподнесла отцу. И это, оказывается, больно.

За окном пронзительно заверещала сигнализация, Женя вздрогнула и внимательнее посмотрела на открывшийся перед ней форум. По всей видимости, какая-то очередная женская болталка. И темы всё те же: как жить, когда изменяет муж, у мужа появилась любовница, муж сказал, что уходит к другой… И вдруг глаза сами собой натолкнулись на тему двухнедельной давности. Девушка рассказывала свою историю. Она была до боли похожа: муж оставил семью, когда узнал о серьезном диагнозе жены. Но зацепила не столько тема, а комментарии, которые продолжали сыпаться до сих пор. Ветка форума не умерла, она жила и ширилась, пульсировала негодованием и осуждением, набухала праведным гневом по поводу слабака-мужа и сочилась словами утешения для мученицы-жены.

«У каждого своя дорога» — это был комментарий от некой Апеллы. И вдруг Женя разозлилась. Захотелось ответить как-нибудь резко и поставить эту дамочку на место. «Ты сначала пройди по этой дороге, а уж потом умничай!» — шипели, как залитые водой угли, сердитые мысли. Женя была уверена, что нравоучительные философские сентенции в такой ситуации может выдавать только человек, который сам в жизни ни с чем подобным не сталкивался. Со стороны всегда всё кажется простым и понятным.

Прикусив губу, Женя торопливо зарегистрировалась на форуме. Над именем сильно не заморачивалась, пальцы сами собой набрали Юджин. А вот теперь, самодовольная Апелла, держись!

Глава 13

Огромные окна, за которыми переливалась огнями ночь, напоминали черную бездну космоса. Незаметно для пассажиров несется вперед блестящий корабль, прошивая галактику насквозь. Именно так всё это представлял себе Глеб в детстве, когда зачитывался фантастикой и мечтал о покорении далеких планет. Но вместо космолета оказался в апартаментах Анны — строгих, лаконичных, почти пустых. Лишь панорамные окна повсюду. Особенно Глеба смущала кровать, установленная прямо напротив прозрачных стекол. Да, с улицы они затемнены и никто не может увидеть, что происходит внутри, но всё же Глебу было некомфортно. Казалось, что он очутился у всех на виду. Стоило большого труда успокоиться и принять из рук Анны бокал, скорее похожий на небольшой аквариум, нежели на фужер с вином. Расслабленный с виду, Глеб сидел с натянутой в струнку спиной и внимательно смотрел, как по стеклу ползут алые маслянистые потеки. Никак ему было не отделаться от ощущения, что в бокале вместо вина плещется кровь. То ли тусклые светильники сыграли злую шутку, то ли картины с абстрактными брызгами чего-то пурпурного, багряного и золотого. Янтарные узкие и широкие полосы напомнили Глебу о тенях, которые любила Женя. Оттенков желтого у нее было много. Это был ее цвет.

У Анны превалирует черно-белая гамма и немного серебристого. Только одна стена заполнена ярким, как будто о нее разбили банку с клюквенным вареньем, а в остальном поблескивают лишь вкрапления переливчато-серого. Всё с первого взгляда непритязательно и даже скромно, но за каждой простой вещью скрывается известный бренд или имя дизайнера.

Раньше такие интерьеры казались Глебу лишенными жизни, застывшими, как столбик ртути в градуснике. Безупречный порядок, чистота, блестящие поверхности, где не найти ни единой ворсинки. От мертвенного холода в подобной обстановке Женя передергивала плечами: похоронное бюро, где полагается чинно скорбеть. Смешливой и не умеющей долго стоять на месте Женьке, это явно не подходило. Она даже, когда колдовала с волосами клиенток, постоянно нетерпеливо перебирала ногами, как маленький жеребенок на лугу.

Глеб поморщился: так и мечется в мозгу — Женя — Анна, Женя — Анна… Только вот Анна реальна, а Женя превратилась в голограмму, с которой не знаешь, как теперь обращаться и только бессильно топчешься рядом, раздражая и себя, и ее. Как причина его счастья превратилась в его же боль?

Наверное, потому что они оба нуждаются в помощи и, пытаясь спастись, начали топить друг друга, не давая выбраться на сушу. Не со зла. Просто каждый хочет вернуться в счастливую жизнь. И для того, чтобы это сделать кто-то один должен быть здоровее и сильнее. А они оба покалечены и оба обречены.

Еще днем, в кофейне, Глеб понял, что вряд ли вечером сможет устроить беззаботный шампанско-вишневый романтик. Всё это была игра на публику. Точнее для Женьки. И хуже всего, что и Женя об этом догадалась. Скорее всего, она включится в игру. Наденет красивое белье и легкое платье, достанет узкие высокие бокалы, включит музыку и приглушит свет, поставит в центр стола вазочку из фиолетового стекла — в ней так нарядно горят огоньки вишни, покрытые блестящей изморозью. Сделает всё так, как было в той, прошлой жизни. Подчиняясь милой традиции, исполнит ритуал. И если он, Глеб, струсит, то, как ни в чем не бывало, приедет с шампанским и ягодами и поддержит никому не нужное представление. И будет им обоим неловко и стыдно.

Только об этом весь день и думал. Размышлял, как бы всё отменить, отчетливо понимая, что сам себя загнал в ловушку. Никто его за язык не тянул. Но утром он так спешил оправдаться! Так хотел сгладить неловкую ситуацию, в которую угодил, ворвавшись в ванную.

Раздался звонок по внутренней линии. Глеб равнодушно снял трубку:

— Глеб Юрьевич, зайдите, пожалуйста, к Петру Сергеевичу, — послышался голосок секретаря. — Прямо сейчас. Он ждет.

Глеб вскочил, словно его застукали за чем-то неприличным. Улетел в своих мыслях неизвестно куда и совсем забыл о работе. Он принялся беспорядочно рыться в бумагах, выискивая последние отчеты. С холодком в животе понял, что они так и остались неподготовленными. Он не сделал их ни за выходные, ни сегодня, а вместо этого приятно проводил время за кофе и беседами с Анной. «Теперь точно уволит!» — с горечью осознал Глеб и отшвырнул бесполезные папки. Игорь смотрел на него с сочувствием. Хотя в душе испытывал облегчение: одного сократят, других не тронут. Все остальные тоже притихли за столами, стараясь не встречаться с Глебом глазами. Вот же не везет человеку!

Глеб разозлился еще больше: уставились, как на приговоренного, а сами и рады, что не их сегодня вышвырнут на улицу. Лицемеры. Он шагал к лифту и мрачно думал о том, что теперь придется искать новое место, ходить на собеседования, улыбаться натужно, изображая бодрого и эффективного сотрудника. С деньгами тоже так себе, а Женьке понадобятся и массаж, и консультации врачей, и дорогостоящие мази, а может, и курс восстановительных процедур. Но больше всего его страшила и возмущала мысль, что он не сможет находиться рядом с Анной. Осознание, что он окажется отключенным от своего ресурса, вызывало самую настоящую ломку. На коже тут же выступил холодный пот, а сердце забилось, корчась в конвульсиях.

Без Анны он чувствовал себя курицей, которой отрубили голову. Вроде бы еще бегает, кружит возле топора, и отделенная голова открывает клюв и моргает тонкой пленкой глаза, но жизнь уже испарилась, и вот-вот тушка рухнет в пыль и навсегда затихнет.

Матовая раздвижная дверь в кабинет управляющего светилась белым, как граница, разделяющая два мира. Глеб поправил галстук, одернул пиджак и постучал костяшками пальцев. Из-за двери раздалось невнятное приглашение войти.

— Присаживайтесь, — буркнул Петр Сергеевич, указывая на одно из кресел.

Глеб спокойно, без суеты, выполнил распоряжение шефа. Он решил, что не станет унижаться и выпрашивать милость. Увольнение, значит, увольнение. Очевидно, в последнее время он не самый лучший сотрудник. Глеб молча наблюдал, как Петр Сергеевич перебирает какие-то бумажки. — «Сейчас отправит в отдел кадров и через две недели я свободен, как ветер». Радостной пичужкой вспорхнула в груди мысль о том, что еще целых четырнадцать дней он может беспрепятственно общаться с Анной, купаться в голубом омуте ее всё понимающих глаз, заряжаться ее силой и уверенностью.

— Итак, Глеб Юрьевич, — нехотя начал Петр Сергеевич.

Глебу стало тошно, неужели нельзя обойтись без этих прелюдий, начнет сейчас издалека, припомнит, что вся команда должна работать, как единый слаженный организм, невзирая на любые проблемы, тем более личного характера… Нет уж! Сидеть здесь с побитым видом, как провинившийся ученик перед директором школы, не особо хочется.

— Я вас понял, Петр Сергеевич, — Глеб невежливо перебил шефа. — Заявление с сегодняшнего дня написать? — он встал, чтобы не отнимать много времени и сразу пойти в отдел кадров.

— Какое заявление? — удивленно приподнял брови начальник. — Они сами там оформят… Вы же на повышение… А, впрочем, не знаю, — вдруг раздраженно отодвинул он в сторону бумаги. — Сходите в отдел кадров, там какие-то формальности есть. Ну, а потом можете занимать кабинет…

Из сумбурной речи шефа Глеб ничего не понял. Если его увольняют, то почему не нужно заявление, и о каком повышении идет речь?

— Петр Сергеевич, — Глеб аккуратно подбирал слова. — Извините, но я не очень понял… Вы что-то сказали про повышение…

Петр Сергеевич поднял глаза и хмуро уставился на Глеба.

— С сегодняшнего дня вы назначены начальником финансового отдела.

Глеб непонимающе уставился перед собой. За окнами и матовыми дверями кабинета кипела жизнь: в приоткрытую раму слышались гудки автомобилей, из приемной доносились звонки телефонов, приходили клиенты, решались вопросы…

— В общем, мне некогда. Я донес до вас информацию. Надеюсь, вашей компетенции хватит. Планерки по-прежнему по понедельникам, в девять. Прошу не опаздывать. Вы теперь пример для сотрудников…

Последнюю фразу Петр Сергеевич произнес с какой-то особенной интонацией, будто изо всех сил пытался скрыть сарказм. На Глеба он больше не смотрел. Намекая на занятость, он таращился в экран ноутбука и сосредоточенно водил пальцем по панели.

Глеб понял, что никаких объяснений он больше не получит. Придется идти в отдел кадров. Мысли в голове путались: он смирился с увольнением, а тут вдруг повышение! Неужели судьба снова решила поиграть в хорошую девочку? Глеб так задумался, что не заметил, как толкнул кого-то плечом. Или это его толкнули? Машинально извинившись, он поднял глаза и увидел Олега, который, как и он, был одним из трех кандидатов на новую должность.

— Тебя можно поздравить? — процедил Олег, скривив губы.

Глеб знал, что Олег мечтал о повышении давно. И если для Глеба на первом месте стояла его амбициозность и потребность в успехе, то Олега интересовали, прежде всего, деньги. У него было двое маленьких детей, жена и намерение, во что бы то ни стало, переехать в загородный дом.

— Самому-то как, на жалость давить? — поинтересовался Олег и, не рассчитывая на ответ, пошел дальше.

Глеб вспыхнул, но пока нашелся, что возразить, Олег был уже далеко. «Получается, все теперь думают, что мне эту должность подкинули из жалости? — возмущался внутри себя Глеб. — Как вообще такое могло прийти в голову? Как будто он специально ходил по офису и только и делал, что ныл о несправедливости судьбы! Да он вообще ничего ни с кем не обсуждал!»

Это была правда. Даже, если кто и спрашивал, как там Женька, Глеб отвечал неизменным «нормально» и переводил разговор на другую тему. Слишком много боли доставляли ему напоминания о том, с чем он не в силах справиться. Так зачем лишний раз ковырять рану?

Мелодично запиликал лифт. Глеб повернул голову и увидел, как из кабинки выходит Анна. Заметив его, она слегка улыбнулась:

— Глеб Юрьевич, вы не могли бы зайти ко мне?

Как акробат на манеже, кувыркнулось сердце, молоточки застучали в висках, и жаркое тепло горячим воском пролилось на кожу.

— Да… конечно, — Глеб бодро зашагал рядом.

— Ты уже знаешь о своем назначении? — спросила Анна, когда они оказались в ее кабинете.

Она подошла к кофеварке и принялась нажимать на кнопки. Пальцы ее иногда зависали в воздухе, словно она играла на невидимой арфе, и никак не могла понять, какую струну сейчас следует тронуть. Не услышав ответа, Анна мельком взглянула на Глеба. В безмятежности сапфировых глаз мелькнуло любопытство, как если бы она увидела что-то необычное, что-то, что ее заинтересовало и даже смогло немного удивить. Эмоции Глеба. Его лицо.

Она всё еще ждала, но Глеб, прикусив губу, смотрел в пол, туда, где блестели кончики его начищенных ботинок. Своим безобидным вопросом, Анна только что пояснила, как он не только не был уволен, но и получил повышение. Он отчетливо понял, что без нее здесь не обошлось. И эта уверенность была столь абсолютной, что даже не требовала подтверждений. Это была истина. Аксиома. Глеб просто знал. Эта должность досталась ему, потому что так захотела Анна.

Воронкой закружилась внутри волна злости. Начала шириться, затягивая в себя раздражение, негодование и желание сейчас же отказаться от этой подачки. Он набрал в грудь воздуха, чтобы разразиться потоком обвинений, но Анна вдруг отставила кружку с кофе, быстро шагнула к нему и поцеловала. Он не ошибся. На вкус это были корица, мускатный орех и красный острый перец…

Глава 14

Анна еще спала, когда Глеб осторожно выбрался из-под сбитых шелковых простыней. Стараясь не шуметь, он собрал одежду, и тихо ступая по блестящему темному полу, отправился в ванную. Безумно хотелось вернуться в постель и доспать самые сонные утренние часы. Одевшись, он еще раз взглянул на женщину, которая и ночью оказалась к нему безжалостной. Хорошо, если он уснул хотя бы на пару часов. Мышцы болели, как будто он тягал гири в зале или бежал по бесконечной черной ленте дорожки.

Только в лифте с опаской заглянул в телефон. Нет, Женя ни разу не позвонила. Шевельнулась обида: насколько же ей стало всё равно, где он и что с ним. А с другой стороны, ему ли обижаться? Застыл на перепутье и вертится, как флюгер. С Анной вчера потерял рассудок, а сегодня не может представить себе, как посмотрит в глаза Женьке. Накануне, когда он попытался возмутиться ее протекцией, Анна холодно обронила:

— А что тебя не устраивает? Ты хотел бы оказаться на улице? Мне так не кажется. Тебе ведь нужно помочь жене? Вот и поможешь…

И Глеб с радостью ухватился за эту мысль. Нужно просто пережить непростое время. А оно всё расставит по своим местам. Укрепит под ногами зыбкую почву, позволит снова набросать очертания будущего. Он ни о чем не жалел. И так в последние месяцы находился где-то между небом и землей: то ли живешь, то ли просто существуешь, как рыбка в аквариуме. Таращишься на окружающих, а сам слеп и глух. Силишься что-то сказать, но губы лишь ловят крошки еды, а слов так и не находят. Никаких. Долго бы они так с Женькой не протянули. Иногда для спасения самих себя приходится предпринимать нетривиальные ходы. И не всегда они могут вписаться в правила. Да и кто вообще знает, как правильно? Обняться и бессильно утирать друг другу слезы, отслеживая, как мигает последняя красная черточка внутренней батарейки? Или подключиться к мощному бесперебойному источнику, напитаться энергией и начать всё сначала?

Вот уже второй раз он возвращается домой под утро, как будто так было всегда. Сейчас быстро примет душ, наденет свежую рубашку и сбежит на работу. Глеб качнул головой: кто бы мог подумать, что их счастливый мирок окажется неидеален. Сонная тишина встретила его в прихожей. Глеб разулся и заглянул в комнату: вдруг Женька заночевала там?

Взгляд упал на стол, где лежали два тюбика с мазью и скатанный в рулон бинт. Перед глазами полыхнуло оранжевым, и внутри, будто оборвалась ниточка, связующая с прошлым. Глеб закрыл глаза и глубоко вдохнул. Он не станет думать об этом.

Одинокий бокал тускло блестел рядом с ноутбуком. Больше о том, что Женя готовилась к их романтическому вечеру, ничего не напоминало. Странно, что бокал только один. Может быть, она разозлилась и пила шампанское в одиночестве? Глеб повертел фужер в руке, понюхал: нет, алкоголем не пахнет, никто из него не пил. Интересно, что она делала здесь с ноутбуком? Обычно ей удобнее на диване. Взглянув на часы, заторопился, хотя времени было с запасом. Но сталкиваться с Женькой не хотелось. Он уже отошел на несколько шагов, как вдруг замер и снова посмотрел на ноутбук. Подумав всего секунду, вернулся и, открыв крышку, включил его. Нетерпеливо выждал, когда засветится экран с их общей фотографией и открыл историю посещений. Пусто. Странно, раньше Женька никогда ничего за собой не подчищала. Что же искала она вчера, пока он мчался с Анной на ее автомобиле в апартаменты на набережной? С кем общалась, пока он вертел в руке пузатый бокал с французским вином? Куда наводила курсор мышки, пока вытатуированный ангел на его плече, трепетал крыльями от прикосновений прохладных рук другой женщины, гладких и холеных. О чем она секретничала во всемирной паутине, пока он сжимал в ладонях нежное лицо с безупречной кожей?

— Что ты делаешь? — раздалось за спиной.

Глеб резко повернулся. Женя стояла у двери. Ее спутанные волосы топорщились, кудрявые пряди прикрывали на щеке бледные розовые следы, которые издали выглядели, как отпечаток ладошки. Глеб молча закрыл крышку ноутбука. Не успел.

Женя, сверкнув невозможно красивыми коленками, быстро подошла к столу, схватила ноутбук и прижала его к груди.

— Что ты искала? А потом стерла? — не удержался Глеб.

— Какая разница, — пожала плечами Женя. — Я же не спрашиваю, где ты был всю ночь?

Ее спина почти скрылась в коридоре, когда Глеб зло выкрикнул вдогонку:

— Я был у Игоря! После совещания мы выпили, и меня развезло… Его дом оказался рядом и…

Он увидел, как Женя тенью скрылась в спальне. Щелкнула ручка двери. Глеба отрешенность Женьки взбесила. Громко стуча пятками, он понесся к ней. Женя стояла за полупрозрачными шторами, придерживая рукой ноутбук. Она как будто боялась, что его крышка сейчас распахнется, и все тайны, которые появились у нее этой ночью, вылетят наружу и запорхают по комнате, как розовощекие купидоны с крылышками.

— Я, правда, был у Игоря! — раздраженно повторил Глеб, глядя на Женю в упор. — Выпили виски, я ничего не ел, вот и… пришлось остаться у него!

Женя молчала, и по ее виду было заметно, что она только и ждет, когда уже он выйдет из спальни, а потом и из квартиры и оставит ее одну. Но только вот, одну ли? Глеб усмехнулся и, схватив с сушилки полотенце, толкнул дверь.

— Тебе нужно меньше пить, — раздалось ему в спину.

— Что? — опешил Глеб.

Прислонившись к подоконнику, Женя задумчиво теребила кудрявую прядь, как это делала всегда, обсуждая по утрам какие-то будничные проблемы.

— Ничего. Ты стал плохо воспринимать алкоголь и с трудом добираешься до дома, — сказала Женя.

Глеб растерялся. Он думал, она устроит скандал, начнет плакать, упрекать и звонить Игорю, но Женя вела себя совершенно спокойно, как будто Глеб был для нее соседом по коммунальной квартире. Он снова бросил взгляд на ноутбук: не оттуда ли почерпнуто? Начиталась советов доморощенных психологов и теперь умничает. И всё-таки, что у нее в ноутбуке? Эта мысль не давала ему покоя.

Захотелось распахнуть окно и заорать туда во всю силу легких, матерно, зычно, так, чтобы выглянули удивленные лица. Как же так получилось?! Как их дом стал напоминать временное пристанище для незнакомых людей? Куда всё исчезло?

Он угрюмо посмотрел на Женю, словно хотел задать эти вопросы ей. Но она лишь равнодушно моргнула и повернулась спиной. Пальцы нетерпеливо пробежались по гладкому пластику: сейчас Глеб уедет, и она сможет вернуться к Апелле.

С улыбкой Женя вспомнила, как написала длинную отповедь взбесившей ее виртуальной всезнайке. Та ответила не сразу, и Женя начала праздновать в душе победу: осадила, поставила на место! Но тут Апелла словно собралась с силами и ответила столь язвительно и колко, что у Жени от возмущения перехватило дыхание. Запорхали руки над клавиатурой. Женя сердилась, щеки ее горели, а пальцы, как назло стали плохо слушаться, и гневные тирады запестрили опечатками. Исправлять их не было времени, хотелось поскорее сбить спесь с самодовольной обитательницы чата.

— По-моему, вам нужно подучить правила русского языка. Столько ошибок… — слова сочились ехидством.

Женя с горящими щеками бросилась защищаться.

— С русским языком у меня всё в порядке! Разработаю руки, перестану лепить очепятки…

— Очепятки… ха-ха… Ну вот, опять… Кстати, что с руками?

— Ничего!

— Не очень-то вежливо…

— А мы здесь не на светском приеме!

Такой словесный пинг-понг продолжался долго. Женя не замечала, как летит время. Помимо колкостей, которыми они обменивались, как опытные фехтовальщицы, беседа неизменно скатывалась к теме предательства. Автор первого сообщения, под которым и разгорелись страсти, в беседе уже участия не принимала. К трем часам ночи Женя заметила, что они с ее виртуальным противником остались вообще вдвоем. Остальные или ушли спать, или поняли, что они в перепалке лишние. Юджин и Апелла спорили до хрипоты, как будто их могли слышать, доказывая каждый свое. Женя делала это пылко, порой, с юношеским максимализмом. И при этом неизменно напарывалась на четкие и взвешенные аргументы, словно по ту сторону экрана находился ее перевернутый двойник. Апелла раздражала, злила, заставляла барабанить по клавишам и тут же стирать написанное, и начинать заново. Несколько раз Женя раздраженно закрывала крышку ноутбука и уходила на балкон, где смотрела на мерцающий огнями город. Майка сползала с плеча, от осеннего дыхания кожа покрывалась мурашками, но Женя упрямо стояла на холодном полу и вглядывалась в черное небо. Ни единой звездочки, как разлитые чернила. Пустота. Как и у нее в душе. Единственный проблеск — спор со случайным собеседником. Это отвлекает и не дает рухнуть в бездну жалости к себе. Снова потянуло вернуться к ноутбуку и хоть одним глазком заглянуть в чат: что там сейчас происходит?

— Ну и куда ты сбежала?

От этих строк повеяло и насмешкой, и … беспокойством?

— Воздухом дышала. Успокаивалась, — буркнула себе под нос Женя, быстро продублировав слова в сообщении.

— А у нас уже давно утро… Извини, но мне пора. Работа.

Женя посмотрела в угол экрана — 03.55. Надо же, и у нее утро.

— Встретимся позже, — обнадежила Апелла.

Женя с сожалением закрыла чат, и некоторое время просто смотрела в экран. Прислушивалась к себе. Было непривычно: впервые за долгое время она не чувствовала себя одинокой. У нее есть человек, который ее замечает. Пусть не видит воочию, но говорит с ней. Отныне она не бесплотный дух, мимо которого скользят взглядом. С ней спорят, ее провоцируют, не соглашаются и выводят из себя. Женя снова посмотрела на часы. Она готова ждать, сколько угодно, лишь бы вновь ощущать себя живой, а не выжившей. Главное, чтобы этому никто не смог помешать.

Глава 15

— Женя!

Глеб снова появился в дверях спальни. Он был уже в костюме. «Наверное, как всегда не высушил волосы», — рассеянно подумала Женя. Когда-то она сама подбирала ему линейку средств для ухода. У Глеба с детства была аллергия, практически на любой шампунь, но Женя всё-таки нашла подходящий. Хорошо, помогла знакомая из швейцарской косметической фирмы.

— Женя! Нам нужно поговорить! — с нажимом произнес Глеб.

— О чем?

Вопрос прозвучал раздраженно: Жене не терпелось услышать, как за Глебом захлопнется дверь. Ладошка по-прежнему лежала на крышке ноутбука. Ей чудилось, что скользкий пластик вибрирует и умоляет: открой меня, загляни внутрь! Наверняка, за эти три с половиной часа там появилось новое сообщение от Апеллы, а из-за Глеба приходится медлить и нервничать.

— О нас… — глухо сказал Глеб.

Он стоял, бессильно свесив руки, и исподлобья рассматривал такую близкую, но бесконечно далекую свою Женьку.

— Ты опоздаешь на работу, — равнодушно обронила она и, обойдя Глеба, попыталась сбежать в ванную.

Он поймал ее за руку, чуть повыше запястья, где вились красно-розовые змейки шрамов. Получилось это спонтанно, и Глеб еле сдержался, чтобы сразу же не отдернуть пальцы. Прохладная кожа показалась ему обжигающе горячей. Женя молча смотрела на этот импровизированный капкан. Медленно, как будто это и было так задумано, Глеб разжал руку. На мгновение Жене показалось, что сейчас он затрясет кистью, как будто ошпарился или потрогал что-то гадкое, и начнет вытирать ее о брюки. Она усмехнулась и скрылась в коридоре.

Тщательно заперев дверь, сразу же открыла на полную мощь воду. Прозрачная струя забарабанила по эмалевому покрытию. Мокрая занавеска неприятно касалась кожи. Женя давно смирилась с тем, что Глеб постоянно забывает ее расправить. Она вообще как-то легко освоилась со всеми бытовыми неурядицами. Даже не пришлось особо притираться. Устраивать скандалы из-за подобных мелочей — глупо. Проще обратить всё в шутку и не зацикливаться. «Вот бы так с моими ожогами», — вздохнула Женя, рассматривая руки. Она повертела их перед собой, словно демонстрировала восточный танец. Снова вспомнила, как стекленеют глаза Глеба, когда он смотрит сквозь нее, будто она призрак. Каждый раз в такие моменты ей кажется, он умирает. И она вместе с ним. Остаются две сухие оболочки, как сброшенные хитиновые покровы. Руки измученно опустились на бедра, застыли ладонями вверх, точно приготовились к молитве. Обожженную щеку неприятно покалывало. Женя заметила, что так теперь происходит, когда она сильно нервничает. Сразу хочется поскрести кожу ногтями, но приходится сдерживаться. Особенно, когда рядом Глеб.

Женя посмотрела в запотевшее зеркало. Как славно оно маскирует все изъяны. Главное, не разрушать эту тонкую пленку, которая создает иллюзию, что ее внешность не изменилось. Ненадолго она всмотрелась в белую пелену, а потом вытянула указательный палец и быстро написала: почему? И поставила три больших вопросительных знака. Почему это, черт возьми, случилось с ними?

Тянула время, как могла. Долго принимала душ. Спасаясь от чересчур хлорированной воды, втирала в кожу крем с маслами. Распыляла вокруг волос облако лосьона и привычно злилась оттого, что пальцам не хватает силы нажать на клапан сразу несколько раз. Закончив все манипуляции, прислушалась. По-хорошему, Глеб давно уже должен был уйти на работу, но кто его знает? Вдруг и правда, жаждет выяснить отношения? Зачем ему это? Неужели непонятно, что рано или поздно им придется набраться смелости и честно признать поражение. Обоюдное. Как в соревновании, где боролись равные по силе соперники. Можно еще выклянчить вторую, а потом третью, и так до бесконечности, попытку, только результат не изменится. Они оба проиграли.

Женя вспоминала, как хладнокровно ей пришлось наблюдать за отдалением мужа. Сначала появился заискивающий и испуганный взгляд, потом стекленеющие глаза, потом Глеб стал садиться за столом не напротив, а с того бока, где не мог видеть ее щеки, перешел спать на диван, чтобы случайно во сне не задеть ее руки, а теперь проводит где-то ночи. Можно претерпеть физическую боль, смириться с утратой красоты и любимого дела, но нельзя привыкнуть к тени брезгливости, что мелькает в глазах родного человека. Он перестает быть родным. Предает безусловное.

Ночами она пыталась сложить пазл из мыслей. Бродила почти в мистическом мире и, в конце концов, пришла к выводу, что тоже виновата. Всё, что произошло с ней, это закономерная расплата за те эмоции, что не смогла она скрыть однажды перед Глебом. Она первая поступила эгоистично.

Он уже сделал ей предложение, и Женя старалась носить кольцо на безымянном пальце. Часто забывала надеть, потому что не привыкла к украшениям — руки постоянно в перчатках. Каждый раз надевать, а потом снимать — неудобно, да и потерять легко. Но Глеб ворчал, и Женя старалась.

— Ты так и обручальное носить не станешь, — хмурился он.

— Стану. Обручальное без камня. Оно не будет мешать, — улыбалась Женя.

— Понимаешь, — как будто оправдывался Глеб, — у меня родители всегда носили кольца. Отцовское даже нашли потом… когда…

— Не надо, Глеб, — Женя гладила его по руке. — Я буду. Буду носить кольцо.

Глеб кивал.

— Я бы хотел, чтобы наш ребенок, ну, или дети, тоже видели кольца у нас. Это… это как будто знак, что всё в порядке, что мы вместе навсегда, и никто никуда не денется.

Женя молчала, с сочувствием глядя на Глеба.

— А если и денется… то тоже вместе… — с трудом выдавливал из себя Глеб.

«Удивительно, думает о детях… — с нежностью улыбалась Женя, — мужчины сейчас как-то не особо хотят детей сразу после свадьбы… Глеб особенный…»

Сердце окутывала теплота. Женя трепала волосы Глеба, пропуская их сквозь пальцы. Он жмурился, как сытый довольный кот. Идиллия.

До того дня вопрос детей они как-то и не обсуждали. Уже когда поняли, что всё у них серьезно, Глеб намекнул, что можно и не предохраняться, но Женя округлила глаза:

— Глеб! Так безответственно нельзя! Я так не могу… Да и к чему нам сюрпризы…

Глеб смутился, помолчал, а потом пожал плечами:

— Ну, тут вряд ли сюрприз получится…

А когда Женя вопросительно на него посмотрела, быстро заговорил о другом. И только потом, когда в разговоре о кольцах, Глеб упомянул о ребенке, она эту тему подхватила. Вроде бы в шутку.

— Мы сразу после свадьбы приступим? — подмигнула она ему.

— Что?

— Детей делать, — засмеялась Женя и, подобрав ноги, откинулась на спинку дивана. — Тогда придется отказаться от этого, — подбородком она указала в сторону открытой бутылки вина.

Глеб молчал и смотрел в пол. Лицо его было серьезным.

— Эй, ты чего, я же пошутила… Как будет, так будет… — попыталась сгладить обстановку Женя.

Глеб вскочил и, подойдя к бару, начал перебирать бутылки. Он наклонял их под разными углами, как будто не мог прочитать названия. Вскоре все четыре бутылки были осмотрены, и он принялся переставлять их с места на место.

— Глеб… — Женя сползла с дивана и подошла к нему. — Что случилось?

Глеб коротко на нее взглянул. В его глазах мелькнуло что-то неясное… какая-то настороженность… Словно в этот момент он принималрешение: сказать или нет. Его волнение передалось и Жене. Притихшая и смущенная, она ждала. Безобидное размышление о детях явно всколыхнуло нечто, что может оказаться неприятным.

Наконец, Глеб решился. Он повернулся к ней спиной и только тогда глухо произнес:

— Я не говорил тебе сразу… Как-то сначала не думал, что всё так серьезно у нас получится… а потом… потом боялся. И сейчас боюсь…

Женя смотрела встревоженно и растерянно, но не перебивала.

— В общем… — Глеб шумно выдохнул… — У меня по этой части проблема… там вены какие-то расширены… ты же видела, у меня и на ногах… но на ногах прижгли, а тут… тут врачи говорят, что нужно будет к искусственному методу прибегать. Не могут мои живчики добраться до цели, придется их ловить и подсаживать, — рассмеялся он и развел руками.

Женя видела, что Глеб старается обратить всё в шутку, но в глазах его плещется досада. Как будто он злился на себя за то, что ему приходится признаться в неполноценности. Снять красивые одежды и во всеуслышание объявить: смотрите, я не идеален!

Глеб, и правда, злился. После гибели родителей он стал чувствовать в себе изъян: он не такой, как все. Он сирота. Появившаяся боязнь огня, усилила ощущение инаковости. А уж, когда в студенчестве выяснились проблемы по мужской части, получилось, судьба и здесь щелкнула его по носу, безжалостно определив в когорту неудачников.

Для того, чтобы не чувствовать себя изгоем, всю свою жизнь Глеб старался быть первым. Всеми силами стремился доказать кому-то невидимому: я нормальный. Успехи щекотали самолюбие. Пусть у него нет родителей, зато он отличник. Пусть не хватает денег, зато практика в одном из лучших банков. Пусть он долго был один, зато теперь есть такое чудо, как Женька.

Он часто думал, как рассказать ей о своей особенности. Долго с собой договаривался и даже хотел отложить признание на потом. Вот поженятся, тогда уж… Или вообще не говорить и сделать вид, что и не знал никогда. Ведь рано или поздно, после безуспешных попыток, им пришлось бы идти по врачам, и вот там-то и «открылся» диагноз, но… но Глеб посчитал это нечестным. Стыдно было не дать Жене заранее право выбора, а поставить ее перед фактом.

Впрочем, всё равно подстраховался. Сделал предложение, подарил кольцо, услышал в ответ «да», и только после этого приоткрыл свою тайну. Понадеялся, что Женька не сбежит. Получается, невидимый поводок на шею он ей всё же набросил?

Женя по привычке принялась накручивать на палец кудрявую прядь. Она понимала, Глеб ждет от нее заверений, что проблема не так уж и серьезна, что она готова его во всем поддержать и надеется, что всё у них получится безо всяких медицинских манипуляций. Но это было бы ложью. Ей, молодой и здоровой, совсем не хотелось идти в стерильный кабинет клиники, ощущать в себе холодные инструменты, вдыхать запах латекса от перчаток и смотреть, как щурится добрый доктор, подсаживающий ей эмбрионы. Это не говоря о подготовке с тоннами лекарств и гормонов. В салоне одна мастер уже несколько раз проходила подобное и в деталях описывала, как всё бывает. Но там проблема была в ней самой, а не в муже. Ей было проще. Женя шевельнула плечом, будто сгоняла надоедливое насекомое. В глубине души забрезжил страх.

Снова звякнули бутылки. Глеб налил себе небольшую порцию коньяка и залпом выпил. Он словно почувствовал сомнения Жени, и теперь пытался занять себя хоть чем-то, лишь бы не смотреть на нее. Она была этому рада, потому что прямо сейчас отчаянно боролась с собой, и эта борьба не могла остаться незамеченной.

— Да ничего, Глеб! — наконец, после паузы фальшиво хохотнула Женя.

Глеб резко повернулся. Их глаза встретились, и Женя, не выдержав, опустила ресницы. Задрожала подбородком. Да, она трусиха. Да, ее мама умерла от рака, и Женя отчаянно боится, что любые лекарства могут спровоцировать у нее такую же болезнь. Да, она на самом деле, не готова на жертвы и хочет зачать, как положено природой. Она преступница?

***

Вынырнув из воспоминаний, Женя еще раз взглянула на чуть подплывшие буквы и быстро растерла их по зеркалу. Среди разводов мелькнуло ее встревоженное лицо: написала ли уже Апелла?

Глава 16

Ноутбук по-прежнему мирно лежал на подоконнике. Женя с облегчением вздохнула. Секунду назад она выскочила из ванной, как ошпаренная. Подумала, что Глеб мог забрать ее личного проводника в мир Апеллы с собой. С телефона зайти тоже можно, но там не получится быстро набирать сообщения, а хотелось продолжить играть в словесный пинг-понг.

С кончиков влажных волос на спину сорвались прохладные капли и неспешно потекли вниз. Женя ничего не замечала, глаза ее гипнотизировали черный пластик. Всегда равнодушная к компьютеру, сегодня она чувствовала себя запойным пьяницей, обнаружившим с утра еще полную бутылку. Подушечки пальцев покалывало от предвкушения, и Женя уже сделала шаг к окну, чтобы забрать ноутбук и устроиться с ним на диване, как вдруг резко развернулась и пошла на кухню. Захотелось поджарить себе белые гренки, положить на них порезанный неровными кубиками (по-другому пока не получалось) авокадо и залить кипятком пакетик земляничного чая. А потом не спеша откусывать хрустящий хлебец, наслаждаясь едва заметным ореховым привкусом. Можно, можно потянуть чуточку время. Пусть Апелла не думает, что Юджин караулит ее появление в сети. Ловя губами непослушные кусочки авокадо, Женя спокойно жевала гренку, притворяясь, что ее вовсе не мучит любопытство.

Она доела бутерброды и потерла друг о друга ладошки. Качнулся недопитый чай в стеклянной кружке. Заныли, напомнили о себе стянутые сухожилия. Женя поморщилась: давно не делала упражнения, и тут же возник соблазн отложить их на потом. Усилием воли заставила себя выполнить весь комплекс. Правда, вместо трех подходов, ограничилась двумя. Быстро нанесла тонкий слой мази, выждала, когда засохнет прозрачная и, наконец, разрешила себе взять ноутбук.

Сердце запрыгало, засуетилось, заставило пульсировать жилку на шее. Женя свалила диванные подушки в угол и удобно устроилась в их округлостях. Правая рука порывисто сдвинула мышку, навела курсор на иконку, защелкала, вызывая дух Апеллы. Карие блестящие глаза нетерпеливо вглядывались в экран. Закружилось колесико загрузки. Долго… очень долго… Опять роутер не тянет. Женя сердито посмотрела под телевизор, где пряталась черная коробочка с огоньками. Если придется перезагружать, то на это уйдет несколько минут, а ей не терпится прочитать, что ей написали. Как раз в голову пришел замечательный аргумент, на который у Апеллы точно не найдется возражений. Наконец, сайт открылся. Женя, почти не глядя, ввела пароль и недоуменно моргнула. Ветка форума по-прежнему жила, спорила, ругалась и терпела наказания от модератора. Апеллы в ней не было. Как не было и ни одного нового сообщения.

***

— Вечером пойдем в бассейн.

Анна произнесла эту фразу так буднично, словно это был уже решенный вопрос. При этом она даже не повернула головы, а продолжила наблюдать, как носятся клочки облаков по неожиданному для сентября, голубому небу.

— Я вряд ли смогу, — Глеб отставил в сторону чашку.

Он снова заказал себе кофе с перцем, вкус которого неразрывно теперь был связан с Анной. Ему вообще повсюду мерещилась эта женщина. Он четко понимал, что на время она должна остаться в его жизни. Отказаться он не может. Разве станет человек в своем уме выдергивать изо рта трубку, обеспечивающую его кислородом, а значит, жизнью? Нет, сначала нужно окрепнуть и только потом уходить в свободное плавание. Предварительно поблагодарив. Анна умная женщина. Она поймет. Она и сейчас понимает, что всё это временно, и так нужно обоим. Никаких иллюзий по поводу того, что они влюблены, Глеб не испытывал. На страсть тоже списать не получится. На стремление занять должность тоже. Их встреча и невероятное притяжение на каком-то метафизическом, необъяснимом уровне, произошла раньше, чем он увидел Анну в офисе. Может быть, она его ангел-хранитель, посланный, чтобы помочь найти выход?

Ответ Глеба Анну нисколько не смутил. Она окатила его холодным взглядом, будто пригвоздила ледяным штырем к спинке стула. Любой другой почувствовал бы себя неуютно, но Глеб вздрогнул от удовольствия, словно из промозглой реальности занырнул в мерзлую воду, и она окутала его теплом. По телу пробежались мириады иголок.

— Глеб. Тебе нужно поехать. Обязательно. В семь на парковке.

Анна встала и, поправив широкий браслет на запястье, пошла к выходу. Длинные полы светлого легкого пальто взметнулись вокруг ног и плавно качнулись в такт ее шагам. Следом за ней сквозняком устремился теплый кокон, в котором нежился Глеб. Как будто Анна умела в нужный момент его выпустить, а потом безжалостно забрать обратно. Ее беспощадность поражала. И притягивала.

Глеб уставился в чашку с остывающим кофе. Вечером он хотел объясниться с Женей. Попробовать рассказать ей, что у него на душе и почему нужно еще немного потерпеть и подождать. Он ведь нашел способ вернуть себя. Конечно, об Анне ей знать незачем. Анна явление временное, скажем, сейчас она просто выполняет для него роль психотерапевта… Дает силы, уверенность, не жалеет его, а наоборот, заставляет действовать. Он не собирается отказываться от Жени. Он ее любит. А потом, когда окончательно разберется в себе, у них с Женькой начнется новая жизнь. Вместе они перешагнут через опасную огненную змею и постараются навсегда вычеркнуть из памяти этот непростой период. Получается, придется объяснение отложить. А может, это и к лучшему. Глеб взглянул на часы и торопливо встал из-за стола. Пора возвращаться в офис.

***

День тянулся медленно. Донимали звонки, бесконечные вопросы и требования поскорее проверить и переслать отчеты, бестолковые менеджеры, которые задерживали документы … В какой-то момент Глеб раздраженно швырнул ручку на стол и даже зарычал. Злыми глазами смотрел он на бумаги, на графики, мерцающие на экране ноутбука. Никак ему не удавалось вникнуть в рабочий процесс! Глеб перебрал папки с отчетами. Накопилась уже целая гора! Когда ему разбираться с этим?!

Глеб откинулся на спинку кресла, покрутился туда-сюда, нервно постучал ладонями по пластмассовым локотникам. Вот ведь! Он так ждал, так хотел эту должность… Но, получается, оказался не готов? Что ж теперь, идти к Петру Сергеевичу и блеять, что не справился? Глеб усмехнулся: «Тогда уж сразу к Анне…» На секунду представив насмешку в маленьких глазках шефа, а еще того хуже, женщины, которая и так знает его слабости, Глеб шумно выдохнул: ну уж нет. Когда он отступал? И тут же зашептал, заерзал глумливый голосочек: «Как когда? Тебе напомнить?»

Глеб скривился, как будто глотнул уксуса. «Я не отступал, — попытался убедить он невидимку. Я не бросил ее! Просто…»

— Глеб Юрьевич! — одновременно со стуком в кабинет заглянула Катя, менеджер из его бывшего отдела. — Срочно нужны отчеты за три месяца. Вы подписали?

Катя нетерпеливо переминалась у двери.

— Нет! — злобно буркнул Глеб. — Сейчас проверю и подпишу!

— Но… — залепетала Катя. — Вы же знаете, что… мы ждем…

— Значит, подождете еще! — рявкнул Глеб и потер пальцами лоб.

Катя мгновенно исчезла. Глеб рывком выбрался из кресла, прошелся по кабинету. Остановившись у окна, ослабил галстук: голова раскалывается! Провел обеими руками по волосам, словно хотел смести липкую паутину проблем, которые облепили его от макушки до пяток. Навалилось всё, придавило тяжестью. Как из этого выгрести?! Ему казалось, что с каждым днем он всё глубже погружается в трясину, которая, чавкая и булькая вонючими пузырями, готовится его сожрать.

С тоской Глеб смотрел в клочок неба, выглядывающий из-за жалюзи. С утра было солнце, но потом налетела серая хмарь и надежно скрыла от всех легкомысленное голубое небо. Вот так и в его жизни…

А ведь мог бы сейчас просто работать, отдаваться полностью делу, вечерами рассказывать Женьке, как это сложно, но интересно и рисовать, рисовать благостные картины будущей успешной жизни. А вместо этого он не находит в себе сил разобраться с простецким отчетом! И всё из-за единственно неверного шага — поездки не в тот отель… В миллионный раз в памяти всплыл момент, как они спорили с Женей, где именно остановиться. Он уступил ей. Именно тогда упала первая пластинка домино, и запустилась цепочка событий. А всего-то стоило быть чуть поупрямей и потверже. Но он самонадеянно решил, что судьба ему задолжала и больше его не тронет. Теперь расплачивается.

Вспомнил о странном приглашении в бассейн. Вот вообще не знаешь, чего ожидать от этой женщины с глазами цвета океана в Антарктике… На душе приятно потеплело, Глеб улыбнулся. Ладно. Завтра приедет пораньше в офис и разгребет эти бумажные завалы, а сегодня слишком любопытно узнать, зачем Анна зовет его с собой.

Он спустился на парковку ровно в семь. Анна ждала его в машине. Выглядела она роскошно, как будто и не было целого трудового дня позади. Не произнося ни слова, она нажала на газ и через минуту выехала на проспект. Глеб покосился на ее острые коленки и отметил, что туфли на ней те же — на высоком каблуке. Он ждал, что Анна заговорит с ним и поделится планами на вечер, но она по-прежнему молчала. Глеб тоже решил с расспросами не приставать. Анна вела машину уверенно и при этом расслабленно. Глеб позавидовал: есть хоть что-то, чего она не умеет или боится?

— Пошли, — коротко скомандовала она, когда автомобиль замер у сияющего, как огромный айсберг, здания спорткомплекса.

Глеб подчинился, на ходу разглядывая посетителей. Их было довольно много, и все они входили и выходили в двери, ведущие в блестящее мрамором фойе. Но Анна свернула куда-то вбок. Ее фигура в белоснежном пальто, как пятно прожектора, скользила вдоль темно-синих стен комплекса.

— Куда это мы? — спросил Глеб, недоуменно оглядываясь.

Анна молча остановилась у черной ничем непримечательной двери, какими обычно пользуется персонал. Она вынула из кармана пластиковую карточку и приложила к серебристой пластине на стене. Дверь пискнула, и женщина потянула ее на себя.

Сбоку, у лестницы, вспыхнул тусклый желтый свет. Каблуки застучали по ступенькам. Глеб вдохнул знакомый запах сырости и хлорки.

— У меня с собой нет ни шапочки, ни плавок, — попытался пошутить он, глядя в спину Анне.

— А тебе они не понадобятся, — вдруг отозвалась она и, замерев, повернулась к нему.

В желтоватом свете ламп ее лицо приобрело нездоровый оттенок, а глаза посерели, словно подернулись слоем пепла.

— Тогда, зачем мы здесь? — смешался Глеб.

Анна чуть улыбнулась и провела тонкими пальцами по его подбородку. Глеб тут же потянулся к ней, захотелось снова ощутить ее мягкие, податливые губы… Она отстранилась и загадочно прищурила глаза:

— Ну, не только же у тебя есть тайны…

Глава 17

Преодолев еще два пролета, они оказались в длинном коридоре. Анна шла быстро, Глеб еле поспевал за ней. Было заметно, что она знает здесь каждый закуток. Наконец, они вышли к служебным помещениям и раздевалкам. Вдоль стен громоздились металлические ящики, похожие на длинные гробы. Едва слышно гудела вентиляция, и где-то вдалеке раздавались приглушенные голоса. Внезапно дверца шкафчика приоткрылась и оттуда вывалилась чья-то рука. По крайней мере, так показалось Глебу, и он вздрогнул от неожиданности. Анна, как ни в чем не бывало, последовала дальше. Присмотревшись, Глеб понял, что видит прорезиненную ткань костюма, в котором обычно погружаются дайверы. Еще чуть дальше он увидел кислородные баллоны.

— Можешь подождать меня там. Только бахилы надень, — Анна кивнула в сторону, где виднелся выход к бассейну, и скрылась за углом.

Глеб не успел ничего возразить. Впрочем, он уже стал привыкать к ее манере общения. Она ничего не обсуждает, а просто выдает конечную фразу, которую ты волен принять или отвергнуть. Из бассейна разносились гулкие, но короткие возгласы, слышались тяжелые всплески и бульканье.

После сумрака, кафельное помещение бассейна показалось ярким и светлым. Глеб прищурился, дернул ноздрями — запах хлорки и резины нахлынул со всех сторон. У голубой, как глаза Анны, воды, он заметил несколько фигур. Мужчины это или женщины было не разобрать. Их затянутые черным тела, поблескивали под светом ламп. Слышно было, как они тихо о чем-то переговаривались и при этом вглядывались в воду. В стороне стояло несколько баллонов с кислородом. Глеб видел такие в фильмах и встречал на отдыхе, когда туристов зазывали испробовать на себе экстремальные развлечения. Глеб никогда подобным не интересовался. Он даже если нырял с маской, мучился от боли в ушах, что уж говорить о погружении на большую глубину. Нет, это явно не для него.

Присев бочком на край скамейки, Глеб с любопытством огляделся. Внимания на него никто не обращал. «Интересно, Анне-то это зачем? Неужели она любит с аквалангом занырнуть?» — подумалось ему. Он-то решил, что она для поддержания формы просто плавает туда-сюда по дорожке, а потом сидит в инфракрасной сауне, попивая после нее полезный смузи из шпината и сельдерея. Покрутил головой: может, Анна всё-таки соизволит объявиться?

Из-за небольших трибун показался еще один мужчина, одетый в спортивный костюм. Быстрым шагом он подошел к бортику и присоединился к наблюдающим, постоянно поглядывая при этом на часы, закрепленные на запястье. Поверхность воды вскипела пузырями и наружу показалась еще одна фигура в черном.

Глеб нетерпеливо заерзал: зачем Анна его сюда притащила?

— Заскучал?

Глеб повернулся. В шаге от него стояла Анна. Поначалу он даже ее не узнал. Гидрокостюм облегал ее тело, как вторая кожа. Внизу, темно-серый материал по колено оживляли легкомысленные сиреневые вставки. Безупречные пальцы крепко упирались в кафель.

— Ого!

Глеб чуть не присвистнул от удивления. Анна слегка улыбнулась и, посмотрев в сторону бассейна, помахала рукой.

— А ты… И давно ты… — попытался выяснить Глеб.

— Не очень… — ответила Анна, не поворачивая головы. — Давай, чуть позже поговорим…

И снова ее слова прозвучали, как нечто, не требующее обсуждений. Анна побежала к своим единомышленникам. Казалось, она напрочь утратила интерес к Глебу. Он обиженно дернул губами: уехать, что ли? Что он тут, мальчик по вызову? Но тут Анна, не прерывая разговора с мужчиной в спортивном костюме, подняла руки, чтобы туже затянуть собранные в хвост волосы, и взглянула на Глеба. Незабудковая волна его обезоружила и заставила глупо улыбнуться. Ладно, подождет. Хотя наблюдать за всем этим скучновато. Ныряют, разговаривают, снова ныряют… В чем интерес? Поплавать и посмотреть на рыбок или рифы можно и при минимальной подготовке, а тут, судя по всему, совсем другой уровень. Что-то записывают, считают, обсуждают, как будто решают серьезную проблему.

Анна, гибкая и ловкая, надела маску, еще раз провела руками по волосам, кивнула дядьке с часами и аккуратно сошла в воду. Глеб удивленно приподнял брови: всё оборудование осталось лежать недалеко от бортика. Анна скрылась, а мужчина опустился на колено и принялся вглядываться в воду. Время от времени он, нажимая кнопки, проверял часы и жестикулировал. Прошла примерно минута, а Анна не появилась. Глеб обеспокоенно поднялся и, вытянув шею, попробовал рассмотреть, может быть, она давно вынырнула на другом краю бассейна. Но и там, кроме одной девушки в майке и шортах, никого не было.

Наконец, раздался шум, и голова Анны поднялась над водой. Мужчина в спортивном костюме поднял правую руку со сложенным в кольцо пальцами и быстро чиркнул на листке, прикрепленном к планшету. Потом он наклонился ниже и начал что-то говорить. Анна слушала внимательно, один раз коротко переспросила, потом рассмеялась и помотала головой.

Прошел еще час. Глеб терпеливо ждал. Он вставал, чтобы размять ноги, крутил шеей, делал несколько шагов и снова опускался на неудобный пластик. Вдыхая влажный воздух, он размышлял о том, что сейчас мог бы сидеть на диване в гостиной и говорить с Женей. «Так что ж ты не дома?» — едва слышно прошелестел голосок совести. Глеб опустил голову, нахмурился, глядя на сцепленные перед собой пальцы. Скорее всего, никакого разговора бы и не вышло. Он вспомнил, как равнодушно смотрела на него утром Женя, как будто смертельно устала. Вернулся мысленно к подчищенной истории поиска. Чего она там начиталась в своем интернете? А главное, почему скрыла?

В груди зародилось глухое раздражение на Анну: сколько еще ему тут сидеть? Если она думает, что он проникнется ее странным увлечением и начнет нырять вместе с ней, то придется ее разочаровать. Бултыхаться в холодной воде — это точно не для него. Он взглянул на часы: еще пять минут и скажет ей, что уходит. Именно в этот момент Анна вытянула длинное, как у дельфина, тело из бассейна, и на ходу выжимая волосы, зашлепала к скамейкам.

— Я быстро, — пообещала она побледневшими губами.

Лицо ее осунулось, под глазами проступили тени, а глаза… глаза, словно подернулись слоем льда, через который хоть и просвечивает голубизна, но выглядит она какой-то мутной и нехорошей. Как будто подступает болезнь. На шее отчетливо были видны мурашки, и тут же в памяти всплыла картинка: Анна, лежащая на животе среди мягких простыней, и он, Глеб, медленно скользящий вдоль позвоночника поцелуями. Она вздрагивала, как от озноба, и на гладкой ее коже приподнимались крохотные, заметные лишь под определенным углом, полупрозрачные волоски.

Еще через полчаса они с Анной устроились в небольшой уютной кофейне. Глеб изумился, как преобразилась эта женщина. Теперь в приглушенном свете ламп ее кожа сияла свежестью и здоровьем. Не иначе — ведьма! Он вытянул руку и легко провел по ее скуле, задержавшись на мгновение на щеке. Пальцы словно скользнули по гладкому шелку. Глеб даже зажмурился от удовольствия. Всё-таки как много для него значат прикосновения. И если бы… Но он тут же отогнал мысль о Женьке.

Подошла недовольная молодая девушка и с едва скрываемой досадой на поздних визитеров, выгрузила на стол тарелку с не очень аппетитным сэндвичем, чашечку черного кофе и стеклянную кружку с кипятком. На маленьком блюдце лежали дольки лимона и слегка пожухлый стебелек мяты. Анна ее поблагодарила и, быстро общипав потемневшие листья, принялась с усилием давить ложечкой желтый мясистый кружок. Глеб посмотрел с веселым удивлением:

— Ты будешь пить кипяток с лимоном?

Анна сделала осторожный глоток и только потом кивнула.

— Я всегда так делаю после занятий. Привычка.

— Ты обещала рассказать, как дошла до жизни такой, — усмехнулся Глеб, примеряясь к сэндвичу.

Он подозрительно повертел его в руке, оглядывая со всех сторон. Где-то там обещан ломтик лосося, но вместо него высовывался наружу лишь лист салата, вялый, как тряпочка. На черную поверхность стола посыпались крошки. Глеб потянулся за салфеткой и вытер краешек губ, соус оказался жидковат. Снова вопросительно взглянул на Анну. Она постучала ложечкой о край чашки. Звук получился глухой, как будто из-под воды.

— Да всё то же самое, Глеб… Всё то же самое, что и у тебя… Страх…

Глеб замер и недоверчиво посмотрел в невозмутимые глаза Анны. Разве может она чего-то бояться? Он чуть было не затряс головой: пусть лучше молчит! Он же видел, как хладнокровно она спускалась в воду, как погружалась вглубь и, похоже, спокойно, как русалка, лежала на дне. Никакой паники или страха не было и в помине! Глеб с досадой заметил, как еле заметным зернышком в душе начало набухать разочарование. Анна откинулась на спинку стула и сложила на груди руки. Ее взгляд оставался безмятежным. Наледь в глазах растаяла и исчезла, оставив после себя яркое сапфировое сияние.

— У меня, конечно, не столь всё драматично, как у тебя, но, как видишь, мы нашли друг друга. Как ты думаешь, может быть, это не случайно? А, Глеб?

Глеб пожал плечами: к чему эти философские вопросы? Он уже начал жалеть, что вообще согласился на эту затею.

— Не злись, — улыбнулась Анна и погладила его по руке.

Глеб вздрогнул, словно его тронули оголенным проводом. В детстве однажды он сунул руку в ведро, в котором тетка нагревала кипятильником воду. Тряхануло его тогда знатно. Прямо, как сейчас. Руку он не убрал, прикосновение Анны было ему приятно. Он впитывал флюиды, которые растекались вокруг него, проникали под кожу, принося умиротворение.

— Я не знаю, как это возникло, — прервала молчание Анна.

Щурясь, как кошка, она смотрела мимо Глеба.

— Сколько себя помню, при виде воды я просто цепенела. Мне казалось, что вода — это другой мир, в котором живут неизвестные и опасные для меня существа. Точнее, одно существо. Я закрывала глаза и представляла вокруг себя большой прочный пузырь. Там можно было переждать, когда нужно умыться или быстро принять душ. Главное, не торопиться. А то пузырь лопнет. И тогда…

На шее Анны дернулся выступ.

— Что тогда? — осторожно спросил Глеб.

— И тогда появится лицо женщины с закрытыми глазами, с длинными волосами, похожими на змей. Черные пряди медленно колышутся в воде, а потом становятся всё длиннее и длиннее, пока не дотягиваются до меня. Глаза женщины открываются, они похожи на две чернильные кляксы, такие же непроницаемые и расплывшиеся. И тут же ее волосы превращаются в гибкие, как шланги, руки, которые тянутся, тянутся ко мне… Это очень страшно, — вдруг оборвала себя Анна и серьезно посмотрела на Глеба. — Не думай, я не сумасшедшая… Я ходила к психотерапевту… на гипноз…

— И что? — осторожно спросил Глеб.

Ему до сих пор было жутко.

— Ничего, — ответила она. — Он сказал, что это вопрос доверия к миру и другим людям. А еще предположил, что во внутриутробном периоде, я пережила что-то пугающее и травматичное. Вот и закрепился опыт, вода — это всегда опасно и неприятно. Он старался объяснить мне, что вода бывает разной…

«Как и огонь», — машинально подумал Глеб. Когда он по молодости обратился к психологу, неприятный «мозгоправ», с вечно потеющим носом, тоже пытался убедить, что огонь может быть согревающим, романтичным, безопасным и полезным. После того, как он привел в пример пещерных людей, которые сидели у костра, а потом заговорил о Прометее, Глеб понял, что зря тратит время и деньги. Вежливо распрощался и ушел. С тех пор всё пытался как-то справиться сам. Итог оказался плачевен.

— В общем, год назад я решила научиться плавать. А потом занялась фридайвингом. Погружаюсь на задержке дыхания, — донесся до него голос Анны.

— А та женщина? — аккуратно поинтересовался Глеб.

Анна пожала плечами:

— Она по-прежнему со мной. Но иногда она становится почти невидимой, как в дымке. А иногда совсем рядом. Наблюдает.

— И… тебе не страшно?

— Страшно, — серьезно ответила Анна.

И тут Глеб понял, почему у нее было такое лицо, когда она подошла к нему после занятий в бассейне. Больное и измученное.

— Но жить в комнате ужасов своих страхов еще страшнее.

Анна секунду помолчала, а потом решительно встала:

— Ну что, едем?

— Куда?

— Как куда? Ко мне… — удивилась Анна.

Где-то на задворках сознания мелькнула и пропала мысль о Женьке. Понимая, что совершает непоправимое, всё же он подчинился Анне.

Глава 18

Такси притормозило у дома. Глеб расплатился и поплелся к подъезду. Как быстро он начал жить не своей жизнью. Всё, как во сне. Он словно раздвоился: одна часть, в поисках спасения, слилась с Анной, а другая — неизбежно возвращается к Жене. Анна — это покой и умиротворение, а Женя — его сердце и ответственность. Неожиданно из темноты выбежала крупная, абсолютно черная собака и вежливо ткнулась носом в колени. Из-за кустов появился молодой парень в кепке, по всей видимости, хозяин. «Ева!» — негромко прикрикнул он, и собака, фыркнув, радостно понеслась дальше. Город не спит. Сбиты все настройки, люди бодрствуют по ночам и нередко отдыхают, когда светит солнце. Всё наперекосяк. Как и у него в жизни. Глеб устало прислонился к стенке лифта, не замечая привычной веселой музыки, льющийся из динамиков. И кто придумал это вечное музыкальное сопровождение? Оно явно было призвано приободрить сонных жителей по утрам или поднять им настроение вечером, но на деле, давно раздражало и бесило. Кто-то пропускал мимо ушей, а кто-то втайне мечтал, чтобы динамик захрипел, сломался, а музыка исчезла.

На часах была половина второго. Завтра он собирался пораньше прийти в офис, разобрать, наконец-то, бумаги. Только вот голова забита другим. Глеб тихо взмолился, чтобы Женя спала или хотя бы делала вид, что спит. Он понимал, что ведет себя перед ней нечестно, но это полбеды. Самое главное, он обманывает себя. Мысль о том, как будут его осуждать, если он сейчас уйдет от Жени, заставляла цепенеть от ужаса. «А-а-а, ну, конечно, как начались проблемы, сразу сбежал!» — 99,9 их друзей и знакомых произнесут эту фразу. Или промолчат, но подумают. Все ведь видят только то, что снаружи, но никто не знает, что именно заставило так поступить. И если бы дело было только в страсти, похоти или новизне ощущений, от этого легко отступиться, но здесь совсем другое. Всё началось задолго до встречи с Анной. Но ведь не станешь это всем объяснять. Со стороны судить всегда легко, раньше он и сам был не прочь навесить ярлыки.

И всё же Анна появилась в нужный момент. Только никто этого не поймет. Глеб опустил голову, разглядывая ботинки. «Всё! Не могу я так больше! Если Женька не спит, я прямо сейчас всё ей расскажу!» Жить с этой тяжестью, это, как быть приговоренным к смерти.

Он открыл входную дверь и увидел лишь слегка мерцающее в темноте зеркало. В квартире было тихо. Глеб разулся и заглянул в гостиную, ожидая наткнуться на сидящую за ноутбуком Женю, но комната была пуста. Красным глазком светилась в полумраке панель телевизора. Подмигивал зеленым роутер. И вдруг сердце подскочило. Привыкшие к темноте глаза выхватили светлое пятно на краю стола. Похоже на женскую голову, опущенную на руки. Белокурые пряди упали на поверхность, свернулись полукольцами. На секунду Глебу примерещилась Анна, и он даже тихо рассмеялся. «Никого. А Женька спит», — с облегчением подумал он. К этому моменту вся решимость открыться ей, растаяла, и он был рад, что не придется ничего объяснять.

А Женя, и правда, спала. С самого утра она то и дело обновляла страницу форума, чтобы, наконец, увидеть, что Апелла присоединилась к обсуждению. Но ее не было. Не появилась она и днем. Женя нервничала, всё валилось из рук, очередной раз, напоминая о ее неуклюжести. Она уговаривала себя подождать и даже выключала компьютер, но ровно через пять минут, экран загорался снова. «Далась она мне», — сердилась на весь белый свет Женя. Но без общения с Апеллой ей было неуютно. За последнее время, это был единственный человек, который разговаривал на равных, не подозревая, что с ней произошло.

Женя задумчиво рассматривала пальцы, растопыривала их в разные стороны, сгибала и разгибала. Никак не привыкнуть к тому, что руки, словно чужие. А может, она просто ленится? Женя постучала по мышке, обновляя страницу. Разочарованно вздохнув, отвернулась. Вся ветка рябит разными именами, кто во что горазд, а загадочной Апеллы нет.

Она резко отодвинула ноутбук. Глеб опять исчез. Снова в баре? Или… да нет, это невозможно… Глеб всегда волновался о своей репутации. Даже перед ней. Ему нужна красивая картинка, чтобы все восхищались. Восторгались его умом, настойчивостью, его рыцарским отношением к даме, его желанием отдать последнюю рубаху другу. Только вот друзей особо у него не водилось. Как и у нее. Знакомых много, а друзей… Это их и сблизило. Оба одиночки, создавшие свой исключительный мирок, они были довольны и счастливы. И никто особо больше был не нужен. Глеб ни за что не станет разрушать иллюзию благополучия, и уж тем более, не допустит, чтобы его осуждали. Будет тянуть эту ношу до конца, даже если в душе и возненавидит Женю и ее дикое невезение, которое всё испортило.

Взгляд упал на рабочий чемоданчик. В глазах мелькнул интерес. Женя вскочила с дивана и торопливо открыла створки шкафа. С верхней полки на нее взирали бесстрастные лица блондинки и шатенки. Длинные прямые волосы свисали на их невидимые плечи. Машинально накручивая на палец кудрявую прядь, Женя переводила взгляд с одной на другую. Потянувшись, решительно выхватила блондинку, и переставила безупречно красивую искусственную голову на стол. Нужно пробовать. Хватит страдать и маяться от безделья! Если ничего не делать, то, как она сможет вернуть навык?

Настроение подскочило, как стрелка спидометра в спортивном автомобиле. Тщательно прорисованные глаза блондинки спокойно смотрели в пустоту. Им было абсолютно всё равно, что произойдет дальше. Женя даже на секунду позавидовала этой пластиковой дурынде. Закрепив тренажер на краю стола, Женя принялась выбирать из чемоданчика всё, что ей могло понадобиться. Новый образ сложился сам собой. Женя с наслаждением ощутила знакомое волнение от возможности творить. Наверное, так чувствует себя художник, когда торопится нанести на чистый холст первые мазки. И страшно, и тревожно — а вдруг ничего не получится? Одно дело представлять себе это в голове, и совсем другое воплотить в реальности.

Руки, хоть и не так ловко, как раньше, но запорхали вокруг неживого клиента. Женя обрадовалась: значит, зря она боялась? Пританцовывая от нетерпения, принялась отмерять необходимое количество нужных материалов. Немного нервничала оттого, что не смогла ровно нарезать фольгу, а потом не сразу справилась с зажимами для волос. Сил в пальцах не хватало. Зажимы выскакивали, крутили в воздухе сальто и приземлялись, кто куда. Всё, что раньше занимало секунды, теперь требовало колоссальных усилий, а самое главное, времени. Улыбка сползла с лица, упрямо сжав губы, Женя снова и снова пыталась выделить пряди и захватить удобно кисточку. Первая порция краски пришла в негодность — слишком долго она возилась. Не беда. Попробуем снова. Загорелись нервным огнем шрамы на щеке, следом начала зудеть кожа. Женя попробовала потереть ее плечом. Помогало плохо. Несколько раз из пальцев выскользнула кисточка. С всё нарастающим отчаянием Женя видела, как неумолимо искажается цвет, который она уже нанесла на отдельные пряди. Нанесла неряшливо, как ни старалась, но сделать всё аккуратно и быстро не удалось.

Предательские слезы выступили на глазах. А может, это от резкого запаха? Запершило в горле, и зуд стал совершенно невыносимым. Женя вытерла локтем лоб и отступила от манекена. Проделанная ею работа выглядела жалко. Полголовы осталось и вовсе нетронутой. Она не успевает, не хватает прежней ловкости. Времени уходит в три раза больше, а это недопустимо.

Пальцы мелко задрожали от напряжения. Женя отшвырнула кисточку и в бешенстве сбросила со стола миски с остатками краски. Густая вязкая масса медленно потекла на пол. Женька опустилась рядом и, уткнувшись в колени, заплакала.

Солнечный свет покидал город. Постепенно в комнате становилось всё сумрачнее. Женя по-прежнему сидела на полу. На результат своей работы она не смотрела. Испорченная белокурая голова, высившаяся над столом, напоминала выставленный после казни трофей. Словно ее нанизали на кол. «Надо так и оставить, пусть служит напоминанием, что больше я ничего не умею», — с радостью мазохиста упивалась Женя.

Глеб так и не явился. Долго он будет от нее бегать? Злая, запальчивая мысль подтолкнула максимально ускорить события. Женя потянулась за телефоном и нажала вызов. Ничего. Только длинные гудки, а потом сухой безжизненный голос робота. Вяло шевельнулось желание проверить ноутбук. «Ни к чему это всё», — равнодушно шепотом прошелестели губы. Пора задуматься, что она будет делать дальше, а не колошматить по клавишам, тратя время на виртуальные споры и демагогию. Там, на форуме, собрались здоровые люди, а не такие калеки, как она. У них есть работа или они в любой момент могут ее найти, а она? Кому она сдалась, руки-крюки…

Никогда уже она не сможет вернуться к любимому делу. В какой момент она так вывела из себя своего ангела-хранителя, вынудила тихо, не прощаясь, сняться с ее плеча и растаять в пространстве. И тут же перед глазами возникла татуировка на руке Глеба. Ангел, который исчез. Тоже оказался предателем?

Женя никак не могла понять, что больнее: расстаться с ремеслом, которое позволяло чувствовать себя маленькой волшебницей, или смириться с потерей еще одного родного человека. Мама, теперь и Глеб… И кажется, сегодня к ним присоединился третий. То есть третья. Она сама.

Когда в комнате стало совсем темно, Женя заставила себя встать. Тряпкой она тщательно собрала ошметки краски. На темных досках осталось белесое пятно. Вымыла миски и небрежно, в одну кучу, свалила в чемоданчик всё, что попалось под руку. Ни к чему теперь тщательно раскладывать по своим местам. Это хлам, который стоит отнести на помойку. Была бы Женя более импульсивна и безответственна, увесистый ящик полетел бы в окно.

В ванной долго отмывала руки. Перчатки не надевала. В них пальцы становились совсем неуклюжими. От агрессивной химии шрамы пекло, а цвет из бледно-розового сменился на ярко-алый. Женю это совершенно не волновало. Она даже отменила ритуал с ежевечерним нанесением мази от контрактур. Какая теперь разница?

Равнодушно стянула заляпанную краской одежду и надела длинную, до колена, свободную майку. Тонкая ее фигурка затерялась в широких складках. Немного поразмыслив, Женя зашла на кухню и вынула из ящичка снотворное. После больницы она долго старалась отвыкнуть от таблеток. Они умели дарить спасительный покой и удивительные сны. В них она летала. Но Женя испугалась привыкания. Спала хоть и плохо, но таблетки старалась не принимать. В крошечном коричневом пузырьке осталось еще много маленьких избавителей от пошлой и невыносимой реальности. Чуть нахмурив брови, Женя потрясла баночкой перед глазами. Пилюли весело запрыгали, задребезжали о стенки. Взгляд стал живее: «А ведь, как просто можно решить все проблемы. Полстакана воды и горстка белых друзей. А потом красивые сны… и умиротворение».

Женя заснула быстро. Сгинула под толстым тяжелым одеялом, сразу и не заметишь. А в это время где-то далеко в виртуальном пространстве летели коды, трансформируясь в буквы, слова и фразы. Апелла искала встречи с Юджином и терпеливо ждала его появления в сети.

Глава 19

Безжалостной бормашиной сверлил, пробивался сквозь сон, звук будильника. Не открывая глаз, Глеб наощупь нашел телефон, брошенный у кровати. Невероятно! Казалось, только-только закрыл глаза, а уже пришло хмурое и требовательное утро. С трудом повернул голову. Сколько раз он, проснувшись, видел эту картину? Каштановые кудри, тугими колечками, торчащие в разные стороны, и больше ничего. Осенью и зимой Женя спала, зарываясь в норку из теплого одеяла так, что наружу не выглядывал даже кончик носа. Глеб удивлялся и с умилением называл ее бурым медвежонком. Черствая к человеческим переживаниям память, немилосердно унесла в прошлое счастливое время.

За окном слышались обычные утренние звуки. Грохоча тяжелыми бачками, гудел мусоровоз, слышался лай собаки, сквозь который прорывался рев ребенка. Потихоньку наваливалась дрема, и Глеб рывком сел в кровати, иначе проспит всё на свете. Хмуро думал о том, что нужно ехать в офис, сидеть в ненавистном кабинете и снова придумывать отговорки по поводу отчета. Не клеится ничего, не ладится. «Хоть в церковь иди», — усмехнулся он сам себе.

Женя даже не пошевелилась. Глеб заторможено уставился в одну точку. Вчера он зачем-то решил остаться в спальне. Осторожно, как вор в ночи, пробрался к кровати и тихо прилег с самого края. Наверное, всё пытался собрать осколки былого, так и не смирившись с утраченным беззаботным прошлым. Удивился, что Женька за ночь не сдвинулась ни на сантиметр. Обычно под утро она, как стрелка испорченного компаса, крутилась в только ей известном направлении, и просыпалась почти поперек кровати.

Натыкаясь на углы, дошел до кухни. Пол неприятно холодил босые ноги. Глеб включил кофеварку и плотно прикрыл окно. Осень. По ночам промозгло и сыро. С кружкой в руке поплелся в гостиную. Больно ударился мизинцем о ножку дивана и зашипел с каким-то кошачьим присвистом. Взгляд упал на покосившуюся светловолосую голову. Голубые глаза напомнили об Анне. На спинке стула повисла нейлоновая накидка. Перед отъездом в Турцию, Женя заезжала на склад, чтобы забрать заказ. Он еще тогда ворчал, что уже поздно и можно всё это отложить на потом. Женя смеялась и целовала его в щеку, чтоб не злился.

Рука задела твердый пластик. Наклонив голову, Глеб несколько секунд рассматривал ноутбук, словно впервые его увидел. Приспособив кружку на локотник дивана, открыл крышку. Экран сразу же засветился. Женя компьютер не выключила, просто свернула все окна.

Глеб щелкнул браузер, ожидая столкнуться с пустотой. Но на его удивление открылся сайт с форумом, похожим на стихотворные строфы. Как на разлапистой ветке дерева расселись короткие и длинные сообщения. Глеб мельком пробежался по ним взглядом. Какие-то бабские страдания и размышления на тему любви, предательства, мести и прощении. Он поморщился. И тут же в душе проснулась жалость. Бедная Женька, читает всякую муть. Он думал, она выше примитивных рассуждений. Как можно это воспринимать серьезно? Мигал красным значок новых сообщений, но Глеб не решился их открыть. Ни к чему злить Женьку, устраивая за ней слежку. Да и что там может быть интересного?

Часы в углу экрана продемонстрировали невозможную цифру, еще чуть-чуть и он опоздает на работу. Глеб чертыхнулся и, нервно отпихнув ноутбук, вскочил на ноги. Кружка с еще горячим кофе пошатнулась и вдруг полетела с мягкого широкого локотника вниз. Глеб кинулся, чтобы поймать ее, но сделал только хуже. Коричневая жидкость залила клавиатуру, потекла по экрану, закапала на светлую ткань. Немного попало Глебу на руку. Не обратив на это никакого внимания, он бросился выключать ноутбук, но было уже поздно. Экран почернел, а легкое жужжание прекратилось. Глеб схватил компьютер и затряс им, пытаясь избавиться от жидкости внутри. Теперь помимо пятен на диване, неряшливые кофейные следы появились и на ковре. Зарычав от злости, он принялся вытирать клавиатуру, потом снова нажал кнопку пуска, но безуспешно. Времени исправлять свою оплошность, уже не было. Глеб беспомощно огляделся и положил ноутбук на стол. Надо бежать. «Позвоню из офиса и всё объясню!» — думал он, торопливо одеваясь. Женя на шум так и не вышла.

***

Анна лениво крутилась в кресле,задумчиво переводя взгляд с матовой двери кабинета на стену с черно-белой репродукцией дерева, напоминающего большого осьминога. Не задерживаясь, скользила дальше к офисному шкафу с бликующими стеклами и, наконец, к окну. Длинные пальцы барабанили по столешнице, а в глазах читалась озабоченность. Уже несколько месяцев она пытается уложиться в смету, чтобы хоть на шаг приблизить свою мечту, но каждый раз сталкивается с одной и той же проблемой. Финансы. Кресло медленно разворачивалось в другую сторону. Голубые холодные глаза внимательно изучали обстановку, словно в ней могла быть хоть какая-то подсказка, где раздобыть денег. Да, несомненно, неплохой оклад и премии компенсировали многое. Но этого недостаточно. Эти деньги съедает дорогая недвижимость и машина, купленная в кредит. Сбережений у нее, отродясь, не бывало. Это пошло, ужиматься, когда можно жить в удовольствие. Плюс затраты на Элинкину школу на Мальте никто не отменял. Иначе, как бы она в очередной раз выбила из отца помощь в устройстве на работу? А так, бабушка и дедушка, обожавшие внучку, тешат себя надеждой, что Анна после Нового года заберет ее из интерната, и Элина снова станет жить с ними, как это было прежние десять лет. Но даже разлука с девочкой не вынудила отца помочь с деньгами на ее задумку. Школа фридайвинга Анны Ледневой. Мечтала открыть в обители дайверов — на Бали. Пришлось согласиться на Египет, выходило дешевле. Правда, и здесь имеющихся средств оказалось недостаточно. Пришлось наступить на самолюбие и обратиться к отцу. В итоге Петр Сергеевич под его нажимом взял ее на должность директора по маркетингу, но вот, в кругленькой сумме родитель ей отказал. Можно попробовать через мать… Но этот способ Анна оставляла совсем уж на крайний случай.

Кто-то поскребся в дверь. Анна помедлила, надела очки без диоптрий и выпрямилась в кресле. Голубая оправа прекрасно подчеркивала цвет глаз и дополняла бледно-лиловую блузку, в вырезе которой качался аметистовый кулон. На пороге показалась менеджер с подготовленными предложениями по рынку сбыта. Анна едва не скривилась. Очередная стопка скучных бумаг. Но опыт в этой сфере тоже не будет лишним. Анна была твердо уверена, что рано или поздно, но школа с ее именем на фасаде будет открыта, а значит, полученный навык пригодится. Свое детище она готова пестовать и развивать, тем более ей есть, что предложить. Личный опыт преодоления. Пожалуй, этот фактор будет поважнее, чем весь маркетинг вместе взятый. Людям необходимо видеть пример. А ей требуется их признание, восхищение и… деньги.

Забрав бумаги, Анна небрежно бросила их на угол стола. Вспомнила о Глебе. Несчастный, испуганный мальчик. Чем-то похож на ее старшего брата, утонувшего еще до ее рождения, по недосмотру отца. Тот взял пятилетнего сына на зимнюю рыбалку и на минуту отвлекся. Отошел на несколько шагов, чтобы вынуть крючки из рыболовного ящика, услышал короткий вскрик, а когда, похолодев от страха, обернулся, увидел только маленькую рукавичку, исчезающую под водой. Сын бросил удочку в просверленной лунке и отошел к ледяным торосам. За одним из них оказалась полынья. Друзья отца потом рассказали, как он, обезумевший от ужаса и горя, кидался к темной промоине, чтобы нырнуть и попытаться спасти сына. Еле оттащили. А родившаяся через год Анна стала бояться воды. Родители рассказали о брате, когда в шесть лет она нашла его фотографию в старом альбоме. По недосмотру этот единственный снимок уцелел. Остальные, мать и отец уничтожили сразу после похорон. И о сыне больше не говорили, зацементировав свою боль в саркофаг и, отправив ее на еще бОльшую глубину, нежели та, в которой не стало их мальчика. «Он умер», — сухо обронила мать. Анна встрепенулась: как? что с ним случилось? он болел? Все вопросы остались без ответа. О том, что брат утонул, она узнала от дальних родственников, будучи уже взрослой.

Анна на родителей обиделась. Поняла, ее воспроизвели на замену. Всю беременность отчаянно ждали мальчика. А родившуюся девочку восприняли равнодушно. Ну, есть и есть. Не выкинешь ведь, в детдом не сдашь. Относились ровно. Условия позволяли и отдельную комнату выделить, и в лучшую школу определить, и вещами модными обеспечить. Только холодно в доме было, как в той злосчастной полынье.

Однажды совершила глупость. Рассчитывая на жалость мамы, рассказала ей о женщине с черными волосами. И приготовилась к потоку сочувствия и тревог. Но мать никак не отреагировала, только странно посмотрела. А еще через несколько дней, вместе с отцом отвезла ее на консультацию к именитому психиатру. «Оставляйте девочку, посмотрим, понаблюдаем, витаминки поколем», — изрек эскулап, и не успела Анна опомниться, как оказалась в уютной одиночной палате, окно которой выходило на сосновый бор. Вот так, без огласки, по блату, естественно за приличные деньги, Анна на три недели застряла в тюрьме.

Нет, трагедии не произошло. И профессору, и родителям позже сказала, что никаких женщин она больше не видит и, чтобы это подтвердить, напевая, почти полчаса мылась в душе. Отношения в семье, конечно, теплее не стали. Когда появилась Элинка, родители, словно сошли с ума. Они жадно накинулись на внучку, закармливая и заливая ее своей любовью. Любовью, которую они себе запрещали на протяжении тридцати лет. А Анна заполучила пульт управления. Стоило только нажать большую красную кнопку «Элина», как загорался зеленый свет, и Анна при помощи недовольного отца меняла, как перчатки, место работы, крутила романы и уезжала на далекие острова, где мечтала, как научится плавать. И только недавно эта кнопка заела. Отец и мать решили держать оборону. Посмотрим, кто окажется упрямее.

Анна потянулась и поправила тщательно разглаженные утюжком волосы. Подумав секунду, набрала Глебу сообщение. Забавный он. И слишком много думает. Идея продвинуть его по карьерной лестнице пришла спонтанно. Хотелось немного подбодрить, ну и вообще, пусть чувствует себя обязанным. Петр Сергеевич не в восторге был, но имя отца возымело действие. Он хоть и отошел от дел, но всё еще в силе. С Глебом ей пока интересно, а что будет дальше, никто не знает. Хотя, определенно, он ей нравится. «Спасибо, что ты меня не жалеешь», — сказал он ночью, когда они, наконец, смогли хоть ненадолго разъединить объятия. Анна удивилась: она вообще никого никогда не жалела. Силилась иной раз понять, что это за чувство, но ничего не получалось. Глеб тоскливо вещал о своей фобии и о несчастье с женой. Анна в этот момент размышляла, не заказать ли жакет от Шанель и очередную сумочку. Глеб, вздрагивая, касался ее руки, она прикидывала, успеет ли перенести посещение зубного. Но льстит, конечно… Особенно, как он на нее смотрит, так, что мурашки бегут по коже… Ловит каждое слово, заглядывает в глаза. Когда-нибудь так же на нее будут смотреть и в ее школе.

— Когда-нибудь мы освободимся от этих оков и улетим… — пропела она на английском. — Когда-нибудь…

«Черт, где же всё-таки взять деньги, — снова закрутилось в мыслях. — Кредиты уже не потянуть. Остается дожимать отца».

Пиликнул телефон. Глеб заказал столик во французском ресторане. Чудесно! Давно не ела эскарго под винным соусом. Заодно и Глеб попробует.

***

Женя проснулась ближе к двенадцати. Замерла, прислушиваясь, к тяжелой, будто похмельной голове. Нет, ну их, эти таблетки! Уснула, как будто в бездонную бочку провалилась. Непонимающе уставилась на смятую половину постели. С чего бы Глеб оказался здесь? Совесть замучила? Настроение было хуже некуда. Вспомнилась и вчерашняя неудачная попытка покрасить манекен, и отсутствие Апеллы. Проснулись, забегали, как муравьи в разоренном муравейнике, мысли о том, что она превратилась в обузу. Чемодан без ручки. И пользы никакой, и выбросить пока жалко. Потом, конечно, выставят на помойку, но некоторое время помаячит в углу, пока всем не надоест об него спотыкаться.

С недовольным лицом, Женя выпуталась из одеяла. Руки, словно стянули скотчем, сказались вчерашние эксперименты с краской и отказ от мази. С раздражением отметила, что первым делом, снова хочется зайти на форум. Прямо зависимость какая-то… Стараясь подавить это желание, ушла в ванную. Как ленивец из мультика, медленно умывалась, чистила зубы, уговаривала себя, что на сайте ничего не поменялось. Если Апелла и появилась, то давно уже занята разговорами с другими. А может, и ветка уже давно издохла, и все обсуждения затухли.

Выдержала ровно полчаса и сдалась. Еще через минуту недоуменно уставилась на коричневые пятна на диване и брошенный рядом ноутбук. Гримаса отвращения пробежала по лицу. Опять Глеб лазил со своими проверками. Как такое стало возможным? От обиды на глазах выступили слезы. Женя положила компьютер на колени и открыла крышку. Между клавишами было сыро и от пластика пахло кофе. Женя ахнула и торопливо нажала кнопку пуска. Ничего. Она принялась нажимать снова и снова. Ноутбук был мертв. Глеб испортил ее вещь и даже не удосужился объясниться. Намеренно или нет, это уже безразлично. Стена отчужденности, сложенная из боли, растерянности и страха, стала еще выше.

Глава 20

«Я же видела недалеко ремонт техники», — Женя нахмурила брови, вспоминая, где именно мелькала вывеска. Она еще раз попыталась включить ноутбук и, убедившись, что всё безрезультатно, сунула его в рюкзак. Открыв форум в телефоне, первым делом прочитала сообщения от Апеллы.

— Извини за отсутствие. Возникли проблемы. Пришлось решать.

— Жду тебя пообщаться.

— Куда ты пропала?

— Юджин, у тебя всё в порядке?

Все сообщения были написаны в разное время. Женя улыбнулась и принялась нетерпеливо набирать ответ. Т9 автоматически подставлял нужные слова, правда, нередко менял написанное на совсем неподходящее, и Жене приходилось перепроверять текст и снова исправлять. Это занимало много времени и невероятно раздражало. Неуклюжие пальцы задевали соседние буквы, искажая слова так, что телефон, порой, даже не предлагал вариантов.

Как-то так вышло, хоть и без подробностей, но Женя написала о том, что вовсе у нее не всё в порядке: она, как может, переживает непростой период, в котором, как в слоеном салате, аккуратно уложены проблемы со здоровьем, страхи, напряженные отношения с мужем, потеря работы и, из последних сил сохраняющийся, пока еще полуживой, брак. И, похоже, этот брак стремительно умирает. Однажды одна коллега по работе, у которой муж был врачом на скорой помощи, рассказала, что иногда ему приходится изображать реанимацию уже умершего человека. Для родственников. Разыгрывать небольшой спектакль. Чтобы безутешные родные успокоились: и они, и доктора сделали всё, что могли, но земной путь человека подошел к концу.

Сейчас в роли сердобольных сотрудников скорой выступают Женя и Глеб. Правда, зрителей нет. Они делают это только для себя. Притворяются, старательно впрыскивают под кожу инъекции фальшивого сочувствия и понимания, предлагают положить под язык плацебо любви, вдыхают в рот отравленный воздух с воспоминаниями о счастье. Давно пора устало разогнуться и оставить в покое то, что уже никогда не сможет радовать, вдохновлять, смеяться и смотреть в глаза долгим нежным взглядом. Можно, наконец, отменить все обещания и аннулировать зароки: «Жень, что бы ни произошло, мы всегда будем вместе… Я никогда тебя не оставлю. Даже ради русалок…»

Только отправила свою исповедь, тут же, как стервятники, слетелись на ветку всезнающие дамы. Давно уже они обглодали до костей автора изначальной темы, забили кривыми клювами насмерть, раздали правильные советы и, заботливо разгладив складки белых пальто, притихли. Вяло перекидываясь высокомерными фразами, ждали. По опыту знали, рано или поздно появится свежая кровь. И Женя по наивности угодила в эту ловушку. Сама открыла двери, приглашая полакомиться ее кровоточащей раной.

«Небось, после свадьбы немытая, нечесаная стала ходить, вот муж и не хочет домой», «Иди, работай, сразу дурь из головы вылетит», «Купи красивое белье, приготовь ужин, свечи зажги», «Ну, не знаю, какой надо быть идиоткой, чтобы мужика не удержать», «Да гони ты его в шею», «Квартира чья?», «Забеременей, никуда не денется»…

Слились в один поток девы разного возраста, с вычурными необычными именами и незамысловатые Оленьки77 или Катрины35, загорелись праведным гневом, направленным почему-то в сторону Женьки, загудели осуждением, поднимая на вытянутых руках транспарант «Сама виновата»…

И только Апелла молчала. Женя прикусила губу: правильно. Всё правильно. Человек пришел за легким общением, а она тут ни с того, ни с сего, давай ныть и жаловаться…

Белый фон с черными буквами вдруг исчез. Вместо него появилась заставка с фотографией Глеба. Женя внимательно смотрела, как подпрыгивает зеленый и красный кружок. Вправо — ответить, влево — отклонить. А Женя застыла посередине, причем уже давно, с того самого вечера, когда она, сражаясь с мигренью, осталась в номере. Так и живет между этими: да и нет. Балансирует на тонкой жердочке, упрямо отказываясь замечать, что давно уже один из концов опустился, и она неумолимо сползает вниз. Правда, всё пытается зацепиться, удержаться, отсрочить падение. Потому что там страшно. Там темно и ничего не видно. Неизвестность пугает больше всего. Экран подмигнул, пометил значком не отвеченный вызов и снова открыл ветку форума.

— Лучше ужасный конец, чем ужас без конца, — ответ Апеллы оказался лаконичен. — Давай, перейдем в личку, а то здесь... м-м-м… как-то пованивает.

И подмигивающий смайлик.

Женя улыбнулась. Рой разъяренных дам черным облаком устремился к Апелле. Оленька 77 пишет, Катрин35 пишет, LifeIsGood пишет… Но Юджин и Апелла уже переместились в уютный личный чат.

***

Глеб с досадой смотрел в меню. Французские названия рябили в глазах. Бесшумными тенями скользили по залу вышколенные официанты. К соседнему столику принесли изысканный десерт, название которого Глеб не смог бы выговорить никогда. Словно не замечая его смущения, Анна с парижским акцентом перечисляла выбранные блюда. Глеб смущенно положил руки на стол, потом убрал их вниз и чуть вальяжнее, чем следовало, развалился на витом стуле. Ресторан напоминал ему музейный зал: много красного, много золота, много пафоса…

— Откуда ты так хорошо знаешь французский? — спросил Глеб, когда Анна кивком отпустила официанта.

— Специализированная школа, — взмахнула ресницами Анна. — Потом практика в Париже и Алжире… Родители старались…

Голубая бездна сверкнула холодом, а может, это просто блик от радуги хрустальных люстр. Еле скрыв удивление, Глеб уважительно покосился на свою спутницу. Вроде бы, и у него образование не из худших, но Анна всё равно, как будто возвышается на пьедестале. И потом, она счастливый человек — у нее живы родители. Не то, что он… Глеб поймал себя на мысли, что впервые не вспомнил в этой связке Женьку. Всё его внимание в последнее время занимала Анна. Его не сильно волновало, что будет дальше и чем это закончится. Не назвать это было и обреченностью. Он не чувствовал себя жертвой. Просто он шел по своему пути и всё происходящее, воспринимал, как должное. Анна стала для него чем-то глубинным, наполненным смыслом, который он растерял, когда между ним и Женей легла выжженная пустыня. Теперь оттуда не доносилось ни слова, ни даже слабого отголоска.

Подали сковородки с улитками. Глеб уставился на специальные щипцы и вилку с двумя зубцами. Холод в глазах Анны сменился довольным блеском. Изящным жестом она взяла за ножку бокал и подняла его над столом. Бледно-золотистое вино обещало порадовать нежным фруктовым вкусом. Глеб неуверенно вертел в руках инструменты, больше похожие на медицинские.

— Смелее… — подбадривала Анна. — Смотри, вот так зажимаешь и… вытаскиваешь…

Она ловко вынула мясо из раковины и тут же положила в рот. Глеб неуклюже повторил за ней всю процедуру. Улитки оказались в меру соленые и немножко отдавали розмарином и еще какими-то травами.

— Ну как? — прищурилась Анна и сделала глоток вина.

— Вкусно… ты продолжаешь открывать мне новое…

— Главное, нужно выбраться из старого, — многообещающе улыбнулась Анна.

Глеб внимательно посмотрел ей в глаза, высоким летним небом разлилась в них лазурь — всё тихо, безмятежно… и спокойно…

Зал постепенно заполнялся людьми. Осенние сумерки прятались за тяжелыми, цвета вишни, портьерами. Судя по заполненной подставке для зонтов, погода была не в духе. Размазывая по щекам черные потеки, она рыдала, как покинутая женщина. Едва ощутимая тревога витала в воздухе, сжимала сердце костлявым кулачком. «Тут еще тоскливой скрипки не хватает», — отчего-то подумалось Глебу.

Невозможно галантный, похожий на жениха, официант, не спеша долил в бокалы вино. Улыбнулся Анне, и она благосклонно одарила его улыбкой в ответ. Глеб хмуро наблюдал за легким флиртом, разыгрывающимся прямо на его глазах. Анна играла с ним, как с придушенным мышонком. И вдруг ее глаза расширились. Теперь она смотрела куда-то мимо Глеба. По лицу пробежала тень досады, смешанной с брезгливостью. Как будто она собиралась отведать изысканное блюдо и неожиданно обнаружила в тарелке длинный волос. Глеб непонимающе уставился на нее. Быстрым движением Анна скомкала белоснежную салфетку и порывисто встала:

— Посиди… Я сейчас…

Не спеша, она направилась в следующий зал. Глеб заметил, как мужчина за соседним столиком проводил Анну глазами. Возникший словно из воздуха официант подал порядочный кусок прожаренного мяса. Глеб, абсолютно не наевшийся дюжиной улиток, взял в руки вилку и нож и, чувствуя, как во рту скопилась слюна, занялся стейком.

Анна незаметно оглянулась. Спина официанта заслонила фигуру Глеба, но она успела рассмотреть, что ему принесли заказ. Значит, некоторое время он точно будет занят. Ее взгляд вызывающе остановился на ухоженной женщине в возрасте. Элегантный костюм прекрасно подчеркивал царственную осанку. Анна отметила, что идеально уложенные волосы стали чуть темнее, чем раньше. Женщина невозмутимо посмотрела Анне в лицо. В глазах читалась настороженность, словно она не была уверена, стоит ли начинать общение. Помедлив секунду, Анна подошла ближе.

— Привет, — голос ее прозвучал звонко и фальшиво, как у дешевой китайской игрушки.

— Здравствуй, — пожилая дама чуть наклонила голову, в ушах сверкнули небольшие камни.

— Ты здесь случайно? Или шпионишь за мной?

Анна оперлась рукой на спинку стула. Пальцы нервно барабанили по золоченой резьбе. Дама приподняла бровь и поднесла к губам стакан с газированной водой. Тонкий, почти прозрачный, кружок лимона неспешно подплыл к краю.

— Тебе пора взрослеть, дорогая, — наконец, снисходительно обронила она. — Если тебе так важно, я оказалась здесь случайно. И честно говоря… не ожидала тебя увидеть…

Анна подозрительно вглядывалась в лицо той, которая всегда держалась от нее на дистанции. Близко, но бесконечно далеко.

— Ладно. Я хотела бы к вам заехать на следующей неделе… Есть разговор…

— Если ты насчет денег, то это бессмысленно… Анна, ты знаешь позицию отца.

Анна сжала губы, но лицо ее осталось спокойным.

— Я хотела поговорить с тобой, — нехотя призналась она.

Дама подняла на нее проницательные глаза. Немного помолчав, кивнула:

— Ты знаешь, я тоже… Особенно в свете увиденного… — едва заметным жестом она указала на зал, откуда Анна вышла. — Скорее всего, ты меня не услышишь, но стоит попытаться?

Анна набрала в грудь воздуха, словно хотела что-то сказать, но передумала и просто усмехнулась.

— Тогда я позвоню, — она небрежно взмахнула рукой и пошла обратно.

Маргарита Сергеевна смотрела вслед долгим немигающим взглядом. В голубых, как у дочери глазах, плескалась озабоченность, за которой она силилась спрятать тревогу.

Глава 21

Родительская квартира встретила привычным ощущением места, где когда-то по досадному недоразумению оказалась Анна. Это впечатление не отпускало с детства. В просторных комнатах, заставленных антикварной мебелью, она чувствовала себя чужеземкой. Как если бы среди благородных дубовых шкафов, столов и бюро, натертых воском, неожиданно появилась угловатые пластиковые стулья, металлические, блестящие вазы или постеры с иллюзорными проекциями в стиле хай-тек.

В детстве она думала, что мать и отец, это механические куклы-роботы, полностью скопированные с людей. А она вообще инопланетный организм, случайно попавший в чуждую среду. Привыкла к лицам, к звукам и, вроде бы, даже стала различать слова и их значения, но вот смысл этих слов для нее оставался загадкой. Так же, как и эмоции. Пока была маленькой, из кожи вон лезла, силясь понять, что именно хотят от нее родители, винила себя и даже пыталась расшифровывать их фразы письменно. Но под рукой не было ни словаря, ни переводчика, а потому раз за разом, она ошибалась. А когда узнала о брате, перестала и пытаться понимать. Огородилась в своем мирке, похожем на радужный мыльный пузырь. Еще один сдвоенный пузырь, в виде отца и матери, плавал где-то в отдалении. Но всегда на виду.

Окончательно разлад с родителями произошел, когда она обвинила их в том, что они любят только себя и мертвого сына. Остановили время в далеком зимнем утре и добровольно замуровали себя в нем заживо. А ее оставили снаружи — сколько ни скребись, не впустят. Отец тогда поднял на нее мертвые, словно засыпанные пеплом глаза, и произнес:

— Оказывается, ты прогнившая насквозь…

А мать лишь вздернула подбородок и улыбнулась дрожащими губами:

— Павлик наш ангел…

Анна в припадке ярости вылетела из дома и очнулась только, когда бежала по дорожкам кладбища. В администрации узнала, где могила, и впервые за двадцать лет нашла того, кто невольно забрал с собой ее родителей, оставив вместо них на земле двух механических роботов. Железяки, которые не способны на сочувствие, ласку и любовь. Шагала по хрустящему покрытию, путалась в оградках и памятниках, натыкалась на свежезасыпанные холмики желтой глины, но упрямо искала. Нашла. Родители не поскупились. На фоне блестящего черного мрамора выделялась белоснежная фигура ангела. Свечи, игрушечный медвежонок (зачем? ведь уже не пятилетний мальчик…) и свежие цветы… Слишком свежие. Как будто букет белых мелких роз появился только сегодня.

Анна замерла, вглядываясь в гравированное изображение брата, так не похожего на нее.

— В чем твоя сила? — прошептала она, сжимая кулаки. — Отдай мне их, слышишь? Отдай!

От ее звонкого крика сорвались с веток птицы. Шумной стайкой переметнулись на кусты по соседству. Самые любопытные тут же пересели на прутья ближайшей оградки, закрутили головами, кося выпуклым горошком глаза. Особенные птицы. Кладбищенские. Повидавшие всякого.

Мальчик безмятежно смотрел на новообретенную родственницу. Улыбался. Хранил свою тайну и не собирался делиться. Никем и ничем. «Достаточно того, что ты жива», — словно говорили его хитрые глаза. Анна, раздувая ноздри, ледяным буром сверлила памятник. Мечтала: покроется трещинами и развалится. Но мрамору было всё равно. Сдавшись, она опустила голову. И тут ее взгляд наткнулся на свободное пространство, место явно было оставлено для будущих могил. По всему выходило, поместятся только двое. Отец и мать. И даже здесь они окажутся втроем. Треугольник самая устойчивая фигура.

Рука сама собой схватила тяжелый подсвечник. Не раздумывая ни секунды, Анна швырнула им в ангела. Стекло разлетелось вдребезги, но вместе с ним отвалилось и одно из белых крыльев. Анна подобрала крупный осколок крыла и, отойдя на несколько шагов, запустила им в безглазое лицо. Маленький кусочек откололся от носа и покатился вниз. Анна развернулась и, не оглядываясь, пошла прочь. Глаза ее сухо блестели. Небольшая ярко-оранжевая сумочка била по бедру. Покалеченный ангелочек безучастно смотрел вслед.

***

— Отец дома? — спросила Анна и опустилась в неудобное старинное кресло.

Ей показалось, что от него пахнуло нафталином. Захотелось раздвинуть тяжелые портьеры, открыть настежь окна и впустить свет и воздух. Деликатно бомкнули часы в корпусе красного дерева. В детстве их футляр напоминал маленькой Ане большой блестящий гроб. Она видела такой, когда ее зачем-то взяли на похороны друга семьи.

— Нет, — Маргарита Сергеевна с негромким стуком поставила на кофейный столик крохотную чашечку. — Ты же знаешь, он не намерен повторяться…

— Понятно, — Анна со вздохом побарабанила ладошками по деревянным резным ручкам. — Тогда мы можем спокойно поговорить с тобой…

Она широко улыбнулась, но в глазах осталась морозная стынь. Маргарита Сергеевна молчала. По ее лицу невозможно было догадаться, о чем она думает.

— Мне кажется, ты знаешь, зачем я пришла…

Анна не использовала обращения «мама». Это было сложно, и предложения неудобно было строить, но детское, протяжное «ма-а-а-м» никак не удавалось.

— Я думаю, мы можем, наконец, договориться…

Маргарита Сергеевна положила руки на колени, на безымянном пальце тускло мерцал рубиновый камень. Его тревожный свет напоминал уголек из камина.

— Я забираю Элину из интерната. Она остается с вами. А ты одолжишь мне недостающую сумму для открытия моей школы, — чеканя слова, произнесла Анна.

С тихим щелчком загорелся розовым плафон бронзовой лампы. Заблестели зеленоватые лебеди с изогнутыми шеями и приоткрытыми клювами. Маргарита Сергеевна выпустила из пальцев выключатель. Темный витой шнур повис в воздухе и качнулся.

— Одолжить? — переспросила она Анну.

В ее голосе послышалось удивление, которое Анна расшифровала, как насмешку.

— Да, — невозмутимо пожала она плечами.

За маской равнодушия по привычке прятались гнев и желание доказать свою правоту.

— Хорошо, — щелкнула пальцами Маргарита Сергеевна. — Но с одним условием.

Анна демонстративно вздохнула: сейчас заведет песню про Элинку, потребует, чтобы привезла ее, не дожидаясь зимы. Она закинула ногу на ногу и лениво повела рукой, рассматривая маникюр.

— Каким? — и едва удержалась, чтобы не зевнуть.

— Ты не лезешь в чужую семью. Не рушишь то, что не тобой создавалось. Не пользуешься людьми, когда им плохо. Тебе трудно понять, но… так нельзя.

Анна с любопытством уставилась на мать. В широко открытых кукольных глазах прыгали смешинки.

— Ты о чем?

— О том мужчине, с которым ты вчера миловалась в ресторане. Только не нужно рассказывать, что он твой друг. Я видела, как он смотрел на тебя… Когда ты прекратишь ломать чужие судьбы?

Анна саркастически изогнула губы и, откинувшись на спинку кресла, замурлыкала под нос любимую мелодию. Пальцы ее играли с цепочкой на шее, путались в ней и грозили вот-вот порвать.

— О, про судьбы это интересно…

Оставив цепочку в покое, она дополнила:

— Не переживай. Он и сам не прочь… У него, знаешь ли, в семье жизнь не сахар…

— А ты этим пользуешься! Впрочем… ничего удивительного… Откуда тебе знать, что это такое, когда болит душа… Идешь по трупам и… не оглядываешься.

Анна возражать не стала, только сидела, покачивая ногой, и ждала, когда закончатся ничего для нее не значащие нравоучения. Давно уже не доказывает, что для начала родителям нужно посмотреть на себя. Увидеть, наконец, не ломали ли они ее судьбу, болела ли хоть раз их душа за нее?

— В общем, ты меня, Анна, поняла… Пообещай, что больше не будешь встречаться с Глебом, и я…

— С Глебом??? — Анна дернулась, как от удара хлыстом и наклонилась вперед. — Откуда ты его знаешь?

Маргарита Сергеевна медленно встала и подошла к окну. Ее точеная фигура, с горделиво посаженной головой, напоминала вышедшую в отставку балерину.

— Знаю. Доводилось пару раз видеться. Это муж той девочки, что меня красила… Надеюсь, он рассказал тебе, что женат, и что с его женой произошло несчастье?

Анну покоробило: мать назвала незнакомую ей женщину девочкой. Ее она так не называла никогда. Анна. Всегда только Анна. Холодно, требовательно, строго.

— Оставь их в покое, Анна… Я… прошу тебя…

Прямая спина выдавала напряжение, но была столь же крепка, как не разбившийся много лет назад ангел. Сузившимися от злости глазами, Анна следила за матерью. Ради денег, можно, конечно, наобещать ей всякого… Но мать не так проста, и у нее достаточно связей, чтобы всё проверить. Деньги нужны… Но уступить невозможно. С какой стати она должна соглашаться с шантажом и выдвинутыми условиями? Почему чужая баба оказалась ближе, чем родная дочь?

Глеб ей был особо не нужен, и рано или поздно, она бы с ним наигралась и отправила к покалеченной женушке, но теперь… Заявление матери всё меняло.

Анна гибко, как кошка потянулась и с самодовольной улыбкой хохотнула:

— С какой стати? Я его не держу, и я не виновата, что ему гораздо приятнее проводить время со мной, а не с обожженной кикиморой…

Маргарита Сергеевна резко повернулась, лицо ее застыло, как маска.

— Убирайся! Оставишь в покое Глеба, получишь деньги. Других вариантов нет!

Анна не спеша поднялась из кресла, поймав свое отражение в зеркале, поправила собранные в высокую прическу волосы и только потом шагнула к матери. Улыбка держалась на ее губах, как приклеенная. Остановившись перед ней, она вытянула руку, так что, чуть не коснулась носа Маргариты Сергеевны, и молча поводила указательным пальцем из стороны в сторону. «Ни за что!» — произнесла она одними губами и, подхватив сумочку, быстро вышла из комнаты.

Глава 22

Через два дня ноутбук починили. Всё это время Женя переписывалась с виртуальной подругой по телефону, с удивлением замечая, что с каждым разом, набранный текст содержит всё меньше ошибок. Она виртуозно наловчилась использовать функцию редактора, перестала расстраиваться, если в сообщении некоторые слова превращались совсем в другие, и даже смеялась, когда видела, как забавно, порой, менялся смысл написанного. Главное, что они с Апеллой понимали друг друга с полуслова.

В ответ на небольшую свою исповедь, Женя не получила ни одного совета или назидания. Апелла ограничилась лаконичным:

— Надеюсь, тебе стало легче…

А Жене и, правда, стало легче. Как будто неведомая сила притянула к себе часть душевной боли и смятения, а взамен передала утешение и надежду. Это был очень короткий миг: всего мгновение, словно щеки коснулась тонкая паутинка. Начинаешь ловить ее пальцами, слепо шаришь, смутно ее осязаешь, но не видишь. И вот уже она исчезла, но она была… В темноте бури, среди горбатых тугих волн и навалившегося всем брюхом черного неба, неожиданно мигнул и погас короткий отблеск маяка. И этого оказалось достаточно, чтобы корабль не налетел на скалы, а обессиленный, и уже смирившийся с гибелью, странник, снова уцепился за хрупкий шанс выжить. Быть может, стихия победит, и это мимолетный отблеск уже не спасет, но хотя бы еще несколько минут человек будет надеяться, а значит, бороться. Все видят избавление лишь в чем-то монументальном и сильном, забывая, что добрый взгляд, быстрое пожатие или теплое слово, тоже могут сотворить чудо.

Женя была благодарна новой подруге, хотя бы за то, что впервые за долгие месяцы она скорее почувствовала, чем заметила, тонкий лучик света, который возродил в ней веру: она не ослепла, и тьма сгустилась не навсегда.

А дальше… дальше Апелла, как ни в чем ни бывало, начала расспрашивать, чем занималась Женя до травмы, потом очень обрадовалась, что она творческий человек и любит экспериментировать, зачем-то спросила, нет ли у нее знакомого ботаника, а в конце вдруг ни с того, ни с сего, поинтересовалась, верит ли она в духов.

Время от времени Апелла извинялась и, сославшись на работу, исчезала на несколько часов. Женя терпеливо ждала, читала книгу или смотрела сериал. А однажды Апелла прислала ей фотографии картин — загадочные высокие горы, река с застывшими клубнями тумана и плоские камни с таинственными рунами. Женя залюбовалась.

— Это ты нарисовала?

— Я. Балуюсь на досуге…

— Что за места?

— Приезжай, увидишь…

Женя смеялась — куда она поедет? Ни денег, ни работы, ни перспектив… Хотя душа встрепенулась, потому что уже которую ночь снились ей заросшие лесом вершины, звездное чернильное небо и крохотные домики, в которых горят золотые огоньки. Мерцают в темноте, будто приглашают подойти ближе и заглянуть внутрь. И от всего этого веет покоем. Сны были настолько реалистичные и яркие, что Женя не хотела просыпаться. Сквозь дрему она слышала, как ходит по квартире Глеб, тревожно сжималась, когда его шаги раздавались рядом со спальней, боялась, что он захочет выяснить отношения. Удивительно, как быстро могут стать чужими те, кто еще полгода назад не представлял жизни друг без друга. Сердце выло от тоски, упрямо не желая смириться с потерей, но рядом с ним уже звенела прозрачными, как у эльфа, крылышками, тихая грусть. Ничего уже не вернуть.

Глеба старалась не винить. Вспоминала, как сама струсила, когда речь зашла о ребенке. Малодушно отложила решение вопроса на потом, надеялась, что кто-то там наверху сжалится, и ей не придется подвергать себя небезопасным процедурам. Бывает же такое, когда ребенок появляется вопреки всем прогнозам. Хотела верить, что это их случай. Но если бы не желание Глеба непременно обзавестись наследником, предпочла жить с ним вдвоем. Но он не мог допустить мысли, что так тоже можно.

— Не-е-е-т, — тянул он, ласково перебирая ее волосы, — в семье должен быть ребенок, а то спрашивать начнут, думать всякое…

— А тебе не всё равно? — осторожно интересовалась Женя. — Ну, кто, что подумает…

— Мне нет, — твердо отвечал Глеб. — Понимаешь, Женька, как бы кто ни кричал об индивидуальности и якобы своем пути, это всё чушь! Людям нужны правильные картинки…

Женю покоробило:

— А я? Я тоже картинка?

Глеб навалился всем телом, запечатал ее губы поцелуем:

— Ты моя судьба… Поэтому всё должно получиться…

Именно тогда Женя поняла, что Глеб не отступится, и в памяти замелькали истории женщин, которые, стараясь угодить мужу, выполняли по пять-шесть-десять процедур, а потом… Потом по-разному, но ведь были и случаи не очень хорошего исхода. Так Глеб превратился в постоянное напоминание о ее главном страхе. Он стал источником этой тревоги. Как теперь и она для него. Она, пожалуй, даже пострашнее будет. Нелегко быть вечным пугалом. Женя посмотрела на красно-розовые шрамы, пошевелила чуть скрюченными пальцами и вдруг совершенно четко представила себе эмоции Глеба.

***

— Нет, это невозможно! — Глеб потряс головой и, откинувшись на спинку, легко стукнулся затылком о твердое дерево.

Поморщился: ужас, а не кровать. Даром, что с подсветкой и огромная, только комфорта никакого. Хищно, исподтишка царапает острыми углами, оставляя на ногах синяки, холодит спину черным глянцем, будто улегся на гранитную плиту. Анна перекатилась на живот и потянула на себя простынь. Скользкая ткань легко сползла с Глеба, скрученным жгутом осталась лежать между ними.

— Почему? — наконец, спросила она. — Никто ничего не узнает. Я всё сделаю сама. С тебя только одобрение и подпись.

Глеб кинул на нее быстрый взгляд. Анна смотрела, не моргая, безмятежно и спокойно. Он поерзал, и чтобы придумать отговорку, потянулся за телефоном. Они сбежали из офиса посреди рабочего дня, и сейчас на экране светилось уже несколько пропущенных вызовов, в том числе и от Петра Сергеевича.

— Глеб, это же почти законно… Почти, как кредит.

Обнаженная нога Анны скользнула по его бедру. Соблазнительно приоткрылись влажные губы, между которыми блеснула полоска зубов.

— Это подлог, — упрямо выговорил Глеб, — я не пойду на это…

Анна медленно спрятала ногу под простыни. Глеб замер, боясь даже взглянуть в ее сторону. Разговор давался тяжело, сказывалось и внутреннее напряжение оттого, что в разгар работы, он позволил, как мальчишку, утянуть себя в апартаменты. Пытался прикрыться отчетом, но Анна бросила ему на стол папку с уже подготовленными бумагами.

— Научись правильно использовать сотрудников… — промурлыкала она и нежно поцеловала его в шею.

Давясь от смеха, как школьники, сбежали по черной лестнице, запрыгнули в машину:

— Может быть, здесь? — рука Анны потянула за брючный ремень.

Глеб задохнулся от желания, но рискнуть не решился. Не хватало, чтобы их застукал кто-то из коллег или начальства.

— Нет, — хрипло сказал он, — давай, по-быстрому к тебе…

И вот, это приключение обернулось невзначай высказанным, но очевидно давно продуманным предложением, позаимствовать денег по подложным документам. На несуществующее физлицо. Глеб прекрасно отдавал себе отчет, чем ему это может грозить. Анна, конечно, умна и хладнокровна, и пришла она не с улицы, но заниматься мошенничеством ему не хотелось. Даже ради нее. Самое безобидное, что его ждет в случае разоблачения, это увольнение и черный список, который просматривает служба безопасности любого банка или корпорации. Но скорее всего, накроют по полной программе и подведут под белы рученьки под статью.

— Ладно, — произнесла Анна. — Собирайся, тебе пора…

Лицо Глеба кольнули мелкие ледяные иглы, а воздух в комнате стал холодным, будто открылось окно в зиму. По шее, груди, рукам сразу поползли мурашки. Глеб обеспокоенно повернул голову. Анна невозмутимо поднялась с кровати, обнаженная, прошла мимо панорамных окон и скрылась в глубине квартиры. Следом за ней, как в пробоину фюзеляжа, устремилось тепло, в котором он чувствовал себя безопасно. Глеб физически ощутил, как от макушки до пяток, он покрывается морозным панцирем. Он беспокойно зашевелился. Мгновенное отчуждение Анны породило панику. Покой и умиротворение улетучились. Растворились, будто шипучая таблетка аспирина в воде.

— Аня…

— Не называй меня Аней! У меня есть одно имя — Анна! — острые сосульки вошли под кожу.

Глеб вздрогнул и опустил босые ступни на прохладный пол. Без носков он чувствовал себя на нем увереннее, вечно боялся поскользнуться и упасть прямо на копчик. Как она здесь ходит на каблуках?

Он оделся и, пересев в кресло, принялся терпеливо ждать, когда Анна вернется из душа.

— Ты еще здесь? — удивленно спросила она, накручивая на мокрые волосы полотенце. — Тебя наверняка, в офисе потеряли…

— Но… я думал, мы вернемся вместе… — растерянно вскинул голову Глеб.

Анна пожала плечами, несколько капель прочертили кривые дорожки на коже.

— Я передумала… Советую вызвать такси, а то Петр Сергеевич рассердится.

Она равнодушно отвернулась и, отойдя к окну, начала просматривать телефон.

— Аня…

Бледно-синяя молния прошила его насквозь. Глебу показалось, что в воздухе запахло озоном.

— Анна, — поправился он, — послушай… Я понимаю, у тебя мечта. Ты так много преодолела, чтобы ее исполнить. Я готов помогать тебе… Но давай, мы поищем другой способ…

— Ты поищешь, — поправила его Анна, снова уткнувшись в телефон.

— Да, хорошо, я поищу…

Глеб попытался приобнять ее за плечи. Анна отстранилась. Ему показалось, что под ногами мягко закачалась болотная кочка, на которой ему нужно было удержаться. Глеб помялся и взял Анну за руку. С тем же успехом он мог схватиться за ножку дизайнерского светильника, стоящего рядом. Сердце замерло. Глеб облизал сухие губы. Ни рука Анны, ни ее тело, больше не излучали так необходимых ему уверенности и покоя. И сразу же навалился липкий страх.

Глава 23

На несколько дней Анна исчезла из офиса. На звонки она не отвечала, а несколько сообщений, отправленных Глебом, так и остались непрочитанными. Он не находил себе места. Просматривая бумаги, поднимал случаи займов, отслеживал всю цепочку документов и общался с кредитным отделом. Получалось, Анна права, и если всё сделать грамотно, то концов не найдут. «Но так думают все мошенники!» — злился на себя Глеб. Глядя на Анну, он и подумать не мог, что у нее могут быть затруднения с деньгами. Большие апартаменты в элитном комплексе, дорогая новая машина, украшения и одежда, всё кричало о том, что проблем с финансами нет. К тому же, непростая семья, отец крупный чиновник со связями. Об отце и матери Анна говорила скупо, и даже о дочери почти не упоминала, но Глеб особо и не вникал. Ему нужна была только она, а на остальных было наплевать.

Незаметно, проникая по миллиметру в душу, заняла всё пространство и внутри и снаружи. Для Глеба она не была просто любовницей, а потому теперь, когда Анна отдалилась, у него началась самая настоящая ломка. Сначала ощущения были едва заметны, но спустя три дня, Глеб готов был поехать к ней домой и сидеть на холодной плитке под дверью. Ему казалось, что даже через стену он сумеет получить желанные крохи уверенности, что мир безопасен. Пусть не увидеть саму Анну, это не так важно, главное, окунуться в чувство защищенности. Анна виделась ему некой стабильной системой, вокруг которой, как вокруг Солнца, идут по своему пути планеты. Четко и последовательно. Сойдешь с орбиты — начнется хаос, а значит, всеми силами нужно держаться центральной звезды.

Глеб нервничал, всё валилось из рук, а бесконечные звонки и распоряжения Петра Сергеевича, не давали сосредоточиться. Желание раздобыть для Анны денег, превратилось в навязчивую идею. Хотелось доказать ей, что он особенный и не зря они встретились. После трагедии с Женей все накопления растаяли, как дым. Оклад и премии уходят на кредиты, которые тоже требуют бесконечных платежей. Весь аванс он сразу переводит Женьке, ей нужны лекарства и массаж. Да он даже шикарный букет цветов не может для Анны купить, черт возьми! Последний поход в ресторан пробил брешь, а ведь как мечталось, что, получив должность, заживет, как человек…

Больше всего угнетало, что он не справляется с работой. То ли слишком самонадеянно он занял это место, то ли так всё навалилось, что он просто тонул в ворохе задач. Уязвленное самолюбие не давало покоя. Глеб не мог бесстрастно выносить намеки и усмешки Петра Сергеевича и откровенные сомнения в его компетенции. Особенно злило, когда управляющий вызывал Олега Сурова, и тот, бойко жонглируя цифрами и ссылками на действующие документы, с усмешкой поглядывал на Глеба: «Ну, и кто тут у нас финансовый директор?»

— Молодец, Олег… спасибо, — сухо благодарил Петр Сергеевич, и в лицо Глебу бросалась кровь.

Вернувшись после очередного унижения в кабинет, Глеб налил себе воды и мрачно уставился в стену. Скулы его напряглись, а черты лица обострились. Он напряженно размышлял, не отказаться ли ему от должности, и не вернуться ли обратно вотдел. Пусть Олежка, раз такой умный и амбициозный, взваливает на себя эту ношу. Еще посмотрим, вытянет ли… Перед начальством лебезить, это одно, а эффективно работать — другое.

Глеб смял пластиковый стаканчик и постучал кулаком по кулеру: «Нет уж! Это самый легкий путь…» Никогда потом себе не простит малодушия. Все подумают, что сдался, сбежал в кусты, оказался слабаком. Да еще и посмеиваться станут, мол, ничего из себя не представляет, благодаря юбке пробрался в начальники… Нет, такой общественной смерти и врагу не пожелаешь. «Эх, если бы сейчас поговорить с Анной…» — Глеб вынул из кармана телефон и с тоской посмотрел на экран — ничего. Анна так и не объявилась.

К середине дня логическая цепочка выстроилась: для того чтобы нормально и с результатом работать, да и вообще, жить, нужна подпитка от Анны. Для того чтобы Анна вернулась и оставалась рядом, нужно ей помочь осуществить ее мечту. Для того чтобы найти деньги, нужно решиться на то, чему противится душа и разум. На полумерах он никогда не останавливался, всегда шел вперед, пока не получал то, что ему нужно. Сразу стало легче. Пробудившийся злой азарт, придал сил. Глеб упрямо сжал губы и, заставив себя больше не думать об Анне, погрузился в обязанности финансового директора.

***

— Юджин, помощь твоя нужна…

У Жени радостно забилось сердце. Просьба о помощи… Надо же, ее считают обычным человеком! Она так устала от сочувствующих взглядов и сожалений, что хотела уже просто кричать всем в лицо: Я обычная Женя! Я всё та же! Хватит меня вычеркивать из жизни!

Не так давно позвонила одна знакомая, долго стрекотала о том, как она до сих пор не смогла найти Жене замену, жаловалась на криворуких мастериц, а потом неожиданно пригласила ее поехать на природу. Правда, тут же осеклась:

— Ой, ты, наверное, не сможешь… Мы с девочками на сапах поплавать хотели…

Женя вежливо распрощалась и положила трубку. Внутри все подрагивало от горечи и обиды: с чего вдруг ее записали в неполноценные? Эта Катька даже не видела ее ни разу, а уже вынесла приговор. Неужели так трудно быть поделикатнее, подобрее? Но нет же… После возвращения домой, Женя чувствовала себя только обузой. Мешает она всем. Глебу своими шрамами, всем другим — изменившимся видом, а себе — ощущением никчемности. Словно вытолкнули ее из одной комнаты и быстренько захлопнули дверь во вторую. А она осталась стоять в тесном темном тамбуре и всё чего-то ждет.

Не успела она спросить у Апеллы, что за помощь потребовалась, как в их беседу упали несколько картинок. Ничего особенного, просто виды деревянных домиков с разных ракурсов, кусты, деревья, копны сена, коровы и лошади… Эдакая деревенская пастораль, только блеклое всё, смазанное, и как будто неживое.

— Видишь? — и рядом смайлик с зеленой кислой рожицей.

— А что это?

— Будущий буклет… реклама, в общем. Только, кто на такую рекламу поведется?.. Вот тебя бы зацепило?

Женя покачала головой, как будто Апелла могла ее видеть.

— Так, а я-то чем могу помочь? — быстро набрала она. — Я ведь не дизайнер…

— Но ты же представляешь, как должно это быть?

Женя наклонилась ближе к экрану. Увеличила изображения, а потом, скопировав, перенесла на отдельную страницу и принялась, как пазл переставлять. Постепенно картина становилась лучше, только вот цвета по-прежнему ее раздражали, неправильные они были, мертвые… Оттого и общее впечатление портилось. Женя прикусила губу: как же это исправить? Апелла ее не беспокоила, просто терпеливо ждала.

Неожиданная идея пришла в голову случайно. Женя торопливо открыла сайт с видео и ввела в поиск свой запрос. Тут же появилась целая лента роликов, где доступно и достаточно подробно рассказывалось, как можно подкорректировать цвет. Женя внимательно просмотрела несколько из них. С опаской скачала простенькую программу и неуверенно принялась воплощать в жизнь услышанное. Это оказалось не так уж сложно. Она с увлечением меняла и растягивала цвет, ретушировала и соединяла картинки в одну композицию, заполняя пространство между ними графическими вставками и черно-белыми тенями. Получалось необычно. На короткое время она сумела перенестись в прошлое, когда с таким же азартом, окидывала свою будущую жертву хищным взглядом, прищуривалась и начинала творить. Щелкать мышкой оказалось проще, чем держать в руках кисточки и аккуратно прокрашивать пряди.

Наконец, Женя удовлетворенно щелкнула языком и перенесла изображение в беседу. Перед отправкой придирчиво рассмотрела еще раз и нажала кнопку.

— Вот. Как-то так…

Волновалась, как будто экзамен сдавала, и чтобы не ждать, как отреагирует Апелла, ушла на кухню приготовить себе чай. Разбавила кипяток холодной водой, придавила всплывший полупрозрачный пакетик. Нежно-нежно запахло ромашкой и мятой. Почудилось, будто она на лугу с пряными травами. Женя осторожно сделала первый глоток и вдруг поняла, что ее впервые заинтересовало другое дело. И далось оно ей с интересом и легко. Она-то думала, что уже никогда не сможет заняться творчеством — слишком стала неуклюжа, и тут такой подарок от Апеллы. Да, даже если ей не понравилась картинка с домами и коровами, главное, Женя нащупала кончик ниточки, которая снова приведет ее к творчеству. Только в другой форме. Оказалось, это не так сложно и с помощью разных программ вполне можно научиться.

Женя довольно причмокнула губами и отставила чашку в сторону. Пора узнать впечатления Апеллы. Вернулась в комнату и подрагивающими пальцами обновила страницу.

— Круто! Юджин — ты супер! А сможешь еще сделать? За виртуальную шоколадку…

Женя улыбнулась и быстро набрала:

— Я не люблю сладкого. Попробую сделать! Только не обещаю, что быстро… Я полный «чайник» в этом деле, мне придется повозиться…

Замерла в предвкушении. Показалось, что даже ладошки зачесались от желания поскорее начать.

— Жаль, что не любишь сладости, — Женя явственно почувствовала искреннее сожаление Апеллы. — Тогда подтопольниками угощу! Держи задание!

Внизу синела ссылка, но прежде, чем по ней перейти, Женя спросила:

— Чем, чем ты меня угостишь?

И подумав секунду, добавила:

— Слушай… А как твое настоящее имя?

Она видела, как в окошке сообщения резво принялся писать рисованный карандашик. Потом замер. И вот, ожил снова… Но ответа на вопрос так и не появилось. Женя подождала еще и ушла по ссылке посмотреть, что нужно сделать. На этот раз это была хаотичная подборка фотографий на тему природы. Нужно было придумать хотя бы три постера.

Мигнуло, наконец, сообщение от Апеллы:

— Угощу грибами… А имя… Извини, но мне удобнее так, как есть…

Жене стало немного обидно, она-то свое имя открыла, хотя Апелла, как будто не заметила и упрямо продолжила называть ее Юджином.

— Я не смогу быстро накидать постеры… Может быть, ты лучше обратишься к профессионалам?

— Не торопись. Мне не к спеху. Пришлешь, когда будут готовы. Прости, пора бежать…

— Подожди!

— Что?

— Спасибо тебе… спасибо!

Защипало в носу, а ресницы задрожали от слез. Если бы Апелла оказалась сейчас рядом, Женя бы крепко-крепко обняла ее за всё, что она для нее сделала.

Глава 24

Глотая рваные куски воздуха, Глеб быстро шел в сторону дома. Сырой осенний ветер безнаказанно швырял в лицо противную морось. Тоненько подвывая, глумился, понимая, что сильнее. Зонтик Глеб забыл в офисе. Да и чем бы ему помог этот зонтик? Нога провалилась в неглубокую, но грязную лужу. Посыпанная сверху мелкими желтыми листьями, она превратилась в невидимую ловушку. Рядом валялись раздавленные рубиновые ягоды — то ли рябины, то ли калины… В темноте было не разобрать. Всё еще зеленые кусты пугливо махали ветками, словно отгоняли от себя нечистую силу.

Неожиданно по голове больно стукнуло чем-то твердым. Глеб выругался и с опаской посмотрел вверх. Желуди. Золотисто-коричневые и зеленые желуди щедро сыпались прямо на горожан. Они прыгали по тротуарам, бесшумно зарывались в траву газонов, хрустели тонкими шкурками под ногами. Некоторые укатывались через металлический заборчик к трамвайным путям. Удобно лежа в желобах блестящих рельсов, они безбоязненно ждали своей смерти. Их мокрые глянцевые бока лоснились в свете фонарей.

Глеб шагал мимо пустых вспотевших скамеек. Теперь до весны они будут отдыхать от джинсов, юбок, легких струящихся платьев или ботинок, оставляющих грязные следы на белых дощечках. На влажной поверхности лежали, не шевелясь, желтые березовые листочки.

За спиной раздался дребезжащий звонок трамвая. Глеб обернулся и завистливо посмотрел на большой, наполненный светом короб, в котором виднелись силуэты пассажиров. Женька очень любила ездить на трамвае. В выходные Глеб специально встречал ее вечером у метро, и они, купив мороженое, прыгали в вагон и ехали через весь город до конечной, а потом возвращались обратно. Сидели тесно прижавшись друг к другу, и никто из них не мог и подумать, что нелепая случайность сумеет расшвырять их в разные стороны, да еще так, что невозможно теперь ни докричаться, ни что-либо исправить…

Выйдя из офиса, он собирался поехать к Анне, но передумал. Какой смысл торчать на улице, выклянчивая милость. Поплелся домой. Страшась оказаться в одном пространстве с Женей, всё же хотел этого и даже ждал. Но чем ближе подходил к своему двору, тем медленнее становились шаги. Он забыл, что это такое — находиться дома. Чавкнул под ногами раскисший картон от коробки, выброшенной кем-то из жильцов. Глеб с тоской посмотрел на скособоченные рыхлые остатки. Примерно так он выглядел и для себя. Всего несколько часов в непогоде и, пожалуйста, всё превратилось в кашу. Теперь, даже если попытаться собрать воедино, расползется между пальцев.

Осторожно открыл дверь в квартиру. Почему-то его охватило непонятное волнение. В прихожей и комнатах было темно и тихо. На мгновение показалось, что он снова оказался в офисе, таким холодным и нежилым был воздух. Жени дома не было. Не зажигая света, он проверил комнаты. Никого. «Странно, — подумал он, — куда она могла пойти в такую погоду?» Он представил ее грустные карие глаза и кудряшки, которые в дождь начинали виться еще сильнее, и намеренно не стал думать о шрамах на щеке. Получилась прежняя Женька. А она? Она вспоминает его прежним? Он медленно опустился на диван и склонил голову. Нужно уже как-то определиться, а то болтается между двумя мирами. «Хватит уже притворяться милосердным. Признай, что просто трусишь, хотя и всё для себя понимаешь», — прошептал тихий голосок. «Но надо же поговорить…» — неуверенно попытался убедить кого-то Глеб. «Зачем? Всё и так ясно», — невидимый собеседник был неумолим. «Да и что скажешь-то? А?» — насмешливо пропел над ухом голосок., Только представив, что Женька оказалась бы дома, Глеб передернул плечами. Но ведь она сегодня вернется… И что тогда? Опять делать вид, что ничего не происходит и им просто нужно время? Глеб усмехнулся: Женя не так уж и наивна. Всё чувствует, всё понимает... Да и он не дурак. Сколько ни уговаривай себя, что Анна — это всего лишь способ выжить, но после того, как она открылась ему в своем страхе, он уже не представлял, что сможет когда-либо ее покинуть. А если он решится на подлог, то и подавно будет повязан надолго. Глеб схватился за голову и чуть не застонал на всю комнату: «Как же всё было просто! Какого черта…»

Тренькнул в кармане телефон. Глеб равнодушно посмотрел на экран и чуть не подпрыгнул. Анна! Она ответила ему! Наконец-то! Нетерпеливо открыл чат и впился глазами в экран. «Приезжай…» Метнулся в прихожую и вдруг замер: или всё-таки остаться сегодня дома? Разговор без репетиций может оказаться самым искренним, и они с Женей, наконец-то, смогут хоть что-то решить… Хотя бы обозначить направление — вместе они или уже всё… Зажатый в ладони корпус телефона стал горячим. Глеб снова открыл мессенджер, манящее приглашение било в глаза. Он скинул мокрую куртку, быстро натянул другую и принялся шнуровать кроссовки. И в этот момент в замке захрустел ключ. Дверь распахнулась, и в прихожей появилась Женя. Она вздрогнула, темный силуэт Глеба ее напугал. В опущенной руке она держала сложенный зонтик. Его ткань в свете лампочек из подъезда искрилась каплями.

— Привет, — пробормотал Глеб и остался стоять на месте.

Он не понимал, что теперь делать. Не мог же он молча обойти Женьку и просто уйти? Женя ничего не ответила, щелкнула выключателем, и они оба недовольно прищурились — яркие светодиоды засверкали в зеркале стенного шкафа. Стукнули замшевые ботинки. Стянув их, Женя бросила обувь на пол. Глеб уставился на отчетливо заметные разводы, расплывшиеся от носка до пятки.

Повесив пальто, Женя мельком взглянула на свое отражение и, заметив, что от прохладного воздуха следы на щеке стали сильнее, растрепала волосы. Влажные кудрявые пряди почти полностью закрыли глаз и покрасневшие отметины. И вновь на мгновение из прошлого глянула доверчиво прежняя Женя. У Глеба даже перехватило дыхание. Он осторожно протянул руку, словно хотел удержать ее, но Женя уже отвернулась и, как тень скользнула мимо.

— Жень… — голос прозвучал сипло и некрасиво, рука бессильно повисла вдоль тела.

Глеб смущенно откашлялся. Женя задержалась в проеме кухни. Она стояла вполоборота, очень хрупкая и беззащитная. Лицо ее было абсолютно спокойно, словно она ушла глубоко в себя.

— Жень… ты только скажи, и я останусь, — наконец, прошептал Глеб. — Мне остаться? Что мне сделать? — вдруг с отчаянием и громко почти закричал он. — Женя?

И вдруг он на нее разозлился: ну, что ей стоит попросить остаться и тогда… тогда быть может, всё как-то наладится. Они снова попытаются собрать все осколки. Пусть только скажет, как это сделать? Женя вдруг вскинула голову и нехорошо улыбнулась.

— Возьми меня за руки, как раньше, — просто сказала она.

Глеб ошарашенно перевел взгляд на ее руки. Показалось, что в нос ударила вонь тяжелого дыма. Женя шевельнула пальцами, словно призывала Глеба поторопиться. Он отвел глаза и с трудом проглотил ком, образовавшийся в горле. Кадык нервно дернулся, и Женя это заметила. Она спокойно смотрела на Глеба, и в ее больших глазах, так похожих на глаза олененка, читалось откровенное любопытство. Будто она старалась приручить дикого зверя, а он никак не хотел подойти ближе.

Громко хлопнула дверь в общем коридоре, и следом раздались детские голоса, а потом и рокочущий бас взрослого. Соседи решили на ночь глядя выйти куда-то с детьми. Внезапный шум вывел из оцепенения обоих. Глеб опустил голову, чувствуя, как нестерпимо пылает лицо.

— Уходи, Глеб… Ты куда-то торопился, — произнесла Женя.

— Женя… — она нашел в себе силы посмотреть ей в глаза. Было нестерпимо стыдно. И страшно. — Женя, пожалуйста, подожди… Дай мне время…

Еще чуть-чуть и он готов был упасть на колени, униженно ползать у ее ног и вымаливать отсрочку. Именно сейчас он окончательно осознал, что тот страшный разговор, от которого он так долго бегал и которого так боялся, всё-таки состоялся. И тут же ледяной хваткой впилась в горло безнадежность. Глеб сжался в комок — конец уже совсем близко. Ему было стыдно за свое бессилие остановить беду. На глазах выступили слезы. Глеб отвернулся и, вцепившись в косяк, уткнулся в локоть. Еще немного и казнь закончится. Их любовь, истекшая кровью, уже не молит о пощаде, а терпеливо ждет, когда кто-то из них окажется мужественнее и поднимет меч, чтобы отрубить голову и прекратить мучения. Похоже, они сделают это вместе.

Женя развернулась и, не произнося ни слова, скрылась в кухне. Еще несколько секунд Глеб слушал привычные домашние звуки. Дышать становилось всё тяжелее, и он, понимая, что ему срочно нужен свежий воздух, выскочил наружу. От сквозняка дверь резко захлопнулась. Из рук Жени выпала чашка и разлетелась на кусочки.

***

Глеб бесцельно кружил по улицам. Замерзал и заходил в бары. Выходил и садился на мокрые скамейки, снова вставал и беспокойно метался по улицам и проспектам. Вглядываясь в лица, он хотел найти такой же загнанный взгляд, почувствовать, что он не один и рядом есть хоть кто-то, с кого только что живьем содрали кожу. Но люди спешили мимо, отворачивались от ветра, от дождя, от ярких витрин, от Глеба…

Время приближалось к полуночи, когда он, постукивая зубами от озноба, оказался рядом с домом Анны. Непослушными пальцами набрал номер квартиры и, поправив капюшон, с вызовом уставился в глазок камеры. Он хотел видеть Анну и не хотел. Он ненавидел себя за то, что пришел сюда и предвкушал, как согреется в спасительном коконе. Он молил неизвестно кого, чтобы она ему не открыла, и готов был ползти по фасаду наверх.

Дверь запиликала, и Глеб нырнул внутрь. Почти сразу его охватила эйфория, он торопливо жал кнопку лифта, подгоняя неповоротливые механизмы, как вампир, рыскал глазами и переминался с ноги на ногу. Он ждал, предвосхищая блаженство. Лишь бы не оттолкнула, лишь бы дала вволю напиться, надышаться покоем. Пусть выдаст по капле в кредит, потом он отплатит сполна. Главное, сейчас получить дозу безопасности и уверенности, что он может еще существовать в этом мире.

Анна его не встретила, и Глеб, как был в обуви и мокрой одежде, ворвался вглубь апартаментов. Остановившись на секунду, он втянул ноздрями воздух и сразу почувствовал то самое тепло, которого был лишен столько дней. Только бы так больше не наказывала! Стыд, жалость, надежда, всё, что он испытывал несколько часов назад с Женей, растворились, не оставив следа. Теперь это не имело значения. Главное, источник покоя, который скрыт в женщине, сидящей в одних чулках на кровати. Топая грязными кроссовками, он кинулся вперед, ледяными клещами вцепился в плечи и руки. Подминая под себя обнаженное тело, рычал и плакал. Исходящая от Анны сила, окутывала его и наполняла жизнью. И это было настолько прекрасно, что становилось понятно — ради этих эмоций, он готов на всё.

— Я рада, что ты вернулся, — нараспев сказала Анна, и глаза ее довольно заблестели.

Глава 25

— Женя! Здравствуй, Женя!

Женя подняла голову и с удивлением увидела перед собой Маргариту Сергеевну. В строгом черном пальто, застегнутым, как френч, по самое горло, она смотрелась странно, как будто английскую королеву занесло в простецкий паб. Машинально Женя отметила, что волосы ее самой привередливой клиентки покрашены совсем по-другому и оттенок подобран не тот. Но не она теперь решает. Да и со своими неуклюжими руками, она бы побоялась сейчас подходить к Марго.

Женя улыбнулась и, наклонив голову так, чтобы кудрявые пряди заслонили покалеченную щеку, поднялась из-за столика. Она, и правда, была рада видеть Маргариту Сергеевну.

Утром Женя обнаружила, что во всем доме пропал интернет. Велись какие-то работы, а ждать не хотелось. Во-первых, уже привыкла перекидываться утренними сообщениями с Апеллой, а во-вторых, она хотела скачать пробные видеоуроки по дизайну. Интерес к этому делу у нее проснулся нешуточный, но пока всё получалось уж слишком примитивно. Только такой непритязательный человек, как Апелла мог нахваливать, а Женя-то понимала, что к чему. Если и переучиваться, то начинать надо с азов.

Она вспомнила, что на соседней улице совсем недавно открылось творческое пространство, куда приходили те, кому нужно было оказаться вне дома, но с доступом в сеть. Удобные диваны, панорамные окна, отдельно зона, где чопорно выстроились столы и простые деревянные стулья. Всё для посетителей, на любой вкус. Одни любили развалиться на подушках, другие, наоборот, дисциплинированно не расслаблялись, чтобы не потерять настрой.

Спешащие мимо горожане предпочитали не замечать бездельников, не утруждающих себя работой, как все нормальные люди. Кто-то кривил губы и поглядывал с видимым осуждением — тунеядцы прохлаждаются, пока ты весь в мыле бежишь в ненавистную контору.

Жене здесь сразу понравилось. Тихо, спокойно, и кофе не очень сильно пахнет, потому что его можно добыть только из автомата. В целом, к человеческим слабостям Женя относилась легко и старалась не осуждать, но всё же радовалась, когда в воздухе не клубился насыщенный и глубокий аромат кофейных зерен. Она заняла место у окна, открыла ноутбук и первым делом поинтересовалась у Апеллы настроением и погодой.

— Первый снег выпал, — лаконично ответила подруга.

— Ого! А у нас пока только дожди… Ты мне так и не скажешь, где живешь?

— Далеко, Юджин, далеко от тебя… А в то же время, видишь, мы оказались рядом…

Дальше Женя открыла один из уроков. Задумалась. Хорошо бы пойти на курсы, но тут вопрос денег. Неизвестно, как поступит теперь Глеб. Что им делать? Ни она, ни он о разводе так и не заговорили. Да и что решит эта формальность? Нужно думать, как жить дальше. И где она будет жить? Тоже ведь немаловажно… «Интересно, каков процент тех, кто через полгода после свадьбы приносит заявление на развод?» — невесело размышляла Женя.

Ругала себя. Бабочка-стрекоза с распахнутыми восторженными глазищами, с родственниками судиться не стала, сложила лапки и отдала всё, даже не попытавшись отстоять. Не было никаких сил, ни моральных, ни физических. Вцепилась посиневшими пальцами в Глеба, как в обломок мачты корабля, потерпевшего крушение. И только мечтала, чтобы побыстрее всё закончилось. Ничего не накопила, не отложила, купалась в розовом облаке совместных планов с Глебом. Единственным и таким любимым. Ей так нравилось быть с ним, жить с ним, видеть свое будущее только с ним. Ни разу не усомнилась. Да и кто мог подумать, что с ними может случиться такое. Всё гнала от себя мысль, что если бы она пострадала не от огня, Глеб остался бы рядом.

Последняя встреча ранила так сильно, что Женя боялась даже глубоко вдохнуть. Дышала верхушками легких, вполсилы, иначе невидимое острое лезвие впивалось во внутренности. Колючим ежом во все стороны билась боль. Женя понимала, они с Глебом оказались на двух дрейфующих льдинах, и резким порывом ветра их окончательно разнесло в разные стороны. Глеб дома не появлялся. Женя не знала, где он. Возможно, снимает гостиницу, а может быть… Но тут же оправдывала: вряд ли уж он устроил бы пляски на костях… В постели с другой женщиной, в его случае облегчения не найти. Тут и не всякий психолог, наверное, поможет, что уж говорить об интрижке.

— Как ты, Женя? — мягко спросила Маргарита Сергеевна.

Она смотрела спокойно, и со стороны могло показаться, даже холодно, но Женя была этому рада. Маргарита Сергеевна не отводила глаз, не юлила и не делала вид, что всё в порядке, а с Женей всего на всего приключился сущий пустяк. В ее взгляде не было унизительной жалости, она не бодрилась деланно и не утешала. Из благодарности за такие простые, но важные вещи, Женя готова была расплакаться.

— Хорошо, Маргарита Сергеевна! Хорошо… А вы как? Странно вас здесь видеть, если честно… — улыбнулась Женя.

— Я проходила мимо, — Маргарита указала подбородком в сторону большого стекла, отделяющего «бездельников» от нормальных людей. — Увидела тебя. Решила, зайти…

Маргарита Сергеевна опустилась на стул и поставила сумочку цвета баклажана на широкий подоконник. Не спеша стянула кожаные перчатки и положила их рядом. На сцепленных пальцах не было ни единого украшения. Маргарита расстегнула ворот пальто и с любопытством огляделась. Идеально подрисованная бровь чуть приподнялась. Женщина хмыкнула и качнула головой. Понять, что она в этот момент думала, не представлялось возможным.

— Хотите чай или кофе? Здесь, правда, только из автомата.

Женя отодвинула ноутбук и посмотрела в упор. А потом закинула руки и собрала волосы в небрежный пучок. Стянув с руки резинку, кое-как его заколола. Получилось красиво, но при этом в беспощадной дневном свете стали хорошо видны красно-розовые шрамы на щеке и на руках.

— Нет, ни чая, ни кофе я не хочу, — спокойно ответила Маргарита Сергеевна, словно не замечая откровенной демонстрации Жени. — Я рада видеть тебя, Женя…

От неловкости Женя пожала плечами и развела перед собой ладони: вот, мол, я, уж какая есть. Маргарита слегка улыбнулась: молодец, девочка, держится. Она и не сомневалась в ее стойкости, а до последнего времени и не сильно беспокоилась. Была уверена: Женя не одна, у нее есть муж, с которым не пропадет.

Узнав о случившимся с ней, хотела позвонить и предложить помощь, но решила не вмешиваться. Понимала, ребятам тяжело, да и неизвестно, как сама Женя могла на это отреагировать. По своему опыту знала, как не хочется чувствовать себя беспомощной и обязанной всем. Иногда такое сочувствие может только сделать хуже.

Когда погиб Павлик, на нее обрушилась волна соболезнований и жалости. Даже те, кто откровенно недолюбливал Маргариту, заглядывали в лицо, пожимали холодные пальцы и промакивали платочком сухие глаза. «Характер у Марго, конечно, не сахар, высокомерия хоть отбавляй, но всё же не заслужила она такого горя… не заслужила…» Примерно такие слова можно было услышать за спиной в те липкие, длинные дни, что наматывались друг на друга, как нитка сахарной ваты. Вот и выходила их жалость от слова «жало». А спросил ли хоть кто-то, нужно ли ее жалеть? От таких жалеющих, чувство беды, которая обрушилась на них с Сашей, только усиливалось. А еще ей казалось, что в этот момент все они, сочувствующие, испытали превосходство, думая про себя: «слава Богу, у меня все хорошо».

С тех пор предпочитала никого не жалеть. А узнав о Жене, просто ждала. Ждала, когда пройдет время и поуляжется шок, ждала, когда ребята научатся жить с этим, ждала, когда сама при встрече сможет спокойно разговаривать с Женей. Вести себя так, будто ничего не произошло. И вот тогда она собиралась предложить помощь. Четко осознавала: сделать это нужно только когда Женя будет готова эту помощь принять. А для этого требовалось время. Но Анна ускорила эти события.

Маргарита Сергеевна хотела позвонить Жене сама, однако судьба случайно свела их сегодня. Некоторое время они сидели молча. Женя, как и всегда, смотрела приветливо, только вот в ее шоколадных глазах Марго увидела хорошо замаскированную тоску. «Неужели она знает? — молнией пронеслось в голове. — Анна добралась или Глеб всё рассказал?»

— Я тоже рада вас видеть, Маргарита Сергеевна. Правда. Мне вас не хватало.

— Скучаешь по работе?

Маргарита Сергеевна почувствовала, как у нее перехватило дыхание.

— Да, — просто и искренне ответила Женя. — Скучаю.

Она отвернулась и посмотрела в окно. Начался дождь, и прохожие приукрасили серость дня яркими зонтиками.

— Женя… — обронила Маргарита Сергеевна. — Ты знаешь, я отношусь к тебе с большим уважением. Если тебе нужна какая-нибудь помощь…

— У меня всё хорошо, Маргарита Сергеевна, — быстро перебила ее Женя и безмятежно улыбнулась. — Я справляюсь. Вот, пытаюсь освоить новое дело, — глазами она указала на ноутбук.

Маргарита Сергеевна переложила с места на место перчатки и шире распахнула ворот пальто, будто ей стало душно. Обещала себе не жалеть, но не справляется. Как представит, что Анна с равнодушным взглядом, будто механическая машина, прямо сейчас перемалывает эту семью, хрустит гусеницами по человеческим судьбам, рушит будущее Жени, так к горлу подкатывал ком горечи. Горько было и за себя, и за дочь. Слова рвались с губ. Но Марго молчала.

— И всё же… — с трудом произнесла она. — Я бы хотела тебе помочь.

— Почему? — вдруг подозрительно спросила Женя.

И тут же заметила, что этот невинный вопрос застал Маргариту Сергеевну врасплох. Впервые на ее памяти железная Марго растерялась.

— Мне кажется, мы с тобой неплохо ладили, — наконец, выдавила она и даже улыбнулась.

Улыбка получилась вымученной.

— И мне хочется тебе помочь. Не отказывайся, пожалуйста. Подумай. И позвони мне в любое время. Ладно?

Она накрыла руки Жени сухими теплыми ладонями. Всего на секунду их души прикоснулись друг к другу. Словно обеих закутали в мягкий бархат.

Глава 26

— Я уеду дней на пять, — сказала Анна, лихо выворачивая руль, — хочу сама посмотреть, обсудить всё… За ними там тоже глаз да глаз нужен…

Глеб молча следил за скопившимися вокруг машинами. В каждой жестяной капсуле скрывалась своя жизнь. У одних она удобно устроена в кожаных креслах и негромкой музыке, у других — прокурена и впивается в спину затертой до дыр обивкой, у третьих — меняется каждую минуту, в зависимости от того, кто подсядет в салон. Звуки и запахи почти не долетали. Он чувствовал себя закутанным в упаковочную пленку с пузырями, сквозь которую смутно угадывается мир.

Автомобили доползли до перекрестка и замерли снова. Глеб смотрел на серо-черную массу пешеходов. Она казалась ему косяком рыб в океане. Перемещаются, то в одну сторону, то в другую. Никто никого не замечает, и каждый, несмотря на толпу, остается в своем пространстве.

Мелькнула ярким пятном красная детская коляска. И Глеб вдруг вспомнил, как в пятнадцать лет он отправился в городской парк, захватив с собой учебники. Тетка давно привыкла к его отлучкам. Знала, не пиво пьет по подворотням, а занимается. Доверяла.

Когда-то в их маленьком городке, парк был основным местом проведения досуга. Концерты на деревянной сцене, зрители, сидящие на простых, плохо сколоченных скамейках. Над ними крест-накрест провода с желтыми лампочками, под которыми кружилась воронка из мошкары. Но времена изменились, и постепенно кусты, оставшиеся без присмотра, разрослись, спортивные площадки покрылись травой, а асфальтовые дорожки вздулись, еле сдерживая корни деревьев. Забытая всеми сцена, служила для посиделок вечно гогочущего молодняка, а в металлических облезлых будках, где раньше готовились к выступлению доморощенные артисты, нередко уединялись парочки.

Чем глубже в парк, тем выше взбиралась дорожка. Был там холм с огромными валунами и смотровой площадкой. Неподалеку старая беседка, где Глеб прятался от всех, зарываясь в учебник.

В тот день он как раз подходил к холму. Асфальтированная дорожка с дырками и ухабами блестела после дождя, и Глеб подумал, что наверху все тропинки раскисли от грязи. От громкого возгласа, который неожиданно раздался сверху, парень вздрогнул. А потом увидел, что на него несется непонятный красный предмет. Оказалось, детская коляска, которую нерадивая мамаша каким-то образом выпустила из рук, когда спускалась. Подпрыгнув на кочке, коляска чуть накренилась, но всё же выровнялась и покатилась дальше. Глеб в долю секунды оказался у нее на пути. Растопырив руки, попытался поймать, поскользнулся и упал на колено, но в последний момент успел ухватиться за колесо, пальцы попали в спицы, заляпанные грязью. Острая боль прострелила всю руку. В коляске заворочался и заплакал младенец, а следом подлетела его мать с перепуганным лицом. Глеб тогда сильно выбил большой палец и лишился ногтя на указательном. А еще поверил, что человек он смелый.

Громко загудел автомобиль рядом. Глеб очнулся и покосился в окно. «Отвернись» посоветовала ему наклейка на стекле. Он усмехнулся: остроумно. Люди, как рой насекомых, выполняют одни и те же действия, не задумываясь. Все их реакции предсказуемы. Любой пассажир или водитель автоматически или от скуки смотрит вправо: кто там за рулем? Очкарик в кепке, солидный бизнесмен или блондинка, болтающая по телефону… Вот тут-то и пригождается хамоватое «отвернись». В следующий раз уже, может, и не станешь разглядывать.

Анна улетает завтра, с Петром Сергеевичем договорилась играючи, игнорируя косые взгляды и сплетни. Глеб поражался: создавалось впечатление, что Анне вообще всё равно, кто там и что подумает. Отдувалась за нее Карина, ее зам, которая и тащила на себе весь отдел, тихо ненавидя высокомерную свою начальницу. Глеба это качество и возмущало и восхищало. Анна для него вообще была соткана из противоречий. И постоянно держала его на грани, то подпуская совсем близко, то равнодушно отворачиваясь. Уверенность и покой легко превращались в сомнение. Теперь прибавился и страх быть разоблаченным в афере с деньгами.

Глеб понимал, что перед ним обрыв, и здесь требуется уже не смелость, а кое-что другое. Но что именно, не мог нащупать. Связан он… Связан по рукам и ногам.

Анна тем временем свернула во дворы и, покрутившись между домами, выехала к медицинскому центру.

— Снимок у стоматолога нужно забрать, — пояснила она, увидев удивленный взгляд Глеба. — Я быстро!

Взяв сумочку, открыла дверцу. В салон тут же ворвался холодный воздух. Глеб смотрел, как фигура Анны расплывается в дымчатой мороси. Снова шевельнулся червячок надежно упрятанной тревоги: а вдруг их махинации обнаружат? Надеялся, что сможет взять еще один кредит, но увидев все суммы к оплате, понял — не потянет. Да и банк мог уже смело отказать. Поэтому, когда Анна озвучила цифры, стало ясно: придется рискнуть.

Зазвонил телефон.

— Глеб, я не ту карту взяла, — раздался голос Анны. — Ты можешь свою дать?

— Да… да, конечно… сейчас…

Глеб прикинул, сколько у него денег. «Да это ж всего лишь снимок!» — успокоил он себя и, накинув капюшон, выбрался из машины. Поежился от сырости: никогда не любил он ни осень, ни зиму. А вот Анне всё нипочем, хвасталась, что даже в сильные морозы она всегда без шапки, а как на себя надеть пуховик и подавно не представляет. Наверное, это потому, что привыкла сидеть в холодной воде.

Глеб быстро поднялся по блестящим каменным ступеням и толкнул дверь. Анна стояла рядом с администратором и внимательно слушала, что ей говорит девушка в синей униформе. Глеб подошел ближе и протянул карту. Анна приложила ее к терминалу, и тот удовлетворенно запищал. Телефон в кармане тут же отозвался вибрацией.

— Спасибо, — сказала Анна и, потянувшись, поцеловала его в краешек губ.

Глеб засмущался, и в то же время сердце заколотилось, молотом отдавая в виски. На людях Анна почти никогда не позволяла себе нежностей. Ехала сюда сосредоточенная и деловая, говорила только о предстоящей поездке, по делу, и вдруг… Он поймал ее руку и поднес пальцы к губам. В коже заблудился горьковатый аромат, который у Глеба ассоциировался с подернутыми морозной пенкой ягодами рябины. Короткий поцелуй в ладонь отозвался звоном в голове.

Анна хрипловато рассмеялась и, не отнимая руки, потянула Глеба в сторону выхода.

***

Задыхаясь, Женя, шагала по улице. Люди, автомобили, стеклянные витрины, столики, выставленные на закрытых верандах, всё это расплывалась под немыслимыми углами. Казалось, что она заблудилась в комнате с кривыми зеркалами. Слезы застыли в глазах прозрачной ртутью, чудом цепляясь за нижние ресницы. Резко загудела машина, Женя вздрогнула, и на щеку упала крупная капля. Следом вторая. Дождь обрушился внезапно и сразу, словно наверху перевернули чан с водой.

Дома она стянула мокрые ботинки и, оставляя за собой влажные следы, прошлепала в ванную. До отказа выкрутив кран с горячей водой, оперлась ладонями о стиральную машину. Комната постепенно наполнялась паром. Посиневшие от холода губы перестали вздрагивать, но по телу, как будто пробегали электрические разряды. Переключив воду на холодную, Женя бездумно уставилась на взбухающие крупные и мелкие пузыри. Ванна быстро наполнялась.

Майка и джинсы полетели комом на пол, кожа моментально покрылась мурашками. Худые плечи вздрогнули, как будто кто-то невидимый ударил хлыстом. Женя погрузилась в спасительное тепло и зажмурилась.

Причина, по которой всякий раз глаза Глеба подергивались невидимой плотной пленкой, оказалась до тошноты банальна. Эта причина высока, светловолоса, ухожена и имеет идеальную кожу. С ней у Глеба глаза сияют, а не застывают, как воск.

Женя сжала под водой руки. Тянущая боль поползла от пальцев выше, к запястью, а потом к локтям. Согреться никак не удавалось. Всё тело сотрясали почти невидимые судороги.

В этом медицинском центре она оказалась случайно. Увидела, что по акции принимает пластический хирург и решила сходить. Хотелось узнать перспективы. Да и вопрос цены был немаловажным. По сути, он и был решающим. Нужно иметь хотя бы понимание, какие затраты предстоят в будущем. Хирург ей понравился. Он подробно расспрашивал, трогал теплыми сильными пальцами ее кожу и вглядывался в следы, оставленные бедой. Год. Должен пройти год, а пока физиотерапия с применением лекарств. По стоимости ничего конкретного сказать не смог, прикинул лишь приблизительно. Сумма показалась Жене внушительной, но вполне реальной. Только вот нужно найти работу.

Воодушевленная, она выпорхнула в коридор, смело взглянула на свое размытое отражение в стекле многочисленных дипломов на стене, и вдруг застыла. В отдалении, у стойки администратора, она увидела Глеба. Он с таким восторгом смотрел на стоящую рядом с ним блондинку, что никаких сомнений не оставалось. Это вовсе не коллега и не просто знакомая. Последовавший поцелуй, лишь окончательно подтвердил очевидное.

Женя так и не тронулась с места. В глазах ее плескались недоумение и обида. Если раньше и мелькали нелепые подозрения, то они оставались лишь выдумкой, и от них легко было отбиться. Но теперь… теперь мироздание решило явить полную картину, от которой Женю затошнило. Но еще хуже ей стало, когда спутница Глеба при выходе на секунду обернулась. Перед глазами появилась картинка из прошлой жизни. Маргарита Сергеевна аккуратным почерком записывает в ежедневник дату, следующего визита. Из книжицы на пол падает фотография. Женя, стоящая рядом, поднимает снимок и видит на нем женщину, в чертах которой угадывается молодая Марго.

— Это ваша дочь? — с улыбкой спросила тогда Женя и удивленно заметила, как мгновенно поменялась в лице Маргарита Сергеевна.

Глава 27

Понемногу отогрелись руки, тело, душа… Женя закуталась в халат и, приготовив себе крепкий чай, открыла ноутбук. Застрекотала клавиатура. На черный пластик падали редкие горячие капли, слова лились жалобные, обидные, злые… Апелла молча слушала. Но Жене этого было достаточно. Ее слышат, а это главное.

Недоумевала, почему ей так больно. Больнее, чем, когда видела, как шарахается от нее Глеб. Кажется, и так было всё ясно, и где-то глубоко в душе она уже смирилась с расставанием, но лишь сегодня, когда увидела спокойное и счастливое лицо мужа, обращенное к другой женщине, окончательно пришло осознание. Поразило именно его лицо, на котором было разлито умиротворение. Даже кожа светлее стала. А оливковые глаза ярче, потому что с них сползла белесая пленка. Глебу хорошо и спокойно, и это было заметно.

Женя не хотела знать, влюблен ли ее муж, это было неважно. Главное, что бросалось в глаза: он обрел покой, словно избавился от дурной болезни. И это так же необратимо, как смерть.

Вдруг она вспомнила свою последнюю встречу с Маргаритой Сергеевной. Получается, она в курсе, что ее дочь… Поэтому и предлагала помощь? Женя застонала и вцепилась в волосы пальцами: боже мой, какая же она дура! Она-то подумала, что всё это из добрых или дружеских побуждений, а выходит, Марго просто желала откупиться?! В их кругу, видимо, так принято. Идешь, шагаешь себе по людишкам, не замечая. А если, кто и прилип к подошве, то можно из жалости брезгливо кинуть ему кость с барского плеча… Что ей какая-то Женя? Обслуживающий персонал.

Застыла, не понимая, кто поразил ее больше? Глеб, так быстро нашедший ей замену, или Маргарита, воспитавшая такую дочь. Поморщившись, Женя вспомнила, как, слушая хирурга, она чуть было не решилась попросить у Маргариты Сергеевны в долг денег.

— Боже, как бы я при этом выглядела… — произнесла она вслух, чувствуя, как загорелся на щеке рубец.

Ничего унизительнее и представить невозможно. Женя отодвинула ноутбук, свернулась калачиком и, натянув плед до самого подбородка, затихла. Сил больше ни на что не осталось. Даже на то, чтобы ответить Апелле.

***

Анна вернулась, как и обещала, через пять дней. Приехала задумчивая и усталая. На вопросы Глеба отвечала рассеянно и с неохотой, как будто мыслями всё еще не вернулась с далеких берегов Красного моря.

— Ты какая-то странная… Устала? — обеспокоенно спрашивал Глеб.

— Устала… Зато нанырялась до одурения…

На губах Анны появилась мечтательная улыбка, которая через секунду погасла. Она нахмурилась и вынула из кармана бархатный черный мешочек.

— Вот! Это тебе. На удачу!

Глеб вытряхнул на ладонь неровный, словно обкусанный кусочек металла. На потемневшем фоне можно было различить едва заметное изображение каких-то иероглифов, рисунков, ломаных линий. Глеб никогда не видел ничего подобного, но рассматривать сувенир не хотелось. Наоборот, он почувствовал непреодолимое желание сунуть его обратно в мешок, и больше никогда не вынимать.

— Съездишь со мной? — вдруг спросила Анна.

— Куда?

— Поехали. Мне просто нужно, чтобы кто-то был рядом.

Всю дорогу Анна молчала. Но Глебу слова были не нужны. Он наслаждался ее присутствием, млел от нахлынувшего чувства покоя. Эти пять дней, что он провел без нее, показались ему бесконечностью. Он засиживался в офисе до глубокой ночи, потом ехал в апартаменты, падал на кровать и зарывался носом в подушку и простыни, отыскивая в их складках благословенный покой. Напрасно. Анна была далеко, и правило срабатывало неумолимо. Без нее Глебу становилось плохо. И это стало его пугать. Он был похож на заблудившегося во вьюге путника, который норовит сесть в сугроб и замереть в обманчивом ощущении тепла. А потом крепко заснуть. Навсегда. Стараясь избежать конца, он вскакивает, продирается сквозь снег, но за плечом, кто-то тихо нашептывает: не беги, оставайся, будь здесь… И он остается и засыпает с блаженной улыбкой.

Автомобиль въехал на стоянку. Глеб очнулся и с любопытством посмотрел в окна, потом с недоумением перевел взгляд на Анну.

— Зачем мы здесь?

— Мне нужно передать амулет брату, — просто сказала она.

Глеб ничего не ответил, но по спине пробежали мурашки. «Странно… Мне монету какую-то, умершему брату амулет…» Однажды Анна кратко рассказала ему, что у нее был брат, который погиб, но больше об этом не заговаривала, и уж тем более, не предлагала поехать на кладбище.

По территории Анна шла быстро, не задумываясь, сворачивала то на одну, то на другую дорожку. «Наверное, часто здесь бывает», — подумал Глеб, стараясь не отставать. Не любил он кладбища. К родителям и тетке за много лет так и не удосужился съездить. Хотя, как только появились первые деньги, поставил им новые памятники. А больше ему там делать нечего.

Показалась мраморная плита с гравированным портретом. На ее фоне четко выделялся силуэт ангела. Глебтактично остановился поодаль, а Анна пошла дальше. Она пробыла у могилы недолго. Глеб так и не увидел, что за амулет она принесла брату. Он вытянул шею, но различил лишь портрет улыбающегося мальчика и даты жизни, которые были ужасающе коротки. Пять лет… всего лишь пять лет… От этого Глеб даже передернул плечами. Он собирался уже отвернуться, чтобы не смущать Анну, как вдруг снова задержал взгляд на дате рождения. Потом нахмурился и обеспокоенно посмотрел по сторонам. Анна говорила, что родилась уже после смерти Павлика и долго ничего не знала о брате, но почему тогда…

Глеб шел рядом, раздумывая, как задать Анне этот вопрос. Наконец, не выдержал:

— Ты говорила, что твой брат старше, но выходит…

Анна резко остановилась и обернулась. В серых сумерках лицо ее казалось белым и измученным. В глазах застыл холод.

— Мне так легче… — тускло произнесла она.

— Что легче? — не понял Глеб.

— Легче считать, что это всё произошло еще, когда меня не было…

Глеб пораженно уставился на нее.

— Как? — наконец, смог выдавить он. — Подожди… Я ничего не понимаю…

— Да не надо тебе ничего понимать! — вдруг раздраженно выкрикнула Анна. — Всё, что тебе нужно знать обо мне, это, что я боюсь воды. Но в отличие от тебя я стараюсь с этим справиться.

Глебу показалось, что его ударили. Он вспыхнул и хотел резко ответить, но Анна уже шагнула к нему и положила руки на плечи:

— Прости меня… Я просто устала… Поехали домой.

Она провела пальцами по его подбородку, задержалась на губах, а потом поцеловала. Волна гнева тут же погасла, и Глеб крепче прижал Анну к себе. Налетевший внезапно ветер, расшвырял платиновые пряди. Закручиваясь на длинном шнурке, тихо звякнул медальон. Белый ангел смиренно принял ненужный ему дар.

***

После встречи с Женей, Маргарита Сергеевна не находила себе места. Всегда прагматичная и не верящая ни в приметы, ни в предсказания, она никак не могла выкинуть из головы сон, который приснился ей недавно. Как наяву, она видела Анну, которая с тазом белья направляется к полынье. Идет, растапливая босыми ногами снег. Маргарита хочет окликнуть ее, но не может, губы ее смерзлись, как две ледышки. Анна оборачивается, улыбается, а потом, не сводя с нее глаз, опускается на колени и бросает в прорубь какие-то круглые предметы. Они скачут по льду, а те, что оказались в воде, подпрыгивают на волнах, но не тонут. И вдруг Маргарита замечает, как на фоне белого снега мелькают каштановые кудри, внизу, у полыньи. Она подбегает ближе и видит, как из проруби пытается выбраться Женя, но Анна не дает ей этого сделать. Смеется и давит, давит ладошками на голову, удерживая ее под водой, как мячик. Маргарита пытается кричать, мычит смерзшимися губами, но всё напрасно.

Вот уже несколько дней сон не давал покоя. Мужу ничего не рассказывала, зачем его тревожить. Долго думала, пока решилась позвонить Жене сама, но она не взяла трубку. Может быть, обиделась за то, что ей предложили помощь? Не хотелось во всё это лезть, и Маргарита бы не лезла, если бы не Анна… Неизвестно на что она может пойти ради своей прихоти.

Чувствовала себя виноватой перед Женей. Как будто могла не допустить беды. А может, лучше найти Глеба и поговорить с ним? Но вряд ли, это что-то изменит. Она видела, какими глазами он смотрел на ее дочь. Получается, нужно помочь Жене. Сама она никогда ничего не попросит. А Глеб, рано или поздно, уйдет от нее. Анна не отступится. Если Женя согласиться принять помощь, сможет начать новую жизнь. И тогда Маргарите будет не так страшно и больно. Хоть какую-то часть зла, которое творит ее собственная дочь, она постарается исправить.

— Саша, — она набрала мужа, — помоги мне найти адрес моей парикмахерши. Помнишь, я тебе о ней рассказывала? Да… бедная девочка… Нет, ничего не случилось. Просто я бы хотела передать ей небольшой подарок.

Глава 28

Все эти дни Женя вяло слонялась по дому. На сообщения от Апеллы отвечала кратко, лишь бы успокоить, скачанные уроки и программы по дизайну забросила, на улицу не показывала и носа. Внутри была пустота. Даже жалости к себе не осталось.

Пропал аппетит, а за ним и сон. Обычная реакция на стресс. Редко, но мелькала искорка злости на себя: нашла из-за чего так нервничать! Нашла… Сама не ожидала, а вот… Порой нападала нервозная активность, и Женя бросалась вытирать пыль. Неуклюжие пальцы выронили маленькую вазочку, которую она еще вместе с мамой привезла из Италии. Глядя на разноцветные осколки, Женя расплакалась. Попробовала разобрать вещи в шкафу и сразу же наткнулась на свитер, который год назад начала вязать для Глеба. С оленями. В скандинавском стиле. Женя в ступоре теребила мягкое полотно с яркими разноцветными квадратиками и вспоминала прежнюю безоблачную жизнь. Губы кривились усмешкой. Ах, не хватает денег на поездку, ох, много работы, хочется отдохнуть, ой, придется опять ехать на стажировку, ужас, из продажи исчез любимый шампунь… И это считалось проблемами?!

На пятый день своего добровольного заточения, Женя стала перебирать в голове, где она смогла бы работать. Кассир в близлежащем супермаркете, менеджер, они всегда требуются, да вот, пожалуй, и всё… Почему-то думала, что всю жизнь будет работать руками, а высшее образование получит, когда поймет, какая сфера ей еще интересна. И скорее всего, опять же, это была бы индустрия красоты.

Недовольно взвыл желудок, требуя хоть чего-то съедобного. Вспомнив, что на кухне должны были остаться быстрорастворимые каши, пошла туда. Повертела в руках пустую упаковку, которую забыли выкинуть, и она долго вселяла иллюзию, что овсянка с клубникой еще существует. Всё, как в человеческой жизни — снаружи кажется, что всё хорошо, а заглянешь внутрь, там пустота.

Но поесть всё-таки надо было. Женя осторожно отодвинула занавеску и выглянула в окно. Ползущие на город сумерки не могли скрыть ни дождя, ни сильных порывов ветра. Отчаянно захотелось горячего тыквенного супа: оранжевая лужица, а в ней сплющенные зеленые семечки и подрумяненные кубики сухарей. В животе заурчало. Женя набрала доставку. Небольшая кафешка буквально за углом. Их с Глебом там знали, как облупленных. Тыквенный суп и банановый десерт в стаканчике обещали принести через десять минут.

Зябко поведя плечами, Женя прислонила ладони к теплым батареям. Неуютно ей в этом доме. Плохо. Можно уйти, позвонить паре знакомых девчонок, приютят, не откажут, но у всех семьи, дети, свои проблемы. Печальной тенью закружило одиночество, навалилось всей тяжестью, закутало в колючие пеленки. И только светящиеся линии окошек в доме напротив напоминали, что есть еще люди. Живут, любят, ненавидят, ругаются, пьют вино и гладят кошку…

Зазвонил домофон, и Женя мягко выскользнула в прихожую. Не спрашивая, кто это, нажала кнопку и сразу приоткрыла дверь на площадку. Терпеливо ждала, прислонившись плечом к стене. Пропиликал сигнал лифта, и через секунду раздались шаги. Каблуки глухо застучали по полу. Женя прислушалась: странно, обычно парни в кроссовках появлялись практически бесшумно. Она вспомнила, что не приготовила карточку и, отодвинув дверцу шкафа, принялась искать ее, то в одном, то в другом кармане куртки.

Раздался деликатный стук в приоткрытую дверь.

— Да-да, входите, я сейчас…

Женя обернулась и оторопела, затянутая в черное пальто-френч перед ней стояла Маргарита Сергеевна.

— Вы?! — изумилась Женя и растерянно попятилась. — Как вы узнали?

— Здравствуй, Женя… Извини, что без приглашения. Я тебе звонила… ты не отвечаешь…

За спиной женщины появилось тощее лицо курьера. Юношеская козлиная бородка топорщилась тонкой косичкой. Он вопросительно посмотрел на Женю.

— Да… это мне… — кивнула она.

Маргарита Сергеевна посторонилась и Женя, подхватив небольшой пакет, приложила карту. Курьер кивнул, пожелал приятного аппетита и пошел к лифту.

— Я не вовремя…

Женя закрыла дверь и беспомощно осталась стоять рядом. При всем уважении к пожилой даме, слушать ее не хотелось. О чем им разговаривать? Женя смотрела в пол, надеясь, что Маргарита Сергеевна всё поймет и уйдет сама.

— Женя, — голос Маргариты звучал уверенно, — вспомни, как ты ничего не боялась и в первую же нашу встречу начала со мной спорить… Мало, кто на такое решался. Мало, кому я позволяла. Но в тебе чувствовался стержень. И это мне понравилось.

Она замолчала, словно пыталась найти нужные слова. Через несколько секунд продолжила:

— Ты не отвечаешь на мои звонки, значит, у тебя для этого есть веские причины. Ты вправе выгнать меня и не обязана слушать. Но Женя… мне казалось, мы уважаем друг друга… Прошу. Выслушай меня и… может быть, это позволит тебе принять мою помощь. Я знаю, тебе сейчас это крайне нужно…

— Спасибо, Маргарита Сергеевна, но я справлюсь сама, — деревянным голосом сказала Женя, размышляя о том, как же хочется горячего супа.

— Не справляешься, Женя! — довольно жестко осадила ее Маргарита.

Она скользнула взглядом по пакету, который всё еще болтался в руке девушки, потом по ее измученному осунувшемуся лицу. Материнской жалостью заплакало сердце. Маргарита Сергеевна скинула пальто и положила его на банкетку, потом забрала из руки Жени пакет и подтолкнула ее в сторону кухни.

Девушка, не возражая, подчинилась. Сил возмущаться и сопротивляться, не было. Как большая ватная кукла, примостилась на стуле. Маргарита Сергеевна сполоснула руки и, вынув из пакета контейнер с супом, осторожно его открыла. Втянув запах, улыбнулась:

— Я тоже очень люблю тыквенный…

Женя равнодушно смотрела мимо. Маргарита по-хозяйски залезла в шкафчик, достала бирюзовую глубокую миску и осторожно перелила туда еще горячую густую жидкость. Поставила перед Женей и положила на стол ложку:

— Ешь, Женя… тебе нужно поесть…

Женя не спеша посыпала суп тыквенными семечками и бросила сухарики. В приятном сладковатом аромате чувствовался запах мускатного ореха. Маргарита Сергеевна внимательно посмотрела, вздохнула и отошла к окну, словно не хотела никого смущать.

Тихо позвякивала ложка, терпеливо ожидал своей очереди банановый десерт. Когда Маргарита поняла, что Женя всё съела, она подвинула к столу стул и устроилась напротив.

— Ты узнала про Анну? — с болью в голосе спросила она.

Женя опустила голову. По худой шее пробежал спазм, а неприкрытая волосами щека заалела шрамом. Маргарита Сергеевна сжала пальцы. Рубиновый камень больно врезался в кожу. Женщина тяжело вздохнула:

— Анне было пять, когда родился Павлик. Она отреагировала очень болезненно, но меня все успокаивали. Обычное дело: ревность к младшему, пройдет. Не прошло. Стало только хуже. Однажды я зашла, а Анна подушкой его в кроватке придавила, не голову, нет… тельце. А Павлик носиком уткнулся в матрас, а головенку повернуть не может, тяжело ему от подушки. «Я играю с ним, мама», — сказала мне тогда она. А я больше наедине их не оставляла. Саша… мой муж ругался, говорил, что я выдумываю, не верил ничему. Павлик стал постарше, но Анна так и не привыкла. Толкала, отбирала игрушки, щипала его до синяков… А он всё к ней тянулся. Улыбается и тянет ручонки, а она смеется и щиплет его, щиплет, выкручивает кожу… Тут уж и Саша подключился. Разговаривал с ней, объяснял. Анна, вроде бы, и помягче стала. Даже иногда играла с Павликом, правда, как-то отстраненно, как будто он для нее кукла ожившая.

Маргарита Сергеевна замолчала и подняла глаза на Женю. Она слушала ее, как слушают страшную сказку дети.

— А в тот день, — хрипло продолжила Маргарита, — в тот день они на турбазу поехали. Говорят, матери предчувствуют что-то… но нет… Ничего. Наоборот, я даже обрадовалась. До сих пор помню, как Анна подхватила Павлика под руки и пыталась с ним кружиться по комнате. «Павлик увидит рыб, Павлик увидит рыб! Хочешь узнать, где живут рыбки?» — ее голос до сих пор у меня в ушах. Ее голос и его смех… как колокольчик. Ничего… Ничего я не заподозрила…

Саша потом рассказывал, что отошел от них всего на минуту. Лед крепкий, открытой воды нет… вот и отошел к ящику. Когда услышал шум… поздно было. Кинулся за торосы, увидел, что Анна стоит у проруби. Спокойно так стоит и смотрит в воду. И лицо у нее такое было… Каменное лицо…

На похороны мы ее не взяли. А когда вернулись, увидели, что все фотографии Павлика, все до единой, она ножницами изрезала и разорвала. Уцелела одна чудом. Мы перестали о Павлике говорить. Не могла я при ней… И где похоронен он, ей тоже не говорили. Пока сама не узнала и могилу не разгромила. Но это позже было, а вот года через два после его смерти, Анна призналась, будто видит какую-то черноволосую женщину, когда моется. Она, и правда, после смерти брата, стала бояться воды. Очень боялась, а я цеплялась за этот ее страх, как за спасательный круг. Всё думала: раз боится воды, значит, тоже испугалась, когда Павлик в прорубь упал. Значит… не она это…

Я спрашивала ее… много раз спрашивала, а она всё, как заведенная: он сам, поскользнулся и упал. Саша ей не верил. Отстранился, замечать перестал, как будто нет ее в доме. Произнес лишь одну фразу: я видел ее лицо.

Маргарита затихла. Женя тоже молчала. Через минуту голос задребезжал снова.

— И вот теперь она принесла зло в твою семью. И я снова оказалась бессильна. Анна разрушает всё, к чему прикасается. Поэтому, Женя, я прошу… позволь мне помочь тебе. У меня есть для этого возможности. Я делаю это не для тебя. Мы все эгоистичны. Я делаю это, прежде всего, для себя. Чтобы хоть немного успокоить свое сердце. Мне еще перед ним, — Маргарита Сергеевна подняла глаза к потолку, — отвечать…

— За что? — вдруг спросила Женя.

— За дочь. За свою жестокую дочь. У которой нет души.

Тихо загудел холодильник, и одновременно, набирая нужную температуру, щелкнул термопот.

— Женя… пожалуйста, подумай… Я не знаю, что ты решишь насчет Глеба, хотя нет, вру, знаю… потому что немного знаю тебя… Но тебе понадобятся деньги. Позволь мне помочь. Будь милосердна и позволь мне облегчить душу… хотя бы так. И я надеюсь, что ты не посчитаешь это откупом… Так ты поможешь мне… — умоляюще прошептала Маргарита.

Ветер выбрался за пределы города, долетел до кладбища. Покружил между памятниками и плитами, будто играл с кем-то в прятки. Никого не нашел и разозлился, завыл от отчаяния, задул еще сильнее, отчего на белеющем в сумраке крыле ангела, завертелся медальон, а потом сорвался и упал вниз.

Глава 29

Женя не спала всю ночь. Мысли кружили стаями, цеплялись одна за другую, как лоскутки сшивались черными нитками тревоги и страха. После разговора с Маргаритой Сергеевной, хотелось помчаться к Глебу. Найти, всё объяснить и спасти. Женя не могла дождаться, когда Маргарита уйдет. Почему эта женщина всё время говорит о ней? Ведь в опасности Глеб…

— Подумай, — еще раз попросила Маргарита, стоя уже в дверях. — Если тебе так проще, рассчитай сумму. Пускай это будет в долг. Постепенно отдашь. Не отказывайся, Женя… Я-то знаю, что эти деньги ты потратишь не на развлечения. Когда-то я спрятала свою боль от всех и попыталась жить обычной жизнью… Не вышло… Не повторяй моей ошибки, Женя, иначе останешься несчастной на всю жизнь…

Маргарита Сергеевна исчезла. Сейчас в прихожей стояла старая женщина с усталыми глазами и опущенными вниз уголками губ. Мать с выпотрошенной наизнанку душой. И сердце Жени дрогнуло.

— Я подумаю… — тихо ответила она.

Маргарита слабо улыбнулась, холодные пальцы сжали напоследок руку. Женя осталась одна.

Под утро, устав от бесконечного клубка мыслей, решила написать Апелле. Пусть ничего не посоветует, но выслушает. Всё не в пустоту улетят ее сомнения и страхи.

— Это хорошая помощь, — пришел ответ. — Нужно принять. Через себя ты поможешь ей. И у тебя появятся новые возможности. Это правильно. Если в твоей жизни возникают люди, которые хотят помочь, значит, так нужно.

— Кому? Мне? Я и сама-то не знаю, что мне нужно…

— Неважно. Тебе. Вселенной. Ты поймешь, что тебе нужно, когда примешь помощь. Не отвергай. Не убегай. Иначе урок повторится снова…

Женя задумалась: почему ее первым порывом было бежать спасать Глеба? Может быть, это и есть тот урок, который ей нужно выучить? Ведь если закрыть глаза и представить свою душу, какая она сейчас, там не будет ничего. Пустота. Огромная дыра, в которую падают и растворяются слезы, обиды и обвинения в несправедливости. Дыра ненасытна и совсем скоро сожрет ее, Женю, полностью. А она продолжает думать, кого бы спасти — Глеба… Маргариту… Надеется заполнить ими пустоту и таким образом вернуть себе счастье. Но спасать нужно себя.

Эта простая в своей разумности мысль Женю оглушила. Надуманные поводы, которые не давали даже представить, что можно принять помощь, вдруг стали смешны и нелепы. Заборы из правил и запретов, которые она выстроила вокруг себя, оказались не монолитными каменными глыбами, оберегающими ее от напастей, а всего лишь частоколом из наспех подобранных палочек и прутьев. Мнимая защита, которая не дает сделать ей ни шага. Не защищает, а ограничивает, создавая иллюзию безопасности.

Зашуршал замок в двери. Женя испуганно оглянулась. В прихожей появился Глеб. Женя чуть не расхохоталась: что за паломничество? Сговорились все, что ли? Она даже вытянула шею: нет ли там за спиной у Глеба его зловещей блондинки?

Прикрыв крышку ноутбука, выпрямилась на диване. Глеб вошел в комнату:

— Привет, — выдохнул он.

— Привет…

Женя внимательно смотрела на мужа, жив-здоров и, кажется, вполне доволен. Она фыркнула себе под нос: еще бежать спасать собиралась. Вот и доказательство, никому ее жертвы не нужны.

— Ты чего приехал? — поинтересовалась она.

Странно, еще вчера она и представить себе не могла этот разговор. Думала, зазвенит от напряжения и рассыплется в порошок, как стекло на сильном морозе. Но вот, Глеб здесь, сидит, сцепив перед собой в замок руки, а ничего страшного не произошло. Ни гнева, ни волнения, ни зашкаливающего пульса… Даже обиды, и то нет. Только любопытство, словно в квартиру невесть откуда вошел жираф. Просунул длинную шею, потоптался тонкими ногами и кое-как устроился у стола.

— Женя, я хочу продать квартиру, — глухо сказал Глеб.

Почему-то она совсем не удивилась:

— Хочешь, так продавай…

Глеб удивленно взглянул на нее. Женя, не моргая, смотрела ему в глаза. Так и хотелось подойти ближе, наклониться к самому лицу, чтобы виднее были шрамы, и промычать утробным голосом: бу-у-у-у! Чтоб шарахнулся от нее в сторону.

— Не прямо сейчас, — заторопился Глеб. — Я подожду, пока ты снимешь что-нибудь… Я оплачу. Не переживай.

— Спасибо, — с сарказмом улыбнулась Женя. — И сколько ты даешь мне времени? Или тебе нужно спросить у Анны?

Глеб дернулся. Лицо его исказила самая настоящая судорога, словно ему стало физически больно.

— Ты знаешь… — он опустил голову.

Женя отвернулась, никакого ликования она не испытывала. Только усталость. Меньше, чем за год она успела искупаться в счастье, сгореть телом и душой, столкнуться с отчуждением и предательством, узнала чужую тайну… Не много ли для нее одной?

— В общем, Глеб, делай, что хочешь, — сказала Женя и, подхватив ноутбук, вышла из комнаты.

«Она с ним вообще расстается? Что там? Работа? Или…» — с мрачной подозрительностью проводил ее глазами Глеб. Смущение от неприятного разговора сменилось досадой. Он ехал, как на казнь, чтобы озвучить немыслимое, ненавидел себя за то, что приходится идти на такой шаг, а Женька держится так, будто ничего особенного и не происходит. Анной его уколола. Откуда узнала? Хотелось прямо сейчас выяснить, но понимал, это невозможно, Женя вряд ли станет с ним вообще разговаривать. И так со всех сторон он выставлен подлецом: был с ней в радости, оставил в горести, изменил, а теперь еще и выгоняет из дома. Если бы у Жени было много подруг, они бы с округлившимися от ужаса и любопытства глазами, восклицали: «Ты слышала?! Вот гад…» И качали бы головами и неискренне бы сочувствовали, сгорая от желания узнать больше подробностей.

Понимая, что находиться здесь бессмысленно, Глеб вышел из квартиры и тихо прикрыл за собой дверь. И здесь ему плохо, и у Анны чувствует себя незваным гостем.

Идея продать жилье пришла в голову внезапно. Подлог, устроенный вместе с Анной, не давал покоя. Каждое собрание или звонок от управляющего вызывал приступ паники. Ворочаясь ночами, Глеб думал, думал, прикидывая так и эдак, как бы побыстрее вернуть деньги и закрыть все документы. От мысли о внеплановой проверке покрывался холодным потом, и с завистью смотрел на безмятежно спящую Анну. Она была похожа на изваяние, и если бы не страсть, которая воспламенялась между ними, иногда лишь от одного взгляда, можно было бы подумать, что плотские наслаждения им чужды. Глеб закрывал глаза и пытался вообразить себя без нее. Когда-то он проделывал такое, думая о Жене. Потом со счастливой улыбкой разрушал нелепую страшилку и радовался, как ребенок. А тут… Тут другое. Как только он представлял себя без Анны, сердце моментально начинало сбиваться с ритма, а дыхание становилось хриплым и неровным, как у астматика. В буквальном смысле задыхался, пока не утыкался лбом в хрупкую, похожую на оборванное крыло ангела, лопатку. Эта связь делала его сильным и одновременно беззащитным.

Он не собирался бросать Женьку. Прекрасно понимал, что еще как минимум год, придется ее поддерживать. В конце концов, у него есть знакомые, и к лету можно попытаться устроить ее хотя бы стажером. А там может, у Анны всё получится, они внесут недостающие деньги и уедут. Оставаться здесь невозможно.

***

Женя слышала, как стукнула дверь. К счастью, Глеб не стал оправдываться и пытаться что-то объяснить. Горькое разочарование не обратилосьв презрение. Это хорошо. Разочаровавшись, жить можно, а вот презирая, сложнее. Презрение нельзя высказать, ледышкой ляжет в душу, и будет колоться зазубренными краями.

Некоторое время Женя сидела, уставившись в одну точку. Неожиданно темно-карие глаза оживленно заблестели. Девушка тряхнула кудряшками и взяла в руку телефон. Севший от волнения женский голос ответил сразу:

— Женя?! Слушаю тебя…

— Маргарита Сергеевна, здравствуйте. Я согласна.

Некогда было думать: прилично ли она поступает. Ни к чему размышлять, не унизительно ли получать незаслуженные деньги. Не та ситуация, чтобы ломаться. Предложили — возьмет. И обязательно вернет. В этом Женя даже не сомневалась.

Через минуту легким облачком с губ обеих женщин слетело взаимное «спасибо». Каждая выдохнула с облегчением. Две несчастные скособоченные души встрепенулись и подставили друг другу израненное плечо. Поддерживая один другого, побрели искать успокоение.

***

— Это, правда, удобно?

— Да.

— Понимаешь, мне просто не хочется быть здесь. Я не могу быть…

— Не оправдывайся. Всё нормально. Тебе нужно сменить обстановку.

— Я, правда, не помешаю.

— Нет.

— Я постараюсь тебя не стеснить… Найдешь мне гостиницу? Или квартиру?

— …

— Апелла, ты где?

— Я здесь. Не переживай. Тебе точно есть, где остановиться.

— А как я тебя узнаю?

— Я узнаю тебя. Не волнуйся.

— Тогда до встречи…

— Да, до встречи. Пока, Юджин.

Самолет приземлился по расписанию. В иллюминатор заглядывало яркое солнце. Женя зажмурилась. Алтай встретил ее празднично. Осталось найти в аэропорту Апеллу.

Глава 30

Тренькнул телефон. «Всё в порядке, я тебя жду», — прочитала Женя и улыбнулась. Хорошо! Всё-таки волнительно, собралась в один день и рванула за тридевять земель. Что на нее нашло? Прежде никогда не тянуло ее в незнакомые места к незнакомым людям. Ладно бы с компанией таких же безрассудных единомышленников, но одной?! Честно говоря, Женя и сама до конца не верила, что решилась на такое сумасбродство. По-другому и не назовешь. Вся ее упорядоченная жизнь полетела кувырком и так и катится, подпрыгивая на кочках. Думая о себе, Жене представляла клубок перекати-поле, которое и радо бы зацепиться сухими своими веточками за что-нибудь, но неумолимый ветер продолжает гнать его, гнать, всё дальше и дальше. Только упадет в ямку и успокоится, замрет, как новый порыв приподнимет в воздух и катит дальше, как ребенок игрушку.

Женя дождалась, пока почти все пассажиры покинут салон. Не любила она толпиться в проходе. Вот Глеб всегда вскакивал первым и стоял, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Приходилось и Жене пристраиваться рядом. Теперь всё. Можно делать так, как удобно. Женя вздохнула: и когда у нее из головы выветрится Глеб? Вот уж улетела за тысячи километров, а он опять тут…

Она вышла на трап и передернула плечами. Солнце оказалось обманчиво, как и голубое высокое небо. Морозный воздух кололся иголками, хотя снега вокруг не было, а непривычные горы и хребты вдалеке оставались еще зелеными. Женя плотнее застегнула куртку и вынула из кармана тонкую шапочку. От холодного воздуха сразу же заныли шрамы. И где-то далеко внутри душа. Радость и предвкушение приключений вдруг улетучились. Сейчас бы вернуться в салон и улететь обратно. Женя даже прикусила губу, ругая себя за безумную идею внезапно сорваться с места.

Багаж дожидалась долго. Не хотела брать с собой много вещей, но как-то одно, другое, и набралось два чемодана. Женя была даже рада задержке, немного побаивалась она встречи с человеком, которого знала лишь виртуально. Вот и оттягивала момент, как могла. Наконец, лента заскрипела, закрутилась и принялась выплевывать порциями разнокалиберные чемоданы и сумки. Какой-то мужчина помог Жене с ее багажом, и она направилась в сторону раздвижных дверей с табличкой «выход в город».

Аэропорт оказался крошечным, но чистым и вполне современным. Пассажиры торопливо бежали к заждавшимся встречающим. Женя шла медленно, испуганно поглядывая на небольшой зал, где ждала ее неведомая Апелла. Рюкзак неудобно сползал с плеча, обе руки были заняты ручками чемоданов. Чтобы скрыть смущение, Женя вглядывалась в блестящий серо-черными квадратами пол.

Остановившись при выходе, подняла глаза. Приятная темноглазая девушка с букетом тюльпанов махнула рукой. Женя улыбнулась и зашагала быстрее. Девушка тоже пошла навстречу, только смотрела она куда-то мимо. Из толпы прибывших вдруг отделился высокий парень с шевелюрой кудрявых волос, он раскинул руки и крепко обнял девушку, приподняв ее на мгновение от земли. Она радостно пискнула, зажатые в кулаке тюльпаны, закачали головами.

Женя остановилась и растерянно обвела зал взглядом. Кто же тут загадочная Апелла? Ну, не кричать же, в самом деле, на весь аэропорт это странное имя? Легкая волна раздражения всколыхнулась внутри. «Спрашивала же, как зовут… А теперь что? Подходить к женщинам и интересоваться — ты Апелла? За кого меня примут? За городскую сумасшедшую…» — расстроенно подумала Женя.

Потоптавшись на месте, отошла к стеклянным витринам. С любопытством уставилась на ассортимент: мумие, мед в красивых баночках, какие-то бубны и обереги, и даже меховые шапки. Усмехнулась: в самый раз такая шапочка, а то ее тоненькая не годится.

Пассажиры постепенно расходились. Только у колонны остался какой-то здоровенный мужчина. Стоит, засунув руки в карманы джинсов, смотрит в упор. — «Таксист, наверное… Сейчас начнет предлагать втридорога уехать… Знать бы еще, куда ехать…»

Женя взглянула на него раз, другой, а потом беспомощно покрутила головой. Что же делать? Придется позвонить. Отвернулась, чувствуя на себе взгляд странного мужчины. Его яркая желтая куртка порядком раздражала.

Вынув из кармана телефон, нажала вызов. Громкая, заунывная музыка заиграла совсем рядом. Женя изумленно подняла глаза и увидела, что «таксист» махнул ей рукой, в ладони светился экран телефона. Улыбаясь, мужчина затопал огромными ботинками к ней.

— Привет. Я сразу тебя узнал. Просто интересно было, сработает ли твоя интуиция… Ну, и шокировать не хотелось…

От возмущения Женя не сразу нашла слова. Она во все глаза смотрела на мужчину и только глупо, по-рыбьи, открывала и закрывала рот. Мужчина терпеливо ждал, словно был готов к чему-то подобному. Высокий, чуть ли не под два метра, крупный, но не толстый. Большой. По-другому и не скажешь. На вид лет сорок, свежий цвет лица, как будто он проводит много времени на улице. Серые глаза с прищуром смотрят по-доброму и с хитрецой. Мол, видишь, как я здорово придумал! Понимая, что пауза затягивается, мужчина протянул руку:

— Михаил. Рад встрече!

«Вот уж точно Михаил, натуральный Миша-медведь», — неприязненно подумала Женя. Михаил осторожно пожал кончики ее пальцев, и Женя расценила это по-своему. Она с вызовом посмотрела ему в глаза, а потом собрала волосы, специально подольше задержав руку у лица: пусть видит! Врун несчастный!

Взгляд Михаила остался спокоен, только мелькнуло добродушное удивление, как если бы он увидел ребенка, делающего первые шаги. Ни жалости, ни брезгливого недоумения, торопливо замаскированного неискренним безразличием.

— Идем? — спросил он и взялся за ручки чемоданов.

Он слегка прихрамывал. «Куда ты собралась с незнакомым мужиком???» — завопила сирена в мозгу. До слез было обидно, что ее так легко обманули. Ведь она ни разу не заподозрила, что общается с взрослым мужчиной, а не с девушкой-ровесницей.

— Не злись, Жень… — вдруг повернулся к ней Михаил. — Я же вижу, ты злишься… Ты думала, что я женщина, а я вот… Но я не собирался тебя обманывать.

— Угу… поэтому ничего не сказал, — угрюмо произнесла Женя.

Она и правда, разозлилась. Да так, что затряслись руки. Но показывать этого не хотелось. Сейчас попросит отвезти ее в гостиницу, а завтра, или когда там самолет есть, улетит обратно. И больше никогда не будет общаться в интернете. И уж тем более не помчится неведомо куда. Авантюристка нашлась! Щеки от негодования горели, и она несколько раз потерла место ожога. Кого ей стесняться?

— И почему Апелла? — как можно равнодушнее спросила она.

— Вообще, правильно «абелла», по-каталонски «пчела», но мне захотелось сделать звук мягче… — объяснил Михаил. — Я мед люблю… и у меня пасека есть.

Это признание прозвучало так стеснительно, будто мужчина сознался в постыдном поступке. Женя не удержалась и взглянула Михаилу в лицо. Он по-прежнему смотрел так, словно всё, что происходило, было нормальным.

— Ты знаешь испанский? — зачем-то спросила Женя.

Ей абсолютно не хотелось разговаривать с этим увальнем, который играючись, тащил два чемодана. Рядом с ним она чувствовала себя пигмеем, который силится, чтобы его заметили.

— Нет, испанский я не знаю, — охотно ответил Михаил.

Его рокочущий басок напоминал Жене гудение большого шмеля. Она невольно улыбнулась, но тут же себя одернула: нашла чему веселиться…

— У меня в Испании тесть и теща живут, — поведал, как ни в чем не бывало Миша.

Женя едва удержалась, чтобы не схватиться за голову и не застонать. «Боже мой! Он еще и женат! А она, дурочка, изливала перед ним душу… Что ж мне так не везет…»

— Михаил!

Женя вдруг остановилась. Михаил сделал по инерции еще несколько шагов и только потом повернулся к ней. Чуть удивленно приподняв брови, ждал, что она скажет. «Точно медведь…» — уважительно подумала Женя, глядя на его коренастую большую фигуру.

— В общем, назовем это всё недоразумением, — забормотала Женя, яростно жестикулируя рукой. — Отвезите меня, пожалуйста, в какую-нибудь гостиницу… Я не хочу вас стеснять, — перешла она вдруг с чего-то на «вы».

— Ничего себе! — почти восхищенно протянул Михаил и вдруг расхохотался.

Беспечно гуляющие у остановки голуби, захлопали крыльями и, уворачиваясь друг от друга, с шумом взмыли вверх. Женя оскорбленно смотрела в сторону. Она понимала, что всё это глупо, но ничего не могла с собой поделать. Уж очень сильным оказалось разочарование, что встретила ее вовсе не подруга, что она жаловалась этому здоровенному мужику, и что он еще и смеется над ней.

— Вообще-то, у меня был другой план, — вдруг серьезно сказал он. — Мы прыгаем в автомобиль, — он кивнул в сторону большой, но грязноватой машины, — едем пять с половиной часов до одного поселка. По пути наблюдаем живописные пейзажи, смотрим лебедей и один интересный камешек с древними письменами, а потом меняем вид транспорта и оказываемся в другом поселке, где я и обитаю. Там красиво, не пожалеешь.

Женя нервно сглотнула образовавшийся в горле ком: пока не поздно, нужно развернуться и пойти к такси. Ее отвезут в гостиницу, а завтра она вернется в свой привычный мир и съедет от Глеба. Квартиру снять не проблема.

— Женя, — мягко пророкотал Михаил. — Я понимаю, ты не этого ожидала. Но я рад, что ты приехала. В поселке у меня своя пасека и небольшая база отдыха. Сейчас там почти никого нет, только один дом занят. Считай, что ты тоже приехала на отдых. Ты же видела картинки, помнишь, я присылал?

Женя молчала. Никто даже не знает, что она здесь. Случись чего, и не найдут.

Михаил словно угадал ее мысли:

— Женя, я не маньяк и не собираюсь тебя похищать. Мы хорошо общались, по-дружески. Что мешает отдохнуть у друга? Только то, что я не оказался женщиной?

Он улыбнулся и открыто посмотрел в глаза. «А, и ладно!» — вдруг отчаянно подумала Женя. Удивительно, но страха или подозрений Михаил не вызывал. В конце концов, можно посчитать всё это бегством в глушь ради восстановления сил. Поживет недельку на природе и домой. Только в следующий раз будет осторожнее и не станет откровенничать в интернете с незнакомцами.

— Хорошо, — храбро кивнула Женя. — Только я всё оплачу.

Михаил опять рассмеялся и, соглашаясь с ней, вскинул обе ладони.

— Договорились! Ну, что, идем?

И чуть прихрамывая, пошел к машине.

Глава 31

Автомобиль быстро пробрался по улицам города и выскочил на трассу. Женя с любопытством рассматривала коричневые с зеленью горы, оголенные скалистые глыбы и мерцающие между валунов речушки. Вскоре показалась и большая река, как бирюзовая лента тянулась она вдоль дороги.

Краем глаза Женя чувствовала, что Михаил изредка на нее поглядывает. Это и смущало, и злило, поэтому она с чрезмерным вниманием следила за проносившимися мимо пейзажами.

Через час остановились у одинокого маленького павильона, где можно было перекусить и выпить чая.

— Знаменитый алтайский, — подмигнул Михаил.

Женя вчиталась в состав, подивилась, что помимо трав там есть ягоды рябины и кивнула, соглашаясь.

— Отдельно посчитайте, — торопливо предупредила она девушку-продавца, стараясь не смотреть на Михаила.

Заплатить за себя так и не удалось. Здесь брали только наличные, а их у Жени, как назло, не хватило. Михаил усмехнулся и развел руками:

— Не судьба! Но я обязательно сохраню чек, — серьезно пообещал он.

Женя поджала губы, опять он ехидничает, почти так же, как это было, когда они с ним спорили в первые дни переписки. Она потянулась, чтобы принять большую керамическую тарелку с блинами и едва ее удержала, слишком тяжелой оказалась для ее рук. Михаил коротко глянул и молча перехватил посудину. Составив на поднос тарелки и большой чайник с кружками, он уверенно направился к деревянному столику у окна. Тканые занавески были отодвинуты, и в стекла стучали полуголые, с остатками пожелтевших листьев, ветки хрупкого деревца. Погода переменилась, и сейчас по небу ползали клочки серых скомканных туч.

Чай оказался необыкновенно вкусным, Женя с удовольствием пила ароматную жидкость, в которой плавали сморщенные ягодки, листики и даже хвоя.

— Ну, что, погнали дальше? — засобирался Михаил.

Они сели в машину, снова змеей поползла бесконечная лента дороги и зеленые пятна леса. Незаметно Женя крепко уснула. Сказалось долгое путешествие. Во сне ей чудилось, что она так и летит в самолете, и полет этот всё никак не заканчивается.

Проснулась от того, что стало тихо. Равномерный гул прекратился, словно самолет, наконец-то, устал и прижался к земле. От неудобного положения затекла шея. Женя поморщилась и задвигала плечами, пытаясь размять тело. Михаил сидел, откинувшись в кресле, и что-то просматривал в телефоне. Женя встревоженно посмотрела в окно. Они съехали с основной трассы и теперь стояли на грунтовом пятачке, окруженном елями и можжевельником. Серые сумерки подступили совсем близко, и, казалось, укутали всё вокруг в плотное полупрозрачное покрывало.

— А почему стоим? — спросила Женя. — Мы что, заблудились?

Михаил поднял голову и улыбнулся. И снова Женя удивилась, как он похож на добродушного медведя. Только вот медведи бывают и опасны. И она сейчас в глухом месте и совершенно беззащитна. Мысли пробежали электрическим током и растаяли, не вызвав никакого беспокойства. Кто бы сказал осторожной Женьке, что она уедет с незнакомым мужчиной в дебри тайги и будет спокойно сидеть с ним бок о бок в машине. Тут кричи-не кричи, никто не услышит и не найдет.

— Нет, я просто ждал, когда ты проснешься. А ты оказалась соней. Пошли! — он потянулся к ручке двери.

— Куда? — теперь уже испугалась Женя.

— Пошли, пошли… Это обязательно нужно увидеть… Только вот, накинь на себя.

Михаил потянулся и достал с заднего сидения темно-синий шарф толстой вязки. Женя хотела возмутиться, но не решилась и просто намотала его на шею. Мягкая пряжа пахла лавандой. Женя чихнула.

Они выбрались наружу и по едва заметной тропке зашагали вперед. Михаил ловко отводил в сторону ветки елей, давил рифленой подошвой шишки, изредка оглядывался, чтобы проверить, не отстала ли его спутница. Женя вглядывалась в широкую большую спину, слушала треск сучьев и покорно шла след в след, боясь потеряться. Несмотря на хромоту, Михаил двигался быстро, и в какой-то момент Женя всё-таки упустила его из виду. Замешкалась, заглядевшись на вывернутый бурей огромный пень с толстыми корнями, похожими на беспомощно раскинутые щупальца. А когда подняла глаза, увидела перед собой лишь стену деревьев и полусухой травы.

— Михаил! — крикнула она срывающимся голосом.

— Я здесь! — из-за дерева показалась массивная фигура. — Не отставай. Пропадешь волкам на радость…

Его слова прозвучали зловеще, и Женя засеменила поближе к своему проводнику. Больше всего ее беспокоили сгущающиеся сумерки. Небо темнело прямо на глазах. Еще чуть-чуть и невозможно будет найти дорогу обратно. Мрачно толпились вокруг кряжистые стволы, цеплялись за волосы еловые лапы, болотным духом сочилась мокрая трава и склизкие слипшиеся между собой листья.

Неожиданно деревья расступились. Как будто дождавшись подходящего момента, невидимый великан распахнул зеленый занавес, и перед Женей предстало настоящее лебединое озеро. Зрелище было настолько необычным и величественным, что она, не сдержавшись, ахнула.

На воде, зажатой со всех сторон горами и скалами, качались десятки белых лебедей. Разделившись на пары, а порой, сбиваясь в целые группы, они медленно передвигались по черной блестящей поверхности. Женя восторженно смотрела на белоснежное облако птиц. Ничего красивее она никогда не видела!

— Как здорово… — прошептала она и восхищенно покачала головой. — Сколько их тут? И почему они не улетели?

Раздражение от странной встречи в аэропорту улетучилось, растворилось бесследно в холодном горном воздухе, унеслось к высоким острым хребтам, оставшись в их расщелинах. Женя не могла оторвать от лебедей взгляд, а они снисходительно позволяли ими любоваться.

— Они здесь зимуют. Вода не замерзает из-за родников, и лебеди остаются до апреля. С той стороны есть подъезд для туристов, но мне больше нравится смотреть на них отсюда… Получается, как в сказке…

Женя удивилась такой сентиментальности. С виду Михаил больше походил на сурового охотника или лесоруба. Бороды только не хватает.

— Ты часто здесь бываешь? — спросила она, поглядывая на лебединое царство.

Михаил пожал плечами, руки он снова засунул в карманы джинсов:

— Бывает… Иногда… Я сюда обычно один приезжаю. Думается здесь хорошо, — он указал подбородком на поваленный ствол, скрытый кустами. — Я случайно сюда как-то забрел. Здесь одному хорошо…

— А гостей? Гостей со своей базы ты сюда возишь?

Михаил молча покачал головой. Серые глаза в сумерках потемнели.

— Для туристов вон там место оборудовано, — повторил он и махнул рукой куда-то в сторону другого берега.

Женя проследила за направлением, но ничего толком не разглядела.

— А здесь, если кто и бывает, то местные… Да и то нечасто…

— А ты местный? — поинтересовалась Женя.

Она с удивлением заметила, как исчезла и скованность, и смущение, разговор давался легко, будто пишешь очередное сообщение Апелле.

— Нет. Я случайно здесь оказался. Самолет из-за погоды сел в этих краях. Я с первого взгляда понял — это мое место. Вот и остался…

В его голосе послышалась тонкая, едва звенящая тоска, словно сотканные из воздуха пальцы, прикоснулись к струнам невидимой арфы или лиры. Женя прочувствовала его состояние всей кожей. Что-то знакомое и близкое шевельнулось в душе. Тревожно всколыхнулись и закачались белой волной лебеди. Зашипели, зафыркали недовольно. Женя настороженно глянула в темную чащу, а вдруг оттуда сейчас выскочит волк или лисица.

— Пойдем, нам еще нужно успеть добраться до ночи.

Перед тем, как забраться в салон, Женя окинула взглядом горы. Уставшее солнце медленно пряталось за их верхушки, подсвечивая сквозь облака долины. Дальше дорога петляла через сосновый лес. Изумрудно-бирюзовый поток реки тускнел прямо на глазах, превращаясь в черную пропасть. Вдруг в отдалении мелькнуло что-то темное, похожее на большой камень-валун. Женя вытянула шею:

— Что это? — она указала пальцем.

— А-а-а, это остров, который принадлежит Горным Духам… Они охраняют эти места…

— От кого?

Михаил задумался на несколько секунд, усмехнулся и произнес:

— От нас, людей…

«Как верно, — подумала Женя, — люди бывают так глупы и жестоки…»

— Нам еще долго ехать? — спросила она, чтобы отвлечься от грустных мыслей.

— Нет, скоро поселок. Там ждут. В темноте дальше придется двигаться, но ничего, Яшка проберется, ему не привыкать. У нас там снег уже выпадал несколько раз. Надеюсь, сегодня ночью не пойдет…

Вскоре увидели указатель, а потом и поселок. Женя сильно устала и мечтала только об одном — найти спокойное место и прилечь. Похоже, сегодня она будет спать без задних ног. Казалось, что эта дорога не закончится никогда. Жене было уже всё равно, куда она едет, с кем, что ее там ждет,может, деревянная халупа с туалетом на улице. Она забралась уже в такую глушь, что думать об этом было страшно. Хотелось просто оказаться в тепле и уснуть хотя бы не на продавленном диване в прокуренной хижине. Сама всё это устроила, вот теперь и расплачивается за свою глупость. «Нужно было всё-таки сбежать сразу, еще в аэропорту», — подумала она, недовольная собой.

На стоянке их встретил низенький щуплый паренек. Только чуть позже в свете фар Женя разглядела, что это взрослый мужчина, явно далеко за сорок. Он вежливо поздоровался, представился Кешей и оживленно заговорил с Михаилом. Подслушивать было неловко, и Женя отошла в сторону, всё глубже погружая замерзший нос в теплый шарф. «И что мне не сиделось в комфорте. Если бы хоть летом свои авантюры устраивала, а то придумала почти зимой…» Мужчины выгрузили вещи.

— Устала? — мягко спросил Михаил. — Ничего. Чуть-чуть осталось… Зато воздух какой, звезды…

Он взмахнул рукой, и Женя подняла голову. На темно-синем, почти черном небе, то тут, то там зарождались мерцающие осколки звезд. Женя замерла. Звезды жмурились и лучились светом, собирались хороводом, чтобы вместе со своими соседками всю ночь кружить в бездонном пространстве.

Подхватив чемоданы, Михаил и Кеша быстро пошли в сторону деревянных коттеджей. Женя из последних сил поплелась следом. Наверное, там их ждет какая-то другая машина. Более проходимая, что ли… Всё равно! Пусть хоть собачья упряжка! Лишь бы уже упасть в постель…

Завернув за угол, испуганно вздрогнула. В темноте кто-то громко фыркнул, и раздалось тихое позвякивание. Женя изумленно уставилась на лошадь, которая мотала головой, встряхивала роскошной длинной гривой и по-доброму смотрела большими карими глазами.

— А вот и Яшка… Заждался… Привет, привет, мой хороший…

Михаил протянул на ладони что-то, по всей видимости, вкусное. Конь снова фыркнул и осторожно зашевелил губами.

— Мы на этом дальше поедем? — выдавила из себя Женя.

Михаил обернулся и весело подмигнул:

— Ну да, по-другому никак… Летом час на лодке вверх по течению, а в остальное время либо на лошади, либо на вертолете. Но вертолета у меня нет. Можно еще пешком.

Женя промолчала. На лошади, так на лошади… Она уже устала удивляться. Повозка, в которую они загрузились, оказалась удобной, мягкие сиденья и много места, почти старинный дилижанс, о которых она читала в книгах. Яшка пофыркал напоследок, поцокал копытами, тихо заржал и двинулся в путь. Сколько ни силилась Женя разглядеть окрестности, но ничего, кроме темного леса не увидела. Снова прислушалась к себе. Нет, никакой тревоги, как будто встретили ее родственники и теперь везут к себе отдыхать. Странно это.

Еще через полтора часа, когда Женю уже начало от тряски подташнивать, повозка, наконец-то, остановилась. Лавина необычных запахов обрушилась в одночасье. Смолистая хвоя и прелые травы, запах влажной древесины и подмерзших ягод, окутали со всех сторон.

Михаил поставил чемоданы на посыпанную мелким гравием дорожку.

— Пойдем, я покажу тебе дом. А вещи чуть позже принесу. Ты пока можешь в душ. Бойлер на сто литров, должно хватить…

Женя облегченно выдохнула и, ничего не спрашивая, пошла за Михаилом.

Глава 32

Глеб уже минуту таращился в экран ноутбука. Он снова и снова перечитывал письмо от Жени, в котором она сообщала, что уехала. Куда именно, обозначила одним словом — «далеко». На сколько — неизвестно. О вещах просила не беспокоиться. О себе тоже.

«Всё нормально, Глеб, — писала Женя, — просто мне так будет лучше. Да и тебе, похоже, тоже. С квартирой делай, как задумал. Остальные формальности, я думаю, мы сможем уладить позже. Не горит».

Глеб споткнулся о последнее слово. Раньше Женя старалась избегать любых напоминаний об огне, берегла его, а теперь равнодушие сквозит в каждой строчке. «Думает только о себе», — с неожиданной обидой заметил он. Понимал, несправедливое обвинение, но ничего с собой не мог поделать, как ребенок, за которого всё решили и поставили перед фактом. Хоть бы поговорила. Непонятно, куда она могла скрыться? И откуда взяла деньги?

И тут его словно дернуло током. Ее бесконечные переписки и общение в интернете. Форумы там какие-то… Неужели к кому-то оттуда рванула? Хотя выглядело странно. Женя всегда была осторожна и нерешительна, и уж точно не поехала бы к едва знакомой подружке. Или это не подружка?

Глеб заволновался. А что если Женька что-то с собой сделала? Вдруг это письмо просто для отвода глаз? Но тут же покачал головой… Нет, она никогда на такое не пойдет, да и зачем тогда ей писать ему письма? Значит, и правда, уехала… И снова задумался, куда, к кому?

Казалось бы, должен испытать облегчение, ситуация решилась сама собой. Не нужно больше врать, выкручиваться и притворяться. Но легче отчего-то не стало. Как будто всё, что ему дорого, норовит ускользнуть, раствориться в дымке. Нарушилось равновесие. Несмотря на лавину событий, обрушившихся за последнее время, Глеб всегда знал: Женя есть. И не хотел верить, что они с каждым днем они отдаляются друг от друга всё больше и больше. Пусть, сдвинувшись к горизонту, превратившись в точку, но Женя была. А теперь, получается, она исчезла. Так южное солнце катится, катится алым шаром к закату и внезапно падает вниз, как будто срывается с невидимой нитки.

Глеб злился на себя, за то, что переживает, за то, что всё складывается как-то не так. Неправильно. Всё валится из рук и единственное место покоя, которое у него есть, это Анна.

— Нет, Глеб, я не готова жить с тобой вместе, — холодно сказала Анна, когда он сообщил, что продаст квартиру и переедет к ней.

— Ни с тобой, ни с кем-либо другим, — уточнила она.

Сапфир в глазах блеснул хрупкой льдинкой.

— Но тогда мне не придется тратить на аренду и останется больше денег на школу…

Анна помолчала, словно что-то обдумывала, и наконец, вынесла вердикт.

— Этих денег всё равно не хватает. Смета опять поменялась. Нужен еще один бассейн. Детский. И инструкторов я хочу пригласить не местных, а с Мальты. Там лучшая школа дайвинга. Пока лучшая… — сделала акцент Анна, желая почеркнуть, какие у нее амбиции.

И снова Глеб с уважением посмотрел на женщину, которая поражала его своей несгибаемой волей. У него в последнее время ставить цели и достигать их не получалось.

— Поэтому надо бы нам с тобой эту схемку повторить…

Глеб подумал, что он ослышался. Они как раз сидели в той самой кофейне на крыше, куда Анна пригласила его в первый раз. Он возмущенно уставился на нее, пытаясь подобрать слова. Анна невозмутимо смотрела в глаза. Лицо ее было спокойно, как будто речь шла не о мошенничестве, а о дополнительной чашке кофе.

— Нет… Это невозможно!

Глеб откинулся на спинку стула и сложил на груди руки. В душе снова всколыхнулась мутная тоска, будто он неведомым образом оказался на болоте. Под ногами и не земля, и не вода, хлюпает, чавкает и держит в напряжении: то ли проглотит, то ли отпустит. Хочется замереть и не шевелиться. Авось пронесет. Но отовсюду доносится, преследует навязчивый голос с хрипотцой: пойди, пойди вперед… сделай шаг.

Упрямо сжав губы, Глеб ждал, что скажет Анна. Но она только приподняла правую бровь и рассеянно обвела взглядом кофейню. Потом снова посмотрела на Глеба и ослепительно улыбнулась.

— Возможно, Глеб, возможно… И ты это прекрасно знаешь…

И опять ее фраза прозвучала, как простая констатация факта. Никто с ним не собирался ничего обсуждать или спорить. Руководство к действию озвучено. Перспективы обозначены. Что еще надо?

Волна ярости заставила Глеба вскочить с места. С грохотом повалился на пол стул, а вместе с ним куртка и портфель. Посетители осторожно повернулись на шум. Из-за стойки выглянул встревоженный бариста. И только Анна осталась безразлична. В ее глазах не мелькнуло даже любопытства. Как будто ей всё равно. Глеб зло скривил губы, скрипнул зубами и, подобрав с пола вещи, вылетел из зала. Анна усмехнулась, взяла с блюдца крошечную чашечку, и не спеша сделала глоток.

***

Робко пробрался в комнату сквозь голубые занавески утренний свет. Разогнал по углам сумерки, напоминая, что он вестник солнца, не желающего появляться из-за низко повисших облаков. Женя открыла глаза и с удивлением оглядела деревянные стены, кровать с незнакомым постельным бельем, высокую этажерку с полками, где сиротливым комочком лежали ее джинсы. Кофта висела на спинке стула, примостившегося под окном. Вспомнив, где находится, прислушалась. Тишина. Как будто все вымерли и осталась она одна на краю земли.

Женя не шевелилась. Ей показалось, что за ночь она так и не отдохнула. За стеклом раздалось тихое царапанье, а потом слабый и какой-то почти деликатный стук. Женя приподняла голову. У окна прыгала небольшая круглая птичка, похожая на воробья. Только в отличие от вечно тощих городских воробышек, эта была пушиста и черноголова. Любопытным глазом она покосилась в дом, клюнула еще раз в стекло, а потом вспорхнула и перелетела на тонкую голую ветку деревца. Закачалась, как на качели, завертела длинным хвостом.

Женя потянулась и вылезла из-под одеяла. Ноги коснулись приятного теплого пола. Как была, в длинной майке, она прошлепала к окну, чтобы хоть глазком увидеть, где она очутилась. Вчера ничего было не разглядеть, да и не было сил, приняла душ и рухнула в кровать, как пьяная.

Окно выходило на небольшую возвышенность с поникшей травой. «Летом, наверное, красота! Цветет всё…» — подумала Женя и пожалела, что оказалась здесь поздней осенью. Не подумала, что до лета могло произойти много всего, а самое главное, если бы она узнала, что под ником Апелла скрывается Михаил, ни за что бы сюда не поехала.

Домик, в котором ее поселили, был совсем небольшим. Маленькая спальня, гостиная с кухней, душ с удобствами и крошечная прихожая. Была еще лестница на чердак, но что там, Женя исследовать не рискнула. Ее чемоданы мирно стояли у двери. Михаил свое обещание выполнил.

Не терпелось оказаться на улице. Натянув свитер потеплее, плотные брюки и тонкий пуховик, Женя потянула дверь и вышла на небольшую веранду с плетеными креслами. Мягкие подушки в них были покрыты слоем влаги. Женя тронула пальцами прозрачные капельки, повисшие на веточках молодой ели. Мелким градом они сорвались вниз.

С одной стороны от дома стояла зеленая стена леса, чуть вдалеке виднелась еще одна постройка, а всё остальное тонуло в густом молочном тумане. Женя вытянула руку, ей показалось, что она может пощупать и оторвать кусочек серой ваты, клубящейся в нескольких шагах от нее. Снова поразила тишина. Только из леса доносился скрип и щелканье деревьев.

— Доброе утро! — раздался бас справа.

Женя подпрыгнула. В белесой пелене проступили массивные очертания мужской фигуры. Ярко-желтая куртка напоминала спустившееся на землю солнце.

— Как спалось? Я заварил свежий чай. На это раз с брусникой и шиповником.

Голос звучал горделиво. Женя улыбнулась: Михаил запомнил, что она не пьет кофе.

— И оладьи тетя Саня нажарила. Идем?

Из густой взвеси просунулась широкая мужская ладонь. Женя улыбнулась. В животе заурчало. Она легко сбежала со ступенек и подала руку. Куртку Михаила хоть и видно, но вдруг потеряет из виду, а в этом белом молоке ничего не видать. Ее ладошка утонула в шероховатой, но приятно теплой ладони. Мужской палец на мгновение легко пробежался по тыльной стороне, как раз там, где были следы от ожога. Женя напряглась, но прикосновение уже исчезло. Никакого смущения она при этом не испытала. Она уже привыкла оправдываться перед всеми за свои шрамы, объяснять, что произошел несчастный случай, что она не болеет и незаразна. Привыкла к быстрым, вскользь взглядам, когда человек делает вид, что вовсе только что и не разглядывал ужасные, но такие притягательные в своей некрасивости следы. Не гадал: как это случилось? И не жалел: вот не повезло… а ведь была симпатичной…

Впервые за долгое время, в аэропорту, а потом в машине, у озера с лебедями и сидя в повозке, которую волочил Яшка, Женя не чувствовала себя прокаженной.

Она даже не хотела задумываться, как так получилось? И когда вернется постылое чувство жалости к себе и злости на всех, что они-то остались с красивой кожей. Ощущение мира и покоя в душе было таким светлым, что было боязно его вспугнуть, как вчерашних лебедей, доверчиво толпившихся у берега.

— А где Яшка? — вдруг замедлила шаг Женя.

— Яшка? Отбыл уже. Нужно было увезти гостей. Так что ты тут единственная путешественница, — ответил Михаил.

По голосу Женя поняла, что он опять улыбается. Хотелось расспросить, почему он прихрамывает, но вместо этого она напустила строгости в голос:

— Ты помнишь, что я не собираюсь тут жить бесплатно?

— Да. Я рад, что ты приняла помощь той женщины. Хотя если бы ты приехала без денег, это ничего бы не поменяло… Но раз тебе это так важно, я скажу потом сумму.

Женя кивнула, как будто Михаил мог это увидеть. «Ладно, отдохну недельку, подыщу пока квартиру и уеду», — подумала Женя.

А Михаил шел и никак не мог отделаться от мысли, как удивительно эта девушка похожа на Софью. Ну, да, типаж, ему всегда нравились шатенки с карими глазами, но дело не в этом… Было в ее лице что-то хрупкое, до трогательности уязвимое, что именно, пока не уловил. Но это что-то напрямую связывало его с той, которая исчезла. А может быть, как и пророчествовала тетка Саня, она вернулась?

Глава 33

Из тумана вынырнула самая настоящая избушка. Небольшая, из потемневших бревен. Резные наличники смотрелись, как в сказке. Того и гляди, распахнется оконце, появится доброе лицо старушки в платке, и начнет она рассказывать алтайские предания, да небылицы.

Внутри всё было обустроено, как в деревенской избе. Дощатые половицы с ковриками, на которые было боязно ступить, беленая высокая печь, столы с лавками вдоль стен с грубоватыми скатертями из рогожи. Пахло травами, свежей выпечкой и немножко дымом. В приоткрытом устье виднелись тлеющие угольки.

Встрепенулась, заворочалась паника. Как реагирует мать на плач голодного младенца, так и Женя бросила испуганный взгляд на угли. Напряглись шея и плечи, нервно дрогнула жилка у глаза, и тут же отпустило. Женя даже чуть качнула головой, избавляясь от наваждения: «Ты без Глеба…»

Михаил чуть нахмурился, внимательно посмотрел в лицо и, ничего не сказав, взял кочергу и растревожил огненно-красные всполохи. Потом небрежно бросил туда полешко. Заплясал, ожил прожорливый житель печки, с удовольствием накинулся на легкую добычу. Приятным облачком разлетелся запах дыма.

Стукнула дверь, и за спиной появилась сухонькая фигурка, закутанная в темные тряпки. Еще не разглядев лица, Женя поразилась белоснежно-седым волосам, спадающим из-под платка. На секунду ей даже показалось, что поработал профессиональный колорист, настолько ухоженными они выглядели. Длинные пряди лежали, словно после укладки, и это еще более подчеркивало сюрреализм происходящего. Женя еле удержалась, чтобы не подойти ближе и не потрогать идеальные, без оттенка желтизны, волосы. Старуха обвела всех колючим взглядом.

— Пришли, наконец, — вместо приветствия выдала она, и направилась вглубь избы.

Женя вопросительно взглянула на Михаила. Он улыбнулся и развел руками.

— Здравствуйте, — всё же решила поздороваться она.

Старушка на ходу кивнула и ушла за занавеску, отделяющую одну часть комнаты от другой.

— Это тетя Саня. Не пугайся, она только с виду такая, — сообщил Михаил шепотом, подняв в воздухе сжатый кулак.

Женя завороженно смотрела на огромную ручищу. Мелькнула мысль, что в прошлом, Михаил запросто мог бы быть кузнецом. Или богатырем. Так и представляется на коне и с булавой.

Из-за рябой занавески снова явилась миниатюрная фигурка тети Сани. Она ловко, не хуже заправской официантки, удерживала в руках тарелку с оладьями, маленькие блюдца и пузатую баночку, закрытую бумагой. Не глядя на своих посетителей, принялась сноровисто расставлять угощенье на столе. Волосы она успела заплести в длинную, словно выбеленную, косу. И снова показалось, что там, за занавеской, у тети Сани находится салон красоты, так хорошо смотрелась ее простая прическа. Женя залюбовалась. Лицо женщины осталось свежим, и даже морщины нисколько его не портили. «Наверное, в молодости она была настоящей красавицей!» — восхитилась Женя. Несмотря на всю строгость и неразговорчивость, тетя Саня ее не отталкивала, хотелось смотреть на нее и смотреть.

— Сколько же ей лет, — едва слышно спросила Женя.

— Восемьдесят семь, — не поворачиваясь, ответила тетя Саня.

Женя покраснела и машинально принялась теребить кудряшки, прикрывая ими разгоревшийся от смущения шрам. Сердито посмотрела на Михаила: хоть бы выручил, спас из неловкого положения. Но он лишь безмятежно поглядывал по сторонам, как будто ничего не происходило.

— Чего застыли? Садитесь! — буркнула хозяйка избушки и снова исчезла за занавеской.

Женя осторожно села на скамью. Михаил переставил от печки чайник и две пузатые кружки, потом коротко взглянул и вытащил откуда-то сверху плоские подушки, которые заботливо подложил Жене за спину. Она удивленно проследила за ним, поерзала, действительно, стало удобнее. От ситцевых наволочек исходил слабый цветочный аромат. Женя с любопытством пощупала подушки, внутри что-то захрустело, и она догадалась, что они наполнены сушеной травой. Тетя Саня словно растворилась. Из-за занавески не доносилось ни звука. Только громко стучали ходики на стене.

— Это столовая для гостей? — спросила Женя.

— Нет, — широкая светло-зеленая струя чая полилась из носика в кружки. — Это царство тети Сани. Сюда без спросу нельзя. Гости сами готовят. В домиках. Я сразу предупреждаю, что у нас условия спартанские. Не пять звезд «всё включено». Зато здесь много такого, чего ни у кого больше нет.

Рассказывая, Михаил цеплял вилкой оладьи и перекладывал их в тарелки. Женя завороженно смотрела на румяную корочку, представляя, как сейчас вопьется в нее зубами. Пришлось даже втянуть живот посильнее, чтобы Михаил не услышал, как утробно буркнуло у нее внутри.

— Вот ты, например, спала когда-нибудь на ульях? Бери варенье, — без перехода предложил он.

— На улье? Зачем? Я же не люблю сладкого, ты забыл?

— Да ты попробуй, а потом говори! — раздалось из-за занавески.

Женя не выдержала и рассмеялась, так неожиданно прозвучал голос тети Сани. Непонятно только, что она советовала попробовать, то ли спать в окружении пчел, то ли варенье лопать и не привередничать. А может, и то, и другое.

Михаил взглянул с прищуром и, открыв баночку, подвинул ее ближе к Жене.

— Из шишек. В начале лета собирали. Пробуй.

В его голосе не слышалось пожелания. Слово «пробуй» прозвучало, как повеление, но возмущения почему-то не вызвало. Женя ложечкой зачерпнула красно-коричневый сироп, постаралась выловить и маленькую зеленую шишку. Переложила на блюдечко, разглядывая, как растекается густая лужица. Осторожно попробовала и удивленно приподняла брови. Варенье было совсем несладким и ярко отдавало смолой. А вот шишка оказалась мягкой, но горьковатой. Необычно. И вкусно.

— Ну как? Полезная штука, — одобрил Михаил. — Если хочешь, есть сливки.

От сливок Женя отказалась и принялась с наслаждением уплетать еще теплые оладьи. Вскоре тарелка опустела, и не оставалось ничего делать, как равнодушно посмотреть в сторону, как будто наелась. Михаил улыбнулся и вынес из-за занавески еще одну порцию. Тетя Саня что-то сказала вслед, и Женя услышала в ее голосе одобрение и как будто скрытое удовольствие.

Когда вышли из избушки, туман уже рассеялся, но воздух так и не прогрелся, остался сырым и вязким. Казалось, его можно вдохнуть, как плотный дым. По территории тут и там были разбросаны еще несколько коттеджей, Женя насчитала пять домов. Негусто. Да и неудивительно, поди доберись в эту глушь.

— Узнаешь? — Михаил дернул подбородком.

Женя огляделась внимательнее и увидела ту же самую картинку, которую она пыталась недавно редактировать. Только теперь она предстала воочию.

— Да… буклеты хочу напечатать… Чтобы понимали сразу, куда едут… А то бывают, эксцессы. Так что я на тебя надеюсь, ты неплохо начала, — легонько толкнул он Женю в плечо.

От этого несильного толчка Женя покачнулась, и Михаил испуганно подхватил ее под локоть.

— Извини…

Они прошли еще несколько шагов. Женя старательно обходила небольшие лужицы, любуясь полоской леса, где еще искрились ярко-желтые верхушки лиственниц. За пригорком обнаружились разноцветные деревянные коробки, раскиданные по облысевшему лугу.

— Пасека, — с гордостью сказал Михаил.

Лицо его при этом стало таким довольным, будто он демонстрировал достижения детей.

— А разве на зиму их не убирают? Пчелы же спят… — проявила знание биологии Женя.

Михаил фыркнул и посмотрел с веселым осуждением.

— Это миф. Они не спят. Просто заторможеннее становятся. Медленнее. Часть зимует здесь. Часть я убираю. Те, что здесь, в клубок сбиваются, так теплее. Одна пчела замерзнет, а вот когда их много, они согревают друг друга. Помогают.

Он помолчал немного и добавил:

— Вот бы люди так…

Женя внимательно взглянула на его лицо. В прищуренных серых глазах мелькнуло нечто, как будто рябь прошлась по воде. «У него что-то случилось в жизни», — совершенно четко прозвучало в ее голове.

— А сейчас пошли, — встрепенулся Михаил. — Покажу кое-что. Почти аттракцион.

Женя послушно отправилась в сторону большого сарая.

— Ты когда-нибудь гладила пчел? — вдруг остановился Михаил.

— Нет, — испуганно выпалила Женя. — И не хочу!

— Сейчас и не получится, — успокоил ее мужчина, — сейчас лучше их не тревожить. А вот летом, пожалуйста!

«Глупый, думает, я тут до лета останусь, что ли?» — весело удивилась Женя, но вслух ничего не сказала.

— Они добрые. Не кусаются. Знаешь, как приятно, когда на ладошке сидят. Пушистые… мягкие… как крошечные игрушки.

Теперь глаза у Михаила восторженно горели, как у ребенка, рассказывающего о маленьких котятах. Женя недоверчиво слушала.

— На Руси, кстати, убить пчелу, был самый страшный грех. Его даже искупить невозможно.

В сарае Михаил дернул массивную дверь, и они вместе спустились в подвал. Женя снова подивилась своей безрассудности. Кроме тети Сани она сегодня не встретила здесь ни единого человека. А вот же, в подвал полезла! Вдоль стен стояло около десяти пчелиных домиков, а над ними, как в бане, была протянута деревянная лежанка. И всё те же травяные подушки виднелись по углам.

— Ложись! — снова почти приказал Михаил.

Женя беспомощно потопталась на месте, но интерес оказался сильнее. Она скинула кроссовки и вытянулась на импровизированной лавке. Через секунду вопросительно взглянула на Михаила: и что?

Он приложил палец к губам и жестами показал, чтобы она закрыла глаза. Женя так и поступила. Поначалу ничего не услышала и не почувствовала, но вдруг до нее донеслось мерное, едва различимое гудение и даже легкие вибрации. Ощущения были настолько необычными, что Женя оцепенела. Она бы так там и уснула, но минут через пять Михаил осторожно тронул ее за плечо.

— Замерзнешь, пойдем…

Две огромные лапищи вытянулись вперед, чтобы помочь спуститься. Женя на секунду замерла, а потом попыталась спрятать руки в карманы, но сжать их в кулаки не удалось, и пальцы беспомощно зацепились за пройму. Михаил молча обхватил ее ладони. Он держал их так бережно, словно на коже были всё еще свежие ожоги. Женя боялась взглянуть ему в лицо. Просто застыла и почти не дышала, наслаждаясь забытым ощущением искреннего человеческого тепла.

***

Через две недели Женя уже с трудом вспоминала, что не собиралась задерживаться здесь надолго. А еще через два дня исчез Михаил. И Женя, безуспешно прождав его сутки, отправилась к единственному знакомому ей на заимке человеку — тете Сане.

Глава 34

В избушке никого не было: тетя Саня исчезала и появлялась бесшумно и непредсказуемо, как лесной дух. Женя замотала плотнее шарф, который ей дал Михаил, натянула на лоб шапку и упрямо села на скамеечку рядом с крыльцом. Пока не дождется, не уйдет!

Нахохлившись, словно большая сова, Женя неотрывно смотрела в подтаявший снег. Он выпадал уже несколько раз, недолго лежал и почти весь таял, сбиваясь в рыхлые ноздреватые островки. Она ковырнула ногой, покрытую сахарной корочкой льда, лужицу. Янтарными мухами в ней застыли мелкие листочки барбариса. Над головой беспокойно перебирала тонкими ветками рябина. Лишившись своего наряда, она выставила напоказ единственное, что у нее было — воспаленные ягоды. Женя встала на скамью и, потянувшись всем телом, сорвала одну кисточку. Чуть сплюснутые горошины смотрелись так аппетитно, что она оторвала несколько штук и положила себе в рот. Надкусила жесткую кожицу, ожидая терпкой горечи, но схваченные ночным морозцем ягоды, оказались сладковатыми. Женя съела еще несколько штук. Снова примостилась на сырые доски, сидела, подперев одной рукой щеку, другой крошила на подмерзшую землю рябину.

Со стороны леса послышался птичий крик, зашумел кронами деревьев ветер, и снова наступила тишина. Обступила со всех сторон, звонко ударила по ушам, заставляя замереть и стать незаметной.

Разглядывая, как катятся под ногами в разные стороны красно-оранжевые шарики, Женя думала о тех днях, что провела здесь почти наедине с Михаилом. Тетя Саня не в счет. Удивлялась, что две недели пролетели, как пара дней. Михаил и раньше отлучался, но всегда предупреждал, когда вернется. Знал, что Женя почувствует себя неуютно, одна, в оторванном от людей месте. Кто угодно запаникует.

Только однажды он вернулся с двумя мужчинами, которые провели здесь выходные, пропадая в лесу. Потом уехали и они. Женя даже обрадовалась. Ей нравилось уединение и необычное ощущение затерянности в пространстве. Словно и нет больше никого и ничего, только золото поздней осени вперемешку с побуревшей медью листьев и хрустящий воздух, который можно отламывать по кусочку и рассасывать, как леденец.

Вспомнились вечера, когда Михаил несмело стучал в дверь, и она поначалу не хотела открывать, но потом осмелела. Впускала его в дом, и они пили чай, разговаривали, и ей становилось хорошо и уютно. Немного неповоротливый, большой и от этого стеснительный, Михаил, нависал над столом, закрывая своей тенью полкомнаты. И в этой тени пряталась маленькая фигурка Женьки.

Он рассказывал ей историю этих мест. Показывал старые вырезки из газет, где еще сохранились размытые черно-белые снимки деревни на двадцать домов. Деревенька исчезла, как исчезли и жители. Кого-то сослали еще дальше, кто-то ушел, скрываясь в лесах, другие переехали ближе к городу. Брошенные дома чернели от горя и постепенно разрушались. Потом здесь жили метеорологи, для них построили станцию. До сих пор можно наткнуться на заржавевшие металлические конструкции, которыми измеряли уровень снега в этих местах. В конце прошлого тысячелетия всё умерло окончательно и участки стали распродаваться.

— Ты тогда решил здесь выкупить землю? — спросила Женя, прислушиваясь к шумящему за окном дождю.

Михаил покачал головой:

— Нет. Я же говорил, с этими местами меня связал самолет…

Глаза его потемнели, а морщинка в межбровье стала глубже.

— Почему ты ничего не спрашиваешь насчет этого?

Женя обрисовала перед своим лицом в воздухе овал. Михаил внимательно посмотрел на нее и пожал плечами, как будто она задала глупый вопрос:

— Потому что я не замечаю…

— Ага! — рассердилась Женя и, сложив руки на груди, усмехнулась. — Ну, вот прям, ничегошеньки не видно! Всем видно, всем интересно, а тебе нет! Чудеса! Или тебе очки нужны?

Ни с того, ни с сего она разозлилась. Она-то думала, он с ней, один из немногих, искренен и честен, а выходит, тоже притворяется. Хотя в глазах читала другое. Но после подернутых пленкой глаз Глеба, любые покажутся живыми, человеческими.

— Жень, ты на себя сейчас злишься, — помолчав, ответил Михаил. — А я не хочу оправдываться за свои ощущения. И если я говорю, что не замечаю, значит, не замечаю…

Женя поджала губы и с вызовом посмотрела ему в лицо. Но взгляд Михаила был уверенным и спокойным.

— И потом, я думаю, это всё поправимо… Женщине важна внешность, это мы, мужики, можем не обращать внимания, а у вас так не получится.

— А это? Руки-крюки… — повертела пальцами перед Михаилом Женя.

Она понимала, что ведет себя нелепо, но слишком уж долго держала всё в себе, притворяясь, будто ее не страшит неизвестность. Старалась даже не представлять свое будущее и не мечтала, как ее кожа снова станет красивой и не будет похожа на бугристую жабью шкурку.

— Руки, как руки, пять пальцев на каждой. И опять же, думаю, со временем ситуация выправится.

— Но я больше не смогу заниматься любимым делом, — сердито сказала Женя.

— Найдется другое. Я тоже думал, что у меня ничего не получится. А вот… живу…

Михаил грустно улыбнулся. И опять невидимой птицей промелькнула невысказанная тоска.

Щелкнул остывающий чайник, тихо загудел холодильник, ветер швырнул очередную порцию холодных капель в стекла.

Утром Женя вышла на крылечко и обнаружила на перилах стаканчик с черно-сизыми ягодами, к которым прилипли похожие на хвоинки стебли. «Черника?... только откуда она тут почти зимой?» — подумала Женя, разглядывая необычный подарок. Прямо губами захватила одну ягодку и надкусила. Кисловатый сок приятно освежил рот. Женя запрокинула голову и аккуратно насыпала еще. Зажмурилась, разжевывая. Потом улыбнулась: получается, Михаил принес ягоды для нее… Всё дарами природы хвастается.

Проходивший мимо Кеша рассказал, что это и не черника вовсе, а водяника. Женя с удивлением узнала, что ягоды могут храниться прямо под снегом до весны. Вот уж матушка-природа щедра!

— Получается, Михалычу аж за сопку пришлось идти… Во, дает! — с восхищением покрутил головой Кеша.

«А если он и теперь пошел за эту неведомую сопку и пропал там?» — в отчаянии подумала Женя, нарезая круги вокруг избушки тети Сани. Сидеть на влажных досках было неприятно, а уйти боязно: вдруг старушка появится и опять исчезнет.

Откуда взялась тетя Саня, Женя так и не поняла. Только зашла за угол и дошагала до другого, а она уже тут. Белые волосы развеваются на легком ветру. На глаза надвинут темный платок.

— Ты чего? — недовольно спросила она Женю, как будто даже не удивившись ее появлению.

— Тетя Саня, Михаил куда-то ушел…

— Ну, ушел и ушел, тебе-то что?

Старуха скинула с двери дужку замка и скрылась в избушке. Женя нерешительно потопталась на крыльце, нахмурилась и без приглашения нырнула в крошечные сени.

— Я переживаю, — выпалила она. — Третий день его нет.

Тетя Саня быстрым движением сдвинула платок назад и, закинув руки, сноровисто заплела косу. Проделала она это так легко, будто и не девяносто ей скоро. Перекинула косу на грудь, и цепко посмотрела на Женю, изучая, что там у нее внутри.

— Некогда мне с тобой лясы точить, — наконец, выдала она, и поплыла к занавеске.

— Значит, с ним всё в порядке? — бросила в спину Женя.

Вот же вредная бабуся, неужели трудно сказать? Тетя Саня обернулась, еще раз смерила ее с головы до ног взглядом и вдруг усмехнулась:

— Да кто ж знает, в порядке или нет… Он и сам не знает.

Женя озадаченно молчала. Вот что она имела в виду? Что за таинственные фразы? Тетя Саня провела гладкими, как у молодой женщины руками, по юбке. Чисто ведьма, не стареет!

— Сядь-ка ты, девка, вот сюда, — вздохнула она и указала на скамейку.

Женя послушно села. Хозяйка избушки невесомо опустилась рядом. От нее исходил слабый запах трав. Тетя Саня тяжело вздохнула:

— Сам-то он не расскажет. Тогда я. Никому не говорила. Восемь лет, как молчу… А тебе знать надо, — сурово сказала она, глядя в бревенчатую стену.

Женя не стала спрашивать, почему именно ей нужно что-то знать о Михаиле. Хотя, конечно, смутно догадывалась. По долгому взгляду, по тому, как он всё чаще брал ее за руку, когда показывал окрестности, по теплу, которое струилось между ними, хотя оба принимали равнодушный вид. Часто, особенно перед сном, думала, что это? Никогда ей не нравились крупные мужчины с простоватыми чертами лица. Эдакие увальни. Тянуло к таким, как Глеб. Быстрым, решительным, напористым, с оливковыми глазами… А тут… стала ловить себя на мысли, что не хватает ей этого медведя, если долго не видит, что беспокоится о нем и радуется встрече. Говорят друг с другом не много, чаще вообще молчат, но это молчание такое уютное… теплое и мурлычащее, как домашний кот.

— Откуда ты про Мишку-то узнала? — спросила тетя Саня.

Женя пожала плечами:

— Так, в интернете познакомились, он зачем-то в женские разговоры влез… Мы с ним спорить начали…

Старушка кивнула, будто и не услышала ничего необычного.

— Да, куда он только не лез. Теперь вот хромой.

Она помолчала и продолжила:

— Жена у него была, Софья и две дочки-двойняшки. Крохотные совсем, только ходить начали. Миша души в них не чаял. Они к родителям ее на море летали, а он остался, работы много было. Поехал в аэропорт встретить. А самолет приземлился плохо, случилось что-то, загорелся. Софья с девчонками выбраться не смогли. Там потом те, кто выскочить успел, рассказывали, как здоровые мужики женщин и детей раскидывали и сами к выходу лезли. Как тараканы, прости Господи, из горящей избы… Ну, вот и их затолкали, не помогли, не пропустили… Так и нашли потом ее, с прижатыми к себе дочками.

Женя слушала завороженно, распахнутые на пол-лица глаза испуганно смотрели на рассказчицу. И здесь огонь не пощадил, забрал самое ценное. И никто не помог. Так вот почему Михаил с тоской говорил о том, что пчелы согревают друг друга, помогают… А люди нет…

— Мишка, как озверел. Сначала пил, друзья его караулили, чтоб чего с собой не сотворил, потом по бабам пошел, что ни день, то новая, потом в работу нырнул и вот тут начал всё строить, потом на этих штуках, которые по снегу ездят, гонять начал, да по рекам сплавляться в самый паводок. Ну, вот и допрыгался, едва жив остался. Лодка перевернулась, по камням его протащила, думали всё. Найти не могли. А потом наткнулись. Пока несли, пока вертолет ждали, врачи боялись, не довезут. Но ничего, оклемался. Только вот хромает. После этого случая он, как замерз душой. Затаился в нашем захолустье. С пчелами всё возится…

Тетя Саня снова замолкла. Слышны были только ходики на стене.

— А я ему говорила: пройдет время, вернется к тебе твоя душа, сама придет. Пришлют Софья и девочки того, кого выберут. Так что ты это, Женечка, ты…Я вижу. Чувствую, — твердо сказала старушка.

— Но может быть, вы ошиблись, — смущенно и тихо спросила Женя.

— Я-то? — усмехнулась старушка. — Это вряд ли… Я немножко ведаю. Меня шаманкой кличут. А я ведунья.

Прозвучало это так просто, что Женя сразу поверила. Никогда не верила ни в магию, ни в колдовство, ни в предсказания, а беловолосой тете Сане поверила.

Маленькая фигурка шевельнулась, встала и оправила длинную юбку:

— Приедет, Мишка скоро. Година очередная. На лебедей смотрит. Думает, это они — души светлые. Он всегда убегает в эти дни. Как будто можно от себя убежать.

Глава 35

В зрительном зале почти никого не было. Глеб специально выбрал старый кинотеатр в пригороде, где показывали авторские фильмы. Черно-белые, короткие, непонятные. Под заунывную музыку, а часто и в совершенной тишине, на экране двигались человеческие фигуры, в балахонах, кринолинах из железных обручей, картонных треугольных колпаках. Они кривлялись, падали, ползли и корчились. Время от времени взвизгивала труба или скрежетали цепи лебедок. Глеб наблюдал, как будто со стороны.

Он специально выбрал такое место. Здесь можно было не вникать в происходящее и попытаться заглянуть в себя. Неподвижные черные силуэты редких любителей новаторства выглядели застывшим продолжением персонажей. Словно те, кто уже устал гримасничать и ломаться выпрыгнули с экрана и расселись на неудобных старых креслах. Кинотеатр был не из модных, и старое советское наследие в виде обтянутых потрескавшимся кожзамом сидений, больно впивалось в ягодицы и спину. К тому же в зале было прохладно.

Ссутулившись, Глеб кутался в куртку, сжимал в карманах кулаки. Он напоминал себе чудом спасшегося в кораблекрушении человека. Сидит в утлой лодчонке и с тревогой следит, как прибывает вода через прореху. Холодно, страшно и одиноко. Вокруг бескрайний океан, и только ветер куда-то гонит хлипкую посудину. Ни паруса, ни навигатора, ни руля, ни весел. Остается только ждать, когда это кончится. Хоть как-то. Вода плещется у щиколотки, и тогда он хватает консервную банку и торопливо черпает. Снова замирает. Ждет, пока опять не захочется жить. Лодку бросает из стороны в сторону, но нет ни плана спасения, ни решимости погибнуть.

Глеб ушел в работу, из офиса ехал в спортзал, где до кровавых кругов перед глазами тягал тяжести. Молчаливый таксист отвозил его на съемную квартиру, в единственную комнату, заставленную до потолка коробками. Зачем-то он сохранил все Женины вещи. Ходил, ковырял картон пальцем, как будто так можно было добраться до нее. В моменты, когда душила черным колпаком тьма, и дышать становилось невыносимо, он уезжал к Анне. Там погружался в страсть, чтобы не думать и не бояться. Не смаковал, не цедил по глоточку, чтобы на утро не было похмелья, а пил ее бутылками, одну за одной, лишь бы не останавливаться и не возвращаться в реальность, где его поджидают страхи. Засыпал лишь под утро. Измученная, но довольная Анна тихо спала рядом.

Глеб подзаряжался, как батарейка. Под кожей пульсировало и разгоралось умиротворение. Появлялись эйфория и желание свернуть горы. Мир переставал быть колючим, а будущее из сжатой до минимума точки, разрасталось до светлого радужного пятна.

Из кинотеатра он вышел разбитым. Сказались мелькавшие на экране образы и тошнотворные звуки. Они, как занозы, впились в мозг. Был только один способ избавиться от этого состояния — поехать к Анне. Его появление никогда ее не удивляло. Открыв дверь, она брала его за руку и вела к панорамным окнам. Стоя перед полупрозрачной стеной, Глеб прижимал Анну к себе и замирал, уткнувшись носом в прохладные платиновые волосы. Она не сопротивлялась. Ждала, безвольно опустив руки, транслировала ему энергию, а он наслаждался ощущением покоя, которое волнами расходилось по всему телу.

Сегодня потребовалась новая доза, и Глеб, не раздумывая, вызвал такси. Домофон с камерой отозвался на сигнал сразу. Калитка приоткрылась, и Глеб проскользнул на территорию жилого комплекса. Ветер, подвывая, гулял в верхушках высоток. Фонари разбрасывали светодиодные огни на мокрые глянцевые крыши автомобилей. Створки лифта распахнулись. Из блестящей кабины шел ровный белый свет, будто ступив туда, окажешься в раю.

Дверь в квартиру была приоткрыта. Глеб осторожно толкнул ее рукой. Из глубины апартаментов доносилась тягучая музыка, чем-то похожая на ту, что он слышал в кино. Глеб медленно вошел внутрь, скинул куртку и, петляя по длинному коридору, побрел в большую гостиную. Силуэт Анны он заметил при входе. Она неподвижно сидела на диване. По комнате струился сандаловый аромат, а в отражении окна играли мелкие огоньки. Глеб подумал, что Анна разложила на полу гирлянду и включила ее для красоты.

— Привет, — произнес он негромко, чтобы не напугать ее.

Анна не обернулась. Глеб сделал несколько шагов по направлению к ней. Он летел, как мотылек на свет лампы. И вдруг напоролся на невидимую преграду. Во рту сразу же пересохло, а сердце заколотилось так, что заложило уши. Превозмогая тошноту от закрутившегося в животе узла, Глеб, не моргая, уставился на крошечные свечки, расставленные на полу вдоль дивана. Холодный пот противной пленкой покрыл всё тело, проник внутрь каждой поры, чтобы пропитать изнутри липким страхом.

— Садись рядом, Глеб.

Анна похлопала по дивану, будто звала питомца. Глеб испуганно шарахнулся в сторону и отвернулся.

— Я не могу, ты же знаешь, — прохрипел он. — Зачем ты это делаешь?

— Потому что, — спокойно ответила Анна. — Потому что пора принять реальность и заглянуть своему страху в глаза. Иначе ты навсегда останешься его рабом.

Хотя свечи горели бесшумно, Глебу почудился зловещий треск пламени. Захотелось упасть на колени, свиться в клубок и закрыть руками уши. Запах огня пропитал каждый волосок в носу. Настойчиво постучался в мозг, предлагая воображению красочные картины. Глеб чуть было не застонал.

— Убери! Я прошу тебя! Убери немедленно!

— Нет! Не уберу. Нельзя всю жизнь прятаться. Ты думаешь, если будешь соблюдать правила, то никогда больше не столкнешься с огнем? Нет, Глеб… Поверь, он догонит тебя, он сделает тебе назло, он постоянно будет выжигать самое ценное, пока ты не примешь его. В твоем сознании он будет проявляться снова и снова, как заезженная пластинка. Иди сюда… Научись смотреть на маленькие свечки и ты сможешь преодолеть себя. Я знаю, о чем говорю.

Глеб слушал ее завораживающий голос, который как дудочка манил следовать за собой. Стопы и икры напряглись, но тут же замерли, будто их стянуло судорогой. К тошнотворному страху примешалась ярость. Она пульсировала в висках, раздуваясь, как большой шар и грозила вот-вот взорваться. У Глеба задергалась верхняя губа, он ощерился и прошипел, брызгая слюной:

— А ты не думала, что я не котенок, которого нужно приучить к лотку?! Обязательно нужно потыкать мордой в лужу?! Ты уверена, что это сработает?! Или ты считаешь, что твой рецепт универсален? А может, тебя просто задолбал рядом мужик с фобией?! А?!

— Ты сам себя задолбал, Глеб, — спокойно и почти равнодушно ответила Анна. — Не находишь?

В голубой бездне плавали льдинки, острыми гранями впивались в потемневшее оливковое болото. Глеб поморщился и отвел глаза. Права, черт возьми! Как же она права! Он с силой провел ладонью по волосам и почувствовал, как пересохло во рту. Выдохнул и развернулся в сторону кухонной зоны. Анна никогда не готовила дома. Только варила кофе. Экспериментировала с разными рецептами, нажимая кнопки и дергая блестящие рычажки, похожей на космический аппарат, кофе-машины. Глянцевые поверхности столешниц были пусты и безжизненны. Варочная панель хранила девственную чистоту, не ведая прикосновений грубых днищ сковородок или кастрюль. Не кухня, а обложка дляжурнала.

Глеб по-хозяйски открыл холодильник и вытащил минеральную воду. Взгляд упал на длинную, как снаряд, бутылку водки. Сейчас бы жахнуть стакан, чтобы в голове образовалась вата. Тогда и мысли забуксуют, завязнут и угомонятся. Наступит долгожданный покой. Тот, за которым он сюда и приехал, а Анна всё испортила.

Запотевшая вмиг бутылка чуть не выскользнула из рук. Глеб сделал большой глоток воды и закашлялся, колючие пузырьки попали в нос. На Анну он не смотрел. Спиной чутко улавливал каждое движение, будто ждал нападения кровожадного зверя сзади. Нужно быть начеку. Монстр выжидает. Однажды Глеб расслабился и поплатился за это. Если бы он не оставил Женьку в номере…

Бутылка со стуком встала на темную столешницу. От мокрого стекла наверняка останется след. Глеб оперся руками о край и мотнул головой. Снова ему показалось, что несется он в утлой лодчонке неведомо куда. А может, и правда, попробовать? Нужно ведь найти уже берег. Хотя бы попытаться.

Глеб повернул голову и смерил взглядом расстояние до его личного ада. Шагов пять-шесть. Меньше пяти метров до края пропасти. Адреналин струей выплеснулся в кровь, сердце затрепыхалось, моля остановиться. Но Глеб уже принял решение. Сумасбродное и нерациональное. Он закрыл глаза и попытался представить себе крохотный уголек, слабый, тлеющий еле-еле. Это еще не огонь, но его предвестник. Мысленно он попробовал протянуть к нему руку. Сильный спазм скрутил внутренности и вернул в реальность. Глеб несколько раз вдохнул-выдохнул и попытался нарисовать картинку снова. На это раз удалось, но в голове всё поплыло, будто он всё-таки выпил водки.

— Как ты это сделала? — хрипло спросил он.

Он давно об этом думал. Еще с того момента, как узнал, что каждый раз, когда Анна погружается в воду, она ныряет в самую сердцевину своего страха. Сознательно. Добровольно.

— Я просто полюбила ее. Воду. Больное место всегда требует внимания и любви.

Голос Анны звучал в отдалении.

— Но я так не смогу… я будто в темноту погружаюсь, когда вижу… его… — тихо сказал Глеб.

Он не нашел в себе сил назвать своего мучителя неабстрактно.

— Значит, полюби для начала тьму. В ней много энергии. Из нее получится любовь. Нужно только захотеть… Ты не можешь бегать от этого вечно. Эти качели раскачают тебя, и ты сорвешься в пропасть… И погибнешь.

Глеб нерешительно смотрел на женский силуэт. В словах Анны было много правды, но верить ей не хотелось. Тогда придется признать, что существует другой Глеб, тот, которого он никак не хочет принять. Не хочет даже видеть рядом с собой. А когда тот лезет в душу, отталкивает, считая его уродом.

— А то страшилище в воде ты тоже полюбила? — беспощадно спросил Глеб.

Он видел, как Анна вздрогнула, и тут же в душе появилось злорадство. Но следом пришла жалость. Больно было смотреть, как поникли ее плечи, словно он только что перерубил пополам позвоночник.

«С чего я решил, что она очень сильная? — подумал потерянно Глеб. — Только с того, что мне с ней становится спокойно?»

— Еще нет, — ответила Анна. — Но я постараюсь…

Она встала и начала собирать с пола свечки. Подняла одну, обернулась к Глебу, задула пламя… Наклонилась и взяла следующую. Глеб завороженно смотрел на маленькие огоньки, исчезающие от короткого выдоха. Натянутая внутри струна вибрировала и дребезжала.

Глава 36

Удивительно высокое лазурное небо к вечеру заиграло малиновым, оранжевым и розовым. Словно экзотический коктейль, поданный безлюдной тайге. Втянув голову в пуховик, Женя стояла на веранде, наблюдая за угасающими красками. После разговора с тетей Саней, на душе стало спокойнее, хотя сам рассказ потряс. Сколько же всё-таки несправедливости в этом мире! Поневоле заберешься в самую глушь, где живут простыми и понятными правилами. Природа сурова, но не станет губить специально. Выжидать, подкарауливать, подло бить в спину. Она сразу предупреждает, шутки с ней плохи. Умный будет осторожнее, хотя и это не гарантия, а глупый и самонадеянный поплатится.

Женя глубоко вдохнула морозный воздух, в носу защипало, закололо иголками нежную кожу на щеке. Безмолвие и тишина нисколько не пугали. За время, проведенное здесь, Женя поняла, как важно, порой, остановиться. Перестать бежать за наносным и блестящим. Делать, как все, и пытаться соответствовать придуманным правилам. Без уважения к себе она старалась побыстрее обрести всё то, что растеряла в результате пожара. Лепила наспех, лишь бы вернуть привычное, а оказалось, нужно настроиться на длинную дистанцию. Не нестись вперед, потея и напрягая все мышцы, а просто идти, размеренно и не торопясь. И ничего не ждать. Придет само, когда наступит время.

Теперь Женя уже не высматривала Михаила, не прислушивалась, как ненормальная, к каждому звуку или хрусту ветки. Просто жила, зная, что скоро он вернется. И не загадывала, что будет дальше. Ей не хотелось больше сопротивляться переменам. Не хотелось цепляться за прошлое или будущее. Впервые в жизни она слушала себя, отстраняясь от навязанных шаблонов. Удивлялась, как спокойно становилось на душе.

Стемнело быстро, и Женя с сожалением вернулась в дом. Захотелось приготовить себе чай и просмотреть лекции по графике и дизайну. Михаил еще перед отъездом оставил ей забавные флешки в виде пчелы и божьей коровки. Какой-то знакомый сбросил кучу материала, оставалось только смотреть и слушать, выполняя практические задания. Несколько раз Женя себя заставила, но быстро забросила. Душа протестовала и требовала покоя. Женя не сдавалась. Всегда жила с девизом «надо», с чего бы теперь отступать? Тогда предупредило тело. Подарило на один вечер небольшую мигрень. Утром милостиво забрало, но оставило напоминание в виде покалывания в виске. Женя прислушалась к себе и нехотя отступила. И вот только сегодня включила, наконец-то, ноутбук.

Пока компьютер загружался, взяла в руку баночку, которую ей выдала тетя Саня.

— Облепиховое масло. Сама давила. Мажь лицо и руки. Хорошенько так мажь, не жалей… Только без одёжи, а то потом не отстираешь…

Женя улыбнулась: без одёжи… Лицо-то можно и так попробовать намазать. Она подошла к зеркалу и осторожно нанесла на кожу пахучую оранжевую жидкость. Вряд ли поможет… Но вместо маски пойдет. Хуже не будет. С руками решила пока не экспериментировать, иначе всю клавиатуру заляпает.

«Закачу-ка я облепиховую вечеринку», — подумала Женя и добавила в чайник две ложки ягод в собственном соку. Травяной чай тут же заиграл веселыми красками. Даже во рту стало кисло, как будто раскусила терпкую желтую бусину. Теперь всё готово! Можно начинать… На экране появился обаятельный спикер, и Женя с большим интересом погрузилась в новый для себя мир.

Она так увлеклась лекциями, так старательно выполняла первое задание, что не сразу расслышала тихий стук в дверь. Убавив звук, прислушалась. Так и есть, стучат. Сердце заколотилось. Женя вскочила и, ударившись ногой о стул, запрыгала на месте. Прихрамывая, пошла к двери. На крыльце застыла большая темная фигура. Женя помедлила всего секунду, и как была в одних шерстяных носках подбежала к Михаилу. Медвежьи очертания выдавали его сразу.

— Ты… — уткнулась носом в грудь.

От Михаила пахло лесом и немного бензином. Почувствовала, как он на секунду замер, а потом осторожно обхватил ее ручищами. Колючий свитер под распахнутой курткой царапал кожу, и Женя вспомнила, что облепиховое масло может оставить след.

— Как ты? — спросила она.

— Тетя Саня разболтала, да? — помедлив, вздохнул Михаил.

Женя ничего не ответила, только прижалась еще крепче.

— Пойдем, замерзнешь…

В доме она снова подогрела чай, не спрашивая ни о чем, вытащила из морозилки блинчики с мясом и сунула их в микроволновку. Быстро накрыла стол. Снова огромная тень Михаила занимала половину комнаты. Женя радовалась, что он вернулся. Она с тревогой посматривала на его усталое лицо, пытаясь понять, что же у него сейчас на душе?

Наконец, села напротив, подперла по-бабьи щеку. Михаил поднял глаза, внимательно посмотрел и улыбнулся:

— У тебя испачкалось…

Он протянул руку и попытался осторожно оттереть масло. Женя засмущалась и перехватила его пальцы, но тут же отпустила:

— Это тетя Саня меня врачует…

Она вдруг почувствовала себя неловко. Пришел человек, а она на него набросилась и давай обниматься, блинами кормить, как будто мужа из леса дождалась. Вот дура… Наслушалась предсказаний и от радости запрыгала, как в сказке. Суженый, ряженый явился…

Покраснев, отвела глаза, словно боялась, что Михаил прочтет ее мысли. Она чувствовала, что он по-прежнему на нее смотрит. Оба молчали. Кажется, и надо поговорить, а как подступиться непонятно.

— Сегодня намного холоднее, — невпопад всё-таки произнесла Женя. — Ты не замерз там… на озере…

Михаил покачал головой, нисколько не удивляясь ее осведомленности. Посмеивался раньше над тетей Саней с ее пророчествами, а сегодня, стоя рядом с лебедями, вдруг понял, что Женя, это единственный человек, которого он хочет отвезти на могилу к своим. Никогда ни одну женщину туда не мыслил взять, а Женьку захотелось. Словно его девочки сами приглашали их в гости. Откуда это берется? Так и поверишь, что некоторые люди что-то заранее знают. Тяжело им, наверное, жить… А может быть, наоборот, легче. Когда знаешь наперед, разве не проще?

— Ты поедешь со мной? — быстро спросил он, чтобы больше не мучить себя сомнениями.

— Да, — просто ответила Женя, даже не спросив, куда он ее зовет.

Михаил наклонился и снова провел пальцами по щеке, потом отвел кудрявые прядки и обхватил ее лицо ладонями. Женя испуганно замерла, но ее губ уже коснулись чуть шершавые мужские губы.

***

Рано утром снова запрыгала вдоль окна вертлявая, пушистая птица с длинным хвостом.

— Цурп… цурп… — слышалось снаружи.

— Кто это? — спросила Женя, чтобы скрыть смущение.

Михаил погладил ее по волосам, нашел руку и поднес к губам.

— Синица местная. Ополовником еще называют, потому что она на ложку для супа похожа… Сама круглая и длинный хвост. Жень, мне сейчас по делу надо, документы отвезти, а завтра с утра тогда поедем?

И опять Женя только кивнула, не спросив, куда. Михаил улыбнулся и поцеловал ее в щеку, а потом в нос:

— Поспи еще… Я постараюсь быстро.

Он начал одеваться, и Женя заметила на бедре длинный неровный шрам. Михаил почувствовал ее взгляд:

— Надо было по второму кругу операцию делать, а я на вытяжке больше лежать не хочу… Хотя неудобно… Мешает, конечно… Но не критично… В общем, жди, скоро буду!

Упал рядом на кровать, зарылся в волосы, потерся носом о шею и поцеловал в краешек губ. — «Так бы тут и остался», — промелькнуло в голове. — «Лучше бы и не уходил», — насмешливо глянула черным глазом синица.

Михаил ушел, а Женя незаметно для себя уснула. Проснулась от стука дождя, ветер злобно бросал их пригоршнями в стекла. «Как доберется? Там же дорогу всю развезло…» — с беспокойством подумала Женя, вглядываясь в серый ненастный день. Перекусив, решила заняться учебой. Всё быстрее время пройдет. Опомнилась, когда за окном была уже непроглядная темень, и дождь прекратился.

Покрутила шеей, пытаясь размять мышцы, покосилась на свое отражение в черном стекле. Надо же! За весь день не удосужилась выйти на улицу. Но ничего, сейчас придет ее медведь, оденутся потеплее и сядут на веранде выпить горячего чая с брусникой. Словно по заказу, в дверь постучали. Женя довольно улыбнулась, вот и он!

Легко подбежала к двери и дернула за ручку. У ступенек темнела мужская фигура. Женя обрадовалась: Миша! Но фигура была слишком уж щуплой, да к тому же дымила сигаретой. Яркий огонек взметнулся вверх, кто-то деликатно прокашлялся, а затем раздался голос:

— Женя, здравствуй, это я, Кеша…

Женя схватилась рукой за косяк. С напряжением ждала, что он скажет. Хотя и так было понятно, что-то случилось… Зря она усыпила в беспечности тревогу, зря поверила, что в этих краях можно укрыться от беды и пожить размеренно и ничего не загадывая.

— Что случилось?

В голосе тонкой стрункой зазвучала тревога. Кеша как-то странно крякнул, словно смутился, и вышел из тени вперед.

— Должен был я Михалыча привезти, а вот… — он развел руками. — Тетя Саня прислала, говорит, тебя надо взять…

— Куда? — шевельнула помертвевшими губами Женя.

Ей показалось, что после этого вопроса Кеша ссутулился еще больше. Он отвел глаза:

— К Шамановой сопке… Михалыч там сгинул…

Женя зажмурилась, в ушах появился противный комариный писк, холодный ветер скользнул за шиворот. Она развернулась и бросилась в дом одеваться.

Глава 37

— Э, нет, так не годится, — протянул Кеша, когда увидел, что Женька выскочила на веранду в короткой курточке и кроссовках. — Погоди.

Он исчез в темноте, как будто растворился. Женя потерянно осталась ждать. Она вглядывалась в сторону невидимого черного леса и проговаривала про себя: «Отдай! Верни! Зачем он тебе?» Если бы не боялась заблудиться, бросилась бы к деревьям, вцепилась в шершавые, липкие от смолы, стволы, шептала бы заклинания, умоляя не забирать такое призрачное, еле обозначившееся, ее счастье.

Зловещим казалось ей молчание леса, словно глухая стена выросла. Звуки есть, слышно, как гуляет ветер в кронах, раскачивает ершистые лапы, стонет, ломает сучья, живет своей жизнью. А вот мольбы Жени не замечает, отгораживается плотной завесой. Она почувствовала это и от собственного бессилия разозлилась.

Снова появилась рядом щуплая фигура, словно ее вырезали из темноты.

— Вот. Надевай, — Кеша сунул в руки куртку и резиновые сапоги.

Грубоватая ткань царапнула по свежей коже на шрамах. Женя тут же, на крыльце, скинула неподходящие для местных дорог кроссовки, и натянула сапоги. Потопала, проверяя, не велики ли. Толстый шерстяной носок удерживал обувь надежно. Следом влезла в куртку, в которой буквально утонула. Кеша оценивающе оглядел из-под кустистых бровей и, подойдя ближе, ловко подвернул рукава.

Вместе они пошли по дорожке к дальним сараям, где находились мастерская и конюшня. Скользя по жирной глине, запинаясь о камни, Женя спешила за молчаливым проводником и всё думала: как же по такой грязи проберется Яшка?

— Подожди здесь, — бросил Кеша и направился к кирпичному ангару.

Он распахнул ворота, и в глубине Женя увидела заляпанного грязью монстра, висящего как будто в воздухе, над четырьмя мощными колесами. Кеша взобрался на подножку и исчез внутри. Через минуту затарахтел мотор, круглые глаза монстра загорелись и, выплюнув клубы вонючего дыма, он выехал из гаража. Женя, не раздумывая, подбежала, открыла дверцу, испачкав в засохшей грязи пальцы, и кое-как вскарабкалась на ступеньку.

— Пристегнись, — коротко приказал Кеша и нажал педаль газа.

Машина подпрыгнула на кочках и помчалась к лесу. На крыльце появилась маленькая женская фигура в длинной юбке. Колючий взгляд, в котором читалось беспокойство, проводил красные огоньки фар. Тонкие губы бесшумно шевелились, произнося напутствия и молитвы. Холодный ветер играл седыми синеватыми прядями, в беспорядке разбрасывая их по плечам.

***

Женя надеялась узнать подробности, пока едут по буеракам и непролазным лужам, но сразу же поняла — это невозможно. Бешеная колесница ревела, дребезжала, скрипела и подпрыгивала так, что Женя только успевала напрягать мышцы, чтобы не улететь с сиденья. Вцепиться в поручень не удавалось, не хватало сил, поэтому оставалось надеяться только на ремень безопасности, упирающиеся в пол ноги и тело, которое успевало принять нужное положение под нужным углом. Голос тонул в рыке двигателя. Да и отвлекать водителя было боязно. Он напряженно вглядывался в черноту, которую прорезали желтые лучи фар, и только и успевал поворачивать руль в нужную сторону. Пару раз их так подкинуло, что все внутренности в животе перекрутились, а макушкой Женя ударилась о потолок. Тряска в кибитке, когда она ехала сюда на Яшке, вспоминалась приятным путешествием.

Наконец, они выбрались на грунтовую дорогу, которая показалась Жене практически современным автобаном. По крайней мере, она была шире, лесу пришлось потесниться, а ямы покрывали ее поверхность не сплошь, а с возможностью объехать. Разбрызгивая во все стороны грязь, джип помчался дальше. Еще через час свернули в сторону и, подпрыгнув на камнях, остановились у горной реки. Совсем небольшая и довольно безобидная на вид, она урчала и ворочалась в темноте, выбрасывая на берег, белые ледяные брызги. Сначала Женя подумала, что это вода, но, присмотревшись, она различила смерзшийся снег, пластинками бьющийся о валуны.

Кеша остановился рядом с еще одним джипом — двойником того, на котором добирались они. Такой же грязный и грубый на вид. Задуман не для комфорта туристов-толстосумов, а для обычной жизни в этих суровых краях. Женя выбралась наружу. От экстремального ралли ее слегка подташнивало. Она несколько раз вдохнула и выдохнула холодный колючий воздух. С уважением покосилась на Кешу: такой хлипкий, а так ловко справляется с этим монстром.

Он сразу же отошел к мужчинам, сгрудившимся неподалеку, у кустарника. У одного из них в руках была карта. Ветер яростно трепал ее края, не давая развернуть полностью. Коротко переговариваясь, они водили пальцем по бумаге и всё поглядывали в сторону леса и речки. Неприятно пахнувшими клочьями до Жени долетел сигаретный дым. Влезать в разговор не хотелось, никто до сих пор на нее даже внимания не обратил. Поэтому Женя решительно подошла к Кеше и дернула его за рукав.

— Ты можешь, наконец, объяснить мне, что случилось?

Кеша завертел головой, прищурился, но Женя смотрела требовательно и зло, рассчитывая на объяснения. Стылый ветер выбивал из глаз слезы, кончик носа покраснел и шмыгал от набежавшей влаги.

— Пойдем в машину, — дернул подбородком Кеша.

Он что-то коротко сказал мужикам, а потом зашагал к джипу. Женя поплелась следом. Несмотря на теплую непромокаемую куртку, она нещадно мерзла. А может быть, это была нервная дрожь. Прокуренный салон по сравнению с улицей показался уютной гостиной. Женя зажала окоченевшие пальцы между коленями и приготовилась слушать. Кеша скрипнул сиденьем, шумно вздохнул, как его любимец Яшка, и откашлялся:

— Обратно мы с ним уже ехали, еще, правда, не стемнело. Провозились в городе с бумажками, хотел всё побыстрее… И вот приспичило ему свернуть к Шамановой сопке. Водяники тебе набрать…

В голосе послышалась недовольство и осуждение, а может быть почудилось? Женя повернула голову и посмотрела на Кешу, но его лицо оставалось спокойным. А глаза… что глаза? Не смотрел он на нее, не поймешь, что там…

— Это отсюда еще пешком с километр… Вот понесло его туда, — Кеша глазами указал куда-то в темноту. — Я с ним пошел… Думал, быстро обернемся. А там дальше вверх по течению на палатку наткнулись. Семья, представляешь? В такую холодину, да с ребятишками. Муж с женой, да два пацаненка лет пяти и десяти. А на берегу плоты. Михалыч сразу расспрашивать начал: кто такие, бывали ли здесь, не надумали ли сплавляться… Приезжают сюда экстремалы, иногда до конца октября лезут в воду. С этими инструктор якобы какой-то был. Парнишка молоденький, из Москвы, — приоткрыв окно, Кеша презрительно сплюнул.

— Сроду не бывали нигде, понятия не имеют, что это такое сплавляться по горным рекам, а туда же! Инструктор…

Он немного помолчал.

— Ну, Михалыч стал уговаривать их. Всё на детей напирал, что опасно это… Инструктор влез, сказал, что они тут буквально-то двадцать метров проплывут, дальше заводь и, мол, всё хорошо будет. В общем, ни в какую их не разубедить было. Что с дураков возьмешь? Разодетые все, снаряжения на несколько тысяч, а в голове пустота… Ладно бы сами, взрослые… а то ребятишки с ними. У нас спасжилеты, мы уже опытные, мальчики мечтают попробовать… — передразнил Кеша незадачливых туристов.

Женя еще крепче сцепила пальцы, она уже поняла, что дальше скажет щуплый Кеша.

— Короче, погрузились они, поплыли… И вроде нормально всё поначалу было, я еще Михалыча дернул, пошли уже… Доплывут… А тут как раз на середине плот и перевернулся. Закрутило их, разбросало, потащило в обратную сторону от заводи. Там развилка у скалы есть… Я и охнуть не успел, как он уже второй плот тащит к воде. Я к нему! А он, как озверел, рычит, как ненормальный, орет мне: не лезь! Там дети! Прыгнул и…

Кеша махнул рукой.

— Я как понял, что всех их там куда-то утащило, кинулся звонить мужикам. Тут заимка есть выше. Проехали, прошли вдоль русла, пока вот не нашли никого… Весла видели, шлем один в камнях валялся, а людей… нет вот… Я мужиков оставил и к нам. Там рация есть, можно подмогу вызвать, как раз из тех мест, куда вода их унесла. Да и тебя хотел предупредить, а то весь день мне Михалыч талдычил, что ты переживать будешь, если он вовремя не вернется. Тут меня тетка Саня поймала, узнала, что да как, и сразу же сказала, чтобы тебя с собой взял. Я отказывался, а она, как заведенная: «Вытянет его душа близкая. Укажет дорогу». Какая душа? Тут найти бы…

Женя отвернулась. Молча смотрела в черное стекло сухими глазами. В висок нежно воткнулась иголка боли. «Там дети были… из-за детей он…» — мельтешила в голове мысль. Искренне и ярко она сейчас ненавидела тех нерадивых, самонадеянных взрослых, которые утянули за собой и за своей глупостью, других.

Мужики замахали руками, и Кеша выскочил к ним. Они достали из багажника мощные фонари, веревки и какие-то крючья и пошли в сторону камней и темнеющего леса. Один из них остался рядом с автомобилем. Кеша повернулся и прокричал Жене:

— Сиди в машине! Чтоб никуда! — и погрозил ей пальцем.

Женя не послушалась. Она выбралась наружу и, поскальзываясь на камнях, подошла ближе к бушующему потоку. Расширенными глазами тревожно следила за черными водоворотами, вздрагивала от жалящих брызг, попадавших в лицо. Как этим людям пришло в голову, добровольно спуститься в ледяную воду?!

Подняв глаза к небу, она жмурилась мокрыми ресницами, получала пощечины от ветра, пошатывалась от его толчков, но не уходила. На душе было пусто. Ни страха, ни тревоги. Ей казалось, что всё уже свершилось, и теперь она привыкала к этой мысли. Спустившаяся сверху тьма открыла ей глаза. Резко, болезненно, но честно и прозрачно. Потеряв Михаила, Женя поняла, как он ей нужен. Не было сил просить у неба и того, кто выше, милосердия, оставалась только ждать. Ждать и не надеяться.

Тягучий сироп времени разбавила осипшая рация. Прошипела, выплюнула что-то в пространство неразборчиво. Женя вскинула голову и с тревогой уставилась на мужчину, оставшегося с ней. По его лицу ничего было непонятно. Он закончил обмениваться короткими фразами, повернулся к Жене и улыбнулся, показав рукой знак со сложенными в кружок пальцами. Улыбнуться в ответ она не смогла, только дрожала всем телом. Не верила. Боялась поверить.

Домой возвращались ночью. Джип натужно ревел, вгрызаясь в непролазную кашу, дождь хлестал в стекла, размазывая грязные потеки, пассажиров безжалостно швыряло по салону. Женя сидела, вцепившись в Михаила. Время от времени она смотрела на свежую глубокую царапину на его лице. От виска она тянулась вниз, обрывалась у разбитой губы и ползла по подбородку.

— Я вытащил их, Женька, — прошептал ей в ухо Михаил, когда она, не веря, что он жив, прилипла к нему на берегу.

К ним подскакивали галдящие мужики, хлопали по спине, матерясь сквозь улыбки, и только Женя понимала, что именно сделал сегодня для себя этот здоровенный, но такой уязвимый внутри человек.

Глава 38

Эта осень казалась Глебу бесконечной. Все дни стали похожи один на другой: серые и безвкусные, как больничная овсянка. Глеб просыпался, удивлялся, что наступило еще одно, неотличимое от предыдущих, утро, пил кофе, повязывал галстук, скользил взглядом по картонным коробкам с Женькиными вещами и ехал в офис. Цифры, графики, таблицы, хоть ненадолго, но давали ощущение контроля и упорядоченности жизни. Всё-таки специалистом Глеб был неплохим и сумел заставить себя заняться делом. А может быть, только в этом и было его спасение?

Анна в офисе появлялась редко, и все давно к этому привыкли. Петр Сергеевич терпеливо выжидал, когда мнимая работа ей окончательно надоест, и она исчезнет, так же внезапно, как появилась. А после ее ухода можно аккуратно и Глеба снять. И дело не в его профессионализме, Глеб, как ни странно вполне соответствует своей должности. Просто Петр Сергеевич назначил его под давлением Анны. Чтобы не вызвать ее неудовольствия и не нажить проблем от вышестоящих. Действовать по принуждению Петр Сергеевич не любил, а потому подстерегал момент, когда сможет избавиться не только от навязанной ему никчемной тунеядки, но и сотрудника, видевшего его слабость. Так он восстановит и свое пошатнувшееся реноме.

Глеб подхватил нужные папки и быстрым шагом направился в кабинет к управляющему. Махинации, которые он провернул с помощью Анны, в его сознании отошли на дальний план, и теперь Глеб уже не цепенел от мысли, что его вызывают в связи с вскрывшимися делишками. Аудиенции у Петра Сергеевича превратились просто в рабочие моменты. Рутина и предсказуемость. Все бумаги в порядке, все отчеты выполнены в срок, нареканий и накладок нет. Эта предсказуемость спасала, заставляя на десять часов в день забыть о реальности.

— Глеб Юрьевич, — управляющий поднял глаза от бумаг. — Через три недели назначена ревизия вашего отдела. Комиссия прибудет оттуда, — он вскинул глаза в потолок. — Надеюсь, никаких нарушений обнаружено не будет?

Он спросил это между делом, для галочки, уверенный, что Глеб так дорожит своей должностью, что в лепешку расшибется, лишь бы всё оказалось в порядке.

— Решил предупредить вас заранее. Подготовьте всё необходимое, проверьте… В общем, нужно, чтобы всё было на уровне…

Колючими иголками впился в горло страх. Не подавая виду, Глеб спокойно собрал в стопку бумаги.

— Да, конечно, Петр Сергеевич. Проблем не будет, — невозмутимо отрапортовал он.

И слегка улыбнулся: хорошо, шеф, не заметил, как подрагивают пальцы.

Выйдя из кабинета, с невозмутимым видом, пошел в отдел маркетинга. К его удивлению, Анна была на месте. Сотрудники проводили его равнодушным взглядом: об их романе было всем известно. Обоих недолюбливали, а Глеба даже больше. Говорят, бросил покалеченную жену и живет в свое удовольствие.

Анна встретила его улыбкой. Покачивая бедрами, подошла ближе и обняла за шею.

— Выпьем кофе?

Глеб на секунду замер, вдыхая горьковатый запах полыни, исходящий от ее кожи. Как так вышло, что он выбрал холодный, как в склепе, покой, вместо душевного тепла уютной Женьки? Иногда, внезапно проснувшись ночью, он отчетливо понимал, что сделал ошибку, корил себя за то, что не стал пытаться преодолеть свои фобии с помощью, может быть, даже специалистов, а второпях прильнул к первому попавшемуся источнику, посулившему умиротворение. Пугался этих мыслей, прислушивался к плотному узлу, завязывающемуся в желудке, а потом торопливо натягивал на себя морок, как побитое молью одеяло — ветхое и не согревающее.

— Ревизия. Через три недели, — глухо сказал Глеб, делая шаг назад.

Ему не хотелось демонстрировать перед Анной беспокойство, поэтому он смотрел в сторону, разглядывая репродукцию на стене.

— Ну и что? — удивленно спросила Анна.

Глеб усмехнулся и, засунув руки в карманы брюк, прошелся по кабинету. Подойдя к столу, покрутил статуэтку льва с хрустальным голубым шаром в лапах, потом сел в кресло и крутанулся вокруг своей оси.

— Странно, что мне нужно объяснять, чем это грозит, — сказал он и внимательно посмотрел ей в лицо.

Анна равнодушно пожала плечами: у страха глаза велики. Если бы она каждый раз боялась, то давно бы сидела, забившись в угол, и пила антидепрессанты. Глеб стал порядком ее утомлять. Особенно после того случая со свечами. Трудно, когда рядом с тобой слабый человек. В глубине души она больше восхищалась его женой, которая не стала ждать милости, а попросту исчезла. Глеб по такому случаю напился и долго изливал душу. Наутро ему было неловко, но Анна сделала вид, что ничего не было. Они оба сделали вид.

Недавно ей звонила мать, интересовалась, что она надумала насчет Элины. До Нового года осталось совсем немного, родители хотели понять, вернется ли внучка домой. Поразило, что голос матери был без обычных самодовольных ноток, словно надломился.

— Ты не устала играть, Анна? — спросила Маргарита, когда выслушала отповедь, чтобы родители не лезли в ее дела.

— С кем? Во что? — зачем-то поддалась на провокацию Анна.

— С этим наивным Глебом… Тебе мало, что от него уехала жена? Кстати, ты не в курсе куда?

— Нет. Как я могу это знать, если сам Глеб не знает. Да мне и неинтересно.

— Тебе неинтересно… — протянула Маргарита. — Да, тебе, и правда, никто, кроме себя не интересен…

— О-о-о, не начинай корчить из себя жертву! — отозвалась Анна. — Можно подумать, вам с отцом кто-то был интересен, кроме…

— Ты не смеешь!

— Смею… Закуклились в своих иллюзиях, а всем вокруг выписали приговор. А ведь у человека есть презумпция невиновности…Но это только для тех, кто хочет услышать.

Как всегда разговор завершился непониманием. Анна давно приняла решение оставить дочь на Мальте до лета. Потом заберет и увезет с собой к Красному морю. Она надеялась, что успеет к тому времени исполнить свою мечту. Вот Элинка удивится! Ни к чему, чтобы бабка с дедом ей мозги промывали, а то и собственная дочь начнет считать ее монстром.

Анна окинула взглядом, развалившегося на ее месте, Глеба. Каблуки безжалостно впились в ламинат. Она подошла к столу и жестом попросила освободить кресло. Глеб нехотя подчинился. Как арестант, заложив руки за спину, он по-клоунски отмерил несколько шагов по кабинету, повернулся и дурашливо проскрипел:

— Передачки мне носить будешь?

Анна досадливо поморщилась:

— Прекрати пороть чушь. Никто ничего не найдет. Эта ревизия — формальность. Вон, как диспансеризация в понедельник.

Она рассеянно побарабанила пальцами по столу. Скорее бы прошло две недели. Она уедет. Помимо деловых вопросов, сможет понырять в новом месте, встретиться с новой компанией. Пусть эта сырость и дождь останутся здесь, а ее ждет хоть и прохладная, но ставшая уже родной глубина.

— А если понадобится срочно внести деньги? — не отставал Глеб. — Мне нужно знать… На что рассчитывать?

Анна подняла на него холодные голубые глаза:

— Всегда нужно рассчитывать только на себя, Глеб…

Казалось, Глеб изумился. Он посмотрел так, будто впервые увидел ее красивое равнодушное лицо.

— А ты безжалостная… — протянул он, то ли удивляясь, то ли восхищаясь. — Впрочем, ничего странного… после истории с твоим братцем.

Глаза Анны моментально сузились, как у разъяренной кошки:

— Ты ничего об этом не знаешь! — выплюнула она. — За собой следи, праведник… А то ведь я могу Петруше много чего интересного поведать.

— Не выйдет… Ты сама в этом замешана, — попытался сохранить спокойствие Глеб.

— А ты внимательно всё проверь, Глебушка…

Он поймал ее взгляд — злой, уничижающий, противный холодок пробежался по позвоночнику: «А ведь, и правда, мог вляпаться по самые… как теперь выкрутиться?» Понимал, что зря тронул тему брата, сам разворошил осиное гнездо, вот и спровоцировал.

«Неужели и меня подставила?» — мучительно размышлял он, пока шел к себе. Привычно заболела голова, и появился легкий звон в ушах. Глеб уже привык к тому, что в последнее время чувствует неимоверную усталость, но это было объяснимо: стресс, загрузил себя работой, бессонница. Если бы хоть узнать, что с Женькой всё в порядке, может быть, тогда стало бы морально легче. Нелегко жить с чувством вины, сколько ни убеждай себя, что так сложились обстоятельства, и виноватых нет.

В кабинет заглянула сотрудница из общего отдела, попросила расписаться в бумагах и напомнила обязательно пройти диспансеризацию, иначе не продлят полис ДМС. «Прежде чем меня поймают, может, успею еще урвать стоматолога», — усмехнулся себе Глеб.

***

В горах и ущельях выпал снег. Женя не расставалась с Михаилом. Выбраться с заимки было невозможно, дорогу совсем развезло, поэтому вынужденное заключение они тратили на прогулки, долгие разговоры, молчание у печурки с потрескивающими дровами, баню, где Женя млела под распаренным веником, и чаепития, в конце которых наступала длинная ночь. Много спали, восстанавливая силы, держались за руки, вместе смотрели на морозное звездное небо. Жене казалось, что это снежинки прилипли к чернильному куполу и так и не смогли спуститься вниз. «Надо же! — удивлялась она, — куда ни перемещайся по планете, а звезды выглядят одинаково…» И почему-то мелькала отблеском мысль о Глебе… К чему бы? Наверное, потому что он тоже мог сейчас видеть эти звезды…

Закутавшись в теплую шаль, которую ей выдала тетя Саня, Женя внимательно и с большим интересом смотрела лекции. Радовалась, когда получалось поймать интернет и переслать выполненные задания на проверку. Снимала наушники и смотрела на спящего рядом Михаила.

— Ты настоящий медведь, — смеялась она и жмурилась от удовольствия, когда он осторожно гладил ее по щеке.

Иногда Женя даже забывала, что лицо у нее неидеально, хотя и продолжала без надежды мазаться облепиховым маслом. Не хотелось обижать тетю Саню. Замечала, правда, что благодаря народному снадобью и ежедневной гимнастике, пальцы стали подвижнее, и теперь удавалось удержать кружку не двумя руками, а просунув указательный палец в ручку. Михаил заставлял сжимать резиновый мячик, пугая, что иначе, с помощью своих верных пушистых помощниц, устроит ей апитерапию.

— Чего еще ожидать от Апеллы, — бурчала Женя, но ей было ужасно приятно ощущать его заботу.

В один из дней, когда случились сильные заморозки, Михаил вместе с Кешей поехали проверить состояние зимнего пути. Заодно нужно было привезти продукты. Женя осталась дома. Сегодня как раз должен прийти ответ на ее работы. Скорее всего, снова придется все переделывать и исправлять. Но она уже меньше расстраивалась, верила, что рано или поздно, получится.

Налив себе клюквенного киселя, включила ноутбук, порадовалась, что есть сигнал и открыла почту. Сердце подскочило к горлу. Среди входящих было письмо от Глеба.

Глава 39

— Мне нужно уехать… — как заведенная повторяла Женя.

На осунувшемся лице блестели глаза. Из сумки на полу выглядывал рукав кофты, расческа, длинный провод от ноутбука.

— Женя, я не спрашиваю, зачем… Я прошу, разреши поехать вместе с тобой… — Михаил попытался поймать ее взгляд.

Женя упрямо покачала головой и продолжила складывать вещи, которые собиралась взять с собой.

— Отвези меня завтра, Миша… Дальше я сама.

— Но почему??? — рявкнул Михаил.

Женя вздрогнула, и он тут же сбавил тон. Поймал ее руку, потянул к себе:

— Женя… Ты можешь сказать мне, что произошло? К чему такая спешка?

Она смотрела в сторону и молчала. Что она могла объяснить? Ведь всё равно не поймет… Никто не поймет. Она и сама не понимала.

Первым порывом, когда она увидела письмо Глеба, было удалить. Сразу же, не открывая. Курсор пролетел через весь экран и вдруг остановился, словно наткнулся на препятствие. Женя отодвинула ноутбук и пересела к столу. Простенькая голубая занавеска с мелкими розовыми цветочками отделяла ее от голых мокрых деревьев, от клочьев серых туч, зацепившихся за верхушки елей, от низкого заплаканного неба, от пронизывающего ветра и от тонкого слоя снега, прикрывшего грязь.

Не моргая, она смотрела на улицу, пытаясь вспомнить, сколько раз она запрещала себе думать о Глебе. Она загоняла его в самые дальние уголки своего сознания, она, как ластиком, пыталась стереть любые воспоминания и сразу, еще в зародыше, давила едва возникшие мысли о нем. Она убегала, спасалась и делала вид, что Глеба никогда не существовало. Но он был. Он был в ее жизни, и этого не перепишешь. Это он подсказал ей направление, когда она не знала, за что хвататься в таком пестром мире профессиональных парикмахеров. Глеб развернул ее в сторону колористики и убедил, что здесь она станет лучшей. И это сработало. Это он познакомил ее с десятками новых блюд разных кухонь. Это он научил ее плакать, если больно. Это он спасал, обнимал, гладил по голове и одними губами шептал «ш-ш-ш», когда она, после смерти мамы, выла, кусая распухшие губы. Это всё был тоже он. Как и тот, другой, со стеклянными после пожара глазами. Но первого было несравнимо больше.

Поэтому и дрогнула рука. Поэтому и открыла Женя письмо. А открыв, провалилась в бездну. Поначалу подумала, что Глеб сочиняет, но вчитавшись, поняла, ошиблась. В его послании было всё: раскаяние, боль, страх, надежда… Не было только манипуляции. Строчки были просты и бесхитростны, как бывают они только в минуты полной откровенности. Пожалуй, только в одном случае. Когда впереди забрезжила вечность. Глеб не стремился получить индульгенцию, не хотел лишь облегчить совесть. Не просил он и жалости. Он вообще ничего не просил. Но Женя остро почувствовала: ей нужно его увидеть. Иначе не сможет потом жить.

Чем больше она читала письмо, тем ощутимее становилась дыра внутри, и в нее ускользала и растворялась какая-то важная часть, без которой Женя уже никогда не станет прежней.

Как-то буднично, как родному человеку, Глеб рассказывал, что он чувствует теперь, когда узнал, что серьезно болен. Он писал о панике, охватившей его, об ощущении, что наказан за свою слабость и эгоизм. О том, как на смену этим эмоциям пришла уверенность, что главное для него сейчас, это ее прощение. Необязательно словами. Глеб писал, что до сих пор читает в своем сердце ее, Женю. И он обязательно поймет, простила она его или нет.

«Ты знаешь, Женька, когда я получил результаты повторных анализов на почту, я не стал их сразу открывать, а поехал загород. Помнишь, туда, где мы любили гулять… Было уже поздно. Темно. Весь день было пасмурно, и собирался, но так и не пошел дождь. Я отпустил такси рядом с нашим заброшенным парком. Туда, ближе к старой даче. Было не страшно. Что еще могло со мной случиться? Мне нужно было собраться с духом. А главное, почувствовать тебя. Мне показалось, что если ты будешь даже незримо рядом, то результат будет совсем другим. Вот там, на камнях, я и открыл письмо из лаборатории и от доктора. Помню, перед этим поднял голову и заглянул в небо. А там… Там, Женька, было много-много звезд. Странно, правда? Ведь весь день были тучи… Ну, ты знаешь, как это у нас бывает. А тут вдруг целый пояс из звезд! Я помню, что я тогда подумал. Я подумал: а вдруг сейчас эти звезды видишь и ты? Это так странно. Я не знаю, где ты и с кем, тепло у тебя или холодно, день у тебя или ночь… Но я был уверен, звезды ты видишь…»

Дальше Глеб буднично сообщал, что начал лечение и дается оно ему нелегко. Писал о планах проконсультироваться за границей. Бодрился и называл процент попавших в ремиссию.

Противно закрутились внутренности в узел. Женя села у печки и уставилась на огонь. Весело щелкали и взрывались дровешки, корчилась, закручиваясь, береста, дрожала капельками смолы сосновая плашка. Женя вспоминала всё, что случилось, и никак не могла поверить. Ведь этих болезней панически боялась она. Ведь именно этот страх остановил ее от попыток зачать ребенка при помощи медицины. При чем тут Глеб? Почему его кровь решила взбунтоваться? И как теперь сделать вид, что ничего не произошло?

Решение пришло сразу, без сомнений. Женя тряхнула волосами, опустила голову на руки и еще раз прислушалась к себе. Так и есть. Сердце говорило ехать. «Но зачем?» — пыталась возражать Женя. — «Ты же знаешь, что так правильно», — ровно теплилось в груди.

Вот тогда поняла она, о чем говорила с ней недавно тетя Саня. Женя завела разговор о том, что никак не найти ей покоя, что она не знает, правильно ли выбирает дорогу, что боится неизвестности и потерянного зря времени.

Тетя Саня, как раз вернулась из бани. Боком сидела на лавке в серой холщовой рубахе до пят. В свете керосиновой лампы волосы ее струились, как жидкое серебро. Маленькие ступни твердо упирались пятками в намытые блестящие доски. Женя завороженно наблюдала за ловкими пальцами женщины. Тетя Саня пряла пряжу на настоящей русской прялке. Невесомо поднималось и опускалось в воздухе веретено, как будто держалось на невидимой нити. Оно гипнотизировало и навевало на Женю сон. Тихий голос тети Сани звучал будто издалека.

— А ты вслед за своим сердцем иди, Женечка… Смело иди. Правильных-то путей нет. И неправильных тоже. К душе прислушайся. Будешь искренна сама с собой, случится чудо. И будет тогда любовь…

— Любовь? — переспрашивала Женя.

Тетя Саня кивала:

— Она самая. Не плотская. Другая. Та, что душу направляет. Ты только не мешай ей. Она во всем.

Снова кружило, плясало веретено, тонкая нитка струилась, грозя ослабнуть, но вдруг натягивалась и льнула к деревяшке.

— А вот это часто мешает, — продолжила старушка и постучала себя по виску веретенцем. — Голова. Отключи ее, Женя. Слушай здесь…

Тетя Саня оставила веретено и приложила ладони к сердцу.

— А если я ошибусь? Нас же всё время учили жить по уму, — беспокойно спрашивала Женя.

Цепкий и чуть насмешливый взгляд был ответом:

— Как чувствуешь, так и поступай. Ум тебе в этом деле не помощник. Уж поверь.

Сейчас, стоя перед растерянным Михаилом, Женя не могла передать ему этот разговор. Не могла объяснить, что слушает сердце, которое не обманывает. Ведь рванула когда-то сюда, за тридевять земель, безрассудно, отчаянно, впервые отбросив доводы разума. Не знала еще тогда ничего про любовь, которая всем управляет. Просто спонтанно купила билет. И про Глеба рассказать не могла, а оттого казалось, что совершает она что-то неправильное, как будто предает.

На глазах выступили слезы. Женя стояла перед Михаилом такая хрупкая, что почти полностью терялась в огромном растянутом его свитере. Рукава закрывали кончики пальцев, плечи бессильно опустились. Михаил еще раз взглянул на почти собранную сумку, на бледное Женькино лицо и понял: не может он ее мучить. И удерживать не может. Она появилась здесь так внезапно, что теперь имеет полное право снова исчезнуть.

— Хорошо, Жень… — тихо сказал он. — Я пойду, прогрею машину. А ты собирайся.

Он быстро подхватил куртку и вышел. Женя так и осталась стоять на месте.

***

Глухо стукнуло донышко темнойбутылки о стол. Михаил даже не поднял головы. Тетя Саня вынула пробку и плеснула в рюмку зеленого стекла тягучую бордовую жидкость. Яркий запах вишни и миндаля поплыл по избушке.

— Выпей! — сухонькая ладонь легко шлепнула по холщевой скатерти.

Михаил мрачно отвернулся. Напало на него какое-то тупое упрямство, после того, как отвез Женю в аэропорт. Отключил телефон и заперся у себя в доме, пока тетя Саня не ворвалась и не ткнула его острым пальцем в лоб.

— Что мрачнее тучи? Думаешь, всё? Сбежала?

Михаил взял в руку рюмку, казавшуюся в его пальцах игрушечной, и опрокинул ее в рот. Пряная настойка отозвалась воспоминанием о лете, когда он жил почти спокойно, смирившись, что никогда себя не простит.

Тетя Саня внимательно проследила за ним и тоже пригубила немного. Причмокнула вкусно и хитро прищурилась.

— Близнецовое пламя у вас, Мишенька… Крепкая связь… ничем не разорвать и не забыть.

Михаил откинулся к стене, усмехнулся и с раздражением произнес:

— Теть Сань, хватит, а, твоих штучек… Было бы, как ты говоришь… не сидел бы сейчас один. Пока она там… Что я не понимаю, куда она помчалась?!

Он потянулся и налил себе еще наливки. Несколько капель сорвались с горлышка и упали на скатерть, выпуклые, как божии коровки. Через секунду от них остались только кровавые пятнышки.

— А ты послушай… а не бузи… Много ты понимаешь… — обиделась старушка и, поджав губы, отвернулась.

Две тени, одна огромная, другая длинная и худая, заплясали по бревенчатым стенкам. Михаил молчал. Он чувствовал себя неловко, чего на людей кидается? Будто это тетя Саня виновата. Она, словно расшифровала его мысли:

— У вас у обоих душа покалечена. Прошлым. Страхом, отчаянием. Вот и бежите вы друг от друга…Один убегает, а второй страдает… Но ваши души уже вместе. Там, — она вскинула глаза вверх, — так решили. Так что жди.

Михаил, ссутулившись, вертел в руках пустую рюмку. Обида и горечь никак не оставляли. Слова тети Сани летели мимо и, непонятые, растворялись в воздухе.

***

Женя вышла из такси и обалдела от шума и грохота. Город обрушился на нее весь и сразу. И как она этого раньше не замечала? Она подняла голову и посмотрела на стеклянную стену высотки. На память сразу пришли ульи, которые ей показывал Михаил. Только в отличие от пчел, люди здесь просто существуют. Она вздохнула и пошла к знакомому подъезду. На звонки Глеб не ответил, попробует застать его дома.

Глава 40

Женя нашла в сумочке ключи и попыталась открыть дверь. Ключи не подошли, зато из-за двери послышался встревоженный женский голос: «Кто там?» Женя сделала шаг назад, не зная, что ответить. Получается, Глеб живет здесь с Анной, при этом сообщает ей о болезни, а она, бросив всё, мчится сюда, потому что так, видите ли, подсказало ей сердце.

В вентиляционной шахте завывал ветер, слышно было, как он гулко стучался о жестяной короб. «Но зачем он поменял замки?» — недоуменно посмотрела на ключи Женя. Качели накренились в сторону недоверия. Женя почувствовала себя обманутой. А может быть, это просто ловушка? Попытка выманить из ее убежища. Только для чего?

— Женщина, что вам надо? Я сейчас полицию вызову!

Женя встала так, чтобы ее было хорошо видно в глазок. В доме оставалось много ее фотографий, Анна поймет, кто она такая. Если только это Анна…

— Извините, — решила всё-таки обратиться Женя к двери, — я жила здесь… Еще недавно… летом.

— Не знаю, кто тут жил, но теперь здесь живем мы. Мы купили эту квартиру. Все документы имеются. Так что…

Женя развернулась и медленно пошла к лифту. «Значит, Глеб продал квартиру, как и собирался. И сделал он это еще до того, как узнал свой диагноз. Где же теперь его жилье? Он ничего не упоминал в письме. А если он живет с Анной, зачем пишет мне? Или это просто паника? Поняв, что ему грозит смертельная опасность, написал на всякий случай всем?»

На улице Женя попробовала дозвониться до Глеба снова. Длинные гудки и в конце автоответчик. Правильно ли она поступила, примчавшись сюда? Зашла в мессенджер. Сообщение, отправленное Михаилу, так и висело непрочитанным. Обиделся. Размышлять о причинах его молчания, было некогда. Почему-то все мысли вдруг стали заняты Глебом.

«Поеду в офис», — Женя решительно зашагала к метро.

— Он на больничном, — сказал охранник, дозвонившийся в финансовый отдел.

Меланхолично жуя жвачку, он смотрел на нее с любопытством. Разглядывал, словно уродца в цирке. Женя поблагодарила и вышла. «Да, какого черта! — раздраженно подумала она, — с чего я должна бегать и разыскивать его?!»

Она шла быстро, особенный запах города, смешавший выхлопные газы и призывный аромат выпечки из кофеен, поглотил ее полностью. Снега под ногами не было. Если даже и выпадал, давно всё убрано. Мокрый блестящий асфальт серел между домами. Бежали куда-то люди, торопились по своим делам. Женя провожала их взглядом. Оказывается, отвыкнуть от людей просто, но так же просто и вернуться в привычный городской муравейник. Думала, будет некомфортно, но нет… Наоборот, захотелось, как они, куда-то спешить, толкаться в метро, есть на ходу булочку и нетерпеливо дожидаться зеленого глазка светофора.

«Интересно получается, — думала Женя, — у меня нет дома? Совсем? И как же теперь быть?» Стараниями Маргариты Сергеевны, пока не голодает, но эти деньги рано или поздно закончатся, а главное, их еще предстоит вернуть. И вдруг Женя резко остановилась. Какой-то самокатчик еле успел ее объехать. Он недовольно что-то выкрикнул, когда пронесся мимо. Женя рассеянно посмотрела ему вслед.

Было сыро и промозгло, впрочем, как и всегда в это время года. Нормальной зимы здесь давно уже нет. Сегодня с неба сыплется морось, отчего волосы вьются мелкими кудряшками. Только сейчас Женя поняла, как ей хочется в тепло. Она огляделась и, увидев маленькое кафе, заскочила туда. Заказала себе целый чайник чая с облепихой и два пирожка — с капустой и с яблоком. Есть не хотелось, но нужно было что-то закинуть внутрь.

Принесли прозрачный чайник, в котором плавали сморщенные желтые ягоды. Совсем не такие, как у тети Сани. У нее облепиха похожа на некрупный янтарь. Вспомнилось сразу и о вечерних чаепитиях с Михаилом. Женя вынула телефон и снова взглянула на свое сообщение — нет, не прочитано.

Проснулось легкое недовольство. Почему она должна делать только то, что хотят мужчины? Одному не понравилось, что умудрилась, видите ли, в огне очутиться, другой недоволен, что уехала. Может, и не так уж чутки эти сердце и душа? И зря она послушала себя? Может, это просто оправдание? Что хочу, то и ворочу… очень удобно. И сверху красивый фантик из сентенций о взгляде вглубь. А на самом деле, нужно постоянно прислушиваться и приглядываться: можешь ли? Имеешь ли на это право?

«Нужно вернуться в номер и лечь спать», — подумала Женя, откусывая черствый, едва теплый пирожок. Чай ей тоже показался невкусным. Грусть и одиночество — вот, что почувствовала она, глядя сквозь стекло на занятых своими проблемами горожан.

Вместо того чтобы бросить всё и поехать в гостиницу, Женя набрала Маргариту Сергеевну.

— Женечка? — удивилась она. — Наконец-то…

Женя, не вдаваясь в подробности, попросила о встрече и, Маргарита, согласилась. Они договорились увидеться в центре.

— Я подумаю, что можно сделать… — сказала Маргарита Сергеевна, когда Женя выложила ей, зачем она вернулась. — Только… ты уверена?

С одной стороны, она была рада видеть ее посвежевшую, с не загнанным взглядом, а с другой, не входит ли она в ту же воду? Зачем ей Глеб, от которого она с таким трудом оторвалась? Неужели так и не нашла себя?

О Михаиле и своей жизни на заимке Женя почти ничего не рассказывала. Упомянула, что была у знакомых, что места там красивые и Маргарите Сергеевне нужно обязательно туда съездить. Правда, при этом в глазах мелькнуло… то ли сожаление, то ли растерянность. Маргарита слушала молча. Меньше всего ей хотелось, чтобы Женя вернулась в эту историю. Даже, если Глеб болен.

— Мне нужно с ним встретиться, — тихо сказала Женя. — Нужно. Я так чувствую, — прошептала она, опустив голову.

Маргарита только кивнула. Каждый выбирает свой путь. Железной выдержки хватило на то, чтобы постараться скрыть разочарование. Пробовала помочь этой девушке, но… видимо, она не желает. Что ж… пускай.

— Хорошо, Женя. Я позвоню, — сухо сказала она. — Поехали, я подвезу тебя в гостиницу.

Женя благодарно кивнула. Сил сопротивляться не было. Она слишком устала. От города, от попыток найти Глеба, от неизвестности, от сомнений и от разлуки с Михаилом…

На следующее утро Женя получила адрес. Проверила, не отозвался ли Михаил. Нет, всё осталось по-прежнему. Начинало казаться, что ей вообще всё привиделось. И спонтанный полет к загадочной Апелле, и лебеди, и поездка на Яшке, а потом поиски Михаила, и напутствия тети Сани… Приснился длинный чудной сон, и теперь растаял. А Женя осталась на перепутье — ни туда, ни сюда. Попробовала представить себе встречу с Глебом. И не смогла. Не смогла и дать ответ, зачем она это делает? Включала голову и пробовала привести разумные доводы, но все они тонули в странном и пугающем желании просто его увидеть. Словно срабатывала какая-то программа. Или путь. Из тех, которые тетя Саня призывала не делить на правильные и неправильные. Сложно всё. Запуталась.

Долго искала дом среди одинаковых новых пятиэтажек. Потом сидела во дворе на скамейке, пока окончательно не замерзла. И только тогда решилась войти в подъезд. Подкараулила момент, когда оттуда выходила женщина с коляской. Придержала дверь, улыбнулась, глядя на запакованного, как космонавт, малыша, и проскользнула к лестнице. Третий этаж. Вскинула руку к звонку, испугалась: а если и тут его нет?

Взмолилась, чтобы был. Иначе снова искать, мучиться мыслями, сомневаться и всё думать: а правильно ли поступает? Внутри работал взбесившийся навигатор — вел вперед и стоило свернуть или остановиться вопил: вы ушли с маршрута. Куда он ее тянет? Анализировать бесполезно. Женя уподобилась рыбе, которая преодолевает все пороги и прыгает вверх по течению для того, чтобы дать жизнь и умереть. Именно с такой ничем необъяснимой тягой действовала и она.

Глеб открыл дверь и даже не удивился. Как будто они договорились встретиться.

— Ты… — слабо улыбнулся он, прислонившись к косяку. — Женька…

Ничего не сказав, она вошла в прихожую, заставленную коробками. Их картонные углы виднелись и из комнаты.

— Проходи, — запоздало пригласил Глеб. — Раздевайся, проходи…

Женя расстегнула куртку и стащила с головы шапку. Глеб отвернулся и пошел вглубь квартиры. Ничего не оставалось делать, как пойти за ним. Внутри всё сжалось: зачем она сюда пришла?

Он сел на диван. Женя поискала глазами, куда можно пристроиться. Обстановка была более чем спартанская. Ни кресла, ни стульев. И коробки, коробки, коробки… Глеб проследил за ее взглядом:

— Здесь много твоих вещей… Я не знал, куда их деть.

— Как ты? — спросила Женя.

Она по-прежнему смотрела в сторону, на одну из коробок, боялась встретиться глазами, чтобы снова не видеть эту полупрозрачную пленку.

— Я? Нормально… Лечусь… Как ты узнала, где я живу?

Женя пожала плечами:

— Ты не берешь трубку. Пришлось через знакомых…

— У тебя хорошие знакомые, — усмехнулся Глеб.

Женя вскинула голову и увидела, что он смотрит ей прямо в лицо. Сердце на секунду замерло, но забилось дальше ровно и четко, не нарушая ритма. Глеб смотрел обычно. Чуть устало, серьезно, немного грустно, но… обычно.

Не спуская друг с друга глаз, они молчали. А между ними кружили воспоминания: парковка у магазина, где Глеб впервые столкнулся с Женей, новогодний шар, разбивающийся на осколки, полупрозрачная фата, за которой сияло счастье, теплое море… и больше ничего. Ни безжалостного огня, ни боли, ни страха, ни отчаяния. Не было измены, отчуждения и бегства обоих, лишь бы спастись.

Счастливое прошлое отступало, кутаясь в дымчатую вуаль, печально улыбалось на прощание. Еще немного, и оно растает в воздухе, оставив после себя хрустальные блики. В них и сохранятся искры их любви. Они друг у друга были. И этого не изменить.

***

По улице шагала темноволосая девушка. Она торопилась. Хулиганистый холодный ветер выпрыгивал из-за угла и безжалостно трепал кудрявые пряди, дергал и спутывал их между собой. Девушка только щурилась и терпеливо отводила их в сторону. Теперь ей незачем прятать красно-розовые шрамы, застывшие на щеке. Лицо было спокойно и задумчиво. Ничто больше не мучило и не терзало. Она смогла отпустить, а он смог найти покой и силу в себе.

— Это только мой путь, Жень… — сказал Глеб. — Знаешь… он настолько личный, что я ни с кем не хочу его делить. Такое дело… — он по-мальчишечьи улыбнулся, — слишком интимное…

Зазвенел в кармане телефон. Женя остановилась и посмотрела в экран.

— Да…

— Я в аэропорту, Жень… Я прилетел. Не смог ждать. Тетя Саня меня прибьет. Я сбежал тайком.

Невесть откуда на тротуар выпрыгнула большая, чуть замызганная панда. Принялась топтаться рядом, настойчиво зазывая в ресторан. Женя отошла в сторону и отвернулась. Голос Михаила окутал золотым теплом. «Как будто медом», — почему-то подумала она.

— Куда мне теперь? — осторожно спросил Михаил.

— Ко мне. За вещами. А потом обратно. Есть билеты?

***

Горели табло стоек регистрации. Сосредоточенные пассажиры сновали муравьями, тащили, волокли и катили свои вещи. Женя и Михаил заняли очередь и приготовились медленно плутать среди лабиринта ленточек. Женя задумчиво смотрела на вереницу людей перед собой.

— Подожди, я сейчас, — вдруг сказала она и нырнула под ленту, туда, где у колонны сохранился свободный пятачок.

Михаил непонимающе проводил ее взглядом. Он видел, как Женя вынула телефон и сосредоточенно принялась что-то набирать на экране. Вспыхнуло сообщение: перевод Глебу Юрьевичу Б. доставлен. Женя улыбнулась, убрала телефон и вернулась к Михаилу.

— Всё! Теперь полетели! Только у меня больше нет денег, чтобы заплатить тебе за домик.

Глава 41

Кладбище было совсем небольшим. Женя шла рядом с Михаилом и вглядывалась в помутневшие изображения тех, кто давно уже отправился в вечность. Глядя на даты, непроизвольно подсчитывала, сколько лет прожил человек. Были здесь могилы и прошлого и даже позапрошлого веков. Резко, как будто предупреждая о чем-то, закричали вороны. «Почему на кладбище всегда так много этих птиц?» — подумала Женя. Вороны кружились над голыми ветками, безразличные к тому, что о них думают люди. Те, кто в земле, их не слышат, а остальные смирятся.

Михаил свернул на узкую дорожку и остановился перед небольшой плитой серого мрамора. На ней были изображены лебеди, которые крыльями обнимали три имени. Софья. Лиза. Поля. С гравированного портрета на Женю смотрела молодая женщина, прижимающая к себе двух маленьких девочек с серьезными глазами.

Женя молча положила белые заплаканные розы и посмотрела на Михаила. Он взял ее за руку и крепко сжал пальцы. Из нависшей давным-давно тучи вдруг посыпались крупные снежинки. Мягкие и пушистые, они плавно кружились только над кладбищем, падая на кресты, плиты, металлические ограды… Некоторые сразу же таяли, другие, сбившись в кучку, замирали на камнях, как белые пчелы.

— Пойдем… — сказал Михаил и обнял ее за плечи. Короткий порыв ветра пошевелил атласные ленты букета и тут же оставил их в покое.

***

Анна ждала катер, стоя на пирсе. Ее пробирал озноб, в это время года погода напоминала лето в средней полосе России. По утрам и вечерам было прохладно. А сегодня с самого утра наползли и серые тучи. Не спасал даже теплый гидрокостюм. Анна всматривалась в небо. Тревожное, злое, будто стая голодных волков, вот-вот накинутся и разорвут в клочья.

О ее сегодняшнем погружении не знает никто. Она специально договорилась в городе с частником, молодым пареньком, которому не терпелось подзаработать на взбалмошной белой туристке. Он обещал отвезти, куда угодно и в любую погоду. В глубине бухты послышался звук мотора, и через минуту катер уже покачивался рядом с берегом. Анна подхватила сумку с маской и теплым пледом и ловко впрыгнула внутрь. Сделав широкий круг, катер, подпрыгивая на воде, помчался к синей полоске горизонта.

К погружению всё было готово. Приняв смятые зеленые купюры, смуглый хозяин катера белозубо улыбнулся и подмигнул. Анна на секунду засмотрелась на его здоровую свежую кожу и сильные плечи. Махнув ему рукой, она подошла бортику и заглянула в зеленоватую почти прозрачную воду. В груди появилось знакомое ощущение тревоги и предвкушения встречи с тайной.

Сегодня она поставит свой личный рекорд. Вода приняла ее ласково. Наверное, так чувствует себя младенец в утробе матери, надежно и спокойно. Анна расслабилась и доверилась глубине. Тело начало тонуть, как камень. Едва шевеля руками, Анна с наслаждением впитывала энергию воды, покорялась ей, прислушивалась к ней, растворялась…

Вода предприняла последнюю попытку вытолкнуть ее на поверхность. Но Анна сделала резкий выдох, и тело снова пошло вниз. Стайка мелких пузырьков весело устремилась к свету. Цвет воды изменился с бледно-зеленого на изумрудный с примесью синевы. Анна подняла глаза и увидела мерцающие над головой блики. Сознание оставалось воздушным, а мир снова открылся с другой стороны. Теперь ей казалось, что она парит в космосе. Ее окружили вакуум и тишина. Слышно только, как движется кровь по телу — медленно, тщательно сберегая остатки кислорода.

Немного закружилась голова, и сердце трепыхнулось маленькой птичкой, но Анна лишь закрыла глаза и продолжила свое неспешное падение в бездну. Она кружилась, как в танце, наслаждаясь свободой. Вода плотно обнимала ее тело, заворачивая в потемневшие невесомые покрывала. Голова стала легкой, как воздушный шар. Анна едва заметно улыбнулась, ей было так хорошо, будто она смогла улететь за пределы тела, воды, планеты… Она ощущала необыкновенную свободу и радость.

Где-то сбоку появилась странная тень, и Анна медленно развернулась в ее сторону. Женщина с черными волосами печально смотрела ей прямо в глаза. Ее волосы толстыми змеями кружили вокруг лица. Анна замерла, но уже через секунду расслабилась. Они с ней давно договорились. Пусть будет рядом. Теперь уже не страшно.

Прошла еще минута, но Анна возвращаться не торопилась. Покой и умиротворение не отпускали. Там, наверху, суета и проблемы. Здесь — тишь, безмолвие и нега. Черноволосая женщина тревожно взмахнула руками. И вдруг она начала растворяться, терять очертания, перерождаясь в маленькую фигуру мальчика. Вот она исчезла совсем. А вместо нее на Анну смотрел ее маленький брат. Его широко распахнутые глаза светились любовью.

— Павлик…

Анне показалось, что она выдохнула его имя. Из губ вырвались крупные пузыри и разлетелись в разные стороны.

Мальчик улыбался. Он был почти полупрозрачный, но при этом совсем, как живой.

— Павлик…

Павлик наклонил голову и протянул ей руки. Его голос проникал внутрь сознания. «Пойдем со мной. Я покажу тебе, где живут рыбки. Там хорошо, тебе понравится».

Анна послушно потянулась к нему.

— Ты ведь всегда знал… Павлик, ты знал…

Маленький ее брат улыбнулся:

— Да… Я всегда знал… Я пытался им передать, что ты не виновата. Я, правда, поскользнулся. А ты не смогла мне помочь, потому что испугалась. Но теперь мы вместе. Нам будет хорошо. Пойдем… не бойся…

Теплая ладошка обвила ее пальцы. Анне хотелось плакать от счастья. В груди набух большой шар, который взорвался радужными брызгами. Стайка рыбок испуганно метнулась в сторону, обогнув медленно опускающееся в глубину тело.

Катер лениво покачивался на волнах. Паренек в желтой майке тревожно посмотрел в небо. На месте серых низких облаков формировалась желто-черная густая туча. Она набухала, как нарыв, и грозилась заполнить собой всё вокруг. Сейчас подует ветер, нужно как можно скорее, уходить в бухту. На скамейке одиноко лежала черная сумка, из которой торчал кончик розового пледа. Парень перегнулся через борт и принялся вглядываться в толщу воды. Никого. Он взволнованно огляделся и бросился в кабину к рации. Гортанные звуки смешались с криками чаек. Первые капли дождя вырвались на свободу и забарабанили по пластику.

***

— Есть! Мишка! Есть!

Женя приплясывала посреди комнаты, скользя по тканым половикам. В распахнутое окно врывался летний ветерок, а вместе с ним в доме кружил горьковатый аромат полыни, чабреца и хвои. Женя выскочила на веранду, зажмурилась от яркого солнца и приложила ко лбу козырек из ладони. Опять на свою пасеку умотал! Нацепив на ноги первые попавшиеся галоши, она засеменила по дорожке за пригорок. Разноцветные улья кубиками рассыпались возле леса. Над одним из них нависала большая мужская фигура в свободной рубахе.

Женя помахала рукой, но сама благоразумно осталась в отдалении. Хватило уже разочек ходить с раздувшейся, как клешня, рукой. Большая пчелиная семья явно ее невзлюбила. Михаил увидел ее и, закрыв улей, направился к ней.

— Взяли! — выпалила Женя и горделиво вскинула подбородок. — Меня взяли в проект! Надо подписать документы и завтра уже пришлют аванс. Представляешь?

Женя светилась от радости и морщила нос. Жужжали в траве пчелы, шумели кроны деревьев, а в отдалении раздавались веселые и удивленные голоса заселившихся вчера гостей. Яшка доставил их поздно вечером, почти ночью, и только сегодня они увидели всю заимку в дневном свете.

— Если всё получится, я смогу отослать Маргарите Сергеевне еще часть долга!

— Получится. У тебя точно получится, — улыбнулся Михаил и провел пальцами по ее щеке.

На коже остался едва заметный желтоватый след от пыльцы.

— Жень… а может, сразу всё переведешь?

Женя нахмурилась и покачала головой:

— Нет. Мы уже сто раз обсудили. Здесь я сама должна справиться. Зря, что ли училась и защищала проект?

— Ладно, — привычно согласился Михаил.

Было заметно, что этот спор возникал уже не впервые. И всегда завершался победой Жени. Совсем недавно она получила от Марго письмо с фотографией. Рядом с постаревшей женщиной, с чуть надменным взглядом, стояла маленькая копия Анны.

— До осени мне всё равно нужно чем-то заниматься. Зато потом самолет, клиника и у тебя красавица-невеста, — раскинула руки Женя.

— Ты и так красавица, — пробормотал Михаил и сгреб ее в охапку.

— Поосторожней с девкой-то, медведь! — раздался за спиной глухой голос.

Они обернулись и увидели тетю Саню в надвинутом на лоб платке. Она как обычно появилась из ниоткуда. Белая коса сверкала на солнце. Старая женщина смотрела настороженно, но в глазах искрилась хитринка, будто знала она какую-то тайну.

— Не до самолета тебе осенью будет, — проворчала она, глядя на Женю. — Уж поверь. Две души в тебе светятся.

Женя и Михаил удивленно на нее посмотрели: о чем это она? И вдруг Женя перевела взгляд вниз и осторожно прижала руку к животу. Никаких сомнений у нее не было: как же можно не верить тете Сане?

— Две?! — переспросила она и растерянно обернулась к Михаилу. — Как ты это делаешь? — засмеялась, схватив его за руку.

Михаил ничего не ответил, только шагнул к ней и нашел ее губы. В поцелуе закружилась медовая сладость. Тетя Саня усмехнулась, поправила платок и скрылась в пурпурно-розовых зарослях рододендрона.

***

Лето здесь совсем не ощущалось. Жары не предвиделось, и это было очень кстати. Аккуратные домики с кружевными занавесками и фигурками кошек выстроились рядами вдоль узких, мощенных булыжником, улиц. По одной из них медленно шел мужчина в свободных льняных штанах, белой майке и коричневых мокасинах на босу ногу. Он часто останавливался и пытливо рассматривал разноцветные фасады, ухоженные цветники и керамические фигурки, выставленные на газонах.

Название городка переводилось, как «счастье». Глеб попал сюда случайно. Хотелось вырваться из каменного мешка и очутиться среди озер, леса и простора. Жара ему противопоказана, а потому ближайшая северная страна оказалась как нельзя кстати.

На улицах никого не было. Городишко крошечный. Чтобы найти его на карте, нужно сильно постараться. Но Глеб был доволен. Он давно мечтал о тишине и уединении. Проведет здесь несколько недель и поедет обратно. Из банка он уволился еще зимой, через несколько недель после того, как узнал о бесследном исчезновении Анны. Ему как раз стало совсем плохо от лекарств. И вот тогда пригодились деньги, которые ему переслала Женя. Махинации его, по счастью, не вскрылись. Анна всё-таки оказалась хитрее.

Иногда думал, куда же она исчезла? И почему-то представлял ее на тропическом острове, ныряющей со скалы в изумрудно-бирюзовую воду.

Потянуло дымком, и в проулке, Глеб увидел тощего старика рядом с грилем. Он старательно разжигал огонь. Рядом на столике стояла пластиковая прозрачная миска с мясом. Глеб остановился, и некоторое время смотрел на оранжево-желтые язычки пламени. Старичок приветливо улыбнулся и произнес несколько фраз, как будто приглашал присоединиться.

Глеб отвернулся и заспешил вниз по улице. При виде огня его уже не тошнило и не бросало в пот, но всё же он предпочитал держаться от него подальше. Ему есть чего опасаться, помимо его бывшего злейшего врага. Появился новый, с которым, пока он вполне успешно борется. Анализы показали хороший результат.

Пройдя еще немного, неожиданно он вышел к озеру, по берегам которого виднелись высокие заросли травы и камышей. Стрекозы вяло шевелили прозрачными крыльями, время от времени они вспархивали с места и пикировали над водой. Глеб подошел к деревянному настилу, к которому были привязаны две лодки. Тихо. Никого. Он опустился на нагретые солнцем доски, прищурился на серебристую воду и задумался. Ему есть о чем подумать. Прямо сейчас. А что будет потом, не знает никто. Высоко в небе раздался едва слышный гул самолета. И снова наступила тишина.

Конец

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41