Не произошло [Софья Константиновна Стасевич] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Софья Стасевич Не произошло

Пустота-

что прыжок с моста,

и пустот-

что пчелиных сот.

Смысл пить алкоголь, если ты вот уже тридцать минут стоишь под душем, точно нетрезвый, суетливо подыскивая ответ на свои вопросы, ожидая пока в сердце и голову вкрадчиво постучится надежда.

— Да где же смысл? — думал он.

Вопрос за вопросом и ни одного ответа.

— Надо было тогда завершить начатое… — вспомнилось ему, как в двенадцать лет он нашел пистолет своего отца, подставил его ко лбу, снял с предохранителя и перевел палец на спусковой крючок — о, если бы тогда хватило сил!»

Вы можете подумать, что эта история про человека слабого или жалкого? Скорее наоборот. Про человека пустого, но по ошибке любимого мной.

* * *
Мы познакомились около семи лет назад. И историю этого знакомства я не помню совершенно. Все начинается с моих стихов к нему. Где же мы встретились? В Париже? Может в Марселе? В Москве? В моих воспоминаниях мы всегда знали друг друга — с самого детства, с рождения, нет, раньше появления на земле и даже ее появления во вселенной. Мы существовали взаимным пылким чувством, бесконечной нежностью друг к другу и желанием умереть друг за друга; начать заново жить. Это чувство тяжело описать. За него я была готова броситься в жерло вулкана, лечь рядом с ним под трамвай, слушать его плач, целовать его слезы, танцевать для него, лишь бы не скучал. Он тоже бесконечно меня любил. Он был проще меня, легче — мало было в нем цвета и поэзии, все больше мрака, томной мысли, но рядом со мной он излучал свет. Вообще-то мы никогда не были по-настоящему счастливы, часто бывали почти счастливы, но в полной мере — никогда.

Никто не помнил, как мы познакомились.

Никто.

Точка, которую я приняла за правило считать началом нашей истории, письмо, полученное в мои шестнадцать, семь лет назад, от неизвестного. Мучительные описания попыток заснуть, тягостные три дня и три ночи, страдающего от страсти к спиртным напиткам человека…

Я открыла окно. Теплый летний, слегка душноватый воздух ударил мне в лицо. Я распаковала загадочное письмо. Оно пахло терпким благородным шипром. Шероховатая бумага мягко шелестела под моими мокрыми от предвкушения пальцами, проваливаясь под их давлением. Читаю.

* * *
«Здравствуй. Пусть тебе не кажется странным мое письмо. Ты меня обязательно вспомнишь, но пока что этого не требуется. Посмотри в зеркало и ты меня сразу узнаешь. Я скучаю здесь, без тебя. Что же мне делать в этих городах — они уставились на меня, стоглазые, скалятся, и машут рукой, кивают и отталкивают. Глаза мои горят, и руки мои пусты… Не думай, я не сумасшедший, пройдет время, и ты поймешь.»

Буквы пролетали перед моими глазами, складывались в слова, слова в предложения, но я ничего не понимала. Письмо положила под подушку, но забыть о нем не могла. Каждую ночь я проверяла его ощупью, рукой сжимала пододеяльник, успокаиваясь и засыпая, когда что-то шелестело в моем кулаке. Да, мне было хорошо; оно здесь, но было и неспокойно. Кто этот человек и откуда он?

Тогда я этого не знала.

А теперь лишь могу предполагать.

Но после его слов в зеркало я стала смотреть чаще. Я никогда не всматривалась так в свои черты: не ловила взглядом каждый волосок на своем лице, каждую родинку, не разглядывала так внимательно горбинку на носу, не изучала подробно цвет своих глаз, припухлость губ. Он подарил мне себя. И я узнала в своем отражении красоту. Так я жила теперь: смотрела в зеркало, видела идеал; видела его, влюблялась.

Но в кого? Неизвестно.

За что? Непонятно.

Любовь, вообще, часто стихийна и глупа.

Одиночество одолевает тебя в моменты, когда ты одинок, меньше всего и наоборот. У меня не было никого, только мое отражение и скомканное письмо под подушкой. Правда, были и мечты, даже надежды увидеть его уже не в зеркале. Дотронуться до его лица.

Стук в дверь.

Я замерла.

Новое письмо.

Вздох, лязг ключа в замочной скважине и снова терпкий запах желтоватой бумаги.

* * *
«Без тебя все тяжелее, дышать невозможно, думать невыносимо, без тебя нет и меня. Думай обо мне чаще, смотри в зеркало, люби меня; мои губы, мой нос, мои глаза. Смотри и знай, что я люблю твои руки и ноги, скулы и струящуюся по их контуру прядь волос.»

Я стала смотреть на свои ноги — длинные и стройные. Руки — тонкие и изящные, от мраморных плеч до кончиков пальцев. Густые волосы вьются, подчеркивая правильный череп. Он знает меня, любит мои черты! Невыносимо, зная и чувствуя, его не видеть.

Время шло. Иногда мне приходили письма. Я забывала о нем, но всегда с одинаково сильным трепетом разворачивала потрепанную бумагу. Часто мечтала о нашей встречи, забывая обо всем, безрассудно кидаясь к зеркалу высматривать форму своих бровей и измерять ширину лба. Я должна знать кого искать в толпе. И я видела его. Не раз. Иногда далекий незнакомец, но напостое в моем отражении. Я записала, как он выглядит два года назад, когда встретила его впервые, гуляя по Парижу.

«Высокий, худой, невероятно красивый. Он был похож на монумент Давида, сделанный из каррарского мрамора — светлая, ослепительно белая кожа, острые скулы, череп, словно точенный; длинный нос с искусной горбинкой и пухлые губы — точно вылепленные рукой самого Микеланджело.»

Спустя семь лет я читаю эти записи, честно, я не помню его внешности. Знаю, он казался мне красивым, но самой красоты не помню. Тогда мысль о нем заполняла мою душу, теплилась в моем сердце. Однажды он посмотрел на меня, когда я прогуливалась по центральной московской площади. Он узнал меня спустя столько лет. Он подошел. Я иступлено глядела в его горящие глаза. Взяла его руку в свои две, странно сжала, чуть ли не до хруста.

⁃ Потеряла кого? — со странным акцентом сказал парень.

⁃Не местный.. — не успела я и мысли в голове закончить, меня перебил голос незнакомца.

⁃ Нет, я отсюда. А все же, это не так важно — я искал вас.

И в этот момент мое сердце вспыхнуло любовью к этому человеку, она разлилась по нашим телам. Он всегда спасал меня от одиночества. Каждый раз.

Руки незнакомца хватало, чтобы чувствовать себя под защитой; его взгляда, чтобы успокоиться. Моя отрада. Единственная моя любовь, человек-статуя, монумент! Ты жил уже в древнейшие времена.

Я мало что помню, все было как во сне. Мы проводили вместе ночи, расходились, иногда вновь друг друга не узнавали, но всегда любили! я писала его портреты, он фотографировал меня в одном белье. И все же здесь было мало пошлости, ведь мы горели страстью. Все до одного момента. Он и…другая женщина.

Ночной бульвар Праги. И какой же разврат! Спущенный чулок, отрывистые поцелуи. Тот, в ком я нашла любовь, тот, кто подарил мне себя, отдается другой женщине. Они смеются и трогают друг друга не только за плечи. Стоило мне почувствовать себя особенной в его руках, как я обнаружила, что его руки не мне одной принадлежат. Он не мое отражение больше. Или никогда не был?..

С того момента он не посещал меня больше. Он исчез. И я училась любить себя без его взгляда. Не искать в своем отражении его губ, его глаз, его носа. Шли месяца.

Очередная поездка. Маленький соседний городок. Курю на веранде небольшого ресторана, читаю газету. И тут вижу за ней неловкие мужские ноги. Поднимаю глаза от скучных римских новостей. Он…Я больше не вижу его красоты. Его пухлые губы ссохлись в ниточку, густые волосы поредели и превратились в рыжеватую соломку, жилистое от накаченных мышц тело стало похоже на корягу, но это был он — некогда моя страсть, предел моих мечтаний, мое отражение.

— Я тебя ненавижу, — сказала я негромко.

Он мало что понял, но его глаза задрожали от ужаса и непонимания. Он постарался притянуть меня к себе и поцеловать. Он не понимал, что противен мне. Не понимал, что он ужасен. Его руки искали моей живой руки, глаза смотрели на мои влажные губы, а мне было только противно. Я вспоминала, как он был мне близок, как был похож на меня, и сейчас я видела его пустоту. Он молчал. Мы больше не были похожи. Жалкое подобие человека, что представляло только оболочку, а сейчас и твой блеск покинул твое бренное тело. Он сотрясался, пытаясь держать меня. Я всучила ему одно из писем, которые я писала, когда он меня бросил.


«Чтобы ненавидеть тебя нужно много сил, но я не устану. Пусть ненависть разрушит меня, разрушит все вокруг и больше — пусть она разрушает города и страны, я готова терпеть, если только плод моих усилий хоть на немного содрогнется от моей ненависти. Я знаю, месть — это плохо, но я хочу, чтобы ты чувствовал эту боль. Чувствовал себя ничтожным, несчастливым и никому не нужным. Хочу видеть твои слезы, как ты задыхаешься от своей душевной муки, как твоя ничтожная трусость не позволяет твоим страданиям закончится и выстрелить себе в полую башку. Твоя внешняя монументальная красота ювелирно скрывает твое внутреннее уродство, но ее попытки оказались тщетными, я раскрыла тебя — ты пуст. Мир твой пуст, твои женщины пусты. Я верю, что ты это почувствуешь, но мне остается лишь молится об этом.»

Любила ли я тебя? Нет. Знала ли об этом тогда? Нет. Ты был пустым сосудом, который я наполнила всем, что у меня было. Без моих фантазий — ты урод. Ты ведь никак не изменился с самого первого нашего свидания, с самого первого твоего письма, ты сам по себе жалок и нескладен. Но я подарила тебе свой свет в ответ на твои примитивные слова о моей фигуре. Пока я читала тебе своих любимых поэтов, ты трогал мои бедра, дружок.

Отдав письмо, я пошла прочь. Сзади я услышала лишь пару слов:

— Страшная участь быть отчаянием, в которое не верят.

* * *
И вот он стоит под душем, отдаваясь теплой воде. Он не стоит ничего. Он, как я сказала, пуст и будет мучится. Каждый пустоцвет обречен на страдания. Ведь единственный его смысл — это его «красота» и чужая яркая оболочка.

«Надо было тогда завершить начатое, — подумал он, вспомнив, как в двенадцать лет нашел пистолет своего отца, подставил его ко лбу, снял с предохранителя и перевел палец на спусковой крючок — о, если бы тогда хватило сил!»