Я верил... [Пётр Николаевич Бургасов] (pdf) читать онлайн

Π.H. Бургасов

Я ВЕРИЛ...
Издание четвертое,
исправленное и дополненное

Москва
Санэпидмедиа
2015

УДК [614(091++94] (470+571 )+929Бургасов
ББК51.1(2)+63.3(2Рос)
Б91
Издание исправлено и дополнено Π.C. Бургасовым
Бургасов, Петр Николаевич.
Я верил... / П. H. Бургасов. - 4-е изд., испр. и доп. /
испр. и доп. П. С. Бургасовым. - Москва : Санэпидмедиа,
2015.-288 с.
ISBN 978-5-902586-32-6
«Я верил...» — воспоминания, написанные академиком АМН
СССР, заместителем министра здравоохранения СССР, главным госу­
дарственным санитарным врачом СССР (1965-1986 rr.), генерал-майо­
ром медицинской службы, участником Великой Отечественной войны
Π.H. Бургасовым. События, которые описываются в книге, тесно связаны
с историей становления советского общества и советского государства
как сверхдержавы. Наряду с этим автор дает оценку событий современной
России (период президентства Б.Н. Ельцина). Приводятся уникальные
архивные фотоматериалы автора, в том числе семейные фотографии.
Предназначенадля широкого круга читателей.

УДК [614(091++94](470+571)+929Бургасов
ББК51.1(2)+63.3(2Рос)

Подписано в печать 20.02.2015. Формат 60x90 1/16.
Усл. печ. л. 18. Тираж 500 экз. Заказ № 286

ООО «Санэпидмедиа»
Москва, проспект Мира, дом 102, корпус 1
Тел. (499) 393 3803. www.mosgorses.ru
Генеральный директор,
шеф-редактор Д.Ю. Барсук

ISBN 978-5-902586-32-6

Отпечатано в Издательском доме «Сталинград»
105005, Москва, Ладожская улица, дом 15

ISBN 978-5-902586-32-6

© Бургасов П. H., 2001
© Бургасов II. C., 2015, с изменениями
© Оформление. ООО «Санэпидмедиа», 2015

СОДЕРЖАНИЕ
Вступление......................................................................................................................... 8

Тула. Семья. Работа. Учеба.................................................................................... 14
Москва. Студенческие годы.................................................................................26

Аспирантура................................................................................................................... 38

Финская кампания...................................................................................................... 59
Великая Отечественная война........................................................................... 66
Львов.Краков................................................................................................................. 85

Капитуляция фашистской Германии.
Возвращение на Родину........................................................................................... 89
Служба в Военно-медицинском управлении.........................................100

Работа в группе B.A. Махнева.
УбийствоЛ.П. Берии............................................................................................... 107
Седьмое управление Генштаба.
Свердловск. Возвращение в Седьмое управление.............................. 120

Гражданская служба.
Встреча с людьми, которых нельзя забыть............................................... 129

Холера Эль-Тор — 1970 г..................................................................................... 153

Зарубежные поездки............................................................................................... 170
Воспоминания о прошлом на фоне настоящего...................................187
Газетные публикации, новые книги............................................................. 214
Свердловскаятрагедия..........................................................................................229

Фотоархив..................................................................................................................... 274

ВСТУПЛЕНИЕ
В жизни каждого нормального человека, когда он прибли­
жается к закату своих дней, возникает необходимость анализа
своей прошлой жизни, своих переживаний, своих взглядов на
прошлое, и особенно это происходит тогда, когда он остается без
работы. Не в том смысле, что он не получает зарплату, а в том,
что он лишается той деятельности, которой занимался всю свою
жизнь. И вот этот перерыв такой обычной, что называется стан­
дартной, жизни, отсутствие работы особенно обостряют внима­
ние, анализ всех существующих событий, которые происходят
вокруг него. И, естественно, при этом возвращаясь к прошлому,
не можешь не вернуться к тому, как жил и работал раньше, что
сейчас вокруг происходит, кто вокруг живет и процветает, а кто
ходит нищим.
Все эти события очень тягостно отражаются на мышлении, и
единственным выходом из этого состояния является анализ всех
ситуаций, которые были в жизни, и оценка их с точки зрения
перспектив нашего будущего развития. Однако я имею в виду не
свое лично развитие, потому что оно уже кончилось, а развитие
тех, кто останется после нас, наших потомков, а их у нас много.
Мы не можем не оставить после себя следа: как мы жили, что
мы делали, как мы оценивали свою жизнь и как мы относим­
ся к существующей обстановке. А наша обстановка сейчас —
она трудно воспринимается людьми моего возраста не потому, что
я противник каких-то перестроек, каких-то реорганизаций, а по­
тому, что все новое, что сейчас насаждается без закона, без след­
ствия, воровским путем, популяризируется по телевидению и ра­
дио, печатью охаивается все прошлое, топчется все святое, что для
нас было в прошлом, оставляет очень тяжелые последствия для
мышления и, конечно, заставляет высказать свою точку зрения.
Я не писатель и поэтому не могу рассчитывать на какое-то
художественное изложение всех этих событий, но то, что мне
пришлось пережить в жизни, а мне пришлось очень много пе­
режить, очень трудно изложить в этой короткой информации с
тем, чтобы мои потомки и, самое главное, моя дочь, которую я
очень люблю, Марина, которая все-таки, наверное, сделает все
для того, чтобы остались какие-то следы в ее памяти и в памяти
моих родственников и хороших знакомых о том, как мы жили,
8

ВСТУПЛЕНИЕ
что мы делали и как мы думаем дальше существовать. Все это на­
столько серьезно, что не дает покоя, и, извините, единственный
покой, который я иногда нахожу, связан с одним: с хорошей пого­
дой, с тем, что мне внук купит мотыля, и я беру санки, сверло, иду
на зимнюю рыбалку на лед, сверлю лунки и сижу там до вечера,
не думая ни о чем. Вот это единственное, что исключает из моей
памяти все события, но как только я возвращаюсь, как только
ложусь отдыхать, вновь возникают все мысли, все события не­
давнего и далекого прошлого, которые не дают спокойно жить.
Посмотрите сами, даже вокруг нашей дачи, где мы сейчас на­
ходимся, возникают большие крупные особняки. Говорят, и так
уже привыкли, что здесь живут «новые русские». Я, к сожалению,
не видел этих русских, они, правда, все «новые», но там я русских
не заметил, потому что приезжают владельцы, я так понял, как
правило, молодые люди, он и она в машинах иностранных ма­
рок, ничего общего по внешности с русскими они не имеют. Они
строят особняки, стоимость которых не укладывается в привыч­
ное представление о стоимости строительства, строят энергично,
весело, эффективно, вырубают леса, вырубают столетние дере­
вья, строят дороги, подъезды, живут бурной жизнью.
Это продолжается, и когда закончится, трудно сказать, но
самое удивительное в том, что даже здесь проходящее русло
Москвы-реки, которое питает Москву водой, это русло, раньше
находившееся под контролем московского водоканала, сейчас
разделено на участки, находящиеся в ведении местных властей.
Вся прибрежная часть земли раньше относилась к санитарно-за­
щитной зоне, где запрещалось строительство, теперь использует­
ся владельцами по их усмотрению, как говорится, кто платит, тот
и музыку заказывает. И многим известный при советской власти
господин Щербаков, попирая все существующие законы, забора­
ми своей дачи не только пересек санитарно-защитную зону, но и
внедрился непосредственно в реку. И даже наш так называемый
мэр Барвихи, в недалеком прошлом обычный человек, сейчас
взлетел вверх настолько, что трудно даже ему смотреть свысока,
что происходит. Этот мэр распродает все, что можно распродать,
покупает для себя все, что можно купить, строится, процвета­
ет и все, так сказать, попирает своими ногами. Такая жизнь, не
знаю, сколько будет продолжаться, но она не может быть вечной,
все-таки где-то проявится совесть, проявятся мысли людей, κo9

ВСТУПЛЕНИЕ
торые желают хорошо жить, и, думаю, что такие макаровы долго
все-таки у власти не удержатся. Их сменят, но кто сменит, будет
ли лучше или хуже, это сказать очень трудно.
Относительно информации, которая существует сейчас по
радио, телевидению и в кино, но про кино я не могу сказать ни­
чего определенного, потому что все, что сейчас демонстрирует­
ся из зарубежных фильмов, это в основном, извините, гадость,
которая развращает нашу молодежь, наших ребят, это убийства,
стрельба, насилие, порнография, это всякая грязь, а мы с удо­
вольствием всегда гордились и смотрели наши старые филь­
мы, красивые фильмы. Пусть их называют фильмами, которые
приукрашивали нашу жизнь и показывали ее с хорошей сторо­
ны, но это были фильмы, которые давали нам отдых, мы всегда
отдыхали с этими фильмами и можем их смотреть по несколь­
ко раз, не уставая, они нам не надоедают. Они нам напоминают
не только прошлую жизнь, но напоминают то, как можно было
жить и что можно было делать. Ну а когда вы являетесь свиде­
телем многих событий, и эти события на ваших глазах по теле­
видению демонстрируются в совершенно извращенном виде, ко­
нечно, возмущаешься. Ну, возмущайся, а кому жаловаться, кому
звонить, кому говорить, кто будет слушать и кто будет принимать
ваши возражения? Таких, по-видимому, организаций сейчас нет,
да и никто этим не занимается. Везде сейчас поставлен на первое
место доллар, рубль, правда рубль в искаженном виде. Вот сейчас
это ценность жизни: там, где есть доллары, там есть все, там, где
нет долларов, там жизни нет.
В качестве примера я могу привести следующие события. Речь
шла о том, что по телевидению должен был выступить молодой
режиссер, который сейчас хотел поставить или хочет поставить
хороший фильм. Фильм он посвящает генералу Власову. Он счи­
тает, что Власов, в свое время арестованный и расстрелянный по­
сле войны, Власов, который дважды предавал 2-ю ударную армию
(заводил ее к немцам и сдавал в плен), этот Власов якобы поступал
так, потому что он ненавидел Сталина. Вот и подумайте, есть че­
ловек, которому доверили огромную массу людей — 50-60 тысяч
человек, он заводит эту массу к немцам в тыл и сдает в плен толь­
ко потому, что он ненавидит Сталина. Потом этот человек, ко­
торый ненавидит Сталина, организует так называемую русскую
освободительную армию, которая воюет с нашей Красной, потом
10

ВСТУПЛЕНИЕ
Советской армией. Если бы это все было так и если бы не было
свидетелей, можно было бы принять на веру мнение этого ре­
жиссера. Однако я входил в состав комиссии под Мясным Бором,
где выходили остатки армии Власова из плена, они шли в июне в
короткие ночи через болота, которые простреливались кинжаль­
ным огнем немецкими пулеметами. На себе эти солдаты несли
только противотанковые ружья и автоматы. Больше они нести
на себе ничего не могли, потому что они шли по болотам, по шею
в грязи и в воде. Могли бы эти режиссеры или этот режиссер ус­
лышать хоть одно слово этих людей в адрес Власова. Кроме как
ненависти, злой ненависти к этому человеку, от них ничего не
было услышано. Ну и потом, какая могла быть другая обстановка
в отношении «власовцев», когда мы, освобождая сперва Краков,
гнали «власовцев» на Запад, и не дай бог тогда поручить одно­
му солдату вести одного или двух «власовцев» в штаб полка или
батальона в плен. Он их не доводил, он их расстреливал в пути,
потому что ненависть к «власовцам» была невероятная и они со­
противлялись насмерть, зная, что их ждет в Советском Союзе не,
так сказать, хорошая погода или приятные встречи, а их ждет
возмездие за то преступление, которое они совершают.
Это пример с Власовым, и потом дальше этот режиссер гово­
рит о том, что Прагу, оказывается, освобождал не 1-й Украинский
фронт маршала Конева, нет, ее освободили «власовцы», и в каче­
стве доказательства приводит пример, что под Прагой он видел
могилу, на которой стоит деревянный крест, и на кресте венок,
сделанный из соломы, и там написана фамилия «власовца», кото­
рый там погиб. Мы гнали «власовцев» и из-под Кракова, и из-под
Праги, а что касается освобождения Праги, я, немножко забегая
вперед, сообщаю, что три дня жители Праги веселились, они вы­
несли на улицы столы, вынесли все свои продукты, все свои напит­
ки, чтобы встретить нашуармию, наши войска. Наши солдаты под
духовые оркестры наших полков танцевали с жителями три дня на
улицах Праги. Так встречала Прага наших победителей, и никаких
«власовцев» там не было, и не могли «власовцы», которые воева­
ли на стороне немецких войск, вдруг освобождать Прагу. Какая-то
глупость и какая-то чушь в этом отношении сказана.
Поэтому положительно оценивать все события, которые сей­
час происходят, особенно ту политику, которую сейчас проводит
так называемое правительство, невозможно. Я был знаком с пpe11

ВСТУПЛЕНИЕ

*зидентом раньше, когда он работал в Свердловске и считался
серьезным партийным руководителем, а что собой представляют
другие лица, пришедшие к власти сейчас? Или появился новый
человек, который занимался в Совете Безопасности очень серьез­
ными вопросами, но крупный миллионер и предприниматель.
Кому мы доверяем жизнь нашего народа? Людям, которые на нас
спекулируют, продают наше богатство. Наверное, это когда-то
все-таки закончится, но, я думаю, что я уже до этого не доживу.
Вот эти вещи, которые я вам сейчас, так сказать, коротко изло­
жил, заставляют задуматься: «А что будет дальше и что мы раньше
имели, как мы жили, почему у нас несколько по-другому все обхо­
дилось?» Или мы такие люди, что не понимаем, что такое хорошо
и что такое плохо? Думаю, что дело не в этом, и поэтому я хотел бы
свое так называемое покаяние, свой рассказ начать с того, как мы
жили, как мы учились, работали, как мы достигали своих успехов
в работе и в жизни, и чем мы руководствовались тогда. Неужели
только тем, сколько мы получали и какая карьера нас ожидала?
Ведь многие сейчас считают, что все, кто вступил в коммунисти­
ческую партию, делали это ради карьеры, а без партийности ее не
могло быть. Ну, не знаю, как другие, я могу говорить только о себе.
Я тоже вступил в партию, я и сейчас коммунист, и у меня партий­
ный билет лежит, я его не уничтожал, но я не тот коммунист, кото­
рый, скажем, сейчас выходит иногда на трибуну и провозглашает
свою принадлежность к новой системе. Я отличаю людей, которые
к идеологии коммунизма примкнули, от людей, которые эту иде­
ологию сделали целью своей жизни. Вот в подтверждение этого я
могу привести только один маленький пример.
Мне было примерно шесть лет, когда наша семья жила в Туле.
Отец работал на патронном заводе, его другом был заведующий
заводской столовой дядя Сережа. Мы все его фамилию сейчас не
помним, да и тогда не знали. И вот всегда, играя на заводском
дворе, мы с товарищами, нас было в компании пять или шесть
человек, всегда к часу дня подбегали к дверям столовой. Заведу­
ющий столовой выходил к нам с большой миской. В этой миске
было подсолнечное или льняное посоленное масло и лежали пять
или шесть кусков черного хлеба. Он обмакивал эти куски в масло
и давал нам. Мы были в восторге от такого лакомства, потому что
* Здесь и далее речь идет о Б.Н. Ельцине и период его президентства. — Примеч. ρe∂.

12

ВСТУПЛЕНИЕ
это был 1922 r., не совсем хорошо жилось, и с продуктами было
очень трудно. Но однажды отец пришел домой очень расстроен­
ный и сказал, что его лучший друг, заведующий столовой, вчера
умер. И как вы думаете, от чего? Заведующий столовой умер от
истощения. Он не имел продуктов, которые поддержали бы его
силы и здоровье. Вот человек, преданный идеологии, идеям, я по­
нимаю, это человек. Но когда сейчас приходят в Государственную
Думу люди, выбранные народом, и начинают свою деятельность
с того, какие они будут получать оклады, какие будут иметь квар­
тиры, какие у них будут льготы, они сразу выходят на систему
наживы, господства над людьми, и они управляют сейчас нами.
Вот это самое трудное, самое тяжелое, что нам с вами сейчас
надо переживать, ведь это Государственная Дума. Давайте вспом­
ним 4-ю Государственную Думу России. Кто там был и что они де­
лали? И сравним со своей Думой сейчас, которую выбрал народ,
и кто там за этот народ. Выступают-то многие, но делают все для
себя, поэтому жизнь сейчас очень сложная, очень трудная, надо
жить и переживать, поэтому сейчас я начну с того как мы жили и
как мы переживали трудности, ц как, заплатив огромной кровью
за разгром германского фашизма, угрожавшего странам мира по­
рабощением, мы оказались на обочине истории.
В этих условиях мы должны сохранять и укреплять надежду
на выживание России, ее расцвет, восстановление численности
ее населения и создание для его развития истинно человеческих
условий жизни.

ТУЛА. СЕМЬЯ. РАБОТА. УЧЕБА
Моя семья жила в Туле. Я был четвертым по счету ребенком,
самым младшим. Старший брат Виктор 1909 г. рождения, Анато­
лий был 1911 г. рождения, Павел 1913 г. рождения, а я — 1915-го.
Через каждые два года у нас в семье появлялся мальчик. И вот
мы четверо, отец — слесарь сначала патронного завода, очень
высокого класса мастер, мать — домохозяйка, происходила из
большой крестьянской семьи из деревни Гремячево под Тулой,
правда, отец у нее был мастером на патронном заводе, хотя они
имели в деревне свое большое хозяйство. Так вот, наша семья:
отец — мастеровой слесарь, мать — домохозяйка и мы четверо —
была, естественно, на иждивении отца.
В семье был один порядок, одна система: никогда отец не на­
казывал нас. Был только один-единственный случай, о котором я
потом расскажу. Никогда он нас не бил, не ругал, мы никогда не
слышали какого-то скандала или серьезного разговора между ма­
терью и отцом. И когда возникала необходимость у отца с мате­
рью поговорить наедине, они говорили: «Ребята, идите погуляйте,
поиграйте в лапту или в футбол, а нам нужно поговорить». Через
несколько часов мы возвращались. У матери, как правило, были
заплаканные глаза — значит, был серьезный разговор. У отца было
все нормально. Они сидели за столом, пили чай, он называл ее
Катя, она его — Коля, как будто ничего не происходило. Это надо
было видеть, и поэтому мы никогда не были свидетелями каких-то
трагических событий в семье, хотя жизнь была непростая.
Для характеристики отца могу сказать следующее: помимо
того, что он был высококлассным мастером (говорю, поскольку
я сам потом уже стал слесарем и знаю, что такое слесарная рабо­
та), он еще увлекался карточной игрой. В Туле были тогда такие
закрытые дома, где собирались игроки в карты. Однако играли не
в преферанс и не в подкидного, играли на деньги, очень серьезно.
И в памяти остались факты, когда иногда, отсутствуя примерно
5-6 дней дома, отец подъезжал зимой на розвальных санях, кры­
тых мехом, одетый в хорошую шубу, в шляпе. Он заходил в дом
и говорил: «Ну, Катя, я приехал». Он опускал руки в карманы и
из них выбрасывал на стол смятые деньги. Сколько их было, я не
знаю. «Вот, Катя, я приехал. Больше я играть не буду» — сооб­
щал он. Проходил месяц, два, три, наконец, отец опять исчезал.
14

ТУЛА. СЕМЬЯ. РАБОТА. УЧЕБА
Мать по всей Туле его искала. Она знала эти игорные дома, но
не всегда могла найти отца. Наконец ночью стук в дверь, тихий,
очень такой аккуратный проход по коридору, открывается дверь,
и появляется в свете лампы мужчина без усов, а отец всегда но­
сил красивые усы, в телогрейке, в какой-то шапочке, в подшитых
валенках, и говорил: «Катя, прости, я больше играть не буду».
И вот такая ситуация повторилась однажды на первый день Пас­
хи, вернее, перед Пасхой, когда мы лежали на печке, все четверо,
мама в это время готовила куличи. Стук в дверь. Мама открыла,
и заходит отец в таком же виде. Мама простила ему и этот «под­
виг», но это был действительно последний его поход в эти игор­
ные дома, и он больше туда не ходил.
Но что он сделал потом? Это ведь надо иметь мужество и,
по-видимому, какой-то такт, чтобы использовать свое прошлое
для того, чтобы воспитать сына. Анатолий, второй по возра­
сту брат, увлекся карточной игрой. Тогда он работал и учился в
фабрично-заводском училище. Уже получал деньжонки, и мать
как-то говорит папе, что вот Толя тоже увлекся картами и ты с
ним должен поговорить. Мы полагали, что отец встанет, возьмет
ремень и выпорет его за эти увлечения. Он сказал маме: «Катя,
ладно, я сделаю все, что нужно сделать».
И вот однажды в воскресенье, а по воскресеньям мать всегда
пекла пироги в русской печке, садились все за стол завтракать,
отец покушал, закурил и говорит: «Ну что ж. Во что бы сейчас
сыграть, ребята? Я со всеми-то не хочу, я хотел бы с Толей в кар­
тишки сыграть». У Толи сразузагорелись глаза, он растерялся, го­
ворит: «Папа, я...» — «Да, нет, я знаю, что ты играешь втемную, ну,
я знаю, давай сыграем». Толя помялся, помялся, но, по-видимому,
было желание действительно с отцом сыграть. А папа говорит:
«Только, Толя, играть, как говорят, "кость до кости", до штани­
шек, до трусов». Сели за стол, а мы окружили их. Минут через
35-40 Толя сидел в одних трусах. Толины деньги, как помню,
2 рубля 60 копеек, были у отца на столе, ботинки стояли на сту­
ле, рубашка, верхние штаны — все было сложено, на Толе были
только трусы. Они играли последний кон. И когда он закончился
поражением Толи, отец встал и сказал: «Вот, Толя, я тебя обы­
грал за 35-40 минут, а с твоим отцом так поступали за 10 минут.
Ты не умеешь играть и никогда не сумеешь, брось ты эти карты».
И, как мне помнится, я больше от Толи о картах никогда ниче­
15

ТУЛА. СЕМЬЯ. РАБОТА. УЧЕБА
го не слышал. Это обошлось без наказания, без битья, без шума,
только примером отец дал понять Толе, что эта система не нужна
ему ни для жизни, ни для развлечений, ни для чего. А поскольку
я говорил о наказаниях, то единственным воздействием у нас за
столом было одно: когда мы ели вместе, не из отдельных тарелок,
а из одной большой миски, куда мать наливала борщ или другое
какое-нибудь первое блюдо. Мы все сидели с ложками, ложки у
нас были деревянные, ели пepвoe, и в этой миске плавали куски
мяса, но боже упаси если кто-то раньше команды отца мог взять
кусок мяса. Только когда отец стучал ложкой по миске, можно
было есть мясо. И, как правило, у нас отличался Толя. Он опе­
режал команду отца и тащил кусочек мяса раньше срока. Разда­
вался треск: удар ложкой по лбу. Никаких слез и криков, трапеза
продолжалась дальше, как она и была до того, как отец скажет:
«Со всеми». Это всегда было за столом принято за обычай, и мы
никогда не обижались на отца, если он этой деревянной ложкой
хлопал Толю по лбу. К счастью, повторяю, эти ложки были дере­
вянные, поэтому лоб мало страдал.
Вторая особенность моего брата — я на нем почему останав­
ливаюсь, потому что он у нас несколько выделялся, — он очень
любил хорошо поесть. Мать держала корову, в подвале под до­
мом всегда были кувшины с молоком и сметаной. Участились
случаи, как только к обеду спускаешься в подвал за молоком или
сметаной, мать говорит, что опять был кот Антоновых и опять он
кувшины повалил и вылил молоко или сметану. И так продол­
жалось некоторое время. Мы устали от того, что кувшины перед
обедом всегда были на боку и якобы из них все вытекало. Мы с
ребятами поймали кота и убили его. Жалко, когда сейчас дума­
ешь, что мы сделали, но мы убили, потому что были ожесточены
его подвигами. Однако оказалось, что этим котом, извините, был
наш Толя. Он заранее спускался в подвал, ел сметану, а посуду
из-под сметаны клал набок и тем самым имитировал посещение
подвала хитрым котом. Это все было. Это все пережито. Но дело-то не в этом, это дело обычное, житейское.
И последнее, я уж буду о наказаниях говорить. Было время,
когда соль ценилась на вес золота, ну, во всяком случае была
очень дефицитным продуктом. Однажды у Толи, а ему было тог­
да всего лет 14, появились очень красивые голуби-турманы. Это
такие хохлатые голуби с маленьким носом и большими глазами,
16

ТУЛА. СЕМЬЯ. РАБОТА. УЧЕБА

которые в полете иногда кувыркаются, разной расцветки, они и
красноватые, и черные, и белые — всякие турманы были. А мы
гоняли голубей — это была наша страсть ребячья, мы без голубей
не жили тогда в Туле. И вот появляются на голубятне у нас новые
турманы. Откуда Толя их взял, мы не могли узнать. Спрашивали —
он молчал. А рядом, у Кортуновых, тоже гоняли голубей, этих
турманов. Как-то вечером отец приезжает с одним своим знако­
мым во двор на телеге и говорит: «Сейчас я тебе вынесу, что обе­
щал». И пошел в подпол. Вышел он оттуда расстроенный и спра­
шивает меня: «Петя, ты мешочек здесь не видел?» — «Нет, пап,
не видел». Стал он Витьку спрашивать, и тот не видел. Остался
Толя и признался, что вытащил этот мешочек, а там было кило­
граммов десять соли, и отдал Кортуновым за голубей. Отец молча
снял вожжи с лошади, спустил с Толи штаны и выпорол его эти­
ми вожжами. Это был единственный случай порки брата отцом.
Ну, я думаю, что здесь он поступил очень гуманно, потому что
соль тогда составляла часть нашего дохода и позволяла жить нор­
мально — без соли жить было очень трудно. Это все, так сказать,
семейные рассказы.
Мы все учились, а мать была неграмотная. И вы знаете, ка­
кое воздействие имела она на нас, контролируя нашу учебу! Мы
спали в одной комнате все четверо. Когда мы ложились спать, а
ложились мы спать всегда одновременно, заходила мать, сади­
лась посреди комнаты на табуретку и начинала тихо плакать. Мы
спрашивали: «Ты что, мам, почему ты плачешь, что случилось?»
Она говорила: «Вы, ребята, меня, наверное, обманываете. Вы, на­
верное, плохо учитесь, а от меня скрываете, а я вас не могу про­
верить. Вы, наверное, ничего в школе не делаете». Мы ее убежда­
ли, что ничего подобного, и я должен признаться, что уважение
к матери проявлялось в нашем стремлении учиться нормально.
У нас не было никогда каких-то прецедентов, нас не вызывали с
родителями в школу по неуспеваемости, по поведению. Этого ни­
когда не было, мы больше всего дорожили тем, чтобы мама была
спокойна. Так всегда продолжалось в нашей жизни.
Эти годы, как известно, были исключительно тяжелыми в эко­
номическом отношении. Я не сравниваю их с военным временем,
когда продуктовые карточки в какой-то степени гарантировали
сохранение жизни. В то время таких карточек в Туле, да и по всей
стране не было. Мы, школьники, считали для себя праздниками
17

ТУЛА. СЕМЬЯ. РАБОТА. УЧЕБА

строго соблюдавшиеся демонстрации, особенно первомайские.
В этот день я мог надеть новые ботинки, которые отец покупал
раз в году. Они, естественно, не всегда подходили по размеру, ча­
сто были малы, но я им был рад, новым, блестящим, и утверди­
тельно кивал головой, подтверждая свою радость по поводу по­
дарка. После демонстрации я с трудом добирался до дома, снимал
эти ужасные оковы и прятал их на все лето — летом мы ходили
босиком. Однажды, вернувшись после демонстрации в таких но­
вых ботинках, я застал маму на кухне одну с заплаканными гла­
зами. Она сказала мне, что дома нет никаких продуктов и хлеба.
Отец тогда уехал в Москву на заработки, старший брат был в ар­
мии, второй — Анатолий — лежал в больнице. Наш квартирант
из деревни Малышево, снимавший у нас койку, на праздники уе­
хал домой. Я осмотрел комнату, где находилась койка квартиран­
та дяди Миши, но ничего съестного там не обнаружил, и вдруг
увидел тощий мешок, торчащий из-под кровати, в котором были
четыре картофелины. Мама немедленно сварила их в чугунке, и
мы отпраздновали первомайский праздник.
В нашей семье было правило — отмечать день рождения мамы
7 декабря. В этот снежный и морозный день всегда съезжалось
много гостей, в основном родня, которая давно оценила госте­
приимство и кулинарные способности именинницы. Помню, в
начале декабря 1928 г. мама мне сказала, что продуктов нет и она
не сможет принять гостей. Я знал, что продуктов нет и взять их
неоткуда. Что же оставалось делать? Вечером я расплавил свинец
в банке, нарезал кусочки свинца, раскатал их на сковороде, забил
несколько дробин в ружье-берданку и отправился на рассвете на
свалку бойни, куда вываливали отходы после убоя скота, при­
влекавшие сотни ворон. Подкрался к ним очень близко и одним
выстрелом убил шесть ворон. Пришел домой и выложил на кухне
добычу. Мама стояла и не знала, что сказать, а потом обняла меня
и долго не отпускала. В итоге, используя весь свой талант кули­
нара и достоинства русской печки, мама приготовила угощение,
природу которого никто не узнал. Прошли десятилетия, я много
пробовал продуктов, но вкус того мяса, приготовленного мамой,
помню до сих пор.
Незаметно прошли тяжелейшие голодные годы, и внезапно
для моего детского восприятия проявилась, как во cнe, исключи­
тельно счастливая пора: вечерами, после посещения пекарни, где
18

ТУЛА. СЕМЬЯ. РАБОТА. УЧЕБА

я покупал горячие французские булки и за это получал от пекаря
бесплатно пирожное, мы садились семьей за стол, мама разлива­
ла по кружкам молоко, которое мы выпивали под хруст еще не
остывших булок. Как стало потом ясно, наступила пора нэпа —
новой экономической политики государства.
По субботам или в воскресные осенне-зимние дни отец вы­
ходил на дорогу, соединяющую город с деревнями и поселками.
Этой дорогой была Старопавшинская улица, переименованная в
улицу Смычка, на которой стоял наш дом. Через некоторое время
во двор дома отец заводил несколько подвод, нагруженных анто­
новскими яблоками, картофелем, свежей капустой, свиным или
говяжьим мясом — продуктами, которые закупались на зиму на
отцовскую заработную плату. Антоновские яблоки мама разме­
щала и в местах, где хранилось чистое белье. Аромат этих замеча­
тельных долго сохраняющихся фруктов пропитывал все кругом.
Вычеркнуть это из памяти даже на склоне лет невозможно.
Период нэпа — это исключительный расцвет деревни, ее эко­
номики, подъем благосостояния крестьян — постоянного гено­
фонда страны. Этот период был прекращен с началом сплошной
коллективизации сельского хозяйства, осуществленной для не­
медленного и быстрого развития промышленности страны. Со­
здание мощной промышленности, как известно, обеспечило на­
родное хозяйство необходимыми техническими средствами, но
особенно важно — вооружило нашу армию всем необходимым
для разгрома самой мощной армии фашистской Германии, поста­
вившей на колени все страны Европы. Как известно, конечной
целью руководства фашистской Германии было завоевание ми­
рового господства. Она достигла бы этой цели, если бы на пути
у нее не оказалась страна, потерпевшая поражение от Японии в
1905 г. и от Германии в 1914 г. Индустриализация нашей страны,
достигнутая самоотверженным трудом и жертвами нашего наро­
да, предотвратила такую трагедию.
В короткий, но оставшийся в памяти период нэпа, мне было
10-12 лет. Кроме кулачных боев, в которых нас сменяли взрослые
мужчины, дравшиеся улица на улицу и находившие в этих боях
какую-то отдушинудля выхода накопившейся энергии, мы игра­
ли в футбол, лапту и городки.
А что касается увлечения, то голуби были нашей страстью.
И ведь я должен признаться, что, наверное, когда мне было уже
19

ТУЛА. СЕМЬЯ. РАБОТА. УЧЕБА

14 или 15 лет, я стал осматриваться: все ли так нормально у меня
происходит? Потому что, когда мы ходили по улицам, и я, и бра­
тья всегда смотрели вверх — ведь голуби по земле не ходили, го­
луби летали вверху. А было уже неудобно, уже старшие братья
посматривали на девочек, искали какие-то другие развлечения,
и голубятня уже перестала быть тем местом, где мы проводили
свою жизнь. К этому следует добавить, что, где бы я ни был, а я
много объездил, я нигде не видел больших групп голубятников,
которые увлекались бы гонкой голубей «в ночную». Это заклю­
чалось в том, что голубей держали в апреле-мае в темных голу­
бятнях, во время кормления им открывали свет, а вечером, когда
садилось солнце, выпускали на волю и чуть-чуть гоняли над кры­
шами, и этим заканчивалась тренировка. Так продолжалось до
1 июня, когда наступали длинные дни и короткие ночи, и все го­
лубятники поднимали вверх своих голубей. Правда, поднимали
голубей так называемых чистых, которые очень хорошо летали,
набирали большие высоты. И вот в это время вся Тула свисте­
ла, вся Тула била палками в заборы, загоняя голубей все выше
и выше. Над Тулой фабрикант Боташев запускал тогда вверх до
500 пар голубей, и многие еще существовавшие заводчики запу­
скали такие партии. Эти партии смешивались, а когда темнело,
голуби стремились к своим голубятням и растаскивали друг дру­
га, кто куда улетит.
Своих голубей у нас было немного, запускали пар десять,
подкрашивая у них крылышко, и, когда наступали сумерки, они
начинали прилетать к голубятне, садиться. Мы стояли на голу­
бятне и смотрели: подкрашено крылышко — свой, не подкраше­
но — чужой. И мы их отбирали в корзинку. Но бывало и так: за­
пустишь десять пар, посвистишь, погремишь, а ни один голубь
к тебе не сядет, потому что эти голуби были увлечены другими
партиями. И в воскресенье мы шли в Охотное и высматрива­
ли своих подкрашенных голубей, скупали их, если у нас были
деньги, или собирали для этого деньги. Короче, это уже такая
страсть голубятников. Но это закончилось, когда начались се­
рьезная учеба и серьезная жизнь.
Насчет учебы могу только про себя сказать, так как стар­
ший брат уже был тогда в армии, Анатолий учился в техникуме,
а я еще учился в 7-м классе. Павел у нас перенес менингит и
поэтому оглох, он специальную школузаканчивал в Москве, был

20

ТУЛА. СЕМЬЯ. РАБОТА. УЧЕБА
грамотным человеком, но не слышал и плохо говорил, поэтому
с нами в школе в Туле он не учился. И вот когда я заканчивал 7-й
класс, я получил плохую отметку по немецкому языку. Это было
большое переживание. Мать сказала: «Ну что ты, позанимаешься
и сдашь за 7-й класс». А я был в классе самым маленьким, потому
что пошел учиться в шесть лет. И поэтому мать сказала: «Ну и
не сдашь, так еще на год останешься». Она сказала это между де­
лом, и я этому не верил. И вот однажды, когда играли в лапту на
полянке, вдруг появляется Андрей Петрович, директор школы, и
спрашивает у меня, где моя мать. Я показал ему, и он пошел в дом.
О чем они там говорили, я не знаю, но когда я пришел обедать,
мать сказала: «Знаешь, Петя, ты не занимайся сейчас немецким
языком, отдохни, погуляй, побегай, а потом пойдешь в 7-й класс».
Я говорю: «Мам, но почему?» — «Ну, потому, что ты плохо выгля­
дишь, во-первых, ты и поменьше всех, и тебе нужно годик подо­
ждать. Ну зачем ты сейчас торопишься?» Ну что я мог сделать,
я остался на второй год в 7-м классе. Однако когда я его закон­
чил, я сдал экзамен в школу ФЗУ Тульского оружейного завода,
а тогда экзамен был очень серьезный. Окончил школу ФЗУ. После
этого поступил на оружейный завод. Нужно было сдать пробу по
специальности слесаря. Я эту пробу сдал на седьмой разряд, это
самый высокий слесарный разряд, и был назначен бригадиром
комсомольской бригады 20-го цеха Тульского оружейного заво­
да. Работа была сдельная — это означало, что если недоделаешь
два-три ружья, которыми мы занимались, то вместо зарплаты
пять или шесть рублей в день получишь два или три рубля. Это
было очень тяжело, а потом, когда ты приходил на работу, смо­
трел на верстак, и, если на верстаке у тебя красовалась красная
звезда, значит, ты свой план выполнил, и бригада твоя выпол­
нила. А если черный гроб, значит, план не выполнил. Это была
система, и поэтому работали не покладая рук, по существу ра­
ботали и стремились выполнить план, чтобы не опозорить свою
бригаду. Кстати сказать, в это время, как мне помнится, в Герма­
нии была безработица, и группа специалистов-рабочих приехала
на наш оружейный завод. И вот в нашем цехе немецким рабочим
(их было человек двадцать) отвели два длинных верстака. Они
работали не на сдельной, а на поденной работе, то есть у них был
твердый ежедневный оклад. Однако кроме этого булочная Фи­
липпова, где было все по карточкам, отпускала им без карточек
21

ГУЛА. СЕМЬЯ. РАБОТА. УЧЕБА
булочные изделия. И вот, когда наступал у нас обеденный пере­
рыв, мы брали в буфете по бруску — это черный хлеб, смешан­
ный с патокой, прессованный и сладкий — наливали в кружку
кипятка и съедали этот брусок хлеба, если не ходили в столовую.
В столовой могли кашу пшенную съесть. А они в это время доста­
вали термосы, наливали кофе, который издавал невероятный для
нас запах, кушали бутерброды и булочки и приступали к своей
работе. Вот жили два лагеря: рабочие те и другие. Немецкие — в
таких условиях, которые создавало наше руководство для воз­
можного задержания их на заводе. А потом эти рабочие исчезли
куда-то или были арестованы, мы не знаем, но во всяком случае
их работа закончилась. Это был оружейный завод.
Дома, когда садились за стол обедать, отец всегда наливал себе
рюмку водки и по рюмке наливал нам всем четверым. Естествен­
но, мы водку эту не трогали. Отец не обращал внимания, он молча
выпивал свою порцию, заканчивал обед, закуривал, но потом го­
ворил: «Ну вот что, вы не пили, но если кто-то из вас прикоснется
без меня к водке, вы имейте в виду, я вам этого не прощу». К слову
сказать, я впервые узнал вкус водки на втором курсе медицинского
института на молодежной вечеринке. До этого я никогда водку в
рот не брал. Была система воспитания, и мы это все понимали.
Заканчивался обед, отец был в хорошем настроении и гово­
рил: «Ну вот что, Виктор сейчас уже пойдет в летную школу, в
армию пойдет, Анатолий заканчивает техникум, ну а Петька ум­
рет». Все это произносилось так, как будто сказано, что Петька
завтра пойдет гулять. Почему Петька умрет? Потому что я был,
как говорят, очень истощенный, худой. Правда, дрался я очень
здорово, я не хвастаюсь, потому что двух моих сверстников я бил
обоих подряд. Они жаловались отцу. Правда, я бил и сам падал
от ударов, но дрался здорово, хотя был тощий. Отец говорит: «Ну,
Петька умрет». Так что здесь вопросов уже никаких не было.
Вот такая была обстановка в семье, и когда я начал работать
на заводе, хотелось все-таки учиться дальше. Не знаю, почему,
но такое было желание. И естественно, желание было учиться
все-таки в плане освоения специальности, связанной с металлом,
с техникой. И мы с моим приятелем Николаем Сопиковым ре­
шили поступить на индустриальный рабфак. «А на какой курс
сдавать?» — «Как на какой? Мы закончили школу ФЗУ, а там уро­
вень знаний очень высокий. Будем сдавать на четвертый курс
22

ТУЛА. СЕМЬЯ. РАБОТА. УЧЕБА

вечернего рабфака». Пришли мы, сдаем документы. Посмотрели
документы и говорят: «Нет, молодые люди, только на будущий
год. Мы сейчас 15-го года не принимаем на четвертый курс, это
рано». Мы вышли растерянные. Что же нам делать? Нас не приня­
ли по документам на индустриальный рабфак. Николай говорит,
пошли. А у нас были старинные метрики, красивые, написанные
таким каллиграфическим почерком зелеными чернилами. Нико­
лай берет свою и мою метрики, достает какую-то кислоту и там,
где прописью было написано «пятнадцатый», на три буквы «пят»
наносит каплю кислоты на свою и на мою метрики. Расплылось
это пятнышко и обесцветилось, и зелеными чернилами мы на­
писали вместо «пят» «четыр». И у нас получились метрики не
1915, а 1914 г. рождения. Однако идти на рабфак мы уже не мог­
ли, нас знали. Мы пошли куда? Открылся филиал рабфака 2-го
Московского медицинского института. И мы тогда уже даже не­
множко с пренебрежением: «Ну, в индустриальный не взяли, так
уж в медицинский мы попадем».
Мы пришли на медицинский рабфак. Документы у нас при­
няли, у нас был 14-й год рождения. Начались экзамены. И вот,
я помню, сдаем экзамен по физике. Я сижу с Колей Сопиковым,
а экзаменующиеся сыплются на одних и тех же вопросах: точка
росы, точка туманообразования и т.д. Вот такие точки. Мы су­
дорожно листаем учебник Шингера по физике и находим напе­
чатанную мелким курсивом в середине такую сноску — «точка
росы, точка туманообразования». Колю Сопикова вызывают, а я
ему в спину шепчу, что это такое. Он выходит, отвечает на во­
прос, получает пятерку. Я иду, он мне шепчет, я получаю пятерку.
Мы сдали на рабфаке все экзамены.
Учились мы там год вечерами, и, я должен сказать, этот год
был самым тяжелым в моей жизни. Я ни разу не вставал утром
без того, чтобы не упасть в обморок. Мать меня сажала на кро­
вать, а это было в половине седьмого утра, а в половине восьмого
был самый последний гудок — гудок оружейного завода, когда
перекрывались проходные. Что такое проходные завода? Если я к
этому гудку не проходил на завод, позже уже туда не мог попасть.
Я терял карточку первой категории, на которую жила вся семья.
По этой карточке выдавали продукты: масло, мясо, рыба и хлеб.
И за эту карточку мы дрожали. И вот, когда мать сажала меня на
кровать, а я падал в обморок, она меня тормошила, потом давала
23

ТУЛА. СЕМЬЯ. РАБОТА. УЧЕБА

мне что-то попить, я быстро ел и потом по улице Смычка, кото­
рая примыкала к заводу, преодолевал расстояние полтора или два
квартала, подбегал к проходной до начала последнего гудка. Это
был год работы и жизни. А вечером, к шести часам я шел пешком
в другой район Тулы на вечерний рабфак. Заканчивались там за­
нятия в одиннадцать часов вечера. В двенадцать я был дома, на
столе лежал кусочек черного хлеба и, может быть, стоял стакан
молока. Это мать не стала есть и оставила для меня свой хлеб.
Я ел этот кусочек, выпивал молоко и ложился спать. И опять утро,
опять обморок, подъем, беготня, завод. Так вот, это был 1932 r.,
самый тяжелый год в моей жизни. Потом меня отпустили в Мо­
скву с завода, выдав дополнительные деньги за хорошую работу.
В общежитии на Трубной площади, в комнате, где нас жило
человек восемь, я за пять или шесть месяцев набрал значитель­
ный вес. На Сретенке были булочные, пекарни, где по карточкам
можно было получать батоны. Ну, мы пережидали два-три дня,
чтобы сразу взять три-четыре батона. Два продавали, два брали
себе для еды. Но кроме этого в коммерческом магазине я покупал
любимую сырковую массу. И вот сырковая масса и эти бато­
ны сделали невероятное — за полгода я сильно поправился.
Я стал, так сказать, потяжелее, но стал нормально жить и учить­
ся. По мнению других, я стал крепким парнем. Это был период
нашей жизни уже в институте.
Однажды у меня спросили: откуда у менятакая фамилия —
Бургасов. Мне рассказал уже старший брат, а ему детали этой
истории рассказывал отец. Фамилия происходит из Тульской об­
ласти из поселка Венева под Тулой. Так вот, тогда в этот Венев,
во время турецкого нашествия на Болгарию, многие болгары
приезжали из своей страны. И в том числе в Тулу приехал один
болгарин из города Бургас. И оттуда началась семейная ветвь
этой фамилии. Я мало встречал своих однофамильцев. В Туле,
правда, были дальние родственники отца, но больше мне эту фа­
милию нигде встречать не пришлось. Так что я, наверное, по про­
исхождению имею отношение к болгарам.
Что касается учебы во 2-м Московском медицинском инсти­
туте, не могу не вспомнить своих наставников, преподавателей,
руководство института. Вот когда сейчас говорят об антисеми­
тизме, что русские кого-то сейчас оскорбляют, преследуют, в то
время в институте мы не знали такого слова — антисемитизм,
24

ТУЛА. СЕМЬЯ. РАБОТА. УЧЕБА
хотя это были уже 1933-й, 1934-й, 1935-й. Директор у нас был по
фамилии Рыбак — еврей. Заместителем у него был Маргулис —
изумительный человек. С директором мы редко имели дело, в
основном с заместителем по хозяйству — он нас всем обеспе­
чивал, и мы на него молились, как на бога, он относился к нам
как отец. Наш декан Михаил Михайлович Авербах — сын круп­
нейшего окулиста Михаила Иосифовича Авербаха — был спор­
тсменом. Лучшего человека в студенческие годы я не встречал.
Если у вас не хватало 2-3 рубля на обед или до стипендии не
дотягивали, зайдите к Михаилу Михайловичу, он посмотрит и
скажет: «Ну что, наверное, с деньгами что-нибудь такое?» Сей­
час же из кармана доставал 3-5 рублей и обязательно давал. От­
казаться было невозможно. Это был действительно родной отец
для всех студентов, и кто знал его — боготворили. Ну, что ска­
зать, какой же мог быть тогда у нас антисемитизм? Я продлю эту
мысль, потому что у нас сейчас эта проблема все больше време­
ни занимает на телевидении, на страницах печати. Следует на­
помнить, что кроме руководства института большинство кафедр
занимали крупные ученые еврейской национальности, а самыми
близкими моими друзьями кроме туляков были Саша Стыллер
и Марк Зигберман.

МОСКВА. СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ
В наше трудное, непредсказуемое время при широком рас­
пространении туберкулеза, сифилиса, наркомании и преступ­
ности в результате развала страны и ее разграбления, при про­
грессивном увеличении смертности и падении рождаемости и
беспрерывной на этом фоне смене руководителей правитель­
ства трудные студенческие 30-e годы представляются как яркое
светлое пятно на мрачном, черном фоне так называемого пере­
строечного периода.
Мы учились в трудные, даже тяжелые для страны годы в пери­
од завершающейся коллективизации сельского хозяйства и ин­
дустриализации, когда питание населения страны регламентиро­
валось продуктовыми карточками, а доллар стоил меньше рубля.
Я приехал поступать во 2-й Московский медицинский инсти­
тут из Тулы после окончания школы ФЗУ Тульского оружейного
завода, работы на нем в качестве слесаря и окончания четвер­
того курса вечернего медицинского рабфака. Нас, студентов из
Тулы, Серпухова и других городов, поселили в общежитии, на­
ходившемся на углу Трубной площади. На первом этаже в ком­
нате с большими окнами-витринами разместилась наша группа
туляков: Миша Захаров, Николай Сопиков, Николай Голиков и
примкнувшая, как говорят, к нам группа спортсменов, из кото­
рых в моей памяти остался Миша Раушенбах, высокий, красивый
спортсмен, занимавший в институте первое место на спринтер­
ских дистанциях и в прыжках в высоту. В то время в институте
существовала система социалистических соревнований между
студенческими комнатами и общежитиями. Основными призна­
ками качества являлись общий порядок в комнате, чистота по­
стельного белья и общая опрятность жильцов, не говоря уже о
том, чтобы они не имели каких-либо административных и других
замечаний или нарушений, привлекших к себе внимание.
Так сложилось, что из квартала в квартал наша комната заво­
евывала первое место. Постоянный представитель комиссии, за­
меститель директора института по хозяйству Исаак Иосифович
Маргулис награждал нас денежными премиями, на которые мы
приобрели тюлевые занавески на окна, посуду, красивые абажу­
ры на лампочки, и комната приобрела вид благоустроенной квар­
тиры. Такая отделка комнаты нам серьезно испортила жизнь. Как
26

МОСКВА. СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ
только наступало вечернее время и мы садились заниматься, в
болыпие окна комнаты стали часто заглядывать старожилы этого
района. Они становились друг другу на плечи, использовали дру­
гие средства, чтобы можно было подняться и заглянуть в окно.
Секрет этого оказался прост: до организации общежития в этом
помещении на углу Цветного бульвара находился публичный
дом. Позднее на один из наших праздничных вечеров пришла
красивая пара: он — майор милиции, она — статная, красивая,
культурная женщина, бывшая «работница» этого дома. Она ска­
зала, что исключительно тяжелая жизнь заставила ее торговать
своим телом, а сидящий с ней майор, теперь ее муж, фактически
вытащил ее из этого болота.
При организации института в нем был создан так называемый
врачебно-физкультурный факультет, которым руководил извест­
ный гинеколог и спортсмен, велосипедист Михаил Михайлович
Авербах. Отец Михаила Михайловича — небольшого роста и
огромного профессионального авторитета как хирург-окулист,
говорил о своем сыне примерно так: у меня три сына, два из
них — ученые, а третий — велосипедист. Это, естественно, от­
цовская шутка. До поступления в институт я не занимался спор­
том, если не считать бега на коньках по улицам, обледеневшим
от пролитой на них воды, разносимой гражданами в ведрах из
стоявших на углах колонок, и спасения на коньках от милиционе­
ров, которых мы называли снегирями за красные околыши на их
головных уборах. Нам запрещали кататься по тротуарам, вот мы
и спасались от своих преследователей.
При первой же зимней спартакиаде в институте меня спро­
сили, по какому виду спорта я буду выступать. В том, что я буду
выступать, руководство спортклубом не сомневалось, поскольку
при медицинском освидетельствовании на факультете мне был
поставлен диагноз: перетренирован, общая утомляемость, хотя
речь шла о моем истощении и переутомлении, приобретенных
на работе на оружейном заводе и вечерних занятиях на рабфа­
ке. Чтобы не вызывать каких-либо сомнений, я ответил, что буду
выступать на коньках, которых у меня не было. Не было у меня и
спортивного костюма. Эти вещи мне выдали: хоккейные коньки
и лыжный костюм. Собрались мы на стадионе «Красная Роза»,
который находился в районе нашего института, рядом с Погодинкой. Разыгрывались пары в беге на 500 метров. Мне выпало
27

МОСКВА. СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ

бежать с Николаем Старповкиным, который учился на старшем
курсе.
Для меня это было первое испытание: я никогда не бегал на
дистанции, я всегда бегал-спасался от преследователей, и каким
образом я вдруг преодолею предстоящие повороты, я не знал.
Николай Старповкин вышел на лед на хорошо наточенных бего­
вых, как говорили, норвежских, коньках, в отличном облегающем
тело спортивном костюме. Дали старт на 500 метров, я сорвал­
ся с места, не помню, как вошел в поворот и вышел из него, и я
выиграл забег на хоккейных, не беговых (!) коньках у чемпиона
института Николая Старновкина.
С тех пор как мне выдали беговые коньки и спортивный ко­
стюм, коньки заняли в моей жизни определенное место. Позднее
я стал помощником тренера по конькам и часто встречался на
стадионе с Зоей Мироновой, студенткой 1-го Московского меди­
цинского института, красивой и прекрасно сложенной женщи­
ной, которая всегда тренировалась в присутствии своего мужа
Павла, не покидавшего лед до конца тренировок. Со мной тре­
нировалась и моя первая жена Валентина Чистякова, которая
временами оказывала конкуренцию Зое и выступавшей тогда и
выигравшей первенство Москвы Холщевниковой. За всю корот­
кую историю студенческой жизни мне только раз пришлось бе­
жать в паре с Константином Кудрявцевым — чемпионом Союза
на дистанции 500 метров. Бежали на 3 тысячи метров, и он сошел
с дистанции, сказав, что у него не выдерживает поясница. Однако
я имел счастье наблюдать и бег Якова Мельникова и Аниканова.
С первым я встретился на льду в командном забеге «Медика».
Был всеобщий восторг — мы одержали победу в забеге с выбы­
ванием. Чтобы завершить повествование о спортивной жизни
студенческих лет, следует сказать, что волейбольная команда ин­
ститута считалась одной из сильнейших в Москве. В институте
учились многие известные гимнасты, мировые чемпионы братья
Серафим и Георгий Знаменские.
Некоторым может показаться, что авторитет братьев Знамен­
ских в институте определялся только спортивными успехами.
Это не гак. Несмотря на то что они были приняты в институт без
полного среднего образования, способности, усидчивость и от­
ветственность быстро определили их стойкое положение как се­
рьезных студентов. На кафедрах им не давали никаких поблажек,
28

МОСКВА. СТУДЕНЧЕСКИЕГОДЫ
и если переносились экзамены, то только по причине отъездов за
границу для участия в спортивных соревнованиях. Отличитель­
ной чертой этих замечательных братьев было то, что и зимой, и
летом при переезде с кафедры на кафедру, из больницы в больницу
они никогда не пользовались транспортом. И зимой, и летом, и в
осенние дни, и в непогоду без пальто и шапок они преодолевали
все расстояния только бегом, никогда не опаздывали на лекции
или занятия. Братья Знаменские пользовались всеобщим уваже­
нием у преподавательского состава и, естественно, у студентов.
Переход от особенностей слесарной работы, от обстановки
производственных цехов завода к аудиториям анатомического
корпуса, где на столах раскладывали трупы умерших или погиб­
ших, на которых изучалась анатомия человека, — процесс очень
сложный. Некоторые студенты не выдерживали его и покидали
занятия, другие пытались смягчить восприятие курением. Наша
тульская группа не прибегала ни к первому, ни ко второму. Забе­
гая вперед, скажу, что я первый раз закурил не в финскую кампа­
нию, а только в 1942 г. в действующей армии.
Так сложилось, не знаю почему, но с первого до пятого курса
я был старостой группы. Может быть, занятия спортом значи­
тельно приблизили меня к декану нашего факультета — Миха­
илу Михайловичу Авербаху, и я, как говорили, был вхож к нему.
Может быть, моя «популярность» в группе, да и на факультете
укрепилась после выхода на экраны кинотеатров фильма «Цирк»,
в котором Петровича играл артист Столяров. Знакомые девчата
усмотрели некоторое мое сходство с этим артистом и прочно при­
клеили мне это имя — Петрович, с которым я и закончил институт.
В нашей группе стихийно установился порядок, по которому
на все экзамены я заходил к экзаменатору первым, после чего за­
ходили и сдавали экзамены мои товарищи. Все шло хорошо, но
однажды, может быть, от лишней самоуверенности, подкреплен­
ной загорелым телом и значком парашютиста на белой майке,
я вошел в кабинет заведующего кафедрой фармакологии про­
фессора Скворцова. Профессор отсутствовал, и экзамен прини­
мал его заместитель, доцент кафедры. Я взял билет, подготовил
ответы на вопросы и стал ждать доцента, который в это время
принимал экзамен у студентов другой группы. В это время вошел
профессор, которому я пожаловался, что мне очень долго прихо­
дится ждать. Профессор жестом остановил меня и сказал, что он
29

МОСКВА. СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ

быстро меня освободит, предложив написать рецепт на бензой­
нокислый натрий. Я, не задумываясь, написал и услышал слова
профессора, что нельзя допускать таких ошибок и вместо буквы
Z писать букву S.
Он предложил мне подготовиться и прийти повторно на эк­
замен. Моя группа ушла, не сдавая фармакологию. Я растерял­
ся, попав в такую ситуацию, и пошел к Михаилу Михайловичу
Авербаху, который давал разрешение на пересдачу экзаменов.
Он внимательно посмотрел на меня и, ни о чем не спрашивая,
предложил отправиться в общежитие отоспаться, отдохнуть, не
открывать учебник и прийти за разрешением через три дня. Я так
и поступил и через три дня пришел со всей группой на кафедру
для сдачи экзамена. Доцент кафедры задал мне пять вопросов, на
которые я ответил, взял мою зачетную книжку и, не ставя оценку,
предложил мне уже с третьего курса посещать кафедру, с тем что­
бы после окончания института остаться на ней преподавателем.
По-видимому, мой ответ, что я не собираюсь работать с лягушка­
ми (это была наглость), изменил намерение доцента, и он поста­
вил мне очень жирную четверку.
О кафедре фармакологии, вернее о ее руководителе, у меня и
у моих сверстников осталось исключительно хорошее впечатле­
ние. Профессор Скворцов обладал блестящей речью, его можно
было слушать часами, особенно лекции, посвященные некото­
рым медикаментам. Тогда в Москве было обычным, что, когда
профессор Скворцов читал лекцию об атропине, места в аудито­
рии занимали заранее. Профессор красочно излагал историю о
том, как красавицы Древнего Рима перед пышными торжествами
закапывали в глаза атропин и из-за расширившихся зрачков не­
редко не узнавали своих поклонников, становясь жертвами дру­
гих мужчин.
Относительно спокойная жизнь на третьем курсе института
была нарушена объявлением набора в Ейскую летную школу,
куда отбирали физически здоровых студентов для подготовки
летчиков-истребителей. Естественно, я попал в число обследу­
емых. Медицинские, психологические и просто умственные те­
сты обследования с каждым днем уменьшали число студентов
набора. Многие из них освобождались, симулируя некоторые
заболевания. К концу второго месяца очень серьезных обсле­
дований я остался единственным кандидатом в курсанты этой
30

МОСКВА. СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ
школы. Узнав об этом, мой старший брат Виктор, летавший на
бомбардировщиках, стал уговаривать меня отказаться от пер­
спективной службы в военной авиации, настаивая на том, что­
бы в семье слесаря появился хотя бы один врач, а летчик уже
существует. Убеждения Виктора мне импонировали, тем более
что прошла анатомия — самая трудная часть медицинского об­
разования и появились клинические проявления дисциплины:
широкое поле деятельности — сохранение здоровья и оказание
помощи больным. Я стал искать выход из создавшегося поло­
жения. И вот в заключительной беседе председатель приемной
комиссии спросил меня, занимаюсь ли я танцами. Я ответил,
что люблю танцевать, особенно бальные танцы, но не могу
долго танцевать, начинает кружиться голова и даже появляет­
ся тошнота. Беседа была закончена, и я был направлен в воен­
ный госпиталь, где меня испытывали на параллельных качелях
с закрытыми глазами и во вращающемся по кругу подвижном
кресле. При последнем вращении я попросил врача дать мне
стоящий в углу таз, якобы меня тошнило. Он наклонился за та­
зом, а я, прошу прощения, засунул пальцы в рот и вызвал рвоту.
В результате на последней комиссии председатель удовлетворил
мою просьбу об освобождении, хотя и сказал, что не все летчи­
ки выдерживают такую нагрузку, которую я испытал в госпи­
тале.
На пятом курсе института, когда мы изучали судебную ме­
дицину, нам была предоставлена возможность присутствовать
на закрытом судебном процессе, где известная талантливая ар­
тистка выступала против своего мужа, не менее известного та­
лантливого эстрадного певца Вадима Козина. Закрытое судебное
заседание проходило в Доме медицинского работника на улице
Герцена. Артистка хотела развестись с ним, так как, по письмен­
ному заявлению, он пытался использовать ее как гомосексуаль­
ного партнера. В те годы гомосексуализм преследовался законом,
а выявленные представители сексуальных меньшинств пригова­
ривались к десятилетнемузаключению. Суд удовлетворил прось­
бу женщины о разводе, а Вадима Козина сослали в Магадан на
10 лет. Как известно, он прожил там много лет и в Москву не
вернулся. Однажды, отмечая таланты и заслуги в искусстве этого
известного артиста, комментатор по телевидению сообщил, что
Вадим Козин по политическим соображениям был отправлен
31

МОСКВА. СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ
в Магадан Берией «для проветривания мозгов». По-видимому,
комментатор не знал эту историю.
В нашем институте были некоторые особенности преподава­
ния и отношений с преподавателями, которые уже в 1970-е годы
в этом институте утратили свое значение. Я не помню, чтобы в
отсутствие профессора лекцию читал кто-то замещающий его по
кафедре. Мы знали всех заведующих кафедрами, и, самое глав­
ное, они запоминали многих из нас по фамилиям. Такие профес­
сора, как анатомы Дешин и Дьяконов, хирург Спасокукоцкий,
терапевты Зеленин и Виноградов, микробиолог Кричевский,
гистолог Лаврентьев, остались в памяти навсегда. Тот, кто слушал
лекции профессора Спасокукоцкого, посвященные непроходи­
мости кишечника, или илеусу, навсегда запомнил его изречение.
Оно звучало так: если вы, врач, видите перед собой пациента с
непроходимостью кишечника, то «держите кал в голове». Это
значило, что прежде чем отправить заболевшего на операцион­
ный стол, чтобы предупредить острое воспаление внутренних
органов — перитонит, обязательно нужно проверить, не связано
ли его состояние с прочным переполнением кишечника каловы­
ми массами, состоянием, которое поддается терапевтическому, а
не хирургическому вмешательству.
На последних, четвертом и пятом, курсах института обязатель­
ной программой предусматривалось дежурство в институтских
больницах. На одном из таких дежурств, на пятом курсе, наша
группа заняла место в хирургической клинике Спасокукоцкого.
Она находилась на втором этаже здания больницы, а первый этаж
занимала терапевтическая клиника профессора Виноградова.
Этот известный терапевт имел присущую некоторым людям сла­
бость: он был азартным игроком на скачках. Когда такие скачки
или бега совпадали по времени с лекцией, он приезжал к нам в ау­
диторию и сообщал, что в эти часы занят важными делами и лек­
цию переносит на следующий день. «Извините, — говорил он. —
Каэца [кажется], мои дорогие, мы встретимся завтра». Садился в
роскошную пролетку и следовал на ипподром. Свою фразу «каэ­
ца, мои дорогие», как говорили знающие его люди, он использовал
вместо заикания, которым страдал в молодости.
Так вот, поздно вечером в кабинет Спасокукоцкого, где на­
ходилась наша группа, поднялся терапевт с первого этажа и
сообщил, что в приемном отделении находится очень пожилая
32

МОСКВА. СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ
пациентка, диагноз которой можно поставить только при кон­
сультации с хирургом. Среди нас был Марк Зигберман, мощный
и очень привлекательный мужчина, перворазрядник по гимна­
стике, с аккуратной черной бородкой и короткими усами. Мы
показали терапевту на Марка и сказали, что это тот человек,
который ему нужен. Марк не стал возражать, поправил халат,
галстук и отправился в терапевтическое отделение. Позже Марк
рассказал следующее: когда он вошел в приемный покой тера­
певтического отделения, там на кушетке лежала пациентка, а
около нее сидел профессор Виноградов, который, делая вид, что
знает вошедшего специалиста, пригласил Марка сесть и осмо­
треть пациентку. Больная, увидев представительного высокого
мужчину в белом халате, обратилась к нему: «Профессор,
доктор долго осматривал меня, но ничего толкового не сказал.
Помогите ему разобраться в моей болезни». Марк потерял дар
речи, а профессор Виноградов еще раз подтвердил необходи­
мость осмотра пациентки, что Марк и сделал. В заключение
профессор поблагодарил студента Зигбермана за полезную кон­
сультацию, но на этом встречу с Марком не закончил.
Наступила пора государственных экзаменов, перед кото­
рыми, как известно, следует сдать все текущие экзамены, в том
числе по внутренним болезням. Первое посещение Марком
профессора Виноградова окончилось неудачно: Марк плохо от­
ветил на вопрос о болезнях почек. «Приходите, мой дорогой,
в следующий раз, экзаменационный билет я портить не буду».
В следующий раз профессор спросил Марка о болезнях пече­
ни, которые он не повторил, уделив все внимание заболеваниям
почек. Для сокращения изложения могу сообщить, что после
четвертого посещения Марк, крупный, сильный мужчина, пла­
кал, так как не видел выхода из создавшегося положения. Мы
уговорили его снова идти к профессору, он пошел и вернулся
успокоенный, даже повеселевший, показал нам зачетку, в кото­
рой в графе «внутренние болезни» стояла отметка «хорошо».
Марк сказал, что на этот раз профессор не стал задавать ему
вопросы, сказав: «Вы, профессор, как я теперь убедился, знаете
терапию».
Последний раз я видел Марка в августе 1941 г. на погрузоч­
ной станции Брянского вокзала. Подошел ко мне улыбающийся
человек, и только по глазам я узнал Марка, ведь усов и бороды
33

МОСКВА. СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ
у него не было. Он сказал, что был вынужден сбрить бороду и
усы, так как это было условие, поставленное профессором Спа­
сокукоцким при приеме на кафедру: сбрить эту мерзкую расти­
тельность. Он выполнил условие этого замечательного хирурга
и теперь работает у него.
В 1964 г. во время чтения лекций в Центральном институте
усовершенствования врачей я обратил внимание на молодого че­
ловека, чем-то напоминающего мне Марка Зигбермана. Он подо­
шел ко мне и оказался действительно Зигберманом, только в ми­
ниатюре, врачом, сыном до сих пор чтимого и уважаемого мной
товарища.
Знакомясь с кратким изложением моей студенческой жизни,
читатель может подумать, что кроме учебы и спорта в среде мо­
лодых людей 30-х годов не было ничего другого. Это не так. Нам,
как и современной молодежи, были близки и душевные пережи­
вания при встречах и расставаниях с любимыми, но были и осо­
бенности. Далеко в прошлое ушел обычай пачкать дегтем ворота
и калитку девушке, потерявшей девственность. Нас не интере­
совала эта проблема, мы влюблялись, но целовали свою избран­
ницу не в момент знакомства, а только через несколько месяцев
после наших встреч и только с разрешения девушки. Сейчас я и
многие мои сверстники поражаемся тому, что нередко молодой
человек знакомится с женщиной и просыпается в ее постели. Это
демонстрируется часто в заграничных фильмах и находит отра­
жение в некоторых наших современных кинокартинах, режиссе­
ры которых стремятся подражать Западу, боясь отстать от запад­
ной культуры. Другой особенностью нашего поколения было то,
что мы, мужики, не носили косичек, не зарастали до пояса воло­
сами, а после 20-30 лет не искали искусных мастеров для пере­
садки на облысевшую голову волос с других частей тела. Все это,
естественно, субъективно, это моя точка зрения на воспитание
нашей молодежи.
Кроме напряженной учебы и спорта в институте были незабы­
ваемые развлечения: по субботам танцы, которые я очень любил
и часто посещал, и концерты, которые давали нашим студентам
лучшие артисты Москвы — артисты Художественного театра. На
сцене педагогического института часто выступали Москвин, Тар­
ханов, Тарасова, Еланская, Яншин, Кторов и другие артисты, ко­
торые приезжали вместе с Москвиным, бывшим тогда нашим де­
34

МОСКВА. СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ

путатом. Кроме этих известных артистов нашей любимицей была
Изабелла Юрьева, жизнерадостная, с исключительным голосом,
с большой любовью выполнявшая бесчисленные просьбы при­
сутствующих на концертах студентов. Наши концерты посещали
и Козловский, и Лемешев, и если первый исполнял какую-либо
арию и немедленно уезжал, то второй пел студентам, как говорят,
до изнеможения.
Сдав государственные экзамены, мы, иногородние студен­
ты, мечтали о работе на крайних широтах великого Союза, —
на Колыме, Камчатке или в других районах. Многие такую воз­
можность осуществили, а меня постигла, мягко говоря, неудача.
10 апреля 1938 г. в Туле, в пулеметном цехе оружейного завода был
арестован мой брат Павел, глухонемой, с группой таких же глухо­
немых — всего 20 человек. Арестован по статье 58 с какой-то дро­
бью — за подготовку контрреволюции и террора. В Туле, дома,
где проживала и семья Павла, и мои родители, перерыли все
помещения и подвал, разыскивая взрывчатку и оружие. Ничего
не нашли. Накануне, будучи комсомольцем, я подал заявление о
приеме кандидатом в члены ВКП(б). Моими поручителями для
приема были Гречиков — директор Московского медицинского
рабфака, и Бородин — председатель спортклуба института. При
получении телеграммы от мамы из Тулы я направился в партий­
ное бюро и сообщил о случившемся. Секретарь бюро заверил,
что они меня хорошо знают и завтра на общем партийном собра­
нии будут принимать в кандидаты. Однако надежды не оправда­
лись: Бородин отозвал свою рекомендацию, несмотря на настой­
чивые просьбы членов партбюро не делать этого. В партию меня
не принимали еще несколько раз, и только в 1942 г. моя мечта
осуществилась.
Сейчас некоторые так называемые лидеры различных поли­
тических программ утверждают, что в партию раньше рвались
люди для карьеры и продвижения по службе. Хотелось бы знать,
какую цель преследовали солдаты целых соединений, подавая до­
кументы о приеме в партию перед предстоящими сражениями?
Роль партии, которую значительно поколебали такие, как Горба­
чев, Александр Яковлев, да и сам президент Ельцин, можно было
оценить тогда, когда немцы стояли под Москвой, правительство
выехало в Куйбышев, а в Москве остался Иосиф Виссарионович
Сталин. Все ожидали захвата Москвы немцами. Однако у нас в
35

МОСКВА. СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ
действующей армии стало законом, если Сталин в Москве, то
немцам Москвы не видать. Это было. А сейчас эти так называе­
мые красно-коричневые, по злобному определению демократов,
которые организовали и осуществили разгром фашизма, поста­
вившего на колени всю Европу, кроме Англии, и освободили весь
мир от фашистской чумы, которая, если верить произведению
Платонова «Терновый венец России», полностью соответствует
идеям Сиона, протоколам мудрецов. Эти красно-коричневые,
по настойчивому убеждению Жириновского (телепередача от
10 августа 1999 r.), подлежат запрету и суду. Выступавший был
трезв, но задавал вопросы, на которые и сам бы не ответил. Эти
преступники, как именовал их Жириновский, уничтожили си­
стему, которая сородичей Жириновского по национальности
миллионами сожгла в печах. Трудно понять этого богатого ли­
дера партии, который располагает значительными средствами,
кроме зарплаты, чтобы оплачивать продолжительное время, за­
нимаемое на экранах телевизоров.
В моей жизни наступило неожиданное затишье. Студенты,
получив дипломы врачей, разъезжались к местам будущей ра­
боты. Я был один в комнате и один в общежитии на Якиманке,
но никто меня не беспокоил и никто не вызывал. И вот однаж­
ды, уже в июле, когда я находился, как говорят, на птичьих пра­
вах в общежитии, комендант сообщает, что меня вызывают в
ЦК ВКП(б), сообщает номер комнаты и время посещения. Я при­
был по указанному адресу и был принят, написал на одной страни­
це свою автобиографию, указав в конце, что у меня в Туле арестован
брат. Мне в управлении кадров ЦК сказали, что это им известно.
Ответственный товарищ по фамилии, если не ошибаюсь, Андреев
предложил мне поступить в аспирантуру. Предложение было не­
ожиданным, и я не сразу отреагировал на него. На вопрос, по ка­
кой специальности, мне ответили, что по микробиологии, и, видя
мою неудовлетворенность ответом, сказали, что по этому предме­
ту на кафедре Кричевского в институте мне поставлена пятерка, а
в стране идут массовые аресты, в том числе специалистов, и ваш
профессор Кричевский тоже арестован. Кто-то же должен зани­
маться наукой, продолжали представители ЦК. Вы пытались всту­
пить в партию, значит, одобряете ее политику, не возражайте. Вот
направление в ВИЭМ (Всесоюзный институт экспериментальной
медицины им. A.M. Горького), поезжайте туда и устраивайтесь.
36

МОСКВА. СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ

Я прибыл в поселок Балтийский (метро «Сокол»), нашел ин­
ститут и явился к его руководству. Директора института заме­
щал Борис Иннокентьевич Лаврентьев, наш институтский про­
фессор, заведовавший кафедрой гистологии. Исключительные
знания и художественные способности Бориса Иннокентьеви­
ча знали все студенты. Вряд ли кто мог, как он, на черной доске
цветными мелками изобразить строение клеток различных тка­
ней человека. Узнав меня, он сказал, чтобы я немедленно сдавал
экзамены в аспирантуру по микробиологии (эпидемиологии),
немецкому языку и истории партии. На мою очень вежливую,
но отрицательную реакцию на его предложение, обоснованную
усталостью от только что сданных государственных экзаменов в
институте, он ответил утвердительным, не терпящим возраже­
ния указанием своему секретарю пригласить экзаменаторов: Ма­
рию Клементьевну Крантовскую, преподавателя по немецкому
языку Нину Витальевну Пахлавунью и экзаменатора с кафедры
марксизма-ленинизма.
Мария Клементьевна задала мне несколько простых вопро­
сов, на которые я ответил, и поставила оценку «пять». Нина Ви­
тальевна поинтересовалась моими знаниями немецкого языка и,
услышав от меня что-то невразумительное, попросила проспря­
гать глагол «иметь». Я выполнил ее просьбу и получил «пятерку»,
а также хорошую оценку за прекрасную фонетику. По истории
партии мне поставили «пять».
Я пришел к Борису Иннокентьевичу с полученными отмет­
ками. Он улыбнулся и предложил мне немедленно спуститься в
военный отдел с военным билетом. Я выполнил его указание и
отправился в отведенную для каждого аспиранта 20-метровую
комнату. Не успел еще осмотреться, как пришлось впустить в
комнату солдата, который грозно спросил, почему я не явился
в военкомат для оформления прохождения воинской службы,
поскольку мой возраст был призывным. Я показал ему только
что полученный воинский билет, просмотрев который, он изрек:
«Так бы и сказал, что аспирант и пользуешься отсрочкой». Так
начались моя жизнь и работа в аспирантуре.

АСПИРАНТУРА
Шеф у меня был, когда я учился в аспирантуре, Леонид Моисее­
вич Хатаневер. Изумительный, достойный человек. Да, таких мало
сейчас. В период аспирантской подготовки во Всесоюзном инсти­
туте экспериментальной медицины им. A.M. Горького в отделе осо­
бо опасных инфекций, возглавляемом профессором Хатаневером,
у меня установились тесные связи с замечательным человеком,
известным ученым, художником, работавшим в отделе паразито­
логии, профессором Федором Федоровичем Талызиным. Шефом
отдела был академик Павловский Евгений Никанорович. Посколь­
ку в программе аспирантской подготовки значительное место за­
нимала паразитология, Федор Федорович в июне 1939 г. предложил
мне принять участие в работе экспедиции на Байкале, где, работая
в качестве врача экспедиции, я смог бы одновременно освоить и
многие разделы паразитологии, а точнее гельминтологию. Я не мог
отказаться от такого заманчивого предложения и с согласия Леони­
да Моисеевича принял участие в экспедиции. Юридически ее воз­
главлял профессор Анатолий Алексеевич Скворцов. В июне экспе­
диция в составе 12 человек отправилась на остров Ольхон.
Остров Ольхон, на котором нам пришлось работать, отличает­
ся по своим климатическим условиям от побережья. За все время
работы мы ни разу не видели там дождя, хотя побережье Байкала
посещали большие ливни, дожди и грозы. Остров стоял, как буд­
то какая-то свечка в темноте, всегда солнечный, всегда свежий,
всегда почти что безоблачный и без дождей. Если бы только эти
климатические условия были особенностью этого острова, то это
была бы его неполная картина.
Конечно, его особенность представляли жители этого остро­
ва. Надо сказать, что доверчивость этих людей, даже предельная
наивность в некоторых вопросах, никак не увязывалась с при­
родными условиями на этом острове. Скажем, нам приходилось
очень часто быть в компании этих людей. По плану санитар­
но-профилактической и просветительной работы нам прихо­
дилось собирать жителей в небольшом клубе, который был
на острове. И самое интересное заключалось в следующем. Они
спокойно приходили, усаживались, внимательно слушали, когда
докладываешь им об условиях жизни в Москве или о других го­
родах нашей страны или зарубежья. Однако стоило только мимо
38

АСПИРАНТУРА
окон клуба пробежать лошади или другому животному, или ре­
бятишки гусей гнали, сразу поднимались все со своих мест, под­
ходили к окну, долго смотрели, потом садились, закуривали и на­
чинали обсуждать имевшее место событие.
Вначале это меня очень смущало, приходилось все начинать
сначала. Потом я привык к этой особенности жителей острова, они
не могли, по-видимому, по-другому поступать в этих условиях. Но
самое главное и самое интересное было потом. Когда я заканчивал,
а эти беседы были неоднократными, вначале оценка их у меня, так
сказать, вызывала странные ощущения. Я спрашивал о том, что им
понятно, а что непонятно. Один из них поднимался и говорил: «Ну
и брехать ты здоров!» Я думал, что «брехать», может, в том смысле,
что обманывал их, может быть, искажал какие-то факты? Оказы­
вается, это у них самая высокая оценка докладчика. Вот брехать я
был здоров — это значит, что очень все было хорошо сказано.
В плане просветительных работ мы занимались и некоторы­
ми постановками художественных произведений. В частности,
мы решили поставить спектакль по чеховской «Хирургии». Фе­
дор Федорович Талызин играл пациента, а я — фельдшера. Федор
Федорович сидел в кресле, а я ходил около кресла и с ним общал­
ся. Я был в халате, у меня была искусственно сделанная борода из
пеньки, но, когда я подходил к краю сцены, все хохотали, не знаю
почему, и цепляли меня за халат. Я вначале думал, что им очень
нравится наша постановка. Однако потом выяснилось, что они
смеялись и шумели потому, что узнали в артисте доктора, кото­
рый их лечит. Вот это им доставляло истинное удовольствие —
это, к примеру, одна из особенностей бурят.
И последняя особенность их, если не считать другие мелочи.
Я не видел, чтобы кто-нибудь из них купался в Байкале. Правда,
байкальская вода не превышала 10-12o. Я купался, но я был еще
молодым. Да у них тоже молодых много, но они к Байкалу для
купания не подходили. Мне сказали, что среди жителей острова
существует такое поверье: если упадет рыбак с лодки в воду, его
никто не спасает, а поскольку они плавать не умели, то он, как
правило, тонул. Однако если случалось, что этот человек все-таки
выплывет, его к себе домой не пускали. Значит, ему помогла чер­
ная сила избавиться от смерти.
Наша лечебная работа продолжалась, но, помимо лечебной,
была работа и диагностическая, связанная непосредственно с
39

АСПИРАНТУРА
экспедицией и занимавшая основное время. Для того чтобы об­
следовать все население острова, нужно было прилагать много
усилий — нужно было разнести в каждую семью коробочки, в ко­
торые каждый член семьи должен положить свои испражнения,
которые потом исследовали на яйца глистов, и в зависимости от
результата исследований человек подвергался лечению или осво­
бождался от такого лечения. Но чтобы не ходить всем по домам,
мы приглашали старших из семей этих домов. Они приходили,
мы надписывали на пустых спичечных коробках имена всех чле­
нов семьи, передавали старшему и просили его, чтобы каждый,
кто здесь обозначен, положил вот этот материал в эту коробочку.
И однажды, когда я просматривал мазки членов одной семьи,
их было всего девять человек, я обратил внимание, что у всех
взрослых результаты были положительными, но когда я увидел,
что иудетей трехмесячного и полуторагодовалого возраста тоже
яйца глистов в испражнениях, это меня озадачило — эти ребя­
тишки еще не едят недоваренную или недожаренную рыбу, по­
этому у них глистная инвазия не могла быть. Я пригласил отца
этого семейства и спросил его: «Как же так получилось, что и
дети у вас уже заражены этими глистами? Вы у кого брали весь
этот материал?» Он говорит: «А что, доктор, ты мне дал эти вот
коробочки, и что ж я буду всех беспокоить? Я взял и положил во
все коробочки свой кал». Мне была ясна тогда вся эта система.
После этого мы уже стали более тщательно относиться к этим
исследованиям и предупреждали взрослых, чтобы они не допу­
скали такой практики. Когда у нас набиралось таких обследуемых
примерно человек 80-100, мы их собирали, разделяли на две груп­
пы — мужчин и женщин. На полянке лежали сосновые бревна.
Одну группу, женщин, скажем, сажали на бревна справа, мужчины
садились слева. За бревнами был кустарник, где мы вырыли рови­
ки, в которые испражнялись все подвергавшиеся лечению. После
приема мужского папоротника в капсулах (6 г — для взрослых)
мы давали всем по полстакана очень крепкого солевого раствора
слабительного, причем если женщины спокойно выпивали его, то
мужчины всегда крякали и говорили: «Доктор, очень хорошее ле­
карство. Можно еще налить?» Еще мы не давали, потому что кон­
центрация была там предельная. Через 30-40 минут после того, как
все люди выпили слабительное, мы проверяли, у кого сколько вы­
шло паразитов. Это фиксировалось, потом мы обрабатывали все
40

АСПИРАНТУРА

территории, на которых проходила дегельминтизация, чтобы не
осталось зараженных мест. Работа проходила успешно, и буряты
верили, что мы занимались очень хорошим делом, освобождая их
от паразитов. В качестве примера массивного поражения я должен
сказать, что у некоторых мы выгоняли и до десятка экземпляров
этих глистов. Как они жили, как они вообще существовали, труд­
но себе представить. После лечения они как будто вновь родились.
Стали веселей, отзывчивей и к нам стали часто заходить, чтобы
отблагодарить за эти услуги. Один вопрос оставался в нашей экс­
педиции неясным, незавершенным, касающимся биологии этого
паразита, его цикла развития, это было для нас самым главным.
Помимо того что мы должны провести дегельминтизацию, мы
должны были изучить биологию этого паразита.
Так вот, биология паразита заключалась в том, что омуль был
основным источником заражения людей. Даже не сам омуль, а
его внутренности, на которых имеются выросты, включающие
в себя яйца или развивающегося паразита. Буряты очень любят
(я не знаю, как сейчас) жарить рыбу на рожне — надевают свеже­
го омуля на палочки, устанавливают эти длинные палочки в виде
шатра вокруг костра и поворачивают их. Омуль обжаривается
сверху, но температура недостаточна, чтобы и внутри все прожа­
рилось. А буряты едят кроме мяса омуля его белые внутренности,
которые содержат в себе паразита.
Но откуда сам омуль мог заразиться этими яйцами, чтобы у себя
получить уже стадию развития этого глиста, которым заражались
люди, если в Байкал не впадает ни одна канализационная систе­
ма, а буряты никогда не купаются и не подходят близко к Байкалу?
Однажды мы заметили на камне, который стоял в воде, взрослого
глиста. Откуда появился этот паразит на камне, взрослый паразит?
Решили, что, по-видимому, какая-то из птиц, которая обитает на
Байкале, является жертвой этого паразита.
Стали обследовать уток, других птиц, обследовали чаек. А пе­
ред этим во время поездки вокруг острова под парусом на лодке
мы имели возможность убить одного-двух лебедей, поскольку их
там достаточно было и мы получили разрешение на отстрел этой
птицы в небольшом количестве. Нужно было вскрыть лебедей и
посмотреть, нет ли у них этих паразитов. И вот однажды, заво­
рачивая к одному мысу, где была прекрасная бухта, окаймленная
высокими скалами, поросшими кустарником, мы заметили двух
41

АСПИРАНТУРА

лебедей. Я сидел в лодке, у меня было ружье, и Федор Фе­
дорович Талызин говорит мне: «Петр Николаевич, пожалуйста,
убейте хоть одного». Никогда я лебедей не стрелял и никогда не
стал бы стрелять, если бы не такая необходимость. Я прицелил­
ся и убил одного лебедя. Второй поднялся, очень долго с криком
кружился над нами, потом улетел.Мывышлинаберег,вскрыли
лебедя, ничего там не обнаружили, а проводник наш, необычно
высокого роста бурят, исчез. Мы ждали его весь день, нам нужно
было дальше трогаться, но без него мы не могли плыть. Он явился
только на второй день. Я подошел к нему и спрашиваю: «Куда ты
уходил, нас не предупредив? Ты же знаешь, что мы в экспедиции,
у нас время ограничено и нам нужно ехать». Он сказал мне следу­
ющее: «Знаешь, доктор, лебедь и орел у нас священные птицы, и
кто посмеет их обидеть или убьет, сам подвергается обязательно
убийству, потому что мы таких людей у себя не терпим. Ну а по­
скольку ты убил лебедя, я должен был тебя убить, но ты — док­
тор, ты нас лечишь, и я подумал, подумал, и, чтобы успокоиться,
ушел. Всю ночь бродил и вот вернулся. Сейчас я трогать тебя уже
не буду». Вот что означало убийство лебедя или орла.
Посколькуулебедя паразитов не обнаружили, Анатолий Алек­
сандрович Скворцов, начальник экспедиции, настойчиво по­
просил меня вместо охоты на уток, на которую я иногда ходил в
свободное время, подстрелить чаек. Вместе с юным охотником,
студентом, который поехал в экспедицию для заработка, я вышел
с ружьем на высокий скалистый мыс, на котором гнездились чай­
ки. Эти птицы, как только увидели меня с ружьем, стали сверху на
меня пикировать. Но от этого они и пострадали. Во время пикиро­
вания я стал в них стрелять. Сбил я четырех чаек, очень крупных
байкальских чаек, но они упали в воду, прямо к подножию скал.
И их тихонько от берега ветер относил дальше от этого мыса.
Я спросил охотника, не поможет ли он мне достать чаек. Он
ответил, что вода холодная, в такой воде он не купается. Я раздел­
ся, поплыл за этими чайками, они уже были от берега метровна
150-200. Я взял только двух чаек, потому что плыть с ними было
трудно. Подплыл я к камням, которые омывались волнами, вы­
бросил этих чаек моему спутнику, а сам встал на камень и должен
был выйти подальше на берег.
В этом месте между камнями была глубокая расщелина шириной
примерно около метра, но она тоже омывалась волнами. Я даже не
42

АСПИРАНТУРА
обратил на это внимания, будучи убежден, что эта ширина для меня
не предел и я могу спокойно перешагнуть расщелину. Но, по-види­
мому, я настолько устал во время транспортировки этих чаек, что
промахнулся и полетел в расщелину. Я ударился головой о плоский
камень и очнулся, когда мой спутник держал меня за волосы, а я ви­
сел в этой расщелине. Потом я пришел в себя, он меня вытащил из
расщелины, но я там потерял два зуба, два резца слева. Это было мое
первое, так сказать, поражение в этой экспедиции. Многое еще мож­
но было говорить об условиях жизни на этом острове, но я должен
сказать, что все, что там происходило, имело настолько давние тра­
диции, что с ними просто невозможно было не считаться.
Мне пришлось ехать по вызову в один поселок на острове. Он
был заселен не бурятами, все по фамилии были Бирюзовы, как сей­
час помню. Это русское поселение старообрядцев, как мне сказали.
Список жителей, которых мне нужно было осмотреть, у меня был;
там я тоже интересовался глистами, причем глистных инвазий у
них не обнаружили, но меня заинтересовали два долгожителя на
этом острове, которые там очень давно живут и многое знают.
Я приехал в один дом. Чисто вымытые скамейки, чисто вымытые
столы, все блестит. Половики домашней ручной работы были по­
стелены в доме, свет и чистота везде. Я попросил напиться воды.
Мне подали воду, я выпил и отдал кружку. Как мне потом сказали,
эти люди, если они раз дали чужому кружку, ее уже больше не ис­
пользуют. Однако дело не в этом. Я назвал имена жителей этого
дома, которые меня интересовали. Мне показали, что вон там они
косят траву. Я вышел, впереди вдалеке увидел высокого человека,
очень стройного, сухого. Он от меня уходил в покосе, стоял спиной
ко мне, очень энергично отмахивая косой. Я подошел к нему, на­
звал его по имени, как у меня значилось. Он говорит: «Доктор, я не
тот, кого вы назвали, вон он, впереди косит, а я его сын». Вот этому
сыну было, как потом мне сказали, 78 лет, а впереди косил траву
его отец. Он был такой же стройный, такой же высокий, конеч­
но, ему было за 100 лет. Старообрядцы, которые жили на острове,
сохранили все свои привычки и свою культуру, свою веру и жили
там прекрасно. Я видел по чистоте, по уходу за животными, что
это были вполне обеспеченные люди.
До приезда нашей экспедиции на остров медицинское обеспе­
чение его населения находилось в распоряжении фельдшера Ев­
лашина. Узнав, что в экспедиции есть врач, фельдшер Евлашин
43

АСПИРАНТУРА
отпросился в отпуск, которым, как он сообщил, не пользовался
уже 3 года. Я не возражал, тем более что на острове была амбу­
латория и оставалась медицинская сестра, она же санитарка. По
случаю отъезда в отпуск Евлашин пригласил меня к себе домой,
где жил с женой и ребенком. После продолжительного застолья
он стал упаковывать фанерный черный чемодан, который никак
не закрывался. Помогая Евлашину, надавливая на крышку коле­
ном, я обратил внимание на то, что в основном в чемодане были
пачки денег, сложенные рядами. На мой вопрос, откуда такие на­
копления, Евлашин ответил, что когда поработаете здесь, тогда
и поймете, а объяснять здесь нечего. И действительно, скоро я
убедился, за счет чего так обогатился фельдшер Евлашин.
Однажды председатель поселкового совета на острове, он же
председатель животноводческого совхоза, обратился ко мне в ам­
булаторию с просьбой оказать емупомощь: он ничего не слышит.
Я согласился его принять. Стал осматривать и обнаружил, что у
него оба уха абсолютно забетонированы песком и грязью. Ушных
наружных проходов нет. Они заглажены совершенно. Я никогда
не видел такого загрязнения ушей, но решил все-таки восстано­
вить его слух. Взял разведенную перекись водорода, спринцовки
различные, вату, пинцет, и вот этим восстановлением я занимал­
ся ровно четыре часа.
Я размочил все камни, все осадки, которые были у него в обо­
их ушах, удалил их, потом смазал, и вдруг он мне говорит: «Вот,
доктор, какой молодец, вот я даже сейчас услыхал, как летит
муха». Так я завоевал первый авторитет по лечению. А через три
дня он пришел ко мне и говорит: «Доктор, очень болит зуб. Ты
хорошо лечишь, полечи мне зуб». Я посмотрел, у него коренной
справа зуб раскрошился. Пломбировать и обрабатывать зуб мне
было нечем, а потом у меня и в практике никогда не было, что­
бы я занимался этим делом. Для меня это было ново. Я даже и
не удалял зубы, когда занимался в медицинском институте, у нас
этого не было, мы изучали только теорию по этому вопросу. Ну,
делать нечего, надо оказывать помощь. Я долго искал новокаин,
нашел, ввел председателю в десну, справа и слева от зуба. Тогда он
посидел и говорит: «Доктор, спасибо, я пошел». Я говорю: «Как
ты пошел?» Он говорит: «Уже не болит». Я говорю: «Вот теперь
и будем лечить». Стал выбирать щипцы, их было несколько, и
думаю: «Какие щипцы взять для того, чтобы удалить коренной
44

АСПИРАНТУРА

зуб?» Думал, думал и выбрал щипцы, которые, как мне казалось,
как раз те, которые нужны.
Председатель сидел, я попросил его открыть рот, ввел щипцы,
захватил зуб, и в это время он схватил меня за руки, но он был
небольшого роста и не тяжелый, он фактически повис у меня на
руках. Я надавил неумело, наверное, и услышал хруст. Я сломал
этот зуб. Делать нечего было, пока обезболивание действовало,
я ему надрезал десну и удалил корни. Вот после этого он совсем
уверовал, что я мастер высокого класса. Полез в карман, доста­
ет, по-моему, пятерку и кладет на стол. Я его спрашиваю, что это
означает и зачем такие деньги? Он говорит: «А что, доктор, этот
зуб стоит пять рублей, Евлашин так брал, правда, он рвал их, и
было больно, а ты рвешь без боли. Это пять рублей. А вот этот зуб
стоит, — показывает на резцы, — три с полтиной, а вот этот впе­
реди зуб стоит полтора рубля». Я, конечно, денег у него не взял,
уговорил его, что это не нужно, дал ему полоскание, и он ушел.
Вот одна из «статей», которая позволяла фельдшеру Евлашину
набивать свой чемодан деньгами. Однако потом я убедился и во
второй доходной статье.
Подъехало к амбулатории несколько пар подвод, в каждой под­
воде стояли по три бочки с соленым омулем. Значит, завтра утром
приходит корабль, на который грузится соленый омуль в Иркутск.
Однако корабль не грузит этого омуля, если нет документов от
фельдшера или от врача. И вот председатель рыболовецкой ар­
тели пришел ко мне и попросил посмотреть этого омуля. Омулю
некогда было портиться, потому что каждую неделю они этого
омуля отправляли. Он был свежий, 2-3-дневной засолки, отлич­
ный омуль, я несколько бочек попросил вскрыть, посмотрел, —
хороший омуль. Сел за стол и заполнил бланк, который он мне
дал, что разрешаю погрузку омуля как качественного, и поставил
печать. Я даю этот бланк со своей подписью и печатью, он берет,
лезет в карман, достает пачку денег и начинает отсчитывать. Я не
ошибусь, он отсчитал что-то около 800 рублей и положил на стол.
В то время у меня стипендия аспирантская была 400 рублей в ме­
сяц, а эти 800 рублей были только за то, что я пять минут посмо­
трел на омуля. Я сказал, что денег не беру, потому что я врач экс­
педиции и мне деньги платит государство, и здесь я с них деньги
за это брать не буду. Тогда он мне отвечает: «А если ты деньги не
берешь, то, значит, твоя бумага поддельная, она мне не нужна».
45

АСПИРАНТУРА

И возвращает мне этот бланк. Я оказался в затруднительном по­
ложении и стал срочно искать решение.
Не задумываясь, я попросил выделить мне транспорт — ло­
шадь с повозкой, для посещения больных в районе. Пешком туда
трудно добираться и далеко. Вместо денег я попросил поставить
около амбулатории лошадь с кормом и двухколесной тележкой,
чтобы я в любое время мог сесть и поехать. Он подумал и го­
ворит: «Что, доктор, это хорошо. Деньги не берешь, лошадь я
приведу». И он на второй день привел мне лошадь, на которой я
разъезжал по этому острову к больным.
И следующий доход, я не знаю, еще какие были, меня тоже по­
разил. Меня пригласили обследовать женщин рыболовецких арте­
лей. Две артели, что-то около 300 человек, нужно было осмотреть.
Ну, осмотр был телесный, беглый, на это надо было потратить дня
два, никаких исследований, никаких анализов делать не нужно
было. Я согласился, все это сделал. Наконец, эти два председате­
ля сложились и опять выкладывают мне на стол 1500 рублей. Я от
них отказался при всех. Они понимали, что я эти деньги не возьму.
Это так все и прошло. Вот вам доходные статьи людей, которые
спекулировали своей специальностью на острове и брали все, что
можно было взять с бурят.
И последнее, что у меня осталось в памяти от событий на остро­
ве, — мне сказали, что здесь в отдалении существует еще маяк, он
не работает, но там живет жена бывшего владельца этого маяка.
Подсказал мне это высокий такой, среди бурят это редко встреча­
ется, пожилой человек. «Она живет хорошо, но она просила вас к
ней заехать», — говорит он. Я с двумя членами нашей бригады к
ней приехал. Она очень хорошо нас приняла, накрыла стол. Водка у
нее была еще царского происхождения, но не водка меня удивила.
Я пошел помыться в баню, у нее баня была, топилась по-черному,
попросил у нее мыло. Так вот, она достала мне брусок совершенно
прозрачного желтого мыла, на котором были какие-то печати еще
царского времени. Вот считайте, это был 1930 r., а мыло еще сохра­
нилось. На дворе я обратил внимание на группу бурят и заметил,
что они, по-видимому, работают у хозяйки. «Они не работают, я их
просто подкармливаю, и они мне немножко помогают», — ответи­
ла она, а по существу, она просто их эксплуатировала.
На третий день после встречи эта женщина приехала ко мне
в амбулаторию и потребовала справку о том, что она инвалид
46

АСПИРАНТУРА

и нуждается в пенсии. Вот когда она мне это сказала, я понял,
что дело имею не с простым человеком, и сказал: «Вы здоровая
женщина, вы никогда инвалидом не были, а может быть, даже
и не будете. Вам возраст уже сейчас позволяет спокойно отды­
хать, тем более, у вас для отдыха все есть, и я вам справку не дам».
У нас произошел разрыв.
И было еще одно событие, связанное с пребыванием на
острове, забегая вперед. Наша экспедиция брала у председателя
животноводческого совхоза молоко, сметану и сливочное масло.
Мы жили там несколько месяцев, и когда наступило время нам
уезжать, Анатолий Алексеевич Скворцов попросил меня распла­
титься за взятые в совхозе продукты, которые записывались каж­
дый день. Экспедиция была в составе девяти человек, и на эту
компанию мы брали все продукты.
Я пришел к председателю и говорю, что вот мы скоро уезжаем
и хотели бы расплатиться за продукты, которые у него брали. Он
сказал: «Доктор, молоко я не буду считать, молоко это молоко, у
нас его много, и я не хочу им заниматься. Ну, сметана то же самое, а
вот за масло давай с тобой рассчитаемся». Я не сталс ним спорить.
«Только ты скажи мне, доктор, кто вас направил сюда на остров?»
Я говорю: «Ну, кто, народный комиссар здравоохранения. Он рас­
порядился, дал разрешение на экспедицию, а вообще-то директор
Института экспериментальной медицины, где находится отдел,
люди которого работают на острове». — «А, доктор, не то совсем
говоришь. Кто вас направил на остров?» Я опять ему повторяю, что
нарком. Я говорю, ведь все-таки у нас есть советская власть, Мини­
стерство здравоохранения, и начинаю ему, так сказать, политику
рассказывать. «Опять, доктор, не то. Ты мне скажи конкретно, кто
вас направил к нам на остров?» Я говорю: «Ну, кто, ведь мы же под­
чиняемся Центральному комитету, а Центральный комитет — это
товарищ Сталин». — «О, вот вас направил к нам товарищ Сталин,
поэтому вместо двух рублей шестидесяти копеек за килограмм
платите за масло по рублю за килограмм». Поэтому я в два с по­
ловиной раза сэкономил средства, отпущенные нам на продукты.
Он с нас взял какой-то мизер, и уговорить его на другую цену было
просто невозможно. Вот какое отношение было у бурят на острове
Ольхон, на Байкале, к нашей тогда существующей системе.
Федор Федорович Талызин, который был у нас фактически
заместителем начальника экспедиции, профессор, исключитель­
47

АСПИРАНТУРА

но красивый и умный человек, хорошо пел, отлично рисовал.
Он увлекался на острове поисками различных фигурок древне­
го происхождения, а поскольку Скворцов редко отпускал его от
себя, всегда просил меня сказать, что у меня сложный больной
и нужна консультация, и я, как только уезжал куда, говорил:
«Анатолий Алексеевич, мне одному трудно, там такой случай, я
прошу, чтобы Федор Федорович со мной». — «Ну, пусть едет».
И мы с Федором Федоровичем объезжали остров обычно вдвоем.
Он не пропускал ни одной пещерки, ни одного места, где мож­
но было что-то найти, искал этих божков. Но проще всего, если
бы он пришел в семью бурят, увидел бы на столе или в углу κaκoe-τo изображение божка и просто взял его и положил в карман,
никто бы ему ничего не сказал. Однако Федор Федорович начи­
нал так: «Вы не могли бы мне продать вот этого божка?» Хозяин
сразу настораживался: «Ага, продать, значит, это представляет
какую-то ценность». И начинались торги, и доходило до того, что
Федор Федорович говорил: «Да нет, я вам таких денег просто не
могу заплатить». Однако хозяин, зная, что два доктора приехали,
до какой-то степени смягчался и уступал этого божка за меньшую
сумму, но все-таки деньги брал. Это вот в характере, когда просят
продать, тогда он начинает торговаться, но если бы так брали, он
бы и торговаться не стал, он просто отдал бы этого божка, потому
что для него он не представлял никакого интереса.
И конечно, очень впечатляющей для постороннего была у нас
система проведения санитарно-просветительной работы, кото­
рая посвящалась вопросу профилактики глистных заболеваний.
В частности, тех глистов, которыми мы занимались на Байкале.
Работа заключалась в следующем. Наш кинооператор Семен Вай­
нер выходил со своей аппаратурой на полянку. На полянке укла­
дывали бревна, на которые усаживались жители поселка. Анато­
лий Александрович Скворцов облачался в белый халат, в белый
колпак, брал в руки омуля и вставал перед киноаппаратом. Как
только появлялось солнце и можно было снимать, он обращал­
ся к слушающим: «Вот перед вами омуль». И начинал про омуля
рассказывать, что он собой представляет и как люди заражают­
ся глистами. В это время облако накрывало солнце. Он говорил:
«Сеня, подождем». Сеня останавливался, Анатолий Александро­
вич спокойно ходил вдоль сидящих слушателей. Наконец, солнце
опять появлялось, он говорил: «Сеня, начнем», — и начинал сна­
48

АСПИРАНТУРА

чала, повторяя то, что уже сказал. И так шло в течение трех-четы­
рех часов. И дальше того, что омуль является носителем вот этой
болезни, что его нужно жарить, Анатолий Александрович не мог
уйти. Это называлось санитарно-просветительной работой.
К этой работе мы привыкли, Анатолию Александровичу мы не
могли ничего возразить, но если буряты что-то из этого усвоили,
то это очень хорошо. И последнее, касающееся характера началь­
ника нашей экспедиции. Мы там находились несколько месяцев, а
из мужчин там были Анатолий Александрович Скворцов, Федор
Федорович Талызин, я, Юра и Вайнер. Но мы с собой, естественно,
не могли везти туда ни вина, ни водки, ничего. Прошло время. Ну,
бывает период, когда хочется посидеть, хотя бы рюмку спиртного
выпить, а запасы спирта у нас были в 20-литровых бутылях. Сто­
яли бутыли три-четыре нетронутые. И вот, представляете, насту­
пает день рождения Анатолия Александровича Скворцова. Мы к
нему, так сказать, мягко подъехали и говорим: «Анатолий Алек­
сандрович, хорошо бы ваш день рождения отметить». Он говорит:
«Да что отмечать». Он думал, что мы хотим ему собрать какую-то
сумму денег на подарки. «Вот приедем в Москву, там как-нибудь
приказом оформим». Я говорю: «Да нет, Анатолий Александрович,
мы не об этом. Вот мы будем ужинать в день вашего рождения или
обедать, как хотите, но у нас ничего нет, что можно было бы по­
ставить на стол». Он говорит: «А что вы хотите?» Я говорю: «До­
верьте мне взять хоть 500 граммов спирта. Нас несколько человек,
и 500 граммов спирта — ну что это за количество». — «А как вы
возьмете?» Я говорю: «Я не буду открывать эти пробки, я просто
шприцом большим проколю, насосу, вот и все». — «Ну, хорошо».
Вместо пол-литра я взял, конечно, литра два, это вполне по­
нятно, был бы предлог. Часть спирта я развел. Тогда были меди­
каменты, которые красили очень хорошо. Я получил розовые,
разной степени окраски, напитки, поставил четыре бутылки по
пол-литра на стол на всех. Анатолий Александрович спрашивает:
«Вы сказали, вам надо одну бутылку?» Я говорю: «Я ведь одну
взял, но я развел, чтобы легкий был напиток, и вот четыре». —
«А, ну хорошо». Ну, все было хорошо. Мы посидели, поговорили,
а потом началось уже отхождение ко сну. Это был самый замеча­
тельный период нашего пребывания в этой школе.
Он заключался в том, что нас донимали там блохи, их была та­
кая масса, что от них некуда было деваться. Мы знали, что блоха
49

АСПИРАНТУРА

выше метра не прыгает. И мы с Федором Федоровичем установили
парты на парты в углуэтой школы, и получились двойные нарты
вверх, а наверху мы положили доску, на которой ученики писали.
На доску постелили свои постельные принадлежности. Когда все
отходили ко сну, мы с Федором Федоровичем раздевались донага.
Он с меня, а я с него стряхивали всех блох и как обезьяны прыга­
ли на эти парты, садились наверху и оставшихся блох, которых не
успели сбросить, мы оттуда сбрасывали. Тогда мы ложились и спа­
ли всю ночь спокойно, а наш начальник экспедиции на раскладной
кровати мучился, вставал, ходил, вздыхал, ругался, но ничего не
мог сделать, его блохи одолевали, поэтому он днем где-то на сол­
нышке ложился и отдыхал, ночью он спать не мог. Обилие блох
меня поражало. Я думал, что это связано с поселком, с населенным
пунктом, где много всякой живности, но когда мы попали в район,
где вообще никто не жил, и решили на берегу острова ночевать, то
все-таки были вынуждены часа через два после того, как улеглись,
подняться, отряхнуться, как следует, забраться на сосны, они там
очень ветвистые, и на этих соснах продремать всю ночь. На берегу,
на земле из-за блох спать было невозможно.
Один раз в неделю с материка на остров приходил корабль
и привозил, в том числе, алкоголь. Крепких спиртных напит­
ков туда не привозили, а портвейн привозили. Все жители зна­
ли даты прихода этого корабля, который выгружал портвейн
прямо в магазин на берегу пирса. Так вот, к этому времени со
всего острова семьями съезжались жители. Подъезжали к ма­
газину, располагались, коней пускали пастись на поляны, око­
ло своих телег разводили костры, что-то жарили, кипятили чай
и отдыхали.
Когда корабль приходил и выгружался, никто с места не под­
нимался. Как только заканчивались разгрузка и занос в магазин
портвейна, корабль уходил, тогда все взрослые одномоментно
поднимались и бежали к магазину. Кто занял очередь вперед, кто
после — толпа ломилась в дверь магазина. Однако самое-то ин­
тересное было в том, что проникший туда покупал не бутылку,
никто за бутылкой там не стоял, он вытаскивал на себе или под
собой на четвереньках ящик или такую корзину переплетенную,
в которой стояли бутылки с портвейном. Он вытаскивал, подхо­
дил к телеге, где стояла его семья, бутылки распределялись очень
просто — каждому давалась в руки бутылка, никаких кружек не
50

АСПИРАНТУРА
полагалось, причем эти бутылки выдавались даже ребятишкам.
И вот все, сидя вокруг костра, пили из бутылок.
Если приходили часа через два посмотреть на обстановку,
то она была такова. Лошади паслись на лужайке, телеги стояли,
вокруг телег лежали приезжие жители этого острова. Они все
выпили, и все спали. Потом они собирали лошадей, запрягали и
разъезжались по домам. Это было каждую неделю, в даты, кото­
рые были там известны. Эта система поддерживалась жителями,
без нее буряты, по-видимому, и не представляли себе жизнь.
Что касается вообще спиртных напитков, то буряты при­
страстны к этому зелью. Должен сказать, что у них в практике
было зелье, которое трудно даже себе представить. Не только
поднести его ко рту, но даже воспринять носом, обонянием, как
говорят, свежему человеку невозможно. Напиток готовили сле­
дующим образом. В каждом доме у бурят стояла в передней или
на кухне бочка. Молочные продукты, которые оставались от пи­
тания, сливали в эту бочку, которая закрывалась фанерой, а по­
том какими-то тряпками. И это продолжается не день, не месяц,
а годами. В бочке происходило брожение молочного сахара, кото­
рое сопровождалось гниением и запахом.
Когда я принял роды у жены председателя сельсовета, а для
меня это было событие очень серьезное, потому что я впервые
принимал самостоятельно роды, я подвергся большому испыта­
нию после этих родов. Как роды происходили, я могу рассказать.
Пришла ко мне санитарка нашей амбулатории и говорит: «Док­
тор, председатель просит вас прийти, потому что у него жена ро­
жает». Ну, я прекратил свой прием, дом у него был недалеко от
амбулатории. Я прихожу и вижу, что в затемненной комнате стоит
металлическая кровать, за спинку кровати держится женщина, а под
ней стоит таз. Председатель сидит на скамеечке. Я говорю: «Что это
такое?» Он мне говорит: «Как что, доктор? Это моя баба собирается
рожать». Я говорю: «Если твоя баба будет стоять, я уйду. Я не прини­
маю роды стоя, и твоя баба должна лечь на кровать, тогда я буду ее
смотреть». Он ей что-то сказал, она легла на кровать. Я спрашиваю у
санитарки, а уж время прошло после схваток порядочно: «Воды ото­
шли у роженицы?» Она говорит: «Да, доктор, она облила всех здесь
и на половик все вылилось». Думаю: «Боже мой, отошли воды, и мне
придется принимать сухие роды. Это страшное дело. Тут неизвест­
но, сохранится ли младенец или сохранится ли роженица».
51

АСПИРАНТУРА

Я посидел 10-15 минут, переживая, что мне делать, хотя у
меня сумка с инструментом гинекологическим здесь лежит, а что
я с ней буду делать? Я решил все-таки убедиться, отошли ли воды.
Я посмотрел, попросил роженицу немного натужиться и вижу,
что у нее выбухает пузырь, еще наполненный околоплодной
жидкостью. И для меня стало ясно, что воды-то не отходили. Она
просто, извините, помочилась. И вот они решили, что это воды
отошли. Я надрезал этот пузырь, и через 15 минут при хороших
схватках она родила парнишку.
Радость была невероятная у мужа, потому что, если родится сын
в семье, это праздник на 1-2 месяца. Если родится дочь у бурята,
его ходят поздравлять, но говорят: «Поздравляем тебя с новоро­
жденным», но не говорят с кем, с мальчиком или с девочкой, а здесь
родился парень. И вот когда на следующий день пришел сам отец
новорожденного и сказал: «Доктор, ко мне пришли все родственни­
ки, пора уже за стол садиться», не пойти мне нельзя было. Я пришел.
Запах в столовой меня, конечно, сразу ошарашил, запах тяже­
лый. Это запах тарасуна, вот этого так называемого напитка, кото­
рый пьют буряты. И мне наливают бокал, не бокал, а такую кружку
мутной этой жидкости с тяжелым запахом. Я говорю председате­
лю, что не привык к легким напиткам, и этот напиток для меня,
пожалуй, легче кваса. Я попросил санитарку принести мне флакон
спирта из шкафа амбулатории. Она принесла. Там было, наверное,
кубиков 200 спирта. Я налил рюмку неразведенного спирта и дал
попробовать хозяинудома. Он язык обмакнул и говорит: «О, док­
тор, это очень серьезная, хорошая водка». Я говорю: «Вот я толь­
ко такую и пью». Я избежал пробы этого тарасуна, потому что
не мог преодолеть отвращение к его запаху. Ну, все закончилось
благополучно. Я думаю, слава богу, первые роды, первые праздне­
ства по поводу родов, и все уйдет уже в прошлое. Но оказывается,
это было только начало, потому что потом праздники по поводу
рождения устраивали родственники его, потом родственники его
жены, потом братья и сестры, короче говоря, около месяца нужно
было ходить по гостям и праздновать рождение этого мальчика.
И самое последнее необычное и, по-видимому, не встречает­
ся нигде. Когда я однажды подошел к ребятишкам, гоняющим
мячик, с целью узнать расположение одного дома и обратился
к одному из них, спросив как его зовут, он ответил: «Володя».
Я громко сказал: «Володя!», и все ребятишки обернулись. Я гово­
52

АСПИРАНТУРА

рю: «Как так?» Оказывается, всех мальчиков они в то время назы­
вали Володями, в знак уважения к В.И. Ленину.
Однажды Федор Федорович Талызин попросил меня взять его с
собой на лодке на охоту. Сам он охотником не был, но великолепно
рисовал и прекрасно пел. В этот период утки линяли, поэтому не
улетали далеко, а гнездились вокруг острова в камнях и пещерах.
Вотоднутакую пещерумы и присмотрели. Был небольшой прилив,
пещера была высотой около двух метров в начале, а затем сходила
на нет, и в конце был виден песок, а так как вверху, по-видимому,
было отверстие, то солнце, проникая в него, освещало всю пещеру
и уток, сидевших на песке в глубине пещеры. Вот видите, говорю я
Талызину, нам повезло, утки никуда от нас не денутся. Я сижу впе­
реди на носу лодки и, отталкиваясь руками от стен пещеры, пере­
двигаю лодку ближе к уткам. Глубина там была приличная, но пе­
щера была очень узкая, и грести было невозможно. А в этот момент
Федор Федорович вдруг запел: «Плыви мой челн по воле волн...»
Голос у него был звонкий, да еще отражался от стен пещеры. Я на­
слаждался песней, тем более что уткам некуда было деваться.
И вдруг позади меня с кормы что-то бухнуло, и песня прекра­
тилась. Я оборачиваюсь и вижу, как из воды появляется голова
Федора Федоровича. Я помог ему забраться в лодку и спросил,
что случилось. Он пел стоя, а так как потолок пещеры постепенно
сходил на нет, когда волна приподняла лодку, он стукнулся го­
ловой о потолок и вывалился из лодки. Однако после того, как
мы выжали его одежду, мы выехали из пещеры на солнце, и он
опять начал петь. Случившееся не испортило ему настроение.
Этот эпизод оставил в моей памяти самые хорошие воспомина­
ния о нем как о прекрасном, неунывающем человеке, с которым
мне пришлось встретиться и долгое время работать, о хорошем
человеке, которых было тогда немало.
Закончилась экспедиция, и настало время отъезда. Мы собра­
лись, погрузились на корабль и стали ждать отплытия, но был
мрачный, ветреный день, и корабль качало. Многие подходили к
фельдшеру и нюхали нашатырный спирт. Талызин сказал, что нам
бы тоже не мешало понюхать. Мы подошли к фельдшеру, но, узнав,
кто мы, нам посоветовали спуститься в носовое отделение в буфет,
выпить по рюмке водки и закусить, тогда станет намного легче.
Так мы и поступили. Спустились туда, все сделали, как и за­
думано было, вышли в кубрик, который находился над буфетом.
53

АСПИРАНТУРА
Стоим у стенки при выходе. Напротив нас у стенки стояли два бу­
рята, молодые парни, они ехали уже с каникул на учебу в Иркутск.
Около них, спиной к нам стояли два неряшливо одетых типа. Ре­
бята стали шарить по карманам, собрали какую-то сумму денег
и отдали этим двум типам. Те взяли деньги и спустились вниз в
буфет. Минут через сорок они поднимаются обратно, подходят
опять к двум ребятам и говорят: «А ну, соберите еще». Это меня
возмутило. Во-первых, я немножко был ну не совсем под граду­
сом, но навеселе чуть-чуть. Стояли мы с Федором Федоровичем в
таких брезентовых плащах, дождик немножко накрапывал. Я об­
ращаюсь к одному, широкоплечему: «Тебе что, не хватает денег,
что ли? Иди, я дам». Он поворачивается с такой усмешкой наглой:
«Ну, не дашь, так сам возьму», и идет ко мне спокойно. Он был
пониже меня немножко, а в плечах-то крепкий. Дошел до меня,
я развернулся и ударил его в челюсть. Он свалился. Полежал се­
кунд 20-30, приятель ему помог подняться, ои сел, потом встал,
потом посмотрел и говорит: «Ну, это другой разговор», и ушел.
Больше он к нам не подходил. Вот я понял, что такое уважение
силы. Это был явный уголовник, который вот так занимался вы­
могательством, и как только он почувствовал, что здесь не прой­
дет и можно получить сполна, он сразу ретировался.
Приехали мы в Москву. Начались обычная аспирантская уче­
ба, подготовка, экспериментальные исследования. Было очень
много вопросов, задач очень серьезных, которые я все-таки ре­
шал, потому что шеф у меня был исключительно грамотный че­
ловек, помогал мне всемерно и везде, когда и где только мог по­
мочь, и я у него как будто на счету был очень хорошем.
Особое развитие в 30-е годы и в теоретическом, и практическом
плане занимала генетика, генная инженерия. Это касалось не толь­
ко медицины, но и в значительной мере всего народного хозяйства
страны. По этому вопросу, а вернее проблеме, часто проводились
конференции, симпозиумы, совещания. На одной конференции,
на которую съехались ученые из многих городов страны, мне по­
счастливилось присутствовать. Конференцию проводил Николай
Федорович Гамалея, ученый с мировым именем. На конференции
присутствовали не только молодые ученые, но и руководители
больших направлений в медицинской науке. Доклады были разные.
Один из них, если я не ошибаюсь, был сделан аспиранткой кафедры
микробиологии 2-го медицинского института Ниной Грачевой. Он
54

АСПИРАНТУРА

был посвящен передаче наследственных признаков одного микро­
ба другому при выращивании на специальных питательных сре­
дах. С резкой критикой доклада выступил академик Лев Василье­
вич Громашевский, заявив, что при соединении ужа и ежа Грачева
захотела получить что-то новое. В поддержку Грачевой на трибуну
вышла ученая дама из Иркутска и в быстрой речи решила показать
свою эрудицию. Она сказала: «Я хорошо помню, что написала в ста­
тье академик Гамалея». Зал мгновенно затих. Николай Федорович,
председательствовавший на конференции, опираясь на стол рука­
ми, медленно встал во весь свой могучий рост и сказал, обращаясь к
залу: «Я теперь полностью уверен, что уже не мужчина».
Время шло, наступила глубокая осень, началась финская кам­
пания. Мрачные ходили люди, потому что хоть эта война была как
будто далеко от Москвы, но все-таки чувствовалась. Однажды, а я
уже в то время был в бюро комсомола военным работником, рай­
ком комсомола пригласил всех аспирантов к себе на беседу. Мы
поехали, нас было около 30 человек. Приехали мы в Ленинград­
ский райком комсомола на беседу. Ко мне вышла секретарь и го­
ворит: «Ты подожди, мы знаем тебя, а вот мы поговорим с вашими
комсомольцами». Ну, через каждыетри-четыре минуты каждый из
этих комсомольцев покидал кабинет и уходил. Я спрашиваю: «Как
дела?» Они говорят: «Все в порядке». Так вот, доходит очередь и до
меня. Я захожу, меня секретарь спрашивает: «А кто вы по специ­
альности?» Я говорю: «Как кто? Врач и аспирант». А секретарь го­
ворит, что, мол, те тоже аспиранты. «Так они тоже ведь врачи, и я
врач». — «Ну как же это мы просмотрели? Они все утверждают, что
они аспиранты». — «Ну, конечно, аспиранты сейчас, но они же вра­
чи по специальности. У них дипломы-то врачебные». — «А нам-то
нужен только один врач, поэтому мы не будем их задерживать. Да­
вайте с вами договоримся».
Секретарь сказал, что в Москве сформирован 72-й отдельный
комсомольский добровольческий легколыжный батальон из спор­
тсменов, студентов третьих курсов институтов столицы. «Там нет
врача, там все спортсмены, а мы знаем, что вы тоже занимаетесь
спортом, и на коньках, и на лыжах вы ходили. Так вот, мы вам
предлагаем должность врача этого батальона». Что я мог сказать
тогда? Я не советовался со своим шефом Леонидом Моисеевичем.
Ну, во всяком случае вопрос был поставлен конкретно, и как я мог
уйти от предложения, сказать, что не поеду. Я сказал, что, если τa55

АСПИРАНТУРА

кая необходимость существует, я согласен. Меня поздравили, что я
согласился, пожелали мне удачи, успеха и отпустили.
Я приехал в этот же день в отдел, где работал у Леонида Мо­
исеевича, и сказал ему об этом. Он очень переживал, он так пе­
реживал, не находил себе места, а потом сказал: «Знаете, Петр
Николаевич, все, может быть, к лучшему. Если бы вы отказались,
не знаю, чем бы закончилось, а так как вы не отказались, это все
хорошо». Потом, на второй день появилась наша преподаватель­
ница немецкого языка Нина Витальевна Пахлавунья. Она увиде­
ла меня и передает сверток. Я спросил: «Что это такое?» Это она
узнала, что я еду в батальон и отправляюсь в Финляндию. Она
мне принесла шелковое нижнее белье, поскольку, она говорит, в
нем паразиты никогда не заводятся. Я ее поблагодарил за то вни­
мание, с которым она отнеслась к моему отъезду в Финляндию.
Прибыл я в Серпухов, где формировался и тренировался этот
батальон. Слово «формировался» не то, а вот «тренировка» это
совсем другое дело. Батальон насчитывал 900 человек. Минимум
два раза в сутки нас поднимали по тревоге. Мы одевались, обла­
чались, подгоняли лыжи, на лыжные установки клали носилки,
пулеметы, отправлялись в поход, через три часа возвращались,
отдыхали несколько часов и опять подъем. Это продолжалось
почти каждый день. У нас на шинелях лед появлялся слоем от на­
грузки, от замерзания на ходу паров пота. Но мы ходили.
И вот однажды, когда нам нужно было менять амуницию, стар­
шина батальона, а это самый большой начальник, отбирает четырех
человек, в том числе меня, идти на склад за амуницией. Грузим мы на
себя амуницию, идем через двор, и вдруг команда: «Остановитесь!»
Мы останавливаемся, и нашего старшину приглашает к себе
человек с четырьмя ромбами на петлицах, как оказалось, командую­
щий военным округом, и спрашивает: «Ктоутебя несет амуницию?»
Он говорит: «Вот тот, тот и тот, а это доктор». — «Как ты посмел док­
тора послать за амуницией? Да я тебе то, другое, третье, четвертое...»
В общем, он ему какие-то наряды суточные дал. С тех пор старшина
меня не трогал. Но дело закончилось совсем другим.
Через несколько дней тренировок меня поднимают ночью, а со
мной работали в батальоне два врача из Первого московского ме­
дицинского института, женщины. Они проводили прием вместе
со мной, помогали мне, очень хорошие женщины, знающие, они
уже не первый год работали врачами, и мне было с ними легко. Во
56

АСПИРАНТУРА

всем основную работу приходилось выполнять мне, потому что я
отвечал за батальон.
И вот однажды, часа в два ночи, меня будит посыльный, коман­
дир батальона вызывает меня. Я спускаюсь вниз, захожу в кабинет
командира. Освещенное помещение, лежат лыжи, носилки стоят,
сидит тот же военный, который останавливал нас с амуницией во
дворе, а я еще сплю фактически, я только лег и не успел еще глаза,
наверное, открыть. Он меня спрашивает: «Доктор, сколько боль­
ных в батальоне?» Я на память, мог и ошибиться, говорю: «Во­
семнадцать человек». И так ходом перечисляю, что у трех ангина,
два — такие-то, три — такие-то, двух отправил туда-то и закон­
чил на этом деле. Он говорит командиру батальона: «Вот, смотри,
человек еще спит, глаза закрыты, но знает, что у него происходит.
А тебя я мучаю два часа, и ты не можешь собрать мне носилочные
установки на лыжах», которые выпускал тогда авиационный за­
вод и направлял к нам в батальон. Потом прерывается и говорит:
«Доктор, а ты можешь носилочные установки собрать?» А мы их
в день по несколько раз собирали. Это дело нескольких секунд.
Тот говорит: «Вот видишь, он и это хорошо делает. Так вот что,
сейчас пусть он отдохнет, а завтра явится в Московский округ.
Я у тебя его забираю». Комбат говорит: «Товарищ командующий,
мы, как только отправимся в Финляндию, ему присвоим звание
старшего лейтенанта». Командующий ответил: «Ну, наверное, ты
ничего не смыслишь, потому что у доктора первое звание, он но­
сит шпалу, то есть он уже старший офицер, а старший лейтенант
это не старший офицер, поэтому сейчас об этом и говорить не
стоит. В общем, он должен быть завтра в Московском округе».
А перед этим нам ЦК комсомола в знак благодарности и вни­
мания к нашему батальону прислал всем красивые наручные часы.
Я еще и студентом, да и все мы мечтали о часах. Когда я окончил ин­
ститут, нам выдали за 60 рублей карманные часы каждому врачу, а
вот наручных часов с браслетом у нас ни у кого не было. Всем комсо­
мольцам выдали часы, и я пришел за часами, а командир батальона
их забрал при мне и говорит: «Поскольку ты с нашим батальоном не
едешь, а откомандировываешься, часы тебе не положены». Он нанес
мне этим оскорбление, но не в этом дело. Я очень переживал такую
потерю, потому что он неправильно поступил тогда в этих условиях.
Я приехал в Московский округ и получил назначение во Влади­
мир. В командировочном удостоверении было указано, что я на­
57

АСПИРАНТУРА
значен начальником санитарной службы 612-го мотострелкового
полка. Никогда я еще начальником не был, но здесь я назначался на­
чальником. Я добрался до Владимира в валенках, в шинели, в солдат­
ской шапке-ушанке. У меня не было еще никаких знаков различия и
отличия. Прибыл в полк ночью, застал в приемной одного человека,
это оказался комиссар полка Логинов. Я спросил: «А где командир?»
Он говорит: «Вот сюда заходи в кабинет, и там командир». Время
уже было позднее, ночь. Я постучал, зашел в кабинет, увидел, что
ко мне стоит спиной, смотря в ночное окно, человек. Звания его я
не разглядел. Докладываю, что такой-то прибыл в его распоряже­
ние. Не поворачивая головы ко мне, он спрашивает: «Сколько лет в
армии?» Я ему отвечаю: «Двадцать два дня». — «Ну, иди в санчасть.
Опять мальчишку прислали». Я поворачиваюсь и иду в санчасть.
В санчасти стоял храп, на первом этаже все уже спали, и только
один человек с черными усами примерно 45-48 лет сидел за длин­
ным столом и пил чай. Я вошел со своим вещевым мешком, поздо­
ровался, положил мешок на свободную койку и спрашиваю, можно
ли с ним попить чай. Он говорит: «Пожалуйста, садись». Я сел, стали
пить чай и немножко знакомиться. Ну, как знакомиться, я спраши­
вал, а он отвечал и больше всего молчал. Так вот, когда я напился
чаю, спросил: «А где можно спать?» Он говорит: «А вон свободная
койка, где твой мешок лежит. Вот ложись и спи».
Утром я проснулся от звона котелков с ложками. Все выходили
на кухню за завтраком. Оживление было, но еще никто из помеще­
ния не выходил. Я подошел к этому доктору, это был старший врач
полка, мой подчиненный, Николай Иванович Ершов. Я говорю: «То­
варищ старший врач, постройте санитарную часть». Он посмотрел
на меня и говорит: «По какому случаю?» Я говорю: «Я — начальник
санитарной службы полка». Он говорит: «Вот это да, — и кричит: —
Становись!» И у нас после этого установилась исключительная
дружба с Николаем Ивановичем не только как с врачом, но и как
с человеком внимательным, хорошим, думающим. Помню, как он
однажды сказал: «Петр Николаевич, ну что вы сделали? Женились...
У меня такая дочь выросла! Какой бы у меня был зять!» И уже потом,
после финской кампании, когда он уезжал в отпуск, я спросил: «Ни­
колай Иванович, а как вас отозвать в случае необходимости? Куда
вы едете?» Он говорит: «Очень просто. Пишите: Юрьевиц на Волге,
Н.И. Ершову и больше ничего, все меня там знают». Вот что за лич­
ность был Н.И. Ершов. И вот с ним мы отправляемся в Финляндию.
58

ФИНСКАЯ КАМПАНИЯ
Было у нас много переживаний, морозы стояли невероятные.
Никто из нас в то время не мог знать и не знал, как строить зем­
лянку, как сделать баню. Мы не мылись, могли только на кухне
где-то около солдатской столовой немножко лицо вымыть, спали
на снегу. Что спасало? Спасало одно — очень хорошее питание,
и каждому было положено 100 г водки, но ведь потери же были,
война шла, и вместо, скажем, 300 человек оставалось 200, значит,
уже водка остается, кто ее учитывал. Обморожений у нас в полку
не было.
Больше всего нам досаждали подвижные финские отряды,
которые иногда были скомплектованы из женщин. Наши транс­
портные эшелоны растягивались на многие километры по засне­
женным дорогам. Их отряды на наши колонны нападали, заби­
рали продукты, вещи, убивали людей и скрывались в лесу. Они
ходили без палок на лыжах, и их маршруты определяли только с
самолетов по теням, которые образовывали лыжни, по которым
они проходили.
Наши командиры, приехавшие в Финляндию, сразу облачи­
лись в черные полушубки, очень красивые, с большими ворот­
никами, но они в этих полушубках проходили только один день.
На второй день они их сняли и надели белые полушубки, потому
что финские снайперы работали настолько эффективно, что ни­
кто из людей, появившихся на передовой в черном тулупе или
черном полушубке, живым не уходил, на белом снегу эта была
мишень исключительная.
Однажды мы получили команду выйти нашему полку на Ла­
дожское озеро. Оно, естественно, стояло подо льдом, морозы
были сильные. Чтобы выйти на это озеро, нужно было пробить
в лесу большую дорогу. Саперные батальоны всю ночь выпили­
вали деревья, делали трассу, и по этой трассе наши части ста­
ли продвигаться. Мы вышли на берег озера. Вдалеке, примерно
в 700-800 метрах от берега, возвышался остров, укрепленный
финскими войсками. Тишина. Связной, который приполз к нам,
сказал: «Лежите, но огня ни в коем случае не открывайте». Это
было 12 марта. Команда поступила, мы лежим, не открывая огня, а
в 12 часов дня, когда мы пролежали часа четыре в снегу, посту­
пила команда всем выйти на лед, так как заключено перемирие.
59

ФИНСКАЯ КАМПАНИЯ
Здесь появился наш полковой оркестр, машины прошли
этой траншеей, пробитой на озеро, с продуктами, со спиртным.
Спустились финские военные с острова к нам, и вот мы вместе,
только что стрелявшие друг в друга, собрались, танцевали, пели,
разговаривали. Однако самое интересное, я увидел, как наши два
солдата, пробив лунку во льду, нашли где-тоснасти, крючки, ка­
кие-то кусочки хлеба и таскали рыбу. Я увидел подледный лов
рыбы впервые в жизни, и это меня в конце концов заразило, и
сейчас я отчаянный рыбак.
Стали возвращаться после перемирия. Наше возвращение
шло через поселок Лодейное поле. Здесь есть о чем сказать. Мы
остановились в доме учителя, где жили он и его жена. Он сказал,
что у него все время останавливаются военные, на 1-2 дня, и все
уходят. Мы заехали к нему на машинах нашей санитарной ча­
сти, а машины были с теплой амуницией, со свитерами, с бельем
хорошим. После тяжелого перехода мы буквально свалились на
голый пол в отведенной нам комнате, где останавливались все
ночевавшие здесь военные. После сна первым делом я спросил
этого учителя: «Где можно помыться?» Он сказал, что банька то­
пится и мы можем помыться. Мы вымылись с начальником ап­
теки в бане, переоделись и пришли, сели за стол завтракать. Там
были и учитель с женой. Я смотрю на своего подчиненного, он —
на меня, что-то на нас шевелится, что-то происходит. Ну, навер­
ное, и он, и я подумали, что давно не мылись в бане и кожа не
может привыкнуть к чистому белью. Потом я ему мигнул, и мы
вышли на зимний двор под навесом. Поднимаем рубашки — там
полно вшей. Это были рубашки, которые мы только что надели в
бане. Мы сняли это белье, телогрейки, надели чистое белье. Через
два часа мы его опять поменяли, потому что эти паразиты забра­
лись уже с верхнего белья на нижнее. В общем два раза мы меня­
ли белье, и когда зашли в комнату, где мы ночевали, а там кроме
крашеных полов и стен ничего не было, под ногами местами был
хруст — там ползали эти паразиты. Завшивленность этой ком­
наты была огромная, и ее оставляли, конечно, военнослужащим,
выходящим из Финляндии. И мы в том числе были жертвами.
Забегая несколько вперед, скажу, что, когда я изучал эпиде­
миологию, я усвоил, что именно со вшами связано распростра­
нение сыпного тифа. Я знал, как распространяется малярия —
комар летает, заражает здорового человека от больного; как
60

ФИНСКАЯ КАМПАНИЯ

возникает сибирская язва — оводы, шмели летают, передают
возбудителя от больных животных здоровым. Это все понят­
но. Однако каким образом вошь, которая гнездится на чело­
веке, может распространять эту заразу на других, причем рас­
пространять не просто один от одного, а один к десяти, один
к двадцати? Когда я уже в Отечественную войну выписывал из
госпиталя выздоровевших раненых, вымытых, в чистом белье,
и сажал их в проходящий эшелон, который следовал на фронт, а
солдаты этого эшелона, скажем, неделю или две не были в бане,
то мои раненые писали мне, что они замучались, потому что на­
утро фактически на себя собирали всех вшей вагона, в котором
ехали все эти немытые люди. Однажды мне пришлось посетить
полк, который шел на марше и остановился в Будогощи. Мы
солдат вымыли, привезли чистое белье и положили его в углу
одной комнаты, а грязное складывали в другой угол. Расстояние
между чистым и грязным бельем было 2,5 метра. И что вы ду­
маете? За два часа все паразиты, что были на грязном белье, пе­
реползли на чистое. Когда ходили по этим местам, хруст стоял
под ногами. Тогда я понял, что самое чистоплотное насекомое
— это вошь, потому что она немедленно покидает или темпера­
турящего больного, ей эта температура не подходит для житья,
или грязного человека. Это хуже, чем когда комар летает. Вошь
покидает больного, переползая на соседа, на следующего соседа
и т.д. Вот это — эпидемиология сыпного тифа.
Я ушел в Финляндию добровольцем, и у меня никто не спраши­
вал, хочу я остаться в кадрах Красной армии или не хочу. Мне при­
своили тогда звание военврача третьего ранга. Финская кампания
закончилась, а тогда существовало постановление правительства,
по-моему, подписанное даже товарищем Сталиным, что все лица,
которые добровольцами участвовали в финской кампании, воз­
вращались обратно к прежней работе, и им выплачивалась опре­
деленная сумма денег за время отсутствия на этой работе.
Шел 1940 г. Весной я стоял с частью на станции Дно в Белорус­
ском округе. Рядом были большие озера. Работы было мало, по­
тому что народ уже отдыхал после всех событий в Латвии, Литве,
Эстонии, Молдавии. Везде все как будто стабилизировалось. Ино­
гда я утром выходил на эти озера порыбачить. Работы было, по­
вторяю, мало. Однажды вечером я ушел в офицерский клуб играть
в бильярд. Поиграл я, наверное, часов до двух ночи. Возвращаюсь,
61

ФИНСКАЯКАМІІАНИЯ
дежурный по части подбегает ко мне и говорит по секрету: «Това­
рищ начальник, пришла телеграмма: "Немедленно освободить, из­
ложить причину задержки..."» Я даже вздрогнул, потому что вспом­
нил, что многократно отправлял во все инстанции телеграммы: в
Министерство обороны, в ЦК комсомола, в ЦК партии с просьбой
освободить меня от службы в армии. Мне все отвечали, что я еще
нужен армии. Я не выдержал и написал, тогда просто: «Москва,
Кремль, Сталину. В соответствии с таким-то постановлением,
подписанным вами, я подлежу освобождению. Однако до сих пор,
несмотря на мои требования и просьбы, никто меня не освобож­
дает. Подпись. Печать, откуда послано». Начальник почты гово­
рит: «Я такую телеграмму не приму». Я спрашиваю: «Почему?» —
«Ну, как Сталину телеграмму...» Я говорю: «Какое мне дело? Им
подписан документ, я ему и пишу, потому что все остальные никак
не отреагировали на мои телеграммы». — «Ну, ладно. Посмотрим,
что из этого выйдет». И вот эта гелеграмма ушла, и ответ был: «Не­
медленно освободить и доложить причину задержки».
Что мне делать? Два часа ночи. Я собрал комиссию из врачей и
предложил им немедленно принять от меня медицинское имуще­
ство части. Сидели мы часов до шести утра. Я вышел на солныш­
ко отдохнуть около палатки, мы находились в лагерях. Выходит
командир части и спрашивает: «Что ты, доктор, не на рыбалке?»
Я отвечаю: «Да так, уже надоело на рыбалке быть, то другое,
третье, четвертое». — «Ну, вот что, сегодня у нас все-таки суббо­
та, мы поедем в город, там получим деньги и немножко погуля­
ем». Я сказал ему: «Знаешь что, командир, я прошу тебя за меня
получить зарплату и прогулять ее вместе с моими товарищами,
со всеми, кто будет там». Он спрашивает: «А почему так?» Я отве­
чаю: «Ну, у вас же есть телеграмма». — «Как, откуда ты знаешь?»
Я сказал, что не в том дело, откуда я знаю, но телеграмма есть.
Он молвит: «Да, есть. Но нужно сдать еще все дела и материалы».
Я ответил, что акты готовы. «Ну что я могу сделать?» — «Я про­
шу, командир, в 8.20 мимо этой станции проходит поезд РигаМосква, а сейчас восьмой час. Нужно добраться до станции.
Отпусти меня, пожалуйста, а мою зарплату вы прогуляйте, так
сказать, в знак моего уважения к вам». — «Ну, ладно».
Я схватил свой чемоданчик, прибыл на станцию. Поезд подхо­
дит, у меня был билет, я даже πe помню, какое место и в каком ва­
гоне, но я зашел в вагон-ресторан. Вот когда я сел в вагон-ресто­
62

ФИНСКАЯ КАМПАНИЯ

ран, был девятый час, и вышел я в Москве из вагона-ресторана
около двух часов дня. Я больше никуда не ходил, настолько был
счастлив, что освободился от этого дела. Прибыл я без денег, но
мне выплатили стипендию за все месяцы отсутствия, когда я был
в армии, но сроки аспирантуры на три года не продлили. Мне
пришлось аспирантуру заканчивать за два года и три месяца. Го­
ворят, худа без добра не бывает, я и за этот срок все закончил.
Началась Великая Отечественная война. Тяжелое время было.
Молодежь уходила на фронт. Меня никто не тревожил. Я хо­
дил в отдел, работал, хотя в первый день войны лежал больным —
в лаборатории заразился туляремией при экспериментальной
работе. Но потом поправился, стал ходить уже на службу, и, ко­
нечно, единственное, что я делал, это ночами дежурил на объек­
те, около своего отдела, и в случае авиационного нападения надо
было защищать объект от зажигательных бомб. Эта была основ­
ная задача. Так проходило время.
Через несколько дней приглашает меня мой шеф Леонид Моисее­
вич и говорит, что были представители из органов и сказали, чтобы
все штаммы туляремии, бруцеллеза и других возбудителей особо
опасных инфекций, которые имеются в отделе, немедленно были
уничтожены по акту, и акт должен быть передан этим органам. Ког­
да он мне это сказал, а у нас были уникальные штаммы, без которых
отдел вообще не мог бы работать, я сказал Леониду Моисеевичу:
«Наша столовая на первом этаже в подвальном помещении с бето­
нированным полом. Разрешите мне сегодня за время дежурства
выбить нишу в этом полу, сухие культуры, высушенные в пробир­
ках, я упакую и заложу в эту нишу, а сверху залью цементом. А ор­
ганам мы пробирки набьем питательными средами и покажем, что
мы их уничтожили и акт представим». Он спрашивает: «Вы думаете,
выйдет?» Я говорю: «А почему не выйдет? У нас ведь будет выполне­
но без свидетелей, мы сами сделаем». И мы это дело проделали.
Забегая вперед, скажу, что если бы мы так не поступили, мы
бы нанесли большой ущерб лаборатории. Леонид Моисеевич в
1942 г. вернулся из Горького, пешком, прибыл в лабораторию, уже
было много заявок с фронта на диагностические и лечебные пре­
параты туляремии и бруцеллеза. Если бы мы тогда эти культуры
не поместили в эту нишу и не забетонировали ее, работать было
бы не с чем и взять эти штаммы неоткуда. Это вот был такой эпи­
зод. Однако дело не в этом.
63

ФИНСКАЯ КАМПАНИЯ
Продолжается мобилизация, люди уходят, а мне даже неудоб­
но стало ходить в костюме по Москве. Здоровый мужик, загоре­
лый, ходит, а многие уже в армии служат, а я все хожу по улицам.
На следующий день после объявления войны я был принят
кандидатом в члены партии в третий раз. В институте прини­
мали, принимали, когда уходил в Финляндию, а это был третий
прием уже в начале войны. Я принимался в кандидаты партии
вместе с академиком Алексеем Дмитриевичем Сперанским, за­
мечательным человеком, хирургом высокой квалификации.
Он работал хирургом у Колчака, как он говорил. Когда я свою
биографию рассказал, она у меня была очень короткая. Он, вы­
ступая, сказал, что у него не такая красочная биография, как у
его предшественника, и свою биографию он рассказывал ровно
40 минут. В зале ни шума, ни возгласа, ничего. Он прекрасно все
изложил и был тоже принят кандидатом в партию вместе со мной.
Хочу отметить один эпизод, который был связан с риском для
жизни. Первый налет авиации немцы осуществили 22 июля, че­
рез месяц после нападения. Я сидел в комнате, была объявлена
воздушная тревога, а перед окном моей комнаты между студен­
ческим городком и нашим домом был лесной склад и проходила
железнодорожная ветка. Я посмотрел и вдруг вижу, что горит лес
на этом складе, немцы сбросили зажигалки. Чтобы рассмотреть
все, я лег на стол, он прямо был вплотную придвинут к окну, и
стал смотреть, где горит, куда идти, что делать. Потом слез со сто­
ла, открыл дверь и побежал вниз.
И в это время я почувствовал сильный удар, который сотряс
наш дом. Я вышел. Около подъезда лежала женщина. Ее волной
отбросило и ранило, и мы ее перенесли в подъезд. Выбежали мы
на лесной склад и начали гасить огонь. В это время зажигалки
были брошены на котельную, а рядом с котельной у нас стояли
ванны, куда был, как потом выяснилось, вылит весь бензин из ко­
тельной, все горючее, которое там было. Поскольку были смрад,
дым, гарь, люди черпали из этих ванн ведрами, думая, что это
вода, и поливали на огонь, который возник в котельной.
Половина котельной у нас сгорела, но дело не в этом. Когда
измученный, весь закопченный я возвратился в комнату и стал
открывать дверь, она у меня легко открылась. Я же помню, что
защелкнул ее на замок. И когда я вошел в комнату, я ничего не мог
понять: все было в пыли, окна не было, оно в виде кусков стек­
64

ФИНСКАЯ КАМПАНИЯ
ла и кусков рамы было врезано в противоположную стену воз­
ле двери. Если бы я лежал на этом столе и пролежал бы еще две
минуты, да не две минуты, а десять секунд, которые я спускался
вниз, когда произошел удар, то вместе с окном, по-видимому, в
стену врезался бы и я. Ну, это счастье. Насчет счастья я потом
еще сообщу, а его было еще у меня много, связанного с некоторы­
ми очень рискованными событиями.
Наконец, после длительного ожидания я получил повестку
явиться на станцию Брянского вокзала на погрузку в воинскую
часть. Было написано: «...на должность начальника лаборато­
рии». У меня не было никаких сомнений, поскольку, когда я
обращался в военкомат, мне сказали: «Мы вашу специальность
знаем, и, когда будет нужно, мы вас вызовем по специальности».
И когда я увидел, что начальником лаборатории, то подумал, что
начальником бактериологической лаборатории, другой-то не мо­
жет быть, я по специальности бактериолог.
Я приехал на эту станцию погрузки. Стояли товарные ваго­
ны, и в них грузили инвентарь: никелированные кровати, рент­
геновские установки, тумбочки, стулья хорошие, необычные.
Стоял перед вагонами военврач второго ранга, как потом ока­
залось, Радуцкий Феликс Исаакович. Я подошел к нему и спра­
шиваю: «Это к вам я приписан?» Он говорит: «О, это ко мне».
Я спрашиваю: «А что за часть?» Он говорит: «Как что за часть?
Госпиталь № 1853». Как я узнал, это был госпиталь газеты «Прав­
да», оснащенный по всем законам, богато оборудованный. И вот
этот госпиталь грузится для отправки на фронт. Я стою. Радуц­
кий: «Ну, что вы стоите? Вы посмотрите, я начальник, Радуцкий,
второй — старший лейтенант-начпрод, и вы третий мужик. Жен­
щины грузят вещи всякие и инструменты, и ящики, а вы стои­
те. Давайте, помогайте». Я не мог ничего сделать, подошел и стал
грузить это имущество в вагоны. Когда погрузка закончилась,
Радуцкий мне говорит: «Знаете что? Вы не беспокойтесь, в ла­
боратории есть хорошие лаборантки. Они все будут делать, вы
будете только подписывать. А вы, у меня сейчас вакансия есть,
будете начальником хирургического отделения». Я говорю: «Я же
ведь никогда не работал хирургом». — «А кто работал? Мало ли
кто не работал? Привыкнете, будете работать». И вот я в качестве
начальника хирургического отделения в госпитале № 1853.

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА
Мы прибыли под Тулу на станцию Хомяково. Это места моего
детства, где мы ходили за грибами, очень хорошо я эти места знал.
Там был санаторий, в котором разместился наш госпиталь. При­
нимаем раненых, лечим и отправляем в Тулу на товарную стан­
цию. Там стояла летучка, которая их брала и отправляла дальше.
И вот однажды, когда я сопровождал транспорт в Тулу, я увидел,
что саперы копают большую траншею, перерезают шоссейную
дорогу Москва-Тула. Около этой траншеи стоял комиссар того
полка, в котором я служил в финскую кампанию. Он узнал меня:
«О, доктор! Давно вас не видел. Сейчас я позвоню командиру,
он тоже вспоминал вас. Куда едете? У нас врача нет, друг мой».
Я говорю: «Слушай, комиссар, я не могу, я везу раненых». —
«Да без тебя отвезут». — «Нет, я не могу, я в хирургическом отде­
лении начальником сейчас работаю». Ну не мог я остаться, не мог
нарушить приказ, это же не просто так. В общем, я сдал всех этих
раненых, приехал, доложил начальству.
В это время на Тулу наступала танковая армия Гудериана. На
следующий день была дана команда всем нам собираться из Хо­
мякова и следовать дальше, неизвестно куда. Я об этом узнал и за­
ехал домой к маме. Там были мама, брат Анатолий, его жена Зина
и годовалый племянник Юра. Заехал и говорю, что отправляюсь
дальше с госпиталем. Мама просит взять их с собой. «Анатолий
уходит с оружейным заводом на восток, Зина остается — что мы
будем делать в Туле?» Ну как я мог взять или не взять? Я приехал
в госпиталь, и, надо отдать должное начальнику госпиталя, я ему
до сих пор признателен за такое отношение ко мне, я его спросил:
«Можно я заберу с собой мать и невестку? Они остаются одни в
Туле». Он подумал, подумал и говорит: «Петр Николаевич, едем
в товарном вагоне, там двойные нары, ну, смотри сам, можно или
нельзя, я не буду возражать, если вы на это решитесь».
Я обрадовался, приехал домой, а мы жили около Курского
вокзала. Мама погрузила на тележку бочку соленых огурцов, ка­
пусту, и мы эти огурцы и капусту привезли на станцию погрузки
в Туле. Толя уехал на следующий день в Новосибирск, а мы отпра­
вились дальше в этом вагоне. Прибыли мы в район Свердловска,
в местечко Сухоложье. Морозы были крепчайшие. Нам отвели
школу, но в школе не было водопровода, и вот мы все вышли, cτa-

66

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА

ли копать траншею, чтобы провести в школу водопровод, а земля
промерзла на полтора метра. Шли местные жители, смотрели на
нас и говорили: «Какие молодые, а уже заключенные». Они ре­
шили, что мы заключенные и поэтому копаем траншею. Только
мы осели, только провели водопровод, только стали размещать­
ся, получаем команду погрузиться и ехать на фронт. Вот это уже
было другое дело.
Мама и моя невестка опять стали просить, чтобы я их взял с
собой. Радуцкий тогда сказал: «Петр Николаевич, здесь я ничего
не могу решить. Это уже военная служба, это не просто госпи­
таль, и поэтому оставьте маму и Зину здесь». Радуцкий и началь­
ник склада обеспечили их мясом, молоком, маслом, чтобы они
не нуждались до возвращения в Тулу, когда блокада с Тулы будет
уже снята.
Поехали мы с этим госпиталем, и вдруг на станцию погруз­
ки приезжает представитель эвакопункта и заявляет, что есть
команда, чтобы мы с собой не брали ни кроватей, ни другого
имущества, которое можно найти на фронте, а это оставили на
месте. Радуцкий говорит: «Что делать?» Я говорю: «Нельзя это­
го делать. Мы же ведь приедем, и нам придется работать, не на
снегу же, здесь-то еще можно кое-что сделать, а там где мы будем
искать?» Он говорит: «Вы правы. Ничего я не отдам». Закрылись
мы в вагонах и отправились.
Эта поездка была очень серьезной. В пути следования я забо­
лел воспалением легких. Состояние было тяжелое, и на одной из
станций, не доезжая Будогощи, меня сняли с поезда мои товари­
щи, отнесли в привокзальный госпиталь, если можно так его на­
звать, — это была школа, где были кровати, но было холодно, —
положили мне под подушку сульфидин, он тогда был единствен­
ным препаратом для лечения, и уехали. Я пришел в сознание на
третий день. У меня была температура. Холодно, лежу. В палату, а
палата у нас была большая, человек 20 там лежали, заходит солдат
с мисками и разносит холодный какой-то борщ, который готови­
ли во дворе. На стуле каждого висит его амуниция, и у меня висит
амуниция. Все нормально. И вот заходит в палату военный врач,
а я уже не спал, подходит ко мне и говорит: «Знаете, коллега, сей­
час вот иду по станции здесь, гляжу — идет огромный кобель».
Я на него смотрю. Он говорит: «Вы что, не понимаете? Я стою
на станции, на платформе, и мимо меня идет кобель, и его никто
67

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА
не трогает». Я говорю: «А почему его должен кто-то трогать?» —
«А, да вы ничего не понимаете. Я из Ленинграда. У нас в Ленин­
граде кошек тоже уже нет. Всех съели, а здесь кобель бродит, и его
не трогают, значит, жить еще здесь можно».
Наконец на четвертый или на пятый день после того, как я здесь
лежу, я говорю начальнику, который нас приютил: «Отпустите
меня. Я знаю, куда наш госпиталь отправился, знаю, где он разгру­
жается, я уж там долечусь. Я знаю, что воспаление легких нужно
лечить не 2-3 дня, а 2 недели, но я туда доберусь. Сейчас уже тем­
пература у меня нормальная». Он очень долго сомневался, а по­
том говорит: «Ну, ладно, вы все равно не отстанете. Пожалуйста».
Я вышел, оделся, у меня были хромовые сапоги, обмундирование
офицерское, но, правда, на голове была шапка кожаная, ее сшила
мама в Туле из светло-коричневой кожи.
Я вышел на перрон, идет летучка. Я в эту летучку сел, она шла
как раз до станции Хвойная. Думаю: «Ну, что же, на Хвойной,
мне сказали, должна быть разгрузка нашего госпиталя». Я вышел
на станции Хвойная, походил, посмотрел — никого из наших не
видно. Наконец, я обратился к военному коменданту и спраши­
ваю: «Не разгружался ли здесь такой госпиталь?» Он говорит:
«Разгружался. Вот выйдешь сейчас на дорогу, прямо от станции
дорога ведет в лес, войдешь в лес, через километр сделаешь пово­
рот направо, потом налево и прямо, и там упрешься в свой госпи­
таль». Думаю: «Слава богу, я уже на месте».
Я вышел на эту дорогу, светила луна, мороз был около 30o,
и в хромовых сапожках, я думал, что дойду. Зашел в лес, вижу,
веером расходятся дороги. По какой идти, я не знаю. А там за
лесом стоял аэродром, поэтому дорога была наезжена машинами,
которые возили горючее. Шел я, шел и думал только об одном:
«Сесть я не могу. Если я сяду, замерзну, ноги замерзнут, я сам за­
мерзну». Я иду по обочине дороги, она, правда, плотная, хрустит
снег, я не помню, сколько уже я прошел, куда поворачивал, но
я иду и не сажусь. И вдруг мимо меня проносится грузовая ма­
шина, и там кто-то кричит: «Петр Николаевич!..» — я вздрогнул
даже. Машина остановилась метрах в 100 впереди меня, оттуда
выскакивают люди. Вижу, наши медицинские сестры подбегают,
меня хватают, обнимают: «Петр Николаевич, то, другое...»
Это оказываются сотрудники нашего госпиталя № 1853, ко­
торый находится отсюда в 20 километрах. Они ехали за дровами
68

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА

для госпиталя, и меня узнали только по моей коричневой шапке.
Если бы не шапка, они меня бы не заметили и не остановились.
Вот вам второй случай, который меня спас, связанный с шапкой,
которая была сшита моей мамой.
Работа в госпитале продолжается, поступают раненые, идут
операции. У меня лежат с ранениями верхних конечностей. Наш
шеф, главный хирург фронта Александр Александрович Вишнев­
ский, тогда уже много издал инструкций по лечению таких ране­
ний. Я очень быстро увлекся этой работой, и для лаборатории у
меня времени не остается, да там и делать было мне нечего. Так
продолжается несколько месяцев. Наконец, вышестоящая комис­
сия проверяет состояние работы в госпитале. А я, когда прибыл,
сразу же в сарае сделал дезинфекционную камеру. Нашли бочки,
металл, материал строительный и сделали дезкамеру, а в отделении
у меня лежали 110 раненых. И у каждого поступающего в отделе­
ние брили все места, которые возможно и невозможно, потому что
были гниды, раненых мыли хорошо, а все белье обрабатывалось в
дезкамере. Это делали только в моем отделении. Другие, было там
еще три отделения, считали, что все будет нормально и без этого.
И вот комиссия, которая все проверяла, собирается на сове­
щание, а перед совещанием приглашает мою старшую сестру. Она
была исключительная женщина, уже в возрасте. Опыт, дисципли­
на, а самое главное, способность руководить коллективом была
невероятная. Ее, Екатерину Сергеевну, с ходу узнавали все наши
работники отделения, и, что бы она ни сказала, делалось немедлен­
но. Когда я жил в этом отделении, у меня прямо в кабинете стояла
кровать, я утром выходил, зная, что старшая сестра идет сзади, и
пальцем проводил где-то по подоконнику, по какой-то планке, и
она замечала, что я поморщился. Следом за этим выходили дветри сестры с тряпками, со швабрами и терли, чистили, т.e. она с
одного намека все понимала, и в отделении был блеск у нас исклю­
чительный. Ну и, кроме того, вшивости вообще не было.
И вот, когда комиссия пригласила эту старшую сестру и спроси­
ла: «Мы посмотрели весь госпиталь. Почему во всех отделениях есть
вшивость, небольшая, но на каждом из десяти человек мы находили
гнид и вшей, а в вашем отделении, сколько не искали, ничего нет?»
Она им говорит: «А как им быть? У нас начальник, Петр Николаевич,
сделал дезкамеру, сказал, как на ней работать, приказал нам всем,
чтобы мы выбривали все подмышки, все места, которые вызывают
69

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА
сомнение, поскольку на них гниды откладываются, и поэтому у нас
вшей не может быть». Следом за ней вызывают меня. Спрашивают:
«Вот сестра сказала, что вы построили дезкамеру, вот то-то, то-то.
Что вы заканчивали?» Я говорю: «Второй Московский медицин­
ский институт». — «Так, а еще что-нибудь, может?» Я говорю: «Ну,
аспирантуру». — «Какаспирантуру?»— «Так, аспирантуру». — «По
какому разделу?» — «По особо опасным инфекциям». — «Видали,
отсиживается и думает, все так пройдет».
Немедленное назначение, и куда, вы думаете, меня назначают?
Меня назначают уже начальником другого госпиталя, № 3420 дне­
пропетровского формирования. В этом госпитале было 45 меди­
цинских сестер, красивых девочек, они все были комсомолками, и
я комсомолец. И когда я принимал этот госпиталь, майор Пожарицкий, который был до меня там начальником, рекомендовал мне,
кого нужно увольнять, а кого не нужно. Я ему ответил, что мы это
потом обсудим. После продолжительных рассуждений акт о сдаче и
приемке госпиталя был подписан. Мы сели с Пожарицким обедать.
Это был прощальный обед, но он был испорчен тем, что Пожарицкий настойчиво повторял мне фамилии лиц, которых нужно было
удалить из госпиталя. Естественно, я это пропускал мимо ушей.
Начинать свою работу с того, чтобы кого-то увольнять, было
просто нельзя, я еще не знал людей, не знал обстановку. Ну, а рабо­
та началась с обычной истории. Собрал я врачей. Пришли ко мне,
извините, замызганные, запущенные люди. Грязные воротнички,
пуговицы нечищеные, сапоги нечищеные, в общем, смотреть на них
было неприятно. Я спрашиваю: «Что за вид? Почему такой?» В го­
спитале не было ни душа, ни санитарного пропускника. В течение
четырех дней силами выздоравливающих, медицинского персонала
мы все-таки в этой школе сделали санитарный пропускник, навели
порядок в коридорах, на кухне, и вы знаете, за несколько дней както все преобразилось. Люди стали более опрятными, чистыми, все
было, как говорят, на мази, и работа продолжалась.
Но что оставалось еще нетронутым? Госпиталь большой, пер­
сонала много, раненых тоже, но питание в то время было с пере­
боями, и не всегда можно было хорошие продукты достать, но
все-таки наш персонал по окрестным деревням находил кое-какие
продукты, особенно овощи, которые и привозил в госпиталь. Моя
задача заключалась в том, чтобы каждое утро ходить с начпродом
и поваром по всем отделениям и спрашивать у раненых и боль­
70

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА

ных: «Что бы вы хотели сегодня на обед?» Были разные, естествен­
но, запросы, но мы все-таки записывали основные просьбы, и эти
просьбы выполняли.
Были двухъярусные нары в этом госпитале, пестрые одеяла, пе­
стрые подушки, наволочки — все было пестрое, но главное было
только одно — очень монолитный, очень хороший состав меди­
цинских сестер, которые работали, не покладая рук. Так продол­
жалось долго, и вот однажды, месяца через два, а может быть, че­
рез три после начала моей работы приехал в госпиталь начальник
санитарного отдела 4-й армии полковник медицинской службы
Александр Григорьевич Парамонов. Я познакомился с изуми­
тельным человеком, хорошим, порядочным, понимающим своих
подчиненных и всегда поступавшим так, как позволяла ему его со­
весть. Александр Григорьевич Парамонов мне сказал, что он был
в Боровичах и говорил там с ранеными и больными, которые от­
правлены из нашего госпитального комплекса. И все просили от­
везти их обратно в госпиталь № 3420. Он им говорил: «Может быть,
в № 3740, госпиталь рядом, очень хорошо оснащенный?» — «Нет,
в № 3420, в тот госпиталь, где высокий молодой начальник». —
А в чем дело, почему?» — «Да потому что он о нас беспокоился, мы
там хорошо питались, и там отличный персонал».
И вот Александр Григорьевич говорит: «Я объявляю тебе бла­
годарность за хорошую работу, а сейчас собирайся, поедем в са­
нитарный отдел, ты мне нужен там». Мне пришлось собрать ме­
дицинских сестер, весь персонал и попрощаться. И вот сидим мы,
разговариваем за чашкой чая, и вдруг одна из сестер встает и гово­
рит: «Товарищ начальник, почему вы, молодой человек (а мне дей­
ствительно было всего лишь 27 лет), никого из нас, из 45 сестер, не
выбрали? Неужели мы все такие неприглядные?» Я ответил меди­
цинской сестре, что если бы я обратил внимание на одну из 45 се­
стер, то как бы остальные 44 на меня посмотрели? В компании сра­
зу же поднялся шум. «Конечно, мы по-другому бы отнеслись к вам
и к вашей избраннице». — «Вот видите, поэтому я, невзирая ни на
что, все-таки не счел возможным вот этим делом заниматься».
И второе: уходя, Пожарицкий особенно почему-то настаивал
на увольнении из госпиталя Ворониной, начальника аптеки. По­
чему он это делал, не знаю, но я с Ворониной столкнулся, с ее ис­
ключительным отношением к руководству. Комиссия головного
эвакопункта проверяла госпиталь, ну и занялась, конечно, про71

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА

веркой аптеки, а перед этим я на восьмое марта собирался с това­
рищами по прежней службе в другом учреждении и не мог прийти
туда с пустыми руками, потому что продукты везде были, а достать
спиртное было большой проблемой. Я зашел к Ворониной, протя­
нул ей записку: «Прошу мне выдать пятьсот кубиков спирта». Она
на меня посмотрела, налила этот спирт, завернула и отдала. Я за­
писку оставил у нее на столе. И когда комиссия проверяла аптеку,
у Ворониной в журнале была отметка об этом спирте, а кому вы­
дано, она не написала. Они довели ее до истерики, до слез, пытаясь
узнать, кому она выдала спирт. Она говорит: «Я начальнику ничего
не давала. Он у меня ничего не спрашивал, это какая-то подделка,
записка осталась на столе, но он это не писал». Я в присутствии
этой комиссии пригласил Воронину и сказал: «Не надо нервни­
чать, я у вас взял спирт, и, пожалуйста, пусть комиссия отметит
эти мои действия как незаконные и я буду нести ответственность.
А вы здесь ни при чем». Вот это Воронина! Она плакала, чтобы не
выдавать меня. Вот какое отношение персонала было ко мне.
В общем, я собрался и с Парамоновым прибыл на станцию
Хвойная, где стояли штаб 4-й армии и санитарный отдел армии.
Я был назначен начальником противоэпидемического отделения
санитарного отдела армии. В состав этого отделения входил глав­
ный эпидемиолог армии, тогда это место занимал Василий Фе­
дорович Дубровин. Ему было тогда лет 56-57. Это был опытный
эпидемиолог, изумительного характера, только что вернувшийся
из Китая, знавший эпидемиологию по существу. Около станции
Будогощь был овраг, в землянках которого размещался второй
эшелон штаба. Мы с Василием Федоровичем жили в одной зем­
лянке. Он не называл меня начальником, а называл Петрусем, по­
тому что мне было 27 лет, он вполне годился мне в отцы, и здесь
субординация была ни к чему. Я к нему относился с большим ува­
жением, предупреждал его какие-то небольшие просьбы, за что
он был очень признателен.
Однако однажды я его подвел. В первомайский праздник мы
шли обедать в военторговскую столовую. А в то время вышел при­
каз, что все военнослужащие должны носить с собой проти­
вогазы, поскольку это тоже оснащение военнослужащего, такое
же, как оружие. Я выхожу из землянки и вижу, что Василий Фе­
дорович на плече несет сумку с противогазом. Я говорю: «Васи­
лий Федорович, ну идем же завтракать Первого мая в столовую —
72

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА

я же не беру с собой противогаз. Оставьте и вы. Сейчас покушаем,
тогда вы опять возьмете». Он на меня посмотрел и, вернувшись
в землянку, положил противогаз к себе на койку. Идем мы к сто­
ловой, и вдруг около самого входа в столовую стоит полковник
Сербин, начальник тыла армии, человек, который требовал вы­
полнения всех распоряжений и не прощал тому, кто не выполнял
его указания. Он смотрит на Дубровина и говорит: «Слушайте,
полковник Дубровин, как вам не стыдно. Какой вы пример пода­
ете молодому майору, который с вами идет? На каком основании
вы сняли свой противогаз? Был же приказ, чтобы противогазы но­
сить с собой». Василий Федорович стоял, руки по швам, слушал и
молчал. Сербин ушел. Мы зашли в столовую. Аппетит у Василия
Федоровича был уже испорчен. Мы вышли, и он говорит: «Вот, Пе­
трусь, послушал я тебя. Вот теперь полковник Сербин будет ко мне
придираться». Однако полковник Сербин к нему не придирался,
все обошлось и пошло своим ходом. Работа оставалась работой.
Нам с Василием Федоровичем в отделении подчинялись об­
мывочно-дезинфекционные роты (ОДР), санэпидотряд (СЭО),
банно-прачечные отряды. А еще Парамонов, в отличие от мно­
гих начсанармов, как я узнал, подчинил нам и инфекционный
госпиталь, считая, что этот госпиталь является противоэпиде­
мическим учреждением. Там впервые ставится диагноз инфек­
ционных заболеваний и начинают приниматься меры, которые
должны ликвидировать эту заболеваемость в армии. В обычных
армиях инфекционный госпиталь входил в состав лечебных уч­
реждений и подчинялся начальнику первого отделения.
Кто тогда входил в состав санитарного отдела армии? Началь­
ником первого лечебного отделения был Гриша Сорин, его заме­
стителем был Миша Милютин, начальником третьего отделения
банно-прачечного обслуживания был Лазарь Гортаницкий, на­
чальником отделения кадров был Арнольд Лапидус, которого я
знал по институту. Он никогда не имел с собой записей, в журнал
даже иногда не записывал, но в голове у него всегда выстраива­
лись четко все события, с которыми он сталкивался и которые
нужно было запомнить. Этот Арнольд Лапидус поражал своей
памятью, и, когда нужно было навести какую-нибудь справку, он
здесь же возникал и давал точную справку. Можно было прове­
рять по всем документам, все совпадало. Дальше были терапевт
Cτeπyc, хирург Шрайберг, гинеколог Футерман, токсиколог, ну и
73

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА
другие специалисты, которые составляли основу санитарного от­
дела, руководившего медицинской службой всей армии.
Однажды мы получили телеграмму, что с летучки, которая
проходила через Будогощь, на этой станции сошла женщина, у
которой на петлицах было два кубика, а петлицы зеленые. Тогда
зеленые петлицы были у всех военнослужащих, а с двумя куби­
ками это может быть и медицинская сестра, и связистка, и химик,
то есть любой специалист. Это средний офицерский персонал, к
которому относились многие специальности, представленные в
армии. Так вот, сообщалось, что пять летчиков ехали с этой жен­
щиной в одном вагоне, и трое из них заболели сифилисом. Фами­
лию этой женщины они не знают, но описывают ее как стройную
женщину с двумя кубиками на петлицах. Это была очень серьез­
ная информация — если она сошла у нас в армии, значит, зараже­
ние может быть и у других людей. Но кто она? Химик, инженер,
связистка или медик?
Стали мы искать эту даму. Искали дней десять, всех перебрали.
Наконец, Арнольд Лапидус сказал: «Как раз в то время прибыла
одна медицинская сестра, и она, по моим данным, была направ­
лена в такой-то полк. Дальше я за ней не следил». Так он сказал
и фамилию назвал — Яковлева. Через два дня ко мне в землянку
явился старший врач полка, куда отправлена была эта женщи­
на, с начальником аптеки. Оба молодые военнослужащие. Встали
оба, молчат, и первым заплакал старший врач полка. Я спраши­
ваю: «Что случилось? По какому случаю слезы в землянке?» По­
сле осмотра выяснилось, что у него свежий сифилис, так же, как и
у начальника аптеки. Я сразу понял, что это то же самое, что было
у летчиков, только происходит уже у нас в армии. Спрашиваю:
«А кто эта женщина?» Они ответили, что она к ним прибыла, по­
работала две недели, потом перешла куда-то в другой полк.
Этих людей мы отправили лечиться, а вот этот другой полк ста­
ли разыскивать. Наконец, нам стало известно, что Яковлева нахо­
дится в 24-й артиллерийской бригаде. Что оставалось делать? Была
зима, дороги уже малопроходимые, особенно к переднему краю.
Сел я в сани и поехал в эту бригаду. Приехал я часов в десять ве­
чера и сразу обратился к командиру бригады. Меня проводили к
нему в землянку, он жил вместе со своим комиссаром. Я сообщаю,
что приехал по такому-то случаю, что у вас служит медицинская
сестра Яковлева. Она, может быть, даже имеет фельдшерское обра­
74

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА
зование, она носит на петлицах два кубика. Командир обращается
к комиссару и говорит: «Посмотри, комиссар. Им там в тылу, навер­
ное, не хватает женщин, так они вот к нам приезжают, чтобы этих
женщин забирать. Она сейчас у нас находится на артиллерийских
позициях. Завтра за ней пошлю, а ночью туда пробираться трудно,
а пока садись. Давай выпьем, закусим». Я сказал, что, конечно, сяду,
и выпью, и закушу, но все-таки она мне нужна немедленно. Коман­
дир бригады пожал плечами и говорит комиссару: «Ну, такое вот
желание у молодого человека — побыстрее встретить эту особу», и
оба они усмехнулись. Однако все-таки отправили ночью за Яковле­
вой сани, а я пошел спать в отведенную мне землянку.
На рассвете я услышал, что кто-то скребется ко мне в дверь.
Встал, оделся, открыл дверь — стоит предо мной очень красивая
женщина 22-23 лет, с прекрасной фигурой, подтянута, причеса­
на, и шепотом мне говорит, что она Яковлева. Я спросил: «Что у
вас с горлом?» Она ответила, что уже полмесяца как ничего не
может сказать, потомучто пропал голос. Она уже потеряла голос,
у нее уже была вторая стадия сифилиса. Я ее пригласил сесть и
стал рассказывать, что случилось и где случилось, дал ей бумагу
и попросил написать всех лиц, с которыми она была в контакте,
кого она помнит, может, по фамилии, может, по званию, может,
по другим признакам: в каком полку, в какой бригаде, в каком ба­
тальоне. Она за это время прошла около четырех армейских под­
разделений. Она стала писать и записала мне всего 47 человек.
Я говорю: «Яковлева, скажите, что за причина была, что вы
с ними вступали в половую связь?» Она на меня посмотрела и
говорит: «А мне, наверное, просто их было жалко, и я не счита­
ла нужным этого удовольствия их лишать». Затем я послал ее в
медсанроту бригады, где врачи ее осмотрели по существу и не­
медленно отправили на лечение. Я пришел к командиру бригады,
комиссар здесь же был, и сказал, что вынужден увезти Яковлеву
в санитарный отдел армии и там отправить ее на лечение. Коман­
дир бросил реплику: «Видали, приехал и увозит. А что с ней?»
Я показал список лиц его бригады, с которыми она вступала в по­
ловую связь. «По нашим данным, значительная часть из них будет
заражена сифилисом. У нее вторая, заразная стадия сифилиса».
Они посмотрели список, и тогда комиссар говорит: «Слушайте,
доктор, не пишите нас в список, но надо нас тоже обследовать. Вы
знаете, как получилось? Прибыла к нам эта Яковлева несколько
75

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА

дней назад. Зашла к нам в землянку красивая особа, но с голосом
у нее было немножко не все в порядке, но мало ли что, простуда,
думали. Мы сели, выпили, покушали, а у командира в это время
уже готова была баня. Он должен был пойти в баню в землянку.
Он говорит: "Я пошел в баню”. Ушел с бельем, с веником туда.
Я остался с ней. Она посидела, говорит: ’’Давайте я пойду, помогу
командиру одеться или еще что-то, ведь он все-таки командир”, а
я, не понимая, отпустил ее». Командир рассказывает: «Я парился.
Вымылся, выхожу одеваться и смотрю — сидит передо мной пол­
ностью обнаженная красивая женщина». Командиру было года
42. Он говорит: «Я давно не видел женщин. Я не мог удержаться, и
у меня с ней была любовь. Я оделся, ушел и говорю комиссару, вот
там то-то, то-то, ты смотри, вот она так себя держит. Он на меня
посмотрел, ничего не сказал, пошел в баню, и у него тоже была с
ней любовь. Потом она пришла к нам в землянку и несколько раз
переходила от меня к нему в этой землянке. Вот поэтому, доктор,
если лечиться, то и нас нужно обследовать». Это дело закончи­
лось тем, что всего человек 8 из 47 оказались зараженными.
И вот однажды, когда уже была прорвана блокада и мы стояли
под Ленинградом, я, проходя мимо кабинета начальника отделе­
ния кадров, услышал возмущенный женский голос. Этот голос
что-то мне напомнил. Женщина кричала: «Почему я не могу ра­
ботать в госпиталях? Что за порядки? Я хочу работать!» Я откры­
ваю дверь и вижу: в гражданском костюме, она уже была демо­
билизована, стоит Яковлева. Как увидела меня: «Товарищ майор!
Спасибо, что вы меня отправили лечиться. Я совсем здорова, и
скажите вот этим людям, чтобы они.отправили меня работать
куда-нибудь в госпиталь». Я видел Яковлеву в последний раз. На­
верное, она до сих пор жива, но так у нее сложилась тогда жизнь.
Это был исключительный случай, когда пришлось зимой по всей
4-й армии искать человека который был источником такого забо­
левания как сифилис.
Потом мы получили сообщение, что 4-я армия расформиро­
вывается. В это время, приезжая в нашу армию, начальник сани­
тарного управления фронта генерал Песис намекнул Парамоно­
ву, что он, наверное, заберет у него меня. Александр Григорьевич,
понимая, что, по-видимому, когда я уеду из армии, армия рас­
формируется, сказал: «Знаешь что, немедленно езжай в Москву,
любую командировку я тебе подпишу, и сиди там до тех пор, пока
76

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА

я тебя телеграммой не вызову». Я не мог не послушаться Алек­
сандра Григорьевича. Он никогда неразумных вещей не подска­
зывал, и я сел в поезд и уехал в Москву. В Москве я обратился к
Леониду Моисеевичу Хатаневеру, моему шефу, который работал
в лаборатории по изготовлению диагностических препаратов для
обеспечения действующей армии. Он, когда увидел меня, так об­
радовался! Говорит: «Наконец-то я не одинок буду. Мне сейчас
очень трудно одному работать, у меня есть помощница, но это
не то, что нужно. Пойдем в Главное военное медицинское управ­
ление. Я буду просить, чтобы тебя ко мне на несколько месяцев
прикомандировали». Я говорю: «Леонид Моисеевич, это невоз­
можно, я в действующей армии». — «Это мы потом посмотрим,
пошли». Мы приехали на улицу Горького, дом 20, где находилось
Главное военное медицинское управление. Начальником управ­
ления был Ефим Иванович Смирнов, генерал-полковник, чело­
век уважаемый и известный в армии давно. Леонид Моисеевич
зашел к нему вместе со мной с просьбой прикомандировать меня
временно к лаборатории. Тот, не возражая, отда,т приказ, что я
прикомандирован к отделу особо опасных инфекций.
В отделе началасьмоя жизнь с событий, представлявших
определенный интерес для всех работающих. Отдел получал све­
жее мясо в виде коровьих туш. Эти туши разделывались, отделя­
лись мясо, сухожилия, кости. Отходы, которые оставались после
приготовления питательных сред, взвешивали, а потом делили
на всех сотрудников отдела. Каждый получал сверток этих от­
ходов. В то время это было питание для семьи. Так вот, ко мне
обратились сотрудники, знавшие меня еще по аспирантуре, и го­
ворят: «Мы просим вас создать комиссию, которая бы делила эти
остатки туш на равные части, потому что мы не можем смотреть,
когда некоторые у нас (а некоторые были одна дама и ее помощ­
ница) уносят свертки раза в четыре больше, чем все остальные».
Я был с этой дамой знаком, она была женой большого начальника
в Наркомздраве, не хочу называть сейчас ее фамилию. Так вот,
при следующей разделке туши я был свидетелем, и все поделили
поровну. И сотрудники пришли ко мне и сказали спасибо за то,
что наконец-то всем поровну досталось. А та дама зашла и выра­
зила свое возмущение тем, что я вместо того, чтобы заниматься
работой, делю какие-то кости и сухожилия. Я извинился и на­
мекнул, что это тоже работа, которую меня просили выполнить
77

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА
сотрудники нашего отдела. Для них это очень важно, потому что
улучшает их питание.
Я уже углубился в работу отдела, как вдруг пришла телеграмма
от Парамонова: «Срочно приезжай под Новгород в 59-ю армию».
Я немедленно оформил документы, простился с персоналом от­
дела, с Леонидом Моисеевичем и выехал под Новгород.
Под Новгородом готовилась операция, уже сформировалась
59-я армия, и был на месте Василий Федорович Дубровин, эпи­
демиолог армии. Как только я приехал в санотдел, Василий Фе­
дорович взял меня за руку, и мы пошли к Александру Георгиеви­
чу Парамонову. Василий Федорович обратился к нему с такой
просьбой: «Товарищ полковник, я уже стар, мне трудно ходить,
передвигаться. Я вас очень прошу, назначьте вместо меня Петра
Николаевича эпидемиологом армии, вы не ошибетесь». Александр
Георгиевич согласился с этим предложением и назначил меня эпи­
демиологом армии, а начальником отделения стала доктор Леви­
на, женщина пожилая, майор медицинской службы. Она принесла
нам много хлопот, была неусидчива и всегда беспокойна. Она за­
нималась своим делом, но не в такой степени, в которой это нужно
было делать тогда. Правда, через несколько месяцев вместо май­
ора Левиной пришел Володя Стамер из Ленинграда. Я сейчас не
знаю, наверное, он жив и здоров, я хотел бы, чтобы так и было.
Это замечательный человек, с которым связала меня судьба. И на­
ступление, и освобождение Новгорода, и дальше наступление на
Германию, и освобождение Кракова, освобождение Праги — это
все было с Володей Стамером. Он исполнял обязанности началь­
ника отделения, а я был главным эпидемиологом 59-й армии. Так
продолжалось до конца войны.
Готовилась операция освобождения Новгорода. Реки и озера
были скованы льдом. Немцы вокруг Новгорода резали лед раз­
личными машинами, чтобы там нельзя было пройти челове­
ку, чтобы лед проваливался, т.e. оберегали себя от наступления
с нашей стороны. Под Новгородом, на западном берегу Волхова,
где находился наш армейский батальон, который форсировал
Волхов. Была команда проверить, как живут там в батальоне на
переднем крае солдаты, офицеры, и, самое главное, был приказ
командующего армией немедленно освободить всех женщин, ко­
торые находятся в передовых частях нашей армии, в том числе и
в этом батальоне. По нашим сведениям, в этом батальоне нахо­
78

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА

дилась одна женщина, которая не подчинялась этому приказу и
была там уже несколько месяцев.
Ночью нас саперы переправили в этот батальон. Нас было в
комиссии восемь или девять человек. Мы прибыли ночью в этот
батальон, а должен оговориться, что во время стояния в обо­
роне сложилась такая ситуация, что в определенные часы ночи
ни немцы, ни наши войска не выпускали ни одного снаряда, не
выстреливали ни одного патрона. Наступала какая-то обоюдная
тишина, никто не воевал, все как будто отдыхали. В это время
мы переправились в этот батальон. Первое, что обращало на
себя внимание, — благоустройство этого батальона. Мы были
поражены и оборудованием, и оснащением землянок и блинда­
жей. Они были приведены в отличный порядок. Солдаты были
в возрасте, моложе тридцати там уже никого не было, это был
батальон из сибирской дивизии. Ухожено, чисто, опрятно у всех
солдат, где бы мы ни были, а в землянках, блиндажах находилось,
как правило, по 2-3 человека. Подшиты чистые воротнички, за­
шиты гимнастерки, пришиты пуговицы, то есть полный порядок.
Единственный был недостаток — не хватало курева. Однако мы
это знали и принесли с собой и махорку, и сигареты, и папиросы.
Это был большой праздник для них, потому что перебои они чув­
ствовали только в этом, а не в питании.
Я познакомился с этой женщиной, которая не покидала бата­
льон. Ей было лет за 30, статная, высокая особа. Она осталась там
из банно-прачечного отряда, когда отряд приезжал туда забирать
белье. Она сказала, что не уедет от этих людей, она с ними сжи­
лась, это ее люди, и ее здесь, в батальоне, никто еще ни разу не
обидел, и если она кому-то отдавала предпочтение, все это знали,
но никогда никто претензий к ней не предъявлял. Вы знаете, та­
кая идиллия была рассказана, что мы просто смотрели и не могли
эту женщину отозвать, потому что солдаты полностью поддер­
живали ее. Они рассказали, что она сегодня в одной землянке,
завтра в другой, она обходит весь передний край батальона, и
везде ее принимают как родную, она везде помогает всем солда­
там, офицерам, которые там находятся. Мы, конечно, оставили
попытку отозвать эту женщину. Будем докладывать командую­
щему, что вот такая ситуация сложилась.
Все было сделано, приближалось утро, и нам нужно было
уходить из этого батальона. Мы подошли к западному берегу
79

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА

Волхова, и вдали уже просматривался силуэт взорванного моста
через реку в районе Новгорода, и в этих развалинах моста стояли,
как нам сказали, батареи шестиствольных немецких минометов.
Нас погрузили саперы в резиновые лодки и быстро переправили
на ту сторону. В разговоре сказали: «Что-то немцы давно не стре­
ляли, и мы сидим без рыбы. Вот когда они стреляют, попадают в
воду, всплывают хорошие щуки, налимы, лещи, мы всегда бываем
с рыбой. А вот несколько дней они уже не стреляют, и мы сидим
без рыбы». Нас высадили на восточном берегу Волхова. Там рас­
тет кустарник в 30 метрах от берега, все члены комиссии садятся
и начинают закуривать. Я говорю: «Слушайте, давайте перейдем
за кустарник, потому что нельзя же на виду у немцев сидеть и
курить, это очень опасно». Мне отвечают: «Давай хоть посидим
немного на Волхове, пока еще тихо, спокойно». Однако все-та­
ки все поднялись, зашли за этот кустарник, и здесь нас оглушил
одномоментный взрыв шести снарядов. Они легли точно на то
место, где мы только что сидели. Вот как хотите считайте, это
случай, событие, какая-то судьба, я не знаю, но это было, и мы
стояли бледные. Столб снега, песка и пыли поднялся над нашими
головами от взрыва мин шестиствольного миномета.
Началась операция по освобождению Новгорода. Это была
очень сложная операция. Немцы не ожидали, что наше коман­
дование сосредоточит войска между берегами рек, которые впа­
дали в Волхов, и по сигналу одномоментно из всех мест сосредо­
точения все эти войска двинутся на Новгород. Немцы бежали,
бросая абсолютно все. Когда наши войска, окружили Новгород,
там немцев было уже мало, город был взят быстро и с малыми
потерями. Операция еще шла, раненые поступали, и я поехал од­
нажды ночью в госпиталь, где работала моя будущая жена Татья­
на. Начальником госпиталя был Михаил Сергеевич Овчинников,
пожилой человек, доверчивый, любознательный, вниматель­
ный и очень вежливый.
Я стал искать госпиталь. Во время операции было трудно вы­
бирать удобные места, а надо сказать, что и артиллерийские бата­
реи находились в укрытиях, и наши госпитали, которые сменяли
медсанбаты, тоже выбирали места, которые были бы защищены
от артиллерийского огня. И вот на одной такой площадке я за­
метил палатки госпиталя. В стороне стояла палатка начальника.
Зашел к нему, он был очень рад. У него горела металлическая
80

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА

печурка, было очень тепло. Я снял полушубок, сели, и он пред­
ложил закусить, а потом остальное посмотреть. Михаил Сергее­
вич сообщил, что поток раненых еще идет, подвозят и подвозят,
но самое тяжелое то, что госпиталь встал не просто на полянке,
а на замерзшем болоте — не видели, что это болото под снегом.
И то, что я увидел, никогда мне больше в жизни не пришлось ви­
деть.
При входе стояли три большие госпитальные палатки: прием­
ная, операционная и палатка, где после операции люди ожидали
эвакуации по госпиталям. Когда мы вошли в приемную, на полу
было сыро, посередине стояла бочка из-под бензина с трубой и
поддерживала высокую температуру. Здесь находились раненые.
Сестры их обходили, смотрели, у кого какая рана, куда его класть,
оперировать или не оперировать. Короче говоря, шла профессио­
нальная сортировка всех поступающих. Однако, когда мы зашли
в операционную, я был поражен увиденным. В операционной
стояли две бочки, которые жарко топились, между бочками —
операционный стол, но самое ужасное было в том, что сестры
и хирурги, в том числе и моя будущая жена Татьяна, стояли по
колено в воде. Таял лед, палатка опускалась вместе с этим льдом
все ниже и ниже, операцию прекратить было невозможно, шел
поток раненых, и эти люди уже несколько часов стояли в воде и
оперировали.
Когда сейчас некоторые остряки говорят, что 23 февраля —
это 8 марта для мужчин, подчеркивая тем самым, что 23 февраля
это мужской праздник, я считаю это неостроумным, потому что,
когда мы говорим об освободителях, мы не делим их на мужчин
и женщин — женщин участвовало в войне очень много, и очень
много их погибло. Женщины выполняли огромную работу, и 80%
возвращенных в строй раненых и больных — это работа женщин,
в госпиталях работали в основном женщины, не считая, может
быть, ведущих хирургов, но и там иногда работали женщины.
Как же можно день освободителя — День армии, считать только
мужским праздником?
Новгород уже был освобожден. Начались другие события. Ар­
мия готовилась к погрузке, к перемене дислокации. Наступил пе­
риод прорыва блокады Ленинграда. Эта операция исключитель­
но серьезная, а поскольку я уже в финскую кампанию немножко
был знаком с Финляндией, после прорыва блокады я оказался в
81

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА
Выборге. Город тогда был очень молчаливый, тихий, спокойный.
Однако там тоже происходили события, которые остались в моей
памяти до сих пор. Мы оказались на Карельском перешейке под
Выборгом в теплое время, и, когда позволяла обстановка и насту­
пало затишье, я брал удочки и шел на берег порыбачить. Рыбал­
ка там была хорошая, а удочки с крючками стояли около каждой
финской бани. Финны тоже занимались такой практикой, и эти
удочки оставили после отступления.
Так вот, я любил удить рыбу, а Овчинников, у которого рабо­
тала моя супруга Татьяна, любил жареную рыбу, но очень боял­
ся подавиться костями. И поэтому, когда Овчинников сидел и ел
рыбу, это был процесс очень длительный. Он укладывал каждую
рыбешку на тарелку, внимательно ее обследовал и потом присту­
пал к еде. Моя рыбалка была связана и с желанием преподнести
Михаилу Сергеевичу свежую рыбу. Но это отступление я хотел
бы сделать в связи с другим событием.
В подчинении у меня был майор Попов — командир обмывочно-дезинфекционной роты (ОДР), человек очень серьезный,
работящий. Раньше он служил в полку. Говорят, что он освоил
подрывное дело, знал, что такое взрывчатка. И была у него осо­
бенность: он увлекался не рыбной ловлей, он увлекался рыбой,
которую глушил на водоемах, а подрывные устройства делал сам.
Тол был доступен тогда всем. Попов наполнял толом пустые кон­
сервные банки, делал шнуры к ним, выезжал на лодке и бросал
эти снаряды, собирал рыбу и приезжал на берег. Так он обеспечи­
вал себя и даже свою роту свежей рыбой.
И вот однажды, сидя у зарослей камыша, а там было глубо­
кое место, 1,5 метра, я на прикормленном месте при закате солн­
ца получал огромное удовольствие — хорошо клевала плотва, и
вдруг увидел, что на меня двигается лодка, впереди в лодке стоит
Попов, а солдат гребет веслами. Не доплывая до меня метров 50,
Попов что-то зажигает, бросает в воду и кричит: «Ты что стоишь?
Сейчас взорвется!» Я как был, в летней амуниции, с пистолетом,
сразу с лодки спрыгнул в воду. Когда я поднялся на ноги из воды,
увидел, что Попов стоит в лодке и хохочет. Оказалось, что он бро­
сил на воду комок бумаги, смоченной бензином, а крикнул, что
это взрывчатка, и был очень доволен, что я прыгнул. Ну и намок
я, конечно, полностью, только фуражка осталась сухая, которая
плавала около меня. Я это не мог простить, сказал ему «хорошие
82

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОИНА
слова», которые в этих случаях говорят, и мы расстались. Я по­
требовал, что бы он закончил свою практику, потому что он ког­
да-нибудь так себя погубит.
И вот настала осень, приближались октябрьские торжества.
Я сидел у себя в комнате, заходит ко мне шофер от Попова и гово­
рит: «Знаете, майор послал меня к вам, он сейчас в машине нахо­
дится, и просит вас, чтобы вы вместе с нами поехали на рыбалку.
Нам нужна к октябрьским торжествам свежая рыба». Я сказал,
что не поеду и что осуждаю его практику, но не могу здесь ниче­
го сделать. «Ну, хорошо, — сказал шофер, — тогда мы поехали».
Через четыре часа он же, но уже очень бледный и без шапки, за­
ходит опять ко мне в комнату. Я почувствовал что-то ужасное и
спрашиваю: «Что случилось?» Он невнятно мне говорит: «Пой­
демте вниз, сами посмотрите». Я спускаюсь вниз, выхожу на пло­
щадь, стоит крытая машина. Открываю брезент и вижу: лежит
в белом полушубке труп Попова без головы. Мне стало плохо.
Я быстро ушел и потом только стал выяснять, что случилось.
Шофер рассказал, что они выплыли на плес, где Попов должен
был глушить рыбу. Шофер сидел на веслах, Попов стоял на носу
лодки и курил трубку. От горящей трубки на ветру Попов стал
прижигать фитиль, который шел в банку с толом. Шофер видел,
что он прислонил этот фитиль к трубке, потом раздался взрыв, и
он был опрокинут в лодке, но, когда поднялся на сиденье, Попова
в лодке не было, а возле лодки плавал тулуп. Он взялся за тулуп, и
оказалось, что это тело Попова, но без головы, голову так и не на­
шли. Он втащил труп в лодку, приплыл, попросил других своих
товарищей, и они погрузили этот труп в машину и привезли ко
мне. Значит, хотя Попов и знал подрывное дело, но он присоеди­
нил к взрывному устройству разрядный шнур, и, когда зажег его
от трубки, банка с толом фактически взорвалась у него в руках.
Это было тяжелое событие, которое я до сих пор не могу забыть.
Однако дело есть дело. Прошло несколько дней. К этим ок­
тябрьским торжествам проходили награждения людей, отличив­
шихся и в прорыве блокады Ленинграда, и в предшествующих
операциях. А у меня очень хорошим, ну, если не сказать покро­
вителем, то человеком, который как-то понимал меня, с которым
мы очень часто общались, был генерал, начальник штаба нашей
59-й армии. Его так и звали все просто «гвардия», это был гвар­
дии генерал-майор Ковальчук. Изумительный человек, характера
83

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА

неподражаемого, оптимист большой, и, конечно, знавший свое
дело в совершенстве.
Я пришел в отдел, а перед этим собиралась делегация из че­
тырех человек ехать в Москву. Им дали командировку за отли­
чие, они могли поехать к своим родственникам дней на десять.
Они пригласили меня в компанию, чтобы отпраздновать это
событие, которое не часто случалось в нашей жизни. Нас было
пять человек за столом. Я сказал: «Знаете что, если уж вы хотите
выпивать, то давайте записывать, кто сколько выпивает, просто
для интереса». Так и решили. В итоге была куплена водка, и там
я впервые увидел маленький бочонок с сельдью. Говорят, это с
Соловецких островов, запасы там нашли этой маринованной
сельди — блюдо конечно, исключительное. Спокойно подтру­
нивая друг над другом, мы выпивали налитые мерные рюмки,
записывая за каждым сидящим количество выпитой водки.
Водка была куплена в военторге. Может быть, крепость ее не
соответствовала написанной на этикетке, но, тем не менее, я
выпил 1 литр 200 граммов.
Затем я поднялся и вернулся в отдел. Меня встретил Влади­
мир Стамер и сообщил, что звонила Раиса Александровна, жена
«гвардии», и просила меня прийти к ним, поскольку «гвардии»
вручают орден Кутузова. Я вышел из отдела, перешел через Вы­
боргскую площадь и подошел к подъездудома, где жил «гвардия».
Там у подъезда, охраняя его квартиру, стоял часовой, который и
пропустил меня внутрь. В квартире был накрыт стол для встречи
награжденного. Раиса Александровна попросила меня присесть с
ней к столу и поесть, так как она до сих пор не ела, ожидая «гвар­
дию». Я разделил с ней компанию, но при этом мне пришлось
опять выпить полстакана коньяка. Тем временем вернулся «гвар­
дия», разгрузил карманы от подарков и, как говорят, с ходу налил
мне коньяк. Отказаться было невозможно. «Гвардия» посмотрел
на меня и сказал, что впервые видит меня в таком состоянии. До
этого случая такого не было. Я спросил: «Где можно поспать?»
«Гвардия» показал мне спальню.ЯлегипроспалровноЗ6 часов,
такого никогда в жизни не было. Я встал свежим человеком, все
хорошо обошлось.

ЛЬВОВ. КРАКОВ
Из-под Выборга мы погрузились в эшелоны и направились на
юг. В соответствии с оперативной обстановкой наша 59-я армия
покидала территорию Ленинградской области, Выборг и отправ­
лялась эшелонами на юго-запад нашей страны в район Львова, где
должна была влиться в состав 1-го Украинского фронта. По слу­
жебной необходимости мне пришлось ехать отдельным поездом,
я заезжал в Москву и потом уже направился во Львов. Во Львове
надо было делать пересадкудо Перемышля. Ночью там поезда еще
не ходили. Во Львове тогда уже орудовали банды Бандеры, и был
приказ, чтобы военные ночью не выходили из вокзала.
Я сидел в ожидании утра, когда на Перемышль пойдет поезд.
Ко мне подошел гражданин, нормально одетый, и спросил, чего
я жду. Я сказал, что должен ехать туда-то. Гражданин предложил
мне пойти к нему на квартиру. «Но не выпускают же сейчас нико­
го на улицу?» — «Ничего, нас с вами выпустят, не беспокойтесь».
Я посмотрел, он вызывал у меня доверие, а сидеть на вокзале
всю ночь было очень трудно, и я пошел за ним следом к выхо­
ду. Охрана пропустила нас без вопросов. Пошли мы посередине
улицы, не по тротуару, и шли в темноте минут 35-40 куда-то к
окраине Львова. Пришли, он позвонил в дверь, емуоткрыла жен­
щина, и, входя в подъезд, он спросил: «Что, опять уже приезжа­
ли?» Женщина показала в угол на большой сундук, где лежали
полтуши свинины, какие-то овощи, свертки. Когда мы поднялись
к нему на второй этаж по лестнице, он сказал, что он начальник
уголовного розыска, а это ему периодически привозят бандеров­
цы, только просят, чтобы он не вмешивался в их дела, но ему не
до них, это политический вопрос, у него другая работа, а они его
не трогают и даже подкармливают. Утром он меня проводил на
станцию, и я тронулся на Перемышль.
В Перемышле, пересев уже на армейскую машину, я поехал
в сторону Кракова, который был уже окружен нашими войска­
ми. Когда уже рассвело, недалеко от Кракова машина забуксо­
вала, потому что таял снег и дорогу развезло. Из соседнего дома
вышел поляк, одетый в легкий костюм, без шапки, и помог нам
вытолкнуть машину из кювета. Он пригласил нас к себе в дом, бы­
стро вышел куда-то в коридор и принес большую бутыль, закры­
тую бумажной пробкой. «Все, что я могу вам предложить, — сказал
85

ЛЬВОВ. КРАКОВ
он, — это свекольная самогонка. Я знаю, что вы советские войска,
что вы пришли нас освободить. Если хотите, давайте выпьем за
встречу и за знакомство. Ничего больше нет». Отказаться было
очень трудно, потому что это было предложено от души. Мы сели
и выпили по полстакана самогона, закусывать было нечем. У нас,
правда, была свиная тушенка, но поляк отказался от этого угоще­
ния, сказав, что мы должны пользоваться своими пайками сами.
Я спросил его, почему он так легко одет. В ответ он расстегнул
костюм — у него не было даже нательного белья. Так этот поляк
жил многие годы — домик, земляные полы, и больше ничего нет.
Это польская деревня. Много позже, когда мне приходилось оста­
навливаться в польских деревнях, обычно нас подвозили к ста­
росте деревни. Вот у старосты все было, была мебель, полы дере­
вянные — все было на месте, и была одна особенность — когда вы
ложитесь спать, то ложитесь не на перину, накрываясь теплым оде­
ялом, а наоборот, ложитесь на прикрытые каким-то материалом
доски, а накрываетесь периной. Сначала это озадачило, а потом я
понял, что это очень хороший обычай, потому что на вас лежит
перина и обогревает вас даже в очень холодную погоду.
Был еще такой случай. С нами вместе приехал начальник го­
спиталя легкораненых — очень энергичный человек, из моря­
ков, подполковник. Говорили, что он плавал в свое время вместе
с адмиралом Кузнецовым, но потом был по каким-то причинам
списан с корабля, надел армейские погоны и уже подполковни­
ком служил у нас начальником госпиталя. Ему отвели для раз­
мещения госпиталя под Краковым большую школу, но, чтобы
оборудовать эту школу под госпиталь, надо было вынести шка­
фы, парты, очень много мебели, которая никак для госпиталя не
подходила. Что жеделает этот начальник госпиталя? Он вывеши­
вает объявления на перекрестках, что завтра с восьми часов утра
бесплатно отпускает из этого здания разную мебель, книги всем
желающим, но только при одном условии: они должны вынести
всю эту мебель, убрать помещение и занести туда кровати, кото­
рые у него есть для больных и раненых. И что вы думаете? С утра
образовалась огромная очередь. С телегами приехали поляки из
поселков и окружающих деревень и в течение трех часов полно­
стью освободили школу от этой мебели, вычистили помещение,
протерли все, занесли туда кровати, сказали большое спасибо на­
чальнику и разъехались. Вот решение вопроса, который бы занял
86

ЛЬВОВ. КРАКОВ
у начальника госпиталя очень много времени, если 6ы он обхо­
дился своими силами.
Начались бои за Краков. Они были непродолжительные, по­
тому что сила удара была очень серьезная, а Краков обороняли
«власовцы» вместе с немцами. Они побежали на Запад, и мы
вошли в Краков. В Кракове не было освещения, ночь. Мы долго
ездили на машине вместе с представителем санитарного управле­
ния фронта и искали место, где бы остановиться и переночевать.
Улицы были пусты, людей никого не было. Армия тоже успоко­
илась, никто не передвигался. И вот нам показалось, что на углу
улицы в трехэтажном здании из красного кирпича как будто
мелькнула тень и включился свет. Мы подошли и стали стучать
в дверь. Через несколько минут дверь открылась, стали спускать­
ся люди, и передо мной оказался высокого роста широкоплечий
поляк с черной повязкой на костюме. Он радостно нас встретил.
Я спросил, в связи с чем эта повязка. Oπ сказал, что вчера убили
его брата, это траур по нему.
Он провел нас на второй этаж, открыл дверь и говорит: «Ну,
здесь пока нам делать нечего, давайте на третий этаж поднимем­
ся». И вот, когда мы поднялись на третий этаж, за длинным сто­
лом сидели человек 15-16 поляков. У них был один стеклянный
стакан и много бутылок с вином. Они наливали стакан и пере­
давали друг другу. И когда дошла очередь до меня, на меня по­
смотрел представитель санитарного управления фронта и преду­
предил, что можно отравиться. Я не реагировал на его реплику,
поскольку все эти люди уже несколько часов сидят, празднуют
победу нашей армии и освобождение Кракова. Ну, у них стаканов
нет, они все из одного стакана и пьют. Я выпил этот стакан вина,
хорошего вина, после этого человек, который нас встретил, при­
глашает нас к себе ночевать. Спускаемся на второй этаж, он от­
крывает дверь, заходим, окна занавешены коврами, спальня бо­
гато убрана, стоят две кровати, вернее две двуспальные кровати.
И на той и на другой лежат женщины. Хозяин окликнул лежащую
к нему поближе, сказал, чтобы они легли вместе, а эту кровать
он уступал мне и комиссару. Мы встали и не знаем, как посту­
пить. Женщины стали смеяться, начали острить. Стоит комиссар
и говорит: «Знаешь что, давай ты туда ложись, а я здесь с краю
лягу». Я ответил, что он все-таки комиссар и полковник, а я толь­
ко пока еще майор, я тут с краю лягу, а ему уступаю место рядом
87

ЛЬВОВ. КРАКОВ
с женщиной. Женщины стали более энергично смеяться, потому
что видели нашу растерянность. Потом они все-таки подвинулись,
я лег туда в серединку, с краю от меня лег наш комиссар санитар­
ного управления фронта. Хабаров, шофер наш, очень высокого
роста, мощный мужчина, пришел и лег на ковер около кровати.
Я потом спросил у него, зачем он это сделал. Он ответил: «На вся­
кий случай, мало ли что могло случиться. Я был настороже. Да,
имейте в виду, что пока вы спали, здорово храпели, хозяин через
каждые полчаса заглядывал и посматривал, что с вами происхо­
дит».
Утром мы проснулись, умылись, оделись. Хозяин подошел ко
мне, потрогал мой китель и заметил: «Наверное, сшито не хоро­
шими мастерами. Я портной по специальности, я обшивал всех
людей очень высокого ранга, и, если вы поедете через Краков об­
ратно, не забудьте меня. Я вам за два дня сделаю такой китель,
который вам никто не сошьет».
С этими словами мы сели пить чай. Я получил стакан чая от
женщины, которая ночью лежала рядом со мной. По-видимому,
она оценила наше весьма корректное отношение к ней и ее со­
седке по кровати — жене портного, и добавила в подаваемый чай
что-то ароматное и вкусное. Чаепитие наше затянулось, но мы не
могли дальше злоупотреблять гостеприимством хозяев, их раду­
шием. Мы поблагодарили их за теплое отношение к нам, особен­
но ценимое в такое трудное военное время.
На следующий день я с женой и шофером Сагайдаком посетил
только что открывшийся в центре Кракова около костела рынок.
Хотелось купить для жены наручные часы. Вскоре продавцы та­
ких часов швейцарских фирм появились на рынке. Это были мо­
лодые люди примерно 20-25 лет. Они держали в руках шляпы, в
которых было много всевозможных часов различных размеров,
марок и разной стоимости. Я обратился к стоящему рядом по­
ляку с просьбой объяснить, откуда в такое время появились эти
хорошо одетые люди. Разве их место не в армии?
«Пан майор, то не наши люди, — ответил мне поляк. — То
ваши, они следуют за вашей армией и успеют побывать в Швей­
царии». Чтобы не быть обвиненным в антисемитизме, я не буду
называть национальность этих людей.

КАПИТУЛЯЦИЯ ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ.
ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ
Стояла отличная погода, Фашистская Германия капитулиро­
вала, но в Чехословакии одна немецкая дивизия еще не сложила
оружие, оказывала сопротивление. Чешские патриоты преодолели
сопротивление этой дивизии, разоружили ее, и под конвоем сол­
дат эта дивизия двинулась в расположение нашей армии, в рай­
он Глейвица. Ожесточенные сопротивлением немецкой дивизии,
чешские граждане били палками идущих по дороге немецких сол­
дат и офицеров, невзирая на конвой. В жаркий день окна домов
были открыты, и на подоконниках сидели советские солдаты, ря­
дом с ними были немецкие дети, с которыми они играли, раздавали
сахар и галеты. Как только показалась колонна немецких пленных,
картина изменилась, наших солдат трудно было узнать: в котелках
и кувшинах они выносили воду и давали пить измученным тяже­
лым переходом и избитым немецким солдатам.
Глядя на это, трудно было поверить, что только несколько дней
назад эти люди встречали друг друга шквальным огнем пулеметов
и автоматов. Вся дивизия остановилась в Глейвице, ее поместили
в казармы, где в свое время формировалась армия фельдмаршала
Паулюса, до того как разберутся с каждым, кого куда посылать и
кого отпускать. Отпускать только потому, что в этой дивизии были
люди, которые воевали с 1938 r., давно не видели свои семьи.
Помимо обычных обязанностей, которые я выполнял в ар­
мии, на меня возложили еще функции коменданта, который дол­
жен смотреть, чтобы в казарме был порядок, и я каждый день
приезжал к этим солдатам и офицерам немецкой дивизии, об­
щался. Что меня поражало? То, что даже в плену немецкий солдат
не мог сидеть, если к нему подходил его офицер, тоже пленный.
Ну, порядок был в казармах отличный, они аккуратно за собой
убирали, люди они очень дисциплинированные. Однажды ко мне
обратились двое военнопленных, один офицер, другой солдат, с
просьбой отпустить их на пять дней из казармы. Деревня, где они
жили, находилась примерно в 35 километрах от казармы. Они
обязуются обязательно вернуться и меня не подвести, чтобы не
считались бежавшими из этой казармы. Я растерялся. Мне было
трудно решить вопрос. А к кому я должен обращаться, когда на
89

КАПИТУЛЯЦИЯ ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ
меня возложили всю ответственность за этих пленных? Я сказал,
что они ведь могут не прийти. Это вызвало у них возмущение.
Как вы можете так рассуждать? Мы просим отпустить нас, и,
если вы нам доверите, мы вас не подведем. Я решил так: ну что
случится, если они вдруг не вернутся? Ну, попадут в другие руки,
опять их в плен возьмут, — и я их отпустил. Признаться, я очень
переживал все эти пять дней. Наконец, они появились. В заши­
той, выглаженной амуниции, причесанные, приглаженные, ру­
мяные, довольные невероятно. Они сказали, что через несколько
лет побывали в семьях. Они очень мне признательны, и в знак
признательности пригнали мне в подарок «мерседес». Это была
новая машина, которая стояла под стогом сена у них в деревне, а
хозяин машины сбежал. Я, конечно, такие машины редко видел,
у нас в армии были другие. Я ее сдал по назначению, но этот по­
дарок остался у меня в памяти.
Дни стояли теплые, дни отдыха. Однажды пришел ко мне врач,
который работал в этом Глейвице, сказал, что у них в районах и
в городе имеются случаи брюшного тифа, и попросил выделить
им определенное количество брюшнотифозной вакцины. У нас
тогда была поливакцина НИИСИ. Вакциной мы не торговали.
Армия вакцину имела, и я подписал ему разрешение на получе­
ние партии вакцины, которую он просил. Он достал деньги, а тог­
да вышли уже новые немецкие марки, и начал мне отсчитывать.
Я сказал, что денег не возьму, потому что это бесплатные привив­
ки и мы готовы помочь населению, если у них есть заболевания.
Он ответил, что не может принять это бесплатно, потому что
тогда не сможет сделать прививки платными, а если объявит, что
прививки бесплатные, то к нему никто не пойдет, так как будут
считать, что эта вакцина негодная. Я посоветовал ему поработать
несколько дней среди населения, объяснить, откуда вакцина, и
через несколько дней начались прививки в этом городе.
Потом произошло новое событие, которое меня очень рас­
строило. Прошел слух, что Глейвиц отходит Польше, там будут
жить поляки. Слух прошел, ну и что же, всякие слухи бывают.
Однако вскоре мы услышали плач, крики и шум в одном дворе.
Мы вошли во двор и увидели, что стоят четыре или пять под­
вод и на них выбрасывается имущество, а командуют подводами
польские офицеры и польские солдаты. Немцы плачут, поляки
их очень энергично выталкивают, сажают в повозки и пытаются
90

КАПИТУЛЯЦИЯ ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ
увозить. Такого мы не ожидали и не могли выдержать. Мы дума­
ли, что если состоится передача этого города полякам, то, навер­
ное, будет сделано прилично, в рамках закона. Наши солдаты, не
спрашивая у нас разрешения, начали драку с этими польскими
представителями. Понимая, что дело для них может закончиться
плохо, те освободили свои повозки от имущества и ребятишек
и быстро скрылись. Через два дня после этого жители Глейвица
обошли все дома и составили петицию на имя командующего на­
шей армией генерала Коровникова с просьбой установить совет­
скую власть в Глейвице, но не отдавать город Польше. Наверное,
они просто оценили реакцию солдат, которые их защищали, и ре­
шили, что лучше жить при советской власти, при этих солдатах,
чем при людях, которые их выбрасывали.
Война закончилась. Дел больше у нас не было, и появилось ре­
шение позволить нашему офицерскому составу немножко отдох­
нуть в условиях типа санаторных, потому что окраина Глейвица и
район, приближающийся к Чехословакии, были насыщены част­
ными санаториями на 30-50 мест. Мы поехали по этим делам с
моим помощником Игорем — капитаном, он хорошо знал немец­
кий язык. Как ни подъедем к частному санаторию, маленькая вы­
веска: «Вход воспрещен. Брюшной тиф». Мы проехали несколько
санаториев. Наконец, я предложил капитану все-таки зайти и по­
смотреть, что это за брюшной тиф.
Заходим, нас встречают мужчина и женщина средних лет и
приглашают к себе. «Вы нас приглашаете, а у вас же брюшной
тиф», — заметил я. Мужчина посмотрел на меня и сказал, что они
вынуждены это писать, потому что сейчас много людей, которые
не прочь поживиться чужим добром. Отдыхающих у них никого
нет, вот только одна старушка лежит, ее пригласили, чтобы она
имитировала больную брюшным тифом. Мы вошли к нему в дом,
он пригласил в столовую. Игорь сел за пианино, играл он изуми­
тельно, и восторгу немцев не было предела. Они накрыли стол,
поставили выпивку, закуску, и начался разговор.
Я объяснил им, что мы имеем указание от командующего ар­
мией, чтобы найти место для размещения наших офицеров на
10-15дней для отдыха. Хозяин санатория быстро согласился раз­
местить 30 человек, но только при условии, что он с нас ничего не
возьмет и персонала ему никакого не нужно, они с женой будут
сами обслуживать, и 10-15 дней для них не срок, и все условия
91

КАПИТУЛЯЦИЯ ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ
для отдыха будут созданы. Ну, как не согласиться на такое пред­
ложение? Мы доложили результаты командующему, и на третий
день наши офицеры стали заселять все эти мелкие санатории для
отдыха, где и прожили 10-12 дней с большим комфортом и с ува­
жением к хозяевам санатория.
Следующее событие нас ожидало в столице Чехословакии.
Поехали в Прагу. Мы были там в первый день, когда Прага была
освобождена. Три дня население Праги гуляло и приветствовало
Советскую армию как освободительницу от всей души, выставив
на улицы столы с закуской и выпивкой — со всем, что у них было.
Были танцы, песни, хорошие разговоры. Короче говоря, три дня
Прага гуляла. Но после этого был небольшой перерыв, мы пое­
хали опять посмотреть Прагу. Проезжая по одной из улиц, мы
увидели, что работает магазин колбасных изделий. Александр
Григорьевич Парамонов попросил меня посмотреть, поскольку
у нас денег много, и колбаски хорошей купить неплохо. Я за­
шел в магазин и увидел, что у прилавка стоит очередь человек
12, продавец отпускает по кусочку хорошей копченой колбасы
и отрывает талоны на карточке. Я понял, что это карточная си­
стема, у нас карточек нет и поэтому мы здесь ничего не купим.
Я развернулся и пошел к выходу. Остановил меня мужчина и
спросил: «Что хотел пан майор?» Я сказал, что ничего не хотел,
я хотел только посмотреть. «Нет, пан майор, наверное, хотел по­
смотреть, что это за колбаса. Пойдемте туда к прилавку».
Сопротивляться было бесполезно. Я подошел к прилавку. Оче­
редь расступилась, и с согласия всей очереди продавец достал два
круга колбасы, не взвешивая, завернул в хорошую бумагу, не беря
денег, вручил мне как подарок от населения Праги. Вот такое отно­
шение было теплое, доверчивое, и это сейчас особо вспоминаешь.
Ну и последнее, точнее предпоследнее. Был приказ по армии,
что никакого мародерства, никакого грабежа у местного населе­
ния не должно быть допущено. Нарушителей ждал военный три­
бунал. И вот на одном банкете в Праге танцевали наши солда­
ты, и один танкист, сержант, каким-то образом, умышленно или
неумышленно, снял у девушки наручные часы. Она возмутилась,
стала что-то с ним выяснять, вмешались военные, комендатура, и
этого молодого человека забрали. Через пять дней ее пригласили
в помещение, где заседал военный трибунал и судили сержанта.
Надо было видеть, как эта девушка расплакалась и заявила, что
92

КАПИТУЛЯЦИЯ ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ
все было не так, что она ему эти часы подарила, он не хотел брать,
поэтому у них получился скандал. Она настаивала, чтобы он взял
часы, а он не брал, и на этой почве они поссорились, а наши пред­
ставители подумали, что она у него отнимает часы. Я посмотрел
и думаю: насколько уважали нашу армию, даже девушка, кото­
рая могла считаться и считалась пострадавшей, встала на защиту
этого сержанта, который посмел у нее снять эти часы.
Выезжая из Праги, мы остановились возле домика на окраине.
Очень хотелось пить. На лужайке паслась корова. Сели на тра­
ву. Из дома вышла пожилая женщина, очень стройная, подошла
к нам и спрашивает: «Что вы хотели?» Мы ответили, что хотим
пить, а здесь не знаем, где напиться. Она ушла. Возвращается и
несет две крынки — одну с топленым молоком коричневого цве­
та, а другую со свежим. Я не знаю, сколько мы выпили, молоко
очень вкусное было. Тогда Парамонов мне мигает и говорит, что
надо расплатиться. Я по глупости достаю деньги, и вот здесь я
почувствовал, какую совершил ошибку. Надо было видеть воз­
мущение этой женщины, которая говорила: «Как вы могли по­
думать, что я — жительница Чехии, которая освобождена Крас­
ной армией, могу взять у вас деньги за молоко? Как вы могли так
поступить? Вы нас обижаете, оскорбляете!» Мы извинялись, как
могли, говорили хорошие слова и расстались, конечно, друзьями,
но эту сцену я не позабуду никогда.
Оказавшись без большой работы, мы все-таки решили посетить
Берлин. Машина у нас была хорошая, новая, не помню какой марки,
и, когда мы ехали к Берлину, думали, что вот сейчас автострада об­
рывается и перед нами появится Берлин. В одном месте мы увидели
маленький указатель: «Берлин», но не обратили на него внимания.
Проехали дальше через мост, а там уже англичане нас встречают.
Мы спрашиваем: «Где Берлин?» Они отвечают, что мы проехали
Берлин. Мы возвращаемся обратно, и действительно, это был по­
ворот на Берлин. Он стоял в стороне от этой автострады.
Въехали мы в Берлин, у нас уже кончалось горючее, и Хабаров,
наш шофер, стал ходить по улицам и сказал, что вот в этом дворе
должен быть бензин, он по запаху знает, и там какая-то цистерна
стоит. Въехали на машине во двор. Появляются два немца. Мы
им объясняем, как можем, что у нас нет бензина, а надо запра­
виться, и мы не знаем, где купить. Они посоветовались друг с
другом, подняли у нас капот, протерли все, что могли, продули,
93

КАПИТУЛЯЦИЯ ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ
посмотрели уровень масла, подлили масла. Наконец, заправили
машину бензином. Я говорю Александру Григорьевичу, что надо
с ними рассчитаться. Думаю, что, деньги им, конечно, не нужны,
у нас есть хлеб армейской пекарни и колбаса нашего армейского
мясокомбината. Я взял два батона хлеба и три круга колбасы из
багажника, кладу им на капот. Они брать не стали, отошли и по­
говорили. Наконец, забрали два круга колбасы и два батона хлеба
и говорят, что третий круг — это лишнее за то, что они сделали.
Они очень признательны за то, что мы им дали.
Я посмотрел на эту честность, эту порядочность в расчетах у
немцев и вспомнил случай, когда в Глейвице решили одному то­
варищу день рождения отметить. Мы взяли в военторге масло,
сахар, яйца, отнесли местному кондитеру и попросили сделать
торт такого-то размера. Он обещал, что через день торт будет
готов. И вот, когда мы приехали за этим тортом, он вместе с тор­
том в маленьких сверточках отдал сахар, два или три яйца, кусо­
чек масла — это осталось и не вошло в торт. Ну и расплачивались
мы с ним уже серьезно, только всегда удивлялись, почему они так
мало брали денег за работу. Но когда они и продукты возвращали,
мы совсем уже терялись: «Почему же вы не берете эти продукты?»
«Это лишнее, — отвечал кондитер, — мы этого взять не можем».
Вот это характер, отношения между людьми, которые суще­
ствовали в Германии. Для нас они были немножко неожиданны­
ми. Ну, вы представляете, что если бы нашему кондитеру принесли
продукты, а потом вдруг он выложил бы оставшиеся, это было бы
странным, а там это было обычным.
Из Берлина мы решили поехать в Дрезден. Выехали на авто­
страду, остановили одного немца на дороге и спросили: «Далеко
ли до Дрездена?» Автострада была в прекрасном состоянии. Он
обошел машину и сказал: «Два с половиной часа». Иначе говоря,
он посмотрел, какую скорость может иметь машина, рассчитал и
сказал время. Так оно и получилось.
Более варварского разрушения города я никогда не видел.
Правда, я видел разрушенный Минск, но это было наступление
немецких войск на нашу территорию, а то, что американская ави­
ация сделала с Дрезденом, не поддается описанию. Мне сказали,
что там погибли в ночь бомбардировок около 40 тысяч жителей.
Дрезден был центром не только немецкой культуры — музеи,
картины Дрезденской галереи были известны во всем мире. Ко94

КАПИТУЛЯЦИЯ ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ
е-что удалось уберечь от бомбардировки, но весь город представ­
лял собой поле, на котором разбросаны блоки домов, кирпичи,
камни, стекло. Ни одной целой улицы в Дрездене не осталось.
Дрезден был похоронен под бомбами американской авиации.
И это было сделано за две недели до капитуляции Германии. За­
чем понадобилось американской авиации уничтожать город, ко­
торый мог бы остаться целым? Правда, всем стало известно, что
промышленные центры Германии американская и английская
авиации не бомбили, они остались нетронутыми. Вот и думаешь,
что преследовали американцы в этой войне: сохранениекульту­
ры, жизни населения или приобретение мощности, которая по­
зволит им дальше вооружать свою армию и более спокойно про­
жить на свете, не ожидая для себя никаких военных потрясений?
Этот вопрос, может быть, историки потом оценят. У меня же
осталось впечатление, что варварство, допущенное по отношению
к Дрездену, когда уже война фактически была закончена, так же,
как, скажем, в Хиросиме и Нагасаки, когда исход войны с Япони­
ей был тоже предрешен, нельзя объяснить ни с человеческой, ни
с правовой точки зрения. Зачем американцы так поступали? Это
дело их руководства, дело их совести. С нашими властями, с нашим
руководством, мне кажется, такие действия не согласовывались.
Наступила пора возвращаться на родину, война кончилась,
все готовились к отъезду. В это время шофером в госпитале был
Сагайдак, который и меня иногда обслуживал. Свой авторитет
он завоевал в большей степени тем, что, когда шли еще бои, он
на машине выезжал в населенные пункты, оставленные немец­
ким населением, брал там вещи, которые ему казались очень
нужными, хорошими, полную машину привозил на территорию
госпиталя и объявлял всем врачам и сестрам: «Пожалуйста, вы­
бирайте, кому что хочется», потому что в неделю один раз тогда
разрешались посылки на родину. Врачи и медицинские сестры
выбирали с машины, что там было, упаковывали и отправляли,
и он так повторял каждую неделю. Он подошел ко мне и сооб­
щил, что госпиталь пока никуда не уезжает, и попросил взять его
к себе. Он на своей машине приедет и будет сопровождать нас на
родину. Я согласился, тем более мне и разрешения уже не у кого
было спрашивать.
И вот я с женой на двух машинах, а на третьей машине Сагай­
дак — откуда-то он достал новый легковой «форд» светло-корич95

КАПИТУЛЯЦИЯ ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ

невого цвета, поехали на родину. Наша первая остановка оказалась
под Краковом, в местах, которые мы запомнили при наступлении.
В Кракове нам особенно делать было нечего, мы просто ждали по­
грузки и отправления, т.e. время было связано с беспокойством,
чтобы ничего не оставить и увести с собой все, что можно. И вдруг
появляется Сагайдак без машины. Я спросил, куда он дел свою ма­
шину. И почему он не сдал ее в штаб тыла, там есть авторота, кото­
рая возьмет эту машину, зарегистрирует, а он поедет с нами, у нас
две машины, можно всем сесть. Сагайдак рассказал, что он на ней
ехал и в одном месте свалился в кювет, немножко поцарапался, по­
том подумал, что с ней придется возиться, поэтому бросил. Я ему
не поверил и сказал, что, если он хочет с нами ехать, чтобы завтра
же брошенная машина была здесь. К моему удивлению, завтра он
приехал на этой машине.
Мы сели за стол, и я попросил Сагайдака рассказать все, что
было, ничего не скрывая, иначе мы расстанемся. «Я не хотел вас
расстраивать, — сказал он, — зная, как вы к этому относитесь, но
дело есть дело, я вам сейчас все расскажу. Позавчера ко мне по­
дошли два поляка и стали просить продать машину. Сколько вы
дадите? Они сказали, что могут заплатить около 20 тысяч злотых,
деньги большие. Я подумал, что эти злотые обменяю, мне нуж­
но скоро в отпуск, деньги нужны, и я им эту машину отдал, но
посмотрел, куда они поехали, одну пару ключей оставил у себя.
Когда я узнал, что вы беспокоитесь, я съездил в этот гараж, увел
машину и продал второй раз, только другим полякам, решив, что
смогу вас убедить, что машина исчезла совсем. Второй раз я про­
дал машину примерно за такую же цену. Но когда вы настойчиво
сказали, чтобы без машины я не являлся, я пошел ее искать, и
вот случайно возле одного магазина увидел, что подъехала моя
машина, из нее вышли два человека и пошли в магазин. Я сел за
руль и эту машину пригнал». Моему возмущению не было преде­
ла, и я крикнул: «Чтобы духу ее здесь не было, немедленно сдавай
машину!» Это Сагайдак и сделал.
Вот эпизод из жизни этого человека, который имел, как он мне
сказал, 28 лет судимости, но не за убийства, а вот за такие вещи,
которые он совершал. Должен сказать, что жена мне говорила,
что такого культурного и порядочного человека она видит впер­
вые. Сказать хорошее слово, уступить место, помочь кому-то —
это был Сагайдак, казалось, такая вежливость ему не к лицу.
96

КАПИТУЛЯЦИЯ ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ

После Кракова мы поехали дальше и остановились под Льво­
вом, километрах в 30, в одном большом доме. У меня получилось
так, что со мной ехали три шофера. Они периодически меня­
лись в пути следования. Мы разместились около Львова со все­
ми удобствами. Все было нормально, хорошо, но дни тянулись
так медленно и так хотелось побыстрее вернуться на Родину, что
просто не находили себе места. И вот однажды кто-то из наших
предложил: «Может быть, съездить во Львов в театр, чтобы про­
вести время». И такое решение было найдено.
Мы приобрели билеты в Театр оперы во Львове и собрались
туда ехать. Мои шоферы: Сагайдак, Николай из Ленинграда и Ти­
мур попросились поехать вместе с нами и сказали, что будут си­
деть на месте и ждать около театра, когда мы вернемся. Приехали,
остановились прямо напротив театра на большой площади. По­
сле первого действия мы вышли на балкон театра, посмотрели —
наша машина стоит, все нормально. Второе действие закончи­
лось, мы вышли, посмотрели — машина стоит. Мы успокоились,
что все нормально, но, когда вышли после окончания спектакля
на площадь, увидели, что нашей машины нет.
Через несколько минут мимо нас промчалась наша машина, за
ней на расстоянии метров 200-300 шла машина военного комен­
данта, как я потом узнал. Они развернулись вокруг площади, и
гонка продолжилась. Я не мог понять, в чем дело. Ко мне подошел
гражданин небольшого роста и спрашивает: «Майор ждет маши­
ну?» Я ответил: «Да, я жду машину». — «А вот эта черная маши­
на не майора?» Я говорю: «Да, эта наша машина. Но почему она
так быстро ездит и не останавливается?» Тогда он мне сообщает:
«В этой машине сидят преступники, потому что, когда к этой ма­
шине подошла моя тетя и предложила им продукты и водку на об­
мен вещей, сидящие в машине попросили передать эти продукты
и водку к ним в машину, а ей подали какой-то старый костюм в об­
мен. Она увидела, что костюм не такой дорогой, как ее продукты.
Через некоторое время они выбросили ее сумку в окно на тротуар
и сказали, что они в цене не сошлись, но они выпили водку и съели
продукты. Тетушка, конечно, закричала, что ее ограбили. Они со­
рвались с места и начали гонять вокруг театра на своей машине».
Вот такая история, но самое-то главное заключалось в том, что
шоферов было трое: Сагайдак — высокий брюнет, Тимур — не­
множко посветлее, и Николай — ленинградец, блондин. Так вот,
97

КАПИТУЛЯЦИЯ ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ
когда комендантская машина догоняла нашу, за рулем сидел блон­
дин, а по рассказам потерпевшей там должен быть цыган. Они от­
пускали машину, а потом опять за ней гнались. Оказывается, на
перекрестках шоферы менялись, и комендатура никак не могла
определиться, в чем дело. Наконец, я спрашиваю этого граждани­
на, что он хочет. Он ответил, что ничего плохого, пусть комендант
остановится и остановит нашу машину, но он хотел бы, чтобы я
заплатил за продукты и водку, которую выпили шоферы. «А сколь­
ко это все стоит?» Он ответил, что это стоит 800 рублей. У меня с
собой таких денег не было, и я сказал, что нужно проехать кило­
метров 30 от Львова, и я ему эти деньги там отдам. Он согласился.
Подъезжает машина. Сидел там Николай — блондин. Он ска­
зал, что шофер не тот. Мы поехали на место нашей стоянки. Я от­
дал деньги и говорю Николаю: «Пожалуйста, отвези его обратно
во Львов к театру, где он сел». Николай посмотрел на меня с недо­
верием, но все-таки поехал. Минут через 40 он вернулся и с ним
два моих шофера. Сели пить чай, все молчат. Николай и говорит:
«Когда вы мне сказали, что я должен его довезти до Львова, мне хо­
телось у него забрать эти 800 рублей, вытолкать из машины и вер­
нуться обратно, но я не хотел скандала, тем более на дороге меня
ждали Сагайдак и Тимур». Я спросил, почему они так поступили.
«Ну, товарищ майор, как же можно давать кусок старой колбасы,
лук, редиску, бутылку водки за костюм, который мы ей дали? Это
же просто грабеж! Ну, мы и решили ее проучить».
На этом наше увлечение театром закончилось, и мы стали ждать
отправления на Родину. Вскоре пришел приказ отправляться в Со­
ветский Союз. Ко мне обратился тогда Сагайдак, что ему нужно
хотя бы семь дней отпуска для поездки в Одессу. Я спросил, на что
он будет жить в Одессе, потому что семь дней на пайке не прожи­
вешь. Усмехаясь, Сагайдак открыл коробку из-под папирос «Каз­
бек», и я увидел, что в этой коробке лежат золотые кольца, серьги,
короче говоря, очень ценные вещи, которые он успел приобрести,
по-видимому, когда ездил по немецким домам. «На семь дней мне
в Одессе хватит». Я ему подписал увольнительную на семь дней, а
сами мы последовали в Ставрополь.
В Ставрополе разместились по квартирам, а я все жду, ведь Са­
гайдак числится у меня в штате. Наконец, как-то утром подъехала
какая-то машина, черная, блестящая, и мгновенно остановилась
под окном, поднимая столб пыли. Открылась дверь, заходит Сагай­
98

КАПИТУЛЯЦИЯ ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ

дак: «Разрешите доложить, что я прибыл из очередного отпуска».
Я спрашиваю: «Где ты пропадал? Вместо семи дней прошло уже 25,
а тебя все не было и не было». И он рассказал следующее: «Когда
у меня закончились семь дней и пошел восьмой, я сел в летучку и
поехал поездом. На станции Кавказская комендатура проверяла
документы, и нас, таких людей, как я, собралось очень много у ко­
менданта станции. На два, на три дня были просрочены отпускные
билеты. Комендант вошел и спросил, кто из нас шофер, я ответил
и был оставлен у него, а остальные задержанные были отправлены
по назначению. Я остался шоферомуэтого коменданта станции, но
как я мог дальше жить? Каждый вечер я его возил в районы. Я там
никого не знал, останавливался у какого-нибудь дома, он выходил,
всю ночь он там пропадал, а утром я его привозил обратно. И так
продолжалось неделю и вторую. Я не выдержал и решил от него
уехать, сел в машину, на которой его возил, и вот привез ее сюда.
И машина эта вам в подарок». У дома стоял новый «мерседес», на
котором он приехал. «Мерседес» этот он сдал, естественно, в штаб
тыла, там автобаза была, и мы с этим делом рассчитались.
Дальше события развивались очень серьезно. В Ставрополе воз­
ле штаба появился старший лейтенант. Его никто не знал, он ходил
дня 2-3 «под градусом» и только говорил, что не может так больше
сидеть, что ему надоело, что он в конце концов пойдет и заявит обо
всем, что ему известно. И он рассказал, что где-то в лесу он охра­
няет огромный склад с имуществом. Кто его начальство, он не го­
ворил, поскольку предупрежден, что сидеть на складе будет до тех
пор, пока его оттуда не вывезут. За это они поставили ему продукты,
много водки и сказали, что они потом с ним рассчитаются. Но он не
выдержал, все уезжали по домам, а он сидел на этом складе, поэтому
пришел сюда. Может, здесь кто-нибудь емупоможет.
В скором времени я уехал из Ставрополя, меня вызвали в Мо­
скву. И потом задним числом узнал следующее: на 1 мая 1946 г.
начальник штаба тыла нашей армии полковник Лубоцкий вызвал
машину скорой помощи к себе на квартиру и оставил записку, в ко­
торой написал: «Я вызвал вас для того, чтобы вы установили факт
моей смерти». Он лег на кушетку и застрелился. Причина оказа­
лась одна. Под его руководством охранялся вот этот склад, нигде
не числившийся, с большим имуществом, и, когда этот старший
лейтенант рассказал всем об этом, Лубоцкий решил покончить с
собой, потому что знал за собой эту тяжелую вину.

СЛУЖБА В ВОЕННО-МЕДИЦИНСКОМ
УПРАВЛЕНИИ
В Москве меня назначили старшим офицером противоэпи­
демического отдела Главного военно-медицинского управле­
ния, которое размещалось на улице Горького, 20. Начальником
управления тогда был известный ученый, замечательный человек
Тихон Ефимович Болдырев — генерал-майор. Его заместителем
был полковник Липкин Григорий Семенович, который пришел
еще из царской армии с такой же работы. Он очень хорошо знал
эпидемиологию. Это был служака № 1, очень серьезно относя­
щийся к своему делу и чувствительный ко всем замечаниям. Од­
нажды Григорий Семенович вызвал меня и сказал, что ему нужно
для начальника Главного управления нарисовать большую схему,
которая бы показывала, каким образом солдаты или офицеры
призывались из запаса в действующую армию, какие они этапы
проходили. Речь шла, конечно, об этапах санитарной обработки.
Я сидел целый день, думал. Наконец, цветными карандашами
нарисовал большую схему, кто, куда и как поступает и кто в каком
состоянии прибывает в действующую армию. Эту схему Липкин
завернул рулоном и отнес Смирнову, который ехал в Академию
медицинских наук для доклада. Через два часа он вызвал Липкина, как я узнал, и Липкин пригласил меня и сказал, что начальник
очень доволен моей схемой и хочет со мной познакомиться.
И вот в одно из моих дежурств по управлению такое знаком­
ство произошло. К утру я задремал. Прошел Ефим Иванович
Смирнов своим мерным тяжелым шагом в кабинет, а часа через
полтора вызвал меня к себе через секретаря. Я зашел в кабинет.
Передо мной был стол и ко мне лицом сидел Смирнов, а справа,
спиной к Ефиму Ивановичу и лицом к стене, сидел академик Бур­
денко, как я потом узнал. Ефим Иванович смотрел документы, а
академик Бурденко брал какие-то бумаги, смотрел и бросал их на
пол. Я подошел к Ефиму Ивановичу, доложил, что прибыл. Он
мне говорит: «Вот, посмотри, как мне работать приходится с ака­
демиками». Я спрашиваю: «А что он делает, Ефим Иванович?» —
«А он смотрит сейчас проект директивы очень важной, и то, что
ему не нравится, выбрасывает. Потом мы все соберем, посмот­
рим, еще раз переработаем и еще раз дадим ему прочитать. Ну, он
100

СЛУЖБА В ВОЕННО-МЕДИЦИНСКОМ УПРАВЛЕНИИ

академик, мы с ним спорить не можем, он знает, что делает». Это
была моя первая встреча с академиком.
После этого я узнаю, что произошло еще одно событие, кото­
рое привлекло к себе внимание. Академик Бурденко очень много
курил. Он с зарплаты покупал себе целые блоки сигарет и папи­
рос, клал их в стол, а когда заканчивались, занимал деньги, что­
бы потом опять с зарплаты рассчитаться с теми, кому должен.
И однажды он немножко приболел, остался дома как раз перед
получкой. А получку за него всегда забирала его жена, давала ему
на папиросы и остальные деньги брала себе для хозяйства. И вот,
когда поправился Бурденко, а жена его не могла прийти, он при­
шел в кассу за получкой. Кассир сказал, что он его не знает, он у
него никогда деньги не получал и никакой он не Бурденко. Бур­
денко — это женщина, которая у него всегда получает деньги. Вот
такая была ситуация с академиком Бурденко.
Служба и жизнь в первые месяцы после войны были очень тя­
желыми. У меня не было квартиры, я оставил ее первой супруге,
с которой разошелся. Жил я в Загорянской, в комнате, которую
снимали родители моей жены, ездил в Москву на службу, и служ­
ба была очень серьезная, напряженная, потому что после войны
приходилось на пустом месте многое создавать, решать многие
вопросы, которые раньше не рассматривались.
В плане штаба тыла министерства предусматривалась провер­
ка организации противовоздушной обороны Бакинского округа
ПВО, для чего была организована большая бригада. К этому вре­
мени Ефим Иванович Смирнов из управления ушел, и его место
занял исключительный, культурный, хороший человек Николай
Иванович Завалишин, который меня вызвал и говорит: «Знаешь
что, милок, в Бакинский округ едет большая комиссия под руко­
водством начальника тыла армии. Ну, ты сам знаешь, кто такой
начальник тыла, потому что я могу только для ориентации при­
вести такой пример. Как ты понимаешь, недавно Липкин Григо­
рий Семенович, ваш начальник, и вы готовили у себя в управ­
лении документ по препаратам для борьбы с грызунами, потому
что наши военные санатории кишат мышами и крысами до такой
степени, что люди иногда боятся даже выходить погулять около
санатория. Так вот, борьбу с этими грызунами нужно вести, а
препаратов в стране нет, поэтому вы приготовили нам тогда за­
явку на отпуск подсолнечного масла, правда, бракованного, кото­
101

СЛУЖБА В ВОЕННО-МЕДИЦИНСКОМ УПРАВЛЕНИИ

рое не идет в питание населению, различных мучных и крупяных
товаров, ядохимикаты были отдельно представлены, и я пошел
с этой заявкой к начальнику тыла и показал ему, что вот нуж­
но столько-то тонн подсолнечного масла, столько-то тонн кру­
пяных и мучных изделий для того, чтобы готовить приманки и
вести борьбу с крысами в наших военных санаториях. Он на меня
посмотрел и говорит: "Ты что, генерал, с ума сошел? Нам нужно
людей кормить, а вам грызунов, а вы их кормить хотите подсол­
нечным маслом, мукой и крупами. Идите со своим документами,
они меня никак не устраивают". Вот кто такой начальник тыла.
Поэтому поезжай в округ и смотри в оба, чтобы нам не записали
того, что не нужно вообще писать».
Мы приехали в Бакинский округ ПВО, и, когда пересекали
море из Баку на противоположный восточный берег в Красноводск, был сильный шторм. Нас болтало море очень долго, и для
того чтобы по-человечески себя чувствовать, мы все лежали не в
каютах, а на полу буфета этого корабля. Вдруг на второй день я
ощущаю, что около меня кто-то присаживается. Смотрю — под­
полковник, он с нами вместе ехал на корабле. Он спрашивает
меня, как я себя чувствую. Как и все, говорю, вот, еле живы, и
когда прибудем в Красноводск, я не знаю, но пока очень трудно.
Он напомнил, что нужно было сразу выпить, как следует, а сей­
час уже поздно что-то делать.
Мы прибыли в Красноводск. Стали проверять округ ПВО.
Конечно, картина была тяжелейшая. Наш начальник тыла вече­
рами садился около экрана, на котором демонстрировались раз­
личные фильмы, он ложился в двенадцать ночи, в 6 часов были
обязательно подъем и выезд в часть для проверки. И вот, когда
комиссия собралась для того, чтобы зачитать проект акта, приго­
товленный сотрудниками штаба тыла, возникли поправки. Я не
буду говорить обо всем проекте, он был очень тяжелый, но там
было написано, что медицинское обеспечение этого округа ПВО
поставлено неудовлетворительно. Я поднимаю руку и говорю:
«У меня другая точка зрения. Мы видели тяжелую обстановку
в этом округе, и формулировка, что медицинское обеспечение
поставлено неудовлетворительно, это странная и мягкая форму­
лировка. Я хочу записать: "...санитарно-эпидемическое состояние
округа исключительно тяжелое"». Вот такую формулировку и за­
писали.
102

СЛУЖБА В ВОЕННО-МЕДИЦИНСКОМ УПРАВЛЕНИИ

Приехали в Москву. Заседала комиссия уже у министра обо­
роны, многие получили взыскания по службе — продовольственной,вещевой,аоНиколаеИвановичеЗавалишине ничегоне написали,потому чтопо медицинскомуобеспечениютамнебыло
ничего плохого. Он вызвал меня и говорит: «Ну, милок, спасибо
тебе. Твоя формулировка изумительная, она вообще правиль­
ная, но она фактически отвела от меня серьезные переживания.
Спасибо, что ты так решил этот вопрос».
Выезжали мы и во многие другие места, потому что проис­
ходили вспышки заболеваний то в одном, то в другом месте, а
наша служба занималась такой пожарной работой. Время шло, и
в апреле 1946 г. у моей супруги Татьяны рождается сын Сергей.
Мы с этим младенцем живем в Загорянке. Приехали туда мать и
отец Татьяны, которые получили участок, и на этом участке было
запланировано построить какой-то домик, где можно было бы
жить. Трудное было время, и с питанием, как известно, после во­
йны было очень сложно. Ну, я приведутолько один пример. Когда
мой тесть Василий Иванович ехал из Москвы, где по карточкам
отоварил продукты, у него в поезде украли сетку, где были и про­
дукты, и продуктовые карточки. Он приехал и сказал, что у него
ни продуктов, ни карточек нет. Это была трагедия. Ну, я скажу,
что при всем жалованье, что мы получали тогда, буханка черного
хлеба стоила 100 рублей. Все расчеты велись на буханку хлеба, и
если вы приглашали какого-нибудь человека что-нибудь сделать,
то он брал только буханки хлеба. Это была тяжелая история.
Из жизни загорянской я могу вспомнить только одну историю.
Я не ручаюсь за правильность фамилии человека, которого я тог­
да вытащил из воды, но мне так сказали. Может быть, это и не так
на самом деле было. В июне 1946 г. мы пошли на речку. Было вос­
кресенье, время позднее — около 10 часов вечера. Светло, но уже
с речки все ушли. Подошли к Клязьме, где она делала поворот в
сторону поселка Соколовский, посидели немножко, я искупался,
и собрались мы уходить домой. В это время со стороны берега,
покачиваясь, спускается человек в белой рубашке, садится рядом
со мной и спрашивает: «Могули я с вами покупаться?» Я говорю:
«Пожалуйста». Однако меня сразу удивило, что он раздевается
донага, хотя видит, что рядом сидит женщина, и с ходу броса­
ется в воду, причем поплыл саженками, при этом у него голова
вращается вместе с руками. Я знаю, что так делают люди, не уме­
103

СЛУЖБА В ВОЕННО-МЕДИЦИНСКОМ УПРАВЛЕНИИ

ющие плавать и выматывающиеся на первых же 20-30 метрах.
Он поплыл не на тот берег, а вдоль реки на повороте Клязьмы.
Я посмотрел, а он начал уже скрываться в сумерках, и говорю:
«Тань, знаешь что? Он сейчас будет тонуть». Она спрашивает: «По­
чему?» И вдруг оттуда дикий крик: «А-а-а-а-а-а!» Я, недолго думая,
бросился в воду, подплыл к тому месту, где еще были круги, и вдруг
появляется над водой затылок. Я схватил его за волосы, потянул, и
он лицом оказался ко мне и сразу поднимает руки и хочет за меня
ухватиться. Я увернулся, решил обойти его вокруг и стал толкать к
берегу, но при каждом толчке уходил под воду. Когда я появлялся
над поверхностью воды, он уходил под воду, я его опять догонял и
так несколько раз, потом чувствую, что я его уже толкать не могу.
Еще, может быть, раз толкну, но дальше что будет, то будет.
И вот я его толкаю, сам ушел под воду, выныриваю и смотрю,
его спина белеет над водой. Оказывается, он лег животом на коч­
ки, которые были затоплены водой. Я взял его под мышки, вы­
тащил на берег, положил на живот, из него вышла вода, и он сел.
Думаю: «Слава Богу!» И тут спускаются с пригорка к нам две жен­
щины, очень весело разговаривают, к нему подходят, тормошат
его, а он еще только рубашку напялил и сидит в одной рубашке.
Наконец, он к ним обращается и говорит: «Целуйте его, он меня
спас, сейчас вот вытащил из воды». Татьяна поднимается и гово­
рит: «Нет уж, давайте без поцелуев. Как-нибудь его спасли и, по­
жалуйста, забирайте». Тогда одна женщина говорит: «Вы знаете,
кого спасли? Вы спасли будущего великого артиста». И называет
фамилию — Вицин. Потом мне сказали, что это очень талантли­
вый артист, который появился у нас.
После окончания войны во всех подразделениях Министер­
ства обороны значительно оживилась система офицерской под­
готовки, которая включала вопросы, касающиеся вооружения и
обеспечения, выполнения уставных положений, а также сохра­
нения здоровья военнослужащих и, естественно, ознакомления
их с основами профилактики основных заболеваний. В Управле­
нии генерала Болдырева, занимавшегося противоэпидемической
и профилактической работой в войсках, я был самым молодым
офицером, по должности — старшим инспектором, а на самом
деле — эпидемиологом 59-й армии Волховского, Ленинградско­
го, 1-го Украинского фронтов. В это время в Москве, как и в
других городах нашей страны, был очередной сезонный подъем
104

СЛУЖБА В ВОЕННО-МЕДИЦИНСКОМ УПРАВЛЕНИИ

заболеваемости гриппом — респираторной инфекции, которая
до сих пор безнаказанно шествует по земному шару. Во время во­
йны мы в войсках практически не занимались этой инфекцией,
поскольку потери при боевыхдействияхзначительнопревосходили возможные потери от заболеваемости различными инфек­
циями, из которых только особо опасные — чума, оспа, холера,
сибирская язва, представлявшие тогда основной арсенал для ис­
пользования в качестве бактериологического оружия фашист­
ской Германией, занимали определенное место в деятельности
военно-медицинской службы.
Заместитель Тихона Ефимовича Болдырева полковник Липкин поручил мне в очередной день офицерской подготовки про­
читать лекцию по профилактике гриппа для офицерского состава
Главного Военно-медицинского управления. Поскольку эта про­
блема для меня, да и для многих медицинских работников граж­
данской и военной организаций сводилась к предупреждению
тяжести послегриппозных осложнений, так как сам грипп легко
преодолевал все возможные заслоны на пути своего распростра­
нения, я стал настойчиво искать в изданных научных трудах хоть
какие-нибудь теоретические предпосылки для сообщения бу­
дущим слушателям чего-то нового в профилактике гриппа. Мне,
как говорят, повезло. Я нашел небольшую брошюру в синей об­
ложке, которая очень заинтересовала меня тем, что была написа­
на академиком H.Φ. Гамалеей и посвящена профилактике гриппа.
Имя академика Гамалеи, которого мне посчастливилось видеть
еще работающим, и до нашего времени почитаемого учеными
всего мира, было и осталось самым авторитетным. Он излагал
данные по профилактике гриппа, полученные им при наблюде­
ниях за родственниками и близкими знакомыми, выполняющи­
ми его рекомендации.
Эти рекомендации сводились к следующему: грипп — респи­
раторное заболевание, распространяется по воздуху при разго­
воре, а также при непосредственном контакте с больными. Ос­
новные входные ворота вируса гриппа — носоглотка, поэтому
защита слизистой оболочки носа от проникновения через нее
вируса является основой профилактики заболевания.
Эффективное и всем доступное средство укрепления эпите­
лия слизистой оболочки против проникновения через него виру­
са — обычное туалетное мыло, которое наносится на слизистую
105

СЛУЖБА В ВОЕННО-МЕДИЦИНСКОМ УПРАВЛЕНИИ

оболочку носа в виде пены во время утреннего умывания. Свой
опыт академик Гамалея осуществил на 47 родных и близких, и
никто из них, используя описанную процедуру, не болел гриппом.
Свою лекцию я прочитал офицерскому составу Управления в
июне 1946 г. Многие посмеялись тогда, услышав об эффективно­
сти «мыльной профилактики». Я воспринял ее очень серьезно,
поскольку она была изложена авторитетным человеком. Я при­
вык к этой системе утреннего умывания, и с 1946 г. не знаю, что
такое грипп, а в период работы в Министерстве здравоохранения
СССР ежегодно, как только возрастала заболеваемость гриппом,
выступал по телевидению по вопросам его профилактики.
Сейчас много рекламной информации о новых противогрип­
позных препаратах. Компании зарабатывают на доверии граж­
дан, настойчиво ищущих эффективные средства профилактики
и лечения этого известного, часто изменяющего свою антиген­
ную структуру возбудителя, который, я убежден, оказался безза­
щитным против щелочного состава мыльной пены в носу.

РАБОТА В ГРУППЕ B.A. МАХНЕВА.
УБИЙСТВО Л.П. БЕРИИ
Большую часть времени я находился в командировках, потому
что был всего лишь старший офицер отдела и выполнял указа­
ния и начальника отдела, и начальника управления. Работы было
много. А в июне следующего года у меня прибавилось семейство,
родилась Маришка, моя любимая дочь, с которой я сейчас живу
как у Христа за пазухой. Это мое счастье. С рождением Маришки
я бы не сказал, что наше материальное положение как-то резко
ухудшилось. Нет, просто условия жизни были сложные, и прихо­
дилось выкручиваться по каждому случаю.
Время шло. Дети росли, и вот в 1950 г. совершенно неожи­
данно меня пригласил Николай Иванович Завалишин и гово­
рит: «Милок, тебя вызывают в Совет Министров. Вот, комната
такая-то, пожалуйста, поезжай, а то я спорить с этими людьми
не могу. Они сказали, чтобы выделили одного специалиста, кото­
рого я считаю нужным. Мне жалко с тобой расставаться, но они
попросили специалиста, а у нас в отделе из людей, которые имеют
такую подготовку, ты один».
Ну, указание есть указание. Я приехал в Кремль, нашел комна­
ту, в которую меня вызывали. Как потом уже узнал, это был ка­
бинет Василия Алексеевича Махнева, начальника нашей группы,
в которой мне пришлось работать. Сидел Василий Алексеевич,
рядом с ним сидел очень полный человек в коричневом костю­
ме. Потом я узнал, что это был министр внутренних дел Украины
Мешик. Перед ними лежало на столе руководство Константина
Ивановича Матвеева, очень крупного нашего специалиста по бо­
тулизму. Я не мог понять, зачем меня пригласили и на какие во­
просы я им должен ответить.
Махнев меня посадил на кресло и спрашивает: «Скажите, что
такое ботулизм?» Во время войны мне не пришлось заниматься
этой проблемой, потому что отравлений таких не было, но я пом­
ню из аспирантской подготовки, что такое ботулизм. Я объяснил
в обычных понятиях, что такое ботулизм, как он протекает и от­
чего происходит. Тогда Махнев, обращаясь к Мешику, спросил:
«Ну, как вы считаете?» Он отвечает: «По-моему, подходящий».
И вот Василий Алексеевич Махнев заключает: «Знаешь что, то­
варищ Бургасов? Выйдешь из кабинета, через коридорчик ком­
107

РАБОТА В ГРУППЕ B.A. МАХНЕВА. УБИЙСТВО Л.П. БЕРИИ

ната 22. Это ваш кабинет. Там сидит полковник Морозов, химик.
У него один стол, у вас другой стол. У него телефон правитель­
ственный один, у вас — другой, поэтому садитесь и начинайте
работать. Что делать, вам полковник объяснит». Я говорю: «Васи­
лий Алексеевич, мне же нужно сдать дела в медицинском управ­
лении». Он смеется: «Какие дела? Дела начинаются здесь, а Зава­
лишину я позвонил и сказал, что ты уже на месте и работаешь».
Ну что мне оставалось делать? Я потом позвонил Николаю Ива­
новичу. Он сожалел, что все так получилось, но сказал что дело
есть дело, и если люди считают необходимым назначить тебя на
такую-то должность, то, пожалуйста, надо выполнять.
Так я стал работать в этой группе под руководством Василия
Алексеевича Махнева. Кого я там встречал? Не был знаком, но
почти что каждую ночь видел Курчатова, которого всегда сопрово­
ждал сын Лаврентия Павловича Берия — Серго. Это был высокий
инженер-полковник, который ходил, конечно, не в качестве охра­
ны Курчатова. Они были связаны по службе и были, по-видимому,
неразлучными друзьями. Так мне представлялось, я точно этого не
знаю. Они приходили всегда в час-два ночи, не раньше, а потом так
же исчезали. У них были определенные отношения с Махневым,
потому что Махнев тоже занимался ядерным оружием.
Наша группа, в которую входили Сергей Алексеевич Морозов
и я, занималась разработкой средств защиты от бактериологиче­
ского, химического и ядерного оружия. Естественно, мы эту про­
блему не решали вдвоем. Наша задача заключалась в том, что мы
связывались со специальными подразделениями, которые этим
занимались, собирали информацию, которая была проверена и
достаточно аргументирована, и каждый квартал заполняли две
книжечки в красных сафьяновых переплетах. Никаких других
документов по этим делам не заводилось. И мы фактически, как
потом оказалось, подчинялись Лаврентию Павловичу Берии.
О нем много написано, о нем много сказано, я читал. Ну что
могу я сравнить с тем, что я читал, и с тем, что я сам знаю. Та­
кого корректного, вежливого и предупредительного человека,
как Лаврентий Павлович, я не знал. Однако мне казалось, что по
своей должности он должен быть таким человеком, который по­
давлял все вокруг. Ничего подобного, он даже голос не повышал.
И самое главное. Вот нас было два человека в группе, он очень
редко вызывал нас двоих, он всегда вызывал по одному Когда мы
108

РАБОТА В ГРУППЕ B.A. МАХНЕВА. УБИЙСТВО Л.П. БЕРИИ
приходили к нему в кабинет, а кабинет находился в другом поме­
щении Совета Министров, он сидел за столом, доставал большой
блокнот, он не любил никаких вступлений, различных разговоров,
он всегда считал, что дело прежде всего. И когда мы ему доклады­
вали очень сжато новые данные, он в это время рисовал что-то в
этом блокноте. Я с начала не понимал, в чем дело, но, по-видимому,
у человека была манера, чтобы сосредоточиться, изображать чтото у себя в блокноте.
Забегая вперед, расскажу, как ко мне однажды пришел Павел
Феликсович Здродовский, крупнейший ученый не только нашей
страны, который в 1941 г. был арестован и сидел, и сказал, что
у него есть бог, на которого он готов молиться. Я спросил: «Кто
этот бог?» — «Это Лаврентий Павлович Берия. Когда он приехал в
один из монастырей подмосковных, где я находился в заключении
(а тогда Павел Феликсович писал руководство по риккетсиозам),
он вызвал охрану, сказал им очень "хорошие” слова и немедлен­
но приказал подать машину и отвезти меня домой с извинениями
за то, что меня продержали незаконно столько времени, и сказал:
"А кто это сделал, мы потом разберемся". И лучшего в жизни я ни­
чего не испытывал, посколькуяфактически был освобожден, хотя
думал, что, наверное, на этом кончится моя жизнь». Вот кто такой
Лаврентий Павлович Берия.
И когда сейчас пишут и шумят по этому поводу, да, наверное,
что-то было в его, так сказать, анамнезе, что может быть недо­
стойно человека, но я должен сказать, что расстрелять крупного
государственного деятеля без суда и следствия можно только от
страха перед событиями, которые угрожали многим тогда в пра­
вительстве. Я не могу поверить, что у него руки были в крови до
такой степени, что требовалась немедленная расправа. Что каса­
ется так называемого ареста Лаврентия Павловича, а фактически
зверского убийства на его квартире 26 июня 1953 r., как свиде­
тель событий я должен изложить следующее. Однажды часа в
3 дня в отделе появился Серго Берия. Он быстро вошел в каби­
нет Ванникова и так же быстро покинул его вместе с Борисом
Львовичем. После обеденного перерыва, который продолжался
с 5 до 7 часов, я зашел к Борису Львовичу, чтобы выяснить не­
обычную ситуацию. Он был мрачен, очень долго смотрел на
меня и потом почти шепотом сообщил, что случилось большое
несчастье: на московской квартире расстрелян прямо в кабине­
109

РАБОТА В ГРУППЕ B.A. МАХНЕВА. УБИЙСТВО Л.П. БЕРИИ

те Лаврентий Павлович. Борис Львович сказал мне, что после
тревожного сообщения Серго о надвигающейся беде он вместе
с ним поехал в особняк на Никитскую улицу. За оградой особня­
ка стояли военные машины, а по территории ходили вооружен­
ные военные. Один из них подошел к приехавшим и сообщил,
что полчаса назад из дома вынесены носилки с телом, закрытым
плащ-палаткой. Стекла в кабинете Лаврентия Павловича были
разбиты. Это действительная история.
Зачем понадобилось Хрущеву врать, обманывать народ и
мировую общественность о якобы аресте Лаврентия Павлови­
ча, который совершали известные генералы и возглавлявший
их Георгий Константинович Жуков, маршал Советского Союза,
признанный военный стратег? Все, кто знал, какие были отноше­
ния между этими выдающимися крупными государственными и
военными деятелями, не только удивились и возмутились чудо­
вищной ложью Никиты Хрущева, но и возненавидели этого так
называемого государственного деятеля.
Мне во время службы дважды посчастливилось посетить
Георгия Константиновича Жукова в Свердловске, где он был ко­
мандующим и где строился объект по разработке средств и ме­
тодов защиты армии и населения от биологического оружия. За­
писок мне Лаврентий Павлович не передавал и просил передать
маршалу лишь просьбу оказать содействие строительству, по­
мочь транспортом для перевозки стройматериалов и оборудова­
ния и усилить строительство военными специалистами. Нужно
было видеть, с каким вниманием и точностью Георгий Констан­
тинович выполнял просьбы Лаврентия Павловича. Этот суровый
на вид, подтянутый, одетый в безукоризненно сшитую военную
форму человек, только своей внешностью исключавший воз­
можность собеседнику сказать что-то, не относящееся к делу, с
большой теплотой спрашивал о здоровье Лаврентия Павловича
и заверял, что все его просьбы будут выполнены.
К характеристике Георгия Константиновича Жукова следу­
ет добавить его сдержанность и корректность. Во время моего
второго посещения адъютант маршала вошел и доложил, что в
приемной находится полковник, который назначен заместителем
командующего округом по строительству. Георгий Константино­
вич разрешил войти полковнику, хотя наше короткое общение
еще не закончилось. Войдя в кабинет, полковник вытянулся в
110

РАБОТА В ГРУППЕ B.A. МАХНЕВА. УБИЙСТВО Л.П. БЕРИИ
струнку, закатил вверх глаза и, используя всю мощь своего голо­
са, прокричал, что он назначен к маршалу заместителем по стро­
ительству. Георгий Константинович не перебивал его, выслушал
и обратился к адъютанту с просьбой дать полковнику успокаива­
ющее, напоить чаем и, когда он остынет, привести его в кабинет.
Мне посчастливилось также быть с Георгием Константино­
вичем на осенней утиной охоте. В охотничьем хозяйстве были
стандартные пронумерованные участки, где охотник пришварто­
вывал свою лодку и охотился. Один номер участка руководитель
хозяйства оберегал особенно, готовя его для посещения Георгия
Константиновича. Номера участков, а их было 20, заранее разы­
грывались собравшимися охотниками, но, хотя все знали, что Ге­
оргий Константинович всегда настаивал на справедливой жеребь­
евке, охотники всегда избегали вытаскивать первый номер, где
охотился Жуков, а если он кому-либо доставался, то старались
незаметно положить этот листок обратно в шапку. В итоге, не­
смотря на откровенные возражения и даже возмущение Георгия
Константиновича, он отправлялся на утренней заре к номеру 1,
где, как правило, его ожидали не пуганные выстрелом утки.
Последнее, что у меня осталось в памяти о Лаврентии Павло­
виче Берии, — это доклад ему в присутствии Маленкова и Булга­
нина 16 июня 1953 r., через несколько дней после смерти Стали­
на. Начальником канцелярии был полковник Ордынцев, человек
очень скромный, спокойный, корректный, не повышающий го­
лоса, но знавший порядок. Он вызвал меня и Морозова. Мы при­
шли к Лаврентию Павловичу. Он сидел посередине за столом.
Справа от него сидел Булганин, я его никогда не видел таким
отдохнувшим. Слева сидел Маленков с землистым цветом лица,
какими-то поблекшими и постоянно опущенными вниз глазами.
Он ни на кого не реагировал. Мы по указанию Лаврентия Павло­
вича стали докладывать результаты работ, которые находились в
нашем ведении: что было сделано, что нужно сделать, что сейчас
существует у нас в Советском Союзе. Доклад наш занял минут
15-20. Нас поблагодарили за доклад и отпустили.
И еще, что осталось у меня в памяти о непосредственном ру­
ководителе нашей группы, которому подчинялся Махнев, это
случай с защитой диссертации.
У меня была написана кандидатская диссертация, когда я за­
канчивал аспирантуру, и я эту работу постоянно возил с собой во
111

РАБОТА В ГРУППЕ B.A. МАХНЕВА. УБИЙСТВО Л.П. БЕРИИ
время войны. Я несколько раз ее переделывал, мысли менялись,
менялись и оценки. Экспериментальная часть диссертации оста­
валась та же, но все это требовало какого-то другого заключения.
И вот я стал сам себя ненавидеть за то, что непрерывно пишу это,
перепечатываю, перепечатываю. Такая постоянная работа очень
утомляла.
В то время, когда я начал работать у Махнева, у меня квартиры
не было, я жил в Загорянке. Через три дня мне дали ордер на две
комнаты в трехкомнатной квартире на Малой Тульской улице.
Для меня и моей семьи это было большое событие, так как дети
уже подросли, а жена работала в Москве. Рядом в комнате жил
капитан с женой и дочкой. Работая над диссертацией, я склады­
вал черновые листы в туалете, стопа становилась все внушитель­
нее. В черновом тексте были пробелы, куда нужно было внести
от руки название возбудителей, фамилии иностранных авторов
буквами латинского алфавита. И вот однажды я обратил внима­
ние, что листы из туалета стали пропадать. Работа над диссерта­
цией вызвала серьезные подозрения у моего соседа. Мой исклю­
чительно бдительный сосед вскоре мне заявил, что все страницы
из туалета он забрал, так как знает, что заполняется от руки в
тексте, и что меня ждут серьезные неприятности.
Придя утром на работу в отвратительном настроении, я по­
пался на глаза Махневу. Василий Алексеевич, заметив мое состо­
яние, спросил, как я устроился на новом месте. В кабинете вместе
с Махневым находился Мешик. Я рассказал, и Мешик спросил у
меня фамилию капитана, затем набрал номер телефона и внятно
сказал: «Миша, ты r...o, и, если хоть раз ты еще испортишь на­
строение своему соседу, я сниму с тебя штаны и...». Сосед оказал­
ся бывшим адъютантом Мешика. На следующий день в квартире
восстановились порядок и покой.
Через некоторое время я встретился со своими бывшими
учителями. Одной из таких уважаемых людей была Мария Клементьевна Крантовская, изумительный специалист в области
риккетсиозов. Она работала у Павла Феликсовича Здродовского.
Она поинтересовалась, где моя диссертация. Я ответил, что давно
написана, она мне, извините, осточертела, я не могу на нее смо­
треть. Мария Клементьевна попросила принести диссертацию,
а через пять дней позвонила и говорит: «Что вы делаете? Такая
блестящая работа! Вам нужно защищать немедленно диссерта­
112

РАБОТА В ГРУППЕ B.A. МАХНЕВА. УБИЙСТВО Л.П. БЕРИИ
цию. Я передала ее в Академию медицинских наук. Оппоненты
там будут, и вы не беспокойтесь и готовьтесь к защите». Мария
Клементьевна была для меня авторитетом, я сдавал ей первые
аспирантские экзамены. Спорить я не стал.
Назначили день и час защиты диссертации. Нужно сказать,
что наш рабочий день начинался в 11 часов утра, и с перерывом
на обед с 5 до 7 вечера мы работали до тех пор, пока Сталин не
уезжал из Кремля. Это происходило примерно в три часа ночи,
тогда мы вызывали машины и уезжали по домам. Своих детей я
видел только по воскресным дням, так как приезжал домойочень
поздно, и они уже спали, а утром они уходили в 8 часов в школу
и я их тоже не видел.
После защиты диссертации я получил в кремлевской столовой
продукты и спиртное, и мы решили с моими оппонентами про­
фессором Воскресенским и Николаем Федоровичем Олсуфьевым
отметить защиту у меня на квартире. К этому времени я жил на
проспекте Мира напротив Ботанического сада. Уже к 11 часам
вечера я решил не ехать на работу, так как был «под градусом».
Утром следующего дня я приехал на работу к 11 часам, и меня
срочно вызвал Махнев. Он спросил, где я вчера был. Такой слу­
чай, говорю, защита диссертации, это ведь мечта человека. «Меч­
тать будете потом, а сейчас идите к Лаврентию Павловичу, он вче­
ра вам лично звонил три раза, Морозов ничего не знал о вашем
отсутствии и сказать ничего не смог». Что я мог сказать в свое
оправдание? Я вышел из комнаты и пошел в кабинет к Лаврен­
тию Павловичу, поздоровался с Ордынцевым, он меня пригласил
зайти в кабинет. «Где вы вчера были?» — спросил меня Берия.
Я емуспокойно ответил, что я защищал диссертацию, осуществи­
лась моя мечта. Он меня поздравил и сказал, что в дальнейшем я
должен ставить лично его в известность, если буду отсутствовать
на работе.
Второй случай, когда я вновь столкнулся с дисциплиной и
твердым характером Лаврентия Павловича, был связан с работой
на полигоне. Мне пришлось выезжать на полигон, Свердловский
институт вел тогда работы на острове Возрождения. Я был пре­
дупрежден Лаврентием Павловичем, что еду представителем
и должен первым доложить ему итоги проделанной за два с
половиной месяца на полигоне работы. Мы уехали из Свердлов­
ска поездом, потому что было много имущества, оборудования,
113

РАБОТА В ГРУППЕ B.A. МАХНЕВА. УБИЙСТВО Л.П. БЕРИИ

проделали работу по плану, все было хороню, и мы возвращались
обратно в Свердловск.
Поезд был оставлен для разгрузки, и все ждали, пока подадут
машины. Никто из вагона, где находился офицерский состав, не
уходил даже домой, хотя большинство офицеров жили в Сверд­
ловске. И вот подошел ко мне старший лейтенант, он был упол­
номоченным СМЕРШ, я это знал, и попросил меня отпустить его
домой, потому что, когда он уезжал, жена его была в команди­
ровке, а сейчас она опять уезжает. Поскольку разгрузка займет
не менее трех часов, он хотел пораньше приехать домой, встре­
титься с женой. Я на него посмотрел, молодой мужик, работал он
неплохо, никому не досаждал. Ну почему бы свердловчанину не
разрешить поехать пораньше? Я его отпустил. А через три часа к
вагону подъехала черная легковая машина, вышли двое и спра­
шивают Бургасова. Просят меня следовать с ними в аэропорт.
Я ничего не спрашивал, только были некоторые догадки.
Подъехали, сели в самолет, прилетели в Москву, и снова на
машине меня привезли в Кремль. Сказали немедленно идти к
Лаврентию Павловичу. Я тогда понял: что-то произошло, но не
мог понять, что именно. Я вошел к Берии. Он спокойно попро­
сил меня доложить о проведенной работе, о результатах опытов.
Я ему буквально за 15 минут изложил все материалы, которыми
располагал, без записи. Он был доволен отчетом, но поинтересо­
вался, почему узнает детали не от меня, а от постороннего чело­
века. «Такого человека не может быть». — А вот вы и не знаете, —
ответил Лаврентий Павлович. — Вы отпустили сегодня уполномо­
ченного СМЕРШа из эшелона домой, но он ведь поехал не домой,
он поехал в областное управление МГБ и оттуда напрямую вышел
на меня и докладывал, правда, сбивчиво и непонятно, о результа­
тах исследований. Я вас прошу, если я говорю, только лично мне,
то это значит — только вы, и только мне лично. Договорились?»
Я еще раз поблагодарил Лаврентия Павловича за указания.
Прошло время, наступило лето, настал период отпусков.
Я тогда уже был полковником. Пришел к Василию Алексеевичу
Махневу попросить отпустить меня в очередной отпуск, имея на
руках билеты и путевки. Он сказал, что сам ничего решить не мо­
жет, есть указания Лаврентия Павловича в мой адрес, и поэтому
если я хочу идти в отпуск, то надо писать рапорт на имя Лаврен­
тия Павловича. Ну, вы представляете, мне, полковнику, напи­
114

РАБОТА В ГРУППЕ B.A. МАХНЕВА. УБИЙСТВО Л.П. БЕРИИ
сать рапорт на имя человека, которым являлся тогда Лаврентий
Павлович Берия? Для меня он был тогда исключительным авто­
ритетом. Он и остался таким для меня на всю жизнь. Что я мог
сделать? Я высказал Василию Алексеевичу сомнения относитель­
но такого решения, но он и слушать не захотел и повторил свое
указание. «Пишите рапорт на его имя. Я вам рапорт подписывать
не буду, потому что если я вас отпущу, то буду отвечать перед
Лаврентием Павловичем, почему я это сделал без его ведома».
Я написал короткий рапорт и отдал его Махневу. Через два часа
он вернулся и показал мне мой рапорт. По диагонали красны­
ми чернилами написано: «Управляющему делами Совета Ми­
нистров: отпуск товарищу Бургасову разрешаю. Обеспечить его
всем необходимым, Л.П. Берия».
Когда я получил этот рапорт, то спросил у Василия Алексееви­
ча, что мне с ним делать дальше. «Иди к Помазневу, пусть он ре­
шает вопрос, как и чем тебя обеспечить». Управляющий делами
Совета Министров долго вертел мой рапорт, спрашивая, в чем я
нуждаюсь и почему Лаврентий Павлович наложил такую резо­
люцию. Я ни в чем не нуждался. Тогда он отправил меня в бух­
галтерию. Она находилась в помещении ГУМа. Там мне вручили
пакет с продуктами и двойной оклад, а потом говорят: «Ничего
другого мы не можем придумать, и Помазнев тоже не знает, но во
всяком случае это выполнение резолюции Берии».
На этом благополучном событии можно было бы и закончить
воспоминания, связанные с работой у Берии, но как только был
убит Лаврентий Павлович, примерно через 2-3 дня исчез Васи­
лий Алексеевич Махнев, а когда появился, нервный и измучен­
ный, то рассказал следующее.
Работал у нас генерал Болятко. Он служил в Генеральном шта­
бе и всегда участвовал в испытаниях ядерного оружия, но его
участие ограничивалось только бумажной работой — оформ­
лением итогов испытаний. Но тем не менее получал награды
3-4 раза в год. И вот этот Болятко в первый же день «ареста» Бе­
рии написал в органы безопасности большое письмо, где указал,
что мы являемся предателями и пособниками Берии. И вот по
этому документу Василий Алексеевич два дня находился в орга­
нах и писал объяснения.
Раньше я встречал Виктора Анисимовича Болятко. Он посто­
янно бегал, как мальчик, несмотря на то, что был уже генералом.
115

РАБОТА В ГРУППЕ B.A. МАХНЕВА. УБИЙСТВО Л.П. БЕРИИ

Позднее, придя работать в Седьмое управление, я встретил там
Болятко, он шел по лестнице, и на мое приветствие не ответил.
После «ареста» Берии меня вызвал управляющий делами Совета
Министров и начал интересоваться, в каких отношениях я был с
Берией, почему он наложил такую резолюцию на мой рапорт об
отпуске и знаю ли я, где жил Берия. Я ответил, что я, как и он, че­
ловек подчиненный по специальным вопросам, и, следовательно,
у меня были такие же служебные отношения, как и у всех. А где
он живет, меня это просто не интересовало.
Прошло более полувека с тех трагических для нашей страны
дней, когда был осуществлен террористический заговор Хрущева
и Маленкова, унесший из жизни одного из наиболее выдающих­
ся государственных деятелей — Лаврентия Павловича Берию.
Мне, в прошлом слесарю Тульского оружейного завода, сейчас
89 лет. В то время, в период работы у Лаврентия Павловича,
я был самым молодым в группе B.A. Махнева и сейчас, думаю,
остался единственным свидетелем тех трагических событий.
Прожив долгую, трудную и содержательную жизнь, которую со­
гласился бы повторить снова, я не могу уйти в «потусторонний
мир», унеся «тайну» убийства Лаврентия Павловича.
Неправда, облетевшая весь мир и часто повторявшаяся сред­
ствами массовой информации, относительно «ареста, суда и рас­
стрела» Берии, опровергнутая и сыном Лаврентия Павловича
Серго в книге «Мой отец — Лаврентий Берия», и документальной
книгой Ю.И. Мухина «Убийство Сталина и Берия» (2002), по-ви­
димому, очень нужна и теперь для воспитания нашей молодежи.
Только настойчивым желанием обмануть людей можно объяс­
нить, что 22 и 23 декабря 2003 г. телеканал «Россия» в 23.15 де­
монстрировал две серии фильма «Неизвестный Берия — полвека
после расстрела». Это извращение имевших место событий не­
однократно демонстрировалось во времена хрущевской «оттепе­
ли», но, оказывается, оно нужно и теперь, каким-то представите­
лям россиян.
Характер нашей работы у Лаврентия Павловича — система­
тический сбор и анализ сведений и разведывательных данных,
касающихся разработки средств массового поражения армии и
населения ядерным, химическим и бактериологическим оружи­
ем, обусловлен историческими фактами использования руко­
водством США ядерных бомб в Хиросиме и Нагасаки и вывозом
116

РАБОТА В ГРУППЕ B.A. МАХНЕВА. УБИЙСТВО Л.П. БЕРИИ

после окончания войны этим правительством из Японии специ­
алистов, занимавшихся созданием бактериологического оружия.
Не осуждением, а использованием специалистов Японии в своих
специализированных учреждениях — Кэмп-Детрике. Занимаясь
этой важной проблемой, мы помнили, что чума в Манчжурии в
1912 г. унесла более 100 тысяч жизней, и защита от этой исклю­
чительно опасной инфекции недостаточно эффективна и требует
серьезных улучшений.
Как крупный, грамотный и энергичный государственный де­
ятель, выполняя ряд жизненно необходимых для страны задач,
Лаврентий Павлович подчинил себе и решение перечисленных
проблем.
В день его убийства 26 июня 1953 г. стояла тихая солнечная по­
года. У Спасских ворот, при входе в Кремль, как и в корпусах, где
располагались наши комнаты и кабинет Лаврентия Павловича,
стояли те же часовые, которых мы хорошо знали. На территории
Кремля не было никаких пленумов и заседаний, не было арестов с
участием маршала Жукова. Весь этот бред, сочиненный Хрущевым
и Маленковым, характеризует их как государственных преступни­
ков, освободивших место для своего господства убийством самого
энергичного и решительного, после И.В. Сталина, руководителя
государства. Деятельность его в группе детально описана в моно­
графии Ю.И. Мухина, поэтому нет необходимости уподобляться
рассуждениям «доктора исторических наук», сопровождавшего
показ вымышленного фильма, тем более, судя по его внешности, в
то историческое время он еще был слишком мал.
Настойчивое внедрение в сознание нашей молодежи явной
лжи напоминает нам пожелания некоторых американских деяте­
лей 40-х годов — Алена Даллеса, вице-президента Совета по меж­
дународным отношениям, мечтавшего о «гибели самого непокор­
ного на земле народа, окончательного необратимого угасания его
самосознания... Для этого мы найдем своих единомышленников и
союзников в самой России» (Платонов O.A. Почему погибнет Аме­
рика, 2001). В какой-то степени сюжет фильма служит отражением
идей А. Даллеса.
Последний период работы под руководством Лаврентия Пав­
ловича оставил в моем сознании глубокий след о нем не только
как о мудром государственном деятеле, но и как о замечательном,
внимательном по отношению к подчиненным руководителе, всег­
117

РАБОТА В ГРУППЕ B.A. МАХНЕВА. УБИЙСТВО Л.П. БЕРИИ

да спокойном и отзывчивом. Только единственный раз я наблюдал
эмоциональный взрыв, связанный с необдуманной деятельностью
подчиненного. При мне полковник службы государственной без­
опасности восторженнодокладывал озавершении им формирова­
ния специального батальона в количестве 950 человек для направ­
ления в прибалтийские республики — Латвию, Литву, Эстонию с
целью ликвидации «банд лесных братьев». «Как вы додумались до
такой дикой политической авантюры? — прервал его Лаврентий
Павлович. — Вы хотите, чтобы там русских считали палачами? Не­
медленно распустите батальон и порекомендуйте своим сослужив­
цам в этих республиках сформировать собственные республикан­
ские батальоны для решения таких задач».
От меня и полковника C.A. Морозова Лаврентий Павлович
не скрывал свои переживания, связанные с деятельностью не­
которых членов Политбюро нашей партии. Так, он возмущался
позицией этих руководителей по отношению к югославскому ру­
ководителю — маршалу Броз Тито, которого наши СМИ (жур­
нал «Крокодил») изображали в виде палача, отрубающего головы
югославским коммунистам. Речь шла о позиции маршала, кото­
рый считал, что страной должно управлять правительство, а не
партия, как принято было у нас.
Такое же возмущение Лаврентий Павлович проявлял по отно­
шению к позиции наших руководителей, согласившихся с разде­
лением побежденной нами фашистской Германии на сектора —
английский, французский, американский и советский. Он счи­
тал, что если бы они настояли на создании в Германии демокра­
тического государства и не строили стен, отделяющих Западную
Германию от Восточной, мы бы нашли действительное понима­
ние немецким народом наших целей в союзе с ним, с его науч­
но-техническим потенциалом и нашими научными, материаль­
но-техническими и сырьевыми возможностями создали бы союз,
равного которому не могло бы быть в мире.
Что касается нашего личного поведения и отношения с окру­
жающими, Лаврентий Павлович всегда подчеркивал, что никог­
да, ни при каких обстоятельствах не обсуждал с собеседником
детали и характер служебной деятельности. Чтобы не проявлять
замкнутость, он рекомендовал обсуждать доступные литера­
турные темы, спортивные события и даже веселые анекдоты, но
службы никогда не касаться.
118

РАБОТА В ГРУППЕ B.A. МАХНЕВА. УБИЙСТВО Л.П. БЕРИИ
Что касается хрущевской «оттепели», которая часто упоми­
нается корреспондентами и политическими обозревателями,
отвергающими все прошлое советское как негодное и восхва­
ляющими эту «оттепель», то она, если коротко говорить, на мой
взгляд, проявилась в следующем:
— в передаче Крыма Украине;
— в создании, кроме существующих, обкома по сельскому хо­
зяйству;
— в ликвидации поголовья молочного скота жителей при­
городных районов, поскольку при отсутствии кормов этот скот
кормили хлебом (1958 r.). Рынки городов лишились продуктов;
— в тотальном освобождении огромных пойм дельты Волги
от зарослей камыша, выкошенного по указанию Хрущева, для
производства бумаги. Богатый, заселенный птицами и дикими
животными край был превращен в мертвую пустыню;
— в расстреле жителей некоторых грузинских городов, не по­
кидавших улицы в течение трех суток, в знак протеста против
выступления Хрущева «о культе личности Сталина».
Мы часто забываем, а может быть, просто не знаем наших
граждан, оставивших свой след в истории Родины. Любуемся
величественным зданием Московского университета, постро­
енного под руководством Лаврентия Павловича, или, спускаясь
в метро на станцию «Войковская», не помним, что фамилию Вой­
ков носил член Екатеринбургского обкома партии (1918), постав­
лявший Филиппу Голощекину (подчиненный Якова Свердлова)
серную кислоту и бензин для сжигания тел членов царской семьи.
Хочется верить, что свобода слова в России, о чем весьма бес­
покоятся многие корреспонденты и руководители средств массо­
вой информации, будет означать прежде всего свободу правды.

СЕДЬМОЕ УПРАВЛЕНИЕ
ГЕНШТАБА. СВЕРДЛОВСК.
ВОЗВРАЩЕНИЕ В СЕДЬМОЕ УПРАВЛЕНИЕ
Случай, а может быть, обстоятельства позволяли решить не­
которые вопросы. Перед этим, как известно, была проблема «вра­
чей-отравителей», которая ложно представляла события в крем­
левской больнице. Тогда обвинили Ефима Ивановича Смирнова,
что oн не принимал какие-то соответствующие меры. Его осво­
бодили от должности министра здравоохранения. Мы не знали,
что он освобожден от должности, и однажды, сидя за столом с
Морозовым, я поинтересовался, где Ефим Иванович, что-то о
нем ничего не слышно. Его интересовали некоторые аспекты на­
ших исследований, и мы заимствовали у него многие данные, с
ним общались, а здесь проходит неделя, и его никак не слышно.
Телефон у нас на столе. Я набираю его домашний телефон по ВЧ.
Он дрожащим голосом спрашивает: «Кто?» Я говорю: «Я». Он с
волнением отвечает: «Знаешь, Петр Николаевич, это первый зво­
нок за две недели. Я не нахожу себе места. Никто меня не беспо­
коит, никто не вызывает. Спасибо тебе хоть за память». Потом все
это прошло. Ефим Иванович уже работал начальником Седьмого
управления Генерального штаба, которое занималось вопросами
защиты населения и войск от оружия массового поражения.
Когда Помазнев предложил мне уйти, я понял, что остаюсь
без работы. И с таким настроением возвращаюсь в кабинет вме­
сте с Сергеем Алексеевичем Морозовым. И в это время раздает­
ся звонок от Ефима Ивановича: «Заезжай в Генеральный штаб».
Он дает мне адрес и номер комнаты, куда я должен приехать.
Я приехал к нему в штаб. Он говорит: «Ты мне очень нужен. Вот
тебе должность начальника первого отдела Седьмого управления,
будет у тебя двенадцать офицеров, будет и работа. Я буду докла­
дывать маршалу Соколовскому о твоем назначении». В то время
маршал Соколовский тоже относился, по-видимому, предвзято к
деятельности Лаврентия Павловича. Он несколько задержался с
решением, но, когда Ефим Иванович сказал, что я ему очень ну­
жен, потому что знаю вопросы, которые сейчас в ведении Седьмо­
го управления, Соколовский согласился с моим назначением. Вот
потому, что я к Ефиму Ивановичу отнесся просто по-человечески,
120

СЕДЬМОЕ УПРАВЛЕНИЕ ГЕНШТАБА. СВЕРДЛОВСК.
он вспомнил обо мне и немедленно меня назначил на должность,
которую я потом занимал.
Первый отдел был укомплектован грамотными офицерами.
Для примера назову людей, которых сейчас уже нет, а некоторые,
может, еще живы. Володя Лебединский был в моем отделе, Ни­
колай Гарин, Анатолий Филипенко, Султан Джарылгасов, сын
Тихона Ефимовича Болдырева, Виктор Белокуров и некоторые
другие. Работа шла очень слаженно и хорошо, мы друг друга по­
нимали, тем более что были близки по возрасту. Ефим Иванович
каждый день с утра приглашал меня к себе в кабинет, и мы бесе­
довали по специальным вопросам. Заместителями Ефима Ивано­
вича были такие серьезные и хорошие люди как мой любимый
товарищ Николай Иванович Александров, автор поливакцины
НИИСИ и многих других серьезных разработок, Василий Никанорович Павловский, брат Евгения Никаноровича Павловского.
Это фигуры, которые вдохновляли нас и руководили нами. Мы
находились в подчинении людей, знающих толк в работе, кото­
рую они исполняли. Так продолжалось несколько лет, но однаж­
ды по одному серьезному вопросу у нас разошлись мнения. Но не
только я не согласился с Ефимом Ивановичем.
Один раз Николай Иванович Александров и я обсуждали
серьезную проблему за столом в кабинете у Ефима Ивановича.
Показывая на Александрова, Ефим Иванович сказал: «Я не могу
убедить его», на что Александров ответил: «Что ты, Ефим Ива­
нович, воротишь от меня физиономию в окно? Смотри мне в
глаза. Я эти вопросы не понимаю и не разделяю твою точку зре­
ния». Я поддержал Николая Ивановича, посчитав, что он прав.
С Ефимом Ивановичем у меня наметилось небольшое охлажде­
ние, которое потом закончилось тем, что я попросил его найти
мне самостоятельную работу вне управления.
Я был готов на любой выезд, тем более что у нас были учреж­
дения, подчиненные Седьмому управлению. Он не возражал. Но
до этого разговора было присуждение воинских званий. И вот
Ефим Иванович, находясь в очень обостренных отношениях с на­
чальником Генерального штаба маршалом Соколовским, решил
проявить странную самостоятельность. У меня уже была долж­
ность генерала, это был 1955 r., и мне тогда было 40 лет. И вот,
взяв представление, он предложил пойти вместе с ним в кабинет
маршала Жукова, тогда тот был министром обороны. Подписав
121

СЕДЬМОЕ УПРАВЛЕНИЕ ГЕНШТАБА. СВЕРДЛОВСК.

представление, он решил пойти ко второму человеку, который
должен был поставить свою подпись в представлении, — началь­
нику Генерального штаба маршалуСоколовскому. Быстро подпи­
сал документ и ушел, но, когда вышел Указ Верховного Совета о
присвоении званий, меня там не оказалось.
Я написал рапорт на имя Соколовского, в котором указал, что
меня ознакомили с моим личным делом, где подтверждалась моя
эрудиция, моя дисциплина, была дана положительная характери­
стика, и что я очень прошу указать мне на те недостатки, которые
помешали мне получить звание генерал-майора. Маршал Соколов­
ский принял меня и очень вежливо сказал, что претензий ко мне не
имеет. Я ответил, что обращаюсь не по претензиям, а хочу узнать,
какие у меня есть недостатки, чтобы обратить на них внимание и в
будущем предотвратить исключение моей фамилии из списков при­
своения воинского звания. Маршал повторил, что у него ко мне нет
никаких претензий, но так получилось, что я выбыл из списка.
Ну, выбыл и выбыл. Делать нечего. Через некоторое время я
все-таки добился своего. Мне Ефим Иванович предложил долж­
ность научного руководителя свердловского закрытого учреж­
дения. Квартиру в Москве мы сдали. Надо отдать должное моей
жене Татьяне. Другая женщина сказала бы: «Ты езжай, а я не хочу
бросать квартиру и хорошую работу. Ты не согласовал со мной, не
спросил мое мнение». Татьяна сказала: «В Свердловск, так в Сверд­
ловск». Упаковали вещи, погрузились и поехали в Свердловск.
Там я познакомился с Алексеем Алексеевичем Покровским, бу­
дущим академиком и будущим директором Института питания.
Он хорошо играл в волейбол, которым я тоже увлекался, и, что са­
мое главное, мы с ним катались на беговых коньках на катке у нас в
городке. Это был замечательный человек. В начале своего приезда
из Москвы я поселился со своим сыном в его особняке. Он еще πe
освободил должность, а я еще не принял ее. Но со временем это
все урегулировалось, и в особняк приехали моя жена с дочкой. Так
началась моя новая жизнь, связанная со Свердловском.
При моем назначении в Свердловск руководителем исследова­
тельского института был Николай Иванович Николаев, которого
сменил Ювеналий Михайлович Волынкин — генерал, исключитель­
но тактичный человек. Он никогда не повышал голос, а имея значи­
тельный опыт в работе с кадрами, знал цену людям, ценил их труд
и старание.
122

СЕДЬМОЕ УПРАВЛЕНИЕ ГЕНШТАБА. СВЕРДЛОВСК.
Должность научного руководителя огромного учреждения с
многопрофильной тематикой для меня, кандидата медицинских
наук, не имевшего опыта по руководству наукой, требовала серь­
езной постоянной подготовки и самого близкого контакта с
многочисленными сотрудниками отделов и лабораторий. Через
десятки лет после отъезда из Свердловска я получил огромное
удовольствие — посетить этот сохранившийся и процветающий
институт в 45-летний и 50-летний юбилеи.
Начальником этого института Министерства обороны —
Института микробиологии — сейчас является Хоречко Анатолий
Трофимович, а его заместителем по научной работе Николай
Васильевич Литусов. Территория института превратилась за
многие годы в красивый сосновый бор, благоустроена, покрыта
хорошими асфальтовыми дорогами, имеет отличную бесплат­
ную школу, спортивные площадки, и только прежний высокий
забор отделяет ее от внешнего мира. Жизнь, работа и условия
отдыха в городке благодаря деятельности руководства институ­
та ничем не напоминают о тяжелых последствиях перестроеч­
ного периода, следы которого четко вырисовываются в самом
Свердловске.
После генерала Волынкина должность начальника института
занял генерал Василий Никанорович Павловский, который, при­
гласив меня на первую встречу, четко определил наши обязанно­
сти. Он сказал, что, поскольку не совсем силен в науке, а очень
любит административные, кадровые и хозяйственные вопросы,
поручает мне организацию и исполнение научных вопросов, при
условии, что я буду систематически докладывать ему итоги вы­
полняемых тем. И эту предложенную схему работы мы выпол­
няли на протяжении всего периода нашей совместной работы.
Василий Никанорович ни разу не нарушил ее.
Говоря о прошлом института, о годах моей работы в нем, нель­
зя не вспомнить о людях, бывших его цветом и гордостью. Мно­
гие, большинство, уже покинули наш мир, другие живы и хранят
в памяти прошлое института. Нет Василия Никаноровича Пав­
ловского, Ювеналия Михайловича Волынкина, моего близко­
го друга Николая Ивановича Александрова, Измаила Ивановича
Субботина, Александра Лазарева, Дмитрия Голидонова и многих
других. Ушел из жизни и Сергей Иванович Пригода, один из по­
следних моих друзей-соратников.
123

СЕДЬМОЕ УПРАВЛЕНИЕ ГЕНШТАБА. СВЕРДЛОВСК.
К счастью, здравствуют великолепные, умные люди. Живы
Виктор Терещатов, Мария Григорьевна Спасская, Евгений Леон­
тьевич Попов, Сергей Николаевич Румянцев, Всеволод Красиль­
ников. Все эти специалисты внесли своей деятельностью исклю­
чительно важный вклад в оборону нашей страны.
Институт занимался разработкой средств защиты населения
и армии от биологического оружия. В то время, сейчас об этом не
говорят, американцы, имея серьезные разработки по использова­
нию оружия массового поражения — ботулинического токсина и
других возбудителей болезни, нашли документы технологическо­
го плана и специалистов Японии, занимавшихся этими пробле­
мами, и шагнули далеко вперед. Мы не могли оставаться позади
и ждать, когда на нашу страну обрушатся ужасы Хиросимы и На­
гасаки, вызванные не ядерным, а биологическим оружием.
Для того чтобы разработать эффективное средство, защи­
щающее человека от смертельного поражения ботулиническим
токсином, биологического яда, не имеющего себе равных, необ­
ходимо было точно знать, от какого типа токсина из шести суще­
ствующих в природе нужно было искать защиту: от типа А, В, С,
D или E и E Каждый яд был специфичен и мог нейтрализоваться
только одноименным противоядием — антитоксином.
В опытах на животных такие вопросы решить нельзя, посколь­
ку чувствительность их к этим ядам различна. Если, например,
для смертельного поражения лошади требуется введение ей не­
скольких десятков мышиных доз токсина типа С, то для человека
таких доз требуются миллионы. Трудная, кропотливая и связан­
ная с воздействием на здоровье и риском для жизни, такая ра­
бота с различными типами токсинов проводилась сотрудниками
на себе. Было установлено, что токсин А в несколько сотен тысяч
и миллионов раз токсин А опаснее для человека, чем другие ток­
сины. К нему по токсичности приближается токсин типа В. Оба
токсина доступны для промышленного производства и продол­
жительного хранения. Как результат этих исследований, в 70-е
годы в существовавшую тогда и широко используемую поливак­
цину НИИСИ, разработанную профессорами Ниной Ефимовной
Гефен и Николаем Ивановичем Александровым, были включены
ботулинические антитоксины А и В. Этот комплексный препарат
стал широко использоваться для прививок в армии и отдельным
группам взрослого населения городов.
124

СЕДЬМОЕ УПРАВЛЕНИЕ ГЕНШТАБА. СВЕРДЛОВСК.

К сожалению, созданная к этому времени система массовых
прививок населения безыгольными инъекторами отечественно­
го производства не нашла дальнейшего применения. Компании,
производившие шприцы разового использования, практически
купили некоторых ученых, убедивших органы здравоохранения
в том, что использование автоматических безыгольных шприцов
очень опасно, так как при таких инъекциях может от пациента к
пациенту передаваться ВИЧ. Оказывается, по мнению этих уче­
ных, ВИЧ обладает способностью сопротивляться высокомудав­
лению, пробивающему кожу и подкожную клетчатку прививае­
мого, и попадать в аппарат. Большую глупость представить себе
очень трудно. Но деньги делают деньги.
Работа в Свердловске была очень напряженной не только изза нагрузки, когда ведущие специалисты раньше 12 ночи не воз­
вращались к семьям, но и ожидания результатов исследований.
В большой степени эти результаты подтверждались или исклю­
чались ежегодными полевыми опытами.
Свободное от работы время, в воскресные дни, мужское насе­
ление нашего института, особенно зимой, проводило на рыбал­
ке, подледном лове окуней и чебаков. Климат Урала значительно
отличается от московского, когда мороз в -20o не воспринимает­
ся как жестокий. У нас не было никогда сомнений относительно
возможности выезда в лес или на рыбалку. Наши желания всегда
осуществлялись, а руководство института обеспечивало отъез­
жающих соответствующим транспортом.
Однажды моя дочь Марина подобрала в дождливый осенний
день мокрого котенка и принесла домой. Шло время, и котенок
превращался во взрослого кота со своими особенностями, которые
стали приносить неприятности моей жене и всей семье. Мы жили
в одноэтажном особняке с небольшим участком земли, примерно
в 70-100 метрах от места работы, что позволяло значительно эко­
номить время. Выросший кот весь день отдыхал, а с наступлением
темноты отправлялся на прогулку. Всю ночь кошачьи крики разда­
вались под окнами дома. Под утро мокрый, драный, он возвра­
щался через открытую форточку, причем не просто запрыгивал, а
влетал, попадал в тюлевую занавеску и, запутавшись в ней, падал
на цветочные горшки, которые переворачивал. И так каждую ночь.
Сам он, не чувствуя угрызений совести, отправлялся спать под ба­
тарею, где ложился лапами вверх, отогревая замерзшее брюхо.
125

СЕДЬМОЕ УПРАВЛЕНИЕ ГЕНШТАБА. СВЕРДЛОВСК.
Вся эта ночная неразбериха, грязь и порванные занавески
наконец надоели и привели к настоятельной просьбе жены ку­
да-нибудь его деть. Выполняя ее просьбу, мы с сыном Сергеем,
отправляясь по Челябинскому тракту на рыбалку, в закрытой
корзине завезли кота километров за 40 от Свердловска и выпу­
стили в поселке, находящемся на пути. Наша спокойная, без кота,
жизнь продолжалась несколько месяцев, но однажды ночью с по­
доконника опять упали цветы, тюль на окне был разорван и вы­
пачкан землей, а наш полосатый кот лежал под батареей и грел
лапы и живот. Такой подвиг не остался неоцененным. Мы реши­
ли оставить кота в покое. Однако через некоторое время вновь
возникла необходимость отвезти его подальше от дома. Перевоз­
ка осуществлялась тоже в ночное время. На этот раз его увезли за
80 километров от города. Мы выпустили его, вернее, передали из
рук в руки сторожу, охраняющему кооператив. Прошло месяцев
восемь. Возвращаясь в 12 часов ночи в дождь домой, я услышал
хриплое мяуканье из цветочной клумбы, находившейся перед
входом в дом, открыл дверь и впустил кота домой. Больше мы не
пытались от него избавиться, терпели ночные подвиги, оценив
его постоянное стремление искать и находить свой дом.
1 мая 1963 г. в Свердловске был ясный, солнечный день. Я с
семьей находился на участке около дома, а рядом на таком же
участке трудились мой начальник Василий Никанорович Пав­
ловский с Анной Петровной, своей женой, занимаясь весенними
посадками. Меня позвали к телефону, и дежурный из Управле­
ния Генерального штаба сообщил, что мне присвоено звание
генерал-майора, а высшая аттестационная комиссия утвердила
ученую степень доктора медицинских наук после защиты дис­
сертации, выполненной в этом институте. Такой золотой дуплет
завершился срочным приглашением сотрудников, друзей на про­
должительное «чаепитие» в нашем доме.
В 1963 г. в институт приехал Ефим Иванович Смирнов, с ко­
торым мы расстались в 1958 г. О Москве я не думал. Работа была
интересной, хороший коллектив, все условия для жизни, научной
работы, отдыха. Он предложил мне вернуться в Москву на долж­
ность заместителя начальника управления, которую по личной
инициативе уступает мне генерал-майор Александров, перей­
дя на должность научного консультанта. Этот вопрос, сообщил
Ефим Иванович, согласован и с маршалом Советского Союза
126

СЕДЬМОЕ УПРАВЛЕНИЕ ГЕНШТАБА. СВЕРДЛОВСК.
Иваном Христофоровичем Баграмяном, которому подчинялось
Управление. Что я мог ответить? Под Москвой живут родители
жены. Она будет довольна, что мы возвратимся. Я дал согласие и
переехал на другую работу, а вернее — вернулся к прежнему месту
работы, но в другой должности. Сотрудников я всех знал, поль­
зовался уважением. Исключение составлял заместитель Ефима
Ивановича по политической части генерал Пупышев, человек, о
котором не хочется что-либо писать. Думаю, в своей жизни он
принес окружающим больше неприятностей, чем добра.
Работа началась. Я пришел в кабинет Ефима Ивановича, по­
скольку он приказом по Генеральному штабу назначил меня ис­
полняющим обязанности начальника Управления в связи с ухо­
дом его в отпуск и на дополнительное продолжительное лечение.
Систематическое отсутствие в утренние часы Пупышева позво­
лило мне как исполняющему обязанности узнать о причине его
непоявления на работе. С подчеркнутым сарказмом он ответил,
что занимается делами, о которых не считает возможным докла­
дывать временно исполняющему. Дело оказалось серьезнее, фак­
тически началась подготовка кампании по освобождению меня
от должности.
Прошло три месяца. Вернулся из отпуска Ефим Иванович, а
в это время полным ходом работала созданная комиссия по ана­
лизу работы управления. Что проверяли и что искали, я не знал.
Председателем комиссии был представитель Генштаба. Ефим
Иванович также подтвердил, что не в курсе дел, чем очень се­
рьезно озабочен, так как комиссия была срочно создана по его
инициативе. Первый и последний вопрос, который мне был за­
дан на комиссии, касался работы Николая Ивановича Алексан­
дрова и заключался в требовании комиссии узнать, насколько я
одобряю деятельность Николая Ивановича и как буду реагиро­
вать на решение комиссии отправить Александрова в отставку.
Я ответил, что все достигнутое в свердловском институте — за­
слуга Николая Ивановича. Он еще очень нужен, и без него я ра­
ботать в управлении не собираюсь. Некоторые члены комиссии
улыбнулись и оценили мой ответ как желание покинуть управ­
ление вместе с Николаем Ивановичем. Такое решение по насто­
янию Ефима Ивановича было записано. Его он отстоял и при
обсуждении акта комиссии у маршала Баграмяна. Случай ред­
кий, когда без серьезных аргументов два генерала одновременно
127

СЕДЬМОЕ УПРАВЛЕНИЕ ГЕНШТАБА. СВЕРДЛОВСК.

освобождались от работы. За три месяца работы в управлении,
даже при преступном желании, нельзя было развалить работу и
заслужить такое решение.
О действительных событиях, приведших к принятию такого
решения, я узнал позднее. На должность начальника Генераль­
ного штаба был назначен другой маршал. Емудоложили о делах
Седьмого управления, об освобождении двух генералов. Нико­
лая Ивановича разыскали и пригласили к новому начальнику,
который сказал, что он немедленно восстановит нас на работе,
как только вернется из поездки к маршалу Броз Тито. Он улетел
и погиб при посадке самолета в Югославии. Николай Иванович
был потрясен этими трагическими событиями. У него наступило
тяжелое психическое расстройство, от которого он не смог изба­
виться до самой кончины.
Вскоре после этих событий мне предложили занять кафедру
военно-медицинской подготовки Центрального института усо­
вершенствования врачей. Директор института Мария Дмитри­
евна Ковригина, известный крупный организатор здравоохране­
ния, с твердым характером, поинтересовалась моим отношением
к Ефиму Ивановичу Смирнову. Сама его она никогда не уважала,
однако, получив ответ, что в служебных отношениях всякое бы­
вает, никогда этот вопрос больше не задавала.
Преподавание на кафедре мне очень понравилось. Я испы­
тывал большое удовлетворение после прочитанных лекций, на
которые приходили не только занимающиеся военно-медицинской подготовкой, по и курсанты других кафедр. Секрет успеха
определялся только тем, что многие параграфы Устава внутрен­
ней службы занимали несколько строчек, а излагались в лекциях
многими часами с использованием фактического материала во­
енных действий, в которых я сам принимал участие. Так, напри­
мер, простой параграф, гласивший о том, что каждый военнос­
лужащий, вернувшийся из отпуска или из командировки, обязан
пройти медицинский осмотр. Кажется, ясно сказано и просто
исполнить, но этот параграф я излагал в течение трех часов при
абсолютной тишине в переполненной аудитории. В лекции шла
речь о женщине, не выполнившей этот параграф и в результате
свободного общения с военнослужащими многих подразделений
заразившей их сифилисом.

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА.
ВСТРЕЧА С ЛЮДЬМИ,
КОТОРЫХ НЕЛЬЗЯ ЗАБЫТЬ
Моя педагогическая деятельность, которая меня полностью
устраивала и хорошо оценивалась руководством института, вско­
ре неожиданно прекратилась по причине назначения на новую
должность — главного государственного санитарного врача СССР,
состоявшегося в декабре 1965 r., о чем я расскажу в конце пове­
ствования.
Это назначение свело меня с замечательным человеком,
крупным хирургом Борисом Васильевичем Петровским. Я не
могу рассказать обо всей работе Минздрава Союза, где я стал
работать, но можно отметить, что лучших условий для работы
при таком руководителе как Борис Васильевич Петровский у
меня не было. Этот человек абсолютно доверял мне, молодому
специалисту в этой области, поддерживал во всех моих начина­
ниях, никогда не прерывал, хотя иногда и нужно было это де­
лать. Во всяком случае ничего кроме глубокого уважения как к
человеку, как к организатору здравоохранения и как к уважае­
мому и известному у нас и за рубежом хирургу у меня к Бори­
су Васильевичу никогда не было. Я очень признателен ему за те
долгие годы совместной работы, искренне рад, что и сейчас он
жив и активно работает.
Однако должен сказать, что ситуация в министерстве резко из­
менилась, когда его место занял Сергей Петрович Буренков. Это
самый тяжелый период моей работы в министерстве. Я исполнял
обязанности главного государственного санитарного врача ровно
21 год. К сожалению, концовка была очень печальной, очень мрач­
ной, и связана только с характером этого так называемого мини­
стра, который пришел на смену Борису Васильевичу. Невероятны
бывают люди, которые мало что знают, но пытаются кому-то уго­
дить и кого-то в чем-то упрекнуть. Вот так это было с Буренковым.
Однажды мне пришлось его встретить в больнице. Я находился
там после операции и видел его в коридоре, он тоже находился в
этой больнице. Какой-то беспокойный, все время ходил к телефо­
нам и звонил. Я посмотрел и подумал, что жизнь у него сложилась
не совсем хорошо.
129

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА. ВСТРЕЧА С ЛЮДЬМИ...
В качестве характеристики, забегая несколько вперед, хочу рас­
сказать один маленький эпизод из жизни нашего министра Сергея
Петровича Буренкова. Мы принимали очень большую делегацию
иностранцев и хорошо за столом посидели. Выходя из ресторана
при гостинице, мы шли все вместе, и иностранцы, и мы, прово­
жая нашего министра к машине. У машины стояла его супруга.
И было совершенно непостижимо и немыслимо для нас, что, когда
он подошел к машине, она развернулась, ударила его по щекам и
толкнула в машину, села сама, и они уехали. Я стоял растерянный.
На меня смотрели члены делегации. «Что же это у вас за министр,
если его на улице бьет женщина? Позор какой!» Наутро он приехал
на работу, как ни в чем не бывало. Это один эпизод.
Второй эпизод, которым я хотел бы закончить, чтобы больше
к этому не возвращаться. Правительство получило телеграмму
из Югославии, что отправленная партия свиных окороков якобы
заражена трихинеллами, что это опасно. Трихинеллез — тяжелое
заболевание, и поэтому эту партию нужно проверить. Я знал, что
такое трихинеллез, а у моего министра была резолюция Черненко:
«Доложить немедленно». Тот ходил по кабинету, нервничал и го­
ворил: «Надо срочно выяснить, что это такое, и нужно немедленно
доложить». Я позвонил в Министерство торговли, у меня с ними
были постоянные связи. Мне сказали: «Петр Николаевич, эта
шифровка липовая, написали глупые вещи, окорока проверены —
качественные, никаких вопросов у нас нет». Я сказал: «Ну, хорошо,
разговор разговором, но дайте мне такую справку». Заместитель
министра написал справку, что окорока доброкачественные и ни­
какого трихинеллеза нет. Я приехал с этой справкой к министру
и положил ее ему на стол. Он посмотрел и говорит: «Что вы мне
кладете? Это написал замминистра?» Я говорю: «Да». — «А пусть
мне напишет сам министр». Я ответил: «Вот телефон у вас на столе,
звоните этому министру, и пусть он вам сам объяснит, в чем дело».
Он позвонил этому министру. Тот сказал: «Тут же был ваш заме­
ститель, и он получил ответ». — «Мне от вас нужна справка», —
сказал Буренков. Ну и тот написал справку, что окорока доброка­
чественные. Я зашел в кабинет, куда пришел и начальник управле­
ния Всеволод Евгеньевич Ковшилов. Стоим мы втроем. Наконец
Буренков, будучи, наверное, взвинченным, говорит мне: «Знаете
что? Мне надоело быть вашим опекуном». Он считал, что он меня
опекает, посылая за справками в Министерство торговли. Вот это
130

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА. ВСТРЕЧА С ЛЮДЬМИ...

меня страшно возмутило. Я сказал, встав из-за стола: «Во-первых,
Сергей Петрович, я не знаю, что такое опекунство, потому что с
15 лет работал на оружейном заводе и имел карточку первой кате­
гории, на которую жила вся семья. Во-вторых, Сергей Петрович,
я старше вас по возрасту и в партии я больше вас нахожусь. Ну и
последнее, Сергей Петрович, я ведь и умнее вас». Вот здесь он и
не ожидал такой реакции, подскочил: «Ну, не будем ссориться...»
Я говорю: «Я не ссорюсь, я вам просто ответил на вашу реплику,
кто вы такой». Он сел в машину и уехал в Центральный комитет.
Я знал, что через несколько минут после его отъезда будет зво­
нок. Звонок состоялся, и заведующий сектором здравоохранения
ЦК Болтрунас — я его мало знал, он литовский представитель от
здравоохранения Союза —сказал, что мы давно не виделись, нам
нужно встретиться, поговорить. Я ответил согласием и спросил,
когда приехать. «Приезжайте завтра в 10 часов». Я приехал. Вме­
сте с ним сидел его заместитель. Разговор начался издалека, что я
очень давно и успешно работаю в этой области, но уже в возрасте,
много сделал, и, наверное, лучше бы сейчас мне не в кабинете си­
деть, а с удочкой на водоеме ловить карасей. Я ему ответил, что и
сейчас карасей ловлю по воскресеньям и рыбную ловлю не бросил,
поэтому в дополнительном отдыхе не нуждаюсь и его беспокой­
ство не могу понять. Тогда он сказал мне: «Вы знаете, вы несовме­
стимы с министром здравоохранения». Я ответил: «Если бы я был
совместим, я бы давно покончил жизнь самоубийством, потому
что совместимость с этим человеком я не допускаю, поэтому ос­
вободите меня от такого сравнения». Тогда уже он вышел из себя
и заявил, что предлагает мне уйти на пенсию. Я ответил, что пред­
ложение очень странное, поскольку я на пенсию ушел в 1966 году
как генерал-майор. Он совсем растерялся и сказал сквозь зубы:
«Знаете, мы найдем возможность вас освободить». — «Тогда осво­
бождайте», — ответил я. «Нет, вы напишите заявление о желании
уйти на отдых». Здесь я не выдержал и говорю: «Товарищ Болтру­
нас, я не писал вам заявление о назначении на должность главного
государственного санитарного врача страны и писать заявление о
том, чтобы меня освободили, тоже не буду. Вы или ваши товарищи
меня назначали, вы меня и освобождайте. Я к вам претензий ни­
каких не имею».
В августе 1986 г. меня освободили от должности, и я ушел из
министерства. Однако самое невероятное было в том, что мой
131

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА. ВСТРЕЧА С ЛЮДЬМИ...
шеф, мой министр, который от меня избавился, был освобожден
в этом же году, но в каком месяце! 28 декабря. Я не помню тако­
го случая за всю историю работы в министерстве, чтобы человека,
занимавшего такой пост, даже если он где-то проштрафился, под
Новый год освобождали от должности. Ну, обычно это делалось
4 или 5 января, после Нового года, но не под Новый год. Это значит,
что настолько министр наш уважаемый надоел всем в правитель­
стве, что они решили его досрочно, до начала года, освободить от за­
нимаемой должности. Так закончилась моя работа в министерстве.
Однако закончить только этим неудобно, потому что работа
главного государственного санитарного врача связана с деятельно­
стью многих министерств. Я могу сказать в качестве примера, что
каждую среду проходил президиум Совета Министров, который
вел обычно председатель Совета Министров Алексей Николаевич
Косыгин, и не было случая, если только я не был в отпуске или ко­
мандировке, чтобы я не присутствовал на этом президиуме, пото­
му что всегда возникал ряд вопросов по другим министерствам, в
какой-то степени связанных с нашей службой, с нашей деятельно­
стью и с нашими решениями. Всегда нужны были дополнительные
справки, какие-то рекомендации.
Что касается нашего председателя Совета Министров Алексея
Николаевича Косыгина, могу сказать, что, по-видимому, в истории
редко встречаются люди такого склада характера, такой эрудиции
и такого уважения среди окружающих. Я не помню случая на пре­
зидиуме Совета Министров, чтобы Алексей Николаевич вспылил,
кого-то очень серьезно осадил. Он говорил уверенно, очень доход­
чиво и аргументированно и всегда оказывался прав. Ну, скажем,
если шла речь о документах, которые уже согласованы с Полит­
бюро, он заранее нам говорил: «Товарищи, дискуссии по этому во­
просу здесь не будет. Этот документ оформлен и одобрен уже По­
литбюро, поэтому нам обсуждать нечего». Но там, где нужно было
решать вопросы серьезно, он решал их до конца.
Приведу такой пример. Я был членом Государственной комис­
сии по строительству и приему завода в Тольятти, а вы знаете, что
этот завод строили итальянцы по своему проекту и всю докумен­
тацию сами оформляли. Однажды на заседании президиума Сове­
та Министров возник вопрос о стоимости строительства, которое
уже началось, но еще не был утвержден проект. И член Государ­
ственной комиссии, которому было поручено просмотреть этот
132

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА. ВСТРЕЧА С ЛЮДЬМИ...

проект, документацию и финансовые дела, докладывает Алексею
Николаевичу, что комиссия рассмотрела и находит возможным со­
кратить объем капитальных вложений на строительство пример­
но на 15 миллионов рублей. Алексей Николаевич встал, обычно
oπ сидел, а здесь встал и говорит: «Товарищи, давайте построим
хоть один завод, достойный нашей эпохи. Я не сокращу ни одного
рубля на строительство этого завода, я верю в этот проект и специ­
алистам, которые его составляли, и я думаю, что мы не ошиблись».
И вы знаете, действительно, он не ошибся. Я был на этом за­
воде несколько раз и когда мы принимали его окончательно. Цех
чугунного литья — ходят люди в белых рубашках с галстуками,
раздается какой-то мерный шум и иногда такое мягкое падение,
это детали плавки выпадают на конвейер. Огромный цех протя­
женностью 200-300 метров. В цехе люди ездят на велосипедах, не
ходят, потому что хождение требует много времени. В цехе, кото­
рый работает в условиях пониженных температур, все оборудо­
вание розовое, такой окраской понижается воздействие низких
температур. В цехах горячего производства — голубые тона, ко­
торые снижают такие температурные воздействия. Вот даже эти
вещи были предусмотрены. Но самое главное, медицинская часть
была так построена, что сначала туда въехали все хозяйственные
подразделения, финансы, кадры и еще место оставалось для того,
чтобы еще кого-то разместить. Вот такой завод был построен по
решению нашего правительства и главным образом с одобрения
председателя Совета Министров Алексея Николаевича Косыгина.
В заключение не могу согласиться с тем, что как только он за­
болел, он был выведен из состава Политбюро. Нужно было видеть
эту беспрерывную очередь к его гробу, который был установлен
в Центральном театре Красной армии, эти колонны трудящихся,
прибывающих со всех городов страны, чтобы проститься с умер­
шим Алексеем Николаевичем Косыгиным, чтобы понять, что это
был невероятный человек, уважаемый и любимый у нас в народе.
У него были два заместителя: Кирилл Трофимович Мазуров, я
о нем потом скажу немножко, и Дмитрий Степанович Полянский,
тоже человек, заслуживающий внимания. Полянский в свое время
был отправлен послом в Японию. Хотя у меня с Полянским были
отношения как у подчиненного с начальником, но он никогда не
держал себя как начальник, а был человеком мудрым, корректным,
вежливым, знающим свою работу. Что касается Кирилла Трофи­
133

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА. ВСТРЕЧА С ЛЮДЬМИ...

мовича Мазурова, о нем очень много хорошего можно сказать. Но
все-таки после смерти Алексея Николаевича Косыгина председате­
лем был назначен Тихонов. У меня осталось тяжелое впечатление
об этом человеке, и оно было связано не с его работой, в работе
его мало кто уважал, это впечатление связано с одним событием,
которому я был свидетелем.
Тихонов нас собрал для рассмотрения бюджета Академии ме­
дицинских наук. Бюджет был небольшой, и нужно было кое-где
добавить денег для научно-исследовательских работ. Я присут­
ствовал в составе делегации от Министерства здравоохранения,
но тогда уже имел отношение к академии как ее член-корреспон­
дент. Делегация, которую тогда возглавлял академик Владимир
Дмитриевич Тимаков, президент нашей академии, собралась в
кабинете у Тихонова. Шло заседание нормально, все выступали,
говорили, что нужно, как нужно. Тихонов, как правило, молчал,
ничего не отвечал, сколько он нам добавит, мы не знали, во вся­
ком случае у нас большой убежденности в этом не было. Последнее
слово было за Владимиром Дмитриевичем Тимаковым, он сидел
справа от меня за столом. Он поднялся, сказал два слова и упал на
спинку стула. Мы его поддержали. Растерялись все, встали из-за
стола, взяли его на руки и вынесли в приемную. Он не дышал. Он
был мертв. Нужно было решать, что делать дальше, как сообщить.
Мы зашли в кабинет Тихонова с просьбой прекратить заседание,
потому что нужно связаться с семьей, решить все организацион ­
ные вопросы. Что, вы думаете, Тихонов сказал? Он сказал: «У меня
нет времени откладывать, садитесь, и мы продолжим совещание».
Поймите наше положение. Лежит в приемной мертвый президент
академии, которого мы уважали и любили, Владимир Дмитриевич
Тимаков, и сидит председатель Совета Министров, председатель
правительства, который, невзирая на это, считает необходимым
продолжать совещание, которое уже не нужно.
Я думаю, что действия Тихонова были связаны только с одним.
Он, наверное, испугался, что пойдут слухи, что заседание было на­
столько бурным, что президент умер прямо на его заседании. Вот
каким у меня остался в памяти этот Тихонов, который заменил
Алексея Николаевича Косыгина на его посту.
О Кирилле Трофимовиче Мазурове, бывшем партизане, круп­
ном деятеле партии, исключительном человеке, можно говорить
очень много. К сожалению, он рано ушел из жизни. Таких людей
134

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА. ВСТРЕЧА С ЛЮДЬМИ...

в нашей практике встречается мало. Я могу только сослаться на
отдельные примеры, которые позволяют мне о нем так судить. Од­
нажды он вызвал меня по телефону. Мне нужно было доложить
ему обстоятельства одного дела. Так вот, я пришел к нему и сел за
стол. Вдруг зазвонил телефон. Он взял трубку, послушал и гово­
рит: «Знаете что, Петр Николаевич, зайдите в мою комнату отдыха,
пожалуйста, мне нужно на минуту прерваться». Я зашел в комнату
отдыха. Там были журналы, я минут десять там сидел. Он пришел
и начал извиняться передо мной, что прервал нашубеседу.
Следующий эпизод. Я собрался в отпуск и получил из Батуми
телеграфное сообщение, что там имеют место два случая смерти
студентов, которые остановились в прибрежном санатории на бе­
регу Черного моря. Внезапные случаи смерти. Значит, или острое
отравление, или такие болезни как холера, чума и другие.
У меня на руках путевки в санаторий на меня и на жену, я уже
получил деньги за отпуск. Что делать? Я звоню Кириллу Трофи­
мовичу: «Кирилл Трофимович, такая ситуация, я должен уехать
утром в отпуск, но получили шифровку о двух случаях смерти.
Посылать кого-то другого я не могу, я буду беспокоиться в отпуске.
Разрешите мне уехать сейчас туда, а когда я решу вопрос и вернусь,
потом отпуск свой продлю». — «Какой может быть разговор? Спа­
сибо вам за такое решение. Пожалуйста, уезжайте». Я уехал. Там
было два случая холеры. С них началась холера в 1970 г.
Когда все вопросы были решены и холера ликвидирована, нас
собрал Алексей Николаевич Косыгин. Обо всем поговорили, всех
поблагодарили, сказали, кому что положено за эту работу. Алек­
сей Николаевич был очень доволен завершением наших иссле­
дований. Наконец, Алексей Николаевич сказал, что все встреча
закончена и все могут идти по своим делам. Кирилл Трофимович
встал и говорит: «Петр Николаевич, подождите минутку». Ну,
мне неудобно. Борис Васильевич Петровский уходит, а я остаюсь.
Я задержался, и Кирилл Трофимович говорит: «Вот мы посовето­
вались здесь и хотим вам сказать, что очень благодарны вам за те
меры и работу, которые вы осуществили. Вы награждаетесь орде­
ном Ленина». Я поблагодарил, выбегаю, а Борис Васильевич меня
ждет. Ну что я ему скажу? Что меня поблагодарило правитель­
ство, а его не оставили при этом? Я сказал, что Алексей Никола­
евич Косыгин интересовался, когда в Астрахани может начаться
охота, рыбная ловля, так что это вопросы частного порядка. На
135

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА. ВСТРЕЧА С ЛЮДЬМИ...
этом мы закончили. Такой был Кирилл Трофимович Мазуров, и
так он относился к людям.
Сейчас, когда по телевизору идет реклама так называемого
масла «Рама», показывают разных женщин, мужчин, детей, кото­
рые говорят, что это настолько вкусно, что даже напоминает во­
логодское масло. Мое мнение заключается в том, что некоторые
выступающие даже и не знают, что такое вологодское масло. А с
вологодским маслом у меня связана одна история. Однажды меня
и Алексея Алексеевича Покровского, который был академиком и
директором Института питания, вызывает Дмитрий Степанович
Полянский. Пригласил, угостил чаем и говорит: «У меня к вам
очень хороший разговор. Вот вы, врачи, во всех своих публикаци­
ях предупреждаете население, что много масла есть вредно. Надо
с этим заканчивать, потому что вы людей отучаете от хорошего
продукта — сливочного масла. Я вас очень прошу, вот если сегод­
ня вечером вы представите большую статью в "Правду” о пользе
сливочного масла с двумя подписями: академик Покровский A.A.
и главный государственный санитарный врач, член-корреспон­
дент АМН СССР Бургасов Π.H., я немедленно опубликую эту
статью». Мы спрашиваем: «Дмитрий Степанович, а в чем дело?
Почему возникает такая ситуация?» Он сообщил откровенно, что
ежегодно огромное количество вологодского масла экспортирует­
ся через компании Дании за рубеж. А в этом году появились каки­
е-то умельцы, которые нашли что-то в этом масле, что не позволя­
ет его принять на экспорт, и вся огромная партия масла остается у
нас сейчас в холодильниках, а продать его трудно, никто не поку­
пает много масла. Ну вот и надо написать, что оно полезно. Я го­
ворю: «Дмитрий Степанович, может быть, лучше цену изменить?»
Он ответил, что это исключено, потому что правительство имеет
определенные расценки, оно их менять не будет.
Мы сели с Алексеем Алексеевичем Покровским и написали ста­
тью. Она была опубликована на второй день в «Правде», и меня
срочно вызывает Борис Васильевич и спрашивает: «Петр Никола­
евич, что случилось? Вам что, делать нечего? Вдруг вы публикуете
статью о пользе сливочного масла. Вы же всегда, наверное, писали,
что оно в больших количествах вредно для людей». Я говорю Бо­
рису Васильевичу, что никогда в жизни ни я, ни Алексей Алексе­
евич Покровский не выступали против использования в питании
сливочного масла, тем более вологодского. К нам обратились не­
136

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА. ВСТРЕЧА С ЛЮДЬМИ...

сколько инстанций с просьбами написать свое мнение, вот мы и
изложили. Он говорит: «Нет, вы можете писать, но, похоже, что
что-то случилось в стране». Правда, потом я Борису Васильевичу
рассказал, что речь шла о партии сливочного масла, которое нуж­
но было продать.
В характере наших руководителей правительства была
одна особенность: они доверяли многим товарищам большие
объемы работ, требовали исполнения и во многих случаях всегда
выступали в защиту этих людей, которым было оказано доверие.
В частности, скажем, по положению о государственном санитар­
ном надзоре. Когда у нас это обсуждалось, Кирилл Трофимович
Мазуров высказал мысль, чтобы меня вывели из подчинения Бо­
риса Васильевича Петровского. «Он министр, ему работы хватает,
а вы отвечаете за свою работу, и ваше решение окончательное».
Я тогда сказал Кириллу Трофимовичу, что Борис Васильевич ни
разу мои решения не отменял и не собирается этого делать. У нас
идет совместная работа, и нет соответствующих вопросов. Тогда
Кирилл Трофимович Мазуров с нами согласился.
И вот возникает одна ситуация. В Челябинске главный санитар­
ный врач города закрыл цех чугунного литья Челябинского трак­
торного завода. Закрыл по санитарным показаниям: запыленность
огромная, вентиляции никакой нет, грязь, люди болеют. Однако
когда это решение дошло до заместителя Алексея Николаевича
Косыгина, который курировал эту промышленность, тот решил
отменить решение главного санитарного врача Челябинска. Сани­
тарный врач Челябинска — это была женщина, обратилась ко мне
с просьбой ее поддержать. Я написал заключение: «Категорически
настаиваю на закрытии цеха и поддерживаю решение главного
санитарного врача Челябинска». Наконец, заседает Совет Мини­
стров, куда вызывают меня и Аветика Игнатьевича Бурназяна, ко­
торый у нас занимался космической медициной. Вызывают также
министра Бориса Васильевича Петровского. Идем мы на заседа­
ние, и Аветик Игнатьевич мне говорит: «Ну вот, Петр Николаевич,
наверное, все с вашей деятельностью связано. Вот заместитель Ко­
сыгина отменил решение санитарного врача Челябинска, а вы вме­
шались и подтверждаете решение этого врача, и сейчас придется
нам выслушивать серьезные замечания председателя Совета Ми­
нистров». Я промолчал, я не знал, о чем речь будет, кто кого будет
обвинять и в чем.
137

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА. ВСТРЕЧА С ЛЮДЬМИ...
Пришли мы, сели вдоль стенки, посередине стоял стол Алексея
Николаевича. Первое, с чего он начал, он обратился к Аветику Иг­
натьевичу Бурназяну с вопросом: «Товарищ Бурназян, кто вы по
специальности?» Он отвечает: «Я врач». — «Ну, почемуже вы, врач,
направляете мне на утверждение раскладки питания космонавтов?
Почему председатель Совета Министров должен утверждать рас­
кладки питания космонавтов? Я что, специалист в этой области?
А вы абсолютно в этом деле не понимаете? Вы же специально за­
нимаетесь медициной для космонавтов. Как же вы себе такие вещи
позволяете?» Бурназян что-то ответил Алексею Николаевичу, ко­
торый потребовал такую практику прекратить, что это последний
раз, когда он делает замечание и что он этого не потерпит.
Вступление было очень напряженное. Я сижу и думаю: «Ну сей­
час и по мне». Алексей Николаевич спрашивает: «А главный го­
сударственный здесь?» Я встаю: «Здесь». Тогда он обращается не
ко мне, а к своему заместителю, который отменил решение сани­
тарного врача Челябинска, и говорит ему: «Я вас в последний раз
предупреждаю, что если вы еще хоть раз или кто-то из вас отменит
решение главного государственного санитарного врача страны,
будете нести серьезную ответственность передо мной и перед пар­
тией. Вы не имеете на это права. Решение главного государствен­
ного врача могу отменить только я, но я этого никогда не делал, и,
наверное, мне этого не придется делать».
Я, конечно, был на седьмом небе, что называется. Мы вышли,
и мне Борис Васильевич говорит: «Вот, видите, как все решается».
Я отвечаю: «Борис Васильевич, жизнь есть жизнь, в жизни все
бывает». Вот я продемонстрировал характер нашего уважаемого
председателя Совета Министров Косыгина Алексея Николаевича,
его решительность и его понимание задач, которые он себе ставил.
Я не знаю, как обстоят дела сейчас в Минздрав
е России. Очень
приятно, что сейчас главный государственный санитарный врач
России является и первым заместителем министра, это большое
дело. Тогда у нас не было двух первых заместителей, был только
один, а остальные были просто заместителями министра. Однако
если этот санитарный врач будет подчиняться в законодательном
порядке нашему правительству, не всему правительству, а только
председателю Совета Министров, тогда это дело другое. Но если он
останется только первым заместителем, а его решения будут стал­
киваться со многими трудностями для их исполнения, то этот пер138

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА. ВСТРЕЧА С ЛЮДЬМИ...

вый заместитель не сможет выполнять свои функции, несмотря на
то, что о своих функциях он прекрасно знает, имеет опыт работы,
определенные знания и знает историю нашей службы.
В жизни каждого человека, в его работе, по-видимому, бывает
время, когда он, вспоминая о прошлом, может, не так эмоциональ­
но, но очень серьезно рассматриваетдейственность и правотусво­
их решений. И вот однажды у меня был такой эпизод, связанный
с определенными переживаниями, потому что речь шла не только
обо мне, речь шла о ситуации в стране. Это было, когда в Мини­
стерстве мясо-молочной промышленности произошли большие
изменения в кадровом составе. На новых молочных заводах и
мясокомбинатах были заменены руководители, главные инжене­
ры, пришла молодежь. А надо сказать, что молочные продукты,
если они плохо хранились и плохо обрабатывались, нередко вы­
зывали у нас групповые заболевания. Однако ежегодно, когда это
происходило, особенно в весенне-летний период, по всем вспыш­
кам направлялись донесения в Центральный комитет партии. Все
эти донесения подписывал либо Борис Васильевич Петровский,
либо я как главный государственный санитарный врач.
Наверное, скопление этих донесений вызвало какую-то опре­
деленную реакцию у наших партийных руководителей. Однаж­
ды меня вызвали на совещание, которое проводил тогда Суслов,
а перед совещанием в отделе Центрального комитета Валерий
Александрович Балтийский показал мне некоторые материалы,
касающиеся этих вспышек, и сказал, чтобы я написал свое мне­
ние, осуждающее руководство Министерства мясо-молочной
промышленности. Я прочитал все документы и сказал, что этого
писать не буду. Он ответил: «Как хочешь, это твое право. Я не буду
тебя заставлять». И я написал совсем другое заключение.
Пришли мы на совещание к Суслову. Там присутствовали Ми­
хаил Сергеевич Соломенцев, председатель партийного контроля
Центрального комитета партии, и другие серьезные люди, которые
могли принимать решения. Посередине кабинета стоял министр
мясо-молочной промышленности Сергей Федорович Антонов.
Я очень уважал этого человека за объективность и за откровен­
ность. У меня и моих сотрудников, которые курировали мясо-молочную промышленность, был с ним постоянный контакт, он всег­
да помогал нам в работе. И вот человек, который старше меня по
возрасту, стоял посередине кабинета, и на него обрушился поток
139

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА. ВСТРЕЧА С ЛЮДЬМИ...
критики, предложений, что его пора судить, что надо заканчивать
с этим, что его нужно освобождать от должности. Он стоял с ба­
гровым лицом и шеей. Я боялся, что с ним может случиться удар,
но он держался, и, когда все нападки закончились, Суслов спросил,
что думает об этом санитарный врач.
Я встал и начал с того, что вспышки, которые имеют место в
пионерских лагерях и среди населения, связаны с тем, что недоста­
точно организован санитарный надзор за хранением и использо­
ванием молочных продуктов, что по этому вопросу мы уже одно
совещание с товарищем Антоновым провели и наметили ряд ме­
роприятий, так что товарищ Антонов и его новые люди, которые
еще плохо знают эту систему, примут надлежащие меры для пре­
дотвращения возникновения вспышек, но во многом повинна и
наша служба, служба государственного санитарного надзора. Мы
многое здесь упустили, и я обещаю, что в ближайшее время мы
все это приведем в порядок. В адрес Антонова я не сказал ничего
плохого. Тогда подает реплику Соломенцев: «Товарищи, а что мы
обсуждаем? Вот записка товарища Бургасова, он так и пишет, что
Антонов не виноват. Есть недостатки, но не в такой степени... Со­
вещание закрывается».
Балтийский ушел раньше меня, ничего мне не сказал. Я приехал в
Министерство здравоохранения. Меня вызвал первый заместитель
и спросил, что было на совещании. Я рассказал все, как было. Он за­
ключил: «А знаешь, ведь готовилось освобождение Антонова и тебя
от занимаемой должности, проект лежал на столе у Суслова». —
«Что ж, освободить, значит, освободить», — ответил я. «Только ты
счастливый человек, — продолжил мой собеседник. — Кто тебя на­
учил так выступать? Ты выступил так, что Суслов сказал потом: ’’Де­
ловое выступление, и других решений не может быть”».
Второе переживание у меня было связано уже не с мясо-молоч­
ной промышленностью, не с этими частными случаями, а с
катастрофой, случившейся в Ульяновске с теплоходом, который
врезался верхней палубой в металлический мост. Было очень мно­
го жертв, и туда выехала правительственная комиссия, которую
возглавляли Алиев Гейдар Алиевич и Соломенцев. В комиссию
входил и я вместе с представителями других министерств. Мы за­
стали очень тяжелую ситуацию.
В больнице лежали около 30 изуродованных людей, состояние
которых было крайне тяжелым. Продолжали вылавливать трупы

140

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА. ВСТРЕЧА С ЛЮДЬМИ...

и части тел около моста, а глубина была примерно 20 метров. Про­
изошло это трагическое событие в июне в 10 часов вечера, когда
еще было светло. Пассажирами этого теплохода были шахтеры с
ростовских шахт. На верхней палубе были танцы, а кто не танце­
вал, сидели у себя в каютах и занимались своими делами. Теплоход
шел к мосту, причем по его ходу на сваях висел большой желтова­
то-красный щит с надписью «Вход». Однако почему-то теплоход
пошел не в этот проход, а рядом, где высота не была рассчитана
на высоту теплохода. При этом была срезана вся верхняя палуба,
на которой находились буфет и танцевальная площадка. Большая
группа людей была убита или травмирована этим ударом и сбро­
шена в воду.
Наше руководство вызвало рефрижераторы, чтобы сохранить
останки тел, привести их в надлежащий вид, потому что стали
приезжать родственники из Ростова и других мест для опознания
всех этих людей. Самое трудное заключалось в том, что мы помо­
гали заходить в эти рефрижераторы родственникам, а обратно они
еле выходили, потому что выдержать такую картину было невоз­
можно. К тому же было тепло, и, когда открывали двери холодиль­
ников, туда проникал теплый воздух. Трупы разлагались,.и мы не
знали, что дальше делать.
Соломенцев и Алиев уехали в Москву. Остался за них началь­
ник отдела транспорта Центрального комитета — очень хороший
человек, умница. Он спрашивает: «Ну что, как дальше будем по­
ступать?» Я ответил, что если хотим сейчас сохранить спокойствие
людей и прекратить эти попойки приезжающих родственников,
надо заканчивать с этой историей. Трупов мы уже больше не най­
дем, в основном все уже сейчас выловлено и находится в холодиль­
никах. Я прошу соединиться с товарищами Алиевым и Соломенцевым и попросить их разрешения отправить эти два состава с
рефрижераторами, где находятся останки погибших, на кремацию,
и чтобы урны помещались уже в гробы и эти гробы передавали
родственникам с документами, что в силу обстоятельств трупы
не могли быть сохранены и они получают пепел. Это будет проще,
приезжать больше не будут, и закончится вся эта трагедия.
Наше решение одобрили, и мы облегченно вздохнули. Соста­
вы с рефрижераторами от нас ушли, но продолжалась еще наша
работа, потому что многие находились в больнице, продолжалось
лечение тяжело пострадавших. Во время этой командировки у
141

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА. ВСТРЕЧА С ЛЮДЬМИ...
меня сложилось нехорошее впечатление о секретаре Ульяновского
обкома. Знаете, когда сейчас осуждается ленинская, сталинская и
марксистская идеология и проповедуется совсем другое, я считаю,
что есть идеология и есть люди, которые разделяют эту идеологию
по существу своим сердцем, и люди, которые пользуются этой иде­
ологией для своего процветания, своей карьеры. Это разные вещи,
и только по этим принципам коверкать идеологию, говорить, что
она дикая и ненужная, просто невозможно. Я видел идеологов, ко­
торые жили действительно идеями марксизма-ленинизма, и видел
людей, которые спекулировали этими идеями.
Так вот, начальник, оставшийся у нас вместо Соломенцева и
Алиева, спрашивает меня, почему я ни разу не был у секретаря об­
кома, тот очень недоволен. Почему я игнорирую его? Я ответил,
что не игнорирую, я просто смотрю на вас — вы приходите утром
под хмельком, а у вас с сердцем нелады, и вот скажут, что в комис­
сии был врач Бургасов, он все-таки имеет отношение к академии,
он профессор, и у него на глазах председатель комиссии напивает­
ся каждый день, и в результате у него инфаркт, и его везут в Мо­
скву уже в гробу. Я не могу этого допустить. Он говорит, что не
может согласиться, тот все-таки секретарь обкома, и я должен к
нему заехать. Я согласился, с одним условием, что он не будет пить
ни одной рюмки. Если нужно, я за него могу выпить, я выдержу, но
ему не советую.
И вот вечером я все-таки поехал к секретарю обкома на заго­
родную дачу. Надо было видеть охрану, которая охраняла эту дачу,
подъездные пути, очень длинный стол под кустами сирени, застав­
ленный спиртным и закусками, его супругу, которая раз показалась
и ушла, и нас, приехавших членов комиссии. Наутро, опять под
хмельком, секретарь обкома звонит и вызывает меня к себе. Я захо­
жу, он сидит, развалившись, в кресле и говорит, обращаясь ко мне
на ты: «Слушай, а я слыхал, что ты генерал». Я говорю: «Ну и что? Я
на самом деле генерал». Он рассмеялся: «А я старшина». Я говорю:
«Ну, это и заметно». На этом мы с ним расстались. Вот такие се­
кретари обкомов позорили и идеологию, они позорили советского
коммуниста, русского человека позорили, и таких было немало.
Чтобы закончить историю Седьмого управления Генерального
штаба, я должен сказать, почему я, приглашенный на должность
заместителя к Ефиму Ивановичу Смирнову, через четыре месяца
был освобожден от этой должности тем же Ефимом Ивановичем.
142

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА. ВСТРЕЧА С ЛЮДЬМИ...

Я глубоко уважал этого руководителя. Он многое сделалдля ар­
мии. Достаточно сказать, что он возглавлял военно-медицинскую
службу Вооруженных сил во время боев с фашистской армией, он
был действительно талантливым, толковым, замечательным чело­
веком. Но все-таки у каждого человека есть свои слабости, и вот на
этой слабости, по-видимому, и была сыграна вся история освобо­
ждения меня из Седьмого управления с должности заместителя.
Когда я был уже назначен заместителем министра здравоохра­
нения, главным государственным санитарным врачом, ко мне при­
шел на прием один человек. Он был председателем комиссии по
Седьмому управлению Генерального штаба, которое вынесло ре­
шение о моем освобождении. Он мне доверительно рассказал сле­
дующую историю. Известно было, что у Ефима Ивановича Смир­
нова, моего начальника, и у маршала Соколовского, начальника
Генерального штаба, были натянутые отношения. Может быть,
потому, что маршал Соколовский не мог спокойно смотреть, как
Ефим Иванович проходит к старшим начальникам, игнорируя его
в решении многих вопросов. Так вот, когда Ефим Иванович ушел
в отпуск и у него была командировка с этим связана, я приступил
к исполнению его обязанностей. И однажды маршал Соколовский
обращается к своему помощнику генералу Иванову с предложени­
ем освободить Ефима Ивановича от занимаемой должности. «Что
же мы держим у себя в должности начальника Седьмого управ­
ления генерал-полковника Смирнова, человека больного? У него
и с ногами не все в порядке, он часто лечится, он в год 3-4 меся­
ца отдыхает. Сейчас появился его заместитель, генерал Бургасов.
Профессор, молодой человек, способный. Он докладывает нам
каждую неделю, готовит документы, у него все правильно, очень
серьезный, очень перспективный человек. Поэтому, товарищ Ива­
нов, подготовьте решение об освобождении товарища Смирнова
от должности начальника Седьмого управления и назначении на
эту должность товарища Бургасова».
Это было сказано маршалом Соколовским своему помощнику
генерал-полковнику Иванову, который был лучшим другом Ефи­
ма Ивановича. И как только Ефим Иванович вышел на работу,
первое, что Иванов сделал, сообщил Ефиму Ивановичу обо всех
этих разговорах. Ефим Иванович, наверное, подумал, что, пока я
сижу в управлении, этот вопрос не будет снят и нужно все сделать,
чтобы меня из управления убрали. И меня из управления убрали.
143

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА. ВСТРЕЧА С ЛЮДЬМИ...
Правда, я не в претензии к Ефиму Ивановичу Смирнову, он защи­
щал свои позиции, дело прошлое.
3 января 1966 r., а я был назначен 24 декабря 1965 г. на долж­
ность заместителя министра здравоохранения, мне позвонил
Ефим Иванович Смирнов, поздравил меня с новым назначением,
а ему это было непросто, потому что в институтах, где проходили
партийные активы, задавали вопрос: «Почему товарищ Бургасов,
освобожденный у вас от должности заместителя, назначен заме­
стителем министра здравоохранения? Это что, меньше или боль­
ше?» Ефим Иванович был в сложном положении. Ему отвечать
было на это очень трудно, но он меня поздравил с назначением.
Я его поблагодарил за это. Он сказал, что всякое бывает, а нам же
работать. Я ответил ему, что нам работать еще долго вместе.
Другой военный, с которым я прослужил несколько лет, —
это Александр Григорьевич Парамонов, полковник медицинской
службы, начальник санитарного отдела сначала 4-й, а затем и 59-й
армии Волховского, Ленинградского, а потом 1-го Украинско­
го фронта. Очень хороший, порядочный человек, знавший свою
службу, внимательно относившийся к подчиненным и всегда спра­
ведливый в решении вопросов, которые касались людей. Я не пом­
ню, чтобы Александр Григорьевич Парамонов что-то сделал не в
пользу человека, который этого заслуживал. Это был мой первый
учитель в армии, куда я попал служить после финской кампании.
Моим учителем, естественно, был и Ефим Иванович Смирнов.
Кроме уважения к нему, ничего не осталось. Если и были моменты
в жизни, когда он в утоду своего положения неправильно поступал,
то, по-видимому, не только он в этом виноват. В большей степени
виноваты люди, которые этому способствовали. Одно знаю, что
Ефим Иванович Смирнов никогда не допускал, чтобы вместо него
назначались его заместители и люди, которые раньше ему подчи­
нялись. У него это был болезненный процесс. Забегая вперед, дол­
жен сказать, когда он уходил уже в отставку, он мог бы найти себе
достойную замену, человека, ну хотя бы по некоторым свойствам
характера и организаторским способностям соответствующего
значимости выполняемой работы. Но он все-таки нашел нужным
назначить вместо себя Володю Лебединского. Это бывший его под­
чиненный, хороший офицер, культурный, вежливый, знающий, но
человек абсолютно безвольный, и Ефим Иванович его назначил на
эту должность только по одной причине. Он знал, что Володя Ле­
144

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА. ВСТРЕЧА С ЛЮДЬМИ...
бединский, даже будучи начальником Седьмого управления, без
санкции и без одобрения Ефима Ивановича никаких решений не
примет. И так было до последних дней его жизни — Володя Лебе­
динский посещал Ефима Ивановича и спрашивал у него разреше­
ния на решение каких-то вопросов.
Следующий человек, о котором остались хорошие воспомина­
ния и большое удовлетворение, что я с ним встречался в жизни,
это Юлиан Михайлович Волынкин. Он занимался кадровыми во­
просами, но имел руководящую должность и в Свердловске. Это
был человек высокой культуры, высокой нравственности, кото­
рый доверял людям и знал, с кого спросить.
Я уж не говорю о Василии Никаноровиче Павловском, с кото­
рым у меня связана большая часть жизни. Это человек, который,
правда, русский язык переслаивал хорошим матом, таким краси­
вым, это нужно было понимать, он без этого не обходился в разго­
ворах. Однако были у него и другие чисто павловские особенности.
Он, скажем, не мог допустить, чтобы жена называла его просто на
ты и Васей. Она его всегда называла только на вы и Василием Никаноровичем. Его желания, а они были скромными, всегда испол­
нялись супругой. Например, она обязательно покупала ему бутыл­
ку водки на субботу и воскресенье. Это был закон.
И вот однажды, когда мы ехали из Москвы в Свердловск к месту
службы, сидели в купе, играли в преферанс, я сказал Василию Никаноровичу, что нужно дать телеграмму в Свердловск, чтобы нас
встретили наши товарищи. Он ответил: «Ну, иди, дай телеграмму и
дай телеграмму моей половине. Я пошел, дал телеграмму своей су­
пруге. Ну, думаю, и Анне Петровне нужно дать телеграмму. Но как?
Я же никогда не писал ей от имени Василия Никаноровича теле­
граммы. Взял бланк и пишу: «Дорогая Анечка! Прибываю такого-то
в таком-то вагоне в такое-то время. Встречай. Целую. Твой Васи­
лек». Пришел я в купе, он спрашивает: «Ну как, дал?» Я отвечаю:
«Дал телеграмму». — «А что ты моей жене написал?» Говорю: «Вот
текст лежит». Он прочитал. Надо было видеть его реакцию. «Ты что
надумал? Какая Анечка? Ты что, с ума сошел? Я тебя просил разве
так писать?» Но самое главное, в Свердловске удивилась и отнес­
лась к этому с юмором Анна Петровна. Она, конечно, не поверила,
что это писал Василий Никанорович, тем более «Анечка» и тем бо­
лее «Василек», но он все-таки понял, что можно писать и по-друго­
му телеграммы супруге, когда находишься где-то в командировке.
145

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА. ВСТРЕЧАСЛЮДЬМИ...

Ну, были и другие особенности Василия Никаноровича, но
главное — это был человек дела, человек дисциплинированный
в выполнении своих воинских обязанностей. Из всего, что ему
приходилось делать, больше всего любил кадровые вопросы. Если
нужно было изменить структуру какого-то подразделения, это
было его любимое занятие.
Мне посчастливилось работать под руководством Ивана Хри­
стофоровича Баграмяна, маршала Советского Союза. Я видел его
во многих действиях и во многих решениях. Я был сначала у него, а
потом у сменивших его руководителей заместителем председателя
совета по разработке средств защиты войск и населения от оружия
массового поражения. Он был председателем этого совета. Чело­
век исключительной культуры, он никогда ни на кого не повышал
голос. Единственный раз только при мне возмутился, когда ему
один начальник политотдела нашего института докладывал, что
вместо того, чтобы выдавать по 600-700 граммов хлеба на солдата
на целый день, они в столовой решили резать этот хлеб на ломти­
ки и давать на тарелках и на этой системе за квартал сэкономили
какое-то количество тонн хлеба.
Я никогда не видел таким Ивана Христофоровича. Он сказал:
«Полковник, ты обязан кормить солдат и давать им по 700 граммов
хлеба, чтобы они съедали, а ты докладываешь маршалу Советского
Союза, что сэкономил на солдатских желудках такое-то количество
хлеба. Как тебе не стыдно! Уходи вон! Я с тобой больше говорить
не хочу. Последняя встреча с маршалом Баграмяном была, когда
он уходил в отставку. Он пригласил к себе в комнату для отдыха
Ефима Ивановича Смирнова, Аветика Игнатьевича Бурназяна и
меня. Достал бутылку армянского коньяка, разлил в рюмки и ска­
зал, что сегодня ему 70 лет и он уходит в отставку. Благодарит нас
за совместную службу и просит его не забывать, а в случае чего и
он нас не забудет. Мы простились с маршалом Баграмяном. Мне
больше не пришлось с ним встречаться по работе, но в памяти он
остался как человек больших знаний и эрудиции и исключитель­
ного отношения к людям.
Следующий, о ком я хотел бы сказать несколько слов, это Борис
Львович Ванников. Он в истории известен как человек, который
занимался разработкой ядерного оружия, но некоторые детали его
жизни многим, может быть, неизвестны. Борис Львович работал в
кабинете рядом с нами. И вот однажды весной звонит он по теле146

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА. ВСТРЕЧА С ЛЮДЬМИ...
фонумне и сообщает: «Доктор, зайди ко мне на минутку». Я зашел.
Он говорит: «Понимаешь, в чем дело. Вот сегодня привезли в бу­
фет свежую клубнику, и я по своему, наверное, недомыслию купил
два килограмма и все съел. И вот сейчас чувствую, что не нахожу
себе места. Что со мной будет?» Я говорю: «Борис Львович, ничего
с вами плохого не будет. Не нужно паниковать». Он расчувство­
вался. Начался откровенный разговор, и Борис Львович стал рас­
сказывать историю своей жизни. «Мало кто знает, а может быть, и
никто не знает, как я оказался сначала министром боеприпасов, а
сейчас вот занимаюсь разработкой ядерного оружия. Это было в
1941 г. Я в это время был в заключении уже продолжительное вре­
мя, и меня возили из Бутырской тюрьмы на Петровку, с Петровки
куда-то еще, короче говоря, я колесил по Москве на машине, но по
расстоянию чувствовал, куда меня везут. Это продолжалось очень
долго. Я привык к этим переездам, но примерно знал, что, когда
въезжаешь, скажем, в Спасские ворота, машина идет на подъ­
ем, то это везут в Кремль. И вот однажды, когда я находился на
Петровке, это было около 2 часов ночи, ко мне в камеру зашли два
человека и говорят: "Гражданин Ванников, собирайтесь." Ну, ска­
зали мне — собирайтесь, а я долго ждал финала моего заключе­
ния, и финал для меня рисовался не совсем блестящим. Я взял
свой вещевой мешок, стал в него класть алюминиевую кружку,
ложку, а вошедшие мне говорят: "Гражданин Ванников, вам это
больше не потребуется." У меня опустились руки. Я думаю: "Ну,
вот и финал, о котором я так долго думал". Они меня взяли под
руки, посадили в машину и повезли. По расстоянию вижу, что не­
далеко везут и машина поднимается в гору. Значит, это Спасские
ворота. Высадили около освещенного подъезда здания. Подня­
лись на второй этаж, зашли в конференц-зал. Он был затемнен,
и единственный освещенный стол стоял, за которым находился
Сталин. Меня мои сопровождающие посадили в самой послед­
нем ряду и сели сбоку от меня. Шло совещание, многие вопросы
решались, и, наконец, Сталин говорит: "Теперь, товарищи, нам
нужно назначить министра боеприпасов. Я вам предлагаю то­
варища Ванникова. Товарищ Ванников здесь?" Меня стали мои
сопровождающие под локоть толкать, а я ведь был в полосатой
одежде арестантской. Я встал и говорю: "Гражданин Сталин, я же
еще сижу". Он посмотрел на меня, засмеялся и говорит: "Посмо­
трите на него, он еще сидит. А кто из нас, товарищи, не сидел?'
147

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА. ВСТРЕЧА С ЛЮДЬМИ...

Я ему говорю: "Гражданин Сталин, вы сидели при царском режи­
ме, а я же сижу при вашем режиме". Тогда он говорит: "Ну, это не­
известно, при каком режиме было лучше сидеть, тогда или сейчас.
В общем, какие возражения?" Возражений никаких не было. Мне
сказали, чтобы я ехал домой. Меня эти же сопровождающие по­
садили в машину, подъехали к моемудому, распечатали, пустили
меня в квартиру. На кресле висел генеральский китель. Записка
была, чтобы я в десять часов был на работе. В холодильнике были
закуски, спиртное и все, что положено. Вот так меня назначили
на должность министра боеприпасов». Все это записано со слов
Бориса Львовича Ванникова. Я здесь ничего не добавил.
Еще я могу назвать человека, с которым часто встречался, но
с которым у меня не было служебных отношений. Это, конечно,
маршалартиллерии Николай Дмитриевич Яковлев. Он прибы­
вал в управление примерно в час ночи. Всегда заходил к нам в
кабинет. После разговоров мы спускались в буфет, там выпива­
ли пива, разговаривали, рассказывали анекдоты. Изумительный,
исключительный человек. Вспоминая прошлое, я говорю со слов
других. Я свидетель этих событий, но детали я просто не знаю.
Говорят, с ним было так. Он должен был испытывать одну
артиллерийскую установку, и срок испытания был установлен
Советом обороны и лично Сталиным. Министр, который отве­
чал за выпуск этой установки, доложил маршалу Яковлеву, что
испытания подготовлены, но сама установка плохо покрашена,
поцарапана, а краски у него сейчас нет, надо примерно неде­
лю подождать, чтобы краску достать и привести эту установку
в надлежащий вид. Маршал Яковлев как будто тогда так и ска­
зал, что неделя ничего не решает, и давайте так и сделаем. По­
дошел срок испытания установки, назначенный Сталиным, и на
одном совещании он спрашивает министра, который отвечал за
ее строительство, почему она не испытана. Тот говорит, что по
согласию с маршалом Яковлевым, а маршал Яковлев отвечал за
все эти вопросы, они решили достать новую краску, покрасить, а
потом представить установку Сталину. В итоге с Яковлева сняли
маршальские погоны и дали ему десять лет тюрьмы. Я знаю, что
он только через пять лет после смерти Сталина был освобожден.
И вот когда я недавно читал материалы, посвященные Сталину,
и там была статья маршала Яковлева, я не увидел в его статье ника­
ких злобных выпадов против Сталина. Он касается этого вопроса
148

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА. ВСТРЕЧА С ЛЮДЬМИ...

мельком, и я его ценю как человека, который не представлял себе
личные вопросы выше своих служебных и патриотических задач.
Из студенческих лет я не могу не помнить о Михаиле Михай­
ловиче Авербахе, сыне известного окулиста Михаила Иосифовича
Авербаха. Это был отец для всех студентов, а для меня почему-то
особенно. Он ко мне относился с большим уважением, с большим
вниманием. Может, еще и потому, что занимался спортом, а я бе­
гал на коньках и работал тренером. И всегда, когда я к нему захо­
дил даже по другим вопросам, он спрашивал: «Как у тебя с деньга­
ми? Есть у тебя на обед в столовой?»
И конечно, не могу не вспомнить моего шефа, который меня
воспитывал в аспирантуре, — Леонида Моисеевича Хатаневера.
Изумительный человек. Изумительный не только для меня — для
всего персонала отдела, где я работал. Для всех лаборантов, сани­
тарок Леонид Моисеевич был родным отцом. Я не помню случая,
во время войны, когда к нему обращался кто-то из этих женщин с
просьбой отпустить на один день, поскольку с фронта приезжает
муж или сын, чтобы Леонид Моисеевич отказал, потому что много
работы. Он всегда не только отпускал, но и снабжал чем-нибудь,
чтобы сын или муж этой женщины был встречен соответственно.
В этой группе выделялся Павел Феликсович Здродовский. Ака­
демик, исключительный эрудит, изумительный человек, с кото­
рым только однажды у нас возникло недоразумение. Дело было в
следующем. В прошлом, когда на территории страны был распро­
странен только сыпной тиф, появились новые исследования. Они
свидетельствовали, что сыпной тиф может быть как острым, так и
иметь рецидивирующие течения (болезнь Бриля). Так вот, Павел
Феликсович в это верил, он очень хорошо знал эту проблему.
Однако был главный эпидемиолог страны Лев Васильевич
Громашевский, который не доверял этим исследованиям. И вот
однажды, чтобы прекратить этот спор, потому что борьба с сып­
ным тифом, будь то болезнь Бриля или настоящий сыпной тиф,
это все равно борьба со вшивостью и она не снималась с повест­
ки дня, Борис Васильевич Петровский пригласил на коллегию и
Павла Феликсовича, и Льва Васильевича. Началась дискуссия.
Оба отстаивали свою точку зрения. Наконец, Лев Васильевич
встает и говорит: «Паша, до каких пор ты будешь обманывать со­
ветскую власть? Не пора ли одуматься?» Павел Феликсович оби­
делся и ушел с коллегии. Месяц проходит, второй — у меня с ним
149

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА. ВСТРЕЧАСЛЮДЬМИ...

нет встреч, а на третий месяц я узнаю, что он на меня обиделся,
поскольку считал, что эту дискуссию и эту сцену устроил я.
Я тогда купил бутылку армянского коньяка, сел в машину и
приехал к нему на квартиру. Он меня встретил, как будто ждал
очень давно. Обнялись мы с ним, сели, посидели, пришла его су­
пруга, очень замечательная женщина, и он спросил, правда ли,
что я подстроил сцену на коллегии. Я ответил: «Павел Феликсо­
вич, как вы могли поверить, что я вдруг мог против вас создать
такую ситуацию, которая вам бы испортила настроение?» Мы со­
шлись опять и оставались друзьями до самой его смерти.
И конечно, не могу не вспомнить его ученицу и последова­
тельницу Марию Клементьевну Крантовскую. Обаятельная жен­
щина, прекрасный специалист, и она впервые, когда я поступал в
аспирантуру, назвала меня по имени и отчеству. Это у меня оста­
лось в памяти. Она вообще была исключительно внимательна к
людям. Она взвешивала каждое слово, чтобы кого-то не обидеть
и не поставить в неудобное положение.
Из правительственных кругов, из партийных деятелей у меня
остался в памяти, естественно, Кирилл Трофимович Мазуров, я о
нем уже говорил. Это исключительный человек. Я его ставлю ря­
дом с такими людьми, партийными работниками Белоруссии, как
Петр Миронович Машеров. Вот не помню, чтобы я приезжал в
Минск и на второй день не встретился бы с Машеровым. Как бы
он не был занят, он всегда с большим удовольствием встречался со
мной, обсуждал вопросы здравоохранения по Белоруссии и был
исключительно внимательным человеком в этом отношении. Было
трагедией для многих людей и для меня, когда он погиб в результа­
те странной автомобильной катастрофы в Минске. Думаю, что это
была не обычная катастрофа. Она, наверное, была в значительной
степени продумана, но кому Машеров перешел дорогу, мне сказать
трудно, я просто не знаю, но это был человек исключительный по
своемухарактеру, по отношению к своемуделу, к партийной рабо­
те, к здравоохранению в частности.
Я не могу, скажем, поставить его на одну доску с секретарем Ле­
нинградского обкома КПСС Григорием Васильевичем Романовым,
потому что сколько бы раз я или министр здравоохранения ни
были в Ленинграде, Романов не находил времени, чтобы принять,
ну ладно, меня, заместителя, но даже министра. Он был всегда за­
нят. Поэтому, сравнивая партийных деятелей, партийных боссов,
150

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА. ВСТРЕЧА С ЛЮДЬМИ...

всегда обращаешь внимание на такие контрасты, которые имели
место.
Говоря о многих людях, я не могу не вспомнить и не отметить
Лидию Павловну Лыкову, заместителя председателя Совета Мини­
стров РСФСР. Это исключительно обаятельная женщина из Вологоды, говорящая на «о», но где бы она ни была, везде активно ра­
ботала, в том числе очень много времени посвятила Астрахани, об
этом будет сказано ниже, когда там проводилась работа по борьбе
с холерой. Лидия Павловна Лыкова была вхожа в любые инстан­
ции, она защищала свою точку зрения всегда и при всех и никого
не стеснялась. Характер у нее был чисто мужской. Я просто перед
ней преклонялся, перед ее энергией, ее желанием работать, и рабо­
тать по существу.
Ну и наконец, я не могу не сказать о Леониде Александровиче
Бородине. Это секретарь Астраханского обкома партии. Вот когда
я говорил, что есть идеология, а есть люди, примкнувшие к этой
идеологии, это противоположность этим примкнувшим людям.
Бородин Леонид Александрович — это человек, пропитанный
идеологией коммунизма-марксизма и делавший для астраханцев
все возможное, что можно было сделать. Любимец астраханских
людей, особенно в колхозах. Когда мне с ним пришлось объезжать
поселки Астраханской области, его везде встречали и знали по
имени и отчеству, а он знал доярок, знал пастухов, он всех знал.
Однако, к сожалению, когда нам пришлось уже после начала этой
дикой перестройки быть в Астрахани на охоте, мне сказал один
человек, что Леониду Александровичу Бородину не дали путевку
на охоту. Ну что можно сказать об этом? Человек отдал свою жизнь
служению действительно народу, но как только он ушел от власти,
нашелся тип, который все-таки его в какой-то степени ущемил.
Эти вещи не укладываются до сих пор у меня в сознании.
Вот это люди, которых я знал очень хорошо и с которыми мне
пришлось сталкиваться в разных ситуациях, по разным вопросам.
Все они оставили о себе глубокую память как люди исключитель­
ные. Это были люди, преданные партии и делавшие все возмож­
ное, чтобы наш народ процветал и жил хорошо. Это было так, и
это трудно исключить из истории нашей страны. И сейчас навер­
няка найдутся люди, которые действительно хотят нашего процве­
тания и возрождения, уберут все наслоения, которые сейчас суще­
ствуют. Наслоения тяжелые и неоправданные, наслоения лживые,
151

ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА. ВСТРЕЧА С ЛЮДЬМИ...

которые мешают нам сейчас по-человечески взглянуть на нашу
действительность.
Перед тем как перейти к рассказу о моей работе в должности
главного государственного санитарного врача, я хотел бы обратить
ваше внимание на одну маленькую деталь. Когда я приступил к
этой работе, я несколько месяцев «терзал» свою предшественницу,
которая занимала этот пост, приглашая ее на беседы и расспраши­
вая, как, что и когда делалось. Я человек военный, так что не всег­
да мне было понятно, как нужно делать в гражданских условиях.
И вот когда я знакомился со всеми делами и материалами, возник­
ла одна очень серьезная ситуация.
В нашей стране было много вспышек кишечных инфекций в
весенне-летнее время, я об этом уже говорил. По этим причинам
всех выезжающих в лагеря детей обязательно обследовали на ки­
шечную группу в лабораториях. Они там получали справку, что
обследованы, и без этих справок их в лагеря не принимали. Однако
если вы себе представите Советский Союз с его множественными
пионерскими лагерями, когда практически все дети выезжали на
отдых в эти лагери на лето, вы поймете, какие объемы лаборатор­
ной работы по обследованию этих детей выполнялись для того,
чтобы получить справки. Кроме этого, родители детей теряли
многие часы и дни, простаивая в бесконечных очередях для сдачи
анализов. Однако находились люди, которые, зная трудности это­
го мероприятия, заранее готовили такие справки и продавали их
за 3, за 5 рублей, и мамы и папы такую справку с удовольствием
покупали. И когда я поднял материалы за много лет, я ни в одном
случае не нашел, чтобы причиной возникновения кишечных за­
болеваний в пионерских лагерях были дети. Во всех случаях это
было нарушение приготовления пищи на пищеблоках, это какаято сотрудница необследованная не вымыла руки перед раздачей
продуктов. Короче говоря, везде фигурировали взрослые, обслу­
живающие этих детей, но дети никогда не были первопричиной.
Естественно, я возмутился этой ситуацией и подписал директи­
ву, которая отменяла ежегодное обследование по кишечной группе
детей, отправляемых в пионерские лагеря. Единственный помню
случай, когда получил письмо от санитарного врача из Петроза­
водска, которая сообщала, что будет продолжать обследования.
Я сказал: «Ну ладно. Пусть она обследует, если это ей так нравится,
но это стоит больших денег и ни к чему не приводит».

ХОЛЕРА ЭЛЬ-ТОР — 1970 г.
Я потом понял, что нельзя ко всему относиться спокойно и
принимать на веру, а нужно все проверять, анализировать и спо­
койно принимать решение, учитывая остальную обстановку.
И вот необходимость в таком решении возникла у меня в первые
же месяцы моей работы — ее определила холера 1970 r., которая
началась в Батуми. Потом она появилась в Астрахани, в Одессе и
т.д. Если в Астрахани из сотен заболевших умер только один че­
ловек, потому что его не успели своевременно доставить в боль­
ницу, то во многих странах мира, где была холера, смертность от
нее составляла десятки процентов.
Работа была очень продуктивной еще и потому, что в ней уча­
ствовали такие корифеи как президент Академии медицинских
наук Валентин Иванович Покровский, главный инфекционист
страны Владимир Николаевич Никифоров, то есть собрались
очень крупные специалисты, люди, которые собственным приме­
ром показывали, как нужно относитьсякэтим больным, обучали
врачей и вместе с тем очень хорошо лечили заболевших.
Я уже рассказывал, что, когда все это началось, у Кирилла Тро­
фимовича Мазурова отпросился поехать в Батуми, где мы уста­
новили, что имеет место холера и что студенты заразились во
время купания на пляже и умерли. Им никто не оказал помощь.
Просто не знали, что это холера. На территории санатория, где
остановились студенты, был небольшой ручей, связанн
ый с кана­
лизацией.
Из воды ручья мы выделили культуруЭль-Тор — возбудитель
холеры, и поэтому около этого ручья поставили часового и ска­
зали, чтобы он никого не допускал к нему. Проверяя установлен­
ные правила через несколько дней, мы узнали, что один полковник
приехал в отпуск. Из аэропорта он прибыл прямо к побережью
Черного моря в Батуми. Видит, стоит солдат. Ну, значит, очень хо­
рошо, и он раздевается. Ему солдат говорит: «Товарищ полковник,
здесь нельзя купаться. Здесь запретили врачи». — «Да что ваши
врачи понимают? Я всю жизнь прожил, меня ни одна холера не
берет». Залез и в районе этого ручья искупался, а на второй день
заболел холерой. Правда, он не умер, выздоровел.
Короче говоря, в Батуми мы имели всего 12 случаев заболе­
вания холерой. В это время я как представитель Министерства
153

ХОЛЕРА ЭЛЬ-ТОР - 1970 г.
здравоохранения и комиссии но чрезвычайной обстановке по­
лучаю шифровку от командующего Черноморским флотом.
В связи с тем, что в Батуми имеет место холера, от меня требуется
закрыть порт Батуми для вхождения военных кораблей. Я про­
читал эту шифровку и ответил: «Порт в Батуми закрыт не будет.
Если вы обеспокоены положением своих военных кораблей, за­
претите им заходить в порт Батуми. Это ваше право». На этом у
нас переписка с командующим прекратилась, и военные корабли
туда не заходили.
Я уже собрался уезжать, как вдруг получил телеграмму из
Москвы: «Срочно вылетайте в Астрахань». Вместе с министром
здравоохранения Грузии Ливаном Обоевичем Саквареладзе мы
на самолете вылетели сначала в Тбилиси. Мы зашли к секрета­
рю ЦК компартии Грузии, доложили ему обо всем. Он похвалил
тогда Ливана Обоевича, но эта оценка закончилась тем, что через
некоторое время Ливана Обоевича освободили от должности по
каким-то неизвестным нам причинам. Мы очень возмущались и
возражали, но безрезультатно.
Этим же военным самолетом я прибыл в Астрахань на рас­
свете. Летнее время, тишина невероятная, аэропорт закрыт, са­
молеты не садятся. Наконец, ко мне прибывает заместитель за­
ведующего облздравом Алексей Моисеевич Ничога — молодой
врач, который остался в Астрахани, а заведующий облздравом
находился в отпуске, и, как я потом выяснил, узнав, что в Астра­
хани холера, отказался возвращаться в Астрахань и остался на
Черноморском побережье, пока эта холера не закончилась. Но
это ему стоило только одного: с Леонидом Александровичем Бо­
родиным мы договорились, по его настоянию и по моей просьбе
Ничога был назначен заведующим облздравом, поскольку он на
себя принял всю тяжесть работы.
Больных в Астрахани было очень много. Помню дни, когда мы
принимали по 130 человек заболевших. Откуда были эти боль­
ные? Астраханский завод стекловолокна имел горячие цеха, в
которых стояли сатураторы, выдающие газированную питьевую
воду. Мы не могли понять, откуда рабочие горячих цехов зара­
жаются холерой, ведь купаться они на Волгу не ходили, она была
заражена, и купание было запрещено, а каждый день возникали
заболевания. Оказалось, что вода в эти сатураторы подавалась
напрямую из Волги. Она в сатураторах газировалась, и эту волж­
154

ХОЛЕРА ЭЛЬ-ТОР - 1970 г.
скую воду пили рабочие, а Волга была насыщена возбудителем
холеры Эль-Тор, он выделялся везде, поэтому волжская вода
была основой заражения людей этим заболеванием.
Когда перекрыли всю эту магистраль, стала резко уменьшать­
ся и заболеваемость. Однако то, что мы делали в Астрахани, не
повторялось ни в одном городе, ни в Одессе, ни в Керчи, где была
холера. Мы не закрывали театры, мы не закрывали библиотеки,
люди общались и гуляли вечерами, не испытывая какого-то па­
нического страха. Все шло своим чередом. Больные у нас выздо­
равливали. Смертельный случай был всего один, и в этом отно­
шении никаких тревог не было.
Что можно было отметить самое главное? Когда я недавно
прочитал статью одного академика, который написал, что он в
1965 г. занимался ликвидацией холеры, ему казалось, что эта лик­
видация была связана и с хорошей подготовкой медицинского
персонала по борьбе с этой инфекцией, и с внесением каких-то
новых совершенных методов профилактики, но когда мы при­
ехали с Валентином Ивановичем Покровским и Владимиром
Николаевичем Никифоровым в одну районную больницу, мы
убедились в обратном. Мы спросили сестру: «Где главный врач
больницы?», и сестра нам сказала, что он гуляет в саду. Мы по­
смотрели, и видим, что в саду в пижамах гуляют три человека.
Мы их позвали. Они подошли и спрашивают, кто мы такие. Это
были главный врач, его заместитель и начальник аптеки. «Поче­
му вы гуляете в саду, когда ваше место в больнице и вам нужно
лечить больных?» — «А мы поступаем по инструкции. Поскольку
вчера нами был принят один больной холерой и мы имели с ним
контакт, то находимся сейчас в обсервации и гуляем в саду, чтобы
не контактировать ни с кем». Вот это было отношение к холере.
Валентин Иванович Покровский зашел в отделение, где лежа­
ли очень тяжелые больные. Он был в белом халате, в костюме,
при галстуке, никаких перчаток. А потом мы встретили в этом
отделении людей, одетых в противочумные костюмы с проти­
вогазами, в резиновых сапогах. Они должны были заниматься
обслуживанием этих больных, но к ним даже не подходили, бо­
ялись. А Валентин Иванович сел на кровать больного, стал ру­
кой без перчатки проверять его живот, осмотрел язык, глаза, раз­
говаривал с ним, считал пульс, и это было у всех на глазах. Для
врачей это была революция. Они поняли, что больной холерой
155

ХОЛЕРА ЭЛЬ-ТОР - 1970 г.
не представляет опасности, если соблюдать обычные санитарные
правила. Это была перестройка мышления медперсонала.
И когда вот этот профессор, а теперь уже академик пишет, что
он занимался ликвидацией холеры в 1965 r., думаю: «Как же ты
занимался ликвидацией, если ты оставил такое наследство в по­
ведении врачей, относящихся к холере, как к чуме, которая обя­
зательно поражает людей, с ней сталкивающихся?» Это история,
но история очень поучительная, которая дает нам право внима­
тельно рассматривать прошлые события, чтобы впредь не допу­
стить ошибок.
Работа продолжалась. И вот, когда мы заседали в обкоме пар­
тии, Леонид Александрович Бородин мне говорит: «Слушай,
Петр Николаевич, мы очень засиделись здесь на заседаниях. Мо­
жет, проедем по Волге, посмотрим, что там делается?» Он мне не
сказал, что это было начало путины, когда идут вверх по Волге
огромные косяки высокосортной рыбы. Этой путиной, которая
продолжается несколько дней, рыбаки фактически обеспечи­
вали нормальное материальное состояние семьи на весь год.
Сели мы на «ракету» обкома партии, очень высокую и краси­
вую, с хорошей скоростью, и отправились на рассвете вниз по
Волге. Отъехали 20 километров и смотрим — на берегу маячат
в белых рубашках мужчины, с ними женщины, стол, из досок
сбитый, скамейки... Мы подъезжаем, рыбаки сразу к Бороди­
ну: «Леонид Александрович, разреши хоть одну тоню завезти.
Мы сидим и не можем ничего сделать без вашего разрешения».
Он говорит: «Слушайте, вы, мужики, ко мне не обращайтесь.
Со мной приехал Петр Николаевич, если он скажет да, заводите, а
если скажет нет, нельзя». Тогда они меня обступают: «Петр Нико­
лаевич, ну разрешите нам, ведь рыба пройдет и мы останемся го­
лодными. Мы все сделаем в ее обработке, что нужно, ни о чем не
беспокойтесь, все выполним». Что мне оставалось делать? Я го­
ворю: «Знаете, товарищи, давайте, включайтесь». Они отвечают:
«А для начала за стол». И вот нас было двое с Леонидом Алексан­
дровичем, там было четверо мужчин и две женщины — все сели
за стол друг против друга, и против двух человек была поставлена
бутылка водки и алюминиевая миска. В этой миске была зернис­
тая черная икра. Разливают по стаканам и мужчинам, и женщи­
нам одинаково. Я взял кусочек хлеба, нож и решил сделать бу­
терброд с икрой. Меня рыбак берет за руку и говорит: «Это, Петр
156

ХОЛЕРА ЭЛЬ-ТОР - 1970 г.
Николаевич, у нас так не положено. Икру нужно есть ложкой».
Для меня это было откровение, я и не представлял себе, что икру
можно есть ложкой. Во-первых, она дорого стоила, и, во-вторых,
мне никогда не приходилось с этим делом сталкиваться.
Мы распили то, что нам было положено, съели по миске икры,
сели и поехали дальше по Волге вниз. Я чувствовал себя хорошо.
В итоге к концу дня с небольшим перерывом мы объехали все
рыболовецкие бригады, и в каждой бригаде повторялось пример­
но то же самое. Может, по стакану не пили, но икру ели. Рыбаки
были в восторге, и, как мне сказал потом Леонид Александрович,
уловы были такие, каких они в прежние годы не видели. Рыбы
заготовили огромное количество, и вся она пошла в переработку,
в копчение, в сушку. Короче говоря, все пошло на пользу.
Прошло несколько дней, и вдруг Леонид Александрович гово­
рит: «Слушай, ну мы по Волге поплавали. Может быть, ты не воз­
ражаешь, мы ведь область еще не видели. Может быть, по области
проедем, посмотрим, как живут колхозники, что они убирают,
как они убирают?» Ну как я мог отказать Леониду Александро­
вичу Бородину? Мы летели на вертолете, ехали на автомашинах.
Однако куда бы мы ни приезжали, везде рылись траншеи, в кото­
рые бульдозерами стаскивались дыни, арбузы, помидоры, лук —
все туда сбрасывалось только потому, что вывоз продуктов из
Астрахани был запрещен, а колхозникам некуда это было девать.
Когда я увидел эту картину, мне стало неприятно и больно за
то, что люди засыпают плоды своих трудов. Перед этим я провел
такой эксперимент — из больницы взял испражнения больно­
го, обмазал этим арбузы и дыни. Несколько арбузов поставил на
солнце, а другие в тень, и пригласил лаборантку, чтобы она по ча­
сам брала пробы с этих арбузов и дынь. Оказалось, на солнце воз­
будитель на арбузах живет всего 10-15 минут и погибает, в тени —
около 30 минут и тоже погибает. И вот я подумал, что погрузка
в Астрахани на баржи арбузов, дынь, помидоров для транспорти­
ровки по стране и в ее столицу проходит многие сутки, и если даже
эти арбузы были заражены или выпачканы, на них ничего живого
не остается. А самое главное, Леонид Александрович сказал мне:
«Петр Николаевич, разуйся на плантации, где арбузы лежат». Я ра­
зулся, но стоять на песке не смог. Температура песка достигала 70o.
Ну как при такой температуре какой-то возбудитель мог остаться
жизнеспособным, если даже он попадал на арбузы? И вот я полу­
157

ХОЛЕРАЭЛЬ-ТОР- 1970 г.
чил второе подтверждение, что необдуманно был запрещен вывоз
продуктов, в том числе бахчевых культур, из Астрахани.
Я приехал на квартиру расстроенный, долго сидел и составил
шифровку в три адреса: Брежневу, Косыгину и, конечно, своему
министру Борису Васильевичу Петровскому. Я написал, что по
должности несу полную ответственность перед правительством и
партией за свои решения, но категорически настаиваю на немед­
ленном снятии запрета на вывоз из Астрахани бахчевых культур
и других продуктов. За все последствия я несу ответственность.
Утром, в 7 часов, начался обком партии. Леонид Александ­
рович Бородин зачитал мою шифровку и говорит: «Да, очень
серьезно написано, очень резко». Лидия Павловна Лыкова под­
нимается и говорит: «Петр Николаевич, не возражаете, если бы
я подписалась под этой шифровкой вместе с вами?» Я говорю:
«Лидия Павловна, это уже не то. Тогда бы сказали, что Бургасов
прячется за спину заместителя председателя Совета Министров.
Я этого не хочу». Она сказала: «Пожалуй, вы правы». Шифров­
ка ушла. Прошло часа два. Зазвонил правительственный теле­
фон. Леонид Александрович говорит: «Петр Николаевич, тебя».
Там трубку взял Суслов. Задает мне вопрос: «Товарищ Бургасов,
кто вы по специальности?» Я говорю: «Врач». — «А почему вы
занимаетесь экономическими вопросами?» — Отвечаю: «Только
потому, что я не могу спокойно смотреть на уничтожение труда
работников. Они трудились и получили продукты, которые без­
опасны и очень полезны для населения, а мы их гноим в транше­
ях. Я с этим согласиться не могу. Несу ответственность за свои
слова». Он сказал: «Хорошо, спасибо» и повесил трубку.
Прошло несколько часов. Начали поступать телеграммы из
разных городов Поволжья. Секретари обкомов писали Бороди­
ну: «Мы заказывали вам 700 тысяч тонн арбузов, а от вас ничего
не поступало». Леонид Александрович им говорит, что есть те­
леграммы, где они расторгают договоры на поставку бахчевых
культур. Они отвечают, что это не мы, это заместители, мы их на­
кажем, а вы нам поставляйте. Итог был один. Астрахань выпол­
нила план поставок бахчевых культур и всего другого на 112%.
Никогда еще такого не было. Все арбузы и дыни ушли в европей­
скую часть нашей страны для питания населения. Это было очень
серьезное решение, и его по существу тогда оценил наш председа­
тель Совета Министров Косыгин.
158

ХОЛЕРА ЭЛЬ-ТОР - 1970 г.

На следующий день, когда моя шифровка ушла, ЦК партии и
Политбюро разослали во все обкомы указания с разрешением
на получение продуктов из Астрахани, руководствуясь заключе­
нием главного государственного санитарного врача Бургасова, и
приводилось мое заключение. И вот это позволило преодолеть
все препятствия. Я считаю, что карантинные меры для вывоза
продуктов из таких районов являются по меньшей мере непро­
думанными и ненужными для нашей практики. Вот сейчас, когда
холера, я слышал, была на Украине и в других местах, опять на­
чинают скатываться на карантинные меры. Они хороши только
для тех, кто их устанавливает, и у них есть оправдания, что они
карантин ввели, а как он исполнялся, это никого не касается.
Ну, я еще добавлю, что Астрахань для выполнения карантин­
ных мер была окружена тремя пехотными дивизиями, чтобы туда
никто не проникал и никто оттуда ничего не увозил. И единствен­
ный раз я встретил нарушение этой карантинной службы. Меня
привезли на железнодорожную станцию. Вагон был открыт, около
него стояла военная охрана, а в вагоне находились три азербайд­
жанца. Я спрашиваю: «Что такое?» — «Да вот, Петр Николаевич, из
Азербайджана приехали эти три человека. У них вагон нагружен
всякими фруктами, в том числе кислыми. Они погрузились в Баку,
попросили их товарищей опломбировать вагон и прибыли к нам.
Они утверждают, что для предупреждения заболевания надо есть
кислые фрукты, которые привезли астраханцам». Мы не задержа­
ли этих нарушителей карантина.
Вскоре прекратились заболевания в Астрахани, Керчи, Одес­
се и некоторых других городах, где регистрировались единичные
случаи, но эта эпидемия дала свои результаты и для науки, и для
дальнейшей практики. Прежде всего было установлено, что сам че­
ловек, заболевший холерой Эль-Тор, я имею в виду только Эль-Тор,
а не классическую холеру, практически не был источником зараже­
ния других. Мы выделили в Астрахани районы, где никто никогда
не проживал, где небыло никаких канализационных сбросов, толь­
ко открытые небольшие водоемы, и обнаружили там возбудитель
холеры Эль-Тор. Каким образом он попал туда, мы не знаем, но это
факт. Дело в том, что если мы до эпидемии холеры в Астрахани еже­
годно обследовали всех переболевших в прошлом кишечными ин­
фекциями в весенний период на возможность выявления какого-то
хронически больного, то эта практика была оставлена.
159

ХОЛЕРА ЭЛЬ ТОР - 1970 г.
Причем этой практики придерживался очень настойчиво Ни­
колай Николаевич Жуков-Вережников. Он был академиком, зани­
мался особо опасными инфекциями и был авторитетом в стране.
Ему подчинялась вся противочумная система, которая работала
и в плане профилактики холеры. Николай Николаевич требовал
ежегодного осмотра всех переболевших кишечными инфекция­
ми. И вот через год после эпидемии по этой системе предстояло
обследовать всех переболевших. Я настоял, чтобы этим занялся
Николай Николаевич, и он поехал. Он обследовал в Ростове около
3,5 тысячи человек и ни в одном случае не выделил возбудитель
холеры. Он и сам признался: «Вы оказались правы, Петр Николае­
вич. Мы этой практикой заниматься больше не будем».
Осталось одно — мы просто тогда не знали этого. Как только
температура воды в водоемах поднималась до 18-20o, здесь всег­
да нужно было искать этот возбудитель, причем в местах боль­
шого скопления людей — на пляжах и т.п. И вот когда мы поняли
это, мы по существу стали заниматься профилактикой холеры,
сэкономив средства, которые шли раньше на большие обследова­
ния переболевших.
Надо отметить, что на одном совещании или конференции,
которая была проведена в Париже французскими учеными при
участии многих стран, председатель заявил, что это единствен­
ный случай в истории, когда в Советском Союзе была сильно
выраженная эпидемия холеры во многих городах, но ни одного
случая вывоза из этой страны в другие страны не зафиксировано.
Это было отмечено какдостижение нашей организации в борьбе
против холеры.
Еще одна деталь, которая касается эпидемиологии холеры.
Всегда все думали и во всех учебниках так написано, что больной
холерой в состоянии алгида, выделяющий экскременты, опасен
для окружающих. На своем опыте я убедился, что это не так. От
такого больного выделить возбудитель невозможно, потому что
постоянное диффузное выделение жидкости через кишечник,
интенсивное и непрерывное обезвоживание человека, заболев­
шего холерой, не создают условий для размножения в кишечнике
возбудителя. Он, может быть, выбрасывается с первыми порци­
ями, когда у человека наступает расстройство кишечника и воз­
никает алгид. В последующем у больного выделения стерильные,
возбудитель уже не успевает размножаться, и работает только
160

ХОЛЕРА ЭЛЬ-ТОР — 1970 г.
механизм воздействия токсина, определяющий обезвоживание
организма заболевшего. Это нигде не написано, но это нужно
иметь в виду для собственной практики и не беспокоиться, если
вы находитесь рядом с человеком, который тяжело болен холе­
рой. Он уже как источник инфекции не опасен.
Когда работаешь в очагах холеры, вопросы питания пред­
ставляют определенный интерес. Как уберечь себя от заражения,
когда кругом водоемы и возможность попадания возбудителя в
пищу трудно исключить? Я всегда знал, что возбудитель холеры
Эль-Тор очень чувствителен к кислоте желудочного сока, и для
того, чтобы себя предохранить, во время питания нужно поднять
кислотность желудочного сока. В наших условиях это означало,
что когда я садился за стол обедать, то перед тем, как взять ложку
или вилку в руки, я выпивал 100 граммов водки. Это манера была
воспринята и секретарем обкома Леонидом Александровичем
Бородиным. Он не только мог выпивать определенную дозу пе­
ред приемом пищи, но и носил с собой вату, смоченную спиртом,
и ею протирал всегда руки перед едой. Правильность такой меры
подтвердил следующий случай. У меня был шофер, который меня
возил по всем делам, и, где бы я ни был, шофер садился со мной
за стол и кушал то же самое и обязательно выпивал вместе со
мной. Я не боялся, потому что в поле его ГАИ не остановит. Когда
я уехал из Астрахани, мне сообщили через пять или шесть дней,
когда мой шофер куда-то поехал, что ему кто-то не дал выпить
эти 100 граммов. И шофер мой заболел холерой. Вот вам пример
того, как бывает плохо, когда начинаешь менять режим питания,
потому что речь идет не об алкоголизме, а о повышении кислот­
ности желудочного сока.
Относительно водки, я хочу продолжить эту тему, поскольку
она сыграла определенную роль в жизни очень хороших людей.
Вы все помните о постановлении правительства о запрещении ис­
пользования спиртных напитков и о вырубке виноградников. Че­
ловек, который этим занимался, он и сейчас жив, сам, конечно, не
пропускал случая выпить водки, но он боролся с алкоголизмом.
И вот на очередное заседание комиссии, которое проводилось
в Центральном комитете партии, вызвали начальника управле­
ния лекарственных препаратов Министерства здравоохранения,
очень умного, толкового работника, и спросили, как обстоит
дело с профилактикой алкоголизма в стране, какие меры прини­
161

ХОЛЕРА ЭЛЬ-ТОР — 1970 г.
маются в печати, по телевидению. А как снижается производство
спиртных напитков? Кто еще что делает и каким образом это все
продвигается? Где и сколько вырабатывается спиртных напитков?
И еще спрашивают его: «Что такое спирт?» Он спокойно отвечает:
«Спирт — это пищевой продукт». — «Вот, видите, товарищи, он
считает яд пищевым продуктом». Он говорит: «Позвольте, какой
яд? Если в войну солдатам и офицерам давали по 100 граммов, то
это значит, что правительство умышленно травило нашу армию
ядом?» Вот это присутствующие на комиссии не могли выдержать.
Они сказали министру, чтобы немедленно его убрали, и Сергей
Петрович Буренков на второй день его уволил из Министерства
здравоохранения за то, что он перепутал яд с водкой. Смешно,
правда, сейчас, но тогда это было мрачно и печально.
Ну а что касается того человека, о котором я уже сказал, он
сейчас, по-видимому, активную роль играет в компартии России.
Это бывший секретарь Томского обкома. Мне случайно пришлось
встретиться с ним в одной африканской стране в командировке.
Нас было трое: я, директор института полиомиелита Сергей Ге­
оргиевич Дроздов и его заместитель по науке. И вот этот человек
был тоже со своими двумя спутниками. Мы встретились с ним
на приеме у посла Конго. Вечером было очень жарко и душно.
Выпили пива и разошлись, а на второй день мы оттуда улетали.
Приехали в аэропорт. Рейс был советский. В самолет начали
проносить различные статуэтки из красного дерева, по-видимо­
му, подарки этому руководителю нашей партийной делегации.
Он почему-то очень нервничал. Пришло время отправляться.
Идем в самолет, впереди идет наш руководитель делегации, идет
посол, а сзади иду я. А перед этим я попросил своих товарищей,
чтобы они взяли мой чемодан и свои чемодан и сели в первом
ряду, потому что народу мало, рейс наш, и мы в первом ряду в
самолете вместе будем сидеть. И вот картина: заходим в самолет,
сидят слева мои спутники, наш партийный руководитель грубо
обращается к ним и говорит: «Что вы уселись здесь? Поговорить
негде? Марш отсюда!» Вот этого я выдержать не мог. Я сказал:
«Сергей Георгиевич, пересядь в следующий ряд», а сам сел в пер­
вый ряд. Сижу в первом ряду, а через столик сел этот наш руко­
водитель, бывший секретарь Томского обкома.
У меня даже руки дрожали, я не мог разговаривать. Я никогда
не сталкивался с такой наглостью, грубостью, тем более в адрес
162

ХОЛЕРА ЭЛЬ-ТОР - 1970 г.

наших ученых. Просто стыдно было слушать такие вещи. Мы
были отделены столиком, на который ставят столовые приборы.
Подходит стюардесса и спрашивает, что бы мы хотели выпить.
Он — грубо опять, наверное, еще не отошел: «Водка есть?» Она
говорит: «Есть». — «Водки». Она подходит, полотенцем оберну­
та бутылка с водкой, и начинает наливать ему в маленькую рюм­
ку для спиртного. Он говорит: «Нет» и подставляет ей фужер,
предназначенный для минеральной воды. Она наливает туда ему
водку. Освободившись, спрашивает у меня: «А вы что хотите?»
Я отвечаю: «Боржоми есть?» На меня мой сосед покосился. Не
буду дальше объяснять. Мы были в полете с посадками около
16 часов. Я распух от боржоми, потому что он пил водку, а я пил
боржоми. Мы ни слова друг другу не сказали за время полета.
Это секретарь обкома и заместитель министра здравоохранения,
оба —коммунисты, мы не находили общего языка.
И вот когда самолет сел в Шереметьево, стюардесса объявля­
ет: «Делегацию заместителя министра Бургасова просим на вы­
ход». Мы поднялись втроем. Идем, а впереди нас на выходе сто­
ит этот человек. Его стюардесса не выпускает. Я говорю: «Вы уж,
пожалуйста, пропустите, это ведь секретарь Томского обкома».
Ну, она говорит: «Пожалуйста». Выходим, перед самолетом стоит
огромный автобус, который везет пассажиров, прилетевших пер­
вым классом. В автобус входит наш спутник со своими друзьями
направо, я выхожу налево. Ну, отъехали 200 метров, остановился
автобус, вошли в зал. Подходит ко мне член комиссии и говорит:
«Вы знаете что? Он же ведь очень нервничает. Подойдите к нему
и поговорите». Я говорю: «Я с хамами не разговаривал и говорить
не буду». Я действительно не подошел. Мы разъехались.
Однако все-таки в какой-то степени эта ситуация повлияла на
мою дальнейшую судьбу. Я не мог не рассказать об этом Сергею
Петровичу Буренкову, министру здравоохранения. Полагаю, но
точно не знаю, что он воспользовался этой ситуацией, и вос­
пользовался вот в каком плане. Через несколько дней после
приезда — а из Томска этот человек был уже переведен и за­
нимал ведущее положение в Политбюро нашей партии — со­
стоялось совещание, посвященное СПИДу. На это совещание
был вызван министр здравоохранения, а я узнал о нем только
на второй день. Я возмутился и сказал: «Почему мне о совеща­
нии этом не сказали?» — «Ну, знаете, списки составляли, и вас
163

ХОЛЕРА ЭЛЬ-ТОР - 1970 г.
не включили». «А кто там выступал?» — «Там выступали мно­
гие, но я вам скажу только одну деталь. Выступавшие ученые
сказали, что ВИЧ, который является смертельным для человека,
выделяется даже в слюне, на что руководитель этого совещания,
а это был бывший секретарь Томского обкома, сказал: "Вот
видите, не предупреждаете, а мы целуемся с каждым, кто приез­
жает из Африки, из Азии, со всеми целуемся. Мы же можем так
заразиться". Вот видите, Петр Николаевич, а вы тоже ничего об
этом не говорите». Я возмутился этой ситуацией. Я представлял
себе, что такое СПИД, и говорю Сергею Петровичу, что он дав­
но изучает французский язык и, наверное, знает очень корот­
кое слово, которым французы обозначают то действие, когда
женщина берет в рот то, что не положено брать. Короче говоря,
мужской член. В таком случае, почему же нельзя выделить из
слюны ВИЧ? Однако этим не закончилось, и, когда у меня обо­
стрились отношения с министром, он, конечно, воспользовался
этой ситуацией, а этот человек в Политбюро занимался кадрами
руководящего состава, и моя судьба была решена. Я не жалею,
потому что работать дальше с этим человеком было очень труд­
но, но и потом нужно было, по-видимому, освобождать место
для людей молодых, которые и сейчас есть и работают очень
успешно.
Я принял дела в конце декабря 1965 г. Со мной одновремен­
но, одним постановлением на должность заместителя министра
был назначен Евгений Иванович Чазов. К этому времени во
Всемирной организации здравоохранения уже серьезно прово­
дилась работа по борьбе с оспой. Как известно, инициатива по
борьбе с этой болезнью исходила от Советского Союза. Виктор
Михайлович Жданов по поручению правительства внес такую
программу во Всемирную организацию здравоохранения. Про­
грамма была принята, и к этому времени создана определенная
организация для работы по ликвидации оспы. Возглавлял всю
работу американский представитель Гендерсон, грамотный, ум­
ный человек. Работа была очень серьезная, кропотливая и требо­
вавшая не только препаратов для иммунизации, но и активных
людей, которые могли бы этим методом владеть. Мы в это время
еще занимались только накожной иммунизацией против оспы,
а американцы уже и в армии, и среди населения использовали
безыгольные инъекторы.
164

ХОЛЕРА ЭЛЬ-ТОР - 1970 г.
Это, конечно, разные технические возможности, но дело в том,
что если уж подводить итоги по проблеме ликвидации оспы, то
наша страна из института, скажем, Отара Григорьевича Анджа­
паридзе поставила 1,5 млрд доз оспенной вакцины безвозмездно,
в то время как американцы ограничились 170 млн доз. Разница,
конечно, огромная, и наш вклад в ликвидацию оспы был боль­
шой, поэтому Всемирная организация здравоохранения всегда
относилась к Советскому Союзу как к стране, где можно чему-то
поучиться, что-то получить и привлечь специалистов для работы
в своих сферах. Сейчас мы привыкли к тому, что по каждому слу­
чаю за консультацией, за помощью наши люди едут в Женеву во
Всемирную организацию здравоохранения или в другие страны
мира. Ведь этого никогда не было. К нам приезжали, у нас учи­
лись, и хоть технически мы во многих случаях уступали разви­
тым странам, но только не в организации здравоохранения.
Успешная ликвидация эпидемических вспышек холеры ЭльТор в Батуми, Одессе, Ростове и особенно в Астрахани была об­
условлена прежде всего хорошей подготовкой лечебных учреж­
дений, их инфекционных отделений, а также существовавшей
системой государственного санитарного надзора, определяв­
шей обязательное и беспрекословное выполнение рекомендуе­
мых ею правил. В настоящее время, когда продается все, суще­
ствовавшие ранее законы утратили свое значение: нет строгого
определения санитарных защитных зон, охранявших наши во­
доемы от возможных загрязнений. Даже в центре России, рядом
с Москвой, водные магистрали поделены по районам, где дей­
ствуют не государственные, а региональные законы. Только этим
можно объяснить то совершенно преступное действие извест­
ного правительственного чиновника, который оградой приобре­
тенного им участка, пересек бетонную дорогу, где раньше могли
проходить или проезжать представители службы государствен­
ного санитарного надзора, и спустил этуоградунепосредственно
в Москву-реку. Может быть, за этой оградой господин чиновник
воздвиг туалет, выливающийся непосредственно в реку для удоб­
ства многочисленных гостей, посещающих его обитель по суббо­
там и воскресеньям.
В конце сентября 1970 r., после ликвидации холеры в Астра­
хани, с группой специалистов я вернулся в Москву. Это возвра­
щение было долгожданным, поскольку я был надолго оторван
165

ХОЛЕРА ЭЛЬ-ТОР - 1970 г.
не только от семьи, но и от непосредственных сотрудников и
руководителей министерства. Я хотел бы несколько слов сказать
об исключительном человеке, глубоко уважаемом мною Борисе
Петровиче Данилове, занимавшем в то время должность первого
заместителя министра здравоохранения страны. Сравнительно
короткая, примерно пятилетняя, совместная служба с этим че­
ловеком оставила у меня и у многих знавших Бориса Петровича
сотрудников хорошую память. Я пишу — память, поскольку не­
сколько дней, проведенных вместе после возвращения из Астра­
хани, были последними. Борис Петрович, как и я, в свободное
время отдыхал на рыбалке. Нас объединяло и то, что наши сы­
новья были с нами на воскресных встречах. Это происходило
обычно в районе Учинского водохранилища. В последний день
встречи, после заседания коллегии, Борис Петрович предложил
мне отправиться на рыбалку по Минскому шоссе на водоем, где
не объявлялись карантинные меры, в отличие от московских во­
доемов. Я возразил Борису Петровичу, сказав, что карантин бу­
дет немедленно снят. Мы поедем и порыбачим там, где не были
несколько месяцев. Он не согласился со мной, и мы расстались,
как оказалось, навсегда.
В понедельник утром по дороге на работу я узнал от шофе­
ра, что в воскресенье кто-то из работников министерства погиб.
Трагедия произошла поздно вечером в воскресенье и унесла из
жизни замечательного человека, умного руководителя, настоя­
щего друга.
Как выяснилось, Борис Петрович возвращался вечером по
Минскому шоссе вместе с сыном. Навстречу им на большой ско­
рости шла военная машина, у которой не работала левая фара.
Обе машины двигались по осевой линии. Произошло столкнове­
ние, в результате которого наступила мгновенная смерть Бориса
Петровича и его шофера, серьезную травму получил его сын, но
его спасло то, что он спал на заднем сиденье. Спинки впередисто­
ящих кресел смягчили удар. После продолжительного лечения
сын Бориса Петровича, как мне известно, поправился.
В то время Всемирную организацию здравоохранения воз­
главлял доктор Кандау, по моему убеждению, исключительно
порядочный, умный организатор, знающий свое дело. И вот од­
нажды случай помог мне ближе с ним познакомиться. Я был с
делегацией в Алжире и получил сообщение, что в Турции пла­
166

ХОЛЕРА ЭЛЬ-ТОР - 1970 г.

нируется совещание по борьбе с холерой, которое проводит ге­
неральный директор Кандау. Я приехал из Алжира в Турцию и
прямо прибыл на совещание к доктору Кандау. Он встречался с
министрами здравоохранения всех африканских стран, которые
съехались послушать генерального директора, а по-моему, боль­
ше не послушать, а попросить у него льгот, денег, оборудования
для борьбы с холерой. И вот прозвучал доклад Кандау. Я внима­
тельно слушал, хотя английского языка не знаю. Наш сотрудник
Министерства здравоохранения Феденев кое-что переводил, но,
как правило, не успевал. Я что-то, наверное, своей физиономией
подтверждал, что так или не так. В перерыве Кандау пригласил
меня па чашку кофе и спросил: «Вы, наверное, очень хорошо зна­
ете английский язык?» Я ответил: «Господин Кандау, ни одного
слова я не знаю по-английски». — «Но как же так? Вы очень хоро­
шо реагировали на мое выступление». Я сказал, что он настолько
образно выражал свои мысли, что я не мог не понять цели высту­
пления. Он заулыбался.
Потом слово было предоставлено мне как представителю Со­
ветского Союза. До этого я просмотрел кинофильмы, привезен­
ные этими делегациями, а кинофильмы сводились только к одно­
му — уборке трупов умерших от холеры. Никакой профилактики
там не было. Эти министры в белых халатах и шапочках ходили
возле трупов и присутствовали при этой уборке. Я сказал, что
все, что я видел и слышал сейчас, никакого отношения к профи­
лактике холеры и тем более к борьбе с ней не имеет. «Вы убирали
трупы, а мы сейчас приехали сюда для того, чтобы сберечь здоро­
вье и жизни людей, а не убирать трупы. Трупы могут убирать не
только врачи. И потом, вы обращаетесь все к господину Кандау с
просьбой "дай, дай, дай." Что он может дать? Деньги? Они у него
ограничены. Вам нужно начать работать по профилактике холе­
ры, а не заниматься только просьбами».
Выступление было несколько резковато, а на следующий день
был большой прием на закрытом стадионе Анкары. Мы были
приглашены с Феденевым. Нам указали номер нашего стола. На­
роду было очень много. По всему стадиону расставлены столики,
а один столик стоял в центре. Мы стали искать свои места, но
нашего номера на столике не было. Нам помог распорядитель и
указал на столик, который стоял по центру стадиона. Мы идем
туда. Одновременно выходит Кандау и направляется к этому cτo167

ХОЛЕРА ЭЛЬ-ТОР - 1970 г.

лику. Он садится, и мы садимся вдвоем. Мы выпили, поговорили,
но последствия я почувствовал уже потом. Когда все министры
увидели, что Кандау сел со мной за столик, они решили, что этот
Бургасов самый приближенный человек к Кандау, и на второй
день в гостиницу посыпались делегации. Я уже не оправдывался,
что ничем не могу помочь, я садился с ними и пил кофе, разгова­
ривал, но ничего обещать им не мог, потому что не имел никакой
возможности вступать с ними в деловые связи.
Наконец, в Женеве, когда я собирался уже уезжать, обратил­
ся к руководителю программы ликвидации оспы и говорю ему,
что вот мы поставляем бесплатно вакцину для борьбы с оспой,
а вы пользуетесь безыгольными инъекторами, которые никому
не продаете. Они есть у вас и здесь, в Женеве. Может быть, вы
попросите господина Кандау уступить мне один безыгольный
инъектор, чтобы мы в Советском Союзе использовали его для ис­
следовательских работ? Он ушел, а утром к гостинице прибывает
транспорт с двумя большими картонными коробками с запиской
Кандау: «Бургасову для научно-исследовательских работ». Кан­
дау прислал мне два комплекта этого безыгольного инъектора с
инструкциями, техническими условиями, чертежами.
Когда я приехал в Москву, сразу отдал это тем, кто мог бы
создать эти безыгольные инъекторы. И воронежские военные
специалисты, кому мы это передали, в скором времени выпусти­
ли шесть образцов различных безыгольных инъекторов, и страна
стала обеспечена этими инъекторами для прививок. Прививки
проводились и против холеры, и против других инфекционных
заболеваний, но, к сожалению, в последнее время перестали ис­
пользовать эти инъекторы. Нашлись специалисты, которые счи­
тают, что использование безыгольных инъекторов может спо­
собствовать передаче ВИЧ. Каким образом это можно сделать?
Безыгольный инъектор работает под большим давлением, и по­
сле каждой инъекции выходное отверстие протирают спиртом,
но безыгольные инъекторы были сняты с использования для
прививок, а это огромный урон, потому что они позволяли нам
осуществлять мероприятия в больших масштабах, используя лю­
бой препарат, который вводился человеку под кожу.
Чтобы закончить всю историю отношений с господином Кан­
дау, я не могу не остановиться на одном случае, который прои­
зошел в Москве. Борис Васильевич Петровский рассказал мне,
168

ХОЛЕРА ЭЛЬ-ТОР - 1970 г.
как он провожал Кандау в аэропорт в Москве. Ехали они вме­
сте, и вдруг господин Кандау спрашивает Бориса Васильевича,
не может ли он отпустить Бургасова и направить его заместите­
лем Кандау в Женеву. Борис Васильевич, как мне сказал, внача­
ле растерялся, а потом говорит: «Господин Кандау, но он же не
знает английский язык». На что Кандау ответил: «Это все чепуха.
Я к нему прикреплю несколько преподавателей, и через несколь­
ко месяцев он будет разговаривать на английском языке. Это не
проблема». Тогда Борис Васильевич подумал и сказал: «А вы знае­
те, господин Кандау, он мне самому нужен». Кандау говорит: «Ну,
тогда это другой вопрос. Здесь я уже ничего не могу сделать». Это
была последняя встреча с Кандау. Вскоре он ушел из ВОЗ, и те,
кто заменял его потом, не могли с ним сравниться по эрудиции,
по организаторским способностям, по тому, как он относился к
странам, какие задачи он ставил. Кандау остался в истории как
личность, с которой считались во многих странах мира.

ЗАРУБЕЖНЫЕ ПОЕЗДКИ
Характер моей деятельности определял острую необходи­
мость бывать во всех республиках СССР. Это были не просто дис­
куссии, а деловые поездки, связанные с серьезными событиями,
которые возникали на их территории. Однако кроме этого было
много и зарубежных поездок. Я был в. Швейцарии 12 раз, был в
Германии, Польше, Алжире, Турции, Гвинее, Италии, Вьетнаме,
Соединенных Штатах Америки, Голландии, на Кубе, в Аргентине,
на Филиппинах, в Конго, Сингапуре и во многих странах про­
ездом. Эти поездки производили на меня глубокое впечатление.
Это были не туристические экскурсии, а деловые поездки, всегда
связанные с тем, чтобы в каждой стране оставить какие-то реко­
мендации и советы, которые могли бы принести пользу там, куда
мы приезжали. Ну, скажем, в Швейцарии поездки были связаны с
тем, что там ежегодно собиралась Генеральная ассамблея Всемир­
ной организации здравоохранения, и там были доклады и высту­
пления, которые непосредственно касались и нашей службы. Ез­
дила обычно большая делегация, и не было случая, чтобы меня
не включили. В Америке я был дважды по серьезным вопросам.
Показывали все, что можно было показать в Америке, водили по
всем учреждениям, по которым можно было водить.
Короче говоря, то, что можно было получить за 10-15 дней
пребывания в этих странах, это представление об их жизни и ус­
ловиях существования. Однако должен сказать одно: где бы я ни
был, но как только проходило дней десять, наступала невыноси­
мая тоска — тоска по Родине. Считали часы и дни, когда нужно
ехать домой, потому что как бы ни было там хорошо, и все было
обеспечено — деньги, питание, размещение всегда предусматри­
вались, всегда встречали, провожали, но все-таки Родина остава­
лась Родиной. Нельзя было даже самое хорошее, что мы встречали,
сравнить с условиями нашей жизни. Наверное, это воспитание,
наши условия жизни, отношения между людьми и т.д.
Я назову такую маленькую деталь, которая, казалось бы, не
имеет никакого значения, но она все-таки откладывает отпечаток
на быт и характер жизни людей. Скажем, если к любому из нас,
когда мы сидим за столом, приходит сосед, или родственник, или
знакомый, ну кто из нас воздержится от того, чтобы пригласить
этого человека к столу, а не оставить его за дверью? Я не знаю
170

ЗАРУБЕЖНЫЕ ПОЕЗДКИ
таких людей. А вот в Германии я был свидетелем, когда человек
пришел во время обеда и его никто к столу не пригласил. Но ког­
да немцы отобедали, они пошли с этим человеком в ресторан, и в
этом ресторане они заказали себе то, что могли, и каждый платил
сам за себя. Я уважаю немцев, они очень дисциплинированные,
очень честные во всех отношениях, но вот эта особенность в по­
ведении для меня до сих пор не ясна. По-видимому, они привык­
ли к такой системе.
Самая первая поездка у меня была в Алжир, когда он только
что получил самостоятельность. Магазины работали, потому что
владельцы магазинов освобождались от товаров, чтобы не вести
их обратно во Францию. Торговля была нормальная, но все-та­
ки чувствовался перелом. Министр здравоохранения Алжира
доктор Хаддам, хирург, который меня встретил и сопровождал,
защищал диссертацию у нас в Первом Московском медицинском
институте. Он был очень доволен пребыванием у нас в стране и
старался отплатить вниманием представителю Советского Сою­
за. Ну, что я могу сказать? Это была моя первая поездка за рубеж,
и она произвела на меня большое впечатление. В Алжире были
огромные семьи. Когда говорили, что у человека шесть детей, это
мизер, а вот когда 12 и больше, вот это уже семья. В одном месте,
куда меня привел Хаддам, я обратил внимание, что сидят моло­
дые девушки, и у всех на руках по ребенку, а у доски препода­
ватель дает им различные рецепты питания: как готовить каши,
смеси и т.д. Я спрашиваю у Хаддама: «Это что, наверное, няни
пришли с этими детьми?» Он говорит: «Да нет, это не няни, это
матери». Этим матерям было не больше 15-16 лет, вот с такого
возраста начинается рождение детей.
Еще в Алжире я заметил хорошие и дружные игры детей. Ни­
где не видел там каких-то хулиганских выходок. Старшие в семье
играют с младшими и отвечают за них, и никто не обижает. Хад­
дам меня возил по всему Алжиру, показал достопримечательно­
сти страны. Сам он человек верующий, и во время поездки оста­
навливал машину, выходил с ковриком, становился на колени
и молился. Я стоял в стороне, не беспокоил его. Я понимал, что
религия — это очень серьезно в жизни человека, я с уважением к
этому относился, и он это хорошо оценил.
Однажды после деловых поездок он зашел ко мне вечером и
говорит: «Как вы посмотрите на то, если я в субботу или в вос­
171

ЗАРУБЕЖНЫЕ ПОЕЗДКИ
кресенье порыбачу? Я не могу в понедельник работать, если не
отдохну на рыбалке. Я привык рыбачить в море. Могли бы вы со­
ставить мне компанию?» Он попал, конечно, в точку. Я никогда
на Средиземном море не рыбачил, но, когда Хаддам сказал, что
он всем обеспечит и будет ждать меня на пристани в своем кате­
ре, я согласился.
Я прибыл к нему на благоустроенный катер, отделанный
внутри хорошим материалом. Команда была три человека, и чет­
вертый сам Хаддам. Вышли в открытое море, погода была тихая,
наступила ночь. Мы видели только огни города. Хаддам дал мне
большой моток лески, тяжелый груз и крючок. Ловили рыбу на
креветок, а глубина примерно 20-25 метров. Я сел на корме. Спу­
скаю раз, спускаю два, ничего не чувствую, вытаскиваю — моей
креветки нет. Думаю, что это не ловля. Хаддам подходит и спра­
шивает: «Как дела?» Я говорю: «Пока ничего нет».
Потом я решил, что груз слишком тяжелый, надо его раза в
3-4 уменьшить, чтобы он тянулся за катером, потому что катер
шел по течению. И вот я стал опускать приманку уже с другим
грузом. Раз, два, чувствую — посадка. Вытаскиваю — граммов на
500 рыба такого розового цвета, очень красивая. Я кладу ее в ве­
дро. В общем, когда Хаддам подошел ко мне и спросил, как дела,
я говорю: «Вот, немножко поймал». Он увидел у меня четыре или
пять рыбин, они занимали полведра.
Он зашумел на своих подчиненных: «Что же вы смотрите? Че­
ловек ловит, а вы даже не посмотрите, почему! Ведь у меня ниче­
го нет. Он, наверное, скрыл, что он хороший рыбак». Потом уже
выяснилось, в чем дело, и Хаддам начал тоже ловить. Короче го­
воря, мы поймали больше ведра этой рыбы. Тогда он спрашивает:
«Куда нам эту рыбу деть? В гостиницу ее не понесешь, там есть».
Я говорю: «Может быть, мы нашему послу Пегову это преподне­
сем?» Хаддам был страшно рад этому предложению, и мы утром
эту рыбу доставили на дачу Пегову. Он тоже был очень рад тако­
му подарку и угощал нас уже жареной рыбой.
Настало время уезжать, и Хаддам спросил, что бы я хотел
приобрести в Алжире. Я сказал, что, может быть, крючки каки­
е-нибудь, лески для рыбалки. Мы поехали в этот магазин. Я стал
около витрин смотреть рыболовные принадлежности и спраши­
ваю у продавцов: «Сколько стоит?» А мне говорят: «Мы не зна­
ем, хозяин уехал, а он ценники с собой возит». Ну, я расстроился
172

ЗАРУБЕЖНЫЕ ПОЕЗДКИ
вначале, что мы приехали в магазин, где не знают цен, а потом
увидел, что около кассы Хаддам рассчитывается очень крупной
суммой денег. И когда я сказал Хаддаму, что не могу ничего ку­
пить, он ответил: «Вы не беспокойтесь. Вот сверток, тут все, что
вы смотрели и спрашивали, за все я заплатил. Вы стоите того,
чтобы получить от меня этот подарок в знак признательности
ваших рыбацких способностей». До сих пор у меня еще остались
какие-то принадлежности, которые купил мне тогда Хаддам, хотя
прошло уже больше 30 лет. К сожалению, я больше с Хаддамом не
встречался и в Алжире тоже больше не был.
Остальные зарубежные поездки были связаны со служебны­
ми делами, и, конечно, они оставляли глубокое впечатление об
увиденном. Прекрасные воспоминания остались от Сингапура
и Филиппин. О Филиппинах говорить много не хочется, потому
что там я видел и богатство, и нищету. Много видел детей боль­
ных и выздоравливающих после полиомиелита. Страна очень
сложная, со своим бытом и укладом, но вот такого, как в Синга­
пуре, я не встречал нигде.
Прежде всего меня поразило здание аэропорта — оно подзем­
ное, к нему ведут колонны в виде бетонных ваз с цветами, уста­
новленные на трассе. Я спрашиваю у сопровождающего: «Это что
за цветник?» Мне объясняют, что это не цветник, а разделяющие
дорогу колонны, но если нужно садиться самолету, то эти вазы
раздвигаются и освобождают посадочную полосу. В помещениях
аэропорта кондиционированный воздух, прекрасные торговые
учреждения, там можно купить все или просто сидеть и любо­
ваться всей этой обстановкой. Сингапур — это город и страна
одновременно. Чистота и блеск самого Сингапура произвели на
меня очень серьезное впечатление. Я ни в одной стране, хотя я
много где был, такой опрятности и такой чистоты, как в Синга­
пуре, не видел.
До сих пор меня не оставляет один вопрос, когда я узнал, какое
количество свиней ежегодно забивает Сингапур, — там забива­
ют около 2,5 млн голов в год при населении около 2 млн человек.
Я исходил из того, что если у нас где-то в Подмосковье находит­
ся свиноферма, то вы же знаете, что за 10-15 километров чув­
ствуете, так сказать, действие этой свинофермы. А там в самом
городе свинофермы, но нигде не чувствуется никакого запаха.
Когда наш посол пригласил к себе министра иностранных дел
173

ЗАРУБЕЖНЫЕ ПОЕЗДКИ

Сингапура и я познакомился с ним, я его спросил, не могли бы
они показать мне хоть одну свиноферму. Он сказал: «Поезжайте
по улицам, и, если вы почувствуете что-нибудь, сами, пожалуй­
ста, ознакомьтесь с этой свинофермой. Пока я сказать вам ни­
чего не могу». Я ездил часа три, но нигде не было каких-то запа­
хов, которые свидетельствуют, что тут находится свиноферма.
Я уехал оттуда ни с чем.
При втором посещении Сингапура я специально нашел это­
го министра иностранных дел, встретился с ним и сказал: «Я вас
очень прошу, покажите мне, пожалуйста, свиноферму, я в про­
шлый раз ничего не нашел». Он сказал: «Были ваши представи­
тели раньше здесь. Мы им показывали свои свинофермы. Они
тоже были поражены тем, что никакого запаха от свиноферм
нет, но это патент, за него нужно платить большие деньги, и они
отказались купить у нас такой патент». Привезли меня на сви­
ноферму. Там находилось примерно около 5 тысяч голов сви­
ней — специальная мясная порода. Это одноэтажное здание на
бетонном фундаменте, решетчатые полы, около каждой клетки
или двух клеток выход воды с такой кнопкой, на которую свиньи
нажимают, когда хотят пить. Значит, им никто воду не налива­
ет, а корма рассыпаются автоматически по специальным жело­
бам. Испражнения свиней проваливаются через решетки пола и
скапливаются в бетонной основе свинарника, к ним добавляет­
ся запатентованный состав, который уничтожает запах. Полу­
ченная масса свозится как удобрение на поля. Никакого запаха,
исключительный порядок и культура. Я спросил: «А сколько че­
ловек этих животных обслуживают?» Мне ответили: «Обслужи­
вают только два человека. Они следят, чтобы вода подавалась и
корма высыпались периодически». После этого я зашел в магазин
и в целлофановом пакете купил копченую свинину, которая гото­
вится там, — я давно такой свинины не видел и не ел.
Что еще обращает на себя внимание — это рынок Сингапу­
ра. Он очень свободный, на площади стоят столики, где можно
продавать, но можно сесть за столики и покушать. Вокруг рынка
кольцом стоят киоски, в которых готовят пищу, как правило жа­
реную рыбу и мясные продукты. Сопровождавший нас молодой
китаец изъявил желание все показать. Я обошел с ним все киоски
вокруг и спрашиваю: «А у вас мухи бывают здесь?» На меня по­
смотрели с подозрением и ответили, что если у кого-то найдут
174

ЗАРУБЕЖНЫЕ ПОЕЗДКИ
здесь муху, то завтра эту палатку закроют, поэтому мух здесь не
бывает. Это Сингапур. И еще: если там человек выходит на про­
гулку с собакой, у него с собой обязательно пластмассовая сумка
и совок. Прогулка с собаками разрешается только так, иначе че­
ловек подвергается очень большому штрафу.
Тротуары в городе чистейшие, как будто их моют каждый
день щетками. На самом деле их моют, там пыли нигде нет, кю­
веты бетонированные, и вода в них не задерживается. Еще одно,
что обратило на себя внимание. Мы вышли погулять по городу.
Догоняет нас шикарная легковая машина, и водитель пригла­
шает нас в машину, чтобы подвезти до центра города. Мы
стали говорить, что хотим просто погулять, посмотреть. Он
предложил: «Вы все посмотрите и увидите, но вам далеко идти до
центра, а я вас туда подвезу, ничего платить не надо. Я вижу, вы
приезжие, я хочу вам сделать одолжение». Ну, мы пожали плеча­
ми и сели. Он привез нас в центр города, мы вышли из машины.
Он нас поблагодарил, тогда я спросил: «В чем дело? За что вы нас
благодарите?» Он нам признался, что если бы на легковой маши­
не пересек центр города порожняком, то заплатил бы штраф. Это
запрещено. Транспорт может идти через центр города только с
пассажирами или вещами. Что я могу сказать о населении Син­
гапура? Это на 87% китайцы, как правило молодые, энергичные,
работают они, как говорят, не покладая рук, и работают очень
эффективно. Мы нигде не видели человека в стоптанной грязной
обуви и грязной рубашке. Это белые рубашки, они, может быть,
неглаженые, но обязательно чистые.
На нас Сингапур произвел огромное впечатление своей
культурой, своим бытом, видом улиц, кюветов, транспорта, все­
го. Это исключительное зрелище, которое нигде больше нельзя
увидеть.
Очень хорошие воспоминания оставила и поездка в Аргенти­
ну. Там проходил конгресс по водоснабжению. Съехались пред­
ставители почти всех стран мира. Это было летом, после окон­
чания футбольного матча в местечке Мар-дель-Плато. В этом
местечке мы остановились в гостинице, и однажды утром я про­
снулся от какого-то монотонного шороха, который не утихал и
не усиливался. Окно было открыто. Я посмотрел в окно и уви­
дел, что вся площадь перед гостиницей заполнена ребятишками
15-16 лет, и все ходили, разговаривали, что-то делали. Я не мог
175

ЗАРУБЕЖНЫЕ ПОЕЗДКИ

понять, что происходит. Мы спустились на площадь, и нам объ­
яснили: каждый год перед началом учебного года все школьники
выходят на эту площадь, и, если школьник окончил первый класс
и у него остались учебники, он их может продать школьнику, ко­
торый только поступает в первый класс. А старшеклассники ме­
няются учебниками. Я посмотрел эти учебники и был несколько
удивлен. Я привык к тому, что, когда ребенок заканчивает свой
класс, эти учебники у него помяты, порваны, во всяком случае,
производят неприятное впечатление. Там эти книги выглядели
так, как будто они еще не использовались. У нас, как известно,
проблема: как начинается учебный год, покупают учебники в ма­
газине. Там их не покупают, там меняют учебник на учебник, а
покупают их только первые и последние классы.
В Аргентине, конечно, обращает на себя внимание и торгов­
ля. Во всех магазинах, куда мы заходили в свободное время, нас
встречали нашими песнями. Звучала «Широка страна моя род­
ная» или песня про Москву, поскольку они знали, что мы прие­
хали из Советского Союза. Интересный случай произошел в од­
ном мясном магазине. Мы зашли из любопытства, конечно. При
входе висела туша килограммов, может быть, на 450-500. Нам
объяснили, что это мясо аргентинских бычков. Они достигают
400-500 килограммов веса, и тогда их забивают. И все население
Аргентины питается этим мясом. Оно называется осада.
Этутелятину аргентинцы жарят на металлических сетках, под
которыми горят угли. Ее не солят, не перчат, не смазывают, про­
сто кладут на решетку, переворачивают и обжаривают. Аромат
изумительный, вкус исключительный. Это питание аргентинцев.
И когда мы приехали к послу на дачу, перед каждым маленьким
особнячком, который занимали члены посольства, тоже лежала
такая решетка. И то же самое, приезжают, берут вино в больших
бутылях, оплетенных сетками. Дешевое, буквально гроши стоит
это вино, никакого хлеба, вот эти куски телятины, которые они
жарят и здесь же кушают. И потом, когда я однажды от бессонни­
цы, может быть, вышел на улицу, часа в три утра, а надо сказать,
что в Аргентине жизнь замирает примерно с 12 часов дня до 16 и
потом оживляется часов с 17 и продолжается всю ночь, я зашел
в ресторанчик рядом с гостиницей, который обслуживал про­
езжающих таксистов. И был удивлен, когда подъехал шофер,
взял в буфете большую бутылку вина, съел кусок этого отлично176

ЗАРУБЕЖНЫЕ ПОЕЗДКИ
го мяса, запил вином, сел и уехал. Вот вам, пожалуйста, никако­
го алкоголизма нет. И когда мы зашли в магазин, чтобы купить
что-нибудь попить, нам говорят, вот купите лучше вино. Каждая
бутылка содержала 3-4 литра этого вина и стоила буквально ко­
пейки. Это виноградное, натуральное вино.
Я спросил: «А как выращивают этот скот?» Оказывается, этот
скот круглый год пасется в предгорьях. Когда наступает период
отела, хозяин на вертолете вылетает, фиксирует, сколько телят
появилось, сколько нужно отобрать этих телят на убой, сколько
оставить. И все это реализуется. Наша страна, как я потом узнал,
покупала в Аргентине примерно 40-45 тысяч тонн говядины. Это
говядина, мясо взрослых животных, ее пакуют, замораживают, и
эти замороженные блоки продают нам.
Аргентина — это удивительная страна с удивительным наро­
дом. У нас была встреча с мэром города Мар-дель-Плато. Когда
мы приехали, по обычаям, может быть, не совсем оправданным,
привезли с собой по бутылке московской водки. Я поставил бу­
тылку перед мэром, а он отодвинул эту бутылку, сказав: «Я креп­
кое не пью, мы пьем другое вино». Тогда я стал задавать вопросы
бытового порядка: как у них обстоит дело с бандитизмом, с хули­
ганством, с проституцией. Он говорит: «У нас проституции нет».
Я удивился, что в Аргентине нет проституции, и попросил объ­
яснить, как же так получается. «А очень просто. Вы завтра, когда
будете гулять по городу, обратите внимание, что идет, скажем,
пожилой человек, а с ним молодая особа. Все думают, что это его
дочь, потому что жена не может быть такого возраста, но это не
дочь, это женщина, которая приглашена этим господином в дом
на правах члена семьи. Она живет с ним, везде его сопровождает,
ухаживает за ним, это член семьи. Вот как вы считаете, это про­
ституция?» Вот такая ситуация в Аргентине, когда люди нужда­
ются в какой-то помощи, когда умирает жена, и кого-то нужно
привести в дом, чтобы заниматься хозяйством.
Почему, интересно, страна называется Аргентина? По исто­
рии как будто описано так, что, когда войска, которые завоевали
эти земли, вступили на эту территорию, их встретили местные
жители на конях, и на многих, особенно на вождях этих племен,
были серебряные изделия, и они подумали, что эта страна бога­
та серебром. Слово «Аргентина» происходит от слова «серебро».
Однако оказалось, что в Аргентине никогда не добывали серебро,
177

ЗАРУБЕЖНЫЕПОЕЗДКИ
оно было в соседних странах. Насколько эта история правдива,
мне сейчас утверждать трудно.
В Аргентину я летел через Кубу. Я имел возможность и счастье
быть на Кубе дважды. Познакомился с Фиделем Кастро, с мини­
стром здравоохранения Серхио, заместителем министра здраво­
охранения Тери, главным санитарным врачом. Познакомился со
здравоохранением Кубы, вынес очень хорошие впечатления об
этом, не говоря уже о клинической медицине. Кубинские врачи —
очень серьезно подготовленные специалисты, они славятся на
всю Латинскую Америку. Я присутствовал на собрании студен­
тов первых курсов, перед которыми выступал Фидель Кастро.
Это происходило ночью в Большом театре. Члены Политбюро
сидели в президиуме, а Фидель на трибуне. Конечно, он выступал
без записок. Оратор он исключительный, ну и человек, конеч­
но, замечательный. Он говорил о том, какого цвета надо сделать
юбочки студенткам первого курса, какая должна быть обувь и
какой высоты каблук, какую одежду должны носить мальчики,
как они себя должны вести, но смысл был только один: с первого
курса, с первого дня занятий жители Кубы должны знать, что это
будущий врач, что он должен быть одет соответственно и вести
себя соответственно.
Это почетная профессия на Кубе — врач. И действительно,
самая высокая категория оплаты на Кубе у медицинских работ­
ников. Это Фидель Кастро смог организовать так работу, а са­
мое главное, он принимал в медицинские вузы такое количество
студентов, которое для Кубы не нужно. Я тогда спросил: «Това­
рищ Фидель Кастро, зачем вы готовите такое количество студен­
тов-медиков?» Он ответил: «Очень просто. Во всей Латинской
Америке сейчас все медицинские учреждения работают только
благодаря кубинским врачам. Они славятся на всю Латинскую
Америку. Они высокопрофессиональные врачи». И потом он ска­
зал: «Если уж распространять коммунизм, то вот эти врачи этот
коммунизм распространяют больше, чем кто-либо из кубинских
специалистов».
На Кубе мне показали так называемого семейного врача. Меня
привезли в двухэтажный особняк, стоящий в саду. На первом
этаже — кабинет врача, приемная и еще подсобная комната. На
втором этаже жилая трехкомнатная квартира. С врачом работает
медицинская сестра, которая обеспечивает регистрацию боль­
178

ЗАРУБЕЖНЫЕ ПОЕЗДКИ
ных. Обслуживает этот семейный врач примерно 500-600 жите­
лей. Он знает каждую семью, всех ее членов с момента рождения.
Если человеку нужно поехать в больницу для серьезного обсле­
дования, это делается по совету семейного врача, без совета он
не едет, это закон. Он и педиатр, и любой другой специалист, он
присутствует на свадьбах, на крестинах, на похоронах, он знает
всех, и его знают все. А в том месте, куда меня привезли, семей­
ный врач был холостяком. И мэр поселка говорит: «Вот мы сей­
час подыскали для семейного врача очень хорошую девушку, они
познакомились, и, наверное, у нас скоро будет свадьба, мы наше­
го семейного врача женим». Уважение к этому врачу, авторитет
его непререкаемы. Вернувшись, я рассказал своему министру,
что такое семейный врач на Кубе, а он сказал: «Да чепуха, мы про
это дело слышали, но нам это не подходит». Не знаю, почему не
подходит, вот там медицина действительно на должном уровне.
На Кубе занимаются медициной, и там врач на своем месте. Это
не отшельник, который ищет, где заработать, а человек, который
обеспечен, о нем заботится государство, о нем беспокоятся эти
500-600 человек, которых он ежедневно обслуживает.
Второй раз я имел счастье посетить Кубу уже по приглаше­
нию министра здравоохранения и самого Фиделя Кастро. Фидель
Кастро наградил меня за первое и второе посещение, за то, что я
смог сделать для здравоохранения Кубы, орденом Финлея. Мне
этот орден вручили в посольстве Кубы. Это орден в честь челове­
ка, который открыл вирус желтой лихорадки. Это исключитель­
но красивый и достойный орден. Дело в том, что меня пригла­
сили как раз потому, что товарищ Кастро сказал, что, поскольку
в Советском Союзе есть санитарно-эпидемиологическая служба,
которая выполняет большие обязанности, а у нас этой службы
нет, пусть приедет заместитель министра Бургасов и расскажет
нам об этой службе.
Я провел на этот раз на Кубе 12 дней. Министр здравоохране­
ния и его заместитель возили меня по всей Кубе, я везде высту­
пал с докладами, с информацией об организации санитарно-эпи­
демиологической службы, о ее задачах, целях и оснащении. И что
вы думаете? На следующий же год Куба создала себе санитарно-э­
пидемиологическую службу, которая стала успешно работать,
стала готовить врачей по этому профилю. Вот вам отношение
Фиделя Кастро к здравоохранению.
179

ЗАРУБЕЖНЫЕ ПОЕЗДКИ

Ну, и последнее. Я хочу сказать о конгрессе всей Латинской
Америки по здравоохранению на Кубе и о выступлении там Фи­
деля Кастро. Он не только выступал, а вел конгресс в течение
трех дней. Сидел со мной один человек и через переводчика го­
ворит: «Теперь я верю, насколькоонталантлив,ведьнадоподу­
мать, что три дня он не уходит с конгресса, ведет конгресс, и его
за три дня никто не побеспокоил какими-то вопросами, которые
могут возникнуть в республике, которую он возглавляет. Это на­
стоящий руководитель». В том, что он настоящий руководитель,
я был убежден. Дело в том, что на Кубе возникла лихорадка Ден­
ге. Заболевание тяжелое, эпидемическое. Переносчиком возбу­
дителя является комар. Забеспокоились кубинцы и пригласили
меня проконсультировать, что дальше делать. Когда я въехал в
Гавану на машине, это было часов в 10 утра, послышался гул са­
молета, над Гаваной летал самолет и что-то распылял. Я спросил
тогда Серхио, министра здравоохранения Кубы: «Скажите, пожа­
луйста, а что это такое»? «А мы, — говорит, — опыляем сейчас,
уничтожаем комаров, потому что комары — переносчики забо­
левания, а у нас другого средства нет, как их уничтожать». Я ска­
зал ему, что сейчас нужно прекратить эту работу. Я расскажу, как
это делать лучше и эффективнее. Если вы ставите своей целью
уничтожить переносчиков этого заболевания, это касается не
только Денге, а вообще комаров, распылением ядохимикатов, то
это нужно делать не днем, а поздно вечером, после захода солн­
ца, когда потоки воздуха прижимают к земле все частицы, или
рано утром, когда восходящих потоков воздуха еще нет. Тогда
все, распыленное самолетом, садится на растения, где находятся
комары. В другое время это бесполезная работа. Они были очень
признательны, им удалось сэкономить значительные средства и
получить хорошие результаты.
Однажды после большого доклада, который делал Фидель
Кастро, мне сообщили, что oн хочет со мной встретиться. Около
12 часов ночи, когда все закончилось, я вижу — спускается чело­
век в форме, уставший, подходит ко мне. Он оказался такого же
роста, как и я. Положил мне руку на плечо и говорит: «Знаете,
я так устал. Может, мы выпьем»? Здесь же находилась перевод­
чица. Я говорю: «Знаете, товарищ Фидель Кастро, с кем, с кем,
а с вами — с большим удовольствием». Он засмеялся. Внесли
поднос, рюмки, ром кубинский, легкую закуску с фруктами. Мы
180

ЗАРУБЕЖНЫЕ ПОЕЗДКИ
сели и часа два беседовали. Замечательный, умный человек. Он
настолько разбирается в здравоохранении, так ознакомлен со
всеми достижениями, что с ним говорить не так просто. И когда
я сказал министру, что он счастливый человек, что у него такой
руководитель, который прекрасно представляет себе, что такое
здравоохранение, он ответил: «Это только так кажется, что мне
легко, вы знаете, когда я к нему прихожу на доклад, я думаю толь­
ко об одном: успел он или не успел прочитать то, что я прочитал.
И, как правило, я ошибаюсь, он всегда вперед меня знает все, что
я ему скажу».
Замечательный человек, патриот своей страны и делает все
для народа. Я видел школьников, для которых Фидель Кастро —
это отец родной. Родители не могут убедить школьников в том, в
чем убеждает их Фидель Кастро. На улицах утром посмотришь —
идут мальчики в светло-желтых рубашечках с галстуками пио­
нерскими, и все в темных брючках; девочки в юбочках и руба­
шечках — красота какая, чистота, опрятно, аккуратно. Куба на
меня такое впечатление произвела. И когда стали распростра­
няться слухи о том, что с Кубы бежало много людей в Америку,
недовольных режимом, мне потом доверительно сказали: «Это
не сами люди бежали, а Фидель Кастро распорядился отловить
100 тысяч преступников, проституток, жуликов и неверных лю­
дей, посадил их на корабли и отправил в Америку». Вот как было
дело, а не хорошие кубинцы бежали от Фиделя Кастро — по-ви­
димому, это разные вещи.
Поездка в Гвинею носила ознакомительный характер. Нужно
было посмотреть, что там происходит. Тогда руководителем Гви­
неи был Секу Туре. У него был юбилей, этот юбилей отмечался
несколько дней большими празднествами на стадионе, танцами,
песнями, потрясающими по своей силе. Восприятие таких песен
для обычного человека, особенно когда исполнители пользуются
усиливающей аппаратурой, требует большой воли. Мы сидели
оглушенные, потому что такие звуки огромной силы подавляли
сознание, все мы не могли спокойно анализировать происходя­
щее и поэтому мучились.
Когда ехали из аэропорта, я обратил внимание, что в стороне
от шоссе стоят корпуса, покрытые ржавым железом. Я спросил,
что это такое. Мне объяснили, что в свое время Советский Союз
построил в Гвинее мясокомбинат. Потом в течение года гвиней­
181

ЗАРУБЕЖНЫЕ ПОЕЗДКИ

цы забили весь скот, и на этом мясокомбинате делать было уже
нечего, его забросили.
Климат в Гвинее очень теплый. Живут все, по-видимому, тем,
что получают в садах и огородах, а также в лесу. И главным беспо­
койством является то, что обезьяны и птицы, посещая плантации,
опустошают их, и поэтому тот, у кого есть ружье, считается счаст­
ливым человеком. К счастью, я одно ружье подарил Секу Туре. Он
был в восторге, что теперь сможет отстреливать, отпугивать хищ­
ников, которые опустошают его плантации. В Гвинее в это время,
как я понял, воровство не считалось преступлением. Во время мо­
его пребывания там в порт прибыл корабль с подарками для Секу
Туре в честь его юбилея. На корабле были телевизоры, приемники
различные, аппаратура, оборудование, домашний скарб и т.п. По­
слали туда отряд охраны, и потом оказалось, что этот отряд раста­
щил все эти подарки с корабля, а что осталось Секу Туре, я про­
сто не знаю. И когда мы говорили на эту тему с заместителем Секу
Туре, он сказал: «Вы поймите, у нас положение такое — каждый
человек, приходящий к власти, сейчас пытается как можно боль­
ше взять себе, взять для того, чтобы больше не отдавать. Почему
так происходит? Он знает, что его никто не накажет, его просто ос­
вободят от работы. У нас за это никого не наказывают, и поэтому
каждый берет себе, не думая о последствиях».
Вот когда я вспоминаю Гвинею прошлыхлет, я смотрю на нашу
сегодняшнюю жизнь. У нас в России, наверное, кое-что заим­
ствовали в Гвинее в порядке поведения, отношения к обществу,
отношения к материальным ценностям, доступным некоторым
господам, приобретающим это все, зная, что наказания им ни­
какого не будет. Так и существуют преступления без наказания.
Что еще можно сказать о Гвинее? Народ там очень веселый.
Если остановились два человека на углу улицы, они или поют,
или пляшут независимо от жары, они любят танцевать. Мне
пришлось побывать на острове, на котором снимались многие
исторические фильмы. На этом острове есть пляжи и маленькие
будочки для отдыха. Этот остров посещают послы, которые нахо­
дятся в Гвинее, с семьями. Я познакомился там с одной семьей: он
был подполковником в отставке и жил там с супругой, она была
акушером-гинекологом, и вседетишки знали ее как родную мать,
она принимала роды у всех жен послов. Когда она появлялась на
пляже, ребятишки бежали к ней всей гурьбой, они считали ее
182

ЗАРУБЕЖНЫЕ ПОЕЗДКИ
родственницей, которая помогла им появиться на свет. Это тоже
особенность Гвинеи.
Самое тяжелое впечатление производит небольшой и не осо­
бо оснащенный порт. Когда подходишь к порту, видно нагро­
мождение камней, которые шевелятся от массы крыс. Такого
обилия крыс я нигде не видел. Правда, я вспомнил свою аспи­
рантуру, когда я был в Ставропольском крае во время эпидемии
туляремии и видел, как крысы бегали из мясокомбината на во­
допой и возвращались, но те шли спокойно, пересекая шоссе, а
эти шевелились на камнях, ища пищу, и подходить к порту вече­
ром было неприятно. Никто не занимался уничтожением крыс.
Перед отъездом из Гвинеи я посетил одну поликлинику. Самое
странное было то, что при входе эта поликлиника была покраше­
на в белый цвет, но как только я открыл дверь, вошел в коридор,
все померкло в черных красках. Когда я зашел в хирургическое
отделение, все стены и даже операционный стол — все было в
черном цвете, врачи были в черных халатах. Я настолько был
потрясен увиденным, что спросил у главного врача: «Что случи­
лось? В чем дело? Почему в лечебном учреждении все окрашено
в черный цвет?» Мне сказали, что, когда поликлинику постро­
или, все было, как положено, покрашено в белый цвет, но когда
стали приходить первые посетители, они пачкали стены черной
краской, и настолько все испортили, что пришлось все выкрасить
в черный цвет. Вы представляете: темно-коричневое лицо у жи­
теля, черный халат, черный операционный стол, только окна про­
свечивали, а остальное все было черное.
Когда, провожая меня, гвинейцы повесили мне на шею не­
большого удавчика, они думали, что я буду отбиваться от него,
но удавчик был 1,5—2 метра, он вокруг моей шеи обернулся, и я с
ним на шее шествовал по улице, привлекая внимание гвинейцев,
которые были довольны, что я не боюсь этого удавчика.
Из других стран, которые мне удалось посетить за время моей
работы, я, конечно, не могу забыть Вьетнам. Я был там дважды,
во время войны, точнее, во время американской интервенции во
Вьетнаме, и на третий день после падения Сайгона, когда армия
Вьетнама выбросила американцев со своей территории. О Вьет­
наме можно много говорить. Могу только сказать главное — это
страна тружеников. Нельзя было спокойно смотреть на молодых
девушек, почти девочек, которые строили и восстанавливали до­
183

ЗАРУБЕЖНЫЕ ПОЕЗДКИ
роги. Они на своих плечах носили коромысла, на концах кото­
рых висели корзины, наполненные щебнем. И эта девочка, в ней
всего, наверное,килограммов 40, бежит, несет эти корзины для
того, чтобы где-то сделать насыпь. Однако и мужчины тоже ис­
ключительно трудолюбивые. Нельзя равнодушно смотреть, как
они сажают рис. Рис не сеют зернами, а рисовую рассаду сажают
на огромных плантациях, покрытых водой. Это адский, тяжелей­
ший труд, который выполняли вьетнамцы.
Но нельзя не рассказать о том, как вы въезжаете в деревню во
Вьетнаме, и, если ребятишки узнают, что вы из Советского Сою­
за, поднимается крик «ленсо», и на вашу машину, на вас, на руки
забираются эти ребятишки. Настолько уважали они советских
людей. Наверное, это шло от родителей, от населения, которое с
большим уважением относилось к нашей стране.
Шла война, рождаемость у них была понижена, и все-таки в
каждой семье было по 5-7 человек, и все работящие, и все дела­
ли только одно, чтобы прожить во время этой тяжелой войны с
американцами.
По прибытии во Вьетнам наша делегация была принята самим
Фам ван Донгом — руководителем страны. Была очень теплая
беседа, был товарищеский ужин. Я был очень признателен вьет­
намским товарищам, которые нас так встретили, хотя у них было
очень тяжелое и напряженное время. И это время продолжалось,
оно сказывалось в том, что рано утром, когда все спят, на улицах
возникал шум — это вьетнамцы едут на велосипедах. Велосипед
был основным средством передвижения, и все они торопились
на работу. И когда было уже темно, эти вьетнамцы собирались
домой после рабочего дня, работали они без перерыва. Но осо­
бенность в их сопротивлении и в их победе заключалась в том,
что весь народ участвовал в этой несправедливой войне.
Присутствовал я и на одном оборонительном участке, его зани­
мал один батальон,в землянке находились операционная и медпункт
этого батальона. В очень маленькой комнате, обитой фанерой, что­
бы не сыпалась земля, стоял операционный стол, рядом за стенкой
стоял на деревянных сваях велосипед, на велосипеде сидел молодой
вьетнамец и крутил педали, таким образом он крутил динамо-ма­
шину, которая давала свет для операционной, пока шла операция.
Когда мы поехали на юг страны, я там видел много замечатель­
ных вещей и, в частности, один остров, это в районе Хайфона, где
184

ЗАРУБЕЖНЫЕ ПОЕЗДКИ

был питомник обезьян. Туда мы приехали, вернее приплыли на
моторной лодке. Высокий остров, скалистый, с растительностью.
Вьетнамцы рассказали, что они поселили туда несколько сотен
макак-резус, но эти обезьяны стали размножаться, всю зелень
там съели и стали перемещаться к другим островам, тоже таким
скалистым, забираться на них и там устраивать свое жилье. По
данным вьетнамцев, в этом заливе Хайфона находится около 4000
островов. Там никогда не бывает бурь или сильных ветров, пото­
му что они сдерживаются этими высокими островами, и на них
расселились обезьяны. Вьетнамцы в самом питомнике кормили
обезьян комбикормами и различными растениями, которые они
собирали на месте. Из комбикормов и растений они готовили
плитки, которые выкладывали на площадке для кормления.
В заливе Хайфона мы встретили семьи вьетнамцев, которые
живут на воде. Это большая лодка, в этой лодке есть вся жив­
ность, которая нужна для вьетнамца, — и собака и поросенок.
Вся семья живет в этой лодке, стоит металлическая печурка, на
которой можно что-то приготовить. Лодка ходит под парусом, но
парус не матерчатый, а сплетенный из лиан. Семья живет на воде,
ловит рыбу для питания и этим существует.
В Сайгоне обстановка представилась несколько иной. Там
были зажиточные люди. Меня принимала в Сайгоне жена ко­
мандующего армией. Эта армия освобождала Вьетнам от аме­
риканцев. Эта воспитанная и интересная женщина была членом
очень богатой семьи в Сайгоне, у которой американцы расстре­
ляли брата. Не выдержав такой потери, она ушла из дома. Затем
встрети
лась с командующим и впоследствии стала его женой. Сама
она рассказывала, что они коллекционируют китайский фарфор
по векам его изготовления. Это красивые изделия, но они имели
отличия, присущие определенному периоду производства. Эта
женщина принимала меня в ресторане, угостила исключитель­
ным мороженым, которое было в ананасах. Мы остались боль­
шими друзьями, и она мне рассказала про свою жизнь и про то,
как она счастлива, что нашла такого супруга.
И потом мне представилась возможность поехать в зону, ко­
торая является, вернее являлась, местом отдыха состоятельных
людей Вьетнама. Поднимались мы на машине постепенно в гору.
Самое замечательное, что, я увидел там наши российские березы.
Я там увидел, как выращивают морковь, капусту, лук — эта вы185

ЗАРУБЕЖНЫЕ ПОЕЗДКИ
сота, 3000 метров над уровнем моря, позволяет иметь во Вьетна­
ме климат, совершенно одинаковый с подмосковным. При таком
климате, имели особняки состоятельные люди, а в самом Сайгоне
отдыхать было невозможно. Еіце в Сайгоне я видел демонстрацию
очень красивых женщин. Сначала я не понял, кто они такие, —
идут, несут лозунги: «Дайте работу». Мне сказали, что это про­
ститутки, которые освободились из офицерских американских
домов. Американцев выбили, и эти женщины остались без ра­
боты, без куска хлеба. Исключительно красивые, стройные жен­
щины, они не были похожи на обычных проституток. Они были
причесаны, ухожены, спокойны, искали только работу. Их не
смущала любая работа. Дайте только работу, чтобы жить.
Говорят, что и вьетнамцы, и, как я слышал, корейцы, очень
любят мясо собак. Въезжая в одну деревню, я сам видел, как хо­
зяин бил еще живую маленькую собачку прутьями. Мне сказа­
ли, что для того, чтобы мясо пропиталось кровью, он ее заживо
отбивает, а затем забивает. Иначе говоря, собаки во Вьетнаме не
выполняют обычной роли, и к ним не относятся так, как у пас
относятся к собакам, — как к сторожу, другу. Там собака — жи­
вотное, которое идет в пищу. Они не крупные, своеобразной по­
роды, круглые собачки, предназначены для питания. И вот когда
я приехал во Вьетнам, меня спросили в ресторане, где мы пита­
лись, какую кухню я выбираю, европейскую или вьетнамскую?
Мои спутники сказали, что признают только европейскую кух­
ню, а я выбрал вьетнамскую, и потом они завидовали — такие
вкусные блюда мне подавали. Я даже не знаю до сих пор, ел ли
я там мясо собак или нет, но приготовлено все было настолько
вкусно, что это не имело значения.
В то время путь во Вьетнам лежал через Китай, и мне при­
шлось дважды быть в Пекине. Я посетил Китай, когда там была
так называемая культурная революция. На улицах нельзя было
встретить ни одной автомашины, проезжали только люди, толка­
ющие впереди себя тележку на двух колесах. Сейчас города Китая
по своему виду значительно превосходят многие города Европы
и Америки.

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ
НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО
Нужно сказать, что я взялся за эту трудную для меня работу
только с одной целью — может быть, пройдут годы, и моя семья,
мои потомки, собравшись за хорошим столом, будут вспоминать
немножко обо мне, кем я был и что я сделал для семьи. А то, что я
сделал, остается на виду. Сейчас я живулучше, чем когда-либо, вот
почему. У меня, несмотря на то, что я похоронил жену, осталась се­
мья, у меня есть внуки, есть дочь Марина — это воплощение всего
самого лучшего, что имеется в человеке, я уж не говорю о внеш­
ности, это другой вопрос, я говорю о ее характере. Это исключи­
тельно чуткая, внимательная женщина, которая опекает меня, она
предугадывает все мои желания, на все мои вопросы она заранее
ищет ответы. Она беспокоится обо мне как о маленьком ребен­
ке, правда, это иногда на меня производит другое впечатление. Во
всяком случае, я живу как у Христа за пазухой. Несмотря на свое
прошлое и большие должности, которые я занимал, я материально
хуже жил. Сейчас я не нуждаюсь в какой-либо помощи, в деньгах,
у меня все есть. Что касается питания, холодильник всегда забит
продуктами, которые нам необходимы, мы не испытываем ника­
кой нужды. В этом отношении можно было бы не жаловаться на
судьбу. Есть другие вопросы, и, если бы не ситуация, которая сей­
час существует в стране, наверное, я по-другому излагал бы свои
мысли, и мое прошлое представлялось бы мне в другом свете.
Сейчас, может быть, я несколько субъективен, я не могу быть
объективным, потому что вокруг меня развивается новое обще­
ство, появляются новые взгляды, новые суждения, новые реше­
ния, и то, что, скажем, является сейчас для меня неприятным, для
других вполне приемлемо. Вот сколько времени я ждал и наконец
дождался, когда мой старший внук постриг младшего внука, кото­
рый ходил заросший. Он подражает кому-то, чему-то, а я не мог
на это смотреть, я никогда себе этого не позволял. Естественно,
я устарел, мои взгляды тоже устарели. У каждого человека своя
жизнь, и поэтому я не могу судить обо всех сейчас, я говорю толь­
ко о своей жизни. Почему я сейчас живу материально лучше, чем
жил? Не потому, что современная власть предоставила мне такую
возможность, наоборот, она сделала все возможное, чтобы я так
187

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО

не жил, но в прошлом это все было заработано. Заработана была
квартира, заработана была дача, заработана настойчивостью и
трудом моей жены Татьяны, которая вложила очень много в этот
дом, где мы обрели такое спокойствие и нормальную жизнь, — это
ее большая заслуга.
Я не могу не вспомнить моих мать и отца, я уже о них писал.
Я с удовольствием вспоминаю и с большим уважением отношусь
к родителям моей жены Татьяны. Ведь надо же было найти такую
тещу! Говорят, что теща — враг зятя, это все чепуха. Моя теща была
для меня ангелом-хранителем, потому что даже когда возникал
конфликт с женой, которая была иногда ревнивой, она мне всегда
говорила: «Петр Николаевич, не обращайте внимания. Вы — такой
мужчина, на которого можно посмотреть. Ну и что, если вы изме­
ните раз Татьяне». Это говорила мать моей супруги. А когда Татья­
на приобретала какой-либо подарок для своей матери в Москве —
привозила платок, кофточку или юбку, моя теща раскладывала это
на столе при мне и говорила: «Посмотрите, какая безвкусица! Кто
такие вещи сможет носить? Зачем они мне нужны?» И бросала в
сторону этот подарок. На второй день почти этот же подарок при­
возил ей из Москвы я. Она разворачивала на том же столе и гово­
рила: «Посмотрите, какой у человека вкус! Знает же, что мне нужно
и что я люблю. Угадал, а вот дочка не могла этого сделать». Это моя
теща — Елизавета Соломоновна. Дай Бог, жить ей на том свете так,
как живут хорошие люди. Она для людей делала все.
Тесть всегда сидел у телевизора, смотрел его, это было в Заго­
рянке, на даче, и все что-то записывал, а когда заканчивалась про­
грамма, он уходил, говоря, что опять они все заселяют. Кто они?
Он имел в виду людей определенной национальности. Я тогда сме­
ялся над ним: «Ну что вы, Матвей Иванович, переписываете эти
фамилии, ведь у нас сейчас равенство, и никто этими вопросами
не занимается». «А вы когда-нибудь поймете, это не те люди», —
говорил он. Сейчас вспоминаю Матвея Ивановича, насколько он
был прав.
И вот сейчас «не те люди» командуют всей политикой на теле­
видении, «не те люди» ведут программы по так называемому вос­
питанию населения. И когда смотришь «не тех людей», то думаешь,
что даже вывеска: «Иванов, Петров, Сидоров» — это тоже только
вывеска, за которой сидят «не те люди», которых Матвей Иванович
переписывал. Поверьте, что я не антисемит, но нельзя же мирить­
188

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО

ся до конца с тем положением, что ни одного настоящего русского
человека нет на телевидении, нет ни одного режиссера, нет ни од­
ного русского, повторяю — русского — корреспондента, который
откровенно бы излагал события в мире. Это все люди, примкнув­
шие к кому-то, это люди, заменившие одну идеологию на другую и
выполняющие программы, продиктованные им людьми, не жела­
ющими развития России, ее расцвета, а пытающиеся довести ее до
гибели. Вот тяжелое впечатление, которое остается.
Почему это тяжелое впечатление? Растут дети, люди растут мо­
лодые. Посмотрите, что делается на улицах. Ведь раньше в период
летних каникул все школьники без исключения бесплатно уезжа­
ли в пионерские лагеря на все лето. Они были заняты. Можете счи­
тать это идеологией! Они там играли, проводили всякие кампании
свои, они жили полноценной жизнью, они питались нормально...
Это молодежь, которая воспитывалась, так сказать, по-сталински.
А что сейчас происходит? Вы посмотрите, где эта молодежь? Как
она воспитывается, кем она воспитывается?
Я по своей страсти рыболова заезжаю в некоторые места Под­
московья. Прекрасные места с хорошими водоемами, лесными на­
саждениями. Говорят, что здесь были пионерские лагеря. Сейчас
— запустение, хлам и гниль. Почему же так относятся к нашей мо­
лодежи? И только по телевидению собирают молодежь, откуда она,
особенно не известно, но это молодые люди, перед которыми ведут
определенную программу, высмеивающую прошлое, издевающу­
юся над прошлым и пытающуюся привить молодежи все лучшее,
что, по мнению организаторов, есть в настоящем.
Сейчас только показали программу под названием «Угадай, что
я сказал». Участники спрашивают друг друга, что такое камень?
Оказывается, камень — это основное орудие пролетариата. Зачем
молодежи преподносить такую дикость! Ведь пролетариатом со­
здано, по существу, все на свете! И когда мне говорят, что коммер­
сант — это человек особый, коммерсант должен иметь определен­
ные навыки и талант, а коммерсант в прошлом у нас — спекулянт и
жулик, но если этот коммерсант богатый, то он заработал... Спра­
шивается, кто делал и делает каслинское литье, которое ценится
как высокое произведение искусства? Кто ковал решетчатые огра­
ды для Петербурга? Гдеэти мастера, талантливые кузнецы и литей­
щики? Они зарабатывали, но они нигде не видны. Они не жили той
жизнью, которой живут сейчас так называемые новые русские. Это
189

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО
ложь. Это не русские и не новые. Это старые мошенники под дру­
гой личиной. Почему новые? Откуда они взялись, эти новыесмил­
лиардами денег? Где они их заработали? Если мне скажут, что они
талантливы, — чепуха. Их талант заключается только в одном —
они приезжают на «мерседесах» с молодыми девицами, распоря­
жаются рабочими и уезжают, больше ничего.
Откуда они появились, знают те, которые сами уже награбили,
а сейчас ушли немного в тень от власти. Их убрали потому, что они
являются свидетелями всех событий, которые предшествовали
1990-м годам, когда стали разворовывать нашу Россию. Ну, а пре­
зидент нужен тем, кто еще недостаточно награбил. Они еще будут
грабить и не закончат до тех пор, пока их не поставят на место.
А ставить на место кто будет? Посмотрим...
Сейчас идет настойчивая и продуманная во всех отношениях
программа разложения нашей молодежи. Я не говорю про наши
старые кинофильмы — пусть там много было мифического, но это
доставляло такое удовольствие, что их можно было смотреть по
несколько раз. И невозможно смотреть эти боевики американские,
где, кроме крови, убийства и насилия, ничего нет. Зачем это нуж­
но? И молодежь смотрит все это.
Многие начинают понимать, куда их толкают. Однако кто-то
занимается этим изо дня в день, не пропуская никакой возможно­
сти отравить сознание нашей молодежи. А что такое молодежь для
нас? Это наша страна, это наше будущее.
Я не говорю о нашей деревне. Я не был давно в глубинке, езжу по
Подмосковью. Пустующие, зарастающие поля. Правда, там иногда
появляются хорошие особняки, на полях, где сеяли пшеницу, ку­
курузу и другие злаки. Почему это происходит? Что, некому рабо­
тать? А в деревнях, как мне говорят, сплошные попойки. Пьяницы
ходят, не помнящие себя, а молодежь спаивают, которая осталась
в деревне. Это умерщвление России, потому что деревня всегда
была генетическим фондом для государства. Самое здоровое насе­
ление было в деревне. Оттуда мы черпали свои силы, физические и
умственные? Сейчас деревня вымирает полностью. И сколько бы
Госдума не говорила о помощи агропрому — это чепуха.
Когда смотришь по телевидению развлекательную программу,
пытаешься не пропустить выступление группы юмористов и за­
мечательных артистов: Винокура, Шифрина и других. Действи­
тельно, артисты высокого класса, доставляют удовольствие и по
190

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО
содержанию своих выступлений, и по исполнению. Однако мы
вместе с тем с удовольствием смотрим произведения, которые
оставили для потомства многие артисты прошлого. Ну, скажем, я
не могу спокойно реагировать на появление Изабеллы Юрьевой.
В мое время эта молодая артистка с замечательным голосом взле­
тала на сцену как птица... Это была любимица всех студентов. С ней
всегда выступал Вадим Козин, но его судьба сложилась несколько
по-другому. Он был сослан за свои наклонности, которые тогда яв­
лялись нарушением закона, он был гомосексуалист. И когда слуша­
ешь некоторых комментаторов по телевидению, утверждающих,
что его вызвал Берия и предложил ему отправиться на Дальний
Восток, ну, глупость говорят. Какое отношение имел Берия к этому
человеку, талантливомуартисту, страдавшему этой особенностью,
которая сейчас признана нормальной и позволяет организовывать
клубы и говорить открыто об этих сексуальных извращениях? Ну,
бог с ними. Ведь жить им недолго, и после себя они никого не оста­
вят и такого потомства, к счастью, будет меньше.
Ну, возьмите только группу Художественного театра: Москвин,
Тарханов, Тарасова, Еланская, Кторов, Яншин и многие другие.
Я уже говорил, что они приходили часто в институт, когда я был
студентом, потому что были нашими шефами, а Москвин был де­
путатом нашего района. Это ведь жизнь была настоящая на сцене!
Сейчас трудно это себе представить, и поэтому с большим удо­
вольствием смотришь произведения искусства, которые они со­
здали, на кинопленке и даже в воспоминаниях людей, которые их
до сих пор помнят.
Завершая все изложенное, я хочу сказать следующее: я все-та­
ки родился счастливым человеком и могу это подтвердить такими
примерами. Вы знаете, что мне говорила мать, а она очень меня
любила, потому что я был самый маленький и несчастный, по ее
мнению: «Петя, прости мне, пожалуйста, я тебя травила с первого
дня беременности. Что я только ни пила, что я только ни делала,
у каких я только бабок ни была, я все выполняла, но ты все-таки
родился. Прости мне, сынок, что я так поступала с тобой». Второй
случай: мне было 6 лет, мы пошли купаться со своими сверстни­
ками на реку Упу, под мост, опоры этих мостов называли быками.
Наша компания, человек восемь, кое-как поплыли на эти быки. На
них были уложены бетонные основы, на которые мы уселись отды­
хать, потом по одному стали перебираться на берег. Один уплыл,
191

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО
второй, и так произошло, что я остался один. Страх одолел меня.
Думаю, как же я поплыву, я же утону! Река глубокая, а я плаваю
еле-еле. В компании я еще проплыл бы, а один что делать буду?
Ребята, с которыми я плавал, поднялись и побежали, а дом наш
недалеко стоял от реки, и рассказали маме. И вот я вижу по дороге
пыль — бежит моя мама. Вот это меня подстегнуло. Я опять залез
в воду и поплыл и, когда она подбежала к берегу, я уже там сидел, и
она меня обнимала, целовала, настолько была рада, что я выплыл,
что даже не ругалась. Вот это второй случай моего счастья.
Ну, третий случай всем очевиден. Как-то в воскресенье мы си­
дели, завтракали и говорили о том, кто куда пойдет учиться. Отец
говорил, что Виктор уже имеет специальность, он уже туда пошел,
Анатолий техникум заканчивает, ну а Петька у нас умрет. Вот то,
что Петька умрет, считалось естественным, такой я был худой и
тощий. Но Петька не умер. Началась моя учеба. Поездка на Бай­
кал. Там в одном месте я чуть не сорвался со скалы. Какое-то мгно­
вение я задержался, остался жив. Вот опять счастье. Вылезая из
Байкала, когда вытаскивал убитых чаек, потерял два зуба — упал
в расщелину, разбил себе лицо, остался жив. Опять счастье. Фин­
ская кампания прошла. Убивали людей, много товарищей погибло,
я остался жив. Опять счастье. Наконец, на станции Будогощь при
мне немецкий пикирующий бомбардировщик в пыль превратил
вокзал, но для того, чтобы создать какие-то помещения для людей,
которые уезжали и приезжали, из бревен быстро сложили неболь­
шой домик. В одну поездку, когда я ехал в командировку в Москву,
я зашел в этот домик, лег на нары, вещи положил под голову. На
другой стороне лицом ко мне лежал полковник, он тоже ехал в
Москву. Мы беседуем, ожидаем прихода летучки, и через какое-то
время позади где-то за стеной глухой удар взрыва потряс домик
и надо мной что-то просвистело и врезалось между бревнами.
Я посмотрел на предмет — это было осколок. Однако самое тя­
желое было в том, что полковник был мертв: осколок пробил ему
грудь навылет, а я лежал на спине и остался жив. Это тоже счастье.
Я уже рассказывал о других случаях, когда я как-то спасся, и
все-таки это было счастье, которое исходило от моей матери. Она
мне дала жизнь и все для того, чтобы я был человеком, старалась
как могла, возможности были очень ограниченные, но душевное
спокойствие, душевные внушения сыграли свою роль. Я стал чело­
веком, который был принят во всех хороших компаниях, которого
192

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО

ценили на работе, и, не знаю почему, везде мне встречались хоро­
шие люди. Это удивительно, но, за редким исключением, я попадал
в организации, где кроме уважения к людям ничего не было.
Была работа хорошая, и я не раскаиваюсь в том, что прожил эту
жизнь не так, как многие живут сейчас, которые превращаются в
перевертышей с удовольствием. Я не буду никогда перевертышем
и хотел бы, чтобы моя семья, мои родственники никогда этому не
следовали.
Что касается родственников, моя надежда, конечно, на здоро­
вье моей дочери Марины. От нее много зависит, и я надеюсь, что
мой старший внук Кирилл обретет свое место. Он сейчас учится.
Ему очень трудно. Я понимаю, что эти трудности связаны не с тем,
что ему не хватает денег на то, чтобы что-то купить. Он одевается
нормально, питается нормально, но он не удовлетворен тем, кто
он есть, он заслуживает большего. Он работает, учится. Он должен
быть нормальным человеком и он должен быть хорошим отцом,
ведь у него растут два сына.
Старший, Ванечка, это мой правнук. Здоровье этого Ванечки —
наше счастье. Возможно, он когда-нибудь прочитает мои воспоми­
нания. Я очень хотел бы этого, и чтобы он вырос настоящим че­
ловеком, которому все было бы доступно в жизни с точки зрения
завоевания авторитета, работы, получения за свою работуоценок,
которые он бы заслуживал. Я хотел бы здоровья Ванечке и, конеч­
но, пожелал бы здоровья второму появившемуся правнуку — Ро­
ману, который родился в семье Кирилла.
Ну, Дима, второй внук, несколько отличается от других. Это
человек своеобразный, он и с детства был очень своеобразный.
Я помню, когда Мариша оставила мне его на два дня, куда-то она
уезжала, он три ночи не давал мне спать. Кричал: «Где мама?»
Я что ни делал, что ни говорил, его нельзя было успокоить. Я его
сравниваю с еще одним своим внуком — сыном Сергея Петь­
кой, тот абсолютно был спокоен и всегда считался со мной и не
устраивал никогда никаких сцен, как Димочка. Сейчас вырос уже
в джентльмена, стал взрослый, но полнота стала его огорчать. Он
сам чувствует, что над ним посмеиваются. Он не идет в компании
других людей. Умный мужик, но откуда такое безразличие к учебе?
Мог бы заниматься отлично, но не хочет. Не хочет читать, сидит за
компьютером день и ночь, смотрит всякие детективы, американ­
ские фильмы, хотя способен на многое в учебе, способен создать
193

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО

себе новую жизнь и стать большим человеком, но он этого не хо­
чет. Это вызывает реакцию у моей дочери. Я переживаю это очень
тяжело. На него воздействовать разговорами невозможно, потому
что он считает, что все знает. Мне говорит, что сейчас современная
молодежь вся такая, но я не верю этому. Среди этой молодежи есть
нормальные люди, которые учатся, постигают науку, языки, что
бы ты ни окончил, но, если не владеешь хоть одним иностранным
языком, если не имеешь каких-то практических навыков, какую-то
оперативность решения вопросов, тебя никто не будет держать на
работе. Уволят, а жаловаться некому. Не тот случай, и не тот пери­
од жизни мы сейчас переживаем. Думаю, что если такая жизнь бу­
дет продолжаться, вымрет все настоящее, все былое, все хорошее,
останется только пыль, которая тоже может быть быстро унесена
ветром.
Мне кажется, что вся перспектива нашего развития сейчас за­
ключается в том, что мы должны пережить это тяжелое время.
Если мы не переживем, то, конечно, мы и не выживем. Я не хочу
никого призывать браться за оружие, но покорность нашего на­
рода, покорность наших стариков, обездоленных, не имеющих
средств к существованию, которых обманывают, которых никто
не слушает, вот эта покорность, навеяная десятилетиями нашей
жизни в других условиях, когда мы считали, что все уже известно,
все законно, не может быть вечной. Мы знали, куда пойти жало­
ваться, на кого жаловаться, и на наши жалобы реагировали, нас
понимали. Сейчас это все ушло в прошлое. Можете жаловаться,
а жаловаться на кого? Если у него есть деньги, вы можете на него
жаловаться, сколько хотите и как хотите, приводить любые дово­
ды, но вас никто слушать не будет. Заплатите — с вами будут раз­
говаривать. Деньги решают все. В общем, вспоминаешь прошлое
только для того, чтобы сказать: «Не нужно такого настоящего, ко­
торое мы сейчас переживаем. Оно должно измениться. Оно долж­
но приобрести другой вид, другой характер. Другая должна быть
экономика и другие люди».
Скажите, как можно смириться с тем, что сейчас делается в рус­
ле Москвы-реки, которое является источником водоснабжения
отдельных районов Москвы? Районы ее прохождения — Рублево,
Барвиха, Жуковка — по берегам имели четкую санитарно-защитную зону, в которой запрещалось купание и строительство и даже
рыбная ловля. Однако сейчас эта зона отошла к местным властям,
194

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО
и господин, руководящий Барвихой, его фамилия Макаров, рас­
продает землю на самом берегу. Строят здесь огромные особняки,
Москва-река перестала быть санитарной зоной. Она стала обыч­
ной рекой, загрязняемой каждый день. Почему же правительство
не может установить, что все можно отдать частным владельцам,
за исключением железных дорог, водных магистралей, которые
являются и средством сообщения, и средством снабжения водой?
Нельзя этого допускать. Нельзя допускать частные компании для
добычи газа, нефти, золота. Это все достояние народа, а не частных
компаний. Почему нас на ваучерах этих обманули, и на этих вауче­
рах создали свои миллионные и миллиардные состояния, сохраня­
емые зарубежными банками? Это касается компаний, которые за­
нимались этой грабительской практикой. Когда они закончат свою
деятельность, наверное, наступит хорошее время.
После непродолжительного периода, когда я свое активное так
называемое творчество решил перенести в систему созерцания,
моя попытка закончилась неудачно. События развивались так
быстро, так тяжело, что я опять сел за книги, за статьи, за теле­
визор, и стал осмысливать то, что происходит. В период кризиса
августа 1998 года наступило критическое состояние в экономике,
появились новые, совершенно различные факторы, которые не
могли оставаться без внимания.
Стали быстро меняться у президента Ельцина в правительстве
люди. Менялись как перчатки, один, второй, третий, назначались
другие, как будто речь шла о каких-то временных явлениях, хотя
речь шла о жизни и о состоянии страны. Так продолжалось толь­
ко потому, что и телевидение вмешалось в эти дела. Появились
и новые программы, которые посвящали свое время «подвигу»
Клинтона. По этому поводу и газеты, и телевидение беспрерывно
забивали наше мышление, которое нужно было бы по-другому
строить. Нельзя такие вещи допускать. Но это одно дело. Второе —
появился Макашев, который сказал, что у нас евреи занимают τaкие-то позиции. Ну, сказал человек открыто, это может быть. Од­
нако ведь никто не подумал, что так считают миллионы. Ну чему
тут удивляться? Это антисемитизм. Ведь можно напомнить исто­
рию. В 1917 r., когда совершалась революция в нашей стране, ре­
волюцию в основном делали люди определенной национальности,
ведь это никто же не отрицает, они руководили этой революцией.
Ведь из 22 членов Совета народных комиссаров только три чело195

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО

века были русскими, включая Ленина, один латыш, и один грузин.
Остальные ведь другой же национальности. Ведь не было никогда
антисемитизма, когда наши руководители, и Ворошилов, и Моло­
тов, и многие военные, и Брежнев, и Калинин, все-таки женились
на женщинахэтой национальности. Неужели эти женщины краси­
вее и элегантнее обычных русских или женщин других националь­
ностей? Нет, здесь тоже что-то происходило. Но я скажу другое.
Каганович, это была очень мощная фигура в нашем развитии, он
возглавлял в свое время транспорт Советского Союза, он никогда
не вызывал каких-то проявлений антисемитизма.
У нас в институте даже не было понятия об антисемитизме,
хотя директор института и два его заместителя были евреями.
Это были люди исключительно грамотные, достойные уважения,
и до сих пор они остались у нас в памяти. Однако мы не могли
себе представить, чтобы эти люди имели у себя большие накопле­
ния за счет народа, никогда не думали, что эти люди берут круп­
ные взятки, что они воруют. Об этом у нас не было даже мысли.
То же было на войне. Вот санитарный отдел 59-й армии — на­
чальник отдела Александр Григорьевич Парамонов (он, к сожале­
нию, умер) был русский, и я был русский, а остальные: начальник
лечебно-профилактического отделения Гриша Сорин, его заме­
ститель Миша Милютин, оба национальности определенной, на­
чальник 3-го отделения Лазарь Гортаницкий тоже, и начальник
отделения кадров Арнольд Лапидус, мой хороший друг и при­
ятель, терапевт Фарбер, хирург Шрайбер, но у нас не было ни­
когда понятия об антисемитизме, мы дружно жили и работали.
Однако, когда сейчас к власти прорвались люди, которые даже
имеют двойное гражданство, скажем Израиля и России, такие,
как Березовский и другие, которые воруют направо и налево.
Нельзя спокойно относиться к этим вопросам, и, конечно, дело
не в антисемитизме, а в том, что Россия есть Россия. Ей должны
служить люди, которые уважают Россию, а не грабят ее.
Особенно меня удивило выступление известного комментато­
ра Млечина, который очень красочно изображал Льва Троцкого.
Ну, кто такой Троцкий в нашей истории? Кто знает литературу,
может сказать, что много крови пролил Троцкий в нашей стране,
который не терпел русских, ненавидел русских. Я могу привести
только один пример, который характеризует Троцкого как чело­
века и патриота, из воспоминаний писателя Разнева, который
196

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО
присутствовал в Курске при выступлении Троцкого в декабре
1918 г. Троцкий как председатель тогда реввоенсовета говорил
о всемирной революции и всех вопросах, которые с этим связа­
ны. Вот что сказал тогда Троцкий. Я цитирую то, что написано
у Разнева: «Патриотизм, любовь к Родине, к своему народу, к
окружающим далеким и близким, живущим именно в этом ме­
сте, жаждущим счастья самого малого, героизм. Какую ценность
представляют собой все эти слова? Пустышки перед подобной
программой, которую я вам представляю о мировой революции».
Вот кто такой Троцкий. Для него патриотизм, героизм, желание
помочь ближнему — это все чепуха, а вот мировая революция
для него была главной проблемой.
Еще могу сказать, поскольку речь идет и о нашем правосла­
вии, и о нашей России, что Троцкий трижды возглавлял комис­
сию по разрушению монастырей и церквей в России, только он
этим занимался, больше никто. Это воинствующий сионист до
мозга костей, это человек, который грабил монастыри. Куда эти
деньги делись? Это вопрос другого порядка, ведь он уехал за ру­
беж не с пустыми карманами, он все-таки себе приобрел и замок,
и жилье. На какие средства? Все это было награблено. Это что
касается антисемитизма.
А сейчас, когда Макашов это сказал, сутками изо дня в день по
телевидению и толкуют, и толкуют, и бьются над этим высказыва­
нием человека. Он высказал мнение десятков миллионов людей,
но только, может быть, сказал это грубо, может быть, не нужно
было так выступать, но из этого сделали целую проблему по теле­
видению, в печати и т.д. Думаю, что не надо тратить на это время
сейчас, когда не платят по-прежнему зарплату, много голодных
и бездомных детей. Около 2 миллионов детишек не имеют роди­
телей, живут впроголодь. А недавно демонстрировали програм­
му, где наши ведущие военные корабли, имеющие большой штат,
получили пополнение, а из этого пополнения значительный про­
цент молодых людей закончили только четыре класса, некоторые
неграмотные. Скажите, когда это было в Советском Союзе, чтобы
люди пришли в армию с четырьмя классами образования? Ведь
этого же никогда не было. А это состояние народа, состояние
национальностей нашей страны, это состояние людей, которые
приходят в жизнь, чтобы ее продолжать и совершенствовать. Из
наших паспортов исключат графу «национальность». Мы под­
197

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО

ражаем Америке, где существуют только американцы, а у нас —
россияне. Нет русских, татар, чеченцев и многих, многих других
национальностей. Кому это мешало жить?
Сейчас появилась новая и очень серьезная проблема. Это на­
падение на Югославию Соединенных Штатов Америки. Я не могу
согласиться с теми, которые говорят, что это НАТО. В НАТО ко­
мандуют Соединенные Штаты Америки. Это агрессор перво­
степенный, который, по-видимому, никаких уроков не вынес из
Вьетнама, из других районов, куда они вторгались. Они все-таки
решили сейчас наводить порядок в Югославии бомбовыми уда­
рами. И вот по этой программе каждый день идут выступления
очевидцев, журналистов, корреспондентов, которые там бывают,
по-разному толкуют эти вещи, нашу позицию, что нам делать.
Так вот в этой же программе выступил комментатор Евгений
Киселев, который пригласил для интервью бывшего министра ино­
странных дел Козырева и известного генерала, ныне губернатора
Курской области. Никогда бы я не поверил, если бы сейчас не услы­
шал, о самом Козыреве и его позиции в оценке этой ситуации, ведь
Козырев был министром иностранных дел России. И когда этот Ко­
зырев называет бандитами президента Югославии, руководителей
Ирака и других стран, которые, по его мнению, не вписываются в
его понятия демократов, я не мог понять, кто такой Козырев. Он
же представлял нашу внешнюю политику. И вот сейчас, когда я
прослушал этого Козырева, ему, правда, наш генерал ответил со­
ответствующим образом, когда Козырев сказал: «Как же мы можем
обвинять Америку, Англию, Францию, они же ведь наши союзники
были...» Я бы хотел сказать: «Скажите, пожалуйста, разве Югосла­
вия, которая первая приняла удары гитлеровской Германии на сво­
ей территории, не была нашим союзником?» И каким союзником!
Когда мы говорим об Америке как союзнике, то спрашивается,
какой же это союзник, который не спросил даже мнения нашего
руководства, в прошлой войне сжег в атомном котле Хиросиму и
Нагасаки? Зачем он это сделал, когда уже война с Японией была
завершена по существу, когда Квантунская армия была разбита
нашей армией на Дальнем Востоке, а, видите ли, лишь для того,
чтобы уменьшить потери своих войск в дальнейшем наступле­
нии. Сжечь два японских города с детьми, стариками и женщи­
нами, там уже военных практически не было, только из-за этих
целей. Это Соединенные Штаты Америки!
198

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО

Мы привыкли уже к таким удобствам, как просмотр телевизи­
онных программ, они же нас освобождают от необходимости по­
сещать даже театры и кинотеатры. Нам демонстрируют хорошие
фильмы, особенно исторического плана, снятие еще в советское
время, и, конечно, сплошную грязь из американских военных кар­
тин, которые нам преподносят в виде совершенных фильмов. Все
мы признаем, что без телевидения жить, конечно, человек не мо­
жет. И введение какой-то цензуры на телевидении было бы стран­
ным, о чем многие говорят. Но все-таки телевидение должно иметь
свои права. Оно должно давать возможность людям выступать: и
артистам, и политическим деятелям, но мы ведь не просим неко­
торых деятелей телевидения комментировать эти выступления.
Невозможно слушать спокойно, скажем, Евгения Киселева или
Сванидзе. Когда он слышит слово о Зюганове, о коммунистах, о
Маслюкове, у него дрожат даже усы, у него горят глаза ненавистью.
Он ведь должен только предоставить возможность этим людям
выступить, задать им вопросы, которые он считает нужным за­
дать, но не комментировать их. Зачем такие комментарии? И тоже
самое делает Евгений Киселев, правда, в более скромной форме.
И вот когда появляется на экране Сванидзе, хочется выключить
телевизор, потому что в программе «Подробности» он все подчи­
няет своей цели, своей идее, своим мыслям, что его устраивает и
что его не устраивает, а нас его мнение не интересует. Кто он такой?
Почему мы должны слушать его мнение, вопреки тому, что сказали
его собеседники, которых он приглашал?
Продолжительное время по нашим средствам информации
шли сведения о том, как американцы ищут центры разработ­
ки биологического оружия в Ираке. Ищут, ищут, пытаются даже
воздействовать военным образом на поиски, комиссии посыла­
ют, возмущаются отсутствием находок. Что они ищут? У кого они
ищут? Я им просто подсказал бы, потому что я имел отношение к
этой проблеме в свое время. Зачем же им искать? Вот есть у нас в
России специалисты, которые себя считают (и их считают) одними
из основоположников разработки бактериологического оружия.
Скажем, И.В. Домарадский, академик. Он все знает, он везде был,
он пользуется привилегиями, которые дала емусоветская власть в
свое время, он пользуется квартирой в Москве... Почему к этому
Домарадскому не приехать на квартиру и не узнать, что готовится,
он же все знает. Почему не попросить некоторых других?
199

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО

Скажем, есть такой Лев Федоров, который печатает во многих
газетах, во многих журналах свои статьи и пишет невероятные
вещи, которые читаешь и думаешь: «Ну, если бы это был Зощен­
ко, можно было бы смеяться, но это не Зощенко, это пишет Лев
Федоров». Он, оказывается, руководитель комитета по защите от
химического оружия, он, видите ли, крупный специалист. Ну, до
чего он договорился? По свердловской проблеме, которая вошла в
историю как крупная трагедия не только у нас, но и во всем мире,
он пишет буквально следующее: «В Свердловске военные приго­
товили возбудителя сибирской язвы, необычного возбудителя, а
секс-возбудителя». Я вначале не понял, почему «секс». Оказывает­
ся, по мнению господина Федорова, в этот возбудитель был вклю­
чен вирус, который уничтожает только мужчин старше 20 лет и не
трогает женщин и детей. Вот такой секс-вирус. Однако у него была
особенность: с гибелью самого возбудителя и этот вирус погибал,
поэтому его выделить невозможно.
Ну, господин Федоров просто не знает, что этот секс-вирус
в Свердловске в то время все-таки вызвал заболевание 33 жен­
щин. Он даже не знает, что умер один мальчик, секс-вирус его не
пощадил. Ведь Федоров договорился до утверждения, что в под­
земельях этого города существуют объекты, которые выпускают
бактериологическое оружие, и вот взрывы на одном из объектов
и загрязнили Чкаловский район города, где появилась сибирская
язва. Откуда такая психически ненормальная концепция всей этой
теории? Откуда взял этот господин Федоров такие вещи?
Однако самое-то потрясающее заключается в том, что не только
Федоров к этому пришел и сам придумал, но и раньше очень ува­
жаемые мной люди, талантливые артисты, я имею в виду ведущего
программы «Как это было», с которым я имел счастье быть на со­
беседовании, поощряют Льва Федорова в его измышлениях. И как
это было? А было это просто. Накануне как-то показали програм­
му «Час пик». Мне эта программа нравилась, потому что там веду­
щий, очень серьезный человек, приглашал кого-то из людей, кото­
рые нужны были по сути дела для разговора, и вел с ними беседы,
задавая вопросы без больших комментариев, только выслушивая
мнение этих людей. И вот однажды я вижу — сидит полковник,
летчик, Герой Советского Союза, который беседует с руководите­
лем программы «Час пик». Я думаю: вот как все-таки можно своим
мнением поделиться с окружающими. Находит время с военным
200

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО
беседовать на хорошую тему этот руководитель программы «Час
пик».
И что вы думаете? На следующий день мне звонят и приглаша­
ют в программу «Вид» на телевидение для беседы. Я подумал: на­
верное, этот ведущий «Часа пик» и меня хочет видеть, кто-то ему
подсказал, кто я, и, наверное, он хочет со мной познакомиться и
побеседовать. Поскольку летчик сидел в мундире, то почему же я
поеду в гражданском костюме? Я облачился в генеральскую фор­
му, надел все свои знаки отличия, а их всего было тридцать четыре,
и приехал в эту организацию.
Меня посадили в кресло, попудрили, причесали, но, когда я за­
шел в помещение, куда меня направили, я увидел, что это не «Час
пик», а программа «Как это было» и ведет ее уважаемый мною рань­
ше артист, который исполнял роль в фильме «Здравствуйте, я ваша
тетя». Изумительный артист, но почемуон артистические свои дан­
ные использовал полностью в этой программе, мне это не понятно.
Он все-таки гражданин, имеет, по-видимому, совесть, имееткакието взгляды на жизнь, но зачем в этой программе проявлять свои ар­
тистические способности? А дело заключалось в следующем. Меня
пригласили на сцену. В аудитории сидели люди, как обычно бывает
в этой программе. Ну, естественно, когда я вышел на сцену в мунди­
ре, пожилой человек, уже седой, с медалями и орденами, раздались
аплодисменты. Ну, это обычная вещь, так у нас встречают стариков,
слава богу, с аплодисментами. Я сел на свое место. Ведущий гово­
рит: «Как вы знаете, в Свердловске была ситуация, и вот председа­
телем комиссии был...» — и называет меня.
Я его прервал и сказал: «Никакой комиссии в Свердловске не
было. В Свердловск я выехал шестого апреля, на второй день после
случаев смерти. Выехал по указанию министра с помощниками —
клиницистами и эпидемиологами. Из клиницистов в Свердловск
выехали Владимир Николаевич Никифоров, крупный клиницист,
главный инфекционист страны, мой сын Сергей, клиницист, кан­
дидат наук. Сын Никифорова отказался ехать. Он, видимо, за­
нимался своей диссертацией на кафедре. Туда выехал Иван Се­
менович Безденежных, главный эпидемиолог страны. Никаких
комиссий там не было». Это, по-видимому, не понравилось веду­
щему, но беседа продолжалась. Были свидетели трагедии в Сверд­
ловске, даже не свидетели, а потерпевшие и их родственники. Их
можно понять, они поверят любой версии о случившемся. Их жал­
201

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО

ко, и я не хотел бы с ними спорить. Однако когда меня спросили:
«А вот есть публикации...», я сказал, что есть публикации Федоро­
ва, но я думаю, что это психически ненормальный человек, кото­
рый распространяет свои соображения в прессе.
И что же вы думаете? После моих слов выходит небольшого ро­
ста человек и садится рядом. Ведущий объявляет, что перед вами
находится Федоров, который нами приглашен. Никогда я недумал
и не мечтал сидеть рядом с этим психически больным человеком,
но пришлось сидеть. Вся программа продолжалась 1 час 45 минут.
Я ушел очень недовольный, потому что ведущий прерывал раз­
говорами, а в конце он мне задал вопрос, читал ли я Священное
Писание. Зачем он эти вопросы задавал, я не знаю, потому что я
славянин, и если я и не читал это Писание, то я крещеный и бывал
в церкви в детстве. Я сейчас коммунист и в церковь, естественно,
не хожу, но этот вопрос он задал, это его право.
И вот через несколько дней смотрю эту программу, когда ее
стали показывать. Она продолжалась не 1 час и 45 минут, а все­
го минут 20. Мой текст сократили, а выпячивался текст Федорова.
Однако самое-то потрясающее — может быть, это мелочь, но ме­
лочь-то какая — когда показали начало программы, я уже сидел
и беседовал, а вот когда вошел Федоров, раздались аплодисменты.
Ну, зачем же так извращать события на таких мелочах? И кто это
делает? Артист, которого я уважал, но после этого я его не только
не уважаю, но я и своим родственникам и друзьям сказал: «Этот
человек, по-видимому, из перевертышей. Он может служить лю­
бому, кто ему платит. Правда, деньги сейчас очень много значат,
поэтому это, наверное, тоже понятно».
В последние годы, а особенно месяцы проблема разработки
бактериологического оружия в нашей стране занимала многие
печатные страницы в газетах и журналах. Людей, которые зани­
мались этой практикой, я не знаю. Поводом, по моему мнению,
для серии таких публикаций послужила изданная очень малым
тиражом книга академика Домарадского, которая называется «Пе­
ревертыш». Но то, что он перевертыш, это вполне естественно, об
этом можно судить и по книге, но он нашел себе очень хорошего
консультанта в печати — корреспондента газеты «Известия» Янкулина, который, популяризируя Домарадского, скажем в журнале
«Знание — сила», пишет: «Возможно, эти мемуары субъективны,
однако главная их ценность в том, что это первое в российской πe202

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО
чаги откровенное свидетельство человека, оказавшегося в центре
военно-бактериологической программы и сегодня пытающегося
осмыслить происшедшее с нравственных позиций. До сих пор из­
вестны лишь признания и воспоминания людей, работавших в си­
стеме и убежавших на Запад». Янкулин имеет в виду двух человек,
которые бежали на Запад, один — в Англию, другой — в Амери­
ку, о них я не хочу особенно распространяться. Это Алибеков из
Москвы, который работал в микробиопроме, и Пасечник, дирек­
тор ленинградского института генетики, человек бездарный. Я не
знаю, что он мог увести в Англию и чем он мог быть полезен ан­
глийской науке. Ну, а что касается Алибекова, то этот самозванец,
извините, мог увезти только документы, которые в какой-то сте­
пени могли бы помочь американцам что-то сделать в области бак­
териологического оружия, но, в конце концов, они закончились,
а голова у Алибекова не приспособлена для таких целей, поэтому
сейчас эти два перебежчика потеряли свою значимость.
Одновременно сейчас начались публикации, к которым не толь­
ко сам Янкулин (газета «Известия») имеет отношение, но и другие
корреспонденты, о которых я скажу позже. Это и в газете «Со­
вершенно секретно», и в других газетах, которые пытаются друг
друга обогнать, но все ссылаются на публикации и на странные
ложные утверждения так называемого руководителя некой орга­
низации по проблемам химической защиты, который никогда не
был специалистом в области биологического оружия, но пытается
диктовать свои условия в оценке всех ситуаций в нашей стране.
15 октября 1997 года в газете «Известия» под заголовком «Не­
сколько слов об одном создателе бактериологического оружия»
помещена огромная статья Янкулина, которая посвящена уже упо­
мянутому мною Домарадскому. Нельзя не обратить внимание на
трагическую четкость заголовка, вызывающую желание ознако­
миться с содержанием этой статьи. Основой ее является горькая
обида академика Домарадского на всех, препятствующих его вы­
езду за границу, на неграмотных генералов, мешающих расцвету
возглавляемой им науки, и на более чем прохладное отношение к
нему когда-то знающих его специалистов, не имеющих возможно­
сти помочь ему выехать за границу. Сейчас, по моим сведениям, он
уже уехал.
Я хотел бы обратиться к руководителям нашей службы, кото­
рые занимаются этой проблемой, решить этот вопрос положи­
203

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО

тельно, потому что «один из создателей так называемого бактери­
ологического оружия» не имеет никакого представления о таком
оружии. Он ничего не сделал в этой области, но нажил себе на этом
капитал, квартиру, условия для жизни, а самое главное — влияние
на журналистов, которые сидят у него и записывают его мемуа­
ры. Я должен сказать, что мне эта фамилия не просто знакома, но
очень хорошо известна, потому что в течение более 20 лет по своей
должности я ведал противочумными институтами, а в одном из
них, в Ростовском институте, последнее время работал Домарадский, которого я знаю как человека.
Кроме умышленной дезинформации, о чем я скажу ниже,
в статье доминирует патологическая неприязнь Домарадского
к военным. Они, по мнению героя статьи, мешали ему во всем,
поскольку не имели понятия ни о генетике, ни о микробиологии
и вирусологии. Эти крупные ученые известны всем, некоторые
рано покинули нас. Это Николай Александров, Владимир Лебе­
динский, Ефим Смирнов и другие, которые сейчас живы и здо­
ровы: Игорь Ашмарин, Анатолий Воробьев, Виктор Паутов. Они
еще продолжают приносить пользу нашей стране. Что общего
может быть между этими учеными и Игорем Домарадским? Аб­
солютно ничего.
Генералы-ученые знают, что вся карьера героя от директора Ир­
кутского противочумного института, потом директора Ростовско­
го противочумного института и наконец занятия особых должно­
стей в Москве, позволивших получить отличную квартиру, была
определена генералом Бурназяном, человеком очень энергичным,
грамотным в военных вопросах, но мало осведомленным в теории
и практике вирусологии, микробиологии и эпидемиологии.
Во время эпидемии холеры в 1965 г. Игорь Домарадский как
директор Ростовского института подключился к генералу Бур­
назяну в качестве главного консультанта. Со смертью Бурназяна
закончилась и карьера Домарадского. Что касается его вклада в
противохолерные мероприятия, могу, забегая вперед, сказать, что
ничего нового не было внесено. Как были жесткие карантины во­
круг населенных пунктов, где имеется холера, так они и остались.
Когда возникла холера уже в 1970 r., где мне пришлось работать
с крупными специалистами, города, где появилась холера, также
по старым обычаям и правилам окружались войсками, ничего из
этих городов не вывозилось, кроме почты самолетами. Эта систе­
204

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО
ма была и осталась. Ничего «крупный специалист», каким он себя
считает, Домарадский в этом плане не сделал, но он завоевал дове­
рие Бурназяна, который стал продвигать его по службе.
А что касается заголовка рассматриваемой статьи, то, может
быть, корреспондент Генкулин кроме одного из «создателей»
бактериологического оружия назовет и другие фамилии и заод­
но укажет, какое оружие они создали? Провокационный харак­
тер этого заголовка рассчитан, вероятно, на доверчивых людей
и отсутствие свидетелей событий, связанных с разработкой не
оружия, а защиты войск и населения от такого оружия. В сво­
ей книге, краткое содержание которой изложено в рассматри­
ваемой статье, Домарадский сообщает, что при назначении его
на должность заместителя министра здравоохранения, главного
государственного санитарного врача СССР, дорогу ему перешел
Петр Николаевич Бургасов. Такое событие действительно имело
место, но оно избавило здравоохранение от странного во многих
отношениях руководителя, а произошло оно по другим причи­
нам.
В 1965 г. по линии Всемирной организации здравоохранения
нашу страну посетила делегация специалистов из США, Франции,
Ирана, Югославии, которых интересовала система противочум­
ной организации, обеспечивающей на протяжении десятилетий
эпидемическое благополучие на огромной территории, где прак­
тически ежегодно регистрировались случаи заболевания чумой
диких грызунов. Эта система, включавшая противочумные инсти­
туты Иркутска, Саратова, Ставрополя, Алма-Аты, Ростова-наДону, а также противочумные отряды, оснащенные современным
оборудованием, подвижными средствами и укомплектованные
специалистами высокой квалификации, работала самостоятельно
и вполне оправдывала значительные затраты, ежегодно отпускае­
мые правительством на ее содержание. Странно, но сопровождать
делегацию по стране, демонстрировать высоким специалистам
систему работы противочумных учреждений на месте поручи­
ли не Игорю Домарадскому, директору Ростовского института,
а мне, начальнику кафедры военно-медицинской подготовки
Центрального института усовершенствования врачей. Меня вы­
звали в инстанцию, предложили временно снять генеральские
погоны, сопровождать делегацию и письменно доложить итоги
продолжительной поездки по нашим институтам и отрядам. От
205

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО

Всемирной организации здравоохранения делегацию возглавлял
югослав Цветанович.
Поездка совершилась. Я составил отчет, а через две недели меня
вызвали в отдел науки и здравоохранения Центрального комитета
партии. Возглавлявший его Сергей Павлович Трапезников пред­
ложил мне занять должность заместителя министра здравоохра­
нения Советского Союза, главного государственного санитарного
врача. Это предложение было неожиданным, и мои попытки до­
казать нецелесообразность такого решения, поскольку я не имел
должного представления о гражданском здравоохранении, разби­
лись о реплику Трапезникова: «Этот вопрос решен, и как член пар­
тии вы должны понимать это». И перед уходом он мне сообщил,
что перед моей кандидатурой на эту должность рассматривалась
кандидатура Игоря Домарадского, которого представил замести­
тель министра здравоохранения генерал-лейтенант Бурназян. «Но
передо мной сидел человек, который непрерывно чесался, и я по­
думал: какой же это главный государственный санитарный врач
страны, который непрерывно чешется, и как он будет себя вести
на серьезных совещаниях в ЦК и правительстве? Поэтому я отка­
зал генералу Бурназяну в его просьбе назначить Домарадского на
эту должность. А вы на эту должность подходите. Отправляйтесь
в Минздрав», — сказал мне Трапезников. Так я перешел дорогу Домарадскому в его продвижении по службе.
В этой должности я оказался непосредственным начальником
Домарадского, так как вся противочумная система была в моем
ведении, а позднее он был в составе редакции журнала, редакто­
ром которого тогда я был. Карьеристские стремления Домарад­
ского определялись чисто материальными вопросами. Работни­
ки противочумной системы пользовались льготами по зарплате.
Ежегодно им начислялось по 10% к основному окладу, а так как,
начиная с Иркутского противочумного института, при продви­
жении по службе основной оклад увеличился значительно, то
очевидна неудовлетворенность Домарадского, вскоре наступив­
шая при понижении его в должности от научного руководителя
проблемы до заведования обычной лабораторией. Правда, за это
время он сумел сменить квартиру в Ростове-на-Дону на москов­
скую, но, перемещаясь по служебной лестнице не по собственно­
му желанию, он не оставлял в этих организациях хорошего впе­
чатления о своей персоне.
206

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО
Последний «подвиг» И. Домарадского — активное участие в
программе «Как это было». 3 октября 2003 г. по первому каналу
телевидения транслировалась программа «Как это было — эпи­
демия холеры 1970 г.». Программу вел артист Олег Шкловский.
Передача привлекла мое внимание как бывшего главного государ­
ственного санитарного врача CCCP(1965-1986 rr.), а в прошлом —
главного эпидемиолога 59-й армии Волховского, Ленинградского и
1-го Украинского фронтов (1941-1945 rr.). С момента возникнове­
ния холеры в июне 1970 г. в Батуми до ее ликвидации в октябре того
же года в Астрахани я был заместителем председателя Всесоюзной
чрезвычайной противоэпидемической комиссии, которую возглав­
лял министр здравоохранения СССР академик Борис Васильевич
Петровский. Решения этой комиссии выполнялись беспрекословно
всеми организациями страны. Проведение в Астрахани противо­
холерных мер вместе со мной осуществляли ныне здравствующий
крупнейший инфекционист нашей страны, президент РАМН, ака­
демик Валентин Иванович Покровский, заместитель председателя
Совмина Лидия Павловна Лыкова, исключительный организатор, и
человек, пользующийся большим авторитетом среди астраханцев,
секретарь обкома партии Леонид Александрович Бородин.
Никто из этих лиц, активно участвовавших непосредственно в
осуществлении противохолерных мер в Астрахани, где была самая
высокая заболеваемость, господином Шкловским не был пригла­
шен. Его собеседником был академик И.В. Домарадский, человек,
никакого отношения не имевший к происходившим в то время
событиям. Академика Домарадского пригласили не случайно, по­
скольку в нашей прессе (газета «Известия» от 15 октября 1997 г.)
в статье Вячеслава Янкулина «Синдром чумы, или Хождение по
мукам одного из создателей бактериологического оружия» таким
«создателем» именуется академик Домарадский. Журналист Янкулин именует его доктором Фаустом наших дней.
«Доктор Фауст» одно время являлся директором Ростовского
противочумного института, в программе которого были и вопро­
сы противохолерных мероприятий. По этой причине в период воз­
никновения холеры в Каракалпакии в 1965 г. он был консультантом
по этим вопросам у заместителя министра здравоохранения СССР
Аветика Игнатьевича Бурназяна, обладавшего значительными ор­
ганизаторскими способностями, определившими стремительный
рост карьеры «доктора Фауста», его материального благополу207

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО

чия и квартирных благ. Со смертью А.И. Бурназяна Домарадский
вернулся к своей прежней деятельности, потеряв и личную охра­
ну, и персональную машину и, главное, уважение среди лиц, его
знавших. Наследство, которое оставил «консультант» по холере
в 1965 r., проявилось отчетливо в эпидемию холеры 1970 r., когда
страх перед этим заболеванием заставлял врачей и медицинских
сестер, посещающих больных, облачаться в тяжелые противо­
чумные костюмы, а контакт с больными медицинского работни­
ка обязывал последнего подвергаться обсервации на семь суток.
Первое посещение академиком В.И. Покровским, профессором
B.H. Никифоровым и мною больницы, где лежали больные хо­
лерой, когда мы вошли в белых халатах, в обычных костюмах с
галстуками, произвело какое-то смятение среди медицинского
персонала больницы. Оно еще больше усилилось, когда Вален­
тин Иванович Покровский сел на край койки больного холерой
и рукой, не защищенной перчаткой, стал ощупывать его живот.
Это была сенсация!
Не останавливаясь на деталях беседы «доктора Фауста» с ве­
дущим программы, в которой полностью отсутствовали важные
сведения, характеризовавшие обстановку по холере в Советском
Союзе в 1970 r., остановлюсь только на клеветническом заключе­
нии ведущего. Он сообщил зрителям программы, что как в Одессе,
Ростове-наДону, так и в Астрахани в 1970 г. на улицах находились
трупы умерших от холеры, а население страдало от голода. Более
дикой лжи, оскорбляющей советское здравоохранение тех лет, ни­
кто еще не выдумывал. «Доктор Фауст» промолчал. Ведущий был
доволен, а по телефону мне непрерывно звонили многие специа­
листы, пережившие эпидемию холеры 1970 r., возмущаясь увиден­
ным на экране.
Всем специалистам известно и ведущему тоже, что холера 1970 г.
во многих странах вызвала смертность среди заболевших до 30%.
В нашей стране тактика лечения инфекционных больных, в том
числе и холерой в Астрахани, курировалась президентом РАМН,
директором ЦНИИ эпидемиологии В.И. Покровским, крупней­
шим специалистом. Из сотен заболевших умер только один чело­
век. Исключительно низкая смертность была и в других городах,
где пользовались предложенным В.И. Покровским методом лече­
ния. Что касается голода среди населения, то можно представить
себе Астраханскую область, окруженную войсками, откуда не вы208

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО
возился ни один килограмм мяса, рыбы, где исключительно высо­
кие урожаи бахчевых культур и овощей зарывали в траншеи из-за
отсутствия сбыта. Так что о голоде в Астрахани мог говорить толь­
ко или психически больной, или озлобленный человек, для кото­
рого такая вопиющая ложь, оскорбляющая целое поколение жив­
ших и работающих там граждан, хорошо кем-то вознаграждается.
Это полностью относится и к «доктору Фаусту». Зная и оценивая
организацию противохолерных мероприятий в 1970 г. в нашей
стране, генеральный директор Всемирной организации здраво­
охранения господин Кандау для проведения конференции с руко­
водителями здравоохранения африканских стран, посвященной
борьбе с холерой, в качестве консультанта пригласил меня. Теперь,
к сожалению, мы вынуждены руководствоваться только советами
из этой организации, которая в прошлом часто использовала опыт
здравоохранения нашей страны.
Программу «Как это было — эпидемия холеры 1970 г.» смотре­
ли многие. 17 октября я кратко доложил ее на заседании совета
старейшин, руководимого академиком Б.В. Петровским, и на за­
седании бюро отделения профилактики РАМН, членом которого
является академик Домарадский. Присутствующие единогласно
осудили поведение Домарадского, его солидарность с ведущим
программы господином Шкловским, грубо оскорбившим всех
участников борьбы с эпидемией холеры в 1970 r., и поручили мне
информировать об этом органы печати и телевидения. Может
быть, господин Шкловский вернется к своей истинной профессии
и не будет использовать роль ведущего программы «Как это было»
как подмостки для постановки далеко не юмористических про­
грамм с участием таких, как академик И.В. Домарадский?
В Законе Российской Федерации от 27 декабря 1991 г. «О сред­
ствах массовой информации» в ст. 43 главы 4 указано, что «гражда­
нин или организация вправе потребовать от редакции опроверже­
ния не соответствующих действительности и порочащих их честь
и достоинство сведений, которые были распространены в данном
средстве массовой информации. Если редакция средств массовой
информации не располагает доказательствами того, что распро­
страненные ими сведения соответствуют действительности, она
обязана опровергнуть их в том же средстве массовой информа­
ции». Если ведущий программы «Как это было» господин Шклов­
ский не сочтет возможным в ближайшее время воспользоваться
209

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО

этим Законом «О средствах массовой информации», он оставляет
за мной право использовать более жесткие законы Российской Фе­
дерации.
Должен отметить, что господин Шкловский, действительно та­
лантливый артист, оставил пост ведущего «Как это было» и, ду­
маю, вернулся к своей присущей его таланту профессии замеча­
тельного артиста.
В постоянно неспокойной и напряженной работе главного го­
сударственного санитарного врача страны, которую я выполнял
более 20 лет, расширялось знакомство не только с зарубежными
специалистами, но и с людьми различных профессий, должно­
стей, характеров и убеждений в нашей стране. Многие из них —
большинство — уже перешли в другой мир, оставшиеся единицы
сохранили в своей памяти наше былое, трудное и напряженное
время. Рано ушел из жизни Вилли Вильгельмович Канеп — ми­
нистр здравоохранения Латвийской республики, отличавшийся
четкостью изложения своих взглядов на перспективу развития
здравоохранения. Он был отличным организатором этой службы
в республике, исключительно внимательным к окружающим и ав­
торитетным среди медицинских работников. Остался в памяти и
министр здравоохранения Грузии Ливан Обоевич Сакварелидзе,
который кроме характерного для грузинского народа человеколю­
бия и широкой, открытой души обладал огромными знаниями в
области эпидемиологии и микробиологии. Я никогда не видел его
расстроенным или растерянным, даже в том случае, когда секре­
тарь ЦК Компартии Грузии, высоко оценив его работу в Батуми по
ликвидации возникшей вспышки холеры и высказав эту положи­
тельную оценку в моем присутствии, через несколько месяцев ос­
вободил его от должности министра, не объяснив даже причины
такого решения. Такое решение, как оказалось, принял не секре­
тарь ЦК, а его супруга.
Среди близких мне по службе людей могу назвать и Алексея
Адольфовича Сумарокова — участника войны уже в 16 лет, конту­
женного и по этой причине демобилизованного. Обладая феноме­
нальной памятью и занимаясь проблемами эпидемиологии и ми­
кробиологии, Алексей Адольфович был ходячей энциклопедией.
Я не знаю случая, когда бы заданный ему вопрос по специально­
сти остался без ответа. Его ученая степень и звание — он был док­
тором медицинских наук и профессором — позволили коллегии
210

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО
Минздрава и министру Борису Васильевичу Петровскому назна­
чить по моему представлению Алексея Адольфовича Сумарокова
директором Института эпидемиологии, имевшего кроме теорети­
ческих лабораторий хорошую клиническую базу. Этот институт
был единственным в стране, который имел право присваивать сте­
пень доктора медицинских наук по эпидемиологии. Значимость
деятельности института определялась и тем, что в нем активно ра­
ботал профессор Иван Семенович Безденежных, равных которому
в то время по эпидемиологии не было.
Институт выполнял свою ответственную работу. Не было тре­
вог и волнений, поскольку во всех сложных ситуациях его специ­
алисты успешно решали возложенные на них обязанности. Но
однажды как гром среди ясного неба возникла ситуация, потребо­
вавшая кадровых изменений. Меня срочно вызвали в ЦК в отдел
науки и здравоохранения. В кабинете начальника отдела за столом
сидела женщина, перед ней лежала толстая тетрадь. Начальник
отдела предложил мне принять участие в обсуждении вопроса,
касающегося личности Алексея Адольфовича Сумарокова — ди­
ректора Института эпидемиологии. Владелицей толстой тетради и
всех, естественно, записей в ней была секретарь парторганизации
Института эпидемиологии. Я не был с ней знаком лично, но часто
слышал от Алексея Адольфовича хорошие отзывы об этой женщи­
не — Галинушке. Галинушка открыла тетрадь, которая, как оказа­
лось, была обличительным документом, где за датами следовали
события и высказывания Алексея Адольфовича, высказываемые
им политические взгляды.
Она открыла страницу, относящуюся к юбилею Ленина, ког­
да в институте праздновали это событие, было торжественное
собрание, а в конце показали документальный фильм, в котором
присутствующий на съезде комсомола В.И. Ленин сидел на сту­
пеньках сцены и делал заметки в блокноте. Галинушка записала,
что директор института, коммунист Сумароков A.A. подтолкнул
ее и произнес: «Смотри, Галинушка, сидит как обезьяна». На этом
закончилась деятельность директора. Мне предложили его немед­
ленно освободить от этой должности как аполитичного человека.
Все это сделала Галинушка, партийный руководитель института,
которая вместо хорошей, откровенной беседы с директором, не
являвшимся ни антигосударственным деятелем, ни аполитичным
человеком, сочла возможным написать донос на этого преданного
211

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО

науке и Родине человека, который пострадал из-за веры в хороших
честных людей, нe способных предать и обмануть. Должность ди­
ректора института занял его заместитель — крупный клиницист
в области инфекционной патологии Валентин Иванович Покров­
ский, который и сейчас, будучи президентом Российской академии
медицинских наук, не оставляет институт.
К сожалению, такие Галинушки и различные перевертыши в
настоящее время не редкость. Они буквально расцветают и в ши­
рокой, как говорят, «общенародной» программе «Свобода слова»
занимают соответствующее место. Достаточно раз посмотреть
программу телевидения, демонстрирующую «исключительные
журналистские» способности ведущего Евгения Киселева, под на­
званием «Глас народа», чтобы понять, что это за «глас» и что это за
представители многомиллионного народа России.
За продолжительный период работы в должности главного го­
сударственного санитарного врача СССР у меня, естественно, сло­
жились определенные отношения с главными государственными
санитарными врачами союзных республик. Их было пятнадцать.
Это различные специалисты, различные характеры, но объединен­
ные единой целью — обеспечением санитарного благополучия на­
родов республик. Среди них остаются в памяти такие преданные
своемуделу, честные в исполнении своих обязанностей и хорошие
товарищи как Акулов — главный государственный санитарный
врач России, Кардаш — главный санитарный врач Белоруссии. Од­
нако помимо честных, преданных делу руководителей встречались
приспособленцы, люди, способные взять от жизни все лучшее
только для себя. Для примера я решил сослаться только на одного
деятеля государственной санитарной службы республики.
Случилось так, что министр здравоохранения Казахстана
Шарманов пригласил меня с женой отдохнуть в республиканском
санатории. Я с удовольствием согласился и на второй же день
пребывания в санатории за завтраком встретил государственно­
го санитарного врача республики Клебанова. Восприняв это как
внимание к моей персоне, я был очень удивлен, когда и к обеду,
и к ужину ежедневно доктор Клебанов прибывал с женой или
один. Так продолжалось весь отпуск, Клебанов не оставлял меня
одного и тогда, когда я переехал на Иссык-Куль, чтобы увидеть эту
действительно восхитительную природу. После этого Клебанов не
раз бывал на моей московской квартире, и я считал, что это нор­
212

ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ НА ФОНЕ НАСТОЯЩЕГО
мальные естественно сформировавшиеся дружеские отношения
между людьми, выполнявшими одно дело. Но ошибочность это­
го мнения оставила тяжелый след в моей жизни. В августе 1986 r.,
по настойчивому ходатайству министра здравоохранения страны
C.Π. Буренкова, с которым, по утверждению Балтруниса — руко­
водителя отдела здравоохранения и науки ЦК КПСС, я не нашел
общего языка, я был освобожден от занимаемой должности. На
следующий год я был приглашен на Всесоюзный съезд эпидемио­
логов, который состоялся в Алма-Ате. В аэропорту, куда прибыва­
ли делегации, я увидел и Клебанова. Он сделал вид, что не заметил
моего появления. Он не подошел ко мне и по окончании съезда, и
перед отъездом в Москву. Меня, не знаю почему, пошли провожать
(оформить билет, сдать багаж) два молодых человека — сотрудни­
ки института, который тогда возглавлял министр здравоохране­
ния республики. Я этих молодых людей не знал, но очень призна­
телен им за внимание, проявленное ко мне. Где был Клебанов? Чем
я испортил ему жизнь? Думаю, что он тогда уже определил свою
очередную жертву — моего преемника на должность Александра
Ивановича Кондрусева. Таких клебановых сейчас много. Если
раньше они уважали не человека, а должность, то теперь их «вку­
сы» стали разнообразнее и шире, они преклоняются перед долла­
ром, вне зависимости от его происхождения и владельца.

ГАЗЕТНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ, НОВЫЕ КНИГИ
Популяризацию героя, которому я перешел дорогу в руковод­
ство Министерством здравоохранения СССР, начал корреспон­
дент газеты «Известия» Янкулин. Автор статьи пишет: «В этом
маленьком, слегка прихрамывающем человеке вряд ли можно
распознать доктора Фауста наших дней, хотя вопросы жизни и
смерти в значительной мере были до недавнего времени именно
его профессией». Я должен ответить этому корреспонденту, что
этот так называемый доктор Фауст даже близко не приближался
к смерти, он знал только жизнь, и жизнь богатую и обеспеченную,
жизнь, связанную с карьерой, и поэтому приписывать ему такую
роль, как роль доктора Фауста, мне кажется просто несерьезно.
По-видимому, лживые фантазии не имеют предела. Как можно
сравнить, например, высокую квалификацию сотрудников Сара­
товского противочумного института, научный руководитель кото­
рого профессор Абрам Львович Берлин заразился в эксперименте
легочной чумой, с опытом Домарадского, который избегал работы
с возбудителями чумы? Что касается упоминания в статье о том,
что Домарадский имел личную охрану, то я на такие анекдоты не
реагирую. Ну, что касается профессора Берлина, то в одной статье
в газете «Совершенно секретно» было написано, что якобы зимой
1939 г. профессор приехал в Москву после опытов, которые он вел
с возбудителем чумы и с вакциной, заражая животных активным
возбудителем. После приезда в Москву он заболел. В Москве он ле­
жал два дня в больнице на Соколиной горе, где и умер, и вместе с
ним погиб врач. Но это написано человеком, который даже поня­
тия не имеет, как это было. Все это надумано.
А дело было так. Раньше работающие с чумой люди могли выез­
жать после работы в любом направлении, никаких ограничений нe
было. И только после этого трагического случая появились уже но­
вые законы, очень строгие, что человек, проработавший с возбуди­
телем чумы, не имеет права раньше чем через семь суток отбывать
куда-то в другие места. Тогда этого не было, и Берлин на второй
день после работы приехал в Москву. Начальник профилактиче­
ского управления Наркомздрава Исаак Георгиевич Рогозин, очень
крупный деятель и эпидемиолог, когда к нему подошел Берлин и
сказал, что он себя плохо чувствует, ответил, что ему необходимо
лечь в больницу немедленно. Профессор Берлин с сомнением из-

214

ГАЗЕТНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ, НОВЫЕ КНИГИ
рек: «Что же я даже гриппом не могу заболеть?» Его поместили на
Соколиную гору.
Откуда все эти детали мне известны? Мой шеф по аспиранту­
ре Леонид Моисеевич Хатаневер внезапно в июне 1939 г. исчез.
Ни дома, ни на работе его не было. Мои поиски, звонки ни к чему
не привели. Он явился только через восемь дней на работу и со­
вершенно откровенно и секретно рассказал мне следующее. Его
вызвал срочно с работы Рогозин. Он приехал, и его поместили в
номер гостиницы «Метрополь», который занимал в первый день
приезда профессор Берлин, и сказали, что из этого номера он не
выйдет в течение семи дней. Его будут кормить, поить, ему обе­
спечат уход, но он обязан в течение этих дней протереть все стены,
стекла, картины, мебель — все, что есть в этом номере, дезинфек­
ционным раствором, с тем чтобы полностью исключить риск за­
ражения чумой. Ему сказали, в чем дело. Он знал профессора Бер­
лина не только по литературе, но и лично. И Леонид Моисеевич
Хатаневер находился там это время, обрабатывая номер и не выхо­
дил в свет. И когда он приехал на работу, первым меня пригласил и
рассказал всю историю.
Когда профессор Берлина попал в больницу, навстречу ему шел
парикмахер. Никто этому не придал значения, и парикмахер про­
шел и вышел за пределы больницы. Берлина сопровождал терапевт
Горелик. Так вот что получилось дальше. Доктор Горелик, который
осматривал Берлина, тоже умер. Была одна врач, эпидемиолог, она
потом со мной занималась в аспирантуре, она осталась жива. Од­
нако самое-то главное и очень серьезное, что не пришел на работу
парикмахер. В статье написано, что парикмахер брил профессо­
ра Берлина. Ничего подобного, он к нему даже не прикасался, он
даже к нему не подходил, он только шел навстречу, когда заносили
Берлина в палату. Обратили внимание, что парикмахер не пришел
на работу, и стали его разыскивать. Он был одиноким человеком,
и на квартире через несколько дней его нашли мертвым. Он тоже
умер от легочной чумы. Вот что такое чума в Москве, которая дей­
ствительно существовала, но о которой москвичи даже понятия не
имели, и никакой паники в Москве не было.
Я должен еще сказать, что примитивность изложения проблемы
в этой статье, которую пытается со слов Домарадского изложить
Янкулин, просматривается и там, где речь идет о создании так на­
зываемой параллельной системы по разработке бактериологиче­
215

ГАЗЕТНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ, НОВЫЕ КНИГИ

ского оружия, в которой якобы Домарадский занимал должность
заместителя председателя проблемной комиссии, тогда как многие
годы задолго до этой «системы» существовал и эффективно ра­
ботал совет под руководством маршала Советского Союза Ивана
Христофоровича Баграмяна. Заместителями его по биологической
части были Ефим Иванович Смирнов и я. Совет занимался вопро­
сами защиты советских войск и населения от ядерного, химиче­
ского и бактериологического оружия. Совет подчинялся непосред­
ственно правительству.
Что касается разработки защиты от бактериологического ору­
жия, к которой Домарадский не имел никакого отношения, она
действительно имела место на территории нашей страны и тогда
завершилась со значительными успехами. Уже в 40-е годы наря­
ду с Японией исследования по разработке бактериологического
оружия проводились в США, Англии и Канаде. Причиной таких
исследований считали опасность использования этих средств со
стороны Германии. После капитуляции Германии, а затем и Япо­
нии исследования не прекратились, а приняли еще более широ­
кий размах, тем более что американское правительство вместо
предания суду японских преступников — разработчиков бакте­
риологического оружия, предоставило им возможность продол­
жать работу в США.
Как могло поступить в такой ситуации наше правительство?
Ждать милости от какого-нибудь Трумэна, который вместе с Чер­
чиллем сжег в атомном огне мирное население Хиросимы и Нага­
саки, или лучше серьезно готовиться к защите от возможной се­
рьезной угрозы? Выбрали второе. Всем известно, а военным тем
более, что для разработки эффективного огнестрельного оружия
против танков обязательно нужно испытать бронебойность этих
снарядов по отношению к толщине и составуброни современных
танков. Естественно, для разработки средств защиты от бактери­
ологического оружия необходимо знать характеристики этого
оружия, создать его, испытать на защищенных иммунологически
и незащищенных животных, преимущественно на обезьянах,
кроликах, морских свинках и лошадях. И не при введении этого
оружия под кожу или в рот, а при вдыхании аэрозолей в есте­
ственных условиях.
Первая, весьма эффективная рецептура такого оружия, поло­
жившая начало изысканию и разработке специфических средств

216

ГАЗЕТНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ, НОВЫЕ КНИГИ
защиты против него, принадлежит покойному профессору, гене­
рал-майору Николаю Ивановичу Александрову. Это рецептура бо­
тулинического токсина А и Б, самого сильного яда в природе, ко­
торому американские исследователи придавали особое значение.
В итоге этих исследований была разработана технология произ­
водства ботулинических анатоксинов А и Б. Какое отношение к та­
ким разработкам имел «создатель» бактериологическогооружия?
Да никакого, он и понятия об этом не имел.
Что касается глубоких теоретических знаний Домарадского, то
изложенному в статье нельзя не поражаться. Он, по словам журна­
листа Янкулина, утверждает, что устойчивый к современным ле­
карствам вирус гриппа может косить людей эффективнее напалма.
Может быть, Домарадскому известно лекарство против обычно­
го неизмененного вируса гриппа? Тогда что же он скрывает его от
населения? А население ежегодно подвергается нашествию этого
обычного неизмененного вируса гриппа, болеет, используя извест­
ное ему лекарство.
Трудно перечислить все домыслы, представленные в статье. Как
можно не удивляться тому, что Игорь Валерианович Домарадский
получил один высоковирулентный штамм возбудителя туляре­
мии? Действительно, получил, только из Соединенных Штатов,
который вызывал летальность даже при лечении, близкую к 100%,
тогда как до его исследований эти штаммы обрекали на смерть при
лечении только 8-10%. Только кого, господин Домарадский? Лю­
дей, крыс, мышей, кроликов или кого-нибудь еще? Заканчивая эту
мысль, я хотел бы извиниться перед руководителями, в том числе
перед членами Конституционного суда, отказавшими Домарадско­
му в выезде за границу, за свою просьбу изменить такое решение.
В самом деле, кто такой Домарадский? Он «доктор Фауст» наших
дней, и вопросы жизни и смерти были его профессией. Он «20 лет
проработал в системе дьявола», имя которой бактериологическая
война. Он знает, что «устойчивый современный вирус гриппа ко­
сит людей эффективнее напалма». Домарадский убежден, что бак­
териологическое оружие баснословно дешево и производство его
доступно. В своей деятельности он имел дело с учеными высокого
уровня, и, естественно, это были только гражданские ученые, к
военным он испытывал неприязнь. Он не может без содрогания
называть фамилии своих знакомых ученых, которые носили гене­
ральские погоны. Это Паутов, Воробьев, Ашмарин и другие.
217

ГАЗЕТНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ, НОВЫЕ КНИГИ
Далее Янкулин сообщает, что Домарадский был исключи­
тельно талантлив, иначе не держали бы «строптивого академика
почти десять лет на должности с круглосуточно прикрепленным
автомобилем, с кремлевской вертушкой и даже персональной
охраной. Правда, талантливый Домарадский был признан акаде­
миком только в 1991 r., через 12 лет после избрания его в чле­
ны-корреспонденты, тогда как другие члены-корреспонденты из
бираются в академики максимум через четыре и даже через два
года». Домарадский знает, что секретов почти не осталось. Боясь
международных инспекций, считает Домарадский, генералы, по
его мнению, посчитали целесообразным все уничтожить. Герой
Янкулина напоследок награжден орденом Дружбы народов. Ведь
надо же так поступить? Вручить такую награду человеку, кото­
рый «в августе 1991 г. идет в оцепление к Белому дому, оконча­
тельно принимает решение порвать с системой». Кто хорошо
знает Домарадского, его физический недостаток, главное, его
«решимость и смелость», тот объективно отнесется к такой ин­
формации. Нельзя же средствам массовой информации, к кото­
рым относится и газета «Известия», писать глупости, присущие
только невежественному человеку. Опровержение на эту статью
мне пришлось направить в «Известия», и оно не было опублико­
вано, более того, редакция передала эту статью автору Янкулину,
который связался со мной по телефону, и, кроме оскорблений
в мой адрес, я от него ничего не услышал. Неужели это свобода
слова и свобода печати в нашей стране?
Учитывая, что Домарадскому дозволено печатать все, может
быть, в следующих публикациях он напишет, что он сделал в нау­
ке о бактериологическом оружии, какой возбудитель он выделил
и для каких целей, что им конкретно внесено в эту очень серьез­
ную и дорогостоящую проблему. Мне кажется, что он остался,
как и был, пустым в этом отношении человеком, но пишет он,
особенно о себе, очень много. Завершая это повествование, я
хотел бы отметить небольшую деталь. В своей книге академик
Домарадский пишет, что во многих случаях наши городки, где
он работал, были городами без евреев, и его обращение по по­
воду приема на работу новых людей наталкивалось на большое
сопротивление. Зачем Домарадский так беспардонно лжет, зачем
поднимает этот вопрос, который звучит как антисемитский, хотя
он знает, что, скажем, Николай Николаевич Гинзбург никогда не
218

ГАЗЕТНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ, НОВЫЕ КНИГИ
был русским, но всю жизнь работал в области бактериологиче­
ского оружия, имея даже большие в этом отношении заслуги?
Я только удивлен этому потому, что и сам Домарадский не рус­
ский. Зачем же он поднимает эти вопросы? В нашихучрежде­
ниях тогда, я могу с полным правом сказать, значительная часть
ученых были не русскими. Мы никогда не придавали этому зна­
чение. Зачем же поднимать такие вопросы сейчас? Однако это,
по-видимому, в характере самого Домарадского.
Для окончания и завершения, так сказать, медицинской темы
мне хотелось бы несколько слов сказать о так называемом СПИДе,
синдроме приобретенного иммунного дефицита. Начиная с 80-х
годов на протяжении последних почти 15 лег наша пресса очень
много публиковала статей, посвященных этой важной проблеме.
«Московский комсомолец», «Литературная газета», «Россия», «Из­
вестия», «Аргументы и факты», «Труд» — ну все абсолютно газеты
уделяли этой проблеме внимание под различными названиями:
«СПИД или не СПИД», «Болезнь поведения», «Еще раз о СПИ­
Де», «Чума двадцатого века», «Покушение на человека», «СПИД
и спорт», короче говоря, очень много названий. Однако в конце
концов воз и ныне там, и последнее, что меня несколько смутило,
это статья в «Медицинской газете» от 3 июня 1998 r., посвящен­
ная дню памяти умерших от СПИДа. В ней отмечено, что «СПИД
не является наказанием за сексуальную жизнь, гомосексуализм
и наркоманию. Ни одна из групп и классов людей не заслужила
СПИДа». Это пишет газета. Однако это, кажется, и не «заслуга», а
награда нашему поколению, продолжающему катиться в пропасть
будущего века. Я говорю «пропасть», потому что никаких эффек­
тивных мер против СПИДа сейчас не предпринимается, и принять
их очень трудно. Завершая это тяжелое повествование по СПИДу,
хотел бы закончить его выдержкой из статьи нашего ученого, сына
президента нашей академии Вадима Валентиновича Покровского,
который с самого зарождения этой проблемы в нашей стране воз­
главил организацию борьбы «с чумой XX века». Он пишет: «Как
известно, правильная и доступная информация о СПИДе, путях
его распространения и методах предупреждения заражения пока
единственный способ профилактики заболевания. Невежество,
проявляющееся в самых разнообразных формах, несет конкрет­
ную опасность заражения СПИДом». Прав, конечно, Вадим Вален­
тинович.
219

ГАЗЕТНЫЕПУБЛИКАЦИИ, НОВЫЕ КНИГИ

Действительно, правильную и доступную информацию он
скрывал и скрывает до сих пор даже от Академии медицинских
наук, от бюро профилактики этой академии, не сообщая даже
профессии и фамилии заболевших. Теперь, когда заболеваемость
разлилась широкой рекой и нет ей предела, она исчисляется не
единицами, а тысячами, и гомосексуализм как база сохранения
и распространения вируса померк в зловещем мраке шприцевой
наркомании. Может быть, теперь проявятся гуманизм, ответствен­
ность и беспокойство у наших руководителей и ученых за судьбу
нашего поколения?
Очень коротко о СПИДе можно сказать следующее. Всем из­
вестно, а врачам особенно, что каждый возбудитель имеет свою
точку приложения. Для понимания этого явления я должен на­
помнить, что при ангине поражаются миндалины, и все это знают,
и человек, болеющий ангиной, опасен. Он может заразить другого,
потому что возбудитель у него находится на миндалинах, и при
разговоре он вместе с частицами слюны выбрасывается изо рта.
Скажем, при кишечных инфекциях, брюшном тифе возбудитель
локализуется в тонкой кишке, при диарее — в толстой кишке, при
воспалении легких — в легких, при менингите — в менингеальной
оболочке головного мозга. Возбудитель локализуется в определен­
ных тканях и клетках человека, в них размножается и оттуда про­
изводит свое действие.
Так где желокализуется и размножается вирус СПИДа? Этот во­
прос принципиальный, нужный, но он везде замалчивается. Вы ни
в одной статье не увидите ссылки на английских исследователей,
которые это установили. А исследователи Национального инсти­
тута аллергических и инфекционных заболеваний Англии обнару­
жили, что белок, вырабатываемый клетками толстой, прямой киш­
ки человека, является базой накопления и длительного сохранения
вируса СПИДа в организме человека. Они установили, что вирус
СПИДа, прежде чем проникнуть в другие органы, может длитель­
ное время находиться в ободочной и прямой кишке. Ученые в ходе
лабораторных экспериментов исследовали и инфицировали виру­
сом СПИДа 13 различных клеток организма человека. Все клетки
препятствовали внедрению и размножению вируса СПИДа, кро­
ме клеток прямой и толстой кишки, которые захватывали вирус
СПИДа и сохраняли его в течение почти 10 недель. Исследовате­
ли отмечают, что вирус СПИДа хронически инфицирует прямую,
220

ГАЗЕТНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ, НОВЫЕ КНИГИ
толстую кишку и уже потом поражает иммунную систему. Этот
факт может служить объяснением высокой заболеваемости СПИ­
Дом среди гомосексуалистов. Причем этот вирус, размножаясь в
клетках прямой, толстой кишки, в течение 10 недель сохраняется,
инфицируя человека — гомосексуалиста, который имеет сноше­
ние с этим больным. В значительном большинстве поражаются
пассивные гомосексуалисты, у которых развивается эта инфекция
в кишечнике. Это факт, который никем не опровергнут.
Но самое-то главное у нас всегда скрывалось и скрывается до
сих пор. Кто болеет СПИДом? Это кто? Слесари, токари, повара,
шоферы? Кто болеет СПИДом? Никто об этом не говорит, даже
наши руководители Минздрава России. Они тоже замалчивают
этот вопрос. Они только говорят, что СГІИД возрастает, а сейчас
проблема возросла до такой степени, что уже сам гомосексуализм
теряет свое значение. Вы понимаете, что от гомосексуалистов не
могут рождаться дети. Это исключено, потому что это иное сно­
шение.
Однако сейчас появились широкие возможности для шприце­
вой наркомании, когда подростки 14, 15 и 16 лет используют одни
и те же шприцы для введения различных наркотиков, а с этими
шприцами передается и вирус СПИДа, поэтому эпидемиология
СПИДа уже не представляется только как эпидемиология гомо­
сексуалистов. Гомосексуалисты сделали свое дело, они создали
базу для распространения этой тяжелой инфекции, которая может
проявляться у человека через 10,15 и даже 20 лет после заражения.
Инфекция считается пока фатальной, и никто от нее еще пока
не излечивался. Подходы к этому только намечаются. Поэтому
сейчас говорить о СПИДе как о придатке гомосексуализма, невоз­
можно. Есть мнение, что это половая инфекция. Тогда, наверное,
как при всех половых инфекциях, венерических заболеваниях
мужчины и женщины должны в равной степени страдать от этого
заболевания? Однако этого не происходит. Возьмите материалы
американской статистики, других европейских стран. В Америке я
был в больнице, где лежат больные СПИДом. В одной больнице из
20 человек была только одна женщина, которая пользовалась
шприцем для введения наркотиков. Остальные были мужчины,
поэтому СПИД — это пока мужская патология, гомосексуали­
стов и в особенности пассивных гомосексуалистов. Это нужно
объяснять тем, которые широко используют эти так называемые
221

ГАЗЕТНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ, НОВЫЕ КНИГИ

половые связи. А на месте людей, которые занимаются сейчас про­
блемой СПИДа, нужно хотя бы в ночных клубах, где собираются
гомосексуалисты, распространять доступную для них литературу с
перечислением имен гомосексуалистов, умерших от этой болезни.
В Америке эта тяжелая патология захлестывает все общество.
Гомосексуализм и лесбиянство считаются верхом человеческой
культуры, хотя это патология, которой не страдали даже наши
предки, дальние и древние. Так вот, в ночных клубах можно было
бы положить брошюрки с описанием, как заражаются СПИДом.
Пусть эти люди знают, как заражаются СПИДом. Хотя бы себя они
предохраняли и других не заражали. Даже этого не делается, пото­
му что никто не знает, кто болеет и когда болеет.
Возьмите любую инфекцию для эпидемиолога — чтобы разра­
ботать меры борьбы, нужно знать конкретно, кто болеет, почему
болеет и когда болеет. По СПИДу это скрывается от населения.
И начинают рекомендовать презервативы, а ими гомосексуалисты
не пользуются, а у нормальных людей это приводит только к одно­
му — сокращению рождаемости. И в наших условиях, когда людей
умирает больше, чем рождается, проблема СПИДа приобретает
особое значение. Это вымирание нации. Проповедуют чепуху, но
нет никаких прав остановить эту организацию, которая якобы
занимается профилактикой СПИДа и ничего фактически не дела­
ет, а я это говорю с полным основанием, потому что и Валентина
Ивановича Покровского знаю давно, и его сына знаю давно. Это
чепуха, чем они занимаются. Я не хочу сказать, что они умышлен­
но скрывают данные о заболеваниях СПИДом. Вот в таких усло­
виях мы хотим сохранить здоровье населения. Ничего из этого не
выйдет. Сейчас эпидемиология СПИДа значительно расшири­
лась за счет молодых наркоманов, использующих шприцы. Исчез­
ло различие между количеством мужчин и женщин, заболевших
СПИДом, как это было при передаче вируса гомосексуалистами.
Торговые точки, занимающиеся распространением печатных
изданий, с каждым годом набирают силу. Полки этих магазинов
всегда полны новыми изданиями, появляется очень много авто­
ров, которые пишут о прошлом, о настоящем, правда, никто не
пишет о будущем, потому что будущее еще никто не представля­
ет. Ну, естественно, обилие такой литературы не могло оставить
в стороне многих людей, в том числе и меня. Появилось желание
познакомиться с этой литературой, которая сейчас издается у нас
222

ГАЗЕТНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ, НОВЫЕ КНИГИ
в стране, да и за рубежом. Я, как и многие другие, имея свободное
время и свободные деньги, приобретал книги и читал их. Читал
очень много, но не хотел бы говорить обо всех. Я только перечис­
лю некоторые книги, которые произвели на меня определенное
впечатление и о которых я могу сказать несколько слов.
Скажем, Юрий Белов уже издал две книги, которые я читал.
Это первая книга «Не тужи, Россия» и вторая книга «Русская
судьба». Названия сами за себя говорят. Я не хотел бы сейчас
вдаваться в подробности, потому что каждый может прочитать
и каждый может найти там то, что он хотел бы знать. Следую­
щая книга, Эдуарда Тополя, известного писателя и журналиста,
который был в Москве в период выборов президента и который
тоже издал книги. Одна из них — «Китайский проезд». Я очень
коротко скажу об этой книге ниже. Следующее издание, которое
я прочитал, это «Тайное общество двадцатого века», тоже очень
серьезная вещь Николая Боголюбова. Можно читать, нужно чи­
тать, нужно знать, что происходит, и поэтому в этом отношении
нет никаких ограничений. Ну и конечно, книга, которая пред­
ставляет исключительный интерес. Она написана человеком, ко­
торый хорошо знал, о чем писал. Это воспоминания о Косыгине.
Написал эту книгу Фетисов и называется она «Премьер извест­
ный и неизвестный». Исключительная книга, просто исключи­
тельная, я бы посоветовал познакомиться с содержанием этой
книги, потому что ее читаешь с большим удовольствием.
Я не могу не сказать о книге, составленной по статьям, опу­
бликованным за последнее время. Она называется очень просто
«Сталин в воспоминаниях современников и документах эпохи».
Это книга составлена Лобановым. О ней следует сказать. Есте­
ственно, мне пришлось обратиться и к такой известной книге,
которую я читал еще в 1952 г. Это «Вторая мировая война» Чер­
чилля, потому что там можно найти ответ на многие вопросы,
которые сейчас возникают в нашем обществе.
Все эти книги, конечно, очень серьезные и нужные. Да, я чуть
не забыл сказать, что вышли книги, которые являются исключи­
тельно большим трудом автора. Это книги O.A. Платонова «Тер­
новый венец России» и «Загадка сионских протоколов». Вот, вы
видите, какие названия — «Прощай, Россия», «Терновый венец
России» и т.д. Все тяжелые названия в адрес России, но не читать
их невозможно. Я никогда не был каким-то исступленным веру­
223

ГАЗЕТНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ, НОВЫЕ КНИГИ
ющим, но, когда читаешь эту книгу, она изложена примерно на
500 страницах, начинаешь понимать историю, что происходило
в прошлом и что фактически повторяется сейчас. Ничего нового
в этом отношении не произошло. Повторяется та трагедия, кото­
рая уже была в России. Для того чтобы не перечислять особенно­
сти разделов книги «Китайский проезд», я хочу только зачитать
пролог к этой книге, который дает основание понять полностью
ее содержание. Пролог написан так, я его цитирую.
«И нашла на него болезнь сердца, и огненная стрела боли прон­
зила его грудь. И взошел он к Богу. "Неужели убиваешь меня со­
всем?" И был ему глас и сказал: "Народ, который выбрал тебя ца­
рем, ты бросил в нищету и отчаяние, а порок стал царить на твоей
земле. Через боль в сердце лишаю тебя жизни и царства". И оста­
новилось его сердце, и помутило разум, и дыхание пресеклось, и
душа полетела к Богу, вопя: "Господи, прости меня, не убивай. Дай
мне вторую жизнь, прошу тебя. И спасу Россию от нищеты, от во­
ровства, от бандитского разграбления, клянусь"».
Это предисловие, или пролог, адресовано, конечно, нашему
президенту Б.Н. Ельцину, приходу его к власти и всем событиям,
которые развернулись уже при его правлении. Дальше я не хотел
бы пересказывать прочитанное. Лучше прочитать эту книгу, тогда
все будет понятно.
Я хотел бы сейчас остановиться на книге, которая посвящена
Алексею Николаевичу Косыгину. Мало у нас таких людей было,
мало, хотя руководителей было очень много. Я имею основание
так говорить, потому что в течение всей работы в должности
главного государственного санитарного врача Советского Союза
всегда присутствовал на совещаниях Совета Министров, на пре­
зидиуме Совета Министров, которые проводил Алексей Нико­
лаевич Косыгин. Я никогда не видел его улыбающимся, и в книге
это подчеркнуто, вот эта внешняя серьезность человека с боль­
шой душой, человека внимательного и исключительно доброже­
лательного. Я могу только сослаться на некоторые его выступле­
ния, которые дают основания считать, что он собой представлял.
Однажды докладчик от Министерства сельского хозяйства сооб­
щил на президиуме, что большие трудности сейчас с уборкой они
ощущают потому, что многие колхозники в субботу и воскресе­
нье выходят на дороги, ищут попутный транспорт и увозят в го­
род продукты, которые у них накопились за неделю. Поскольку
224

ГАЗЕТНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ, НОВЫЕ КНИГИ
они уезжают, они не работают в самые горячие уборочные дни.
Казалось бы, сейчас Алексей Николаевич сказал бы: «Как, они же
должны работать? Что же вы делаете?» И вы знаете, что Алексей
Николаевич сказал: «Как вам не стыдно. Вы же руководители, вы
своих людей не бережете, не цените. Неужели у вас нет возможно­
сти каждую субботу и воскресенье подавать в колхоз несколько
машин, а они у вас имеются, вы не бедные. В эти машины колхоз­
ники сядут со своими продуктами, съездят в город на рынок, ре­
ализуют эти продукты, вернутся на машинах обратно и не будут
терять время на поиски другого транспорта. Неужели вам нужно
объяснять эту простую истину, которая заключается в том, что
наши люди должны богатеть, в городе должны появляться новые
продукты, должна какая-то быть конкуренция между торговлей
частной, которую производят колхозники, и государственной,
которая в магазинах? Неужели вы эти элементы до сих пор
не восприняли в нашей действительности? Я не хочу больше по
этому вопросу вас слушать». Это сказал Алексей Николаевич
Косыгин.
Прежде чем говорить о книге, посвященной Иосифу Виссари­
оновичу Сталину, при котором прошла моя молодость, жизнь, я
хотел бы обратить внимание читателей этой книги на следующее.
Я много читал о нашем руководителе партии и правительства,
много слышал, многое как будто знаю, но никогда не знал, что он
отличался исключительно хорошим слогом в поэзии. Для читате­
лей я могу процитировать буквально две строфы из многих его
стихов, которые помещены в этой книге. Я никогда не думал, что
Иосиф Виссарионович обладает таким талантом.
Вот стихотворение под названием «Луна».
Плыви как прежде, неустанно,
Над скрытой тучами землей,
Своим серебряным сиянием
Развей тумана мрак густой.

К земле, раскинувшейся сонно,
Сулыбкой нежною склонись,
Пой колыбельную Казбеку,
Чьи льды к тебе стремятся ввысь...
225

ГАЗЕТНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ, НОВЫЕ КНИГИ

Я дальше не буду продолжать, это очень красивые стихи, и
если бы мне не сказали, кто это написал, я бы не знал, я сказал
бы: «Ну, может быть, Лермонтов, может быть, Пушкин. Вот сти­
хи написаны в таком стиле». Это особенности таланта Иосифа
Виссарионовича. В молодости он увлекался и писал такие стихи.
В книге помещены статьи многочисленных людей, которые знали
Иосифа Виссарионовича Сталина. Они пишут о его характере, о
его особенностях, о том, как они его воспринимали, как он их
воспринимал, и только единственный человек — а приводит­
ся его целая статья по Сталину — допускает некоторые слова и
фразы, которые в какой-то степени омрачают впечатление об
этом великом человеке. Это его переводчик Бережков. Бережков
пишет так: «Взглянув на него, я испытал нечто близкое к шоку.
Ниже среднего роста, исхудавший, с заметно усталым лицом, из­
раненным оспой, одна рука короче другой, невзрачный, даже не­
заметный». Вот этот Бережков, который дрожал при появлении
Сталина, пишет такие строки. Никто другой таких слов о Ста­
лине не писал. Не замечали его физических недостатков и лица,
израненного оспой, ничего. Писали о другом.
Скажем, Черчилль пишет: «Я прибыл в Кремль и впервые
встретился с великим революционным вождем и мудрым рус­
ским государственным деятелем и воином, с которым в течение
следующих трех лет мне предстояло поддерживать близкие, су­
ровые, но всегда волнующие, а иногда даже сердечные отноше­
ния». Однако для того, чтобы полностью сказать мнение Чер­
чилля о Сталине, я из его книги просто могу кое-что зачитать,
потому что это передать очень трудно. Во время обеда Черчилля
со Сталиным Черчилль сказал, поднимая тост: «Я не прибегаю ни
к преувеличению, ни к цветистым комплиментам, когда говорю,
что мы считаем жизнь маршала Сталина драгоценнейшим сокро­
вищем для наших надежд и наших сердец. В истории было много
завоевателей, но лишь немногие из них были государственными
деятелями, и большинство из них, столкнувшись с трудностями,
которые следовали за их войнами, рассеивали плоды своих по­
бед. Я искренне надеюсь, что жизнь маршала сохранится для на­
родов Советского Союза и поможет всем нам приблизиться к ме­
нее печальным временам, чем те, которые мы пережили недавно.
Я шагаю по этому миру с большой смелостью и надеждой, когда
осознаю, что нахожусь в дружественных и близких отношениях
226

ГАЗЕТНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ, НОВЫЕ КНИГИ
с этим великим человеком, слава которого прошла не только по
всей России, но и по всему миру». Это сказал Уинстон Черчилль
на банкете, на котором он был вместе со Сталиным.
На некоторых моментах жизни Сталина, его выступлениях,
обращениях к народу я хотел бы очень коротко остановиться. Вы­
ступая перед народом Советского Союза 9 мая 1945 г. и говоря о
победе, Иосиф Виссарионович сказал следующее: «Три года назад
Гитлер всенародно заявил, что в его задачи входит расчленение
Советского Союза и отрыв от него Кавказа, Украины, Белорус­
сии, Прибалтики и других областей. Он прямо заявил: "Мы унич­
тожим Россию, чтобы она больше никогда не смогла подняться".
Это было три года назад». Я хотел бы подчеркнуть. То, что сказал
тогда Сталин, совершил сейчас не Гитлер, совершил Горбачев, ме­
ченый дьявол, извините. Он это сделал со своими помощниками.
По какому указанию, мне неизвестно, но это совершилось сейчас,
то, что тогда проповедовал Гитлер.
Ну и самое-то главное. 24 мая 1945 г. на приеме в Кремле в
честь командующих войсками Красной армии Иосиф Виссарио­
нович сказал: «Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего со­
ветского народа, и прежде всего русского народа». После бурных
аплодисментов он продолжил: «Я пью в первую очередь за здо­
ровье русского народа потому, что он является наиболее выда­
ющейся нацией между всеми нациями, входящими в состав Со­
ветского Союза». Вот положение, который тогда излагал Иосиф
Виссарионович Сталин, руководитель нашего государства, наше­
го правительства.
И сейчас все в него, начиная от Хрущева и других, тыкают
пальцем, что он сделал то-то, все это напыщенно и насыщенно.
Вся эта ненависть, связанная только с тем, что Иосиф Виссари­
онович уважал действительно русский народ, будучи грузином,
что он действительно ценил нашу страну, как страну, которая
объединяла людей, единое руководство, которое одержало дей­
ствительно победу. Это было и этого никто никогда не забудет.
Из всех статей, изложенных в книге, я хотел бы остановиться
только на некоторых, потому что комментировать статьи мар­
шала Жукова, маршала Василевского, Шарля де Голля и многих
других вряд ли необходимо, все дают высокую, положительную
оценку Иосифу Виссарионовичу. Однако я хотел бы остановить­
ся на трех статьях. Одна очень небольшая статья написана мар­
227

ГАЗЕТНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ, НОВЫЕ КНИГИ

шалом артиллерии Яковлевым, вторая написана Дмитрием Дуд­
ко, священником, который дважды сидел в лагерях при Сталине,
ну и, конечно, статью Бориса Львовича Ванникова, который при
Сталине был репрессирован.
В чем дело, почему я на этих статьях хотел бы остановиться?
Прежде всего, священник Дмитрий Дудко пишет: «Я заметил,
что у нас в России осуждению подвергаются те, кто имеет госу­
дарственное направление. Государственность причисляется к
какому-то пороку, преступлению. Так осудили государственни­
ка Ивана Грозного, расширившего границы России, одни — в его
жестокости, хотя стоило бы задуматься, мог ли молиться за всех
казненных жестокий человек, не есть ли здесь акт любви. Как
это ни странно, за многие годы за Ивана Грозного подали голос
только Сталин и в наше время — митрополит Санкт-Петербург­
ский Иоанн». Однако не в этом дело. Священник пишет: «Я хочу
припомнить, как наша патриархия, особенно Сергий и Алексий,
называли Сталина богоданным вождем. К ним присоединились
и другие, допустим, такие, как крупный ученый и богослов архи­
епископ Лука Войно-Ясенецкий, кстати, сидевший при Сталине,
но это не помешало ему назвать Сталина богоданным. Да, Ста­
лин нам дан Богом. Он создал такую державу, которую сколько не
разваливают и не могут до конца развалить». Это слова священ­
ника, который много терпел в сталинское время и сидел. Вот он
остался при таких мыслях.

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
В 90-x годах в нашей печати, в газетах «Известия» и «Совер­
шенно секретно», «Комсомольская правда», в других изданиях
стали появляться статьи, которые решили анализировать про­
шлое нашей жизни, а особенно события, которые имели место
и привлекали внимание общественности. Речь шла о событиях
1979 г. в Свердловске, когда была вспышка сибирской язвы. С чем
были связаны оживление этой прессы, активность и академика
Домарадского, и Льва Федорова, корреспондентов из «Совершен­
но секретно» и других газет, мне очень трудно сказать. Во всяком
случае, если вдуматься во всю историю, они хотели бы помочь
американцам все-таки найти бактериологическое оружие, пото­
му что поиски в Ираке, по-видимому, ни к чему не привели, а аме­
риканцы нуждались в таких поисках, в добыче сведений, которые
проливали бы свет на это секретное оружие.
Перед тем как рассказать, что было в 1979 г. в Свердловске, а
я был там с первого до последнего дня, отвечаю за каждое сдово,
за каждую мысль, за каждый вывод, который я делал из этих со­
бытий, я должен сказать, что после этих событий дважды меня
посетил профессор Мезельсон, бывший консультант президен­
та Америки по биологическим вопросам. Приезжал он один и с
женой ко мне на дачу. Он не приезжал ни к Домарадскому, ни
к Льву Федорову, которые, как говорят, очень хорошо знают эту
проблему, он нашел меня и приехал ко мне. Мы очень хорошо
провели время, очень много разговаривали, был переводчик, все
нормально было.
После этих разговоров Мезельсон мне сообщил, что он при­
глашает меня и моих товарищей, которые работали в Свердлов­
ске, в Америкудля обсуждения этой проблемы. Я согласился. Мы
выехали вместе с крупным инфекционистом, к сожалению, рано
умершим, Владимиром Николаевичем Никифоровым, сейчас
уже академиком Владимиром Петровичем Сергиевым, он знал
английский язык и был очень полезен. Принимали нас не как
обычных командированных. Затрачены были большие средства
для того, чтобы мы жили в шикарной гостинице, питались и ни в
чем не нуждались.
Мы делали доклады в Вашингтоне, в Нью-Йорке, в Бетезде,
где сосредоточился главный центр по этим вопросам, было ши229

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ

poκoe обсуждение материалов, которые мы представляли. По
этим докладам Мезельсон мне прислал потом две большие плен­
ки, они у меня хранятся, где полностью воспроизведены мои вы­
ступления, выступления Владимира Николаевича Никифорова
и других по этим проблемам.
Что было сделано в этом отношении в Америке? Я должен ска­
зать, что на этой конференции присутствовало очень много про­
фессионалов, в том числе и специалисты из Англии и из других
стран, причем в значительной степени присутствовали специа­
листы спецслужб, которые занимаются только этими вопросами,
их эта проблема очень интересовала. И когда дискуссия заходила
слишком далеко, а приходилось отвечать на все вопросы, не от­
вечать было нельзя, я однажды увлекся и стал очень широко рас­
сказывать обо всех делах. И вдруг поднимает руку один человек
с седой бородой, я никогда его не видел, но потом я его узнал, и
просит слова. А перед этим было около 20 вопросов по докладу,
который я делал. Он просит слова у Мезельсона для маленького
замечания. И что же он сказал? «Вы кому не верите? Бургасову?
Так кому же тогда можно верить?» И сел на место. Кто же, вы ду­
маете, это был? Это был профессор Сэбин. Он потом уже подо­
шел ко мне, и я с ним поговорил по существу. Это был автор вак­
цины против полиомиелита, крупнейший американский ученый,
который часто приезжал к нам в страну.
Он очень хорошо знал Михаила Петровича Чумакова и его ин­
ститут и один раз сказал, что его вакцина против полиомиелита
увидела свет и широчайшее распространение только благодаря
Советскому Союзу, деятельности Михаила Петровича Чумакова,
академика, который добился построения института, начал выпу­
скать эту вакцину, ездил с этой вакциной в Японию и прививал
там детей, показывая эффективность вакцины, которая спасла и
спасает миллионы детей и сейчас.
После завершения докладов, ответов на вопросы специалисты
Соединенных Штатов Америки вместе с нашей группой собра­
лись за круглым столом решать, что дальше делать. Все призна­
лись, что их устраивала эта информация, что она их убедила в
том, что произошло в Свердловске, и они поэтому просили меня
совместно с Никифоровым и товарищами, которые могут при­
нять участие, подготовить руководство по этому вопросу, при­
слать его в Америку, и в течение шести месяцев американские
230

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
специалисты обязуются издать это руководство на английском
и русском языках. Предложение было, конечно, исключительное,
потому что мы понимали, что в наших условиях написать и из­
дать за шесть месяцев руководство невозможно.
Мы приехали в Москву, и я и Никифоров занялись этой про­
блемой. Доктор Мезельсон и его сотрудники поддерживали с
кафедрой инфекционных болезней Института усовершенство­
вания врачей, где работал Никифоров, постоянные связи, ин­
тересовались состоянием дел. Я подготовил такое руководство.
Оно было подписано мною, Никифоровым, иллюстрировано
снимками по гистологии всех материалов, которые мы имели,
оформлено по существу, и два экземпляра я передал Владимиру
Николаевичу Никифорову, считая, что он перешлет их Мезельсону. И вот, представьте себе, на одном из совещаний, недели
через две после этих событий, возник вопрос об одной инфек­
ции, по которой нужно было срочно составить инструкцию.
Когда этот вопрос обсуждался, я присутствовал и сказал: «Что
вы думаете? Поручите это Владимиру Николаевичу Никифо­
рову». На меня посмотрели странно. Я ничего не мог понять,
а потом мне сказали: «Петр Николаевич, какому Никифорову?
Уже неделя как мы его похоронили, его уже нет на свете». Для
меня это был удар — я очень уважал этого специалиста, потому
что он и Валентин Иванович Покровский в борьбе с холерой в
Астрахани сделали невероятные вещи. Я могу напомнить толь­
ко, что в Астрахани из 800 с лишним заболевших умер только
один человек, который не был вовремя довезен до больницы.
Не было таких еще примеров в истории борьбы с холерой.
И вот Владимир Николаевич умер. Я не стал спрашивать тогда о
руководстве, не до этого было.
Через какой-то промежуток времени у меня на даче в Барвихе
появляется молодой человек. Я его до этого никогда не видел.
Представился — это сын Владимира Николаевича Никифоро­
ва. Он приехал с маленьким чемоданчиком со мной поговорить.
Я спросил: «Вы что привезли мне сейчас?» Он говорит: «Да вот,
все, что осталось от отца по руководству, которое писали» и вы­
сыпает на стол всякие черновики и бумажки, от руки написанные.
Я говорю: «Вы мусор мне привезли, а где само руководство?» —
«А я руководства никакого не видел». Вы знаете, для меня это
было неожиданностью.
231

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
Единственный сын, который присутствовал при смерти отца,
зная, что у отца лежит это руководство, сказал, что никакого ру­
ководства не видел и не знает. Я говорю: «Очень сожалею, но я-то
думал, что вы привезли мне это руководство, чтобы я переправил
его в Америку». — «Я такого руководства не знаю, хотя у меня
имеется несколько другая точка зрения на события в Свердлов­
ске». Меня это, так сказать, подстегнуло. Я сказал: «Чтобы иметь
точку зрения по Свердловску, нужно было в Свердловске быть, а
вы отказались ехать с отцом и лечить больных сибирской язвой.
Вы остались на кафедре, занимались научной работой по боту­
лизму. Чему посвящена работа, не знаю. Проблема ботулизма
мне известна прекрасно, у меня есть докторская работа по этой
теме, но не в этом дело. Вы не поехали с нами, поэтому ваша точ­
ка зрения меня не интересует». Он прервал разговор и говорит:
«У меня к вам одна просьба. Сейчас имеется вакансия главного
инфекциониста России, никем не занята после отца. Я вас прошу
меня поддержать, позвонить в Министерство здравоохранения,
помочь мне занять эту должность». Я развел руками. Я сказал
ему: «Вы и фамилию Никифоров носите, и являетесь его сыном,
но до главного инфекциониста России вы еще не дожили,
не доросли. Вам еще многому нужно учиться, чтобы быть таким,
каким был отец».
Раздосадованный, он ушел, сказав, что имеет свою точку зре­
ния на сибирскую язву и найдет возможность с соавторами из­
дать книгу о сибирской язве в Свердловске. Не знаю, издал ли
он эту книгу, будет ли издавать, меня это мало интересует. Этот
молодой человек, который попрал память об отце и все, что с
ним связано, просто пришел, нагрубил и ушел. Я с ним больше не
встречался. Однако это одна часть проблемы.
Мезельсон еще раз приезжал к нам, еще раз говорили мы с
ним, говорили откровенно. Он ведь не искал тогда ни одного из
«разработчиков бактериологического оружия», которым явля­
ется, скажем, Домарадский, он искал Бургасова, чтобы со мной
поговорить по этому вопросу. Мезельсона не интересовало, как
живут семьи умерших от сибирской язвы и что нужно сделать в
гуманитарном отношении. Его интересовало, что было в Сверд­
ловске, что вызвало смерти, какая причина всех этих заболева­
ний и как к этому делу сейчас подступить. Я ему сказал очень
просто: «Если бы, господин Мезельсон, мы с вами жили рука об
232

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
руку, доверяли друг другу во всем, то, наверное, вам не пришлось
бы тратить столько времени на поездки, и у нас состоялся бы не­
сколько другой разговор, а сейчас то, что я вам сказал, пожалуй­
ста, опровергайте». Он ответил, что они все продумали и пришли
к другому заключению, чем мы.
Они пришли к заключению, что там был аэрозоль, насыщен­
ный бактериями сибирской язвы. Я ответил: «Если бы это был
аэрозоль, который распространяется в течение нескольких ми­
нут по территории, кто-то его вдохнул бы, заболел и через деньдва умер, и на этом все бы закончилось. Но почему же в Сверд­
ловске заболевания появились 4 апреля, а последний случай был
17 мая? Это что же за аэрозоль такой? Инкубация при сибирской
язве ведь не 1,5-2 месяца, а только один-два дня». Тогда он мне
сказал, я его не стал больше поправлять, что они все продума­
ли и считают, что инкубация при сибирской язве может про­
должаться и месяц. Я ответил: «Это дело ваших ученых и вас, но
поскольку я знаю сибирскую язву по существу, то никак не могу
согласиться с такой постановкой вопроса». Вот такие были наши
встречи, беседы. Руководство по сибирской язве так и не было
издано, на него были потрачены труд и деньги и на иллюстрации,
и на оформление, но это руководство осталось в руках сына Вла­
димира Николаевича, который грозился по-другому изложить
состояние дел и ситуацию в Свердловске. Ну, это его дело. Пусть
он этим и занимается.
Что касается самих происшествий по Свердловску, я очень ко­
ротко изложу, потому что опровергать каждую статью, каждую
газетную строчку я просто не в состоянии, на это нужно огром­
ное количество времени. Первое, это полная дезинформация
общественности относительно того, что военные в Свердлов­
ске прививали людей плохой вакциной, а хорошая эффективная
вакцина осталась не использована. Ложь невероятная, и ложь
подлая, которую распространяет Лев Федоров. Второе, — это
утверждение Федорова о том, что там трупы умерших сжигались
просто в печах. Где он видел это, я не знаю. Он утверждает, что
там работало очень много заключенных. Глупость невероятная,
ни одного лишнего человека в работе по предупреждению и про­
филактике сибирской язвы в Свердловске не было. Никого не
было, кроме нас и людей из органов здравоохранения, которые
были привлечены к этомуделу.
233

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
Следующее, с чем я не могу согласиться, это уже звучит не
просто как ложь, это звучит неприятно, некультурно. Вы знаете,
мы привыкли, может быть, по старому воспитанию, к авторитету
наших людей, которые много сделали для Советского Союза, от­
носиться с уважением. Вот, скажем, Ефим Иванович Смирнов, ге­
нерал-полковник, академик. У меня не так-то просто сложилась
с ним служба, но я его уважаю как крупного ученого и деятеля,
организатора, который вокруг себя во время войны создал груп­
пу специалистов — крупных хирургов, терапевтов, инфекциони­
стов, и эти специалисты создавали такие документы, по которым
мы жили во время войны. При работе с этими документами было
возвращено в строй 80% раненых, которые победили фашист­
скую Германию. Как можно генерал-полковника Смирнова Ефи­
ма Ивановича в статьях называть просто Ефим, даже без имени
и отчества, что этот Ефим вместе с Бургасовым после скандала
у Ельцина приехали в военный городок, посмотрели какой-то
труп, и Ефим спросил у Бургасова: «Ну как?» Тот кивнул головой.
Они выпили спирт и разъехались. Что можно более дикое приду­
мать по этому вопросу?
Ну, во-первых, я никогда с Ефимом Ивановичем Смирновым
не был у Ельцина. Во-вторых, я во время работы в Свердловске не
заезжал в военный городок, хотя бы по той причине, что каждый
заезд в военный городок по существовавшему тогда положению
означал запрет в течение трех лет выезда в зарубежные команди­
ровки, а я в то время по роду своей служебной деятельности раза
два-три в год выезжал за границу. И последнее.
Я не могу согласиться с тем, правда это мелочь, что Ефим Ива­
нович Смирнов где-то пил спирт. Дикость невероятная, но это
пишут журналисты, пишет крупнейший, так сказать, человек в
области химической защиты Лев Федоров. Так вот они пишут,
оскорбляя военных и всех остальных, называя этих людей каки­
ми-то подонками, а себя выставляя перед читателями современ­
ными специалистами. Эти люди даже недостойны внимания.
Что можно еще сказать об этих статьях? Ну, скажем, в Сверд­
ловске прививали людей какой-то другой вакциной, а сами име­
ли хорошую, причем кололи по три раза. Первое, вакцина есть, и
она до сих пор осталась на вооружении гражданского населения
и военных как защита от сибирской язвы. Эта вакцина никогда
подряд трехкратно не вводится, она вводится с большими интер­
234

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ

валами. Второе, то, что умирали даже те, кто был привит. Они
умирали на третий, на четвертый день после прививки, когда
еще прививка не оказала своего действия, когда не был создан
еще иммунитет, этому удивляться не стоит, и поэтому говорить
о вакцине, что она негодная, глупо. Другой вакцины не было и
пока нег. И наконец, последнее. Я уже не могу спокойно об этом
говорить, меня это не только возмущает, мне противно, извини­
те, об этом говорить, когда этот «крупнейший ученый» Федоров
сообщил, почему в Свердловске не умирали дети? Он сказал, что
это секс-возбудитель, он включен в возбудитель сибирской язвы
и не опасен для женщин и детей, он поражает только мужчин от
20 лет и старше, которые составляют основудействующей армии.
Вот господин Федоров до чего додумался. Он даже не знал, что в
Свердловске заболели более 30 женщин, но, наверное, ему было
не до этого, ему нужно было опубликовать свою «секс-бомбу».
Я сделал короткое вступление перед тем, как изложить, что
же в Свердловске было. А было следующее. 4 апреля на заседа­
нии коллегии Министерства здравоохранения часов в 10 утра
поступил звонок из Свердловска. Звонили товарищи и сказали,
что в Свердловске есть случаи скоропостижной смерти. Местные
врачи не знают, что это такое. Поскольку в своей деятельности я
всегда имел отношение к таким проблемам, мне Борис Василье­
вич дал понять, что я должен ехать. В командировку я пригла­
сил крупного клинициста Владимира Николаевича Никифорова,
своего сына Сергея, работавшего на Соколиной горе в клинике в
реанимации и занимавшегося проблемой менингита, Бениямина
Лазаревича Черкасского — эпидемиолога, и Ивана Семеновича
Безденежных — главного эпидемиолога России.
Мы прилетели туда на самолете, и нам были предоставлены
исключительные условия для работы и размещения. Нас посели­
ли в особняке, и ежедневно мы с эпидемиологом объезжали город
и окрестности в поисках возможных источников возникновения
заболевания. Никифоров с Сергеем иногда не имели возможно ­
сти приехать в особняк и отдохнуть. Они постоянно находились
в больнице, куда поступали эти больные и где они умирали. Была
весна, и в Свердловске нарастала заболеваемость гриппом. Вра­
чи должны были в этих условиях выделить из этой группы за­
болевших гриппом и другими респираторными заболеваниями
больных сибирской язвой. Это была сложная задача, требующая
235

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ

высокой квалификации. Все больницы были переполнены, го­
спитализировались люди с температурой, и только выявленные
больные сибирской язвой помещались в отдельный стационар.
Большинство из них умерли — 64 человека из 93 заболевших,
угасали на глазах у людей невероятно быстро и очень необычно.
Как будто человек только что лежал и разговаривал, даже сме­
ялся и тут же через несколько минут закрывает глаза и умирает.
В чем же дело, что происходит? Возбудитель сибирской язвы тем и
опасен, что, поражая людей, вызывает, как правило, смертельный
исход. Возбудитель распространяется среди людей и животных и
сохраняется в природе в виде спор, частиц, которые выдержива­
ют различные дезинфектанты, высокую температуру, но, попадая
в организм теплокровного животного или человека, споры про­
растают, образуя капсулы, и в капсулах развивается возбудитель.
Когда концентрация возбудителя достигает огромных величин в
крови, именно в этот момент можно выделить из крови культуру
сибирской язвы. Ее концентрация достигает порядка нескольких
сотен тысяч или миллиона в 1 мл крови, и в этот момент насту­
пают гибель возбудителя и освобождение токсина, яда, против
которого организм сопротивляться не может, и человек в течение
короткого времени умирает.
Сейчас многие врачи, медицинский персонал, работавший в
то время, выглядят такими смелыми, серьезными людьми, они
говорят, что работали, когда мы приехали. Фактически большин­
ство врачей от страха и паники, а паника была страшная, потому
что на глазах умирали люди без каких-либо клинических прояв­
лений, не выходили на работу. Их можно было понять. Врачей в
больнице было мало, потом они стали появляться. Всю работу по
лечению выполняли Владимир Николаевич Никифоров с моим
сыном, а также работал средний медицинский персонал, кото­
рый был в этой больнице. Это прошлое.
Что же произошло в Свердловске? Первые больные поступи­
ли 4 апреля. Потом, через 1-2 дня, еще, и так периодически через
2-3 дня появлялись больные, а другие умирали дома. Поскольку
речь шла о сибирской язве, а сибирская язва — это «достояние
животного мира», ветеринарная служба проверяла все мясные
продукты, что попадали на рынки, потому что именно в мясе
может содержаться возбудитель, вызывающий заболевание. В
это время южнее Чкаловского района, где находился военный
236

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
городок, в восьми поселках — Малое Сидельниково, Большое Сидельниково, Первомайское, Кашино, Сысерть, Абрамовское, Аверинское, Новоипатово — в 51 дворе с 1 по 12 апреля 68 животных
заболели сибирской язвой. Перед въездом в Чкаловский район со
стороны Челябинска были установлены военные посты. Останав­
ливались все виды транспорта, проверялись, и если было мясо,
то это мясо складывалось и сжигалось. На рынках прекратилась
продажа мяса, обрабатывались все помещения, где мясо когда-то
хранилось. Было обращение кнаселению: уничтожить мясо, ку­
пленное на рынке и с рук. А поскольку время подходило к перво­
майским праздникам, постановление выполнялось не везде и не
всеми. Многие мясо не сжигали, а просто выбрасывали. Начался
падеж среди собак. Каждый день раздавались листовки, проводи­
лись совещания, выступления по радио, короче говоря, была про­
ведена огромная профилактическая работа в Свердловске.
И вот 13 мая наш президент Б.Н. Ельцин, тогда секретарь
Свердловского обкома партии, позвонил мне и говорит: «Знае­
те, товарищ Бургасов, пока вы в Свердловске, население не мо­
жет согласиться с тем, что опасности заболевания уже нет. Если
вы здесь, значит, есть еще сибирская язва. Когда вы собираетесь
уезжать? Не поймите меня так, что я хочу от вас освободиться,
но дело в том, что просто я хочу, чтобы навели порядок в этом
деле». Я ему сказал: «Борис Николаевич, я готов сейчас уехать.
Я звонил 10 мая в Министерство здравоохранения, там остался
Буренков Сергей Петрович. Я обратился к нему с просьбой, что
уже закончились заболевания, может быть, еще отдельные слу­
чаи будут, но нам делать уже нечего. Однако он мне сказал, что
я еще нужен в Свердловске». Борис Николаевич спросил: «Так и
сказал?» Я ответил: «Да, так и сказал». — «И как вы относитесь к
этому?» — «Ну, это Сергей Петрович Буренков, первый замести­
тель министра, а сейчас исполняющий обязанности министра».
Он говорит: «Я ему позвоню». Через полчаса Борис Николаевич
мне опять звонит и говорит: «Я позвонил вашему заместителю
министра. Вы были правы, он странный человек. Он меня так и
не понял». Но, к счастью, приехал Борис Васильевич из Женевы,
он там был на ассамблее, и я вернулся в Москву.
На прощание мне секретарь обкома подарил будильник с ра­
диозаводом. Это будильник, который может будить в любое вре­
мя, если вы поставите на какую-то волну радиопередачи. Инте­
237

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ

ресная машинка, она у меня до сих пор цела как память о моем
знакомстве с нашим нынешним президентом, который пережи­
вает сейчас трудный период времени.
Так было в Свердловске, и поэтому сейчас дискутировать на
эту тему я ни с кем не хочу. Я понимаю, что могла бы речь идти
о помощи лицам, которые пострадали в связи с потерей близких,
но сейчас анализировать, что там было, я не стану. Я могу только
спросить тех, кто утверждает, как Федоров, что там произошел
взрыв каких-то боеприпасов, начиненных этими бактериями:
«Где этот взрыв произошел? Когда он произошел?» Он же ведь ни­
чего об этом не знает и понятия не имеет. А я знаю, что там было,
и отвечаю на вопрос, который в газете «Совершенно секретно»
Домарадский задает мне письменно, не в академии спрашивает
при встрече, а письменно: «Что скрывает Бургасов? Он же знает
положение дел в Свердловске, он же может сейчас сказать. Ну,
понятно, что он раньше давал какое-то обязательство советскому
правительству, партии, но сейчас партия — не руководящая сила
в нашей стране, и советского правительства уже не существует,
он мог бы рассказать нам всю правду».
Я хочу в этой книге ответить господину Домарадскому, что я
русский человек, я слесарь Тульского оружейного завода, и какое
бы правительство не было в России сейчас — коммунистическое,
демократическое, либеральное, любое правительство, — Россия
для меня остается Родиной и торговать я Родиной не собираюсь
ни при каких условиях. Если американцы, умные люди у них тоже
есть, поймут всю ситуацию, то не будут ходить ко мне и спра­
шивать, что там произошло. Пусть они атакуют одного из «соз­
дателей» биологического оружия господина Домарадского, ему
скрывать нечего, он любой власти может угодить, пусть он и рас­
скажет все, что знает о биологическом оружии.
Правда, я должен огорчить американцев, они ничего не узна­
ют от Домарадского, он пустышка по этим вопросам, и что бы
он ни говорил и где бы ни выступал, ничего не скажет. Ведь этот
товарищ, который жил за счет партии, правительства, создал
себе хорошую жизнь. Этот товарищ не выезжал в поле с про­
тивочумными отрядами на борьбу с грызунами, он не работал
с живым возбудителем чумы, как, скажем, работал профессор
Берлин в Саратове. Он около этого ходил. Он только обобщал.
Он генетик, который якобы выделил ген токсинообразования у
238

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
дифтерийной палочки, огромное событие, которое потрясло весь
мир, а мы этого пока не ощущаем. Этот господин Домарадский
волен осуждать, рассуждать вместе со Львом Федоровым, они
подружились по печати. Я могу задать им только одни вопрос:
«Ну почему же трагедия, которая произошла в городке, не вызва­
ла заболевания среди населения городка, а ведь там было больше
3000 человек?» Я им дам только один ответ. Весь городок всегда,
когда я там работал и когда я оттуда уехал, снабжался через сеть
военторга. На территории городка были магазины продоволь­
ственные и другие, которые обеспечивали население городка
всем необходимым. Население не пользовалось рынком, оно не
знает, что такое рынок, и обеспечивалось только этой системой.
Эти товарищи не считают это важным фактором, и все льют свою
воду на одну мельницу, как помочь американцам все-таки узнать,
что было в Свердловске. Пусть помогают. Ничем они американ­
цам не помогут, потому что сами ничего не знают, пусть пишут
еще многие статьи, тратят деньги и время, из этого ничего хоро­
шего не выйдет.
И последнее. Странно смотреть, когда в газетах пишется,- что
проблемой биологического оружия занимались академики Ми­
хаил Петрович Чумаков, Виктор Михайлович Жданов, Сергей
Дроздов и другие. Была, оказывается, и такая академик Гайдамович. Я знаю Гайдамович, она хороший научный сотрудник, но
Софья Яновна академиком никогда не была. Так вот, эти лица
создали бактериологический щит, как написано в «Совершенно
секретно». Я думаю, что Сергей Дроздов, академик, и академик
Дмитрий Львов, директор института имени Ивановского, они
тоже входят в этот состав, по мнению Домарадского, и сам До­
марадский, который создал щит, пусть они этот щит ощупают.
Я думаю, что Домарадский, чтобы включиться в эту компанию,
притянул эти известные фамилии. Не знаю, как они реагируют на
то, что они создали этот щит. Я знаю только одно: эти ученые за­
нимались очень серьезными проблемами профилактики многих
заболеваний, но бактериологией с точки зрения использования
бактерий как оружия они никогда не занимались на моей памяти.
Может быть, что-то после моего ухода из министерства и прои­
зошло, но, думаю, что этого не могло быть. Ну а Домарадский,
чтобы представить себя крупным специалистом, назвал эти фа­
милии. Это свойственно характеру этого «крупного ученого», так
239

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
называемого, академика, который сейчас потерял всякое уваже­
ние своих товарищей. Другого я сказать по этому поводу больше
ничего не могу.
В первые годы после этих трагических событий наши средства
массовой информации — печать, телевидение, радио — не при­
ступали к анализу причин возникших смертельных заболеваний.
Единственным человеком, который проявлял настойчивость в вы­
яснении причин случившегося, был доктор Мезельсон — советник
президента США по биологическим вопросам. Он дважды посетил
меня на даче в Барвихе и организовал поездку нашей группы специ­
алистов в США, обеспечив исключительно благоприятные условия
пребывания в этой стране. К этому времени стали появляться ста­
тьи и наших собственных корреспондентов, которые под разными
названиями, во многих газетах, фантазируя до извращения дей­
ствительных событий, информировали население и зарубежные
средства информации о причинах возникновения эпидемической
вспышки сибирской язвы. Продолжительное молчание и невероят­
ный, одномоментный взрыв внимания к прошлым событиям сейчас
трудно объяснить. Может быть, бывший сотрудник Министерства
микробиологической промышленности Алибеков, ведавший такой
документацией в нашем закрытом совете, сбежавший с этими доку­
ментами в США, стимулировал американскую разведку на поиски
биологического оружия в нашей стране. Это сделал и другой беглец —
директор ленинградского института B.A. Пасечник, видевший воз­
будитель чумы только на фотографиях и заявивший, что он «рабо­
тал над подготовкой бактерии чумы для использования в качестве
биологического оружия».
В 1965 г. по инициативе ВОЗ в нашу страну прибыла большая
делегация специалистов. Ее возглавлял доктор Цветанович, в со­
ставе делегации были и американские ученые. Сопровождать де­
легацию поручили мне. В течение месяца мы посетили, по просьбе
делегации, все противочумные институты страны — кировский,
ростовский, ставропольский, саратовский, иркутский. Только в
этих институтах были созданы все условия для работы с возбуди­
телем чумы. Поэтому сообщение сбежавшего B.A. Пасечника, что
он работает в Ленинграде с возбудителем чумы, — бред больно­
го, а представителям американской разведки никто не объяснил,
что работа с этим возбудителем в нашей стране строго определена
только в указанных специализированных институтах.
240

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ

Среди отечественных корреспондентов, превзошедших всех
своих собратьев по связям с общественностью, был Лев Федоров.
Его статья «Секс-борьба по-советски», пропитанная злобной, со­
вершенно необъяснимой ненавистью к нашим военным специ­
алистам, обусловлена глубокой шизофренией, «раскрыла все
секреты свердловской трагедии». Автор утверждал в статье, что
отсутствие заболеваний среди детей, а также среди женщин (их
заболели 33!) достигнуто включением в споры сибирской язвы
специального вируса, который поражает только мужчин 20 лет
и старше (нужных в армии!). Этот вирус, утверждал автор, выде­
лить нельзя, посколькуон погибает вместе с возбудителем сибир­
ской язвы. Далее Лев Федоров сообщает, что «свободная пресса,
живо обсуждавшая в 1990-1992 гг. тему биологического оружия,
как по команде затихла, осталась лишь активность американско­
го профессора M. Мезельсона», и здесь же поясняет, что «недав­
но газета "Нью-Йорк Таймс" сообщила об открытии ученых из
Лос-Аламоса: в образцах тканей умерших в Свердловске будто
бы был обнаружен не один, а целых четыре штамма сибирской
язвы. Проснулись!» Надо отметить, что последнее восклицание
относится непосредственно ко Льву Федорову. Будучи «руково­
дителем за химическую безопасность», он всю свою болезненную
фантазию обрушил на людей и организацию, которые были не
исполнителями, а жертвами современной диверсии.
Ровно через девять лет после свердловской трагедии наша
группа по приглашению M. Мезельсона посетила США. Ниже
публикуется отчет об этой поездке.

ОТЧЕТДЕЛЕГАЦИИ СССР —
Π.H. Бургасова, B.H. Никифорова и B.Π. Сергиева,
о поездке в США с 10 по 18 апреля 1988 г.
Делегация по просьбе профессора Гарвардского университета
Мэтью Мезельсона прибыла в США для встречи с американски­
ми учеными по обсуждению событий 1979 r., имевших место в
Свердловске и получивших в американской и западной печати
искаженное освещение.
За время пребывания в США делегацией были сделаны до­
клады в Национальной академии наук США (Вашингтон, 11.04),
Школе гигиены и здравоохранения (Балтимор, 14.04) и Аме­
риканской академии науки и искусства (Кембридж, 15.04) на
241

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
тему «Эпидемиологические и клинические аспекты вспышки
заболеваний людей сибирской язвой в Свердловске в 1979 г.».
По просьбе американской стороны основные доклады по эпи­
демиологии и профилактике были сделаны Π.H. Бургасовым,
по клинической картине, диагностике и лечению — B.H. Ники­
форовым, отдельные фрагменты этой.истории были доложены
B.Π. Сергиевым. После докладов следовали фиксированные
выступления американских специалистов с комментариями.
Затем — вопросы и ответы из аудитории. На каждом высту­
плении присутствовали 70-100 человек. В Вашингтоне и Кемб­
ридже среди зрителей были только специально приглашенные
лица. В Балтиморе лекции были доступны всем желающим.
В предельно сжатом виде доклады сводились к следующему.
Сообщение о нескольких случаях заболеваний и смерти людей в
г. Свердловске поступили в M3 СССР по телефону из Прокура­
туры СССР во время заседания коллегии M3 СССР 07.04.79. Пер­
вое подозрение пало на ботулизм. Поэтому заместитель министра
Π.H. Бургасов в тот же день вылетел на место вместе с B.H. Никифо­
ровым — специалистом по ботулизму и инфекционным болезням.
B.Π. Сергиев оставался в Москве, продолжал заниматься организа­
цией обычных противоэпидемических мероприятий, но по телефо­
ну получал ежедневную информацию из Свердловска и составлял
короткий отчет — рапорт для руководства M3 СССР. Несколько
позднее в Свердловск прилетал главный эпидемиолог Советской
армии генерал В. Агафонов. Это обычная практика во время рас­
следования вспышек. Однако, удостоверившись, что заболеваний
среди военнослужащих нет, он вернулся в Москву. Это была един­
ственная ситуация «участия военных» в купировании вспышки.
Отсутствие заболеваний среди детей было связано с тем, что
все дети дошкольного возраста находились в детских учрежде­
ниях, где питаются три раза в день продуктами, поставляемыми
централизованно. Вечерняя еда легкая и не содержит мяса. В свя­
зи с занятостью родителей на производстве школьники до 12 лет
находятся на «продленном дне» с таким же режимом питания.
Мужчины, занятые, как правило, тяжелым физическим трудом,
потребляют больше мяса, чем остальные члены семьи. В связи с
естественным дефицитом, мясо населением заготовлялось впрок
к майским праздникам и приобреталось у частных лиц, прибыв­
ших в город из сельских районов.
242

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
Обнаружение возбудителя сибирской язвы в мясе, изъятом из
квартир заболевших и умерших людей, из их крови во время бо­
лезни и трупов умерших позволило считать это мясо причиной
возникшей вспышки.
Расследованием, проводимым профессором И.С. Безденежных,
было установлено, что падеж преимущественно овец, реже коров,
имел место в конце марта в восьми деревнях, где мясо больных за­
битых животных частично вывозилось на продажу в Свердловск.
Поступление мяса было прекращено милицейскими кордонами
10 апреля. Среди лиц, забивавших больной скот, были выявлены и
госпитализированы больные с кожной формой. И.С. Безденежных
установил связь заболевания скота с мясокостной мукой, выпущен­
ной местным заводом, где имели место нарушения технологии ее
производства. Одна партия муки (29 τ) была продана владельцам
частного скота. Эта партия была заражена и послужила причиной за­
ражений скота. Возбудитель сибирской язвы попал в муку из костей
павшего животного. В предыдущие годы среди сельскохозяйствен­
ных животных были заболевания сибирской язвой. Возможно, что
диагноз болезни ветеринарной службой не всегда устанавливался.
Возбудитель болезни позднее был выделен также из остатков
костной муки, изъятой у частных лиц, и с оборудования завода,
производящего муку, из трупа коровы, сброшенной в заброшенную
шахту, вырытую до революции золотоискателями, от двух из трех
исследованных трупов собак, заразившихся в результате поедания
мяса, выброшенного некоторыми жителями на свалки города.
Как правило, в семье заболевал один человек, и только в двух
случаях имели место заболевания двух и трех человек.
В качестве комментаторов наших выступлений были преиму­
щественно известные ученые США, ранее занимавшие достаточ­
но высокие посты. Бывшие директора эпидемиологической служ­
бы CDC Лангмур и Брахман. В свое время в качестве экспертов
они высказали предположение о возникновении в Свердловске
легочной сибирской язвы как результате утечки бактериального
оружия. Во время пребывания делегации оба в прессе сказали,
что представленные материалы свидетельствуют о кишечной
форме сибирской язвы. Бывший помощник (заместитель) глав­
ного хирурга Стил постоянно поддерживал предположения о
возникновении в Свердловске кишечной формы заболевания.
Патологоанатом Альбрик, анализируя слайды, высказался за ки­
243

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
шечную форму болезни. Кроме перечисленных выше экспертов,
в дискуссии принимали участие: Мерфи — директор эпидемио­
логической службы CDC, Стойнбруннер — политический обо­
зреватель, Касс — профессор медицины Гарвардского универси­
тета, Ледерберг — президент Рокфеллеровского университета,
Рич — профессор молекулярной биологии Массачусетского
института технологии, Вильсон — заведующая инфекционным
отделением Бостонского госпиталя (жена декана Гарвардской
школы здравоохранения Файнберга). Общий тон всех ком­
ментариев был позитивный. Приветствовали открытый и от­
кровенный характер представления материала. Подчеркивали
огромную важность для мировой науки данных, представлен­
ных нашей делегацией.
Среди негативных проявлений следует отметить кулуарные
замечания Ледерберга и профессора Армена (Бостон). Послед­
ний резко выступил о недостаточности фактического материа­
ла, отсутствии конкретных фактических цифровых данных и их
статистической обработки для подкрепления выводов. Ледер­
берг больше касался общих вопросов взаимоотношения стран и
явно выступал в качестве человека, с подозрением относящегося
к процессу «потепления».

Основные вопросы, задававшиеся аудиторией
По клинической картине и лечению. Были ли у больных пора­
жения легких, лимфатических желез средостения, почек, селезенки,
оболочек мозга, глотки, пищевода? Какова картина и частота легких
форм кишечной сибирской язвы? Какие симптомы кишечной фор­
мы болезни могли симулировать легочную (отек легких и одышка
при высокой температуре тела и шоке)? Точная пропись терапии.
По возбудителю. Есть ли связи необычно высокой летально­
сти с вирулентностью возбудителя? Какова морфология возбуди­
теля — толщина капсулы?
По эпидемиологии. Применялась ли серология для диагности­
ки заболеваний людей (легкие формы) и животных? Распростра­
нение больных по территории города, меры профилактики.
Общие вопросы. Какова доля частного скота в общем поголо­
вье? Доля частного мяса, молока, овощей в общих поставках про­
дуктов населению? Чем занимается 19-й городок? Зачем брались
пробы воздуха? (Для установления безопасности больного для
244

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
окружающих пробы воздуха брались только в палатах и квар­
тирах больных.) Сколько вегетарианцев и как они учитываются,
так как в выступлении сказано, что ни один вегетарианец не за­
болел. Какова доля умерших женщин, что с их мужьями?
В Вашингтоне на докладах среди приглашенных были чле­
ны делегаций из Англии, Рубидж, прилетевший в Вашингтон на
два дня, из Швеции и из США — Хуксвел. В обсуждении следует
отметить выступление Сэбина (США), который сказал, что за­
щитная тематика есть во всех странах. Главное — это обстановка
недоверия между странами, когда даже несчастье может вызвать
подозрение. Надо бороться с вирусом недоверия. Эту мысль под­
держала Баумгартнер — бывший руководитель совета Нью-Йор­
ка по здравоохранению (жена Лангмура). В развитие этого по­
ложения выступил Хуксвел (Пентагон). Он сказал, что борьба
с вирусом недоверия уже идет интенсивно. Пример этому —
успешная встреча экспертов по бактериологическому оружию в
Женеве в 1978 г.
Кроме официальных выступлений, ежедневно у членов де­
легации были встречи с корреспондентами «Нью-Йорк Таймс»,
«Вашингтон Пост», «Балтимор Сан», «Бостон Глоб», «Нечур-Сайенс», «Нью Сайенс», «Нью-Йоркер». Во время пребы­
вания в США появились четыре публикации — в «Вашингтон
Пост» (две),«Нью-Йорк Таймс» и «Балтимор Сан», позитивно
отразившие материал, представленный членами делегации, и
комментарии американских экспертов.
Состоялись также три рабочие встречи между членами де­
легации и экспертами США по обсуждению материалов. С аме­
риканской стороны участвовали Мезельсон, Молоков, Брахман,
Альбрик, Лангмур, Стил. Дополнительные вопросы, которые
интересовали, — можно ли составить карту города, где будут
отмечены места жительства больных, расположение кладбища,
40-й больницы, 19-го городка, а также карт области с располо­
жением завода мясокостной муки, деревень, где были больные
животные, список больных с указанием пола, возраста, места
жительства и работы, начала заболевания, даты госпитализа­
ции, исхода болезни. В связи с отсутствием с собой первичных
материалов на большинство вопросов было невозможно дать
ответ. Эту позицию американская сторона приняла с понима­
нием.
245

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ

Оценка американской стороны визита советской делегации
До визита советской делегации из-за спланированной пропаган­
дистской кампании в разных слоях американского общества, вклю­
чая окружение президента, вспышка заболеваний сибирской язвы
среди жителей Свердловска в 1979 г. неизменно ассоциировалась
только с аварией при производстве бактериологического оружия.
В результате выступлений советских специалистов и появив­
шихся публикаций в американской прессе эта абсолютная уве­
ренность оказалась в значительной степени поколебленной. Не­
смотря на некоторое недоверие к представленным материалам
со стороны отдельных сотрудников разведки и военных кругов
США, общий тон газетных сообщений подчеркивал обоснован­
ность советской позиции о пищевом происхождении заболева­
ний сибирской язвой и о необходимости пересмотра ранее сде­
ланных американской стороной утверждений по этому вопросу.
Одновременно американская сторона предупреждала о не­
возможности ожидать официального опровержения прежних
утверждений со стороны действующей администрации США.
Во-первых, это наносит определенный и значительный моральный
ущерб администрации, что чрезвычайно опасно в условиях про­
ходящей сейчас предвыборной кампании. Во-вторых, аргументы,
полученные на основании материалов по Свердловску, были ре­
шающими при возобновлении научной программы по совершен­
ствованию разработок бактериологического оружия в США (по
сообщению американской стороны, на эти цели за последние пять
лет ассигнования увеличились в пять раз). После признания этих
аргументов несостоятельными неизбежно встанет вопрос, что де­
лать с начатыми разработками и почему нерационально были по­
трачены администрацией деньги налогоплательщиков.
Рассматривая результаты визита, следует согласиться с амери­
канской оценкой и признать, что в существующих условиях боль­
шего делегация за 8 дней пребывания добиться не могла.

Целесообразные последующие мероприятия в будущем
Можно ли в настоящее время окончательно закрыть «сверд­
ловский вопрос»? Решающее значение в достижении этой цели
может сыграть совместная советско-американская публикация
по анализу клинических, патологоанатомических и эпидемио­
логических материалов. Публикация даже на английском языке
246

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
только советских авторов будет гораздо менее убедительна.
Поэтому делегация в целом позитивно прореагировала на
предложение американской стороны рассмотреть возможность
подготовки совместной монографии на русском и английском
языках и ее опубликования в США. При этом, вероятно, денег,
выделенных фондом Maκκapτypa (50 тысяч американских дол­
ларов) на поддержание контактов и необходимых исследований
по Свердловску, не хватит. Американская сторона с возможной
помощью Щелокова будет пытаться получить на эти цели необ­
ходимые средства из фонда Фогарти.
Предполагается, что американские эксперты могли бы в кон­
це лета — начале осени 1988 г. посетить СССР и ознакомиться с
сохранившимися материалами по свердловской вспышке. Совет­
ская сторона к этому времени попытается собрать все имеющи­
еся материалы. При этом сохраняется желание посетить амери­
канскими экспертами г. Свердловск.
Представляется необходимым, начав работу над рукописью
во второй половине 1988 r., завершить создание книги для пере­
дачи ее в издательство в августе 1989 г. Книга будет содержать
текстовую часть с отдельными иллюстрациями и в качестве при­
ложения полный набор имеющихся материалов вскрытия, гисто­
логии и т.д. в виде атласа цветных фотографий.
Введение к книге предлагается написать Мезельсону. Он по­
лагает, что для этой работы в качестве соавторов возможно будет
пригласить генерального секретаря Пагоушского движения Ка­
плана, послов США по вопросам разоружения Ленарда или Флоурии, а от СССР — Виктора Израэляна.
В качестве американских экспертов, которые приедут в СССР,
будут выбраны 2-3 человека из следующего списка: Альбрик и
Брахман (как главные кандидаты), Лангмур, Мерфи (CDC) (если
последний не сможет, то возможно кто-то из его старших сотруд­
ников), Бернард Дэвис — профессор микробиологии из Гарварда.
Список кандидатов в эксперты может неожиданно увеличить­
ся, если директор NIH доктор Фаучи (это очень влиятельный в
настоящее время человек в окружении высшего эшелона адми­
нистрации) захочет, чтобы его представители тоже участвовали
в этой работе. Такое же положение и с профессором Гендерсоном (бывший руководитель Всемирной программы ликвидации
оспы — ныне декан Балтиморской школы гигиены и здраво­
247

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
охранения им. Дж. Хопкинса), и с участием военных (возможная
кандидатура — Хуксвел).
В связи с поднятыми вопросами возможна инициатива
Мезельсонасозватьвовремя Пагоушской встречив августе 1988 г.
в районе Сочи рабочее совещание 3-4 представителей США и та­
кого же числа от СССР для обсуждения рабочих аспектов даль­
нейших мер по укреплению доверия и развенчивания свердлов­
ской вспышки.
Если дальнейшие меры по окончательному закрытию сверд­
ловского вопроса будут одобрены, необходимо подготовить сле­
дующие материалы.
1. Списки больных с указанием необходимых данных: пол,
возраст, место жительства и работы, состав семьи, даты заболе­
вания, госпитализации и исход.
2. Подготовить список из нескольких выживших заболевших
и нескольких членов семей умерших для их возможной встречи с
американцами и возможного медицинского обследования пере­
болевших по согласованной программе.
3. Карту Свердловска с разнесением заболевших по террито­
рии города. На карте указать расположение больницы, свалок, где
находили мясо, кладбища, шахты и остальной эпидинформации.
4. Карту области с расположением деревень, где были больные
животные, завода по производству мясокостной муки, мест вы­
ставления кордонов ГАИ и другой дополнительной информацией.
5. По возможности оригиналы историй болезни и протоколы
вскрытий умерших.
Для выполнения такой работы целесообразно организовать
рабочую группу, задачей которой будет тщательная подготовка
всех необходимых материалов.
Все контакты но этому вопросу с американскими предста­
вителями или представителями других стран желательно осу­
ществлять при использовании материалов, согласованных с
группой.
В случае прекращения позитивно начавшихся контактов но
вопросу Свердловска можно с большой долей вероятности ожи­
дать возобновления использования западными странами забо­
леваний людей в 1979 г. в откровенно пропагандистских поли­
тических целях. Достигнутый положительный результат работы
делегации не сможет предотвратить возможные отрицательные
248

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ

последствия прекращения контактов, и впоследствии результаты
визита будут извращены в угоду политическим целям.
Именно поэтому следует предпринять все возможные меры для
максимального выполнения предложений американской стороны,
что позволит полностью снять «свердловский вопрос» с обсуждения.
Акад. АМН СССР Π.H. Бургасов
Чл.-корр. АМН СССР B.H. Никифоров
Докт. мед. наук B.H. Сергиев

Используя те же известные данные, касающиеся сроков и мест
регистрации заболевших, инкубационный период, а также офи­
циальные метеосводки по Свердловску того времени, известные
ученые Станислав Вениаминович Петров и Михаил Васильевич
Супотницкий опубликовали статью «Биологическая диверсия
на Урале, штаммы сибирской язвы из ЮАР и Северной Амери­
ки убили весной 1979 года почти полсотни советских граждан»
(Наука. 2001.№5. 23 мая).
Эта статья мгновенно стимулировала активность корреспон­
дентов, пытавшихся объяснить свершившуюся трагедию вы­
бросом аэрозоля возбудителя из лабораторий военного институ­
та, расположенного в Чкаловском районе. Авторы статьи, приняв
распространяемую апологетами лжи о «свердловском выбросе»
версию ингаляционного заражения людей, объяснили, что мно­
жество возникших очагов и продолжительность этой вспышки
заболевания (более 1,5 месяца) при инкубационном периоде за­
болевания, равном 2-3 суткам, не могут быть вызваны однократ­
ным выбросом аэрозоля из одной географической точки. Очаго­
вость заболеваемости сибирской язвы в Свердловске в 1979 г. и
растянутость самой вспышки во времени могут быть объяснены
только многократным выбросом спор сибирской язвы в различ­
ных района города. И еще пару убийственных для лгунов момен­
тов они отметили в своей статье. Во-первых, штаммы возбуди­
теля сибирской язвы, обнаруженные американскими учеными
в секционном материале умерших людей, на территории нашей
страны никогда не встречались; во-вторых, и, пожалуй, это самое
главное — «Голос Америки» за несколько дней до установления
предварительного диагноза «сибирская язва» (10 апреля) изве­
стил весь мир 4 апреля, что в результате выброса спор военным
249

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
городком № 19 в городе «погибли сотни людей» («Комсомольская
правда». 1991. 20 ноября). Так вот откуда появилась эта ложь о
«свердловском выбросе». Следовательно, вспышка сибирской
язвы в Свердловске была одновременно результатом бактерио­
логической диверсии, совершенной в разгар холодной войны, и
информационным террором и не нуждается в определении ее ор­
ганизаторов и исполнителей. Тут все ясно.
Сообщение о характеристике выделенных штаммов стало
шоком для многих, особенно американских, средств массовой
информации, поскольку это совпало с периодом подготовки на­
падения США на Ирак и запланированной подготовкой к им­
мунизации американских войск химической (американской)
вакциной, которая вводится пациентам пятикратно и не создает
должного иммунитета. Само совершение «свердловской дивер­
сии» свидетельствует о возможности в любой момент на фоне
нагнетания психоза в средствах массовой информации подвер­
гнуть страну военной атаке (1991 г. — Югославия) или причис­
лить к странам-изгоям и обосновать необходимость нанесения
по ней ядерного удара.
Учитывая, что отечественные представители средств массо­
вой информации, ознакомившиеся с материалами C.B. Петрова
и M. Супотницкого, сейчас умолкли, не слышно даже их лидера
Льва Федорова, мне остается необходимым ответить только ино­
странцу — господину Питеру Гамбелу, заведовавшему москов­
ским отделением «Уолл Стрит Джорнелл», опубликовавшему ста­
тью, касающуюся свердловских событий.

Господин Питер Гамбел!
Своей статьей «Трагическая случайность или утечка биоо­
ружия?» («Известия». 1991. 30 декабря) вы возвращаете меня
к трагическим событиям в Свердловске в апреле-мае 1979 г.
Тогда группа в составе главного эпидемиолога РСФСР профес­
сора И.С. Безденежных, главного инфекциониста республики
чл.-корр. АМН, профессора H.B. Никифорова с помощниками,
моего сына — инфекциониста, кандидата медицинских наук
C.Π. Бургасова прибыла в Свердловск на второй день после ре­
гистрации первых случаев заболевания. Мы находились там до
конца вспышки. Сейчас я отвечаю один: моих близких товари­
щей, выполнивших свой исключительно ответственный долг по
250

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ

защите людей от возможного заболевания, а заболевших — от
смертельного исхода, уже нет в живых. За период с 4 апреля по
17 мая 1979 г. в Свердловске заболели сибирской язвой 96 человек,
из которых 64 умерли. Среди выздоровевших были и больные ки­
шечной формой болезни, которым была проведена интенсивная
терапия в первые часы заболевания, и больные кожной формой,
которая возникла у людей при разделке туш больных сибирской
язвой животных.
Вы помните, господин Гамбел, что после многочисленных
публикаций в Англии и США, трактовавших трагедию в Сверд­
ловске как результат утечки биологического оружия, в 1960 г. в
США была создана группа из представителей Комитета началь­
ников штабов, Национального совета безопасности и Государ­
ственного департамента. В работе группы приняли участие из­
вестные эксперты-ученые, такие, как доктор Филипп Брахман и
Атланты — ведущий в США специалист по сибирской язве, Джо­
шуа Ледебер — президент Рокфеллеровского университета, Полл
Дет — профессор биохимии Гарвардского университета, и про­
фессор Мэтью Мезельсон — руководитель отдела Гарвардского
университета.
После всесторонних обсуждений имевшихся материалов
группа пришла к заключению о невозможности установления
истинных причин возникновения свердловской трагедии. В этой
связи следует особо отметить последовательную и настойчивую
инициативу в расследовании произошедшего доктора Мэтью Meзельсона, который после нескольких посещений нашей страны
и продолжительных бесед с И.С. Безденежных, B.H. Никифоро­
вым и со мной высказал настойчивую просьбуопосещении нами
США для всестороннего рассмотрения собранных по свердлов­
ской вспышке данных совместно с американскими учеными.
Эту информацию, господин Гамбел, я излагаю с целью внесе­
ния ясности о причинах нашего посещения США. Мы не совер­
шили в стране каких-либо действий, требующих раскаяния или
оправдания. Мы не имели также никаких полномочий «урегу­
лировать американо-советский спор по вопросам контроля над
вооружениями», как утверждаете вы в рассматриваемой статье.
Второе замечание касается вашего утверждения, что наша
«версия отличается непоследовательностью, изобилует приме­
рами полуправды и откровенной лжи». Эту ложь, в частности,
251

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
вы усматриваете в том, что в Арамиде якобы по нашему утверж­
дению был мясокомбинат. А кто это утверждал? Ваши термины,
господин Гамбел, — «полуправда», «ложь» — не могут быть ис­
пользованы мною в оценке вашей статьи. Поймите, было бы не­
справедливо обвинять человека во лжи, когда он не знает, о чем
пишет, и главным действующим лицом, опровергающим наши
выводы и заключения, выставляет человека «в кепке и резиновых
сапогах», который от удивления «на минуту потерял дар речи» —
директора комбината хлебопродуктов Мартынова.
Вы, господин Гамбел, утверждаете, что «все жертвы, о кото­
рых мне удалось узнать, жили или работали в непосредственной
близости к этому объекту» — речь идет о военном объекте. По­
чему же вас в данном случае не удивляет то обстоятельство, что
ни один житель военного городка (около 2 тысяч человек), как и
никто из личного состава военнослужащих, несших охрану, дей­
ствительно работавшие и жившие «в непосредственной близости
к этому объекту», не заболел сибирской язвой?
Вы, господин Гамбел, с удивлением спрашиваете: «Если эпи­
демия действительно вызвана зараженным мясом, то почему
КГБ так старательно скрывал все факты?» А какое отношение
КГБ имел к инфекционной заболеваемости людей в стране? Как
журналист, интересующийся этими проблемами, вы не можете
не знать, что в тот период Минздрав СССР не опубликовывал
сведения о заболеваемости людей особо опасными инфекциями,
к которым относится и сибирская язва. Напоминание о КГБ сей­
час, конечно, модно, как и напоминание о брежневских временах,
когда, как вы пишите, «частные фермерские хозяйства вызывали
активное неприятие в Советском Союзе». Этих «фермерских хо­
зяйств», господин Гамбел, у нас не было. Речь идет о колхозни­
ках, которые, кроме колхозного, имели свой частный скот. Он не
обслуживался колхозом, не обеспечивался им кормами, которые
владелец приобретал на стороне, в частности в торговой сети.
В заключение статьи вы, господин Гамбел,пишите, что я, «ныне
пенсионер, живущий на даче в Подмосковье, отказался коммен­
тировать этот и любые другие факты, поднятые в этой серии ста­
тей». Как врач, я допускаю больную фантазию, но и она имеет
предел. С вами, господин Гамбел, я не встречался и не разгова­
ривал (я не знаю английского языка). Был только один телефон­
ный звонок женщины, которая спросила, могу ли я встретить­
252

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
ся с американским корреспондентом по вопросам, касающимся
Свердловска. Я ответил, что исчерпывающие материалы по это­
му вопросу сохранились в США, в статьях корреспондентов, при­
сутствовавших на наших встречах с американскими учеными и в
записях нашихдискуссий. Других сведений у меня нет.
За время пребывания в США в 1988 г. мы выступили с до­
кладами и приняли участие в их обсуждении в Национальной
академии наук (Вашингтон, 11.04), в Школе гигиены и здраво­
охранения (Балтимор, 14.04) и в Американской академии наук
и искусств (Кембридж, 15.04). В качестве комментаторов по на­
шим докладам выступили известные ученые Лангмур и Брах­
ман, директор эпидемиологической службы CDC Мерфи, поли­
тический обозреватель Сетейнбрукнер, профессор медицины
Гарвардского университета Касс, президент Рокфеллеровского
университета Ледеберг, профессор Рич, заведующий инфек­
ционным отделением Бостонского госпиталя Вильсон. Сре­
ди приглашенных были корреспонденты «Нью-Йорк Таймс»,
«Вашингтон Пост», «Балтимор Сан», «Бостон Глоб», «НечурСайенс», «Нью Сайенс». Общий тон выступлений был пози­
тивным, подчеркивались открытый и объективный характер
изложенных в докладах сведений, его огромная важность для
мировой науки. Профессор Сэбин, подаривший человечеству
полиомиелитную вакцину, спасающую миллионы детей от тя­
желого заболевания, в своем выступлении подчеркнул, что не­
обходимость настоящего обсуждения свердловской трагедии
порождена обстановкой недоверия между нашими странами,
когда даже несчастье может вызвать подозрение. Эту мысль раз­
вил Хуксвел (Пентагон), подчеркнувший, что борьба с «вирусом
недоверия» идет интенсивно, иллюстрируя эту мысль успешной
встречей экспертов по бактериологическому оружию в Женеве
в 1987 r., в которой мы принимали участие, обсуждавших кон­
венцию по запрещению этого оружия.
В итоге обсуждений было сделано предложение об издании
в США монографии о свердловской вспышке на английском и
русском языках. Такая монография была подготовлена мною со­
вместно с B.H. Никифоровым, но в связи с безвременной кончи­
ной этого замечательного специалиста, друга и товарища не была
отправлена. В этом я чувствую свою вину перед Мэтью Мезельсоном, который был инициатором такого издания.
253

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ

Не считая возможным объяснять или опровергать каждый
абзац статьи «Трагическая случайность или утечка биооружия?»,
что привело бы к необходимости описывать все детали этой об­
становки, а также учитывая желание редакции газеты «Изве­
стия» «в ближайшее время вернуться к таинственной истории»,
я хотел бы просить вас воспользоваться статьей Элиота Маршал­
ла «Свердловск — столица сибирской язвы», в которой Барбара
Сейдерс из бюро агентства по разоружению сообщила: «У нас
нет причин исправлять нашу позицию. Есть свидетельство, что в
Свердловске умерли гораздо больше, чем 64 человека и что смер­
ти явно были результатом утечки биологического оружия, но эти
доказательства секретны». Вот так, господин Питер Гамбел, —
не там ищите. По-видимому, у госпожи Барбары Сейдерс есть
основания скрывать эти секреты — это дело женское.
Чтобы завершить изложение вопросов, относящихся к био­
логическому оружию, необходимо остановиться на статье
В. Орента «Утечка из Москвы» (The Science, 1998, May/June).
В памяти соотечественников, особенно старшего возраста, оста­
лись следы негативного отношения к действиям американского
правительства — ядерной бомбардировке мирного населения
Хиросимы и Нагасаки, вывозу к себе не для осуждения, а для
использования японских специалистов по бактериологическому
оружию (1945), нападению на Вьетнам и позорному бегству из
него (я был свидетелем этих событий), ничем не обоснованной
бомбардировке мирного населения Югославии, вторжению с уси­
ленной бомбардировкой в Ирак с целью поиска оружия массово­
го уничтожения. Ищут то, что сами уже использовали в Сверд­
ловске в 1979 r., распыляя в разных местах Чкаловского района
споры сибирской язвы и прикрывая свои преступления мифом
об утечке биологического оружия из военного городка № 19.
Автор статьи основывает свои суждения на мнении Питера
Б. Ярлинга, «известного вирусолога и научного сотрудника ин­
ститута инфекционных болезней армии США в Форт-Детрике»,
а также на суждениях воришки Алибекова, утащившего в США
секретные документы. «Старший правительственный аналитик,
с которым я беседовал, — сообщает Ярлинг, — утверждал, что
он видел совершенно секретное разведывательное донесение,
основанное на сведениях очевидца, в котором говорилось, что
русские уже разработали вакцинорезистентные штаммы вируса
254

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ

оспы и использовали их на заключенных». Автор статьи напо­
минает нам, что на 30 июня 1999 г. была «назначена публичная
экзекуция» по поводу выполнения сроков уничтожения вируса
оспы, хранившегося в Советском Союзе и в США. Однако этого
не произошло. «Почему, когда иллюзия об искоренении этой бо­
лезни разбивается вдребезги, когда тонны смертельного вируса,
как представляется, хранятся в России и, возможно, в полдюжи­
не других стран... официальные лица сопротивляются его унич­
тожению». Против такого уничтожения, автор знает, выступают
и многие американцы, однако он заключает: «Этоофициальное
уничтожение запасов вируса оспы заставляет такие страны, как
Россия, отказаться наконец от закоренелой приверженности к
убийству». Автор статьи пишег, что «точно так же, как Хиро­
сима навсегда разрушила веру в то, что человечество не сможет
уничтожить себя, новости о советском исследовании по биоло­
гическому оружию развеяли одну из самых больших надежд это­
го столетия, а именно заветную мечту о том, что человечество
совместными усилиями сможет навсегда избавиться от боязни».

Господин В. Орент!
Вы не располагаете никакими новостями о биологическом ору­
жии. Может быть, вы и вирусолог Ярлинг умышленно ссылаетесь
на высказывания дикаря в науке — Алибекова, «второго челове­
ка по разработке бактериологического оружия в России», и де­
лаете это только для того, чтобы измышления, излагаемые вами,
при случае возложить на этого жулика. Неужели среди вас —
американских ученых, нет никого, кто бы назвал запасы вируса
оспы в России в тоннах больной фантазией?
В статье «Утечка из Москвы» нет ни одного слова уважения
или солидарности, относящегося к советским, российским уче­
ным, к их правительствам. Как известно, оспа в мире ликвиди­
рована по инициативе наших ученых, нашими средствами (без­
возмездной поставкой оспенной вакцины), активным участием
наших специалистов. Я хорошо знаю и ценю доктора Дональда
А. Гендерсона, я был членом комитета ВОЗ по ликвидации оспы,
видел награды, полученные доктором Гендерсоном от японско­
го правительства, он их заслужил. Но спросите доктора Гендер­
сона, смог ли бы он так эффективно осуществлять программу
ликвидации оспы без участия профессора Светланы Сергеевны
255

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
Маренниковой и группы наших специалистов? К сожалению,
то, что разумно сделало японское правительство, наше руковод­
ство не заметило, никто из наших специалистов, работавших по
программе ликвидации оспы и обеспечению этой программы
поставкой доброкачественной оспенной вакцины, никто не был
отмечен за этот великий гражданский, медицинский подвиг.
В нашей стране был издан доклад о развитии человеческого
потенциала в Российской Федерации за 1995 г. под общей редак­
цией господина Иванова. В аннотации к этому докладу сказано,
что Организация Объединенных Наций ежегодно издает нацио­
нальный и мировой доклады о развитии человеческого потенци­
ала. Обозрение ситуации, сложившейся в России, впервые было
предпринято в 1995 г. Коллективный труд группы российских
специалистов увидел свет недавно в Нью-Йорке на английском
языке. Именно эта работа теперь и публикуется в авторизован­
ном переводе на русский язык. Она — плод совместных усилий
бюро проектов программы развития ООН и Российской Феде­
рации и издается в академии. Доклад наверняка будет интересен
научной общественности, работникам госучреждений, органи­
заций и предпринимателям. Да, конечно, он вызывает опреде­
ленный интерес, у меня — в силу некоторой заинтересованности
вопросами, которые в нем изложены.
Прежде всего о названии доклада. Он назван «О развитии
человеческого потенциала в Российской Федерации в 1995 г.».
Название доклада вряд ли отвечает его содержанию, поскольку
речь в нем идет не о развитии, а об угасании этого потенциала.
В предисловии заместитель министра иностранных дел РФ Ма­
медов пишет: «Хотя в докладе дается печальное состояние неко­
торых сторон жизни российского общества, особенно в области
здравоохранения, в нем не обойден и достигнутый прогресс».
В чем заключается этот прогресс, Мамедов не сообщает. Возмож­
но, он имеет в виду появление и процветание новой прослойки
общества, беспрепятственно торгующей естественными богат­
ствами страны и накоплениями, созданными многолетним тру­
дом нашего народа.
Доклад написан 15 авторами и таким же количеством пригла­
шенных специалистов. Конкретные исполнители, авторы каждо­
го раздела доклада, не указаны. Он содержит семь глав. Четвертая
256

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
посвящена здоровью населения и, естественно, состоянию здра­
воохранения. В кратких сведениях о Российской Федерации на
четвертой странице сообщается, что 86% населения России со­
ставляют славяне, в основном русские, а также украинцы и бе­
лорусы. Авторы этих сведений, по-видимому, не случайно под­
черкивают доминирующее положение в нашем обществе этих
национальностей, имея в виду возможность всю ответствен­
ность за трагедию нашего развития возложить именно на них,
поскольку в этих «кратких сведениях» излагается история России
начиная с 1917 г.
Автор мог бы указать национальный состав правительства
того времени, Совнаркома, который не претерпел серьезных
изменений и сегодня. Автор или авторы не могут не знать, что
русских в том правительстве из 22 человек было только трое, в
том числе Владимир Ильич Ленин. Они даже помнят, что пред­
ставители этого правительства уничтожили Николая II и его се­
мью, распространив через средства массовой информации вер­
сию, что это преступление совершено русским народом. Разве не
странно звучит надпись на памятнике Николаю II, воздвигнуто­
му в Подмосковье: «Покаяние русского народа»? Может быть, та­
кую надпись высечь на могиле известного в России Столыпина?
Эту тему не следует дальше продолжать, чтобы не раздражать
представителей средств массовой информации, занятых восхвале­
нием появления на политической сцене крупных деятелей, бизнес­
менов и миллионеров, в том числе таких, как Березовский и дру­
гие. Кто он такой, Березовский?
Поскольку в статье речь идет о развитии человеческого потен­
циала, а значит, о развитии человека, его способностей, условий
его материальной и духовной жизни, необходимо для начала при­
вести лишь выдержки из раздела первой главы на странице девя­
той, которая в основном характеризует это развитие. Там написа­
но: «Все статистические показатели свидетельствуют о негативной
динамике, иллюстрируют резкое падение уровня жизни, трево­
жные демографические тенденции, рост преступности и в целом
говорят о распаде социального организма». Если это утверждение
подчеркнуть только одной трагической чертой нашей жизни, со­
кращением ее продолжительности и увеличением смертности над
рождаемостью, что ведет к физическому исчезновению основного
славянского народа России, русских, украинцев, белорусов, то итог
257

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
развития человеческого потенциала в Российской Федерации оче­
виден.
Несколько замечаний возникает и при ознакомлении с четвер­
той главой доклада «Здоровье населения». Поскольку доклад по­
священ развитию человеческого потенциала, здоровью человека
и системам обеспечения этого здоровья, такая глава должна нахо­
диться в числе первых. Однако это формальность. Главное заклю­
чается в том, что причинами, определившими ухудшение здоровья
человека, автор считает долгосрочные демографические процессы,
за какой период — неизвестно, нынешний социально-экономиче­
ский кризис, усиливающийся неэффективностью системы здра­
воохранения в стране. Почему появилась такая неэффективность,
автор статьи не пишет. Он не скрывает свое отношение к прошло­
му, отмечая, что оно было достигнуто десятилетиями советского
режима. Как известно, при этом советском режиме законом были
введены бесплатное медицинское обслуживание, ежегодная дис­
пансеризация, строгая и объективная информация с мест обо
всех нарушениях, приводящих к ухудшению здоровья, обязатель­
ная по медицинским показаниям иммунизация населения, осо­
бенно детского, вакцинами отечественного производства. Отече­
ственная коревая вакцина, например, экспортировалась во многие
страны мира, а использованием оспенной отечественной вакцины
практически была ликвидирована оспа в мире.
Совершенно мне непонятно вступление автора статьи к разде­
лу «Заболеваемость». «Сообщаю читателям, что общая заболева­
емость, включая и инфекционные болезни, не была подвержена
’сильным колебаниям", за исключением респираторных заболе­
ваний, число которых значительно снизилось». К такой группе
болезней автор относит респираторные заболевания, а значит,
грипп. Однако в данном случае заболеваемость смешивается с
обращаемостью. Разве не ясно, что обнищание людей в годы пе­
рестройки привело к тому, что жители России не обращались к
врачу в случае недомогания или повышения температуры тела?
Раньше в режимный период такие пациенты не оставались без
внимания.
Странно также звучит утверждение автора о том, что данные
волны смертности среди мужчин, родившихся в 1930-1940 rr.,
объясняются хрупкостью здоровья, обусловленного «суровыми
годами Второй мировой войны». Что же тогда можно сказать о
258

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
хрупкости здоровья мужчин, родившихся в 1915-1930 rr., перенес­
ших ужасы гражданской войны и продолжительного голода?
Говоря о развитии человеческого потенциала, нельзя забывать
о месте медицинской науки, ее авторитете среди здравоохранения
многих стран мира. Не случайно Всемирный конгресс по здраво­
охранению состоялся в Алма-Ате. Не случайно также, что ини­
циатива и осуществление кампании по ликвидации оспы в мире
принадлежат отечественным ученым. Руководство Всемирной ор­
ганизации здравоохранения, особенно в период управления Кандау, не обходилось без консультации с отечественными учеными и
руководителями здравоохранения. К нам приезжали все, кто счи­
тал необходимым получить представление о более совершенном,
чем в других странах, здравоохранении. Многие наши специали­
сты занимали руководящие посты в этой серьезной организации.
В настоящее время, как известно, мы ждем приезда специалистов
из Женевы, мы забыли свое прошлое.
Остается несколько вопросов. Почему предисловие изложено
представителем Министерства иностранных дел, а не культуры,
образования или здравоохранения? Для какой цели, сообщая об
обычной инфекционной заболеваемости, автор пишет о СПИДе:
«Потрясающие новости для гомосексуалистов. Подумать только,
за десять лет эта чума двадцатого века унесла в нашей стране в мо­
гилу 139 человек, из которых половина детей, зараженных по пре­
ступной халатности в больнице. Их действительно жалко». Кому
нужна такая информация, напечатанная в английских газетах?
Для чего такое издание? Мне кажется, оно вносит какие-то другие
представления о нашем состоянии, дезинформирует людей, уче­
ных, но все-таки коллектив-то очень крупный представлен в этих
статьях, и как будто этим количеством хотят прикрыть безуслов­
ную ненужность такой информации, которая ничего не дает, под­
черкивая только нашу нищету и пока немножко замедлившееся
продвижение к упадку.
Кто познакомится с этим кратким описанием истории, может
подумать, что автор, по-видимому, не знал другой жизни, кроме
служебной, служебных отношений с людьми. Это не совсем так,
да и вообще не так. Мы тоже имели личную жизнь в то время, ко­
торое сейчас всячески шельмуется, и говорят, что это был самый
тяжелый период. Взять хотя бы студенчество. Не было субботы,
чтобы во Втором Московском медицинском институте, в боль­
259

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
шом зале Педагогического института не было вечеров встреч.
Я помню, в 1934 г. во время танцев появились молодые люди и
стали говорить, что они являются представителями горкома ком­
сомола и удивлены тем, что у нас на танцах исполняются только
старинные вальсы, «Коробочка», еще что-то, но ни одного запад­
ного танца. Мы опешили, потому что это впервые прозвучало,
что нам нужны западные танцы. Нам сказали, что их везде уже
танцуют, эти танцы пробивают себе дорогу, а вы, студенты, си­
дите и на старых своих образцах проводите жизнь. Начали рабо­
тать у нас кружки по западным танцам. Там были всякие препо­
даватели, а в большинстве случаев люди, которые хотели просто
заработать. Я на эти кружки не ходил, но я очень любил танцы,
и меня в институте больше знали с других курсов девочки как
танцора и спортсмена, а не как студента, который хорошо учился.
Забегая вперед, могу сказать, что, когда узнали, что я кончил
с отличием Второй Московский медицинский институт, не мог­
ли поверить, как этот человек с веснушками, высокий, извест­
ный танцор и спортсмен, вдруг, оказывается, хорошо учился. Это
было так.
Начались западные танцы, они нравились всем, ну и мы, ко­
нечно, увлекались девушками, а чтобы танцевать на вечерах,
нельзя было выходить в лыжных костюмах. Надо было как-то
зарабатывать, а стипендия в 25-30 рублей не позволяла ничего
делать, кроме того, что кушать на завтрак винегрет, выпить гдето чашку чая, а может быть, кружку пива с сосисками.
Однако в это время в стране очень широко проводилась ра­
бота по воспитанию населения в плане готовности к санитарной
обороне. Были кружки ГСО первой и второй ступени — «Готов
к санитарной обороне». Ну, естественно, мы как студенты зна­
ли основы медицинской практики и оказания медицинской по­
мощи и подключились к этой работе. Я вел два кружка: один —
ГСО первой ступени, второй — ГСО второй ступени. За кружок
по ГСО первой ступени я получал 150 рублей, а за второй —
250 рублей. Эти кружки, как правило, были рассчитаны на 1-2 ме­
сяца преподавания, и в конце концов после окончания занятий на­
капливалось примерно 400 рублей. Это было так, но была и другая
проблема, к которой я, в частности, подключился. Однажды меня
пригласили в Дом санитарного просвещения — тогда он находился
на улице Герцена в Доме медицинского работника — с просьбой,
260

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
чтобы я прочел какую-то лекцию. Я спросил: «А в чем дело?» Они
сказали, что до них дошли слухи, что я обладаю способностью вы­
ступать перед аудиторией, и поэтому им лекторы нужны. Я спро­
сил, какие темы их интересуют. Они сказали: «Да мы сейчас вам
покажем». Они показали экран, на котором был запечатлен сани­
тарный самолет У-2 на аэродроме. Я начал с того, что это такой-то
самолет, такой-то конструкции, используется для таких-то целей.
Они меня прервали и сказали: «Достаточно. Вы нам подходите. Че­
рез несколько дней заходите, чтобы получить путевку для лекций,
а лекции будут называться "Будущая война и задачи POKKa —
Российского общества Красного Креста"». Для меня эта была но­
вая проблема. Тогда у нас с Германией были сложные отношения,
готовились к войне очень серьезно, и нужно было основательно
готовиться к лекциям. Я этим занялся, читал литературу... Самое
главное, что лекции на эту тему на предприятиях мы читали в обе­
денный перерыв. Одна лекция стоила 45 рублей. И вот, получив
путевки на какой-то завод по нескольким цехам, приезжаешь в ди­
рекцию или в местком, обращаешься, что вот, лекция и так далее,
получаешь ответ, что обеденный перерыв во всех цехах в одно’ и то
же время, и если мне будет удобно, они эти цеха соберут в одном
месте, а мне напишут, что все цеха охвачены этой лекцией. Было
здесь, конечно, небольшое жульничество с моей стороны. Ну как
не согласиться, когда я спокойно выполнял свои функции, но за
это получал уже не 45 рублей, а 45 рублей, умноженные на три.
Я читал эти лекции, деньги у меня скапливались, и, конечно,
возникла необходимость приобрести костюм. И вот в ГУМ посту­
пил материал для костюмов. Я стоял в очереди, успел взять мате­
риал — 3,5 метра по 55 рублей за метр. Это был серый материал в
полоску, очень красивый, но 55 рублей это невысокая цена, когда
хороший материал стоил 100-150 рублей. Я этот материал взял
и стал искать не обычные мастерские, они меня не устраивали.
Я решил найти портного. И друзья мне подсказали, что у Красных
ворот в переулке работал один частник, пожилой еврей, который
очень хорошо шьет. Это замечательный, душевный человек. Я к
нему пришел, он снял с меня все мерки и сказал: «Дня через четы­
ре будет примерка, зайдите, а дней через пять будет готов костюм».
Я не стал спрашивать, сколько стоит пошив костюма, потому что
деньги у меня были. Он за пять дней сшил мне костюм, и я ему за­
платил за пошив 450 рублей, большие деньги, но самое-то главное,
261

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
когда я появился в этом костюме в институте на танцах, никто не
проходил мимо без того, чтобы не обратить на меня внимание. Это
доказывало, что костюм действительно великолепный, хотя никто
не знал, сколько он стоит на самом деле.
Это студенческие годы. Ну и, конечно, в это время мы увле­
кались девушками. Я не говорю, как это происходило, во всяком
случае, это не то, что сейчас показывают по телевидению в за­
рубежных фильмах, когда при первых же встречах начинаются
поцелуи, и, главное, не он, а она с него начинает снимать рубаш­
ку, а потом он с нее стаскивает кофточку и начинается любовь.
Такой «любви», поверьте мне, у нас никогда не было. Мы даже
не представляли себе такую «любовь». Мы танцевали, беседова­
ли. Уже в пожилом возрасте, перед уходом на пенсию, я получил
одно письмо из Ленинграда. В этом письме женщина меня спра­
шивает: «Не вы ли тот Петрович, который выступал всегда по те­
левидению по профилактике гриппа?» Действительно, ежегодно
мне приходилось такие выступления делать. Я узнал почерк этой
женщины. Это была очень симпатичная, красивая девушка в про­
шлом, Шура. И вот, представьте себе наши отношения и наши вза­
имные чувства друг к другу. Однажды с Погодинки до Смоленской
площади по Садовому кольцу через Крымский мост, Парк культу­
ры и отдыха, территорию Нескучного сада и обратно пешком мы
с этой Шурой прошли, и я ее проводил до дома, она жила около
библиотеки Ленина, к десяти часам вечера. С десяти утра двенад­
цать часов мы были вместе, находили, о чем говорить. Никаких
шалостей и пошлостей у нас не было. Мы очень уважительно отно­
сились друг к другу и интересовали друг друга. Мне казалось, что
это чувство будет усиливаться дальше и все будет хорошо. Однаж­
ды мы договорились потанцевать в кинотеатре «Ударник». Танцы
там начинались после последнего сеанса кино, это было примерно
в 11 часов вечера. Я жил на Якиманке в общежитии. Недалеко
было дойти до кинотеатра «Ударник». Приготовился, пришел на
Каменный мост, стал ожидать Шуру. Я прождал лишний против
назначенного времени час, но Шуры не было. Наконец, я услышал
вдали ее голос и смех и мужские разговоры. Она шла в компании
ребят. Меня это тогда обидело. Я ушел с моста, не дождавшись ее.
На второй день написал письмо, чтобы она вернула все мои пись­
ма, и моя фотография у нее была. На том мы с Шурой расстались.
И вот эта Шура вспомнила меня, когда увидела по телевидению.
262

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
Я ей ответил: «Да, я тот Петрович. Я очень признателен, что у вас
сохранилась еще память о тех незабываемых юношеских днях».
Ну и, наконец, были у нас очень серьезные друзья и знакомые.
Крупный ученый, руководитель медицинской науки. Это O.B. Бароян. Кто его не знал в Союзе? Его знали все. Его знали за рубежом,
он даже выезжал с лекциями в ленинские дни в Швейцарию, он
хорошо владел английским языком. Он был директором институ­
та им. H.Φ. Гамалеи в последние годы. И вот на свое 70-летие он
устраивает банкет в ресторане «Россия», причем не только пригла­
шает своих близких знакомых, но и выдает письменное приглаше­
ние каждому, кто заходит к нему в кабинет, встречается с ним на
улице и здоровается. Он всем давал приглашения. Более того, ког­
да уже банкет начался и люди заглядывали в этот ресторан, он их
приглашал, сажал за столик. Подавались закуска и спиртное. Ко­
роче говоря, стоило это тогда, по словам юбиляра, 12 тысяч рублей.
А что такое 12 тысяч рублей? Это очень хорошая легковая машина,
а может быть, даже и больше. Однако не в этом дело.
Оганес Вагаршакович ждал высокой награды. Он знал, что
представлен к званию Героя Социалистического Труда, но на­
шлись люди, я не хочу их называть, некоторые из них и сейчас
живы, которые вмешались в это дело, и когда уже был подготовлен
указ Верховного Совета о присуждении ему звания Героя Социа­
листического Труда, заменили эту награду на обычный орден.
Оганес Вагаршакович узнал об этом уже на банкете, но вида не
подал. Банкет вел конферансье Петросян, ныне здравствующий.
Он был тогда еще молодым человеком и интересно вел всю про­
грамму вечера. И вот, когда Бароян узнал, что он уже не представ­
лен к Герою, на него так это подействовало, что он через несколько
дней слег и больше не поднимался. Он ушел из жизни.
Ну, еще я могу сказать следующее об Оганесе Вагаршаковиче.
Он многие годы работал в Иране. Я знал его уже пожилым, а в мо­
лодости — я видел фото — это был исключительно красивый чело­
век, правда небольшого роста.
Он установил очень хорошие, наверное, близкие отношения
с сестрой шаха Ирана. Узнав об этом, шах Ирана настоял, чтобы
Оганес Вагаршакович Бароян покинул Иран. Он уехал. В войну от­
ношения с Ираном у нас были натянутые, потому что шах Ирана
колебался, какую сторону принять — Гитлера или нашу, и когда
почувствовал, что наше наступление стало развиваться и, навер­
263

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
ное, Советский Союз все-таки одержит победу, он прислал в Мо­
скву свою сестру с подарком для Сталина. Она нашла Барояна, ко­
торый должен был ее сопровождать. Он добился этого приема и
лично мне рассказывал, как все это происходило.
Иосиф Виссарионович принял их поздно вечером, сел с ними
вместе за стол. Сестра шаха достала очень богатую табакерку, ин­
крустированную драгоценными камнями, и сказала: «Вот это пода­
рок от моего брата, шаха Ирана». Иосиф Виссарионович отодвинул
подарок в сторону, позвонил Поскребышеву и сказал: «Заберите в
музей». Тот забрал эту табакерку. Разговор был всего минут пять,
может быть, десять. Тогда Иосиф Виссарионович говорит, а Бароян переводит сестре шаха, что во многих странах, как и в России,
очень много было руководителей государств, которые и до сих пор
живут в сознании народа, и к ним «не зарастает народная тропа»,
о них помнят, но есть государственные деятели, о которых быстро
забывают. «Пожалуйста, передайте это своему брату», — сказал,
встал и ушел. Они долго еще сидели и ждали, что он вернется. Ког­
да зашел Поскребышев, спросили: «А где же Сталин?» Он сказал,
что тот уже уехал домой. Аудиенция закончилась.
Что касается личной жизни, нашего отношения к женщинам,
то, наблюдая все, что происходит сейчас, эту беспрерывную се­
рию тяжелейших картин, где грязная любовь связана с убийства­
ми и выстрелами, это ежедневное насыщение программ телеви­
дения картинами американского и другого происхождения, это,
конечно, угнетает нас, пожилых, но, наверное, в какой-то степени
импонирует молодежи. Говорят, что сейчас молодежь не та, что
была, что сейчас по-другому рассматривают эти вопросы, что
по-другому рассматривают также вопросы, относящиеся к дев­
ственности, сами девушки. Вот недавно по телевидению я смо­
трел программу, где одна девочка, ей было 15 лет, сказала: «Мне
надоело быть девственницей». И конечно, мы в душе возмущаем­
ся, изменить мы ничего не можем, и это очень плохо.
У меня только возникает один вопрос. То, что человек — со­
здание Бога и природы, не всем ясно. Мне неясно, потому что,
когда я стал заниматься генетикой не по существу, а только по ли­
тературе, я был редактором журнала «Генетика, микробиология и
вирусология». Я вдумался в суть всех процессов, происходящих
в гене, а ген представляет собой частицу, которая только в ты­
сячекратном увеличении видна под микроскопом, и если в этой
264

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
частице сосредоточивается наследственность, цвет волос, голос
человека, цвет глаз, походка, поведение и так далее, то как можно
в эту частицу, даже фантазируя, включить все эти свойства, кото­
рые передаются ребенку от родителей? Это невероятное, пока не­
известное явление. А с другой стороны, человек остается челове­
ком. Как раньше, так и сейчас он не может жить без соли, сахара,
белков, жиров, углеводов. Он должен все это употреблять, чтобы
жить. Почему же в духовной жизни он меняет так свои вкусы, и
человек, который созерцал природу и любовался ее достоинства­
ми, стал подходить к этим вопросам совсем с других позиций?
Скажем, я люблю слушать некоторых певиц, например Аллу
Пугачеву, именно слушать. Однако когда эта пожилая женщина
появляется на эстраде с голыми, измененными возрастом нога­
ми, я смотреть на нее не могу. Хотя многие пока восхищаются.
Чем там восхищаться? В этих ногах уже нет женской красоты, и
сейчас их нужно было бы закрыть платьем до пяток, ну а голос
остается голосом, она хорошо поет. В то же время появление сей­
час на сцене Эдиты Пьехи, красивой женщины преклонного воз­
раста, прекрасно одетой, доставляет истинное удовольствие.
Так было и в наше далекое время. Если шла девушка или жен­
щина, и у нее платье было выше колен, то на нее уже не смотрели.
Платье всегда носили сантиметров на десять ниже колен. Вот это
было платье. И мы по фигуре определяли, какая она стройная и
какая у нее талия, это уже была мужская фантазия, но перед нами
шла женщина, у которой закрыты были эти достоинства. Сейчас
эти достоинства, я уже не говорю про фильмы, открыты абсо­
лютно, причем нагло открыты, даже те, на которые неприятно
смотреть. А раньше мы это воображали для себя сами, в этом на­
ходили удовольствие. И поэтому поцеловать женщину мы реша­
лись только тогда, когда к ней уже сформировалось определенное
отношение, не случайность. Случайность, может, у кого-то была,
но у большинства этой случайности не было. Вот это сейчас не­
вероятно трудно нами переживается. Мы, старики, ворчим, ну а
что от ворчания? Что от того, что мы сейчас долбим одно и то
же, что это нельзя, что это развращает молодежь. Может быть, не
нужно переживать?
Однако есть вещи, которые еще более серьезно сказывают­
ся на нашем обществе. Это закрытые школы, это люди, которые
остаются безграмотными, это дети, которые остаются без роди­
265

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
телей, это бомжи, которые не имеют квартир и курсируют по го­
родам, по поселкам, где только можно. И вот я, как эпидемиолог,
представляю себе один момент. Если бы сейчас в страну, в Моск­
ву скажем, завезли сыпной тиф, это была бы невероятная траге­
дия, потому что вшивость в Москве среди бомжей поголовная,
она и среди населения наблюдается, а в Москве, как известно, нет
так много санитарных пропускников и дезинфекционных камер,
где обрабатывается одежда от вшей. Все нужно будет создавать
заново, как будто не было истории. А если уж говорить о других
инфекциях, скажем, таких, как оспа, чума, то это было бы тяже­
лейшее происшествие, потому что сейчас при таком скоплении
народа в городах, особенно в Москве, при таком движении и при
такой, будем говорить, беспомощности органов здравоохранения
в решении противоэпидемических мероприятий было бы трудно
что-либо сделать и так бороться, как мы боролись раньше.
В этом году большим тиражом, в отличном исполнении изда­
ются книги, посвященные нашему прошлому, а вернее грубому
извращению нашего прошлого.
Проявилась активность таких писателей как Антонов-Овсе­
енко, по сообщению — сына расстрелянного революционера.
Не стесняясь в выражениях, он лжет, характеризуя руководите­
лей партии и правительства Советского Союза, и даже портрет
Лаврентия Павловича Берии, помещенный на обложке этого из­
дания, заранее определяет его содержание. Я и мой сослуживец
полковник Сергей Алексеевич Морозов, занимавшиеся вопро­
сами защиты войск и населения от ядерного, биологического и
химического оружия, за семь дней до убийства (не ареста и рас­
стрела) Лаврентия Павловича докладывали ему в присутствии
Булганина и Маленкова о состоянии этих вопросов у нас и за ру­
бежом, главным образом в США.
Я докладывал о материалах по защите от биологического ору­
жия. Справа от Лаврентия Павловича сидел Маленков, с серым,
землистого цвета лицом, опущенными веками, абсолютно равно­
душный к содержанию наших сообщений, а слева — Булганин,
оживленный, опрятно одетый, со сверкающими пуговицами на
одежде, с розовым лицом, окаймленным совершенно белой боро­
дой. Я последний раз видел Лаврентия Павловича — корректно­
го, вежливого руководителя с чисто выбритым лицом и не сни­
маемым во время работы пенсне.
266

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
Озлобленность Антонова-Овсеенко, которую разделяют и
помогавшие ему А.И. Кокурин, И.В. Левитан, С.Б. Шеболдаев и
B.K. Ясный, отразилась в этой книге, по-видимому, потому, что
сам автор продолжительное время находился в заключении. За
какую провинность, он не сообщает, так же как и фамилии сле­
дователей и других лиц, которые имели прямое отношение к его
аресту. Может быть, это дефект памяти, но он с ходу называет
«фамильной книжонкой» содержательную книгу Серго Берии
«Мой отец — Лаврентий Берия». Кто знает Серго Берия по про­
шлой деятельности, а таких людей осталось очень мало, кто зна­
ет его как профессионального, талантливого инженера, кто знает
его исключительную дружбу с человеком эпохи — Курчатовым,
тот с негодованием отвергнет ложь Антонова-Овсеенко.
Злобно разделавшись с Серго Берией, сомневаясь в искрен­
ности воспоминаний жены Берии, Антонов-Овсеенко принима­
ется за генерала M.C. Докучаева. Его книгу «История помнит»
1998 г. автор именует «агрессивным невежеством» и обвиняет
M.C. Докучаева в «откровенном антисемитизме», поскольку он
«акцентирует внимание читателей на еврейском происхождении
некоторых историков и писателей». Касаясь репрессий в аппара­
те НКВД, M.C. Докучаев писал: «То были, как правило, лица ев­
рейской национальности, насажденные в органы Г. Ягодой и осу­
ществляющие геноцид в отношении своих соотечественников».
Может быть, Антонов-Овсеенко не знает, что все заместители
Ягоды были евреями, получившими генеральские звания в 1936 г.
Исключительно странным в наше время является то обстоятель­
ство, что название человека по его национальности — чувашем,
узбеком, грузином, русским и т.д. не считается преступлением, а
назвать еврея евреем — это проявление антисемитизма. Странно
это еще и потому, что этутенденцию проявляют сами евреи — на­
ция, обогатившая мировую науку, искусство, литературу исклю­
чительными ценностями. В своей ненависти к Сталину и Берии
Антонов-Овсеенко даже солидаризуется с позицией Гитлера, ко­
торый «приказал разработать программу уничтожения советских
и партийных руководителей (комиссаров) как носителей и вдохно­
вителей варварско-азиатских методов правления. Что ж, Сталин и
Берия дали веский повод для такого именно определения. И в том,
что гитлеровцы с таким остервенением уничтожали коммунистов,
историческая заслуга "сталинской клики" неоспорима».
267

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
А истребление Гитлером миллионов евреев, их детей, женщин,
стариков — это тоже заслуга Сталина и Берии? В конце предисло­
вия автор отмечает, что «резкость моего суждения далеко не всем
пришлась по вкусу». О вкусах не спорят, поражает наглая ложь и о
гибели Лаврентия Павловича, и о ситуации, сложившейся вокруг
«подвигов» генерала Власова. Я утверждаю это потому, что был
свидетелем этих трагических дней и не пользуюсь для их оценки
грязными сплетнями. Что касается антисемитизма, который поче­
му-то очень волнует Антонова-Овсеенко, то мне, бывшему слеса­
рю Тульского оружейного завода, русскому человеку, приходится
часто благодарить Бога за то, что на трудном пути освоения науки
и приобретения рациональной практики исключительно поддер­
живали меня такие мудрые люди, евреи, как Михаил Михайлович
Авербах — декан нашего факультета и научный руководитель по
аспирантуре, известный ученый с отцовским отношением ко мне —
Леонид Моисеевич Хатаневер. В характере этих людей, как и
многих, встречавшихся в студенческие, военные и послевоенные
годы, не было тяжелых античеловеческих элементов, составляю­
щих основу поведения березовских, чубайсов, абрамовичей и им
подобных, оседлавших Россию и диктующих нам условия жизни
на нашей Родине. Может быть, плохое зрение писателя не позво­
лило ему прочитать многие произведения последних лет, такие как
«Терновый венец России» Олега Платонова 1998 r., книги Эдуарда
Тополя («Китайский проезд»), а также весьма серьезные публика­
ции, посвященные руководителям Советского Союза — И.В. Ста­
лину (Лобанов M.H., 1995) и A.H. Косыгину («Премьер известный
и неизвестный» — Фетисов Т.И., 1997).
На протяжении многих лет мы привыкли считать, что наибо­
лее доступным, надежным и массовым средством информации
является телевидение, я не говорю о радио, тем более о таком ра­
дио, как «Радио Свобода». Где были эти активные и, естественно,
давно закупленные правительством США комментаторы, когда
авиация НАТО, а точнее американские военно-воздушные силы,
превращали в руины Югославию? Почему они забыли это слово —
свобода, уничтожая женщин, детей, стариков? Где был тогда го­
сподин Резник, наш современный Плевако, который немедленно
был объявлен адвокатом журналиста-преступника, фактически
сбежавшего к своим кровным друзьям — террористам? Сейчас
по всем каналам телевидения демонстрируются кинофильмы,
268

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ

воспитывающие наше население, в особенности молодежь нашей
страны. Зарубежные сериалы заполонили все программы телеви­
дения, а наши хранилища заполнены отличными отечественны­
ми фильмами, как говорят, советского производства, созданными
нашими режиссерами и сыгранными талантливыми артистами.
Эти фильмы стали для нас недоступными.
Ну что еще сказать? Вот, смотришь старые фильмы по телеви­
зору, скажем картину «Любовь и голуби». Честно говоря, я могу
смотреть эту картину каждый день. Я каждый раз нахожу в ней
прелести, это игра артистов исключительная, и даже содержание,
глубокое содержание человеческих чувств изложено. Как будто
небольшая картина, но какое она впечатление создает! А когда
смотришь боевики — бьются машины, горят дома, взрывают­
ся подъезды, убивают людей наповал, стреляют, грабят — и как
будто ничего не произошло. Невозможно поверить тому, что это
происходит в действительности, и не хочется смотреть, а смо­
треть-то больше нечего. В кинотеатры пойдешь — то же самое.
Также и наши компании, подражающие западным, выпускают
фильмы, в которых обязательно звучат эти выстрелы, убийства.
А поскольку каждый день сообщают нам о террористических ак­
тах — там взорвали, здесь взорвали, там убили, там заказное —
не проходит дня без этих событий, а они еще окрашиваются вот
этими художественными фильмами, в которых эти проблемы
еще более резко подчеркиваются, это очень трудно психологиче­
ски переживать.
Я уже не говорю о том, что если идет хорошая картина, то че­
рез каждые 5-10 минут включается реклама всяких прокладок,
пеленок, шоколадных конфет и всего остального. Смотришь, на­
страиваешься на картину, а тебе говорят: «А вы не смотрите ре­
кламу, если вам не нужно». Ну как не смотреть, нельзя же сидеть
с ТВ-пультом в руках и все время выключать рекламу. Это невоз­
можно, есть же нервы у человека, а нервное состояние людей, я
вам должен сказать, это самое тяжелое из физиологии человека,
что может на него воздействовать.
Неужели нельзя всю эту массу рекламных сообщений прокла­
док с крылышками, памперсов, чая, кофе сосредоточить между
основными передачами и не давить на психику телезрителей этим
диким грузом? Я могу привести несколько примеров, когда эти
нервные потрясения и переживания приводили к трагическому
269

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
исходу. Был у меня хороший друг и соратник по работе, рыбак,
семья прекрасная. Работали мы вместе. Он занимался производ­
ством, технологией, я занимался общей наукой. Крупный человек,
остроумный — это Измаил Субботин. Когда я уехал из Сверд­
ловска в Москву, он остался там за меня и был представлен —
он был полковником — к званию генерала. Он ждал это звание
с нетерпением, и, когда вышел указ Верховного Совета и он не
получил генерала, слег. Его привезли в Москву в военный госпи­
таль, и он умер. Измаил Иванович Субботин умер, потому что
получил такой нервный стресс, что не мог его выдержать. Вот я,
например, когда мне в 1958 г. отказали в звании генерала в пер­
вый раз, пережил это спокойно и об этом сейчас не жалею. Одна­
ко я вам приведу и второй пример. Был такой генерал Агарков,
Всеволод Агарков, друг, многие его знали по работе, душевный
человек, хорошая семья, хорошая супруга, ну, все было на месте.
Он был директором одного большого института. Ему сообщают,
что он освобождается от должности директора и переходит на
другую работу, какую, он еще не знал. Заболел человек и через
7-8 дней умер.
И вот такое происходит сейчас каждый день, мы же не знаем,
сколько у нас умирает людей. Мы только говорим о том, сколько
было расстреляно в 1937-1938 rr., а сколько без расстрелов сейчас
на территории России умирает людей от невероятно тяжелых ус­
ловий жизни, никто ничего не скажет.
Для того чтобы закончить это рассуждение и больше к нему не
возвращаться, я могу вам сказать, что у основ того, что происхо­
дит, стоят те же самые люди, которые у нас создавали и револю­
цию. Вы поймите, что я коммунист, я об этом говорю спокойно.
Эти же люди и сейчас командуют у нас в стране. И сейчас, если
даже Березовский или там другой какой-то соратник остались за
рубежом и не едут в Россию, то не едут только потому, что знают,
что здесь совершили преступление. А кто такой Березовский? Это
фигура, которую недавно носили на руках наш президент Ельцин
и его окружение. Таких людей у нас очень много, и на них не хо­
чется даже смотреть, а сделать ничего нельзя, такая ситуация.
Мы пережили очень много крови. Довольно этой крови. Мы
хотим жить нормальной жизнью, как везде живут люди, а запасов
недр нашей земли, к счастью, достаточно, если к ним отнестись
серьезно. Они прокормят не только нас, но и другие народы. Мы
270

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
можем жить и работать, только нам должна быть предоставлена
такая возможность. Пока такой возможности нет. Пока деньги,
доллары решают всю нашу судьбу. Есть деньги — все есть. Даже
ведь не спрашивают сейчас: ты построил огромную дачу, откуда
ты эти деньги взял? А зачем? Это оскорбление. Однако то, что
этот человек своровал, утащил, ограбил, потому что заработать
такие деньги невозможно, об этом никто не говорит.
Я могу только сказать одно. Вот уехал мой сосед по даче. Заме­
чательный человек, много сделал у нас в стране в области кино.
Его сын, которого он, конечно, не мог не любить, где-то в ночном
клубе проиграл его дачу. Что вы думаете? Пришли к этому че­
ловеку пожилому, которому нужен кислород как жизнь, он без
кислорода жить не может, и сказали, что, если его сын не вернет
300 тысяч долларов, то они его просто расстреляют. Что вы дума­
ете? Этот пожилой, уважаемый, исключительный человек отдал
эту дачу. Приехали туда непонятные люди, копаются там, приоб­
рели себе к этой даче еще второй участок. Откуда деньги взяли,
никто не спрашивает. Орудуют там, а этот человек, который всю
жизнь жил для народа, для людей, создавал ценности богатейшие
для нас, он, к счастью, имел в Москве квартиру, сейчас уехал и
там живет. Скажите, где правда? Это что? Демократия? Это право
человека на жизнь? Это подлость против этой правды. Это пре­
ступление, которое является у нас сейчас законом.
Я очень извиняюсь, что заканчиваю свое повествование та­
кими тяжелыми словами, но я убежден, что какая бы власть не
пришла, какой бы президент у нас вновь не появился, все-таки
найдется потенция у людей, у России, у русского человека, чтобы
изменить ситуацию в корне, и мы будем все-таки жить. Я имею в
виду не себя, мне осталось очень мало для этого. Наши потомки
все-таки увидят свет, пусть через 10, через 20, через 30 лет, но
Россия станет еще Россией, такой Россией, которой она должна
быть по существу. На этом я хотел бы закончить свое откровен­
ное повествование. Прошу извинить меня за длинную и, может
быть, не совсем удачную в литературном отношении повесть, ко­
торую я написал по сложившемуся у меня убеждению, изменить
его не позволяет мне существующая действительность.
Сейчас, при часто повторяющихся террористических актах,
уносящих жизни сотен ни в чем не повинных людей, невольно
вспоминаешь события свердловской трагедии 1979 r., когда ди­
271

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
версантами использовались споры сибирской язвы, не обладаю­
щие свойствами передаваться от больного к здоровому. Терро­
ристы не унимаются, они избрали для своих действий почему-то
нашу страну, США и Израиль. Они совершенствуют оружие
убийства, и могут прийти к решению использовать биологиче­
ское оружие, не споры сибирской язвы и не просто вирус оспы, а
специально приготовленные боевые рецептуры, приготовленные
на основе этого вируса. Для этих целей не нужны тонны вируса,
о чем напоминает обычный жулик, а сейчас почетный ученый и
гражданин Алибеков, а только граммы.
На фоне абсолютной беззащитности населения нашей страны
и стран мира от вируса оспы, поскольку прививки против этого
вируса прекратились в 1979 г. — после официального объявления
о ликвидации оспы в мире, диверсия с использованием вируса
оспы может вызвать эпидемический пожар, перед которым по­
блекнут события ядерных атак США на Хиросиму и Нагасаки.
Помимо ослабления иммунитета к оспе, после прекраще­
ния прививок население разбавляется ВИЧ-инфицированными
субъектами, исключительно чувствительными к воздействию
любого возбудителя. Раньше, в прошлые века, как утверждает
M.B. Супотницкий (M., Вузовская книга, 2000), эта значительная
и быстро увеличивающаяся группа лиц, особенно при широком
использовании разовых шприцев для введения наркотиков, пе­
риодически исчезала под воздействием протекавших по странам
мира волн эпидемий (оспа, легочная чума).
Единственным и высокоэффективным средством предупреж­
дения заболевания оспой являются противооспенные прививки.
Их строгая регламентация и четкостьосуществления требуют
прежде всего постоянного обеспечения всего населения добро­
качественной противооспенной вакциной, ее обновления по сро­
кам, доступностью ее получения органами здравоохранения.
Имея не только теоретическое представление о бактериологи­
ческом оружии и зная, что такое вирус оспы, я провожу остав­
шееся для жизни время в ожидании, что проблема защиты насе­
ления от возможного использования в террористических целях
вируса оспы будет всецело находиться в руках правительства.
В заключение вот что хочется сказать. Я верил. Верил нашему
правительству — Алексею Николаевичу Косыгину, не Хрущеву.
Верил партии, не Хрущеву и Горбачеву, а многим действительно
272

СВЕРДЛОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
идейным коммунистам, и в этом не раскаиваюсь. Наше правитель­
ство и действительная коммунистическая партия позволили мне,
слесарю Тульского оружейного завода, в процессе учебы, сложно­
го и упорного труда, после активного участия в двух войнах стать
профессором, академиком двух академий, генералом Советской
армии. Я глубоко убежден, что не следует дрожать над зелеными
бумажками — мы без них прошли большой путь, а надо верить в
прекрасное будущее России — оно осуществится, если мы будем
активно действовать и возродим ум, честь и совесть, исторически
присущие нашим соотечественникам.

ФОТОАРХИВ

Заместитель министра
здравоохранения СССР,
главный государственный
санитарный врач СССР
Петр Николаевич Бургасов
подписывает Декларацию
о глобальной ликвидации
оспы на Земле.
Женева, 9 декабря 1979 г.

Заместитель министра здравоохранения СССР,
главный государственный санитарный врач СССР
Петр Николаевич Бургасов дает интервью по итогам подписания
Декларации о глобальной ликвидации оспы на Земле.
Женева, 9 декабря 1979 г.
274

ФОТОАРХИВ

Руководители здравоохранения и медицинской науки (слева направо):
Александр Варламович Павлов, Петр Николаевич Бургасов,
Борис Васильевич Петровский, Тихон Ефимович Болдырев,
Ефим Иванович Смирнов, Николай Николаевич Жуков-Вережников,
Аветик Игнатьевич Бурназян, Виктор Михайлович Жданов,
Федор Григорьевич Кротков

Участник
Великой Отечественной
войны,
генерал-майор
медицинской службы
Петр Николаевич Бургасов
275

ФОТОАРХИВ

Семинар по чуме 1964 r.,
слева — представитель ВОЗ доктор Цветанович

Π.H. Бургасов с коллегами. Озеро Байкал, 1968 г.
276

ФОТОАРХИВ

Профессор П.Н.Бургасов.
Годы работы на кафедре военно-медицинской подготовки
Центрального института усовершенствования врачей. Москва

∏.H. Бургасов. Женева, ВОЗ, 1972 г.
277

ФОТОАРХИВ

Делегация Казахстана
на XVI съезде гигиенистов и санитарных врачей. Москва, 1972 г.
278

ФОТОАРХИВ

Π.H. Бургасов, представитель США доктор M. Мезельсон,
B.H. Никифоров. Москва

Выступление
П.Н. Бургасова
в Университете
Цинциннати. Огайо, 1974 г.

П.Н. Бургасов
и Л. Кинней
на конгрессе
по водоснабжению
в Латинской Америке. 1977 г.
279

ФОТОАРХИВ

Встреча с Фиделем Кастро;
в центре — министр здравоохранения Кубы Серхио,
справа — его заместитель Терри. 1982 г.

Π.H. Бургасов с кубинской делегацией. 1982 г.
280

ФОТОАРХИВ

Сингапур. Посадка дерева в саду посольства
281

ФОТОАРХИВ

Π.H. Бургасов и министр здравоохранения Вьетнама

Встреча с министром здравоохранения.
Питомник обезьян на острове в заливе Хайфон. Вьетнам
282

ФОТОАРХИВ

Конференция по генетике. Рядом с Π.H. Бургасовым
переводчик В. Феденев. Манила, 1983 г.

Участники конгресса по генетике. Манила, 1983 г.
283

ФОТОАРХИВ

Международный
конгресс
по сибирской язве.
Лос-Анджелес,
США, 1989 г.
(B.Π. Сергеев,
Π.H. Бургасов,
B.H. Никифоров)

Встреча
с руководителем
Центра
по инфекционным
заболеваниям
доктором
Д. Спенсером.
Атланта,

США

Выступление
Π.H. Бургасова
на сессии
Академии
медицинских
наук.
1997 г.
284

ФОТОАРХИВ

Π.H. Бургасов, Γ.Γ. Онищенко и B.E. Ковшило в Барвихе

Π.H. Бургасов, O.A. Бургасова, Л.И. Белов, С.И. Пригода
285

ФОТОАРХИВ

Родители
Π.H. Бургасова
с его братом
Анатолием

Π.H. Бургасов
с женой Татьяной
Эшери, 1954 г.

Π.H. Бургасов
с детьми
Мариной
и Сергеем.
1949 г.

ФОТОАРХИВ

Сергей, сын ll.H, Бургасова

Марина, дочь Π.H. Бургасова

Π.H. Бургасов на рыбалке
(справа от него сын Сергей). Нерль, 1965 г.

ФОТОАРХИВ

Кирилл, внук Π.H. Бургасова

Дмитрий, внук Π.H. Бургасова

Петр,
внук
Π.H. Бургасова