О чем молчат рубины. Книга 2 [Фунтик Изюмов] (fb2) читать онлайн

О чём молчат рубины. Книга 2.

Очень краткое авторское предисловие

Жизнь подобна езде на велосипеде. Чтобы

сохранять равновесие, необходимо продолжать движение.

Альберт Эйнштейн.

Ну, что сказать, дорогие наши читатели и любимые подписчики?

Прямо скажем, к горькому разочарованию авторов, нас не захлестнул шквал читательских комментариев, совсем не захлестнул… Были надежды на читателей, которые любят читать не по главам, а книгу целиком… но и эти надежды не оправдались. Так, некоторые отдельные читательские отклики. Но, зато, какие! Бриллианты, право слово, бриллианты! Вы только вслушайтесь в эту музыку, которую написали нам: «Ваши книги читаю запоем… Я бы её (книгу) читала всю жизнь…», «Книга получилась необычная, выбивающаяся из других… Погружение в мир средневековой Европы было очень интересным…», «Эта книга — она сама как рубин, исторические вставки невероятно интересны…», «Исторические вставки помогали лучше понять логику действий героев, сделав тем самым роман более объёмным и глубоким…», «Я ваша преданная читательница уже больше двух лет… Вы подсадили на свой 'продукт»…«, 'Узнавать такие интересные подробности на страницах романа с увлекательным сюжетом — это именно то, что помогает читателям…», «Получилось динамично и познавательно…», «Надеюсь на продолжение…».

Вы слышите? Вы слышите эту музыку небесных сфер⁈ Нас поняли, нас услышали, нас оценили! Можем ли мы, в таком случае, молчать? Ни за что! Мы продолжаем!

Мы продолжаем, в надежде, что читатели и подписчики будут более активны…

Итак, мы оставили нашего героя в расстроенных чувствах, на улицах Рима, обнимающего своего коня…

Глава 1 Отстаньте от меня!

Ты не одинокий: рядом за углом

Ждут тебя с надеждой человек и лом.

Станислав Ежи Лец.

— Любезный, не подскажешь ли, где я могу купить зеркало? — наклонился я со спины Шарика к ближайшему прохожему, — На рынке я почему-то ничего не нашёл…

— Вы с ума сошли синьор, искать зеркало на рынке? — чуть не подпрыгнул от изумления прохожий, — Зеркало можно купить в лавке синьора Просперо, это до конца улицы, потом направо, и смотреть по левой стороне. Как увидите богатую лавку, с изображением стеклянного шара на вывеске — вот это она и есть.

— Благодарю, любезный, — я в замешательстве тронул коленями коня, посылая его дальше.

Интересно, почему зеркало нельзя найти на рынке? В моё время именно там их и можно было найти! Опять какие-то религиозные запреты? Вроде нет, ведь в лавке-то продают без ограничений! Весь в сомнениях подъехал я к нужному дому.

Н-да, выглядит богато, словно это лавка ювелира, а не продажа зеркал… И я толкнул дверь.

— Синьор желает зеркало? — словно ниоткуда, сам собой, возник возле меня расторопный слуга, — Синьор! Синьор?.. Что с вами, синьор⁈

В общем-то ничего, если не считать того, что я впал в ступор. Зеркала… Вокруг зеркала, зеркала, зеркала… И не те начищенные до блеска оловянные, серебряные, бронзовые или даже золотые пластины. Нет! В тех можно было разглядеть своё отражение, не спорю. Но чтобы твоё отражение разглядывало тебя⁈ Чтобы оно чуть не выпрыгивало из рамки тебе навстречу! К такому, признаться, я был не готов…

— А?.. — отмер я, — Ах, да! Синьору нужно зеркало! М-м-м… небольшое, с ладонь моей руки, желательно, в закрывающемся футляре и… уф-ф! Дайте дух перевести! И, желательно, отменного качества… Нет, как вы это делаете, прости Господи!

— Круглой формы? Овальное? Квадратное?

— Любое… — махнул я рукой.

— Тогда прошу к прилавку! Синьор Просперо! Этот синьор просит зеркало, размером с ладонь, в закрывающемся футляре, форма зеркала значения не имеет. Прошу, синьор!

— Ну, что ж… — человек за прилавком окинул меня внимательным взглядом, — Гм!.. Могу предложить вот такое зеркало… или вот такое…

— Эти маленькие! — возразил я, постепенно приходя в себя, — Я просил размером с ладонь моей руки!

— Гм!.. Я, конечно, не сомневаюсь в платежеспособности синьора, но… вы действительно представляете себе сумму, с которой вам придётся расстаться?

— И что за сумма?

Продавец назвал.

— Как⁈ — я вторично впал в ступор, — Двести пятьдесят ливров⁈

— Ну-у… вы же не хотите, чтобы отличное, прекрасное, восхитительное зеркало лучших венецианских мастеров было помещено в обычный оловянный футляр⁈ Настоящему алмазу нужна золотая оправа! Так и здесь: думаю вы согласитесь…

— Мне нужен именно простой оловянный футляр! — поспешно перебил я, — Чтобы не привлекать лишних взглядов! Чтобы взглянув, посторонний человек равнодушно отводил взор: мало ли, какая-то оловянная коробка? Чтобы даже в голову не могло прийти, что там — зеркало. Видите ли, я собираюсь в дальний путь, и мне предстоят ночёвки в трактирах, иногда весьма сомнительного пошиба…

— Понимаю… — проникся Просперо, — Гм… Тогда… двести! Но, хоть зарежьте меня, синьор, больше скинуть не могу! И так себе в убыток предлагаю!

— Золотом возьмёте? — отрывисто спросил я.

— Э-э-э… золотыми монетами?..

— Нет, просто золотом. По весу.

— Лучше монетами! — твёрдо заявил Просперо, — Я не ювелир, синьор, и в качестве золота не разбираюсь!

— Ну, что ж, — вздохнул я, — Будут вам монеты. Ждите.

Да, мне пришлось навестить того самого пройдоху, который в прошлый раз втюхал мне свинцовые ядра, оставшиеся после войны, по бешеной цене, ещё раз купить у него свинец, на этот раз сторговавшись по более выгодному курсу, потом навестить уже знакомого Винченте Кириака, где сбыл великолепное золото за золотые монеты, по очень выгодному курсу. Я хочу сказать, для ювелира это был выгодный курс, кхм… И уже с полным кошелём венецианских дукатов вернулся за зеркалом. Я подумал, что за венецианское зеркало вполне можно расплачиваться и венецианскими дукатами! А не какими-то ливрами…

Н-да! Недёшево обошлось мне моё приобретение!

— Мне кажется, зеркало не совсем ровное? — очень пристально рассмотрел я покупку.

— Конечно, — пожал плечами Просперо, — Вы спрашивали, синьор, как делаются зеркала? Так вот: выдувают такой огромный стеклянный шар… Когда шар застынет, по особой трубке туда вливают расплавленное олово и тщательно вращают шаром, чтобы олово равномерно растеклось по поверхности. Представляете, насколько сложный и опасный процесс⁈ Оттого и цены… гм!.. Олово растекается и покрывает стекло очень-очень тонким слоем… А потом этот шар осторожно разбивают! И из осколков делают зеркала! Опять же, сколько идёт в брак! А получаются зеркала, как вы и заметили, синьор, немного вогнутыми.[1] Ну, раз из шара сделаны! Но это не мешает, синьор, наоборот, ваше отражение чуточку увеличивается. Любой прыщик можно рассмотреть!

— Понятно, — пробормотал я, бережно убирая покупку подальше за пазуху.

Теперь-то мне совершенно понятно, почему зеркала не продаются на рынках! Изумрудные колье там тоже не продаются. По той же причине.

* * *

— А, Андреас! — приветливо взмахнул рукой брат Марциан, когда я присоединился к посольству за ужином, — А я уже почти волноваться начал…

— Надеюсь, аудиенция закончилась успешно? — попытался я тут же переключить тему разговора.

— Да, вполне… Папа обещал, что завтра нам доставят его письма с ответами Великому магистру и матери Терезии. Вот, собираемся… Чтобы, значит, без промедления и в обратный путь. Потому что, кроме всего прочего, папа сказал, что по Риму нехорошие слухи ходят об этом месте…

— Какие слухи? — насторожился я.

— Говорят, здесь ведьму видели! — понизил голос Марциан, — Дескать, летала на метле, совершенно голая, и дико визжала!

Я заметил, как судорожно сглотнула Катерина и отвела взгляд куда-то в сторону.

— Врут, наверное… — я постарался, чтобы голос выглядел равнодушным, — Откуда здесь ведьмы? Когда здесь целый отряд монашествующих рыцарей крестоносного Ордена⁈

— Так-то оно так, — вздохнул Марциан, — А может, мы как раз того?.. Спугнули?.. Я как-то слышал в апельсиновой роще истошный женский визг!

Катерина совсем склонилась над тарелкой, чуть не касаясь её носом.

— Правда, видеть никого не видел, — закончил Марциан, — Я так папе и сказал. Во всяком случае, папа обещал, что он примет необходимые меры!

У меня неприятно засосало под ложечкой. Что ещё за «необходимые меры»? И насколько это похоже на ордалию?.. Бр-р-р…

— Значит, завтра в путь? — уточнил я.

— Как повезёт, — пожал плечами Марциан, — Если письма папы нам под вечер принесут, какое уж тут путешествие?

— Значит, за то, чтобы письма были утром! — поднял свой бокал сияющий Вилфрид.

Вообще говоря, я их не понимаю. Папа ясно сказал, что Великая Война окончена. Генрих фон Плауэн хлопочет о почётном заключении мира. Куда же торопиться? Правда, папа намекнул, что новая война не за горами, но не завтра же? Впрочем… может у Марциана заканчиваются финансы? Вполне разумная версия, вы не находите?

Ужин прошёл скучно, несмотря на то, что брат Вилфрид то и дело пытался нас расшевелить, произнося пылкие тосты. Даже оруженосцы поддерживали его без особого энтузиазма. Похоже, все мысли крестоносцев были уже там, в Мариенбурге.

* * *

Даже не знаю, уж не тосты ли брата Вилфрида тому виной, или, скорее, нежелание папы римского откладывать дела, но уже за завтраком нас ждал сюрприз: к нам присоединился один из кардиналов папы. Мягкий, улыбчивый человек, с округлыми чертами лица и плавными жестами, но веяло от него суровой угрозой. Да и перстень чуть не постоянно пульсировал на пальце. В общем, я вздохнул с громадным облегчением, когда этот кардинал, вежливо попрощавшись и пожелав нам счастливой дороги и покровительства Божия, сел в карету и укатил в Рим. А у нас остались два письма папы и небольшая, деревянная, резная шкатулка. Конечно, я сунул свой любопытный нос, когда Марциан приоткрыл крышку. В шкатулке лежал кусок верёвки. Жёсткой верёвки, которой монахи обычно подвязывают свои одежды.

Крестоносцы рухнули на колени и вознесли молитвы. Ну и я, конечно, не выбиваться же мне из общей массы?.. А потом Марциан, с величайшим благоговением, убрал шкатулку в особый ларец, куда сложил и папины письма. А ларец отнёс в карету и поставил одного из оруженосцев для охраны. Потому что посольство спешно собиралось в обратную дорогу.

— Проверить всё ещё раз! — призывал нас Марциан, прохаживаясь между рыцарями, седлающими коней, — Кто бы не оказался растяпой и что бы мы не забыли, возвращаться не разрешу! Помните, мы уже в пути! А путь наш сложен и тяжёл. Проверьте ещё раз всё, что можно! Брат Ульрих! Как у нас с припасами?

Вместо ответа Ульрих скорчил гримасу, мол, с припасами всё в порядке, но стоило ли бравым крестоносцам вообще задумываться о такой ерунде, как припасы? В крайнем случае, в трактире перекусить можно!

Это так явственно читалось на его лице, что даже Вилфрид фыркнул, пряча усмешку. Марциан посмотрел на них строгим взглядом и наставительно заметил:

— Посмотрю я на вас, когда последние две недели без ужинов останемся, потому что деньги кончатся! Будете потом вспоминать, как бесплатные продукты в Риме забыли!

— Не забыли… — лениво протянул Ульрих, — Вон, Себастьян и Зигмунд всё упаковывали, а я потом проверил. Даже специи взяли, не то, что продукты…

— Ну, с Богом! — широко перекрестился Марциан, — Девушки, садитесь в карету. Походный строй определяю тот же, что и при поездке сюда. Дозорные — вперёд! Рыцари — ко мне!

И мы тронулись.

Я ехал и на душе у меня было… странно было у меня на душе! Сегодня ночью я разгадал ещё одну тайну перстня. Пустячок, а всё равно приятно. Теперь я могу зажигать у себя на ладони крохотный огонёк. Он горит трепетным пламенем и совершенно не обжигает руку. Но, может поджечь былинку или клочок бумаги. Я проверял. Вроде, я должен радоваться, ещё один крохотный шажок к полной власти над магией. И я радовался. Вот только, радость эта отравлялась тем, что нельзя было поделиться этой радостью с Катериной.

Да, я скоро с ней расстанусь. Да, я всё продумал и уже завтра будет последний день, когда мы будем находиться совсем рядом. А потом — всё, прощай навек! Почему же унылые чёрные змеи сосут и сосут моё бедное сердце?..

* * *

К вечеру добрались до Чивитавеккьи, где и заночевали. Да, в одиночку я успевал прискакать на Шарике и сюда и обратно в Рим, но мы теперь не скакали, а ехали умеренной рысью, сберегая силы коней. Потому и время в пути удваивалось.

С раннего утра взяли курс на Таркуинию. Именно здесь по моим замыслам нам предстояло расстаться. Я нервничал, дёргался в седле и дважды получил замечание от Марциана, отговорившись тем, что чувствую себя нехорошо.

— А почему? — риторически вопросил Вилфрид, — А потому, что ты так и не отведал местного вина по моему рецепту! Помнишь, который настаивают на апельсиновых шкурках? Но не переживай, я взял с собой пару фляг! На вот, хлебни, приободрись!

Я вежливо отказался. Не до вина мне сейчас было.

Когда до Таркуинии осталось не более пары километров, я решился. И безвольной куклой свалился с седла, показательно запутавшись в стремени ногой. Хорошо, что я успел заранее потренироваться! Ещё в Риме, во время моих отлучек. И падать научился эффектно, но почти безболезненно, и Шарик, привыкший к подобным выходкам, почти мгновенно остановился, протащив меня по земле не более двух шагов.

Эй, что с тобой⁈ Всем стоять!!! — раздались тревожные крики, — Андреас! Ты слышишь меня⁈ Андреас!!!

* * *

Я как раз сидела у окошка кареты, тупо разглядывая проплывающий мимо пейзаж и лениво переговариваясь с Эльке. Дурёха задала довольно глупый вопрос, но неожиданно я поняла, что вопрос не так прост.

— Скажите, сударыня, — спросила она меня пять минут назад, — А правда, что папа римский непогрешим?

— Да, — лениво ответила я.

— И то, что он скажет или сделает, это идёт от Бога? Приравнивается к божественному слову и делу?

— Да, — согласилась я. — И что?..

— А вот… если папа римский пообещает кому-то, что тот попадёт в рай⁈ Это сбудется?

— Ну-у… зависит от дальнейшей жизни этого человека, — задумалась я, — Если человек не будет грешить… то да, наверное он попадёт на небеса…

— А если будет грешить?

— Какие же небеса грешникам?

— Но папа же обещал! А его слова приравниваются к божественным!

Та-а-ак… приплыли! Пришлось долго и подробно разъяснять дурёхе, что папа никогда и никому райских кущ при жизни не обещает, чтобы ненароком не ошибиться…

— Папа не ошибается! — заявила Эльке.

Н-да! Уж…

— Не для того, чтобы не ошибиться, — поправилась я, — А папа не хочет подменять собой Божий суд. Не для того он на земле поставлен. Он устрояет дела церковные, земные, а суд Божий — это уже на небесах.

— А если всё же пообещает? — не отставала Эльке.

— Если пообещает, — начала потихоньку закипать я, — Значит, он получил какое-то знамение или иной сигнал от Господа, что тот человек будет взят в рай. Что так Бог решил. Папа просто передаёт это сообщение от Бога к человеку.

— А если…

— Тс-с!! — громко зашипела я, подпрыгивая на подушках, — Что там⁈

Андреас неловко клюнул носом, покачнулся и, выпав из седла, шмякнулся на дорогу! Да ещё и ногой в стременах запутался! Хорошо, что умный Шарик тут же остановился!

— Стой! — закричала я прямо из окна, — Стой, дядька Трогот!

И опрометью выскочила из кареты, едва только колёса остановились.

Куда там! Андреаса уже обступили со всех сторон спешившиеся рыцари и пытались приподнять за плечи. Я видела, как безвольно покачивалась его голова на поникшей шее.

— Ну-ка! Расступись! — пыхтя и сопя, пыталась я растолкать каменные локти крестоносцев, — Дайте пройти специалисту! Господи! Уж не расшибся ли он⁈

Андреас сидел бледный, с чёрными кругами под закатившимися глазами, явно в беспамятстве, потому что не реагировал на окружающее. Я потрогала лоб бедняги. Господи! Да у него жар!

— Воды! — отрывисто приказал Марциан, и щедро плеснул в лицо парню из поданной кем-то фляги.

Андреас застонал, его глаза почти сфокусировались, но тут же снова закатились под веки.

— Он болен! — твёрдо заявила я, — И ему требуется врач! Срочно!

— Сам вижу! — огрызнулся Марциан, оглядываясь по сторонам, — Брат Ульрих! Скачи в Таркуинию, разыщи там врача и пусть он ждёт нас в трактире «Золотой лев». Ну, где мы в прошлый раз были. Хоть за шиворот его тащи! Потом разберёмся… Гельмут! Ланзо! Берите Андреаса и осторожно положите его в карету! Вы, надеюсь, не возражаете, сударыня? Ну, вот и хорошо… Остальные, быстрой рысью — марш!

— Сударыня! — громким шёпотом спросила меня Эльке, когда Андреаса укладывали на сиденье, со всех сторон подтыкая подушками, — Сударыня! А он не заразный⁈

— Что за вздор! — возмутилась я, — Ну-ка, брысь на козлы к Троготу!

Уже через минуту мы тронулись, и я бережно промакивала собственным платочком крупные капли пота, постоянно выступающие на лбу Андреаса. Где же тебя, непутёвого угораздило?.. Эх ты, горе моё!

Андреас лежал, не приходя в сознание, только иногда постанывал, когда колесо кареты наезжало на камень или проваливалось в дорожную ямку. А я мысленно ругала себя последними словами. Ведь, не сегодня же он заболел? Как минимум — вчера. А никто и не заметил… Ну, ладно, крестоносцы. У них свои посольские дела, а кроме прочего, полно забот по подготовке к путешествию: кони, провизия, оружие, да хоть, ту же карету смазать! Но я-то, я-то⁈ Отворачивалась от парня, видишь ли, вся такая разобиженная! Вот и упустили! Вот и не заметили, как парень заболел! А он же такой глупый, такой скромный, такой… неприспособленный! Заболел и никому не сказал! Явно отправился в путь, уже чувствуя температуру! Ну, не дурак ли?.. А ведь, стоило мне кинуть только взгляд, и мне с моим врачебным опытом… ну, ладно, пусть не врачебным! Но я столько больных видела, что с одного взгляда поняла бы, что Андреас заболел. Так ведь, не взглянула! Не увидела! И что это, если не гордыня?.. Ох, грехи мои тяжкие…

* * *

И получаса не прошло, как мы подкатили к трактиру. Я даже удивилась! Перед трактиром стоял улыбающийся Ульрих, а рядом с ним невысокий, очень пожилой, сухощавый, наполовину лысый человек, очень напоминающий доктора! И не спрашивайте, почему! Сама не знаю. Может, потому что в руках у него был небольшой саквояж? А может, каким-то внутренним чутьём поняла, что сейчас Андреасу помощь окажут…

— Представляете, повезло! — улыбнулся ещё шире Ульрих, — Доктор Джеронимо ужинал в трактире, когда я туда ворвался!

— И я хотел бы знать, почему меня выдёргивают прямо из-за стола! — тонким фальцетом заявил доктор.

Только сейчас я увидела, что на груди доктора так и не снятая обеденная салфетка. По всей видимости, доктор настолько растерялся, что забыл про неё.

— Сейчас объясню, доктор, сейчас! — хмуро пообещал Марциан, — Зигмунд, Ланзо! Выносите Андреаса…

Я оглянулась на парня. Ой, мамочки! Похоже, ему ещё больше поплохело! Он был уже не просто бледный, а прямо белый, с сине-зелёными пятнами, и тяжело хрипел.

Увидев пациента, доктор забыл про всё. И про ужин, и про то, что его обидели, и что ему собирались что-то объяснять.

— Заносите! — коротко приказал он.

— А если он заразный⁈ — попытался заслонить дверь толстый, кучерявый хозяин в кожаном фартуке.

— Ещё слово, и я попрошу господ крестоносцев разрубить тебя пополам! — пообещал доктор, проходя мимо него, словно мимо пустого места, — Или насадить на копьё. Тебе что больше нравится?.. Дубина! Если я сказал «заносите», значит, я беру ответственность, что он не заразит остальных! В сторону, или я за себя не отвечаю!

Хозяин что-то проворчал сквозь зубы, но дорогу уступил. Андреаса внесли внутрь и положили на широкую лавку. Доктор уже хлопотал: заглянул ему в глаза и посмотрел язык, пощупал пульс и положил тыльную сторону руки на лоб, осмотрел пятна, которыми оказался покрыт Андреас, и даже, зачем-то, поскрёб их ногтем. Сел и глубоко задумался.

— Ну, что, доктор⁈ — не выдержал Марциан.

— Сложный случай… — уклончиво ответил Джеронимо.

— А конкретней?..

— Конкретней? Хм… Что бы вы сказали, синьор, если бы увидели, как кто-то к рыцарскому копью приделал топор?

— Что⁈ То есть… Если к обычному копью приделать топор, то получится секира, но к рыцарскому… Я не знаю, что вам ответить!

— Вот и я не знаю, что вам ответить… — вдохнул Джеронимо, — То, что я вижу у нашего больного, противоречит одно другому! Это не сочетается, как не сочетается топор с рыцарским копьём! Но, с другой стороны, я же вижу это своими глазами? Значит, должно быть объяснение… Хм!.. Пока могу сказать одно: вашему товарищу нужен покой, обильное, тёплое питьё и квалифицированная сиделка. Если нужно, я могу прислать одну из своих сиделок…

— Не нужно! — я выпалила это, даже не задумавшись. Само как-то вырвалось, — Я имею необходимые навыки, доктор!

— Ну и хорошо, — доктор в сомнении поглядел на меня, но спорить не стал, — Завтра с утра я ещё наведаюсь. Думаю, три-четыре дня, и мы разберёмся с этой медицинской загадкой. И тогда назначим правильное лечение.

— Три-четыре дня⁈ — чуть не взвыл Марциан, — А может, и больше⁈ Это невозможно! Мы торопимся!

— Послушайте меня, синьор, — повернулся к нему Джеронимо, — Ни один врач в округе не сможет определить эту болезнь. А если он вам скажет, что определил, значит это не врач, а шарлатан! Поверьте человеку с тридцатипятилетним стажем! Вы, конечно, можете забрать вашего больного и продолжить свой путь. Но тогда вы, и только вы, будете держать ответ перед Господом в случае его смерти. Готовы рискнуть? В добрый путь. А если не готовы, то послушайте доброго совета: останьтесь здесь на несколько дней. Пока ваш товарищ не поправится.

— Я подумаю, — буркнул Марциан, — Я хорошенько подумаю! Эй, хозяин! Отдельную комнату для больного! А потом мы обсудим, что ты подашь нам на ужин.

— Да-да! — встрепенулась я, — Несите больного в отдельную комнату. Брат Марциан, скажите хозяину, пусть мой ужин прямо туда отнесут. Я присмотрю за больным. В конце концов, меня сам доктор Штюке этому учил!

— Хорошо, — кивнул Марциан, — Я распоряжусь…

* * *

Вы, наверное, думаете, что мы остались наедине с Андреасом, и я присела рядом с ним на кровать, стала бережно укутывать его одеялом, поправлять подушку, и всё это, перемежая печальными вздохами и бормоча всякие нежные глупости, какие только в голову придут?.. Ну, как я это сама представляла? Фигушки!

Сперва припёрлась Эльке. И заявила, что чувствует себя неуютно за столом среди рыцарей. Не по чину ей в такой компании в одиночку сидеть. А к оруженосцам соваться вообще боится! Она среди них никогда не была и не представляет, как должна себя вести. Я обругала её дурой, но что я могла поделать?.. Частично она права.

Потом заявилась служанка с подносом еды, и Эльке принялась так азартно чавкать, что даже у меня аппетит прорезался, хотя я думала, что он полностью исчез, после происшествия с Андреасом. Я приказала подвинуть столик поближе к кровати, и тоже слегка перекусила, нет-нет, а перемежая пищу глотком вина. Именно тогда мне пришла в голову мысль, и я приказала Эльке сбегать к повару и заказать, чтобы он посушил сухариков. Если вдруг Андреасу полегчает, думаю, сухарик ему не повредит?.. Эльке, прямо с набитым ртом, убежала исполнять приказание.

Потом Эльке вернулась, как раз, когда я наклонилась над Андреасом, взбивая ему подушку. Не знаю, что вообразила глупая девка, но почему-то покраснели мы обе… А я дала себе слово, что буду осторожнее в своих действиях. Мало ли какие мысли могут в чьи-то головы прийти?

Потом я отослала Эльке, но пришла служанка, чтобы убрать посуду. Потом ушла служанка, но пришёл Марциан, узнать, не стало ли Андреасу хуже. Я молча показала на парня. Андреас, похоже, метался в бреду. У него сильно посинели крылья носа и губы, особенно уголки губ. А чернота из-под глаз поползла вниз, на щёки. Марциан печально вздохнул, покачал головой и вышел. Но тут же сунулся Вилфрид. И очень долго упрашивал, чтобы я разрешила позволить парню хлебнуть красного вина со специями из его фляги. Дескать, лучшее средство против всех болезней, ага! Только увидев, что я разозлилась не на шутку, старый пьяница ушёл восвояси. Но тут припёрся повар. Дескать, он так и не понял заказ про сухарики! Синьора хочет салат с сухариками, тыквенный суп с сухариками или, может, синьора просто хочет гренки с подсушенным хлебом, а вовсе не сухарики?.. Пришлось объяснять, чего хочет синьора, мысленно пообещав себе, отвесить хорошенького тумака глупой Эльке. Едва ушёл повар, как ввалился оруженосец Норберт и простуженным голосом заявил, что оруженосцы волнуются за здоровье Андреаса и вообще, он готов подменить меня на посту. Я поблагодарила Норберта за заботу, но уходить от постели больного отказалась. Норберт посопел, но ушёл. И тут же явился Ульрих. Сказал, что не верит местным докторам, потому что они итальянцы и ничего не смыслят в болезнях тевтонских рыцарей, а он, худо-бедно, но кое-что понимает! И провёл собственный осмотр. Похоже, во врачебном искусстве он понимал и в самом деле, и худо, и бедно. Потому что диагноза так и не поставил. Когда ушёл Ульрих, вернулся Марциан. И тоже убеждал меня уступить место у кровати кому-то из оруженосцев. Я отказалась. Потом пришла опять служанка. Спросила, не нужно ли мне чего и принесла кружку горячего травяного настоя. Потом опять прибежала Эльке и заявила, что одной в незнакомом трактире ей страшно и не позволю ли я ей побыть рядом? А она мешать не будет, ни-ни! И тут же принялась чесать языком. Пришлось опять прогнать дуру, пообещав ей назавтра хорошего тумака за сухарики. Потом пришёл другой оруженосец, Зигмунд, просил, если Андреас очнётся, передать ему, что оруженосцы передают ему привет и молятся за его здоровье. Потом опять припёрся повар. Ему пришло в голову, что заказ для завтрака крестоносцев сделан, а отдельного заказа для больного — нет. А больному же нужен отдельный завтрак, не так ли? Пришлось объяснять, что сухарики — это и есть отдельный завтрак для больного. Потом опять пришла Эльке, проситься посидеть вместе, потом опять Марциан, потом оруженосец, потом служанка трактира… с ума они все что ли посходили!!! Не поверите: не было таких двадцати минут, чтобы мы с Андреасом остались наедине! Не то, чтобы мне это было для чего-то надо, ну там, душу излить перед страждущим, или ещё чего, но покой больному нужен? Я вас спрашиваю, нужен покой больному? А какой тут покой, когда двери то и дело хлопают⁈

[1]…зеркала… немного вогнутые… Любознательному читателю: только в начале XVI века, то есть примерно через 100 лет после нашей истории, братья Андреа Доменико с острова Мурано разработали технологию, по которой сперва отливался стеклянный цилиндр (не шар!), в ещё горячий цилиндр заливалось олово, потом горячий цилиндр осторожно разрезался вдоль и раскатывался на медной столешнице, пока не получалось настоящее плоское зеркало, хрустальной прозрачности и чистоты… И, разумеется, зеркала были баснословно дорогими! Если верить Википедии, то зеркало, размером 100×65 см в те времена стоило 8 000 ливров, а картина Рафаэля, такого же размера, только 3 000 ливров…

Глава 2 Снова вместе!

Одиночество — хорошая вещь, но обязательно нужен

кто-то, кому можно сказать, что одиночество — хорошая вещь.

Оноре де Бальзак.

Утром, ещё до завтрака, пришёл доктор Джеронимо. Невыспавшийся и задумчивый.

— Как наш больной? — поинтересовался он вместо приветствия.

— Хуже, — вздохнула я, — Да вот, сами посмотрите…

— Вижу… — буркнул доктор.

По бледно-зелёному лицу Андреаса тут и там расплывались багровые пятна, но и этого мало! Проступили тёмно-синие, почти фиолетовые линии вен и артерий! И по шее то же самое, и в верхней части туловища. Растерянный доктор опять зачем-то поскрёб ногтем одно из пятен и посмотрел на ноготь. Вздохнул.

— А, доктор! — распахнулась дверь и в комнату шагнул Марциан, — Вы разобрались с болезнью?

Джеронимо задумчиво пожевал губами.

— Я вижу, вы немного понимаете в медицине, — осторожно начал он, — И странно было бы, если бы рыцари-крестоносцы не понимали в медицине… Но теперь посмотрите сюда, синьоры! Что мы видим⁈ Хриплое, прерывистое дыхание. Одна из болезней горла? Как бы не так! Взгляните: язык чистый, не обмётан, горло не покраснело! У пациента жар, вы можете убедиться, потрогав его лоб. А теперь пощупайте пульс! Сердце бьётся ровно и ритмично! Тогда с чего бы быть жару⁈ А теперь обратите внимание на белки глаз! Вы видите, что они не пожелтели, не помутнели… И что же тогда это за болезнь⁈ Посмотрите на проступившие вены! Это болезнь крови? Но мы только что проверили сердце, и сердце в порядке! Желудок? Но его не тошнит. Живот мягкий, значит воспаления в кишках нет, я проверял. Взгляните на эти пятна! Это не чума и не что-то подобное. Аллергия? Я таких цветных аллергий не видывал! Тем более, что чаще всего аллергия бывает весной, да и протекает иначе. Покраснение кожи и проблемы с дыханием, не более. А здесь…

— Так какой же ваш вывод? — не выдержал Марциан.

— Я склоняюсь к отравлению, — поджал губы доктор, — Но это отравление таким загадочным ядом, что я теряюсь в догадках! Я с таким не то, чтобы не сталкивался, я про такое и не слыхивал!

— Отравление… — задумался Марциан, — А ведь, может быть… Он часто отпрашивался на прогулки и обедал отдельно от нас. Вот только… кто бы мог его отравить? И за что? Ну, не папа же римский, в самом деле, прости Господи!

— Я знаю! — испуганно вскочила я, заламывая руки, — Это тот наш враг, который следовал за нами по пятам всю дорогу в Рим! Помните? Помните⁈ Он постоянно выцеливал именно Андреаса, стараясь, не повредить остальным! О, Боже! Я не знаю, почему он это делал и за что хотел смерти Андреасу, но он воплотил свой коварный замысел! Он подкараулил Андреаса в одной из отлучек, и сумел отравить его! Сжалься над ним, Матерь Божья! Над Андреасом, а не над тем убийцей!

— Наверное вы правы, сударыня, — посерел лицом Марциан, — И я тоже, старый дурак… добрались до Рима, я и расслабился… Доктор! Какие прогнозы на выздоровление⁈

— Неутешительные! — признался Джеронимо, — Я вижу, организм молодой и борется с ядом, но… если это было целенаправленное отравление, то шанс на выздоровление невелик, увы! Впрочем, не исключён! Надейтесь на милость Божию, господа! Всё в руках Господа всемогущего…

— Доктор! — взвизгнула я, ощутив рядом движение, — Он кажется… он приходит в себя!

И действительно, Андреас со стоном открыл глаза и пытался приподняться.

Мгновенно сильные руки вздёрнули его над кроватью, придав сидячее положение, а под спину подсунули подушку.

— Андреас! Андреас! Ты слышишь меня?… — позвал Марциан.

— Да… — простонал парень.

— Как вы себя чувствуете? В каком месте болит? — тут же пошёл в атаку доктор.

— В груди… печёт… — с трудом выговорил Андреас, пытаясь поднять руку и показать, где именно болит, но так и не смог сделать этого простого движения, рука безвольно упала, — И в желудке… огонь…

— Яд! — уверенно заявил доктор, победно оглядев окружающих, — Редкий, но страшный, яд!

— Пить… — слабым голосом попросил Андреас.

Я взглянула на стол. Твою мать! Даже кружки нету!

— Воды! — уже взревел, чуть не вышибив дверь, Марциан, — Живо воды!

И тут же загрохотали шаги по лестнице, словно кто-то поджидал команды. Секунда… две… в открытую дверь влетел Норберт, протягивая флягу:

— Вода!

— Пей! — перехватила я флягу, и поднося её к губам парня.

Видно было, как ослаб бедный Андреас. Вода текла у него по губам, по подбородку, по шее, стекала на грудь и капала на пол, а он пытался редкими, слабыми движениями губ ухватить глоточек. Господи, как мне его стало жалко!

— Спа-си…

Андреас пробормотал это почти неразличимо, падая на кровать, по всей видимости, опять потеряв сознание. Я еле успела подхватить его и подсунуть подушку под голову. А потом укутала одеялом. И села на край кровати, пытаясь унять дрожащие губы.

— Спасибо, Норберт, — вместо меня поблагодарил оруженосца Марциан.

— О чём вы, сударь⁈ — чуть не с обидой возразил оруженосец, — Я бы его не водой, а кровью своей напоил, если бы на пользу было!

— И всё же, спасибо. Иди, мы с доктором ещё немного поговорим, и соберём совет. А пока иди, Норберт. И передай рыцарям, пусть готовятся к совету.

— Слушаю, ваша милость!

— Ну, доктор, ваш окончательный вывод? — спросил Марциан, когда Норберт вышел.

— Шестьдесят… нет, даже семьдесят процентов, что умрёт, — сурово, но честно, ответил Джеронимо, — Если выживет, то минимум две недели на излечение. Я бы больше рассчитывал на три недели, а может и месяц. Даже, если вылечится, никаких шансов, что здоровье вернётся полностью. Возможны страшные последствия, в виде приступов боли или ещё какой гадости. Вот такой мой вывод, синьоры!

— Спасибо, доктор! — не менее сурово ответил Марциан, — Теперь мне есть что сказать на совете рыцарей. Сколько мы вам должны за визит?

— Договоримся… — отмахнулся Джеронимо, — Случай настолько интересный, что может быть, я вообще денег не возьму! А опишу этот случай в каком-нибудь трактате!

И Марциан с доктором ушли. Они ушли, а я осталась. Господи! Семьдесят процентов, что вот этот дурачок и недотёпа не справится со страшной болезнью! Семьдесят процентов! Я почувствовала, как по моим щекам стекают слёзы.

* * *

Не знаю, что там рыцари обсуждали на своём совете. И не знаю, зачем вообще был нужен этот дурацкий совет. У Марциана вполне достаточно власти и без совета. Думаю, что хитрый Марциан был твёрдо уверен, что совет примет единогласное решение, нужное ему, но таким образом, он снимет с себя груз ответственности. А груз был достаточно тяжёл. Рыцари собирались бросить своего товарища умирать. Да, он не рыцарь. Да, он даже не католик! И всё же, он их товарищ… Не по-рыцарски так поступать! Но то, что сказал доктор, развязывает Марциану руки. Да и в Мариенбурге ждут посольство с огромным нетерпением! Получается, чувство долга против чувства товарищества. Что перевесит? Я догадываюсь…

Дверь скрипнула и открылась. В комнату шагнул Марциан.

— Сударыня, — отвёл он глаза в сторону, — Прошу пройти в карету. Посольство продолжает путь. Рыцари единогласно решили, что мы сегодня же едем дальше. С больным останется Норберт. Он сам вызвался. А когда… хм… в общем, если с Божьей помощью, Андреас поправится, они вернутся вместе. А если… то Норберт вернётся один.

— Уезжайте! — всхлипнула я, — И Норберта забирайте с собой. Я остаюсь! Ваш Ноберт быть может умеет перетащить раненого на поле боя, но разве умеет он ухаживать за умирающим? А я умею. Я сумею облегчить последние минуты… О, Господи!

— Но как же… — растерялся Марциан, — Но как же вы проделаете обратный путь? В одиночку?

— Не переживайте за это, — горько возразила я, — Или вы боитесь за карету? Так забирайте её! А если всё же решите оставить, то можете быть уверены: верну я вам карету, не сомневайтесь! Найду достаточно большую группу путешественников и напрошусь в спутники. А вы езжайте! Письма у вас, реликвия у вас. Передадите в Мариенбурге всё по назначению. И, да… Прошу вас… оставьте Шарика! Нет, в самом деле, зачем он вам? Он никому не даётся, кроме Андреаса и… меня. Вам в дороге он только обузой будет. А если Андреас поправится, то Шарик ему очень пригодится! А если… то я сумею его привести обратно. Обещаю.

— Звучит разумно… — глухо согласился Марциан, — Но тогда получится, что мы оставляем не только раненого, но и девушку-монашку, которая была нам доверена…

— Не вы оставляете! — горячо перебила я, — Не вы оставляете, а я сама остаюсь! Вы же помните, что мы с вами только попутчики? Я не из вашего монастыря и фактически подчиняться вам не обязана? Я могла бы сейчас закатить истерику и кричать, что всё равно останусь здесь, а если вы меня свяжете и увезёте насильно, то я всё равно сбегу… Но я сильно уважаю вас, брат Марциан, поэтому просто прошу: оставьте меня здесь добровольно. Мне кажется, так будет лучше.

— Гм!.. — Марциан задумчиво почесал подбородок и принялся расхаживать по комнате.

— Бра-а-а-ат Марциа-а-а-н… — послышался с кровати полувздох-полувсхлип.

Одновременно с Марцианом мы оказались рядом с кроватью и помогли Андреасу занять сидячее положение. Похоже, у него опять просветление⁈

— Кажется… мне не выжить… — слабым голосом, перемежаемым тяжёлым, прерывистым дыханием, без предисловий начал парень, — Но я не хочу… умирать… язычником… Брат Марциан… прошу… ох!.. если можно… чтобы меня… крестили?..

— Настоящий крестоносец! — увлажнились глаза Марциана, — У него в груди печёт и в желудке огонь, а он о душе думает! Конечно, конечно я сделаю всё возможное! Не сомневайся!

А я… ох! Должна покаяться, нехорошие мысли пришли мне в голову. Вот, дескать, лез ко мне со всякими «вопросиками», а как дело к смерти подошло, так сразу креститься захотелось! Но я эти мысли быстренько прогнала. Радоваться надо: одной христианской душой больше будет! А там, глядишь, Господь всемогущий за христианскую душу и вступится?..

А Марциан уже отдавал с порога распоряжения. И, кажется, я услышала дробный стук копыт, когда один из рыцарей, кажется, Ульрих, умчался в сторону ближайшей церкви искать священника.

Таркуиния небольшой городок, и уже через полчаса священник торопливо готовился к таинству крещения, прямо в трактирной комнате. Ещё через полчаса Андреас стал католиком.

Честно сказать, это был трудный случай для священника. Андреас то приходил в себя, то опять терял сознание, иногда отвечал на вопросы священника, запинающимся, слабым голосом, иногда начинал бредить, и тогда священник смиренно дожидался очередного просветления, но мы все стали свидетелями, что Андреаса крестили! Крёстным отцом стал сам брат Марциан, крёстной матерью — жена трактирщика.

— Я уезжаю с лёгким сердцем! — шепнул мне на прощание Марциан, — Во всяком случае, душа Андреаса спасена.

Сам Андреас, после такого напряжения сил, лежал в глубоком обмороке.

— Поезжайте, — согласилась я, — Помогай вам Бог!

Через узкое окошко, затянутое бычьим пузырём, я видела, как отряд крестоносцев выехал из трактира и запылил по дороге. И каждый, оборачиваясь, осенял трактир крестным знамением… У меня опять слёзы выступили. От умиления.

— А ведь, кажется, получилось! — раздался с кровати голос.

* * *

— А ведь, кажется, получилось! — обрадовался я.

— Бредишь… — вздохнула Катерина.

— Да, нет же! — я рывком сел на кровати, — С чего бы мне бредить? Мне надо было отстать от крестоносцев, я и отстал! Правда, я думал, меня просто бросят в трактире, или оставят одного из оруженосцев. Тогда пришлось бы дождаться, пока он заснёт и как-то потихоньку исчезнуть… но получилось, как получилось!

— Подожди! — Катерина схватилась за сердце, — Так ты, что, не болен⁈

— Пф! — насмешливо сощурился я, — А ты разве не догадалась? Я же предупреждал, что мне нужно к авиньонскому папе. Ну, вот, я свободен и могу ехать в Авиньон! Давай так: выждем ещё пару часов, а потом ты сядешь в карету и поедешь вслед за крестоносцами. К вечеру догонишь, когда они ужинать будут. Скажешь, что я умер. Ну, погорюют они денёк… И всё! А я прямым ходом в Авиньон! Как тебе план? Ах, да, Шарик… Ну, скажешь, что Шарик не дался. Я тебе золотых монет отсыплю, думаю, крестоносцы не сильно расстроятся, получив за Шарика… э-э-э… ну, скажем, тридцать флоринов?

— Ты и в самом деле не болен⁈ — не поверила Катерина, — А как же…

— Пятна? — догадался я, — Пф-ф! Если я целый дождь когда-то перекрасил, неужели я не могу свою кожу пятнами расписать? Я для этой цели даже зеркало купил! Вот оно. Немного потренировался — и вуаля!

— Та-а-ак… — каким-то нехорошим голосом произнесла Катерина, подвигаясь ближе, — А температура откуда?

— Тоже пустяки, — я даже не заподозрил приближающейся угрозы! — Купил на рынке в Чивитавеккьи морских трав, богатых йодом. Если их съесть вместе с мёдом… Эй, ты что⁈

— Ах ты!.. — девушка схватила, что первое под руку подвернулось — подушку, и принялась нещадно меня лупить, — Ах ты гад! Ах ты, мерзавец! Тут за него переживают, душу рвут, а он, оказывается притворялся! Получи, зараза! Получи!

Вот, никогда не думал, что подушка может оказаться грозным оружием! Оказывается, может! Если она в руках разъярённой девушки.

— Всё, всё! Сдаюсь! — поднял я руки вверх, но удары всё сыпались и сыпались со всех сторон, — Эй, потише! Сюда сейчас весь трактир сбежится! Ну, сдаюсь я, сдаюсь!..

И в самом деле, скрипнула дверь и в комнату сунулся любопытный нос Эльке:

— Сударыня! Что тут у вас⁈

Я моментально упал на кровать, притворившись потерявшим сознание. Катерина замерла с подушкой в руке.

— Что-что… — проворчала она, пыхтя, — Не видишь: подушку взбиваю! Вся слежалась… зараза!

— Давайте я помогу! — просунулась Эльке в дверь.

— Уже не надо, — ворчливо ответила Катерина, покосилась на меня рассерженным взглядом и вздохнула, — Ты лучше завтрак в комнату закажи. Такой, знаешь… плотный!

— Сию минуту, сударыня! — исчезла Эльке.

— Спасибо! — искренне поблагодарил я, — Я так проголодался, изображая больного…

Катерина гневно засопела, но промолчала. Села на табуретку, облокотилась на стол и принялась о чём-то размышлять.

— Э-э-э…

— Молчи! — перебила Катерина мои, так и не высказанные мысли, — Без тебя тошно!

Пришла трактирная служанка, расставила кучу тарелочек, расточающих ароматные запахи. Я продолжал изображать умирающего. Служанка ушла сама, Эльке Катерина отправила в комнату, перетряхнуть и уложить вещи в дорогу. Эльке посопела, но спорить не посмела и ушла. Катерина молча подвинула в мою сторону тарелку и принялась нервно расхаживать из угла у угол. Я не утерпел и принялся за еду. Признаться, очень азартно.

— Значит, так! — круто развернулась Катерина и села за стол напротив меня, — Никуда я за крестоносцами не поеду!

— М-м-м⁈ — спросил я с набитым ртом.

— А потому что! Не умею я врать, хоть ты тресни! Если я начну врать про твою смерть, крестоносцы мигом догадаются, что это ложь и вернутся сюда проверять. Да я сама бы заподозрила неправду! Сам подумай: ты умер и я уехала… А похороны? Неужели я бросила бы тебя без похорон, без отпевания? Нет, ехать за крестоносцами — это глупость. Придётся мне ехать с тобой…

Катерина показательно вздохнула.

— М-м-м⁈

— А куда деваться? Придётся! Да и пропадёшь ты без меня… Ну, сам подумай: тебе придётся проехать ещё пол-Европы. В качестве кого? В смысле: за кого ты себя будешь выдавать? За рыцаря? Не смеши! Даже герба нет… И придумать ты не сможешь, потому что герб — он не просто герб, он несёт очень много информации для посвящённого человека. Придумаешь ты герб, а умный человек посмотрити за сердце схватится: что за диво дивное⁈ Тут что-то не так! Хватать этого, с подозрительным гербом, да пытать как следует! Тебе этого хочется? Вот то-то!

За барона? Ещё хуже! За оруженосца? А где твой рыцарь? Да и не пустят простого оруженосца к папе авиньонскому. Ремесленник? Крестьянин?

Ты просто не понимаешь, как устроена у нас жизнь! А жизнь у нас устроена чётким делением по цехам и сословиям. Понимаешь, война может грянуть в любой момент и в любом месте. И тут важно быстро разобраться кто есть кто. Допустим, в каком-то замке собрались две тысячи беженцев. Вроде Мариенбурга. Не поверишь, но если среди этих двух тысяч затесался вражеский шпион, уже к вечеру его будут с пристрастием допрашивать. Как узнали? А очень просто! Подходят к тебе и спрашивают: «А кто ты есть, мил человек?». И ты такой: «Андреас я, кузнец из города Сангано!». «Кузнец, говоришь? Есть у нас одни кузнец… Пошли-ка, ты с ним потолкуешь!». Приводят тебя к кузнецу. Он тебе про поковку косы, а ты не бе, ни ме! Он тебе про налоги на кузнечный цех, а ты путаешься. Он тебе про старшину кузнечного цеха в твоём Сангано, а ты его не знаешь. Значит, что? Правильно. Вздёрнут тебя на дыбе и будут плетью бичевать, пока не сознаешься, кто ты есть и зачем кузнецом притворялся. Да, хоть кем! Ткачом, торговцем, мыловаром… Везде есть секреты профессии, везде есть налоги, и везде есть старшины цехов. Нет, Андреас, без меня ты в этом мире и недели не продержишься! Вот скажи, ты же будешь посещать трактиры? За какой стол в трактире сядешь? С рыцарями или с крестьянами?

Я даже жевать перестал. Я про такое пока не задумывался.

— Закажу еду в комнату! — выговорил я наконец.

— Можно! — легко согласилась Катерина, — Можно день, два… Но с тобой обязательно окажется попутчик. Который заметит, что ты в одном трактире уклоняешься от встреч, в другом трактире то же самое… А в третьем трактире ты закажешь еду в комнату, а к тебе вваливается хозяин и спрашивает: «А кто ты есть, мил человек?». Дальше ты знаешь…

Я судорожно сглотнул.

— Ладно, — смилостивилась девушка, — Хоть покреститься догадался, уже молодец…

— Это, да! — воспрял я, — Это я хорошо придумал!

— Во всяком случае, вопросов будет меньше. Теперь, вот что… Ты можешь себе ещё что-то… э-э-э… нарисовать? Ну, к примеру, пусть у тебя дёсны почернеют?

— Пожалуйста! — я взял зеркало, открыл рот и легко перекрасил собственные десны в чёрный цвет.

— Угу… Нет, лучше у зубов пусть будут кроваво-красными. Да, вот так. Теперь, пусть у зрачка, прямо по радужке глаз, будет красная каёмка… Неплохо! В любом случае, подозрительно и необъяснимо! Сейчас я отправлю Эльке за доктором Джеронимо. Скажу, что тебе хуже. Он, конечно прибежит и опять будет тебя щупать. У тебя осталось средство для поднятия температуры?

— Немного, — признался я, — Как-то я не рассчитывал, что притворяться придётся долго.

— Ешь всё! — посоветовала Катерина, — Придёт доктор, посмотрит, пощупает, поахает… а тут я ему, мол, повезу тебя в Рим, покажу лучшим врачам! Он, конечно, попытается отговорить, но я устрою истерику и… куда он денется? Конечно, позже он проверит. Просто, ему будет интересно, что за болезнь и чем она окончилась. И узнает, что в Рим мы не приезжали. Ну и ладно! Будет думать, что ты умер по дороге. А на самом деле…

— А на самом деле, я собирался нанять место на каком-нибудь корабле! — выпалил я, — Оттого и начал своё представление так рано. Пока ещё от побережья не отвернули. Ну, не хочу я ещё раз на эти чёртовы Альпы лезть!

— Не чертыхайся! — строго прикрикнула девушка, — Хотя мысль правильная. Правильная, но… но выполнять её мы будем не сразу.

— Почему?..

— Потому что ты говорил, что плавать не умеешь, — вздохнула Катерина, — Или врал?

— Не врал…

— Ну, вот. Тогда сперва научишься плавать. Морские путешествия, они такие!.. Непредсказуемые. А кроме всего, придётся нанять не одно место, а восемь.

— Сколько⁈

— Сам посчитай: нас двое, ещё Эльке и Трогот. Четыре. А ещё три коня и карета. Восемь мест надо! Даже не представляю, кто нас на палубу пустит, такую большую компанию. У торговцев каждый сантиметр для товаров предназначен, а не для ротозеев, вроде тебя.

— А я столько золота дам, что выгоднее любых товаров!

— А ещё выгоднее, это золото у тебя взять, потом тебе глотку перерезать, и всё-таки, погрузить товары! — возразила девушка.

— И как же быть?..

— Подумаем… — Катерина опять показательно вздохнула, — Навязался ты на мою голову!

— Это я навязался⁈

— Ну не я же! — и девушка посмотрела на меня таким чистым, ясным, искренним взглядом, что я даже на пару секунд засомневался: может и вправду это я ей навязывался?..

Глава 3 Снова в путь!

Торговля — это школа обмана.

Вовенарг Люк де Клапье.

— Хочешь, я тебя поцелую⁈

— Хочу! — рискнул я. Сейчас меня опять обзовут балдой…

— Тогда догони! И я тебя поцелую!

Что, так просто? Хотя, о чём это я? Как это может быть «просто», если мы зашли в море по самую грудь?..

Накануне мы покинули трактир «Золотой лев», под грустные вздохи и причитания доброго доктора Джеронимо, буквально умолявшего Катерину не мучить «больного» меня, который может не выдержать тяжести переезда. Катерина была неумолима, и мы тронулись в путь. Свернув в одну из рощиц, тут и там росших вдоль дороги, устроили отдельное представление для кучера Трогота и Эльке. Всё просто: меня вынесли и положили на травку, в головах установили крест, Катерина, Эльке и кучер встали на колени и принялись горячо молить Господа о ниспослании здоровья болящему. И… вы догадались? И пятна на лице и шее начали бледнеть, чёрные, выступившие вены благополучно скрылись, покрасневшие глаза прояснились… Видели бы вы ошеломление, охватившее бедных кучера и служанку! У них перед глазами развёртывалось чудо Божье! А я ещё раз отметил про себя, каким лакомым кусочком может стать магия в руках… ну, скажем, не слишком честных руках. Яви подобное «чудо» перед сотней зрителей, и они пойдут за тобой и на смерть и на любые муки, как за «посланцем Божьим». Н-да…

В общем, «больной» благополучно исцелился, и даже сумел пересесть из кареты в седло. И до самой Чивитавеккьи я слышал, как распевают благодарственные молебны Трогот с Эльке, сидя на козлах кареты. Лично я настолько испугался их религиозного пыла, что уговорил Катерину в самой Чивитавеккьи не останавливаться, а проехать дальше и снять комнату в какой-нибудь одиноко стоящей рыбацкой избушке. Иначе, уже завтра у нашего порога будут толпиться десятки тысяч, желающих исцелиться. И Катерина согласилась. Наше решение вызвало ещё одно интересное следствие: теперь меня некому было учить плавать! Катерина планировала нанять кого-то из моряков, но теперь мы были далеко от порта. И, как быть?

— А ты плавать умеешь? — спросил я девушку.

— Как рыба! — гордо задрала она нос.

— Тогда ты меня и научи!

— Я⁈ — возмутилась Катерина поначалу, — Как ты это себе представляешь⁈ Чтобы я, будущая монашка, плавала обнажённой с голым мужчиной⁈

— А если в нижней рубашке?

— Нет… Сначала нужно вообще плавать научиться, а уже потом рубашку надевать. И башмаки. Ну, или сапоги, в твоём случае.

— И как же быть⁈

— Ладно! — сдвинула брови девушка, — Сделаем так: сперва ты отворачиваешься, а я раздеваюсь и вхожу в море по самую шею, а потом я отворачиваюсь, и ты входишь в море… ну, по пояс, не меньше. Если по шею, ты запаникуешь и наделаешь глупостей. А когда мы будем в море, нужно чтобы наши… э-э-э… ну, чтобы разные части тела были скрыты под водой, когда я начну тебя учить. Договорились?

Конечно, договорились! И вот — провокация! Значит, говоришь, если я тебя догоню, то ты меня поцелуешь?.. А я догоню!!!

Я бодро зашагал к Катерине, отталкиваясь ногами от песка под водой. Вода упорно пыталась помешать мне, но я шагал и шагал, шагал и шагал… И не приближался ни на пядь!

— Попробуй помогать себе, загребая руками! — посоветовала девушка.

Ага! Так и в самом деле оказалось легче! И даже вода не так упруго сопротивлялась моим стараниям. Но расстояние между нами не сокращалось! Её голова торчала, как поплавок, улыбалась мне и не думала приближаться! Я размашисто грёб руками, и всё без толку!

— Попробуй делать длинные прыжки! — дала Катерина ещё совет, — Отталкиваешься от песка и как бы летишь над дном… А руками всё гребёшь и гребёшь. А потом другой ногой, опять сильно толкаешься и опять летишь. И гребёшь, гребёшь… Попробуй!

Совет опять оказался хорош. Хотя, с непривычки, я пару раз хлебнул морской воды, когда пытался «лететь». Но моя скорость движения в воде ещё увеличилась! И, кажется… кажется, я стал потихоньку приближаться! Но, нет… Такими темпами, я девушку только к вечеру догоню…

— Молодец! — похвалила Катерина, — Прирождённый моряк! Вот только… попробуй, когда «летишь», ещё и ногами двигать. Вот так.

Я увидел, как замолотили по воде её ножки, и девушка сразу увеличила расстояние между нами. Нет, я так не играю! Мне её вовек не догнать! Знала, хитрюга, когда предлагала поцеловать. Хотя… Если я тоже так научусь… Я же сильнее? Я же её догоню⁈

Я сильно оттолкнулся ногой от песка, лёг на воду, в положение «полёта», и сильно замолотил по воде руками и ногами. Секунд десять. Потом оттолкнулся другой ногой и опять — бах-бах-бах руками и ногами по воде. Вытянул опять ногу, чтобы оттолкнуться и… не нащупал дна! А⁈ Я тону!!! В отчаянии я молотил по воде руками, дёргал ногами и извивался всем телом. Кажется… кажется я вынырнул! Я сделал судорожный глоток воздуха и опять, что есть сил принялся колотить руками по воде. Пока кто-то не схватил меня за руку. А⁈ Оказывается, я ещё от страха зажмурился! Я бросил дикий взгляд вокруг. Что⁈ Где я⁈ А⁈ И тут… и тут я почувствовал под ногами спасительную твердь. Я стоял по шею в воде, но я стоял! На песке! Уф-ф! А передо мной стояла — стояла ли? Или всё ещё плавала? — Катерина, и держала меня за руку.

— Живой? — тревожно выдохнула она, и тут же улыбнулась, — Молодец! Андреас, представляешь, ты сам выплыл на мелководье! Ты поплыл, Андреас!

До меня не сразу дошло. Я что сделал? А? Я поплыл? То есть… я сейчас… Я поплыл! Я! Поплыл! Сам! В порыве чувств я схватил Катерину в объятья и прижал к себе. И тут же смутился, почувствовав, как ко мне прижалось обнажённое, горячее, девичье тело. И Катерина запунцовела. Я быстро разжал объятья.

— Э-э-э… Целуй! — потребовал я, пытаясь выкрутиться из щекотливого положения, — Я тебя догнал!

— Это не ты меня догнал, это я тебя догнала! — возмутилась девушка, — Вот ещё, целоваться вздумал!

— Ничего не знаю! Вот она ты! Значит, догнал! — я попытался нахмуриться, но у меня не получилось. Глупая улыбка мешала. Я умею плавать!

— Я тебя поцелую. Потом, — пообещала девушка, — Когда ты меня и в самом деле догонишь! А сейчас живо отвернись, я выходить на берег буду! И не вздумай повернуться, пока я не скажу, мне ещё надо полотенцем растереться как следует! Воздух прохладный…

Да, хотя море было достаточно тёплым, но воздух, чувствовалось, холодноват. Я добросовестно пялился в морскую даль, пока Катерина не разрешила обернуться. И пошёл к берегу.

— А ты куда? — удивилась она, — Только-только научился плавать и уже всё? Нет, дорогой, тебе надо ещё закрепить навык! Плыви! Сперва ко мне, потом от меня. Давай, давай! Не отлынивай!

В первый день я поверил, что я научился плавать. Во второй день, меня учили, как держать голову над водой, делая правильные вдохи и выдохи и как двигать ногами и руками. В третий день мне рассказали о разных способах плавания и я принялся их отрабатывать. На четвёртый день до меня дошло, что именно сегодня я действительно поплыл… А в первый день меня похвалили только для того, чтобы придать мне уверенность… Какое коварство! Потом меня учили плавать на спине, на боку, лежать на волне, раскинув руки, вроде морской звезды, отдыхая и набираясь сил… На десятый день я догнал Катерину. Хотя она пыталась хитрить, ныряя то туда, то сюда. И она чмокнула меня в щёчку. И это всё?..

— И этого много! — проворчала Катерина на мой немой вопрос, — Тебе ещё нырять учиться!

— В сапогах? — улыбнулся я.

— А вот, сапоги нужно сразу с ног сбрасывать, когда в воду упадёшь, — совершенно серьёзно посоветовала Катерина, — В отличии от одежды. Одежда помогает сохранить тепло, её снимать в воде не рекомендуют.

Ну, что ж… В любом случае, если я теперь упаду в воду, то не утону. По крайней мере, сразу. Ещё побарахтаюсь!

* * *

С некоторых пор мы зачастили с Катериной в Чивитавеккью. Бродили по портовым трактирам, кабачкам, и заводили разговор с капитанами. Увы, Катерина была совершенно права. Может быть, одного пассажира капитан и мог бы взять… особенно, если тот знает морское дело и может работать матросом. Но, чтобы сразу четверых человек, трёх лошадей и карету… Ну, нет!

И вообще, основная масса торговых судов заходила сюда по пути из Европы в Алжир или Левант, а также на обратном пути. Что-то купить, что-то продать, но в целом, корабли уже были набиты товарами под завязку. И что же делать? Неужели придётся, словно Ганнибалу, опять штурмовать Альпы? Бр-р-р!

— Ничего не поделаешь! — вздохнула где-то через неделю Катерина, — Нужно идти к пиратам… Другого выхода я не вижу.

— Но это же… морские разбойники! — обомлел я.

— Ага! А купцы — это торговые разбойники, — парировала Катерина, — Но ты же к ним в лавки ходишь?

— Ну, даже не знаю…

— Я знаю! Риск, конечно, неимоверный… Но через Альпы лезть среди зимы, риск побольше будет. А ждать лета, сидя здесь, в Чивитавеккьи… ты дождёшься здесь лета?

— Нет! — содрогнулся я, — Я не дождусь, я скорее с ума сойду…

— Значит, придётся рисковать. Что у нас с финансами?

— Я наменял ещё там и сям золота на монеты. Дукаты, флорины, талеры, солиды, гульдены… в общем, всякие есть. Не меньше, чем на тысячу золотых флоринов, если в пересчёте.

— Хорошо живём… — задумалась о чём-то Катерина, — Ну, что ж… нужно купить мне мужской костюм.

— Зачем⁈

— Потому что ехать с пиратами в женском платье — так себе затея. Это как просить собаку принести тебе в зубах котлету. Вряд ли ты дождёшься задуманного. Скорее она эту котлету — ам! и нет котлеты. Так что — вперёд на рынок! Да и для Эльке придётся подыскать что-то подходящее.

* * *

С этого дня двое молодых людей, один постарше, в одежде оруженосца и второй, помоложе, у которого ещё и пух вместо усов не пробивается, в куртке с капюшоном, полностью закрывающим причёску, каждый вечер ходили по злачным местам и притонам Чивитавеккьи. Подходили к одному, другому… Знакомились, ставили выпивку. Как правило, это было жуткое пойло, а не доброе италийское вино. Разговаривали, жаловались на проблемы. Дескать, отправился юный повеса, всего с одним оруженосцем, из родительского дома счастья искать, да не нашёл. А тут батюшка прислал письмо с оказией, мол, помирает, ждёт немедля, для того, чтобы честно наследство поделить. Нужно со всех копыт скакать! Иначе налетят всякие трою- и четвероюродные, захапают лучший кусок пирога! И не будет ли так любезен славный морской волк взять на борт ма-а-аленькую такую компанию из четырёх человек, трёх лошадей и кареты? А уж юный повеса в долгу не останется! Двести… нет, даже двести пятьдесят золотых флоринов! За коротенькое морское путешествие. Неплохая выручка! Ну? Ну? Бравый морской волк согласен?..

Чаще всего нас посылали. Крепкими, солёными выражениями. На первых порах от таких выражений Катерина покрывалась красными пятнами и цепенела. И только некоторые, особо сердобольные моряки, давали совет обратиться к тому-то или к тому-то, которых можно найти… ну, если повезёт, то там-то или там-то… а может, вовсе вон там! Как правило, в результате поисков, притоны становились всё отвратительней, а капитаны всё подозрительней на вид. Но мы не отчаивались. Трактиры сменялись трактирами, мы с Катериной привыкли к виду вооружённых до зубов мрачных морских бродяг в обществе полураздетых, визгливых потаскух, к тому, что при подходе к некоторым трактирам, можно невзначай споткнуться об остывающий труп, к тому, что во время разговора за одним столиком, может вспыхнуть поножовщина за другим, из-за жалкой медной монетки или случайно пролитого вина…

— Я чувствую себя каждый вечер… грязной! — пожаловалась как-то Катерина, когда в очередной вечер мы возвращались ни с чем, — Физически грязной! Мне каждый вечер хочется принять ванну!

— Так, кто мешает?.. — поинтересовался я, — Море рядом, Эльке всегда готова услужить… Может, тебе мыла жалко? Я куплю! Лучшего!

— Ничего ты не понимаешь! — накуксилась девушка, но объяснять ничего не стала, и совместных вечерних поисков не прекратила.

Капитаны, штурманы, боцманы, названия кораблей… мне кажется, через неделю я знал всех пиратов на этом берегу Тирренского моря! Многие уже здоровались или просто кивали, когда я проходил мимо них днём.

Сегодня мы подсели к паре капитанов, с отвращением потягивающих обычную в таких местах бурду. Один из них полный, с мясистым носом, коротко стриженный, с глубокими залысинами и со шрамом через лоб и щёку. Второй одноглазый, худощавый, с выпирающими скулами и кадыком, с седыми патлами, неопрятно свисающими из-под повязанного на голову цветастого платка. Именно его нам порекомендовали, как беспринципного и жадного, но сейчас сидящего на мели и берущегося за любую работу, в том числе — особенно! — если работа предосудительного свойства. Ну, там, пырнуть в бок указанного человека и отвести его труп в море. Чтобы, как говорится, и концы в воду, гы-гы-гы!.. Вот ему-то мы и рассказывали о наших, якобы, затруднениях с наследством.

— Восемьсот! — неожиданно бросил одноглазый, предварительно сплюнув на пол и внимательно оглядев нас единственным зрачком.

— Что «восемьсот»? — растерялся я.

— Восемьсот золотых флоринов. По сто за место. И мне плевать, будет ли это человек или лошадь.

— С ума сошёл, уважаемый? — процедила Катерина, — Ты хочешь совершить всего один рейс, и купить на вырученные деньги новую посудину? Ха! Восемьсот золотых флоринов! За эти деньги можно купить две таких лоханки, как твой «Ловец ветров»!

— Что ты понимаешь, мальчишка⁈ — рассвирепел одноглазый капитан, — «Ловец ветров» — отличная шебека, лучшая в этих краях!

— … была когда-то! — насмешливо продолжила Катерина, — Когда моему отцу было года четыре и он прутиком, вместо меча, крапиву рубил! А сейчас это лоханка!

— Что ты мелешь⁈ — взревел капитан, — Да знаешь ли ты, что я четырежды уходил от погони королевских сторожевиков⁈ А они знали толк в поимке морских бродяг, вроде меня! А вот от меня никто не мог уйти! Помню, лет шесть назад, погнался я за… кхм!..

Капитан внезапно поперхнулся и уставился на нас с нескрываемым подозрением.

— В общем, вы победили в той гонке… — вежливо подсказал я.

— Победил… — рот одноглазого исказился в гнусной ухмылке, — И выиграл приз! А приз был немаленький, уж можете мне поверить! Если хотите знать…

— Семьсот, — перебил его излияния полный, со шрамом. Семьсот и я высажу вас в любом месте Франции: Ницца, Канны, Тулон, Марсель…

— А ты не лезь! — казалось, единственный глаз одноглазого сейчас выкатится из орбиты, — Куда ты лезешь, Жерар⁈ Это мои клиенты!

— Ты же отказался, — хладнокровно парировал толстенький, — А я согласен.

— Пятьсот! — тут же встряла Катерина, — Двести сразу и триста по прибытии на место!

Капитаны переглянулись и потянулись к кружкам.

— Пятьсот пятьдесят! — быстро повысила цену девушка, — Пятьсот пятьдесят золотых флоринов, меньше чем за неделю работы! И не надо никого убивать!

— За неделю… — проворчал полный, — Это неделю туда идти, да потом неделю обратно!

— Зачем, обратно? — сделала вид, что удивилась, Катерина, — Судя по имени, вы француз? А где же любимый порт француза, как не во Франции? К тому же, как я понял, вы тут уже разнюхали, какой торговый корабль куда собирается и с какой охраной… А значит, после того, как вы нас отвезёте, вы могли бы… встретиться с одним из торговых кораблей. Заметьте, господа, я не сказал: «пираты, ограбить», или что-нибудь похожее. Просто встретите в море старых друзей. Как вам план?..

— Хреновый план! — прямо заявил одноглазый, — Эти торгаши, они же, ясное дело, пойдут с товарами или мимо Корсики, или между Корсикой и Сардинией. Вот там и нужно их… э-э-э… организовывать встречу! Желательно пригласить в друзья корсиканцев. А значит, всё равно из Франции возвращаться назад!

— Но не неделю же! — упрямо возразила девушка, — Подумаешь, плюс-минус пара дней! Зато без труда и проблем с законом, заработаете… э-э-э… шестьсот флоринов!

К тому же, подумайте о репутации! Подозреваю, что ваши корабли давно на подозрении у королевских сил всех окрестных государств. И вот, видят они, как вы подкрадываетесь к берегам Франции… Вас — цап! А вы, такие: как можно⁈ Мы честные моряки! Вот, оказываем помощь нуждающимся! Можете справиться у них сами! И мы подтверждаем: да, кристальной честности люди! Помогают нам, бедным, несчастным, за малую толику… Как вас не отпустить? И уже потом, завидев обводы ваших лоханок… хм!.. я хотел сказать, гордые обводы ваших кораблей, стражники ещё подумают, нужно ли им торопиться на перехват? Если у вас репутация честных моряков? Вы же знаете: «Деньги ничто, репутация — всё!». А имея такую репутацию, как не делать деньги⁈

Капитаны опять переглянулись.

— Ладно, семьсот! — нехотя сказал одноглазый, — И учтите, у этого Жерара и в самом деле корыто, а у меня шебека!

— Шестьсот пятьдесят! — хлопнула кулаком по столу Катерина, — Ни твоя, ни моя! Двести пятьдесят сразу, четыреста на том берегу!

— Нет!

— Капитан Жерар?..

— М-м-м… Пожалуй…

— Морские демоны! — взвыл одноглазый, — Что ты творишь, Жерар⁈ А я считал тебя товарищем!

— Мне тоже деньги нужны! — огрызнулся Жерар, — Я бы с удовольствием поменял такелаж на своём «Хохочущем призраке» и прикупил бы пару пушек! Положим, всё сразу за шестьсот пятьдесят флоринов не купишь, но кое-что можно сделать!

— Ладно! — отчаянно выкрикнул одноглазый, — Согласен на шестьсот пятьдесят! Триста пятьдесят сразу и триста потом.

— Триста сразу и триста пятьдесят потом!

— Нет!

— Капитан Жерар?..

— Чёрт с вами! — даже не дождавшись ответа Жерара, ругнулся одноглазый, — Согласен! Деньги с вами⁈

— Деньги при посадке на борт! — твёрдо возразила Катерина, — Триста монет. Высадишь нас в устье Роны, это недалеко от Марселя. Там получишь остальные триста пятьдесят… нас там будут ждать с деньгами… Когда отплываем?

— Завтра на рассвете, — буркнул одноглазый.

— Отлично! Завтра на рассвете мы все будем у причала. Не забудь подготовить достаточно широкий трап для кареты! Прощайте, господа!

Уже уходя, я услышал, как Жерар широко хлопнул одноглазого по спине и возгласил:

— Ну, что, Доминго? С тебя выпивка!

Значит, одноглазого зовут Доминго. Запомним…

* * *

— И зачем ты торговалась? — лениво уточнил я, пока мы ехали обратно, — Денег у нас немеряно, хватает на всё…

— Ага, ты ещё скажи, что надо было задаток прямо в трактире отдать! — хмыкнула Катерина, ловко управляясь с конём, хотя сидела на нём по-мужски, — Там бы нас и прирезали! И ещё не факт, что не прирежут на борту! Так что, постоянно будь начеку!

— Эй, подожди! А что это там?..

— Это? — присмотрелась Катерина, — Это Трогот с Эльке проболтались! Вот дурни! Мне переодеваться, а они тут лекарский пункт устроили!

— Скорее, филиал церкви! — напряг я зрение, — Вон, все на коленях и возносят молитвы. Те самые, под которые я исцелился…

— Что же делать? — задумалась Катерина, — Не могу же я в таком виде… Вот что! Ты пройдёшь в дверь, как обычно, а я подъеду с задней стороны. Откроешь раму и втащишь меня в дом. А я уже сама переоденусь. Хорошо?

— Попробую, — пожал я плечами, наблюдая, как Катерина свернула в сторону.

— Вот он! Вот он! Исцелённый! — заполошно заголосила Эльке, всё ещё стоя на коленях и протягивая ко мне руки, — Вот он, над кем простёрлась милость Божья!

И десятки рук потянулись ко мне, чтобы прикоснуться. Грязные, увечные, больные, с язвами и нарывами на пальцах, руки… Бр-р-р!..

Я еле увернулся и быстро взбежав на крыльцо, хлопнул за собой дверью. Пробежал в дальнюю комнату, открыл окно и одним движением втащил в оконный проём девушку. И целомудренно отвернулся.

Катерина быстро зашуршала всякими платьями.

— Помоги! — бросила она с досадой через минуту.

Ну, да, шнуровка. На спине. А зачем бы ещё нужны благородным дамам служанки? Чтобы шнуровку затягивать!

— Боюсь, что или задушу тебя, или шнуровку порву! — честно признался я, прикидывая, как ловчее и без потерь затянуть проклятую шнуровку.

— А ты аккуратнее, нежнее! — сквозь зубы посоветовала Катерина, — Да, быстрее, а то нам сейчас весь дом разнесут!

Ну, простите! Как умею! То есть — никак! Или кое-как, что вернее.

Катерина покривилась, пытаясь сообразить, хорошо ли сидит платье, и ринулась к выходу.

— Та-а-ак! — произнесла она с крыльца, и даже я вздрогнул, услышав её металлический голос, — Вы что тут затеяли, позвольте спросить⁈ Неужели чудо исцеления задумали⁈ А кто это у нас тут такой еретик, что задумал заниматься исцелением, вместо Господа Бога? Уж не ты ли, Эльке? Или это ты, Трогот?

— Бу-бу-бу… — послышалось невнятное.

— Мракобесы! — грянула во весь голос Катерина, — Тогда мы все молили Господа с надеждой в душе и смирением! А сейчас вы пытаетесь свою гордыню потешить⁈ Дескать, тогда получилось и всегда получаться будет⁈ Не будет!!! Будет чудо только тогда, когда того сам Господь захочет! А видя вас, грешников, захочет ли он⁈ Сомневаюсь!

А вы, сирые да убогие, что тут на коленях ползаете⁈ Не знаете, что делать надо? Вас не учили⁈ А ну марш в церковь! Сперва исповедаться, причаститься, смириться духом, и только потом, пред святым распятием, у Господа исцеления вымаливать! У Господа! А не у всяких служанок с кучерами… Марш! Вот так! А ты что под забором притаился? Хромой⁈ Я сейчас тебе устрою чудо — на одной ноге побежишь! Чтоб и духу вашего через минуту не было!

Я услышал торопливый топот. Похоже «сирые и убогие» впечатлились речью девушки.

— А вы, голубчики, живо в комнату! — грозно приказала Катерина, когда шаги затихли, — Оба!

При виде наших «целителей» я еле удержал улыбку. Уж больно вид у них был… пришибленный.

— Я говорила, чтобы вы язык за зубами держали?.. — мрачно поинтересовалась Катерина, — Говори-и-ила… Я говорила, что накажу, если болтать будете⁈ Говори-и-ила… Ваше счастье, что мы сегодня уезжаем! Некогда мне сегодня! Но, помните: я своих слов не забываю! Сказала, что накажу — значит, накажу! А вы пока думайте, как вас накажут, и дрожите! Потому что, чтобы вы не придумали, наказание будет ещё суровей! И если посмеете ещё раз языки распустить, то Господом Богом клянусь, я языке эти у вас отрежу! Может быть, даже лично! Понятно⁈

А теперь так: Трогот! Проверить карету, коней и сбрую! Если необходимо перековать коней — скажи! Потому что дальше наш путь лежит морем, на корабле. Мне не понравится, если плохо подкованный конь будет по всей палубе скользить! Эльке! Собирай и готовь вещи! Всё, что можно — в сундуки! Сундуки, тюки и свёртки вместе с Троготом занесёте в карету и привяжете ремнями крепко-накрепко! Мне оставишь мужской костюм, в котором я сегодня была, а себе… нет, тебя, дуру, под мужчину не спрячешь — всё равно где-нибудь или сбрехнёшь, или иным чем себя выдашь… Оденешь самое скромное платье — вот это, зелёное! Выезжаем затемно, чтобы к рассвету быть уже на пристани. Есть вопросы? Тогда — марш!

Ну, что сказать — она может полком крестоносных рыцарей командовать! И все слушаться будут. Есть в её голосе что-то такое… непререкаемое.

— Да, кстати! — окликнул я девушку, — Пока все разбежались, хочешь, я тебе покажу, чему меня ещё перстень научил? Во-о-о-т… Огонёк. На ладони. Правда, завораживает?..

Глава 4 Морской круиз. Отплытие

Во время морского путешествия смело смотрят

на предстоящие опасности люди, незнакомые с бурями, и

люди, по своей опытности знающие средства к спасению.

Аристотель.

— Остановитесь, господа хорошие! — приказал городской стражник, когда мы подъехали к воротам Чивитавеккьи.

— Что случилось? — насторожился я, — Ворота ещё не открыты?..

— Ворота открыты… — проворчал усатый страж, — Но пустить мы вас не можем.

— Почему⁈

— Распоряжение, значит, такое вышло… — хмуро пояснил стражник, — Ведьм и ведьмаков пущать не велено…

— А разве мы ведьмаки? — голос у меня дрогнул.

— А я почём знаю? — огрызнулся стражник, — Это пущай бургомистр решает.

— А где бургомистр?..

— Известно где… В палате мер и весов. Спозаранку сидит… Придётся вам туда пройти, господа хорошие. Там он вам нужную бумагу выдаст!

— А где эта палата?..

— Я знаю, — тихо сказала Катерина.

— Может и знаешь, парень, — возразил стражник, разглядывая мужской костюм девушки, — Да пропустить без сопровождения не могу. Вон, Роберто вас сопроводит. Без этого нельзя. Уже все ноги сбили, всяких господ и простой люд сопровождая… Эй, Роберто! Твоя очередь! Веди господ к бургомистру!

— А карета, лошади?..

— Здесь постоят! Привяжите вот тут, мы присмотрим… — И стражник тяжело вздохнул.

Поневоле рука потянулась к кошелю за мелкой монеткой! Усы стражника дрогнули в улыбке:

— Присмотрим, господа хорошие! Не сомневайтесь!

Под охраной Роберто, бдительно громыхающего сапогами вслед за нами, наша группа проследовала в палату мер и весов, благо, располагалась она недалеко, чуть не впритык к городскому рынку. В палате было многолюдно. Похоже, усатый стражник не соврал, что «ноги сбили», провожая сюда всех путешественников. У выхода из палаты стоял ещё один стражник, в шлеме, в кирасе, с алебардой.

— Вот, Сильвестро, ещё путешественники… — устало представил нас Роберто.

— Проходи! — отрывисто приказал Сильвестро, сверля нас подозрительным взглядом.

Пришлось пройти. Внутри кипела работа. Все суетились, вполголоса переругивались, занимали друг за другом очередь и эта очередь, хоть и медленно, но двигалась. А служащие и стражники сновали взад и вперёд.

— Уважаемый! — поймал я за локоть проходящего мимо писца, — Не подскажешь ли, что здесь происходит⁈

— Всё просто, — вздохнул несчастный, в тысячный раз, видимо, вынужденный повторять одно и то же, — Распоряжение Святого Престола. Говорят, ведьмы поблизости летали. Так, велено, всех на весах взвесить. Его Святейшество рассудил, что ведьма не может взлететь, если она тяжелее пятидесяти килограммов. И метла не выдержит, сломается. Ну вот, стало быть, каждый должен раздеться до нижней рубахи и босой взойти на во-о-он те весы. Его взвешивают. Если вес больше пятидесяти килограмм, ему дают сертификат, что это не ведьма и не ведьмак. Я эти сертификаты и выписываю, вместе с другим писцом, Теодоро. А господин бургомистр свою личную печать на этот сертификат ставит. И всё: в любом городе можешь показать бумажку, и всем понятно, не ведьма, не ведьмак! Ну, а если меньше пятидесяти… тут уже разбирательство должно быть. Вон, представители Святой инквизиции сидят…

— В рубашке⁈ — ахнула Катерина, — Взвешивание будет в одной рубашке⁈

— Да, синьор, — равнодушно кивнул писец, — Прошу прощения, синьор, у меня ещё столько дел, столько дел!..

Писец убежал, а мы с Катериной с ужасом уставились друг на друга. Это же… западня! Если она разденется до рубашки, сразу станет понятно, что это девушка! И — вот она, Святая инквизиция! А если не разденется… то мы отсюда никогда не выйдем! Вон у входа переминается с ноги на ногу, вооружённый Сильвестро. Даже если мы неожиданно собьём стражника с ног и бросимся бежать… вы представляете, кто-то бежит оттуда, где проверяют на причастность к ведьмам⁈ Весь город гоняться будет, пока не догонят. А когда догонят…

— Вот она, идея папы римского! — испуганно воскликнула Катерина, — Он обещал, что примет меры против ведьм, и он их принял!

— И что же…

— Дай денег! Срочно!

— Сколько?

— Горсть! Нет, две!

— Бери весь кошель! Чего там, мелочиться!

Катерина схватила увесистый мешочек, быстро оглянулась вокруг и ухватила за локоть пробегающего мимо служащего:

— Золотой флорин хочешь⁈

— Кто же не хочет⁈ — тут же затормозил бегун.

— Кто тут главный, кроме бургомистра?

— Помощник его, синьор Филиппо. Вот он, возле весов.

— Что про этого Филиппо знаешь? Только быстро!

— Сам не местный… Вроде, с Ферентино… Там их родовой замок Порчано… Неторопливый, рассудительный… Весьма набожный… Имеет влияние на бургомистра… Женат, двое детишек, но жена ждёт третьего…

— Достаточно! Получи монету! И чтобы ни звука! Иначе отберу!

И Катерина молнией метнулась к весам, где как раз закончилось взвешивание очередной крестьянки. Я шагнул за ней, стараясь прикрыть своим корпусом от всех любопытных.

— Синьор Филиппо? — тронула она за рукав высокого итальянца, чей вид с первого взгляда наводил скуку и внушал мысли о добропорядочности, — Синьор Филиппо, вы меня не узнаёте?

— Н-нет… — замялся синьор Филиппо.

— Не удивительно, — поджала губы Катерина, — Мы виделись год назад, мельком, в Ферентино, где я просил приюта на день в замке Порчано, путешествуя по Италии. Моё имя господин Терин, не помните? А потом мы ещё раз виделись в церкви… как её?..

— Собор святых Иоанна и Павла?..

— Да! Точно! Там ещё такой мозаичный пол…

— Ещё с ранних христианских времён остался… — увлажнились глаза синьора Филиппо.

— Святое место, воистину святое… — поддакнула Катерина, — Помню, как я почувствовал, что по мне прямо-таки растекается благодать Божья! Но я вот по какому поводу: у меня срывается торговая сделка!

— А я при чём? — построжал Филиппо.

— Вы? Вы можете меня спасти! — жарко выдохнула Катерина, — В смысле, спасти мои финансы! Я два месяца готовил эту сделку! Я вложил в неё бешенные деньги! И если я не явлюсь на пристань в течение получаса… всё пойдёт прахом!

— Да, но…

— Дослушайте, синьор Филиппо, прошу вас! Мы с вами умные люди… По крайней мере — вы! Мы же с вами оба понимаем, что основной риск идёт от женщин? Это они бывают ведьмами! А мужчин проверяют… ну, так, на всякий случай… Не так ли?

— Да, но…

— Вот! Нас четверо, и среди нас только одна женщина! Давайте проверим только её! Кстати, я давно подозреваю, что она может быть ведьмой…

— В самом деле⁈

— Ну, не знаю… Но, если она не ведьма, тогда больше, среди нас, четверых, и подумать не на кого!

— Да, но…

— Подтверждаю! — увесисто, насколько это возможно, вмешался я, разворачиваясь лицом к синьору Филиппо, — Синьор! Вы видите на мне плащ крестоносца⁈ Разве может крестоносец говорить неправду? Скажите сами! Может?

— Да, но…

— Что-о-о⁈ — насупился я, — Вы не верите слову крестоносца⁈

— Да, но…

— Синьор Филиппо! — опять принялась теребить его за рукав с другого бока Катерина, — Время дорого! Давайте поступим так! Вот вам десять… двадцать… а, что там считать! Вот вам две горсти золота!

— На что вы намекаете, молодой человек⁈ — синьор Филиппо пошёл красными пятнами.

— Вы не поняли! Это пожертвование на собор! Э-э-э… святых Иоанна и Павла! Ну, подумайте сами! Могут ли ведьмы или ведьмаки жертвовать золото на Святую Церковь⁈ А мы жертвуем! От чистого сердца!

— Синьор Филиппо! — потянул я за рукав со своей стороны, — Вы уже поняли, как надо действовать?

— А всё просто! — дёрнула за свой рукав Катерина, — Проверим вон ту девушку, в зелёном платье! Если уж она не ведьма… ну, тогда в нашей группе ведьм точно нет!

— Да, но… — совсем растерялся синьор Филиппо.

На самом деле, я давно раскусил тактику Катерины. Потому и включился в диалог. Что нам сказал слуга про этого Филиппо? Неторопливый, рассудительный, набожный. Не так ли? Поэтому взываем к его рассудку — раз! Упираем на то, что мы тоже набожные — два! И, главное, не даём сосредоточиться и подумать — три! Он просто обязан пойти у нас на поводу! Ну, раз мы тоже набожные и рассудительные. Он не успевает обдумать то, что мы ему говорим, но мы говорим это так уверенно, так рассудительно…

— Эй, Эльке! — уже махала рукой Катерина, — Пойди сюда! Вот, синьор Филиппо, та девушка, про которую мы… только — тс-с-с! Давайте сразу и проверим! Эльке! Раздевайся до нижней рубашки! И башмаки снимай! А ты кто такая, что на весы взобралась? А ну слезь! Залезешь, когда тебя синьор Филиппо позовёт! Правда же, синьор Филиппо? Ну, вот, синьор согласен! Слазь, говорю! Эльке! Ты готова, ворона такая? Готова? Встань на весы! Взвешивайте!

— Пятьдесят один килограмм с половиной! — посчитал гири на весах служитель.

— Не ведьма! — рубанула воздух рукой Катерина, обращаясь к Эльке, — А было подозрительно!

— А значит… — подхватил я.

— А значит, ведите нас, синьор Филиппо к писцу! — закончила Катерина, — Пусть напишет наши имена на официальном документе! Ах, да! Пошлина! Вот! Тут и на пошлину и на… хм! и ещё на милостыню Святой Церкви! Ведите, ведите, не теряйте времени, вон уже сколько народу на весы поглядывают, в одних нижних рубахах! Эльке! Ты что, ещё не оделась, бесстыдница⁈ Живо напяливай платье и бегом за нами!

Вконец ошеломлённый нашим натиском Филиппо промокнул пот у себя на лбу кружевным платочком, махнул рукой и отвёл нас к писцу.

— Запиши, — буркнул он, — Проверены! Не ведьмы, не ведьмаки!

И пошёл взвешивать очередных претенденток.

Похоже, бланки были выписаны заранее. Не знаю, кем. Очень может быть, что привлекли грамотных монахов какого-то ближайшего монастыря. Но писец ловко выдернул из стопки четыре бланка и быстро заполнил их: синьор Андреас из Афин, крестоносный оруженосец Ордена дома Святой Марии Тевтонской — не ведьмак! Его сиятельство граф Терин де Мино — не ведьмак! Девица Эльке из Тчева, простого звания — не ведьма! Синьор Трогот из Квидзына, простого звания — не ведьмак! И на каждый бланк господин бургомистр — лично! — поставил сургучную печать.

Уф-ф-ф!!! Выкрутились! Теперь скорее за каретой и конями — и на пристань!

— О, Господи! — Катерина закрыла лицо руками и плечи её сотрясались от плача, — О, Господи! Я в жизни ещё так не врала!

— Ты не врала… — я попытался положить руку на плечо девушки, — Они искали ведьму. А ты же не ведьма? Значит, не врала!

— Отстань! — резко сбросила мою руку с плеча девушка, — Что бы ты понимал⁈ И вообще, иногда девушкам нужно поплакать! И предыдущий стресс сбросить и к будущим неприятностям приготовиться! Чтобы потом, при опасности, не лить слёз. Вроде как, уже оплакано?..

Ну ничего себе! Вот оно как, оказывается, у девушек! А я и не подозревал!..

* * *

— Это⁈ — опешил я, поняв, к какому именно кораблю мы направляемся, — Это наш корабль⁈ Тот самый «Ловец ветров»? Да у него даже мачты переломаны!

— Это шебека, — Катерина тщательно промокала глаза платочком, — У неё такие мачты от рождения были.[1]

— И…это… ну, вот это… оно плавает⁈

— И очень быстро! — в последний раз хлюпнула носом девушка, — А ещё может легко пройти по мелководью. Пираты не зря такие используют. Кстати, моряки предпочитают говорить, что они «ходят» по морю, а не «плавают».[2]

— Учту! — кивнул я.

* * *

— Припозднились… — встретил нас у причала одноглазый Доминго и воровато огляделся, — Деньги принесли?

— Я же сказал: деньги на борту! — отрывисто бросила Катерина.

Даже следов её слёз не осталось! Парень, как парень…

— Сегодня к вам так просто не проехать, — счёл нужным объяснить своё опоздание я, — Стражники у ворот…

— А-а-а… ведьм ловят… — сплюнул на землю пират, — Вот дурни!

— Почему, дурни? — не понял я.

— А зачем ведьме через ворота идти, пошлину за вход платить? — риторически вопросил Доминго, — Когда она может на помеле — фьють! — и через стену перелететь! Или зайти на малой высоте со стороны моря… Да, чего там! Мои молодцы уже двух ведьм видели, когда те чуть в наших парусах не запутались, когда туда-сюда на мётлах шастали! Правда, было это среди ночи, и ребята были… э-э-э… не совсем трезвы…

— Пьяные в стельку! — подсказал я.

— Но люди честные и врать им незачем! — твёрдо закончил пират, — Заводи лошадей!

Я думал, что трап или широкий настил из досок будет с причала на палубу, а уж там как-то отправят лошадей на нижнюю палубу. Ещё по одному трапу, что ли? Или оставят на верхней палубе? Или как? В общем, терялся в догадках. Оказалось, всё проще. В деревянном борту кормы, гораздо выше уровня воды, открылся широкий проём, к которому и бросили не менее широкие сходни. Всё! Добро пожаловать сразу на нижнюю палубу!

Лошадей завели, карету вкатили, только Шарик тревожно оглянулся:

— Эй, хозяин! Ты уверен, что всё так и надо⁈

— Иди, Шарик, иди! — похлопал я его по шее, — Положись на меня.

Это был отдельный дощатый загон. Похоже, здесь уже кого-то перевозили, может лошадей, может коров, может ещё какую живность. Во всяком случае, запах здесь был… ядрёный здесь был запах!

Карету тут же притянули к стене особой сетью, да так плотно, что теперь ей была не страшна любая качка. Карета качалась вместе со стеной! А ещё, теперь в карету нельзя было пролезть. Что, согласитесь, удобно. Народ здесь подозрительный, и стащить то, что плохо лежит, считают не пороком, а доблестью. Так вот: теперь из кареты ничего не стащишь! Или, по крайней мере, придётся резать сеть, а это будет сразу заметно.

А для лошадей были приготовлены особые приспособления! Что-то вроде огромной брезентовой косынки, которую подвязывают под брюхо животного, а концы крепят к бревну сверху. Нет, конь не висит, он стоит на ногах, но вот, если он задумает двинуться в сторону, он сразу потеряет опору! И в сильную качку, наверное, лошади раскачиваются на этих брезентовых качелях, словно спелые груши во время ветра. Бедные животные! Будем надеяться, что в этот раз им ничего подобного не грозит.

— Темновато тут… — заметил я, — Может, лампа есть, или факел? Или, хотя бы, свечи?

— Сдурел⁈ — вскинулся на меня капитан, — Здесь под нами пороховой склад! Только попробуй здесь с огнём побаловаться! Живо за борт улетишь! Вот за этой переборкой спальные места для матросов. Так даже там всякие фонари запрещены! А камбуз, где есть открытый огонь, располагается в самом носу шебеки. Эх, вы, сухопутные… Что бы вы понимали в морской жизни! Идите вон туда, там люк на верхнюю палубу…

— Я не понял! — шепнул я по пути Катерине, — Это что, матросы отделены от животных только вот этой дощатой перегородкой? То есть, все запахи…

— Конечно! — спокойно кивнула головой девушка, — А как ты хотел? Это море! Никуда не убежишь.

— Теперь я понимаю, почему в каждом порту моряки так напиваются! — потрясённо сознался я, — Напьёшься, когда от таких запахов на волю вырвешься!

—Если бы только запахи!.. — покачала головой девушка.

— А что ещё?

— Увидишь…

Сурово и лаконично. Ладно, посмотрим. Познакомимся, так сказать, с бытом моряков… А куда деваться? Мы уже в море! И я всей кожей почувствовал, как права Катерина. Всё! Не сбежишь!

— Так где мои денежки⁈ — напомнил капитан, — Где мои золотые флоринчики⁈

* * *

Я стоял возле Катерины, на носу корабля, возле бушприта, и ласковый ветер манил меня вдаль, очаровывал странными и будоражащими ароматами и обещал невиданные приключения. Ах, ветер-обманщик, ветер-мошенник, ветер-аферист… Как ловко ты, ветер-искуситель, умеешь обольстить и ввести в соблазн… Я не хочу верить тебе, ветер, но ничего не могу с собой поделать. Твои чары выше моих сил. А когда рядом стоит Катерина, я вообще могу взлететь над палубой без всякой магии!

— Размечтался? — вернул меня с небес на палубу голос девушки, — Конечно, размечтался! Вон, глазки посоловели… А между тем, у нас проблем — выше мачт! Как я об этом раньше не подумала… Может, и не бороздили бы мы сейчас это проклятое море!

— А в чём проблема? — не понял я, — Не в деньгах, это точно!

— Всё-то ты на деньги меряешь! — укорила Катерина, — Нет бы о душе, а он о деньгах!

— Плевать мне на деньги! — возмутился я, — Или ты считаешь меня корыстным⁈

— Не в деньгах дело, не в деньгах… — проворчала девушка.

— А в чём?..

— Начнём с того, где я буду спать? На этой шебеке, представь себе, нет пассажирских кают! Прикажешь ложиться с матросами?

— А-а-а… э-э-э…

— Ладно, брось. Я договорилась с капитаном, что я займу каюту второго помощника капитана. За отдельную плату, разумеется. Двадцать золотых флоринов. Но, проблем с деньгами у нас нет?

— Уф! Нет, с деньгами проблем нету.

— Но каюту нам отдали одну на двоих. Мне и моему оруженосцу. Понимаешь? Догадываешься, кто мой оруженосец?..

— Э-э-э… а-а-а…

— Ладно, разберёмся… Тебя положим на полу у дверей, хи-хи-хи! А куда бы ты ещё намылился?

— Мне подходит! — быстро согласился я.

— Тебе, может, и подходит. А что делать с Эльке? Её к матросам⁈

— Ни за что!

— А куда?..

— А-а-а… м-м-м… э-э-э…

— Я арендовала ещё одну каюту. У боцмана. Это обошлось ещё в двадцать флоринов.

— Уф! Ты гений!

— Да, уж… Пока кое-кто тупо пялился на морскую гладь, я решала неотложные вопросы! Например, я настояла, чтобы Трогот постоянно находился при лошадях. И корм задать, и водой напоить, и отходы выбросить и спать будет там же. Заодно присмотрит за каретой. Мало ли что…

— Я говорил, что ты гений?

— Говорил… Но наши проблемы не кончились.

— А… что-то есть ещё?

— Есть… — проворчала Катерина, — Знаешь ли ты, как называется вот эта фигура, которая приделана к носу корабля?

— Вот эта деревянная фигура девушки? Ну-у… скульптура, наверное. Я ещё удивился: корабль называется «Ловец ветров», а на носу — скульптура девушки!

— А как ты хотел? «Ловчиха»? Нет, я про то, что эти фигуры называются гальюнными фигурами. Потому что слово «гальюн» означает нос корабля. А на этом носу, на этом «гальюне», приспособлены такие сидения с дырочками… видишь? Как ты думаешь, для чего они?

— Ну-у… чтобы… Я понял! Тебе никак нельзя будет посещать этот самый гальюн!

— Вот именно… Ни мне, ни Эльке. Поэтому, кстати, среди моряков поверье, что женщина на корабле — к несчастью. Как же не возникнуть такому поверью, когда вот он, всем ветрам открытый гальюн⁈ Приходит сюда какая-нибудь девушка, да вот, хоть Эльке, и весь экипаж бежит на нос корабля, у каждого здесь неотложное дело нашлось! Нос корабля перегружен, корма поднимается в воздух, бац-тарабац, кораблекрушение! Это я шучу, но вообще говоря, дело нешуточное.

— Можно попросить у капитана ведро! Ну, вроде как для Эльке и для спокойствия экипажа. Чтобы не бегали подглядывать. А, когда тебе приспичит, ты вроде как будешь посещать служанку, а на самом деле… ну, понимаешь?

— Молодец! Правда, я уже попросила у капитана ведро… И обошлось оно в два золотых флорина… Представляешь⁈ Ведро, ценой в половину лошади! Но, пришлось взять. Ох, Андреас! Дай Бог, чтобы это были все наши проблемы! Только, почему-то верится в это с трудом.

— Посмотрим… — я сурово сдвинул брови, — Не бойся, я с тобой!

— Ты со мной… — грустно ответила девушка, — От этого и проблемы…

[1] Познакомьтесь: шебека! Обратите внимание, что передняя мачта и в самом деле наклонена вперёд. Две других могут быть прямыми, а могут отклоняться немного назад. Такая конструктивная особенность у этого судна. А ещё одна характерная особенность, что верхняя палуба далеко выходит за пределы кормы.

[2]… моряки предпочитают говорить, что они «ходят»… Как странно! При этом называют друг друга «капитан дальнего плавания», а не «капитан дальнего хода»… Любознательному читателю: всё дело в старинном суеверии: моряки считают, что «плавать» — это передвигаться ПОД водой. Поэтому они «ходят», включая подводников, потому что этот термин закрепился давно и прочно, задолго до возникновения подводного флота.

Именно через такой «порт» в корме идёт погрузка лошадей на морской парусник.

А вот так положено держать коней в специальном загоне на корабле, во время плавания, согласно средневековым манускриптам:

Или так:

Глава 5 Морской круиз. Путешествие продолжается

Не плыви по течению. Не плыви против течения. Плыви туда куда тебе нужно.

Козьма Прутков.

Несмотря на мрачные прогнозы Катерины, первый день и даже ночь прошли относительно спокойно. Шебека плавно скользила по волнам, экипаж суетился, одноглазый капитан ругался отборным матом на капитанском мостике, но на нас, кажется, никто не обращал внимания, хотя, по своей бестолковости, мы то и дело оказывались на пути бегущих со всех ног матросов.

— Лодыри! Бездельники! — надрывался капитан, — Парус на фок-мачте… отдать!!! Живо, ублюдки солёные!!!

Я слышал, что для постановки парусов, матросы лезут по вантам на самый верх мачты и там отвязывают парусину, которая, собственно, и расправляется в парус. Ну, так мне рассказывали. Здесь было всё проще. Матросы бросались к особым механизмам, вроде лебёдок, и принимались их отчаянно крутить. И парус… сам заползал на нужную мачту!

— Медленно! — орал капитан, — Жиром заплыли, лентяи⁈ Последние мозги пропили, а вместе с ними и опыт⁈ Похоже, кто-то отведает сегодня хор-рошего линя! А ну, бездари, парус на грот-мачте… отдать!!!

На мой, непросвещённый взгляд, паруса взметались на мачты почти мгновенно. Хотя это были какие-то странные, треугольные паруса. Но капитан остался недоволен.

— Черепахи! — вопил он, — Черепахи сделали бы это быстрее! Тупицы! Ленивые бакланы! Всех лишу порции вина сегодня! Всех!!! А ну… парус на бизань-мачте… отдать!!!

Грохот босых ног по палубе и на третьей мачте взвивается парус.

— Сонные каракатицы! Ленивые медузы! Боцман! Дай в зубы вон тому, рыжему, который у кабестана запнулся! Да не тому, а который рядом! Да, вот этому! Я вам, стервецам, устрою райскую жизнь! Ноги вашей не сойдёт на берег в ближайшем порту! Мизинцем не коснётесь! Парус на бизань-мачте… разобрать!!!

Мне показалось, что парус просто исчез с мачты, настолько это быстро было произведено.

— Можете, мерзавцы, когда захотите! — прокомментировал одноглазый капитан, — Я понял, чего вам не хватает! Зуботычин! Стоило боцману одного приласкать, как все принялись за дело с усердием… А ну, сукины дети, парус на грот-мачте… разобрать!!!

Только часа через два, с ворчанием, капитан признал, что «мокрицы зашевелились» и «из этих бездарей и тупиц ещё можно сделать подобие моряков… если драть нещадно!».

Команда была отправлена на завтрак, и матросы, покрытые пóтом и еле переводя дыхание, отправились с верхней палубы вниз.

— Они будут завтракать в трюме? — удивился я, обращаясь к проходившему мимо боцману.

На мой взгляд было бы гораздо лучше, если бы накрыли столы для матросов прямо на палубе. И запахи здесь гораздо приятнее, и вообще, не в темноте кушать. Я же помню, что там запрещено зажигать лампы!

— Не трюм, твиндек! — снисходительно поправил меня боцман, — Да, они будут завтракать там! И обедать, и ужинать. Так положено, синьор. И лучше вам не знать, почему так положено. А то, не дай Бог, аппетит пропадёт.

И весело насвистывая, он отправился вслед за моряками.

— А почему мне лучше не знать? — поднял я брови, поворачиваясь к Катерине.

— А потому, — зловеще ответила девушка, — Что на подобных кораблях… да вообще, на большинстве кораблей, продукты закупают самые дешёвые, порой отбросы и гниль, а не продукты! И там, под палубой, возле загона со скотиной, не чувствуется запах тухлятины и в глубокой полутьме не видно червяков, выползающих из подгнивших сухарей!

— Ик! — непроизвольно сказал я, — Ик!

Мимо нас два матроса протащили громадную бадью, наполненную каким-то варевом. Я не рискнул принюхаться. После слов Катерины, у меня вообще начисто исчез интерес к кулинарной деятельности на кораблях вообще и на «Ловце ветров» в частности.

— Да-да! — Катерина покачала головой, — Я знаю, что ты сейчас скажешь. Что теперь понимаешь, почему матросы в порту так напиваются!

— А как ты догадалась?.. — слабым голосом уточнил я.

— Интуиция! — усмехнулась девушка, — Но теперь новая проблема. Нас кормить они, кажется, не собираются… А если пригласят за офицерский стол — не бледней так, Андреас! Офицерский стол гораздо лучше, чем у матросов! — если пригласят, то мне придётся откинуть капюшон, а этого категорически делать нельзя!

— Пойду покупать у капитана провизию… — уныло сказал я. Чтобы кормиться в каюте. Я думаю, всем нам лучше кормиться в каютах! Включая Эльке и Трогота.

Корзина самой простой еды, вроде ветчины, хлеба и зелени, обошлась мне в десять флоринов! Это же грабёж! А, впрочем, чего ещё я ожидал от пирата?..

* * *

Матросам капитан после завтрака назначил приборку. И, можете поверить, вопреки ворчанию капитана, что это лежебоки и бездельники, работа кипела по всей палубе. Драили палубу, стучали молотки, оплетались снасти…

— Ты обратил внимание на некоторые странности? — вполголоса поинтересовалась Катерина, с которой я опять устроился недалеко от бушприта, стараясь не мешать брызжущему энтузиазму команды.

— Какие странности?

— Ну, смотри: обычный экипаж такой шебеки — человек двести. Половина — абордажная команда, человек сорок — гребцы… Поэтому, шебека может легко догнать и ограбить купеческую галеру и в безветренную погоду. Но сейчас я не скажу, чтобы на палубе было больше шестидесяти человек. Это только треть экипажа! Где остальные⁈ Теперь дальше: ты видишь, что борта обшиты новым деревом? Приглядись, кое-где даже на палубе новые доски, а уж борта, особенно правый, почти сплошь новые. Снаружи их завесили рыболовными сетями. И для того, чтобы это было меньше заметно, и для того, чтобы сойти за рыболовное судно. Допустим, спрашивают их во Франции: где рыба? Да вот, буквально вчера, в Чивитавеккьи продали. А во Францию шли — не повезло. Нет рыбы… А в Италии спрашивают, отвечают, что в Марселе рыбу продали, а когда шли в Италию, ну ни одного косяка! Как отрезало! Удобно… О чём я? Ах, да, о досках. Присмотрись теперь к палубе, к тем доскам, которые старые. Они темнее. Видишь? Видишь на них борозды? Чем бы такие борозды нанести на доски можно? Если почти все матросы — босые?

— И к чему ты клонишь?..

— К тому, что совсем недавно шебека участвовала в бою. Бой был жарким, страшным и — увы! — неудачным для нашего корабля. По всей видимости, «Ловец ветров» гнался за каким-то торговцем. Догнал. Шебека — быстроходное судно. А затем… или торговец был приманкой, а на самом деле под этой личиной скрывался боевой корабль, или торговец дошёл до оговорённого места, где поджидали в засаде стражники… как бы то ни было, но как раз тогда, когда пираты пошли на абордаж, тут их и накрыли. Залпами из кулеврин в упор разнесли борта в щепки. Абордажная команда полегла под шрапнелью. А потом уже на нашу шебеку посыпались вооружённые люди с ложного торговца. Или со стражника.

— И… что?

— Это был очень кровопролитный бой, — вздохнула девушка, — Шебека еле оторвалась от погони, раскинув все паруса, когда на её палубе ещё грохотало сражение. Может, часть нападавших, поняв, что «Ловца ветров» не догнать, попрыгали в море, чтобы не остаться в руках пиратов. Остальных убили. Пиратов осталось, едва ли один из троих, и добычу они так и не получили, но им удалось улизнуть от окончательной расправы. С тех пор они постоянно моют палубу, чтобы не осталось ни единой капельки крови, чинят весь такелаж, восстановили и нарастили борта, купив свежих досок, починили и закрасили пробоины в борту… но полностью от следов сражения ещё не избавились и нехватку людей не возместили. Ты думаешь, почему каюта второго помощника капитана оказалась пустой? Потому что капитан ещё не решил, кем он заменит погибшего второго помощника. Ты думаешь, почему капитан так тренирует команду в постановке и уборке парусов? И, ведь, никто не ропщет! Понимают, что недавно спаслись только чудом.

— Та-а-ак… — растерянно произнёс я, — И какие выводы?

— Выводы простые и неутешительные, — пожала плечами Катерина, — Капитан сидит без денег. Он последнее отдал, чтобы привести шебеку в приличный вид. А ему ещё платить деньги команде! Да, изрядно поредевшей команде, но у него и этого не осталось. Поэтому он взялся за такую унизительную для пирата вещь, как перевозка пассажиров. Хоть шерсти клок! Но, помимо прочего, если он заподозрит, что у нас денег больше, чем оговорено нашим договором…

— Оберёт и бросит наши окровавленные тушки в море… — с горечью закончил я.

— И тем самым поднимет свой пиратский престиж, — подтвердила девушка, — Дескать, не пассажиров он вёз, а такой у него был хитрый план.

— И что делать⁈

— Утро вечера мудренее, — вздохнула Катерина, — Посмотрим… Может, у него есть остатки совести? Хотя бы на самом донышке?..

— Какие-то гадости планируете? — раздался сзади скрипучий голос.

Мы одновременно обернулись.

Капитан растянул губы в ухмылке, и даже подмигнул нам единственным глазом, дескать, это шутка такая, но в его весёлое настроение почему-то не верилось.

— Восхищаемся! — ответил я, — Ваш корабль так резво скачет по волнам! Прямо, как могучий конь! Но, в отличии от коня, не знает усталости! Это восхитительно!

— Это что… — на этот раз капитан улыбнулся совершенно искренне, похоже лесть пришлась ему по душе, — Когда ветер попутный, нам полной скорости не набрать. Паруса у нас не прямые! У нас самая большая скорость, когда мы держим курс градусов шестьдесят к ветру. Если повезёт, завтра увидите!

— Будем с нетерпением ждать! — пообещала Катерина.

* * *

Наступил уже поздний вечер, когда внезапно раздался истошный крик одного из матросов:

— Земля!!!

И, как по мановению волшебной палочки, команда выстроилась у лебёдок в готовности маневрировать парусами. Капитан подобрался, вахтенный офицер уставился на капитанский мостик…

— А почему они так напряглись? — шёпотом спросил я у Катерины.

— Земля же! — девушка взглянула на меня, убедилась, что я ничего не понял и вздохнула, — Земля! А, когда подплываешь к земле, могут быть разные неприятности: рифы, мели, обратное течение… да, мало ли! Если хочешь подробностей — вон, у капитана спроси! Хорошо, если ты подплываешь к порту. Как правило, тут всё в лоциях описано. Но сейчас, если мои глаза меня не обманывают… это не порт! А судя по тому, что мы всё время двигались почти строго на восток, я бы поставила двадцать против одного, что это Корсика. Конечно, есть порты и на Корсике, однако, похоже, наш капитан туда не стремится. Я его понимаю: корабль всего день в море, ничего из запасов пополнять не требуется, ремонт не нужен… Зачем ему в порт? Глаза мозолить? С другой стороны, он явно не хочет ночевать в открытом море. Не могу объяснить, почему, но меня этот визит на Корсику не радует.

— Ага… — задумался я, — То есть… если он будет ночевать в море, его может отнести течением и он не будет знать, куда плыть? А здесь явный ориентир? Земля!

— Да, нет же! — с досадой возразила Катерина, — Есть такая штука, якорь, если ты не знал! Есть и плавучий якорь. И вообще, как только выглянет солнце или будут видны звёзды, умелый штурман живо определит место корабля в море. Просто нашему капитану что-то понадобилось на Корсике. И это не вода и не пища. И не ремонт. Поэтому он не торопится в порт.

— Парус на бизань-мачте… разобрать!!! — послышалось громогласное.

На задней мачте парус исчез.

— Здорово он экипаж натренировал! — вынужден был признать я.

— Парус на грот мачте… разобрать!!!

Скорость нашей шебеки упала больше, чем наполовину. Теперь она словно подкрадывалась к земле.

— Пять метров под килем! — звонко выкрикнул матрос, перевесившийся за борт.

— Пять метров под килем! — громко повторил вахтенный офицер.

— Он, что, на глаз глубину определяет? — ахнул я.

— Ну, ты дремучий! — покачала головой Катерина, — У него специальный грузик на верёвке. А на верёвке, через каждый метр навязаны узлы. Некоторые цветные, чтобы лучше ориентироваться. И метки между узлами. Для большей точности.

— Четыре с половиной метра!

— Четыре с половиной метра! — повторил вахтенный.

— Он же с борта меряет! — не поверил я, — Откуда ему знать, сколько под килем?

— Эх ты, темнота! Когда шебеку делали, заранее рассчитали и измерили расстояние от борта до киля. И метки на верёвке сделаны соответственно. Выкинув все промежуточные вычисления.

— Три метра под килем!

— Три метра под килем!

— Но, подожди… Ему же приходится каждый раз поднимать грузик и ронять на дно? Но тогда… тогда грузик висит не строго отвесно! Он постоянно оттягивается чуть назад! И потом… ты же сама говорила, что недавно борта меняли. Кто может поручиться, что теперь борта точно такие же, как при первоначальной постройке⁈

— Два с половиной метра!

— Парус на фок-мачте… разобрать!!! — грянул капитан, не дожидаясь повторения доклада от вахтенного.

Теперь шебека двигалась вперёд исключительно по инерции.

— Два с половиной метра под килем! — запоздало доложил вахтенный.

Капитан поморщился, но промолчал.

— Чушь и чепуха! — решительно возразила Катерина на мой предыдущий вопрос, — Чем ниже скорость, тем более отвесно положение грузика. А чем более опасно, тем больше корабль снижает скорость. То есть, измерения становятся всё точнее, чем опаснее. А по поводу высоты бортов… Можешь поверить, известна и высота от киля до палубы! Наращивая борта — любой высоты! — нужно только примотать к нашему грузику такой же длины верёвку. Всё! Наш измерительный прибор калиброван!

— Два метра под килем!

— Два метра под килем!

— Отдать якорь!!!

Шебека окончательно остановилась, совсем недалеко от берега.

— А не слишком близко? — заволновался я, — Не слишком опасно?

— Ну… — Катерина посмотрела на меня снисходительно, — Лучшими моряками считаются английские и голландские моряки. А у них даже пожелание есть такое, перед отправкой в далёкое плавание, мол, семь футов тебе под килем! То есть, семь футов — это такое расстояние между килем и землёй, когда беспокоиться не о чем. Так вот, семь футов, это и есть примерно два метра. Можешь не волноваться, Андреас. За тебя уже всё посчитали. В том числе те, кто вот так же волновался! Хи-хи!

— Я не боюсь! — нахмурился я, — Если ты про это. Тем более, плавать умею! Был у меня один хор-р-роший учитель!

— Да, я хороший учитель! — зажмурилась от удовольствия девушка, — Вот только ученики попадаются… балда за балдой! Просто, ужас, а не ученики! Ладно, чего насупился? Пошли-ка отсюда! Что-то капитан на нас неласково поглядывает. Очень может быть, что у него здесь намечена встреча, но она не предназначена для чужих глаз. Пошли на ночь устраиваться. Ты помнишь, где сегодня твоя койка? Да-да, на коврике, под дверью! Хи-хи!

* * *

Про коврик под дверью Катерина пошутила. Наверное, это у неё нервное: шутить в предчувствии опасности. Потому что ночевать на коврике мне не грозило. Во-первых, как оказалось, во всех каютах придуманы особые крюки для того, чтобы подвешивать ДВА гамака, один над другим, а не один, как я подумал вначале. И один гамак был у неё в каюте уже подвешен, а второй — аккуратно свёрнутый, лежал под первым. Почему два? Не спрашивайте! Откуда я знаю⁈ А во-вторых…

— Поступим следующим образом! — решилась девушка, — В мою каюту переселится Эльке! И мне помочь, в случае чего, и под моим присмотром дурёха будет. Не выскочит, не ляпнет какой глупости. Даже, если кто-то заметит нас в одной каюте, что он подумает? Правильно, что молодой господин возжелал горячего девичьего тела. На всю ночь. Что тут удивительного? А ты займёшь её каюту. Хоть выспишься в кровати, а не на коврике…

— Выспишься тут!.. — буркнул я, — Когда вокруг одни головорезы!

— Ну, ты же не надеешься, что ты один всех головорезов победишь? — спокойно спросила Катерина, — Значит, одна надежда, на Бога. Молись, и будет тебе по вере твоей.

— Может, всех и не одолею, — проворчал я, — Но кое-кому жизнь сильно сокращу!

— Дурачок ты, — вздохнула девушка, — Одно слово, балда! Иди, зови Эльке.

* * *

Мне не спалось. Тревога за Катерину сжимала сердце. Я ворочался с боку на бок, что, кстати, в подвесном гамаке, оказалось не очень удобным. Потом не выдержал и встал.

Спать я на всякий случай лёг в одежде, только сапоги снял. И даже та самая бригандина была на плечах. Я секунду подумал, и решился. Так и не надевая обуви, босиком, тихонько приоткрыл дверь и выскользнул из каюты.

Каюты офицеров устроены в кормовой части шебеки. Не знаю, как это описать. В кормовой части, через всю палубу, сделана вертикальная переборка, в которой проделан вход. За этим входом коридор, по обоим сторонам которого каюты капитана и офицеров. А потолок над этими каютами — он вроде бы, тоже как вторая, верхняя палуба, и выходит далеко за пределы кормы. Именно там, на верхней палубе, обычно стоит капитан и командует командой. Кстати, там же, на этой верхней палубе, высится бизань-мачта, что означает, что команда периодически начинает бегать по этой самой верхней палубе, которая потолок кают офицеров. Не знаю, поняли ли вы, но, описал, как сумел!

Осторожно я прокрался к каюте с девушками, приложил ухо к двери и прислушался. Тишина… А, нет, вот кто-то беспечно всхрапнул! Значит, всё в порядке. И я бесшумно заскользил дальше по коридору.

Вот, что мне нравится, с недавних пор, в моряках, так это любовь к своему кораблю, а также основательность и дотошность. Все петельки смазаны, ничего не скрипит… Я приоткрыл дверь на палубу и осторожно выглянул.

Ночь, тишина, в призрачном свете луны и корабль кажется призрачным, плеск волн о борта шебеки… И голоса! Один голос я точно узнал, капитанский. Другой, похоже, слышал впервые. Голоса переговаривались очень тихо, особенно второй, незнакомый. Потребовалось время, чтобы я догадался: голос звучит не на корабле, а снаружи, скорее всего, из подплывшей лодки. Язык незнакомый, но я быстро коснулся перстнем ушей и теперь мог понимать смысл разговора. Ах, жаль! Разговор уже заканчивался, да, кроме того, второй голос звучал совсем неразборчиво, только отдельные слова.

— Ты гарантируешь, Гаспар, что Лионель с братом готовы принять участие⁈ — взволнованно спросил капитан.

— Бу-бу-бу… поклялись… бу-бу-бу — невнятно ответил голос из-за борта.

— Ах, раздери меня морские черти! Это было бы славное и выгодное дельце! А моряков ты набрал только тридцать восемь… Жаль! Ну, может мне удастся наскрести ещё чуток по портовым кабакам Франции? Я намерен посетить Ниццу, Кан, Сан-Рафаэль, Тулон, Ла-Сен и Марсель…

— Бу-бу-бу… пассажиров… бу-бу-бу?.. — заинтересовался голос.

— Не твоё дело, Гаспар! — резко ответил капитан, но тут же смягчился, — Да, я везу пассажиров… прямо в пасть морским дьяволам, хе-хе-хе! Они говорят, что их кто-то встретит на берегу с деньгами… Проверим! В любом случае, они на берег не сойдут. А то, вдруг, акулы голодными останутся, хе-хе-хе! Но, повторяю, это не твоё дело. Твоё дело набрать абордажную команду! И ты пока справляешься плохо!

— Бу-бу-бу… трудно… бу-бу-бу… — возмущённо пробубнили из лодки.

— Сам знаю! — огрызнулся капитан Доминго, — А ты переманивай, переманивай! Обещай больше! Обещания — они ничего не стоят, хе-хе-хе!..

— Бу-бу-бу… на борт… бу-бу-бу?.. — спросил голос.

— Нет! — решительно ответил Доминго, — Вот ещё! Лишнюю неделю дармоедов кормить! Пусть ждут в порту, когда мы вернёмся. Ну… дай им по серебряной монетке, в виде аванса. И предупреди мерзавцев, если вздумают с этим авансом удрать, мы их в преисподней найдём и наше серебро вместе с глоткой вырвем! Так и предупреди: Чёрный Пёс Доминго лично вырывать будет! Вот этими самыми руками!

— Бу-бу-бу! — браво ответил голос, — Бу-бу-бу!

— Ну, вот и договорились… И смотри, Гаспар! Если я вернусь, а Лионель с братцем…

— Бу-бу-бу⁈ Бу-бу!

— Тогда всё! Можешь отправляться на берег. И, как хочешь, но ещё полтора десятка головорезов обеспечь! Мне каждый человек нужен. А если дельце выгорит… Точнее, КОГДА дельце выгорит… никого не обижу! Каждый с пригоршней золотых монет будет! Так и обещай Гаспар, так и обещай!

— Бу-бу-бу… порт… бу-бу-бу?..

— Да, в следующий раз я приплыву сразу в Бонифачо. Собирай свою команду там.

— Бу-бу!

— И тебе не хворать… Отваливай от борта!

Я тихонько прикрыл дверь. Значит, не просто Доминго, а Чёрный Пёс Доминго? Почему-то меня подобные известия не обрадовали!

Глава 6 Морской круиз. Конец путешествия

Чтобы все спасти — нужно на все решиться.

Тяжелая болезнь нуждается в решительном средстве.

Фридрих Шиллер.

Утром, улучив удобный момент, я пересказал всё услышанное Катерине. К моему удивлению, девушка не стала стонать, плакать, заламывать руки и взывать к небесам.

— Значит, до Марселя у нас есть время? — уточнила она, — Это дня два… Нужно успеть что-то придумать!

— Всю ночь думал! — вздохнул я, — И ничего путного… Не то, чтобы совсем мыслей не было, но как-то всё хлипко и ненадёжно получается.

— А на каком языке они общались? — рассеянно спросила девушка.

— Откуда ж я знаю? Я первый раз такую речь слышал.

— Ну, хоть как слова звучали?

— Эх!.. — почесал я затылок, — Мне бы ещё рта перстнем коснуться! Я бы тебе в точности передал! А так… ну, вроде бы…

И я постарался воспроизвести по памяти слышанные звуки.

— Похоже на испанский, — кивнула головой Катерина, — Да и имя Доминго испанское. А второго он точно Гаспаром называл?

— Точно.

— Господин матрос! — повернулась девушка к ближайшему, проходящему мимо моряку.

— Ишь ты! — усмехнулся тот, останавливаясь, — Впервые слышу такое обращение: «господин матрос»! Всё больше: «Эй, ты! Протухшая каракатица! Чего стоишь⁈ Линя захотел⁈». Так что же вы хотели спросить, синьоры?

— Я хотел спросить, как имя второго помощника капитана, чью каюту мы занимаем?

— Его зовут Гаспар, синьоры. Гаспар из Картахены.

— Эй, ты! — заревел неподалёку боцман, обращаясь к нашему собеседнику, — Ленивая образина! Чего встал⁈ Линя захотел?!!

Матрос грустно усмехнулся, подмигнул нам, и бросился со всех ног прочь. Боцман окинул нас подозрительным взглядом.

— Значит, второй помощник капитана не погиб в схватке… — задумчиво покусала себя за нижнюю губу девушка, — Значит, его отправили, набирать абордажную команду… Что ж! Во всём нужно видеть хорошее! По крайней мере, можно надеяться, что мы не ввяжемся в схватку на пути в Марсель! Раз у нас нет абордажной команды.

— А не попытаться ли нам улизнуть где-нибудь в промежуточном порту? — предложил я, — А до Марселя добираться уже по суше?

— Попробовать можно… Но, боюсь, капитан не даст нам сойти на берег.

— Как⁈ Даже, если мы попросимся просто прогуляться?

— Даже если бы у него были самые добрые намерения и он не хотел бы скормить нас рыбам, всё равно не отпустил бы. На берегу мы можем закупить себе провизии, а это лишит его изрядного дохода. Оно ему надо? А уж, если он собирается нас убить, то выпускать нас даже на пару минут из поля зрения ему совсем не с руки. Нет, надо придумать что-то другое!

— И что это вы тут вынюхиваете⁈ — опять капитан подкрался неслышно! — Что вы спрашивали у бедного матроса⁈

— Только бы Катерина не вздумала врать! — промелькнула у меня мысль, — Капитан обязательно проверит!

— Имя второго помощника капитана, чью каюту мы занимаем, — наивно улыбнулась ему Катерина, — Понимаете, я своему оруженосцу говорю, вот, мол, какой порядок у людей должен быть! Не то, что у тебя — вечно всё разбросано, а вот такой, как… как… А как у кого, и сказать не умею! Вот, уточнил у матроса. Теперь могу с чистой совестью сказать, что порядок должен быть, как в каюте у Гаспара из Картахены! А что тут такого?..

— Ничего такого… — скривил губы капитан Доминго, — Я только хотел сказать, что сейчас «Ловец ветров» наконец-то покажет свою прыть! Мы стоим идеально к ветру. Вы же хотели полюбоваться? Любуйтесь!

— Да мы уже… — пробормотал я, — Любуемся… Мы в восхищении, господин капитан!

Признаться, только ночные события заставили нас отвлечься от всего окружающего и не замечать очевидного. Шебека полностью оправдывала своё название! Она мчалась на всех парусах, казалось, обгоняя ветер, ловко перепрыгивая с волны на волну и сбивая с их гребней пенные барашки. И скорость всё нарастала.

— Да… — капитан ласково похлопал ладонью по борту и его единственный глаз затуманился, — Эту девочку ещё никому не удавалось обогнать… по крайней мере, под углом к ветру! Кхм… Ну, ладно, любуйтесь!

Доминго круто развернулся и зашагал от нас на капитанский мостик.

— Капитан, а как с завтраком? — запоздало спросил я его удаляющуюся спину.

— Цена вам известна… — не оборачиваясь бросил капитан, — А если это дорого, то считайте, что у вас пост! Хе-хе-хе!

* * *

Целый день мы строили и рушили наши планы. Строили. И рушили. Опять строили. И опять рушили.

— А если… — вдохновенно предлагала Катерина, — А если корабль подходит… ну, к Ницце, например, мы такие: «Пустите нас на землю!», Доминго: «Не пущу!», мы как бы в печали спускаемся к животным, а сами — раз! — открываем этот порт в корме корабля — два! — отвязываем коней и выталкиваем их наружу — три! — выпрыгиваем сами. И вплавь до берега! Эльке и Трогот будут держаться за конские гривы, а мы с тобой плавать умеем…

— А карета? — уныло спрашивал я, — Карету крестоносцам возвращать нужно.

— Ну-у… пошлём кого-то, хоть Трогота, чтобы сторговать карету у капитана. Купим в пять раз дороже цены. Но, зато, сами живы и всё у нас цело! А? Как план?

— Плохо… — вздыхал я, — Во-первых, как только мы начнём выталкивать коней, нас уже заметят. Один выстрел картечью из пушки, и можно забыть о нас навсегда. Во-вторых, Доминго может заявить в порту, что мы его матросы и сбежали с судна. И потребует поймать беглецов и вернуть. Сама же мне рассказывала о морских законах! Ну, и последнее. Допустим мы убежали и спрятались. И отправили Трогота на переговоры. Приходит такой Трогот торговаться про карету. А его — цап! — и пытать с пристрастием, где хозяева прячутся⁈ А потом шестьдесят головорезов по наши души — вот они!

— У тебя есть план лучше⁈

— Ну-у… а если нам захватить капитана в плен⁈

— Что-о-о?..

— А чего? Ночью, когда все, кроме вахты, спят, подкрадываемся к капитанской каюте, я этого Доминго какой-нибудь железкой… да, хоть подковой, по голове — хрясь! Он без сознания. Мы его связываем, а потом, утром, выталкиваем на палубу с ножом у горла! Дескать, отдадим вам живого капитана, когда вы нас в порту выгрузите! А если нет, то глотку ему перережем! Нас выгружают, мы отъезжаем подальше, развязываем капитана и хор-р-рошим таким пинком отправляем к своим пиратам.

— Ну ты… балда!

— Почему⁈

— Потому что мы выталкиваем капитана на палубу, а первый помощник нам такой, с усмешкой: «Режьте! Я капитаном стану, а вас, как убийц, все стражники всех христианских стран искать будут, пока не найдут и не вздёрнут!». И что ты ему ответишь⁈

— А если…

— А если…

Но, увы, все эти «если» разбивались об упрямую железную логику. Не получится! Это не те люди, с которыми можно договариваться. Это пираты! И самый главный пират — Чёрный Пёс Доминго.

А шебека всё неслась стремглав, разрезая морские воды, оставляя нам всё меньше и меньше времени, чтобы принять окончательное, единственно верное решение.

* * *

— Напугать надо капитана! — мрачно заметил я, после скудного обеда, прошедшего в тоскливом молчании, — Напугать до заикания! Чтобы он был рад избавиться от нас, да ещё и приплатить готов тому, кто его от нас избавит!

— И как ты его напугаешь? — язвительно поинтересовалась Катерина, — Опять себе болячки на теле нарисуешь? Так он тебя попросту за борт вышвырнет. И будет прав: нечего всякую заразу из моря на берег везти! А кровавым дождиком его не напугать. Он в таких кровавых дождиках побывал… да и нет сейчас дождика!

— Он очень любит свою шебеку… — задумчиво сказал я.

— И что⁈

— А то, что он говорил, будто под тем местом, где наши кони стоят, там у него пороховой склад!

— Та-а-ак…

— Ну-у… пригрозить, что если он нас не отпустит, то мы его взорвём! Вот и лампа в каюте! Масляная. Если масло пролить и поджечь… такой ба-бах будет!

— И как ты это выполнишь? Ну, пригрозил. Он тебе говорит: «Отпускаю! Иди!». Ты выходишь на палубу, а на тебя два десятка с абордажными саблями! И что?

— Ну-у… я остаюсь, а вас отпускают! А я стою с горящей лампой и готов выплеснуть из неё горящее масло… Во-о-от… А когда вы будете в безопасности… то я… м-м-м…

— Вот именно! Ничего ты не сделаешь. Погибнешь. Ну, спасёшь всех нас. И что? Какого лешего мы без тебя во Франции забыли? Чтобы опять в Мариенбург кругалями возвращаться, но уже без тебя? Стоило ли ради этого всё затевать?

— Ты права. Ты абсолютно права. Но что-то в этой мысли есть… Надо ещё подумать… Чего ещё боится капитан?

— Бунта на корабле, — не задумываясь ответила Катерина, — А ещё подводных рифов, морских чудовищ, сирен и русалок, морского епископа и своих друзей пиратов! Может ещё кого-то, но это уже надо у самого Доминго спрашивать.

— Морской епископ⁈[1]

— Ну, есть такое поверье у моряков… Кстати, у всех! Что есть в море, не то рыба-епископ, не то морской человек-епископ. И будто бы он может благословить экипаж, а может и наслать проклятие. И тогда…

— Понял-понял! Вода будет держать корабль, не давая ему двинуться, всякие морские гады из волн морских на палубу лезут, подводные рифы сами собой подпрыгивают, чтобы днище корабля пробить и всё такое прочее.

— Верно. Хотя я слышала, что уважаемые люди клялись, будто видели этого морского епископа собственными глазами!

— Жаль, что морского епископа нам негде взять… Тогда можно было бы такие условия ставить! И попробуй не выполнить, вся команда взбунтуется! Эх, если бы я владел подобной магией… Типа, дыхания под водой и хождения по воде! А одеться епископом труда не составит.

— Да, но пока не владеешь, давай искать другие выходы!

— Давай…

— Земля!!!

— Что, уже⁈ — испугалась Катерина, — Быстро же! Только вечереет! А мы ещё ничего не придумали!

— Лево руля! — раздался рык капитана.

— Есть лево руля!

Шебека плавно повернула и поплыла вдоль далёкого берега.

— Так держать!

— Есть так держать!

— Штурмана на капитанский мостик!

— Штурмана на капитанский мостик!!! — это уже вахтенный офицер.

— Ну, что? — тревожно взглянул я на девушку, — Какой план принимаем?

— Пока никакого… Это может быть Ница, может быть Антиб или Кан, может быть, в крайнем случае, Сен-Рафаэль. Но никак не может быть Марселем! Мне кажется, у нас ещё есть время подумать!

— А мне кажется, что времени у нас осталось немного. Эта ночь и ещё, может быть, следующее утро. А следующий день, пожалуй, пройдёт вдали от портов. Мы просто будем плыть в Марсель. Пока не приплывём. А когда приплывём… я думаю, к тому времени мы будем уже крепко связаны. Конечно, капитан Доминго может нас связать прямо сейчас… но он играет с нами, как кошка с мышкой. Ему доставляет удовольствие видеть, как мы беспечны. Чтобы потом — хлоп! — и мышеловка захлопнулась. Мышке слёзы, кошке смех.

— Так что же ты предлагаешь⁈

— Мне кажется, пора применять решительные меры!

— Какие?

— Увидишь… — туманно пообещал я.

* * *

Ещё пару-тройку часов корабль лениво скользил по волнам, всего с одним парусом, поднятым на фок-мачте. Потом приблизились к берегу и стал виден порт. Причаливать Доминго не разрешил. Корабль остановился, как выразились моряки, «на рейде», не знаю, что это означает. Однако, наша шлюпка, с десятком моряков, самим капитаном и одним из офицеров, быстро заскользила в сторону порта.

— А где это мы? — пользуясь отсутствием капитана, Катерина принялась расспрашивать вахтенного офицера.

— Антиб, синьор… — помолчав и подумав, вахтенный офицер решил, что великой тайны не выдаст.

— Как интересно! А зачем капитан отправился на берег?

— Так положено, синьор. Отметиться в порту.

— А долго мы здесь пробудем?

— Как решит капитан… — вахтенный офицер явно не отличался словоохотливостью.

— А как далеко до Марселя? — захлопала ресницами Катерина.

Мне кажется, она переигрывала. Подобное поведение простительно девушке, но подозрительно у юноши. Даже, у очень любознательного юноши. Как бы сказать… не так он будет вопросы задавать! Не так и не такие вопросы!

— До Марселя? — задумчиво переспросил вахтенный офицер, с сомнением поглядывая на неизменный капюшон, закрывающий голову девушки, — До Марселя… знают только Бог и капитан!

И вахтенный офицер решительно отвернулся от нас, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Ну, и на том спасибо…

Быстро темнело. То, что мне нужно. Я в волнении потёр руки и почувствовал, как теплеет перстень, ободряя меня, мол, не бойся, я с тобой! На носу корабля зажгли сигнальный фонарь. Хитрое устройство! Представьте, масляный фонарь, спрятанный в такую коробку, со стеклянными стенками! А сверху дырочки, чтобы дым выходил. И верёвочная петля, чтобы можно было эту конструкцию подвешивать на крюк.

Команде сегодня выдали к ужину по чарке вина и матросы ходили довольные. Потом всех загнали в этот… твиндек, что ли? В общем, под палубу. На палубе остались только вахтенные. Которые с неудовольствием поглядывали на нас с Катериной, всё ещё стоявших у борта и поглядывающих в сторону берега.

— Что такое⁈ — громко спросил я.

— А что? — взглянула на меня девушка.

— Мой Шарик беспокоится! Ты разве не слышала?

— Н-н-нет…

— А я слышал! Вот что! Пошли-ка ко мне Трогота, мы с ним посмотрим, что там с конём!

— Да он там же и спит, с конями! Ты разве забыл?

— А, да… Отлично! Тогда я навещу его.

— Что ты там увидишь, в темноте⁈

— Ничего! Но, если что-то с Шариком, я и на ощупь определю!

Я решительно открыл крышку люка и начал спускаться на вторую палубу, в загон для скота.

— Эй, Трогот! Ты что, спишь, что ли? — громко звал я, спускаясь, — Спишь, и не слышишь, что коню нужна помощь⁈ А ну, откликнись немедля!..

* * *

Сказать, что я удивилась, это ничего не сказать! Этот… этот бросил меня среди пиратов, ради своего коня! Нет, положим, пираты не собирались прямо сейчас швырять меня за борт, акулам на съеденье, они отложили это на завтра, но всё же!

Вахтенный офицер тоже заинтересовался и даже подошёл поближе к люку и заглянул внутрь. Но спускаться в полную темноту не решился. Из люка слышалось пыхтение, невнятный шёпот, ругань свозь зубы… Не вовремя Андреас затеял проверять лошадей, вот что я вам скажу! Даже, если это Шарик. Вот стукнет ему кто-то из коней, испугавшись в темноте, копытом в лоб, будет знать!

Минуты через три вылез Трогот и в расстроенных чувствах хлопнул крышкой люка.

— Ты что⁈ — испугалась я, — Там же ничего видно не будет!

— Там и так ничего не видно… — проворчал кучер.

— А Андреас⁈

— Нащупал какую-то шишку на ноге Шарира… Сидит, плачет. Я ему говорю, дай, мол, я пощупаю, я сызмальства при конях, а он мне ка-а-ак даст в лоб! И ведь, не промахнулся в темноте! А потом сел и заплакал…

— А ну-ка, пусти!

— Не трогайте его… Он словно ума рехнулся. Причитает, что недосмотрел, не уберёг. А конь его, дескать, не одну тыщу вёрст безропотно на себе нёс, да ещё оберегал при этом. Пусть проплачется. Авось, в разум вернётся?

Почти с полчаса ничего не происходило. Во всяком случае, на корабле пробили склянки — полчаса!

— Пойду-ка я проведаю нашего господина… — закряхтел Трогот, — Авось, проплакался?..

И он скользнул в проём люка.

— Эх, ваша милость! — послышалось из темноты, — Что ж вы так убиваетесь-то?..

Ответ был слышен невнятно, словно сквозь рыдания.

— Дык ведь, конские болезни, они разные… — рассудительно возразил Трогот, — Многие и вылечить можно. Вот, был у меня случай: жеребёночек приболел. Пузо отвисло, на все четыре копыта хромает. Ну, думаю…

Андреас ответил что-то раздражённое, но опять невнятное.

— Ну и не буду… — покорно согласился Трогот, — Ну и поплачьте, сударь, если душа просит. Душа — она сама знает, когда плакать, а когда остановиться!

Трогот снова вылез на палубу.

— Переживает… — вздохнул он, — Слов утешения не слышит…

— Он что там, всю ночь сидеть собирается⁈ — возмутилась я, — Ну-ка, пусти!

— Не нужно вам туда… — с нажимом сказал кучер, — И опасно, и вообще, иногда человеку нужно своё горе в одиночку пережить. Может, он сейчас Господа Бога об исцелении коня просит? Зачем же его смущать, такой важный разговор на полуслове прерывать? Не порадуется он этому, право слово, не порадуется!

— Ты так думаешь? — у меня забрезжили какие-то сомнения.

— Уверен! — твёрдо заявил Трогот.

Вахтенный офицер задумчиво ходил кругами вокруг нас, наверняка ругая себя последними словами, что позволил Андреасу спуститься вниз. Я его понимаю. Соваться в темноту ему совершенно не хотелось. Запросто можно шею сломать. И даже не потому, что кто-то там его с дубиной поджидает, а просто оступившись на ступеньке. А ведь, могут и поджидать! Отправить вахтенного матроса? А что делать, если матрос не вылезет и не ответит? Считать, чтоего лягнул конь и он потерял сознание или расценивать это как нападение? Поднимать по тревоге всю команду? А что сделает команда? Всей толпой ломанётся в темноту люка? Зажигать лампу категорически нельзя!

Кажется, склянки пробили ещё раз. И из проёма люка высунулась голова Андреаса. Он горестно всхлипывал и размазывал слёзы по щекам. Мне показалось, что дядька Трогот вздохнул с облегчением. Впрочем, вахтенный офицер тоже.

— Бедный… бедный Шарик… — причитал парень, — Что теперь с тобой будет! Как же тебя, бедного, угораздило… Это всё я! Нет мне прощения! Ты меня… мне… а я… у-у-у…

— Да, что там⁈ — не выдержала я.

— Всё уж-ж-жасно!! — еле прорыдал Андреас, — Пойдём в каюту, я тебе всё расскажу!

* * *

Ещё солнце не выглянуло из-за горизонта, когда мы с Катериной вышли на палубу. Бледные и мрачные. Всё просто: мы всю ночь ругались. Мы так и не пришли к единому плану. То, что я предлагал, девушке казалось слишком опасным, хотя она соглашалась, что затягивать с нашим освобождением ещё опаснее.

С первыми лучами солнца, на палубу вышел и капитан. Прищурился, разглядывая зарю, и мрачно пошёл на капитанский мостик.

— Свистать всех наверх! — отрывисто бросил он вахтенному офицеру.

И сразу засвистела боцманская дудка. А за ней — словно уже стояли наготове! — загрохотали по палубе десятки ног и команда выстроилась вдоль бортов.

— Пойду-ка я Шарика проведаю! — зевнул я, — Как он там, бедный?..

И, игнорируя все построения, пошёл прямо к нужному люку, нарушая всю стройность и гармонию флотской дисциплины!

Наверное, Доминго просто онемел от такой наглости и бесцеремонности. Иначе не объяснить. Но то, что он аж пожелтел от злости, было видно очень хорошо. И, пока он раздумывал, что предпринять в такой ужасной ситуации, я уже нырнул в темноту люка.

— Поднять якорь! — рявкнул капитан, обретая дар речи.

— Отставить!!! — гаркнул я во всю мощь своих лёгких, вновь показываясь из люка.

— Что-о?!! — капитан оторопел.

— А то! Морской закон! Закон пиратов! Команда имеет голос! Не слышал⁈

— Какая ещё команда⁈ — заорал капитан, — При чём здесь ты⁈

— Будет команда! И будет её голос! — пообещал я, — Ребята! Хотите заработать⁈ Или хотите пойти на дно⁈

Матросы растерянно переглядывались. Они пока ничего не понимали, как не понимал и капитан. Но — главное! — я привлёк внимание и теперь я управлял процессом. Пока. Если успею. Поэтому я торопился.

— Ребята! Господа матросы! Вот здесь… — я показал о-о-очень объёмистый мешочек, — Вот здесь золотые монеты! Вы хотите их заработать⁈

— Да! — выкрикнули несколько нестройных голосов.

Особо жадные. Ну, что ж, уже хорошо.

— А вот здесь… — я высунул из люка небольшой, но вполне приличный бочонок, — А вот здесь… смотрите сами!

Я зачерпнул из бочонка горсть чёрного порошка, бросил перед собой на палубу и поднёс горящую свечу. Ба-бах! — негромко взорвался порошок.

— Порох… — побледнел боцман, — Бочонок пороха над пороховым складом…

— Да-да… — зловеще подтвердил я, — Одно ваше неосторожное движение, и я взорву шебеку к энтой матери! Вы можете выбрать, чего вы хотите: золота или взорваться! И, согласно морскому закону, команда может сказать капитану своё решение!

— А что надо-то?.. — рассудительно уточнил один из матросов, — Ну, чтобы было золото, а не порох?

— Отличный вопрос! — мне слегка полегчало. Мы начали общаться. Это серьёзный и жирный плюс! — Видите ли, я случайно услышал, как капитан обещал скормить нас акулам. А мы этого не хотели бы. Так вот: если вы высадите нас на берег, вы получите золото. Если откажетесь, я взорву шебеку. Да, мы погибнем. Но мы погибнем все вместе! Выбирайте!

— Он лжёт!!! — завизжал капитан, — Он блефует! Он не взорвёт себя! У него кишка тонка!

— Хотите проверить? — закричал я в ответ, — Отлично! Как только я увижу хоть одну рожу в просвете люка, я взрываю корабль!

И я исчез в глубине проёма. На самом деле, я просто шагнул на две ступеньки вниз и остановился. Отлично понимая, что произойдёт дальше. Да и рисковать над пороховым складом не очень-то хотелось. Я даже, на всякий случай, погасил свечу.

— Эй-эй! Как там тебя? Господин пассажир! Не балуй! — услышал я испуганный оклик боцмана, — А ну вылазь, ещё поговорим!

— Отлично! Поговорим! — выглянул я снова, потихоньку зажигая свечу вновь от огонька в ладони, — Ваши предложения⁈

— Просто убейте этого гавнюка! — надрывался капитан, — Кто первым снесёт ему башку, получит премию!

— Он врёт! — хладнокровно прокомментировал я, — Он вам всегда врёт! К примеру, мы сговорились, что за нашу перевозку мы заплатим семьсот пятьдесят флоринов. Это же по десять флоринов на каждого! Даже, если офицерам положена большая доля! А сколько он пообещал вам⁈ Или он даже ничего не обещал⁈ Так знайте: он врёт!

— Убейте! Убейте подонка!!!

— Прошу прощения, синьор! — с достоинством возразил капитану боцман и окинул матросов взглядом, — Но команда собирается на совещание! Не так ли, ребята?

— Да… — загудели матросы, собираясь в кучу, подальше от капитанского мостика, — Надо посовещаться…

Если бы взгляды могли убивать, я давно валялся бы дохлым. Капитан Доминго просто прожигал меня ненавидящим взглядом своего единственного глаза. И метался по капитанскому мостику, словно крыса, загнанная в угол.

* * *

Совещались матросы совсем недолго.

— Синьор! — шагнул от толпы матросов тот самый боцман, — Команда выбрала золото. Мы высадим пассажиров в порту, хотите вы того, или нет. Вы готовы нами командовать, чтобы выполнить нужный манёвр? Или нам выбрать другого офицера?

— Я скомандую! — прохрипел Доминго, страшно оскалившись, — Я вами, мерзавцами, ещё так скомандую, что вам тошно будет! Ладно… На этот раз, ваша взяла… А ну, по местам стоять!!! С якоря сниматься!!!

Вот, что значит, морская дисциплина! Только что матросы голосовали против своего капитана, но услышав такую привычную команду, их словно ветром смело с носа корабля, и все разбежались по назначенным местам.

Доминго, кажется, взял себя в руки. Только побагровевшее лицо капитана выдавало бушевавшие в нём страсти. Подозреваю, весьма порочные страсти… И всё же, он идеально подвёл шебеку к причалу. Я же говорил, капитан нежно любил свой корабль и ни за что не позволил бы нанести ему вред.

Я заблаговременно нырнул в проём люка. Встал в углу, чтобы не мешать разгрузке и в то же время всегда быть наготове со своим бочонком пороха. На всякий случай, теперь у меня в руках было две свечи. Вдруг, одна случайно задуется ветром? Или проходящий матрос резко дунет, неожиданно наклонившись к свече? Если их две, то, пожалуй, не будет рисковать. Лицо я состроил самое решительное!

Перстень на пальце потеплел, но не пульсировал, не показывал, что есть явная опасность. Матросы, со страхом оглядываясь на меня, кажется, превзошли самих себя в скорости. Считанные минуты, и уже карета, лошади и прочие пожитки были на причале.

— Добро пожаловать за землю!.. — скривился капитан, заглядывая в люк.

— Чтобы ты шарахнул нам в спины картечью? — ответно усмехнулся я, — Нет-нет, я отплыву в море вместе с вами… А там уже и попрощаемся.

И с удовольствием увидел, как заскрежетал капитан зубами от злости.

— Попрощаемся… — задыхаясь, пообещал Доминго, — Навсегда!

— Надеюсь и в самом деле, больше не увидеть твоей хари! — не остался я в долгу.

Ко мне спустилась Катерина, заглянула мне в глаза своими огромными глазищами:

— Ты как?..

— Всё под контролем… — улыбнулся я и перешёл на шёпот, — А вот ты будь осторожна! Если пираты за нами погонятся, они будут нас искать… где?

— М-м-м… за городом?

— Правильно! Или в самом дальнем трактире. Ну, такая привычка у убегающих — убежать подальше. А ты, наоборот, поселись в центральной гостинице, возле рынка! Только распорядись, чтобы карету и лошадей в какой-нибудь сарай загнали. Я тебя буду искать в трактирах возле рынка!

— Ты, главное, сам выживи, Андреас!

— Выживу! — уверенно пообещал я, — Чего там? Не впервой!

— Я буду ждать! — пообещала девушка, уходя, — Я буду очень ждать!

— Синьор, — вежливо попросил матрос, когда я убедился, что Катерина сошла на берег, — Не могли бы вы со своим порохом… на палубу?.. А то, не ровён час…

— Да-да, конечно… — согласился я.

Но полностью на палубу так и не вылез. Так и стоял на верхней ступени люка, держа в одной руке бочонок, а в другой свечу. Десять минут… пятнадцать… полчаса…

Корабль давно уже оделся во все паруса и мчался уверенной рысью, а я всё медлил. На меня уже поглядывали с нетерпением. Ну… пора! Медленно, озираясь, я вышел на палубу и отставил бочонок в сторону.

И сразу всё на корабле замерло. Больше сотни глаз уставились на меня. Кто-то с жадностью, кто-то с любопытством, некоторые сочувственно… и, по крайней мере, один глаз — с ненавистью.

— Ребята! — довольно бодро окликнул я, — Я обещал вам золота?.. Вот оно! Держи!!!

И я швырнул мешочек на палубу. Я его специально завязал еле-еле. От удара о доски, хлипкий узел развязался и золотые монеты покатились по палубе.

— Лови!!! — раздался испуганный крик боцмана, и десятки тел распластались по палубе, загребая монеты двумя руками.

А я уже мчался со всех ног к противоположному борту!

Длина шебеки составляет около тридцати метров, ширина — втрое меньше, но эти десять метров я бежал, казалось, целый час! Если я сейчас споткнусь, если чья-то рука в последний момент ухватит меня за сапог… Это конец! Но, нет, повезло! И я отчаянно оттолкнулся в последний раз от палубы, прыгая за борт.

— Арбалетчики!!! — чуть не фальцетом завизжал капитан, — С оружием! К левому борту!! Стреляйте сукина сына! Стреляйте!!!

Ха-ха! «Стреляйте»! Я ведь, почему бежал так натужно? Потому что мысленно ещё делал важное дело: с помощью перстня я брал управление над одним из вёсел. Ну, вроде того, как брал управление над метлой в апельсиновой роще. Вот только весло гораздо тяжелее метлы! Но, с другой стороны, у меня уже был опыт!

Как «откуда опыт»? А вы и в самом деле поверили, что я целый час рыдал у копыт Шарика? Нет, если бы с конём и в самом деле произошло что-то подобное, может быть я и заплакал бы. Даже, наверняка заплакал бы. Но вчера это была инсценировка. На самом деле, Трогот изображал, что я в загоне и горюю — талантливо изображал, кстати! — а я оседлал весло и слетал на берег. Через тот самый порт, через который коней заводили, только чуточку его приоткрыв. Иначе, откуда бы у меня бочонок пороха взялся⁈ Так что, сегодня, хоть и было сложно, но уже какой-то опыт был. Поэтому, перепрыгнув через борт, я не плюхнулся в воду, а оказался верхом на весле. И тут же рванул вперёд, очень низко, почти над самыми волнами.

Я думаю, минуты три у меня ещё есть в запасе. Пока капитан приведёт команду в повиновение — а это произойдёт не раньше, пока всё золото не будет собрано! — пока арбалетчики сбегают за оружием, пока они выстроятся вдоль борта, выцеливая меня среди волн… Ничего они не выцелят! А оглядывать горизонт в поисках меня, летящего на весле, никому и в голову не взбредёт! Я ушёл! Точнее, улетел! Я жив! Счастье-то какое!!!

[1] Морской епископ, согласно средневековым книгам, выглядел приблизительно так:

Глава 7 Франция!

Франция — страна, где нет ни зимы, ни лета, ни

нравственности; в остальном же это чудесный край.

Марк Твен.

Катерину и её спутников я нашёл совершенно случайно. Несколько раз обошёл четыре трактира, расположенные возле рынка, и нигде никаких следов!

— Эльке?.. — неверяще спросил я, глядя на девушку, выбирающую зелень на рынке.

Очень похожа! Только… только чернявая! А Эльке была рыжей.

— Ваша милость!!! — взвизгнула черноволосая девушка, бросая корзину и повиснув у меня на шее, — Вы живы!! Ой, простите, сударь! Это так случайно…

И Эльке смущённо покраснела.

— Я тоже рад! — ободрил я её, — Но где твоя хозяйка⁈

— Здесь! — ткнула пальцем служанка, — Только она велела хозяевам трактира об этом молчать, и целых пять золотых монет дала за молчание. Ну вот, те и молчат.

— Уф-ф! Просто камень с души! Пошли скорее!

— Сейчас-сейчас! Леди Катерина велела припасов в дорогу купить…

— Давай, я помогу!

— Что-о⁈ Как можно, сударь!

Н-да, это я и в самом деле, на радостях… того… сглупил! Кто же в здравом уме и твёрдой памяти возьмётся помогать служанке? Ещё скажите, что я должен за ней корзинку носить! Пф-ф!

— Хорошо, выбирай продукты, а я пойду в тот трактир, который ты показала. Если и не скажут, в каком номере Катерина, то подожду тебя в общем зале.

Я развернулся, собираясь уходить.

— А что это у вас, сударь⁈ — странным, напряжённым голосом спросила Эльке.

— Где?

— Да, вот…

Я почувствовал прикосновение её ладони в районе спины, и она показала мне руку. В руке был метательный кинжал.

— Это?.. — я вспомнил, что вроде бы почувствовал лёгкий толчок в спину, когда бежал по палубе, — Хм!.. Похоже, что это прощальный подарок капитана Доминго…

— Этот «подарок», сударь, пробил вам жиппон, ударился в стальные пластинки, и застрял под верхним слоем материи. Если бы не те стальные пластинки…

— Но, ведь, они были? — преувеличенно бодро возразил я, — Это же бригандина! Мне её брат Гюнтер не зря подарил! И велел носить не снимая. Как чувствовал! Но, думаю, леди Катерине мы об этом рассказывать не будем? Не так ли? Зачем ей лишнее расстройство?

— Ну, не знаю…

— Эльке!!!

— Да, поняла я, поняла! Чай, на дурочка какая, не балд… ой!

Я гордо сделал вид, что не расслышал и пошёл в указанный трактир. Заказал лёгкий обед и с удовольствием подкрепился. С утра маковой росинки во рту не было. Ага, а вот и Эльке!

— Пойдёмте, сударь, а то леди Катерина из номера и не выглядывает… — Эльке значительно подняла вверх указательный палец, — Кон-спик-ранция! И мне вон, волосы печной сажей зачернили. Ну, да это ерунда, отмоются! Главное, вы, сударь, вернулись!

И мы поднялись по ступенькам. Эльке постучала в третью по счёту дверь:

— Сударыня! Это я! Открывайте! У меня для вас…

Договорить она не успела. Дверь открылась и на пороге показалась Катерина, с лихорадочным румянцем на лице и заплаканными глазами. Секунду она оторопело разглядывала меня, а потом с визгом повисла у меня на шее:

— Андреас!!! Живой!!!

И тут же отстранилась, прищуриваясь:

— И где же это тебя целый день носило?.. Мы тут переживаем, а тебе и горюшка нету⁈

— Я шёл в город, — пояснил я, — Пешком.

— Вчера ты за час управился! И туда и обратно!

— Так вчера было темно, — рассудительно объяснил я, — Кто же меня верхом на весле рассмотрел бы? А сегодня уже утро было. Как ты себе это представляешь? Прилетаю я на весле на рыночную площадь⁈ Нет, у меня, конечно, есть официальная справка, что я не ведьмак… С печатью! Вот только, не при мне. Среди пожитков в карете осталась. Боюсь, что стражники не поверили бы на слово… Чик-чик, и голова с плеч. А куда же я без головы? Разве меня папа авиньонский без головы примет? Пришлось высаживаться подальше от города и идти пешком. Кстати, довольно далеко, даже притомиться успел. Но вот, я здесь!

— И вот, ты здесь, опять свалился на мою голову! — проворчала Катерина, но глаза её сияли.

— Не ругайтесь, леди, на господина Андреаса! — встала на мою сторону служанка, — господину Андреасу тоже туго пришлось!

— Эльке! — с упрёком окликнул я.

— А что я, что я? Я же совсем про другое! Вы сказали молчать про нож, я и молчала! Разве я сказала слово «нож»⁈

— Эльке!!!

— Какой ещё нож⁈ — побледнела Катерина.

Ну вот! А потом они будут спрашивать, почему мы, мужчины, всех девушек балаболками называем!

Пришлось рассказать про нож, а потом, уже подробно, про всё приключение с освобождением из пиратского плена.

— Воображаю их рожи, когда они увидели, что бочка набита всяким тряпьём, а только сверху две-три горсти пороха! — улыбнулся я.

— Как⁈ Разве бочка не была полна порохом? — ужаснулась Катерина.

— Ну где я тебе среди ночи целую бочку пороха найду? — посмотрел я на неё с упрёком, — Скажи спасибо, что выпросил за две золотые монеты пустую бочку у ночных стражников, да несколько горстей пороха они мне отсыпали с дежурной пушки… между прочим, нарушив все клятвы! Но золото очень манило! Я ещё специально самые блестящие монетки подготовил! Очень они привлекательно блестели в свете факелов.

— Да… уж! — пробормотала Катерина, — Но лучше бы бочка была полна пороха! Если бы пираты что-то заподозрили… да мы попали бы к ним в руки… нет, лучше полная бочка пороха!

— Это Эльке было бы хуже, — вздохнул я, — Мы с тобой в любом случае улетели бы. А вот, троих я бы не потянул…

— Это, если бы успел… — покачала головой девушка, — А то, всех под нож…

— О, Господи! — Эльке набожно перекрестилась.

Потом Катерина поведала, как они ждали, как у них надежда сменялась отчаянием, а потом, после искренней молитвы, снова приходила надежда.

— А тебя всё нет и нет!! — укорила она меня.

— Я же объяснял!

— Ладно… всё, что Господь делает, всё к лучшему. Делать нам здесь больше нечего, завтра с утра поедем в путь. Я думаю, наш маршрут будет такой: из Антиба, через Фрежюс, Экс-ан-Прованс, Салон-де-Прованс, а там или на Арль, или сразу на Авиньон. Мне кажется, лучше на Арль. Они оба стоят на Роне, но Арль ближе, гарантированно не придётся в поле ночевать. А в Арле наймём речной парусник — и вверх по течению: Авиньон, Боллен, Валанс… ну и так далее, через Лион, вплоть до Дижона…

— Зачем⁈ — не понял я, — Зачем нам проплывать мимо Авиньона⁈ Если мы едем к авиньонскому папе?

— Ну ты… ладно, ты понял! Объясняю: папы не принимают таких путешественников, как мы! Помнишь, римский папа принял наше посольство чуть не через две недели? А ведь, это было посольство Ордена! Мощнейшей крестоносной силы в руках папы и богатейшей казны в его же руках. Помнишь про «Золотую башню» в Мариенбурге? Официально она принадлежит папе! Хотя Великий магистр Ордена может частично распоряжаться этими средствами, но официально — это деньги папы римского. А наше посольство не принимали больше десяти дней. И ты, такой, хочешь, вот так просто приехать в Авиньон, и чтобы тебя приняли⁈ Нет, нужны очень веские рекомендации, подкреплённые рекомендательными письмами! По счастью, мой отец имеет некоторое влияние в обществе и может дать нам такие письма. А кроме того, авиньонского папы в Авиньоне попросту нет.

— Как⁈

— Всё просто. Пока Франция признавала главенство Авиньонского папы, он был в Авиньоне и управлял делами церкви. Но, лет семь назад, французская церковь стала всё больше тяготеть к папе римскому. Два года назад, авиньонский папа был вынужден покинуть Авиньон и переместил свою резиденцию в Перпиньян. Не волнуйся, это недалеко от Марселя. Нам предстоит разжиться у моего отца рекомендательными письмами и вернуться обратно.

Итак, добираемся мы парусником до Дижона. Это, кстати, уже от Лиона, мы не по Роне, а по Соне плыть будем. Сона — это приток Роны, и вполне судоходна. Ну, а от Дижона до Мино придётся опять лошадьми. Как тебе план?

— А речные пираты у вас не водятся? — на всякий случай уточнил я.

— Про речных не слышала.

— Тогда, отличный план. Лишь бы побыстрее. А то вдруг выяснится, что авиньонский папа успел кому-то подарить Большой Рубин Крестоносцев⁈ И опять идти по следам?

— Будем надеяться на лучшее. Меня больше волнует вопрос, а в каком качестве мы поедем?

— Что ты имеешь в виду? А! Что на борту ты была «мужчиной»? Ну, думаю, эту маску можно сбросить.

— Да? И кем же мне одеться? Монашкой или графиней?

— Монашка в графской карете? Не смеши. Графиней, конечно.

— И где мой эскорт? Где сопровождающие меня рыцари? Только один оруженосец? Это захудалые баронессы так ездят. А графиням положены рыцари.

— А я в рыцари не гожусь… Я помню, помню. Ни герба, ни девиза, ни рыцарской выправки, ни истории рода… В общем, никак не рыцарь. Н-да… Проблема! А если…

— Что?

— Зачем нужен эскорт?

— Как зачем? Охранять и оберегать! Ну, и представительно это!

— Вот! Ты поехала с эскортом. Допустим… в Рим! Помолиться святыням. А там на вас напали. И все рыцари полегли, защищая тебя, верные слову чести и долгу. И их оруженосцы тоже. Остался один несчастный оруженосец. Это я, если ты догадалась. И, конечно, мы спешим вернуться. Как тебе такая легенда?

— А что?.. — призадумалась Катерина, — Такое может быть. Да что там! Такое случается везде, сплошь и рядом! И, как правило, отважного оруженосца, верно сопровождающего своего сюзерена, после успешного завершения похода, посвящают в рыцари! Хочешь быть рыцарем, Андреас?

— Нет!

— А придётся…

— Это, почему же?

— Иначе слухи нехорошие поползут по графству. А оно мне надо? Так что будешь рыцарем! Так называемым, однощитным рыцарем.

— И что это значит?

— Это значит, что нет у тебя ни имений, ни слуг. Так сказать, один щит у тебя. Оттого и «однощитный». Зато есть сюзерен! Которому ты верно служишь.

— Не хочу я никому служить! Не нужен мне сюзерен!

— В нашем мире сюзерен каждому нужен. Но, однощитный рыцарь может сам выбирать себе сюзерена! То есть, ты можешь быть, как бы, во временном поиске нового сюзерена. И в таком качестве колесить, хоть через всю Европу! Но только, ты должен чётко ответить, от какого сюзерена ушёл и почему.

— И от какого я ушёл?

— Уйдёшь. От моего отца, конечно! Который посвятит тебя в рыцари. А почему уйдёшь… А, впрочем, это мы ещё придумаем! Не бойся, Андреас, мы ещё сделаем из тебя человека!

— Уже страшно! — признался я, — А до этого страшно не было…

— Ну, ты… Ладно! Пора ужинать и спать. Завтра вставать рано. И в путь! Как у нас с деньгами?

— С сотню флоринов. Но я узнал на рынке адрес, где можно купить свинец!

— Отлично! Тогда… не закажешь ли ты ужин в номер? И бутылку вина? Хочется отметить наше счастливое освобождение!

— Только без вина! — твёрдо возразил я, — Вернее, не больше бутылки. Мне не хочется, чтобы мы опять поругались, как в прошлый раз. А всему виной — вино!

— А я разве сказала, что нам бочку надо? Бутылки вполне хватит… наверное. И потом, это было неправильное, итальянское вино! Когда ты попробуешь французское, ты поймёшь разницу!

— Одна бутылка! — повторил я.

* * *

Пробка на бутылке оказалась притянута какой-то проволочкой. Зачем? Загадка! Я осторожно открутил эту самую проволочку и… ничего не случилось. Странно! Зачем же тогда проволочка? И я потянул за пробку. БАХ! — сказала пробка, улетая под потолок.

— Это же… шампанское! — скривилась Катерина.

— Не знаю… — признался я, — Я попросил какого-нибудь французского вина.

— Ну вот, тебе и сплавили, самое гадкое!

— А оно не французское? — я принюхался к бутылке. Пахло… странно!

— Французское… — призналась девушка, — Из провинции Шампань.

— Значит, правильное! — подвёл итог я, разливая вино по кружкам, — По сравнению с итальянским?

— Когда это шампанское вино стало «правильным»? — ехидно покосилась на меня Катерина, — Шампань, это северная провинция. Виноград там собирают недозрелым, кислым, После того, как вино перебродит в бочках, нужно его дополнительно подслащивать. Для этого добавляют немного хорошего, южного вина. И разливают по бутылкам. И вот тут-то начинают выделяться всякие газы… Целый год вино выдерживают в бутылках. Некоторые бутылки взрываются! А через год эту гадость пытаются продать в разных трактирах. И некоторые, недостаточно бдительные юноши, эту гадость покупают! Ты посмотри, какое оно мутное![1] Фи-и! А попробуй хлебнуть! Чувствуешь? Чувствуешь пузырьки на языке? Бр-р!..

— А мне нравится! — признался я, попробовав глоточек, — Очень неожиданный и необычный вкус и любопытные ощущения на языке!

— А вино должно вызывать такие ощущения⁈

— Не знаю, — сказал я, — Откуда мне знать, если я не винодел? Но мне нравится и я не раскаиваюсь, что мне дали эту бутылку! Если тебе хочется другого…

— Чего уж… — вздохнула Катерина, заглянув в свою кружку, — Всё равно, теперь этот вкус на языке будет.

— Хорошее, лёгкое вино! — оценил я, хорошенько хлебнув и с удовольствием прислушиваясь к пузырькам на языке, — От такого вина не опьянеешь!

— Чушь, а не вино! — с выражением возразила девушка, — Можешь поверить опытному виноделу! Вот у нас вина, так вина! Я тебя угощу, когда мы до нашего замка доедем. А это… ну, ладно! Да будет с нами милость Господня!

— За удачное избавление от рук пиратов!

— Чтоб лёгким был наш дальнейший путь!

— Будем здоровы!

— Чтобы нас ждал успех у авиньонского папы!

— И пусть всё будет хор-р-рошо-о-о!

Вы, наверное, догадались? Да, как я не крепился, а за второй бутылкой Эльке пришлось отправить. Что характерно, опять за шампанским. Катерина сказала, что мешать другое вино с игристым шампанским — это искать приключений на свою пятую точку. Вот мы и не стали мешать. А чтобы отказаться от третьей бутылки, мне пришлось собрать всю волю в кулак. Но я собрал!

* * *

Какое коварное вино! Я был уверен, что совершенно трезв, но ноги почему-то сами запинались, когда я вышел из номера Катерины и пытался дойти до своего номера, по соседству. Пришлось даже опереться на перильца, ограждающие кусок коридора, который одним углом выходил в общий зал. Перильца заскрипели.

— Сударь?.. — взглянула на меня снизу служанка, протиравшая столы, — О, сударь! Сейчас помогу!

И вихрем взлетела по ступенькам наверх. Да так, что от быстрого бега, подол платья почти оголил её стройные ножки. Впрочем, может, мне и показалось. Я немного потряс головой, но просветления в мозгу не случилось.

Служанка, между тем, ловко скользнула мне под мышку, помогая выпрямиться. И, не знаю, как, наверное случайно, но я почувствовал под своей ладонью её упругую выпуклость. Что такое?.. Я даже, не поверив себе, сжал ладонь пару раз. Нет, точно, женская грудь! А служанка уже толкала дверь моего номера, аккуратно помогая мне протиснуться внутрь и усаживая меня на подготовленную и разобранную постель.

— Сейчас, сударь! Минуточку! — ворковала она, стаскивая с меня бригандину, верхнюю рубашку, штаны…

Нет, я убедился, что пить шампанское — рискованное занятие! Я честно пытался отмахнуться от вероломных поползновений девушки, но руки слушались плохо, а голос вообще отказал. Только отдельные звуки, похожие на мычание.

— Сейчас, сударь, сейчас! — приговаривала служанка, начиная стаскивать с себя платье, — Я вижу, вам невтерпёж!..

Наверное, кровь погорячела и быстрее побежала по жилам, когда я увидел её оголённые бёдра… и вообще… А вместе с горячей кровью, я почувствовал, как ко мне возвращается самообладание.

— Стоп! — шикнул я на служанку, — Прекратить!!

Бедняжка замерла, так и не успев стащить с себя платье полностью. Пару мгновений я невольно полюбовался открывшейся мне картиной. Хороша, зараза! Будь я в своём времени, в Древнем Египте, я бы такую купил в рабыни… да!

— Оденься! — я почувствовал, как внезапно охрип мой голос и прокашлялся.

Служанка нехотя вернула платье на место. Я заметил, как на её глазах блеснула слезинка.

— Что такое? — не понял я, — Неужели у такой милашки нет любимого человека?

— Нет… — отвернулась служанка, смахивая слезинку, — Не в этом дело…

— А в чём?

— Трактирщик… это мой двоюродный дядя… он мне не платит! Говорит, что если хочу заработать, то должна так услужить постояльцам, чтобы они дополнительно платили! И вот… зарабатываю деньги. И на свадьбу, и на первое обзаведение хозяйством. Ой, Господи! Вы, хоть, сударь, представляете, сколько стоит обычное платье⁈ Бешеных денег оно стоит сударь! Ну… вот…

— А если любимый человек узнает источник твоих доходов⁈

— А он знает, сударь! Он сказал, что не будет попрекать. Мол, ну что ж, что деньги идут через… хм! идут таким образом? Лишь бы побольше! А, когда на ноги встанем, своё дело заведём, тогда забудем об этом, как страшный сон!

— Странно… Подожди! — я пошарил за пазухой нижней рубашки, в поисках кошеля, — Вот тебе… да! Вот тебе серебряная монетка.

— Это же… это же широкий грошен! — расширились глаза у девушки, — О, сударь! За такие деньги я могу такие вещи, что…

— Цыц! — шикнул я, — Я плачу не за эти услуги!

— А за что? Если вы — простите сударь! — извращенец какой-нибудь…

— Нет. Я плачу тебе, чтобы ты разбудила меня на рассвете. Ещё до зари. Мне нужно выехать как можно раньше.

— А-а-а… — поняла по-своему служанка, — Так вам это дело утром привычнее… Можно! Разбужу вас пораньше. Все дела успеете, сударь!

И, слава Богу, убралась восвояси. А то я уже начал изнемогать во внутренней борьбе с соблазнами!

[1]…шампанское… мутное… Любознательному читателю: Катерина несколько пренебрежительно отзывается о шампанских видах вообще. Это не совсем так. Известно, что французские короли использовали во время коронации именно шампанские вина. Но не игристые! Игристые вина в Средневековье не пользовались спросом и уважением. Кроме того, привычный нам вид и вкус игристое шампанское приобрело примерно к 1800 году. К этому времени научились делать тёмные, невзрывающиеся бутылки и производить процесс ремюажа (это, когда горизонтально лежащую бутылку ежедневно поворачивают на небольшй угол и постепенно переводят в положение горлышком вниз, где собирается осадок, который через 12 месяцев выдержки удаляют из бутылки, осветляя вино). В описываемый период игристое шампанское и в самом деле было мутным и… опасным! Могло взорваться прямо в руках.

Глава 8 Авиньон

Самое печальное, что может быть в жизни — это привычка к роскоши.

Чарли Чаплин.

Всю ночь надо мной витали волнующие и соблазнительные видения. Сладкие, романтические и чувственные. Я мог бы их здесь описать, но… не буду! Думаю, в молодости такие видения все видят во сне. И юноши и девушки. А если не видят — им же хуже!

Проснулся я оттого, что кто-то завозился на кровати у меня под боком.

— А? — встрепенулся я, — Кто?.. Что?..

— Всё в порядке, сударь! — интимным шёпотом сообщила служанка, — Вы утра ждали? Вот оно, утро! И вот она — я!

Сперва мне показалось, что это продолжение моих эротических фантазий. Потом я начал подозревать, что это всё-таки явь. Как же она… а! я забыл закрыть дверь! Вот что подлое шампанское с людьми делает! Всю осторожность забывают!

— Завтрак готов? — уточнил я, приподнимаясь на кровати и озираясь при свете свечи на столе, в поисках одежды.

— Завтрак?.. — искренне удивилась служанка, — А как же…

И она выразительно провела своими ладонями по своей ночной сорочке, сверху вниз, отчего явственно обрисовались все её соблазнительные выпуклости. Я сглотнул. Не так-то легко перейти от, хоть и греховных, но обольстительных фантазий в такую унылую явь.

— Я тебе вчера широкий грошен дал? — уточнил я.

— Да-а-а… — забеспокоилась служанка.

— Если через пять минут будет завтрак, получишь ещё один! А про то, что ты подумала, — я печально вздохнул, — Этого мне не надо!

— А что на завтрак⁈ — ухватила сброшенное платье служанка, торопливо напяливая его на себя.

— Что-нибудь, что можно быстро приготовить. Яичница с ветчиной, сыр, хлеб, зелень… ну, можешь что-то добавить по своему вкусу. На четверых! Две порции на господский стол, и две — слугам.

— Будет сделано, сударь! — служанка открыла дверь, всё ещё приводя себя в порядок.

— А что эта девица делала ночью в твоём номере⁈ — послышался знакомый голос.

— Ничего! — слава Богу, что я успел напялить штаны! — Я просил, чтобы меня разбудили спозаранку. Ну, вот…

— А почему она будила тебя не стуком в дверь, а… Бог знает, как и чем она тебя будила!

— Нет-нет! — я успел накинуть и рубашку, и теперь выглянул из номера почти одетый, — Она будила меня стуком! А потом я сделал заказ не завтрак. Потому и открыл дверь. Не через дверь же кричать заказ!

— Не слышала я стука! — подозрительно поджала губы Катерина, — Хотя проснулась десять минут назад.

— Она не то, чтобы стучалась… — вынужден был признаться я, — Она так… поскреблась… Чтобы не разбудить других постояльцев! А я всегда сплю чутко, я проснулся. Дай, думаю, завтрак закажу!

— Да! Пойду-ка я завтрак приготовлю! — заявила служанка, всё это время стоявшая рядом и глазевшая попеременно, то на меня, то на Катерину.

И служанка упорхнула по лестнице вниз, не забыв ещё раз пригладить платье на бёдрах и поправить причёску.

— Значит, поскреблась… — смерила меня тяжёлым взглядом Катерина.

— Ну, что ты выдумываешь⁈ — упрекнул я девушку, — Что между нами могло быть⁈

— А что бывает, когда встречаются потаскун и потаскушка⁈

— Я потаскун? Ты серьёзно? Я — потаскун⁈

— Не знаю, не знаю! — прищурилась Катерина, — Но вид у тебя подозрительный! Вчера целый день где-то таскался… Сегодня служанка у него из номера вся взъерошенная выходит… И он говорит, что не потаскун!

— Не потаскун! — твёрдо заявил я, — И ты это отлично знаешь! Только тебе нравится мучить меня подозрениями. А я чист, аки… аки… аки слезинка невинного младенца! Вот!

— Врёт и не краснеет! — вздохнула Катерина, — Ладно, пойдём завтракать… младенец… хренов!

* * *

На мой взгляд — я оправдался. Нет, в самом деле, вышел одетый, постель не всклокочена — Катерина специально в мой номер заглянула! — разговариваю спокойно и уверенно… Какие могут быть подозрения⁈ А кроме того, я же объяснял, что мне нельзя интим! И объяснял, почему нельзя. И всё равно, за завтраком, Катерина сидела хмурая, задумчиво вертя в пальцах свою золотую вилочку. А, когда я расплачиваясь за завтрак, дополнительно сунул в руки девушки обещанный серебряный широкий грошен…

— Вот, значит, как⁈ — вспыхнула Катерина, — За грешки расплачиваешься⁈

— Не за грешки! — с достоинством возразил я, — А за услуги!

— Знаем мы, какие услуги! — поджала губы девушка.

— Завтрак она нам приготовила! — чуть не рявкнул я, вконец разобиженный, — Быстро и вкусно! А ещё разбудила меня, когда я мог проспать! И вообще, не вижу причин, почему я не могу дать монетку девушке, которая для нас так старается! Разве что, твоя безграничная ревность⁈

— Какая ещё ревность⁈ — надулась Катерина.

— Не знаю! И причин понять не могу! Но чувствую, что твоей ревности не видно ни конца, ни краю!

— Много ты понимаешь!.. — проворчала Катерина, — Поехали! Нечего тут засиживаться! Или тебе тут мёдом намазали?

— Поехали… — вздохнул я, — Иначе ты не уймёшься!

* * *

Вот, что мне нравится в этом времени, так это то, что все встают ещё до зари. Да, ложатся рано, как только наступят сумерки, зато и встают тоже рано! На утреню — раннюю утреннюю молитву. А после молитвы, не ложиться же опять спать? И начинают заниматься делами. Поэтому, ещё только занималась заря, а я уже сторговал себе приличный кусок свинца. И с чистой совестью мы отправились в путь…

— Стой! — скомандовала Катерина, примерно через полчаса пути.

— Что-то случилось? — забеспокоился я.

— Да! — серьёзно ответила девушка, — Будем тебе шрамы рисовать! Такие, что не сотрутся. Ты же сможешь?

— Смогу, — удивился я, — Но, зачем?

— Ну, как же? Если ты единственный, кто остался жив после нападения на меня, после жаркой сечи, в которой полегли все рыцари охраны, разве может быть, чтобы у тебя не было ни единого шрама? Должны быть шрамы! Не тушуйся, шрамы украшают мужчин… Где твоё зеркало⁈

Через десять минут Катерина обозвала меня бестолочью и балдой, отобрала волшебный перстень и приказала обучить её, как он рисует. Поняв, принялась за «творчество», высунув от усердия кончик языка.

Ещё через четверть часа у меня красовался жуткий шрам от левого виска, через щёку, едва не доставая глаза, до самого уголка рта. Даже чуточку рассекая этот уголок. Очень натуральный! Только если потрогать руками, под пальцами ощущалась вполне здоровая и гладкая кожа лица. На взгляд же там вспухал и багровел страшный рубец.

Я вглядывался в зеркало, поворачивая его и так и эдак… Бр-р-р! Шрамы украшают мужчин⁈ Фигушки! Задумай я соблазнить какую-нибудь девицу, мне пришлось бы либо делать это в полной темноте, либо соблазнять деньгами. О-о-очень большими деньгами! Подождите… А не хитрый ли это замысел Катерины?.. Не следствие ли её ревности?..

Я посмотрел на девушку в упор. Девушка взгляда не отвела.

— Тебе идёт, — невинно вздохнула Катерина, — Не переживай, когда доедем до моего замка, мы потом всё сотрём…

Ну… может и вправду, она думала только о достоверности легенды?

Забегая вперёд, могу признаться, что от меня шарахались девушки-служанки во всех встречных трактирах… Да и суровые хозяева-трактирщики старались держаться подальше.

* * *

Помчались мы галопом, да так, что до Арля добрались за полтора дня! Понятно, теперь нас не связывали крестоносцы, телега с продуктами, разведчики авангарда, арьергард и всё такое прочее. Чего проще? Летит по дороге карета, запряжённая двумя конями, рядом скачет всего один охранник, на горячем жеребце, чёрном как исчадье ада, и кто им помеха в пути? Только стелятся под колёса километры…

Конечно, первым делом мы отправились на пристань. Я ахнул! Пристань была шикарной!

— Не удивительно, — пожала плечами Катерина, кажется, сменившая гнев на милость, после последней нашей остановки, когда служанка боялась подойти к моему номеру, — Арль долгое время спорил за первенство лучшего морского порта с самим Марселем!

— Морского? — удивился я, — Это же речной порт!

— Но в него могут заходить и морские корабли. В общем, спорили они, спорили, пока не случилось гражданской войны в Римской Империи. Да-да, когда Цезарь гонялся за Помпеем. Надеюсь, помнишь? Так вот, Арль принял сторону Цезаря, а Марсель — Помпея. Кто победил, ты знаешь. В награду за верность, Цезарь даровал Арлю все привилегии, которыми раньше пользовался Марсель. Понятно, Арль расцвёл ещё более пышно. Здесь, к примеру, есть древний римский цирк, вмещающий до двадцати тысяч зрителей!

— Сколько⁈ — ахнул я, — Да здесь, во всём городе и семи тысяч не наберётся, включая стариков и младенцев!

— Может и ещё меньше… — обвела Катерина взором город, — Но Цезарь расквартировал здесь один из легионов… Да и потом, короли не раз избирали Арль местом своей ставки во время военных походов. Можешь быть уверен, очень часто эта арена была полна зрителями под завязку!

— А теперь всё рушится… — понимающе кивнул я.

— Отчего же? — раздался весёлый голос позади нас.

Мы одновременно оглянулись. Неподалёку стоял молодой человек в матросской, брезентовой куртке, и улыбаясь, разглядывал нас.

— Например, сегодня в римском цирке состоится бой быков! — закончил человек свою фразу, — Не желаете полюбоваться?

— Конечно, нет! — передёрнула плечами Катерина.

— Ну, нет, так нет… — отмахнулся человек, — Кстати, меня зовут Шарль. Шарль из Дижона. Вы что-то искали на пристани? Может, я могу помочь?

— Да… — переглянулись мы с Катериной, — Нам нужно добраться парусником по Роне и Соне, как раз до Дижона.

— Отлично! — бодро отозвался Шарль, — Я готов доставить вас в Дижон! За умеренную плату, разумеется…

— Не только нас! Ещё двое слуг, карета и три лошади.

— Превосходно! Просто поднимется плата за проезд!

— И, сколько…

— Договоримся! — ослепительно улыбнулся Шарль.

— И вы готовы отправиться в путь прямо завтра?

— Нет… — улыбка Шарля слегка померкла, — Это будет мне в убыток. Нужно будет дождаться, пока я соберу ещё с полтора десятка пассажиров. Или грузов. И тогда — я отвезу вас так быстро, что вы не поверите!

— Сколько? — спросил я прямо.

— Что, «сколько»?

— Сколько вы надеетесь выручить всего за рейс?

— Ну… не меньше двадцати экю! Новых!

— Что значит, «новых»? — растерялся я.

— Потом объясню! — тихонько оттёрла меня вбок Катерина, — А сколько это будет во флоринах?

— Тридцать, — быстро ответил Шарль, — Я хотел сказать… тридцать… два![1]

— Мы заплатим, — я снова вступил в диалог, — Мы заплатим, при выполнении нескольких условий. Первое: на вашем паруснике — у вас же парусник, не галера? — на вашем паруснике мы должны быть единственными пассажирами. Второе: мы можем объявить вам остановку в любом порту по пути. Чтобы отдохнуть, подкрепиться, посмотреть виды… Третье: половину мы платим при посадке на корабль, вторую половину уже в Дижоне. Как вам такие условия?

— Мне подходят! — засмеялся Шарль, — Откровенно говоря, у меня нет кока и некому готовить обеды. Поэтому я только рад буду остановкам в пути для подкрепления сил.

— Тогда ждите нас завтра на рассвете здесь же! Как называется ваш корабль?

— Я назвал свою габару «Роза Дижона»… — скромно улыбнулся Шарль, — В честь… ну, не важно…

— Да вы романтик, Шарль! — посмотрела на него другим взглядом Катерина.

— Габара?.. — наморщил я переносицу.

— Да, габара, — кивнул парень, — Почти новая! К вашим услугам!

— Мы берём, — величественно кивнула Катерина, — Позаботьтесь о сходнях!

— Куда ты меня?.. недоумённо уточнил я, заметив, что Катерина настойчиво тянет меня в сторонку.

— Подальше от чужих ушей! — гневно ответила девушка, — Ты что, совсем балда? Кто же не знает, что есть старинный экю и новый экю? В старинном ровно четыре грамма золота, а в новом больше четырёх с половиной грамм? А если и не знаешь, всё равно молчи! Потому что не знать такого — подозрительно!

— А «новый», это насколько новый? Может, я ещё и не слышал про такое?

— Это около ста лет назад. А старинный — двести. Трудно тебе было бы не слышать про экю, если ты француз! А если не француз, то это подозрительно! Тем более, говоришь ты по-французски без акцента.

— Но это же перстень…

— Я знаю, что перстень! А он не знает. Для него подозрительно!

— Ладно, учту, — буркнул я, — А что такое «габара»?

— Это такой плоскодонный парусник. Может быть каким угодно: одномачтовым, двухмачтовым или даже трёхмачтовым. Чаще всего, это небольшой речной грузовой кораблик.

— Грузовой?..

— А ты думал, почему этот Шарль так обрадовался, что ночевать мы на берегу будем? Потому, что он легко перевезёт нашу карету и лошадей, а вот пассажирских кают у него, думаю, не густо. Может быть, он уступит нам свою… если мы потребуем. А вообще, он надеялся, что мы прекрасно проведём время на палубе, рассматривая окружающие пейзажи!

Я задумался. А с другой стороны, что мы теряем? Ничего! Только не утомляем коней дорогой! У них ещё будет время утомиться, по дороге от Дижона до Мино.

— Хорошо, — кивнул я, — Но у меня просьба, сделать большую остановку в Авиньоне.

— Это же совсем рядом! — нахмурилась Катерина, — У нас целый день пропадёт!

— Не совсем так. Мне очень хочется посмотреть на папский дворец в Авиньоне.Понимаешь, каждый дворец носит отпечаток человека, который там живёт. Ведь, именно он, именно так его строил? Так украшал? Вот мне и хочется попытаться понять, каков он, авиньонский папа Бенедикт Тринадцатый.

— Ладно… — буркнула девушка, — Договорились. Хотя, я могла бы и так всё рассказать!

— На месте и расскажешь! — пообещал я, — Я буду смотреть, а ты рассказывать.

* * *

Утром, зябко поёживаясь от холодного ветра, мы приехали на пристань.

— Вот этот? — ткнул я пальцем на подплывающий кораблик.

— Похоже, что он, — пригляделась Катерина.

— Ничего так… — сделал я вывод, — А то название какое-то… «габара»… ненадёжное название!

— Что бы ты понимал… — проворчала девушка, поплотнее укутываясь в тёплую курточку, — Тоже мне, лингвист выискался.

Корабль, между тем, плавно подошёл к причалу и тихо стукнулся бортом. И тут же выскочил крепкий человек в брезентовой ветровке, который накрепко прикрутил верёвки с габары к особым приспособлениям на причале. И с носа, и с кормы. Обуздав таким образом корабль, он запрыгнул на борт, и уже через пару минут с борта спустили широкий деревянный настил, по которому легко можно было завести животных и вкатить карету.

Шарик печально оглянулся на меня укоризненным взглядом, мол, эх ты, хозяин! Я только-только освободился от жёсткой привязи в трюме пиратов, а ты меня опять под парусом катать собрался? Не ожидал я от тебя такого, не ожидал…

— Так нужно! — сказал я со всей возможной убедительностью.

— Фыр-р-р… — грустно ответил Шарик взбираясь по настилу.

* * *

— Авиньон! — громко объявил вечно улыбающийся Шарль.

Уже⁈ В самом деле, быстро! Часа три, может, три с половиной от отплытия. Только-только начало пригревать солнце, а то я всё ещё вздрагивал от порывов ветра, стоя с Катериной на носу габары. Ну, я мерзлявый, вы знаете. Даже шаубе, прикупленное ещё перед штурмом Альп и накинутое на плечи, не сильно спасало. Может, потому что воздух на реке был влажным? Катерина же, казалось, и не замечает прохладной погоды. Стоит себе, любуясь окрестными видами. Оно, конечно, красиво, если не дрожишь… А если дрожишь, то тебе не до видов с пейзажами! Бр-р-р!!

— Причаливаем! — хозяйским тоном распорядилась Катерина, — По возможности, поближе к дворцу авиньонского папы. Господин Шарль! Нас не будет часа три. Можете заняться своими делами. Трогот! Остаёшься при лошадях и карете. Пообедаешь из той провизии, что мы взяли с собой. Эльке! Ты с нами. Собирайся!

— Через три часа буду ждать вас, мадемуазель! — в очередной раз блеснул улыбкой Шарль, — Хотя, признаться, я надеялся ещё сегодня добраться до Валанса. Но, нет, так нет! Вы платите деньги, а я выполняю ваши желания!

— Вот именно, — довольно холодно подтвердила Катерина, — Поэтому ждите нас, даже если мы задержимся больше трёх часов! И, кстати, называйте меня не «мадемуазель», а «ваше сиятельство».

— О-о-о! — вытянулось лицо Шарля, — Конечно, ваше сиятельство!

* * *

Ну, что сказать… Дворец[2] меня впечатлил! Да, что там! Впечатлил — это не то слово. Ошарашил, изумил, поразил, шокировал… Вот примерные слова, передающие моё впечатление.

Огромное, серое, тяжёлое сооружение, по прихоти архитекторов отделанное башенками и зубцами, казалось, всей своей мощью наваливалось вам на плечи и придавливало к земле. Поневоле приходилось глядеть снизу вверх, почтительно и с благоговением.

— Самый большой дворец в Европе! — негромко комментировала Катерина, — Он же, рыцарский замок! Папа покинул дворец два года назад, избрав своей новой резиденцией Перпиньян, но его сторонники всё ещё удерживают замок, а королевские власти не могут их оттуда изгнать. Власти держат дворец в осаде, но осаждённые не сдаются. Держатся. И когда это кончится, никто не знает.

Этот дворец раньше принадлежал авиньонскому епископу, но сто один год назад, в тысяча триста девятом, папа римский Клемент Пятый, избрал его для своей резиденции. С той поры этот дворец непрерывно строился и перестраивался. Каждый из пап вносил в него свои изменения. Собственно, это два дворца, объединённых в одно целое. Каждый из архитекторов старался «осовременить» вид дворца так, как он это представлял. Поэтому здесь не один архитектурный стиль, а несколько сразу. Так сказать, смешение стилей.

Надо сказать, на всё это строительство и украшательство уходил почти весь доход, получаемый папами со всего Папского государства! Но результат ты видишь сам. Глыба! Махина! Зримое воплощение мощи и величия матери нашей Церкви!

Кстати, прямо во дворце имеются сразу две часовни. Часовня Сен-Марциаль и часовня Сен-Жан. А, буквально, в нескольких шагах от дворца — кафедральный собор Авиньона, собор Нотр-Дам-де-Дом.

Ну и потрясающий вид на реку! Конечно, окошки во дворце узкие и длинные, скорее, не окошки, а бойницы, как и положено в рыцарском замке, но взглянув из такого окошка, ты увидел бы восхитительный, умиротворяющий пейзаж. Так что, можешь поверить, но место выбрано не случайно…

— Меня больше волнует, какие именно перестройки предпринял последний из пап, Бенедикт Тринадцатый.

— Только внутренние, — развела руками Катерина, — Ты же слышал, что перестройка дворца требовала громадных средств? Ну, вот, когда произошёл раскол, авиньонский папа лишился доходов Папского государства. Были, конечно, иные доходы, но их едва хватало на дела Церкви. Не до дворцовых перестроек. Так что, последние перестройки — это дело ещё рук папы Урбана Пятого. Он сделал Парадный двор — внутренний двор между двумя основными строениями. А после раскола, ни Климент Седьмой, вернувшийся в Авиньон из Рима, ни Бенедикт Тринадцатый, никаких перестроений сделать попросту были не в силах.

— Плохо… — заметил я, прохаживаясь перед монументальным сооружением, — Конечно, это здание тоже накладывает отпечаток на человека, но хотелось бы видеть, какой отпечаток положил человек на здание!

— Но внутрь нас не пустят.

— Догадываюсь… И всё же, мы пришли сюда не зря! Я начинаю понимать, почему ни одна сторона раскола не идёт на примирение, ни римская, ни авиньонская. Проживи я, хотя бы год в таком дворце, я тоже и слушать не стал бы ни про какое примирение! Сам дух этого дворца не позволил бы!

— Ты прав… — призналась Катерина, — В прошлом году Церковь пыталась примирить пап. Для чего был созван собор в Пизе. Но оба папы отказались туда приехать. Результат ты знаешь: собор заочно низложил обоих и выбрал третьего папу, пизанского… Правда, его поддерживают совсем немногие.

— Да… — я прошёлся по площади перед дворцом ещё раз, — Сложно тут всё у вас! У нас проще было: фараон, он и есть фараон! И никакой собор, тем более в какой-нибудь Пизе, ему не страшен. Пошли-ка отсюда! Здесь сам воздух… тяжёлый! Давит… Сколько мы здесь гуляем?

— Часа два, — прикинула Катерина, взглянув на солнце.

— Ну, вот, значит, перекусим, и продолжим путь. В целом я понял, что из себя представляет характер авиньонского папы. Не скажу, что мне понравилось, но есть над чем поразмыслить. Но это всё потом. А сейчас — перекусить! Ты слышишь, как бурчит у меня в желудке?

— Уже с час, как слышу, — поджала губы Катерина, — Всё бы тебе жрать!

— Не всё, а только съедобное! — возразил я, — Но да, покушать я люблю. Чего и тебе желаю!

— Чтоб я растолстела, как корова? — ужаснулась девушка.

— Чтоб ведьмой не признали, когда отощаешь! — усмехнулся я в ответ.

Вот так, дружески переругиваясь, мы покинули площадь перед авиньонским дворцом. Тяжёлое место, прямо скажу!

[1]… тридцать… два! Хитроумный Шарль и без того завысил обменный курс. Округляя до целых чисел, вес двадцати «новых» экю составляет 91 гр., а тридцати флоринов — 106 гр. золота. Шарль же хочет ещё больше, тридцать два флорина, то есть 113 гр. золота. Впрочем, нашему Андреасу это всё равно, хоть килограммами мерить, а Катерина, конечно, знает обменный курс, и могла бы поторговаться, но она доплачивает за скорость и выполнение «особых условий», оговорённых Андреасом. К тому же, по опыту, и для неё золото стремительно теряет свою ценность.

[2] Папский дворец в Авиньоне. Величественное и грозное зрелище!

Глава 9 Дижон

Говорят, во Франции женщины тратят на духи

больше, чем государство на армию. Но у них и побед больше.

Янина Ипохорская.

После Авиньона я глубоко задумался. Я уверен, что место жизни накладывает отпечаток на человека. Ставит оттиск на его психику, а следовательно, на образ мыслей, поведение и всё такое прочее. Ну, согласитесь, что бедуины пустыни совершенно иначе думают и поступают, чем жители плодородных равнин возле Нила! Или представьте, что вас с детства держали в тюрьме, а потом выпустили на свободу. Вы с ужасом увидите, что окружающие ведут себя не так, как надо! Не так, как вы привыкли, как вы считаете правильным! А на самом деле это ваше поведение будет вызывать удивление окружающих. Заметьте, я не говорил, что обучение и воспитание было разным! Обучали вас, может быть, даже одни и те же учителя, но окружение, обстановка…

Так и здесь. Я уверен, что человек, долгое время проживший среди роскошно обставленного, но мрачного, грозного дворца, обязательно получит определённый отпечаток в душе. А значит… значит, надо подумать, как с ним разговаривать. Чтобы он услышал, чтобы принял за своего, чтобы откликнулся. Мне же надо, чтобы он откликнулся?

Улыбчивый Шарль со своей немногочисленной командой напрягали все силы, чтобы наверстать время, потраченное в Авиньоне, и досадовали, что нам никак не поспеть в Валанс, как они планировали. Эх, если бы ветерок покрепче! Тогда бы они…

Я не слушал. Я стоял на носу, вглядывался в окрестности и… ничего не видел. Я даже холода не замечал! Что, казалось бы, совершенно невозможно! Я думал и пока ничего путного в голову не приходило.

До Валанса мы, разумеется, так и не добрались. Уже затемно причалили к пристани Монтелимара, благо оказалось свободное местечко. Я наконец-то отмахнулся от своих дум. И увидел, как вымоталась вся команда улыбчивого Шарля. Их, буквально, качало. Несладко достанутся им наши денежки, ох несладко!

— Прикажите подать сходни! — распорядилась Катерина.

— Может… может, оставите груз на габаре? — мучительно оглянулся на карету Шарль, — Я знаю неподалёку неплохой трактир, не больше минуты пешком!

— Что-о-о⁈ — подняла брови Катерина, — Чтобы я остановилась в вонючем портовом трактире⁈ Конечно, нет! Подать сходни! И спустите коней и карету на землю! Сейчас же!!!

— Да, ваше сиятельство… Конечно, ваше сиятельство… — Шарль уже не улыбался, — Как прикажете, ваше сиятельство…

* * *

— Не думаю, что это лучше портового трактира… — оглядел я убогое заведение, дорогу к которому указала нам простая деревянная вывеска у входа.

— Тут главное не качество, главное — престиж! — туманно пояснила Катерина.

— Не понял… — признался я.

— Ну, как бы тебе… вот представь, что король охотился в лесу, долго гнался за оленеми притомился. Возвращаться в лагерь долго. А тут видит, зачуханный городишко с единственным трактиром. А, думает, чего там! Я и не в таких условиях, бывало, ночевал! И занимает этот трактир. Весь, само собой. Тут и егеря, и ловчие и ближние соратники, которые рядом охотились. Во-о-от… Переночевал и уехал. А через месяц, в другой стороне городишки открылся другой трактир. Гораздо лучше первого. И просторнее, и слуги расторопнее, и перины мягче и украшения на стенах… Понимаешь? Вопрос: где будет останавливаться проезжающая знать? Думаешь, там, где удобнее? Фигушки! Они все будут останавливаться там, где останавливался король! Чтобы потом можно было бы небрежно заявить об этом в беседе: «Да, кстати, проезжал я теми местами, и решил переночевать… и знаешь, где я спал? В том самом номере, где изволил отдыхать его величество! Да… Могу себе позволить!». Конечно, со временем, дрянной трактир станет лучше того, хорошего. Просто потому, что у него будет больше доход. Но идею ты понял? Престиж! Точно так же это работает и в обратную сторону. Может, в том, портовом трактире, и готовят лучше и условия там удобнее… но, чтобы я, графиня, остановилась там же, где останавливаются пьяные матросы, чтобы получить платную любовь от непотребных девок⁈ Да тот же самый Шарль на следующее утро меня уважать перестанет!

— Так-то оно так… — вздохнул я, — Но хотелось бы за свои деньги побольше комфорта!

— Кому хочется комфорта, тот вообще не должен шляться по большим дорогам! — отрезала Катерина, — а должен сидеть в своём комфортном замке! Ты же можешь себе позволить построить надёжный, удобный и комфортный замок, по своему вкусу? Вот и сидел бы там, под тёплым боком какой-нибудь смазливой служаночки! Или даже двух!

— Четырёх… — мечтательно улыбнулся я, — Шатенка, брюнетка, блондинка и какая-нибудь знойная африканочка…

Девушка смерила меня подозрительным взглядом. Я изо всех сил сдерживал улыбку, чтобы не выдать себя, что шучу.

— Хоть двадцать! — проворчала, наконец, Катерина, — Но ты же не сидишь в комфорте? Ты трясёшься по пыльным дорогам? Значит, тебе цель важнее комфорта!

— Важнее, — вздохнул я, — Куда как важнее…

— Значит, нечего жаловаться! — подвела итог девушка, — Доедай свою жареную каракатицу и пошли спать! Завтра вставать ни свет ни заря.

Да, близость моря сказывалась на сервировке стола. Если в Германии нам подавали жареную свинину, то сейчас я ел жареную каракатицу в бобовом соусе.

— А служанки стали бояться будить меня спозаранку! — пожаловался я.

— Ничего, я сама тебя разбужу, если что! — пообещала Катерина.

— Нежно?.. — с надеждой спросил я.

— Нежнее некуда: ведро воды в постель, и ты сам подпрыгнешь! А я тебе улыбнусь. Не-е-ежно!

* * *

Весь следующий день мы были в пути. Остановились только пообедать в том самом Валансе, до которого не доплыли вчера. Ветер посвежел, и Шарль клялся, что сегодня непременно доберёмся до Лиона. Мне это ничего не говорило, но Катерина обрадовалась и пообещала дополнительный флорин, если Шарль выполнит своё слово. И вновь, моряки напрягали все силы целый день. До Валанса мы добрались за четыре часа, там сделали короткую, получасовую передышку, во время которой мы подкрепились, и больше восьми часов шли без остановок до Лиона. В общем, начали путь в потёмках, в потёмках и закончили.

Катерина рассказывала, что Лион можно считать древней столицей Галии, поскольку древние римские императоры разделили всю Галлию на три провинции, а Лион оказался как раз в месте стыка всех трёх, что в Лионе родились два римских императора, что вообще, многие римские императоры посещали этот город, что при Нероне он сгорел, но был быстро отстроен, что именно Лион стал центром распространения христианства в Галлии, что здесь были и святые епископы лионские и лионские мученики, пострадавшие за веру Христову. Что в Лионе проводились два Вселенских собора из пятнадцати, на первом из которых папа римский, Иннокентий Четвёртый в третий раз отлучил от церкви и низложил императора Священной Римской империи Фридриха Второго Гогенштауфена, а на втором…

— Подожди! — слегка отвлёкся я от своих раздумий. До этого слова девушки словно бы пролетали мимо меня, — Как это, «в третий раз отлучил от церкви»⁈

— Очень просто, — пожала плечами Катерина, — Первый раз отлучили, потом отлучение сняли, второй раз отлучили, опять сняли отлучение, а в третий раз и отлучили и низложили. Для этого специально был созван Вселенский собор.

— А за что отлучали и почему отлучение снимали?

— Не хотел он, понимаешь, в крестовый поход ехать! — поджала губы девушка, — Несмотря на то, что для этого Церковь деньги собрала! А он говорит, мол, у него реформы, требующие его присутствия! Ну, как тут не отлучить⁈

Потом он, голубчик, конечно поехал, куда бы он делся? Это был Шестой крестовый поход. И, даже, всех там победил и договорился о передаче под опеку христиан Назарета, Вифлеема и Иерусалима. В общем, молодец! Как тут не снять отлучение? А потом опять с папой поругался. И помирился. Но в конце концов, мера терпения у матери нашей Церкви закончилась, и папа Иннокентий Четвёртый созвал Вселенский собор. Тринадцатый по общему счёту и первый Вселенский собор в Лионе. Отлучили императора в третий раз и низложили. Там, правда, такая давка за власть началась, не приведи Господи! Но я не об этом. А второй Вселенский собор в Лионе заключил унию с православной церковью…

— Как⁈ — я даже подпрыгнул, — А ты мне говорила, что православие — это христианство по греческому образцу и это неправильная вера! А тут, оказывается, между католичеством и православием уния⁈

— Была… — вздохнула девушка, — Примерно, три года. Там тоже всё не просто. Византийский император Михаил Восьмой очень мечтал об унии с католиками. Для того, чтобы эту унию заключить, он даже сместил константинопольского патриарха, который был против, и назначил другого, который был за. Унию заключили. А потом Михаил Восьмой умер и византийским императором стал его сын, Андроник Второй. А тот созвал свой собор восточных церквей и те отказались от унии. А своего патриарха, который заключал унию, отлучили от церкви. Вот так-то! Конечно, у них вера неправильная! После такой гадости, устроенной католикам! Между прочим, на этом втором Вселенском соборе в Лионе, было одобрено создание монашеских орденов доминиканцев и францисканцев! То есть, и моего ордена! А некоторые другие нищенствующие ордена упразднили или сняли с них ограничение по владению собственностью.

Вот в какой город мы плывём!

— Да-да, — пробормотал я, опять погружаясь в раздумья.

— И кстати! — опять подала голос Катерина, по всей видимости, нервничающая, видя мою задумчивую меланхолию, — Именно в Лионе встречаются реки Рона и Сона!

— Ну и пусть их… — вяло махнул я рукой.

— Как это: пусть их⁈ — возмутилась девушка, — Не-е-ет!!! Это романтическая история!

И она начала рассказывать мне историю, из которой я только и усвоил, что Рона — это юноша, а Сона — это девушка. Остальное пролетело мимо моих ушей.

* * *

Как я уже сказал, в Лион приплыли в темноте. Но даже в темноте видно было, насколько измотана команда Шарля. После причаливания, пара человек просто осела под мачтами. Уверен, что Катерина это тоже заметила. И тем не менее:

— Спустить трап! Выгружайте лошадей и карету!

— Ваше сиятельство… — Шарль попытался в очередной раз улыбнуться, но получилось у него плохо, — Ваше сиятельство, мы в Лионе!

— И что⁈ Ах, да… Я же обещала флорин! Андреас! Выдай нашему капитану… да! два флорина!

— Сейчас!.. — я принялся выискивать монетки в кошеле.

— Спасибо, ваше сиятельство! — всё же улыбнулся Шарль, — Но я не об этом. Я о том, что мы в Лионе!

— Яснее, пожалуйста! — притопнула ногой Катерина, — Мне некогда ваши загадки разгадывать! Я хочу есть и спать! Мне нужен трактир! ПРИЛИЧНЫЙ трактир…

— Я про то, что в Лионе можно быстрее дойти до нужного места пешим, чем конным, — загадочно ответил Шарль.

— Трабули![1] — прояснилось лицо девушки, — Ну, конечно! Как я забыла!

— Да-да, трабули! Поэтому… может, не будем выгружать карету? Я вас лично отведу в приличный трактир! Не портовая таверна, ручаюсь! И это будет быстро.

— Ну, что ж… — Катерина на миг задумалась, привычно прикусив нижнюю губу, — Ну, что ж, ведите нас, господин Шарль! Но не забудьте завтра на рассвете забрать нас из трактира и привести обратно на корабль!

— Это уж само собой, — серьёзно кивнул наш капитан, — Если мы хотим добраться за день до Дижона, то отправляться нам следует ещё до зари! Да и то, надеяться на милость Божью.

— Договорились! — Катерина решительно шагнула к трапу на берег, — Эльке! Идёшь с нами! Трогот! Остаёшься при лошадях! Ведите нас, господин Шарль!

Капитан покорно снял с носа габары фонарь, наподобие тех, морских, про которые я уже рассказывал и устало шагнул вслед за нами.

Я шёл и помалкивал, помня как отчитала меня Катерина, когда я спросил про «старый» и «новый» экю. Хотя меня так и подмывало спросить про трабули. Что это вообще такое⁈

Загадка трабулей разрешилась сразу же. Это сквозной проход с одной улицы на другую. Не надо идти до перекрёстка, чтобы попасть в нужное место.

Шарль уверенно вёл нас, петляя по этим трабулям, подсвечивая, при необходимости, своим фонарём и, действительно, не прошло и четверти часа, как он указал нам на дверь:

— Трактир «Весёлый дельфин»! Лучший в городе!

— Странное название… — проворчала Катерина.

— Хозяин — бывший моряк, — пояснил Шарль, — Он немного сдвинулся на морском деле. Но заведение шикарное. Сами оцените!

И наш капитан, раскланявшись, пошёл восвояси. Мы переглянулись с Катериной, и я толкнул дверцу.

— Вы приплыли в правильную бухту, господа! — расцвёл улыбкой из-за стойки хозяин трактира, — Бросайте якорь здесь, и будет вам счастье! Чего изволят наши славные мореходы?

— Есть и спать! — буркнул я.

— Отлично! — возликовал хозяин, — Ваши каюты будут готовы через минуту! Сколько кают вам надо?..

— Две, — встряла Катерина, — И лучших!

— Само собой! — расплылся в довольной улыбке хозяин, — Других не бывает, разрази меня гром! Прошу за стол, господа, прошу за стол! Причаливайте, не стесняйтесь! Сегодня у нас акулье мясо, запечённое с апельсинами, крабовый салат, креветки, жареные в медово-чесночном соусе, кальмар, фаршированный крабовым мясом и сыром, запечённые мидии, осьминог, варёный в красном вине…

— Стоп! — рявкнула Катерина, — Так вы до утра перечислять будете! Давайте вашу акулу и салат! Ну и… мидии, что ли?

— И осьминог! — быстро добавил я.

— Осьминога долго готовить, — покачала головой Катерина, — Не надо осьминога! Только то, что можно подать за пять минут! И эти… каюты!

— Сей момент! — заверил хозяин, — Не успеет испуганная устрица створками щёлкнуть, как… а, вот, кстати, уже несут ваш заказ! Приятного аппетита, господа!

* * *

— И откуда ты знаешь этот трактир? — словно между прочим, поинтересовалась Катерина, когда Шарль вёл нас обратно в порт теми же самыми трабулями. Подсвечивая неизменным морским фонарём.

— Это мой родной дядька, — просто ответил парень.

— Вот как? — нахмурилась девушка, — И что, он у тебя пират, что ли?

— Почему это⁈ Обычный моряк…

— А откуда у обычного моряка деньги, чтобы открыть трактир? Да ещё в центре города, в самом престижном месте? Ясно, что пират!

— Не пират! — возмутился Шарль, — Он китобой! Сперва был простым матросом, да… А потом они вместе с десятком других моряков заложили всё своё имущество ростовщикам, да и купили себе китобойное судно. Дядька мой гарпунёром быть вызвался. Страшно, говорит, аж пятки леденеют! А дело делать надо! Мало того, что за китом надо не по морю ходить, а в океане, так ещё попробуй с тем китом один на один! Когда этот кит чуть не втрое больше твоего кораблика! Сколько историй дядька рассказывал, когда разъярённый кит ударом в днище разбивал корабль китобоев в щепки! Страшное дело…

Но зато и выручка больше, чем на торговом корабле! Загарпунил кита, дождался, пока тот выбьется из сил, таская за собой тяжёлый корабль, и под всеми парусами — к берегу! Иногда кит подыхает, так до берега и не добравшись, но это ерунда, если берег неподалёку. Тогда буксируют не кита, а его тушу. Опутывают кита верёвками и, с помощью кабестанов, вытаскивают тушу на мелководье. А там уже только помогай Бог в разделке! Десятки бочек жира! И сорок и пятьдесят и больше. Дядька рассказывал, что с самого большого кита получили сто восемьдесят бочек! А ведь, у кита ещё есть китовый ус!

— И мясо… — подсказал я, — тонны…

— Нет, мясо выбрасывают, — помотал головой Шарль, — Разве что, если прямо рядом с каким-нибудь портовым городом удастся кита вытащить? А так, пока это мясо довезёшь — всё испортится. Нет, китобои мясо в расчёт не берут! А ещё бывает, когда кашалоты поблизости, тогда вся команда у бортов выстраивается и до рези в глазах всматривается в волны…

— Чтобы кашалота не пропустить? — заинтересовался я, — Тоже жир?

— Чтобы амбру увидеть!

— Амбра?..

— Это такое вещество, которое получается в желудках очень старых кашалотов, да и то, далеко не всех. Но зато, какая это ценная вещь! Плавает такой серо-чёрный кусок по поверхности, бывает, килограммов на шестьдесят! Ну, всё, знатная добыча!

— А как же она из желудка… ах, да…

— Ну, да, естественным путём… Но, простите, сударь, у пчёл мёд тоже… естественным путём выходит! Но вы кушаете и не брезгуете?

— А эта амбра, что, тоже съедобна?

— Нет! — резко ответила Катерина, — Но это ценный продукт для приготовления духов! Самые лучшие и самые стойкие ароматы непременно используют амбру. Во флакончик и нужно-то ма-а-ахонькую крошечку той амбры. Представляешь, сколько можно сделать дорогих духов из куска амбры в шестьдесят килограммов?

— Ну, вот! — подвёл итог Шарль, — На китобойном промысле мой дядька свой капиталец и заработал. Почувствовал однажды, что рука подводит, когда гарпун бросает, ну, значит, всё, пора завязывать с этим делом. С ростовщиком он уже давно расплатился, так он продал свой пай на китобойном судне, да и открыл трактир. А душа морская у него никуда не делась.

— Да, он нам так утром и сказал, мол, жаль, что вы так быстро отчаливаете… Как будто мы, это корабли! — улыбнулась Катерина.

— Я же говорю: с головой у него не всё в порядке. А душа добрая. Это же он мне габару купил! Ну, как купил? Отдал в аренду. За малую долю прибыли. И мне хорошо, и ему грошик в кошель! Ну, вот и добрались! Прошу на борт, ваше сиятельство! И вы, сударь, поднимайтесь! Авось, сегодня доберёмся до Дижона!

* * *

Нет, как ни старался Шарль, как ни выбивалась из сил его команда, но до Дижона мы в этот день не добрались. Вам это может показаться странным; как сказала Катерина, от Лиона до Дижона всего около двухсот километров. Ветер свежий, попутный, корабль новенький, команда слаженная, габара это не лошадь, не устаёт в дороге, но… ах, как часто у нас в жизни встречается это самое «но»!

Во первых, мы идём против течения. Во-вторых, река делает повороты, и довольно часто, а ветер — нет. И если просто перекладывать руль, то габара начинает беспорядочно рыскать и опасно крениться. А мы на судоходной реке! У нас и встречные и попутные кораблики плывут! Поэтому-то каждый день к вечеру команда выматывается до предела. Из-за этого, из-за того, что нужно постоянно парусами управлять. Ну, и в-третьих, сегодня начало декабря. Световой день, считайте, самый короткий. Мы и так выплыли до рассвета, очень долго плыли в густющем тумане, а в темноте разве наберёшь полную скорость? Как раз во встречный корабль воткнёшься! Или в берег, а берега здесь каменистые, тоже не подарок. И так же, в полной темноте причалили в порту города под названием Шалон-сюр-Сон, что означает «Шалон на Соне», где и пришлось ночевать. Катерина рассказывала про него, что это столица графства Шалонского и ещё что-то, но я, признаться, не слушал и ничего не запомнил.

Зато на следующий день, отправившись в путь спозаранку, до Дижона добрались, когда солнце едва-едва перевалило за полдень!

— Дижон! — словно полководец, простёрла руку вперёд Катерина, — Столица Бургундии!

— И горчицы! — тонко улыбнулся Шарль.

— О, да! — просияла и Катерина, — Дижонская горчица — символ города!

— Её здесь выращивают или едят? — скучно поинтересовался я, только для того, чтобы не молчать.

— И выращивают, и изготавливают, и, конечно, едят! — отчеканила девушка, — Лучшая горчица мира! С мёдом, с тмином, с куркумой, с вином, с уксусом… белая, чёрная, серая, коричневая, английская… семенами, молотая, в виде пасты… всего не перечислить!

— Лет двадцать назад королевским указом попытались ввести запрет на приготовление любой другой горчицы, кроме горчичных зёрен с уксусом, — хихикнул Шарль, — Ага! Конечно! Здесь, в Дижоне, вы найдёте сотни видов горчицы! Сотни!

— И это едят? — усомнился я, — Все сто видов?

— Едят, ещё как едят! — уверила меня Катерина, — Мне известно, что на одном только званом ужине герцога Бургундского было съедено гостями триста двадцать литров горчицы! Литров! Так что, можешь быть уверен — едят.

— Это же… восемь сорокалитровых бочек! — ахнул я, — Горчицы⁈ За одним ужином⁈

— А я про что? — задрала нос Катерина, — Любят здесь горчицу! Понимаешь? Любят.

— Вот и порт… — скромно заметил Шарль и повернулся к матросам, — Ребята! Причаливаем!

— Я слышу, стучат молотки, — заметила девушка, — Дижон строится?..

— Дижон расцветает! — жарко заверил Шарль, — Особенно после возвращения в Дижон его светлости, Жана Бесстрашного. Он всё делает для процветания Бургундии!

— Бесстрашного? — опять отвлёкся я от своих мыслей, — И где же это он с таким прозвищем… э-э-э…

Я опять сморозил глупость! Как я забыл⁈ Это же рыцарь! Разве может рыцарь получить такое прозвище незаслуженно⁈

И Шарль и Катерина одновременно нахохлились.

— Не знаю, как в ваших краях, сударь, — холодно отчеканил Шарль, — Потому что, хоть вы и говорите на французском, как на родном, но чувствуется, что вы не француз… Так вот, не знаю, как в ваших краях, а во Франции такие прозвища дают за дела! Его светлость Жан Второй из рода Валуа оказывал помощь венгерскому королю Сигизмунду против турок во главе французских крестоносцев! Где и заслужил прозвище «Бесстрашный»! Почти пятнадцать лет назад. Французские рыцари от боя не бегают… сударь!

— Вы не так поняли, любезный Шарль! — отмерла Катерина, улыбнулась, и даже взяла Шарля за руку, — Мой спутник, Андреас — крестоносец. И он тоже участвовал в битвах. В частности, в обороне Мариенбурга против польско-литовских войск. Поверьте, он тоже знает цену такому прозвищу. А вопрос он задал о другом! Он хотел спросить, откуда же вернулся наш герцог Бургундии? Ведь вы только что сказали, что он вернулся?..

— Ах, это… — проворчал Шарль, тоже начиная оттаивать, — Простите, сударь, не понял вопроса… А вернулся его светлость из Парижа, откуда бы ещё? Он там организовал покушение на Людовика Орлеанского. Да-да, он так сам и признался, мол, избавил мир от тирана. Это три года назад было. Но, король, конечно, был недоволен, да… Ещё бы, если это его родной брат! Ну и королева Изабелла тоже… Да ещё наследники Людовика, и его сподвижники, стали всякие пакости строить, особенно граф д’Арманьяк. Он, не будь дурак, а обвенчал свою дочку с наследником Людовика, с Шарлем Орлеанским. Ну вот, собрали они свою коалицию, набрали войска, да и пошли войной на Париж. Этих разбойников так и прозвали: арманьяки! Понятно, что честные люди примкнули к нашему герцогу! А поскольку он герцог Бургундский, то их стали называть бургиньонами. В общем, три года они то воевали, то мирились. А Парижа этим арманьякам так взять и не удалось! Ну, вот, замирились; говорят, не обошлось без влияния короля и папы. А как замирились, то его светлость, господин герцог Жан Бесстрашный вернулся в Дижон. Чего ему по Парижам крутиться? И город заблестел, ваше сиятельство! Сами увидите!

— Ну, что ж, — опять мило улыбнулась ему Катерина, — Спасибо, любезный Шарль! Андреас! Мы должны юноше… сколько?.. шестнадцать? Выдай ему… двадцать флоринов! Он заслужил!

— И запомни! — сердито прошептала она, в очередной раз увлекая меня в сторонку, пока с габары разгружали лошадей и карету, — Мы, графы де Мино, между прочим, приносили клятву верности именно этому самому герцогу, Жану Бесстрашному! Понятно⁈

— Понятно… — поник я головой, — А теперь куда?

— Сейчас определимся… — завертела головой Катерина.

[1]… трабули… Любознательному читателю: чтобы представить трабули, представьте себе обычную русскую подворотню. Представили? Но наша подворотня ведёт во внутренний дворик (потому и называется подворотня, от слова «двор»). А теперь представьте, что подворотня ведёт не во двор, а на соседнюю улицу. Это уже трабуль! Но теперь представьте, что этот трабуль тянется не только поперёк домов, но и вдоль! Что трабули пересекаются, разветвляются, имеют лестницы вверх и вниз… Вот это уже лионские трабули! В некоторые трабули выходят двери жилых квартир. Само слово «трабуль» — это чисто лионское слово! Хотя трабули, впрочем, под другими названиями, есть не только в Лионе, но и в других городах, но таких, как в Лионе, нет нигде! Это визитная карточка города! Сейчас около 500 трабулей связывают 230 улиц города! Недаром, когда в Лионе построили фуникулёр (город частично расположен на холме Фурвьер, частично на холме Круа-Росс), то жители предпочитали подниматься вверх фуникулёром, а спускаться — трабулями, считая, что это удобнее и быстрее.

Глава 10 Мино

С азартом жить на свете так опасно,

Любые так рискованны пути,

Что понял я однажды очень ясно:

Живым из этой жизни — не уйти.

Игорь Губерман.

— Ну, что ж… — приняла решение Катерина, — До Мино километров шестьдесят… Часа за два доедем!

— За полтора! — попытался уверить я, и встретил скептический взгляд.

— Кто здесь все дороги знает? — покосилась на меня девушка, — Кто твёрдо уверен что наш путь лежит по предгорьям и виляет как собака хвостом? Два часа! Но это значит, что у нас есть ещё время для других дел…

— Перекусить? — с надеждой уточнил я.

— Обжора! — проворчала Катерина, — О душе бы подумал, а не о брюхе!

— И что я должен думать о душе?

— А то! — оживилась девушка, — Что здесь есть собор святого Венигна, покровителя Дижона. Я хочу помолиться именно там!

— Я думаю, Бог тебя везде услышит… — зевнул я, — Даже, если ты будешь молиться молча.

— Ну, ты балда! Как ты не понимаешь, что если ты молишься в соборе имени святого, то этот святой присоединяется к твоим молитвам⁈ А значит, Господь твою молитву яснее слышит и более снисходителен к грехам твоим. А святой Венигн — уважаемый святой! Пошли!

— Пошли… — вздохнул я, — Но после пообедаем. Обещаешь?

— Обещаю, обещаю… Прощайте, господин Шарль! Вы были столь любезны, что мне, право, жаль расставаться!

— Прощайте, ваше сиятельство — высунулся из-за борта белозубый Шарль, — Благослови вас Господь! Даст Бог, ещё доведётся мне оказать какую-нибудь услугу такой щедрой леди!

И мы отправились в собор святого Венигна.

— Ничего себе! — воскликнул я, с почтением оглядывая огромное сооружение, — Это не келья святого отшельника, это гораздо больше!

— Кафедральный собор! — с гордостью сообщила Катерина, словно сама его строила.

— Кафедральный?..

— Ох, ну ты… Давай, я тебе быстренько: самое простое — это часовня. Маленькое сооружение, как правило, посвящённое одному из святых, без алтаря. Чуть побольше — капелла. Здесь уже можно служить литургию, поскольку есть частный алтарь.

— Как это, «частный алтарь»⁈

— А так, что капелла может быть замковой или домовой церковью. Вроде часовни. Но с алтарём. Или может быть пристройкой к обычной церкви, но для особых молитв. Ну, ты понял: часовня с алтарём — это капелла. Дальше — храм. Он же — церковь. Он же — костёл. Короче, место для молитв. Главный храм в городе — собор. Он как бы «собирает» все церкви под своим руководством. И служит там не кто-нибудь, а сам епископ! У собора ещё несколько предназначений. Не зря он «собор», то есть, место собраний. В соборах, как правило, происходят собрания горожан, по разным вопросам, касающимся общегородских тем, для проведения торжественных церемоний, а кроме того, именно в соборе спасаются люди, в случае вражеского нашествия. Грех убивать людей в церкви, но трижды грех убивать их в соборе! Если же в соборе устроена кафедра епископа, то это кафедральный собор. Ещё важнее! Кстати, «кафедра» — это трон. Ну, то есть, в соответствии с Евангелием от Иоанна, в подражание Иисусу и двадцати четырём восседавшим рядом с ним старцам, в кафедральном соборе устраивается трон для епископа и двадцать четыре обычных стула для священников. Это особо святое место в кафедральном соборе! Не считая алтаря, конечно. Теперь понял?

— Понял, — вздохнул я, — Келью святого расширили, понастроили вокруг высоких стен, установили алтарь, поставили трон для епископа и всё это назвали кафедральным собором. Ах, да! Про святого не забыли! Его именем кафедральный собор назвали!

— Ох и врезала бы я тебе! — мечтательно проговорила Катерина, — Прямо между глаз! Если бы не рядом со святым местом мы стояли! А так приходиться смиряться… хотя и с трудом! Учти это на будущее! Пошли!

* * *

— Да, что с тобой⁈ — не выдержала Катерина за обедом, — Я думала, ты голодный! Поэтому меня не слушаешь, вокруг не смотришь, на окружающее не реагируешь, говоришь всякие глупости… Но ты и не ешь! Ты четыре раза зачерпнул ложкой из пустой миски! И отправил себе в рот! Что с тобой, Андреас⁈

— Всё нормально, — попытался отбрехаться я, — И Дижон мне нравится, и этот… кафедральный собор святого… как его? Бенигна?

— Венигна! — холодно поправила девушка.

— Да, его. И внутреннее убранство, и снаружи… особенно крыша… да… Нигде таких крыш не видел![1] И горчицы здесь вкусные…

— Ты ни разу не зачерпнул горчицы! — припечатала Катерина, — Что с тобой, Андреас⁈

— Волнуюсь… — вздохнул я, откладывая ложку в сторону, — Никак не могу придумать, как вести себя с папой авиньонским. Каким я должен быть, чтобы он беспрекословно отдал мне перстень? Что такого я должен сказать, чтобы он выполнил моё желание?

— Тем более, что тебя раскусил простой лодочник, — проворчала Катерина, тоже задумываясь, — Подумать только! Простой лодочник Шарль, и тот понял, что ты не француз! Подожди!..

— Что? — с надеждой посмотрел я на девушку.

— А что, если… хм!.. А почему нет?.. — бормотала она про себя, еле слышно.

— Что⁈

— А с другой стороны… И как он… А если… Ну, ведь может и так быть!..

— Что?!!!

— Есть план! — подняла она на меня взгляд, — Он рискованный, но это лучше, чем ничего! Хочешь быть принцем?

— Нет!

— А придётся. Не тушуйся так, ты будешь незаконнорожденным принцем. Бастардом.

— Ещё не легче!

— И не просто бастардом-принцем, а английских кровей!

— Вообще ужасно!

— А теперь слушай внимательно. Одиннадцать лет назад к власти в Англии пришёл король Генрих Четвёртый Болингброк. Это прозвище по названию крепости, где он родился. В юности, ещё графом Дерби, выступал против короля Ричарда Второго Бордосского, потом помирился с королём, потом король изгнал его из Англии. Тот странствовал по Европе, вроде однощитного рыцаря. И даже, участвовал в войнах и сражениях. Жизнь вёл… соответствующую. Потом самовольно вернулся в Англию, к нему примкнули многие сторонники, и он низложил короля Ричарда. Как я уже говорила, около одиннадцати лет назад он сам короновался.

Ещё до того, как стать королём, он был женат. Жена умерла. После коронации он женился вторично, но детей от второго брака пока нет. А от первого брака у него сейчас шестеро детей, четверо мальчиков и две девочки. Но, говорят, был ещё один ребёнок, который умер, прожив всего четыре дня… И это был самый первый ребёнок… И его звали Эдвард.

— Так…

— А теперь слушай ещё внимательнее! Вопрос: чего хочешь ты?

— Я хочу перстень!

— А чего хочет авиньонский папа?

— Твою мать! — с чувством выдохнул я, — А ведь, меня учили! Меня учил старый, мудрый Фарн: хочешь поймать крокодила — бери с собой гнилое мясо! Ну, кроме кошки, конечно… Ты не любишь гнилое мясо, зато его любят крокодилы! Ловить надо не на то, что любишь ты, а на то, что любит тот, кого тебе надо поймать! Как же я мог забыть⁈

— А почему нельзя дохлую кошку? — с любопытством уточнила Катерина.

— Священное животное, — пояснил я, — Чтобы тебе понятнее было, это как, если бы ты пыталась мощами святых приманить медведя…

— Ну, ты сравнил!!!

— Для египтянина — вполне нормальное сравнение, — отмахнулся я, — Кроме того, это я фигурально, для образности. Но, как я забыл⁈ Итак, что нужно авиньонскому папе? Ответ прост: ему надо вернуть свою власть! А значит…

— А значит, — перебила девушка, — Ему нужны деньги! Золото. А деньги для тебя…

— Пыль! — подтвердил я, — Итак…

— Итак, к нему приходит некий Эдвард, принц Уэльский, которого нынешний король Англии объявил умершим, а на самом деле попросту спрятал по ряду таинственных причин… но вот-вот объявит о том, что он жив! И предлагает папе… ну… полмиллиона золотом! Взаимный обмен. Папа захватывает власть, признаётся всеми единственным и самым правильным папой, а за это поддерживает твою английскую экспансию во Франции. Как будто твою. А в залог будущих дружеских намерений…

— Большой рубин крестоносцев!!! — с жаром воскликнул я, — Блестящая идея! А почему я вдруг «принц Уэльский», а не какой-нибудь другой?

— Потому что первенец, — улыбнулась Катерина, — Ты что, не знаешь этого обычая?

— Нет…

— Ох, ну ты… ладно, расскажу. В тысяча двести восемьдесят третьем году, тогдашний английский король Эдуард Первый, Длинноногий, подавил восстание в Уэльсе, в результате полностью его завоевав. Это валлийские земли и даже язык там валлийский, разновидность кельтского. Собрал он всех валлийских вельмож, и ласково так, мягко, попросил принести вассальную клятву. От такой мягкости у некоторых по спине пробежались ледяные мурашки… Ну, те посоветовались и, дерзко так, отвечают, мол, ладно, быть по сему, но ты назначишь нам правителя-наместника! Который будет управлять нами от твоего имени, но при этом подойдёт под три наши условия! Тут Эдуард слегка удивился и даже с минуту раздумчиво посматривал на своего палача… Но потом всё же спросил, а что, собственно, за условия? Условия — отвечают ему валлийские дворяне — следующие: первое: он должен родиться в Уэльсе! Второе: он не должен ни слова не знать по-английски! Третье: он не должен совершить ни одного бесчестного поступка в своей жизни! А сами друг на друга поглядывают. Мол, кого из нас он выберет?.. Потому что, кого же ещё, кроме как из нас? При таких-то условиях? И тут, внезапно, Эдуард согласился! Хорошо, — говорит, — Завтра я объявлю наместника. Готовьтесь!

Наутро собрались опять валлийские дворяне, друг друга в бока подталкивают, на палача глаз косят… а палач с отточенной секирой позади стоит. Выходит Эдуард и опять, мягко так, душевно: я обещал назвать вам наместника? Чтобы он родился в Уэльсе? Чтобы ни слова не знал по-английски? Чтобы не совершил бесчестного поступка? Я ничего не перепутал?.. Тогда вот мой новорожденный сын! Он родился сегодня ночью! В Уэльсе! Ни слова не знаетпо-английски! И не совершил ничего предосудительного! Он даже пелёнки испачкать ещё не успел! Можете подходить, присягать… Палач! Проследи!..

Ну, вот, с тех пор и до настоящего времени, первенец короля мужского пола, а значит, наследник короны, носит титул принца Уэльского!

— Хитро! — усмехнулся я, — Подожди! Так ты меня в наследники английского престола метишь⁈

— А чего мелочиться? Сейчас принцем Уэльским считается Генрих Монмут, но мы его подвинем! Правда, после того, как тебя король Генрих Четвёртый признает своим сыном… Но мы же интриганы? Мы и это провернём?

Мы оба расхохотались.

— Гора с плеч! — признался я, — Отличная идея! И у нас больше десяти дней, чтобы эту идею как следует обдумать и довести до совершенства. Великолепно! Та-а-ак… а что это у нас на столе? О! Телячьи отбивные, фаршированная утка, свинина в сметанном соусе… и по какому поводу такое изобилие?

— По поводу того, что когда я спрашивала, заказать ли очередное блюдо, кое-кто тупо глядел в пространство, кивал головой и отвечал: «да-да, конечно!» — проворчала Катерина.

— Ну и правильно! Пора подкрепиться, как следует! А вот эти десять каких то горшочков… это что, горчица? Ну-ка, ну-ка… Отпробуем! М-м-м! Вкусно! А, кстати! Кое-кто мне рассказывал, что лучше бургундских вин и на свете не бывает! Не заказать ли по кружечке?..

— Ожил! — счастливо улыбнулась Катерина, — Ей Богу, ожил!

* * *

Вина мне не дали. Сказали, что в трактире могут опять обмануть и вместо настоящего бургундского подсунуть какую-нибудь гадость… да вот, хотя бы опять шампанское! И пообещали, что уж в Мино у меня будет возможность напробоваться. От души!

Я поверил. Ага! Особенно, когда мне сказали, что я могу хоть по десять кружек любого из сорока шести сортов вина, который делают в Мино. Да, хоть по десять кувшинов!

После обеда глаза у меня посоловели и я предложил отложить поездку на завтра. А что? Переночуем в Дижоне, а утречком спозаранку…

— Щаз-з! — односложно ответила Катерина, — Расплачивайся, я жду в карете!

И упорхнула на улицу. Я со вздохом полез за пазуху…

Неподалёку о чём-то беседовала группа пилигримов. Наверное, в любом трактире Европы вы увидите подобную группу. Одни идут к святым местам, другие оттуда возвращаются. И делятся впечатлениями. Бывает, кто-то согрешит, покается на исповеди, и ему дадут такую епитимью, посетить такое-то святое место и там ещё раз покаяться. Чаще, сами дают обет Богу, например, если у жены были тяжёлые роды. Что, мол, если Господь спасёт и жену и ребёнка, то непременно схожу к святым местам и щедрую денежку пожертвую. И все эти люди выглядят одинаково: в тёмных, прочных, дорожных плащах с капюшонами, похожими на монашеские рясы. В таких не страшно попасть под дождь, не запачкаешь, если присядешь отдохнуть на придорожный камень и вообще, практично. Здесь была точно такая же группа. Раньше я на них и внимания не обратил бы, занятый собственными мыслями, но теперь заинтересовался.

— И ты видел самого папу римского⁈ — с почтением спрашивал один, седоволосый.

— Вот, как тебя сейчас вижу… — солидно отвечал другой, — Пошёл я в Латеранский собор, вознести молитву Господу, оглядываюсь… Матерь Божья! Сам папа мимо меня идёт! Я — на колени! И все, кто рядом был, тоже на колени пали. А папа, вот эдак, широко нас перекрестил, благословил, и пошёл дальше, по своим делам…

— Ишь ты! — восхищённо воскликнул ещё один, совсем почти подросток, — Это же такое благословение… оно на всю жизнь!

— Это да… — согласился рассказчик, — После того благословения много чего хорошего со мной произошло. Вот только некогда мне вам всё рассказывать. Дела сами себя не делают. Помогай вам Бог, добрые люди, а мне пора…

И он встал. Меня словно под дых ударили. Это же он! Тот самый, который наше посольство преследовал! Тот самый, который арбалетную стрелу мнимому барону Гастону в самую середину груди вогнал!

Я стоял ошеломлённый, а мой враг прошёл совсем рядом, чуть не толкнув меня плечом, да ещё нагло подмигнул мне на ходу, небрежно бросил пару монет на стойку и вышел прочь. А через мгновенье я услышал как загрохотали подковы нескольких лошадей по брусчатке. Только тогда я пришёл в себя. С удивлением увидел, как мёртвой хваткой сомкнулась моя рука на рукояти меча. С трудом заставил себя разжать руку. Расплатился с трактирщиком и вышел на улицу. Светило тусклое солнышко, чирикали вездесущие воробьи, сновали туда-сюда разные люди, а меня била крупная дрожь.

Как я забыл⁈ Как я упустил из виду⁈ Почему я решил, что если и были преследователи, то они теперь преследуют отряд крестоносцев, а не меня⁈

— Андреас! Ну, где ты пропадаешь? — улыбаясь позвала Катерина, — Пора в путь! Скоро я обниму своего батюшку! Ты понимаешь? Меня полтора года дома не было! Ну что ты встал, словно пенёк? Едем же! Едем!

— А… куда поскакали всадники только что? — хрипло спросил я.

— Какие всадники? А… да, были какие-то всадники! А в чём дело⁈

— Это наши враги… — вынужден был признаться я, — Те самые, которые преследовали посольство. Которые устраивали засады.

— Что⁈ — улыбку Катерины словно стёрло, — Ты не ошибаешься⁈

— Нет… Я их главаря очень хорошо разглядел. Это он. Я узнал его, а он узнал меня. Впрочем, похоже, что он и без того знал, что это я. Они нас преследовали и во Франции.

— Знал и не попытался отравить, утопить или ещё как-то взорвать? Если в посольстве мы принимали все меры предосторожности, то здесь, во Франции, мы вели себя очень беспечно! Он мог избавиться от нас десятки раз!

— Загадка… — вынужден был признать я, — Я не понимаю, почему я ещё жив, почему он ещё нас не прирезал…

— Поехали! — решилась Катерина, — Если в эти два часа нас не убьют, то потом мы будем в безопасности. А я поговорю с батюшкой! И тогда в опасности окажется именно он, наш таинственный преследователь! Едем!

Застоявшиеся лошади рванули изо всех сил.

* * *

Скакали ровно два часа. И каждый миг я был в напряжении: а вдруг откуда-нибудь из-за угла вынырнет эта пятёрка? И пойдёт навстречу, на рысях, набирая скорость и растягиваясь в цепь, перегораживая дорогу…

Краем глаза видел, что и Катерина начеку. Во всяком случае, в окошко кареты было видно, что в руках у неё взведённый арбалет. Ещё один взведённый арбалет был в руках Эльке, но я уверен, что Катерина дала ей строгий наказ держать оружие стрелой вверх и ни в коем случае не выпускать из рук. А потом передать ей, когда она прикажет, чтобы Катерина могла выстрелить второй раз. И я уверен, на двоих моих противников у меня будет меньше. А я — что ж? — мне выпало схватиться с тремя бандитами… Во всяком случае, выиграть время, пока Катерина не перезарядит арбалеты.

Когда вдали завиднелся замок, и Катерина в окошко выкрикнула, что это её родовой замок де Мино, я совсем уже был уверен, что враги поблизости. Не могут они позволить, чтобы мы достигли безопасного места, не могут! Ведь они знают, за кем охотятся? И всё же мы вполне благополучно добрались до ворот замка! Никого не встретив в пути.

— Ваше сиятельство! — радостно завопил привратник, разглядев, что за девушка перед ним, — Какое счастье! Ребята! Открыть ворота! Скорее! Её сиятельство вернулась! Ура!!

— Ты пользуешься популярностью… — заметил я, еле переводя дух после бешеной скачки.

— Сомневался? — устало улыбнулась девушка, осторожно разряжая арбалеты, — Зря!

Тем временем ворота протяжно заскрипели и решётка ворот поползла вверх. Нас встречали не через узкую калиточку, а полностью распахнув ворота. Как дорогих гостей, а ещё вернее, как любимых хозяев.

— Я дома! — на глазах девушки выступили слезинки, — Господи! Я дома!!!

[1] Перед вами — старый Дижон, а также его центр — кафедральный собор святого Венигна. Обратите внимание на мозаичные крыши. Это тоже визитная карточка Дижона. Не случайно, даже погружённый в глубокие раздумья, наш герой обратил внимание на эти удивительные крыши!

Глава 11 Крах

Тех не бывает, кто решит твои проблемы,

Избавит от сомнений, глупых страхов,

Не стану спорить — чудеса еще бывают,

Но ждать все время их — вот путь ведущий к краху.

Дмитрий Пучков (Гоблин).

Увидев слезинки на глазах девушки, я деликатно отвернулся, но…

— Жером! Немедля закрыть ворота! С этой секунды никого не впускать без моего личного разрешения! С батюшкой я договорюсь, он подтвердит!

— С батю…

— Да! С батюшкой! Передать это распоряжение всем постам! Ни днём, ни ночью, никого не пускать, пока я лично — повторяю, лично!!! — не разрешу!

— Да, но…

— Никаких «но», Жером! Никаких «но»! И распорядись, чтобы карету с лошадьми поместили в нашу конюшню. Моего кучера — накормить! Выделить ему лучшее место в гостевой для слуг! После того, как он присмотрит за конями, само собой… Меня провожать не надо! Слава Богу, дорогу знаю… Эльке! За мной! Андреас! Ты что застыл, как истукан⁈

И я увидел, как шуршащий юбками вихрь заструился по внутреннему дворику замка. Замок, кстати, не из самых больших. За те дни, пока я нахожусь в этом времени, мне уже не раз доводилось видеть замки покрепче и побольше. Хотя, конечно, вполне боеспособный замок, это я уж отмечаю теперь профессионально! В общем, крепкий, но уютный, небольшой замок, вполне способный укрыть в случае опасности… ну-у… с полтысячи человек, гарантированно! Подозреваю, что в ближайших окрестностях больше и не наберётся. Пока мы скакали, я ничего, кроме зарослей виноградников не видел. И виноградарей на тех виноградниках было не густо.

Я торопился за Катериной, и слышал её радостные восклицания:

— Во имя Христа! Рада видеть тебя, Арман! Ну-ка, сбегай в погреб и принеси моему спутнику лучшего вина! Я обещала удивить его божественным вкусом! Ванесса! Когда я уезжала, ты ждала ребёнка! Как малыш? Девочка? Благослови её Бог! Огюст! Жив ещё, старина? Я рада этому! Как поживает твоя Кларисс? Я помню, что она была моей кормилицей! Пусть будет над вашим семейством милость Божья! Даниэль! Да ты смотри, как поздоровел! Был неуклюжим подростком, а теперь заматерел, заматерел… Ты ещё помогаешь на кузне хромому Мишелю? Отлично! Скажи ему, пусть будет готов. Мне кажется, у одного из наших коней надо перековать подкову. Да, желательно сегодня. Пусть сходит на конюшню и поговорит с моим кучером. Его зовут Трогот. И, да… кучер немец и может плохо понимать по-французски, но думаю, они смогут договориться и жестами! Беги Даниэль, и передай всё в точности!

И я видел, как вспыхивают ответные улыбки, как озаряются радостью лица, как весело и охотно бросаются окружающие выполнять те мелкие поручения, которые раздаёт им девушка. Как благословляют они её в ответ. Даже издали, точно зная, что она их не видит. А значит, искренне, от всего сердца.

— Катерина⁈ — удивлённо и радостно послышалось от крыльца.

На высоком крыльце стояла шикарно одетая девушка, словно зеркальная копия Катерины, только рыжеволосая.

— Александра⁈ — не менее удивлённо и так же радостно воскликнула Катерина, — Какими судьбами⁈ А-а-а! Приехала навестить батюшку! Отлично! Поболтаем! У меня столько новостей!!!

— Что значит «навестить батюшку»? — улыбка начала сползать с лица неведомой Александры, — Ты разве не знаешь…

— Чего? — насторожилась Катерина.

— Твой батюшка… примерно через полгода после твоего отъезда… он поехал на охоту… и там погиб…

— Как⁈ — Катерина словно о каменную стену ударилась. Она застыла, лицо её исказилось, губы задрожали.

— Ну… я как раз приезжала в гости… твой отец устроил по случаю окончания осенних работ охоту. Выехали с окрестными дворянами… и вот… ужасно! Его пропорол рогами дикий лось. Разве ты не знаешь? Я писала тебе об этом!

— Как писала… когда? — непослушными губами еле выговорила Катерина.

— Сразу, как только это случилось! Как раз Фелиппе… ты помнишь Фелиппе? Ну, вот, молодой Фелиппе уезжал в Орден крестоносцев. И поклялся мне, что перед этим разыщет ваш женский бенедиктинский монастырь и отдаст тебе моё письмо. Разве он не отдал?

— Нет… — Катерина побелела, и почти шептала. Я даже шагнул поближе, на всякий случай, вдруг потеряет сознание и надо будет успеть подхватить, — Я не видела Фелиппе… И не слышала о нём… А я была в самом Мариенбурге! Если бы он стал крестоносцем, я бы знала! Я знала о каждом рыцаре из наших мест!

— То-то я слышала, что он него писем тоже нету… — опечалилась Александра, — Неужели достойный юноша погиб в пути?.. Жаль… Но ещё более жаль твоего отца! Да смилуется Господь над его светлой душой! И ведь, совсем не старый ещё человек… был…

— А-а-а… — наконец-то разразилась слезами Катерина и буквально повисла на плече Александры, — А-а-а-а…

— И, слава Богу! — подумал я. Я убедился, что для девушек лучше выплакаться, чем носить тяжесть в себе. А то, что Катерине было невообразимо тяжело, видно было невооружённым глазом. Так что, пусть поплачет…

— Мужайся! — шепнула ей в ухо рыжеволосая, — Если Господь призвал твоего отца, значит, посчитал так нужным… Пойдём, я провожу тебя в фамильную усыпальницу… Его рядом с твоей матушкой похоронили… прямо совсем рядышком. Пошли, кузина…

Кузина… Ну, я так и подумал, что близкая родственница! Очень, очень похожие девушки!

Александра бережно, под локоток, вела плачущую Катерину, вокруг суетилась Эльке, пытающаяся подать хозяйке носовой платочек, горестно вздыхали встречные слуги и служанки, а я шагал следом деревянными шагами. Неужели… крах⁈ Наверное, я должен был переживать и горевать вместе с Катериной. Но… не получалось. Я же в глаза не видел её отца и понятия не имею, что он за человек. Вот за девушку было горько и обидно! И за себя тоже. Кто же теперь даст мне рекомендательные письма к папе авиньонскому⁈

Вы, наверное, скажете, что я толстокожий и бесчувственный… Нет! Мне жаль девушку и больно за неё. Я готов разделить с ней скорбь и отчаяние утраты. Но почему при этом я должен забыть свою цель? Ту, ради которой меня отправили в этот мир, напрочь лишив даже остатков магии мир тот, древний? А цель теперь отодвигалась на неопределённый срок. И это ужасно! Это ужасно не только для меня или Катерины, это ужасно для всех людей Земли.

Усыпальница графов де Мино оказалась неподалёку. То есть, не просто неподалёку, а этакая пристройка к замку, но с отдельным входом. Девушки вошли внутрь и видно было, как они спускаются по ступенькам, а я затоптался снаружи. Спускаться? Меня вроде не приглашали. Это своя, фамильная усыпальница. Ну, постою снаружи, подожду их здесь. Я встал у входа, слегка расставив ноги и скрестив руки на груди. Наверное, вид мой был достаточно грозным, чтобы проходящие слуги шарахались в стороны…

Девушек не было с час. Потом они вышли, притихшие, скорбящие. Катерина уже не ревела в голос, но слёзы всё ещё катились у неё по щекам, и она вытирала их кружевным платочком. Получалось плохо. Платочек был уже насквозь мокрый и слёзы попросту размазывались по щекам, а не впитывались в ткань. Бедная девушка!

— Ой! — чуть не наткнулась на меня кузина Александра, — Катерина, а твой спутник… э-э-э…

— Это мой друг, — слабым голосом ответила Катерина, отчаянно хлюпая носом, — По статусу он оруженосец, но… это мой друг!

— Понимаю… — покосилась на меня Александра, — Не волнуйся, кузина, я позабочусь о твоём… друге.

Почему-то у неё это прозвучало двусмысленно. Но, Катерина не заметила.

— Спасибо! — всхлипнула она, — А то у меня голова идёт кругом…

— Тебе надо отдохнуть… — заботливо заметила Александра, — Я прикажу подготовить комнату. Голубую, твою любимую…

— Нет! — чуть не испуганно вскрикнула Катерина, — Я не буду отдыхать! Я буду молиться. Я пойду в нашу часовню.

— Там сейчас холодно… — заметила Александра, — Мы обе вознесём молитвы завтра. А сейчас тебе нужно выспаться.

— Нет! — упрямо возразила Катерина, — Я буду молиться! Всю ночь!

— Ну, что ж… — немного подумав, согласилась Александра, — Ты взрослая девочка, чтобы самой решать… На всякий случай, комнату подготовят. Тебя проводить?

— Нет… — Катерина в очередной раз размазала слёзы по щекам, — Я знаю дорогу.

— Крепись, подружка! — в последний раз обняла её кузина Александра за плечи, — Я уверена, что твой отец на небесах и видит твоё горе. Не знаю, радуется ли он этому… Как можно горевать, если он на небесах⁈ Но, с другой стороны, ты права: вознести молитву Господу нужно. Иди, милая кузина! А завтра мы с тобой обо всём поговорим. До завтра!

— До завтра… — и Катерина потеряно побрела по дорожке, наверное, в нужную сторону, потому что Александра проводила её взглядом, но не окликнула.

— Ну, а вы, молодой человек, который… друг… — повернулась ко мне рыжая девушка, — Чем я могу вам услужить?

И опять это прозвучало двусмысленно!

— Ну-у… — я на секунду задумался, — Во-первых, хотелось бы смыть с себя дорожную пыль и грязь. Может, у вас найдётся и одежда, подходящего мне размера? Скромная и добротная. Не графская, конечно, но… подходящая мне по статусу. Если быть честным, последние полторы недели как-то помыться и постираться не доводилось… Во-вторых, было бы неплохо перекусить. Надо сказать, мы плотно покушали в Дижоне, но… бешеная скачка, нервы… Нет, я не прочь перекусить хорошенько. Только не за общим столом! Я думаю, у вас есть в гостях кто-то из окрестных дворян? Во всяком случае, я не припомню ни одного случая, чтобы мы завернули в какой-нибудь замок, а там у хозяина не было бы гостей из вассальных баронов! Но мне не хотелось бы с ними знакомиться… пока… без Катерины. Я хотел сказать, без её сиятельства, графини Катерины… да! Поэтому, если не трудно, пусть подадут ужин в комнату. Вы же дадите мне комнату? Если нет, я могу переночевать и на сеновале! Но тогда пусть ужин принесут на сеновал! Ну и в третьих… Отчего вы смеётесь⁈

— Ничего-ничего! — сквозь смех заметила Александра, — Очень смешно у вас получилось: «Подать ужин на сеновал!». Продолжайте, что «в третьих»?

— Хм… да… а в третьих, не найдётся ли у вас в замке художника?

— Художника⁈ — я видел, как растерялась Александра, — Но, Боже мой, зачем вам художник⁈ Да ещё прямо сегодня⁈

— Видите ли… даже не знаю, как сказать… в общем, нас преследовали несколько всадников. И начали преследовать ещё давно. И так получилось, что одного из них я видел в лицо. Я подумал, не сможет ли художник, с моих слов, нарисовать хотя бы приблизительный портрет этого человека? Чтобы стражники были начеку и могли бы схватить негодяя, если он вздумает под благовидным предлогом проникнуть в замок. Это страшный человек, уверяю! Страшный и хитрый. Я знаю, что для того, чтобы проникнуть по нашим следам, он принимал личину и бродячего военного, который ищет, кому продать свой меч, и торговца, и бродяги, и богомольца… Думаю, он может напялить на себя любую личину! Поэтому было бы хорошо, если бы стражники знали его в лицо! Катери… хм… Леди Катерина уже распорядилась, чтобы стражники у ворот никого не пускали. То есть, вообще никого! Но этот человек хитёр! Он вполне способен выдать себя, скажем, за бродячего проповедника. Как не пустить в замок святого отца⁈ Или может нарядиться крестьянином, который привёз в замок продукты, ещё месяц назад заказанные. Раз эти продукты заказаны, — может подумать стражник, — значит, человек известный и безвредный… И пустит… нам на погибель! Поэтому я хотел бы увидеть художника.

— Серьёзно!.. — покачала головой Александра, — И это хорошо, что кузина оказалась столь предусмотрительной. Увы, в замке художника нет. Но я обещаю, что завтра, прямо с утра, мои посланцы объездят все окрестные сёла, деревни и города! И, думаю, какой-никакой, а художник сыщется. Бр-р! Страх-то какой! Что же касается остального… вы друг моей кузины, и этим всё сказано! Вам предоставят всё самое лучшее! Я позволяю вам распоряжаться в этом замке, словно хозяину! Я так слугам и накажу, чтобы вас, словно хозяина, слушались. Вы можете не просить — требовать! И, уверяю, что вы получите всё желаемое. И, даже, больше…

Странно… В очередной раз мне послышался какой-то иной смысл или подтекст…

* * *

— Хорошо-то как! — невольно воскликнул я.

А потому, что действительно, было хорошо! Я сидел в горячей ванне — раз! Я мог никуда не спешить — два! Прямо сейчас мне тёрли спину жёсткими мочалками две симпатичные служанки — три!

Откровенно говоря, когда они вошли со своими мочалками, когда я уже сидел в ванной, сперва я немного стушевался. Потом вспомнил, что здесь принято совместное мытьё в банях. Хм! Мытьё в ванне, это равно мытью в бане или нет? И спросить-то не у кого… Потом я заметил, что вся вода в ванне покрыта мыльной пеной, а значит никто не будет введён в соблазн, выражаясь терминами этой эпохи. И я чуточку успокоился. Ну, и значит, пусть себе трут! Они же для того и пришли? И я смело подставил спину. И… о-о-о… хорошо-то как!..

— А одежда есть, чтобы переодеться?

— Да, сударь, конечно, сударь, взгляните, сударь, подойдёт ли?..

— Я вам что, принц⁈ Неужели ничего попроще не нашлось⁈

— Леди Александра лично выбирала…

— Хм… Спасибо, конечно, леди Александре… но я даже не знаю, какой стороной это надевается!

— Пустяки, сударь, мы поможем с вашим облачением, сударь…

— Ну, ж нет! — невольно повысил я голос, — Оставьте ведро воды с ковшиком, чтобы мыло смыть, полотенце и одежду! Авось разберусь, как тут что напяливать…

— Как скажете, сударь… Вы можете приказывать всё, что угодно, сударь…

— Ну, вот и приказываю: оставьте меня!

Нет, в принципе, всё понятно, что за чем и как надевается… Вот только не привык я во всём этом ходить. Мне постоянно кажется, что я не в своей тарелке! А потому что телу непривычно в новой одежде! И всё же я справился. Выглянул в коридор. Те, давешние две девушки покорно поджидали за дверями.

— О, сударь! Как вам к лицу, сударь! Граф, право слово, граф!

— Бери выше, Одиль, герцог! Позвольте проводить вас в ваши покои, сударь!

— Нет, сударь, позвольте я вас провожу! А ты, Матье, распорядись насчёт ужина.

— Сама иди, ужином командуй! А я провожу господина Андреаса… Правда же, господин Андреас?

— Та-а-ак… — грозно сказал я, — Ты, Одиль… ты же Одиль? иди за ужином, а ты… Матье?.. веди меня в комнату. Надеюсь, там тепло?

— Конечно, сударь! Леди Александра распорядилась, чтобы в комнате поставили две жаровни с углями! А мы с Одиль готовы согреть вашу постель. Хоть по отдельности, хоть обе сразу. Как вашей милости будет угодно!

— А вот это вы зря придумали, девушки! Ничего такого можете себе и не воображать.

— Вы устали в дороге? — неверно поняла мои слова девушка, — Не беда! Мы просто полежим рядом. Тихо, как мышки. А если у вас случится прилив сил…

— Не надо рядом! Я будущий монах! Понятно⁈

— Так ведь, это в будущем, сударь? — задала резонный вопрос эта… Матье… — А сейчас что вам мешает приятно отдохнуть?..

— Я дал обет смирения плоти! — пришлось соврать мне, — Перед папой римским! Он меня лично на этот подвиг благословил! Ясно⁈

Матье разочарованно пискнула, но настаивать на согревании постели больше не стала.

— Ваша комната, сударь! — распахнула она дверь.

— Ой-ё! — невольно вырвалось у меня, — А поменьше ничего не нашлось⁈

— Вам не понравилось? В этой комнате останавливался его светлость герцог Бургундский, когда посещал наш замок!

— Но я-то не герцог! Я не привык к такой роскоши. Вон, я вижу, шёлковые простыни… Это же шёлковые простыни? Я не ошибаюсь?

— Это лучшие шёлковые простыни, сударь!

— Но мне не нравятся шёлковые простыни! Они слишком скользкие и холодные!

— Мы могли бы согреть их… простите, сударь! Но, посмотрите, какая большая кровать! Мы бы с Одиль, тихонечко, с краешку…

— Нет! И вот, что… Я начинаю догадываться, каков будет ужин, за которым побежала эта самая Одиль… Беги немедля вслед за ней и скажи, чтобы никаких излишеств! Кусок жареного мяса, немного зелени и хлеб! Всё! А, нет, можно ещё немного горчицы. Мне понравилось в Дижоне… Но больше ничего! Понятно⁈

— Да, сударь…

— Подожди… А это что за бочонок на столе⁈

— Вино, сударь! Этот бочонок притащил Арман, он сказал, что леди Катерина так распорядилась…

— Здесь же литров пятнадцать!!!

— Немного меньше, сударь. Всего два вельта…[1]

— О, Господи! Мне и надо было только попробовать… Одной кружки за глаза бы хватило.

— Э-э-э, сударь! Это вам только так кажется! А когда распробуете, вы непременно возжелаете ещё! Мы с Одиль будем вам прислуживать за ужином, и если…

— Стоп! Уж не думаете ли вы меня подпоить⁈ И, так сказать, воспользоваться⁈

— Нет, сударь, что вы, сударь, как вы могли такое подумать, сударь?.. — залепетала Матье, но глаза у неё подозрительно блеснули, и я девушке не поверил.

— В общем, так, — подвёл я итог, — Беги за Одиль и скажешь, что я сказал. Принесёте ужин, и чтобы я вас до утра не видел! Не просто до утра, а пока я вас сам утром не позову! Если, конечно, позову… Понятно⁈

— Да, сударь…

— Так что же ты ещё стоишь⁈

* * *

Я уверен, что прежде чем принести мне ужин, мои слова доложили Александре. Слово в слово. Потому что я успел заждаться, пока ужин принесут. Наверняка, эта рыжая кузина Катерины, долго раздумывала, выполнить моё пожелание, или сделать по-своему: накрыть царский стол? В конце концов ужин мне подали достаточно обильный но, по словам девушек, и десятой доли от задуманного, на столе не было. Подали, как я и просил, только мясо, зелень и хлеб. Ага! Мясо оленье печёное на углях, жареная свинина, тушёный заяц с овощами, мясной рулет, мясо, жареное в горшочках и ещё гору каких-то мелких птичек, запечённых в глине и истекающих соком… А зелень? Четыре полных тарелки зелени! И это всё была разная зелень: лук, чеснок, салат, майоран, петрушка, розмарин, тимьян, укроп, черемша и ещё с десяток разных сортов зелени, у которых я и названия-то не знаю! Даже щавель каким-то образом оказался на тарелке! А, повторяю, сегодня декабрь! Ну, не чудо ли?..

— Ах, сударь… — поочерёдно вздыхали Одиль и Матье, — Если бы не ваша скромность, стол не был бы такой скудный… А как старался главный повар! Когда он узнал, что вы не хотите отведать всю его стряпню, у него чуть сердце не разорвалось от горя!

— А вы почему ещё здесь? — удивился я, с подозрением рассматривая столовые приборы.

Если не удалось с обилием блюд, то кузина Александра решила блеснуть роскошью приборов. Здесь была золотая вилочка, почти точная копия той, которую я видел у Катерины, ножичек с золотой ручкой, блюда были фарфоровые, с золотым орнаментом, кубок для вино поражал своей изысканностью и в его гранёных краях были вставлены небольшие рубины, отделанные золотом… Нет, я и до этого не был склонен к излишествам, но рубины меня окончательно отрезвили.

— Прислуживать! — пискнула Одиль, которая ещё не слышала моих запретов, — А, кроме того, нужно же после ужина посуду убрать. Нехорошо, если во время сна вас будут мучить всякие запахи… Ещё, не дай Бог, кошмары приснятся!

— Ладно! — решился я, — Но только, если вы составите мне компанию за столом!

— Нам этого нельзя, сударь! — почтительно присела в книксене Матье.

— Категорически! — повторила её жест Одиль.

— А кто узнает?.. — удивился я, — Я никому не скажу!

— Узнают… — с протяжным выдохом доложила Матье, — Если кому надо, то узнают!

И тут у меня словно щёлкнуло в голове. Ну, конечно! Разве может быть комната для таких важных гостей, и чтобы нельзя было подслушать, подсмотреть? Ведь это жизненно важно для хозяина замка! Для любого хозяина, любого замка! А это значит… Нет, может быть, прямо сейчас и не смотрят… А может и смотрят! Во всяком случае, не желают мне зла. Иначе, перстень меня предупредил бы. Если смотрят, то присматриваются, прикидывают, что я за человек, есть ли у меня слабости, и можно ли как-то этими слабостями воспользоваться?

— Ну, нельзя, так нельзя! — равнодушно вздохнул я, принимаясь отрезать кусок от печёной оленины и обильно смазывая его горчицей, — Налейте вина. Но, немного! Не больше половины бокала. Да, вот так. М-м-м… в самом деле, отличное вино! Не зря Катерина его так нахваливала, ох, не зря! Нет, подливать не надо! Но вино и в самом деле чудесное! Дивный аромат, восхитительный цвет и божественный вкус! А мясо! Так и тает во рту! Передайте повару моё восхищение! Да, в самом деле, великолепный ужин! А теперь вы можете всё убирать.

— Как⁈ — оторопела Матье, — И всё⁈ Сударь, так нельзя! Вы совсем ничего не съели! Вы отощаете! Вы погубите свой организм!

— Не отощаю! — заверил я, промакивая губы тряпочной салфеткой, — А если вдруг у меня в брюшке заурчит, я завтра доберу недостающее! Не так ли?..

— Как скажете, сударь!

— Как сударю будет благоугодно!

— Сударю будет благоугодно спать! — решил я, — Надеюсь, комната закрывается?

— Нет, сударь… Увы, сударь, но задвижки не предусмотрено. Впрочем, в коридоре постоянно дежурит охрана…

— Тогда повторяю: чтобы я никого из вас не видел, пока сам не позову! А если увижу, то я рассержусь. Оно вам надо?

— Отдыхайте, сударь!

— Мы вас не потревожим, сударь!

— Эй, минуточку! Вы собрали со стола всё, кроме бокала!

— Ну, мало ли, сударь? Вдруг вам ночью захочется пить?

— А тут и вино на столе и бокал под рукой!

— Убирайте!

— Не велено, сударь! — опять вздохнула Матье, — Нельзя лишать гостя удовольствий!

И я окончательно понял, что своим отказом от обильных возлияний, я расстроил чьи-то планы… Будем надеяться, что это были не коварные планы, а простое, женское любопытство. Мы же все понимаем, кто именно строил эти хитрые планы?

Ладно, будем считать, что я молодец. Вот только… кто же мне даст рекомендательные письма к авиньонскому папе⁈

[1]…два вельта… Верные своему обещанию, авторы обычно сразу переводят средневековые меры измерения в привычные современному читателю. Но тут так не получится. Не меряли вино литрами в средневековой Франции! Меряли бочками. Но даже бочки были разные! Обычная бочка составляла 225 литров, а бургундская бочка уже 228 литров. Одна винная бочка делилась на тридцать два вельта. Получается, один вельт — примерно равен 7,1 литра. Два вельта, как в книге, это 14,2 литра.

Глава 12 А может… и не крах?

Ведь у надежд всегда счастливый цвет,

Надежный и таинственный немного,

Особенно когда глядишь с порога,

Особенно когда надежды нет.

Булат Окуджава.

Проснулся я внезапно, как от толчка. В жаровнях прогорел уголь и было прохладно. Может, от этого? Вроде нет… Я уже к подобному привык. За узким, стрельчатым окном темнота. Впрочем… похоже близится рассвет. Ну и что? Обычно меня будит колокол, который предупреждает добрых католиков о приближении времени утренней молитвы. Второй раз он звонит уже перед самой молитвой, подгоняя опаздывающих Но сейчас я не слышал колокольного звона!

В дверь опять поскреблись. Вот оно что! Вот кто разбудил меня! Эти негодницы… как их? Одиль и Матье? Они всё никак не уймутся⁈ Ну ж я их!

Я зажёг огонёк в ладони и при неверном, колеблющемся язычке света осмотрелся. Есть свеча! Вот она, даже не одна, а целых три, в изящном подсвечнике! Торопливо я зажёг все три и, прямо в нижней рубахе, шагнул к двери.

— Ах вы… Хм!.. Я хотел сказать, ах, это вы, ваше сиятельство⁈ О, простите, я не совсем одет!

— Какие пустяки… — небрежно возразила Александра, так уверенно входя в комнату, что я невольно попятился, пропуская её, — Неужели вы думаете, что я обнажённых мужчин не видела? А уж в рубашке, это вообще ерунда…

— А… чем обязан… хм!..

— Я хотела предложить вам сходить в часовню. Ведь вы… друг… моей кузины?..

Нет, почему я каждый раз слышу второй смысл в её словах⁈

— Да, ваше сиятельство… но…

— Называйте меня просто Александрой! К чему церемонии? Я слышала, что вы называете кузину просто Катериной, почему бы вам не завести ту же привычку и в отношении меня? Не на людях, конечно…

— Но мы едва знакомы!

— Ничего! Я надеюсь, мы познакомимся поближе!

Опять! Опять мне чудится подтекст!

— Боюсь, мы не планировали долгую остановку в замке… ваше сиятельство.

— Александра, пожалуйста. Мы же одни?

— Да… но зачем нам идти в часовню?

— Я боюсь, — просто призналась Александра, — Я боюсь, что бедняжка кузина, от свалившегося на неё горя, могла потерять сознание. Но, даже, если этого — помилуй Бог! — не произошло, то скоро ударит колокол, созывая людей на молитву. Мне хотелось бы, чтобы люди не видели мою кузину… э-э-э… в подобном состоянии. Мы графы! А графы не должны выказывать чувств! Особенно, при слугах. Но, боюсь, кузина может не послушать меня… а может, устроит истерику… Она очень переживает, бедняжка, и я её не осуждаю, но люди… Мне хотелось бы, чтобы вы были рядом, когда я буду уговаривать Катерину.

— Понимаю… — пробормотал я, — хорошо, ваше… Александра, я сейчас оденусь! Но, простите, не могли бы вы… э-э-э…

— Я отвернусь! — снисходительно улыбнулась девушка, — Если это ускорит ваш процесс одевания. А, вообще говоря, напрасно вы отказались от услуг девушек! Они умеют одевать мужчин. А, впрочем, и раздевать. Они этому обучены.

Нет, ну почему, чуть не через слово я слышу двойной смысл⁈

— Я готов, ваше… Александра!

— Отлично! Пошли! И жирандоль берите с собой.

— Что брать⁈

— Жирандоль. Ну, он же настольный канделябр, он же трёхрожковый подсвечник…

— А! Понятно!

— И да, скажите, как вам удалось зажечь свечи? Я не слышала звуков огнива…

— Мне… э-э-э… мне удалось раздуть пару последних дотлевающих углей из жаровни. А уже от них зажечь свечу.

— Ловко это у вас! Чувствуется настоящий крестоносец, привыкший к полевым условиям! — похвалила меня Александра, — Пойдёмте?

— Пойдёмте!

— Тогда следуйте за мной. Во дворце стража, но они знают мою привычку ходить по ночам со свечой в руке. Что поделать? Бессонница… Бывает, столько забот наваливается на хрупкие женские плечи… ах, что право, не до сна!

Я уже открыл рот, чтобы посоветовать ей поскорее выбрать спутника жизни, и тогда её заботы лягут на другие плечи… но благоразумно промолчал. Во-первых, кто я такой, чтобы лезть с советами? А во-вторых, мне почему-то показалось, что Александра ловко подвела разговор к этому щекотливому моменту, чтобы я ей посоветовал что-то подобное. Не знаю, поддразнить меня или поставить на своё место, но я не шагнул в эту ловушку.

— Сочувствую, — вздохнул я, — стражникам! Идёт такой страж по коридорам ночной порой… Наполовину бодрствует, наполовину спит… И вдруг перед ним — вы! У вас нет легенды, что в вашем замке бродит приведение⁈

— Остроумно! — хмыкнула Александра, — У вас живой ум и отличное воображение, поздравляю! Но, вот мы и добрались! Вы, кстати, заметили по дороге стражников?

— Дважды. Но они благоразумно не стали нам мешать. Один патруль шмыгнул на лестницу, похоже на второй этаж, а второй загодя свернул по коридору. Я даже на секунду подумал, что суровые стражники боятся именно вас! До икоты…

— А вы ещё и наблюдательны! Поздравляю! Нет, не боятся, просто я дала такое распоряжение, что встретив меня ночью в коридоре, не лезть навстречу. Я же думаю над проблемами! А такая встреча может отвлечь меня от раздумий. А теперь… откройте эту дверь. Там должна быть кузина.

Я осторожно приоткрыл едва скрипнувшую дверь.

Катерина молилась. Она стояла на коленях и жарко возносила молитвы. Услышав посторонний шум обернулась и бледно улыбнулась:

— Александра! Андреас! Мне в самом деле полегчало… Воистину, если на тебя свалилось горе — молись! А вы что пришли?..

— Скоро рассвет… — мягко заметила Александра из-за моего плеча, — Сюда придут все, кто находится в замке. Нужно ли им видеть тебя… скорбящей? Мне кажется, они должны быть уверены, что в замке графов де Мино живут люди твёрдые характером! Может быть…

— Да, — просто ответила Катерина, вставая с колен, — Ты права, кузина. Пойдёмте, пока люди не пришли. Ой, бр-р-р! А здесь, оказывается, холодно! А пока молилась, и не замечала…

— Пошли-пошли! — поторопила её Александра, — Дай-ка я тебе, хоть тёплый платок на плечи… Голубая комната совершенно готова! Там и отогреешься и, хоть часок, вздремнёшь… К завтраку не выходи! Ну, куда ты с таким лицом, опухшим от слёз⁈ Кстати, и твой… друг Андреас, тоже не пожелал выходить к общему завтраку… без тебя! А значит… а значит, устроим после общего завтрака отдельный завтрак! Так сказать, семейный! Там обо всём и поговорим! Да? Вот и умница, кузина! Обопрись о мой локоть! Вот так! Я отведу тебя и передам на руки служанкам. Кстати, твоя Эльке тоже ждёт тебя в Голубой комнате. Я немного поболтала с ней — отличная девушка! Вот только по-французски не знает. Зато душа добрая!

Вот так, одобрительно бормоча, Александра довела девушку до самой двери. Убедилась, что Катерина вошла внутрь и её радостно встретили служанки. Не Одиль и Матье, другие. И сразу бросились растирать Катерине руки, плечи, ноги… Я деликатно отвернулся и шагнул за дверь.

— Бам! — раздался первый удар колокола, пробуждающий добрых католиков, — Бам!

— Ну, а вы, любезный Андреас, пойдёте ли в часовню на молитву? — повернулась ко мне Александра.

— Конечно! — с достоинством согласился я, — Но… прошу распорядиться, чтобы мне отдали мою привычную одежду! В таком наряде меня, пожалуй, вытолкают в самую середину часовни! Приняв за графа или герцога, ха-ха! А в своей одежде оруженосца я буду на привычном мне месте — позади дворян. Прошу вас, ваше… Александра!

— Ну, что ж… — Александра печально вздохнула, не то притворно, не то по настоящему, — Я распоряжусь. Если вам так удобнее. А позавтракаем, когда проснётся Катерина! Идёт?

— Благодарю! — искренне воскликнул я, — От всего сердца благодарю!

— Ну, сердце пока трогать не будем, — заговорщицки подмигнула рыжая кузина, — Чтобы потрогать сердце, мы подыщем другое время!

И опять — в который раз! — мне почувствовался скрытый подтекст…

* * *

Вы думаете, что после утренней молитвы, я сидел и голодал в ожидании завтрака? Как бы не так! Неизменные Одиль и Матье притащили мне гору всяких закусок, паштетов, сыров, зелени и всего такого прочего, чтобы, по их выражению, я «слегка подкрепился и не чувствовал голода». Если это «слегка подкрепиться», то не представляю, что такое «подкрепиться как следует»! Каждая из них бегала на кухню дважды, то есть вместе они притащили четыре подноса. И на каждом из подносов было по несколько тарелок. Подкрепиться! Человек пятнадцать могли плотно закусить, а не просто подкрепиться!

Ну, и конечно, вино. Куда же без него? Если это, как я понял, главный предмет гордости всего замка⁈ Вино и в самом деле было выше всяких похвал, но… почему-то я и в этот раз позволил себе всего половину бокала. Не знаю, может потом буду ругать себя последними словами, что имел возможность насладиться восхитительным напитком в полной мере, и сам себя ограничивал… Может быть. Но пока — полбокала! И не подливать!

Только ближе к полудню меня пригласили на «совет». До этого мне делать было совершенно нечего и я просто пялился в окно. За окном вились редкие снежинки: совершенно невиданное зрелище для египтянина! И хорошо, что я не совсем египтянин, а кроме того, я вдоволь насмотрелся на снег, во время альпийской части нашего похода. Спасибо, больше не хочу! И всё равно, эти снежинки завораживали. А может, я таким нехитрым способом, старался сделать вид, что не реагирую на осторожные попытки заигрывания настырных девушек, Матье и Одиль. Мёдом я что ли намазан, что они так ко мне липнут? Во всяком случае, когда меня позвали, я обрадовался.

Я сразу понял, что меня привели именно в Голубую комнату. Стены были обиты голубым шёлком. И комната была миленькой, уютной… не то что моя парадно-выставочная спальня!

Катерина сидела за накрытым столом, но, кажется, даже не замечала всяких тарелок и тарелочек, покрывших чуть не всю поверхность стола. Бледная, с покрасневшими глазами, хотя и тщательно завитая и безукоризненно одетая. Рядом сидела притихшая Эльке.

— Андреас! — улыбнулась Катерина, — Я рада, что ты рядом. Ты и Александра. Что есть кому разделить со мной горе.

Что мне оставалось? Я бережно взял в руки ладонь девушки и почтительно поцеловал кончики пальцев.

— Мне жаль, — искренне сказал я, — И я разделяю твою печаль. Прими мои соболезнования.

— Спасибо! — тихо ответила Катерина.

— Прошу извинения за задержку! — распахнулась дверь и в комнату стремительно шагнула Александра, — Еле удалось отвязаться от одного, особо настырного… впрочем, неважно! Зато теперь часа полтора я совершенно свободна и мы можем обо всём поговорить без помех. Ну, рассказывайте!

И Александра изящно присела за стол. Покосилась на тарелки и придвинула себе блюдо с печеньями.

— Эльке, налей мне вина! — приказала она по-немецки.

Наша служанка поспешно вскочила и налила вина из кувшина в бокал. А потом отступила подальше в уголок. Александра удовлетворительно кивнула. А я догадался, что таким нехитрым способом она попросту напомнила служанке, что ей не место за господским столом. Ловко!

— О чём рассказывать? — подняла на неё взгляд Катерина.

— Ну, если я правильно помню, в момент нашей встречи ты сказала, что у тебя очень много новостей… Но давай сперва о главном. Увы, твой отец умер… И, когда я увидела тебя, я подумала, что ты передумала идти в монахини, а решила принять наследство и стать здесь хозяйкой… Я не против! Я буду только рада! Но потом выяснилось, что ты не знала о смерти отца и, значит, не думала о наследстве… Тогда почему ты здесь? Я вся теряюсь в догадках! Повторю: если ты желаешь вступить в наследство, я немедленно уступлю тебе место!

И Александра нежно погладила запястье Катерины.

— Нет-нет… — рассеянно ответила Катерина, — я не передумала становиться монахиней. И если ты взяла на себя заботу о графстве — я только рада. Кто же ещё, кроме тебя?

— Ты! — убеждённо воскликнула рыжая кузина, — Это ты прямая наследница! А я только второй очереди.

— Нет! — категорично отказалась Катерина, — Мой удел — монастырь! И потом, если отец умер, это не значит, что его слова отменяются. Наше графское слово твёрдо! Если я вернусь, я буду должна выйти замуж за этого старого Жан-Клода! Нет! Лучше монастырь!

— Подумаешь… — проворчала Александра, — Сколько тому Жан-Клоду осталось? А потом ты будешь полновластной хозяйкой графства!

— Нет! — содрогнулась Катерина, — Никогда! Ты представляешь, если эта старая развалина возляжет рядом с тобой в супружескую постель⁈ Бр-р-р! Даже представить ужасно! Нет-нет-нет! Я уже давно решила: монастырь!

— Ну, что ж… —опечалилась Александра, — А я уже было обрадовалась, что избавлюсь от хлопот по такому огромному хозяйству… Ну, нет, так нет. Но как вы оказались здесь, в замке?

— У нас… — Катерина беспомощно оглянулась на меня, — У нас… э-э-э… миссия…

— Это не для лишних ушей! — весомо проговорил я, — Но если вы обещаете молчать…

— Никому! Могила! — заверила Александра.

— И даже в этом случае, я не могу сказать вам всего! — предупредил я, — Но вот в чём дело. Орден крестоносцев заинтересован в поддержании папы авиньонского. Но так, чтобы это исходило не от Ордена! А, как бы, частным порядком. Чтобы даже тень подозрения на Орден не пала! Иначе могут возникнуть серьёзнейшие проблемы с папой римским… а это не пойдёт на пользу никому! Именно поэтому, я был отправлен с орденским посольством, как бы в Рим… но по пути вынужденно отстал от посольства… вы понимаете, что это было как бы вынуждено, а на самом деле…

— Понимаю…

— А отстав от посольства я сразу сменил маршрут! Но тут возникает проблема. То, что я, от имени Ордена, имею предложить авиньонскому папе, это непременно его заинтересует, не в этом вопрос, а вопрос, как вообще попасть к нему на приём? Я вынужден был слегка открыться госпоже Катерине, зная, какой вес и влияние имеют графы де Мино во Франции вообще и в Бургундии в частности. И госпожа Катерина заверила, что сумеет убедить её отца дать мне рекомендательные письма. Тут ещё один щекотливый момент… Письма должны быть не просто мне, как некоему Андреасу, а совсем другому лицу, более значимому для предстоящей… э-э-э… миссии!

— Вот даже как⁈ Катерина, ты уверена, что твой отец пошёл бы на подобный подлог⁈

— Этот подлог был бы благоприятен для Франции! — уверенно парировал я, — Любой патриот своей страны согласился бы на подобный подлог, если бы знал окончательную цель!

— И Тевтонский Орден так заботится о благе Франции⁈

— М-м-м… не то, чтобы именно о Франции. Но задуманное было бы направлено против… простите, ваше сиятельство, больше не могу сказать ни слова!

Ну, вы помните, что советовал старик Решехерпес? Надо лгать — лги!

— Против англичан! — уверенно констатировала Александра, — Ничего другого не приходит в голову. Но как тут замешаны крестоносцы? А впрочем… Они завязли в войне с Польшей и удар англичан был бы им ударом в спину… Но при чём тут авиньонский папа⁈ Хотя… догадываюсь…

Вот за что я люблю недоговорённости, так это за то, что каждый додумывает в меру своей информированности и умственных способностей! И, получается, сам себя убеждает! А то, что Александра весьма умна, я уже имел возможность убедиться. К тому же — кузина Катерины! А яблочко от яблони, как говорится, недалеко падает.

— Заметьте! — сухо напомнил я, — Я вам ничего не говорил! Все совпадения — случайны!

— Да-да, — рассеянно заметила Александра, точь-в-точь, как Катерина, задумчиво покусывая нижнюю губу, — Да-да… Ну что ж? Подведём итоги? Кузина, ты окончательно отказываешься от наследства? Я не претендую! Ты законная наследница!

— Я отказываюсь! — повторила Катерина.

— Смотри! — шутливо погрозила ей пальцем Александра, — У меня теперь есть свидетель!

И, рассмеявшись, опять приобняла подружку.

— Только одна просьба… — доверчиво положила ей голову на плечо Катерина.

— Всё, что хочешь!

— Если тебе будет не трудно… не могла бы ты отправлять раз в год бочонок нашего лучшего вина в наш монастырь? Мы, разумеется не пьём, но для причастия… Мне было бы приятно знать, что я причащаюсь вином, отправленным из нашего графства!

— О, Господи! Да хоть десять бочек! Был бы о чём разговор!

— Спасибо, кузина, — Катерина устало прикрыла глаза, — Большего мне не нужно.

— А, если не секрет, где господин Андреас… кстати, можно я буду звать вас просто Андрэ? По-французски это звучит именно так! Можно? Спасибо! Так вот, где господин Андрэ получил такой ужасный удар мечом? Или это было ещё до вашей миссии?

— Шрам! — хлопнула себя по лбу Катерина, — Андреас! Мы забыли стереть шрам!

— Стереть? — обомлела Александра.

— Он нарисован, — пояснила Катерина, — Где мой платочек? Сейчас я…

И она принялась возить своим платочком по моему лицу. Я не дурак, я понял что самое время избавиться от «шрама». Сперва я сделал его бледнее, а потом убрал совсем.

Кстати! Ну, ладно, я забыл про шрам. Но, окружающие-то его видели! Те же Одиль и Матье. До этого девушки шарахались, а эти две — ничего, липнут. Нет, дорогие мои! Здесь что-то не так. Всей кожей чувствую, что что-то не так!

— Ну, вот и всё! — спрятала платочек в рукав Катерина.

— Я готова была поклясться, что шрам настоящий! — потрясённо призналась Александра, — Тот кто рисовал — настоящий мастер!

— Спасибо, — скромно улыбнулась Катерина.

— Тогда про ваши дальнейшие планы. Что вы будете делать дальше? Ну, положим, отдохнёте в замке… Я буду рада! Но вы же всё равно что-то будете предпринимать? Что?..

— Пока не знаю… — призналась Катерина, — Пока у меня в голове сумбур. Может, в самом деле, отдохну пару дней, приду в себя, и что-то придумаю?

— Хм… А что если я вам помогу?

— В каком смысле? Ты дашь нам рекомендации? Боюсь, кузина, женским рекомендациям папа не слишком поверит…

— А если я скажу, что у меня есть влияние на одного из его приближённых? Которому папа доверяет безоговорочно? И если я напишу этому человеку, он непременно добьётся, что вы будете приняты авиньонским папой? В любом статусе, который вы сами заявите?

— У тебя есть влияние на доверенного человека папы⁈ — округлила глаза Катерина, — Откуда⁈

— Это неважно. Скажем, мне удалось оказать ему важную услугу. Почти случайно, но он считает себя обязанным мне, до настоящего времени. Так что вы скажете?

— Мы были бы бесконечно благодарны и признательны! — заверил я, переглянувшись с Катериной.

— Это радует, — улыбнулась мне как-то по-особому Александра, — Я люблю, когда ко мне чувствуют признательность, чего уж скрывать! Но так и знайте, раньше чем через пять дней я за письма и не сяду! И не уговаривайте! Чтобы вы и пяти дней не погостили⁈ Не бывать такому!

В дверь постучали.

— Ну, вот! — скривила гримасу Александра, — Так хорошо сидели, болтали… и опять заботы! Оставляю вас, но надеюсь, что это не последние наши семейные посиделки! Не правда ли?

Александра подмигнула мне, поцеловала Катерину в щёчку, и поднялась из-за стола.

— Да, кстати! Андрэ! Художника пока не нашли, но ищут! Я помню вашу просьбу! Катерина! Быстрее приводи себя в порядок! Надеюсь, хотя бы за ужином, наши гости и вассалы смогут увидеть вас за общим столом? До ужина прощаюсь… увы, дела!

— Моя любимая кузина! — с улыбкой, вздохнула ей вслед Катерина, когда закрылась дверь, — Благослови её Бог!

— Я догадался, и что кузина, и что любимая! — заверил я.

Глава 13 Полоса неудач

Полным неудачником я не был,

Сдобрен только горечью мой мед;

Даже, если деньги кинут с неба,

Мне монета шишку нашибёт.

Игорь Губерман.

Первый казус случился уже за ужином. Нет, сперва всё шло чинно-благородно. Катерина и Александра подчёркнуто оставили главный графский трон пустым, а сели возле него, с обоих сторон, благожелательно улыбаясь гостям. Меня всё же посадили не к оруженосцам, а за дворянский стол, хотя и с самого края. Ужин начался, местный капеллан благословил трапезу, посыпались здравицы, возлияния… всё как обычно. Верный своим привычкам, я каждый раз прикладывался к бокалу, но глоток делал самый крошечный. Потом всем подливали вина, у всех бокалы оказывались полны и никто уже не мог доказать, что я не пью вровень со всеми. Это я у брата Вилфрида подсмотрел, если что. И тут…

— Наш новый гость не выпил за здоровье её сиятельства Александры! — пошатываясь поднялся со своего места подвыпивший молодой человек.

— Ах, дорогой Жерар, о чём вы? — всполошилась рыжая кузина, — Оставьте моего гостя в покое! Я лично видела, как он пил из своего кубка!

— Он делал вид! — упрямо возразил Жерар, косясь на меня недобрым взглядом, — А сам не пил!

— Так что с того? Какая разница, выпил полный бокал или пригубил? Главное, что он выпил за моё здоровье!

— Нет!!! — молодого человека шатнуло, но он ухватился за спинку стула и удержался, — Здесь все знают, что я избрал вас своей дамой сердца! Я не позволю кому бы то ни было, пренебрегать вашим драгоценным именем! Я вслух заявляю…

— Молчите, Жерар! — испуганно воскликнула Александра, — Ради Бога, молчите!

— Я заявляю, что вызываю негодяя на бой! — упрямо закончил Жерар, — Здесь и сейчас!

— О, Господи! — на Александру смотреть было больно, — Я против! Господа! Немедленно помиритесь! Я требую!

— Нет!!! — набычился Жерар, — Я не позволю! Я вызываю!!!

Я медленно встал. Не то, что я боялся этого мальчишки. С некоторых пор я перестал бояться поединков. Ха! Мне сам Ульрих пару уроков дал! Правда, теоретических, до практических, по его уверению, я не дорос… но из нашего посольства никто не дорос до уроков Ульриха! А от его теоретических уроков пользы было больше чем от полсотни практических уроков с кем бы то ни было! А брата Вилфрида я побеждал! И с начальником стражи, которая охраняла в Италии виллу, мы как-то скрестили учебные мечи. И тот потерпел фиаско, хотя уверял, что имеет огромный военный опыт. А ещё я прикупил по случаю знаменитую книгу «Цветок битвы» Фиоре де Либери, о которой я впервые услышал ещё в Мариенбурге, когда брат Гюнтер бился с польским рыцарем Кнышко. И я проштудировал эту книгу наизусть. И не просто проштудировал! Я каждый приём десятки, а то и сотни раз отработал! Так что, поединка я не боялся. Но вот, в первый же день стать причиной конфуза за столом… Этого мне не хотелось.

— Ваше сиятельство… — через весь стол поклонился я Александре, — О! Что с вами⁈

И именно в тот момент, когда все с недоумением перевели взоры на Александру, я быстро выплеснул всё из своего бокала под стол.

— Вы огорчены? — продолжал я, как ни в чём не бывало, — Напрасно! Молодой человек попросту ошибается… Я, как и все, выпил за ваше здоровье полный бокал!

И я медленно поднял бокал над столом и перевернул его. Всего одна, тяжёлая капля, нехотя капнула на скатерть.

— Вот видите, Жерар⁈ — с упрёком спросила Александра, — Вы пытались опорочить совершенно невинного человека! Да ещё и гостя! Немедля принесите извинения и помиритесь! Я приказываю!

— Но я своими глазами видел… — недоумённо уставился на меня Жерар.

— Вы ошиблись, — пожал я плечами, — Со своей стороны, претензий к вам я не имею. Особенно, учитывая, что леди Александра избрана вами дамой сердца.

— Приносите извинения, Жерар! — прикрикнула Александра, — Живо!

— Приношу… извинения… — выдохнул Жерар, глядя на меня с нескрываемой ненавистью.

— От всей души принимаю! — улыбнулся я, — И повторяю, что не имею претензий.

Дальнейший ужин прошёл несколько скомкано. А мне пришлось с этого момента пить почти полные бокалы, оставляя едва на донышке, чтобы при повторном подобном случае, можно было отбрехаться. Второй раз фокус с переносом внимания на Александру не выйдет…

Не знаю, может, почувствовав что я слегка перебрал, а может, из-за того, что пропал мой ужасный шрам, но эти девушки, Одиль и Матье, они, как мне кажется, были особо настойчивыми! Удалось отвязаться от них с большим трудом!

Второй казус случился следующим утром. Сразу после утрени, ещё перед завтраком, я вышел из замка, провести комплекс военных упражнений. С некоторых пор это у меня вошло в привычку. Я даже на корабле, даже в качку, пытался изобразить нечто подобное, под кривые ухмылки одноглазого капитана. Плевать! Брат Гюнтер мне плохого не посоветует, а он советовал тренироваться каждый день.

Вчерашний снежок успел растаять, во дворе замка стояли лужицы, было зябко, и я сразу принялся за тренировки. По крайней мере согреюсь!

Если вы не знали, то в каждом замке обязательно есть такие уголки, где можно потренироваться благородному рыцарю. Там обычно лежат округлые, разновеликие камни, которые можно поднимать и одной и двумя руками, и вкопаны брёвна, с подвязанными верёвочками… Хочешь, обрубок бревна привяжи и тренируйся в бое на мечах, хочешь, привяжи пук хвороста и тогда можно тренироваться в упражнениях с копьём, арбалетом, луком… Ну и всякие другие тренажёры. Отдельно для рук, для ног, для пресса, ну и общие.

Наверняка прежний хозяин замка, отец Катерины, не раз захаживал в этот уголок! Во всяком случае, было заметно, что всем этим часто пользовались.

Вот я и принялся за тренировку. Сразу стало тепло, мерзкий, холодный ветерок стал приятно обдувать разгорячённое тело… Красота!

Вот тут и появился этот… выряженный и холёный… гость. Иначе, кто бы? Встал невдалеке и принялся внимательно наблюдать за моими потугами. Нет, мне не жалко, пусть смотрит. И к окружающим взглядам я привык. Во время тренировок в Мариенбурге на меня не десятки — сотни глаз глядели. Поэтому я добросовестно продолжал, не обращая внимания на наблюдателя. На этот раз я выбрал подобие молота. Не сам боевой молот, а его подобие. И, нет, не для того, чтобы научиться поединку с молотом в руках — я для такого попросту не дорос! Слишком хлипкий! — а для того, чтобы тренировать запястье. Попробуйте повращать в руках молот вместо меча! Меч так сбалансирован, чтобы его центр тяжести находился ближе к рукояти. Поэтому и наносить им удары становится не так энергозатратно. У молота, наоборот, центр тяжести далеко от того места, где вы взялись рукой. Покрутите им как следует и у вас распухнет запястье от напряжения!

Я покрутил И так, и эдак, и одной рукой и другой. А потом принялся отрабатывать удары, словно мечом, но держа в руке этот молот. После такого, меч в руке кажется пёрышком! Выпад! Удар! Выпад! Удар! Защита, круговая защита… выпад! Удар!

— Ты неправильно кисть держишь, во время выпада… — проскрипел этот… гость…

Кстати! А почему я не помню его за ужином? И на утрени я его не видел. Неужели он вот только что приехал? И сразу помчался смотреть, как тренируется какой-то оруженосец? Ой, что-то тут не так!..

— Возможно, — улыбнулся я в ответ, — Но я отрабатываю удары мечом, а не молотом.

— И даже, если удары мечом! — продолжал упорствовать этот… этот! — Всё равно ты кисть неправильно держишь!

— Может быть, — опять согласился я, — Но меня именно так учили. Я уже привык. Так что, пусть будет неправильно, но я продолжу, как привычнее!

— Это неправильно! — возвысил голос незнакомец, и подошёл чуть ближе.

— Ну и пусть! — беспечно ответил я.

Выпад! Уда…

— Что ты наделал⁈ — завопил незнакомый рыцарь.

А что я наделал? Ничего я не наделал. Я сделал выпад… Ах, твою мать! Я уже говорил, что после вчерашнего снежка, на дворе блестели хилые лужицы. Ну, вот, делая выпад, я не посмотрел под ноги. И шагнул… правильно, чуть не в середину лужицы. И брызги запачкали незнакомцу сапоги. А может… может и самый краешек штанов…

Нет, но это он ко мне подошёл! Не так ли⁈ Не я в него грязью кидал⁈

— Ты… мерзавец… негодяй… — рассерженной коброй шипел незнакомый рыцарь, — Ты это сделал нарочно!

А это уже серьёзно. Подобные обвинения в этом мире так просто не проходят. Но, вот беда: он рыцарь, а я нет. То есть, по местным меркам, он имеет право меня оскорблять, увы!

— Это произошло случайно! — возразил я, — К тому же, несколько капель грязной воды… какая ерунда! Через полчаса вода высохнет и обычная щётка приведёт в порядок вашу одежду. И следов не останется!

— Нет, гадёныш! — оскалился в злобной усмешке незнакомец, — Это тебе так просто не пройдёт! Ты у меня эту грязь с сапог языком слизывать будешь!

— Нет, — коротко ответил я, — Этого не будет никогда и ни за что.

— Тогда я тебя на лоскуты искромсаю! — и рыцарь потянул из ножен сверкнувшую сталь.

— Ты меня вызываешь⁈ — искренне изумился я, — Из-за такой ерунды⁈

— Я тебя просто изрублю в куски! — взорвался гневом незнакомец, — Ты не достоин, чтобы я тебя вызвал на благородный поединок! Ты червяк! Ты грязь под ногтями!

— Червяк будет защищаться! — честно предупредил я.

— Что у вас происходит, господа⁈

Мы одновременно оглянулись. Позади нас, поёживаясь и кутаясь в тёплое шаубе стояли Александра и Катерина, по всей видимости, решившие прогуляться, и вопросительно глядели на нашу пару. Катерина хмурилась.

— Ничего серьёзного, — заверил я, — Просто я тренируюсь. А этот господин… не знаю его титула и имени… наблюдает за этим. И даёт советы.

— Для тебя это «ничего серьёзного»⁈ — взревел незнакомец, — Ты оскорбил рыцаря и для тебя это несерьёзно⁈ Получи, мерзавец!

Не поверите, но этот дурак и в самом деле замахнулся на меня мечом! И даже, попытался ударить! Я вовремя увернулся, одновременно поднимая всё ту же пародию на боевой молот, которую держал в руках. И так получилось — внешне, совершенно случайно! — что когда я проскальзывал почти подмышкой у нападающего, эта увесистая железяка саданула его прямо в брюхо. Почти незаметно для стороннего наблюдателя.

— Ик! — сказал незнакомец, сгибаясь пополам.

— Господин Максимилиан! Что с вами? — всполошилась Александра.

— Может, он раскаивается за свои грубые слова?.. — предположил я, — Сударь! Давайте я помогу! И меч тоже отдайте, он вам мешает! Вот так…

Я отобрал меч, сильно надавив пальцами на его запястье с тыльной стороны.

— Ну, вот… Поприседайте, сударь, поприседайте! А то вы уже покраснели, вдохнуть пытаясь, а всё никак не получается. Ну, давайте я и присесть помогу!

И я надавил на плечи. Неведомый Максимилиан попытался сопротивляться, но сил у него почти не осталось. Он обмяк на подогнувшихся коленях.

— Уф-ф-ф… — выдыхнулось ему наконец-то, когда тело скрючилось.

— Отлично! — обрадовался я, — Выдох есть! Теперь давайте вдох! Поднимайтесь, сударь!

Я буквально вздёрнул его за шиворот. С одной стороны — какие ко мне претензии? Я просто помогаю человеку! Оказываю первую помощь. Вон он, с моей помощью, наконец-то задышал! Но с другой стороны… оруженосец, дёргающий рыцаря за шиворот… при благородных дамах… Я был уверен, что это Максимилиану не понравится. А что он тут мечом размахался?

Я покосился на отобранный меч. Ну-у… видал я и получше. Не из последних, надо прямо сказать, но и не шедевр кузнечного ремесла. У меня в ножнах, примерно, раз в пять дороже. Если не в десять. А ведь я себе специально самый лучший не покупал! Потому что не по чину! Поэтому… делаем вывод: не граф! Далеко не граф. Но, рыцарь? Значит, барон. Скорее всего, вассальный по отношению к графам де Мино. Ну, и чего он тут передо мной павлина корчил?..

— Я… тебя… — слабым голосом просипел Максимилиан.

— Не стоит благодарности! — бодро ответил я, — Любой на моём месте поспешил бы на помощь! Присядьте сюда, сударь! Отдохните. Только долго не засиживайтесь, вы сидите на камнях, а погода прохладная. Вот, обопритесь на меч… отлично! Да с вас, сударь, можно картину писать: «Рыцарь на привале»! А мне, пожалуй, пора. Оставляю вас в надежде на ваше доброе здравие. Ах, да! Заранее извиняюсь, что вам пришлось присесть… как бы это… на несколько грязные камни. Но, уверяю, это исключительно для вашего блага, сударь! До новых встреч!

И я пошёл себе, совершенно уверенный, что на ближайшие полчаса я избавлен от этого дурака. А кто он, как не дурак, если позволяет своему противнику нырнуть себе подмышку? Я бы не позволил. Я бы был начеку. Очень надеюсь, что такая простая мысль и его посетит, когда он немного придёт в себя. И тогда он трижды подумает, нужно ли ему затевать со мной ссору?

Кстати, про картину я заметил не для того, чтобы позлить или принизить беднягу. Это я так ненавязчиво напомнил про художника Александре. А то, мало ли?..

И действительно, через полчаса ко мне пришёл не Максимилиан, а Александра. Выгнала суетящихся Матье и Одиль, и присела за стол. Нахмурилась.

— Андрэ, друг мой… Признаться, я долго раздумывала над вашей… э-э-э… миссией, и у меня не сходится! Давайте разберёмся?

— Давайте… — вздохнул я, — Но, сами понимаете…

— Понимаю! — заверила Александра, — И всё же! Вот смотрите: положим, вы добьётесь нового возвышения папы авиньонского. В ответ он сумеет убедить англичан оставить Францию в покое… Иначе, не представляю, чтобы дядюшка Леон, отец Катерины, дал бы вам рекомендации… И куда же тогда направят англичане свою агрессию? На Пруссию? Точнее, на Пруссию, Померанию и Помералию? Авиньонскому папе это, может, и выгодно: тевтонские крестоносцы не признавали его папой… но в чём радость самим тевтонцам⁈ В том, что помимо поляков, им придётся отражать английскую агрессию⁈

— Э-э-э… а почему вы решили, что английскую агрессию будут отражать тевтонцы? — небрежно спросил я.

— Поляки!!! — прояснилось лицо Александры, — И в самом деле, поляки, почти отвоевавшие Прусские земли, встретив английские отряды, совсем не обрадуются!

Нет, я вообще-то имел в виду, что Орден наймёт рыцарей на стороне… но идея Александры мне нравится даже больше!

— Итак, англичане и поляки начинают войну за Пруссию… Понятно, для чего это надо англичанам. Отрезать континентальную Европу от моря и организовать базы для дальнейшего вторжения… да хоть, опять же, во Францию. Понятно, для чего это надо полякам… не зря они воевали за эту землю с Орденом… но для чего это Ордену? Чтобы расширить свои земли в Добжинской земле? Слабая компенсация, прямо сказать…

Может, Катерина и придумала бы достойный ответ. Мне в голову ничего не пришло. Поэтому я попросту загадочно улыбнулся.

— Жемайтия!!! — ахнула Александра, — Ну, конечно! Как же я сразу… Поляки завязнут в войне с англичанами, а литовцы останутся без союзника! Да, я знаю, что польский король Владислав Ягайло — родной брат литовскому королю Витовту… но, когда собственное королевство под угрозой, тут не до братской помощи! А крестоносцы вполне способны разбить каждое из королевств по отдельности! И это было бы местью за поражение в Грюнвальдской битве!

Итак, крестоносцы наносят удар по Витовту и расширяют владения в Жемайтии… тем самым отрезая от берега Балтии земли русинов… А это значит… это значит, что они захватывают в свои руки торговлю стратегическими товарами! Лес, пенька, воск… это же всё наполовину, если не больше, идёт из земель русинов! Да, конечно, они могут продолжать торговлю и с Польшей… обозами. Ха! Один корабль может вместить в себя десятки обозов! Сокращая время торгового оборота и накладные расходы. Да ты ещё попробуй отправить обоз весной или осенью, во время распутицы… а кораблю без разницы времена года! И крестоносцы будут в этом деле монополистами… О!!! Великое слово: монополия!!! Это же любые пошлины, любые!! И русины будут вынуждены платить! Вы знаете, Андрэ, что у русинов нет своих залежей драгоценных металлов? Что свои монеты они не чеканят, а перечеканивают из иностранных денег? Им жизненно необходимо иметь иностранные деньги! Они будут готовы торговать за такую малую выгоду, что… крестоносцы озолотятся! А значит… а значит, будут готовы к новой войне! Я уже говорила, что тевтонцев смогли победить только объединённые силы поляков и литовцев. Порознь они проиграют. И это значит… месть! Месть полякам от тевтонского Ордена! Крестоносцы сокрушат Владислава Ягайло!

А что же англичане? А англичане, зажатые на узкой полоске земли между Францией, Германией и Тевтонским Орденом… да ещё если авиньонский папа объявит против англичан крестовый поход… Уф-ф! Воистину, дьявольский план!

Итак, крестоносцы дают папе деньги, папа нанимает армию и возвращается с триумфом в Авиньон… Созывает Вселенский собор, где призывает европейских монархов к объединению против англичан, одновременно папские легаты намекают английскому Генриху Четвёртому, что не будут возражать, если тот перенесёт свои амбиции на Пруссию… а там всё, как по маслу! И крестоносцы ни при чём! Они просто захватили Жемайтию и половину Польши. Но они действовали сообразно обстоятельствам, а вовсе не агрессоры! Мало того, ещё и папа авиньонский будет у них, словно ручной! С его-то расписками в получении крестоносного золота! Ещё раз повторю — дьявольский план!

Я сидел, скромно глядя в потолок и показательно молчал. А про себя думал, ну ничего себе я гений! Я в состоянии перекраивать всю политическую карту Европы! Кто бы мог подумать⁈ Впрочем, это всё ерунда. Когда я завладею волшебным рубином… к чему будут все эти политические карты? Все люди станут братьями. Богатыми, здоровыми, щедрыми и добрыми братьями. И зачем тогда какие-то политические границы? Пф-ф!

Перед ужином зашла Катерина и предложила обсудить визит к папе.

— А не прогуляться ли нам? — предложил я, выразительно оглядывая помещение.

— Да ты что⁈ — вытаращилась на меня девушка, — Думаешь, что нас подслушивают? Кто⁈ Нет, я конечно, знаю, что здесь предусмотрена такая система, слава Богу, всю жизнь в этом замке провела, но кому в голову придёт подслушивать НАС⁈

— Мало ли… — отвёл я взгляд, — Может, и никому. Но вопрос так серьёзен, что я бы перестраховался!

— Ну, пошли, — пожала плечами Катерина, — Перестраховщик…

Я пересказал ей наш разговор с Александрой, и мы долго и подробно обсуждали как, какими словами, и к чему именно я буду склонять авиньонского папу Педро Мартинеса де Лýну, арагонца по рождению, после избрания его папой, принявшего имя Бенедикта Тринадцатого. В этой плодотворной беседе у нас и прошло время до ужина.

А за ужином случился очередной казус. Нет, я сидел себе, скромно, никого не трогал, пил и кушал умеренно, так нет же! Опять!

— Джастин! — небрежно обернулась Александра к дородному мужчине, по всей видимости, распорядителю пира, который управлял слугами, виночерпием и всем таким прочим, — Джастин, разве ты не видишь, что на столе стоят лишние приборы? Они мешают гостям!

Несколько лишних приборов и в самом деле стояли на столе.

— Сию минуту! — почтительно склонился мужчина, одновременно делая руками волнообразный жест, вроде как подгоняющий служанок. И служанки прыснули во все стороны, торопясь выполнить приказ.

Вроде бы ничего не предвещало, не правда ли?

Я, как обычно, сидел у самого края стола. И именно рядом со мной оказался один из лишних приборов: чуть не прозрачная фарфоровая тарелочка, изящно расписанная узорами, ложечка, очень похожая на золотую, и небольшой кинжал, с золотой рукоятью. Я сам, точно таким же, отрезал сейчас себе кусок телятины, запечённой на вертеле, с душистыми травами.

Одна из девушек, молоденькая, с живыми глазками, с каштановыми волосами, скромно спрятанными под платком, скользнула в мою сторону. Взяла ножичек, потянулась за тарелкой… и поскользнулась! Очень может быть, что на том самом месте, куда я вчера выплеснул вино. Но — вот беда! — падая, она нелепо взмахнула руками и — чик! — полоснула меня по левому предплечью! Как раз возле локтевого сгиба. Брызнула кровь…

— Диана! — взвизгнула побледневшая Александра, вскакивая со своего места.

— Андреас! — не менее пронзительно взвизгнула Катерина, тоже вскакивая.

— Я тебя, мерзавка…

— Всем тихо! — и это прозвучало настолько непререкаемо, что воцарилась полная тишина, — Андреас! Подними руку! Кровь венозная, это хорошо… Господин Базиль, вы сидите ближе всех, зажмите у Андреаса руку, выше раны, чтобы остановить кровь! Да, вот так. Надеюсь, несколько минут вы так подержите? Диана, Манон… и ты, тебя не помню… живо к кастеляну замка! Бегом! Возьмёте у него простую холщёвую ткань, не важно, будь это скатерть или простынь, главное — новую! Абсолютно новую! И разорвёте её на полосы, шириной, примерно вот такой. И пусть только кастелян попробует возмутиться, я ему повозмущаюсь! Диана! Принесёшь полученные полосы сюда. Остальные двое останутся там же, щипать из остатков материи корпию. Чтобы к утру было этой корпии достаточно! Я потом решу, наказать или наградить! Габриэль! Ты беги на кухню, и чтобы через две минуты принесла горшок горячего вина! Любого вина, лишь бы горячее. У повара должно быть, он наверняка что-то готовил в кипящем вине… Если нет — подогреть! До кипятка не обязательно, лишь бы было горячо! Живо! Николет! Чистой колодезной воды! Тебе даю не больше полминуты! Марш! Джастин! Ты что стоишь, трясёшься⁈ Ты разве не мужчина⁈ Подойди к Андреасу и разорви ему рукав! Всё равно рубашка испорчена, а надо обнажить рану…

— Я подарю Андрэ десяток рубашек! — заверила Александра, — Два десятка!

— Куда ему, бродяге, столько? — возразила Катерина, направляясь ко мне, — И пары достаточно! Ну, что ты возишься, Джастин⁈ Возьми нож и разрежь, если силы разорвать не хватает! Вот так. Ну-ка, посмотрим, что там?.. Ну-у… Не так всё страшно, как казалось поначалу. Хотя неприятно, да… Ага! вода! Сейчас мы смоем с раны кровь… Не кривись, Андреас, ты же будущий рыцарь! Улыбайся. Вот и молодец. Господин Базиль, вы не устали? Вас не сменить? Вот видишь, Андреас, как должен отвечать рыцарь? Что, хоть неделю так держать сможет!

Бинты? А где же вино? Бежит?.. Ах, вот она! Ну, хоть догадалась полотенце взять, а то я сказать забыла, думаю, не выронила бы горячий горшок по дороге… Давайте бинты! И ты с горшком вина подойди ближе! Андреас! Сейчас будет немного больно… но ты же рыцарь? Улыбайся! А теперь горячего вина на рану…

— М-м-м!!!

— Странная у тебя улыбка, Андреас! Такой улыбкой только непослушных детей пугать! Всё уже, всё! Сейчас бинтовать будем! Слава Богу, доктор Штюке научил бинтовать правильно… Ну вот… Господин Базиль, вы можете разжимать вашу стальную хватку! Благодарю вас, господин Базиль!

— Эх, ваше сиятельство! — лихо подкрутил усы Базиль, — Если бы вокруг меня так же суетились, когда мне бок копьём пропороли! Я бы тогда, наверное, мечтал бы, чтобы пропороли и другой бок! А то друзья, в горячке боя, просто залепили рану глиной, да перетянули покрепче моей же собственной рубахой. Да… А потом уже доктор резал загноившийся бок…

— Мы же не в бою? — возразила Катерина, — Да и глины поблизости не найти!

И она весело подмигнула Базилю. Тот ухмыльнулся.

— Ну, вот и всё, господа! Мы можем продолжать, — повернулась Катерина к гостям, — Андреас! А тебе лучше пойти к себе. И покой тебе нужен, да и вид у тебя сейчас… с разорванной рубашкой… не добавляет аппетита…

— Джастин! — проскрежетала Александра, пока я выбирался из-за стола, — Проследи, чтобы эту Диану… исполосовали плетьми так, чтобы на спине не осталось просвета от синяков! А если эта стерва сдохнет… то я ругать палача не буду! Так и передай!

Я словно споткнулся.

— Ваше сиятельство! — твёрдым взглядом поглядел я на рыжую кузину, — Прошу отменить ваш приговор! Виновен я сам!

— Как это? Эта дрянь ранила моего гостя…

— Нет! Она просто поскользнулась. А я, инстинктивно, попытался её поймать. И протянул руки. Вот, по рукам и получил. Но это я протянул руки! Я и виновен. Прошу отменить приговор!

— Слышишь, мерзавка, как за тебя благородные господа заступаются? Ладно… я отменяю свои слова. Но, чтоб я тебя больше не видела прислуживающей за столом… растяпа! Иди отсюда! Заодно помоги господину Андрэ дойти до его покоев. Марш! А мы, господа, поднимем бокалы за здоровье моего гостя! Не правда ли?

За столом одобрительно зашумели.

Глава 14 Сплошные соблазны!

Искушение — это духи, которые вдыхаешь до

тех пор, пока не захочешь иметь весь флакон.

Жан-Поль Бельмондо.

— Ты чего это? — изумился я, когда в коридоре Диана попыталась меня нежно обнять.

— Поддерживаю! — пискнула девушка.

— Я, между прочим, руку повредил, а не ногу! — проворчал я, — Незачем меня поддерживать. И вообще, ты можешь идти. Дорогу я знаю.

— Нельзя! — ахнула Диана, плотнее прижимаясь ко мне, — Её сиятельство приказали до самых покоев проводить!

— Да отлипни ты! — чуть не силой, отодрал я от себя девушку, — До самых покоев, говоришь? А мы ей не скажем, что ты раньше ушла!

— Узнает… — обречённо ответила Диана, — Её сиятельство всё знает, что в замке происходит…

— Прямо таки, всё-всё⁈

— А вы не смейтесь, сударь. У любого спросите! Всё-всё она знает.

— Ну, провожай… только не липни! Иди вслед за мной.

— Как прикажете, ваша милость… А рядом можно?

— Можно и рядом…

— Я хотела спасибо сказать! Вы, ваша милость, меня, можно сказать, от смерти спасли!

— Пустяки…

— Не пустяки! Вы просто местного палача не знаете! Зверь! Право слово, зверь!

— Ну-у… наверное, работа такая…

— Не-е-ет! Он прямо с наслаждением людей истязает! Так что, спасибо, ваша милость! Спасибо! Вот только… отблагодарить мне вас нечем… Хотите, я свою невинность вам отдам?..

— Что-о-о?!! — я аж споткнулся на ровном месте.

— Я говорю, что ещё невинна… Хотите быть у меня первым? Я буду только рада… сударь!

— Тебе сколько лет? — устало спросил я.

— Уже четырнадцать!

— Взрослая уже, значит… Должна понимать, что подобные предложения малознакомым людям…

— А я в благодарность!

— Не надо мне такой благодарности! — возмутился я, — И вообще, мы пришли! Проводила? Теперь можешь идти!

— Я что, такая уродина?.. — на глазах Дианы блеснули слёзы.

— С чего ты… да брось! Симпатичная девочка! Но я монах! Понятно⁈ И иди себе, иди…

— А-а-а… а с леди Катериной вы не монах…

— С чего ты… глупости!

— Я видела, как вы на неё смотрели, сударь!

— Это когда же⁈

— Да вот, перед ужином!

— Ах, вот оно что… Это называется «взглянуть с благодарностью». Мы беседовали. Она подсказала мне интересную мысль. Я взглянул на неё с благодарностью. Ясно?..

— Знаем мы такую «благодарность»…

— Тебя не поймёшь! То «невинна», то «знаем такую благодарность». В общем, не выдумывай глупости и иди себе с миром. Храни тебя Бог!

— А о чём вы говорили? С леди Катериной?

— Тебе-то какая разница?

— Может, и я что-то хорошее посоветую! И вы на меня так же взглянете. Хи-хи, «с благодарностью»…

— Брысь отсюда, глупая девчонка! А то уже не леди Александра, а я сам тебя к палачу отведу! Ладно, чего губы пузыришь?.. Не отведу, не бойся… Просто, оставь меня в покое!

Вот так, чуть не с боем, я едва избавился от настырной Дианы. А впереди ждали ещё неизменные Одиль и Матье! Которые ещё не знают о моём ранении. Ох, сейчас начнётся… попытка «утешить»…

— Одиль! — первым начал я, переступив порог, — Живо сбегай к нашей карете! Там есть такой дядька Трогот… ах, ты, Господи! Ты ж по-немецки не понимаешь… Ладно, запомни слово: Дер Таше. Запомнила?

— Дырташе?

— Ну… и так сойдёт! Придёшь к этому Троготу и будешь повторять: Дер Таше! Андреас! Дер Таше! Андреас! Пока он не отдаст тебе мою сумку. Принесёшь её сюда. Там есть запасная рубашка… Бегом! Теперь ты, Матье… Одиль, ты ещё здесь⁈

— Я слово забыла…

— Да, твою ж…

— Я помню, сударь! — вмешалась Матье, — Дырташ! Хотите, я сбегаю?

— Беги… — устало поморщился я, — Будем надеяться, что Трогот не дурак и поймёт… Ладно, а ты, Одиль, возьми мой нож, вот он, и помоги разрезать рубаху так, чтобы я её снял, не потревожив повязку. Что смотришь? Кромсай рубаху без жалости! Сейчас новую принесут!

Как и ожидалось, от девушек удалось отделаться с трудом. Прямо скажем, с большим трудом. Покрутив кулаком перед самым носом у обоих. Да и то… с трудом…

Я плюхнулся, прямо в одежде, на кровать. Рана, которая вначале слегка саднила, больше меня не беспокоила — спасибо перстню! Лечит!

Я хотел подумать. Как-то вся эта полоса неудач… неожиданно навалилась! Нигде такого не было, а тут — раз! — и есть! А что, если это происки того, неведомого врага? А что, если он всё же проник в замок и теперь подкупает всех этих баронов Жерара и Максимилиана? Да и служанку Диану тоже мог подкупить… А что? Неловкий взмах ножиком, вскрыта бедренная артерия… три минуты и я уже труп. Я же в самом деле инстинктивно выбросил вперёд руки, пытаясь подхватить девушку, когда она поскользнулась! Быть может, защитив себя от более серьёзной раны?.. И с баронами, только случайное вмешательство Александры спасло меня от поединков. Повторю, сами поединки меня с некоторых пор не страшили, точнее, не слишком страшили, потому что, как ни крути, а однажды малыш Давид завалил великана Голиафа… Можете говорить что угодно: что Давиду повезло, что эта была случайность, что Голиаф просто споткнулся… Голиафу от этого не легче! И если организовать, скажем, две сотни поединков со мной, где гарантия, что на каком-нибудь сто девяносто девятом поединке я не споткнусь?.. Случайно.

Нужен художник! Чтобы с моих слов нарисовал этого незнакомца и показать портрет страже! Тогда я точно буду знать, есть этот человек в замке или нету! Но Александра сегодня вечером опять развела руки в стороны. Это странно! Чтобы, скажем, в Дижоне, который весь перестраивается, не нашлось художника⁈ А мы проскакали путь от Дижона до Мино всего за два часа! А-а-а… понимаю… Художники, может, и есть, но они связаны контрактами! Нет свободных художников! Как же я сразу-то… Надо сказать Александре, что я готов заплатить любые деньги! Вот, просто любые! Скажет, бочку золота — я заплачу! Скажет две — я и две заплачу! Даже не за портрет, а за набросок. Лишь бы было сходство с тем образом, который сохранился в моей памяти! А если надо художнику неустойку выплатить, я и неустойку за него уплачу! Не вопрос!

А может, я себя накручиваю? И всё это только цепь нелепых случайностей? Александра и в самом деле хороша собой, не зря же барон Жерар выбрал её дамой сердца? Да-да, я помню, что выбор дамы сердца никого ни к чему не обязывает. Просто традиция. Но рыцарь обязан свою даму сердца прославлять и защищать её честное имя. Вот Жерар и вспылил… тем более, что сам выпил немало? И Максимилиана можно понять. Приехал человек в замок к своему сюзерену. Вдруг слышит, на тренировочном поле, где занимался его покойный сюзерен, звон стали, шум, прерывистое дыхание… Что за притча? Эй, ты, который мимо пробегает, кто это там? Кто-о-о?.. Простой оруженосец⁈ Пойду-ка посмотрю, что там простой оруженосец выделывает!.. А тут его — шлёп грязью! Ну, понятно, взбеленился…

Так всё же: есть след неведомого врага или это цепь случайностей⁈

Додумать я не успел. Дверь скрипнула и в первый момент, в наступивших сумерках, мне показалось, что это Матье. Я даже рот открыл, чтобы шугнуть негодницу покрепче и подальше. И быстро закрыл рот. Это же Александра! Я рывком принял сидячее положение.

— Ах, Андрэ! Не надо вставать! Тебе вредно напрягаться!

И Александра присела на кровать рядом со мной.

— Нет, нет, я в порядке! — забормотал я, пытаясь встать.

— Отдыхай, милый Андрэ — мягкая ладошка ласково, но твёрдо упёрлась мне в грудь.

Милый⁈ С каких это пор я стал «милым»⁈

— Э-э-э…

— Лежи-лежи!

Ну, не драться же с девушкой? Которая не позволяет мне встать? Я подгрёб под себя две из многочисленных подушек, разбросанных там и сям на кровати, и сделал вид, что устало обмяк на них.

— Отличная мысль! — возликовала Александра, подтягивая и к себе подушки.

И тоже приняла позу полулёжа, облокотясь на подушки локтем. Вот только… девушка явно не рассчитала! Потому что как раз напротив моих глаз оказался вырез её халата — она, что, в халате⁈ — из которого смутно просвечивали две манящие округлости… Кхм!..

Пришлось поправить свои подушки, чтобы исключить возникшую двусмысленность. Чтобы взгляд не утыкался, куда ему не следует. А чтобы так, как надо: глаза в глаза. И на почтительном расстоянии!

— Ах, Андрэ… — нежно проворковала Александра, — Ты такой… необычный!

Я насторожился. Всеми силами пытаюсь слиться с общей массой, и вот, оказывается, что я «необычный»…

— Я когда тебя в первый раз увидела, у меня даже сердце подпрыгнуло!

— Понимаю… жуткий шрам…

— Нет! — Александра даже приподнялась с подушек, — Нет, ты сам! На шрам я в первый момент и внимания не обратила!

— И что же такого во мне необычного?

— Всё! — жарко выдохнула девушка, — Гордый взгляд, твёрдая поступь, решительные жесты, даже складка между бровей! Ты рождён повелевать, а не пресмыкаться! Ты рождён, чтобы крушить женские сердца… И ты это знаешь!

— Даже не подозревал… — проворчал я.

— По крайней мере два таких сердца ты сокрушил бесповоротно! Подозреваю, что этих сердец было гораздо больше… но я не ревнива к прошлому! Что было, то прошло.

— Какие ещё «два сердца»? Одиль и Матье, что ли?..

Александра засмеялась чарующим, бархатистым смехом.

— О таких сердцах я даже подумать боюсь! Думаю, их было без счёта! Нет, я о гордых и пламенных сердцах высокородных леди!

— Каких же? Неужели кто-то из дам, которые у вас гостили?.. Так вот почему так взъярился тот барон Жерар за ужином! Но, уверяю, я здесь ни при чём!

— Глупый! — опять рассыпалась колокольчиками смеха Александра, — Я имела в виду Катерину и… и… и себя!

— Что⁈

— Да! Да!! Да!!! Да, милый Андрэ, ты похитил моё сердце! Но, Господи, я даже рада этому!

— Сегодня же я от вас съеду! — твёрдо пообещал я, пытаясь подняться с кровати.

— Ни за что! — так же твёрдо заявила Александра, — Чтобы мой гость предпочёл грязный, захудалый трактир моему замку⁈ Вы представляете, в какое положение вы меня поставите⁈ Неужели вам меня не жаль? Хоть чуточку? Хоть самую крошечку?..

К концу монолога её твёрдость в голосе совсем исчезла. Осталась только нежность.

— Ну, неужели я вам противна? Неужели вы не видите, как пылает от страсти моё сердце? Неужели ваше в этот момент бьётся ровно? Ах, ну чем, чем я хуже кузины⁈

— А при чём здесь кузина? — не понял я.

— Её-то вы любите! — с надрывом, обвинила Александра, — Я видела, какие взгляды вы на неё бросаете, ви-и-идела!

— Не сочиняйте! — буркнул я, — У нас… дружба! Мы подружились, когда я ещё не знал о её высоком положении в обществе. Я был… э-э-э… ранен, а она меня выхаживала. Как сестра милосердия! Как монашка! Ну, вот, она меня спасла, и мы подружились…

— Я её благословляю! — заявила Александра и глаза её увлажнились, — Если она спасла вам жизнь… что бы не было потом, я её благословляю!

— Ничего не было «потом»! — отрезал я, — Просто общались. Как и положено монашке и монаху… будущему. Она мне рассказывала много удивительных историй, а я прилежно изучал Библию! Под её руководством. А потом командование Ордена разработало некий план, о котором вы частично уже осведомлены. И мне понадобились рекомендательные письма людей, никак не связанных с Орденом. И я сразу подумал о Катерине. И, конечно, о её отце. И вынужден был ей приоткрыть свои планы… вот, как вам! И она согласилась помочь. Вот и вся наша история!

— Это конец истории, — возразила Александра, — Но нет начала. Кто вы? Кто ваши родители? Как вы попали в Орден? В каком бою получили ранение? Я уверена, что вы проявили чудеса мужества! Очевидно, защищая своего рыцаря? Ведь вы оруженосец? Кого именно из рыцарей вы так отважно защищали? Мне всё интересно про вас! Рассказывайте!

— Всё из перечисленного относится к понятию «тайна»,— сухо заявил я, — Просто потому, что зная конец ниточки, можно размотать весь клубок. И тогда окажется, что Орден замешан в том деле, о котором я говорил. А Орден должен быть вне подозрений! Я не могу вам открыться, я связан клятвой.

Клятвой я действительно связан, но не той, о которой сейчас подумала девушка! Ни к чему ей знать правду! Вот что я вам скажу!

— Ну, хорошо… — Александра тоже села и взяла меня за руки, — Я вижу, что вы держитесь настороженно… и это правильно! Я не осуждаю вас, Андрэ. Боже, каким мёдом на устах звучит ваше имя! Мне хочется повторять его снова и снова: «Андрэ, Андрэ, Андрэ»… Но я не дура. Я вижу, что вы равнодушны ко мне. Ваше сердце покрыто льдом. По крайней мере, пока… Но, скажите, Андрэ, есть ли у меня шанс растопить этот лёд? Выполнив свою миссию у авиньонского папы вы ведь поедете обратно через этот замок? Быть может, когда ваши мысли не будут заняты вашей миссией, там найдётся уголок для бедной Александры?..

— Ой! — я вдруг вспомнил, что я ранен, а девушка держит меня как раз за раненое место! И скривился, надеюсь, убедительно.

— Ах, прости! — поспешно убрала руки Александра, — Господи! Что ж я такая дура⁈

— Нет-нет, ничего страшного!

— Ну, ладно… — задумчиво заметила девушка, — Допустим, в твоей душе нет любви… Но должно же быть честолюбие, чёрт возьми! Хочешь быть графом, Андрэ?.. Я буду тебя любить, а ты будешь просто графом!

— Я не хочу быть графом… — буркнул я.

— А… герцогом⁈ Я уверяю, ради тебя я сделаю всё, что угодно! Я пойду на всё! Но мы с тобой станем герцогами! Хочешь стать герцогом Бургундским⁈

— Нет.

— Почему⁈

— Я не честолюбив. Я вернусь в Мариенбург.

Я не стал заканчивать мысль. Что, когда я получу волшебный рубин, я вернусь в Мариенбург, найду бенедиктинский монастырь, распрощаюсь с Катериной, а уж потом!.. А потом закипит такая работа, что мне будет не до глупых графств и герцогств!

— Ну, что ж… — Александра порывисто встала, сделала несколько шагов и быстро обернулась, — Андрэ! Что бы ни случилось, ты должен знать, что здесь тебя ждёт любящее сердце! Что бы ни случилось, слышишь⁈

— Я учту, — довольно сухо сообщил я.

— Прощай, прощай милый Андрэ, — словно не услышала моего тона Александра, — Мы расстаёмся всего лишь на ночь, а кажется, будто навек… И моё бедное сердце рвётся напополам! Одно слово, один взгляд, и я останусь здесь, и не придётся моей несчастной душе мучиться и давиться слезами! Один взгляд!..

— До завтра! — поспешно сказал я.

— До завтра, — вздохнула Александра, — О, Господи! Сделай так, чтобы «завтра» настало как можно быстрее!

Я промолчал.

— Сейчас Одиль и Матье помогут тебе раздеться, — уже от самой двери сообщила Александра.

— Но…

— Помогут! Потому что нужно осторожно с раной. А завтра я вызову лучшего лекаря!

— Не надо лекаря! — всполошился я.

— Почему?

— Э-э-э… мне будет стыдно! Что скажут рыцари⁈ Что из-за пустяковой царапины он к доктору побежал? Нет, если рана загноится… тогда нет урона чести… но ведь, пока она не гноится, не так ли?

— Хорошо, — вздохнула Александра, — Пусть будет по твоему. Но Одиль и Матье я всё же пришлю!

* * *

Увы! Мне пришлось опять терпеть причитания двух девушек, а также их услуги по раздеванию, которые больше были похожи на заигрывания. А я не стальной! Я ещё наедине с Александрой едва себя сдерживал! Потому что всё это было очень соблазнительно: и бархатистый голос, и нежные прикосновения, и аромат духов, и откровенные признания, и вообще — всё! А тут ещё халат порой приоткрывался так, что я с трудом заставлял себя отводить взгляд в сторону. Ах, если бы не волшебный рубин! А так, приходилось давить в себе не только интимные желания, но даже мысли об этих желаниях. Ага! А потом две симпатяжки тебя раздевают, ласково воркуют и чуть не трутся о тебя такими соблазнительными телами! И ты знаешь, что тебе достаточно кивнуть, чтобы… Нельзя о таком думать! Нельзя! Я клятву дал! Надо думать о деле!

— Девушки, а нет ли поблизости англичанина?

— Что⁈

— Я спрашиваю, не знаете ли вы об англичанине, который живёт невдалеке? Мне бы хотелось с ним пообщаться.

— Кажется… — девушки нерешительно переглянулись, — Кажется у кого-то из окрестных баронов были пленные англичане…

— Отлично! — возликовал я, — Великолепная новость!

— Сударь? — осторожно поинтересовалась Матье, — А вы что… предпочитаете… мужчин?.. И непременно англичан?..

— О чём ты?.. Ах, в этом смысле⁈ Тьфу на тебя! Что за глупости! Англичане мне нужны для дела! А вы что тут расселись? Да ещё на моей кровати? Ну-ка брысь из моей комнаты! Живо-живо! Стой! Вот вам по монетке за хорошую новость! А теперь — брысь! И чтобы духу вашего до утра… ну, вы поняли!

— Всё отлично! — подумал я, уже засыпая, — Утром я выясню у кого есть пленные англичане и как с ними можно встретиться. Пообщаюсь с ними, незаметно коснувшись перстнем ушей и рта. Чтобы в разговоре с авиньонским папой невзначай вставить два-три слова по-английски. С чистым английским акцентом. Дьявол кроется в мелочах! Если я Эдвард, принц Уэльский, вполне допустимо, что я отлично знаю французский. Но совершенно недопустимо, если я не знаю английского!

Глава 15 Пора в дорогу!

Колесница не поедет на одном колесе. Так и

судьба не везёт, пока человек сам не начнёт помогать ей.

Елена Блаватская.

— Ну и вопросики вы задаёте, милый Андрэ! — озадачилась Александра, — С пленными просто, я напишу записку к барону Матису ле Пюизе, у него, кажется, ещё остались пленные англичане, которые не сумели или не успели выкупить себя из плена. А как быть с художником? Ну, положим, пообещаю я ему, как бы говорите, «хоть бочку золота», вот только где я ему эту бочку возьму?

— Это будет моя бочка золота, — скромно пообещал я.

— А вы где возьмёте?

— Просто авиньонский папа получит на одну бочку золота меньше, — улыбнулся я.

— Когда вы говорили про гору золота для папы, я предполагала, что вы возьмёте заём, — поджала губы Александра, — Допустим, у испанцев. Они недавно устроили еврейские погромы и пока не успели прогулять золото и ценности, отнятые у иудеев… Я предполагала, что у вас есть, скажем, вексель с открытой суммой, подписанный Великим магистром Ордена… Но где вы возьмёте бочку золота здесь⁈ Да ещё срочно? Не возите же вы в самом деле бочки золота с собой⁈ Ха, у вас просто-напросто кони такую тяжесть не потянут!

— Где я возьму бочку золота — это мои проблемы! — довольно сухо заметил я, — В любом случае, я обещаю, что если будет художник, то будет и золото!

— Я всё больше и больше восторгаюсь вами! — заверила меня Александра, — Хорошо! Будет художник! А записку барону я прямо сейчас напишу.

* * *

Как я ни упирался, как ни пугал Катерину всяческими страхами, но она вызвалась ехать вместе со мной.

— Или поеду сама по себе! — пригрозила девушка, когда я категорически отказался брать её в поездку.

Пришлось брать… А вы бы что сделали? Вот то-то… Конечно, с ней удобнее, её все в округе знают и помнят, и то, что не позволят мне, с удовольствием разрешат ей… всё это понятно… но страшно: а вдруг по округе рыщет тот самый таинственный враг, который только и поджидает, чтобы мы вот так, опрометчиво, выпорхнули из замка⁈ Единственное, что утешало, что сегодня нас сопровождали четверо бравых всадников из охраны нашего замка. Предупреждённые об опасности, вооружённые и готовые к внезапной атаке.

Почему-то я был уверен, что такая атака не заставит себя ждать, но… мы скакали добрых два часа, а на нас никто так и не напал. Показался замок и стал стремительно приближаться, я всё крутил головой выискивая засаду, но нет. Мы благополучно прискакали к замку и нас без вопросов впустили во двор. Особенно, когда увидели, что в карете сидит Катерина.

— Ваше сиятельство! — расплылся в улыбке хозяин замка, старый, одноногий барон, который, тем не менее, счёл своим долгом выйти на крыльцо, встречать сюзерена, — Какой чудесный сюрприз! Сколько же я вас не видел? А вы похорошели! Или это от прохладной погоды так щёчки зарумянились?.. Прошу, прошу, проходите!

И он заспешил, ковыляя, пристукивая по полу деревянной ногой, но умудряясь оказаться впереди всех.

— Господин Матис!.. — позвала Катерина, — мы приехали по одной-единственной причине…

— И слушать не хочу! — замахал руками старик, — Пока не отведаете моего вина за моим столом… не буду слушать! А вот потом — всё что захотите! Хоть жизнь отдам, только скажите слово! Но, после вина!

Я шёл неторопливо, размеренно, вальяжно. Это мы с Катериной так специально придумали, чтобы я в свою роль потихоньку вживался. А она будет со стороны наблюдать и потом скажет, где я плохо сыграл. Ну, и раз я не торопился, а стража замка не смела меня обогнать, да и наши сопровождающие шли позади, получилось, что наша процессия изрядно растянулась. Старик хозяин оглянулся пару раз с недоумением, кто это отстаёт, когда он, одноногий, успевает, но скорость сбавил и в трапезную мы вошли всё же компактной группой.

Сперва Матис хотел посадить на главное место Катерину, но девушка заупрямилась, и села с краю. Барон Матис подчёркнуто сел рядом с ней. А я, не мудрствуя лукаво, сел напротив, оказавшись, по факту, даже ближе к хозяйскому трону, чем сам хозяин. У барона слегка вытянулось лицо.

— Может быть, вы представите мне своего спутника? — вежливо спросил он у Катерины, пока слуги суетились, расставляя по столу бокалы и лёгкую закуску, пока вносили вино и виночерпий разливал его по кувшинам.

— Э-э-э… — замялась Катерина.

— Пока моё имя скрыто, — сухо ответил я за неё, — Но мир ещё содрогнётся, когда его узнает!

— Неужели? — нисколько не испугался Матис, — Что же такой важный господин делает с такой малочисленной охраной? Вдруг у меня дурные намерения на ваш счёт?..

— А вы рискните, — надменно посоветовал я, — Попробуйте нанести урон моей чести! Не успеете трижды прочитать «Отче наш», и ваш замок по камешку разнесут! А потом вы очень горько будете сожалеть о нанесённой мне обиде. Но не долго. Неделю, две… полагаю, вы большего срока пыток не вынесете… У меня отменный палач!

— Даже так? — округлил глаза барон, — Неужели вы серьёзно⁈

— Серьёзнее некуда! — поджала губы Катерина.

— Ну-у… что сказать? Тогда заранее извиняюсь, за простоту обхождения! Я человек не высокого титула, простой рыцарь, за свою жизнь видел, конечно, и королей, и королевских министров, но… только, когда они отчаянно матерились во время боя! А в дворцах королевских не был и пиров королевских отведать Бог не сподобил. Так что, прошу простить, если мой слуга вам не с той руки вино нальёт!

Старик вроде бы извинялся, но глаза хитро блестели.

— За это прощаю! — барственно откинулся я на спинку кресла, — Знал куда еду! Если же вас, сударь, и в самом деле интересует дворцовый этикет…

— Боже упаси! — отмахнулся в шутливом испуге Матис, — Этак, выучишь слуг дворцовому этикету, так они, канальи, и бокал вина тебе без расшаркиваний не поднесут! Хоть ты умирай от жажды! Не-е-ет, пусть у меня всё по-простому останется!

Но я заметил, как он посерьёзнел. Упоминание о том, что я знаю тонкости дворцового этикета, дало свои плоды. Я же говорил — дьявол кроется в мелочах! Теперь он пытался сообразить, насколько я знатен, если дворцовый этикет для меня — обычное дело.

Наконец, вино начали разливать по бокалам. И вот тут, барон и в самом деле растерялся. Кто должен первым говорить тост? Хозяин? Его сюзерен в лице Катерины? Или неведомый самозванец? А если не самозванец⁈

— Да будет над нами благословение Божие! — небрежно поднял я бокал, даже не удостоив взглядом хозяина, — Да свершится великая воля Его!

— Во веки веков! — привычно и машинально подняли бокалы остальные.

Ну, а потом уже пошло. Тост от Катерины, тост от хозяина, тост от первого гостя, второго… Я лениво цедил вино, рассматривал свои ногти, и всем своим видом показывал, как мне скучно. Дескать, убожество… Не к такому я привык, ох, не к такому!

Наконец, цепочка гостей окончилась, и право тоста вновь перешло ко мне.

— Не пора ли делом заняться?.. — вместо тоста спросил я, и посмотрел прямо в глаза барону Матису, — Мы вроде бы приличия соблюли, вина отведали…

— А что за дело? — поднял на меня взгляд барон, — Ваше… ваше…

— Называйте пока «ваша милость»! — снисходительно усмехнулся я, — Потом всем рассказывать будете, как вы, вот прямо за этим столом, принимали не кого-нибудь, а… кхм! И называли меня попросту! Вам, конечно не поверят. А вы будете им доказывать, свидетелей называть… Хе-хе! В общем, к делу, господа!

— Так, что за дело?.. — барон, кажется, окончательно поверил в мою значимость, и теперь бросал на Катерину умоляющие взгляды, в попытке разобраться, кто же я на самом деле.

— Его высо… кхм! Я хотела сказать, его милость, господин Андрэ, хотел бы поговорить с пленными англичанами! — подыграла мне Катерина.

Брови барона прыгнули на лоб.

— Англичанами? — сдавленно переспросил он, — Увы ваше… я хотел сказать, ваша милость, у меня их осталось всего трое из семерых. Остальные внесли выкуп и были отпущены восвояси…

— Пусть будет трое! — согласился я, — Где они? В темнице? Проводите меня туда!

И, не дожидаясь согласия, поднялся из-за стола. Конечно, барон тоже вскочил. Хотя ему, на его деревянной ноге, это было нелегко.

* * *

— Оставьте нас! — непререкаемым тоном заявил я, когда мы спустились в подземелье замка, где были оборудованы камеры заключённых, — Фонарь оставьте, а сами отойдите подальше! Может остаться только леди Катерина.

— Да-да… сударь! — попятился хозяин, — Конечно… сударь!

— Ты английский знаешь? — шёпотом уточнил я у девушки.

— Слабенько… — призналась она, — Но объясниться смогу.

— Начни с ними разговор по-английски! А потом замолчи. Чтобы они одни говорили! Когда я усвою язык, я сам с ними заговорю, тогда можешь помогать. Договорились?

— Договорились! — шепнула девушка и заговорила на каком-то тарабарском языке. Впрочем… некоторые слова мне показались знакомыми! Вроде испорченного немецкого!

Один из пленных разразился ответной тирадой и я поспешно начал свои манипуляции. Сперва я поковырялся пальцем в ухе, вроде бы у меня проблемы со слухом. На самом деле, конечно, я коснулся уха перстнем. Потом вытер рот тыльной стороной руки, опять-таки, коснувшись перстнем губ. Потом почесал в левом виске. Правой рукой, которая с перстнем. Опять же, незаметно коснувшись рубином второго уха. О-о-о! А я понимаю о чём говорит пленный!

— Прошу внимания, господа! — сказал я на чистом английском, — Судя по тому, что вы томитесь в неволе, ваши родные не спешат вас выкупить… или не имеют такой возможности. Я готов сделать это из своих средств! Выкупить одного из вас, или всех вместе. Но! Не абы кого! Мне нужен человек, лично видевший короля Генриха Четвёртого — раз! Этот человек должен не просто видеть короля, но и сопровождать его в походах, пусть даже в качестве кучера! Лишь бы был рядом — два! Этот человек должен знать королевский дворец и уметь рассказать о нём — три! Такого человека я не просто выкуплю из плена. После того, как он расскажет о своём короле всё, что знает, я дам ему достаточно денег, чтобы всю оставшуюся жизнь он жил припеваючи. А теперь вопрос: есть среди вас такой человек⁈

Трое пленников переглянулись.

— А зачем вам это, сэр? — осторожно спросил один из них.

— Вообще говоря, жизнь короля Генриха достаточно известна, — вмешалась Катерина, на ломаном английском, — Но сэр Андре… я хотела сказать, сэр Эндрю пишет подробную биографию короля! И ему хотелось бы услышать некоторые детали, не вошедшие в официальные хроники. Так что, вреда никому никакого не будет, а будущим читателям любая мелочь, касающаяся короля, будет интересна!

Это, кстати, она молодец! По-английски моё имя, действительно, звучит как «Эндрю».

— Ах, вот оно что… — с облегчением вздохнул тот, кто спрашивал, — Ну, вообще-то говоря, мы все трое из отряда стрелков при королевской особе. Дворяне, но… не из самых богатых, как вы догадались. Очень может быть, что король и не узнает нас, если встретит. Зато мы его отлично знаем!

— Ну, что ж… — подвёл я итог, — Если вы согласитесь три дня подряд рассказывать о своих приключениях в обществе короля… то я немедля начинаю переговоры о вашем выкупе!

— Но вы поклянётесь, что это не послужит против английской короны? — с беспокойством уточнил другой.

— Клянусь! — заверил я, — Прямо сейчас клянусь! Копьём Георгия Победоносца, покровителя рыцарства!

— Мы согласны! — за всех решился третий, до сих пор молчавший.

Ох, господа хорошие! Забегая вперёд скажу, что из тех историй, которые рассказала мне эта троица, можно было бы несколько пухлых романов состряпать! И, ведь, не врали! Помня наставления царя Соломона, я первым делом разлучил эту троицу. И, беседуя с каждым, перепроверял те данные, которые говорили их товарищи. А они не могли знать, что сказали двое других! И всё сказанное подтверждалось! Это было так любопытно! Но я отвлекать ваше внимание на их рассказы не буду. Скажу только, что через три дня я мог бы бродить по королевскому дворцу или гулять по королевскому парку с завязанными глазами, а самого короля я представлял, словно он и в самом деле был моим родным отцом. Но всё это будет только через три дня. А пока я торжественно, в присутствии свидетелей, выкупил пленных и мы, расширенным составом, отправились обратно в Мино. Недостающих коней любезно предоставил барон Матис, как и сопровождающего, который должен этих коней обратно пригнать.

* * *

— Как я держался? — шепнул я Катерине, едва мы остались одни.

— Неплохо… — сдержанно похвалила девушка, — И всё же, было такое ощущение, что тебе чего-то недостаёт…

— Посоха… — вздохнул я.

— Чего-о-о⁈

— Видишь ли, я вспомнил, как держались наши жрецы во время торжественных церемоний. И взял себе за образец. Но мне постоянно не хватало посоха в руке! Знаешь, такого, с завитым краем, в который вделан драгоценный камень.

— Ну, положим, с посохом ты выглядел бы… вообще, как балда! Но, почему бы тебе не завести себе трость?

— Трость⁈

— Трость. Некоторые пожилые дворяне имеют привычку носить с собой трость. И часто рукоятью служит золотой набалдашник, или, например, горный хрусталь. Или что-то похожее. Ну, им-то трость нужна, чтобы поддерживать дряхлое тело… а тебе — для солидности! А?

— Надо попробовать! — отозвался я, — Купим, где-нибудь в Дижоне. И, пока будем ехать, я к нему привыкну. Или выкину, если не понравится… А в остальном?

— Мне кажется, что вначале ты не очень-то внушил к себе доверие. Но, когда я подыграла… и потом… короче, барон Матис перед расставанием очень настойчиво уточнял, чей ты наследник престола!

— Надеюсь, и перед авиньонским папой ты подыграешь? Мы же вместе едем, нет?

— Только попробуй уехать без меня! Я тебе уеду!

— Отлично! Договорились! Нет, вообще говоря, я поехал бы и без тебя… но с тобой я чувствую себя увереннее!

— А я о чём? Даже не думай без меня смыться!

* * *

— Милый Андрэ! А вот и художник! — заявила на следующий день Александра, подталкивая в спину худощавого, нескладного, молодого человека, с перепачканными краской руками.

— А достаточно ли он хорош? — уточнил я, вынужденно прерывая беседу с одним из англичан.

— Говорит, что хорош… — пожала плечами Александра.

— Взгляните на этого человека! — предложил я, показывая художнику своего собеседника, — А теперь отвернитесь! И набросайте его портрет. Не оглядываясь! Тогда я решу, достаточно ли вы хороши для моих замыслов.

— Пф-ф! — односложно ответил художник, принимаясь чиркать карандашом.

Я внимательно следил, чтобы тот не подглядывал.

— Ну-у… как-то так! — распрямился парень, — Если не углубляться в детали и не раскрашивать красками!

С листа бумаги на меня смотрел англичанин. Точная копия!

— Великолепно! — вынужден был признать я, — Вы гений, э-э-э…

— Маэстро Натан из Лозанны!

— Вы гений, маэстро Натан! Господин Гриффин, я вынужден прервать нашу занимательную беседу! Более срочные дела — увы! Вас проводят в вашу комнату…

— Скажите лучше, в камеру, сэр!

— В комнату… Вы, кстати, были в камере и можете сравнивать. А то, что из комнаты вас не выпускают и охраняют, так это временно. Я же обещал: через три дня вы все будете свободны! Идите, сэр Гриффин. Александра! Спасибо тебе! Это чудесная новость, что нашёлся такой замечательный художник!

— Вообще-то я не подарок! — предупредил Натан.

— Вообще-то я тоже! — заверил я, — Но, думаю, договоримся! Если вы такой мастер, то работы вам от силы часа на три. И вы уже богаты!

— Пока меня это устраивает! — усмехнулся Натан, — А если ещё кормить хорошо будут…

— Будут! — заверил я, — И кормить, и поить, и… это… ублажать…

— А в чём работа?

— Ну, вот смотрите: я однажды… точнее, трижды, видел некоего человека. Мне очень надо, чтобы вы изобразили его как можно точнее. С моих слов.

— Трудно… — почесал переносицу Натан, — Но попробовать можно. Даже интересно!

— Тогда берите лист, карандаши, и садитесь за стол. А я буду рассказывать, что я о нём помню…

* * *

Я ошибся. Какие там «три часа»! Мы просидели с художником целый вечер и даже часть ночи!

— Не то… — бормотал я, взяв очередной лист бумаги, — Есть некоторое сходство, но не то… Брови надо выше, скулы не так широко… Здесь обычный взгляд, а у того был взгляд колючий!

— Колючий! — парировал Натан, — Лучше б вы, ваша милость, сказали, что глаза маленькие и глубоко посажены! Тогда взгляд выглядит «колючим».

— Точно! — обрадовался я, — Маленькие и глубоко посаженные! И вот здесь, у самого края брови, небольшой шрамик, почти незаметный…

— Ну, давайте ещё раз… — вздыхал Натан, подтягивая себе очередной лист и принимаясь быстро чиркать карандашом, — Вот так… вот так… и вот так! Теперь похоже?

— Не то… Вроде бы, ямочка была на подбородке? Или нет? А, точно, была! И нос острее. Хотя у основания широк, но на кончике острее!

— Ну, давайте измараем ещё листочек! Теперь что не так?

— Щёки! Здесь получились щёки надутые, а он худощавый был. Узкие скулы и впалые щёки!

— Предупреждать надо, ваша милость! Давайте ещё лист…

— Пойду-ка я, господа, спать! Похоже, вы здесь надолго!

— Господи! Александра! А я так увлёкся, что…

— Да, ладно уж! Сама вижу. Давайте, художничайте, лишь бы толк из этого вышел. Я распоряжусь, чтобы вам принесли вина и закуски…

— Спасибо! Доброго сна! Эй, а ты что тут рисуешь? У того волосы тонкие и висюльками, а у тебя они жирные и кучерявые!

— Бумаги-то вам хоть хватит, маэстры? — насмешливо оглянулась на нас Александра.

— Бумаги хватит, — заверил Натан, — Если вы за неё заплатите!

— Заплатим, заплатим! Ты не отвлекайся! Волосы, говорю, висюльками!

* * *

Я долго всматривался в окончательный вариант, прохаживаясь по комнате, со свечой в руке. Он! Ей-Богу, он! Тот самый! Или у меня уже взгляд «замылился» и я ошибаюсь?

— Вот что, Натан. Мне кажется, очень похоже. Но я хочу взглянуть на эту бумагу утром, а ещё лучше, при свете дня. И если это будет то, что нужно…

— То вы мне заплатите две тысячи золотых?

— Нет. Тогда тебе нужно будет сделать с десяток таких набросков. Разных. Как будто этот человек отпустил усы и бородку. Или всё сбрил. Как будто он надел парик. Как будто он надел повязку, словно одноглазый. Понимаешь? Мне нужно, чтобы стражники поглядели на него во всех возможных видах. Не у всех развита фантазия, чтобы представить. Лучше, если увидят на портрете. И уже тогда я заплачу тебе две тысячи золотых.

— Серьёзно⁈ Вообще-то я на двадцать золотых договаривался! Но две тысячи мне нравятся больше!

— А? Это я оговорился! Речь шла о двухстах монетах!

— Ну, пусть будет двести… А две тысячи всё же лучше!

— А жадность — это смертный грех! Не слыхал?

— А я из этих двух тысяч щедрый дар церкви сделаю! Тогда и не грех вовсе!

— Ты хотел сказать, из двухсот? Это же лучше, чем двадцать?

— Ладно, пусть будет двести… и десять за бумагу… и десять за срочность… и сорок за то, что я расторг предыдущий контракт… и десять за…

— Триста! — перебил я, — Пусть, для ровного счёта, будет триста!

— Пусть! — согласился Натан, словно делая мне одолжение, — Пусть будет триста! Так и быть!

* * *

— Любопытная личность! — задумчиво заметила Александра, рассматривая наброски, сделанные маэстро Натаном, — Такого и в самом деле, достаточно один раз увидеть, чтобы запомнить навсегда… Эй, стража! Позовите ко мне лейтенанта Жан-Реми! А, вы уже здесь, сударь! Взгляните на эти изображения. Видели ли вы этого человека? Или очень похожего?

— Нет! — уверенно заявил бравый стражник, быстро проглядев рисунки, — Я не видел этого человека! Я бы запомнил.

— Ну, что ж… С одной стороны даже хорошо! Значит, его нет в замке. Но всё равно, прошу показать изображения каждому стражнику. Каждому! И если кто-то опознает его в попытке проникнуть в замок… пять золотых от меня лично! Нет! Десять! Держите эти рисунки при себе, и прошу, чтобы каждая смена стражи, перед заступлением на пост, вновь и вновь просматривала эти картинки. Это страшный человек! Всем быть начеку! Ясно⁈

— Да, ваше сиятельство! Будет исполнено!

И лейтенант, спрятав рисунки за отворот дублета, поспешно вышел из комнаты.

— А вы, милый Андрэ, чем вы думаете заняться?

— Я завершил свои занятия, — слегка поклонился я, — Рассчитал и отправил восвояси и художника, и пленных англичан… Меня больше ничего не держит на пути к авиньонскому папе… кроме…

— Кроме моих рекомендательных писем… — закончила за меня Александра, — Ах, как не хочется с вами расставаться, мой друг! Но я понимаю, что для мужчины долг превыше всего. Я подготовила письма… Вот они. А тебя, милый Андрэ, умоляю, возвращайся скорее! Мне каждый день без тебя будет годом казаться. Или даже столетием…

— Кхм!.. — только и смог выдавить я из себя.

На следующее утро, сразу после утрени, мы с Катериной тронулись в путь. Категорически отказавшись от любого другого сопровождения, и в то же время не забывая об осторожности: четыре арбалета лежали в карете наготове — только взвести. И Эльке уже умела взводить арбалеты почти мгновенно.

Конечно, Александра настаивала, чтобы «хотя бы до Дижона» нас сопровождала охрана, но я был неумолим. Чем меньше людей знают о нашей поездке — тем нам спокойнее! И ещё, никому не нужно знать, где именно мы остановимся в Дижоне. А я такую остановку запланировал! Потому что так надо.

Глава 16 Путешествие к папе

Мы по всей Земле кочуем,

На погоду не глядим,

Где придётся заночуем,

Что придётся, то едим…

Л. Варданян-И. Шаферан.

Песня «Бродячие артисты».

— Уже рассвело… — сладко зевнула Катерина, выглядывая из окошка кареты, — А меня, признаться, разморило… Эх, Андреас, как хорошо было дома! Да, разве тебя бросишь? Пропадёшь ты без меня, бедолага!.. Да, кстати, ты теперь не Андреас и не Эндрю! Ты теперь Эдвард. Привыкай. И я привыкать буду.

— Эдвард, так Эдвард, — рассеянно заметил я, оглядываясь.

— Ну, что? На пристань? Или зайдём помолиться? Сегодня мне хочется посетить Нотр-Дам-де-Дижон. Да и тебе, как крестоносцу, следовало бы вознести молитву Богородице!

— Ну, если следует, то пошли. Не будем вызывать подозрений.

— Что-то ты… слишком послушный! Ну, ладно! Чтоб ты знал, символ Дижона — сова. Так вот, в одном из внешних углов собора Нотр-Дам-де-Дижон сделана скульптура совы. Говорят, если её погладить левой рукой — непременно левой! — то сбудутся твои желания. Все, кто проходит мимо, обязательно делают этот жест! Гладят сову. И нам надо. Чтобы у папы всё прошло хорошо. А?

— Язычество какое-то… — пробормотал я, — Идти в храм, возносить молитвы святым, и по пути гладить каменную сову?

— От тебя, что, убудет?..

— Ну, пойдём, погладим…

— Ох, что-то ты сегодня чересчур послушный… Не к добру это…

Ясно, не к добру. На вечер я запланировал очень сомнительное дельце.

* * *

— Теперь на пристань? — Катерина вышла из храма и прищурилась, разглядывая тусклое, зимнее солнце.

— В трактир, — ответил я, — На пристань поедем завтра с утра.

— Почему?..

— Ну-у-у… поброжу по городу, поищу себе трость! Надо же мне привыкать к трости?

— Врёшь!

— Ну и вру, что с того?.. В любом случае, на пристань поедем завтра утром.

— Что ты задумал, Андреас⁈ — в глазах девушки затрепетал страх.

— Я не Андреас, я Эдвард, забыла? А задумал… ох, лучше тебе не знать!

— Говори! — и в одном этом слове лязгнуло столько металла, что я поёжился.

— Не скажу! Иначе ты меня отговоришь. Пошли лучше гулять, заодно, и в самом деле, трость подберём.

— Не скажешь?

— Не скажу!

— Ох, смотри, Анд… Эдвард, найдёшь ты себе приключений на пятую точку!

Я благоразумно промолчал. И целый день мы гуляли с Катериной. Хотя удовольствия я не получил. Девушка надулась и на все мои попытки разговорить её, бурчала что-то невнятное. А жаль! Дижон — интересный и удивительный город. И столько моих вопросов остались без ответов… жаль!

Ближе к вечеру, когда добрые дижонцы садились ужинать, мы оказались почти на окраине города. Как я и задумал.

— Почтенный! — окликнул я спешащего прохожего, — Не подскажешь ли, где поблизости жилище хорошего ювелира?

— Жилище? — удивлённо переспросил тот, останавливаясь перед перегородившей ему дорогу тростью — да! мы купили мне симпатичную трость! — Или лавка?

— Жилище, — повторил я.

— Вот здесь, за поворотом, ворота выкрашены диагональными полосами… Там живёт ювелир Гершель. Только, зачем вам жилище? А из лавки он, наверняка, уже ушёл.

— Благодарю тебя, добрый человек, — величественно кивнул я, убирая трость с его пути, — Пусть будет над тобой милость Божья.

— Во веки веков… — машинально ответил тот, и припустил дальше, по своим делам.

— Ну, что? — почему-то шёпотом спросил я Катерину, — Я собираюсь напасть на ювелира… Ты со мной?

— Напасть на… ювелира⁈ — девушка схватилась за сердце, — Зачем⁈

— Так надо! Но я могу оставить тебя неподалёку. А когда выйду…

— Нет уж! — отрезала Катерина, — Я с тобой! По крайней мере, дам в суде показания! И учти, показания будут правдивыми!

— Спасибо… — печально ответил я, принимаясь стучать в ворота, — Это даже больше, чем я рассчитывал.

Очень долго никто не открывал. А я не переставал барабанить в ворота. Наконец, ворота приоткрылись.

— Что угодно⁈ — в щель выглянула рассерженная девушка, по всей видимости, служанка.

— Ювелир Гершель дома? — уточнил я.

— Дома, но он никого…

— Отлично! — заметил я, делая шаг вперёд.

Понятно, что хрупкая служанка не преграда для будущего крестоносца! Она пискнула и еле успела увернуться. А я, подчёркнуто размеренно и неторопливо, расправив плечи, зашагал к дому.

Конечно, если бы я бросился бегом, она подняла бы крик. Если бы за мной полезли другие мордовороты, она подняла бы крик. Господи, да при любом подозрении, она подняла бы крик! Но за мной, застенчиво, протиснулась леди, явно дворянской наружности, и засеменила вслед. Служанка растерянно оглянулась, на всякий случай выглянула за ворота, убедилась, что кроме нас никого нет, накинула на ворота огромный замок, и побежала вслед за нами.

— Но, господин Гершель никого не принимает!

— Нас примет! — я сказал это так уверенно, что служанка только плечами пожала и юркнула прямо перед нами в дверь.

Случившееся выходило за рамки обычного, а значит, не её ума это дело. Надо доложить хозяину, а уж он решит.

Я не спеша шёл следом. Пусть докладывает. Уже через минуту я сам о себе доложу.

* * *

Семья ювелира собралась за столом. Собственно, то что мне и надо. Именно для этого я и откладывал свой визит до вечера. Итак… это явно сам ювелир, это жена, а это… раз-два-три-четыре-пять-шесть… детишки. Один уже взросленький совсем, наверняка отцу в лавке помогает. И это тоже хорошо.

— Простите, чем обязан… — растерянно приподнялся ювелир со своего места.

Я молча вытащил меч из ножен и рубанул со всей силы по столу. Одним ударом перерубив столешницу. Стол сложился пополам, жалобно звякнула посуда, вся семья ювелира вздрогнула и сжалась в страхе.

— Если вы за драгоценности, то здесь их нет… — залепетал Гершель непослушным языком, — Всё в лавке!

— Плевать мне на драгоценности! — холодно ответил я, — Мне нужно другое.

— Но… я не помню вас! Если что-то, когда-то, напутал в цене… я готов искупить!

— Нет. Другое.

— Но… что⁈

— Посмотри на эти печати, Гершель, — я вытащил запечатанные письма, которые дала мне Александра, — Мне нужно, чтобы ты изготовил такую же печать. Чтобы я мог эти письма вскрыть, а потом запечатать снова. И адресат не заподозрил бы, что письма вскрывали.

— Это невозможно! Это запрещено!

— Тогда вся твоя семья умрёт, — спокойно пожал я плечами, — Начиная от самых маленьких. Ну, вот, к примеру, начнём с вот этой девочки… как тебя зовут, малышка?

— Марьям… — пролепетала крошка.

— Начнём с Марьям! — решил я, доставая кинжал, — Итак?..

Краем глаза я видел, как испуганным изваянием застыла в дверях Катерина. Ну… даже хорошо! Никто не подумает, что может успеть выскочить в дверь!

Гершель затравленно посмотрел на перерубленный стол, на холодную сталь кинжала у меня в руке…

— Но это долго! Это займёт несколько дней! И все приспособления у меня в лавке, не дома!

— Ты не понял, Гершель. Мне не нужна печать в полном смысле этого слова. Мне достаточно прочитать письма и запечатать их снова. Всего три письма. А потом печать можно будет выкинуть, сломать или сжечь. Так что, вполне хватит простой заготовки для печати, не из камня, а из… гипса, например. Или из чего вы делаете заготовки?

— Но…

— Бедная Марьям! — вздохнул я, — Подойди ко мне, малышка!

— Нет! — взвизгнула девочка, прячась в складки платья своей матери.

— Но мне в любом случае, нужен гипс, инструменты! — взвыл ювелир, — А это всё в лавке!

— Хорошо, — вздохнул я, — Пошли в лавку сына. Он принесёт тебе нужное. Но хочу предупредить: перед воротами, в тени других домов, дежурит мой человек. Если твой сын придёт обратно в сопровождении стражи, мой человек свистнет в свисток. Стража найдёт здесь только трупы… Ты видел, что я умею обращаться с мечом!

— Да-да, конечно, — лихорадочно пробормотал ювелир, — Шмуэль, сынок, быстренько сбегай в лавку и принеси мне… и он принялся перечислять такие названия, которых я раньше и не слышал. Какой-то грабштихель, шпицштихель, флахшихель и ещё куча подобного. Что бы это значило?..

С полчаса мы напряжённо ожидали. Всё это время ювелир — под лупой! — рассматривал печати. Наконец, появился мальчишка, с мешочком, в котором он принёс инструменты.

Я выглянул в окно, которое — удачно! — выходило на улицу. Вроде тихо…

— Эх, стола-то и нету… — печально заметил ювелир.

Я молча вытащил половину стола из-под скатерти и пристроил обрубленным концом на подоконник. Получилось несколько кривовато, но достаточно, чтобы можно было работать. И ювелир принялся за дело.

Полчаса… час…

— Свечи кончаются… — заметил ювелир.

— В доме есть ещё свечи?

— Есть… в кладовой.

— Ты! — указал я на служанку, — Сходишь в кладовую и принесёшь свечи. Все, какие есть! А, на всякий случай, чтобы ты не сделала глупостей, тебя проводит вот эта леди!

— Я? — удивилась Катерина.

— Ты, — подтвердил я, — Кто же ещё?

Умная служака принесла ещё и подсвечники. На той половинке стола, где работал ювелир, стало ещё светлее. Семья ювелира уже давно жалась в углу. В самом дальнем от меня углу… аж на целых три шага!

Ещё полчаса… час…

— Шмуэль, дай мне сургуч!

— Он здесь, в мешке, рядом с тобой…

Ювелир накапал сургучом прямо на поверхность стола и сделал первый, пробный оттиск. Рядом положил один из конвертов. Нахмурился, и принялся опять что-то подпиливать своими странными «штихилями».

Ещё полчаса… час…

Все молчали. Даже маленькие дети не плакали, хотя, кажется, им самое время сладко спать в кроватях. Только слышалось осторожное: «вжик-вжик». Ювелир старался изо всех сил. Уже несколько пятен сургуча пятнали обломок стола.

Я стоял неподалёку, опираясь на свою великолепную трость, но одну руку положив на рукоять меча. Так, на всякий случай. Чтобы всем видно было.

Ещё полчаса… час…

— Готово! — поднял на меня взгляд из-за стола ювелир, — Взгляните сами…

— Ну-ка, ну-ка… — я склонился над столом. На столешнице красовалась сургучная блямба, а рядом лежал запечатанный конверт, с такой же печатью. Такой же? Лев есть… щит в лапах льва… крест на щите… завитушки по кругу… Джунгли, что ли⁈ Если завитушки с листиками? Ну, и что в целом? Очень похоже! Я бы не отличил!

— Печать надёжная? На три запечатывания хватит?

— Хватит…

И я, недрогнувшей рукой сломал первую печать. Быстро прочитал содержимое. Однако!!! Кто бы мог подумать⁈

— Запечатывай! — бросил я, ломая вторую печать.

Ну, здесь не так интересно. Обычное рекомендательное письмо.

— Запечатывай!

Третье письмо. И опять — сюрпризы! Ну, Александра! А с виду и не скажешь!

— Запечатывай! Дай посмотрю! Хорошо… А теперь, вот тебе сорок золотых флоринов. Это за сломанный стол, за работу и вообще… за всё, что случилось. Печать советую сломать. Ну, а мы пойдём…

— Так вы, что? Не убьёте меня⁈ — так искренне удивился ювелир, что и я в ответ удивился.

— Нет… и не собирался… С чего ты взял?

— Но я же буду обязан доложить о случившемся в гильдию! Вас поймают и повесят! Или отрубят голову, если вы благородный!

— Та-а-ак… Во-первых, любезный Гершель, ты не доложишь в гильдию! Потому, что ты обязан был отказаться, а ты не отказался! И угроза близким не оправдание. Тебя выгонят из гильдии! И что ты будешь делать, если больше ты ничего делать не умеешь? Вместе со своей семьёй сядешь на шею родственникам? Хор-р-рошенькое решение! Во-вторых, если меня, как ты выразился, «схватят», где доказательства? Подложной печати при мне нет, письма запечатаны так, что не определить, той ли печатью они запечатаны или этой… А если ты на меня наговариваешь? Ты, простолюдин, наговариваешь на благородного господина⁈ Кого из нас вздёрнут? И в-третьих, позволь тебе представить: её сиятельство, леди Катерина де Мино! Это её печать ты так усердно делал. Видишь ли, леди Катерина везёт с собой письма, написанные и запечатанные ещё дома. Но в дороге она спохватилась, а верно ли титулование в тех письмах? Представляешь, как ужасно будет, если в титуловании обнаружится ошибка? А печать, как на грех, осталась в потайном сейфе замка… Но я сейчас убедился, что титулование было верным. Ты же видел, я ни буквы не исправил в тех письмах, не так ли? Так что, не повесят меня, ни голову не отрубят. Успокойся, любезный Гершель, и очень тебе советую, помалкивать обо всём случившемся. Тебе же от длинного языка хуже будет!

— Я знаю, что это печать графов де Мино. Я немного разбираюсь в геральдике, — сдавленно пробормотал ювелир и взглянул на Катерину, — Но, это правда? Вы, действительно, графиня де Мино? Это, в самом деле, ваша печать⁈

— Богом клянусь! — торжественно ответила та.

— Тогда… прошу прощения, ваши сиятельства… дайте мне ещё двадцать минут! Я, видите ли, на щите сделал крест слишком коротким. В оригинале он достаёт до низа щита, а у меня слегка парит в воздухе. Знающий человек насторожится. Но я сейчас исправлю!

Нет, кто бы мог подумать⁈ Да и я мог бы быть более внимательным!

— У нас, в самом деле, крест был до низа щита! — заметила Катерина.

Через полчаса мы вышли из дома Гершеля. Чернела темнота. Даже окна окружающих домов были черны — везде уже задули свечи.

— И, куда теперь? — глухо спросила Катерина.

— Представь, в трактир! Я приказал Эльке снять для нас трактир здесь, неподалёку. И, чтобы нас ждали с ужином.

— Кто бы мог подумать, что ты такой разбойник и грабитель⁈ — вздохнула девушка, — И меня втянул… Подумать только: я, графиня, участница налёта на ювелира!

— Я не втягивал!

— Втягивал-втягивал! А что вообще ты искал в тех письмах?

— О! Там было очень много интересного!

— Чего же?

— Боюсь, я не могу тебе этого рассказать. По крайней мере, пока. Но зато, я теперь точно уверен, что папа авиньонский нас примет! А, кстати, вот и трактир! Единственный, со светлыми окнами! Нас ждёт ужин! Ура!

* * *

— Не может быть! — ахнул я, когда на пристани Дижона увидел знакомые контуры габары.

— «Роза Дижона»⁈ И в самом деле, подозрительно… — согласилась Катерина, — А не соучастник ли он того незнакомца, который нас преследовал? Откуда незнакомец знал, что нас надо искать в Дижоне⁈

— Ну, ты совсем-то с ума не сходи… — посоветовал я, — Ты хочешь сказать, что он специально купил габару и поджидал нас, всего лишь для того, чтобы сообщить о нас тому незнакомцу? Чересчур расточительно! Даже для меня, не говоря о прочих.

— После вчерашнего налёта на ювелира, я ничему не удивляюсь! — задрала нос девушка, — Нет, кто бы сказал мне до вчерашнего дня, что я… своими руками… бедного ювелира, отца семейства… Ужас! Ужас!

— Можно подумать, что ты его истязала! — фыркнул я, — Лично. Вот этими руками.

— Мне кажется, что ты и в это мог меня втянуть! И всё, ради чего⁈

— Не втягивал я!

— А я повторяю вопрос: ради чего?

— Господин Шарль! — вместо ответа окликнул я, — Ваша габара свободна?

— О! Ваше сиятельство! Ваша милость! Благословен пусть будет Господь!

— Во веки веков! — синхронно ответили мы.

— Для вас моя габара всегда свободна! — расплылся в улыбке Шарль, — Вы принесли мне удачу! После вас, один за другим, сразу три прибыльных заказа! И снова вы, такие щедрые заказчики! Куда держим путь?

— Перпиньян, — ответил я, переглянувшись с Катериной.

— Но это же… кусок пути надо морем плыть? — улыбка Шарля несколько померкла.

— Да, но мы не заставляем вас пускаться в бурное море на вашей габаре. Вы можете провезти нас вдоль побережья, так, чтобы не терять из виду полоску земли…

— Боюсь, моя габара для такого не приспособлена… А, кроме того, придётся оформлять множество таможенных документов… Точнее, не просто оформлять, а заводить новые документы, регистрируясь, как морской корабль. Может, ваши милости согласятся, чтобы я довёз вас до Марселя? А там по берегу, по берегу… У вас и карета есть! С удобствами поедете. А там, всего-то от Марселя до Перпиньяна километров триста! Меньше чем за неделю доскачете! Если кони резвые и выносливые, вообще за два дня!

Мы с Катериной вновь переглянулись.

— А откуда ты, любезный, знаешь эти расстояния? Если ты туда никого не возил? — небрежно уточнил я.

— Так, от паломников! — привычно заулыбался Шарль, — Я вам так скажу, ваша милость: хочешьчто-то узнать про дорогу — ищи паломников, которые это место посещали. Они всё расскажут: и где остановиться среди дня, чтобы отдохнуть в дороге лучше, и где кормят хорошо, и где трактиры поприличнее.

— Ну-у-у… — Мы с Катериной вновь переглянулись, — Хорошо! Вези нас до Марселя!

— Это можно! — совсем расцвёл Шарль, — Эй, ребята! Отдать концы! Мы опять зафрахтованы! Я же правильно понял? Это фрахт?

— Фрахт, фрахт… — задумчиво согласилась Катерина.

— А что такое фрахт? — осторожно уточнил я, пользуясь возникшей суматохой на габаре.

— То же самое, что перевозка, — коротко ответила девушка, — Только, в отличие от обычной перевозки, при фрахте больше никаких грузов и пассажиров брать не позволено. Только те, что входят в сам фрахт.

— Это правильно! — обрадовался я, — Я за фрахт! Эй! Ребята! Осторожнее с каретой! Сломаете ось — вычту из платы за проезд! Что? Я знаю, что там крепкие оси! Но вы так сильно толкаете эту карету… Да не за дверцу же её тянуть! Вы же эту дверцу оторвёте! Господин Шарль! Наведите порядок!

— Это они от радости! — заверил нас Шарль, — Ребята! Аккуратно! Вот так…

* * *

— Что? Было? В письмах⁈ — чётко и раздельно спросила Катерина, когда мы привычно устроились на носу габары.

Габара летела по волнам. Пожалуй, вдвое быстрее, чем когда мы поднимались вверх по реке. Наверное, опять с ветром повезло.

— М-м-м… — задумался я над ответом, — Видишь ли… Положение женщины в современном обществе таково…

— Что было в письмах?!!

— Таково, что меня взяло сомнение, насколько весомы могут быть рекомендательные письма твоей кузины, — твёрдо продолжал я, — Потому что дело не просто в том, что она графиня. Ты, к примеру, тоже графиня, но тебе и в голову не пришло написать мне рекомендательные письма! Потому что ты тоже знаешь про положение женщины в обществе. Но твоя кузина была уверена, что её рекомендации будут приняты в расчёт. Почему?.. Вот на этот вопрос я и искал ответ в письмах.

— И какой ответ ты нашёл?

— Боюсь, этот ответ тебе не очень понравится…

— Какой же⁈

— Шантаж, — вынужден был признаться я, — Только в письме самому авиньонскому папе, твоя кузина просто рассыпается в лести и просит нас принять, точнее меня и мою спутницу. В двух других она буквально приказывает оказать нам содействие. Железным тоном. В одном случае, угрожая рассказать о всяких непотребствах, которые завершились рождением ребёночка от служанки… это она, между прочим, кардиналу церкви пишет! Во втором случае, она обещает, в случае оказания помощи, вернуть некие компрометирующие любовные письма. И это тоже кардиналу. Теперь я почти уверен, что папа нас примет. Я не уверен, что те кардиналы будут нам рады… но это пустяки, которые к делу не относятся! Не так ли⁈

— Моя кузина… и шантаж⁈ — обомлела Катерина, — Не может быть! Этого просто не может быть!

— Может… — вздохнул я, — Меня, между прочим, тоже пытались соблазнить. И очень настойчиво. Сразу две служанки. И даже…

— Что «даже»?

— Ничего… Я говорю, даже та девушка, которая меня случайно ножом ткнула, и та пыталась под меня лечь, — почему-то я передумал признаваться в домогательствах самой Александры. Быть может, просто стало жалко чувства Катерины?

— Ты серьёзно⁈ И… и что?..

— Я же монах, — подмигнул я ей, — А что ещё более важно: нельзя мне! Я же рассказывал. Нельзя! А меня и подпоить пытались, и накормить…

— Подпоить понятно. А в каком смысле «накормить»?

— А! Есть такие блюда, которые вызывают… э-э-э… мужское желание! Ну, вроде хорошо прожаренного мяса с перцем и устриц. Ну, вот, я как-то заметил, что мне к ужину отдельно тарелочку подкладывают. А на ней… правильно! Устрицы, икра, жареное и перчёное мясо, спаржа… Всё один к одному! И отказаться вроде бы нельзя… всё же ты за ужином и тебя угощают. И если наешься, то потом хоть на стенку лезь! Что остаётся? Пить? Тоже не вариант! Как раз контроль потеряешь! Ну, вот… в основном хлебушек… и на тарелке всё перемешать, будто много ел!

— Ты врёшь! — уверенно сказала Катерина.

— Если бы… — вздохнул я в ответ, — Но это всё дело прошлое. Главное, мы имеем надёжные письма, и мы едем к папе! Ну, папа, держись! Кстати, как я тебе с новой тростью?

— Мой мир никогда больше не будет прежним, — пожаловалась девушка.

Памятник средневековой архитектуры — собор Нотр-Дам-де-Дижон!

А это та самая, знаменитая сова на стене собора Нотр-Дам-де-Дижон, увы, почти затёртая, за несколько столетий постоянных прикосновений:

Глава 17 Подозрения

Увлекшись ревнивой подозрительностью,

можно оскорбить и совершенно невинного человека.

Уильям Шекспир.

— Часа через два будет Марсель! — к исходу третьего дня пути, в очередной раз улыбнувшись, предупредил Шарль, — Быть может, я могу ещё чем-то услужить таким щедрым пассажирам?..

— Щедрые пассажиры способны сами себя обслужить… — буркнула Катерина.

— Как скажете, — не стал настаивать парень, — Хотя я знаю отличные места в Марселе… Нет? Ну, нет, так нет…

— Что с тобой? — осторожно спросил я у девушки, — Вид у тебя… кислый!

— Наверное, съела чего-то несвежего, — поморщилась Катерина, — В обед нам подали какую-то бурду!

— Да-да, — согласился я, — Я заметил, как плутовато бегали глазки у хозяина! Знаешь, что? Давай на обратном пути пристанем в том же месте, и набьём ему рожу⁈ Пусть знает, как кормить путешественников тухлятиной!

— Посмотрим… — односложно ответила девушка, — А то ты, я смотрю, уже моду взял: там морду набил, сям морду набил… Вот, приедем в Марсель — первым делом в церковь! Знаю я одну неплохую, Нотр-Дам-де-Аккуль! Представляешь, когда-то там был языческий храм! В честь этой… как её… Минервы!

— Римский аналог нашей Афины, — с умным видом кивнул я, — Богиня мудрости, ремёсел и великого искусства войны. То есть, не просто толпа на толпу, с дубьём и кольями, но высокое искусство стратегии и тактики…

— Да… Так вот, потом этот храм разрушили, и на его месте возвели Храм Божьей Матери! Нотр-Дам-де-Аккуль!

— А «де-Аккуль» — это что?

— Это один из районов Марселя. А место для церкви выбрали самое высокое. С этого места и весь Марсель, и порт — как на ладони. Так что, пошли помолимся…

— Не хочется, чего-то… — зевнул я.

— Как это: не хочется! Твой Орден посвящён Богоматери, а ему «не хочется»!

— У нас Орден Тевтонской Богоматери, — лениво возразил я, — Не французской. Да и вообще, у Иисуса со своей матерью были сложные отношения…

— С чего ты взял⁈

— Из Евангелий, конечно… Откуда бы ещё? Вот, Евангелие от Марка, глава третья. Почти сразу после того, как Христос выбрал себе двенадцать апостолов. После этого Иисус проповедовал в одном доме, и ему говорят: «Вот, Матерь Твоя и братья Твои и сестры Твои, вне дома, спрашивают Тебя». А Иисус обозрел сидящих вокруг, да и ляпнул: «Вот, матерь Моя и братья Мои; ибо кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат и сестра и матерь». И так из дома и не вышел.

Если эти отношения в семье нельзя назвать сложными, то какие тогда сложные⁈ И, кроме того, заметь, что там были и братья Иисуса, и сёстры… Братьев у Него было четверо, а сестёр двое.

— Ты с ума сошёл⁈ — округлила глаза Катерина, — Дева Мария, она… дева!

— Была… — согласился я, — До рождения Иисуса. А потом, как свидетельствует, к примеру, Матфей, в главе тринадцатой, пришёл Иисус в отечество своё, учить людей в синагоге, и люди изумлялись, и говорили: «Не плотников ли Он сын? Не Его ли Мать называется Мария, и братья Его Иаков и Иосий, и Симон, и Иуда? И сёстры Его не все ли между нами? Откуда же у Него всё это?». Жаль, сестёр по именам не назвали… Так что, Богородица родила Иисуса непорочным зачатием… может быть… но потом вполне себе рожала ему братьев и сестёр. И не от Духа Святого, иначе мы бы знали.

— Ты… ты… ты…

— Прости! — мягко сказал я, — Я дурак, прости! Я обещал себе, что не буду больше тебе задавать свои «вопросы»! Да и не вопросы это, а так… с языка слетело! Но, ведь это не я придумал! Это в твоём же Евангелии чёрным по белому написано! Кстати, потом Иаков, брат Иисуса стал руководителем христианской общины в Иерусалиме… Так в «Деяниях» написано, и в послании к Галатам… А, ведь, сперва, по словам Иоанна, в главе седьмой, «…братья не веровали в Него»… Это, кстати, о сложных отношениях в семье.

Понимаешь, когда тебе в церкви священники читают Святые книги, они читают не всё. Выдержки. Важные, нужные, умилительные или нравоучительные, но только выдержки. И пропускают некоторые детали. А если читать самому, внимательно, строчка за строчкой, думая над каждым словом… тогда и приходят «вопросы».

С детства ребёнок не задумывается над подобными «вопросами», потому что его сознание ещё не самостоятельно и он больше доверяет маме, папе, священнику… А когда вырастет, он опять не задумывается! Потому что он считает, что уже знает всю книгу! Он же её столько лет читает! Чего же задумываться? И будет учить своего ребёнка не задумываться… Мне же эта книга попала не в детстве. Оттого и «вопросы»… Ещё раз прости, повторяю, не выспался, голова соображает плохо, вот и ляпнул! Больше не буду! Хочешь, пойдём с тобой в этот Нотр-Дам-де-Аккуль?

— У тебя Евангелие с собой⁈

— В дорожном мешке, в карете… Ты же знаешь, где мой дорожный мешок!

— Принеси сюда! Какие, говоришь, строки?

— Да, разные евангелисты, в разных местах об этом пишут. Но пишут, почти одинаково! И Лука пишет, и Матфей, и Марк, и Иоанн… Но здесь, на палубе, пожалуй, читать не надо. Эй, господин Шарль! Её светлость хотела бы немного отдохнуть в вашей каюте. Вы позволите? Благодарю вас, господин Шарль! Ну, вот… можешь спуститься в капитанскую каюту и без суеты посмотреть книги…

— Я посмотрю! Я почитаю, как ты говоришь, строчку за строчкой!

— А в Нотр-Дам-де Аккуль? Я готов!

— Обязательно! Как только прибудем в Марсель!

— Но… — я извиняюще посмотрел на Катерину, — Но… ты не обижаешься?..

— Зависит от того, что я прочту! — сухо ответила Катерина.

* * *

Через час я не выдержал и спустился в каюту. Девушка сидела, бессильно уронив руки на колени, и лицо её было в слезах.

— Как же так?… — подняла она на меня заплаканные глаза, — Читала и не видела… Все, абсолютно все Евангелисты говорят про братьев и сестёр… А может… Может, это не родные братья? Двоюродные?..

— Нет… — тихонько ответил я, подсаживаясь рядом, — Были бы двоюродные, так и написали бы. Вон, вспомни начало Евангелия от Матфея: «Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его; Иуда родил Фареса и Зару…» и Матфей заботливо уточняет: «…от Фамари». Родственные отношения в Библии — это очень важно и к этому авторы относятся трепетно. А тут вдруг двоюродных братьев назвали просто братьями⁈ Нет…

Но я не думаю, что нужно об этом переживать. В конце концов, Мария занималась тем, что сам Господь заповедал: плодитесь и размножайтесь. Я не вижу здесь ничего предосудительного. И апостолы не видели, потому и писали.

Я не понимаю, почему, но ваши священники отчего-то дают клятву целибата… Может быть, это разумно, в том смысле, который мне как-то толковал брат Томас. Про закон майората по наследованию, где один получает всё, а другие ничего, про то, что остальные вынуждены или идти в монахи, или воевать. Одни, чтобы не плодить нищих наследников старых родов, другие, чтобы погибнуть с честью или добыть в войне новые поместья. А идут воевать не одни, а с целыми отрядами простолюдинов, вооружённых как попало. И, таким образом, будто бы, регулируется численность населения, чтобы можно было всем прокормиться. Потому что земля родит одинаковые урожаи, а население без войны растёт в геометрической прогрессии. Может быть, не готов спорить. Я не исследовал этот вопрос специально. Но ясно одно: ваши священники дают клятву целибата. И их суровая, аскетичная жизнь накладывает суровый, аскетичный отпечаток на всё христианское учение. В том числе, на отношение к Богоматери. Им, наверное, хотелось бы, чтобы и она вела аскетичный образ жизни… А ведь, апостолы относились к этому по другому! Апостол Пётр был женат и никто не укорял его за это…

— С чего ты взял⁈ Об этом нет в Евангелии!

— Есть… Матфей говорит, что когда Иисус пришёл в дом Петров, увидел тёщу его, лежащую в горячке. Откуда тёща, если нет жены? А в первом послании к Тимофею, апостол Павел прямо указывает: «…епископ должен быть непорочен, одной жены муж…».

— То есть… как православные, что ли⁈

— Я не знаю, как у православных. Я говорю, как в Евангелии.

— Слышал ли ты о некоем святом Киприане? — устало спросила вдруг Катерина.

— Н-н-нет… Не помню такого.

— Во времена римского императора Декия… это третий век от Рождества Христова… жил такой юноша, по имени Киприан… Говорят, что жил он в Антиохии. Трудно сказать, была ли это Антиохия Финикийская или Антиохия Писидийская… а может и вообще это была Греция! Потому что с детства он был посвящён именно греческому языческому богу Апполону.

— Знаю про такого бога!

— Семи лет отроду, отдали его родители в воспитание волхвам, — словно не слыша меня, продолжала Катерина, — И волхвы выучили его всяким премудростям. К десяти годам этот Киприан мог изменять свойства воздуха, вызывать гром и молнии, наводить по своему желанию дожди и ветры, возмущать морские волны, насылать всякие болезни и язвы, приносить вред садам и виноградникам… многому его научили!

Пятнадцати лет прошёл он ещё более сложный курс обучения. Лучшие семь волхвов передали ему свои знания! Служил он и богине Гере, и богине Артемиде, и посетил египетский город Мемфис… — Катерина сурово посмотрела на меня при этих словах, — И в конце концов обучался у местных халдеев… Обучился даже вызывать мертвецов из могил и заставлял их говорить… Так он сам стал великим волхвователем, чародеем, волшебником и душегубцем. И вернулся в Антиохию. А может, в Грецию?

Стал он жить, совращая и обольщая людей. А тех, кто не поддавался на его обольщения, он изводил отравами и чародейством. Тех же, кто его обольщению поддался, он учил многим чарам: летать по воздуху, ходить по воде, плавать в лодках по облакам…

— Та-а-ак… Я, кажется, начинаю догадываться, куда ты ведёшь!

— В общем, он потакал всем людским порокам: любострастию, гневу, вражде, зависти. И так понравился своими мерзостями самому князю тьмы, что тот лично с этим Киприаном беседовал, и дал ему в распоряжение целую тысячу разных бесов. И самого Киприана обещал после смерти сделать начальником над бесами, своим приспешником. И много, много людей погубил этот Киприан, некоторых юношей и девушек даже принеся в жертву этому князю тьмы, заклав их на нечестивом жертвеннике…

И всё же Господу нашем милосердому не хотелось, чтобы душа грешника пропала! В этой Антиохии жила некая девица, именем Иустина. Отец её был языческий жрец и мать поклонялась идолам… но сама Иустина, случайно услышав благую весть о жизни Господа нашего, Иисуса Христа, всем сердцем поверила. И стала тайно посещать христианскую церковь. А потом, укрепившись в вере, сама приняла Святое крещение и убедила принять христианство и креститься и отца и мать… И укреплял её в вере Дух Святой!

Не знаю, были ли поблизости монастыри, но даже, если были, то скорее всего, мужские. Женские монастыри появились позже. Но девица Иустина в сердце своём дала обеты, возлюбив Жениха небесного. И служила ему примерным образом, молитвами, покаянием, и сохранением своей непорочности.

Жил в то время неподалёку юноша Аглаид, сын богатых и знатных родителей. Жил в роскоши, неге, и не знал преград для утоления своих страстей. Всё, что бы ему хотелось, всё он получал в избытке. Однажды увидел он Иустину, когда шла она в церковь, и поразился её красотой. И дьявол, злобствуя при виде добродетелей Иустининых, внушил ему в сердце вожделение. Воспалившись дурными намерениями, стал Аглаид льстивыми речами и богатыми подарками склонять Иустину к любострастию и скверне. Но не действовали его слова и подарки на девицу! Оставалась та чиста и неприступна. Тогда-то и вспомнил Аглаид о великом маге Киприане! Который может, по своему желанию, любое сердце склонить к скверне и блуду! И тот пообещал, что легко сделает так, что девица сама прибежит к Аглаиду, ибо почувствует в душе своей такую страсть, такое искушение, с которым не сможет бороться.

Вот я и думаю, Андреас, — внезапно перебила Катерина сама себя, — Уж очень ты мне того Киприана напоминаешь! И во всякой волшбе искусен, и на метле летать меня учил, и соблазняешь всякими вопросами… Да и родом ты, как говоришь, из Греции, но жил в Египте. И как раз тогда, когда по всей земле поклонялись идолам и учили волхвованию всякие халдеи…

— А чем всё кончилось с тем Киприаном? — с любопытством уточнил я, — И с Иустиной? Ты вроде спросила, знаю ли я про святого Киприана? Он стал святым?

— С ним всё кончилось хорошо, — медленно ответила Катерина, — Он сперва отправил для совращения девушки одного беса, потом, когда у того ничего не получилось, десятерых, потом сотню, а потом и всю тысячу! Но Иустина, укрепляемая Святым Духом, устояла против искушения. Бесы потерпели поражение. Даже один из князей бесовских, пытаясь соблазнить и обольстить Иустину, не сумел этого сделать и бежал, когда та сотворила крестное знамение. И тогда Киприан, посрамлённый в своём нечестивом искусстве, навёл бедствие на весь город! Заболели люди и скот, зачахли сады и виноградники и вообще, посыпались всякие бедствия. Разнёсся по городу слух, что эти бедствия за то, что Иустина противится могучему волхву Киприану, и если она согласится хоть раз согрешить с Аглаидом, то бедствия закончатся. Почётные жители города пришли к Иустине уговаривать её! Но Иустина и им ответила отказом. Вместо этого она вознесла горячую молитву Господу, и по молитве её, все бедствия разом прекратились.

Тогда Киприан понял, что есть сила, которая с лёгкостью попирает силу бесовскую. Он собрал все свои чародейские книги и пришёл к христианскому епископу Анфиму, умоляя крестить его по христианскому обычаю, а книги сжечь. Сперва епископ подозревал, что Киприан опять пришёл с хитростью и чародейством, но Киприан чистосердечно и слёзно исповедался ему. Тогда епископ сжёг перед всеми верующими чёрные книги, а Киприана крестил святым крещением.

Киприан полностью изменил свою жизнь! Он стал столь усердным и преданным Христовой вере, что его сперва допустили стать чтецом в церкви, потом в иподиаконы, потом в диаконы а потом рукоположили и в иереи. А потом его поставили епископом и он вёл жизнь столь праведную, так радел о Церкви Христовой, что диавол скрежетал зубами от злости! И через язычников, побудил правителя той местности, тоже язычника, схватить и епископа Киприана, и девицу Иустину, которую Киприан, к тому времени, поставил диакониссою, а потом игуменьей, вручив ей девичий монастырь.

Киприана и Иустину долго пытали, и они претерпели многие мучения. В конце же их отправили правителю Клавдию, который приговорил обоих к усекновению головы. Вот так, мученической смертью, но славя Бога, покинули этот мир святой священномученик Киприан и святая мученица Иустина.

— Ну, то есть, всё кончилось хорошо? По мнению Церкви?

— Тогда всё кончилось хорошо, — согласилась Катерина, выделяя голосом слово «тогда», — Но кто мешал дьяволу воспитать волхва и душегубца, нового Киприана? И назвать его, скажем, Андреасом… Кстати, тоже языческого жреца…

— Нет, не мои методы! — убеждённо ответил я, — Я людям добра желаю!

— Сперва я тоже так думала, — поджала губы Катерина, — Но с каждым разом начинаю всё больше и больше сомневаться! Да, ты вроде бы, не поддался соблазнам — но это ты сам так говоришь! — но нападение на доброго ювелира⁈ но что это за «набьём трактирщику на обратном пути морду»⁈ но что это за «не хочу в эту церковь, у нас другая Богоматерь»? но что это за «Дева Мария — не дева»? А если ты по ночам маленьких детишек в жертву дьяволу приносишь⁈ А я и не знаю⁈

— А ты будь, как Иустина! — выпалил я первое, что пришло в голову, — Прощай мне грехи и молись за меня! Да и за всё остальное человечество тоже. Верь, что добро всегда побеждает зло, и что в любом случае, промысел Божий восторжествует! А? А я не подведу! Я исправлюсь!

— Ну, не знаю… Я попробую. Хотя, порой очень хочется отдать тебя в руки Святой инквизиции… Но я, так и быть, попробую ещё раз. Где это мы?

— Думаю, уже почти у причала Марселя.

— Тогда пошли. И первым делом — в церковь! В ту самую, Нотр-Дам-де-Аккуль. И не вздумай ляпнуть кому-нибудь ещё раз про Матерь Божью! Особенно при папе!

— Сам понимаю, — проворчал я, — Я, конечно, балда, но не дурак же?..

Знакомьтесь: Нотр-Дам-де-Аккуль!

Глава 18 Здравствуй, папа номер два!

Здравствуйте, любезные. Я король, дорогие мои.

Евгений Шварц.

Глупо, конечно, но во время посещения этого Нотр-Дам-де-Аккуль, я искоса поглядывал на Катерину, и видел, что девушка исподтишка косится на меня. Словно мы друг за другом подглядываем. Глупо!

За ужином молчали. Я не знал, о чём заговорить, чтобы не смутить девушку в очередной раз. Я же балда! Как ляпну что-нибудь, и опять не угадаю. Катерина тоже молчала, не знаю почему. Словно между нами в очередной раз чёрная кошка пробежала.

— Дай мне Евангелия, — только и проронила девушка, когда ужин закончился, — Я перед сном хочу почитать Святое писание.

Наутро она казалась невыспавшейся и заплаканной. Вот, не хотел же давать, чтобы не расстраивать! Но, как не дать⁈ Ещё больше расстроишь!

В таком отвратном настроении мы и отправились в путь. И, хотя места вокруг были живописные, погода приятной, люди приветливыми, а трактиры уютными, это путешествие оставило у меня самые мрачные воспоминания. Между нами возник холод отчуждения. Вот зачем, зачем я ляпнул про Матерь Божью⁈ Зарекался же!

Дорога, как и предрекал улыбчивый Шарль, заняла менее двух дней. Перпиньян оказался крошечным… даже язык не поворачивается назвать это городом! Так, крохотный посёлок. Хотя и укреплённый!

— Любезный, как пройти в канцелярию папы? — остановил я ближайшего прохожего.

Тот что-то буркнул в ответ и поспешил дальше.

— Это тебе не Франция! — хмуро заметила Катерина, — Это провинция Руссильон, Арагонское королевство! Здесь больше по-испански разговаривают. Кстати, папа Бенедикт, как раз из Арагона родом, хотя и не из Перпиньяна, а из Ильуэки…

— Тогда… мне придётся выучить испанский?..

— Не нужно… Здесь половина разговаривает по-испански, а вторая половина по-французски. Да и морской порт в Перпиньяне. Тоже накладывает отпечаток. Просто спросить второго прохожего…

И в самом деле, второй прохожий вполне сносно объяснялся по-французски!

— Канцелярия папы? — почесал он в затылке, — Так вот же, прямо в крепости!

— Точно? — на всякий случай переспросил я, — Не при церкви какой-нибудь? Не при монастыре?

— Точно! — уверенно ответил прохожий, — Не сомневайтесь, ваши милости!

— Давай мне рекомендательное письмо к папе, — протянула руку Катерина, когда мы подходили к папской канцелярии, довольно скучному зданию, выложенному из красных кирпичей.

— Зачем⁈ Я и сам могу отдать письмо в канцелярию!

— Это письмо от графов де Мино, и лучше, если отдаст его сам представитель рода де Мино.

— Ты уверена?

— Иначе будет странно. Графиня де Мино приехала лично, а её письмо отдаёт совершенно посторонний человек!

— Я не посторонний. Я не какой-то там посторонний! Я Эдуард, принц Уэлльский!

— Самозванец ты, а не принц Уэлльский! Принцем будешь, когда тебя твой папаша, Генрих Четвёртый, своим сыном официально признает! А пока — самозванец!

— Ну, знаешь! Меня специально укрыли, как первенца! Чтобы избежать покушений на мою особу! Ибо я наследник!

— Ладно… наследничек… посмотрим, что скажет тебе его Святейшество! Давай письма!

— Ой-ёй-ёй! Подумаешь, письма! Я вообще без писем могу! Вот они…

Вас, может, удивят такие споры. Наверное, это нервное… Мы вступали на очень тонкий лёд и легко могли провалиться. С очень печальными последствиями!

* * *

Сухощавый, совершенно лысый человек в чёрной сутане, равнодушно принял у нас рекомендательное письмо к папе и аккуратно внёс запись об этом в открытую книгу перед собой.

— Где вы остановились? — уточнил он.

— Пока нигде, — пожал я плечами, — Поищем подходящий трактир…

Гусиное перо замерло в руках священника. А может, это был монах?..

— И куда же мне сообщить о решении папы⁈ — ехидно уточнил он, — У вас родственники в Перпиньяне есть?

— Нету…

— О, Господи! — поднял канцелярист глаза к потолку, — В Перпиньяне сейчас, конечно, посвободнее, чем год назад, когда Папа собирал Совет… Тогда одних епископов собралось больше шестидесяти человек! А ведь, были ещё и кардиналы, и патриархи и архиепископы, и светских вельмож понаехало! А уж простых священников и мирян было вообще без счёта! Но, год назад, когда Пизанский собор — безбожники! — объявил о низложении и римского и нашего папы… хотя, разумеется, его Святейшество с негодованием отверг это безбожное решение… да, многие поразъехались… Но, далеко не все! Вы не найдёте места в трактирах, господа! А если у вас нет в Перпиньяне родственников, то вы не сможете снять и частный дом. Их просто не осталось, свободных! И куда же мне прикажете направить ответ⁈

— Мы снимем трактир! — уверенно сказал я, — И неподалёку от вас! Тогда и сообщим, какой именно. А вообще, мы можем заглядывать сюда ежедневно. Других дел у нас в Перпиньяне нет.

— Ну, что ж… — перо опять заскрипело по книге, — Заходите, справляйтесь… Трактир вы здесь не найдёте, и не мечтайте! Придётся вам поселиться где-то в одном из окрестных сёл. Старайтесь выбрать поближе. И заезжайте сюда почаще! Я с удовольствием скажу вам, когда папа вас примет… если он решит вас принять!

— А нельзя ли ещё одну справку? — скромно поинтересовался я.

— Что именно? — с любопытством уставился на меня лысый канцелярист.

— Не подскажете, где бы мы могли отыскать кардинала Базиля Корбини и кардинала Жеральда ля Фальеро? У нас есть письма для этих святых отцов…

— Эти?.. — я увидел, как любопытство в глазах монаха или священника сменилось глубоким удивлением, — Эти кардиналы, хоть и не входят в ближний круг папских приближённых, которые вместе с ним покинули Авиньон, но они прибыли по первому зову его Святейшества на Совет, и пользуются величайшим доверием и уважением папы… Здесь все знают, где живут эти почтенные монсеньоры! Обоих вы найдёте в церкви Санта-Мария-де-Регали, где они устроились на подворье. И сами, и их приближённые монахи. Как я говорил, трудно найти сейчас место в Перпиньяне!

— А где резиденция… самого папы? — с замиранием в голосе, уточнила Катерина.

— Папа выбрал своим местожительством эту же крепость, где вы сейчас находитесь, — слегка улыбнулся канцелярист, — Только в дальнем крыле.

— Эту⁈ — не поверил я, — Вот эту… вот прямо здесь⁈ О, Господи!

— Папа живёт смиренно и возвышенно… Ему достаточно.

— И всё же… это папа!

— Конечно, — я заметил, как остро сверкнули глаза канцеляриста, — Конечно, мы все верим, что скоро папа вернётся в Авиньон… как законный понтифик! И тогда никто не посмеет… впрочем, что это я? Может, у вас есть ещё вопросы?

— Нет, благодарю вас! — вежливо попрощался я.

— Храни вас Бог! — привычно откликнулся канцелярист.

* * *

— Мне кажется, ты просто истекал тщеславием! — упрекнула Катерина, когда мы вышли из канцелярии, — Дескать, я!.. В любом трактире!.. Эх, Андреас! Скромнее надо быть!

— Я постараюсь, — смиренно ответил я, за что заслужил очень подозрительный взгляд Катерины, — Я постараюсь быть скромнее. Но попробовать-то можно? Ну, вот, вроде бы неплохой трактир… Ты подождёшь минутку? Я поговорю с хозяином…

— Ну, иди! — ехидно ухмыльнулась девушка, — Поговори…

Разговор вышел долгим… Чуть не четверть часа я уламывал бедного трактирщика, всё прибавляя и прибавляя флорины…

— Фу-у-у… — вышел я, наконец, к ожидающей девушке, — Разгружаемся здесь! Но, как они, оказывается, зажрались! Не поверишь, он стребовал по сто двадцать пять золотых флоринов! За каждую из двух комнат! И это всего за два дня, до ближайшего воскресенья. Потом будут другие расценки. И за стол отдельная плата… Да в любом столичном городе этого хватило бы на год! А в этой дыре… Тьфу! Если бы не крайняя нужда, я бы здесь и на секунду не остался!

— У всех крайняя нужда, — философски ответила Катерина, — здесь и сейчас решается вопрос о политическом раскладе во всей Европе!

— Этот вопрос уже два года решается! — возразил я, — Сама же мне рассказывала, что из Авиньона папа уехал два года назад. И сразу начал хлопотать о созыве Совета. И что? Где, потрясшее весь мир, решение этого Совета? Где объединившееся под единую руку духовенство всей Европы? А два года — это не шутки. Это большой срок. Но ничего нету.

— Вот, сейчас ты отсыплешь папе две-три сотни бочек золота, и тогда начнётся движение! — возразила Катерина.

— Уже не уверен, — признался я, оглядываясь на невзрачное сооружение крепости, — Если папа, после грозного и пышного Авиньона, согласился жить в этом убожестве… Если не выбрал себе более достойного жилища… У меня все планы пошли насмарку! Я теперь даже не знаю, брать ли с собой на встречу роскошную трость⁈ Или она только мешать будет, глаза папе мозолить?..

— Если ты будешь предлагать полмиллиона золотом… или на сколько вы там сойдётесь? то трость по сравнению с этой суммой покажется сущей чепухой! — заметила девушка.

— Это понятно… Но тут важен первый взгляд, первое слово, первое впечатление… и тут трость может помешать.

— Тогда поставим вопрос по-другому: тебе лучше с тростью или без?

— С тростью! — уверенно ответил я, — С тростью я чувствую себя более спокойным, а если начинаю волноваться, я просто крепче стискиваю рукоять. А на лице волнение не отражается.

— И какие тогда вопросы?..

— Согласен. Все вопросы отпали. Кроме одного: мы прямо сейчас идём искать наших кардиналов?

— Разумеется. Отправим Трогота и Эльке размещаться в гостинице. А сами — в церковь. Ты обратил внимание, что это опять церковь Святой Девы Марии⁈ Случайно ли это? Не боишься, что она отомстит тебе за твоё богохульство?

— Не боюсь… Если это богохульство, то не моё, а Евангелистов! Пошли…

* * *

При встрече с каждым из кардиналов, я искоса, незаметно, всматривался в их лица. Какие эмоции промелькнут? Воспоминания? Досада? Гнев? Раздражение? Страх? И знаете что? Ничего у них не промелькнуло! Это же какой нужно иметь богатейший опыт, чтобы вот так, едва улыбаясь кончиками губ, взять письмо, прочитать о том, как тебя грубо шантажируют, и не измениться в лице ни на йоту⁈ Ласково кивнуть в ответ и елейным голосом пообещать полнейшую поддержку и содействие? Удивляюсь! Нет, честное слово, удивляюсь! Я бы так не смог. Может быть, когда-нибудь, ближе к старости, когда жизнь меня основательно потреплет и вывернет наизнанку… да и то, не уверен!

В любом случае, оба кардинала окинули нас, вроде бы, лёгким, скользящим взглядом — мне показалось, что они даже печень у меня смогли рассмотреть со всех сторон! — и заверили, что прямо сейчас, вот, сию минуту, они начнут хлопоты перед папой о нашем деле.

— Когда ля Фальеро на тебя посмотрел, ты моргнула! — укорил я Катерину, когда мы шли обратно.

— Ну и моргнула… — пожала плечами девушка, — Людям это свойственно: моргать! А ты, наоборот, выпучился и не моргал!

— Я выпучился не тогда, когда он нас оглядывал. Я выпучился с первой секунды! Ну, вроде, пожираю глазами такую важную персону. Пусть думает, что я перед ним благоговею!

— То есть, вёл себя неестественно!

— Как раз естественно! Ещё полгода назад ты бы тоже так выпучилась! А теперь, видишь ли, пообщалась с одним папой, вот-вот пообщаешься с другим папой… кардиналы тебе теперь и не персоны! А им, может, обидно?

— Ну. не знаю…

— Я знаю! Кстати, пойдём, заглянем в крепость. Сообщим этому… лысому… где мы остановились. Он же просил сообщить? Благо и идти недалеко…

* * *

— «Луна и Солнце»⁈ — в неописуемом изумлении вскричал лысый канцелярист, когда мы сообщили ему название трактира, — «Луна и Солнце»⁈ Вы что, королевскую казну ограбили⁈ А впрочем… в королевской казне, по нынешним временам, разве что, расписки… написанные самим королём по поводу займов у крупных банков… В любой королевской казне! Идут войны, господа, а война — это очень, очень дорогое удовольствие! Но, как вам удалось? Ведь это не просто место на сеновале, это же номер? Я правильно понял?

— Это ДВА номера… — с удовольствием сообщил ему я.

Бедняга только сдавленно пискнул, провожая нас округлившимися глазами…

* * *

— Что изволите на обед? — трактирщик плотоядно покосился на меня, очевидно, прикидывая в уме, сколько денег можно содрать.

— Отдельный столик! — приказал я, — А на столик…

— Ну, вы скажете, господин! — даже обиделся трактирщик, — В такой-то давке…

— Сорок золотых за отдельный столик! — холодно заметил я, — А на столик… ну, пусть будет, седло ягнёнка…

— Сегодня пятница! — опять перебил трактирщик. И глаза выпучил.

— Да, и что?

— Пятница! Постный день! — казалось, трактирщик вообще оледенел. Ещё бы! Под взглядами десятков епископов, занявших обеденную зону.

Упс! Вот это я влип! Вот почему разом замолкли голоса в трактире и все уставились в нашу сторону. И… как быть?..

— Ослеп, любезный? — лениво поинтересовалась Катерина, — Не видишь, что перед тобой крестоносец? А крестоносцам отдельным эдиктом разрешено вкушать мясную и жирную пищу во всякий день, включая Великий пост!

Ах, вот оно что! А я-то смотрю, первый раз меня так вот, постным днём попрекнули… А, оказывается, постные дни для крестоносцев не писаны! А я ещё, помнится, удивлялся, что время от времени наши девушки отказывались от мяса, налегая на рыбу и грибы… А оно — вот оно что!

— Ах, крестоносец… — ожил трактирщик, — Ну да, ну да, как же я сам-то запамятовал… Наверное, не часто крестоносцы наши края посещают, вот и вылетело из головы… Так, что вы хотели, ваша милость⁈

— Разве ты не слышал? — опять встряла Катерина, — Из мясного: седло ягнёнка! Из рыбного… ну-у… на твоё усмотрение! Зелень, фрукты, хлеб. И не тяни, мы голодные.

— Сию минуту, сеньоры…

Не поверите! Через пять минут в зал притащили свежесколоченный стол! Внешне неказистый, но когда его накрыли скатертью, то вроде и ничего. Ещё через минуту на столе стояли вино, хлеб и зелень. А через пятнадцать минут в поданной мне тарелке шкворчало мясо, а я ловил завистливые взгляды окружающих. Катерина деликатно ковыряла паэлью с тунцом и грибами, поглядывая на треску по-баскски. Ну, и конечно, тюрбо в томатном соусе… Как сказал хозяин, это фирменное блюдо трактира. На мой взгляд, сильно переперчённая камбала! И стóит, как оказалось, недёшево… Но, куда деваться, если Катерина глаза закатывала от восторга…

В общем, мы радостно вгрызлись в еду, когда я услышал за соседним столом[1]:

— Довелось мне, братия, гостить однажды у миланского герцога. А, надо сказать, был у него замечательный повар, великий искусник в своём ремесле. Этого повара герцог даже во Францию отправлял, дабы тот ещё более всему научился! Да… Одно слово — мастер! Что ни блюдо — то шедевр! Да… И вот, сидим мы в трапезной, я уже благословил пищу, подают нам великолепно сервированные блюда, и тут герцогу приносят письмо из Флоренции. Ну, вы понимаете… Что может быть хорошего для миланского герцога в письме из Флоренции⁈ Герцог прямо почернел, прочитав письмо! Скомкал его, сунул за пазуху, и мрачный, принялся за еду. И тут же, прямо взревел, мол, позвать сюда повара! Бедный повар… бегом… предстал перед грозные очи герцога… А тот ему сурово, эдак, отчего это у тебя, голубчик, сегодня обед нехорош⁈ Мясо недожарено, соус противного вкуса, специи вообще в приправу не положены… А⁈ Отвечай, негодяй!

Надо сказать, повар обладал хорошо подвешенным языком. Он не растерялся и отвечал со всей учтивостью, мол, что поделать, ваша светлость? Я-то приготовил соус по всем канонам поварского искусства, а вот флорентийская подливка, вижу, пришлась вам не по вкусу… Но разве то моя вина?..

Согласен, шутка смелая. Но герцог оказался человек остроумный и шутку оценил. Он только засмеялся и отпустил повара без наказания. И, кстати, обед был воистину превосходен!

Ну, в принципе я понял, почему бедняга вспомнил тот обед, пережёвывая сухую жареную камбалу и с грустью глядя на наш с Катериной стол. Поневоле слюнки потекут!

— Браво! Браво! — дружно поддержали рассказчика остальные, — Воистину, смелая шутка, которая могла обернуться следами плети на спине! И браво герцогу, поступившему столь великодушно!

— Это что! — приободрился рассказчик, услышав одобрительные восклицания, — Этот повар и не так однажды пошутил!

— А как же? — заинтересовались слушатели.

— А так! Пришёл он однажды к герцогу, когда у того был час приёма просителей. Герцог, конечно, слегка удивился, но спросил, просьба ли у того или жалоба? Или хочет кого-то обвинить?

— Просьба, ваша светлость, — отвечает повар, — Очень хочется, чтобы ваша светлость превратила меня… в осла!

Вот тут герцог удивился не слегка, а как следует! Даже растерялся, прямо скажем!

— А зачем же тебе, голубчик, становиться ослом? — спросил он, — Отчего ты не хочешь быть человеком?

— Ах, ваша светлость, — притворно вздохнул повар, — Я вижу, что все, кого вы осыпали своими милостями, от важности так надуваются, что превращаются в ослов! Вот и мне захотелось стать ослом…

— А-ха-ха!!! — прокатилось над столом рассказчика, — То есть, и меня осыпьте милостями? Ловко придумано! А-ха-ха!

— Хе-хе! А ещё, вроде бы, невзначай, но заметил герцогу, каких ослов тот дарит своими милостями! Хе-хе!

— Да, уж, воистину остёр язык у того повара! А чем всё кончилось?

— Герцог вспомнил, что давно не поощрял повара! — засмеялся и рассказчик, — Ну и… отсыпал ему мешочек серебра! Заметив, что деньги даёт ему, как человеку. Ослы в деньгах не нуждаются!

— А-ха-ха! Тоже остроумно!

— А вот ещё случай! — начал другой, воодушевлённый всеобщим вниманием, — В Ареццо был недавно епископ Анджело. И он созвал однажды своё духовенство, прибавив, чтобы они захватили с собой облачение. Один из священников, у которого облачение истрепалось до такой степени, что стыдно было бы и надеть, грустный сидел дома и раздумывал, как быть. Взять облачение было негде! А в доме его была служанка, которая увидела печаль хозяина и спросила о причине. Тот объяснил. Да, нет же! — воскликнула служанка, — Епископ потребовал, чтобы вы захватили с собой жареных каплунов!

— Э-э-э? — недоумённо уставился на рассказчика один из слушателей.

— А, дон Эстебан! — спохватился рассказчик, — Вы не знаете итальянского! Это просто игра слов! Облачение — сарре е cotte, каплуны жареные — eapponi cotti. На слух почти неразличимо!

— Так что же? — поторопили рассказчика, уже ожидая забавного окончания истории.

— А священник так и сделал! — засмеялся рассказчик, — Привёз епископу жареных каплунов! Епископ долго смеялся, когда тот рассказал ему свою историю, и заметил, что этот священник понял смысл его приказа гораздо правильнее остальных!

— А-ха-ха!!! — вновь прокатилось по залу, — О-хо-хо!

— Опять про еду! — отметил я про себя.

— А я вам ещё один случай расскажу! — улыбнулся заранее третий из собравшихся.

— Ну-ка, ну-ка?..

— Один монах должен был сказать народу проповедь на день святого Стефана. Но… час был поздний, многие из священников были голодны… И вот, пока монах поднимался на возвышение, то один священник, то другой, торопливо шептали ему на ухо, чтобы он не затягивал со своей речью. И так с десяток раз! Бедный монах понял, что надо торопиться! Поднялся на кафедру, поглядел на народ и заявил:

— Братья! В прошлом году, на этом самом месте, я очень подробно рассказывал вам о святом Стефане, о его деяниях и явленных им чудесах. Думаю, вы все помните это выступление. Но, с тех пор, святой Стефан не сделал ничего нового! Так что, осените себя крестным знамением и прочтите молитву покаяния!

И пошёл с кафедры…

— А-ха-ха!!! О-хо-хо!!! Великолепная проповедь!!!

Я заметил, как помрачнела Катерина, услышав этот рассказ. Но я-то здесь при чём⁈ Это, между прочим, видные епископы и кардиналы! А если они сами над своими проповедями смеются, то я не виноват!

Кстати, что-то они, вино пьют, а закусывают слабо! Ну, да, разве это закуска — жареная камбала? Но тогда и вина надо пить меньше? А эти себя не ограничивали! Поэтому и рассказы пошли всё более откровенные…

— По поводу проповеди! — начал ещё один, — Один из монахов проповедовал народу в Тиволи. И очень сурово изобличал супружескую неверность. Вот только за собственными словами монах следил очень плохо! И заявил, что предпочёл бы иметь дело с десятью девушками, чем с одной замужней женщиной…

— Правильно говоришь!!! — заорали собравшиеся мужчины, — Верно мыслишь!!! Девки лучше!!!

Только тут монах понял, что ляпнул глупость!

— А-ха-ха!!! О-хо-хо!!! Хе-хе-хе!!!

— Кстати, о женщинах! Есть у меня один земляк, по имени Пьетро, он и рассказал мне эту историю. Были у него делишки с женой одного крестьянина… Надо сказать, крестьянин был весь в долгах и часто ночевал в поле, чтобы его не нашли дома кредиторы. В такие дни Пьетро и похаживал к его жене! И вот однажды, как раз когда любовники собирались возлечь на постель, явился муж. И, чтобы вы думали? Жена быстро спрятала Пьетро под кровать, а как только муж вошёл в дом, принялась его отчаянно ругать, мол только что приходил подеста со стражниками! Они обыскали весь дом, надеясь тебя найти! Обещали вернуться и ещё раз всё хорошенько обыскать! Если тебя найдут, то кинут в тюрьму! Бедная я, бедная, за что мне такое наказание⁈

Крестьянин растерялся. Городские ворота к тому времени заперли и вернуться в поле он уже не мог. Что же делать⁈

— Полезай на голубятню! — посоветовала жена, — Я запру снаружи дверь, и уберу лестницу. Никто и не подумает, что ты там!

И, что бы вы думали? Всю ночь любовники наслаждались друг другом, а бедныймуж дрожал от страха среди голубиного помёта!

— А-ха-ха!!! О-хо-хо!!!

— Ах, братия, надо сказать, женщины вообще сметливы и остры на язык! Довелось нам с группой священников плыть на барке по реке По в Феррару. И так случилось, что с нами плыли две куртизанки, из тех, что предлагают себя мужчинам за деньги. А на берегу стояла женщина, и смотрела на нас. И вот, представьте, она вдруг кричит:

— Эй, глупые, зачем вы везёте блудниц с собой? Неужели вы думаете, что в Ферраре их мало? Их там больше, чем порядочных женщин во всей Венеции!

— А-ха-ха!!! О-хо-хо!!!

— А вот, был ещё один случай! Дело было в Тоскане. Служил там в богатом приходе священник. И, понятно, сам был не беден. Умерла у него собачка, а он возьми и похорони её на кладбище! Услышал об этом епископ, и, понятное дело, разозлился. Вызвал священника к себе. Ну, тот не будь дурак, прихватил с собой пятьдесят золотых дукатов! И вот, епископ сурово упрекает его, а священник и говорит:

— Эх, святой отец! Если бы вы знали, какая это была умная собачка! Совсем как человек! Не поверите, она ведь завещала вам пятьдесят золотых дукатов! Я их и с собой привёз! Но если вы не верите… если вы её завещание не одобряете…

— Одобряю! — тут же заявил епископ, — Если такая умная собака… как человек… то одобряю! И похороны, и отпевание, а главное — завещание!

— А-ха-ха!!! О-хо-хо!!!

— Пойдём отсюда! — шепнула Катерина.

И вид у девушки был такой понурый и затравленный, что я тут же согласился:

— Пойдём!

Мы вышли из трактира, но нет-нет, до нас и докатывались громкие голоса, разгорячённые вином, и раскаты хохота:

— … и после проповеди, обращается к народу: «Люди добрые! Освободите меня от большого недоумения. Я выслушал исповеди всех вас. Все женщины, как одна, утверждают, что были верны мужьям, а все мужья, утверждают, что грешили с чужими жёнами. Люди добрые, скажите, где же живут эти „чужие жёны“, в Перужди, о которых я не знаю, и которые не пришли на исповедь⁈».

— А-ха-ха!!! О-хо-хо!!!

— … и пользуясь легковерием женщины, священник дважды удовлетворил свою похоть, а женщина всё время думала, что это наваждение!..

— А-ха-ха!!! О-хо-хо!!!

Катерина ёжилась и страдальчески оглядывалась.

— Пошли, навестим канцелярию! — предложил я.

— Рано ещё… Разве что, дней через пять?

— А что ещё делать?

— Ну… пошли…

Глядя на нас совершенно круглыми от изумления глазами, канцелярист сказал нам, что папа готов принять нас завтра. В церкви Санта-Мария-де-Реголи. Ровно в полдень. Вас встретят и проводят. И вообще… такого ещё не было!!!

— Уже было! — одобрительно улыбнулся я ему, — Только что!

* * *

Завтра⁈ Ну, что ж! Значит, всё решится завтра!

[1] Все рассказы этой главы, которые прозвучали за столом, взяты авторами из сочинения Поджо Броччолини «Фацеции» (фацеция — это шутка, анекдот, смешной случай). И, хотя этот сборник фацеций был напечатан только в 1470 году, то есть, через 60 лет после описываемых событий, авторы смело включают эти истории в свою книгу, во-первых, потому что собраны они гораздо раньше (Поджо Броччолини поступил на службу в Папскую курию в 1403 году, 23 летним юношей, и почти всю жизнь записывал любопытные истории), а во-вторых, потому что они, как нам кажется, передают самый дух того времени. Разумеется, авторы слегка изменили текст, подгоняя его под застольный разговор, но это совершенно невинные, небольшие изменения.

Крепость в Перпиньяне, где когда-то разместил свою резиденцию папа Бенедикт XIII:

Глава 19 Беседа с папой

Актеры, правьте ремесло,

Чтобы от истины ходячей

Всем стало больно и светло!

Александр Блок.

— Вы те, кого я жду? — смиренно поинтересовался скромный монашек.

— Если вы ждёте тех, кого должны проводить на встречу в его Святейшеством, то это мы, — согласился я.

Катерина только нервно кивнула.

— Следуйте за мной, господа, — поклонился монашек.

И повёл нас вокруг церкви Санта-Мария-де-Реголи, мимо одной двери, второй… и только в третью дверь он постучался. Дверь скрипнула, нас окинули быстрым и внимательным взглядом, и только после этого дверь распахнулась.

— Прошу!

Скажу честно: не ждал я таких запутанных переходов в обычной церкви! Впрочем, наш путь длился недолго.

— Сюда, прошу! — и монашек, поклонившись, словно растворился в полумраке коридора.

А мы остались перед дверью. И что? Открыть сразу? Или сперва постучать?

Я чётко и отчётливо, уверенно, стукнул два раза.

— Открыто! — откликнулись изнутри.

И я толкнул дверь.

* * *

Н-да, оказывается, есть минусы в таком быстром решении о приёме. Если бы приём был назначен, хотя бы через неделю, я бы подкараулил папу и, пусть издали, взглянул бы на него. И не был бы так ошарашен, как сейчас…

Конечно, я знал, что папа Бенедикт стар. Восемьдесят два года, простите меня, но это почтенная старость! Тем больше было моё удивление, когда я увидел перед собой плотного, крепкого, сурового, могучего мужчину. Бородатого мужчину! Да, папа был с бородой! Это так выбивалось из образа всех католических священников, виденных мой ранее, что я просто оторопел.

Папа оторвался от разбора бумаг, лежащих перед ним на небольшом столике, остро взглянул на нас внимательным взглядом и сделал приглашающий жест:

— Прошу…

— Благодарю, ваше Святейшество!

Мы с Катериной чинно сели в кресла напротив.

— Признаться, вы возбудили столько любопытства одним своим появлением, что даже не представляю, как вы собирались предпринять ваше тайное дело, — мягко улыбнулся папа, — У вас же тайная миссия? Я правильно понимаю?

— Мне довелось разговаривать с факирами и фокусниками об их ремесле, — почтительно возразил я, — Они утверждают, что для того, чтобы сделать тайное движение, нужно обязательно отвлечь внимание окружающих нарочитым явным движением! И обязательно смотреть в эту сторону самому. Тогда и остальные будут видеть только то, что вы им показываете. И не увидят скрытого.

— Ну… может быть… — слегка склонил голову к плечу папа, — Так что же за тайная миссия?

Я покрепче стиснул набалдашник трости и принялся говорить. В меру уверенно, в меру властно, в меру настойчиво. О том, что у Эдуарда Третьего, короля Англии, был такой сын, Джон Гонт, герцог Ланкастерский. Но это был третий сын, и корона ему не полагалась. А ведь, он мог бы принести пользы Англии больше, чем все остальные, вместе взятые! По крайней мере, так думал его сын, Генрих Болингброк, герцог Ланкастер, единственный наследник, потому что его братья умерли во младенчестве… Да, он задумал свержение своего деда, чтобы занять трон в обход всех своих родственников, имеющих больше прав… но ведь это на пользу страны, не так ли⁈

И вот, когда у Генриха родился первенец, разумный родитель, понимая всю опасность своего положения… так сказать, всю шаткость и неопределённость, в свете задуманного свержения деда… решил объявить ребёнка мёртвым. Благо, как раз умер ребёнок у женщины, которую планировали сделать кормилицей малыша. Быть может, Господь таким образом способствовал предприятию?..

Ребёнка кормилицы выдали за умершего малолетнего Эдуарда, а меня, настоящего Эдуарда, некоторое время выдавали за ребёнка кормилицы, так и не понадобившейся семье опального герцога Ланкастера. Но!.. Но эта же кормилица впоследствии выкармливала и других детей Генриха. И я был своим в этой семье. Я играл с ними в детские игры, хотя был на пять лет старше второго мальчика, названного по имени отца Генрихом, и на шесть лет старше следующего, Томаса. А они и не подозревали, что играют со своим родным братом!

Всё просто: если бы начались свирепствования короля Эдуарда Третьего, они могли коснуться всех, но не коснулись бы первенца рода!

Папа Бенедикт молчал…

Я продолжал о том, что когда мне было семнадцать, мой отец таки сверг своего деда и занял английский престол. Я, разумеется, к тому времени был уже в Ордене крестоносцев. Где ещё можно постичь саму суть рыцарства молодому человеку, как не в Ордене⁈ Смотрите, как удобно: юноша учится всем рыцарским наукам — раз! Юноша не будет вести распутную жизнь, которая может впоследствии быть поставлена в упрёк — два! А какие знакомства⁈ С какими великими рыцарскими, дворянскими родами? Причём это знакомства, сведённые на поле брани и скреплённые кровью, своей и чужой! Такие знакомства не чета знакомствам при дворе и не проходят бесследно — три! Ну, и понятно, что в первые годы правления, когда тут и там возникали бунты и мятежи, отец не стал объявлять о моём существовании. По той же причине: первенец должен остаться живым!

Папа молчал…

Я перевёл дух. И продолжил. Я напомнил о раздоре между Францией и Англией. О правах на корону как французов, так и англичан. После смерти Карла Четвёртого, королём Франции мог стать и его двоюродный брат, Филипп де Валуа, и его племянник, король Англии Ричард Третий. Подумаешь, что он племянник по материнской линии, но племянник же! Да, я не дурак, и понимаю, что причины раздора лежат гораздо глубже и это война за ресурсы и рынки сбыта…

Мне показалось, что папа, еле заметно, одобрительно кивнул.

Я отметил, что прошли две войны: Эдвардинская и Каролингская[1]. И если в первой войне перевес был явно за англичанами, взять хотя бы знаменитые битвы при Креси и Пуатье, то во второй войне результат явно спорный… И многие признают, что французы потрепали англичан… вот, хотя бы, в битве при Ла-Рошели, когда англичане потеряли свою эскадру кораблей… А не миновать и третьего этапа! Поскольку основные, глобальные противоречия не разрешены. И тут… И тут мне пришла в голову идея! Ну, как «пришла»… Умные люди подсказали!

У папы остро блеснул взгляд и он тут же слегка прикрыл веки.

Да, уверенно продолжил я, умные люди из Ордена, которые знали моё настоящее положение… а это самый высший состав Ордена… так вот, они привели простой довод: можно, конечно, атаковать противника в лоб. Но иногда бывает лучше нанести удар сбоку! Или, даже, зайти в тыл! Почему бы не перенести военные действия на лакомый кусочек, который весьма приспособлен для торговли, а значит, для подготовки к серьёзной войне в будущем⁈ И я принялся описывать основной план. Папа получает деньги, набирает войско, и с триумфом возвращается в Авиньон. Кто против? На копья его! Вернув себе влияние, папа своим веским словом останавливает военные амбиции французов на английской земле. Хотя бы на ближайшие семь лет! Большего от него и не надо! Тем временем англичане высаживаются в Пруссии, Орден направляет свои войска в Жемайтию…

У папы дрогнули губы в еле заметной усмешке. Нет, честное слово! Вы знаете, мне кажется, я понял, почему папа носит бороду! Он прячет там свои непослушные губы! Вон, два кардинала, читая письма, ни одной жилкой не дрогнули! А у папы дрогнули уголки губ. Чем не повод, завести себе бороду⁈

Конечно, я уверен, что умудрённый жизнью папа уже через несколько слов понял, что меня, мальчишку, Великий магистр Ордена провёл как… ну, да, как мальчишку. Что через семь лет не англичане будут торжествовать победу, а именно Орден. Что предлагаемое развитие событий пойдёт на пользу Ордену, Франции и, в первую очередь, ему, папе. Ну, и что же ты скажешь мне в ответ, папа?..

— Орден готов предоставить вашему Святейшеству золото в любых количествах! –закончил я, — Просто в любых! Ну-у… что вы скажете про полмиллиона золотых дукатов?..

— И, конечно, я должен написать расписки? — вместо ответа, уточнил папа, ласково улыбаясь мне, словно добрый дедушка.

— Не скрою, руководство Ордена хотело бы этого! — склонил я голову, — Но я не буду связывать ваше Святейшество компрометирующими материалами! Это не пойдёт на пользу ни мне, ни вам! Достаточно будет, если в залог нашей договорённости, вы вручите мне Большой рубин крестоносцев. И я буду уверен в серьёзности наших замыслов. И уже завтра вы получите первые бочки денег. Завтра же!

— Вот как? — задумчиво переспросил папа, глядя куда-то вдаль, — Большой рубин крестоносцев?.. Хм…

И папа задумался.

— Послушайте, сын мой, — поднял он, наконец, на меня взгляд, — Мне кажется, вы приличный юноша… зачем вам соваться в такую грязь, как политика⁈

— Э-э-э… — растерялся я, — Но если мы не будем заниматься политикой, тогда политика займётся нами! Я всё же, наследный принц!

— Ну да, ну да… — печально покивал головой папа, — Это так… Но, видите ли, сын мой, я вынужден вам отказать…

— Что⁈ — не поверил я своим ушам.

— Даже, если бы я хотел принять ваше предложение, я всё равно не смог бы дать вам Большой рубин крестоносцев, — улыбнулся папа, — У меня его попросту нет!

— Как⁈

— Не буду скрывать, что я про него слышал. Слышал, конечно… Это к вопросу о политике и грязи… У меня есть свои люди в курии папы римского… как впрочем, и при дворах всех европейских монархов. Вон, на столе их доносы… и каждый день приходит не меньше. Зато я знаю о каждом чихе в каждом королевском дворце! И, уверен, есть чужие шпионы при моём дворе. Про некоторых я знаю точно, про некоторых подозреваю.

— Но это… столько шпионов… каждый из приближённых — шпион⁈

— Не обязательно. Некоторые пишут доносы сразу в три-четыре адреса. Чтобы получать щедрые дары из трёх-четырёх рук сразу. Так вот, я слышал, что Великий магистр Ульрих фон Юнгинген приезжал к папе римскому за благословлением, прежде чем объявить войну польскому королю. И при нём был Большой рубин крестоносцев…

— А разве к вам он не приезжал?..

— Если бы приезжал, я бы помнил, — сухо заметил папа, — Память меня, слава Богу, ещё не подводит. Но про рубин, это я так, к слову. Показать политику и грязь. С какими людьми приходится иметь дело, да ещё улыбаться им и платить денежки… Тьфу!

А по поводу вашего предложения, сын мой… Нет! И дело не в деньгах. Мне кажется, что вы могли бы ссудить мне и миллион и больше… нет? Не важно! Дело в том, что воюют не деньги. Воюют солдаты! Вы, кстати, слышали такое название? Оно появилось не слишком давно?

— Солдаты? Слышал… — невесело откликнулся я, — По названию монеты солид, которой оценивается жизнь воина…

— Вот именно! Сперва нужно набрать воинов… наёмников, конечно! А для этого нужно везде объявить, что папа набирает наёмников! Нужно купить полководцев! Которые поведут наёмную армию в бой. Нужно закупить для этой армии продуты и фураж. По крайней мере, на первое время, пока не начнётся поход, где армия сможет прокормить сама себя за счёт местного населения. И, главное, на всё это нужно время! Вы думаете, французский король ничего не предпримет, услышав, что папа набирает армию⁈ И, как вы думаете, что произойдёт быстрее: я наберу наёмников, или французская армия подойдёт сюда ускоренным маршем?..

— А как же… ваши сторонники? — впервые подала голос Катерина.

— Их слишком мало, — вздохнул папа, — Настолько мало, что не следует брать в расчёт. Поверите ли? Даже из тех, кто последовал со мной из Авиньона, чуть не половина заявляли на Совете, что мне следует отречься… А ведь это ближний круг!

— И вы… готовы отречься? — очень тихо спросила девушка, — Ну-у… если не собираетесь сражаться?..

— Никогда! — с внезапной горячностью возразил папа, — Никогда я не отрекусь! Меня могут убить, сослать… могут объявить низложенным… Бог им судья!.. но я сам не отрекусь!

Поймите! Я был кардиналом при папе Григории Одиннадцатом, в Авиньоне. Он, собственно и назначил меня на кардинальский пост. Вместе с папой я переехал в Рим. Я присутствовал при смерти папы. Я принимал участие в соборе, выбравшем нового папу! Я, лично я, голосовал за него! За римского папу Урбана Шестого. И я, лично я, стал свидетелем, как папа сходил с ума… Наказание ли это Божье, или козни Сатаны при попущении Божьем, я сказать не берусь… но то, что папа Урбан сошёл с ума — это факт! И я, лично я, принимал участие в соборе, в городе Фонди, который аннулировал избрание Урбана! И я принимал участие в выборе нового папы, Климента Седьмого! Я же всё это видел собственными глазами, я слышал собственными ушами, и я принимал участие во всём этом!

Законный папа, Климент Седьмой, попытался свергнуть Урбана силой, но не удалось. И именно я посоветовал ему вернуться в Авиньон! После смерти Урбана, папой избрали Бонифация Девятого. Но, разве это законный папа⁈ Как может быть избран законный папа при живом законном папе Клименте⁈ А вот меня избрали уже после смерти Климента Седьмого… И это я законный папа!

Я уже говорил, что политика — это грязь? Так вот, эта грязь брызжет и на Святой престол! И я, законный папа, вынужден был бежать из Авиньона… Но, чтобы я отрёкся⁈ Никогда! Лучше умереть! Поймите, если я отрекусь, я предам самого Христа! Разве я могу так поступить?.. Никогда![2]

— Значит, Большой рубин крестоносцев… — опять начал я, не в силах поверить очевидному.

— Я слышал о нём, но никогда не видел, — отмахнулся папа, всё ещё в горячке чувств, — Я знаю, что Ульрих фон Юнгинген уехал из Рима с рубином. Больше ничего не знаю. А в чём дело?

— Нет-нет, — мило улыбнулась папе Катерина, — Просто принц уточняет, ваше Святейшество, окончательно ли ваше решение об отказе от сделки?

— Да! — сурово тряхнул головой папа, — Это решение окончательно, и пусть мою участь решает не сила оружия, но провидение Божие!

— Тогда не смеем надоедать вашему Святейшеству и просим вашего соизволения покинуть вас.

— Да будет над вами милость Божия!

— Во веки веков! Пошли Эдвард… ой, я хотела сказать, Андреас! Пусть имя Эдвард пока будет в тайне! Поднимайся, Андреас!

Как во сне я поднялся, был крепко ухвачен девушкой под руку, и чуть не силой меня выволокли наружу. Нет, правда, я просто механически переставлял ноги, а как я шёл, куда я шёл, зачем я шёл… и не отвечу!

Всё пропало! Всё пропало! Большой рубин крестоносцев канул бесследно! Полное фиаско! Я почувствовал, как перед глазами всё расплывается…

* * *

Наверное, папа подумал, что Андреасу поплохело из-за его отказа от сделки, якобы предложенной крестоносным Орденом. Но я-то знаю истину! Андреасу в самом деле стало плохо. Но из-за рубина! И я его прекрасно понимаю! Когда он пал к нам с неба в бой? Когда его привёз брат Гюнтер в Мариенбург? Сразу после Грюнвальдской битвы? Это середина июля. А сейчас декабрь! Пять месяцев! Пять месяцев Андреас гонялся за призраком, за химерой! Пять месяцев настоящий рубин мог переходить из рук в руки, и ладно бы, если он переходил из одних рыцарских рук в другие, в Мариенбурге. А если его продали торговцу? А тот повёз его, допустим, в Китай? И он сейчас, как раз, где-то возле великого Каспийского моря, в которое впадает не менее великая река Итиль? Да-да, как раз там, где обычно делают ставку татарские ханы… А если хан отберёт рубин, как плату за жизнь и за проезд? А если этот хан поедет воевать в Индию? А если… а если… а если… Поневоле голова закружится!

Я покосилась на Андреаса. Глаза у парня были совершенно бессмысленными, шаги неровными и деревянными, а свою великолепную трость он попросту волочил за собой, стиснув набалдашник так, что рука побелела. Бедняжка!

— Во имя Иисуса Христа! — раздалось поблизости.

— Во веки веков! — автоматически ответила я, переводя взгляд на проходящего монаха. Кажется, францисканец.

— Что же ты, дочь моя, за своим мужем не следишь? — укоризненно покачал головой монах, — Ещё середина дня, а он у тебя уже пьянее вина! Нехорошо… Знаю я одну хорошую молитву…

— Он не пьян! — перебила я, — Он… ему, наверное, голову напекло!

— Зимой⁈ — опешил монах.

— Ну, или ещё почему-то в голову кровь ударила… Но он не пьян!

— Ну-ка… — монах шагнул поближе и принюхался, — Хм… и верно! Так, его тогда нужно к доктору! Или в жилище ваше, если оно близко, а потом доктора позвать! Где ваше жилище, дочь моя?

— Здесь, рядом. Трактир «Луна и Солнце».

— Ага, знаю! Дай-ка…

Монах ловко поднырнул под обмякшее тело Андреаса и взвалил его себе на спину. Прости, Господи, но мне почему-то подумалось, что монаху не впервой носить обмякшие тела… У них в монастыре любят выпить? Иначе, почему он сразу про пьянку подумал? Ой, ещё раз: прости Господи!

— Я слышал, что вчера в этот трактир какие-то странные люди приехали! — монах нёс Андреаса легко, привычно, словно каждый день потерявших сознание носит, — Говорят, богаче короля! И, вроде бы, мужчина англичанин, а женщина француженка. А карета немецкой работы, но с французским гербом! Ты, дочь моя, не в курсе, кто это?

— Не знаю, — буркнула я, — Мы только вчера приехали!

Нет, я не дура, и поняла про кого монах спрашивал, но что-то объяснять не было ни сил, ни желания. Вот и прикинулась глупой. Монах бросил на меня удивлённый взгляд и прибавил шаг.

— Сюда… сюда… — показывала я дорогу, — Теперь по ступенькам… вот в эту дверь… и положите на кровать. Спасибо! Возьмите монету, святой отец!

— Я помогал не из-за денег! — возмутился монах, — А из-за христианского человеколюбия!

— Спаси вас Бог! — с чувством сказала я, — В последнее время я слышу так мало про человеколюбие и так много про сребролюбие… но монету возьмите! Считайте, что это скромный дар вашей обители!

— Ну… да будет над вами милость Божья… — пробормотал монах удаляясь.

— Во веки веков! — автоматически ответила я, — Так, Эльке! Живо беги к Троготу, пусть готовит карету! Мы уезжаем!

— А его милость?..

— А его милость придёт в себя по пути. Если Бог так решит. Здесь нас уже ничего не держит. Продукты не покупать! Здесь всё так дорого… Купим в дороге, вдесятеро сэкономим. Ну, что стоишь?

Эльке прогрохотала своими деревянными башмаками по лестнице, а я повернулась к Андреасу. Бедняга был совершенно серым, с помутневшим взглядом, и всё так же стискивал трость. Я попробовала разжать руку. Бесполезно! Это просто мёртвая хватка! Может, ему вина дать? Так сказать, для разжижения крови?..

Нет! Пусть сперва посмотрит доктор и решит!

* * *

К приходу доктора, однако, Андреас немного пришёл в себя. С трудом разжал сведённую судорогой руку, и трость, наконец-то, выпала на пол. Андреас печально посмотрел на меня:

— Это катастрофа!

Слова вылетали из него сухие, колючие, корявые, казалось, что они царапают ему глотку…

— Нет! — горячо вырвалось у меня, — Нельзя отчаиваться! Отчаяние — это страшный грех! Ещё не всё потеряно! Мы найдём выход! В конце концов, ты сам говорил, что тот рубин невозможно разрушить ничем, кроме твоего рубина! Значит, он есть! Значит, его можно найти!

Андреас невесело усмехнулся и уставился невидящим взглядом прямо перед собой.

Пришёл доктор, весьма почтенных лет, пощупал пульс, посмотрел язык и заглянул в зрачки парню, потрогал тыльной стороной ладони лоб Андреаса — нет ли температуры? — и сунул ему под нос какую-то вонючую ватку. Даже я, в шаге от них, непроизвольно дёрнула головой. Андреас сперва вообще не реагировал, потом поморщился, и только потом нехотя отвернул голову.

— Прекрасно! — возликовал доктор, — А теперь, голубчик, дотроньтесь пальцем до кончика носа! Ну же⁈ Давайте, голубчик, давайте! Я настаиваю!

— Андреас! — строго прикрикнула я, и тут же сменила тон, — Андреас, пожалуйста… ради меня!

Парень нехотя двинул рукой, коснувшись носа.

— Другой рукой! — тут же скомандовал доктор, — Отлично! Улыбнитесь! Я приказываю! Смеяться не требую, просто растяните губы в улыбке!

То, что проделал Андреас сложно было назвать улыбкой. Скорее, оскал. Но доктор остался доволен.

— Ну, что ж… — радостно потирая руки, повернулся он ко мне, — Самое страшное отметаем! Это не апоплексический удар![3] И это замечательно! Просто, нервный стресс, какое-то ужасное потрясение.

— Я даже знаю, какое именно… — призналась я.

— Наверное, смерть близкого родственника? — предположил доктор, — Сын? Дочь? Жена? Ах, простите, сударыня… Или вы не жена?.. Впрочем, не имеет значения. Главное, что не подтвердились первые предположения! А больному — покой, обильное питьё, положительные эмоции — уж, постарайтесь, сударыня! — активные занятия на свежем воздухе, и очень желательно, смена обстановки! Ну, и разумеется, молитвы!

— Простите, доктор, — не поняла я, — Как это, одновременно «покой» и «активные занятия»?

— Покой, в том смысле, чтобы не волновался по тому поводу, из-за которого стресс, — пояснил старичок доктор, — Ну, допустим, если рыцарь получил оскорбление… Постарайтесь переключить его мысли на то, что рано или поздно, оскорбление он смоет вражеской кровью, а сейчас надо подумать, не провести ли торговую ярмарку? И вот так, переключая его внимание… А по утрам пусть тренируется в битве на мечах! Но, опять же, желательно в присутствии умелого наставника, чтобы его мысли не переключались на обидчика, а сосредоточились на учителе…

— Понятно… И сколько времени нужно отвести такому «покою»? Чтобы не думал о причинах нервного срыва?

— Две недели минимум! — строго отрезал доктор, — Иначе я не ручаюсь за результат!

— Что можно есть, что можно пить?

— Всё можно есть и пить, — пожал плечами доктор, — Ну-у… ограничьте в острых приправах… Если будет буйствовать или опять впадёт в меланхолию, дайте настойку валерьянового корня… у вас есть валерьяновый корень?

— Есть. А… вино?..

— В умеренных количествах — полезно. Но не напиваться! Пьяный человек не контролирует свои эмоции, а в нашем случае, это будет катастрофой.

Я заметила, как Андреас дёрнулся при слове «катастрофа». Бедненький…

— Спасибо, доктор! Вот возьмите!

— Но… я не смогу дать сдачи…

— Неважно! Ещё раз благодарю! Да будет над вами милость Божья!

* * *

Вдвоём с Эльке мы подхватили Андреаса под локти и осторожно вывели во двор. Парень шёл совершенно равнодушно, слегка пошатываясь, и не пытался вырваться. Господи! Да он сам на себя не похож! Будь он сам собой, разве он позволил бы вести его под руки? Да ещё двум девушкам⁈ Даже Шарик сперва попятился, когда мы подошли ближе, но потом вытянул шею, принюхался, и шагнул к своему хозяину. Нет, Шарик! Не сегодня! Не хватало ещё, чтобы Андреас с коня сверзился! В карету его! Вот так…

— Эльке! На козлы, к Троготу! Шарик, не отставай! Трогот! Отправляемся!

— Но-о-о!!!

Ну, а ты, горе моё, что с тобой делать? Сидишь, обложенный подушками, и равнодушно смотришь в окно? Как мне тебя отвлечь от твоих мыслей? Я же отлично представляю, как они у тебя ходят по кругу: надо было найти перстень — у римского папы его не оказалось — у авиньонского папы его не оказалось — теперь негде его искать и не у кого спросить — но ведь перстень надо было найти — но его не оказалось у римского папы…

И это порочный круг, который не ведёт никуда, но сжигает силы и нервы… Так, что же мне с тобой делать, горе моё⁈

[1]… две войны: Эдвардинская и Каролингская… В наши дни это считается двумя этапами единого конфликта, называемого Столетней войной. Эдвардинский этап начал король Эдуард III и он прошёл с преимуществом англичан, Каролингский этап начал Карл, через 9 лет перемирия после первого этапа, проведя ряд реформ и преобразований в армии. Второй этап, как считается, остался за французами, хотя англичане провели ряд грабительских рейдов по французской земле. Впереди Европу ожидал третий этап, Ланкастерская война, в которой участвовала знаменитая Жанна д’Арк, однако это уже далеко за пределами нашей книги.

[2]… отречься? Никогда!.. Любознательному читателю: после описываемых событий, папа Бенедикт XIII прожил ещё тринадцать лет и умер в 1423 году, в возрасте 95 лет. Констанцский Вселенский собор, проходивший в Констанце в 1414–1418 годах, предложил всем трём папам, римскому, авиньонскому и пизанскому, добровольно отречься от престола. Римский и пизанский папы отреклись (пизанский после этого, на всякий случай, сбежал из Констанца), но Бенедикт XIII открекаться отказался, поэтому в 1417 году был низложен и отлучён от Церкви. В результате Бенедикт XIII бежал из Перпиньяна в замок Пеньискола, где и прожил до самой смерти, с очень маленькой кучкой своих сторонников, поскольку все остальные отвернулись от него. Перед смертью он назначил из своих немногочисленных последователей четырёх кардиналов, два из которых, после смерти Бенедикта были выбраны папами (непризнанными никем), под именами Климент VIII и Бенедикт XIV… В замке Пеньискола установлен памятник Бенедикту XIII.

[3]… апоплексический удар… В настоящее время это состояние организма носит название «инсульт».

Памятник папе Бенедикту XIII в замке Пеньискола:

Глава 20 Лечение

Я женских слов люблю родник,

И женских мыслей хороводы,

Поскольку мы умны от книг,

А бабы — прямо от природы.

Игорь Губерман.

Смотреть как Андреас мучается было больно. И я начала быстренько придумывать план спасения. Вот, скажите, чем можно отвлечь человека от мрачных мыслей?

— Расскажи, как ты был… жрецом?

— Да-да… — вяло ответил парень, явно не услышав мой вопрос.

— А у ваших жрецов есть обет безбрачия?

— Да-да…

— Или нету?

— Да-да…

Ах, так⁈ Простым разговором тебя не пронять⁈ Ну, это мы ещё посмотрим! Но, что же делать⁈

Вначале я начала строить сложные и запутанные планы. Вроде того, что нанять пару-тройку забулдыг и пьяниц и пусть они сделают вид, что хотят меня похитить. Должен же Андерас за меня заступиться? Нет, скажите, должен? Ведь, он заступится?.. Ну, а потом мои слова благодарности, его ответ, мол, пустяки, опять моя реплика, и вот так, слово за словом…

Потом я испугалась. А если он их зарубит⁈ Вот, просто, очнётся от своего помутневшего сознания, спохватится, что может не успеть меня спасти, и чик-чик, две или три головы с плеч… И я буду виновна! Это же я их подкупить собираюсь? Нет-нет-нет! Выкинуть эти романтические похищения прочь! И подальше их, подальше! Тоже мне, придумала в сказки играть: спасите бедную принцессу!.. Тьфу! Глупости!

— Андреас, а ты можешь научить меня фехтовать на мечах⁈

— Да-да…

Нет, глупый вопрос, но это первое, что пришло в голову. Простая ассоциация с советом доктора по поводу разминок на свежем воздухе. А ещё меня просто возмущало это его постоянное «да-да…». Я тебе сейчас покажу: «да-да»!

— Трогот! Стой! — закричала я, высовываясь в окошко кареты, — Правь вон к тем кустам, и там останавливайся! Отлично! А ты — пойдём-ка со мной!..

Андреас вышел из кареты, чуть не свалившись со ступенек — у него ноги заплетались. Ерунда! Сейчас я ему и не такое устрою!

— Трогот! Сломай-ка мне в тех кустах что-то вроде длинной, прямой палки! Да, выруби топором подходящую ветку и отеши от сучьев. Отлично! Андреас! Доставай свой меч! Эльке! Помоги! Да, просто вложи ему рукоять в руки! Вот так… Отойди, Эльке…

Андреас стоял, покачиваясь, и недоумённо взирал на меч в его руках, явно не понимая, что это такое и для чего это нужно.

— Андреас! Ты обещал меня научить фехтовать⁈ Что молчишь? Обещал⁈

— Да-да…

— Ну, вот, начнём с защиты! Я нападаю, ты защищаешься! Жаль, что у меня меча нет, но я попробую палкой! Ну-ка, получи!

И я ткнула его палкой прямо в грудь. Вреда это не принесло, я помню, что парень постоянно ходит в бригандине, как ему, в своё время, наказал брат Гюнтер. Но Андреас сильно качнулся от удара и даже автоматически сделал несколько шагов назад, пытаясь сохранить равновесие.

— А вот ещё! — вошла в азарт я, — Получи! Получи! Получи!

После второго тычка, Андреас, кажется, начал понимать, что происходит. После третьего он даже попытался поднять меч для защиты от моих ударов. Я была начеку и как только меч шевельнулся, стукнула палкой прямо по руке, державшей рукоять…

Больно? Наверняка, больно! А для чего я это затеяла⁈ Чтобы боль вывела его из оцепенения, и он принялся двигаться. Как доктор прописал! Опасно? Вот тут не соглашусь. Если бы это был просто парень и я саданула бы палкой по руке, то вполне могла бы эту руку повредить… Парень же не готов к удару? Но сейчас не тот случай. Волшебный перстень! Который вылечит любые повреждения! Хоть кость я ему сломаю, хоть сухожилие порву, хоть ещё чего, уже через полчаса он будет совершенно здоров! Ну, а то что больно, он же сам согласился? Все слышали?

— М-м-м… — неуверенно затряс ушибленной рукой Андреас, глядя на неё с искренним удивлением, мол, что это за странные ощущения⁈

— Поднимай меч! — приказала я, показывая кончиком палки на выпавший клинок.

— За… чем?.. — с трудом протолкнул Андреас сквозь горло глупый вопрос.

— Для тренировки! — сурово ответила я, — Поднимай, поднимай!

А сама обрадовалась! Во всяком случае, не пустое «да-да»! И, как только парень стал распрямляться, с мечом в руках, я опять саданула палкой по пальцам!

— Получи!!!

И начала замах для очередного удара.

— Полу…

И тут меня сильно толкнули! Да так, что я чуть не упала, еле устояла на ногах. Это кто⁈ Неужели, Эльке⁈ А, нет… Это между нами вклинился Шарик, защищая своего хозяина и оттирая меня своей широкой грудью. Ну, для него «оттирая», для меня «сильно толкаясь». Так, Шарик, тут не место для соплей! Отойди в сторонку, я твоему хозяину ещё раз врежу!..

Андреас уставился на меня в немом изумлении. Похоже, его мозги, с усилием ворочались в черепушке, но слава Богу, потихоньку сходили с «порочного круга».

— Ты… тоже… мне… зла… желаешь?.. — наполовину спросил, наполовину горько констатировал Андреас, — За… что?..

— Я тебе желаю только добра! — бодренько ответила я, прохаживаясь перед ним с палкой наперевес. Под бдительным присмотром верного коня.

Ну же? Давай, давай, разговаривай! Отвлекайся от чёрных мыслей!

— А… почему… бьёшь?..

— Ты же сам обещал меня фехтованию научить!

— Я?!! — и такое искреннее изумление на лице!

— Ты-ты! Вон, у меня и свидетели есть! Верно я говорю!

— Всё верно, ваше сиятельство! — почтительно присела Эльке.

— Верно, — поддержал и Трогот, обращаясь уже к Андреасу, — Я, ваша милость, это своими ушами только что слышал.

— А… зачем тебе фехтовать? — парень наконец-то обратил внимание на ушибленную руку. На руке вздулся огромный синяк.

— Мало нас осталось, — печально вздохнула я, — Только ты и я… Я и ты… Ту, так и быть, посчитаем третьим Шарика. А вдруг враги? А вдруг жаркая сеча? Кто тебе спину прикроет? Только я! А я фехтовать не умею? Непорядок!

— И я на эту глупость согласился⁈ — не поверил Андреас, — Тебя фехтованию учить⁈ Ты же просто не подготовлена физически! Тебе ещё пару лет с камнями и брёвнами тренироваться, пока можно будет вообще меч в руки взять!

— Ничего! — подбодрила его я, внутренне ликуя, — Мы закажем мне укороченный меч! И облегчённый!

— Но ты мне больше поможешь, если будешь на страже с арбалетами! У тебя с ними отлично получается! Лучше, чем будет с мечами!

Пф-ф! Сама знаю! Но мне-то важно, чтобы ты говорил-говорил-говорил…

— А вдруг с мечами тоже будет хорошо? Откуда ты знаешь? Мы, женщины, вообще непредсказуемы! Вот, к примеру, ты знал, что я умею ножи метать? А я умею! Ну-ка, дай мне нож! И… хах!

Давненько я ножей не метала! Но тяжёлый кинжал, который протянул мне Андреас лёг на ладонь хорошо, уверенно. Я поискала глазами цель, выбрала одно из нескольких деревьев, потолще, и уверенно вогнала клинок в самую середину!

— А ты так умеешь? Рыцарь должен уметь! Хочешь, научу?..

Андреас, и в самом деле, удивлённо глядел, то на покачивающуюся рукоять кинжала, то на меня.

— И как же ты научилась?..

— О, это длинная история! Пошли в карету! Меч только не забудь. Трогот, принеси кинжал… вот, и кинжал убери. Трогот, возьми с собой палку! На всякий случай… Эльке! Ты на козлы! А ты, Андреас, залезай в карету. Да не путайся со ступеньками! Вот так! Трогот! Едем! Шарик! Не отставай!

— Но-о-о!!!

— А про ножи, это интересная история, — начала я, когда мы уселись, и карета стала набирать ход, — Батюшка мой любил с подростками окрестными возиться, передавал им, так сказать, рыцарский опыт. Ну, перед тем, как те в оруженосцы попадут. Они же должны быть настоящими оруженосцами! Подготовленными! И вот, тренировал он одного паренька, по имени Реми. И вроде, всё у него хорошо. И шалаш в лесу поставить, и костёр соорудить, и рыбы наловить, и коня оседлать, и оружие почистить, и сам с мечом неплохо фехтовал… а вот нож метать — это для него, словно нож острый, уж прости за тавтологию! И, главное, батюшка ему, мол, тренируйся, и всё получится! А тот в ответ, якобы, кому-то Бог даёт способности, а кому-то нет! И какой смысл тренироваться, если способностей Бог не дал? Вот тут батюшка осерчал… Ах ты, говорит… ну, дальше я пропущу… я, говорит, вон, девчонку обучить смогу! А ты, балбес такой, хуже девчонки тогда будешь! Она над тобой хихикать будет! И поделом! Но и Реми закуксился: не может такого быть! Чтобы девчонка… да воинским искусством владела?.. Ах, так⁈ — говорит батюшка, — Ну-ка, Катерина, подойди сюда! Возьми нож! И смотри: брать его нужно вот так…

Через неделю — что смотришь! Я никогда не вру! — через неделю я перед этим Реми взяла несколько разных ножей, да все их, один за другим, в мишень повтыкала! А потом, обидно так, посмотрела на него и захихикала! Ну, это батюшка так попросил. Так Реми потом, говорят, четверо суток не спал! День и ночь тренировался! На четвёртые сутки просто упал без сил. Но через шесть дней… именно через шесть! Чтобы мне нос утереть! Через шесть дней повторил всё то, что я сделала! Ну, батюшка его похвалил, сказал, что добрый рыцарь из него выйдет… А у меня осталось на всю жизнь умение ножи метать! Забавно, правда?

Э? Э? Ты о чём опять задумываешься⁈

— Да так… — отвёл глаза Андреас, — О разном…

— Какое «о разном»⁈ — возмутилась я, — Тебе об одном думать надо! О турнире!

— О каком турнире⁈ — даже поперхнулся Андреас.

— О ближайшем! Потому что, мы будем участвовать в любом ближайшем турнире. Точнее, ты будешь участвовать. Что головой крутишь? Не-е-ет… Хочешь ты, или не хочешь, а я тебя на турнир запишу! И если ты откажешься, то этот позор с тобой всю твою жизнь будет! Да-да, всю жизнь, которая тебе отмерена в этом времени. Потому что такой позор не прощается. Проиграть можно, а отказаться нельзя!

— Господи! Да зачем мне этот турнир⁈

— Обязательно нужен! Обязательно! Ты должен участвовать на турнире, среди оруженосцев, и победить. И тогда тебя, если ты лучший, посвятят в рыцарское звание. Ты должен стать рыцарем, Андреас! Вот, когда ты разговаривал с папой в Перпиньяне, от имени Ордена, он же мысленно считал тебя рыцарем? Ну, ладно папа, он просто не мог представить, что его — папу! — могут так нагло обмануть. А во Франции или в Германии такой номер не пройдёт! Обязательно тебя спросят, кто тебя в рыцари посвящал? И что ты скажешь? А если ты не рыцарь, то кому ты нужен? Кто с тобой говорить будет? И, самое главное: ты вернёшься в Мариенбург… Ты будешь распрашивать разных рыцарей, не сворачивал ли Ульрих фон Юнгинген по пути от папы римского в Орден, в какой-нибудь замок, вроде родового замка Юнгинген в Вюртембергской земле, или ещё куда-нибудь… И далеко не все рыцари захотят разговаривать с тобой, если ты простой оруженосец! Но если ты рыцарь, тебе не посмеют не ответить! Просто потому, что это не принято среди рыцарей, не ответить на прямо заданный вопрос. Понимаешь⁈

— Замок Юнгинген⁈ — чуть не подпрыгнул на подушках Андреас, — Родовой замок⁈ Как же я сам не подумал!!

— Скажи спасибо, что я за тебя подумала… — проворчала я.

— Так, скачем туда быстрее!

— Нет! Сперва турнир и посвящение в рыцари!

— Зачем⁈ Если что, ты можешь задать вопрос! Ты же графиня!

— Не всегда я буду с тобой, Андреас… — печально проговорила я, — Ты же знаешь, что я монашка? Мой дом там, в бенедиктинском монастыре…

— Ну, вот… — полным отчаяния голосом сказал парень, — Ещё и это!..

— Не переживай! — улыбнулась я, — Я тебе ещё успею надоесть! Пару месяцев нам, хочешь не хочешь, а придётся побыть рядом!

— Я выбираю «хочешь»! — тут же откликнулся Андреас.

Вы обратили внимание, что парень почти пришёл в себя⁈ Разве я не молодец⁈

— Смотри, ещё пожалеешь! — честно предупредила я, — Я ведь не медовый пряник!

— А я всё равно за вариант «хочешь»! — твёрдо ответил Андреас.

— Как рука?

— Пройдёт! Разве в руке дело? У меня в душе царили мрак и пустота… А теперь там — надежда! И даже хорошо, что скоро я стану рыцарем!

— В самом деле? И отчего ты изменил своё мнение?

— Ну, я же собирался рыло набить тому трактирщику, который нас несвежим обедом угостил? А если я буду рыцарем, он даже жаловаться не посмеет!

Это что? Неужели… попытка пошутить? Это впервые за всё время нашего знакомства! И я окончательно убедилась, что я — молодец!

* * *

… однажды нас, молодых жрецов, оставили в храме на ночное бдение. Мы дожны были всю ночь распевать гимны в честь бога Осириса, и обязательно так, чтобы нас было слышно снаружи. Там собралась достаточно большая толпа, и с утра должна была начаться основная церемония, а ночью, так сказать, подготовка. И так случилось, что кто-то недосмотрел: на заготовили должного количества факелов. А когда это обнаружилось, было уже поздно, последние из них дотлевали в своих креплениях. Ещё несколько минут, и весь храм погрузился в темноту.

Нет, никто не испугался, ни у кого голос не задрожал, нет… пели и пели, выводили ноты… долго пели в полной темноте… устали уже, а всё пели… пели…

А потом, вдруг, внезапно, совершенно неожиданно, в вернем проёме брызнул солнечный луч. Вот, не было, не было, и вдруг — вот он! И оказалось — внезапно! — что пели мы самыми что ни на есть мрачными голосами и в самой, что ни на есть, мрачной тональности! А когда увидели этот первый луч, мы, не сговариваясь, так радостно грянули! Так воспарили! И тут же заскрипели двери, открываясь настеж, и началась основная церемония. Я иногда думаю, а случайно ли не хватило в тот раз факелов?.. Но речь не об этом. Я говорю о том, что вот так же, солнечным лучом в тёмном храме, оказалось для меня то, что устроила Катерина! У меня воспарила душа! Мне петь захотелось! Нет, хорошо, если у вас есть друг, который может в тяжёлый момент вас палкой как следует треснуть!

Я покосился на запястье, по которому пришёлся удар. Запястье было, как запястье. Даже синяка не было, который собирался выступить поначалу. Спасибо тебе, Катерина!

Нет, но я-то каков дурак… Ведь отлично помню, как брат Марциан говорил мне, показывая рукой:

— А если поехать вон по той дороге, то там будет родовое поместье фон Плуаэнов… Но мы туда не заедем… Ни к чему нам задерживаться…

И уже тогда мог бы собразить, что родовое поместье было и у фон Юнгенов, и у Конрада, и у Ульриха. И что Ульрих фон Юнгинген вполне мог заехать в гости к отцу… Я прямо так и представляю, как Ульрих кланяется вноги и просит отцовского благословления на войну с поляками. А суровый, седовласый отец, вытирая набежавшую слезинку, благословляет его быть в этой войне стойким, храбрым и… это… рыцарственным… Или как тут благословлять принято? А потом и спрашивает, а что это за перстенёк у тебя на пальце? А Ульрих объясняет, что это не просто перстенёк, это Большой рубин крестоносцев, то есть, своего рода, символ Ордена, вроде герба или хоругви. Вот как? — хмурит брови седой отец, — А оставь-ка ты, сынок, эту ценность в родовой сокровищнице! Война, это такая непредсказуемая штука… Приедешь победителем — я тебе перстень отдам. Приедет вместо тебя твой представитель с запиской от тебя, скреплённой твоей печатью — отдам ему. Ну, а если Господь рассудит, что Орден падёт от польских мечей — то не достанется им такая реликвия! А сохраню я её… хм… Дальше у меня не получалось. Вообще говоря, после снятия осады с Мариенбурга, отец Ульриха должен был бы привести перстень в Орден и отдать очередному Великому магистру… Ну, если рыцарское слово давал. А, может, и привёз? Просто мы уехали в Рим и ничего не знаем?

Но, ничего! Даже, если он не привозил рубина в Мариенбург, я сам к нему в гости приеду! Я, если надо, войну против него организую! А что?.. Папе чуть не организовал победоносную войну, почему себе организовать не смогу? Куплю наёмников, чтобы войска встали от горизонта до горизонта… раздам в каждый отряд по две… нет, по три пушки… и поставлю ультиматум! Мне же многого не надо. Отдайте мне Большой рубин крестоносцев, и я сразу войну закончу… Честно-честно!

— О чём сейчас задумался⁈ — бдительно уточнила Катерина, с подозрением поглядывая на меня.

— Вот, думаю, чем я смогу расплатиться за всё то добро, что ты для меня сделала? — вздохнул я, — Деньги же тебе не интересны? Ты же собираешься принести обет нестяжания? А что я ещё могу, кроме денег? Увы…

— Ты не прав! — неожиданно пылко возразила девушка, — У меня навсегда останется память о наших приключениях! И поверь, это много дороже денег. Деньги имеют свойство кончаться, а память будет со мной до самой смерти. Кто знает, о чём я буду вспоминать в предсмертный миг? Нет, конечно, я буду молиться! Но вдруг, на краткий миг, блеснёт наше общее воспоминание? И мне станет теплее и приятнее! И я с ещё большим пылом молиться буду!

— Что-то рано ты о смерти задумалась, — проворчал я, — У нас с тобой вся жизнь впереди!

— А точнее не у нас с тобой, а у тебя и у меня, по отдельности, — печально возразила Катерина, — Хм… жаль! Но такова судьба.

— Э-э-э… а можно тебя будет выпросить на какое-то время у матери-настоятельницы? — неожиданно для себя, спросил я, — Может она благословить тебя на помощь мне, будущему рыцарю, в поисках… ну, к примеру, христианской святыни⁈ А что? Я такую святыню выдумаю, что ты просто ахнешь! А на самом деле будем волшебный рубин искать! А я такой щедрый вклад в обитель сделаю! Ух! И, смотри, как всё складывается: мы поехали в Рим, и ты выпросила святыню у папы римского! Вдруг ты привезёшь ещё одну святыню⁈ Ведь может же так подумать матерь-настоятельница? А?..

— Она подумать может… — сухо возразила Катерина, — Но я-то буду знать твои истинные цели⁈ А я не привыкла обманывать! Тем более матушку-настоятельницу. Да и она далеко не глупая женщина. Мне кажется, этот план обречён. Это наше последнее совместное путешествие, Андреас.

И, неожиданно для себя, мы загрустили вместе…

* * *

— А куда мы, собственно едем? — выглянул я из окна, — В Марсель?

— Нет, в Англию, — рассеянно ответила Катерина, всё ещё во власти своих раздумий.

— А⁈

— Не переживай, я сказала Троготу, куда править.

— Подожди! Но Англия — это остров⁈

— Да… Ах, прости! Я неточно выразилась. Я имела в виду, что мы едем не в саму Англию, а в английские владения. В Гасконь.

— Гасконь?..

— О, Господи! Ты же только что был наследным английским принцем! Как можно свои будущие владения не знать? Ну, ладно, не сопи так сердито… шучу!

Мы едем в город Ош, столицу герцогства, называемого Гасконь. Туда, где повсеместно царит бедность, гордость, любовь и честолюбие! Хм… пожалуй, не в той последовательности, а впрочем, какая разница? Когда-нибудь обязательно напишут роман о молодом рыцаре из Гаскони, и он обязательно будет честолюбив, любвеобилен, беден и горделив! Иначе ж и не поверит никто… Да не сопи ты так! Расскажу…

— Ты не совсем поняла! Это я удивляюсь, что ты, монашка, так часто стала говорить слово «любовь» и «любвеобильный»!

— Так потому и говорю так, что монашка! Вообще-то такие вещи называют гораздо крепче. Вот, подожди, когда я расскажу, ты сам всё поймёшь. С чего бы… хм! Тут завязаны два королевства и с какого бы начать? Ладно, не суди строго, буду говорить, как придётся!

Одно время Гасконь была довольно крупным герцогством, возникшем на месте каролингского герцогства Васкония. Формально оно подчинялась французскому королю, но на самом деле было весьма… самостоятельным. Гасконцы всегда были свободолюбивы! Увы! Эта самостоятельность, стремление к независимости, сыграло злую шутку. Потому что отдельные графства, входящие в герцогство Гасконь, постепенно добились собственной независимости. И позднее герцог Гаскони формально оставался герцогом, но власть имел только в пределах своего графства, графства Гасконь. А тут ещё, прямо под боком, было сильное герцогство Аквитания… Настолько сильное, что аквитанские герцоги не раз именовали себя королями! И была серьёзная причина: и по площади, и по населению, Аквитания вполне себе превосходила Францию! Хотя, формально, находилась у неё в зависимости… Ну, вот, как только почувствуют, что французская хватка ослабла, так сразу: мы — короли! Французы тут же с жалобой к императору Священной Римской империи: помогите! Грабят! Глядишь, там война, сям война, и опять в Аквитании не короли, а только герцоги… Хм! Такова жизнь!

Тем временем, один из герцогов Гаскони умер бездетным и между родственниками начались военные стычки. И Аквитания поглотила Гасконь. Ну, так… по-родственному…

Теперь немного про нравы… Для примера — высшую знать. Которая другим образцом должна быть.

Гильом Восьмой… Трижды женат. Третий раз на своей кровной родственнице. Именно от неё у него родился наследник. Пришлось бедняге совершить паломничество в Рим и выпросить у папы римского благословения на брак и утверждения сыночка наследником…

Гильом Девятый… Дважды женат. Первый раз женился в шестнадцать лет, развёлся в девятнадцать. Через три года женился снова. Дважды отлучён от церкви, в том числе, один раз из-за того, что при живой второй жене, у собственного вассала умыкнул его жену и сделал своей любовницей! Впрочем, та была не против, и даже способствовала похищению. Бедная жена ушла в монастырь… Где, кстати, уже проживала первая…

Гильом Десятый… Женился на дочери той самой любовницы своего отца. Правда, дочь была ещё от законного брака, не его сестра по отцу. Умер тридцати восьми лет, от отравления пищей, во время паломничества…

— А я не удивлён! — заметил я, — Я помню, как нам тоже приготовили несвежую пищу! И, кстати, рожу тому трактирщику я ещё не набил!..

— Да, уж… — вздохнула Катерина, — Считай, триста лет прошло, а трактирщики всё те же… Но вернёмся к разговору. У этого Гильома Десятого остались две дочери: Элеонора и Аделаида Петронилла. Умирая, Гильом выразил желание, чтобы французский король Людовик Шестой позаботился о судьбе дочерей. И тот… позаботился! Он выдал Элеонору за собственного сына, Людовика Седьмого, который к тому времени уже был сопровителем короля. Двадцать пятого июля состоялось венчание Людовика Седьмого и Элеоноры, а первого августа Людовик Шестой умер… Молодые остались единственными правителями объединённых земель Франции и Аквитании. Но разве может быть, чтобы были замешаны аквитанцы и не случилось скандала? Чтобы кого-то не отлучили от церкви? И скандал случился! Пятидесятилетний дядя короля, Рауль Первый, без памяти влюбился в сестру королевы, ту самую Аделаиду Петрониллу, которой едва стукнуло пятнадцать лет, и стал с ней жить. А со старой женой развёлся. Но… та обратилась к папе римскому. Пришлось собрать особый Собор! Развод не признали! И Рауля и Петрониллу отлучили от церкви! И только через много лет, когда умерла та, первая жена, новый брак всё же признали официально… А тут новая напасть! Король развёлся с королевой!

— А такое бывает⁈ — открыл я рот.

— Бывает! Сам папа римский развод оформлял… В апреле развелись, а в мае Элеонора уже выскочила замуж за герцога Нормандии, Генриха Плантагенета. А тот возьми и, через два года, захвати Англию! И стал английским королём! А Элеонора, соответственно, английской королевой!

— Обалдеть! — с чувством признался я.

— Конечно, обалдеть! — согласилась Катерина, — Потому что именно тогда Аквитания стала английскими владениями! Она же принадлежала Элеоноре, а та отдала их в качестве приданного… Кстати, именно Элеонора родила небезызвестного короля Ричарда Львиное Сердце. Слышал?

— Ещё бы! — ответил я, — Получается… в этом Ричарде… частичка гасконской крови⁈ Оттого он такой… гордый и честолюбивый?

— Может быть… Во всяком случае, единственный его известный ребёнок — внебрачный сын Филипп де Коньяк. А в браке детей не было.

Элеонора, кстати, родила ещё одного английского короля, Джона Безземельного, но думаю, хватит об этом. Ты уже и сам понял, в какой край мы едем.

— Да-да, уже понял. В край бедных, но гордых и честолюбивых, а главное, о-о-очень любвеобильных людей! А, кстати, какой там язык? Французский или английский?

— А, как и здесь, в Арагоне, серединка на половинку. Но тебе, кстати, лучше там называться, всё же, на английский манер — Эндрю.

— А почему мы едем именно туда? В других местах турниров нет?

— Есть, конечно. Но тут нюанс. Помнишь, я говорила, что Гасконь бедна? Так вот, богатых призов на этом турнире ждать не приходится. Но граф Арманьяк, который ежегодно проводит этот турнир, как правило, компенсирует бедность наград тем, что вместо призов, щедро посвящяет в рыцари оруженосцев! Значит, у нас больше шансов, что нас посвятят в рыцари! Ну, то есть, не нас, а вас…

— Ах, вот в чём дело! Ну, тогда — вперёд!

— А мы куда едем, назад, что ли? Мы и едем вперёд!

— Отлично! Теперь я спокоен!

Глава 21 Ловушка

Мы живем, постоянно попадая в ловушки. Никто не может избежать западни.

Главное понять, попался ты или нет. Если ты в ловушке и не осознал это, тебе — конец.

Чарльз Буковски.

— А, ведь, могли и успеть… — печально вертела головой Катерина, оглядываясь во все стороны.

— Могли, — согласился я, — Но некоторые романтические девицы…

— Ой, не начинай! — поморщилась девушка, — Турнир мы тебе ещё подыщем, а навык в любом случае нужен! И ещё неизвестно, может он тебе и пригодится!

Увы! Мы пересекли королевство Арагон, проколесили по королевству Наварра, задержались на денёк в одном из замков в графстве Тулуза, потому что Катерина настояла, чтобы мы приехали на турнир чистыми и благоуханными, промчались по крохотной Гаскони, и вот… стоим чистыми и благоуханными, но опоздали на день! Точнее, турнир ещё, вроде бы, продолжается, ещё стоят палатки торговцев, ещё город украшен вымпелами и гербами, ещё бродят весёлые шествия горожан по узеньким, кривым улочкам города, ещё пляшут и забавляют народ бродячие циркачи и акробаты, но рыцарских схваток больше не будет. Все схватки прошли, и идёт чествование победителей. Завтра ещё устроят развлечение для черни: стрельба из луков, борьба на поясах и прочие, грубые соревнования. Но ведь мы не за этим сюда спешили?

Возможно, вас удивили мои слова про некоторых романтических девиц? Ну, это всё Катерина! Ей взбрело в голову, что я непременно должен научиться владеть рыцарским копьём. Хотя бы чуть-чуть. А потому что, после окончания схваток, на турнирах проводится этакий парад победителей. То есть, победители должны проехать перед ликующими зрителями, в полном рыцарском облачении.

— Ну, пойми! — втолковывала она мне, — В такие мгновения принято, чтобы девушки бросали наземь некие предметы! Ну, там, платок, венок, перчатка, шарфик… некоторые экзальтированные девицы даже могут рукав от своей одежды оторвать и швырнуть перед своим избранником! А рыцарь должен весьма куртуазно этот предмет поднять кончиком копья! Легко и изысканно. Почти небрежно. А ты⁈ Вот, брошу я перед тобой перчатку. А какой-нибудь хам эту перчатку у тебя из-под носа, своим кончиком копья — раз! — и подцепил! Да ведь, над тобой смеяться будут! Но и это ещё полбеды! А если ты захочешь подцепить перчатку, а вместо этого только остриём копья землю процарапаешь⁈ Не сможешь перчатки подцепить? Вот это уже позор! Нет, Андреас, как хочешь, а мы будем тренироваться!

— А может, просто перчатку не бросать? — лениво отговаривался я, — Тогда и поднимать ничего не придётся!

— То есть, ты хочешь другого позора? Остаться без женской благосклонности? Словно урод какой-нибудь? А если, кроме меня, ещё какая-нибудь благородная дама, решит тебя одарить вниманием? А ты осрамишься? Тренировкам быть! Быть, я сказала!

Пришлось купить копьё, длинное и неуклюжее. Обычно мы возили его, привязанным на крыше кареты но, по крайней мере, полтора, а то и два часа в день, мы посвящали этой, вроде бы немудрёной процедуре: я должен был на ходу подцепить концом копья какой-то предмет, который бросали передо мной на землю.

Шарик понял эту игру моментально! И каждый раз, когда Катерина швыряла тряпку на землю, верный конь так рассчитывал шаги, чтобы не наступить на тряпку, и не быть от неё слишком далеко. Молодец, Шарик! А вот у меня поначалу вообще ничего не получалось! То кончик копья проскакивал выше, то втыкался в землю, то цеплял тряпку, но так неловко, что она снова падала с наконечника… Я стискивал зубы и мысленно ругался последними словами.

Где-то на третий день — а это шесть часов воистину изнурительных тренировок! — начало что-то получаться. Ещё через день получалось примерно три раза из четырёх. Катерина купила новые перчатки, платок и небольшой веночек. Теперь мы тренировались на конкретных предметах. Труднее всего было с перчаткой, но ещё через день я поднимал её копьём девять раз из десяти. А тут мы и приехали. И опоздали! Эх, если бы мы не тратили время зря… могли бы и успеть!

— Всё равно не успели бы… — вздохнула Катерина, словно прочитав мои мысли, — Мы же ехали не по часам, а от трактира к трактиру. И, какая разница, тратили бы мы эти два часа на то, чтобы в трактире сидеть, или на тренировку? Дорога не стала бы короче!

Ну, может она и права, спорить не буду. Хотя, жаль… жаль! Мы столько времени впустую потратили! А могли бы провести это время с пользой!

— Ну, не дуйся! — взяла Катерина своей рукой меня за локоть, — Хочешь, я для тебя отдельный турнир организую? Хочешь? Нет, не от себя, это будет… странно. Но я договорюсь с его светлостью, герцогом Бургундии, Жаном Вторым? А что? Прикатим ему две-три бочки золота, попросим организовать турнир… Он согласится!

— Подумаем… — хмуро ответил я.

Нет, дело не в золоте. Время! Я и так уже чересчур задерживаюсь в своих поисках! Полгода… Полгода я не могу отыскать следов проклятого рубина! Точнее, следы есть… но я не могу быть уверенным, что иду по верному следу! А вдруг я отыщу тот самый Большой рубин крестоносцев, а это окажется простой рубин? Пусть и большой, но не волшебный? Это же… это начинать всё заново! С нуля! И, хотя я понимал, что девушка права: если я стану рыцарем, то поиски пойдут гораздо быстрее и проще, но это я понимал умом. А душа изнывала от вынужденного безделья!

— Ну, ладно! — Катерина сурово посмотрела на пляшущую толпу, которая выскочила из соседней улочки и почти совсем прижала нас к стене одного из домов, — Делать нечего! Возвращаемся в Мино. Всё равно нам мимо не проехать, так уж, вернёмся. Отдохнём денёк, я у кузины бочку вина выпрошу для обители… И на месте решим, будем мы турнир в Бургундии организовывать, или будем искать другой турнир по пути в Орден… А?..

— Согласен, — буркнул я, отпихивая особо настырного, подвыпившего горожанина, который непременно хотел втянуть меня в пляску, — Раз уж, деваться некуда. Только поговори со своей кузиной, чтобы она мне этих Одиль и Матье так настырно не подсовывала! Ну нельзя мне! Нельзя!

— Я поговорю! — просияла девушка, — Но ты не сильно расстроился?

— Чего уж… — проворчал я, отряхиваясь после того, как толпа поредела и исчезла на следующей улице, — Я же сам согласился на этот крюк… Ну, не повезло! Но это не смертельно? Мы же живы? А это главное!

— Трогот! — замахала рукой Катерина, — Правь сюда! Эльке! На козлы!

— Чуть карету не раздавили, ваша милость! — пожаловался Трогот, — Как сумасшедшие, со всех сторон навалились!

— Вы Шарика устерегли⁈ — заволновалась Катерина, оглядываясь.

— Что вы, ваша милость! — усмехнулся кучер, — Это Шарик нас стерёг! Как кто слишком близко окажется, он сразу зубами — КЛАЦ! И сразу пустое пространство вокруг!

— Ну и слава Богу! — подвела итог Катерина, — Трогот! Погоняй!

* * *

— И куда теперь? Обратно в Марсель? — уточнил я с умным видом, словно заправский географ.

— Зачем⁈ Мы можем направиться в Лион, а оттуда уже знакомой дорогой, а можем сразу в Мино. И это будет даже быстрее. На самом деле мы не так уж много потеряли времени. Вот представь себе этакий квадрат, — Катерина начертила его рукой в воздухе, — Мы могли бы проехать по двум сторонам квадрата: от Перпиньона до Марселя, а потом вверх по реке. А вместо этого, мы едем по двум другим сторонам: вверх от Перпиньона до Оши, а потом в сторону до Мино. Да, мы проиграем дня четыре… Во-первых, наши две стороны всё же длиннее. Не совсем это квадрат. А во-вторых, подниматься по реке быстрее, чем по земле. Лошади устают, а корабли — нет. Да, дня четыре мы проиграем. Может быть, пять. Но это не трагедия! Ведь, правда?..

— Не трагедия… — вздохнул я. А что вы сказали бы на моём месте?

* * *

Теперь мы скакали во всю прыть. А кто нас сдерживал? Правильно, никто. Только лошади, которых нужно было вовремя накормить, напоить, дать отдых… И всё же мы покрывали больше семидесяти километров в день! Это много. Когда мы ехали с посольством, мы в день делали от силы тридцать пять километров. Ну, иногда сорок. Но тогда мы ехали с осторожностью, нагруженные оружием и провизией, да ещё имея неповоротливую телегу в своём составе. Сейчас мы лихо скакали от трактира до трактира, лишь там давая отдых лошадям.

— Ничего! — приговаривала Катерина, — В Мино они целый день отдыхать будут! Мы же дадим им денёк отдыха? Конечно дадим! Нам тоже надо отдохнуть, помыться… И решить, в конце концов, будем мы организовывать турнир или нет⁈

Я отмалчивался. Я никак не мог принять окончательного решения. И турнир хорошо, и без турнира неплохо… В Мино подумаю! Может, и Александра что умное присоветует?

— Александра — да! — согласно кивала головой Катерина, — Кузина всегда отличалась практическим складом ума! Она дурного не подскажет!

И мы скакали и скакали. На десятый день, усталые и запылённые, мы увидели вдали знакомые зубцы замка Мино. Катерина вдруг начала вздыхать и ёрзать на сиденье кареты.

— В чём дело? — насторожился я.

— Ничего такого… — отвернулась девушка в сторону, — Просто, предстоит нелёгкий разговор с кузиной… Нет, но она же шантажировала двух кардиналов! Представляешь⁈ Двух! Кардиналов! Шантажировала! И это моя кузина! И письма были запечатаны гербом графов де Мино!

— Так ведь, помогло! — не понял я, — Без этого ещё неизвестно, когда бы нас принял папа и вообще, соизволил бы принять?

— Да, — непреклонно возразила девушка, — Но факта это не меняет. Был шантаж! Я понимаю, что кузина случайно стала свидетельницей некоей постыдной тайны… но пользоваться этим, шантажировать… Нет, мне придётся с ней серьёзно поговорить! И это меня гнетёт. Мне не хотелось бы об этом говорить с кузиной. Но я должна! Я вынуждена!

— Ладно… — решился я, — Мы задержимся в замке больше, чем на один день. Выберешь подходящий момент, побеседуешь с глазу на глаз… Только не затягивай! А я окончательно определюсь с турниром!

— Спасибо! — чуть не прослезилась Катерина, — Было бы очень неловко ругаться прямо с порога. А ругаться придётся… Зато потом придётся мириться! Правда?

И она очень светло улыбнулась. Да так, что я не смог не улыбнуться в ответ.

* * *

— Александра⁈ — чуть не хором удивились мы, увидев, что рыжеволосая кузина стоит прямо за распахнувшимися воротами, взволнованно заламывая руки.

— Вернулись! Наконец-то! — бормотала Александра, наскоро целуясь с Катериной, — Ах, Андрэ! Ужасное известие! Прямо в день вашего отъезда, некий человек попытался проникнуть в замок, сказавшись торговцем тканями! И он очень похож на то изображение, которое мы раздали стражникам! Я приказала его арестовать и посадить в подземелье! Но, Боже мой! А вдруг мы ошиблись? А вдруг это настоящий торговец? А мы, невинного человека… В конце концов, у него была целая телега с образцами тканей! Нет! Мы должны немедленно спуститься в подвал и убедиться, негодяй это, или обычный торговец! Если негодяй, я дам нужные распоряжения палачу! И, обещаю, уже к вечеру мы будем знать всё! Но, если это торговец… Даже не представляю, как я буду оправдываться перед торговой гильдией!

— А мы у него тогда все ткани купим! — подмигнул я, — По само выгодной цене! Авось он после этого подобреет? Но вы правы, ваше сиятельство…

— Александра! — с упрёком перебила кузина.

— Да… вы правы, Александра, нужно поскорее взглянуть на этого человека!

— Тогда… стражники! Да, вы, четверо! Возьмите с собой факелы и догоняйте нас! Катерина, ты с нами?

— Разумеется! — кивнула головой девушка, — Разве я могу пропустить такое⁈

— Думаю, кучер знает, куда поставить карету… Скажите своей служанке, пусть начинает переносить вещи. У тебя, разумеется, опять Голубая комната! Ну, а мы — пошли!

— Фыр-р-р!!! — Шарик так рванулся из рук местного конюха, что тот полетел кувырком. И в два прыжка оказался около меня, зло кося вокруг кровавым глазом. Александра в страхе отпрянула.

— Чересчур он у меня преданный, — вздохнул я, ласково потрепав коня по гриве, — Не выносит чужих прикосновений… Как выяснилось, не слишком его жаловали, когда он ещё жеребёнком был. Пошли, Шарик, пошли, я тебя сам отведу! Я тебе такую сладкую морковку завтра дам! Завтра! Что ты меня в грудь толкаешь? Думаешь, она за пазухой? Нет там ничего. Но завтра будет морковка! Обещаю! Пошли, пошли! Не выплясывай…

Пришлось отвести Шарика в стойло самому. Остальные терпеливо дожидались у ворот. Нет, надо поговорить с конём! Что это такое, в самом деле? А с другой стороны…

— Я так напугалась! — грудь Александры бурно вздымалась, туго натягивая платье.

— Приношу извинения за своего коня… — отвёл я взгляд в сторону.

* * *

С некоторых пор я не слишком хорошо себя чувствую во всяких темницах. Даже, когда с англичанами разговаривал в подвале барона Матиса де Пюизе, и то нервничал. Хотя был там чуть не хозяином положения. И сейчас, спускаясь по мрачным ступеням в подземную часть замка, настроение было не радужным. Мрачное было настроение! Даже перстень, по всей видимости, почувствовав моё душевное состояние, тревожно сжал мой палец. Но я стиснул зубы и пошёл по ступенькам вниз. Сзади шелестели подолами платьев девушки, сзади подсвечивали путь факелами стражники, а я шёл вперёд и вперёд. Ну, ничего! Сейчас мы выясним, кто попался стражникам, выберемся на свежий воздух, я тяпну с устатку бокал вина — Катерина не зря это вино хвалила! — и на боковую! А завтра встану свеженьким, бодреньким, умненьким! И буду думать про турнир… а не про это чёртово подземелье!

Ступеньки кончились и мы оказались в коридоре, который шёл на две стороны.

— Направо! — подсказала Александра.

Эх! А меня, как и положено мужчине, тянуло налево… Я грустно усмехнулся и свернул направо. Странно! Эта часть темницы была пуста. Ни одного пленника! Ну-у… может, чтобы не видели того, поддельного «торговца»? Или просто не нашлось столько преступников, чтобы заполнить темницу?

Я дошёл уже до самого конца коридора, когда услышал сзади:

— Здесь!

Глаза уже привыкли к полутьме, но всё же без дополнительного освещения разобрать что-либо было трудно. Благо, тут же подошёл один из стражников, поднимая повыше свой факел. Остальные сноровисто вставляли факела в специальные крепления в стене, отчего становилось всё светлее и светлее. И я его увидел.

За решёткой, на большой куче соломы, сидел человек, вполоборота к нам. Длинный, худощавый, одетый в неприметный, коричневый, дорожный плащ, который так любят паломники и торговцы. Лица не было видно из-за прядей волос, спадающих на лоб и глаза.

— Ты меня слышишь? — окликнул его я.

Человек не шелохнулся.

— Подойди к решётке!

Опять никакой реакции.

— Эй, ты! ПОДОЙДИ К РЕШЁТКЕ!!! — я вложил всю силу в приказной тон.

Человек нехотя шевельнулся и оглянулся. Встал. Неторопливо сделал пару шагов и оказался прямо передо мной — только руку протяни. Разве что, по ту сторону решётки! И, хотя патлы волос всё ещё закрывали лицо, я его узнал.

— Он! — уверенно сказал я, — Это он! Он убил человека, называющего себя бароном Гастоном фон Вюрцбургом! Он преследовал наше посольство! Он устраивал засады, взрывы и прочие покушения! Это он!

Мне показалось, что человек еле заметно усмехнулся. И презрительно прищурился, рассматривая меня.

— Ах, Андрэ! Но, вы совершенно уверены⁈ — подошла ближе Александра.

— Да! Я совершенно уверен! Это преступник! И его нужно допросить по всей строгости. И… мне хотелось бы присутствовать при допросе! Я сам хотел бы задать некоторые вопросы, на которые очень хочу знать ответы!

— Допрос? — напряжённым голосом переспросила Александра, — Ну-у-у… Это можно устроить! Нет! Это нужно устроить! Будет вам допрос, милый Андрэ!

— Не мне, а ему! — попытался пошутить я.

— Нет, вам! — очень серьёзно возразила Александра, — Стража!

И четверо стражников немедленно приготовили оружие к бою! Что за…

— В чём дело⁈ — удивилась Катерина.

— Милый Андрэ! Потрудитесь отдать меч! — холодно приказала Александра, не обращая внимания на кузину, — Или вы предпочитаете схватку?..

Я огляделся вокруг. Шансов у меня не было. Четверо стражников вооружены секирами, с укороченными древками, чтобы сподручнее орудовать в коридорах подземелья. Двое, которые позади, держат ещё заряженные арбалеты. Если я только потянусь за мечом… нет, лучше и не пробовать! Если я потянусь за мечом, я останусь без рук и без ног ещё до того, как вытяну меч из ножен!

— Александра?

— Кузина⁈

— Выполняйте, милый Андрэ! Иначе мне придётся пойти на жёсткие меры!

Я молча снял перевязь с мечом с плеча и протянул его ближайшему стражнику. Тот буквально выхватил у меня из рук оружие.

— И кинжал!.. — заметила Александра.

Развязывать пояс мне не хотелось. Поэтому я медленно вытянул кинжал из ножен, перехватил его за лезвие, и протянул рукоятью вперёд всё тому же стражнику. Тот молча принял кинжал.

— Обыщите его! У него может быть засапожный нож!

Два первых стражника молча и деловито прощупали меня со всех сторон.

— Он в бригандине! — доложил один.

— Но без оружия! — добавил второй.

— Пусть его! — легко усмехнулась Александра, — Если мы попросим, он снимет бригандину! Потом… Когда попросим… Базиль?

Один из стражников, по-видимому, тот самый Базиль, вытащил ключи и отпер громадный замок, закрывающий камеру с заключённым. Патлатый узник шагнул из камеры в коридор.

— А вы, милые мои, прошу на его место! — распорядилась Александра, — Постой! Кузина, позволь я тебя обыщу! Ты, помнится, отлично метаешь ножи… не хотелось бы получить какой-нибудь острой железкой в лоб во время нашей следующей встречи! Ты и ты! Возьмите её за руки!

Два стражника тут же выполнили приказ, ухватив Катерину за запястья, а Александра торопливо пробежала пальцами по телу своей кузины.

— Отлично! — подвела она итог, — Ничего нет. А теперь — в камеру, мразь!

И она сильно толкнула Катерину, так, что та чуть не упала.

— Это… это какая-то шутка⁈ — переспросила Катерина дрожащим голосом.

— Конечно, шутка! — расплылась в кривой улыбке Александра, — Шутка, затянувшаяся на несколько лет! Андрэ? Ты ждёшь особого приглашения? В камеру!

Деваться было некуда. Пришлось шагнуть внутрь. И я услышал, как противно заскрипел замок, отрезая нам путь на волю.

— Ну, что ж! — радостно потёрла руки Александра, — Птички в клетке! Ах, да! Я же обещала ещё до вечера узнать, что это за человек! Я узнала. И палач не потребовался, хи-хи! Позвольте представить!

И она протянула руку, показывая на патлатого:

— Мой телохранитель, а по совместительству, начальник моей стражи, барон Жерар де Шёйи!

И снова мы встретились взглядами через решётку. Вот только теперь в коридоре стоял он! А я глядел из камеры! Гадливая ухмылка Жарара стала ещё шире.

— Может, взять кого-то из них на допрос? — хищно предложил он Александре, — Я умею развязывать языки!

— Нет! — довольно резко возразила рыжая кузина, — Они обойдутся без допроса. Они сами всё расскажут. Если, конечно, у них есть хоть капелька разума. Господа! Оставляю вас здесь и советую: подумайте! Подумайте как следует! Потому что завтра я приду сюда за ответами. И мне очень хочется, чтобы ответы меня устроили. Потому что, если нет, то мне придётся вас пытать. А это не пойдёт на пользу ни вам ни мне. Хорошенько подумайте, господа! А мы пока… ах, да! Как же я забыла?.. Андрэ! Отдайте мне свой перстень!

— Что⁈

— Я сказала, отдайте мне свой перстень! Что неясного⁈

— Ну-у-у… как-то непривычно, когда тебя грабят графы! — съязвил я, — А перстень… сейчас…

Перстень никак не хотел сниматься с пальца! Я его тянул, вертел… Пришлось даже согнуться в три погибели, пока перстень оказался в руке.

— Вот! — протянул я перстень через решётку.

— Угу… И что в нём такого… волшебного? — спросила Александра, рассматривая перстень в свете факела.

— Ничего! — пожал я плечами.

— Это ты мне завтра расскажешь! — пристально посмотрела мне прямо в глаза рыжая кузина, — Завтра! Завтра с утра я приду сюда и вы мне расскажете всё! Не вынуждайте меня к крайним мерам, не нужно вам этого… Так и быть! Оставляю вам горящие факелы. Редкостная милость для моих пленников! Обычно они гниют в темноте. Цените! И ещё раз повторю: хорошенько подумайте в эту ночь. Нужны ли вам пытки? Мне кажется, что мы могли бы договориться полюбовно. Но если нет, я готова применить и пытки! Можете в этом не сомневаться. До завтра, милый Андрэ! До завтра, милая кузина!

И процессия во главе с Александрой, не спеша вышла из подземелья.

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил я Катерину.

— Нет! — растерянно потрясла она головой, — Может, это глупая шутка⁈ Может, они сейчас со смехом вернутся⁈ И мы все вместе будем хохотать⁈

— Мне интересно другое… — признался я, — Почему твоя кузина назвала перстень волшебным? Ты ей что-то рассказывала?

— Ни словечка! — молитвенно сложила руки Катерина.

— Но, тогда кто мог ей рассказать?..

— Жерар!!! — воскликнули мы одновременно.

— Но тогда… получается, Жерар знал за чем охотится? Когда нападал на посольство?

— Конечно! Не зря все нападения были на тебя!

— А почему прекратил нападения в Италии?

— Не знаю… Но разве это важно? Важно, что он рассказал кузине о волшебном перстне! И этот перстень у неё в руках!

— Ага! Как бы не так! — возразил я.

— Что это значит?..

— Это значит, что ещё в Италии я заподозрил, что у меня перстень могут отнять. И заказал точную его копию. Даже специальный кармашек пришил к поясу! Потребует у меня, скажем, папа римский перстень, а я согнусь вот так, пополам, и протяну ему… копию! А настоящий перстень я успею подменить и спрятать в тот самый кармашек, из которого копию достал! Помнишь, я говорил, что общался с фокусниками и магами? Они меня и научили некоторым штучкам. В том числе, как незаметно подменить один предмет другим. Да и когда жрецом был, кое-какие фокусы приходилось проворачивать. Да… Но ни папа, ни брат Марциан, у меня перстень не потребовали. И копия так и болталась у меня в особом кармашке на ремне. Просто, забыл про неё! А тут вдруг вспомнил! Я отдал твоей кузине точную копию перстня! А сам перстень — вот он!

— Та-а-ак! И какие будут наши планы?

Я только плечами пожал и развёл руки в стороны.

— Неужели волшебный перстень не может нас освободить⁈ — в голосе девушки послышалось отчаяние.

— Наверное, может, — признался я, — Вот только я не знаю, как это сделать! Не достиг я ещё этой премудрости. Даже умение летать нам не поможет! Потому что решётка до потолка. Да и не в решётке дело… Допустим, ты мне дашь заколку для волос, а я исхитрюсь и открою той заколкой замок. Да, меня и этому учили! Хотя здешние замки незнакомой мне конструкции. Но, допустим, открою. И что? Только то, что мы вместо камеры окажемся в коридоре? Из коридора выхода нет, коридор перегорожен дубовой дверью, закрытой снаружи. И даже, если её забыли закрыть, то и оттуда никуда не выйти, разве что, к ещё одной двери, где пост охраны. А там нас попросту порубят в капусту. Здесь хоть охапка сена, на которой сидеть не холодно.

— Так что же… мы умрём?..

— Не сразу… — проворчал я, — Сперва нас хорошенько помучают.

— Спасибо, успокоил!

Девушка плюхнулась на кучу соломы, на которой, ещё пару минут назад, сидел Жерар. Губы её дрожали. Я осторожно сел рядом и слегка приобнял её. Всё же, в темнице прохладно, не находите? Я бы сказал, весьма прохладно! А если ещё точнее, то просто холодно!

— Интересно, а почему нас сразу на допрос не потащили?

— Обычный приём, — пояснил я, — Человек больше всего на свете боится не змей, не топора и плахи, не… — я покосился на девушку, — не мышей, не пауков! Человек больше всего боится неизвестности! Мне объясняли… Привяжи человека к дереву и пусти на него разъярённого льва! По разному люди будут реагировать! Кто-то заорёт благим матом, кто-то будет молиться, кто-то покорно склонит голову… Но! Покажи человеку гадюку и закрой его в тёмной комнате! Гадюку можно унести с собой, только чтобы тот человек этого не видел. К утру люди седеют! Или вообще от сердечного приступа умирают! Им всё время кажется, что проклятая змея подползает в темноте, неумолимая и беспощадная. Получается, это страшнее льва! Вот, твоя кузина и применяет этот приём. Чтобы мы всю ночь терзались неизвестностью. Потом, утром, она даст нам надежду. Крохотную, но надежду. Это тоже часть коварного плана! На самом деле надежды нет. Но нам будет казаться, что есть надежда. Потом она опять надежду отнимет. И опять даст. И мы сломаемся. Мы будем готовы на всё, ради этой крохотной, призрачной надежды. А когда твоя кузина получит желаемое, нас убьют. Ну, так в теории.

— Но, за что?!!

— Завтра узнаем. А может, и послезавтра. Бывает, что в таких случаях специально не выполняют своих обещаний. Именно, специально! Чтобы больше терзались неизвестностью.

— Холодно…

Я покрепче обнял девушку и почувствовал, как меня обняли в ответ.

— А ведь, Шарик предупреждал… — вздохнула Катерина.

— Бедный Шарик… — вздохнул я в ответ, — Он не дастся в чужие руки. А Александра не позволит себе, чтобы не сломать волю коня. Пожалуй, она велит его зарезать… Бедный Шарик!..

И мы опять надолго замолчали, чтобы не напомнить ненароком друг другу об Эльке и Троготе. Это нас пытают неизвестностью! А их, наверняка, уже подвергают вполне реальным мучениям. Заранее понимая, что вряд ли слуги могут что-то знать о тайных делах хозяев. Но, вдруг? Поэтому пытают. И к слугам уж точно жалости не испытывают, если хозяев не жалко! И мы молчали…

Глава 22 Карты брошены!

Если, играя в покер, ты не можешь понять,

кто из четверых игроков простофиля, значит, это ты сам.

Пол Ньюмен.

Всю ночь мы так просидели, тесно прижавшись друг к другу, на ворохе соломы. Девушка устало склонила голову на моё плечо, но она не спала. Я бы почувствовал. Мы оба, просто экономили силы, в ожидании того, что предстояло нам завтра. Ну, то есть, уже сегодня. Высоко над головами, в крохотных окошках, забрезжил свет тусклого, зимнего рассвета. Мы не шевельнулись. Вместе и теплее, и как-то… надёжнее.

Возле моего уха послышался шёпот. Катерина, закрыв глаза, молилась. Она молилась, так и не расцепив своих рук, крепко обвившихся вокруг меня, и не попытавшись высвободиться из моих объятий. Не знаю, считается ли это правильным в католичестве, но будь я на месте Бога, я бы эту молитву принял! Ибо, от чистого сердца. Минут десять слышался горячий шёпот. Я не вслушивался. Непроизвольно, ухо ловило отдельные слова: «о спасении…», «об умиротворении злых сердец…», «о прощении грехов, винных и невинных…»… Можно было бы и вообще не слушать. И так понятно, о чём будет молиться девушка.

Я не молился. Я напряжённо размышлял. Я вспоминал старика Решехерпеса и его слова, про мою ответственность не перед отдельным человеком, даже не перед нашими жрецами, но перед всем человечеством! От жаркой Индии до ледяной Гипербореи. От желтолицых китайцев до одноногих чёрных карликов, живущих в африканских саванах. От королей, раджей и падишахов, до последнего подёнщика и даже раба. От меня одного зависит счастье и процветание всего этого огромного человечества. От меня одного! И ради этой, громадной, великой цели, я должен был быть готов пожертвовать и одним человеком, и десятком и тысячью тысяч! Потому что человечество гораздо больше тысячи тысяч!..

Где-то я слышал высказывание, что если из-за тебя ребёнок уронил всего одну слезинку, то ты уже совершил преступление. Здесь же меня убеждали, что цель настолько велика, что я должен пожертвовать не слезинкой — жизнями тысяч детей! Если, конечно, это нужно для достижения моей цели.

И вот, я отчаянно пытался сам себя убедить, что если будет нужно, то я должен предать Катерину… Должен! Ради блага будущих поколений! Если Александра поставит передо мной выбор: выжить самому, но для этого я должен своими руками убить Катерину… то я должен согласиться! Обязан! Вот только получалось не очень… Со страхом в душе я понимал, что согласиться-то я, может, и соглашусь, а вот выполнить… не поднимутся у меня руки! Мои же руки откажутся подчиняться моей же голове! Эх!.. Не того жреца отправили в будущее! А ведь, как клялся! Как утверждал, что никакие, дескать, преграды… любые трудности… А оно вон как…

Шаги послышались часа через два после рассвета. Быстро, однако! Я ожидал, что нас навестят не раньше, чем после полудня. Не сговариваясь, мы отпрянули друг от друга, словно совершили что-то предосудительное. Даже странно! Что такого противоестественного, если два узника прильнули друг к другу, пытаясь согреться?

Щёлкнул замок на дубовой двери в коридоре — её всё же не забыли закрыть! — дверь распахнулась и в нашу сторону направилась вчерашняя процессия: Александра, Жерар и четверо стражников. И я наконец-то вспомнил, что преследуя наше посольство, Жерар был не один! У него как раз было четверо подручных! Не эти ли?..

— Аки голубки! Аки голубки! — сделала вид, что умилилась Александра, всматриваясь сквозь прутья решётки.

Мы с Катериной промолчали.

Сегодня стражники были нагружены больше, чем вчера. Помимо факелов, они несли довольно удобный стул с подлокотниками и жаровню с углями. Даже отсюда, из камеры, я почувствовал тепло от жаровни! Стул поставили перед нашей камерой, Александра удобно устроилась на нём, перед её ногами установили жаровню, и принялись менять прогоревшие факелы в креплениях стены. Видно было, как рада и довольна рыжая кузина! Она просто светилась радостью и ослепительно сверкала улыбкой, даже в свете факелов.

Жерар, между тем, подошёл к решётке и принялся рассматривать нас. Я попытался взглянуть на него так, как учил брат Гюнтер: твёрдо, уверено, с угрозой. От подобных взглядов отшатывались случайные прохожие. Но здесь я наткнулся на не менее твёрдый и уверенный взгляд. А уж угрозы было вдесятеро больше!

— Я предлагаю начать с девушки! — оскалился Жерар, — На глазах этого… «ангела»! И, гладишь, кто-то из них запоёт! Нет, девушка запоёт однозначно, ха-ха-ха!!! Но нам нужно, чтобы они запели правильные песни! А кто запоёт правильно, мы и посмотрим! Ха-ха-ха!

Мне показалось, что Александра слегка кивнула одному из стражников. Тот кивнул в ответ и сделал шаг к решётке. Я думал, что он достанет ключ и примется отпирать замок, вон и в руках у него что-то блеснуло… Но вместо этого стражник молча вонзил кинжал в спину Жерара. Тот выгнулся, захрипел, и упал на пол.

— Спасибо, Этьенн, — мило улыбнулась Александра, — Оставьте мне ключи и можете уносить тело. Я сама побеседую с нашими пленниками.

— Мы будем ждать снаружи, — поклонился Этьенн, и стражники торопливо уволокли труп своего товарища.

— Он стал слишком наглым, — весело подмигнула нам Александра, — Представляете, он вздумал, что имеет надо мной какую-то власть! Он посмел со мной спорить! Ну, не глупец ли?.. А кроме того, он слишком много знает. И он был хитёр… А это чревато! Вон, Этьенн! Глуп и предан! Чем не идеальный слуга? Сегодня он прирежет и троих своих товарищей. А завтра умрёт сам. И никто ничего не будет знать! Как говорится, и концы в воду! Ну, а нам с вами, мои дорогие пташки, предстоит очень серьёзный разговор! Поговорим?

Мы с Катериной молчали.

— Поговорим! — уверенно ответила за нас Александра, — Ещё как поговорим!

Александра положила на колени небольшой ларец — а я и не заметил, что у неё есть что-то в руках! — и нервно потёрла ладошку о ладошку. Снова ухватила ларец в руки и подняла на меня взгляд:

— Вот скажи мне Андрэ, почему мир так несправедлив? Жили-были два брата рыцаря. Оба бароны, оба отважны, оба удалы… Призвал их, как водится, герцог на войну. Ну, это дело такое, немного рискованное, но в целом даже приятное и выгодное! И пограбить врага можно, в пользу своего баронства, разумеется, и выслужиться… И вот, один из братьев постоянно возле герцога крутится: как бы такую услугу оказать, чтобы из общей массы выделиться⁈ От стрелы, либо от копья, своим телом закрыть, или проход в гуще врагов прорубить? Или ещё чего, героического? Но вот, как-то не выходит… Не нужно герцога от копья защищать! Ещё далеко на подходе к герцогской хоругви всех врагов рубят! А второй брат болтается где-то, Бог знает где! И не слышно про него и не видно его… И вдруг — раз! — и оказывается, что именно он совершил подвиг! Со своим малым отрядом вырвался в бок подлым вражинам, опрокинул ближайших противников, да так, что они в бок своим же поскакали, а там уже и паника, а там уже неразбериха, а там уже целыми хоругвями враги убегают… И врезультате — победа в решающем сражении! Кто герой? Кто так сумел ход битвы переломить⁈ А вот он, второй брат! И уже с герцогом за одним столом сидит, и уже герцог ему земли и поместья дарит… А уже через год — всего то! — тот же герцог добился, чтобы второго брата возвели в графское достоинство! Где справедливость, Андрэ⁈ Первый брат перед герцогом шею гнул, на колено припадал, из кувшина ему по утрам воду лил, полотенце подносил, а титул графа получил второй! Так ведь, и этого мало! Этот второй брат умудрился договориться со своим боевым другом, что выдаст за него единственную дочь, едва ей шестнадцать лет исполнится! А земель у того друга… ох! Ещё на графство хватит!

Казалось бы, живи и радуйся! Пока молодой графской дочери шестнадцать исполнилось, тот друг уже постареть успел. Выходи замуж, и пусть ты из графини станешь баронессой. Это временно! А там, много чего можно сделать! Даже не своими руками! Выбери себе молодого, беспринципного и честолюбивого любовника, приблизь к своему телу, пообещай ему золотые горы, да научи, как правильно поступить! Ну, там, подпругу хозяину подрезать, чтобы грохнулся с коня невзначай! В таком-то возрасте! Или подмешать в питьё какой отравы. Старику и нужно-то чуть-чуть! Даже врач не заметит, подумает, что тот от старости окочурился. Всё! Ты полновластная хозяйка земель! Тут же любовника в темницу и придушить втихую. И сразу возвращайся к отцу под крылышко с новыми землями! И ты опять графская дочь! А ведь, у отца сыновей нет! Когда тот Богу душу отдаст, любой, за кого ты вторично замуж выйдешь, автоматически станет графом! А ты — графиней. А? И что же ты думаешь, Андрэ? Эта дура, графская дочка, носом вертит, не хочу за старика! И пошла, дура, в монастырь! Пропадай, дескать, графство!

Как ты думаешь, Андрэ, что станет с графством, когда бездетный граф умрёт? Правильно, оно вернётся во владения герцога и тот может пользоваться этими землями или раздробить их и раздарить своим соратникам… Нет уж!

Мои отец и мать к тому времени умерли. Я стала баронессой… почти! Потому что нельзя быть баронессой без барона. Но, зачем мне барон⁈ Не нужен мне барон! Мне нужен граф! Я приехала в гости к графу Леону де Мино. Я часто гостила у дядюшки Леона. Но в этот раз я начала плакаться, что на меня свалилось управление землями, а я такая хрупкая, такая беспомощная… И потихоньку внушила ему мысль, чтобы он взял управление моим баронством на себя. И даже, присоединил его к своему графству. Тот подумал-подумал и согласился! Поехал к герцогу, и тот, по старой памяти, утвердил решение и подписал нужные бумаги! Ага! И тут я такая: подождите! Баронство стало не моим, а графским, а я тогда кто?.. Я же племянница? А почему не наследница? Если родная дочь от наследства отказалась, если в монастырь ушла, родительское слово не послушала… И глупый граф подписал завещание!

Полгода! Полгода у меня руки чесались прибить дуралея-графа! А вдруг он перепишет завещание⁈ Но понимала, что это будет слишком подозрительно! И, от греха подальше, ездила, вроде как по монастырям и святым местам, а на самом деле, кутила напропалую! Кто сказал, что девушка должна своё девичество беречь? Ха-ха, ещё ха-ха, и ещё раз ха-ха! Если ты графиня, тебя с радостным визгом замуж возьмут не только, если ты не девушка, а вообще, и рябую, и косую, и стерву по характеру!

Кстати сказать, оказалось, что мужиками крутить — проще простого! Улыбнись ласково, сострой глазки, поведи плечиком, оглянись через плечо, со значением в глазах… не то, что простые монахи — кардиналы в моей постели лежали! Да и вообще, много кто в моей постели лежал. В том числе этот наглец — Жерар. Но с двумя кардиналами вышла интересная история… Один из них от избытка чувств, написал мне аж три любовных письма! Весьма откровенного содержания. И про то, как он вспоминает наши любовные приключения, и как мечтает о новых безумных ночах… И всё это щедро сдобрено стихами, но разве это главное? Главное — он сам, своими руками, дал мне на него компромат! А второй вздумал заявиться ко мне в гости, но это уже, когда я графа убила.

— Ты⁈ — не выдержала Катерина, — Ты убила… отца⁈

— Конечно, — даже удивилась Александра, — Неужели ждать, когда это сделает за меня Провидение? Нет, опять же, не своими руками! Тот самый Жерар, безземельный барон, бывший наёмник и большой мерзавец, которого я специально вызвала письмом, с моей помощью втёрся к твоему отцу в доверие. Настолько, что твой отец пригласил его на охоту. Чем не шанс? Жерар сунул за пазуху кусок лосиного рога и поехал! А там, на охоте, увлёк твоего отца в погоню за лосем, мол, вперёд, пока егеря отстали! Пусть нам будет честь, а им потом будет стыдно, когда убитого лося увидят. Ну, а как лося завалили, Жерар куском лосиного рога твоего отца прямо в брюхо и пырнул! Он знал, куда пырнуть! Он не сразу насмерть графа убил! Дождался, когда егеря прискакали, а граф был ещё жив. Разве что, сказать ничего не мог, только рот разевал, да рукой возле себя тыкал. Мы потом с Жераром долго смеялись, когда он мне этот эпизод рассказывал!

Ну, вот, убитому лосю он успел отцовской кровью один рог испачкать, рана в животе была явно от лосиного рога, а не от ножа… уж, охотники в этом деле толк понимают! И все решили, что это несчастный случай на охоте! И я графиня — трам-пам-пам! Завещание-то графское — вот оно!

Ах, да! Про второго кардинала! Я как раз делала вид, что я в трауре, а тут этот кардинал, пылая страстью… А у меня все ночи Жерар в постели проводил! А он ревнивый — жуть! Что делать? Ну, я тихонько шепчу на ушко кардиналу, мол, нельзя мне, у меня такие дни… о-ля-ля… Но разве я могу допустить, чтобы из-за меня мужчина страдал⁈ Вот тебе замена! И подсунула ему девку! Хороша была, чертовка! Я даже немного завидовала. Думала, придраться к чему-нибудь, да смазливую рожу ей попортить, чтобы не слишком о себе думала! Но тут такой шанс! И, главное, девка была в нужном периоде, и кардинал аж причмокивал, когда её видел… Ну, и забрюхатела! А я, не будь дура, подсунула ей бумажку, мол она признаётся, что ни с кем, кроме кардинала — ни-ни! Перед Богом готова поклясться! Ну, девка крестик на бумажке поставила, а я кардиналу отписала, как и что. Второй кардинал на крючке!

Вы представляете, господа, что может сделать умная и ловкая графиня, имея такие бумажки⁈ Когда у неё есть ручной пёс по имени Жерар, который готов выполнить всё, что угодно, не заморачиваясь такими вещами как мораль и нравственность? О, господа! Это великие возможности! И я пожертвовала всем, ради вас! Запомните это моё, немного затянутое, предисловие! Дальше пойдёт более конкретный разговор. О том, почему я, собственно, всем пожертвовала, ради вас. Ради вашей беседы с папой в Перпиньяне.

Кувыркались мы как-то в постели с тем, первым из кардиналов, который любовные письма писал. Ох, вообще говоря, где мы только с ним не кувыркались! И в стоге сена, и в лесу на полянке, и в придорожном трактире… забавный он человек! Но я не об этом! В этот раз мы были не где-нибудь, а в его собственной келье в монастыре, где он временно посилился, проездом… не помню, куда! Во как! И тут стук в дверь! Скандал? Конфуз? Ну, я быстренько соскользнула на пол, с другой стороны кровати, туда же мой любовник швырнул мои платья, а сам, как был в нижней рубашке, открыл дверь. Ему с порога кланяется монашек. И так, любопытным взглядом, в келью — зырк! А кардинал ему сурово, с достоинством, отчего, дескать, помешал мне молитвы Господу возносить? Я, дескать, уже возрыдал от переполнявших меня молитвенных чувств! Возрыдал он, как же… Это я стонала… Но монашек опять кланяется и протягивает ему шкатулку. Вот, наподобие вот этой. И говорит, что продали, дескать, один из домов, когда-то принадлежавших тамплиерам. На кирпич продали, потому что строение обветшало. А как стали разбирать камни, то и обнаружилась эта шкатулка. Строители её даже открывать не стали! Страшно! Шутка сказать, шкатулка безбожных тамплиеров! Принесли шкатулку местному священнику. Тот тоже испугался. И направил её ему, кардиналу, для решения, что с ней, собственно, делать? Тут мой кардинал, вроде как, призадумался, приобнял за плечо монаха, и потихоньку, потихоньку, вывел его из кельи, что-то говоря успокаивающе. Мол, конечно, тамплиеры — безбожники, но не все вещи, которые им принадлежали суть еретические… бла-бла-бла… короче, можно обойтись без покаяния! И всё это он ему рассказывает, а сам, на всякий случай, его подальше от кельи отводит. Чтоб не углядел чего ненароком! Ну, а я сразу к шкатулке — шмыг! Что там такое⁈ А в шкатулке… о, Господи! Перстни, ожерелья, браслеты, серьги… и все с драгоценными камнями! Аж радуга над шкатулкой засияла, настолько самоцветы горят! И ещё какие-то бумаги. Ну, я сразу платье на себя! И в лиф, под платьем, по большой такой, горсти самоцветов! И бумаги туда же!

— О, Господи! — прошептала Катерина.

— Осуждаешь? — вскинулась Александра, — Зря! Этот кардинал… этот жмот… он же мне ни одного подарка не сделал! Только вшивые стишки почитывал! И то, не свои, а какого-то Петрарки, прости Господи! Так что, можно сказать, я сама себя от его имени вознаградила. Вот, кстати, браслетик на мне, это оттуда, из той шкатулки. Разве плох? Отличный браслетик!

Ну вот, возвращается кардинал, а я ему, мол, какие могут быть романтические чувства, после такого грубого вторжения? Ах, нет-нет, сегодня я уже не могу! Проводите меня отсюда немедленно! Пришлось ему надевать сутану и провожать меня, вроде как, одну из просительниц, которые хотели словечко замолвить за супруга, чтобы над ним Церковь смилостивилась. Или что-то подобное…

Приезжаю в трактир — я тогда в трактире жила — приезжаю в трактир, достаю драгоценности, и ахаю! Восторг просто захлёстывает! Все мои старания окупились! За одно ожерелье можно табун лошадей купить! Да… сижу, любуюсь… И тут вспоминаю, что ещё какие-то бумаги были! Может, чьи-то долговые расписки? А что? Тамплиеры очень активно в долг деньги давали! С процентами! Орден был окончательно уничтожен сто лет назад… Представляете, какие проценты могут по долгам набежать⁈ Достаю бумаги… нет, не расписки. Не векселя, не коносаменты, не закладные… Но когда я прочитала!.. Кстати, Андрэ, попробуй прочитать!

Александра быстро вскочила, сделала шаг к решётке и развернула один из листов. Это была египетская письменность!

— Да пребудет над тобой, дочь моя, вечная милость великого Осириса… — автоматически прочитал я.

— Верно! — нервно захихикала Александра, — Вот ты себя и выдал! Раз так хорошо по-египетски знаешь!

Она вернулась обратно и уселась на кресло, явно пытаясь успокоиться. И, кажется, это у неё получилось. Во всяком случае, дальше она продолжала уже более твёрдым голосом:

— Один папирусный лист был изрисован вот такими закорючками, где половина рисунков, а половина непонятных знаков. Но зато рядом был ещё один лист, с переводом этого текста. Где же он… вот! «Великому магистру… так… от рыцаря Роже де Сардан… кстати, получается, родом он недалеко от нас… во имя Господне… угу… а! вот! Славный рыцарь Зигфрид фон Макфурт передал мне сей папирус на сохранение, утверждая, что писано там важное известие, но волею Божией так случилось, что пал доблестный рыцарь Зигфрид в недавнем бою. Посему не могу сказать, какими путями попал сей папирус ему в руки. Я же, недостойный, посчитал необходимым сделать перевод этого документа, но опасаясь за сохранность тайны, призвал шестерых переводчиков, и давал им перевести только по одной строчке, одному за другим, так, чтобы не знали они, что было переведено другими. Я же записывал за каждым перевод их и получил полный текст. Считаю текст настолько важным…». Ну, вы поняли? Один рыцарь каким-то образом получил этот папирус и ему сказали, что там что-то важное. Этот рыцарь погиб и теперь мы не узнаем, как документ попал ему в руки. Впрочем, я догадываюсь, что это семейная реликвия одной семьи и она переходила из рук в руки по женской линии. Почему по женской? Потом объясню! Когда крестоносцы грабили дома, один наткнулся на эту запись. Спросил, что это такое. Его умоляли взять деньги, но оставить папирус. И он подумал, что папирус тоже имеет цену! Вот только, он не знал, какую именно цену! Так и погиб, не узнав правды. Зато второй, более хитрый, умудрился перевести документ, да так, что полную картину узнал только он один. И это показалось ему настолько важным, что он отправил и документ, и перевод, своему великому магистру, не погнушавшись положить это в шкатулку с сокровищами! Посланец, который вёз шкатулку, ещё не знал, что над Орденом тамплиеров уже разверзлась кара небесная! Он просто приехал переночевать в один из домов, принадлежащих Ордену. Но здесь ему всё рассказали! Не решаясь продолжать путь, зная, что великий магистр Ордена арестован, он прячет шкатулку в потайное место в доме. Да так ловко, что её не могли найти целых сто лет! Её и дольше не нашли бы, если бы дом не решили разобрать на кирпичи. Что же было в той бумаге, которую хранили вместе с драгоценными камнями? Ладно, не буду вас томить…

И Александра развернула ещё одну бумагу.

— Да пребудет над тобой, дочь моя… а, впрочем, к чёрту! — Александра снова свернула бумагу в трубочку, — Я и так, чуть не дословно, помню этот текст! Я вам его своими словами перескажу, и очень кратко.

Женщина пишет своей дочери свою историю. Она была рабыней и прислуживала в жреческом храме, который был в городе Саис…

— Саис⁈ — похолодел я.

— Саис, — подтвердила Александра, внимательно посмотрев на меня, — Хм! Да, так она была там рабыней и видела, как жрецы творят самое настоящее волшебство. Чудеса. Среди раскалённых солнцем песков за один день расцветают тенистые сады, реки текут вспять, люди летают, словно птицы и всё такое… Да! И они безмерно богаты! Богаче фараона! Они могут получать золото даже из песка! Представляете? Были песчаные барханы, а стали горами золота!

— Это она сильно преувеличивает! — проворчал я, — Откуда рабыне знать, как жрецы делают чудеса? И, главное, из чего?

— Я вижу, вы очень близко к сердцу стали принимать мои слова, милый Андрэ? — улыбнулась мне Александра, — Это звоночек! Но я продолжу. В этом храме жрецов завёлся предатель. Она называет его, но это какое-то сложное для произнесения имя…

Я едва сдержался, чтобы не назвать его вслух — Нишвахтус!

— Рабыня не совсем поняла, что сделал этот предатель, но вся магия каким-то образом сосредоточилась у него в руках, — между тем, продолжала рыжая кузина, — Хм! Если бы так можно было, я бы тоже пошла в предатели! А что? Кто против меня, если я сильнее всех? Казалось бы, наши жрецы бессильны и беспомощны. Но всё же, они собрали остатки волшебства и отправили одного из своих жрецов в будущее! Магией! Они говорили, что попав в это самое будущее, тот жрец вновь обретёт былое могущество и должен возродить жреческую касту. Не знаю, почему это должно произойти, в письме об этом говорится невнятно. Я думаю, когда тот, предатель, умрёт, то магия опять расплескается во все стороны, не так ли? Но, что-то пошло не так! И жрец был отправлен в очень далёкое будущее. Рабыня пишет об этом, применяя свой календарь, но добрый переводчик Роже де Сардан, любезно приводит хронологические выкладки, по которым получается, что жреца забросили в наш, тысяча четыреста десятый год! Дальше не очень интересно. Рабыня поняла, что жрецы окончательно потеряли свою силу и решила сообщить об этом фараону. Всю ночь бежала… Потом пишет, какими ухищрениями добилась, чтобы её фараон принял. И рассказала всё! Она пишет, что своими глазами видела, как фараон отправил отряд воинов и те притащили уже никому не нужных, никчёмных жрецов. Фараон приказал им совершить хотя бы маленькое чудо, но у жрецов ничего не получилось. И всех казнили. Зачем фараону бесполезные жрецы?

Я закрыл глаза. Бедный Фарн! Бедные жрецы! Они отдали всё, ради спасения человечества, и вот, благодарность! Как сквозь вату, доносился дальнейший рассказ Александры:

— А рабыню фараон, наоборот, сделал свободной и её даже выдали замуж за одного купца. Она пишет, что купец оказался добрым, внимательным, никогда не попрекал её прошлым, и даже выучил её письму и счёту. От этого купца и родилась девочка, которой она и передала свои записи. Она предупреждает дочь, чтобы та передала письмо своей дочери, та — следующей и так далее. Зачем? А чтобы найти в своё время этого жреца, когда тот только появится! И втеревшись к нему в доверие, прислуживая ему, чем только можно, выведать тайну магии! И тогда можно стать хозяином мира! Хотя, конечно, нужно немного почистить себе дорогу. Быть может, при этом будут кровавые брызги…

Вы знаете, птенчики мои, я когда прочитала эту бумажку, сперва фыркнула — сказки! Арабские россказни, вроде Синдбада-морехода! И даже хотела бросить бумагу в печь. Но потом я задумалась: а почему этот документ хранился вместе с драгоценностями? Почему его переводчик, славный рыцарь Роже де Сардан, так верил этому документу? И я поняла! Помимо текста документа, были ещё устные рассказы тех хранителей письма! Быть может, рассказанные под пыткой. И они-то, эти устные предания, настолько убедили тамплиеров, что те, не задумавшись, потратили силы и время на перевод, причём так, чтобы перевод вышел тайным! И положили документ не куда-нибудь, а к настоящим сокровищам!

Признаться, я и после таких рассуждений, всё ещё не слишком доверяла глупой бумажке. У меня были другие проблемы. И первая из них — уничтожить тебя, моя милая кузина! Что ты на меня так смотришь? Думаешь, если ты пошла в монастырь, то всё? Нет, дорогуша! Я знаю, что монашка может и отречься от сана! Или совершить нечто такое, за что её этого сана лишат! И что? Я управляю графством, а вот она, ты на пороге? Да ещё с претензиями, потому что твоё родство с покойным графом более близкое? Фигу!

К тому времени, признаться, и Жерар мне надоел. Он сделал своё дело и нечего ему возлегать на моей кровати! Я пообещала ему, что выйду за него замуж, если он выполнит в точности мои приказы. И отправила его в Пруссию, на разведку. Чтобы он, пока суть да дело, втёрся в доверие к матушке-настоятельнице, и был готов уничтожить одну полоумную особу… Ах, да! По пути он должен был ещё прирезать бедного, ни в чём не повинного Филиппе! Я же и в самом деле вынуждена была отправить тебе письмо с милым мальчиком! Вот только я очень надеялась, что письмо до тебя не дойдёт! Оно и не дошло…

Я получила письмо от Жерара! Но, когда я его прочла… о, Господи! Война! Ты в Ордене, под защитой крестоносцев! А ещё в Ордене появился неведомо откуда взявшийся человек, которого некоторые называют ангелом… который всем рассказывает, что он уже умирал, но воскрес… и этот человек из Египта! Конечно, я сложила два и два. И получила четыре! Вот только дальше Жерар писал, что известная мне особа — Катерина, ты догадываешься, кто эта особа? — что она покидает Орден в составе посольства и в том же посольстве едет «ангел». И он будет пытаться уничтожить известную мне особу по дороге.

— Как⁈ — даже подпрыгнула Катерина, — Так это не на Андреаса Жерар охотился⁈

— Конечно, нет! — улыбнулась ей Александра, — В тот же день я написала ответное письмо и отправила гонца. Я пообещала, что не буду сердится, если этот гонец до смерти загонит десять… даже двадцать лошадей! И дала ему денег. Но я сказала, что очень рассержусь, если через неделю моё письмо не будет в руках Жерара! Я так рассержусь… бедный гонец побледнел! И — не поверите! — он свалился от усталости с коня… кажется, это был шестой конь… но передал моё письмо к исходу седьмых суток! Я писала Жерару, что особу, конечно, можно убить, если случай подвернётся. Но это не срочно! Гораздо срочнее пленить «ангела»! И привезти пленника в наш замок.

— Вот оно что! — дошло до меня, — Так, получается, тот фальшивый барон Гастон фон Вюрцбург хотел не убить меня, а только пленить? И потом, в замке барона Гельмута, когда меня вызвал на бой рыцарь Танкред, который снизошёл до поединка с оруженосцем… он же явно действовал по указке Жерара! Он тоже хотел меня пленить⁈

— Барон Гастон не фальшивый барон! — покачала головой Александра, — Это настоящий барон, только не из Вюрцбурга, а из Пуазёль-ла-Гранжа. Но, да, эти люди собирались тебя пленить.

— А потом?

— И потом тоже. Катерину убить, тебя пленить. Но так получилось, что вы были неразлучны и никак не выходило, чтобы уничтожить одну, не подвергнув риску другого! Мне об этом Жерар уже из Италии написал. И я ему в Италию тоже ответ написала. Что можно плюнуть на покушения. Пока. Гораздо важнее, чтобы ты попал в Мино. Любым способом. И чтобы на обратном пути в Орден тебя попытались похитить! И тут… приятная неожиданность! Вы не поехали в Орден! Вы поехали прямо ко мне в лапы, в Мино! Признаться, ваш путь морем было тяжело отследить бедному Жерару! Но он предполагал ваш конечный путь, а значит, возможный маршрут. Он следил за вашей габарой с соседнего корабля. Он опередил вас всего на пару часов, успев предупредить меня о «нежданном» визите. И опять, я еле удержалась, чтобы не бросить вас в темницу сразу же! Но решилась всё же сперва послушать Жерара. И правильно поступила! От него я узнала, что вы ездили к папе римскому, но вернулся ты, Андрэ, весьма расстроенным. Ты чего-то хотел, но не получил желаемого. И вы отстали от посольства! И вы поехали в Мино! Ясно было, что вы собираетесь к другому папе! И вы сами мне об этом рассказали! Только объяснение дали дурацкое. Но ведь, дураку понятно, что у одного из пап есть некая вещь, которая вам нужна. И я решилась! Помните, я рассказывала вначале, какая сила у меня была в руках, в лице двух кардиналов? Я всё бросила ради тебя Андрэ! Я отдала свои козыри тебе! Но, конечно, я сперва убедилась, что ты тот, кто мне нужен!

— И… как же?

— Пф-ф! Ты и сам не заметил, как совершал здесь чудеса. Мелкие, но чудеса! Скажу по секрету, и никто бы не заметил, но я специально присматривалась! Помнишь, когда у тебя зажглись свечи в подсвечнике? Ты сказал, что раздул уголёк. Не было горячих угольков в жаровне! И я не слышала звуков огнива, чтобы кресалом били по кремню. Но свечи загорелись! А помнишь, как исчезло вино из твоего кубка? Не перебивай! Я видела, что ты едва отхлебнул, но кубок внезапно опустел! А как исчезли «нарисованные» шрамы? Да так, что на платке, которым тебя вытирали, не осталось следов краски? Платок остался чистым, а шрамы исчезли! А ещё я специально подстроила, чтобы за одним из ужинов тебя как следует напоили. И я лично видела, как неохотно, но ты выпил изрядное количество вина. Но наутро ты был свеж и здоров! Не может человек после таких возлияний быть свеж и здоров, уж поверь моему опыту! Значит… значит, ты лечишься магией? И я провела ещё один опыт! Да-да, та самая девушка Диана, которая «случайно» тебя ранила. Мы всё утро тренировались, чтобы было похоже на случайность! А уже через пару часов я взяла тебя за раненую руку а ты и не почувствовал! Нет, милый Андрэ, можешь придумывать любые отговорки, но ты и есть тот жрец, про которого говорится в этом письме! И я сделала на тебя ставку! Не вздумай меня разочаровать, Андрэ! Это чревато.

Между прочим, от каждого из двоих кардиналов из Перпиньяна приходил посыльный с письмом. Оба пишут, что устроили вашу встречу с папой. После этого вы моментально исчезли. Это значит, что вы получили то, что хотели. Не крути головой, Андрэ, я не поверю, если ты скажешь, что это не так! Знаешь, когда посланцы принесли письма, а вас всё ещё не было, я так испугалась! Я подумала, что вы исчезли навсегда! Вместе с моим роскошным будущим! Но, нет… Птички вернулись, и попали в клетку!

Александра перевела дыхание.

— Теперь о том, что мне от тебя нужно, Андрэ. Золота, конечно. Много золота. Власти. Мне нужно, чтобы окружающие люди мне подчинялись. Может это сделать твоя магия? Думаю, может! Я хочу, чтобы каждый человек, услышавший мой приказ, воспринимал его, как своё собственное, самое сокровенное желание и готов был выполнить его, даже ценой жизни. Я хочу…

И тут в дверь постучали.

— Кто посмел⁈ — гневно развернулась всем телом к дверям Александра.

Дверь робко приоткрылась, в щель проскользнул один из стражников, чуть не на цыпочках подкрался ближе к рыжей кузине и принялся что-то нашёптывать ей на ухо.

— Ещё один монах? — округлила она глаза, — Хм… ну, ладно… иди! Я сейчас.

Стражник выскользнул за дверь, а Александра долгим и пристальным взглядом смерила нас обоих.

— Я вынуждена прерваться, — холодно заметила она, — но наш разговор не закончен. Милый Андрэ! Если ты откажешь, мне придётся прибегнуть к весьма суровым мерам. Я буду по кусочкам резать… твою подружку! Да-да, не дёргайся так. Мне Катерина ни к чему, а тебе будет неприятно видеть, как её режут и пилят на твоих глазах… Ах, Андрэ! Ну, почему бы тебе не сменить её на меня⁈ Мы же с ней так похожи! Я буду мила и весела, а в постели доставлю тебе целое море наслаждений! В отличие от Катерины, я это умею! И зажили бы мы счастливо! А?.. Ой, не гляди на меня так… Ну, нет, так нет… Я же не настаиваю! Но помни, милый Андрэ, что жизнь твоей подружки зависит от того, насколько ты будешь со мной покладист! Впрочем, мы ещё побеседуем об этом, когда я вернусь!

Александра порывисто встала и нервно зашагала прочь по коридору. Громыхнула дверью. Противно заскрипел закрываемый снаружи замок. И нас накрыла оглушительная тишина. Как-то опять, самым естественным образом, мы обнялись с Катериной. Молча. Говорить было не о чем.

Глава 23 Карты вскрыты

Бог хранит дураков и детей, говорит пословица.

Это сущая правда. Я это знаю, потому что проверял на себе.

Марк Твен.

Я думал, что Александра вернётся к нам через полчаса-час, уж очень серьёзный разговор зашёл. Я бы сказал, для кое-кого, жизненно важный разговор. Но прошли час, два, три… время неторопливо подползло к полудню, а никто в темницу не спускался.

— Всё, как ты предсказывал, — вздохнула Катерина, — Мрачная неизвестность, надежда, опять тягучая неизвестность, когда надежда тает и улетучивается, и опять надежда, за которую так и манит ухватиться… А в конце — убьют…

— Может, всё и не так печально? — предположил я, — У нас, как-никак, взаимный интерес! Я нужен Александре, а мне нужна ты. Может, договоримся? А может быть, вообще, открыть ей всё? И вместе искать волшебный рубин? Она будет думать, что это для неё, а на самом деле я этот проклятый рубин разобью в конце поисков?

— Это ты будешь думать, что рубин ищется для тебя! — возразила Катерина, — А в конце и не заметишь, как Александра останется в выигрыше, а ты — на плахе!

— Так что же, отказываемся от её предложения? Ты слышала чем она грозила…

— Согласиться ей помогать — это всё равно, как подарить волку стальные зубы! — отчеканила Катерина, — Лучше пусть меня до смерти замучат, пусть тело режут и кости пилят… пусть! Но чтобы помогать… ни за что! Ты хоть понимаешь, зачем ей золото и власть⁈

— Зачем?..

— Чтобы было ещё больше власти! И золота! И ещё власти! И опять золота! И так по кругу, бесконечно! Дай ей власти и золота, так она такую войну развернёт, что все предыдущие сражения детскими игрушками покажутся. Подумай сам: она, баронесса, стала графиней. Не по праву рода! А хитростью, коварством, лицемерием и жестокостью. И что? Она довольна? Нет! Её хочется ещё и ещё! Допустим, дашь ты ей титул герцогини. Ты думаешь, успокоится? Нет! Королевы? И титул королевы её не остановит! Императрицы? Ох, боюсь, что и этого ей будет мало! А сколько от её амбиций народа поляжет — ей плевать!

— А может, это хорошо? В конце концов будет единый народ, единый язык, единые законы… И всё под властью единой правительницы?

— Первое: а сможет ли она весь мир покорить? Ведь она обязательно захочет подчинить и Китай, и Индию, и всех прочих… Если в Китай только добираться два года, то это можно смело назвать бесконечными войнами! И второе: а сможет ли она такой махиной управлять? Что, других амбиционных правителей не будет? Они куда-то исчезнут? А это значит, что даже если она покорит Европу, всё равно удержать все земли под своей властью не сможет. Постоянно, то тут, то там, какие-то королевства и герцогства будут стремиться отколоться от этой империи. А значит… опять же, бесконечные войны. Вот что её ждёт! Только она этого не понимает. А ты ещё раздумываешь, не помочь ли ей побольше народа угробить! Ты мне, помнится, рассказывал, что у магии другие задачи!

— Н-да… — вздохнул я, — Похоже, ты права. Кстати, а кто такие тамплиеры?

— Военный рыцарский орден, наподобие крестоносцев. Рыцари Иерусалимского Храма Господня. Храм — это тампль. Отсюда тамплиеры или храмовники. Основан для защиты паломников, идущих поклониться гробу Господню на Святой земле. Просуществовал чуть меньше двухсот лет, но за это время сумел фантастически разбогатеть!

— Ну, вряд ли богаче крестоносцев, с их «золотой башней», — усмехнулся я.

— Куда там крестоносцам до тамплиеров! — убеждённо возразила Катерина, — Слабаки крестоносцы против храмовников! И вот это-то богатство их и погубило.

— Не понял…

— Чего непонятного? У них в должниках ходили все короли Европы! Особенно, король Франции. Ну и… подумав хорошенько… французский король решил, что если не будет тамплиеров, то и долги отдавать будет некому! Папа римский жил тогда в Авиньоне, под рукой французского короля. Ну и состряпали дельце! Обвинили тамплиеров в том, что они, дескать, безбожники, еретики, сатанисты… И пошло! Всех тамплиеров арестовали и пытали.

Я вспомнил свою «ордалию» и непроизвольно вздрогнул.

— И… что? — уточнил я.

— Подавляющее большинство с негодованием отвергло обвинения. А пытки были жесточайшими! Это не просто плетью спину исполосовать или ногти с пальцев содрать. Это было страшнее! Но, да, были некоторые, которые под пытками признались, что совершали жуткие преступления: вешали на стену перевёрнутые распятия, поклонялись дьяволу Бафомету — тьфу-тьфу-тьфу! Прости, Господи! — что ставили идолов, изображавших этого дьявола и именно идолы, чудесным образом, давали им неисчислимые богатства… ну и всё такое, подобное.

— Как ты сказала? — напрягся я, — Что они получали богатства с помощью чудес? А… не было ли там признаний про перстень с рубином⁈

— Вроде не слышала такого… — хорошенько пораздумав, сказала Катерина, — А, впрочем, и быть не могло! Тамплиеры попросту развернули по всей Европе сеть кредитных организаций. Вроде банков. Хочешь получить щедрый заём? Иди к тамплиерам! Хочешь открыть своё дело, но не хватает средств? Иди к тамплиерам! Хочешь обезопасить свои сокровища? Положи их на хранение в крепость тамплиеров! Ибо это неприступная крепость под охраной непобедимых рыцарей! Но за всё это нужно заплатить малую денежку… Там грошик, сям грошик, а в результате — полноводная золотая река! И никаких рубинов не нужно!

Ну вот, тамплиеров уничтожили, богатства их поделили и присвоили, а чтобы объяснить это народу, стали рассказывать всякие страшилки. Мол, христопродавцы, кровь младенцев пили, приносили в жертву дьяволу невинных девиц, а потом их обескровленные, холодные трупы насиловали, и ещё чего покруче. Народ верил… Сам слышал, когда шкатулку нашли, её даже открыть побоялись: вдруг там что-то сатанинское⁈ Потом вовеки не отмолишь, так и пойдёшь с грешной душой на Суд Божий…

— Понятно… Все остались в выгоде: король списал огромные долги, а папа наложил лапу на имущество тамплиеров. И, пожалуй, продолжил их дело?..

— Ты что⁈ Это было бы подозрительно! Нет, до сих пор такого развития кредитной системы, как при тамплиерах, в Европе нет! Разве что, в Италии? А имущество передали другому ордену, госпитальерам, или Ордену святого Иоанна. Но да, поскольку те подчиняются папе, то папа мог эти денежки получить в любой момент.

— Понятно… — повторил я, — Где же эта Александра⁈

— Пообещай мне! — вдруг сказала Катерина, — Пообещай мне, что ты притворно согласишься на требования кузины! Ты скажешь, что тебе нужно выйти из темницы, а в качестве залога, пусть оставят в подземелье меня. И как только ты выйдешь, ты тут же улетишь от неё подальше! И сделаешь всё, чтобы кузина тебя не нашла! А про меня забудешь и не будешь пытаться меня спасти! Потому что иначе ты снова попадёшь в ловушку! Обещай!

— Это невозможно!

— Это возможно, и это необходимо! Обещай!

— Не буду…

— Мне что, на колени перед тобой встать⁈ Обещай сейчас же!

— Мне надо подумать! Может быть, есть другой выход!

— Нет другого выхода! Обещай!

— Нет! Я подумаю…

Катерина надула губы, но объятий не разомкнула. Да оно и понятно, с каждой минутой становилось всё холоднее.

Я слышал, что сытая птица не может замёрзнуть в любой, самый лютый мороз. Дай ей вволю корма, и она выдержит самые ужасные холода. Может, и люди так? Вчера мне казалось, что в камере прохладно, а сегодня, когда мы уже сутки не ели, я чувствовал самый настоящий холод. А как маняще тянуло теплом от оставленной Александрой жаровни! Как хотелось из темницы в тепло замка, к накрытому столу! Кажется, на всё можно согласиться, чтобы избавиться от этого, промозглого холода, от которого тело непроизвольно вздрагивает и покрывается мурашками! Наверное, это тоже часть дьявольского плана Александры! Включая оставленную «случайно» жаровню, как приманку.

* * *

По ощущению, давно прошло время обеда, а рыжей кузины всё не было. Свет в крохотных окошках постепенно начал меркнуть, значит, наступает ранний, зимний вечер. Жаровня уже давно прогорела, и перестала манить недостижимым теплом. Мы с Катериной всё так же сидели, обнявшись, только теперь ещё и оба дрожали от холода. Я с тревогой вглядывался в посиневшие губы девушки. Если эта Александра не поторопится, мы оба попросту замёрзнем!

Ну, наконец-то! Послышались шаги и заскрипел замок. Мы с Катериной переглянулись. Сейчас всё решится!

Дверь распахнулась и я увидел силуэт человека с факелом в руке:

— Ваше сиятельство? Вы здесь?

— Мишель⁈ — удивилась Катерина и тут же горько поджала губы, — И ты здесь!

— Ваше сиятельство! — обрадовался тот, кого назвали Мишелем, — Вы нашлись!!

— Что ты хочешь сказать⁈

— Страшное дело!! — Мишель прошёл по коридору ближе к камере и оказался пожилым, сгорбленным человеком. Он торопливо пристроил факел на стене и принялся звенеть ключами, пытаясь открыть замок камеры, — Страшное дело, ваше сиятельство!

— Говори яснее! — к Катерине возвращалось самообладание.

— Так, куда уж, яснее! Карета ваша есть, а вас самой нету! А тут кузина ваша несвежими грибами отравилась! А по всему замку трупы находят! Зарезанные! Пять зарезанных трупов уже нашли, шутка ли⁈ Страшное дело, ваше сиятельство!

Замок камеры наконец-то лязгнул, открываясь.

— Эк вы, ваше сиятельство, промёрзнуть изволили! — бормотал Мишель, — Позвольте вам помочь! А этот… который в вашей камере… ему тоже можно выходить или тут его оставить?..

— Можно выводить… — улыбнулась уголками синих губ Катерина, — Да ты не молчи, Мишель, ты рассказывай!

— Так, что рассказывать-то? Мы тут сами все в растерянности! Стражники говорят, что ещё вчера ваше сиятельство приехать изволили… И, вроде как с её сиятельством, графиней Александрой встретились. А потом, как сквозь землю! Я уж приходил к графине Александре, спрашивал. А она глазами, вот так, сверкнула, да и говорит, мол, не твоего ума это дело и графиню Катерину искать не нужно. Как же не нужно-то?.. Мне и невдомёк… Пошёл слуг спрашивать, дескать, отвечайте, мерзавцы, где графиня Катерина пребывать изволит⁈

— Мишель ля Дюэм — управляющий замком, — наконец-то представила старичка Катерина, — Продолжай, любезный Мишель!

— Да! Так вот, спрашиваю я всех встречных и поперечных, а одна служанка, Диана её звать, и отвечает, что госпожи графини не видела, а видела только её служанку-немку, которая по-французски и сказать ничего не может. Она, дескать, вещи госпожи Катерины носила в Голубую комнату. Ну, думаю, может, хоть знаками, объясниться с немкой сумею? Где, спрашиваю, та служанка? А мне отвечают, что её схватили и в пыточную потащили! Что за чудеса?..

Мы коротко и тревожно переглянулись с Катериной.

— Дальше! — потребовала девушка.

— А что дальше? Осторожно, ваше сиятельство, здесь ступенька! Дальше пришла мне в голову мысль, что вы в гости укатили. У нас как раз вчера, в это время, баронесса Сюзанна из гостей уезжала — вы же помните баронессу Сюзанну? — так вот, я и подумал, может, вы на её карете, в гости на денёк?.. Глупо, конечно, но вдруг у вас лошадь охромела? Или ещё что? Потому что в замке вас найти никто не может!

Верите ли, ваше сиятельство, ночь не спал! Всё голову ломал, как же так? Ну не похоже на вас, чтобы вот так, никого не предупредив… Наутро опять к её сиятельству, графине Александре пошёл… Ох, она меня отругала! Грозить изволила… Да… А я, ведь, что? Я же пользы для! А ближе к обеду первый труп отыскался. Жерар де Шёйи, начальник личной стражи госпожи Александры, она его с собой из своего баронства привезла, когда у нас поселилась. Страсть Божья! В спину зарезан! И нашли-то его случайно, во рву, что наш замок окружает. Ночью снег выпал, так стражник на стене заметил, что что-то чернеет на белом. Пошли глянуть — а оно вон что! Сперва думали, что случайно со стены свалился, мало ли, вдруг голова закружилась? Или поскользнулся? А он зарезан! Побежал начальник караула — им как раз Себастьен был — госпоже Александре доложить, так она и его отругала! А тут новая напасть! Приехал к нам некий монах… Сюда, пожалуйте! Приехал монах, с каким-то письмом. А уж господа и гости отобедать изволили. Но её сиятельство приказали им с монахом небольшой столик накрыть в отдельном кабинете. Для приватного разговора. И вот, смотрю, бежит доктор, рядом бежит одна из служанок… Что такое⁈ А они мне: госпожа Александра помирает! Я за ними бежать! Ещё кто из слуг, кто увидел, тоже за нами! Вбегаем мы в Фиолетовую комнату, а там… Матерь Божья! Её сиятельство уже последние мгновения доживает! Изо рта пена, сама аж позеленела… Девка, что им прислуживала, говорит, аккурат, после того, как её сиятельство изволила грибочков отведать, с ней и приключилось! Понятно, что пытались водой отпаивать, за врачом послали, только не успел врач. И графиня Александра сказать ничего не успела. А повара, что грибы готовил, мы схватили! Сюда, ваше сиятельство! Вот она, госпожа Александра, упокой Господи, душу её!

Рыжая кузина лежала на широкой скамье, в том самом платье, в котором она спускалась к нам. Под голову ей сунули небольшую подушечку, руки благостно скрестили на груди. Чья-то заботливая рука оттёрла у неё с лица пену, про которую говорил управляющий, и Александра лежала с чистым лицом… если так можно выразиться! Потому что лицо было бледно-зелёным, с какими-то голубоватыми пятнами, вроде клякс. И руки были такого же цвета. Сразу видно: отравилась!

— Где монах? — отрывисто спросила Катерина, не отводя взгляда от кузины.

— Я здесь, — прошелестел ответ, — Позвольте представиться: смиренный…

— Позже! — перебила Катерина, — Я прошу вас никуда не уходить! Нам нужно будет с вами о многом побеседовать.

Монах молча поклонился.

— Где повар?

— В пыточную повели. Куда же ещё?

— Я в пыточную! Андреас, ты со мной?

— Конечно!

— Позвольте проводить вас, ваше сиятельство? — засуетился Мишель ля Дюэм.

— Да-да, разумеется… И продолжайте рассказывать.

— Так вроде, уже всё рассказал… Госпожу Александру я приказал пока оставить, как есть, только для приличия, на лавку переложить, да лицо ей мокрым полотенцем вытереть, тут как раз посыльный вернулся. Я же не выдержал, послал-таки человека к баронессе Сюзанне, спросить, не изволили ли вы с ней прокатиться… хм! Оказывается, нет! Я опять по всему замку народ отправил: не случилось ли беды?.. Здесь направо, ваше сиятельство! И что же? Ещё четыре трупа! Слава Богу, вашего среди них не было! Но всё люди из личной стражи госпожи Александры! О, Господи! А вас нет, как нет! Как сквозь землю! И вот тут-то мне в голову и стукнуло! Может, не сквозь землю, а под землю? В смысле, в подземелье замка? Эх, думаю, пойду проверю! Пусть смеются, но всё равно, пойду и проверю! Это я от отчаяния, ваше сиятельство!

— Спасибо, Мишель! — очень серьёзно ответила Катерина, — Я тебе жизнью обязана!

— А вот и пришли, ваше сиятельство! Ох, не нужно бы вам сюда… Не очень это весёлое место, прямо сказать! Не все девицы такое выдерживают!

— Открывай!

Надо сказать, что мы снова спустились в подземную часть замка, правда, немного с другой стороны. Это понятно. Удобно преступников из пыточной по камерам разносить или наоборот, из камер в пыточную тащить. Тем более, если это особые преступники, которых не нужно видеть посторонним глазам. И, хотя я немного согрелся от ходьбы, но всё же спускаться обратно в холодное подземелье было не очень приятно. Но, когда дверь в пыточную открылась, я понял, что опасался холода зря. В пыточной было не просто тепло, там было жарко! Кряжистый, пузатый мужик, словно мясник, накинувший на себя кожаный фартук, чтобы на одежду кровью меньше брызгало, задумчиво перебирал подозрительного вида железки, лежавшие перед ним на столе. Ещё несколько железок лежали в жаровне с углями, постепенно накаляясь до красноты.

У стены, напротив палача, крепкими верёвками были прикручены трое пленников. Двоих я знал отлично: Эльке и Трогот. Третий, низенький, полненький, с жиденькими волосёнками, наверняка был тем самым поваром, отравившим Александру.

Эльке, в одной нижней рубашке, висела, подвешенная за балку, проходившую через всю пыточную. Её запястья были скручены верёвкой, а другой конец этой верёвки перекинули через балку и сильно подтянули вверх, отчего Эльке могла стоять только на самых кончиках носков. Силы так стоять у неё давно уже кончились и она безвольно обвисла, потеряв сознание. Запястья девушки распухли, покраснели, и казались сильно растянутыми.

Трогот был привязан к стене лицом. Его руки были раскинуты в стороны, и каждая рука привязана к своему крюку на стене. Его голая спина была словно исчерчена кровавыми письменами. Да и не только спина. Видно было, что умелый палач так хитро наносил удары плетью, чтобы непременно попасть не только на спину, но и по бокам, где кожа не такая грубая и оттого боль резче. Его голова тоже бессильно поникла и он казался без сознания.

Третий пленник, совершенно обнажённый, сидел в специальном кресле, прикрученный так, что не мог бы пошевелиться. Распахнутыми в страхе глазами он следил за приготовлениями палача, и лицо его было бледным и потным. Но его, кажется, ещё не начинали пытать.

Услышав шум в дверях, палач оглянулся и, увидев нас, поклонился, неуверенно и неуклюже.

— Ваше сиятельство!.. — тонко и пронзительно завизжал тот, кого я определил поваром, — Ваше сиятельство! Богом клянусь: не виновен! Я же каждый грибочек, собственными руками… Не было там мухоморов и поганок! Не было! Ваше сия… тель…

И мужик зарыдал, горько и беспомощно. Егоголова тоже была прикручена к этому специальному креслу, и он не мог её опустить. Поэтому всем было видно, как по его пухлому, бледному лицу катились крупные слёзы.

— Почему я тебя не знаю? — жёстко спросила Катерина, обращаясь к палачу.

— Её сиятельство, графиня Александра, привезла меня из своего замка, — ещё раз попытался поклониться палач, и снова неуклюже, — Мессир Николя, к вашим услугам…

— Мессир Николя! — ей Богу, тоном, которым говорила Катерина, можно было верёвки резать! — Мессир Николя! Немедля освободить пленников! Всем оказать врачебную помощь! А вы лично… сегодня вы ещё пребудете у меня в замке, а завтра с утра, все, кто приехал сюда вместе с графиней Александрой, будут отправлены обратно. Вы тоже. Инструменты оставить, а самому подготовиться к переезду. Что вы стоите⁈ Снимайте пленников!

Мессир Николя пожал плечами, похоже, не слишком удивившись.

— Фабьен! — позвал он.

Из-за ширмы выглянул ещё одни человек, как и палач, в кожаном фартуке, по всей видимости, подручный палача. Он молча кивнул, взял со стола нож, и принялся резать верёвки, которым был привязан Трогот. Сам мессир Николя готовился подхватить падающее тело.

— Ваше сиятельство! — несколько ошеломлённо уточнил Мишель ля Дюэм, — А разве… повара вы тоже освобождаете?.. Он же отравитель!

— Вам повторить мой приказ? — ледяным голосом поинтересовалась Катерина, — Я сказала освободить всех троих! И всем троим оказать медицинскую помощь! Лучше распорядитесь, чтобы сюда поторопились слуги, которые могут перенести пытаемых! В том числе, девушки, для моей горничной!

— Ей-то зачем? — не понял управляющий, — Ведро воды плеснуть, чтоб в себя пришла, и сама дойдёт.

— Не дойдёт, — неожиданно вмешался мессир Николя, — Её сиятельство правду сказала. Мы во время пытки ей раскалённое железо под ноги подкладывали. Не дойдёт…

Управляющий слегка побелел, нервно кивнул и поспешил прочь.

Тем временем, Трогота уже освободили от верёвок и положили животом вниз на невысокое ложе, стоявшее в углу. Помощник палача достал лесенку, прислонил её к стене, вскарабкался наверх, и принялся резать верёвки на запястьях Эльке. Сам палач опять был готов подхватить тело.

— Пойдём, — мотнула мне головой Катерина, — Здесь и в самом деле… не слишком весёлое место!

Мы шли переходами, торопясь выйти из подземелья, а нам навстречу уже спешили слуги и служанки, посланные управляющим Мишелем.

— Ты уверена, что повара тоже нужно освободить? — тихонько спросил я.

— А ты разве не видел трупа Александры? — задала встречный вопрос Катерина, — Разве ты не видел, что это отравление не грибами? От грибов кожа не зеленеет!

— Но тогда…

— Вот именно! И мне очень хочется поскорее побеседовать с тем монахом, который был наедине с моей кузиной, в момент её смерти!

* * *

Мы не кушали уже сутки, перенервничали и замёрзли, были на волосок от смерти, но Катерина наплевала на всё это и принялась наводить порядок. В смысле — отдавать распоряжения. И, знаете, я ей восхищался! Казалось бы, зачем ей это всё? Она через день-два, может, через три, в зависимости от здоровья Трогота и Эльке, уедет отсюда. И, пожалуй, никогда больше не вернётся. Но к ней шли люди, и она судила-рядила, распоряжалась и наводила порядок в замке. Она определила, кто именно будет обмывать и обряжать покойницу Александру, во что именно обряжать, где и как выставлять тело для прощания, кто и где будет её отпевать, и почему именно тело отвезут в замок графини Александры, а не будут хоронить в фамильном склепе графов де Мино… Она собрала всех тех, кого Александра привезла с собой, и объявила, что с утра они все отправятся к себе обратно. При этом посчитала количество лошадей и подвод, которые отвезут слуг и служанок, кто именно будет править подводами, какая при этом будет охрана, что они возьмут с собой из продовольствия, чтобы подкормиться в пути, кто это продовольствие им приготовит, когда подводы вернутся обратно, кто будет старшим в пути и кто доложит ей о выполнении задания. Понимаете? До самой мелочи во всё вникла и приняла решение!

Потом собрала поваров и объявила, что она верит в невиновность того, обвиняемого в отравлении, повара. И хотя она не стала вдаваться в объяснения, но я видел, как лица людей просветлели.

— Я верю в его невиновность! — заявила девушка, — А если я верю, то кто вы такие, чтобы подвергать мои решения сомнению⁈ Его величество король доверил мне судить моих подданных и, как судья, объявляю всем и каждому: оправдан! Старший повар! Вернуть человека на своё место у плиты, и не дай тебе Бог, если ты обидишь его лишней подозрительностью! Я проверю! Лично!

У бывшего подозреваемого, уже прилично одетого, опять текли слёзы по щекам, и он пытался рухнуть на колени, но по мановению руки Катерины, его подхватили и поддержали с двух сторон.

Потом был заслушан врач, который объявил, что пациенты, конечно, пострадали, и было бы странно, если бы после посещения пыточной, не пострадали, но слава Богу, повреждения не фатальные. Похоже, что допрос длился не слишком долго, да и количество допросов явно можно было исчислить на пальцах одной руки… Катерина прямо спросила доктора, сколько потребуется времени для полного излечения. Доктор растерянно покрутил пальцами в воздухе и неуверенно сообщил, что через неделю пострадавшим можно будет приступать к прямым обязанностям, а полное излечение произойдёт уже потом, в течение ещё трёх-четырёх недель… Но ведь, та же девушка, может же помочь своей госпоже одеться? А если при этом она будет слегка морщиться от боли в обожжённых ступнях, то добрая госпожа графиня ей это простит?..

Я наклонился к уху Катерины и шепнул, что я попытаюсь исцелить наших пострадавших с помощью перстня. Легко! Положить им ладонь на плечо, так, чтобы перстень, надетый на палец, касался кожи пострадавшего. И перстень сделает своё дело! Я уверен, дня через три Эльке и Трогот будут чувствовать себя гораздо лучше, чем предполагает уважаемый господин доктор! Катерина улыбнулась и милостиво кивнула доктору.

Потом она собрала стражу. Наградила за бдительность того, кто рассмотрел с высоты стены подозрительную чёрную кучку, оказавшуюся зарезанным Жераром. Приказала пересмотреть состав смен, в связи с тем, что часть стражников завтра отправятся домой. Да-да, те самые, которые приехали вместе с госпожой Александрой. Ах, из их состава были даже старшие смен? Ну, тогда надо и старших смен назначить! Своих. Из проверенных, надёжных воинов. А кроме того, нужно выделить четыре человека из бывших военных для сопровождения трупов. Один из них — тот самый Жерар де Шёйи, второй — Этьенн де Шатийон. Первого нужно отправить в замок Шёйи, второго, соответственно, в Шатийон-сюр-Сен. Да подобрать таких, чтобы посланные смогли внятно и толково объяснить родственникам, что благородные господа Жерар и Этьенн пали на своём посту, доблестно сражаясь с группой бандитов, подло напавших со спины… Они пали, но и бандиты были перебиты! И, в знак признательности, графиня Катерина готова выплатить родственникам по двести золотых монет — сумму, которую могли бы получить благородные стражники за весь будущий год…

Да, были ещё трое убитых подобным образом. Но — увы! — никто не знает кто это такие и откуда они родом. Жерар знал, но он уже не ответит на вопросы… Поэтому, покойников подготовить, отпеть, и с воинскими почестями похоронить на общем кладбище, что возле городской церкви! С какими воинскими почестями? Ну, откуда ей, хрупкой девушке, знать про эти воинские почести⁈ Наверное, какое-нибудь шествие отряда стражников, когда по знаку командира, весь отряд выхватывает мечи и салютует погибшим? Пожалуй, такое действие окажет потрясающее воздействие на зевак из числа горожан!

Потом Катерина уточнила, кто из гостей находится в замке, по каким вопросам они прибыли и какого решения дождались или ещё ждут. И дала некоторые распоряжения управляющему по этому поводу.

И только потом, устало повернулась ко мне, и хищно улыбнулась:

— Я готова побеседовать с монахом! Точнее, пригласить его на совместную трапезу! Я голодная — жуть! И чтобы на столе обязательно было блюдо с грибами! Андреас, я распоряжусь, а ты умойся, побрейся, и через полчаса приходи в Фиолетовую комнату, где была опочивальня Александры. Именно там мы побеседуем со святым отцом. Ты же не откажешься отобедать и послушать нашу беседу?

— Не откажусь! — признался я, — Особенно, отобедать!

— Всё бы тебе жрать да жрать! — подмигнула Катерина.

Глава 24 Развязка

Ему везло в карты чаще, чем полагается порядочному человеку.

Никита Богословский.

Я привёл себя в порядок и теперь шёл в Фиолетовую комнату, а сам думал: и чего девке дома не сиделось? В смысле, Катерине? Она же прирождённая хозяйка! Если ей потребуется на крышу донжона залезть, ей даже говорить ничего не надо. От одного взгляда, слуги сами ступеньками уложатся, до самой крыши. И будут счастливы, если она соизволит по ним пройтись. Потом вспомнил про папенькино обещание и её нежелание выходить замуж за старика. Ну-у… тоже характеризует девушку. Брак — это же взаимная ответственность? И она не хочет брать на себя обязательства, заведомо для неё неисполнимые. Вот в таких размышлениях я и пришёл в Фиолетовую комнату.

Мило. Уютно. Чувствуется, что здесь жила молодая женщина — тут и там разбросаны предметы женского туалета: гребни, ленточки, заколки… Похоже, не часто сюда заходят служанки для уборки, а если и убираются, то под бдительным хозяйским присмотром. Я видел подобное, когда хозяева, в таких комнатах, в потайных местах, хранили фамильные сокровища…

Катерина была свежа, румяна, и казалась ни чуточки не уставшей. По всей видимости, она успела наскоро вытереться влажным полотенцем, переодеться, завиться, поправить косметику… и когда только⁈

— Ваше сиятельство изволили меня искать? — прошелестел голос из-за моей спины, и я невольно сделал шаг в сторону, оглядываясь.

Монах умудрился подойти совершенно неслышно. Средних лет, в серой сутане, перевязанной грубой верёвкой, с толстыми, хитро завязанными узлами, и сам какой-то серый, неприметный.

— Да, — весело откликнулась Катерина, — И я приглашаю вас отужинать с нами. Так сказать, в тесном кругу.

— Благодарю, но я недавно отобедал… — поклонился монах, — Смиренный служитель Ордена святого Франциска, брат Элоиз, к вашим услугам…

— Вы отобедали, а я приглашаю вас отужинать! — возразила Катерина, — К тому же, признаться, мы с господином Андреасом голодны, но это было бы некрасиво, вкушать пищу не пригласив за стол окружающих. Итак?..

— Как прикажете, ваше сиятельство…

— Тогда прошу к столу!

Катерина хлопнула в ладоши и тут же засуетились слуги, расставляя по столу всякую снедь и наливая вино в бокалы. А потом, словно испарились. За накрытым столом остались только мы трое.

— Благословите трапезу, брат! — пригласила Катерина.

Монах встал и привычно произнёс слова благословения. Явно не в первый раз это делает!

— Да будет над нами милость Божья! — приподняла свой кубок Катерина.

— Во веки веков! — хором откликнулись мы с монахом.

После такого тоста принято пить до дна…

— Так с каким поручением вы прибыли в замок? — легко поинтересовалась девушка.

— Я принёс письмо хозяйке замка.

— От кого?

— От его высокопреосвященства, кардинала Жеральда ля Фальеро.

Мне показалось, что монах сделал крошечную заминку перед ответом. Как бы прикидывая, отвечать нам или уклониться от ответа.

— Это первый из двух, — вставил я.

Монаху эти слова будут непонятны, а Катерина сообразит, что это тот самый, который неосторожно писал письма. И тот самый, у кого Александра выкрала документ.

— Первый из двух? — вопросительно поднял на меня взгляд монах и тут же опять опустил его вниз.

— Не обращайте внимания, брат Элоиз! — мягко улыбнулась Катерина, едва заметно кивнув мне, — Давайте лучше поднимем бокалы за ваше здоровье! Наливайте!

— Вы слишком добры ко мне, ваше сиятельство!

Тем не менее, монах сделал глоток вина и поставил бокал на место.

— Ну, что ж… Вы принесли письмо хозяйке замка, я хозяйка… где письмо?

Катерина изящно резала ножичком пласт мяса в своей тарелке, накалывала на свою золотую вилочку и аккуратно отправляла кусочки в рот. Словно нехотя. Словно не голодна.

— Но я отдал письмо другой девушке! — нахмурился монах, — Мне сказали, что это и есть хозяйка! Неужели меня…

— Нет-нет… Мы обе хозяйки. Мы кузины, и если вы заметили, очень похожи. Отдали Александре, и ладно… Письмо было запечатано?

— Да.

— И вы не знаете его содержимого?

— Нет.

— Но кузина при вас вскрыла письмо и прочла его?

— Да.

Однако, какой немногословный монах нам попался!

— Да вы угощайтесь, угощайтесь! — подбодрила его Катерина, — А то, право, неловко: вы сидите, а мы с Андреасом вкушаем… И, прошу вас, оцените вино! Такого вы больше нигде не найдёте! Вот так… Значит, кузина прочла письмо?

— Да.

— И куда она его потом дела?

— Э-э-э? — явно растерялся монах.

— Я спрашиваю, куда моя кузина положила прочитанную бумагу? Вы были вдвоём…

— Втроём! Ещё была служанка, которая прислуживала!

— Пусть втроём. Но за столом вы сидели вдвоём! Вы не могли не заметить, куда Александра положила прочитанное письмо! Так, куда же?

— Э-э-э… она положила его в шкатулку! — монах ещё ниже склонил голову, пряча взгляд.

Между прочим, отличный приём, если вы хотите скрыть свои мысли. Глаза — это как омуты, ведущие в глубину души. Но хорошенько приглядевшись, можно рассмотреть в этих омутах даже песчинки, которые осели на дно! Во всяком случае, так мне говорил мой наставник, Фарн.

— В эту шкатулку? — Катерина указала на ту самую шкатулку, которую мы видели в руках Александры в подземелье. Теперь она, несколько кривовато, стояла на краю комода.

— Да.

— Правильно… Именно так мне рассказала и служанка, которая вам прислуживала. Но вот, что интересно: теперь шкатулка пуста!

Катерина встала, открыла шкатулку и перевернула её. Шкатулка и в самом деле была совершенно пустой.

— Вы можете объяснить, куда делось письмо из шкатулки?

— Откуда же мне знать?..

— Да или нет?

— Нет.

— Но именно вы оставались наедине с покойницей! Когда кузине стало плохо, вы отправили служанку за доктором, а сами остались, пытаясь оказать ей помощь. Служанка убежала, а вы какое-то время были наедине. Александра умерла. А бумаги из шкатулки пропали. И вы не знаете, где они…

— Это было не совсем так!

— А как же?

— Я действительно пытался помочь вашей кузине. В меру моих скромных сил. Я действительно послал служанку за доктором. Но служанки не было буквально минуту! В коридоре она наткнулась на другую служанку и именно её отправила вызывать доктора. А сама вернулась к своей хозяйке. А я всё это время был с пострадавшей! Спросите служанку!

— Я спросила. Служанка утверждает, что когда она убегала, вы поддерживали кузину за шею, и когда она вернулась, вы всё так же поддерживали её за шею… Но вы даже верхнюю пуговку платья расстегнуть не догадались, чтобы облегчить пострадавшей вдох!

— Признаться, я растерялся… Не каждый раз на твоих руках молодые девушки умирают! А расстёгивать пуговки платья? Мне, особе духовного звания?

— Даже ради пользы пострадавшего? Боюсь, вы неверно понимаете слова «оказать помощь», брат Элоиз!

— Я растерялся! — упрямо повторил монах.

— Ну, допустим… Но куда, всё-таки, делись бумаги?

— Не знаю! Когда прибежал доктор, я вышел из комнаты, вместе со всеми. И больше сюда не входил, вот пока вы меня не позвали. Я не знаю, кто посещал комнату после врача! А кто-то же посещал? Вашу кузину нужно было обмыть, переодеть?..

— Да-да, конечно… Да вы угощайтесь, не стесняйтесь! Отведайте куриную ножку! Перед тем, как запекать, курицу маринуют в особом чесночном соусе, отчего вкус становится пикантным… И ещё глоток вина, я настаиваю!.. А вот ещё вопрос: кроме вашего письма, в шкатулке были и другие бумаги. И они тоже исчезли. Про них вы тоже ничего не можете сказать?

— Нет.

— Угу…

Катерина встала, рассеянно подошла к камину и присмотрелась к огню. Быстро взяла щипцы и подцепила что-то в глубине камина. И неторопливо возвратилась к столу.

— Андреас?

Я взглянул. В пальцах девушки виднелся, обожжённый со всех сторон, уголок бумаги, тот самый, с египетскими письменами, который показывала нам Александра сквозь прутья. Я кивнул.

— Вы хоть прочитать что-то успели, прежде чем бумаги в камин бросить? — печально спросила Катерина.

— Нет. То есть, — спохватился монашек, — То есть, «нет» — это в том смысле, что я ничего не бросал!

И он вытер вспотевший лоб.

— Кушайте-кушайте! — Катерина подвинула ему ещё тарелку.

— Но это… грибы!

— Да, — пожала плечами девушка, — Грибы. И что?

— Но…

— Кушайте на здоровье! Вот смотрите: я беру один грибочек на вилку и… ам! Вкусно!

Монах поднял глаза на девушку, встретился с её железным взглядом, вздрогнул, широко перекрестился, и подцепил гриб своей ложкой. И неуверенно положил его себе в рот.

— Вы получили от кузины ответ на письмо? — словно ничего не случилось продолжила расспросы Катерина.

— Ответ не требовался…

— Может быть, вместо ответа было что-то другое? Старые письма, например?

— Нет.

— А в шкатулке, кроме бумаг, было что-то ещё?

— Нет. То есть… В смысле, «нет» — это я не знаю.

— Да-да, я так и поняла…

Дальнейший ужин прошёл в полном молчании. К грибам больше никто не прикоснулся.

* * *

А я понял, почему после ужина с монахом, в моей тарелке была груда костей, в частности, свиных рёбрышек, а в тарелке Катерины сиротливо лежало лишь несколько косточек от куриного крылышка. А потому что потом был ещё официальный ужин с гостями! И я попал в странную ситуацию: пить приходилось много, потому что тостов было огромное количество: и во имя Божие, и в память покойной Александры, и во здравие Катерины, и в честь каждого из присутствующих, и опять во имя Божие… Пить приходилось, а закуска в рот не лезла! Брюхо было уже переполнено. Н-да!.. Предупреждать надо! Делая скидку, что я — балда, и сам не догадаюсь.

Монаха на официальном ужине не было. После нашего, приватного ужина, он смиренно попросил разрешения удалиться.

— Отпустить гостя на ночь глядя⁈ — всплеснула руками Катерина, — В какое положение вы меня ставите, брат Элоиз⁈ Для вас уже приготовлена одна из гостевых комнат!

— Это лишнее, — пробормотал монах, — Я вполне переночую на соломе в конюшне…

— Нет-нет-нет! И слышать не хочу! — притопнула ногой девушка, — Вы переночуете в гостевой комнате, а покинете замок не раньше, чем после утренней службы!

Монаху ничего не оставалось, кроме как склониться в поклоне.

Я прихлёбывал вино, в тщетной надежде, что тосты скоро кончатся, и раздумывал, почему Катерина не отпустила монаха восвояси? Вывод напрашивался только один. Катерина хочет убедиться, что монах не припрятал часть бумаг за пазухой, что все их бросил в камин. Потому что никому, кроме монаха, не придёт в голову открывать хозяйскую шкатулку. За такое можно обоих рук лишиться! А вдобавок обоих глаз! Даже если найдётся отчаянная дура, из служанок, которая в любопытстве приоткроет шкатулку, увидев бумаги, она с разочарованием закроет крышку. Но не бросит бумаги в огонь! Нет-нет, как ни крути, но это дело рук монаха. Он отравил Александру… мы выяснили, что повар этого не делал! Он отправил служанку за доктором… оставшись в комнате! Он понимал, что служанка может в любой момент вернуться, и времени у него почти нет. Схватить шкатулку, выхватить оттуда все бумаги, не разбирая, и швырнуть их в огонь камина, тщательно пошерудив там каминными щипцами. И тут же — обратно к покойнице! И вовремя! Дверь открывается, на пороге — вернувшаяся служанка… Но, могло быть, что часть бумаг монах сунул за пазуху? Тоже могло! А в камин он бросил только ту бумагу, где были начертаны непонятные для него египетские письмена. И тогда… он специально сделал, чтобы обгорелый уголок остался в глубине камина? Чтобы мы поверили, что сожжено всё? А хитрая Катерина поселила его в комнату, в которой можно подглядывать? Чтобы внимательные глаза рассмотрели как следует, есть бумаги у монаха за пазухой или нету? Ох уж эти интриги… Но, надо признать, поступила она совершенно правильно!

— Во имя Божие! — возвестила, последний на сегодня, тост Катерина.

— Во веки веков! — нестройно зашумели подвыпившие гости.

Уф-ф… Кажется, пытка вином кончилась!

* * *

В голове слегка шумело, когда я пришёл в свою комнату. Слава Богу, не ту, шикарную и помпезную! Катерина попросила меня переночевать сегодня в Фиолетовой комнате. Ну, мало ли? Монах мог не сунуть бумаги за пазуху, а быстро спрятать их где-то тут же, в Фиолетовой комнате. И ночью попытаться забрать. Вероятность мала, особенно, учитывая, что он просил позволения покинуть замок. Но, вдруг это игра? Знал, что не отпустят, на ночь глядя? В общем, я согласился. Сел к столу и уставился на пламя свечи.

— Нет, — решил я, хорошенько подумав, — Турнира в Бургундии я устраивать не буду! Скорее в Орден! Там меня, согласно указанию папы римского, окрестят, я стану добрым католиком и, может быть, по такому случаю, посвятят в рыцарское звание? В конце концов, в посольстве я проявил себя с хорошей стороны… Ну, или после заключения мира с поляками, по случаю окончания войны, будут организованы турниры? Ведь, будут? Не могут не быть? А пока суть да дело, я выведаю досконально, заезжал ли Ульрих фон Юнгинген в родовой замок? Или… или придётся искать в другом направлении…

В дверь осторожно стукнули два раза.

— Войдите… — несколько растерялся я, — Одиль⁈ О, Господи! Ну, сколько раз объяснять, не нуждаюсь я в подобных услугах! Ни от тебя, ни от Матье! Где она, кстати?..

— Я не по этому поводу, — скромно потупила глаза девушка.

Представляете⁈ Одиль! Скромно! Потупила глаза! Оказывается, она даже это умеет!

— А по какому? — насторожился я.

— Леди Катерина просила вас, сударь, зайти к ней. А мне приказала в это время безотлучно сидеть здесь.

— Уверена⁈ Если ты обманываешь…

— Не обманываю! Что я, дура, такими вещами шутить⁈

— Ну, смотри! Чтобы из комнаты ни шагу!

И я заторопился в Голубую комнату, давно уже облюбованную Катериной.

— Входи, Андреас! — отозвалась Катерина на мой стук.

Я вошёл в полумрак комнаты.

— Ты звала? — на всякий случай уточнил я.

— Звала, — вздохнула Катерина и завозилась под одеялом, пододвигаясь от края кровати ближе к центру, — Располагайся!

И указала на место рядом с собой.

— Н-н-не понял! — обомлел я.

— Чего не понял⁈ Садись, говорю, на край! Ох, Андреас! Наверное у меня нервный срыв, не хуже, чем у тебя в Перпиньяне! Меня колотит, я глаз закрыть не могу! Как закрою, так перед глазами, то темница, то покойная кузина, то этот монах-отравитель… Ты же понимаешь, что он отравитель⁈ Только доказать этого мы не сможем! И придётся его отпустить… А я к таким потрясениям не привыкла! Я хочу в монастырь, где тихо и спокойно! А вместо этого, оказывается, именно на меня были покушения по дороге в Рим! Из-за меня был убит ни в чём не повинный юноша Филиппо, который вёз письмо в Орден. А потом хладнокровно прирезали тех, кто на меня покушался! А я хрупкая девушка, и мне всего семнадцать лет! Нет, я понимаю, что очень многие в мои годы уже детей воспитывают, но всё равно, семнадцать лет, это даже не середина жизни! Мне страшно, Андреас! А всего страшней, что я не понимаю, кому можно верить, а кому нельзя. Нет, умом понимаю, что тот же управляющий Мишель мне добра желает, что слугам и служанкам просто невыгодна моя смерть… но это умом! А глаза закрою — и вздрагиваю! На людях была смелой и решительной, ну, так графини по-другому и не могут! А вот, осталась одна, и дрожу, словно овечий хвостик! Андреас! Посиди со мной! Только тебе я могу доверять безоговорочно! Посиди со мной, хотя бы до тех пор, пока я не усну!

— Бедная девочка! — вздохнул я, — Иди ко мне. Я тебя пожалею…

Катерина доверчиво придвинулась ближе, а потом схватила одну из небольших подушечек, положила её ко мне на колени, а потом улеглась своей головой на неё. И я увидел, как нервно и тревожно пульсирует жилка у неё на шее.

Мне пришла в голову идея.

— Подожди-ка! — попросил я, привставая, с трудом дотянулся до комода и ухватил там гребень. Снова сел и поправил подушку, чтобы Катерине было удобнее. А потом легко, невесомо, провёл гребнем по её волосам, раскинувшимся по всем сторонам подушки. И ещё, и ещё…

— Хорошо-то как!.. — еле слышно шепнула Катерина.

— Расслабься, — посоветовал я, — Не думай ни о чём! Думай только о том, что я тебе буду рассказывать! А я буду рассказывать… как один балда попал в новый мир! И ходил, разинув рот, потому что первый раз в жизни видел подкованных лошадей и рисунки, где люди нарисованы не только в профиль, но и анфас и три четверти…

И я, ровным, размеренным голосом, начал рассказывать свои приключения. Что-то она знала, что-то нет. Но я теперь рассказывал о своих мыслях, чувствах, страхах и надеждах. Мы никогда раньше не обсуждали этого. Это… личные переживания! Не для того, чтобы выставлять их напоказ. Но я чувствовал, что теперь можно рассказать обо всём. И никто не будет смеяться, не обзовут слабаком или нытиком, и вообще — поймут. Я рассказывал всё это так, как рассказывают сказки. И всё время расчёсывал гребнем волосы девушки.

Минут через двадцать я почувствовал, как потяжелела у меня на коленях её голова. Катерина обмякла, перестала напрягать спину и шею. И дыхание у неё стало ровным. И жилка на шее перестала бешено колотиться. Ещё через двадцать минут она засопела. И я понял, что она спит. Но я не стал останавливаться. Я всё так же водил гребнем и монотонно рассказывал о своих приключениях. Странно! Всего полгода прошло, а теперь они уже не казались мне страшными, а только забавными и удивительными. Наверное, ещё с полчаса я провёл наедине с ней. А потом спохватился. Скверно, если по замку поползут нехорошие слухи! Катерина не заслужила такого! Она чистый, добрый милый человек и верный товарищ, поэтому я не хочу, чтобы за её спиной перешёптывались грязные языки!

Осторожно и бережно я переложил подушку, вместе с головой Катерины, со своих коленей на кровать, убедился, что девушка безмятежно спит, и на цыпочках вышел из комнаты. У дверей Фиолетовой комнаты стояли двое стражников.

— Тс-с! — приложил я палец к губам, — Чтобы ни звука! Её сиятельство удостоила меня беседы, но почувствовала желание отдохнуть. Я ухожу, а госпожа Катерина собирается почивать. Если кто-то из вас, мерзавцев, посмеет стукнуть или звякнуть, потревожив сон госпожи графини…

— Да разве ж можно⁈ — шёпотом испугался один из стражников, — Разве ж мы не понимаем⁈

— Тс-с! — ещё раз шикнул я, — Смотрите мне! И когда дежурные стражники по коридору идти будут — заранее предупредить, чтобы не топали! Ясно!

— Сделаем, ваша милость! — так же, шёпотом, пообещал другой.

— Ну… смотрите! Я надеюсь на вас! — и я пошёл в Фиолетовую комнату.

Одиль сидела на кровати, задумчиво водя пальчиком по одеялу. Увидев меня вскочила и принялась поправлять платье.

— Никого не было? — на всякий случай спросил я.

— Никого!

— Точно никого⁈ Смотри…

— Да, точно, никого! А если вы, ваша милость, про того монаха намекаете, то за ним сейчас Матье следит через дырочки… ой!

— Да, знаю я всё! — успокоил я девушку, — И про дырочки и про остальное…

— А вы те дырочки имеете в виду?

— Я про всякие дырочки знаю! — дипломатично ответил я, — Всё, можешь идти спать.

— А может, ваша милость…

— Не может! — перебил я, — Ну, сколько можно повторять одно и то же⁈ Не может!

— Покойной ночи, ваша милость… — потупилась Одиль и нехотя пошла к выходу.

Я быстро разделся, задул свечи, и устало рухнул в кровать. Завтра ещё много дел. Завтра я должен быть свеж и бодр. С этой мыслью я и уснул.

Глава 25 Опасности на каждом шагу

Никогда не забуду

Чей-то мудрый совет:

Жди опасности всюду,

Где опасности нет.

Вадим Шефнер.

— Трогот, погоняй!

— Но-о-о!!!

— До свидания, госпожа!

— Да будет над вами милость Господня!

— Лёгкого пути!

— Не забывайте нас!

— Да отведёт от вас Матерь Божья напасти!

— Счастливый путь!

Да, опять дорога. С некоторых пор мне кажется, весь этот мир — одна сплошная дорога! Катерина сидела в карете с верной Эльке, я гарцевал на Шарике, а провожать нас выскочило, кажется, всё население замка. И каждый желал нам счастья и успеха. А я в очередной раз убедился, насколько любят и чтят здесь Катерину.

Вот только, отправились мы в путь не через три дня, как я планировал, а через четыре. Нет, не из-за того, что Эльке и Трогот плохо выздоравливали, как раз наоборот! Добрый доктор только рот разевал, видя стремительное исцеление своих подопечных. А я всего-то попросил их усыпить и, пока они спали, посидел с полчаса-час, с одним и с другой, положив им руку на обнажённое плечо. Увы, но через одежду перстень не лечит. Через день оба вставали, через два дня пытались приняться за труды, через три дня оба заявили, что полностью здоровы и готовы с нами на край света. И доктор подтвердил! Но нам всё же пришлось ещё задержаться. Традиции, чтоб им пусто было! Оказывается, тело Александры нельзя было просто так отправить в её баронство. Нужно было соблюсти определённый ритуал: выставить тело для прощания, к тому же, оповестив об этом ближайших баронов — хотя я не заметил, чтобы кто-то приходил, чтобы искренне оплакать бывшую хозяйку! — провести церковный обряд, ещё выждать день для приличия, и только на третий день, в особой, разукрашенной повозке, Александру отправили восвояси. Но в этот день отправляться нам в путь было нельзя! Видите ли, примета плохая!

— Не понимаю! — горячился я, — Или мы верим церковным правилам, а там ничего подобного не говорится, или следуем языческим приметам! Но как это можно совместить⁈

— Можно, — с лёгкой улыбкой возражала Катерина, — Если наш собственный капеллан не советует в этот день уезжать. В святых книгах он ничего про это не нашёл, но уезжать сегодня всё равно не советует. И зачем же мы будем смущать окружающих? Подумаешь, денёк подождать. Что, от тебя убудет, что ли?

— Целый день псу под хвост! — ворчал я, — А в это время, может, Большой рубин крестоносцев в Индию увозят!

— Если его увозят именно «в это время», — пожала плечами девушка, — то мы всё равно никак этому помешать не сможем. Успокойся, Андреас! Если будет на то воля Божья, то найдётся твой рубин.

Я промолчал, хотя был не совсем согласен. Ведь из-за того, что мы сделали крюк, пытаясь попасть на турнир, и потеряли при этом несколько дней, посланцы кардиналов умудрились успеть в Мино раньше нас. И Александра ещё до нашего приезда знала, что наша встреча с папой состоялась, и что мы сразу после этого уехали. Правда, выводы из этого она сделала не верные, но это другой вопрос. А если бы мы приехали первыми? Рискнула бы Александра бросить нас в темницу? Ещё не известно… Скорее, она всеми силами пыталась бы нас задержать в замке, ожидая писем от кардиналов. Так что, я не согласен, что день-два не играют роли в нашей судьбе! Ещё как играют.

Монах-отравитель ушёл на следующий день. Я долго глядел ему вслед с крепостной стены. С одной стороны, он нас спас, даже сам не подозревая об этом. С другой стороны, это убийца! А мы его, вот просто так, отпускаем. Но Катерина права: у нас нет ни единого доказательства против него. Кстати, Матье, которую оставили подглядывать за монахом через особые дырочки, клялась и божилась, что никаких бумаг у монаха нет. Раздеваясь в отведённой комнате, он снял рясу, встряхнул её, и аккуратно уложил на стуле. И ничего из-под рясы не выпало, никаких бумаг. Всё это было при свете свечи, и она хорошо всё разглядела. Да, был у монаха небольшой мешочек, по всей видимости, для монет, который висел под рясой, на шее. Но в этом мешочке никак не поместились бы бумаги! Если же бумагу сложить в несколько раз, то мешочек бы топорщился, не так ли? Но этого не было. Подглядывала она и утром, когда монах одевался. И тоже ничего подозрительного.

Между прочим, Катерина неспроста отправила на разведку именно Матье, справедливо полагая, что кто-то другой, может застыдиться, увидев голого мужчину и отвести на мгновение взгляд, или наоборот, взгляд будет прикован не туда, куда нужно. А такая девушка, как Матье, насмотревшаяся всякого, будет смотреть в правильном направлении! И взгляда не отведёт.

Получается, что бумаг больше вообще нигде нет. Ну, нет — так нет. Мы облегчённо вздохнули, что тайна не выйдет наружу, и забыли про монаха. Катерина продолжала заниматься хозяйством, теперь постоянно таская за собой управляющего, Мишеля ля Дюэма, чтобы тот вник в процесс. Девушка определённо хотела передать графство в идеальном состоянии! Только, кому?..

— Герцог решит! — отмахнулась от моего вопроса Катерина, — Что у нас, родни мало? Наверняка в канцелярии герцога Бургундского уже лежит не меньше полутора десятков заявлений. Кто-то претендует на всё графство, кто-то облизывается на его часть… Пусть герцог решает! Моё дело, чтобы нас никто, даже мысленно, не укорил за нерадение хозяйством. А ведь, это сложная штука, управление графством! Тут тебе и денежные займы, и пограничные споры, и торговые договоры и привилегии, и налаженные рынки сбыта, и управление сезонными рабочими… Да-да, что ты смотришь? Когда идёт уборка винограда, без сезонных рабочих не обойтись! И тут очень щепетильный вопрос, откуда они приходят, эти сезонные рабочие? Кто из окрестных дворян точит на нас зуб, за отток рабочей силы со своего поместья? Потому что мы всегда отличались справедливой платой за труд. К нам, поэтому, толпой люди идут, когда сезон. А значит, где-то людей начинает не хватать… А знаешь, сколько нам надо бочек, когда мы разливаем виноградный сок на брожение? А знаешь, что не каждая бочка для этого подходит? А знаешь, что после продажи вина, бочку моют, разбивают по досточкам, опять моют, высушивают, и целый год выдерживают в таком виде? И только через год, из тех досок опять собирают бочку, моют, сушат, и только потом она годится для виноградного сока… Это сложный процесс, Андреас!

— Ну, не знаю… — пожал я плечами, — У нас, в Египте, никаких деревянных бочек не было. Были громадные, такие, глиняные кувшины, вкопанные в землю. Туда помещали виноградный сок и смолой заливали горлышко, оставляя ма-а-аленькое такое отверстие, чтобы бродильный газ выходил. Впрочем, я не винодел, я тебе секретов не открою.

— Ясно, не откроешь! — ехидно усмехнулась Катерина, — А потом, небось, по бурдюкам ту ерунду, которую ты вином называешь, разливали? Хи-хи-хи! Ладно, не до тебя мне сейчас! Господин Мишель! Пойдёмте, я покажу вам список торговцев, которым мы не продаём вино, а даём на реализацию. Ну, то есть, они платят не сразу, а после того, как вино будет продано в розницу. Это мелкие торговцы, трактирщики и тому подобное. За много лет мы отобрали наиболее честных из них и стараемся не иметь дело с другими. Пойдёмте, господин Мишель!

Ну вот так и прошло три дня, в хлопотах беготне и суете. Не для меня, конечно. После того, как я тайно излечил Эльке и Трогота, дел у меня не осталось, и я слонялся по замку, словно привидение. То есть, появлялся там и сям, нежданным, в самый неподходящий момент. Когда стражник, лихо подкручивая усы, рассказывал юной служанке о своих былых подвигах. Вторая же его рука в это время подозрительно подкрадывалась к девичьим выпуклостям и уже нависла над ними… Служанка делала вид, что не понимает коварных планов кавалера, и доверчиво льнула к нему. Оба застыли изваяниями, когда я вынырнул из-за угла. Я прошёл мимо, сердито сопя, всем видом показывая, что не я тут шляюсь тихими шагами, а это они слишком увлеклись и не заметили такого громкого меня. Или, когда две служанки вцепились друг другу в волоса и шёпотом — чтобы не дай Бог, не услышали стражники! — отчаянно материли друг друга, не поделив какого-то Кристофа, по всей видимости, отчаянного сердцееда. Или, когда служанка быстро-быстро пыталась замести осколки тарелки, по всей видимости, разбитой ею, когда она несла посуду. Бедняжка охнула и даже присела, пытаясь прикрыть своими юбками следы «преступления». Я важно прошёл мимо, делая вид, что ничего не заметил. Или, когда два стражника на посту, не выдержав искушения, отставили в сторону секиры и, присев на корточки, азартно метали кости…

В общем, жизнь в замке шла своим чередом, а я здесь был лишним. Но, вот, тягучие три дня прошли, и мы в дороге. Шарик резвился и играл подо мной, радуясь свободе и простору. Ну, что, дружище? Я не забыл, как ты пытался намекнуть мне о своих чёрных предчувствиях в отношении рыжей кузины. Я твой должник, Шарик! Конечно, мы проскачем с тобой, лихо и весело, дробно гремя копытами, но потом — прости! — я опять сяду в карету, а ты побежишь вслед, заодно отдыхая от быстрого бега. А завтра мы опять промчимся с тобой по окрестностям! И послезавтра! Обещаю!

* * *

Брат Элоиз вышел из ворот замка, прошёл с десяток шагов, оглянулся, и сделал благословляющий жест в сторону крепости. И пошёл дальше, всей спиной чувствуя на себе пристальный взгляд. Элоиз был недоволен собой. То есть, приказ он выполнил в точности, но… осталось чувство недоделанности, незавершённости. И бумаги… та девушка говорила о бумагах так, будто они имеют гораздо больше ценности, чем простые торговые расписки. А Элоиз даже не взглянул на них!.. Зря… зря!

С другой стороны, сегодняшнее утро прошло удачно. Под предлогом того, что хотелось бы посмотреть маршрут возвращения, удалось легко уговорить управляющего, Мишеля ля Дюэма, показать карты графства, а главное, разговорить его о путешествиях в здешних краях. Он-то и выдал, какие трактиры чаще всего посещают его хозяева, когда путешествуют на север, на юг, на восток и на запад… И даже не придал этой беседе никакого значения… дурачок! А вот Элоиз хорошо всё запомнил! Сейчас он бодро шлёпал босыми ногами, в одних сандалиях, на юг, как и говорил управляющему. Но очень скоро ему предстоит изменить маршрут. Ну да, вон и монастырь, где он оставил часть своего снаряжения, когда шёл в замок, взяв с собой всего одну порцию снадобья. Потом — хоть его с головы до ног обыщи! — ничего подозрительного не найдётся.

— Мир вам! — приветствовал он монаха на входе, — Где я могу найти отца-настоятеля?

— Аббат уехал в Дижон, по вызову епископа, — слегка поклонился тот в ответ.

— А приор? — нахмурился Элоиз.

Ждать отца-настоятеля никак не входило в его планы.

— Отец Михаил здесь. Смотрит за выполнением работ.

— Проводи!

Собеседник нехотя поднялся и пошёл впереди. Элоиз следовал за ним. Приор нашёлся в загоне для скота, где распекал молодого монашка, не досмотревшего за коровой, отчего та захромала.

— Отец Михаил! — окликнул проводник, — Вас тут спрашивают…

Приор оглянулся, увидел Элоиза, и сразу подтянулся. По всей видимости, аббат дал своему помощнику строжайшие указания. Так и вышло, слава Богу! Небольшой кожаный мешочек был выдан Элоизу незамедлительно.

— Хитрым узелком завязано! — позволил себе улыбнуться приор, — Словно у Одиссея.[1]

— И с той же целью, — сухо согласился Элоиз, — Чтобы сами хранители не сунули любопытный нос куда не следует… Мир вам!

И он пошёл дальше. Холода он не боялся. И не такие холода терпеть приходилось! А вот дело должно быть доделано до конца… Даже, если это немного выйдет за рамки данного ему приказа. Что поделать, если так обстоятельства сложились? Не бежать же в Перпиньян, чтобы получить новые распоряжения?.. И он бодро шёл к намеченной цели, отматывая километр за километром.

— А, кстати, — вдруг пришло ему в голову, — А неплохая шутка выйдет, если придумать вопрос именно про Одиссея! Или, всё же, из Святого писания?

И Элоиз привычно склонил голову, размышляя. Была у него такая привычка, склонять голову в процессе размышления.

* * *

— Я знаю неплохой трактир неподалёку! — заявила Катерина, — Мы часто здесь останавливаемся, когда едем в эту сторону.

— Ещё можно целый час путешествовать! — поднял я голову, вглядываясь в темнеющее небо.

— Брось! Конец декабря на дворе. Считай, самая длинная ночь и самый короткий день. Ну, выгадаем мы, от силы, полчаса. А потом будем впотьмах трактир искать? И ещё неизвестно, какой гадкий ночлег нам попадётся!

— Ну, что ж, — согласился я, — Давай в твой трактир заедем. Я бы с удовольствием подкрепился!

Трактир оказался и в самом деле неплох. Толстый, бородатый трактирщик расплылся в неподдельной улыбке и с поклонами проводил нас за отдельный столик. И тут же на столике стала появляться разная снедь в ужасающих количествах, а трактирщик усиленно нахваливал еду:

— Салатик изволите? Сегодня рекомендую куриный салат с виноградом, орехами и каперсами! В составе рецепта — дижонская горчица! А, вот и салатик! Отпробуйте, ваше сиятельство, не пожалеете! О, ваш спутник как-то вяло ковыряет в тарелке? М-м-м… А что вы скажете, про салат с тунцом по-провански? Эй, Микеле! Живо сюда салат с тунцом! Изволите видеть, в состав салата обязательно входит перепелиное яйцо, сыр пармезан, разумеется, тунец, и всё это на салатных листьях, заправлено смесью оливкового масла и лимонного сока… Ага, вот он, тунец! Отпробуйте, ваша милость, и если не понравится, убейте меня на месте! А?.. А⁈ Я вижу вашу улыбку! Это лучшая награда, господа!

Микеле, лентяй ты этакий, где вино⁈ Ах, уже на столе… Ну, так беги за хлебом и зеленью! Позвольте, ваше сиятельство, я вам в бокал… А? Да, у вас тоже закупаю! Но сегодня я позволил себе предложить вам бордо из северных провинций! Не так сладко, но зато более терпкий вкус! Вашему спутнику обязательно понравится! Но, если вы предпочитаете своё… нет? вы тоже будете из этого кувшина? Благодарю, ваше сиятельство!

О, да ведь, кажется, пора подавать горячее? Что предпочитаете? Суп-пюре с шампиньонами? Гороховый крем-суп с крутонами?

— Крутоны? — оторвался я от салата.

— Это вроде гренок, — коротко объяснила Катерина.

— Вроде гренок… да… Да! Может, луковый суп или сырный суп? Сырный? Микеле, где ты бродишь, лодырь, когда ты нужен здесь⁈ Живо неси сырный суп его милости! А ваше сиятельство, думаю, предпочтёт суп с шампиньонами? Помню-помню ваши вкусы! Микеле, что ты стоишь, как истукан⁈ А, ты уже принёс?.. Ну, ладно, иди пока, разнеси пиво вон на тот стол… Да не задерживайся, сейчас господа перейдут к основному блюду!

А пока, позволю себе рекомендовать риет из телячьих мозгов, рататуй по-провансальски, яичница в корзинке с беконом… это, когда из белого хлеба вырезают кружочки и делают подобие корзинок, вдоль стенок этих корзинок укладывают слой изобжаренного бекона, в получившуюся двойную корзинку вбивают пару перепелиных яиц, и запекают, разумеется, посолив и поперчив… э-э-э, о чём я? Ах, да! Ещё киш лорен с зелёным горошком или печёная яичница с креветками в сметанном соусе? А впрочем, что это я? Эй, Микеле! Иди сюда, плут! Живо неси всё перечисленное! Господа сами разберутся, что их душе возжелается! Да поторопись! И ещё вина прихвати! От долгой дороги в глотке такая сушь, такая сушь!..

Микеле! Ну что ты ползаешь, словно сонная муха⁈ Неужели тебя, оболтуса такого, господа ждать должны⁈ Ах, вот ты… Ну, что стоишь? Расставляй всё на стол!

Нуте-с, господа, что будем кушать? Потому что всё предыдущее, это так, чтобы аппетит нагулять… Баранья нога в мятной панировке? Это когда смешивают белый винный и бальзамический уксусы, добавляют оливковое масло, а туда уже мяту, тимьян и другие душистые травы из Прованса! И всё до состояния кашицы! И этой кашицей обмазывается баранья нога, с которой обрезан жир. Сперва выдерживается два-три часа на холоде, чтобы мясо пропиталось запахом, а потом запекается, да не просто так, а сперва в самом жару, чтобы мясо ароматной корочкой покрылось, потом угли отгребают, чтобы мясо томилось, а в конце опять в самый жар! А?.. Или свинина с мандаринами? А может, антрекот по-бретонски, из телячьей вырезки? Нет! Я знаю, что вам нужно! Вам, ваша милость, говядина, тушёная в красном вине с цедрой апельсина! А вам, ваше сиятельство, фрикасе из кролика с оливками! Да! Ну, и так, для любителя, если вдруг основная порция покажется маленькой, бланкетт из телятины, кролик, запечённый с тимьяном, филе-миньон с фуа-гра и грибным соусом, и куриные грудки в сметане… Не слишком скудно, господа? Могу предложить ещё…

— Нет-нет, достаточно! — быстро перебила трактирщика Катерина, — Вполне достаточно!

— Ага! Тогда… соусы? М-м-м… позволю рекомендовать соус бешамель с мускатным орехом, соус тартар, белый масляный соус, сливочный соус с пармезаном, сырный соус…

— Достаточно!!!

— Как вашему сиятельству будет угодно… Микеле, ротозей! Ты не слышал, что господа заказали⁈ А если слышал, то почему ты ещё здесь, бездельник⁈ Ох, господа! С какими оболтусами порой приходится работать!.. А куда деваться? Это племянник жены моего дядюшки. Можно сказать, ближняя родня. Не погонишь со двора метёлкой… А, вот ты, лежебока! Стой здесь и слушай, что господа на десерт закажут! Да тарелки-то расставляй, расставляй!

Ну-с, господа, на десерт могу предложить галет-де-руа, пирожки всякие… ну, это само собой… про такое и не спрашивают… есть тергуль, яблочный тарт татен на сметанном тесте, мандариновый баваруа…

— А флан с ванилью есть?

— Как не быть! Обязательно есть!

— Тогда флан с ванилью, волованы, финансье с фисташками и вишнёвое желе!

— И это… всё⁈

— Да.

— Ну, может, клафути с абрикосами?.. Нет?.. Микеле! Ну, хоть первый раз сам догадался, что нужно за заказом бежать! Приятного аппетита, ваши милости! Приятного аппетита!

— Хороший трактир! — сытым взглядом обвёл я уставленный тарелками стол.

— Вот видишь? А ты ещё не хотел останавливаться!..

— Признаю свою ошибку! Кстати, действительно, это вино больше подходит к мясу!

— Это к мясу, другое к рыбе, третье к закускам… а наше ко всему подходит!

— Да ты не горячись! Это я так, слегка поддразнить…

— Ох, смотри, Андреас! Додразнишься! Не зли песчаную гадюку!

— Эй, это ты что?.. Меня, моей же поговоркой⁈

— А это уже я тебя поддразнила! Вот!

Мы весело улыбнулись друг другу и одновременно подняли бокалы:

— За нас!

* * *

— А ну, пьяницы и безбожники! Бездельники и тунеядцы! — весело обратился трактирщик к кучке простолюдинов, собравшихся за длинным столом в углу трактира, — Кто желает выпить даром?

— Я желаю! — поднял руку один, и тут же пошло по всему столу, — И я! И я! Я тоже!

— Тогда вам придётся поднапрячь мозги! Если они у кого-то ещё есть! Бутылку вина получит тот, кто ответит… кто ответит… кто ни от кого не рождён, но зато родил всех остальных⁈

— Адам с Евой! — бойко выкрикнул один из собутыльников, — Они не рождены, они сотворены!

— Молодец, Гильбе! Не все мозги пропил! Вот тебе бутылка вина! Ещё желающие сыграть есть?

— Да!!! — единый рёв, казалось, сотряс стены трактира.

— Это что-то новенькое! — прокомментировала Катерина, — Вот он теперь какими штуками посетителей заманивает?..

— Ну, что ж, тунеядцы и маловеры! Следующий вопрос будет сложнее! Зато и бутылка вина пятилетней выдержки…

— Да!!! — громыхнуло вторично.

— А вопрос будет такой: немой посол принёс грамоту неписанную, отдал читать неучёному! А?.. Кто из вас, греховодников, ответит?..

Вот тут весь стол задумался. Катерина ехидно усмехалась.

— Ты знаешь? — шепнул я.

— Разумеется! — шепнула в ответ девушка, — Но мне интересно, додумается ли кто-нибудь….

— Вспомнил!!! — завопил вдруг один из простолюдинов, — Вспомнил!! Мне матушка эту загадку задавала, когда я ещё маленьким был! А потом растолковала что к чему! Это, когда Ной после всемирного потопа по водам плыл, он голубя отправил. Ну, посла, стало быть. А голубь-посол вернулся с оливковой ветвью! С грамотой неписанной! А Ной догадался, хоть эту грамоту и не читал, что воды схлынули, и земля обнажилась! Вот это что!

— Ты гляди-ка! — довольно пророкотал трактирщик, — А Люка-то, не совсем балбес, получается! Ну, держи вино! Заслужил!!!

— А-а-а!!! — восторженно заревели за столом, и тут же принялись скандировать, — Лю-ка!! Лю-ка!! Лю-ка!!!

Победитель засмущался.

— Есть ещё бутылка! — высоко поднял бутылку трактирщик, — Десять лет выдержки! Ну, лодыри и еретики, готовы продолжить игру⁈ Будет ещё сложнее!!

— Да!!!

— Ну, что ж, балбесы и шалопаи, вот вам вопрос: какая земля видела солнце только дважды, за всё время существования?

И вновь за столом простолюдинов воцарилось долгое молчание. Пьянчуги глубоко задумались, некоторые ожесточённо чесали затылки…

— Подождите! — вдруг вспомнилось мне, — Но ведь это… одна из загадок царицы Савской⁈ Мне же Катерина об этом рассказывала, когда у нас такой разговор зашёл!

— Дно Чёрмного моря! — неожиданно для себя, выкрикнул я, — Первый раз оно увидело солнце в день творения, пока ещё Господь не залил её водами, а второй раз, когда Моисей повелел водам расступиться!

— А-а-а… — прошелестел печальный вздох за столом простолюдинов.

— Верно, ваша милость! — расцвёл улыбкой трактирщик, — Вот ваш приз!

И он протянул мне бутылку. Но, стоило мне дотронуться до неё, как я почувствовал жаркую пульсацию перстня! Опасность!

— Когда выпьете, ваша милость, хоть расскажите нам, как вино на вкус! — попросил один из забулдыг.

— Что с тобой? — тревожно шепнула Катерина.

А я так и сидел, словно с приклеенной улыбкой, держа бутылку в руке, и мысли отчаянно бились о черепную коробку, не находя выхода.

— Вино отравлено! — шепнул я в ответ.

— Ты уверен? — побледнела девушка.

— Абсолютно!

Ровно два удара сердца…

— Нет, господа! — мило улыбнулась пьяницам Катерина, — Нехорошо мешать доброе вино с обычным! Мы попробуем это замечательное вино завтра утром, перед отъездом. И тогда расскажем вам о вкусе!

— У-у-у… — разочарованный выдох был нам ответом.

— А ну, цыц, проходимцы! — рявкнул на них хозяин трактира, — Её сиятельство правильно говорит! Хорошее вино нужно вкушать отдельно! Иначе и вкуса не разберёшь…

— А другие бутылки отравлены? — тихо уточнила девушка.

— Откуда ж я… А впрочем… А что у вас за вино? — я «пьяно» поднялся со стула и шагнул к столу простолюдинов, — Здесь написано название?..

И словно невзначай, коснулся сперва одной, а потом и второй бутылки.

— Какое ещё название?.. — загалдели за столом.

— Ну… чтобы не позабыть… бургундское или, скажем, из Шато?.. Что? Нет названия? Ну, нет так нет… Просто запомним… ага!

— Чисто! — шёпотом сообщил я Катерине, усаживаясь на своё место.

— Любезный! — позвала Катерина трактирщика, — Посчитай, сколько мы должны?..

— Ваше сиятельство! Да разве ж я с вас хоть грошик возьму⁈ Я же помню, как ваш батюшка за меня вступился, когда вышел спор по поводу земли, которую трактир занимает! Если б не вы, не было бы у меня трактира! Так разве ж я посмею?..

— Посчитай! — железным тоном повторила девушка.

— Ну… два денье, и довольно будет!

— Та-а-ак… тогда я сама посчитаю! Салаты… угу… закуски… мясо… вино… Кстати, откуда у тебя вино десятилетней выдержки?..

— А! Это монах один мне три бутылки дал! Проверь, говорит, как добрые католики закон Божий знают. И даже вопросы мне подсказал! Ну, а я что? Почему бы и не сыграть с пьянчужками и прохвостами? И, знаете что? Я уже подумываю, а не ввести ли подобные игры каждый день? Или, хотя бы, по воскресеньям, когда народу больше? А что? На бесплатную бутылку народу столько соберётся, что вдвое вино окупится!

— Да-да… — Катерина сделала вид, что не слишком-то и вслушивалась в ответ трактирщика, — Значит, вино… ещё хлеб, зелень… на шесть полновесных денье тянет! А то и шесть с половиной.

— Эк вы, ваше сиятельство! Прямо с одного взгляда!

— Андреас, ты расплатишься?

— Конечно! Вот: один, два… семь денье! Сдачи не надо.

— Благодарю, ваше сиятельство! Благодарю, ваша милость!

— И вот что, приготовь завтрак к рассвету. С рассветом мы поедем дальше. Отпробуем твоего волшебного вина и поедем.

— Сделаем, ваше сиятельство! В лучшем виде сделаем!

И, хотя мы, конечно, заказали две комнаты но, после ужина, собрались в одной и уставились друг на друга.

Монах! Опять, проклятый монах! — словно барабаном стучало у меня в висках. Уверен, и у Катерины тоже. Но… что делать-то⁈

[1]… узелок… словно у Одиссея… Любознательному читателю: по свидетельству Гомера, Одиссей хранил свои сбережения в большой раковине, отверстие которой было хитро запутано верёвкой, с не менее хитрым узлом.

Глава 26 Спасение

Жизнь слишком коротка, чтобы пить плохие вина.

Иоганн Гёте.

Сперва брат Элоиз удивился. Когда увидел, что под вечер, из трактира высыпала толпа простолюдинов и, посмеиваясь, принялась разбредаться в разные стороны. Не так он представлял окончание сегодняшнего вечера!

— Мир вам! — шагнул он из темноты к одной из групп, отколовшихся от основной массы, — Вижу, сегодняшний вечер для вас прошёл весело?..

— А что не веселиться, святой отец? — присмотрелся в темноту один из забулдыг, — Зима на дворе, работы, считай и нету. Какой же грех, если добрый католик вечером смочит глотку двумя-тремя кружками пива?..

— Если добрый католик, то нет греха, — согласился Элоиз, — Но это, если добрый католик! А вы, поди-ка, грешные песни в трактире орали? Да про грешные дела толковали? Кто какую девку за какое место ущипнул, да кто с какой бабой своему другу рога наставил?

— А вот и ошибаешься, святой отец! — возмутился забулдыга, — Мы сегодня — ик! — загадки решали! Да всё — ик! — из Святого Писания!

— Это похвально! — одобрил Элоиз, — А что за загадки? И кто загадывал?

— А трактирщик наш, пусть Господь ему всех благ ниспошлёт, потому что человек хороший! И в долг наливает! Входит, значит, в положение! Это он — ик! — сегодня так придумал: загадки загадывать. И кто отгадает — премия! Бутылка вина! Во!

— Да, ладно? — сделал вид, что не поверил, Элоиз, — Бутылку вина за отгадку? И что за вино? А загадки трудные были?

Вин-н-но превос-с-сходное! — влез в разговор ещё один забулдыга, — Уж-ж-ж я-то знаю! Ибо вкус-с-с к вину имею ве-ли-ко-леп-ный!

— А загадки, — опять взял слово первый пьяница, — Для тебя — ик! — святой отец, загадки, может, и лёгкие! Ик! А мы сперва и растерялись… Ик!

— И сколько же было загадок?

— Три… Две мы отгадали, а третью загадку просто не успели отгадать! Верно я говорю? — окружающие усиленно закивали, — Мы призадумались, а тут — ик! — проезжий человек… уж и не знаю, рыцарь ли, или не рыцарь… возьми и скажи ответ! Ик! Ну, и третья бутылка ему досталась…

— И выпил? — подошёл к главному Элоиз.

— Не-е-е… Ему графиня де Мино не позволила. Слышал, святой отец, про графиню, Катерину де Мино? Ну, так значит, ты нездешний! Потому что здешние — ик! — все знают графиню! Верно я говорю?

Окружающие опять закивали, по всей видимости, справедливо полагая, что кивнуть в их положении, гораздо легче, чем ответить связной речью.

— А что так? — насторожился Элоиз, — Почему выпить не дала?

— Дык… это… Она говорит, — собеседник возвёл глаза к небу, явно припоминая слова графини, — Говорит, не след хорошее вино с обычным мешать. Дескать, вкуса и не почувствуешь. Завтра, говорит, чуть свет, перед дорогой, они того вино отпробуют и нам скажут, хорошо ли, и насколько хорошо… Ик! А графиня Катерина в этом деле, ух как понимает! Верно я говорю?

И вновь все закивали, да так, что один из пьяниц потерял равновесие и чуть не упал, но друзья поддержали.

— Вот оно что… — у Элоиза отлегло от сердца, — Ну, если вы добрые католики, да время не только в пьянстве, но и с пользой провели… да будет над вами милость Божья!

— Во веки веков! — нестройно ответили пьяницы.

— Ик! — добавил один из них, кажется тот самый, собеседник.

И Элоиз тихонько свернул в сторону, оставляя весёлую компанию.

Значит, вот оно что? Ну, это даже лучше, чем ожидалось! Расчёт был на то, что самый хитрый вопрос простые пьяницы не отгадают, и тогда трактирщик, как бы сжалившись, обратится к графине с просьбой растолковать дурачкам правильный ответ. И, соответственно, графиня получит приз… А тут, её спутник сам вызвался! Графиня бы погнушалась участвовать в соревновании, наравне с простолюдинами… Хе-хе! Но графиня увидела, что её спутник уже слегка перебрал, иначе не влезал бы не в своё дело. И отложила дегустацию на утро… Ну, что ж! Придётся ждать утра. Благо, наученный многолетним опытом, Элоиз заранее договорился о ночлеге с церковным сторожем… Ну так, на всякий случай. А оно — раз! — и пригодилось!

* * *

Задолго до рассвета Элоиз уже встал в проулке, недалеко от трактира, прячась в тени длинного забора. И успел продрогнуть, когда услышал топот. Служанка бежала со всех ног. Элоиз отлично запомнил эту служанку, когда беседовал с трактирщиком, поэтому был уверен, что она именно из трактира.

— Дочь моя! — приветливо обратился он к ней, шагая из-за угла на освещённое луной место, — Куда же ты спешишь в такую рань?

— А-а-а! — отшатнулась было от него девушка, но быстро успокоилась, увидев монашескую рясу, — Святой отец! У нас постояльцы отравились! За доктором бегу!

— Ай-яй-яй! — покачал головой Элоиз, — Как же это? Вы что, постояльцев тухлятиной кормите?

— У нас всегда всё свежее! — вспыхнула служанка, — А что отравились, так может, они с собой чего-то привезли? Из продуктов? Ну, знаете, вроде иудеев, которые едят только кошерное или есть такие, что на завтрак только козье молоко пьют, и не признают коровьего? А только пошла я утром постояльцев будить, а они мёртвые лежат! И страшные такие, зелёные! Я как завизжу!!! Хозяин прибегает, за сердце схватился, беги, говорит, Арабель, к врачу и священнику! Обоих сразу зови! А у меня ноги подкашиваются, я и шагу шагнуть не могу! Ух, страшно!!! Когда в прошлом месяце у нас в трактире косого Кристиана зарезали, не так страшно было! Там чего? Просто пьяная драка с поножовщиной… А здесь… Ужас!!! Лежат, главное, они зелёные, и синими пятнами покрыты! У меня ноги дрожат, шагу шагнуть не могу. Ну, тут хозяин ка-а-ак заорёт! Я сразу как побегу! А душа до сих пор от страха трясётся!

— Ты говоришь «они». Это кто же такие, «они»?

— Так графиня наша, Катерина де Мино и спутник её! Оба… Я толком про спутника не знаю, кто таков, но видно было, что они с графиней вместе путешествуют. Ох, Господи! И умерли вместе!..

— Так что же, и слуг у них не было?

— Как не быть? Только кучер ихний с лошадьми в конюшне ночевал, а служанка, когда я в номер входила, ещё спала. Я, значит, как завизжу! Служанка ихняя тут как проснётся! Как глянула на хозяев, так в обморок — брык! Её сейчас холодной водой отпаивают! Ох, святой отец! А может, вы в трактир сходите? Может, молитву над грешными душами прочтёте?

— Увы… — сделал печальное лицо Элоиз, — Никак не могу… Ибо имею спешное дело, которое мне сам архиепископ поручил. Иначе, зачем бы я встал ещё до света? А ты беги скорее! Как тебе хозяин наказывал. К врачу беги и к священнику вашему. Беги, дочь моя, и да будет над тобой благословение Божие…

Служанка впопыхах пробормотала привычное: «во веки веков», и помчалась по улице дальше, а Элоиз ещё несколько минут постоял, размышляя. Покосился издали на трактир. По двору трактира бегали люди с факелами, по всей видимости, от колодца к трактиру и обратно. Ясно было видно, что в трактире случилось что-то чрезвычайное.

Ну, что ж… Дело сделано и лишний раз показываться на месте преступления выгоды никакой не было. Да и так всё понятно. Элоиз ясно видел, как перепугана служанка, как колотится её сердце, как она выскочила из трактира в холод, даже тёплой кофточки не накинув. Значит и его здесь больше ничего не держит. Или всё же сходить в трактир?.. То, что от яда спасения нету, он знал отлично, но всё же? Что-то мешало просто взять и уйти. И Элоиз в нерешительности топтался на месте.

Отвлёк его шум шагов. Торопилась обратно служанка, а за ней спешил толстенький, пожилой человек с пузатой сумкой в руках. Доктор! Ага! Вот почему он замешкался здесь! Его интуиция намекала, что нужно дождаться окончательного заключения от сведущего человека! И Элоиз отступил чуть назад, туда, где тень погуще. Точно так же он проводил взглядом спешащего к трактиру священника.

Ждать пришлось не слишком долго. Уже через четверть часа он увидел доктора, возвращающегося обратно, с фонарём в руках, по всей видимости, выданным ему на время добрым трактирщиком, чтобы доктор не споткнулся впотьмах. Доктор был явно не в духе и бормотал себе под нос ругательства.

— Мир тебе, добрый человек! — шагнул к нему Элоиз.

Доктор вздрогнул, автоматически выставляя перед собой фонарь, но быстро сориентировался.

— Святой отец! Что за надобность тебе ночами бродить⁈

— Значит, есть такая надобность, — скорбно поджал губы Элоиз, — Не сами мы над собой властители, и повыше нас властители есть. А вот ты, брат мой во Христе, за какой надобностью ночью ходишь?

— Зазря я хожу! — досадливо буркнул доктор, — Разбудили меня ни свет, ни заря, а зачем⁈ Глупая служанка прибежала, кричит: скорее, умирают! Отравились! Я, как дурак, ещё рвотный порошок искал… А там уже остывшие тела! Тьфу! Не могли после завтрака за мной послать! Священник над ними сейчас молитву читает…

— А что, и в самом деле отравились?

— Очень похоже! Только, чем отравились, непонятно. Ну, да это дело не моё. Пусть бургомистр следователя назначает, пусть тот следствие ведёт… я-то при чём⁈ Эх, приду сейчас, велю растопить камин, и рюмочку хереса подать, чтобы согреться… Прохладно, однако!

— Прости, сын мой, что задержал тебя — смиренно поклонился доктору Элоиз, — доброй дороги тебе! Благословен будь Бог!

— Во веки веков! — и доктор засеменил дальше.

Да, пожалуй, дело сделано. Окончательно. Элоиз глубоко вдохнул стылого воздуха и зашлёпал в южном направлении. Больше его здесь ничего не держало.

* * *

В трактире царила суматоха. Отпаивали холодной водой бедную служанку. Она чуть в обморок не грохнулась, когда увидела нас с Катериной живыми и здоровыми! И я её понимаю. Ещё бы! После того, как она увидела два позеленевших трупа, встретить этих же трупов, с удовольствием поглощающих на завтрак салат нисуаз с рукколой и яблочный пирог с грецкими орехами, по-провански… не всякий выдержит!

Эльке тоже сидела бледная, толком не оправившись. И Эльке и служанка уже несколько раз потыкали нас пальцами, убеждаясь, что мы живые, а не призраки какие-нибудь, и всё равно удар для них оказался слишком тяжёл.

Да и трактирщик ходил хмурый. Ему тоже не понравилась «шутка», которую устроили постояльцы. Такие «шутки» очень вредят репутации трактира, если вы не знали! И только доктор, которому я вынужден был чуточку приоткрыть правду, ехидно ухмыльнулся и пообещал сыграть свою роль. Особенно, получив целых шесть серебряных денье за ложный вызов. Если, конечно, его и в самом деле встретит по пути какой-нибудь монах и будет о чём-то расспрашивать, в чём он, доктор, совсем не уверен. Я заверил, что встретит. Не может не встретить. Мы даже побились об заклад на серебряную денье с его стороны, и золотой флорин с моей.

Священник же сидел за нашим столом. Мы пригласили его позавтракать с нами, выбрав любые блюда, на его вкус. Да-да, любые блюда и в любых количествах! Да, питья это тоже касается. Да, и сладкого тоже. Не стесняйтесь, святой отец! И святой отец не постеснялся. Но, главное, он задержался в трактире, а доктор скажет, что он читает нужные молитвы над покойниками!

Служанку трактира было жалко. Но мы с Катериной не смогли придумать ничего другого, чтобы она сыграла свою роль достоверно. Только так, чтобы она сама верила в то, что будет рассказывать! Чтобы своими глазами всю картину видела!

Думаю, вам не нужно объяснять, как мы это провернули? Ну, да, перекрасились с Катериной, с помощью волшебного перстня. А потом я полночи учил девушку «умирать». Меня этому учили, когда я ещё жрецом был. Иногда такое в нашей практике тоже нужно. И не думайте, что это легко! Здесь даже дышать по-особому надо, чтобы ни грудь, ни живот, от дыхания не колыхались. И простой задержкой дыхания здесь не обойтись.

— А если трактирщик, найдя нас мёртвыми, мне под рубашку полезет⁈ — пугалась Катерина.

— Зачем? — не понял я.

— Ну-у… мало ли… Хотя бы посмотреть, вся ли я позеленела?

— Не думаю. Это достаточно отвратительное зрелище — зелёные трупы. И чтобы при этом хотелось что-то ещё рассмотреть… бр-р!!!

— А вдруг⁈

— Если он до этого успеет отправить служанку за доктором, то ты ему тогда кулаком в харю ка-а-ак дашь! Вот он не ожидал! А если ещё не успеет отправить, то придётся терпеть, — я подумал и решил перевести всё в шутку, — Но мы потом, за такое святотатство, ему руку отрубим! Которой он тебя касался! И глаз выколем! Которым он на тебя косился!

— Ну да… — сразу пошла на попятный девушка, — А может он с благой целью? Ну там, вдох облегчить? Ноги растереть, чтобы кровь побежала?

— Тогда другую руку! И другой глаз!

— Да ну тебя! С тобой серьёзно, а ты всё хиханьки!

— А я серьёзно. Если ещё служанку не отправит, придётся терпеть. В пределах разумного, конечно. На самом деле есть шанс, что когда он обнаружит, что мы ещё не окоченели, а еще тёплые «трупы», то он и в самом деле может попытаться как-то вернуть нас к жизни. Но я всё же надеюсь, что ещё до этого он отправит служанку. А после уже можно потихоньку «воскресать». Нам же нужно ещё, чтобы он организовал «панику» во дворе?

— Ох, как всё сложно! Меня, графиню, будет грубо лапать какой-то трактирщик!

— Да не будет он тебя лапать! Побоится! Испугается, что это что-то вроде новой чумы! Или чего похлеще! Зачем ему лишнюю заразу на себя цеплять? Пошлёт за доктором, а мы через пять минут — ап! — и уже не дохленькие! И даже не зелёные.

— Ну, смотри, Андреас! На твою ответственность!

Вот так всегда с женским полом! Она же придумала, как обмануть монаха и она же: «на твою ответственность».

— Конечно, на мою! — солидно ответил я, — Если такую большую ответственность, да на твои хрупкие плечи, так переломишься поди-ка!

Ну, вот так, с ахами и охами, с порывистым хихиканьем, мы решились на подобное представление. Лично мне кажется, что всё прошло отлично. А если результат достигнут, то отдельных, импульсивно вздыхающих девиц, можно не принимать в расчёт! Но где же доктор?

Только, когда окончательно рассвело, дверь трактира скрипнула и мы увидели знакомую фигуру. Катерина нервно сунула в рот чуть не целую порцию крок-мадам и принялась жевать, явно не разбирая вкуса. Между прочим, это я для себя заказывал! Крок-мадам, это такой особый, сложный бутерброд, когда на кусок хлеба, намазанный сырным соусом грюйгер, укладывается ещё одни кусок хлеба, намазанный горчицей — непременно, дижонской горчицей! — сверху раскладывают тонко нарезанные пласты окорока, всё это обжаривается до золотистой корочки в неглубокой сковородочке с растопленным маслом, после этого на бутерброд опять мажется соус грюйгер и всё отправляется для запекания. Когда соус приобретёт золотистый цвет, на него выкладывается яичница глазунья, приготовленная так, чтобы белки схватились, а желток остался полужидким. И горячий крок-мадам — сразу на стол! И теперь скажите мне: разве это еда для субтильных дам? Это крутой завтрак для брутальных мужчин!

Я печальным взглядом проводил исчезнувший с тарелки кусок и посмотрел на доктора. Тот молча выложил на стол передо мной серебряную монетку.

— Ага! — оживился я, — Значит, монах всё же был!

— Был, — согласился доктор, — И очень ненавязчиво расспрашивал о событиях в трактире.

— Но вы сказали, то что нужно? То, о чём мы договорились?

— Разумеется. И, знаете, мне показалось, что монах стоял на том месте давно. А после разговора со мной, он сразу заторопился куда-то. Во всяком случае, когда я оглянулся, шагов через десять, он уже был в самом конце улицы. Не той, что ведёт к трактиру, другой.

— Отлично! — выдохнул я с облегчением, — Можете считать что, как истинный доктор, вы спасли нам жизни!

— В самом деле? Значит, я могу рассчитывать ещё и на врачебный гонорар?

Доктор улыбался, всем видом показывая, что он шутит, но глаза подозрительно блеснули.

— Конечно! — совершенно серьёзно заверил я, — Обязательно!

— Мы у-очень у-обязаны вам, у-доктор! — с трудом выговорила Катерина, всё ещё пытаясь прожевать мой крок-мадам.

— Ну, что вы… Это мой долг… — засмущался доктор.

— Однако, пора и в путь! — подвёл я итог, бросая взгляд на стол, на котором было ещё столько вкусного! — Доктор! Три флорина за ваши услуги будет достаточно?

— Вполне! — выпучил глаза добрый доктор, — Даже… вполне!

— Но вы никому не расскажете о нашей… э-э-э… невинной шалости?

— Клянусь!

— Смотрите! Вашу клятву святой отец слышал! Если что, он подтвердит, когда вас на дыбу потащат… Хе-хе! Да, шучу я, шучу! Вот ваши деньги, доктор.

Когда доктор, странно пятясь, вышел из трактира, я повернулся к священнику, мирно вкушавшему блинчики и яблочный пирог по-бретонски, это когда с добавлением ягод черники:

— Позвольте, святой отец, пожертвовать на храм, эти скромные три… нет, четыре флорина! А также, я очень надеюсь, что когда вас кто-то спросит о том что было в трактире… нет, не глядите так! Я вовсе не прошу вас лгать и лицемерить! Как можно⁈ Чтобы я предложил такое священнику⁈ Фу! Нет, но ведь можно ответить на этот вопрос обтекаемо… Дескать, да, был в трактире. Да, читал над этими несчастными молитву…

— Но я не читал молитву! — удивился священник.

— Так прочтите! — не остался в долгу я, — Соответствующую! И когда вас спросят, какую молитву вы читали над бедными проезжающими, вы так и ответите — соответствующую! Без лишней конкретики.

Священник, не торопясь, обмакнул в сметану очередной блинчик, с удовольствием доел его, тщательно вытер губы и руки, встал и прочитал очень краткую молитву, как я понял, благословляющую наш дальнейший путь. Потом легко, почти незаметно, смахнул со стола четыре золотые монетки и отправился по своим делам. Уф-ф!.. Я очень надеюсь, что монах и священник не заодно! Но волшебный перстень на моём пальце молчал, не чувствуя лжи, значит мои надежды не беспочвенны.

— Любезный! — подозвал я трактирщика, — Собери своих людей. Всех. Пусть они подойдут сюда, к столу.

— Вот что, голубчики! — обратился я к персоналу, когда они выстроились перед нами в ряд, — Сегодня вы видели много удивительного и загадочного… Но если вы скажете, хоть слово об этом своим друзьям, родственникам или, хотя бы священнику на исповеди, вы тут же потеряете своё сытное место! Надеюсь, вы это понимаете? Потому что наш добрый хозяин от таких разговоров, потеряет доход, а это не есть хорошо, терять доход. И того, кто причинит ему подобное, он вышвырнет вон без сожаления. Я не призываю вас лгать! Достаточно будет простого молчания. И за это молчание я готов вас вознаградить… ну-у… по паре денье каждому! А бедной служанке, которая пострадала больше всех — три! Вот, можете взять свои денежки. И я запрещаю вам обсуждать то, что произошло, даже между собой. Ничего не было! Забудьте! И будете счастливы. Можете идти по своим делам… Молча!

Теперь ты, любезный. Признаю что, хоть и без нашего злого умысла, но именно мы можем явиться причиной некоторых… э-э-э… дурных слухов в отношении твоего трактира. Но это, только если твои люди проговорятся. Поговори с ними ещё раз, от себя. По-отечески: мягко и одновременно строго. Ну, а тебе, на всякий случай, вроде компенсации за возможные убытки, вот: раз, два… четыре флорина. Нет, пять! Мне очень понравилась здешняя кухня! Очень! Ну и… если что, не держи на нас зла! Мы уже уезжаем, и вряд ли когда ещё свидимся.

— Не нужно… золота! — выговорил трактирщик, явно борясь с собой, — Я перед госпожой графиней по гроб жизни в долгу! Так что… какое золото? И потом: я же видел, что это вы не ради глупой шутки, что для вас это всё серьёзно было…

— Да, для нас это серьёзно, — подтвердил я, — Но ты не должен терпеть убытки из-за чьей-то чужой опасности. Возьми деньги. Если ты так уж щепетилен, то просто отложи их в сторону. Если будет ущерб из-за нас трактиру — ты их возьмёшь. Если нет — то пусть себе деньги лежат как есть. А? Хотя лично я советую не миндальничать. Деньги должны крутиться в деле, а не на полке лежать.

— Ну, коли так, то возьму! — со вздохом облегчения, решился трактирщик, — Счастливый путь, господа!

— Эльке! — очнулась Катерина, — Где карета⁈

— Так, во дворе же! Готова совсем.

— А где мои вещи?

— В карету я снесла. Всё погружено.

— Андреас! Ты что расселся? Никак желудок не набьёшь? Уже светлый день на дворе, а мы ещё не в пути!

— А я что? — возмутился я, — Я готов!

— Так, почему не в седле? Готов он… Вперёд! Марш-марш!

И уже через полминуты:

— Трогот! Погоняй!

— Но-о-о-о!!!

И опять, вот она, бесконечная дорога! Эх, Шарик! Счастье-то какое! Верно? Вижу, что ты согласен! Вперёд, Шарик! Вперёд! Йо-хо-о-о!!!

Глава 27 Путевые заметки

— У вас есть записная книжка, чтобы записывать ваши гениальные мысли?

— Гениальные мысли приходят в голову так редко, что их нетрудно запомнить.

Ответ Альберта Эйнштейна.

Эйфория. Так, наверное, можно охарактеризовать то состояние, когда мы помчались дальше, убедившись, что все наши враги от нас отстали. Наверное, они думают, что мы мёртвые. Пусть думают! А мы живы, веселы и энергично несёмся к намеченной цели!

Целыми днями не смолкали шутки и смех. Даже Трогот и Эльке заразились нашим настроением. И однажды, когда мы сделали в дороге полуденный привал, чтобы подкрепиться бутербродом с ветчиной, я неосторожно пожаловался на то, что уж очень холодает, Катерина подмигнула Эльке… та хитро кивнула в ответ… и как раз в тот момент, когда я меньше всего этого ожидал, в меня ударили снежные комки!

— Сдурели⁈ — поразился я, вытряхивая снежную крошку из-за воротника и сметая следы снежных комков с одежды.

— Это игра такая! — задорно прокричала мне Катерина, — Защищайся!

И полетели новые комки снега.

— Не хочу я в эту дурацкую игру играть! — завопил я, еле успевая уклоняться от снежных снарядов.

— Тогда проиграешь! Трогот! Иди к нам на помощь! Закидаем Андреаса снежками!

И, что бы вы думали? Зрелый, солидный человек, отобранный из десятков других, зрелых и солидных, для отправки в посольство, заулыбался, соскочил с козел кареты, и бросился в схватку.

— Ваша милость! — заорал он, — Не сдавайтесь! Я иду на помощь! Сейчас мы их победим!

И тут же комки снега полетели уже в сторону девушек. Ах, вот как играют в эту игру⁈ Я присмотрелся, как быстро и ловко Трогот лепит снежные комки и тоже принялся за дело. И у нас пошло на лад!

Да, конечно, я заметил, что Трогот кидается снегом, в основном, в Эльке. А если и кидает снег в сторону Катерины, то это именно «в сторону», специально, чтобы не попасть. Да и Эльке проделывала то же самое в отношении меня. Получилось, что мы перекидывались с Катериной, а слуги — между собой. Но всё равно, было отчаянно весело! Я и не заметил, когда начал хохотать и паясничать. Думал сначала, что руки быстро замёрзнут, ведь они почти всё время в снегу! Но нет, наоборот, все разгорячились и несколько устали от игры.

Шарик сунулся, было, мне на помощь, но посмотрел внимательным взглядом, что это забава, а не драка, попробовал копытом рыхлый снег, фыркнул, и отошёл к остальным коням на твёрдую дорогу.

— Сдаёмся! — смеясь, закричала Катерина, вся белая от снега, — Сдаёмся на милость победителей!

— Сдаёмся! — весело поддержала и Эльке, — Пощады!

Мы торжествующе переглянулись с кучером: наша победа! А не будут нападать исподтишка! А кто будет — тот получит!

— Уф!! — тяжело дыша, улыбнулась Катерина, — Всю снегом засыпало! Эльке, помоги!

И девушки принялись отряхиваться, приводя одежду в порядок.

— А зимой, оказывается, бывают и приятные моменты… — удивился я.

— Ещё бы! — тут же откликнулась Катерина, — Это ты ещё с ледяной горки не катался!

— Однажды, чуть было не укатился! — вспомнил я, непроизвольно вздрогнув, — В Альпах…

— Да ну тебя! — Катерина пошла к карете, — Тебе о развлечениях, а ты об Альпах…

И тут из недалёкого леса раздался волчий вой. Катерина резко остановилась и, насторожившись, оглянулась в сторону леса. Да и остальные перестали улыбаться.

— Трогот! Едем! И будь внимателен. Эльке! Пойдём-ка зарядим на всякий случай арбалеты… Андреас! Ты на Шарике, чтобы карету не перегружать. И, если что, не делай глупостей! Волки зимой опасны. Мы их лучше арбалетными болтами перещёлкаем! Ввязываться в драку — только в крайнем случае! Трогот! Погоняй!

Но волки так и не рискнули напасть на нас. А может, не догнали. Потому что полетели мы вихрем! Не жалея конских сил.

* * *

Потихоньку эйфория начала спадать. Да и понятно. То с трактирщиком поругаешься, то подкову коню надо перековать а, как назло, кузнеца в ближайшей деревне нету, и надо делать пятнадцать вёрст крюк… Да, мало ли? Один случай вышел особенно печальным.

В этот день мы совершили очень длинный дневной переход, и ввалились в трактир утомлёнными дальней дорогой. И — надо же⁈ — трактирщик предложил нам на ужин тушёную капусту с рубленными сосисками! Эльке даже руками всплеснула от счастья и так умоляюще посмотрела на хозяйку, что та прыснула:

— Ой, девочка! Да хоть две порции! — и повернулась к трактирщику — А нам, любезный, что-нибудь из французской кухни!

Мы присели за стол, за которым уже сидел молодой рыцарь, быстро поглощающий свою порцию. Кажется, у него на тарелке был кролик.

— Свинину не берите, старая и жёсткая! — сразу же предупредил он нас, — Позвольте представиться, Вензель фон Люнен. Это недалеко от Кёльна.

— Мы проезжали недавно мимо! — обрадовался я, — Увы, обстоятельства не позволили заехать, полюбоваться. Хотя, моя спутница, её сиятельство Катерина де Мино, очень советовала, очень…

— Вы многое потеряли! — совершенно серьёзно кивнул головой Вензель, — И я мог бы порассказать вам об этом… но, простите великодушно, спешу!

— Вы спешите поужинать? — удивилась Катерина.

— Я спешу в дорогу! Видите ли, так получилось, что в Великой войне… вы же слышали о Великой войне? Когда Орден тевтонцев объявил войну полякам, но проиграл?

— Не только слышали, но даже довелось поучаствовать! — улыбнулся я.

— Тем лучше! Не придётся рассказывать известные вещи! Так вот, мне не довелось сражаться ни в Грюнвальдском сражении, ни в защите Мариенбурга… Но мне удалось выгодно продать свой меч, став наёмником в армии крестоносцев… увы! Это случилось почти сразу после снятия осады с Мариенбурга.

— Почему «увы»?

— Потому что сперва всё шло довольно неплохо. Наше войско освобождало крепости одну за другой, и отличившиеся в боях получали достойную награду в звонкой монете! И, ваш покорный слуга, не раз был в их числе! Да и просто пограбить удавалось довольно часто. Но потом случилась битва под Короновым, где я попал в плен. Я не стесняюсь этого! В конце концов, даже наш полководец, Михаэль Кюхмайстер, тоже был пленён в этом сражении! Но дальше пошло хуже.

— Почему же?

— Потому что я просто наёмник, а не крестоносец! Что непонятного-то? Крестоносцев, то есть членов тевтонского Ордена, выкупал из плена Орден. А мы, простые наёмники, вынуждены были выкупаться из плена за свой собственный счёт. Не скажу, чтобы за меня назначили совсем уж несусветную сумму… нет. Но, однако, и немалую. Конечно, я написал письмо управляющему… ну, как «написал»? Продиктовал писцу. А потом долго ждал ответ. И никак не мог дождаться. Тогда я дал честное рыцарское слово своему победителю, это польский рыцарь, некий Юлиуш из Кшешовиц — ну и названия у этих поляков, не правда ли⁈ — что привезу лично выкуп в назначенный срок. И поклялся щитом святого Георгия-Победоносца. Ну, вот, под честное рыцарское слово меня и выпустили, и даже снабдили конём. И что же? Приезжаю я в Люнен, а моё письмо, оказывается, никто не получал! А я-то надеялся, что уже и деньги собраны! Пришлось вводить на крестьян особый налог… ну, вы знаете! Это дело обычное, когда господин в плен попадает. Только этот налог пришлось спешным образом собирать по всей округе! Сколько народу плетьми перепороли — не счесть! А потому что они отнекиваются, дескать, денег нет, и не отложится ли исполнение налога на следующую осень? На осень! А я рыцарским словом связан всего на полтора месяца! И две недели уже прошли в дороге, хотя я гнал изо всех сил! Но, как бы то ни было, с превеликими трудностями, но деньги были собраны. А время-то, время! И вот, теперь я скачу изо всех сил, чтобы успеть к назначенному сроку. Хорошо, что я взял двух коней, основного и заводного. Один бы такой скачки не выдержал. А так, пересаживаюсь с одного на другого, да и скачу во весь дух. Но времени осталось так мало, что я вынужден и ночью делать переходы. Хотя бы часа четыре-пять. Иначе не поспеть. Но я доеду! Я успею! Не бывать тому, чтобы какой-то поляк Юлиуш упрекнул немецкого рыцаря в неисполнении клятвы! Да ещё данной именем щита Георгия-Победоносца! Не бывать! Эй, хозяин! Рассчитай меня! Я спешу!

— Может, не стоило бы? — засомневался я, — Подумаешь, опоздание на день-два? Ведь, были объективные причины…

— Я рыцарь! — задрал подбородок Вензель, — А значит, моё слово — это слово рыцаря! Я еду!

— Добрый путь… Храни вас Бог… — пробормотал я в спину удаляющегося юноши.

Наутро мы встали затемно и первыми отправились в путь. Во всяком случае, других следов копыт или полозьев на дороге не было. Часа через два мы наехали на молодого рыцаря. Точнее, на то, что осталось от него и двух его коней. Прямо скажу, мало что осталось. А волки, наверное, на целую неделю нажрались…

Я плохо смыслю в следах. А вот, Катерина, как оказалось, хорошо! Она и рассказала, как один из волков выпрыгнул впереди на дорогу, пугая лошадь и заставляя её отскочить в сторону, в снег, чуть не по самое брюхо. А уже потом из этого снега выскочила стая… Шансов спастись у Вензеля не было. Один, с мечом, на застрявшей в снегу лошади… нет, не было у него шансов.

Вторая лошадь, испугавшись, бросилась назад по дороге, но там её уже ждали. Стая оказалась довольно крупная, пожалуй, побольше чем в двадцать волков. Трёх удалось убить рыцарю. Первый, молодой, неопытный волк, прыгнул на него спереди и напоролся на меч. Второй замешкался. Обычная тактика волка — напрыгнул, рванул зубами, отскочил. А этот промедлил, вцепившись в шею коня, и пытаясь его поскорее загрызть. Его тоже Вензель достал мечом. Последнего, третьего, набросившегося на рыцаря со спины, он прирезал кинжалом, когда тот уже вцепился зубами ему в горло. Можно сказать, отомстил посмертно.

Печальная Катерина хмуро бродила по месту схватки, держа заряженный арбалет на плече. Остановилась.

— Андреас, подойди сюда!

— Что там ещё?

— Вот… В этом кожаном поясе он деньги за выкуп вёз.

И в самом деле, когда волки драли тело рыцаря, то распороли и особый, сложенный втрое, кожаный пояс, в котором были золотые и серебряные кружочки. Сейчас они вытекли двухцветным ручейком прямо в снег.

— И что?

— Как, «что»? Собери! Мы должны будем привезти эти деньги и отдать тому поляку, Юлиушу из Кшешовиц.

— С чего бы? Это была плата за свободу, а наш рыцарь мёртв…

— Но он умер свободным! Собери деньги!

Ну, не знаю… Я присел и принялся сгребать монеты обратно в кожаный пояс. Только осторожно, ведь он порванный.

— Ага! А вот и то, что нужно!

По дороге тащились четыре телеги, гружёные рыбой. Возле телег шли несколько хмурых мужиков, с дубинками на плечах. По всей видимости, охрана.

— Эй, вы! Стойте! — смело вышла им навстречу Катерина, — Видно, вас сам Бог послал! Грузите тело!

— Как можно⁈ — обомлел один из мужиков, по всей видимости, старший, — Ваша милость! Кто же у нас после такого рыбу купит⁈

— А кто узнает? — вопросом на вопрос ответила Катерина, — Вы же в город идёте? Ну, вот! Сгрузите тело возле церкви, отдадите священнику записку… я сейчас напишу… и езжайте себе на рынок, с Богом!

— Дык, по дороге-то к священнику, нас всякий видеть будет!

— Грузите, я говорю!

— Никак нельзя, ваша милость! — насупился старший.

Я наконец-то собрал монеты и распрямился. И шагнул к дороге. Мужиков было человек восемь, все здоровые, крепкие, а я один. Но я был с мечом и в серо-белом плаще крестоносца. Мужики склонились.

— Иди, пиши письмо священнику, — кивнул я Катерине, — А вы, добрые люди, грузите тело. Подложите под него попну, о, их даже две! Значит, подложите две попоны, чтобы тело не касалось вашей рыбы. И, да, можете взять себе седло. Это прекрасное рыцарское седло, оно дорого стоит. И уздечку, и вообще, всё, что понравится. Только одежду с рыцаря не брать и оружие. Это всё отдать священнику.

— Седло можно? — лицо старшего просветлело, — И уздечку? И остальное? Ну, там, подковы с лошадей?

— Я же сказал, всё, кроме одежды и оружия рыцаря!

— Другой разговор, ваша милость! — совсем повеселел старший, — А ну, ребята, перегружай часть рыбы с вон той телеги на соседние! Освобождай место! А ты, Дитрих, и ты Ганс, пошли со мной! И клещи захватите… ну так… на всякий случай… Эх, жалко что шкура лошадиная попорчена! Да и задубела она на морозе, уже и не снять так просто…

Через четверть часа мы уже тронулись с места, оставляя позади медлительные рыбные телеги. Катерина вручила старшему небольшой кошель с деньгами для передачи священнику, чтобы тот организовал отправку тела в родовой замок несчастногорыцаря Вензеля. И девушка уверяла, что туда же, в кошель, сунула записку для священника. А верёвочку от кошеля крепко завязала и запечатала личной печатью.

— Признайся, обманула? — спросил я, когда карета уже набрала ход, — Как же ты написала письмо, если чернила, наверняка, замёрзли?

— Я карандашом написала, — ответила девушка, думая о чём-то своём, — Да и записка-то, всего в несколько слов. Имя и название замка, куда тело доставить. И три золотые монеты на расходы. Ох, Андреас! А ведь ему ещё повезло! Его похоронят в родовой усыпальнице. А сколько людей вот так, безвестно сгинут, и поминай, как звали. И неизвестно, молиться ли о здравии, или уже за упокой души?..

И Катерина надолго замолчала, время от времени возводя глаза к потолку кареты, словно пытаясь сквозь этот потолок разглядеть небеса.

Согласитесь, печальный случай. Но, лично для меня, ещё более грустная история произошла на следующий день, утром. Когда я успел как следует промчаться на Шарике.

Разгорячённый быстрой скачкой, жарко дыша морозным паром, я приказал Троготу остановиться и плюхнулся на сиденье кареты. Шарик, довольный, весело задрав хвост, с восторгом скакал вокруг нас, готовый ринуться вдогонку, когда карета тронется с места.

Катерина почему-то хмурилась.

— Эльке!

— Да, понятно уже!.. — проворчала Эльке, закутываясь в меховое шаубе и открывая дверцу кареты, — Каждый раз, как его милость в карету садится, меня тут же на козлы отправляют… Чего ж непонятного?

— Поговори мне! — задохнулась от неожиданного гнева Катерина, — Ишь, моду взяла! Хозяйкины дела обсуждать! Живо марш, куда сказали, и молча!

— А я что? — забормотала служанка, опомнившись и сообразив, что Катерина не в духе, — А я ничего! Я говорю: всегда готова услужить!

— Марш!

— Тебя что, злые мухи покусали? — удивился я, когда мы остались одни, — Раньше ты не была такой… резкой!

Я вовремя проглотил другое определение: «вредной». Ни к чему дополнительно злить уже злую девушку!

— Даже не знаю, как сказать! — нахмурилась Катерина, — Как-то всё накапливалось, накапливалось… и вот — бац! — и прорвалось! И эти похабные шуточки в трактире Перпиньяна… а там же был высший состав духовенства! Никак не ниже архиепископа! И предательство кузины… а она не просто дворянка, она графиня! И эти кардиналы, которых кузина шантажировала… как⁈ Как высшие руководители Церкви допустили такое⁈ И этот монах-отравитель… И бедный рыцарь, растерзанный волками. Как же его Господь не уберёг⁈ Это же ужас, что такое творится!

Я благоразумно промолчал.

— Андреас, ты говорил, что у тебя были «вопросы»… Какие? — мне кажется, что Катерина очень нелогично повернула направление беседы!

— Зачем тебе это?

— Говорю же: на душе мрак и холод! И чем больше я об этом раздумываю, тем больше понимаю, что… ну… короче: какие у тебя были «вопросы»⁈

Ну, что сказать? Мне бы, дураку, задуматься о резкой смене настроения у Катерины, посчитать дни… Может, я и додумался бы, что у неё подошли критические женские дела. Может, и не стал бы отвечать на этот вопрос, поняв состояние девушки. Но я не додумался.

— Тебе не понравится… — вместо этого, предупредил я.

— Плевать!

— Ну-у… вообще вопросов масса, но главных, основных, которые лежат в основе христианства, их осталось два. Самый главный я пока ещё не задам… А второй по сложности… но ты не будешь обижаться?

— Говори! — заранее сцепила зубы Катерина.

— Даже не представляю, зачем тебе это… Мазохизм какой-то!.. Ну, давай поговорим вот о чём: можно ли верить человеку, ни разу не выходившему в море на корабле, рассказывающему об океанских просторах и ловле рыбы?

— Ну-у… может у него брат моряк? Может, он много слышал об этом от своих товарищей?

— И всё же?

— Я бы, может быть, и поверила бы, хотя, конечно, с осторожностью, и перепроверила бы его рассказы у знающих людей.

— Угу… А можно ли верить пьянице, проповедующему трезвость?

— Вот это вряд ли! — засмеялась Катерина, — Хотя… может он хочет, на своём жалком примере, предостеречь остальных? Но к чему эти вопросы?

— Потом поймёшь! А можно ли верить вору, который проповедует честность?

— А это совсем нет! Я бы сказала, что хитрый вор хочет усыпить бдительность окружающих! Для своих тёмных делишек!

— То есть, получается, что слушая проповедь, мы должны брать в расчёт того, кто эту проповедь произносит? И если мы знаем, что сам проповедник не выполняет того, о чём проповедует, то мы должны относиться к этому, как минимум, с осторожностью, а как максимум, мы будем понимать, что нас нагло обманывают?

— Ну-у… можно сказать и так… Но я всё ещё не понимаю, при чём здесь проповеди⁈

— А теперь смотри, — сказал я, — Мы с тобой будем вспоминать Заповеди Господни и Святое Писание. Хорошо? Ну. вот, одна из заповедей: «Не убий». Есть такая? Конечно, есть! Но сам Господь всемогущий не стеснялся убивать! Содом, Гоморра, войска фараона, над которыми сомкнулись воды Чёрмного моря, где только что прошёл Моисей, да что там! Всемирный потоп, поглотивший всё человечество, кроме пьяницы Ноя и трёх его сыновей с жёнами… И после этого: «не убий»!

— Но это были грешники!

— Не проходит, — покачал я головой, — В заповеди не сказано: «не убий никого, кроме грешников». Там просто: «не убий». Но возьмём ещё заповедь: «не кради». Есть такая? Обязательно, есть! А как же тогда совет Господа евреям обобрать египтян перед Исходом? Ведь в Святом писании так прямо и сказано, что евреи ОБОБРАЛИ египтян. А потом вдруг заповедь «не кради»? Не странно ли? Может, разберём прелюбодеяние? Есть и такая заповедь! Но что сделал сам Господь? А он родил сына не от какой-то невинной девушки, сочетавшись с ней браком, нет! Он выбрал чужую жену! И если это не прелюбодеяние, то что это⁈ Я хочу следовать примеру Господа! Я хочу спать с чужими жёнами! Ах, нельзя? Ах, я заповедь нарушаю? Как же так-то⁈

— Это было беспорочное зачатие!!!

— В самом деле? А как же слова Иисуса, что «кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с ней в сердце своём»? Или Господь это сделал так… не вожделея… от скуки, что ли? Не-е-ет! Господу просто наплевать на свои же заповеди! Вот, дал он заповедь «почитай день субботний», но Иисус Христос, сын божий, на это наплевал! Взял и заявил, что мол, «не человек для субботы, а суббота для человека»… Может, оно и так, но это прямое нарушение заповеди, разве нет? А как тебе странная заповедь «почитай отца твоего и мать твою»?

— Эта-то чем странная⁈

— Ничем, кроме того, что у Бога не было ни отца ни матери. Он никогда, подчёркиваю, НИКОГДА не знал, что такое отцовская или материнская любовь. А равно и сыновья любовь к отцу или матери. Но нас решил этому научить, дав заповедь. Тебе не напоминает мой пример про рассказчика о морских странствиях, ни разу не бывшего на корабле?

— А Христос⁈ Он знал отцовскую любовь!!!

— Пронеси мимо нас чашу такой любви!!! Когда отец отправляет сына на мученическую смерть без причины!

— Как это, «без причины»⁈

— А какая была причина?

— Своей святой кровью Христос смыл наш первородный грех!!!

— В самом деле? А без этого нельзя было обойтись?

— Как это?

— Просто. Взять богу-отцу и сказать: «Я прощаю род человеческий»! И всё. И не надо никого бичевать, распинать, мучить… Ну, сама посуди, когда обычный, человеческий отец рассердится на одного из своих сыновей, он же не проливает кровь другого, чтобы простить первого? Он просто прощает. А как поступил Бог⁈ Только не надо о том, что всё было заранее речено через пророков! Где Бог, а где «пророки»⁈ Ах, да! Ведь тогда не было бы религии под названием «Христианство»… Что с тобой?

Я реально испугался, увидев выражение лица Катерины.

— Мне надо побыть одной! — сурово взглянула девушка мне прямо в глаза.

— А я предупреждал! — поник я, — Я говорил, что тебе не понравится!

— Оставь меня! — рявкнула Катерина, — Мне надо… подумать!

— Шарик! — позвал я, приоткрыв дверцу кареты, — Шарик, где ты? Ах, вот он… Подожди секунду…

И я ещё раз обернулся к девушке. Та сидела мрачная, насупленная, нервно грызя собственные ногти. Зря! Они у неё такие красивые!

— Пожалуйста, не думай про меня плохо, — попросил я, — Я не демон-искуситель, и не служитель демонов… я просто умею думать головой и мне не забивали христианством голову с детства. И ещё, я бывший жрец. Я отлично знаю, что любая религия, абсолютно любая, придумана только для управления людьми. И ничего больше. Красивая обёртка из красивых историй и правильных заповедей, но под ней спрятан кнут. Пастуший кнут. Я это понимаю, но я не хотел вносить разлад в твою душу. Ты сама попросила. Прости.

— Да уйди уж, наконец! — всхлипнула Катерина.

И я прыгнул на спину Шарику. Я уже довольно ловко умею это делать. Обрадованный Шарик опять порывался рвануть во все лопатки, но сейчас я сдержал его порыв. Немного обогнал карету и скакал чуть впереди, на ходу раздумывая, правильно ли я поступил. Не знаю! Но, простите меня, Катерина знала, что «вопросы» будут тяжёлыми для искренней католички! Знала, и спросила. Я-то при чём⁈

* * *

Несколько дней прошли почти в полном молчании. Не то, чтобы меня вообще игнорировали. Всякие «доброе утро», «приятного аппетита», «Андреас, передай, пожалуйста, соль», «спокойной ночи» и тому подобное, произносилось. И даже без неприязни. Но разговоры по душам прекратились. Складывалось ощущение, что нам разговаривать больше не о чем. Но, мало-помалу, наше общение стало более живым. И огромную роль в этом сыграла Эльке. Она не понимала, или делала вид, что не понимала, размолвки между нами. И весело щебетала всякие благоглупости, не обращая внимания на наши кислые мины. Поневоле, мы оба были вынуждены вступать в разговор с Эльке, а значит, вроде бы общались и между собой.

Между тем становилось всё холоднее и холоднее. Я отчаянно мёрз, не смотря на то, что под тёплое шаубе обязательно поддевал толстый дублет на меху. Я становился от этого тоже, толстым и неповоротливым, неизменно вызывая шутки проказливой Эльке.

— Почему же так холодно⁈ — взвыл я однажды.

— Так мы же, сударь, всё дальше от гор уезжаем! — с чувством превосходства объяснила Эльке, — От этих… как их… Альпов!

— Не Альпов, а Альп, — с улыбкой поправила Катерина, — И вообще, при чём здесь горы?..

— Так горы-то, они к Солнцу тянутся! — пояснила Эльке, — А чем Солнце ближе, тем теплее! А мы от гор уезжаем, Получается, всё ниже и ниже. Вот и холодает у нас!

— Глупости! — буркнул я, — То-то, когда мы посольством через Альпы ехали, прямо, чуть не зажарились!

— А почему же тогда? — разинула рот глупая служанка.

— Ну-у… мы забираем всё севернее, — принялась за пояснения Катерина, — Чем севернее, тем холоднее — раз! Мы уезжаем всё дальше от тёплого моря. А море — очень хорошая печка! Говорят, что один кубический метр воды, остывая на один градус, тем самым согревает целых четыре кубических метров воздуха! А сколько этих кубических метров в Средиземном море и Атлантике⁈ Это — два. Ну и третье: мы едем из Мино, которое расположено между двумя отрогами Альп. То есть, туда не поступают злые, холодные, восточные ветры. Только южные. Там свой, тёплый и удобный климат. А теперь, мы отъехали достаточно далеко, и холодные ветры выстуживают землю!

— Ага! — задрала нос Эльке, — Я же говорила, что горы тоже влияют! А вы все: «ни при чём, не при чём…». А я-то права, получается!

Поневоле, мы с Катериной рассмеялись. И постепенно дело пошло на лад. Хотя к вопросу религии мы больше не возвращались.

Глава 28 Конец пути

Только когда мы приходим к цели, мы решаем, что путь был верен.

Поль Валери.

Вот так, задашь вопрос, а потом по полночи не спишь, всё раздумываешь! Многие знания — многие печали, вы говорите? Я бы сформулировала по другому: многие раздумья — многие печали. И дело даже не в том, что «вопросик» Андреаса нанёс мощный удар по моей религиозности. Потому что то, что он говорил, так просто не отбросишь. Но, повторюсь, дело даже не в этом. Суть вопроса для меня оказалась гораздо глубже, чем вкладывал в него сам Андреас. Вопрос об управлении и руководителях.

Раньше я не думала над этим. Я графиня. Надо мной герцог Бургундский. Именно ему мой отец принёс оммаж, то бишь, клятву верности. Почему? Потому что его поставил король. Потому что так заведено испокон веков. Над герцогом — король. Почему? Потому что король — помазанник Божий. Его благословили на королевство высшие иерархи Церкви. Значит — сам Бог. И, опять же, так заведено испокон веков.

Да? А как же сумасшедшие короли? Их тоже именем Бога на королевство помазали, но это же невменяемые люди! Взять Хуану Безумную Кастильскую или нашего, французского, Карла Шестого Безумного? Официальное прозвище — Карл Шестой Влюблённый, но в народе больше говорят о нём, как о Безумном. А глас народа… Да, что там! Даже в Святом Писании говорится о безумном царе Сауле! А это первый царь Израиля! А его помазал на царство не кто-нибудь, а сам пророк Самуил! Нет, прямо там царя безумным не называют, но говорят, что им овладел злой дух. Ну, правильно: если им овладел злой дух, значит он душевнобольной, то есть, безумный. Не спроста же он пытался в приступе безумия убить собственного сына, а потом внезапно метнул копьё в юного Давида, единственного, кто мог успокоить безумие царя игрой на кифаре? Как это назвать? Правильно, сумасшествием. И жизнь этот Саул покончил самоубийством…

И вот, имея такие примеры, начинаешь поневоле задумываться над всем остальным. К примеру, а каким образом наша матушка Терезия стала настоятельницей? А была ли она замужем? А за кем? А в каких она отношениях с тем кардиналом, который утверждал её кандидатуру на этот высокий пост? А кто этот кардинал? Уж не Жеральд ля Фальеро, случаем? Или кто-то похожий на него?

Понимаете? До этого я просто верила, может быть, очень наивно, что все наши мудрые и честные руководители поставлены над нами ещё более мудрыми и честными. И что всё наше мироустройство — верх благоразумия и справедливости. А теперь я в это верю уже с трудом…

Вот, опять же: почему именно меня матушка Терезия отправила с посольством? И почему не в обличии монашки, а в виде графини? Да, я и раньше задумывалась над этим. Но мысленно я искала не ответы, а оправдания этому! Потому что это должно быть логичным, честным и справедливым! А если я не могу понять, где здесь логика, честность и справедливость, значит я дура набитая и ничего не понимаю. Теперь я опять начала раздумывать и у меня появились ответы! Логичные ответы. Но никак не честные и справедливые! О, Господи! У меня же мир перевернулся!

Вы скажете, я перестала видеть мир в розовом цвете? Да, это правда. Вот только, это стал чёрно-серый, грязный мир! И это… больно! Хотя, конечно, есть в этом мире и цветные вкрапления. Если хорошенько присмотреться.

Прямо скажу, не сразу я приняла этот бесцветный мир. Душе так хотелось вернуться в тот, розовый! Где можно быть наивной и доверчивой и ничего тебе за это не будет! Ага! Ничего не будет, кроме покушений от наёмного убийцы и родной кузины! А также интриг и происков со стороны матери-настоятельницы. О, Господи!

А может… может, Андреас прав? Нет, я не про религию. Я про то, что вот, отыщет он свой волшебный рубин, разобьёт его, и хлынет в наш мир её величество Магия! И не нужно будет людям так страдать ради хлеба насущного… О, Боже! Да это же… это же Едемский сад, получается⁈ Когда первые люди получали питание не в поте лица своего, а словно птицы небесные, которые, как известно, не сеют, не жнут, но сыты бывают. Неужели магия это может⁈ Тогда… тогда я должна ему помочь! Не знаю, получится ли у нас, но если мы не попытаемся, то и не узнаем? Не так ли?

— Эй, Андреас! Иди в карету, поболтаем! Эльке! Ага, вот и умница…

* * *

Я уже говорил, что в начале пути мы летели во весь дух, во всю конскую мощь. А потому что — эйфория! Мы спаслись, мы выжили, мы вырвались! Ура! Но потом наша скорость, как-то незаметно, начала снижаться. И чем ближе к Мариенбургу, тем медленнее мы ехали. И делали вид, что не замечаем этого. Хотя каждый прекрасно понимал, что там, в Мариенбурге, в сердце Ордена, закончится наше совместное приключение. И так не хотелось расставаться! А ведь, придётся. Вот и, непроизвольно, осаживали жаркий бег коней.

Как бы то ни было, конечная точка нашего пути всё приближалась. И вот, Мариенбург всего в одном дневном переходе…

Я не узнавал окрестностей. Уезжал я отсюда ранней осенью, вокруг меня чернели сгоревшие поля, а вдоль дороги, там и сям, торчали виселицы, где висели и одиночные разбойники, и группы, а порой, и целыми семьями. По всей видимости те, кто будучи разорён войной, восстал на собственного хозяина.

Сейчас всё было засыпано чистейшим белым снегом, и оттого казалось чистым, нарядным, праздничным. Вот только деревенек и сёл не было видно. Похоже, не успели селяне отстроиться заново. Но порой, чуть в стороне от дороги, тянулись к небу слабые дымы, чуть не из-под земли. Ну, понятно. Крестьяне переселились в убогие землянки, кое-как выкопанные в ожидании зимы. Строиться они будут уже весной, когда потеплеет… если, конечно, им позволят взять брёвен в хозяйском лесу…

Впрочем, трактиры на дорогах стояли достаточно часто, сверкая новыми срубами, конюшнями, воротами. Это тоже понятно. С крестьянина зимой взять нечего. Зачем же тогда ему что-то давать? А трактир платит налог исправно, не взирая на время года. Тем более, после окончания войны очень возросли всевозможные переезды в Орден и из Ордена. Значит? Правильно! Надо дать трактирщику малую денежку! Она вернётся втрое, впятеро, а может, и вдесятеро! Простой расчёт, ничего личного.

К полудню мы наехали на такой трактир, заново отстроенный, блестящий свежей краской. Ещё пол дня, и мы будем в Мариенбурге.

— Андреас! — неожиданно сказала Катерина, — А может… заночуем здесь?

— А почему бы и нет⁈ — обрадовался я, — Ну ведь, и в самом деле, какая нам радость, если мы приедем поздним вечером? Вдруг нас ещё и в замок не пустят? Скажут, мол, ждите утра, а утром разберёмся, кто вы такие! И будем мы мёрзнуть всю ночь! А здесь и тепло и уютно!

— Верно! И опять же, когда приедем, надо будет дать отчёт о нашем путешествии. А кто же ночью нас слушать будет? Всё равно утра ждать! А если приедем к обеду, то все дела до вечера можно устроить! Правильно я говорю?

— Правильно!

Ну, мы и сами понимали, что придумываем себе оправдания. Что никаких серьёзных доводов для остановки нет. Но нам очень хотелось побыть вместе, хотя бы ещё немного!

До самой темноты мы болтали. А потом потребовали у хозяина свечей и продолжали болтать. Сперва мы наметили возможные вопросы и наши ответы. У нас получалось достаточно убедительно! Судите сами: я «заболел» в Италии. Потом выздоровел. Но возвращаться через Альпы? Вдвоём? Слуг мы не считаем… Эльке слабая девушка, а Трогот умеет только управлять каретой. И, что нам делать? Правильно! Ехать в обход Альп! Собственно, куда мы и поехали. Правда, мы дружно выкинули из наших будущих «признаний» эпизод с пиратами. Пришлось бы объяснять, как мы спаслись из их загребущих лап, а у нас не хватило фантазии. Поэтому, в наших планах было рассказать, что мы попросту объехали кусок Тиренского моря по берегу. Ну и… да, так получилось, что наш путь пролегал недалеко от графства Мино. И мы туда заехали, да… А как было не заехать, если жмоты-крестоносцы оставили нам самое скудное обеспечение⁈ Поневоле мы должны были сделать небольшой заём… а потом погасить его за счёт средств госпожи графини! Ну вот, и заехали, дать нужные распоряжения…

Опять же, мы решили умолчать о визите в Перпиньян. А кто нас там видел? Кто видел, тот не скажет! Во всяком случае, в Ордене и в ближайшее время. А потом… отбрешемся как-нибудь!

Разумеется, ни слова про графиню Александру и про монаха-убийцу.

Александра? Была такая, кузина Катерины. Да, видели, общались. Умерла? Отравилась грибами⁈ Да что вы говорите! Вот, ужас-то какой!

Почему так долго задержались в Мино? Ну-у… мы же говорили о небольшом займе? Вот, пока утрясали проблемы с этим займом, мы и сидели в замке! Увы-увы! Наша банковская система так неразвита, так неразвита… А потом-то, как рванули во всю прыть! Можете проверить!

Ну, вот такой у нас получился план. А потом принялись болтать обо всём. Я признался, что расшифровал очередное «марево» от моего перстня. Как я понял, это новое волшебство помогало дышать под водой. Эх, поздно! Нам бы такое, да пару месяцев назад, когда мы оказались на корабле пиратов! Ох, мы бы устроили им представление! Ох, они бы у нас поплясали! А сейчас… ну, что ж, забывать не будем, мало ли когда в будущем пригодится? Но конкретно сейчас — бесполезное волшебство.

Кувшин вина на столе постепенно пустел, а мы никак не могли наговориться. И только Эльке беспардонно зевала, сонно поглядывая на таких разговорчивых хозяев. Завтра у неё тоже окончится срок службы. Надо бы девушку наградить. Как-никак, ей из-за нас пятки поджаривали. Можете поверить мне на слово, ощущения не радостные.

— А ты, значит, обратно в свой монастырь? — наверное, в пятый раз переспросил я.

— Конечно, — девушка опустила голову, но потом резко вскинула её, — А куда ещё? От графства я официально отказалась, и даже бумагу отправила герцогу Бургундскому. Одна мне дорога — в монастырь. Думаю, там уже всё привели в порядок. Слава Богу, уже почти полгода, как войны нету. Наверное, монахини успели вернуться на старое место, вычистить всю грязь, ввести прежние службы… Мать-настоятельница, пожалуй, уже откопала все спрятанные драгоценности, украсила храм и алтарь, и… что ты так смотришь?

— Повтори, что сделала мать-настоятельница? — тихо попросил я.

— Я говорю, что мать-настоятельница уже, наверное, откопала спрятанные драгоценности… Есть такой обычай, во время войны клады закапывать. В тайном месте, о котором знают только избранные. А сейчас она их откопала и… ой! Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что Большой рубин крестоносцев, это не просто ценность, это величайшая ценность для Ордена! И мы точно знаем, что эту ценность в бой не повезли. А ещё я хочу сказать, что во время Грюнвальдского сражения погибли сразу и Великий магистр, и Великий комтур, и комтур замка Мариенбург, и Великий маршал Ордена… и вообще, всё высшее руководство…

— Спрятан клад, и уже никто не знает, где⁈ — Катерина даже рот прикрыла ладошкой, — И теперь… всё потеряно⁈

— Посмотрим… — буркнул я, — Сдаётся мне, что я подозреваю примерное место.

— Где⁈

— А вот, завтра и поговорим, как на место приедем. Тебе всё равно, хочешь или не хочешь, а в Орден заехать надо. И карету отдать, и о поездке отчитаться. А там, смотришь, уже и поздний вечер. Не выгонят же тебя крестоносцы из замка на ночь глядя? Так что, считай, полтора дня у нас с тобой на совместные поиски ещё есть. На месте посмотрим, поговорим, всё обсудим…

— Так! — быстро всё поняла Катерина, — Тогда… всем отдыхать! Завтра трудный день!

— Правильно, ваша милость! — в очередной раз зевнула Эльке, — А то, уж полночь близится, а отдыха всё нет!

* * *

Заснуть мне сегодня так и не удалось. Я ворочался и так и эдак, а сон всё не шёл. И как же я сам не догадался про клад⁈ И ведь, знал, знал, что самое ценное люди всегда в землю прячут! А вот, не подумал… Слишком неприступным казался мне Мариенбург в первые дни моего пребывания в этом времени. И даже мысли в голову не пришло, что кто-то мог бояться сдачи такой огромной крепости. Это же… твердыня! Наверное, так. Но это я так рассуждал. А Великий магистр Ульрих фон Юнгинген вполне мог думать совершенно иначе. Ему ли не знать, как падают самые грозные замки во время умелой осады? Н-да… дурака свалял! Не зря меня Катерина постоянно «балдой» обзывает!

* * *

С самого раннего утра ринулись в Мариенбург, да так резво, что уже через час Катерина остановила карету и с упрёком посмотрела на меня:

— Ты хочешь, чтобы мы примчались ещё до обеда? И меня выпнули бы из замка ещё сегодняшним днём? Ты правда, этого хочешь?..

— Упс! — глубокомысленно отозвался я, — Время-то я, как раз, и не рассчитал!

— Давай, потихоньку… А лучше, садись в карету. Чтобы не мельтешил перед кучером. Эльке!

— Иду уже, ваша милость… иду…

— Стоять! Я хотела сказать, что сегодня ты едешь с нами!

— Э?.. То есть… Всегда рада услужить вашей милости… Кхм!

— Трогот! — высунулась из окошка Катерина, — Погоняй! Погоняй, но… не спеша!

Лошади пустились лёгкой рысцой.

— Теперь ты, Эльке, — прикрыла Катерина окошко специальной занавесочкой, чтобы холодный ветер внутрь не задувал, — Сегодня кончится твоя служба у меня. Сколько я тебе должна буду?..

— Ничего, ваша милость, — опустила глаза книзу Эльке, — Когда меня нанимали, то мать-настоятельница уже выдала мне деньги за службу… А я их отдала своей матери. У меня ещё двое сестёр, так одной из них как раз на приданное хватило. Ничего вы не должны мне, ваша милость!

— Глупости! — буркнула Катерина, — Ты с нами через такие трудности… вот, хоть через Альпы… или пиратов взять… а уж про пытки из-за нас, я вообще молчу! А потому… Кстати, сколько тебе заплатила матушка?

— Двенадцать широких грошенов! По одному за каждую неделю, что мы должны были быть в пути. Да, на чужих харчах — шикарное вознаграждение, ваша милость!

— А ты не знаешь, Троготу она тоже заплатила?

— Заплатила! Ту же сумму! Так что, мы в расчёте.

— Сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь… — вслух посчитала Катерина, — Итого, четыре месяца… Хм! Вот тебе восемь золотых монет, девочка! Это нобли, достаточно дорогие монеты. Хотя, в начале они ещё больше стоили, но потом… впрочем, неважно! Восемь золотых ноблей я даю тебе в плату, за твоё усердие и честное служение. И ещё восемь монет отдашь Троготу. Вот они!

— Ваша милость! — попыталась упасть на колени Эльке.

— Сидеть! — шикнула на неё Катерина, — Не хватало мне платье порвать! Или деньги по полу растеряешь! Сиди, радуйся молча!

— Подожди радоваться! — перебил я, — Я хотел бы и от себя дать несколько монет! Мне ты хоть и не служила, но мне было приятно, что ты служила Катерине. Так служила, что она почти всегда была в хорошем и добром расположении. А это дорогого стоит! По себе знаю… Так что, вот тебе ещё золото. Это золотые экю, они весят вдвое меньше ноблей и потому вдвое дешевле, примерно, как флорины… поэтому вот шестнадцать экю тебе и шестнадцать Троготу.

— Ваши милости! — совсем запунцовела Эльке и опять попыталась рухнуть на колени. Еле удалось её удержать.

— Надеюсь, этого хватит вам с Троготом? — нейтральным тоном поинтересовалась Катерина, — Чтобы обвенчаться и завести хозяйство?

— А… а откуда…

— Пф-ф! Это Андреасу не было слышно с его скамьи! А я-то отлично слышала, как вы на козлах целовались и строили планы!

— Но мы же ни-ни… Чтобы там, чего такого…

— Знаю. Потому и говорю, что ты сделала хороший выбор. Трогот вдовец, дети у него выросли, сам он мужчина солидный, работа в руках спорится… Ты тоже не дурочка и знаешь, с какой стороны к печке подходят… Если к этому у вас ещё и чувства есть, то… благословляю тебя, девочка!

— Ах, ваши милости!.. — Эльке всё же не выдержала и расплакалась.

Я отлично её понимал. Два золотых — конь. Но это, пусть и средненький, но рыцарский конь! А обычная, крестьянская лошадка вполне торгуется и за один золотой, а может, и меньше. В такую же цену идёт корова. Ну, пусть в три золотых выйдет дом. Получается, только на те деньги, что я дал, Трогот с Эльке могут завести не просто хозяйство, а богатое и роскошное хозяйство! Землю им нарежет община, потому что на самом деле земля принадлежит феодалу, а община пользуется этой землёй, с его разрешения, сообща. И если прибавился член общины, то ему положен надел. По разному считают: по количеству едоков, по количеству мужчин в доме, но чаще всего — распределяют по количеству «дымов» — то есть, по домам. Если Трогот отстроит себе дом, то земля ему будет. Гарантированно! Даже… да, пожалуй, Трогот с Эльке смогут завести себе и батраков! Если додумаются до этого и денег не пожалеют. Потому что батрак, он себя окупает… Ну и Бог с ними! Они заслужили этот шанс — пожить счастливо.

— Мариенбург уж видать! — прокричал с козел Трогот, который ещё не подозревал о свалившемся на него счастье.

— Андерас! Живо на Шарика! Мне пора переодеваться из графини в монашку! Эльке!

— К вашим услугам! Всегда к вашим услугам, ваша милость!

* * *

Вот она, начальная точка моих приключений и, надеюсь, конечная! Начальная, потому что, да, было ещё поле Грюнвальда, вот только я там ничего толком даже рассмотреть не успел, не то, чтобы запомнить. По-настоящему, мои осознанные действия, в этом времени, начались здесь, в Мариенбурге. Конечная, потому что, если я найду волшебный рубин, то эта страничка моей жизни закроется, и откроется совсем-совсем-совсем другая страничка… И даже персонажи в этой страничке будут другими… Н-да…

— Господин офицер! Приезжие! — позвал куда-то в сторону часовой у ворот.

— Иду уже… иду… О! Я вижу рыцарского оруженосца… Но где же рыцарь? И почему оруженосец такой взрослый? И… карета, в которой сидит юная монахиня⁈ Подождите-подождите! А не те ли вы, кто отстал по болезни от посольства к его Святейшеству, папе римскому⁈

— Вы удивительно проницательны, брат…

— Брат Йозеф фон Колман.

— Да… вы удивительно проницательны, брат Йозеф…

— Ну, что ж, проезжайте, но я обязан проводить вас к комтуру замка. Вас, и вашу спутницу. Оставьте лошадей конюху, он поставит их в конюшню.

— Э-э-э… Брат Йозеф! Тут такое дело… У меня не просто конь. У меня Шарир! Позвольте мне самому поставить его в стойло. Другим он не дастся, уж будьте уверены! Посмотрите, как он нервничает, почуяв знакомые запахи. Я даю честное слово, что мы обязательно вернёмся к вам через полчаса, и вы сможете проводить нас, согласно предписания!

— Так это вы тот и есть, кто укротил великого Шарира⁈ Ну, как же! Наслышан… да… Хорошо, господа! Через полчаса жду вас здесь же. Не заставляйте искать вас по всему Мариенбургу… хе-хе! Проезжайте!

Да, расставание с Шариком вышло печальным. Он тоже всё чувствовал, мой верный конь, и всё норовил ткнуться носом мне в плечо или в подмышку… Катерина тоже всхлипывала и всё совала Шарику новые и новые морковки.

— Эх, Шарик! — обнял я коня за шею, — Вот, найду я рубин, а потом ка-а-ак откажусь от крестоносного плаща! И ка-а-а-к выкуплю тебя у крестоносцев! За любые деньги выкуплю, хоть придётся золота насыпать столько, сколько ты сам весишь! И заживём мы с тобой весело и привольно! Да… Правда, я буду тогда немного занят… Но что я, час в день для друга не выкрою? Выкрою! Будь уверен! А теперь пойдём… Пойдём Шарик… Я скажу конюхам, чтобы они тебя не муштровали. Такого коня учить — только портить! Пойдём, Шарик… дружище!

И я смахнул непрошенную слезинку.

* * *

Когда мы возвращались из конюшни к воротам, Трогот и Эльке стояли на коленях, прямо на снегу, провожая нас взглядом. По щекам Эльке текли слёзы, а Трогот, в сильном волнении, мял и мял в руках свою шапку. Может, и хотелось на прощание обняться с ними крепко-крепко, но сословные различия, мать их! Обняться с простолюдинами⁈ Фи! Нас бы просто никто не понял! Включая самих Эльке и Трогота. Пришлось пройти мимо, дружески подмигнув обоим.

— Постойте! — спохватился я, отойдя пару шагов — Вот я глупый! Вам же ещё из Мариенбурга до деревни Трогота добираться! А у вас только золотые монеты на руках! Не приведи Бог, если кто-то позарится! Вот… горсть серебра и меди, даже не знаю, сколько здесь! Это так… на первое время… Прощайте, и спасибо за всё!

Даже Трогот, уж на что крепкий мужик, и то шмыгнул носом, а Эльке вновь расплакалась навзрыд, от избытка чувств.

Ну, что ж… ещё одно расставание. А скоро будет самое главное прощание, с Катериной. Ох, боюсь, что тут даже я могу не удержать слёз! Но это завтра. Сегодня мы пока ещё вместе.

— Брат Йозеф? Надеюсь, мы не заставили вас ждать слишком долго? Но скажите, разве Великий магистр не в Мариенбурге? Коли вы ведёте нас не к нему, а к комтуру?

— Великий магистр в Торуне. Там обсуждают условия мирного договора между Орденом и Польшей.

— Всё ещё обсуждают? Похоже, что сама война шла меньше времени, чем обсуждение её последствий!

— Ха-ха! С одной стороны вы правы! Если считать, что войну объявили шестого августа, а закончилась она битвой под Короновым десятого октября. Но если считать все противоречия, накопившиеся за последние восемьдесят лет…

— Это вы про Калишский договор? — с любопытством уточнила Катерина.

— Да… Э-э-э… Приятно видеть столь образованную девушку…

— Я не хотела вам мешать. Продолжайте!

— А мы уже пришли! Прошу!

* * *

Нам повезло. Комтур оказался чрезвычайно занят хозяйственными делами. Поэтому нас выслушали, задали несколько незначительных вопросов, и отпустили восвояси, дав разрешение Катерине переночевать в стенах замка. И наша скромная беседа не раз прерывалась другими вопросами, которые комтур считал неотложными. Про поставки металла, запасы крупы и вообще, про продовольствие, починку мельниц, недоимки с окрестных крестьян, заготовку древесины, формирование обоза в Торунь, закупку кожи для шорников, изготовление бочек для свежемолотого пороха, про недостаток свечей и ещё десятки вопросов, которые требовали внимания комтура.

К чести комтура, все эти неурядицы нисколько не выбивали его из хорошего настроения, и разговор с нами он вёл спокойно, вежливо, с достоинством. Единственный раз, когда он нахмурился, это когда Катерина спросила, отдали ли в её обитель тот кусок верёвки, которым подпоясывался святой Бенедикт, и который вручил ей сам папа римский. Комтур отвёл взгляд и пояснил, что между Великим магистром и матерью-настоятельницей заключен договор, по которому, до самого подписания мирного договора, святыня будет у Великого магистра. Он её носит под рубашкой и уверяет, что святой помогает ему выторговать у поляков весьма льготные условия мира.[1] А за это, крестоносцы… впрочем, это дело решалось между Великим магистром и матерью-настоятельницей! И он, комтур, не полномочен давать подобные справки! Хм! Да, так что вы говорили про вино из Бургундии?

— Мы говорили, что просим отправить ту бочку вина из Бургундии, которую мы привезли с собой, в женский монастырь, тот самый, с матерью-настоятельницей Терезией…

— Да-да, конечно… — пробормотал комтур и перестал хмуриться.

В общем, примерно через час мы благополучно вышли из Верхнего замка.

— А теперь рассказывай, какие у тебя мысли о месте, где спрятан клад! — повернулась ко мне лицом Катерина.

[1] Мир, заключённый в феврале 1411 года в Торуне, между Орденом, Польшей и Литвой, и в самом деле был для крестоносцев с необычайно «мягкими» последствиями. Да, Орден возвращал земли и выплачивал контрибуцию, но сам Орден оставался в прежнем состоянии, и через 20 лет, в 1431–1435 годах Орден попытался вновь военным путём вернуть себе влияние… Почему же поляки и литовцы согласились с такими условиями? Быть может, Великий магистр Ордена, Генрих фон Плауэн, чувствовал дополнительную уверенность, нося под одеждой святыню? И эта уверенность сквозила в его речах и поступках настолько, что привела в замешательство его оппонентов? Как бы то ни было, самому Генриху фон Плауэну это не помогло. Его сместили, десять лет он провёл в тюрьме, после прощения пять лет служил в замке Лохштедт в качестве простого рыцаря. В 1429 году его назначили на должность попечителя этого замка, но в этом же году фон Плауэн и умер. После смещения фон Плауэна с должности Великого магистра, эту должность (через два дня!) занял бывший маршал Ордена, Михаэль Кюхмайстер, тот самый, который попал в плен под Короновым. Но в отличии от фон Плауэна, Кюхмайстер происходил из древнего и богатого рода маркграфов Мейсена и имел значительное влияние на высшую орденскую знать…

Глава 29 У цели

Лучше быть смелым, чем осторожным, потому что судьба — женщина.

Николло Макиавелли

— Посмотри вокруг, — предложил я, — И представь, что ты хочешь спрятать величайшее сокровище. Куда?..

— Ну-у… — Катерина задумалась, — Первая мысль, это подальше отсюда! Ведь, случись что, здесь всё перероют наглые захватчики! Но это первая мысль… Хм… Мне ведь надо так спрятать, чтобы я или мои последователи смогли это всё найти… И если я спрячу клад как можно дальше, где-нибудь в Китае, например, то и найти его станет невозможно не только захватчикам, но и сторонникам… Разве что, через тысячу лет, и только китайцам… Угу… Значит, рассмотрим варианты поближе! Допустим, другая крепость?.. Нет! Уж, если Мариенбург не выдержит осады, то и другая крепость, тем более! Тогда… Особое место в чистом поле? Тоже не подходит… Чистое поле, это всё равно, что Китай. Искать не будут не только захватчики, но и последователи. Тогда… тогда остаётся только сам Мариенбург! Только спрятав клад здесь, я буду уверена, что рано или поздно, но клад найдётся. И, лучше поздно! Больше вероятности, что сторонники вышибут противников. Потому что, если победа будет за мной, то и искать ничего не надо, я и без того знаю, где сокровище! Итак: Мариенбург!

— Отлично! — похвалил я, — А где в Мариенбурге? Учитывая, что ты понимаешь: захватчики не дураки и будут рассуждать вроде тебя: логично?

— М-м-м… — Катерина закрутила головой, осматривая величайший замок, — М-м-м… Напрашивается Верхний замок… Допустим, в храме или в колодце… Но это и самые первые места, где захватчики искать будут! В стене замка? Ну, глупости! Это, считай, сотни людей видеть будут!

Я видел, как Катерину постепенно охватывает азарт. Она очень явно представляла себе цепь рассуждений, которая должна привести к самому лучшему месту для клада.

— Так! А может, начать с конца? Вот из «Золотой башни» выходят восемь рыцарей, которые с трудом несут некий… сундук? Железный сундук! Так будет правильно. Выходят ночью, когда все спят, и даже стражу со стен сняли на ближайший час. Учтём это, кстати! В стену крепости вмуровать не получится, хотя толщина и позволила бы… А потому что может именно в это место вражеское ядро прилететь! И замазать дыру в стене ночью не получится! При свете дня обязательно будет видно отличие в кладке! Ага!..

Нет, если бы просто прятать золото, то для этого есть достаточно простые способы! Вроде двойного подвала. Врываются, скажем, враги в нашу «Золотую башню», а там… одна-единственная бочка, да и в ней золота едва на донышке. Скажем, пара сотен золотых монет. И — как удобно-то! — стол, на котором приходо-расходная книга. Ещё и свеча рядом, чтобы не слишком время терять. Смотрят захватчики, а по книге выходит, что золота должно быть больше! Скажем, три-четыре тысячи монет! А остальные — вот он, записан расход: на питание, на лошадей, на оружие, на наёмников… Но, где же остальное золото? Ага! Вот вход в подвал! Открывают подвал — и точно! Два бочонка с золотом! Ура! Довольные захватчики вытаскивают золото и радуются добыче. И не понимают, глупые, что под этим подвалом ещё один подвал есть, где уже не тысячи, а сотни тысяч золотых монет лежат! И, кстати, настоящая приходно-расходная книга, а не тот блеф, который подсунули неразумным захватчикам… Но это просто золото. Святынями так рисковать никто не будет. Ибо, и такие штуки известны, и могут быть раскрыты… А значит, мы возвращаемся к вопросу: куда могут восемь самых доверенных рыцарей отнести железный сундук с самыми ценными святынями и сокровищами?

— Кстати, это ещё один довод, что спрятано или в замке, или в непосредственной близости! — подсказал я, — Как ни могучи восемь рыцарей, а далеко от замка сундук они не унесут. Вести же в повозке — это лишние глаза и уши.

— Да-да… — Катерина задумчиво постучала пальчиками по губам, — Итак, я подозреваю, что всю крепость, включая Верхний замок, враги захватят… Иначе и прятать ничего не нужно! Враги захватили Верхний замок и начали грабить Золотую башню… Потому что я специально оставила там груды золота! Дескать, всё золото здесь! Я была так уверена в победе, что ничего прятать не стала! И все враги в этом тоже убеждены… кроме самых подозрительных… вот я, самая подозрительная! Где я буду искать?.. Хм!..

Про храм и колодец я уже говорила. Первым делом спустить человека в колодец, на крепкой верёвке! Уж нет ли там, в стенке колодца, боковых подкопов? Нету? Пойдём сразу в храм! И хорошенько простучим стены и полы! Тщательно присматриваясь при свете дня к качеству кладки… Все подозрительные места — вскрыть! Все подозрительные статуи — разломать! Ничего нет? Какая досада! Но я только начала поиски, я ещё не опускаю руки!

Что у нас есть в Верхнем замке? Куда можно спрятать железный сундук? Жилища крестоносцев? Нет… Кухня и обеденный зал? М-м-м… подозрительно, конечно, но только в том случае, если подобный тайник был задуман ещё при постройке крепости. А вот так, ночью, сломать какую-то печь, этой же ночью её снова восстановить, замазать глиной, а потом запретить в этой печи зажигать огонь? Нет… Хотя простучу стены, конечно, не поленюсь! Зал для собраний? Нет… Слишком много глаз… Золотая башня? Мы про неё уже обсуждали… Как и про стены Верхнего замка. Итак? Пожалуй, нет!

Средний замок? Боюсь, что рассуждения будут те же, что и про Верхний. Тогда… Нижний? Прелесть Нижнего замка в том, что там много всяких второстепенных служб, вроде конюшен и складов для древесины, в которых можно вырыть большую яму, совершенно незаметно для окружающих! Так что же? Нижний замок? Давай разбираться подробно!

Первым делом отбросим жилые строения. Где во время осады жили беженцы. Или могли бы жить. А потому, что беженцы сами могут попытаться спрятать что-то ценное из своих пожитков. Хороша была бы история, если кто-то из беженцев, вроде ювелира Якуба, начнёт копать яму, желая спрятать свои сокровища, а наткнётся на сокровища крестоносцев! Нет, нет и нет! Кузница, конюшня, столярная мастерская и подобные им — нет! Потому что никуда не денешь кузнецов, конюхов и столяров. Посвящать их в тайну сокровищницы? Глупость! Они даже не рыцари! Спрятать что-то не ставя их в известность? Смешно… Придя утром, разве они не увидят, что в их мастерской что-то изменилось, что-то делалось, быть может, что-то пряталось? Нет! И ещё раз: нет!

Склады? Винный, зерновой, дровяной и прочие? Увы, те же рассуждения. У складов есть кладовщики. Понятно, что можно что-то спрятать на короткое время, скажем, лишнюю бочку золота между бочками вина… Но, никак не на длительное хранение! Закопать там ничего не закопаешь. Сразу видно будет. А спрятать на поверхности, если нужно спрятать надолго — нет! Вино будет выпито, зерно съедено, дерево использовано для ремонта стен или на дрова… нет! Подождите! Но тогда… куда же я спрячу сокровище⁈ Куда пойдут восемь могучих рыцарей со своей тяжёлойношей⁈

Катерина беспомощно огляделась вокруг ещё раз.

— Часовня? — забормотала она, еле слышно, — Нет… Тренировочное поле? Нет… Отхожее место? Госпиталь? Просто яма возле стены? Нет… нет… нет… А если… а что, если… Да!!! Я знаю, куда я спрятала бы сокровища! Да!!!

— А если захватчики догадаются?

— Даже, если захватчики догадаются, чтобы проверить, им не один месяц придётся потратить!

— Вот это меня и пугает! — вздохнул я, — Что мне тоже, может быть, придётся не один месяц потратить… И что у тебя за место?

— У призраков! — торжественно ответила девушка.

— Что-о-о⁈ — разинул я рот.

— Вон, видишь дверь под стеной, забранную решётками?

— Ну, да… Это на случай бегства, тайный ход из крепости. Он проходит, как мне сказали, под дном реки Ногаты и выходит аж на противоположный берег.

— И его охраняют призраки! — торжествующе пояснила Катерина, — Призраки прежних рыцарей-крестоносцев! Ох, говорят и страшно там! Идёшь, а прямо из стен на тебя приведение — шасть! И призрачным мечом тебя по шее — вжик! Помереть со страху можно!

— А ещё там сделаны дополнительные склады, — довольно пояснил я, — Так сказать, склады длительного хранения. В которые кладовщики не приходят каждый день, а только с особого разрешения и только тогда, когда кончаются запасы на основных складах.

— Да! Поэтому я и подумала, что если в таком складе выкопать яму для железного сундука то, во-первых, никто её не увидит, а во-вторых, если этот сундук когда-то и найдут, то очень и очень нескоро! Даже, если специально искать!

— Вот видишь, как всё сходится? И место укромное, и лишних глаз нету, и под охраной суеверий!

— А я верю, что там есть призраки!

— Ты не одинока… Многие верят. Потому и место идеальное! Я тоже про него подумал. Ещё тогда, в трактире, когда ты проговорилась про закопанные клады.

— Так… И что же мы предпримем?..

— Мы⁈

— Пф-ф! Не пущу же я тебя, балду такую, одного⁈ И не надейся!

— Ну, что ж… Мысль у меня была такая: дождаться темноты, осторожно открыть замок, пробраться в подземелье и посмотреть там, что и как. И прикинуть дальнейший план действий. Если там, к примеру, есть и продовольственный склад… ну, там, солонина или вяленое мясо… то можно там, в подземелье и поселиться! Пока я волшебный рубин не отыщу.

— Нет, поселяться там я, пожалуй, не буду… Но сходить с тобой в разведку… А, кстати, как ты думаешь открыть замок без ключа?

— Я попробую, — скромно улыбнулся я, — Меня этому учили. Правда, замки были другой конструкции, но всё же… я попробую!

— Тогда встречаемся ночью! У часовни святого Михаила! Надеюсь, помнишь?.. Как только прокричат первую стражу! И одень на себя что-нибудь тёмное…

— Ну, уж не настолько я балда, чтобы на такое дело в белом одеянии выходить… А сейчас что делать будем?

— А пойдём навестим доктора Штюке!

— Отличная мысль! Сам хотел предложить! Заодно узнаем новости и про остальных знакомых мне рыцарей!

* * *

— А про тебя уже подозрительные слухи ходят! — усмехнулся доктор Штюке, приветливо улыбаясь нам с девушкой.

— Какие⁈ — похолодел я.

— Ну, как же⁈ Возвращается оруженосец доблестного рыцаря, почти полгода своего рыцаря не видевший, и… ни одного вопроса про своего хозяина? Не спрашивает ни у офицера при воротах, ни у комтура замка… Это, знаешь ли, подозрительно! Ну вот, хоть ко мне заглянули…

Мы с Катериной тревожно переглянулись.

— Брат Гюнтер погиб, — вздохнул доктор Штюке, опережая мой вопрос, — Погиб, при штурме замка Тухля. Погиб и ещё один твой знакомый, брат Томас, этот под Короновым. Так что, лучше тебе всем объяснять, что ты уже узнал об этом в дороге, потому и не спрашивал в замке. Иначе и в самом деле, подозрительно.

— А можно ли… — начала Катерина.

— Вряд ли! — нахмурился доктор Штюке, — Вы ведь, сударыня, хотели спросить, могу ли я взять Андреаса оруженосцем себе? Ну, какой оруженосец у врача⁈ А помощники у меня уже есть, как вы, без сомнения, помните.

— А это обязательно, оруженосцу иметь хозяина? — рискнул уточнить я.

— А как иначе? — удивился доктор.

— Ну-у… я хотел бы дождаться турнира… вот, хотя бы, по случаю подписания мирного договора. И, так сказать, блеснуть! Чтобы заслужить рыцарские шпоры! Такое может быть?

— Хм-м! — задумался доктор, — Вообще-то нашим правилам не противоречит… хотя, конечно, каждый оруженосец предпочтёт, чтобы у него был хозяин из числа лучших рыцарей. Он и заступится, если что, и проследит за судейством и вообще, есть за кем тянуться! И потом, когда оруженосец стал рыцарем, бывший хозяин, как правило, помогает бывшему оруженосцу занять достойное место в иерархии. Но можно и так, пытаться пробиться самому. Так сказать, храня верность прежнему хозяину.

— Но на меня все будут глядеть, как на белую ворону… — уныло закончил за него я, — И мне уже не затеряться в толпе… И не скрыться на пару дней… И вообще, меня можно считать подозрительным типом!

— Примерно так! — слегка улыбаясь, подтвердил доктор, — А зачем тебе «скрываться на пару дней»?

— Для уединённой молитвы! — вместо меня ответила Катерина.

— Ну-у… хм! я могу отправить тебя на несколько дней в другой город… Вроде бы… Мне бывают нужны некоторые лекарства, которых нет под рукой. А провизор, который жил в городе, пока ещё не открыл заново свою сожжённую лавку. Так что, два-три дня я могу тебе дать. Но, вряд ли больше…

— Спасибо! — искренне воскликнул я.

— Но тебе же придётся покинуть замок! — шепнула, наклонившись ко мне, Катерина.

— Если я сегодня пройду подземный ход насквозь, я буду знать, где у него выход вне стен замка! — шепнул я в ответ.

— Спасибо, доктор! — повернулась к доктору и Катерина, — Вы так великодушны! Хотите, мы расскажем вам свои приключения? Это весьма занимательная история!

— Сейчас, я только вина принесу! — засуетился доктор, — Что за беседа на сухое горло⁈

* * *

Надеюсь, вы догадались? Мы засиделись у доктора допоздна. И этому было серьёзное обоснование! И, если что, доктор под присягой подтвердит, что мы сидели у него и пили вино, рассказывая о путешествии к папе римскому. Рассказ вышел длинный и мы прервали его, только заслышав, что прокричали первую стражу. Кстати, мы уговорили доктора взять на себя обязанность по передаче денег юного рыцаря Вензеля фон Люнена польскому рыцарю Юлиушу из Кшешовиц. А потому что Катерина резонно заметила, что я не рыцарь, а следовательно, не могу выступать от его имени! А тот, как ни крути, но воевал за крестоносцев! Доктор нахмурился, и нехотя, но согласился. После чего, вежливо откланявшись, мы отправились, вроде бы в свои жилища. Точнее, Катерина, вроде бы отправилась в выделенное для неё жилище. Мне никакого жилища не выделяли. Оруженосец должен ночевать возле своего хозяина, разве не так? Нет хозяина? Позаботься, чтобы был! И будет ночлег. Всё просто и незатейливо.

Может, это против всех правил, но я дошёл с Катериной до выделенной ей каморки, и даже вошёл внутрь. Не знаю, Трогот с Эльке постарались или каштелян замка дал такое распоряжение, но небольшой тюк с личными вещами, который девушка возила в карете, заботливо лежал на столе. Рядом лежал и мой. По всей видимости, никто не знал, куда принести мои вещи, вот и принесли к девушке. Ну, раз мы вместе ехали, то и с вещами сами разберёмся? Так, наверное, рассудили те, кто переносили нашу кладь.

Мы с Катериной быстро отобрали кое-что из необходимого. Потом я просто стащил с себя серый плащ оруженосца и остался в тёмно-коричневой, медвежьей шаубе. Катерина тоже не пошла спать, а накинула на себя тёмный плащ с капюшоном. И, словно два преступника, мы шмыгнули между строениями Нижнего замка, стараясь держаться самой густой тени…

Почти полчаса мы присматривались к страже на стенах и патрулю внутри крепости, прежде чем рискнули приблизиться к нужному входу. И я завозился возле замка. Кстати, прекрасно смазанного замка! Я думал, что если это место редко посещают, то и замок будет ржавый… но нет. Крестоносцы великолепно вели своё хозяйство!

— Ну?.. ну⁈ — чуть не ежесекундно торопила меня девушка, — Ну, что ты возишься⁈

— Сейчас… сейчас… — пыхтел я, — Ещё немного… Эх, мне бы кусок проволочки…

— Ну-ка подвинься! — в руках Катерины блеснула шпилька, — Так… и вот так… прошу!

Замок слабо звякнул, открываясь.

— Ну, ты…

— Тс-с! Живо внутрь!

— Откуда ты умеешь замки открывать? — шёпотом уточнил я, когда мы скользнули в тёмный зев подземелья.

— Очень уж в детстве варенье любила! — кратко ответила девушка, осторожно прикрывая за собой дверь, — Зажги свет! Ага, вот так. А варенье у нас хранилось в отдельном хранилище… с замком… Ну вот, пришлось научиться!

— Ловко! — восхитился я.

— Конечно! Это же я! Пошли уже…

— Нет, так-то я тоже уже почти открыл…

— Да-да, конечно… Но лучше, если мы отойдём от входа подальше, а потом уже будем разговаривать!

Я зажёг от огонька в ладони пару свечей из четырёх, взятых с собой. Сразу стало гораздо светлее. И мы пошли по подземелью, стараясь осмотреться и сообразить, что здесь к чему.

— Эй, ты не молчи! — буквально через пару шагов, попросила Катерина, — И с разговорами-то идти страшно, а в тишине — страшно вдвойне! Так и кажется, что сейчас из-под потолка призрак — шасть! Бр-р-р!!!

— А зачем вообще пошла? О! Вон и факелы в стенах! Давай возьмём парочку, ещё светлее будет! Так, зачем пошла, если призраков боишься?

— Так ведь, пропадёшь ты без меня! — убеждённо ответила Катерина, — И с призраками пропадёшь, и без призраков тоже… Как же я тебя брошу? На кого?..

— Н-да… Ну, ладно, давай поговорим! Вот, к примеру, я до сих пор не пойму, зачем ты кормила грибами того монаха-отравителя? Да ещё сама грибок слопала. А вдруг, всё же, грибы были бы отравлены⁈

— С факелами и в самом деле, удобнее, — боязливо оглядываясь, согласилась девушка, — А грибы… Я ещё раз убедилась, что отравитель именно он! И что отравил он не грибы, а вино!

— Сейчас не понял… — признался я.

— Чего ж непонятного? Если бы он не знал, что именно отравлено, если бы верил, что Александра отравилась грибами, он бы ни грибочка в рот не положил! Вообще говоря, еду отравить сложнее, чем напиток, если ты не повар, конечно. Бросил щепотку отравы в грибы? А где гарантия, что твоя жертва именно с этого края тарелки себе грибок возьмёт? Ненадёжно это… Гораздо вернее бросить эту щепотку в бокал с вином! Из бокала-то жертва в любом случае отхлебнёт! В общем, я проверила и убедилась!

— Но ты сама скушала грибок! То есть подала пример…

— Подумаешь! Если бы он верил, что грибы отравлены, ничей пример ему не помог бы! Ну, решила глупая девушка самоубиться грибами, он-то зачем травиться будет⁈ Нет! Он точно знал, что грибы кушать можно! А вот вино… ты заметил, как он тщательно принюхивался к своему бокалу?

— Я думал, он наслаждается ароматом…

— Если бы ты его спросил, он бы так тебе и ответил. Но нет. Он именно принюхивался. И очень тщательно! Мы, кстати, будем в эти двери заглядывать?

Дверей на нашем пути и в самом деле было множество. И справа, и слева. Крепкие, надёжные двери, наверняка ведущие к многочисленным складам. Да тут запасов не на один год! Сильны, крестоносцы, сильны!

— Я думаю, в двери мы заглянем на обратном пути. Я хотел бы дойти до конца подземного хода, точно выяснить, куда выходит второй его конец, а уже потом пройтись по складам и решить, откуда начать свои поиски. Кстати, я думаю, если будут склады с провиантом, то их можно не обыскивать. Или, в крайнем случае, оставить напоследок.

— Почему?..

— Ну, представь, что начало гнить дерево. В конце концов, оно просто рассыплется в труху. И ничего страшного! Железо? Проржавеет и дело с концом. А вот, если начнёт гнить мясо…

— Понятно… В конце оно может просто потечь гнилью… И, мало того, что пропитает запахом всё содержимое сундука, но если, хоть несколько капель попадут внутрь… Бр-р-р! Всю святыню загадят! Пожалуй, ты прав, продовольственные склады можно оставить на потом. Если в других ничего не найдётся. Впрочем, есть наверное, склады с мукой, зерном? Их вычёркивать нельзя, хоть и продовольствие.

— Согласен… — успел ответить я и ощутил, как всем телом вздрогнула Катерина.

— А-а-а!!! Призраки!!! — она умудрилась прокричать это шёпотом! А может, у неё просто горло от страха перехватило?

— Не-е… не призраки! — снисходительно сказал я, — Это твоя собственная тень! Я иду чуть сзади и мой факел позади тебя. А ты отбрасываешь тень…

— На что⁈

— На стену. Подземный ход здесь делает крутой поворот, и перед нами появляется кусочек стены. Вот на этой стене и пляшет твоя, такая ужасная, тень! Хе-хе!

— Похоже, ты прав… — на подгибающихся ногах девушка подошла ближе к повороту и убедилась, что всё так, как я и говорил, — Андреас! Не ходи позади меня! Ходи рядом!

— Это можно… — пожал я плечами, — Но тогда твоя тень будет плясать не впереди, а сбоку. А моя — с другого боку. Только и всего.

— Пусть! — убеждённо ответила Катерина, — Только, чтобы вот так, перед тобой, внезапно, как из-под земли, и такие ужасные, прямо как настоящие призраки…

— Да, понял я уже, понял…

— … не появлялись! — закончила свою прочувственную тираду девушка, — Уф-ф… До сих пор поджилки трясутся! Эй! Это ещё один поворот⁈

— Да, только теперь в другую сторону.

— Странно, что подземный ход так виляет…

— Не знаю, я не архитектор подземелий. Может, так строить было удобней, или так конструкция получается надёжней? А может, и специально, для таких как ты, рассчитано? Чтобы увидев собственную тень, всё бросили и назад побежали!

— Ну, ты скажешь… Я просто девушка, а сюда спустились бы крепкие рыцари…

— … так же, как и ты, верящие в суеверия! — закончил я за неё.

Катерина надулась и замолчала. Я тоже замолчал, шагая вперёд и внимательно оглядываясь вокруг.

— Нет, ты почему молчишь⁈ Не видишь, я боюсь⁈

— А? А-а! Ну, давай говорить. Вот, почему мы не позвали стражу, чтобы арестовать монаха-отравителя, когда он отравленное вино в трактир отдал?

— А у нас есть свидетель? Который это лично видел или слышал? Даже, если бы мы не вылили отраву, а сохранили бы её для свидетельства, этот Элоиз, не моргнув глазом, заявил бы, что это не его бутыль. Что трактирщик перепутал. Или, ещё хуже — специально подменил! И на любом суде получилось бы слово монаха против слова трактирщика. Всех остальных судьи отвели бы от процесса. Им лишние домыслы не нужны! Им нужны только факты… И вот, судья слышит слово монаха, божьего человека, ведущего честный и беспорочный образ жизни, за которого даёт ручательство не кто-нибудь, а лично кардинал Жеральд ля Фальеро, и слово плута-трактирщика, который не прочь и пиво разбулдыжить, и пьяного человека на пару медяшек обжулить, и вообще, бывает, что он обедню пропускает! И спаивает честных католиков, между прочим! И кому поверит судья?..

— Умеешь ты убедить… — проворчал я, — Подожди, это что там впереди? Свет?..

— Ой, мамочки!.. Призраки…

— Я думаю, это второй выход!

— Ты точно уверен⁈

— Посмотрим… Ты, кстати, обратила внимание, что паутины здесь немного? И потолок закопчён? Значит, по этому ходу кто-то достаточно часто ходит… Ну, по крайней мере, недавно ходил. И, держа факел над головой, поневоле сжёг паутину. А, поскольку паутина сгорела со всех сторон потолка, значит и ходил здесь не один, а несколько человек. И все с факелами.

— Ты имеешь в виду наших восемь человек⁈ Но это было давно! Как минимум, полгода назад!

— Я имею в виду, что здесь ходили не позже, чем неделю назад… Интересно, зачем бы?..

— Кто-то тоже ищет клад⁈ Ты так думаешь⁈

— Надеюсь, что нет… Может, взять что-то из складов, или наоборот, пополнить запасы… Но исключать ничего нельзя!

— Тогда что же мы медлим? Вперёд!

Вот, никак не пойму женскую натуру! Вроде, только что дрожала от слова «призрак», но как только поняла, что нас могут опередить в поисках клада, так стразу: «вперёд»! Как это у них сочетается?

Я оказался прав. Пройдя ещё с полсотни шагов, мы вышли к решётке, перекрывающей выход из подземелья. По всей видимости, выход был в одной из многочисленных пещер, покрывающих противоположный от Мариенбурга, крутой берег реки Ногаты. Так, что даже проходя мимо, не разберёшь, что где-то в глубине пещеры может быть тайный ход. Ну и, конечно, на толстой решётке висел замок. Изнутри. Выйти можно, а войти — проблема.

— Посвети-ка! — деловито попросила Катерина, присаживаясь и выдёргивая заколку из волос, — Эй, осторожнее! Не так близко! Чтобы смола на меня не капала! Готово! Теперь дай один факел…

Девушка размахнулась и швырнула факелом в проём пещеры. На миг осветился конец пещеры, а потом факел упал почти у входа в неё и тут же зашипел, угасая.

— Ну, вот! — бодро сказала Катерина, — Если что, ты найдёшь второй выход. Теперь там есть приметная деталь: погасший факел! А теперь, идём смотреть склады?

— Конечно! Во всяком случае, наметим наиболее перспективные!

Глава 30 Сокровище

Чтоб не было даже дрожи!

В конце концов —

Всему конец.

Дрожи конец тоже.

Владимир Маяковский.

— С каких дверей начнём? — деловито уточнил я, — С конца или с начала?

— Вообще, всего вероятнее, что спрятано где-то в середине… — задумчиво побарабанила пальчиком по губам Катерина, — Но так могли думать и те, кто прятал! Вот что! Мы в конце, потому и пойдём с конца! План действий прост: мы открываем дверь, заходим внутрь. Ты светишь факелами… возьми, кстати, со стены ещё один факел, я же свой выбросила… Так вот, ты светишь факелами, а я внимательно присматриваюсь к помещению. Из тебя следопыт, как омлет из перепелиного яичка. В смысле: очень небольшой! И, да, надо бы мне палку, что ли, какую-нибудь, чтоб землю ковырять, проверять, не мягкая ли? Ну, вот, я говорю, насколько вероятно, что здесь что-то закопано и мы идём дальше… А на двери ставим неприметный значок: крестик, если я уверена, что ничего нет, восклицательный знак, если я считаю место перспективным и вопросительный знак, если я затрудняюсь определить. А в следующие ночи мы проверим здесь всё…

— Мы?..

— Ну… я подумала, что из крепости я, конечно, завтра уеду… Но что мне мешает ещё несколько дней пожить в местном трактире? И ночью сходить вместе с тобой в подземелье? Второй выход мы уже знаем, замок там открыт… А?..

— Ну-у…

— Я знала, что ты согласишься! Так вот, в следующие ночи мы всё проверяем! В первую очередь, двери с восклицательными знаками. Что проверено — перечёркиваем. Когда проверим восклицательные знаки, переходим к вопросительным. И в самом конце, если ничего не найдём, к крестикам. Как тебе план?

— Прекрасный план, — пожал я плечами, — Ничуть не хуже любого другого. Пошли!

И мы открыли первую дверь.

— Железо! — обрадовалась Катерина, — Железные полосы! Заготовки для кузни! Может здесь… ну-ка посвети! Ага! Вот и железный прут! Немного великоват, но ничего! Так, стой у двери, и свети оттуда! Не топчись по всему полу!

Катерина вдумчиво обошла помещение, кстати, не слишком и большое, внимательно приглядываясь к полу и стенкам, время от времени тыкая железным прутом себе под ноги.

— Крестик! — вынесла она свой вердикт, — Земля плотная, но не видно, чтобы специально утаптывали. Комков земли не видно. Но и не видно, чтобы специально подметали. Крестик.

— А чем мы его поставим? И где?

— А вот так, — Катерина уже вышла в основное подземелье и прикрыла дверь, — Повторяй за мной! Поплевал на палец, повозюкал его в глине что на полу, и вот здесь, возле дверной петли, небольшой крестик — раз-раз! И незаметно для посторонних, и нам отлично видно.

— Теперь, следующая дверь?

— Да, но та, что через проход, а не по этой же стенке. Чтобы мы сплошняком двери проверяли, а не бегали потом по всему подземелью.

— Стой!!!

— Что⁈ Призраки⁈ Мама…

— Нет… Просто, очень знакомый запах! Посвети мне здесь, издалека… Точно! Это бочки с порохом! Я бы не стал сюда заглядывать с факелом в руке!

— О-о-у-у… Ну-у… ладно, пометим вопросительным… нет! Крестиком! Оставим на самый крайний случай! Меня тоже не привлекает искать что-то среди бочек с порохом! Хотя умом понимаю, что как раз здесь и удобно спрятать сокровище, но… бр-р-р!! Оставим на потом!

— Согласен… Тогда, здесь? Ну-ка, понюхаю… Не пойму…

— Зерно… Мешки с зерном, точнее, с мукой…

— А здесь и не проверить… Почти весь пол покрыт мешками! В несколько рядов ввысь!

— Ну, скажем, не пол мешками покрыт, а на полу специально доски постелены… И между рядами проход есть… Здесь как раз вся прелесть щупа! Можно между мешками, и между досками его, вот так… раз!.. И вот здесь… И здесь… Посвети! И здесь попробуем… Та-а-ак…

Катерина присела, что-то высматривая между мешками.

— А вот сюда? Угу… А в этом углу?.. Нет, крестик! Хотя, подожди-ка…

Катерина поковыряла в одном из углов носком своего сапожка.

— Нет, всё же крестик!.. Хм… Боюсь, мы за ночь таким темпом не успеем!

— У нас до утра время есть, — возразил я, — А потом ты уедешь, как бы в свой монастырь, и я попробую улизнуть, вроде бы, по указанию доктора Штюке. Встретимся в трактире, там и отоспимся! До самой следующей ночи можно спать!

— Ну да, ну да… Я к тому, что времени мало! Ставь крестик и пошли к следующей двери!

Только после шести попыток, Катерина с сомнением заявила, что здесь можно поставить и знак вопроса… Ну, уже зацепка, не так ли? Ещё почти десять дверей прошли «крестиком». Время неумолимо близилось к утру… И тут меня осенило!

— У меня идея! — признался я, — Как я только раньше не додумался?

— Какая?

— Мне кажется, мой перстень должен почувствовать близкое присутствие волшебного рубина! Ну, по крайней мере, если не сам рубин, то волшебные вихри, бушующие рядом с ним. И он будет подзаряжаться от этих вихрей, а значит, в любом случае, себя проявит. И если я приложу ладонь к двери…

— То ты или почувствуешь реакцию перстня, или увидишь, как он вспыхнет! — захлопала ладошками Катерина, — Эх, ты! Сразу надо было так делать, ещё от входа!

— Так ведь, только что догадался! Вот, прямо сейчас!

— Ну, ничего! Дверей, я прикинула, всего-то около семидесяти, шестнадцать мы уже прошли, и твой перстень не реагировал… я думаю, мы быстро нужную дверь найдём! Вперёд Андреас! Я верю в тебя!

Теперь я просто подходил к двери, касался её ладонью, так, чтобы и перстень касался досок двери и… максимально расслаблялся, стараясь почувствовать малейшее дрожание перстня, если оно будет. Первая дверь… вторая… десятая…

— Есть! — выдохнул я, когда почувствовал небольшое пульсирование на пальце.

— Не спеши… — предостерегла Катерина, — Может, клад за соседней дверью, а твой перстень просто издалека чувствует? Обойди соседние, чтобы убедиться, где перстень сигналит сильнее всего!

Я обошёл ближайшие двери.

— Нет! Только здесь перстень нетерпеливо подрагивает! В остальных местах есть некоторое тепло, но не более. А здесь — явное проявление! И даже сияние от моего рубина здесь ярче!

— Ну-ка? Убери руку в сторону! А теперь опять на дверь! Да… пожалуй, ты прав. Открывай!

— Мука! — с отчаянием воскликнул я. — Мы эти мешки с мукой и за ночь из кладовки не перетаскаем!

— Не торопись паниковать… Походи по кладовке. В каком углу твой перстень дрожит больше? Может, не всю кладовку придётся разгружать⁈

— Отличная мысль! — выдохнул я, — Та-а-ак…. А здесь?.. И сюда… И ещё… Здесь!! Я отчётливо чувствую, что в этом углу сигналы от моего перстня самые сильные!

— Ну-ка… да, пожалуй, и земля в этом углу помягче… Так что? Придём завтра, или будем пытаться добыть волшебный рубин уже сегодня?

— Какое «завтра»⁈ — возмутился я, — Возьми факелы! И отойди в сторонку… И-эх, сейчас как поработаю!

— Ты только выход мешками не закидывай! Нам ещё обратно выбираться! Вон в тот, противоположный угол, мешки скидывай…

С полчаса, а то и больше, я упорно перекидывал мешки из одного угла в другой, пока не дошёл до досок, положенных на пол. Увы, вторые концы досок были прижаты набитыми мешками, да ещё я туда накидал дополнительно… Рубить⁈

— Раздвинь! — посоветовала Катерина, — Если сил хватит.

— Хватит! — пообещал я, упираясь покрепче ногами в землю я подхватывая конец одной из досок, — И-и-и… раз! И-и-и… раз!

— Идёт! Идёт! — возликовала Катерина, — Давай ещё, Андреас!

— И-и-и… раз! И-и-и… раз! — пыхтел я, — И-и-и… раз! Уф-ф-ф!!!

— Ещё немного осталось! Если сундук по размерам такой, как я себе представляю… то вон, ещё одну доску сдвинуть, и можно копать!

— Ещё неизвестно, вдоль этот сундук закопан, или поперёк! — возразил я, — Если вдоль, то может, и хватит. А если поперёк… ох, пожалуй, тогда придётся ещё мешки кидать! И доски рубить!

— Давай верить в лучшее! Сдвигай ещё доску!

— И-и-и… раз! И-и-и… раз! И-и-и… раз! Фух! Ничего! Я справлюсь! И-и-и… раз!

— Теперь копай!

— Чем⁈

— Н-да… Не руками же… А ты почему не догадался с собой лопату взять⁈

— А мы, если помнишь, только на разведку шли!

— О! Есть идея! Помнишь, за первой дверью были железные полосы? Вот, железной полосой копать будешь! Почти лопата.

— Пошли! Эй, а как мы эту дверь пометим? Чтобы опять не искать?

— Глупый! Оставь её просто открытой. Будем возвращаться, увидим открытый проём. Пошли!

Вам приходилось когда-нибудь копать землю железной полосой? И не советую. Очень неудобно! Получалось не копать, а ковырять! И не вогнать остриё в землю, потому что острия нету, и ногой не помочь, потому что нет специального уступа, как на лопате. Но я молча и упорно, с размаху, вгонял конец полосы в грунт и отбрасывал комочек земли в сторону. И снова, и снова, и снова… Торопясь и не обращая внимания на всякие мелочи, вроде усталости и раненых ладоней.

— Давай, Андреас! Молодец, Андреас! У тебя отлично получается, Андреас! — подбадривала Катерина, — Вряд ли сундук закопан на большой глубине! Ну, может, всего метра два… Так что, мы доберёмся до него! Давай, Андреас! Веселее!

Ну, спасибо… утешила! За час работы я еле-еле слой земли до колена снял. А уже устал, будто на полноценной рыцарской тренировке! А она говорит — два метра… С другой стороны — вот она, моя цель, ради которой меня через тысячелетия перекинули! Неужели я в самом конце не справлюсь⁈ Неужели, слабину дам⁈ Ни за что!

Ещё час… два… Шаубе я скинул, ещё когда муку перекидывал. Давно уже скинут был и дублет, и даже рубашка под дублетом. Жарко! Я задыхался, пот застилал глаза, рука отчаянно болела, но я не останавливался ни на секунду. Хотя копать становилось всё труднее и труднее. Нет, земля как раз становилась мягче, а вот полоса… Полоса была слишком длинной, чтобы удобно выбрасывать землю из ямы! И более коротких я на том складе не видел. Но я всё равно, копал и копал и копал… пока конец полосы не стукнул обо что-то твёрдое. Неужели… Неужели сокровище прикрыто каменной плитой⁈ Это же… это же…

— Разгреби руками! Я посвечу!

Я отложил полосу в сторону и торопливо разгрёб вокруг земляные комки.

— Крышка! Это крышка сундука! — мы обрадовались с девушкой одновременно, — И сундук удачно лежит: вдоль! Осталось совсем немного, Андреас! Обкапывай по сторонам! Нам же сундук вытаскивать не надо? Нам, лишь бы крышка открылась? А потом мы отыщем твой рубин среди остальных сокровищ! И тогда…

— Отойди-ка! Вот так, чтобы свет лучше падал! Уф-ф! Продолжим!

— Давай, Андреас! Уже недолго! Уже чуть-чуть! Не сдавайся, Андреас!

Какое «не сдавайся»? У меня, словно силы прибавились! Ещё полчаса-час, и я возьму в руки величайшее сокровище человечества — волшебный рубин! И ка-а-ак дам по нему своим перстнем! И ка-а-ак хлынет магия! И ка-а-а-к… Эй, ты чего⁈

— Призраки!! — пискнула Катерина, присаживаясь от страха.

* * *

Какие ещё призра… — начал я и осёкся. Потому что явственно услышал звуки.

— А я говорю, брат Кресзенз, что я закрывал замок! — услышал я тонкий, юношеский голос.

— А я говорю, что вечно ты всё забываешь, Бернхард, — лениво и насмешливо прогудел другой, густой и басистый, наверняка принадлежащий этому Кресзензу.

— Ты же сам видел, как я закрывал тот проклятый замок!

— Э-э-э, нет! Я видел, как ты присел, чтобы его закрыть… да. Но закрыл ли? Бывает, что дужку замка забудут вставить в замок и поворачивают ключ… Если ротозей, вроде тебя, ха-ха-ха! И висит замок незакрытый!

— Но замок валялся рядом!

— Тем более! Значит, поднимаясь, ты ещё и задел замок, и тот выпал из дужек. Вот ты растяпа! А ещё оруженосец славного рыцаря! Ха-ха-ха!

— А я говорю, что я закрыл замок!

— Брат Кресзенз! — негромко позвал ещё один голос, — А дело-то нечисто! Я помню, что оставлял здесь факел. А сейчас его уже нет.

— Так! — мгновенно построжал голос брата Кресзенза, по всей видимости, старшего в этой группе, — Всем быть настороже! Алмерик и Руперт! Тушить факелы! Посмотрим, не сверкнёт ли свет впереди⁈

— Туши факел! — шепнул я Катерине, — Скорее!

Катерина наверняка тоже слышала чужие разговоры и поняла, что это не призраки. Во всяком случае, она тут же сунула факел в гору земли, накиданную мной из ямы, ещё и придавив его ногой. Факел тут же погас, правда в нос полез едкий дым… ой, когда я из кулеврины стрелял, я ещё и не таких дымов нюхал!

— А-а-апчхи! — сказала Катерина, — А-а-а…

— Зажми нос! — с отчаянием выдохнул я, — Скорее!

— Слышали⁈ — воскликнул третий голос, уж не знаю, Алмерика, Руперта, или ещё кого-нибудь.

— Вроде бы был какой-то звук… — мрачно согласился Кресзенз, — Так, ребята! Зажигай факелы! И давайте-ка посмотрим вокруг повнимательнее…

Я услышал звуки ударов кремнем по кресалу, наверняка кто-то пытается высечь огонь… Что же делать? Я зажёг огонёк в ладони и знаками показал, что можно опять поджечь факел. Хуже уже не будет, это точно.

— Следы! — воскликнул тот, молодой, который Бернхард, — мокрые следы ведут вперёд! Кто-то ходил по снегу, потом вошёл в подземный ход, а потом снег с его сапог растаял!

— Ты прав… — проскрежетал Кресзенз, — И ещё: следы ведут только вперёд. Точнее, два следа ведут вперёд. И ни один из них не возвращается. Значит, двое проникли сюда и они всё ещё здесь… Руперт! Немедля беги к комтуру замка! И расскажешь всё по порядку, что случилось. Алмерик и Панкрац! Остаётесь здесь. Рубить к чертям собачьим всякого, кто попытается прошмыгнуть мимо вас, если он не из нашей группы! Рейнер, Бернхард и Хейнер! Идёте со мной. Оружие наизготовку! Посмотрим, что за таинственные гости пожаловали в подземный ход крестоносцев!

— Посвети! — отчаянно попросил я девушку и принялся закидывать вход ближайшими мешками с мукой. Ну, хоть какая-то преграда. Теплилась последняя надежда, что дойдя до конца подземного хода и увидев открытую решётку, крестоносцы решат, что двое неизвестных улизнули из замка и больше их искать не имеет смысла. Но если они по пути будут толкать дверцы… Пусть одна из них не откроется! Даже, если они навалятся вчетвером! И я швырял мешки, как одержимый.

Это хорошо, что двери открывались внутрь. Наверное потому, что сам подземный ход был не слишком широк и, если бы двери открывались наружу, то открыв две противоположные двери, вы перекрыли бы весь проход. Через несколько минут дверь была надёжно завалена мешками. От пола до потолка и в несколько рядов. Я устало присел на один из мешков, а Катерина вытянула шею, прислушиваясь. Девушка была бледна, но сохраняла хладнокровие. Не призраки? Значит есть выход! — так, по всей видимости, рассудила она.

И в этот самый момент, кто-то сильно толкнулся в дверь. А потом ещё раз, ещё сильнее. Самые мрачные прогнозы сбывались…

* * *

— Открывай! — заревел знакомый голос брата Кресзенза, — Открывай, не то хуже будет!

— Вот я дурак! — почему-то шёпотом выругался я, зажигая огонёк на ладони. Таиться уже смысла не было, — Не просто дурак, а самый настоящий балда!

— И почему же? — уточнила Катерина. Тоже шёпотом.

— А потому! Видел же, что замок смазан! Нет, думаю, это просто крестоносцы так хорошо за имуществом следят! Видел, что паутины нет. А-а-а, думаю, это ещё неделю назад кто-то случайно зашёл… А нет бы подумать как следует! И тогда сообразил бы, что в этот подземный ход кто-то часто наведывается! И-эх! И сам пропал, и тебя втянул…

— Открывай! — надрывался Кресзенз, — Всё одно, деваться вам некуда! Лучше сдавайтесь честью, иначе силой возьмём!

— Как всё плохо! — покосился я на крышку сундука, видневшуюся в яме, — Если бы был просто сундук! А это ведь, окованный металлическими полосами сундук! Его простой железной полосой не сломать. И крышку не открыть. Чтобы крышку откинуть, ещё часа четыре по краю сундука копать надо. И ещё замок, наверняка, есть… А ведь, я чувствую! Чувствую, что волшебный рубин здесь, в сундуке! Вот он! Только руку протяни! Но между рукой и рубином проклятая крышка сундука!

— Так что же? Сдаёмся? — сцепила зубы Катерина.

— Я — нет! — выдохнул я, — Тебе можно, тебя не тронут… Во-первых, женщина, во-вторых, не просто женщина, а графиня, в-третьих — монашка. Да ещё свободно можешь сказать, что я тебя силой утащил. Взял с собой, вроде живого щита. Чтобы, если что, поторговаться за свою жизнь.

— А что же не торгуешься?

— А я догадался, что бессмысленно это. Вроде как. Вот и не торгуюсь.

— Что тут у вас⁈ — послышался голос, в котором я узнал голос комтура, благо, ещё вчера имел с ним беседу.

Брат Кресзенз в нескольких словах, вполголоса, изложил суть дела. Комтур задумался.

— Эй, вы! — крикнул он наконец, — У меня нет времени с вами миндальничать. Либо вы сдаётесь, либо мы вас уничтожим. И мне совсем не интересно, какие именно припасы и с какой целью вы хотели похитить…

— А ведь, могли и вывернуться! — досадливо покрутила головой Катерина, — Если бы яму не выкопали. Сказали бы, что пытались похитить мешок муки! Они бы поверили… Назначили бы плетей сто… или двести. И всё! А теперь уже не поверят… Теперь будут думать, что мы за сокровищами и святынями охотились. А это уже далеко не сотня плетей…

Я молча скрипнул зубами. Мозги плавились от попытки найти выход, но выход никак не находился.

— Эй, вы! — снова крикнул комтур, — Я считаю до десяти. Если вы не сдадитесь, то я… хм… я просто взорву вас к чёртовой матери! И нет проблемы. Ну? Один… два…

— Может, мука помешает взрыву? — с надеждой уточнила Катерина.

— Нет, — печально покачал я головой, — Мука усилит взрыв. В несколько раз. Но ты можешь сдаться. Поставь условие, чтобы пробили дыру в двери, в верхней части. И ты в эту дыру вылезешь. Ко мне в эту дыру никто не сунется — зарублю! Поэтому меня взорвут. Но ты будешь жить!

— Щаз! — презрительно ответила девушка, — Наивный какой! Чтобы я потом всю жизнь жалела? То есть… это… корила себя за предательство? Фигушки!

— Восемь… девять… десять! — закончил счёт комтур, — Ну, смотрите! Я перед Богом оправдан! Я давал вам шанс! Эй, ребята! Тащите сюда две бочки с порохом! Да осторожнее с факелами! Сами не подорвитесь… Брат Кресзенз, проследи, чтобы аккуратно было.

— Ну, вот и всё… — заметил я, — Нам осталось несколько минут жизни. Прощай, Катерина. Мне было хорошо, когда ты была рядом. Нет, правда! Даже, когда ты сердилась! Даже, когда мы с тобой ругались! Мне всегда было хорошо с тобой. А особенно хорошо было, когда я только-только…

И я замер. В голове сверкнул план. Такой наивный, такой призрачный, но всё же план! Если учесть, что волшебный рубин невозможно уничтожить, а найти его я могу в любое время… то есть, вообще в любое время…

— Сдавайся! — чуть не в голос зашипел я, — Немедленно сдавайся! А я придумал, как мне выжить!

— Как⁈

— Неважно! Сдавайся! У нас почти нет времени!

— Ты серьёзно?..

— Серьёзней не бывает! Сдавайся!

— Эй! Я сдаюсь! — ещё неуверенным голосом, заявила Катерина, — Вы меня слышите? Я сдаюсь!

— Поздно! — хладнокровно ответил комтур, — Вы не уложились в отведённый срок для сдачи в плен. Единственное, что я могу вам посоветовать — молитесь.

— Ну, вот види…

— Слушай меня! — перебил я, потому что времени не было. Я отчаянно освобождал место, почти в центре помещения. Там осталось мешков меньше всего, потому что именно оттуда я начинал очищать пространство для копания, — Слушай меня! Взрыв будет ужасен, это так, но шанс уцелеть есть. Присядь вон там, сбоку от двери. Хорошо бы закрыться обломками досок… если бы они были! Сядь как можно ниже, свернувшись в маленький комок. Закрой глаза и открой рот. Взрывная волна будет направлена сюда, в противоположную стенку. Но она отразится от стены и ухнет обратно. Будем надеяться, что основной удар придётся в открытое пространство — в выломанную дверь! Так что, шанс у тебя есть! А дальше — ври, как только сможешь! Понятно?..

Я освободил место и теперь лихорадочно рисовал на земле круг, со вписанной в него звездой, стараясь, чтобы линии вышли как можно более ровными. А потом принялся наносить по краям нужные знаки. Катерина смотрела на меня округлившимися глазами, но мне было не до объяснений. Впрочем, думаю и так ей было всё понятно. Я отправляюсь в будущее! Если, конечно, у меня это получится… Тут не только в букве, в интонации заклинания ошибёшься — и тебя разорвёт в процессе переноса! Одни ошмётки через сто или двести лет на землю плюхнутся! К вящему удивлению окружающих…

— Какой у тебя был последний «вопросик»? — совершенно неожиданно спросила девушка.

— Господи! До того ли сейчас⁈

— Скажи, Андреас! Мы же больше никогда не увидимся! Ты хочешь, чтоб я до конца дней страдала от неизвестности⁈ Какой у тебя был последний «вопросик»⁈

Я закончил чертить и распрямился. Прислушался. К нашим дверям уже катили два бочонка с порохом. Значит, время ещё есть! Им же надо из одного бочонка рассыпать пороховую дорожку? До самого поворота подземелья. Не факелом же они будут порох поджигать? Они же не самоубийцы? Кстати, я начинаю понимать, почему подземный ход имеет столько поворотов!

— Ну, хорошо, — вздохнул я, — На самом деле вопрос настолько простой, что я не понимаю, почему вы сами над этим не задумываетесь. Помнишь, с чего начинается Библия? С книги Бытие. Где описано, как Бог создал небо и землю, и всё такое, и на шестой день создал людей. А люди прогневили Бога. И это был первородный грех. И Бог наказал людей. А заодно и Змия. Помнишь, как он их наказал? Да, Адам будет «в поте лица добывать свой хлеб», наказание для Евы — «в муках будешь рожать детей своих», ну и Змия не забыл: «будешь ползать на брюхе своём». Так? Конечно, так. А потом, Иисус Христос, своими крестными страданиями освободил род людской от первородного греха… И что? Хлеб сам по себе растёт, без труда? Или люди стали получать манну небесную? Женщины рожают не в муках? Змеи на ноги встали? Ах, нет? Ну, тогда или Евангелие врёт, что первородный грех искуплён и Христос пострадал зря, или Христос вовсе не бог… И тогда опять Евангелие врёт и всё христианское учение — ложь! Или ложь про первородный грех, то есть, всё ложь, от начала до конца, выбирайте сами, что вам больше нравится.

— Ты хочешь сказать… иудеи правы? Что Христос не бог, а только пророк⁈

— Я хочу сказать, что любая религия, понимаешь, ЛЮБАЯ, это только инструмент управления людьми! Это может быть хороший инструмент, или плохой инструмент… но это только инструмент. И всё. Точка. А вера — это способ подчинить народ этому инструменту. А теперь, прости, но мне уже некогда. Да и тебе пора занять своё место… Скоро будет взрыв!

Я наскоро отрезал от свечей пять небольших кусочков, стараясь, чтобы они были по возможности одинаковые, расставил их по лучам звезды и поджёг огнём с ладони. Почему-то мне показалось важным, чтобы свечи загорелись не от простого огня, а от волшебного. Сам встал в центр круга, закрыл глаза и нараспев начал читать заклинание. Я очень хорошо запомнил его! Я и раньше слышал подобное, но там были изменения. Вот изменения я и запомнил! Я читал, и старался, чтобы не отвлекаться на посторонние звуки. Смертельно опасные звуки! Потому что я уже слышал шуршание пороха, высыпаемого дорожкой, чтобы получилось поджечь бочку! Но я читал и читал, и мой голос, помимо моей воли, всё возвышался и возвышался…

* * *

Вот мы бабы дуры-ы-ы-ы! Я уже съёжилась в уголку и молча дрожала в ожидании взрыва… И только слушала завывания этого… этого! И его голос звучал всё взволнованнее, всё напряжённее… А потом, мне показалось, что от кончиков нарисованной звезды начали струиться потоки чего-то, напоминающего язычки пламени. И даже вылетали отдельные искорки, вроде тех, что вылетают из костра. Страшно, до жути! А голос Андреаса вообще возвысился до самого предела. И я поняла, что ещё слово — и всё! И он исчезнет! Опять, перенесётся в другое время, на тысячу лет, или, скорее, провалится в ад, как самый грешный богохульник! И я… я просто прыгнула к нему, в этот круг, и обхватила его руками!!! Куда бы не понесло тебя, дурачка моего, балду и растяпу, я с тобой! И всё потемнело вокруг и завертелось колесом, с невообразимой силой…

* * *

Взрыв громыхнул такой силы, словно не от одной бочки с порохом, а от десяти! Заложило уши и непроизвольно заслезились глаза. Комтур еле прокашлялся.

— Пошли!.. — едва выговорил он, — Посмотрим, что это там за воришки… были! Хе-хе!

Даже глядеть на это было страшно! Наверное так должна выглядеть внутренность ада. Всё чёрное, закопчённое, отвратительно пахнущее серой, с там и сям дотлевающими обрывками…

— И… где тела? — спросил комтур, зажимая нос краем плаща.

— Нет нигде… — растерянно доложил один из оруженосцев, сунувшихся в развороченное помещение, и с кашлем выскочивший обратно, — Ни людей, ни тел! Но есть странная яма!

— Яма? — насторожился комтур. Уж и в самом деле, не ход ли в преисподнюю⁈

— Яма, — подтвердил оруженосец, — А из ямы виднеется крышка сундука.

— А ну-ка, ребята, принесите-ка сюда пару заступов! — решился комтур, — Посмотрим, что за чудо появилось в наших владениях! Да, пусть ещё придёт наш священник, отец Эберт! И пусть захватит с собой всё необходимое, для изгнания нечистого духа! Подозреваю я, что не обошлось здесь без нечистого духа! Я сам слышал, как женский голос мне отвечал. А в кого бы ещё и вселиться нечистому духу, как не в женщину⁈

Читателям

Из морепродуктов предпочитаю в основном ром.

Джонни Депп.

Дорогие друзья! Любимые читатели и уважаемые подписчики!

Наверное, пришла пора авторам признаваться, что они задумали, и что из этого получилось. Хотя, нам это будет сложно. Не потому, что мы стараемся что-то скрыть, а потому, что слишком много напласталось, и каждый пласт надо объяснять отдельно.

Начнём с начала! Сколько раз авторы смотрели фильмы и читали произведения, где Средневековье показано серым, унылым, грязным и отвратительным! Но, так ли это⁈ Нет! Надеемся, мы это показали. В каждом городе были общественные бани! В каждом городе была особая служба, котораяежедневно (!) вывозила грязь и отходы за пределы города! Люди строили красивые и удобные дома с цветной черепицей! Люди одевались в красивые и чистые одежды! Разноцветные! Люди отлично понимали и ценили красоту! И каждый, кто думает, что это не так, тот глубоко ошибается! Но, да, не всем доступны были красивые одежды! Не всем доступна была возможность жить в красивых домах! Бедность — вот настоящий бич Средневековья! А бедность была вызвана почти непрекращающимися войнами. А из-за этого дополнительные налоги и давление на крестьян. А из-за этого бунты и восстания. А из-за этого военные рейды для подавления бунтовщиков. И вы хотите, чтобы в этих условиях все ходили в шелках и улыбались? Люди хотели бы этого, они стремились к этому, но окружающая действительность была такой, что не до того им было. Им выжить бы, и то хорошо. Но те, кто выжил, те, кто оказался вдали от войны, те стремились к красоте и счастью. Авторы не знают, удалось ли нам показать это достаточно наглядно, но мы к старались. И, когда вы в следующий раз будете смотреть очередного «Робин Гуда» или «Трёх мушкетёров», обратите внимание, покажут ли вам правдивое Средневековье.

О «вопросах» к религии. Это тоже было задумано изначально. Дело в том, что наука философия — наука, между прочим! — утверждает, что невозможно ни доказать существования Бога, ни опровергнуть это. Мы согласны с этим утверждением. В конце концов, кто мы такие, чтобы ополчиться против науки? Но, как наука философия даёт определение Бога? Это не Саваоф, Аллах, Будда, Христос, или кто-то другой из персонифицированных божественных существ, о которых нам рассказывают священники. Нет, с точки зрения философии, Бог — это сущность, наделённая всеми совершенствами и обладающая необыкновенными, сверхъестественными свойствами и силами. Может быть такая сущность? Может… наверное. Но при чём здесь Тора, Библия, Коран или Евангелие? К этим книгам у авторов есть вопросы, которые мы вложили в уста нашего персонажа. Вы готовы ответить на эти вопросы? Отлично! Давайте поспорим! Не готовы? Ну, в конце концов, авторы ничего от вас и не требуют. Хотите верить — верьте. Если вам так жить легче. Авторы, хоть и атеисты, но не воинствующие, и никого ни к чему не призывают. Авторы просто высказывают свою точку зрения (имеем право!) и задают вопросы. И всё.

Наверное, внимательные читатели обратили внимание на имена наших героев. Это имена, которые распространены не только в Европе, но и в России. То есть, наши герои могут появиться где угодно, и им не придётся сильно менять свои имена. Разве что, в Англии Андреас будет Эндрю. А в Польше он будет Анджеем, на Украине Андрием, в России Андреем и так далее. То же и с Катериной. Наверное, эти внимательные читатели смекнули, что такие имена даны нашим героям неспроста. Может, есть ещё более внимательные читатели, которые призадумались: а почему наш герой попал именно в 1410 год? Тем более, в самый конец этого года, чуть не в 1411?.. И начали вспоминать, что самые знаменательные события, чередующиеся столетиями, приходятся как раз на этот период, на начало века. Судите сами: примерно через сто лет, в 1512 году — начало Десятилетней войны, когда великий князь московский Василий III объявил войну польскому королю, и великому князю литовскому Сигизмунду. Ещё через сто лет, 1612 год — разгар «Смутного времени», когда польские войска заняли Кремль. Только 26 октября 1612 года польский гарнизон в Кремле капитулировал. А в следующем, 1613 году, воцарилась династия Романовых. Следующие сто лет, и вот он, 1712 год. Пётр Первый венчается с будущей императрицей Екатериной Первой, столица России переносится из Москвы, в Санкт-Петербург. Ещё идут русско-шведские войны. Да, знаменитая Полтавская битва уже отгремела в 1709 году, но в 1713 русские войска разгромили шведов под Штеттином, а также овладели в Финляндии Гельсингфорсом, будущим Хельсинки… Через следующие сто лет, в 1812 году… впрочем, о чём мы? Про вторжение Наполеона, разве что, малые дети не знают… 1913 год — трёхсотлетие дома Романовых, а уже следующий, 1914 год — начало Первой мировой войны… Да, так получилось, что наши герои, если они перепрыгнут во времени на целое число веков, то есть, на сто, двести, триста лет и так далее, то они непременно попадут на ключевые события в истории человечества! А может, таких прыжков будет несколько, и нашим героям придётся поучаствовать во всех этих грандиозных событиях? Конечно, они будут заняты своими делами, но эти дела будут на фоне великих исторических свершений?

И тут мы плавно подходим к тому, что да, авторы так и задумывали. У авторов был такой хитрый план, устроить нашим героям этакий квест в пару-тройку книг, чтобы они гонялись за волшебным рубином через года и столетия, но вокруг них творилась бы Её величество История. Есть у авторов довольно давний замысел про который мы уже рассказывали, где герой должен именно путешествовать по эпохам и принимать участие в величайших битвах русского оружия. Книга про волшебный рубин задумывалась авторами, как подготовка к той, другой книге, даже не столько подготовка, сколько проба своих сил в таком серьёзном жанре. Скажем кратко: мы отложили свои планы в дальний ящик. Мы посчитали, что этот опыт у нас был неудачным. Простенькая история, которую мы планировали изложить в одной книге, у нас растянулась на целых две обширные части. Мы уже объясняли, почему. Мы пытались объять необъятное и впихнуть невпихуемое. А хотели как лучше.

И вот, авторы на распутье. С одной стороны, мы уже почти целый год пишем историю про путешествие наших героев по Средневековью. Хотелось бы и про что-то другое! Мы себя ещё не во всех жанрах попробовали! Мы не пробовали писать фантастические детективы, фантастические ужастики, фантастические боевики… да мало ли, чего мы ещё не пробовали!

А есть ещё голоса, которые призывают нас вернуться к нашим старым мирам, вроде тех, что мы описали в книге «Драконьи страсти» или «Однажды, среди звёзд». А может, и четвёртую книгу про Ваську? Чем чёрт не шутит? Или продолжать историю рубина? И в какое время вы, друзья, хотели бы отправиться, вместе с нашими героями? А может, авторы примут участие в конкурсе, который начался на платформе «АвторТудей», про попаданца в иные миры? Ведь, вы же нас поддержите, если что, наши дорогие читатели?..

Так вот, авторы на распутье. Стоят они на этом распутье, как три богатыря с известной картины Васнецова, пристально вглядываясь в разные стороны. Что выбрать? И только вы, наши дорогие читатели, можете нам помочь! Пожалуйста, откликнитесь! Напишите, что бы вам от нас хотелось: продолжения этой истории, продолжения наших прежних историй или чего-нибудь новенького, неизведанного? Черкните пару строк! Вам не составит труда, а нам приятно! И полезно!

Дорогие друзья! Мы очень надеемся на ваши отклики! Ну, а мы пойдём обдумывать новые сюжетные ходы и извилистые повороты, чтобы и в дальнейшем радовать вас занимательными книгами! До новых встреч, друзья!

Nota bene

Книга предоставлена Цокольным этажом, где можно скачать и другие книги.

Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN. Можете воспользоваться Censor Tracker или Антизапретом.

У нас есть Telegram-бот, о котором подробнее можно узнать на сайте в Ответах.

* * *

Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:

О чем молчат рубины. Книга 2

Оглавление

Очень краткое авторское предисловие

Глава 1 Отстаньте от меня!

Глава 2 Снова вместе!

Глава 3 Снова в путь!

Глава 4 Морской круиз. Отплытие

Глава 5 Морской круиз. Путешествие продолжается

Глава 6 Морской круиз. Конец путешествия

Глава 7 Франция!

Глава 8 Авиньон

Глава 9 Дижон

Глава 10 Мино

Глава 11 Крах

Глава 12 А может… и не крах?

Глава 13 Полоса неудач

Глава 14 Сплошные соблазны!

Глава 15 Пора в дорогу!

Глава 16 Путешествие к папе

Глава 17 Подозрения

Глава 18 Здравствуй, папа номер два!

Глава 19 Беседа с папой

Глава 20 Лечение

Глава 21 Ловушка

Глава 22 Карты брошены!

Глава 23 Карты вскрыты

Глава 24 Развязка

Глава 25 Опасности на каждом шагу

Глава 26 Спасение

Глава 27 Путевые заметки

Глава 28 Конец пути

Глава 29 У цели

Глава 30 Сокровище

Читателям

Nota bene