Тщательно отшлепанная (ЛП) [Тилли Коул] (fb2) читать онлайн

Тилли Коул Тщательно отшлепанная

Перевод: Julia Ju

Редактура: Ольга Зайцева

Вычитка: Ирочка Волосач

Обложка: Ленчик Lisi4ka Кулажко

Оформление: Ленчик Lisi4ka Кулажко

Глава первая

Нью-Йорк

— Ни хрена себе, — прошептала Нова, наклонившись ко мне. — Маленький мальчик голубой крови стал совсем взрослым!

Я закатила глаза.

— Ты ведь понимаешь, что он всего на год старше тебя?

— Я видела его только на фотографиях, Фейт. В отличие от некоторых, до этого момента я не удостаивалась встречи с младшим герцогом. Позволь мне насладиться его величественным присутствием.

— Он еще не герцог. А станет им, когда его старик отдаст концы и передаст титул. И никто не удостаивается присутствия этого члена. Он высокомерный и такой богатый, что это просто смешно, и он постоянно ходит так, будто у него шест воткнут в задницу. У Il duko¹ нет ни одного добродетельного качества, — огрызнулась я и скрестила руки на груди, чтобы подчеркнуть свою мысль.

Объект нашего обсуждения стоял в дверях конференц-зала. Он беседовал с Салли, нашим редактором, и Генри Синклером II, своим отцом. Или его отец был более известен, как Кинг². Видимо, это было довольно забавное прозвище среди британской элиты. О, как они, должно быть, смеялись над «дерзким» упоминанием своих самых известных королевских особ. Но для нас, его американских рабочих пчел, то, что он называл себя Кингом Синклером, звучало так, словно он самодовольный придурок, слишком преисполненный собственной значимости.

— Ну, я, например, не прочь залезть в эти брюки хаки, которые так хорошо сидят на молодом герцоге, и глубоко познакомиться с упомянутым шестом, если ты понимаешь, о чем я.

Я схватила Нову за руку и встретила ее взгляд с самым серьезным выражением лица.

— Он не извлекается, Нова. Этот шест застрял так глубоко, как нефтяная скважина. Тебе понадобится чертов кран, чтобы поднять его. Кран, Нова!

Нова помахала рукой перед своим лицом.

— Боже, Фейт! Даже от этого образа у меня сжимаются бедра. — Она тихонько присвистнула. — Я бы не смогла находиться так близко к его персику. И в конце концов укусила бы его упругую, накачанную, играющую в поло задницу. Я знаю, что так и сделала бы. Или, по крайней мере, быстро лизнула бы ее. Я лучше буду держаться на расстоянии, чтобы меня не арестовали.

— Ты больная. — Я ухмыльнулась, когда она скрестила ноги.

— Я никогда не утверждала обратного.

— Так, миньоны! — крикнула Салли, встав у входа в комнату. Сотрудники замолчали. Наш редактор захлопала в ладоши с впечатляющей скоростью. Она выдавила улыбку. Ей это не очень шло. Она выглядела неестественно всякий раз, когда пыталась говорить «дружелюбно». Словно боролась с геморроем от легкой до средней степени тяжести.

— Сегодня у нас в «Визаж» особенный день.

Я затаила дыхание, ожидая продолжения, и страх пробрал меня до костей. Моя кожа зудела от раздражения при виде Генри «Гарри» Синклера III, вышедшего из-за спины своего отца.

— Нет, — взмолилась я, сжимая в смертельной хватке подлокотники кресла. И подняла глаза к небу. — Господи, я знаю, что мы не всегда в лучших отношениях. Я пью, сквернословлю и слишком часто предаюсь блуду, чтобы тебе нравиться, но, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не говори, что он здесь для…

— Как вы, возможно, слышали, мистер Кинг Синклер постепенно отходит от управления HCS Media Group и сосредоточивается исключительно на своих британских инвестициях. Он по-прежнему остается «главным» на мировой арене, но решил передать управление американскими предприятиями своему сыну, Генри Синклеру младшему.

Я закрыла глаза и почувствовала, как Нова сжала руку на моем бедре от этого заявления.

— Итак, сегодня я имею огромное удовольствие приветствовать Генри в качестве нового генерального директора журнала «Визаж», «Нью-Йорк Джорнал» и всего того, что входит в эту внушительную компанию. — Собравшиеся в конференц-зале разразились восторженными аплодисментами, а я нехотя открыла глаза. И надеялась, что если буду держать их закрытыми, то все это окажется дурным сном. Но, как только я открыла их, мой взгляд уперся прямо в Генри, или, как я любила его называть, «вечно озабоченные яйца».

К черту мою жизнь. Что мы, простые смертные, сделали в этом мире, чтобы заслужить на планете трех таких придурков, как Генри Синклеров? Его отец был высшей пробы мудаком, а дед, создавший империю, как я слышала, был худшим из людей. Внук, очевидно, пошел по их стопам. Генри не улыбнулся мне. Его ноздри раздувались, а губы кривились. Я не была уверена, то ли он молча пускал газы, то ли демонстрировал тот факт, что я ему неприятна так же, как и он мне.

Кинг Синклер подтолкнул сына, чтобы тот вышел из злобной задумчивости. Генри вынул руки из карманов, отрывисто кивнул и мгновенно превратился в лидера, который, как я уверена, был заложен в нем с рождения.

— Доброе утро, меня зовут Генри Синклер, но, пожалуйста, зовите меня Гарри. Только мои учителя называли меня Генри. — Он слегка ухмыльнулся. Я медленно моргнула в замешательстве. Никогда не видела, чтобы он улыбался. Эта едва заметная улыбка, и, какой бы короткой она ни была, но свидетельствовала о том, что Гарри не всегда был таким угрюмым ублюдком, каким казался.

— Я знаю, что большинство из вас никогда со мной не встречались, но последние несколько лет я жил между Нью-Йорком и Англией и очень рад, что возглавил «Нью-Йорк Джорнал» и, конечно же, «Визаж». — «Визиж» — это внутренний журнал о стиле, который выходил каждое воскресенье вместе с другими воскресными номерами журнала. Внутренние журналы таких престижных газет всегда считались гадкими сводными сестрами в мире газетных изданий, но мне здесь нравилось. Всегда нравилось… до текущего момента.

— Последние несколько лет я курировал издательство HCS Publishing здесь, на Манхэттене, наездами. Теперь я поручил эту роль другому человеку, а сам буду работать тут. Я переехал на Манхэттен из Англии на продолжительное время, поскольку мой отец постепенно отходит от дел в HCS Media, и я с нетерпением жду возможности сделать и без того замечательное издание еще лучше.

Я и не знала, что акцент может так раздражать. Когда Генри Синклер III говорил, его слишком британский, чересчур чопорный тембр напоминал скрежет ногтей по меловой доске с медленной и мучительной скоростью. Я тщетно пыталась сдержать подергивание глаза, чтобы не выглядеть сумасшедшей.

— Я сейчас кончу, — прошептала Нова, отвлекая мое внимание от «озабоченных яиц». Она драматично прикусила губу. — Думаешь, он и в спальне говорит с акцентом? — она прочистила горло и изобразила ужасный английский акцент. — Наклонись, дорогуша, я собираюсь ввести свой большой королевский военный корабль в твой великолепный тугой вагинальный канал.

Я громко фыркнула, пытаясь сдержать смех. Звук был подобен раскату грома в маленькой комнате. Салли стремительно подняла в мою сторону свои тонкие черные брови, нацелившись на меня, как ядерная ракета. Цель захвачена. Я вздрогнула под ее суровым взглядом, а затем почувствовала, что меня прожигает еще один взгляд. Гарри Синклер смотрел в мою сторону, его щеки слегка покраснели, как я полагала, от гнева. Я тут же расправила плечи. Понятия не имела, что это за человек, но мое тело словно светилось от его неодобрения, жаждало его отвращения и радовалось тому, что мне удалось вывести его из себя. Я не была уверена, не свидетельствовало ли это о появлении у меня нового фетиша, которому я потакала, но, несмотря ни на что, не могла бороться с бунтом, который внушали мне эти сузившиеся голубые глаза.

Я ждала публичного порицания от будущего герцога, но Гарри лишь кивнул в сторону комнаты, натянуто улыбнулся и сказал.

— В любом случае, я уверен, что мы скоро поговорим подробнее. Я счастлив быть здесь. — Он посмотрел на отца и взмахом руки показал, что они покидают комнату. — У нас запланированы встречи с другими подразделениями по поводу моего вступления в должность, так что я позволю вам заняться своими делами.

Гарри и Кинг Синклер покинули комнату так же элегантно, как королевские особы покидают своих подданных. Я шумно вздохнула и повернула голову к Нове.

— Королевское военно-морское судно, Нова? Правда? Вагинальный канал?

Она все еще смеялась, вытирая слезы с глаз, не в силах говорить. Я поднялась на ноги и пошла к выходу. Салли встала на моем пути.

— Ты еще не повзрослела, Фейт?

Я обреченно вздохнула.

— Нет, Салли. Мне двадцать пять.

Салли повернулась на шпильке, продемонстрировав мне свою спину.

— Ну, по мне, ты ведешь себя как ребенок. Забавно, но я не даю и никогда не буду давать детям серьезные статьи в своем журнале. — С этими едкими прощальными словами она ушла к лифту. Вот такой была моя начальница. Пугающий гибрид Миранды Пристли и… не скажу, что Гитлера, но, возможно, диктатора меньшего масштаба. Может быть, Муссолини?

— Извини, Фейт. — Нова скорчила гримасу раскаяния.

— Все в порядке. — Я почувствовала, как в моем желудке образовалась яма. И не от обычных выговоров и угроз Салли, а от осознания того, что отныне Генри Синклер III будет присутствовать в этих кабинетах, кружась вокруг меня, как дурной запах. Гарри Синклер, знаменитый будущий герцог и наследник династии HCS Media. Миллиардер, британец, двадцати восьми лет, один из самых сексуальных холостяков планеты, если не самый сексуальный. Рост сто восемьдесят три, волнистые темно-каштановые волосы, уложенные так, чтобы придать им сексуальность, ярко-голубые глаза, девяносто килограммов исключительно подтянутых мышц — мы все видели фотографии папарацци, на которых он запечатлен с голым торсом на своей вилле в Монако. Гарри был ходячей моделью из «ДжиКью», привлекал внимание широких масс… пока не открывал рот и не разрушал богом созданный шедевр, которым являлась его прекрасная внешность.

По правде говоря, Генри Синклер III был самым высокомерным, отстраненным и холодным человеком, которого я когда-либо встречала. От него исходила такая аура превосходства, что даже стоя рядом с ним, можно почувствовать себя средневековой служанкой, моющей каменные полы в замке его величества. И почему-то я знала, что в этом замке будет не менее шести башен и, несомненно, ров внушительного диаметра.

— Думаешь, он затронет тему «инцидента»? — тихо спросила Нова, когда мы прошли мимо журналистских кабинок в офисе журнала в небольшую каморку «Визаж» в задней части здания. Оказавшись в безопасном месте нашей двухместной кабинки, Нова присела рядом со мной, ожидая моего ответа. Нова Джонс была рыжеволосой секс-бомбой. Изгибы из всех фантазий о пин-апе одна тысяча девятьсот пятидесятых годов, и лицо, которое заставило бы священника сбросить воротничок и склониться к ее ногам, умоляя о порке. Она была не только коллегой, но и одной из моих лучших подруг. А также редактором отдела красоты журнала «Визаж». Это звание ей очень подходило. Не было ничего такого, чего бы эта женщина не знала о косметике и уходе за кожей.

— Не знаю, будет ли он об этом говорить. Это было три года назад. — Я откинулась в кресле и уставилась в обычный потолок с белой плиткой. — Раньше он никогда не вспоминал. Но с тех пор я видела его всего один раз, и то мимоходом. Очень неловким мимоходом.

— Но он никогда не был твоим непосредственным начальником. Тогда он не имел над тобой никакой официальной власти. — Нова наклонилась ко мне. Она взяла со стола нераспечатанный тюбик губной помады PR, сорвала упаковку и стала красить мне губы. — Он был сыном твоего начальника, с которым ты пересекалась несколько раз. Теперь все совершенно по-другому. Теперь ты его сучка. — Она широко улыбнулась, глядя на мои накрашенные губы. — О, я знала, что это будет твой идеальный оттенок красного. Более оранжевый и менее синий. — Нова отступила на шаг и поднесла к моему лицу зеркало. — С твоей оливковой кожей, темными волосами и глазами цвета эспрессо я знала, что этот цвет подчеркнет полные губы, ты великолепная, смуглая сучка! — я потерла губы. На губах она ощущалась приятно. Не слишком сушит, а я люблю хорошую красную помаду.

— Мне нравится, — рассеянно сказала я, а затем резко опустила голову на стол с громким стуком. И застонала от нахлынувших воспоминаний. — Я назвала его высокомерным членом, Нова. Чрезмерно высокомерным членом, которому не нужно ничего, кроме хорошей порки и основательного траха. И он слышал каждое мое слово. А теперь он мой босс. — Я посмотрела в сторону. — Помоги мне! — патетически воскликнула я, когда Нова присела на край стола.

— Я не могу, красавица, — сказала она и села на свой стул. — Из этой дыры тебе придется выбираться самостоятельно. Или это пещера? А я, как ты знаешь, страдаю клаустрофобией.

Нова погладила меня по голове, как гладят щенка, пересела к компьютеру и начала писать свою колонку в журнал на эту неделю. Я уставилась на деревянную поверхность своего стола и вспомнила прошлый год и тот момент, когда я засунула одну из своих красных туфель «Джимми Чу» восьмого размера в свой большой и глупый рот. Однажды летом, когда мне было двадцать два года, я стажировалась в «Нью-Йорк Джорнал». Все шло прекрасно, пока я не встретила мужчину с ярко-голубыми глазами и шелковистыми каштановыми волосами. Потом все пошло не так. Совсем не так.

Глава вторая

Три года назад…

— Ты справишься, Фейт, — говорила я себе, переступив порог конференц-зала, где проходило собрание стажеров. Около десяти человек уже находились там. Улыбнувшись группе мальчиков и девочек, я прошла к дальнему столику, где предлагались кофе и кексы. Налила себе кофе и села на задний ряд.

— Привет, я Фейт, — сказала я девушке, сидевшей рядом со мной. К счастью, я не была застенчивой. Это всегда помогало в подобных ситуациях.

— Джейн, — ответила она и пожала мне руку. Я представилась окружавшим меня людям. Через несколько минут мои нервы успокоились. Увлекшись разговором с Джейн и мускулистым качком по имени Блейк, я не заметила, кто сидит рядом со мной, пока не повернула голову, и мне пришлось сжать челюсти, чтобы скрыть свою реакцию. Черт возьми… парень был красив. Высокий, смуглый, с голубыми глазами… На нем был до смешного дорогой костюм, и он тер глаза, как будто не выспался прошлой ночью. А может быть просто нервничал.

Чувствуя, что этот день стал намного лучше, я протянула ему руку.

— Привет, я Фейт.

Я держала руку так долго, что у меня начали болеть мышцы. В конце концов мужчина перестал тереть глаза и уставился на мою протянутую руку. Его губы скривились, как будто мои пальцы были измазаны дерьмом. Я отдернула руку с нарастающим гневом. Голубоглазый потянулся в карман пиджака и достал несколько таблеток Адвила. Он проглотил их, ничем не запивая, и сложил руки на груди. А, у него болела голова. Это все объясняло.

— Вчера была бурная ночь? — спросила я. И указала на столик с напитками позади нас. — Там есть кофе и кексы. Кофеин и сахар могут помочь тебе почувствовать себя лучше. — Голубоглазый продолжал смотреть вперед, не обращая на меня внимания. — Алло! Ты меня слышишь? — спросила я, и волосы на моей шее встали дыбом от раздражения. Ему было плохо, или он действительно настолько груб?

— Я тебя услышал.

— О! Я уже решила, что с тобой что-то не так. — Я попыталась снова. — Я Фейт. — Когда наступило молчание, я добавила. — А ты?

— Прекрати. Говорить. — Как только он произнес эти слова, я застыла в полном шоке. Его челюсть сжалась, и он окинул меня своим высокомерным взглядом, а затем снова посмотрел в центр комнаты. Секунда за секундой мой шок превращался в раскаленный гнев.

— Прости? ― прошипела я. — Прекратить говорить? — но Голубые Глаза даже не вздрогнул. — Ты не можешь говорить со мной в таком тоне.

— Я могу и буду, — сказал он, и я поняла, что у него есть акцент. Британский. Английский.

— Как ты смеешь! — огрызнулась я, как раз когда кто-то вошел в комнату. — Ты здесь ничего не добьешься, если будешь так обращаться с людьми… — меня прервали, когда в комнату вошел Колин Фрэнк, директор программы стажировки, и хлопнул в ладоши, привлекая наше внимание.

Задыхаясь, я пыталась слушать, как Колин рассказывает о том, что включала в себя стажировка. Я прикусила язык, боясь, что выскажу все, что думала, сидящему рядом со мной английскому члену. Я честно заслужила эту стажировку. И хотела в будущем работать в HCS Media. Я не позволю какому-то заносчивому придурку разрушить мои планы.

— Вы будете подчиняться мне, — сказал Колин, — но на лето к нам приехал Генри Синклер из HCS Media, и он тоже будет иногда присутствовать. Он приехал посмотреть, как обстоят дела в «Нью-Йорк Джорнал». — Не успела я задаться вопросом, кто такой Генри Синклер, как Голубые Глаза поднялся на ноги. Он застегнул пуговицу пиджака, затем прошел к выходу из комнаты. С каждым его шагом я чувствовала, что мое волнение по поводу этой стажировки уменьшается.

Колин пожал ему руку.

— Позвольте представить вам Генри Синклера, наследника медиа-группы HCS.

Холодный взгляд Генри остановился на мне, когда я откинулась на спинку кресла, и его челюсть раздраженно дернулась.

Вот черт.

После представления Колин пригласил нас всех подняться, чтобы познакомиться друг с другом. Я наблюдала, как Генри пожимал руку каждому из стажеров. Затем настала моя очередь. Но как только я собралась представиться, Генри окинул меня пустым взглядом, повернулся и вышел из комнаты.

Я застыла как чертова статуя.

— Что ты сделала, чтобы разозлить его? — спросила моя новая подруга Джейн.

— Поговорила с ним, — ответила я, заставив себя бесстрастно улыбнуться. Когда широкая спина Генри скрылась из виду, я настроилась бороться. При следующем разговоре с ним я сглажу ситуацию. И все улажу.

Но не получилось.

На следующий день я застала Генри за столом в кабинете Колина.

— О, — сказала я, положив конверт, который мне поручили передать. Генри даже не обратил на меня внимания. Мне следовало бы выйти из кабинета, но я была упрямой стервой. И, видимо, не знала, когда нужно остановиться. — Слушай, я знаю, что мы начали не с той ноги. — Я направилась к столу. Он даже не отвел взгляд от экрана. — Мы ведь собираемся работать здесь все лето, верно? — я попыталась улыбнуться, но улыбка получилась настолько натянутой, что мне показалось, будто в мое лицо только что вкололи немыслимое количество ботокса, а я еще не научилась двигать лицевыми мышцами. — Разве мы не можем быть просто друзьями? — я пожала плечами. — Даю слово, я не кусаюсь.

— Я не хочу заводить друзей, мисс Паризи. Это не летний лагерь, а нью-йоркская издательская компания. А теперь, будьте любезны выполнять работу, на которую вас наняли. — Тяжело вздохнул и, посмотрев прямо на меня, ответил Генри.

Я излучала гнев, знала, что излучала. Но Генри Синклер являлся наследником HCS Media. Он был сыном Кинга Синклера. Я никогда не выиграю эту битву.

Закрыв за собой дверь офиса, я поклялась, что не позволю заносчивому маленькому богатому мальчику испортить мне все дело. Я убью этого урода добром. И я убила. Все лето, когда он давал мне задание, я отвечала бодрым «Да, сэр» и дарила ему широкую приторно-сладкую улыбку. Каждый раз, когда я обращалась к нему таким образом, его глаза вспыхивали от раздражения. Его молчаливое недовольство помогало мне пережить каждый следующий день. Я решила жить громко и радостно. Он был задумчив и несчастен. Я знала, кому лучше.

Затем наступила вечеринка по поводу окончания программы стажировки. В этот вечер закончилось лето напряженной работы. Мы, стажеры, были уставшими и измотанными после лета, в течение которого разносили кофе, печатали и копировали документы и, по сути, были всеобщими сучками. Но я знала, что доказала свою состоятельность, а редактору «Визаж», похоже, я приглянулась, и она хотела, чтобы я работала у нее в следующем году. Жизнь была хороша. Усталость не могла испортить мне настроение, и я вошла в бальный зал, кивая головой в такт музыке и уже выпив три приличных бокала вина. В моих венах бурлил хороший кайф, и я была готова оторваться по полной. Джейн и Блейк подвели меня к остальным стажерам, и потекли шоты и коктейли.

— Не оборачивайся, твой лучший друг только что вошел в зал. — Блейк толкнул меня в плечо.

Я повернулась и увидела, как в бальный зал вошел Генри Синклер, в своем обычном дорогом костюме и с надменной хмуростью на лице. Я хмыкнула, но заставила себя улыбнуться и с энтузиазмом помахать рукой, когда его глаза встретились с моими. Рассмеялась, когда его ледяной взгляд прожег меня, и он направился к Колину и другим руководителям, которые собрались за другим столом.

— Ты играешь с огнем, — сказала Джейн и протянула мне большой «Московский мул».

— Он избалованный маленький богач, у которого за всю жизнь не было ни единой трудности. — Я стукнула своей медной кружкой о кружку Блейка. — И он может отсосать мой огромный член! — я взяла его за руку. — А теперь, мой мальчик, мы потанцуем!

Спустя несколько часов, с гудящими ногами и сильным опьянением от слишком большого количества «Московского мула», мне пришлось в третий раз сходить в туалет. Спотыкаясь на танцполе и невнятно напевая слова песни «It’s Raining Men», я врезалась в твердую стену. Нет… мои руки похлопали по стене. Она была покрыта шелковистым материалом и, казалось, имела очень твердый пресс.

Словно в замедленной съемке, я подняла голову и увидела Генри Синклера, который смотрел на меня с тонко завуалированным презрением. Я попыталась взять себя в руки и отойти, но комната продолжала крениться в сторону, увлекая за собой и меня. Генри громко вздохнул и направил меня в кресло. Он обхватил мои бицепсы своими большими руками и усадил меня. Даже в том состоянии, в котором я находилась под воздействием водки, я могла оценить, что этот мужчина способен серьезно вымотать партнершу в спальне.

Я начала смеяться над этой захватывающей мыслью, но Генри в знак порицания осуждающе скривил свои сочные губы и сказал.

— Действительно, мисс Паризи, в вашем возрасте нужно знать, как вести себя на публике. Это HCS Media, а не дерьмовая желтая пресса. Возьмите себя в руки, прежде чем вернуться в бальный зал и опорочить компанию своим поведением.

С этими словами этот напыщенный мудак ушел, оставив меня бушевать, как гроза. Почему он всегда был таким болваном? Я надеялась, что с окончанием лета он изменится. Но ничего не изменилось.

Блейк и Джейн нашли меня в том же кресле, в которое меня бросили.

— Что случилось? — спросила Джейн, пьяно хихикая. Я рассказала им, что сказал этот мудак. Потом, ухмыляясь и давая волю своему языку, я сказала.

— Генри Синклер III ни кто иной, как чересчур высокомерный член. Чрезмерно высокомерный член, которому не нужно ничего, кроме хорошей порки и основательного траха! — я подняла руку для пары заслуженных «дай пять». Только через минуту я поняла, что мои друзья застыли вокруг меня, не протягивая ни одной ладони.

Подняв глаза, я увидела, что передо мной стоял Генри. Его голубые глаза прямо-таки полыхали, когда он с отвращением сморщил на меня царственный нос. Присев, он поднял с пола свой носовой платок, который до этого идеально лежал в кармане костюма, и пошел прочь.

— Черт! — крикнула я, но звук затерялся в музыке из бального зала. Так что я сказала это только для себя.

***

Вот что случилось тогда. А теперь он вернулся. И на этот раз был главным.

Я подняла голову от стола, встала и налила себе самого крепкого кофе в комнате отдыха. Вернувшись за свой стол, я открыла компьютер и начала отвечать на письма. Оставалось надеяться, что мне не придется слишком много общаться с Гарри. За все то время, что Кинг Синклер был здесь главным, я ни разу не разговаривала с ним. Салли являлась моим редактором. Я была уверена, что все останется по-прежнему.

Через два часа я поняла, что ни черта не знала.

Глава третья

— Мисс Паризи? — мужчина внезапно оказался у моего стола. — Я Тео, помощник мистера Синклера. Меня послали привести вас на встречу.

— Встречу?

Тео кивнул.

— Вам направили письмо ранее по электронной почте. Вы не получили его? Вас ждали на десятом этаже пятнадцать минут назад для встречи один на один.

Конечно, меня ждали. Я повернулась к Нове. Она постучала по клавишам клавиатуры и вывела на экран электронную почту. И мрачно сказала.

— Он прав. У меня будет позже. Я тоже только что увидела.

— Чудесно. — Я застонала и поднялась на ноги. Расправила свое черное платье и провела руками по волосам. — Ладно, я готова, — сказала я Тео и пошла за ним из кабинета к лифту. Тео было около сорока лет, если верить моим предположениям. Симпатичный. Как Пенфолд из мультфильма «Опасный мышонок».

— Мне нравится твоя помада, — сказал он, улыбнувшись мне через плечо.

— Спасибо, сладкий. — Я даже забыла, что она на мне. — Нова сказала, что, похоже, это мой идеальный оттенок.

— Испанка? — спросил Тео, прищурив глаза на мои черты лица.

— Итальянка. По крайней мере, мой папа. Мама — американка, но от шотландских родителей. Она бледная, белокурая красавица. Цвет кожи и характер достались мне от папы. Он родом из Пармы в Италии. От мамы я получила свой грязный рот. Да, шотландцы точно знают, как посылать подальше.

Тео рассмеялся.

— Идеальное сочетание, — сказал он, как раз когда двери лифта открылись на десятом, последнем этаже. Этаж начальства или, как я любила его называть, четвертый уровень ада Данте. Тео привел меня в кабинет, который раньше занимал Кинг. Я никогда там не была, но все мы слышали о знаменитом кабинете Синклера с черной дверью. Этот мудак правил железным кулаком и одним своим взглядом превращал многих журналистов в плачущих младенцев.

Тео открыл пресловутую черную дверь.

— Ты на месте, Фейт. — Я улыбнулась Тео, проходя мимо него. — Удачи, — зловеще прошептал он, закрывая дверь и загоняя меня внутрь.

— О, вы здесь, мисс Паризи. Хорошо, что это случилось сегодня. — Глубокий голос Гарри прорезал комнату. Я вздрогнула от его дерьмового приветствия. Заставив себя двигаться, я обогнула угол и обнаружила, что этот ублюдок сидел за своим большим письменным столом из красного дерева. Он откинулся на спинку своего мягкого кожаного кресла, которое с таким же успехом можно было назвать троном. Его темные брови расслаблены, когда он наблюдал за моим приближением. Я высоко подняла подбородок, отказываясь бояться его. Гарри не отводил своего пристального взгляда и лишь жестом указал на место напротив себя. — Если вы не возражаете, мисс Паризи. У меня сегодня целый день встречи, которые из-за вас могут сдвинуться. — Я медленно выдохнула, пытаясь успокоить свою горячую итальянскую кровь.

— Я не видела письмо. Извините. Работала над своей колонкой. — Выражение лица Гарри не изменилось. Он потянулся к листу бумаги на своем столе.

— Да. «Спросите мисс Блисс». Ваша очень… интересная колонка, верно?

— Да, — сказала я сквозь стиснутые зубы.

Гарри что-то прочитал на странице. Я опустила взгляд на его одежду. Мне захотелось закатить глаза, но я сдержалась. На нем был его обычный до смешного дорогой костюм, пиджак снят, галстук затянут. Рукава рубашки были закатаны до локтей, демонстрируя мускулистые предплечья, покрытые порослью темных волос. А еще у него был носовой платок. Этот дурацкий носовой платок, который лежал в кармане рубашки идеальным треугольником. Мне захотелось вытащить его и выбросить в окно, желательно, чтобы мистер Синклер III последовал за ним. Я не смогла сдержать крошечной ухмылки, которая растянулась на моих губах при этой радостной мысли. Гарри посмотрел поверх страницы, которую читал. Его глаза на мгновение прищурились на мне, затем он продолжил чтение.

— И это то, ради чего семьдесят процентов читателей «Визаж» хотят получить журнал? — с недоверием сказал он и перелистнул пару страниц. — Ваша колонка?

Гордость захлестнула меня.

— Да. Так говорят опросы.

Гарри поднял брови.

— Что ж, вы, безусловно, владеете словом, мисс Паризи. — Он наклонился вперед и прочитал: «Я хочу, чтобы моя жена занялась анальным сексом, но она не хочет. Посоветуйте, как мне убедить ее? С уважением, мистер Смит». Я сдержала смех, подкативший к горлу от вопроса, прозвучавшего так вежливо и выразительно из уст Гарри. — Обычно вопросы такого… характера?

— Вы имеете в виду сексуальные, мистер Синклер? — невинно спросила я, внутренне замерев от того, как трудно ему было произнести что-либо, относящееся к сексу.

Он даже не вздрогнул от моего завуалированного сарказма.

— Ну?

— Да. Они все такого рода. Теперь я даю только сексуальные советы. Это был органичный переход. Вначале я давала любые советы, но быстро перешла на более плотскую тематику. Это то, чего, похоже, хотят от меня читатели. Именно такие советы я даю лучше всего.

— Вы даете советы. — В его выражении лица и тоне не было и намека на веселье. — Давайте посмотрим, что вы ответили этому мистеру Смиту. А, — сухо сказал он. — «Уважаемый мистер Смит. Если вы хотите познакомить свою жену с удивительным миром анального секса, я бы посоветовала вам показать пример. Купите самый большой страпон³, который только сможете найти, подарите его своей любимой жене и предложите ей дать себе волю и оторваться на вашем сфинктере для лучшей части вашей ночи. Если вы покажете ей все прелести таких заднепроходных развлечений, я уверена, она выполнит ваши желания. Искренне, мисс Блисс».

Я сдержала улыбку. Это был один из моих любимых ответов. Гарри положил листок бумаги на стол и посмотрел на меня проницательным и оценивающим взглядом.

— Вы, несомненно, владеете словом, не так ли, мисс Паризи? — я почувствовала, как волоски на затылке встали дыбом, поняв, на что он намекает. Очевидно, он помнил наше совместное лето так же отчетливо, как и я. — И вам, несомненно, нравится делиться своими советами, да? Свободно и без фильтра. — Его пальцы барабанили по столу. — К тому же это приносит награды, так что вы, должно быть, действительно талантливы.

«Генри Синклер Третий — высокомерный член, которому не нужно ничего, кроме хорошей порки и основательного траха». Мой совет ему пронесся у меня в голове, как надоедливая песня, которую никак не можешь выкинуть из головы.

— Спасибо, — сказала я, не желая, чтобы он видел, как я дрожала. — Похоже, люди получают от этого удовольствие.

— Некоторые, видимо, да.

— Но я хочу со временем перейти и к тематическим статьям, — сказала я, пытаясь увести нас с опасной территории. — Я люблю свою колонку и «Визаж» и хочу ее сохранить. Но я также хочу продемонстрировать свои писательские способности, не ограничиваясь ответами многочисленным «мистерам Смитам», которые мне пишут. — Гарри приложил палец к губам, слушая. — Салли это знает, — сказала я. — Мы просто ждем, когда появится подходящая история, которую я смогу осветить.

— Вы можете писать статьи? — спросил он с сомнением и покровительственным тоном в голосе. Это меня просто взбесило.

Я изобразила самую фальшивую улыбку.

— Я окончила Гарвард лучшей в своем классе, получив степень по креативному письму, и Колумбийский университет, получив степень магистра в области художественной журналистики. Уверяю вас, мистер Синклер, я более чем квалифицирована для написания статей.

— Тогда я с нетерпением жду возможности прочитать ваш первый шедевр, мисс Паризи. А до тех пор — секс-советы для широких масс. — Он сосредоточился на своем компьютере, постукивая по клавиатуре. Когда я не двинулась с места, он взглянул на меня и холодно сказал. — Мы закончили. — Гарри жестом указал на дверь.

Сохранив на лице натянутую улыбку и держа руки прижатыми, чтобы не броситься на него и не ударить по голове, я поднялась со стула. Чувствовала на себе его злобный взгляд, когда выходила из его кабинета и направлялась к лифту.

— Надеюсь, все прошло хорошо, Фейт! — сказал Тео из-за своего стола, пока я изо всех сил старалась держать себя в руках.

— Замечательно! — ответила я и вошла в лифт, мои руки тряслись от злости. Как раз когда двери уже закрывались, и я крикнула. — Что за гребаный член! — чьи-то руки поймали двери, и они начали открываться. Я затаила дыхание. Этого не может быть. Никто не может быть таким невезучим. Я вздохнула с облегчением, когда вошел мужчина в костюме, вероятно, лет пятидесяти, и уставился на меня, как на сумасшедшую. — Болезнь Туретта, — сказала я, смеясь и показывая на свой рот. — Это не в ваш адрес, даю слово.

Мужчина неловко кивнул и встал лицом к дверям, держась от меня как можно дальше. Вытащив мобильник, я отправила сообщение своей соседке Амелии и нашему соседу Сейджу.

Код 5! Сегодня вечером мы идем гулять. Мне нужно выпить и потанцевать. Никаких отговорок.

Через несколько секунд я получила подтверждение, что они оба в деле. Вернувшись за свой стол, я получила согласие и от Новы. Зная, что у меня будет вечер, чтобы успокоиться, я расслабилась в кресле и открыла последнее письмо:

«Мой муж вернулся домой поздно вечером в прошлую пятницу, и когда он разделся и лег в постель, я увидела следы губной помады вокруг его пениса. Что вы можете посоветовать?

Я размяла руки, положила пальцы на клавиатуру и быстро набрала свой ответ для колонки этой недели: «Напоите его вином, накормите и затащите в постель. Намажьте его член Нутеллой и укусите у самого лобка так, будто срываете початок кукурузы. А затем смотрите, как он кричит, Лорену Боббит⁴ на его задницу! Бадда бинг, бадда бум — больше никакой помады на его неверном члене!»

К черту Гарри Синклера и его холодные голубые глаза. Я была чертовски хороша в своей работе.

Глава четвертая

— Черт, Фейт, это он? — спросил Сейдж, пока я усаживалась рядом с Амелией на наш зеленый велюровый диван. Я схватила большой бокал красного вина, который она мне налила. Сейдж сел напротив нас на край журнального столика.

— Вот урод, — сказала я, покачав головой от того, как идеально могло выглядеть на фотографиях такое чудовище.

Нова села по другую сторону от меня.

— Да, это он, Генри «Зови меня Гарри» Синклер. Холостяк века и заклятый враг Фейт. — Нова подтолкнула меня и рассмеялась, когда я зашипела на нее, как разъяренная кошка.

Сейдж вернулся к исследованию своего телефона.

— Так-так-так, — сказал он и снова протянул свой телефон. — Что это за конфетка рядом с ним? — я прищурилась, пытаясь пробиться сквозь винную дымку, опустившуюся на мои глаза. И увидела высокую блондинку с зелеными глазами, которая крепко держала Гарри за руку. Он был в черном костюме, фраке и шляпе, а у нее на голове красовалось какое-то чудовище, похожее на двух дерущихся петухов⁵ — в прямом, а не переносном смысле. Хотя увидеть два настоящих члена на шляпе было бы гораздо лучше, чем это пернатое дерьмо, которому не место в качестве украшения головы.

— Что это за чертовщина у нее на голове? — Амелия наклонила голову в сторону, пытаясь разобраться в ситуации.

— Молодой герцог и его подруга на Челтенхемских скачках, дорогуша, — усмехнулся Сейдж. — Это место, куда съезжаются все известные люди Англии, чтобы продемонстрировать, как богатство и мода доказывают, что не обязательно иметь вкус. И где они спускают на скачки немыслимые суммы денег, чтобы скрыть, насколько малы их крошечные члены.

Я рассмеялась, когда Сейдж подмигнул, а Амелия вырвала у него из рук мобильник. Она прочитала вслух надпись к фотографии.

— Предполагаемая пара леди Луиза Самсон и виконт Суррей, Генри Синклер III, посещают Челтенхемские скачки. Амелия посмотрела на меня. — Виконт?

— Должно быть, это его титул, — сказала я. Виконт. Боже правый. Это звучало еще более тщеславно, чем герцог.

Амелия передала мне телефон. Я изучила фотографию и статную блондинку, приклеенную к руке Гарри. Ее волосы были уложены в прическу «боб», она обладала истинно английским розовым цветом лица и покровительственной ухмылкой на бледно-розовых губах, которую мне инстинктивно хотелось смахнуть прямо с ее лица. Как можно даже с фотографии излучать отношение «я лучше тебя»?

— Она выглядит так же напыщенно, как и он, — сказала я и расплылась в улыбке. — Они просто идеальная пара! И заслуживают друг друга. А теперь… — я вернула Сейджу его телефон и поднялась на ноги. — Мы идем в клуб или нет? Во мне опасно мало алкоголя, а в этом лифчике моя грудь так высоко поднята, что почти касается подбородка. Если мы не доберемся до клуба в ближайшее время, боюсь, что он будет опасно близок к тому, чтобы перекрыть мне возможность дышать. Я не собираюсь тратить ни секунды на Герцога Тупицу, его блондинку и их многочисленных знакомых с ужасными зубами.

Я подняла свой бокал с вином, как военачальник, произносящий речь перед важным сражением.

— Сегодня вечером я хочу трястись, как моя задница, работающая на чаевые, и, желательно, затащить красавчика в ванную, чтобы увлажнить суровую пустыню, в которую превратилось мое бедное маленькое влагалище. И я хочу принять столько неверных решений, чтобы мой священник в воскресенье выкатился из своей исповедальни от греховного изнеможения. — Я поднесла свой бокал к губам. — За вас, шлюхи! Давайте нажремся!

Когда мы вышли из жилого дома, я глубоко вдохнула. В Нью-Йорке царила весна; зимний холод остался в прошлом. Я улыбнулась, почувствовав, как теплый ветерок овевал мое лицо. Сейдж обнял меня за плечи и потянул за собой в сторону клуба. Когда мы шли по улицам Бруклина, я спросила.

— Ну что, Сэйджи-малыш, есть новости о твоей личной жизни?

Сейдж вздохнул.

— Я перебрал все члены на «Гриндер», но мой прекрасный принц так и не нашелся, так что в новостях о любовной жизни — огромный жирный ноль. — Я похлопала Сейджа по руке и положила голову ему на плечо. Когда два года назад мы с Амелией переехали в нашу бруклинскую квартиру, Сейдж быстро стал нашим почетным соседом. Он жил в квартире напротив нас. Однажды вечером он пришел к нам выпить и с тех пор стал нашим третьим мушкетером.

— Он там. Я знаю, — сказала я и поцеловала его в щеку. Сейдж всегда надеялся, что его суженый где-то рядом и ждет встречи с ним.

Через десять минут мы уже были в клубе и проходили в главный зал. Мне нравилось это место. Мы ходили в клубы двух типов: в стиле «down and Brooklyn dirty»⁶, как мы это называли, или в стиле «bougie and boogie»⁷. Сегодняшний клуб был из последних. Музыка была потрясающей, как и цены на напитки.

Но мы умели решать эту проблему.

Когда я постучала по барной стойке, бармен повернул подбородок в мою сторону.

— Привет, красавица, — сказал он, облизав губы и осмотрев меня с ног до головы. Это была милая попытка. На вид ему лет двенадцать, а детские лица меня не привлекали.

— Бармен! — сказала я. — Нам четыре вашей лучшей диетической колы.

— Диетической колы? — бармен нахмурился. — И это все?

Я решительно кивнула головой.

— И убедись, что они настоящие. Бэбифейс ушел, а я обвела взглядом клуб. Дым клубился в воздухе, как туман над Лондоном, зеленые лазерные лучи рассекали танцпол, как перидотовые⁸ лезвия, а дорогостоящий диджей крутил свои пластинки, и посетители клуба окружали его, как крысы крысолова. Я подняла голову и увидела, что затемненный VIP-балкон начинает заполняться людьми. Мы, конечно, никогда там не были. Он предназначался для богатых манхэттенцев, которые несколько ночей в месяц отдыхали в Бруклине.

— Четыре диетические колы, — сказал бармен за моей спиной. Я протянула ему деньги. — Сдачу оставьте себе. — Я подмигнула, почувствовав себя крутой, и вернулась к своим друзьям, которые заказали нам столик в задней части зала. Это было стратегически важно. Это было не первое наше родео, где мы изображали из себя высший класс.

— Напитки! — сказала я и поставила их на стол.

Амелия проверила, все ли чисто.

— Сейчас, — поспешно сказала она, и я потянулась к верхней части своего платья.

Мои друзья наблюдали за тем, как я ощупываю свою грудь, боковые швы бюстгальтера, пока…

— Есть! — широко улыбнувшись, я открутила потайную крышечку в лифчике, отодвинула одну грудь и начала наливать.

— Может быть, это и дорого, Фейт. Но бюстгальтер окупает себя! — Нова сделала большой глоток своей диетической колы, теперь смешанной с водкой, которую я тайком пронесла в клуб.

— Ты мне говоришь. Но, блин, я сочувствую таким женщинам, как ты, Нова. Эти штуки весят целую тонну. Я чувствую, как мой позвоночник непоправимо искривляется, пока мы разговариваем.

— Я знаю. Ты можешь думать, что я хорошо выгляжу сейчас, но приходи, когда мне будет пятьдесят, и я буду открывать дверь, как Квазимодо, волоча соски по полу. Но вместо того, чтобы повторять «колокола, колокола», это будут «мои сиськи, мои сиськи»!

Смеясь, я нацелилась на свою рюмку, сжав в лифчике потайной пакет для водки, которая собралась внизу. Кто-то постучал меня по плечу, напугав до смерти. Я крутанулась, продолжая сжимать грудь, и выплеснула струю водки прямо в глаз какому-то бедолаге.

— Что за хрень! — воскликнул он, вытерев жидкость с лица. Я быстро нащупала верхнюю часть лифчика и натянула его обратно. — Что это, черт возьми, было? — спросил он, покраснев от отвращения.

— Она кормит грудью, придурок, — сказала Амелия. — Как ты думаешь, что это было? — когда я встретилась с ней взглядом, она скорчила гримасу и пожала плечами, пробормотав — я не знала, что еще сказать!

— Тогда почему, черт возьми, у этого вкус водки? О, Боже! — сказал он, побледнев. — Оно у меня во рту!

Когда он сплюнул на пол, Нова наклонилась вперед над столом, негодуя.

— Послушай, приятель, попробуй вырастить ребенка без алкоголя. Не смей осуждать мать за то, что она делает все, что может!

— К черту все это, — сказал парень, уходя. — Кучка уродов.

— О, Боже! — сказал Сейдж и разразился хохотом.

— Лактация?! — сказала я Амелии.

— Я запаниковала! —сказала она. — Я не такая находчивая, как ты. Мне пришлось придумывать на ходу! Я не хотела, чтобы нас выгнали!

Я так смеялась, что слезы наполнили мои глаза.

— И, Нова. Не осуждай мать за то, что она делает все, что может! Что за…?

— Он свалил, да? Ничто так не отпугивает парней, как запах обязательств!

Я поправила гениальный бюстгальтер, не пропускающий водку, мы чокнулись и опустошили половину бокалов.

— Может, потанцуем? — спросила я своих лучших подруг. Мы перешли на танцпол, и я потерялась в грохочущей музыке. Музыка пульсировала в такт биению моего сердца, моя кожа нагревалась от тел, кружащихся вокруг нас, касаясь моих конечностей, и я чувствовала, как ужасные события дня уходили из моей жизни.

Ко мне подошел высокий светловолосый парень. Он был хорош собой, и я ободряюще улыбнулась. Он должен быть неплох. Давно я не теряла себя, танцуя с мужчиной, и еще дольше у меня не было ночи между простынями. Я обхватила его за шею, и наши бедра задвигались в такт. Повернувшись спиной к его груди, я почувствовала, как его твердость прижалась к моей заднице.

Песня за песней, ночь становилась все более многообещающей. Я подняла руки вверх и положила их на шею партнера, и тут почувствовала, что волосы на моей шее встали дыбом. Мне показалось, что за мной кто-то наблюдал. Я подняла голову, глаза сразу же устремились на VIP-балкон… и мой взгляд наткнулся на знакомый голубой взгляд.

Жар, охвативший мои мышцы, мгновенно остыл. Мое тело замерло. Парень, с которым я танцевала, пытался заставить меня двигаться, положив руки мне на бедра, но, когда я не двинулась с места, он отошел.

— Фейт? — спросила Амелия, потянув меня за руку. — Ты в порядке?

— Черт! — сказала я, не отрывая взгляда от балкона. — Это Гарри Синклер.

— Что? — спросила Амелия, сбитая с толку.

— Он здесь.

Тут же все мои друзья подняли глаза на то, что привлекло мое внимание. Гарри стоял, опираясь на балкон. Он не сводил с меня глаз, но, не сказав ни слова приветствия, отвернулся и исчез в глубине VIP-зоны.

— Черт! — сказал Сейдж. — Этот парень… — я бросила взгляд на своего друга, предупредив его своим злобным взглядом, чтобы он не рассыпался в комплиментах. Сейдж пожал плечами. — Извини, малышка, но этот парень просто охренительно горяч!

— Фу! — сказала я. — Одна ночь. Мне нужна была одна ночь, чтобы потанцевать и выбросить проблемы из головы. — Чувствуя себя раздраженной сверх меры, я провела пальцами по волосам. — Я пойду в туалет.

— Я тоже пойду, — предложила Нова.

— Нет, все в порядке. Я ненадолго. А вы продолжайте танцевать. — Я пробиралась через заполненный танцпол, направляясь к туалетам. Свернула в дальний коридор, повернула направо и врезалась прямо в чью-то грудь. — Черт возьми! — закричала я, попятилась назад и, как всегда, неуклюже приземлилась на задницу.

Поэтому уставилась на землю и молилась, чтобы в плитке образовалась дыра и поглотила меня. В пьяном состоянии я шлепнула ладонью по полу.

— Давай, кракен! Я жду! У тебя есть добровольная жертва! Я сочная. Особенно моя задница!

Вдруг перед моим лицом появилась рука. Поняв, что меня никто не собирается есть и тем самым спасать, я ухватилась за нее и была поднята на ноги. Другая рука поддержала меня, подхватив под локоть. Водка, которую я выпила, попала в кровь. Комната раскачивалась из стороны в сторону.

— Я уверен, что кракен — это мифологическое морское существо. Если тебе нужно что-то земное, ты могла бы попробовать вызвать балрога⁹ или что-то в этом роде.

Комната быстро выровнялась, и я закрыла глаза. Мне не хотелось поднимать взгляд. Я знала этот голос. И этот акцент.

В конце концов, я открыла глаза и встретилась взглядом с ошеломляющим лицом Гарри Синклера.

— Мисс Паризи. — Его губы были плотно сжаты, а глаза проницательны. На лице не было и намека на улыбку. Неужели у него всегда злой взгляд?

— Виконт Синклер, — пробормотала я в ответ, и в моей крови вспыхнула победа, когда я увидела, как сузились его глаза при упоминании этого титула. Я попала в точку. Это было приятно. Мой взгляд упал на его одежду. Он был одет в темные джинсы, отглаженную белую рубашку с расстегнутым воротником и темно-синий блейзер. И, о чудо, из кармана пиджака обиженно выглядывал серебряный шелковый платок. Он выглядел хорошо. Черт возьми, чертовски хорошо. Почему его неуложенные темные волнистые волосы должны были падать так идеально? Почему?

— ПОЧЕМУ? — я задохнулась, когда поняла, что выкрикнула последнее слово вслух, и мой пронзительный голос прорезал эхо музыки с главного танцпола. Гарри нахмурился, глядя на мою вспышку, как будто я только что сбежала из психушки. Я бросила ему вызов, задрав подбородок, чтобы он что-нибудь сказал. Он промолчал.

Взгляд Гарри упал на мою одежду. Я стояла гордая, зная, что это платье мне очень идет. Я могла быть самой неуклюжей и подверженной несчастным случаям женщиной во всем Нью-Йорке, но знала, как одеться, чтобы подчеркнуть свои изгибы. И ждала, что Гарри сделает мне скупой комплимент. Я наслаждалась этим, зная, что это не причинит ему ничего, кроме дискомфорта, и уязвит его гордость. Но когда он наконец открыл рот, то сказал.

— Мисс Паризи, похоже, ваша грудь протекает.

Мои глаза расширились, и я опустила взгляд на свое платье. Внушительный бюст, которым я обладала, лопнул и сдулся, оставив меня с моими обычными чашечками третьего размера и двумя мокрыми кругами, капающими водкой на пол.

— Отлично, — сказала я и натянуто улыбнулась. — У тебя есть бокал? — я похлопала по своей мокрой груди. — Выпивка за мой счет.

— Пожалуй, я откажусь, — сказал он, буравя меня взглядом. Затем засунул руки в карманы и скривил рот. Он выглядел так, будто хотел быть где угодно, только не здесь. — У тебя это вошло в привычку? — спросил он, глядя на меня свысока, как, похоже, умели делать только представители высшего класса. Я была уверена, что этому учат в тех шикарных школах, куда они все ходят. «Как стать претенциозным ублюдком 101». — Я уже второй раз сталкиваюсь с тобой в состоянии алкогольного опьянения. — Он покачал головой, как бы в знак порицания. — К счастью, в первый раз твой напиток был в руке, а не капал с нижнего белья.

Гарри опустил взгляд на свой пиджак, сжав челюсть. Он с царственной легкостью достал из кармана носовой платок. Мне пришлось сдержать смех, когда он начал прижимать его к дорогой ткани, и я поняла, что водка из моего лифчика также намочила и его одежду.

Злой взгляд, который он бросил на меня, только усилил мое веселье.

— Пришли мне счет за химчистку, — сказала я и зажала рот рукой. Я понятия не имела, почему вид обычно безупречного Гарри Синклера, тщетно пытающегося оттереть водку со своего пиджака, вызвал у меня такое веселье.

— Не нужно. У меня есть еще достаточное количество, — сказал он, начав складывать платок в идеальный квадратик. Он аккуратно положил его обратно в карман.

— Сколько у тебя таких платков? — я указала на него. — Похоже, у тебя неплохая коллекция.

— Понятия не имею. — Его щека дернулась, как я полагаю, от досады на мой вопрос. Он посмотрел на меня с подозрением. — Вы смеетесь надо мной, мисс Паризи?

— Я? — ответила, положив руку на свою мокрую грудь. — Никогда! По-моему, они просто… шикарные! — балансируя, или пытаясь балансировать на каблуках, я сказала. — Увы, я вынуждена с вами нежно попрощаться, мой виконт, туалетная комната заждалась свою даму. — Я проскочила мимо Гарри и, спотыкаясь, направилась в уборную, несомненно, похожая на Бэмби на льду. Как только дверь закрылась, я выдохнула и закрыла глаза. «Почему я? Почему это всегда происходит со мной?»

Открыв их, я подошла к раковине и уставилась на себя в зеркало. Меня встретили два больших круглых мокрых пятна. Я подошла к сушилке для рук и стала сушить платье. Мои мысли сразу же устремились к Гарри Синклеру. Он не был похож на того, кто ходит в клуб. Я задалась вопросом, с кем он был. И тут же укорила себя за то, что меня это вообще волновало.

Дверь распахнулась, и в помещение ворвались две женщины.

— Он, безусловно, самый сексуальный парень, которого я когда-либо видела в своей жизни.

— И у него акцент. Обе женщины были блондинками и симпатичными. — Если я не буду сегодня под ним, то могу вернуться домой в Оклахому и выйти замуж за Джимми Бернса. В поисках такого парня я и приехала в Нью-Йорк. Держу пари, в постели он великолепен. Тихие всегда такие.

Гарри. Конечно, они говорили о Гарри.

Я фыркнула от смеха. Та, что говорила, бросила на меня косой взгляд, увидев, как я зависла в непонятной позе под сушилкой для рук, дующей на мою грудь. Она скривила губы. Я закатила глаза, откинулась назад, насколько это было возможно, и широко улыбнулась. Покачав головами, они ушли, и я надеялась, что она его сняла. Господь знал, что виконту нужен хороший трах. Может быть, тогда он хоть раз в жизни научится улыбаться и, возможно, раскрепостится на работе. Да что там, в жизни!

Когда платье достаточно высохло и стало выглядеть не совсем испорченным, я снова вышла в коридор и с облегчением вздохнула, когда он оказался пуст. Вместо того, чтобы вернуться к друзьям, я направилась прямо в бар. Хотела купить нам бутылку просекко — все, что я могла себе позволить. У меня была с собой кредитная карта, и я решила воспользоваться ею.

Бармен вздохнул, увидев меня.

— Еще газировки?

— Напротив! — самодовольно сказала я. — Бутылку просекко. — Я протянула ему свою карточку. Он подмигнул, взяв ее. Я быстро схватила его за руку, остановив. — Но пусть это будет самое дешевое, что у вас есть. — Он в отчаянии покачал головой.

— Пусть это будет бутылка «Кристал». За мой счет. — Надо мной протянулась рука, и бармен кивнул. Он протянул незнакомцу мою карточку. Когда я повернулась, мне улыбался блондин с серыми глазами. Он прочитал имя на моей кредитной карте. — Фейт Паризи. Полагаю, это ваше.

Он был красивым ублюдком, и когда улыбнулся, у меня перехватило дыхание.

— А вы? — спросила я.

Бармен вернулся с «Кристал» и четырьмя бокалами.

— За мой счет, — сказал загадочный парень. Я ждала, что он назовет свое имя, но вместо этого он достал из кармана черную визитку и протянул мне. — Если вам захочется приключений, — сказал он, указав на карточку, — не потеряйте это. «Это твой золотой билет на шоколадную фабрику, Чарли».

Затем, поцеловав тыльную сторону моей руки, он, словно призрак, двинулся прочь сквозь толпу. Я потеряла его из виду, когда он исчез в массе тел и дыма. Я взглянула на карточку и растерялась. На обратной стороне был указан номер телефона и какой-то код. Когда я перевернула карточку, на ней было написано одно слово, выполненное серебром с богатым тиснением: «НОКС».

Дыхание покинуло мои легкие, а рот раскрылся. Я повернулась и схватила свое шампанское, а затем быстро, на дрожащих ногах, направилась к нашему столику. Когда я вернулась, мои друзья уже были там.

— Вот ты где! Я как раз собирала поисковую группу! — Амелия удивленно подняла брови, увидев «Крисиал». — Что все это значит? Ты выиграла в лотерею и не сказала нам об этом, или что-то в этом роде?

— Долго рассказывать. Но мне дали вот это. — Я протянула карточку Нове.

Через несколько секунд она посмотрела на меня и прошептала.

— Везучая сучка.

— Что это? — сказал Сейдж и взял ее у Новы. Его глаза расширились. — Фейт. Забудь о лотерее. Ты только что сорвала джекпот.

— Что это? — спросила Амелия. Она прочитала то, что было написано на карточке. — Что, черт возьми, такое «НОКС?»

— Это секс-клуб, — сказала я, все еще ошеломленная и не верящая в свою удачу.

— Что? — Амелия поперхнулась.

— Секс-клуб. Секс-клуб, она говорит! — резко сказала Нова. — Это не просто секс-клуб, это СЕКС-КЛУБ! Секс-клуб элиты. Богатых и знаменитых. Туда ходят всякие высокопоставленные люди. Это чертова крепость. Люди платят целые состояния, чтобы получить членство в нем, или…

— Тебя приглашают, — сказал Сейдж, глядя на меня так, словно я была мифическим существом, только что прилетевшим в этот мир на спине розового единорога. — Получить приглашение — большая редкость. Но если тебя пригласили, ты получишь бесплатное членство.

Нова начала прыгать вверх-вниз.

— Черт, Фейт, тебя только что пригласили в «НОКС»! — Нова схватила шампанское. — Подожди, кто тебя пригласил? Это тоже он тебе купил? Что, черт возьми, произошло, когда ты пошла в туалет?

— В баре ко мне подошел какой-то горячий блондин.

— Подожди, подожди, подожди! — сказала Амелия, резко покачав головой. Она стояла передо мной. — Фейт. Во-первых, какого черта? А во-вторых, ты же не думаешь идти? В секс-клуб, Фейт? В секс-клуб?

— Я люблю секс, — сказала я и пожала плечами. Это была правда. Я любила. И не была застенчивой дурочкой. У меня был здоровый сексуальный аппетит, и я нисколько не стеснялась этого. Я была одинокой женщиной в Нью-Йорке; много работала и играла жестко. Но тут я перевела взгляд на Нову. — Моя возможность. — У меня перехватило дыхание от внезапно охватившего меня возбуждения. — Салли сказала, чтобы я пришла к ней с материалом, который захотят прочитать мои читатели. А что может быть лучше для колумниста, дающего советы по сексу, чем статья о самом распутном и загадочном секс-клубе во всем Нью-Йорке, если не во всем мире?

— Черт, Фейт. — Нова закивала так быстро, что стала похожа на болванчика. Она быстро налила шампанское в бокалы. — Ты права. Это оно. Это оно!

— Это секс-клуб, Фейт. Тебе придется заниматься разными вещами. По-настоящему отвратительными вещами, — сказала Амелия, пытаясь вернуть всех нас на землю.

— По мне, так это просто рай, — сказал Сейдж, похлопав меня по плечу. Я встретила его руку и увидела, что радость за меня сияет на его великолепном лице.

— Ты действительно собираешься это сделать? — сказала Амелия. Я увидела беспокойство в выражении ее лица. Мы с Амелией вместе учились в колледже. Сейчас она археолог, работает в Американском музее естественной истории. В Гарварде мы жили в одном общежитии и были лучшими подругами с первого дня знакомства. Она всегда была тихой и сдержанной. Я была шумной. Она была мне как сестра. Сестра, которая слишком заботилась обо мне.

Я взяла ее за руки.

— Амелия, это мой шанс. Ты знаешь, я ждала этого, возможности проявить себя по-настоящему. И это секс. Я люблю секс. И никогда не стеснялась этого. Я экспериментирую и не планирую остепеняться в ближайшее время. Я не боюсь туда идти. Более того, ужасно заинтригована. — Я посмотрела на Нову. — Ты думаешь, Салли согласится на это?

— Я думаю, Салли наложит в штаны, когда ты скажешь ей, что у тебя есть вход в самый эксклюзивный клуб западного мира. Ты хоть понимаешь, как долго люди ждали репортажа об этом месте?

— Черт, — сказала я, осознав реальность ситуации. Я снова перечитала карточку. «НОКС», интригующий секс-клуб. О котором никто не говорил, но все хотели узнать. И меня пригласили. Меня. Несмотря на то, что я столкнулась с виконтом Душегубом и испортила свой любимый бюстгальтер для контрабанды водки, моя ночь оказалась, возможно, одной из самых лучших.

Меня пригласили в «НОКС».

В секс-клуб.

Я никогда в жизни так не радовалась.

Глава пятая

— Ты меня бесишь. — Резко произнесенные слова Гарри пронеслись надо мной, заставив кожу покрыться мурашками. — Ты слишком много говоришь. Все в тебе слишком. — Зубы Гарри впились в мою шею, когда он прижал меня к стене в своем кабинете своей широкой грудью. — Я не могу смириться с тем, что хочу тебя. Ненавижу твой голос. Ненавижу твою ухмылку, когда ты думаешь, что превзошла меня. — Крепкой рукой Гарри держал мои запястья над головой, другой рукой ласкал мою грудь, посылая разряды тепла между ног. У меня все пульсировало, дыхание было неровным.

— Хорошо, — сказала я, мои щеки раскраснелись, а кожа стала слишком горячей. — Значит, наши чувства взаимны. — Я застонала, задрав подбородок к потолку, когда Гарри поцеловал меня в горло, челюсть и щеку. — Я ненавижу твой снисходительный голос, твой чопорный акцент и то, что ты считаешь себя лучше других. — У меня перехватило дыхание, когда его рука соскользнула с моей груди, подняла платье и провела по линии трусиков. — Черт! — я застонала, когда он стянул трусики с моих бедер. Они упали к моим ногам. Я вышла из них. Глаза Гарри столкнулись с моими. Я ненавидела его идеальные глаза и длинные темные ресницы. Ненавидела его гладкую кожу и то, как ощущалась его рука, прикасаясь ко мне так интимно. И я ненавидела то, как сильно хотела его, нуждалась в нем, жаждала его.

— Один раз, — сказала я и увидела, как раздувались его ноздри в ответ. — Один раз трахнемся, чтобы выкинуть это из головы. — Я высвободила руки из его захвата и начала расстегивать ширинку. Жар разлился по моим венам, и я увидела, как он закатил глаза, когда я взяла его член в руку. Он ввел в меня палец, и я чуть не кончила от неожиданности.

— Мне нужно быть в тебе, — сказал он и убрал мою руку со своего члена. Затем задрал подол моего платья, обвил мои ноги вокруг своей талии и вошел в меня. Наши стоны громким эхом разнеслись по огромному офисному помещению. Гарри склонил голову к моей шее, когда входил в меня. Я обхватила его за плечи, погружаясь в безумный экстаз. — Господи, — стонал он, заполнив меня, его идеальные толчки посылали разряды по моему позвоночнику. Я вся горела, удовольствие было слишком сильным. Затем Гарри поднял голову и прижался губами к моим губам. Я не хотела его поцелуя. Не хотела чувствовать его губы на своих. Я не хотела чувствовать вкус его языка. Но когда он целовал меня, когда его горячий язык сражался с моим, я хотела всего этого. Я хотела его всего, внутри и снаружи.

— Я ненавижу тебя, — пробормотала я ему в губы. — Презираю тебя.

Гарри только застонал, двигая бедрами все быстрее и быстрее, пока я не превратилась в жаркое пламя.

— Ты меня бесишь, — проворчал он, и от его безупречного грассирующего голоса мои соски затвердели, прижавшись к его груди. — Ты и возбуждаешь, и сводишь меня с ума. — Я вскрикнула, когда зубы Гарри прикусили кожу моей ключицы, а затем его нежный язык прочертил дорожку к моему рту, и он снова поцеловал меня. Он целовал и целовал меня, пока мои губы не распухли, а его вкус не стал татуировкой в моих чувствах.

Он двигался все быстрее и быстрее, пока я не очутилась в аду, руками вцепившись в его рубашку.

— Сейчас! — закричала я, когда обжигающий жар охватил меня, и я разлетелась на части. Ничего подобного я раньше не испытывала. Это было слишком, но я все равно жаждала большего.

— Черт! — Гарри вскрикнул и кончил в меня, его руки на моей заднице притянули меня так плотно к его бедрам, что между нами не осталось воздуха. Я вцепилась в его плечи, задыхаясь. Я ненавидела его. Действительно ненавидела. Но когда его член дернулся внутри меня, вызвав очередную вспышку наслаждения, я захотела большего. Я жаждала его, как при самой страшной зависимости, его отрывистые слова, высокомерное и презрительное отношение являлись для меня желанным наркотиком.

Гарри замер на месте, медленно отстраняясь. Когда я встретилась с ним взглядом, в его глазах мелькнуло презрение, и я поняла, что оно отразилось в моих собственных. Но потом его рот снова прильнул к моему, и я была полностью поглощена. Это ничего не изменило. Я ненавидела его. Он ненавидел меня. Это ничего не изменило…

— Фейт? Ты здесь? — мамин голос вырвал меня из остатков сна, который породила моя пьяная психика из событий прошедшей ночи. Черт, не сон. Кошмар. Гарри и я… я вытеснила эти образы из своей головы. Гарри, прижатый ко мне, внутри меня, заставляющий мои пальцы ног загибаться от удовольствия… — Фейт? Я знаю, что ты там, ты тяжело дышишь. — Я сосредоточилась на том, что происходило здесь и сейчас, а не на том, что мои бедра пытались сжаться вместе, пока я шла, только от воспоминания о страстном сне.

— Мама! Я здесь. Извини. Тротуар сегодня утром забит. Как ты? — я шла от метро к своему офисному зданию, болтая по мобильному. По дороге к HCS Media я поймала свое отражение в стеклянном здании. Хорошо, что на мне были огромные солнцезащитные очки. Теплый день был слишком ярким для моей испытывающей похмелье задницы, сон все еще будоражил меня, и я выглядела просто ужасно.

— У нас все хорошо, милая, — сказала мама, но в ее голосе я услышала нотки грусти. Это сразу же вызвало беспокойство.

— А папа?

— Он в магазине. — Мама сделала паузу. Мои ноги внезапно тоже остановились. Какой-то придурок с Уолл-стрит толкнул сзади мою руку, и мой экстра крепкий латте шлепнулся на тротуар.

— Козел! — воскликнула я. Этот мудак, даже не оглянувшись, показал мне палец. Я прижалась к соседнему зданию, стряхивая кофе с туфель. На юбку тоже попало немного, но на этот раз мне было все равно, что она испачкалась. Все, что меня волновало, — это папа. — Мама, что случилось?

Ее молчание подсказало мне, что все плохо. Очень плохо. В конце концов она ответила.

— Хозяин магазина дал твоему отцу всего несколько недель на то, чтобы найти деньги на оплату аренды, или… — она запнулась.

— Или что?

Мама вздохнула.

— Или мы его потеряем.

— Мама, — прошептала я, комок застрял у меня в горле. Я не могла представить, что у папы не будет своего швейного салона. Это была его жизнь. Его страсть. Это сломает его. Я знала, что так и будет.

— Все в порядке, Фейт. Это не твоя проблема. Что-нибудь придумаем. Мы всегда это делаем.

— Если это твоя проблема, то и моя тоже. Мы все решим. Мы втроем. Хорошо? Мы не можем его потерять. Я что-нибудь придумаю. Обещаю.

— Хорошо, милая, — сказала мама, но я услышала в ее дрожащем голосе нотки поражения. На глаза навернулись слезы. Я любила своих родителей. Мы были командой, все трое. У нас никогда не было много денег, но имелся избыток любви, и я никогда не нуждалась в чем-то большем. Мама прочистила горло и спросила. — Ты все еще придешь на ужин в воскресенье?

Я рассмеялась, прогнав печаль.

— Я прихожу каждую неделю, мама. Тебе не нужно спрашивать. Но ты всегда это делаешь.

— Мне просто нравится быть уверенной. А сейчас тебе лучше пойти на работу, а то опоздаешь, леди.

Я посмотрела на часы.

— Черт! — я зашипела и побежала к своему зданию. — Увидимся в воскресенье, мам. Поцелуй за меня папу! — я вбежала в здание и успела заскочить в переполненный лифт как раз в тот момент, когда двери закрылись. Втиснулась рядом со стайкой журналистов, готовых к новому дню. Я молилась изо всех сил, чтобы лифт не сломался. Поскольку уже дважды оказывалась в этой стальной ловушке. При таком количестве людей он за пять секунд превратился бы из «Безумцев» в «Повелителя мух».

Пока лифт поднимался на каждый этаж, дергаясь при остановках, чтобы выпустить людей, я боролась с волной тошноты, грозящей выплеснуться изо рта, как в фильме «Экзорцист». Я все еще чувствовала, как водка, вино и шампанское бурлят в моем пустом желудке, напомнив о моей глупости, когда я напилась посреди недели. В сочетании с сексуальным сном о Гарри Синклере этого было достаточно, чтобы кому угодно стало плохо. Я чуть не расплакалась от облегчения, когда лифт поднялся на мой этаж. И бросилась к своей кабинке. Нова уже была там и сразу же помогла мне сбросить куртку и сумочку.

— У нее встреча через двадцать минут. Тебе лучше поторопиться, если хочешь ее застать.

Я поцеловала Нову в щеку и помчалась к лифту. Нажала на кнопку несколько раз, пока двери не открылись, и бросилась внутрь. Я глубоко вздохнула, радуясь, что там пусто, и нажала кнопку десятого этажа. Не успели двери закрыться, как кто-то проскользнул внутрь. Как только я почувствовала знакомый запах одеколона — свежая вода, мята, сандаловое дерево и мускус, то сразу поняла, кто это. Вопреки себе, я не могла не наслаждаться этим запахом. Почему от этого мудака так хорошо пахло? И все, что я видела в своем воображении, — это я, прижатая к стене его кабинета, и он, вошедший в меня так, словно от этого зависела его жизнь. Я прочистила горло, когда стало трудно дышать от воспоминаний.

— Мисс Паризи, — сказал Гарри, и я нехотя подняла голову. Он оглянулся на меня через плечо. Двери лифта закрылись, и он начал подниматься на десятый этаж.

— Виконт Синклер, — сказал я так бодро, как только могла, пока в голове звучал барабанный бой. В этот момент по шкале счастья я находилась на твердой отметке минус три из десяти.

— Гарри, — отрывисто поправил он. — Не нужно титулов. — Его плечи напряглись. — Но если бы я был педантичен, то сообщил бы вам, что мой нынешний титул — виконт Синклер, но ко мне обращаются лорд Синклер.

Я ни за что на свете не буду называть его лордом.

— Я буду называть вас виконтом, если вы непротив. Так оно лучше ложится на язык. — Гарри вздохнул, как я полагала, из-за моего упрямства. Я не удержалась и по-детски высунула язык в сторону его широкой и нелепо мускулистой спины. Затем помахала в воздухе двумя поднятыми вверх средними пальцами в импровизированном и очень детском ритмичном танце.

Я быстро опустила их, когда он снова оглянулся через плечо и жестко спросил.

— Я полагаю, вы хорошо провели время прошлой ночью?

Я слегка ухмыльнулась.

— Конечно. — Что бы сказал мистер Прим и Пропер, если бы я сообщила ему, что после нашего разговора меня пригласили в секс-клуб? Девушку с сосками, пахнущими водкой, пригласили в самый престижный закрытый клуб для взрослых, несмотря на ее неуклюжесть. Он, наверное, подавился бы собственным ханжеством. С другой стороны, если бы он трахался так, как мне приснилось, то, может быть, и оценил бы.

Гарри опустил взгляд на мою юбку и покачал головой.

— Похоже, с вами произошел еще один несчастный случай, мисс Паризи. Скажите мне, — сказал он, ухмыляясь. — Вы действительно пьете напитки, которые покупаете, или просто предпочитаете носить их в качестве аксессуаров? — мой взгляд упал на кофейное пятно, украшавшее сиреневую юбку-карандаш, и на следы латте на моих туфлях на каблуках. По крайней мере, пиджак защитил мою белую шелковую блузку, так что перед Салли я буду выглядеть наполовину презентабельно.

— Жидкости — это новый черный цвет, мистер Синклер, разве вы не слышали?

Гарри приподнял темную бровь в ответ на мою реплику.

— Неужели? — в его глубоком тоне я уловила легкий смешок.

Жидкости. Я только что сказала «жидкости». Господи Боже.

— Не телесные жидкости, — быстро сказала я. Гарри наклонил голову в сторону, пока я пыталась справиться с ужасным косноязычием, неожиданно овладевшим мной. — Мы же все видели, что случилось с Моникой Левински, когда она показала миру пресловутое платье. — Мои глаза расширились. — Ну, не буквально видели… — я указала пальцем на свою промежность, обведя ее, чтобы пояснить свою точку зрения. Я отдернула руку и убрала ее в сторону, когда поняла, что направляю взгляд своего босса прямо на свою киску. — Я имею в виду, что она буквально набросилась на старика Билла, ну, знаете, чтобы жидкость попала на ее платье и все такое, но… — лифт внезапно пискнул, и двери открылись, спасая меня от дальнейшего падения в кроличью нору на тему жидкостей. — О, слава Богу! — сказала я, задыхаясь от того, во что превратился мой словесный бред.

— Мисс Паризи, — сказал Гарри, в его глазах промелькнуло что-то похожее на веселье, когда я рухнула на стену лифта, обессилев от всех этих разговоров о жидкостях. Он вышел на десятом этаже и направился к своему кабинету.

— Ага, — пробормотала я про себя и направилась к кабинету Салли на противоположном конце этажа. — И все это говорит девушка, которой предстоит сразиться за свою первую статью. — Клары, ассистентки Салли, не было за столом, когда я пришла, поэтому я постучала в дверь.

— Убирайся! — раздался за дверью резкий голос Салли.

Я повернула ручку и быстро вошла в кабинет, плотно закрыв за собой дверь. Вытащив из лифчика заветную карточку «НОКС», я положила ее на стол.

— Нам нужно поговорить о моей предстоящей статье в журнале «Визаж». — Салли прищурила глаза в недоумении, но затем посмотрела вниз на карточку. Эти прищуренные глаза быстро округлились и расширились от шока.

— Тебя пригласили? — спросила она, посмотрев на меня поверх черных очков с жесткой оправой. — Это правда? — она взяла карточку и восхитилась качеством канцелярской бумаги и дорогим тиснением шрифта. — Ни фига себе, Фейт! Она настоящая, да?

— Меня пригласили вчера вечером. — Салли в считанные секунды оказалась на ногах и промаршировала к своей двери. Закрыла дверь на замок и повернулась ко мне лицом.

— Это должно остаться между нами. Ты никому не расскажешь.

— Хорошо. — Я села на стул для посетителей, а Салли бросилась за свой стол и тоже села. Она сжала руки в кулаки и уставилась на меня. Я не была уверена, рада ли она или рассержена таким развитием событий.

— Ты понимаешь, Фейт, кто ходит в этот клуб. Деньги, власть, люди, которые могут как возвысить, так и уничтожить нас. — Впервые за все время я увидела, что Салли нервничала. Ее левый глаз подергивался, и толстые линзы очков заставляли меня наблюдать за этим в увеличенном виде. Когда ее голова начала дергаться, а идеально уложенные назад черные волосы стали выпадать из своей гелевой тюрьмы, я поняла, что почти потеряла свой шанс.

Наклонившись вперед, я сказала.

— Вы хотели что-то такое, что зацепит моих читателей. Секс. БДСМ. В наши дни невозможно сдвинуться с места, чтобы не прочитать или не посмотреть, как какой-нибудь альфа-парень проявляет первобытную властность и доминирование над своей возлюбленной, и она течет по его приказу. Мы должны использовать это в своих интересах. Окунитесь в бассейн с плетьми и анальными бусами и немного искупайтесь в нем. Давайте преподнесем нашим читательницам дикий секс на блюдечке с голубой каемочкой. Давайте отложим дилдо и присоединимся к направлению кляпов. — Салли поджала губы и села на свое место, хищно посмотрев на меня, как кошка на мышь. — Я могу это сделать, Салли. Позволь мне сделать это. Я чертовски хороший автор, и ты это знаешь. Все получится. Поверь мне.

Ожидание, пока она заговорит, казалось, затянулось, мой пульс, как часы обратного отсчета, стучал в моей шее.

— Это твой единственный шанс, Фейт, — сказала Салли, и я почувствовала, как мое сердце ускорило свой бег. — Но никому об этом не рассказывай. Черт знает, кто в этом здании может быть членом клуба. — Она сделала паузу. — А если тебя узнают? История закончится еще до первой порки.

— Я провела небольшое исследование, — сказал я. — Сегодня рано утром. Похоже, все это абсолютно анонимно. Капюшоны и маски, все личности скрыты. Очень похоже на «Широко закрытые глаза», надеюсь, без поклонения дьяволу и культа, конечно. Хотя это уже была бы история. Я сделаю все, что потребуется, чтобы никто ни о чем не догадался.

Салли ткнула мне в лицо своим пальцем с длинным когтем.

— Ты продолжишь вести «Спросите мисс Блисс», не бросишь эту колонку. Даже не думай об этом. Она слишком важна для нашей популярности.

— Понятно, и я никогда не брошу эту колонку. Это мой ребенок, мой очень капризный ребенок.

— Восемь недель, — сказала Салли. — Достаточно времени, чтобы понять, что там происходит, но недостаточно долго, чтобы залезть слишком глубоко. Понятно?

— Понятно.

Салли побарабанила своими длинными акриловыми ногтями по столу.

— Эта… такая большая, такая интересная история… она может стать нашим летним материалом, Фейт. — У меня на мгновение перехватило дыхание. Летняя статья. Каждый год «Визаж» выпускал расширенное издание. В его основе лежал основной материал. Самая крупная разоблачительная или общественно-политическая история за весь год.

— Я поняла, — сказала я, и Салли махнула мне рукой от своего стола.

Когда я встала, она сказала.

— Осторожность, Фейт. Никто не должен знать об этом ни полслова, пока все не будет сделано. Ни твои коллеги, ни друзья, ни, тем более, руководство. — Она указала в сторону кабинетов Гарри и других руководителей. — Мы не хотим, чтобы история утонула до того, как мы дадим тебе шанс, как ты сказала, «окунуться в бассейн с плетьми и анальными бусами и немного искупаться в нем». — Я рассмеялась над своими словами. Салли — нет. — Осторожность и эпическая статья. Найди зацепку и раскрути ее. Мы все хотим знать, что происходит в этом клубе. Мы хотим знать, кто в нем состоит, и чем они там занимаются. И если они дадут тебе подписать соглашение о конфиденциальности, а я уверена, что так и будет, нам нужно будет обойти юридические ограничения и создать историю, которая позволит нам, ванильным ублюдкам, — буквально — почувствовать, что мы были с тобой в БДСМ раю. — Салли опустила очки на нос и посмотрела на меня поверх оправы. — Ты должна сделать все, что от тебя требуется, чтобы получить эту историю, Фейт. Ты это понимаешь?

— Да.

— Все, что от тебя требуется. — Салли ухмыльнулась. Я никогда раньше не видела на ее лице веселья. Это напугало меня до смерти: она была похожа на горного льва, готового к нападению. — Будем молиться, чтобы у тебя хватило выносливости и болевого порога для этой задачи. — Она издала один издевательский смешок. — О, как бы хотелось увидеть тебя в цепях, с кляпом во рту. Может быть, тот, кто будет с тобой играть, в конце концов заставит тебя замолчать.

— Ха! Я стану для них самым серьезным испытанием, — сказала я, изобразив веселье в ответ на ее язвительность. Я натянуто улыбнулась и быстро вышла из кабинета.

Несмотря на едкий язык Салли я чувствовала себя так, словно парила по воздуху, когда спускалась на лифте к Нове. Она вскочила со своего места и последовала за мной в уборную. Зайдя внутрь, я заперла дверь, убедившись, что в кабинке никого нет. Включила все сушилки для рук и краны, чтобы заглушить наш разговор. Нова наблюдала за мной глазами ястреба. Затем я встала перед ней.

— Она хочет, чтобы это была главная статья года.

У Новы открылся рот.

— Ты что, издеваешься надо мной?

— Нет, — сказала я, и Нова схватила меня за руки и начала кричать. Я тоже не могла удержаться от крика. — Шшшш, Шш! — сказала я после десяти секунд хорошего крика. И притянула Нову ближе. — Никто не должен знать. Я работаю как обычно. Веду колонку «Спросите мисс Блисс», но по ночам…

— Выпори все дерьмо из своей задницы и стань дочерью Хаоса.

— А?

— Нокс. Римская богиня ночи и дочь Хаоса.

— Ладно. Я не знала, кто такая Нокс. Так что это было полезно. Но я согласна с тем, что ты сказала о порке по заднице. — Как только я произнесла эти слова, реальность ситуации обрушилась на меня. — Черт, Нова. — Мои руки слегка дрожали. — Во что я ввязываюсь?

— В большое количество спермы и других жидкостей, я полагаю. О, и смазки. У них это дерьмо есть в наличии. — Я вытащила карточку из лифчика и уставилась на номер. — Нет времени лучше, чем настоящее, детка?

Кивнув, я полезла в карман и вытащила свой мобильный. Я могла это сделать. Поскольку любила секс. Была довольно открытой. Экспериментировала в колледже, как и большинство людей. Это был всего лишь очередной эксперимент со священной наградой — получить в конце большую статью. Что такое несколько синяков и массовая оргия, если я получу эту малышку? Оргазмы в качестве оплаты? Я могла бы обналичивать эти чеки хоть каждый день.

— Хорошо, — сказала я на глубоком вдохе и набрала номер на своем мобильном. Раздалось ровно три гудка, прежде чем кто-то взял трубку.

— Номер участника?

— Мне дали карточку вчера вечером, — сказала я, спотыкаясь на полуслове, и стала ждать, пока собеседник ответит.

— Код на карточке.

— Два, один, шесть, восемь, три.

Я ждала в тишине, Нова наклонилась поближе, чтобы послушать.

— Все тихо, — пробормотала я Нове. Она наклонилась еще ближе, прижавшись щекой к моей. Мужчина снова вышел на связь. — Я пришлю адрес на этот номер. Вы должны посетить этот адрес в течение ближайших двух часов. После этого с вами свяжутся и дадут дальнейшие инструкции. — После этого телефон отключился.

— Ну, это было ничуть не жутко, — сказала Нова, а я в шоке покачала головой.

— Это как «Миссия невыполнима» для секс-клубов, — сказал я. — Это сообщение самоуничтожится через шестьдесят девять секунд. — Я подмигнула Нове, как раз в тот момент, когда на сотовый пришел адрес.

Нова в мгновение ока достала свой мобильник и стала гуглить адрес.

— Это клиника, — сказала она, — не очень далеко.

— Ну что ж, — сказала я и выключила сушилки и краны. — Надо побыстрее доставить свою задницу в клинику. Мне нужно войти в секс-подземелье.

***

— Нет ни одной части меня, которую бы не ощупали, не потыкали и не взяли мазок, — сказала я, войдя в свою квартиру тем же вечером. Сейдж и Амелия сидели на диване и ждали моего возвращения. Я отправляла им сообщения о развитии событий по мере того, как продвигался день. Салли взяла с меня клятву хранить тайну, но это не касалось ни этих двоих, ни Новы. Я рассказала им все.

Я опустилась на диван и поморщилась.

— Передний или задний проход? — спросил Сейдж, брови заплясали.

— Оба. И боковые, и вертикальные, и горизонтальные тоже. — Я взяла стакан воды, который Амелия предложила мне, прежде чем опустилась с другой стороны от меня. Я выпила воду одним глотком и вытянула шею, закрыв глаза и прислонившись затылком к дивану.

— Сегодня они взяли у меня столько анализов, что голова идет кругом. Получить степень магистра было легче, чем пройти этот медицинский осмотр. Кто бы мог подумать, что существует столько венерических заболеваний, которые можно подхватить? А эта чертова медсестра-вампирша исколола мне всю руку, чтобы взять кровь. Я была уверена, что это было испытание на выносливость. Зная мою удачу, она окажется главной доминатрикс, которая не любит ничего больше, чем кровавые игры. Мои бедные вены испытывали тревогу и убегали при виде иглы. Они застеснялись.

— Будем надеяться, что остальная часть Фейт не будет стесняться, — сказал Сейдж, и я ударила его локтем в ребра, стерев самодовольное выражение с его лица.

Я схватила свою сумочку и достала соглашение о конфиденциальности, которое мне дали подписать, отсканировать и отправить обратно.

— Они сказали, чтобы я попросила своего адвоката взглянуть на это. Меня не пустят в это место до тех пор, пока оно не будет подписано. — После того, как большую половину трехчасового пребывания я исполняла роль игольницы кошмарной медсестры, я собиралась попасть в этот клуб как можно скорее. Поэтому передала его Сейдж. — И, поскольку ты мой адвокат… — я захлопала ресницами, и Сейдж, взяв соглашение, пошел за стол.

Я чувствовала, что беспокойство Амелии нависает надо мной, как назойливая муха, которая постоянно жужжала над ухом.

— Амелия, я в порядке.

— Ты хорошо справляешься с аналом? — спросила она, и я подавилась своим языком.

— Что?

— Фистинг¹⁰?

— Амелия!

— Пеггинг¹¹?

— Амелия!

— Сквирт¹², квининг¹³, фиггинг? — продолжала она.

— Что за ху*ня — фиггинг?

— Когда тебе в задницу засовывают кусок имбиря. Это жжет, Фейт. Жжет, черт возьми, а некоторым это нравится. — Я уставилась на подругу, поняв, что она говорила совершенно серьезно.

— Черт. Я больше никогда не буду смотреть на пряничного человечка по-старому. Это Кекс сделал эту фигню? Неужели он так унизил Пряника? Грязный ублюдок.

Амелия проигнорировала мою шутку и спросила.

— Ты не против СЧМ?

— Терапии?

— Сдавливание члена и мошонки, Фейт.

Я накрыла руку Амелии своей.

— Из всего, что ты только что сказала, это кажется мне самым захватывающим. Кто бы не хотел зажать руками пару яиц и заставить какого-нибудь засранца кричать?

— Ты несерьезно относишься ко всему этому, Фейт! — сказала она с раздражением.

— Это так, Амелия.

— Ты даже не знаешь, что такое квининг, я поняла это по твоему лицу.

— Я и сейчас не знаю.

— Это когда ты садишься на корточки и долбишь своей вагиной кому-нибудь в лицо. Вот и все. Ты просто садишься кому-то на лицо. Квининг! Вот что это.

Я не смогла сдержаться. И разразилась хохотом. Рот Амелии дергался, пока она, наконец, не присоединилась.

— Присесть на корточки? Если это правда, то мне конец! Я не могу приседать, даже чтобы спасти свою жизнь. Я убью бедного засранца, который захочет быть у меня между ног. С моей силой мышц я приземлюсь на лицо парня и не смогу подняться. — Я посмотрела в другой конец комнаты. — Сейдж! Вагинальная асфиксия — есть такое?

— Конечно, — сказал он, не отрывая глаз от соглашения. — Любой вид удушья — это круто.

— Фейт… — Амелия потянула меня за руку.

— Амелия. Я люблю тебя. И да будет благословенно твое невинное сердце, но я могу только представить, через что тебе пришлось пройти, чтобы изучить эти термины сегодня. — Амелия была тихой и совсем не склонной к авантюрам. Я обожала ее за то, что она сделала это ради меня.

— Я сидела в Зале происхождения человека среди неандертальцев в натуральную величину. Клянусь, в какой-то момент они заглянули мне через плечо, посмотрели на мой ноутбук, задыхаясь вместе со мной.

— Задыхались, да? Это еще один вид сексуальной активности?

— Вообще-то да, — сказала Амелия, и мой смех оборвался. — Это когда ты душишь кого-то, когда он кончает. Они теряют сознание на несколько секунд, и это должно быть сродни тому, что некоторые считают экстазом.

— Вау.

— Вау. Именно так, Фейт. Это те вещи, на которые ты будешь идти вслепую. Я знаю, что ты не какая-нибудь девственная принцесса, но для этих людей ты именно такая. Это не перепих со случайным парнем в туалете. Это настоящая страшная сексуальная игра.

Наклонившись, я поцеловала Амелию в щеку.

— Я люблю тебя. И ценю. Я просто хочу, чтобы ты это знала. Но это произойдет, милая. — Сейдж опустился рядом со мной. — Ну? — спросила я его.

— Все железно, как я и думал. — Это сдуло мою надежду на большую статью, как булавка, которую воткнули в надувную куклу. — Но не невозможно. Тебе придется опустить любые имена, любые описания лиц — все, что может разоблачить людей, с которыми ты будешь встречаться, или трахаться. Но что касается твоего опыта,того, что ты делала и что с тобой делали, то ты можешь об этом рассказать.

— Аргх! — закричала я и бросилась на Сейджа. Обхватила его за шею и поцеловала в щеку. — Сейдж, хочешь в благодарность съесть меня?

— Что? — спросил он, сморщив нос в замешательстве.

— Размазать мою киску по своему лицу.

— Эээ… не нужно, Фейт, спасибо.

— Ты уверен? Отныне от меня можно ожидать таких вкусняшек. Я буду хорошо разбираться во всех тонкостях.

— Уверен на сто процентов, малышка. Хотя, если ты найдешь красивого мужчину, который захочет поделиться со мной вкусняшками, я не откажусь.

— А если он захочет засунуть тебе в задницу имбирь?

— Тогда я скажу, чтобы он звал меня мистер Московский Мул.

Я рассмеялась и шлепнула Сейджа по накачанной груди.

— Вы невозможные, — сказала Амелия и свернулась калачиком на диване в стороне от нас. — Вы стоите друг друга. — Я бросилась вперед и прижалась к ее руке. Амелия рассмеялась и оттолкнула меня.

— Хочешь, чтобы я отсканировал это и сделал копию? — спросил Сейдж. Его офис был оснащен лучше, чем вся остальная квартира.

— Да, пожалуйста.

Через десять минут Сейдж вернулся в нашу комнату, а подписанный контракт был отправлен в «НОКС». Нервы, с которыми я боролась весь день, начали успокаиваться. Дело было сделано. Я пойду в «НОКС».

Как раз в тот момент, когда я встала, чтобы выпить, зазвонил мой телефон. Я ответила на звонок, к счастью, впервые в жизни не уронив его.

— Алло, — поспешно сказала я. Сейдж и Амелия выключили телевизор и смотрели на меня.

— Завтра вечером. Приходите чистой и с полной эпиляцией, особенно в области гениталий. Волосы должны быть собраны. Адрес вам пришлют за час до прибытия. Не опаздывайте. У вас только один шанс на «НОКС», не упустите его. — Звонок завершился, и я посмотрела на своих друзей расширенными глазами.

— Завтра вечером, — сказала я и глубоко вздохнула. — Я иду туда завтра вечером.

Завтра вечером я узнаю, что скрывалось за высокими стенами таинственности, окружавшими известный клуб. Я возьму на себя обязательство докопаться до истины, что бы мне ни пришлось пережить. Я, Фейт Мария Паризи, войду в «НОКС» с широко открытыми глазами и, несомненно, широко раздвинутыми ногами.

Глава шестая

— Ты сможешь, Фейт, — напевала я про себя, когда такси стало замедлять ход. Мой черный плащ длиной три четверти был плотно завязан на талии. Мужчина, разговаривавший со мной по телефону вчера вечером, не сказал о дресс-коде. Поэтому я оделась в свой самый сексуальный наряд и надеялась, что этого будет достаточно. На мне было приталенное черное платье и мои лучшие туфли на двенадцатисантиметровых каблуках — такая высота была слишком амбициозной для дамы с моими проблемами с равновесием, но я чувствовала, что вечер требует чего-то смелого. Все-таки я пришла в секс-клуб. Может быть, мне удастся встретить какого-нибудь красавца, который захочет меня поймать.

Волосы были собраны, их удерживало на месте огромное количество шпилек. Макияж был тяжелым и гламурным, новая красная помада подходила к ногтям. В ушах висели серьги-люстры. Я боялась, что выгляжу как участница из «Джерси Шор»¹⁴. Но я была здесь, и мне нужно подтянуть штанишки большой девочки и встретиться с флоггерами¹⁵.

Такси остановилось в центре Верхнего Ист-Сайда, и я уставилась на возвышающийся таунхаус, идеально расположенный рядом со своими симпатичными соседями на идиллической улице, обсаженной деревьями. Он был построен из белого камня, а римские колонны стояли, как стражи, у полностью стеклянного входа. Стекло было непрозрачным, и я не могла заглянуть внутрь. Все это очень походило на римский Пантеон в его благоговейной эстетике. И его фасад вполне соответствовал названию клуба. Богиня и дочь Хаоса могла бы гордиться этой итальянской архитектурой. При всей своей красоте он выглядел как еще один неприлично дорогой дом в Нью-Йорке. Этот сексуальный клуб скрывался от посторонних глаз. С улицы никто бы и не догадался, какие плотские удовольствия он предлагает внутри.

— Ты выходишь? — прорычал таксист, прервав мои размышления.

— Угомонись, Майк, — сказала я, прочитав его имя на лицензии такси, висевшей на его зеркале. — Я выхожу.

Я вышла на тротуар, окинув взглядом самый верх здания. Оно было высотой не менее пяти этажей. Сколько же комнат может быть в таком здании? Я могла только представить, сколько веревок и латекса нужно, чтобы удовлетворить всех клиентов за толстыми стенами.

— Ты справишься, Фейт, — повторила я и стала подниматься по ступенькам, старательно пытаясь удержаться на своих каблуках-небоскребах. Я нажала на звонок и стала ждать, что будет дальше.

Дверь открыл дворецкий. На вид ему было не меньше семидесяти, седые волосы и глубокие морщины на лице выдавали его зрелый возраст. Одет он был, как и подобает дворецкому, в черные брюки и такой же пиджак, белую рубашку и черный галстук-бабочку на шее.

— У вас есть карточка, мадам? — спросил он, как будто ждал меня, и его мягкий английский акцент долетел до моих ушей, как легкий ветерок. Его акцент успокаивал, в то время как голос Гарри Синклера раздражал, как терка для сыра, если ей провести по заднице.

Я полезла в карман и протянула ему карточку. Он подошел к похожему на iPad устройству на стене в фойе и что-то набрал.

— Удостоверение личности? — спросил он. Я протянула водительское удостоверение. Он отсканировал его на том же устройстве.

Он улыбнулся, когда аппарат подал звуковой сигнал и замигал зеленым светом. Вручив мне удостоверение, он поклонился и сказал.

— Добро пожаловать в «НОКС», мисс Паризи. — Он жестом пригласил меня войти в большое фойе, отделанное белым мрамором. Входная дверь захлопнулась и закрылась за нами. — Все новые сирены должны собраться в подвале.

— Сирены? — спросила я.

Он молча кивнул.

— Сюда, мисс Паризи, — сказал Альфред. Я не знала его имени, но все это было в духе Бэтмена, так что имя ему вполне подходило. Ну, если только под костюмом летучей мыши Бэтмен был с ног до головы закутан в латексный костюм и любил вылизывать людям ноги после того, как обмакнет их в желе.

Альфред шел впереди меня. Он прошел всего несколько футов, когда я поперхнулась собственной слюной.

— Все в порядке, мисс? — спросил Альфред, повернувшись ко мне лицом.

— Замечательно, — прохрипела я, стараясь чтобы мои глаза не выпали. — Пожалуйста, идемте. — Я ободряюще улыбнулась. Альфред пошел дальше, и источник моего приступа удушья снова стал виден. Костюм Альфреда выглядел как типичный наряд хорошо обученного британского дворецкого самой королевы, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что вся задняя часть брюк отсутствует, демонстрируя на всеобщее обозрение его отвисший зад. Я не могла оторвать взгляд от его слегка порозовевшей задницы, пока он вел меня к лестнице, затем мы начали спускаться.

Я подняла глаза от задницы пожилого мужчины и устремила свой взор на широкую мраморную лестницу, ведущую на верхние этажи. Я старалась услышать звуки секса или, в крайнем случае, музыку для настроения, но все, что было слышно, — это стук моих каблуков по мраморному полу. Насыщенный красный ковер устилал площадки и центр лестницы, а многочисленные вазы, наполненные букетами цветов, распространяли по помещению сладкий аромат. Стены украшали художественные шедевры, которым было самое место в музеях.

Залюбовавшись открывшимся видом, я споткнулась на ступеньке, схватилась за перила, чтобы удержать равновесие, и стала рассматривать картины вблизи. Это картины в стиле Ренессанса, на которых были изображены мужчины с головами между женских ног, женщины, занимающиеся сексом с мужчинами во всевозможных позах Камасутры — мужчины с мужчинами и женщины с женщинами. Это не обычный дом в Верхнем Ист-Сайде.

Деревянные двери из темной породы превращали коридоры в лабиринт. Чем ниже мы спускались, тем больше я задумывалась о том, насколько велик этот таунхаус, и сколько людей он может вместить. В голове крутилась мысль о том, сколько флаконов смазки нужно купить, чтобы поддерживать такое сексуальное безумие на протяжении даже одной ночи.

Когда мы добрались до подвала, на противоположных сторонах площадки оказались две богато украшенные двери. Это были не темные деревянные двери, как во всем доме, а, казалось, сделанные из чистого золота, с вырезанными на великолепных панелях римскими фигурами.

Альфред подвел меня к правой и повернул ручку.

— Проходите, мадам. — Я осторожно шагнула в дверной проем, и меня встретила женщина, одетая в латексный костюм, покрывавший все ее тело. Я обнаружила, что стояла в черном ящике. Другого названия у него не было. Стены и пол были угольно-черными, и освещались только тусклыми красными лампами, каскадами спускающихся с потолка.

Лицо женщины закрывала маска, но не полностью. На обозрение остались только губы, накрашенные красной помадой. А в верхней части маски виднелись огромные уши кролика. Как я ни старалась, не могла разглядеть ее лица под заячьей маскировкой. Только глаза. И яркий оттенок фиолетового, сияющий в ответ, доказывал, что даже цвет глаз можно замаскировать с помощью контактных линз.

Анонимность, в конце концов, была залогом успеха «НОКС».

— Добро пожаловать в наш клуб. Вы были приглашены нашим постоянным рекрутером, чтобы стать любимой сиреной «НОКС». Женщина говорила соблазнительным, хотя и слегка роботизированным тоном. — Сирены — это те, кто обладает природным сексуальным притяжением. Те, кто может заманить и искусить наших членов, как запретный плод, и помочь воплотить в жизнь их самые смелые фантазии.

Сирена. Меня прочили на роль сирены. Я не знала подробностей, но из той скудной информации, которую можно было найти о «НОКС» в Интернете, я задалась вопросом, не являлась ли сирена своего рода сексуальным рабом.

— Ты согласна? — спросила Банни¹⁶.

Я закрыла глаза, внутренне подбодрив себя. Ты можешь это сделать. Ты получишь от этого удовольствие. Ты можешь это сделать.

— Я согласна, — сказала я, открыв глаза и встретив сияющую улыбку Банни.

— Тогда, пожалуйста, следуй за мной. — Банни подошла к одной из черных стен и толкнула ее. Открылась дверь в помещение, похожее на раздевалку. Она была оформлена в готическом стиле с кабинками, похожими на средневековые каменные темницы.

Банни подвела меня к кабинке. На двери не было занавески, она была открыта, как и мое тело будет в ближайшее время.

— Это твоя униформа. Ты будешь надевать ее каждую ночь, когда будешь находиться в «НОКС». Ты — сирена для наших членов. Это та роль, которую ты будешь играть. Присутствие сирен — это лишь часть театральных представлений в «НОКС». Часть фантазии, которую мы предлагаем. — Она отцепила от стены пару наручников. — Члены клуба могут захотеть приковать тебя к себе, если ты позволишь. Или привязать тебя к многочисленным конструкциям в главном зале.

— Хорошо. Понятно, — сказала я, почувствовав себя Алисой, попавшей в действительно извращенную Страну чудес, и посмотрела на остальную часть своей «униформы». Черное бархатное бюстье, черные французские кружевные трусы, чулки и стриптизерские туфли на каблуках. На крючке висело еще что-то, но я так и не поняла, что именно.

— Ты указала свои размеры в анкете, которую заполняла. — Банни махнула мне рукой в приглашающем жесте. — Твоя одежда будет храниться здесь до тех пор, пока не придет время отправляться домой. — Фиолетовые глаза уставились на меня, когда я вошла в кабинку. Банни не шелохнулась. Я натянуто улыбнулась ей, когда поняла, что она собиралась смотреть, как я раздеваюсь. Пока я сбрасывала плащ и платье, Банни не шевелилась.

— Киска бритая? — спросила она и придвинулась ко мне ближе, когда я стянула трусики. Ее рот приоткрылся. — Хорошо. — Она подмигнула мне. — Красивые губы. — Я знала, что она говорила не о тех, что у рта.

— Спасибо? — сказала я, мой ответ прозвучал как вопрос. Я была уверенной в себе женщиной. Но даже я чувствовала легкую нервозность от всего этого.

Я глубоко вздохнула, сбросила лифчик и стояла там обнаженной, пытаясь сделать вид, что это ничем не отличалось от посещения тренажерного зала. Я, конечно, никогда не была в тренажерном зале, но слышала о женщинах, которые качались, положив ноги на скамейки, проветривая свои интимные места и болтая о событиях дня, об изменах мужей и мальчиках из бассейна, с которыми они тайно трахались в гостевом домике.

— Тебе жарко в этой штуке? — спросила я Банни, указав на ее костюм и попытавшись завязать светскую беседу, пока надевала свои французские кружевные трусики, чулки и подвязки.

— Моему хозяину нравится латекс.

— Это значит «да»? — я улыбнулась, на этот раз сама подмигнув ей.

В ответ на ее молчание я попыталась надеть бюстье, но безуспешно. Руки Банни быстро взялись за дело, и она начала затягивать шнурки. Она дернула за них, выбив воздух из моих легких. Я ударила руками по стене перед собой, чтобы сохранить равновесие.

— Черт. Осторожно, — сказала я.

Банни продолжала тянуть и тянуть, пока я не уверилась, что она сломала мне несколько ребер.

— Ты можешь дышать? — ласково спросила она.

— Нет! — пискнула я.

— Отлично, — сказала она и завязала шнурки. Она наклонилась и надела новые туфли на мои ноги. Я была рада: поскольку боялась, что если попытаюсь нагнуться, то врежусь головой в стену и не смогу подняться.

Банни потянулась к единственному предмету одежды, который я не могла разглядеть. Я едва могла что-то разглядеть ниже декольте, так высоко была поднята моя грудь, но когда она погладила полупрозрачную ткань, я вдруг поняла, что это такое.

— Вуаль?

— Маска с вуалью. — Она надела ее мне на голову и застегнула на затылке, чтобы удержать на месте. Кружевная ткань упала на лицо и опустилась до шеи, почти лишив зрения. Вторым слоем поверх кружева шла завеса из черных бусин. Сквозь нее было видно совсем немного. Видимо, в этом и заключался замысел.

— Наше главное правило в «НОКС» — всегда держать лицо закрытым. — Рот Банни приблизился к моему уху. — Поначалу это может показаться пугающим. Но, поверь мне, тебе это понравится. Это ни с чем не сравнимо — получать удовольствие анонимно. Ты почувствуешь себя свободнее, чем когда-либо прежде, когда просто отпустишь себя.

— Я поверю тебе на слово.

— Ни в коем случае не снимай эту вуаль, — сказала Банни, возвращаясь к делу. — Если ты хоть раз покажешь свое лицо, то будешь исключена из клуба. Maître не потерпит неповиновения ни в какой форме. Неважно, много или мало ты заплатила за членство, правило непреложно. Ты поняла?

— Maître? — переспросила я, мои журналистские уши навострились почти так же высоко, как у Банни. Maître. Мастер по-французски. Слухи о французском властелине были почти так же известны, как и сам клуб.

Банни впервые за все время широко улыбнулась.

— Наш Maître. Хозяин клуба. Создатель всего этого. — Ее голос из монотонного, к которому я уже привыкла, превратился в возбужденный и страстный.

Отступив назад, чтобы полюбоваться своей работой, Банни кивнула, взяла черные кожаные наручники и нежно, как мышка, стала пристегивать их к моим запястьям. Я смотрела вниз, видя, как ее нежные руки надежно фиксируют их на месте. Я смотрела на это зрелище, не в силах отвести взгляд. Я находилась здесь. Я была сиреной «НОКС». И вдруг мне стало страшно.

— Вот так, — сказала Банни, проводя пальцем по моим голым рукам. — Теперь ты просто совершенство. Обычная одежда такая скучная. Нет ничего лучше кружев, кожи и латекса, чтобы заставить тебя принять свою женственность.

Банни провела меня через другую дверь. Когда я вошла, то прищурилась сквозь вуаль. В комнате находилось несколько женщин, одетых так же, как и я. Было и двое мужчин, одетых в кожаные штаны и больше ничего. Если верить моим мифологическим знаниям, сирены традиционно считались женщинами. Но, опять же, мы жили в XXI веке, и мужчины тоже могли быть сиренами, если хотели. Компания «НОКС» была явно прогрессивной. Это была пометка в мои записи.

— Садись сюда, — сказала Банни. Я опустилась на колени, откинувшись на пятки, как сидели другие сирены. Банни обратилась к мужчине в передней части комнаты. — Она последняя, — сказала Банни и отошла.

Мужчина, стоявший у входа в зал, был одет в штаны из латекса, торс его обнажен. На нем был накинут плащ длиной до пола с большим капюшоном. Который закрывал половину лица, но я видела, что на нем была венецианская маска. Золотая, с короткими красными перьями по краям.

— В «НОКС» никто не использует свои имена. Это помогает нам защищать наши личности. — Я обратила внимание на его рельефный пресс. — В роли сирены вы должны всегда отвечать «Да, сэр» или «Да, мэм», когда обращаетесь к членам организации. Это касается и меня.

Сэр вернулся в переднюю часть комнаты.

— Скоро вы войдете в главный зал «НОКС». У нас здесь множество членов. Не только одиночки получают членство. Многие из тех, кто посещает «НОКС», — семейные пары. Мы проводим рекрутинг и приглашаем в клуб сирен для тех членов, кто хочет поэкспериментировать, добавить еще кого-то к своим сексуальным играм. И для вашего собственного удовольствия тоже. — Я слышала, как бьется мое сердце в ушах, как нервно вздрагивает мой живот.

— Как сирена, вы можете получить огромный опыт в «НОКС». Вы можете оказаться в роли сабмиссива или сексуального питомца для хозяина. Или же человек или люди, к которым вы присоединитесь, могут захотеть, чтобы вы были главным, они могут захотеть служить вам. У всех нас разные сексуальные предпочтения и потребности, и это касается и вас. Как сирена, вы обладаете огромной властью. Вы желанны здесь, практически почитаемы и боготворимы нашими членами. Разумеется, Вы можете отказаться от любых притязаний. И вы в отличном положении, потому что большая часть удовольствия членов будет направлена на вас. — Мне становилось жарко. Казалось, что воздух вокруг меня потрескивал.

— С кем бы вы ни вступили в партнерские отношения, вам решать, что вы будете с ними делать, что вам нравится, а что нет. «НОКС» — это воплощение в жизнь самой большой сексуальной фантазии каждого. Мы хотим, чтобы она стала и вашей. Вы не становитесь менее важными, если не платите за членство, наоборот. Мы хотим, чтобы все наши члены чувствовали себя в безопасности и получали удовольствие.

Он сделал паузу и начал ходить взад-вперед по комнате. Как и раздевалки, эта комната была темной и слабо освещенной.

— Если вы не хотите быть с кем-то, вежливо откажитесь. Никто не будет настаивать. А если и будут, то их удалят. Все, что мы здесь делаем, на сто процентов происходит по обоюдному согласию. — Когда он снова встал на возвышение, то сказал. — Теперь, когда все сказано, мы готовы.

Открылась дверь, и в комнату сразу же ворвался низкий тембр трансовой музыки. Крики и стоны экстаза поплыли по этим тяжелым ритмам и врезались прямо в мою грудь.

Я поднялась на ноги и вслед за другими сиренами вошла в главный зал. Попыталась что-то рассмотреть сквозь вуаль, и даже при затуманенном зрении мои глаза расширились от открывшегося передо мной зрелища. Я могла описать это как огромный подвал разврата. Мужчины и женщины извивались во всех уголках помещения. Тусклый красный свет соблазнительно целовал обнаженные и одетые тела. Яма в глубине комнаты клубилась от восторженных тел, как движущаяся картина маслом, созданная художником-эротиком, — поцелуи, оральный секс, пальцы и игрушки, половые акты, откинутые назад головы, кричащие от удовольствия рты. В голове пронеслась мысль о том, что я находилась в центре этой ямы.

Каково это — ощущать прикосновения стольких людей?

Я подпрыгнула от неожиданности, когда чья-то рука провела по моей ноге. Опустив глаза, я увидела, что на полу лежал мужчина в плаще и маске, а другой мужчина целовал каждый сантиметр его обнаженного живота.

— Присоединишься к нам? — спросил он. Он улыбнулся мне под своей красной маской с демоническими рогами.

— Извините, — пролепетала я, нервы взяли верх. — Я пока просто осматриваюсь. — Я поморщилась от того, как жалко это прозвучало.

Я отошла и быстро осмотрела зал. Как и говорили Банни и Сэр, все лица были закрыты масками — кошки, зайчики, маски в египетском и венецианском стилях. Демоны, ангелы, разноцветные карнавальные маски. Яркие розовые, красные и черные глаза смотрели на нас, когда мы проходили мимо, контактные линзы маскировали единственные различимые черты участников.

Высокий крик прорезал гипнотическую музыку, и моя голова дернулась влево. Рот открылся, когда я увидела женщину в наряде из кожаных ремней, привязанную к Андреевскому кресту. Ее бил кнутом человек в золотой маске со злобно смеющимся ртом. Розовые рубцы покрывали ее кожу. Мужчина заметил мой интерес.

— Иди. Для меня будет честью выпороть и тебя.

— Я бы с радостью, но у меня… э-э-э… слишком чувствительная кожа, — пробормотала я. — У меня синяки, как у персика. Мужчина кивнул мне и вернулся к порке своей партнерши. Я попыталась найти других сирен. У меня свело живот, когда я увидела, что они присоединяются к парам, а некоторые входят в другие комнаты.

— Ну же, Фейт, — сказала я себе. — Перестань быть такой киской.

Я проходила через разные комнаты, и сцены сливались в одну сладострастную дымку. Две женщины были подвешены к потолку на веревках, как жарящиеся свиньи на барбекю. По полу были разбросаны столы и стулья, на них лежали ноги и напитки. Мужчины и мужчины целовались, женщины и женщины лапали друг друга, а на самых больших кроватях, которые я когда-либо видела, разворачивались оргии составом в десять человек.

У меня подкосились ноги, когда я увидела, как мимо проскакали мужчины, одетые как пони, а хозяйка в красном латексе держала их за поводья и хлестала большим кнутом, когда ей что-то не нравилось. Моя голова пульсировала в такт трансовой музыке от зрелища, которое я до этого видела только в кино. А что-то я вообще никогда не видела. Амелия была права. Это было нечто большее, чем я могла себе представить.

Рядом со мной остановился «пони». Хозяйка провела по моей руке.

— Тебе интересно? — спросила она.

Игра в пони была для меня слишком тяжелой.

— Извините. У меня аллергия на лошадей, — сказала я и поспешила прочь, пылая от своего глупого оправдания. Мне нужен был перерыв. Мне нужно собраться с мыслями и надрать себе задницу за то, что я такая слабачка.

Я искала, куда бы отойти, но не могла сориентироваться. Поэтому проходила мимо заполненных баров, где члены «НОКС» отдыхали и пили, смеясь с друзьями, как в любом другом баре на Манхэттене. Столами служили одетые в стринги сабмиссивы. Один мужчина приподнял лицо своей подчиненной и, не прерывая разговора с другом, притянул ее между своих ног. Его челюсть сжалась, когда она отсасывала у него на наших глазах. Затем я повернулась направо, как раз в тот момент, когда женщина села своей промежностью на лицо мужчины, обмотанного цепями и лежащего под ней.

— Квининг, — прошептала я, и предательский нервный смешок сорвался с моих губ, когда я представила себе лицо Амелии, увидевшей это в действии.

Рядом с главным баром я заметила, как мне показалось, туалет. Я побежала, уклоняясь от многочисленных предложений, летящих в мою сторону, протиснулась в дверь… и тут же остановилась. Это была не уборная. А темная комната с несколькими качелями, прикрепленными к металлическим рамам, деревянными крестами и еще чем-то, что я не могла разобрать. Четыре женщины раскачивались на кожаных качелях, которые держали их за запястья и лодыжки. Я стала отступать назад.

— Извините, — обратилась я к мужчине, стоящему в центре и держащему в руках плеть из конского волоса.

— Присоединяйся к нам, — сказал он, — у нас есть свободные места. — Я покачала головой. И отступила назад, молясь, чтобы в ту же секунду найти дверь. Плечом я ударилась о металлический столб, сбивший меня с пути. Я споткнулась на каблуках, но успела ухватиться за раму пустых качелей, что не позволило мне упасть на пол.

Все произошло так быстро. От неуверенной хватки металлические качели опрокинулись… и повалили все остальные качели в комнате. Это была какофония ударов металла о металл и криков женщин, привязанных к кожаным качелям и неспособных вырваться. Я попыталась помочь мужчине остановить разрушения, но все было тщетно.

Мои щеки вспыхнули от смущения, когда в комнату вошел персонал бара, чтобы помочь. Когда грохот металла прекратился, я почувствовала, что несколько пар глаз устремились на меня.

— Упс, — сказала я, скорчив гримасу под вуалью.

Рука легла мне на спину. Сквозь вуаль я увидела знакомую венецианскую маску Сэра, которому было поручено присматривать за нами сегодня. Он провел меня через клуб. Я не отрывала глаз от пола. Я облажалась. Меня собирались вышвырнуть. Я просто знала это. Печаль охватила меня. Я не получу эту статью. Салли убьет меня.

Он привел меня в комнату, в которой мы начали эту ночь.

— Ты в порядке? — спросил он. Мне хотелось плакать от того, как он был добр ко мне.

— Да. — Я вздохнула. — Поверь мне, когда я говорю, что для меня это не первый раз. Я как стихийное бедствие.

— Никто не пострадал, — сказал он, но в его словах не было уверенности в том, что мою задницу, обтянутую кружевами, не собираются вышвырнуть на улицу. Сэр начал что-то говорить, но тут зазвонил телефон на стене. Это заставило меня подпрыгнуть. Сэр ответил. Я попыталась расслышать, кто говорит на другом конце, но не смогла. — Хорошо, Maître.

Мои глаза расширились. Maître. Легендарный хозяин клуба.

— Да, Maître, — сказал Сэр и положил трубку. Он повернулся ко мне. — Maître просит вашего присутствия.

Я застыла на месте. Maître хотел меня видеть. Maître. Я, конечно, слышала о нем. Слухи о «НОКС» в Нью-Йорке были ничем по сравнению с тайными перешептываниями о человеке, который железным кулаком управлял клубом. Таинственный француз, который правил своим сексуальным королевством со своего трона, а его верные подданные поклонялись ему.

Дверь позади нас открылась, и в нее вошла Банни.

— Она должна быть доставлена прямо к нему в комнату, — сказал ей Сэр.

— Да, Сэр.

Банни вывела меня из комнаты и повела к черным обитым дверям лифта. Когда двери открылись, я обнаружила, что лифт от стены до стены обит красным бархатом.

Банни затащила меня внутрь и нажала кнопку верхнего этажа.

— Скажи честно, — сказала я, — меня выгонят?

— Я понятия не имею, чего хочет Maître. Его нелегко понять. Он в основном держится особняком.

Отлично. Это мне нисколько не помогло.

Лифт открылся, и Банни вывела меня на лестничную площадку. Я оглядела впечатляющий верхний этаж. Здесь были только одни двойные двери. С потолка свисала массивная люстра.

Мы подошли к дверям, и Банни позвонила. Замигал зеленый огонек, и она провела меня внутрь. Первым на меня обрушился идеальный звук Андреа Бочелли, его прекрасный голос проник в мои уши. Мне сразу стало легче, нервы немного успокоились.

Сквозь вуаль я разглядывала окружающую обстановку. Комната была большой и оформлена в готическом стиле, в соответствии с остальным домом. На каждой стене, как и в фойе, висели эротические картины. Я тяжело сглотнула: по комнате были разбросаны все те приспособления, которые я видела в главном зале. И даже больше. Некоторые приспособления в этой комнате выглядели прямо как из пыточной камеры верховного инквизитора испанской инквизиции.

Maître был готов к игре. Он был готов играть жестко.

— Встань на колени, — приказала Банни, а затем прошептала. — Maître — мастер во всех смыслах этого слова. Он доминант в спальне. Если он захочет поиграть, и ты согласишься, он потребует, чтобы ты была покорна ему. Ты должна решить, нравится ли тебе такой вид удовольствия. — Слова Банни кружились в моей голове, пока я опускалась на колени. Сабмиссив. Могу ли я быть сабмиссивом?

И тут я услышала скрип деревянного пола.

— Maître, — сказала Банни с благоговением в голосе.

— Pars (фр. — иди), — произнес жесткий голос. Я затаила дыхание, когда это слово прозвучало, резко контрастируя с прекрасной классической музыкой, звучавшей вокруг нас.

— Да, Maître, — сказала Банни и вышла из комнаты.

В гнетущей тишине было слышно, как я тяжело дышала в предвкушении встречи с этим имеющим порочную репутацию человеком. Затем.

— Подними глаза. — Команда была произнесена с густым французским акцентом.

Повинуясь команде Maître, я подняла глаза и увидела человека, непринужденно сидящего на большом деревянном кресле, похожем на трон, закинув одну ногу на витиеватый подлокотник. У меня перехватило дыхание при виде его обнаженного торса, смуглой груди и живота с упругими мышцами. На нем были черные шелковые штаны, на ногах — ничего.

Мой взгляд переместился на его лицо. Как и у других мужчин, его голову покрывал плащ, а лицо закрывала маска. Это была белая маска, похожая на ту, что носил Призрак Оперы, но в этом варианте она скрывала большую часть лица. Сквозь отверстия в маске на меня смотрели яркие серебристые глаза. Линзы. Изгиб маски возле рта обнажил одну сторону полных губ.

«Maître», — подумала я, чувствуя, как сжимается мой желудок.

Я замерла, когда он поднялся на ноги, двигаясь с уверенностью, которую мог продемонстрировать только мужчина, уверенный в своей силе и сексуальности. Он наклонился, чтобы его глаза оказались на одном уровне с моими. Я была заворожена этим загадочным мужчиной.

Maître отодвинул назад выбившиеся из-под вуали пряди волос. Так близко он мог разглядеть мое лицо. Когда я встретилась с ним взглядом, глаза Maître вспыхнули, а открытая часть губ скривилась от удовольствия.

— Значит, ты и есть источник всего этого переполоха. — Это был не вопрос.

Я кивнула и вздохнула в знак поражения.

Я ждала, что он скажет мне, что я навсегда исключена из «НОКС». Чего я не ожидала, так это того, что он скажет.

— Ты справишься, ma chérie (фр. — дорогая). Тебе будет со мной очень хорошо.

Глава седьмая

Моя грудь быстро поднималась и опускалась. Глубокий аромат эвкалипта и табака окутал меня так же плотно, как и плащ — Maître. Он склонил голову набок, любуясь мной с ног до головы.

Maître поднялся на ноги и вернулся к своему трону. Я не могла отвести от него глаз. Никогда в жизни не видела такого притягательного человека. Его рука легла на щеку, слегка касаясь белой фарфоровой маски.

— Тебя пригласили как сирену?

— Да, сэр, — сказала я, и он замолчал.

— Я — Maître. Ты будешь называть меня так. Я не «сэр». Он наклонился вперед. — Это мой дворец. Я хозяин, а не подданный.

— Да, Maître, — быстро исправилась я.

И была вознаграждена широкой улыбкой.

— Ты быстро учишься.

Я рассмеялась.

— Когда не разрушаю комнаты, полные сексуальных качелей, я вообще умница.

Он снова склонил голову набок, изучая меня. Из-за маски и серебряных линз я не могла прочесть выражение его лица, поэтому по тому, как он скривил губы, я не поняла, он расценил это как глупость или был впечатлен.

— Ты говоришь, когда тебя не спрашивают.

— Я знаю, — вздохнула я, затем напряглась. — Вы накажете меня за это? За то, что случилось внизу?

— Ты хочешь, чтобы тебя наказали? — то, как он сказал «наказали», и как его голос повысился на конце слова, вызвало прилив влаги к моим ногам.

— Вы хотите наказать меня?

Maître откинулся на спинку своего трона, когда я задала ему этот вопрос. Он поднял ногу и положил ее на крылатый подлокотник, как он сидел, когда я вошла в комнату. Оперная итальянская музыка, звучавшая из динамиков, успокаивала меня, как бальзам. Я, конечно, говорила по-итальянски. Он был для меня таким же родным, как и английский. Хотя я никогда не была в таком доме: множество крестов, стены с флоггерами, тростями и плетьми, кажется, колодки, замысловатая деревянная скамья, а в углу комнаты — нечто похожее на гигантскую клетку для птиц.

— Тебе нравится вид клетки, mon petit chaton?

Я моргнула.

— Маленький котенок?

— Ты любопытна, как котенок, не так ли?

Maître поднялся на ноги и направился прямо ко мне. Мне захотелось сорвать маску и увидеть человека под ней. Он меня более чем заинтриговал. Рука Maître переместилась к копне волос на моей голове. Ловко, с нежностью, от которой у меня по коже пробежали мурашки, он стал вытаскивать шпильки из моих локонов, бросая их к моим ногам в беспорядочную кучу. Волосы упали, как тяжелый занавес, до середины спины.

— Ты больше никогда не будешь носить волосы собранными. Он наклонил голову, и его щека оказалась рядом с моей. — Мне нужно будет за что-то ухватиться, когда я буду тебя трахать. Если ты, конечно, согласишься на это.

Каждая частичка моего тела была напряжена и возбуждена, а прерывистое дыхание выдавало, что я сейчас возбуждена до невозможности. Мне казалось, что стоило Maître провести пальцем по моему обнаженному плечу, и я рассыплюсь на части. Любопытно, что здесь, наедине с Maître в его комнате, я чувствовала себя в большей безопасности, чем в главном зале со всеми остальными.

Maître обошел вокруг того места, где я стояла на коленях. Он был высок и широк в плечах, его мускулы напрягались при каждом шаге.

— Я уже давно не трахал сирену. И никогда не тренировал кого-то исключительно по своему вкусу. — Он вернулся к своему трону, сел и уставился на меня.

— Никогда? — прошептала я. Он молча покачал головой.

Он наклонился вперед.

— Расскажи мне. — Я ждала, когда он продолжит. — Почему ты отклонила так много предложений в главном зале? — Он наблюдал за мной. — Я наблюдаю за главным залом в течение всей ночи, ma chérie. Я должен следить за тем, чтобы члены клуба соблюдали правила. — Его глаза прищурились. — Я видел, что все новые сирены присоединились… кроме тебя. — Я закрыла глаза, смущение овладело мной. — Ты не хочешь быть здесь?

— Да, Maître, — быстро сказала я, открыв глаза. — Хочу. Просто эта комната… — я покачал головой. — Слишком много сразу. Я… — я решила быть честной. — Не знаю, что произошло. Я просто струсила.

Maître снова подался вперед. Придвинувшись ко мне сзади, он прильнул губами к моему уху и прошептал.

— А теперь? В этой комнате, со мной. Тебе так же страшно?

Непроизвольный стон вырвался у меня изо рта, так как моя кровь нагрелась до температуры кипения от его близости. Maître взял мои волосы в одну руку, как веревку, и я почувствовала его дыхание на своей шее.

— Нет, Maître. — Мой голос был хриплым. — Совсем не страшно.

— Ты хочешь поиграть со мной, ma chérie? Хочешь ли ты быть моей сиреной, моей сабмиссив? Согласна ли ты стать моей?

Я могла ответить только одно.

— Да, Maître. Я даю свое согласие на то, чтобы быть полностью вашей.

— Bon (фр. — хорошо), — сказал он и крепче сжал мои волосы. Не настолько сильно, чтобы причинить боль, но достаточно, чтобы заставить меня замереть и подчиниться его приказу. Я замерла в шоке от того, как быстро мое тело подчинялось его командам. Он опустился на колени позади меня, а его свободная рука переместилась к моим трусикам и скользнула под кружево. Я затаила дыхание от его прикосновения, мои бедра инстинктивно раздвинулись.

— Ты такая мокрая, mon petit chaton, — прошептал он и переместил пальцы на мой клитор. Я громко застонала, откинув голову назад на его твердую грудь. — Ты хочешь кончить?

— Да, — ответила я, двигая бедрами в попытке заставить его пальцы двигаться. Maître потянул меня за волосы, и его пальцы замерли. — Нет! — запротестовала я. — Не останавливайтесь. Пожалуйста!

— Первое, — сказал он, припав ртом к моему уху. Его губы пробежали вверх и вниз по моей шее, его теплое дыхание заставило мою кожу затрепетать. — Не отдавай мне приказы. Никогда. — Глубокий тембр его голоса держал меня в плену, а крепкий кулак, зажавший мои волосы, удерживал меня на месте, прижимая к его груди. — Я не реагирую на приказы.

Он прижался мягкими губами к моей горячей коже, осыпав шепотом поцелуев мою шею, и эта нежность резко контрастировала с крепкой хваткой, которой он сжимал мои волосы. Мое учащенное дыхание было достаточно громким, чтобы быть услышанным над оперной музыкой, звучащей вокруг нас, струнной секцией, мягкой по мелодии и приятной по тону.

— И второе, — сказал он, откинув мою голову назад настолько, что затылок уперся в его плечо, а его губы поцеловали мочку моего уха. — Ты всегда будешь обращаться ко мне «Maître». Я твой хозяин в этом клубе. Я твой суверен, лидер и король. Не обращаться ко мне так — значит проявлять неуважение, а я не терплю неуважения в этом клубе.

— Да, Maître, — прошептала я, используя все дыхание, оставшееся в моих легких. Мои глаза закрылись, когда его пальцы переместились с моего клитора на вход.

Maître поцеловал меня в челюсть, и мои ноги превратились в желе, когда он ввел в меня один палец. Я вскрикнула, прислонившись к нему, чтобы не упасть. — Ты пахнешь клубникой, — сказал он, вводя палец в меня и выводя его наружу. — Личи и цветы. — Я застонала, когда он надавил пальцем на мою точку G.

— Да, — прошептала я, и его палец перестал двигаться. — Да, Maître, — исправилась я. — Это мои духи.

— Видишь? — Maître снова пошевелил пальцем, добавив второй. — За это ты будешь вознаграждена. — Я застонала. Это было так приятно. — Я могу многому научить тебя, mon petit chaton. Многому.

Его рука переместилась с моих волос на бюстье. Он освободил мою грудь, одну за другой, и оно опустилось на несколько сантиметров, до талии. Одной рукой он начал обводить большим пальцем мой клитор. Другой рукой он перекатывал в пальцах мой сосок.

— Я научу тебя всему, что мне нравится. Ты будешь слушаться меня. Взамен ты получишь такое удовольствие, какого никогда не получала.

— Да, Maître, — сказала я, и мой живот сжался, когда оргазм стал приближаться. Это была нарастающая волна, готовая вот-вот обрушится на меня. Мне нужно было больше. Он только прикоснулся ко мне, а мне уже нужно было гораздо больше.

— Ты подчинишься мне. Станешь моей, и в этой комнате ты будешь принадлежать мне.

— Да, Maître, да! — я вскрикнула и выгнула спину, когда пальцы на моем клиторе задвигались быстрее, а пальцы внутри меня снова и снова надавливали на точку G. Его мятное дыхание обдавало мое лицо, а рука ласкала мою грудь. Maître был одновременно везде, и ни одна моя часть не оставалась незатронутой его присутствием.

— Кончай. — Одна единственная команда из его уст, и я разбилась вдребезги. Оргазм был настолько сильным, что он лишил меня дыхания, сил и той крохотной капли самоконтроля, которая у меня еще оставалась.

Его руки не останавливались, только толкали и толкали дальше, высасывая из меня все наслаждение, на которое я была способна. Я прикусила губу от слишком сильного возбуждения, пока оно не стало невыносимым, и мое тело не дернулось, не в силах больше терпеть. Maître замедлил движение пальцев внутри меня, а другой рукой отодвинул волосы с моего лица и шеи.

— Это только начало. Ты даже не представляешь, что тебя ждет впереди. Что ждет тебя в моей комнате. — Я хотела этого. Хотела всего, что он предлагал. — Я сломаю тебя, mon petit chaton. Я разорву тебя на части и соберу заново, пока ты не будешь жить и дышать только ради моих прикосновений. Oui?

— Да, Maître.

— Мы с тобой повеселимся, — сказал Maître и поцеловал меня в шею, прежде чем отодвинуться от меня. Я оперлась ладонью о пол, чтобы не упасть.

Возвышаясь надо мной, он приказал.

— На колени. — Я опустилась на пол, выпрямив спину. Я была мокрая, горячая и полностью удовлетворенная, а он использовал для этого только свои пальцы, губы и голос.

Maître вернулся на свой трон, и я заметила, что он возбужден. У меня перехватило дыхание от этого зрелища. Когда он сел обратно, то сказал.

— Ты вернешься ко мне завтра в восемь часов вечера. Войдешь в эту комнату и встанешь на колени, ожидая меня. — Maître залез в свои шелковые брюки и достал свой член для моего обозрения. Мои глаза расширились, когда он начал лениво поглаживать его, как будто это было пустяком. Я почувствовала, как между ног снова запульсировала боль. — И ты принесешь с собой список своих жестких и мягких ограничений.

— Список, Maître? — заикнулась я, не в силах отвести взгляд от его руки. Он был огромен.

— Жесткие ограничения — это то, что ты не хочешь, чтобы я с тобой делал. То, что выходит слишком далеко за пределы твоей зоны комфорта. — Бедра Maître слегка покачивались на троне. Я застыла от этого соблазнительного зрелища. Его челюсть сжалась, а кожа покраснела от удовольствия, которое он доставлял себе. — Мягкие пределы, — сказал он, его французский акцент усиливался по мере того, как он все глубже погружался в свое удовольствие. — Это то, что ты можешь попробовать в отдельных случаях или при удобном случае. Все, что не входит в эти два списка, — bon.

Maître зашипел, и его рука начала работать быстрее. Я переместила руку между ног, слишком возбужденная его прикосновениями к себе, чтобы думать о чем-то другом, кроме как присоединиться к нему.

— Остановись, — приказал Maître. Он повернулся на своем троне, и его ноги раздвинулись так, что мне открылся полный вид на его самоудовлетворение. Моя рука замерла. — Ты не будешь прикасаться к себе до конца ночи. — Maître двигал своей рукой все быстрее и быстрее, облизывая губы. Неважно, что я не видела его лица. Я видела напряжение, нарастающее на его обнаженном торсе и в промежности.

— Ты будешь стоять на коленях на этом месте, пока я не скажу тебе идти домой. — Каждая частичка его тела источала плотское желание и грех. — Если ты этого не сделаешь, то не вернешься ко мне завтра вечером. Ты больше никогда не придешь в «НОКС». Ты уйдешь сейчас и никогда не узнаешь, что могло бы тебя ожидать, если бы ты научилась подчиняться и делать то, что тебе велят.

Его серебряные глаза смотрели на меня, заставив меня бросить ему вызов. Я убрала руку от промежности.

— Соедини их за спиной, — сказал Maître, кивнув головой на мои руки.

Одну за другой я завела их за спину и переплела пальцы. Maître все быстрее и быстрее проводил рукой по своему члену, не отрывая от меня взгляда и приближая себя к кульминации.

— Ты будешь сидеть так до конца ночи, — повторил он, затем затих, стиснул зубы и фыркнул, когда кончил, и сперма потекла по его загорелому животу. Слегка задыхаясь, но сохранив невозможное спокойствие, ондобавил. — И ты будешь смотреть, как я кончаю, пока не отпущу тебя. — Он ухмыльнулся. — Можешь считать меня садистом. — Он снова погладил себя. — Может быть, я и есть садист. Это тебе предстоит выяснить.

Ночь шла своим чередом, ноги затекли, глаза слезились от того, что я еще четыре раза наблюдала за тем, как Maître мастурбирует на моих глазах. Каждый раз он приказывал, чтобы мои руки оставались за спиной. Я не знала, как долго смогу так сидеть. Я была мокрой и такой возбужденной, что едва не теряла сознание. Maître больше не сказал мне ни слова, он просто сидел на своем троне, устремив на меня тяжелый взгляд, призывая взбунтоваться.

В тот момент, когда я почувствовала, что больше не выдержу, по комнате пронесся звук удара гонга, заставивший меня подпрыгнуть. Maître уже час наблюдал за мной, положив щеку на руку. Он проверял меня. Измерял, насколько сильно я хотела этого. Хотела его. Насколько я готова находиться под его контролем.

В этот момент мне казалось, что я никогда не желала никого больше.

— Вставай, — сказал он, когда звук гонга прекратился. Я попыталась пошевелиться, но когда сделала это, то обнаружила, что мои ноги совсем затекли от долгого сидения в одном положении. Maître пересек комнату, когда я попыталась подняться на ноги. Положив руки на мои плечи, он поднял меня. Он был невероятно силен. Я скорчила гримасу и заставила себя не стонать, когда кровь, которой так жестоко лишили мои ноги, хлынула в мышцы и вены, как прорвавшаяся плотина во вздувшиеся реки.

— Завтра, — сказал Maître. Перед тем, как отвернуться, он сказал: — Maître Огюст. — Он протянул руку и провел пальцем по моей щеке, по маске, по шее. От его прикосновения у меня перехватило дыхание. Что было в этом человеке такого, что заставляло мое собственное тело предать меня? — ты будешь называть меня Maître Огюст. То, как он произнес «Огюст», ласкало меня, словно осенний ветерок, перебирающий мои волосы.

Он ждал моего ответа со стальным взглядом.

— Да, Maître Огюст.

— Завтра, mon petit chaton. Мы с тобой… будем играть.

Maître Огюст прошел мимо своего трона и направился к двери, которая скрыла его из виду. Дверь за моей спиной открылась, и вошла Банни. Она замерла, увидев меня, раскрасневшуюся и обнаженную.

— Сюда, — сказала она. Я последовала за ней и попыталась осознать, что произошло. Это было похоже на сон. Но когда я вспомнила его пальцы внутри меня, и крик, вырвавшийся из моего горла, когда я рухнула на него, я снова пережила каждый момент с совершенной ясностью.

Мы вошли в лифт, и Банни нажала на самую нижнюю кнопку. Мы спустились вниз, и когда двери открылись, мы оказались в огромном белом помещении со старинными золотыми зеркалами, душевыми кабинами, мраморными стенами и плиткой на полу. Это было похоже на богато украшенный французский спа-салон.

В помещении находились другие женщины, которые переодевались в «гражданскую одежду», как назвала их Банни. Их маски оставались на месте. Меня провели мимо них, и любопытные взгляды последовали за мной.

— Вы устроили сегодня настоящий переполох. Сначала в свинг-комнате, — сказала Банни. Я смущенно поморщилась при этом воспоминании. — А теперь они все хотят взглянуть на сирену, которая привлекла Maître.

Банни остановилась у помещения, которое, судя по всему, было отдельной раздевалкой. Она протянула мне карточку.

— Это персональная раздевалка только для тебя. Она указала на дверь. — Эта раздевалка принадлежит сабмиссивам Maître. Их эксклюзивная комната. — Банни указала на замок. Я провела по нему карточкой, и дверь открылась. Мои глаза округлились, когда я заглянула внутрь. Она была почти такой же большой, как моя квартира. Все было оформлено в золотых и белых тонах, в центре комнаты стояла ванна на позолоченных ножках. Огромный душ расположился в углу, а туалет — в закрытой комнате. Кушетки, холодильник, наполненный водой. И…

— Шкаф, — сказала я и подошла к высоким золотым дверям. Распахнув их, я увидела десятки нарядов, развешанных на белых мягких вешалках. Мои глаза расширились от увиденного. Кожа, кружева, цепи.

— У Maître особые вкусы, — сказала Банни и указала на мое нынешнее одеяние сирены. — Тебе больше не понадобится стандартная форма сирены. Каждый вечер, когда ты будешь приходить, тебя будет ждать наряд из этого шкафа. Банни подвела меня к белым дверям лифта в конце комнаты. — Здесь три кнопки. Верхняя — для комнаты Maître. Каждый вечер после переодевания ты будешь отправляться прямо туда. С членами клуба ты будешь видеться только в том случае, если он спустит тебя в главный зал. Она указала на среднюю кнопку. — Это для этого этажа. Для того, чтобы ты могла переодеться в начале и в конце ночи.

— А нижняя кнопка?

— Там тебя будет ждать лимузин. Он заберет тебя из твоей квартиры и вернет домой.

— Ого.

Банни улыбнулась и прошла мимо меня.

— Твоя одежда висит в крайнем шкафу.

— Сколько людей пользовались этой комнатой? — спросила я.

Банни повернулась ко мне, ее фиолетовые глаза смягчились.

— Никто. Это первый раз, когда она используется. — С этими словами она удалилась. Дверь со щелчком закрылась, оставив всех снаружи.

Я осмотрела комнату и, все еще ошеломленная, направилась к шкафу, где нашла платье и плащ, в которых пришла. Я оделась и нажала на нижнюю кнопку лифта. Когда он открылся, я увидела большую подземную парковку. Пока другие люди садились в припаркованные на стоянке машины, моя ждала меня у выхода из отдельного лифта.

— Мисс, — сказал водитель, выходя из лимузина, и открыл для меня заднюю дверь. Я забралась внутрь и улыбнулась ему. Окна были затонированы в черный цвет, чтобы никто не смог заглянуть внутрь. Лимузин выехал в тоннель, который выходил на пустынную дорогу.

— Вы обо всем подумали, не так ли, Maître Огюст? — сказала я и откинулась на спинку кожаного сиденья, закрыв глаза. В памяти всплыло лицо Maître в маске и его надменная ухмылка, которую он часто мне дарил.

Я глубоко вдохнула, когда мой пульс начал учащаться. Его голос, его акцент, его сильное тело, которое прижимало меня к нему. И эти губы, губы, которые дарили такие нежные поцелуи, и эти руки, которые заставляли меня кончать так сильно, что это было сродни достижению нирваны.

Maître Огюст. Я прокручивала в голове его имя, глядя в окно, когда мы пересекали Бруклинский мост. Мое тело ожило при одном только воспоминании о том, как я чувствовала себя в его присутствии. И я вернусь туда завтра вечером, чтобы сыграть с ним.

При этой мысли я улыбнулась.

Глава восьмая

— Электростимуляция?

— Жесткий предел, — сказала я, когда Нова добавила это к тому списку, который мы назвали «О, черт возьми, нет!». Нова нашла в Интернете список типичных БДСМ-сексуальных практик. Чем дальше мы продвигались по списку, тем больше я понимала, в каком глубоком дерьме нахожусь.

— Стеки¹⁷? — спросила Нова. Я откинулась на спинку стула в нашей кабинке, положила ноги на стол и сложила руки, обдумывая каждый вариант.

— Мягкий предел, — ответила я. Нова добавила этот вариант в список «Никогда не говори никогда», который я предполагала, что могла бы попробовать.

— Повязка на глаза?

— Я не против.

— Веревки?

— Возможно.

— Поклонение киске?

— Очень поощряется.

— Принуждение?

Мои ноги шлепнулись на пол, и я с бешеной скоростью мотнула головой в сторону Новы.

— Жесткий предел. Действительно чертовски жесткий предел. Кто, черт возьми, будет подвергать кого-то такому? Я покачала головой в недоумении. — Варварство! Бейте меня плетью, тростью, привязывайте к Андреевскому кресту, но не заставляйте меня что-то делать против воли. Это однозначно отправится в список: «О, блядь, нет»!

Нова рассмеялась и записала.

— Знаешь, Фейт, эти вещи кажутся довольно чрезмерными. Ты уверена, что это именно такой клуб? Разве нет большой разницы между настоящим хардкорным БДСМ-подземельем и секс-клубом для богатых и знаменитых?

Я кивнула.

— Не думаю, что он для садистов, скорее для эксгибиционистов, у которых столько денег, что им надоела обычная жизнь, и они вдруг решили нарядиться в маску свиньи с табличкой на шее «потрогай меня». — Я сделала большой глоток своего кофе. — Но с Maître я не буду рисковать. Он хочет владеть мной, Нова. Я это чувствую. Мне нужно, чтобы все части моей голой задницы были прикрыты.

— Нет, то, что ты чувствуешь, это остатки самого сильного оргазма, который ты когда-либо испытывала, и это разрушило твой мозг. — Нова взяла меня за руку. — Фейт, ты ведешь себя как мужчина.

Я рассмеялась, но позволила своим мыслям вернуться к Maître Огюсту, стоящему позади меня, к его талантливым пальцам, заставляющим меня кричать.

— Это правда, — признала я сдаваясь. — И это было ничто, Нова. Ничего по сравнению с тем, что происходило в остальной части клуба. Ничего общего с тем, что обещали все эти устройства и приспособления в комнате Maître.

Нова подкатила свое кресло к столу рядом со мной.

— Просто согласись, Фейт. Никогда не знаешь, может быть, это лучшее, что с тобой случалось. Ведь неуловимый Maître «НОКС» выбрал тебя своей личной сиреной. В твою первую ночь. Конечно, это произошло, потому что ты чуть не покалечила невинных людей, но все равно. Это невероятно. Как будто ты дважды выиграла в лотерею. Подумай, сколько материала у тебя будет для статьи.

Я сжала подлокотники своего кресла, вспомнив, как Maître развлекался на своем троне, с этими похожими на инопланетные серебряными линзами, которые практически пронзали лазерными лучами мои глаза, наблюдая за мной в поисках любого признака неповиновения.

— Это был, без сомнения, лучший оргазм, который я когда-либо испытывала в своей жизни.

— И ты говорила, что он огромный. — Брови Новы заплясали. — Просто подожди, пока этот кусок горячей салями не будет подан на твоем влажном блюде.

— Пожалуйста, никогда больше не произноси эту фразу. Все мое возбуждение только что испарилось.

— Фейт! Ты закончила со своей колонкой? — рявкнула Салли, проносясь мимо нас как ураган.

— Почти! — отозвалась я, подтянув себя к своему столу. По правде говоря, я даже не начинала. Поскольку потратила слишком много часов, изучая жесткие и мягкие пределы, а также кинк-практики. — Черт! Который час? — спросила я Нову.

— Пять. — сморщилась она.

— Двойное дерьмо! — я плюнула и выпила остатки кофе, как будто это была рюмка дешевой водки. — Думай, думай, думай, — сказала я, перебирая письма для своей страницы «Спроси мисс Блисс» и пытаясь найти достаточно пикантные для журнала этой недели.

— Мы не выходим в печать до полуночи, Фейт. У тебя есть время.

— Нет. Я должна быть в комнате Maître к восьми, стоять на коленях и ожидать своего путешествия в гедонизм! — Нова встала и начала надевать пальто, как и большинство в офисе. Я запаниковала. — Помоги мне!

Нова поцеловала меня в макушку.

— Не могу, милая. У меня назначена встреча в салоне. Эти рыжие локоны не растут сами по себе, ты же знаешь.

— Предательница! — сказала я и заставила себя сконцентрироваться на первом письме, которое распечатала.

«Я недавно начала заниматься сексом со своим парнем, и в нашу первую ночь испытала сквирт, когда кончила, обливая и себя, и свое старинное лоскутное одеяло. Я боюсь, что это повторится, и, что еще хуже, мой парень не умеет плавать. Что вы можете посоветовать? От Х.Р. Браун».

Загрузив компьютер, я написала:

«Купите непромокаемые простыни для себя, а одеяло переделайте в настенный гобелен. Купите своему парню трубку и шапочку для плавания. Оседлайте его член, как трезубец Аквамена, и будьте уверены, что в следующий раз, когда вы будете кончать, ваши драгоценные вещи и парень будут в безопасности от неминуемого утопления. Живите мокро и дико, мисс Блисс».

Я набрала текст со скоростью мифической фурии под кайфом от упаковки «Рэд Булл» и быстро завершила свою колонку агонии. Когда я подняла голову, то увидела Фрэнка, уборщика, который медленно двигался по офису «Визаж». Свет был приглушен, и я была единственным оставшимся работником.

— Привет, Фрэнк! — воскликнула я, пробежав мимо него с курткой, сумочкой и, что самое главное, со списком в руках.

— Привет, Фейт! Будь осторожна там. Дождь сильный.

— Обязательно, Фрэнк! Пока! — я побежал к лифту и несколько раз нажала на кнопку, пока двери не открылись. Бросилась внутрь, но замерла, когда увидела Гарри Синклера.

Он удивленно вскинул голову.

— Мисс Паризи, — сказал он, выпрямив спину и отстранившись от задней стенки лифта. — Я не думал, что в здании еще кто-то остался. — Двери закрылись за нами, и я быстро нажала кнопку первого этажа.

— Да, пришлось задержаться на работе, — сказала я и стала наблюдать, как начинается отсчет этажей. Я хотела принять дома душ и переодеться перед поездкой в «НОКС», но опаздывать было нельзя. Вопреки себе, я практически подпрыгивала от предвкушения того, что принесет сегодняшний вечер.

Как только мы достигли второго этажа, в лифте замигали лампочки, и стальная коробка рывком остановилась.

— Нет, — сказала я, когда трос наверху застонал. — Нет, нет, нет! — я начала бить ладонью по двери. — Только не это! Ты, дерьмовый лифт! Только не это!

— Мисс Паризи? — раздался сзади меня голос Гарри. — Можно?

На секунду я забыла, что Гарри стоял у меня за спиной. О, Боже! Боже! Я застряла в этом проклятом лифте. Опаздывала к Maître и, что еще хуже, застряла здесь вместе с Гарри Синклером.

Я нажала на кнопку первого этажа несколько раз так быстро, что мое запястье рисковало заработать неприятный случай кистевого туннельного синдрома. Когда это не помогло, я сунула вещи под мышку и провела ладонями по всем кнопкам. Никакой реакции. Ничего. Все было абсолютно мертво.

— Cazzo¹⁸! — крикнула я, почувствовав, как во мне взыграл вздорный итальянский нрав.

— Мисс Паризи! — Гарри сказал строже. — Пожалуйста, подвиньтесь. Хотя вы, судя по всему, являетесь экспертом в области обслуживания и ремонта лифтов, боюсь, что на этот раз ваши таланты вас подвели.

Я закрыла глаза и отошла в сторону, мысленно уговаривая себя не давать пощечину этому английскому засранцу. «Он твой босс, Фейт. Давай не будем провоцировать увольнение, когда ты наконец-то добилась успеха».

— Синклер Хаус, лифт три, — сказал Гарри в трубку телефона экстренной связи. — Спасибо. — Он повесил трубку и повернулся ко мне.

— Это был мой следующий вариант, — сказала я, вжавшись в стену. Свет над нами снова замерцал, а затем внезапно погрузил нас в темноту. Пронзительный звук, похожий на крик банши, предательски вырвался из моего рта, и я бросилась вперед, когда лифт снова дернулся, убедив меня в том, что мы сейчас упадем на землю и погибнем.

Через несколько секунд лифт остановился, и включилось тусклое аварийное освещение, залив небольшое пространство слабым желтым светом. Я досчитала до десяти, стараясь замедлить панически бьющееся сердце. Только когда дыхание успокоилось, я поняла, что меня обнимает что-то твердое, пахнущее мятой, сандалом и мускусом.

У меня расширились глаза, когда я почувствовала, что пульсирующие мышцы живота прижимаются к моей груди, а твердые мышцы спины — к моим ладоням. Когда я медленно подняла голову, мой взгляд скользнул мимо расстегнутого воротничка, слегка загорелой кожи жилистой шеи, невероятно сильной сжатой челюсти с намеком на темную щетину и остановился на паре ярко-голубых глаз, которые прищурились и следили за каждым моим движением.

Справившись с неловкостью, я широко улыбнулась и сказала.

— Что ж, из всех мест на свете я рада встретить вас именно здесь. — Осознав, что я крепко обхватила Гарри, как чрезмерно привязанная к нему обезьяна, я быстро опустила руки и отступила назад.

Смутившись, я откинула волосы с лица и отошла в дальний конец лифта.

— Я просто проверяла, все ли с вами в порядке. Некоторые люди могут бояться темноты, понимаете? Я просто выполняла свой гражданский долг, защищая гостя нашей прекрасной страны.

— Вот как? — спросил Гарри, его лицо было таким же бесстрастным и нечитаемым, как всегда.

— Да.

Вокруг нас воцарилась тишина, и я поняла, что больше никогда не буду жаловаться на ужасно сыгранную фортепианную музыку, звучащую из динамиков лифта. Тишина в целом меня раздражала. А в сочетании с сильной тревогой от того, что я застряла в заранее приготовленном металлическом гробу, у меня возникло неудержимое желание наполнить его шумом.

— Так вы занимаетесь спортом? — спросила я Гарри, который поднял голову. Видимо, пол был более интересным зрелищем, чем стоящая напротив него явно нестабильная девица, которая теперь досконально знала размеры его одежды.

Гарри поднял одну бровь. Я указала на его тело, обведя его торс и область рук.

— Жесткие, — сказала я, и тут же пожалела, что это слово сорвалось с моих губ. — Мышцы. — Я поморщилась. Это было ничуть не лучше. — Которые я обхватывала. Которые почувствовала. Пресс, спину и…

Зазвонил телефон экстренной связи, и Гарри ответил на звонок, оставив меня выдохнуть от смущения и прислониться головой к стене. Каждый раз, когда я оказывалась рядом с этим человеком, мой рот не переставал меня предавать.

— Это не самая лучшая новость, — жестко сказал Гарри тому, кто был на другом конце телефона. — Но, спасибо. Мы будем ждать.

Когда он положил трубку, я почувствовала, что мои надежды на горячую и жаркую ночь с Maître рухнули так же глубоко, как «Титаник». Гарри вздохнул.

— Им пришлось вызвать службу по ремонту лифтов.

— Отлично. — Я сползла по холодной металлической стене на пол. Гарри наблюдал за мной, расстегнув очередную пуговицу воротника своей рубашки, затем положил пиджак на пол и сел. Я не могла удержаться от смеха.

— Что-то забавное, мисс Паризи?

— Боитесь испачкаться?

— Это костюм за три тысячи долларов.

— Конечно, это так.

Гарри наклонил голову в сторону, словно я была головоломкой, которую он пытался разгадать.

— Вы ушли поздно.

— Мне нужно было закончить свою колонку. Как вы знаете, мы сегодня сдаем в печать, и я немного задержалась.

— Я с нетерпением буду ждать советов мисс Блисс на этой неделе, — сказал он и провел рукой по лбу, словно борясь с мигренью. — Что-нибудь особенно познавательное?

Я пожала плечами.

— Сквирт, герпес и кольца для члена — вот что особенно выделялось.

— Вполне, — сказал он, и мне показалось, что я уловила легкое мерцание улыбки. Она исчезла так быстро, что я не была уверена, показалось ли мне это. Однажды я ударилась головой в ванне и клялась, что видела русалку, плывущую ко мне, как в последующем выяснилось, что это из-за сотрясения мозга. Я подумала, что сейчас может быть что-то похожее. Поэтому потрогала затылок. Вроде бы я не ударилась во время падения.

— Вы поранились? — тон Гарри изменился, и он наклонился вперед, прищурив глаза, чтобы лучше видеть меня в слабом освещении.

— Нет, я подумала, что, возможно, ударилась головой. Но я в порядке.

Под грудиной зашевелилось минутное ощущение трепета. Я покачала головой, не понимая, что это такое. И провела рукой по груди.

— У вас бывают приступы паники? — спросил Гарри, показав на мою руку.

Я кивнула.

— Не очень люблю темноту. Или, лучше сказать, я не люблю темноту, когда заперта внутри стального ящика, который болтается в воздухе на одном тросе. — Но я знала, что такое паническая атака. То ощущение, которое я испытывала сейчас, не имело ничего общего с ней. Странно.

— Мы скоро выберемся.

Я посмотрела на часы. Чертовски опаздывала!

— Вы торопитесь? — спросил Гарри.

— Вроде того. — Я натянуто улыбнулась Гарри. — Просто мне нужно кое-куда успеть. — Я решила опустить тот факт, что у меня был сексуальный Дом, который ждал меня, чтобы научить всем секретам удовольствия самым интересным образом, о чем я надеялась написать в большом материале, о котором Гарри Синклер ничего не знал. — Вы? — спросила я, стараясь быть вежливой.

Он покачал головой.

— Боюсь, что нет.

— Никакого горячего свидания?

Гарри рассмеялся, и я подумала, что могла упасть в обморок от того, как он улыбался, даже если это был лишь небольшой намек на ухмылку.

— Никакого горячего свидания.

Я изучала своего босса. Он был всего на несколько лет старше меня. До смешного красив и к тому же миллиардер. Он производил впечатление абсолютного придурка, но не для всех он был таким. Наверняка некоторые люди относились к нему с симпатией. В его жизни наверняка имелись потенциальные поклонницы. Например, он часто фотографировался с этой леди Луизой Самсон.

— Итак, — спросила я, заполнив образовавшуюся паузу. — Как вы устроились в Нью-Йорке?

— Ну. Я уже много лет приезжаю на Манхэттен. И хорошо его знаю. Здесь прекрасно.

— Не так хорошо, как в старой доброй Англии, да?

— Англия — это дом. — От его выражения лица у меня перехватило дыхание. Взгляд чистой любви. Он сказал «дом» с такой теплотой, что я почувствовала это глубоко в своем сердце. И это чувство мне тоже было знакомо.

— Вы итальянка? — спросил он. Он указал на сетку с кнопками. — Cazzo. Если я не ошибаюсь, это ругательcтво в итальянском языке, не так ли?

Я разразилась хохотом, потрясенная этим словом, вырвавшимся из чопорных и правильных уст Гарри.

— Да, — сказала я. — Это итальянское слово. И это плохое слово. — Он подождал, пока я продолжу. — Мой папа — итальянец, из Пармы в Эмилии-Романье. На севере.

— Я хорошо знаю Парму.

— Правда? — спросила я. — Я никогда не была там. Хотя это моя мечта.

— Вы никогда не видели дом своего отца?

Моя улыбка померкла, а внутренности сжались.

— Нет. Когда я была моложе, они не могли себе этого позволить. — Я не хотела добавлять, что они годами копили деньги, чтобы вернуться в прошлом году, но все это было украдено человеком, которому папа доверял как брату.

Деньги меня никогда не интересовали, они никогда не были важным фактором в моей жизни. Кроме очевидного — нужно было иметь дом, чтобы жить, и еду на столе. Но в последнее время для моих родителей это был огромный фактор. Хорошие люди, которых обманул плохой человек.

— Но вы же из Нью-Йорка? — спросил Гарри, отвлекая меня от грусти, в которой, как я боялась, однажды утону.

— Адская кухня. — Я улыбнулась, вспомнив свою юность, когда летом бегала по улицам с друзьями, театры и соседей, которые собирались на крыльце, чтобы поболтать, выпить и посмеяться. — Сейчас я живу в Бруклине.

— Настоящий житель Нью-Йорка, — сказал он без всякого осуждения в голосе. В нем отразилась легкая симпатия к тем, кто родился и вырос в Большом Яблоке.

— А вы? — спросила я.

— Суррей.

— Полагаю, что, в отличие от меня, вы выросли не в квартире.

— Не совсем, — сказал он, поджав губы. — А у вас есть братья и сестры? — спросил он неловко, словно цепляясь за что-то, чтобы разрядить обстановку. Если говорить начистоту, то между нами не было ни капли симпатии, поэтому я удивилась, что он так старается поддержать разговор. Если бы от этого время проходило быстрее и с меньшей болью, я могла бы отбросить свою неприязнь и завести с виконтом бессмысленную светскую беседу.

— Нет. Только я. — Я подмигнула. — Не могла же я позволить кому-то другому разделить внимание родителей, верно?

— Боюсь, что нет, — сказал он, затем посмотрел на телефон экстренной связи, словно желая, чтобы тот зазвонил и вызволил его из этой нелегкой ситуации. — Я считаю, что Бог сломал шаблон, когда создавал вас, мисс Паризи.

— Бракованный экземпляр? — пошутила я.

Его голубые глаза встретились с моими, напомнив мне лазурное море.

— Я бы так не сказал. — Странное чувство снова появилось под грудиной. Что это, черт возьми, было?

Я прочистила горло.

— Итак, а у вас есть братья и сестры?

— Нет, — сказал он. На мгновение показалось, что его окутала грусть, но потом она быстро улетучилась. — Но у меня есть двоюродный брат, с которым я особенно близок. Он мой псевдо-брат, я думаю. Мой лучший друг.

— Он в Англии?

— Да.

— Вы скучаете по нему?

— Очень.

В груди заныло, когда мне пришло в голову, что Гарри может быть одинок. Я всегда считала его зажатым и отстраненным, холодным и неприступным, что, как я полагала, не способствовало тому, чтобы легко сходиться с людьми. И он, конечно, казался таким. Но я познакомилась с его отцом, который был полным и абсолютным мудаком.

Нелегко было расти с Кингом Синклером. Со стороны казалось, что Гарри вел очень ограниченную социальную жизнь за пределами HCS Media. У меня всегда создавалось впечатление, что он так сильно напряжен, что вот-вот сорвется. Что он понятия не имел, как вести себя, если не смотреть на людей с полным презрением и не следить за тем, чтобы его считали только властным и гордым. Насколько я знала, все мои предположения относительно него оказались верными.

— Есть ли у вас хобби, мистер Синклер?

— Гарри, — ответил он. Затем. — Как обычно, охота на лис и барсуков. Стрельба по фазанам и рябчикам. Все в сезон, конечно.

Мой рот открылся от отвращения.

— Вы что, издеваетесь?

— Да, шучу, — сказал он бесстрастно. Мне потребовалось мгновение, чтобы осознать его ответ.

Я покачала головой и рассмеялась.

— Черт! А я как раз собиралась наброситься на вас за такое варварство.

— Боже упаси, — сухо сказал он. — Но ведь вы этого и ожидали, не так ли? Заносчивый английский аристократ, участвующий в этих типично гнусных для нас видах развлечений.

— Я подумала, — сказала я, — это соответствует костюму за три тысячи долларов.

Когда он понимающе улыбнулся, на его щеках появились ямочки. Как будто он должен быть еще красивее. ― Не бойтесь, мисс Паризи, я нахожу кровавые виды развлечений такими же отвратительными, как и вы. Более того, я вложил немало средств в то, чтобы полностью запретить их.

Он расстегнул запонки и закатал рукава до локтей. Я проверила лифт на наличие электричества. Мне вдруг стало очень жарко. Он откинулся назад и прислонился к стене.

— Но, отвечая на ваш вопрос, я люблю регби, лакросс. И я катаюсь на лошадях. — В моей голове тут же промелькнула мысль о человеке, одетом в костюм пони прошлой ночью в «НОКС». Я фыркнула от смеха при мысли о том, что сорву с его головы маску лошади в стиле Скуби-Ду и найду под ней Гарри.

— Вы обычно находите вещи, связанные с лошадьми, такими забавными?

Я помахала рукой перед лицом, пытаясь успокоиться.

— Извините. Нет. Просто это напомнило мне кое-что забавное.

— Ясно. — Гарри проверил свои часы. Его щека дернулась, как будто в раздражении. А вы? Какие у вас увлечения? — рассеянно спросил он.

«Ну, Гарри. Со вчерашнего вечера я являюсь членом «НОКС», знаете широко известный секс-клуб? Думаю, можно сказать, что мои увлечения направлены в восхитительное русло: оргазмы, игра с сосками и очень хороший секс».

В реальности я сказала.

— Пить водку и судить кулинарные шоу с дивана — это хобби?

— С этим можно поспорить, наверное.

Разговор затих, но я чувствовала на себе пристальный взгляд Гарри. Вероятно, он задавался вопросом, какой демон наказывал его, упрятав в лифт вместе со мной. Я снова посмотрела на часы, и надежда покинула меня. У меня закралось подозрение, что Maître Огюст расценит мое опоздание как последнюю каплю и быстро лишит меня членства в своем клубе.

Как раз в тот момент, когда моя надежда уже почти иссякла, лифт загрохотал, осветился огнями, как новогодняя елка, и начал спускаться вниз, к счастью, не с бешеной скоростью.

— Слава Богу! — воскликнула я и вскочила на ноги. Гарри тоже медленно встал, поднял с пола пиджак и перекинул его через плечо, как модель «Берберри» на подиуме. Когда двери открылись, нас ждал человек в рабочем комбинезоне.

— Все готово, — сказал он.

— Я могу тебя чертовски сильно расцеловать! — сказала я, похлопав его по руке, и помчалась к выходу.

— Тогда почему ты этого не сделала? — крикнул он мне вслед.

Дождь стучал по стеклам. К черту метро, сегодня я раскошелюсь на такси. Как только я вылетела наружу, ливень ударил меня по лицу.

— Черт! — воскликнула я, бегом направляясь к дороге, на которую, похоже, за последние несколько часов обрушилось цунами.

Пытаясь сохранить свой список сухим, я засунула его в карман пиджака, а другую руку подняла, чтобы поймать такси. Через десять минут и тысячу проехавших мимо такси мне захотелось плакать. В дождь меня все равно никто не увидит, а если бы кто-то увидел и спросил, в чем дело (чего, конечно, не случилось бы — мы же в Нью-Йорке), я бы просто рассказала, что я добровольный сексуальный сабмиссив на обучении и собираюсь упустить свой шанс с французским мастером, потому что застряла в лифте со своим боссом, который, я была уверена, ненавидел меня.

Машина внезапно остановилась, и я выдохнула с облегчением. Когда окно опустилось, я увидела, что это Гарри Синклер.

— Почему вы стоите под дождем?

— Дома закончилась вода. — Я указала на небо. — Подумала, что сегодня приму душ из природного источника.

— Вы шутите? — спросил он, насупив брови.

— Конечно, шучу! — воскликнула я в ответ, вода пропитала мою бледно-розовую рубашку, и я устроила пип-шоу для всего Нью-Йорка. — Я пытаюсь поймать такси, но, похоже, все такси на Манхэттене сегодня заняты.

— Садитесь в машину, мисс Паризи.

— Нет. Все в порядке, — огрызнулась я, доведенная до отчаяния всем, что происходило сегодня, особенно выполнением приказов англичанина с сильным чувством собственного превосходства.

Я отошла от машины Гарри, чтобы наконец-то поймать чертово такси. Но судьба, желая окончательно убедить меня, что сегодняшний день — это катастрофа, сделала так, что мой каблук угодил в трещину на тротуаре, и я стремительно рухнула на задницу. Моя куртка, сумочка и список разлетелись по тротуару.

— Почему?! — закричала я в небо, но была вознаграждена полным ртом дождевой воды, которую быстро проглотила, задыхаясь и отплевываясь. Пока я кашляла, как диккенсовский уличный сирота, больной туберкулезом, большая рука обхватила меня за плечи и подняла на ноги.

— Я сказал, садись в эту чертову машину, Фейт, пока нас обоих не настигла смерть. — Знакомый голос Гарри прорезал симфонию Восьмой авеню, наполненную автомобильными гудками, и его внушительная сила опустила меня на теплое кожаное сиденье. Дверь со стороны пассажира, какой бы дорогой дизайнерской машиной она ни была, захлопнулась.

Гарри поспешно обогнул капот и проскользнул на водительское сиденье, держа в руках мои вещи.

— Ты всегда такая упрямая? — процедил он, и его обычное дерьмовое и холодное отношение стерло все проблески тепла, которые я почувствовал в лифте. — Просто, когда я думаю… — он покачал головой, прервав себя. Я была рада. Мне было не до того, чтобы слушать, что хотел сказать его высочество.

Гарри положил мою промокшую куртку и сумочку на заднее сиденье. В тот момент, когда он включил зажигание, чтобы увезти нас отсюда, список выпал из кармана моего пиджака и упал ему на колени.

Я молилась тому, кто мог бы меня услышать, чтобы дождь не испортил его, хотя бы не размазал чернила. Но когда машина погрузилась в тягостную тишину и я оглянулась, чтобы увидеть, как Гарри читает список на своих коленях, я поняла, что он был сухим, и мне захотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила меня целиком.

Длинные тёмные ресницы Гарри блестели от капель дождя, когда он просматривал список. Его ноздри раздулись, и он поднял голову. Передав мне список, он быстро вывел машину на дорогу.

— Бруклин, ты сказала? Ты там живешь? Где именно?

Я нехотя назвала адрес, и Гарри ввел его в свой GPS. Воздух между нами потрескивал от напряжения. Что он прочитал? Более того, что, черт возьми, он должен был подумать? Почему он ничего не сказал? Неужели Гарри считал меня ненормальной? И какое мне, к черту, до этого дело? Я ненавидела его. Ладно, не ненавидела, но сильно недолюбливала. Мне было наплевать на то, чтобы быть у него на хорошем счету.

Мысль за мыслью проносились в моей голове с такой скоростью, что у меня закружилась голова. Когда все это стало невыносимо, я проговорила.

— Я не хочу, чтобы на меня мочились!

Гарри не отрывал глаз от дороги и даже не проявил ни малейшей реакции на мою вспышку.

— К счастью, я воспользовался туалетом перед тем, как покинуть офис.

— Нет, я не имела в виду, что думала, что ты на меня помочишься. На самом деле, из всех, кого я знаю, ты был бы последним человеком, от которого я ожидала бы такого. — Мы остановились в пробке, и я пожалела о том дне, когда узнала, что такое уро-блядь-филия.

Гарри потирал лоб, явно тоже пораженный направлением нашего разговора.

— Мисс Паризи, не могли бы мы прекратить говорить о моче. Мне кажется, это неподходящая тема для цивилизованной беседы.

Я быстро просмотрела список, гадая, что еще он мог увидеть. И застонала, увидев пятый пункт сверху. Фистинг.

— Ты видел строчку о фистинге в жестком или ином? Это список того, что я не буду делать. А не список желаний.

Гарри испустил долгий вздох.

— Мисс Паризи. Пожалуйста. Прекратите.

— Я видела, что ты его читал. И просто хотела, чтобы ты знал, что я не хочу быть сэндвичем.

— Сэндвичем? — спросил он с явным раздражением.

— Двойное проникновение. Один спереди, другой сзади. Секс с двумя сразу, понимаешь?

— Не особо.

Я поняла, что мои указательные пальцы направлены друг к другу, изображая именно двойное проникновение.

Опустив руки на колени, я закрыла глаза и попыталась придумать ложь, которой можно было бы объяснить наличие у меня такого списка. Салли сказала мне, что никто из высокого руководства не должен знать о «НОКС». Гарри был генеральным директором. Я не хотела, чтобы он, едва начав работу, отстранил меня от дел, чтобы не расстраивать своих высокопоставленных и влиятельных друзей, которые жили под множеством необычных масок, которые я видела.

Мои глаза распахнулись.

— Это для моей колонки, — сказала я. — Я составляю список предпочтений, которые немного выходят за рамки. Знаешь, то, что я могу обсудить в колонке в какой-то момент, что может показаться людям интересным.

Гарри вздохнул.

— Вы, безусловно, живете интересной жизнью, мисс Паризи. Мне кажется, я никогда не встречал никого, похожего на вас.

Я уставилась прямо перед собой, сомневаясь, не оскорбили ли меня только что в вежливой и мягкой форме.

— Ты назвал меня Фейт, — пролепетала я. Я понятия не имела, почему именно эта мысль занимала сейчас главное место в моей голове. Гарри никогда раньше не называл меня по имени. И он поднял меня с земли. И понес на руках в свою машину, прижимая к груди. В машину, где был подогрев сидений.

Его челюсть сжалась.

— Я просто сболтнул лишнее. Это было непрофессионально с моей стороны.

— Так же непрофессионально, как видеть «большие анальные пробки» в личном списке сотрудника?

После этого машина резко остановилась.

— Это твое здание? — спросил Гарри. Дождь из проливного превратился в туманную дымку.

— Да. Это мой дом.

Гарри потянулся за курткой и сумочкой. В этот момент пришло уведомление на мой мобильный телефон. Я сразу же заглянула в сумочку и прочитала сообщение.

За тобой заедет лимузин. Не опаздывай.

Это был номер, который, как я знала, принадлежал «НОКС». Невероятно сложные часы на приборной панели машины Гарри подсказали мне, что я должна шевелить задницей.

— Черт, — сказала я и выпрыгнула из машины. Гарри обошел капот и протянул мне мою туфлю без каблука. — Спасибо. И спасибо, что подвез домой.

— Давай я провожу тебя до двери.

— Нет! Все в порядке, — сказала я, махнув рукой в неловком прощании, когда подошла к перилам крыльца.

— Фейт? — я обернулась и увидела Сейджа, идущего по улице.

— Сейдж! — сказала я с облегчением.

Сейдж прошел мимо Гарри, и глаза его расширились, когда он встретил мой взгляд.

— Гарри Синклер? — пробормотал он, и я натянуто улыбнулась Гарри через плечо Сейджа. Лицо Гарри было твердым, как камень, когда он смотрел на нас. — Фейт, на тебе нет обуви.

— Понеси меня, — прошептала я. Сейдж нахмурился в замешательстве, но сделал то, что я просила. Он подхватил меня на руки и направился к двери.

Гарри стоял на тротуаре как статуя, сложив на груди мускулистые руки.

— Доброго дня, мисс Паризи, — нейтрально сказал он и сел в машину.

— Он считает меня идиоткой, — сказала я Сейджу, когда мы благополучно вошли в фойе, и Гарри уехал.

— А тебе какое дело? Ты ведь ненавидишь этого парня, верно?

— Точно, — сказала я. — Конечно. — Я указала на лифт. — Быстро соображаешь, мой хороший человек. Maître ждет, и его личный лимузин заберет меня с минуты на минуту.

Лифт закрылся и доставил нас на наш этаж.

— А почему твой босс вообще здесь оказался? — спросил Сейдж. — Это был он, верно? Я узнал его по фотографиям в Интернете.

— Да, но это долгая история, а сейчас я должна подготовиться к тому, что меня может отшлепать по заднице сексуальный француз.

— Ну вот, еще один обычный день, — Сейдж покачал головой, забавляясь.

— Просто еще один обычный день.

«Фейт», — услышала я голос Гарри, раздеваясь. Не мисс Паризи, а Фейт. По мере того, как я погружалась под горячую струю душа, его голос становился все громче.

Потом я вспомнила, как он улыбнулся в лифте. Эта чертова улыбка с ямочками. Странное трепетание под грудиной снова вернулось. Я закрыла глаза. Стеки, которые висели у Maître на стене, с каждой минутой казались мне все более привлекательными.

Когда в моей глупой голове в очередной раз раздался обеспокоенный крик Гарри «Фейт», я взмолилась, чтобы Maître выпорол меня сегодня до смерти.

Мне не нравился виконт Гарри. Он был напыщенным и гордым ослом… мне просто нужно было постоянно напоминать себе об этом.

Глава девятая

— Хорошо, что я уверена в себе, — сказала я, посмотрев на свое отражение в отдельной раздевалке в «НОКС». Вчера вечером Банни сказала мне, что наряды в моем шкафу были подобраны с учетом особых предпочтений Maître. Похоже, Maître Огюст любил кожу, но минимальное ее количество.

На мне был комплект из бюстгальтера и трусиков, но чашечки бюстгальтера, как ни странно, отсутствовали, открывая миру голую грудь. Чтобы дополнить этот образ, промежность трусиков отсутствовала. Во всем остальном я была полностью обнажена. Я накинула вуаль на волосы, которые по инструкции были распущены, и закрыла лицо, сохранив анонимность.

Вздохнув, я направилась к лифту, держа в руке список ограничений. Когда двери лифта закрылись, я смущенно рассмеялась, вспомнив, как Гарри читал его в машине. Если бы я сказала ему, что приеду сюда, то, по крайней мере, у меня была бы причина держать в руках список сексуальных отклонений так, словно я оберегала Святой Грааль. Я не была уверена, что он купился на мое оправдание, и, честно говоря, меня не должно было волновать, считал ли он меня более чем авантюрной нимфоманкой. Он был моим боссом. Именно это имело значение.

Лифт открылся, и в моем животе запорхали бабочки. Я повернула ручку двери, и она распахнулась, открыв передо мной комнату. Опустившись на колени, положив руки на бедра и опустив голову, я ждала.

Прошло несколько минут, я услышала звук открывающейся двери и периферийным зрением заметила босые ноги Maître в черном шелковом одеянии, направляющегося к своему трону. Подняв голову, я увидела, что он прикрыт плащом, а на его лице — маска Призрака.

— Bonne nuit, mon petit chaton (фр. — доброй ночи, мой маленький котенок). — Его глубокий хриплый голос излучал чистый секс. Мои соски затвердели от одного только звука его голоса.

Maître молча смотрел на меня. Когда я подняла на него взгляд, то увидела, что он наблюдал за мной, приложив палец к щеке своей маски.

— Ты принесла список, который я просил?

— Да, Maître Огюст.

— Мне нравится слышать свое имя из твоих уст. — Не знаю почему, но я зажмурилась.

— А теперь ползи ко мне, mon petit chaton. Ползи ко мне и положи свой список у моих ног. — Я знала, что должна была оскорбиться этим унизительным приказом. Но вместо этого мое дыхание участилось, а кожа стала еще горячее от доминирования в его голосе.

Медленно я опустилась вперед. Maître молча ждал, когда я выполню его приказ. Стоя на четвереньках, я двигалась, стараясь попасть в такт музыке. Звучала музыка Вагнера. Когда я оказалась у его ног, то положила список.

— Дай сюда. — Я передала его Maître. — Теперь сядь на колени и жди. — Я сделала так, как он сказал.

Я нервничала, пока он читал список. Не сочтет ли он меня непригодной для клуба? Вчерашний вечер уже заставил его усомниться в этом. Мой список жестких ограничений был обширен.

— Bon, — нейтрально сказал Maître и прошел мимо меня. За спиной послышался металлический лязг, и мне стоило больших усилий не обернуться.

Минут через пять он приказал.

— Иди сюда. — Я пошла к его фигуре, скрытой плащом, в более темную часть комнаты. И остановилась перед средневековыми деревянными колодками. Мои глаза расширились.

— Засунь руки и голову внутрь. — С трудом сглотнув, я повиновалась. Maître закрыл колодки вокруг меня. — Теперь подними ноги на подставки. Я выполнила указание, и Maître сковал мои лодыжки фиксаторами. Широко расставив ноги, устремив зад к богам, я попыталась пошевелить руками и головой и обнаружила, что оказалась в ловушке. Я попыталась побороть нарастающую панику от того, что меня так сковывают.

— Перестань пытаться двигаться. Смысл в том, чтобы быть скованной. — Maître отошел к стене, в пределах моей видимости, и взял что-то со стеллажа. Когда он повернулся, это было страшно похоже на биту с металлическими шипами на конце. Он наклонился и погладил меня по заднице рукой. Я едва могла дышать. Что, черт возьми, он собирался делать с этой битой?

Должно быть, он прочитал страх в моем напряженном теле и сказал.

— Этого не было в твоем списке, mon petit chaton. Если этого нет в списке, то все остальное — bon. Ты не помнишь, что я говорил тебе вчера вечером?

— Да, Maître. Но я не видела ничего подобного в своих исследованиях. — Я почувствовала, как его рука скользнула по моей пояснице и опустилась на правую половинку моейзадницы.

— Готова? — спросил он.

Я замерла. Хотела открыть рот, чтобы что-то сказать, но не могла пошевелить губами. Я была слишком испугана. И тяжело дышала, готовясь к боли.

Вдруг рука Maître покинула меня, и он оказался передо мной. Он наклонился, и я с опаской заглянула в его серебристые глаза. Уголок его губ приподнялся от удовольствия. Я нахмурился в замешательстве.

— Mon petit chaton, — сказал он и провел рукой по моим волосам. — Твой список — самое забавное, что я видел за последнее время.

— Я… ч-что? — заикаясь сказала я.

— Мы, — он обвел пальцем воздух, — секс-клуб. Гедонистический рай, созданный для удовольствия от секса и оргазмов, а не для боли и садизма. А это, — сказал он, подняв шипованную бейсбольную биту, чтобы я могла ее видеть, — просто для украшения, d’accord (фр. — понятно)? Подобные действия запрещены. В Нью-Йорке есть другие, более… специфические клубы для людей с такими предпочтениями.

— Внизу были люди…

— Ролевая игра. — Он пожал плечами. — Немного легкого бондажа и порки, но ничего такого, что причиняло бы настоящую боль. Порка или связывание не обязательно должны быть болезненными, скорее, они должны разжигать твои чувства и доводить удовольствие до новых высот. Некоторые из тех, кого ты видела внизу, были моими сотрудниками. Ma chérie, они здесь для того, чтобы возбуждать толпу, чтобы помочь членам чувствовать себя в безопасности, чтобы отпустить себя и отдаться своим плотским потребностям и желаниям. Скажи, они тебя возбудили? Ты намокла, слыша их крики?

— Это было… интригующе. Полагаю, все зависит от того, кто это делает.

Maître наклонил голову в сторону.

— А как насчет меня? — сказал он и провел кончиком пальца по моему эрегированному соску. Я задохнулась, мурашки пробежали по моему телу от этого незначительного ласкового прикосновения.

— Да, Maître. — И это было правдой. Меня так влекло к этому загадочному мужчине, что я с радостью согласилась.

Он поднял список.

— Я оставлю это на память. Думаю, мне нужно изучить некоторые из этих пунктов.

Ухмылка исчезла, Maître вновь обрел контроль над собой и повесил пыточное устройство обратно на стену.

— Я хочу, чтобы ты, mon petit chaton, кричала по ночам, потому что я тебя трахаю, или облизываю, или заставляю развалиться на части. У меня нет желания навсегда оставить следы на этой прекрасной оливковой коже. — Maître подошел ко мне, и я не могла не смотреть на его огромный член под шелковыми штанами.

Я дернулась, задыхаясь, когда руки Maître гладили меня сначала по спине, потом по заднице.

— Это кожаное белье на тебе… — он замолчал, его голос понизился на октаву. Я прикусила губу, чтобы не застонать вслух, когда он погладил своими умелыми нежными руками каждый сантиметр моих половинок и верхней части бедер.

— Если это поможет тебе расслабиться, ты можешь сказать свое стоп-слово, mon petit chaton. — Я почувствовала, как он переместился между моих раздвинутых ног, которые были широко расставлены, открыв все, что было между ними для его взгляда.

Мое лицо пылало от желания. По спине разлилось тепло, и я вдруг почувствовала, как его эрекция прижималась ко мне. Я резко вдохнула, когда его грудь прижалась к моей спине, а щека в маске — к моей щеке. Это было пьянящее и в то же время эротическое ощущение, когда меня держали в колодках, не давая пошевелиться, а на мне раскинулся мужчина ростом более ста восьмидесяти сантиметров.

— Итак, что будем делать? Хочешь безопасное слово? Но помни, что в «НОКС» тебе достаточно сказать «стоп», и я остановлюсь. — Он прижался теплым поцелуем к моей шее. Я просто растаяла от удовольствия, что он взял все в свои руки, от того, что его мягкие губы ласкали мое горло.

— Нет, Maître. Не нужно никаких слов, — сказала я, сдержав стон, и его зубы прикусили мочку моего уха. Он начал вращать бедрами, создав восхитительное трение, затем двинулся вниз по моей спине, пока я не почувствовала его горячее дыхание на своем клиторе.

— Если нет необходимости в безопасном слове, то я просто продолжу трахать тебя.

Через несколько секунд я почувствовала первый взмах его языка от моего входа до клитора. Я застонала, когда он снова погрузился в меня, его руки раздвинули мои губы, и он стал посасывать и теребить языком мой клитор. Я стонала, не в силах пошевелиться из-за ремней на лодыжках, рук и головы, пристегнутых к колодкам. Мои глаза закатились, а рот приоткрылся в поисках дыхания, которое перехватывало из-за горячих прикосновений Maître.

Пока я утопала в обещанном им гедонизме, до меня дошло, что я не чувствовала его маску. Он ее снял. Мне захотелось поддаться искушению, больше всего на свете хотелось увидеть, как он выглядел, но я была в ловушке и, более того, не хотела, чтобы он останавливался.

Я вскрикнула, когда он просунул в меня два пальца, его язык не останавливался.

— Я кончаю, — вскрикнула я, и тут же наслаждение обрушилось на меня, как удар тяжелейшего флоггера. Мое тело напряглось, и я рухнула, радуясь, что колодки удерживали меня на месте. Maître быстро убрал язык, но не успела я прийти в себя, как он одним мощным толчком вошел в меня.

Я закричала, сжавшись вокруг его огромного члена. Он так сильно заполнил меня. Я стиснула зубы, когда он начал входить в меня так, словно этот человек изголодался по сексу. Его руки перешли от захвата моих бедер к моей спине. Он удерживал жесткий ритм.

— В тебе так хорошо, — сказал он с французским акцентом. — Горячая, влажная и тугая.

Я вскрикнула, когда он изменил угол наклона и стал безостановочно бить по моей точке G. Я никогда не чувствовала ничего подобного. Такого жара, такого притяжения, такого умопомрачительного удовольствия. Я была похожа на живое оркестровое крещендо, постепенно становящееся все громче и громче, пока не закричала, разрываясь на части, как сверхновая звезда.

Maître Огюст еще раз вошел в меня, громко выдохнув, когда кончил. Его руки массировали мою голую спину, добравшись до волос, где он обхватил длинные пряди. Схватившись за них, он двигал бедрами, пока не получил все положенное ему удовольствие.

Ощущение губ Maître, целовавших мой позвоночник, вызвало дрожь блаженства по коже. Моя спина выгнулась дугой, желая получить еще больше. Как бы я ни была измучена и истощена наслаждением, но хотела большего.

Ждать пришлось недолго.

Maître вышел и потянулся через меня, чтобы открутить болты на колодках. Я облокотилась на дерево, не в силах пошевелиться. Maître обнял меня. Когда я подняла голову, его маска и плащ были на месте. Он отнес меня к кровати в центре комнаты. Она была застелена красной непромокаемой простыней.

Он уложил меня, подошел к вешалке на стене и снял с одного из крючков то, что выглядело как повязка на глаза. Поднеся ее к краю кровати, он сказал.

— Я собираюсь трахнуть тебя вблизи. — Он встал на колени на кровать и положил повязку рядом со мной. Потянувшись к стене за кроватью, он взял в руки два металлических прута.

— Распорки, — сказал он, продев одну из них через металлические обручи наручников на моих запястьях. Он потянул за прут, и мои руки разлетелись в стороны. Другую перекладину он прикрепил к наручникам на лодыжках и отрегулировал ее так, чтобы мои ноги раздвинулись и я была полностью открыта для его взгляда.

Он положил палец мне на лодыжку, затем провел им по икре, по колену, по бедру, пока не погрузил его внутрь меня.

— Аргх! — зашипела я, пытаясь двигать бедрами в поисках еще большего. Быстро убрав руку, он взял повязку, которая терпеливо лежала рядом с моей головой.

— Подними голову. — Я сделала, как он сказал, он наложил повязку на мои глаза, и все стало черным.

— Ты не боишься темноты?

— Сейчас нет.

Пальцы Maître коснулись моих губ, и я затаила дыхание, гадая, собирался ли он меня поцеловать. Я хотела, чтобы он меня поцеловал. Я хотела попробовать его на вкус. Казалось, он так и собирался сделать. Затем его пальцы шевельнулись. Я услышала шорох одежды. Кровать снова прогнулась под его весом. Он снял маску, и я услышала, как она ударилась о деревянный пол.

Моргая под повязкой, я попыталась сдвинуть ее настолько, чтобы увидеть хоть какую-то часть его лица. Хоть мельком — скулы, нос, челюсть, хоть что-нибудь.

— Ma chérie, — сказал он, когда я почувствовала, как он перебирается через меня. Я почувствовала его горячую кожу на своей. От ног до лица. Он снял с себя все. Я застонала, представив, как идеально он выглядит.

И выгнулась так, что мои соски коснулись его твердой груди.

— Как бы я хотела тебя увидеть, — позволила я себе сказать.

И застонала от удивления, когда он пригнулся и втянул мой сосок в рот.

— «НОКС» — это игра в темноте, mon petit chaton. Об анонимности и свободе отпустить себя, не зная, кто только что заставил тебя рассыпаться. — Когда его рот снова оказался на моей груди, палец опустился между моих ног и стал ласкать мой клитор. Я быстро поднималась все выше и выше, моя поясница болела от силы предыдущих оргазмов. Но мне было все равно. Сейчас ничто не имело значения, никакие заботы не волновали меня. Были только мы с Maître и такое наслаждение, какого я еще никогда не испытывала.

Вдруг, как раз в тот момент, когда я уже собиралась кончить, Maître переместился вверх по моему телу и положил свои руки по обе стороны перекладины, разделяющей мои руки. От его силы, прижавшей меня к постели, жар всколыхнулся между моих ног.

Я успела сделать вдох, когда он прижался к моему входу и вошел в меня. И была рада, что его мускулистое тело удержало меня, так как из-за нахлынувшей волны удовольствия я оттолкнулась от матраса, проверив прочность фиксаторов. Моя киска сжалась в поисках разрядки, и Maître зарычал в ответ.

— Ma chérie, — произнес он низким, напряженным голосом. Maître входил в меня все сильнее и сильнее. Я медленно распадалась на части. И добровольно отдавалась этому мужчине.

Maître вышел из меня, и я застонала от потери. Услышала уверенные шаги по комнате и через мгновение почувствовала, что он снова на кровати. Классическая музыка и мое дыхание создавали пьянящую симфонию, и я ждала, что будет дальше. Я вскрикнула от неожиданности, когда Maître с помощью распорки у моих ног перевернул меня на живот. Мои груди прижались к непромокаемой простыне, и тут я почувствовала резкий удар по спине. И вскрикнула. Не от боли, но… и я снова почувствовала это. И мне захотелось большего. Я хотела еще и еще.

— Порка, — сказал Maître, и еще один шлепок обрушился на мою задницу. Это было не больно; от едва уловимого жжения мягких прядей по спине пробежало электричество, достигая всех эрогенных зон, которые у меня были.

Когда Maître снова стал пороть меня, он нацелился ниже, и пряди задевали мой клитор. Я застонала от нахлынувших ощущений, отчаянно желая, чтобы все повторилось. На лбу выступил пот, и я попыталась вцепиться в простыню, чтобы удержаться.

— Я буду доставлять тебе только удовольствие, — сказал Maître. Его голос был спокоен. — Никогда не причиню боли. — Maître снова замахнулся плетью. Я еще не успела толком ознакомиться со статическими токами, гудящими во мне, когда он снова толкнулся в меня, шлепнув флоггером по моей заднице. Ощущения одновременно от удовольствия и тонкого жжения стали настолько сильными, что я думала, что потеряю сознание.

С каждым ударом и толчком я впивалась в матрас, напрягаясь всеми фибрами своего тела, и так громко кричала в разрядке, что охрипла. Моя задница все еще пульсировала, когда Maître схватил меня за бедра и еще трижды вошел, прежде чем с рыком кончить. Его хватка переместилась на перекладину под моими руками, и он лег на меня, накрыв своим телом, как одеялом. В темноте я лежала, обессиленная, и боялась, что больше никогда не смогу двигаться.

Maître тяжело дышал. Я чувствовала, как мышцы его живота прижимались к моей спине, и мне уже не хотелось покидать эту комнату.

— Ты в порядке? — прошептал он.

— Я не знаю. — Maître разразился смехом. Прекрасный звук его голоса закружился вокруг меня, делая еще ближе. Отпустив распорку, он двинулся вниз по моему телу. Затем я почувствовала, что его руки гладят мою задницу, массируя кожу. Я застонала. Его успокаивающие прикосновения казались мне раем.

Я расслабилась на матрасе, но в конце концов Maître отодвинулся от меня. Вернувшись, он отвязал мои руки и лодыжки от распорок и положил их обратно на стену позади нас. Перевернул меня себе на грудь и обхватил руками. Из всего, что было сегодня, это поразило меня больше всего.

— Ты хорошо справилась, — сказал он, проведя пальцами по моим волосам. Я нахмурилась, почувствовав, как под грудиной снова затрепетало. Не ожидала такой близости, такой нежности.

— У меня нет сил, — сказала я, ища тепла в мускулистых руках, обхвативших меня.

— Значит, ночь удалась.

Прошло несколько секунд, и в динамиках зазвучала песня «Ave Maria». Я таяла, прижимаясь к его теплой коже.

— Ты держишь меня, — сказала я, почувствовав себя полностью удовлетворенной и… в безопасности. С ним я чувствовала себя в тепле и безопасности. — Я не жалуюсь.

Maître рассмеялся, и я почувствовала уютный гул под своей щекой, лежа на его груди.

— Это, mon petit chaton, последующий уход.

— Как после операции?

Рука Maître двигалась вверх и вниз по моей спине. Это было гипнотически.

— Когда сирену трахают или наказывают, или и то, и другое, ее Maître заботится о ней, дает ей почувствовать себя в безопасности, как ты сказала.

— Мм, — пробормотала я, чувствуя сонливость. Должно быть, я заснула, так как Maître разбудил меня, осыпав поцелуями мой позвоночник. Я моргнула, прогнав дремоту, и увидела за вуалью кровать.

— Пора идти, — сказал Maître, и я поднялась. У меня все болело, но я не жаловалась. Это была восхитительная боль.

— Каждые выходные, — сказал он, поцеловав тыльную сторону моей руки, как истинный джентльмен. — Ты будешь приходить ко мне. По пятницам и субботам. Никаких походов в главный зал. Ты моя и только моя. — Восторг охватил меня. Maître хотел меня. Хотел меня только для себя. — Ты хочешь этого?

— Да, Maître, — сказала я, когда его рука провела по моей руке, по груди и между ног. Его прикосновение было молчаливым обещанием того, что должно произойти. Я хотела быть только его. Главный зал был ошеломляющим. Но в этой комнате… я никогда не чувствовала такой свободы.

— Bon. — Он поднялся с кровати. — Ты хорошо себя вела сегодня, mon petit chaton. — Я почувствовала, что наслаждалась его похвалой. — Не могу дождаться, когда мы снова будем играть. Спокойной ночи, Ma chérie.

Maître вышел через отдельную дверь. В здании прозвучал гонг, и я пошла домой, все еще чувствуя, как его губы целовали каждый сантиметр моей кожи.

Глава десятая

— Не могу поверить, что ты позволила ему это сделать, Фейт! — сказала Амелия, широко раскрыв глаза.

Я сделала глоток кофе. Уже несколько недель я находилась под контролем Maître, а значит, и под его властью.

— Что такое небольшая нежная порка между друзьями? — сказал я, пожав плечами. В покоях Maître все шло своим чередом. И каждый раз, как только выходила из «НОКС», я жаждала возвращения.

— Делай то, что приносит удовольствие, — согласился Сейдж.

— К тебе крепили распорки, заковывали в колодки, привязывали к Андреевскому кресту…

— Самое любимое, — перебила я.

— Тебя пороли и били. А теперь он учит тебя не кончать, пока он не скажет? — в отчаянии сказала Амелия.

— Отсроченное удовлетворение. Это удивительно, — сказала я и покачала головой. — Как будто он волшебник, и мое тело волшебным образом не может кончить, пока он не скажет. Это безумие. И ты кончаешь гораздо сильнее, когда сдерживаешься. Мне кажется, что в прошлый раз я могла потерять сознание на несколько секунд.

— Это впечатляет, вот что я вам скажу, — заметила Нова.

— А тебе не хотелось просто нормального секса? — спросила Амелия.

Я задумалась над ее вопросом.

— Не исключаю, но я люблю все эти извращения. Никогда не думала, что увлекусь этим, но вот она я.

— А Maître? — спросил Сейдж.

При упоминании Maître Огюста я почувствовала покалывание вдоль позвоночника. И знала, что это нехорошо. Он был моим мастером в секс-клубе, а я — его сиреной. Но каждый раз, когда я была с ним, то чувствовала, как что-то внутри меня начинало меняться, как росла симпатия к нему. Я молилась, чтобы его маска спала. Мне так хотелось узнать, кто скрывался под ней, что это граничило с одержимостью. Он трахался как бог секса, но больше всего я жаждала того, что происходило после. Очевидно, он был первым моим мастером. Я понятия не имела, как другие мастера обращались со своими сабмиссивами. Но когда я лежала у него на груди, его кожа была теплой и пахла эвкалиптом и табаком из-за его одеколона, мне не хотелось двигаться.

— Вот черт, — сказал Сейдж, повернувшись ко мне лицом. — Он тебе нравится.

— Конечно, он мне нравится. Я с ним сплю.

— Нет, он прав, — сказала Амелия и обняла руками мои щеки. Она посмотрела мне в глаза. — Фейт, у тебя есть к нему чувства. Именно так ты выглядела во время эпизода с Оскаром Демпси на втором курсе.

Я рассмеялась, но почувствовала, что правда этих слов ударила меня по заднице так сильно, как могла только трость Maître.

— Неправда, — возразила я.

— А ты можешь влюбиться в своего мастера? — спросила Нова. — Ты ведь даже не знаешь, как он выглядит. Он мог бы сидеть сейчас в кабинке рядом с нами, а ты бы ни о чем не догадалась. — Она, конечно, была права. Maître мне не просто нравился. Я была влюблена в него, в его руки и уверенность в себе в спальне. Ни один мужчина не доставлял мне такого удовольствия, как он. Я была полностью зависима.

— Он горячий. Я знаю это. Мужчина с таким стояком и сексуальным мастерством не может не быть сексуальным.

— Он сам сказал, что клуб — это всего лишь одна большая ролевая игра. А что, если его привязанность к тебе только сексуальная? Или он просто очень хорошо играет роль? — сказала Амелия.

Боль, похожая на лезвие, вошедшее в грудь, пронзила меня.

— Послушайте, — сказала я, откинув назад волосы. — Он мне не нравится. Как ты и сказала, невозможно узнать мужчину по-настоящему под всей этой театральщиной. Это секс, секс, о котором я пишу статью. Больше ничего.

На этом трое моих друзей замолчали, что само по себе являлось подвигом. Мы никогда не замолкали.

— Нова? — сказала я и взяла свою куртку и сумочку. — Ты готова? Салли только до десяти, а у меня с ней встреча. Думаю, мы достаточно растянули завтрак. — Она встала и взяла свои вещи. — Увидимся дома, шлюхи, — сказала я Сейджу и Амелии. Поцеловала Сейджа в щеку, потом Амелию.

— Мы любим тебя, — тихо сказала Амелия, отчего у меня в горле встал комок. — Просто не хотим, чтобы ты пострадала.

— Я знаю, — сказала я и обняла свою лучшую подругу. Я никогда не смогу обвинить их в том, что они не заботились обо мне. — Со мной все будет в порядке, обещаю. Все равно время с Maître быстро уходит. Пара недель, и все закончится.

— Пара недель могут стать целой жизнью, когда ты влюблена. Черт, да и один день тоже.

— Я не влюблена. — Я ухмыльнулась. — Ладно, может быть, немного в его эпически огромную дискотечную палку, но не более того. Клянусь. Я нашла глазами Нову. — Ты готова, Рыжая?

— Пошли. — Мы направились к зданию, и Нова сказала. — Маленький мальчик голубых кровей возвращается завтра, не так ли?

— Это то, что Тео сказал вчера. Сказал, что он прилетает когда-то сегодня. — Мои мысли тут же вернулись к Гарри и нашей последней встрече. Садись в эту чертову машину, Фейт!

— Думаешь, будет неловко? Знаешь, когда в последний раз вы разговаривали, ты намочила его салон дождевой водой, а он прочитал твой список.

— Черт, не напоминай мне, — сказала я. — Все будет нормально. Мы не разговариваем, просто так сложились обстоятельства, что мы оказались вместе той ночью. Да, он может подумать, что я маленькая грязная сучка, которая любит очень грязный секс. — Я пожала плечами. — Для меня это только делает человека более интригующим, но такой ханжа, как Гарри Синклер, скорее всего будет обходить меня как можно дальше и регулярно проверять на венерические заболевания.

Нова рассмеялась и прикрыла рот рукой. Я бросила на нее взгляд.

— Извини! Но ты должна признать, что чтение нашим строгим генеральным директором книг о фистинге и зажимах для сосков стало бы настоящим украшением года. — Я решила проигнорировать ее. Это продолжалось недолго. Когда мы входили в лифт, Нова спросила. — Ты подготовила свои записи для Салли?

Я постучала по своей сумочке.

— Здесь.

— Они ей понравятся.

— Надеюсь.

Несколько дней я работала над первой партией заметок для своей статьи, чтобы показать ее Салли. Большая статья еще не скоро будет представлена на рассмотрение, но она хотела убедиться, что я выбрала правильный тон. Я гордилась своей работой. В ней был мой фирменный резкий стиль, элементы юмора и остроумия, и я соблюдала строгие правила соглашения о конфиденциальности.

Как только подошло время встречи с Салли, я постучала в дверь ее кабинета.

— Отвали! — крикнула она. Она никогда не говорила «заходите» или «входите», как нормальный человек. Это всегда был синоним «уходите», но обычно не такой вежливый. Карла, ее помощник, кивнула мне, чтобы я проходила. Салли сидела за своим столом и что-то читала.

— Заметки, — сказала она, не подняв на меня глаза. Я передала их и села. Моя задница едва успела коснуться кожи, как Салли хлопнула рукой по столу и развернулась в кресле. — Ты что, Фейт, издеваешься надо мной?

Я подскочила от ее внезапного гнева.

— Э-э… в каком смысле?

— В каком смысле?! — Салли встала, и ее стул врезался в стену позади нее. Она ударила по моим записям тыльной стороной ладони. — Девиантное поведение слишком богатой манхэттенской элиты. — Она продолжила. — Напыщенные мудаки, изображающие пони…, кролики с фиолетовыми глазами, слишком богатые одиночки, которым нужны более сильные оргазмы?

— Что? — спросила я, не понимая, что, черт возьми, происходило.

— Ты вообще воспринимаешь это всерьез, Фейт? Читала хоть одну из наших главных статей?

— Конечно, читала, я…

— Они глубоко проникают в суть, а не посыпают словесным конфетти кучу обычного дерьма. Кто эти люди? Что заставляет их заниматься этим? — взгляд Салли скользнул по странице, и она замерла. — Ты была питомцем Maître с первой ночи? — я подумала, что у нее от шока отвалится челюсть.

— Да.

— Да? Да! — она рассмеялась, но за этим не было никакого веселья. На самом деле, глаза Салли так выпирали из глазниц, что я боялась, что ее голова вот-вот лопнет. — И ты не думаешь, что это твоя история? Ты трахаешься с владельцем и самым известным человеком в Нью-Йорке, а мне рассказываешь о придурках с Уолл-стрит средних лет с пивными животами, притворяющимися лошадьми? — Салли опустилась в кресло. — Я совершила ошибку, — сказала она, и я почувствовала, что моя надежда на эту статью начинала угасать.

— Нет, ты не…

— Ты трахаешься со знаменитым Maître «НОКС», вступаешь с ним в интимную связь. Имеешь доступ к нему так, как никто другой. — Салли наклонилась вперед, ее странное угловатое и строгое лицо нависло над моим. Я почувствовала себя Сигурни Уивер в фильме «Чужой», когда ее пытались обнюхать, только у моего «чужого» были зачесанные назад черные волосы и очки в жесткой оправе «Прада». — У тебя есть шанс написать самое громкое разоблачение десятилетия, Фейт. — Салли постукивала когтистым пальцем по деревянному столу, подчеркивая каждое слово. — Выяснить. Кто. Он. — Салли села на свое место, а я застыла на месте. — Это наша статья.

— Но соглашение о конфиденциальности…

Салли махнула рукой в знак отказа.

— Мы можем раскрыть его личность без явного раскрытия его личности, ты понимаешь?

— Да, — сказала я, но в душе у меня что-то екнуло и скисло, как испортившееся молоко.

— А теперь уходи.

Собрав свои записи, я в состоянии шока пошла к лифту. Когда я дошла до Новы, то опустилась в кресло и прошептала.

— Она хочет, чтобы я раскрыла личность Maître.

Глаза Новы расширились.

— О нет, Фейт… — прошептала она и взяла меня за руку. — Ей не понравились твои записи?

Я сардонически рассмеялась.

— Понравились? Она распяла их на хрен, Нова. Повесила, сняла, четвертовала и отправила на окраины Нью-Йорка, чтобы предупредить других авторов не быть такими дерьмовыми.

Я не отрываясь смотрела на ковер под ногами. И думала о Maître, о его мускулистом теле и нежных руках, о французском акценте, который был настолько обходителен, что превращал мою одежду в змей — от одних его слов она сползала с меня. Но самое главное, я думала о том, что происходило после секса, когда он прижимал меня к себе. Когда он неохотно смеялся над моими задыхающимися шутками.

А Салли хотела, чтобы я его уничтожила.

— Анонимность — это все, mon petit chaton… — услышала я его голос у себя в ухе. Салли хотела, чтобы я прорвалась сквозь эту анонимность. Разоблачила его и, без сомнения, уничтожила его клуб и все, ради чего он работал. Мысль о том, чтобы сделать это с ним…

На столе зазвонил телефон, и я автоматически ответила на звонок.

— Да?

— Тащи свою задницу в центр отдыха. У Майкла пищевое отравление, и он не может участвовать в благотворительном мероприятии. Так что ты будешь освещать его, отбывая свое гребаное наказание за то, что разочаровала меня тем дерьмом, которое принесла в мой офис. Тысяча слов к завтрашнему полудню о том, чем занимается благотворительная организация, и вся эта трогательная чушь, которая заставит наших читателей плакать. И немедленно! — Салли бросила трубку, и я вздрогнула.

— Фейт? — позвала Нова.

— Я должна идти освещать мероприятие в центре отдыха. — От Карлы пришло письмо с адресом и заметками. Я распечатала его, взяла куртку, сумочку и спрятала бесполезные заметки в ящик стола.

Нова протянула руку и взяла меня за руку.

— Все будет хорошо, я уверена. — Я натянуто улыбнулась и выскочила из здания, поймала такси и назвала водителю адрес. Конечно, когда день теплый и солнечный, такси останавливается сразу. Глядя на шумный Нью-Йорк, я думала о разоблачении Maître, о том, кто он такой, чем занимался, о его лице… и мне стало плохо.

Я глубоко вздохнула. Фейт, ты знаешь этого парня всего несколько недель. Да, это были чертовски напряженные несколько недель, но не более того. Это секс-клуб. Ты просто очередная сирена в маске. Но это не так. Банни говорила мне об этом. Как и сам Maître. Он не брал сирен. Но он взял меня.

— К черту мою жизнь! — крикнула я.

— Вы что-то сказали, мадемуазель? — спросил пожилой таксист.

— Нет, извините. — Такси остановилось, и я вылезла на тротуар. Даже не сразу поняла, что мы находились в «Адской кухне». Я подошла к центру отдыха, куда ходила в детстве, и тяжесть в груди немного спала. Мои родители жили всего в двух кварталах отсюда. Я улыбнулась небу. Папа всегда говорил, что когда тебе плохо, Бог всегда доставляет тебе именно то, что нужно для того, чтобы ты снова воспрял духом. Глядя на центр отдыха, место, которое помогло мне стать той, кем я являлась сегодня, я подумала, что это и было то самое место.

Когда я вошла в двери, мне в лицо ударил резкий запах потных подростков. Некоторые вещи никогда не менялись, они — стабильно сбалансированные константы, необходимые для того, чтобы жизнь была предсказуемой.

Из задней части спортзала доносился шум. Проходя мимо кабинета, я услышала.

— Ну, если это не сама возмутительница спокойствия Фейт Паризи. — Тут же улыбнувшись, я обнаружила, что мистер Каприо обходит стол, а кепка пекаря, которую он всегда носил, по-прежнему прочно держалась на его голове.

— Мистер Каприо, — сказала я и тут же была заключена в медвежьи объятия.

— Какого черта ты здесь делаешь?

— Я здесь, чтобы освещать сегодняшнее мероприятие. Сбор средств для… — я опустила взгляд на свой блокнот. «Детская тяжелая утрата». Мое сердце оборвалось при виде этой темы, и я возненавидела себя за то, что не прочитала краткую информацию по дороге сюда.

— Это скорее день активности. Только что открыли новое футбольное поле с искусственным покрытием, и сегодня первый день, когда на нем играют дети из благотворительной организации. — Я кивнула, пока он вел меня по знакомым коридорам в заднюю часть спортзала. — Генеральный директор благотворительного фонда находится здесь.

Мы вошли в спортзал, и меня встретил шум высочайших децибел. Повсюду бегали дети, на каждом сантиметре пространства занимались спортом.

— Мистер Каприо, — сказала я. — Где находится искусственное поле?

— Рядом с восточным входом. Но фотографы уже тут. Сейчас мы принимаем всю прессу здесь. — Я кивнула, но мне показалось странным, что новое поле было закрыто, когда все это сделано для его открытия.

— Фейт, это Сьюзан Шоу, генеральный директор компании «Ви», — он быстро сверился с записями. Что за «Ви»? Была ли она женщиной, в честь которой была названа благотворительная организация?

Через двадцать минут у меня был блокнот, заполненный информацией благодаря Сьюзан. Я улыбалась, глядя на детей, играющих в футбол или в пятнашки, и чувствовала, как разрывалось сердце при мысли о том, через что им пришлось пройти. Я любила своих родителей всем, что у меня было. И не могла представить, что потеряю их. Некоторым из детей передо мной было всего пять лет. Я не могла представить себе, что можно быть таким маленьким и потерять человека, которого любишь больше всего на свете, что это может сделать с детской душой.

Чувствуя, как на глаза навернулись слезы, я помахала мистеру Каприо через весь зал и решила уйти, чтобы не устраивать сцену. Зная дорогу к женскому туалету, я шла по старым коридорам и смеялась, вспоминая свой первый поцелуй у стены или то, как моя подруга Дина выпила свой первый кулер вина в туалете, а потом ее вырвало на Билли Дэя, как только она вышла из туалета.

Закончив в туалете, я уже собиралась идти домой, когда услышала безошибочный звук детского смеха. «Восточный вход» вспомнила я, поняв, что новое поле именно здесь. Мистер Каприо сказал, что оно закрыто, но меня это никогда не останавливало. По мере того, как я приближалась к двери, ведущей на старую баскетбольную площадку, крики становились все громче.

Открыв дверь, я столкнулась со шквалом активности. Старый потрескавшийся бетон баскетбольной площадки исчез, а на его месте находилась яркая зеленая искусственная трава. Дети бегали вокруг, бросая то, что было похоже на футбольный мяч. Нет, это было больше, чем футбольный мяч. Он был белый, и я быстро поняла, что это…

— Налево! — крикнул голос. Глубокий, очень правильный голос, с очень английским акцентом, который я хорошо знала.

Мимо меня пронеслась белая вспышка. Гарри Синклер. Гарри Синклер в белой майке для регби с красной розой на левой груди, в серых тренировочных штанах и кроссовках. Я застыла, наблюдая за тем, как он передавал мяч, как руки внезапно взмыли вверх, когда один из молодых парней забил… гол? Тачдаун? Хоум-ран? Черт его знает!

Словно почувствовав мой шокированный взгляд, он посмотрел на меня, и широкая улыбка, которую он демонстрировал до этого, внезапно исчезла с его лица.

— Гарри! Подними голову! — крикнул другой мальчик, отвлекая его внимание от меня. Все произошло так быстро. Мальчик бросил мяч, и даже я, полный профан в спорте, поняла, что он не долетит до Гарри, который должен был быть целью. Вместо этого мяч пролетел над головой Гарри, по высокой и длинной дуге, и угодил прямо мне в лицо. Сказать, что я рухнула на землю, как мешок с картошкой, было бы преуменьшением.

В типичной для Фейт манере я приземлилась на задницу, схватившись за ту часть головы, которая, как мне казалось, вот-вот отвалится от черепа, и упала на землю. Почувствовав, что лучше не пугать детей такой жуткой сценой, я поползла обратно через дверной проем. Это было движение, которое я отточила под строгим руководством Maître Огюста.

Я уже добралась до дальней стены коридора, когда в поисках меня в него влетел Гарри и, махнув свободной рукой, бросился ко мне.

— Я слышала, что регби — опасный вид спорта, но, Господи, Гарри! Неплохо было бы предупредить, — сказала я, когда Гарри присел передо мной. Он осторожно взял меня за запястье и убрал мою руку с головы. Должно быть, это был удар по мозгам; я не могла отвести от него глаз, пока его голубые глаза исследовали мое лицо, а он робкими пальцами нажимал на ушибленное место.

— Ай, садист! — взвизгнула я и зашипела от боли.

— Кровотечения нет. Но у тебя может быть сотрясение мозга.

— Потрясающе, — сказала я.

— Мисс Паризи, вам никто не говорил, что нужно уворачиваться, когда мячи летят в лицо?

Голова пульсировала, но я не собиралась пропускать такое приглашение. Поэтому взяла Гарри за руку, которая все еще лежала на моей голове, и сказала.

— Гарри, обычно, когда шары приближаются к моему лицу, у меня широко открыт рот и глаза.

Рот Гарри раскрылся в шоке. Затем, покачав головой, с неохотной улыбкой на губах, он сказал.

— Вы неисправимы, мисс Паризи.

Я вздрогнула, когда увидела над собой яркий свет. Паника захлестнула меня с головой.

— Гарри, я вижу свет. Это свет? Неужели я умираю? — свет, казалось, расширялся, приближаясь все ближе и ближе ко мне.

— Расслабься, — сказал он.

— Я не могу! Свет! Он идет за мной!

Вдруг две руки прижались к моим щекам, и свет ослаб, когда лицо заслонило его и зависло перед моим. Совершенное лицо. Самое красивое из лиц.

— Ангел, — прошептала я, почувствовав сильное головокружение.

— Иисус Христос, — сказал ангел. Я была потрясена тем, что ангелы говорили с английским акцентом и к тому же произносили имя Господа всуе.

— Виконту Синклеру понравится, что небесные существа говорят по-английски. Почему у вас должен быть английский акцент? Значит ли это, что англичане все это время чувствовали свое превосходство над всеми остальными? Это никогда не закончится. Я всегда думала, что австралийский акцент подошел бы ангелам. Привет, приятель. Ты только что уехал и, бл*дь, умер. Но не волнуйся, креветок на этой вечеринке хватит на всех.

— Фейт. Я забираю тебя в больницу. Думаю, можно уверенно сказать, что если ты говоришь с таким ужасным австралийским акцентом, то у тебя сотрясение мозга.

Ангел поднял меня на свои сильные руки, и я не могла перестать смотреть на его ангельское лицо. Подождите, ангелы ведь бесполые, верно? Никаких гениталий. Никакого секса.

— У тебя нет члена? — спросила я ангела. Его голубые глаза моргнули, но он ничего не сказал. Это не имело смысла. — Такое идеальное лицо. — Я погладила его по щеке. Она была шершавой под моей ладонью, но я не возражала. Мне всегда нравилось ощущать наждачную бумагу на своей коже.

— Фейт, ты говоришь вслух. Ты все говоришь вслух.

— Ты мне споешь? ― спросила я. Я хотела услышать, как пел ангел.

— Никто не должен подвергаться такой пытке, — сказал ангел. Я хотела надуться, но не могла перестать гладить его красивое лицо.

— Я никогда не видела никого столь прекрасного. — Ангел опустил меня на что-то теплое. Наверное, это было его облако. Он сел рядом со мной, и мне показалось, что мы парим. Когда мы двигались, я почувствовала, что мои глаза начали закрываться. — Спать, — сказала я, и тепло окутало меня своими объятиями. — Я просто немного вздремну.

— Нет. Фейт. Не спи. — Внезапный порыв холода ударил мне в лицо.

— Нет! — застонала я. — Верни мне кокон!

— Мне нужно, чтобы ты не спала. Ты можешь сделать это для меня? — я изо всех сил старалась держать глаза открытыми, ведь ангел хотел, чтобы я не спала. Он был слишком красив, чтобы ему отказать. Затем я почувствовала его руку в своей. Она была такой большой и сильной, и так приятно прижималась к моей ладони.

— Тебе больше никогда нельзя отпускать мою руку, хорошо? — сказала я и прижала ее к своему лицу, как подушку. — Ты пахнешь мятой, сандалом и мускусом. — Кто-то еще из моих знакомых пах так. — Гарри! — воскликнула я. — Гарри тоже так пахнет. Но он не такой добрый, как ты. Он смотрит на людей свысока. И ненавидит меня. По-настоящему ненавидит.

Ангел некоторое время молчал. Потом сказал.

— Я уверен, что это далеко не так.

Я снова прижалась к его руке, и вдруг мы перестали парить, а ангел убрал руку. Но тут он поднял меня на свою твердую грудь, и мы полетели. Я услышала звуковой сигнал, и что-то холодное прижалось к моей голове. Я подумала, что потеряла своего ангела, и меня охватила паника, но тут я почувствовала, как его рука снова взяла мою. И, закрыв глаза, я поняла, что в безопасности.

Глава одиннадцатая

— Черт возьми, — простонала я, почувствовав себя так, словно в моей голове завелся злобный сурок. Я моргнула, веки словно налились десятитонной тяжестью, и попыталась открыть глаза. Передо мной появился незнакомый потолок с белой плиткой. — Что за черт? — сказала я, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь о том, как я здесь оказалась. Больница? Я услышала знакомые звуки аппаратов и почувствовала сильный запах дезинфицирующего средства «Лисол» и сосны.

Затем я почувствовала что-то в своей руке, что-то теплое. Что-то, что крепко обхватывало меня, надежно и бережно. Я повернула голову в сторону, и мои глаза округлились от шока при виде Гарри Синклера, сидящего на неудобном пластиковом стуле. Его глаза были закрыты, дыхание ровное, грудь вздымалась и опускалась под белой майкой для регби с надписью «Английский регби» под ярко-красной розой.

Я порадовалась, что не подключена к аппарату жизнеобеспечения, так как была уверена, что он запел бы мелодию песни «Боже, храни королеву».

Гарри? Какого черта он здесь делал?

Затем, словно прорвав стену плотины, в мой и без того ушибленный мозг ворвался поток воспоминаний: центр отдыха, благотворительность, Гарри, игравший с детьми в регби на новом искусственном поле… а потом я, получившая по лицу этим чертовым мячом. После этого воспоминания стали скудными, как разрозненные кусочки пазла, который я отчаянно пыталась собрать воедино. Что-то про ангела. Свет? Я ни черта не понимала.

Но там была рука. Крепкое сжатие руки, прокладывавшей себе путь сквозь весь этот белый шум. Я посмотрела вниз, на руку Гарри, крепко державшую мою, даже когда он спал. И зависла. Я была уверена, что смотрела слишком долго, чтобы это казалось нормальным.

Словно почувствовав тяжесть моего растерянного взгляда, Гарри зашевелился. Его тёмные волосы были взъерошены и лежали волнами на голове, а полные губы слегка сжаты. Открыв свои ярко-голубые глаза, он сразу же нашел меня.

— Фейт, — сказал он, и у меня в животе что-то оборвалось, когда он снова назвал меня по имени. Гарри сел ровнее и наклонился к кровати. — Ты очнулась. — Я продолжала бросать любопытные взгляды на наши руки, но он продолжал держать меня за руку. Я даже не была уверена, что он понял, что они все еще сцеплены. — Как ты?

— Просто замечательно, — ответила я, снова поморщившись, когда подняла свободную руку к голове. Как раз в тот момент, когда я шипела на шишку, торчащую сбоку моего черепа, как будто я была чертовым однобоким единорогом, через занавеску, скрывавшую мою кровать, появилась медсестра.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она и протянула мне таблетку. — Примите это. Поможет справиться с болью. Перейдя на другую сторону кровати, она тронула Гарри за плечо. — Вы не возражаете, если я проведу быстрый осмотр?

— Нет, нет, совсем нет. — Гарри отпустил мою руку. Я наблюдала за его реакцией. Понял ли он, что держал меня за руку? Может быть, это какой-то традиционный английский рыцарский жест, в котором я не разбиралась? Он слегка застонал и, положив мою руку обратно на кровать, быстро сжал мои пальцы. Его глаза переместились на меня, и я увидела, что его щеки слегка покраснели. Что это значило? Он был смущен? Проклятье, моя голова слишком сильно болела от всех этих размышлений. Гарри отошел и закрыл за собой штору.

— Благословите этого человека, — сказала медсестра средних лет и начала измерять мой пульс. — Он не отходил от вас с тех пор, как вас доставили сюда. И отдавал нам приказы, чтобы убедиться, что с вами все в порядке.

Я не была уверена, мой пульс участился из-за травмы головы, или из-за того, что мне говорила медсестра.

— Когда мы убедились, что это просто неприятный удар по голове и легкое сотрясение, ничего страшного, он сидел рядом, держал за руку и не сводил с тебя глаз, пока ты спала. — Она улыбнулась мне, явно не обратив внимания на то, что сейчас, к черту травму головы, я была уверена, что у меня случится коронарный приступ. — У тебя преданный мужчина, девочка. — Медсестра надела мне на руку манжету для измерения артериального давления. — Он британец?

— Да, — это было все, что я могла сказать. Следовало бы сказать, что он не мой мужчина, но мой маленький шаловливый язычок решил в данном случае промолчать.

— Мне нравится этот акцент. — Она посветила мне в глаза. Я вздрогнула. Ощущение было такое, будто луч лазера прожег сетчатку и пронзил мозг раскаленным добела жаром. — Извини, — сказала медсестра. — С тобой все в порядке, просто некоторое время будет болеть голова. Мы дадим тебе лекарство от этого. — Она нажала кнопку на боковой стенке кровати и подняла ее изголовье так, что я оказалась в сидячем положении. — Мы понаблюдаем за тобой еще немного, а потом ты сможешь отправиться домой.

— Спасибо. — Когда она открыла занавеску, чтобы уйти, Гарри оказался по другую сторону, держа в руках два бумажных стаканчика. Он вежливо кивнул медсестре, когда она проходила мимо. После чего зашел в кабинку и поставил стаканчик на столик над моими коленями.

— Кофе? — спросила я, поняв, что кофеин — это то средство, которое мне сейчас необходимо.

— Чай, — сказал Гарри и сел на пластиковый стул.

— Ты меня обманываешь, да?

Рот Гарри дернулся, несомненно, от количества яда в моем голосе.

— Нет, я не обманываю тебя, как ты красноречиво сказала. Это ромашка, без кофеина. Это чай, мисс Паризи, разве вы не знаете, что это лекарство от всего?

— Может быть, в старой империи, но здесь, в Нью-Йорке, это чашка Джо. — Я вздрогнула, глядя на светло-коричневую воду, напоминавшую грязь, дразняще стоявшую передо мной. — Я могу материться, как матрос, набравшийся джина, но «это ромашка, без кофеина», возможно, самое оскорбительное предложение, которое якогда-либо слышала в своей гребаной жизни.

Гарри протянул руку, взял чай и поменял свой стакан на мой. Судя по тому, что уловил мой натренированный на кофе нюх ищейки, это была двойная порция гранд-латте.

— Вот. Возьми мой. Не могу допустить, чтобы ты так оскорбляла лучшее, что есть в Британии.

— Я думала, что чай лечит все. Почему ты взял кофе?

— Я не был уверен, что чай окажется достаточно крепким, чтобы я мог выдержать твой ожидаемый гнев.

Я не смогла удержаться от улыбки.

— Ожидаемый гнев?

— Я боялся, что меня упакуют в гроб за казус с мячом для регби.

— Казус? Ты имеешь в виду кожаное яйцо, которое решило поцеловать мое лицо с силой товарного поезда? Этот казус?

— Мяч для регби, который бросил одиннадцатилетний подросток, весивший не более сорока килограммов. Да, этот казус.

— Одиннадцать? Черт, да этого парня прямо сейчас надо записывать в армию. — Я сделала глоток кофе, сразу почувствовав, как его целебная сила проносилась по моим венам, возвращая их к жизни. — У вас есть призыв в регби?

— Нет.

Я вздохнула и откинула голову на подушку. Поскольку ничего не знала о спорте.

— Мне все же жаль, — сказал Гарри. — Что тебя ударили.

Я повернула голову и посмотрела на него.

— Ты был в спортивном центре, играл в регби.

Его лицо напряглось, приняв свое обычное замкнутое выражение. Я не знала, было ли это сотрясение мозга, но я услышала, как произнесла.

— Нет. Не делай этого. Не надо снова становиться холодным и отстраненным. Не надо этой аристократической строгости с оттопыренными губами, которая только оскорбляет и отталкивает.

Выражение лица Гарри не изменилось, пока он не рассмеялся и не покачал головой.

— Вы когда-нибудь не говорите то, что у вас на уме, мисс Паризи?

— Фейт. Называй меня Фейт, если ты еще раз назовешь меня мисс Паризи, я буду биться головой о стену, только чтобы меня вырубило и больше не пришлось это слышать.

— Немного драматично.

— Но в моем стиле.

— Прекрасно, — сказал Гарри. — Фейт.

— Аллилуйя! — я откинулась на спинку кровати, проглотив кофе так быстро, что в горле остался след от горячего кофеина. — И, отвечая на твой вопрос, да, я всегда говорю то, что думаю. — Я пожала плечами. — Лучше скажу людям в лицо, что думаю, чем буду говорить что-то за их спинами. И меня редко волнует, что люди думают обо мне, так что мне все равно, если им это не нравится.

— Верно подмечено.

Я рассмеялась над его сухим ответом. Но быстро прекратила, когда спросила.

— Почему ты был там сегодня, Гарри? Я слышала, что ты вернулся в Великобританию на этой неделе.

— Я был в Англии на этой неделе. Просто вернулся немного раньше, чем обещал. — Он поиграл краем своей кофейной чашки. Затем вздохнул и встретил мой ожидающий взгляд. — Я — главный меценат благотворительного фонда.

— «Ви»? — спросила я.

— «Ви».

И тут меня осенило.

— Ты хотел, чтобы благотворительная организация освещалась в средствах массовой информации, но не хотел быть связанным с ней?

— Именно так, — жестко ответил он. — Это не про меня. Но я также не против использовать свои связи, чтобы добиться того, чтобы благотворительность получила достойное освещение.

— Почему именно такая благотворительность? — спросила я. — Детская тяжелая утрата? — потом я вспомнила кое-что, что читала о нем, и почувствовала себя самой большой дурой в мире. — О, Гарри, мне очень жаль, — сказала я и почувствовала, что мне хочется снова ударить мячом по своей голове в знак самонаказания. — Твоя мама.

Гарри кивнул.

— Да. — Я замолчала, хоть раз в своей проклятой жизни. Даже я знала, что иногда нужно заткнуться.

— Мне было всего двенадцать, когда я потерял ее. Это… — он замялся, потом вздохнул. — Это было очень тяжело. Быть таким маленьким и одиноким… — у меня сжалось в груди от боли, которую я почувствовала под вынужденной силой его голоса.

— Но ведь у тебя был отец, верно? Он помог тебе справиться с этим? — губы Гарри слегка сжались, а в голубых глазах мелькнула холодность.

— Конечно.

Я положила свою руку на его и сжала.

— Мне жаль, что ты потерял ее.

— Спасибо. — Он улыбнулся и покачал головой.

Я была в замешательстве.

— Что?

— Я просто представляю, что бы она о тебе подумала.

Я помрачнела.

— Так плохо, да?

— Наоборот, — сказал он, и выражение его лица посветлело. Оно оттаяло, а вместе с ним и часть льда, сковавшего мое сердце, когда дело касалось его. — Она бы тебя обожала. Потому что всегда поддерживала сильных, независимых женщин. — Он наклонился вперед, понизив голос. — Открою тебе секрет. Она не очень-то жаловала аристократичных дам. На самом деле, она часто улыбалась им в лицо, а потом, когда они не смотрели, быстро показывала им средний палец, побуждая меня последовать ее примеру.

— Похоже, это мой тип леди.

— Да, именно так. — В моей груди разлилась легкость. Татуировка его короткой улыбки отпечаталась на моем мозгу. Это было очень красивое зрелище. И крайне редкое. Все равно, что увидеть снежного человека в стрингах и на шпильках.

— Значит, ты учишь молодёжь Адской кухни играть в регби?

Он кивнул.

— Мне показалось, что им нужно показать настоящий спорт, а не тот, в который играют с обилием шлемов и щитков.

— Осторожнее, не то тебя выдворят из штатов толпы фанатов, — поддразнила я. — Но почему именно Адская кухня?

Гарри расслабленно откинулся в кресле, и я не могла не заметить, как на его плоском животе, где регбийная футболка задралась вверх, мелькнула голая кожа.

— Я вспомнил, что в прошлом году читал о них статью, где рассказывалось о том, что они создают клуб для тех, кто потерял родителей в раннем возрасте. Они нуждались в пожертвованиях. Я знал, что могу сделать что-то для них. — Он пожал плечами, и это был самый непринужденный жест, который я когда-либо видела у него. Как я поняла, об этом он мог говорить свободно. — Жаль, что у меня не было ничего подобного, когда я справлялся со своим горем.

Я представила себе совсем юного Гарри, потерянного, — без сомнения, в особняке, — его веселая и любящая мать ушла, и только холодный отец утешал его. Кинг Синклер мог дать ему столько же утешения, сколько аппарат жизнеобеспечения.

— Ты делаешь прекрасное дело.

Гарри прищурился, и я поняла, что он о чем-то напряженно думал.

— Поле было закрыто для журналистов… — он оставил вопрос висеть в воздухе.

— Неужели? — я невинно пожала плечами. И вздохнула, поймав себя на мысли. — Я ходила в этот центр отдыха, Гарри, понимаешь? Когда я услышала тебя из коридора, то должна был узнать, что там происходит. — Я указала на свою голову. — Карма вернула мне за мою пронырливость, не волнуйся.

— Похоже на то.

— Гарри? — спросила я, не желая слышать ответ. — Я сказала какую-нибудь глупость, когда меня контузило? Я плохо помню. Там было что-то про ангелов?

— Нет, — сказал он и сделал долгий глоток своего ужасного чая.

— Но я что-то такое говорила, да? — взвизгнула я.

Гарри поднял руки в знак капитуляции.

— Что? Я ничего не могу поделать, если ты считаешь меня самым прекрасным серафимом на всех небесах.

— О, Господи боже! Убей меня сейчас же. — Я сделала паузу и огляделась. — Нет, я уже здесь, да? Я действительно умерла и нахожусь в аду.

— Вау, — сказал он, и это жаргонное слово прозвучало странно из его уст. — Приятно знать, что пребывание в моем присутствии было бы для тебя адом. — Гарри сказал это в шутку, но я уловила легкую грусть на его лице, услышала небольшое разочарование в его тоне.

— Гарри, с момента нашей первой встречи мы были метеоритами, падающими вместе и сбивающими друг друга с курса. Я не могу представить себе двух более непохожих людей, пытающихся завязать дружбу.

Он опустил глаза к своей чашке, ковыряясь в этикетке. Я почувствовала, как в моем желудке зародилась пещера печали.

— У тебя как будто раздвоение личности. — Гарри напрягся и нахмурил брови. — Ты можешь быть высокомерным, гордым и грубым. — Я указала на него. — И ты можешь быть таким. Человеком, которого я видела мельком в лифте той ночью. Таким, каким ты был сегодня, показывая вспышки улыбки на мои дерьмовые и неуместные шутки. Он рассмеялся. — Может быть, это и не к месту, но я думала, что ты просто копия своего отца.

При этих словах Гарри вскинул голову, и его глаза вспыхнули огнем. Я затаила дыхание от его сильной реакции, что было неразумно, так как мир, казалось, накренился вокруг своей оси.

— Я совсем не похож на своего отца, — твердо сказал он. Его широкие плечи напряглись, а челюсть стала жесткой.

— Знаю, — сказала я и увидела, как он потерял часть накопившегося напряжения. — Теперь я начинаю это понимать.

Гарри повернул голову, уставившись на занавеску. Я думала, что в этот момент он встанет и уйдет. Попрощается. Вместо этого, не поворачиваясь ко мне лицом, он сказал.

— Ты должна понимать, что подобное воспитание в Англии связано с определенными ожиданиями и сильным чувством долга… — он прервался и провел рукой по лицу.

Затем снова повернулся ко мне лицом и с самоуничижительной ухмылкой сказал.

— Не каждая тюрьма находится за железными решетками.

— Гарри… — прошептала я, чувствуя, как что-то разрушилось вокруг моего сердца. Стена? Забор? Я не знала. Но что бы это ни было, при этих душераздирающих словах оно рассыпалось, оставив мою бьющуюся плоть открытой для Гарри Синклера.

— Еще кофе? — спросил Гарри, вскочив на ноги.

— Нет, я… — его смущенное выражение лица заставило меня сказать. — Да. Спасибо. От кофе я никогда не откажусь. — На его лице отразилось облегчение, и он нырнул за занавеску.

Чего ему стоило открыться? А его тюрьма? Был ли он в ловушке правил и норм своего социального положения, или его отец вовсе не был хорошим отцом? Из того немногого, что я знала о Кинге Синклере, не могла представить его иначе как подавляющим. И если бы кто-то жил так всю жизнь? А еще хуже, что он потерял женщину, которая показала ему, что такое любовь в столь юном возрасте…

Увидев на тумбочке свой мобильный телефон, я проверила, все ли чисто, а затем провела быстрый поиск в «Гугл». Набрав «молодой Генри Синклер III», я нажала на «картинки». Через несколько секунд передо мной предстал Гарри с детским лицом. На большинстве фотографий он стоял рядом с Кингом. Я просмотрела несколько страниц снимков и, к своему ужасу, не нашла ни одной фотографии, на которой Гарри улыбался бы.

Присмотревшись внимательнее к его лицу на одной фотографии, я почувствовала, что могла заплакать. Он стоял перед какой-то каменной стеной, может быть, дома? И находился рядом с отцом, но именно глаза Гарри приковывали мое внимание. Они, конечно, были того же лазурно-голубого цвета, но эти глаза были призрачными. В них скрыто столько грусти и… одиночества, что я почувствовала, как мои щеки стали влажными.

Положив телефон и очистив свою историю от всех улик, связанных с Гарри, я вытерла слезы как раз в тот момент, когда он вошел через занавеску в кабинку.

— Фейт? — он отставил кофе и бросился ко мне. — Что случилось? Это твоя голова? Тебе больно?

Я пыталась придумать что-нибудь, но эти печальные голубые глаза.

— Э… у меня… у меня предменструальный период, понятно? — Гарри сделал шаг назад, как это делали мужчины при любом упоминании о проблемах, связанных с месячными. — И это, — сказала я, указав на свою голову. — Я не уверена, что смогу скрыть гигантский рог на голове.

Гарри поборол улыбку, которая была так же желанна, как повязка на глазах на нудистском пляже.

— Я уверен, что тебе много раз говорили это в жизни, Фейт. Но ты прекрасна, и я уверен, что эта красота не уменьшится, сколько бы рогов ни выросло у тебя на голове.

Я вытерла глаза и уставилась на него, его слова, как стрелы, вонзились в мое, теперь уже открытое для Гарри, сердце.

— Ты считаешь меня красивой?

На щеках Гарри вспыхнули красные пятна.

— Да, — сказал он, прочистив горло. — Исключительно. — Наши взгляды сцепились, и впервые в жизни мне не пришлось шутить. На самом деле, между нами висела только тишина.

— Так, Фейт, — сказала медсестра, открыв занавеску. — Вот ваш рецепт на обезболивающие. — Она положила планшет с бумагами мне на колени. — Мне нужно, чтобы ты подписала эти бланки. — Я переключила свое внимание с Гарри на бланки. И автоматически вписала свое имя.

Следом вошел санитар с инвалидной коляской.

— Вам помочь добраться домой? — спросил он.

— Я отвезу ее, — сказал Гарри, встав и собрав свои вещи и наш кофе. — Ты согласна? — спросил он.

— Более чем.

И тогда Гарри улыбнулся. Не слегка, не усмешкой или минутной наглой ухмылкой. Настоящая улыбка растянулась на его губах. Хорошо, что я сидела, иначе она сбила бы меня с ног прямо на мою многострадальную задницу.

Исключительно.

Пока санитар вез меня к подземной парковке, в голове звучал только голос Гарри, произносящий «исключительно».

Гарри подогнал машину. Я проскользнула внутрь на пассажирское сиденье.

— Домой? — спросил Гарри, посмотрев прямо перед собой.

В машине царило странное напряжение. Не плохое, но такое, которое ощущалось как странное чистилище. Смятение и незнание витали в воздухе, как старый радиоприемник, пытающийся найти станцию. Раньше я понимала свою позицию в отношениях с Гарри. Он мне не нравился. Я не нравилась ему. Он был холоден и высокомерен. Я была громкой и раздражала его. Теперь… мы были в зоне неопределенности. Из которой я не могла найти выход.

— Отвези меня к родителям, — сказала я, когда Гарри выехал с парковки на улицу. — Это в двух кварталах от центра отдыха.

Перед тем как мы уехали, медсестра объяснила мне, что нужно, чтобы кто-то присматривал за мной в течение следующих двадцати четырех часов. Амелия и Сейдж работали допоздна. А я просто хотела домой. Я была двадцатипятилетней женщиной, которая хотела, чтобы мама баловала ее, пока она выздоравливает. Подайте на меня в суд. Я была очень требовательной. И знала это. Я не могла, черт возьми, сама позаботиться о себе; поскольку слишком сильно раздражала бы саму себя.

Мы ехали молча, рассекая темные улицы Адской кухни. Люди заполняли бары и рестораны, выходили на улицы. Возвращение в Адскую кухню было таким же успокаивающим, как жареный сыр и томатный суп. Она окутала меня своей магией, крепко обняла и пригласила домой.

— Вот здесь, — сказала я и указала на многоквартирный дом. Мама и папа жили на первом этаже. — Спасибо, — сказала я. — За сегодня. Тебе не нужно было оставаться со мной, а потом привозить меня домой. Я уверена, что у тебя были другие места, где ты должен был или хотел быть.

— Нигде, — повторил он, его напряженные голубые глаза передавали невысказанные слова. Я была уверена, что неправильно их истолковала.

— Ладно, хорошо… — Гарри открыл дверь и обошел капот своей машины. Затем открыл мою дверь и протянул руку. Когда я взяла ее, то спросила. — Разве ты не должен говорить «Миледи», когда делаешь это?

Гарри сморщил нос, и я, с учётом ушиба головы, подумала, что это самая милая вещь, которую я когда-либо видела.

— Слишком высокопарно, — сказал Гарри, царственно вздернув подбородок. — Обычно подобной рутинной работой занимается кто-то из моих подчиненных.

Как только я подумала, что он симпатичный и не такой напыщенный мудак, каким я его себе представляла, его раздражающая королевская задница сказала что-то, чтобы доказать, что я ошибаюсь.

Я открыла рот, чтобы сказать все, что думала об этом, но тут увидела, как его рот дернулся, а на губах заиграла ухмылка.

— Какой же ты урод.

— Приму за комплимент.

Гарри переплел мою руку со своей, и мы поднялись на крыльцо. Если бы я закрыла глаза, то могла бы поверить, что мы находились в георгианской Британии и только что вышли из кареты, чтобы попасть на бал. Он был бы щеголеватым герцогом, а я — служанкой, в которую он влюбился и ради которой бросил вызов обществу.

— Эй, детка, покажи нам свои половые губы! — я очнулась как раз в тот момент, когда мимо проезжала машина, полная мальчишек-подростков с прыщами и брекетами, с пальцами по обе стороны рта, двигающими языками в мою сторону.

— По крайней мере, мы можем быть благодарны за то, что биологическое образование в Адской кухне на должном уровне, — сказал Гарри так серьезно, что я разразилась смехом. И поморщилась от внезапной боли в голове, но мне было все равно.

— Это определенно лучше, чем если бы они кричали «покажи нам свою киску».

— Как можно знать столько грубостей, просто удивительно, — сказал он, как раз когда дверь открылась и мама в шоке уставилась на меня.

— Фейт? — должно быть, я выглядела неважно, потому что потом она пронзительно закричала. — Фейт! Господи, мать твою, что случилось? Ты выглядишь как дерьмо!

Прежде чем мама набросилась на меня, как слишком заботливая курица, Гарри наклонился к моему уху и сказал.

— Теперь я понимаю, откуда ты это берешь.

Я засмеялась, и мама обхватила меня руками, оттаскивая от Гарри. Следом в дверь вошел папа.

— Mia bambina (ит. — моя малышка).

Я услышала шаги на каменной лестнице. Оторвавшись от осьминогов, которыми были мои родители, я увидела уходящего Гарри.

— Гарри, — сказала я, и он поднял голову. — Спасибо.

— О, как грубо с моей стороны! Я вас даже не заметила, молодой человек. Это вы привезли Фейт домой? Что случилось? — сказала мама.

— В мою голову попал мяч для регби, — сказала я и указала на Гарри. — Это мой босс, он помог мне добраться до больницы и привез меня домой.

— Ну, ты должен войти! — сказал папа, его итальянский акцент по силе совпадал с английским Гарри.

— Спасибо. Но, боюсь, мне пора идти, — сказал Гарри. — Было очень приятно познакомиться с вами обоими. — Что-то внутри меня упало при этом. Черт возьми. Мне нужно было поспать и отдохнуть. Я теряла свой чертов разум. — Береги себя, Фейт, — сказал он и пошел к своей машине. Я смотрела, как он уезжал, пока машина не скрылась из виду.

— Это был твой босс? — спросила мама. — Ну, он же секс на ножках, правда? Если бы я была на несколько лет моложе…

— Мило, мам, — сказала я, когда она провела меня в их квартиру и усадила на диван. — Мало мне того, что моя голова и так убивает меня, так ты еще и навязываешь мне эту тревожную картинку.

— Он должен прийти на воскресный обед, — сказал папа и сел рядом со мной, подняв мои ноги и положив их себе на колени.

— Я не приглашу своего босса на воскресный обед.

— Он помог тебе, привез домой. Мы итальянцы, Фейт. И благодарим едой.

— Мы все делаем с помощью еды, вот почему моя задница размером с Эмпайр Стейт.

— Мужчинам нравятся женщины с небольшим количеством мяса на костях, дорогая, — сказала мама и протянула мне тарелку с супом. У нее всегда стояла на плите кастрюля с каким-нибудь супом. Она говорила, что это шотландская фишка. Мол, никогда не знаешь, кто может появиться у твоей двери и кого нужно будет накормить. — Им нравится, когда есть за что ухватиться.

— Это правда, не зря Венеру Боттичелли так любят, — сказал папа, когда первая ложка овощного супа согрела мое горло. — Пригласи своего босса, Фейт. Он должен прийти.

Я доела суп и пошла в свою старую спальню. Когда я легла на свою односпальную кровать, на мобильный пришло сообщение.

Еще раз извини за сегодняшний день. Пожалуйста, береги себя.

Сообщение было от «Напыщенного мудака». Из горла вырвался смех, и я почувствовала себя невесомой. Обезболивающее было хорошим.

ФП: Как ты сохранил свое имя в моем телефоне?

НМ: Возможно, я воспользовался отпечатком твоего пальца, пока ты спала, чтобы влезть в твой телефон, а возможно, и нет.

Я видела точки, которые говорили мне, что он набирал что-то ещё.

НМ: Конечно, это все косвенные улики. В суде это не примут.

Мое сердце билось как бас-барабан. Черт, оно билось так сильно, что исполняло барабанное соло под «In the Air Tonight» Фила Коллинза. Мне нужен был сон. И, возможно, психушка. Я знала, что сходила с ума, потому что Гарри Синклер вдруг стал мне казаться забавным, и я не представляла себе его несчастную смерть от моей шпильки в том месте, где у него должно было быть сердце.

Я должна довести начатое до конца…

ФП: Мои родители хотят, чтобы ты пришел на ужин в воскресенье в качестве благодарности за сегодняшний день. У них не было возможности пригласить тебя лично.

Я нажала кнопку «Отправить», после чего мгновенно пожалела об этом. Сколько мне лет? Пятнадцать? Кто, черт возьми, вообще приглашает кого-то к родителям на ужин?

ФП: Ладно, забудь об этом. Не нужно подвергать себя такой пытке. Забудь, что я это написала. Я скажу им, что у тебя был запланирован визит к врачу, который ты не смог перенести.

Я отправила это. Когда я прочитала его снова, то запаниковала.

ФП: Не так, как в случае с приемом венеролога. Не буду упоминать о герпесе или еще о чем-нибудь. Я знаю, что ваш тезка, видимо, был болен сифилисом, но я не на это намекала, когда писала.

Я и это отправила. О, черт возьми!

ФП: Просто забудь обо всем этом. Удали эти сообщения, а заодно и мой номер. Удали весь этот день, особенно мяч, впечатавшийся в мое лицо, и разговор об ангелах. Ужасный, ужасный день, чтобы о нем вспоминать. Я…

НМ: Я приду.

Я уставилась на ответ из двух слов, как будто это был новый вид динозавра, который я только что открыла. Он придет. Он принимает приглашение. И собирается прийти.

ФП: Хорошо.

Засунув телефон под подушку, я уставилась на свой старый плакат One Direction на стене, оставшийся с тех времен, когда я была подростком.

— Это вы виноваты, ублюдки, — злобно сказала я их улыбающимся лицам. — Вы и те акценты, на которые я мастурбировала. — Я потянулась и потрепала Гарри Стайлза по его идеальным волосам. — Вы испортили меня. Сломали меня! Я как собака Павлова со всем этим английским дерьмом. — Голова запульсировала от моего довольно психованного выпада. Лежа на кровати, я закрыла глаза.

Голубые глаза.

Сногсшибательная улыбка.

Исключительно.

Глава двенадцатая

Я пыталась перевести дыхание, пальцы Maître скользили по моему позвоночнику, когда я лежала у него на груди. Каждый раз, когда я приходила сюда, он доставлял мне все больше и больше удовольствия. Веревки, привязывающие мои запястья и лодыжки к кровати, все еще оставались на месте после наших сегодняшних извращений.

— Я не могу пошевелиться, — прошептала я, каждое волокно моих нежных мышц было разорвано, как и белые кружевные трусики, висевшие на кровати. Они странно напоминали флаг капитуляции.

— В этом и цель, mon petit chaton. — Я подняла глаза на Maître и увидела, что маска немного сдвинулась вверх, и поняла, что под ней он улыбался. Он перевернул меня на живот, мои руки и ноги были вытянуты у изголовья и изножья кровати. Maître встал на колени между моих раздвинутых ног. Его рука провела по моей спине. Он убрал ее, а затем одним сильным и жестким движением ударил меня по заднице.

— Мм… — я застонала от восхитительного жжения. Вжалась головой в матрас, улыбаясь, когда он обрушил на меня еще четыре шлепка, вызывающих сильнейшее привыкание. Когда я уже почти не могла терпеть, он перевернул меня на спину, и я снова положила голову ему на грудь. Я дорожила этими моментами. А в последние несколько посещений он начал разговаривать со мной. Не только приказы и команды, но и настоящие разговоры. Это только усиливало мое желание, если это вообще было возможно.

Maître провел рукой по моему телу и обхватил мою все еще чувствительную киску. Он всегда прикасался ко мне, ласкал меня, держа на грани удовольствия. Затем убрал руку, и я вдохнула его аромат эвкалипта и табака. Его руки провели по моим волосам, и я наслаждалась тем, что просто лежала на его груди, пока он гладил меня.

— Почему клуб? — сонно спросила я.

— Ты любопытна сегодня, ma chérie? Я мог бы использовать это любопытство с пользой.

— Всегда. Но мне просто интересно, как может прийти в голову идея открыть секс-клуб. — Я уставилась на искусно завязанные веревки на своих запястьях.

— Ты думаешь об открытии клуба? — четверть его губ, которая была открыта под маской, сжалась. Он мне нравился таким. После секса, когда начинал говорить со мной. Это возбуждало меня не меньше, чем секс. Иногда я жаждала этого даже больше. Шли недели, и я расслабилась рядом с ним. Больше говорила. Он стал лучше понимать мою личность. И, что самое приятное, я видела проблески его личности.

Я закатила глаза.

— Нет. Просто хочу сказать, что в моей школе практически невозможно было создать книжный клуб, не говоря уже о целой империи распущенности для сексуально любопытных.

— Книжный клуб?

— Не просто книжный клуб, Maître Огюст. Это клуб запрещенных книг. — Я ухмыльнулась, услышав, как Maître засмеялся себе под нос.

— Конечно, mon petit chaton не может сделать что-то обычное, она должна поднять это на новую высоту.

— Так и было. Хотите услышать, с какой книги я планировала начать?

— Я весь внимание.

— Любовник леди Чаттерлей.

— Как эротично, — сказал Maître.

— Я поняла, к чему вы клоните. — Я пожала плечами. — Может быть, у меня всегда была склонность к более острой стороне жизни, а я просто не осознавала этого.

— А сколько тебе было лет, когда ты пыталась создать этот запрещенный клуб? Шестнадцать, семнадцать?

— Двенадцать. — Глубокий, горловой смех, вырвавшийся из горла Maître, заставил меня растечься на кровати. — Ты читал эту книгу? Она горячая! Изголодавшаяся по сексу женщина из высшего класса заводит роман с егерем из низшего класса.

— Звучит интригующе.

— Так и есть. — Maître наклонился и поцеловал меня в шею. Я закатила глаза от удовольствия. — Мы говорили о клубе, — задыхаясь, сказала я, желая узнать о нем все.

— Ты говорила о клубе, ma chérie, — сказал Maître Огюст, его губы покинули мою шею.

Maître молчал так долго, что я подумала, что зашла слишком далеко.

— Если хочешь получить ответы, ты их получишь, — сказал он. Maître скатился с кровати и вернулся ко мне с чем-то, похожим на деревянные прищепки. Я нахмурилась в замешательстве.

Maître взял в руку прищепку и провел ею по моей грудине.

— Это не для домашних целей. — Он опустил одну из них к моей груди.

Я вскрикнула, почувствовав, как боль от прищепки направилась прямо к моему клитору.

Maître щелкнул прищепкой, прикрепленной к соску, и мое тело дернулось от короткой вспышки боли, от которой кожа стала горячей. Как бы успокаивая секундную боль, он провел языком по моему соску без прищепки, и я застонала от ощущения его горячего языка, обхватившего мою плоть.

— Не всегда наша реальная жизнь нас удовлетворяет, — сказал Maître, и в моем разгоряченном похотью сознании я поняла, что он отвечал на мой вопрос. — Этот клуб… он освобождает тех, кто не может быть свободным. Разжигает страсть в тех, кто подавляет свои желания и потребности.

— Вас подавляли? — спросила я, с грустью произнося эти слова. — Вы не наслаждаетесь жизнью за пределами этих стен?

Я не могла представить его ничем большим, чем жизнь. Он не ответил словами. Вместо этого Maître прикрепил прищепку к моему второму соску. Я задыхалась, когда он двигал ими взад-вперед. Я дернула за веревки на запястьях, стиснув зубы от нарастающего давления между ног.

Maître переполз через меня, серебряные глаза нависли прямо над моим скрытым вуалью лицом.

— Нравится ли мне моя жизнь? Не всегда. Она неплохая. Но я не свободен. Хотя в последнее время она улучшилась.

— Как? — прошептала я.

Он покачал головой и полез в небольшую сумку, стоящую на краю кровати. И вытащил еще один зажим, но уже металлический. Двигаясь по моим скованным ногам, он остановился у вершины моих бедер. Подержал предмет в воздухе, чтобы убедиться, что я его видела, и медленно зажал его на моем клиторе.

Мои глаза закатились назад от внезапного, сводящего с ума давления. Давления, вызывающее зависимость. Умопомрачительного давления. Руки Maître прошлись по моим бедрам, разминая мышцы, заставляя зажимы на сосках и клиторе раскачиваться взад-вперед, доставляя мне восхитительную боль.

— Как улучшилась моя жизнь, ты спрашиваешь?

— Да, Maître, — прошептала я, прикусив губу и пытаясь сосредоточиться на вопросе, когда мое тело умоляло об освобождении.

— Сирена, — сказал он, и я почувствовала, что мое сердце почти остановилось. — Она появилась, соблазнила меня и пробудила от обыденности. — Его слова обрушились на меня, как теплые лучи солнца. — Прежде чем я успела что-то сказать в ответ, он продолжил. — Еще несколько вопросов.

— Что вам не нравится — работа или домашняя жизнь? — спросила я, пытаясь вернуть разговор в безопасное русло. Я не могла допустить, чтобы мое сердце было вовлечено в это. Он не мог мне нравиться. Я должна была удержать его только в этой комнате.

Maître полез в сумку и пропустил через пальцы длинную тонкую цепочку. Я уставилась на цепочку, гадая, что он будет с ней делать. В такт голосу Андреа Бочелли, поющему из динамиков о мечтах, он продел цепочку через кольца зажимов на моих сосках и клиторе, пока она не образовала идеальный треугольник. Цепочка потянула зажимы. Я почувствовала, как по моей коже побежали мурашки и внутри меня стало нарастать привычное давление.

— Некоторые из нас не свободны жить так, как им хочется, — сказал он. — Некоторые из нас связаны тем, что от них не зависит. Связаны кровными узами.

— Ты вынужден подчиняться кому-то другому, — поняла я, и кусочки загадочной головоломки Maître сложились в единое целое. — Вот почему тебе нужен этот контроль. — Maître снова полез в сумку и достал длинный, гладкий черный вибратор. Я вздрогнула, когда он включил его, и жужжание заполнило комнату.

Maître поднес вибратор к зажиму на моем клиторе. Как только он прижался к металлу, я закричала, натягивая веревки на запястьях. Вибрация, как толчки землетрясения, прокатилась по соскам и клитору — мучительное наслаждение, которое я никогда не хотела прекращать.

Глаза Maître были прикованы ко мне, пока я билась в путах, пытаясь освободиться от зажимов, но в то же время желая утонуть в вибрации. Maître увеличивал скорость вибратора, все быстрее и быстрее, пока я не смогла больше терпеть.

— Не кончай, — приказал он, и я, как уже происходило несколько недель, подчинилась его приказу. Оргазм все нарастал и нарастал, но ждал своего момента на грани пропасти, когда ему разрешат освободиться. Вибрации были мучительными, они неумолимо толкали меня все дальше и дальше, пока я не решила, что не выдержу. Но я выдержала. Держалась так долго, что у меня болела шея от напряжения, и, если бы он не приказал мне кончить в ближайшее время, я была уверена, что просто взорвалась бы.

— Кончай, — неожиданно приказал он, и я кончила, разрываясь по швам. Веревки так туго стянули мои запястья и лодыжки, что я была уверена, что у меня появятся синяки.

В оцепенении, наступившем после оргазма, я почувствовала, как Maître снимал зажимы с моих сосков и клитора. Я пульсировала во всех местах, мое тело превратилось в одно ритмичное биение сердца.

Когда веревки были развязаны на запястьях и лодыжках, я рухнула на кровать, сильные руки обхватили меня и прижали к теплому телу. Я пыталась отдышаться, но воздух ускользал от меня.

— Ты молодец, — похвалил Maître. Прилив гордости, вызванный этими словами, помог мне отдышаться. Я провела рукой по его идеально подтянутому животу и спустилась к V-образному вырезу над шелковыми брюками.

Вздохнув, он поцеловал меня в макушку. Maître никогда так не делал. Он никогда не целовал меня выше шеи. Ни голову, ни губы.

Не желая прекращать эту связь, я прижалась к его теплой коже, закрыв глаза. И тут почувствовала, как его рука сжала мою. Я не сразу вспомнила, что мы в «НОКС» и я с Maître Огюстом. Но его рука напомнила мне о Гарри и о том, как он не отпускал меня в больнице.

Гарри, чья рука была такой же прекрасной, как и эта.

Исключительно…

Глава тринадцатая

— В красном слишком распутно или восхитительно? — спросила я Сейджа и Амелию, выйдя на следующий день из своей спальни в алом платье длиной до колена. Сегодня был день «большого ужина».

— Ты наряжаешься на ужин с родителями? — спросила Амелия, растянув рот в ехидной ухмылке. — Обычно ты появляешься в штанах для йоги и толстовке.

— О, это мне напомнило кое-что, — сказала я и потянулась к лифчику, вытащила руку и показала ей средний палец. — Я приберегла это для тебя. — Амелия довольно рассмеялась, потягивая кофе.

Я опустилась на диван рядом с ней и Сейджем. Сейдж, как хороший приятель, положил мне в рот квадратик молочного шоколада.

— Лучше? — спросил он.

— Нет, — простонала я и взяла Сейджа за руку. — Он держал ее вот так. — Я продемонстрировал руку Гарри в своей, показывая точный захват и крепкую хватку. — И он ни разу не отпустил ее.

— Мы знаем, малышка, — успокаивающе сказал Сейдж и поцеловал тыльную сторону моей руки.

— Но что это значит?! — воскликнула я и вскочила на ноги. Поймав свое отражение в зеркале над телевизором, я, по крайней мере, почувствовала себя довольной своим выбором наряда. Я уложила волосы в свободные волны. Мне не очень нравилось, когда волосы были уложены в прическу, но Maître любил, чтобы они были распущены. Он требовал этого от меня. Поэтому я решила, что так мне шло больше.

И это было самое неприятное во всей этой истории. Меня действительно волновало, что думал обо мне Гарри. Человек, которого я считала своим заклятым врагом. И вот я здесь, жду, когда он заберет меня, чтобы поехать к родителям на воскресный ужин. Даже в самых смелых мечтах я не предполагала, что это могло произойти.

— Возможно, не надо все анализировать, Фейт, — сказала Амелия. — Просто плыви по течению. Если что-то должно случиться, значит, это случится. — Она улыбнулась. — Я, например, живу ради этого. Ты же знаешь, что мой любимый троп в романтических книгах — от врагов к любовникам. — Ее глаза наполнились фантазиями. — Ты как будто попадаешь в современный роман эпохи Регентства. Он — темноволосый виконт, а ты — нищая посудомойка.

— Боже мой! Я думала об этом, когда он нес меня по ступенькам к моим родителям после больницы. Чувствовала себя так, словно попала в историческую драму или что-то в этом роде.

— Нес по ступенькам? — сказал Сейдж, поджав губы.

— Тише, язычник! Я все еще в режиме горничной. — Я вздохнула. — Но мои фантазии были прерваны упоминанием половых губ.

— Гарри Синклер? — воскликнула Амелия, поперхнувшись кофе.

— К сожалению, нет. — Мой сотовый загудел на журнальном столике.

НМ: Я снаружи.

Мое сердце начало биться неровно, и я поднялась на ноги. Как раз в этот момент раздался звонок в нашу квартиру.

— Рыцарский ублюдок, не правда ли? — сказал Сэйдж расстроено. — Ты уверена, что он не в моей команде? Я мог бы привыкнуть к тому, что за мной ухаживает английский джентльмен.

— Боюсь, что нет, мой непостоянный друг. Но он сказал, что у него есть кузен.

Сейдж встал и обнял меня за плечи.

— Нам нужна информация, Фейт. Нужно знать, кто он — петух в курятнике или петух в доме петухов.

Я выдохнула.

— Слишком много разговоров о петухах, Сейдж. Даже для меня.

Сейдж шлепнул меня по заднице.

— Хватай его, малышка.

Попрощавшись с друзьями, я спустилась на лифте на первый этаж и, открыв дверь, увидела Гарри Синклера, прислонившегося к каменным перилам на ступеньках и смотревшего на оживленную улицу. Одна его рука была в кармане, а в другой он держал букет красных роз. Он был похож на Ричарда Гира в фильме «Красотка». Подождите. Это значит, что я…

От неожиданности, слишком увлеченная своей мыслью, чтобы обращать на что-то внимание, я споткнулась о входную дверь и полетела на землю, как раз вовремя, чтобы Гарри успел это заметить, а значит, нырнуть вперед и подхватить меня на руки.

— Я не проститутка! — крикнула я, врезавшись в его грудь. Своей рукой я ухватилась за карман его пиджака, и услышала громкий звук разрыва.

— Приятно слышать, — сухо сказал Гарри, удержав меня на месте. — Страшно подумать, какие беды ты можешь причинить клиентам.

— Вот, черт, — сказала я, увидев, что при падении я обезглавила розы.

Гарри проследил за моим взглядом, сначала на свой карман, потом на розы.

— Мисс Паризи, вы, кажется, лишили меня цветов.

У меня открылся рот от неожиданной пошлой шутки¹⁹ Гарри. Резко переместившись в его сторону, я прижалась к его груди, неосознанно заметив, как расширились его зрачки от этого прикосновения.

— Лишила цветов, виконт Синклер? Как ужасно безнравственно с вашей стороны, — сказала я, подражая его акценту.

Опустив свою голову к моей, и заставив мое дыхание сбиться, он сказал.

— Ты, кажется, трешься о меня.

Видя, что это слишком хорошая возможность, я ответила.

— О, мистер Синклер, я, конечно же, могу потереться о вас…

— Мы закончили, — сказал Гарри, прервав меня, и отошел. Но он улыбался. Той чертовски широкой, ошеломляющей улыбкой, которую продемонстрировал мне в больнице, и которая вот-вот заставит меня снова рухнуть от того удара, который она нанесла моему сердцу. — Ты неисправима.

— Продолжай говорить. Но ты подстроил все это. У меня не было другого выбора, кроме как принять удар.

Гарри выбросил обезглавленные цветы в мусорный бак возле своей машины. Я догнала его. И грустно вздохнула, посмотрев на погибшие цветы.

— Что у вас за проблема, благородный Генри, с обезглавливанием?

— Похоже, это английский обряд посвящения. — Он открыл для меня дверь со стороны пассажира. Когда я проходила мимо, он сказал. — Хотя на этот раз, я думаю, мы можем возложить вину на тебя и твое странное упорство в том, что ты не являешься ночной бабочкой.

Гарри захлопнул дверь, и я застыла на месте, когда он обогнул капот машины. Он был одет в темные джинсы, белую рубашку и серый блейзер. Как всегда, две верхние пуговицы были расстегнуты, а в кармане горделиво лежал носовой платок, теперь уже помятый. Этот был фиолетовым. Его темно-каштановые волосы спадали мягкими и непринужденными волнами.

Он был прекрасен.

Гарри нырнул в машину.

— Извини за пиджак и цветы, — сказала я. — Они не первые жертвы моей неуклюжести. И я уверена, что не последние.

— Не проблема, — сказал он. Затем продолжил. — Хорошо провела выходные?

Кровь отхлынула от моего лица. Ну, спасибо, Гарри. Прошлой ночью со мной делали такие вещи с помощью средств для стирки, от которых, честно говоря, побледнели бы твои отбеленные простыни.

— Все было обычно, — сказала я, снова произнося слова с английским акцентом. И поморщилась, недоумевая, какого черта я вообще открыла рот. Это были нервы, поняла я. Раньше, когда я была рядом с Гарри, мне было абсолютно все равно, как он меня воспринимал. Теперь все изменилось.

— Фейт, я должен сказать тебе кое-что, что может быть неприятно, — сказал он с серьезностью, сквозившей в каждом слове.

— Что именно? — я положила свою руку на его, которая лежала на его колене. От моего прикосновения он сморщил нос.

Прочистив горло, он перевел взгляд с дороги на меня и сказал.

— У тебя самый ужасный английский акцент, который я когда-либо слышал в своей жизни.

По мере того, как его слова проникали в мой помешанный мозг, я, наконец, открыла рот и закричала.

— Гарри! Ах ты, член! Я подумала, что что-то действительно не так!

— Так и было, — сказал он прямо. — Твой ужасный акцент. Ты хоть понимаешь, что Шекспир и Чосер восстают из могил, зажав уши руками, крайне оскорбленные этой жалкой попыткой изобразить, возможно, лучший акцент в мире?

— Лучший в мире? — спросила я, задохнувшись от смеха. — Черта с два! Самый лучший акцент в мире не произносил бы «зебра» так смешно.

— Мы говорим это правильно, — сказал Гарри. Почему он так спокойно спорил? Даже не повышал голос. Кто, черт возьми, так спорит?

— Ну, даже не начинай мне рассказывать, как вы все говорите «алюминий».

— А, вы имеете в виду, как положено? Мы чемпионы по использованию гласных, это тебя так обидело?

— Травы, — ответила я.

— Начинаются с прописной Т.

— Ваза, — сказала я самодовольно.

— Ваза. Гарри произнес это как «ваРза». — Предмет, который мы могли бы использовать, если бы ты не уничтожила розы, которые должны были в ней стоять.

— Баклажан.

— Синий.

— Цуккини.

— Кабачок.

Гарри ухмыльнулся, посмотрев на меня с видом кота, которому достались сливки. Ну, засранец, не при мне!

— Ну, «fanny» — это твоя задница, а не киска. Что ты на это скажешь?

— Киска, дорогая Фейт, — сказал Гарри, как всегда снисходительно, — это кошка. А не дамский сад.

Вот и все. Это было то, что сломило меня. Я разразилась хохотом, слезы хлынули из глаз.

— Дамский сад? Что это, черт возьми, такое?! — когда машина остановилась, я поняла, что моя рука все еще лежала на его колене. Когда я рассмеялась, Гарри сжал ее сильнее. — Это буквально самое ужасное сленговое выражение, которое я когда-либо слышала. — Я сморщила нос. — Все, что я вижу в своей голове, — это миниатюрный садовник в соломенной шляпе, косящий вверх и вниз волосатый газон. Это не тот образ, который должен быть у человека в голове в воскресный день.

Когда смех утих, мое внимание было приковано к моей руке на его руке. Рука Гарри перевернулась, и его пальцы теперь переплетались с моими. Я вытерла глаза, и тут в машине внезапно стало тихо.

— Ты готова? — спросил Гарри, нарушив тишину. Его голос звучал так спокойно и ровно. Он так часто был напряжен, как будто на его плечах лежала вся тяжесть мира. Раньше я считала это снисходительным отношением к тем, кто ниже его по социальному статусу. Теперь же мне казалось, что я понимала лучше. Ему просто нужно было, чтобы кто-то разглядел его жесткий панцирь, который он носил как щит.

— Готова, — сказала я. — И я должна была задать этот вопрос тебе. Ты собираешься посетитьвоскресный ужин в доме Паризи. — Я неохотно убрала руку и похлопала его по плечу. — Удачи, молодой сэр.

Я вышла из машины, а Гарри потянулся на заднее сиденье, достав букет цветов, пакет с вином и что-то в подарочном пакете побольше. Я подняла бровь.

— Пытаешься произвести хорошее впечатление?

Но Гарри не улыбнулся и не засмеялся над моей шуткой. А просто ответил.

— Да. — Мое сердце заколотилось в груди, выполнило прыжок, кувырок назад, сальто и финиш. Гарри протянул мне руку. — Ну что, пойдем?

Я переплела свою руку с его и, покачав головой, сказала.

— Киска — это кошка. — Я рассмеялась над этой фразой, все еще вспоминая наш спор в машине.

— Или котенок, — сказал он, когда мы остановились у двери, и я достала из кармана ключи. Я подняла глаза на Гарри. — Маленький котенок. Я вижу тебя в этом образе, — бесстрастно сказал он, и по моему телу побежали мурашки.

Mon petit chaton… мой маленький котенок.

Я почувствовала, как сердце забилось у меня в горле, и услышала, как оно отдавалось в ушах, словно барабанный бой. Гарри не мог знать, что так меня называл Maître. Но почему он сказал это? Из всего, что он мог сказать, почему именно это?

От размышлений меня оторвала мама, открывшая дверь со свойственным ей драматизмом.

— Фейт! Гарри! Почему вы стоите здесь и обливаетесь потом? Я видела, как вы подъезжали, и вы так долго ехали, что я подумала, что вас ограбили или что-то в этом роде.

— Нет, как видите, мы целы и невредимы, — сказала я, и мама пропустила Гарри вперед. Он оглянулся на меня, нахмурив брови, явно заметив, что что-то случилось. Когда они скрылись в нашей квартире, я глубоко вздохнула. — Все эти оргазмы в последнее время трахают мой мозг так же хорошо, как… — я замолчала, снова рассмеявшись над тем, что Гарри сказал «Дамский сад». Это была самая ужасная фраза, которую я когда-либо слышала. Но, уж поверьте виконту, который использует для вагины название чего-то столь цветочного и невинного. — «Дамский сад», — проворчала я, как раз когда моя мать подошла к двери.

— Почему ты все еще здесь, одна, и разговариваешь сама с собой о вагинах, Фейт? — она вздрогнула. — И никогда больше не говори об этом в таком тоне. Твоя бабушка Макинтайр говорила так, когда приезжала в гости из Шотландии. Это никогда не звучало правильно. Никогда.

Я последовала за мамой в квартиру.

— Я принес это для вас, миссис Паризи. — Гарри протянул ей цветы. Мама просто растаяла.

— Томасена, пожалуйста, — сказала она.

— И, мистер Паризи. Фейт сказала мне, что вы родом из Италии. — Гарри передал пакет с вином.

Когда папа достал бутылку, его глаза расширились. Bella Collina Merlot от Savona Wines. Он потерял дар речи. Такое случалось нечасто.

— Это слишком. Такая редкость. Я не могу принять его.

— Пожалуйста, — настаивал Гарри. — У меня это было дома. Я подумал, что человеку из Италии это понравится больше, чем мне. — Я готова была поклясться, что в глазах папы стояли слезы.

— Grazie mille (ит. — огромное спасибо), — прошептал он, держа бутылку так, словно это было самое драгоценное золото.

— И, Томасена… Фейт, конечно, рассказала мне о вашем шотландском происхождении. — Он протянул ей большущий подарочный пакет. Мама заглянула в него и задохнулась. Я наклонилась, чтобы посмотреть, что там внутри. И рассмеялась, увидев банки с Irn-Bru²⁰, хаггис²¹ и овсяные лепешки.

— Гарри, — сказала мама, глаза ее сияли. О, Господи! Мои глаза наполнились слезами от доброты, которой Гарри одарил моих родителей, когда в последнее время им доставалось только несчастье и печаль. Видеть их такими растроганными было все равно, что наблюдать радугу после бури.

Когда я смотрела на Гарри, что-то внутри меня сдвинулось. Подобно тектонической плите, находившейся под землей и вечно сдвигающей землю над ней, мое сердце, казалось, перешло на новый ритм. Оно наконец-то услышало Гарри.

— Спасибо, что пригласили меня в свой дом.

— Черт, Гарри, — сказала мама, разрушив тяжелый момент. — Ты можешь переехать к нам, если продолжишь нас так снабжать!

— Гарри, — сказал папа, похлопав по блейзеру Гарри, который выглядел совсем потрепанным, с наполовину оторванным карманом и невероятно помятым нагрудным платком. — Твой пиджак. Я починю его.

— Нет, спасибо. Я попрошу портного зашить его завтра. — Гарри бросил на меня смеющийся взгляд. — Кто-то упал на меня и как-то умудрился порвать его.

Мама покачала головой.

— Кто бы это мог быть.

Когда она отошла, чтобы разобрать подарки, я наклонилась к Гарри.

— А ты уверен, что он не оторвался под тяжестью всех этих нагрудных платков?

— Я тебе отвечу, что эти платки — воплощение дворянской моды.

Я похлопала его по груди, стараясь задержаться дольше, чем нужно, когда почувствовала под ней твердую мускулатуру.

— Я уверена, что это так, Гарри. Продолжай говорить себе это.

— Пожалуйста. Дай мне посмотреть, — настаивал папа. Гарри снял пиджак и тут же завернул рукава рубашки до локтей. Мне вдруг захотелось лизнуть мышцы на его предплечьях. Я понятия не имела, почему его предплечья стали для меня фетишем.

Гарри смотрел, как папа исчез в своей подсобке.

— Твой отец зашьет мой пиджак? — спросил он с явным замешательством на лице. — Я понятия не имею, что происходит.

— Он портной. Поэтому и приехал в Америку. — Прилив гордости угрожал мне расправой. — Он лучший на всем Манхэттене. — Гарри, должно быть, уловил в моих словах нотки грусти, потому что на мгновение коснулся моего локтя утешительным жестом. Его взгляд умолял меня рассказать, в чем дело. Я покачала головой. Не сейчас. Он, видимо, понял, потому что не стал настаивать.

Но когда я опустила голову, он отодвинул прядь волос с моего лица.

— Мне нравится, как выглядят твои волосы распущенными. — Мое дыхание дрогнуло, когда он произнес эти слова. — Свободные. Волнистые. Как сейчас. — В этот момент я порадовалась, что мама решила вернуться с напитками, иначе я была бы уверена, что вскарабкалась на него, как Кинг-Конг на Эмпайр-стейт-билдинг. Эту тревожную сцену, возможно, было бы трудно объяснить моим родителям.

— Просекко? — спросила мама, и я быстро схватила бокал с подноса. И опрокинула его в рекордное время. — Господи, Фейт! — сказала мама. — Успокойся. Мы не на вечеринке братства. Я знаю, что мы не самые богатые люди, но уверена, что мы можем быть цивилизованными, если постараемся. — Гарри кашлянул в свой стакан, скрыв веселую ухмылку. Я прищурила на него глаза, пообещав ему мучительную смерть.

— Извини, Гарри, — сказала мама. — Кажется, я слишком часто роняла ее на голову, когда она была маленькой.

— Именно это делает ее уникальной, — ответил Гарри, и я не смогла сдержать самодовольной ухмылки, появившейся на моем лице.

— Ну, хоть кто-то так считает.

— Мама! — воскликнула я.

— Я просто шучу, детка. Ты же знаешь. — Мама обняла меня одной рукой, но я видела, что она качала головой на Гарри, как будто ей было совсем не жаль. — Ужин будет готов в пять. Устраивайтесь поудобнее, дети!

Мы сели на диван, и я наблюдала за тем, как Гарри осматривал комнату. Его взгляд остановился на многочисленных фоторамках на стенах, оклеенных старыми обоями. Фотографии семьи в прошлом и настоящем, от Шотландии до Италии, и всех неловких этапов, через которые я прошла в детстве.

— Розовые волосы? — спросил он, указав на четырнадцатилетнюю меня, грозно смотрящую в камеру.

— Моя экспрессивная стадия.

— А пирсинг в перегородке?

— Стадия эмо.

— Вау. — Я улыбнулась, когда это слово снова прозвучало из его уст.

— Что? У тебя не было квинтэссенции подростковых стадий в средней школе?

— Господи, нет, — сказал он. — Мой отец отрекся бы от меня. — Он улыбнулся, но затем сделал длинный глоток своего просекко. — Я учился в Итоне. В школе-интернате. Меня бы исключили, если бы я даже попытался сделать что-то подобное. Да и отец бы меня убил. — Когда он снова встретился со мной взглядом, я узнала эти глаза. Глаза, в которых плескалась печаль. Точно такие же смотрели на меня с фотографии, которую я нашла, на которой он был изображен в детстве с отцом.

Он откинулся на спинку дивана, и я повторила его движение. Нашла его руку, лежащую на диване, и прижалась к ней. Я услышала, как Гарри задохнулся, когда наши ладони соединились. Момент был тихий, но не неловкий. В этот момент в комнату вернулся папа с блейзером Гарри.

— Va bene (ит. — все в порядке), — сказал он и протянул пиджак Гарри. Незаметно отпустив мою руку, Гарри встал и взял пиджак у папы. Он провел рукой по карману, который выглядел как новый.

— Спасибо, — сказал Гарри, в его голосе звучала искренняя благодарность. Он внимательно изучил пиджак. — Это отличная работа, мистер Паризи.

— Лючио.

— Лючио. — Гарри перекинул пиджак через руку. — Где находится ваша мастерская? У меня есть несколько костюмов, которые требуют внимания. Я бы хотел, чтобы вы на них взглянули.

Мне стало больно от счастья, вспыхнувшего на лице папы. Оно было таким же ярким, как солнце на улице.

— Всего в одном квартале отсюда. «Паризи Тэйлоринг».

— Могу я зайти как-нибудь на этой неделе?

— Perfecto (ит. — идеально), — сказал папа, сжав руку Гарри.

— Ужин готов! — крикнула мама из столовой. Папа вышел первым.

Я придержала Гарри за руку.

— Спасибо, — прошептала я, прекрасно понимая, что он увидит на моем лице эмоции.

— Он хороший мастер, Фейт. Превосходный, на самом деле. Я серьезно.

— Самый лучший, — сказала я, повторив свои прежние слова.

— Фейт Мария Паризи, немедленно тащи сюда свою задницу! Я не допущу, чтобы моя картошка остыла!

— Имей в виду, она ругала нас обоих, просто было бы невежливо набрасываться на тебя, когда она только что с тобой познакомилась.

— Принято к сведению, — сказал Гарри и предложил мне руку, чтобы пройти в столовую.

Я прыснула со смеху.

— Это два с половиной метра в ту сторону, — сказала я, указав на стол.

— Черт возьми, Фейт. Можешь ты хоть на минуту позволить мне проявить рыцарскую заботу без всяких комментариев?

— Да, сэр, — сказала я, пораженная его властностью, и увидела, как в его глазах вспыхнул жар.

Пока мы шли к столу, я поняла, что возбудилась. Меня взбудоражили строгие слова Гарри. Сев за стол, я попыталась сделать вид, что все в порядке, и я не собиралась на глазах у родителей и Бога изнасиловать Гарри запеканкой из зеленой фасоли.

— Почему ты выглядишь так, будто только что столкнулась с членом, Фейт? — сказала мама, как всегда прямо. — У тебя раскраснелись щеки, и я вижу твои соски сквозь платье…

— Давай поедим! — я потянулась к центру стола, чтобы наполнить свою тарелку.

Когда я начала наполнять ее всеми сложными углеводами, мама ударила меня по руке.

— Фейт, пусть Гарри берет первым. Он гость, а не моя невоспитанная дочь, которая ведет себя так, будто не ела несколько недель.

Губы Гарри подергивались, пока он вежливо и очень осторожно наполнял свою тарелку овощами, курицей, запеканкой и подливкой. Я уставилась на него, недоумевая, как можно так контролировать себя, когда вся эта вкусная еда прямо-таки взывала к тому, чтобы её съели, ароматы врывались в нос, как крошечные викинги-мародёры, грабящие чувства.

Мне пришло в голову, что Гарри редко делал что-то, что не было бы абсолютно безупречным и в какой-то степени размеренным. Не в негативном смысле, а так, словно ему вдолбили в голову, что такое манеры и «правильный» этикет. Я хотела увидеть, как разрушится этот тщательный контроль. Поэтому прикрыла свою похотливую ухмылку тыльной стороной ладони, зная, в каком именно месте я хочу увидеть, как этот контроль нарушился.

— Итак, Гарри? Откуда ты родом из Англии? — спросила мама, кивком головы разрешив мне взять еду.

— Суррей.

— Гарри Синклер из Суррея, — произнесла мама. Затем ее глаза расширились, и она выронила вилку, которая с грохотом упала на тарелку. — Тот самый Гарри Синклер из Суррея? Тот, чей отец владеет компанией HCS… — я практически видела, как в голове моей матери загорелась лампочка.

— Да. Ты знала, что он мой начальник, мама, — сказал я, пытаясь успокоить ее.

— Я не знала, что он босс. Один из Синклеров.

Гарри сдвинулся на своем месте, показав свой дискомфорт.

— Вообще-то сейчас мой отец руководит HCS Media, — вежливо сказал он.

— А ты не хотел бы однажды возглавить компанию? — спросил папа, и я могла бы расцеловать его за то, что он сказал это так, как будто это не имело большого значения. В отличие от мамы. Я делала режущие жесты по шее, чтобы сказать ей, что хватит говорить о Синклере.

— Я не могу дождаться, — сказал Гарри, привлекая мое внимание. Он отложил вилку, пока говорил. Черт, мне казалось, что я должна поступить в какую-нибудь чертову высшую школу или что-то в этом роде, только чтобы могла находиться в его обществе и не чувствовать себя пещерным человеком. — Я учился в Кембридже по специальности «журналистика», а затем поступил в Оксфорд, чтобы получить степень магистра. Это не только моя кровь, но и моя страсть.

— Я этого не знала, — сказала я, очарованная его ответом так же, как и мои родители.

Он посмотрел на меня, и я увидела это. Страсть, пылавшую в его глазах.

— Да, — сказал он и отпил воды. — У меня много идей по поводу HCS Media. Куда ее направить, что изменить. Масса блокнотов с записями и идеями о том, как действительно изменить к лучшему медиа и издательскую индустрию.

— Вау, — сказала я, и папа кивнул.

— Твой отец, — сказал папа, — он знает, что у тебя столько идей?

Ледяной панцирь, который Гарри обычно носил, медленно вернулся на свое место, и его поза застыла.

— Мой отец очень твердо стоит на своем и не любит изменений. — Он натянуто и обреченно улыбнулся. — Может быть, когда-нибудь.

В разговоре возникла небольшая неловкая пауза, и мама ее нарушила.

— Фейт, я хотела сказать, что наконец-то прочитала твою колонку на прошлой неделе. Ты дала дельный совет по поводу риминга²². И я согласна, что совсем небезопасно лишаться девственности с помощью дилдо. — Гарри вдруг начал давиться едой. Я постучала его по спине и была уже близка к тому, чтобы перегнуть его через стол и провести прием Геймлиха, когда он вдруг снова начал дышать.

— Господи, Гарри! Ты в порядке? — спросила я.

— Просто не туда пошло, — сказал он слабым голосом.

— Гарри, ты читал колонку Фейт? — спросила мама, когда он снова смог дышать.

— Некоторые, — ответил он, и на его щеках появился слабый румянец.

— Она потрясающая, правда? — сказал папа. — Такой творческий подход к решению столь сложных проблем.

— Не могу не согласиться, — сказал Гарри и коснулся моей руки. Когда он убрал руку, я почувствовала, что на моей коже остался обжигающий жар, словно на ней поставили клеймо.

— В какой-то момент она захочет написать статью, не так ли, Фейт? — сказала мама, и я почувствовала, как у меня свело живот. Они, конечно, не знали о большой статье. Какими бы открытыми они ни были, я не была уверена, что это то, о чем они хотели бы услышать. Мама, папа, последние несколько недель меня заковывал и трахал всеми известными способами сексуальный доминант в маске Призрака Оперы.

— Она упоминала об этом, — сказал Гарри.

— Когда-нибудь, — сказал папа, повторив слова Гарри, и улыбнулся в мою сторону.

— Итак, как вы познакомились? — спросил Гарри у моих родителей, и дальше разговор потек сам собой. За двумя сменами блюд и послеобеденным кофе беседа шла своим чередом. Я никогда не видела его таким расслабленным, как в те два часа, проведенных в доме моих родителей. Я никогда не видела, чтобы он так улыбался.

— Лючио, мы увидимся на этой неделе, — сказал он и пожал папе руку. — Я знаю нескольких бизнесменов на Манхэттене, которые готовы заплатить хорошие деньги за то, чтобы их костюмы были сшиты по вашим высоким стандартам. Я направлю их к вам.

— Grazie (ит. — спасибо), — сказал папа, его голос был полон благодарности.

— Ладно, пойдем, — сказала я Гарри, положив руку ему на поясницу. Мне нужно было быстро покинуть квартиру, иначе я бы превратилась в разбитую, эмоциональную кашу при виде папы, такого счастливого от обещания Гарри.

— Рад был познакомиться с тобой, Гарри. Надеюсь, ты зайдешь еще, — ласково сказала мама. По ее сияющим глазам я поняла, что она уже влюблена в Гарри.

— С удовольствием, — сказал Гарри, и я почувствовала каждую унцию искренности в этих словах.

Помахав рукой моим родителям, Гарри взял мою руку и переплел ее со своей. Его взгляд не позволял мне спорить с ним по поводу этого жеста. Я сделала вид, что закрываю рот на невидимый замок. Он поднял голову к небу.

— Господи, я думаю, что сегодня мы стали свидетелями чуда. Фейт Паризи не отвечает своим обычным сарказмом на мое рыцарство. Спасибо. — Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не подшутить над ним, но я сдержалась.

Когда мы спускались по ступенькам, Гарри крепко держал меня за руку.

— Просто хочу быть уверенным, что ты не споткнешься и не упадешь головой вперед на тротуар. Ты, кажется, часто падаешь в моем присутствии.

Я старалась держать язык за зубами, правда, но это было уже слишком, чтобы сдерживаться.

— Гарри Синклер, я ничего не могу с собой поделать, ваш животный магнетизм сотрясает саму землю, по которой вы ходите, и я просто не могу не падать к вашим ногам.

Он издал тяжелый вздох.

— Что ж, было хорошо, пока это длилось.

Солнце начало садиться, залив город розовым летним сиянием. Гарри открыл для меня дверь машины, и я села. Под грудиной снова появилось трепетное чувство. Мне потребовалось некоторое время, чтобы прийти к этому, но я поняла, в чем дело, когда Гарри опустился на водительское сиденье и широко улыбнулся мне, что казалось, происходило только в моем присутствии.

Он мне нравился.

Черт возьми.

Он мне очень понравился.

Гарри выехал на улицу.

— Тебе очень повезло, Фейт, — сказал он после нескольких минут молчания. Я замолчала, застыв в шоке от правды, которая ударила меня по лицу. Мне нравился Гарри. О, Боже, я влюблялась в Гарри Синклера. — Иметь таких родителей, как у тебя. — Он сглотнул. — То, как они любят тебя. Заботятся о тебе. Интересуются твоей жизнью и работой. — Глаза Гарри, которые были твердо устремлены на дорогу, заблестели.

— Спасибо, — тихо сказала я, не желая прерывать успокаивающую тишину, установившуюся в машине. — Я их очень люблю. — Я подумала о ситуации с папой, и мне захотелось заплакать.

— Фейт? — сказал Гарри и положил руку мне на бедро. В этот момент она была такой же согревающей, как и крепкие объятия. — Все ли в порядке с твоим отцом? Его здоровье…

— Со здоровьем все в порядке. — Я смотрела в окно на Нью-Йорк. На шум и суету, которые доносились со всех улиц и закоулков. Мимо проходили люди, у которых были свои проблемы. Взлеты и падения и все, что между ними.

— Можешь поговорить со мной. Если ты чем-то расстроена, я хочу тебе помочь. И выслушать, если тебе это нужно.

— Правда? — спросила я и посмотрела на Гарри. Мне нужно было знать, чувствовал ли он что-то ко мне. Влюбился ли он так же быстро и глубоко, как и я. — Почему?

Гарри стиснул челюсти, и мышцы его предплечий напряглись, когда он крепче вцепился в руль.

— Ты должна знать, — прошептал он. — Я не актер, Фейт. С тобой, мне кажется, я совершенно не умею скрывать своих чувств.

Я улыбнулась. Потому что он скрывал их. Но не в последнее время. Не в определенные моменты в лифте. Не в больнице, и уж точно не сегодня. Я накрыла его руку, которая лежала на моем бедре. Это так правильно, как будто так было всегда.

— Он теряет свой магазин, — сказала я, впервые произнеся эти слова вслух. Я так долго отрицала это, молилась о спасении, о чуде. Но знала, что его не будет. Папа потеряет свой магазин. А может, и больше. — Много лет назад он взял себе партнера. — Я подумала о Людовико и представила, как кастрирую этого ублюдка зазубренным ножом. Да, я становилась очень кровожадной, когда речь заходила о людях, которые портили жизнь тем, кого я любила. — Мой папа доверял ему. Любил его как брата.

— Что случилось?

Я провела пальцем по пальцам Гарри, которые в знак поддержки лежали на моем колене.

— В прошлом году он сбежал, забрав все папины сбережения из магазина. Все. Он не оставил ничего, кроме растущих долгов и пустых банковских счетов. — Я покачала головой, борясь с поднимающимся внутри гневом. — Папа боролся за сохранение магазина, работал, как мог, но когда все его деньги пропали… — я быстро вытерла слезы, выступившие на глазах.

— Ему дали немного времени, чтобы заплатить за аренду. Но он не сможет ее выплатить. Мы все это знаем, просто не решаемся сказать правду вслух. — Подняв руку Гарри, я поцеловала ее тыльную сторону. — Сегодня ты озарил его мир своими комплиментами. Ты сказал, что будешь обращаться к нему как к портному и рекомендовать своим друзьям по бизнесу. Его жизнь была бы счастливой, если бы у него были только я, мама и его магазин. Не деньги и не признание, не шикарная квартира или машина. Он не такой. Спасибо, что сегодня ты дал ему почувствовать себя особенным. Я не могу передать, что это значит и для меня.

— Это самое малое, что я мог сделать. — Наши руки были соединены, и я погладила его пальцы и тыльную сторону ладони, прежде чем поднести ее к губам. Дыхание Гарри стало глубже, и спокойствие, наполнявшее машину, быстро начало потрескивать и наполняться электричеством.

— Гарри, — сказала я наконец, мой голос был хриплым от желания.

— Да?

— Как далеко находится твоя квартира?

— Недалеко, — сказал он, его голос был таким же напряженным.

— Хорошо.

Глава четырнадцатая

Гарри нажал на газ, и мы, как молния, помчались по нью-йоркским улицам. Въехали в Верхний Ист-Сайд, и, когда проезжали мимо «НОКС», я не посмотрела в его сторону. Фантазии о «НОКС» и Maître не было места в моем сердце сегодня. Каждый сантиметр был заполнен Гарри. «НОКС» был миражом. Гарри был реальностью.

Мы всего в двух кварталах от «НОКС», когда он повернул направо, и мы въехали на подземную парковку. Гарри заехал на место, отведенное для пентхауса. Когда машина затормозила и двигатель заглох, мы оба перевели дыхание. Гарри вышел из машины и подошел ко мне. Он протянул свою руку. Я вложила свою в его, и бабочки в моем животе запорхали полчищами, вырвавшись из своих оков и заполонив все остальное тело.

Взяв меня за руку, Гарри повел меня к частному лифту, ведущему в пентхаус. Мы вошли внутрь, двери закрылись, и лифт начал подниматься. Секунда за секундой проходила в напряжении, воздух в маленьком пространстве становился все горячее и горячее, и я думала, что потеряю способность дышать от удушающей жары.

Гарри стоял рядом со мной, неподвижный и стоический, как мраморная статуя. Так близко я чувствовала притягательный аромат его одеколона — мяту, сандаловое дерево и мускус. Это сводило меня с ума. Я сжала бедра, пытаясь не дать желанию подняться так высоко, как этаж пентхауса, на который мы направлялись. Периферийным зрением я видела, как грудь Гарри поднимается и опускается с головокружительной скоростью. Его рука в моей дергалась, челюсть сжималась, а когда я увидела твердость в его брюках, то громко застонала.

Это было все, что требовалось. Один-единственный мятежный вздох, вырвавшийся из моего горла, заставил Гарри сорваться с места. Он рванул ко мне, оттолкнул к стене лифта и впился в мой рот своим. В считанные секунды он был повсюду. Его запах, его вкус, давление его твердого, теплого тела пронизывали каждый мой сантиметр. Исчез чопорный и корректный Гарри Синклер, а вместо него появился мужчина, дикий и стремящийся поставить меня на колени. Его губы двигались навстречу моим, его язык проникал в мой рот, а его руки исследовали мое тело, лаская каждый изгиб, заставляя меня стонать и откидывать голову назад от ощущения того, что я наконец-то оказалась в его власти.

Раздался звонок лифта, но Гарри не перестал целовать меня. Вместо этого он подхватил меня на руки, обвив моими ногами свою талию. Я закрыла глаза, пока он нес меня по квартире. Даже не видела, как она выглядит: я была слишком занята тем, что расстегивала пуговицы его рубашки. Одна за другой они расстегивались, и мои руки касались его твердой мускулистой груди. Гарри поднимал юбку моего платья все выше и выше, пока его руки не оказались на моих кружевных трусиках.

— Бл*дь, Фейт, — простонал он мне в губы, и я застонала в ответ, услышав, как из уст Гарри вырвалось бранное слово. Расстегнув его рубашку, я провела ладонью по его груди, торсу и вниз, к выпуклости в его брюках. — Бл*дь! — сказал Гарри еще громче, когда мы рухнули на мягкий матрас, а моя рука все еще сжимала его член. Я даже не успела перевести дыхание, как он сорвал с себя рубашку и забрался на меня, обнажив грудь и расстегнув пуговицу и молнию на джинсах.

— Ты мускулистый, — прошептала я, а Гарри схватил мое платье и стянул его с моих рук. Он стянул облегающий материал по животу и ногам, оставив меня в черных кружевных трусиках и лифчике.

— Господи, Фейт, — сказал он, прикусив нижнюю губу и посмотрев на меня сверху вниз. — Ты идеальна. Как ты можешь быть такой идеальной? Как будто создана для меня. — Я не успела ничего ответить, как Гарри снова поцеловал меня, оторвался от моего рта и прочертил горячую дорожку по шее к груди. По коже побежали мурашки.

Гарри откинул голову назад, его голубые глаза казались черными от того, как сильно увеличились от вожделения его зрачки. С нежностью, противоречащей его дикому взгляду, Гарри потянул вниз каждую бретельку моего бюстгальтера, пока мои груди не вывалились наружу. Зарычав, он опустил голову и взял в рот сосок.

Мои руки запутались в его волосах. Я потянула за мягкие пряди, и когда сделала это, он присосался сильнее. Я снова потянула, и удовольствие, которое он доставлял, потекло по моим венам, как лава, поджигая меня. Чем сильнее я тянула, тем более диким он становился. Когда я потянула в третий раз, Гарри легонько прикусил мой сосок, отчего мой клитор запульсировал, а спина выгнулась дугой. Я задвигала бедрами, отчаянно желая облегчения. Не заставив себя ждать, Гарри просунул пальцы мне между ног. Я вскрикнула от того, как это приятно.

— Гарри. Боже, Гарри! — я застонала, а Гарри вдруг сел обратно.

Я потянулась к нему и попыталась притянуть его к себе. Мне нужно было больше. Мне нужно было все, что мог дать Гарри Синклер. Я хотела всего этого. Хотела, чтобы он поглотил меня, сожрал меня, завладел моей чертовой душой.

Талантливые руки Гарри ухватились за мои трусики и разорвали их по швам.

— О, Боже! — сказала я, когда он перебросил их через плечо и встретился взглядом с моим. Наступила пауза. Гарри переполз ко мне и приник к моему рту. Твердость под его джинсами уперлась мне между ног, и я выгнула спину, ощутив его. Он был огромен.

Гарри скользнул по моей шее, целуя блестящую кожу. Он мучил меня сладкими поцелуями в горло, грудь, живот. Я раздвинула ноги, не оставив сомнений в том, чего хотела и где именно.

Гарри опустился ниже, и я вздохнула, ощутив его горячее дыхание у себя между ног. Он положил руки на верхнюю часть моих бедер и наклонился ко мне. Я выгнула спину при первом же движении его языка. Мои руки запутались в его волосах, готовые направить его туда, куда мне было нужно. Но никаких указаний не потребовалось. Гарри сам знал, куда двигаться: его язык двигался по моему клитору, а палец скользил внутри. В мгновение ока я почувствовала, как затрепетала моя кожа, а в основании позвоночника нарастало давление от приближающегося оргазма.

— Гарри, черт! Я сейчас кончу, — торопливо произнесла я, когда он двинул пальцем, надавив на точку G и затмив собой весь мир. Я закричала, двигая бедрами, чтобы язык Гарри оставался там, где мне было нужно, пока мое тело не задрожало, не в силах больше терпеть. Гарри поднял голову, прижимаясь поцелуем за поцелуем к внутренней поверхности моих бедер.

— Ты такая красивая, — сказал он с акцентом и хрипловатым голосом. Перекатившись на колени, я потянула его за руку и толкнула на кровать. Настала моя очередь. Опустившись над ним на колени, я посмотрела на Гарри и обомлела. Рельефные мышцы, широкие плечи, загорелая кожа и эти кристально-голубые глаза. Совершенство.

Затем мой взгляд переместился на его промежность и выпуклость, которая грозила прорваться сквозь джинсы. Расстегнув пуговицу и молнию, я потянула их вниз по его ногам, и мускулистые бедра встретили меня. Я провела по ним рукой, пыль черных волосков щекотала ладонь.

— Гарри, должна ли я благодарить за них регби? — спросила я.

— Помимо всего прочего, — ответил Гарри с горящими глазами, когда я бросила джинсы на пол. Я расстегнула лифчик и бросила его рядом с его джинсами. — Господи, Фейт, — зашипел Гарри, и я переместила руки на пояс его трусов-боксеров, пока его ладони мяли мою грудь.

— «Калвинз», — сказала я и поцеловала название марки. — Одобряю. — Гарри так сильно cжал зубы, что я подумала, что его челюсть может сломаться, пока я стягивала с него боксеры, сглотнув, когда его длина ударилась о живот.

— Гарри, — прошептала я и перекинула его трусы через плечо. — Ты чертовски огромный. — Гарри приподнялся, положил руки мне на лицо и прижался своими губами к моим.

— Мне нужно в тебя, — сказал он, и властные нотки в его голосе заставили меня зажмуриться.

— Не раньше, чем я попробую тебя на вкус. — Я толкнула его обратно на матрас. Он ударился спиной о кровать, глаза прищурились.

— Вы за это заплатите, мисс Паризи, — сказал Гарри. Я проигнорировала его горячее предупреждение и поцеловала его выпуклую V-линию живота. Я лизнула аппетитную мышцу, затем перешла к его твердому члену. Он подергивался в предвкушении, когда я приближалась к нему, и я лизнула вену, проходившую на боку. Ласкала его ртом от основания до кончика. Гарри сжал руки по бокам, пока его пальцы не запутались в моих волосах, наматывая их. Прикосновение показалось мне знакомым.

— Фейт, — сказал он так, словно ему было больно. — Возьми мой член.

— Да, сэр, — сказала я, с удовольствием наблюдая, как его глаза впились в мои, когда я провела губами по кончику и взяла его в рот. Он был слишком велик, чтобы взять его весь, поэтому я переместила руку к основанию его члена и стала сжимать его и там. Гарри приподнял бедра, но, как и подобает джентльмену, сдержался. Я обводила языком его кончик, вбирая его так глубоко, как только могла, пока Гарри не отвел мое лицо в сторону. — Прекрати. Мне нужно трахнуть тебя. Я хочу наконец-то кончить в тебя.

— Гарри, — пробормотала я и поползла по его до смешного совершенному телу. — Продолжай говорить со мной в таком тоне. Мне нравится такая версия тебя.

Гарри схватил меня за руки и перевернул на спину. Он потянулся к прикроватной тумбочке и достал презерватив. Я завороженно смотрела, как он надевал его и приподнялся надо мной.

— Это ты, — сказал он в момент чистой нежности. — Я такой только благодаря тебе.

— Гарри, — прошептала я, и мое сердце разбилось на мелкие частицы и исчезло в ночи.

Гарри расположился у моего входа и, прижавшись губами к моим, вошел. Я застонала ему в рот, он застонал в мой. Я обвила руками его шею, а ногами — его талию. И вскрикнула, когда он заполнил меня до отказа.

Я застонала, когда он начал двигаться, идеально ударяя по точке внутри меня. Мои груди прижались к его груди, создав трение, когда он раскачивался вперед-назад, и мое тело запылало, зажглось от раскаленных до бела ощущений, пронизывающих меня.

— Гарри, — застонала я, когда он положил голову мне на шею и увеличил скорость. Он входил и выходил, пока я не превратилась в тело, наполненное лишь наслаждением. Мои глаза закрылись, я прижалась к нему еще крепче, чувствуя приближение глубокого оргазма. — Гарри, — закричала я, вцепившись в его плечо, так как мои ноги начали дрожать.

Он зарычал, а затем поднял голову и посмотрел на меня. Это было все, что мне потребовалось, чтобы распасться на части, вокруг меня взорвались фейерверки. Гарри снова и снова входил в меня, пока я не превратилась в пушинку в его руках.

— Фейт, черт, Фейт… ЧЕРТ! — закричал он и закрыл глаза, стиснув зубы, когда кончил. Я смотрела на него в момент оргазма, уверенная, что никогда в жизни не видела ничего более совершенного.

— Черт! — снова застонал он, его голос эхом отдавался в комнате вокруг нас. Его тело блестело от пота, а темные волны были растрепанными от моих блуждающих рук, тянущих их за пряди. Его губы распухли от поцелуев, а щеки раскраснелись от сильного возбуждения. Я застонала, когда он дернулся внутри меня. Я была измотана, но все равно жаждала того, что он еще хотел дать.

После этого я боролась за дыхание. Гарри лежал надо мной, его вес давал чувство безопасности. Затем он прижался лбом к моему лбу, после чего вышел из меня и перекатился на бок. Он потянул меня, прижав к себе, словно не мог вынести разлуки ни на секунду. Моему глупому романтическому сердцу это нравилось. Даже слишком.

Я, затаив дыхание, провела рукой по его плоскому животу, по груди, которая вздымалась и опускалась. Приподнявшись на локте, я уставилась на него. Я улыбнулась, и Гарри, рассмеявшись, улыбнулся в ответ.

— Это всегда самые тихие, — сказала я, и Гарри закатил глаза. Я проследила за узором черных волосков, рассыпавшихся по его груди. Я целовала его грудные мышцы до основания горла. Гарри откинул голову назад, открыв мне доступ, и зашипел, когда мой язык высунулся и попробовал на вкус его соленую кожу.

— Откуда ты взялся? — спросила я, заметив, что его кожа покрылась мурашками, когда мое дыхание пробежало по его груди. — Такой замкнутый, такой отстраненный днем. — Мой палец прошелся по впадинам и гребням его живота. — А в постели такой доминирующий, такой чертовски потрясающий.

Пальцы Гарри прошлись по моему позвоночнику, затем опустились ниже. Целуя мое лицо, он ввел в меня палец. Я прижалась лбом к его груди, пока он ласкал меня сзади, поглаживая мою чувствительную точку G, которая едва успела восстановиться, как он вернулся и начал ласкать ее этими талантливыми руками.

Рот Гарри переместился к моему уху.

— Я так давно хотел тебя трахнуть, — сказал он, его глубокий голос и пальцы вызывали во мне дрожь. Я почувствовала, как его член затвердел у меня на бедре. Поэтому прикусила губу и прижалась щекой к его щеке. — Я столько раз дрочил, представляя тебя на этой кровати, в моих объятиях, подо мной, выкрикивающей мое имя.

— Господи, Гарри, — сказала я, моя кровь нагревалась. Гарри поцеловал меня в ухо. Затем переместился на меня, прижав к матрасу. Он был словно облако надо мной, такой мягкий. И от него пахло одеколоном Гарри. Я вдыхала его, когда он покрывал поцелуями мою спину от шеи до самого низа. Гарри обхватил мои бедра и потянул меня на четвереньки.

Я услышала треск вскрываемой упаковки презерватива, а затем вскрикнула, упав на матрас, когда Гарри вошел в меня сзади. Я стонала, стонала и стонала, когда он так невероятно заполнял меня, стонала, когда он полз по мне, пока его грудь не прижалась к моей спине, а его руки не накрыли мои, когда я вцепилась в простыню. Гарри взял меня за подбородок и, не останавливаясь, поднес мои губы к своим. Его язык погрузился в мой рот в такт его толчкам.

Гарри Синклер присваивал меня, соединяя мое тело со своим. Он входил в мое сердце. Повсюду был Гарри Синклер. Каждый мой вздох, каждый стон он поглощал. Я откинула бедра назад, и это движение вызвало в нем искру. Зарычав, он нежно переплел свои пальцы с моими, что резко контрастировало с тем, как он входил в меня сзади. Я парила. Когда моя киска начала сжиматься, член Гарри заставил все мои синапсы взорваться, я вскрикнула от экстаза.

Гарри фыркнул, замер, а затем кончил с моим именем на губах.

— Фейт!

Я рухнула на кровать, уверенная, что больше никогда не смогу двигаться. Гарри лежал на мне, сильные руки не давали ему придавить меня своим весом. Но он не двигался. Он оставался во мне так долго, как только мог, его губы осыпали поцелуями мою шею, а мои волосы сбились в клубок в его руках.

Повернув голову, я сказала.

— Ты буквально вдавил меня в матрас.

Гарри хрипло рассмеялся, и этот звук, когда он вот так лежал на мне, показался мне знакомым. Слишком знакомым. Прежде чем я успела подумать о чем-то еще, он отодвинулся в сторону и обнял меня.

Несколько минут мы лежали в тишине, переводя дыхание. Я подняла голову и увидела, что мы лежим на огромной кровати с балдахином, столбики которой были позолочены. Мы лежали в центре, но по обеим сторонам оставалось много места. Мои глаза расширились при виде размеров комнаты. Я была уверена, что она такая же большая, как вся моя квартира. Стены были выкрашены в темно-синий цвет и украшены панелями, что делало ее похожей на усадьбу. Под большими зеркалами стояли антикварные комоды. Под окном, за которым виднелось уже потемневшее небо и огромный Манхэттен, а вдали виднелся Центральный парк, стояла кушетка.

— Гарри, какой вид, — сказала я и оторвала голову от его плеча. Я встала с кровати, прихватив с собой простыню, и обернула ее вокруг себя, подойдя к огромному окну. Я вдохнула и выдохнула, в который раз осознав, насколько разными были наши жизни.

Я почувствовала, что Гарри стоял у меня за спиной, и прислонилась к нему, мое сердце замерло, когда он обхватил меня сильными руками. Я почувствовала, что он все еще голый.

— Вот это вид, — сказала я и увидела вдалеке бегунов, бегущих по парку. — Это прекрасно.

— Я согласен, — сказал он, поцеловав меня в шею. Я улыбнулась, зная, что он даже не смотрел в окно. Я повернулась в его объятиях и посмотрела на него снизу. В свете наружных фонарей он выглядел как ангел, каким его представлял мой контуженный мозг. Я обернула простыню вокруг него, и наша обнаженная кожа соединилась в объятиях.

— Нельзя, чтобы папарацци Верхнего Ист-Сайда застали тебя голым.

— Им понадобится чертовски хорошая линза. — Он откинул мои волосы с лица, затем обхватил мою щеку и поцеловал. Этот поцелуй был неторопливым, его язык медленно ласкал мой.

Когда мы прервались, я улыбнулась и сказала.

— С таким размером члена… — я взяла его в руку и нежно погладила. — Им не нужен большой объектив. — Гарри хмыкнул, но толкнулся в мою руку. Я почувствовала, что он снова твердеет. — Уверена, что астронавты на космической станции видят его с высоты. Это их шоу для мастурбации. Я прочистила горло, обретя голос космонавта. — Приготовьтесь, мальчики. Гарри Синклер снова у своего окна.

— Они могут продолжать смотреть, — сказал Гарри, притянув меня ближе. Он упирался в мое бедро. — Ты единственная, кого хочет мой «массивный член». — Мои глаза закатились от удовольствия, что Гарри говорил так грязно.

— Скажи еще раз «член», — сказала я и улыбнулась, когда Гарри опустил свой лоб к моему и прошептал «член». Я застонала и позволила ему прижать меня к стене у окна.

— Тебе было хорошо? — спросил он с нотками игривости в голосе, которых я никогда раньше не слышала.

— Еще, — потребовала я, сбросив простыню и обхватив его бедро. Я прижалась к его эрекции. — Дай мне больше. Все грязные слова.

В груди Гарри зазвенело от удовольствия. Между поцелуями он говорил.

— Киска, попка, клитор, сиськи… — он улыбнулся мне в губы и прошептал. — Дамский сад.

Запрокинув голову назад, я рассмеялась.

— Нет! Только не этот гребаный жуткий дамский сад! — пытаясь отдышаться, я почувствовала, что рука Гарри все еще лежала на моей щеке. Когда я вытерла слезы с глаз, то увидела, что он наблюдал за мной, его глаза были мягкими и… счастливыми. Они выглядели счастливыми. Мое сердце забилось так быстро, что я подумала, что могла потерять сознание.

Взяв его руку в свою, я оттащила его от окон.

— Пойдем. Покажи мне свою квартиру. — Когда мы проходили мимо шкафа, Гарри остановил меня и открыл дверцу. Он достал два халата. Отпустил мою руку и натянул один на плечи.

— Мое обнаженное тело слишком соблазнительно? — спросила я, когда он завязывал поясок на моей талии.

— Всегда, — ответил он, поцеловав меня в губы. Он накинул халат, и мне захотелось заплакать, когда его тело Адониса исчезло под белой махровой тканью. — Но ты прав, мы не можем допустить, чтобы манхэттенские извращенцы наблюдали за твоим грешным обнаженным телом через окна с помощью своих объективов.

Взяв меня за руку, Гарри распахнул дверь, и у меня открылся рот. Его квартира была просто эпической. Другого слова не подберешь. Небольшой коридор привел нас из спальни в гостиную, заставленную плюшевой мягкой мебелью, из которой открывался вид на весь Манхэттен, а окна от пола до потолка были похожи на рамы для самых совершенных произведений искусства.

Пройдя через гостиную, я остановилась, увидев кухню.

— Ни хрена себе, Гарри, — сказала я и вошла в белую мраморную комнату. Я провела руками по гранитным столешницам и всей бытовой технике высшего класса. — Ты готовишь?

Гарри облокотился на столешницу, а я провела рукой по массе деревянных шкафов.

— Никогда.

— Какая ирония, — сказала я и, выйдя из кухни, пошла по коридору. — Что здесь?

— Мой кабинет. И еще две спальни. — Гарри открыл дверь в свой кабинет, и я ахнула. В центре стоял традиционный письменный стол из красного дерева, а вокруг него — книжные полки от пола до потолка. А потолки в этом пентхаусе были высокими.

— О, Боже, — прошептала я, проведя руками по многочисленным томам, которые смотрели на меня.

— Ты любишь читать? — спросил он, присев на угол стола. Я прошла мимо лестницы в библиотеку и прочитала названия: Властелин колец, Хоббит, Хроники Нарнии. Все мои любимые книги. — Диккенс? — спросила я, увидев целую полку, посвященную его произведениям.

— Когда у меня мрачное настроение, — поддразнил он.

Я замерла и посмотрела на Гарри.

— Джейн Остин? — все ее произведения были здесь.

— У ее произведений есть достоинства, — сказал он, как будто был судьей и присяжным всей литературы. Конечно, у HCS Media есть издательство, но все же. В его глазах остался игривый блеск. Я не могла перестать удивляться этому.

— Достоинства? — я рассмеялась и подошла к Гарри, потянув за воротник его халата. Его рука обвилась вокруг моей талии, и я растаяла. — Я думаю, что в ееработах есть нечто большее, чем «достоинства». — Я сделала вид, что размышляю над этим. — На самом деле, я бы сказала, что у тебя и некоторых ее персонажей есть общие черты.

— Неужели? — сказал он, приподняв одну бровь.

— Высокомерный.

— Я оскорблен. — В его голосе не было злобы.

— Шикарный.

— Полагаю, с этим можно поспорить.

— Ты живешь в старинном доме в Англии? Это может быть сходством. — Гарри замер, а когда я взглянула на него, то он скривился. Я пошутила. А он, судя по всему, нет.

— Совсем крошечный. — Он поднял указательный и большой пальцы и сжал их вместе, чтобы показать наглядно.

— Он действительно маленький?

— Эээ… нет.

— Например, сколько спален?

Гарри вздохнул.

— Серьезно, Фейт, мы можем не…

— Сколько, Гарри?

— Спален? Двадцать три. — Я перестала дышать. — Это только в главном доме. А еще есть флигели.

— Флигели, — повторила я.

— Дома для гостей. У нас их… несколько на территории.

— Точно, — сказала я, начиная понимать, что нас действительно разделял целый мир. Обычно мне было на это наплевать, но… двадцать три спальни, мать их!

— Это неважно, — сказал он, и я услышала в его голосе паническую мольбу не закрываться от него. Его губы были приоткрыты, и он смотрел на меня с таким жаром и нежностью, что у меня подогнулись пальцы на ногах.

Я провела руками по его волосам, и глаза Гарри закрылись от удовольствия.

— Ты можешь показаться гордым.

— Иногда. — На его губах снова появились смешинки.

— Можно сказать, предвзятым.

— Нет, — возразил он. — Мне кажется, это слово больше подходит тебе. — Я открыла рот, чтобы возразить, но он, вероятно, был прав.

— Ладно. Ну что ж, на этой ноте предлагаю закончить?

— Конечно. — Я наклонилась и поцеловала его, его руки распахнули мой халат и переместились к моей попке.

Я застонала ему в рот, но отстранилась.

— Пойдем, — сказала я и протянула руку, чтобы он взял ее. — Я собираюсь использовать эту первозданную и безумно дорогую кухню по назначению и приготовить для тебя.

Гарри выполнил мою просьбу. Когда мы направились к двери, на глаза мне попалась книга, которая стояла не в одном ряду с другими, как будто ее недавно прочитали и не положили на место. Мой пульс участился. Любовник леди Чаттерлей.

— Фейт? — спросил Гарри, обняв меня за плечи и поцеловав в щеку. — Ты в порядке?

— В порядке, — ответила я, настолько растерявшись, что мне показалось, будто в голову вторгся туман. Я отогнала туман в сторону. Это было совпадение. Так должно быть. Не может быть, чтобы Гарри…

Я повернулась, чтобы посмотреть на него. Весь такой чопорный, правильный и очень британский. Ради всего святого, он был чертовым виконтом. Не может быть, чтобы он был каким-то образом связан с «НОКС». Это невозможно. Пульс успокоился, я взяла его за руку и потянула на кухню.

Затем открыла шкафы, отыскивая нужную утварь и ингредиенты. Гарри налил нам обоим по бокалу вина и сел за барную стойку, не сводя с меня глаз.

— Ага! — сказала я, найдя паста-машину и необходимые ингредиенты. Я положила их на стойку, где сидел Гарри. — Зачем тебе все это, если ты не готовишь? — спросила я, начав готовить миску с ингредиентами для свежей пасты. Тортелли де Зукка, мои любимые.

— Мне не хочется тебе говорить, — сказал Гарри и сделал огромный глоток вина. Чем больше алкоголя он употреблял, тем более расслабленным становился.

— Что?

Он помрачнел.

— У меня есть повар, который приходит четыре раза в неделю, пока я на работе. Он готовит для меня еду. — Он указал на паста-машину. — Вот почему все это здесь. Я спросил его, что ему нужно. Он дал мне список. Я понятия не имею, что это такое.

— Гарри, — сказала я, положив свою руку на его. — Это самая шикарная вещь, которую ты когда-либо говорил.

— Ты права. Хотя на днях я услышал, как бормочу «где мой любимый нагрудный платок?» и тут же подумал, что, если бы ты была там, я бы никогда не услышал конца этого.

Я рассмеялась, высыпав муку, и подняла в воздух белое облачко. Сдула муку с лица и была уверена, что теперь она в моих волосах.

— Фейт, ты самый неуклюжий человек, которого я когда-либо встречал.

— Знаю, — сказала я, когда облако исчезло, и продолжила готовить. — Мне нравится думать, что это сексуально.

— Сексуальная неуклюжесть, — согласился Гарри и поднял свой бокал.

— Сексуальная неуклюжесть. — Я начала замешивать тесто. — Так ты сказал моим родителям, что учился в Итоне?

Да, я использовала это как предлог, чтобы узнать о нем побольше. Он был чертовым закрытым досье. Мне нужно было узнать его получше. Губы Гарри дрогнули; он точно знал, что я делаю.

— Гарри, ты ужинал с моими родителями. Они рассказали тебе обо мне и всех моих ярких периодах. Дай мне что-нибудь. Мы просто трахались как кролики. — Я указала на него своей скалкой. — У одного из которых был огромный член. И хотя это хорошо, второй кролик будет болеть несколько дней, поэтому заслуживает какой-то компенсации.

— Поэтому? — сухо сказал Гарри. — Ты только что сказала «поэтому».

— Отвечай на мои вопросы или не получишь пасту.

Гарри поднял руки вверх в знак капитуляции.

— Не угрожай. Пожалуйста. Я скажу тебе все, что ты хочешь знать.

— Итон. Начинай.

— Меня отправили туда, когда мне было одиннадцать. В среднюю школу, как вы говорите здесь, в Америке.

— Тебе понравилось?

— Неплохо. — Он провел кончиком пальца по ободку своего бокала с вином, погружаясь в воспоминания. — Я просто скучал по дому. Я скучал…

— По своей маме. — И тут мой желудок опустился, вспомнив больницу и то, что ему было двенадцать лет, когда умерла его мать. — Гарри, пожалуйста, скажи мне, что ты был с ней, когда…

Он покачал головой.

— Я был в школе. Мой отец позвонил в школу, когда она умерла. Я не мог говорить, когда мне сказали. Я так и не попрощался с ней. Я знал, что она проходила какие-то обследования, но больше мне ничего не сказали. Я узнал позже, отец не хотел, чтобы это повлияло на мою учебу.

— Он скрывал ее от тебя? — прошептала я, прекратив свои занятия.

Гарри провел рукой по голове.

— Ты должна понять, моя мать была той жизненной силой, которой мой отец был лишен в детстве. Это был брак по расчету. Он должен был удачно жениться, как и она. Мама как-то сказала мне, что они не ожидали, что влюбятся друг в друга. Но они полюбили, быстро и глубоко. Когда она заболела, он стал отрицать это.

Гарри перевел дыхание и продолжил.

— Я думаю, он считал, что если не пошлет за мной, то это еще не конец для нее. — Гарри поднял голову, когда я подошла и села к нему на колени. — Когда я вернулся домой на похороны, человека, которого я знал и любил, уже не было. Вместо него был тот, кем он является сейчас. Холодный, отстраненный. У него нет половины сердца и души. — Гарри посмотрел мне в глаза. — Я никогда не понимал, как он мог так измениться… — он сглотнул и позволил этому повиснуть в воздухе между нами.

У меня закружилась голова от количества нежности в его глазах, когда он посмотрел на меня. Гарри поцеловал меня.

— Когда мне исполнилось восемнадцать, я поступил в университет. Но всегда знал, что займусь семейным бизнесом. Я хотел этого. Просто иногда это бывает трудно. — Я поняла, что он снова говорил о своем отце. Я поцеловала его в щеку и пошла резать тыкву для начинки.

Когда я разрезала оранжевую кожуру, в моей голове пронеслось то, что сказал Гарри.

— Гарри, — спросила я и встретила его взгляд. — Ты упомянул, что твои отец и мать заключили брак по расчету. — Гарри замолчал, слегка побледнев. — Я видела тебя в журналах с женщиной со светлыми волосами и красивыми глазами.

— Луиза, — жестко сказал он, и прежний Гарри поднял голову.

Я опустила нож.

— Ты тоже собираешься жениться по расчету? То есть ради денег? На другом представителе аристократии?

Гарри оставался неподвижным так долго, что я подумала, что он уже никогда не сможет пошевелиться.

— Я собираюсь отказаться, — сказал он и поднялся со своего места. Он обошел стойку и поднял меня, чтобы усадить на нее. Обхватив мое лицо, он сказал. — От меня ждут определенных результатов. Удачно жениться, произвести на свет наследников, никогда не переступать черту. Не позорить семью, не делать ничего, что могло бы нарушить статус-кво знаменитой династии Синклеров. — Мое сердце упало от его слов.

— Я пишу колонку о сексе, Гарри. Грязную. Я дочь итальянского иммигранта и американки в первом поколении, и никто из них никогда не знал, что такое деньги. — Я почувствовала, как заблестели мои глаза, и возненавидела себя за это. — Это, — сказала я, указывая с него на себя. — Это просто секс, верно? История, которую можно рассказать своим приятелям в Англии. Ты трахнул мисс Блисс и дал ей немного ее собственного лекарства.

— Нет, Фейт. Конечно, нет. — Я попыталась отвернуть голову от его взгляда, но руки Гарри, лежащие на моих щеках, удержали ее на месте. — Разве хоть что-то из того, что мы пережили вместе, ничего не значило? Хоть что-то из этого было похоже на простой трах?

— Нет.

— Потому что это не так. Посмотри на меня, пожалуйста, — умолял он, когда я опустила глаза. Я подняла их и с кристальной ясностью увидела убежденность, написанную на его лице. — Это не будет моей жизнью. — Гарри поцеловал меня в лоб. — Я давно решил, что не хочу этого. А потом появилась ты, которая раздражала меня и проникала под кожу. Язвительно улыбалась мне, задевала меня своими остротами, и я понял, что с меня хватит. И эти чертовы юбки-карандаши, которые ты носишь в офисе. — Я рассмеялась, и он улыбнулся. — Ты заставила меня перестать хотеть тебя, Фейт, и вместо этого я стал жаждать тебя.

— Так это не просто секс? — подстраховалась я.

— Секс будет, — сказал Гарри и прижал свой твердый член к моим ногам. — Будет много-много секса. Но… — он поцеловал тыльную сторону моей руки. У меня перехватило дыхание. Гарри Синклер, ведущий себя как настоящий прекрасный принц, должен был меня убить. — Нет. Это не все, чего я хочу.

Я чувствовала себя возрожденной. И как фейерверк на Четвертое июля, взрывающийся миллионами цветов в темном небе.

— Останься со мной сегодня, Фейт. Давай съедим макароны, посмотрим дерьмовый фильм и вернемся в постель. Останься со мной. Пожалуйста.

— Хорошо.

Гарри крепко поцеловал меня. Когда он отстранился, то сказал.

— Что касается моего дома в Англии, то ты скоро его увидишь.

Я нахмурилась.

— Что?

— Это сотый день рождения HCS Media. Мой отец попросил боссов каждого издания назначить несколько человек из числа своих сотрудников, которые должны будут прилететь в наше поместье на вечеринку в середине лета, чтобы отпраздновать знаменательный день рождения. На прошлой неделе я ознакомился со списком Салли и одобрил его. Она выбрала тебя в качестве одного из сотрудников, который будет представлять «Визаж».

— Что? — переспросила я. Гарри притянул меня ближе к краю стойки. Я застонала, когда его твердый член оказался у меня между ног.

— Давай я покажу тебе все, когда ты приедешь.

— Где мы будем жить?

— В отеле. Все уже оплачено. Мой отец хотел, чтобы это был настоящий праздник. — Гарри поцеловал меня в шею, в щеку, а затем в губы, и я потерялась в его прикосновениях. — Но я хочу, чтобы ты была в моей комнате, в моей постели. Со мной.

— Да, — сказала я и закрыла глаза.

Макароны были съедены позже той ночью. Гораздо позже. В ту ночь и последующие несколько ночей я оставалась с Гарри. Никто не знал об этом, кроме нас двоих. И каждый раз, когда я целовала его, то чувствовала, что погружалась все глубже и глубже. И когда он уснул, моя голова лежала на его груди, а его рука и запах обволакивали меня, я поняла, что мое сердце билось. Я никогда не произносила эти слова вслух. Но когда я закрыла глаза, и Гарри притянул меня к себе, его губы искали мои даже в дремоте, я больше не могла отрицать свои чувства.

Я, Фейт Мария Паризи, влюбилась в Гарри Синклера.

И полюбила сильно.

Глава пятнадцатая

— Секси-мама! — пропел Сейдж, когда я вышла из своей спальни, словно Джиджи Хадид на подиум в Париже.

— Ты выглядишь как сексуальный дискотечный шар, — сказала Нова.

— Вы все тоже выглядите потрясающе. Сейдж, очень элегантно. Амелия, синий цвет определенно твой, а Нова — Джессика Рэббит, умри от зависти!

— Напитки! — крикнула Нова и налила нам по рюмке. Сегодня вечером проводился благотворительный бал «Манхэттен Медиа». Сейдж и Амелия были моей и Новы подружками. Мы были готовы отправиться на мероприятие.

— Ты надела лифчик с водкой, Фейт? — спросил Сейдж. С помощью нехитрых швов, которым научил меня папа, мой алкогольный лифчик был реанимирован и снова в строю.

— Нет необходимости, друг мой, там бесплатный бар. — Я вздернула брови. — Мои натуральные чашечки C могут сегодня дышать свободно.

— О, бесплатный бар, — сказал Сейдж. — Самые приятные слова, которые я когда-либо слышал.

— Итак, — спросила Нова, когда мы влили в глотки еще по одной рюмке. — Гарри будет там.

— Да. И? — невинно сказала я.

— О, прекрати это дерьмо, Фейт, — сказал Сейдж и прижал руку к сердцу. — Это как «Золушка», бруклинское издание.

— Фейт, на этой неделе ты каждую ночь проводила у него. Он забирает тебя в семь утра каждое утро, и, по правде говоря, мы с Сейджем наблюдали из окна, как вы двое целуетесь на прощание, — сказала Амелия.

— Извращенцы, — сказала я, прищурив глаза на них обоих.

— Ты нам больше ничего не рассказываешь, — сказала Нова. — Мы вынуждены выяснять все сами.

— Потому что я не уверена в том, что происходит! — сказала я, выплеснув сдерживаемое разочарование. — Да, я остаюсь у него. Мы трахаемся, как нимфоманы под виагрой. Но о жизни за пределами его квартиры мы не говорили. Это что-то новое, и я не представляю, к чему это приведет. Мы просто живем день за днем.

— Завтра вечером ты снова должна быть с Maître, — сказал Сейдж. Он обнял меня за плечи. — Что ты собираешься делать, малышка?

— Попрощаться, — сказала я и увидела шок на лицах своих друзей. Я вздохнула. — И сказать ему, что встретила кое-кого и больше не могу заниматься с ним сексуальными экспериментами.

— О. Мой. Гребаный. Бог. — Нова стояла прямо передо мной. — Тебе нравится Гарри. Типа, очень нравится. — Я не стала отрицать. Какой в этом был смысл? Это была правда, и это были мои лучшие друзья. Я рассказала им все.

— О, Фейт. — Амелия обняла меня так крепко, что я почувствовала, как в горле встал комок. — Я счастлива за тебя. Ты заслуживаешь любви. Это все, что я когда-либо хотела для тебя. — Я поцеловала ее в щеку, когда она отпустила меня.

— Я с ума схожу, — сказала я, положив руку на голову, в ощущении низкопробного психоза. — Он Генри Синклер III, гребаный виконт Британии. А я — это я, девчонка с Адской кухни и ртом, как канализация. Мне неприятно это говорить, потому что ты знаешь, что я, в общем-то, всегда говорю: «Пошел на хер», и все, кто не одобряет мои решения, могут отвалить. Но есть так много вещей, которых я даже не знаю о Гарри. Например, вся его жизнь в Англии. Его отец, с которым я никогда не разговаривала. Все то давление, которое он испытывает из-за своего бизнеса. — Я почувствовала, что у меня вот-вот начнется гипервентиляция. — Он миллиардер. Чертов миллиардер. Я даже в голове не могу представить себе такую сумму денег, не говоря уже о том, чтобы встречаться с человеком, у которого столько денег в банке.

— Фейт, перестань. Это не ты. — Сейдж схватил меня за руки. — Ты — Фейт, черт возьми, Паризи. И если ты хочешь Гарри, а он хочет тебя, просто скажи «да пошли вы» всем скептикам.

— Я знаю, — сказала я и попыталась вытряхнуть эти мысли из головы. — Но даже у самых крутых из нас могут быть небольшие сомнения время от времени, верно?

— Верно, — сказала Амелия, обняв меня за плечи. — Но потом мы смотрим в лицо миру, не стесняясь того, кто мы есть. Да?

— Да, бл*дь, — сказала Нова и протянула нам последние шоты.

Мы выпили и направились в отель «Плаза». Как только такси подъехало к обочине, и мы вошли в фойе, то увидели, что все вокруг усыпано роскошными кристаллами, а вокруг входа и в самом бальном зале расставлены аккуратные букеты.

Из огромных колонок лилась музыка, круглые столы, гости, одетые в белое и золотое, заполняли зал, оставляя большое пространство для танцпола. Казалось, здесь собрались все бизнесмены Манхэттена.

— Выпьем? — предложил Сейдж. Мы направились к бару. Сейдж принес нам четыре бокала шампанского (конечно же). Я осмотрела бальный зал, но там было море черных и белых смокингов.

— Не мог он надеть что-нибудь красно-белое, как в игре «Где Уолдо?», чтобы его было легче найти? — сказала я, почувствовав, как кто-то движется за моей спиной.

— Боюсь, эта цветовая палитра не очень подходит к моему цвету кожи. — Я обернулась, и прямо передо мной возник Гарри, выглядевший очень сексуально в приталенном смокинге, обтягивающем все его лучшие места. Он протянул руки. — Сшито на заказ у Лючио Паризи.

В груди у меня потеплело, а сердце заколотилось. Черт, я была жалкой. Действительно жалкой и очень, очень глубоко в дерьме, когда дело касалось этого сексуального как грех виконта.

Рядом с Гарри появился потрясающе красивый блондин. Он передал ему бокал шампанского и улыбнулся, поймав мой взгляд.

— Фейт, это Николас Синклер, мой кузен.

— И лучший друг, — добавил он, прежде чем пожать мне руку. — Итак, ты — знаменитая Фейт. Я о тебе слышал. — Он пригнул голову ближе. — И, между нами говоря, я преданный читатель твоей колонки. Я работаю в лондонском офисе и должен сказать, что твоя еженедельная колонка — главное событие моего воскресенья.

— Спасибо, любезный сэр, — сказала я, восхищаясь очередным нелепым британским акцентом.

Я услышала, как Сейдж кашлянул позади нас, и упала на шаг вперед, когда он ударил меня локтем в спину. Я злобно посмотрела на него, но затем изобразила улыбку.

— Гарри, это мои лучшие друзья. Ты, конечно, знаешь Нову. — Гарри поцеловал ее в щеку. — Это Амелия, она моя соседка по комнате и лучшая подруга.

— Приятно познакомиться, — сказал Гарри, его обаяние заставило Амелию покраснеть.

— А это Сейдж, третья ножка нашего треножника, наш лучший друг и сосед по дому.

— Много о вас слышал, — сказал Сейдж.

Затем настала очередь Николаса. Он приветствовал моих друзей лучезарными улыбками, но, когда он пожал руку Сейджу, у меня создалось впечатление, что он только что впервые в жизни увидел солнце (что, будучи родом из Англии, возможно, так и было).

— Сейдж? — сказал он. — Как трава.

— Та самая. — Сейдж поднял свой пустой бокал. — Вам нужно еще выпить, Николас?

— Всегда, — ответил он, и они двинулись к бару. Сексуальное напряжение исходило от них, как жар от печи.

— Ну что ж, — сказал Гарри. — Это не заняло много времени. — Он засмеялся и, незаметно взяв мою руку, сжал пальцы. — Извините нас, дамы, — сказал он Амелии и Нове.

Гарри протащил меня сквозь толпу и завел в безлюдную нишу в глубине зала.

— Ты такая красивая, — сказал он и окинул взглядом мое платье с серебряными блестками. Он любовался моими волосами, волнами спадающими по спине.

— Ты тоже красавчик, — сказала я, и Гарри обхватил мое лицо и прижался своим ртом к моему. Он застонал мне в рот.

— Сегодняшняя ночь будет долгой, — сказал он и выдохнул. — Ты поедешь со мной домой?

— Ну, давай. Ты выкрутил мне руки.

— Если ты хочешь, — сказал Гарри, сделав вид, что обиделся на мою шутку.

— К черту. Я хочу, чтобы ровно в полночь твой массивный член был у меня во рту. Я…

— Генри? — Гарри замер, услышав позади голос отца. Кинг Синклер обогнул угол, и Гарри выпрямился, поправив галстук.

— Папа.

Кинг уставился на Гарри, затем перевел взгляд на меня. Он улыбнулся, но я почувствовала арктический холод, когда он бросил взгляд в мою сторону.

— А это кто? — спросил он, протянув руку.

Я вложила свою руку в его, и он поцеловал ее в тыльную сторону, как это часто делал Гарри. Но когда это делал Гарри, я падала в обморок, как проклятая леди. Когда же Кинг поцеловал меня, мне захотелось вытереть руку о свое платье, но я посчитала, что такая реакция будет неуместной и грубой. С другой стороны, он, несомненно, только что слышал, как я говорила, что хочу взять в рот огромный член его сына, так что я не была уверена, как сильно я еще могу упасть в его глазах.

— Папа, это Фейт Паризи. Она работает в «Визаж».

— Правда? — сказал он вежливо, но тон его был совсем другим. — Очень хорошо. Хорошая колонка. — Он повернулся к Гарри. — Извини, что отрываю тебя от дел, но нам нужно встретиться с некоторыми людьми, сынок. Деловой разговор.

— Конечно. — Гарри склонил голову, как истинный джентльмен. — Мисс Паризи, было приятно поболтать с вами.

— Мне тоже, — сказала я, чувствуя, как мое сердце сжимается от недостатка ласки в присутствии его отца. Когда Гарри уходил, он оглянулся через плечо, в его глазах читалось извинение. Я догадалась, что он просто еще не готов к разговору с отцом. Сделав глубокий вдох, я вернулась в бальный зал и нашла своих друзей. И рассказала им о том, как холодно вел себя Кинг, а затем выпила еще несколько рюмок.

Вдоволь навеселившись, мы заняли свои места за столом. Сейдж сидел рядом со мной, не сводя глаз с Николаса, который пробирался через зал, чтобы сесть рядом с Гарри за главный стол, где заседал Кинг Синклер.

— Я влюблен. — Сейдж резко откинул голову назад. — Этот акцент. Этот чертов акцент. — Он повернулся ко мне. — Как ты так долго сопротивлялась ему, Фейт? Это как гипноз или еще какая-нибудь хрень. Забудьте о любовных зельях, им просто нужно упаковать в бутылку горячего парня, говорящего с британским акцентом, и люди будут падать к их ногам.

— То есть, ты хочешь сказать, что тебе нравится Николас? — спросила я с сарказмом.

— Он идеален. — Сейдж вздохнул. — Осталось только, чтобы он переехал в Нью-Йорк, и мы сможем умчаться в закат, пожениться и жить долго и счастливо.

— И это все? — сухо сказала Амелия. — Какая ерунда!

— Как Гарри? — спросил Сейдж. Я ввела его в курс дела относительно состоявшейся встречи.

— Николас ничего особенного не сказал, но намекнул, что Кинг довольно строг с Гарри. — Мой взгляд метался по комнате и наткнулся на взгляд Гарри. Он тайно улыбнулся мне и отпил шампанского.

Как раз в тот момент, когда нам начали разносить еду, к Гарри подошел мужчина, сидевший за столиком возле фонтана с шампанским. Он был такого же роста и телосложения, но волосы у него были светло-каштановые, в отличие от шоколадных волн Гарри. Боже, этот виконт был так совершенен, что я могла бы просто съесть его.

Гарри поднялся на ноги и обнял мужчину. Из-за нашего столика послышался негромкий гул их голосов, а затем…

— Они говорят по-французски? — спросила я, мой бокал застыл в воздухе, услышав, как язык так плавно льется из уст Гарри.

Мои друзья внимательно слушали.

— Да, — сказала Амелия, и мое сердце заколотилось так быстро, что я была уверена, что оно может сравниться с олимпийским спринтером.

— Я не знала, что Гарри говорит по-французски, — сказала Нова. — Но опять же, он учился в дорогой школе-интернате, и, наверное, это было частью учебной программы.

Я застыла на месте, когда увидела, что Гарри свободно говорит по-французски с этим загадочным человеком.

— Кто это?

Нова сузила глаза, ожидая, когда он повернется. Когда он повернулся и занял свое место за столом, Нова сказала.

— А, теперь я его узнаю. Это Пьер Дюбуа… — голос Новы прервался, потом она встретилась с моими глазами. Я перестала дышать и была близка к тому, чтобы свалиться со стула и грохнуться на деревянный пол. — Он француз, — сказала Нова, явно понимая, что со мной.

— Дюбуа, — сказала я. — Как банк? — чертовски крупный банк, имевший офисы по всему миру.

— Как банк, — сказала Нова. Она придвинула свой стул поближе. — Фейт, ты думаешь, что он…

— Maître, — прошептала я.

Сейдж и Амелия повернули головы к Пьеру, внезапно включившись в наш с Новой разговор.

— Он великолепен, — сказала Амелия; затем она посмотрела на меня. — И, кажется, он близко знаком с Гарри. — Она побледнела. — О. Похоже, он действительно близко знаком с Гарри. Как неловко.

— Здесь жарко? — спросила я, уничтожив салфетку, сложенную в виде лебедя, и помахала ею перед лицом, пытаясь вдохнуть столь необходимый воздух. Гарри и Пьер были друзьями. Мужчина, который, возможно, был Maître, и Гарри, с которым я спала уже неделю. Друзья. Конечно, они были друзьями. Пьер, который, я была уверена, связывал меня всеми мыслимыми способами и трахнул во всех позах из «Камасутры» и не только.

— Я не очень хорошо себя чувствую, — сказала я и поднялась на ноги.

— Фейт? Ты в порядке? — спросила Нова.

— Мне просто нужно немного воздуха. — Я, пошатываясь, направилась к выходу, мое зрение стало туннельным, когда я проходила мимо стола Maître. Я почувствовала, что меня повело влево, и потянулась к чему-то, на что можно опереться. И я ухватилась, прямо за фонтан с шампанским.

Моя рука пробила центральный ярус, и все это рухнуло на пол. Я поскользнулась на пролитом шампанском и упала на задницу, а звон разбивающихся бокалов создал симфонию по всему залу.

Конечно, это происходит со мной прямо сейчас!

Встав на четвереньки, я попыталась подняться, но продолжала скользить по мокрому полу, то и дело приземляясь на задницу, что, как оказалось, совсем не похоже на шлепки.

В этот момент мне показалось, что самое гуманное, как для себя, так и для всех присутствующих, — это уткнуться лицом в небольшую лужицу шампанского, собравшуюся рядом со мной, и утонуть, чтобы не встречаться взглядом с людьми, которые сейчас наблюдали за моим унижением. И какой же это шикарный способ уйти — утонуть в «Кристал». В конце концов, мы были в «Плазе». Надо было уйти стильно.

— Ты в порядке? — спросил голос с сильным французским акцентом. Я подняла голову, а там был он — Пьер, мать его, Дюбуа, или, как я его знала, Maître Огюст, и протягивал мне руку. Я вложила свою руку в его и позволила ему поднять меня на ноги. Будем откровенны, он не в первый раз видел меня на коленях. Он видел меня на коленях, на спине, на животе; закованной в колодки; связанной веревками; прикованной к стене… список бесконечен!

— Ты в порядке? — повторил он, и музыка на заднем плане частично скрыла его голос. Я взглянула на его руку. Она была как раз подходящего размера для Maître. Его рост и телосложение были чертовски подходящими для Maître.

Я не могла дышать!

— Мне нужен воздух, — сказала я и бросилась вон из зала. Я двинулась к главной двери, вдыхая легкий влажный ветерок манхэттенского лета. Охранники бросали на меня косые взгляды, но черт их побери. Они не знали, что я только что видела, как мой сексуальный мастер разговаривал с моим нынешним любовником.

— Мадемуазель, все в порядке? — волоски на затылке встали дыбом, когда я снова услышала густой французский акцент. Я медленно повернулась, наконец-то увидев его без плаща и маски, во всей его парижской красе. Его карие глаза смотрели на меня. Не серебряные, а глубокие карие. Идеально уложенные волосы, сильная челюсть и полные губы, которые чуть-чуть выглядывали из-под фарфоровой маски, которую он всегда носил.

— Я в порядке, — сказала я, обретя свой голос, который решил уйти в отпуск как раз тогда, когда он был мне больше всего нужен. — Я привыкла стоять на коленях. — Я сдвинула брови и наклонилась вперед, надеясь, что он меня понял. Пришло время прекратить это дерьмо. Нужно было, чтобы он признался, кто он такой. Мне пришло в голову, что он может не знать, кто я. Поэтому я подошла ближе. — Можно сказать, что я стою на коленях, как сексуальный сабмиссив. — Ладно, это не было тонко, но парень должен был теперь понять.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке? — спросил он, его акцент был точно таким же, как у Maître. Он что, издевался надо мной?

— Mon petit chaton! — сказала я, повысив голос. Пьер не выказал ни малейшего признака узнавания, он просто выглядел испуганным.

— Мадемуазель, я думаю, вы могли повредить голову, когда упали. — Я закатила глаза. Но как раз в тот момент, когда я собиралась затронуть тему использования зажимов в качестве сексуальных игрушек, из бального зала выскочил Гарри.

— Фейт! — он схватил меня за лицо, изучая мои глаза. — Ты в порядке? Не ушиблась?

— Пострадала только моя гордость, — я показала ему заднюю часть своего платья. — И я мокрая. Очень мокрая. — Я посмотрела на Пьера и впилась взглядом в его глаза. Он выдохнул и сделал большой шаг назад.

— Я оставлю ее с тобой, Генри. — Пьер произнес «Генри» как «Эн-ри». Это был он. Я знала, что это он. И замерла, осознав, что теперь знаю, кем был печально известный Maître «НОКС». Человек, попавший в ловушку обыденной жизни. Он был банкиром — что может быть скучнее этой работы? У него были семейные деньги. На него давили. Черт возьми. Пьер Дюбуа из банка «Дюбуа» был Maître Огюстом.

— Фейт, ты меня беспокоишь, — сказал Гарри. — Неважно выглядишь. Ты какая-то бледная.

— Да, я не очень хорошо себя чувствую, — сказала я и громко и длинно фыркнула. Мне было все равно, что я нахожусь в «Плазе». Эта ночь превратилась в эпическую катастрофу, и я просто хотела домой. Maître проигнорировал мои намеки. Гарри знал его, что только усугубляло ситуацию, потом его отец…

— Гарри? — в дверях появился Кинг Синклер. Вот уж воистину дьявол. Он взглянул на меня, и я поняла, что в его мозгу что-то зашевелилось. — Сейчас начнутся выступления. Ты должен сказать речь перед HCS Media. — Кинг обратился ко мне. — Мисс Паризи, мне жаль, что с вами произошел несчастный случай.

— Мне тоже, — сказала я.

— Я иду, папа, — сказал Гарри так строго, как я никогда не слышала от него.

Я изучала Кинга и понимала слова Гарри о том, что его отец потерял свое счастье после смерти жены. Он был похож на оболочку человека, просто существовал, как тень. Автоматически двигался по жизни, как и полагается человеку его социального положения и делового статуса.

— Папа, дай мне чертову минуту! — Кинг на мгновение опешил от резкости Гарри, но сделал то, что сказал сын.

— Я позову твоих друзей, — сказал Гарри.

— Пусть остаются. И развлекаются. — Я проверила, что рядом никого нет, и нежно поцеловала его в щеку. — Я возьму такси до дома и лягу спать. — Я видела, что Гарри тоже хотел пойти со мной. — Иди, выступай. Порази их.

— Можно я приду к тебе? Позже? К тебе домой? Я знаю, что мы еще не делали этого, но…

— Да, — сразу же сказала я. Этот человек был моим личным криптонитом. — Конечно. Напиши мне, когда будешь в пути.

Гарри поднял руку и повел меня к такси, остановившемуся у обочины. Он открыл дверь, назвал водителю мой адрес и поцеловал меня в губы.

— Я приеду, как только смогу.

Когда такси выехало на дорогу, я закрыла глаза. Теперь у меня было все, что нужно для моей главной статьи. Я знала, кто такой Maître. В животе у меня заныло от мысли, что Гарри сделает с этим материалом, когда он будет готов. Он узнает о моем пребывании в «НОКС». Но он не мог разозлиться. Это было еще до того, как мы с ним начали встречаться. Но почему-то всю дорогу домой мое сердце сжималось от страха, ноющая, тупая и постоянная боль отдавалась в груди.

Она только усилилась, когда через два часа Гарри забрался ко мне в постель, проникая внутрь и разрывая меня на части, при этом не оставляя ничего, кроме клеток, которые отчаянно стремились соединиться с его клетками. Когда Гарри уснул, крепко прижав меня к своей груди, я поняла, что должна сделать следующей ночью.

Тогда я буду принадлежать Гарри. Полностью. И это было самым страшным.

***

В моей личной раздевалке, как всегда, лежал наряд. Сегодня я выбрала бюстгальтер и трусики из лакированной кожи со съемными чашечками. Я провела рукой по материалу и не смогла удержаться от улыбки. Я полюбила это место. Оно было именно таким, каким его описывал Maître, — пристанищем, где люди могут быть свободными. Я была свободна здесь. Под его властью. Он заставил меня захотеть его, но, находясь с Гарри, я поняла, что то, что, как мне казалось, мне нравилось в Maître, не было реальностью. Я не была уверена, было ли все это на самом деле, или это просто извращенный сон, который останется со мной на всю жизнь.

Соблюдая правила и понимая, почему анонимность должна иметь первостепенное значение, я надела вуаль и поднялась на лифте на последний этаж. Как только я вошла в комнату, сразу же зазвучали мелодичные звуки Андреа Бочелли. Я провела руками по колодкам и с нежностью улыбнулась птичьей клетке и Андреевскому кресту.

Я повернулась к трону и остановилась перед ним. Затем услышала, как сзади открылась дверь, и в нее вошел Maître. Было странно, что знание того, кто он, изменило динамику наших отношений, по крайней мере, с моей стороны. Я понятия не имела, знал ли он вообще, кто я такая, и что он разговаривал со мной вчера вечером. Если да, то он, скорее всего, собирался устроить мне скандал.

— Mon petit chaton? — спросил он, двигаясь передо мной и опустив свои серебряные глаза на мой плащ. — Ты одета не в то, что тебе подобрали.

Чувство, что я все делала правильно, охватило меня, и я кивнула.

— Боюсь, что нет, Maître. — Я глубоко вздохнула. — Дело в том, что… я встретила кое-кого.

Maître молчал так долго, что я не поняла, обиделся он или обрадовался. Наконец, он склонил голову.

— Ему очень повезло. — В его голосе слышалась искренняя симпатия, что очень помогало в сложившейся ситуации. — И это прекращает наше веселье?

Я представила себе, как привожу Гарри сюда, в эту комнату, и улыбнулась, пытаясь сдержать смех при виде того, как он выпучит глаза на некоторые из этих приспособлений. Удивительно, как быстро средневековые приспособления для пыток могут стать любимыми предметами.

— Боюсь, что каким бы наше пребывание здесь ни было познавательным и приятным, и мы разделили много, много… много, много, много, много оргазмов… — Maître рассмеялся. — Но я — женщина-однолюб, и боюсь, что там, где вы могли вызвать мои оргазмы одним словом, мой парень поглотил мое сердце, и это превыше всего.

— Ты нашла своего егеря, — сказал Maître. Я не сразу поняла, что он имел в виду «Любовника леди Чаттерлей».

Я рассмеялась.

— Что-то вроде этого.

Maître подошел ближе, его запах уже не притягивал меня так, как одеколон Гарри. Господи. Я была одурманена и знала это. Но мне это втайне нравилось, даже несмотря на то, что это было похоже на свободное падение с обрыва, когда я молилась, чтобы объект моей привязанности был под ним со страховочной сеткой или хотя бы огромным сетчатым чулком.

Он прижался поцелуем к моей щеке поверх вуали.

— Я буду скучать по тебе. Но понимаю. Это все, чего мы хотим в жизни, не так ли? Найти кого-то, с кем мы можем быть самими собой. Кто любит нас такими, какие мы есть. Независимо от наших желаний и секретов. — Мне показалось, что это странный способ закончить разговор, но, опять же, он был французом.

— Ты, несомненно, найдешь другую сирену, которая будет согревать твою постель. — Я нахмурилась. — Вообще-то, не постель. Эта непромокаемая простыня натирает, и она всегда холодная. Может быть, придумаешь что-нибудь получше.

— Твой отзыв очень ценен, ma chérie. — Он повернулся, чтобы уйти в свою личную комнату. — Au revoir, mon petit chaton. Bonne chance (фр. — Прощай, мой маленький котенок. Удачи). — Он скрылся в своей комнате, оставив меня одну.

Я думала о его словах, о том, что он сказал о секретах, и надеялась, что когда-нибудь он найдет кого-то, от кого ему не придется скрывать себя. Какая девушка не хотела бы знать, что любовь всей ее жизни владеет чертовой секс-темницей и умеет трахаться как бог? Она была бы счастливицей.

Спустившись на лифте и в последний раз пройдя через раздевалку, я почувствовала грусть от того, что больше не увижу ни Банни, ни Альфреда с его штанами без задницы.

Я вышла на подземной парковке, догадываясь, что мне предстоит еще прогуляться, прежде чем я окажусь над землей и смогу поймать такси. И тут мое сердце сжалось, когда я увидела, что мой личный лимузин уже ждал меня. Я повернулась к камере над собой и, не имея ни малейшего представления о том, смотрит ли Maître или нет, послала ему воздушный поцелуй в знак благодарности и села в машину.

С «НОКС» было покончено.

Maître потерял свою сабмиссив, но я приобрела Гарри. А это, я знала, несравнимо.

Глава шестнадцатая

Месяц спустя…

— Папа, нет. Не смей! — я открыла глаза и увидела, что сквозь шторы пробивается утреннее солнце. Протянула руку и обнаружила, что простыня рядом со мной холодная. Я застонала в подушку, когда услышала голос Гарри в гостиной. Я подумала, что мне это приснилось, но когда он почти прокричал. — Папа. Папа? Ради всего святого! — я поняла, что это происходило на самом деле.

Встав с кровати, я на цыпочках прокралась в гостиную, схватив с двери халат. Именно так. Мой халат. За месяц мы с Гарри превратились из близких людей в неразлучных. И это было блаженство. Не «Спросите мисс Блисс», а настоящее, реальное блаженство фей и единорогов.

Вчера вечером я отдала Салли свою статью. Она собиралась прочитать ее в выходные. Мне было плохо от одной мысли, что она отвергнет ее. Я также боялась, что придется, наконец, рассказать обо всем Гарри. Поэтому решила подождать, пока Салли одобрит статью, и рассказать обо всем. Странно было объяснять это любимому человеку, но я надеялась, что он достаточно непредвзят, чтобы понять меня. Черт возьми, он знал Пьера Дюбуа; вероятно, он прекрасно знал, что там происходило. В свою защиту скажу, что я покончила с этим, когда мы сошлись. И с тех пор я не пожалела ни об одном дне. Может быть, в нашей постели и не было секс-игрушек, но Гарри они и не были нужны.

Когда я переступила порог гостиной, передо мной открылся фантастический вид на обнаженную спину Гарри и его упругую задницу в шелковых пижамных штанах. Его руки были засунуты в карманы, он излучал беспокойство. Я подошла к нему и, обхватив его сзади, почувствовала, каким напряженным он был. Я прижалась к его позвоночнику, поцеловала, и в конце концов он издал протяжный вздох и положил свою руку на мою. Он поднес ее к губам, и я прижалась щекой к его лопатке.

— Все в порядке?

Гарри несколько раз открыл и закрыл рот, прежде чем наконец сказал.

— Мой отец прилетел в Нью-Йорк.

— Хорошо? — Кинг Синклер вернулся в Великобританию после катастрофы, которая произошла на благотворительном балу. Я знала, что Гарри не ожидал увидеть его до бала в середине лета, который состоится в их поместье через пару недель. — Почему он вернулся?

Гарри опустил голову, и я, словно гидролокатор почувствовала, как напряжение пульсировало в нем.

— Он хочет встретиться со мной сегодня.

Обойдя Гарри, я протиснулась между ним и окном. И надула нижнюю губу.

— Но я думала, что мы проведем день вместе. — Я посмотрела на него сквозь опущенные ресницы. — И запланировала для нас несколько очень приятных вещей. — Я закрыла рот руками. — Ой! Кажется, я сказала «приятные»?

Я опустилась на колени и вытащила член Гарри из штанов. И разразилась смехом, когда он прямо на моих глазах начал подниматься, как флаг на флагштоке.

Когда он полностью выпрямился и колыхался перед моим лицом, я отдала ему честь.

— Вольно, солдат, — сказала я. Очевидно, он не сдулся, и я покачала головой, проворчав. — Вы бросаете мне вызов, рядовой? Мне придется преподать вам урок.

— Фейт, перестань, пожалуйста, разговаривать с моим членом, как с солдатом-срочником.

— Ничего не поделаешь, Гарри. Он попадает под трибунал, и никак иначе.

— И скажите на милость, каким будет его наказание? — я услышала юмор в его голосе, и мне понравилось, что я смогла вывести его из задумчивости.

Я подмигнула Гарри.

— Интенсивная порка языком, вот какое. — Как по команде, я взяла Гарри в рот, застонав от шипения, вырывавшегося из его губ, и от того, как крепко его руки вцепились в мои волосы. Я была неумолима.

— Фейт, — простонал он, толкаясь бедрами вперед. Мои глаза слезились, когда я пыталась принять его полностью. Но я была хорошим командиром и справилась с задачей с небольшой помощью своих рук. — Фейт, я кончаю, — сказал Гарри, и я почувствовала его вкус на своем языке.

Отстранившись, я показала на его обмякший член.

— Пусть это послужит тебе уроком, рядовой. А теперь займись делом.

Я вскрикнула, когда Гарри потянулся вниз, поднял меня с пола и понес к ближайшей стене. За несколько секунд с меня сняли халат, и меньше, чем через минуту я была заполнена рядовым, который только что меня ослушался. Похоже, он не любил следовать правилам.

Гарри вбивался в меня с такой силой, что затылок несколько раз ударялся о стену. Но я не жаловалась. А кончила как петарда, и Гарри быстро последовал за мной, вытеснив из головы все проблемы, которые были у него с отцом. Мне нравилось, когда он становился таким грубым и властным.

Я пыталась прийти в себя, когда Гарри, тяжело дыша, положил голову мне на шею. Я надавила ребром ладони на каждое из его плеч и сказала.

— Нарекаю тебя сэром Взрывающим мозги за потрясающий и дикий секс у стены.

— Ты когда-нибудь заткнешься? — сухо сказал Гарри, но я услышала в его голосе поддразнивание, подняла голову и улыбнулась.

— Нет! — я погладила его по щекам. Мне нравилось, что грубая щетина терлась о мои ладони. Мне больше нравилось ощущать ее между бедер, но если я не заберусь на его плечи прямо сейчас, то придется обойтись и этим.

— И, скажите на милость, какие у тебя есть полномочия посвящать меня в рыцари?

Я сделала вид, что оскорблена.

— Я, Генри Синклер Третий, виконт и почти герцог, — королева города Кисок, и ты должен поклясться мне в верности, или рискуешь, что твой член будет отрезан. Я ясно выражаюсь? Я не потерплю измены.

— Понял, Ваше Величество, — сказал он самым приятным голосом, на который только был способен, и слегка склонил голову.

— Ваше Величество. Я могу привыкнуть к тому, что ты меня так называешь. — Я поцеловала мягкие губы Гарри. — А теперь, верный подданный, сделай мне кофе и расскажи, что происходит с королем земли моего врага?

— Боже,пожалуйста, не называй его так, у него и так уже комплекс мессии. — Гарри опустил меня, и я, как новорожденный жеребенок, пошла на кухню. И услышала, как Гарри хихикает позади меня.

— Смейся сколько хочешь, Гарри. Но однажды я засуну в тебя страпон размером с твоего двадцатисантиметрового рядового Гарри, и посмотрю, насколько хорошо ты сможешь ходить на следующий день.

— Страпон? Откуда ты это берешь? — спросил он, не очень-то желая узнать ответ. Я опустилась на табурет, и Гарри начал готовить нам кофе в своей модной кофеварке, в которой использовались зерна из «Шангри-Ла» или какого-то другого дорогого места. Правда, вкус у них был просто райский, так что я не возражала.

— Он чувствует, что теряет контроль надо мной, и поэтому возвращается, чтобы укрепить свою власть. Вот что происходит.

— Он так сказал? — спросила я, когда он поставил передо мной эспрессо. Я насыпала в стакан свои обычные четыре чайные ложки сахара, пока он не стал напоминать сироп, а не шелковистые сливки.

— Нет. Но он делает именно это. — Он поймал мой взгляд, и я поняла, что он хочет мне что-то сказать. Мне показалось, что он хотел это сделать в течение последних нескольких недель. У Гарри были моменты грусти, которые, как я знала, были вызваны отсутствием семьи и давлением со стороны отца. Но я чувствовала, что было и что-то еще. Что-то, что удерживало его от того, чтобы полностью отдаться мне. Мне хотелось, чтобы он поговорил со мной. Но я тоже хранила свой секрет.

Мне нравился этот месяц, и чем дольше я не рассказывала ему о большой статье и «НОКС», тем труднее мне становилось. В кои-то веки я была счастлива и не хотела лопнуть пузырь, который мы сами себе создали. Но Гарри выглядел измученным, и мне хотелось, чтобы он доверился мне. Чтобы он поверил, что ничто из того, что он скажет, не оттолкнет меня.

— Гарри, что-то не так? — неуверенно спросила я.

Он повернул вращающееся сиденье барного стула, на котором я сидела таким образом, что я оказалась между его ног. Он так долго смотрел на меня, что я подумала, что он наконец-то признается в том, что его беспокоит.

Он опустил голову и прошептал.

— Я не отдам тебя. Я… — он закрыл глаза. Когда он снова их открыл, то сказал. — Я не хочу злить отца. Не хочу разочаровывать тебя. Просто не хочу тебя потерять. — На щеках Гарри вспыхнул румянец, и, подняв голову, он прошептал. — Я влюбился в тебя, Фейт. Ты знаешь это? Я так чертовски сильно влюблен в тебя.

Внутри меня вспыхнули солнечные лучи.

— Я тоже в тебя влюблена, — сказала я, когда бабочка решила упорхнуть в мое сердце и добавить трепета к его и без того глупому быстрому биению.

— Правда?

— Правда.

Гарри вздохнул с облегчением, как будто мой ответ дал ему столь необходимый щит, когда он уже думал, что вся надежда потеряна в его внутренней войне. С кем и с чем он боролся, я не знала.

— Сегодня я поговорю со своим отцом, — сказал он, и я почувствовала, как уверенность Гарри наполнила воздух вокруг нас.

— Давай, ковбой, — сказала я, игриво ударив его по руке и впервые за долгое время нервничая.

Гарри рассмеялся, и мне стало легче дышать, когда я увидела морщинки вокруг его глаз. Те самые, которые появлялись только тогда, когда он отбрасывал свои заботы и ледяную личину и впускал меня внутрь, пока не до конца, но мы были уже достаточно близки. Это были мои морщинки. Я наложила на них авторские права и объявила их своей собственностью.

— Давай я сегодня с ним встречусь, а вечером увидимся. Хорошо?

Я снова отдала честь.

— Да, сэр!

— Фейт, я прошу тебя. Никогда не иди в армию. Я с содроганием думаю, что будет с судьбой нации, если они начнут решать проблемы так, как ты только что сделала. — Гарри поцеловал меня и направился в свою комнату, чтобы принять душ и переодеться.

— Было бы меньше войн и больше любви! — крикнула я ему в спину.

Гарри высунул голову из дверного проема.

— А еще неимоверное количество венерических заболеваний и случаев травматизма челюсти.

Я взяла яблоко из стоящей передо мной тарелки с фруктами и бросила его в дверь, услышав, как Гарри хихикнул, когда яблоко пролетело мимо него. Я пила свой кофе и думала, чего же хотел его отец. Что-то подсказывало мне, что бы это ни было, ничего хорошего это не сулило.

Но Гарри влюбился в меня. В меня. А я, несомненно, влюбилась в него. Я сделала ему минет, а он буквально прижал меня к стене. У нас все было хорошо. Все будет хорошо.

Я была уверена в этом.

***

— В этом я чувствую себя настоящей леди, — сказала я Сейджу, показав ему шляпку, которая царственно расположилась на моей голове. — У меня никогда не было повода надеть ее. А теперь есть! И все благодаря тому, что твой коллега заболел сальмонеллой, а твой босс пошел на семейное примирение. Я подняла руку к палящему летнему солнцу над нами. — Благословите богов!

Как только я вошла в свою квартиру тем утром, Сейдж бросился ко мне, велев одеваться и собирать войска (Амелию и Нову). Он забронировал места в ложе на ипподроме Белмонт-парка, и мы собирались на скачки. Я ни разу в жизни не была на скачках, но со стороны это казалось забавным. А поскольку мои планы по поводу секса с Гарри на весь день были сорваны Кингом, я была готова к этому.

— Не знаю почему, но в этих белых перчатках я чувствую уверенность мисс Вселенной. — Амелия протянула руки и начала размахивать ими, как королева. — Я подумываю о том, чтобы включить их в свою повседневную жизнь. Уверена, что другие археологи не будут возражать против того, чтобы я копалась в грязи в таком изысканном кружеве.

— Никогда, дорогая, — сказал Сейдж, соединив наши руки. Нова взяла меня за руку с другой стороны. — А теперь радуйся, у нас есть личная ложа с нашими именами.

Я открыла рот для неизбежной шутки, но Сейдж закрыл мне его.

— Сегодня мы ведем себя как леди, Фейт. Ложа требует приличий.

Я закатила на него глаза, и мы прошли через ворота на главную трибуну. Толпы людей стояли в ожидании начала скачек. Вдалеке открылись скаковые стойла, и люди оживились, размахивая ставками в руках и крича лошадям «давай» или «быстрее», пока породистые скакуны галопом неслись к финишу.

— Сюда. — Сейдж провел нас в фойе трибуны, и я застонала от кондиционера, который ласкал мое лицо. Нью-йоркское лето — это одна влажная, неумолимая сука.

Хостесс провела нас в ложу, принадлежащую юридической фирме Сейджа. Нам вручили бокалы с шампанским и показали на наши места. Ложи были выстроены бок о бок, перегородки были достаточно низкими, чтобы видеть соседей, но достаточно высокими для уединения.

— Давайте делать ставки, сучки! — сказала Нова, когда дверь в ложу рядом с нами открылась. Я была занята чтением имен лошадей. — Ха! — сказала Нова. — Я нашла твою лошадь, Фейт. — Она указала на страницу со следующим заездом.

— Да, да, это то, что нужно! — сказала я, и мы звякнули бокалами.

Я никогда в жизни не слышала такого потрясающего имени для лошади, как Кинки Хлыст.

— Пойдем делать ставки. — Нова взяла меня за руку. Улыбка вдруг сползла с ее лица, и цвет ее щек потускнел. — Нова? — позвала я.

Позади меня Амелия издала шипение.

— О, черт.

Ощущая, что мой желудок уже сжался от ужаса, хотя я еще даже не пошевелилась, я повернула голову и тут же почувствовала, как мое сердце разбилось вдребезги. Кинг Синклер занимал свое место в ложе рядом с нами. Николас тоже был там, вместе с двумя другими незнакомыми мне мужчинами. Но больше всего моих друзей встревожил вид Гарри, который занял свое место, а рядом с ним — высокая стройная блондинка.

— Леди Луиза Самсон, — прошептал Сейдж, его тон звучал как голос злодея в кино. Гарри выглядел чопорно, как тот напряженный человек, с которым я познакомилась много лет назад. Будущий высокомерный герцог, который не терпел людей, которые были ниже его по статусу. Но когда Луиза прошептала что-то ему на ухо и положила руку на грудь, прямо поверх его нагрудного платка, я потеряла дар речи. Я, черт возьми, потеряла дар речи, когда эти бледно-розовые накрашенные когти коснулись его серебристого платка.

— Подержите мою сумочку, — сказала я Нове, передав ей свой клатч. Я начала снимать серьги с ушей. — Я убью этого ублюдка, — сказала я, скинув туфли на каблуках и готовясь перепрыгнуть через перегородку, чтобы показать английской розе, что бывает у нас в Адской кухне.

Сейдж руками обхватил меня за талию, когда я сделала шаг назад, чтобы совершить прыжок. Я оттолкнулась ногами, красный туман гнева застилал мне глаза.

— Отпусти меня, Сейдж. Отпусти меня! — наша суматоха, должно быть, насторожила королевскую ложу рядом с нами, так как Луиза перестала шептать что-то на ухо Гарри и нахмурилась, увидев мой гневный взгляд, направленный прямо на нее. Ее надменные губы сжались, и я уже готова была обрушить на ее благородную задницу всю мощь Халка. Она повернула голову в нашу сторону. Челюсть Гарри сжалась, и с измученным видом он посмотрел, что привлекло ее внимание. Я замерла, как только он увидел меня. Его губы разошлись, и он вскочил на ноги.

— Гарри? — спросила Луиза своим идеальным английским голосом. Она выглянула из-за его ног. — Ты ее знаешь?

— Да, он трах… — Сейдж закрыл мне рот рукой, заглушив мои слова. Я попыталась укусить его за ладонь, чтобы он отпустил меня. Нова бросилась к двери, открыла ее, и Сейдж стал проталкивать меня в нее.

— Мне очень жаль, — сказала Амелия, когда Сейдж и Нова вытащили меня в коридор и повели к бару. — Надеюсь, вы насладитесь скачками.

Предательница! Мне хотелось накричать на свою лучшую подругу.

— Амелия, подожди, — услышала я голос Гарри, а затем уже ничего, так как Сейдж утащил меня. Мы вошли в бар, вызвав лишь несколько удивленных взглядов.

Сейдж усадил меня на барный стул, и они с Новой создали вокруг меня живой щит.

— Фейт, я понимаю. То, что мы видели, выглядит чертовски сомнительно. Но я работаю здесь. Не устраивай сцену. Прошу тебя.

Я тяжело дышала, но, когда услышала просьбу Сейджа, мой гнев угас, красный туман развеялся, и все, что осталось после этого, лишь острая боль в груди.

Увидев, что я потеряла свой запал, Нова постучала по стойке бара.

— Двойную водку. И не останавливайся. — Бармен протянул мне двойную порцию, и я проглотила ее как раз в тот момент, когда к стойке подошла Амелия, за которой быстро шел Николас. Сейдж вскочил с места, облокотившись на барную стойку.

— Николас, — сказал он, и в его голосе зазвучали нотки флирта.

— Сейдж, — ответил Николас, и голос его звучал не менее сладко. Затем Николас посмотрел на меня. — Фейт, это не то, что ты думаешь.

— Разве? — сказала я, взяла еще одну двойную порцию водки и опрокинула ее в себя. Когда она наполнила мой желудок, а затем тепло разлилось по моим венам, я подумала, когда еще так злилась.

— Объясни мне, — сказала я и поднялась на ноги. Я покачнулась на каблуках, но Николас успел подхватить меня. — Ха! — сказала я, фыркнув от смеха. — Прямо как твой кузен. Рыцарское воспитание на высоте. Вас этому учат в школе, как спасать дам в беде? — я откинула волосы с лица и встала прямо. — Так как же все было, если это не так, как кажется? Потому что, по-моему, это выглядит так, как будто Гарри получает свой кекс и ест его тоже.

— Нет, клянусь, это не так. — Николас протянул руку. — Пожалуйста, пойдем со мной.

— И куда мы идем?

— К Гарри.

— В ложу? — сказала я, наконец-то почувствовав, что все это было ошибкой. Он хотел увидеть меня в присутствии своего отца и его английского кекса.

Но Николас поморщился.

— Не в ложу, Фейт. Он ждет тебя там, внизу, и просто хочет объяснить тебе некоторые вещи.

— Выслушай его, — сказала Амелия. Она подошла ко мне ближе. — Он выглядел таким расстроенным, Фейт, когда ты вышла из ложи…

— Утащили, — перебила я. — Когда меня утащили из ложи.

— Выслушай его, — сказала Амелия, как строгая воспитательница в детском саду, заставив меня заткнуться.

— Да, мэм, — сказала я и пошла за Николасом по коридору, свернув направо и остановившись перед дверью. Он постучал по ней, и даже в таком состоянии я увидела надпись «Гардероб уборщицы». Дверь открылась, и я увидела внутри Гарри, который вышагивал по маленькому белому кафельному полу.

Схватив меня за руку, Гарри втащил меня внутрь и прижал к своей груди.

— Это не то, что ты думаешь, — сказал он, и я на мгновение позволила себе вдохнуть его запах и почувствовать, как быстро его сердце билось в груди. Еще утром он трахал меня у стены гостиной. А теперь мы были в каморке, без сомнения, прячась от его отца.

Я оттолкнула от себя всю эту ухоженную и полированную привлекательность, которая только плавила мой мозг, если я подходила слишком близко.

— Хороший выбор для встречи с твоим маленьким грязным секретом. — Взмахнув рукой, я указала на окружающие нас чистящие средства. Я покосилась на швабру, которая с этого ракурса была пугающе похожа на моего бывшего. — И что? — сказала я, мой голос был ледяным. — Ты был с ней все это время?

Щеки Гарри покраснели, а в его голубых глазах вспыхнул гнев.

— Не будь смешной, Фейт. Конечно, не был.

— Хотя это было бы удобно. Она в Великобритании, я в Нью-Йорке. Девушка в каждом порту, как говорят. Таков уж ваш вид, не так ли? Женатые, с миллионом любовниц на стороне?

Гарри выглядел так, будто я дала ему пощечину. Стрела сожаления пронзила мое сердце. Но я была слишком зла, слишком пьяна и слишком упряма, чтобы взять свои слова обратно.

— Мой вид? — сказал он. Я увидела обиду на его лице и поняла, что перегнула палку. — Я и не знал, что принадлежу какому-то виду, Фейт.

— Голубая кровь. — Я махнула рукой. — Аристократия. Не лги мне в лицо и не говори, что это не то, что я думаю. — Я указала на дверь. — Что ты привел сюда сегодня свою благородную подружку, потому что этого хочет от тебя твой папаша. — Я сделала шаг к нему. — Он не хочет, чтобы ты был со мной, Гарри. Разве ты еще не понял этого?

— Конечно, понял! — закричал он и схватился за затылок. Я догадывалась, что Кинг не хочет, чтобы мы были вместе. Но услышать это из уст Гарри было все равно, что получить битой по животу. — Он никогда не одобрит нас, Фейт. Но я пытаюсь. Пытаюсь придумать, как заставить его понять, что я чувствую к тебе.

Гарри уронил руки и уставился на меня, и мне захотелось прижаться к нему и целовать до тех пор, пока мы не забудем обо всем этом.

— Я думал, что смогу достучаться до него. Но потом он устроил этот цирк за моей спиной, и теперь я чертовски зол. — Я отпрянула назад, удивленная тем, что Гарри ругается. Это бывало так же редко, как голубая луна. — Я понятия не имел, что они придут. Николас только что прилетел по делам и получил приглашение одновременно со мной. Я ничего не знал. Пошел на завтрак, чтобы встретиться с отцом, а там была Луиза. Он сказал ей, что я просил ее прийти.

— Тогда почему бы не выйти и не сказать ему, куда идти?

— Потому что он — все, что у меня есть! — воскликнул Гарри, и у него сразу же перехватило дыхание. Мое сердце сжалось, как только он произнес эти слова.

— Гарри…

— У меня нет такой заботливой семьи, как у тебя, Фейт. У меня больше нет мамы, которая могла бы встать на мою сторону и сказать, что я не ошибаюсь, когда хочу тебя. У меня нет братьев и сестер. У меня есть Николас, но он всегда занят, как и я… — Гарри прислонился к стене. — У меня есть отец, и это все. Мои бабушка и дедушка умерли, а родители Николаса живут во Франции. Все, что у меня есть, — это он. Я должен достучаться до него. Но я не могу этого сделать, когда здесь Луиза, финансовый директор и генеральный директор HCS Media. И ты можешь сколько угодно высмеивать меня за то, что я слишком по-английски говорю об этом, но я не стану выставлять наше грязное белье на всеобщее обозрение.

У меня задрожала нижняя губа от того, каким побежденным он выглядел, когда его плечи опустились.

— Я знаю, что ты, наверное, ненавидишь ее, но Луиза неплохой человек, Фейт. Она — пешка. Ее использует мой отец, а ее родители ничем не лучше его. Она в такой же ловушке, как и я. Так что, пожалуйста, не набрасывайся на нее.

— Я и не собиралась, — соврала я. И лгала сквозь зубы.

Губы Гарри дрогнули.

— Тогда почему Нова держала твою сумочку, и почему ты сняла серьги?

— Я не знаю, о чем ты говоришь. — Я прищурила на него глаза. — Ты пил?

— Да. Много. А ты? — спросил он, и эти чертовски неотразимые детские голубые глаза снова зажглись счастьем. Если он говорил правду, то уж точно справлялся с алкоголем лучше, чем я.

— Вовсе нет. Я абсолютно трезва. — Бог, желая наказать меня и моего маленького внутреннего лжеца, выбрал этот момент, чтобы вызвать у меня икоту. Я быстро прикрыла рот. Гарри рассмеялся, и я настороженно придвинулась к нему, не зная, хотел ли он, чтобы я была рядом. Когда я остановилась в нескольких сантиметрах от него, Гарри распахнул объятия, и я упала в них. Я обхватила его за талию. — Мне не понравилось, что она прикасалась к тебе, — прошептала я.

— Мне тоже, — признался он и поцеловал меня в макушку. Я закрыла глаза, его гипнотическое дыхание успокаивало мои расшатанные нервы. — Каждый раз, когда кто-то говорил мне что-то с явным намеком, я ждал неуместного подтекста, но его не было.

Гарри отстранил меня от своей груди и обнял мое лицо. Это была моя самая любимая вещь, которую он делал со мной, и я была уверена, что всегда буду счастлива, пока он будет обнимать меня таким образом. Это затруднит работу и другие повседневные дела, но я готова была попробовать.

— Фейт Паризи, никто не является тобой, и именно к этому все сводится. — Прежде чем я успела пошутить, Гарри сладко поцеловал меня в губы, превратив мои ноги в желе, и все шутки, которые я могла придумать, были забыты. Когда мы оторвались друг от друга, он сказал. — Между мной и Луизой ничего не было и не будет. Мой отец уезжает завтра вечером. Я поговорю с ним завтра. Ты должна мне доверять.

— Я буду… я хочу, — сказала я и увидела, как на лице Гарри промелькнуло что-то похожее на счастье, а затем на чувство вины. Но когда я снова посмотрела на него, он был таким же красивым Гарри, как и всегда, и я обвинила в этом алкоголь. — Я, наверное, поеду домой. Представляю, какое похмелье будет у меня утром.

В дверь снова постучали.

— Это Николас, — сказал Гарри. — Позволь мне сегодня сыграть клоуна в цирке моего отца. Но знай, что я сделаю все для нас. — Он поднес наши соединенные руки к губам и поцеловал их.

— Хорошо. — Поцеловав меня в последний раз, Гарри двинулся к двери. Он вышел за дверь, и я последовала за ним. В коридоре послышался голос Гарри.

Когда я завернула за угол, там была Луиза. Она смотрела на меня. Гарри высоко поднял голову.

— Луиза, это Фейт Паризи. Она работает в одном из наших нью-йоркских изданий.

— О, — сказала Луиза, похоже, с облегчением, как будто это объясняло, почему Гарри пришел за мной. Она протянула руку. — Приятно познакомиться, Фейт. Я в восторге от вашей прически.

Я увидела, как Гарри борется с улыбкой, зная, что я никогда не смогу дать пощечину человеку, который похвалил мою прическу. Шучу, конечно, я бы так и сделала. Но она казалась милой, и если Гарри говорил правду, то она так же невольно запуталась в этой паутине, созданной Кингом, как и он.

— Мне тоже очень приятно. — Я оглянулась, почувствовав себя неловко. — Пойду в уборную. Я немного перебрала с водкой.

— Хорошего дня, Фейт, — сказала Луиза, и Гарри ушел вместе с ней. Оглянувшись через плечо, он ободряюще улыбнулся мне.

Решив, что мне действительно нужно в туалет, я направилась по коридору, но остановилась, когда за углом появился Кинг Синклер. Я едва избежала столкновения с ним, что, учитывая мое нетрезвое состояние, было просто чудом.

— О, здравствуйте, мисс Паризи, — сказал он, явно испытывая такой же дискомфорт от нашей встречи, как и я.

— Мистер Синклер.

Кинг посмотрел через мое плечо. Когда я последовала его примеру, то увидела, как Гарри и Луиза исчезают в ложе.

— Они хорошо смотрятся вместе, не так ли? — сказал он, вернув мое внимание к себе. Я ничего не ответила. Поскольку знала, что он в курсе о нас с Гарри. Я прекрасно понимала, что ничего положительного сейчас сказать нельзя.

— Гарри всегда знал, как сложится его жизнь, мисс Паризи. Когда ты рождаешься в дворянском роду и наследуешь титул, это связано с определенными ожиданиями. Вы должны вести себя определенным образом, получить определенное образование и удачно жениться.

Он проверил пуговицы на своем костюме.

— Луиза из хорошей семьи и знает Гарри всю его жизнь. Мы всегда знали, что это будет хорошая пара, ее родители и я. Для брака.

Я почувствовала, как мое сердце начало крошиться, слой за слоем. Мне хотелось открыть рот и разорвать этого мудака в клочья своим ядовитым языком, но что-то удерживало меня на месте; что-то заставляло меня молчать, похищая мое мужество.

— Гарри уже двадцать восемь. Скоро он возглавит всю компанию HCS Media, а потом женится.

Обойдя меня, Кинг остановился рядом со мной.

— Вы, кажется, хорошая девушка, Фейт. И я искренне не испытываю к вам никакой неприязни, но то, что у тебя с Гарри, ни к чему не приведет. Вы из двух совершенно разных миров, которые неизбежно столкнутся, и это не приведет ни к чему хорошему. Я хочу, чтобы он был счастлив, и знаю, что для него лучше. Это не ты.

Он ждал, что я что-то скажу, но я молчала, и, к моему ужасу, глаза наполнились слезами.

— Доброго дня, мисс Паризи. Я действительно желаю вам добра. — С этими словами Кинг Синклер вернулся в свою шикарную ложу к своему сыну и его суженой.

Я знаю, что для него лучше. Это не ты.

Развернувшись, я бросилась в уборную и вытерла глаза. Я копалась в себе, пытаясь найти свой гнев, свою искру, но она погасла. Я вспомнила наши с Гарри отношения. Вспомнила его шикарный английский акцент по сравнению с моим грубым нью-йоркским говором. Как он вписался в нашу компанию на благотворительном балу, как рука в перчатку, а я врезалась в фонтан с шампанским с грацией быка. Я сравнивала его просторный пентхаус с моей переделанной квартирой в Бруклине. Его родовой дом — с домом моих родителей в Адской кухне. Мне не хотелось смотреть правде в глаза, но Кинг был прав. Мы были представителями двух совершенно разных миров. Луиза была рождена для такой жизни.

Вытерев слезы, я вышла из уборной, где меня ждали подруги. Амелия увидела мое красное лицо и обняла меня.

— Я предлагаю перенести эту вечеринку домой, как ты думаешь? — я кивнула, чувствуя себя в безопасности рядом с лучшими друзьями. Я почувствовала, что Нова держала меня за руку, а рука Сейджа лежала на моей спине. Они не отпустили меня, и в квартире мы ели нездоровую пищу и, растянувшись на диване, смотрели «Драг Рэйс» (автомобиль не гонки). Мне стоило больших усилий убедить Амелию, что ей не нужно оставаться у меня на ночь.

— Он любит тебя, ты знаешь? — сказала она в дверях. Мое сердце заколотилось. — Понимаю, что я не специалист по любви и, честно говоря, ужасно разбираюсь в парнях, но он любит тебя. Я вижу это по тому, как он на тебя смотрит.

— И как? — прошептала я с комком в горле.

— С обожанием, — сказала Амелия и вздохнула. — Он просто обожает все, что связано с тобой. Чего еще ты можешь желать? — Амелия закрыла дверь, а я легла на кровать.

Я слушала, как за окном начал лить дождь, тяжелые летние капли подпрыгивали на пожарной лестнице прямо за моим окном. Я закрыла глаза, но через некоторое время открыла их, услышав, как кто-то пытался пролезть в мое окно. В тот момент, когда окно распахнулось, меня пронзила вспышка страха. Но когда в окно залез щеголеватый мужчина в костюме, страх сменился таким счастьем, что я подумала, что мое сердце может взорваться.

Гарри закрыл окно и встал с краю моей кровати, его волосы были мокрыми и с них капало на пол. Не говоря ни слова, он разделся донага и забрался в кровать. Обнял меня и прижал к себе. Я не была уверена, что он когда-нибудь отпустит меня.

В его объятиях было безопасно, тепло его тела убаюкивало меня, и я закрыла глаза, прижавшись щекой к его груди. Как только дремота начала затягивать меня, Гарри прошептал.

— Фейт? Я должен тебе кое-что сказать. Кое-что о том, кто я такой. — Мне показалось, что в его тоне прозвучала дрожь, а может, и страх, но сонливость была слишком приятной, чтобы сопротивляться ей после долгого дня, который был у нас.

— В другой раз, — сонно сказала я, крепче обхватив его за талию. Рука Гарри гладила меня по волосам, разрушив мои последние попытки не заснуть.

— Хорошо, — сказал он, и я погрузилась в сон, уже во сне услышав, как Гарри добавил. — Я только надеюсь, что ты поймешь. — Он вздохнул. — И надеюсь, что ты меня не возненавидишь.

Когда я проснулась на следующий день, на моей подушке лежала записка.

«Ушел встретиться с отцом. Не хотел тебя будить.

Увидимся завтра,

Твой, и только твой,

Гарри».

Схватив записку, слабо пахнущую его одеколоном, я прижала ее к груди и снова провалилась в сон с довольной улыбкой на губах.

Глава семнадцатая

Я разжала кулаки и сделала глубокий, успокаивающий вдох. И нажала на кнопку верхнего этажа. Двери лифта открылись, и, к счастью, я была единственной, кто находился внутри.

Меня вызвала Салли. Я понятия не имела, понравилась ей моя работа или нет, но через несколько минут я узнаю, будет ли в журнале «Визаж» опубликована моя статья. Я вспомнила, как папа за воскресным ужином сказал «когда-нибудь», и помолилась, чтобы этот день наконец настал.

Выйдя из лифта на этаже руководства, я посмотрела на дверь Гарри и подумала, все ли с ним в порядке. Вчера мы больше не разговаривали, кроме оставленной записки. Но я знала, что он, скорее всего, не хотел, чтобы я заходила к нему в кабинет. Я не знала, в каком положении мы находились, и хотя я верила, что нравилась ему так же, как и он мне, но знала, что этого не всегда достаточно.

Я улыбнулась Карле, и она сказала.

— Заходи сразу, Фейт.

Я постучала в дверь Салли.

— Оставьте меня в покое! — крикнула она, и я открыла дверь. Салли была в своей обычной позе: сидела на стуле, положив ноги на стол, и что-то читала.

Я заняла свое место и попыталась подготовиться к любому исходу. Салли посмотрела на меня поверх очков и улыбнулась. Я вздрогнула. За все время работы в «Визаж» я ни разу не видела ее улыбки. Она напоминала гадюку, готовую напасть на невинную мышь.

— Мне понравилось, — сказала она. Я выдохнула сдерживаемый вздох.

— Слава Богу! — я откинулась на спинку стула, словно только что пробежала нью-йоркский марафон в костюме гигантского банана.

Салли открыла ящик стола и положила перед собой на стол копию моей статьи.

— Итак, француз, богат, трахается как собака в течке. У меня есть подозрения, кто это может быть. Я сузила круг до трех человек. Могу я высказать свои предположения и подождать твоей реакции? — я покачала головой. Салли наклонилась ближе, практически истекая слюной. — Давай, Фейт. Кто это? Только между нами, девочками.

— Извини. Я не могу сказать, — сказала я и закрыла рот на невидимый замок. — Правила соглашения о конфиденциальности.

Она хлопнула по столу.

— Черт возьми! Но я их знаю.

— Не могу поверить, что тебе понравилось.

— В ней есть все, Фейт. Секс, веселье, интрига. Это именно то, что я хотела.

— Значит… ты отдашь мне главную статью? — осмелилась спросить я, удивляясь, как она вообще может отказать.

Салли снова улыбнулась.

— Нет. Извини.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать этот ответ.

— Ч-что, — заикаясь сказала я. — Почему? — Я почувствовала, как моя надежда рушится вместе с сердцем.

— Это не мое решение, милая, — сказала она и положила ноги обратно на стол, наполовину закончив со мной. — Это большое начальство.

Я горько рассмеялась.

— Кинг, — сказала я, его имя было кисловатым на вкус на моем языке. — Кинг Синклер решил это, не так ли?

Салли опустила очки на нос.

— Не Кинг, Фейт. Гарри. Это он остановил твою статью.

— Что? — сказала я, кровь отхлынула от моего лица. Она ошибалась. Она должна ошибаться.

— Прочитал сегодня утром, первым делом. Выбросил эту гадость вместе со вчерашним мусором. — Салли вернулась к чтению того, что было у нее в руках. — Мы закончили, Фейт. — Я встала на шаткие ноги. — Как бы то ни было, — сказала Салли через плечо. — Материал заслуживал публикации.

— Спасибо, — сказала я, не в силах радоваться столь редкой похвале Салли. Я закрыла ее дверь и сразу же увидела кабинет Гарри. Поэтому не стала раздумывать, а пошла в том направлении, как взбесившийся паровоз.

— Фейт? — сказал Тео, когда я пронеслась мимо. — У тебя назначена встреча? — я даже не удостоила бедного Тео ответом. Зато собиралась превратиться в универсальную машину для разрушения.

Я толкнула дверь, захлопнула ее за собой и, обогнув угол, увидела Гарри, который сидел за своим столом, положив голову на руки.

— Как ты мог? — сказала я, и голос мой был не таким громким и сильным, как я надеялась.

Гарри поднял голову. Его темно-синий галстук был отброшен на стол, а воротник рубашки расстегнут. Я почти не обратила внимания на то, что он выглядит расстроенным, волосы в беспорядке, — я была слишком оскорблена предательством и билетом в один конец в задницу. Гарри поднялся на ноги, его высокая фигура возвышалась надо мной по другую сторону стола.

— Это было до тебя, — сказала я, но в глубине души я все это время знала, что мое пребывание в «НОКС» погубит нас. — Это было до того, как мы с тобой поцеловались. Черт, это было до того, как я вообще смогла с тобой разговаривать! — я вышагивала перед ним. — Ты знал, как сильно я хотела эту статью, и ты ее остановил? Почему? Защитить своих друзей? Я соблюла соглашение о конфиденциальности, Гарри. Там нет имен. Это было достаточно расплывчато, чтобы защитить частные интересы. Это был чертов шедевр, и ты, именно ты, хочешь его уничтожить? Ты, Гарри. Почему?

Он ничего не сказал, и я продолжила.

— Я знала, что должна была рассказать тебе, по крайней мере, о том, что являюсь членом «НОКС», но все шло так хорошо, и я не хотела рассказывать тебе о Maître. Я не хотела, чтобы ты знал о том, что я спала с ним. — Гарри, как мраморная статуя, просто смотрел на меня. Это меня разозлило. — Так вот почему ты сделал это? Потому что ревнуешь? Потому что в противном случае это не имеет для меня никакого смысла! Скажи мне, ПОЧЕМУ?

Гарри беззлобно рассмеялся. Он покачал головой и сделал шаг назад, встав перед фотографией, на которой, как я предполагала, были изображены он и его мать в каком-то красивом загородном поместье с холмами на заднем плане.

— Почему? — сказал он хриплым голосом. Гарри выглядел измученным, как будто не спал несколько дней. Он ударился головой о стену рядом с фотографией. Его глаза наполнились печалью. — Я не знал, что ты сделала это ради какой-то статьи, Фейт. Я думал, ты была там, потому что хотела.

— Что? — я так растерялась, что начала думать, что находилась в параллельной вселенной. В той, где все говорили загадками.

— Я пытался намекнуть тебе. Я… — Гарри провел руками по лицу. Его лицо было серым, и на его обычно чисто выбритых щеках появилась щетина. — Я не мог тебе сказать. Потому что думал, что смогу вытрахать тебя из себя, будучи им, потом уйти и выкинуть тебя из головы после всех этих лет. Наконец-то. — Я начала дышать быстрее. — Но потом случился лифт. И ты заговорила со мной. Как с человеком, а не с тем, кого ты презирала.

— Гарри?

— Я пытался рассказать тебе, клянусь, что пытался. Когда мы начали… — он сделал паузу, и я увидела, что он слегка улыбнулся, — встречаться. Когда я осмелился надеяться, что у нас что-то получится. Но я так и не нашел слов. И чем больше времени проходило, тем глубже мы влюблялись, я влюблялся, и уже не мог вынести мысли о том, что ты меня возненавидишь.

— Гарри! О чем, черт возьми, ты говоришь?

― Я пытался сделать так, чтобы ты догадалась. — Он обошел стол. — «Ви», — сказал он, назвав имя своей матери, с идеальным французским произношением.

— Имя твоей мамы? В честь кого названа благотворительная организация?

— Фейт, ее звали Элейн.

— Тогда…?

— «Ля ви» по-французски означает жизнь. — Я открыла рот, чтобы задать еще несколько вопросов. И потерялась в клубящемся тумане вопросов в моей голове. — Книга, — продолжил он, подходя ко мне еще ближе. Пока он не оказался совсем рядом, в паре сантиметров от меня, с затравленным выражением лица и хриплым голосом. — Я молился, чтобы ты узнала, но в то же время хотел, чтобы ты этого не делала. — Я вдыхала его запах, пытаясь успокоиться. Но на этот раз ничего не вышло. — Я сказал тебе, что попал в ловушку. Говорил, что нахожусь в тюрьме… — один за другим волоски на моей шее начали вставать дыбом. Мысль, настолько безумная, что не могла быть правдой, ворвалась в мою голову с силой цунами.

Мне нужно было подумать. Мне нужно было, бл*дь, подумать! Я отодвинулась от Гарри и направилась к картинным рамам, висевшим на его стене. Мой пульс бился так быстро, что кружилась голова. Он не хотел, чтобы моя статья была опубликована, моя статья о «НОКС», но в основном о Maître. В первый вечер в «НОКС» меня попросили встретиться с Maître. Я решила, что это из-за того, что я явно струсила в главном зале и из-за моего несчастного случая с секс-качелями.

Я сглотнула, пытаясь смочить пересохшее горло. Потом был «Любовник леди Чаттерлей» в библиотеке Гарри. И Фейт? Я должен тебе кое-что рассказать. Кое-что о том, кто я такой. Слова Гарри, сказанные им в субботу вечером, крутились у меня в голове. Я подняла глаза, не в силах обработать доказательства, которые снова и снова били меня по лицу, когда в поле зрения попала фотография, к которой он прислонился. Я замерла, почувствовав, как леденеют мои вены. Мать Гарри. Я прочитала надпись на рамке фотографии. Элейн Огюст-Синклер и ее сын Гарри. Сен-Тропе, Франция.

Огюст.

Я закрыла глаза.

— Гарри?

— Да? — тихо сказал он.

— Откуда родом твоя мать? — когда он затянул с ответом, я спросила. — Это Франция? Твоя мать из Франции?

— Oui (фр. — да). — Его шелковистый французский акцент проплыл надо мной, как тончайший шарф «Гермес». Этот голос… этот голос, который был им… Я вспомнила все ночи, проведенные с Maître. С суровым мастером, который со временем постепенно смягчился. Человек, который доставлял мне такое удовольствие, что я воистину была рабыней его желаний.

Я повернула голову и наконец открыла глаза. Они столкнулись с глазами Гарри.

— Maître. Ты — Maître Огюст. — Это был не вопрос. Я знала ответ и без его подтверждения. Гарри кивнул, и я почувствовала, как на глаза навернулись слезы. — Ты лгал мне, — сказала я, и мой голос сорвался от обиды. — Все это время ты лгал мне.

— Фейт, пожалуйста. Просто послушай меня…

— И что? — я рассмеялась. Лучше так, чем поддаться своей обиде и заплакать. Я не буду плакать, черт возьми. Я не должна. — Ты отказался от этой статьи, потому что она раскрывала твой клуб, не так ли? — Гарри шагнул вперед. — Не смей подходить ближе, Гарри. Не смей!

Гарри остановился на месте и провел пальцами по волосам.

— Я был неосторожен с тобой, Фейт. Я влюбился в тебя и как Maître, и как Гарри, и слишком глубоко. Я говорил тебе то, чего не должен был говорить. Я делал с тобой вещи, которые не были нормой в клубе. — Я видела, как трудно ему объяснить все это. Но мне было все равно. Мне нужно было, чтобы он объяснил. Мне нужно было, чтобы он объяснил каждую мелочь, которая привела нас к этому дерьму.

— Но я не подумал о Пьере. В тот вечер, на благотворительном приеме, я и представить себе не мог, что ты начнешь подозревать его, а не меня. Когда я прочитал твою статью, хотя это и не совершенно очевидно, я понял, что он и другие могут попасть под подозрение. На Манхэттене не так много французских бизнесменов нашего возраста. Я не мог допустить, чтобы ты так испортила им репутацию.

— Или разрушила твой клуб, — огрызнулась я.

— И это тоже. — Я почувствовала себя так, словно меня ударили. Гарри протянул руки в знак капитуляции. — Фейт, это мое дело. Но более того, это жизни людей. Людей, которых я знаю и о которых забочусь, и даже тех, кого я вообще не знаю. Но они не должны испытать, как их частная жизнь освещается в газете выходного дня, чтобы все ее прочитали, выстраивая догадки о том, кто это может быть. Защищать их — не только моя работа, но и обязанность.

— Обязанность, — повторила я. — В этом вся правда, Гарри. Давай не будем ходить вокруг да около. — Подойдя к нему ближе, настолько близко, что не смогла бы упустить выражение его лица, я спросила. — Твой отец знает о твоем побочном бизнесе? — у Гарри сжалась челюсть. Я подняла руки и в разочаровании опустила их обратно. — Он не знает, не так ли? Вот почему статья отклонена, не так ли? Потому что твой отец не знает о «НОКС», и ты боишься, что он узнает и это опорочит великое имя Синклера!

— Фейт, — сказал Гарри, его голос стал жестче. По его прищуренным глазам я поняла, что он начал злиться. Хорошо. Лучше бы он достиг моего уровня злости, чтобы мы могли по-настоящему все обсудить. — Ты ничего не знаешь о моей жизни, о титуле, который я унаследую. Ты ничего не знаешь о кругах, в которых я родился и в которых мне еще предстоит жить. И более того, что это может сделать с HCS Media, с репутацией моей семьи.

— И чтобы спасти все это, ты разрушаешь мои мечты? Разрушаешь мою работу, чтобы спасти свою. — Лицо Гарри скривилось. Инстинктивно мне захотелось броситься к нему, обнять и утешить маленького потерянного мальчика, которым, как я теперь знала, он был в глубине души. Того, кто больше всего на свете жаждал семьи и любви. Но он солгал мне. Он был Maître. Мой Гарри был Maître.

— Ты солгал, — повторила я. — Из всего, что произошло, именно это ранит больше всего.

— Ты тоже. — При этих словах во мне зажегся огонь. — Ты не рассказала мне о «НОКС». Ты не сказала мне об этой статье. Ты тоже лгала мне, Фейт. Не только я. Не надо сваливать всю вину на меня. Я с радостью возьму на себя львиную долю, но ты здесь не невиновна.

— Значит, все это было напрасно, — сказала я охрипшим голосом. — Ты лгал, я лгала, и, по иронии судьбы, в итоге мы оба оказались в полной жопе!

Я направилась к нему, чтобы пройти мимо, и Гарри встал на моем пути, выставив ладони.

— Пожалуйста, Фейт. Мне нужно объяснить. Нужно больше твоего времени, чтобы все объяснить. Почему у меня «НОКС», почему я прячусь у всех на виду как Maître. Пожалуйста, позволь мне… — на столе у Гарри зазвонил телефон, прервав его. Он не обращал на него внимания, пока тот не замолчал. — Фейт, просто позволь мне. Дай мне шанс все объяснить. Я знаю, что все испортил, но, пожалуйста, позволь мне попытаться…

Снова зазвонил телефон. Гарри скрипнул зубами от злости, но подошел к своему столу, поднял трубку и прошипел.

— Что? — я не слышала, что говорили на другом конце, но он напрягся и застыл. — Я уже еду.

Гарри положил трубку и схватил свой пиджак. Он неловко завис рядом со мной.

— Мне нужно идти, — прошептал он. — Мне очень жаль, Фейт, но я должен идти. — Он заколебался, но потом быстро поцеловал меня в щеку. Поцелуй был мягким и нежным, и в нем чувствовалось прощание. Гарри выскочил за дверь, оставив меня стоять в его кабинете, злую и растерянную. На этот раз слезы все-таки пролились. Они бежали по моим щекам, как реки.

Гарри был Maître.

Он остановил мою статью.

И ушел, ничего не объяснив.

Я обхватила себя руками, когда вдруг почувствовала холод. Заставив себя двигаться, я вышла из кабинета Гарри.

— Фейт? Ты в порядке? — спросил Тео.

Я ошеломленно кивнула и, не обратив внимания на лифт, спустилась по лестнице к выходу. Меня не волновала ни сумочка, ни другие мои вещи. Мне просто нужно было покинуть это здание. С каждым шагом я вспоминала слова Гарри: Ты тоже лгала мне, Фейт. Не только я. И он был прав. Я лгала. Так боялась рассказать ему о «НОКС» и об этой статье. Он умолчал про Maître, объяснив это тем, что слишком боялся рассказать мне. Я хотела позвонить ему и спросить, почему он сбежал. Но я была так зла на него.

Я поймала такси, благо, что в лифчике у меня было пятьдесят долларов на всякий случай.

— Куда? — спросил он.

— В Адскую кухню, — ответила я и, закрыв глаза, дала слезам волю. По коже пробежала дрожь. На улице было жарко и влажно, но я не могла согреться. Что будет дальше? Как я смогу вернуться? Все это время мы жили в фантазии. Жили в своем безопасном пузыре. Этот пузырь лопнул. Ему всегда было суждено лопнуть. Мы были двумя очень разными людьми из двух очень разных миров.

И Гарри был прав: я понятия не имела, каково это — жить в его мире. Однажды унаследовать титул и общаться с королевскими особами, пэрами и людьми, которые осуждали бы и его, и меня просто за то, что мы полюбили друг друга. Кинг сказал мне об этом на скачках. И я знала. В глубине души я знала, что это правда.

Неотвратимая.

У нас с Гарри не было будущего.

Я выглянула в окно и увидела знакомые улицы. Когда мы проезжали мимо папиной лавки, мои руки хлопнули по окну.

— Нет, — прошептала я, и мое сердце второй раз за этот день оборвалось, когда я увидела на двери маленькую вывеску «Закрыто». Когда такси подъехало к квартире моих родителей, я почувствовала, что то, что осталось от моего сердца, рассыпалось. Желудок опустился, и я осознала, что вся мои мечты превратились в дым и развеялись ветром.

Я протянула таксисту деньги и вышла на улицу, на которой выросла. Посмотрела на квартиру, с которой были связаны все мои детские и самые приятные воспоминания. Деревянные двери, которые изо дня в день встречали меня дома. На стене маленькой квартиры, которую я так любила, висела табличка «Продается».

Поднявшись по каменным ступеням, которые казались мне настоящим Эверестом, я открыла дверь и вошла в родительский дом. Мама и папа молча сидели на диване, держа друг друга за руки. Мама вскочила на ноги. Я не произнесла ни слова, просто дала волю слезам и упала в ее объятия.

— Мы должны, Фейт, — сказала она. — Мы должны расплатиться с долгами. Времени больше нет. Мы должны поступить правильно.

Я подняла глаза и протянула руку к папе. Его глаза заблестели, и он обхватил нас руками.

— Ты так любишь этот магазин, — сокрушенносказала я.

— Это просто магазин, mia bambina. Ты и твоя мама — мое сердце. Это все, что мне нужно. — Я знала, что это неправда, но он никогда не покажет мне свою боль, хотя понимала, что он страдал от нее. И на этом я рассыпалась. Когда мама и папа обняли меня, я сломалась у них в руках.

— Тише, малышка, — сказала мама, погладив меня по волосам. — Ты в порядке? — я покачала головой. Она оторвала мою голову от своего плеча, чтобы посмотреть на мое лицо. Ее глаза смягчились, когда она спросила. — Гарри? — я кивнула, и она снова заключила меня в свои объятия. — Все хорошо, Фейт. Что бы это ни было, все решится. Я обещаю. — Мама поцеловала меня в макушку и сказала. — Суп? Давай поедим суп. После супа все становится лучше.

И мы ели томатный суп. После этого я забралась в свою детскую кровать, подумала о Гарри и позволила своему сердцу разбиться еще раз.

***

— Для чего эта встреча? — спросила я Нову, когда через три дня нас собрали в конференц-зале. Я шла как зомби, а Нова держала меня за руку, чтобы поддержать. Мои друзья знали, что мы с Гарри поссорились, он ушел и не вернулся. Не звонил. Ни писал. Вообще ничего. Но они не знали, что он был Maître. Несмотря ни на что, я не хотела причинять ему такую боль. А раскрытие его тайны хотя бы одному человеку могло стать его гибелью.

Когда все собрались, в комнату вошла Салли и сказала.

— Три дня назад у Кинга Синклера случился сердечный приступ. — Шок овладел мной, и каждый мускул моего тела напрягся. Гарри. Боже мой, Гарри… телефонный звонок.

Нова сжала мою руку, пока Салли продолжала.

— Это был очень сложный случай, но ему была сделана срочная операция, и сейчас он находится в стабильном состоянии. — Я выдохнула, возблагодарив Бога за то, что Гарри не потерял и отца. — Ожидается, что Кинг полностью поправится. Гарри вылетел, чтобы быть рядом с ним, как только узнал.

Я закрыла глаза. Гарри…

Я вспомнила его лицо, когда ему позвонили… Я должна была понять, что что-то не так. Что все действительно плохо. Но я была слишком поглощена своей болью, своей обидой. В этот момент я ненавидела себя.

— Но есть и хорошие новости, — сказала Салли, посмотрев на меня, Майкла и Сару. — Празднование в середине лета все же состоится. — На следующей неделе мы вчетвером должны отправиться в Англию, чтобы представлять компанию «Визаж» на бале-маскараде в честь дня рождения HCS Media. Остальные приглашенные восторженно улыбнулись Салли, и на этом встреча была закончена.

Когда все вышли из комнаты, я осталась на своем месте.

— Ты в порядке? — спросила Нова.

— Господи, Нова. У его отца был сердечный приступ. Он мне ничего не сказал.

— Может быть, он не знал, может ли он. Судя по тому, что ты сказала, вы сильно поссорились. — От этого мне стало только хуже. Меня не было рядом с ним, когда он больше всего нуждался во мне. Даже после всего, что мы сделали друг другу, я бы никогда не отвернулась от него в такое время.

— Я не могу поехать туда на следующей неделе, — сказала я. Нова просто взяла меня за руку. Она была таким хорошим другом. — Я не могу поехать к нему домой. Не после всего этого. Это будет неправильно.

— Это твой выбор, милая. Помни, твое сердце тоже было разбито. Ты имеешь право подумать о себе. Если это значит не ехать, значит не делай этого.

— Спасибо.

— У меня встреча с Ханной, — с сожалением сказала Нова, имея в виду редактора отдела моды. — Мне нужно идти. С тобой все будет в порядке?

— Да, — прошептала я. Нова поцеловала меня в макушку и оставила одну в конференц-зале. Когда я смотрела на дверь, то мысленно видела, как несколько месяцев назад Гарри вошел в нее, объявив о своем назначении на пост генерального директора. Я была так зла, что он переехал сюда на постоянное место жительства. Сейчас я бы все отдала, чтобы он вошел, чтобы обнять его и сказать, что с его отцом все будет хорошо.

Открыв телефон, я навела руку на кнопку отправки сообщения. Глубоко вздохнув, я нашла контакт «Напыщенный мудак» и отправила ему простое сообщение:

ФП: Мне очень жаль твоего отца. Нам только что сообщили. Я рада слышать, что он полностью поправится.

Я сделала паузу, перечитав слова, затем добавила:

Я думаю о тебе.

И нажала кнопку «Отправить». Когда в ответ ничего не пришло, я убрала телефон и вернулась к работе. Наступило пять часов, и я поехала домой на метро. Сейдж и Амелия устроились на диване, чтобы посмотреть телевизор.

Я забралась в постель, наблюдая за тем, как дождь стучал в окно. Закрыв глаза, я наконец услышала сигнал своего мобильного телефона. Достала его, и мое сердце замерло, когда я увидела сообщение от Гарри. Это было одно предложение. Одно предложение, которое значило так много:

НМ: Пожалуйста, приезжай.

Я поняла, о чем он просил. На следующей неделе. Пожалуйста, приезжай к нему домой в Суррей, в Англию. Я прижалась щекой к подушке и обняла свой телефон, прижав его к груди. Он хотел, чтобы я приехала к нему домой. После всего, что мы сказали друг другу, он все еще хотел, чтобы я была там.

Мой Гарри.

Мой Maître.

Человек, которому принадлежало мое сердце.

Глава восемнадцатая

Суррей, Англия

— Твою мать, — сказала я, когда машина ехала по главной дороге поместья Синклеров. Мы уже проехали через каменную арку, не слишком отличающуюся от Триумфальной. Потом мы ехали по дороге, обсаженной деревьями, разделяющей километры и километры идеально ухоженных газонов. Газоны, на которых паслись олени. Настоящие реальные олени.

А потом это. Дом Гарри не был домом. Это был чертов дворец. Из камня, раскинувшийся шире, чем можно было увидеть из окна автомобиля.

— Сначала билет на самолёт первого класса, потом это. Я сплю? Мне кажется, я сплю, — сказала Сара из отдела авторских прав.

Майкл из отдела статей низко присвистнул.

— Я читал, что у него тысяча акров. Целая тысяча. А я живу в квартире площадью шестьсот квадратных футов в Квинсе.

— В нем двадцать три спальни, — я нашла в себе силы сказать это, но далось мне с трудом, поскольку я еще не подняла челюсть с пола.

— Я даже не знаю двадцати трех человек, — сказала Сара.

Машина остановилась у величественной каменной лестницы, ведущей к искусно сделанным деревянным дверям. У дверей стоял персонал, одетый в серые костюмы и фраки. Дверь открыл мужчина лет сорока.

— Добро пожаловать в поместье Синклеров. — Я вышла последней. Не успели мои ноги коснуться песчаного гравия, как кто-то из сотрудников подал мне руку. Онемев, я последовала за Сарой и Майклом из машины.

— Спасибо, — сказала я, когда ко мне подошел другой сотрудник с моим багажом.

— Мисс Фейт Паризи?

— Да, это я.

— Сюда, пожалуйста. Я провожу вас в вашу комнату. — Я последовала за ним по каменной лестнице, оглядываясь назад, и передо мной открылся самый живописный вид, который я когда-либо видела. Зеленый. Много-много оттенков зеленого.

В небе сияло солнце, птицы исполняли милую симфонию, а вокруг пахло свежескошенной травой и распустившимися летними цветами. Это было совсем непохоже на привычные запахи выхлопных газов автомобилей и фалафеля в квартале от дома, где я жила.

— Мисс? Все в порядке? — спросил сотрудник.

— Как вас зовут? — спросила я, не в силах больше терпеть обращение «сотрудник».

— Тимоти.

— Ну, Тимоти, все отлично. Просто… это… — я указала на множество акров земли перед нами.

Тимоти улыбнулся.

— Это ничего, — сказал он, наклонившись ближе. — Подождите, пока вы не увидите сады с другой стороны, и вид, открывающийся с главной террасы. Вы потеряете дар речи.

— Ну, Тимоти, не так-то просто заставить меня замолчать, так что это должно быть что-то феноменальное.

— Вот увидите, — сказал он и двинулся через открытые двери в фойе. Я остановилась в дверях, едва не получив сзади удар от Салли, которая ехала в другой машине.

— Двигайся!

Я отступила в сторону, чтобы пропустить Салли, откинула голову назад и впервые взглянула на интерьер поместья Синклеров. В центре возвышалась большая мраморная статуя мужчины, темные деревянные колонны окружали комнату, а гипсовые бюсты Синклеров украшали ниши.

Тимоти был достаточно вежлив, чтобы дать мне возможность полюбоваться огромным камином в одной из стен. Когда я рассмотрела расписной потолок и прогулялась по старинному каменному полу, он подвел меня к другому дверному проему. Только через мгновение я увидела, что большинство сотрудников «Нью-Йок Джорнал» и «Визаж» уходят направо.

— А мы не пойдем с ними? — спросила я.

— Нет, мисс. Им предоставлены комнаты в одном из гостевых домов в саду. Вы останетесь в главном доме. — Я перестала дышать. Не желая тревожить Тимоти потерей сознания, я заставила свои легкие работать и последовала за ним к богато украшенной деревянной лестнице с черными железными перилами с тонкой филигранью.

Поднявшись по идеально чистой лестнице, покрытой красным ковром, я огляделась вокруг. Стены были обшиты белыми панелями, на штукатурке вились такие же филигранные узоры. Старомодные диваны и кресла были идеально расставлены на каждой площадке. Огромные окна выходили на то, что, как сказал мне Тимоти, было некоторыми из садов. Некоторые. Среди многих других. Я увидела топиарные кусты в виде лебедей и кроликов, другие — в форме конусов. Небольшие живые изгороди вились вокруг них, как круги на воде.

Он жил здесь. Гарри действительно здесь жил. Я даже не могла представить, что он вырос в таком месте. Теперь я лучше понимала, почему Кинг считал нас такими несовместимыми. Знать, что Гарри был виконтом и принадлежал к британской аристократии, — это одно, просто абстрактное знание, несмотря на его огромную квартиру в Верхнем Ист-Сайде. Но пребывание здесь, в этом доме на тысяче акров совершенства, именуемого английским сельским пейзажем, сделало все очень реальным — очень, очень реальным — то, кем в действительности являлся Гарри, и его место в этом обществе.

Мне казалось, что я шла по картинной галерее, когда мы продвигались по коридору с картинами старше Америки на стенах, оклеенных зелеными обоями. Тимоти сказал мне, что это оригинальные обои, оставшиеся с тех времен, когда дом был построен много веков назад. Не все было оригинальным, но некоторые предметы обстановки удалось сохранить.

Тимоти остановился у большой деревянной двери.

— Это ваша комната на ближайшие несколько дней, мисс Паризи, — сказал он и открыл ее. Справа от меня было еще несколько дверей. Слева дверь в конце коридора. Она была отделана более изысканно, чем моя. Дерево покрыто золотистой краской таким же филигранным узором, который, казалось, проходил через весь дом. — Мисс? — сказал Тимоти и приглашающе протянул руку, чтобы я вошла первой.

— Ни хрена себе, — сказала я, удивленно раскрыв глаза, когда поняла, что это будет моей комнатой на все время пребывания здесь. В центре стояла огромная кровать с балдахином, богато задрапированная голубыми шторами, которые ниспадали до пола и полностью закрывали кровать, если выдернуть их из завязок. Над кроватью возвышался золотой купол, как над крышей собора. Обои были небесно-голубого цвета, а по обе стороны от кровати стояли белые колонны. Не удержавшись, я громко рассмеялась. Мой голос эхом отразился от высокого потолка.

— А это ваша ванная, — сказал Тимоти. Проведя рукой по кремовому велюровому дивану и письменному столу из красного дерева, я вошла в ванную комнату. Она была столь же впечатляющей, как и спальня, с большой ванной на когтистых ножках, фарфоровыми раковинами, которые, как я была уверена, были старше Джорджа Вашингтона, и унитазом, похожим на трон. Я никогда бы не поверила, что кто-то может выглядеть царственно во время опорожнения кишечника, но быстро переосмыслила это мнение.

Когда мы снова вошли в спальню, Тимоти сказал.

— Ваш маршрут лежит на столе. Праздник начнется с шампанского и клубники на закате на террасе. Тимоти указал на еще одну брошюру. — Карта на время вашего пребывания здесь.

— Это безумие, когда для передвижения по дому нужна карта.

— Вы привыкнете, — сказал Тимоти и пошел к двери.

— Подожди, Тимоти, я не дала тебе чаевых.

— У нас в Англии это не принято, мисс. Пожалуйста, наслаждайтесь отдыхом. По прогнозу, все время, пока вы здесь, будет светить солнце. Это должно принести вам незабываемые впечатления.

Тимоти закрыл дверь, а я в недоумении покачала головой.

— Без чаевых? — прошептала я. — Я что, в раю?

Я порылась в сумке и, к счастью, нашла код для Wi-Fi в приветственном пакете HCS Media. По крайней мере, в доме такого возраста наряду с историей были и современные удобства. Я даже заметила в ванной комнате большую душевую кабину. Но мое сердце принадлежало ванне. После долгого перелета мне нужно было понежиться.

Я подошла к окну и обомлела от открывшегося вида. Каменная терраса. Она выглядела уединенной. Не такая большая, как я ожидала, что позволило мне предположить, что это не та терраса, на которой мы сегодня будем пить шампанское с клубникой.

Шампанское и клубника. Господи Иисусе.

Я нажала на приложение видеозвонка на своем мобильном, и оно открылось перед ожидающими лицами Амелии и Сейджа.

— Фейт! — крикнули они, и от звука их знакомых голосов мне сразу стало спокойнее. Потому что на самом деле я себя так не чувствовала. Поскольку находилась в доме Гарри. Скоро я увижу его, но понятия не имела, как это произойдёт. Я не знала, ненавидит ли он меня за все, что произошло. Я не получала от него никаких известий с тех пор, как он написал сообщение, в котором просил меня приехать. Сказать, что я нервничала из-за встречи с ним, значит, ничего не сказать.

— Привет, ребята! — сказала я и переключила камеру, чтобы показать им спальню и ванную.

— Ты, наверное, издеваешься надо мной! — сказал Сейдж.

— Это похоже на дворец, — с тоской сказала Амелия.

— Подождите, — сказала я и показала им вид из окна.

— Фейт, — сказала Амелия, и я готова была поклясться, что у нее навернулись слезы. — Самое прекрасное, что я когда-либо видела. Это озеро вдалеке?

— Да, — сказала я, любуясь мостом, который перекинулся через него. Он был похож на что-то из сказки: розовые, фиолетовые и голубые цветы украшали старый серый камень.

Я снова повернула камеру и села за стол. Взглянула на маршрутный лист.

— Сегодня вечером приветственные напитки. Завтра на выбор — стрельба из лука или верховая езда. Экскурсия по территории и свободное время послезавтра. Затем бал-маскарад. — Я опустила маршрутный лист, напечатанный на самой шикарной бумаге, которую я когда-либо видела.

— Ты его уже видела? — осторожно спросил Сейдж.

— Нет. — Я вздохнула и откинула голову назад. — Может быть, и не увижу до бала. Не знаю, нужно ли ему поговорить, или он просто не хотел, чтобы я упустила поощрение, которое получила от «Визаж».

— Фейт, ты не можешь так думать, — сказала Амелия. — Конечно, он хочет тебя видеть.

— Только время покажет. — Я порылась в чемодане, который выглядел как миниатюрная модель среди роскошного убранства комнаты. — Мне нужно вздремнуть, чтобы справиться с джетлагом (прим.: синдром смены часовых поясов), и понежиться в ванне. Тогда начнется веселье.

— Мы ревнуем, ты ведь знаешь это, правда? — ласково сказал Сейдж.

— Знаю.

— Передай от меня привет Николасу. Он будет на балу.

— Обязательно. — Я поцеловала пальцы и помахала друзьям. Повесив трубку, я забралась в плюшевую кровать и уставилась на золотой потолок. Мне казалось, что я лежала на облаке. Закрыв глаза, я представила, как будет выглядеть Гарри, когда я снова его увижу. Сердце замирало, когда я представляла себе эти темные волосы, голубые глаза и улыбку, которую он дарил мне.

Он жил во дворце.

Гарри почти герцог.

И я была здесь.

В Англии.

Если это был сон, то я никогда не хотела просыпаться.

***

Белое льняное платье до колен спускалось с моих плеч, рукава обнимали верхнюю часть рук. Платье было достаточно свободным, но при этом струилось по фигуре, демонстрируя мои изгибы, и вполне подходило для шампанского.

Проходя мимо зеркала во всю стену (стены в поместье Синклеров, надо заметить, были довольно большими), я убедилась, что мои длинные волосы уложены красивыми волнами, а серьги правильно вставлены. Макияж я сделала легкий, но с насыщенно-розовой помадой. Глядя на свое отражение, я нервно фыркнула.

— Мисс, — произнес голос, заставив меня подпрыгнуть.

— Тимоти! — сказала я, приложив руку к сердцу. — Я тебя не заметила.

— Слишком занята тем, что высовываешь язык перед своим отражением? — поддразнил он. Он сразу же понравился мне еще больше, чем утром.

— Ага. — Я указала на себя в зеркало. — Она просто нахальная сучка.

— Спасибо за предупреждение. — Он жестом указал на стену со стеклянными дверьми. — Терраса находится прямо за ними. Большинство гостей уже здесь.

— Спасибо, Тимоти. — Осторожно, стараясь не растянуться на неровном каменном полу, я вышла в двери и задохнулась. Я действительно задохнулась, громко и драматично. Вид… Я несколько раз моргнула, пытаясь убедиться, что мне не привиделось то, что предстало передо мной. Каменная терраса была огромной и богато украшенной. Каменные балюстрады образовывали балкон террасы. По обеим сторонам террасы шли изогнутые лестницы, ведущие в ухоженные сады. Красочные и яркие растения в больших романских горшках стояли на каменных колоннах вдоль гравийных дорожек. Зеленые топиарные купола и небольшие живые изгороди разбегались по саду, словно миниатюрные лабиринты. В конце сада находилась еще одна каменная балюстрада, с которой открывался прекрасный вид на простирающийся за ним особняк.

Заходящее солнце отражалось от озера, и через него перекинулся усыпанный цветами сказочный мостик. Он выглядел как акварельная картина. Справа находились домики для гостей, которые, как я подозревала, Гарри называл гостевыми. Сами по себе они были особняками. И не шли ни в какое сравнение с главным домом, но, тем не менее, впечатляли.

Здесь было столько всего, что голова шла кругом от необъятности. Живой струнный оркестр, игравший в углу, только усиливал сказочность особняка и территории, а также тот факт, что я, Фейт Паризи, действительно здесь. И тут я почувствовала, как по коже пробежала дрожь от осознания того, что они играли прекрасные звуки Андреа Бочелли. Та самая музыка, которая когда-то звучала в комнате Maître.

Сервер, одетый в черно-белый костюм с соответствующим галстуком-бабочкой, вывел меня из задумчивости.

— Мадемуазель, шампанское?

— Спасибо, — сказала я и взяла бокал. Машущая рука привлекла мое внимание к задней части террасы. Сара. Я спустилась по ступенькам на главный этаж террасы и присоединилась к своим коллегам.

— Ты можешь поверить в эту красоту? — сказала Сара, прекрасно выглядящая в фиолетовом. — Почему Гарри в Нью-Йорке? Если бы я владела этим местом, то никогда бы не уехала. — При этих словах мой желудок немного опустился. Но она была права. Это место настолько близко к раю, насколько это возможно на Земле. Зачем он уехал отсюда?

— Кто-нибудь видел его? — спросил Майкл. — Я слышал, что Кинг вышел из больницы через несколько дней после операции и уже почти пришел в норму. Удивительно, как быстро в наши дни можно оправиться от сердечного приступа.

— Это хорошо, — сказала я и сделала глоток шампанского. Кинг вышел из больницы и чувствовал себя лучше. Облегчение, которое это принесло, почти заставило меня заплакать. Проклятый джетлаг.

— Смотрите-ка, вот и он. — Майкл кивнул подбородком в направлении стеклянных дверей. — Гарри.

Я замерла. Как я ни старалась подготовиться к этому моменту, у меня ничего не получилось. Сердце билось так быстро, что я боялась потерять сознание. Я закрыла глаза и стала считать обратно от четырех, пытаясь успокоиться. Когда я дошла до отрицательных чисел, то поняла, что это ни черта не помогало. Потом я услышала его смех, и странное чувство спокойствия наполнило мои легкие, и я смогла дышать. И это был его настоящий смех, а не тот, который он использовал, когда был заперт за решеткой своего титула. Он звучал счастливо. Гарри… он звучал идеально.

Заставив себя обернуться, я обнаружила его на другой стороне террасы, приветствующего гостей. Моё сердце дрогнуло. Его улыбка была широкой и искренней, а морщинки вокруг глаз проявились в полную силу.

Прошедшая неделя без него и остаточная боль от нашей ссоры, казалось, исчезли, как пузырьки шампанского, которые я держала в руке. Он был здесь. Снова стоял передо мной и выглядел самым счастливым из всех, кого я когда-либо видела. Я была прикована к земле, как будто мои ноги были закопаны садовником, как цветы в горшках вокруг нас.

— Ты пускаешь слюни. — Салли стояла рядом со мной. Я закатила глаза, глядя на своего босса, одетую в черный костюм. — Не волнуйся, если бы мне нравились мужчины, я бы тоже пускала слюни.

— Салли, ты хоть понимаешь, что сейчас лето? — сказала я, наклонив голову к ее костюму и сапогам.

— Это из моей летней коллекции, Фейт. Следи за модой. — Салли пересела за соседний столик, а я стала ждать, когда подойдет Гарри. На нем была легкая белая льняная рубашка, рукава которой, разумеется, были закатаны до локтей. На нем были штаны хаки, а его волнистые волосы шевелил легкий ветерок. Было бы гораздо легче ненавидеть его, если бы он не выглядел таким красивым.

Словно почувствовав, что я ждала, он поднял голову, и его голубой взгляд быстро нашел мой. Выражение лица Гарри сразу же смягчилось, а от его улыбки у меня перехватило дыхание. Он похлопал по руке мужчину, с которым разговаривал, и пошел в нашу сторону.

— Здравствуйте, добро пожаловать в поместье Синклеров, — сказал он, и его акцент молниеносно проник в меня. Он на мгновение оторвал взгляд от моих глаз, пока пожимал руки Саре и Майклу. Я не уловила ничего из их светской беседы, слишком занятая тем, что заново знакомилась с мускулистыми предплечьями Гарри, его оливковой кожей, доставшейся ему от мамы, и чисто выбритой квадратной челюстью.

Затем он снова посмотрел на меня и протянул руку.

— Мисс Паризи, — сказал он, и его прикосновение пронеслось по моему телу. Пальцы Гарри сжали мои.

— Гарри. — Мой голос слегка дрожал. Сара и Майкл отошли, чтобы поговорить с кем-то из знакомых за соседним столиком.

Гарри увидел, что они ушли, и шагнул ко мне. В его напряженном выражении лица я увидела настороженность, неуверенность в том, где мы сейчас находились в отношениях друг с другом.

— Как ты?

Его запах и голос обволакивали меня и притягивали к себе.

— Я в порядке, — сказала я и сделала глубокий вдох. — Твой отец… ему лучше?

— Да, — сказал он, и я не могла не заметить новую ауру, которая исходила от него. Он был каким-то более легким, более приветливым. Исчез высокомерный Гарри, а вместо него появился его расслабленный и дружелюбный двойник. — У него всё очень хорошо. — Гарри указал на главный дом. — Отдыхает в своем крыле. Несомненно, он не сможет удержаться от того, чтобы не появиться в какой-то момент. Хотя формально он еще должен отдыхать.

Я не сразу поняла, что наши руки по-прежнему соединены, а пальцы переплетены. Опустила взгляд на наши соединенные руки и снова почувствовала едва уловимое смещение под грудиной.

— Тебе нравится дом? — спросил Гарри, его голос был тихим, хриплым и неуверенным. Казалось, он затаил дыхание, ожидая моего ответа.

Я рассмеялась.

— Гарри, это не дом, это… — я замолчала, любуясь открывающимся видом. Вздохнув от его красоты, я закончила. — Это рай.

Его улыбка была настолько широкой, что осветила все вокруг нас. Я была уверена, что умерла и попала в рай. Теперь я понимала, почему мой сотрясенный мозг в тот день в спорткомплексе принял его за ангела. Сейчас он выглядел именно так.

— Хорошо, — сказал он и отнял руку. — Я рад, что ты так думаешь.

— Гарри? — сказал мужской голос позади нас. — Извини, что прерываю тебя, приятель, но ты нам нужен на секунду. — Гарри кивнул, но по его жесту было понятно, что он хотел остаться.

— Было приятно снова увидеть тебя, Гарри, — сказала я, надеясь, что он прочтет между строк. Что я больше не сердилась. Что как только я снова увидела его, все, что произошло между нами, отступило.

— Мне тоже. Ты выглядишь… — румянец залил его щеки. — Ты выглядишь идеально. — Затем он отошел от меня и направился к группе английских мужчин, собравшихся за столом. Я вдохнула запах свежей травы и взяла еще один предложенный бокал шампанского и клубнику.

Затем присоединилась к Саре и Майклу, смешиваясь с гостями. Когда наступила ночь, и мне показалось, что я познакомилась со всеми, кто представлял HCS Media от Парижа до Гонконга, я спустилась по каменной лестнице в сад и пошла по усыпанной гравием дорожке, окаймленной зеленью и букетами ярких цветов. Небо было розовым, и оркестр играл «Время прощаться», пока я бесцельно бродила по саду, впитывая открывающийся вид. Я знала, что больше никогда не увижу ничего подобного.

Остановившись на каменной балюстраде, я смотрела, как восходящая луна отражается в озере, а деревья слегка покачивались от летнего ветерка.

— Красиво, — прошептала я.

— Я думал о том же. — Гарри стоял позади меня с двумя бокалами в руках. Воротник его рубашки, как обычно, был расстегнут, открыв мне вид на его подтянутую грудь. — Предложение мира, — сказал он и протянул бокал. Поставив свой пустой бокал на балюстраду рядом с собой, я взяла его, и Гарри встал рядом со мной, чтобы полюбоваться видом.

— Ты владеешь всем этим, — сказала я недоверчиво. — Это твой настоящий дом.

— Да, — сказал он, пожав плечами. — Но я видел и получше. — Я покачала головой в ответ на его саркастическую фразу и потрепала его по плечу. Гарри перестал улыбаться и, прочистив горло, сказал. — Прости меня, Фейт. Мне чертовски жаль. За все.

Я покачала головой.

— Не надо. — Я нагнулась над балюстрадой, упираясь руками в прохладный древний камень. — Но за свою роль я тоже прошу прощения.

Мы молчали, когда оркестр достиг своего драматического крещендо. Он повернулся ко мне.

— Проведи завтрашний день со мной.

— Но у меня день стрельбы из лука и верховой езды. Ты хочешь лишить меня этого?

— Думаю, да, — сухо сказал он, борясь с улыбкой.

— Тогда я должна сделать то, что требует король замка! — сказала я, насмехаясь над ним.

— Принц, — сказал Гарри. — Принц замка было бы более уместно.

— Ну, я точно не принцесса.

— Пока нет, — ответил Гарри, заставив мое сердце заколотиться в груди. Я встретила его взгляд и увидела в глазах только серьезность. Проглотила подтекст его слов и сделала еще один долгий, очень глубокий и очень обильный глоток шампанского. — Проведи со мной день, Фейт. А завтра вечером поужинай со мной. Нам есть о чем поговорить… — он заколебался. — Если ты мне позволишь.

Опираясь на балюстраду, я повернулась лицом к Гарри. Господи! Существовал ли такой же совершенный мужчина, как он? Бог был очень щедр, когда создавал Гарри Синклера.

— Тогда до завтра, — сказала я, и Гарри снова улыбнулся, показав мне эти губительные морщинки у глаз. — Мне лучше выспаться. Нужно отоспаться от перелета, чтобы утром я могла насладиться всеми теми развлечениями, которые ты мне предложишь.

— На самом деле я собирался провести для тебя только большую экскурсию. Личную экскурсию.

— Гарри, ты видел, где ты живешь? Чтобы осмотреть это место, потребуется целый год.

— Ах, но я знаю все лучшие места. — Он постучал указательным пальцем по носу. — Инсайдерская информация. — Он наклонился вперед и поцеловал меня в щеку. Все мои силы ушли на то, чтобы не впечатать его в балюстраду и не прижаться к его рту. Но я сдержалась.

Когда я пошла по гравийной дорожке к дому, то прокричала.

— Увидимся утром! — размахивая в воздухе салфеткой для шампанского, как кружевным платочком. Затем мой каблук попал в трещину, и я покачнулась, чуть не упав на землю.

Успев ухватиться за статую голого мужчины, сжимающего в руках свой маленький пенис, я жестом остановила Гарри, бросившегося мне на помощь.

— Я в порядке! — воскликнула я, вытащив каблук из трещины и вернувшись на безопасное место на гравии. Гарри покачал головой на мою неуклюжесть.

Я показала большим пальцем на мужское достоинство статуи.

— Ты мог бы поделиться с ним парочкой сантиметров, — сказала я Гарри. — Бедняга все это время простоял здесь, унижаясь. Ради всего святого, поступи по-человечески!

Гарри рассмеялся, его адамово яблоко покачивалось вверх-вниз. Почему это было так чертовски сексуально?

— Спокойной ночи, Фейт.

— Значит, я снова Фейт? — спросила я, поднимаясь по ступенькам.

— Ты всегда была для меня Фейт.

Я вернулась в свою комнату, чувствуя легкость. Кто был этот Гарри? Этот счастливый и радостный Гарри? Я не была уверена, что действительно встречала его до сегодняшнего вечера. Но мне не терпелось узнать его поближе. Завтра я проведу с ним день и вечер.

Когда я легла на матрас, усталость быстро накрыла меня. Но впервые за неделю я хорошо выспалась и была этому рада, потому что чем крепче я спала, тем быстрее наступит завтра.

Глава девятнадцатая

— Мистер Синклер ждет вас в своей гостиной, чтобы вы позавтракали с ним, мисс, — сказал Тимоти на следующее утро, когда я вышла из своей комнаты и обнаружила его в коридоре.

— В его гостиной?

— Да, мисс. У каждого, кто здесь живет, есть такая.

— Ничего себе, — сказала я, удивляясь тому, что некоторые люди были достаточно богаты, чтобы иметь свою собственную комнату для всех и каждого. Даже гостиную. Я последовала за Тимоти через две двери от своей комнаты к другой деревянной двери. Когда он открыл ее, Гарри сидел за маленьким столиком в проеме большого окна. Он был одет в свой обычный наряд — белую рубашку и брюки хаки, но на этот раз на нем был еще и темно-синий кардиган с широким воротником и пара черных мокасин. Конечно, он даже в кардигане и мокасинах выглядел хорошо.

Тимоти закрыл дверь, оставив нас наедине, и Гарри поднялся на ноги. Он подошел и взял меня за руку. Провел большим пальцем по моим пальцам и наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку. Когда он отстранился, я спросила.

— Это все, что я получу?

Щека Гарри дернулась от удовольствия.

— Доброе утро, Фейт, — сказал он. — И да. Это все, что ты получишь на данный момент.

— Да, Maître, — сказала я, и лицо Гарри побледнело от шока.

Я старалась не рассмеяться над его реакцией, но ничего не могла с собой поделать. Гарри покачал головой, его щеки залил румянец. Я решила зарегистрировать авторские права и на этот румянец. Это было восхитительно. — Я уже говорил это однажды и повторю еще раз. Но ты…

— Неисправима, — закончила я за него. — Да, да, я знаю.

— Завтрак? — спросил он, явно пытаясь увести разговор в сторону от своей побочной деятельности и вернуться к идиллической жизни в поместье Синклеров. Гарри выдвинул стул рядом с ним за столом.

— Кексы, тосты, джемы и масло, — сказала я. — И чай, много чая.

— И кофе для мисс Паризи. — Он протянул мне полный кофейник, сахарницу и молочник со сливками. — Я не забыл о твоем отвращении к национальному напитку Англии.

— За это ты получаешь дополнительные баллы, просто, чтобы ты знал. — Я налила себе крепкий кофе, запах которого едва не довел меня до оргазма.

— Я польщен, — сказал Гарри и откусил кусочек тоста.

— Итак? Какие планы на сегодня? — я намазала маслом тост, и мои глаза закатились, когда он попал мне в рот. — Ммм, — сказала я, — почему я не знала, что они такие вкусные? Я бы не стала делать их предметом своих шуток, если бы знала.

Гарри следил за каждым моим движением, пока я засасывала пальцы в рот, чтобы слизать последние капли растопленного масла.

— Ты знаешь, что я хорошо сосу, Гарри. Так что не смотри на меня этими сексуальными глазами. Я ем. И даже ты со всем своим совершенством не сможешь встать между мной и углеводами.

Я вытерла руки о свою модную тканевую салфетку, а Гарри с ухмылкой отпил чай.

— Я подумал, что мы начнем с осмотра дома, а потом спустимся в сады. — Он допил свой чай. — А вечером сможем поужинать в столовой.

— Только мы вдвоем? — спросила я.

— Да, если ты не против? — похоже, он волновался, что я действительно скажу «нет».

— Хорошо. — Я быстро съела еще два тоста и выпила две чашки кофе.

— Ты готова? — Гарри встал, протянув мне руку. Я поднялась на ноги, и он окинул взглядом мое фиолетовое платье с рукавами три четверти, длиной до колен. — Ты выглядишь потрясающе, — сказал он, и я поняла, что он говорил серьезно, увидев, как расширились его зрачки.

Я собрала волосы в высокий хвост и надела на ноги белые конверсы. Они не совсем соответствовали элегантности этого дома и территории, как, впрочем, и я сама, так что это меня не беспокоило.

Я подняла ногу, чтобы показать Гарри кеды.

— Я подумала, что для сегодняшнего гранд-тура лучше надеть что-то менее опасное, чем каблуки.

— За это, — сказал он, поцеловав тыльную сторону моей руки, как будто ему просто необходимо было прикоснуться ко мне, — я тебе бесконечно благодарен. — Гарри предложил мне свой локоть. Я перекинула свою руку через его. — Пойдем?

— Давай. — Он провел меня в прихожую, и я снова восхитилась старинным убранством и мебелью. — Я до сих пор не могу поверить, что ты здесь вырос. — Мне пришла в голову грустная мысль. — Тебе когда-нибудь было одиноко?

Рука Гарри слегка напряглась, выдав его ответ.

— Да. Особенно после смерти мамы. — Он пожал плечами. — Николас часто бывал здесь. Его родовое поместье находится не так далеко. Но это было не то же самое, что иметь брата или сестру, живущих в доме.

— В детстве это место привело бы меня в ужас. Мое безумное воображение придумало бы столько призраков, которые бродили по коридорам.

Гарри указал на одну из комнат. Она была открыта, и в ней убиралась женщина.

— Я верил, что в этой комнате под кроватью живет бугимен. — Когда мы подошли к площадке, которая расходилась на два коридора, он указал на тот, по которому мы, слава Богу, не собирались идти. — А по этому коридору бродит седая дама. Просто плывет по нему во всех своих одеждах шестнадцатого века, оплакивая свою потерянную любовь, и ждет момента, чтобы выхватить детей из их кроваток и утащить.

— Господи, Гарри. Мне еще спать здесь сегодня!

Он рассмеялся.

— Зайди в любой старый дом в Англии, и я гарантирую, что там найдется множество историй о седовласых леди и солдатах, погибших в бою, защищая местного лорда, и вернувшихся за местью. — Он пожал плечами. — Я никогда не видел ни одного.

Что-то дернуло меня за хвост, и я, вскрикнув от неожиданности, повернула голову, но увидела, что Гарри убрал свободную руку назад.

— Придурок, — пробормотала я, на всякий случай оглядевшись вокруг.

— Напыщенный мудак, Фейт. По крайней мере, обращайся ко мне по имени.

— Ты прав. Как я могла забыть.

— Сюда, — сказал Гарри, войдя в первую комнату. Большие кремовые двойные двери встретили нас. — Самая большая комната во всем доме. — Гарри открыл двери, и мой рот раскрылся, когда перед глазами предстала огромная комната-галерея, доверху заполненная фотографиями, картинами маслом и статуями. — Галерея. В ней все герцоги, которые здесь жили раньше. Их жены и дети.

— И их собаки? — спросила я, увидев грандиозную картину с царственно выглядевшим волкодавом.

— Некоторые из моих предков очень сильно любили своих собак. — Гарри подвел меня к картине, на которой был изображен высокий красивый мужчина в красном плаще и бриджах. Он серьезно смотрел на художника. Вообще, все позы герцогов были практически идентичны. — Самый первый герцог в нашем роду.

— Он немного похож на тебя, — сказала я, проходя мимо других портретов. Женщины были красивы и одеты в изысканные платья.

Мы остановились перед герцогом со светло-русыми волосами.

— Он вызвал скандал в XIX веке, — сказал Гарри.

— Почему? Он не любил чай? — я поморщилась.

— Слава Богу, нет, ничего такого страшного, — сказал Гарри с ужасом в голосе. И ухмыльнулся. — Он сбежал с горничной своей жены.

— Нет, — сказала я, уставившись на мужчину на фотографии.

— Любовь, — сказал Гарри, в его голосе прозвучал намек на восхищение. — Он влюбился в нее. Более чем. Он был совершенно очарован ею. Достаточно много лет. И однажды сбежал с ней.

— Что случилось?

— Его брат нашел его в Брайтоне и привез домой.

— Он потерял любовь всей своей жизни?

— Нет. — Гарри рассмеялся над моим растерянным выражением лица. — Он поселил ее в гостевом доме и прожил с ней остаток своих дней.

— Э-э-э…? Что?

— Это был девятнадцатый век, Фейт. Он был герцогом и, откровенно говоря, мог делать все, что ему заблагорассудится.

— Его бедная жена.

Гарри кивнул.

— Но это самая распространенная история о мужчинах, да и о женщинах тоже, которых заставляют жениться по расчету, а не по любви.

Между нами и портретом герцога, отдавшего свое сердце крестьянке, повисло молчание.

— Неужели… — я перевела дыхание. — Есть ли шанс, что когда-нибудь это можно будет изменить? — я поморщилась, ненавидя себя за то, что вообще затронула эту тему. Мне нравилось проводить время с Гарри этим утром, видеть его мир. Я не хотела это портить. Но…

— Я думаю, да, — сказал он, прервав мои мысли. Он засунул руки в карманы. — Мне кажется, впервые появилась надежда.

Надежда. Да, подумала я. Именно надежда сейчас мчалась по моим венам со скоростью сто километров в час.

Я двинулась к следующему портрету, Гарри шел рядом со мной. Я прошла мимо Кинга, выглядевшего привлекательно в молодости. Затем…

— Твоя мама. — Красивая, высокая, стройная женщина позировала у окна для своего портрета. Ее темно-каштановые волосы были уложены в прическу. На Элейн Огюст-Синклер были длинные белые перчатки и фиолетовое платье, а глаза у нее были лазурно-голубые, как у Гарри. — Она прекрасна, — сказала я, и тут мои глаза наполнились слезами. Одна скатилась по моей щеке. Я почувствовала потерю, боль, что ее нет рядом. Ради Гарри, даже ради Кинга, но также и ради себя. Я бы с удовольствием встретилась с ней.

Гарри смахнул мои слезы большими пальцами. Затем я перешла к следующей фотографии и не смогла удержаться от улыбки. Мои легкие сжались, сердце заколотилось, и я засмотрелась на красивого виконта, стоящего передо мной. Рядом со мной.

— Гарри, — прошептала я. Он стоял в саду, а за его спиной виднелся сказочный мост во всём своём красочном великолепии. Он был одет в темно-синий костюм, его красивое лицо освещало картину. — Это невероятно.

— Ничего особенного, ладно, — сказал он, хмыкнув от удовольствия.

— Нет, это так, — сказала я, не позволив ему скромничать. — Это действительно великолепно.

— Спасибо, — сказал он. И продолжил. — Если тебе нравится, то и мне тоже.

Засияв от счастья, я спросила.

— Что дальше?

Гарри повел меня в восточное крыло дома. Это было так далеко, что у меня на лбу выступили капельки пота.

— Неудивительно, что ты так выглядишь, — сказала я, проведя пальцем по нему вверх-вниз. — Ты должен быть в форме, чтобы жить здесь.

— Это того стоит. — Гарри открыл двери, и все, что я увидела, было заполнено книгами. И не так, как в его нью-йоркской квартире. Это было грандиозное количество книг. Их было в миллион раз больше. Комната, заполненная сверху донизу книгами, еще книгами и еще большим количеством книг.

— Четырнадцать тысяч, — ответил Гарри, когда я спросила его, сколько здесь книг. В центре стоял письменный стол, затем четыре дивана, на которых можно было отдохнуть и почитать.

— Я бы никогда не покидала эту комнату, если бы жила здесь. — Я провела рукой по корешкам. Некоторым из них должно было быть более трехсот лет.

Практически вытащив меня из библиотеки, Гарри показал мне спальни, где останавливались королева Виктория и королева Анна. Я увидела музыкальную комнату, в углу которой стояло пианино. Там я узнала, что Гарри умел играть. Если бы я еще не была влюблена в него, то сделала бы это, когда он нехотя сыграл для меня.

Далее он повел нас в старые помещения для слуг, в так называемую овощную кладовую.

— Когда-то здесь была комната только для хранения овощей?

— Да.

— Только для чистки картофеля и тому подобного?

— Да.

— Позволь мне прояснить ситуацию. — Я развела руки в стороны. — Все это пространство предназначалось для овощей?

— Да, Фейт. Я не буду повторять еще раз.

Затем мы вошли в кондитерскую.

— Хорошо, — сказала я, — эта комната предназначалась только для приготовления кондитерских изделий?

— Да.

— Вся эта комната?

Гарри закатил глаза, взял меня за локоть и повел из этого помещения в комнату с колокольчиками. По колокольчику на каждую комнату, где герцог или герцогиня (и все остальные, кто там останавливался) могли позвонить в колокольчик, и прибегал слуга.

Гарри быстро вывел меня из комнаты для слуг, когда я начала читать ему лекцию о том, что я не в ладах с вежливостью.

— Всё это так нереально, — говорила я, пока мы шли по скрытой тропинке к озеру. Вдалеке виднелись остальные гости, которые занимались стрельбой из лука. С нашего места было видно, как кто-то, похожий на Салли, полностью игнорировал мишень, а вместо этого целился в пролетающих птиц.

— Я хотел, чтобы ты увидела. — Он подвел меня к деревянному настилу на частном участке озера. Мы сели на насыпь. Солнце светило и грело мне лицо. Гарри снял кардиган и закатал рукава.

— В Нью-Йорке… — он провел рукой по лицу. — Я выгляжу бизнесменом, которым, конечно же, являюсь. — Он указал жестом на сады вокруг нас. — Но это не все. — Он склонил голову, спрятав от меня свое лицо. — Наверное, иногда я бегу от этого. Скрываю, кто я есть, чтобы люди не подумали обо мне то, кем я не являюсь. Он поднял на меня глаза. Я увидела в его взгляде мольбу о понимании. — Но однажды все это будет моим. Боже… — он глубоко вздохнул. — Это было не так давно… — он имел в видусердечный приступ своего отца. Я потянулась к его руке. — После нашей ссоры, а затем сердечного приступа моего отца, для меня все встало на свои места.

— Правда?

Гарри кивнул и уставился на наши сцепленные руки.

— Я не могу больше отрицать того, кто я есть. И более того, я думаю, что, когда все слои сняты, мне нравится то, кем я являюсь.

— Значит, нас двое.

Гарри поцеловал мою руку и опустил ее на свою ногу.

— Я горжусь тем, что однажды стану герцогом, Фейт. Я горжусь тем, что принадлежу к роду Синклеров. Но я сказал своему отцу, что все должно измениться. — Его голос сменился с мягкого на строгий. — После нас… после всего… я понял, что все должно быть по-другому. И я должен стать тем, кто все изменит.

— Ты сделал это? — я слишком боялась спросить, что это были за изменения.

— Пойдём, — сказал Гарри, поднимаясь на ноги. — Мне есть, что тебе показать. Потом мы пообедаем в беседке.

— Кто ты такой? — я рассмеялась, почувствовав себя как во сне.

Он притянул меня ближе и обхватил мои щеки, как я любила.

— Гарри. Просто Гарри. — Я ждала поцелуя, но его не последовало.

Гарри взял меня за руку и повел в конюшню. К вечеру я увидела все любимые комнаты и места Гарри. Он оставил меня в моей комнате, пообещав увидеться за ужином.

Я надела длинное красное платье и туфли на каблуках. Волосы были распущены, как он любил. Я накрасила губы своей любимой красной помадой и пошла в большой обеденный зал. В начале дня мне удалось мельком взглянуть на зал, но когда двери открылись, я не могла поверить своим глазам. Зал был украшен картинами, гобеленами, скульптурами, а в центре комнаты стоял стол, такой большой, что казалось, за ним можно было бы устроить банкет на сто человек. Он почти закрывал мне вид на Гарри, который сидел у камина, отвернувшись от меня и заложив руки за спину. Увидев меня в платье, он повернулся ко мне лицом, его губы разошлись.

Я развела руки.

— Тебе нравится?

— Очень, — ответил он с трудом. Поцеловал меня в щеку, и я тоже залюбовалась им.

— Очень красиво, — сказала я и взяла бокал, который ждал меня. — Вино, — сказала я с облегчением. — Как бы я ни любила шампанское, но не смогла бы выпить больше ни капли. Я предпочитаю вино и пиво, знаешь?

— Пойдем? — Гарри протянул руку и повел меня к столу. По дороге я подвернула ногу, и вино пролилось на ковер.

— Черт! — я повернулась к Гарри. — Пожалуйста, скажи мне, что это не какой-нибудь бесценный антиквариат.

Гарри пожал плечами.

— Ему всего несколько веков, вроде того. — Он наклонился ближе, и я чуть не заскулила от его притягательного запаха и от того, как он заставлял сжиматься мои бедра. — Он пережил две мировые войны и пожар 1819 года, но, боюсь, стал жертвой неуклюжести некой Фейт Марии Паризи.

— Гарри! — воскликнула я, в расстройстве схватившись руками за голову. — Неужели он действительно такой старый?

— Нет. Чуть больше ста. Но, честно говоря, в этом доме это практически новая вещь. — Мы подошли к столу. Гарри указал на другой конец. — Ты садишься там, а я здесь. — Он указал на другое место. Я посчитала стулья между ними. Их было тридцать.

— Ты серьезно? — спросила я.

— Нет, — ответил Гарри с абсолютно серьезным лицом.

Когда его губы сложились в небольшую улыбку, я покачала головой.

— О, да ты сегодня полон шуток.

— Сейчас. — Он подвел меня к месту, которое объявил своим, и выдвинул стул рядом с собой. — Давай поедим, а потом поговорим.

У меня свело живот. С тех пор, как я вчера приехала сюда, все между нами было прекрасно. Но как бы мы ни старались, не могли избавиться от слона в комнате. Мне нужно было, чтобы он объяснил мне про Maître, «НОКС» и все остальное, и мне тоже нужно было перед ним извиниться.

— Итак, что мы будем есть? — спросила я, стараясь избежать тяжелых тем до ужина.

— Жареную перепелку с капустой.

— Чудесно! — сказала я, тут же внутренне умирая. Я была голодна и нуждалась в настоящей, черт возьми, еде. Но когда принесли блюда, и купол был поднят — «Тортелли ди Зукка», — сказала я, увидев на своей тарелке любимое блюдо.

— Я подумал, что перепелку мы оставим на другой вечер.

Я накрыла руку Гарри своей и сжала.

— Я знала, что в глубине души ты хороший человек.

Мы ели и вели светскую беседу. Когда кофе был выпит, а посуда убрана, Гарри подвел меня к уже пылающему камину и налил мне стакан виски. Я села рядом с ним на диван.

Между нами повисло молчание, пока Гарри не сказал.

— Фейт. Пожалуйста, позволь мне все объяснить. Рассказать тебе все.

— Хорошо, — сказала я, и теплое сияние от огня не помогло мне избавиться от внутреннего холода.

Гарри наклонился вперед, уперся локтями в колени, а рукой задумчиво помешивал виски в бокале.

— Ты должна понять, что таким, каким я был — высокомерным, грубым и холодным, — я стал после того, как потерял мать. Я говорю это не для того, чтобы вызвать сочувствие. А потому, что это правда. — Он сделал небольшой глоток виски. — Мы с отцом за последнюю неделю, прошедшую после его сердечного приступа, много беседовали.

— Правда?

Он кивнул.

— У нас было много того, что нужно сказать друг другу. Мне нужно было многое сказать. Он должен был знать, что сделал со мной, что изменило меня. Что заставило меня… вести себя так после смерти мамы. — Я тоже сделала глоток виски, позволив теплу скользнуть по горлу.

— Когда я учился в университете, то был немного диким, — признался он. — Большую часть времени проводил пьяным и спал. Днем я был Хайдом, студентом, а ночью — гулякой. И именно таким я привык быть.

Не могла представить себе Гарри таким. Но я никогда не теряла родителей, поэтому не могла знать, как бы это повлияло на меня.

— Однажды летом я был в Нью-Йорке со своим отцом. — Он улыбнулся, но эта улыбка была тусклой. — Мой друг пригласил меня в Хэмптон. Я, конечно, поехал. Когда мы приехали, он рассказал мне о вечеринке, которая должна была состояться в тот вечер. Секс-вечеринка, только все были в масках. Это должно было происходить абсолютно анонимно. Люди в Хэмптоне нуждались в анонимности. Они должны были поддерживать свою репутацию, защищать свои позиции силы и власти.

Гарри смотрел в огонь, возвращаясь в то время.

— Я не мог поверить своим глазам, — сказал он. — Это была свобода. В этой маске я чувствовал себя… — он нахмурился. — Всю свою жизнь я провел под микроскопом. Люди следили за каждым моим шагом. Не делай этого, Гарри. Это повредит нашему бизнесу, Гарри. Виконт так себя не ведет, Гарри. Меня тошнило от этого. Надоело жить с призраком отца, надоело жить без матери. Надоело жить для других, а не для себя.

— Гарри… — прошептала я, почувствовав тяжесть, давившую мне на грудь от печали в его голосе.

— Я рассказал о вечеринке своему другу. Он жил на Манхэттене. — Гарри покрутил лед в виски. — Он сказал мне, что я должен организовать нечто подобное в Верхнем Ист-Сайде. Взять с людей плату за участие, заставить их подписать соглашение о конфиденциальности, и настоять на том, чтобы все были в масках и плащах для анонимности. Гарри пожал плечами. — Так я и сделал. И это стало не просто популярно, а имело оглушительный успех. И я сделал это без какого-либо участия моего отца.

Как бы безумно это ни звучало, я почувствовала вспышку гордости за Гарри.

— Поначалу я снимал дома, каждую неделю перевозил клуб в новое место. К тому времени я назвал его «НОКС». В конце концов, мы заработали достаточно, чтобы я смог инвестировать в постоянное место.

— Таунхаус на Манхэттене?

Гарри кивнул.

— Да. — Он рассмеялся. — У меня был список ожидания длиной с Бруклинский мост. Но к тому времени мои дикие времена подошли к концу, и я увидел в «НОКС» реальный, жизнеспособный бизнес. Но также и выход для таких людей, как я. Людей, которые в своей повседневной жизни чувствовали себя как в тюрьме. — Гарри выпил свой виски, затем налил еще, долил и мне.

— Спасибо.

Гарри откинулся на спинку дивана.

— К тому времени, когда я создал его, моя дикая натура уже давно угасла, но я приобрел репутацию.

— Maître, — сказала я.

— Maître. — Гарри покачал головой. — С той первой ночи в Хэмптоне я использовал этот чертов французский акцент. Конечно, я мог свободно говорить по-французски. Я только на нем и говорил с мамой. И не знаю… — он запнулся, не найдя слов.

— Ты чувствовал себя более защищенным.

Гарри встретил мой взгляд.

— Именно, — сказал он с самодовольной улыбкой. — Это было глупо, но маска, плащ и этот проклятый акцент сделали меня кем-то другим. На какое-то время я перестал быть Генри Синклером III, наследником герцогства. Я стал Maître Огюстом, и это было чертовски приятно. Я держался особняком. Никто меня не знал, и мой бизнес процветал.

Гарри взял меня за руку, как будто ему нужны были силы, моя поддержка.

— Я больше не потакал своим прежним диким наклонностям, Фейт. Но — и можно утверждать, что это еще хуже, — вместо этого я стал жестким и холодным человеком. Ты была права, когда говорила, что я напыщенный и высокомерный. Так оно и было. И мне нравилось быть таким. В моем кругу общения это было обычным делом и даже приветствовалось. — Он крепче сжал мою руку. — А потом я встретил тебя. — Его губ коснулась ласковая улыбка. — И ты врезалась в меня, как шаровая молния. — Гарри поцеловал мою руку, мои пальцы. — Я никогда, за всю свою жизнь, не встречал никого, похожего на тебя.

— Я тоже, — сказала я, почувствовав себя так, словно к каждому моему плечу прикреплен воздушный шар, поднимающий меня высоко над землей.

— В тот первый день, в комнате для собраний стажеров… — я поморщилась, слишком хорошо помня тот день. Гарри вздохнул. — Я только начал получать помощь.

— Помощь?

Гарри провел пальцами по сердцу.

— После того, как все эти пьянки и тусовки прекратились. — Он уставился на пламя в камине, потерявшись в прошлом. — После того, как я успокоился и попытался сосредоточиться на своей жизни, на своем будущем, большую часть времени я чувствовал онемение. Когда я не был оцепеневшим, то злился или грустил.

— Почему?

— Из-за мамы, — сказал он, и это единственное слово было наполнено такой любовью, что у меня сжалось сердце. — Я не осознавал этого, но все еще был в шоке. Даже будучи мужчиной, достигшим двадцати пяти лет, шок, травма от потери мамы в столь юном возрасте не затягивались во мне, как смертельная рана, которая никак не заживала. Он сделал паузу и собрался с духом. — Ее смерть… то, что мы не попрощались… сломала часть меня, отняла кусочек моего сердца, который, честно говоря, я не думаю, что когда-нибудь смогу вернуть.

— Гарри, — сказала я, мой голос дрожал от грусти.

— Я всегда был интровертом. И смотрел на таких людей, как ты, полных жизни и радости, свободно общающихся с другими, и удивлялся, как у тебя так легко это получается. Как ты можешь осветить комнату одним своим присутствием.

— Ты так думаешь обо мне?

Гарри встретил мой взгляд.

— Да.

— За день до нашей первой встречи у меня был довольно интенсивный сеанс с психотерапевтом. — Гарри вздохнул. — На меня очень сильно подействовали разговоры о маме, папе и тех годах после ее смерти. У меня болела голова, и я чувствовал себя чертовски злым на весь мир. Злился на то, что не знал, кто я, как мужчина, как личность, и огорчался, что потратил столько лет впустую, заполняя отсутствие в своем сердце бездумными и поверхностными отношениями.

Губы Гарри приподнялись в ухмылке.

— А потом я встретил тебя, такую полную жизни и излучающую счастье. Другие стажеры тянулись к тебе, как к магниту, и не могли устоять перед твоим притяжением. — Он нахмурился. — Я никогда не видел никого такого… такого… живого, как ты. Ты была такой живой и… красивой. Такой необыкновенно красивой.

Исключительно.

— Гарри…

— Ты мне нравилась. Несмотря на то, что мои сверстники и отец сказали бы, что ты не подходишь для человека моего положения, ты мне нравилась. И это мучило меня больше всего на свете. Я видел тебя в офисе, энергичную и уверенную в себе, мужчины и женщины падали к твоим ногам… Я не знал, что с тобой делать. С тем, что я к тебе чувствовал. Я отказывался верить, что это влечение, и убеждал себя, что это отвращение. — Он засмеялся, и я тоже не могла не улыбнуться. — Тогда ты первый раз сказала «да, сэр». Что бы я тебе ни говорил, ты всегда улыбалась и отвечала «да, сэр», и это меня сломило.

— Я знала, что это тебя задевает, — призналась я.

— Так оно и было, — сказал Гарри. — На самом деле, это почти свело меня с ума. — Он провел рукой по своим темным волнам. — Даже когда я вернулся в Англию на лето, а затем начал работать в издательстве на Манхэттене, я часто думал о тебе. О женщине, которая зацепила меня, как никто другой. — Он рассмеялся. — Генри Синклер Третий — не кто иной, как высокомерный член. Чрезмерно высокомерный член, которому не нужно ничего, кроме хорошей порки и основательного траха.

Гарри громко рассмеялся, и я растаяла от этого счастливого звука.

— Эти слова мучили меня, Фейт. Они терзали меня годами. — Он снова стал серьезным. — Я пытался убедить себя, что мне все равно, что я тебе не нравлюсь, что ты для меня никто, даже не знаешь меня. Но даже если я убеждал свой разум в том, что это правда, тупая боль в сердце выдавала во мне лжеца.

— Когда через несколько лет отец сказал мне, что хочет, чтобы я возглавил его нью-йоркский офис, я сразу же согласился.

— Чтобы избавиться от давления здешней жизни?

Гарри поднял на меня глаза.

— Да. Там у меня был «НОКС», к которому я мог быть ближе и на время сбежать от удушающей светской жизни здесь, в Англии… и, как я теперь понимаю, потому что знал, что ты тоже будешь там.

Я отпрянула назад в шоке.

— Что?

— Назови это мазохизмом, самонаказанием, но я хотел возглавить нью-йоркский офис, и, несмотря на то, что боролся с этим, я хотел увидеть тебя снова.

— Ты ненавидел меня, — прошептала я.

— Я пытался убедить себя, что это так. — Он пожал плечами. — Оказалось, что дело совсем в другом. — У меня не было слов. — Но я хотел держать тебя на расстоянии. И знал, что ты считаешь меня холодным и высокомерным, что тебя отталкивает мой неприятный характер. Поэтому я играл эту роль. Если бы ты меня ненавидела, я бы никогда не позволил себе поверить, что между нами может быть что-то большее. Это была моя единственная линия защиты.

— Ты отлично справился с ролью, — пошутила я. Гарри ухмыльнулся. — Я бы никогда не догадалась, какой человек живет за фасадом. — Гарри кивнул.

Глубоко вздохнув, он сказал.

— В ту ночь, в ночном клубе, когда мы столкнулись друг с другом.

— В тот вечер, когда меня пригласили в «НОКС»?

— Это был не я, — сказал он. — Как бы ты ни была мне неприятна, я бы никогда не стал искушать себя таким образом. Тем, что ты будешь в моем клубе.

— Тогда кто…

— Кристоф. Он рекрутер «НОКС», сирен. — Гарри поднял руки. — Я был там с Николасом. Он прилетел с визитом, и мы встречались с его друзьями. Я понятия не имел, что Кристоф нашел тебя, клянусь. Только когда я был в своем кабинете на верхнем этаже в тот первый вечер, то узнал.

— Как?

— Я увидел тебя по камере, когда ты входила через главный вход. — Гарри кашлянул. — И не мог поверить своим глазам. Женщина, которая зацепила меня как никто другой, входит в мой клуб. Пришла, чтобы стать сиреной. — Гарри покраснел, и его глаза наполнились извинением. — Я не мог этого сделать, Фейт. Не мог видеть тебя с другими мужчинами. — У меня перехватило дыхание от его признания. — Я сидел за своим столом и думал, как выгнать тебя. Но потом увидел, как ты пробираешься через главный зал. Я увидел, что ты нервничаешь. Та бесстрашная и энергичная Фейт, которую я знал, была напугана и, как мне показалось, немного потрясена. — Он покачал головой. — Мне было больно видеть тебя такой.

— Я была потрясена, ты прав, — прошептала я. — Я думала, что смогу это сделать, а потом увидела все и просто замерла.

Он улыбнулся и рассмеялся.

— А потом, в типичной манере Фейт, ты одним махом разнесла всю комнату с качелями. — Я тоже засмеялась, вспомнив это недоразумение. — Я видел, как Гэвин привел тебя в заднюю комнату, и заметил твою позу поверженного человека. — Его плечи опустились. — Я хотел утешить тебя. Сказать тебе, что ты не должна смущаться. Мне нужно было знать, что с тобой все в порядке.

— И поэтому ты позвал меня в свою комнату? — в животе снова запорхали знакомые бабочки.

Гарри кивнул.

— Я боролся с собой из-за того, что хотел сделать, и что в итоге сделал. Я хотел заверить тебя, что не нужно смущаться, и планировал отправить домой. Но когда ты увидела меня, нервозность, которую ты демонстрировала внизу, исчезла. Ты выглядела заинтересованной во мне, расслабленной в моем присутствии… и любопытной. — Гарри провел рукой по лицу. — Тебе было интересно узнать обо мне и о том, что я мог сделать. После этого все рациональные мысли покинули мою голову. Я убеждал себя, что, будучи Maître, смогу выкинуть тебя из головы и жить дальше. Но это только заставило меня полюбить тебя еще больше. — Последнее предложение было произнесено так тихо, что у меня заблестели глаза.

— А потом случилось невероятное. Я заговорил с тобой. Я. Как Гарри. В лифте. И это было совершенно не натянуто. Ты не выглядела полной ненависти ко мне. — Гарри сделал долгий глоток виски, словно готовясь к чему-то. — Но еще больше мне понравился человек, которым я стал рядом с тобой. Ты пробилась сквозь защитный слой высокомерия и грубости, который я создал вокруг тебя. И когда мы продолжили сталкиваться, я начал вспоминать. Я начал вспоминать Гарри, которым был до того, как умерла моя мать, а отец перестал жить. Я вспомнил, что могу смеяться и шутить, не быть унылым и несчастным, а просто проживать каждый следующий день.

Гарри придвинулся ко мне ближе. От такой близости мое сердце забилось быстрее.

— Каждый раз, когда мы были вместе, как Гарри и Фейт, я обретал частичку прежнего Гарри. Ты, Фейт. Ты вернула меня обратно. Своими подколками и неуместными шутками.

— Гарри… — прошептала я. — Но Maître…

— Я даже представить себе не мог, что могу понравиться кому-то вроде тебя. В качестве Maître мне была доступна твоя интимная сторона. Но потом, невероятным образом, все стало меняться. Я почувствовал, как что-то изменились между нами, Гарри и Фейт.

— Я помню.

— И чем сильнее мы влюблялись, тем больше я понимал, что если скажу тебе, что я Maître, то потеряю тебя. Что я нарушу всякое подобие доверия, которое нас связывало, и потеряю тебя. — Гарри выглядел таким жалким и одиноким. — Как бы плохо это ни звучало, я не мог смириться с тем, что потеряю тебя. Ты изменила меня, Фейт. — Он нахмурился. — Нет, не изменила. Ты вернула меня к жизни. Ты, вздорная брюнетка из Адской кухни, которая ведет колонку советов о сексе, вернула меня к жизни.

— Гарри, — сказала я и, наконец, спустя столько времени, прижалась губами к его губам. Он поцеловал меня в ответ. Это было мягко, нежно и наполнено огромным количеством благодарности.

Когда он отстранился, то сказал.

— Ты должна знать, что все, что я сказал тебе как Гарри, было правдой. Я опустил, что был Maître, но все остальное было правдой, Фейт. Чертовой реальностью.

Я положила руку ему на лицо.

— Ты — и тот, и другой, Гарри. Оба мужчины — это ты. И я влюбилась в обоих.

— Фейт… — прошептал он.

— Но твой отец, — сказала я, прервав этот момент. — Он ясно дал понять, что никогда не допустит этого. Нас.

Гарри опустил свой лоб на мой.

— И я дал ему понять, что если он снова попытается встать у меня на пути, в любой части моей жизни, но особенно в отношении тебя, я уйду. Откажусь от титула, от бизнеса, от всего. Фейт, я сказал ему, чтобы он не заставлял меня выбирать между тобой и им.

— Ты так сказал? — спросила я, чувствуя, как сердце замерло в горле. — Почему?

Гарри откинул голову назад, чтобы я могла видеть его лицо, чтобы могла встретиться с его глазами и услышать, как он говорит.

— Потому что я сказал ему, что выберу тебя. Я сказал ему, что всегда буду выбирать тебя.

Слезы покатились из моих глаз, и я впилась в его губы. На этот раз Гарри поцеловал меня в ответ с той же силой тоски и отчаяния, которая жила во мне. Мои руки пробежались по его волосам, и я почувствовала вкус виски на его губах и языке. Я была поглощена им и хотела только одного — чтобы он был надо мной. Но Гарри отстранился и сказал.

— Я провожу тебя в твою комнату.

— Что? — сказала я, надув губы и смутившись.

— Фейт, тебе нужно подумать обо всем, что произошло. — Он посмотрел на диван под нами. — И я не собираюсь брать тебя в первый раз на старом диване в моей столовой.

— Почему бы и нет? — возразила я. — Ты трахал меня в колодках и в гигантской птичьей клетке, черт возьми. Я бы сказала, что антикварный диван в величественном доме — это повышение.

— Фейт…

— Я прощаю тебя, хорошо? — сказала я, отчаянно пытаясь расстегнуть его молнию. — Ты тоже меня прощаешь? Если да, то давай займемся быстрым сексом.

Гарри убрал мои руки.

— Конечно. — Он вздохнул и встал. — Но теперь, когда ты знаешь, кто я, все обо мне, я хочу чтобы все было правильно.

— Пусть будет правильно, я готова! — я широко раскинула руки. — Наслаждайся мной, Гарри. Я и мое изголодавшееся по Гарри либидо более чем готовы.

Гарри наклонился так, что его грудь нависла надо мной. Его губы сомкнулись с моими, но вместо того, чтобы поцеловать меня, он сказал.

— Не сегодня, Фейт.

— Ах! — вскрикнула я от разочарования. — Я думала, ты не садист?

— Может быть, я и садист, немного, — сказал он и снова протянул мне руку. — Я провожу тебя в твою комнату.

Несмотря на испытываемую женскую версию «синих яиц» я была очарована тем, что Гарри повел себя так вежливо и по-рыцарски. Когда мы подошли к моей двери, он откинул мои волосы с лица, и этот жест показался мне таким знакомым, что я практически упала в обморок.

— Я показал тебе сегодня свой дом, Фейт, чтобы ты знала не только, кто я такой, но и какой багаж идет в комплекте со мной.

— Я бы вряд ли назвала это багажом, — сказала я, усмехнувшись.

— Но это так. Каким бы роскошным он ни казался, это все равно багаж. Тяжелый багаж, который связывает на всю жизнь и требует от тебя того, что тебе может не нравиться, обязанностей, которые тебя могут обременять. Ты тоже окажешься под микроскопом. Тем более, что многие люди не одобрят нас, несмотря на то, что нам все равно. — Я увидела, насколько серьезными были его слова, и тоже стала серьезной. Я могу шутить, но он был прав.

— Хорошо, — сказала я. Поднявшись на цыпочки, я поцеловала его в губы. — Обещаю, я подумаю. Увидимся завтра?

— Я должен первым делом отправиться в Лондон, чтобы проверить, как обстоят дела в офисах в отсутствие отца. И должен присутствовать на встрече, которую невозможно перенести. Но мы увидимся завтра вечером на бале-маскараде в честь середины лета.

— Ты намекнешь мне на свою маску? — поддразнила я.

Гарри наклонился ко мне и, прежде чем поцеловать в щеку, сказал.

— Ты без труда узнаешь меня, давай оставим это на потом. — Он прикоснулся губами к моей щеке. — Спокойной ночи, Фейт. Увидимся завтра.

— Спокойной ночи, Гарри.

Нащупав ручку двери, я проскользнула в свою комнату, и Гарри исчез из виду, как только я закрыла за собой дверь. Я привалилась к стене и попыталась успокоить дыхание. Собравшись с духом, подошла к окну и села на мягкий подоконник. Я смотрела на звездную ночь, на деревья, где все еще щебетали птицы. В последних лучах летнего света все еще была видна большая часть территории, и я всерьез задумалась над тем, что сказал Гарри.

Багаж.

Я сказал ему, что выберу тебя. Я сказал ему, что всегда буду выбирать тебя.

Я прижалась лбом к стеклу. Смотрела на сверкающее озеро и вспоминала все, начиная с нашей первой встречи и заканчивая тем, что привело нас сюда сегодня.

Ты вернула меня к жизни.

Я улыбнулась, вспомнив эти слова.

— Ты показал мне, что такое жизнь, Гарри, — прошептала я в тишину комнаты. — Ты показал мне, что значит жить.

Глава двадцатая

Солнце еще не успело подняться в небо, когда я проснулась. Я хотела свалить все на смену часовых поясов, но на самом деле это был Гарри. Это был Гарри и прошлая ночь, этот дом, его титул и всё, что с ним связано. Я пыталась представить себе, каково это — жить этой жизнью. Как это будет выглядеть для постороннего человека, не принадлежащего к тем же социальным кругам. Как на нас с Гарри будут смотреть его знакомые, осуждать.

Меня никогда не волновало, что люди думали обо мне. Но мне было небезразлично, что скажут о Гарри. Я слишком часто представляла себе, как отреагирую, если кто-то оскорбит его в моем присутствии, из-за моего присутствия. Я бы не смогла удержать язык за зубами. Знала, что не смогла бы. Будет ли Гарри разочарован этим? Подведу ли я его, если дам волю своему языку, чтобы защитить его? Нас? Я не знала.

Я вышла через боковую дверь, которая вела на террасу. Утро было свежим и прохладным, и я плотнее укуталась в свитер. Когда я пересекла террасу и спустилась по ступенькам в сад, над травой стелился туман, озарив территорию готическим белым сиянием. Я никогда не видела ничего подобного. Протянула руки вниз, пытаясь понять, почувствую ли я туман между пальцами. Конечно, это было не так, но мне показалось, что я шла сквозь облака. В деревьях пели птицы, а я смотрела на высокие верхушки деревьев, направляясь к тому месту, которое завораживало меня с того самого дня, как я попала сюда.

Я дошла до сказочного моста, поднялась к его центру и посмотрела на дом. Даже то, что я провела здесь последние несколько дней, не могло избавить меня от ощущения его величия. Я был уверена, что если бы прожила здесь всю жизнь, то все равно не перестала бы восхищаться.

Старый камень моста был шершавым под моими руками, лепестки цветов были поцелованы утренней росой. Проводя кончиками пальцев по многолетней поверхности, я думала о том, сколько людей на протяжении веков стояли здесь так же, как я сейчас. Опирались ли они на парапет и смотрели вниз на озеро, размышляя о мире и своем месте в нем. Возможно, они стояли на этих самых изношенных плитах под моими ногами и думали о тех, кто владел их сердцем.

Так я простояла до тех пор, пока солнце не поднялось высоко в небо, туман не рассеялся, а день не потеплел. Я увидела, что дом просыпался, персонал начал готовится к вечернему балу, а гости завтракали на террасе.

Решив вернуться, я перешла по мосту на другую сторону. Подняв глаза, я замерла на месте.

— Здравствуйте, мисс Паризи.

Кинг Синклер сидел на скамейке у подножия моста.

— Мистер Синклер, — сказала я. — Как поживаете?

— Пожалуйста, присоединяйся ко мне, — сказал он.

Приготовившись к его порицанию, я села на деревянную скамью. С этого ракурса мост выглядел еще более волшебным.

— Тебе нравится мост? — спросил он. Когда я встретилась с ним взглядом, то увидела, что он очень бледен и за короткое время сильно похудел.

— Это невероятно, — сказала я. — Не могу оторвать от него глаз все то время, что нахожусь здесь. Этой ночью я плохо спала, поэтому решила прийти и посмотреть на него с первыми лучами солнца. Я окинула взглядом дом. — Ваша усадьба — это действительно нечто особенное.

— Спасибо. — Мы замолчали. Я напряглась, ожидая очередного «разговора» о том, что не подходила Гарри. Но вместо этого он сказал. — Мой сын влюблен в тебя. — Я перестала дышать и была уверена, что моё сердце перестало биться, и я могла бы быть уверена, что спала, когда эти слова прозвучали из уст Кинга Синклера. Я плотнее обмотала вокруг себя свитер, чтобы почувствовать какую-то защиту.

Кинг улыбнулся, указав на мост.

— Элейн тоже любила этот мост, пожалуй, больше всех других мест усадьбы. — Слезы наполнили мои глаза от внезапной перемены в голосе Кинга, когда он заговорил о своей жене. Он смягчился, и по его голосу можно было понять, как сильно он ее любил. — Если я не мог найти ее в доме, то знал, что она где-то здесь.

— Мне жаль, что вы ее потеряли, — сказала я, желая взять его за руку и утешить. Как бы плохо он ни вел себя по отношению к нам с Гарри, не нужно было быть гением, чтобы понять, что его терзала боль. Может быть, недавно у него и случился сердечный приступ, но этот орган был разрушен уже давно.

— Она была лучшей частью меня — конечно, пока у нас не появился Гарри, но даже тогда она была тем светом, о котором я даже не мечтал. Я всегда был склонен видеть темную сторону жизни, а она освещала мир так, что он уже не казался таким мрачным.

Он повернул голову и посмотрел на линию деревьев за мостом.

— Когда она заболела, я подумал, что Бог не может быть так жесток, чтобы отнять ее у меня и моего мальчика. — Кинг улыбнулся. Кажется, впервые в жизни его улыбка была искренней. — Она обожала Гарри. В ее глазах он никогда не мог поступить плохо. Этот мальчик мог сжечь весь дом, а она бы утверждала, что он просто пытался согреть нас.

Я рассмеялась, но одновременно почувствовала, что мое сердце разрывалось. Улыбка сползла с его лица.

— Я зарыл голову в песок и отказывался верить, что мы ее теряем. Я… — его дыхание сбилось. — В конце концов, я даже не сообщил Гарри. Он не успел попрощаться с мамой, потому что я просто не мог смириться с реальностью.

— Он простит вас за это, если уже не простил.

— Да. Он сказал мне, когда я признался, что это то, о чем я сожалею больше всего. — Кинг постучал себя по груди над сердцем. — Когда я перенес операцию.

— Это уничтожило бы его, если бы вы тоже умерли, — сказала я и увидела, как заблестели глаза Кинга.

— В тот момент, когда я вернулся из операционной живым, оптимизм Гарри напомнил мне о моей жене, о том, почему я так в нее влюбился. Это была лучшая ее черта, которую он мог унаследовать. Лучше, чем моя угрюмая натура.

— Ваша жена была красива.

— Была. Но меня покорил ее дух. Ее бунтарская натура. В мире, полном черных и белых цветов, она была одиноким лучом света. — Мне пришлось прикусить губу, чтобы она не задрожала. Я никогда не думала, что Кинг может так честно говорить о том, кого он любил. Но это было объяснимо. Я ведь его совсем не знала.

— Я всегда думал о ней как о ходячей акварельной картине, которая освещала мир, где бы она ни была. Когда она умерла, все краски мира исчезли. И у меня тоже.

— Вы потеряли любовь всей своей жизни. Это самое страшное, что может пережить человек, — сказала я, искренне поверив каждому слову.

— Это так, но неудача в качестве отца серьезней этого. — Я напряглась и затаила дыхание, ожидая, что скажет Кинг дальше. Он слегка наклонил свое тело в мою сторону и сказал. — Я не смог стать отцом, в котором нуждался Гарри, когда он был младше, да и до сих пор. Но хочу все исправить.

В голове у меня зашумело, а руки начали трястись.

— Я чуть не умер, и скажу тебе, что, вернувшись с того света, понимаешь, насколько ценна жизнь, и как ее нужно прожить. — Кинг на мгновение замолчал, задумавшись. — А я уже слишком много лет не живу. — Я посмотрела на цветы вокруг нас, лавандовый аромат поля успокаивал мои нервы. — Гарри еще не знает об этом, но я ухожу на пенсию.

— Что? — прошептала я, потрясенная.

— Гарри сейчас лучше разбирается в мире бизнеса, чем я. Он изменился, идет в ногу со временем и хорош в своем деле. Превосходен, на самом деле. Пришло время передать ему власть.

Я попыталась обработать эту информацию. Но, помимо этого, я пыталась понять, что повышение будет означать для нас.

— Это сложно — взять на себя такую ответственность. — Я кивнула, несколько оцепенев и, если говорить честно, немного испугавшись. — Ему нужен будет кто-то, кто поддержит его. Кто-то, кто поможет ему пройти через бурные воды.

Я вздохнула. Луиза. Он имел в виду Луизу.

— Мой сын выбрал тебя, Фейт. — Я повернула голову к Кингу, глаза расширились, рот приоткрылся, но слова не шли. Кинг захихикал. Действительно, черт возьми, захихикал. — Он говорил со мной совершенно откровенно, когда я пришел в себя после операции. — Он покачал головой в недоумении. — Никогда в жизни я не видел своего сына таким убежденным, как тогда, когда он говорил о тебе. Когда он сказал мне, как разочарован тем, что я вмешиваюсь и не доверяю ему принять решение, что для него лучше. Для его жизни. И, более того, для его счастья.

Кинг взял в руки трость и сделал движение, чтобы встать.

— Он выбрал тебя, Фейт. И я его не потеряю. Он — все, что у меня есть хорошего в этом мире, и я не потеряю его, потому что думаю, что знаю, как лучше. — Я просто пялилась на Кинга. — Я ухожу из бизнеса, может быть, мне стоит уйти и от попыток управлять жизнью Гарри. Мир развивается, традиции умирают, старые, душные устои общества постепенно уступают место новым. Пришло время и мне отпустить его. — Это было слишком, трепет в сердце и тепло в крови — все это было слишком.

— Но, Фейт, если ты решишь быть с моим сыном, оставайся всегда на его стороне. Ты должна знать, что в наших кругах найдутся те, кто будет осуждать. Кто будет игнорировать тебя, потому что ты другая. Кто может оскорбить тебя, потому что ты не была воспитана для той роли, которую будешь играть. Иногда можно оказаться в гнезде гадюк.

Наконец-то обретя голос, я улыбнулась и сказала.

— К счастью, у меня есть клыки, мистер Синклер. Большие, ядовитые клыки.

Кинг засмеялся и поднялся на ноги.

Я хотела помочь ему, но он поднял руку.

— Это просто мера предосторожности, — сказал он, имея в виду свою трость. — Я действительно чувствую себя лучше. Даже лучше, чем раньше. — Я осталась сидеть, и он сказал. — Знаешь, ты бы понравились моей жене.

Он засмеялся, как будто смеялся вместе с ней, здесь, с нами, прямо сейчас.

— Ей бы это понравилось. То, что Гарри решил стать самостоятельным и установить свои собственные правила. Что он поставил меня на место. И ей бы понравилось, что он влюбился в женщину, способную одним движением языка уничтожить всё английское общество.

Кинг кивнул, как бы соглашаясь с внутренней мыслью.

— Да, она бы очень любила тебя как невестку. Ты так похожа на нее, так мне говорит Гарри. Она, конечно, быстро ставила меня на место. Думаю, именно этого мне больше всего не хватает — наших словесных перепалок. Я не понимал, насколько мне это нравилось, пока она не умерла и все не исчезло. — Кинг кивнул на прощание, и я смотрела, как он медленно уходил.

— Мистер Синклер? — позвала я, и он обернулся.

Я пожала плечами.

— Я не хвастаюсь, но в свое время мне доводилось устраивать эпические словесные перепалки, если вам когда-нибудь снова захочется испытать себя.

На его губах мелькнула ухмылка, которая напомнила выражение лица Гарри, когда он был весел.

— А ты можешь оказаться достойным противником для меня, мисс Паризи. Очень достойным противником для меня. — Он сделал шаг и сказал. — И зови меня Кинг.

— В таком случае зовите меня Фейт. — Я подмигнула, чтобы подчеркнуть свою мысль. Кинг улыбнулся еще шире и, покачав головой, скрылся на дорожке, ведущей к дому.

Я с удивлением смотрела на покрытое рябью озеро. Что, черт возьми, происходило? Кинг дал нам свое благословение. Он передавал Гарри бразды правления HCS Media.

Я откинула голову на деревянную скамейку и постаралась, чтобы все это улеглось в голове. Я закрыла глаза и позволила утреннему английскому солнцу поцеловать мое лицо. Странное электричество пронеслось по моему телу. Смогу ли я сделать все это с Гарри? Где мы вообще будем жить? Нервы грозили захлестнуть меня, но потом я вспомнила слова Кинга и успокоилась.

Мой сын влюблен в тебя.

Я повторила это мысленно раз, два, три раза, чтобы эта мысль лучше усвоилась.

Мой сын влюблен в тебя, мой сын влюблен в тебя, мой сын влюблен в тебя…

И рядом с мостом, который я так полюбила, уверенная, что дух его мамы где-то рядом, я прошептала.

— Я тоже люблю его, Элейн. Я так его люблю.

Когда эти слова растворились в ярком небе, я вернулась в дом и стала готовиться к вечеру. Набрав ванну, я позволила пузырькам с ароматом ванили окутать меня и мысленно увидела улыбающееся лицо Гарри.

— Я тоже тебя люблю, — сказала я, как будто он мог меня услышать. — Гарри, я тоже тебя люблю.

***

Фонари создавали галактику из звезд, пока я шла к бальному залу, оркестр играл классическую музыку, а оперные певцы пели по-итальянски, заманивая меня ближе. Папе бы это понравилось, вся эта драма.

Осторожно ступая, я подошла к арке, ведущей на верхнюю площадку лестницы. Отсюда были видны танцующие люди в платьях и масках. Нервный холодок пробежал по позвоночнику, когда я прошла мимо двух мужчин по обе стороны арки и окинула взглядом зал. Это была шекспировская фантазия. Гирлянды светильников всех цветов пересекались на потолке.

Гигантские скульптуры из цветов разных оттенков создавали внутренний сад, а огромные крылья фей трепетали под потолком вверх-вниз, словно они двигались, летали по небу. Пол представлял собой ковер из розовых цветов, не настоящих, а созданных проектором, спрятанным где-то под потолком. На стенах и крыше висел большой полумесяц и тысячи звезд. Это было похоже на сон.

Я провела рукой по юбке своего платья и увидела его. Гарри, одетый в черный костюм и белую рубашку с галстуком, высокий и красивый, как никто другой, остановился у подножия лестницы. С моих губ сорвался смех, когда я увидела маску, которую он надел.

Призрак Оперы.

Я увидела, как он улыбался под знакомой белой фарфоровой маской, и удивилась, как могла не понять, что это он. Теперь это казалось мне таким очевидным. Я спустилась по ступенькам и увидела, что глаза Гарри — его настоящие голубые, а не серебряные — следили за каждым моим движением.

На мне было черное кружевное платье в пол с глубоким декольте. Разрез платья достигал верха правого бедра, а волосы распущенными волнами спускались до середины спины. Маска была из того же черного кружева, что и платье, и имела форму кошачьей мордочки.

Когда я спустилась на нижнюю ступеньку, Гарри протянул мне руку, и я вложила в нее свою.

— Фейт, — сказал он с благоговением в голосе. Ступив на пол бального зала, он поцеловал тыльную сторону моей руки.

— Maître Гарри. — Я слегка опустила голову, как хорошая сирена. Гарри игриво зарычал и притянул меня к своей груди.

— Мне чертовски нравится, как это звучит.

Меня охватил жар от его хриплого голоса.

— Мне тоже.

Гарри изучил мою маску и сказал с идеальным французским акцентом.

— Mon petit chaton. — Он игриво потрепал маленькие заостренные ушки.

Это имя, сорвавшееся мягким мурлыканьем с его губ, мгновенно заставило меня сжать бедра.

— Мяу, — сказала я, подмигнув, и Гарри откинул голову назад, смеясь.

— Какая опасная киска, — сказал Гарри и взял меня за руку. В шоке я посмотрела на наши сцепленные руки и на людей, танцующих и разговаривающих вокруг нас. Он держал меня за руку. На публике. На виду у всех. Здесь были не только его сотрудники, но и люди из английского общества. Много, очень много людей. Но когда Гарри шел со мной сквозь толпу, игнорируя любопытные взгляды, я поняла, что ему все равно.

И мне тоже.

Гарри протянул мне бокал шампанского.

— Я никогда не видел тебя такой красивой, как сейчас, Фейт.

— Потому что половина моего лица закрыта? — поддразнила я.

Гарри взял шампанское из моих рук, не обратив внимания на мою колкость.

— Потанцуй со мной.

Ужас пронзил меня.

— Эээ… — я посмотрела на вальсирующие пары и на ожидающий взгляд Гарри. — Не уверена, что смогу так танцевать. Если ты забыл, я неуклюжая. Как самый неуклюжий человек на свете.

Гарри явно не принял отказа и потянул меня на танцпол. Я прошла мимо Салли, Майкла и Сары, которые застыли, посмотрев на то, как Гарри держал мою руку. Когда мы вышли на танцпол, музыка изменилась. Я сразу же узнала ее. Она была медленнее той, что играла раньше, и Гарри притянул меня к своей груди, обхватив руками.

Под полумесяцем и звездами он вел меня по танцполу, и каждое наше движение сопровождалось песней Эда Ширана и Андреа Бочелли о том, что мы идеальны.

— Андреа Бочелли, — прошептала я на ухо Гарри. — Эта музыка всегда будет напоминать мне о тебе. — Гарри, как Maître, включал Андреа Бочелли каждый вечер, когда я была с ним. Гарри включал его музыку в своей квартире. Как я могла не понять?

— Я даже не мечтал, что это произойдет, — сказал Гарри. Я оказалась в ловушке его голубого взгляда, и окружающая нас толпа исчезла. — Я никогда не думал, что ты будешь со мной рядом.

Положив руки на затылок, я потянула его к себе и приблизила его губы к своим. Гарри сдвинул маску в сторону, открыв свое лицо, чтобы поцеловать меня дольше, глубже, медленнее. На его губах ощущался вкус мяты и шампанского, и я растаяла в его объятиях. Мы были здесь. Никаких секретов. Сердца обнажены, и нет никаких препятствий на нашем пути. Мое сердце сильно билось в груди, а музыка, которая так идеально подходила нам, уносила нас прочь.

Гарри крепко обнимал меня за талию, и я чувствовала это. Он еще не сказал главных слов. Но каждым поцелуем, каждой лаской языка, каждым движением рук по моей спине он говорил мне, что любил меня. Я пыталась показать ему, что тоже любила его, запустив руки в его волосы и улыбаясь ему в губы. Когда песня закончилась и наши губы разомкнулись, я встретила взгляд Гарри и не смогла отвести глаза. Заиграла другая песня, а я так и стояла, обнимая его, и он тоже обнимал меня.

— Я так счастлив, что ты приехала, — прошептал Гарри. Затем на его лице расцвела умопомрачительно красивая улыбка. — И я очень рад, что этот чертов лифт сломался. — Я засмеялась, и Гарри взял меня за руку. — Давай выпьем. — Когда мы пробирались сквозь толпу, кто-то взял меня за свободную руку.

Увидев блондина в черной традиционной маске, я сразу же узнала его.

— Можно вклиниться? — спросил Николас.

— Один танец, потом она снова моя, — сурово сказал Гарри, и я застонала от доминирования в его голосе. И попыталась подавить свой стон кашлем, но, когда Николас прикрыл рот, чтобы скрыть свое веселье, я поняла, что это было напрасно.

Когда мы вышли на танцпол, заиграла более быстрая и зажигательная песня, и Николас закружил меня по танцполу, как балерину в шкатулкес драгоценностями.

— Как Сейдж? — спросил он, ничуть не скрывая своих чувств к моему другу.

— Он в порядке. — Николас кивнул, и я спросила. — Николас Синклер, какие у тебя намерения в отношении моего лучшего друга?

Он наклонился ближе и ответил.

— Порочные. Очень, очень порочные.

— Тогда у вас все получится, — сказала я и позволила ему снова покрутить меня.

Николас посмотрел через мое плечо и сказал.

— Что ты сделала с моим кузеном, и где я могу это купить? — я повернулась и увидела Гарри, который пил шампанское в баре и смотрел в нашу сторону, совершенно не обращая внимания на людей, собравшихся вокруг него для беседы.

— Я понятия не имею, о чем ты, — сказала я, не в силах перестать смотреть на Гарри.

— О, черт возьми. — Николас увел меня с танцпола и вернул Гарри. — Не так уж весело, когда твой партнер все время смотрит на кого-то другого. — Николас подмигнул мне, схватил другую женщину и потащил ее на танцпол.

Гарри притянул меня к своей груди. Мы еще немного потанцевали, не обращая внимания на вопросы и пристальные взгляды гостей. Шампанское бурлило в моих жилах, фальшивые звезды сверкали, а Гарри не отпускал меня весь вечер.

Когда зазвучала медленная песня, я встала на носочки и прошептала.

— Займись со мной любовью. — Гарри поднял голову от моей шеи и встретил мой взгляд. — Уведи меня отсюда и займись со мной любовью, — повторила я.

Гарри взял меня за руку и повел через толпу к лестнице. Мы направились к моей комнате. Когда прошли мимо нее к двери в конце коридора, он повернул ручку. С румянцем на щеках он признался.

— Моя комната.

— Рядом с моей.

Пожав плечами, он сказал.

— Мне нужно было, чтобы ты была рядом. — Сбросив с себя и с него маску, я прижалась губами к губам Гарри, и мы прошли в его спальню, закрыв за собой дверь. Гарри снял туфли и повел меня к кровати. Он осторожно положил меня на матрас, и я уже чувствовала, что этот момент был другим. Не было ни шуток, ни игривых подколок. Это были он и я, наши истинные сущности, наконец-то вместе.

Не разрывая зрительного контакта, Гарри снял пиджак, а затем и рубашку. Я вздрогнула, увидев его рельефную грудь и торс, и не отвела взгляд — ни разу, — пока он стягивал брюки и забирался на кровать.

Гарри целовал меня. Он целовал и целовал меня до тех пор, пока мои губы не распухли, и я полностью не утонула в нем. Его рот переместился к моей шее, и я подняла волосы, когда его пальцы нашли завязки моего платья. Тонкая ткань упала с моей груди и растеклась по бедрам. Его рот осыпал поцелуями мою шею, грудь и живот. Дыхание прерывалось, а тело горело, опаляемое каждым прикосновением его губ к моей коже.

Гарри стянул с моих ног платье, а вслед за ним и трусики. Он снова переполз ко мне, и мы оба оказались обнаженными, открытыми и свободными.

— Я люблю тебя, — сказал он с дрожью в голосе. Как будто боялся, что ему откажут.

— Гарри, — прошептала я и обхватила его лицо руками. — Я тоже тебя люблю. Так сильно, что едва могу это вынести.

Он снова поцеловал меня; он целовал меня и целовал, пока у меня не перехватило дыхание. Его рука двинулась вниз по моему телу, легкая, как перышко. Я раздвинула ноги и откинула голову назад, когда он коснулся меня. Я застонала, звук эхом разнесся по комнате. Я почувствовала твердость Гарри на своем бедре и, положив руки ему на спину, направила его между своих бедер. Его губы оторвались от моих, и, глядя мне в глаза, он медленно вошел в меня. Я выгнула спину, грудью коснувшись его груди.

Рот Гарри переместился на мою шею, и я откинула голову назад, когда он руками обхватил меня и прижал к себе как можно ближе. Он раскачивался взад-вперед внутри меня, не произнося ни слова. У меня никогда не было такого, никогда не было так медленно, страстно и напряженно. Я поняла, что это потому, что до этого, до Гарри, я никогда не занималась любовью. Потому что никогда не любила так, как сейчас.

Любовь. Я любила его. Так сильно, что это пугало.

— Фейт. — Руки Гарри переместились на верхнюю часть моей спины. Он увеличил темп, его толчки становились все быстрее и быстрее, на нашей разгоряченной коже выступили капельки пота. Я прижалась к нему, обхватив руками его голову, и почувствовала, как мой оргазм нарастал, все выше и выше. Потом мое тело замерло, наполненное таким сильным наслаждением, что глаза закрылись, и я закричала, конечности стали невесомыми, а кости — просто воздухом. Гарри напрягся и с тихим стоном кончил в меня. Я вцепилась в его волосы, когда он мягко раскачивался взад-вперед, пока не издал громкий выдох и не прижался ко мне лбом.

Он облизал губы и прошептал.

— Я люблю тебя, Фейт. Я так сильно люблю тебя, черт возьми. — Он тяжело дышал, борясь за воздух.

— Я тоже тебя люблю, — повторила я, и признание заполнило ту часть меня, о которой я даже не подозревала. Гарри скатился с меня и заключил в свои объятия. Я рассматривала богатую красно-золотую обстановку и впечатляющую кровать с балдахином, на которой мы лежали. — Так вот как это будет? — сказала я, мой голос был едва слышен.

— Что? — тихо сказал он, чтобы не нарушить хрупкий мир вокруг нас.

— Быть с тобой. — Я впитывала тепло его груди и руки, обхватившей мою талию. — Заниматься с тобой любовью… просыпаться с тобой… любить тебя с этого момента.

— Да, — сказал Гарри, и я закрыла глаза. — Все может быть именно так. — Из бального зала все еще доносилась музыка, и я позволила звукам скрипок и виолончелей погрузить меня в сон. Когда меня поглотила темнота, Гарри поцеловал меня в макушку и прижал к себе еще крепче. — Я хочу, чтобы все было именно так.

Когда я проснулась от солнечных лучей, проникающих в окна, на подушке, на которой спал Гарри, лежала еще одна записка.

«Фейт,

Нет слов, чтобы описать, что значили для меня эти несколько дней и, конечно же, прошлая ночь.

Я хочу, чтобы ты была со мной. Я хочу, чтобы ты была рядом со мной до конца моих дней. Но я понимаю всю масштабность этих желаний. К миру, в котором я живу, как я уже говорил, нельзя относиться легкомысленно. Проснувшись сегодня утром, я был счастлив как никогда в жизни. То, что ты была в моих объятиях, то, что ты знала обо мне все, что только можно знать, стало освобождением. Настоящей свободой. Никаких масок, никаких переодеваний, только мы. Для меня это идеально.

Знаю, что сегодня утром ты улетаешь в Нью-Йорк. Я последую за тобой сегодня вечером. Пожалуйста, подумай обо всем, что я сказал. Пожалуйста, удели этому столько времени, сколько тебе нужно, я не буду тебя подгонять. Ты знаешь мои чувства. Я люблю тебя как никто другой, и эта истина останется со мной до самой смерти».

Я перевернула бумагу, и мое сердце остановилось.

«Опубликуй статью, Фейт. Я дал Салли указания опубликовать все, что ты пожелаешь, в качестве большого материала «Визаж». С моей стороны было неправильно разрушать твою мечту. Я только прошу тебя переключить внимание в статье на меня, теперь, когда ты знаешь правду. Ты заслужила это, Фейт. Ты прекрасный автор.

Я люблю тебя бесконечно,

Твой и только твой,

Гарри».

Слеза упала на страницу, размазав чернила. Опустившись на кровать и прижав письмо к груди, я надела вчерашнее платье и пошла в свою комнату. Я собирала вещи и продумывала все до мелочей.

Когда мы сели в самолет, и он выровнялся, я поняла, что должна делать. Поэтому достала свой ноутбук и открыла новый чистый лист. Я писала всю дорогу до Нью-Йорка, со слезами на глазах и любовью в сердце.

Когда самолет совершил посадку в аэропорту Кеннеди, я почувствовала, что изменилась, и новая статья оказалась как нельзя кстати. Я снова перечитала записку Гарри и всю дорогу домой держала ее в лифчике близко к сердцу.

Когда ты была в моих объятиях, когда ты узнала обо мне все, что только можно знать, это стало освобождением. Настоящая свобода. Никаких масок, никаких переодеваний, только мы. Для меня это идеально…

Совершенство. Я была уверена, что именно таким и был Гарри Синклер.

По крайней мере, он был совершенен для меня.

Глава двадцать первая

Я снова проверила свой телефон. От Гарри по-прежнему ничего не было. Я провела утро и большую часть дня составляя и переделывая статью. Сегодня она должна была выйти в печать. Как только Салли подписала ее, я отправила копию Гарри.

Ответа не было.

Амелия была на работе. Сейдж и Нова тоже. Мне нужно было выйти из дома, я вскочила на ноги и направилась к метро. Когда поезд остановился на станции Адской Кухни, я пошла по жаре к родителям. Снова и снова проверяла свой телефон, как психованная подружка.

Почему он не отвечал? Неужели он еще не прочитал? Или прочитал и возненавидел меня? Сунув телефон обратно в сумочку, я откинула голову назад и крикнула.

— Я слишком устала от перелетов, и мне слишком жарко и неприятно от этого дерьма!

Не получив ни божественного знака, ни даже ответа от Гарри, давшего мне понять, что он думал, я повернула за угол к дому родителей, и мой желудок упал.

— Нет, — прошептала я и побежала к ступенькам. На табличке, где было написано «Продается», теперь значилось «Продано». — Нет, нет, нет, нет! — повторяла я, когда ворвалась в дверь родителей. Мама вошла в гостиную с подносом кофе. Папа сидел за столом, держа в руках два письма. — Ты его продал? — спросила я с грустью в голосе. — Не могу поверить, что ты его продал.

Мама и папа обменялись взглядами, которые я не смогла расшифровать.

— Что? — я надавила. — Что происходит?

— Мы не знаем, — сказал папа, держа в руках письма. — Я закрыл магазин, потому что не мог платить за аренду. И нам поступило предложение о продаже квартиры за наличные. Мы, конечно, согласились. Это было даже больше, чем мы за нее просили. — Он напряженно потер голову. Или, может быть, растерянно, я не была уверена. — А сегодня пришло вот это. — Папа протянул письма. Я прошла через всю комнату, как будто моя задница горела, и открыла их.

— Дарственная? — спросила я, прочитав то, что написано на документах. — Папа, это на твое и мамино имена. — Сердце заколотилось, когда я увидела на бумаге адрес папиного магазина. Но не только магазина, а всего здания. Все это чертово здание в Нью-Йорке.

— Наверное, это какая-то ошибка, — сказала мама. — Кто мог купить наш дом, а потом отдать нам документы? И кто мог купить все здание для твоего папы, да еще и подарить его нам. Ничего не понятно! Мы звонили юристу, который этим занимался. Они сказали, что никакой ошибки нет. И даже продлили сделку на пару недель вместо обычного срока.

Мама положила руку на плечо папы. Он положил свою руку на ее. По моим венам пробежало какое-то электрическое ощущение, которое подсказывало мне, что я должна что-то понять. Перечитав письмо еще раз, я замерла, увидев инициалы покупателя…

Г.О.С.

— О, черт возьми, — прошептала я, и мои руки затряслись. — О, мой гребаный Бог! — сказала я громче, и мама бросилась ко мне.

— Что, Фейт, что? — спрашивала мама, пытаясь удержать меня на месте.

— Гарри, — прошептала я и увидела, как выражение лица мамы изменилось с растерянного на понимающее. Генри Огюст Синклер… — это сделал Гарри, — сказала я, задыхаясь от эмоций, забивших мое горло. — Он спас ваш дом. — Я посмотрела на папу, который побелел. — Он купил тебе здание. Целое здание, мать его!

— Почему? — прошептала мама, прикрыв рот дрожащей рукой.

— Он любит ее, — сказал папа, поднявшись на ноги. Его взгляд остановился на мне. — Он любит тебя, не так ли, mia bambina?

— Да, — ответила я, почувствовав, как мое сердце так сильно увеличилось в груди, что, казалось, может пробить ребра. — Он любит меня, — прошептала я.

Папа положил руки мне на плечи.

— А ты, Фейт? Ты любишь его?

— Да, — сказала я, и слезы полились из моих глаз.

— Да, так сильно, что едва могу это вынести.

— Фейт, — сказала мама и обняла меня.

— Мне нужно идти. — Я уже отступила к двери. — Мне нужно найти его. — Я помчалась к двери, остановившись только для того, чтобы отдать документы. Документы на их дом. Папин магазин. Гарри. Гарри спас их дом и бизнес.

Мой Гарри.

Я размахивала руками в воздухе, пытаясь поймать такси. Когда оно остановилось, я назвала адрес дома, где жил Гарри. Было уже слишком поздно, чтобы он находился на работе, поэтому должен быть дома. Я подпрыгивала на своем сидении, когда хаотичное нью-йоркское движение двигалось бампер в бампер. Таксист сигналил, и я опустила стекло и кричала.

— Убирайтесь с дороги, придурки!

— Не хотите ли ездить со мной каждый день, леди? — сказал таксист, но я не могла остановить свои мысли. Гарри купил дом и бизнес моих родителей за немыслимую сумму. Потому что он любил меня. Потому что он любил меня.

Я разрыдалась на заднем сиденье, громкие всхлипывания смешивались со смехом недоверия. Таксист, еще секунду назад предлагавший возить меня постоянно, теперь смотрел на меня так, словно я сбежала из психбольницы и собиралась устроить хаос в его городе.

Водитель с явным облегчением распахнул двери, и я выскочила на улицу. Подбежала к стеклянным дверям и направилась к стойке консьержа в доме Гарри.

— Мне нужно увидеть Гарри Синклера, — сказала я, несколько раз ударив ладонью по столешнице. Консьерж посмотрел на меня так же, как и водитель. В его взгляде был чистый страх.

— Мисс, с вами все в порядке? — спросил он.

— Мне нужно увидеть Гарри Синклера. Вы не могли бы позвонить и узнать, дома ли он? — Консьерж сделал, как я сказала, и я повернулась к зеркальной стене рядом со мной. У меня открылся рот, когда я увидела, что тушь стекала по лицу.

Схватив со стола консьержа салфетку, я подбежала к зеркалу и начала вытирать щеки, но ничего не могла поделать с красными глазами и румянцем на щеках.

— Мистера Синклера нет, — сказал консьерж.

Повернувшись, я спросила.

— Вы уверены? — я бы не удивилась, если бы он решил, что я сталкер.

— Мистера Синклера нет, — повторил он.

Достав свой мобильный телефон, я попыталась набрать номер Гарри, но звонок перевели на голосовую почту. Только сбросив звонок, я обратила внимание на время.

— Конечно! — прошептала я про себя и вернулась на улицу, чтобы поймать другое такси. Когда ни одно не остановилось, я глубоко вздохнула. — Это всего пара кварталов. Неужели так трудно добежать туда?

Я побежала, быстро осознав, что очень плохо подготовлена. Но не остановилась. Не остановилась, пока не оказалась возле знакомого дома. Я наклонилась, задохнувшись. Горло и грудь болели от глубоких вдохов и выдохов, которые приходилось делать, чтобы привести сердцебиение в норму. Я чувствовала, как мои густые и волнистые от природы волосы начали завиваться от влажности, и понимала, что выглядела ужасно. Но мне было все равно. Мне нужно было увидеть его. Я просто отчаянно хотела его увидеть.

Поняв, что мне нужно пройти через подземную парковку, я уставилась на длинную улицу перед собой, осознав, что мне предстояло преодолеть еще одну гору. Применив свои конверсы на практике, я снова побежала. Добежала до въезда на парковку и спустилась по длинной подземной дороге, которая вела в подвал таунхауса. К тому времени, когда я добралась до личного лифта, уже была близка к тому, чтобы потерять сознание. Но я полезла в сумочку и нашла свою карточку «НОКС», которую забыла выложить из бумажника.

Спасибо. Блядь. Господи.

Я провела карточкой по считывателю, двери открылись, и я вошла внутрь, застонав от удовольствия, когда кондиционер поцеловал мою раскрасневшуюся кожу. Я посмотрела на свое отражение в зеркале, почти испугавшись. Поэтому расчесала пальцами волосы и убедилась, что на лице нет разводов от туши.

Когда двери открылись, я протиснулась в комнату Maître. Когда я вошла внутрь, все было тихо. Я привыкла к музыке и Андреа Бочелли, который пел мне серенаду «Аве Мария».

И тут я увидела свет под дверью в комнату, из которой всегда выходил Maître. Сердце наполнилось надеждой, любовью и всем тем, из чего состояли мечты, и я ворвалась в дверь.

Гарри в шоке поднял голову, прижав телефон к уху. Он был одет в костюм, пиджак снят, воротник расстегнут, рукава закатаны до локтей.

— Фейт, — сказал он, прошептав мое имя как молитву. — Я собирался позвонить тебе. Мой телефон разрядился, и я только что прочитал…

Я бросилась на него. Не успела закончить фразу, как мои руки обвились вокруг его талии, и я прижалась щекой к его груди. Он был сильным, мускулистым, пах мятой, сандаловым деревом и мускусом… и он был моим. Он действительно был моим.

— Спасибо, — сказала я срывающимся голосом. И закрыла глаза. — Я не знаю, как отблагодарить тебя за то, что ты сделал… сделал для моих родителей.

Гарри напрягся, и я подняла голову. Его челюсть сжалась, глаза были настороженными. Я положила руку ему на щеку, и он накрыл её своей ладонью.

— Я знаю, что это был ты. — Я сглотнула подступившие к горлу эмоции. — Спасибо. Я… просто благодарю тебя.

Мои глаза заслезились, и Гарри смахнул большим пальцем упавшую слезу.

— Фейт, я… — он выдохнул и, борясь с собственными эмоциями, сказал. — Я сделал это ради тебя. Все, что я когда-либо делал, было ради тебя.

Притянув его голову вниз, я поцеловала его. Сквозь дрожащие губы и соленые слезы я целовала его и целовала, и целовала, и целовала, и целовала до тех пор, пока мне не стало трудно дышать. Когда я оторвалась от него, Гарри прижался к моему лицу.

— Я только что закончил читать твою статью. — Его голос был хриплым от эмоций. — Ты это серьезно? Ты любишь меня? Это навсегда?

— Да, — сказала я и одарила его самой широкой улыбкой. — Я имела в виду каждое слово.

Гарри закрыл глаза и процитировал.

— Я отправилась в «НОКС» добровольной рабыней, готовой к тому, что мне откроют глаза на мир греха и наслаждений. Но я не знала, что это приведет меня к великой любви всей моей жизни. Моей половинке. Моему мастеру. Моему Maître Манхэттена.

Гарри прижался лбом к моему.

— Чего я не знала, так это того, что я оставлю за дверью свои запреты, но не свое сердце. — Гарри улыбался и излучал счастье, и я подумала, что могу умереть, видя радость на его лице. — Потому что, хотя весь мир, возможно, слышал о печально известном Maître как о короле сексуального подполья, для меня он — король моего сердца, повелитель моей души и хранитель моей вечной любви…

— А я — его королева, — закончила я за него.

— Правда? — нервно спросил Гарри.

— Да, да и еще раз да.

— Ты это серьезно? — сказал Гарри с настороженным выражением лица. — У тебя было достаточно времени, чтобы по-настоящему подумать о том, как изменится твоя жизнь, как…

Я сделала шаг назад и убедилась, что взгляд Гарри прикован ко мне. Зная, что я полностью завладела его вниманием, произнесла.

— Я просто очень, очень, очень непослушная сабмиссив, стоящая перед своим мастером и просящая его шлепать ее до конца жизни. — Борясь с улыбкой, я спросила. — Тебе достаточно такого ответа?

Я наблюдала за тем, как дернулась щека Гарри, как он закусил губу, и вдруг меня подхватили на руки, обвив ногами талию и понесли к кровати с балдахином в спальне. Когда моя спина ударилась о чертовски ужасную непромокаемую простынь, Гарри забрался на меня.

— Ты подписалась «Аноним», — сказал он, имея в виду мою статью. — Ты подписала ее «Аноним». — Он повторил это дважды, словно не мог поверить в то, что я сделала.

— Это показалось мне подходящим.

Он посмотрел мне в глаза, и весь юмор исчез.

— Но это была твоя мечта — указать свое имя, чтобы тебя признали за то, что ты пишешь.

Я пожала плечами и обвила его шею руками.

— Мечты меняются.

— А иногда нет, — сказал он, осыпав поцелуями мои щеки и губы. — Иногда тебе снится чертовски безумный сон, который, как ты думаешь, никогда не сбудется, а потом он вдруг сбывается, и твоя мечта стоит прямо перед тобой и просит шлепать ее всю оставшуюся жизнь.

Громкий смех вырвался из моего горла.

— Мы такие романтики, что меня тошнит. — Когда мой смех утих, я начала снимать с него одежду. Гарри наблюдал за мной с пылающей страстью в глазах. Когда он остался голым, я прикусила губу и тоже разделась.

— Я голая, Maître. Что вы хотите со мной сделать?

Застонав, Гарри подхватил меня на руки и понес через всю комнату к Андреевскому кресту. Не отводя от меня взгляд, он пристегнул мои запястья и лодыжки наручниками. Волнение и возбуждение, как всегда, покалывали мое тело. Но сейчас все было по-другому. Ярко-голубой взгляд Гарри, который я так обожала, пожирал меня, и все в этот момент было по-другому. Он был Maître и, как всегда, доминировал и контролировал ситуацию. Но здесь, прямо сейчас, без масок, плащей и вуалей, он был еще и моим Гарри. Мой Гарри Огюст Синклер, человек, которого я любила больше самой жизни.

Я застонала, чувствуя, как ожил каждый синапс в моем теле, когда Гарри поцеловал мою голень, а затем стал покрывать поцелуями каждый сантиметр моей кожи. Когда его губы прижались к моим, я зарыдала от счастья. Maître никогда не целовал меня, даже ничего похожего не было между нами. Но сейчас он впивался в мои губы, насытив меня своим вкусом и навсегда поселившись в моей душе.

— Фейт, — стонал он, располагаясь между моих ног. Руки скользнули по моей талии, затем вернулись выше, чтобы обхватить мое лицо, и он вошел в меня. Когда наше тяжелое дыхание заполнило комнату, я покорилась его прикосновениям, его телу и его любви. Гарри целовал меня, а я стонала ему в рот, чувствуя, как в основании моего позвоночника нарастает напряжение.

— Гарри, — прошептала я ему в губы, чувствуя, как из глаз скатилась случайная слеза. Это было так много: он, я и наше будущее, которое теперь лежало перед нами.

— Я люблю тебя, — прошептал он, и я разлетелась на части. Мои запястья и лодыжки дернулись, сопротивляясь фиксаторам. Потом Гарри замер и, выкрикнув мое имя, кончил, припав лбом к моей шее. После этого нам стало жарко и нечем дышать.

Один за другим Гарри снял наручники, фиксирующие меня на кресте. Когда я освободилась, он отнес меня на кровать, лег и прижал к своей груди. Собравшись с силами, я провела пальцем по его грудине, улыбаясь, когда его блестящая кожа затрепетала от моего прикосновения.

Гарри поцеловал меня в лоб и провел руками по моим волосам, полностью удовлетворенный.

— Все по-другому, — сказала я, нарушив приятную тишину в комнате. Я наклонила голову, чтобы видеть Гарри. Он встретил мой взгляд. — Это, — продолжила я. — Быть здесь с тобой, заниматься с тобой любовью вот так. — Его приятный аромат обволакивал меня, притягивая ближе. — Раньше это было весело, возбуждающе, а сейчас… — я замялась.

— Сейчас? — сказал он хриплым голосом.

— Я всегда любила это. Эту сторону тебя, нас. — Я увидела на стенах наручники, флоггеры и трости. — Но сейчас, когда я полностью доверяю тебе, когда ты смотришь на меня… — я покачала головой. — Любовь, — сказала я, поняв, что говорила бессвязно. — Она все изменила. — Я поцеловала Гарри в щеку, потом в губы.

Потерявшись в его вкусе, я смогла отстраниться, его руки обхватили мое лицо, и я сказала.

— Теперь это значит намного больше. Ты и я, вот так, здесь, в любви, и никаких секретов между нами… — я улыбнулась. — Теперь это стало идеальным.

Гарри перевернул меня на спину и поцеловал. Он целовал меня до тех пор, пока на моих губах не появились синяки.

— Я никогда не смогу насытиться тобой, — сказал он мне в губы. — В любом виде. Здесь, связанной, дома, в нашей постели, где угодно, Фейт. Я просто хочу тебя.

— Я твоя.

Гарри посмотрел на меня с такой любовью в глазах, что у меня сердце заколотилось. Он снова заключил меня в свои объятия, как будто никогда меня не отпустит. Он убрал волосы с моего лица и сказал.

— Мой отец передает мне HCS Media.

— Я знаю. — Он даже не удивился этому; это кое-что подтверждало.

— Мне придется делить свое время между Нью-Йорком и Англией.

Притянув его к себе, я сказала.

— Мне нравится Англия, поэтому я одобряю такой образ жизни. — Я сделала вид, что задумалась. — Вот… если бы у нас был дворец с двадцатью тремя спальнями, который мы могли бы занимать, пока находимся там. Все, что менее грандиозно, просто не годится.

— Это старинная усадьба, а не дворец. Есть разница.

— Несущественная, — ответила я.

— Но твоя колонка, — сказал Гарри, как всегда, со своим избыточным рыцарством.

— А что с ней? Писательство хорошо тем, что ты можешь заниматься этим где угодно. И, Гарри, я знаю, что ты эксперт и все такое, но во всем мире есть сексуально неудовлетворенные люди, нуждающиеся в помощи мисс Блисс. Выводя нас на международный уровень, я оказываю услугу всему миру. Я чертов супергерой для людей с горизонтальными проблемами. — Я насмешливо вздохнула. — Если бы только у нас было больше поместий, куда можно было бы сбежать, мы могли бы захватить весь мир.

Гарри заколебался.

— Ну, у нас есть поместье моей матери во Франции, которое я унаследовал. — Я замерла и поняла, что он не шутил. — Потом есть моя вилла в Монако, пентхаус в Лондоне и, конечно, пентхаус здесь…

Я впилась в губы Гарри поцелуем, чтобы прервать его, пока у меня не начался приступ тревожности из-за того, что он чертовски богат, и ему не пришлось нагнуть меня, чтобы успокоить. Когда мы оторвались друг от друга, его лазурные глаза были такими яркими, какими я их никогда не видела.

— И перспектива однажды стать герцогиней тебя не пугает?

Когда он произнес слово «герцогиня», мой желудок слегка сжался. То есть я, герцогиня. Но когда я посмотрела на это красивое лицо и увидела улыбку на губах, то подавила появившееся беспокойство.

— Раз уж ты не против взять в жены деревенщину, то и я справлюсь.

— Общество может нас не одобрять, и нас могут приглашать только на свадьбы низших королевских особ, — сухо сказал он, не теряя игривого блеска в глазах.

Я сдержала смех.

— Мне всегда казалось, что они больше любят веселиться.

Гарри тоже рассмеялся и покачал головой в недоумении.

— Не могу поверить, что ты моя. — Он провел пальцем по моей щеке. — Я не могу поверить, что могу любить тебя, и ты любишь меня в ответ.

Я провела рукой по его груди, с любовью и нежностью, затем обхватила его член.

— А я не могу поверить в то, что он будет обслуживать меня до конца моих дней и ночей, и полудней, конечно… Гарри поджал губы, покачав головой в насмешливом отчаянии. — Забудь о поместье Синклеров, мы могли бы построить целый дворец на таком обхвате.

— Фейт, — сказал Гарри своим серьезным, самым британским голосом, — ты уже закончила?

— Даже близко нет. — Я положила руку ему на щеку. — У тебя есть я, и у меня есть ты, ты любишь меня, и я люблю тебя, во веки веков, аминь, умноженное на бесконечность, и ля-ля-ля, мать твою, ля-ля. — Я сцепила руки над головой у изголовья. — А теперь привяжи меня к кровати и отшлепай своим флоггером. У меня назревает еще один оргазм с твоим именем.

— Еще один оргазм, mon petit chaton? — соблазнительно произнес он, заставив мои соски напрячься, так как его безупречный французский задел все мои лучшие места.

Восхитительно обнаженный во всей своей благородной напыщенности и оливковой красоте, Гарри взял со стены мой любимый флоггер и медленно пошел обратно к кровати.

— Это вызов?

— Всегда, — ответила я и почувствовала, как температура в комнате повысилась.

Гарри привязал меня к кровати шелковыми шарфами и поцеловал в губы долгим, любящим поцелуем. Затем он встал рядом со мной, улыбка угасла, доминирование волнами накатывало на него, и мой любимый Maître перешел к делу.

— Вызов принят.

Эпилог

Поместье Синклеров, Суррей, Англия

Два года спустя…

— Увидимся через две недели! — сказала мама, когда они с папой запрыгнули в лимузин, который должен был отвезти их в аэропорт. Они отправлялись в Италию, в Парму, родной город папы. В этом году они ехали туда уже в третий раз. Доход от аренды здания, которое купил Гарри, позволял им путешествовать так, как они мечтали. Даже если бы они не имели дохода от здания, я знала, что Гарри все равно сделал бы это возможным. Он был самым добрым и отзывчивым человеком на планете.

Я помахала им рукой с дороги и глубоко вздохнула. Когда я повернулась, Гарри приближался ко мне, улыбаясь своей улыбкой с ямочками. Его предплечья были обнажены, рукава закатаны до локтей, а сам он был одет в шорты цвета хаки и мокасины.

Я посмотрела на свое обручальное кольцо, сверкающее в лучах летнего солнца. Мы поженились в прошлом году в этом поместье. Как мы и планировали, наше время делилось между Англией и Нью-Йорком. Гарри справился с управлением HCS Media так хорошо, как и ожидалось, то есть — безупречно. А я по-прежнему писала в «Спросите мисс Блисс». Она была моим язвительным альтер-эго, и я не хотела от нее отказываться. Но я также писала статьи. И не могла быть счастливее.

— Леди Синклер, — поприветствовал Гарри, заключил меня в объятия и поцеловал. Теперь я была «леди». Леди, носящая настоящий титул, что было самым уморительным на свете. Я застонала ему в губы, и у меня закружилась голова, когда он отстранился. — Все в порядке с их отъездом?

— Да, — сказала я и повела его к нашему любимому месту в поместье, к нашему сказочному мосту. — А завтра высадятся войска из Нью-Йорка на целых две недели кровавой бойни.

Приезжали Амелия, Нова, Сейдж и Николас. Николас теперь руководил нью-йоркским офисом и, насколько я знала, отдавал приказы Сейджу и в спальне.

Я положила голову на грудь Гарри и помахала рукой Кингу Синклеру, который сел в свой до смешного дорогой спортивный автомобиль и уехал, отправившись навстречу новым приключениям. Или на день в боулинг-клуб, я так и не определилась.

— Сегодня ты выглядишь особенно великолепно, — сказал Гарри и накрутил прядь моих волос на палец. — На самом деле, ты вся светишься.

— Наверное, это от того, что ты так тщательно трахнул меня прошлой ночью. Сегодня я едва могу пошевелить ногами. Думаю, ты сломал мне таз рядовым Гарри.

— Ради всего святого, пожалуйста, перестань называть мой член рядовым Гарри.

— Ну, я должна сказать, что рядовой Гарри лучше, чем член. Сколько тебе, восемьдесят?

— Я сдержанный, — возразил Гарри.

— Сдержанный! — я фыркнула. — Расскажи это моей постоянно красной заднице, которую ты систематически шлепал в течение двух лет.

Губы Гарри подергивались от удовольствия, а затем он бросил на меня строгий взгляд с назиданием.

— Анонимность — это главное, леди Синклер. Такие вещи нужно держать за закрытыми дверями.

Я недоверчиво посмотрела на него.

— Если «за закрытыми дверями» означает сеть секс-клубов, которая теперь охватывает весь мир, принося ужасные маски и раздражающие плащи богатым и похотливым, если ты имеешь в виду это «за закрытыми дверями», тогда я понимаю.

Гарри зарычал и поцеловал меня в висок, а у меня случился внезапный приступ нервного напряжения из-за того, что я собиралась ему сказать. Когда мы шли по мосту, оглядываясь на дом, я позволила удовлетворению охватить меня и взяла Гарри за руку.

— Фейт? — спросил он, нахмурив брови. — Что случилось?

Сделав глубокий вдох, я ответила.

— Ничего не случилось. То есть, совсем наоборот. Если отбросить мою красную задницу и больные соски, то есть… ох, и тот факт, что от каждого запаха мне хочется оторвать нос…

— Фейт? — Гарри крепче сжал мои руки.

— Я беременна, — пролепетала я. И внимательно следила за реакцией Гарри. Шок быстро сменился чистым, безусловным счастьем, на его лице расплылась лучезарная улыбка, отчего мой муж стал выглядеть просто невероятно красивым.

Гарри подхватил меня на руки и закружил, смеясь мне в шею. Даже сейчас я с трудом могла поверить, что он мой. Мой собственный, немного садистский, сексуально девиантный прекрасный принц.

Когда он поставил меня на ноги, то глубоко поцеловал и прижался лбом к моему лбу.

— Я не могу в это поверить, — прошептал он, его голос был полон эмоций. — Фейт. Я… — он споткнулся на полуслове. — Я не могу в это поверить. Я… я так счастлив.

— Я тоже, — сказала я и позволила ему поцеловать меня снова. Когда Гарри оторвался от меня, то продолжал держать меня за руки, как будто я вдруг стала стеклянной. Он привел нас на лужайку возле моста. Сел сам и мягко усадил меня, и я легла рядом с ним, положив голову ему на колени, а он гладил мои волосы.

Затем Гарри с трепетом опустил руку на мой слегка округлившийся живот.

— Ребенок… — произнес он голосом, полным благоговения. — Интересно, каким он будет? — я чуть не расплакалась от нового вида удивления в его голосе. — Мальчик или девочка? Интересно, на кого они будут похожи? — Я хотела, чтобы они были похожи на него. Или хотя бы унаследовали те голубые глаза, которыми я все еще была одержима. Я фыркнула от удовольствия, а Гарри нахмурился. — Что?

— Меня больше волнует, что мы им скажем, когда они подрастут и спросят, как мы познакомились.

— На работе, — сказал Гарри. — Легко.

Я игриво пожала плечами.

— Не знаю, я имею в виду, что думала рассказать историю о том, что была твоей сексуальной сабмиссив, а ты — моим твердым и хорошо оснащенным мастером. Я выразительно произнесла. — Ну, дорогая, твой папа приковал меня, а после умопомрачительного куннилингуса выбил из меня всю дурь, и тогда я поняла, что влюбилась.

— Отлично, нам предстоят годы терапии.

Я села, повернулась лицом к Гарри и, положив руку ему на щеку и глядя в его глаза, которые обожала, сказала.

— Тогда как насчет такого варианта. — Я почувствовала, как часть моего сердца растаяла и превратилась в кашу, потому что у меня был Гарри, эта жизнь и вся любовь в мире, и мне было позволено быть капризной, если я этого хотела. — Поначалу любовь давалась мне нелегко, но чем больше я узнавала твоего папу, все его стороны… — я многозначительно двинула бровями, и Гарри игриво закатил глаза. — Я не смогла устоять перед ним.

— Идеально, — сказал он и взял меня за руку. Он провел большим пальцем по моему обручальному кольцу и решительно кивнул. — Это идеально. Больше ничего не нужно говорить. Больше ничего не нужно объяснять. В данном случае меньше — это лучше, любимая. Меньше — лучше.

— И чем больше я узнавала его, — продолжала я, игнорируя его попытку заткнуть мне рот, и благодаря Бога за то, что в моей жизни есть этот человек, а теперь и наш ребенок, — тем сильнее и глубже я влюблялась.

Я поцеловала Гарри и сказала ему в губы.

— И в мгновение ока он поставил меня на колени, и я оказалась полностью, — поцелуй, — абсолютно, — поцелуй, — и тщательно, — поцелуй, — отшлепанной.

Конец

Notes

[

←1

]

Ит. — герцог

[

←2

]

В переводе с английского — король

[

←3

]

Фаллоимитатор, состоящий из трусиков-креплений и насадки в виде фаллоса.

[

←4

]

Лорена Боббит отрезала мужу член в ответ на домашнее насилие

[

←5

]

Cock — переводится как петух или член.

[

←6

]

Просто и раскованно

[

←7

]

Богачи и снобы

[

←8

]

Перидот, или хризолит, — полудрагоценный камень желто-зеленого цвета

[

←9

]

Демонические существа из романов Дж. Р.Р.Толкина, живущие в подземельях

[

←10

]

Сексуальная практика, подразумевающая введение во влагалище или анус конечности или ее части

[

←11

]

Сексуальная практика, при которой женщина, используя фаллоимитатор или страпон, проникает в анус мужчины

[

←12

]

Выделение у женщин из уретры прозрачной или беловатой жидкости при оргазме

[

←13

]

Вид принудительного секса, при котором женщина садится на лицо партнеру

[

←14

]

Реалити-шоу MTV

[

←15

]

Плеть с жесткой ручкой и несколькими гладкими хвостами

[

←16

]

Официантки, работавшие в клубе Playboy, одетые в форму заек

[

←17

]

Небольшой хлыст 40–50 см, используется как ударный девайс для практик БДСМ. Обычно с плоской петлей из кожи на конце.

[

←18

]

Итальянское ругательство, синоним Fuck на английском

[

←19

]

«Лишили цветов» в английском варианте созвучно с «лишили невинности»

[

←20

]

Шотландская газировка, по вкусу напоминает Фанту. Считается национальным шотландским напитком.

[

←21

]

Домашняя колбаса из бараньих потрохов

[

←22

]

Анилингус, вид анального секса, подразумевающая стимуляцию ануса языком

Оглавление

Тилли Коул Тщательно отшлепанная

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая

Глава девятнадцатая

Глава двадцатая

Глава двадцать первая

Эпилог