Преданный [Дж. Б. Солсбери] (fb2) читать онлайн

Дж. Б. Солсбери Преданный

Серия: «Братья Норт» #3 (разные герои)

Переводчик: Светлана П.

Редактор: Екатерина Л.

Вычитка: Екатерина Л.

Обложка: Дмитрий С.

Переведено для группы: vk.com/bookhours t.me/bookhours_world

Для тех, кто пережил один из самых трудных годов своей жизни, и тех, кто все еще переживает его — истории являются нашим прибежищем.

Просто продолжайте читать.

ГЛАВА 1

Лиллиан

Я не собиралась идти на рождественскую вечеринку «Норт Индастриз». Была бы счастлива остаться дома и свернуться калачиком на диване под «Нетфликс» с замороженной пиццей в придачу. Это мой брат, Аарон, заставил меня пойти. Он швырнул в меня платьем и вызвал такси, прежде чем выпроводить меня за дверь. Не потому, что переживал, что я пропущу это событие, и не потому, что думал, что я пожалею о том, что не пошла. Нет. Аарон хотел, чтобы квартира была в его полном распоряжении на несколько часов, дабы затащить какую-нибудь женщину на свою крошечную двухместную кровать в углу нашей квартиры-студии. Полагаю, деловая вечеринка компании — такое же хорошее место, как и любое другое, где можно скоротать несколько часов, пока не станет безопасно возвращаться домой.

Снимаю свежую клубнику с ободка своего бокала с «Дайкири» и изучаю ее яркий цвет и форму. Без изъяна. Образец совершенства. В отличии от семьи Норт. Ослепляющая красота их внешнего вида позволяет легко не заметить зло, таящееся внутри.

— Лиллиан, привет! — кричит Мелинда из юридического отдела, таща за собой коллегу, имя которого я не могу вспомнить. Они недавно начали встречаться, и хотя она рассказывала мне о нем миллион раз, я знаю его только как парня, который ест тунца на обед.

Я ужасна в запоминании имен. Кто-то однажды сказал, что для того, чтобы запомнить имя человека, лучше всего связать новое имя и лицо с визуальным образом. Когда впервые встретила Мелинду, ее густые вьющиеся волосы были собраны в пучок и закреплены карандашом. Она напомнила мне пещерную женщину с костью в волосах. Я представила, как она вопит: «Я Линда!¹». Не могу сказать, что стратегия полностью сработала. Потому что первые пару месяцев я называла ее Линдой.

Мне ставили разные диагнозы: от синдрома дефицита внимания с гиперактивностью до расстройства деструктивного поведения, обсессивно-компульсивного расстройства и нарушения импульсного контроля. Был даже учитель, который считал меня шизофреником. Никто никогда не понимал меня до конца.

Родители пичкали меня всеми возможными лекарствами, которые только могли себе позволить — стимулирующими, успокаивающими и всеми промежуточными. Меня обвиняли в лени, умственной отсталости и, чаще всего, в глупости. Всю свою жизнь я чувствовала себя лососем в период нереста, плывущим против течения, пытаясь не отстать.

Мелинда подходит ко мне, ее темные глаза сверкают так же ярко, как и ее улыбка.

— Ты же вроде не собиралась приходить? — Она — самый близкий мне человек в «Норт Индастриз», и я никогда не видела ее за пределами манхэттенской высотки.

Я кручу в руке идеальную клубнику.

— Планы поменялись. — Я поняла, что большинство людей предпочитают ожидаемую ложь неожиданной правде.

Опускаю клубнику в свой пустой бокал. Только Норты могли найти идеально спелую клубнику для украшения посреди гребаной зимы.

— Тебе нужно еще выпить. — Мелинда машет рукой бармену. — Еще «Дайкири», пожалуйста. — Она опирается локтем на барную стойку, влезая в мое пространство больше, чем мне нравится. — Ты видела, Эми из бухгалтерии здесь с парнем из курьерской компании?

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на женщину о которой идет речь. Она новенькая. Начала работать в «Норт Индастриз» всего несколько недель назад, а может, и больше. У меня ужасно с чувством времени. Эми носит юбки А-силуэта.

— Лиллиан? — Мелинда хмурится. — Ты витаешь в облаках. Ты вообще меня слушала?

— Я… — Нет, не слушала. — Прости.

— О, Боже. — Пожиратель тунца наклоняется к Мелинде. — Только не оборачивайся сразу, — говорит он таким тоном, который напоминает мне маленькую белокурую девочку из «Полтергейста». Но тот смотрит не на размытый экран телевизора. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что парень говорит о другом конце зла.

— Он выглядит так, будто жаждет крови, — говорит Мелинда, прячась за своим бокалом шампанского.

Я остаюсь стоять спиной к комнате, сжимая бокал с «Дайкири».

— А когда это было не так?

— Нам всем нужно держаться подальше от него сегодня вечером. Особенно тебе. — Мелинда указывает на меня своим бокалом и поднимает бровь.

— Почему он так тебя ненавидит? — спрашивает парень-тунец. — Должна быть какая-то история.

Если судить по оскорблениям, то он ненавидит меня за медлительность, невнимательность, неорганизованность, забывчивость.

Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, придурок.

— Никакой истории. — Я отхлебываю достаточно холодной выпивки, чтобы у меня закружилась голова.

— Разве ты не назвала его ужасным прозвищем? Прямо в лицо? — Мелинда улыбается, как будто мысль о том, что я принижаю нашего босса, доставляет ей законную радость.

— О, я слышал об этом, — усмехается «Тунец». — Думал, это просто слухи.

Переминаюсь с ноги на ногу и одергиваю подол платья, которое всегда кажется слишком коротким, когда я сижу.

— Он был придурком по отношению ко мне задолго до этого.

— Так это действительно произошло! О, боже мой! — Парень-тунец смеется с восхищением в глазах.

Это было после моего собеседования с Хейсом. Я запомнила его имя, ассоциируя Хейса с Аидом², царем подземного мира. Не думаю, что это совпадение, что их репутации почти идентичны. Возможно, я забылась и пару раз назвала его Аидом. Теперь он настаивает, чтобы я называла его «мистер Норт» или «сэр».

— Если бы только он был уродливым, — ухмыляется Мелинда. — Тогда ненавидеть его было бы намного легче.

— Эй, я стою прямо здесь. — «Тунец» игриво кусает ее в шею.

Она хихикает и отпихивает его.

— Я на него не претендую, но признай, что на него приятно смотреть.

Парень выпячивает грудь и фыркает, пожимая плечами.

— Эм, он ничего, ну, если тебе нравятся все эти точеные челюсти и мужественное телосложение.

Они правы. Всякий раз, когда я нахожусь рядом с Хейсом, у меня начинает заплетаться язык, потому что смотреть на него — все равно, что смотреть на солнце — раздражительно, утомительно и болезненно. Оказалось, что его характер такой же вспыльчивый.

— Тревога, — говорит Мелинда, скривив губы. — Слизняк на горизонте.

— Как дела у моей команды юристов? — Сексуально озабоченный Саймон, помощник юриста из нашего отдела, улыбаясь, идет к нам. — Мне виски со льдом, — говорит он бармену. — Я застрял, разговаривая с командой инженерного отдела. Поговорим о кучке ботаников.

— Говорит парень, который коллекционирует журналы «Нэшнл географик», — бормочу я в свой напиток.

Он скользит рукой по моему плечу, заставляя меня вздрогнуть.

— Приглашение посмотреть мою коллекцию все еще в силе, — произносит он так близко к моему уху, что я чувствую жар его дыхания. — Когда-нибудь они будут стоить кучу денег. — Саймон прижимается грудью к моей спине, когда тянется вперед, чтобы взять свой напиток.

Я прижимаюсь грудью к барной стойке, пытаясь отстраниться.

Саймон зажимает прядь моих волос между пальцами.

— Мне нравятся твои волосы. Почему ты никогда не носишь их так в офисе?

Слишком близко. Чересчур.

Я отталкиваю свой барный стул достаточно сильно, чтобы отправить его в Саймона.

— Пойду проверю рассадку. — Я встаю слишком быстро, и эффект после трех очень крепких «Дайкири» заставляет меня покачнуться в сторону Мелинды.

Саймон хватает меня за плечо.

— Полегче. Вечер только начинается.

Я стряхиваю цепкие руки Саймона.

— Я пойду с тобой, — говорит он с таким видом, будто готов последовать за мной.

— Нет, я… я иду в туалет. — Хватаю свой бокал.

— Я с удовольствием провожу тебя…

— Нет, спасибо. Я не ребенок. — Боже, какой он мерзкий.

— Я просто пытаюсь быть вежливым. Необязательно быть такой…

Его слова прерываются хриплым смехом группы сотрудников, которые расслабились благодаря открытому бару.

Я поворачиваюсь к нему спиной, прежде чем мужчина успевает сказать еще одно слово, и надеюсь, что тот не последует за мной.

Пространство заполнено людьми, одетыми в наряды для красной ковровой дорожки. Я пробираюсь сквозь толпу, бормоча извинения. Опускаю голову и пытаюсь казаться меньше, прокладывая путь к…

И врезаюсь в твердую стену. Ледяной «Дайкири» выплескивается на мою руку и предплечье. От запаха рома и дорогого одеколона у меня сводит живот.

Я узнаю этот запах.

Он преследует меня в кошмарах.

Мой самый большой страх подтверждается, когда я смотрю в горящие карие глаза моего босса — самого Аида. Короля подземного мира.

— О, боже! — Дрожащая молитва слетает с моих губ прежде, чем я успеваю осознать, что произнесла ее. — Мистер Норт, мне очень жаль. Я не видела вас…

— Джиллингем. — Он произносит мою фамилию с демоническим шипением. Мышца на его челюсти пульсирует, как будто мужчина пережевывает слова, чтобы выплюнуть их. Его взгляд смертоносен и раскаляет мою кожу до огненно-красного цвета. Он антихрист во плоти. — Ты действительно пустая трата кислорода.

У меня перехватывает дыхание в груди. Если бы я только могла быстро среагировать, сказать ему, что действительно думаю, ответить на его агрессию своей собственной враждебностью.

Я ненавижу тебя. Ты — мерзкий, уродливый и жестокий. Ты — просто отвратительный тиран!

Но вместо того чтобы высказать свои мысли вслух, просто разеваю рот, как рыба, выброшенная на берег, а мои глаза наполняются слезами. Я никогда не могу подобрать нужные слова, когда они так нужны.

— Вау. — Кингстон Норт встает между нами, как бы удерживая своего брата от нападения, и мне хочется броситься на него и обнять. Его сострадательный взгляд находит мой. — Ничего страшного. Дерьмо случается. Не волнуйся об этом, хорошо?

Женщина с темными волосами и глазами цвета грозовых облаков встает передо мной. Берет меня под руку, и я благодарна за ее заботу.

— Как насчет того, чтобы мы привели тебя в порядок и взяли тебе новую выпивку?

Я позволяю ей увести меня от сцены, которую сама же и устроила, и быстро идем к женскому туалету. Оказавшись внутри, ловлю свое отражение в зеркале и отшатываюсь, видя, как по моим щекам расплываются следы туши. Почему я должна была плакать? Видел ли он мои слезы? Боже, надеюсь, что нет.

— Мне так жаль. — Она смачивает белое полотенце для рук и протягивает его мне.

— Да, мне тоже. — Из всех людей в комнате, с которыми могла бы столкнуться, я наткнулась на него? Боже, каковы шансы? Судорожно втягиваю воздух, наклоняюсь над раковиной и делаю все возможное, чтобы стереть размазанный макияж.

— Он такой козел. Кстати, я Джордан.

— Лиллиан. — Вытираю красный липкий коктейль с рук и платья и пытаюсь успокоить свое неровное дыхание. Я больше злюсь на себя за то, что плачу, чем на него за то, что он, ну, был самим собой. Бросаю полотенце в корзину.

— Не бойся постоять за себя.

Я задыхаюсь от подавляемого смеха. Как будто я могу возразить своему боссу? Даже если он жестокий засранец, он все равно отвечает за мою зарплату, а без нее… ну… я докажу, что такая неудачница, какой меня считает моя семья. Наконец-то у меня есть хорошая работа в величайшем городе страны. И я не могу позволить себе все испортить.

Хотя больше всего боюсь, что однажды мне надоест быть грушей для битья Хейса Норта. Его жестокость доведет меня до предела, и я сделаю то, чего не смогу изменить. То, что не смогут покрыть никакие извинения. Например, спрячу слово «членосос» в документах, которые он заставляет меня печатать, или вырежу пентаграмму на двери его кабинета — подождите, нет. Ему бы это даже понравилось. Пырнуть его ножом — куда большая вероятность. Не то чтобы я когда-либо могла бы ударить кого-то ножом. Даже если этот кто-то заслуживает этого миллион раз. Разве так плохо, что я фантазирую об этом? У каждого есть мечты, верно?

Если отбросить убийства, у таких людей, как Хейс, не так уж много терпения.

А у таких женщин, как я, его еще меньше.

Хадсон

Боже, все эти церемонии становятся такими чертовски однообразными. Фальшивые улыбки и целование задниц, светские беседы и раздувание эго. Мир корпоративного успеха создает связи примерно такой же глубины, как долларовая купюра. Искусственный снег и рождественские елки, импортная еда и первоклассное спиртное — все это роскошные реликвии для поклонения всемогущему баксу. Поклонение… скорее, шлюхопоклонство. Потому что, если честно, все продается, если цена правильная — отношения, здоровье, психическая стабильность, даже души. Все это доступно к продаже. Многие отдали бы все это за дополнительный ноль к своей зарплате.

И я стал одним из них.

Выпиваю остатки виски в своем стакане и приветствую жжение, которое проходится по горлу. Напоминание о том, что я все еще чувствующий, дышащий человек. Это больше, чем я могу сказать о нескольких членах моей семьи.

Хейс наклоняется к отцу, пока они обсуждают дела. На гребаной вечеринке. Добро пожаловать на Манхэттен.

— Могу я предложить вам еще «Лафройг», мистер Норт?

Передаю свой пустой бокал официанту.

— Нет. Спасибо.

Сейчас только девять тридцать. Я сказал себе, что останусь до одиннадцати, но не могу вынести еще одну минуту фальшивого новогоднего веселья.

— Алекс, — зову брата, который большую половину вечера не сводил глаз со своей женщины.

Он поднимает подбородок.

— Я ухожу.

Он снова поднимает подбородок и возвращается к наблюдению за своей женой, которая увлеченно болтает с девушкой нашего другого брата Кингстона, Габриэллой.

Я пробираюсь сквозь толпу сотрудников «Норт Индастриз», обмениваюсь взглядами и улыбками, обнимаю нескольких за плечи и передаю несколько отрепетированных пожеланий добра к празднику и новому году, хотя внутренне стону от отупляющей скуки и предсказуемости всего этого.

Когда в последний раз меня кто-то удивлял?

Порыв морозного воздуха овевает меня, когда я выхожу через двери и спускаюсь по ступенькам к ожидающей меня машине.

Карина, мой водитель, протягивает мне пальто, чтобы я накинул его.

— Что, черт возьми, случилось? — спрашивает она, разглядывая ярко-красное пятно на моей рубашке, которое не скрывает даже пиджак.

— С Хейсом произошло злоключение, и мы поменялись рубашками. — Я отмахиваюсь от теплого пальто. — Оно мне не нужно, но спасибо.

Прохладный зимний воздух кусает мою кожу, принося первые ощущения жизни с момента моего приезда сюда.

Она накидывает пальто на предплечье.

— Как все прошло? — Открывает заднюю дверь черной «Ауди», и от черных кожаных сидений веет теплом.

— Прекрасно.

Уже собираясь заскочить в машину, я замечаю фигуру, одиноко сидящую на ступеньках. Женщина обхватила руками свои голени. На ней пальто из верблюжьей шерсти, а на голове низко надвинута пушистая вязаная шапочка. Ее ноги почти голые в черных туфлях с ремешками. Чтобы не замерзнуть, она отбивает быстрый ритмичный ритм высокими каблуками.

Я делаю шаг к девушке.

— Что ты…

Протягиваю руку к Карине.

— Я на минутку.

Женщина на ступеньках положила голову на колени, должно быть, поэтому и вздрагивает при звуке моих шагов. Поднимает голову и выпрямляется, вставая во весь рост.

Из-за того, как она на меня смотрит, поднимаю руки, как бы говоря, что не представляю угрозы. Такое ощущение, что женщина ожидает, что я начну на нее нападать. Потом делаю шаг ближе, и ее глаза расширяются.

Она делает небольшой шаг назад. Ее дикий взгляд опускается на пятно на моей рубашке и возвращается к моим глазам.

— Тебя подвезти?

Женщина прищуривает глаза, но сквозь скептический взгляд за ресницами проступают слезы.

— Меня подвезут. — Она смотрит вдоль улицы в обоих направлениях, как будто ожидая, что тот, кто должен был ее забрать, появится как по команде.

Когда она отвлекается от меня, ее светлые волосы развеваются на ветру, и я вижу ее изящную челюсть, губы в форме бантика и глаза, которые кажутся слишком большими для ее лица. Маленькая, уязвимая, беспомощная… Черт. Назойливая тяга в моей груди разгорается, и я делаю шаг ближе. Когда женщина оборачивается и видит, что я близко, то отшатывается, спотыкается и тяжело приземляется на задницу, воздух из ее легких со свистом вырывается наружу.

— Черт. — Я тянусь к ее руке, но она отмахивается от меня.

Хватаю ее за рукав пальто и удивляюсь тому, как легко мне удается поднять женщину на ноги. Боже, она почти ничего не весит.

Нет, нет, нет, нет… Не делай этого, Хадсон. Она не твой объект благотворительности.

— Не трогай меня!

Я снова поднимаю руки вверх.

— Я лишь пытаюсь помочь.

Ее губы сжаты, как будто она ведет какую-то внутреннюю борьбу. Руки в перчатках сжаты в кулаки по бокам.

— Я…

Я жду, пока она разберется с тем, что хочет или не хочет сказать.

Женщина закрывает глаза.

— Мне не нужна твоя помощь. — Слова вылетают в спешке, как будто она выталкивает их из своих губ.

Женщина быстро поворачивается, как будто собирается убежать, и бормочет что-то, чего я не могу разобрать.

Я шагаю за ней.

— Подожди.

— Ты… — Она резко разворачивается, указывая рукой. Толстый браслет на ее запястье врезается мне в нижнюю губу. Но ее тело еще не закончило вращение, и сила посылает ее вперед. Я подхватываю женщину и готовлюсь поставить прямо, когда ее колено наносит жестокий удар по моим яйцам.

Сжимаю челюсть от боли в яйцах. Нет никакого способа подготовиться к всплеску разрушительной агонии, которая накатывает на мой живот. Я сжимаю руки в кулаки и пытаюсь сделать полный вдох, когда кислород полностью вылетает из моих легких. Первый спазм тошноты врезается в мое нутро, за ним следует другой. И еще один. Я сгибаюсь и стону.

— Черт.

— Боже мой, ты в порядке? — Карина бросается ко мне и переводит взгляд с моего скрюченного тела на быстро удаляющуюся женщину. — Кто она?

Я снова набираю в легкие воздух, достаточно, чтобы прохрипеть:

— Она работает на Хейса. — Я чувствую, как дергается уголок моего рта, и выпрямляюсь во весь рост. — Она мне вроде как нравится.

Удаляющаяся фигура «яйце-дробилки» становится все более отдаленной.

— Отвези ее домой. Хорошо?

Карина смотрит на меня так, будто я только что снес яйцо.

— У тебя кровь.

Я касаюсь нижней губы, и, конечно, на кончиках пальцев остается красное пятно.

Должно быть, она видит решимость в выражении моего лица, потому что качает головой и хмурится.

— Хорошо. Я вернусь за тобой.

— Не беспокойся об этом, — говорю я, шагая на негнущихся ногах, чтобы не причинять своим яйцам лишних неудобств. — Меня подвезут.

Она вздыхает и бежит к машине, чтобы отправиться вслед за напавшей на меня женщиной.

А я-то думал, что этот вечер пройдет без происшествий.

Как же я ошибался.

Лиллиан

Я стою у подъезда своего многоквартирного дома и жду, когда уедет черная машина представительского класса, которая привезла меня домой. Женщина, представившаяся водителем мистера Норта, настояла на том, чтобы подвезти меня, и поскольку мои слезы превратились в лед на щеках, а мое такси застряло в пробке на двадцать минут, я приняла ее предложение.

Смотрю, как задние фонари исчезают дальше по улице, открываю ключом вход в здание. Мои ноги словно налились свинцом, пока я добираюсь до лифта. Рукав пальто служит мне салфеткой, когда вытираю глаза и нос.

Я физически напала на своего босса. Он искал причину для моего увольнения с того самого дня, как нанял меня. Наконец-то я ему ее дала.

Лифт издает звуковой сигнал, дверь открывается, и я выхожу в коридор, но замираю, увидев белый носок, привязанный к дверной ручке.

Ты, должно быть, шутишь.

Стучу кулаком в дверь.

— Аарон, у тебя десять минут, чтобы привести себя в приличный вид. Потом я вхожу!

Никакого ответа.

Я прислоняюсь спиной к двери и сползаю вниз, чтобы сесть.

В конце концов, у меня будет достаточно денег, чтобы позволить себе собственное жилье. Когда накоплю достаточно денег на первый и последний месяцы аренды и страховой депозит. Сначала мне нужно погасить кредитную карту и студенческие займы. И, возможно, не покупать каждую вещь, рекламируемую по телевизору. Рекламные ролики обманчиво убедительны. Особенно те, в которых играет грустная музыка и просят денег на помощь замерзающим собакам и больным детям.

Дверь позади меня открывается, и я падаю назад с такой силой, что ударяюсь головой о кафель. Застонав, поднимаю голову и вижу Аарона и какую-то брюнетку, смотрящих на меня сверху вниз.

— Вау, ты в порядке? — спрашивает женщина и протягивает руку, чтобы помочь мне подняться.

— В порядке, — стону я, избегая ее руки, и поднимаясь на ноги.

— С ней все в порядке. Лиллиан просто неуклюжая. И привыкла причинять себе боль. — Аарон подмигивает мне, затем обнимает женщину за плечи. — Пойдем. Я провожу тебя вниз.

Я отхожу в сторону, чтобы они могли пройти, а затем проскальзываю в нашу студию. В тусклом свете вижу аккуратно заправленную двухместную кровать моего брата, ни одной смятой простыни или смятой подушки. Мой взгляд переходит на диван-кровать — мою кровать — и одеялам, лежащим там в беспорядке.

— О, да ладно.

Я бросаю сумочку и снимаю туфли, затем принимаюсь за разборку постели. Проклинаю своего брата, его обаяние, его глупое либидо и его полное неуважение к границам. Брызгаю «Лизолом» на матрас, когда он возвращается.

Он захлопывает дверь.

— Спасибо за кайфолом, Лил.

— Ты занимался с ней сексом в моей постели! — Я наношу второй слой антисептика.

За стуком его ботинок о пол следует скрип пружин кровати и вздох.

— Как прошла вечеринка?

Я закрываю глаза от воспоминаний, которые вызывает его вопрос — мой босс, разбитая губа и удар по яйцам, ярость в его глазах. Вся эта ситуация была внетелесным переживанием. Когда он подошел ко мне, и я увидела пятно на его рубашке, за которое ответственна, все, что я слышала, были его оскорбления. Его жестокость. Отвечай, не реагируй. Если бы только у меня было больше контроля над различием между этими двумя понятиями. Я отреагировала. Очень сильно.

— Ужасно. Наверное, худший вечер в моей жизни. Спасибо, что спросил.

— Хуже, чем та, когда ты потеряла ключи, вызвала слесаря, сменила замки, а потом нашла ключи в кармане?

Я расстилаю свежие полотенца на матрасе.

— Ты ведь не пользовался моей подушкой?

— Или тот случай, когда ты оставила машину работающей на ночь, а на следующий день тебе пришлось идти в школу пешком, потому что кончился бензин?

— Ты испачкал все простыни? — Осматриваюсь вокруг и вижу только те, которые я бросила на пол.

— Господи, ты ведешь себя так, будто у нас чума.

Я пристально смотрю на него через небольшое пространство.

— Извини меня за то, что не хочу спать в твоих сексуальных соках. В следующий раз делай это в своей постели.

— Сексуальные соки. — Он смеется. — Это забавно.

— Не могу дождаться, когда у меня будет собственное жилье, — бормочу я, доставая спортивные штаны и толстовку из корзины с чистым бельем, которое я еще не успела убрать. — Или, по крайней мере, жилье с настоящей спальней.

Он сонно хмыкает в знак согласия.

Я запираюсь в крошечной ванной комнате, снимаю пальто, платье и стираю макияж. Чтобы убрать енотовые глаза, требуется дополнительное средство для снятия макияжа, а когда выбрасываю салфетки, то вижу в мусорном ведре выброшенную обертку от презерватива. Для пущей убедительности брызгаю в мусорное ведро «Лизолом».

После того, как убеждаюсь, что входная дверь заперта, проверяю духовку, что она выключена, я заползаю на застеленную полотенцем кровать.

— Аарон?

— Спи.

— Думаешь, это ошибка, что мы не поедем домой на Рождество?

— Лили… — стонет он, как бы говоря: «Ну вот, опять». — Нет.

— Но…

— Заткнись, Лил.

— Это может быть последний праздник для папы.

— Он говорит это последние пять лет.

— А вдруг в этом году…

— Лиллиан!

Я поджимаю губы.

— У папы ХОБЛ³, а не рак легких. А теперь спи.

Больше никаких разговоров. В тишине мои мысли возвращаются к сегодняшнему вечеру и его катастрофическому концу. Мне нужно найти способ увидеться с Хейсом и попросить прощения, прежде чем он сможет меня уволить. Да кого я обманываю? Я бы уволила меня! Есть ли оправдание тому, что я сделала? Нет. И я не могу рассчитывать на его добрый характер и милосердие, потому что Бог знает, что у него нет ни того, ни другого.

Я сама вырыла себе могилу. Чертовски круто.

ГЛАВА 2

Лиллиан

— Я ухожу.

Я замираю на середине глотка кофе и наблюдаю за Аароном, который одной рукой запихивает бумажник в карман, а другой засовывает в рот купленный в магазине черничный маффин.

— Что значит, уходишь? Это же Рождество. — Куда может пойти человек один в рождественское утро?

Он надевает зимнее пальто, проводит рукой по своим слишком длинным светлым волосам, затем натягивает на голову шапку.

— Не хочу быть здесь, когда ты будешь разговаривать с мамой и папой.

Мой пульс набирает обороты, уже под воздействием кофеина.

— Ты не можешь оставить меня разбираться с ними в одиночку.

Брат целует меня в лоб.

— Конечно, могу.

— Аарон! — кричу ему в спину как раз перед тем, как дверь закрывается.

Откидываю голову назад и смотрю в потолок. Они захотят поговорить с ним. Будут спрашивать, где он. Аарон тот, кого они всегда ждут, кем хвастаются перед друзьями. Именно от него родители ждут внуков, спрашивая что-то вроде: «Когда ты остепенишься с хорошей девушкой?» Мне же они говорят что-то вроде: «Не ставь слишком высокую планку, иначе навсегда останешься одна» и «Не все женщины созданы для того, чтобы быть матерями». Аарон выигрывает трофеи. Я получаю награды за участие. Даже если бы сказала родителям правду, что Аарон ушел, потому что не хотел с ними разговаривать, они бы списали это на его независимость, самостоятельность и целеустремленность. В их глазах этот парень не может поступить плохо.

Я сижу за крошечным кухонным столом и перевешиваю малюсенькие украшения на нашей настольной елке. Я купила елку в дорогом мебельном магазине на Лексингтон-авеню. Потратила на нее слишком много денег, но разве можно назначить цену за рождественское настроение?

Звонит мой телефон. Ищу его, но его нет там, где я его оставила. Следую за звуком. Звук, кажется, тоже движется. Я проверяю кухню. Диван. Под диваном. Ванную. Телефон перестает звонить. Я закрываю глаза и жду, потому что если это мама и папа, то они сейчас перезвонят… Ах-ха! Он звонит снова. Я иду на кухню. Проверяю холодильник. Кладовку. Ящик для столового серебра. Экран моего телефона повернут лицевой стороной вверх рядом с венчиком, и он сигнализирует о входящем звонке по FaceTime.

Поднимаю телефон и наклеиваю улыбку, прежде чем нажать «Принять».

На экране появляется крупный план ноздрей моей мамы с очками на кончике носа.

— Лили, что случилось? Почему ты не ответила, когда я звонила?

Она будет волноваться, если я скажу ей правду.

— Я была в туалете, мама. Прости.

Она сжимает рот в неодобрении.

— Дорогая… нельзя говорить людям, что была в туалете. — Она шепчет последнее слово. — Ни к чему такие подробности.

Неважно.

— Я знаю. Прости. — Я прочищаю горло. — Счастливого Рождества.

— Твой папа хочет поздороваться.

Его щека появляется на экране.

— Лиллиан, с Рождеством!

— О, папа, ты можешь убрать телефон подальше и посмотреть на него.

— Но ты меня слышишь?

— Да…

— Алло?

— Папа, я здесь.

— Я тебя потерял.

— Нет, не потерял. Ты, наверное…

— Думаю, я потерял ее. — Мой отец возится с телефоном, и я сопротивляюсь желанию удариться головой о стол.

— Папа? Я все еще здесь.

— Я вижу ее, но не слышу.

— Дай его мне. Может быть, я смогу… — Появляется лицо моей мамы.

Я улыбаюсь и киваю, потому что знаю, что они меня не слышат.

— Я тебя не слышу!

— Да неужели.

Я позволяю им возиться с телефоном, пока нацарапываю сообщение на стикере и подношу его к экрану.

Мой отец прищуривается на экран.

— Кнопка «Включить звук».

— Кнопка «Включить звук»? — повторяет мама.

Я с силой ударяю ладонью по лбу.

— Это полная хрень.

— Лиллиан Джиллингем, — рявкает мама. — Не используй такие выражения.

Мой отец хмыкает сквозь сжатые губы.

— Где Аарон? — Мама раскачивается влево и вправо, осматривая задний план в надежде увидеть своего любимого сына. — Покажи Аарона, дорогая.

Я бы так и сделала, если бы он не был эгоистичным трусом!

— Я… я не могу. Он… — Просто скажи им. Ваш любимый ребенок на самом деле эгоцентричное человеческое существо. Скажи это! — Его здесь нет.

— О? — Папа наклоняется так близко, что я вижу поры на его носу. — Сегодня же Рождество.

— Мы ничего не слышали о нем уже несколько недель, — говорит мама. — Должно быть, он много работает. Аарон такой целеустремленный.

— Да, он… э-эм… — Аарон курьер и начинающий диджей, а они ведут себя так, будто он молекулярный биолог, который лечит болезни. Я проглатываю то, что действительно хочу сказать, и вглядываюсь в выражение лиц родителей. На их лицах застыла усталость, и они выглядят старше своих шестидесяти лет. Угол обзора телефона меняется, и я вижу дюжину оранжевых бутылочек с рецептами. У меня щемит сердце.

— Он работает волонтером в приюте для бездомных.

Мама прерывисто ахает, за чем следует вздох, наполненный гордостью, в то время как папа ухмыляется и кивает, как бы говоря: «Я правильно воспитал этого мальчика».

— Это замечательно. — Мама берет папу за руку и сжимает ее. — Разве это не замечательно?

Чертовски фантастически, мам.

— Да.

Папа хмурится.

— Почему ты не поехала с ним? Уверен, что им пригодилась бы любая помощь.

И так цикл продолжается. Аарон — фаворит. Я — всегда в отстающих.

— Вообще-то, да. Но я… не хотела пропустить разговор с вами, ребята. — Я проверяю свое запястье, хотя на мне нет часов.

— Как продвигается работа? — Мама пытается показать больше своего лица.

Я хмурюсь.

— Работа — это… работа.

— Надеюсь, ты понимаешь, как тебе повезло, что работаешь в «Норт Индастриз». — Папа прочищает горло, от чего у него начинается приступ кашля.

— Я принесу твой ингалятор, — говорит мама, выходя из комнаты и беря с собой телефон.

— Мам, я отключаюсь. — Я отворачиваюсь от экрана при звуке влажного кашля отца вдалеке. Теперь понимаю, почему Аарон настаивал на том, чтобы избежать этого звонка. — Мне действительно нужно идти.

— Где твой ингалятор, милый? — обращается она к моему отцу.

— Пока, мама и папа. Люблю вас. Счастливого Рождества! — Нажимаю на «Отбой» и бросаю телефон на диван в дальнем конце комнаты — как будто я могу сделать их еще более физически далекими, чем они уже находятся во Флориде.

Опускаюсь в кресло. Единственный звук в помещении площадью 550 квадратных футов — это капающий кран и плач ребенка в квартире 320. Я осматриваю пространство, от велосипеда, прислоненного к дальней стене, до постера Никки Минаж в розовой коже на двери ванной. Наши вещи разделены — его в комоде у одной стены, мои — в ряде корзин для белья у другой. Все время хочу купить комод, но всегда слишком занята, чтобы сделать это. Не такой я представляла себе жизнь в Нью-Йорке.

Ставлю в микроволновку готовое блюдо из индейки и нахожу сериал для просмотра. Я выдерживаю столько времени, сколько требуется, чтобы съесть резиновую индейку и кашеобразную заправку, прежде чем меня начинает мучить беспокойство и потребность двигаться. Пытаюсь заняться стиркой, но, разделив светлое и темное, застреваю на том, является ли белый свитер с черными точками светлым или темным. Я стираю полотенца и отправляю Аарону сообщение с просьбой вытащить их, когда он вернется. Пробую продумать речь, которую буду произносить Хейсу первым делом утром, но мысли все время блуждают. Пытаюсь привести их в порядок, но это все равно что собрать мышей в одну шеренгу.

Завтра я буду умолять вернуть мне работу. И если он мне откажет, что вполне вероятно, то я окажусь в полной заднице.

ГЛАВА 3

Хадсон

Только в компании, которой управляет бессердечный ублюдок, будут требовать присутствия на работе сотрудников в неделю после Рождества. Таким бессердечным ублюдком является мой отец, Август Норт. Он живет под девизом, что успех никогда не берет выходных. У ублюдков тоже нет выходных.

Мой отдел — город-призрак. В сознательной попытке избежать следования по стопам Августа, я дал тем, кто работает на меня, недельный отпуск, чтобы они могли побыть со своими семьями. Почему сам не воспользовался собственной щедростью? О, возможно, потому что у меня нет такой семьи, с которой я хотел бы проводить время. И кого я обманываю? Они все равно все здесь, на работе.

Телефон на моем столе звонит. Я смотрю на него, надеясь, что человек на другом конце повесит трубку. Еще только семь часов утра, а эта дурацкая штуковина никак не заткнется.

Застонав, включаю громкую связь.

— Хадсон.

— Какого черта ты отвечаешь на звонки?

— Хейс. — Я откидываюсь в кресле. — И тебе доброе утро.

— Где Патрик?

— Он в отпуске по уходу за ребенком до марта. Что тебе нужно?

— Какого хрена?! Отпуск по уходу за ребенком?

Я качаюсь вперед в кресле и кладу голову на руки, когда первый импульс боли ударяет в голову.

— Столько лет в юридической школе, и тебе нужно, чтобы я объяснил, что такое отпуск по уходу за ребенком?

— Разве не его жена должна воспитывать ребенка?

Вспышка раздражения согревает мою кожу. Я делаю глубокий вдох и заставляю себя улыбнуться, хотя он этого не видит.

— Ты действительно архаичный ублюдок. Полагаю, ты позвонил не просто так?

— Я подготовил контракт для твоей поездки. Хочешь заскочить и взять его? Или я могу попросить кого-нибудь принести его…

На телефоне загорается еще одна линия.

— Нет, я сам приеду. Мне нужно отдохнуть от этих телефонов.

— Найди временного сотрудника.

— На неделе после Рождества?

— И что?

Я нажимаю кнопку, которая либо отправляет входящий звонок на голосовую почту, либо полностью отключает его.

— Я сейчас приеду.

Он вешает трубку, не попрощавшись. Типичный Хейс, эгоистичный козел.

Телефон звонит снова, что побуждает меня выйти из кабинета. С глаз долой, из сердца вон, и все такое. Офис Хейса находится на том же этаже, но на другой стороне здания, что ближе, чем мне бы хотелось.

— Доброе утро, Джина, — приветствую я одну из наших сотрудниц, проходя мимо. — Хорошо провела Рождество?

— Да, мистер Норт. Вся наша семья была в городе. — Лицо женщины озаряется. — Они останутся до нового года.

Что такого особенного в семейных сборищах, что заставляет некоторых людей радоваться? После семейных встреч я чувствую себя мрачным, отчаявшимся и мертвым изнутри.

— А как насчет тебя?

— Отлично. Спокойно. Спасибо, что спросила. — Мне удается улыбнуться, пока я вру. — Семья — это все.

Она улыбается на мой ответ.

Семья — это все, но в моей жизни эта фраза всегда была больше похожа на тюрьму, чем на что-то, что могло бы заставить меня улыбнуться.

Продолжаю идти в офис Хейса.

Его помощница вскакивает, увидев мое приближение. Ее глаза расширены, а руки нервно двигаются по столу. Я выдавливаю самую добрую улыбку, на какую только способен, и она немного успокаивается. Моему брату-близнецу нравится держать своих сотрудников на грани полного психического срыва.

— Мисс Ньютон, надеюсь, вы хорошо провели Рождество.

— Да. Мистер Норт ожидает вас. Вы можете войти. — Она не из тех, кто любит светскую беседу — одно из требований отдела Хейса. Девушка указывает на двери его кабинета.

Я распахиваю ее и вижу его за столом, без пиджака, галстук ослаблен, рукава закатаны.

— Господи, выглядишь так, будто просидел здесь всю ночь.

— Так и есть. Конец года, свожу концы с концами. — Его вечно хмурый взгляд устремляется к открытой двери. — Ньютон, ты там сама обжариваешь зерна? Кофе! Сейчас же!

— Да, сэр!

Я слышу быстрый стук ее каблуков, когда женщина убегает в комнату отдыха.

— Некомпетентность, — рычит он. — Я окружен ею.

Наблюдать за тем, как Хейс общается со своими подчиненными, все равно, что смотреть, как люди пинают щенков.

— Я возьму этот контракт и уйду с твоей дороги.

— Что, черт возьми, случилось с твоей губой?

Я надеялся, что он не заметит. Хотя отек спал, поврежденную кожу трудно скрыть.

— Бокс.

— С каких пор ты занимаешься боксом?

— Почему тебя это волнует? И почему ты смеешься?

Он качает головой и пытается придать лицу хмурое выражение.

— Представлять, как ты боксируешь, это… — Он кашляет, чтобы скрыть свой смех. — И не слишком ли ты стар для новых увлечений?

— Мы одного возраста.

Он пожимает плечами.

— Я моложе.

— На восемь минут.

— Все равно. — Он тянется к папке перед собой и открывает ее. — Моложе.

Ладно, ни у кого нет времени на это дерьмо.

— Где контракт?

Он кивает подбородком к книжной полке в дальнем конце комнаты.

— Надеюсь, ты быстро, туда и обратно?

— Двадцати четырех часов должно хватить. — Я беру папку и просматриваю страницы, когда раздается тихий стук в дверь кабинета.

Судя по звуку, какая-то женщина прочищает горло. Хейс бросает яростный взгляд на того, кто стоит в дверях. Мне сразу же становится жаль того, кто нас прервал, так как сейчас он получит фирменную взбучку Хейса.

— В чем дело, Джиллингем? И ради всего святого, не стой в дверном проеме. Ты что, вампир, ожидающий приглашения? У тебя есть ноги. Используй их.

Я поворачиваюсь как раз в тот момент, когда в кабинет робко входит эффектная блондинка. Джиллингем. Женщина, которая пролила свой напиток на Хейса на вечеринке, а затем пнула меня по яйцам и разбила губу.

Ну… черт. Милая, ранимая Джиллингем увидела на мне рубашку Хейса и быстро отделала меня, как и заслуживает мой брат. Я сдерживаю смех.

— Мистер Норт, извините, что прерываю…

— Серьезно? — Глаза моего брата искрятся злобным возбуждением. — Потому что, похоже, у тебя талант вставать у меня на пути.

Она опускает взгляд куда-то на пол.

— Мне жаль. Но думаю, мы должны…

— В этом твоя проблема, Джиллингем. Думать. — Хейс хлопает руками по столу, заставив бедную женщину вздрогнуть.

Господи, она выглядит так, будто вот-вот выпрыгнет из своей кожи. Испуганный олень, загнанный в угол голодным хищником. Беспомощная, напуганная, нуждающаяся в спасении. Я нужен ей…

Нет! Отвернись. Отпусти. Убирайся из комнаты!

Мой разум выкрикивает команды, но тело отказывается подчиняться, когда женщина прикусывает нижнюю губу, словно пытаясь скрыть свою дрожь.

Не плачь. Пожалуйста, не плачь.

— Ты пришла сюда, отнимать у меня время? — Хейс машет на нее рукой. — Говори или возвращайся к работе.

Она сжимает кулаки.

— Я не могу позволить себе потерять эту работу.

— Потерять? Ты ударилась головой? — рявкает Хейс.

Ее плечи напрягаются.

— Нет.

— Принимала в последнее время какие-нибудь галлюциногенные препараты? — С каждым словом его зубы становятся все более заметными между губами.

— Мистер Норт, мне нужна эта работа. — Ее голос дрожит. — То, что произошло на вечеринке, было ошибкой. Я была расстроена и напала на вас…

— Напала? — Голос Хейса настолько громкий, что я уверен, что его слышат все, кто находится в соседних офисах. — Это была выпивка.

Выражение ее лица меняется, рот приоткрывается, и кровь отливает от ее щек.

— Но потом, снаружи, когда…

Я прочищаю горло.

Женщина резко оборачивается, впервые замечая меня.

Моя ухмылка — это извинение за то, что я притаился в углу. Уверен, что она не хотела обсуждать личные дела в присутствии незнакомца. Ее взгляд начинает скользить обратно к Хейсу, но задерживается. На моих губах.

Я слегка улыбаюсь.

Ее глаза расширяются.

— О, боже…

— Я видел тебя раньше, но не думаю, что мы официально знакомы. — Я протягиваю ей руку.

Она складывает руки вместе перед собой.

— Ты…

— Хадсон Норт.

— Я знаю, кто ты.

Вместо того чтобы оставить протянутую руку болтаться, я засовываю ее в карман.

— Уверена в этом?

— Но… — Ее широко раскрытые глаза не отрываются от меня. — Твоя рубашка, — выдыхает она.

Хейс стонет.

— Я что, нахожусь в какой-то параллельной вселенной, где люди, которым я плачу, перестают слушать, когда я говорю? Я вычту расходы на химчистку из твоей зарплаты. Кстати о зарплате, я плачу тебе не за то, что ты шатаешься по моему офису, заикаясь, как ребенок.

— Нет необходимости. — Я смотрю на женщину, которая отказывается встретиться с моими глазами. — Я уже позаботился о чистке. Поскольку рубашка была на мне.

— О, боже, — стонет она и съеживается.

— Она может вернуть тебе деньги, — говорит Хейс, взмахнув запястьем и глядя на экран своего ноутбука. — Она уже зарабатывает больше денег, чем стоит.

— Господи, Хейс. — Мой близнец — мудак эпических масштабов. — Полегче.

Брат открывает рот, как будто собирается осыпать меня красочными оскорблениями. Но, что бы он ни увидел на моем лице, это заставляет его ухмыляться во все свои зубы.

О-о-о. Нехорошо.

— Эй, у меня есть идея. — Его тон слишком легкий. Слишком спокойный. Черт.

— Джиллингем, подожди, — говорит он женщине, которая теперь медленно пятится из комнаты. — Я переназначаю тебя в другой отдел.

— В другой… — Ее взгляд мечется между нами, и она подозрительно прищуривает глаза. — В какой отдел?

Хейс кивает подбородком в мою сторону.

— Помощник моего брата сидит дома и играет в мистера Маму.

— Боже, какой же ты мудак, — бормочу я.

— Ты займешь его место. — Он откидывается назад в своем офисном кресле, на его лице появляется довольная ухмылка.

Женщины расправляет плечи.

— Смогу ли я…

— Это еще предстоит выяснить. — Лицо Хейса теряет веселое выражение. — Будешь работать с Хадсоном до тех пор, пока ты ему нужна. Начинаешь немедленно.

— Мистер Норт. Сэр, я…

Он поднимает руку.

— Направляй свои вопросы Хадсону. — Хейс наклоняется вперед, обратно к своему компьютеру. — Вы оба можете идти.

Она открывает рот, захлопывает его, затем выходит изкомнаты. Я следую за ней, слегка обрадованный, но не желающий задумываться почему. Хейс явно пытается подшутить надо мной, приставив ко мне мисс Джиллингем. Очевидно, что он невысокого мнения о ней, но, с другой стороны, Хейс не слишком высокого мнения почти обо всех.

Я иду за ней по коридору, пока мы не оказываемся на значительном расстоянии друг от друга.

— Мисс Джиллингем.

Она замирает на месте, и ее плечи подтягиваются ближе к ушам. Я останавливаюсь в паре метров позади нее, бессознательно защищая свои яйца и губы — бедные жертвы того, что происходит, когда ее застигают врасплох.

— Тебя устраивает такой расклад? — спрашиваю я, обращаясь к ее спине.

— А тебе это подходит? — Она медленно поворачивается ко мне лицом и, когда находит своими голубыми глазами мои, задерживает их там. — Я напала на тебя. — В ее голосе нет извинений, и, черт… я уважаю это.

— Мне это подходит, но, если ты предпочитаешь остаться с Хейсом…

Выражение ее лица становится кислым.

— Я не хочу тебя к этому принуждать.

Ее брови сходятся вместе.

— Почему ты так добр ко мне после… после того, как я…

— Врезала мне по яйцам?

Она хлопает себя ладонями по лицу и стонет.

— Да. — Единственное слово приглушено ее руками.

— Непреднамеренная ошибка. Не кори себя. — Я наклоняюсь, чтобы меня не услышали проходящие мимо сотрудники. — Это не первый раз, когда женщина нас путает.

Она вскидывает голову.

— Мне следовало бы знать лучше, но… В мою защиту скажу, что на тебе была его рубашка.

— Вы двое не ладите, — говорю я, констатируя очевидное.

Ее челюсть застывает под слишком бледной кожей, что заставляет меня задуматься, когда у нее в последний раз был отпуск.

— Он… непростой.

Хейса называли по-разному. Непростой — это комплимент по сравнению с обычными эпитетами.

— Если хочешь, то можешь уйти. — Если она захочет уволиться, я не стану ее останавливать. Черт, я даже не буду винить ее.

И снова плечи расправлены, подбородок вздернут вверх.

— Я не могу.

Как женщина может казаться уязвимой и уверенной одновременно — загадка. И я хотел бы ее разгадать.

— Послушай, я готов оставить тот удар ниже пояса позади. — Мне нравится, как розовеют ее щеки. — Не против поработать со мной?

— Почему? — Глаза прищурены, губы сжаты. — Почему со мной?

— Мне бы не помешала помощь. — Это не ложь, у меня действительно есть временная должность.

В этой женщине, Джиллингем, есть что-то такое, что меня привлекает. Это не сексуальное или романтическое влечение, а скорее любопытство. А прошло много времени с тех пор, как кто-то или что-то заставляло меня почувствовать, что у меня все еще бьется сердце.

Кажется, она на мгновение задумывается над этим, прежде чем пожать плечами.

— Думаю, я могла бы помочь и отвечать на звонки.

Я протягиваю руку. Она прижимает свою ладонь к моей — маленькая, теплая и мягкая.

— Договорились. — Я чувствую, как уголок моего рта приподнимается, и это движение тянет все еще заживающий порез на моей губе.

Она отдергивает руку раньше, чем я готов ее отпустить.

— Когда ты хочешь, чтобы я начала?

— Послезавтра. У меня важная деловая поездка.

Она быстро моргает.

— О. Эм… может быть, ты покажешь мне стол своего помощника, чтобы я могла ознакомиться и задать вопросы до того, как ты уедешь.

Я хмурюсь и качаю головой.

— Боюсь, что нет. Мне нужно, чтобы ты поехала со мной.

— Что…

— И возьми выходной, чтобы собрать вещи или сделать все, что тебе нужно сделать до нашего отъезда. — У меня в кармане звонит телефон. — Нас не будет до пятницы. — На определителе я вижу номер репортера из «Таймс». — Мне нужно ответить. — Я принимаю вызов и прижимаю телефон к уху. — Это Хадсон. Не мог бы ты подождать одну минуту?

Женщина все еще стоит на месте, словно ожидая, когда ее отпустят.

Я прижимаю телефон плечом.

— Мой водитель заберет тебя ровно в семь часов. Полагаю, она знает, где ты живешь, после того как отвезла тебя домой после рождественской вечеринки?

Ее щеки раскраснелись от напоминания.

— Да.

Розовый цвет ей очень идет.

— Отлично. — Я поворачиваюсь и оставляю ее позади.

— Какой авиакомпанией? — окликает она меня в удаляющуюся спину. — Разве мне не нужно купить билет?

— Я обо всем позабочусь. Ты просто будь собрана и готова.

— Алло? — говорю я в трубку и возвращаюсь в свой кабинет.

— Мистер Норт! — окликает она меня сзади.

Когда оборачиваюсь, она стоит на том же месте, где я ее оставил, и выглядит еще более ошеломленной.

— Куда мы едем?

— Туда, где теплее, чем в Нью-Йорке. — Я снова прижимаю телефон к уху. — Да, я здесь.

Моя нудная деловая поездка только что стала чертовски интересной.

ГЛАВА 4

Лиллиан

Жизнь Кэрри Брэдшоу, которую мне показывали по телевизору, не могла быть дальше от моей нью-йоркской реальности. Вместо классического особняка я живу в крошечной студии с братом, который живет жизнью Саманты мужского пола. Мои мечты о корпоративной работе на Манхэттене, где мои скрытые таланты были бы раскрыты в полную силу, и я пробиваю стеклянный потолок? Полный провал.

И как раз в тот момент, когда думаю, что вряд ли смогу впасть в большее уныние, чем сейчас, я смотрю в налитые кровью глаза своего брата и произношу фразу, которую никто не должен произносить.

— Мне нужно, чтобы ты отправил домой голую женщину, спящую в нашей ванне.

— А? — говорит он сквозь зевок, а затем широко улыбается. — Ах да, ее. Не смотри на меня так. Ты так разозлилась в прошлый раз, и я сказал ей, что мы не можем трахаться…

— Мне не нужны подробности.

— …в той же комнате, где находишься ты. Ты установила правило, так что это вроде как твоя вина, что она…

— Отправь ее домой. — Я проверяю время на своем телефоне. Черт. — Я опаздываю.

Я пыталась собраться вчера вечером, но сначала должна была закончить со стиркой. Не зная, куда мы едем, я не могла понять, что взять с собой. Поэтому запихиваю рабочие блузки и спортивные штаны в чемодан, когда Аарон замечает мои сумки.

— Куда-то едешь?

— В командировку. — Стоп, а что мне надеть в самолет? Достаю из корзины черный свитер и беру свои черные рабочие брюки. Стоп, я буду выглядеть в этом так, будто иду на похороны? Бросаю свитер в сумку и хватаю розовую шелковую блузку, которую купила несколько месяцев назад и за которую не расплачусь еще полгода.

Он почесывает грудь.

— С каких пор ты ездишь в командировки?

— С сегодняшнего дня. — Я надену каблуки, потому что они делают меня выше. И мне понадобится пальто.

Он кивает в сторону ванной.

— Если я не выйду через десять минут…

— Аарон!

Он хихикает и пихает меня плечом, когда проходит мимо.

— Я шучу… вроде того.

Смотрю в свой открытый чемодан и вижу только хаос. Я определенно что-то забыла. Я уже знаю это. Одежда, пижама, обувь, что еще? Вытаскиваю все и начинаю сначала.

— Ванная свободна, — говорит Аарон и осторожно провожает свою спутницу к двери. Это не та же девушка, что была вчера.

— Он точно подхватит венерическое заболевание, если не будет осторожен, — бормочу про себя и бегу в душ.

Принимаю душ так быстро, как только могу, но все равно теряю счет времени. Мои волосы мокрые, мне все еще нужно накраситься, и я по меньшей мере двадцать раз меняла свое мнение о том, что мне надеть.

— Как долго тебя не будет? — спрашивает Аарон с полным ртом хлопьев, молоко капает с его подбородка.

— До нового года.

— Куда едешь?

— Я не знаю. — Наношу тушь и румяна без зеркала. Блеск для губ. Черт… — Где моя сумочка?

Аарон указывает на нее на столе рядом с собой.

— Спасибо.

— Ты не знаешь, куда едешь?

— Это долгая история. — Я застегиваю чемодан, беру свою ручную кладь и… — Где моя подушка для шеи?

— В шкафу. — Он запихивает в рот еще одну ложку хлопьев. — Звучит странно. Едешь со своим боссом-мудаком?

Я оглядываю все свои вещи, теперь упакованные и разложенные передо мной.

— Мне взять джинсы?

— В деловую поездку?

— Ты прав. — Бросаю джинсы обратно в корзину для белья. — Что я забыла?

— Документы? Наличные? Карты?

Я роюсь в сумочке, чтобы перепроверить.

В нашу дверь стучат, и я бросаю взгляд на часы на стене.

— Уже семь? — Собираю свои мокрые волосы в хвост, затем закрепляю в пучок.

Переводя дыхание, открываю дверь перед улыбающейся женщиной-водителем Хадсона.

Это миниатюрная брюнетка с короткой стрижкой. На ней черный костюм. Такой же черный костюм, как тот, что был на ней в вечер рождественской вечеринки. Она больше похожа на сексуальную убийцу, чем на корпоративного водителя. Интересно, они с Хадсоном когда-нибудь…

— Мисс Джиллингем, я Карина. Водитель мистера Норта.

Моему взволнованному и торопливому разуму требуется секунда, чтобы запомнить ее имя. Карина водит машину. Кар-ина⁴.

Она заглядывает мне за спину, чтобы посмотреть на Аарона, который пялится на нее так, словно она могла бы стать его следующим блюдом. Карина вежливо улыбается ему, а затем переводит взгляд на меня.

— Ты готова ехать?

— Откуда ты узнала, какая у меня квартира?

Ее улыбка немного загадочна.

— Твоя фамилия есть в справочнике внизу.

— А как попала в здание?

— У меня есть свои способы. — Она смеется над моим удивленным выражением лица. — Мистер Рамирес — так его звали. Милый человек.

Мистер Рамирес? Должно быть, она говорит о Чудике-гольфисте. Он провозгласил себя неофициальным сотрудником службы безопасности здания. И всегда носит длинные носки.

— Он впустил тебя? — Я пытаюсь протащить свое тело, чемодан и ручную кладь с прикрепленной подушкой для шеи через дверной проем и застреваю. Ворчу и пинаю чемодан вперед, чтобы пробить затор.

— Пожалуйста, позволь мне помочь. — Карина берется за ручку чемодана, и как только я выхожу из дверного проема, ждет, пока я запру дверь. — Я могу быть довольно убедительной.

— Не забудь написать мне, когда приедешь! — кричит изнутри мой брат.

— Не забуду! — кричу в ответ, но тут же жалею об этом, глядя на Карину. — Извини.

Она поворачивается и катит мой чемодан по направлению к лифту.

— Мистер Норт встретит тебя в аэропорту. У него ранняя встреча.

Должно быть, настолько важная встреча, что ее нужно провести до того, как взойдет чертово солнце. Интересно, относится ли она к тому типу встреч, которые начинаются накануне вечером и заканчиваются в постели с завтраком — если все пройдет хорошо.

— Смотри под ноги, — говорит Карина, когда мы выходим из здания на замерзший тротуар. — Здесь скользко.

Она открывает заднюю дверь черной машины, которая, как я теперь понимаю, является «Ауди». В тот вечер, когда она настояла на том, чтобы отвезти меня домой с рождественской вечеринки, я была не в том состоянии, чтобы обращать внимание на окружающую обстановку. Женщина затаскивает мой чемодан в багажник, не сбиваясь с шага, и я задаюсь вопросом, есть ли у нее какой-то особый протектор на подошве этих черных мокасин. Я следую за ней к машине, мои каблуки почти не помогают мне удержаться в вертикальном положении, пока я неуклюже скольжу к машине. Моя сумка соскальзывает с плеча, утягивая меня за собой, и Карина ловит меня за руку.

— Ты в порядке? — С удивительной для ее габаритов силой она ведет меня к открытой двери.

Я осторожно подкрадываюсь к машине и, оказавшись достаточно близко, со вздохом облегчения ныряю внутрь. Воздух теплый, а сиденья нагреваются у меня за спиной.

— Как долго ты живешь в Астории⁵? — Карина смотрит на меня в зеркало заднего вида, отъезжая от моего здания.

Высокие каблуки на льду, должно быть, выдают во мне переселенку.

— Около девяти месяцев. Это моя первая нью-йоркская зима.

— О, правда? Так и не скажешь. — Ее слова пронизаны дружелюбным юмором.

— У нас во Флориде не бывает много снега.

— Я прожила здесь всю свою жизнь, — говорит она с легким бруклинским акцентом. — Я уже почти не чувствую холода.

Мы болтаем всю оставшуюся дорогу до аэропорта. Я нахожу Карину легкой в общении. В первый вечер нашей встречи, после рождественской вечеринки, когда она настояла на том, чтобы подвезти меня домой, мы мало разговаривали. В основном потому, что я была потрясена своим поступком. Должно быть, она поняла мою невысказанную потребность в молчании.

У аэропорта Кеннеди образовалась пробка, и я благодарна за теплое заднее сиденье, пока стаи такси пробираются по обледенелым дорогам. Карина направляет машину к частному подъезду, где охранник в форме пропускает ее вперед в крытый гараж. Мужчина в темно-синем костюме ждет на обочине перед двумя стеклянными дверями. Он открывает мою дверь через несколько секунд после того, как мы останавливаемся.

— Мистер Норт ждет вас в холле, — произносит мужчина в качестве приветствия, как будто он и без представления знает, кто я такая.

Карина передает мужчине мой чемодан. Я остаюсь с сумочкой и ручной кладью, благодарю женщину за поездку и следую за мужчиной внутрь.

Здесь пахнет полиролью для пола и кожей, а из скрытых динамиков играет мягкий джаз — элегантная атмосфера, которая больше напоминает роскошный универмаг, чем аэропорт. Мои каблуки громко щелкают по полированному полу, который ведет к стеклянным дверям, открывающимся автоматически.

— Я позабочусь о вашем багаже. — Мужчина смотрит на мою сумку.

— О, это моя ручная кладь. — Я прижимаю ее к себе.

Его глубокий кивок можно было бы принять за поклон.

— Очень хорошо.

Неудивительно, что у богатых людей эго размером с Манхэттен, когда им кланяются, как королевским особам.

Я изучаю длинную и узкую комнату с тонированными окнами, выходящими на взлетно-посадочную полосу. Места для сидения состоят из мягких кабинок и диванов с низкими журнальными столиками. В воздухе витает аромат эспрессо и свежеиспеченной выпечки. Официанты одеты в смокинги. Мои ладони потеют от такой элегантности.

Я замечаю его раньше, чем он меня. Там, в угловой кабинке, без пиджака, с закатанными до локтей рукавами, сидит Хадсон Норт. Его глаза сосредоточены на какой-то невидимой точке за окном, в то время как одной рукой медленно крутит по кругу стакан с напитком.

— Мистер Норт, — говорит мой сопровождающий. — Ваша спутница прибыла.

— Помощница, — бурчу я. — Я его помощница. А не спутница.

Хадсон поднимает карие глаза, и на кратчайшее мгновение я улавливаю в них печаль, которая заставляет меня задуматься, о чем тот думал до того, как я пришла. Темнота мгновенно рассеивается, и мягкая улыбка растягивает его губы.

— Спасибо. — Он кивает мне, чтобы я присела, и наблюдает, пока мужчина не оказывается вне пределов слышимости.

Его волосы влажные на концах, и от него пахнет дорогим мужским средством для мытья тела. Вены на его предплечьях выделяются под загорелой кожей, чего я ожидала бы от человека, который только что вышел из спортзала, а не с собрания.

Хадсон переводит взгляд на меня.

— Ассистент.

— Прости? — Неужели я пропустила весь разговор, пока пялилась?

— Ты назвала себя моей помощницей. — Он поднимает свой бокал, взбалтывает его движением запястья, а затем выпивает остаток. — Я считаю тебя ассистентом.

Мой позвоночник напрягся при этой коррекции. Будет ли он таким же, как его злой близнец? Набрасываться на меня за каждую крошечную ошибку? За каждый неосознанный промах?

Словно прочитав мои мысли, он извиняюще улыбается.

— Как бы ты хотела, чтобы я тебя называл?

— Твой брат зовет меня Джиллингем.

— Мне и так тяжело, что я выгляжу так же, как он. Думаю, нам будет легче работать, если я буду называть тебя по-другому. — Он поднимает брови, как бы спрашивая, не согласна ли я. — Если только тебе не нравится, когда к тебе обращаются по фамилии.

Больно находиться так близко к человеку, который похож на того, кого я ненавижу. Но, возможно, он действительно другой. Хейс Норт не стал бы тратить ни секунды на то, чтобы спросить кого-то, как он предпочитает, чтобы его называли.

— Нет. — Прочищаю горло. — Меня зовут Лиллиан.

— Лиллиан. — Он улыбается. — Лиллиан Джиллингем.

— Да, можешь себе представить, как меня дразнили в школе.

Он наклоняет голову, карие глаза сверкают.

— Правда? Мне нравится. Звучит как песня.

Я ерзаю на своем месте, словно моя одежда набита колючками. Интуиция предупреждает меня не чувствовать себя комфортно рядом с этим человеком. Не ослаблять бдительность. Конечно, он может и не быть королем подземного мира, как его брат, но он все еще Норт.

Чувствуя, как между нами возникает неловкое молчание, я оглядываюсь по сторонам, ища, что сказать. Вдоль одной стены выстроились элегантные блюда, включая бар с полным набором услуг, а у другой стены — телевизоры, по которым показывают в основном утренние деловые передачи.

— Может быть, нам стоит поговорить о…

— Могу я предложить вам еще выпить, мистер Норт? — говорит официантка, проходя позади меня.

— Выпьешь? — спрашивает меня Хадсон.

— Я буду апельсиновый сок.

— Мне хватит, Кимми, спасибо. — Он отдает свой пустой стакан. Его взгляд возвращается ко мне. Мне бы очень хотелось, чтобы он не был так хорош в зрительном контакте. Это похоже на соревнование, кто первый отведет взгляд. — Так о чем ты говорила?

О чем я говорила?

Мужчина поднимает брови.

— Может быть, нам стоит поговорить о…

Я напряженно моргаю, и опускаю взгляд на свои колени. Я проиграла.

— Точно, об этой поездке. Не мог бы ты рассказать мне, куда мы едем и что будем делать?

Уголок его рта приподнимается, когда мужчина наклоняется вперед и опирается локтями на бедра.

— Почему бы нам сразу не обратиться к слону в комнате? — Его глаза загораются тем, что я считаю юмором, но легко может быть неправильно истолковано как нечто более чувственное.

— Слону? — Я сглатываю, преодолевая волну жара, которая поднимается к моему горлу.

— Чувствуешь себя некомфортно рядом со мной?

— Немного.

— Из-за Хейса?

Я вздыхаю от того, как незрело все это звучит.

— Если бы могла с этим что-то поделать, я бы сделала. Поверь мне.

Он изучает меня, мои глаза, губы и пряди волос, которые спадают мне на лицо, потому что они недостаточно длинные, чтобы оставаться в пучке.

— Что между вами произошло?

— Я… — Прочищаю горло. Я не могу сказать ему, что назвала его брата Аидом или что я не самый лучший работник. На собеседовании при приеме на работу вы никогда честно не отвечаете на вопрос: «В чем ваши слабые стороны?» — Ничего такого, о чем я знаю. Просто я ему никогда не нравилась.

Мужчина наклоняет голову, наблюдая за мной, как будто пытается прочитать какой-то секрет, который я скрываю.

— Ему никто не нравится. Но на тебя, похоже, он действительно обозлился.

— Не думаю, что мне стоит говорить об этом с тобой.

— Просто будь честной. — Он откидывается назад и опирается рукой на спинку кабинки, являя собой образ непринужденной мужественности. — Я умею хранить секреты.

Ты действительно пустая трата кислорода. Она зарабатывает больше денег, чем стоит. Перестань заикаться, как ребенок. Оскорбления сыплются с болезненной ясностью, и я говорю:

— Хейс Норт — напыщенный, женоненавистнический мудак.

О, боже, я сказала это.

Вслух.

Его брату-близнецу!

Улыбка, озарившая его лицо, поистине прекрасна. Зрительное восприятие замыкает мой мозг, потому что совершенно неправильно видеть такую искрящуюся радость на этом лице.

— С этим не поспоришь.

Я съеживаюсь. Сильно.

— Прости. Знаю, что он твой брат.

— Да, но… мы не можем выбирать свою семью.

— Мне ли не знать, — соглашаюсь я, поднося стакан с моим апельсиновым соком и делая большой глоток.

Хадсон молчит, как будто ждет, что я объясню.

Ни за что. Я опускаю свой стакан.

— О поездке. Куда мы едем, и какова цель?

Он прочищает горло и позволяет сменить тему, не настаивая.

— Седона. Ты когда-нибудь была там?

— Нет. А что в Седоне?

Он лезет в коричневую кожаную сумку, стоящую у его ног, и достает iPad.

— Торжественное открытие курорта и спа под названием «Цеэ». — Он несколько раз постукивает по экрану, затем передает его мне. — Компания, которой он принадлежит, называется «Ит ох». На языке западных апачей это означает «гнездо». Это коренные жители, у которых возникла идея создать роскошный отель, имитирующий образ жизни их предков на земле.

Изображения на iPad показывают гостиничные номера, встроенные в боковую часть большой стены из красной скалы.

Хадсон наклоняется и проводит пальцем по экрану.

— «Цеэ» означает «скала». Вся структура встроена в бок горы, как древние туземные жилища на скалах. Похоже на замок Монтесумы.

— Это великолепно. — Пролистываю еще несколько изображений этого современного шедевра, шепчущего о культуре и экстравагантности. Работая в юридическом отделе, я редко видела творческую сторону «Норт Индастриз». Знаю, что компания занимается передовыми разработками, но построить отель на склоне горы и вписать его так, чтобы он не отрывался от естественной красоты земли? Я не знала, что такое вообще возможно. — Вы, ребята, сделали это?

— Это все Александр. — В голосе Хадсона звучит гордость за своего брата. — Нет ничего, чего бы он не смог сделать.

— И мы едем туда. — Я возвращаюсь к изображениям комнат, построенных под выступом скалы из красного камня. — Мы остановимся там? — Волнение в моем голосе далеко непрофессиональное.

— Да. Старейшины племени приедут на открытие. Нас пригласили познакомиться с курортом, но мы будем там представлять «Норт Индастриз» и попытаемся заключить сделку на второе строительство.

Я хмурюсь.

— Почему послали тебя? Почему не кого-то из отдела продаж?

— Мы хотели послать кого-то из семьи. Было решено послать самого…

— Милого.

Он смеется, и звук получается очень звонким.

— Я хотел сказать «терпеливого».

Мягкость в выражении его лица кажется почти такой же пугающей, как хмурый взгляд Хейса. Внутренняя сирена предупреждает меня не поддаваться на флюиды хорошего парня. Я отворачиваюсь и делаю вид, что проверяю время.

— Когда наш рейс?

— Как только мы будем готовы.

Как будто весь самолет в его полном распоряжении?

— Я готова.

Хадсон кивает кому-то через мое плечо, затем встает и собирает свою сумку. Я протягиваю ему iPad, но он отмахивается от меня.

— Это твой. У меня есть свой.

Он только что подарил мне iPad? Уверена, что он захочет вернуть его, когда поездка закончится. Тем не менее, я прижимаю iPad к груди, размышляя, смогу ли посмотреть «Нетфликс» на этой штуке во время полета.

Я следую за ним к двери в дальнем конце комнаты. Она открывается на крытую тентом лестницу, ведущую на летное поле. Я готовлюсь к порыву холодного воздуха, который так и не приходит. Сверху льется тепло — под навесом стоят обогреватели, излучающие ярко-оранжевый свет и тепло. Мой желудок завязывается в узел, когда я замечаю красную ковровую дорожку, ведущую к перекатной лестнице. Эта лестница заканчивается у открытой двери маленького самолета с логотипом «Норт Индастриз» на боку.

Я резко останавливаюсь.

Хадсон притормаживает у основания лестницы и поворачивается, как бы давая мне возможность пройти вперед. Он замечает меня в нескольких футах позади.

— Ты в порядке?

— Мы летим на нем?

Он смотрит на самолет, как будто ожидая увидеть, что это волшебный дракон, затем поворачивается назад, смущенный.

— Какие-то проблемы?

Летим на частном самолете? На роскошный курорт? С моим новым боссом, который, оказывается, совсем не похож на Сатану?

— Нет, — пищу я. — Никаких проблем.

Заставляю свои ноги двигаться вперед, когда меня захлестывает первая настоящая волна паники.

Я влипла по самые уши.

Хадсон

Через проход Лиллиан выглядит крошечной на огромном кожаном сиденье, прижимая свою сумку к туловищу. Ее лицо прижато к окну. Ремень безопасности застегнут и затянут так сильно, что я задаюсь вопросом, не нарушает ли это кровообращение в ее ногах.

— Боишься летать?

Лиллиан резко поворачивает голову и смотрит на меня.

— Обычно нет. Я привыкла к большим самолетам. Мне кажется, что на маленьких больше шансов разбиться. Как Ричи Валенс. Или Аалия. Или Кеннеди-младший. Хвост — самое безопасное место во время крушения. — Она поворачивается, чтобы посмотреть на заднюю часть самолета, словно прикидывая, как быстро она сможет добраться туда, если мы спикируем вниз.

— Уверена, что с тобой все в порядке?

Девушка расправляет плечи.

— Я в порядке.

Ей хочется казаться храброй, но лепет доказывает, что Лиллиан напугана до смерти. Я просто счастлив, что ей некомфортно из-за полета, а не из-за меня.

Иван, наш стюард, приносит нам обоим по бокалу шампанского и приветствует нас на борту. Он вкратце рассказывает о том, в какое время будет подан обед и что входит в меню, а также предлагает закуски, если мы проголодаемся раньше. Лиллиан разевает рот, когда Иван заканчивает свою предполётную речь.

— Капитан Хорн — лучший в своем деле. — Я пытаюсь успокоить Лиллиан. — Не о чем волноваться.

— Я не волнуюсь. Кто сказал, что я волнуюсь? — Ее смертельная хватка на сумке ослабевает, но то, как дергаются ее пальцы, заставляет меня думать, что она заставляет себя выглядеть спокойнее, чем есть на самом деле. Девушка залпом выпивает свой бокал шампанского. — Это хорошо.

Я протягиваю ей свой нетронутый бокал.

— Спасибо. — Она выпивает половину одним глотком.

— Иван может принести еще.

— Я в порядке. — Выпивает остаток и ставит пустой стакан на стол рядом с первым. — Правда.

Самолет катится вперед, и девушка быстро втягивает воздух.

Ага, в порядке, моя задница.

Я бы хотел, чтобы она не чувствовала необходимости разыгрывать передо мной крутую девчонку. Хотя, почему бы и нет? Она не знает меня достаточно хорошо, чтобы чувствовать себя в безопасности, потеряв бдительность. И мой внешний вид, такой же как у ее мучителя, не помогает. Я завоюю ее доверие. В конце концов.

— Итак, расскажи мне, как ты оказалась в «Норт Индастриз»? — Я подумал, что если вовлеку ее в разговор, то это может успокоить ее нервы.

— Я подала заявление.

Маленькая лгунья. Хейс никогда и никого не принимает по заявлению. Он нанимает сотрудников только по личным рекомендациям уважаемых им людей.

— Серьезно?

Капитан Хорн подруливает самолет к взлетной полосе.

Ее нервный взгляд переходит на меня.

— Хейс не нанимает персонал без личных рекомендаций. Ты должна знать кого-то.

Она отворачивается от меня, чтобы посмотреть в окно.

Интересно.

— Где работала до «Норт Индастриз»?

— Я была студенткой, — говорит она, глядя в окно. — И работала неполный рабочий день в рекламной компании.

— Какого рода реклама?

Девушка смотрит на меня, ее голубые глаза ясны, а лицо ничего не выражает.

— Человеческие рекламные щиты.

— Что? — В одном предложении эта женщина стала еще более интригующей.

— Щиты с рекламой с двух сторон…

— Да, я знаю, что это такое. Ты была человеком-билбордом?

— Это намного сложнее, чем кажется. — Она снова смотрит в окно. — Люди не придают этому должного значения.

Я прочищаю горло, чтобы сдержать смех. Представить себе эту женщину, с рекламной вывеской у магазина сотовых телефонов, это… ну, это трудно себе представить.

— Что привело тебя в город?

— Я… эм… — Она вцепляется в подлокотники, когда двигатели набирают обороты, и самолет рвется вперед, набирая скорость.

— Продолжай. — Просто продолжай говорить.

— Бросила учебу. — Ее глаза расширяются, когда самолет отрывается от земли.

Хейс скорее вытатуирует член на своем лице, чем наймет кого-то без высшего образования. И серьезно, сколько ей лет? Я бы предположил, что около двадцати. Она моложе?

— Должно быть, тебя рекомендовал Хейсу кто-то важный. Кто это?

— Никого из тех, кого ты знаешь.

Я пожимаю плечами.

— Испытай меня.

Самолет кренится вправо, из-за чего кабина наклоняется.

— О, боже…

— Кто-то из Гарварда?

Никакого ответа.

— Ты в родстве с кем-то из «Норт Индастриз»?

Самолет снова кренится. Она закрывает глаза и задерживает дыхание.

— Или твоя семья связана с…

— Элли! — выпаливает она и не открывает глаза, пока самолет не выравнивается. — Женщина по имени Элли.

Элли? Ну ни хрена себе. Любимый эскорт Хейса. Откуда, черт возьми, Лиллиан знает Элли? Мой разум придумывает наилучший возможный ответ. Новенькая в большом городе, отчаянно нуждающаяся в работе… Лиллиан определенно красива. Мужчины готовы платить за то, чтобы держать ее под рукой. Мысль о том, что Лиллиан продает себя, свое время, свое внимание, возможно, даже свое тело, заставляет мой желудок сжиматься и скручиваться.

Я уважаю женщин, которые добровольно работают в секс-индустрии. Те, кого я встречал, уверены в себе, сильны и делают этот выбор, как правило, чтобы позволить себе получить степень магистра или доктора наук. Элли в том числе. Так почему же мысль о том, что Лиллиан продает себя, вызывает у меня такой… зуд?

— Элли. Интересно.

Лиллиан смотрит вниз на сумку, которую все еще крепко сжимает в руках.

— Ты знаешь ее? — тихо спрашивает она.

— Знаю. Вы двое… работали вместе?

Она поворачивает голову, чтобы посмотреть мне в лицо.

— О чем именно ты спрашиваешь?

Я пожимаю плечами.

— Думаю, ты знаешь.

— Это не твое дело.

Ее защитная реакция — весь ответ, который мне нужен.

— Я не стыжу тебя.

Девушка опускает подбородок, и сжимает пальца на сумочке.

— Можем поговорить о чем-нибудь другом?

— Конечно. Прошу прощения, что настаивал.

Она со вздохом откидывается на спинку кресла, и между нами тянется несколько молчаливых минут. Я уже собираюсь оставить весь этот разговор и заняться работой на ноутбуке, когда она заговаривает.

— Можно пройтись, или мне придется сидеть здесь весь полет? — Она наконец-то сдвигает свою сумку с колен и ставит ее на пол у своих ног.

— Вперед. В задней части есть кровать, если ты…

— Если я что? — Ее глаза сверкают.

— Устала. — Я встречаю ее пристальный взгляд своим, но мой сопровождается улыбкой. — А что, по-твоему, я собирался сказать?

И снова легкий румянец появляется на ее щеках.

— Ничего. Забудь об этом. — Она отстегивает ремень безопасности и идет в конец самолета.

Я обнаруживаю, что продолжаю улыбаться и после того, как Лиллиан ушла.

Лиллиан

Хадсон не шутил, когда сказал, что в задней части самолета есть комната с кроватью. Я предположила, что он имел в виду сиденье, которое раскладывается в кровать, или что-то вроде откидной койки. Не-а. Через единственный дверной проем в задней части самолета находится полностью меблированная спальня с телевизором с плоским экраном и наушниками с шумоподавлением. В миллион раз более роскошная, чем моя общая студия. Я прошу стюарда вкратце показать мне все вокруг. Он объясняет, как управлять телевизором, автоматическими шторами и освещением с одного пульта. И бонус! «Нетфликс»!

Остаток полета я провожу за просмотром сериала «Эмили в Париже» и просмотром фотографий курорта на iPad, добавив немного информации о Седоне. А также несколько раз попрыгала на кровати, потому что кто может похвастаться тем, что прыгал на кровати на высоте сорока тысяч футов в воздухе? Я могла лежать, сидеть, скрестив ноги, ходить и сидеть на диване. Смогу ли я когда-нибудь снова летать коммерческими рейсами?

Хадсон ни разу не пришел проверить, как я. Он, должно быть, сказал Ивану, чтобы тот подал мой обед в спальню, заставив меня задуматься, так ли чувствует себя кто-то важный. Например, королева или Кардашьян.

— Мисс Лиллиан, — зовет стюард с порога.

— Входи. — Я пододвигаюсь к краю кровати, не желая выглядеть слишком уютно устроившейся в пространстве, которое мне не принадлежит.

Ивана это, похоже, не волнует, так как он ставит серебряный поднос на соседний столик.

— Мы начнем наш спуск в Седону через пятнадцать минут. Возможно, вы захотите освежиться и вернуться на свое место.

Я рассматриваю вещи на подносе — предметы первой необходимости и парящую белую мочалку, пахнущую лимоном и лавандой.

— Вау, спасибо.

Он кивает и выходит из комнаты.

Я использую все предметы, включая одноразовую зубную щетку и лосьон для рук, потому что почему бы и нет? Со свежим дыханием и мягкими руками возвращаюсь на свое место, но останавливаюсь в паре метров позади Хадсона, чтобы собраться с мыслями. Даже при том, что знаю, что он не Хейс, мой пульс все равно учащается при взгляде на его лицо. Я настраиваюсь, затем занимаю место через проход от него, избегая смотреть на мужчину.

Он щелкает клавишами на своем ноутбуке, одновременно разговаривая с кем-то, кого, как я предполагаю, может слышать через беспроводные наушники в ушах. Я поворачиваюсь лицом к окну и наблюдаю, как в поле зрения появляются красные скалы Седоны.

— Я знаю, Ромео. Тебе не нужно убеждать меня в этой идее. — Снова слышаться щелчки по клавишам ноутбука. — Сейчас я смотрю на план.

Ромео и Джульетта. Это было бы легко запомнить. Неужели люди действительно теперь так называют своих детей? А что, если Ромео совсем не романтичен? Этому имени придется соответствовать.

— Ты не меня должен убеждать, — говорит Хадсон. — Привлеки Алекса на свою сторону и… нет, Хейс не будет тебя прикрывать, пока ты не пробьешь Августа. Он будет засовывать юридические последствия в твою задницу, пока ты не подавишься ими.

Я фыркаю-смеюсь, а затем съеживаюсь, надеясь, что он меня не услышал.

— Сделай правки, о которых мы говорили, и отправь его мне. — Его голос звучит как-то ближе, как будто мужчина повернулся ко мне лицом. — Мне нужно идти, мы приземляемся. Сделаю. Позже.

Я слышу тихий звук закрывающегося ноутбука и шорох, когда он убирает его в сумку.

— Как прошел полет? — спрашивает он меня в затылок.

— Хорошо. — Я вдыхаю, задерживаю дыхание и поворачиваюсь. Его карие глаза заставляют мой пульс подскочить, но мне удается не вздрогнуть. — А твой?

— Без происшествий.

— Именно такие полеты мне и нравятся.

Как будто в ответ на это, самолет начинает резко снижаться.

Я втягиваю воздух.

Его выражение лица становится любопытным.

— Тебя беспокоит только взлет или посадка тоже? — Он смотрит на мои руки, которые крепко сжаты на коленях.

— Я в порядке, — удается сказать мне без дрожи в голосе.

Самолет издает странный звук, и я представляю, как листы металла отслаиваются от фюзеляжа.

— Кто такой Ромео? — выпаливаю я.

Хадсон поворачивает свое тело ко мне, насколько это возможно в его кресле.

— Лиллиан.

— А? — Я смотрю в окно, чтобы убедиться, что крылья все еще целы.

— Лиллиан, — мягко мурлычет он. — Посмотри на меня.

Я смотрю. Что может быть ошибкой, потому что тепло его взгляда заставляет мой пульс учащаться сильнее, чем этот дурацкий самолет.

— Привет, — говорит он с улыбкой.

Я тяжело сглатываю.

— Привет.

Мужчина наклоняется ближе, ставя локоть на подлокотник.

— Ромео — это то, как я называю своего брата, Кингстона. Ты встречалась с ним, помнишь? — говорит он, имея в виду рождественскую вечеринку.

Я киваю, не в силах подобрать слова, когда он так близко и говорит так тихо. Особенно когда его лицо напоминает мне о Хейсе и той ужасной ночи, которую я никак не могу забыть.

— Сейчас он занимается дизайном интерьера. — Его улыбка превращается в улыбку гордости. Такую улыбку я представляю себе на лице гордого отца. То, чего я никогда не испытывала лично. — У него это блестяще получается. Он всегда придумывает новые идеи…

Хадсон продолжает, а я наблюдаю за движением его рта и замечаю, что его верхняя губа полнее нижней. У него ровные зубы, и мне интересно, родился ли он таким или у него были брекеты. Мужчина облизывает губы, когда говорит. Не специально, скорее это как застенчивый тик. Не думаю, что когда-либо видела, чтобы Хейс так делал. Так вот как люди могут их различать? Я ищу на его коже родимое пятно, веснушку или родинку, которая выделяла бы его на фоне брата, но ничего не нахожу. Кожа вокруг его глаз морщится, когда мужчина улыбается, и если бы мне нужно было угадать его возраст, я бы предположила, что ему около тридцати.

— …что-то на моем лице?

Я моргаю, выныривая из своих мыслей.

— Что?

Он усмехается, облизывает губы, потом говорит:

— У меня что-то на лице? Потому что я бы предпочел, чтобы ты сказала мне сейчас, а не узнать об этом потом, когда окажусь лицом к лицу с нашим клиентом.

— Нет, твое лицо… — Приводит в замешательство. — В порядке.

— В порядке? — Он хмурится. — Не уверен, что кто-то раньше называл мое лицо «в порядке».

— Прости. Я имею в виду, что все в порядке.

— Так не лучше. — Он игриво прищуривает один глаз. — Попробуй еще раз.

— Хорошее?

Он слегка пожимает плечами.

— Знакомое?

На этот раз Хадсон смеется и кивает.

— Ладно, давай начнем с «хорошего».

Земля за окном становится все ближе, и я готовлюсь к удару колес о взлетно-посадочную полосу. Толчок при приземлении обычно вызывает в равной степени ужас и облегчение, но в этом полете посадка мягкая. Рывок тормозов — это все, что я чувствую, и когда мы сбавляем скорость и выруливаем, я разжимаю мертвую хватку своих рук.

— Я же говорил тебе. — Он кивает в сторону кабины. — Лучший в своем деле.

Я собираю свою ручную кладь и иду вслед за Хадсоном к выходу из самолета. Когда выхожу на улицу, солнце ярко светит над головой и согревает мою кожу. В воздухе чувствуется легкая прохлада, но это не сравнится с Нью-Йорком. У подножия лестницы на холостом ходу стоит большой черный внедорожник.

Из него выходит мужчина в сером деловом костюме, но вместо галстука на нем боло из серебра и бирюзовых камней. У него длинные волосы, разделенные посередине и заплетенные в тугие косы, которые спадают до пояса.

— Мистер Чатто, — приветствует Хадсон и протягивает руку. — Рад наконец-то познакомиться с вами.

— Спасибо, что приехали, — благодарит царственный мужчина глубоким голосом, прежде чем его взгляд переходит на меня.

— Лиллиан. Рада познакомиться с вами, сэр. — Я крепко пожимаю его руку и заставляю себя держать зрительный контакт, несмотря на то, что этот мужчина более шести футов ростом с пугающими карими глазами.

— Пожалуйста, зови меня Бодавей. — Он показывает на открытые задние двери внедорожника. — Пойдемте? Нали возьмет ваши сумки.

Бодавей. Как я это запомню? О! Жилье. Вдали. Вдали от дома. Как, курорт. Бодавей⁶.

— Мистер Норт! — Стюард подняв руку, бежит к нам. — Ваш iPad. — Он передает устройство, за которое отвечала я, Хадсону, который передает его мне.

— Извини, — бормочу я и хватаю его, как будто у него есть ноги, чтобы убежать.

Потом забираюсь во внедорожник и надеюсь, что выражение моего лица остается безразличным, хотя я ругаю себя за забывчивость. Снова. Слова Хейса проносятся в моем сознании. Ты действительно пустая трата кислорода. Убирайся из моей головы, ты, жалкий сукин сын. Только я имею право оскорблять себя в моей голове, черт возьми!

Разговор в машине вертится вокруг нашего полета и пейзажей. Я киваю и улыбаюсь, но чувствую себя крошечной и неуместной. Нервная энергия смешивается с неослабевающим желанием внести свой вклад, и я выпаливаю первое, что приходит мне в голову.

— Где вы держите пришельцев?

Мой вопрос встречен с тихим удивлением.

— Я серьезно. Я читала, что Седона — это что-то вроде стоянки инопланетных кораблей. — Я смотрю между мужчинами, которые позабавлено хихикают. Хадсон даже кажется немного очарованным.

— Я подумал, что вас больше заинтересует наш спа-салон, — говорит мужчина с косами.

— Спа? — Не совсем.

— Конечно. Не так ли, Лиллиан? — Голос Хадсона вырывает меня из моих грез об НЛО. Он поднимает брови, ожидая энтузиазма, который я не могу выразить. Он подталкивает меня, отвечая Бодавею: — Ей очень не терпится побывать в спа-салоне.

Ладно, похоже от меня ждут лжи.

— Я действительно с нетерпением жду этого, да.

Глядя на одобрительную улыбку Хадсона, заставляю себя сдержать дрожащий вздох, и напоминаю себе, не отвлекаться до конца поездки в отель. Даже если тема инопланетян более заманчива, чем спа. Считайте меня сумасшедшей, но носить только халат в окружении незнакомых людей, а потом остаться один на один в комнате с человеком, с которым только что познакомилась, и лежать обнаженной на столе, чтобы он мог касаться руками моего тела, звучит совсем не похоже на расслабление. Массаж — это больно, уход за лицом — неприятно, а осуждение за напряженные плечи и сухую кожу не способствует спокойствию. И люди платят за это!

— Как обстоят дела с бронированием на большое открытие на следующей неделе? — спрашивает Хадсон, перенаправляя разговор.

— У нас все забронировано, — говорит Бодавей. — Стопроцентная заполняемость.

— Отлично. Не сомневаюсь, что и остаток года будет таким же. — Хадсон смотрит на меня, как будто я могу что-то добавить.

— На следующей неделе? Разве сейчас отель еще не открыт?

Глаза Хадсона слегка расширяются, и я внутренне съеживаюсь, явно ляпнув что-то не то.

Бодавей, похоже, не обеспокоен моими вопросами.

— Мы проводим предварительное открытие в канун Нового года. Только несколько VIP-персон. Заполняемость двадцать пять процентов, чтобы дать нашим сотрудникам возможность отработать все нюансы.

— Очень умно, — говорю я, звуча очень не умно.

— Курорт будет почти в нашем полном распоряжении, — говорит Хадсон. — О, вау, посмотри на это… — Его голос затихает с чувством удивления.

Я слежу за его взглядом из окна и… Вау…

Сверкающая стена из стекла, встроенная в край красного утеса, сияет вдали, как маяк. Чудо инженерной мысли, которое изображения на iPad не передают в полной мере.

— Невероятно. — Я стараюсь не прижиматься носом к стеклу и не оставлять неловких следов.

— Добро пожаловать в «Цеэ». — Хадсон произносит это, повышая голос в конце, как будто задает вопрос.

Ничто на участке не выглядит неуместным, все строения спроектированы так, чтобы органично вписываться в ландшафт. Насколько могу судить, в отеле менее пятидесяти номеров, что делает его скорее роскошным бутик-отелем, чем курортом. Даже дорога к вестибюлю вымощена бетоном под цвет окружающих нас красных скал. Местные растения окружают строение и вестибюль — колючие кактусы, причудливо выглядящие сосны и зеленые деревья. Ни одной пальмы, как я ожидала увидеть в Аризоне.

Мы пропускаем регистрацию, и вместо этого наспередают сотруднику, типа дворецкого с именем, которое я не могу вспомнить. Он напоминает мне Альфреда из «Бэтмена», только без акцента. Мужчина провожает нас к лифту, встроенному в каменную стену, и во время поездки рассказывает краткую историю скальных жилищ коренных народов.

— Можно сказать, что древний народ синагуа построил первые кондоминиумы. — Лифт останавливается на третьем этаже, и мужчина ведет нас по коридору, вырубленному в естественной стене скалы. — Знаете ли вы, что названия коренных племен, которые вы слышите сегодня, обычно давались им колонизаторами? Синагуа было названо испанскими поселенцами и означает «без воды».

— Похоже колонизаторы были не слишком изобретательны, да? — Я игриво пихаю Альфреда локтем.

Похоже, он не понимает моего чувства юмора.

Я прочищаю горло.

— Просто хочу сказать, что синагуа построили замки в горах, а все, что видели испанцы, это отсутствие воды?

— Отличное наблюдение, — говорит он немного неловко, затем указывает на две последние двери в конце коридора. — Это ваши. Здесь нет двух одинаковых комнат.

Наши комнаты находятся рядом друг с другом, и Хадсон дает мне право выбора. Я выбираю комнату с половиной стены из натурального красного камня, которая разделяет спальню и ванную.

— У меня есть кое-какая работа, еще нужно сделать пару конференц-звонков, — говорит Хадсон, протягивая Альфреду сложенную купюру. — Загляни в спа, прогуляйся, поплавай в бассейне…

— Черт. — Вот что я забыла. Купальник.

Он усмехается, и то, как сверкают его карие глаза, заметно отличается от всего, что я видела у его брата-близнеца.

— В холле есть специализированный магазин, где, я уверен, продаются купальники. Включи в счет номера.

Я уже качаю головой.

— Я не могу этого сделать.

— Как твой временный босс, я настаиваю.

Почему мои щеки вспыхнули от того, как он это сказал? Я действительно не хочу испортить эту возможность, сделав что-то не так.

— Как временный сотрудник, я говорю тебе спасибо.

Мгновение мы молча смотрим друг другу в глаза, прежде чем он внезапно достает свой телефон из кармана пальто и проверяет время.

Точно. Возвращаемся к делу.

— Есть ли расписание нашего пребывания здесь? У тебя есть для меня поручения?

— Обсудим сегодня за ужином. Дай мне свой номер. — Он протягивает мне свой телефон, и я ввожу свой номер. — Свяжусь с тобой позже. — Хадсон набирает что-то на своем телефоне, и я чувствую, как мой вибрирует в моей сумке. — Позвони мне, если возникнут проблемы. — Он поворачивается, чтобы направиться в свою комнату.

— Мистер Норт?

Он улыбается через плечо.

— Мой брат — мистер Норт, помнишь?

— Прости. Хадсон. Ты уверен, что не хочешь, чтобы я участвовала в конференц-звонках или еще в чем-то? Я могу делать заметки или…

— Нет, все нормально. Наслаждайся отдыхом.

Он боится, что я все испорчу? Может, Хейс послал его сюда с предупреждением не доверять мне ничего важного. Зачем брать с собой помощника, если он не собирается использовать меня для помощи?

Я остаюсь в своем роскошном номере и со свободными часами в сутках, чтобы делать все, что захочу.

Похоже, я слишком много думаю.

ГЛАВА 5

Хадсон

Я решаю не отвечать на звонящий телефон. После нескольких часов разговоров у меня наконец-то появилось свободное время, чтобы принять душ и сделать коктейль из множества местных спиртных напитков в мини-баре. Проверяю определитель номера, чтобы убедиться, что это не Лиллиан, и вижу имя моего брата Александра. Нажимаю «Принять».

— Алекс, как дела?

— Ты презентовал второй отель?

Типичный Александр. Всегда сразу к делу.

— Полет прошел хорошо, спасибо, что спросил. Здание великолепно. Я думаю, это твой лучший проект.

— Ты не ответил на мой вопрос.

Я закатываю глаза, хотя он меня не видит.

— Нет. Пока нет. Я провел с Чатто в общей сложности тридцать минут с тех пор, как приехал сюда. Дай мне немного времени, чтобы наладить отношения.

Он издает полурычание-полуворчание.

— Это не имеет смысла.

— Позволь мне делать свою работу, брат.

— Хорошо. Пока.

Нажимаю «Завершить разговор» и проверяю время. Я написал Лиллиан пару часов назад и сообщил, что у нас заказан ужин на восемь часов. Наверное, нам уже пора идти туда, поэтому отправляю ей короткое смс, сообщая, что уже иду в ее номер.

С тех пор как мы расстались сегодня днем, от нее не было никаких вестей. Мне стало интересно, чем она занимается, но в основном я задавался вопросом, не попала ли она в какие-нибудь неприятности.

Лиллиан совсем не такая, какой я ее представлял после той ночи, когда она значительно снизила количество моих сперматозоидов. В одну секунду она смелая, в следующую робкая. Девушка говорит, что думает, и все же иногда, могу с уверенностью сказать, что она держит язык за зубами. Я не могу понять, что заставляет ее вести себя так или иначе, и во многом она напоминает мне Александра. Как будто под ее хаотичной внешностью скрывается кто-то по-настоящему замечательный, кого никто не обнаружил, потому что не потратил время на поиски. И ее загадка вызывает у меня желание покопаться.

Я стучу в дверь ее гостиничного номера.

— Иду. Ай! Вот дерьмо на палочке, сукин сын, ублюдок!

Дверь открывается, и Лиллиан стоит там, слегка согнувшись, положив одну руку на бедро, с искаженным от боли лицом.

— Привет, — ворчит она.

— Что случилось? — Я закрываю за собой дверь и иду за ней внутрь. Ее чемодан лежит раскрытый на кровати, а рядом с ним валяется куча одежды в два раза больше чемодана.

Девушка сердито вскидывает руку в сторону выступающей из стены природной скалы.

— Обратная сторона слияния с природой. — Она потирает бедро, привлекая мое внимание к тому, что на ней надето.

Облегающее платье кремового цвета с длинными рукавами и подолом выше колен. Черный пояс подчеркивает ее узкую талию и округлые бедра. Вырез низкий и открытый, а из-за того, как она наклонена, виден намек на белый кружевной бюстгальтер. Я перевожу взгляд на столик, где на полотенце лежат белые трусики. В панике я отвожу взгляд в сторону, и мои глаза встречаются с ее.

— О, боже. — Лиллиан подбегает к столу, хватает трусики и прячет их за спиной. — Мне так жаль, что тебе пришлось это увидеть.

Я пожимаю плечами с отточенным с детства безразличием.

— Веришь или нет, но женское белье меня не пугает. — Несмотря на мои слова, мое сердце бьется чуть сильнее.

— Я не понимала, пока не начала готовиться к ужину, — говорит она, убегая в ванную, — что забыла упаковать, гм, все необходимое. — Когда возвращается, то отказывается встречаться со мной взглядом. Останавливается у края кровати, где на полу стоит пара черных туфель на каблуках. — Решила постирать их, чтобы надеть завтра. Ладно, наверное, тебе не к чему такие подробности. Я лучше помолчу. — Она нервно смеется и наклоняется, чтобы надеть туфли.

И тут меня осеняет.

У нее только одна пара нижнего белья. И эта пара сейчас сушится в ванной. Что означает… Мой взгляд опускается на ее задницу, когда девушка переминается с ноги на ногу, чтобы надеть другую туфлю.

Под платьем на ней ничего нет.

Мое тело наполняется жаром, а кожа кажется слишком натянутой. Я слепо смотрю в пол, пока она заканчивает с туфлями.

Красивая женщина. Ужин наедине. Никаких гребаных трусиков. Блядь.

— Я готова, — объявляет Лиллиан, держа сумочку в одной руке и iPad в другой.

— Тебе не понадобится… — Я прочищаю горло, удивляясь, какого черта, я вдруг заговорил хрипло, как Барри Уайт. — Можешь оставить iPad здесь.

Ее и без того пухлые губы становятся еще пухлее.

— Мне не нужно будет делать заметки?

Прекрати пялиться на ее рот, придурок.

Я разворачиваюсь и направляюсь к двери.

— Нет, не сегодня. — Я держу дверь открытой для нее. — У тебя есть ключ?

Она резко останавливается, разворачивается, берет ключ с прикроватной тумбочки и засовывает его в клатч.

Мы идем бок о бок по коридору к лифту, и я стараюсь не зацикливаться на том, как хорошо от нее пахнет. Ничего подавляющего, как у большинства роскошных духов, которые пахнут совершенно неестественно, а что-то более мягкое. Более нежное. Чистое. Я ловлю себя на том, что наклоняюсь ближе, чтобы наполнить легкие.

— Стой. — Она отходит от лифта. — Телефон. Подожди, я сейчас вернусь!

Я позволяю себе секунду понаблюдать, как двигается ее округлый зад под тканью платья, пока девушка спешит по коридору в свою комнату. Затем отворачиваюсь и напоминаю себе, что это не свидание. Это бизнес. Я профессионал. Мастер самоконтроля.

Или я так думал.

Проходит несколько минут, и я уже собираюсь пойти убедиться, что она не упала и не ударилась головой, когда Лиллиан выбегает в коридор.

— Еле нашла свой телефон. — Ее лицо направлено вниз на экран. — О, ты написал мне сообщение. — Она присоединяется ко мне у лифта и смущенно улыбается. — Извини.

— Ничего страшного. — Мы заходим в лифт, и я стараюсь не думать о том, что нахожусь наедине с красивой женщиной в платье и без нижнего белья. Потому что только подонок мог бы так поступить. А я не подонок. Это не свидание. Я повторяю себе это снова и снова и отказываюсь смотреть куда-либо ниже ее подбородка.

— Я иногда бываю немного забывчивой. — У нее глаза ледяного голубого цвета, которые, кажется, искрятся, когда она моргает. — Уверена, что это главная причина, по которой твой брат меня ненавидит. — Она самоуничижительно смеется.

— Если бы он тебя ненавидел, то уже давно уволил.

— А разве нет? — Она имеет в виду, что он перепоручил ее мне.

Я уже собираюсь открыть рот, чтобы объяснить, что Хейс должен был найти в ней что-то хорошее.

— В любом случае, спасибо, что ты относишься к этому спокойнее, чем твой брат. — Двери лифта открываются на этаже ресторана. Я решаю оставить эту тему. Хейс — всегда убийца настроения, как в мыслях, так и своим присутствием.

Жестом приглашаю ее выйти впереди меня. Лиллиан так и делает, но ждет, пока я пойду рядом с ней к ресторану.

— Хейс не был бы таким понимающим. — Она хмурится и прижимает сумочку к животу. — Ты, — она выдыхает, — освежаешь.

— Пожалуйста, не будь обо мне слишком высокого мнения. Я обязательно разочарую тебя.

Она быстро улыбается мне.

— Я буду иметь это в виду.

Хостес усаживает нас за отдельный столик на двоих у окна с видом на Долину монументов. Она объясняет, что ресторан называется «Йия», что, согласно золотой табличке под названием, на языке западных апачей означает «еда».

— Будем только мы? — Лиллиан окидывает взглядом два сервированных места за нашим столиком, затем обводит глазами тускло освещенное пространство, отмечая нескольких других посетителей, как будто ищет знакомое лицо.

— Да. — Я смотрю на меню, потому что это единственный способ не замечать, что кожа ее горла, освещенная свечами, выглядит мягкой, как бархат. — Мистер Чатто будет занят большую часть недели. Он подготовил для нас пакет люксового сервиса. Я надеялся, что он присоединится к нам, но боюсь, застать его наедине, чтобы поговорить о делах, будет сложнее, чем я думал.

Официант приносит нам коктейли, приготовленные из местной текилы и нектара агавы.

— О, да, это может быть трудно, — говорит она и отхлебывает свой напиток. — Какова цель этой поездки? О, вау, это Деми ДеМарко?

Я следую за шокированным взглядом Лиллиан к соседнему столику. Вежливо улыбаюсь госпоже ДеМарко, светской львице, ставшей звездой реалити-шоу. Она сидит за одним столом с Раулем Стаси, всемирно известным ресторанным обозревателем. Будем надеяться, что еда их поразит. Чем лучше отзыв, тем больше шансов заключить вторую сделку.

Лиллиан произносит одними губами слово «вау», затем сосредотачивается на своем меню.

— Все приготовлено из местных продуктов, — говорит она с волнением. — Не думаю, что в Нью-Йорке можно найти ресторан, где подают кактус и желуди.

Она заказывает оленину с диким рисом, а я — бифштекс из буйвола с кабачками и диким луком. Затем Лиллиан начинает рассказывать о том, как в детстве ела листья одуванчика, используя для общения руки и мимику лица. В ней есть что-то такое детское, но не в зрелости, а в энтузиазме. Как будто девушка хочет испытать все, что делает, каждой частичкой себя.

— …и они продают эти листья в специализированных продуктовых магазинах за кучу денег! Когда они буквально прорастают сквозь трещины в тротуаре. — Ее улыбка такая яркая и веселая.

Красивая.

Она распрямляет и перекрещивает ноги под столом. Я скриплю зубами, думая о трении, которое вызывает движение на всей этой обнаженной коже.

Лиллиан смотрит на меня своими большими голубыми глазами поверх ее бокала с коктейлем.

— Какие планы на завтра?

— Для начала куплю тебе гребаное нижнее белье.

Лиллиан вздрагивает от моего голоса, и ее лицо бледнеет.

Я удивлен не меньше, чем она, и пытаюсь смягчить свое дерьмовое отношение улыбкой.

— Ты спускалась в магазин в лобби?

Я смотрю, как ее горло сжимается, когда девушка судорожно сглатывает.

— Нет?

Колебания в ее голосе вызывают у меня желание уколоть себя вилкой для салата.

— Мы найдем кого-нибудь, кто отвезет тебя за покупками, как только откроются магазины.

Она смотрит в окно и выпивает половину своего напитка.

Я постоянно работаю с женщинами и никогда так не смущался. Знаю, что должен извиниться, но что мне сказать? Мне жаль, что я кусок дерьма, который не может держать себя в руках в присутствии привлекательной женщины без нижнего белья?

Ненавижу, что она снова воздвигла эти стены от меня. Я жажду, чтобы Лиллиан посмотрела на меня с той открытостью, которая была до того, как я набросился на нее.

— Ты исследовала сегодня территорию?

Она кивает в свой напиток, делая глоток.

— И? Что думаешь?

— Здесь мило, — говорит она без всяких чувств. Стены не дрогнули.

Мне нужно сменить тактику.

— Ты когда-нибудь была в Диснейленде?

Вопрос достаточно случайный, чтобы привлечь ее внимание. Девушка все еще насторожена, но, по крайней мере, смотрит на меня.

— В Диснейуорлд один раз.

— На наш с Хейсом десятый день рождения мы поехали в Диснейленд. — Я надеюсь, что рассказ личной истории успокоит ее. — Я хотел прокатиться на всех больших аттракционах — «Пираты», «Особняк с привидениями», «Маттерхорн», но Хейс был слишком напуган. Он категорически отказывался, а поскольку с нами была только няня, мы не могли разделиться.

Она скрещивает руки на груди.

— Конечно, у вас была няня.

По крайней мере, она снова стала честной. Это уже что-то.

— Хейс наконец-то выбрал аттракцион, которого он не боялся. «Белоснежка». Я так злился, что тот заставляет меня ехать на детском аттракционе, и умолял его передумать.

— Он не производит впечатление человека, который меняет свое мнение по любому поводу.

Я показываю на нее и ухмыляюсь.

— Вот именно. И мы пошли на этот дурацкий аттракцион. И Хейс? Он плакал как ребенок от начала до конца.

Она улыбается, медленно и широко.

— Не может быть.

— О, он был напуган до чертиков. Ему неделями снились кошмары. Нам пришлось убрать все зеркала в доме, он их боялся. И яблок. И старушек.

— Ну и слабак.

Из моей груди вырывается смех, и я испытываю облегчение от того, что Лиллиан снова стала самой собой.

— О, да. И я не давал ему забыть об этом. Даже сейчас.

Девушка качает головой, все еще улыбаясь.

— Что еще у тебя есть на него? Мне это может понадобиться позже в качестве боеприпасов.

— Давай меняться. История за историю. — Я откидываюсь в кресле, чувствуя себя немного спокойнее, когда она не отгораживается от меня. — И пусть это будет что-то хорошее.

— Это кажется несправедливым. Ты делишься историями о своем брате в обмен на истории обо мне? Тебе нечего терять.

— Отличное замечание. — Я облизываю губы, чувствуя себя немного неловко, что для меня редкое чувство. — Что ты хочешь знать?

Девушка наклоняется вперед, облокотившись на стол.

— Если бы не работал в «Норт Индастриз», чем бы ты занимался?

Отличный вопрос. Никто никогда не спрашивал меня об этом раньше.

— У меня никогда не было возможности исследовать что-то еще. Еще до того, как научился ходить, было решено, что я буду работать в семейном бизнесе. У меня никогда не было выбора.

— Но если бы был?..

Я усмехаюсь, эта мысль заставляет меня поерзать в кресле.

— Я… — Качаю головой. — Я понятия не имею. Мне придется позже ответить тебе на этот вопрос. — Неужели у меня нет ни одного интереса за пределами моей карьеры?

— В другой раз. — Она прикусывает губу, размышляя. — Хм… Сколько раз кто-то принимал тебя за твоего близнеца, и ты позволял им это? — Она с вызовом поднимает бровь.

Я поднимаю руки.

— В свою защиту скажу, что я предположил, что ты знала, что я не Хейс в ту ночь на рождественской вечеринке.

— Как? — Ее ухмылка расширяется. — На тебе была его рубашка.

— Я предлагал тебе помощь.

Лиллиан закатывает глаза.

— И то правда.

— Отвечая на твой вопрос, да. Я позволял людям считать меня Хейсом по разным причинам, большинство из них хорошие.

Она опирается локтем на стол.

— Расскажи.

— Ну, я помог ему сдать как минимум три экзамена в старших классах. А также часто прикрывал его, когда Хейс не ночевал дома без ведома родителей.

Она смеется.

— Вы дурачили своих собственных родителей?

— Да. — Мне очень нравится звук ее смеха. Он подлинный, как будто исходит из глубины души, и ни капли притворства, чтобы потешить мое эго. — Моя очередь. Откуда ты знаешь Элли?

— Ты не собираешься так просто это оставить, не так ли? — Девушка улыбается, что заставляет меня думать, что она не обижена моим вопросом.

Я потягиваю свой напиток и жду ее ответа.

— Это… эм… — Она проводит кончиками пальцев по своему бокалу, и я замечаю, что ее короткие ногти окрашены в скромный розовый цвет, который напоминает мне цвет ее щек. — Довольно забавная история.

— Не могу дождаться, чтобы услышать ее.

Она заказывает еще один напиток у нашего официанта, а затем снова поворачивается ко мне.

— Я… — У нее в сумочки звонит телефон. Лиллиан ныряет за ним, вытаскивает из крошечного клатча, чтобы заставить его замолчать, пока несколько человек, включая Деми ДеМарко, бросают на нас косые взгляды. Ее брови сходятся вместе, когда она смотрит на экран. — Я должна ответить.

— Не торопись.

Девушка бросает салфетку на стол и отодвигает стул. Я провожаю ее взглядом, когда она выходит из комнаты, и слышу, как она тихо отвечает на звонок:

— Привет, Аарон. Я знаю. Прости. Я совсем забыла.

Кто мог звонить Лиллиан почти в полночь по нью-йоркскому времени? И почему она извиняется? Единственный вывод, который я могу сделать, это то, что Аарон — ее парень. Хорошо для него. Он счастливчик.

Я заказываю еще один напиток и проверяю время, чтобы посмотреть, как долго Лиллиан придется унижаться, чтобы успокоить Аарона. И с каждой минутой моя кровь нагревается все сильнее.

Лиллиан

— Ты должна была написать мне, когда приедешь. — Обычный ленивый голос Аарона звучит напряженно.

— Знаю. Я забыла. Прости. — Я меряю шагами небольшое пространство внутри женского туалета. — Но теперь ты знаешь, что я добралась благополучно, и со мной все в порядке. Так что можешь расслабиться…

— Я звонил тебе три раза и писал смс.

— Я увидела это, как раз когда мы спускались к ужину. Я… потеряла батарею, и телефон разрядился. — Я грызу ноготь большого пальца.

— Потеряла батарею…

— Ну, типа, зарядное устройство — ты знаешь, о чем я. Мне жаль, ладно?

Его ответ — один долгий тяжелый вздох.

— Я здесь, и я в порядке. И работаю, так что мне нужно идти. Я буду дома в пятницу.

— Подожди. Мне нужны деньги. — Ах-ха. Настоящая причина, по которой он расстроен, что не смог связаться со мной. — Несколько парней пригласили меня…

Я прислоняюсь лбом к кафельной стене и закрываю глаза, пока он рассказывает о возможности, которая выпадает раз в жизни и которая может продвинуть его карьеру в индустрии развлечений.

— …сто двадцать долларов плюс деньги на бензин для Дирка.

— Где твои деньги?

— Потратил на еду, — говорит он, и я мысленно добавляю слово «ликер». — И мне пришлось внести плату за мой проигрыватель. Не все мы получаем возможность устроиться на непыльную работу. Некоторым из нас приходится попотеть, чтобы чего-то добиться.

Чувство вины, которое он вызывает, омывает меня, как ледяная вода с мочой. У меня действительно отличная работа, и я действительно чувствую себя недостойной ее. И мне приходится мирится с ежедневными напоминаниями моего босса о том, какой я кусок дерьма.

Я отталкиваюсь от стены и смотрю на себя в зеркало.

— Я переведу немного денег на твой счет.

— Сделай это сейчас. Чтобы не забыть.

Он так хорошо меня знает. Я захожу в банковское приложение и делаю перевод.

— Спасибо, Лили! Ты самая лучшая сестра на свете…

Я вешаю трубку и возвращаюсь к Хадсону.

Мужчина смотрит на меня так, что мне кажется, будто он может заглянуть в мою голову, и ему не нравится то, что тот видит. Неужели мой стыд так очевиден? Я избегаю его взгляда.

— Все в порядке? — спрашивает он.

— Отлично, спасибо.

Он поднимает два пальца, чтобы подать знак нашему официанту.

— Наша еда готова. Я попросил их держать ее на кухне, чтобы она не остыла.

Это так заботливо с его стороны. Расставленные перед нами тарелки больше похожи на произведения искусства, чем на еду.

Я беру свою вилку и тыкаю в кусок оленины размером с серебряный доллар, уложенный поверх дикого риса и политый коричневым соусом.

Хадсон разрезает свой стейк, который тоже меньше, чем я ожидала от стейка из буйвола.

— Это так же вкусно, как и красиво.

Я откусываю кусочек, и он прав. Мое блюдо восхитительно. Хотелось бы только, чтобы оно было больше похоже на полноценную еду, чем на закуску.

— Действительно вкусно, но… — Я оглядываюсь вокруг и наклоняюсь, чтобы прошептать. — Что скажешь, если после этого мы перекусим гамбургерами?

Его ответный смех мягкий, глубокий и искренний.

— Да. Пожалуйста.

Полтора часа спустя мы сидим на заднем сиденье микроавтобуса и пытаемся придумать, как бы нам незаметно пронести в отель пакет с двойными чизбургерами и картошкой фри.

— Вот, возьми картошку и засунь в карманы. — Я передаю ему пакеты с картошкой фри и в процессе засовываю парочку в рот. — О, так вкусно.

— Перестань есть. — Он аккуратно засовывает пакет с картошкой фри во внутренний карман своего пиджака, а затем смотрит на меня. — А как насчет гамбургеров?

Оказалось, что наша еда в ресторане была восхитительной. Мясо было нежным, сочным и ароматным, но даже после того, как мы съели на десерт кукурузные лепешки с сиропом из бузины, мы все еще были голодны. Мы также выпили еще два напитка и бокал десертного вина из местной винодельни, что, возможно, напрямую способствовало нашему нынешнему положению.

Поскольку весь персонал видел, как мы ели в ресторане, а мы не хотим никого оскорблять, то пытаемся тайком протащить еду в наши номера.

Я хватаю бургер и запихиваю его в свой клатч. Затем запихиваю еще один в свое декольте.

— Ты не можешь этого сделать. Это слишком очевидно, — говорит Хадсон, не глядя на меня. — Дай мне. Я спрячу его под мышкой.

— Фу, я не хочу, чтобы мой бургер касался твоей под мышки.

Он снова протягивает руку.

— Тогда он будет моим. Давай сюда.

— Нет, так сойдет. — Я похлопываю бургер между сисек. — Женщины делают так постоянно. Смотри. Ничего не заметно.

Его взгляд опускается на мою грудь, а затем уходит в сторону.

— Эм, да. Заметно.

— Все в порядке. Я справлюсь.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что женщины делают так постоянно?

Я уставилась на него. Он что, шутит?

— Ты не знал, что женщины используют свое декольте в качестве кармана?

— Что? С каких пор? — Я не могу хорошо разглядеть его лицо в темноте, но у меня такое чувство, что если бы могла, то увидела бы, как парень краснеет.

Я поправляю лифчик, благодарная за то, что моя большая грудь достаточно хорошо скрывает бургер.

— С незапамятных времен, потому что они никогда не делают карманов в нашей одежде.

— Погоди… — Он ведет себя так, будто я поделилась с ним какой-то сверхсекретной информацией. — В женской одежде нет карманов?

— У тебя нет сестры?

Он качает головой.

— А девушки? — Я не жду ответа. — Как это может быть новостью для тебя?

— Наверное, я никогда не спрашивал…

— Тсс…. Мы на месте. — Машина подъезжает к парадному входу, и служащий отеля подходит, чтобы открыть дверцу.

— Хм. Никаких карманов.

— Соберись, — шиплю я на Хадсона. — Будь спокоен.

Хадсон вылезает первым и встает так, чтобы загородить меня от посторонних глаз, пока я вылезаю за ним. И тут же хватаю его за локоть, как будто мне нужна опора, хотя на самом деле использую его толстый бицепс, чтобы спрятать свою грудь.

— Я так устала, — громко говорю я.

Хадсон кривит губы, чтобы не рассмеяться.

— Как бы мне ни хотелось потусоваться, я собираюсь подняться и лечь спать! — Я убеждаюсь, что Альфред за стойкой консьержа меня слышит. — У нас завтра такой важный день!

— Что ты делаешь? — тихо спрашивает Хадсон.

— Даю понять, что иду спать, чтобы они не знали, что я поднимаюсь, чтобы съесть бургер, — шепчу я.

Он нажимает на кнопку лифта.

— Им наплевать.

— Если бы они подошли достаточно близко, чтобы почувствовать наш запах, то они бы знали. Если будут думать, что я устала, то не станут подходить близко и предлагать выпить по стаканчику в баре или еще что-нибудь.

Мы проскальзываем в лифт в ту секунду, когда дверь открывается. Как только оказываемся внутри, я отпускаю его руку.

Он смотрит на меня сверху вниз.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь…

— Придержите дверь, — кричит женщина, прежде чем вбегает в кабину вместе с еще одной лет двадцати с небольшим. Глаза обеих слегка расширяются при виде Хадсона.

Я закатываю свои.

Они соблюдают этикет в лифте и поворачиваются к нам спиной.

— Боже, что это за запах, — говорит одна из женщин, сморщив нос.

Ее подруга бормочет:

— Похоже на запах пота.

Лицо Хадсона краснеет от усилий сдержать смех.

Я толкаю его плечом в бок, указываю на его лицо и сжимаю губы.

Он фыркает, кашляет и прочищает горло.

У меня глаз дергается.

Двери лифта открываются. Мы протискиваемся мимо женщин и быстро идем в конец коридора. Хадсон первым достает ключ, и мы спешим в его номер.

Как только дверь за нами захлопывается, я поворачиваюсь и указываю на него пальцем.

— Ты самый худший контрабандист на свете. Они чуть не засекли нас.

Он смеется и осторожно вытаскивает из карманов пакеты с картошкой фри.

— Это самая странная вещь, которую я когда-либо делал.

Я вытаскиваю двойной чизбургер из своего декольте и протягиваю ему.

— Не могу поверить, что справилась. — Я беру одну из порций картофеля фри и устраиваюсь поудобнее за столом.

— Ты справилась? — Хадсон отправляет картошку в рот. — Да, ты практически выдала нас своим слишком драматичным выходом. — Он направляется к мини-бару.

— Неважно, это сработало, — говорю я с полным ртом бургера.

— Хочешь выпить?

— Просто воды.

Хадсон ставит бутылку воды на стол, затем садится напротив меня, и в комфортной тишине мы поглощаем наш второй ужин за сегодня.

— Ты так и не закончила свою историю, — говорит он. — О твоей связи с Элли.

Я ухмыляюсь его абсолютной прозрачности.

— Ты просто умираешь от желания узнать, работаю ли я в эскорте, не так ли?

Его выражение лица не дразнящее, скорее любопытное.

— Я уважаю твою частную жизнь, если предпочитаешь не говорить. Но не могу отрицать, что мне любопытно. — Его карие глаза становятся задумчивыми. — Ты не производишь впечатление человека, работающего в эскорте.

— Нет? — В душу закрадывается неуверенность. — Недостаточно хороша? — Он прав. Элли потрясающая, изящная и умная. Она может поддержать разговор с кем угодно — богатым, бедным, образованным, туповатым. Я знаю это, потому что именно так мы и познакомились.

Выражение его лица становится серьезным. Хадсон откладывает бургер, вытирает пальцы о бумажную салфетку и удерживает мой взгляд.

— Ты хороша, Лиллиан. Во всех отношениях. Никогда не сомневайся в этом.

У меня перехватывает дыхание от искренности в его глазах.

Мужчина моргает, словно осознавая, что только что сказал. Откидывается на спинку стула и выдыхает.

— Прости, я…

— Не стоит. — Я ковыряюсь в своей картошке фри и пожимаю плечами. — Было приятно это услышать. — Даже если он лишь пытался заставить меня почувствовать себя лучше.

Его ответная улыбка добрая, дружеская.

— Хорошо. Тогда я не жалею, что сказал это.

Я выдыхаю, желудок впервые за сегодняшний день чувствуется наполненным. Но это никак не связано с едой.

— Я познакомилась с Элли в собачьем парке, когда только переехала в Нью-Йорк. У нее два померанских шпица, Диззи и Датч. Они такие милые.

Я воздерживаюсь от рассказов о Диззи и Датче, хотя у меня тысячи историй, и всегда готова поделиться ими.

Не отвлекайся, Лили.

— В общем, она торопилась и жаловалась на то, что в городе не хватает времени на содержание домашних животных. Затем сказала: «Я бы заплатила, чтобы это делали за меня». Я рассказала ей, что недавно приехала в город, ищу работу, и предложила помощь. Выгул собак стал моей первой работой в Нью-Йорке.

Я втыкаю жареную картошку в кетчуп, вспоминая нашу быструю дружбу.

— После этого мы стали подругами. Я получила еще несколько питомцев в ее доме благодаря восторженным отзывам Элли о моей работе. Иногда после прогулки с собаками мы пили кофе, ужинали, выпивали. Однажды вечером за тако и «маргаритой» она обратилась ко мне с предложением. Я уже знала, чем Элли зарабатывает на жизнь. Мне все это казалось интересным. Хотя думала, что в эскорте в основном занимаются сексом, но она объяснила, что секс — это лишь малая часть того, чем она занимается. В любом случае, было два клиента, которым она понадобилась в один и тот же вечер, поэтому она спросила, не заинтересована ли я. Когда Элли озвучила зарплату, что ж, скажем так, мой доход от выгула собак выглядел мизерным.

Выражение его лица мягкое и принимающее, без намека на осуждение в глазах. Хадсон почти с тревогой постукивает пальцем по бокалу.

Я засовываю картошку в рот, жую и глотаю.

— Избавлю тебя от подробностей. Оказалось, что эскорт не для меня. — Чтобы избежать его взгляда, я сосредотачиваюсь на своем гамбургере, ища идеальный кусочек.

— И ты продолжила выгуливать собак. — Хадсон сформулировал это не как вопрос, но у меня такое чувство, что он хочет узнать продолжение истории.

Откладываю бургер и вытираю пальцы о салфетку. Я не хочу говорить о том, что произошло той ночью. Не хочу добавлять тяжести к приятной легкости вечера.

— Элли знала, что я посещала несколько курсов юриспруденции в колледже, и она всегда считала, что выгуливание собак не соответствует моему потенциалу. Думаю, я понравилась ей настолько, что она рассказала обо мне твоему брату. — Я хмурюсь. — А может, она возненавидела меня, и поэтому так поступила. Забавно, я никогда не задумывалась об этом раньше.

— Несмотря на непростительное поведение моего брата, «Норт Индастриз» — отличная компания. Не сомневаюсь, что Элли знала, что ты будешь полезна нам.

— Может быть. — Я пожимаю плечами. — Теперь ты знаешь мою историю. И я все еще жду твою.

Его смешок глубокий и слишком короткий.

— Ты первая узнаешь, когда у меня будет история, которую стоит рассказать.

Благодаря алкоголю и полному желудку я чувствую себя уютно и расслабленно. И ловлю себя на том, что смотрю в глаза Хадсона, и он смело смотрит в ответ.

— Мне было весело с тобой сегодня вечером.

Мужчина опускает взгляд на стол между нами, фактически разрушая чары.

— Деловые поездки должны быть немного веселыми.

У меня такое чувство, что ему нужно напоминание, что мы здесь по делу и что мое поведение, возможно, перешло некую негласную черту. Мне нужно убираться отсюда, прежде чем сделаю или скажу что-нибудь, из-за чего у меня будут неприятности. Или, что еще хуже, меня уволят.

— Уже поздно. — Я комкаю свой мусор и бросаю его в ближайшую урну. — Спасибо, что пронес со мной контрабандную еду сегодня вечером.

— Это был мой первый опыт контрабанды еды. — Мужчина открывает передо мной дверь.

— Рада, что была твоей первой, — говорю я, проходя мимо него, чтобы выйти в коридор. Прозвучало слишком лично? Слишком интимно? Черт. Я поджимаю губы и достаю ключ.

— Приятных снов, Лиллиан. — Он прислонился плечом к дверной раме, его рубашка расстегнута на шее, галстук ослаблен, а рукава закатаны до локтей. Его карие глаза, кажется, искрятся, когда мужчина смотрит на меня.

Я подавляю дрожь.

— Тебе тоже.

ГЛ

АВА 6

Хадсон

Я надеялся, что утренняя пробежка к одному из знаменитых вихрей Седоны⁷ поможет мне почувствовать себя более сосредоточенным, чем вчера вечером с Лиллиан. Независимо от того, вызван ли этот вихрь инопланетным присутствием, древней духовностью местных жителей или выдумкой современных спиритуалистов, я был готов попробовать сверхъестественное. Что угодно, лишь бы избавиться от беспокойства, которое ощущал прошлой ночью и с которым проснулся сегодня утром.

Лиллиан.

Она — освежающий сюрприз. Я никогда не встречал женщину, которая бы засунула гамбургер в лифчик и пронесла его в отель. Она больше заботилась о том, чтобы не оскорбить персонал отеля, чем о жирных пятнах на своем платье. Мой опыт общения с женщинами научил меня тому, что отношения — как личные, так и профессиональные — требуют целеустремленности. Ментальной готовности. Но быть с Лиллиан легко. Непринужденно. И, что самое странное… весело.

Я говорю себе, что это случайность. У нее должен быть какой-то скрытый недостаток. Девушка разбила мне губу и двинула коленом по яйцам. Хотя она отвечала Хейсу, и в этом контексте ее поведение было не только приемлемым, но и оправданным.

Что Хейс находит в ней такого оскорбительного? Ее нежелание спорить с ним? Неумение постоять за себя? Если мой близнец что-то и презирает, так это слабость. Он не знает, что Лиллиан пыталась отправить его яички в горло. Если бы узнал, то зауважал бы ее до чертиков.

— Ну, как все прошло? — спрашивает Райнхард, консьерж, когда я вхожу в вестибюль, мокрый от пота после пробежки. — Почувствовали энергию вихря?

— Конечно, — вру я. — Захватывающе.

Я провел по меньшей мере десять минут, стоя в том месте, где, как предполагается, находится электромагнитная энергия. И не почувствовал ничего, кроме волнения и мучительного вопроса — почему я не попросил Лиллиан пойти со мной? Ей бы понравился вихрь. А мне было бы приятно наблюдать, как она им наслаждается. Может быть, попрошу ее пойти со мной завтра. После того, как она купит нижнее белье.

Кстати…

— Где можно купить женское нижнее белье?

Райнхард усмехается.

— Это не для меня.

Он поднимает руки.

— Не осуждаю.

— Это для моей ассистентки. — Я качаю головой. — Они ей нужны. Я не покупаю их ей в подарок или…

— Как скажете. Это не мое дело. — Он показывает на коридор, который ведет к ряду магазинов. — Магазин женской одежды открывается в десять, но я могу впустить вас, если вы хотите купить то, что вам нужно.

— В десять. — Это через два часа. Мы должны встретиться с гидом в холле для экскурсии в девять тридцать. — Хорошо, давайте так и сделаем.

— Сюда, — говорит он, жестом приглашая меня следовать за ним. — Я позову Дебру из сувенирного магазина, чтобы она помогла вам найти то, что нужно для вашей подруги.

— Она не подруга.

— Я понимаю, — говорит он со знающей ухмылкой.

Я не могу убедить его, что покупка нижнего белья для Лиллиан — дело сугубо платоническое. И понимаю, почему. Она красивая, добрая, у нее улыбка, которая озаряет кажется все ее лицо. А еще веселая, умная и причудливая, что добавляет ее красоте изюминку.

А еще она моя сотрудница. И если есть что-то, что я отказываюсь делать, так это быть похожим на Августа. С самого детства Август использовал «Норт Индастриз» как свой личный бассейн для свиданий. Он переспал с каждой своей ассистенткой — моя мать была одной из них до того, как забеременела. Он забрал ее из приемной и поселил в своем замке.

Влечение к сотруднице, доказало бы, что я такой же, как он.

Мне следовало бы помнить об этом. И почаще.

Стоя у гостиничного номера Лиллиан, я не могу решить, что будет более странным — оставить пакет с трусиками у ее двери или вручить их ей лично. Поэтому хожу взад и вперед, рассуждая о плюсах и минусах, но когда дверь открывается и Лиллиан предстает передо мной в пушистом халате и тапочках, понимаю, что ждал слишком долго. Ее волосы собраны в пучок на голове, а на лице нет макияжа. Кажется, девушка ничуть не смущается этому.

— Хадсон? Что ты здесь делаешь? — Она оглядывает коридор. — Мне показалось, что я кого-то услышала… — Девушка прищуривается на меня. — Ты разговаривал сам с собой?

Возможно.

Ее лицо бледнеет.

— Я что, опоздала?

— Нет, я просто собирался оставить это у твоей двери, но не хотел показаться жутким, а теперь, когда я здесь, то понимаю… — Я вздыхаю и протягиваю ей пакет, мое лицо становится все горячее с каждой секундой. — Нет никакого не жуткого способа сделать это.

Она берет пакет и сразу же заглядывает внутрь.

— Тебе необязательно открывать его…

— Нижнее белье?

О, боже, она совершенно ошарашена. Так и должно быть.

Лиллиан достает из пакета трусики. Телесного цвета, шелковые, кружевные.

— Ты купил мне нижнее белье?

Я провожу рукой по своим потным волосам.

— Я знал, что у нас не будет времени до встречи с гидом, и консьерж предложил впустить меня в магазин. Я не смотрел на них. Мы попросили женщину из магазина подарков выбрать их.

— Вау. — Она снова заглянула в пакет. — Как ты узнал мой размер?

— Я угадал. — И теперь она знает, что я достаточно изучил ее тело, чтобы предположить ее размер. Это может привести меня в отдел кадров за сексуальное домогательство. — Пойду приму душ. — Я иду к своему номеру. — Встретимся в холле в девять тридцать.

— Хадсон, подожди.

Я останавливаюсь, держа руку на дверной ручке и приготовив ключ. Девушка делает несколько шагов в коридор. Мельком вижу ее бедра сквозь открытый разрез халата. И хочу рявкнуть, чтобы она прикрылась. Хочу завернуть ее во все ткани, какие только смогу найти, чтобы не дать себе заметить, какой гладкой выглядит ее кожа, и представлять, какова она на ощупь.

— Спасибо, что подумал обо мне.

Если бы она только знала, как часто я ловлю себя на том, что думаю о ней. Я внутренне стону и возвращаюсь к разглядыванию своей двери.

— Я думал лишь о нашем плотном графике. Мы не можем позволить себе ненужных прерываний. — Потом открываю дверь и проскальзываю внутрь, убедившись, что она плотно закрыта за мной.

Затем падаю лицом на кровать. Какого хрена я делаю?

Лиллиан

— Прости, он сказал «вертолет»? — Я надеюсь, что ослышалась, но не могу вспомнить ни одного слова, похожего на «вертолет». За исключением, может быть, велоцираптора. Так что если это не какая-то хрень из «Парка Юрского периода», то мы полетим по воздуху. В крошечном металлическом пузыре. И единственное, что будет удерживать нас в воздухе, это одна вращающаяся палка. Думаю, я лучше рискну с динозавром.

Хадсон сидит рядом со мной во внедорожнике, который забрал нас из вестибюля сегодня утром. Наш гид объяснил, что мы отправимся на воздушную экскурсию по различным каньонам и долинам, затем остановимся на обед и закончим у руин Анасази.

— Все будет хорошо. Я обещаю. — Он ни разу не поднял голову от своего телефона с тех пор, как мы сели во внедорожник, и его пальцы быстро двигались по экрану.

Я потираю руки о свои брюки цвета хаки, благодарная за то, что положила пару белых туфель-слипонов на случай, если у нас будет свободный день. Потому что ожидала, что поездка будет скорее деловой, чем развлекательной. Хадсон в джинсах, фланелевой рубашке и коричневых ботинках выглядит как только что из каталога магазина одежды для отдыха. Должно быть, он знал, что поездка не будет полностью деловой.

— Понравился ли вам вчерашний ужин в «Йия», — спрашивает наш гид с водительского сиденья.

Впервые Хадсон переводит взгляд на меня.

— Понравился. — Уголок его рта подергивается. — Это было восхитительно.

— Настоящее произведение искусства, — добавляю я.

— Шеф-повар Адакай родом из племени навахо, — объясняет он. — Он покинул резервацию, чтобы поступить в кулинарную школу, и в итоге стал работать в самых престижных ресторанах мира.

— Могу себе представить. — Я отказываюсь смотреть на Хадсона, боясь, что он рассмешит меня, но чувствую его взгляд на себе. — Мы ушли, желая большего.

Хадсон глушит свой смех рукой и кашляет, чтобы прочистить горло.

— Намного большего.

— Приятно слышать. Вы, ребята, можете поесть там сегодня вечером. Шеф-повар готовит специальное блюдо. Айани онишива.

— О, звучит интересно. — Я поднимаю брови на Хадсона, как бы говоря, что мы должны зайти туда на ужин перед ужином. — Что это?

— Яички буйвола.

Хадсон смеется, на этот раз вслух, не пытаясь этого скрыть.

Наш гид не смеется.

— Это деликатес.

— Вкуснятина. — Мой желудок сжимается и переворачивается сам по себе при мысли о том, чтобы вгрызться в яйца буйвола. — Не могу дождаться.

За лобовым стеклом появляется блестящий черно-белый вертолет. Хадсон задает нашему гиду миллион вопросов обо всех частях буйвола и о том, для чего они используются, но я не в состоянии поддерживать разговор, так как в моей голове на первый план выходят образы моей приближающейся смерти.

Есть два пространства, в которых человеку не место — океан и небо. В конце концов, если бы мы были предназначены для плавания, у нас были бы ласты. Чтобы летать, у нас были бы крылья. Есть что-то совершенно неестественное в том, чтобы парить в воздухе, когда конструкция нашего тела и законы гравитации ясно говорят о том, что мы должны оставаться на земле.

Внедорожник останавливается, и голос Хадсона доносится из-за спины. Я не осознаю, как сильно прислонилась к двери, пока она не открывается, и я почти падаю лицом вперед на асфальт. Крепкая хватка за локоть придерживает меня. Я оглядываюсь ивижу Хадсона, брови которого сведены вместе.

— Не хотел тебя потерять. — Он ослабляет свою хватку и извиняюще улыбается.

Кожа на моей внутренней стороне руки остается теплой еще долгое время после того, как мужчина убирает свою руку. Но я отказываюсь сосредоточиться на причинах этого, пока меня ведут в смертельную ловушку. Хадсон мягко толкает меня в плечо и наклоняется ближе.

— Если не хочешь этого делать…

— Не хочу. — Когда я поворачиваюсь к нему, наши лица оказываются слишком близко, чтобы это можно было бы считать профессиональным. — Но если не сделаю этого, — шепчу я, — то никогда себе этого не прощу. — Как часто такой девушке, как я, выпадает шанс сделать нечто подобное? Я отказываюсь упускать его из-за того, что поддалась своим страхам.

Хадсон отстраняется, улыбка появляется на его губах.

— Мистер и миссис Норт.

Мы поворачиваем головы, чтобы встретиться взглядом с мужчиной, стоящим у открытой двери вертолета.

— Я Нил Рэндалл. — Он протягивает руку. — Ваш пилот и гид.

— Пожалуйста, — говорит Хадсон, пожимая руку мужчины, — зовите меня Хадсон. — Он делает движение в мою сторону, и мужчина протягивает мне руку. — А это мисс Джиллингем, мой ассистент. Не моя жена.

По какой-то глупой причине прояснение наших отношений заставляет меня покраснеть. Может быть, мне следовало бы первой внести поправку. Раньше. Неужели я позволила предположению этого человека задержаться слишком надолго? Как будто мне могло понравиться это недоразумение? И я хотела насладиться им еще минутку?

Нет. Это жалко и нелепо.

— Лиллиан, — говорю я и незаметно вытираю потную ладонь, прежде чем пожать ему руку.

— Добро пожаловать в Седону. — Он приглашает нас забраться в вертолет. — Нет лучшего вида, чем с неба.

— Останемся каждый при своем мнении, — бормочу себе под нос.

Вертолет маленький, сзади только три свободных места. Я сажусь на дальнее место у окна, а Хадсон следует за мной. Располагается у противоположного окна, оставляя между нами место, достаточное разве что для маленького ребенка.

Пилот кратко рассказывает нам о ремнях безопасности и наушниках, затем забирается в кабину. Заводит двигатель, и мой пульс учащается. Я не могу решить, что лучше — смотреть в окно или закрыть глаза, поэтому попеременно делаю то и другое. Его голос доносится через гарнитуру с краткой историей Седоны как раз в тот момент, когда мы отрываемся от земли. Я задыхаюсь от движения. Моя рука тянется к чему-то, за что можно ухватиться. Предплечье Хадсона — ближайшая доступная вещь, поэтому крепко хватаюсь за него и пытаюсь сосредоточиться на своем дыхании.

Через несколько минут мы плавно взмываем в небо. И только тогда я успокаиваюсь настолько, что понимаю, что рука Хадсона нежно лежит на моей.

Хадсон

— Признаюсь, я никогда раньше не была в командировке, — говорит Лиллиан, балансируя с камня на камень в мелком ручье. — Но это совсем не то, что я ожидала.

Вертолет приземлился на участке земли, принадлежащем компании «Ит ох», и мы прошли небольшое расстояние до близлежащего ручья. Наш пилот принес корзину с одеялом и едой для пикника. Сказал нам наслаждаться, не торопиться, и что он будет ждать нас у вертолета, когда мы будем готовы. Прохладный ветерок, теплое солнце и щебетание птиц создают идеальную обстановку для отдыха, и все же мне трудно расслабиться.

Между попыткой Лиллиан залезть на дерево и ее утверждениями, что она может перейти ручей, не промокнув, я далек от расслабления. В закатанных до колен штанах, поставив босые ноги на замшелый камень, девушка покачивается, раскинув руки для равновесия. Я насторожен и готов броситься на помощь, чтобы спасти ее от самой себя, мои мышцы остаются напряженными, а нервы на пределе.

— Это по большей части деловая поездка, — напоминаю я в основном себе. — Но она уникальна, это точно.

Девушка запрыгивает на поваленное бревно и балансирует на нем, несмотря на то, что под ним струится вода.

— Здесь очень мало деловых событий. — Она спрыгивает на другой камень и смотрит на меня. — На самом деле я тебе здесь совсем не нужна.

Зачем лгать? Она права.

— Это правда.

— Так почему же я здесь? — Она приседает, опускает руку в холодную воду и вытаскивает округлый белый камень.

— Ты разбила мне губу и двинула по яйцам, думая, что я твой босс. Я решил, что тебе нужен перерыв.

Она съеживается от напоминания.

— Я действительно сожалею об этом. — Она встает, покачивается, а затем бросает камень дальше в воду, где он падает с отчетливым стуком. — Ты спас мою работу.

— Не я, а мои яйца. — Так держать, идиот! Находясь здесь, на природе, с солнцем, пробивающимся сквозь кроны деревьев, свежим ветерком и Лиллиан, резвящейся с такой детской непосредственностью, слишком легко забыть, что это не личное общение, а профессиональное.

Ее улыбка широкая и немного застенчивая. Такая милая.

— Точно! — Она поскальзывается, и обе ноги оказываются под водой, но, к счастью, остальная часть ее тела остается сухой. — О, боже, как холодно! — Снега на земле нет, но кое-где есть участки, которые еще не растаяли. Она визжит и мчится на сушу.

Опустившись рядом со мной, закрывает глаза от солнца. При свете и вблизи я вижу россыпь веснушек на ее носу и щеках, которые, держу пари, летом становятся темнее.

— Ты когда-нибудь думал о том, чтобы уехать из города? — Она держит глаза закрытыми.

— Нет. — Я подбираю камешек и верчу его в руке. — Я бы не знал, чем себя занять за пределами города.

Она издает низкий хмыкающий звук и, наконец, открывает глаза. Осматривается вокруг, словно в поисках нового испытания.

— А ты?

Мягкий ветерок развевает пряди ее светлых волос по лицу, и я представляю, как в непрофессиональной ситуации заправляю выбившиеся пряди ей за ухо.

— До сих пор нет. Но могла бы привыкнуть к этому.

Я наблюдаю, как ее взгляд останавливается на отвесной скале, выступающей вверх примерно на восемь футов.

Ее взгляд фокусируется на объекте.

— Думаю, я могла бы взобраться на неё.

— Пожалуйста, не надо.

Не обращая на меня внимания, девушка вскакивает и направляется к скале.

— Черт возьми, — бормочу я про себя.

— Ты когда-нибудь занимался скалолазанием? — Она откидывает голову назад, разглядывая каменную стену. — Во Флориде есть спортзал, в который я раньше ходила и занималась скалолазанием в помещении. Но я никогда не пробовала по-настоящему. — Девушка тянется к выпуклости в камне, чтобы обхватить ее пальцами. — Не может все быть так уж по-другому.

— Лиллиан. — Это ужасная идея. Она может упасть, сломать кость, удариться головой.

Она подтягивается. Босой ногой находит небольшой выступ, чтобы опереться на него.

— Думаю, ключ в том… — Она поскальзывается и падает на задницу.

Я вскакиваю на ноги и бросаюсь к ней.

— Ты ранена? — Я ищу следы крови и сломанных костей.

— Я попробую еще раз.

— Нет. — Я беру ее за руку и поднимаю на ноги. — На сегодня хватит. — Мое сердце все еще колотится, когда я тяну ее к одеялу. — Садись.

— Если ухвачусь получше…

— Нет. Как твой босс, я запрещаю это делать. — Я провожу рукой по волосам, чувствуя себя ослом за то, что испортил ей удовольствие. Эта женщина когда-нибудь сидит спокойно?

— Кайфоломщик, — говорит она, ухмыляясь.

К счастью, девушка слушается и плюхается задницей на одеяло. Выпивает полбутылки воды, слепо глядя на ручей.

Я не очень терпеливо жду, когда мой пульс замедлится, а мышцы ослабят свое напряжение.

— Ты когда-нибудь был женат?

Я вздрагиваю от резкой смены темы.

— Нет. А ты?

— Нет. — Она теребит ткань одеяла. — Но я хочу. — Она тяжело выдыхает и ложится на спину, опираясь на локти. — Когда-нибудь.

— Брак требует большой работы.

Она пожимает плечами.

— Как и большинство стоящих вещей.

Я ничего не знаю об этом. Глядя на то, как мои родители справляются со своим неблагополучным браком, кажется, что это скорее неприятно, чем стояще. Единственные завидные отношения, которые я когда-либо видел, это отношения Александра и Джордан, но они такие новые. Впереди еще много времени, чтобы все это рухнуло.

— Не думаю, что найду спутника жизни в Нью-Йорке.

Я поднимаю два камешка и пристально их изучаю.

— Нет? — Я тянусь за третьим.

— Неа. Слишком много трудоголиков. Люди в Нью-Йорке, кажется, забывают, что в жизни есть нечто большее, чем зарплата.

— Зарплата — это важно. — Почему я защищаюсь?

— Да. Но это еще не все.

— А как насчет того парня, который звонил тебе вчера? — Я бросаю камешек с такой силой, что он перескакивает на противоположный берег ручья. — Аарон?

Ее взгляд переходит на меня.

— Аарон — мой брат.

Вот дерьмо. Я не подумал, что они могут быть родственниками. По тому, как она ответила на звонок, извиняясь, как будто она домашнее животное, которое застали писающим на пол, я предположил, что Аарон ее ревнивый парень. Но ее брат? Никогда бы не догадался.

— Он заботится о тебе.

Выражение ее лица становится пустым. Как будто невидимый щит опускается на ее глаза, отгораживая меня.

— Не совсем. — Девушка садится и обхватывает руками голени, как будто ее тело подражает тому, что делает ее разум — создает барьер вокруг себя.

Я благодарен за восстановленные границы. Потому что не пересекаю личные и профессиональные границы, не вступаю в разговоры, выходящие за рамки непринужденной светской беседы. Разговоры о браке и семье слишком интимны для рабочих отношений. Чем скорее мы вернемся в нормальное русло, тем лучше.

— Нам пора идти. — Я бросаю то, что осталось от нашего пикника, обратно в корзину.

— Да, — торжественно говорит она. Издает милый хрюкающий звук, когда встает. — Встретимся у вертолета. — Ее глаза расширяются. — Вау, вот уж чего я никогда не думала, что скажу. — Она направляется вниз по реке.

— Куда ты идешь?

— Мне нужно в туалет!

Вот тебе и профессиональный подход.

Забавно, но думаю, что это первый раз, когда женщина говорит мне, что ей нужно в туалет. Вопреки тому, что люди предпочитают обо мне думать, мой опыт знакомств не впечатляет. Делить свою жизнь с кем-то еще и быть доступным для другого человека — это дополнительное бремя, которого я намеренно избегаю. Мне никогда не нравилась женщина настолько, чтобы я хотел причинять себе неудобства ради того, чтобы быть с ней. Конечно, было несколько женщин, которые с удовольствием вписывали себя в мою жизнь и в мой график, но в конце концов их терпение истощалось, и они всегда хотели большего. Мы никогда не достигали такого уровня близости, чтобы обсуждать поведение в ванной.

Брак и семья не значатся в моих планах. В шестнадцать лет я поклялся никогда не жениться, никогда не приводить детей в этот мир, где им придется нести бремя фамилии Норт. Мы с братьями осознаем эту болезненную истину.

Произвести ребенка на свет достаточно сложно.

Продолжать наследие семьи Норт — это то, чего мы хотим избежать любой ценой.

Мы пролетели над Гранд-Каньоном и застали в небе огненно-оранжевый и розовый закат. Я объездил весь мир и никогда не видел столько цветов одновременно. От красных и пурпурных скал до окрашенного неба, легко поверить, подобно местным жителям, что боги живут и процветают в природе.

Вернувшись во внедорожник и направляясь в отель, мы проезжаем через город, где улицы украшены рождественскими огнями. Что кажется странным при таком солнце и небольшом количестве снега на земле. Наш водитель едет через пробку, что дает нам достаточно времени, чтобы полюбоваться праздником на Главной улице. Мы осматриваем рестораны, бутики и множество магазинов, торгующих кристаллами. Замечаем вывески, рекламирующие туры с пришельцами и лечебные экскурсии. Боковые улицы перекрыты, а на тротуарах стоят палатки.

— Что происходит? — спрашивает Лиллиан, прижавшись носом к окну. — Похоже на уличную ярмарку.

— Зимнее солнцестояние, — отвечает водитель. — Люди из всех местных племен — хопи, явапаи, апачи, навахо — собираются, чтобы поделиться едой, ремеслами, музыкой и церемониями.

— Это есть в нашем маршруте? Выглядит забавно.

— За то короткое время, что вы здесь, мистер Чатто настаивает, чтобы вы оба насладились роскошью «Цеэ».

Лиллиан не отвечает, ее лицо остается прижатым к окну, и она наблюдает за праздником.

Наш водитель подъезжает к отелю и подходит, чтобы открыть нам дверь. Я благодарю его, даю солидные чаевые и направляюсь к лифту.

— Мистер Норт. — Мокасины Райнхарда быстро шлепают по кафельному полу между нами. — Как прошла ваша экскурсия?

— Хорошо.

— Как долго длится фестиваль зимнего солнцестояния? — Глаза Лиллиан вспыхивают детским восторгом.

— Он продлится до завтра. Заканчивается после кануна Нового года, — отвечает Райнхард. — Мне сказали, что вы оба присоединитесь к нам сегодня за ужином. Я взял на себя смелость и заказал столик.

Волнение в ее глазах угасает.

— Спасибо, Райнхард. — Я делаю шаг к лифту. — Мне нужно сделать несколько телефонных звонков и привести себя в порядок к ужину.

Когда дверь лифта закрывается, Лиллиан поворачивается ко мне.

— Мы действительно будем есть яйца буйвола вместо того, чтобы пойти на фестиваль?

— Ни за что, блядь, я не буду есть яйца буйвола.

Лиллиан прикрывает рот рукой, но я вижу веселье в ее глазах.

— Прости за мой язык.

Девушка опускает руку и прочищает горло.

— Я просто рада, что мы на одной волне. Так во сколько мы улизнем, чтобы пойти и повеселиться по-настоящему?

Лифт пикает, и мы идем рядом и тихо разговариваем, как будто если нас услышат, то это может разрушить наши планы.

— Я позвоню в ресторан и отменю наш заказ.

— Что ты им скажешь? — Она кажется немного обеспокоенной, что даже мило.

— Если спросят, то скажу, что после долгого дня мы собираемся пропустить ужин.

Девушка прикусывает губу и кивает.

— Хм. Хорошая идея. Как насчет шести часов? Мы спустимся по лестнице на уровень бассейна. Оттуда, думаю, мы сможем добраться до парковки и вызвать такси.

Останавливаемся у ее двери.

— Это наш тайный побег! — Она улыбается мне так, что я завороженно смотрю на ее губы.

Я ловлю себя на этом и отступаю назад.

— Увидимся в шесть.

Она смотрит в конец коридора и обратно.

— Может, нам надеть все черное? — шепчет она.

Я облизываю губы, чтобы не рассмеяться.

— Не думаю, что это необходимо.

— Я все равно надену. — Она проводит своей карточкой-ключом и открывает дверь.

Господи, что со мной не так? Играю в игры, веду себя так, будто мы дети, тайком убегающие из дома. Даже будучи маленьким, мне не разрешали вести себя как ребенок. Нас отдали на откуп перегруженной работой и недоплачиваемой няне. Август требовал идеального поведения, в то время как мать пила до беспамятства каждый день. Только когда нам исполнилось восемнадцать лет, мы получили настоящую свободу развлекаться. Что мы и делали, и некоторые из нас оставили за собой кровавые следы.

ГЛАВА 7

Лиллиан

— Знаю, что пришла рано, но… — Мои слова обрываются, когда я замечаю, что Хадсон открыл дверь в одних черных спортивных штанах.

И вдруг осознаю биение собственного сердца, глядя на его плоскую грудь, переходящую в живот, покрытый мускулами. Его кожа темнее, чем я ожидала бы от нью-йоркского руководителя. Он либо завсегдатай солярия, либо, должно быть, часто занимается спортом на открытом воздухе топлес. Не могу представить, что это первое. Каким бы уверенным он ни казался, Хадсон не из тех, кто настолько поглощен собственным имиджем.

— Лиллиан?

Поднимаю взгляд от легкой россыпи темных волос на его груди. И снова сжимаю губы.

— Я пришла пораньше.

Хадсон прищуривает глаза и приподнимает уголок рта.

— Ты уже говорила это.

Чувствую, как на щеках появляется румянец, и стараюсь смотреть куда угодно, только не на его обнаженную грудь.

— Верно.

Он засовывает руки в карманы, привлекая мой взгляд к области между карманами.

— Мне нужна минута, чтобы одеться.

— Я заметила.

Он игриво выгибает брови, а его улыбка расширяется.

— Я имею в виду… — Закрываю глаза. Это единственный способ не попасть под гипнотический взгляд. — Я буду ждать тебя здесь.

— Заходи. Я на минутку.

Он что, смеется? Звучит так, будто смеется.

Мне приходится открыть глаза, чтобы проследовать за ним в его комнату, но держу взгляд опущенным. Направляюсь прямо к окну, чтобы изучить пейзаж. Оставайся на месте! Я борюсь со своими слабыми глазными мышцами, которые так и норовят отправиться туда, где Хадсон достает вещи из своего чемодана. Его широкая, мускулистая спина изгибается при каждом движении.

— Итак…

Наклоняюсь ближе к окну.

— Ты выбрала все черное, да? — Он имеет в виду мои черные брюки и свитер с высоким воротом.

— Это лучшее, что я могла сделать с тем, что у меня было. — Мне пришлось выбирать между черными туфлями на каблуках или моими белыми повседневными слипонами. Я выбрала комфорт. Хотя белый цвет не особо скрытный.

За звуком его босых шаркающих ног следует щелчок закрывающейся двери ванной. Я тяжело выдыхаю, испытывая облегчение от того, что могу ослабить контроль за своими глазными яблоками. Я только что видела своего босса — временного босса — полуголым. Ничего страшного. У каждого есть тело. Просто хотелось бы, чтобы вид его обнаженного торса не приводил меня в такое замешательство.

Хотя нет ничего плохого в том, чтобы полюбоваться идеальным образцом мужчины.

Это все, что я делала. Любовалась.

Не то чтобы я представляла свои руки на всей этой загорелой коже.

Во всяком случае, не слишком сильно.

Его гостиничный номер раздражающе опрятен. Нет ни одного предмета, который был бы не на своем месте. Ни одного грязного стакана или полотенца на полу. Ничего похожего на торнадо одежды и туалетных принадлежностей на каждой поверхности в моем номере.

Звук его телефона, вибрирующего на столе, заставляет меня подскочить. Размышляю над тем, стоит ли ответить. Я ведь его помощник-ассистент. В конце концов, звонок переходит на голосовую почту. Отвечать на его личный телефон — это, наверное, та граница, которую я не должна переступать. Но, видимо, подглядывание — та граница, которую я с удовольствием переступаю.

На определителе номера написано «Х». Просто «Х»? И поскольку фамилия не указана, предполагаю, что это не деловой звонок. Возможно, «Х» это женщина, с которой он встречается. Или может быть «Х» это старый друг по колледжу. У меня был парень по имени Куин, и все звали его Кью. В любом случае, ник, запрограммированный в телефоне, подразумевает уровень близости между друзьями или любовниками.

Дверь в ванную открывается. Я отскакиваю к окну и пытаюсь замедлить свой учащенный пульс. Увидел ли он, что я смотрю на его телефон? Скажет ли что-нибудь, если увидел? Вытираю потные ладони о брюки. Когда поворачиваюсь, то стараюсь придать лицу непринужденное выражение.

Мужчина хмурит брови.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

Оценив свое лицо, я понимаю, что, вероятно, выгляжу как ребенок, пускающий газы.

— Я очень взволнована. Ты готов? — Потом направляюсь к двери, спеша покинуть место преступления.

— Не хочешь взять пальто? — спрашивает он меня сзади. — Там будет холодно.

— Я в порядке.

Хадсон убирает телефон во внутренний карман кожаной куртки, не проверяя экран, совершенно не заботясь о пропущенном звонке. Мужчина одет так, словно его стилизует профессионал: темно-синие джинсы, белая рубашка на пуговицах и коричневые ботинки, которые надевал сегодня. Он проводит рукой по волосам, и независимо от того, в какую сторону падают, они всегда выглядят искусно уложенными. Счастливчик.

— Вот наша миссия, если мы возьмемся за её выполнение, — говорю я, когда мы направляемся в коридор к лестнице, а не к лифту. — Сбежать из отеля незамеченными.

Он открывает передо мной дверь на лестницу. Боже, как же он потрясающе пахнет.

— Ты ведь знаешь, что нам необязательно это делать? Мы можем выйти через вестибюль. Мы никому ничего не обязаны объяснять.

— Конечно, но где же тут веселье. — От него пахнет свежесрубленным деревом и кожей, и я жалею, что не задержалась подольше, чтобы вдохнуть поглубже.

Его низкий смешок эхом отдается у меня за спиной.

— Тогда веди, ноль-ноль-семь.

Мы спускаемся по лестнице на уровень бассейна, и я открываю дверь, чтобы выглянуть наружу, прежде чем выскочить и держаться в тени.

— Я найду нам такси. — Хадсон идет прямо по центру освещенной дорожки, и экран его телефона отбрасывает свет на его лицо.

Я останавливаюсь возле гигантского кактуса.

— Ты не очень-то скрытен, — тихо говорю я.

— Ага. — Он даже не использует шепот. — Я активировал маскировочное устройство. Ты единственная, кто может меня видеть.

— Хорошая идея. — Пальцем зацепляюсь за камень, отчего я кренюсь вперед. К счастью, успеваю сохранить равновесие, прежде чем наесться грязи.

— Наверное, было бы неплохо, если бы ты тоже ходила при свете. — Он сдерживает смех.

Я присоединяюсь к нему на тротуаре, который приведет нас к задней части отеля, чтобы подождать такси.

Повернув за угол, мы сталкиваемся с Альфредом и его дружелюбной улыбкой.

— О, Господи, — вскрикиваю я и отпрыгиваю на шаг назад.

Бэтмен-дворецкий только шире улыбается.

— Я такой страшный?

— Вовсе нет. — Я кладу руку на свое колотящееся сердце, желая, чтобы оно успокоилось. — Просто не ожидала увидеть тебя. — Единственный человек, которого мы пытались избежать. На этих ключ-картах есть устройство слежения? Может, он действительно шпион в костюме дворецкого?

— Вы двое заблудились? — В его взгляде проступает беспокойство.

— Нет. — Хадсон ведет себя естественно и непринужденно. Тем временем я переминаюсь с ноги на ногу, как будто нас поймал директор за прогул школы. — Мы ждем машину, чтобы поехать на фестиваль зимнего солнцестояния.

— Сначала нужно поужинать. — Его лицо светится от возбуждения. — Специальное блюдо от шеф-повара…

— Яйца буйвола, — выпаливаю я. — Мы знаем.

Улыбка Альфреда немного спадает.

— Звучит как кулинарный опыт, который мы бы не скоро забыли, но нам придется это пропустить. — Хадсон поднимает подбородок в сторону машины, направляющейся в нашу сторону. — Похоже, наше такси уже здесь.

— Приятного вечера. — Мужчина не выглядит слишком обиженным.

Хадсон открывает для меня дверь машины.

— Миссия провалена, — говорит он тихо, почти на ухо, когда я протискиваюсь мимо него.

Я немного дрожу от сочетания его глубокого голоса и теплого присутствия.

— Все еще думаешь, что тебе не нужно пальто? — Мужчина придвигается ко мне со знающей ухмылкой.

Похоже, я не так хороша в работе под прикрытием, как думала.

Хадсон

— Я так наелась, — выдыхает Лиллиан перед тем, как сунуть последнюю ложку супа в рот и выбросить бумажную миску в мусорное ведро.

На фестивале мы ели у каждого стенда. Попробовали все традиционные и современные блюда местной кухни — от вяленого мяса бизона и «Маргариты» из кактуса до кукурузных лепешек и супа «Три сестры» с миллионом вариантов между ними.

Температура упала, но атмосфера осталась теплой благодаря обогревателям и теплу тел тысяч посетителей.

— Индейский жареный хлеб? Нужно попробовать. — Лиллиан направляется к столику, где аромат жареного теста и сладкого меда соблазняет всех в радиусе одной мили.

— Я думал, ты сказала, что наелась.

Ее глаза расширяются, когда женщина намазывает мед на горячий хлеб, только что взятый из жаровни.

— Для такой вкуснятины всегда найдется место. — Она расплачивается и берет десерт. При первом же укусе она стонет и закрывает глаза. — Боже мой, — бормочет она с набитым ртом. — Это намного лучше, чем яйца буйвола. — Откусывает еще кусочек, затем передает хлеб мне. — Ты должен попробовать.

— Не хочу.

Она снова подталкивает его ко мне.

— Не будь ребенком. Попробуй.

— Уверен, что это вкусно, но мне не…

— У меня нет венерических заболеваний.

— Я и не думал, что они у тебя есть.

— Вот. — Она переворачивает кусочек на ту сторону, которая не тронута ее ртом, и снова предлагает его мне. — Один кусочек.

— Почему ты кормишь меня насильно?

— Кусай!

— Хорошо! — Я наклоняюсь и откусываю большой кусок, в основном для того, чтобы она от меня отвязалась, и… о, вау… — Святое дерьмо, — говорю я с полным ртом теплого, воздушного теста, — это потрясающе.

— Видишь! Я же тебе говорила.

Мы прогуливаемся по улице, по очереди кусая жареный хлеб и заглядывая в каждый киоск, предлагающий ту или иную вариацию коренной американской кухни. Лиллиан находит способ завязать разговор с каждым. Эта девушка любит поговорить. И я получаю неожиданное удовольствие, наблюдая за ней.

— Давай пойдем в раздел искусств. — Она дергает меня за рукав пиджака. — Я хочу купить сувенир…. О, смотри! Надувной дом! — Она вцепляется рукой в мой локоть.

Я немного вздрагиваю от этого прикосновения, хотя Лиллиан, настолько потерянная в своем волнении, что, кажется, не замечает, что прикасается ко мне.

— Мы должны попрыгать в надувном доме!

— Почему? Нам же не шесть лет.

Она подтаскивает меня ближе к конструкции на тему джунглей с надувными пальмами, обезьянами и бананами, украшающими вход.

— Потому что это будет весело. — Она резко оборачивается, в ее бледно-голубых глазах пляшут огоньки. — Ты ведь помнишь, что такое веселье, да?

— Мое представление о веселье — это не выставлять себя дураком перед кучей детей.

— Почему бы и нет? — Она уже сняла туфли. — Детям все равно, если ты выглядишь как идиот.

— Ты иди вперед.

— Ты пропустишь все веселье, — говорит она, пробираясь через полосы зеленого пластика, сделанные в виде свисающих лоз.

Через минуту она уже смеется с детьми, прыгая, а ее золотистые волосы разлетаются во все стороны. Я не хочу пялиться, поэтому достаю свой телефон, уверенный, что там есть электронное письмо, которое могу просмотреть, но ее смех отвлекает мой взгляд от экрана. Никогда не слышал такого подлинного звука, свободного от ограничений, социальных ожиданий или одобрения. Встречал ли я когда-нибудь человека, который получал бы столько радости от чего-то простого и детского? Лиллиан отказывается от блюд, удостоенных трех звезд Мишлен, и находит заразительную радость в надувном домике.

Она тяжело дышит, когда ведет с детьми обстоятельный разговор о том, во что наряжалась на Хэллоуин и кто победит в схватке между Софией Прекрасной⁸ и кем-то по имени Док Плюшева⁹. Маленькая девочка спрашивает Лиллиан, где ее мама и не хочет ли она завтра с ней поиграть.

— Видишь вон того парня? — Лиллиан показывает на меня своим новым друзьям. — Он боится надувных домиков.

Группа малышей отвечает множеством форм шока.

Злая ухмылка появляется на её губах.

— Я думаю, он мог бы набраться храбрости, чтобы попробовать, если бы вы, ребята, поговорили с ним.

— Да ладно… — ворчу я.

Трое детей, которые, как я полагаю, не старше пяти лет, направляются ко мне.

— Не бойся!

— Даже моя младшая сестра не боится!

— Можешь держать меня за руку. — Маленькая рука проскальзывает в мою ладонь. Маленькая девочка с яркими карими глазами и черными волосами отклоняет голову назад, чтобы посмотреть на меня, и что-то теплое проникает в мою грудь. — Просто держись, хорошо?

Только придурок мог сказать «нет» такому личику.

Я снимаю обувь и позволяю ей тащить меня к надувному домику. Дети все еще выкрикивают слова поддержки, в то время как Лиллиан заливается смехом.

— Не будь слабаком! — кричит один из мальчиков, яростно прыгая.

Отпускаю руку маленькой девочки и иду прямо к Лиллиан. Ее смех затихает, и я наблюдаю, как ее горло сжимается при сглатывании.

— Ты поплатишься за это, — говорю я негромко, чтобы дети не слышали, и от этого мой голос становится хриплым.

В ее глазах загорается искра.

— Сначала тебе придется меня поймать.

Я делаю выпад, но девушка убегает. Пальцами задеваю заднюю часть ее свитера, но она слишком быстра, чтобы схватить ее. Я бегу за ней, стараясь избегать детей, когда они выскакивают у меня на пути. Дети визжат при каждом взмахе моей руки. Девушка виляет, извивается, прыгает и уворачивается, каждый раз едва ускользая от моей хватки. Один ребенок падает перед ней, и Лиллиан перепрыгивает через него. Я разворачиваюсь и перепрыгиваю через его упавшее тело. Мне удается схватить ее за талию. Девушка спотыкается. Поворачивается. Мы падаем вместе, я сверху, одной рукой обхватив ее поясницу, а другой — ее голову. Наши носы находятся менее чем в паре сантиметров друг от друга, и я чувствую запах сладкого меда в ее дыхании.

— Ты меня поймал, — выдыхает она.

Провожу пальцем по ее щеке, отодвигая прилипшие волосы и наблюдая за тем, как он скользит по ее гладкой коже.

— Я же говорил, что поймаю.

Ее теплое, мягкое тело прижато к моему. Она чувствуется раем подо мной. Мышцы моего живота напрягаются от усилия, которое требуется, чтобы не толкнуться бедрами вперед, в поисках более глубокой, более интимной связи. Я жажду трения ее тела с моим. Взлеты и падения ее груди и ее бешеный пульс навевают образы нас вместе с меньшим количеством одежды и без публики.

— Фу, они собираются целоваться по-французски!

Дети разражаются хихиканьем.

Я откатываюсь от улыбающейся Лиллиан.

— Не собираемся мы целоваться.

— По-французски значит «с языком», — кричит один мальчик, а затем двигает языком имитируя поцелуй.

— Ладно, хватит. — Лиллиан толкается, чтобы встать, и протягивает мне руку.

Я хватаю ее, тяну девушку вниз, затем вскакиваю на ноги.

— Расплата.

Девушка делает движение, чтобы встать, но замахивается ногой и сбивает меня с ног.

Я падаю на надутый пол.

— Не могу поверить, что это сработало, — говорит она, смеясь. — Я видела такое только в кино!

На этот раз я встаю на достаточном расстоянии, чтобы она не смогла сбить меня с ног снова. Лиллиан занимает противоположную сторону надувного домика, ее дразнящий взгляд прикован к моему.

Что мы делаем? Флиртуем? Это прелюдия? Потому что трепет, который я чувствую в животе, говорит о том, что, чем бы мы ни занимались, это нечто большее, чем двое коллег, убивающих время на фестивале. Но это все, чем это может быть. Я почти не встречаюсь, а если и встречаюсь, то не с кем-то из своей компании. Это противоречит всему, за что я выступаю. Так почему же не могу выбросить из головы образ Лиллиан и меня, извивающихся и потных в постели?

Все, что я чувствую, неправильно. Неэтично. Разрушительно. Я знаю, что это неправильно, потому что это слишком хорошо, чтобы быть правильным.

Лиллиан

— Я никак не смогу скрытно пронести все это в свою комнату. — Моя попытка пошутить ничем не облегчает неловкость от моих покупок.

Хадсон загружает мои руки пакетами из багажника нашего такси.

— Не думаю, что ты оставила там что-нибудь, чтобы кто-то еще мог купить.

Он преувеличивает, но лишь слегка. Невозможно было ожидать, что я удержусь от великолепного одеяла навахо, сделанного на старинном ткацком станке, или корзинки для мелочей, или глиняного горшка, который станет идеальным домом для моего комнатного растения. Я также хотела привезти домой немного местного меда, голубой кукурузной муки и дикого риса. Но моя самая любимая покупка — это кукла-качина¹⁰ танцующего орла-воина из дерева и кожи, вырезанная вручную, с настоящими крыльями из птичьих перьев, с размахом достигающим полуметра в ширину.

— Может быть, я немного переборщила.

Он протягивает мне небольшой пакет, в котором лежит пара бирюзовых сережек, которые я не забыла купить.

— Хорошо, что мы летим частным рейсом, иначе пришлось бы взять еще один чемодан, чтобы вместить все это. — Он тянется к дну багажника и…

Черт. И ловец снов.

Я тянусь за ним, чувствуя, как краснею от шеи до волос..

— Я помогу. — Хадсон берет несколько больших предметов и свободной рукой закрывает багажник.

Только когда смотрю на свои покупки, на меня накатывает депрессия. Я использовала свою кредитную карту так, будто у меня был бесконечный запас денег. Тратила деньги, которых у меня нет. В то время все это казалось таким приятным, наполняя мой мозг небольшими всплесками дофамина каждый раз, когда я уходила с новой вещью. А когда это чувство исчезало, покупала что-то еще. И вот теперь у меня слишком много красивых вещей, чтобы ими мог владеть один человек, не говоря уже об одной квартире-студии. Тем больше причин, по которым мне нужна собственная квартира.

Я прохожу через вестибюль с опущенной головой, чтобы избежать зрительного контакта с кем-либо, кто мог бы усугубить мои угрызения совести покупателя.

— С нетерпением ждешь завтрашнего дня? — спрашивает Хадсон, отрывая меня от самоистязательных мыслей.

Когда не отвечаю сразу, он уточняет.

— Твой спа-день. — Мужчина поднимает брови в ожидании ответа.

— Конечно, да, — рассеянно отвечаю я. Я не помню, когда соглашалась на спа-день, но не помнить — это типично для меня. — Когда?

Он прищуривается глядя на меня.

— Завтра.

— Я имела в виду, — говорю я и качаю головой, — в котором часу?

— В девять. — говорит он так, будто спрашивает меня: «У тебя с головой все в порядке?».

Мы выходим из лифта, и Хадсон помогает мне достать ключ и открывает дверь. Он входит в мою комнату и кладет вещи, которые нес, на стол.

— Ты тоже собираешься завтра в спа? — спрашиваю я, стоя к нему спиной, пока складываю свою ношу на кровать.

Хадсон усмехается.

— Я не очень люблю спа.

— Не нравятся массажи и сауны? — Не то чтобы я стала его винить. Потому что тоже не самый большой поклонник, но, вероятно, по совершенно другой причине.

Он засовывает руки в карманы.

— Когда обливаешься потом, и к тебе прикасаются незнакомые? Нет. — Его челюсть напрягается под заросшей щетиной кожей. — Мне не нравится быть голым, уязвимым и терять контроль.

Интересное признание.

— Похоже на семейную черту. Не в части с обнажением, а уязвимость и не контролируемость.

Он слегка усмехается и соглашается.

— Верно подмечено. — Хадсон шумно вдыхает и выдыхает. — Мне было весело сегодня, Лиллиан, — говорит он так, будто удивлен.

— Мне тоже. Я… эм… — Я заставляю себя посмотреть на все свои покупки и признать свою ошибку. Мои щеки пылают. — Я немного сошла с ума от сувениров.

— Ты поддержала местные племена. Думаю, это благородно. Но… Если настаиваешь на сожалении, тогда пожалей о том, что заставила тех детей затащить меня в надувной дом.

Воспоминание о нем в том надувном доме смягчает мои плохие чувства по поводу перерасхода.

— Ни за что на свете. Это была лучшая часть вечера. — Особенно та часть, где мы оказались близко. Слишком близко.

Он не отвечает, только наблюдает за мной с задумчивым выражением лица.

— Что?

Хадсон моргает.

— Ничего. Уже поздно. — Он направляется к двери. — Завтра наш последний день. — Открывает дверь и делает полуоборот, чтобы посмотреть на меня. — Постарайся расслабиться. «Норт Индастриз» вот-вот завалят работой, так что завтрашний день может стать последней возможностью вздохнуть спокойно на какое-то время.

Я внутренне стону, но заставляю себя улыбнуться.

— Будет сделано.

Он смотрит на пол, потом снова на меня. Облизывает губы и лениво улыбается.

— Доброй ночи, Лиллиан.

Я тяжело сглатываю.

— Доброй ночи, Хадсон. — Мой голос слегка дрогнул на его имени.

И я с ужасом думаю о том, почему.

ГЛАВА 8

Лиллиан

Если все это путешествие, от частного самолета и вертолета до ресторана, где подают съедобные произведения искусства, считается роскошью, то спа-салон отеля не поддается никакой классификации. Меня встретила женщина типа Альфреда, мой личный спа-сопровождающий, которая провела меня в отдельную раздевалку с собственным камином. Чайник с горячей водой для чая стоит рядом с френч-прессом, наполненным кофе. Халат и тапочки не из простой махровой ткани, а из чего-то более похожего на кашемир. Окно от пола до потолка выходит на райский водный сад с водопадом. А из верхних динамиков каскадом льется звук арфы.

Я чувствую себя почти виноватой, убирая свою повседневную одежду в шкаф из вишневого дерева. Завариваю себе чашку чая, используя пакетик, наполненный множеством крошечных сушеных цветов. Меня даже не волнует вкусный ли он. Я никогда раньше не пила цветочный чай.

Тахта очень мягкая, а у изножья сложено мягкое толстое одеяло. Можно ли сделать помещение более уютным? Я закутываюсь в одеяло, потягиваю чай, который на вкус оказывается именно таким, каким и представляла себе цветочную воду, и смотрю, как пляшут языки пламени в моем личном камине. Женщина-Альфред сказала мне, что придет за мной на первую процедуру. Мне, наверное, следовало спросить, что будет первым. Процедура для лица? Массаж? Может быть, маникюр?

Беспокойство начинается в моих ступнях. Я трясу ими, надеясь выплеснуть скопившуюся энергию, но это электричество переходит в ноги. Сколько я уже здесь сижу? Час? На стене нет часов, а мой телефон лежит в шкафу вместе с одеждой.

Расслабься. Не поддавайся и не хватайся за телефон.

Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на арфе. Открываю глаза и смотрю на танцующий огонь. Мои ноги сейчас действительно подпрыгивают, так сильно, что я с трудом удерживаю чашку в руках.

— К черту. — Отбрасываю одеяло и ставлю чашку с чаем, чтобы взять свой телефон. — Шесть минут? — Я здесь всего шесть минут?

Это будет долгий день.

Я хожу по маленькой комнате и изучаю каждый предмет мебели. Здесь нет ни телевизора, ни Wi-Fi, так что всего через несколько минут у меня закончились вещи, которые помогли бы мне скоротать время.

Это не сработает.

Я отправляюсь на поиски помощи. Спа — это лабиринт коридоров с отдельными комнатами. У каждого гостя есть сопровождающий, и после того, как я прошла мимо нескольких из них в поисках своего собственного, одна из сотрудниц окликает меня.

— Вы заблудились? — спрашивает она.

— Нет, но думаю, что заблудилась моя сопровождающая. Она должна была отвести меня на первую процедуру и пропала.

Женщина достает смартфон и прикасается к экрану.

— Кто ваш сопровождающий?

Я не могу точно сказать.

— Брюнетка. Примерно вот такого роста, — говорю я и показываю ей рукой. — Это все, что я помню.

Женщина смотрит на меня с профессионально вежливой улыбкой, которую я ненавижу. Я бы предпочла знать, о чем она думает на самом деле. Хотя нетрудно догадаться, что та считает меня какой-то богатой, титулованной засранкой, слишком привилегированной, чтобы беспокоиться о том, что нужно помнить чье-то имя.

— Как вас зовут? — спрашивает моя помощница в коридоре, сжав челюсти.

— Лиллиан Джиллингем.

Она начинает водить пальцем по экрану.

— Я плохо запоминаю имена. Обычно провожу ассоциацию слов, которая помогает, но я так отвлеклась, когда приехала сюда. — Не хочу, чтобы она считала меня бессердечной. — Попала под влияние всего этого декаданса…

— Джулия. — Она произносит это имя так, будто это может помочь мне вспомнить.

Теперь это я со сжатой челюстью.

— Спасибо.

В коридоре раздаются шаркающие шаги, и появляется взволнованная Джулия.

— Мисс Джиллингем, я очень сожалею о недоразумении. Ваша первая процедура будет только через тридцать минут.

— Тогда почему мне пришлось прийти сюда так рано?

Она слегка вскидывает подбородок.

— Гости любят понежиться в своих личных комнатах перед обслуживанием.

— Я не хочу. Я просто погуляю вокруг, если вы не против?

Выражение ее лица профессиональное, но во взгляде читается вопрос почему со мной так сложно.

— Давайте посмотрим, сможем ли мы отправить вас на первую процедуру пораньше. Следуйте за мной.

Я следую за ней, думая, что на самом деле мне это должно нравиться больше, чем есть на самом деле. Какая женщина не отпилит себе руку за возможность оказаться сейчас в моих кашемировых тапочках?

Она ведет меня мимо джакузи и холла, где настоящая женщина играет на настоящей арфе.

Я останавливаюсь и смотрю.

— Настоящая арфа!

Женщина-Альфред-Джулия вздрагивает и пытается завуалировать потрясение с помощью неуверенной улыбки.

— Сюда, — говорит она бодрым, хотя и напряженным голосом.

— Вы, ребята, не ищите легких путей, не так ли?

— Нет, мэм. — Она ведет меня в комнату, отделанную темным деревом, с белыми кафельными стенами. Единственный свет — от свечей. Я борюсь с желанием заткнуть нос от запаха тухлых яиц.

— Что это? — Очевидно, это ванна, но она наполнена тем, что выглядит и пахнет как содержимое двухсот биотуалетов.

— Грязевая ванна. — Ее улыбка яркая и гордая.

— Хорошо, но что в ней?

Ее выдержка немного спадает, когда она улавливает мое явное недовольство.

— Наши ванны состоят из местной грязи, богатой минералами и…

— А что за запах? — Ничего не могу с собой поделать, затыкаю нос. — Это минералы? — спрашиваю я гнусавым голосом.

Она прочищает горло.

— Да, мэм. Наверное, сера.

Отлично. Представляю, что сейчас делает Хадсон. Он спит? На конференц-звонке? Может быть, играет в гольф или читает хорошую книгу. Чем бы тот ни занимался, я бы все отдала, чтобы поменяться с ним местами.

Хадсон

— Что значит, у тебя еще не было возможности представить второй отель? — Голос Хейса дрожит от гнева. — Ты поехал туда, чтобы сделать одну вещь. Одну. Единственную. Вещь. Господи, Хадсон, чем ты занимался все это время? Создавалось впечатление, что ты сможешь заключить сделку за двадцать четыре часа. В чем проблема?

Сидя в своем номере в отеле, я потягиваю бурбон и смотрю на полную луну. Я весь день пытался разыскать Чатто, чтобы поговорить о делах. Сегодня утром он был недоступен, а после обеда у него назначена встреча. Новогодняя вечеринка будет здесь, в отеле. Обычно я отказываюсь говорить о делах на вечеринке, но сегодня у меня остался один единственный шанс. Потому что Хейс прав, мне следовало быть более инициативным. Нужно было озвучить свою идею и получить хотя бы устное согласие. Я признаю, что потерял концентрацию. Стал рассеянным. Из-за Лиллиан.

— Я поговорю с ним сегодня вечером.

— Надеюсь, у тебя наготове выступление, заслуживающее премии «Оскар», потому что это твой последний шанс, придурок.

— Да. — Та же самая речь, которую планировал с тех пор, как мы приехали сюда. Указать на успех «Цеэ» и напомнить ему, что было бы глупоне построить еще один, хотя и не такими словами.

— Нужно было мне поехать, — ворчит Хейс. — Ты слишком добрый для этой работы.

Я ухмыляюсь, потому что только Хейс считает доброту слабостью.

— То, что эта маленькая идиотка находится рядом с тобой, вряд ли помогает.

— Хейс…

— Она уже споткнулась о собственные ноги и подавилась своим языком?

Наклоняюсь вперед на своем сиденье, готовясь к драке, хотя он не может меня видеть. Сжимаю зубы от желания сломать челюсть своему брату.

— Возьми назад.

— Что?.. О чем ты, блядь, говоришь? Что взять назад?

— То, что ты сказал о Лиллиан.

Меня встречает молчание.

Затем, низкое хихиканье.

— О, черт… — выдыхает Хейс в неверии. — Ты, должно быть, шутишь.

— Ни капельки. — Сжимаю зубы так сильно, что у меня стучит в висках.

Хейс стонет, и я слышу, как скрипят шарниры его рабочего кресла, как будто он только что перенес на него весь свой вес.

— Ты и чертова Джиллингем.

— Ты с ума сошел? — Даже когда слова все еще находятся у меня во рту, меня окатывает вспышка жара. Последние десять секунд нашего разговора прокручиваются у меня в голове, и я вижу их, как кино, у себя перед глазами.

Я защищал ее перед ним. Блядь.

— Ты сумасшедший сукин сын, — усмехается Хейс.

Прижимаю кончики пальцев ко лбу, глаза закрыты, благодарный, что он меня не видит.

— Ты ведь понимаешь, что только что назвал свою собственную мать сукой?

— Расскажи мне, что случилось. Мне нужно хорошенько посмеяться.

— Ничего.

— Дай угадаю… Она напилась и набросилась на тебя.

— Нет.

— Вы вдвоем, наедине на прекрасном курорте, изысканная еда и дорогая выпивка. Ты не был с женщиной сколько? Десятилетия? Я не виню тебя за то, что ты поддался…

— У меня не было секса с Лиллиан.

— У нее соблазнительное тело…

— Хейс. — Внутри меня нарастает гнев. — Она твой работник. Прояви хоть немного гребаного уважения.

— Ты говоришь мне проявить гребаное уважение? Это не я ее шпилю.

— Я ее не шпилю — кто вообще так говорит? Тебе тридцать два, а не двадцать три.

Меня встречает тишина, за которой следует низкий свист.

— Да, ты точно ее трахаешь.

— Я не сплю со своей коллегой. А теперь, пожалуйста, заткнись, или кто-нибудь тебя подслушает и продаст эту историю тому, кто больше заплатит. Как будто тебе нужно больше работы, чтобы сексуальные саги «Норт Индастриз» не попадали в «Таймс». Или Август не дает тебе достаточно работы?

— Ха! Так ты признаешь…

— Ничего не происходит! — Я сжимаю свободную руку в кулак и представляю, как врезаю ею по носу Хейса. — Я защищаю ее, потому что ты злобный мудак, который издевается над уязвимыми женщинами. И всегда был таким. А Лиллиан этого не заслуживает.

— И что, блядь, это значит?

— Я думаю, ты знаешь.

Несколько секунд молчания тянутся между нами.

— Ты снова поднимаешь старое дерьмо, да? — Из его голоса пропал всякий юмор, и в нем слышится скрытая ярость, которая делает его слова резче.

— Старое дерьмо… — Я смеюсь, но звук далеко невеселый. — Ты реально бессердечный.

Тишина.

Хейс повесил трубку.

Я воспринимаю это как победу и допиваю остатки своего напитка.

Через тридцать минут нам с Лиллиан нужно быть внизу на новогоднем празднике. Еще одна ночь, и мы снова будем в Нью-Йорке. Конечно, мы сможем пережить это, платоническая дружба и рабочие отношения останутся нетронутыми.

Новый год необязательно должен быть романтичным.

Чем быстрее мы переживем эту ночь и разойдемся в разные стороны, тем лучше.

ГЛАВА 9

Лиллиан

Мы прибыли в «Йия» пятнадцать минут назад и сразу отправились в бар. Там больше народу, чем мы видели с момента нашего приезда — раза в три больше, чем сейчас есть на курорте, если верить моим предположениям. В итоге мы знакомимся с мужчиной и двумя женщинами, которые вовлечены в какой-то аспект воплощения плана курорта в жизнь — дизайн интерьера, освещение, двери и окна. Мы заказываем напитки и включаемся в непринуждённую беседу, которая в основном крутится вокруг курорта, но мне трудно расслабиться, потому что я чувствую на себе пристальный взгляд Хадсона. Ловлю его на откровенном разглядывании, и хотя он выглядит немного застенчивым, что его поймали, мужчина, кажется, далек от извинений.

Я наклоняюсь ближе и шепчу ему в плечо.

— Давай. Ты можешь сказать это. От меня пахнет тухлыми яйцами, не так ли?

Хадсон выглядит смущенным, но ухмыляется.

— Грязевая ванна. От нее воняло. — Я поднимаю брови. — Если ты чувствуешь запах, то и все остальные тоже.

Низкий гул вырывается из его горла, и Хадсон наклоняется, почти прижимаясь носом к моим волосам. Глубоко вдыхает, так близко, что когда выдыхает, его дыхание с привкусом бурбона мягко щекочет мне шею.

— Ты пахнешь лавандой и цитрусовыми.

Я поднимаю на него взгляд, но вынуждена отстраниться, чтобы мое лицо не коснулось его лица.

— Не яйцами?

Его губы подергиваются с одной стороны.

— Ты пахнешь невероятно. — Мужчина опускает взгляд к моему горлу, где тонкая серебряная цепочка украшает мою шею.

Я смотрю, не опустится ли его взгляд ниже, к глубокому V-образному вырезу моего черного платья. Но он не смотрит ниже моих ключиц.

— Как и ты. — Наш обмен мнениями кажется странно интимным, учитывая, что мы находимся в комнате, полной людей.

Хадсон флиртует со мной? Или мужчина так очарователен со всеми? Каким бы ни был ответ, то, как он смотрит на меня, как говорит со мной, все это заставляет меня что-то чувствовать. Тепло и нервозность. Возбуждение и легкую тошноту. Интересно, знает ли тот, какое влияние оказывает на меня? Конечно, знает. Хадсон не новичок, когда дело касается женщин. Такой парень, как он, с таким лицом, телом и фамилией? Он должен точно знать, какие чувства вызывает у женщины каждый взгляд, каждое произнесенное вполголоса слово и каждая кривая улыбка. Но почему мужчина делает это со мной? Это исключительно эгоизм? Скука? Или его поведение типичного мачо совершенно бессознательно?

— Хадсон и Лиллиан. — Бодавей приветствует нас дружелюбной улыбкой.

Я одновременно хочу поблагодарить его и пнуть за то, что прервал нас. Сколько мы уже стоим здесь и смотрим друг на друга?

— Я прошу прощения за то, что не был доступен для разговоров в последние пару дней, — говорит он, обращаясь в основном к Хадсону. — Пойдемте за мой столик. Тогда мы сможем поговорить.

Учитывая толпу, это кажется огромной честью.

Хадсон кладет свою ладонь мне на поясницу, пока мы пробираемся сквозь толпу в столовую зону. Мужчина скользит пальцами по моему бедру и притягивает меня к себе, когда я едва не сталкиваюсь с парой, пересекшей наш путь. Прижимаясь к его боку, я сопротивляюсь желанию прижаться еще ближе. Сжимаю сумочку перед собой обеими руками, чтобы не дать себе инстинктивно обхватить его поясницу. Хейс никогда бы не прикоснулся ко мне таким образом. Он бы скорее предпочел, чтобы я врезалась в пару, чтобы потом отругать меня за неуклюжесть.

Оказавшись за столом, Хадсон опускает свою руку и отодвигает мой стул. Бодавей сидит во главе длинного стола, Хадсон и я — слева от него, а жена Бодавея — справа. Сидеть рядом с Хадсоном успокаивает и нервирует одновременно. Похожи ли мы на пару, сидя вот так вместе? Являются ли комплименты, прикосновения, долгие, томные взгляды нормальной частью деловых поездок представителей разных полов? Неужели я наивно полагаю, что под поверхностью скрывается нечто большее?

Первое из пяти блюд появляется на крошечных тарелках и, к счастью, перенаправляет мои мысли. Мы начинаем с желудевых оладий размером с серебряный доллар. За буше из инжира, что бы это ни значило, следует суп из кабачков. Разговор легкий и позитивный, в основном состоящий из положительных отзывов гостей от их пребывания на курорте и его многочисленных удобствах. Когда серверы расставляют наши блюда с форелью с головами и гарниром, Хадсон наклоняется к нашему хозяину.

— Вы нащупали золотую жилу. Если подпишете второй проект сейчас, то к весне можно будет закладывать фундамент.

Я тыкаю в свою рыбу, надеясь придать ей вид съеденной, но не съев ни кусочка на самом деле. Как можно есть что-то, пока оно смотрит на тебя? Я пытаюсь прикрыть ее глаз травяным гарниром, но теперь это выглядит так, будто я украсила рыбу лохматой зеленой бахромой.

— Думаю, что инвестировать так рано преждевременно, — говорит Бодавей, потягивая вино. — Я бы хотел подождать год, прежде чем мы примем решение о расширении.

Выражение лица Хадсона благодушное, как будто он ожидал такого ответа.

— Туристический рынок на пике. Сейчас идеальное время для продвижения нового места. Каждый посетитель, приезжающий в «Цеэ», будет слышать о новом курорте, который появится в следующем году. Вы можете использовать популярность этого места для рекламы следующего.

Бодавей соглашается с тем, что ему хотелось бы иметь новые проекты, и даже обсуждает, какие города были бы хороши для идеи роскошного курорта с коренной американской тематикой. Монтана, Орегон, север штата Нью-Йорк.

За шербетом из черноплодной рябины Хадсон предпринимает еще одну попытку.

— Я могу подготовить контракт, чтобы вы подписали его до нашего отъезда.

Бодавей переглядывается со своей женой, которая, кажется, слегка раздражена тем, что за столом обсуждается бизнес.

— Вы упорны, отдаю вам должное.

— Нью-йоркцы. — Я закатываю глаза. — Они никогда не перестают работать. Даже во сне.

— Вы были ужасно тихой. — Бодавей усмехается и поднимает подбородок. — Разве вы не одна из них?

— О нет, я из Флориды. Знаете, куда американцы едут умирать. — Я облизываю свою ложку с шербетом. — Я более расслаблена.

Он опирается локтем на стол.

— А что вы думаете о предложении мистера Норта? Как думаете, стоит ли нам подписать контракт на второй курорт?

Мое сердце падает в пятки.

— Вы хотите знать мое мнение? — Меня редко спрашивают о моем мнении в деловых вопросах. Редко? Скорее, никогда.

Мужчина кивает.

Я поворачиваюсь к Хадсону, ожидая увидеть тонко завуалированное раздражение, но вместо этого он ободряюще улыбается с ноткой любопытства во взгляде. Как будто ему тоже хотелось бы узнать мои мысли.

— Эм… — Я сжимаю руки на коленях и произношу первое слово, которое приходит на ум. — Конечно.

Брови Бодавея поднимаются.

— И это все? Уверены?

Я прочищаю горло.

— Ну, я имею в виду… — Я оглядываюсь на Хадсона, выражение лица которого ничего не выдает.

— Будьте честной, — говорит Бодавей. — Вы побывали здесь, подходите под нашу демографическую категорию — молодые, успешные горожане, желающие воссоединиться с природой. Было бы вам интересно снова посетить нас в другом городе?

Ему нужно мое честное мнение.

— Честно? Нет, наверное, нет.

Откуда-то доносится сдавленный вздох, возможно, от жены Бодавея или дизайнера интерьеров по другую сторону от Хадсона.

— Не поймите меня неправильно, — спешу пояснить я. — «Цеэ» — это единственный в своем роде роскошный опыт, который я не скоро забуду.

— Но… — Глаза Бодавея сверкают, как будто он не может дождаться моей критики.

Я облизываю губы и делаю глоток воды.

— Как бы я ни ценила и уважала влияние местных жителей, оставаясь здесь, я не чувствовала себя близкой к местной культуре.

Жена Бодавея ухмыляется.

— Продолжайте.

Хадсон

Черт.

Мое сердце колотится, а лицо болит от попытки сохранить нейтральное выражение, когда Лиллиан убивает наши шансы на получение второго здания. Бодавей полностью увлечен мнением Лиллиан, даже очарован. И каждое слово из ее уст — это шаг, отдаляющий нас от цели.

— Такие курорты — для богатых, — говорит она. — Честно говоря, если бы я не была здесь по делам, то никогда не смогла бы позволить себе провести здесь ночь, а тем более спа-день или ужин из пяти блюд, и уж тем более вертолетную экскурсию. — Она вертит в руке одну из своих неиспользуемых вилок на столе, затем снова кладет ее, ерзая на месте. — А что, если ваше следующее предприятие будет предназначено для обычных людей. Что, если вы создадите интерактивный курорт, который пригласит гостей познакомиться с местной культурой на практике? Вместо роскошного жилища на скале они бы останавливались в вигвамах, землянках, саманных постройках…

— Вы хорошо подкованы, — с гордостью говорит Бодавей.

— Люди хотят уехать из городов, чтобы воссоединиться с природой, — говорит она. — Ничто не может научить этому лучше, чем местные, коренные культуры.

— Она права, — бормочет кто-то за столом.

— Гостей можно было бы пригласить посмотреть и даже поучаствовать в изготовлении одеял и плетении корзин. Они могли бы ловить рыбу и ужинать на свежем воздухе под звездами. Вместо спа-салона можно было бы организовать походы на природу, посетить природные горячие источники и водопады, а также озера для катания на каноэ. Вместо того чтобы любоваться пейзажем с вертолета, они могли бы узнать о местной флоре и фауне, местных традициях, защите ресурсов земли и сообществе. И каждый из курортов будет не похож на другой. У каждого племени есть свои традиции, поэтому гости смогут познакомиться с одним из них и получить новые впечатления при посещении другого. Они уедут не только с расслабленными мышцами и сияющей кожей после природного спа. Они уедут с новым осознанием своей связи с землей и своим сообществом, а также с более глубоким пониманием коренных жителей.

Лиллиан вздыхает.

Ловлю себя на том, что делаю то же самое.

Откуда, блядь, это взялось?

— И вы придумали все это за то короткое время, что провели здесь? — спрашивает Бодавей.

Ее щеки окрашиваются в розовый цвет.

— Фестиваль зимнего солнцестояния, вообще-то. И мне нравиться проводить исследования.

Он смотрит на свою жену, а я слежу за ее реакцией, зная, что это решит мою судьбу.

— Мне это нравится, — говорит она. — Мне вообще никогда не нравилась эта дурацкая идея со спа.

Черт. Я труп.

Я подзываю официанта и заказываю двойной бурбон, пока Лиллиан продолжает излагать свой бизнес-план следующего возможного предприятия «Ит ох». Я даже не пытаюсь бороться с этим, потому что, по правде говоря, это неплохая идея. Отличная идея. Меньше накладных расходов и больше участия в жизни общества, чем в большом бизнесе. Если все правильно реализовать, то можно привлечь широкий круг людей с разным социально-экономическим положением. Всех людей, а не только самых богатых. Но движение в этом направлении означает, что им не нужен «Норт Индастриз». А провал этого задания — это то, о чем мне постоянно будут ставить в вину. И Хейс. И Август. И даже Александр.

Зная все это, я не могу найти в себе силы возразить ей, потому что, честно говоря, она меня завораживает. Лиллиан уверена в себе и горда, и чем больше она говорит, тем больше загорается от возбуждения. Никакие спа-процедуры не могут придать ей такого сияния. То, что я вижу, больше похоже на цветение. И от этого зрелища просто захватывает дух.

— Мистер Норт, вам очень повезло иметь в штате такого провидца. — Бодавей поднимает свой бокал, а Лиллиан возится со своим пустым винным бокалом, потом тянется за водой. Они чокаются бокалами.

Я поднимаю свой бокал и делаю то же самое, с разочарованием и радостью в равной степени.

— Мы прячем ее, чтобы другие компании не утащили.

— Умно. — Бодавей стучит своим бокалом по моему. — После ужина напитки на террасе, — объявляет он присутствующим за столом. — Мисс Лиллиан. — Он встает и предлагает ей свой локоть.

Девушка смотрит на меня, как бы спрашивая разрешения, что ей не нужно делать, но первобытный человек во мне все равно выпячивает грудь.

— Встретимся снаружи, — говорю я, и она кладет руку на его локоть.

— Есть несколько человек, с которыми я хотел бы вас познакомить, — говорит Бодавей, уводя ее.

Жена Бодавея кладет свою салфетку на стол и встает. Я встречаю ее и подаю руку.

— Спасибо, — говорит она и прижимается ко мне. — Не отказывайтесь от него. Ему нужно время, чтобы подумать о втором проекте. От этого у него появилась язва, знаете ли.

К сожалению, ничего, кроме смерти, не будет достаточным оправданием, чтобы обезвредить Августа и моих братьев.

Из внутреннего дворика ресторана открывается вид на Белл-Рок. В пол незаметно встроены обогреватели, а вокруг разбросаны камины для поддержания приятной температуры. Джазовый оркестр играет Эллу Фицджеральд, Билли Холидей и Майлза Дэвиса. Я общаюсь, разговариваю с несколькими знакомыми людьми и представляюсь тем, кого не знаю. Подобные мероприятия являются благоприятной почвой для налаживания контактов. Если не могу вернуться в Нью-Йорк с подписанным контрактом, то, возможно, смогу вернуться с новым потенциальным клиентом или перспективными связями.

Вспышка светлых волос привлекает мое внимание к Лиллиан, которая стоит на другом конце патио. Ее окружают мужчины — трое, если быть точным. Все они наклоняются, улыбаются, слушают, когда она говорит что-то, что вызывает у них смех. Ее взгляд на мгновение перемещается к виду на горы, и двое из трех мужчин незаметно для нее смотрят на ее грудь. Другой, кажется, не может оторвать глаз от ее лица. Я отдаю им должное — у них наметанный глаза и отличный вкус. Я должен оставить ее наслаждаться последней ночью. Это канун Нового года, черт возьми. Женщина заслуживает того, чтобы повеселиться. Секс на одну ночь в командировке с прилично выглядящим незнакомцем — не такая уж редкость. Уходи. Я должен уйти.

Но я не могу.

И не сделаю этого.

Мои ноги уже несут меня через патио к ней, прежде чем мой мозг успевает принять решение. Что я делаю? Приближаясь, я говорю себе, что еще не слишком поздно. Можно сказать ей, что устал и собираюсь лечь спать. Угостить ее и ее новых друзей выпивкой, а потом незаметно ускользнуть. Поступить так, как поступил бы любой хороший босс, и оставить ее наедине с ее фанатами.

Я скольжу рукой по ее пояснице и по-хозяйски обхватываю ее бедро. Лиллиан вздрагивает от прикосновения, но не отстраняется.

Черт возьми, Хадсон. Прекрати это!

— Джентльмены, — говорю я голосом, который совсем не похож на мой.

Один из парней смотрит мне в глаза, другой проверяет мою руку на бедре Лиллиан, а третий смотрит куда угодно, только не на меня.

— Хадсон Норт, — говорит Лиллиан в качестве представления.

Я вежливо улыбаюсь, затем наклоняюсь, чтобы прошептать ей на ухо.

— Хочешь выбраться отсюда?

Девушка неловко улыбается своим поклонникам, но кивает.

Я сжимаю ее бедро.

— Не хотелось бы прерывать соревнование на мечах, но нам нужно кое-где побывать.

Они прощаются, когда я провожаю ее.

Лиллиан слегка машет рукой через плечо, а затем бормочет:

— Соревнование на мечах?

Она не может быть настолько неосведомленной. Но что-то подсказывает мне, что, скорее всего, так оно и есть. Похоже, девушка понятия не имеет о своем влиянии на мужчин. От нее исходит беззащитная атмосфера, которая привлекает их. Вид беспомощности, который взывает к нашим Y-хромосомам. И все же она не так уязвима, как нам кажется. Под этой беззаботной улыбкой скрывается смелый человек, который говорит свое мнение и не боится того, что могут подумать люди, если она присоединится к детям в надувном домике или заключит многомиллионную сделку за ужином.

Я показываю Лиллиан ряд мощеных дорожек, которые ведут через природный заповедник. Местные растения, кактусы, кролики и ящерицы видны под фонарями.

— Спасибо, что спас меня от этих парней. — Она останавливается, чтобы прочитать один из знаков, идентифицирующих кактус сагуаро. — Один из них не переставал пялиться на мои сиськи.

Значит, она заметила. Хорошо.

— Я не был уверен, обрадуешься ли ты, если вас прервут, или нет.

Она смотрит на меня боковым зрением.

— Ты думал, что они мне нравятся?

Я пожимаю плечами.

Она вздрагивает.

Я снимаю пиджак и накидываю его ей на плечи.

— Тебе необязательно…

— Обязательно. Я хочу тебе кое-что показать и не хочу, чтобы ты замерзла до того, как мы доберемся до места.

Примитивный самец внутри меня удовлетворенно хмыкает, когда Лиллиан просовывает руки в рукава моего пиджака.

— Так тепло, — выдыхает она. — Спасибо.

Мы бредем по тропинке, и я благодарен прохладной погоде, позволяющей избежать встречи с гремучими змеями или чем-то еще ядовитым, впавшим в спячку.

— Никогда в жизни не видела так много звезд. — Ее голова откинута назад, обнажая длинную бледную линию шеи.

У меня мелькает мысль о том, какой теплой была бы эта кожа на моих губах. Я отвожу взгляд, чтобы присоединиться к ее наблюдению за звездами.

— Единственное, чего не может предложить большой город.

— Удивительно, — выдыхает она. — Как я могу жить в городе с населением более восьми миллионов человек и чувствовать себя такой одинокой, а здесь, под этим звездным одеялом, чувствую связь с чем-то большим. Как будто все, от космоса до земли и наших бьющихся сердец, имеет одну и ту же нить жизни, которая связывает нас всех вместе. — Ее задыхающийся смех создает крошечную струйку пара, которую я хотел бы собрать и сохранить. — Прости. Не хотела быть такой одухотворенной. Во всем виновато вино.

— Не извиняйся. Мне нравится, как работает твой ум.

Ее тело дергается и замирает. Девушка смотрит на меня, словно переводя мои слова на свой язык.

— Правда?

— Да.

Я улавливаю намек на улыбку, которую она пытается скрыть, глядя на луну.

Мои руки чувствуют беспокойство, как будто они должны делать что-то большее, чем бесполезно болтаться по бокам, поэтому сую их в карманы.

— Видишь то дерево впереди? — Большой можжевельник, освещенный только луной, имеет скрученный ствол и ветви, как будто он сделан из резины, а не из дерева. — Знаешь ли ты, что Седона, по слухам, является гигантским вихрем? Говорят, что деревья скручиваются из-за кружащейся здесь метафизической энергии.

Она проводит рукой по переплетенным веткам.

— Да, я слышала о вихре. Что делает эта энергия?

— Говорят, она хороша для медитации, самоанализа, даже для исцеления.

— Ничего себе, — шепчет она и делает шаг назад.

— Чувствуешь это?

Она смотрит на меня с игривой ухмылкой на сексуальных губах.

— А должна?

— Не знаю. Давай попробуем… О, ладно.

Она ложится на асфальтированную дорожку, вытянув ноги, широко раскинув руки и задрав подбородок к небу.

— Вот так?

Я облизываю губы, чтобы скрыть улыбку.

— Это один из способов сделать это.

— Подожди, кажется, я что-то чувствую… Нет, это просто ветер. — Она поднимает на меня взгляд. — Разве ты не собираешься попробовать?

Быстро осмотревшись, чтобы убедиться, что мы одни, я опускаюсь и ложусь рядом с ней.

— Мы должны закрыть глаза, понимаешь? По-настоящему сосредоточиться. — Она закрывает глаза.

Я знаю, потому что держу свои открытыми, наблюдая за ней. Вижу как вздымается и опадает ее грудь. Ее изящные пальчики высовываются из длинного рукава моего пиджака. Она выглядит такой крошечной. Беззащитной.

— На что это должно быть похоже? — спрашивает она, не открывая глаз. — Просто чтобы я знала, что искать.

Я пользуюсь возможностью оценить ее красивое лицо, длинные черные ресницы и пухлые, соблазнительные губы… Боже, я не лучше тех заискивающих ублюдков на вечеринке.

— Сосредоточься на своем дыхании, — говорю я тихо. Мой голос хриплый.

Девушка кивает, и ее дыхание становится более глубоким и ровным.

— Представь себе энергетическую силу, поднимающуюся из земли. Затем представь, что она обвивает твои ноги, как лиана. Мне говорили, что это должно ощущаться как слабая, теплая вибрация.

Ее губы раздвигаются.

Мой член реагирует.

— Продолжай, — шепчет она.

Я убираю хриплость из своего голоса. Вернее пытаюсь.

— Позволь этому теплу подняться выше, прокатиться по твоим бедрам, по животу, вокруг грудной клетки.

Она слушает, затаив дыхание.

Наслаждается этим так же, как и я.

— Хорошо, теперь представь энергию, которая идет сверху. Она начинается как легкий ветерок, раздувающий твои волосы. Потоки пробегают по шее, спускаются по плечам и рукам.

Я представляю, как мои руки проходят тот же путь. Мои губы. Мой язык. И становлюсь невыносимо твердым. Я говорю себе остановиться. Прекратить говорить, прекратить представлять, прекратить наслаждаться, и все же я продолжаю.

— Энергии удерживают тебя на месте. — Если я не буду прикасаться к ней, если буду соблазнять только словами, то все будет хорошо. — Сходятся в твоей середине. В твоем центре.

Мое сердце бьется быстро, отчего у меня кружится голова. Наверное, хорошо, что я лежу.

Девушка прикусывает нижнюю губу, а затем шепчет:

— Кажется, я чувствую это.

— На что это похоже?

Крошечная улыбка появляется на ее губах.

— Покалывание. Или скорее щекотка. Это похоже на… — Она резко распахивает глаза. — Жук! — Резко вскакивает, топая ногами и визжа достаточно громко, чтобы прогнать любую живность.

Смеясь, я поднимаюсь с земли и иду ей на помощь.

— Все в порядке. Это просто жук. — Я показываю на крошечное темное пятнышко, пока насекомое сползает с тропинки на землю.

Девушка отряхивает руки и продолжает топать ногами.

— Я чувствую, что он все еще на мне.

Я опускаюсь на корточки и провожу руками вверх и вниз по ее икрам, что совсем не должно было быть похоже на прелюдию, и все же… девушка перестает извиваться. Ее кожа кажется бархатной под моими ладонями, и я задаюсь вопросом, это после спа-салона или она от природы такая мягкая. Потом веду своими руками выше и ругаюсь, когда слишком долго задерживаюсь на чувствительной области под ее коленями. Смотрю на девушку со своего положения у ее ног. Как легко было бы задрать ее юбку на талии и поцеловать между ног. Ее закрытые глаза заставляют меня задуматься, не думает ли Лиллиан о том же. Покачнувшись вперед, она хватается за мое плечо, чтобы удержаться в вертикальном положении.

Большими пальцами нежно провожу по ее коже… Нет!

— Прости, — шепчу я и опускаю руки, чувствуя себя полным кретином. — Никаких жуков.

Она подается вперед и кладет руку мне на грудь.

— Уверен?

Ее прикосновение словно клеймо, обжигающее мою кожу. Умоляющее. Требующее.

— Уверен.

Скажи мне, что чувствуешь то же, что и я. Скажи, что чувствуешь связь между нами.

Ее голова откинута так далеко назад, что ее губы выглядят как подношение.

Подношение, которое я не осмеливаюсь принять.

— Что ты чувствуешь? — спрашиваю я, гадая, истолкует ли она мой вопрос как ссылку на вихрь, испуг от насекомых или ощутимое электричество, которое притягивает нас ближе.

— Честно? — Ее дыхание касается моих губ. — Возбуждение.

Эти слова ударяют меня в самое нутро и высвобождают волны желания, которые затрагивают каждую эротическую зону внутри меня.

Ветер развевает прядь ее волос у лица. Я отбрасываю ее в сторону, позволяя кончику пальца скользнуть по шелковистой коже у ее челюсти.

— Хадсон?

— Хм? — Я облизываю губы, ее дыхание на них — это самое близкое приближение к ее рту.

— Я очень хочу поцеловать тебя.

— Правда? — Я ухмыляюсь. Язык ее тела и тепло в ее взгляде выдают это с головой. Поцеловать Лиллиан, игнорировать все причины, которые делают одну ночь с ней неправильной, выбросить мои моральные принципы в окно и поклоняться ее телу — искушение слишком велико, чтобы его отрицать.

— Я бы никому не сказала. И это необязательно должно что-то значить. Я не ожидаю, что ты будешь вести себя по-другому, когда мы вернемся в Нью…

Я накрываю ее рот своим пальцем, теплая влага ее губ посылает через меня свежую волну вожделения.

— Во-первых, я бы счел, что мне повезло поцеловать тебя.

В ее глазах вспыхивает возбуждение.

— Во-вторых, я бы не смог остановиться на этом. Мне бы захотелось, чтобы мой рот был не только на твоих губах. И если бы мне выпала честь заполучить тебя в свою постель, я бы хотел, чтобы об этом узнал весь мир. — Даже когда это заявление срывается с моих губ, я потрясен убежденностью, которую чувствую, произнося его.

У нее перехватывает дыхание. Ее глаза горят, а пульс учащенно бьется на шее.

— Я не против…

— Лиллиан. — Я качаю головой. — Прикасаться к тебе, целовать тебя… везде. Быть внутри тебя, черт… — Я выдыхаю и пытаюсь удержаться от того, чтобы не вонзить в нее свой быстро растущий стояк. — Между нами никогда ничего не будет по-прежнему. Один поцелуй, и я попадусь на крючок. Захочу большего, и захочу этого регулярно. — Что. Я. Блядь. Несу. Что со мной не так?!

— Ты не можешь знать наверняка. Что, если секс со мной ужасен?

Я облизываю губы, уже представляя их на ее коже.

— Невозможно.

Не сводя глаз с моего рта, девушка выдыхает дрожащий вздох. Я представляю, как она издаст такой же звук в моих объятиях, когда я жестко буду трахать ее.

Нет.

Нет. Нет. Нет.

Этого не может произойти. Она — сотрудница «Норт Индастриз». Раньше у меня никогда не было проблем с тем, чтобы отказывать женщинам, но отказать Лиллиан — это далеко за пределами моего контроля.

— Это «да»? — В ее голосе звучит нотка надежды. Она прижимается к моему телу, и ее грудь, прижатая к моим ребрам, заставляет меня затаить дыхание.

— Нет. — Я обхватываю рукой ее шею и прижимаюсь лбом к ее лбу.

— Не потому, что я не хочу. А потому что хочу.

Она закрывает глаза.

— Это не имеет смысла…

В небе над нами взрываются фейерверки. Вдалеке раздаются крики «С Новым годом!», за которыми следуют гудки и звон колоколов.

Мы смотрим вверх на яркие цвета, которые загораются, вспыхивают и сыплются дождем. Словно находясь в мыслях друг друга, мы одновременно поворачиваемся друг к другу.

Лиллиан скользит рукой вверх по моему плечу и обнимает меня за шею. Приподнимается на носочки, и я легко поддаюсь на ее прикосновение к моей шее, которое сближает наши губы. Нас разделяет всего одно дыхание.

— С Новым годом, Хадсон, — шепчет она у моих губ.

— С Новым годом…

Она прижимается своим ртом к моему. Мой удивленный возглас сменяется стоном. Ее губы раздвигаются настолько, что я чувствую вкус ее сладкого языка и жар ее дыхания. Нет! Я не могу. Поэтому хватаю ее за руки и заставляю сделать шаг назад.

— Прости, — говорит она, тяжело дыша. Ее веки опущены, и нет никакого сожаления в том, как девушка облизывает нижнюю губу, словно пробуя на вкус то, что осталось от меня.

Сколько искушений может выдержать один человек? Лиллиан — неожиданная соблазнительница. Утонченная. Как будто она не догадывается о своем влиянии на мужчин. Даже не сомневаюсь, что та совершенно об этом не догадывается.

Девушка тяжело дышит, а ее взгляд не отрывается от моих губ.

Я не могу отпустить ее. Не могу оторвать руки от ее нежных рук. Она подается вперед, словно отвечая на мой невысказанный призыв. Ее груди касаются моей грудной клетки, и мое имя срывается с ее губ жарким шепотом.

— К черту! — Я запускаю пальцы в ее волосы, наклоняю ее голову и целую.

На вкус она как шампанское и шербет. Ее губы — идеальное сочетание шелка и силы. Прикусывание зубами. Скольжение языков. Мы целуемся с настойчивостью неистовых любовников, у которых больше никогда не будет такого шанса.

Лиллиан хватается за мою рубашку, и ногтями впивается в ткань, выпуская рык из моей груди. Я веду ее назад, пока мы не прижимаемся к дереву.

Я теряюсь в ощущениях ее языка в моем рту, моих пальцев, запутавшихся в ее волосах, и ее горячего, податливого тела, прижатого к моему. Скольжу рукой по ее бедру и тяну ее ногу вверх, чтобы зацепить ее за свое бедро. Ее раздвинутые ноги приглашают меня ближе. Мой стояк вжимается в молнию, стремясь к ее теплу. Девушка стонет мне в рот, когда происходит соединение. Я прижимаюсь к ней и едва не взрываюсь от столь необходимого трения.

С каждым движением моих бедер она становится дерзкой. Дикой. Задирает другую ногу вверх, взбираясь на мои бедра, пока полностью не оседлывает меня. Я хватаю ее за задницу. Держу ее открытой. Сжимаю крепко, пока имитирую секс.

Слишком много одежды. Слишком много барьеров между мной и всей этой горячей, сладкой кожей.

Я дергаю за вырез ее платья. Освобождаю одну грудь. Полную и круглую, с розовой вершиной, которая так и просится в рот.

Смыкаю губы вокруг ее соска. Ее спина выгибается, и звук, который девушка издает, направляется прямо к моему члену. Я зажимаю нежную плоть между зубами, добиваясь от нее самых сексуальных стонов, пока она трется об меня всем телом. Жидкое тепло просачивается сквозь мои брюки, добавляя скользкости моим шелковым боксерам. Я собираюсь кончить. Вот так. Как будто я мальчик-подросток, который судорожно тискает девушку на танцах.

Осознание этого почти заставляет меня рассмеяться. Но звук стона Лиллиан стирает все логические мысли.

— Хадсон… — Звук моего имени, срывающийся с ее губ от желания, почти доводит меня до крайности. — Не останавливайся, — выдыхает она.

Остановись! То, что я делаю, неправильно на миллионе уровней. С ее пальцами в моих волосах и ее ногами, обхватившими меня, я не могу собрать волю в кулак.

Чувствуя, что девушка близка, я обхватываю ее руками и крепко прижимаю к себе. Она выгибает спину в наслаждении. Накрываю ее рот своим и глотаю ее стоны, пока та освобождается у моего пульсирующего члена. Ее оргазм длится дольше, чем я помню длились такие вещи, и мне чертовски нравится, что она получает такое удовольствие от меня. От чего-то настолько простого. Мне становится интересно, что бы она делала, если бы я мог проникать ей между ног пальцами, языком… Я прикусываю губу, чтобы не толкнуться и не кончить в нее.

Она безвольно прижимается ко мне. Опускает ноги и оседает на землю. Я держу ее, пока она не приходит в себя, прежде чем отстраниться.

Порыв холодного воздуха, проникающий между нами, приносит с собой дерьмовую реальность. Это не должно повториться.

Лиллиан поправляет платье.

— Ты в порядке? — Я натягиваю на ее плечи пиджак, который ей дал, потому что он свалился в суматохе. — Я ведь не причинил тебе боль, правда?

— Боль? — Она смеется. — Вовсе нет. Это было… — Ее взгляд сосредотачивается на торчащей длине между моими бедрами. — Вау.

Я поправляю свою эрекцию и шиплю, когда резинка моих боксеров задевает нежную плоть.

Ее расширенные глаза поднимаются на меня.

— Могу я… помочь тебе с этим?

— Не думаю, что это хорошая идея. — Если мы сделаем еще один шаг вперед, то останемся в моей постели до утра.

— Ох. — Она хмурится и плотнее закутывается в пиджак. — Ясно.

— Дело не в тебе. Просто….. — Мы работаем вместе. Я твой босс. И все же хочу оказаться внутри тебя больше, чем сделать свой следующий вдох. — Это не должно повториться.

— Понятно. — Неприятие в ее голосе ударяет меня в грудь. — Конечно, нет.

— Нам пора идти. У нас ранний рейс. — Мне хочется закинуть руку ей на плечи или взять ее за руку, но я сопротивляюсь.

Я облажался. Сильно. Но должен верить, что еще не поздно все исправить.

ГЛАВА 10

Лиллиан

Мы не говорили о том, что произошло прошлой ночью. Мы вообще почти не разговаривали. После того, как мы поцеловались, Хадсон проводил меня в мой номер. Он не смотрел мне в глаза, просто обменялись вежливым пожеланием спокойной ночи и разошлись в разные стороны.

Сегодня утром мужчина почти ничего не сказал, кроме предложения помочь с вещами. Ничего, когда мы остались одни в лифте. Всю дорогу до аэропорта он не отрывался от своего телефона. И сейчас, сидя через проход в самолете «Норт Индастриз», Хадсон не произносит ни слова.

Его ноутбук открыт, и мужчина поглощен работой. Он вернулся к делам, как будто самого сексуального опыта в моей жизни у того дерева в пустыне никогда не было. Вчера вечером тот сказал, что не сможет притвориться, будто ничего не произошло. Но, похоже, отлично справляется с этой задачей. И парень не первый человек, который солгал. В конце концов, он же Норт. Как глупо с моей стороны ожидать чего-то большего.

— Мисс Лиллиан, хотите, я положу это к вашим вещам перед взлетом? — спрашивает стюард, протягивая мне чашку кофе и глядя на куклу-качина, которую я крепко держу на коленях.

Его вопрос привлекает внимание Хадсона. Впервые с прошлой ночи наши взгляды встречаются. Его глаза мерцают так, что все мое тело покрывается румянцем.

Я крепче сжимаю деревянную скульптуру, чтобы выжать из нее все силы, которые нужны мне, чтобы разорвать зрительный контакт.

— Нет, спасибо. Я лучше подержу ее у себя.

— Уверяю вас, она будет в безопасности в задней…

— Нет, спасибо, — огрызаюсь я.

Глаза стюарда расширяются.

Боковым зрением улавливаю улыбку Хадсона.

— Извините, я просто боюсь летать, — говорю мужчине, стоящему в проходе. — Мне сказали, что этот парень олицетворяет силу и власть. Он правитель неба и защитник всех, так что… я буду держаться за него, если вы не против.

— Конечно. — Слегка улыбнувшись, он направляется к передней части самолета.

— Мне было интересно, почему ты выбрала именно его. — Хадсон не отрывает взгляда от экрана своего ноутбука.

— О, так ты сейчас говоришь со мной. — Я дерзко смотрю на его лицо.

Мужчина облизывает губы — почему он так делает? Особенно теперь, когда я знаю, как хороши эти губы на вкус.

— Самое подходящее место, — тихо бормочет он себе под нос. Закрывает ноутбук и отстегивает ремень безопасности. Встает как раз в тот момент, когда самолет катится вперед.

— Что ты делаешь? — Я смотрю, как он пересекает проход и занимает место, которое находится прямо напротив моего.

Опирается локтями на колени, придвигаясь еще ближе. Мой позвоночник и плечи болят от усилия, которое требуется, чтобы вдавить себя глубже в спинку кресла. Находясь слишком близко к нему, я действую импульсивно. Каждый сантиметр расстояния имеет значение.

— О прошлой ночи.

Самолет набирает скорость.

— О, боже. — Я втягиваю воздух и закрываю глаза. Образы огненных взрывов вторгаются в мой мозг.

Подумай о чем-то мирном. О чем-то расслабляющем.

За веками мелькает образ рта Хадсона на моей груди. Жар в его взгляде, когда он смотрел на меня, наблюдающую за ним. Расплавленное желание разливается внизу моего живота, заставляя меня сжать колени вместе.

— Эй. — Голос Хадсона глубокий. Хриплый.

Я чувствую, как его рука ложится на мое колено. Открываю глаза, он так близко.

Присев на краешек своего сиденья, он кладет обе руки мне на колени.

— Ты в безопасности. Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.

Нелепо верить, что Хадсон может как-то повлиять на то, разобьемся ли мы или нет, и все же уверенность в его голосе заставляет меня думать, что он может в одиночку удержать этот самолет в небе. Мужчина большими пальцами успокаивающе поглаживает мои колени. Я жалею, что надела брюки, а не юбку, чтобы чувствовать его прикосновения к своей коже.

Его глаза — это якорь, они удерживают мои, удерживают меня.

— Дыши, Лиллиан.

Я прерывисто втягиваю воздух.

— Вот так. — Тон его голоса низкий, успокаивающий, как шепот любовника.

Он так близко. Его большое, мощное тело излучает тепло, которое соответствует его глазам. Поглаживание его больших пальцев привлекает мое внимание, когда я представляю, как они скользят выше по моим бедрам. Если мы разобьемся в этот момент, замечу ли я вообще?

— Лучше?

Когда я не сразу отвечаю, Хадсон убирает руки.

— Нет!

Он поднимает брови, и крошечная ухмылка кривит его губы.

— Не останавливайся.

Хадсон снова кладет руки мне на колени. На этот раз они немного выше, а его тело еще ближе.

— Лиллиан, — мурлычет он. — Используешь страх перед полетом, чтобы заполучить мои руки?

Жар поднимается от моей шеи к щекам.

Хадсон продолжает кружить большими пальцами с идеальным давлением, и мне интересно, не воображает ли он эти пальцы на разных частях моего тела. Под лифчиком, между ног… Смогу ли я когда-нибудь снова смотреть на Хадсона Норта без того, чтобы в моей голове не прокручивались порнографические образы нас вместе?

Я теряю одну из его рук, когда мужчина тянется за бутылкой воды рядом со мной. Затем протягивает ее мне.

— Вот. Это поможет.

Он знает, что я в огне. Я бы смутилась своей очевидности, если бы не была так сосредоточена на попытке снизить температуру тела. Что такое в этом мужчине? Я выпиваю половину бутылки, пока он откидывается на спинку сиденья. Без его прикосновений туман в моей голове немного рассеивается.

Ставлю бутылку на место.

— Спасибо. Этот взлет показался мне немного легче, чем первый.

— Рад помочь. — Боже, почему он смотрит на меня так, словно я голая? И почему вообще отказался смотреть на меня сегодня утром? Боялся того, что я увижу? — Нам нужно поговорить о прошлой ночи.

Тянусь за своей бутылкой с водой и выпиваю остаток. Вытираю рот тыльной стороной ладони.

— Хорошо.

— Я не должен был тебя целовать, — говорит он.

— На самом деле это я тебя поцеловала. — Но я не буду извиняться за это. Хоть и была наивна, пологая, что могу целоваться с Хадсоном без эмоциональных связей. Мне больно от того, что он хочет, чтобы эта связь никогда не случалась. Никто не хочет быть чьим-то сожалением.

— Я горжусь своим профессионализмом. — Он хмурится и, кажется, обдумывает свои следующие слова. — Правда в том, что я не перехожу профессиональных границ с сотрудниками, потому что… — Он облизывает губы. Его взгляд становится жестким. Решительным. — Я отказываюсь быть похожим на Августа.

У Августа Норта давняя репутация человека, который спит со своими помощницами и секретаршами. Я даже слышала, что мать Хадсона и Хейса начинала как одна из сотрудниц Августа. И даже сейчас его секретарь обслуживает больше, чем его календарь, по крайней мере, так гласят слухи.

— Использовать служебное положение, чтобы оказать на тебя давле…

— Разве я вела себя так, будто чувствовала давление? Когда мы целовались, у тебя возникло ощущение, что я делаю что-то, в чем не была полностью уверена? Чувствовал ли ты хоть секундное сопротивления с моей стороны?

Он качает головой.

— Нет.

— Я делала то, что хотела, и ты тоже. Так что можем мы, пожалуйста, пропустить речь о харассменте и сразу перейти к той части, где мы говорим о том, что будет дальше?

Его брови приподнимаются в выражении, похожем на приятное удивление.

— Хорошо. — Он прочищает горло, ерзает на своем месте и потирает верхнюю губу. Я заставляю его чувствовать себя неловко? Никогда бы не подумала, что у меня есть сила заставить такого человека, как Хадсон Норт, смущаться, и не поверила бы, если бы не видела это своими глазами, но онявно испытывает неловкость.

— Моя жизнь… сложная, — говорит он.

— Хм. — Я жую внутреннюю часть щеки. — Перевожу: ты берешь назад все, что сказал прошлой ночью, прямо перед тем, как мы поцеловались.

— Лиллиан…

— Все в порядке. Нас захватил момент. Может, это был вихрь? Ты мне ничего не должен. — Нельзя забывать, что он, может, и самый приятный из братьев Норт, но он все равно Норт.

— Я так не поступаю. — Мужчина проводит рукой по своим волосам, выглядя раздраженным. — Это все… неправильно.

— А как ты поступаешь?

— Гораздо более предусмотрительно.

Значит, он не обдумал это. Не взвесил все «за» и «против». Такой очень продуманный и логичный подход к такому эмоциональному и чувственному явлению, как секс.

— Но ты хотел меня.

— Да. — Это единственное слово произносится с гортанной тоской, которую я чувствую у себя в животе.

— А сегодня мы снова стали коллегами и… — Я наклоняю голову, чтобы попытаться прочитать его выражение лица. — И тебя это устраивает.

Мужчина снова наклоняется вперед, упираясь локтями в колени, но на этот раз оставляет руки свисать между ног.

— Я человек, который ведет очень дисциплинированный и контролируемый образ жизни. У меня большая практика в отказе себе в удовольствии.

Я понятия не имею, каково это. Мы с ним очень разные.

— За исключением прошлой ночи.

Он наклоняет голову.

— Да.

Я проглатываю боль от отказа, услышав сожаление в его голосе.

— Хорошо. — Я киваю, выпрямляя спину. — Теперь я знаю, как обстоят дела.

— Мне жаль. Я думаю, что ты удивительная…

Я отмахиваюсь от него.

— Не извиняйся. Я не жалею о прошлой ночи. Мы ведь все еще друзья, верно?

От слова «друзья» у меня, кажется, появляется мерзкий привкус во рту.

— Тогда сослуживцы. — Фу. — Коллеги?

Его улыбка слабая, но заметная.

— Друзья.

— Решено. — И все же ничего не кажется решенным.

Хадсон

— Как прошла поездка, босс? — Карина приветствует нас у машины, распахивая двери в, несомненно, заранее прогретый автомобиль. Как будто короткая прогулка от двери частного терминала до парковки приведет к обморожению.

— Насыщенно. — Я стою у открытой задней двери, приглашая Лиллиан забраться внутрь первой.

— Лиллиан, — говорит Карина. — Похоже, ты получила солнце, на которое так надеялась.

Лиллиан определенно светится. Мне нравится думать, что ее вновь обретенное сияние не имеет ничего общего с солнцем, а связано с нашим диким поцелуем в полночь. Если бы я уже не решил, что Лиллиан для меня совершенно недоступна, что то, что произошло прошлой ночью, было огромной ошибкой, я, возможно, позволил бы себе представить миллионы способов, которыми мог бы зажечь ее. Все, что мне нужно, это мягкое место, чтобы уложить ее, и все время в мире. Я бы начал с рук… нет. Нет.

— Определенно. — Лиллиан останавливается, поставив одну ногу в машину и положив руку на открытую дверь. — Ты когда-нибудь принимала грязевую ванну?

Карина морщит нос.

— Специально?

— Да. — Лиллиан смеется. — Люди платят за это.

— Похоже, я занимаюсь не тем бизнесом, — шутит Карина.

Наблюдая за беззаботным дружелюбным обменом между ними, я ухмыляюсь. Женщины обычно видят в Карине угрозу. Они редко бывают добры, если вообще признают ее.

Я опускаюсь на заднее сиденье рядом с Лиллиан и хмурюсь, когда вижу, что она поставила свою сумку между нами. Хотя не должен удивляться. Девушка стала держать дистанцию между нами с момента нашего разговора в самолете. Как и во время полета в Седону, она предпочла провести большую часть полета в спальном салоне. Сколько раз я представлял себе, как врываюсь туда и бросаю ее на кровать — это то, в чем я не признаюсь даже самому себе. Меня так же отвлекало ее отсутствие, как и присутствие. Даже больше. Потому что отсутствие ее рядом, знание того, что она находится по другую сторону стены, что я не могу проверить ее, просто повернув голову, заставляло меня чувствовать напряжение, как будто моя кожа была слишком натянута.

— Я заказала для тебя столик в «Финне» на Пятой авеню, если ты голоден? — Глаза Карины не отрываются от дороги.

— Я бы не отказался перекусить. — Я смотрю на Лиллиан, чья голова повернута к окну. — Ты голодна?

Она смотрит вперед, и мне так хочется зацепить ее подбородок и заставить посмотреть на меня этими кристально-голубыми глазами.

— Нет, я не голодна.

Тихое рычание вырывается у меня из груди.

— Уверена? Ты не ела во время полета…

— Я в порядке. — Теперь девушка смотрит мне в глаза, но во взгляде нет обычной легкомысленной игривости. Он отстраненный и немного холодный. — Я просто хочу домой. Я устала.

Похоже, Лиллиан услышала меня и уважает мой выбор. Соблюдает мои границы. Черт возьми, как бы я хотел, чтобы она этого не делала. Нет, это неправда. Так будет лучше. Чем скорее та окажется дома и нас будет разделять больше, чем стена, тем скорее я смогу вернуться к тому, как все было раньше. До того, как Лиллиан Джиллингем все испортила.

Карина останавливается перед старым кирпичным многоквартирным домом с кондиционерами в окнах и ржавой пожарной лестницей, лишающей его привлекательности. Короткая дорожка ведет к трем лестницам и единственной стеклянной двери, которая выглядит оригинальной для этого здания. Карина ставит машину на стоянку и выходит из нее.

— Я помогу. — Я опережаю ее и хватаю чемодан Лиллиан, а также столько сувениров, сколько могу удержать.

Лиллиан хватает остальное.

Карине, похоже, неловко позволять мне делать всю работу, но она это переживет. Я не откажусь от своего последнего шанса побыть наедине с Лиллиан. Даже когда она холодна и отстранена, я жажду быть рядом с ней. Привет, мазохизм.

Я иду за ней к двери. Она роется в сумочке в поисках ключей.

— Они должны быть здесь… — После еще пары минут поисков девушка садится на корточки и высыпает содержимое на мокрую землю.

— Может они в чемодане? — Я подкатываю ее чемодан поближе, но не могу помочь ей с поисками с полными руками.

— С чего бы им там быть?

Почему бы им не быть в твоей сумочке? Я держу этот вопрос при себе.

— Ты их ищешь? — У Карины в руке ключи. — Они были на заднем сиденье.

Лиллиан рычит в разочаровании и выхватывает ключи.

— Спасибо.

Интересно, не связана ли ее рассеянность с мыслями о нас? О том, что произошло прошлой ночью. О расставании после четырех дней в обществе друг друга.

В вестибюле ее комплекса холодно. Типично для мест с низкой арендной платой, где владелец не хочет платить за отопление мест общего пользования. Мы втискиваемся в маленький лифт. Она нажимает кнопку третьего уровня. Между нами воцаряется тишина, и я пытаюсь придумать, что бы такое умное сказать. Что-нибудь очаровательное.

— Сколько лет этому зданию? — Я съеживаюсь. Вопрос ни умный, ни очаровательный.

— Понятия не имею. — Пренебрежительно пожав плечами, Лиллиан ведет меня к своей двери. Она не злится и не грубит, та просто закрылась. Сдержанная. Давно уже нет той девушки, которая радовалась контрабанде бургеров в бюстгальтере и вылазкам из отеля.

Лиллиан вставляет ключ в свою дверь, и мы слышим мужской смех, доносящийся из-за нее. Когда дверь открывается, звук приглушенных шагов и шепот, похоже, остаются незамеченными Лиллиан.

— Ты дома. — Мужчина, высокий и темноволосый, с такими же голубыми глазами, как у Лиллиан, встречает ее с мрачным видом. Хмурый взгляд напрягается, когда он замечает меня. Это, должно быть, ее брат.

— Ты тот самый придурок-босс? — спрашивает он, не совсем дружелюбно, но и не слишком агрессивно.

— Аарон! — Она качает головой, а затем извиняется передо мной.

— Ничего такого, чего бы я не слышал раньше. — Я опускаю ее сумку и протягиваю руку. — Хадсон Норт. Я брат босса-придурка.

Парень скептически смотрит, но пожимает мне руку.

— Аарон. Брат Лили.

Лили. Мне это нравится.

— Приятно познакомиться.

Когда заношу вещи Лиллиан внутрь, другой парень вскакивает с дивана.

— Привет, Лили. — Он проводит двумя руками по своим слишком длинным каштановым волосам. Его налитые кровью глаза сверкают, когда он смотрит на нее.

— Дирк, — говорит она без особого чувства и, как я замечаю, не представляет нас друг другу.

Интуиция подсказывает мне, что нужно доставить Лиллиан в ее спальню, где она сможет запереться внутри, прежде чем я оставлю ее наедине с Дирком и его похотливыми взглядами. Я ищу коридор, ведущий в ее комнату, но замираю, увидев в углу гостиной неубранную двуспальную кровать. Черные простыни и соответствующий им плед разбросаны так, будто кто-то недавно спал на них. Здесь нет коридора. А единственное другое место для сна — пожелтевший клетчатый диван, который выглядит так, будто его вытащили из переулка.

Лиллиан складывает свои вещи в углу возле окна и ряда корзин, наполненных одеждой. Одну стену украшают музыкальные плакаты — от рэп-исполнителей до психоделических групп, о которых я никогда не слышал, а к другой прислонен десятискоростной велосипед. Ничто в этом помещении не похоже на жилище Лиллиан, за исключением печального на вид комнатного растения, которое выглядит так, словно находится в хосписе.

— Можешь просто положить все это на диван, — говорит она.

Я прохожу мимо крошечной ванной комнаты с признаками присутствия женщины — белое полотенце для рук с розовыми цветами рядом с щипцами для завивки волос.

Аарон опирается бедром о стойку мини-кухни и скрещивает руки на груди.

— Как прошли каникулы?

— Повезло. — Дирк заглядывает в холодильник, который, как я вижу, заполнен больше пивными банками, чем едой. — Я не был в отпуске с двенадцати лет.

— Это была деловая поездка, а не отпуск. — Лиллиан выглядит раздраженной, и я ее не виню.

Не могу себе представить, что мне пришлось бы возвращаться домой к двум парням, которые, похоже, замышляют что-то нехорошее.

— Слишком много покупок для деловой поездки. — Аарон наблюдает за тем, как она ищет, где разместить свои новые вещи в крошечной комнате. — У нас есть счета, знаешь ли.

Она игнорирует его подколку, как будто это что-то привычное.

— Хадсон, спасибо, что помог с вещами. — Она подталкивает меня к двери.

— Уверена, что все в порядке? — Я не решаюсь уйти. В основном потому, что мне не нравится атмосфера, которую создают эти парни. Моя мама боролась с злоупотреблением алкоголем и отпускаемыми по рецепту лекарствами с тех пор, как мы были детьми, и у этих засранцев такие же большие зрачки и невнятная речь, как у моей матери в один из ее плохих дней.

— Ага. Хочу принять горячий душ и хорошенько выспаться.

Интересно, как она собирается это сделать, когда эти парни пьют пиво и занимаются Бог знает чем всего в футе от ее кровати?

Она практически выталкивает меня за дверь.

— Увидимся в понедельник.

Ее прощание возвращает меня в реальность. Я не могу быть связан с Лиллиан, и ее жизненная ситуация — не мое дело.

— Кстати, об этом. — Я останавливаюсь прямо перед дверью. Мой желудок сжимается, когда я выталкиваю слова из горла. — В понедельник ко мне придет временный сотрудник. Ты можешь вернуться в юридическую службу. — Я не готов отпустить ее, но должен это сделать. Если нет, то никогда не перестану думать о ней. Никогда не перестану хотеть большего.

— Поняла. Доброй ночи. — Она закрывает дверь перед моим носом.

Ну вот и все.

Достаточно легко.

Теперь мне остается только уйти и больше никогда не думать о Лиллиан.

Проходит десять минут, прежде чем я покидаю ее здание.

Лиллиан

— Этот парень — мудак, — говорит Аарон, пока я ищу в чемодане свою зубную щетку.

Смешно слышать от человека, который заставил свою спутницу спать в ванной.

— Ты пьян? — Я нахожу ее и запихиваю свой открытый чемодан в угол. Распаковкой займусь в другой день. Сейчас я просто хочу уснуть и надеюсь, что когда проснусь, то больше не буду думать о Хадсоне Норте.

— Мы слегка навеселе, — говорит Дирк, его голос звучит слишком близко. — Почему бы тебе не выпить с нами?

— Пас, — говорю я, как всегда, утомленная его приглашениями поучаствовать. — Ребята, вы не против перенести эту вечеринку в другое место? — Я беру что-нибудь, чтобы переодеться в постель, и направляюсь в ванную. — Мне рано на работу.

— Ты получила бонус за поездку? — Лицо Аарона немного бледное, а глаза красные. Как будто последние сорок восемь часов он провел на вечеринке. — Нам нужны продукты.

— Может, если бы ты не тратил все свои деньги на пиво, то смог бы сам купить продукты. — Я проталкиваюсь мимо хихикающего Дирка, который намеренно стоит у меня на пути.

— Пиво — это продукты. — Аарон смеется.

— К тому времени, как я выйду, чтобы вас уже не было. — Я закрываю за собой дверь ванной.

— Нужна помощь там… Ай! — стонет Дирк.

— Это моя сестра, урод!

Я закатываю глаза и запираю дверь.

Теперь, оставшись одна, я позволяю чувству унижения опуститься на землю. Выражение лица Хадсона, когда он увидел нашу крошечную студию. Его губы скривились в отвращении, когда он заметил кровать Аарона и сделал вывод, что я сплю на отвратительном диване. Я должна была заставить его ждать в коридоре или, еще лучше, в машине. Теперь он не только думает, что я какая-то жаждущая члена женщина, которая набросилась на него в командировке и надеялась на второй шанс сделать то же самое, но и прекрасно понимает, что я не из его мира. Я не богатая светская львица или обеспеченный молодой сотрудник. Или даже жительница Нью-Йорка среднего класса с большими целями. Я импульсивная, забывчивая авантюристка с целым списком диагнозов, которая живет со своим незрелым, ленивым старшим братом в крошечной однокомнатной квартире. О, и бонус! Я плачу за такую жизнь!

По дороге домой меня осенило, что Хадсон прав. Нам не суждено исследовать все чувства, растущие между нами. Неважно, что это — временный психоз от пребывания в таком прекрасном месте или мимолетные фантазии двух людей, которые слишком долго были одни. В любом случае, все это не имеет значения. Мы с Хадсоном живем в совершенно противоположных мирах. И нет моста, который бы их соединил.

ГЛАВА 11

Хадсон

Четыре чашки кофе ни черта не сделали для моего настроения. Думал, что возвращение домой, к своей рутине поможет расставить приоритеты, но я ошибался.

После того как отвез Лиллиан в пятницу вечером, я пошел ужинать один, что обычно мне нравилось делать. Но в этот раз мне не хватало человека, с которым можно было бы поговорить. В меню был суп из лягушек, и мне было интересно, какие красочные комментарии предложила бы Лиллиан. Я приготовил себе закуски на скорую руку дома, распаковал вещи, сходил в спортзал и долго принимал горячий душ. Использовал свою руку в надежде избавиться от сексуальной неудовлетворенности. Дважды.

Каждая разрядка приносила лишь минутное облегчение, прежде чем моя тяга к Лиллиан возвращалась в десятикратном размере.

Я не мог заснуть и в итоге запутался в простынях, думая о Лиллиан в той крошечной квартирке. Представлял, как ее хрупкий позвоночник прижат к ржавым металлическим пружинам старого дивана. Вся эта мягкая, нежная кожа против натирающего текстиля и дешевых простыней. Если бы она была моей, я бы предложил только лучшие воздушные ткани и роскошный матрас. Потом позволил себе представить жизнь, в которой она приходила бы ко мне домой каждую ночь. Жизнь с ней в моей постели, с ее задницей на моем диване, пока я готовлю ужин. С ее щипцами для завивки волос и гребаными цветочными полотенцами в моей ванной.

Почему я так одержим этой женщиной?

Чем она так отличается от всех, кого я встречал раньше?

Лиллиан великолепна, в этом нет сомнений. Но я был рядом с десятками красивых женщин, и ни одна из них не покоряла меня таким образом.

Она умная. Веселая. И говорит все, что думает. Ее честность так же освежает, как и ее невинность. Невинность не в сексуальном смысле — то, как она целовала меня и жестко скакала на мне, доказывает, что она женщина, которая знает, что ей нравится. Это другой вид невинности, как будто у нее нет конечной цели. Лиллиан вообще не заинтересована в игре. А может быть, даже не знает о ней. В Нью-Йорке у каждого есть конечная цель и соответствующая ей программа действий. Успех больше зависит от того, кого ты знаешь, чем от того, насколько усердно ты работаешь. И как бы мне ни было неприятно это признавать, корпоративный Манхэттен по-прежнему остается мужским клубом. У женщин, которые охотятся за такими мужчинами, как я, есть драйв в глазах. Они видят во мне средство, чтобы добраться из пункта А в пункт Б. У Лиллиан ничего этого нет. Как будто она просто существует, принимая каждый день таким, какой он есть, и впитывая жизнь из прожитого.

Ничто в ней не наиграно. Ни ее смех, ни ее улыбка, ни ее радость. Она самый естественный человек, которого я когда-либо встречал. А естественность — редкая находка в моем мире.

— Сэр, вы не можете войти туда…

Я поднимаю взгляд от стола в том момент, когда Хейс врывается в мой кабинет. Он показывает пальцем через плечо.

— Кто это, черт возьми?

— Бекки. Моя временная сотрудница.

Бекки просовывает голову в открытую дверь, ее глаза расширяются, когда она переводит взгляд с Хейса на меня. Должно быть, ей странно видеть меня в одной комнате с моей генетической копией.

— Мистер Норт, мне очень жаль. Я просила его подождать, но…

— Все в порядке. Не принимай это на свой счет. Этот засранец никого не слушает.

Хейс опускается в кресло перед моим столом.

— Кофе. Черный, — кричит он свой заказ Бекки.

Я качаю головой.

— Она не официантка.

Бекки отходит от двери. Пошла ли она за чашкой кофе для Хейса или в туалет, чтобы побушевать, я не знаю. Надеюсь, что последнее.

— Я думал, ты используешь Джиллингем в качестве секретаря. — Он проверяет часы, как будто у него есть более важное дело.

— Помощника. И нет. У меня уже есть временный сотрудник, так что Лиллиан снова в твоем распоряжении. — И почему от этого факта мне хочется перевернуть стол и зарычать, как гребаное животное?

— Получил то, что хотел, теперь избавляешься от нее, да? — Он подмигивает.

— Только не это снова…

— Просто признай это, брат. Я вижу это по твоему лицу.

Я прищуриваюсь на него.

— И что ты видишь на моем лице?

— Напряжение исчезло. Раньше у тебя здесь было столько напряжения. — Он проводит пальцем по своему лицу вокруг глаз и на лбу. — Этот нахмуренный вид, типа «я такой раздраженный, потому что к моему члену не прикасались лет пять».

— Ты идиот.

— И вот здесь, вокруг рта. — Он показывает на свой рот и поджимает губы. — Мне так грустно, потому что у меня нет киски, — говорит он насмешливо высоким голосом.

Я не могу удержаться от смеха.

— Чего ты хочешь?

— Август созвал собрание.

— Прямо сейчас? — Я оглядываю свой стол и смотрю на все то дерьмо, которое мне нужно сделать.

— Через час.

— Я не могу. У меня запланирован звонок и встреча в другом конце города…

— Перенеси.

— Я должен бросить свои дела из-за Августа?

Хейс отвечает взглядом, который говорит: «Да, тупица».

— Мистер Норт. — Бекки вбегает в мой кабинет с кружкой кофе, стараясь не расплескать его, хотя ее сильно трясет. — Ваш кофе.

Он берет его у нее, даже не поблагодарив.

— Спасибо, Бекки. Почему бы тебе не сделать перерыв.

— Сэр…

— Хадсон, помнишь? — поправляю я ее.

— Хадсон, сэр, я только час назад приехала.

— Все в порядке. Я справлюсь с телефонами. Возьми перерыв минут на пятнадцать.

Она слегка кланяется, выходя из комнаты.

Хейс отпивает кофе и делает кислое лицо, прежде чем поставить чашку на мой стол.

— Хорошего помощника теперь так трудно найти.

— Ты претенциозный мудак.

— Я просто честен. — Он встает и поправляет галстук. — С нетерпением жду возможности узнать все о вашей поездке. Нам всем не терпится приступить к работе над этим новым проектом. — Его пристальный взгляд удерживает мой, пока он ждет, когда я расколюсь и признаюсь, бросая вызов сказать ему правду. Правда в том, что я не подписал контракт. Нового проекта нет.

— Я отменю дела на утро. — Беру телефон, чтобы позвонить и изменить свой день.

Хейс ухмыляется. Уверен, что он подозревает, что я провалился, и с нетерпением ждет моего унижения. Он живет ради возможности стать любимым сыном Августа. Мои неудачи дают ему прекрасную платформу.

Через час после этого я вхожу в конференц-зал, где уже ждут мои братья. Александр сидит рядом со своей помощницей, миссис Джонс. Хейс кричит своей «секретарше» мисс Ньютон о том, что он хотел бы получить сегодня горячий обед, а не «холодную жижу», которую она подала в прошлый раз. Я не взял Бекки с собой на эту встречу. Я ожидаю, что она будет короткой и некрасивой.

— Где контракт? — спрашивает Александр, прежде чем моя задница опускается на сиденье.

Он всегда был немного другим. Прямолинейным. Парню незнакомы такие понятия, как обаяние и утонченность. Это одна из тех вещей, которые я люблю в нем больше всего.

— С Новым годом, брат. Что вы с Джордан делали, чтобы встретить Новый год? — Я явно тяну время. Лучше нанести смертельный удар, когда все стороны будут присутствовать, и, как всегда, мы ждем Августа.

Алекс быстро моргает, как будто мой вопрос сбил его с толку. Медленная улыбка растягивает его губы.

— Ничего такого, о чем бы я тебе рассказал.

— Понял, — говорю я, ухмыляясь.

Я не видел своего брата таким довольным за все годы, что его знаю. Александра нелегко любить. Он никогда не открывался женщине. Но Джордан разорвала его и вонзилась в центр его груди, отказываясь сдвинуться с места.

Дверь распахивается, и входит мой младший брат Кингстон, как будто весь мир ждет его присутствия и время не начнет отсчет, пока он не скажет.

— Здравствуйте, братья. Надеюсь, я не опоздал.

— Что ты здесь делаешь? — Я был готов к своему полному унижению перед двумя братьями, но не перед всеми тремя. Кингстон здесь больше не работает. Зачем Августу понадобилось приглашать его на эту встречу?

— И почему ты одет как гигантская козявка? — рычит Хейс.

На нем оливково-зеленый костюм и шелковая рубашка цвета розовой жвачки. Его воротник расстегнут у горла, демонстрируя толстую цепочку с золотым медальоном с выгравированным именем «Габриэлла».

— Думаю, я мог бы позаимствовать что-нибудь из твоего гардероба и одеться как крошечный вялый член.

— Это не имеет смысла, — говорит Алекс.

Миссис Джонс хихикает и кашляет.

Кингстон задирает нос к Хейсу, разворачивает кресло и грациозно опускается в него.

— Это ведь собрание по поводу контракта с «Ит ох», верно? Август хочет, чтобы я подал заявку на дизайн интерьера.

В моей голове раздается визг тормозов и хруст металла. Это будет чертова катастрофа. Я проверяю свой телефон. Август опаздывает на десять минут. Мне хочется скорее покончить с этим, вернуться к своим делам и дать всем время остыть.

— Я звоню Августу, — бормочет Алекс. — У меня нет времени, чтобы сидеть здесь и…

— Нет необходимости. — Хейс хмурится на экран своего телефона. — Он уже в пути.

Мой желудок подпрыгивает, а пульс учащается. Мне снова тринадцать, я жду в кабинете Августа, когда он накажет меня за то, что огрызнулся или проявил неуважение к нему в присутствии людей. Тогда я слышал его шаги по коридору. Теперь вижу его сквозь стеклянные стены конференц-зала… и он не один.

— Черт, — шепчу я и опускаю подбородок. Подумав, что, возможно, у меня галлюцинации, я поднимаю взгляд как раз в тот момент, когда он входит в дверь. Лиллиан следует за ним по пятам.

— Мальчики, — приветствует Август. — Спасибо вам всем, что пришли.

Как будто у нас был выбор.

Я ловлю взгляд Лиллиан, который мечется между мной и Хейсом. Хочу, чтобы она увидела разницу и вспомнила, что нас связывало, тем самым увидела меня, а не его. И облегченно выдыхаю, когда ее взгляд быстро находит мой. Ее глаза расширяются, как бы говоря: «что я здесь делаю?». Она выглядит испуганной, и не то чтобы я ее винил. Ее загнали в логово льва.

Август смотрит на Лиллиан, которая все еще стоит.

— Почему бы тебе не присесть рядом с Хадсоном, милая.

Мы с Лиллиан одновременно съеживаемся.

Кингстон с отвращением бормочет:

— Мистер Сексизм наносит новый удар.

Девушка обходит стол и занимает место рядом со мной. Даже на расстоянии полуметра я чувствую жар ее присутствия. Или, может быть, это из-за моего надвигающегося публичного позора.

Я улыбаюсь Лиллиан — ей невозможно не улыбнуться — и она, кажется, немного расслабляется, когда говорит:

— Привет.

— Какого хрена она здесь делает? — говорит Хейс в своем типичном возмущении.

— Милая. Она. — Алекс хмурится, переводя взгляд между Хейсом и Августом. — У мисс Джиллингем есть имя. Используйте его. — Понимаете, о чем я? Прямолинейный.

Все взгляды устремляются на Лиллиан.

Ее руки крепко сжаты на коленях, и я хочу дотянуться до них и распутать, только чтобы снова переплести их со своими.

— Лиллиан.

— Мисс Лиллиан, — говорит Кингстон, выражение его лица расслабленное, если не сказать немного удивленное. — Рад видеть тебя снова. — Он имеет в виду рождественскую вечеринку, и хотя упоминание об их короткой встрече, вероятно, смущает ее, его искренность не вызывает румянца на ее щеках.

— Я тоже рада снова тебя видеть…

— Хватит уже. — Хейс поворачивается к Лиллиан. — Давай поговорим о подписанном контракте. — В его глазах появляется блеск, тот самый, который радуется чужим неудачам.

— Подписанный контракт? — Лиллиан смотрит на меня, прежде чем снова повернуться к Хейсу.

Я прочищаю горло.

— У нас было очень мало времени наедине с мистером Чатто…

— Хадсон. — Август останавливает меня, поднятой ладонью. — Дай женщ… мисс Лиллиан сказать. — Он улыбается Лиллиан так, что напоминает мне волка, показывающего зубы. — Продолжай.

Она кладет свою дрожащую ладонь на стол. Замечает это и опускает руку обратно на колени.

— Мы провели немного времени с Бодавеем.

— Хм, называешь нашего клиента по имени. — Хейс наклоняет голову, чтобы поймать ее взгляд. — Мне кажется, ты провела с ним много времени.

— Он настоял, чтобы я так его называла… — Ее худенькие плечи опускаются, как будто она хочет сильнее вжаться в кресло. — Хадсон пытался уговорить его подписать контракт, но он не был заинтересован во втором отеле.

Атмосфера в комнате натянута от напряжения. Алекс излучает энергию, которую я чувствую на своей коже, а лицо Августа наливается кровью. Глаза Хейса загораются гневом, но злая ухмылка растягивает его губы. И Кингстон откидывает голову назад с бормотанием:

— Начинается.

— А что его заинтересовало, если ты не против поделиться. — Насмешливый тон Августа вызывает воспоминания о моем детстве. Когда я не получал пятерки с плюсом и не попал в баскетбольную команду. Когда я все еще был девственником в восьмом классе, сохраняя отношения со своей школьной подружкой, а она хотела отложить секс до свадьбы. Поддразнивания в доме Нортов были безжалостными.

Август не стал бы играть с Лиллиан, если бы уже не знал, что произошло в Седоне. Он собрал нас всех здесь, чтобы разоблачить Лиллиан. Публично опозорить ее, чтобы проверить меня и узнать, на чьей стороне моя верность. Он хочет, чтобы я встал на ее защиту, чтобы доказать, что в эти выходные я провалил дело из-за женщины.

— Почему? — рявкает Август. — По какой причине он не подписал контракт?

— Хадсон пытался. Бодавей был настороже. А потом он спросил меня, что я думаю.

— И что вы об этом думаете, мисс Джиллингем? — Дергающийся мускул на челюсти Августа выдает его безобидный тон.

Чувствую, как девушка смотрит на меня, словно ища подсказку, но я продолжаю смотреть вперед, чтобы не втянуть ее еще глубже в семейную драму Нортов. Хейс уже думает, что мы спим вместе. Если я сейчас защищу ее, помогу ей хоть как-то, он воспримет это как подтверждение.

Она прочищает горло.

— Я поделилась с ним своим видением другого вида единения с природой. Лучшей идеей. — Гордость в голосе Лиллиан, ее абсолютная искренность вызывают у меня желание броситься к ней, чтобы защитить от летящей шрапнели.

— Лучшей идеей? — говорит Алекс.

— Не могу дождаться, чтобы услышать это. — Хейс откидывается назад в своем кресле, но его глаза — крошечные щели, направленные на Лиллиан. — Расскажи нам о своей блестящей идее.

Девушка нерешительно оглядывает стол, выглядя так, будто только что начала задумываться, не сказала ли она что-то не то.

— В тот вечер, когда мы с Хадсоном пошли на фестиваль зимнего солнцестояния…

— Фестиваль, да? — Август качает головой. — Как здорово выкроить время из своей командировки, чтобы посетить фестиваль. — Его взгляд устремляется на меня. — Черт возьми, Хадсон, у тебя было одно задание! Одно гребаное задание! — Он хлопает ладонями по столешнице, заставив Лиллиан подпрыгнуть.

— Я не могу силой заставить парня подписать контракт. — Я знаю, что мои слова останутся без внимания, но все равно продолжаю. — Он обеспокоен такого рода инвестициями, не имея никаких веских доказательств того, что «Цеэ» будет успешным в долгосрочной перспективе.

— Чушь собачья, — ворчит Хейс.

— Дайте ему немного времени. Курорт только что открылся. Дайте ему возможность увидеть цифры, а не давите на него ради второй сделки.

— Так и знал, что надо было послать Хейса. — Август машет рукой в сторону моего близнеца. — Он скорее кастрирует себя, чем вернется без подписанного контракта.

— Он прав. — Хейс пожимает плечами и смотрит на меня с презрением. — Где были твои яйца, когда ты должен был работать с Чатто, чтобы заключить эту сделку, а?

Кингстон чешет горло.

— Вся эта токсичная мужественность вызывает у меня зуд.

Хейс переводит взгляд на Лиллиан.

— Держу пари, я знаю, где были его яйца…

— Достаточно. — Я встаю и отодвигаю стул Лиллиан. Напряжение в комнате становится удушающим, когда все взгляды фокусируются на мне, помогающем девушке встать со стула. — Пойдем, тебе не нужно терпеть это дерьмо.

Август вскакивает с места, его ноздри раздуваются.

— Собрание еще не закончилось!

Я смотрю ему в глаза.

— Закончилось. — Кладу руку на поясницу Лиллиан, чтобы вывести ее из комнаты. Замечаю, что все трое моих братьев заметили этот контакт, но в данный момент мне наплевать. Пусть строят свои предположения.

— Джиллингем! — орет Хейс.

Как будто произнесение ее фамилии переключает какой-то внутренний переключатель послушания, девушка резко останавливается и поворачивается к нему лицом.

— Ты уволена. Немедленно. — Хейс смотрит на Августа в поисках подтверждения.

— Хорошее решение, сынок. — Август смотрит на меня, словно призывая бросить ему вызов и возразить.

Я не могу. Думаю, Лиллиан заслуживает гораздо большего, чем получает в «Норт Индастриз».

Мы ее не заслуживаем.

Никто из нас не заслуживает.

Лиллиан

Я уволена. Хейс наконец-то получил то, что хотел. Повод выгнать меня.

Вместо того чтобы плакать или устраивать скандал, я сосредотачиваюсь на руке Хадсона на моей спине. Его большая теплая ладонь лежит на моем позвоночнике, а его пальцы почти касаются моего бедра. Мое сердце бешено колотится, пока он ведет меня к двери. Все взгляды в комнате направлены на меня, и от них у меня мурашки по коже.

Предполагаю, что Хадсон проводит меня к лифту, чтобы я могла собрать свои вещи и уехать. Вместо этого он направляет меня в свой кабинет.

— Это было ужасно, — шепчу я, мой голос дрожит.

— Да. Ужасно. — В его голосе слышен гнев, и я думаю, не злится ли Хадсон на меня. Но его рука все еще лежит на моей пояснице. Стал бы он прикасаться ко мне, если бы был зол?

— Мистер Норт, уже вернулись? — Симпатичная брюнетка с большими карими глазами вскакивает со своего рабочего кресла. — У меня для вас есть несколько сообщений…

— Спасибо, Бекки, — говорит Хадсон, когда мы проходим мимо нее в его кабинет. Он наконец-то убирает руку с моей спины. — Придержи их. Я скоро присоединюсь к тебе.

— Да, сэр…

Он прерывает ее, хлопнув дверью.

Хадсон поворачивается ко мне и в два шага преодолевает расстояние между нами. Поднимает руки к моему лицу, но останавливается, едва не коснувшись его. Мой разум спотыкается и заикается, думая, что мужчина собирается поцеловать меня. Но тот этого не делает. Он опускает руки и делает шаг назад.

— Мне чертовски жаль, что так получилось. — Его взгляд путешествует от моего подбородка вверх, изучая каждый миллиметр моего лица. — Ты в порядке?

Я сглатываю свое неуместное разочарование. Знал ли он, что меня вызвали на это собрание, чтобы уволить? Без работы у меня ничего нет. Мы с Аароном зависим от моей зарплаты. Мои родители зависят от моей зарплаты. Что, блядь, мне теперь делать?

— Меня только что уволили. Нет, я не в порядке. — Я перехожу к окну в дальнем конце комнаты, чтобы оставить между нами как можно больше расстояния. Солнце мерцает на фоне Нью-Йоркского залива, отчего кажется, что он усыпан бриллиантами, как и его самые богатые жители. Мне здесь не место.

— Если тебе нужны деньги, я дам тебе столько, сколько…

— Боже, пожалуйста, прекрати. — Как будто он может заплатить за решение моих проблем? Избавить себя от чувства вины. — Мне не нужны твои деньги.

— Позволь мне помочь. Я хочу помочь. — Воздух смещается, как будто мужчина придвигается ближе. — У них нет законных оснований для увольнения…

— Я сорвала огромную деловую сделку, Хадсон. — Закрываю глаза. Почему я ни разу не задумалась о том, как сильно облажалась в Седоне? Мне показалось, что у меня была хорошая идея, и я поделилась ею. Действия имеют последствия, Лиллиан. Теперь я слышу своего школьного психолога. Особенно импульсивные. А теперь у меня нет работы. Сколько еще раз мне придется выучить этот урок, прежде чем он закрепится?

Хейс был прав, уволив меня. Я сделала себя бесполезной для этой компании. И больше врежу, чем помогаю.

— Эй, — говорит Хадсон у меня за спиной, прерывая мою внутреннюю вечеринку жалости. — Ты не сделала ничего плохого.

Не доверяя своему голосу, я просто качаю головой в знак несогласия.

— Бодавей все равно не собирался подписывать его. — Он придвигается ближе. — Решение было принято еще до того, как ты открыла рот.

Моргаю и поворачиваюсь к нему. Как это возможно, что мужчина становится все более привлекательным каждый раз, когда я его вижу? Даже если он все еще выглядит идентично смердящей куче дерьма, соседу по утробе матери.

— Ты этого не знаешь. Он мог бы подписать контракт, если бы я все не испортила. — Вспоминаю, как гордилась своей идеей, Боже, я, должно быть, выглядела такой дурой, подрывая интересы собственной компании. — Мне следовало солгать, сказать ему, чтобы он подписался на второе строительство. Не знаю, почему не подумала об этом в тот момент. — Знаю, почему — меня легко отвлечь и я импульсивна.

— Ты завоевала доверие. Такие мужчины, как Бодавей, уважают честность. — Он прячет руки под мышками. — И моя семья поймет это, когда все остынут, и я объясню им все еще раз.

— Что объяснишь? — Как я сидела там и без умолку болтала о своей блестящей идее, не задумываясь о том, что это может навредить Хадсону? Подождите… а почему тот позволил мне это сделать? Он сидел рядом со мной. Так что мог вмешаться, перенаправить, послать мне гребаное текстовое сообщение, чтобы я заткнулась! Прищуриваюсь и смотрю на него, задаваясь вопросом, видела ли я его ясно все это время или видела только то, что он хотел, чтобы я увидела. Неужели он гораздо больше похож на своего близнеца, чем говорит? — Почему ты ничего не сказал? Ты позволил мне вырыть себе могилу в Седоне, а потом сам же меня в нее и затолкал!

— Что? — Его лицо бледнеет, а выражение лица становится отсутствующим. — Нет, я…

— Ты не остановил меня. Даже потом ты ни разу не упомянул о моей ошибке. — Прилив осознания приходит вместе с тошнотой. — Ты хотел, чтобы эта сделка провалилась, просто не хотел, чтобы это была твоя вина.

Он отшатывается.

— Это неправда.

— Это имеет смысл. — Я смахиваю единственную слезу, которую отказываюсь дать ему увидеть. — Хейс уже ненавидел меня. Меня можно заменить. Я подставила себя, а ты поставил меня под прицел. Какой отличный способ поделиться этим со своей семьей.

— Ты думаешь, я бы поступил так с тобой? После всего… — Хадсон изучает выражение моего лица, и беспокойство закрадывается в его глаза. — И Хейс не ненавидит тебя.

— О, пожалуйста…

— Он ненавидит себя. — Стальная убежденность в его голосе удивляет меня. — И вымещает это на других.

Я смеюсь и смахиваю слезы.

— Бедный Хейс. — Я невесело смеюсь. — Настоящая жертва.

— Лиллиан… — Он подходит ко мне, раскрыв руки, чтобы притянуть меня к своей груди. Я так сильно хочу упасть в его объятия. Но не делаю этого.

Я не могу. Я не доверяю ему. Он же Норт, в конце концов.

— Мне нужно идти. — Когда подхожу к двери, могу поклясться, что слышу, как Хадсон шепчет мое имя.

А может, мне это показалось.

ГЛАВА 12

Лиллиан

Я опаздываю на тридцать минут на работу, которой у меня нет. К счастью для меня, Аарон спит, поэтому, когда выскальзываю из нашей квартиры, он ничего не замечает.

Меня уволили из «Норт Индастриз» два дня назад.

Я не сказала брату, что меня уволили, и не скажу, пока не найду другую работу. Последнее, с чем мне хочется иметь дело, это его разочарование. И моих родителей. Потому что я знаю, что когда Аарон узнает, те будут первыми, кому он расскажет. Они будут беспокоиться о тех дополнительных нескольких сотнях долларов, которые я посылаю им каждый месяц, так же, как Аарон будет беспокоиться о своем уменьшающемся продуктовом фонде. Поэтому планирую продолжать уходить каждое утро и возвращаться домой вечером в то же время, что и раньше, когда я работала.

Я иду по мокрому тротуару, надеясь придумать план до того, как доберусь до метро, иначе мне придется весь день колесить по туннелям, пока не станет безопасно ехать домой. Не получив рекомендации от «Норт Индастриз», я, похоже, снова возвращаюсь к выгулу собак. Как можно перейти от работы в одной из самых престижных компаний страны к выгулу собак? О, знаю. Я попала в прекрасно расставленную ловушку. Незрелая игра между мужчинами, пытающимися доказать, чей член больше. Но расплачиваюсь за это я.

Мой шаг ускоряется, а гнев нарастает.

Дует ветер, и с неба падает ледяной дождь. Впереди маячит кофейня, и я решаю, что, вместо того чтобы весь день ездить на метро, лучше выпить кофе и попытаться понять, что мне делать дальше.

Не могу поверить, что поцеловала его. Хадсона, появившегося в роли милого близнеца. Очаровательный и уважительный Норт. Идеальная уловка, чтобы нанести максимальный ущерб. Во многих отношениях он хуже Хейса, который хотя бы открыто выражает свое мудачество.

Я заказываю очень большой латте и занимаю столик в углу. Достаю телефон и открываю контакты, надеясь, что она одна.

После нескольких гудков сонный женский голос отвечает на звонок.

— Лили?

— Элли, привет. Извини, я не хотела тебя будить.

— Поздно легла, — говорит она сквозь зевоту. — Все в порядке?

— Да, конечно… — Я ковыряю ногтем картон кофейного стаканчика. — Вообще-то… не совсем. Меня вчера уволили.

— Уволили? — Сонливость в ее голосе развеялась, и в нем появились нотки гнева. — Хейс… вот козел. Что он сделал?

— Это не он. — По крайней мере, не полностью. — Это долгая история. — Мне слишком стыдно рассказывать. — Я хотела спросить, тебе все еще нужна помощь с Диззи и Датчем?

— О, дорогая, мне очень жаль, но у меня есть помощник по выгулу собак. Наверное, я могла бы отпустить его, но…

— Нет, не делай этого. — Я не смогу смириться с тем, что другой человек может потерять работу. У меня вообще-то есть сердце, в отличие от семьи Норт — этих ублюдков. — Если вдруг узнаешь, что кому-то нужна няня для собаки, пожалуйста, дай им мои данные. Возможно, кто-то в твоем доме?

— Конечно, я поспрашиваю.

Я уныло вздыхаю.

— Спасибо. Ну, как дела?

— Занята. Работа была сумасшедшей из-за праздников.

Уверена, что это правда. Со всеми этими праздничными вечеринками и одиночеством, которое приносит сезон, готова поспорить, что Рождество — это пик эскорт-бизнеса.

— И финалы во время всего этого… Это выбило меня из колеи. Слушай, я постараюсь еще немного поспать, но обязательно свяжусь с тобой по поводу собаки, хорошо?

— Спасибо, Элли. Я твой должник.

— Без проблем, милая.

Я ищу объявления о приеме на работу в Интернете, обращаюсь в пару продуктовых магазинов, в розничный магазин, где продаются солнцезащитные очки, и даже попросила бланк заявления у менеджера кофейни. Подумала, почему бы и нет, раз уж я все равно сижу здесь целый день.

В пять часов я начинаю медленно идти обратно в квартиру и молюсь, чтобы Аарона не было дома. Вдвойне молюсь, чтобы он не спросил меня о моем дне. Я ужасная лгунья. Если бы только у меня были навыки обмана братьев Норт.

Тогда, возможно, у меня все еще была бы работа.

Хадсон

Я дал Августу и Хейсу пару дней, чтобы они успокоились, прежде чем обратиться к ним. Если я смогу убедить их, что «Норт Индастриз» лучше с Лиллиан в штате, прибыльнее и что ее идеи ценны, они образумятся и снова наймут ее. Мне нужно объяснить, почему не стал сильнее давить на Бодавея. Но дело в том, что не уверен, почему этого не сделал.

Лиллиан обвинила меня в том, что я специально принес ее в жертву и что я хотел, чтобы сделка провалилась, чтобы наказать Августа. Так ли это? Как бы я ни старался быть не похожим на Августа, возможно ли, что в моей ДНК глубоко закодирована какая-то дрянь, которая делает жестокость неизбежной?

Я стряхиваю с себя тревожные мысли, когда подхожу к помощнице Августа, мисс Вогул. Она встречает меня вопросительным взглядом. Я никогда не появляюсь в его офисе без предварительной записи.

— Хадсон, — говорит она, всегда называя нас по именам, как будто она уже обеспечила себе место мачехи, которого так явно хочет. — Твой отец не говорил мне, что ты придешь. — Она лихорадочно перебирает записки, как будто ищет что-то, что она пропустила.

— Это потому, что он не знал. Не мог бы он уделить мне минутку? — Я ожидаю, что она скажет «нет», поэтому, когда она это делает, я почти не удивляюсь.

— Мне очень жаль. Можешь позвонить ему на мобильный и оставить сообщение. Я уверена, что он тебе перезвонит.

Я не отвечаю.

— Я быстро. — Показываю на закрытую дверь его кабинета. Я неслышу никаких голосов, доносящихся с другой стороны двери. У него должно быть пять минут для своего сына.

— Его здесь нет. Деловая поездка в последнюю минуту. — Ее взгляд перемещается по столу и направлен куда угодно, только не на меня.

— Куда?

— Боюсь, я не знаю.

Мисс Вогул, ты маленькая лгунья. Она не выпустила бы Августа из виду, не зная точно, где он и когда вернется. Она что-то скрывает.

— Можешь сказать ему, чтобы он позвонил мне, когда вернется в город? — Бесполезно пытаться вытянуть из нее информацию. Она сделает все, чтобы защитить Августа.

— Конечно.

Оставляю ее наедине с ее тайной и пересекаю этаж до офиса Хейса. Мой брат в процессе распекания кого-то, поэтому я терпеливо жду снаружи, пока маленький человечек в очках в черепаховой оправе не выходит со слезами на глазах.

— Что ты сделал с этим парнем? — спрашиваю я, заходя в комнату с таким видом, будто мне все по барабану, что на самом деле точно не чувствую.

Хейс перелистывает несколько листков на своем столе и складывает их в стопку.

— Что я могу для тебя сделать, предатель?

Я закатываю глаза.

— Я не предатель.

Он смотрит на меня.

— Выбираешь женщину вместо семейного дела? Это и есть определение предателя.

Я усмехаюсь.

— В каком мире? Я не выбирал Лиллиан вместо Норта. Просто позволил женщине поделиться идеей, которая была действительно чертовски хорошей. Если бы ты не был так настойчив в своем желании сделать все по-своему, ты бы тоже это увидел.

— Неважно, я не собираюсь спорить с тобой об этом. — Он откидывается в кресле. — В чем дело?

Я сажусь напротив него и смотрю ему в глаза.

— Найми Лиллиан обратно.

Он смеется.

— Нет, блядь. Ты с ума сошел? Ты провел с ней четыре дня и знаешь, какое она дерьмо. Независимо от того, как твой член к ней относится…

— Господи, Хейс… — Застонав, смотрю на открытую дверь, надеясь, что никто за пределами офиса его не услышал.

— …логический мозг должен признать, что она вредит этой компании.

— Ты что, ослеп? Если бы ты не пугал ее до смерти, то, возможно, у тебя был бы шанс увидеть, насколько она действительно гениальна. Уволить ее было огромной ошибкой. — Я пожимаю плечами. — Неважно. Ее перехватит один из наших конкурентов, и они действительно прислушаются к ее гениальным идеям и получат за это прибыль.

Он сжимает челюсть.

— Она переходит к нашим конкурентам?

Я практически слышу плеск бензина в его гневе.

Еще одно пожатие плечами.

— Не думаю, что это наше дело.

— Возможно, ты захочешь напомнить ей в следующий раз, когда будет согревать твою постель…

— Мы не трахаемся, Хейс. — Меня уже начинает тошнить от его дерьма.

— …что она подписала соглашение о неразглашении, когда ее нанимали, и я протащу ее задницу через суды, если та поделится какими-нибудь инсайдерскими секретами… Почему ты смеешься?

— И «Оскар» за лучшее исполнение роли злодея достается… — Я качаю головой, потому что, честно говоря, он звучит как придурок. — Это ее идея. Не инсайдерские секреты. Она не собирается свергать компанию, просто хочет много работать и зарабатывать достаточно денег на жизнь. Ты бы знал это, если бы потратил хотя бы полсекунды на то, чтобы узнать ее поближе. — Наклонив голову, изучаю сердитый изгиб бровей Хейса и его сжатую челюсть, и мне кажется, что я наконец-то вижу в нем то же, что и Лиллиан. — Она думает, что ты ее ненавидишь.

Он меняет выражение лица, словно пытаясь стереть с него презрение, как с маркерной доски.

— Я не ненавижу ее.

— Но она тебе очень не нравится. Почему?

Брат пожимает плечами.

— Я ничего не могу поделать с тем, кто я есть, брат.

— Совершенно точно можешь. И можешь начать с того, что наймешь Лиллиан обратно. — Я хлопаю по подлокотникам своего кресла, прежде чем встать.

— Она не подходит для этой компании.

— Тогда зачем ты вообще ее нанял? — Мой вопрос задевает нерв, который мой брат отчаянно пытается скрыть. Я вижу это по тому, как он напрягается и рассеянно поправляет галстук. — Я знаю, что Элли попросила об услуге. Но почему ты это сделал? — Это не похоже на Хейса — делать одолжения для кого бы то ни было.

— Джиллингем рассказала, да?

— Рассказала. — Я наклоняюсь вперед, кладу локти на колени и складываю руки вместе, чтобы они не обхватили горло брата. Он что-то скрывает. Я могу читать его так же хорошо, как свое собственное лицо. — Ты нанял ее и с тех пор ищешь законную причину, чтобы ее уволить.

— Неправда. — Он фыркает. — Я надеялся, что она сама уволится. Но девушка более вынослива, чем кажется.

Так и есть. Маленькая и хрупкая, со стальным духом.

— Знаешь, Лиллиан может подать в суд на «Норт Индастриз» за незаконное увольнение. Тебе придется не только доказать, что она намеренно саботировала сделку с «Ит ох», но и официально заявить, почему вообще ее наняли.

Он двигает челюстью вперед-назад.

Что вообще произошло между Элли и моим братом?

— Лиллиан не будет подавать в суд. Она сильная, а не глупая.

Хотел бы я, чтобы Лиллиан была здесь и стала свидетельницей признания моего брата в том, что он не считает ее глупой. Или слабой.

— Она далеко не глупая, брат. Если мы не возьмем ее обратно с искренними извинениями и повышением зарплаты, у меня такое чувство, что она может доставить тебе массу неудобств.

Он откашливается и перебирает какие-то папки на своем столе.

— Нужно, чтобы Август снял запрет на прием на работу с ее документов. — Он не говорит мне «нет». Прогресс.

— Где он вообще? Я не знал ни о каких деловых поездках, а этот человек никогда не берет отпуск.

В глазах Хейса мелькает понимание. Они с Августом становятся все более похожими друг на друга, и при этом, похоже, они сближаются. Их становится все труднее и труднее различать. Я беспокоюсь за своего близнеца. Его желание завоевать любовь Августа вкупе с неумолимой потребностью в успехе превращают его в бесчувственного монстра. Сейчас он такой, как никогда.

— Он вернется через несколько дней.

Несколько дней. Отлично. Я свяжусь с Лиллиан и дам ей знать… нет. Лучше подожду, пока Август одобрит наем, затем свяжусь с Лиллиан и предложу ей работу с повышением.

Единственное, что мне нужно сделать сейчас, это выяснить, что будет входить в ее обязанности.

ГЛАВА 13

Лиллиан

— Уверена, что все в порядке с тем, что ты берешь меня с собой? — спрашиваю я Элли, пока она аккуратно приклеивает фальшивую ресницу к моему веку.

Сегодня субботний вечер. И прошла почти неделя с тех пор, как меня уволили. Я уходила каждое утро и бродила по зимним улицам Нью-Йорка в поисках возможности заработать. И даже нашла пару подработок по выгулу собак, но их хватало только на то, чтобы купить себе еду в течение дня. Вот наступила пятница, и я больше не могла этого выносить. Поэтому когда Элли позвонила и предложила возможность пообщаться с нью-йоркскими воротилами, я сразу же согласилась.

— Перестань дергаться. Вот так. — Она отступает назад, чтобы я могла увидеть свое лицо в зеркале. — Та-дам! Великолепно.

— О, вау, я выгляжу как другой человек. — Мои глаза кажутся больше, цвет более насыщенный, а губы полнее благодаря макияжу. Я поворачиваюсь и изучаю распущенные локоны, которые ниспадают вокруг моего лица и вниз по спине. Моей очень голой спине. Элли одолжила мне одно из сотен своих платьев. Оно с черными блестками, глубоким вырезом, без рукавов, без спины и достаточно облегающее, чтобы ограничить мое потребление кислорода на пятьдесят процентов.

— Ты выглядишь как тот же человек, только более сексуальная версия. — Элли наносит блеск на губы. — И, конечно, ничего страшного, что я приведу тебя. Я говорила тебе, что этот клиент старше, больше похож на дедушку. И ему не нужен секс, только компания. Он обрадуется, что я привела друга.

Мой желудок скручивается от тошноты.

— Эй. — Элли прислоняется к стойке, чтобы посмотреть мне в лицо. — Сегодняшний вечер будет совсем не таким, как в первый раз. Обещаю. — Она хмурится. — Я все еще чувствую себя ужасно из-за этого. Если бы знала…

— Ты никак не могла знать. — Человек, с которым меня свели, оказался мастером манипуляций. Настоящий Джекил и Хайд. — Все в порядке. Я тебе доверяю.

— Хорошо. Обещаю, что не оставлю тебя ни на секунду.

— Ты действительно думаешь, что я смогу установить какие-то связи сегодня вечером?

— Абсолютно. Там каждый владеет компанией с миллиардами. — Она протягивает мне клатч и пару черных туфель с красной подошвой. — Они собираются вместе два раза в год, чтобы поговорить о том, как могут благотворительно разбрасываться своими деньгами. Отличная возможность для налаживания контактов.

Диззи, черный померанский шпиц Элли, пытается запрыгнуть ко мне на колени.

— Нет, Дизз. Ты испортишь платье. — Она берет собаку на руки и кладет ее на свою кровать. — Даже мне предлагали работу на этих мероприятиях. Такую, которой гордились бы мои родители.

— Почему ты отказалась? — Я бы подумала, что она с радостью откажется от эскорта.

— Я им не по карману. — Она подмигивает. — Пойдем. Не хочу заставлять дедулю ждать.

— Это… жутко.

Я иду с Элли через вестибюль ее квартирного комплекса в Челси. Это место с собственной охраной, швейцаром и круглосуточно дежурящим консьержем — совершенно иной мир, чем тот, к которому я привыкла. Сколько денег она зарабатывает?

У дверей нас ждет белый внедорожник с черными тонированными стеклами. Мы проскальзываем на заднее сиденье, не говоря ни слова водителю.

Крепко сжимаю клатч, мои руки прижаты к коленям, что является физическим проявлением того, насколько я волнуюсь по поводу сегодняшнего вечера.

— Кое-что, что тебе следует знать для общения сегодня вечером. Они называют себя «Файерберд» — клуб богатых мальчиков, которому уже лет двести. Они называют себя «благотворительным братством». — Последние слова она произносит с воздушными кавычками. — Они много играют в гольф, рыбачат на своих яхтах, платят за женщин и ежегодно проводят мероприятия по сбору средств. Членство только по приглашениям, и только самые богатые из богатых попадают в список.

У меня потеют ладони.

— Они высокомерны, заносчивы и очень влиятельны. У них племенной менталитет. Все, что тебе нужно сделать, это произвести впечатление на одного из них, и ты в деле.

— В деле?

Она пожимает плечами.

— Да, в деле. Для чего угодно. Работа, рекомендация. Я знала девушку, которой один из этих парней оплатил докторскую степень. Говорю тебе, у них больше денег, чем они знают, что с ними делать. Такая красивая женщина, как ты, только похлопает своими ресницами с этими невинными голубыми глазами, и они будут есть у тебя с ладони.

— Мне не нужна благотворительность. Мне просто нужна работа.

— Говорю тебе, ты в правильном месте.

Машина подъезжает к «Марко», фешенебельному отелю, известному своим очарованием старого света и ценой в две тысячи долларов за ночь. Элли проходит через вестибюль так, будто уже миллион раз здесь бывала.

Возле лифта нас встречает мужчина примерно нашего возраста. Высокий, темноволосый и жилистый.

Элли приветствует его улыбкой.

— Лиллиан, это Эдвард, человек мистера Голдберга.

Эдвард не смотрит прямо на меня. Лишь наклоняет голову.

— Мэм.

У мистера Голдберга есть специальный человек для этого? Эдварду не хватает мускулов охранника. Скорее он больше похож на дворецкого.

В лифте все мои усилия уходят на то, чтобы держать рот на замке. У меня так много вопросов. Сегодня вечером у меня есть реальный шанс встать на ноги в профессиональном плане. Так что я не могу позволить себе все испортить, ляпая все, что придет мне в голову. Мы выходим на последнем этаже и попадаем в пентхаус. Я уже слышу негромкий рокот мужских голосов и случайный смех.

Эдвард открывает дверь, но вместо того, чтобы проводить нас в основное жилое помещение, он ведет нас по коридору в небольшую гостиную с двумя диванами и журнальным столиком. В ведерке рядом с бокалами охлаждается бутылка шампанского, а чуть поодаль стоит поднос с икрой.

— Мистер Голдберг, ваши гости здесь, — говорит Эдвард в закрытую дверь в конце комнаты. — Хорошего вечера, дамы. — Он уходит с легким поклоном.

— Спасибо, Эдди. — Черт. Я сжимаю губы.

Элли тихо хихикает.

Мне действительно нужно стать лучше во всей этой элегантности.

— Это безумие, — говорю я, как только Эдвард выходит из комнаты. — Мне всегда было интересно, как выглядит внутренняя часть этого отеля, но никогда не думала, что смогу увидеть пентхаус.

Она протягивает мне бокал шампанского.

— Теперь понимаешь, почему я люблю свою работу?

Мы чокаемся бокалами и потягиваем мягкий и слегка сладковатый шипучий напиток. Я все еще слышу сквозь стены шум мужских голосов и удивляюсь, почему мы здесь одни, а не на вечеринке.

Мистер Голдберг не заставляет нас долго ждать. Это седовласый мужчина со смуглой кожей, обветренной солнцем. Возможно, это из-за поля для гольфа и яхты, о которых упоминала Элли. Все в нем говорит о деньгах — от копны густых седых волос, идеально причесанных, до массивных золотых колец с бриллиантами. Когда он улыбается, то демонстрирует полный рот идеально белых, ровных зубов. Фальшивых, как я предполагаю.

— Элли, дорогая. — Он заключает ее в свои объятия. — Я так рад видеть тебя снова. — Он целует ее в щеку, затем отстраняется и поворачивается ко мне лицом. Его улыбка светлеет вместе с его глазами. — А это твоя подруга?

— Да, мистер Голдберг. Это Лиллиан.

— Лиллиан, какое красивое имя. — Он обнимает меня, и я надеюсь, что это единственная вольность, которую тот проявит к моему телу. — Разве мне не повезло? Двое по цене одной. — Он подмигивает Элли.

— Я знала, что вы будете довольны, — говорит она. — Не хотите выпить?

— Я бы выпил виски. — Он опускается на диван рядом с тем местом, где сидела я.

Элли пересекает комнату и подходит к небольшому бару. Только когда слышу звон льда в стакане, я занимаю место рядом с мистером Голдбергом.

— Расскажи мне о себе, Лиллиан. — Его взгляд переходит с моего лица на грудь, но не задерживается надолго. — Ты учишься в вместе с Элли?

— Нет. — Делаю глоток своего напитка и прочищаю горло. — Я изучала право…

— Юридическая школа, фантастика. — Кажется, он искренне впечатлен.

Я не уточняю, что на самом деле я не училась на юридическом факультете.

— Хочешь быть адвокатом, это замечательно. Спасибо, дорогая. — Он забирает свой напиток у Элли. — Когда я учился, у нас было очень мало женщин, получавших юридические степени. — В течение двадцати минут он рассказывает о своих днях в колледже и о своей ранней профессиональной карьере инвестиционного банкира. Все это скучно, но я понимаю, что Элли имела в виду, что ему просто нужна компания, поэтому отвечаю, киваю и смеюсь во всех нужных местах. Кажется, это ему нравится.

— Что скажете, если мы отправимся на вечеринку? — Он предлагает мне локоть, а Элли хватается за другой. — Сегодня все будут мне завидовать. — Он наклоняется и целует Элли в висок, затем то же самое делает со мной. Я стараюсь не дергаться от прикосновений.

Шум мужских голосов становится все громче, чем ближе мы подходим к жилому пространству пентхауса. По пути проходим мимо нескольких спален. Интересно, кто здесь останавливался? Марк Цукерберг? Джефф Безос? Может быть, Илон Маск? Я не в своей тарелке.

Я втягиваю воздух, когда мы поворачиваем за угол и входим в комнату, заполненную мужчинами, одетыми в костюмы разнообразных темных цветов. В помещении витает аромат сытной еды и дорогого одеколона. Я ищу других женщин, но их мало, и они далеко друг от друга. Я вижу двоих в одинаковых рубашках-смокингах и галстуках, разносящих напитки, и еще несколько человек, одетых в элегантные коктейльные платья, слоняющихся по залу.

— Дэвид, сукин ты сын, я думал, ты там заснул. — Красивый блондин пожимает руку мистеру Голдбергу. Он коротко оглядывает нас с Элли, как будто проверяет, стоим ли мы его внимания. Его внимание возвращается к мистеру Голдбергу. — Эта игра в гольф действительно выбила тебя из колеи, да?

— Не столько гольф, сколько бурбон.

Следующий час проходит примерно в том же духе. Я быстро узнаю, что эти вечеринки не для жен, а только для профессионалов, а именно — обслуживающего персонала и эскорта. В гостиной, столовой и фортепианном зале пентхауса я встретила более дюжины мужчин. От основателей хедж-фондов до владельцев медиа-конгломератов и косметических компаний. А мы еще даже не были в патио на крыше. Я взяла пять предложенных визитных карточек и выдержала столько же неловких прикосновений. У меня такое чувство, что когда один мужчина платит за компанию, другие мужчины чувствуют себя вправе прикасаться к товару. Небрежная рука на моей голой спине, прикосновение, которое длится слишком долго и опускается слишком низко.

Когда Даймонд¹¹ (да, это его имя) Кент, владелец футбольной команды, наклоняется и проводит губами по мочке моего уха, спрашивая меня о том, что я буду делать позже, я решаю, что пора проверить патио.

Я потираю ухо, все еще чувствуя его влажные губы.

— Неужели мужчины действительно считают это сексуальным?

Элли сдерживает смех так сильно, что ее щеки краснеют.

— О, детка, ты такая сексуальная. Позволь мне сделать тебе «мокрого Уилли»¹², — говорю я только для ее ушей, пока мы поднимаемся по винтовой лестнице во внутренний дворик. — За деньги класс не купишь, это точно.

— Тот темноволосый парень с родинкой на щеке?

— Дональд? Тот парень из технической фирмы?

— Да! — Элли протягивает мне записку. — Он сунул это мне в руку.

— У тебя самые сексуальные большие пальцы… — Я останавливаюсь на верхней площадке и ухмыляюсь. — Серьезно?

— Продолжай читать.

— …Нравятся анальные игры? Позвони мне. — Я запрокидываю голову назад, смеясь. — Богатые — кучка извращенных ублюдков.

Она забирает записку обратно.

— Ты даже не представляешь. Какие истории я могла бы рассказать.

— Ты могла бы написать книгу, — говорю я, открывая дверь во внутренний дворик. — Подожди, ты оставишь записку себе? — Моя улыбка настолько широка, что мне становится больно. — Ты собираешься позвонить ему, не так ли? Собираешься пощекотать его задницу своими большими пальцами?

— Если цена будет подходящей.

Мы оба разражаемся звонким смехом, привлекая внимание всех вокруг.

Хадсон

Стоя на вершине «Марко» с видом на Центральный парк и Верхний Вест-Сайд, я скучаю по пустынным пейзажам Седоны. Нью-Йорк шумный и оживленный город, что обычно позволяет легко двигаться изо дня в день, не сбавляя темпа и не оставаясь наедине со своими мыслями. Город больше не производит такого эффекта. Если бы только я мог снова погрузиться в хаос и оставить все мысли о мире, тишине и Лиллиан позади.

Я принял приглашение на сегодняшнюю вечеринку, только потому что знал, что Август будет здесь. У меня получилось застать его одного достаточно надолго, чтобы выступить в защиту Лиллиан и аргументировать ее повторный прием на работу со всех возможных сторон. Но чем больше настаивал, тем больше тот сопротивлялся. Он называл ее присутствие раком. Сказал, что она искалечила отдел Хейса, а теперь работает надо мной. Как будто проблема в Лиллиан, а не в самовлюбленности и неутолимом стремлении Августа к власти?

Даже сейчас, наблюдая за Августом в окружении других богатых, влиятельных мужчин, когда все они тешат свое эго в теоретическом коллективном онанизме, я задаюсь вопросом, как, черт возьми, я здесь оказался. Об этой жизни всегда мечтал? Лиллиан спросила меня в Седоне, что бы я делал, если бы не работал в «Норт Индастриз», и не смог придумать ни одной вещи. Ни одной чертовой вещи. В какой момент я отдал всю свою жизнь ради человека, который никогда не смотрел на меня как на нечто большее, чем продолжение себя? Ответ прост. Моя жизнь никогда не была моей с самого начала.

— Привет, незнакомец.

Я поворачиваюсь и вижу, как Хиллари, красивая блондинка, которая зарабатывает на жизнь, обслуживая подобную публику, подходит к перилам рядом со мной. Ее темные глаза сияют от искреннего счастья видеть меня.

— Привет. — Я ухмыляюсь и приветствую ее поцелуем в щеку. — Выглядишь потрясающе, как всегда.

Хилари высокая, с длинными ногами, округлыми бедрами и широкой улыбкой. Она несколько раз работала с Хейсом, но в основном я вижу ее на таких встречах с доктором Марвином Луисом, владельцем крупнейшего кабинета косметической хирургии в Нью-Йорке.

— Спасибо. — Она наклоняется немного ближе. — Но я бы все отдала, чтобы оказаться сейчас в своих трениках и шлепанцах.

По крайней мере, я не единственный, кто мечтает оказаться в другом месте.

— Когда увидела тебя издалека, то подумала, что ты Хейс.

Я внутренне вздыхаю.

— Что меня выдало?

Она ухмыляется.

— Не хмурый вид.

— Ах… да. — Я хихикаю. — Думаю, это всегда выдает меня.

— Боже, все это так скучно. — Она смотрит на парк, и я присоединяюсь к ней. Хиллари толкает меня в бок. — По крайней мере, мне платят за то, что я здесь. А у тебя какое оправдание?

Посмотрев на далекие городские огни, я признаюсь.

— Полагаю, мне тоже платят за то, что я здесь. — Когда в последний раз я делал что-то, потому что хотел, а не потому что чувствовал себя обязанным?

— Значит, слушая, как другие мужчины хвастаются своими завоеваниями и успехами, у тебя не встает, как у остальных?

Я издаю лающий смешок.

— Ни капельки.

Мы говорим о текущих событиях и спорте, и я понимаю, почему такие женщины, как Хиллари, зарабатывают такие деньги, какие зарабатывают. Она имеет степень магистра, говорит на трех языках и является прекрасным собеседником. Впервые за сегодняшний вечер я не чувствую, что мне скучно до слез.

Как раз когда думаю, что это будет кульминацией моего вечера, я слышу смех с другого конца террасы. Заразительный смех, который задевает знакомые струнки. Мышцы моего живота напрягаются, и покалывание наполняет мою кровь.

Я следую взглядом за звуком и натыкаюсь на пару поразительных голубых глаз.

Лиллиан.

Как будто я позвал ее по имени, девушка смотрит прямо на меня. И наблюдаю, как ее удивление переходит в настороженность, а затем в безразличие. На ее безучастном лице мелькает раздражение, когда она замечает женщину, стоящую рядом со мной. Сердце замирает в груди, когда девушка движется ко мне. У меня есть смутное ощущение, что она привлекает внимание всех присутствующих на террасе, но я не могу оторвать от нее взгляд, чтобы проверить. Только когда оказывается прямо передо мной, я понимаю, что Лиллиан не одна. Она здесь с Элли.

За то время, что ей требуется, чтобы поздороваться, я уже сделал выводы. В отсутствии работы, она решила снова попробовать себя в эскорте. А это значит, что она здесь с кем-то другим, с кем-то, кто заплатил за ее компанию, возможно, даже за доступ к ее телу.

Из того, что я знаю о Лиллиан, все это приводит меня в полное замешательство. И иррациональную ярость.

— Ты быстро пошла дальше. — Язвительность в моем голосе заставляет ее нахмуриться.

Ее взгляд устремляется на Хиллари, затем обратно на меня, выражение ее лица самодовольное, поскольку она делает свои собственные выводы.

— Наконец-то нашла работу, где меня уважают и ценят за мой творческий потенциал.

Кровь превращается в жидкий огонь в моих венах. Мысль о том, что один из этих мудаков будет у нее между ног, глотая ее сладострастные стоны и удерживая ее тело, пока она дрожит от освобождения, вызывает у меня желание что-нибудь сломать. Предпочтительно руки того, с кем она здесь.

Лиллиан выглядит чертовски красиво. Сексуальные изгибы, обтянутые облегающим платьем, выставленные напоказ стройные ноги, и все эти великолепные светлые волосы, обрамляющие большие глаза, и пара губ, которые мне так хочется поцеловать.

— Определенно выглядишь соответствующе, — замечаю я, медленно осматривая ее от ног до лица.

Она переводит взгляд с меня на Хиллари и обратно. В ее глазах мелькает боль, а затем они становятся холодными и жесткими. Девушка ухмыляется.

— Как и вы, мистер Норт.

Ее намек, объединяющий меня с такими, как Хейс и Август, разрушает последний контроль над собой. Я сжимаю руки в кулаки, чтобы не схватить ее и не оттащить в сторону.

— Если вы нас извините, — говорю Хиллари и Элли, не сводя глаз с Лиллиан. — Я бы хотел поговорить с Лиллиан наедине.

— Все в порядке, — говорит Лиллиан Элли, которая неохотно уходит, что только еще больше выводит меня из себя. Неужели она думает, что со мной та не в безопасности?

— Элли, давай выпьем, — говорит Хиллари, и, наконец, мы с Лиллиан остаемся одни на краю вечеринки.

Я подхожу ближе, возвышаясь над ней, и Лиллиан отступает на несколько шагов назад, чтобы увеличить расстояние между нами и любопытными ушами.

— Теперь ты продаешь свое тело, да?

Она вызывающе поднимает подбородок.

— Это не твое дело.

Я сжимаю зубы, чтобы не закричать, что это, черт возьми, мое дело. Но она права. То, что та делает, не мое гребаное дело. Так почему же тогда я чувствую себя преданным?

— Я надрывал задницу, пытаясь вернуть тебе работу, — говорю сквозь стиснутые зубы.

— Да? Так вот чем ты занимался сегодня вечером? Надрывал задницу, чтобы помочь мне? — Девушка сжимает челюсть. — А та шикарная женщина, к которой ты прижимался — начальник отдела кадров?

Я вздрагиваю от такого намека.

— Не говори глупостей. Ты даже не представляешь, на что я пошел ради тебя.

Она пожимает плечами.

— Не беспокойтесь. — Опять этот вздернутый подбородок. — Я двигаюсь дальше.

— Да? — Мои губы изгибаются, обнажая зубы. — И ты счастлива пополнить свой банковский счет деньгами от траха, не так ли?

Выражение ее лица такое свирепое, она наклоняется вперед, находясь в нескольких сантиметрах от меня.

— Как ты смеешь судить меня. Ты ничего обо мне не знаешь!

Я хватаю ее за бедро и рывком прижимаю ее тело к своему. Когда зарываюсь лицом в ее шею, она ахает.

— Я знаю, каковы твои губы на вкус. И все еще чувствую твой сосок на своем языке. И знаю, какие пьянящие звуки ты издаешь, когда кончаешь.

Лиллиан отталкивает меня.

— Ты отвратителен! — Ее лицо раскраснелось, пульс бешено колотится в горле, а учащенное дыхание отдается в ребрах.

— Но ведь это то, чего ты хочешь, верно? Хочешь, чтобы я был в той же коробке, в которую ты поместила всю мою семью. Потому что, пока ты держишь меня в этой коробке, предполагая, что я худший из мужчин, тогда, возможно, у тебя есть шанс не попасть в мою постель.

— Ты действительно такой же, как они. — Лиллиан прищуривает глаза до щелочек. — Истинный Норт, во всех отношениях. — Она поворачивается так быстро, что я остаюсь с открытым ртом в поисках правильного ответа, но ничего не приходит.

Девушка проталкивается сквозь толпу и распахивает дверь с такой силой, что та с треском ударяется о стену.

Дюжина пар глаз устремлены на меня, и мне некуда спрятаться. Как бы мне этого ни хотелось, не стану ее преследовать. Мои руки трясутся, пульс неровный. Я не в лучшем расположении духа для разговора. Мне хочется крепко поцеловать ее и показать ей, насколько она ошибается. Удовлетворить ее языком и заклеймить зубами. Хочется дразнить ее, пока она не начнет умолять меня сделать ее своей. Только моей.

— Она — фейерверк.

Я смотрю на Трэвиса Эверфилда, сына нефтяного магната, когда он встает рядом со мной. Его взгляд перемещается от двери, через которую только что выбежала Лиллиан. Трэвис — прирожденный миллиардер, которому не пришлось работать ни дня в своей жизни. Он тусуется с Хейсом и, откровенно говоря, ведет себя так же, как он.

— Да. — Я изо всех сил стараюсь разжать челюсть. — Она такая. — И это одна из тех вещей, которые мне в ней нравятся.

Он потягивает свой напиток, который представляет собой что-то прозрачное со льдом, с оливкой.

— Некоторые люди не знают, когда нужно сдаться. — Его бриллиантовое кольцо на мизинце блестит на свету. Гребаный придурок.

— Что?

Он кивает в сторону двери.

— Она. Она не создана для этого бизнеса.

Все мое тело застывает, каждый мускул напряжен до боли.

— Жаль. Она горячая. Но чертовски фригидная. — Он усмехается. — Ее нужно сломать.

— Что за хуйню ты сейчас сказал?

— Просто констатирую очевидное. Я был с ней однажды. — Он качает головой. — Она сопротивлялась. Чопорные сучки не стоят той бумаги, на которой напечатана их зарплата…

У меня в голове что-то замыкает.

Слова Лиллиан в Седоне возвращаются ко мне с мучительной ясностью.

Избавлю тебя от подробностей. Оказалось, что эскорт не для меня.

Это все, что девушка сказала. Но я помню напряжение в ее теле и то, как она избегала моего взгляда. Вот почему Хейс чувствовал себя обязанным нанять Лиллиан. Вот почему Элли настояла на том, чтобы Хейс дал ей работу. Теперь все это обретает смысл. Но знал ли мой брат, что она подверглась насилию? Неужели он знал и все равно обращался с ней как с дерьмом?

— Не парься, парень.

Я смотрю на Трэвиса, на его зачесанные назад волосы, на его ехидную ухмылку, на его рост и мускулы. Господи, Лиллиан, должно быть, была в ужасе.

Он ухмыляется.

— Здесь полно легких кисок…

Мой кулак с тошнотворным треском врезается ему в челюсть. Он тяжело падает. Его тело обмякло. Несмотря на то, что Трэвис в отключке и не в состоянии защищаться, я пинаю его в живот. Отступаю назад для нового удара, когда две руки обхватывают меня сзади.

— Хадсон, какого черта!

Я отпихиваю того, кто меня схватил, и нависаю над телом Трэвиса.

— Еще раз тронешь ее, и я тебя на хрен прикончу!

Элли зовет меня по имени, но я игнорирую ее. Не могу говорить с ней прямо сейчас. Не после того, что узнал. Она — часть причины, по которой Лиллиан оказалась в такой ситуации.

Ударяю кулаком по кнопке вызова лифта, желая поскорее убраться отсюда. Убежать. Чтобы сжечь бурлящие внутри меня эмоции.

Мне нужно поговорить с Лиллиан.

ГЛАВА 14

Лиллиан

В лифте я написала Элли, что направляюсь домой. Уверена, что та видела мой торжественный выход. Девушка написала в ответ, что хотела бы уехать вместе со мной, но что она на работе и позвонит мне, как только сможет.

Я вызываю такси, быстро проходя через вестибюль. Не думаю, что Хадсон станет меня преследовать, но не могу отделаться от ощущения, что он идет за мной по пятам. Прохладный январский ветер напоминает мне о том, что я не взяла с собой пальто. Обхватываю себя руками, приготовившись ожидать такси, когда вижу Карину, сидящую в машине Хадсона.

Мы встречаемся взглядами, и я ругаюсь про себя, прежде чем сказать «к черту все» и пойти домой. Ладно, может, не до самого дома, но достаточно далеко от водителя Хадсона. Мой нос немеет, а холодный воздух жалит ноги, пока быстро иду прочь, пытаясь согреться. Вспоминая свою ссору с Хадсоном, я с каждым шагом злюсь все больше. И уже направляюсь по Парк-авеню к семьдесят второй, когда рядом со мной останавливается черная машина.

— Лиллиан, остановись! — Хадсон уже наполовину вылез из машины.

Я бросаю взгляд на Карину. Иуда. Она пожимает плечами, как бы говоря, что у нее нет выбора.

Даже зная, что у меня нет шансов обогнать Хадсона на этих высоких каблуках, ускоряю шаг. Он обходит меня, и я останавливаюсь, чтобы не врезаться в него. Прикосновение к нему было бы худшим, что я могла сделать. Одного его запаха достаточно, чтобы отбросить все рациональные мысли.

Я делаю большой шаг назад.

Он замечает это.

— Я не собираюсь причинять тебе боль.

— Чего ты хочешь, Хадсон? Мне больше нечего тебе сказать. Я просто хочу домой. — Я вздрагиваю от того, как сорвался мой голос на последнем слове.

Сострадание смягчает его черты.

— О, Лили, — мягко говорит он. — Мне так жаль. Это все моя вина.

Мне любопытно, но я колеблюсь. Нельзя забывать, кто он. Норты — отъявленные манипуляторы. Я не хочу снова попасться на его доброту и искренность.

Порыв ледяного ветра пронзает меня насквозь.

— Возьми мой пиджак? — Он уже снимает его.

— Нет.

— Пожалуйста, возьми его. — Он пытается накинуть его мне на плечи, но я отмахиваюсь и делаю еще один шаг назад.

В последний раз, когда тот дал мне свой пиджак, я обхватила его бедра ногами и засунула язык ему в рот.

Его карие глаза мерцают теплом.

— Ты замерзла. Могу я отвести тебя в более теплое место, чтобы мы могли поговорить?

— Мне больше нечего тебе сказать.

Он печально кивает.

— Я знаю. Но мне так много нужно сказать тебе. Умоляю тебя. Один час твоего времени, а затем ты избавишься от меня.

Умоляет? Норт когда-нибудь умолял?

— Карина может остаться с нами, если хочешь, — поспешно добавляет он в последней попытке. — Все, что тебе нужно, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Пальцы ног онемели, а лицо замерзло. У меня даже зубы стучат. Я могу замерзнуть здесь до смерти, прежде чем меня подвезут домой.

— Хорошо.

Плечи Хадсона опускаются с выдохом.

— Слава Богу, — бормочет он. Его полный облегчения взгляд возвращается к моему. — Спасибо.

С высоко поднятым подбородком я иду впереди него к машине и опускаюсь на заднее сиденье. Сдерживаю вздох облегчения от тепла, исходящего от сидений. Хадсон скользит за мной, но держит дистанцию. Переглядывается с Кариной в зеркале заднего вида, затем поворачивается ко мне.

— Ничего, если мы поедем ко мне домой? Это прямо по улице, а потом Карина отвезет тебя домой.

Альтернатива — мой дом и Аарон. Я не могу рисковать тем, что он узнает что-нибудь о моем увольнении, так что…

— Хорошо.

— Спасибо. — Хадсон кивает Карине.

Мы молчим во время короткой поездки к зданию Хадсона. Карина открывает заднюю дверь.

— Не могла бы ты подняться с нами, — просит ее Хадсон.

— Все в порядке, — говорю я, вылезая с заднего сиденья. Стоя в нескольких сантиметрах от Хадсона, я смотрю на него. — Я тебя не боюсь.

Карина пытается скрыть улыбку, и я вижу, как в ее глазах мелькает гордость. Ладно, хорошо, она прощена.

Я следую за Хадсоном через двери в вестибюль, где пахнет полированным деревом и кожей. Его приветствуют по имени, на что он вежливо отвечает. Лифтер заводит светскую беседу с Хадсоном, но я сохраняю молчание.

Квартира Хадсона именно такая, какой я её себе представляла. Просторная, с большим количеством окон и мягкой мебелью для отдыха. Как будто он больше заботится о комфорте и удобстве своих гостей, чем о том, чтобы попасть в журнал по дизайну интерьера. Не то чтобы это место не выглядело так, будто к нему прикоснулся профессионал. Натуральное дерево и текстуры земляных оттенков в сочетании с живыми растениями и мягкими пледами создают идеальную атмосферу дзен — не могу представить, чтобы Хадсон увлекался чем-то подобным.

— Ты голодна? Хочешь что-нибудь выпить?

— Нет. Просто скажи то, что тебе нужно сказать, чтобы мы могли наконец похоронить это, и я могла жить дальше.

— Хорошо. — Он смотрит на свои ноги и кивает.

Почему он выглядит таким раздавленным? Лед вокруг моего сердца слегка трескается.

Он потирает затылок.

— Давай сядем.

— Мне и стоя хорошо. — Это неправда. У меня болят ноги, и я устала. Но я не хочу облегчать ему задачу.

Хадсон засовывает руки в карманы и нерешительно смотрит мне в глаза.

— Помнишь, в Седоне ты спросила меня, что бы я делал, если бы не работал на «Норт Индастриз»?

Я киваю.

— Я всегда был предан только своей семье и нашему бизнесу. От принятия стороны брата в драке на школьном дворе, даже если знал, что он не прав, до лжи в защиту репутации отца — нет ничего, на что бы я не пошел, чтобы защитить имя Норт.

— Я в курсе, — говорю сухо ледяным голосом. Я — побочный ущерб от преданности, о которой он говорит.

Он съеживается, но продолжает.

— Пожалуйста, пойми, мне никогда не давали выбора. Я ничего не знаю за пределами «Норт Индастриз». Ничто не имеет значения за пределами семьи Норт.

Я закатываю глаза и откровенно рассмеялась бы, если бы какая-то часть меня не сочувствовала ему.

— Я пытаюсь сказать, что… — Он смотрит в пол, переминаясь с ноги на ногу, словно пытаясь решить, как много хочет рассказать или как он хочет это сказать. Покачав головой, возвращает взгляд к моим глазам. — Если я похоронил твою работу в Седоне…

— Если?

— Хорошо. Когда я похоронил твою работу. — В выражении его лица сквозит отвращение. — Если я сделал это, чтобы навредить своей семье, то не осознавал этого. Я не говорю, что это невозможно. Видит Бог, у меня достаточно семейных проблем, чтобы целая команда психотерапевтов работала всю жизнь.

— Тогда почему? Почему ты это сделал?

Он облизывает губы.

Ух. Почему он продолжает это делать?!

— Это та часть, о которой я хотел с тобой поговорить.

— Давай. Выкладывай. — Мой голос становится все громче и громче, во мне закипает гнев, а ярость наступает на пятки. — Умираю от желания услышать, почему ты не вмешался, не заговорил, не спас меня, когда у тебя были все возможности! Скажи мне, почему! — Я смахиваю слезы, текущие по моим щекам.

— Лили…

— Ты даже не представляешь, чего мне стоила потеря работы!

— Мне жаль…

— Почему ты не остановил меня?

— Потому что я запал на тебя.

Я захлопываю рот.

— В тот вечер за столом я слушал, как ты делишься своей идеей с такой гордостью и убежденностью… И волнением в твоем голосе. Я был очарован. Так что не смог бы остановить тебя, даже если бы захотел, а я действительно не хотел этого. Я бы слушал твои идеи всю ночь. — Он проводит руками по лицу. — Господи, Лиллиан. Что ты со мной делаешь?

— Я… — Я тяжело сглатываю. Мои слезы высохли. — Не знаю, что сказать.

— Не говори ничего. Ты заслужила правду. Мою правду.

Я прищуриваюсь, глядя на него.

— И что же это за правда?

Хадсон

Да, отличный, блядь, вопрос.

— Ну… — Я выдыхаю и выпрямляю спину, потому что после всего, через что мы прошли, после сегодняшнего вечера, пришло время выложить все это на стол. — Ты мне нравишься, Лиллиан. Очень. Я сдерживал себя, потому что ты была сотрудником «Норт», а я не перехожу профессиональные границы.

— Сдерживался. — Она фыркает.

Благодарный за что-то, кроме слез, я поднимаю брови.

— Сдерживался. Поверь мне. Самое тяжелое, что мне когда-либо приходилось делать, это провожать тебя в твою комнату в новогоднюю ночь. Не прикасаться к тебе на следующий день было пыткой. Не иметь возможности поцеловать тебя, обнять тебя… — Дрожь пробегает по всему моему телу, и мурашки бегут по коже. — Я хочу тебя, Лиллиан. И ты должна знать, что я никогда никого не хотел так сильно, как тебя.

Она быстро моргает, как будто мои слова несут с собой мощный порыв ветра.

— Ты хочешь вернуть свою работу, и ты этого заслуживаешь. Я исчерпаю все свои ресурсы и влияние, чтобы это произошло.

— А если «Норт Индастриз» снова наймет меня, ты просто, что? Перестанешь меня хотеть?

Я уже качаю головой.

— Я не могу контролировать свои чувства. Поверь мне, я бы это сделал, если бы мог. Но буду уважать тебя и оставлю в покое.

Она, кажется, обдумывает это, затем кивает головой.

— Значит вот так. Тогда зачем делать это громкое признание? Зачем выставлять себя на всеобщее обозрение?

— Потому что не могу смириться с мыслью, что ты считаешь, будто я настолько низкого мнения о тебе, что могу использовать тебя, чтобы навредить своей семье. Я не могу жить в мире, где ты меня ненавидишь. Ты слишком много значишь для меня сейчас. — Три маленьких слова вертятся на кончике моего языка, но я заставляю себя сдержаться. Любовь? Не знаю. Одержимость? Возможно. Но что бы я ни чувствовал, я жажду ее следующего слова, отчаянно жду ее следующего вздоха и схожу с ума от мысли, что ей больно.

Она, кажется, переваривает все, что я ей сказал, прежде чем поднять подбородок.

— Спасибо за честность. Но я не уверена, что ты полностью правдив насчет…

— Ох, Лили… — Я качаю головой, усмехаясь над абсурдностью этого. — Разве ты не чувствуешь правду в моих словах? — Притяжение между нами, электричество, которое витает в воздухе, когда мы близки, неужели я единственный, кто это чувствует? Больше, чем похоть, больше, чем влечение, то, что между нами — это нечто большее.

Она прикусывает губу и больше ничего не говорит.

— Ясно. Я понимаю. — Почему она должна мне доверять? Я прочищаю горло, когда между нами повисает неловкая тишина. — Я сообщу Карине, что ты готова ехать домой. — Я отправляю быстрое сообщение своему водителю, чтобы она знала, что Лиллиан уже в пути, а затем провожаю тихую, задумчивую Лили. Нажимаю кнопку вызова лифта. — Я свяжусь с тобой по поводу ситуации с повторным наймом, — говорю я, не отрывая взгляда от дверей лифта, потому что знаю: если посмотрю на нее, мне захочется ее поцеловать.

Она не отвечает, но я улавливаю кивок головы боковым зрением.

Лифт пикает, и двойные двери открываются. Я отступаю назад как раз в тот момент, когда Лиллиан заходит в кабину.

Будь сильным, Хадсон. Попрощайся. Уходи.

Ее голубые глаза встречаются с моими, и на мгновение я забываю, как дышать. Мою грудь сводит от недостатка кислорода, и когда я заставляю себя вдохнуть, она замечает это.

Девушка прикусывает губу и краснеет. Пальцами сжимает клатч. Она дышит тяжелее?

Двери медленно закрываются. Мой пульс учащается. Вот и все. Как только она уйдет, все будет кончено.

— Лили, подожди! — Я проскальзываю в двери. Тяжело дышу, как будто пробежал десять километров, а не два шага, чтобы добраться до нее. Я наблюдаю, как ее удивление сменяется принятием и, наконец, желанием.

Мы прижимаемся друг к другу. Мои руки в ее волосах. Она сжимает в кулаках мою рубашку. Наш поцелуй — атака, которая наверняка оставит синяки. Я разворачиваю ее, сильно прижимая к стене, и нажимаю кнопку «стоп» на панели вызова лифта. Она стонет от удовольствия, а пальцами скользит между пуговицами моей рубашки.

Я запускаю руку в ее волосы и углубляю поцелуй. Она выгибается, прижимаясь ко мне грудью. Из моей груди вырывается дикий рык.

— Я хочу тебя. — Я облизываю ее горло и прикусываю губу.

— Да, — выдыхает она.

Как и ночью в вихре, я поднимаю ее ногу над своим бедром. Ее короткое платье скользит вверх, обнажая тонкую черную полоску кружева между ног. Я тяжело дышу, голова кружится от желания. Оттягиваю кружево в сторону и стону от вида ее открытой и влажной киски.

— Чертовски красиво.

Лиллиан ахает, когда я дразню ее кончиками пальцев.

Я не могу оторвать взгляд от своей руки, и когда просовываю два пальца внутрь, девушка безвольно прижимается ко мне.

— М-м-м… такая мокрая. Ты такхорошо чувствуешься, Лили.

Она покачивает бедрами, трется о мою руку.

— Не так быстро. — Вытаскиваю пальцы, оставляя только самые кончики. Она хнычет. Я планирую растянуть ее удовольствие как можно дольше. — Не хочу торопиться с тобой.

— О, боже, — выдыхает она, прижимаясь к моей шее.

Я медленно ввожу и вывожу пальцы, и когда она снова прижимается ко мне бедрами, полностью убираю пальцы.

— А-а-а-а.

Ее взгляд — ледяной синий огонь, и я чувствую, что она собирается обозвать меня всеми самыми плохими именами. Но яростный взгляд становится томным, когда я подношу пальцы к ее губам.

— Открой. Хорошая девочка. — Мои влажные пальцы легко скользят между ее губ и по языку. — Соси. — Она закрывает глаза и стонет. — М-м-м, вот так. — Я смотрю, как мои пальцы скользят между ее губ, с каждым разом погружаясь все глубже, пока костяшки моих пальцев не касаются ее зубов, и все же она с легкостью принимает меня в горло. — Идеально. Все в тебе идеально.

Я улавливаю дерзкий блеск в ее глазах, когда она проводит зубами по моим пальцам. У меня вырывается шипение. Сжимаю ее нижнюю челюсть, все еще прижимая пальцы к ее языку.

— Нравится кусаться?

Уголки ее губ приподнимаются, и она сильно кусает мои пальцы.

— Черт, — стону я, когда удовольствие-боль разжигает мою кровь и еще больше возбуждает меня. — Я тоже.

Она заставляет меня задыхаться. Нуждаться. В этот момент я бы умолял ее причинить мне боль.

Лиллиан продолжает сосать мои пальцы. Я отрываю их от ее губ, и она хмурится, как будто была бы счастлива сосать их несколько дней. Девушка кажется слишком хорошей, чтобы быть реальной, и все же я чувствую ее тепло, дыхание и бешеный пульс напротив меня.

— Останься на ночь со мной. — Я целую ее шею. Сжимаю руками грудь. — Я дам тебе все, что нужно. Сколько бы раз тебе это ни понадобилось. Пожалуйста… — Облизываю ее нижнюю губу и зажимаю пухлую плоть между зубами.

— Да, — выдыхает она.

Я нажимаю кнопку открытия двери и тяну ее за руку обратно в свою квартиру. Через несколько секунд мы снова прижимаемся друг к другу. Руки рвут одежду. Зубы впиваются в кожу. Мне нужно добраться до нее. В нее.

Спальня слишком далеко. Гостиная тоже. Я поднимаю девушку и сажаю на кухонный остров. Крепко целуя ее, обхватываю ее горло и нежно сжимаю.

— Ложись. — Толкаю ее вниз, пока она не ложится спиной на столешницу. Беру каждую ногу на высоком каблуке и ставлю их на стойку. Скольжу руками вверх по ее шелковистым ногам к коленям, затем вниз по мягким бедрам с легким давлением, пока она не раскрывается. От этого зрелища у меня перехватывает дыхание. Лиллиан лежит на спине, светлые волосы ореолом окружают ее лицо, платье задрано на бедрах, а полоска кружева между ног мало чем прикрывает сокровища, спрятанные под ним.

— Этот образ тебя, распростертой на моей кухне, я никогда не забуду, — говорю ей, проводя ладонью по внешней стороне ее бедра. — Ты словно угощение, Лили. — Я облизываю губы. — А я чертовски голоден.

Первый вкус Лиллиан заставляем меня сжать свой стояк, чтобы не взорваться. Ее звуки наполняют мои уши, а ее вкус заполняет мой рот. Я поглощаю ее, как будто у меня никогда не будет другого шанса. Каждый глоток ее сладости наполняет меня собственнической гордостью, и я втягиваю в себя каждую ее каплю. Скоро я буду глубоко внутри нее.

Запустив руки в мои волосы, она проводит ногтями по коже головы. Мое имя срывается с ее губ в сексуальной мольбе.

— Хадсон, пожалуйста.

— Еще нет. — Я не хочу, чтобы это заканчивалось.

Никогда.

Я вытесняю это слово из своих мыслей. Втянуть женщину в дерьмовый шторм, которым является семья Норт, — это то, чего я не пожелаю никому. Так что вечность не на повестке дня. А вот сексуальное, развратное тело Лиллиан — да.

Мой рот между ее ног, я крепко удерживаю ее за бедро, чтобы она не двигалась, скольжу свободной рукой вверх по ее грудной клетке и ласкаю ее грудь. Ее спина выгибается. Я перекатываю твердую вершину ее соска между пальцами, фиксируя в памяти каждый звук, который она издает. Отмечая каждое место на ее теле, где девушка получает удовольствие, и каждое прикосновение, которое сводит ее с ума, я сохраняю эту жизненно важную информацию.

Я играю с Лиллиан, то приближая ее к кульминации, то отдаляя ее. И так снова и снова, пока она не начинает тянуть меня за волосы, а ее кожа не становится влажной от пота. Она тянется рукой между ног и пытается сама потушить огонь.

Я хватаю ее за запястье.

— Нет.

Девушка дрожит от желания кончить. Я знаю, что это делает меня мудаком, но мне чертовски нравится, что я делаю это с ней. Нравится, что это я довел ее до этого состояния. И нравится, что я буду тем, кто принесет ей облегчение.

— Пожалуйста. — Ее голос дрожит.

Я встаю и подхватываю ее на руки. Она обхватывает рукой мой затылок и целует меня. Ее вкус на моем языке смешивается со сладостью ее рта, и это сочетание заводит ее еще сильнее. Лиллиан кусает мои губы, лижет мою шею и шепчет грязные обещания мне на ухо.

К тому времени, когда затаскиваю ее в свою постель, я уже не в силах рассуждать и логически мыслить. Не могу достаточно быстро войти в свою женщину.

В свою женщину?

Нет, в эту женщину.

Неважно.

Я усаживаю ее на край кровати и помогаю снять платье. Света, проникающего из коридора, достаточно, чтобы я мог разглядеть ее даже в темной комнате. Опускаюсь на колени, чтобы снять с нее туфли, в то время как ее полные груди, переполняющие кружевные чашечки бюстгальтера, вздымаются в нескольких сантиметрах от моего лица.

— Я уже говорил тебе, какая ты чертовски сексуальная? — Хватаю ее за бедра и притягиваю к себе так, что оказываюсь на коленях между ее ног. Облизываю ее соски через лифчик, покусываю и посасываю, пока тонкая ткань не начинает блестеть на вишнево-красных кончиках. — Великолепно, — шепчу я.

Девушка расстегивает мою рубашку, стягивает майку через голову, а затем велит мне встать. Встаю между ее раздвинутых бедер, мой стояк вжимается в молнию. Лиллиан расстегивает мой ремень, и когда мои брюки падают, скапливаясь у моих ног, мой член устремляется к ней.

— И кто теперь сексуальный? — говорит она и сжимает в кулак эрекцию между моих ног.

Я стону от такого внимания. Даже через нижнее белье ее прикосновение кажется невероятным. Лиллиан гладит мой член от основания до кончика, ее хватка удивительно сильная, учитывая, какая она маленькая. Я хочу избавиться от ткани между нами. Хочу почувствовать ее кожа к коже. Поэтому дергаю за резинку трусов, но она отбрасывает мою руку.

— Еще нет.

Уголок моего рта приподнимается. Она намерена заставить меня страдать, продлить мою пытку так же, как я мучил ее. Пусть будет так. Если кто и может справиться со сдержанностью, так это я.

Я стою спокойно и позволяю ей играть. Запускаю пальцы в ее волосы, дразню ее соски и провожу подушечкой большого пальца по ее нижней губе, пока она мучает мою болезненно твердую эрекцию.

— Я могу делать это всю ночь, милая. — Я погружаю большой палец между ее губ.

Она усердно сосет его и рычание вырывается из моей груди.

— Ты действительно совершенна. — Я смотрю, как мой большой палец исчезает между ее губами, снова и снова.

Лиллиан стягивает с меня трусы, открывая своему жаждущему взору мое ноющее желание. Перемещается к середине кровати и встает на колени. Не сводя с меня глаз, снимает лифчик. Затем трусики. Бросает их мне в грудь, где они ударяются и падают на пол. Тяжело дыша и с лукавым обещанием в глазах, она ждет, когда я наброшусь на нее.

На этот раз я не заставляю ее ждать.

Лиллиан

Хадсон устремляется ко мне. Я падаю на спину с визгом восторга, когда он устраивается между моих ног. Его рот у моего горла, его зубы царапают чувствительную кожу до мочки моего уха.

— Скажи мне, что тебе это нравится, Лили. — Его голос глубокий и хриплый от желания. — Ты сводишь меня с ума. — Он покусывает мочку моего уха. — Я не хочу тебя пугать.

Я двигаю бедрами, чувствуя, как жар его потребности проникает в мою нежную плоть.

— Меня не так легко напугать. Я выдержу. — Я упираюсь пяткой в кровать и переворачиваю его на спину так, что оказываюсь сверху, оседлав его бедра. — Может быть, это тебе нужно предупреждение?

Он проводит руками по моему торсу и обхватывает мою грудь.

— Делайте все, что в ваших силах, мисс Джиллингем.

Мы целуемся на большой кровати Хадсона, по очереди оказываясь сверху. Его руки на мне, мои руки на нем, его язык, мой язык, мы сосем и лижем и доводим друг друга до исступления, пока нас обоих не начинает трясти от желания освободиться.

Хадсон достает презерватив из ящика прикроватной тумбочки, но я выхватываю его и удостаиваю себя чести надеть его. Толкнув мужчину на спину, приподнимаюсь над ним. Волны гордости прокатываются по мне, когда он смотрит на меня так, будто я — лакомство, которое бывает раз в жизни, и он не хочет упускать ни мгновения.

Опираясь ладонями на его внушительную грудь, я опускаюсь ниже. Растягиваясь. Наполняясь. Медленно, осторожно вбираю каждый сантиметр. Я никогда не была с таким… одаренным мужчиной. Неудивительно, что все Норты ходят так, будто они — божий дар для женщин. Если у них у всех анатомия Хадсона, то они заслужили право хвастаться.

Полностью усевшись, я даю своему телу мгновение, чтобы привыкнуть к его огромным размерам.

Он сжимает мои бедра.

— Ты в порядке, детка?

Я кручу бедрами, а затем сильно прикусываю губу, чтобы не застонать.

Его смешок вибрирует глубоко в нашем соединении.

— Это «да», Лили?

— Да, — стону я и откидываю голову назад.

Его голова покоится на подушке, руки исследуют меня, пока мужчина наблюдает, как я нахожу свое удовольствие. Разные ракурсы, глубины и движения затрагивают эрогенные части моего тела, о существовании которых я и не подозревала. Закрываю глаза, теряясь в ощущениях и слушая, как он шепчет слова одобрения.

Мой темп ускоряется, и оргазм, сдерживаемый всю ночь, вырывается на поверхность.

Через мгновение меня переворачивают на спину. Хадсон подается бедрами вперед. Хватается одной рукой за мое колено и тянет его вверх и в сторону, открывая меня, чтобы вонзиться глубже. Он вколачивается в меня с неослабевающей силой. Мой рот открыт, но из него не выходит ни звука, так как каждый мощный толчок лишает меня голоса.

Никогда не думала, что мне понравится грубый секс, но между каждым толчком вперед я умоляю о большем. Сильнее. Глубже. Я хочу чувствовать его везде. Хочу, чтобы он не оставил ни одной части меня нетронутой.

Хадсон держит меня в плену. Пригвожденной к кровати. Открытой и неподвижной, когда отпускает последние остатки жесткого контроля, под которым держит себя. Его движения ускоряются. Хватка оставляет синяки.

Он прижимается губами к моим.

— Ты — рай. — Он целует меня крепко, лишая голоса и дыхания. Я задыхаюсь и стону его имя. — Гребаный рай.

Он снова завладевает моими губами. Врезается в меня с силой один раз. Второй. И на третий я падаю.

Каждая клеточка моего тела взрывается, как крошечный фейерверк. Моя спина отрывается от кровати. Экстаз пронизывает меня насквозь. Звезды танцуют у меня перед глазами, когда ощущение полета разливается по моим венам. Рот Хадсона накрывает мой, и он рычит между моих губ с последним толчком, который доводит его до экстаза.

— Святые угодники, — выдыхает он мне в губы.

— Ты просто читаешь мои мысли.

— Это было… — Он качает головой, затем целует меня в лоб, кончик носа, подбородок и, наконец, в губы. — Ты чертовски феноменальна.

Хадсон откатывается, и мы оба стонем от потери связи. Я смотрю, как его темная тень движется через комнату в ванную. Мне нужно собрать свою одежду, одеться и избавить его от своего общества. Но я все еще не полностью восстановила силы, поэтому вместо этого подкладываю под голову мягкую пуховую подушку и закрываю глаза.

Кровать пахнет Хадсоном. Смесь кокоса и специй. Утыкаюсь носом в ткань и закрываю глаза. Я чувствую, как матрас прогибается. Хадсон, откинув одеяло, заползает рядом со мной. Он притягивает мое обнаженное тело к своему и натягивает на нас одеяло.

— Мне нужно идти, — сонно говорю я, прижимаясь к его груди.

— Спи, Лили.

Я делаю слабую попытку сесть.

— Я не хочу, чтобы все было странно или…

Его усмешка ощущается в нижней части живота.

— Мы занимались сексом. Уже слишком поздно для того, чтобы не делать все странным. Так что спи.

Я ухмыляюсь и знаю, что он, должно быть, чувствует это на своей коже.

— Хорошо, но только на час. Затем я уйду.

Он целует меня в макушку.

С его ровным дыханием, его пальцами, пробегающими по моим волосам, и моей рукой, перекинутой через его живот, я, в конце концов, проваливаюсь в сон.

Где-то в ночи слышу его шепот:

— Я не отпущу тебя.

ГЛАВА 15

Хадсон

Я просыпаюсь от того, что солнце светит в окно моей спальни, а Лиллиан свернулась калачиком у меня под боком. Теплая, мягкая и крепко спящая. Ее голова лежит на моей подушке, а ее нога перекинута через мои бедра. Я изучаю ее милое личико. Светлые брови, черные ресницы, розовые губы, припухшие от моих зубов. Я считаю россыпь веснушек на ее носу и обнаруживаю крошечный шрам на подбородке, а также фиолетовое пятно на шее.

Во время вчерашнего ночного безумия я поставил ей засос.

Интересно, рассердится ли она? Или будет гордиться тем, что носит мою метку? От мысли, что другие люди увидят это, мой член становится твердым. За этим следует волна стыда. Я же не животное, черт возьми.

С каждой минутой в комнате становится все светлее. Зная, что мне нужно сделать, но ненавидя то, что я должен это сделать, сползаю с кровати и направляюсь в гардеробную. Одеваю спортивные штаны и белую футболку, затем чищу зубы и умываюсь. Когда возвращаюсь в комнату, Лиллиан все еще спит в той же позе, в которой я ее оставил — все ее светлые волосы разметались по моей подушке, а ее голые ноги запутались в моих простынях. У меня возникает желание оставить ее здесь. Просто чтобы просыпаться с ней вот так каждое утро и засыпать с ней рядом каждую ночь.

Но в моем мире сказок не бывает.

Фантазии — пустая трата времени.

— Ты смотришь, как я сплю? — спрашивает она хриплым голосом, приоткрыв только один глаз.

— Виноват. — Я сажусь на край кровати и откидываю ее волосы с лица.

Она удовлетворенно вздыхает и закрывает глаза.

— Я не хотела оставаться на ночь.

— Я рад, что ты это сделала. Мне было бы трудно отпустить тебя.

Когда девушка открывает глаза, их голубой цвет напоминает мне воду Карибского моря — прозрачную, теплую и манящую.

— И что теперь?

— Зависит от того, насколько сильно ты хочешь уйти. — Я продолжаю водить рукой по ее волосам, чередуя это с круговыми движениями по коже головы, потому что мне нравятся звуки, которые она издает. — Я приготовлю кофе. Ты голодна?

Самая сладкая сонная улыбка растягивается на ее губах.

— Я бы не отказалась от французских тостов.

Я не могу удержаться, чтобы не поцеловать ее. Прижимаю свои губы к ее и чувствую, как девушка улыбается. Боже мой, мужчина может привыкнуть к этому.

— Пойду приготовлю завтрак. Я положил кое-какую одежду на стул. Можешь принять душ. Или нет. — Я утыкаюсь лицом в ее шею и глубоко вдыхаю. Сладкий аромат ее кожи смешивается с моим, и от этого сочетания мой член становится твердым. — Я лучше пойду, или мы останемся в этой постели еще на несколько часов.

Она проводит руками по моим волосам ленивыми движениями.

— Несколько часов, да? — В ее голосе звучит усмешка.

— Не искушай меня доказывать это. — Я покусываю место на ее шее, где оставил отметину, затем целую, чтобы успокоить. — Прости за это.

Когда отстраняюсь, она подносит пальцы к шее.

— Что ты сделал?

— Встретимся на кухне. — Я заставляю себя отодвинутся от нее.

— Подожди. — Она садится, выставив напоказ свои полные, красивые груди.

Мой рот наполняется слюной.

— Ты что, поставил мне засос? — Она тычет пальцем в место на шее, ее глаза расширены, а ухмылка растягивается по ее лицу.

— Французский тост, говоришь, да? — Я пячусь из комнаты.

— Хадсон! — Она спрыгивает с кровати и бежит в ванную.

Я хихикаю, пока иду по коридору.

— Ты поставил мне засос! — кричит она и, к счастью, уморительно смеется.

В моей груди расцветает тепло, и я не могу перестать улыбаться, доставая яйца и молоко из холодильника. Не помню, когда в последний раз улыбался в комнате в одиночестве.

Я варю кофе, наливаю себе кружку и взбиваю яйца, корицу и молоко, когда Лиллиан присоединяется ко мне на кухне. Одетая в светло-серые спортивные брюки и толстовку, которые я оставил для нее, она делает простой хлопок похожим на одежду от кутюр с подиума. Ее мокрые волосы волнами рассыпаны по плечам, а лицо совершенно чистое. Это напоминает мне о том, как девушка выглядела в халате в Седоне.

Лиллиан опускается на барный стул напротив меня.

— Это неловко, — игриво говорит она. Ее взгляд опускается на миску передо мной. — Все в порядке?

Я моргаю, смотрю вниз и вижу, что где-то между ее появлением на моей кухне и сейчас, я перестал взбивать и вместо этого капаю яичной массой на столешницу.

— Черт, — бормочу я и хватаю влажную губку, чтобы убрать беспорядок. Когда оборачиваюсь, Лиллиан улыбается, как будто знает что-то, чего не знаю я. — Что?

— Ничего. Просто это странно, понимаешь?

— Странно? — Не лучшая реакция от женщины после проведенной вместе ночи.

— Да, я имею в виду, можем ли мы на самом деле смотреть друг другу в глаза над этим островом и не думать о том, что произошло на нем? — Ее щеки покраснели.

— Я никогда не увижу этот остров прежним. — Отодвигаю миску в сторону и наклоняюсь над стойкой, чтобы быть ближе к ней. — Если бы это зависело от меня, я бы хотел облизать тебя на каждом предмете мебели в этом доме, на каждом сантиметре пола, трахнуть тебя у стен, оставить твой след на всем, что у меня есть. — Дотягиваюсь до ее подбородка и двумя пальцами закрываю ее распахнутый рот. Провожу большим пальцем по ее нижней губе, прежде чем опустить руку. — Это слишком?

Лиллиан сглатывает.

— Совсем нет.

— Кофе? — Я возвращаюсь к приготовлению завтрака, пока она приходит в себя от визуального образа, который я создал. Если она в игре, то нет причин, по которым мы не можем воплотить это видение в жизнь как можно скорее. В конце концов, сегодня воскресенье.

Я протягиваю ей чашку кофе, она отпивает глоток и стонет.

— Боже правый, это потрясающе.

Я снова улыбаюсь про себя, думая о том, как она говорила то же самое прошлой ночью, когда я был глубоко внутри нее.

— Могу я помочь? — Ее голос ближе, и когда я поворачиваюсь, девушка стоит прямо позади меня, не сводя взгляда с моей задницы.

— Будешь продолжать так пялится на мою задницу, и мы не сможем позавтракать.

Она усмехается в свою кружку.

— Я справлюсь. Почти закончил.

— Где ты научился готовить?

Я кладу на тарелку два кусочка французского тоста и начинаю делать еще два.

— Это сексистский вопрос.

— Нет, я имею в виду… Наверное, я просто предположила, что у тебя есть люди, которые готовят для тебя.

Я передаю ей тарелку и ставлю рядом бутылку сиропа, чувствуя себя немного неловко из-за снобизма, особенно зная, что она абсолютно права.

— Так и есть. — Я протягиваю ей вилку и надеюсь, что она не заметит тисненое название бренда на ручке. — Я обратил внимание, когда она готовила.

— Хадсон, святое дерьмо! — восклицает она с полным ртом. Она жует, глотает и снова откусывает.

Слава богу, что у нее короткий период внимания.

Со стоном, девушка закатывает глаза.

— Так. Вкусно.

Она такая чертовски милая, что я не могу этого вынести. Поэтому наклоняюсь и запечатлеваю поцелуй на ее сладких от сиропа губах.

Ее глаза расширяются, когда она смотрит, как я слизываю липкую сладость со своих губ.

— С твоих губ вкуснее. — Чтобы снова не усадить ее на остров и не снять с нее эти штаны, я поворачиваюсь к плите.

Мы едим на кухне. Я делаю еще несколько порций, прежде чем она, наконец, говорит, что наелась. Лиллиан ополаскивает посуду, а я ставлю ее в посудомоечную машину, пока та расспрашивает меня о моих любимых рецептах. И заставляет меня пообещать, что я приготовлю их все для нее. Без проблем, черт возьми. Любой предлог, чтобы вернуть ее в мой дом.

— Ты слышишь это? — спрашивает она, пока я кладу последнее блюдо в посудомойку. Откуда-то неподалеку доносится отдаленная вибрация.

— Это телефон?

— Мой телефон. — Она пытается проследить за вибрацией. — Где он?

— Я не уверен. Вчера вечером я был немного занят.

— Сумочка! — Она достает свой крошечный клатч откуда-то из-за двери и выуживает телефон.

— Все в порядке?

Она прикусывает губу, набирая быстрое сообщение.

— Угу.

Интересно, это Элли беспокоится о том, как все закончилось прошлой ночью? Нам так и не удалось толком закончить наш разговор о ее новой работе. Я жду, пока девушка положит телефон обратно в сумочку, прежде чем перейти к деликатной теме.

— Я не знаю, как спросить об этом помягче, поэтому просто спрошу.

Она хмурит брови и улыбается.

— Хорошо.

— Ты сопровождаешь полный рабочий день?

— Что?

— Не нужно лгать мне, Лиллиан. Я знаю, что ты в трудном положении после того, как тебя уволили…

— Я не работаю в эскорте!

— Но вчера вечером ты сказала…

— Ты решил, что я кого-то сопровождаю. Я просто не стала тебя поправлять. И пошла на вечеринку с Элли, чтобы наладить контакты.

Ее признание развязывает миллион узлов в моей груди.

— И это сработало. — Она достает из сумочки небольшую стопку визиток.

Я беру их у нее.

— Макс Хершки. Лжец и мошенник. — Я отбрасываю его визитку. — Питер Сент-Джеймс. Серийный изменщик своей жене, и он не дает чаевых. — Отбрасываю его карточку. — Такер Лорд. Обвинения в изнасиловании сняты, потому что его дядя — судья. — Выбрасываю его карточку в мусор. — Конлин Мур. Он порядочный парень. — Я возвращаю ей карточку. — Николас Редмонд. Черт, нет. — Я разрываю карточку на две части и выбрасываю ее в мусор. — Тебе лучше не знать.

Она смотрит на единственную карточку в своей руке и убирает ее обратно в сумочку.

— Ты знаешь, что мне не нужна была бы другая работа, если бы…

— Я знаю. — Я прикусываю зубами нижнюю губу, потому что, по правде говоря, хочу, чтобы Лиллиан вернулась в «Норт Индастриз». Но тогда бы я открыто встречался с сотрудницей. Потому что мы начали кое-что прошлой ночью. То, что мне очень хочется продолжить.

Лиллиан

— Который час? — спрашиваю я у Хадсона, перебирая пальцами его волосы, пока его щека прижата к моей голой груди.

После завтрака Хадсон упомянул о десерте. Я думала, что он сумасшедший, пока не заметила дикий блеск в его глазах. Мы вернулись на кухонный остров, а затем переместились на диван, где теперь лежим вымотанные и с трудом дышащие.

— Тебе нужно куда-то идти? — Его голос низкий и хриплый, как будто он находится на грани сна и сознания. Его нога, перекинутая через мои ноги, слегка напрягается, неохотно отпуская меня. Парень скользит рукой вверх по моему боку и касается моей груди.

Я вздрагиваю от его прикосновения. По правде говоря, мне никуда не хочется уходить. И именно поэтому должна уйти.

— Есть кое-какие дела. — Это не ложь. Я уверена, что меня ждет стирка, грязная кухня, а также поиск работы…

— Нужна помощь? — Он поворачивает лицо и целует меня между грудей, скользит выше, проводит губами по моему горлу и покусывает подбородок. — Я могу быть очень хорошим помощником. — Его поцелуй глубокий и ленивый. Медленный и соблазнительный. И пробуждает бездонный голод с каждым движением языка.

— И это все ваши навыки ассистента, мистер Норт? — шепчу ему в губы.

Он улыбается.

— У меня много навыков, мисс Джиллингем. — Он устраивается между моих ног. — Останься. — Толкается бедрами вперед, заставляя меня задохнуться. Его рот приближается к моему горлу. — И я покажу тебе каждый из них.

Хорошо. Я зажимаю это слово за зубами. Нельзя быть слишком доступной. Играй в недотрогу. Мужчины, как Хадсон, любят вызов. Что бы ты ни хотела сделать, делай наоборот. От этих мыслей у меня кружится голова, но один факт возвышается над всеми остальными. Я хочу остаться с Хадсоном. И все же, он — Норт. Я не до конца уверена, что могу ему доверять. Особенно свое хрупкое сердце.

— Прости.

Он перестает целовать меня и поднимает голову, чтобы посмотреть мне в глаза.

— За что?

Я не могу выдержать его взгляд, но пытаюсь говорить легкомысленно.

— Мне действительно пора идти.

— Не извиняйся за это. — Он быстро целует меня, затем отстраняется и встает.

Его эрекция гордо торчит между ног, и мое тело отзывается приливом тепла. Мужчина надевает штаны, его ухмылка немного застенчива, когда он пытается скрыть свою эрегированную длину за тонкой тканью.

Что такого в спортивных штанах и стояке? Это сочетание лучше, чем арахисовое масло и желе, яйца и бекон, суббота и воскресенье… Я хочу потрогать…

— Воу, — говорит он, хватая меня за запястье. — Я думал, ты сказала, что тебе нужно идти.

Моя безвольная рука повисает в воздухе.

— Еще пять минут. — Я шевелю пальцами, чтобы попытаться дотянуться ближе. Не повезло.

Хадсон тянет меня с дивана к своему телу, не пытаясь скрыть свой стояк, который прижимается к моему животу. Он поднимает обе мои руки вверх и заводит их за свою шею.

— Если я позволю тебе дотронуться до него, то нам понадобится гораздо больше времени, чем пять минут.

— Хорошо…

Он поднимает брови.

— То есть… нет? — Я прижимаюсь лбом к его груди и стону. — Это намного сложнее, чем я думала.

Он хихикает.

Я поднимаю голову.

— Серьезно!

— Конечно, детка. — Он целует меня в макушку, затем отпускает меня. — Я облегчу тебе задачу. Одевайся. Я отвезу тебя домой.

— Ты отвезешь меня домой? — Я хватаю одолженные штаны со стола в столовой. Как, черт возьми, они там оказались?

— Не по своей воле. — Он подмигивает и хватает свой мобильный телефон, бумажник и ключи.

Я иду в ванную, умываюсь и пытаюсь выглядеть как презентабельный человек, а не как женщина, которая провела последние двенадцать часов, даря и получая умопомрачительные оргазмы. Я благодарна Хадсону за спортивные штаны, но чувствую себя немного неловко, надевая их с туфлями на высоком каблуке. Может быть, это будет воспринято как дань моде, а не как «утро после»?

Хадсон встречает меня у двери. Я хмурюсь, когда больше не вижу напряженной выпуклости спереди его брюк. Он, должно быть, читает мои мысли, потому что качает головой и смеется.

Поездка в лифте с пятнадцатого этажа на подземную парковку проходит тихо, но не потому, что нечего сказать. Наоборот, кажется, что есть миллион вещей, которые нужно сказать, но ни одной из них я не хочу делиться перед незнакомцами, которые едут в лифте вместе с нами.

Хадсон берет меня за руку и проводит через помещение, которое больше напоминает стоянку роскошных автомобилей, чем гараж многоквартирного дома. Он останавливается у спортивного автомобиля стального цвета, и когда фары мигают, открывает дверь со стороны пассажира.

— Это твоя машина?

Он наклоняет голову, не отвечая на то, что, оглядываясь назад, я понимаю, было глупым вопросом.

— Беспокоишься, что у меня нет прав?

— Я просто подумала… Карина…

Он прислоняется к открытой двери и пожимает плечами.

— Мне нравится, когда меня возят. Так я могу сосредоточиться на других вещах. Но когда дело касается тебя… Я хочу сам отвезти тебя домой.

Прекрати! Перестань говорить вещи, которые заставляют меня забыть, кто ты. Перестань заставлять меня влю… нет. Нет. Нет. Я забираюсь в машину, стремясь увеличить расстояние между нами.

Он обходит вокруг капота, как человек, полностью контролирующий свое тело, свои эмоции, свой мир. Совсем не так, как я, когда нахожусь в его присутствии. Счастливчик.

— Итак, — говорит он, сворачивая на Первую авеню, — у меня есть к тебе предложение.

— Я же сказала тебе, что не работаю в эскорте. — Я ухмыляюсь, дразнясь, отчаянно пытаясь разрядить обстановку и одновременно борясь с тяжестью в груди.

— Ха-ха. — Он улыбается в ответ, а затем его выражение лица становится серьезным. — Я хочу, чтобы ты знала, что я имел в виду все, что сказал прошлой ночью.

Я поднимаю бровь.

— Ты много чего сказал. Большинство с рейтингом R¹³.

— Ладно, что ж… — Его голос понижается. — И это я тоже имел в виду.

Этот слишком знакомый прилив тепла проникает в меня, и я дрожу.

— Я хочу увидеть тебя снова, Лиллиан. Не как коллегу. Не как друга. Я хочу… — Он проводит рукой по волосам. — Наверное, я хочу сказать, что…

— Ты хочешь встречаться со мной? — Я слышу улыбку и волнение в своем собственном голосе, что означает, что он тоже слышит. Отличный способ вести себя хладнокровно, Лиллиан.

— Да. Я хочу встречаться с тобой. — Он берет мою руку и подносит ее к своим губам. — Приятно сказать это вслух.

Я выдыхаю, думая, что мне приятно слышать это. Приятно и ужасающе.

— Я по-прежнему буду делать все возможное, чтобы вернуть тебе работу, но буду делать это как твой защитник и, если позволишь, твой… парень?

Прилив волнительной энергии наполняет мою грудь. Хадсон Норт. Мой парень? Как это может сработать? Мы из совершенно разных миров. Он нравится мне больше, чем следовало бы, но мне не нравится его семья. Они ясно дали понять, что терпеть меня не могут. Что это будет означать для Хадсона? Я не могу быть клином, разделяющим семью Норт. О, но мысль о том, чтобы провести больше ночей с Хадсоном, вызывает во мне трепет. Я не могу представить себя под руку с великим Нортом, но быть под руку с Хадсоном кажется естественным. Элементарно, как будто я родилась, чтобы быть там. Эти два чувства настолько противоречат друг другу, что я теряю дар речи.

— Скажи «да».

Мой взгляд устремляется на него.

— Мне нужно подумать об этом.

Легкость с его лица исчезает, но я вижу, что он не потерял надежду, поскольку в его карих глазах вспыхивает искра.

— Давай поужинаем завтра вечером, и сможем все обсудить.

— Ты говоришь так, будто это деловая сделка.

— Да, но у меня нет большого опыта в этой области. Ты должна простить меня за это. — Хадсон останавливается перед моим зданием и глушит двигатель, прежде чем повернуться ко мне. — Подумай об этом. Когда будешь готова к разговору, позвони мне. — Он берет обе мои руки и целует костяшки, заставляя все мои внутренности плавиться на полу его шикарной машины. — Не списывай нас со счетов. Я не преувеличивал, когда говорил, что никогда раньше не испытывал таких чувств к женщине. — Его глаза теплые и манящие, и мне хочется, чтобы мы снова оказались на том диване. — Какими бы ни были твои сомнения, дай мне шанс доказать, что ты ошибаешься.

Но дать ему шанс означает поверить в то, что он не причинит мне боль. Отдавать себя в руки любого мужчины страшно, тем более члена печально известной семьи Норт. Есть только два варианта развития наших отношений — брак или разрыв. Шансы в пользу последнего.

— Мне страшно.

В его взгляде скользит нежность.

— Хорошо. Это значит, что у тебя здоровое чувство самосохранения. Моя семья не всегда была добра к тебе. Я понимаю это.

Я издаю звук: наполовину фырканье, наполовину смешок. Слабо сказано.

— И ты не уверена, что то, что произошло с Бодавеем, не было частью моего генерального плана, чтобы подставить Августа?

Бинго.

— Я только надеюсь, что то, что произошло прошлой ночью, — его голос понижается на октаву, — и сегодня утром…

Мое лицо пылает жаром.

— Это значит, что ты снова начинаешь мне доверять. — Он берет меня за подбородок и проводит большим пальцем по моей щеке. — Боже, мне нравится, когда ты краснеешь.

Я отворачиваюсь от него и пытаюсь спрятать лицо.

— Тебе нравится, когда я смущаюсь? — Странное извращение.

— Мне нравится знать, что я могу заставить тебя что-то почувствовать.

Я потираю щеки, чувствуя, как румянец начинает спадать.

— А можешь вызвать что-то кроме унижения?

— Ты не унижена, Лиллиан.

Я смотрю ему в лицо и поднимаю бровь.

— Нет?

Его ответная улыбка медленная, сексуальная и немного хищная.

— Ты расстроена. Тебя выбила из колеи прошлая ночь и то, что началось между нами.

Он прав.

Хадсон наклоняется ближе, и я чувствую, что тянусь к нему, пока мы не встречаемся посередине над центральной консолью. Он целует меня в висок, затем скользит губами к моему уху.

— Я знаю, что прав, потому что это именно то, что чувствую я. — Он целует чувствительную кожу под моим ухом, затем тихо напевает. — Давай вернемся ко мне домой?

Дрожь пробегает по моему позвоночнику от глубокого, темного гула этого требования, произнесенного у моей коже. Да. Односложный ответ пульсирует в такт моему пульсу, наполняет мои вены, притягивает меня ближе. Я ловлю себя на том, что подхожу слишком близко. Прежде чем упасть. Не стоит доверять тому, что кажется слишком приятным.

— Ты такая чертовски красивая, Лили. — Он целует меня в челюсть и дразнит мой рот едва заметным прикосновением. — Посмотри на меня.

Я и не заметила, что закрыла глаза. Когда открываю их, у меня перехватывает дыхание от вожделения, пылающего в его взгляде. Он совсем не похож на своего близнеца. Там, где во взгляде Хейса горели злоба и презрение, во взгляде Хадсона кипят только желание и решимость.

— Я знаю, что ты боишься. Дай мне шанс показать тебе, что это напрасно.

Мне хочется сказать «да», поддаться влечению, отдаться своим чувствам. Но я поняла, что чувствам нельзя доверять. Потому что никогда не умела контролировать свои импульсы, и это один из тех случаев, когда ущерб может быть гораздо хуже, чем сломанная рука или вывихнутая лодыжка.

Мое сердце на кону.

— Я подумаю об этом.

Его губы замирают на моей коже. Мужчина откидывается назад, оставляя между нами холодное пространство длиной в каньон.

Не смотрю на его лицо, но мне это и не нужно. Я чувствую выражение неприятия на его лице.

— Мне нужно идти. — Я выпрыгиваю из машины так быстро, как только могу. — Спасибо, что подвез. — Цепляюсь пальцем ноги за бордюр, спотыкаюсь, но умудряюсь не упасть. Я отказываюсь оглядываться, боясь, что могу поддаться желанию снова броситься в его объятия и умолять его взять меня с собой домой.

Добираюсь до двери в безумии эмоций и расшатанных нервов. В поисках ключей понимаю, что у меня нет клатча. Черт. Я должна развернуться. Должна вернуться. Будь сильной, Лилли.

— Он у меня. — Его голос звучит близко и немного запыхавшимся. Тепло его тела касается моей спины, и Хадсон обхватывает меня рукой, его большой ладонью скользит по моему животу. Потом кладет мой клатч мне в руку и зарывается лицом в мои волосы. — Обещай, что подумаешь об этом.

Все мое тело дрожит от усилия, которое требуется, чтобы устоять на ногах, а не сдаться и прижаться к нему. Сопротивление, позволяющее оставаться твердой, а не таять в его объятиях.

— Я подумаю. — Как я могу не сделать этого? Черт, он — это все, о чем я смогу думать с этого момента и до бесконечности.

Последнее сжатие, и Хадсон уходит.

Я нащупываю ключ, вхожу в здание и прижимаюсь спиной к стене, пытаясь отдышаться.

Мне хочется всего того же, что и Хадсону.

Если бы только я была достаточно смелой и доверяла себе настолько, чтобы пойти за ними.

— Ты трахаешься с парнем, который водит «Мазерати»? — Это первые слова, которые говорит мне Аарон, когда я вхожу в квартиру. — Ты хоть представляешь, сколько стоит эта штука? — Он достает из шкафа три оранжевых пузырька и достает несколько рецептурных таблеток.

Я смотрю на бутылочки, гадая, какие лекарства он сейчас принимает. Стимуляторы? Успокаивающие? Миорелаксанты? Одно знаю точно: на всех бутылочках с таблетками написано мое имя. Врачи прописали мне все эти лекарства, чтобы вылечить множество поведенческих проблем, с которыми я борюсь, а я не могу вынести того, как себя чувствую при приеме любого из них. Мой брат, с другой стороны, кажется, наслаждается их действием.

— Что? — Он бросает таблетки в рот и глотает. — Это помогает от мигрени.

— Не знала, что у тебя мигрень. — Я бросаю платье Элли на диван, а потом понимаю, что, наверное, надо его повесить. — Скорее всего, это похмелье, — бормочу про себя, пока ищу свободную вешалку в шкафу.

— Ты ведь понимаешь, что он использует тебя?

Мои руки замирают, и напряжение наполняет мои мышцы. Да. Я рассматривала такую возможность. Но Хадсон мог бы выбрать любую женщину в Нью-Йорке. Почему он решил использовать меня?

Потому что ты невежественна. И тобой легко манипулировать.

— Не делай вид, что оскорбилась. Это хорошо для нас. — Брат берет свой велосипед и направляется к двери. — Думаешь, у него есть абонементы на игры «Никс»? Уверен, что есть. И уверен, что у него есть связи в крутых клубах города. Посмотрим, сможет ли он устроить меня ди-джеем в один из них. — Его глаза загораются, как будто я держу открытой дверь в Нарнию, чтобы он мог войти. — Или может, он даст мне шикарную работу, как у тебя. Я бы носил костюм и галстук.

Если бы он только знал, что у меня больше нет никакой шикарной работы.

— У нас с Хадсоном не такие отношения. — Такие, когда мы занимаемся сексом, и я прошу его о миллионе услуг. Я не такая женщина, а он не такой мужчина… Правда?

Аарон приподняв бровь смотрит на штаны и толстовку Хадсона.

— Судя по всему, я бы сказал, что у вас с Хадсоном именно такие отношения. Таким мужчинам, как он, нравится обладать всей полнотой власти. Дай ему то, что он хочет, похлопай ресницами и попроси об одолжении взамен. Им нравится это дерьмо.

— От всего этого разговора меня тошнит. — Я не преувеличиваю. Мне становится физически плохо при одной мысли о том, что он предлагает.

— О, отличная идея! Забеременеешь и тогда…

— Аарон!

— Что? — Он смеется. — Я шучу. Господи. — Брат выкатывает свой велосипед из квартиры.

Болезненное чувство, которое он оставил после себя, остается еще долго после его ухода.

Мой разум был занят мыслями о Хадсоне, я попыталась перенаправить свое внимание и потерпела неудачу. В душе я думала о том, как смыть запах Хадсона со своего тела. Во время стирки — стирала одолженную одежду. Выход из дома тоже не помог. Каждая проезжающая мимо машина заставляла меня подпрыгивать, думая, что это может быть он. Только вернувшись домой и слепо уставившись на коричневое пятно от воды на потолке, я поняла, что переступила опасный порог одержимости.

Размышления над негативными мыслями — это один из способов сломать мой мозг. Пребывание с Хадсоном, похоже, запустило цикл навязчивых мыслей до такой степени, что я стала истощенной и бесполезной.

Не знаю, как долго я здесь сижу, но когда звонит телефон, понимаю, что свет снаружи из желтого превратился в серый.

Мой пульс колотится от волнения при мысли о том, что звонит Хадсон. И хмурюсь, когда смотрю на определитель номера.

— Привет, Элли. — Волна разочарования отбрасывает меня обратно в лежачее положение на диване. Сейчас четыре часа дня. Неужели Хадсон совсем не скучает по мне? Мужчина хоть раз подумал обо мне? Если бы он знал, как много я о нем думаю, то ему было бы противно. Черт, мне самой противно!

— Ты вчера пропустила шоу!

Я могла бы сказать ей то же самое, но никогда не была из тех, кто рассказывает о своих любовных планах.

— Ты имеешь в виду, что произошло что-то еще, кроме моего унизительного драматического ухода после ссоры с Хадсоном? — Произнесение этого вслух вызывает целый виток новых мыслей. Кто видел, как я взорвалась и убежала? Какие-нибудь потенциальные работодатели? Что они должно быть подумали обо мне…

— Гораздо больше. — Она рассказывает о том, как Трэвис подошел к Хадсону и как Хадсон вырубил парня и продолжал пинать его после того, как тот упал.

— Хадсон? — переспрашиваю я сквозь пальцы, прикрывающие рот, с трудом веря в то, что слышу.

— Да! Я знаю Хадсона много лет, и никогда не видела, чтобы он так себя вел. Он вел себя как… его близнец!

— Брат.

Мы оба заканчиваем ее предложение одновременно.

— Да, — говорит она. — Хадсон был диким, Лил. Думаю, он бы убил его, если бы его не оттащили.

— Насколько хорошо ты знаешь Хадсона? — Я нервно прикусываю губу.

— Я не знаю его так, как знаю Хейса, если это то, что тебя интересует.

— Нет… я…

Она смеется.

— Все в порядке. Это справедливый вопрос. Из того, что я знаю о Хадсоне, он уравновешенный парень. Немного с комплексом спасителя, но в целом очень порядочный.

— Комплекс спасителя? — Камень оседает у меня в животе.

— Я наблюдала это всего несколько раз, но Хейс сказал, что Хадсон неравнодушен к уязвимым женщинам.

Камень в животе превращается в бетон.

— Что это значит?

— Не в сексуальном плане, просто он предлагает им помощь, понимаешь? Ставит их на ноги. Он купил барменше билет первого класса, чтобы она смогла улететь домой в Грецию, попрощаться с больной бабушкой. Однажды я видела, как он дал бездомной женщине стопку стодолларовых купюр и свою визитную карточку. Хейс сказал, что эта женщина сейчас работает горничной в здании Александра. — Элли ждет, что я отвечу, но единственным звуком является ее дыхание.

Хадсон любит помогать уязвимым женщинам. Это не должно быть для меня сюрпризом. То, как он подошел ко мне в ночь рождественской вечеринки, а затем отвез меня в Седону для столь необходимого отдыха. Или как предложил мне деньги после моего увольнения.

— Может быть, Хадсон просто хороший парень, — говорю я, немного защищаясь. — С каких пор желание помочь людям — женщинам — это плохо?

— Это неплохо. Думаю, дело не только в этом. Их мать в удручающем состоянии. Я думаю, Хадсон помогает женщинам, потому что не смог спасти свою маму.

Мое сердце щемит. Бедный Хадсон.

— Он точно защищал твою честь вчера.

Я провожу рукой по лицу и потираю лоб.

— Интересно, что Трэвис сказал ему?

— Я думаю, мы обе можем предположить, что именно он ему сказал.

Должно быть, Трэвис рассказал ему о том, что произошло. Все мое тело словно вспыхивает, разум кружится, воспроизводя ту ночь, когда Трэвис добивался большего, чем я была готова дать. Хадсон знает? И все же, не упомянул ничего из этого прошлой ночью. Почему?

— Я хотела поговорить с Хадсоном, — говорит Элли. — Но парень сразу же ушел. По тому, как тот шел, как будто у него под ногами горел огонь, я решила, что он пошел за тобой.

Я не подтверждаю и не отрицаю это.

— Лиллиан?

— Хм?

Ее вздох звучит так, будто она теряет терпение сомной.

— Что происходит между тобой и Хадсоном Нортом?

Мой мозг перегружен этим единственным вопросом. Я даже не могу связать воедино мысли, не то что слово. Миллион вопросов в сочетании с миллионом чувств, от которых у меня открывается рот и болит в груди.

Когда я не отвечаю, Элли вздыхает.

— Ох, милая. Теперь у тебя проблемы.

ГЛАВА 16

Хадсон

Воскресенье показалось мне самым длинным днем в моей жизни. Дольше, чем тридцатидвухчасовой рабочий день, когда я только начал работать в Норт. И дольше, чем ожидание, чтобы узнать о судьбе Александра после несчастного случая. Даже дольше, чем ожидание телефонного звонка, чтобы сообщить мне, что шестнадцатилетняя роженица, выжила, хотя все шансы были против нее.

После отъезда Лиллиан и неловкого прощания с ней я не мог перестать думать о ней. Ее присутствие было повсюду в моей квартире. На кухне, на острове, где я пировал ей накануне вечером. В прихожей, когда я нес ее, и девушка прижималась к моей шее. И в спальне, где все еще пахло ее духами из полевых цветов.

Мне хотелось связаться с ней, позвонить и услышать ее голос, отправить сообщение, чтобы она знала, что я скучаю по ней. Хотелось, чтобы Лиллиан знала, что я никогда не переставал думать о ней. Ни на одну секунду бодрствования. И даже во сне, когда мысли о ней вызывали самые эротические сны. Я проснулся в четыре часа утра с мокрыми шортами и стояком, который оставался твердым на протяжении еще двух оргазмов.

Рано утром я сдался и отправил Лиллиан сообщение, в котором просто говорилось: «Доброе утро, красавица». Она сразу же ответила. Вот почему даже сейчас, когда Карина маневрирует по утренним пробкам Манхэттена, я не отрываю глаз от экрана телефона, а на моем лице сияет улыбка. Я отправил ей сообщение, как только сел в машину, и теперь жду, когда, наконец, появятся пузырьки с текстом.

Не могу перестать думать о тебе.

Пузырьки исчезают.

Я хмурюсь.

Карина подъезжает к «Норт Индастриз», и я не свожу глаз со своего телефона. Все еще ничего.

Хм.

Меня приветствуют сотрудники компании и охрана, люди пытаются завязать светскую беседу в лифте, но я не отрываю глаз от экрана.

Когда выхожу из лифта и направляюсь к своему офису, теряю терпение и звоню ей. Я должен похлопать себя по спине за то, что продержался так долго.

— Хадсон, привет. — Ее голос тихий, нерешительный. Я представляю, как она лежит в постели, ее волосы в беспорядке, а тело теплое и манящее.

— Что происходит? — говорю я, широко ухмыляясь.

— Ничего особенного. — Она звучит немного замкнуто. Даже нервно.

Я слышу звуки на заднем плане. Бормочущие разговоры и звон посуды. Она в ресторане. Так рано утром? У нее собеседование? Свидание? Желудок сводит беспокойства.

— Можешь прийти ко мне на ужин сегодня вечером? У нас есть несколько незавершенных дел. — Я съеживаюсь от того, как официально это звучит. Вчера она обвинила мое предложение в том, что оно звучит как деловая сделка, и я слышу ту же хрень в собственном голосе. — Я имею в виду, что мне бы хотелось продолжить наш вчерашний разговор.

— Эм…

Я останавливаюсь прямо перед дверью своего кабинета и закрываю глаза.

— Пожалуйста, не говори «нет», — шепчу я.

— Хорошо. Есть кое-что, о чем я тоже хотела с тобой поговорить.

— Да? — Я надеюсь, что это ее окончательный ответ по поводу отношений. И чертовски надеюсь, что ее окончательный ответ будет «да». — Тогда я попрошу Карину забрать тебя в семь.

— Вообще-то, будет лучше, если я просто заскочу к тебе в семь.

Волнение в моей груди немного спадает.

— Все в порядке?

— Да, просто думаю, что так будет лучше.

Лучше? Для кого? Что, блядь, это значит?

— Мне нужно идти. Увидимся вечером.

— Лиллиан… — Линия обрывается.

От беспокойства у меня сводит живот. Она не была похожа на женщину, которой не терпится начать что-то со мной. Лиллиан говорила как женщина, готовая сдаться. Женщина, готовящаяся к побегу.

Я не могу позволить ей сделать это. По крайней мере, не попытавшись ее остановить.

— Мистер Норт? — Бекки замешкалась в дверях с блокнотом в руках. — Мистер Хейс пришел раньше и попросил, чтобы вы немедленно пришли к нему в офис. Он сказал, что это срочно.

Это объясняет сообщение, которое Хейс отправил час назад: «Как только приедешь, сразу же отправляйся ко мне в офис. Не останавливайся, чтобы выпить кофе или пописать. Немедленно».

Я бросаю вещи на свой стол, проверяю наличие важных сообщений и электронной почты и, наконец, убедившись, что нет пожаров, которые мне нужно тушить, направляюсь в кабинет Хейса.

Стол мисс Ньютон пуст. Я знаю, что Хейс специально так делает, чтобы она не услышала то, что он собирается сказать. Не очень хороший знак.

Дверь закрыта, и я не стучусь, прежде чем открыть ее. Внутри нахожу Хейса за столом с Мейером О'Кифом, адвокатом чертовски богатых людей.

— Я не помешал?

— Ты долго, — говорит Хейс.

— Мистер Норт. — Адвокат встает и пожимает мне руку.

— Мейер. Ты знаешь меня с двенадцати лет. Думаю, мы можем прекратить это дерьмо про мистера Норта. — Мое слегка задиристое отношение привлекает внимание моего близнеца, и он изучает меня любопытным взглядом.

Мейер натянуто улыбается.

— Хадсон. Ненавижу приносить плохие новости. — Он кивает мне, чтобы я занял место рядом с ним.

Мои нервы на пределе, мысли заняты Лиллиан, и моему сердцу не нравится это перетягивание каната за внимание.

— В чем дело? — Ближе к делу, чтобы я мог вернуться к тому, чтобы сосредоточиться на том, как завоевать Лиллиан.

Мейер тасует какие-то бумаги.

— Похоже, у нас конфликт…

— О чем ты, блядь, думал, вырубая Трэвиса Эверфилда? — рявкает Хейс.

— И поэтому ты здесь? — Я уже знаю ответ. Эверфилд, гребаная киска.

Адвокат извиняюще улыбается и протягивает мне конверт.

— На тебя подали в суд за нападение… среди прочего.

Я бросаю конверт на стол Хейса.

— Я бы сказал, что ему нужны деньги, но он богаче Бога, так чего же он хочет, чтобы я мог отдать ему это и умыть руки от этого мудака?

— Идиот, — ворчит Хейс. — Ему не нужны деньги. Он хочет публично унизить тебя и облить грязью имя Нортов.

— Передай Эверфилду, что если он будет продолжать этот судебный процесс, то проиграет. — Я наклоняюсь вперед и встречаюсь с Мейером взглядом. — Я выдам его секреты прессе. — Сжимаю челюсть, в груди бурлит гнев. — Я расскажу о его сексуальных домогательствах к эскортницам всем, у кого есть чертовы уши, Мейер. Прежде всего, «Таймс», затем «Пост» и, конечно, полиции Нью-Йорка. Пресса будет просто в восторге, разваливая империю Эверфилда.

У Мейера хватает здравого смысла выглядеть пристыженным. Что-то подсказывает мне, что хороший адвокат уже был вовлечен в юридические неприятности, связанные с сексуальным насилием, со своей дерьмовой клиентурой.

— Ты можешь это доказать? — спрашивает Хейс.

— Не могу. — Я поворачиваюсь лицом к своему близнецу. — Но его жертвы могут.

— Жертвы? — выдыхает Хейс, а затем отшатывается в отвращении. — И ты уверен в этом?

— Ты реально не знал?

Его взгляд становится ледяным.

— Думаешь, что я добровольно буду находиться рядом с мужчиной, который поднимает руку на женщину? — Мускулы его челюсти пульсируют.

Я игнорирую Хейса и поворачиваюсь обратно к Мейеру.

— Пожалуйста, передай это сообщение своему клиенту. Полагаю, он захочет, чтобы его иск был немедленно отозван.

Старик торжественно кивает, собирает свои вещи и выходит из офиса, пробормотав:

— Я буду на связи.

Как только дверь закрывается, я поворачиваюсь к Хейсу, который выглядит злым, как черт, ожидая ответов на невысказанные вопросы.

Ему придется подождать.

Потому что у меня есть свой вопрос.

— Почему ты нанял Лиллиан?

Он хмыкает, моргает и пожимает плечами.

— Элли попросила в качестве одолжения.

— И ты делаешь все, что просит Элли? — Я наклоняю голову, размышляя об отношениях моего брата с его любимой эскортницей. Неужели это нечто большее, чем кажется?

Он откидывается на спинку кресла и поднимает подбородок.

— Почти. Элли — единственная причина, по которой я нанял Лиллиан, и единственная причина, по которой я не уволил ее раньше.

— Ты не видишь в Лиллиан никаких положительных качеств? В профессиональном плане.

Его взгляд становится острее.

— Нет.

Я скрещиваю руки на груди, чтобы не обхватить ими горло брата.

— Она другая. Мне не нравятся другие. Мне нравятся предсказуемые, надежные, заслуживающие доверия. После того, как она сорвала сделку с «Ит ох»…

— Она не срывала. — У меня болят зубы от силы сжимания челюсти.

— …я не мог с чистой совестью держать ее в штате.

— Хочешь сказать, что совершенно не знал, что Трэвис Эверфилд подверг ее сексуальному насилию?

Его щеки пылают, а лицо приобретает яростный багровый оттенок.

— Я бы убил его…

— И что Элли чувствовала некоторую ответственность за это, поэтому и попросила об услуге?

Выражение его лица смягчается — первый признак того, что он чувствует что-то еще, кроме презрения к Лиллиан. Или, возможно, впервые он чувствует презрение к самому себе.

— Я устроил этому мудаку сотрясение мозга. Он заслужил худшего. — Я тычу пальцем в конверт, который оставил Мейер. — Напомни этому избалованному маленькому уебку его место. Будь моим адвокатом и делай свою работу.

Захлопываю за собой дверь и возвращаюсь в свой офис, чувствуя вновь вспыхнувшую ярость за то, что Трэвис сделал с Лиллиан. По крайней мере, теперь я знаю, что мой брат не имеет к этому никакого отношения. Если бы он был причастен, я бы и ему надрал задницу.

Лиллиан

Когда появляюсь в жилом комплексе Хадсона, я опаздываю почти на тридцать минут. Как обычно, я потеряла счет времени и решила поехать на метро, а не на такси, чтобы сэкономить оставшиеся деньги. Я потратила весь день на поиск работы, пропустила собеседование, потому что забыла записать время, и провалила еще одно собеседование, придя не туда. Очевидно, что следование простым указаниям является обязательным условием для приема на работу.

Подавленная, обескураженная и деморализованная, я размышляю о вполне реальной возможности того, что мне нужно вернуться к приему лекарств от СДВГ¹⁴, несмотря на нежизнеспособные побочные эффекты. Я потеряю сон, аппетит, буду чувствовать себя нервной весь день, но, по крайней мере, у меня будет работа… уф. Я не могу победить.

Я пытаюсь поднять свое настроение, делаю безразличное лицо, когда вхожу в вестибюль дома Хадсона.

— Лиллиан, — говорит Хадсон, вставая с черного кресла с телефоном в руке.

Должно быть, я плохо скрываю свои чувства, потому что мужчина изучает меня так, словно ищет раны и сломанные кости.

Я ненавижу, как мое сердце реагирует на его появление, пульсируя в бешеном ритме с каждым его шагом ко мне. Ненавижу, как беспокойство в его взгляде согревает меня в таких глубоких местах, что никакое тепло не может к ним прикоснуться. И я ненавижу то, что мне хочется упасть ему на грудь, закрыть глаза и забыть, что есть мир за пределами нас двоих.

— Ты пришла, — мягко говорит он, делая шаг в мое пространство.

— Я сказала, что приду.

— Выглядишь так, будто замерзла. Ты пришла сюда пешком?

— Приехала на метро.

Он хмурится, и в его карих глазах появляется отблеск разочарования.

— Я же сказал, что Карина тебя заберет.

Комплекс спасителя.

— А я сказала, что доберусь сюда сама.

Хадсон смотрит поверх моей головы, оглядывая комнату, и сжимает челюсть, прежде чем, наконец, возвращает свой взгляд к моему.

— Готова подняться?

На мой кивок он указывает мне дорогу к лифту.

— Мисс Джиллингем, рад видеть вас снова, — говорит парень, обслуживающий лифт. На его бейджике написано: «Джулио». Я никогда этого не запомню. Для меня он — лифтер.

— Я тоже рада тебя видеть. — Я не помню, как меня представили ему в первый раз. Хадсон, должно быть, рассказал ему обо мне.

Между нами воцаряется неловкое молчание. Мне интересно, о чем он думает. Какие у него планы на сегодняшний вечер? Ожидает ли он секса? Не поэтому ли тот пригласил меня сюда? Были ли все эти красивые слова о свидании дымовой завесой? Я отбрасываю эту мысль, потому что Хадсону не нужно осыпать женщину фальшивой искренностью, чтобы получить секс.

Лифт пикает, и Хадсон провожает меня к своей двери с легким прикосновением к пояснице. Моя кожа загорается от этого едва заметного прикосновения.

Когда он открывает дверь, меня обдает ароматом жареного чеснока и красного вина.

— Надеюсь, ты пришла голодной.

Мой желудок урчит от пустоты. Я не осознавала, насколько голодна, пока не почувствовала аромат теплой домашней еды.

— Да.

Он берет мое пальто и бросает его на спинку ближайшего стула.

— Хорошо. Не против итальянской кухни? — Он достает два винных бокала и наливает в них красное вино. — Я приготовил фрикадельки и маринару.

Я беру предложенное вино.

— Это один из знаменитых рецептов, которыми ты славишься?

Мужчина одет в черную футболку и свободные джинсы, я никогда не видела его таким непринуждённым. Но от его тела исходит напряжение, как будто тот готов к бегу. Или, лучше сказать, к преследованию.

— Так и есть. — Он кивает в сторону гостиной, а именно на диван. — Хочешь присесть?

Все мое тело пылает от воспоминаний о том, что мы делали на этом диване. В моей голове по кругу проносятся картинки с рейтингом X¹⁵.

Он понимающе улыбается и прочищает горло.

— Не так уж много безопасных мест, где можно посидеть, если ты пытаешься избежать воспоминаний.

— Я не пытаюсь их избежать. Они мне даже нравятся. — О, Боже, это слишком? Неужели я слишком рано отдала свое сердце?

Его выражение лица смягчается, и он выглядит почти застенчивым, когда говорит:

— Хорошо. Мне тоже.

Хадсон выдвигает для меня барный стул, и мы садимся у кухонного острова, я лицом к острову, его стул повернут ко мне.

— Как прошел твой день?

— Светская беседа? Серьезно? — Я улыбаюсь, чтобы дать ему понять, что вроде как шучу. Отчасти. — Мы сидим у острова, где всего две ночи назад я… — Я прикусываю губу и качаю головой.

Он хихикает.

— О, я помню. — Его голос понижается. — И никогда не забуду.

На грани перегрузки от смущения, я закрываю глаза и опускаю подбородок, глубоко дыша.

— Почему я здесь?

— Потому что я попросил тебя прийти, — говорит он. — Нам нужно поговорить.

— Хочешь получить ответ на свой вопрос о начале отношений? — Я делаю большой глоток вина.

— Нет, если только ты не готова его дать.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть ему в лицо, и не вижу ничего, кроме честности в его глазах. Можно ли доверять этой честности или нет, все еще остается предметом споров.

— Если не о нас, то о чем тебе нужно поговорить со мной.

— Трэвис Эверфилд.

Это имя бьет меня между глаз и мгновенно вызывает головную боль.

— Ох. О нем. Элли сказала мне, что у вас двоих была конфронтация.

— Была. И теперь он пытается подать на меня в суд, — говорит он небрежно, как будто комментирует погоду.

— Подать на тебя в суд? Почему?

Он делает глоток вина.

— У него сотрясение мозга. Ему нужны не столько мои деньги, сколько желание унизить меня за то, что я унизил его… Почему ты улыбаешься?

Я прикрываю рот кончиками пальцев.

— Разве? О, наверное, я испытываю трепет, зная, что ты поставил этого высокомерного придурка на место. А почему ты улыбаешься?

Его ухмылка только растет.

— Потому что мне нравится видеть тебя счастливой.

Что, конечно же, делает меня только счастливее.

— Меня не должна радовать мысль о том, что ты причинил боль другому человеку.

— Конечно, должна. — Веселье на его лице исчезает и сменяется чем-то темным и зловещим. — Потому что сначала он причинил боль тебе.

Я тяжело сглатываю.

— Не так ли, Лиллиан?

Когда я не отвечаю, Хадсон тянется к моей руке. Я позволяю ему поднести мою руку к губам, где он с долгим вздохом целует костяшки моих пальцев.

— Я должен был убить его, — бормочет он, касаясь моей кожи.

Я наклоняюсь ближе, желая забраться к нему на колени и почувствовать эти губы не только на моей руке.

Его глаза искрятся эмоциями, когда он смотрит на меня.

— Можешь рассказать мне, что случилось? — Он слегка касается губами моих пальцев, посылая приятные мурашки по руке.

Если он продолжит в том же духе, то я расскажу ему все. Абсолютно.

Его губы должны быть зарегистрированы как усовершенствованный инструмент допроса.

— Он… — Мой голос ломается. Я делаю глоток вина.

Хадсон держит мою руку в своей, большим пальцем ободряюще рисует круги на моем запястье.

— Он заплатил за свидание. В конце ночи решил, что хочет большего. Я сказала «нет». Он попытался дать мне денег. Я отказалась, снова сказала «нет». Он схватил меня, обзывал, лапал меня…

— Вот сукин сын!

— …я дала ему пощечину и ударила ногой по голени.

Он отшатывается назад, на его лице появляется выражение удивленной гордости.

— Правда?

— У меня есть склонность бурно реагировать, когда меня хватают. — Мой взгляд падает на его промежность. — Как тебе хорошо известно.

Он усмехается, но в голосе все еще чувствуется напряжение.

— И что потом?

— Я нашла Элли. Я не собиралась рассказывать ей о том, что произошло, потому что это было не так уж важно…

— Лиллиан, — рычит он. — Это, блядь, очень важно.

— Он же не изнасиловал меня.

Хадсон оглядывается вокруг, как будто не может поверить в то, что слышит, и ищет кого-то, кто мог бы это объяснить.

— Он поднял на тебя руку.

Я вздыхаю, потому что он прав.

— Элли заметила прореху на моем платье и потребовала рассказать, что случилось. И я рассказала. Она почувствовала ответственность, сказала, что загладит свою вину, и устроила мне собеседование с Хейсом.

Он кивает, как будто уже знает эту часть истории.

— Она мне ничего не должна, но я не собиралась упускать возможность пройти собеседование в «Норт Индастриз».

— А у самой Элли был подобный опыт общения с Трэвисом?

— Она упомянула, что он был своего рода засранцем, но никогда не переступал ее границ. Я думаю, что ее границы шире, чем мои.

— Границы есть границы. — Он смотрит в пол. — Черт. Ненавижу этого парня.

Я поднимаю свой бокал.

— То же самое. — Когда он не поддерживает мой «тост», я делаю два больших глотка. — У тебя есть план, как бороться с иском? На вечеринке были люди, которые видели, что между вами произошло, так что ты не можешь это отрицать.

Хадсон объясняет, как пригрозил разоблачить сексуальное насилие этого подонка, если он не откажется от иска.

— Это значит, что мне придется дать показания. — Меня охватывает дрожь беспокойства.

— До этого не дойдет. Этот парень замазан по уши. Он отступит.

— Но если нет, то я буду вовлечена.

— Только если ты сама этого захочешь.

Я обдумываю это в течение двух секунд.

— Да, к черту этого парня. Я помогу.

— Он богатый, влиятельный человек, Лиллиан. — Еще один поцелуй моей руки, на этот раз в ладонь, потом в запястье. — Хочу, чтобы ты знала: я сделаю все, что потребуется, чтобы защитить тебя от любого ответного удара. И это независимо от того, что ты решишь насчет нас.

Решишь насчет нас.

Точно.

Он ждет моего решения.

Я должна быть уверена в одной вещи, прежде чем дам свой ответ.

ГЛАВА 17

Хадсон

— Уверен, что ты не итальянец? — Лиллиан вытирает остатки красного соуса со своей тарелки ломтиком чесночного хлеба и отправляет его в рот. — О-боже-как-вкусно.

— Нет, я не итальянец. Даже не наполовину.

Она глотает, запивает вином и удовлетворенно вздыхает.

— Ух ты. Завтра я буду думать об этом блюде и жалеть, что не могу съесть его снова.

— У меня есть еще много всего в запасе. Все, что от тебя требуется, это быть здесь, чтобы я мог накормить тебя. — Я обещал себе, что не буду давить или пытаться убедить Лиллиан, чтобы она захотела исследовать то, что происходит между нами, и вот я держу фрикадельки в заложниках, чтобы убедить ее вернуться.

И что за магические свойства содержатся во вкусной еде? Когда Лиллиан пришла сюда, она была напряженной и сдержанной. Как только начала есть, ее мышцы расслабились, девушка стала больше улыбаться, и беседа потекла свободно. Наверное, и бутылка вина помогла.

Мы говорили о том, где мы выросли, о наших любимых фильмах. Она рассказала мне о своем отце, его проблемах со здоровьем и о том, как ее мама терпеливо ухаживает за ним. Я рассказал ей истории о своем детстве, в основном о своих братьях. У меня не так много воспоминаний о моих родителях, а те, что есть, не стоят того, чтобы ими делиться.

— Ты никогда не думал открыть ресторан? — Она откинулась в кресле, сложив руки на животе, как будущая мать.

Видение ее беременной моим ребенком, сидящей напротив меня после еды, которую я приготовил для нее, заставляет мое сердце колотиться, а член твердеть.

Я напряженно моргаю. Боже мой, что со мной не так?

— Нет, но моя невестка владеет рестораном, и ей это нравится. — Я продолжаю рассказывать ей о ресторане «Джордан на реке», и обещаю сводить ее туда в ближайшее время.

— Если бы решил оставить семейный бизнес, ты бы сорвал куш как шеф-повар.

Я прищуриваю глаза, но улыбаюсь, потому что ее одобрение заставляет меня чувствовать себя самым большим, сильным, самым надежным мужчиной на свете.

— Ты пробовала только мои французские тосты и фрикадельки, и думаешь, что это достойно ресторана?

— Почему бы и нет? Есть же курица с вафлями¹⁶. Французские тосты и фрикадельки — вполне логичный выбор.

Я сжимаю губы, пытаясь сдержать дурацкую гребаную улыбку, которая, чувствую, как зарождается.

— На самом деле это не так.

— Хм. — Она прикусывает нижнюю губу, и мои собственные губы чувствуют зависть. — О, фургончик с фрикадельками! Низкие накладные расходы. Поваренная книга семьи Норт, выручка идет на благотворительность. Или ты можешь устроить благотворительное мероприятие, где будешь готовить для бездомных и нуждающихся. Ты и твоя семья в фартуках кормите бедняков французскими тостами и фрикадельками. Или…

— Господи, Лили… — торопливо выдыхаю я.

Она захлопывает рот. Ее взгляд дико мечется по моему лицу, как будто девушка пытается прочитать мое выражение. Я надеюсь, что она видит именно то, что я чувствую — восхищение.

— Пожалуйста, продолжай. — Я чувствую себя так, будто месяц шел по пустыне, а ее следующие слова словно стакан холодной воды. — То, как работает твой разум… — Я выдыхаю. — За этим чертовски приятно наблюдать. — Мое туловище подается вперед, пока грудь не упирается в стол, в попытке подойти ближе и услышать ее более отчетливо. — Продолжай, что еще.

— Я… — Ее горло дрогнуло, когда девушка сглотнула. — Я потеряла ход мыслей.

— Вот это, то, что ты только что сделала? Идешь по следу вдохновения, вот так? Ты хоть понимаешь, какое это редкое качество? Это именно то, что ты сделала с Бодавеем тем вечером за ужином, и я чувствую тоже самое сейчас, именно поэтому я не остановил тебя. Ты феноменальна.

Слезы наворачиваются ей на глаза.

— Феноменальна? Не иррациональна? Импульсивна? Не несносна? Или рассеянна? — Она выглядит на грани срыва.

Я отчаянно хочу обнять ее.

— Иди сюда.

Она остается на месте.

— Всю свою жизнь я была слишком громкой, говорила слишком много и в неподходящее время. Меня оценивали по тестам, которые я редко выполняла. Мне говорили, что я ленивая. Если бы только она старалась больше. Если бы только сосредоточилась. Если бы только была более… нормальной. Никто никогда не рассматривал мои причуды как нечто достойное похвалы. — Она фыркает и вытирает слезы тыльной стороной ладони.

— Лили, детка. — Если она не хочет идти ко мне, хорошо. Я обхожу стол и поднимаю ее на ноги. Обхватив ее руками, веду к дивану и сажаю к себе на колени. — Не плачь. Слезы не входили в планы на сегодняшний вечер.

Ее щека прижата к моей груди, и я уверен, что она чувствует, как бешено колотится мое сердце за ребрами. Я заставил ее плакать. Это не может быть хорошо…

— То, что ты сказал, было прекрасно, — тихо говорит она. — Я просто никогда не слышала этого раньше. — Она фыркает и трет свой нос.

В моей груди раздается низкий рык.

— Как это возможно, что ни один человек не увидел, какой у тебя невероятный ум? Это не вселяет в меня веру в будущее человечества.

Девушка улыбается мне в плечо.

Я прижимаюсь губами к ее волосам, глажу золотистый шелк и вдыхаю ее сладкий аромат. Целую ее и шепчу, как сильно она меня удивляет и волнует. Скольжу ладонью вверх по ее бедру и останавливаюсь там. Я чувствую, как учащается ее дыхание. Мои мышцы напрягаются и покалывают, и бабочки порхают в животе, когда она реагирует на мои слова.

— Хадсон?

— Хм?

— Мне не нужно, чтобы ты меня спасал.

Я задерживаю дыхание. Мои пальцы подергиваются на ее бедре. Единственный звук в комнате — это тиканье секундной стрелки на моих часах.

— Я знаю, — говорю я, наконец. — И очень стараюсь не делать этого. — Если бы я вытащил ее из той однокомнатной квартиры, купил ей собственное жилье, поселил ее у себя, готовил, кормил и решал все ее проблемы, я был бы самым счастливым человеком на свете.

Но спасение — это не то, что ей нужно.

Ей нужна поддержка, чтобы она могла спастись сама.

— Я приняла решение насчет нас. — Она вырывается из моих объятий настолько, чтобы видеть мое лицо. — Разве ты не хочешь знать? — Она замечает мои широко раскрытые глаза, плотно сжатые губы и, я уверен, бледное лицо.

— Я немного нервничаю.

— Нервничаешь, что я скажу «да», или нервничаешь, что скажу «нет»?

Я облизываю губы и чувствую, как она слегка прижимается ко мне.

— Второе.

Она обхватывает мое лицо обеими руками и приближает свои губы к моим.

— Тогда хорошо, что мой ответ «да». Я хочу попробовать…

Я опускаю ее на спину. Мои губы на ее губах. Как бы часто мы ни целовались, настойчивость этого поцелуя ощущается по-другому. Наступательная атака. Борьба душ, которому мы с радостью отдаемся.

Упираюсь локтями в диван, подминая ее под себя. Прикусываю ее нижнюю губу и рычу:

— Ты моя.

Лиллиан скользит руками по моим ребрам и сжимает мой стояк поверх штанов.

— А это все мое.

— Да, блядь. — Я прижимаюсь к ней и качаю бедрами в глубоком, намеренном ритме, чтобы дать ей почувствовать то, что будет дальше.

Мои мышцы дрожат, дыхание учащается, и я заворожен ее прикосновениями. Ее добровольный пленник. Мое тело и душа принадлежат ей. Она просовывает руку за пояс и сжимает мой член. Блядь. Я прижимаюсь лбом к ее плечу с гортанным звуком, который удивляет даже меня.

— Так приятно, — стону я и продолжаю тереться о ее ладонь..

Слегка сдвинув бедра, переношу свой вес от нее в сторону. Грубо просовываю руку в переднюю часть ее брюк и слышу звук расползающихся швов, смешивающийся с нашим тяжелым дыханием.

— Упс. — Я ухмыляюсь и просовываю пальцы между ее ног. — Я заменю их позже.

— Порви их на кусочки, если хочешь, — говорит она мне в губы. — Мне все равно. — Она ахает, когда я погружаю два пальца внутрь. — Только не останавливайся.

— Никогда, детка. — Я провожу языком по ее горлу, потом поднимаюсь к губам и целую ее до умопомрачения.

Я схожу с ума от желания. Кровь бешено пульсирует во мне, голова кружится, а тело жаждет большего. На каждое погружение моих пальцев она отвечает поднятием бедер. Голодная и такая же дикая.

Она отрывает свой рот от моего жадного поцелуя, и мы наполняем наши легкие столь необходимым кислородом.

— Хадсон.

— Я здесь, Лили. — Я подкрепляю свои слова легким движением своих пальцев.

— Отнеси меня в постель. — Ее потрясающая, сексуальная ухмылка пронизана предвкушением.

Я целую улыбку на ее губах.

— С удовольствием, красавица.

Отказаться от сладкого, влажного тепла киски Лиллиан — это пытка. Ее легкие вздохи и отчаянные стоны — мощный афродизиак. Никогда в жизни я не был таким твердым.

Но моя женщина хочет, чтобы я отнес ее в постель.

Моя женщина. Никогда не думал, что эти два слова станут частью моего словарного запаса.

Прилив острой необходимости заставляет меня вскочить с дивана и потянуть Лиллиан с собой. Она двигается так, как будто собирается пройти в мою спальню, но я не могу вынести такой долгой разлуки. Мне нужно, чтобы она была на мне, прижималась ко мне, ее дыхание на моей коже и ее губы на моем горле.

— Запрыгивай. — Я хватаю ее за задницу и легко поднимаю. Ее ноги смыкаются за моей спиной, и прижатие ее киски к моему члену заставляет меня заскрежетать зубами.

Ее руки в моих волосах и ее рот у моего горла мешают сосредоточиться, пока я иду из гостиной в спальню. Дюжина ярдов кажется футбольным полем, когда предвкушаешь, как глубоко погрузишься в свою женщину.

На полпути по коридору я резко останавливаюсь, когда она атакует мои губы чертовски сексуальным поцелуем. Лиллиан всасывает мой язык в рот, вращая кончиком, как будто сосет мой член. И тут я понимаю… что до кровати мы не доберемся.

Я ставлю ее на ноги, прижимаю спиной к стене, затем опускаюсь на колени. На ней серые брюки и бордовый свитер.

— У тебя сегодня было собеседование? — спрашиваю я, расстегивая брюки и спуская их по ее упругим бедрам.

— Что? — Она моргает сквозь туман похоти и вылезает из брюк.

— Неподходящее время? — Я тихонько хихикаю, а затем прижимаюсь с поцелуем к кружевному треугольнику между ее ног. — Черт возьми, ты такая сексуальная. — Вцепляюсь пальцами в резинку и стягиваю ее трусики.

Вспышка животной потребности пронзает меня насквозь. Провожу руками по ее ноге, закидываю ее колено себе на плечо, чтобы открыть ее для моего голодного взгляда.

— Хадсон, — хнычет она. Ее глаза закрыты, щеки раскрасневшиеся, дыхание неровное. — Пожалуйста.

— Ты, наверное, захочешь за что-нибудь держаться, — рычу я и зарываюсь лицом между ее ног.

Ее руки летят к моей голове, чтобы удержаться, когда я почти сбиваю ее с ног силой своего голода. Поглощенный желанием, провожу языком по ее киске и теряюсь в ее вкусе. Я сосу. Кусаю. Рычу в ее чувствительную плоть. Сладострастные звуки, срывающиеся с ее приоткрытых губ, разжигают мою потребность в большем.

Одна нога, удерживающая ее в вертикальном положении, слабеет. Девушка сползает на пару сантиметров вниз по стене.

— Пока нет. — Я просовываю руку под ее свитер и касаюсь ладонью ее груди.

Она выгибается навстречу моим прикосновениям.

— Да. Еще.

Я одобрительно мычу, удерживая ее в плену, прижав к стене ртом и рукой. Перекатываю и тереблю ее сосок, пока он не становится твердым под моим большим пальцем. Ее ногти впиваются в мою кожу головы, и мое имя срывается с ее губ. Я добавляю свои пальцы, сильно посасываю, и ее накрывает оргазм.

Ее спина выгибается от стены. Я просовываю плечо под ее другую ногу, так что обе ноги теперь закинуты мне на плечи, а я погружаюсь в нее и пожираю ее освобождение. Идеально. Так чертовски идеально, ее нежность на моем языке и вкус в моем рту. Я мог бы умереть здесь без единого сожаления. Я не останавливаюсь, пока она не покачивается на мне.

— Теперь можешь опустить меня. — Ее голос хриплый, как будто выкрикивание моего имени разрушило ее голосовые связки.

— Я не готов. — Оставляю поцелуй на ее киске, заставляя девушку подпрыгнуть от силы чувств. Я подхватываю ее на руки и несу к своей кровати. — И мы еще не закончили.

Ее довольная улыбка — это все, что мне нужно.

Стаскиваю с нее свитер, и она снимает лифчик, пока я стягиваю через голову рубашку и пытаюсь расстегнуть ширинку джинсов. Сжимаю в кулаке свой стояк и поглаживаю его. Я не отвожу взгляд от Лиллиан и наблюдаю, как ее глаза расширяются с каждым шагом, который я делаю ближе к кровати. Она пятится назад, ее грудь покачивается. Я мысленно делаю снимок, выжигаю образ в своей памяти, потому что ничто из того, что я видел раньше, не было таким чертовски сексуальным.

Беру презерватив с прикроватной тумбочки. Опираясь коленом на кровать, я подползаю к ней и кладу фольгированную упаковку ей между зубов. Она кусает, и я разрываю ее, затем киваю на латекс внутри.

— Надень его.

Дрожащими пальцами она вынимает презерватив из упаковки. Я располагаюсь над ее грудной клеткой, моя эрекция гордо торчит вперед между моих ног. Я стискиваю зубы и борюсь с желанием кончить, пока она сжимает верхушку и раскатывает латекс вниз по моему стволу. Я сжимаю основание и надеюсь, что смогу продержаться достаточно долго, чтобы войти в нее. Как только она заканчивает, я спускаюсь вниз по ее телу и встаю на колени между ее бедер.

— Я не хочу причинять тебе боль. — Скольжу руками по ее бедрам и провожу большими пальцами между ее ног, пока она не начинает стонать и тянуться ко мне. — Я постараюсь потихоньку…

— Не надо. — Она тянется к моим рукам, хватает мои пальцы и подносит их к своему центру. — Сделай меня своей.

Я ввожу два пальца внутрь и рычу от тугого, влажного тепла.

— Ты так готова для меня.

— Всегда. — Она использует свою хватку на моем запястье, чтобы подтолкнуть мою руку внутрь себя. И из нее.

Было ли что-нибудь когда-нибудь более сексуальным?

— Достаточно. — Я выдергиваю пальцы, заставляя ее ахнуть, затем подношу их к ее рту.

Она жадно открывает рот и принимает мои пальцы до костяшек.

— Не останавливайся. — Я располагаюсь между ее ног и одним сильным движением проникаю внутрь.

Лиллиан задыхается, теряя способность сосать мои пальцы.

Я хватаю ее за подбородок.

— Я сказал, не останавливайся.

— Я хочу твой рот.

— Такая требовательная. — Я мягко касаюсь губами ее губ, думая подразнить ее, пока двигаюсь медленными, обдуманными движениями между ее бедер.

Но мне следовало бы знать, что я играю с огнем, когда она подается вперед, захватывает мой рот и неистово целует меня.

Дальше медлить нельзя. Подаюсь бедрами вперед в безжалостном темпе. Ее вкус с моих пальцев наполняет мой рот. Я сосу и облизываю ее губы. Нуждаясь в ее руках, я переворачиваюсь на спину и тяну ее на себя. Все эти светлые волосы спадают на ее лицо, касаются моей груди и вызывают мурашки на моей коже. Я тянусь к ее груди, выгибаюсь вперед и посасываю упругую плоть ее соска.

Единственный звук в комнате — это наше тяжелое дыхание, трение кожи о кожу, стоны и вздохи, и грязные слова поощрения. Лиллиан — абсолютное совершенство. Она дикая, дерзкая и не боится брать то, что хочет. Мы двигаемся, меняем позы, наши тела легко изгибаются по воле наших потребностей. Простыни сброшены с кровати, подушки тоже, наша кожа блестит от пота.

Лиллиан лежит на боку, а я — у нее за спиной. Держа руку между ее ног, я чувствую нашу связь. Напряжение в основании моего позвоночника скручивается сильнее. Девушка поворачивает голову, требует моего рта, и я взрываюсь.

Одним сильным толчком я погружаюсь глубоко, и волна за волной обрушивается на меня, бьется внутри меня и вырывается наружу. Я под водой, плыву, мир вокруг меня расплывается, пока я не слышу, как она выкрикивает мое имя. И резко приземляюсь, двигаюсь быстрее и добиваюсь ее освобождения, пока она не падает без сил.

Оставаясь на месте, я обхватываю ее руками, утыкаюсь носом в ее волосы и дышу.

Лиллиан моя.

Сжимаю ее крепче.

И я никогда ее не отпущу.

ГЛАВА 18

Лиллиан

Я просыпаюсь в постели Хадсона, крепко обхватив его руками. Его нога лежит на моих бедрах, а его рука — на моей груди, и я удивляюсь тому, что не чувствую себя в ловушке. Его вес — это якорь, а не бремя. Его тепло — это комфорт, а не удушающий жар. Вместо того чтобы чувствовать себя беспокойно и некомфортно, чувствую себя отдохнувшей и спокойной. Как будто я могла бы оставаться здесь, вот так, до тех пор, пока он позволит мне.

Прошлой ночью, после того как разгромили кровать Хадсона, мы вместе пошли в душ. Идея была в том, чтобы помыться и вернуться в постель, но мы оставались там до тех пор, пока вода не остыла. У меня болят колени от неумолимо твердой плитки, и Хадсону наверняка будет больно, ведь он поддерживал меня, пока мы занимались сексом на скользкой поверхности.

Мои колени — не единственная нежная часть меня. Когда двигаюсь, я чувствую каждую часть, к которой прикасался Хадсон, и восхитительная боль служит приятным напоминанием.

Я не знаю, сколько сейчас времени, но свет, пробивающийся сквозь шторы, ярко-желтый. Мне нужно в туалет, и я пытаюсь незаметно выскользнуть из-под него. Двигаясь по сантиметру за раз, я задерживаю дыхание…

Он стонет и крепко сжимает меня.

— Прекрати красться.

Попалась. Я прижимаюсь к нему и целую его грудь.

— Я не крадусь.

Он запускает руку в мои волосы и обхватывает мой затылок, прижимая меня к себе.

— Конечно, кралась.

— Удивлена, что ты проснулся. Я довольно ловкая.

С закрытыми глазами он улыбается.

— Нет. Не ловкая.

— Да!

Он открывает один глаз.

— Седона.

— Что? Я пронесла бургеры незамеченными, помнишь?

— Незамеченными? Нет.

— Неважно. — Положив ладони ему на грудь, я чувствую, как его пульс бьется в ровном и сильном ритме.

Он стонет и скользит руками вниз по моей спине, чтобы схватить мою голую попку.

— Проведи этот день со мной.

Оседлываю его бедра и задыхаюсь от ощущения его мощной эрекции у себя между ног.

— И что будем делать?

Он лениво ухмыляется, откидывая мои волосы за плечи, чтобы обнажить мою грудь своему голодному взгляду.

— У меня есть несколько идей.

Я целую его шею, прокладываю дорожку к подбородку и нависаю над его губами.

Он пытается поцеловать меня, но я отступаю. Хадсон хмурится и догоняет меня.

Я отворачиваю голову, смеясь.

— Мне нужно почистить зубы.

Хадсон падает обратно на кровать и дуется.

— Ты играешь нечестно. — Удерживая меня руками за бедра, он дразнит меня своим стояком. Я застываю от восхитительного трения.

— Впусти меня, детка… Ох, черт, — стонет он, когда кончик проскальзывает внутрь. — В тебе так хорошо. Я хочу жить… — Он приподнимает свою задницу с кровати, чтобы протолкнуться внутрь, и мы оба задыхаемся от восхитительных ощущений. — В тебе. Навсегда. — Его взгляд становится затуманенным, пока я двигаюсь над ним. Положив руки на мои груди, он сжимает, дразнит, щиплет и дразнит соски, пока я волнообразно двигаю бедрами. — Великолепно, Лили. Ты такая чертовски красивая, детка.

Мой темп ускоряется. Он кладет одну руку мне на бедро и трахает меня снизу, пока я скачу на нем жестко и глубоко. Хадсон двигает бедрами, ударяя по всем точкам внутри и снаружи с карающим темпом. Ощущения нарастают.

Мышцы его шеи напрягаются. Губы размыкаются. Его пресс напрягается с каждым мощным толчком. Мы так близко. Воспаряем вместе. Достигаем. Нагоняем. Выходим на поверхность…

— Хадсон, ты где, блядь? — Голос Хейса прорезает сексуальный туман.

Хлопает входная дверь.

Я бросаюсь на кровать, хватаю простыню и, как ниндзя, скатываюсь с матраса на пол.

— Лучше бы ты сдох, придурок, — кричит Хейс, его голос становится все ближе.

— Полегче, Ворчун. — Другой мужской голос.

Меня вот-вот застукают голой с Хадсоном. Я сжимаюсь в комок так сильно, как только могу, надеясь, что он сможет избавиться от них так, чтобы никто никогда не узнал, что я здесь.

— Видишь! — говорит второй голос, как будто мужчина стоит внутри спальни. — Не умер.

— С чего ты решил, что я мертв? — Голос Хадсона легкий. Даже игривый.

— Хейс сказал, что ты скорее умрешь, чем пропустишь хоть один рабочий день. — Кровать прогибается, как будто кто-то только что сел на нее. — Он не знает тебя так, как я.

— Ты мудак. — Укоризненный рык моего старого босса настолько знаком, что заставляет меня сжаться еще сильнее. — Тебе лучше быть больным. Действительно чертовски больным.

— Вау, спасибо. — Хадсон хихикает. — Что случилось, ребята? Кингстон, кто управляет студией, если ты здесь?

Кингстон, это его брат. Симпатичный.

Понимая, что буду здесь прятаться некоторое время, я немного успокаиваюсь и устраиваюсь в своем тесном пространстве.

— Моя команда держит оборону, пока меня нет. Хейс объявил розыск в связи с твоим исчезновением. Я сказал, что заеду и проверю, так как у меня есть ключ. Он появился, чтобы помочь.

— Скорее, чтобы устроить мне разнос, — говорит Хадсон, а затем появляется у изножья кровати рядом со мной. Он одет в темно-синие спортивные штаны, и хотя ткань не очень-то топорщится, свидетельства его возбуждения все еще довольно очевидны.

Хадсон поворачивается и смотрит прямо на меня.

— Тебе там удобно? Не хочешь выйти? — Его улыбка такая красивая, такая чистая, что ранит мою душу.

Но я не могу сосредоточиться на его удивительной улыбке, потому о чем, черт возьми, он думает.

Я качаю головой. Мои глаза расширены. Не вербально я пытаюсь передать свою мысль — что ты делаешь?

— Давай, детка. Поднимайся с пола. — Он обхватывает меня за плечи и легко поднимает на ноги. Я так крепко сжимаю простыню у себя на груди, что костяшки пальцев болят.

Хадсон закидывает руку мне на плечо и притягивает меня к себе. Я зарываюсь лицом в его бок, чувствуя себя чертовски смущенной.

— Доброе утро, Лиллиан, — говорит Кингстон, примостившись на изножье кровати. Одетый в то, что выглядит как шелковая пижама, но модная, он скрещивает ноги в коленях. — Рад снова тебя видеть.

— Я тоже.

— Я так и знал! — рычит Хейс. — Я был прав!

Тон голоса Хейса такой, какого я не слышала от него раньше — энергичный, почти счастливый. Я смотрю на него и игнорирую вспышку неуверенности в том, что меня застали за сексом с братом-близнецом моего бывшего босса. Я была права. Хейс улыбается. Ладно, это нетрадиционная улыбка, но края его губ не опущены, а веки действительно открыты больше, чем наполовину.

— Ребята, вы хотите кофе? — Хадсон целует меня в макушку. — Мы как раз собирались готовить завтрак.

— Сейчас одиннадцать часов утра. — Ухмылка Кингстона говорит сама за себя. Он точно знает, чем мы занимались всю ночь и сегодняшнее утро. — Но завтрак так завтрак. — Он встает с кровати. — Пожалуйста, скажи мне, что ты приготовишь фриттату.

Хейс не сводит с нас глаз, даже когда качает головой в недоумении.

— Думаешь, я тебя не знаю, брат?

— Это не то, что ты думаешь, — говорит Хадсон.

Хейс поднимает брови.

— А что я думаю?

— Что это происходит со времен Седоны. — Хадсон хватает свежую пару пижамных штанов и толстовку. — Мы только вчера вечером решили встречаться официально. — Он прижимает одежду к моей груди, чтобы я могла схватить ее, не потерявпростыню. — Иди одевайся. Встретимся на кухне. — Хадсон целует меня в губы, затем ухмыляется. — Попалась. Теперь можешь идти чистить зубы.

Я закатываю глаза и русалочьей походкой направляюсь в ванную, а три брата Норт смотрят мне вслед.

Хадсон

— Самое время. — Кингстон хлопает меня по плечу, прежде чем пройти мимо меня на кухню. — Я рад за тебя.

Хейс выглядит так, будто у него есть вопросы.

— Выкладывай уже. — Я нажимаю кнопку «варить» на кофеварке и прислоняюсь к столешнице, ожидая, пока Хейс выложит все, что он считает нужным сказать, прежде чем Лиллиан присоединится к нам.

Хейс трет глаза.

— Ты встречаешься с Джиллингем…

— Лиллиан, — поправляю я.

— …а не просто трахаешься с ней?

Кингстон фыркает.

— Насколько сильно ты хочешь, чтобы тебе сегодня надрали задницу, Хейс? — Он хватает меня за щеки и сжимает. — Посмотри на него. Он явно влюблен в нее. — Он чмокает меня в щеку и берет кружку с кофе.

— Он не влюблен в нее. — Кажется, от этого слова у Хейса во рту появляется привкус дерьма. Хорошо.

— Это возможно. — Мысль о любви к Лиллиан кажется такой же естественной, как жизнь. То, что я не выбирал, а что просто происходит каждый день, когда просыпаюсь и продолжаю дышать.

Челюсть Хейса отвисает.

— Не смотри так удивленно. Она невероятная. Не похожа ни на кого из тех, кого я когда-либо знал.

— Абсолютно точно влюблен в нее, — говорит Кингстон и потягивает свой кофе, подняв мизинец вверх.

— Я в коме? — говорит Хейс. — Я упал, ударился головой и впал в гребаную кому?

Кингстон поднимает руку.

— Нет, но я с удовольствием введу тебя в нее, если ты не успокоишься.

— Заткнись, — рычит Хейс.

Я выглядываю в коридор и вижу, что дверь моей спальни все еще закрыта. Хорошо. Лиллиан не нужно слушать все это дерьмо.

— Все эти годы у тебя никогда не было серьезных отношений с женщиной. Ни в детстве, ни в колледже, ни с тех пор, как мы начали работать в «Норт Индастриз». И вот ты встречаешь Джилл… Лиллиан, и все, попался на крючок?

Я пожимаю плечами.

— Наверное. Я не знаю, когда это произошло, только то, что это произошло. Я без ума от нее.

— Хорошо, вот все и прояснилось. — Кингстон достает яйца из холодильника и протягивает их мне. — Мне фриттату.

Дверь в спальню открывается, и мы все одновременно оборачиваемся, чтобы посмотреть, как Лиллиан осторожно приближается к нам. Ее взгляд устремлен прямо на меня. Теперь меня отличает от моего близнеца не то, во что я одет. Теперь Лиллиан видит только меня.

— Я ничему не помешала? — спрашивает она, когда я протягиваю ей чашку свежего горячего кофе.

— Нет. — Выдвигаю для нее барный стул.

— Хм. — Кингстон оглядывает помещение, но не мебель или картины на стенах, а как будто изучает воздух. — Это место чувствуется по-другому.

Хейс произносит слово «идиот». Я делаю все возможное, чтобы не закатить глаза.

— Что именно? — спрашивает Лиллиан с искренним любопытством.

Я прижимаюсь губами к виску Лиллиан.

— Не поощряй…

— Я рад, что ты спросила. — Кингстон подмигивает мне. — Кто-то сделал несколько очень неприличных вещей вот… — он проводит рукой по кухонному острову, — …здесь и… — парень машет рукой в сторону гостиной, — …где-то там. У меня шестое чувство на такие вещи.

Румянец ползет по шее Лиллиан к ее щекам. Я подхожу к ней сзади, беру за подбородок, чтобы приподнять ее губы, а затем запечатлеваю долгий, горячий поцелуй на ее великолепных губах.

Разорвав поцелуй и оставив Лиллиан раскрасневшейся и тяжело дышащей, оглядываюсь на Кингстона и пожимаю плечами.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь.

— А я имею, — ворчит Лиллиан в свою кружку, заставляя Кингстона смеяться.

Как и просили, я приготовил фриттату. Мы уселись вокруг кухонного острова, чтобы поесть.

— Хадсон всегда все улаживает для Хейса, — говорит Кингстон, рассказывая Лиллиан истории. — Со сколькими подружками ты расстался за Хейса? — спрашивает он меня.

Я проглатываю фриттату, поэтому Хейс отвечает за меня.

— Слишком много, чтобы сосчитать. — Он наливает себе еще одну чашку кофе.

— А что насчет тебя? — Лиллиан держит свою кружку с кофе двумя руками. Ее шелковистые светлые волосы ниспадают на плечи. Я не могу перестать смотреть на нее. Ее миниатюрная фигурка, с каждым изгибом и впадиной ее тела, которые я ласкал, теряется в моей одежде. Мысль о фиолетовом пятне, которое я оставил на ее груди и о котором никто, кроме нас, не знает, дразнит меня. Она не могла бы выглядеть более моей, даже если бы я задрал ногу и помочился на нее. И будь я проклят, если этот факт не вызывает всплеск удовлетворения в моей крови. — Хейсу когда-нибудь приходилось расставаться с кем-то ради тебя?

Хейс выглядит удивленным, а затем немного злым.

— Она не знает? — спрашивает он меня.

— Нет. Но я уверен, что ты ей расскажешь. — Я не нервничаю. Не хочу ничего скрывать от Лиллиан. У меня нет секретов. По крайней мере, никаких собственных секретов.

— У Хадсона никогда раньше не было девушки. — Кингстон запихивает в рот вилку с яичницей.

— Никогда? — Лиллиан направляет свой вопрос моим братьям.

Хейс, кажется, ужасно гордится собой.

— Забавно, что он никогда раньше не упоминал о своем безбрачии.

— Я не давал обета безбрачия, придурок. — Не очень-то блестящая поддержка. Я поворачиваюсь к Лиллиан, чтобы объяснить. — У меня никогда раньше не было серьезных взрослых отношений.

— Это милый способ сказать, что Хадсон — плейбой. — Кингстон убирает свою тарелку вместе с тарелкой Лиллиан в раковину.

— Нет, это не так. Я уже говорил, как чертовски благодарен, что вы двое зашли сегодня утром? — Козлы.

— Он не был плейбоем. Он был монахом, — выпаливает Хейс.

— Тоже нет. — По правде говоря, мои братья очень мало знают о моей личной жизни, потому что я намеренно держал ее в тайне. — У меня просто никогда не было много времени или терпения на отношения.

— Так что же изменилось? — Она выглядит немного бледной и нервничает из-за моего ответа.

Я скольжу рукой по ее шее и притягиваю ее губы к своим.

— Ты.

Это, кажется, успокаивает ее, и она погружается в мои объятия.

Все в Лиллиан идеально.

Если я правильно разыграю свои карты, то возможно смогу удержать ее.

Лиллиан

Находиться рядом с братьями Норт в непринужденной обстановке гораздо легче, чем я думала. Хейс не кричал и не принижал меня. Не оскорблял и не обзывал. Он был вежлив и временами даже забавен. Динамике отношений между братьями можно позавидовать. Я всегда считала, что мы с Аароном близки, но эти братья, кажется, разделяют невидимую связь. Они подшучивают друг над другом, но в этом есть некое скрытое уважение, которое Хейс проявляет даже ко мне. Является ли это побочным продуктом моих отношений с Хадсоном или это то, что он действительно чувствует, я не знаю. И меня это не волнует.

Кингстон и Хадсон у раковины моют посуду. Я предложила помочь, но оба мужчины настояли на том, чтобы я взяла свой кофе и расслабилась. Именно этим я и занимаюсь, сидя в кресле у окна с видом на Центральный парк.

Я улавливаю движение справа от себя, когда рядом с моим ставят стул. Хейс опускается на него рядом со мной, его глаза устремлены вперед, как и мои.

— Почему ты так добр ко мне?

Он слегка вздрагивает, как будто моя честность удивляет его.

— Ты больше не моя сотрудница. Как женщина моего брата-близнеца, ты не раздражаешь меня так сильно.

— Как лестно, — сухо говорю я.

Он игнорирует мой комментарий.

— Нам нужно поговорить, — говорит он.

— О чем?

Он наклоняется вперед, упирается локтями в колени, а затем поворачивается ко мне лицом.

— Трэвис Эверфилд.

Мой желудок бурлит от смеси тревоги, яиц и кофе. Сейчас Хейс будет угрожать мне? Неужели этот новый, более спокойный Хейс разыгрывает спектакль ради своего близнеца?

— А что насчет него?

Его глаза, обычно наполненные презрением, когда смотрят на меня, теплеют от сострадания.

— Я не знал. — В его голосе слышится сожаление. — Элли не сказала мне.

Мне не нужны пояснения, чтобы понять, что он говорит о том, что произошло в ту ночь, когда я попробовала себя в эскорте. И я рада знать, что Хейс нанял меня не потому, что ему было жаль, через что мне пришлось пройти. Конечно, он делал Элли одолжение, но даже если бы он спросил ее, что случилось, она бы ему не сказала. Я заставила ее поклясться, что та никому не расскажет.

То, как он смотрит на меня, и нежные нотки в его голосе заставляют меня чувствовать себя слишком открытой. Уязвимой. А я не могу допустить чувствовать себя так перед человеком, который неоднократно причинял мне боль.

Я расправляю плечи и наклеиваю на лицо улыбку.

— Это не так уж и важно. Я почти не помню этого. — Кроме случайных кошмаров.

— Тебе не нужно притворяться, что с тобой все в порядке.

— Я в порядке. — В основном. Нет, я в порядке. В порядке. — Что не так, Хейс? Не нравится, что Трэвис бросил тебе вызов в борьбе за звание самого большого засранца?

Нежность, которую я видела в его глазах, ожесточается от моих слов.

— Ну, не беспокойся об этом. — Я поднимаю свою кружку, как будто поднимаю тост за него. — Ты все еще действующий чемпион в моем списке.

Моя техника, чтобы заткнуть его и оттолкнуть, срабатывает. Мужчина оставляет меня зализывать мои незаживающие раны. Хейс говорит своим братьям, что ему пора возвращаться на работу, и прощается. Я не оборачиваюсь, но когда все стихает, он говорит:

— До скорого, Джиллингем.

Хадсон называет его козлом, а затем дверь закрывается.

ГЛАВА 19

Хадсон

— Может, хватит на них так смотреть? — Лиллиан ругает меня вполголоса.

— Я не понимаю. — Я сдерживаю гримасу отвращения, наблюдая, как три маленькие собачки, которых она выгуливает, натягивают розовые поводки. — Они похожи на гремлинов. И совсем не милые.

— Как ты можешь так говорить? На них свитера. — Она ненадолго останавливается, пока та, что в лавандовом свитере, писает. — Хорошая девочка, Мэрайя.

— Я просто хочу сказать, что из всех пород собак, которые можно выбрать, почему именно эти?

— Каждое животное заслуживает любви, Хадсон, — поддразнивает она. — Даже маленькая Бритни Ушки. — Она тянется вниз и поглаживает безволосого мутанта.

— Бритни Ушки?

— Теперь ты и их имена будешь ненавидеть?

— Возможно. Как их зовут?

— Бритни Ушки ты уже знаешь. — Она указывает на каждую из них. — Это Мэрайя Волосатик и Леди Лапушка.

Когда я закатываю глаза, Лиллиан толкает меня плечом в бок. Я пользуюсь случаем, чтобы обнять ее и притянуть к себе.

— Знаешь, тебе необязательно было идти со мной, чтобы выгулять их.

— Необязательно. — Я целую ее в висок. — Но я хотел.

Я бы перевез всех троих этих уродливых псин в свою квартиру, если бы это означало, что Лиллиан будет с ними. Потому что не могу насытиться ею. Когда она сказала мне, что у нее есть работа по выгулу собак на Бридл-Трейл в два часа, я изменил свое расписание, чтобы присоединиться к ней. Судя по умиротворенному выражению ее лица, я бы сказал, что ей нравится выгуливать собак, независимо от того, насколько это ниже ее потенциал. Что может быть и к лучшему, по крайней мере, пока. Я не могу добиться того, чтобы Август согласился взять ее обратно. Не говоря уже о том, что не хочу, чтобы она возвращалась в «Норт Индастриз». Учитывая то, как с ней обращались, она заслуживает лучшего.

— Ты уже получила ответ от Конлина?

Она пожимает плечами.

— Мы назначили телефонное интервью на следующую неделю, но я не знаю… Леди, нет. Не ешь это.

— Чего ты не знаешь?

Она качает головой, как будто не собирается объяснять.

— Пойдем, присядем. — Я подвожу ее к ближайшей скамейке и сажусь первым, а затем тяну ее к себе на колени. — Так лучше. Теперь поговорим.

Собаки отдыхают под скамейкой, пыхтя. Лиллиан достает из розовой наплечной сумки складную миску и наполняет ее дорогой бутилированной водой. Я воздерживаюсь от комментария о том, что некоторые люди относятся к собакам лучше, чем к другим людям.

Ее длинные волосы убраны назад в низкую косу, шея близко и выглядит мягкой, поэтому я прижимаюсь к ней губами и рычу.

— Скажи мне.

Она вздрагивает в моих руках и прижимается ко мне.

— Это звучит эгоистично. И неблагодарно.

— Сомневаюсь в этом. — Я убираю за ухо прядь волос, выбившуюся из косы.

— Просто… работа в «Мур Вэлс Менеджмент» звучит примерно так же захватывающе, как и ожидание. — Она убирает собачью шерсть с джинсов. — Не то чтобы моя работа с Хейсом была захватывающей. Я не знаю, что говорю. — Ее красивые голубые глаза встречаются с моими. — Эгоистично, да?

— Вовсе нет. Я понимаю. Офисная работа не для всех.

— К сожалению, похоже, что все деньги сосредоточены там, где офисная работа. — Она тяжело вздыхает.

Признание Лиллиан напоминает мне о моих братьях Александре и Кингстоне, которые оба творческие люди, но по-своему. И из того, что я понял, наблюдая за ними, работа без острых ощущений и красок — это самоубийство. Я не хочу этого для Лиллиан.

— Чем ты хотела заниматься, когда поступила в колледж?

— Тем, чем бы больше всего гордились мои родители. Основная причина, по которой я посещала юридические курсы в колледже, заключалась в том, что единственная профессия, которая звучала умнее юриста, был врач, а я не переношу кровь.

Я ободряюще сжимаю ее бедро.

— Я понимаю. Давление семьи очень удручает.

Однажды она спросила меня, чем бы я занимался, если бы не пошел в семейный бизнес, и у меня не нашлось ответа. Ничто никогда не значило для меня больше, чем самоутверждение. Лиллиан, похоже, пережила то же самое, и все же у нее хватает смелости сказать, что борьба за то, чтобы ее приняли, чтобы ее семья гордилась ею, возможно, не так важна, как ее собственное счастье.

— Я покончила с этим, — говорит она так, будто впервые приходит к такому выводу. Как будто у нее наконец-то открылись глаза. — Выгуливание собак, может быть, и не оплачивает счета, но оно приносит гораздо больше удовольствия, чем жалкое существование в кабинете, делающее богатых людей еще богаче.

В своей жизни я уважаю очень мало людей. Может быть, это потому, что я воочию наблюдал, как предательство и подлость ведут к вершине. А может, потому, что видел столько коррупции и нечестности в бизнесе, что не верю, что в мире все еще существует много хорошего. Слушать Лиллиан, когда она отбрасывает ожидания других в пользу собственного счастья, не только вдохновляет, но и совершенно необычно в мире, где имидж — это все. Власть желанна. А страх управляет.

Я скольжу рукой по ее спине, касаюсь ее затылка и тянусь к ее губам. Целую ее нежно, благоговейно, глубоко, со страстью человека, охваченного трепетом.

Она прерывает поцелуй, чтобы отдышаться, ее веки тяжелеют, а губы приоткрываются.

— С чего это было?

— Это было потому, что я нахожу тебя очаровательной, Лиллиан Джиллингем. — Я оставляю поцелуй на ее шее. — Ты продолжаешь впечатлять и вдохновлять меня.

— Я? — Она неловко смеется и краснеет. — Сомневаюсь, что…

— Будь уверена. Ты даже не представляешь насколько. — Чувства бурлят во мне. Интересно, это то, что значит быть влюбленным? Как бы я ни хотел защитить ее и позаботиться о ней, я нахожу большее удовлетворение в наблюдении за ее мужеством, когда она защищает и заботится о себе. — Хочешь знать, что я думаю?

Она пожимает плечами.

— Конечно.

— Отмени интервью с Конлином. Следуй своей интуиции.

Уголок ее рта дергается.

— Правда? Разве это умно?

— Абсолютно.

Это подергивание превращается в полноценную улыбку.

— Аарон не будет счастлив.

— Он не твоя проблема.

— Мои родители…

— Тоже не твоя проблема.

Она кивает и прикусывает губу, а я наблюдаю, как в ней просачивается беспокойство.

— И что мне делать?

— Выгуливай гремлинов и держи глаза открытыми для следующей возможности.

— Мне лучше запастись лапшой быстрого приготовления.

— Нет, детка. — Я целую ее челюсть. — Я не позволю тебе голодать.

ГЛАВА 20

Лиллиан

— Куда идешь? — Аарон подозрительно смотрит на меня, когда я выхожу из ванной в простом черном платье.

Если я собираюсь встречаться с Хадсоном Нортом, то мне нужно значительно расширить свой гардероб. Мне удалось наскрести немного денег на кредитной карте и купить это платье на распродаже. Теперь мне просто нужен доход, чтобы погасить задолженность.

— Я иду на свидание с Хадсоном.

Аарон не выглядит удивленным. За последнюю неделю я проводила много времени со своим новым парнем. У нас все пошло по накатанной схеме: Хадсон работает весь день, пока я уворачиваюсь от брата, мы встречаемся у него после работы, он кормит меня, а потом пирует мной. Каждую ночь он настаивает, чтобы я оставалась с ним, и хотя я пытаюсь спорить, трудно оправдать то, что я покидаю его сильные руки и большую кровать ради того, чтобы делить комнату с братом и спать на раскладном диване.

— Опять? — Он плюхается на кровать, не отрывая глаз от телефона. — Ты хоть получаешь какие-нибудь привилегии от этих отношений? Повышение?

— Он не такой.

Аарон не выглядит убежденным.

— Он богатый и влиятельный. Они все такие.

— Он бы мне нравился, даже если бы был бедным. — Я ищу свои туфли на каблуках, которые, кажется, пропали. — Мне плевать на его деньги.

— Конечно. Ты трахаешься с братом своего босса. Даже если не видишь плюсов, ты их получаешь.

— Все совсем не так. — Подкрепленная поддержкой Хадсона, я смотрю в лицо своему брату. — Я больше не работаю в «Норт Индастриз».

Лицо Аарона бледнеет.

— Ты уволилась?

— Нет. Меня уволили.

— Лили!

— Неделю назад, вообще-то.

Он отшатывается, как будто только что узнал, что у меня заразная болезнь.

— Ты… но… что ты делала все это время?

— Искала другую работу. Я снова выгуливаю собак. И у меня закончились деньги. — Я возобновляю поиски своих туфель. — А это значит, что тебе следует придержать все деньги, которые у тебя есть, потому что я больше не смогу тебе одалживать.

— Какого хрена?!

Мое сердце бьется немного быстрее. Выгул собак не может оплатить счета. Я отменила свою встречу с Конлином Муром, вернее, с его помощником. Мне придется быстро найти решение, иначе вернусь во Флориду к родителям. И хотя возможность такого исхода вызывает у меня тошноту, я взволнована и воодушевлена перспективой больше не делать выбор, основываясь на ожиданиях других.

— Тебе не кажется, что ты ведешь себя немного эгоистично?

Я нахожу один туфель под грудой одежды и вздыхаю, когда её пары не оказывается на том же месте.

— Это я эгоистка? — Хорошая шутка.

У Аарона звонит телефон.

— Черт, это мама.

— Ответь. Ты бросил ее на Рождество, и это было всего несколько недель назад.

Кажется, он в замешательстве. Я хватаю его телефон. Это звонок по FaceTime. Я отвечаю и перевожу камеру на Аарона, чтобы он не смог убежать.

Он хмурится на меня.

— Сука…

— Аарон, милый, наконец-то! — Она визжит, как будто общается с Гартом Бруксом, а не с собственным сыном. — Не могу поверить, что дозвонилась до тебя. Я знаю, как ты занят.

Занят. Ну, конечно.

Я передаю ему трубку, чтобы продолжить поиски своей туфли, пока Аарон отвечает на миллион вопросов о том, как у него дела. Он преувеличивает, называя свою работу велокурьера корпоративной доставкой, а свои выступления в качестве ди-джея в захудалых барах — работой в развлекательном бизнесе.

— Как поживает твоя милая подружка? Было похоже, что у вас довольно серьезные отношения. Свадебные колокола в будущем? — От надежды в ее голосе у меня щемит в груди.

Его «милой подружкой» была женщина, с которой он проснулся в постели — в ее постели — не имея ни малейшего представления о том, как он там оказался. Моя мама случайно позвонила ему, и он, все еще пьяный, попытался отправить звонок на голосовую почту, но вместо этого ответил. Женщина замужем, у нее трое детей.

— Пока никаких свадебных колоколов, — говорит он, неловко усмехаясь.

— Она не знает, какой драгоценный камень она в тебе нашла, сынок.

Я фыркаю и качаю головой. Драгоценный камень. Ага. Больше похоже на кучу окаменевшего дерьма.

Как будто Аарон читает мои мысли, он переворачивает телефон в знак расплаты.

— Слушай, мам. Лиллиан идет на свидание!

Я не могу сказать брату, чтобы он отвалил, когда удивленные глаза моей мамы находятся всего в нескольких футах от моего лица.

— У нее есть парень, — говорит Аарон, пропевая последнее слово, как идиот, которым он и является.

— Лиллиан, дорогая, ты же не наденешь это?

Я смотрю вниз на свое простое черное платье.

— А что с ним не так? — Я жалею, что спросила, как только слова вырываются из моего рта.

— Оно такое короткое. И вырез… ну… мужчинам нравится, когда женщины оставляют простор для воображения. Дай им что-то, что можно развернуть.

Аарон сверкает глазами, и его ухмылка выражает чистое удовлетворение. Я вбиваю взглядом «Я тебя ненавижу» в его тупой мягкий мозг.

— Спасибо за информацию, мам.

— Кто этот мужчина? Пожалуйста, скажи мне, что он работает.

— Мужчина Лили — руководитель в «Норт Индастриз». — Аарон снова повернул телефон к себе. — Он из семьи Норт. То есть, из семьи основателей компании.

Мама ахает. Я все еще ищу свой второй туфель, иначе выбежала бы из квартиры несколько минут назад.

— Лиллиан, как, черт возьми, тебе удалось зацепить Норта? Поговорим о везении!

Везении?

— Неужели так трудно поверить, что он узнал меня и я ему понравилась? — Ах-ха! Моя туфля. Я быстро надеваю ее, потом вспоминаю, что мои волосы все еще влажные.

— Что бы ты ни делала, не испорти все с ним. Ну надо же, Норт, вау. Никогда не думала, что ты будешь встречаться с кем-то таким… умным. И успешным!

Ай.

Я бросаю фен, чтобы сэкономить время, и укладываю волосы в тугой пучок. Я похожа на балерину, но в данный момент готова выглядеть как Майкл Майерс, если это позволит избежать мамы и ее едких комментариев.

— В каком отделе работает этот человек…

Раздается стук в дверь. Я молюсь, чтобы Хадсон послал Карину за мной.

Не повезло. Хадсон, как всегда джентльмен, поднялся за мной сам. Фантастика.

Его взгляд светится, путешествуя по моему телу, вбирая в себя все, от носков туфель до макушки головы.

— Ты, — выдыхает он и сжимает грудь, — убиваешь меня. — Его взгляд совершает еще одно путешествие. — Иди сюда. — Пылкая команда посылает меня вперед к его губам. Его руки ласкают мои бедра, затем скользят вверх и останавливаются прямо под моей грудью. Он смотрит на меня сверху вниз, и с нашей близостью он видит, что черный кружевной бюстгальтер творит чудеса с моим декольте. — Черт возьми, — шепчет он. — Я никак не смогу прожить следующие несколько часов, не находясь внутри тебя…

— Привет, — кричит моя мама из глубины квартиры. — Дай ему телефон. Я хочу с ним познакомится.

Брат появляется в дверях и поворачивает камеру на нас, когда Хадсон все еще обнимает меня.

— Скажи: «Привет!».

Хадсон смотрит на Аарона с тем же выражением, с каким смотрел на меня, когда я попросила его подержать пакет с собачьими какашками. Когда толстые очки моей мамы занимают весь экран, Хадсон стряхивает шок и очаровательно улыбается.

— Ты парень нашей Лили? — Неужели обязательно говорить так скептически?

Я вмешиваюсь, чтобы попытаться снять давление с Хадсона.

— Мам, он…

— Да, — прерывает Хадсон. — А ты, должно быть, сестра Лиллиан?

Мама хихикает, как школьница. Оставьте Хадсону право очаровать.

Он продолжает обнимать меня одной рукой.

— У вас удивительная дочь, миссис Джиллингем.

Она кажется взволнованной, сжимая пальцами нитку жемчуга.

— Удивительная? Разве это не освежает? — Ее тон игриво дразнящий, но все тело Хадсона напрягается.

Аарон, похоже, получает удовольствие от всего этого обмена.

Хадсон смотрит на меня сверху вниз, наблюдая, как жар переползает к моим щекам.

— Мы опаздываем. — Все очарование исчезло, он поворачивается к телефону. — Нам нужно кое-куда успеть.

— Конечно, конечно. Было так приятно познакомиться с тобой. — Впервые взгляд мамы обращается ко мне. — Лиллиан, дорогая, будь уважительна с мистером Нортом. Не ставь его в неловкое положение.

— Мама!

— Ты знаешь, что я имею в виду, — говорит она, слегка ерзая. — Лиллиан слишком импульсивна для своего собственного блага, — говорит она Хадсону, который с каждой секундой выглядит все злее. — Она говорит прежде, чем думает.

— Если вообще думает, — добавляет Аарон.

Не говоря ни слова, Хадсон обнимает меня за плечи, чтобы отвести от двери квартиры. Мамин голос торопливо прощается с нами, но никто из нас не отвечает, когда мы заходим в лифт и, к счастью, двери наконец-то закрываются.

— Прости за это, — говорю я с миллионом оттенков смущения. — Она обычно не такая… О-ох. — У меня перехватывает дыхание от силы, с которой Хадсон прижимает меня к своей груди. И своими большими руками, завернутые в угольно-серую шерсть, обхватывает меня так крепко, что я могла бы поклясться, они дважды обернулись вокруг меня. Он ничего не говорит, только сжимает меня, как будто пытается втиснуть меня внутрь себя. Даже когда лифт пикает и двери открываются, мы остаемся внутри.

Не знаю почему, но я чувствую необходимость сказать ему, что со мной все в порядке. Хадсон явно чувствует, что я нуждаюсь в утешении после неловкой сцены с мамой. Такое ощущение, что он пытается удержать меня, чтобы я не развалилась на части. Но он не знает, что она всегда говорила мне подобные вещи, и меня это не беспокоит. Я имею в виду… она права. Я виновна во всех проблемах, о которых она упомянула.

— Хадсон, — говорю я в лацкан его пиджака. — Я в порядке.

В ответ он только крепче сжимает меня.

— Тебе не нужно беспокоиться обо мне. Я в порядке. — Запускаю руку под его пиджак сзади, чтобы потереть успокаивающими круговыми движениями по его спине. — Правда.

— Нет. — Это слово выплевывается сквозь стиснутые зубы.

Я расслабляюсь в его объятиях, позволяю ему обнимать меня, сжимать и брать от меня все, что ему нужно, чтобы найти утешение. В конце концов, Хадсон делает глубокий вдох, который дрожит на выдохе, как будто он все еще таит в себе какой-то гнев.

Он обхватывает мою челюсть и смотрит на меня сверху вниз с выражением, которое гораздо больше похоже на выражение Хейса, чем Хадсона.

— Ты великолепнее всех восходов и закатов вместе взятых. — Большим пальцем скользит по моей щеке. — Ты невероятная, творческая, чертовски веселая и потрясающая, за пределами любой красоты, описанной человеческим языком.

— Хадсон, ты не должен…

— Любой, кто этого не видит, — он опускает голову, чтобы поймать мой взгляд, — и я имею в виду любого, Лили…

Запертая в трансе его слов, в сочетании с искренностью в его взгляде, я киваю.

— Не заслуживает произносить твое имя, а тем более называть тебя семьей. Ты меня понимаешь?

Я снова киваю.

Теперь он обхватывает мое лицо обеими руками, его глаза лихорадочно изучают меня, как будто он читает выражение моего лица, как роман.

— Скажи это. Скажи, что ты понимаешь.

Я сглатываю бурю эмоций в горле.

— Я понимаю.

Хадсон продолжает изучать меня, пока не удовлетворяется, и только тогда приникает своим ртом к моему и запечатлевает страстный поцелуй на моих губах. Я наклоняю голову, открываю рот, и он погружает свой язык внутрь. Я ударяюсь спиной о стену лифта. Он поднимает меня достаточно высоко, чтобы я могла обхватить его ногами. Его стояк трется о крошечную полоску кружева между моих ног. Он глотает мой ответный вздох. Я видела его таким только один раз, в ночь, когда мы стали официальной парой. Его свирепость заставляет меня чувствовать себя принадлежащей. Желанной. И лелеемой.

Он засовывает руки мне под платье и сжимает мою задницу с пугающей силой. Его поцелуй основательный. Требовательный. Его язык, зубы и порочные губы опустошают меня до бесчувствия. Сейчас нас может увидеть кто угодно, а я не могу найти в себе силы оторваться от него. Я бы позволила ему раздеть меня догола и трахнуть на Таймс-сквер без всяких оговорок.

— Йоу, босс.

Ни один из нас не отстраняется при звуке голоса Карины.

— Давайте я отвезу вас домой. — Ее слова сопровождаются смехом. — Не делайте этого здесь.

Хадсон отрывает свои губы от моих и смотрит на Карину так, словно он лев, а она только что прервала его любимую трапезу.

Она качает головой, улыбаясь.

— Пойдемте, детки.

Только когда она отворачивается, Хадсон опускает меня обратно на землю.

— Что ты со мной делаешь? — спрашивает он с диким рычанием. — Я схожу от тебя с ума.

Мои ноги подкашиваются. Пульс настолько учащен, что у меня кружится голова. Я хватаюсь за его руку, чтобы устоять на ногах.

— То же самое.

Он поправляет мое платье и свою эрекцию, прежде чем оставить последний поцелуй на моих губах.

— Это еще не конец.

Я усмехаюсь, благодарная за это.

— Хорошо.

— Убиваешь меня, — говорит он с сексуальной, ленивой ухмылкой. Целует меня в макушку и ведет к ожидающей машине.

Карине хватает порядочности не пялиться и не шутить. Она, как всегда, профессиональна, но легкая улыбка играет на ее губах.

— Куда? — Она смотрит на нас в зеркало заднего вида.

Рука Хадсона лежит на моем бедре, и его пальцы проникают между моих ног и оказываются в опасной близости от моих трусиков.

— Черт, — стонет он.

— Вечеринка, — отвечаю я за него.

Он собственнически сжимает внутреннюю поверхность моего бедра.

— Только не уезжай, — говорит он Карине, а затем смотрит на меня так, что у меня внутри все сжимается. — Мы надолго не останемся.

Хадсон

Контролировать свой нрав я научился в раннем возрасте. Не потребовалось много времени, чтобы понять, что если я заговаривался, отнекивался или бунтовал, то получал от Августа серьезную взбучку. Из всех моих братьев я раньше всех научился держать себя в руках, чтобы избежать ударов. Александр так и не смог. А Хейс получал удовольствие, намерено доводя Августа до ярости. Кингстон появился позже и держался от него как можно дальше. Мой младший брат спросил меня однажды, как я это делаю. Как мне удавалось легко улыбаться перед лицом высоких требований и несправедливых правил Августа.

Легко.

Я отключаюсь.

Полностью.

У меня нет любви к Августу. Я не чувствую к нему ничего — ни уважения, ни гордости, ни заботы. Он донор спермы. Стал бы я плакать на его похоронах? Нет.

И как бы ни заботился о своих братьях, я никогда не испытывал такого неприкрытого собственнического гнева, который чувствовал сегодня вечером, слушая, как семья Лиллиан дразнит ее. Целая жизнь интенсивного обучения отстраненности прошла в одно мгновение. Нахлынул безжалостный голод, отчаянная потребность доказать Лиллиан, какая она невероятная, как своими словами, так и своим телом. Настолько, что я был готов трахнуть ее до бесчувствия в открытом лифте.

Даже сейчас это желание теплится у меня под кожей. Ярость и желание в равных частях, только благодаря теплу ее внутренней поверхности бедра в моей руке. Господи, я не лучше Августа, Хейса или даже Александра. На волосок от того, чтобы устроить зрелище, и все из-за женщины, сидящей рядом со мной.

— «Би Инспайед Дизайн». — Лиллиан, прочитав вывеску, вырывает меня из мыслей и предупреждает, что мы прибыли. — Мило. Это здесь будет вечеринка… Вау. — Она прищуривает глаза, когда оценивает мое выражение лица. — Ты выглядишь готовым к убийству. Ты в порядке?

Я быстро оцениваю свое лицо. Напряженные мышцы, плотно сжатые губы, ноющую челюсть. Потом отпускаю смертельную хватку своего выражения и сосредотачиваюсь на красивом лице Лиллиан. Улыбка непроизвольно появляется на моих губах.

— Я бы убил, чтобы поскорее с этим покончить.

Вернув себе контроль, я нежно целую ее в губы, следя за тем, чтобы держать язык во рту, иначе рискую перейти точку невозврата. Карина не обрадуется, если ей придется стоять у машины, пока я буду трахать свою женщину на заднем сиденье.

— Я думала, это ужин? — Лиллиан берет меня за руку, и я помогаю ей выйти из машины, не то чтобы она в этом нуждалась. Но мне это нужно. — В ресторане.

— Сегодня день рождения Габриэллы. Она — навязчивая идея Кингстона. — Когда Лиллиан смотрит на меня вопросительным взглядом, я поясняю. — А также его невеста. Он дает ей все, что она захочет. — А сегодня это, похоже, ужин в честь дня рождения в нашей компании.

Я кладу ее ладонь на сгиб своей руки.

— Максимум час, — говорю Карине, которая отвечает легкомысленным:

— Да, сэр.

— Это их здание. Дизайнерская компания находится на нижнем этаже, а они живут наверху.

— Ого, это круто. — Она подходит к стеклянной двери с надписью «Би Инспайед Дизайн» на стекле. — И удобно.

Я открываю дверь под отдаленные звуки джазовой музыки и негромкие разговоры. Мы следуем за шумом через вестибюль и попадаем в помещение, которое Кингстон называет «Станция вдохновения». Самая большая комната в здании полностью посвящена творческой стимуляции, стены выложены цветами и тканями, текстурами и металлами, деревом и стеклом. В одном углу стоит Будда в натуральную величину, а в другом — статуя Девы Марии, украшенная ярко-розовыми блестками и короной из перьев. Швейные машинки смешиваются с электроинструментами, а цветущий плющ обвивает очень фаллически выглядящую скульптуру. Станция вдохновения — это именно то, как я представляю себе мозг Кингстона, если бы он взорвался в пространстве и был освещен сказочными огнями.

Обычно в центре комнаты стоят мягкие диваны, гамак и несколько шезлонгов. Сегодня вечером в центре один длинный обеденный стол, украшенный десятками белых цветов, хрустальными бокалами и изысканной китайской посудой — роскошное мероприятие в честь второй половины его сердца.

Лиллиан теряет дар речи, рассматривая комнату, окидывает взглядом двадцатифутовые стены помещения, похожего на склад. Ее взгляд мечется от рулонов ткани к диско-шару, ее мозг обрабатывал переизбыток цветов и предметов, от которых у любого закружится голова.

Я замечаю Кингстона в другом конце комнаты возле небольшой барной стойки с барменом в смокинге. Он не сводит глаз с Габриэллы, которая оживленно разговаривает с женщиной с ярко-розовым ирокезом.

— Мы должны были принести подарок? — спрашивает Лиллиан, когда мы подходим к имениннице.

— Мы пожертвовали на стипендиальную программу балетной студии Габриэллы.

— Мы? — Лиллиан вопросительно смотрит на меня.

— Да, детка. — Я не могу удержаться от сладкого удивления в выражении ее лица и целую ее приоткрытые губы. — Мы.

— Лиллиан, — приветствует Джордан, жена Александра, обнимая мою женщину. — Я так рада видеть тебя здесь. Пойдем. Я познакомлю тебя с Габби.

Я не решаюсь отпустить Лиллиан, но не могу придумать логическую причину, кроме того, что мне хочется все время прикасаться к ней. Поцеловав, я отпускаю ее с Джордан и говорю себе, что не против расстояния, хотя у меня начинает дергаться глаз.

Мой брат Александр следит за Джордан своим взглядом, в то время как я держу свой на Лиллиан. Не могу не отметить наши одинаковые позы, готовые броситься на помощь по первому требованию. Вибрации, исходящие от наших тел, повторяют друг друга по интенсивности и страстному желанию. Как будто мы оба предпочли бы остаться наедине с нашими женщинами — в другом месте, очень конкретном и очень обнаженными. Я также осознаю гармонию внутри себя, чувство правильности, как будто Лиллиан была той частью, которой не хватало все это время, и теперь, когда она у меня есть, все ошибки исправлены. Все пустоты заполнены. Я чувствовал такое же спокойствие в Алексе с тех пор, как Джордан появилась в его жизни. Вот почему я так легко считываю его сейчас.

— Как думаешь, я люблю ее? — спрашиваю я своего старшего брата, который, знаю, ответит честно, потому что ни на что другое тот не способен.

Он смотрит на меня тем немигающим взглядом, который мне хорошо известен. Внимательно изучает меня, даже смотрит вниз на мои ноги и обратно, как будто что-то на моей одежде может выдать меня.

— Нет.

Мой взгляд несется к нему.

— Почему?

— Если бы ты любил ее, тебе не пришлось бы спрашивать.

И это Александр. Немногословный гений.

Если не любовь, то что? Что это за всепоглощающее чувство, которое я испытываю к Лиллиан? Это безумное, иррациональное чувство, которое заставляет меня желать запереть ее в своей комнате, чтобы прожить остаток своих дней в ее объятиях?

Неужели моя защитная отстраненность и дистанцированность от отношений сделали меня настолько изголодавшимся по общению, что стоило мне впустить ее, как я превратился в жадную, бездонную яму? Что, если я хочу больше, чем она готова дать? Что, если я действительно люблю ее, но просто не доверяю себе настолько, чтобы распознать это чувство?

ГЛАВА 21

Лиллиан

Две вещи создают идеальный шторм чувств для такого человека, как я. Во-первых, оказаться в новой социальной ситуации с людьми, на которых я отчаянно хочу произвести впечатление. Во-вторых, оказаться лицом к лицу с человеком, обладающим уникальными физическими качествами, которые вызывают в моей голове миллион вопросов.

Я оказываюсь именно в такой ситуации, когда Джордан знакомит меня с Габриэллой. Брат Хадсона Кингстон наблюдает за мной с нежной настороженностью, как будто каким-то образом знает, на что я способна. Габриэлла полна энергии. Ее волнистые локоны двигаются, словно продолжение ее рук, когда она говорит, а на лице отражается неподдельное волнение. Вернее, на одной стороне ее лица. Другая сторона изуродована длинными неровными шрамами, которые тянутся от шеи до линии роста волос. И именно эти шрамы мешают мне сосредоточиться.

— …так много рассказывал мне о тебе. — Ее рука обвита вокруг поясницы Кингстона. Ее рот двигается, но я слишком зациклена на ее лице, чтобы услышать то, что она говорит. Только когда девушка смотрит на меня, подняв брови, ожидая чего-то от меня, я вырываюсь из этого состояния.

Полагаю, она ждет ответа.

— Прости, что? — хриплю я. — Я потеряла… эм… — Ход мыслей, глядя на твои шрамы. Я прикусываю язык.

Джордан понимающе улыбается.

— Мы хотели спросить, давно ли ты живешь в Нью-Йорке?

— Почти год, — говорю я, пот выступает на моей коже от смущения и от усилий, которые прилагаю, чтобы не проболтаться о мыслях в моей голове.

Габриэлла, должно быть, видит, что я пялюсь на нее, но не пытается спрятать лицо или вести себя иначе, чем женщина, у которой нет шрамов на половине лица. У меня почти создается впечатление, что она позволяет мне смотреть.

Я перевожу взгляд на Кингстона в поисках чего-нибудь, хоть чего-нибудь, на чем можно сосредоточиться. Его рубашка представляет собой хаотичный рой абстрактных форм, очень похожих на…

— Это что, крошечные члены на твоей рубашке?

И жалею об этих словах, как только они покидают мой рот. Видите, вот почему меня нельзя никуда брать!

Извинение успевает сорваться с моего языка, когда Габриэлла разражается истерическим смехом, а за ней и Джордан.

— Ага. — Габриэлла отделяется от Кингстона и обнимает меня, прижимаясь шрамом к моему лицу. Я слегка вздрагиваю, гадая, больно ли ей. Габриэлла не реагирует, только берет меня за руку. — Я знала, что ты мне понравишься.

Кингстон разочарованно вздыхает.

— Это пейсли, черт побери!

Габриэлла смеется над ним.

— Я люблю тебя, и мне нравится эта рубашка.

От ее слов его взгляд становятся нежным, а улыбка — ленивой.

— Я собираюсь представить всем Лиллиан, — говорит Габриэлла и поворачивает нас к группе из четырех человек.

— Я не хотела его обидеть, — говорю я и тяжело сглатываю. — Я склонна болтать все, что приходит в голову.

— Ты шутишь? Это был лучший подарок на день рождения. Хочешь коктейль, Лиллиан? — Она такая дружелюбная, хотя я знаю, что она видела мои откровенные взгляды. — Выглядишь так, будто тебе не помешало бы выпить.

Я тяжело сглатываю и пытаюсь улыбнуться.

— От коктейля может стать еще хуже.

— Тогда я останусь с тобой на всю ночь. — Она подзывает бармена и смотрит мне прямо в глаза. — Любишь водку? Пьер делает убийственный «Сибриз». — После моего кивка она заказывает мне напиток. Когда оборачивается, то ловит мой взгляд на своих шрамах. — Я была на сафари в Ботсване и слишком близко подошла к львенку. — Держа руку, как когти, она проводит по израненной стороне лица.

— О, боже мой! — Я закрываю рот, чтобы избежать дальнейших восклицаний.

Она широко улыбается.

— Я шучу! — Ее смех громкий и заразительный. — Не думала, что ты купишься. — Она протягивает мне мой напиток.

Я высасываю половину.

— Боролась с лодочным винтом в заливе. — Она пожимает плечами. — Повезло, что я осталась жива. Поэтому, — она поднимает свой бокал, — я не принимаю ни одного дня как должное. Никогда не знаешь, когда все это у тебя отнимут. — Она подмигивает. — Я хочу познакомить тебя с Анжеликой. Она чертовски уморительна.

И это все? Так просто?

Она объясняет природу происхождения своих шрамов на лице так, будто просто рассказывает мне, где купила туфли. И при этом моя одержимость ответами сдувается. Ее открытость устранила мою потребность таращиться. Конечно, у меня все еще есть вопросы, но у меня хватает ума не озвучивать их. По крайней мере, пока.

Интересно, сработает ли подобная тактика в том, как я решаю свои проблемы? Что, если я скажу всем заранее, что у меня СДВГ и что мне трудно контролировать импульсы и следить за ходом мыслей. Что, если вместо того чтобы пытаться скрыть эту часть меня, я буду открыто афишировать свои невидимые шрамы?

Если я приму это, то, возможно, и другие тоже.

Вечеринка по случаю дня рождения небольшая, всего десять человек. Я замечаю, что Хейс и Август не присутствуют. Предполагаю, что это намеренный ход со стороны Кингстона, судя по его любви к Габриэлле.

Мужчины и женщины в смокингах подают нам ужин из пяти блюд, приготовленный известным шеф-поваром, имя которого я не могу произнести или запомнить. Мы поем: «С днем рождения», а затем Габриэлла задувает свечи на трехъярусном шоколадном торте с золотыми хлопьями и карамельной глазурью. Кингстон рассказывает Хадсону о последнем проекте своей компании, пока я размышляю над тем, как слизать соленую карамельную глазурь со своей тарелки. Вместо этого решаю соскрести как можно больше ложкой. Тайком отправляю глазурь пальцем в рот и надеюсь, что никто этого невидел.

— …наш клиент-музыкант просит что-то уникальное. — Кингстон непринужденно откинулся в кресле, его рука закинута на спинку стула Габриэллы, и он выглядит так же по-королевски, как предполагает его имя. — Что-то действительно необычное.

— Полагаю, ваша команда провела мозговой штурм, — говорит Хадсон с деловым выражением лица, одновременно лаская кожу на моем бедре большим пальцем.

— Да.

Анжелика с розовым ирокезом хмурится.

— Нам нужен свежий взгляд. Что-то, что встряхнет ситуацию. В последнее время мы сделали так много корпоративных офисов, что это парализовало наш творческий потенциал.

Кингстон рассеянно крутит прядь волос Габриэллы. Это напоминает мне о том, как рука Хадсона лежит на моем бедре под столом, его большой палец слегка касается моей обнаженной кожи, и я задаюсь вопросом, осознает ли он, что делает это.

— У нас все получится, — уверенно заявляет Кингстон.

Я осушаю последний бокал десертного вина, чувствуя себя немного пьяной.

— Что ты думаешь? — говорит Хадсон.

Я смотрю на нашего сервера, чтобы узнать, могу ли получить еще одну порцию вина.

— Лиллиан.

При звуке Хадсона, произносящего мое имя, я бросаю поиски сервера и сосредотачиваюсь на своем спутнике.

— Что?

Уголок его рта подергивается.

— У тебя отличные идеи.

Кингстон кладет оба предплечья на стол, чтобы опереться на него, и переводит взгляд на меня.

— Точно. Ты придумала отличную идею для «Ит ох». Хреново, что тебя за это уволили.

Его честность заставляет меня улыбнуться.

— Спасибо.

Хадсон ладонью скользит вверх по моему бедру, пока кончиками пальцев почти не касается шелка между моими ногами.

— У тебя есть какие-нибудь необычные дизайнерские идеи?

Я сжимаю бедра вместе, сжимая его руку, чтобы она не поднималась выше.

Он ухмыляется.

— Да, выкладывай что у тебя есть. — Анжелика указывает на стол, как будто я могу разложить свои мысли на столешнице. — Поможет любая мелочь.

— Ничего не приходит в голову… — Я перевожу дыхание, когда Хадсон мизинцем касается моих трусиков. Прикусываю губу.

— Попробуй, детка.

— Эм… — Нестандартно. Уникально. Что-то, чего я не видела раньше…

Хадсон сильнее надавливает пальцем.

Я посылаю ему взгляд, который должен был бы прожечь дыру в его красивом лице, но имеет обратную реакцию. Мужчина ухмыляется. Поэтому сильно сжимаю свои бедра вместе, надеясь сломать его руку.

Он облизывает губы, не оставляя своих мучений.

— Что-нибудь приходит на ум? — практически мурлычет он.

— Мокрая… вода, — выпаливаю я.

Хадсон хихикает, и в этом звуке звучит чисто мужская гордость.

Я прочищаю горло и пытаюсь проветрить голову.

— Движение. И невесомость. Я не вижу достаточно этого в пространстве. Например, что, если бы мебель не стояла на земле, а свисала с потолка? — Хадсон сжимает мое бедро. — Парящие лестницы. Водяные стены. В этом есть смысл? Так и должно быть. Дизайн интерьера, который, кажется, бросает вызов гравитации. Представьте себе обеденный стол с окружающими его стульями, свисающими с потолка. — Я представляю себе комнату с невесомой мебелью. — Аквариумные стены. Полы из аквариумов! Или подвешенные вещи вверх ногами. Измените перспективу. И почему нет стульев, обитых ковром?

Кто-то рядом шепчет:

— Интересно.

— Или… О! Измените форму. Круглые книжные шкафы и треугольные комоды. А что, если бы вещи вообще не имели единой формы? — Я слегка задыхаюсь, когда Хадсон проникает за барьер моих трусиков. Кажется, никто не замечает. — Уникальное видоизменение. Художественные произведения, сделанные из салфеток. Диван из старого каноэ. — По мере того как в моей голове формируются образы, мой рот говорит так быстро, что я едва успеваю поспевать за тем, что вижу. — Деревянная лестница вместо перекладин шкафа. Наверняка на старой верфи можно достать крутой промышленный металл. Из него можно сделать любую мебель и декор для стен. Спорим, если вы проведете неделю в горах, вас вдохновит природа. Я слышала, что ветреный день в Филадельфии послужил вдохновением для дизайна музея Академии художеств.

— Это правда, — говорит Александр рядом со мной.

— Разве не круто было бы спроектировать целый… — я замедляюсь, чувствуя, что все взгляды устремлены на меня, — …дом, вдохновленный… — сглатываю, чувствуя себя под светом прожектора, когда все за столом смотрят на меня широко раскрытыми глазами, — …движением, — пищу я.

— Ты нанята, — дерзко заявляет Кингстон и хлопает рукой по столу, заставляя весь хрусталь подпрыгнуть. — Ты нужна мне, Лиллиан! — Он встает и обходит стол. — Ты нужна нам. — Он протягивает мне руку. — Пожалуйста скажи, что ты придешь работать в «Би Инспайед Дизайн». — Он кивает на свою руку, чтобы я взяла ее.

Рука Хадсона возвращается в безопасное место на моей ноге.

— Давай, детка. Соглашайся на работу. Ты отлично справишься.

— Не знаю, сколько Август платил тебе, но я заплачу больше. — Кингстон поднимает брови и шевелит пальцами.

— Хм… — Святое дерьмо. — Это очень много…

— И я буду носить эту рубашку с маленькими членами для твоего развлечения. — Он закатывает глаза на радостное улюлюканье Габриэллы.

— Я думала, ты сказал, что это пейсли?

— Соглашайся, Лиллиан! — говорит Габриэлла.

Я смотрю на Хадсона, в глазах которого светится гордость, а на лице — ободряющая улыбка.

Я шлепаю ладонью по ладони Кингстона.

— Я в деле.

— Да! — Большая часть комнаты разражается аплодисментами.

Хадсон притягивает меня к своей груди и целует в висок.

— Поздравляю, детка.

— У меня есть работа, — пищу я.

— Ты именно там, где должна быть. — Он снова целует меня. — Наконец ты сможешь использовать свои дары, а не подавлять их в душном кабинете в окружении кучи костюмов.

— Не могу поверить, что это происходит.

Хадсон смотрит на меня с восхищением, которое я редко вижу на лицах людей.

— А я могу.

ГЛАВА 22

Хадсон

До Лиллиан я с нетерпением ждал, когда пойду в офис. Работая продуктивно и вычеркивая пункты из списка дел, я чувствовал себя реализованным. Успех на работе давал мне чувство удовлетворения.

С появлением Лиллиан все изменилось.

Я боюсь расставаться с ней. Это начинается со звонка будильника и необходимости вытаскивать себя из постели и отрываться от ее сонного тела. После кофе тащу Лиллиан в душ, и мы остаемся там, пока не остывает вода. Это утро ничем не отличается от других. За исключением того, что мы торопились больше, чем обычно.

— Что ты делаешь? — Ее пленительные голубые глаза смотрят на меня в отражении зеркала в ванной.

Стоя позади нее, я обхватываю ее за плечи и наклоняюсь вперед, чтобы взять свою зубную щетку.

— На что это похоже? — Пользуясь тем, что она убрала волосы, я провожу губами по ее обнаженному плечу. — Я чищу зубы.

— В двух шагах справа есть еще одна раковина, — говорит она с притворным раздражением, наклоняя голову, чтобы дать возможность более тщательно исследовать свою шею.

Я мурлычу, касаясь ее кожи и вызывая крошечные мурашки.

— Ты ожидаешь от меня сверхчеловеческого самоконтроля, когда стоишь здесь в одном лишь красивом кружевном лифчике и юбке.

— Я не хочу опоздать в свой первый рабочий день. — Девушка прижимается ко мне. У нее перехватывает дыхание, когда я прижимаю свой стояк к ее заднице, зажав Лиллиан между мной и раковиной.

— Твой босс — мой младший брат. Он простит тебя за опоздание. А если нет, я натяну ему трусы на голову.

— Я была уверена, что ты насытился в душе. — Дрожь пробегает по ее позвоночнику то ли от воспоминаний, то ли от того, как я провожу пальцами по ее голому животу и касаюсь груди.

— Я всегда буду хотеть большего, когда дело касается тебя.

Лиллиан откидывает голову назад к моему плечу с тихим стоном. Мне чертовски нравится, как она вот так прижимается ко мне, сбрасывает все свои защитные стены и становится податливой под моими прикосновениями.

Фиксирую свой взгляд на нашем отражении. Моя собственническая хватка на ее груди. Контраст моей смуглой кожи на фоне ее бледной. Моя возвышающаяся фигура, склонившаяся над ее обнаженной шеей. И огонь в моих глазах, как у хищника, преследующего свою самую любимую добычу.

— Хочу трахнуть тебя вот так, — рычу я в ее кожу. — Смотря на тебя в зеркало, когда погружаюсь в тебя сзади.

— Хадсон, — шепчет она. — Пожалуйста. Из-за тебя я не могу уйти.

— Хорошо. — Я прижимаюсь лбом к ее плечу и стону. — Прости. — Я позволяю себе еще один поцелуй в ее шею, а затем отодвигаюсь к противоположной раковине.

Она наклоняется вперед и выдыхает.

— Может, мне стоит оставаться у себя дома в рабочие дни?

— Ни хрена подобного. — Я наношу зубную пасту на щетку. — Я буду вести себя хорошо. Клянусь.

Лиллиан многозначительно смотрит на мою эрекцию.

— Перестань смотреть на него, — говорю я с пеной во рту. — Это не поможет.

Она очаровательно хихикает.

— Это тоже не помогает.

Нам удается собраться только с парой незначительных отвлекающих факторов. Вскоре после восьми часов прощаюсь с ней у двери машины. Я опаздываю на работу и чертовски ворчлив.

— Езжай осторожно, — говорю Карине, которая закатывает глаза.

— Всегда так делаю, босс.

— Увидимся вечером, — говорю в губы Лиллиан, а затем смотрю, как она скользит на заднее сиденье машины.

— Удачи на встрече. — Она закрывает дверь, и у меня возникает иррациональное желание вырвать эту чертову штуку из машины.

Поскольку Лиллиан была со мной все выходные, расставание дается мне труднее, чем я думал. Знаю, что не справляюсь со всеми своими чувствами зрелым, здоровым образом. Лиллиан — первый человек, которого я знаю, который, кажется, забирает с собой весь кислород, когда уходит.

Я иду к такси, которое ждет, чтобы отвезти меня в другой конец города. Август назначил встречу в последнюю минуту. Технологическая компания хочет построить офис в Талсе. Обычно я не занимаюсь продажами и приобретениями, но Август сказал, что эта группа очень чувствительна, и все наши лучшие специалисты по продажам заняты. Необычно, но не неслыханно, посылать на переговоры Норта. Я знаю, что лучше не подвергать сомнению решения Августа.

Ближе к обеду я выхожу со встречи и вижу, что Карина ждет меня.

— Ты нормально ее довезла?

— Нет, — сухо отвечает она. — Мы попали в жуткую аварию, машина несколько раз перевернулась. Истекающие кровью и в полубессознательном состоянии, мы попали в руки мафии, и они пытали нас, чтобы получить информацию о…

— Очень смешно, чертовка. — Значит, я слишком много волнуюсь, когда дело касается Лиллиан. Сообщение получено. Просто я никогда так не боялся потерять кого-то.

— Она в порядке. Добралась до Кингстона в целости и сохранности. — Карина закрывает за мной дверь.

Последние несколько часов мне не терпелось узнать, как начался ее день. Я говорю себе, что если смогу продержаться еще пять минут, то вознагражу себя, позвонив ей.

Выдерживаю три, затем достаю телефон.

— Я так и знала! — отвечает Лиллиан после первого гудка.

— Что знала? — Я ухмыляюсь. Ничего не могу с собой поделать. Радость в ее голосе заразительна.

— Твой брат должен мне двадцать баксов, — говорит она.

— Ты жалок, Хадсон, — кричит Кингстон на заднем плане. — Не мог продержаться до обеда?

— Мы поспорили, — объясняет Лиллиан. — Я сказала, что ты позвонишь, чтобы проверить меня до обеда, Кингстон думал, что после. Я выиграла.

— Тогда ты должна знать, что я бы позвонил еще раньше, если бы не был на встрече.

— Ох. — Она понижает голос. — Ты так несчастен без меня, да?

— Ты даже не представляешь. — Я убираю нотки желания из своего голоса, когда Карина смотрит на меня в зеркало заднего вида. — Как проходит твой первый день?

— Потрясающе! Мне нужно весь день придумывать идеи. И хочешь знать, что будет помогать мне достичь этого? — От волнения в ее голосе у меня мурашки по коже.

— Умираю от желания узнать.

— Я могу играть с тканями и образцами цветов, бросать краски в стену, и даже смогу лежать на диване, если захочу. Я могу пойти на прогулку, посидеть у воды, пройтись по картинной галерее — пока буду придумывать сумасшедшие, нестандартные идеи, твой брат будет счастлив.

— Звучит как идеальная работа. — Я не сомневаюсь, что у нее это отлично получается.

— Не знала, что людям за это платят деньги.

— Я так рад за тебя, детка. — Я смотрю в окно, ухмыляясь, как идиот.

— Как прошла твоя встреча?

— Достаточно легко. Я думал, что застряну там до полудня.

— Ты направляешься в свой офис?

— Да…

— Лиллиан, — скулит Кингстон на заднем плане. — Можешь объяснить Тодду, почему такая отделка стен не задница Сатаны?

— Мне пора, — говорит она с улыбкой в голосе.

Я чувствую эту улыбку в своей крови.

— Хорошо. Увидимся вечером.

Остаток пути я провожу, улыбаясь и отвечая на электронные письма. Когда Карина подъезжает к дверям «Норт Индастриз», я все еще улыбаюсь.

— Ты же помнишь, что нужно забрать Лиллиан…

— В шесть, — заканчивает она за меня.

— Может быть, приедешь…

— Пораньше. — Она поднимает брови, глядя на меня в зеркало заднего вида. — Я помню.

Я хихикаю себе под нос, качая головой над тем, в какую курицу-наседку превратился.

— Тебе это идет, знаешь ли. — На лице ее фирменная дерзкая ухмылка.

— Что именно?

— Любовь.

Рефлекторная реакция сказать ей, что то, что я чувствую, это совсем не любовь, вспыхивает и умирает. Правда поражает меня, как удар молнии в грудь.

Я влюблен в Лиллиан.

— Спасибо, — говорю Карине и вылезаю из машины. — Я тоже так думаю.

— Самое время, — говорит она, когда я закрываю дверь.

Все еще ухмыляясь, вхожу в здание с ощущением, что я парю. Слышу, как мои туфли стучат по мраморному полу, но не чувствую под ногами неумолимого камня. Стараюсь сдержать улыбку, но это требует от меня огромных усилий.

Мне хочется позвонить Лиллиан и рассказать ей. Хочется, чтобы она узнала прямо сейчас, что я влюбился. Сильно. Что я по уши влюблен в нее. Как я могу сидеть с этим откровением весь день? Именно из-за этих всепоглощающих мыслей я пропускаю поток людей, выходящих из лифта в вестибюль.

Когда слышу, что меня зовут по имени, вырываюсь из грез и возвращаюсь в настоящее.

Поднимаю взгляд и встречаю пару темно-карих глаз, в которых мерцает замешательство.

— Мистер Чатто. — Какого черта… Мы пожимаем друг другу руки. — Что вы здесь делаете?

Его вопросительный взгляд перетекает в нахмуренные брови.

— Я собирался спросить вас о том же. Думал, вы уехали из города.

Уехал из города? Какого хрена? Я все еще сплю? Умер? У меня внезапно началась деменция?

— Я… был на встрече, да. — Я усиленно моргаю, чувствуя себя так, будто меня подбросили в чужую жизнь без сценария. — Вы передумали насчет нового здания?

— Передумал? Вы шутите? Я больше взволнован этим новым предприятием, чем «Цеэ».

Новое предприятие?

— Это замечательно. Приятно слышать.

— Мне нужно бежать. Нужно успеть на самолет. — Он снова пожимает мне руку. — Поблагодарите мисс Лиллиан за всю ее тяжелую работу, хорошо? Я был разочарован, что ее не было на встрече.

Моя рука безвольно опускается на бок, и челюсть следует его примеру.

Предприятие. Лиллиан.

Тошнота разрастается у меня в животе. Кровь отливает от лица и сменяется закипающей яростью. Белый шум заменяет все связные мысли, когда ярость разливается по моим венам.

Я застываю, тупо уставившись вперед перед лифтом, и в голове у меня только одна четкая мысль.

Я собираюсь убить Августа голыми руками.

Лиллиан

Я сижу, скрестив ноги, на полу, зарывшись в образцы тканей, когда меня зовет коллега с розовым ирокезом.

— Твоя машина здесь.

Поднимаю взгляд от хаоса на моих коленях.

— Уже?

— Пора заканчивать, Леденец, — говорит она и помогает мне подняться с пола.

В первый день меня звали как угодно, кроме моего настоящего имени. Лилу, Лилипад, Лилли-фрилли и Леденец. В «Би Инспайед Дизайн» все работают под прозвищами, что избавляет меня от необходимости запоминать их настоящие имена.

Проверяю время, и, конечно же, я отработала целый день, и это почти не ощущалось.

— Мне еще нужно все это убрать…

— Нет. Оставь. Завтра сможешь продолжить с того места, где остановилась.

Это так облегчает работу моего мозга.

— Спасибо, это такая огромная помощь. — Я вспоминаю Габриэллу и сглатываю нервы. — У меня СДВГ, — выпаливаю я. — Эм… и еще много чего.

— У меня то же самое. — Она поднимает руку в жесте «дай пять». — Лучшие креативщики обычно такие. — Я хлопаю ее по ладони. — Ты здесь в хорошей компании.

И это все? Неужели так просто поделиться тем, что я всю жизнь пыталась скрыть? И мало того, что меня приняли, еще и похвалили? Неужели то, как работает мой разум, может стать преимуществом, а не помехой? Это вообще реально?

— Это так много значит для меня, ты даже не представляешь…

— Представляю. — Она подмигивает. — А теперь иди домой, чтобы я могла все здесь запереть. Я умираю с голоду.

Я хватаю свои вещи и направляюсь к двери чувствуя головокружение. Так вот что значит любить свою работу?

Карина стоит у открытой двери машины, но то, что Хадсон не с ней, немного приглушает тот восторг, который я испытывала несколько секунд назад.

— Как все прошло? — Она отходит в сторону, чтобы дать мне возможность забраться на заднее сиденье.

— Лучше, чем я могла себе представить. — Есть некоторые трудности, например, я ни черта не смыслю в дизайне интерьера, но Кингстон заверил меня, что этому можно научиться. Он говорит, что моя креативность и то, как работает мой ум, это то, чего нельзя достичь за счет образования.

Его слова далеки от ежедневных оскорблений его старшего брата.

— Мистер Норт сказал, что встретит тебя в своей квартире. Он предположил, что ты, возможно, захочешь заехать домой и взять одежду на завтра.

Я закатываю глаза.

— Ужасно самоуверенно с его стороны полагать, что я останусь на ночь. — Или, может быть, я просто настолько предсказуема. Думаю, что последнее.

— Мужчины. — Карина ухмыляется.

Я двигаюсь, чтобы сесть в машину, но останавливаюсь перед открытой дверью.

— Ничего, если я поеду с тобой спереди?

Она выглядит так, будто я только что попросила прокатиться в багажнике.

— Прости, просто как-то странно, когда тебя возят по городу, как какую-то знаменитость.

— Э-эм… — Она быстро моргает, затем кивает. — Да, конечно. Не вижу причин для отказа.

Я запрыгиваю на переднее сиденье, и когда она проскальзывает на водительское, то неловко ерзает рядом со мной на своем месте. Может мне все-таки стоило просто сесть сзади?

Я спрашиваю ее о том, как прошел ее день, и узнаю, что Карина встречается с пилотом, который большую часть недели отсутствует. Она говорит мне, что предпочитает передвигаться на машине, чем летать на самолете. И я согласна на сто процентов.

— Как получилось, что ты стала работать на Хадсона?

— Боже, это было пять лет назад. — Кажется, она немного расслабляется, вспоминая прошлое. — Как же быстро летит время. Я работала парковщиком в «Ле Руа».

Я сразу же понимаю, что она говорит о самом высококлассном ресторане города. Ходят слухи, что там подают редкий лосиный сыр, который производится только от трех лосей в Швеции. У меня столько вопросов. Но вместо этого я поджимаю губы и даю ей закончить.

— Я была единственной женщиной парковщиком, и, не хочу хвастаться, но я была быстрее и эффективнее. Мой начальник был моложе меня. Его отец владел компанией по найму парковщиков. Я парковала машину Хадсона, и он дал мне пятьдесят долларов чаевых. Хадсон подслушал, как мой начальник требовал, чтобы я отдавала половину чаевых, так как зарабатывала больше парней, потому что у меня есть «сиськи». Хадсон услышал, как он меня отчитывал. И тут же предложил мне работу прямо на глазах у парня. — Она смеется, вспоминая это.

Я тоже ухмыляюсь, хотя ее рассказ вызывает у меня неприятные ощущения в животе.

— Никогда не забуду лицо моего начальника. — Она смеется. — Я не думала, что Хадсон вспомнит о предложении на следующий день, поэтому, когда утром получила сообщение с просьбой встретиться с ним в «Норт Индастриз», чтобы обсудить все детали нашего нового соглашения, я официально уволилась с работы, и вот я здесь.

У меня болит челюсть, я осознаю, что сильно сжимаю ее. Ослабляю свою смертельную хватку, чтобы говорить.

— Хадсон — настоящий спаситель. — Мой желудок словно набит бетоном.

— Он хороший человек. — Кажется, она не уловила сухости в моем голосе. — Я, наверное, больше подвозила незнакомых людей по его просьбе, чем возила его. На днях он попросил меня купить новый гардероб для женщины, которая потеряла все, что у нее было, во время пожара в доме. Этот человек — святой.

— Он действительно такой. — Особенно для таких женщин, как я.

Черт. Как я могу доверять тому, что у нас есть, помимо того, что он врывается и спасает меня с дополнительным бонусом в виде невероятного секса?

Тошнота скручивается у меня в животе. Неужели наши отношения — не более чем обмен услугами? Я думала, что предложение работы от Кингстона было органичным, но Хадсон инициировал мой обмен идеями. Неужели все это шоу, закончившееся предложением работы, было срежиссировано Хадсоном и Кингстоном для меня? Может быть, эта новая работа ничего не говорит о моих способностях или таланте, а скорее является примером того, как Хадсон спас еще одну бедную, несчастную женщину?

Я открываю окно, чтобы подышать свежим воздухом.

— Сегодня я пожалуй останусь дома. Я напишу Хадсону и дам ему знать.

Карина смотрит на меня так пристально, как только может, не отрывая надолго взгляд от дороги.

— Все в порядке?

— Да, мне вдруг стало нехорошо.

Остаток пути до дома проходит в основном в тишине, за исключением кратких упоминаний о погоде. Я благодарю Карину за поездку и мчусь в свою квартиру, надеясь, что Аарон уехал на ночь, и я смогу поплакать где-нибудь, кроме душа.

Не повезло. Когда вхожу в квартиру, вижу, что и Аарон, и Дирк разлеглись на диване, играя в видеоигры.

Я смотрю на журнальный столик, заваленный пустыми банками из-под пива и коробками из-под пиццы.

— Что ты здесь делаешь? — Аарон нажимает кнопку на своем контроллере, когда из динамиков телевизора доносятся звуки пулемета. — Черт! — Он бросает контроллер на диван.

Дирк хихикает.

— Ты хреново убиваешь зомби, чувак.

Аарон смотрит на меня, и то, что он видит в выражении моего лица, заставляет его защищаться:

— Что? Я купил игровую систему. Не волнуйся. Я использовал свои деньги.

Я прищуриваю глаза, а мой пульс учащается.

— Почему твои деньги — твои, а мои — наши?

— Потому что ты зарабатываешь больше меня.

— Я была без работы последние несколько недель.

Он фыркает.

— О чем ты солгала. Почему я должен быть наказан за это? Это несправедливо.

Я сжимаю руки в кулаки.

— Но тратить мои с трудом заработанные деньги справедливо, да?

— Ты шутишь? — Он смотрит на меня. — Я годами вкалывал, пытаясь раскрутить свой диджейский бизнес, и до сих пор сижу на мели. Ты считаешь это справедливым?

Мои ногти впиваются в ладони, и мое самообладание рассыпается.

— Ты когда-нибудь задумывался о том, что, возможно, ди-джеинг — это не твое? Может быть, твой бизнес не развивается, потому что ты отстой.

Он задыхается. Громко.

— Чувак. — Пьяный Дирк переводит взгляд с моего брата на меня. — В этом месте слишком много негативной энергии…

— Заткнись, Дирк! — говорим мы с Аароном в унисон.

— Если бы не я, ты бы до сих пор жила во Флориде, возила папу на приемы к врачу и ходила на изучение Библии с мамой! — Его щеки вспыхивают от гнева, а может, из-за алкоголя.

— Я переехала в Нью-Йорк не для того, чтобы заботиться о тебе!

— Нет, ты переехала в Нью-Йорк, чтобы я мог заботиться о тебе!

Я отшатываюсь назад, подальше от его слов.

— Не делай вид, что удивлена. — Он берет со стола свое открытое пиво и допивает то, что осталось. Вытирает рот предплечьем. — Мама и папа пытались вытащить тебя из дома в течение многих лет.

— Это неправда. Я была им нужна! Я помогала…

— Помогала?

Я захлопываю рот.

— Господи, Лиллиан. Ты в полном беспорядке. Ты бы забыла свои руки, если бы они не были прикреплены к твоему телу. Ты чуть не сожгла дом родителей!

Я прерывисто втягиваю воздух.

— Это был несчастный случай.

— Если бы ты принимала свои лекарства…

— Ты же знаешь, я ненавижу то, что чувствую из-за них. Кроме того, не думаю, что «Риталина» хватит на нас двоих!

Он прищуривает взгляд.

— У меня мигрень!

— Ну, конечно. — Я усмехаюсь.

— Не сваливай все на меня, потому что мама и папа хотели, чтобы ты уехала. Я согласился позволить тебе переехать ко мне только при условии, что ты будешь помогать мне, пока я раскручиваю свой бизнес. Это была сделка, которую мы заключили.

— Помогать тебе, выплачивая половину, а не финансировать тебя! — Я борюсь со слезами, которые наворачиваются на глаза.

— Это у тебя шикарная работа и глупый богатый парень. У меня ничего нет!

Дирк поднимает руку.

— У тебя есть я.

Аарон усмехается над своим другом.

— У тебя ничего нет, потому что ты сидишь здесь в шесть часов в понедельник, пьяный и играешь в видеоигры на приставке, которую не можешь себе позволить!

— Если бы я трахал своего босса, может быть, мне бы так же повезло, как тебе… Ай!

Банка пива, которую я бросаю в него, врезается ему в грудь. Я хватаю другую.

— Убирайся.

— Сама убирайся! Это моя квартира. Ай! Хватит кидаться пивом!

Дирк уворачивается от летящей коробки с пиццей, которая попадает Аарону в плечо.

— Ты чертова психопатка! — Аарон вскакивает на ноги.

Я хватаю ближайшую вещь и бросаю ее. Потом еще. В слепой ярости я швыряю все, что не прибито, пока Дирк и Аарон не выбегают из квартиры, обзывая меня всеми возможными словами.

Они не ошибаются, называя меня сумасшедшей психованной сукой. Я определенно чувствую себя такой.

Прижимаясь спиной к двери, я оглядываю беспорядок и повреждения. На спинке дивана лежит моя кукла-качина, разломанная на множество кусочков. Я соскальзываю вниз, приземляюсь на задницу и закрываю лицо ладонями, чтобы, наконец, хорошенько выплакаться, в чем я так отчаянно нуждаюсь.

Хадсон

«Давай отложим встречу. Я очень устала и не очень хорошо себя чувствую».

В миллионный раз перечитываю сообщение Лиллиан, отпивая из стакана бурбон. То, что она осталась дома, наверное, к лучшему. Как бы мне ни хотелось увидеть ее и затеряться в ее теле, чтобы успокоить ярость, которую чувствую, я сегодня не очень хорошая компания.

Возможно, именно поэтому я продолжаю перечитывать ее сообщение. Действительно ли она чувствует себя уставшей, или я ей надоел?

Отталкиваю телефон, надеясь, что вместе с ним уйдет и неуверенность в себе. Если бы все было так просто.

После встречи с Бодавеем в «Норт Индастриз» я попытался попасть на прием к Августу, но он оказался недоступен. Александра сегодня не было в офисе, что тоже показалось мне очень странным. Я знал, что не получу поддержки от Хейса, поэтому вернулся в свой кабинет и стал размышлять, пытаясь придумать план.

Как я понимаю, есть только один человек, который будет честен со мной, и это Бодавей Чатто. Мне нужно будет совершить поездку в Седону, о которой никто не должен знать. И когда получу ответы, если это будут те ответы, о которых я думаю, то я сожгу всю империю Нортов дотла.

ГЛАВА 23

Лиллиан

Большую часть ночи я провела в душе, плача, а конец ночи — лежа в постели, вспоминая все обстоятельства, которые привели к моему переезду в Нью-Йорк.

Аарон прав. Мои родители не могли справиться со мной. Я была недоучкой в колледже, которая не могла удержаться на работе, даже чтобы спасти свою жизнь, и мое проживание дома было обузой. Как я могла не заметить все это раньше? Всю свою жизнь я жила так, что люди спасали меня. Сначала родители, потом Аарон, Элли, а теперь Хадсон. Выстаивала ли я когда-нибудь сама по себе?

Я встаю рано, почти не спав всю ночь. И в предрассветные часы, за чашкой крепкого кофе, принимаю решение. С этого момента я буду действовать сама по себе. Начиная с сегодняшнего дня.

Я ухожу пораньше, пока не появилась Карина и не попыталась отвезти меня на работу. Мое уклонение от нее может показаться не таким уж большим поступком, но я променяла двадцатиминутную поездку в теплой машине на час ходьбы по холоду и переполненные вагоны метро. Я гордилась своим первым шагом.

Когда приходу в «Би Инспайед Дизайн», Кингстон объявляет, что мы отправляемся на экскурсию на новую забавную художественную выставку под названием «Бесполезно». Это выставка функциональных предметов с удаленными частями, которые делают их бесполезными.

Больше ходьбы и еще одно метро до выставки, и я жалею, что не надела лучшую обувь.

— Я не понимаю, — говорит Анжелика со своего места рядом со мной, наклонив голову и глядя вперед.

— Ты не должна этого понимать. — Кингстон стоит по другую сторону от меня, засунув руки в карманы брюк цвета фуксии в полоску. — В этом весь смысл выставки.

— Весь смысл, — добавляет Тодд, — в том, что у этого нет смысла.

— Именно.

Последние пять минут мы смотрим на открытую книгу, на страницах которой не напечатано ни единого слова.

— Ну, я бы не сказала, — добавляю я, — что книга без слов делает ее бесполезной. Если уж на то пошло, я думаю, что удаление слов сделало ее более полезной. Теперь это блокнот.

Анжелика хмыкает.

— Точно. В отличие от стула без сиденья и спинки. С ним мало что можно сделать.

— Натяни сетку между ножками, — добавляет Тодд. — Получится табурет-гамак.

Кингстон хмыкает.

— Книга с отсутствующими страницами? Вот это было бы бесполезно, — говорю я.

Забавно, что я чувствую эти слова нутром. Всю свою жизнь я чувствовала себя историей с отсутствующим сюжетом, путешествием героя без героя, тайной без тайны. Нефункциональной, потому что мне не хватало чего-то неотъемлемого, что есть у всех остальных.

Я следую за группой к следующей бесполезному экспонату — камину, сделанному изо льда.

— Может ли лед подавить огонь? — Тодд почесывает свою бородатую челюсть. — Или огонь победит лед?

— Огонь растопит лед, я думаю.

Мы обсуждаем возможности невидимых каминов, когда Кингстон отлучается, чтобы ответить на звонок.

Он отвечает резким: «Что ты хочешь?», что заставляет меня думать, что это не Габриэлла.

Взгляд Кингстона встречается с моим, и я быстро отворачиваюсь обратно к ледяной скульптуре.

— Да, она здесь, — бормочет он. — Какого хрена я должен это знать? Нет, я не… что? Ладно, но мы тут пытаемся работать, и я не хочу пропустить бездонный писсуар… — Он делает секундную паузу, затем стонет. — У тебя нет художественного вкуса. — Слышу шарканье ног позади себя, и когда Кингстон произносит мое имя, я даже не вздрагиваю. Какое-то шестое чувство подсказало мне, что звонит Хадсон. — Твой навязчивый парень хочет знать, почему ты не отвечаешь на звонки. — Мой босс выглядит скучающим и раздраженным.

— Я оставила телефон дома. — Я выключила его после того, как Хадсон написал мне вчера вечером, сказав, чтобы я немного поспала и дала ему знать, если мне что-то понадобится.

Комплекс спасителя.

— Ее телефон дома, — передает Кингстон своему брату, а затем хмурится. — Он хочет знать, чувствуешь ли ты себя лучше? Ты заболела?

Раздраженная, я протягиваю руку, и Кингстон, кажется, с благодарностью передает мне телефон.

Я отхожу в сторону и говорю шепотом.

— Эй, мы на выставке, поэтому не могу говорить, но я чувствую себя лучше. Мне просто нужно хорошо выспаться.

Его вздох по телефону такой тяжелый, что, клянусь, я чувствую его облегчение.

— Это, наверное, моя вина. Я не давал тебе спать, когда ты была здесь.

Моя кожа покрывается жаром при воспоминании о том, какими способами он не давал мне спать. Я напоминаю себе, что Хадсон хочет спасти меня, и для него секс — это всего лишь приятная привилегия.

— В чем дело?

— Ах, да, тебе нужно идти. Я хотел сообщить, что уезжаю из города в командировку. Вернусь максимум через пару дней.

— Хорошо.

Он молчит, и я думаю, не потеряли ли мы связь, пока Хадсон не произносит мое имя с такой заботой, что у меня слезы наворачиваются на глаза.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке?

Я заставляю энергию, которой не чувствую, влиться в мой голос.

— Я в порядке. Удачной поездки.

— Я позвоню тебе, когда у меня будет свободное время.

— Я пойму, если ты будешь слишком занят.

Наступает еще одна пауза, прежде чем он говорит:

— Нам нужно поговорить, когда я вернусь. Это важно. Береги себя.

— Хорошо.

— Лиллиан, я…

— Мне нужно идти.

Мы прощаемся, и я передаю телефон обратно Кингстону, который ждет у ледяного камина. Тодд и Анжелика ушли.

Он засовывает телефон в карман.

— Хадсон запал на тебя.

— Нет, — отвечаю я, пожимая плечами. — Я так не думаю. — Он просто хочет меня спасти.

Кингстон практически давится своим смехом.

— Ох, вау, да… Ты даже не представляешь. Этот парень по уши влюблен в тебя.

Я вздрагиваю от его слов.

Он фыркает, как будто моя реакция абсурдна.

— Ты действительно не знаешь?

— Я знаю, что Хадсон неравнодушен к беспомощным женщинам.

Его брови идеальной формы сходятся вместе.

— Так и есть.

Я быстро моргаю, потрясенная тем, что он даже не стал этого отрицать.

— Твой брат не любит меня. Он просто пытается меня спасти. — Мой голос срывается, и я прикусываю язык, прежде чем выдать слишком много из того, что я чувствую.

— Хадсон пытается помочь тебе, потому что любит тебя.

Я поворачиваюсь к нему лицом, скрещивая руки на груди.

— Откуда ты знаешь, а? Чем я отличаюсь от бармена, или бездомной женщины, или Карины, или женщины, которой он купил новый гардероб, или бесчисленных других женщин, которых он спасает? Он попросил тебя дать мне эту работу? — Я подхожу ближе и понижаю голос. — Пожалуйста, не лги мне. Мне нужно знать, заслужила ли я эту должность или ты нанял меня, потому что он попросил об этом. — Я смахиваю что-то со щеки и чувствую влагу на руке. Отлично. Теперь я плачу.

Никогда не видела у Кингстона такого серьезного выражения лица, без тени улыбки, играющей на его губах.

— Что отличает тебя, Лиллиан, так это то, что он никогда не прикасался ни к одной из женщин, которым помогал. Ни одного поцелуя. Ни одной интрижки. Ни одного свидания.

— Ты не можешь знать, что…

— Господи. — Он чешет затылок с выражением, похожим на разочарование. — Просто подумай об этом. Ты видела женщин, ломящихся в его дверь? Взрывающих его телефон? Он производит впечатление плейбоя? Этот парень — гребаный бойскаут. И всегда таким был. Если ты не знаешь его достаточно хорошо, чтобы увидеть это, что ж, ты не обращала внимания.

— Я…

— Спроси меня, сколько женщин Хадсон приводил на семейные мероприятия. Сколько женщин он упоминал. Сколько его бывших мы встречаем, когда куда-то выходим. Спроси меня, сколько раз мой брат был влюблен, Лиллиан.

Я тяжело сглатываю.

— Сколько?

Он наклоняется вперед, чтобы посмотреть мне в глаза, прядь волнистых волос падает ему на лоб и почти закрывает глаза.

— Ноль. До тебя. Что бы ты ни придумывала в своей голове о Хадсоне, делай это, зная, что ты единственная женщина, с которой у него были серьезные отношения. Так что да, возможно, он пытается спасти тебя. Но он также отчаянно любит тебя. И откуда я знаю? Потому что это то, что мы делаем. Мы защищаем, помогаем и спасаем женщин, которых любим. И мы не можем это контролировать.

Я шмыгаю носом, вытираю глаза и прерывисто втягиваю воздух.

— Если ты прав, то это типа мудацкий поступок — сказать мне, что он любит меня, прежде чем у него появится шанс.

Кингстон ухмыляется и закидывает руку мне на плечо.

— Для чего еще нужны младшие братья, как не для того, чтобы эпически портить планы и перехватывать инициативу? — Мы направляемся к следующему бесполезному экспонату — теннисным туфлям с рогами дьявола и без подошвы. — Ладно, эти я бы действительно носил.

Я смеюсь, чувствуя себя легче и немного счастливее.

Он сжимает мое плечо.

— Сделай мне одолжение? Когда Хадсон наберётся смелости и скажет тебе о своих чувствах, изобрази удивление, ладно?

— Я могу это сделать. — Потому что, что бы ни говорил Кингстон, я все еще не могу полностью принять, что это правда. Хадсон любит меня?

— Часы без стрелок. — Кингстон отпускает мои плечи, когда мы останавливаемся у циферблата часов. — Абсолютно бесполезные.

— Ну, не знаю. — Я наклоняю голову, изучая их. — С такими часами ты никогда не опаздываешь и не придешь раньше. Никаких ожиданий. Ты спишь, когда устал, и просыпаешься, когда захочешь. Знаешь, время — это просто социальная конструкция. — Когда Кингстон не сразу отвечает, я поворачиваюсь и вижу, что он смотрит на меня с легким благоговением и гордостью.

— И ты думала, что я нанял тебя, потому что Хадсон попросил об этом? — Он качает головой. — Ты должна знать, что мой брат уважает меня настолько, что никогда бы не попросил меня рисковать своей компанией ради найма из жалости. Я нанял тебя, потому что мне нравится, как работает твой мозг.

Я краснею от его похвалы.

Потому что в этом я ему верю.

ГЛАВА 24

Хадсон

За всю свою взрослую жизнь я не летал коммерческими рейсами и никогда эконом-классом. Но эта поездка возникла в последнюю минуту, и нужно было сохранить ее в тайне от моей семьи. И вот я здесь, зажатый на среднем сиденье без подлокотника, а холодный воздух дует мне прямо в лоб. Более пяти долбанных часов.

Как только приземляемся, я снимаю телефон с режима полета, и он звонит у меня в руке. Нажимаю «Принять» и тут же жалею об этом. У меня нет настроения разбираться с дерьмом Хейса.

— Ты где, блядь, шляешься? — кричит он мне в ухо.

Судя по выражению ужаса на лице пожилой женщины слева от меня и легкой усмешке мужчины справа, я не единственный, кто это услышал.

— Секретарша сказала, что ты взял отпуск по личному делу? — Эту последнюю фразу он произносит так же, как и такие слова, как «поделиться», «смирение» и «второе место». — Клянусь Богом, если услышу от тебя слова «уход за собой», я набью тебе морду.

— Сейчас не самое подходящее время. — Я ерзаю, как могу, в тесном пространстве, пока мы подруливаем к выходу на посадку. Серьезно, эти самолеты предназначены для детей? Или просто для людей с маленькими задницами и короткими ногами.

— О, прости. Мой звонок помешал тебе отпаривать мошонку и отбеливать задницу? Какого хрена, Хадсон?!

Женщина слева от меня крестится.

— Дамы и господа, добро пожаловать в Нью-Йорк. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах, пока капитан не выключит знак «Пристегните ремни».

Сжимаю челюсть. Не может быть, чтобы Хейс этого не слышал.

— Твою мать… — выдыхает он. — Ты летал коммерческим рейсом?

Я щиплю переносицу.

— Сначала я был зол. Теперь я волнуюсь. Ты умираешь?

— Нет, конечно, нет, идиот. Но послушай, мне нужно поговорить с тобой кое о чем важном. — Сейчас почти пять часов вечера, и я никак не смогу собрать Августа и моих братьев. — Мы можем встретиться утром? Мне нужно, чтобы Алекс тоже был там.

— Прекрати нести чушь. — В его голосе слышится легкий намек на беспокойство. — У тебя проблемы?

— Нет.

— Ты привез домой невесту по переписке?

Я вздыхаю.

— О, Господи, ты что, поехал за границу и продал почку?

— Это очень важно, не мог бы ты перестать выеб… валять дурака. — Я извиняюсь перед старушкой.

— Я не дурака валяю. Меня тошнит от твоих благодеяний. Не удивлюсь, если ты продашь свой собственный член. — Он фыркает. — Я имею в виду, не похоже, что ты им часто пользуешься…

— Встреча. Организуй ее.

Самолет останавливается, и все встают в унисон, чтобы выйти.

— Во сколько? Я попрошу кого-нибудь подготовить конференц-зал.

— Нет, встретимся в офисе Августа. — Я беру свою сумку. Мышцы спины стонут в знак протеста, когда я наконец выпрямляюсь в проходе. — Ровно в восемь.

Когда выхожу из самолета, в трубке тишина, и я думаю, не прервался ли звонок, пока наконец не слышу Хейса.

— Ты точно в порядке, брат?

Беспокойство в его голосе разрушает лед, который образовался вокруг моего сердца, когда речь заходила о моей семье. За последние двадцать четыре часа холодная ненависть не давала мне спать всю ночь, ставя под сомнение мою преданность и принимая решения для моего будущего.

— Честно? Нет. Не в порядке.

— Хадсон…

— Увидимся завтра.

Я нажимаю «Отбой», прежде чем он успевает возразить.

Набираю номер Лиллиан. Она отвечает на втором звонке.

— Лиллиан, привет. — Я выдыхаю с облегчением. — Я так рад, что ты ответила. — Я пытался позвонить ей пару раз за время своего отсутствия, но все мои звонки попадали на голосовую почту. — Как ты?

— Хорошо. Как прошла поездка? — Ее голос немного натянутый, сдержанный.

— Очень хорошо. — И ужасно. — Ты свободна сегодня на ужин? Есть кое-что, о чем я хотел бы с тобой поговорить.

— О, эм… Я ухожу с работы через час.

— Мы с Кариной выберем… — Я глубоко вдыхаю. — То есть, ничего, если мы с Кариной тебя заберем?

— Конечно. — Я слышу улыбку в ее голосе?

— Отлично, скоро увидимся. О, и Лиллиан?

— Хм?

— Я скучал по тебе.

Лиллиан

Я планировала ждать Хадсона у входа в «Би Инспайед Дизайн» в шесть часов, но, в своей типичной манере, занялась исследованием странного использования таксидермии в дизайне интерьера и попала в дыру, которая привела меня к книжным обложкам из человеческой кожи. Одна книга шестнадцатого века, написанная врачом о девственности и женской репродуктивной системе, была переплетена в женскую кожу.

Увлеченная этой темой, которая имеет все признаки фильма ужасов и совершенно омерзительна, я вскакиваю, когда слышу свое имя.

Хадсон идет ко мне, одетый в джинсы и хенли. Хотя я не давала своему телу разрешения реагировать, оно действует инстинктивно. Я отталкиваюсь от компьютера и прыгаю в его объятия. Мужчина ловит меня на лету, крепко обхватывает меня руками и зарывается лицом в мои волосы.

— Черт, я так скучал по тебе, — бормочет он и целует меня в висок.

Я цепляюсь за него. Мое сердце застряло у меня в горле.

Хадсон опускает меня на ноги, затем берет мое лицо в ладони и изучает его, как будтоищет травму или любой намек на дискомфорт.

— Ты выглядишь прекрасно. Чувствуешь себя хорошо?

Наклонившись к его прикосновению, я улыбаюсь.

— Я чувствую себя прекрасно.

Мне было интересно, как я отреагирую на то, что снова увижу его. Стану ли снова сомневаться в нем? Сомневаться в том, что есть между нами? Или его действия, в сочетании с заверениями Кингстона, уничтожат всякое недоверие?

— Как прошла твоя поездка? — И правда ли, что ты любишь меня?

Свет в его глазах тускнеет.

— Познавательно.

— О?

Он прижимает меня к себе.

— Я расскажу тебе обо всем, но сначала нам нужно поговорить.

— Звучит зловеще.

— Тебе нужно взять свои вещи? — Он отпускает меня и берет за руку.

Я беру свою сумочку и наполовину наполненный большой стакан с кофе, о котором забыла еще в полдень.

— Если это не навязчивый парень, — говорит Кингстон, входя в комнату с ухмыляющейся Габриэллой. — Мы видели Карину на улице. Ты и ее втянул в свое преследование, да?

Габриэлла фыркает.

— О, ничего себе. Серьезно? — Она упирает руки в бедра и смотрит на Кингстона. — И ты называешь Хадсона сталкером?

Кингстон притворяется обиженным.

— Я… ты… ладно, это не одно и то же…

— Просто прекрати. — Она заставляет его замолчать, проведя ладонью по лицу. — Ты сам такой же.

Он с рычанием хватает ее руку и кусает ее ладонь, прежде чем притянуть девушку в свои объятия. Она хихикает, пока он целует все ее лицо.

Моя грудь болит от ревности. Каково это, когда тебя так любят? Словно почувствовав мой вопрос, Хадсон сжимает мою руку.

— Мы оставим вас наедине, — игриво говорит Хадсон.

Я желаю паре спокойной ночи, пока Хадсон тащит меня за дверь и в ожидающую машину.

Он не оставляет между нами никакого пространства, обнимая меня за плечи и крепко прижимаясь своим бедром к моему. Расспрашивает меня о работе, и я теряю счет времени, рассказывая ему истории, в том числе об обнаружении книг в переплетах из человеческой кожи. Не думаю, что когда-нибудь смогу забыть об этом. Хадсон удерживает мой взгляд, кивает, задает вопросы и смеется вместе со мной. Если ему неинтересно то, о чем я говорю, то он невероятный актер. Потерявшись в разговоре, не замечаю, что мы подъехали к зданию Хадсона, пока Карина не ставит машину на парковку.

Он поощряет меня продолжать, пока мы идем к лифту, и как только оказываемся внутри его квартиры, у меня, наконец, заканчивается запас слов.

— Я не могу придумать лучшей работы для тебя, — говорит он, вытаскивая пробку из бутылки вина. — Ты практически светишься, когда говоришь об этом.

Правда? Вспышка смущения овладевает мной, и я потираю щеки, пытаясь унять жжение.

— Мне действительно это нравится.

Хадсон протягивает мне бокал вина, и я смотрю поверх своего бокала, как он снимает пиджак и галстук и расстегивает пуговицу на воротнике. Боже, как же он красив. Мужчина закатывает рукава до локтей, обнажая подтянутые, с выступающими венами предплечья, усыпанные светло-коричневыми волосами. Все в нем говорит о мужской красоте.

— Ты голодна? — спрашивает он из-за открытой дверцы холодильника.

Я должна быть голодна, но мой желудок завязан узлом. С тем, что Кингстон сказал мне, что Хадсон влюблен в меня, и загадочным заявлением Хадсона о том, что нам нужно поговорить, я не уверена, что смогу есть.

— Не очень.

Он смотрит на меня через плечо, затем закрывает холодильник и садится на табурет рядом со мной. Изучает мое лицо до тех пор, пока я застенчиво не опускаю взгляд.

— Ты уже чувствуешь себя лучше?

Я делаю глоток вина, прежде чем встретиться с ним взглядом.

— Я не чувствовала себя плохо. Я просто была напугана.

Он опирается локтем на столешницу и наклоняется ко мне.

— Напугана? Что случилось? Почему ты не сказала мне…

Я прижимаю палец к его губам.

Его плечи опускаются.

— Прости. — Румянец окрашивает его щеки, придавая мальчишеское очарование его лицу. — Продолжай.

— Из нескольких авторитетных источников я слышала, что у тебя есть слабость, — я делаю еще один глоток вина, — к спасению уязвимых женщин.

— Кто…

— Хадсон, — мягко перебиваю я.

Мужчина подпирает подбородок ладонью и при этом прикрывает рот. Возможно, для того, чтобы удержать себя от разговора. Он кивает, чтобы я продолжала.

— Это засело у меня голове. После рождественской вечеринки и того, что произошло в кабинете Хейса, после твоей реакции на мое увольнение, и не знаю, я начала задумываться, может, это все, чем я для тебя являюсь. Жертва с сексуальными преимуществами…

— Господи, Лиллиан. — Отвращение в его голосе не похоже ни на что, что я слышала от него раньше. Он тупо смотрит на столешницу и качает головой. — Почему ты ничего не сказала?

— Я боялась того, что ты скажешь.

Он сжимает челюсть.

— Я бы объяснил.

— Объясни сейчас.

Хадсон поджимает губы, мышцы плеч напряжены. Он проводит рукой по лицу.

— Думаю, сейчас самое подходящее время. — Он поворачивает свой табурет и придвигает мой, пока я не оказываюсь лицом к нему. В его глазах бушует война, пока он наконец не расслабляется. — Помнишь, в Седоне я сказал, что расскажу тебе личную историю о себе, когда у меня будет что-то стоящее? Сейчас я готов рассказать тебе эту историю.

Я придвигаю поближе свое вино для эмоциональной поддержки.

— Твои источники сказали тебе, что я люблю спасать уязвимых женщин? Это правда. Не отрицаю этого. И я всегда был таким. Некоторые люди неравнодушны к детям, другие — к животным. Мне же всегда было невыносимо смотреть, как женщины страдают от рук мужчин. Уверен, что психотерапевт бы просто охреневал, разбирая это дерьмо на части. О том, что я вырос, наблюдая, как Август соблазняет женщин и оставляет их одних и беременных. Или как моя собственная мать пожертвовала всей своей жизнью, чтобы играть роль степфордской жены Августа, пока он трахался с другими прямо у нее под носом.

От боли и гнева в его голосе у меня сжимается в груди.

— Какой бы ни была причина, это не имеет значения. Я не стыжусь того, что делаю, чтобы помочь людям, которые в этом нуждаются. И да, когда увидел тебя на рождественской вечеринке, я хотел помочь. Когда услышал, как Хейс говорил с тобой, мне захотелось схватить тебя и увести от него. И я так и сделал. Ты потрясающая женщина, Лиллиан. Но уверяю тебя, я не испытываю чувств, не целую и не занимаюсь сексом с женщинами, которым помог. Ни с одной. У меня не было желания. Я и предположить не мог, что почувствую что-то к тебе, когда узнаю тебя поближе. Я влюбился в твой ум. В твое чувство юмора. Твою стойкость. И когда ты поцеловала меня в Седоне, мне хотелось поступить правильно и уйти из твоей жизни. Я сказал себе, что могу помочь тебе и оставить тебя в покое. — Он пожимает плечами. — Я ошибался.

— Значит, это правда. Ты влюблен в меня.

— Полностью. — Уголок его рта приподнимается. — Подожди, что значит «это правда»?

— Кингстон сказал мне.

Он подтягивает мой стул ближе за подлокотники, пока мои сомкнутые колени не оказываются между его раздвинутыми бедрами. Его хватка на стуле сохраняется, обхватывая меня, но, как ни странно, я не чувствую себя загнанной в угол или страдающей клаустрофобией. Даже наоборот, я чувствую, что мы слишком далеко.

— Лиллиан… какое у тебя второе имя?

— Вивиан.

Он поднимает брови и ухмыляется.

— Лиллиан Вивиан Джиллингем?

— Это ужасно, я знаю.

Он хихикает.

— Совсем нет.

— А как твое?

— Сайлас. Это семейное имя.

— А как насчет Хейса?

Его ухмылка расширяется.

— Дэмиен.

— Ты шутишь!

— Клянусь Богом.

— Это тоже семейное имя?

— Могу я, пожалуйста, перейти к той части этой истории, где я говорю тебе, что глубоко, безумно тону во всепоглощающей любви к тебе?

Мое дыхание сбивается.

— Я люблю тебя, Лиллиан Вивиан Джиллингем. И я полностью, бесповоротно и безоговорочно влюблен в тебя. — Он прижимается лбом к моему, его глаза закрываются. — Люблю тебя так сильно, что однажды надеюсь разделить с тобой дом и фамилию, — шепчет он. — Если ты когда-нибудь усомнишься в моих чувствах, пожалуйста, спроси. И если я не могу придумать лучшего способа объяснить, насколько я полностью отдаюсь тебе, то потрачу остаток своей жизни, чтобы показать тебе это. Я твой до тех пор, пока ты хочешь меня. И очень надеюсь, что это навсегда…

— Да. — Я едва успеваю произнести это слово, как его губы оказываются на моих.

Мы стонем в унисон, когда наши рты сливаются воедино. Он целует меня со страстью, которая соответствует его признанию, настойчивостью в сочетании с нежностью, от которой я таю. Он отодвигает табурет и поднимает меня с места.

Моя задница ударяется о холодную столешницу острова, и я улыбаюсь ему в губы.

— Вот здесь все и началось.

Хадсон сжимает мои волосы и смотрит на меня из-под полуопущенных век.

— Нет. — Он оставляет дорожки поцелуев на моей шее. — Для меня все началось в ту ночь, когда ты ела напротив меня, не надев нижнего белья. — Проводит зубами по моему горлу. — С тех пор я не мог перестать думать о тебе.

Хадсон завладевает моим ртом. Вместо того чтобы уложить меня спиной на остров, он притягивает меня ближе и обхватывает моими ногами свою талию.

— Не здесь. Я хочу заняться с тобой любовью.

— Ты когда-нибудь…

— Нет.

— Я тоже. Думаешь, будет по-другому?

Его улыбка — чистый секс и грязные обещания.

— Для меня все между нами было по-другому, Лили. Занятие любовью с тобой может убить меня, но я не могу придумать лучшего способа умереть.

Хадсон несет меня в свою спальню. Я целую его лицо, шею и все, до чего могу дотянуться, находясь в его объятиях. Он укладывает меня на матрас с благоговением, от которого у меня щемит в груди. Раздевает меня очень медленно, словно разворачивая драгоценное сокровище. Кончики его пальцев касаются каждого сантиметра моей кожи, пока мужчина шепчет, какая я нежная, какая красивая, и как сильно он любит меня. Наконец, он встает у края кровати, полностью одетый, и его взгляд блуждает по моему обнаженному телу. Мои соски затвердели под его горячим взглядом. Каждое движение его глаз подобно прикосновению к моей коже. Я ожидаю почувствовать себя незащищенной, может быть, даже немного смущенной, пока он изучает меня с такой интенсивностью. Вместо этого чувствую, что поглощена его реакцией на меня. Я выгибаю спину, и его глаза вспыхивают. Раздвигаю ноги, и он облизывает губы. Его руки остаются сжатыми в кулаки по бокам, в то время как выпуклость между бедрами натягивает джинсы.

Я приподнимаюсь на локтях.

— Я хочу увидеть тебя.

Одним движением он стягивает через голову рубашку и майку и отбрасывает их в сторону. Тянется к ремню, и его пальцы дрожат, когда он расстегивает пуговицу и молнию и позволяет штанам упасть на пол. Трусы-боксеры не скрывают его напряженную эрекцию. Я облизываю губы и смотрю, как влажное пятнышко на кончике становится все темнее. Я так возбуждена, а мы еще даже не прикоснулись друг к другу.

— Мне нравится, как ты смотришь на меня, — рычит он. Зацепившись большими пальцами за резинку, он стягивает ткань вниз и тихо стонет. — Я могу кончить, просто глядя, как ты смотришь на меня. — Его эрекция высвобождается. Он сжимает ее в кулак и шипит, мышцы его живота сжимаются с каждым вдохом. — Раздвинь ноги.

Я делаю, как он просит.

— Проклятье. — Он судорожно втягивает воздух и покачивается на ногах. — Ты сногсшибательна.

Не могу представить, что он видит, но чувствую, какая я мокрая.

— Ты собираешься стоять там всю ночь или подойдешь и займешься со мной любовью?

Уголок его рта подергивается.

— Я дам тебе все, что ты захочешь. Мне трудно решить, с чего я хочу начать.

— Тогда я решу за тебя. — Я пододвигаюсь к краю кровати и спускаю ноги на пол. Осторожно отталкиваю его руку от члена, и он всей тяжестью ложится мне на ладонь.

— Лили, детка, — выдыхает он сквозь стиснутые зубы. — Не знаю, как долго я…

Я поднимаю бровь и смотрю на его мускулистый торс и в его глаза.

— Ты сказал: «все, что я захочу», верно?

Он прикусывает нижнюю губу.

— М-м.

Сначала я лижу его плоть нежно, дразнящими движениями касаясь чувствительной нижней части. Соленый вкус на моем языке заставляет меня опуститься ниже, задержаться подольше, пока не беру всю его длину глубоко в рот.

Хадсон инстинктивно подается бедрами вперед.

— Прости. Я… черт… я не могу…. — Его слова растворяются в стоне. — Не останавливайся.

Никогда.

Вот что делает любовь? Превращает сильных, могущественных мужчин в податливый материал в руках возлюбленной? Меня охватывает дрожь.

Я не тороплюсь. Изучаю каждую точку, которая заставляет его стонать. Мужчина сжимает мои волосы, но не пытается контролировать движения, глубину или давление. Он не отрывает глаз от моего рта, шепотом осыпая меня похвалами.

— Мне нужно быть внутри тебя, — говорит он.

Я не сдаюсь.

В его груди раздается рык.

— Пожалуйста. — Его кулак в моих волосах сжимается, но не настолько, чтобы причинить боль. — Я хочу заняться с тобой любовью как следует.

Я была бы идиоткой, если бы отказала ему в этом.

Отпускаю свою хватку. Охваченная похотью и желанием, я едва замечаю, как он опускается на колени между моих ног. Хватает меня за задницу и дергает вперед, придвигая к своему рту. Я падаю спиной на кровать. Мой разум кружится от удовольствия, пока Хадсон жадно лакомится моим телом. Мои бедра раскачиваются в такт его языку. Его пальцы наверняка оставят синяки на моей заднице, но меня это не волнует. Все, к чему я стремлюсь, все, что меня волнует, это достичь вершины, до которой ему удается довести меня очень быстро.

Стону его имя в отчаянной мольбе. Желание кончить глубоко в душе. И я близка… так… близка…

Звук выдвигания ящика его прикроватной тумбочки отвлекает меня. Я чуть не плачу, когда его рот исчезает с моей киски, но эта потеря кратковременна, когда Хадсон переползает через меня и затаскивает на кровать.

— Я люблю тебя, Лиллиан. — Он целует меня, и я чувствую свой вкус на его языке. — Я очень сильно люблю тебя. — Он целует меня снова, на этот раз глубоко, медленно. Если бы любовь можно было передать поцелуем, то это был бы именно этот поцелуй.

Он двигает бедрами медленным, обдуманным движением, которое приближает самую твердую часть его тела к моему центру. Я двигаю бедрами и раздвигаю ноги шире, и он погружается внутрь до упора. Мы глотаем стоны облегчения друг друга от того, что наконец-то соединились. Его рот не покидает мой. Мы целуемся и двигаемся вместе, как хорошо отрепетированная симфония. Он вжимается в кровать, поддерживая себя, а его мощные мышцы направляют движения. С глубиной и под каждым углом, он не оставляет ничего неизведанного, пока любит меня. Я провожу руками по его спине и сжимаю его задницу, а она напрягается при каждом толчке вперед. Боже мой, этот мужчина — совершенство во плоти. От его мягкой кожи до крепких мышц и запаха, я не могу удержаться, чтобы не лизнуть и не пососать кожу на его шее. Химия между нами стихийная, животная. Никто и никогда не заставлял меня чувствовать себя такой уязвимой.

Такой открытой. Или такой свободной.

С ним я не чувствую, что мне нужно стыдиться своей причудливой личности или скрывать свои недостатки. Потому что он видит во мне только достоинства. Хадсон видит необычность и исключительность. Не сломленность, а гениальность.

И он любит меня.

На этой мысли я достигаю края.

— Хадсон, — выдыхаю я, отчаянно цепляясь за него, поощряя его. Глубже. Сильнее. Больше. — Пожалуйста.

— Я здесь, с тобой. — Он толкается бедрами вперед.

— Да. — Я обхватываю ногами его бедра.

— Черт, да. — Его темп ускоряется, толчки становятся почти неистовыми.

Ногтями впиваюсь в его кожу, подстегивая его. Поощряя его довести нас обоих до кульминации вместе. Наша кожа влажная, поцелуи нескоординированные, и он прижимает меня к кровати толчками, которые попадают в те места, о существовании которых я и не подозревала.

Мой рот формирует слова, которые кричит моя душа.

— Я люблю тебя. — Оргазм прорывается сквозь меня, как тысяча трепещущих крыльев. Пульсирующий. Разрушительный. Оказавшись в невесомости, я выкрикиваю его имя.

Хадсон выдыхает проклятия мне в шею, сосет нежную кожу и вжимается в меня бедрами, прежде чем кончить. Его позвоночник напрягается. Он рычит мне в горло, пока его стояк бьется внутри меня.

Движение. Его слова. Чувствительность между моими ногами посылает второе освобождение через меня.

— О, боже мой… — У меня перехватывает дыхание, когда рот Хадсона прижимается к моему. Языки, зубы, он глотает каждый мой гортанный стон.

Опьяненная. Опустошенная. Бескостная, я плыву откуда-то из облаков обратно в кровать Хадсона. В его объятия. Он скатывается с меня и притягивает меня к своей груди. Мы тяжело дышим, отходя от оргазма, и я чувствую, как наши сердца бьются в унисон.

Никто из нас не говорит. Не потому, что не можем подобрать слов или чувствуем себя неловко из-за того, что не знаем, что сказать дальше. А потому что нам действительно нечего добавить к тому, что наши тела сказали физически. Я лежу в его объятиях, ощущая целостность, которую никогда не чувствовала раньше.

Хадсон лениво проводит пальцами по моим волосам, и я чувствую, как время от времени его губы прижимаются к моей голове.

— Знаешь, это не считается, — говорит он с довольной улыбкой в голосе. — Говорить «я люблю тебя» в середине оргазма.

Я улыбаюсь ему.

— Это было не в середине оргазма, а перед этим.

— Действуют те же правила.

Я кладу подбородок на его грудь и смотрю на него сверху. Боже мой, он потрясающий. Его волосы в беспорядке благодаря тому, что я проводила по ним руками, его щеки раскраснелись от напряжения, а губы припухли от моих поцелуев.

— И кто же устанавливает эти правила?

Хадсон откидывает мои волосы с лица, и его взгляд следует за движением его пальцев, прежде чем вернуться к моим глазам.

— Я.

— Хм. — Я прикусываю губу, чтобы не улыбнуться. — Как насчет после оргазма? Тогда считается?

— Зависит от обстоятельств. — Его глаза темнеют. — Ты имеешь это в виду?

Я оседлываю его талию, поднимаю его руки над головой и держу их там. Он легко может освободиться, но позволяет мне держать его в клетке. Мои волосы свисают вокруг нас, как вуаль, создавая ощущение уединения. Мои соски касаются его груди, заставляя нас обоих затаить дыхание. Я удерживаю его взгляд.

— Я люблю тебя, Хадсон. Думаю, что люблю тебя уже давно. Не потому, что ты пытался спасти меня или потому, что очень хорошо готовишь. И не потому, что ты Норт. Вообще-то, именно из-за последнего я сказала себе, что не могу тебя любить.

Он пытается поцеловать меня, но я отстраняюсь. Хадсон рычит, и блеск в его глазах предупреждает, что в ту секунду, когда я отпущу его, он набросится на меня.

— Я люблю тебя, потому что ты единственный человек, который когда-либо принимал меня такой, какая я есть. Полюбил меня именно такой, какая я есть. Я люблю тебя, потому что ты используешь свою боль как мотивацию, чтобы помогать людям, а не как оправдание, чтобы причинять им боль. Я люблю тебя, потому что, когда ты смотришь на меня, то заставляешь меня поверить, что я та женщина, которую ты видишь. Что мне нужно прятаться или прикрываться, что я не ущербная, а исключительная.

Его руки сгибаются в моей хватке.

— Могу я теперь прикоснуться к тебе?

— Зависит от обстоятельств. — Я бросаю ему в ответ его же собственные слова. — Ты веришь мне? Что я люблю тебя.

— Да. Именно поэтому мне нужны мои руки, чтобы я уже мог поцеловать тебя.

— Отлично… Вау! — Я лежу на спине, а рот Хадсона обрушивается на мой в жестоком и прекрасном поцелуе.

— Я собираюсь жениться на тебе, Лиллиан, — говорит он мне в губы.

Мое сердце подпрыгивает в груди.

— Это предложение?

— Пока нет. — Он снова целует меня. — Просто поясняю свои намерения.

— А ты намерен накормить меня в ближайшее время? Я очень проголодалась.

Он опускает взгляд на мое тело, поджимает губы и кивает.

— Конечно. Но мы закажем пиццу. Я не покину эту кровать, пока ты в ней.

— Договорились.

Хадсон

Я слышал, что любовь меняет человека. И полагал, что изменения происходят глубинными путями. В глубине души. Не могу сказать, что ощущаю эти изменения. Я чувствую себя таким же, как и раньше, но гораздо более счастливым. Единственное, что изменилось: до Лиллиан я никогда бы не стал есть в своей постели. И даже не подумал бы о том, чтобы принести еду в свою спальню. И вот я здесь, сижу спиной к изголовью, ноги вытянуты и скрещены в лодыжках, а в руках огромный кусок пиццы «Пепперони». Это не Лиллиан предложила устроить пикник в постели. На самом деле она хотела поесть на кухне. Это я умолял устроить трапезу на простынях. Во-первых, потому что если бы мы пошли на кухню, она бы настояла на том, чтобы одеться. Во-вторых, голые в постели мы ближе к тому, чтобы снова заняться любовью, что я и планирую сделать, как только закончим есть.

Да, любовь меняет человека. До мельчайших, незначительных деталей.

— Теперь, когда ты поела, у меня к тебе просьба. — Я отрываю бумажное полотенце и вытираю жир от пиццы со своих пальцев.

— О, конечно, накормил меня своим телом и сложными углеводами, прежде чем просить об одолжении. — Она отщипывает кусочек сыра от своего ломтика и засовывает его в рот. — Ты действительно отличный продавец.

Я стараюсь не отвлекаться на простыню, сползшую с ее груди и обнажившую полную грудь и пыльно-розовый сосок.

— Мне нужно, чтобы завтра ты поехала со мной в «Норт Индастриз». Всего на час.

— Зачем?

Откусываю кусочек и жую, беря секунду на обдумывание того, как много я могу сказать ей заранее.

— Ты мне доверяешь?

Ее твердый взгляд выдерживает мой, прежде чем она кивает.

— Да. Безоговорочно.

— Значит, ты сделаешь это?

Она откладывает пиццу и делает глоток воды.

— Уверен, что хочешь, чтобы я была там? Не могу гарантировать, что не сболтну чего-нибудь лишнего и не смущу тебя.

— Ты меня никогда не смутишь.

— Это звучит как вызов.

— Испытай меня.

Она отодвигает пиццу и отбрасывает простыни. Мои глаза чуть не вылезают из орбит, когда она встает, полностью обнаженная и не стыдящаяся, в ярком свете моей спальни. Ее светлые волосы волнами ниспадают на спину, а идеальная круглая попка покачивается, когда она подходит к окну от пола до потолка. При включенном свете любой, кто смотрит в этом направлении из другого здания, мог бы ясно увидеть ее. Девушка раскидывает руки и прижимается к стеклу всем телом.

Я бросаюсь к ней… Обхватываю ее за талию и опускаю на пол. Я смягчаю наше падение своим телом, наслаждаясь ощущением ее мягких изгибов на мне.

Ее удивленный визг переходит в смех.

— Мне казалось, ты говорил, что я никогда не смогу смутить тебя?

Скольжу руками по ее бедрам, к ее попке и вверх по спине. Я не могу насытиться прикосновениями к ней.

— О, я не смущаюсь. — Я выгибаю бедра, прижимая свой стояк ко всей этой нежной коже, дразня. — Я возбужден. — Поворачиваю голову к окну и поднимаю подбородок. — Хочешь устроить им шоу? Давай устроим им шоу.

Ее поцелуй горячий, влажный и голодный. Как будто мысль о том, что за нами наблюдают совершенно незнакомые люди, возбуждает Лиллиан. Кто бы мог подумать, что внутри нее живет маленькая сексуальная эксгибиционистка? Интересно, какие еще открытия я сделаю? Какие вещи мы откроем для себя вместе?

До конца наших дней.

ГЛАВА 25

Лиллиан

— Беру свои слова обратно. Я тебе не доверяю. — Когда вхожу в двери «Норт Индастриз», меня охватывает слишком знакомое чувство паники. Напряжение в плечах мгновенно нарастает, а шепот в моей голове, который говорит, что я недостаточно умна и мне здесь не место, становится громче с каждым шагом.

Хадсон ведет себя так, словно ему принадлежит Манхэттен. Он одет в угольно-коричневый костюм, подчеркивающий пронзительную решимость его карих глаз, его плечи расправлены, подбородок высоко поднят. Мужчина идет целеустремленно, а я стараюсь не прижиматься к его боку.

— Никто не сможет причинить тебе боль, Лили. Больше нет. — Он целует внутреннюю сторону моего запястья, затем бережно кладет мою ладонь на сгиб своей руки. — Особенно я. — Его рука лежит поверх моей, то ли для комфорта, то ли потому, что он боится, что я попытаюсь убежать.

Я избегаю пристальных взглядов, пока мы проходим через вестибюль. Хадсон быстро, но дружелюбно кивает тем, кто желает ему доброго утра. Я вздыхаю с облегчением, когда мы заходим в лифт.

Трое парней в костюмах присоединяются к нам в кабине. Они кивают Хадсону, затем поворачиваются к нам спиной. Я прижимаюсь к нему поближе.

Он ухмыляется мне.

— Я тут подумал.

— Да?

— Мы должны снять квартиру вместе.

Я вдыхаю так быстро, что задыхаюсь.

Он хихикает низко и сексуально.

— Слишком?

— Я… — Откашливаюсь, пытаясь избавиться от сдавливания в горле. — Эм… Я не знаю, что сказать.

Мужчины перед нами переглядываются.

— Скажи «да».

Лифт останавливается, и трое мужчин выходят, оставляя нас одних, слава Богу.

Поворачиваюсь к Хадсону.

— Ты серьезно?

Он приподнимает бровь.

— Разве я звучу несерьезно?

— Ты хочешь покинуть свою квартиру и найти новое место для жизни. Со мной.

— Хм. — Он хмурится. — Похоже, я не был достаточно ясен прошлой ночью со всей этой вечной любовью.

— Нет, был, но… — Лифт останавливается на административном этаже. Мой желудок падает вниз.

— Но?.. — Он кладет мою руку обратно на сгиб своей и ведет меня по коридору.

Ассистенты поднимают взгляды от своих столов, когда мы проходим мимо, и их глаза расширяются, когда они видят меня, под руку с Хадсоном.

— Лили, детка… — мягко говорит он. — Что «но»?

Я сосредотачиваюсь на звуке наших ног, ступающих по мраморному полу.

— Что не так с твоей квартирой?

— Она не наша.

Боже мой, как этот мужчина может заставить меня растаять от трех крошечных слов? Его квартира, должно быть, стоит несколько миллионов, и он готов отказаться от нее ради меня. Нет, ради нас. Чтобы дать мне то, что принадлежит нам.

Я прислоняю голову к его бицепсу.

— Хорошо, но только если мы вложимся пятьдесят на пятьдесят. Это ограничит наши поиски Бронксом.

Еще один смешок.

— Детали обсудим позже.

Я ожидаю, что он повернет направо по коридору в его офис, поэтому немного спотыкаюсь, когда он резко поворачивает налево. Я едва не теряю равновесие, когда в конце коридора вижу Хейса и Александра, выглядящих такими грозными и нетерпеливыми, какими я их еще никогда не видела.

— Не волнуйся, — успокаивающе говорит Хадсон. — Пожалуйста, доверься мне.

— Я тебе верю, — пищу я. — А вот в них не уверена. — Александр всегда был достаточно милым, но он всегда выглядит так, будто наполовину зол из-за чего-то.

— Ну, ты вытащил нас сюда, — рявкает Хейс. — Что это все значит? У некоторых из нас есть работа, которую нужно делать.

— Где Август? — спрашивает Хадсон, скользя рукой по моей пояснице в защитном жесте.

— Он в своем кабинете. — От пристального взгляда Хейса я опускаю взгляд. — Мы ждали тебя. Не знал, что ты приведешь с собой плюс один.

Александр не улыбается, но приветствует меня вежливым:

— Доброе утро, мисс Лиллиан. — Он открывает дверь в кабинет Августа. — Сначала дамы.

— Черта с два, я войду первой. — Я упираюсь пятками.

Хейс издает разочарованный звук и проталкивается мимо нас. Уголок губ Александра подергивается.

Август как раз разглагольствует о том, что время — деньги, или о какой-то другой ерунде, когда замечает меня в дверях. Он смыкает губы и прищуривает глаза.

— Мисс Джиллингем, разве это не сюрприз. — Он переводит взгляд на Хадсона. — Сегодня день предателя на работе?

Мои колени практически подгибаются под его оскорблениями.

Александр открывает рот, но Хадсон опережает брата.

— Я благодарен, что ты об этом заговорил. — Хадсон выдвигает для меня стул, чтобы я села, но остается так близко, что его нога касается моей. — Не поверишь, с кем я столкнулся в вестибюле на днях.

Челюсть Августа сжимается.

— У меня нет времени на игры в угадайку…

— Бодавей Чатто.

Воздух в комнате становится твердым. Выражение лица Августа пустое, а Хейс и Александр выглядят так, будто только что узнали, что такое минимальная заработная плата.

— Самое интересное то, — продолжает Хадсон с новым напряжением в голосе, — что в тот день, когда ты отправил меня на встречу в другой конец города, ты сам очень кстати провел встречу с мистером Чатто о каком-то новом предприятии, над которым вы двое работаете.

— Какого черта, — бормочет Александр. — Я ничего об этом не знаю.

Хейс выглядит так, словно у него серьезный кризис лояльности, поскольку его лицо бледнеет, а взгляд мечется между Августом и его близнецом.

— Нет, не знаешь, — отвечает Хадсон своему старшему брату. — И готов поспорить, что Хейс тоже не знает. Не хочешь ничем с нами поделиться, Август? И прежде чем начнешь плести какую-нибудь нелепую ложь, ты должен знать, что вчера вечером я вернулся после визита к Чатто.

— Черт возьми, Август. — Это от Хейса. — Что ты сделал?

— Вы что забыли, кто владеет этой компанией? — Август откинулся в кресле с высокомерием и превосходством. — Я могу делать все, что захочу, черт возьми.

Хадсон втягивает воздух сквозь зубы.

— Но не можешь красть чужие идеи.

И в этот момент три пары карих глаз устремляются на меня.

— Что? — Я смотрю между тремя братьями, отмечая извиняющиеся взгляды и сдержанную осторожность. — Ты имеешь в виду… подожди, хочешь сказать, что Бодавей продвигает мою идею? — Внутри меня поднимается волна гордости и возбуждения, заставляя хихикать. Я хватаю Хадсона за руку. — Ты это хочешь сказать?

Каменная решимость в его глазах сменяется гордостью и любовью. Столько любви.

— Ему понравилась моя идея? Серьезно?

— Ему очень понравилась твоя идея, — говорит Хадсон, прежде чем перевести холодный взгляд обратно на Августа. — Именно поэтому Август влез и взял на себя контракт, вызвался стать партнером и не дал никаких компенсаций автору идеи.

— Это незаконно. — У Александра такой вид, будто он сейчас перевернет стол.

— Она может подать на нас в суд, — рявкает Хейс. — Может подать в суд на компанию.

— О, пожалуйста, — насмехается Август. — У нее нет ресурсов, чтобы судиться с такой компанией, как «Норт Индастриз».

— Заплати, — говорит Хадсон. — Сделай ее консультантом по проекту и заплати то, что ей причитается.

Август подается вперед, как будто собирается нанести смертельный удар.

— Подумай хорошенько над своим следующим шагом, Август. — Хадсон являет собой картину безмолвной ярости, его тело практически вибрирует, но он сохраняет контроль. — Я дам тебе один шанс все исправить. Если ты этого не сделаешь, мы начнем гребаную войну.

Хадсон

Если бы меня всю жизнь не учили контролировать свой характер, я бы не смог удержать себя от того, чтобы не броситься на стол Августа и не содрать с его лица эту насмешливую ухмылку. Ожидал ли я, что он упадет к ногам Лиллиан и будет просить прощения? Конечно, нет. Но, судя по злому блеску в его глазах и позе короля вселенной, он и близко не чувствует сожаления.

— Я инженер, работающий с «Ит ох», — рычит Александр. — Почему меня не уведомили?

Впервые я вижу проблеск эмоций в Августе. Александр — его дойная корова. Если бы не он, «Норт Индастриз» ничем не выделялась бы среди других инженерных фирм, а их там много. Единственный человек, которого Август не хочет расстраивать — это Алекс.

— Я собирался пригласить тебя, как только будут проработаны детали контракта, — спокойно говорит Август.

Александр хмурится.

— В этом нет никакого смысла.

— Конечно, нет, — соглашаюсь я. — Потому что это чушь. Бодавей мне все рассказал. Я читал контракт.

— Вот черт, — бормочет Хейс и садится в ближайшее кресло, обхватив голову руками.

— Заплати Лиллиан то, что ей причитается, или я не пожалею средств, чтобы разоблачить «Норт Индастриз»…

— Подожди. — Лиллиан встает, и в ее шаге нет ни малейшего колебания. Ни чуть не дрогнув, она приближается к Августу. — Я ничего не хочу от «Норт Индастриз».

Он хмуро смотрит на нее.

— Это самое умное, что я когда-либо слышал от тебя.

Часть моего контроля дает трещину. Я делаю шаг к Августу. Лиллиан хватает меня за руку и удерживает.

— Это говорит парень, который украл мою идею. — Она смеется, и Александр ворчит в знак согласия.

Я снова делаю шаг к Августу, но она качает головой. Ее улыбка легка, в ее выражении нет и намека на боль.

Она снова обращает свое внимание на Августа.

— Мне не нужны твои деньги.

— Лиллиан.

— Я серьезно, Хадсон. Вам, ребята, это может показаться безумием, но тот факт, что моя идея понравилась Бодавею настолько, что он стал продвигать ее, а также то, что всемогущий, — она закатывает глаза, — Август Норт увидел в моей идее разумную инвестиционную возможность… — Она смеется так, будто сама удивлена тем, что эти слова прозвучали из ее уст. — Никакие деньги не принесут мне большего удовлетворения, чем это. — Лиллиан прикусывает губу. — Ну, может быть, еще кое-что. — Ее взгляд устремлен на Августа. — Каждый раз, когда ты будешь обналичивать чек о доходах от партнерства с «Ит ох», каждый раз, когда будешь доставать кредитку или оплачивать роскошный отпуск. Совершая траты на то, что приносит тебе радость, с этого момента ты будешь думать обо мне.

Он фыркает.

— Тебе придется смириться с тем фактом, что какая-то часть твоего состояния — это то, что ты получил за идею украденную у глупой, излишне оплачиваемой, — она переводит взгляд на Хейса, — пустой траты кислорода. Одно это стоит больше, чем все деньги в мире.

Мне хочется завернуть ее в одеяло и защитить, уберечь от жестокой словесной атаки, которая я чувствую надвигается. Но ей не нужно, чтобы я ее спасал. Лиллиан чертовски хорошо умеет спасать себя сама.

Август открывает рот.

— Если думаешь, что мне не все равно…

— Стоп. — Она поднимает ладонь вверх. — Я больше не обязана слушать твой голос. Я не работаю на тебя. — Она смотрит на меня, и гордость, которую я вижу в ее глазах, заставляет меня любить ее еще больше. То, что я считал не возможным. — Мы можем пойти? Я умираю с голоду, и мне действительно пора на работу.

Я предлагаю ей свой локоть.

— Конечно, детка.

Она кладет свою руку на изгиб моего локтя, и мы поворачиваемся, чтобы уйти.

— Кишка тонка, — бормочет Август себе под нос.

Лиллиан останавливается, оглядывается через плечо на старика.

— Не зли меня. А то я могу проснуться утром и передумать.

— Хейс, — говорит Август. — Составь соглашение о неразглашении и попроси мисс Джиллингем…

— Я не подпишу его. — Она преувеличенно вздыхает, чтобы все слышали. — Ты не можешь контролировать меня, Норт. Это должно быть больно.

— Джиллингем. — Хейс встает и осторожно подходит к ней. — Как адвокат «Норт Индастриз», я должен посоветовать…

— Отвали, Аид.

Александр открыто и громко смеется, и я следую его примеру. Я бросаю на Хейса взгляд, предупреждающий его держать язык за зубами, и то, что он видит в моем выражении, заставляет его кивнуть. И если я не ошибаюсь, мне кажется, он почти улыбнулся.

— Давай заглянем в пекарню по дороге, — говорит Лиллиан.

— Как хочешь, любимая. — Я сладко целую ее в губы, надеясь передать, как горжусь ее силой и как сильно я ее люблю.

— Да, и кстати. Хадсон хочет жениться на мне. — Она показывает Августу средний палец. — Как тебе это, козел?

Август выкрикивает угрозы нам в спину, когда мы выходим за дверь. Хейс говорит старику заткнуться на хрен таким братским тоном, что заставляет меня думать, что Лиллиан заслужила его преданность.

В жилах Нортов течет бурная кровь, и мы позволяем Августу верить, что он в центре. Но когда дело доходит до настоящей семейной верности, на первом месте стоит братство. Всегда.

— Это. Было. Потрясающе! — Ее возбужденный визг эхом отражается от стен вокруг нас. — Не знаю, почему ты не сказал мне раньше, но мне все равно. — Она сжимает мой бицепс.

— Я знал, что если скажу тебе, ты возьмешь ночь, чтобы все обдумать, или испугаешься, или будешь слишком нервничать, чтобы ответить честно. Мне действительно нужно было знать, что ты чувствуешь.

— Ты так хорошо меня знаешь.

Мы заходим в лифт.

— Я учусь.

— Я сказала Хейсу отвалить. — Она прижимается к стене лифта. — Это было так приятно. Ты видел его лицо? — Она сильно смеется.

— Ты уверена, что тебя все это устраивает? Это солидные деньги.

— Хм… Насколько?

— Только за идею, я думаю, пятьсот.

Она отмахивается от меня.

— О, это ничего…

— Тысяч. Пятьсот тысяч. И мы могли бы договориться, чтобы ты была консультантом проекта. Тогда речь пойдет о миллионе с лишним.

Ее лицо бледнеет.

— Это много.

— Ты всегда можешь передумать.

Цвет возвращается на ее лицо.

— Да, могу. — Двери лифта открываются в вестибюль. — Подумать только, у меня есть то, что висит над Августом Нортом.

— Тебе нравится, как это звучит, да?

— Очень нравится.

— Ты имела в виду то, что сказала? О том, чтобы стать Норт? — Моя грудь вздымается от надежды.

Она пожимает плечами, но уголок ее рта поднимается вверх.

— Ты всегда можешь взять мою фамилию. Хадсон Джиллингем — неплохо звучит, а?

Я целую ее в макушку, улыбаясь, улыбаясь.

— Все, что захочешь, детка.

ГЛАВА 26

Лиллиан

Нервно сжимаю руку Хадсона, когда мы стоим у входа в частный обеденный зал ресторана «Джордан на реке». Если я что-то и узнала о Хадсоне за последние три месяца, так это то, что он любит праздновать мои победы.

— Тебе не нужно было этого делать. — Я проверяю свое декольте в винтажном платье-слипе, которое купила в бутике, о котором мне рассказал Кингстон. Если Хейс — эталон самого ужасного, самого жалкого босса на свете, то Кингстон — полная противоположность, поскольку импровизированные походы по магазинам стали еженедельными мероприятиями.

Хадсон легонько целует меня в щеку, словно не желая испортить мой макияж.

— Я не могу придумать, чем бы предпочел заняться. — Он ухмыляется и прижимается губами к моему уху. — Хорошо, я могу придумать несколько вещей, которые мне хотелось бы сделать, но я займусь этим позже.

Мое лицо пылает, как будто мы встречаемся всего несколько недель, а не месяцев.

— Готова?

Я ерзаю, встряхиваю свободной рукой и киваю.

— Готова.

Хадсон распахивает дверь в комнату, полную людей. Друзья, коллеги по работе и даже Аарон — все выкрикивают мое имя и приветствуют меня, когда я вхожу. Хадсон остается рядом, пока меня обнимают и пожимают руки.

Габриэлла и Джордан обнимают меня.

— О, это для тебя. — Габриэлла надевает мне на голову неоново-розовую корону, украшенную перьями и блестками.

— Такая горячая, — говорит Джордан и протягивает мне бокал шампанского.

Я поправляю свой королевский головной убор.

— Что ты думаешь?

Хадсон приподнимает бровь.

— Тебе идет.

— Вам, ребята, действительно не нужно было всего этого делать, — говорю я женщинам, которые организовали эту вечеринку.

— Ты шутишь? — Габриэлла берет меня за плечи и легонько встряхивает. — Ты заключила сделку с «Эф-Кей-Вай».

Кингстон обхватывает Габриэллу сзади и притягивает ее к себе.

— Не перехвали талант, Би. Она нужна нам целой и невредимой для сети бутик-отелей, которые мы будем оформлять в ближайшие пару лет. — Он поднимает свободную руку для «дай пять».

Я шлепаю его по ладони.

— Хотела бы я сказать, что шла на эту встречу с планом.

— К черту планы. — Он поднимает свой бокал в тосте. — Ты действительно сияешь, когда делаешь не подготовившись¹⁷.

Хадсон хмурится.

— Не думаю, что это означает то, о чем ты думаешь.

Кингстон пожимает плечами.

— Да, ладно, старик. — Он закатывает глаза. — Будто бы ты знаешь о чем говоришь.

Джордан и Габриэлла тихо смеются.

— Меня бы здесь не было, если бы ты не дал мне шанс. — Я льну к Хадсону, когда он кладет руку мне на плечи.

— Нам повезло, что ты у нас есть. Посмотри на всех этих людей, собравшихся здесь, чтобы отпраздновать твой мозг, — говорит Кингстон, указывая на людей в комнате.

Элли машет мне рукой из бара, где сидит рядом с Хейсом, который хмурится на татуированную голову Тодда.

Анжелика болтает с Александром, который, кажется, не обращает на нее внимания, но ее это не волнует. А мой брат выглядит так, будто пытается очаровать нашего бухгалтера Рейну.

— Подожди, пока не увидишь, что мы добавили в меню сегодня вечером, специально для тебя. — Джордан обменивается взглядом с Хадсоном.

— Что? — Я смотрю между ними. — Чизбургеры?

— Нет, — гордо говорит Джордан. — Это деликатес.

Мой желудок скручивается.

— Наверное, я даже не хочу знать.

Она уже кивает.

— Устрицы скалистых гор¹⁸. Хадсон сказал, что ты всегда хотела их попробовать.

— Правда? — Смотрю на Хадсона. — Я съем одну, если ты это сделаешь.

— Нет, это твоя ночь, — самодовольно говорит он. — Это все для тебя.

— Как щедро с твоей стороны. — Я пожимаю плечами. — Никогда не думала, что ты захочешь, чтобы у меня во рту были чужие яички.

Габриэлла разражается смехом.

— Но, эй. — Я потягиваю свое шампанское. — Кто знает. Может быть, я попробую их, и мне понравится. Может, я начну пробовать все виды яичек. Стану дегустатором яичек. Этаким ценителем мошонки. Настоящим гуру семенников…

Хадсон разражается смехом и притягивает меня к своей груди.

— Ладно, ладно, я понял. Никаких яичек для тебя. — Он целует меня в макушку, в его груди все еще грохочет смех.

Карина и ее парень-пилот присоединяются к нам, а коллега Хадсона Патрик и его жена появляются на пятнадцать минут позже. Для этого редкого свидания они взяли няню, и после одного бокала каждый из них выглядит гораздо более расслабленным.

После сорокапятиминутного коктейльного часа мы садимся за длинный стол. Я вспоминаю вечеринку по случаю дня рождения Габриэллы в «Би Инспайед Дизайн» и, как завидовала тому, что было у Кингстона и Габриэллы. Трудно было подумать тогда, что всего несколько месяцев спустя я получу все, о чем мечтала. У меня есть отличная работа, которую я хорошо выполняю, невероятный мужчина, в которого я влюблена, и впервые за всю свою жизнь я могу сказать, что наконец-то горжусь тем, кто я есть.

Официанты приносят первое блюдо. Маленькую тарелку с тонко нарезанными, запанированными и обжаренными яичками. Я качаюголовой и подталкиваю свою тарелку к Хадсону, который смотрит через стол. Выражение ужаса на его лице заставляет меня проследить за его взглядом.

Прямо напротив нас Хейс откусывает большой кусок яичка. Элли тихо спрашивает:

— Вкусно?

— Устрицы? — Он берет еще один кусочек. — Никогда не пробовала?

Ее глаза расширяются.

— Хейс, это не устрицы.

— Боже мой, — шепчу я, изо всех сил стараясь не рассмеяться, но не в силах смотреть куда-либо еще, кроме как на Хейса. Я не хочу пропустить его лицо, когда он поймет…

— Официант только что сказал, что это устрицы, — говорит он своим обычным тоном короля вселенной. Затем откусывает еще кусочек.

Хадсон хихикает рядом со мной.

— Хочешь мою порцию? — Он подталкивает свою тарелку к близнецу.

Именно в этот момент Хейс замечает выражения на лицах людей вокруг него. Он замирает на середине жевания, за его щекой отчетливо виден комок пережеванного мяса. Его спина напрягается. Он медленно откидывается на спинку стула и со звоном роняет вилку на тарелку.

— Что я ем? — спрашивает он, держа еду во рту.

Хадсон прочищает горло от смеха.

— Это…

— Бычьи яйца, — выпаливаю я. — Ты ешь яички.

Лицо Хейса бледнеет. Как можно незаметнее он выплевывает все, что осталось во рту, в салфетку.

Я стараюсь не смеяться слишком сильно, когда у него возникают легкие рвотные позывы.

— Это ты сделала, — говорит он мне. — Это расплата, да?

— Как бы ни было приятно наблюдать, как ты жуешь мешочки со спермой, я не могу приписать это себе. Это сделал твой брат.

— Не выгляди таким расстроенным, — легкомысленно говорит Хадсон. — Это деликатес. — Он кивает в сторону стола, где примерно каждый второй человек энергично поглощает свою легкую закуску. — Они должно быть вкусные.

— Так и есть, но… черт. — Хейс берет стакан с водой и осушает его. — Мог бы предупредить меня.

Элли успокаивает его, положив руку на его предплечье.

— Почему ты никогда не слышал об устрицах скалистых гор?

— Не знаю, может быть, потому что у нас нет гребаных бизонов, бродящих по Уолл-стрит.

Мы все хорошо посмеялись, и после еще одного стакана воды и двойного скотча Хейс, кажется, успокоился.

Остаток вечера проходит идеально. Еда фантастическая, а компания еще лучше.

Я оглядываю пространство и замечаю улыбки и смех. Рука Хадсона лежит на моем бедре, время от времени сжимая его, словно для того, чтобы уверить себя, что я все еще здесь. Что это реально. Что это возможно для двух людей — создать совместную жизнь в окружении семьи, которую они выбирают сами.

Тогда я понимаю, что быть Нортом не имеет ничего общего с кровным родством. Быть Нортом — это то, что мы все вкладываем в это понятие.

Хадсон

Вечеринка закончилась час назад, и остались только я, три моих брата и наши спутницы. Мы пьем последний напиток в маленьком баре, а Джордан, Габриэлла, Лиллиан и Элли сидят в конце стола, пьют шампанское и смеются достаточно громко, чтобы выдать содержание алкоголя в крови. Лиллиан откинулась на стуле и вытирает глаза салфеткой, а беззвучный смех все еще сотрясает ее плечи. Она никогда не выглядела так красиво.

— Если собираешься пялиться на нее, то хотя бы сотри это глупое выражение со своего лица. — Хейс сморщил нос. — Как тебе удалось заставить ее влюбиться в это лицо, остается загадкой.

— У нас одинаковые лица, идиот. — Я понимаю, что, вероятно, действительно был похож на щенка, мечтательно смотрящего на бифштекс.

— Нет. — Он качает головой и указывает на меня своим стаканом с коньяком. — Я бы никогда не сделал такое лицо. Если бы не планировал заняться сексом еще раз.

Кингстон отводит взгляд от Габриэллы.

— Я думал, мы решили не слушать советы об отношениях от единственного из нас, кто не состоял в отношениях уже… сколько?

Александр хмыкает в знак согласия.

— Я все знаю об отношениях. Как думаете, что у нас с Элли…

Я фыркаю. Громко. Затем прочищаю горло и бормочу извинения.

— Слушайте, — говорит Хейс. — То, что я плачу за ее общение, не означает, что в отношениях нет динамики. Мы спорим, идем на компромисс, миримся. — Он отмечает каждый пункт загибанием пальцев.

Кингстон качает головой.

— Не считается, если ты платишь…

— Заткнись. — Хейс, кажется, разочарован своим слабым ответом.

— Думаешь, что женишься на ней? — спрашивает Кингстон.

Я поворачиваю голову, чтобы увидеть ответ Хейса, и понимаю, что все смотрят на меня, а не на моего близнеца.

— Конечно. Если она все еще будет любить меня после того, как поживем вместе. Я хочу убедиться, что она знает, во что ввязывается.

— Ты имеешь в виду, в какую семью она попадает? — Кингстон понимающе кивает.

— Умно. — Алекс потягивает свою минеральную воду.

Хейс подозрительно молчит.

— Знаешь, Лиллиан недавно задала вопрос, на который я до сих пор не могу ответить. Она спросила, если бы я не работал в «Норт Индастриз», чем бы я занимался. — Я качаю головой. — Не могу вспомнить, чтобы меня что-то интересовало…

— Пожарный. — Пустой взгляд Александра не дрогнул.

— А?

— Ты всегда хотел быть пожарным, — говорит он. — Лесли подарила тебе на день рождения пожарную машину, а Август забрал ее на следующий день, сказав, что тушение пожаров — это для мужчин без выбора, а у тебя есть выбор.

Я вздрагиваю от слов, которые кажутся мне смутно знакомыми. Воспоминание, которое я, вероятно, заблокировал, но шрам, оставшийся после него, болит.

— Точно, — говорит Хейс, как будто ему только что пришло в голову то же самое воспоминание. — Ты был одержим пожарными машинами.

— И спасением всего и всех. — Александр небрежно почесывает челюсть. — Как в тот раз, когда ты нашел крысу, которая съела отравленную приманку, и настаивал на том, что можешь ее спасти.

— Или щенка, которого кто-то выбросил в мусорный контейнер, — добавляет Хейс. — Август не разрешил тебе занести его в дом, и ты оставался с ним на улице, пока он не затащил тебя в дом, рыдающего, после полуночи.

— Я всегда ссорилась с Августом из-за таких вещей. — Как я мог забыть? В шестом классе Мартин Патрик подначивал меня проглотить живьем золотую рыбку его сестры. Решив, что с ним рыбка не в безопасности, я похитил ее и несколько месяцев прятал у себя под кроватью. Я кормил ее икрой, единственным, что было у нас на кухне, что казалось разумным. Горничная нашла её и донесла на меня. Мама сказала мне, что отнесла её в зоомагазин, но я знаю, что Август, скорее всего, смыл её в унитаз. — Не могу поверить, что я забыл обо всем этом.

— Из тебя получился бы отличный пожарный, — говорит Кингстон без намека на юмор в голосе.

— Может быть. — Думаю, я никогда не узнаю.

Я не жалею о том пути, на который меня поставили, в конце концов, если бы я не работал в «Норт Индастриз», то никогда не встретил бы Лиллиан.

— Я не такой, как ты, — говорит Хейс.

Мы все обмениваемся взглядами, как бы говоря: «Это уж точно», потому что никто из нас не похож на Хейса, за исключением совпадения его и моей ДНК, но… детали.

— Я всегда хотел работать только в «Норт Индастриз».

Кингстон лениво ухмыляется, а Александр смотрит на него так, будто он только что признался, что хочет стать фермером.

Взгляд Хейса мечется между нами.

— Что?

Кингстон усмехается.

— Ты хотел играть в НХЛ.

Алекс кивает в знак согласия.

— Нет. — Хейс неловко ерзает и прочищает горло. — Это был запасной план.

— Хм. — Кингстон наклоняет голову. — Хочешь сказать, что семейный бизнес был твоим первым выбором, а карьера в спорте, которым ты жил и дышал, была запасным планом? — Он прищуривается на него. — Мы что, похожи на идиотов?

— У тебя есть татуировка…

— Не напоминай мне.

— У тебя была стипендия в Гарварде…

Его взгляд становится грустным.

— Ну, это не сработало, ясно? Когда пришло время, скауты не заинтересовались.

— Август. — Единственное слово Александра гулко отдается в пространстве, хотя он произнес его не особенно громко. — Что? — Он хмурится. — Ты не знал?

— Что не знал? — Мускул на челюсти Хейса пульсирует.

— Август держал скаутов подальше. Не знаю, как. Думаю, пожертвования. — Его выражение лица ожесточается. — Я думал, ты знаешь.

— Откуда ему это знать? — спрашиваю я от имени своего потерявшего дар речи близнеца.

— Он был капитаном непобедимой команды. В Гарварде. — Алекс пожимает плечами. — Почему бы скаутам не захотеть его?

— Черт, Хейс… — На лице Кингстона отразилась боль за брата. — Мне жаль. Это хреново.

Август. Имя нашего отца отдается рычанием в моем черепе.

Только два раза мне было по-настоящему жаль Хейса, и это второй. Его лицо бледнеет, и он выглядит так, словно кто-то пнул его в живот.

— Что сделано, то сделано, — говорит он и залпом выпивает то, что осталось в его бокале, как будто это вода, а не французский коньяк сорокалетней выдержки. Он ставит бокал и одергивает воротник рубашки. — Уже поздно. Элли!

Его спутница опускает свой бокал с шампанским.

— Я не собака! — кричит она ему в ответ.

Лиллиан встает, чтобы обнять Элли, и слегка покачивается.

— Думаю, нам тоже лучше закончить вечер. — Я ставлю свой бокал и вижу, что Кингстон и Александр уже сделали то же самое.

Габриэлла и Джордан горланят песню Dancing Queen группы «Абба», а Элли и Лиллиан присоединяются к ним, все они танцуют на неустойчивых ногах. Я не эксперт по этой песне, но уверен, что они путают слова, если только в песне нет слов о короле мочалок.

— Хорошо, королевы танцпола. — Я беру Лиллиан за руку и кружу ее один раз, прежде чем прижать к своей груди.

Она, хихикая, прижимается ко мне.

— Отведи меня в постель.

Я крепко обхватываю ее за талию, чтобы удержать в вертикальном положении.

— Так и сделаю. Надеюсь, доставлю тебя до дома до того, как ты потеряешь сознание, иначе мне придется нести тебя на руках.

— Нет, — говорит она и проводит рукой по лацкану моего пальто, чтобы запустить пальцы в мои волосы. — Я имею в виду, что хочу тебя в твоей постели. — Она шевелит бровями.

Я нежно целую ее и хихикаю ей в губы.

— Детка, ты навеселе.

— И что? — Она отшатывается назад. — Это будет весело.

Я не намерен заниматься любовью с Лиллиан, пока она пьяна.

— Вот что я тебе скажу. Если не будешь спать, когда мы вернемся домой…

— Не буду! — Она хватает свою сумочку и говорит последнее прощание через плечо.

— Посмотрим, — говорю я в основном себе, потому что она снова поет во всю мощь своих легких.

Положив голову мне на плечо, Лиллиан засыпает в пяти минутах езды от дома. Я разбудил ее и помог лечь в постель, а затем прижимал к своей груди, пока она спала.

И с каждым ее вдохом я благодарил Бога, Вселенную и, может быть, даже Августа за то, что я не стал пожарным.

ЭПИЛОГ

Лиллиан

Мои ноги убивают меня.

Наш риэлтор показал нам сегодня восемь объектов недвижимости. Мы ходили, ездили, а потом еще ходили. Июль — не самая подходящая погода для прогулок. К концу дня мне нужен душ, ноги болят, а голова кружится от всего увиденного.

— Я думаю, что дом в Гринвич-Виллидж был бы идеальным. — Хадсон сжимает мою руку, когда мы идем к его дому после столь необходимого ужина. — Камин в спальне, огромная кухня, где мы сможем готовить…

Я бросаю на него взгляд.

— Хорошо, где я буду готовить. Имея сад на заднем дворе, мы могли бы завести небольшую собаку. — Он целует меня в висок. — Тебе бы это понравилось, не так ли?

Я киваю.

Он останавливается и поворачивает меня к себе лицом.

— Лили, дорогая. Ты была тихой за ужином. Поговори со мной. Что происходит?

По выражению его лица я вижу, что он волнуется. Хадсон уже несколько месяцев мечтает о совместном проживании, а я тяну время, чтобы нажать на спусковой крючок. Не потому, что не хочу, чтобы мы начали жить вместе. Я хочу. Я уже практически живу с ним. Тяну время, потому что все еще плачу половину арендной платы за свою старую студию, чтобы помочь брату. Что я могу сказать? Он мой брат. Аарон — не единственная причина моих колебаний. Мой план стать равноправным членом во всех аспектах наших отношений оказался сложнее, чем я думала, когда дело дошло до денежной стороны вопроса. Оказывается, Хадсон — миллиардер. Ладно, я не знаю его точного состояния, но можно с уверенностью сказать, что деньги не являются и никогда не будут для него проблемой. На ранних этапах поиска жилья я поняла, что не смогу в равной степени платить за квартиру. Я смирилась с этим. Но дома, которые мы осматривали сегодня, стоят от восьми до двенадцати миллионов долларов. Миллионов. Хадсон уверяет меня, что большая часть денег поступит от продажи его квартиры, как будто мне от этого легче.

— Ты гораздо богаче, чем я думала.

Уголок его рта приподнимается. Мне не нужно подвергать себя цензуре рядом с ним. Я могу ляпать первое, что приходит на ум, и быть такой импульсивной, какой хочу, а он воспринимает все, что я говорю, с игривым отношением, что мне нравится.

— Это тебя расстраивает?

Я пожимаю плечами.

— Не думаю, что смогу вложится в наш новый дом так, как хотела.

— Ты так сильно сопротивляешься тому, чтобы я заботился о тебе. Как думаешь, что бы случилось, если бы ты просто позволила мне?

Я не совсем уверена.

— Тебя беспокоит потеря контроля? Что я воспользуюсь тобой каким-то образом? Буду диктовать условия потому что у меня есть деньги?

Мой желудок немного опускается.

— Нет. Но раз уж ты об этом заговорил…

Он усмехается, притягивает меня к своей груди и целует в макушку.

— Лиллиан, я твой слуга. Разве ты не видишь этого? Позволь мне любить тебя всем, что я есть, и всем, что у меня есть. Это единственное, что я хочу делать. — Он отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза. — Мы начинаем совместную жизнь. Я буду больше участвовать в финансовой стороне, но то, что ты вносишь, то, что ты даешь мне, даешь нам, стоит больше, чем любая сумма в долларах. Разве ты не видишь этого?

— Не совсем.

Он целует меня.

— Будешь. Я позабочусь об этом. Я хочу, чтобы этот дом стал местом, которое мы вместе сможем назвать домом. Я не собираюсь больше ничего говорить о том, что мы сегодня посмотрели. Выбирай. Это будет твой вклад.

Я закатываю глаза.

— Никакого давления.

Он берет меня за руку, и мы продолжаем идти по тротуару.

— Не жалеешь, что не боролась за деньги проекта «Ит ох»?

— В такие дни, как сегодня, немного жалею. Но в основном — нет. Эти деньги все равно казались бы мне грязными.

Компания «Ит ох» в партнерстве с племенем черноногих закладывает фундамент курорта в Монтане. До сих пор не могу поверить, что идея, которая пришла мне в голову после пары бокалов вина на вечеринке, в итоге станет местом отдыха и возможностью обучения для людей во всем мире.

— Я бы хотела поехать туда, когда все будет готово.

Хадсон закидывает руку мне на плечо.

— Обязательно.

Мы входим в вестибюль высотки. Я чувствую себя немного лучше, и надеюсь, что однажды унизительная разница в наших банковских счетах перестанет меня раздражать.

— Мистер Норт! — кричит женщина с другого конца вестибюля.

Настойчивый, уверенный тон в ее голосе заставляет нас обоих замереть. Когда приглядываюсь к ней получше, я не могу угадать ее возраст, но она выглядит так, словно находится где-то между женственностью и детством. Ее обтягивающие шорты и короткий топ говорят о женщине, но лицо и живость глаз — о том, что она еще не видела мир глазами женщины.

Девушка неторопливо подходит к нам с таким взглядом, который заставил бы большинство мужчин побежать в противоположном направлении, независимо от ее возраста.

— Я искала тебя, — говорит она Хадсону.

Я смотрю между ними, удивляясь их связи. Откуда Хадсон может знать девочку-подростка?

Мой взгляд задерживается на выражении лица Хадсона, потому что его глаза расширяются, а губы приоткрываются. Он узнал эту девушку.

— Х-хей… — заикается он.

Девушка ухмыляется и бросает на меня полный ненависти взгляд. Я немного отшатываюсь, увидев гнев в ее светло-карих глазах.

— Кто ты, черт возьми, такая?

— Прости? — Вот маленькая засранка. — Кто ты, черт возьми, такая?

Она злобно ухмыляется Хадсону.

— Это твоя жена? Девушка? Забавно, что ты не рассказал ей обо мне. — Она покачивает бедром и откидывает свои длинные темные волосы мне в лицо. — Я Хейвен, — говорит она. — Я его дочь.

Хадсон

Всегда думал, что когда весь мир рухнет вокруг меня, я почувствую это. Боль или ужас, какую-то бурную эмоцию, которая подстегнет меня к действию. Оказалось, что единственное, что я чувствую, это оцепенение. И звук превращающегося в пепел мира вокруг меня — это не бьющееся стекло и не крошащийся бетон. Все, что я слышу, это мой бешеный пульс.

— Хейвен. — Я произношу ее имя, и это первый раз, когда я это делаю. — Я не тво…

— О, пожалуйста. — Она закатывает глаза, но я вижу слезы, которые она сдерживает. — Может не будем играть в отрицание?

— Мистер Норт, здесь все в порядке? — Пол, охранник здания, подозрительно смотрит на Хейвен.

— Все в порядке, спасибо.

Пол задерживается рядом, не сводя глаз с Хейвен. Как долго она уже стоит здесь в холле и ждет меня?

— Мы можем закончить этот разговор наверху, пожалуйста? — говорю я тихо. Последнее, что мне нужно, это вываливать грязное белье Нортов среди незнакомых людей.

— Что происходит? — Голос Лиллиан заставляет меня обернуться.

Черт.

— Объясню наверху.

Она делает шаг назад, и я вижу огонек в ее глазах, от которого у меня сводит живот. Как будто Лиллиан смотрит на меня в первый раз и ей не нравится то, что она видит.

Я обхватываю ладонями ее щеки и удерживаю ее взгляд.

— Ты доверяешь мне?

Испуганные голубые глаза мерцают, как будто она просматривает все наши отношения. В конце концов, хаос сменяется теплым принятием.

— Я доверяю тебе.

Слава Богу. Я целую ее лоб.

— Оу, разве вы двое не очаровательны. Фу. — Хейвен берет рюкзак и закидывает его на плечо. — Мы поднимаемся или как? Мне нужно в туалет.

Мой желудок переворачивается. Этого не может быть. Не сейчас. Не здесь. Не на глазах у Лиллиан.

Я крепко держу Лиллиан за руку, надеясь передать уверенность, которой на самом деле не чувствую.

Мы втроем входим в лифт, и Хейвен отступает в угол и смотрит на меня.

Лиллиан наблюдает за ней с настороженностью.

— У моей мамы идеальный нос. Он похож на крошечный лыжный склон на ее лице. — Хейвен наклоняет голову и хмурится. — Я всегда ненавидела свой нос. Теперь понимаю, откуда он у меня.

Лиллиан напрягается рядом со мной.

Лифт пикает, и Хейвен протискивается в двери, ведя за собой, даже не представляя, куда идти.

— Налево, — говорю я, указывая на свою дверь.

Она приостанавливается и ждет, пока я открою ее, затем входит впереди нас и бросает свой рюкзак у входа.

— Ни хрена себе… — выдыхает она, откинув голову назад, чтобы рассмотреть высокий потолок и окна. — Да, ты при деньгах.

— Ты голодна? Хочешь чего-нибудь выпить?

— Водка есть? — Она стоит у окна, любуясь видом.

— Закончилась, — сухо говорю я.

Она поворачивается лицом ко мне, ее плечи отведены назад, подбородок высоко поднят, а слишком знакомая ухмылка обещает оскорбление.

— Где моя комната, папочка? О, и мы, наверное, должны договориться о пособии. Я думаю… — Она делает вид, что считает на пальцах и подсчитывает в уме. — Семнадцать лет алиментов, пропущенные дни рождения, Рождество. О, подожди, или ты празднуешь Хануку?

— Хейвен…

— Тысяча в неделю должно хватить.

Лиллиан смотрит на меня, и боль на ее лице пронзает до глубины души. Она думает, что Хейвен — моя дочь. Черт.

Я присоединяюсь к Хейвен в гостиной.

— Почему бы тебе не присесть…

— Почему бы тебе не поцеловать меня в задницу?

Я вздыхаю.

— Хейвен, извини, но я не твой отец.

— Чушь, — шипит она. — Я видела письмо, которое ты писал моей маме…

— Ты путаешь меня с моим братом. Моим однояйцевым близнецом.

Она хмурится.

— Ты лжешь.

— Нет. Меня зовут Хадсон. Твой отец — мой близнец. Хейс.

Ее губы приоткрываются, и она качает головой.

— Нет. Я нашла твой адрес в вещах мамы. Зачем ей твой адрес? Это не имеет никакого смысла.

Я приглашаю Лиллиан присоединиться ко мне. Мне нужно прикоснуться к ней, обнять ее, когда скажу то, что должен. Она охотно подходит и прижимается ко мне.

— Ты нашла мои данные, потому что я посылал твоей маме деньги, чтобы помочь.

У Лиллиан перехватывает дыхание. Я сжимаю ее крепче.

— Подожди… — Хейвен проводит рукой по щеке. — Зачем тебе это делать? Почему мой отец не присылал денег?

— Это не моя история, Хейвен. Мне жаль. — Я целую Лиллиан в макушку и шепчу: — Прости, что не сказал ничего раньше.

— Я понимаю, — мягко говорит она. Она обхватывает меня за талию, и тяжесть неожиданного визита Хейвен немного ослабевает.

— Твоя мама знает, что ты здесь? — спрашиваю я Хейвен.

Она, кажется, погрузилась в свои мысли и не отвечает.

— Планируешь остаться в Нью-Йорке?

Со слезами на глазах она смотрит на меня.

— Я не уеду, пока не встречусь с отцом.

— Хорошо. Можешь остаться здесь, в свободной комнате.

Она кивает.

— Я покажу тебе, где это, — говорит Лиллиан и вырывается из моих объятий. — Уверена, что не голодна? Мы могли бы заказать пиццу.

Хейвен фыркает.

— Ладно. Как скажешь.

Я смотрю, как Лиллиан провожает Хейвен в свободную спальню.

Провожу обеими руками по волосам, по лицу и тру глаза.

Ох, Хейс. Ты в полной заднице.

Notes

[←1]

Имя Melinda — состоит из Me + linda, что в переводе «я Линда».

[←2]

Имеется в виду созвучие Hayes — Хейс, Hades (хейдc) — Аид.

[←3]

Хроническая обструктивная болезнь лёгких

[←4]

Car (кар) — в переводе машина.

[←5]

Астория — район на северо-западе Куинса, Нью-Йорк.

[←6]

Имеется в виду созвучие Abode (жилье) + Away (вдали).

[←7]

Ceдoнcкие энepгетические виxpи описывают как вращающиеся массы энергии, влияющие на людей, которые оказываются в пол километре от них.

[←8]

«София Прекрасная» (англ. Sofia the First) — американский фэнтезийный мультипликационный сериал Disney Junior. Сериал повествует о маленькой крестьянской девочке по имени София, которая стала принцессой, когда её мама вышла замуж за короля Волшебнии.

[←9]

«Доктор Плюшева» (англ. Doc McStuffins) — детский мультсериал о шестилетней девочке Дотти, которая захотела стать врачом.

[←10]

Куклы качина — это обрядовые куклы индейцев хопи, представляющие собой фигурки духов Качинас.

[←11]

Diamond — Даймонд — в переводе «бриллиант».

[←12]

Шалость, при которой смоченный слюной палец вставляется в ухо ничего не подозревающего человека, часто с легким вращательным движением.

[←13]

Рейтинг R, обозначает, что лица не достигшие 17 — летнего возраста допускаются на фильм в сопровождении родителей или законного представителя. Потому, что в фильме употребляются ненормативная лексика, или сцены насилия, или сцены секса.

[←14]

Синдром дефицита внимания и гиперактивности — расстройство поведения и психического развития, начинающееся в детском возрасте. Проявляется такими симптомами, как трудности концентрации внимания, гиперактивность и плохо управляемая импульсивность.

[←15]

X Рейтинг — это рейтинг, используемый в различных странах для классификации фильмов, содержание которых считается подходящим только для взрослых. Используется, когда насильственное или сексуальное содержание фильма считается потенциально тревожным для широкой аудитории.

[←16]

Курица с вафлями — популярное американское блюдо, которое обычно едят на завтрак. Его называют "соул фуд" — еда для души.

[←17]

raw-dog — так же можно перевести, как незащищенный секс (без презерватива).

[←18]

«Устрицы скалистых гор» — это название блюда, главным ингредиентом которого являются бычьи или бараньи яйца (семенники).

Оглавление

Серия: «Братья Норт» #3 (разные герои)

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ГЛАВА 25

ГЛАВА 26

ЭПИЛОГ