Отверженный IX: Большой проигрыш (СИ) [Алексис Опсокополос] (fb2) читать онлайн

Алексис Опсокополос Отверженный IX: Большой проигрыш

Глава 1

Я стоял у родового источника, приложив ладони к серовато-синему камню, и ждал от него ответа. Со всеми последними событиями я так замотался, что после возвращения из Стамбула всего один раз ходил к источнику — в первый день, чтобы восстановить силы. А потом всё как-то не до того было. И это было неправильно — нельзя пренебрегать такой прекрасной возможностью восстановить силы и душевное равновесие. Поэтому я решил наверстать упущенное, как только у меня появилась такая возможность.

На самом деле, сил у меня было хоть отбавляй, но это физических, а вот с душевным равновесием наблюдались проблемы. Эмоционально я всё ещё был разбит, несмотря на то, что всё вроде бы хорошо закончилось. И не просто хорошо, а очень даже отлично. Но пережитый стресс отпускал не быстро.

Оно и логично — столько всего пришлось пережить за несколько дней. Тут с ума можно было сойти от одного лишь осознания, что стал единственным в мире, а то и в истории обладателем двух Великих артефактов. Безусловно, пока я был им лишь формально, так как шапка Мономаха, хоть меня и приняла, но как-то с ней взаимодействовать я не мог. Да сказать честно, побаивался. Очень уж ярким был первый и пока ещё единственный опыт.

Я держал руки на камне, полностью открывшись источнику, ожидая ответа и предвкушая, как он поделится со мной спокойствием предков, и я наконец-то смогу хоть немного расслабиться. Примерно через полминуты источник стандартно откликнулся усилением свечения, а ещё секунд через десять появился мой энергетический шар.

И на шаре было семь полос.

В этот раз я совладал с собой и не одёрнул от неожиданности руки, но рот открыл и глаза выпучил. Во всяком случае, мне так показалось. Невольно моргнув несколько раз, чтобы убедиться, что это не обман зрения, и лишняя полоса мне не примерещилась, я потихоньку начал осознавать, что являюсь счастливым обладателем четвёртого магического уровня.

О том, чтобы успокоиться и расслабиться теперь можно было не думать — расслабишься тут, осознавая, что сделал ещё один шаг к тому, чтобы стать сильнейшим магом. В такой ситуации даже источник был бессилен — меня аж распирало от радости. Но эта радость была объяснима — более высокий уровень мне был нужен не для того, чтобы почесать своё самолюбие, а исключительно для того, чтобы приблизиться к моменту, когда моих знаний и уровня хватит для полноценного владения шапкой Мономаха. Ну или хотя бы до того уровня, когда я не буду падать в обморок после того, как её надену и сниму.

Ни о какой медитации речи тоже уже не шло, я умыл лицо водой из источника и собрался к Миле, чтобы поделиться с ней радостью. Но едва я обернулся, как увидел бабушка.

— Вспомнил про источник? — спросила она меня с лёгкой укоризной.

— У меня четвёртый уровень! — выпалил я, проигнорировав вопрос.

— Поздравляю.

Бабушка сказала это так, будто я ей похвастался, что на завтрак съел рекордное количество блинчиков, мне даже стало немного обидно.

— Четвёртый уровень! — повторил я, в надежде получить более правильную, с моей точки зрения, реакцию.

— Мне, конечно, сто двадцать лет, но на слух и память я не жалуюсь, — всё так же спокойно сказала бабушка.

— Но это удивительно.

— Что конкретно тебя удивило? То, что ты совсем недавно получил пятый и почти сразу четвёртый?

— И это тоже.

— Видимо, шапка потихоньку тебя подтягивает до нужного уровня.

— А так бывает? — удивился я.

— Нет, но надо же было тебе хоть какое-то объяснение дать.

— Мне не нужно хоть какое-то.

— На самом деле, шапка могла повлиять. И должна была, как в своё время повлиял меч мастера. Но, сам понимаешь, тянуть тебя дальше она никуда не будет, это была разовая акция.

— Это я понимаю, просто удивительно, что уровень поднялся сейчас, а не по возвращении из Стамбула. Я точно помню, в прошлый раз, когда я восстанавливал силы, седьмой линии не было.

— Ну оно как бы логично. Куда тебе уровень поднимать, когда ты чуть не откопытился?

Я не удержался и усмехнулся — мне нравилось, когда княгиня Белозерская вставляла в речь какие-нибудь словечки из своей юности. А юность у бабушки, судя по её рассказам, была яркая.

— Вот сейчас пришёл в себя, набрался сил, ещё и шапку получил и лишний раз в руках подержал, вот уровень и поднялся. Радуйся.

— Я-то радуюсь, но вот только пока полноценно радоваться не получается. Меня не покидает ощущение, будто я Александра Петровича, обокрал. Будто чужое забрал.

— Если забрал, то это уже твоё, — улыбнувшись, сказала бабушка. — И вообще, кто там у кого что забрал, это уже неважно, это в прошлом. Сейчас тебя должно волновать лишь будущее, ну и немного настоящее. Как и неважно, почему ты получил уровень именно сегодня. Главное — ты его получил, и в будущем тебе это пригодится.

— Да, это хорошо.

— Это не хорошо, это отлично! Я вообще не помню, чтобы у кого-то в твоём возрасте был четвёртый уровень.

— Даже у вас?

— Когда мне было двадцать, магия ещё не вернулась. Я в твоём возрасте решала более приземлённые задачи. А у тебя в двадцать лет есть два Великих артефакта. В теории ты самый сильный маг на земле.

— В теории, — усмехнулся я.

— Ну так занимайся теперь круглосуточно, повышай навыки и станешь самым сильным магом не в теории, а в реальности. А если повезёт, то и самым великим.

Бабушка замолчала, оглядела меня так, словно полосы уровня были нанесены у меня на лице, и сказала:

— Хотя, конечно, для нормального взаимодействия с шапкой было бы неплохо ещё на один поднять. Так сказать, для полной уверенности, что всё получится. Но светит это тебе нескоро, поэтому радуйся, что получил четвёртый и в присутствии Тойво начинай изучать возможности шапки.

— Знать бы ещё какие у неё возможности, — сказал я.

— Я тебе позже расскажу.

— А Вы знаете?

— Знала бы, рассказала бы сейчас.

— Я вот только одного не могу понять, меч мастера не требовал от меня высокого уровня, а шапка требует. Почему так? Меч менее сильный?

Бабушка на это лишь рассмеялась.

— Но почему тогда?

— Потому что Кусанаги-но цуруги — единственный Великий артефакт, который не просто обладает силой, но может обрушить её на врага. Все остальные — лишь делают сильными своего владельца. У каждого из них уникальные особенности, но принцип действия у всех один — делать сильнее своего хозяина, давать ему особые навыки, защищать его. А Кусанаги-но цуруги другой. Поэтому даже слабый маг может его использовать. Просто от уровня мага зависит, сколько процентов от возможностей меча он использует.

— А как Вы думаете, я сколько использую? — спросил я.

— Надеюсь, до двадцати добрался.

— Это что там тогда на ста или хотя бы на восьмидесяти?

— Надеюсь, когда-нибудь узнаешь. И я тебе вот ещё что скажу: у тебя очень хорошее сочетание Великих артефактов. Они будут прекрасно друг друга дополнять. Точнее, они и ты. Когда шапка даст тебе все свои силы, и ты сможешь их принять и с их помощью выжать из меча всё, на что он способен он, ты действительно станешь самым сильным на свете. Но на это понадобится лет сто.

— Сто?

— Впрочем, ты талантливый и везучий, должен управиться и за девяносто.

— Вы всё шутите.

— Увы, не шучу. Дело это не быстрое, поэтому надо всё форсировать. Романов прав — времена сейчас неспокойные, война может начаться в любой момент.

— Значит, буду форсировать, — пообещал я. — А ещё после разговора с Александром Петровичем, после того, как он отдал мне шапку, у меня появилось ощущение, будто я записался на службу.

— Так оно и есть, — «успокоила» меня бабушка. — И это нормально. У всего есть своя цена. Цена твоего нового артефакта такова.

— Служить кесарю?

— Родине, добру, людям, эльфам, оркам. И кесарю в том числе, если он стоит на стороне добра.

— А если я откажусь?

— Тогда ценой будет служба злу.

— А если я вообще откажусь кому-либо служить?

— Так не бывает, мальчик мой. Тем более, у магов четвёртого уровня. Что бы ты ни делал, ты помогаешь или силам добра, или силам зла. А иной раз ты помогаешь злу, просто ничего не делая.

— Сложно всё.

— Жизнь — вообще, штука непростая, — глубокомысленно изрекла бабушка. — Но ты вроде как-то справляешься пока.

— Надеюсь. Но вот это всё: добро, зло — это так абстрактно.

— Ты хочешь поговорить о добре и зле? — спросила бабушка, подняв бровь. — Сейчас?

— Пожалуй, сейчас я не готов, — признался я.

— Ну тогда отложим пока этот разговор, — сказала бабушка, улыбнувшись. — Кстати, я допросила-таки эту аферистку, выдававшую себя за юную баронессу фон Мальтиц.

— И на кого она работала?

— На себя.

— Это как? — удивился я.

— А вот так. Скажи спасибо тому, кто придумал тебе «легенду» и делал документы.

— Милютин придумал.

— Вот ему и скажи.

— Я Вас не понимаю.

— Не знаю, зачем ему понадобилось выдавать тебя за Роберта фон Циммерна, но из-за этого все проблемы.

— А такой существует? — удивился я. — Мне казалось, это вымышленное имя, и мне его дали, потому что я в Польше был Робертом, чтобы мне было легче привыкнуть.

— Фон Циммерны — известный род, очень богатый. Роберт, как старший наследник — завидный жених. Неудивительно, что многие девушки хотели бы выйти за него замуж.

— Если честно, я не совсем понимаю Вас, — признался я.

— Эта аферистка, выдававшая себя за Каролину, через своего любовника в имперском министерстве образования узнала, что завидный жених Роберт фон Циммерн едет в Стамбул, чтобы изучать там искусство, — пояснила бабушка. — И она не смогла пройти мимо такой информации — поехала соблазнять парня. Ради этого представилась баронессой фон Мальтиц. Любовничек её поехал с ней, выдавал себя за водителя.

— Но какой в этом смысл? — удивился я. — Ну соблазнила бы она этого фон Циммерна, он всё равно бы на ней не женился. Я не вижу здесь вообще никакой логики.

— А кто говорит о женитьбе? Она поставила себе задачу попроще — родить от парня ребёнка и потом жить на деньги, которые тот будет давать на содержание ребёнка. А фон Циммерны очень богатые. Им не сложно закрыть деньгами любой вопрос. Не думаю, что она бы много запросила.

— Богатые могли нанять убийц и закрыть вопрос по-другому.

— Могли, — согласилась бабушка. — А могли и денег дать. Но нас это вообще не волнует. Как по мне, план не самый умный, но, повторюсь, это не наши проблемы.

— Всё равно, здесь что-то нечисто, — сказал я. — Она должна была заметить, что я на этого Роберта не похож.

— Вообще-то, немного был похож, — ответила бабушка. — Но последние фотографии Роберта фон Циммерна в открытом доступе появлялись два года назад, парень учится в закрытой академии, а на светские мероприятия не ходит.

— Да уж, — только и смог я сказать. — Рисковая девушка.

— Ей, вообще-то, тридцать семь лет, она два раза была замужем и один раз отсидела три с половиной года за грабёж с использованием магии.

— Но она выглядит, как моя ровесница, даже младше! — воскликнул я, искренне удивившись.

— Ты не знал, что лекари творят чудеса? К тому же она одарённая, а одарённым легче скрывать свой возраст. Ты забыл, сколько мне лет?

Бабушка улыбнулась своей фирменной улыбкой. Сколько ей лет я, конечно же, не забыл, но выглядела она максимум на тридцать пять.

— А что мы теперь будем делать с этой псевдо-Каролиной? — спросил я.

— Пока пусть погостит у нас. Не до неё сейчас. Мы в принципе никуда не торопимся, а она своё уже отторопилась. Потом, как будет у меня свободное время, подчистим ей немного память, да отправим в домой. Жалко её убивать. Хотя, конечно, это было бы проще, чем возиться со стиранием памяти. Но в любом случае, пока не до неё.

Глава 2

Мила на пару дней отправилась домой, им с сестрой нужно было обсудить и решить какие-то дела, связанные с семейным бизнесом. Поэтому некому было не давать мне спать по ночам и при этом тащить рано утром на пробежку. Я отоспался и позволил себе отменить не только пробежку, но и завтрак с бабушкой.

Поднявшись с кровати почти в полдень, я по традиции первым делом включил телевизор на канале новостей — посмотреть не случилось ли за ночь в мире и стране ещё чего-нибудь необычного или важного.

Случилось.

Все новостные каналы рассказывали, как в Польше от рук партизан погиб барон Людвиг фон Лангерман. Впрочем, для меня это новостью не было. Ещё сообщалось, что Священная Римская империя потребовала от Польши разоружить все находившиеся на её территории незаконные вооружённые формирования и пообещала в случае отказа, сделать это сама. Разумеется, Польша была возмущена таким ультиматумом, и её президент уже выступил с соответствующим заявлением.

«А Вильгельм — молодец, — подумал я, глядя на кадры репортажа, в котором возмущённые поляки в каком-то небольшом городке сжигают имперский флаг. — Даже предательство соратника смог использовать с максимальной выгодой».

Немецкий император действительно вызывал уважение своей холодной расчётливостью и деловым подходом ко всему. И действовал очень грамотно, по сути, не оставляя полякам выбора. Даже я, далёкий от политики и интриг, понимал, что у Польши просто не было шансов выйти из этой ситуации независимым государством. Вильгельм давно хотел включить восточного соседа в состав империи, и теперь он запустил процесс.

Было совершенно не важно, как отреагирует Польша на ультиматум. Откажется выполнять условия — сохранит лицо, но потеряет независимость. Согласится — потеряет и то и другое. Было понятно, что Польша не справится с партизанами, даже если очень будет стараться, поэтому полная её оккупация имперской армией была неизбежна. А учитывая, что в Польше и так уже стояли немецкие войска, а половина польской аристократии симпатизировала Империи, у Вильгельма вообще не должно было возникнуть каких-либо проблем. Разве что те же партизаны крови немного попили бы, но это уже мелочи.

Самое смешное, что эта предстоящая потеря Польшей независимости и включение её территории в состав Священной Римской империи начались со страха Варшавы быть захваченной Россией. После того, как Россия забрала себе Сувалкский коридор, поляки решили, что русским позарез нужна вся Польша, и пошли под крыло к Священной Римской империи. Они надеялись, что немцы их защитят, а в случае возможной войны Империи с Россией и победы в этой войне, вернут Польше Сувалкский коридор.

Но потом, как всегда, что-то пошло не так. Немцы с русскими пока воевать не собирались, а вот Польшу к рукам почти прибрали. Осталось чуть-чуть, и, похоже, Вильгельм Пятый собрался-таки это «чуть-чуть» преодолеть и окончательно решить польский вопрос. И неоценимую помощь в этом решении императору оказал предавший его соратник и любимец — барон фон Лангерман. Сам того не желая и не ведая, уже будучи казнённым, фон Лангерман послужил в последний раз своему императору.

Что касается самого Вильгельма Пятого, то его Императорское величество пригласил нас с бабушкой на обед. И учитывая двухчасовую разницу во времени между Петербургом и Потсдамом, мы должны были отправиться к нему в половине третьего по Новгородскому времени.

Я сбегал на кухню, быстро перекусил и всё время, оставшееся до отправления в Потсдам, потратил на восстановительные тренировки. Занимался сам, без наставника. Получалось не очень, в первую очередь потому, что не мог нормально сконцентрироваться на тренировке.

В голову лезли разные мысли. Во-первых, думал о предстоящей встрече с Вильгельмом, а во-вторых, мне не давала покоя та флешка, что бабушка отдала Романову. Очень уж мне хотелось узнать, кто предатель. Точнее, очень не хотелось, чтобы предателем оказался кто-то из тех, кого я хорошо знаю.

В два часа я закончил тренировку, пошёл к себе в комнату, быстро принял душ, оделся соответствующе предстоящей встрече и в два двадцать пять был в башне. Бабушка пришла почти сразу же после меня.

— Не переживай, мой мальчик, — вместо приветствия сказала она, войдя в башню, и это было довольно неожиданно.

— Я не переживаю, — ответил я. — С чего мне переживать?

— По твоему лицу этого не скажешь. Оно выглядит слишком озабоченным. Но переживать действительно не стоит, мы просто поговорим с Вилли. Он хочет лично выразить тебе благодарность

— Меня заботит другое — не могу выбросить из головы мысли о предателе, — поспешил я объяснить, отчего у меня такое лицо.

— А почему это тебя заботит? — удивилась бабушка. — Это Романова забота. И переживать там нечего — он всё подчистит, тут уж не сомневайся.

— Просто мало кто знал о моей поездке в Стамбул — лишь Иван Иванович и несколько его ближайших помощников. Они всё готовили, организовывали.

— И ты теперь боишься, что предатель — Милютин?

— Этого я даже представить не могу. Но на душе всё равно как-то неспокойно.

— Успокой свою душу, — улыбнувшись, сказала бабушка. — Предатель не Милютин.

— Вы так уверенно говорите, словно знаете, кто предатель.

— Конечно, знаю. Не один ты любопытный.

— Я не любопытный, — возразил я.

Бабушка на это лишь рассмеялась.

— Удовлетворю твоё «нелюбопытство», — сказала она. — Информацию фон Лангерману поставлял заместитель начальника стамбульской резидентуры — некий Архипов. Собственно, это и объясняет, почему барон не знал, что едешь именно ты, и не узнал тебя при встрече. Предатель не владел такой информацией, он лишь знал, что едет агент, чтобы забрать из музея нечто очень ценное.

— Это мне очень повезло, — заметил я. — Знай барон про меня, решил бы отомстить за Восточный.

— Знай он про тебя, подготовился бы получше и не доверил неодарённой любовнице директора музея такое важное дело — нейтрализовать тебя.

Я выдохнул и почувствовал, как у меня чуть ли не в прямом смысле этого слова гора с плеч упала. И поспешил поделиться радостью с бабушкой:

— Это просто замечательно, что Вильгельм Вам об этом рассказал. Мне стало намного легче.

— Вилли мне ничего не рассказывал. Я посмотрела запись.

— Но она…

— Знаю, — перебила меня бабушка. — Она была предназначена Романову. Но, во-первых, я, как и любая женщина — любопытна, и это качество помогло мне дожить до моих лет; а во-вторых, я спросила у Вилли разрешения. Всё же хозяин записи — Вилли, а не Романов. И мой друг не имел ничего против того, что я посмотрю кусочек видео с допросом предателя Империи, прежде чем передам запись Романову.

Бабушка улыбнулась и активировала портал в резиденцию императора Священной Римской империи.

За обедом император Вильгельм Пятый и княгиня Белозерская вели непринуждённую дружескую беседу, а я почти всё время молчал. Лишь в самом начале нашего визита, мне удалось немного пообщаться с императором — он поблагодарил меня за помощь в выявлении предателя, а я вежливо ответил, что мне было приятно помочь другу бабушки. На том наше общение и закончилось.

И вот обед подошёл к концу: я доедал невероятно вкусный яблочный штрудель, а бабушка с императором просто пили чай и вспоминали своего друга Нори, сожалея, что уже много лет от того нет никаких вестей. Когда я покончил с десертом, а бабушка допила чай, Вильгельм подал прислуге знак, чтобы она покинула обеденный зал. С десяток официантов мгновенно разбежались — словно растворились в воздухе. Вильгельм Пятый умел работать с персоналом. И я ещё раз подумал, что фон Лангерман был смелым мужиком, раз рискнул пойти на предательство при таком суровом императоре.

— Ещё раз хочу поблагодарить тебя, храбрый молодой человек за ту неоценимую помощь, что ты оказал мне и моей империи, — с изрядной долей пафоса произнёс Вильгельм, когда мы остались втроём.

— Для меня это большая честь, Ваше Величество! — ответил я.

— Думаю, лишним будет говорить, что это всё должно остаться между нами. К сожалению, в интересах империи мне пришлось сохранить предателю титул и доброе имя.

— Я всё понимаю, Ваше Величество, и никогда никому не расскажу о том, что произошло в Стамбуле.

Вильгельм едва заметно улыбнулся, кивнул и негромко произнёс:

— Я твой должник.

Прозвучало это как-то двусмысленно, словно не предвещало ничего хорошего. Впрочем, я мог ошибаться — возможно, великому магу и императору всего лишь было непривычно произносить такую фразу. И судя по спокойному бабушкиному лицу, так оно и было.

— Мне повезло, что предатель не успел ничего натворить, — сказал Вильгельм. — Мы успели его нейтрализовать на этапе подготовки.

— Подготовки чего? — поинтересовалась бабушка.

— Дворцового переворота, — ответил император.

— Но это же безумие! — воскликнула бабушка. — Я ещё могла бы понять, если бы он помогал врагу в подготовке войны против Империи и в случае этой войны ударил в спину, но переворот… У меня даже слов нет. На что он надеялся?

— Соглашусь с тобой, Кэтхен — безумие. Но Людвиг был не очень умным. Отважным, исполнительным, до определённого момента верным, но не умным. Потому и добился таких высот — очень умные мне под боком не нужны. Они опасны. Но Людвиг оказался совсем неумным, судя по его последним действиям.

— Но как такой неумный пришёл к идее дворцового переворота? — спросила бабушка. — Полагаю, не сам?

Вильгельм тяжело вздохнул и сказал:

— Мне надо было насторожиться ещё как только Карингтона направили к нам послом. Но я думал, что Гарри тоже немного поумнее. Впрочем, после последних событий, в которых вы принимали непосредственное участие…

Император замолчал и снова вздохнул. Потом он встал из-за стола, налил сам себе в чашку чай, сделал несколько глотков и, грустно улыбнувшись, сказал:

— Знаешь, Кэтхен, мне иногда хочется взять и самому приготовить себе ужин. Ты помнишь, какие стейки я жарил?

— Такое не забывается, — ответила бабушка, улыбнувшись. — Это были лучшие стейки, что я когда-либо ела. Я до сих пор помню их вкус. И ещё помню, как ты мечтал стать поваром и открыть свой ресторан.

— Мечтал. Но вместо ресторана получил вот это всё.

— Ну ты не прибедняйся, Вилли. Император не самая плохая замена повару.

— Не спорю, — согласился Вильгельм. — Но иногда так хочется постоять на кухне и приготовить себе стейк. И съесть его прямо у гриля. Запивая каким-нибудь дешёвым вином. И желательно, в хорошей компании. Но императору нельзя заходить на кухню и тем более самому готовить. Не так поймут.

— Ну я вижу тут только один выход, — сказала бабушка. — Приходи ко мне в гости. Я для тебя освобожу всю кухню. И дешёвое вино специально куплю, и мясо подготовлю, и стейк твой потом съем. И похвалю, даже если ты его пересушишь.

Бабушка рассмеялась, Вильгельм не удержался и тоже улыбнулся. После чего сказал:

— Если это приглашение, то я его обдумаю. Но чуть позже. А пока надо решить ещё кое-какие проблемы. Собственно, чтобы о них рассказать, я вас и позвал.

Это был неожиданный переход, но я уже понял, что Вильгельм Пятый имеет такую особенность — резко переходить от важного разговора к беседе ни о чём, а потом так же резко — обратно.

— У тебя ещё какие-то проблемы возникли? — спросила бабушка.

— Нет, — ответил император. — У меня нет, а вот у вас скоро могут возникнуть.

— У нас с Романом?

— У России. А следовательно, и у вас.

— Мы внимательно тебя слушаем, Вилли, — сказала бабушка, сделав акцент на слове «мы», после чего я сделал максимально серьёзное лицо.

— В Европе скоро будет жарко, — произнёс император и сделал многозначительную паузу.

— Во всём мире скоро будет жарко, — заметила бабушка.

— Но в Европе совсем скоро. Через три недели с небольшим. Все знают о планах Хосе Второго сложить ритуальную пирамиду из миллиона черепов испанцев. Кто-то считает императора Ацтлана безумным фанатиком, кто-то просто смеётся над его мечтой, не принимая её всерьёз, но вот испанцам всегда было не до смеха. И как оказалось, волновались они не зря — неделю назад Хосе Второй передал королю Испании ультиматум. Император Ацтлана требует, чтобы Испания предоставила ему миллион своих граждан для проведения ряда ритуальных жертвоприношений. После чего Хосе Второй намерен сложить из черепов несчастных ту самую пирамиду.

— Сильно, — сказала бабушка по-русски, и по её лицу было видно, что она впечатлена.

— Не то слово, — подтвердил Вильгельм тоже по-русски и почти без акцента.

Меня, как и бабушку, впечатлили грандиозные кровавые планы императора Ацтлана, но не меньше я удивился тому, что Вильгельм Пятый говорит по-русски. Тот тем временем продолжил рассказывать, перейдя на свой родной язык:

— Выданных ему испанцев Хосе Второй планирует переправить в Ацтлан, и жертвоприношения проводить там, и пирамиду строить там же. Но если же Испания не удовлетворит его требования, то Хосе разрушит Мадрид до основания и сложит пирамиду на месте испанской столицы, на руинах королевского дворца. В том, что у него это получится, мало кто сомневается. Очень уж силён Ацтлан, слишком много там боевых магов, изучающих запретные заклятия магии крови, да и сам Хосе Второй с зеркалом Монтесумы способен в одиночку разбить половину испанской армии.

— Да уж, незавидный выбор у испанцев, — произнесла бабушка.

— На самом деле, все понимают, что никакого выбора Хосе испанцам не отставил, — сказал Вильгельм.

«Прямо как ты полякам», — подумал я, но, разумеется, вслух ничего не сказал.

— Сложно даже представить, чтобы испанцы пошли на выполнение таких условий, — продолжил Вильгельм. — Миллион — это слишком много; добровольцев, готовых пожертвовать собой ради страны, в таком количестве не найти. Да и если бы нашлись такие, это бы ничего не изменило. Похоже, Хосе Второй собрался разрушить Мадрид до основания во что бы то ни стало. И вот в связи с этим король Испании обратился ко мне за помощью и защитой. Президент Каталонии, кстати, тоже — понимает, что в случае чего и им достанется.

— И ты будешь их защищать? — поинтересовалась бабушка.

— Нет, — ответил Вильгельм. — В мои планы входит включить Пиренеи в состав Империи, но что мешает мне это сделать после того, как Хосе разрушит Мадрид? Даже будет проще.

— Но сейчас они сами просятся, а потом придётся силой.

— Потом будут проситься ещё сильнее.

— Но придётся воевать с Ацтланом.

— Как раз таки потом не придётся, — возразил Вильгельм, достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и, развернув его, продемонстрировал бабушке. — Это письмо мне доставил посол Ацтлана. В нём Хосе Второй предупреждает меня о предстоящем походе на Мадрид и заверяет, что его целью является лишь ритуальное жертвоприношение и возведение той самой пирамиды. Хосе заверяет меня, что у него нет никаких планов закрепиться в Европе и каким-либо образом помешать расширению моей империи до атлантического океана. Пишет, что ценит тот факт, что Германия никогда не проводила агрессивную колониальную политику в Америке и предлагает дружбу.

Император положил письмо на стол перед бабушкой, но та не стала его читать — было понятно, что Вильгельм не обманывает. А вот что было непонятно — зачем он это рассказывает нам и почему он решил, что проблемы испанцев должны отразиться на России. Похоже, бабушка тоже не увидела никакой связи между планами Хосе Второго и Россией и спросила:

— А какое отношение это всё имеет к нам и к России?

— Самое прямое, — ответил Вильгельм. — При нападении на Испанию Хосе будет использовать Гибралтар. Удерживать долгое время огромный портал через океан слишком ресурсозатратно. Есть шанс, что испанские маги смогут его разрушить. Поэтому Ацтлан будет атаковать из Гибралтара. А мы с вами знаем, что просто так англичане не помогают никому.

— Возможно, Хосе пообещал им не лезть в Канаду, — предположила бабушка.

— И это тоже, — согласился Вильгельм. — Но англичане жадные, одной Канады им мало.

— На что ты намекаешь?

— На то, что Британия явно заручилась поддержкой Ацтлана на случай войны с Россией. Гарри уже понял, что я ему в этом деле не союзник, что и подтвердила попытка нашего друга организовать у меня дворцовый переворот. А без союзников плохо. Кстати, у нас новый британский посол с завтрашнего дня.

— А куда делся Карингтон? — спросила бабушка.

— Перевели в Пекин.

— Толстый намёк, Вилли.

— Ну а что поделать? Не я его туда перевёл. Я лишь сообщил вам об этом. Впрочем, на днях это и так все узнают, после вручения виконтом верительной грамоты председателю Китайской республики.

— Но ведь помочь Ацтлану, предоставив Гибралтар в качестве плацдарма, и полноценно помогать Британии в войне с Россией — это очень разные вещи, — осторожно произнёс я, решив принять участие в разговоре, раз уж меня к нему допустили. — Это ведь неравный обмен.

— Ну, во-первых, Гарри умеет уговаривать. Фон Лангерман — яркий тому пример, — сказал император. — А во-вторых, кто говорит, что Ацтлан будет полноценно помогать Британии? Они лишь пообещают. А когда Британия вступит в войну с Россией и завязнет в ней по уши, Хосе приберёт к рукам Канаду.

— Но если Ацтлан не будет воевать с Россией, то зачем нам его опасаться? — спросил я.

— Воевать он не будет, но англичанам пообещает, и это ускорит начало войны Британии и её союзников с Россией. И если у англичан получится договориться с Китаем, то готовьтесь воевать уже к Новому году. Вы готовы?

— Невесёлые перспективы ты нам рисуешь, Вилли, — мрачно произнесла бабушка.

— Извини, Кэтхен, но их рисую не я, — ответил Вильгельм. — Я лишь озвучил очевидные вещи. Полагаю, кесарь Романов тоже всё это видит. Он лишь не знает, что менее чем через месяц Ацтлан нападёт на Испанию. Но теперь будет знать.

— То есть, мы можем передать ему эту информацию?

— Безусловно. В том числе и для этого я вас пригласил. Если вы решите сразиться с Хосе и армией Ацтлана, без Романова и всех российских магов вам будет трудно это сделать. Впрочем, полноценного столкновения можно избежать. Хосе Второй — маг крови. Он уважает только силу. Всё остальное для него неважно. Если император Ацтлана столкнётся в Испании с сильным магом, с тем, кто в личном поединке докажет, что он сильнее Хосе, тот вообще может отступить и увести свою армию назад за океан.

— Что значит, в личном поединке? — уточнила бабушка. — Ты на что намекаешь?

— Ты знаешь, на что.

— Безусловно, я сильнее Хосе, но зеркало Монтесумы уравновешивает наши силы.

— Я не про тебя говорю, Кэтхен.

— Нет, Вилли! — воскликнула бабушка. — Забудь об этом! Если ты думаешь, что мальчик с четвёртым уровнем, пусть даже и с мечом учителя, справится с высшим магом, использующим к тому же зеркало Монтесумы, то ты ошибаешься!

— Кэтхен, не кипятись. Я просто предложил вам выход, исходя из того, что в ваших интересах вывести Ацтлан из игры, показав Хосе, что не стоит с вами связываться.

— Нет, Вилли! — отрезала бабушка. — Сейчас мы не можем на это пойти.

— Вас никто и не торопит. У испанцев есть ещё три недели и два дня. Но если решитесь, предупредите меня.

— С какой целью?

— Назначу на этот день операцию по присоединению к Империи Польши — отвлеку таким образом англичан.

— Ты невероятно любезен, Вилли, но не думаю, что до этого дойдёт. Мне искренне жаль миллион испанцев, но внук мне дороже, чем они. В миллион раз. Он не будет драться с Хосе.

— Рано или поздно ему придётся это сделать. Маг, владеющий двумя Великими артефактами, должен будет постоянно доказывать своё право ими владеть.

— Ты уже знаешь про два артефакта? — спросила бабушка.

— Все уже знают, — ответил Вильгельм. — И вот что я тебе скажу, Кэтхен. Испокон веков на свете существует пять Великих артефактов и ими владеют пять сильнейших магов. Это создавало равновесие. Иногда какой-то артефакт мог быть неактивным, как до недавних пор шапка Мономаха, но никто никогда не владел двумя Великими артефактами одновременно. Это вызов, Кэтхен, это потенциальная угроза для любой империи, для любого другого владельца Великого артефакта. Твоему внуку рано или поздно придётся сразиться и с Хосе, и с Гарри. У тебя не получится вечно прятать его в своём замке.

— Хорошо, Вилли, я тебя поняла. Но ведь ты тоже обладатель Великого артефакта. Для тебя это тоже вызов? Ты тоже хочешь сразиться с Романом?

Бабушка задала Вильгельму не самый приятный вопрос, но тот, как ни странно, ответил на него совершенно спокойно:

— Железная корона и шапка Мономаха — обладают практически одинаковыми способностями. Это единственная пара Великих артефактов, которые не могут работать вместе. Либо то, либо другое. А что касается меча, я дал учителю слово никогда не претендовать на его клинок. И я намерен сдержать обещание. Поэтому оба артефакта твоего внука мне неинтересны, как и ему — Железная корона. А угрозу моей империи я от него не ощущаю. Так что нет, для меня это не вызов.

— Спасибо, Вилли, за твою позицию, но если уж Роману суждено сразиться с Гарри и Хосе, то чем позже это произойдёт, тем лучше.

— Спорно, Кэтхен.

— Я ведь уже сказала, и не раз — Роман пока не готов. Эта тема закрыта!

— Помнишь, в начале нашего разговора я сказал, что Гарри в последнее время ведёт себя не очень умно? — неожиданно спросил Вильгельм.

— Помню, — ответила бабушка. — К чему ты это?

— К тому, что ослеплённый своим желанием уничтожить Россию, наш друг не видит элементарных вещей и игнорирует большую опасность. Хосе Второй — маг крови. Невероятно сильный маг. Магия крови — она, вообще, очень сильная. Правда, у неё есть один недостаток — со временем она подчиняет себе мага, он становится одержимым, что собственно Хосе и демонстрирует всем нам уже давно. О жутких ритуалах, которые император Ацтлана проводит у себя во дворце, совершенствуя свои навыки, ходят легенды. Он невероятно силён. К тому же все эти жертвоприношения питают ещё и зеркало. Возможно, на данный момент это уже самый сильный из Великих артефактов. А теперь представь, Кэтхен, что будет, когда Хосе принесёт в жертву миллион испанцев? Ты думаешь, что пирамида из тысячи черепов нужна ему, лишь чтобы потешить больное самолюбие?

Вильгельм замолчал и вопросительно посмотрел сначала на бабушку, затем на меня, но нам было нечего ему сказать.

— Вот то-то и оно, — глубокомысленно изрёк немецкий император по-русски и на русском же добавил: — Хотите ещё чаю?

Глава 3

Премьер-министр Британской империи герцог Эджертон стоял в своём кабинете возле своего же стола, словно нашкодивший школьник в кабинете директора — опустив голову и состроив на лице гримасу величайшего сожаления. А в кресле премьера восседала сама королева, решившая нанести на Даунинг-стрит, 10 неожиданный визит.

Подобного за всю историю правления Виктории Второй ещё не случалось, но в этот день Её Величество, просмотрев сводку последних новостей, пришла в такое сильное недовольство, что не стала вызывать Эджертона в свой дворец. Королева отправилась в резиденцию премьер-министра, чтобы застать того врасплох и потребовать объяснений, не дав герцогу возможности придумать каких-либо оправданий своей провальной политике в Европе.

Буквально пару месяцев назад Эджертон уверял королеву, что Польша и Священная Римская империя поддержат Британию в войне с Россией. Но потом герцог заявил, что с Империей, точнее, с императором Вильгельмом Пятым, возникли проблемы, однако заверил, что Польша обязательно вступит в войну с Россией и оттянет на себя часть сил русских.

Премьер-министр уверял, что Польша полностью поддерживает Британию и на неё можно положиться. Но, посмотрев утром новостные сводки, Виктория Вторая поняла, что совсем скоро такого государства, как Польша, на политической карте не будет. Из этого следовало, что у Британии не осталось в Европе ни одного союзника, который мог бы вступить в войну с Россией.

— Вы потерпели фиаско, герцог! У нас не осталось союзников в Европе! Где обещанная Вами союзническая Священная Римская империя? Где готовая к войне против России Польша? — практически перейдя на крик, верещала королева. — Я Вам скажу где! Готовятся воевать между собой! Вы провалили всю работу по созданию коалиции!

Гарольд Эджертом тяжело вздохнул. Он мог за секунду превратить эту истеричку, ведущую себя совершенно не по-королевски, в горстку пепла, и ему безумно хотелось это сделать. При этом герцог знал, что ему за это ничего не будет — желающих связываться с самым сильным магом королевства не нашлось бы на всём его пространстве: от мыса Колумбия в Канаде до мыса Слоуп Пойнт в Новой Зеландии.

Но при этом премьер-министр понимал, что «осиротевшие» подданные Её Величества будут сильно недовольны. А сейчас это было не нужно. Более того, это было опасно. Накануне великой войны нация должна быть сплочена — старый, умудрённый опытом политик понимал это как никто другой. И сплотить Британию со всеми её колониями можно было только вокруг королевы. С именем королевы на устах боевые маги должны были идти на возможную верную гибель в предстоящей войне.

Поэтому герцог Эджертон терпел и сносил возмущённые крики королевы с присущим ему аристократическим спокойствием. Он знал, когда-нибудь этому настанет конец. Когда-нибудь, но не сейчас. Чуть позже, когда англичане подомнут под себя весь мир, когда под пятой Британии окажется вся планета; вот тогда Эджертон позволит себе немного расслабиться и подумает не о стране, а о себе.

И первым делом он сотрёт в порошок эту неуравновешенную особу, возомнившую, что у неё есть право повышать голос на Гарольда Эджертона. И объявит себя новым королём — Гарольдом Третьим. Но это потом, а пока надо было что-то отвечать Виктории Второй, раскрасневшейся от злости, словно уличная торговка, у которой нищий стащил с прилавка селёдку.

— Всё не так плохо, как кажется на первый взгляд, моя королева, — спокойно произнёс премьер-министр. — Всё идёт по плану, уверяю Вас. Есть некоторые проблемы, но в целом всё идёт по плану.

— Вы постоянно это говорите, герцог, но я вижу лишь Ваши провалы! — заявила королева. — Может, Вы мне покажете этот таинственный план, чтобы я знала, чего ожидать в ближайшее время? Что там у Вас дальше по плану? Возврат Тюркского каганата в сферу влияния русских? Наш уход с Ближнего Востока? У Вас всё шло по плану в Петербурге, а теперь весь Северо-Запад России контролируется Новгородом. У Вас всё шло по плану в Польше, а теперь она со дня на день будет включена в состав Священной Римской империи. У Вас и с Империей всё шло по плану.

Эджертон сжал кулаки, стараясь не дать волю своим чувствам. Он отчётливо представил, как сжигает Викторию Вторую вместе со своим любимым креслом, и испытал жгучее желание воплотить свою мечту в жизнь, но всё же сдержался и нашёл в себе силы вежливо ответить:

— Это форс-мажор, Ваше Величество.

— Не слишком ли много форс-мажоров в последнее время?

— Эти славяне: русские, поляки — они непредсказуемые. Абсолютно дикий народ. С ними договариваешься об одном, а они творят совершенно другое! Даже с китайцами проще вести дела.

— Вы верите обещаниям китайцев? — искренне удивилась королева. — Что с Вами, милорд?

— Я не верю китайцам, но я знаю, что им нужно, и могу предугадать, как они поступят в той или иной ситуации. Потому что они всегда поступают согласно своим интересам. Китайцы никогда не вредят себе. Как и тюрки, как и индусы. Я уже не говорю о немцах и прочих цивилизованных народах. А русские и поляки себе вредят! И, признаюсь, я не знаю, как с этим бороться. Эти славяне всегда творят дичь! Я даже предположить не мог, что этот идиот Жилинский убьёт Белозерского, а поляки — фон Лангермана. Даже арабы не убивают никого, если это им потом может выйти боком. А русские и поляки убивают!

— Насколько я помню, у Вас были большие планы на барона.

— Огромные, — вздохнув, произнёс Эджертон. — Он должен был заменить на имперском престоле Вильгельма Пятого. Разумеется, не без нашей помощи. Карингтон убедил фон Лангермана, что тот достоин стать новым императором. Но поляки всё испортили. Не страна, а проходной двор. Партизаны, разбойники — кого там только нет. И фон Лангерман тоже хорош — попёрся инспектировать воинские части. Самое удачное время выбрал. Идиот.

— А Вы уверены, что его убили именно поляки?

— А кто же ещё?

— Русские.

— Для них провести такую операцию сейчас было бы слишком сложно, да и какой смысл? Какая им от этого выгода?

— А кому, по-вашему, это может быть выгодно? — спросила королева.

— Только Вильгельму, — ответил Эджертон. — Он давно хотел включить Польшу в состав Империи, и теперь получил повод это сделать.

— Тогда, может, он и стоит за убийством барона?

— Вильгельм не мог на такое пойти. Его расположение к фон Лангерману известно всем. Он простил барону провал важнейшего многолетнего проекта, на который Империя потратила уйму денег.

— Возможно, не простил.

— Нет, Ваше Величество, я давно и хорошо знаю Вильгельма — если он к кому-то привязался, это навсегда. Это действительно поляки, и меня это нисколько не удивляет. Но смею Вас заверить, мы и без европейских союзников собрали сильную коалицию. Точнее, почти собрали.

— Почти?

— Китайцы выставили ряд условий, основное — хотят вернуть Восточный Туркестан. Но Карингтон всё уладит в ближайшее время — кагану Кариму придётся поделиться территориями. Хотя он пока об этом не знает. И главное, Ваше Величество — мы заручились поддержкой Ацтлана. Хосе Второй с тысячей лучших своих магов лично готов принять участие в уничтожении русской армии. Граничащие с Россией Турция и Иран готовы подключиться, если поймут, что русские точно проиграют.

— Звучит неплохо, — не скрывая удовольствия, произнесла королева. — Когда планируете начать кампанию?

— Дату пока не согласовали. Но, скорее всего, в начале следующего года. Начнём с локальной войны между Каганатом и Россией. А когда русские стянут все свои силы в Среднюю Азию, Китай зайдёт на Дальний Восток, а Хосе Второй выдвинется на Новгород.

— Даже так?

— Это его основное условие. Ему не нужна Россия, её богатства и территория. Он хочет разрушить и сжечь столицу. И принести в жертву её жителей. Вы же знаете, что он, мягко говоря, состранностями.

— Я очень надеюсь, милорд, что в этот раз Ваш план сработает, — сказала королева.

— Обязательно сработает! — гордо заявил премьер-министр. — Большая игра продолжается уже более трёхсот лет, но только сейчас она подошла к своей кульминации. Мы покончим с Россией. В этот раз полностью и навсегда! И ничто не остановит нас после этого на пути к тотальному мировому господству: ни Священная Римская империя, ни Ацтлан, ни кто бы то ни было ещё. Британия будет править всем миром, Ваше Величество!

«А Британией будет править король Гарольд Третий», — добавил Эджертон уже про себя.

*****

Мы с бабушкой молча вышли из портала; не проронив ни слова, покинули башню, и лишь на улице она сказала:

— Пойдём прогуляемся по саду.

Я молча кивнул, и мы направились в сад. Там княгиня Белозерская минут пять наблюдала, как павлин пытается взобраться на корягу и удобно на ней устроиться. Но я понимал, что пришли мы сюда явно не на павлина смотреть. Бабушка хотела мне что-то сказать, но, судя по всему, не могла подобрать нужных слов. И это было странно — за словом она никогда в карман не лезла.

— Я чувствую, что ты принял решение и не собираешься его менять, — наконец произнесла бабушка, тяжело вздохнув. — И я понимаю, почему ты это сделал. Как одна из первых новых одарённых, в своё время отдавшая много сил для того, чтобы на Земле после возвращения магии восстановился относительный мир, я должна тебя поддержать. Но как твоя бабушка, я не хочу, чтобы ты так сильно рисковал. Я боюсь тебя потерять. Это слишком опасно, мой мальчик. Прогулка в Лондон по сравнению с этим… действительно была простой прогулкой.

— Но я должен, — сказал я.

— Ты никому ничего не должен.

— Нет, должен. Я забрал шапку Мономаха, и неважно, что это вышло случайно. Главное — забрал и тем самым лишил Александра Петровича возможности использовать этот Великий артефакт и выступить против Хосе. А коль так, то я должен выступить сам! Почему Вы меня не понимаете?

— Да понимаю я тебя, — вздохнула бабушка, присаживаясь на лавку. — Но ещё я понимаю, что у тебя нет шансов.

— Но у меня есть два Великих артефакта!

— Один. Ты не умеешь использовать шапку.

— Я научусь. У меня достаточно времени.

— Это тебе не езду на велосипеде освоить. Это Великий артефакт. Он тебя один раз чуть не убил. Ты-то был в отключке и не знаешь, как мы с Тойво тебя откачивали. И еле откачали. А в Испании нас рядом не будет. И не потому, что мы туда не поедем. Мы поедем, но рядом быть не сможем.

— Это как-то связано с правилами поединка?

— На войне, мой мальчик, нет никаких правил. Просто у зеркала Монтесумы есть особое свойство — оно может менять реальность и искажать пространство. Как только Хосе активирует это свойство своего артефакта, вы с ним переместитесь на другую грань реальности и останетесь там вдвоём.

— Это что-то типа ухода в сдвиг? — уточнил я.

— Типа того, — ответила бабушка. — Но с одним существенным отличием — когда зеркало искажает реальность, от этого нет защиты. Вообще никакой. Ни амулеты, ни полная блокировка магии не помогут. Вы перейдёте на другую грань реальности и будете там драться один на один. И никто тебе не сможет помочь: ни я, ни Романов, ни даже Вилли, если бы вдруг захотел.

Бабушка сделала паузу, чтобы я всё осознал, и добавила:

— Из этого поединка ты или выйдешь победителем, или не выйдешь вообще. Ничья для тебя не предусмотрена. В отличие от Хосе, который в случае чего может вывернуть пространство другой гранью и благополучно исчезнуть, избежав гибели. Это, кстати, нужно учитывать. У тебя не получится медленно, но верно добить Хосе. Только неожиданный критический смертельный удар может принести тебе победу. Удар, после которого Хосе просто не успеет изменить пространство и даст тебе драгоценные секунды, чтобы ты его добил. Понимаешь, насколько это трудно?

— Понимаю. Очень трудно.

— Практически невозможно. Собственно, поэтому Вилли и не хочет сам связываться с Хосе.

— Боится проиграть?

— Не хочет рисковать. И я его понимаю.

— Но мне придётся. И поэтому надо попробовать наладить связь с шапкой, научиться использовать её силу.

— Ты опять за своё? — разозлилась бабушка. — Забудь про шапку!

— Но как можно не использовать такой сильный артефакт? — удивился я. — У меня есть почти месяц на тренировки.

Бабушка недовольно покачала головой, встала с лавки и сказала:

— Пойдём!

— Куда? — спросил я.

— В лес. И бери с собой свою шапку. Встречаемся у ворот.

Я сорвался за шапкой, которую хранил там же где и меч. Через пять минут я был у ворот. Бабушка уже стояла там, с ней были Тойво и Дьяниш.

Мы отправились в лес, на одну из полян, где мы проводили тренировки перед моей отправкой в Лондон. Как только пришли туда, бабушка сказала мне:

— Надевай свою шапку!

Я быстро надел шапку Мономаха и посмотрел на бабушку, ожидая дальнейших указаний. Артефакт при этом никак не реагировал на мои действия.

— Ставь защиту от магии огня, — велела мне бабушка, после чего обратилась к Дьянишу. — Запусти в него несколько простых фаерболов!

Эльф принялся выполнять приказ, и в меня тут же полетели огненные шары — пять штук подряд, один за другим. Я все отбил. Шапка никак не реагировала на происходящее. Я, конечно, не мог увидеть, если бы она начала светиться, но тепло точно бы почувствовал. Пока же ничего не было.

— Пропусти пару шаров. Чтобы она начала тебя защищать, ты должен получить урон, — сказала бабушка.

— А можно тогда ледяные бросать? — спросил я. — Не хочу, чтобы опять ресницы обгорели, если огненные защиту пробьют.

— Хосе ты тоже будешь условия ставить? — спросила бабушка, но всё же велела Дьянишу перейти на ледяные шары.

Первый же свалил меня с ног. Да так, что даже шапка с головы упала. Надевая её назад, я заметил, что с артефактом всё так же ничего не происходит.

— Это не несёт для него серьёзной угрозы, поэтому и реакции артефакта нет, — сказала бабушка Дьянишу. — Обращайся в медведя и поломай его немного.

— Немного это как? — уточнил мой наставник.

— До тех пор, пока ему не понадобится помощь артефакта. Потом, когда он обретёт нужный уровень и навык, он сможет сам активировать шапку и использовать её силу, но пока нам остаётся ждать, когда артефакт решит, что его владельцу грозит настоящая опасность. Бей, не бойся — откачаем.

Последняя фраза мне не очень понравилась, но я понимал, что иначе никак.

Анимаг быстро обратился медведем и без долгих раздумий отвесил мне когтистой лапой отменную оплеуху. Я отлетел метра на два.

— А ты его тоже атакуй! — велела мне бабушка. — Может, шапка тебе сил для атаки подкинет.

Я кивнул и выпустил в медведя ледяной шар. Анимаг отбил его лапой. Я разозлился и быстро с двух рук выпустил кучу шаров — часть из них достигли цели. Это раззадорило моего спарринг-партнёра, и он бросился на меня. Ещё одна затрещина, и я снова отлетел на пару метров. Шапка никак не реагировала.

Тогда я нарастил себе огромные каменные кулаки и бросился на медведя. И получил очередную затрещину. Правда, в этот раз я успел пригнуться и лишь упал, никуда не отлетев. Становилось жарко — я почувствовал кураж. Жаль только артефакт пока ещё ничего не чувствовал.

Я решил во что бы то ни стало наградить наставника ударом каменного кулака в лоб, чтобы хоть как-то реабилитироваться за пропущенные затрещины. Быстро подскочил и… поскользнулся на влажной траве. Я проскользил по траве примерно полметра в сторону медведя, а тот тем временем махнул лапой. Просто так, перед собой, разогреваясь перед следующей атакой.

Четыре острейших когтя вспороли мою грудь, словно четыре кинжала. Я даже вскрикнуть не смог — перехватило дыхание. Медведь тут же отступил и замер. Тойво бросился ко мне, но грозный бабушкин окрик заставил его остановиться.

— Продолжаем! — крикнула бабушка. — Атакуй медведя!

После чего княгиня Белозерская повернулась к анимагу и обратилась ужу к нему:

— А ты чего встал? Бей его!

Мне это всё уже очень не нравилось. Грудь обжигало от боли, вся рубашка пропиталась кровью. И начала кружиться голова — возможно, из-за кровопотери. Но велено продолжать, значит, надо продолжать — не хватало ещё, чтобы мне потом сказали, что я испортил эксперимент.

Я уже еле держался на ногах, но всё же нашёл в себе силы выпустить в медведя огненный шар. А вот наставник в медвежьем обличии не рискнул меня снова бить — видимо, совсем уж я плохо выглядел. Я же сконцентрировался и запустил в медведя ещё один фаербол. Затем сразу третий, на что потратил чуть ли не последние силы и энергию.

А вот четвёртый мне дался настолько легко, что я даже и не понял, как у меня это всё получилось. И ещё я почувствовал, как приятное тепло окутало мою голову, и грудь стала болеть намного меньше. Да практически не болела. Я ощущал себя так, будто в моей груди не были никаких следов от медвежьих когтей.

«Она проснулась!», — с этой мыслью я собрал все свои силы и запустил пятый фаербол.

Шар получился невероятно большим, я почувствовал огромную радость на грани эйфории, которая быстро перешла в сильнейшую головную боль — такую, что потемнело в глазах. Ноги подкосились, но падая, я успел заметить, что мой шар подхватил медведя и утащил его метров на пятьдесят от того места, где изначально стоял анимаг.

«Только не это», — подумал я, падая лицом в листья, готовясь к очередной потере сознания.

Но я не угадал — в этот раз сознание меня не покинуло. И боль тоже осталась. Такая сильная, что я аж зажмурился.

— Не волнуйся, мы рядом! — крикнула бабушка и почти сразу же я почувствовал её руки на своей груди.

Секундой позже Тойво обхватил ладонями мою голову. Боль почти сразу начала проходить — и в груди, и в голове. А через некоторое время вернулись силы. Не полностью, конечно, но в достаточном объёме, чтобы я мог открыть глаза и попытаться встать.

— Не спешите, князь! — сказал Тойво и, осторожно приподняв меня, прислонил к дереву. — Посидите немного, Вы ещё очень слабы.

После этого эльф отправился к брату, который к этому времени уже вернул себе человеческий облик и выглядел очень уж нехорошо. Видимо, шар, что я в него выпустил, был не таким уж простым.

— Нельзя тебе, мой мальчик, идти с шапкой против Хосе Второго, — произнесла бабушка, поднимая с земли и отряхивая от листьев Великий артефакт. — В лучшем случае он у тебя её просто отберёт, когда ты потеряешь сознание после её активации.

— Но я должен с ним сразиться, — сказал я. — Вы же это понимаете.

— Если должен — сражайся. Но с мечом!

— А Вы поможете мне подготовиться?

— А куда же я денусь? Это у тебя есть мама, брат с сестрой, Мила, я, в конце концов. А у меня, кроме тебя, никого нет, — сказала бабушка, села рядом со мной на землю, крепко меня обняла и добавила: — Поэтому ты у меня будешь тренироваться вообще круглосуточно, чтобы никакой мексиканский маньяк не смог тебя у меня забрать!

Глава 4

Минут десять мы молча сидели под деревом. Затем бабушка встала и помогла подняться мне. Рассмотрела залеченные наскоро раны на моей груди и сказала:

— Зайди к Тойво, пусть доработает, чтобы шрамов не осталось. Сейчас у меня нет времени с этим возиться.

— Обязательно зайду, — пообещал я.

— Как себя чувствуешь?

— Нормально. Главное — голова почти не болит. Хотя ещё немного кружится.

— Идти сможешь?

— Бежать смогу.

Бабушка усмехнулась и не спеша направилась в сторону замка, я пристроился рядом. Шли молча.

Подойдя к воротам, я увидел, что возле них нас поджидает Дьяниш.

— Простите меня, князь, — произнёс наставник, изобразив на лице невероятное сожаление, как только мы к нему приблизились. — Я не понимаю, как так получилось.

— Я всего лишь поскользнулся на листьях, — ответил я. — Вы здесь совершенно невиноваты.

— Нет, я виноват, я был неосторожен, — возразил эльф.

— Хватит уже самобичеванием заниматься, — прикрикнул на Дьяниша бабушка. — Иди лучше приведи себя в порядок. Выглядишь так, будто ты не в медведя, а в быка обращался, и на тебе трое суток пахали.

— Думаю, после трёх суток пахания я бы чувствовал себя лучше, — возразил Дьяниш. — Я не смог понять, что это был за шар, но он вытянул из меня половину энергии. Никогда раньше ни с чем подобным не встречался.

— Ты и шапку Мономаха никогда раньше не видел, — заметила бабушка. — Иди уже, отдыхай!

Дьяниш слегка преклонил перед княгиней Белозерской голову, попрощавшись таким образом, и скрылся за воротами. Бабушка же остановилась и о чём-то призадумалась. Возможно о словах Дьяниша сказанных в адрес выпущенного мной необычного фаербола. Я решил воспользоваться ситуацией и осторожно спросил:

— Может, попробуем ещё разок с шапкой? Вы же видите, какая в ней сила.

— Нет! — отрезала бабушка. — Если ты хочешь, чтобы я тебе помогла готовиться к поединку, забудь про шапку! Мы не знаем, как она поведёт себя во время схватки с великим магом. Она может выжать тебя досуха во время первой же твоей атаки. А меч тебя не подведёт и защитит.

— А если попробовать шапку и меч?

— А если тебя приморозить на месяц, чтобы ты мне нервы не трепал?

— Я просто хотел попробовать всего лишь ещё один раз. Ну максимум два раза. Вы же видите, какой урон получил Дьяниш от одного фаербола. Мне кажется, я смогу найти общий язык с шапкой. Если она не будет меня, как Вы выражаетесь, выжимать, то я смогу её использовать.

— Чтобы её использовать, тебе надо ещё поднять уровень. Хотя бы до второго. Без этого ловить тебе нечего! Ну не понимает она, что у тебя не хватает уровня. Ты говоришь об этом фаерболе. Да, он впечатлил даже меня своей силой и нанесённым Дьянишу уроном, Но ты потратил на него практически всю свою энергию. На один фаербол! Повезло, что в этот раз её уровень не опустился ниже точки восстановления, но это лишь благодаря тому, что ты ограничился одним фаерболом, а мы с Тойво вовремя начали тебя откачивать.

Бабушка была права, как бы грустно ни было мне это признавать. Шансов найти общий язык с шапкой Мономаха до поединка с Хосе Вторым у меня не было.

— Ты, конечно, можешь попытаться и потратить все свои три недели на то, чтобы попытаться, а можешь эти три недели посвятить тренировкам с мечом, — продолжила наставлять меня бабушка. — Ты поднял уровень, и, возможно, меч на это отреагирует и откроет тебе какие-то свои новые секреты. Ты должен тренироваться, тренироваться и тренироваться. Каждый день!

— Но Вы же сами видели, что тренироваться я умею, — не без гордости сказал я.

— Прошлые тренировки тебе покажутся детскими играми по сравнению с той программой, что я для тебя разработаю сейчас, — «обрадовала» меня бабушка.

— Я готов. Давайте заниматься каждый день по восемь или по десять часов. Да хоть по двенадцать. Но я не думаю, что у Вас найдётся столько свободного времени.

— Мы будем заниматься с тобой втроём, по очереди. С завтрашнего утра и по четырнадцать часов в день. Ты должен за три недели фактически сродниться с клинком мастера.

— Если я с ним сроднюсь, я точно наваляю этому Хосе и заберу у него зеркало Монтесумы, — улыбнувшись, сказал я. — И будет у меня три Великих артефакта.

— Если ты собрался забрать у Хосе зеркало, то не забудь захватить с собой перчатки — его нельзя брать руками.

— Почему?

— Почему нельзя трогать пальцем лезвие острого клинка и лезть в огонь, не поставив защиту? — ответила бабушка вопросом на вопрос. — Потому что опасно! Впрочем, шансов получить зеркало у тебя нет, так что сильно на эту тему не напрягайся.

— Как же Вы собираетесь меня тренировать, если считаете, у меня нет шансов победить Хосе Второго? — удивился я.

— Победить шансы есть, забрать зеркало — нет!

— Я Вас не понимаю.

— Живым он его тебе не отдаст. А победить Хосе и убить его — разные вещи. Убить обладателя зеркала Монтесумы практически нереально.

— Почему?

— Узнаешь, когда выйдешь с ним на поединок.

— Но победить его всё-таки можно?

— Скажем так, шансов намного больше, чем убить.

— Вот это уже другое дело. Можно сказать, Вы меня сразу подбодрили.

— Тебя должны подбадривать не мои слова, а успехи на тренировках и количество боевых магов, что Романов отправит с тобой. Чтобы сразиться с Хосе Вторым один на один, тебе надо будет сначала до него добраться. Ты же понимаешь, что нельзя прийти и объявить, что ты собрался драться с императором Ацтлана? Тебя к нему просто не допустят. Ты, конечно, сметёшь десяток боевых магов, даже самых сильных. Может, и сотню сметёшь, но их там будут тысячи. Поэтому тебе понадобится не просто поддержка Романова, тебе понадобится мощь сильнейших российских боевых магов. Ты это понимаешь?

— Понимаю.

— А если так, то отправляйся сегодня к Романову и обсуди этот момент с ним. Чтобы потом не отвлекаться от занятий.

— А Вы не будете с ним разговаривать? — удивился я, в Потсдаме мне показалось, что у бабушки были такие планы.

— Нет, не буду, — ответила княгиня Белозерская. — Не вижу в этом смысла. Ты потенциально самый сильный маг на свете, ты должен решать свои проблемы без помощи бабушки. Ещё вопросы есть?

— Есть один. Скажите, а откуда Вильгельм так хорошо говорит по-русски? — спросил я.

— Выучил когда-то давно, чтобы произвести на меня впечатление, — ответила бабушка, усмехнувшись.

— Не знаю, как на вас когда-то давно, но на меня сегодня он этим впечатление произвёл. Как, впрочем, и признанием, что хочет на кухне что-нибудь приготовить.

— Кстати, я ему не льстила, он действительно жарил невероятно вкусные стейки. Он вообще замечательно готовил. Не зря учитель назначил его поваром.

— Поваром? — удивился я.

— У нас была небольшая школа. Мы жили как семья и всё по хозяйству делали сами. Учитель распределил обязанности, согласно нашим способностям.

— А что делали Вы? А Эджертон?

— Это уже второй и третий вопросы, — заметила бабушка. — А мы договаривались только на один. Иди отдыхай, отсыпайся. Завтра в четыре утра у тебя первая тренировка.

*****

Каган Карим возлежал на топчане, обложившись небольшими шёлковыми подушками. Перед ним располагался невысокий столик из красного дерева, на столике стояло большое блюдо с отварной бараниной и луком, чайник, две пиалы и тарелка с пышной лепёшкой. Больше ничего на столе не было.

Возле топчана стояли две молодые красивые служанки. Карим кивнул в сторону чайника, ближайшая к нему служанка тут же налила в одну из пиал немного чая, буквально на один большой глоток и поставила его перед каганом. Карим взял с блюда небольшой кусочек мяса, отправил его в рот, затем откусил немного от лепёшки, запил это всё чаем и довольно улыбнулся.

Снова кивнул служанке. Когда та принялась опять наливать чай, распахнулась дверь, и в юрту осторожно вошла сноха кагана.

— Здравствуй, Дана! — поприветствовал Карим вдову брата. — Проходи, пообедай со мной.

— Здравствуй, мой каган! — произнесла Дана, поклонившись. — Это большая честь для меня.

Дана подошла к топчану и уселась на него напротив Карима. Каган подал служанкам рукой знак, чтобы те покинули юрту. Когда девушки вышли, Карим обратился к невестке:

— Не нужны нам лишние уши, ты ведь нальёшь мне чаю?

— Налью, — ответила Дана.

— А где «мой каган»? — с наигранным удивлением спросил Карим.

— Ты позвал меня, чтобы учить манерам? — с вызовом ответила Дана, без посторонних глаз она могла себе это позволить.

— Нет, я позвал тебя пообедать со мной. И поговорить.

— Ты теперь обедаешь в юрте?

— Это не просто обед, — ответил Карим. — Вчера поздно вечером я принял трудное решение по поводу одного очень важного дела, а сегодня утром в честь этого принёс в жертву молодого барашка.

— Надеюсь, барашек погиб не зря, и тебе будет сопутствовать удача в твоём очень важном деле, мой каган, — сказала Дана, сделав особый акцент на последних словах.

— Это зависит в том числе и от тебя, моя дорогая будущая жена, — произнёс Карим, расплывшись в лицемерной улыбке. — Ты угощайся, не стесняйся.

— Спасибо, я не голодна.

— Но хотя бы чаю со мной выпей, от чая отказываться нельзя.

— Чаю выпью, — сказала Дана, наливая чай себе и Кариму. — Но я буду очень тебе признательна, если ты всё же расскажешь, зачем меня позвал.

Каган взял пиалу, не спеша выпил чай и произнёс:

— Я решил возродить некоторые забытые традиции наших предков.

— Я это заметила, это похвально.

— Спасибо, мне приятно, что ты меня в этом поддерживаешь. Это значит, что ты не будешь против моего решения взять себе двух жён.

— Что? — Дана поперхнулась чаем и закашлялась. — Надеюсь, это ты так неудачно пошутил?

— Я каган, а не комик, если ты ещё не заметила, — сказал Карим и посмотрел на Дану с откровенной неприязнью. — Поэтому всё, что я говорю, тебе следует воспринимать всерьёз.

— Я не пойду за тебя, если ты собираешься брать себе ещё и вторую жену! — отрезала Дана. — Забудь об этом! На такое унижение я не пойду никогда!

— Ты, похоже, забыла, что я делаю тебе одолжение, беря тебя в жёны. И делаю это лишь для того, чтобы обеспечить безопасность тебе и Айсулу.

— Не надо, Карим! Мы оба знаем, что ты хочешь через брак со вдовой Абылая, закрепить своё право на престол.

— Моё право на престол закреплять не надо! — крикнул Карим и ударил кулаком по топчану так, что на столе подлетел чайник. — Я занимаю престол по праву сильного!

— В любом случае я не пойду за тебя! — заявила Дана.

— Меня это устраивает на самом деле, — вдруг совершенно спокойно заявил Карим. — Иначе могли возникнуть проблемы.

— Вторую жену мог не уговорить? — с издёвкой спросила Дана.

— Вторая жена будет счастлива выйти за меня. Но есть нюанс — она не хочет быть второй.

— Умная девушка. Мне даже стало интересно узнать, кто это.

— Гаухар, старшая дочь уважаемого Сырлыбая.

— Ты решил породниться с Сырлыбаем?

— Почему бы и нет? Он богат, уважаем, и является одним из сильнейших одарённых Каганата. Его дочь тоже обладает сильным даром, который перейдёт и к нашим с ней детям.

— Деловой подход, — заметила Дана. — Но в твоём плане есть один небольшой изъян.

— И какой же?

— Сырлыбай тебя сожрёт! Сначала он подомнёт тебя под себя, а потом сожрёт с конём и сбруей! Абылай всегда держался от него подальше. И я очень рекомендую тебе делать то же самое!

— Я знаю, что Абылай сторонился Сырлыбая, но считаю, что мой брат был неправ. Нам давно надо было объединить два наших рода.

— Под руководством Сырлыбая? — съязвила Дана.

— Под моим руководством! — гордо заявил Карим. — Именно поэтому я решил взять в жёны не только тебя, но и Гаухар! Однако возникла небольшая проблема. Сырлыбай не хочет, чтобы его дочь была младшей женой.

— Ну я младшей никак не могу быть, я её в два раза старше, — усмехнувшись, произнесла Дана. — Тут, как ни крути, либо она младшая, либо бери одну.

— Всегда есть выход, моя дорогая невестка и будущая тёща! — ухмыльнувшись, сказал Карим.

— Что ты сказал? Тёща?

— Да! Я возьму Гаухар старшей женой, а младшей возьму Айсулу!

— Карим, нет! — воскликнула Дана.

— Да! — прикрикнул на невестку Карим. — Я великий каган, и это моё решение. Ты должна радоваться, что я не забываю твою семью. Айсулу будет моей младшей женой, и точка!

— Нет, не будет! Я не дам тебе угробить свою дочь!

— Будет! И нарожает мне наследников!

— Карим, ты идиот? Ты не понимаешь, как ты подставляешься и как хочешь подставить Айсулу?

— Выбирай слова, пока я не приказал тебя выпороть! — заорал оскорблённый каган.

— Да не успеешь приказать, я тебя сейчас сожгу здесь, — мрачно сказала Дана.

Такой угрозы Карим не ожидал, он осёкся и удивлённо уставился на невестку, та тем временем успокоилась и сказала:

— Я тебе сейчас скажу, чем закончится твоя затея. Гаухар родит тебе сына, а как только ему исполнится лет пять, а то и раньше, ты упадёшь с лошади и сломаешь себе шею. И каганом объявят твоего сына, а его дед Сырлыбай будет править. И вся власть в каганате перейдёт к роду Сырлыбая. Но мне по большому счёту на это плевать. А не плевать мне на другое — если вдруг Айсулу тоже родит тебе сына, то Сырлыбай его убьёт! Он сделает это, чтобы у сына Гаухар не было конкурентов в будущей борьбе за престол. Поэтому Айсулу за тебя не выйдет!

Карим побелел, затем покраснел, вытаращил от злости глаза и прошипел:

— Выйдет! Ещё как выйдет! И ты не посмеешь ей помешать! А теперь пошла вон! И благодари Абылая, что в память о нём, я прощаю тебе сегодняшнюю дерзость.

Дана метнула на Карима ненавидящий взгляд, в её глазах зажглись огоньки синего пламени, ладони покрылись холодным огнём, но она смогла подавить в себе ярость, успокоилась и сказала уже нормальным тоном:

— Карим, я прошу тебя, не делай этого. Ради памяти Абылая не губи Айсулу.

— Мы поговорим об этом в другой раз, — ответил Карим, который тоже уже успел успокоиться. — Сегодня мы оба оказались не готовы к такому разговору. Не стоило нам так горячиться. Просто обдумай моё предложение. Я даю вам с Айсулу месяц.

— Хорошо, мы подумаем. И ты прав, горячиться не стоило, — сказала Дана, слегка преклонила голову и покинула юрту.

Глава 5

С окружающей реальностью творилось что-то странное — она искажалась. Вроде вокруг меня был привычный лес, а вроде и нет — он давил на меня, словно ужимая пространство, закрывая меня в какую-то огромную невидимую коробку, размеры которой уменьшались с каждой секундой. Воздух искрил, будто его пронизывали тысячи мощных электрических разрядов; земля у меня под ногами ходила ходуном, вызывая ощущение, что это не лесная земля вовсе, а какой-то неустойчивый пол, который вот-вот разрушится, и я улечу вниз.

Но я держался. Стоял на ногах, обеими руками схватившись за рукоять своего меча, наложив на себя все известные мне защитные заклятия, собравшись духом и мобилизовав все свои внутренние резервы. Однако было непросто.

Бабушка стояла напротив и, усмехаясь, смотрела на меня — словно ждала, когда у меня кончатся силы, и я рухну на землю. Но я держался. Тогда княгиня Белозерская сделала едва уловимое движение правой рукой, и откуда-то сверху на меня обрушилась огненная лавина.

Я успел поднять меч, он встал на пути огня и выступил в роли эдакого волнореза — лавина разделилась надвое и обошла меня, выжигая поляну, на которой я стоял. Но не успел я выдохнуть, как бабушка отправила такую же лавину прямо на меня. Не то чтобы я запаниковал, но огонь сверху всё ещё низвергался, а второго меча у меня не было.

Надо было что-то срочно делать — как-то сохранить защитный барьер, который создал меч сверху, а сам клинок направить уже перед собой. В принципе я уже давно научился чувствовать свой меч и часто прямо ощущал те невидимые преграды для вражеских атак, что он создавал. Ощущал, но никогда не пытался их удержать или усилить. Похоже, пришло время попробовать.

Я поднял левую руку и попытался «нащупать» созданный клинком волнорез, а когда у меня это получилось, все свои силы направил на то, чтобы его удержать. Меч же выставил перед собой. Всё это я провернул невероятно быстро и успел до того, как несущаяся прямо на меня огненная лавина достигла того места, где я стоял.

Сработало! Я отражал атаку сразу с двух сторон. Точнее, с одной отражал меч, а вот со второй — уже непосредственно я. Правда, что делать, если бабушка решит атаковать с третьей стороны, я не знал — оставалось надеяться, что сила этих огненных потоков держится лишь на энергии, исходящей от бабушкиных рук. А так как третьей руки у княгини Белозерской не имелось, был шанс избежать третьей лавины.

Впрочем, мне хватало и двух. С каждой секундой силы мои таяли. Если удерживать в руке меч я мог ещё долго, то держать над собой защитный барьер становилось всё труднее и труднее. Видимо, бабушка это заметила — она резко взмахнула руками, и огненные лавины тут же иссякли. Княгиня Белозерская вытянула перед собой руки и скрестила их — это означало, что тренировка окончена.

Лес сразу стал самим собой, воздух наполнился осенней прохладой, разве что выжженная земля вокруг меня напоминала о недавнем поединке. Я выдохнул и сел прямо на пепел — не было сил идти до ближайшей травки.

— Неплохо, — сказала бабушка, подойдя ко мне. — Очень даже неплохо.

— Но Вы ведь атаковали не во всю силу, — ответил я. — Это было заметно.

— И как же ты это заметил?

— Когда атакуют по-настоящему, не улыбаются.

— Пойми, мой мальчик, моя задача — тебя натренировать, а не победить. Какой смысл мне атаковать во всю силу, если ты пока к этому не готов?

— Так-то оно так, — согласился я. — Но Хосе сдерживаться не будет. К тому же он обладатель Великого артефакта, а значит, и силы у него больше будет.

— Ты говори, да не заговаривайся, — недовольно пробурчала бабушка. — Это у зеркала Монтесумы много силы, а Хосе твоего, если он без зеркала будет, я в бараний рог скручу, заморожу и положу на полочку в подвал. Рядом с бароном Бойе.

— Да какая разница, с зеркалом или без зеркала? Главное — Хосе будет атаковать меня с большей силой, чем Вы сейчас.

— А ты будешь атаковать его! Не забывай, что мы сейчас в основном тренируем твою защиту, соответственно, я полна сил. Если бы ты меня атаковал, я тратила бы половину своей энергии на защиту и не смогла так сконцентрироваться на нападении. И мне точно было бы не до улыбок, — сказала бабушка. — И ещё не забывай, что основная задача твоего меча — именно атаковать! Это он умеет лучше всего. Поэтому мы и пытаемся в первую очередь изучать его возможности по защите. А уж атаковать с ним будет намного проще.

— Очень на это надеюсь.

— И учитывая эту особенность меча, тебе во время поединка надо будет изловчиться и сразу же завладеть инициативой. Тогда бой пойдёт по твоему сценарию, и тебе будет намного легче, чем если с первых же секунд придётся защищаться.

— Я постараюсь, — пообещал я.

— Конечно, постараешься. У тебя просто нет другого выхода. Но как, как я уже сказала, держишься ты уже довольно неплохо. За эти две недели ты сильно вырос как боевой маг. Конечно, дело здесь ещё и в поднятии уровня, но и наши ежедневные тренировки не проходят даром.

Здесь с бабушкой трудно было не согласиться. Когда она две недели назад пообещала мне тренировки по шестнадцать часов в день, я думал, что она шутит. Но она не шутила. Вечером того дня, когда я вернулся из Потсдама, мы встретились с Романовым. Я рассказал Александру Петровичу о планах императора Ацтлана и о том, что хочу помешать Хосе Второму претворить их в жизнь.

Мы долго беседовали, кесарь, как и бабушка, изначально был против моей идеи, но в итоге мне удалось его переубедить. После чего Александр Петрович пообещал сделать всё, что в его силах, чтобы подготовить эту операцию и собрать мне в поддержку лучших боевых магов России.

А со следующего утра я только и делал, что тренировался. Эти две недели пролетели для меня как два дня. Я вставал в половине четвёртого, ещё затемно; закидывал с себя лёгкий завтрак, который мне приносили прямо в комнату, и шёл на первую тренировку. Она начиналась в четыре утра и длилась до восьми. Занимался со мной в это время Дьяниш. С ним я отрабатывал стандартные навыки магического боя, тренируя в первую очередь выносливость. Каждый полчаса мы прерывались на пять минут, чтобы отдышаться, а с восьми мне полагался большой часовой перерыв на второй завтрак и отдых.

С девяти утра до часу дня я под контролем Тойво работал с мечом. Учился контролировать артефакт и чувствовать его. Потом был ещё один перерыв на час для обеда и очередного отдыха, а с двух до шести со мной занималась бабушка. Это была самая важная часть тренировок. Если с Тойво я раз за разом просто отрабатывал различные приёмы и навыки, оттачивая это всё до автоматизма, то с бабушкой мы пытались выяснить предел моего владения мечом и нащупать, как далеко я могу зайти. И ещё отрабатывали защиту, потому как с Тойво это делать было невозможно — у него не хватало навыков и силы атаковать меня на уровне, необходимом для активации всех защитных возможностей меча.

После ужина на два часа — с семи до девяти вечера я опять переходил к Дьянишу. Но так как к концу дня физически я уже был почти полностью выжатым, в это время мы занимались больше теорией — изучали тактику боя, разбирали утренние ошибки, обсуждали, какое заклятие для чего лучше подходит и какая защита предпочтительнее в том или ином случае. Но иногда всё же немного тренировались — если хотели разобрать какое-то заклятие на практике. В девять полностью измотанный я плёлся к Тойво, который восстанавливал мне силы, после чего я шёл к источнику.

Без поддержки родового источника и восстановительных процедур Тойво я не продержался бы в таком темпе и трёх дней. А так очень даже держался — даже успевал перед сном на часок заскочить в гости к Миле. Так как я на время подготовки к поединку с Хосе Вторым переехал к себе в комнату, то всё общение с любимой девушкой сократилось у меня до этого часа в сутки.

Мила, чтобы не скучать, днём навещала сестру, которая уже полностью переехала в имение Никитиных, или занималась с Алиханом. Мальчишка делал успехи в освоении рукопашного боя и всё сильнее к ней привязывался. Да и Мила к нему.

— На сегодня всё, — сказала бабушка. — Вечерней тренировки с Дьянишем не будет. Отдыхай.

— Это большая щедрость с Вашей стороны, видимо, я действительно сегодня неплохо держался, раз мне полагается такое вознаграждение, — пошутил я.

— И утренней завтра тоже не будет, — добавила бабушка, проигнорировав мои слова. — Выспись как следует. Помедитируй. А в одиннадцать ты должен быть готов показать всё, на что ты сейчас способен.

— В одиннадцать? — переспросил я. — Вы будете проводить эту тренировку?

— Тренировки не будет, — сказала бабушка и, заметив моё удивление, пояснила: — Будет промежуточный экзамен.

— Экзамен?

— Да. Ты сам только что жаловался, что во время тренировки я тебя не атакую в полную силу. Вот завтра у тебя будет возможность проверить, как оно бывает, когда атакуют в полную. Завтра всё будет по-настоящему, и мы точно узнаем, чему ты научился за две недели, и будет ясно, стоит ли тебе продолжать тренировки и выходить на поединок против Хосе.

— Ну а как можно не выходить? — удивился я. — Александр Петрович собирает самых сильных боевых магов мне в поддержку, а я ему скажу, что передумал? Как Вы себе это представляете?

— Завтра будет ясно, — отрезала бабушка.

— Но только тогда давайте действительно по-настоящему атакуйте, не делайте мне поблажек, чтобы после экзамена, если я его пройду, у Вас не осталось никаких сомнений в моей готовности к предстоящему бою.

— Не переживай, всё будет по-настоящему. Но экзаменовать тебя буду не я.

*****

Секретное совещание, на которое кесарь Романов пригласил лишь глав Москвы и Санкт-Петербурга — князя Воронцова и графа Каменского, да самого верного своего сподвижника — графа Милютина, длилось уже второй час и подходило к концу. Государственные мужи обсудили подготовку к запланированной военной операции в Испании и сочли её удовлетворительной — Москва была готова отправить в Испанию сорок сильных боевых магов, Петербург — двадцать восемь. Новгород, включая федеральные спецслужбы, должен был довести общее количество участников операции до ста пятидесяти.

Все участники совещания сошлись во мнении, что крайне важно остановить Ацтлан и показать Хосе Второму, что в России есть силы, способные ему противостоять. Единственное, в чём не поддержали кесаря Воронцов и Каменский — это в том, что не стоит ждать гадостей от Священной Римской империи. Главы Москвы и Петербурга допускали, что сталкивание России и Ацтлана — хитрый план Вильгельма Пятого, желающего прибрать Пиренеи к рукам силами русских магов.

И переубедить коллег Александр Петрович не мог, потому как не мог им рассказать ни про попытку Британии устроить дворцовый переворот в Берлине, ни про помощь Седова-Белозерцева Вильгельму Пятому в выявлении заговорщика фон Лангермана, ни про помощь императора кесарю в выявлении предателей в стамбульской резидентуре. Без знания этой предыстории предложение императора Священной Римской империи о некоем временном союзе, действительно, выглядело довольно подозрительным.

— Всё же я не стал бы так уж доверять Вильгельму, — в очередной раз высказал свои опасения Воронцов. — Пока наши интересы временно совпадают, он хороший, но никто не знает, как он поведёт себя в случае серьёзной войны. Тем более сейчас, когда граница Империи вплотную подошла к границам Беларуси и России. Мы знаем, что Вильгельм мечтал прибрать к рукам всю Прибалтику, а досталась ему лишь одна Литва. Эстонию мы оккупировали, а нейтральный и независимый статус Латвии выгоден и России, и Британии, и, соответственно, мы будем настаивать на том, чтобы этот статус у неё сохранялся как можно больше. Вряд ли это всё входит в планы Вильгельма, и не думаю, что он долго будет с этим мириться.

— Мне кажется, Вильгельм переживёт потерю части Прибалтики, если он получит Пиренеи, — сказал Романов.

— Мне бы Ваш оптимизм, Александр Петрович, — вступил в разговор Каменский. — Но вынужден признать, альтернативы нашему выступлению против Хосе Второго нет.

— Именно! — подтвердил кесарь. — Война на Востоке может начаться уже в этом году.

— Главное, чтобы она не началась, когда наши сильнейшие боевые маги будут в Испании.

— Да, это было бы проблемой, — согласился кесарь. — Но это исключено. Без Хосе англичане не начнут войну с нами, а императору Ацтлана сначала надо сложить его пирамиду.

— А мне кажется, главная проблема в другом, — мрачно произнёс Воронцов.

— И в чём же? — поинтересовался Романов.

— В том, что основной нашей силой в предстоящей операции будет двадцатилетний мальчишка.

— А у нас есть выбор?

— Похоже, что нет, и это не то чтобы пугает, но скажем так, вызывает некоторые вопросы.

— Какие именно? — спросил Романов. — Если у Вас, Игорь Константинович, есть вопросы, задавайте их.

— Собственно, вопрос один — хотелось бы узнать о Ваших дальнейших планах в связи с этим всем.

— Я не совсем Вас понимаю.

— Давайте начистоту, Александр Петрович, мы все помним, с каким усердием Вы пытались провести референдум о реставрации монархии, и какую цель Вы этим преследовали.

— Цель свою я никогда не скрывал. Я её озвучил давно, и она с тех пор не менялась — создание крепкой единой России, потому что только так мы сможем противостоять растущим внешним угрозам.

— Крепкой Российской империи, — поправил Воронцов.

— Были такие планы, — согласился кесарь.

— Были?

— Вы хотели начистоту? Вот я Вам начистоту и отвечаю. Были. Но император без шапки Мономаха — это не император. История это не раз доказывала.

— Полностью поддерживаю это мнение, — сказал главный московский орк. — Но надеюсь, Вы не планируете сажать на престол Седова-Белозерского?

— А мне кажется, из Романа получился бы хороший император, — неожиданно произнёс Милютин, но тут же добавил: — Но это не значит, что я хочу его видеть на престоле, я всего лишь хотел сказать, что он порядочный человек с обострённым чувством справедливости. И патриот.

Романов, Воронцов и Каменский одновременно посмотрели на Милютина, но тот лишь улыбнулся и развёл руками, давая понять, что ему больше сказать нечего.

— Всё же Вы удивительный человек, Александр Петрович, — снова обратился Воронцов к кесарю. — Просто взяли и отдали Великий артефакт какому-то мальчишке.

— Не просто взял и отдал, — раздражённо ответил Романов. — И не какому-то, а тому, кого этот артефакт, в силу сложившихся обстоятельств, признал своим владельцем. Я ведь вам рассказал, как всё было. У меня не осталось выбора. Что мне надо было, по-вашему, делать? Убить Романа, чтобы шапка после этого признала меня?

Кесарь посмотрел прямо в глаза Воронцову, ожидая от того ответа, но председатель дворянского собрания Москвы молчал.

— Если отбросить моральную сторону вопроса, хотя её отбрасывать нельзя, но всё же, если отбросить, что бы мне это дало? — продолжил Романов. — Шапку Мономаха? Безусловно. А что ещё? Разъярённую Белозерскую, у которой, между прочим, от Романа остался бы Кусанаги-но цуруги, и она бы явно его активировала уже сама. А она и без Великого артефакта — одна из сильнейших одарённых Земли. И дружбу водит с ещё одним таким же. Никогда не задумывались, почему Вильгельм Пятый сохраняет нейтралитет по отношению к России, несмотря на болезненный провал его проекта «Вархайт»? Вы полагаете, война с Белозерской и, возможно, со Священной Римской империей стоит шапки Мономаха? У меня, безусловно, большие амбиции, но из ума я не выжил.

— Есть правда в Ваших словах, Александр Петрович, но Вы, обладая Великим артефактом, смогли бы сделать для России больше, чем двадцатилетний мальчишка, — стоял на своём Воронцов.

— Не спорю. Больше, — согласился Романов. — Но лишь при условии, что мне не пришлось бы тратить силы на войну с Белозерской и теми, кто её поддержит. А уж в желании отомстить за любимого внука, она пошла бы до конца.

— С Белозерской лучше не воевать, — вступил в разговор Каменский. — И так только более менее успокоили Петербург.

— Господа, прошу прощения, но я считаю, некорректным, вообще вести разговор на тему пусть даже гипотетического убийства Романа ради возможности привязать к себе шапку Мономаха! — не скрывая возмущения, заявил Милютин всем присутствующим, после чего обратился персонально к Воронцову: — Позволю себе заметить, Игорь Константинович, что этот, как Вы выразились, мальчишка лично спас Вашу любимую внучку и, благодаря ему, мы спасли огромное количество наших и не только наших детей от верной гибели. И этот мальчишка сыграл огромную роль в урегулировании конфликта между Новгородом и Петербургом. Не знаю, почему Вы вдруг стали относиться к нему с такой неприязнью, но прошу в моём присутствии больше не обсуждать возможное убийство Романа. В противном случае я буду вынужден воспринимать это, как Ваши намерения.

Воронцов метнул недобрый взгляд на Милютина, но ничего ему не ответил, а лишь развёл руками ипроизнёс:

— Мне получить этот артефакт никак не светит, да и не нужен он мне; я всего лишь хотел уточнить, остались ли у Александра Петровича императорские амбиции.

Теперь настала очередь хмуриться Романову. Он недовольно посмотрел на Воронцова и сказал:

— Игорь Константинович, мои, как Вы выразились, императорские амбиции были продиктованы в первую очередь желанием стать самым сильным магом страны, чтобы защитить Россию в неизбежной войне. Но не получилось. Значит, будем строить другой план. И мне, если честно, тоже непонятно, с чего Вы вдруг стали так относится к Роману.

— Вам показалось, господа, — ответил Воронцов. — Моё отношение к Роману нисколько не изменилось — я всё так же благодарен ему за спасение внучки и за всё, что он сделал и делает для нашей Родины. И хочу Вас заверить, я сделаю всё, чтобы помочь ему в Испании.

— Приятно это слышать, Игорь Константинович, — сказал Романов. — И поскольку мы всё обсудили, то, полагаю, можем закончить наше совещание. Если, конечно, ни у кого нет ещё вопросов или замечаний.

Присутствующие промолчали, из чего следовал несложный вывод, что ни вопросов, ни замечаний ни у кого нет. Кесарь поблагодарил коллег, и те, попрощавшись, покинули кабинет. Александр Петрович выдохнул, потянулся в кресле, посмотрел на телефон связи с секретарём и задумался, чего у неё попросить — кофе или чая. Но выбрать не успел — секретарь позвонила раньше и сообщила, что в приёмной ждёт руководитель службы безопасности кесаря — генерал Сёмышев, и ему очень нужно поговорить с Александром Петровичем. Романов вздохнул и велел впустить своего главного безопасника.

— Добрый день, Александр Петрович! Я бы не стал Вас лишний раз тревожить, но Вы велели немедленно докладывать, если будет происходить что-то не совсем обычное, — сразу же перешёл к делу Сёмышев.

— Всё нормально, Егор Тимофеевич, — сказал кесарь. — Что там у Вас случилось?

— На Ваше имя пришла посылка. Точнее, бандероль с очень странным содержанием и без указания места отправления.

— И что же в этой бандероли? Вы ведь её открыли?

— Должны были открыть, Александр Петрович, — извиняющимся тоном, произнёс Сёмышев.

— Не стоит оправдываться, Егор Тимофеевич, это Ваша работа. Так что же там?

— Кольцо, неизвестный артефакт и записка. Кольцо и записку я принёс. Мы их проверили, там всё чисто — никаких следов магии. А вот с артефактом сложнее — мы не смогли понять, что это такое. Уже кому только ни показали. Собственно, поэтому я и пришёл. Не знаем, как с ним поступить.

— Показать мне, — усмехнувшись, сказал Романов. — Где он?

— Мы его увезли подальше и обезопасили блокировщиками магии. Но он пока в любом случае спит. Однако на записке указано время: двенадцать часов. Возможно, это время активации артефакта. Но даты не указано.

— Покажите мне кольцо и записку, — велел кесарь.

Сёмышев быстро достал из внутреннего кармана кителя небольшую коробочку, извлёк из неё и положил на стол перед Александром Петровичем золотое кольцо с рубином и небольшую записку. Романов сразу же узнал это кольцо, взял его, подержал в руке, о чём-то задумался, тяжело вздохнул и вернул украшение на стол. Затем взял листочек, прочитал надпись. 12.00 — это явно было время, здесь Сёмышев не ошибся. Даты, как уже заметил безопасник, на листе не было. Но Александр Петрович её и так знал — такое не забывают.

— Принесите мне артефакт, — сказал Романов.

— Вы знаете, что это?

— Понятия не имею, но, думаю, разберусь. Несите.

— Прямо сюда? — удивился Сёмышев. — В резиденцию? Простите, Александр Петрович, но Вы уверены, что это точно безопасно?

— Пожалуй, сюда не стоит, — согласился Романов. — Давайте лучше ко мне домой. Сегодня же вечером. Хотя нет, давайте лучше завтра, ровно в половину двенадцатого.

Глава 6

На следующий день я встал аж в девять утра. Правда, нельзя сказать, что я выспался, так как ночевать этой ночью я отправился к Миле. Но с другой стороны, бабушка велела мне хорошо отдохнуть перед экзаменом, вот я и отдохнул. И нельзя сказать чтобы плохо. Ну разве что не выспался. Но две чашки крепкого кофе на завтрак и поход к источнику помогли мне компенсировать недостаток ночного сна.

В половину одиннадцатого я зашёл за бабушкой, и мы вместе отправились в лес, на место, где мне предстояло сдавать экзамен. Это было новое место, которое накануне выбрал для нас Дьяниш. Надо сказать, наши тренировки наносили большой вред карельской природе — слишком много после них оставалось выжженных и разрушенных участков леса. Но меня успокаивало то, что я понимал — не будет тренировок, не будет в итоге и леса.

Ведь мне предстояло драться не только с Хосе Вторым, а рано или поздно и с Эджертоном. Я знал: если не смогу одолеть бывшего бабушкиного друга, то шансы на победу у России в предстоящей войне с Британией уменьшаться. Не исчезнут полностью, но уменьшатся. А в случае проигрыша в войне Россию ждала незавидная участь — её гарантированно разделили бы на части и использовали исключительно как сырьевую базу.

А главный сырьевой ресурс Карельского перешейка — леса. И кому бы ни достались эти территории — британцам или их союзникам финнам, новые хозяева этих земель принялись бы безжалостно вырубать наши деревья. А значит, победить должны были мы. И для этого мне было необходимо тренироваться и подпортить лес на некоторых участках.

За размышлениями о судьбе леса, я не заметил, как мы с бабушкой пришли на место проведения экзамена. Я на автомате взглянул на экран телефона — часы на нём показывали без семи минут одиннадцать. Бабушка выбрала на поляне подходящее место и установила туда портальный маяк. И мы принялись ждать.

Ровно в одиннадцать начали формироваться врата. Через несколько минут они были готовы, но из них никто не выходил. Мы прождали минут десять, после чего бабушка неожиданно выругалась на карельском, после чего добавила по-русски:

— Вот не может без выпендрёжа!

— Вы о чём? — осторожно поинтересовался я.

Бабушка не ответила, она нахмурилась, огляделась и по очереди на все четыре стороны показала кулак, словно грозила невидимому врагу. И это возымело эффект — почти сразу же за моей спиной удивлённый мужской голос произнёс по-немецки:

— Зачем ты показываешь мне кулак, Кэтхен?

Я быстро обернулся и увидел Вильгельма Пятого, одетого в военную форму. На голове его красовалась Железная корона — император Священной Римской империи был во всеоружии.

— Научился-таки в сдвиге через порталы проходить? — спросила бабушка.

— Как видишь, — довольным голосом произнёс Вильгельм, вид у него при этом был как у мальчишки, который после сотен неудачных попыток смог наконец-то перелезть через огромный забор.

— Мог просто мне об этом сказать, я бы поверила.

— Я должен был убедиться, что здесь нет посторонних глаз. Никто не должен знать, что я прибыл сюда, — заявил Вильгельм. — И если вы не против, я немного подстрахуюсь.

Не дождавшись ответа, император Священной Римской империи приступил к формированию купола. Закончил Вильгельм довольно быстро и, признаться, таких огромных куполов я ещё никогда не видел. Впрочем, если единственной функцией купола была маскировка, то сделать его было не так уж и сложно для мага такого высокого уровня. А вот поставить защитный купол таких размеров — это уже совсем другое дело.

— Ты готов? — спросила меня тем временем бабушка.

— А какие у меня варианты? — ответил я. — Хотя признаюсь, я не думал, что у меня будет экзаменатор столь высокого уровня.

— Наша задача в первую очередь — посмотреть, как у тебя получится атаковать мага, использующего в бою Великий артефакт. А это мы можем, как нетрудно догадаться, проверить только в бою с магом, использующим Великий артефакт.

— Логично, — согласился я.

— Поэтому атакуй в полную силу. Такой возможности у тебя на тренировках не было и не будет.

— Вот прям в полную? — переспросил я.

— Да! — ответила бабушка. — Мы должны понять, сможет ли меч мастера в твоих руках пробить защиту Великого артефакта. Меч сам по себе должен реагировать на Вилли иначе, чем на меня во время тренировок. Железная корона, конечно, не зеркало Монтесумы, но всё равно Великий артефакт есть Великий артефакт. Проверим заодно, сможет ли меч тебя от его воздействия защитить. И не переживай за Вилли — убить его ты не сможешь, даже если очень сильно захочешь. Как не сможешь убить и Хосе. Впрочем, я тебе об этом уже говорила.

— Я всё понимаю, — сказал я. — И я готов.

— А мне, признаюсь, немного боязно, — вдруг заявил Вильгельм Пятый, покосившись на мой меч.

— Ни за что в это не поверю, — ляпнул я не удержавшись.

Мой экзаменатор осуждающе покачал головой и произнёс:

— В отличие от тебя, юноша, я видел своими глазами всё, на что способен этот клинок. Безусловно, он ещё не открылся тебе полностью, но глупо не опасаться, когда выходишь на поединок, пусть и тренировочный, против Кусанаги-но цуруги.

Вильгельм, скорее всего, специально акцентировал, что он выходит на поединок против меча, а не против меня, но он был прав — пока что я был приложением к мечу, а не меч ко мне. И я даже примерно не представлял, когда ситуация переменится.

— Прошу прощения, Ваше Величество, мне не стоило этого говорить, — сказал я, опустив голову.

Мне действительно не стоило этого говорить, всё же передо мной стоял не кто попало, а император одной из сильнейших империй нашего времени. И то, что Вильгельм был другом моей бабушки, не должно было вводить меня в заблуждение и давать мне повод вот так по панибратски общаться с Его Величеством.

— Да начинайте уже! — прикрикнула на нас бабушка и отошла подальше.

Я достал меч из ножен, но не представлял, как мне ни с того, ни с сего начать атаковать Вильгельма — всё же давил на меня статус Его Величества. Но император пошёл мне навстречу — сразу же после фразы бабушки, Вильгельм протянул в мою сторону правую руку и сделал вид, что пытается что-то схватить. И я тут же почувствовал, как на моём горле сомкнулись огромные невидимые пальцы.

Недолго думая, я рубанул мечом по невидимой руке и уже в движении клинка заметил, как он начал светиться. После того, как я махнул мечом, горлу стало немного легче. Но ненадолго — Вильгельм тут же схватил меня уже второй невидимой рукой.

Я отбил и этот удар. Тогда император нахмурился и принялся начитывать какое-то заклинание, делая при этом непонятные пассы руками. Как только он закончил с заклинанием, я ощутил, что моё тело стало тяжелее в несколько раз.

Вильгельм использовал довольно простые заклятия, но они работали. Причём работали так, словно не было наложено на меня никаких защит. Видимо, всё зависело от уровня накладывающего заклятия. У Вильгельма он был такой, что мои защиты просто не работали против него. Я просто физически не мог ничего противопоставить столь сильному одарённому. Но это я, а вот мой меч, возможно, и мог. И это стоило проверить.

Я попытался пойти в сторону Вильгельма. Получилось не быстрее, чем у среднестатистической черепахи — слишком уж на меня давило незнакомое заклятие. И тогда я начал рубить мечом воздух вокруг себя — не знаю зачем, просто надо было что-то делать. И это помогло — тяжесть начала уходить. А когда она прошла настолько, что я смог идти, я бросился на Вильгельма. Теперь уже меня не останавливал его статус — теперь я уже видел в нём соперника. Ещё не противника, но уже и не спарринг-партнёра, а именно соперника — принципиального, сильного и ненавистного, словно мы были на соревнованиях.

Добежать до Вильгельма у меня ожидаемо не получилось — Его Величество сделал едва уловимое движение рукой, и я заметил, что бегу совсем в другую сторону. Я убегал от Вильгельма, будто прошёл через небольшой невидимый портал. Выругавшись, я развернулся и опять побежал на императора. И снова тот же результат — едва заметное движение рукой, и я уже бегу непонятно куда. Похоже, экзаменатор надо мной издевался.

Но деваться было некуда, я снова пошёл на Вильгельма. Только в этот раз уже не спеша, крепко сжимая клинок обеими руками, готовый остановиться перед ловушкой. И это у меня получилось — когда я замедлил скорость, я смог её различить. И она была не одна — Вильгельм наставил вокруг себя целую кучу таких мини-порталов. Обойти их было сложно, особенно на скорости. А вот уничтожить можно было попробовать.

И я снова побежал на Вильгельма, но в этот раз я словно одержимый рубил мечом воздух перед собой. И с радостью замечал, как схлопываются эти мелкие порталы один за другим. И наконец-то добежал. И даже ударил Вильгельма мечом. Точнее, попытался ударить. Не получилось — клинок словно застрял в воздухе, не дойдя до императора около полуметра.

Сначала я расстроился, но потом заметил, что во время этого самого увязывания в невидимой защите Вильгельма клинок вспыхнул ярче обычного. И тогда я принялся наносить один удар за другим. С каждым ударом вспышка становилась сильнее и сильнее, а после очередного Вильгельм был вынужден сделать пару шагов назад.

Это меня окрылило, и я соверши глупейшую ошибку — слишком увлёкся нападением и забыл, что меня тоже могут атаковать. Но экзаменатор мне об этом напомнил — удар невидимого кулака обрушился на мою голову с такой силой, что экзамен чуть не закончился. Я рухнул на землю, разбил лицо о камень и чуть не выронил меч.

Было больно — очень уж неудачно я приложился к камню. Почувствовал во рту привкус крови, провёл языком по зубам и не обнаружил двух передних верхних. Такого со мной ещё не случалось — чтобы мне зубы выбивали на тренировке. Я понимал, что Тойво, помучившись, чуть дольше обычного, мне их вернёт, но стало обидно.

И ещё очень больно — зубы вылетели не с корнями, а обломались у основания, оголив нервы, которые реагировали даже на поток воздуха при дыхании. В бытовой ситуации я бы мог приморозить себе всю верхнюю челюсть, но во время боя каждая секунда была на счету, и пришлось терпеть.

Но был от моего падения зубами на камень и плюс, я разозлился уже не на шутку. Не на Вильгельма даже, а просто на всю эту ситуацию. И похоже, мечу мои эмоции передались — он стал светиться ещё ярче. Я сжал рукоять покрепче и побежал на Вильгельма. И снова попал в ловушку, из которой выбежал метрах в двадцати от императора. Это разозлило меня ещё сильнее, и я рубанул мечом по земле, как не раз делал раньше на тренировках.

Я понимал, что трещина в земле, никакого вреда противнику не нанесёт — он просто отпрыгнет в сторону, но я всё равно ударил по земле. Скорее от злости и досады. Но в этот раз меч землю не разбил — он повёл себя совершенно иначе. Он создал что-то типа тоннеля от меня до Вильгельма и закрутил в этом тоннеле воздух так сильно, что император пошатнулся и чуть не упал.

Меч стал светиться уже так сильно, что глазам становилось больно. Я хотел снова броситься на противника, но что-то меня удержало. И ещё я вдруг понял, что должен поднять клинок и направить его остриё в сторону Вильгельма. Не знаю, как ко мне пришло это понимание, но оно пришло.

Я сжал рукоять и направил меч на Вильгельма. И только после этого понял, что Его Величество еле стоит на ногах. А тем временем тоннель вокруг нас становился всё более осязаемым, словно его стены состояли не из воздушного потока, а из какого-то плотного полупрозрачного материала. И ветер в этом тоннеле всё усиливался и усиливался.

Вильгельм был вынужден припасть на одно колено. Он принялся выпускать в меня огненные шары, колья, стрелы и ещё кучу всего, в надежде сбить мне концентрацию, но до меня ничего это не долетало — тоннель сразу же уводил всё в сторону. Ко мне он тащил только императора.

Похоже, клинок создал ловушку, из которой мой экзаменатор не мог выбраться. Я уже подумывал, а не отвести ли мне меч в сторону — ещё не хватало, чтобы император напоролся на него грудью или животом. Но мне поставили задачу драться несмотря ни на что. И я решил эту задачу выполнить.

Когда невероятно сильный поток воздуха протащил упирающегося Вильгельма до середины тоннеля, меч раскалился настолько, что мне уже было трудно его держать. Но я держал. И ещё я отметил, что ветер, сбивающий с ног императора, для меня словно не существовал.

Я вообще чувствовал себя довольно неплохо. Лишь обжигающая ладони рукоять да яркий свет клинка вызывали дискомфорт. А вот Вильгельму было не очень хорошо, это было заметно по его лицу, которое исказилось то ли от злости, то ли от напряжения.

С каждой секундой напряжение усиливалось, мне уже казалось, что мои ладони прикипели к рукояти, но при этом внутри меня сохранялось удивительное ледяное спокойствие. Вильгельма подтянуло ко мне уже на расстояние трёх метров, и казалось, он вот-вот упадёт и кубарем покатится в мою сторону. Я уже начал думать о том, как бы мне успеть в последний момент отвести меч в сторону, чтобы не лишить немцев императора.

Однако до этого не дошло. В какой-то момент Железная корона, которая и без того светилась довольно ярко, вспыхнула так сильно, что свет её с оглушающим треском разорвал мой тоннель. В ту же секунду ветер прекратился, Вильгельм уверенно встал на ноги, а мне, наоборот, резко стало не по себе. Свет Железной короны просто выжигал меня, а Вильгельм ещё и добавлял — с обеих рук выпускал в меня потоки огненной плазмы.

Я рубил мечом воздух впереди себя, но это не помогало ни капельки. И тогда я решил немного отступить. Но и это сделать не получилось. Воздух вокруг меня превратился в какую-то раскалённую сверкающую субстанцию — стало трудно дышать, и ещё было очень больно, казалось, будто меня опустили в кипящее масло.

Тогда я снова ударил по земле, но никакого тоннеля уже не получилось — только трещина небольшая. Оставалось лишь рубить перед собой воздух — как и раньше просто потому, что больше ничего я сделать не мог.

А когда мне показалось, что ещё секунда и я сварюсь, всё резко закончилось. Вильгельм развёл руки в разные стороны и что-то мне крикнул. Но я его не слышал. В ушах стоял гул, и до сих пор слышался треск раскалённого воздуха. Не знаю, почему я не падал. Возможно, прикипел ногами к расплавленной земле. Как и руками к мечу.

Вильгельм демонстративно развернулся ко мне спиной, давая понять, что экзамен окончен. Я попробовал опустить меч — не вышло, он действительно прикипел к моим рукам. С дикой болью мне пришлось отрывать ладони от рукояти. Но я это всё же сделал и положил меч на землю. Он почти сразу же перестал светиться, а моё тело тут же пронзила просто невероятная боль. Когда мне казалось, что я варюсь в раскалённом масле, я был уверен, что больнее быть уже не может. Но я ошибался.

Впрочем, боль довольно быстро пошла на спад, я почувствовал на затылке и на груди приятный холодок — это бабушка, схватила меня и начала укладывать на выжженную землю. Потихоньку холодок окутал всё тело, почти полностью прогнав боль. И прекратился гул в ушах.

— Я уж думала, ты этот меч вообще не выпустишь из рук, — донёсся до меня голос бабушки.

— Я пытался, — ответил я. — Но он прикипел.

— Это я видела. Уже хотела тебе руки обрубить.

— Зачем? — удивился я.

— Затем, что надо было тебя откачивать, а меч не давал к тебе подойти. Помолчи минуту и закрой глаза.

Я послушался бабушку и сделал то, что она велела. Она же принялась меня приводить в чувство. Минут через десять, когда мне стало уже совсем хорошо, я не выдержал и приоткрыл один глаз.

— Что смотришь? — улыбнувшись сказала бабушка. — Полегчало?

— Да.

И я не обманывал, мне действительно полегчало — бабушка меня почти полностью восстановила. Кроме зубов, разумеется — это было дело небыстрое. Но боль в оголённых нервах сняла.

— Тогда вставай.

Я поднялся с земли и огляделся. Метрах в десяти от нас с бабушкой на пне сидел Вильгельм. Заметив, что я пришёл в себя, императора подошёл к нам. Он похлопал меня по плечу и сказал:

— Неплохо. Признаюсь, я думал, будет хуже, а оказалось очень даже неплохо.

— И как Вы оцениваете мои шансы победить Хосе? — спросил я,

— Раньше я не поставил бы на тебя и пфеннига против ста марок, — ответил Вильгельм. — Но сейчас могу с уверенностью оценить твои шансы на победу в десять процентов.

Судя по крайне серьёзному выражению лица императора, он не шутил.

— Значит, есть шанс ещё за неделю поднять эти шансы в два раза, — сказала бабушка. — До двадцати.

Мне, конечно, было приятно, что она так верит в меня, но вероятность победы даже в двадцать процентов не очень-то ободряла. Но с другой стороны, а куда было деваться? Назвался хозяином шапки Мономаха и Кусанаги-но цуруги, полезай в драку с сумасшедшим мексиканским маньяком.

— Если до двух часов не передумаешь драться с Хосе, то в два тренировка и далее по старой схеме, — сказала бабушка.

— Не передумаю, — ответил я.

— Погоди сразу отвечать. Ты во время поединка несколько раз по голове получил, не факт, что ты сейчас адекватно оцениваешь ситуацию.

Всё же у бабушки было очень специфическое чувство юмора. Но оно мне нравилось.

— Ну если мы закончили, то я вас покину, — неожиданно заявил Вильгельм.

— Что значит, покину? — возмутилась бабушка. — А пообедать с нами? Разве ты откажешься от моего приглашения?

— Я надеялся уйти до того, как ты пригласишь. Нельзя, чтобы меня здесь кто-нибудь увидел.

— На кухне и в обеденном зале нет ни души, а отправимся мы туда порталом — я заранее поставила там маяк.

— Не то чтобы я сильно хочу есть, но если ты настаиваешь, — Вильгельм уже понял, что отказаться у него не получится, но всё ещё делал вид, что отказаться хочет.

— Ты откажешься от самого вкусного в мире стейка? — спросила бабушка.

Вильгельм рассмеялся и спросил в ответ:

— Твой повар научился делать стейки?

— А зачем нам повар? — бабушка хитро прищурилась. — У меня есть хорошее мясо, гриль и даже бутылка дешёвого вина.

— Звучит заманчиво, — произнёс Вильгельм и улыбнулся.

— Всё, как ты хотел, мой друг!

Глава 7

Кесарь Романов впервые за несколько месяцев позволил себе не появиться на работе с самого утра. Он остался дома и сидел в своём кабинете, удобно расположившись в любимом кресле, и вертел в руках небольшой шестиугольный амулет из неизвестного тяжёлого металла. Амулет был покрыт какими-то надписями, отдалённо напоминавшими арабскую вязь.

Неизвестный артефакт спал, и никак не реагировал на какое-либо воздействие. Впрочем, Романов особо и не пытался ничего делать с этой штуковиной. Судя по записке, она должна была активироваться ровно в полдень. И хоть даты на записке не было, Александр Петрович знал, какая именно дата подразумевалась. Этот день.

И ещё Романов сразу же догадался, что незнакомый артефакт был портальным маяком. Он никогда прежде не видел таких маяков, но сложить два плюс два было несложно. Александр Петрович посмотрел на часы — они показывали одиннадцать пятьдесят пять. Кесарь встал с кресла, вышел на середину комнаты и положил артефакт на пол. Отошёл метра на три и принялся ждать.

Ровно в полдень амулет едва заметно засветился, словно где-то внутри него зажглись светодиоды. На всякий случай кесарь наложил на себя защитные заклятия. Он был уверен, что они ему не пригодятся, но пренебрегать элементарной страховкой было глупо.

В пять минут первого портальный маяк начал светиться совсем сильно, после чего в кабинете Романова началось формирование портальных врат. Романов улыбнулся и приготовился встретить гостя.

Долго ждать не пришлось — врата сформировались довольно быстро. Середину кабинета заволокло густым непроглядным туманом ядовито-зелёного цвета, и почти сразу же из него вышла… Дана. Вдова кагана Абылая сделала пару шагов, огляделась и, заметив Романова, бросилась к нему, обняла и крепко прижалась к Александру Петровичу.

Они простояли в тишине примерно минуту. Кесарю в какой-то момент показалось, что Дана плачет, но это было не так.

— Саша, как же мне тяжело, — наконец-то негромко произнесла Дана. — Если бы ты только знал, как же мне тяжело сдерживаться изо дня в день. Если бы ты знал, как я хочу убить это ничтожество.

— Я знаю, — ответил Романов. — Знаю.

— И как же я рада тебя видеть, — сказала Дана, выпустив Александра Петровича из объятий.

— И это я тоже знаю, — улыбнувшись, произнёс кесарь. — Присаживайся, в ногах правды нет.

— Её нигде нет, Саша, — вздохнув, сказала Дана.

— Есть. Не всегда и не везде, но есть, — возразил Романов. — Но не буду спорить, позже докажу делом.

— Ты как был идеалистом, так им и остался, несмотря на годы и богатый жизненный опыт, — сказала Дана. — И мне очень приятно, что ты не забыл дату нашей свадьбы с Абылаем.

— А мне приятно, что ты сохранила кольцо, которое я подарил тебе по этому случаю. Но признаться, меня удивило, что его и маяк мне принесли буквально вчера. Могли ведь не успеть.

— Могли, — согласилась Дана. — Но раньше не получалось.

— Вообще, я давно тебя жду. И даже уже начал волноваться.

— Ты испугался, что я поверила, будто это ты убил Абылая?

— Нет, таких диких мыслей мне в голову не приходило, а вот то, что у тебя нет возможности выйти на связь, допускал.

— На самом деле так оно и было. Это ничтожество не даёт мне и шагу ступить без слежки. А к Айсулу открыто приставил охрану, мотивируя это тем, что девочке грозит опасность.

Дана тяжело вздохнула, после чего её лицо исказила гримаса ненависти, глаза словно зажглись огнём, и вдова кагана Абылая со злостью произнесла:

— Если бы ты знал, Саша, как я хочу его убить. Я каждый день по несколько раз представляю, как могла бы это сделать. Мне это теперь заменяет медитацию и хоть как-то успокаивает. Но мне уже надоело об этом мечтать, я еле сдерживаюсь в последнее время, чтобы не воплотить эти мечты в жизнь.

— Всему своё время. Мы накажем Карима. Обязательно накажем, но всему своё время. Сейчас нельзя его трогать.

— Да я и не могу, — снова тяжело вздохнув, произнесла Дана.

— Так хорошо его охраняют?

— Дело не в этом. Убить и его, и его охрану для меня не проблема. Я давно бы это сделала, и вместе с Айсулу перебралась к тебе. Но есть проблема.

— Не хочешь, чтобы о тебе говорили, будто ты сбежала к убийце своего мужа? — предположил Романов. — Грязные языки могут всякого наговорить, это да.

— Да плевать мне на эти языки, — отмахнулась Дана. — Дело в том, что Алихан жив!

— Ты знаешь об этом? — удивился Романов. — Но почему это проблема?

— Ты смеёшься надо мной? — обиделась Дана. — Ты не считаешь проблемой то, что это ничтожество удерживает мальчика неизвестно где и прячет его от меня?

— Погоди… — до Романова дошло, что Дана не знает о том, что Алихан спасся и находится в России. — Ты считаешь, что Карим где-то прячет Алихана?

— Да. Это ничтожество врёт, когда всем говорит, что мой мальчик погиб.

— Ты ощущаешь это?

— Как мать, но не как одарённая. Ощутить его враньё при помощи магии невозможно — он хоть и имеет слабый дар, но увешан разными амулетами. Спит с ними и в баню с ними даже ходит. И я понимаю, что предчувствие матери не показатель, но у меня есть кое-что посерьёзнее в подтверждение моих слов.

Дана достала из сумочки большую брошь в форме соцветия, состоящего из четырёх цветков. Изделие было изготовлено из золота, различных драгоценных камней и четырёх магических кристаллов розового цвета. Кристаллы эти, два больших и два поменьше, располагались в центре каждого цветка. Один большой и один маленький были прозрачными и ярко светились, второй маленький светился, но свет его был тусклым, а сам кристалл казался мутным, а второй большой тоже был мутным и не светился вовсе.

— Это не просто брошь, — сказала Дана. — Точнее, это вообще не брошь. Это не украшение.

— Я понимаю, — ответил Романов.

— В своё время этот амулет сделал Абылай. В каждом кристалле находится частичка крови одного из членов нашей семьи, и амулет показывает, в каком мы находимся состоянии, — пояснила Дана и, указав пальцем на большой мутный кристалл, добавила: — Это кристалл Абылая, он погас в ту же ночь, когда моего мужа убила змея, которую Абылай пригрел на своей груди.

Дана замолчала, ей тяжело давался этот разговор. Романов всё понимал, поэтому молчал и не задавал лишних вопросов. Выдержав небольшую паузу, вдова кагана Абылая указала на второй большой кристалл и продолжила рассказывать:

— А это мой кристалл. Он светится и, как видишь, светится ярко. Несмотря на то, что мне сейчас очень тяжело, моя ненависть к предателю даёт мне силы, и это всё отражается в кристалле. А два маленьких — это кристаллы Алихана и Айсулу. И они оба светятся. Это значит, что Алихан жив! Я скажу больше, мутный кристалл — это Айсулу! Девочка находится в депрессии, и это всё отражается. А кристалл Алихана светится ярче всех. Я не могу понять, почему так, ведь мальчик явно страдает сейчас, находясь в плену. Возможно, ему, как и мне, тоже даёт силы злость и желание отомстить. Но это уже детали. Главное — я вижу, что мой сын жив!

Дана закончила рассказ слишком эмоционально, но тут же взяла себя в руки и добавила уже спокойным тоном:

— И я теперь заложница ситуации. С одной стороны, мне радостно, что Алихан жив, но с другой — это связывает меня по рукам и ногам. Я не могу ничего сделать этому выродку, убившему моего мужа.

— Всему своё время, Дана, — повторил уже ранее сказанную фразу Романов. — И я тебе обещаю, что это время настанет.

— А ещё меня бесит его трусость! — Дана снова начала заводиться. — Это ничтожество боится мне сказать, что Алихан у него. Видимо, считает, что я не совладаю с собой и начну выбивать из него информацию, где прячут моего мальчика. Признаюсь, пару раз до этого почти дошло, но я в последний момент останавливалась. Потому что опасаюсь не рассчитать силы и эмоции и развеять подонка по ветру. А отвечать за мои действия придётся Алихану. Ему не жить, если я убью Карима.

— Это хорошо, что ты останавливалась, — сказал Александр Петрович. — Карима сейчас трогать нельзя.

— Ты прав, Саша, — согласилась Дана и, глядя на брошь с кристаллами, добавила: — Но знаешь, как мне трудно смотреть на этот светящийся кристалл Алихана и не знать, где мой сын и не иметь возможности ему помочь. Ты просто не представляешь!

— Очень даже представляю, — с сочувствием произнёс кесарь. — И ещё я могу тебе объяснить, почему кристалл Алихана так ярко светится.

Дана недоверчиво посмотрела на Романова, но ничего не сказала.

— Дай мне пять — десять минут, и одной тайной для тебя станет меньше, — пообещал кесарь. — Я сейчас вернусь.

После этих слова Александр Петрович быстро покинул кабинет, захватив с собой телефон. В коридоре он набрал чей-то номер, дождался, когда ответят, и сказал в микрофон:

— Роман, здравствуй! Хорошо, что ты так быстро ответил. Ты дома? Мне нужно, чтобы ты передал телефон Алихану как можно скорее. Это очень важно.

— Он занимается с Милой, — послышалось из динамика телефона. — Я сейчас схожу к ним.

— Это просто замечательно! Жду.

Через пять минут Романов вернулся в кабинет; Дана стояла там же, где он её оставил.

— Присядь, пожалуйста! — попросил кесарь свою гостью, та удивилась ещё сильнее, но спорить не стала и села на диван.

Александр Петрович подошёл к Дане, протяну ей телефон и сказал:

— Поговори!

Вдова кагана Абылая взяла телефон, бросила очередной удивлённый взгляд на кесаря и сказала в микрофон:

— Я вас слушаю!

Почти сразу же после этого глаза Даны расширились, она растерянно, словно не веря своим ушам, посмотрела на Романова, а потом срывающимся голосом закричала в трубку:

— Алихан! Сыночек мой любимый!

*****

Когда мы с бабушкой и Вильгельмом Пятым прибыли порталом на кухню, я сразу же побежал к себе в комнату, чтобы переодеться. В отличие от Его Величества, который во время экзамена выпачкал лишь сапоги, у меня вид был такой, словно я неделю ползком пробирался через болота.

Переодевшись, уже собрался бежать на кухню, но тут зазвонил телефон. Я хотел проигнорировать звонок, но это звонил Романов — пришлось ответить. Александр Петрович сказал, что ему очень нужно срочно поговорить с Алиханом, и мне пришлось бежать к Алихану — благо я знал, где они с Милой в этот момент тренировались.

И вот я стоял и смотрел, как мальчишка с кем-то говорит по телефону, чтобы по окончании разговора схватить аппарат и рвануть со всех ног на кухню — очень не хотелось, чтобы меня там долго ждали. Но Алихан пока не собирался закругляться. Говорил он по-казахски, из чего я сделал вывод, что общается он явно не с Романовым. А по ярким эмоциям было видно, что разговор этот для мальчишки крайне важен.

— С кем и о чём он говорит? — спросил я Милу.

— Что с тобой? — воскликнула моя девушка, которая наконец-то заметила, что у меня выбиты два верхних передних зуба.

— Ерунда, на тренировке поцеловал камень. Так с кем он говорит?

— С мамой.

Это было удивительно. Неужели Дана сбежала в Россию? Скорее всего, именно так и обстояли дела, потому как в том, что Романов не мог поехать в Каганат, я был уверен. А они сейчас были рядом. И ещё мне стало интересно, а как же Айсулу? Тоже сбежала или осталась на родине?

Когда Алихан наконец-то закончил разговор, я быстро схватил телефон и помчался на кухню. Очень хотелось взять с собой Милу, чтобы она тоже попробовала, как я уже понял, легендарные стейки немецкого императора, но тут было без вариантов — видеть, как он возится на кухне, император Священной Римской империи разрешил лишь бабушке и мне.

*****

— Это ничтожество ещё и собиралось на мне жениться! — делилась вдова кагана Абылая новостями с Романовым. — Ты можешь себе представить уровень наглости и лицемерия? Этот подонок допускал, что я разделю с ним ложе!

После того, как Дана узнала, что её сын находится в полной безопасности, она заметно оживилась и повеселела. Она даже улыбалась, несмотря на то, что речь шла о ненавистном ей Кариме. Видимо, теперь она точно была уверена, что сможет отомстить убийце мужа, и уже предвкушала это.

— Но потом он передумал брать меня в жёны, — продолжила Дана рассказывать о возмутивших её до глубины души планах нового кагана. — Решил жениться на Айсулу. Причём собрался брать её ещё и второй, младшей, женой. Ты представляешь, какая наглая тварь?

— И за это он тоже ответит, — невозмутимо произнёс Романов. — Даже не сомневайся. Но сейчас, когда тебя больше не сдерживает страх за Алихана, тебе надо быть особенно осторожной и не сорваться, и не натворить сгоряча глупостей.

— Ты просто пообещай мне, Саша, что я сама буду его казнить, и я буду ждать этого момента сколько угодно.

— Обещаю.

Дана улыбнулась, но улыбка эта выглядела довольно зловеще — видимо, в этот момент она представила, как будет расправляться с Каримом.

— Сейчас тебе нужно во всём с ним соглашаться, — сказал Романов. — Но не переусердствуй, чтобы он ничего не заподозрил. Айсулу ничего не говори про Алихана. Просто пообещай ей, что свадьбы её и Карима не будет, чтобы она не волновалась. Пусть делает вид, что смирилась и готовится к мероприятию. Но до этого точно дело не дойдёт. У меня были определённые планы касательно Карима и Каганата, но теперь мы их подкорректируем. Пока не знаю, как. Надо думать. Но с твоей помощью будет намного проще всё это сделать.

— Ты знаешь, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы отомстить за Абылая. Просто говори, что надо делать. Только вот как мы будем держать связь?

— Только так как сегодня. Других вариантов нет. Ты можешь прибыть сюда через неделю? Думаю, к этому времени у меня уже будет более менее продуманный план.

— Я постараюсь, но не всё зависит от меня, — ответила Дана.

— А можешь настроить маяк, чтобы он всегда был активным?

— Могу.

— Тогда настраивай, и пусть он всё время лежит здесь. Предварительно договариваемся встретиться ровно через неделю в это же время. Если не получится, то как сможешь, так сможешь.

— Но ты ведь не находишься здесь постоянно.

— На столике будет всегда лежать телефон с набранным моим номером. Как прибудешь, сразу звони мне. Долго ждать не придётся. Договорились?

— Договорились.

— Ну вот и славно. И если вам с Айсулу вдруг будет угрожать что-то серьёзное, всё бросайте и сюда. Кариму мы в любом случае отомстим.

— Спасибо тебе, Саша! Ты не представляешь, что я сейчас чувствую, после того как поняла, что точно смогу отомстить за Абылая и после того, как узнала, что Алихан в безопасности.

Дана снова бросилась на шею кесарю и в этот раз заплакала. Эта сильная женщина не могла себе позволить плакать под напором неприятностей, но вот слёз радости сдержать не смогла. Да и не захотела их сдерживать.

— Мы отомстим, и не только Кариму, — произнёс кесарь. — Но делать всё надо очень аккуратно. Карим — пешка, партию играет не он. Но через эту пешку мы выйдем и на ферзя.

— А потом и на короля, — сказала Дана, нахмурившись.

— На королеву, — поправил Романов, улыбнувшись.

Глава 8

Охота с беркутами вышла удачной. Каган Карим был доволен. Десяток зайцев, две косули и один молодой волк — неплохая добыча даже для бывалого охотника, а Карим выбирался на охоту не так уж и часто. Да и в этот раз он отправился туда в первую очередь для того, чтобы в неформальной обстановке пообщаться со своим будущим тестем.

По окончании охоты помощники принялись разделывать добычу, беркутчи увезли птиц, а Карим с Сырлыбаем устроились в походной юрте, чтобы пообедать и поговорить о делах — в первую очередь о предстоящей свадьбе. А ещё Кариму было необходимо заручиться полной поддержкой сильнейшего мага каганата и главы одного из самых уважаемых родов накануне надвигающейся войны с Россией.

Кариму не хотелось воевать с северным соседом, но выбора у кагана не было — британская разведка помогла ему ликвидировать его предшественника и занять престол исключительно на условиях, что, прибрав к своим рукам всю власть, Карим начнёт войну с Россией. Англичане свою часть договора выполнили, теперь предстояло выполнять свою Кариму.

Сначала будущие родственники, конечно же, обсудили охоту, но потом молодой каган начал потихоньку переходить к делу.

— Для меня большая честь породниться с Вами, уважаемый Сырлыбай, — начал издалека Карим. — Хоть я и стал Великим каганом, но это нисколько не изменило моего почтительного отношения к Вашему роду. Именно поэтому я и принял решение взять в жёны Гаухар.

— Мы оба знаем, Великий каган, что этот брак выгоден в первую очередь тебе, — сказал Сырлыбай, и по его тону и словам было понятно, что относится он к кагану без излишнего пиетета. — Но всё равно мне приятно слышать твои слова.

— Да, сейчас он больше выгоден мне, — согласился Карим. — Мне очень нужна поддержка, и Вы с вашим авторитетом среди старейшин и сильными одарёнными вашего рода можете мне её предоставить. Но в долгосрочной перспективе Ваша семья получит от моего брака с Гаухар намного больше пользы, чем я.

— В долгосрочной перспективе… — задумчиво произнёс Сырлыбай и ухмыльнулся. — До этих времён ещё надо дожить.

— Но вместе у нас намного больше шансов это сделать. Единственное, что мне не очень нравится — это идея брать в жёны Айсулу. Я разговаривал с Даной, она категорически против этого. И я боюсь, что её братья и весь её род тоже не оценят этого. А моя поддержка среди старейшин сейчас не настолько велика, чтобы…

— Давай начистоту, Великий каган! — перебил Карима будущий тесть. — У тебя вообще нет никакой поддержки среди старейшин.

Сырлыбай сделал акцент на слове «Великий». Очень неприятный акцент — глава уважаемого рода произнёс это слово так, будто насмехался. Но Кариму пришлось эту насмешку проглотить. Он насупился и произнёс:

— Определённая поддержка у меня есть.

— Вся твоя поддержка — личная гвардия кагана, которую в своё время ты собрал формально для Абылай, но по факту для себя. За твоей спиной нет даже рода. Ты стал каганом, но главой рода осталась Дана. Её, в отличие от тебя, уважают все старейшины. И во многом благодаря тому, что она признала тебя каганом, тебе удалось удержать этот титул. Род, из которого она вышла, возглавляет её старший брат, и он тоже принял тебя на троне лишь благодаря признанию Даны.

— Я стал каганом не только поэтому, — возразил Карим.

— Не только, — согласился Сырлыбай. — Ещё и потому, что нет сейчас такой кандидатуры, что устроила бы всех. Для каждого из старейшин лучше ты, чем представитель враждебного клана. Все предпочли тебя на троне, грызне за этот трон. Да и с англичанами, которые тебя активно поддержали, никто не захотел связываться лишний раз.

— Но Вы ведь тоже признали меня каганом, Вы тоже боитесь англичан? — язвительно спросил Карим.

— Я их не люблю.

— Что они Вам сделали плохого?

— Они пытаются использовать разлад в отношениях России и Каганата в своих интересах. Не удивлюсь, если это они на самом деле убили Абылая и подставили русских.

— Даже так?

— Почему бы и нет? Я не вижу причин, по которым Романову стоило убивать своего друга.

— Абылай хотел вывести Каганат из сферы влияния России и активно налаживал отношения с Британией.

— Но зачем?

— Во время большой войны лучше быть союзником сильной стороны! — заявил Карим. — А большая война неизбежна.

— Во время большой войны лучше держать нейтралитет, — возразил Сырлыбай.

— Это исключено. Нейтралитет можно держать, находясь в стороне, а мы находимся меж двух огней.

— Нечасто я с тобой в чём-то соглашаюсь, но здесь, похоже, мне придётся согласиться.

В юрту вошла служанка, чтобы наполнить пиалы чаем; пока она это делала, мужчины молчали. Когда служанка ушла, Сырлыбай взял пиалу, сделал небольшой глоток чая и произнёс:

— Ты спросил, почему я признал тебя каганом. В своё время у меня была возможность занять трон, у меня была серьёзная поддержка старейшин и сильная армия, но я не стал доводить дело до гражданской войны. Отступил. Уступил трон Абылаю. И если я тогда отказался от войны, зачем мне воевать сейчас? Зачем пытаться отнять у тебя трон? Меня вполне устроит, что рано или поздно каганом станет мой внук. И я тебе открыто об этом говорю. Война никогда не приводит ни к чему хорошему, тратить на неё силы и ресурсы без особой необходимости— глупо. К тому же у меня нет формальных прав на трон. А у моего внука они будут.

Сырлыбай сделал паузу, поднёс к губам пиалу, отхлебнул чая и добавил:

— Как видишь, я с тобой честен. И от тебя жду того же.

— Дана переживает, что дети Айсулу, будут в опасности, — сказал Карим. — Она боится, что Вы рано или поздно решите от них избавиться, как от конкурентов в возможной будущей борьбе за престол.

— Если у Даны и у Айсулу не будет больших амбиций, то ничего детям Айсулу грозит. Ты ведь это и сам понимаешь. Вообще, в идеале тебе стоило бы жениться на Дане, тогда тебе удалось бы стать главой рода Абылая, и братья Даны окончательно успокоились бы. Но второй женой она не пойдёт.

— Не пойдёт, — подтвердил Карим.

— Значит, женишься на Айсулу. Других вариантов у тебя нет. Мы с тобой должны нейтрализовать потенциальных врагов.

Карим вздохнул и развёл руками, давая понять, что он смирился с тем, что у него нет никаких вариантов, кроме как взять в жёны Айсулу.

— Ну и раз уж мы решили поговорить начистоту, — продолжил Сырлыбай. — То будь добр, расскажи мне, что вы там с англичанами задумали. Ты ведь не собираешься объявлять России войну? Этого, надеюсь, твои покровители от тебя не требуют?

— Не требуют, — ответил Карим. — Но есть причины, по которым нам, скорее всего, придётся это сделать. Как минимум я должен отомстить за Абылая.

— При всём уважении к Абылаю, совет старейшин не одобрит войну с Россией ради одной лишь мести. Мой род точно выступит против этой затеи — мне дороги жизни моих бойцов.

— Есть ещё причины.

— Я хочу их знать. У меня, вообще, накопилось много вопросов, и я хочу получить на них ответы. Но я хочу получить их от тех, кто принимает решения.

— Что Вы этим хотите сказать? — спросил Карим с нескрываемым раздражением.

— Лишь то, что я хочу встретиться с твоими кураторами, — спокойно ответил Сырлыбай. — И получить от них кое-какие гарантии.

— Боюсь, что сейчас это невозможно.

— Без этого не будет ни свадьбы, ни моей поддержки, когда на совете старейшин ты поднимешь вопрос о войне с Россией. А я уже понял, что ты его поднимешь, причём в ближайшее время.

Карим насупился, в юрте повисла тягостная пауза, но через некоторое время каган всё же выдавил из себя обещание:

— Хорошо, я попробую договориться.

— Ты договоришься, — с довольной ухмылкой произнёс Сырлыбай.

*****

Похоже, Вильгельм Пятый действительно соскучился по готовке. Он жарил стейки, переворачивая их на гриле, с таким азартом, словно не знал ничего более интересного в этой жизни. В накинутом поверх тренировочного костюма поварском фартуке он совершенно не походил на грозного императора, о суровом нраве которого ходили легенды.

Конечно, до Хосе Второго императору Священной империи в плане суровости было далеко, но боялись его многие — как в самой империи, так и за её пределами. Но сейчас этот грозный император стоял у гриля на кухне нашего замка и жарил для нас ароматные стейки. И это было невероятно.

Кухня у нас в замке была огромная, и помимо нескольких зон готовки включала в себя ещё кучу помещений. В одном из них, где я обычно завтракал или ужинал в отсутствие бабушки, нам и накрыли стол, ведь прислугу бабушка отпустила, а самим носить готовые блюда в обеденный зал ни княгине Белозерской, ни её внуку не пристало.

Стол прислуга накрыла заранее, перед тем, как покинуть кухню. И сервировка была далеко не императорской: простая белая скатерть, даже не накрахмаленная, и обычные приборы и посуда — никакого столового серебра, хрусталя и фарфора. Всё выглядело довольно скромно. А ещё меня удивило, что стол был сервирован на троих, но на нём стояли шесть винных бокалов. И две бутылки вина.

После очередного переворачивания стейков Вильгельм Пятый решил, что мясу уже хватит лежать на гриле, и быстро переложил три огромных рибая на заранее подготовленное блюдо; посолил их, поперчил, накрыл фольгой и полотенцем и объявил, что через две-три минуты мы сможем начать трапезу. Я, как наименее титулованный и наиболее молодой, подхватил блюдо и понёс его в комнату, где был накрыт стол. Бабушка и Вильгельм пошли за мной.

— Ну что ж, пока наши чудо-стейки отдыхают, я предлагаю выпить за лучшего мастера стейков из всех, что встречались мне в жизни! — произнесла бабушка, едва мы подошли к столу.

Император Вильгельм Пятый улыбнулся, а княгиня Белозерская указала на одну из бутылок и сказала:

— Дешёвое вино — всё как ты хотел!

После этого она посмотрела на меня — я намёк понял, быстро взял бутылку и откупорил её, открутив винтовую металлическую крышку. Классическая пробка из коры пробкового дуба для столь дешёвого вина была не предусмотрена. Я разлил напиток по бокалам. Его Величество поднял свой бокал, покрутил в нём вино, понюхал его, слегка пригубил и с нескрываемым сожалением произнёс:

— Насчёт дешёвого вина я всё же погорячился.

Бабушка рассмеялась, забрала у Вильгельма бокал и сказала:

— Ну себе-то я нормального вина взяла. Могу поделиться.

— Не откажусь, — ответил император.

Сразу стало понятно, почему на столе шесть бокалов. Вообще, было очень интересно за этим всем наблюдать, и я даже забыл, что функции прислуги в её отсутствие лежали на мне. В том числе и обязанности разливающего вино. Спохватившись, я взял вторую бутылку и принялся её откупоривать при помощи штопора. Рассмотрел этикетку — «нормальным» вином оказалось бургундское пино нуар урожая две тысячи сто шестнадцатого года. Я извлёк пробку и разлил вино по бокалам.

— За лучшего мастера стейков! — повторила свой тост бабушка, и мы выпили.

Признаться, я не смог понять, чем уж так замечательно это семилетнее вино — то, что мы с Глебом пили по вечерам в общежитии Кутузовки, как по мне, было не хуже. Но судя по выражению лиц княгини Белозерской и императора Вильгельма Пятого, что-то в этом пино нуар было, и мне осталось лишь довериться вкусу бабушки и её друга.

А вот в мясе я разбирался, поэтому с нетерпением ждал, когда уже, наконец, попробую так сильной разрекламированный бабушкой императорский стейк. Вильгельм поставил бокал на стол, снял с блюда полотенце и фольгу, довольно улыбнулся и по-русски объявил:

— Приятного аппетита!

Фантастический запах вкусно приготовленного мяса сразу же ударил в нос и ещё сильнее разжёг аппетит. Я переложил один из стейков с общего блюда себе на тарелку и разрезал его. Сочное мраморное мясо выделило светло-розовый сок — моя любимая прожарка. Отрезав большой кусок, я отправил его себе в рот и сразу же понял, что это не просто вкусно — это было волшебно!

— Они точно приготовлены без помощи магии? — не удержавшись, спросил я. — Очень уж вкусные.

И это был не дежурный комплимент. Вильгельм заслужил самую искреннюю похвалу — рибай получился безумно вкусным. Хоть в приготовлении стейков и зависело очень многое от мяса, а княгиня Белозерская явно велела доставить на кухню самые лучшие отрубы, заслуг повара умалять было нельзя. При кажущейся простоте готовки стейков повару нужно исходя из толщины куска и его мраморности, рассчитать время приготовления чуть ли не до секунды и вовремя снять мясо с гриля, дать ему отдохнуть и подать именно тогда, когда стейк раскроет весь свой вкус.

Минутой меньше или больше, что на гриле, что во время отдыха, и ты получишь просто вкусное мясо, а вот сделав всё как следует и вовремя, ты получаешь великолепный стейк. Такой навык нарабатывается лишь с большим опытом, и даётся далеко не каждому.

— Точно без магии, — рассмеявшись сказала бабушка. — Вилли и до возвращения магии такие же делал. Талант! И однозначно лучший повар среди императоров!

— И лучший император среди поваров, — усмехнувшись произнёс Вильгельм Пятый и отправил себе в рот кусок стейка.

Спорить что с тем, что с другим утверждением было глупо — рибай на моей тарелке подтверждал их справедливость. Вильгельм Пятый тем временем дожевал свой кусок, проглотил его, запил вином и довольно улыбнулся.

— Хорошо! — опять по-русски произнёс император и уже на немецком добавил: — Спасибо, Кэтхен, я на какое-то время снова почувствовал себя молодым.

— Обращайся, — улыбнувшись, сказала бабушка. — Мне нетрудно подготовить мясо и вино, к тому же стейки мы любим. Да, Рома?

— Да, — поддержал я бабушку. — Такие вкусные стейки нельзя не любить.

— За это и выпьем! — объявила княгиня Белозерская.

Я не совсем понял, за что предлагается пить — за стейки или за любовь, но уточнять не стал, а быстро наполнил бокалы вином.

— Давайте лучше выпьем за то, чтобы Роман хорошо подготовился и дал бой Хосе! — произнёс Вильгельм, осушил бокал и добавил: — Ему надо встретиться с королём Испании. И чем быстрее, тем лучше. Альфонсо Четырнадцатый сильно нервничает, ему нужны личные заверения от Романа и от тебя, что помощь придёт. А ещё лучше и от кесаря Романова.

— Занервничаешь тут, когда твою столицу хотят разрушить, а миллион подданных принести в жертву, — резонно заметила бабушка. — Дать заверения — не проблема. Когда и где мы можем встретиться с Альфонсо?

— Предлагаю провести встречу в Потсдаме. Дату назначайте сами, Альфонсо готов встречаться хоть завтра.

— Нам нужно обсудить это с Романовым, узнать, когда ему удобно. Роман с ним свяжется.

— Сегодня же свяжусь, — подтвердил я. — Но, мне кажется, Александр Петрович тоже готов встречаться хоть завтра. Как и мы.

— А я завтра не могу, — неожиданно заявила бабушка. — У меня на завтра запланирована поездка в Петербург по магазинам. Хочу обновить гардероб перед зимой.

Всё же у княгини Белозерской было странное чувство юмора. Впрочем, не факт, что она пошутила — лицо у бабушки было абсолютно серьёзное. Похоже, её друг Вилли к таким «шуткам» привык, потому что он совершенно спокойно сказал:

— Как определитесь с датой, позвоните мне. И обращайтесь, если понадобится какая-нибудь помощь в процессе подготовки к поединку — например, ещё одна проверка.

— Обратимся, — пообещала бабушка. — Но тут проверяй не проверяй, а от этих проверок он сильнее не станет. Теперь надо тренироваться чуть ли не круглосуточно.

Последнее предложение мне не очень понравилось — я и четырнадцать часов тренировок в день еле выдерживал. Причём физически мне трудно не было — лекарские навыки Тойво и сила родового источника с физической усталостью помогали справляться очень хорошо. Трудно было психологически. Казалось, что я превращаюсь в какого-то робота, в машину. Но отступать было поздно.

— Вилли, а ты помнишь, как долго у тебя не получалось сделать настоящие русские пельмени? — спросила бабушка, возвращая разговор в непринуждённое русло. — Но ты был настойчив.

— Я очень хотел тебя удивить, — ответил Вильгельм.

После этого бабушка и её друг пустились в воспоминания, а я, быстро доев свой стейк, поспешил убраться с кухни, чтобы им не мешать. Конечно, я бы с удовольствием взял добавку, но она не была предусмотрена.

Выйдя на улицу, я первым делом позвонил Александру Петровичу, но он не ответил. Тогда я дозвонился до его секретаря и попросил, чтобы она как можно быстрее связала меня с кесарем. Потом я отправился на малую тренировочную арену, в надежде застать там Милу. Но ни её, ни Алихана там не оказалось, и я пошёл к Миле в апартаменты.

Я угадал — Мила была у себя. И судя по её мокрым волосам, она буквально перед моим приходом вышла из душа.

— Проходи! Я сейчас, — сказала Мила и ушла в ванную комнату, и сразу же оттуда донёсся гул работающего фена.

Я прошёл. В ванную.

В коротком шёлковом халатике с мокрыми волосами моя девушка выглядела невероятно соблазнительно. Я подошёл к ней, обнял за плечи и поцеловал. В ответ получил струю горячего воздуха прямо в лоб.

— Дай волосы высушить, — недовольно пробурчала Мила.

— А может, мне нравятся девушки с мокрыми волосами, — сказал я.

— Тогда найди себе русалку.

— Поздно, я уже влюбился в тебя.

— Тогда придётся подождать, пока я высушу волосы. Или ты опять куда-то спешишь?

— Нет, сегодня у меня выходной, так что до утра я совершенно свободен.

— Это хорошо, мне нужно с тобой поговорить.

— Что-то случилось?

— Нет, ничего не случилось.

— Тогда, может, перенесём разговор на вечер?

— А сейчас ты чем-то занят?

— До вот собираюсь с тебя халат снять, — сказал я и обнял Милу. — Надеюсь, ты не против?

Вместо ответа, я получил ещё одну струю горячего воздуха — в этот раз в правый глаз. Похоже, Мила была против. Пришлось отступить и дождаться, пока она высушит волосы. Впрочем, ждать пришлось недолго. Мила закончила возиться с волосами, повесила фен на крючок, повернулась ко мне, как-то грустно улыбнулась и сказала:

— Рома, я переезжаю домой.

— Как? — растерялся я.

— На машине или порталом. Вещей у меня немного.

— Я имел в виду, зачем?

— У меня есть дом, Рома. Мой дом. И я хочу в нём жить.

— Но разве тебе плохо здесь?

— Мне здесь хорошо, но это не мой дом. Я устала, я хочу домой.

— Но здесь безопаснее!

— С помощью Екатерины Александровны мы с Ольгой превратили наше имение практически в крепость. Долгую осаду мы, конечно, не выдержим, но никто нас осаждать и не будет. А застать врасплох нас точно не получится — имение защищено сильнейшими артефактами контроля. Мы установили лучшую защиту. Ну а если кто-то и просочится — я могу постоять за себя. И за сестру.

— Но мы не сможем видеться.

— Ты всегда можешь приехать ко мне.

— В ближайшее время это будет невозможно, у меня ведь почти круглосуточно тренировки. Да и после… — я развёл руками и просто не знал, что сказать, новость о переезде Милы застала меня врасплох.

— Я подожду, — сказала Мила. — Я буду ждать столько, сколько нужно. Но я должна вернуться домой.

*****

Император Священной Римской империи вышел из портала в своих покоях. Он огляделся, быстро проверил поставленные перед уходом защитные метки и, убедившись, что в его отсутствие в покои никто не проникал, позволил себе немного расслабиться. Вильгельм Пятый снял тренировочную куртку, подошёл к небольшому столику, взял лежавший на нём мобильный телефон и сделал вызов. Дождался, когда на этот вызов ответят, и произнёс в микрофон:

— Добрый день, Гарри!

— Здравствуй, Вилли, — послышался из динамика голос герцога Эджертона.

— Если мне не изменяет память, друг мой, у тебя скоро день рождения?

— Не изменяет, — сухо ответил Эджертон.

— Что ж, отлично. Я хочу сделать тебе подарок, Гарри!

— Подарок? — удивился британский премьер-министр. — Какой?

— Невероятно щедрый. Такой, каких я ещё никогда никому не делал. Тебе понравится, я в этом уверен. Скажу больше, ты даже и мечтать не мог о таком подарке. Поверь, я всё ещё умею удивлять.

— Давай начистоту, Вилли, после… — Эджертон запнулся, подбирая нужное слово. — После той истории меня удивил уже сам факт твоего звонка.

— Поверь, мой подарок удивит тебя ещё сильнее, — сказал Вильгельм Пятый. — Приятно удивит, друг мой.

— Можешь считать, что ты меня уже подготовил к чему-то важному, я внимательно тебя слушаю, Вилли.

— Не по телефону, Гарри, не по телефону!

Глава 9

Переговоры проходили тяжело. Мы уже третий час сидели за столом: я, бабушка, Александр Петрович с одной стороны и Альфонсо Четырнадцатый с другой. Вильгельм Пятый присутствовал как посредник. И за эти почти три часа по большому счёту мы ни до чего не договорились.

Первый час мы обсуждали ситуацию в мире, и здесь у всех переговорщиков взгляды практически сошлись — мы все были за мир во всём мире и придерживались позиции, что большая война сейчас никому не нужна и в случае её развязывания, она отбросит мир лет на сто назад. А потом мы перешли непосредственно к обсуждению ситуации в Испании, к угрозам Хосе Второго и к теме предстоящей спецоперации, и тут возникли проблемы.

Испанский король требовал, чтобы мы гарантировали ему полную защиту от Хосе Второго. Именно гарантировали, что было в сложившейся ситуации как минимум странно. Никто не знал доподлинно, какой силы армию собрал император Ацтлана. Мы не знали, с чем нам придётся столкнуться. О каких гарантиях можно было вести речь в этой ситуации? Но Альфонсо не желал ничего слушать — он требовал гарантий, он хотел быть уверенным, что Хосе Второй не разрушит Мадрид.

Вообще, испанский король меня сильно удивил. Во-первых, он оказался сильно моложе, чем я его себе представлял. На фотографиях и официальных портретах он выглядел мужчиной средних лет, а при личном общении ему нельзя было дать больше двадцати пяти. Казалось, он ненамного старше меня.

Я знал, что магия может сильно омолодить, но не понимал, зачем настолько омолаживаться монарху — это делало его в чужих глазах менее авторитетным и влиятельным. А ещё Альфонсо Четырнадцатый заметно нервничал. И эта настойчивость в его требованиях более походила на истерику, чем на твёрдую взвешенную позицию.

Несмотря на то, что официально главой нашей делегации был кесарь, общалась с испанским королём в основном бабушка. Иногда Вильгельм подключался и пытался его вразумить. Мы с Александром Петровичем почти всё время молчали. Но когда наш беспредметный разговор зашёл на очередной круг, Романов неожиданно взял слово.

— Я полагаю, нам стоит уже хоть на чём-то остановиться, — сказал кесарь и обратился персонально к испанскому королю: — Ваше Величество, каково Ваше итоговое слово? Вы соглашаетесь на наше предложение и принимаете нашу помощь или всё же отвергаете её?

— Но я не получил от вас никаких гарантий, — опять завёл уже изрядно всем надоевшую песню Альфонсо.

— Мы несколько раз Вам уже сказали, что никаких гарантий дать не можем. Всё, что мы можем — это пообещать приложить все наши силы и ресурсы, чтобы остановить сумасшедшего мексиканца. Вероятность успеха я могу оценить примерно как пятьдесят на пятьдесят.

— Но это очень мало! — воскликнул Альфонсо. — Я не могу на это пойти.

— В таком случае мы отзываем своё предложение. Благодарю Вас, за то, что выслушали нас, и благодарю Его Величество за организацию этой встречи, — Романов слегка склонил голову в сторону Вильгельма.

Это было неожиданно как для Альфонсо, так и для всех остальных; мы все: и я, и бабушка, и испанец, и Вильгельм уставились на Романова.

— Но что тогда будет с нами? — растерянно спросил испанский король.

— А вот здесь я Вам могу дать более точный прогноз, — ответил кесарь. — С вероятностью в сто процентов Хосе Второй сровняет с землёй Мадрид и, скорее всего, не только его. И конечно же, он выполнит все остальные свои обещания.

Альфонсо Четырнадцатый растерялся — ему нечего было на это сказать. Мне показалось, что испанский монарх даже побледнел. Романов тем временем встал из-за стола и хотел было начать прощаться, но бабушка не дала ему этого сделать.

— Александр Петрович, — сказала княгиня Белозерская. — Мне кажется, Его Величеству нужно время, чтобы принять решение.

— Да, мне нужно время, — схватился за соломинку Альфонсо, который уже понял, что погорячился с излишними требованиями каких-либо гарантий.

— К сожалению, времени у нас нет, — отрезал кесарь. — Мы и так готовимся к возможной операции с опережением всех мыслимых и немыслимых графиков. Каждый день, каждый час на счету. Мы должны покинуть этот зал с пониманием того, предстоит нам противостояние с Ацтланом или нет. Его Величество должен принять решение здесь и сейчас, и мне кажется, что он его принял.

— Пока нет! — поспешил ответить Альфонсо. — Дайте мне пару минут.

— Думаю, пара минут у нас точно есть, — вступил в разговор Вильгельм и посмотрел на Романова.

— Безусловно, Ваше Величество, — ответил кесарь.

Признаться, поступок Александра Петровича меня удивил, но с другой стороны, а что ещё оставалось делать? Продолжать уговаривать испанца, как ребёнка? Так это не мы его, это он нас должен был уговаривать, это миллион его подданных собирался принести в жертву Хосе Второй.

— Хорошо, — вздохнув, произнёс Альфонсо Четырнадцатый спустя некоторое время. — Я согласен на ваш план. Действительно, в нынешней ситуации невозможно требовать от вас каких-либо гарантий. Я лишь прошу вас сделать всё, что вы можете, для спасения моей страны. Очень прошу.

— Не извольте сомневаться, Ваше Величество, — сказал Романов. — Если уж мы в это влезем, то сделаем всё и даже немного больше.

После этого кесарь неожиданно обратился ко мне:

— Не так ли, Роман?

— Так, — ответил я, но потом подумал, что ответ мог бы быть и поубедительнее, и добавил: — Хосе Второй не щадит проигравших, поэтому у нас нет другого выхода, кроме как победить.

Я улыбнулся испанскому королю, чтобы таким образом поделиться с ним своим решительным настроем, но у меня ничего не получилось — на лице Альфонсо решительности я не заметил. Видимо, не стоило напоминать ему лишний раз, что император Ацтлана не щадит проигравших.

Вильгельм Пятый, глядя на это всё, решил сменить тему и предложил закрепить договорённость обедом. Все согласились, и мы отправились в зал торжественных приёмов.

За обедом тему противостояния с Ацтланом не обсуждали, чтобы лишний раз не нервировать испанского короля. Говорили в основном об агрессивной политике Британской Империи. Альфонсо сетовал, что во время большой войны его отцу не удалось вернуть Гибралтар, а Вильгельм сказал, что отчаиваться не стоит, очень толсто намекнув этим на то, что проблему Гибралтара решить можно. Но разумеется, для этого испанское королевство должно было стать частью Священной Римской империи.

Но на самом деле стать частью империи Вильгельма не означало полностью потерять независимость. Я немного изучил этот вопрос и знал, что в отличие от Британской империи, которая жестоко подавляла на своей территории любые проявления не только сепаратизма, но и просто национального самосознания, Вильгельм очень лояльно относился к автономии некоторых частей его империи. По своей структуре нынешняя Священная Римская империя во многом напоминала свою одноимённую предшественницу, существовавшую в Средние века. Она очень походила на своеобразную конфедерацию.

Земли, входящие в Империю, чётко делились на две категории: одни находились под жёстким управлением императора, другие пользовались довольно широкой автономией. К первым относилась территория непосредственно Германии, а также бывших Австрии, Швейцарии, Чехии и Литвы. Эти страны были присоединены к Германии путём аншлюса и теперь их земли считались немецкими.

На этих территориях, называемых имперскими, была выстроена жесточайшая вертикаль власти, управляли ими наместники императора, и законы, действовавшие в этих землях, были намного суровее, чем в остальной части Империи. Сейчас к ним должна была присоединиться и Польша.

Другая часть Империи состояла из Италии, Нидерландов, Бельгии, Люксембурга и Дании, входивших в её состав в качестве формально независимых королевств. И эти королевства действительно были во многом независимы: руководили ими местные короли, законы были адаптированы к местным условиям и традициям, а с Берлином их связывала лишь имперское соглашение, общая внешняя политика и армия. Даже налогообложение для разных частей Империи было разным.

Конечно, я не мог рассуждать, как монарх, потому что просто не имел такой возможности в силу недостатка знаний и опыта; но как смотревший на проблемы Альфонсо Четырнадцатого со стороны, я был уверен, что перспектива стать частью Священной Римской империи в качестве полунезависимого королевства намного интереснее перспективы быть завоёванной и разграбленной Ацтланом.

Обед продлился чуть больше часа, и уже в начале третьего по Берлинскому времени мы с бабушкой и Романовым вернулись порталом в имение княгини Белозерской. Оттуда кесарь должен был отправиться к себе, однако он заявил, что прежде, чем это сделать, он хотел бы кое о чём со мной поговорить. Я предложил Александру Петровичу пройти в один из залов дворца, но он отказался.

— Там разговора на две минуты, — сказал кесарь. — Мы можем просто прогуляться.

— Тогда давайте пройдём в сад, — предложил я.

Романову моё предложение понравилось, он распрощался с бабушкой, и мы с ним отправились в сад.

— Что-то случилось? — спросил я ещё по дороге, меня почему-то насторожил предстоящий разговор.

— Этот же вопрос я хотел задать тебе, — сказал кесарь.

— Я Вас не понимаю.

— А я не понимаю Воронцова. Что между вами произошло?

— Теперь я не понимаю ещё больше, — признался я. — Ничего между нами не происходило. В последний раз я видел Игоря Константиновича на свадьбе Глеба и Ани. Конечно, мы ему там создали некоторые проблемы, но вроде он на меня за это зла не держал.

— Теперь и я тоже не понимаю ещё больше, — нахмурившись, произнёс Романов. — То, что произошло на свадьбе — ерунда. Это не могло так кардинально изменить отношение Воронцова к тебе.

— Кардинально изменить отношение? — переспросил я, сильно удивившись.

— Раньше он относился к тебе очень благосклонно, всегда хорошо о тебе отзывался, было видно, что старик искренне благодарен тебе за спасение внучки, а сейчас его раздражает любое упоминание о тебе.

Это было неожиданно, я даже и не знал, что на это сказать.

— У тебя не было никаких конфликтов с Воронцовыми? — спросил Романов. — Может, у Екатерины Александровны?

— Нет, — ответил я. — Ни у меня, ни у бабушки нет причин конфликтовать с Воронцовыми.

— Но это не могло вот так на пустом месте возникнуть. Ты же это понимаешь?

— Понимаю, — согласился я. — Возможно, это из-за Насти.

— Между тобой и внучкой Воронцова что-то было?

— Не было и быть не могло, но мы же с ней были свидетелями на свадьбе Глеба и Ани. Сначала я думал, что Игорь Константинович таким образом хочет выразить благодарность Ане, ведь без неё я бы не смог вытащить Настю из Восточного, но потом я понял, что он это всё придумал, чтобы свести нас с Настей вместе.

— На самом деле, Воронцова — не самая плохая партия, но сейчас, конечно, она тебе уже не подходит. Теперь тебе надо искать кого-то уровнем повыше. Но на тот момент ещё никто не знал, что ты у нас станешь настолько видным женихом, поэтому всё было логично.

— На тот момент я нашёл Милу в Каганате, — напомнил я.

— Кстати, как она поживает? — спросил Романов. — Передавай привет. Скажи, пусть приезжает в Новгород, её убрали из всех баз.

— Передам, — пообещал я.

А вот от ответа на вопрос я ушёл, не отвечать же мне было Александру Петровичу, что рано утром Мила от нас уехала. И чтобы увести разговор с этой темы, я вернулся к предыдущей и сказал:

— А если бы я не нашёл Милу, и мне вдруг приспичило жениться, я лучше взял бы в жёны Арину Зотову. Но никак не Воронцову!

— Да, уж с чем, а с девушками проблем у тебя нет, — усмехнувшись, сказал кесарь и уже серьёзно добавил: — Но, похоже, старик Воронцов сильно оскорбился, что ты отверг его внучку.

— Я её не отверг, — возразил я. — Отвергнуть можно того, кто к тебе тянется, а у нас с Настей взаимная антипатия. Очень сильная. И если у Игоря Константиновича была идея поженить нас, то Настя не меньше меня радуется, что ничего не вышло. Я просто уверен в этом.

— А вот тут спорно, — сказал Романов. — Впрочем, теперь уже всё это неважно. Эмоции и переживания внучки Воронцова меня мало волнуют. А вот то, что Игорь Константинович затаил на тебя обиду, мне не нравится. И вдвойне мне не нравится, что это всё происходит накануне таких важных событий.

На это мне оставалось лишь пожать плечами.

— Ладно, надеюсь, как-нибудь разберёмся с этой проблемой, — сказал Романов. — У меня ещё есть к тебе одна просьба. Точнее, к вам с Екатериной Александровной.

— Я внимательно Вас слушаю.

— Дана очень хочет увидеть сына. Мы можем это организовать?

— Конечно, можем. Но как Вы видите их встречу? Дана прибудет к нам или надо куда-то доставить Алихана?

— Если Екатерина Александровна не будет против, то безопаснее было бы доставить Дану сюда.

— Бабушка точно не будет против, — сказал я. — Мы с ней будем рады принять Дану в нашем доме. Главное, предупредите хотя бы за несколько часов. Судя по прошлому звонку, вы наладили с ней связь.

— Я бы не сказал, что прямо наладили, но какая-никакая связь теперь есть. И это очень кстати накануне неизбежной войны с Каганатом.

— Вы думаете, Карим всё-таки решится на войну?

— Я не думаю, я знаю, — ответил кесарь и добавил: — Я знаю, что ему не оставили других вариантов. Война с Каганатом начнётся очень скоро. И скорее всего, Британия будет принимать в ней уже непосредственное участие.

— Даже так?

— Всё идёт к тому. Но сейчас меня интересует другое — кого ещё англичане затащат в эту авантюру.

Романов тяжело вздохнул, а я ещё сильнее ощутил важность предстоящего противостояния с Хосе Вторым. Императору Ацтлана нужно было чётко и жёстко дать понять, что с нами лучше не связываться. В этом не было никаких сомнений. Были они в другом — получится ли у меня это сделать.

Мы вернулись в башню, и оттуда Александр Петрович отбыл домой. Или на работу. Он не сообщил мне, куда направляется, сказал лишь, что очень спешит.

А вот мне спешить было некуда и совершенно нечем было заняться до вечерней тренировки с Дьянишом. Есть не хотелось, спать тоже. Если днём раньше в такой ситуации я побежал бы к Миле, то теперь это было невозможно. Она уехала. Рано утром, на машине, которую прислала за ней сестра.

Весь день я старался не думать об отъезде Милы, и в принципе у меня это получалось благодаря насыщенному графику и постоянному общению с кем-либо. Но теперь я остался один, и неприятные мысли полезли в голову.

Я не уговаривал Милу остаться. Не знаю почему. Возможно, потому, что слишком хорошо её знал и понимал: если она решила уехать, то сделает это. Я лишь перед самым отъездом ещё раз спросил о причине этого поступка, но ничего нового не услышал. Мила опять просто сказала, что должна уехать домой. А перед тем как сесть машину, она улыбнулась, поцеловала меня и пригласила в гости, чем ещё сильнее меня запутала.

Самым обидным в этой ситуации было то, что у меня физически не было времени во всём этом разобраться. Стоило воспользоваться приглашением Милы и через пару дней съездить к ней. Попробовать поговорить и узнать, что же произошло. Поговорить о нас, о нашем будущем. Но я не мог. Я должен был тренироваться, я должен был победить Хосе Второго. В конце концов, от этой победы и зависело то самое наше будущее. И не только наше.

*****

Виконт Карингтон всегда считал себя в первую очередь сотрудником спецслужб, а уже потом дипломатом, поэтому не любил вести серьёзные переговоры в пышной обстановке. Вот и в этот раз он попросил кагана Карима назначить встречу не в зале приёмов, а в рабочем кабинете. На встрече присутствовал Сырлыбай — глава одного из самых влиятельных родов Каганата и будущий тесть Карима.

Собственно, по просьбе Сырлыбая встреча и была назначена. Он желал услышать от Карингтона, каким Британия видит будущее Тюркского каганата и хотел обсудить перспективы сотрудничества между двумя этими странами.

Виконт, который работал послом английской королевы в Китае, был вынужден ради этой встречи отменить несколько важных дел, но переговоры с лидерами Тюркского каганата были важнее. Британия рассчитывала на Каганат, делала на него главную ставку в перешедшем в горячую фазу противостоянии с Россией. Поэтому Карингтон должен был доказать Кариму и Сырлыбаю, что сотрудничество с англичанами в военной сфере является приоритетом Каганата.

— Вам нужен сильный, надёжный партнёр, — уверял Карингтон Карима и Сырлыбая. — Такой, как Британская империя. На севере у вас дикая Россия с её имперскими амбициями. И отношения у вас с этой варварской страной сейчас едва ли не худшие за всю историю этих отношений. А на юго-западе у вас Китай, мечтающий вернуть себе Восточный Туркестан. Без помощи Британии вам с такими соседями будет трудно уживаться.

— Британия может сдержать Китай? — поинтересовался Сырлыбай. — Вы можете гарантировать, что китайцы откажутся от идеи захвата Восточного Туркестана?

— Никто ничего не может гарантировать, — ответил Карингтон. — Но это не значит, что не нужно договариваться. Всегда можно найти компромисс.

— И какой же? Отдать китайцам Восточный Туркестан в обмен на обещание вечной дружбы?

— Вечной дружбы не бывает. И, безусловно, глупо отрицать тот факт, что китайцам нужны территории. Но не менее глупо воевать за Восточный Туркестан, когда есть Сибирь.

— Сибирь? — переспросил Карим. — На что Вы намекаете?

— На то, что Сибирь большая, и её хватит на всех, — ответил англичанин. — А ещё есть Алтай, который по всем историческим предпосылкам должен входить в ваш Каганат. Как и часть Южной Сибири. Сейчас самое время забрать эти территории. Китай серьёзно нацелился на Сибирь, и я настоятельно рекомендую вам подумать о расширении вашей территории.

— Сейчас Вы говорите о расширении, но пару минут назад говорили о том, что мы можем потерять Восточный Туркестан, — сказал Сырлыбай.

— Все мы постоянно что-то теряем и что-то находим, — глубокомысленно заметил Карингтон. — Иногда, чтобы получить что-то большое, необходимо отказаться от малого. Поэтому я вам настоятельно рекомендую в качестве жеста доброй воли передать часть территории Восточного Туркестана Китаю. Не обязательно весь.

— Это исключено! — отрезал Сырлыбай.

— Не спешите так остро реагировать, — сказал англичанин. — Вы получите больше. К тому же необязательно отдавать эти территории сейчас. Достаточно заключить соглашение, которое предусмотрит такую передачу в случае выполнения Китаем ряда условий.

— Каких?

— Совместного похода на север и присоединения к Каганату Алтая и части Южной Сибири. Всё это обсуждаемо, надо лишь иметь волю и желание.

— Ещё ни разу ни одна договорённость с китайцами не привела наш народ ни к чему хорошему. Самое лучшее сотрудничество с ними — не иметь никаких дел, кроме торговли.

— Увы, так не получится. Китаю нужны новые территории. И они их заберут. Будет это Сибирь или Восточный Туркестан, для них не так уж и важно. А вот для вас этот момент может стать переломным в истории вашей страны.

— Мы сможем постоять за Восточный Туркестан, — снова вступил в разговор Карим.

— Нет, не сможете, — возразил Карингтон. — Без помощи России вам долго не продержаться. У Китая очень много одарённых. Признаюсь, даже мы не знаем точное количество боевых магов в китайской армии. В случае китайской агрессии вы потеряете Восточный Туркестан очень быстро. Но самое страшное не это.

— А что?

— То, что китайцы на этом не остановятся, — Карингтон неприятно ухмыльнулся. — Трудно сохранить свои обширные территории, будучи зажатым между медведем и драконом и испортив отношения с обоими соседями. И не просто трудно — невозможно! Но пока ещё выход есть, и я, как ваш друг, вам на него указываю.

— Какую часть Восточного Туркестана придётся отдать? — спросил Карим.

— Это предмет переговоров, но я бы на вашем месте отдал весь. Конечно же, при условии, компенсации землями Алтая и Сибири как минимум в двойном размере.

— Такие вопросы может решать только совет старейшин, — сказал Сырлыбай.

— Но решения совета зависят от того, как ему всё преподнести, — заметил Карингтон. — Война неизбежна, ваши старейшины должны это понимать. Вопрос лишь в том, будет воевать Каганат на два фронта, теряя территории и на юге, и на севере, или вместе с тремя сильными союзниками завоюет себе новые земли.

— С тремя союзниками? И кто же будет четвёртым в нашей коалиции?

— Сейчас я не могу этого сказать, но поверьте, русских ждёт большой сюрприз. И крайне неприятный — воевать против четырёх армий, им будет невероятно сложно.

— Или против трёх, — усмехнувшись, сказал Сырлыбай. — Если Британская империя, как обычно, ограничится моральной поддержкой.

Карингтон насупился, выдержал небольшую паузу и произнёс:

— Я сделаю вид, что не расслышал Вашего едкого и крайне неприятного замечания. И я скажу Вам, что Её Величество королева Виктория Вторая намерена отправить в помощь антироссийской коалиции лучших боевых магов нашей империи.

— Это добавляет оптимизма, и я надеюсь, Её Величество не передумает.

— И не передумают китайцы, — добавил Карим.

— В этот раз на кону стоит слишком много, поэтому можете не сомневаться — самые сильные боевые маги со всех уголков нашей империи примут участие в этой кампании, — сказал англичанин. — Что касается китайцев, для того меня и перевели в Пекин, чтобы китайцы не передумали. И я полагаю, нам имеет смысл провести с ними переговоры как можно быстрее.

— Мы не можем вести никаких переговоров, пока совет старейшин не одобрил войну с Россией, — сказал Карим. — А прежде чем созывать совет, нам нужно заручиться поддержкой глав сильнейших родов по вопросу войны и что намного более важно, по вопросу возможной передачи Восточного Туркестана Китаю. На это потребуется некоторое время.

— И прежде, чем мы поставим этот вопрос перед советом старейшин, мы должны знать, кто будет нашим четвёртым союзником! — добавил Сырлыбай.

— Вы узнаете это очень скоро, — сказал Карингтон. — Возможно, в ближайшие дни.

Глава 10

Усиленные ежедневные тренировки отнимали столько энергии, обычной физической, что за каждым приёмом пищи я съедал двойную, а то и тройную порцию. Первое время мне постоянно приносили добавку, а потом стали просто накладывать всё в большие тарелки и с горкой. И я это всё сметал так быстро, будто перед каждым обедом или ужином не ели минимум три дня.

И вот в очередной раз я покончил с тремя шницелями, поданными к обеду на горячее, к тому моменту, как бабушка ещё только заканчивала есть суп. Заметив мою пустую тарелку, княгиня Белозерская, улыбнулась. Мне это не то чтобы не понравилось, но я решил объясниться.

— Понимаю, со стороны это выглядит смешно, — сказал я. — Но если я буду есть меньше, не смогу нормально заниматься, а если буду есть медленнее, не успею отдохнуть до следующей тренировки.

Бабушку мои слова развеселили ещё сильнее, она рассмеялась и заявила:

— Не стоит оправдываться. Я улыбаюсь не потому, что мне смешно.

— А почему?

— Потому что, как любая нормальная бабушка, я рада, что у внука хороший аппетит.

— Сделаю вид, что поверю, — сказал я, вставая из-за стола, и тоже улыбнулся.

Раньше я никогда не покидал стол раньше бабушки, но тренировки и сюда внесли свои корректировки — каждую свободную минуту стоило использовать для отдыха, поэтому я покидал обеденный зал иной раз, даже отказавшись от десерта. Однако в этот раз уйти не получилось.

— Погоди! — произнесла бабушка, отодвигая от себя пустую суповую тарелку. — У меня есть к тебе разговор.

— Внимательно Вас слушаю, — сказал я и снова сел за стол.

— Завтра после утренней тренировки и завтрака мы с тобой должны отправиться в Мадрид.

— В Мадрид? — переспросил я, удивившись. — Зачем?

— Там ты станешь испанским грандом.

Я удивился ещё сильнее, но в этот раз ничего не сказал, ожидая объяснений, которые последовали почти сразу.

— Главная наша проблема — заставить Хосе выйти с тобой на поединок, — сказала бабушка. — Вариант, при котором армия Ацтлана просто начнёт бой, уничтожение Мадрида и захват пленных, не исключён. В этом случае дело примет совсем уж нехороший оборот — придётся воевать долго и с большими потерями. Поэтому мы должны сделать всё, чтобы избежать такого сценария.

— Да уж, хотелось бы избежать, — согласился я.

— А Хосе, мало того что психопат, так у него ещё и завышенная самооценка, — продолжила бабушка. — Он не выйдет на поединок ни с кем, кто ниже его по статусу. Соответственно, бросить ему вызов может только Альфонсо. От короля Испании Хосе вызов на поединок примет, и вот тут мы его и должны поймать.

— Вы думаете, он не заметит, что вместо Альфонсо выйду я?

— Ты меня не понял, Хосе — психопат, а не идиот. Конечно, он заметит подмену. Но ты выйдешь вместо Альфонсо официально. Король имеет право выставить вместо себя на поединок своего гранда. Хосе, кстати, тоже. Но понятно, что мексиканец будет драться сам, а вот вместо Альфонсо — ты.

— Хороший план.

— Других в любом случае не имеем. Но вот только есть нюанс — ты не гранд. И это упущение завтра будем исправлять в срочном порядке.

— А разве может русский дворянин стать испанским грандом? — спросил я.

— Не думаю, — ответила бабушка. — Скорее всего, король сначала дарует тебе титул какого-нибудь виконта или барона, а потом уже — гранда. Завтра на месте всё узнаем. Сразу после завтрака отправимся в Потсдам, а оттуда вместе с Вилли в Мадрид. Он тебе тоже ещё кое-что расскажет.

— А что мне потом, после поединка, делать с этим титулом?

— Носить с честью.

— То есть, меня его не лишат?

— Если ты спасёшь Испанию от войны с Ацтланом, а её столицу от полного уничтожения, а тебя после этого лишат титула испанского гранда, я сама Мадрид с землёй сравняю, — улыбнувшись, сказала бабушка.

Я не удержался и рассмеялся, после чего сказал:

— Появилась дополнительная мотивация победить в поединке — титул испанского гранда на дороге не валяется.

— Это да, — согласилась бабушка. — Ты у нас становишься просто завидным женихом.

— Только вот жениться не на ком, — грустно заметил я. — Невеста уехала.

— Ну одна уехала, другая приедет. Невесты — дело наживное. Такому парню, как ты, стоит только свистнуть — сбегутся на смотрины.

Слышать это было неприятно. Мне всегда казалось, что бабушка относится к Миле хорошо, но после таких слов у меня закралось подозрение, а не поспособствовала ли княгиня Белозерская этому неожиданному отъезду.

— Вы знаете, почему Мила уехала? — я не рискнул спрашивать в лоб, причастна ли бабушка к отъезду моей девушки, поэтому зашёл издалека.

— Нет, не знаю, — ответила бабушка. — Но догадываюсь. Я бы на её месте тоже уехала.

А вот это становилось уже совсем интересно.

— Не поделитесь со мной Вашими догадками? — спросил я.

— Я вообще удивлена, что она так долго здесь задержалась.

— Это не очень похоже на причину отъезда, — заметил я.

— А назови мне причину, по которой она должна была здесь оставаться? — неожиданно спросила бабушка.

— Вы всегда говорили, что Ваш дом и мой дом тоже. Я думал, что имею право предложить своей девушке пожить у нас. Прошу меня простить, если я неправильно истолковал Ваши слова и злоупотребил Вашим гостеприимством.

Мне захотелось встать из-за стола и уйти, но я всё же сдержался. Как ни крути, бабушка сделала для Милы очень много, и было бы некрасиво устраивать такой демарш. Но и продолжать разговор категорически не хотелось.

— Мой дом — твой дом, — сказала тем временем бабушка. — И заодно дом твоих друзей, твоей девушки, и кого угодно, кого ты решишь пригласить в гости. Но ты не ответил на мой вопрос. Назови мне причину, по которой Мила должна была здесь оставаться? Она, вообще-то, дворянка, и у неё есть своё поместье, не сильно уступающее нашему. Я бы сказала, вообще не уступающее.

— Здесь безопасно.

— У неё дома сейчас тоже безопасно.

— Мы могли видеться каждый день. Мы были вместе.

— Она тебе кто? Содержанка?

— Вы говорите обидные слова. Она моя девушка.

— А чего ты тогда относишься к ней как к содержанке? Ты её любишь?

— А разве не заметно?

— Если спрашиваю, значит, не заметно.

— Люблю.

— Тогда женись!

Услышать такое заявление было настолько неожиданно, что я даже растерялся.

— Вы полагаете, сейчас подходящее время для женитьбы? — спросил я, решив, что бабушка надо мной просто издевается.

— А почему нет?

— Вы издеваетесь? — воскликнул я в сердцах. — Как и когда? Вы же сами назначили мне круглосуточные тренировки!

— Это была твоя идея — драться с Хосе! — парировала бабушка.

— Но Вы же понимаете, что иначе начнётся большая война, и уже точно будет не до каких-либо свадеб. И Вы это знаете, и Мила. А перед этими тренировками мы занимались тем, что спасали Ольгу!

— А никто не обещал, что будет легко!

— Да какой там легко? — возмутился я. — Тут просто передохнуть бы хоть немного. Тут не то что свадьбу сыграть, тут в кафе выбраться, мороженое поесть нет возможности.

— Вот потому она и уехала! И правильно сделала! Умная девочка. Раньше надо было, но, видимо, сильно уж она тебя любит, раз так долго продержалась!

Видимо, княгиня Белозерская решила меня добить. Но слушать это было уже не так тяжело. Главное — я понял, что бабушка не была причастна к отъезду моей девушки и продолжала к ней относиться всё так же хорошо. Похоже, даже слишком хорошо, раз так настойчиво намекала мне, что я должен поскорее жениться на Миле.

Но самым обидным в этой ситуации было то, что я давно собирался сделать Миле предложение. Я любил её, и никто, кроме неё, мне был не нужен. Я даже и не рассматривал возможность связать себя браком с какой-либо другой девушкой. Но ни свататься, ни уж тем более играть свадьбу в ситуации полной неопределённости мне не хотелось. Стоило хотя бы для начала выжить в поединке с безумным императором Ацтлана, а потом уже начинать строить какие-либо планы на будущее.

А ещё на носу была война с Каганатом, и от всего этого голова шла кругом. Но теперь я понял, что это было слабым оправданием, ведь никто меня не заставлял делать Миле предложение прямо сейчас. На самом деле мы с ней не раз говорили о будущем, и как-то всегда подразумевалось, что мы будем вместе, но вот именно о свадьбе речи не заходило. А надо было хоть раз поговорить с ней на эту тему и как-то более конкретно обозначить свои намерения.

И вот теперь я попал в крайне неприятную ситуацию. Мне было плохо без Милы, и я был уверен, что ей тоже плохо без меня. Надо было как можно быстрее встретиться с ней и наконец-то поговорить о нашем будущем. И я очень хотел об этом поговорить. Но теперь я просто не представлял, как это осуществить. Теперь это выглядело бы так, будто я решился на этот шаг из-за её отъезда. Или после разговора с бабушкой, что ещё хуже.

Впрочем, я понимал, что сильно расстраиваться и переживать по этому поводу пока не стоит. Сначала надо было победить Хосе Второго, а вероятность выйти живым из поединка с ним и, соответственно, после этого о чём-либо поговорить с Милой составляла не более двадцати процентов. И этот факт пугал сильнее, чем перспектива того, что Мила подумает, будто я решил поговорить с ней только из-за её отъезда. А значит, исключительно предстоящим поединком и стоило забивать голову.

*****

Герцог Эджертон вышел из портала и быстро огляделся. В рабочем кабинете императора Священной Римской империи не было никого, кроме его хозяина. Вильгельм Пятый посмотрел на старого друга, улыбнулся и осуждающе покачал головой.

— Эх, Гарри, Гарри… — вздохнув, произнёс император. — Когда ты уже поймёшь, что я не желаю тебе зла? А если бы и желал, то уж не стал бы устраивать на тебя засаду в своём доме.

— Осторожность никогда не помешает, — возразил Эджертон.

— Как тебя с таким количеством защитных амулетов вообще портал принял?

— Было нелегко, но я не вчера начал магией заниматься.

— Присаживайся, друг мой — не дело в нашем возрасте стоя разговаривать.

Эджертон согласно кивнул, устроился на диване и сказал:

— Мне не терпится узнать, о каком подарке ты говорил во время звонка.

— Настолько не терпится, что ты добирался до меня несколько дней?

— Государственные дела, Вилли. Они занимают всё время и ещё немного сверху. Это вам, монархам, всё легко — вы лишь раздаёте приказы. А государственные мужи, типа меня, эти приказы исполняют.

— Красиво сказал. И главное — искренне. Не знай я тебя и Викторию, поверил бы.

— Ты не знаешь Викторию, ты вообще, мало что знаешь. С императорского трона многое не видать, Вилли!

— Если ты считаешь, что на троне так замечательно, так взойди на него.

— Трон занят королевой.

— Так убей её, Гарри! Что тебе мешает? Ты же убил её отца.

Эджертон метнул злобный взгляд на Вильгельма, но не стал отрицать, что убил бывшего короля.

— Сейчас не время, — спокойно произнёс премьер-министр. — Англия на пороге больших перемен. Когда они произойдут, когда территория Британской империи увеличится в два раза, тогда я, возможно, об этом подумаю. А пока я выполняю волю королевы и под её руководством веду нашу империю к процветанию и могуществу!

— Хитрый план, — улыбнулся Вильгельм. — Не знаю, что ты там задумал и куда ведёшь свою империю, но если всё пройдёт, как тебе нужно, ты станешь героем, добившимся успеха, если потерпишь неудачу — ты всего лишь выполнял волю королевы.

Эти слова Эджертон тоже не стал комментировать. Вильгельм же снова улыбнулся и сказал:

— Ты уже не молод, Гарри. Мы все не молоды. Хоть магия и помогает нашим телам бороться со старением, она не избавляет наши души от накопившейся за десятилетия усталости. Остановись, Гарри. Отдохни. Забери трон, успокойся немного, правь в удовольствие своей Британией.

— Ещё не время, Вилли, — ответил Эджертон. — Не получится в удовольствие. Ещё слишком многое нужно сделать, чтобы можно было позволить себе успокоиться. Ещё не все враги Британии повержены, ещё не все личные цели достигнуты, чтобы уходить на покой.

— Не буду тебя ни в чём переубеждать, друг мой. Однако хочу напомнить, что получить всё нельзя. Можно получить много, но не всё. Уметь вовремя остановиться — невероятно ценный навык, и не каждому удаётся им овладеть.

— Очень ценное напоминание, я это учту, — с изрядной долей ехидства произнёс Эджертон и уставился на Вильгельма, давая понять, что желает побыстрее перейти к тому, ради чего его пригласили.

Но император Священной Римской империи никуда не спешил и задал довольно неожиданный вопрос:

— А что у тебя с русскими, Гарри?

— То же, что и всегда, — ответил британский премьер-министр. — Идёт Большая Игра. Но, мне кажется, она подходит к концу.

— Даже так? — удивился Вильгельм.

— Да, Вилли. Не я её начал, но, похоже, я буду тем, кто её завершит. Всё подходит к логичному финалу. Большая Игра будет окончена в ближайшее время!

— Вы, англичане, очень любите красивые названия и яркие вывески, — заметил немец.

— Не без этого, — согласился Эджертон. — Но трёхсотлетнее противостояние стоит того, чтобы его красиво назвать.

— Но вы его сразу так назвали.

— Мои предки были прозорливы и понимали, что это всерьёз и надолго.

Император Вильгельм Пятый усмехнулся и спросил:

— Знаешь, Гарри, какой, на мой взгляд, самый большой минус в Большой Игре?

— И какой же?

— Она может закончиться Большим Проигрышем! И чем больше игра, тем больше может быть проигрыш.

— Ты на что-то намекаешь?

— Нет, это просто мысли вслух.

— И ты позвал меня, чтобы ими поделиться? — язвительно спросил Эджертон.

— Нет, конечно. Позвал я тебя совсем для другого. Это так, к слову пришлось. Навеяло твоим высказыванием о незавершённых делах, вот и поинтересовался.

— Надеюсь, я удовлетворил твой интерес, — холодно сказал герцог. — И теперь мне не терпится выслушать то, ради чего я прибыл.

Вильгельм Пятый перестал улыбаться, выдержал небольшую паузу и произнёс:

— Как я уже сказал тебе по телефону, у меня есть для тебя подарок, Гарри. Невероятный, потрясающий, такой, каких я никогда никому не дарил, и думаю, никогда никому больше не подарю. Подарок, который можно преподнести только настоящему другу.

— Я ещё не знаю, что это, Вилли, но уже впечатлён твоей щедростью и с нетерпением жду, когда ты всё же перейдёшь к делу.

— Нет, Гарри, всю мою щедрость ты оценишь чуть позже. А сначала позволь задать тебе один вопрос.

— Задавай.

— Скажи, мой друг, ты действительно думаешь, что я не знаю про измену фон Лангермана и про то, что он действовал по твоей указке?

Лицо Эджертона исказилось, изображая одновременно крайнее удивление и злость, рука невольно дёрнулась в сторону кармана, в котором лежал артефакт активации магического портала.

— Не стоит, Гарри, — произнёс Вильгельм. — Я не убиваю друзей у себя дома. Даже тех, кто хотел убить меня. Я позвал тебя для другого.

— Для чего? — выдавил из себя Эджертон.

— Сказать, что я тебя прощаю. Это и есть мой тебе подарок. Думаю, это лучшее, что я могу подарить на день рождения старому другу.

— Действительно, лучшее, — согласился англичанин. — Это очень щедрый подарок. И неожиданный.

На некоторое время в кабинете воцарилась тишина: ещё не пришедший в себя британский герцог переваривал свалившуюся на него информацию, а немецкий император наслаждался этим зрелищем.

— Значит, это ты ликвидировал фон Лангермана? — наконец произнёс Эджертон.

— Ну а кто же ещё? — Вильгельм усмехнулся. — Я вообще удивлён, как все легко поверили, что одного из лучших боевых магов Империи убили какие-то польские партизаны-оборванцы. Даже обидно немного за Людвига.

Герцог кивнул, соглашаясь с другом, после чего сказал:

— Мне кажется, Вилли, ты сделал мне такой подарок не просто так, и попросишь или даже потребуешь что-то взамен.

— Тебе кажется, Гарри! — воскликнул Вильгельм и эмоционально развёл руками. — Я ничего не попрошу и не потребую. Подарок потому и называется подарком, что взамен ничего не требуют. Это просто знак глубокого расположения. И всё!

Эджертон усмехнулся и покачал головой.

— Нет, Вилли, — произнёс англичанин. — Это явно не всё.

— Ну я ещё мог бы сказать, что лимит моих прощений теперь исчерпан, но ты это и без меня понимаешь. Так ведь?

— Похоже, мы наконец-то подходим к главному. К чему ты сказал про этот лимит?

— Хочу, чтобы ты знал: если ты как-либо огорчишь Кэтхен, я тебе этого не прощу.

— Могу тебя заверить, Вилли, жизни Кэтти ничего не угрожает.

— Гарри, ты меня невнимательно слушаешь. Я знаю, что её жизни ничего не угрожает. Кэтхен достаточно сильна, чтобы ты мог ей как-то навредить. Я сказал, что не прощу тебе, если ты её расстроишь.

— Что значит, расстроишь? — с нескрываемым удивлением спросил англичанин. — Я собираюсь воевать с Россией. Полагаю, Кэтти от этого может расстроиться. И что мне теперь не воевать?

— От этого расстроится Романов, — ответил Вильгельм. — И, полагаю, почти все русские. Но Кэтхен по-настоящему может расстроить лишь одно — если что-то случится с её внуком.

— Мальчишка может отдать мне меч мастера, и тогда я гарантирую, что с ним не случится ничего плохого. В противном случае извини, Вилли, я ничего тебе обещать не могу. Одно дело Кэтти, другое дело — её внук. Я даю тебе слово не трогать Кэтти, но я оставляю за собой право забрать у мальчишки меч мастера. Любой ценой и любым способом.

Император Вильгельм вздохнул, немного помолчал, а затем спросил:

— Гарри, ты помнишь, как после возвращения магии мы, первые одарённые, вместе с учителем наводили порядок в этом мире? Не забыл, через что нам пришлось пройти, что мы пережили за эти несколько лет? Помнишь, как долго после этого приходили в себя?

— Такое не забывается, — мрачно произнёс Эджертон.

— С тех пор прошло много лет, и за все эти годы я ни разу не видел, чтобы Кэтхен улыбалась. А теперь она смеётся. Нечасто, конечно, но смеётся. Она сильно изменилась с появлением в её жизни внука. Я её просто не узнаю. Роман — самое дорогое, что есть у Кэтхен. Если с парнем что-то случится, она опять замкнётся в себе. И этого я тебе не прощу, потому что лимит исчерпан, мой друг.

— Полагаю, нам стоит определить, что значит «не прощу».

— Это значит, если Кэтхен расстроится, я тебя убью, — спокойно и уверенно, глядя в глаза другу, произнёс Вильгельм Пятый.

Эджертон мгновенно побагровел от злости, изменился в лице и процедил сквозь зубы:

— Не перегибай палку, Вилли! Я испытываю чувство вины перед тобой за историю с неудавшимся заговором, поэтому проигнорирую эту угрозу. Но не забывай, я не фон Лангерман. Я сам могу тебя убить!

— Кстати, насчёт Людвига, — как ни в чём не бывало произнёс Вильгельм. — Я убил его лично. И знаешь, что самое забавное в этой ситуации?

— И что же? — с раздражением спросил Эджертон.

— Людвиг тоже был моим другом. Конечно, не таким близким, как ты, но всё же. И его я тоже однажды простил за то, за что не простил бы никого другого. И предупредил, что лимит прощений исчерпан. Но Людвиг почему-то не воспринял всерьёз моё предупреждение. Видимо, он плохо меня знал. Но ты ведь меня знаешь гораздо лучше.

— Ты снова мне угрожаешь?

— Нет, Гарри, — Вильгельм Пятый опять посмотрел прямо в глаза старому другу. — Я просто напоминаю, что лимит исчерпан!

Глава 11

Посвящение меня в гранды Испании было назначено на полдень по среднеевропейскому времени, поэтому бабушкино «отправимся после завтрака» было очень условным. Мы успели и потренироваться, и позавтракать, и как следует отдохнуть, прежде чем подошло время отправляться в Потсдам. И признаться, я был этому рад — ежедневные многочасовые занятия меня уже достаточно измотали, и хоть я понимал, что тренироваться нужно каждый день, но тем не менее радовался, что хоть полдня немного отдохну.

Впрочем, радовался я этому недолго. Во время завтрака позвонил Романов и радостно сообщил, что подготовил мне сюрприз — организовал занятия с мастером, который поможет мне подготовиться к тому, чтобы противостоять особой магии Хосе Второго. Александр Петрович попросил меня приехать к шести вечера в Кутузовку. Там меня должен был ждать Милютин, чтобы на месте посвятить в детали. И ещё я должен был обязательно взять с собой свой меч.

— И Тойво, — сказала бабушка, когда я поведал ей суть разговора с Романовым.

В честь столь важного события, как посвящение меня в испанские гранды, я надел свой парадный мундир, в котором в своё время принимал из рук бабушки Кусанаги-но цуруги, и в половине первого по Новгородскому времени мы с бабушкой и Тойво отправились в резиденцию Вильгельма Пятого.

В Потсдаме было десять тридцать — до церемонии в мадридском королевском дворце оставалось ещё полтора часа. Этого времени было более чем достаточно, чтобы отправиться порталом в имперское посольство в Мадриде и оттуда уже на автомобиле доехать до резиденции Альфонсо Четырнадцатого.

Как выяснилось, император Священной Римской империи с нами в Мадрид отправляться не собирался — сказал, что его появление там вызовет ненужные кривотолки, и в принципе, он был прав.

— Ну ты нам ещё хоть что-нибудь расскажешь о вашем плане? — спросила бабушка у Вильгельма. — Раз не едешь с нами.

— Там особо нечего рассказывать, — ответил император. — Главное, чего мы боимся — что в назначенный день Хосе, не получив требуемого миллиона испанцев для жертвоприношения, даст приказ армии Ацтлана уничтожить Мадрид. В этом случае у нас не будет ни единого шанса вытащить Хосе на поединок. Поэтому и приходится идти на хитрость с грандом. Вы ведь знаете, какая главная претензия у Хосе к Испании?

— Знаем, — сказала бабушка. — Не может простить ей конкистадоров и считает, что испанцы виновны в убийстве миллионов ацтеков и других коренных жителей Америки. И я не скажу, что он не прав.

— Он абсолютно прав, — согласился Вильгельм. — Конкистадоры действительно принесли много горя коренным жителям Америки, но всё же наказывать за это ныне живущих испанцев не совсем правильно. И уже тем более убивать в качестве наказания миллион подданных испанской короны. Всё же, прошло почти шестьсот лет с тех пор. Впрочем, для Хосе испанцы лишь материал для жертвоприношения, и обвинение в уничтожении ацтекской цивилизации он выдвинул непосредственно Альфонсо, как королю. Хосе в своих рассуждениях исходит исключительно из средневековых понятий, где сын отвечает за отца, и потому Альфонсо Четырнадцатый, по мнению Хосе, несёт ответственность за предыдущих испанских королей.

— А этому мексиканцу никто не говорил, что конкистадоры завоёвывали Америку при Габсбургах, а Альфонсо Четырнадцатый — представитель династии Бурбонов?

— Я думаю, объяснять это ему бесполезно. Мы пошли другим путём. Альфонсо отверг все обвинения и, коль Хосе постоянно ссылается на средневековые традиции, Альфонсо в свете этих традиций потребовал раз и навсегда разрешить этот спор рыцарским поединком.

— Суд поединком? Неплохо. И Хосе согласился?

— Да, он согласился. Но пообещал, что в случае, если он выиграет поединок и, соответственно, суд, то наказание будет ещё более суровым.

— Куда уж суровее?

— Полагаю, он придумает. Но сейчас для нас это не важно. Главное — он принял вызов и выйдет на суд поединком. И он точно не передумает, потому что это будет расценено, как слабость. Так что, можно сказать, проблему организации поединка мы решили. И что немаловажно, пока этот поединок не закончится, армия Ацтлана не будет воевать. И если Хосе чтит законы чести, а, похоже, он их чтит, то в случае выигрыша Романа, мексиканец должен снять все обвинения с испанского короля.

— И понять, что в Россию ему лучше не соваться! — добавила бабушка.

— Это тоже, — согласился Вильгельм. — И теперь, когда всё согласовано и утверждено, нам осталось лишь сделать Романа испанским грандом, чтобы он мог заменить на этом поединке короля.

Долго задерживаться в Потсдаме мы не стали и сразу же после разговора с Вильгельмом Пятым отправились в Мадрид. В имперском посольстве нас уже поджидал представитель русского посольства, который должен был выступить нашим переводчиком, так как ни я, ни бабушка испанского не знали. Также от российского посольства по приказу Александра Петровича нам выделили представительский автомобиль с водителем.

К огромному королевскому дворцу — резиденции Альфонсо Четырнадцатого мы подъехали без четверти двенадцать. У парадного входа нас уже поджидала небольшая группа встречающих. Одеты сотрудники дворца были в церемониальные костюмы, и едва наш водитель заглушил двигатель, от группы отделился пожилой мужчина и подошёл к нам. Он дождался, когда мы покинем салон автомобиля, поприветствовал нас, представился доном Мигелем и сообщил, что будет нас сопровождать и подсказывать, что и как нужно делать.

После чего пожилой испанец предложил пройти во дворец и, не дожидаясь, пока переводчик донесёт нам смысл его слов, развернулся и пошёл туда сам. Мы с бабушкой, Тойво и переводчиком отправились за ним. Встречающая группа за нами.

Во дворце дон Мигель сообщил, что мы идём в тронный зал, где уже всё готово, и все собрались и ждут только нас. И ещё посоветовал не волноваться.

До тронного зала дошли быстро. Как и сказал дон Мигель, в этом зале уже собралось довольно много народа, можно сказать, зал был практически заполнен. Правда, короля пока ещё не было — трон был пустой.

Как только мы вошли в зал, бабушке тут же было предложено занять место среди особо важных персон, а Тойво и переводчику велели стоять среди обычных гостей, а мне одному идти к трону. Без переводчика появился шанс не разобраться, что и как делать в процессе мероприятия, и я почувствовал себя от этого не очень комфортно. Но процедура посвящения в гранды Испании не допускала возможности, что кандидат не знает испанского языка, поэтому пришлось принять всё как есть.

Впрочем, дон Мигель, заметив моё смущение, решил меня немного успокоить и сказал, что немного знает немецкий. Правда, сообщил он это на испанском, что вызвало у меня некоторые сомнения в искренности его слов. Впрочем, других вариантов не было. Оставалось лишь надеяться, что ничего особо переводить не придётся — если я правильно разобрался в ситуации, мне осталось подойти к королю, преклонить перед ним колено и получить титул. Ещё, прежде чем мы расстались с переводчиком, дон Мигель успел сказать, что нам пока следует ждать короля. Что, впрочем, и так было ясно.

В ожидании Альфонсо Четырнадцатого мы простояли, переминаясь с ноги на ногу, примерно минут пять. Затем торжественно зазвучали фанфары, и появился монарх. Он прошёл к трону, уселся на него, оглядел присутствующих и, как мне показалось, слегка кивнул кому-то. И тут же снова раздались звуки фанфар. Когда они стихли, дон Мигель что-то сказал мне на испанском и пошёл к трону. Я отправился вслед за этим «знатоком немецкого языка».

Когда до трона осталось около пяти метров, дон Мигель остановился; я, соответственно, тоже. Я смотрел на своего сопровождающего, боясь пропустить какой-либо знак, и не заметил, как откуда-то появился роскошно одетый мужчина с большим свитком в руках — видимо, с королевским приказом. Этот мужчина обратился с небольшой речью к присутствующим в зале, после чего принялся торжественно читать начертанное на свитке. Разумеется, я ничего из сказанного им не понял, но отметил, что там присутствовали слова «Роман Седов-Белозерский» и «маркиз де Леганес».

Как только мужчина, который был, если можно так сказать, ведущим церемонии, закончил читать и свернул свиток, все зааплодировали. Похоже, он в своей речи объявил о том, что Альфонсо Четырнадцатый пожаловал мне титул маркиза. По логике это должно было произойти до того, как меня произведут в гранды.

Все зааплодировали, а я на всякий случай преклонил голову перед монархом. Я очень злился на дона Мигеля за то, что он не рассказал мне обо всех нюансах церемонии, никак меня не подготовил, можно сказать, отправил меня на танк с барабаном. Ни я, ни бабушка, ни, скорее всего, Вильгельм Пятый не подозревали, что всё будет настолько официально, а испанцы не удосужились нас об этом предупредить. Либо поручили это дону Мигелю, который с задачей не справился. И вот теперь я стоял перед королём и чувствовал себя как парнишка из рабочего пригорода, попавший на званый княжеский приём.

Снова прозвучали фанфары, после чего мужчина со свитком произнёс ещё одну короткую, но очень эмоциональную речь. Сразу же по её окончании ко мне подошли две симпатичные девушки. Одна держала в руках чашу с водой, другая — полотенце с изображением какого-то герба. Дон Мигель, окончательно забывший, что он знает немецкий, что-то произнёс на испанском и рукой указал на чашу.

«Пить её не нужно, — подумал я. — Иначе дали бы ещё маленькую чашку или бокал. Да и полотенце тогда не пригодилось бы. Значит, надо омыть лицо».

Впрочем, после этого пришла другая мысль — я подумал, что не исключён вариант, при котором надо зачерпнуть воду ладонью и всё же отпить из чаши, а потом вытереть руки полотенцем. И, надо признать, я немного растерялся. Благо дон Мигель, заметив мою растерянность, осознал, что я не понимаю, как надо поступить. Он быстро провёл ладонью по своему лицу, показав, что водой надо таки умыться. Что я тут же и сделал — зачерпнул правой ладонью немного воды и протёр мокрой рукой лицо. После этого девушка с чашей тут же отступила, а её, так сказать, коллега протянула мне полотенце.

Я вытер лицо, отдал полотенце и посмотрел на ведущего церемонии. Тот снова сказал что-то очень торжественное, после чего король Испании встал с трона и сделал шаг в мою сторону. К монарху тут же быстро подошли двое сотрудников двора: один вручил Альфонсо меч, другой поставил перед ним невысокую табуреточку с красной бархатной подушкой на сидении. На неё мне следовало припасть правым коленом, преклоняя его.

Ведущий церемонии снова что-то сказал, а дон Мигель, до которого наконец-то дошло, что без его помощи я не справляюсь, едва заметно, одними пальцами подал мне знак идти к королю и тут же опустил ладонь. Из чего я сделал вывод, что надо не просто подойти, но уже можно и колено преклонять.

Я подошёл к монарху, поставил правое колено на подушку и преклонил голову. Альфонсо Четырнадцатый положил мне лезвие меча плоской стороной на правое плечо, и ведущий церемонии тут же что-то объявил — очень громко и торжественно. После этого король поднял меч, провёл им над моей головой и положил его мне на левое плечо.

Снова зазвучали фанфары, и все присутствующие в зале зааплодировали. Король убрал меч с моего плеча, отдал его работнику дворца и что-то мне сказал. Разумеется, на испанском. Наверное, я должен был ему ответить, но так как мне не дали никаких слов заранее, я молчал. Хотя могли бы и дать — уж пару фраз на испанском я бы ради такого случая выучил.

И я снова не очень хорошо подумал об организаторах мероприятия. Видимо, они считали, что в России все должны знать детали посвящения в гранды Испании. За невозможностью ответить, я ещё ниже склонил голову, выразив таким образом свою благодарность за дарованный титул.

Тем временем к нам подошли ещё два сотрудника дворца. Один из них держал в руках алую мантию, подбитую изнутри горностаевым мехом, другой — корону. Видимо, это была корона маркиза или гранда — по сравнению с королевской она смотрелась намного скромнее. Но всё же это была настоящая корона — золотая, с красной бархатной подушкой, украшенная крупными жемчужинами, рубинами и изумрудами.

Мантию накинули мне на плечи, а корону отдали Альфонсо Четырнадцатому. Тот приподнял её и вытянул руки вперёд, словно собирался корону на кого-то надеть. Нетрудно было догадаться, что на меня, поэтому я сделал шаг в сторону монарха и слегка ссутулился, чтобы быть ниже его. Король водрузил корону мне на голову, и тут же опять зазвучали фанфары. И конечно же, раздался шум аплодисментов. Его Величество, бывший во время всей церемонии невероятно серьёзным, улыбнулся и произнёс по-немецки:

— Церемония окончена. Поздравляю! Через полчаса увидимся за торжественным обедом.

— Благодарю Вас, Ваше Величество! — ответил я тоже на немецком и, преклонив голову, попятился, уходя от трона.

Почти сразу же ко мне подошли Тойво и переводчик, а вот дон Мигель куда-то пропал — видимо, его миссия заключалась лишь в том, чтобы помогать мне на церемонии пожалования титула. Похоже, на обед нас должен был вести кто-то другой.

— Они во время церемонии говорили что-то такое, что я обязательно должен знать? — спросил я переводчика.

— Ничего, — ответил тот. — Кроме того, что Вы теперь — превосходнейший сеньор Роман Седов-Белозерский маркиз де Леганес. С чем разрешите Вас поздравить!

— Поздравляю, князь! — произнёс Тойво.

Я хотел было в шутку поправить, что теперь ещё и маркиз, но не стал — Тойво, как и многие другие эльфы на службе у бабушки, не очень любил шутки, и обычно никак на них не реагировал. Вместо этого я предложил найти бабушку и кого-нибудь, кто нам даст разъяснения по поводу обеда.

Второй вопрос решился сразу — к нам подошёл дон Мигель, который, как выяснилось, отходил лишь для того, чтобы раздать своим подчинённым какие-то срочные указания. От него мы узнали, что можем хоть сейчас отправиться в обеденный зал.

— А что мне делать с короной и мантией? — спросил я.

— На обед Вам следует прийти в них, но потом почти сразу же можно будет отдать их прислуге, она передаст корону и мантию хранителю королевских регалий.

Мы не спеша направились в сторону выхода из тронного зала, где нас уже поджидала бабушка. Когда мы подошли к ней, она улыбнулась и обняла меня.

— Поздравляю тебя, мой мальчик, теперь ты у нас гранд! — произнесла бабушка с наигранным пафосом. — Маркиз де Леганес!

— Превосходнейший сеньор! — добавил я.

— Хотя, конечно, Альфонсо — тот ещё жмот, — сказала бабушка, пользуясь тем, что никто, кроме меня, Тойво и переводчика её не понимает. — Мог бы и герцогский титул пожаловать будущему спасителю своего королевства.

— Но мог и баронский, — заметил я.

— Тогда он сам бы пошёл с мексиканцем драться.

— Да ладно Вам, я же это не ради титула делаю.

— Ты делаешь не ради титула, — согласилась бабушка. — Но это не оправдывает Альфонсо. Я рассчитывала, что для моего внука он расщедрится на герцога.

— Я вам больше скажу: у меня и корону с мантией отберут. Вот где главная несправедливость, — «пожаловался» я, стараясь перевести разговор в шутку.

— Да я тебе новые куплю. Зачем нам кем-то ношеные? — сказала бабушка и улыбнулась.

Торжественный обед прошёл довольно быстро, и уже в два часа дня по среднеевропейскому времени — в четыре по новгородскому мы были дома. У меня было ещё полтора часа до отправки в столицу, и я решил провести его с пользой — пошёл к источнику. Во-первых, надо было набраться сил и энергии перед сложной тренировкой, а в том, что она будет сложная, я не сомневался; во-вторых, хотелось после омовения лица непонятной испанской водой, умыться водой своего родового источника. Не знаю, почему, но мне очень хотелось это сделать.

У источника я пробыл почти час, после чего зашёл к себе в комнату, переоделся, захватил тренировочную форму и пошёл в башню, где немного подождал Тойво. Ровно в пять тридцать мы прибыли в наш дом в Новгороде. Теперь я мог назвать его нашим по-настоящему — бабушка выкупила этот дом, чтобы мы могли его переоборудовать согласно её понятиям о безопасности. А ещё она сказала, что недвижимость в столице — всегда хорошее вложение.

Хеду так сильно обрадовался нашему прибытию, что сразу же бросился включать кофемашину, в надежде, что мы задержимся, чтобы выпить по чашечке ароматного напитка. Видимо, очень уж он заскучал, проводя сутки напролёт один в огромном доме. Я подумал, что надо ему найти сменщика или время от времени отправлять к нему кого-нибудь в гости для общения.

От кофе мы отказались, чем сильно огорчили Хеду, и сразу же отправились в Кутузовку. К воротам академии подъехали без пяти минут шесть. Автомобиль Милютина уже стоял там.

Я был очень рад видеть Ивана Ивановича. Он тоже не скрывал своей радости — обнял меня. И это было не дежурное объятие с похлопыванием по спине, какое обычно практиковал Романов, а самое настоящее — крепкое, отеческое, что у меня аж суставы захрустели.

— Мне сообщили, что у тебя возникли проблемы из-за той легенды, что мы придумали для Стамбула, — сказал Милютин. — Уж прости. Мы хотели, как лучше, чтобы комар носа не подточил. Поэтому выбрали реального человека.

— Ничего страшного, — ответил я. — Это было даже забавно. Ну по крайней мере, сейчас мне это кажется таким.

Иван Иванович улыбнулся, после чего достал телефон, набрал какой-то номер и сказал в микрофон:

— Мы идём к арене.

По пути мы немного поговорили о Стамбуле, о шапке Мономаха и о моём предстоящем поединке с Хосе Вторым, и я даже не заметил, как мы подошли к зданию арены. Вошли внутрь — там никого не было. Совершенно никого. Но зато горело всё освещение, и арена была готова к тренировке либо к поединку.

— А кто со мной будет заниматься? — спросил я.

— Сейчас увидишь, — ответил Милютин. — Но поверь, лучшего тренера для подготовки к поединку с Хосе Вторым тебе не найти.

— Охотно верю. Александр Петрович сказал, что ему долго пришлось этого тренера уговаривать.

— Как же, ему, — усмехнувшись, произнёс Иван Иванович, но развивать эту тему не стал.

Или не успел, потому как открылась дверь, и в помещение вошла… Анна Алексеевна.

Глава 12

Директор Кутузовской академии была одета в строгий брючный костюм бежевого цвета — видимо, пришла на арену прямо из кабинета. На плече у неё висела большая холщовая сумка.

— Здравствуй, Роман! Рада тебя видеть, — произнесла Милютина, подходя к нам.

— Добрый вечер, Анна Алексеевна! — ответил я. — Я тоже очень рад.

— И, похоже, очень удивлён.

— Признаться, я не знал, что Вы обучаете боевой магии.

— Анна Алексеевна не занимается обучением боевой магии, — вступил в разговор Иван Иванович. — Для этого у тебя и без неё достаточно учителей.

«Но если она не занимается обучением боевой магии, то зачем я тогда сюда приехал?» — подумал я.

И видимо, этот вопрос отобразился на моём лице, потому как Милютин тут же добавил:

— Анна Алексеевна научит тебя другому. Она даст тебе знания, которые, возможно, окажутся для тебя в предстоящем бою самыми ценными, так как она владеет тем редким видом магии, который будет использовать против тебя Хосе Второй. Поэтому никто, кроме неё, не сможет тебя научить этой магии противостоять.

— А что это за магия такая? — изрядно удивившись, спросил я.

— Магия отражений, — ответил Иван Иванович.

— В академии мы такую не изучали.

— А ты окончил академию? — улыбнувшись, спросила Милютина.

— Но нам даже не говорили про неё.

— Только про неё?

— Ну не только, много про что не говорили на первом курсе. Но про пространственную магию или про магию крови я хоть что-то слышал. И про ту же анимагию. А про магию отражений узнал только сейчас.

— Она используется очень редко, — сказала Милютина. — Можно сказать, вообще не используется, потому что её нельзя ни изучить, ни использовать, не владея специальным артефактом.

— И зеркало Монтесумы — именно такой артефакт? — спросил я.

— Да, именно такой. И благодаря этому зеркалу Хосе Второй владеет магией отражений. И в бою с тобой он будет использовать именно её. По двум причинам: во-первых, это его сильная сторона, а во-вторых, он уверен, что для тебя это будет сюрприз, и ты не сможешь ничего ему противопоставить просто по той простой причине, что никогда с такой магией не сталкивался.

— Неужели он такой самоуверенный и не допускает, что я буду готовиться к поединку и изучу, как бороться с этой магией?

Милютина снова улыбнулась и спросила:

— Как давно ты готовишься к поединку? И сколько времени ты потратил на изучение магии отражений?

Основным был второй вопрос, и ответить на него мне было нечего.

— Ни твоя бабушка, ни другие твои учителя и наставники, скорее всего, никогда не сталкивались с магией отражений, — сказала Милютина. — И тому есть объяснение: на земле, по большому счёту, никто не использует эту магию. Никто, кроме императора Ацтлана. А с ним ни твоя бабушка, ни кто-либо другой из твоего окружения не дрались.

— Но бабушка должна была мне рассказать про эту магию.

— Возможно, она собиралась это сделать позже. Но как я уже сказала, твоя бабушка может тебе лишь рассказать про магию отражений, а я могу научить от неё защищаться.

— Вы ею владеете?

— Признаюсь, я не изучила эту магию в том объёме, чтобы сказать, что я ею владею. Скажем так, я её немного знаю. Но, надеюсь, нам хватит и этого, потому что от меня в данном деле зависит не так уж и много. В магии отражений главное — артефакт. И как ты понимаешь, зеркало Монтесумы не единственный артефакт, помогающий изучить магию отражений. Безусловно, он сильнейший, но не единственный.

Анна Алексеевна сняла с плеча сумку и положила её на пол арены.

— По легенде царь Леонид со своим небольшим войском удерживал атаки двухсоттысячной персидской армии при помощи магии отражения, — сказала Милютина, доставая из сумки что-то плоское и большое, завёрнутое в плотную чёрную ткань. — Всего лишь триста одарённых и шесть тысяч простых воинов стояли двое суток против огромной армады Ксеркса, где по записям современников одних боевых магов было около десяти тысяч. И если бы не предательство Эфиальта, у персов не было бы ни единого шанса в Фермопильском сражении. И всё благодаря тому, что спартанский царь искусно владел магией отражения, а щит Леонида судя по тому, что записано в хрониках, по своей магической силе не слишком-то уступал зеркалу Монтесумы.

Милютина аккуратно развернула ткань и извлекла из неё круглый щит диаметром около шестидесяти сантиметров, судя по всему, бронзовый и отполированный настолько сильно, что был похож на зеркало.

— Это щит царя Леонида? — воскликнул я удивившись.

— Не думаю, — ответила Милютина. — Но это тоже очень сильный артефакт.

Анна Алексеевна продемонстрировала мне щит. Он был просто идеально отполирован, казалось, будто он был не металлическим, а стеклянным. В какой-то момент щит так отразил свет ярких софитов арены, что мне пришлось зажмуриться.

— Тебе, наверное, интересно, откуда он у меня? — спросила Милютина.

— Конечно, интересно, — ответил я. — Но если мне не положено…

— Он достался мне от отца, — Анна Николаевна не дала мне договорить. — Можно сказать, это наша семейная реликвия. Мой прапрадедушка был учёным-археологом. В начале двадцать первого века он привёз этот щит из экспедиции, с Ближнего Востока. Купил у какого-то крестьянина в Сирии. Мой предок долго пытался разгадать тайну этого щита, но смог определить только его возраст — около трёх тысяч лет. Но ни место, где этот щит изготовили, ни его предназначение выяснить не удалось. Дело в том, что по своему размеру и толщине металла, щит не годится для использования в бою. Так как период бездарья на тот момент ещё не закончился, никто не мог подумать, что это сильный магический артефакт, но потом, когда магия вернулась, всё встало на свои места.

— И ваш прапрадедушка понял, насколько это сильный артефакт?

— Нет. Силу его он оценить не мог. Все мои предки по отцовской линии — неодарённые. Мои способности к магии я получила от мамы. Но прапрадед догадался, что щит этот как-то связан с магией, и решил его спрятать, так сказать, до лучших времён. Так он передавался из поколения в поколение, пока не попал ко мне.

— А Ваша мама? Она не изучала магию отражений? — спросил я.

— Мама почти никогда не использовала магию, она всю жизнь старалась подавить в себе дар, чтобы отец не чувствовал себя на её фоне неполноценным. Но это не та тема, которую мы должны обсуждать.

— Извините.

Анна Алексеевна положила щит на тряпку и сказала:

— Давай не будем терять время. Иди переодевайся, и приступим к занятиям.

Я побежал в раздевалку, быстро переоделся и уже через пять минут снова стоял на арене. Ещё через минуту пришла Анна Алексеевна в белоснежном тренировочном костюме. Она подняла щит и сказала:

— Зеркало Монтесумы, как и положено Великому артефакту, наделяет Хосе огромной силой, этим оно и отличается от этого щита. Но, что касается магии отражений, то возможности у зеркала и щита примерно равны. А даже если и нет, то это неважно. Главное для тебя — понять принцип действия этой магии и, соответственно, принцип защиты от неё.

— Я буду очень стараться, — пообещал я.

— И, прежде чем мы начнём, ты должен уяснить две важные вещи! Первое — магия отражения сама по себе не очень сильная, я бы даже сказала, слабая. Второе — против неё ничего не работает.

— Вообще ничего?

— Абсолютно. Она отражает любое магическое действие, направленное на мага, который её использует. Причём непропорционально! Чем сильнее артефакт, тем сильнее ответ на атаку. И неважно, какую магию использует атакующий — отражается всё. От простого фаербола до ментального давления.

— И как тогда с этим бороться? И почему она слабая, если против неё ничего не работает?

— Бороться трудно. Но можно! В уникальном свойстве артефакта магии отражения как его сила, так и его слабость.

— Слабость? — переспросил я.

— Да, слабость, — подтвердила Милютина. — Боец, использующий лишь магию отражения, по сути, бессилен, если ему нечего отражать. Как я уже сказала, сама по себе эта магия не предназначена для атаки. Это, скажем так, активная защита. Очень активная, но защита.

— Вы хотите сказать, что мне придётся побеждать Хосе Второго в рукопашном бою?

— Хосе незачем идти в рукопашную, его никто не ограничивает в использовании любой атакующей магии. Это тебе нельзя его атаковать при помощи заклинаний, а ему тебя можно.

— Отлично! — воскликнул я не удержавшись.

Видимо, при этом я состроил очень уж недовольную и расстроенную мину — Милютина даже рассмеялась.

— Не всё так плохо, — сказала она. — Ну, по крайней мере, я очень на это надеюсь.

— Я бы тоже хотел надеяться, но что-то последние новости не шибко обнадёживают. Выходить на поединок, зная, что не сможешь использовать магию — не очень-то радужная перспектива.

— Ты не сможешь использовать магию, да. Но ты ведь будешь не один.

— Что значит, не один?

— Я не просто так попросила тебя приехать с мечом. Ты ведь знаешь, что Кусанаги-но цуруги — артефакт уникальный, и он не просто даёт силу своему владельцу, но и может его защищать, что не дано ни одному другому Великому артефакту.

— Знаю.

— Он должен защитить тебя от Хосе. И не просто защитить, а нанести мексиканцу сильный урон. По крайней мере, я очень на это надеюсь, потому что других вариантов выиграть поединок у тебя нет. Думаю, ты это понимаешь.

— Вот сейчас понял, после того, как Вы мне рассказали про магию отражений. До этого надежды были, — признался я.

Милютина улыбнулась и сказала:

— Надеюсь, после нашей тренировки они у тебя снова появятся.

— Я тоже на это надеюсь, но немного не понимаю, как я буду побеждать Хосе. Зеркало Монтесумы отразит мои атаки, но не сможет отразить атаки меча?

— Оно отразит любое магическое воздействие. И воздействие твоего меча тоже. Но только есть один нюанс — Кусанаги-но цуруги тоже умеет отражать направленное на него магическое воздействие. И не исключаю, что тоже многократно.

— Вы хотите сказать, что я тоже могу изучить магию отражений?

— Нет, не можешь. Это свойство меча, и мага он этим свойством не наделяет, в отличие от зеркала Монтесумы или моего щита. Но магическую атаку, направленную на него или на его владельца, меч отразит.

— Это что же получится? Допустим, Хосе выпустит в меня фаербол, меч его вернёт, увеличив его силу в несколько раз, но зеркало перехватит его и направит ко мне, тоже усилив. И так меч и зеркало будут гонять туда-сюда огненный шар, с каждым разом его усиливая, пока зеркало не рассыплется или меч не расплавится?

— Думаю, до этого не дойдёт, но всё может быть. Более точно я смогу сказать после того, как мы кое-что проверим. Ты готов?

— Готов, — ответил я и начал доставать из ножен меч.

— Он пока нам не понадобится, — сказала Милютина, заметив мои действия. — Сначала ты должен ощутить, как работает магия отражений, привыкнуть к ней, а уже потом будешь пытаться с ней справиться.

Я вернул меч в ножны и отдал его Тойво. Анна Алексеевна тем временем вышла на середину Арены, прижала щит к груди и принялась негромко начитывать какое-то заклинание. Слов я не разобрал.

Буквально через полминуты щит ярко засиял, а на его поверхности проявились какие-то знаки: то ли руны, то ли иероглифы. Я таких никогда раньше не видел. Милютина закончила с заклинанием и махнула мне рукой, приглашая подойти; я тоже вышел на середину арены.

— Атакуй, — велела Анна Алексеевна. — Чем-нибудь простым.

Придумывать что-либо оригинальное я не стал и выпустил в ректора Кутузовской академии обычный фаербол. Приготовился смотреть, как он полетит к Милютиной и как будет возвращаться. Но не успел. Огненный шар ударил меня в грудь сразу же, как я закончил его генерировать — словно и не улетал никуда. От неожиданности я не удержался на ногах и упал.

Как-то совсем уж позорно упал — на пятую точку, растопырив руки. Было обидно, но лучше уж упасть на арене перед Милютиной, чем потом в Испании перед Хосе. Я встал на ноги и посмотрел на Анну Алексеевну, ожидая дальнейших указаний.

— Ещё что-нибудь попробуй, — сказала она.

Я призадумался. Выпускать что-либо ещё вот так, прямо в лоб — желания не было. Ладно, фаербол в грудь ударил — защита от магии огня спасла. А если бы я какой-нибудь ледяной кол выпустил? Скорее всего, Тойво бы меня откачал, но проверять не хотелось.

Надо было что-то другое. Я перебрал в голове разные варианты и остановился на огненной плети. Быстро начитал заклинание, и тут же в моей правой ладони появилась толстая тяжёлая раскалённая плеть длиною около трёх метров. Я отработанным движением взмахнул плетью, покрутил её над головой и попробовал обрушить на Милютину.

Не вышло. Щит отразил удар. Но в этот раз хотя бы не в меня. И я сразу же понял, в чём дело. Фаербол уже в момент своего создания был направлен на Анну Николаевну, потому даже отлететь от меня не успел, как щит его отзеркалил. А плеть я сначала просто создал, не атакуя Милютину. И пока держал её в руках и крутил над головой, щит никак на неё не реагировал. Попытался атаковать — щит включился в процесс.

— А теперь попробуй ментальное заклятие, — сказала Анна Алексеевна.

Я опять решил начать с простого — попытался внушить ректору Кутузовки ужас. И тут же почувствовал, что мне самому становится страшно. Это было странно, но эффект был потрясающий — я сам себя испугал.

— Ну что? — спросила Милютина. — Попробовал?

Тут до меня дошло: раз щит в полном объёме отражает мои ментальные атаки, то Анна Алексеевна их попросту не замечает. Это фаербол было видно невооружённым взглядом, но не ментальное воздействие.

— Да, попробовал, — ответил я. — Вернулось. Сейчас ещё что-нибудь проверю.

Было понятно, что боль, головокружение, слабость и что-то ещё в этом роде вызывать бесполезно — всё вернётся, как вернулся страх. Надо было пробовать что-то другое. И я решил проверить вариант с внушением и принуждением к действию. Собрался силами и попытался внушить Милютиной, что она должна выбросить щит. Я не представлял, как можно отзеркалить такое воздействие, и рассчитывал на определённый успех.

Примерно через минуту с начала моих попыток что-либо внушить Анне Алексеевне она спросила:

— Ну что, как успехи?

Стало понятно, что никак, о чём я ей и поведал.

— Я надеялся, что раз мне ничего не возвращается, то до Вас хоть что-то доходит, — сказал я и объяснил, что именно пытался сделать.

— Видимо, щит отражает всё, но не всё может перенаправить на тебя, — предположила Милютина. — Но думаю, мы уже можем сделать вывод, что ни стихийная, ни ментальная магия тебе против Хосе не помогут.

— Я это понял, как только Вы пре рассказали про магию отражений.

— Но ты должен был в этом убедиться. А теперь бери меч!

Я взял меч, достал его из ножен и застыл в ожидании новых указаний.

— Попробуй запустить в меня фаербол, — сказал Милютина.

Правой рукой я сжал покрепче рукоять меча и выставил клинок перед собой, направив остриё на Анну Алексеевну, а левой сгенерировал фаербол. А дальше произошло что-то странное: огненный шар, сформировавшись в нескольких сантиметрах от моей ладони, начал медленно двигаться в сторону Милютиной. Очень медленно и всё время увеличиваясь в размерах.

А когда до ректора Кутузовки осталось около метра, шар взорвался с оглушительным грохотом, ослепив всех присутствующих невероятно яркой вспышкой. Меч во время этого эксперимента светился чуть ли не ярче самого огненного шара. Лишь когда фаербол исчез, клинок потихоньку начал тускнеть. Однако полностью магического сияния он не утратил.

— Ты понял, что это было? — спросила Анна Алексеевна.

— Похоже, мой меч немного сильнее вашего щита, и ему удалось потихоньку двигать фаербол в вашу сторону. А сам шар от постоянного усиливающегося давления на него с двух сторон, увеличился до критического состояния и взорвался.

— Правильно мыслишь, — похвалила меня Милютина. — Повторим этот эксперимент, но с небольшой поправкой.

— Какой?

— Сейчас увидишь. Запускай шар!

Я бы, конечно, предпочёл, чтобы мне заранее рассказали, чего ждать, но деваться было некуда. Да и с другой стороны, так было лучше — тренировка должна быть максимально приближённой к поединку, а император Ацтлана явно не из тех, кто предупреждает, куда и как будет бить.

Максимально сконцентрировавшись и выставив опять перед собой меч, я запустил очередной шар. Как и в прошлый раз он медленно, увеличиваясь в размерах, полетел к Милютиной. Но в этот раз Анна Алексеевна тоже запустила в меня фаерболом. Её шар долетел до моего, и они остановились. Какое-то время увеличивались, а потом почти синхронно взорвались. Он точно так же.

— Повторим! — велела Милютина, не дав мне даже перевести дух.

Я снова сгенерировал огненный шар, а вот Анна Алексеевна запустила в меня три. И, похоже, с тремя мой меч не справился. Он, конечно, максимально замедлил их скорость, но все четыре, включая и мой, полетели ко мне. На меня была наложена защита от магии огня, но я не стал проверять, насколько она хороша в такой ситуации, а быстро «разрубил» все четыре шара клинком.

— Что ж, интересно, — негромко произнесла Анна Алексеевна и призадумалась.

Мне очень хотелось узнать, что же так заинтересовало ректора Кутузовки, но я не рискнул задавать вопросы. Милютина ещё примерно минуту хмурила лоб, а потом сказала:

— Бей меня мечом!

— Бить? — переспросил я, немного удивившись. — Как именно?

— Сильно, — ответила Анна Алексеевна и, подумав, уточнила: — Только плоской стороной клинка.

Меч к этому времени полностью перестал светиться. Я подошёл к Милютиной и ударил её клинком по плечу. Ничего не произошло.

— Вроде я сказала сильно бить, — недовольно произнесла Анна Алексеевна.

«Ну сильно, так сильно», — подумал я и лупанул мечом так, что Милютина не устояла на месте — сделала шаг вбок.

И опять ничего не произошло — на механический урон магия отражений никак не реагировала. Меч тоже не сподобился на какие-либо магические действия.

— Погоди! Я поставлю защиту, — сказала Анна Алексеевна и принялась начитывать заклинание.

Закончив с этим, она кивнула мне. Я поднял меч, подошёл и снова ударил её. Точнее, попытался — не доходя буквально нескольких сантиметров да Милютиной, меч словно увяз в воздухе. Больших трудов мне стоило «вытащить» его обратно. Но при этом он всё ещё не спешил проявлять своих магических способностей.

— Так дело не пойдёт, — нахмурившись, сказала Анна Алексеевна.

— Что Вы имеете в виду? — спросил я.

— Нам нужно проверить, будет ли меня защищать магия отражений, если Кусанаги-но цуруги обрушит на меня свою магическую мощь. Ты же понимаешь, что хоть артефакт магии отражений и не реагирует на физический урон, просто подойти и зарезать Хосе ты не сможешь — на нём будет слишком много защиты, которую силой одного лишь металла не пробить.

— Понимаю.

— Только магическая сила меча сможет одолеть Хосе. Но нам надо выяснить, как на неё отреагирует щит и, соответственно, зеркало Монтесумы. Но что-то твой меч пока не хочет подключать свои магические резервы.

Анна Алексеевна была права: после того как я отразил атаку фаерболов, клинок ещё какое-то время светился, а потом опять перешёл, как выражалась бабушка, в режим железки и не спешил из него выходить.

— Видимо, он не ощущает угрозы для меня и себя, — предположил я. — Надо его «расшевелить».

— Сейчас создадим угрозу, — сказала Милютина. — Я буду запускать в тебя фаерболы, а ты их отбивай. Как только меч проявит магическую активность, беги ко мне и бей! И не забудь защиту от магии огня поставить, на случай, если не все шары сможешь отбить.

Я быстро усилил защиту, выставил перед собой меч и кивнул, показывая, что готов к очередному эксперименту. Анна Алексеевна принялась запускать в меня фаерболы. Уже, разрубая первый шар, мой клинок засветился; на третьем он сиял так, что слепило глаза. Не дожидаясь четвёртого, я рванул к Милютиной и ударил её по плечу. Точнее, попытался.

Грохот, вспышка и ударная волна были настолько сильными, что я отлетел на несколько метров, выпустил из рук меч и рухнул на пол арены, почувствовав резкую обжигающую боль во всём теле. Как далеко меня отбросило, сказать я затруднялся — в помещении вырубилось всё освещение.

Тойво, конечно, сразу же решил проблему, создав огромный светящийся шар и подвесив его высоко над ареной. Но сам факт меня впечатлил сильно. Я ни разу не видел и не слышал, чтобы такое случалось на тренировках или поединках. Арена освещалась как электричеством, так и магическими артефактами. Погасло всё, и это было более чем удивительно.

Осмотревшись, я обнаружил, что лежу примерно в семи метрах от того места, где стоял в момент взрыва. Меч валялся неподалёку. Тойво подобрал клинок, зачем-то вложил рукоять мне в ладонь, после чего принялся приводить меня в форму. Я первым делом попросил снять боль — она была просто невыносимой. И, осмотрев себя, я понял, почему — я обгорел. И довольно-таки сильно обгорел. Похоже, этот взрыв пробил все мои защиты.

Милютина тоже лежала на полу арены. Точнее, уже поднималась при помощи мужа. Её отбросило всего лишь метра на два, и вид у неё был вовсе не обгоревший и даже не помятый. Но вот выражение лица — будто она не на арену упала, а как минимум рухнула на асфальт с крыши пятиэтажного дома.

Иван Иванович помог супруге встать, затем поднял с пола щит. Анна Алексеевна дождалась, когда Тойво немного меня подлечит, после чего подошла к нам и сказала:

— На сегодня всё. Тебе точно уже не до занятий, да и я пока не готова продолжать. Надо покопаться в книгах, подумать. Может, какие-то защиты есть специальные для таких случаев, когда происходит столь сильный выброс чистой магической энергии.

— Это был выброс чистой энергии? — переспросил я.

— Похоже на то. Великий артефакт столкнулся пусть не с другим Великим, но тоже с очень сильным артефактом. Думаю, мы ещё легко отделались. Я допустила большую ошибку, начав эксперименты, толком не выяснив, чем они могут закончиться, если что-то пойдёт не так. Прошу меня извинить.

— Да какие могут быть извинения, Анна Алексеевна? — удивился я. — Это мне стоит просить у Вас прощения, что Вам приходится этим заниматься.

— Ну тогда будем считать, что мы друг друга простили, — сказала Милютина и улыбнулась.

Правда, улыбка у ректора Кутузовки получилась какая-то неестественная — видимо, Анна Алексеевна ещё не полностью пришла в себя.

— А меня кто-нибудь оповестит, когда Вы будете готовы продолжить? — спросил я и тут же добавил: — Но если Вы передумаете или не сможете, я всё пойму.

— Оповещаю сразу, — ответила Анна Алексеевна. — Жду тебя завтра здесь в шесть часов. Нам надо заниматься каждый день.

— Благодарю Вас! Завтра в шесть я буду на арене.

— Свободного времени у тебя сейчас мало, и чтобы не тратить его на переезды, думаю, тебе стоит телепортироваться сразу сюда.

— Хорошо.

— Я буду каждый раз устанавливать для тебя маяк ровно в восемнадцать ноль-ноль.

— Ваше сиятельство, — неожиданно обратился к Милютиной всё время молчавший Тойво. — Не сочтите за дерзость, но разрешите мне устанавливать маяк для князя.

— Почему бы и нет, — ответила эльфу Анна Алексеевна. — Я всё понимаю, безопасность превыше всего. Тогда мы ждём Вас завтра в семнадцать пятьдесят пять.

— Благодарю Вас! — произнесли мы с Тойво практически хором.

Получилось забавно. Милютина даже не удержалась и улыбнулась — в этот раз по-настоящему. А потом она снова стала очень серьёзной и сказала:

— Я должна вам сообщить, что никто не знает о том, что у меня есть такой артефакт. Только члены нашей семьи. Ещё пришлось рассказать Александру Петровичу и вот теперь вам двоим. Я понимаю, Роман, что ты должен будешь рассказать обо всём бабушке, но я надеюсь, что этим круг лиц, знающих о моей семейной тайне, ограничится.

— Даю слово дворянина, что так и будет! — заверил я Анну Александровну.

— Клянусь честью, я скорее погибну, чем выдам кому-либо Вашу тайну! — негромко произнёс Тойво.

— Представляю, как трудно Вам было пойти на то, чтобы рассказать нам про Ваш уникальный артефакт, — сказал я. — И очень ценю это. Ни я, ни моя бабушка, ни весь наш род никогда этого не забудем.

— Не представляешь, — возразила мне Милютина и снова улыбнулась. — Многие люди, эльфы и орки пойдут на что угодно, чтобы завладеть таким ценным и сильным артефактом. Но я не могла поступить иначе, когда Иван Иванович рассказал мне о том, что тебе предстоит драться с Хосе. Ты помнишь, что я вам сказала, в ваш первый день в Кутузовской академии?

— Что будете нам помогать и защищать нас. И чтобы мы ничего не боялись.

— У тебя хорошая память, — похвалила меня ректор. — И ты ещё не забрал документы из академии. Значит, формально ты всё ещё мой студент. Возможно, самый способный за всё время моего руководства Кутузовкой. Поэтому я подготовлю тебя к поединку. Подготовлю так, что ты сотрёшь в порошок этого мексиканского выскочку! До завтра!

Сказав это, Милютина повернулась и пошла в сторону женских раздевалок. Однако сделав буквально пару шагов, она споткнулась на ровном месте и еле удержалась на ногах. Иван Иванович подхватил супругу под локоть, дальше она пошла уже с его помощью. И я понял, что Анна Алексеевна еле держится. Видимо, взрыв и большой выброс энергии ей тоже стоил очень многого, но ректор Кутузовской академии решила, что не должна показывать слабость перед студентом.

Милютины ушли, Тойво принялся активировать портал, чтобы мы могли отправиться домой, а я побрёл за своими вещами. Но переодеваться я не собирался, хоть тренировочный костюм на мне пообгорел. Сил не было. Да и тело всё ещё ныло, ведь Тойво подлечил меня, можно сказать, на скорую руку. По прибытии домой мне предстояла ещё долгая восстановительная процедура.

Я шёл в раздевалку и думал о том, что всю подготовку к поединку, по сути, надо начинать с нуля. Но меня это не пугало. Наоборот, это воодушевляло, ведь если подумать, без этих занятий, что мне предстояли, я бы гарантированно проиграл бой. Выступил бы для Хосе в роли мальчика для битья — растерялся, ощутив на себе влияние незнакомой прежде магии отражений, и не знал, как на это всё реагировать.

А теперь у меня появлялся шанс на победу. Его мне давала возможность использовать против Хосе его же оружие — неожиданность. Мексиканец хотел удивить меня магией отражений и, скорее всего, всю тактику боя планировал строить на этом. А теперь, в случае удачной подготовки, я мог сильно удивить его. Удивить тем, что знаю, как бороться с его уникальной магией.

Но для этого надо было хоть чему-то научиться за оставшиеся до поединка дни и при этом выжить на тренировках. А уж думать о том, что может произойти, когда Кусанаги-но цуруги обрушит всю свою магическую силу на другой Великий артефакт — зеркало Монтесумы, я вообще пока не решался.

Глава 13

Мы занимались с Анной Алексеевной каждый день: с шести вечера и иногда чуть ли не до полуночи. Я возвращался домой настолько обессиленным, что еле добирался до своей комнаты. Тойво приводил меня в порядок уже там — для этих целей прямо в комнате поставили кушетку.

Разумеется, в такой ситуации никакой речи о ранних утренних тренировках уже не шло. График занятий сильно подкорректировали: дома я изучал теперь лишь различные защиты с бабушкой, да тренировал ловкость и скорость с Дьянишем. Но основной упор теперь мы делали на тренировки в Кутузовке.

И надо признать, мы с Анной Алексеевной продвинулись достаточно далеко. Конечно, никто не мог сказать, хватит ли мне полученных за эти дни знаний и навыков в бою, но чувствовать я себя стал однозначно увереннее. Я уже примерно понимал, как работает магия отражений и что ожидать от мага, владеющего ей.

Но «понимал» не означало, что научился с ней справляться. С этим были проблемы. Хотя и успехи тоже имелись. Магия отражений отзеркаливала всё, поэтому мы довольно быстро отказались от попыток её обмануть или «пробить» при помощи стихийной магии. Я, конечно, научился использовать в процессе поединка заклятия, которые не отражались на меня — например, мог наложить на площадь кислотный туман или создать над головой Милютиной бетонную плиту и «уронить» её. Но это не работало.

Точнее, работало, но очень плохо. Защиты Анны Алексеевны справлялись с таким физическим уроном на раз. А усилить этот урон магией я не мог — в этом случае щит «включался», и всё летело в того, что применил усиление — то есть, в меня.

Поэтому мы сконцентрировали наши усилия на мече, что было логично — глупо пытаться победить противника стихийной магией, имея на руках Великий артефакт, да ещё и самый сильный из пятёрки.

И можно сказать, я добился значительного прогресса. Во-первых, научился ещё лучше чувствовать меч, и мне больше не приходилось разрубать фаерболы, чтобы клинок «просыпался» — я научился «будить» его сам; во-вторых, я уже на интуитивном уровне чувствовал, когда меч только лишь защищает меня, отбивая чужие атаки и не вызывая таким образом отражения своей магии щитом, а когда он атакует, и мне следует ждать отдачи.

Но это были мелочи по сравнению с нашим главным «открытием». Путём проб и ошибок мы с Анной Алексеевной выяснили, что щит защищает владелицу, но не себя. Точнее, себя он защищал, но именно защищал — держал удар, по возможности рассеивая его. Но не отражал и не усиливал этот удар. И совсем другое дело, когда атаке подвергалась хозяйка щита — в этом случае он выполнял свои обязанности. И выполнял их отлично

.

Поскольку я теперь в процессе тренировок атаковал именно щит, мы избегали повторения той ситуации, что случилась в первый вечер — когда я попытался ударить мечом Анну Алексеевну, и мощный взрыв и выброс энергии разбросали нас по арене и отняли почти все силы. Правда, два раза у меня случались осечки, и я умудрялся перенаправлять силу меча с щита на Анну Алексеевну, и оба раза это заканчивалось взрывом. Но теперь это было не столь опасно, так как мы обвешивались перед занятиями дополнительными защитными амулетами, сильно уменьшающими урон от форс-мажорных ситуаций.

Но эти осечки случились в первые три дня, позже я уже научился контролировать себя и клинок, и атаковал уже только щит. И к заключительному дню тренировок я научился довольно быстро подавлять все его защиты. Один раз чуть не переборщил и не разрушил его.

Исходя из полученного опыта, мы сделали вполне логичный вывод: если зеркало Ментесумы работает по тому же принципу, что и щит, то мне не стоит атаковать Хосе, чтобы не вызывать обратной реакции зеркала, многократно увеличенной. Мне имело смысл сначала уничтожить вражеский артефакт и уже потом, когда его владелец останется без такой суперзащиты, приняться за Хосе. Но вот только ни я, ни Анна Алексеевна не знали, насколько зеркало Монтесумы мощнее щита, с которым я тренировался. Оставалось надеяться, что не сильно.

И ещё одна проблема заключалась в том, что всё это время я учился справляться с магией отражений и подавлять мощь щита, а Анна Алексеевна меня практически не атаковала, чтобы я не отвлекался на её выпады и все силы тратил на обуздание сильного артефакта. Но Хосе Второй, в отличие от ректора Кутузовки, должен был использовать собственную магию по полной. И какую именно, я не знал. Но явно ту, в которой он максимально силён.

Поэтому чересчур я себя не обнадёживал, но всё равно уверенности прибавилось. Теперь у меня хотя бы был план на бой — надо было уничтожить зеркало, и тогда стало бы проще. Анна Алексеевна была уверена, что мне это по силам, потому что Кусанаги-но цуруги сильнее зеркала Монтесумы. И мне очень хотелось, чтобы она оказалась права.

В какой-то момент у меня появилась мысль использовать и шапку Мономаха, чтобы силой двух Великих артефактов подавить третий, но Анна Алексеевна, как и бабушка, категорически отвергла этот вариант, сказав, что я не справлюсь с таким давлением. Спорить я не стал.

Так как мой навык повышался с каждой тренировкой, мы не стали отменять занятие даже накануне поединка, разве что в этот день ректор Кутузовской академии отменила все свои дела и провела тренировку утром. К двум часам дня я уже вернулся домой. Прошёл восстановительные процедуры, пообедал, немного отдохнул и… окончательно осознал, что до поединка осталось менее суток.

Так-то я никогда не забывал о дате моего боя с Хосе Вторым, но во время подготовки, поединок казался чем-то не то чтобы далёким, но, скажем так, он не стоял на первом месте — все мои мысли были о том, как к нему подготовиться. И вот подготовка закончилась. Никто, и в том числе я сам, не знал, насколько хорошо я был готов к поединку. Но это никого не волновало — я должен был выйти и драться.

И стало страшно. По-настоящему страшно. Оно и изначально было страшновато, но вся эта суета с подготовкой как-то не давала по полной программе осознать, куда я влез. А теперь всё вдруг как-то совсем аккуратненько разложилось перед глазами — со всеми возможными финалами. А их по большому счёту было только два: или победа будет за мной, или за Хосе. И шансов выжить в случае победы мексиканца, что уж себя обманывать, не было.

Неприятный холодок где-то в глубине живота, сначала едва заметный, усиливался на глазах. И вот только этого мне не хватало накануне боя. Я сто раз уже объяснил себе, что у меня не было другого варианта, что кто-то должен это сделать и дать понять императору Ацтлана, что не надо связываться с Россией. А так как в нашей стране только я владел Великим артефактам, причём даже двумя, то автоматически этим кем-то стал я. Это всё было понятно, но всё равно было страшно.

Поединок был назначен на пять утра по среднеевропейскому времени — на семь по нашему. Как по мне, не самое удобное время, но его назначил Хосе. В Мексике на тот момент должно быть десять вечера — возможно, императору Ацтлана по вечерам драться привычнее или удобнее. Так или иначе, нам выбора никто не предоставил — в шесть тридцать по Новгородскому времени мы должны были отбыть в Мадрид. Ристо с двумя бойцами отправился туда заранее, чтобы в нужное время установить портальный маяк непосредственно в королевском дворце.

Я посмотрел на часы — они показывали половину шестого. До отправки в Испанию оставалось тринадцать часов, и надо было как-то их пережить, не накрутив себя сверх меры. Надо было как-то справиться с этим неприятным страхом. Скорее всего, так и должно быть перед столь важным боем; я был уверен, что там на месте, это всё пройдёт, едва я увижу противника, но пребывать в таком состоянии тринадцать часов мне не хотелось. И я отправился к источнику.

У источника просидел больше двух часов. Вроде успокоился, ненужный страх прошёл — сила предков придала мне уверенности. Но всё равно мысли в голову лезли нехорошие. Страха не было, но некоторое напряжение осталось. Оно и понятно — не на прогулку собирался. Решив, что утро вечера мудренее, я отправился спать. Подъём я запланировал на пять утра, поэтому лечь в восемь вечера было вполне нормально — девять часов сна перед серьёзным делом ещё никому не мешали.

Придя в свою комнату, быстро разделся и лёг в кровать. Но уснуть не успел — едва закрыл глаза, услышал стук в дверь. Встал, накинул халат, отправился открывать, не включая свет.

На пороге стояла бабушка. Она удивлённо оглядела меня и спросила:

— Я тебя разбудила?

— Нет, — ответил я. — Не разбудили. Я только лёг.

Я включил свет и освободил дверной проём, чтобы бабушка могла войти. Что она сразу же и сделала.

— Хорошо, что я не стала ждать тебя в обеденном зале, — сказала бабушка, проходя к креслу и усаживаясь в него. — Решил лечь на голодный желудок?

— Да что-то нет аппетита, а через силу есть не хочется.

Сказав это, я сел на диван, и в комнате воцарилась тишина. Говорить о какой-нибудь ерунде не хотелось, а всё важное мы уже не раз обсудили. Некоторое время мы молчали, а потом бабушка неожиданно спросила:

— Страшно?

— Есть немного, — ответил я. — Но больше тревожно. Не могу нормально настроиться, это раздражает, а от раздражения ещё больше не могу настроиться. Замкнутый круг какой-то, но думаю, Вы меня понимаете.

— Понимаю.

— Но я нисколько не жалею, — на всякий случай сказал я.

— Я знаю, мальчик мой, что ты не жалеешь, — улыбнувшись, произнесла бабушка. — И правильно делаешь. Хоть я тебя и отговаривала от этого поединка, но он тебе нужен. Это будет хорошая тренировка перед твоим главным боем. Рановато, конечно, но не всё в этом мире зависит от нас и происходит тогда, когда нам удобно.

— О каком главном бое Вы говорите? С Эджертоном?

— Как ни тяжело мне это признавать, но Вилли прав, рано или поздно тебе придётся сразиться с Гарри. Он не оставит тебя в покое и не откажется от своих притязаний на меч мастера. А я не всегда смогу быть рядом. Да и не должна. Ты сам должен отстоять своё право владеть этим мечом. Как и право стать великим магом. А я могу лишь помочь советом да поддержать.

— Ваша поддержка бесценна.

Бабушка рассмеялась.

— Давай ложись в кровать, льстец! Хватит болтать.

— Мне казалось, Вы хотели о чём-то поговорить.

Я снял халат, бросил его на диван и запрыгнул в кровать.

— Уже поговорили, — сказала бабушка. — Тебе надо хорошо выспаться, чтобы завтра победить.

Она встала с кресла, подошла к кровати, присела на край, положила свою правую ладонь мне на лоб и добавила:

— Всё будет хорошо, не переживай!

Я хотел сказать, что особо не переживаю, но не смог — язык меня уже не слушался. Веки тоже — они сомкнулись будто сами собой. Руки, ноги — я ничем не мог пошевелить. Меня накрыла волна невероятного спокойствия и расслабленности, и я отключился.

— Рома, просыпайся!

Голос княгини Белозерской прозвучал так неожиданно и громко, что сон сняло как рукой. А может, его действительно сняло рукой, так как бабушка в тот момент, когда я открыл глаза, убирала ладонь с моего лба. Я хотел ей напомнить её же слова, что мне надо хорошо выспаться, но обратил внимание, что бабушка была не в той одежде, а какой была несколько мгновений назад. Или несколько часов?

— Доброе утро! — сказала бабушка. — Вставай и приводи себя в порядок. Через двадцать минут сюда принесут завтрак. Встречаемся в двадцать пять минут седьмого в башне.

Сказав это, княгиня Белозерская покинула комнату, не дав мне даже пожелать ей доброго утра. Я встал с кровати и ощутил себя невероятно бодрым, сильным и полностью отдохнувшим, будто не просто одну ночь нормально поспал, а как минимум неделю отдыхал и отсыпался. Мысленно сказал бабушке спасибо — без её помощи вряд ли у меня получилось бы так хорошо выспаться.

Я был готов к поединку с Хосе, если не на сто процентов, то на девяносто девять точно. Где-то там внутри меня ещё оставался холодный комочек волнения, но он был уже слишком мал, чтобы обращать на него внимание. Да и смысла не было обращать — всё равно я ничего не мог с этим поделать.

Посмотрел на часы — они показывали половину шестого. Значит, на все сборы у меня осталось менее часа. Завтрак в комнате был кстати — это бабушка хорошо придумала, велев доставить его сюда.

Я сходил в душ, дождался, когда принесут завтрак, быстро перекусил и начал собираться. Для поединка мне пошили специальную одежду — что-то среднее между парадной формой и тренировочным костюмом. Одел это, посмотрелся в зеркало. Выглядело красиво, и при этом было невероятно удобно. Я прикрепил к поясу ножны с мечом, покинул комнату и пошёл к источнику. Там пробыл минут пятнадцать — умылся водой из источника, подпитался силой предков, ощутил их поддержку. И отправился в башню.

Пришёл в башню ровно в шесть двадцать пять. Там меня уже ожидали бабушка, Тойво и… Мила. Это было настолько неожиданно, что я по-настоящему растерялся.

— Попрощаться пришла? — спросил я и тут же понял, что сморозил невероятную глупость.

Достойный ответ не заставил себя долго ждать:

— Ты дурак?

За словом в карман моя девушка никогда не лезла. Прозвучало, конечно, немного обидно, но в целом по делу.

— Чего я вдруг должна с тобой прощаться? Или маркиз де Леганес собрался после победы в Испании остаться, почивать на лаврах? — спросила Мила и, не дав мне ответить, добавила: — Оторви башку этому психу! Победи и вернись! Ты сможешь, я знаю.

Мила крепко меня обняла и уже негромко в самое ухо прошептала:

— Ты победишь, ты у меня самый сильный и самый смелый, я люблю тебя.

Она прижалась своими горячими губами к моим, и я ощутил… что окончательно перестал бояться. Тот маленький холодок внутри исчез, напряжение прошло полностью. Не знаю, почему это произошло. Возможно, потому, что все, кто готовил меня к поединку, включая бабушку, все допускали, что я могу потерпеть поражение — и Милютина, и Тойво с Дьянишем, и Романов с Вильгельмом. И это было логично — я шёл драться с одним из сильнейших магов нашего времени.

И лишь Мила была на сто процентов уверена, что я выиграю поединок. Во время поцелуя я это ощутил очень отчётливо, как никак, менталист. И эта её уверенность каким-то чудесным образом передалась мне. Я совершенно перестал бояться предстоящего боя и своего грозного противника. Похоже, этот поцелуй завершил мою подготовку — теперь я был готов к поединку на сто процентов. Я улыбнулся, взял Милу за руку и сказал:

— Ничего не планируй на вечер, будем отмечать мою победу.

Поцеловав свою девушку, я подмигнул остающимся в башне и вошёл в портальные врата. Вошёл с желанием победить и с твёрдым намерением это сделать.

Глава 14

Мы вышли из портала в большом светлом зале; там нас уже поджидали Ристо, Романов и Воронцов. Кесарь и глава московских орков прибыли в Мадрид с двумя сотнями высокоуровневых боевых магов, на случай если начнётся-таки полномасштабное побоище. Помимо Александра Петровича и Игоря Константиновича, нас встретил незнакомый мне орк в форме генерала армии Священной Римской империи — видимо, представитель Вильгельма Пятого, и, конечно же, сам Альфонсо Четырнадцатый.

После того как мы все друг друга поприветствовали, король Испании обратился к нам на немецком языке, который стал для нас лингва франка, так как все присутствующие им владели:

— Я настаивал на том, чтобы провести поединок за городом, во избежание больших разрушений, но Хосе не стал слушать и заявил, что он со своей армией прибудет сюда.

— Во дворец? — уточнила бабушка.

— Практически, — ответил Альфонсо. — Он прибудет в парк Кампо дель Моро, который располагается сразу за дворцом, с западной стороны. Там достаточно места, чтобы вместить две армии, но мало для поединка двух великих магов.

Мне польстил этот комплимент, а король добавил:

— Но в чём-то это символично. На месте этого парка в Средние века проводились рыцарские турниры. Проведение там судебного поединка укладывается в логику Хосе. К тому же он планирует в случае своей победы сразу же войти во дворец и сесть на мой трон.

Последнюю фразу Альфонсо произнёс с такой грустью в голосе, что его стало жалко. Впрочем, жалеть в случае победы Хосе стоило бы в первую очередь не короля, который всего лишь терял трон, а миллион испанцев, которых безумный мексиканец собирался принести в жертву.

— Не будем терять время! — громко произнесла бабушка, давая понять, что нас мало волнуют переживания испанского монарха. — Нам нужно успеть подготовить Романа.

И меня начали готовить. На меня навесили кучу всевозможных амулетов и артефактов — о предназначении некоторых я даже не догадывался. Затем бабушка минут десять накладывала на меня всевозможные защитные заклятия, потом её сменил Романов и тоже возился со мной не менее десяти минут.

— Непосредственно перед поединком ещё своих добавишь, — сказала бабушка, когда Александр Петрович закончил со мной возиться.

И мы отправились в Кампо дель Моро. По дороге мне представили посольского переводчика — невысокого мужчину лет пятидесяти, с небольшой седой бородкой и большими залысинами. И с несчастным лицом. Он назвался Павлом Олеговичем.

Дошли быстро. Парк оказался огромным, а из-за того, что в пять утра, несмотря на полную луну, было ещё темно, он выглядел просто бескрайним. Впрочем, на востоке, за нашими спинами и за Королевским дворцом уже пробивались первые отблески зари — багровые, я бы даже сказал, кровавые.

Ровно в пять часов в глубине парка я заметил небольшую яркую вспышку, превратившуюся в светящееся пятно — видимо, там открылись портальные врата. Довольно быстро это пятно увеличилось, и я увидел шагающих в нашу сторону стройными рядами воинов Ацтлана. Когда первые ряды подошли к нам на расстояние пятидесяти метров, я смог этих воинов разглядеть — сделать это было нетрудно, благодаря тому, что каждый держал в руках факел.

Одеты мексиканцы были необычно — на каждом воине были белые узкие штаны и широкая красная рубаха с длинными рукавами. Лица их были в боевой индейской раскраске, а на голове у каждого красовался шлем. В отличие от одежды, шлемы на воинах были разные: в виде голов различных животных и птиц, в виде черепов, вообще непонятно на что похожие, украшенные яркими перьями и золотом. Теперь стало понятно, почему Хосе решил прибыть затемно — получилось весьма эффектно.

С появлением мексиканцев, двести наших боевых магов и примерно три сотни испанских подошли к нам вплотную и расположились за нашими спинами. А воины Ацтлана всё продолжали и продолжали выходить из портала. Довольно быстро они заполнили чуть ли не весь парк, несмотря на его огромные размеры.

Минут через десять вся эта толпа расступилась, образовав по центру коридор шириной около трёх метров, и ещё через пару минут я увидел, как по этому коридору в сопровождении двух подданных в нашу сторону идёт император Ацтлана. Хосе Второй шёл не спеша, каким-то прогулочным шагом — видимо, получал с этого удовольствие и не хотел торопить события.

Через какое-то время Хосе и его сопровождающие вышли из живого коридора и так же не спеша продолжили двигаться в нашу сторону. Никто из бойцов за императором не последовал. Остановился Хосе, не дойдя до нас около семи метров. Его сопровождающие встали справа и слева от него и немного позади. Они были одеты, как остальные прибывшие мексиканцы, только их лица не были раскрашены, а на их головах не было шлемов. Император Ацтлана был орком, а сопровождали его эльф и человек — похоже, Хосе не страдал расовой нетерпимостью.

Я с интересом рассмотрел своего соперника. Грозный мексиканец, о котором я прочитал и услышал кучу жутких историй, выглядел не так уж и страшно. Он был среднего роста, навскидку немного ниже меня. Худощавый, смуглый, с чёрными непроницаемыми глазами, хищным с горбинкой носом и тонкими губами. На нижней красовалась лабретка с крупным камнем синего цвета — сапфиром или голубым бриллиантом. Чёрные волосы были коротко подстрижены.

Одет император Ацтлана был в рубаху с длинными рукавами и облегающие узкие штаны, доходившие до самой земли. И рубаха, и штаны были разрисованы наподобие шкуры ягуара. Очень хорошо разрисованы, сначала я даже подумал, что Хосе явился в одежде из шкур. Видимо, ягуар был тотемным животным императора, так шлем Хосе был сделан в форме головы этой большой кошки. Надо сказать, очень искусно сделан. А завершал гардероб императора длинный зелёно-голубой плащ, накинутый на плечи и повязанный вокруг шеи обычным узлом, без каких-либо застёжек или пуговиц.

На груди мексиканца висел десяток амулетов, явно магических. Больше всех из них выделялся огромный алый непрозрачный кристалл с перламутровым блеском, обрамлённый в золотую оправу. Кристалл этот походил на огромную красную жемчужину размером с крупный грецкий орех, светящуюся изнутри. И если остальные амулеты висели на шнурках, то этот на толстой золотой цепи.

А в левой руке император Ацтлана держал зеркало Монтесумы — довольно небольшой, диаметром около сорока сантиметров, диск из чёрного обсидиана, заключённый в золотую оправу и отполированный до идеального блеска. Это был тот самый Великий артефакт, о котором я так много слышал и который должен был уничтожить, чтобы получить шанс выиграть поединок.

«Теперь я видел все пять Великих артефактов», — мелькнула у меня в голове мысль, но на самом деле это было не так — бриллиант Кохинур я не видел; я имел «удовольствие» с ним столкнуться, но я его не видел.

Хосе смотрел на нас на удивление равнодушным взглядом и молчал, и я подумал, что он чего-то ждёт. И похоже, эта мысль пришла в голову не только мне — Его Величество Альфонсо Четырнадцатый покинул нашу компанию, сделав три шага в сторону мексиканцев. Я последовал его примеру — мне показалось, что я должен был так поступить, раз уже мне предстояло заменить короля на поединке.

Переводчик отправился за мной и встал у меня за правым плечом. Бедный Павел Олегович — он испытывал настоящий ужас при виде Хосе. Возможно, на него ещё давила и аура императора Ацтлана. Я-то её не замечал благодаря защитам, а вот на простого неодарённого переводчика она могла влиять очень сильно. И влияла. Я чувствовал это, так как без проблем «читал» ощущения Павла Олеговича. Но надо отдать должное работнику посольства — несмотря на дикий страх, он держал себя в руках и был готов выполнить свою работу, понимал, что без него не обойтись, потому как Хосе явно не собирался говорить на немецком.

Как только мы выдвинулись вперёд, сопровождающий Хосе эльф принялся очень громко говорить на испанском языке.

— Великий тлатоани, обвиняет короля Испании и всех его подданных в убийстве двадцати миллионов ацтеков, — негромко произнёс переводчик. — Но при этом он великодушно разрешает искупить эту вину жизнью всего лишь миллиона испанцев. И ещё раз призывает Его Величество Альфонсо Четырнадцатого к благоразумию и предлагает добровольно выдать миллион подданных для казни. В противном случае Великий тлатоани разрушит испанскую столицу и казнит десять миллионов испанцев. И это без учёта тех, кто погибнет под развалинами Мадрида.

Похоже, Великий тлатоани, как я понял, это был официальный титул Хосе Второго, решил нагнать страху на испанцев ещё больше. В прошлый раз он обещал в случае неповиновения лишь разрушить Мадрид, а теперь увеличил число своих потенциальных жертв в десять раз. И похоже, безумный мексиканец, собирался выполнить все свои обещания в случае своей победы. Я представил, что должны были чувствовать в этот момент присутствующие в парке испанцы.

Тем временем Альфонсо ответил Хосе, и Павел Олегович тут же мне этот ответ перевёл:

— Король Испании и его подданные не несут ответственности за то, что произошло несколько столетий назад. Мою невиновность и невиновность моих подданных готов доказать посредством судебного поединка мой представитель — гранд Испании Маркиз де Леганес.

И тут в разговор вступил сам Хосе, который поразил меня своим приятным голосом — красивым бархатным баритоном.

— У тебя не осталось достойных воинов, чтобы защитить твою честь, и тебе пришлось искать представителя в далёкой стране? — перевёл Павел Олегович слова мексиканца.

— Испания — многонациональное королевство! Маркиз де Леганес — полноправный испанский гранд! И я имею право выставить его на поединок, вместо меня! — последовал немедленный ответ Альфонсо, для меня опять в переводе.

И тут Хосе рассмеялся. Это было довольно неожиданно. Вообще, надо признаться, он меня удивил. Мексиканец был дерзок и неприятен, но нельзя сказать, чтобы вызывал отвращение — описывали его все намного хуже. Но это и хорошо — не нужны мне были лишние отрицательные эмоции. Ненависть, гнев, ярость — всё это могло вернуться ко мне, многократно усиленное зеркалом. А мне очень хотелось этого избежать.

На занятиях с Анной Алексеевной подобных проблем не возникало — к ней я не испытывал негативных чувств и не злился на тренировках. И теперьнадо было несмотря ни на что как-то сохранить такое же отношение к Хосе во время поединка. Это было очень важно. И, признаться, я не представлял, как вступать в бой, не испытывая ненависти к врагу. Впрочем, за последние пару лет я много чего сделал, не представляя, как это делается.

Хосе тем временем закончил смеяться и снова обратился к Альфонсо.

— Не бойся, я подтверждаю своё согласие на разрешение нашего спора судебным поединком и принимаю эту замену, — перевёл мне слова мексиканца Павел Олегович.

После этого Хосе направил в мою сторону указательный палец и обратился уже ко мне:

— Зачем ты лезешь не в свои дела? — принялся синхронно переводить работник посольства. — Ты совершил большую ошибку, придя сюда, но я даю тебе возможность её исправить. Отдай мне свой меч, и я сохраню тебе жизнь и даже отпущу домой. Даю слово Великого тлатоани.

Надо было что-то отвечать. И как в такой ситуации было не вспомнить про Леонида Первого, о котором не так давно рассказывала Милютина?

— Тебе нравится мой меч? Так возьми его, — ответил я мексиканцу.

Получилось, конечно, не так лаконично, как в своё время у спартанского царя, но тоже неплохо.

Павел Олегович перевёл мой ответ, но глядя на его испуганное лицо, мне показалось, что он перевёл его не дословно, а явно смягчил мои слова. Но его можно было понять, как и всех остальных. Мне кажется, на всём белом свете только я и Милы были уверены, что я одержу победу в этом поединке, даже у бабушки не было в этом стопроцентной уверенности.

Услышав мой ответ, Хосе снова рассмеялся. Похоже, он совершенно не опасался меня. А ведь он знал, что за меч у меня в руках. И я уверен, о том, что вместо Альфонсо на поединок выйду я, Хосе тоже был в курсе, причём с того самого дня, как король Испании даровал мне титул гранда. О таком событии моему сопернику явно доложили сразу же.

Но похоже, император Ацтлана был настолько уверен в себе, что ему было плевать, с кем драться. И это меня очень даже устраивало. Недооценка соперника ещё никогда никому не помогала, и я очень надеялся, что и Хосе она сослужит плохую службу.

Единственное, чего я не понимал, где Хосе собирался драться? Неужели здесь, на площади возле Королевского дворца? Это было бы, конечно, эффектно, но грозило дворцу и прилегающим районам большими разрушениями. А дело, похоже, подошло к началу поединка. Хосе дал знак своим сопровождающим, и те тут же отошли от него метров на тридцать.

Моя группа поддержки сделала то же самое — даже бабушка, Романов и Воронцов, ведь они собирались не помогать мне драться с Хосе, а подстраховывали на случай, если мексиканец решит сыграть некрасиво и с его стороны кто-то вмещается в бой. Альфонсо тоже отошёл. И лишь переводчик оставался возле меня, притом что ужас он испытывал уже просто запредельный. Но работу свою выполнял. Я подумал, что непременно надо потом сказать кесарю, чтобы выдали переводчику орден. Он его однозначно заслужил. Впрочем, Александр Петрович и без меня видел героизм посольского работника.

Я на всякий случай достал меч из ножен. Клинок тут же засиял, причём настолько ярко, будто нас уже кто-то атаковал. И немного присмотревшись, я понял причину такого поведения меча — за спиной у Хосе, выстроившись в шеренгу, стояли воины. Их было не меньше сотни, и они были… прозрачными. Казалось, будто какие-то призраки явились помогать императору Ацтлана. Либо все они находились в сдвиге, а я каким-то образом смог их увидеть с помощью магии своего меча. Второе было более вероятно.

Все эти воины были одеты в чёрные костюмы и длинные чёрные плащи с капюшонами, полностью закрывающими лица. Одежда эта меня удивила — очень уж она отличалась от яркой экипировки основной армии Ацтлана. Возможно, это вообще были наёмники, а может, отряд, предоставленный Хосе англичанами. В руках у каждого воина был меч. Они стояли, не шевелясь, словно ожидали приказа.

Пока я разглядывал этих странных воинов, Хосе что-то недовольно прокричал в нашу сторону.

— Требует сигнал к началу поединка, — заплетающимся от страха языком шепнул мне переводчик.

— Спасибо, Павел Олегович. Вы можете идти, — сказал я. — Думаю, больше он уже ничего важного не скажет,

— Благодарю Вас, — негромко произнёс переводчик и тут же поспешно удалился.

Почти сразу же, откуда-то донеслись звуки горна, объявляющего начало поединка. Горниста было не видно, видимо, он тоже благоразумно решил, что трубить сигнал издалека будет безопаснее. После сигнала основная армия Ацтлана стала отходить ещё дальше от своего императора, но воины в чёрных плащах остались на месте. Что творилось за моей спиной я не знал, но, скорее всего, мои сопровождающие тоже отошли.

После сигнала Хосе взял зеркало Монтесумы двумя руками, выставил его перед собой, немного приподнял и принялся очень громко начитывать какое-то заклинание на незнакомом мне языке, явно не испанском. Я покрепче сжал рукоять меча. Клинок светился уже настолько ярко, что практически уже ослеплял меня. Атаковать первым я не собирался, поэтому просто стоял и ждал.

А мексиканец тем временем уже перешёл на крик — он орал так громко, что казалось, вот-вот лопнет от натуги. И ещё он затрясся и выпустил зеркало и рук. Но Великий артефакт не упал на землю, а остался висеть в воздухе — даже немного поднялся и будто невероятно яркий прожектор осветил пространство вокруг нас, чётко обозначив круг диаметром около тридцати метров. Казалось, что контур этого круга был отлит из блестящего металла.

И ещё я заметил, что земля под моими ногами меняет цвет и структуру — она превращается в блестящую металлическую плоскость. Или зеркальную. В воздухе тоже произошли изменения — над нашими головами появился купол — такой же зеркальный, как поверхность, на которой мы стояли.

Таким образом, мы с Хосе оказались внутри огромной зеркальной полусферы. Это было не очень-то приятно, радовало лишь то, что воины в чёрных плащах остались снаружи.

Непонятно откуда в правой руке моего противника появился золотой посох с огромным круглым красным кристаллом в навершии — таким же как в его нагрудном амулете, но размером с большой апельсин. Мексиканец, выкрикивая то ли заклинание, то ли боевой клич, ударил этим посохом по зеркальной поверхности перед своими ногами. И тут же всё вокруг заходило ходуном, будто началось землетрясение. Я с трудом удержался на ногах.

Полусферу несколько раз тряхнуло, а потом она пошла трещинами и начала осыпаться, падая большими и маленькими зеркальными осколками, часть которых чуть не попала на меня, но я вовремя поставил магический щит над головой.

А когда полусфера рассыпалась, я не увидел ни воинов в чёрных плащах, ни армии Ацтлана, ни парка Кампо дель Моро, ни мадридского неба над головой. Мы с Хосе стояли на огромном горном плато, неизвестно где. Земля в некоторых местах дымилась, кое-где горели костры, из трещин в камнях били фонтаны раскалённой лавы. В малиново-красном небе над нами сверкали молнии, грохотал гром, а воздух был настолько горячим, что стало тяжело дышать.

«Надеюсь, это иллюзия», — подумал я, потому как в случае, если император Ацтлана куда-то нас перенёс, вернуться домой, выиграв поединок, было бы довольно сложно.

Одна из молний ударила в землю буквально в трёх метрах от меня, и Хосе снова расхохотался. Только на этот раз он смеялся совсем не так, как на площади возле Королевского дворца. Теперь, услышав этот смех, я понял, почему его называют безумным мексиканцем. Я ещё крепче сжал рукоять меча и усилил защиту от магии огня.

Глава 15

После наложения дополнительных заклятий от магии огня дышать стало немного легче, но я понимал, что долго на этом огненном горном плато не продержусь. Однако как-то поторопить события я не мог, так как запланировал строить свою тактику боя от обороны. Оставалось ждать.

Безумный мексиканец какое-то время хохотал, а потом резко прекратил смеяться и стал очень серьёзным. Лицо Хосе исказила гримаса… нет, не ярости и не самодовольства, что было бы логично в этой ситуации; на лице императора Ацтлана отчётливо читалось презрение. И ещё я почувствовал его, причём довольно сильно.

И мне даже стало как-то обидно, всё же не заслуживал я такого отношения. Захотелось, плюнуть на изначальный план и проучить самовлюблённого психопата. Я почувствовал, как во мне взыграла кровь, и желание бросится на Хосе стало просто непреодолимым.

«А может, это часть его плана?» — эта мысль пришла мне в голову буквально за секунду до того, как я, подняв меч, бросился на противника.

Такое предположение немного отрезвило, и я на всякий случай наложил на себя заклятие, усиливающее действие всех надетых на меня артефактов, блокирующих ментальную магию. И тут же пропало всякое желание атаковать Хосе. И по спине пробежал холодок — от мысли, что я только что чуть не попался в ловушку. Ведь если бы я бросился на мексиканца с мечом наперевес, то получил бы усиленный ответ от зеркала, а Хосе добавил бы сверху. И, возможно, на этом наш поединок бы и закончился.

Хосе понял, что я избавился от влияния его ментального заклятия, и гримаса презрения на его лице сменилась яростью. Это было более к месту. А я ещё раз подумал о том, что надо быть предельно сконцентрированным, так как первая серьёзная ошибаться в таком бою станет единственной и последней.

Я уже понял, что наш поединок, если уж проводить аналогии со средневековыми воинами, будет похож не на бой мушкетёров на шпагах, где противники могут довольно долго изводить друг друга, нанося лёгкие ранения, допуская небольшие ошибки, пока кто-то не допустит фатальной. Нет, наш бой, скорее, был сродни поединку двух тяжёлых рыцарей на конях, которые на полной скорости сходятся, чтобы одним ударом копья решить судьбу поединка. Одним. Второго не будет. И победит тот, кто ударит более удачно; тот, у кого окажется более крепкий щит; тот, кому просто чуть больше повезёт.

Хосе тем временем направил на меня навершие своего посоха; я тут же поднял меч и расположил его перед собой на уровне груди и лица, ожидая атаки на расстоянии. Так и вышло: мексиканец выпустил из красного кристалла в мою сторону яркий, ослепляющий луч. Мой клинок ожидаемо этот луч отразил и рассеял.

На серьёзную атаку это похоже не было — видимо, Хосе прощупывал меня, мой уровень владения мечом, возможности клинка. Он проделал это ещё три раза — я все три раза отразил атаки. На пятый раз луч из кристалла вышел другой — он сразу расходился в стороны и должен был поразить площадь, а не ударить конкретно в меня. Но и здесь меч сработал идеально — он вспыхнул ярким светом и образовал вокруг меня подобие светового кокона. Луч от посоха Хосе огибал этот кокон, словно ручей огромный валун, не доставляя мне никаких проблем.

Поняв, что простыми атакующими заклятиями и посохом меня не взять, Хосе прекратил атаковать. Вряд ли он удивился, что у него ничего не вышло. Скорее, он, прощупав меня, задумался, как действовать дальше. И это было немного обидно — получалось, что я выступал в роли эдакой груши, которая не даёт сдачи, а лишь принимает удары. Надо было хоть немного огрызнуться.

Я ухватился покрепче двумя руками за рукоять, «разбудил» меч и рубанул им по земле. Точнее, по камню под ногами. Рассчитывал заставить мексиканца немного попрыгать — в сторону от идущей к нему трещины. В итоге заставил рассмеяться — трещина в результате удара образовалась глубиной не более двадцати сантиметров, в ширину примерно такая же, а вытянулась она в сторону Хосе примерно метра на полтора. То ли, что-то блокировало силу меча, то ли камень под ногами был очень уж крепкий.

Всё это время, пока мексиканец пытался сразить меня своим посохом, зеркало он просто держал в левой руке — казалось, он вообще его не использует. На секунду у меня мелькнула мысль, что артефакт вообще неактивен, и я выпустил в сторону Хосе фаербол. Точнее, как и в случае с Милютиной, попытался выпустить. Огненный шар взорвался у меня в руке, а император Ацтлана опять расхохотался. Похоже, в отличие от щита Анны Алексеевны, зеркало Монтесумы даже не нужно было на меня направлять — оно и так справлялось со своими обязанностями и отражало все атаки на Хосе. Отражало и усиливало, это я понял, потому что небольшой фаербол рванул так, что я еле устоял на ногах.

Надо было атаковать зеркало. Атаковать и уничтожить, как мы изначально и придумали с Анной Алексеевной. Но идти к Хосе я всё ещё не решался — меня смущало, что он сам продолжал стоять на месте. Возможно, между нами находилась какая-то ловушка, и проверять это мне не хотелось.

— И долго ты будешь так стоять, чучело пятнистое? — крикнул я Хосе.

В ответ мексиканец что-то произнёс на испанском и смачно плюнул на камни перед собой.

«Вот и пообщались», — подумал я и невольно усмехнулся.

Нет, мне не было весело, это была нервная усмешка. Самая что ни на есть нервная. Похоже, Хосе снова умудрился на меня что-то наложить, или же у меня действительно стали сдавать нервы. И было с чего — я просто не знал, что делать, а ожидание выматывало. Я боялся нападать сам и ожидал атаки противника. А он мог это сделать в любой момент: или прямо сейчас, или через полчаса, когда я допущу секундную слабость или просто моргну.

И всё бы ничего, но невероятная жара потихоньку делала своё дело — силы мои таяли. Я представил, что бы со мной было без амулетов и защитных заклятий — сгорел бы как спичка. Но как долго я мог так держаться, было неясно. А Хосе, похоже, решил зайти именно с этой стороны. Он начитал какое-то заклинание, и довольно быстро костры распространились на всё плато. По сути, мы стояли в огне. Лишь небольшое пространство вокруг меня не горело — круг диаметром около полутора метров, посреди которого я стоял.

Но как же было жарко. Понимая, что долго я в этой духовке не выдержу, я наложил на область вокруг себя одно из самых эффективных заклятий воды, что я знал — водопад. Это было не боевое заклятие, но зато очень сильное — на меня сверху обрушился натуральный водопад. Я искренне предполагал, что он если не потушит все костры, то хотя бы их немного прибьёт.

Не вышло. Вся эта огромная масса воды испарилась, даже не соприкоснувшись с кострами. И я оказался словно в парилке, где на гигантскую каменку вылили цистерну воды. Пар был настолько густым, что я сквозь него не мог разглядеть Хосе. Этого мне ещё только не хватало. Но успокоился я быстро, так как моя попытка погасить костры вызвала у противника очередной приступ смеха. И по этому смеху я определил, что мексиканец стоял там же, где и раньше.

Пока он смеялся, а туман рассеивался, я попытался проанализировать ситуацию. Сами по себе костры не могли так испарить воду. Видимо, на площадь вокруг была наложена сильная защита от магии воды — логично было предположить, что я буду её использовать. А вот что насчёт магии земли? Пожар ведь и песком можно потушить, этому меня ещё в гимназии учили во время занятий по противопожарной безопасности.

Я быстро начитал нужное заклинание, и несколько тонн песка рухнули сверху на меня, на Хосе, и на горящее плато. Это сработало! Мы с императором Ацтлана вмиг оказались посреди небольшой пустыни — диаметром около тридцати метров. За пределами этого круга всё так же полыхали костры, но их жар до меня уже не доходил. Немного обжигала земля под ногами, так как вокруг меня, как и вокруг моего противника, были небольшие зоны без песка — у обоих сработали персональные защиты от магии земли, и нас не засыпало. Я сделал три шага влево, на песок, и стало совсем замечательно — теперь уже вообще никакого жара не чувствовалось.

Однако долго порадоваться у меня не получилось. Хосе, как один из сильнейших магов на Земле, владел стихийной магией не хуже меня — в частности, магией воздуха. Он направил в мою сторону свой посох и начитал какое-то заклинание. Тут же подул сильнейший ветер, и за считаные секунды от песка не осталось и следа — всё вокруг было как в начале. Те же костры, та же жара.

Меня самого чуть не сдуло этим ветром — почему-то защиты от магии воздуха сработали не очень хорошо. Возможно, потому, что красный кристалл из посоха добавил что-то своё к заклятию мага, значительно его усилив. Поэтому защиты и амулеты толком и не справлялись. Но не меч.

Кусанаги-но цуруги спасал. Правда для этого ему пришлось серьёзно постараться — он уже не просто светился — клинок раскраснелся настолько, что стал похож на кузнечную заготовку, только что вытащенную из горна. И я решил это использовать — ещё раз изо всех сил ударил мечом по каменному плато. И то ли, действительно, мой меч разошёлся, то ли какая-то защита слетела с этого места, но эффект от удара проявился сразу же. Сильнейший эффект. Но, к сожалению, не тот, что я ожидал.

Как только я обрушил всю мощь своего меча на каменную поверхность плато, она вся пошла трещинами. Я ожидал одной большой трещины, как бывало всегда раньше, или в случае неудачи одной маленькой, как несколько минут назад. Но вместо этого камни под ногами покрылись сеткой неглубоких трещин, и спустя несколько секунд всё обвалилось. И полетело вниз. Вместе со мной и с Хосе. Словно мы стояли не на плато, а на каменном мосту, перекинутом через пропасть, а теперь мост внезапно разрушился, и мы в эту пропасть полетели.

Летели, точнее, падали мы довольно долго. Я даже успел обновить защиту от физического урона, чтобы не разбиться в лепёшку во время приземления. В процессе падения все камни, изначально полетевшие вместе с нами, куда-то подевались. В итоге на лёд упали лишь мы с Хосе.

Да, на лёд, и это меня сильно удивило, хотя, казалось бы, я уже давно должен был перестать чему-либо удивляться. Но вот почему-то я был уверен, что мы упадём на землю. Не угадал. Упали на лёд. Причём упал я, а мексиканец приземлился на ноги. Да так эффектно, что я почти позавидовал. Впрочем, я тоже не сильно ударил в грязь, точнее, в снег лицом — не распластался на льду как лягушка, раскинув руки и ноги в разные стороны, а довольно аккуратно упал на бок и очень быстро поднялся. И главное — не выпустил меч из рук.

Ещё я удивился тому, что удар о льдину был настолько слабым, будто я упал максимум с двухметровой высоты. Безусловно, сработала защита, но было что-то ещё. Возможно, всё вокруг являлось иллюзией, и никуда мы не падали, а вообще всё ещё стояли в Мадриде в парке Кампо дель Моро; и то огненное плато, а теперь льдина были лишь плодом нашего воображения — результатом сложного заклятия, что увело нас в некое подобие сдвига, где мы и выясняли теперь отношения.

А может, Хосе и вправду нас куда-то перемещал. Гадать времени не было, надо было защищаться. Впрочем, пока никто на меня не нападал. Я встал в боевую стойку, сжал рукоять меча и почувствовал, как земля, то есть, льдина уходит у меня из-под ног. Будто началось землетрясение. Я невольно огляделся и понял, что происходит. Мы находились на очень большой льдине, дрейфующей в океане или море. И на волнах эту льдину немного покачивало.

Хосе поднял посох, направил его в мою сторону и начал начитывать какое-то заклинание. Но особо меня это не испугало. Мы оба: и я, и Хосе были сильно ограничены наложенными на нас защитными заклятиями и навешанными амулетами. Было в этом что-то ироничное — два сильных мага, обвешанные сильнейшими амулетами, с Великими артефактами в руках, по сути, не могли использовать магию. Эта система противовесов свела на нет все наши возможности; мы почти полностью блокировали друг друга — ни на меня магия мексиканца толком не действовала, ни на него моя. И вправду, хоть в рукопашную иди.

Полноценно из всех заклятий, мы могли использовать лишь те, что действовали на нас самих. Например, я мог наложить на себя ускорение. Что я и сделал. И, плюнув на все предосторожности, бросился на Хосе. Шансов наткнуться на ловушку было не так уж и много, а стоять и ждать, когда рассыплется льдина, и мы ещё куда-нибудь улетим, мне не хотелось. Надо было заканчивать с этим боем, и начать следовало с зеркала. Его нужно было разбить как можно скорее.

Добежав до противника буквально за секунду, я молниеносно занёс меч над зеркалом Монтесумы и ударил по Великому артефакту изо всех сил. И тут же звон разбитого стекла возвестил о том, что мой клинок достиг цели. Я разбил зеркало!

Осколки зеркала разлетелись во все стороны. Я его действительно разбил. Но вот только, к моему величайшему сожалению, это было не зеркало Монтесумы. На мельчайшие осколки рассыпался как сам Великий артефакт, так и державший его император Ацтлана. И в этот же миг у меня за спиной раздался знакомый неприятный смех.

Мексиканец провёл меня. Но вот как он это сделал, я понять не мог. Я разбил его зеркальную копию, но за секунду до этого она не была зеркальной — она двигалась, я в этом не сомневался. А зеркальная фигура двигаться не может, никакая магия не заставит её это делать. Точнее, двигаться она сможет, но это будут корявые медленные движения, совершенно не похожие на действия живого существа.

Активно двигаться могла лишь иллюзия, но она не могла рассыпаться под ударом меча на осколки — она бы просто развеялась, исчезла. Похоже, я столкнулся с чем-то особенным, с тем, что двигалось, но рассыпалось, как разбитое зеркало. Либо, что более вероятно, Хосе за мгновение до удара переместился в другое место, оставив вместо себя зеркало.

У меня был шанс проверить свою догадку — я вздохнул, поудобнее перехватил меч и направился к мексиканцу. И снова удар, и снова звон разбитого зеркала, осколки и смех за спиной.

«Рано или поздно тебе это надоест», — подумал я и опять пошёл на противника.

Надоело ему это быстро. Ещё два раза Хосе провернул трюк с зеркалом, а вот во время моей пятой атаки меч наткнулся на выставленный посох. Раздался небольшой хлопок, и я чуть не выронил клинок из рук. Немного растерялся и чуть не пропустил удар посохом в лицо. Чудом увернулся.

Следующий удар мексиканца я отбил мечом. И снова соприкосновение клинка и посоха сопроводил хлопок; в этот раз, как мне показалось, он был громче. Далее всё обещало быть намного хуже, так как меч опять раскраснелся до уровня кузнечной заготовки, а кристалл в посохе сиял уже так, что было больно глазам.

Я невольно вспомнил, как нас с Анной Алексеевной раскидало по арене во время нашего первого занятия. Но у Хосе такого опыта не было, и он продолжил атаковать, сделав выпад и попытавшись ударить меня посохом в живот. Вариантов увернуться не было, пришлось отбивать.

Взрыв был такой, что заложило уши. Не отлетел я в сторону, видимо, лишь потому, что на мне было очень уж много защиты от физического урона. Мексиканца такой эффект от соприкосновения нашего оружия тоже впечатлил, судя по его удивлённой физиономии.

Какое-то время мы стояли и смотрели друг на друга. Не то чтобы мы зашли в тупик, но что делать дальше, мой противник, похоже, не знал. Я уж тем более, потому как, в отличие от него, я даже не представлял, где мы находимся.

Глядя на Хосе, я невольно вспомнил мою встречу с Эджертоном и как я тогда еле унёс от него ноги. Англичанин был тогда намного сильнее меня, я вообще ничего не мог ему противопоставить. А теперь я чуть ли не на равных держался в поединке с императором Ацтлана, который вряд ли уступал по силе и навыкам бывшему бабушкиному другу.

Но обольщаться, конечно же, не стоило — на девяносто процентов, а то и больше, это была заслуга защитных амулетов. Их для меня собирали, можно сказать, всем миром: что-то выделила бабушка, что-то Романов, что-то Милютины. Даже Воронцов поучаствовал.

Мы простояли, глядя друг на друга, минуты три, а затем мексиканец поднял посох и принялся начитывать заклинание. А как только закончил это делать, так сразу же ударил посохом по льдине перед собой. Льдина пошла трещинами, как ранее плато — похоже, Хосе решил, что эта локация ему больше не подходит и её нужно сменить.

И мы снова начали падать. По логике после того, как раскололся лёд, мы должны были плюхнуться в воду и начать тонуть. Но мы падали. И вода с кусками льда падала вместе с нами — словно нас уносил вниз поток какого-то ледяного водопада.

В какой-то момент я потерял Хосе из виду, а после этого почти сразу меня вместе с водой выплеснуло на землю. И тут же вся вода пропала. Не испарилась, а именно пропала, словно и не было её. И с ней исчезла моя одежда. И обувь. И амулеты. Вообще всё исчезло. Я даже не понял, как это произошло. Вроде падал всё время одетым, а на земле оказался нагим. Но хоть меч остался в руках — это радовало.

Я поднялся, посмотрел на свои босые ноги, на автомате почесал затылок. Это было уже чересчур и походило на нечестный способ ведения боя. Всё же у нас было что-то типа рыцарского поединка, а лишать противника одежды не очень-то по-рыцарски.

Судя по всему, Хосе решил в этот раз использовать особое заклятие пространственной магии, которое переносило в другое место только живых существ. Видимо, хотел таким образом лишить меня амулетов и меча. А заодно лишил и одежды.

Но если отсутствие одежды лишь злило, то потеря амулетов пугала. Я был невероятно рад, что сохранил меч и, следовательно, возможность атаковать, но остаться без поддержки защитных амулетов — это смело можно было назвать если не катастрофой, то очень большой проблемой.

Голый. С мечом в руках. Неизвестно где. Попробуй тут сдержать эмоции — меня просто распирало от злости.

Но всё же я заставил себя успокоиться. Огляделся.

Казалось, будто я нахожусь в огромной круглой зеркальной комнате, диаметром не менее двухсот метров. Потолка я не видел, он был высоко, и его скрывал туман, в котором что-то светилось. Может, лампы, а может, какой-то магический источник освещения.

Под ногами была утоптанная пыльная земля — небольшой круг, примерно три метра диаметром, а дальше битое стекло. Целое поле из мелких и крупных осколков стекла и зеркал. Босиком по такому ходить было невозможно. А драться лишь в пределах маленького круга не хотелось.

Быстро, пока не объявился Хосе, я сделал себе каменные ступни. Это примитивнейшее заклятие мы выучили ещё на подготовительном курсе в Кутузовке. Аналог каменного кулака. Тогда в академии мне это заклятие казалось совершенно бесполезным, и я представить не мог, что она мне когда-нибудь пригодится. Я его выучил только ради зачёта.

А вот и пригодилось, кто бы знал. И я тут же вспомнил слова моего куратора, что бесполезных заклятий не бывает. Андрей Николаевич оказался прав.

Но вот только меня сильно насторожило, что на создание примитивного заклятия у меня ушло очень уж много сил и получилось не с первого раза. Это был плохой знак, и я тут же решил провести эксперимент с боевым заклятием.

Сгенерировал фаербол. Огненный шар получился настолько маленьким и слабым, что его было стыдно показывать врагу. Сомнений быть не могло — работала блокировка магии. И мне очень хотелось верить, что блокировка распространялась на локацию, а не на меня, и что у Хосе возникнут такие же проблемы с магией. Но проверить это можно было лишь с прибытием мексиканца.

А пока противника не было, я решил не терять время впустую и наложил на себя заново защитные заклятия. Все, что мне были известны. Вроде получилось, но вот насколько эффективно они должны были работать, никто не знал. И амулетов больше не было. Это всё настраивало на крайне пессимистичный лад.

Стоять и ждать Хосе не хотелось — это невольно заставляло нервничать, поэтому я отправился к зеркальной стене, чтобы проверить её на прочность и, если получится, посмотреть, что находится за ней. Казалось, что до неё не больше ста метров.

Сначала я шел не спеша, опасаясь попасть в ловушку, затем ускорился, а примерно через минуту понял, что совершенно не приближаюсь к стене. Она как была примерно на расстоянии сотни метров, так и осталась. При этом от места приземления я удалился достаточно — круглое земляное пятно посреди битого стекла было уже довольно далеко.

Я разозлился и побежал — результат был тот же. Стена не приблизилась. Похоже, мне оставалось лишь ждать Хосе, бегать дальше за иллюзией смысла не было.

Стоять не хотелось, и я решил при помощи магии земли насыпать немного песочка на эти осколки, чтобы можно было на него присесть. Но не успел. За спиной раздался знакомый неприятный смех.

Я быстро обернулся и встал в боевую стойку, подняв меч. Мексиканец рассмеялся ещё сильнее. Конечно, я на него разозлился, но в целом понимал причину его смеха — без одежды с мечом я выглядел, скажем так, не очень воинственно.

— Чего ты ржёшь, придурок? — со злостью крикнул я противнику. — Сейчас тебе не до смеха будет!

Хосе стоял примерно в десяти метрах от меня и продолжал улыбаться — самодовольно, высокомерно. Меня настолько разозлила эта улыбка, что я не сразу обратил внимание на то, что у мексиканца в руках не было ни посоха, ни зеркала Монтесумы. Не успел я это переварить, как Хосе мне что-то прокричал на испанском и… исчез.

И тут же его голос раздался сзади. Я обернулся. Хосе ещё что-то сказал и опять исчез. И снова за спиной раздался смех. Я опять обернулся. Мне было сложно понять, что же это за тактика такая у мексиканца, но она меня просто неимоверно раздражала. Возможно, на это и был расчёт, стоило поскорее взять себя в руки.

Хосе тем временем снова что-то крикнул и опять исчез. Я тут же на автомате обернулся, хотя ни смеха, ни голоса за спиной в этот раз не услышал. И обернувшись, мексиканца я не увидел. Зато моему взору предстал огромный ягуар. Похоже, император Ацтлана был ещё и анимагом. И сразу стало понятно, почему он носил шлем в виде головы ягуара и пятнистую одежду.

Зверь стоял и внимательно смотрел на меня. Не рычал, не проявлял какой-либо агрессии — просто стоял и смотрел. Разве что рот приоткрыл, демонстрируя острые и длинные клыки. И какой же он был огромный — размером с буйвола, не меньше.

Зверь смотрел на меня и не двигался, а я пытался сопоставить следующие факты: нормальный фаербол у меня не получился, каменные ступни я еле сделал, а Хосе при этом совершенно спокойно перевоплотился в звериную форму, а до этого легко перемещался в пространстве, исчезая в одном месте и появляясь в другом. Вывод тут напрашивался не очень приятный: похоже, блокировка магии действовала только на меня.

Но если так, тогда зачем мексиканцу было перевоплощаться? Имея возможность использовать боевую магию, он расправился бы со мной в два счёта. Но он этого не сделал. Значит, что-то ему мешало. И возможно, частичная блокировка магии ограничивала и его. Возможно, он не дразнил меня, появляясь несколько раз за моей спиной, а просто лишь с пятой попытки смог перевоплотиться в звериный образ. Если так, то у меня снова появлялись шансы на победу. Почему бы и нет? Ягуар был огромным, клыки и когти его были длинны и остры, но и лезвие моего меча разрубало камни без всякой магии.

Жаль, что я не знал заклятия «Каменная шея». Скорее всего, такого и не было, но вот «Бриллиантовую кожу» наложить на себя можно было, тогда мне не были бы страшны ни клыки, ни когти зверя. Знал бы заранее, в каком виде предстанет противник, наложил бы. Но теперь было поздно. «Каменные ступни» еле дались, а на более серьёзное заклятие пришлось бы все силы и всю концентрацию потратить. И немало времени.

И вряд ли ягуар спокойно стоял бы и смотрел, пока я это всё накладываю. Значит, рассчитывать стоило лишь на свою сноровку и меч. И я мысленно поблагодарил Дьяниша, который до последнего дня подготовки заставлял меня тренировать выносливость и реакцию. Похоже, от них теперь всё и зависело.

И мне вдруг стало смешно от осознания факта, что в поединке двух сильных магов, владеющих Великими артефактами и множеством магических приёмов и техник, в итоге всё свелось к противостоянию человека с мечом против большой кошки. Без какой-либо магии. И ещё теперь мы оба были без одежды. Это тоже позабавило.

Постояв ещё немного, ягуар принялся меня обходить. Он шёл по большому кругу и, казалось, вообще не обращал на меня внимания. Просто шёл. А я следил за ним, осторожно поворачиваясь вслед его движению.

Я не мог понять, что хочет Хосе — он просто ходил по кругу, и всё. Возможно, ожидал, что я на него нападу. Но мне не хотелось нападать первым. Если я не видел зеркала Монтесумы, это не значило, что оно не принимает участия в нашем противостоянии с императором Ацтлана. Рисковать не хотелось.

Несмотря на то что основное моё внимание было сконцентрировано на Хосе, я не забывал поглядывать и по сторонам, резко оборачиваясь время от времени. И обернувшись в очередной раз, я вдруг увидел… второго ягуара. Он совершенно не отличался от первого — был его полной копией. И теперь вокруг меня ходили две огромные кошки.

Теперь на меня могли напасть уже с двух сторон. Точнее, напал бы Хосе с одной, всё же второй ягуар был иллюзией, но держать в поле зрения я теперь должен был двоих. И только я с этим смирился, как их стало четверо. Третий и четвёртый появились так же незаметно, как второй.

Я всё ещё помнил, какой из ягуаров настоящий, но всё равно переживал — вдруг Хосе мог незаметно поменяться местами с одной из копий. И мне было очень тяжело следить за всеми. Но я справлялся. До тех пор, пока их не стало восемь.

Целых восемь копий Хосе ходили вокруг меня. Впрочем, имело смысл называть семерых ненастоящих ягуаров не копиями, а отражениями — их движения было абсолютно синхронны, словно оригинал отражался в семи зеркалах.

А потом они побежали. По кругу и очень быстро, и в какой-то момент я понял, что уже не могу понять, где настоящий ягуар, а где его отражения. И тут же подумал, что, возможно, и стоило напасть на зверя, пока он был один. Но задним умом все сильны — надо было думать, что делать теперь.

Ягуары тем временем снова перешли на шаг. Как я понял, эта беготня затевалась для того, чтобы я потерял из виду настоящего. Что ж, Хосе добился своего. Но вот только у меня был уникальный меч, и если я не мог разглядеть живого зверя, то Кусанаги-но цуруги должен был его почувствовать.

Я направил клинок на одного из ягуаров — никакой реакции у меча. Направил на следующего — то же самое. По очереди я проделал это с каждым — ни на одного ягуара мой меч никак не среагировал. Это было неожиданно и неприятно. Клинок реагировал на Хосе в человеческом обличии, и я был уверен, что в зверином тоже среагирует, но нет.

Похоже, меч просто не воспринимал ягуаров как угрозу — ни отражения, ни настоящего. Ходит большая кошка по кругу, ну и пусть себе ходит, никому ведь не мешает. Но клинок всегда чувствовал магию. И пусть звериный образ Хосе он воспринимал как чистого зверя и не видел в этом магической составляющей, но неужели мексиканец не наложил на себя никаких защит или ещё каких-либо заклятий? Видимо, нет. Он всё с себя снял.

Похоже, Хосе поставил себе задачу — обмануть мой меч. И я должен был признать, что он эту задачу выполнил. Клинок никак не реагировал на императора Ацтлана в зверином обличии. А что касается защит и магических усилений, так они Хосе не особо-то были и нужны.

Это при честном поединке один на один я мог отточенным лезвием своего меча вспороть брюхо ягуару, даже такому огромному. И без защиты от физического урона у Хосе не было бы никаких шансов. Но не сейчас — сейчас ягуаров было восемь, и они постепенно сужали круг. В магической защите для них не было никакого смысла. Она лишь привлекла бы внимание моего меча. А пользы никакой не принесла — уж такой клинок пробил бы шкуру ягуара даже с кучей защит.

А вот без магии Хосе имел все шансы на победу. Для атаки она ему была не нужна. Глядя на когтистые лапищи ягуара-переростка, я понимал, что ему хватит одного удара, чтобы вывести меня из строя.

Хосе обманул мой уникальный меч и, похоже, обманул и меня. Я просто не представлял, что делать в этой ситуации. Мой мозг стремительно прорабатывал все варианты защиты, но все они разбивались об одну деталь — я не знал, от какого из восьми ягуаров надо защищаться. А разом от всех — физически невозможно.

Крутится и размахивать мечом было бесполезно — рано или поздно я повернулся бы спиной к настоящему ягуару. А там ему хватит и доли секунды. Пока я об этом думал, ягуар приближался ко мне всё ближе. Все восемь ягуаров.

Они ходили кругами, постепенно сокращая их радиус, а я пытался «разбудить» меч, но ничего не получалось. Он никак не реагировал на угрозу. Для него огромный ягуар без наложенных на него заклятий был всего лишь большой кошкой.

Большой пушистой кошкой без заклятий, без какой-либо магической защиты.

Без защиты. Но это значит…

Неожиданная мысль пронзила мой мозг раскалённой спицей, и я принялся спешно начитывать заклинание «Взгляд друида».

В последнее время Дьяниш хвалил меня, говорил, что мне удавалось использовать его зрение так, что он в образе медведя ничего не замечал и не чувствовал. Если не пытаться как-то воздействовать на ягуара, а лишь активировать «Взгляд друида», чтобы посмотреть на себя глазами зверя, то был шанс, что и Хосе тоже ничего не заметит.

Но был ли шанс успеть активировать заклятие? Я торопился, глядя, как зверь уверенно приближается ко мне.

Теперь он перестал ходить по кругу и уже шёл прямо на меня. С восьми сторон одновременно. Не спеша, но уверенно.

Ягуар шёл медленно, не проявляя агрессии, Хосе явно опасался реакции меча. Зверь и все его отражения подошли уже совсем близко и, похоже, готовились к броску. Ягуар не рычал, не скалился, чтобы не спровоцировать меч на защиту. Но ему оставался всего один шаг до победы. Точнее, один прыжок и один удар лапой. И император Ацтлана был готов это сделать.

Я заметил, как огромная кошка немного пригнулась, прежде чем прыгнуть и… увидел себя со стороны. Сзади и слева. Это было логично. Очень неудобная для меня сторона — практически незащищённая.

И вот он — прыжок! Ягуар бросился на меня беззвучно и невероятно быстро. Я даже не стал разворачиваться — не успел бы. Просто двумя руками перехватил рукоять и выставил клинок в нужном направлении.

Как же сложно было сориентироваться. Казалось, что я прыгаю сам на себя. Был шанс промахнуться и выставить меч немного правее или левее. Или выше, или ниже. Но я справился. Я выставил его так, как надо. Даже не рассчитывая направление, скорее интуитивно, закрыв глаза в последний момент, чтобы взгляд ягуара не помешал.

Я держал меч крепко и сразу же почувствовал, как на него наткнулось что-то тяжёлое и относительно мягкое. Для меча, способного рубить камни, шкура и мышцы животного не представляли проблемы. Я повернулся, не выпуская рукоять из рук, и увидел, что клинок вошёл по саму гарду прямо в грудь ягуара и вышел у него из спины.

Зверь взревел, захрипел, дёрнулся, но потом упал на битое стекло, и его рёв перешёл в скулёж. Все семь отражений тут же рассыпались осколками. А я не торопился вынимать меч, словно боялся, что зверь вскочит и продолжит драться.

Но он не продолжил — ягуар начал превращаться в Хосе. Это сопровождалось таким жалобным стоном мексиканца, что я всё же вытащил меч из его груди. Вытащил и задумался, что же делать дальше: добить или пощадить?

Зверя бы добил, не задумываясь, но передо мной лежал раненый, истекающий кровью орк. Который к тому же протянул в мою сторону руку ладонью вперёд, давая понять, что поединок закончен, что он сдаётся.

Мне предстояло принять невероятно сложное решение. Точнее, я думал, что предстояло.

Хосе исчез. Причём, настолько быстро, что мне даже не пришлось корить себя за промедление — я просто физически не успел бы его добить.

Пробормотав себе под нос любимое бабушкино ругательство на карельском языке, я огляделся. Как выбираться из этого места, я не представлял. Скорее от безысходности, чем повинуясь какому-то плану, я опять побрёл к зеркальной стене и… заметил, что она приближается.

Буквально за пару минут я дошёл до стены и сразу же, не раздумывая, ударил по ней мечом. Раздался звон разбитого стекла, и вся эта огромная зеркальная стена вмиг рассыпалась, а осколки почти сразу же исчезли. Исчез и туманный потолок.

Надо мной было ночное звёздное небо, а под ногами — пыльная утоптанная земля. Дул слабый ветерок, довольно тёплый для этого времени суток, в трёх метрах от меня из земли торчало старое засохшее дерево, где-то неподалёку стрекотали цикады.

Похоже, я стоял посреди какой-то полупустыни.

Голый и босой. С мечом в руках.

Глава 16

Первым делом я сгенерировал фаербол, чтобы проверить, как теперь обстоят дела с магией. Шар получился намного больше обычного — видимо, я непроизвольно перестарался. С удовлетворением отметил, что все ограничения на использование магии исчезли вместе с зеркальными стенами. Или с Хосе.

Метнув фаербол в землю, я ещё раз огляделся. Молодой месяц освещал местность не очень хорошо, поэтому я особо ничего и не разглядел. Начитав нужное заклятие, создал огромный светящийся шар и «подвесил» его примерно в десяти метрах над собой.

Обнаружить себя я не боялся — если рядом кто-то и был, то он явно заметил, как рушилось странное зеркальное сооружение, в которым мы с Хосе дрались. И к тому же, если бы меня и заметили, что с того? Что могли сделать какие-то случайные встречные в пустыне человеку, владеющему магией и держащему в руке Кусанаги-но цуруги? Ничего. Разве что посмеяться над моим внешним видом — но это я бы как-нибудь пережил.

Яркий шар ситуацию не спас — ничего интересного я не разглядел. Куда ни глянь, простиралась полупустыня — ни дороги, ни реки, ни чего-либо необычного я не заметил. Лишь какая-то ночная птица пролетела совсем рядом, неизвестный грызун посмотрел на меня с холма, да из-под ног выскочила небольшая ящерица и рванула от меня в темноту.

Птицу я попытался перехватить при помощи Взгляда Друида, но не успел начитать заклинание, и она улетела. А так, конечно, можно было бы осмотреться получше. Но главное — вся эта живность окончательно убедила меня, что я нахожусь в какой-то реально полупустыне. Вокруг была не иллюзия и не ловушка, Хосе нас действительно куда-то перенёс. Знать бы ещё куда.

Но в любом случае это успокаивало. Было понятно: где бы я ни находился, рано или поздно я выйду к какому-нибудь населённому пункту. За день, за два, за неделю, но выйду. Конечно, было бы здорово идти в одежде — без неё было не то чтобы сильно неудобно, но как-то дискомфортно. Но чего не было, того не было. Но зато «каменные ступни» я обновил сразу же. Если голым я ещё мог идти, то босым — не хотелось.

Гибель от жажды и голода мне не грозила — воду я мог добыть при помощи простейшего заклятия, а тот же «Взгляд Друида» привёл бы прямо ко мне кого-то, кого можно съесть, предварительнозажарив. Да хоть ту же ящерицу или грызуна — когда стоит вопрос выживания, и их съешь с радостью. Хотя, конечно, лучше поймать какую-нибудь птицу.

Но намного важнее было при помощи птицы изучить окрестности — двигаться наугад было бы глупо. Но это изучение следовало оставить до утра. Во-первых, было темно, а во-вторых, я резко почувствовал сильнейшую усталость. Даже испугался — показалось, что на меня кто-то воздействует сильнейшей ментальной магией.

Быстро обновил защиты от неё. Далось нелегко, но не потому, что магию снова заблокировали, а потому что у меня просто не хватало сил. Не энергии, а обычных физических сил. Я еле стоял на ногах, и казалось, вот-вот упаду в обморок. Хотя буквально пару минут назад чувствовал себя довольно неплохо.

Очень хотелось верить, что это я просто начал таким образом отходить от поединка, и что никто на меня не воздействует. Возможно, окончательно слетели все наложенные защиты, которые помогали держаться. Так или иначе, силы таяли прямо на глазах.

Я быстро ушёл в сдвиг, пока оставались силы на это заклятие — не хватало ещё в обморок упасть и остаться на виду. Одержать победу в поединке с императором Ацтлана и быть съеденным какими-нибудь койотами или волками — это было бы обидно. Уйдя в сдвиг, нашёл в себе ещё немного сил, чтобы отойти от места, где это сделал, метров на сто. После чего прилёг на землю и сразу же отключился.

Сколько я проспал, сказать сложно, но, когда проснулся, было ещё темно. Я быстро вскочил на ноги, огляделся. Прислушался. Ничего не услышал. И не просто не услышал — вокруг была давящая тишина. Значит, я всё ещё находился в сдвиге. Нельзя сказать, что я особо отдохнул, но сил однозначно прибавилось — я мог идти дальше.

Какое-то время я сомневался, стоит ли куда-то идти прямо сейчас — для более менее нормального отдыха следовало поспать ещё хотя бы пару часов, да и не представлял я, куда идти в темноте. Но всё же отправился в путь, решив, что не важно куда идти, но от места нашего поединка с Хосе следует отойти подальше. Вероятность, что он, подлечившись, вернётся за мной, и, возможно, не один, была не очень большой, но исключать её не стоило.

Поэтому я ещё раз обновил заклятие каменных ступней, чтобы не испытывать проблем с ходьбой босиком по сухой земле, в которой постоянно попадались острые камни, ветки и колючки, и отправился в путь. Отсутствие одежды проблем не доставляло, а вот перевязь для меча не помешала бы. Но она осталась непонятно где вместе с одеждой и ножнами, поэтому клинок пришлось нести в руке.

Прошагав в ночи примерно час, я решил, что уже можно остановиться и отдыхать дальше. Приметил какой-то большой сухой куст и прилёг возле него — почему-то в чистом поле ложится спать было неприятно, а под кустом, хоть и под высохшим, вроде уже и ничего.

Земля показалась мне прохладной: либо остыла за этот час, либо в прошлый раз я просто не заметил этого. Но вариантов не было — я улёгся поудобнее, если так можно выразиться, когда речь идёт о том, что ты ложишься голым на грязной пыльной земле, и уснул. Так же быстро, как и в прошлый раз.

Когда проснулся, было уже светло. Не светало, а именно светло — солнце уже висело довольно высоко над горизонтом. И было всё так же тихо. Я огляделся, не заметил ничего подозрительного и вышел из сдвига. Тут же почувствовал и звуки, и запахи, и горячий южный воздух. Задумался, где же всё-таки нахожусь. Но никаких умных мыслей на этот счёт не пришло.

Сильно хотелось пить, и ещё я был очень грязным после тяжёлого поединка и сна в голом виде на пыльной земле. Стоило помыться. Обе эти проблемы решались довольно просто — я вызвал дождь. И не просто дождь, а настоящий тропический ливень, такой, что воду можно было спокойно набирать в ладони и пить.

Напился, принял, так сказать, душ, порадовав заодно дождём местную флору и фауну, после чего опять призадумался. Надо было решать, в какую сторону идти, а птиц, чтобы с их помощью осмотреться и принять решение, не наблюдалось. Ещё немного хотелось есть, но на охоту время пока тратить точно не стоило. Я решил, что до вечера спокойно продержусь без еды.

Поняв, что птиц можно ждать весь день, я ещё раз осмотрелся. Я не очень хорошо ориентировался на местности, но так как солнце только взошло, с определением сторон света проблем не было. Однако идти весь день, ориентируясь по солнцу, я бы не рискнул — не факт, что не сбился бы с выбранного направления. Проще было выбрать какой-нибудь другой ориентир. Оптимальным вариантом была небольшая горная гряда на севере. Можно было идти в её направлении, никуда не сворачивая, пока не выйду на какую-нибудь трассу или не обнаружу птиц.

Только вот насколько хватало взгляда, на север простиралась сухая пыльная серо-коричневая земля. На юге же, совсем вдали, виднелось что-то тёмное — возможно растительность или озеро. И я решил идти на юг. В принципе это направление тоже было несложно выдержать, идя прямо от горной гряды.

Пока шёл, думал об императоре Ацтлана. Выжил ли он? Куда делся? Сдержит ли теперь слово и оставит испанцев в покое? Скорее всего, выжил — вряд ли маг такого уровня мог погибнуть от одной раны в грудь, пусть она и была нанесена мечом.

Клинок вошёл ровно по центру грудной клетки ягуара, и соответственно Хосе. Сердце задето не было. И раз он смог куда-то телепортироваться, силы у него ещё оставались. А переместился он явно туда, где его ждали лекари, так что переживать за мексиканца явно не стоило.

Ещё я думал о потерянных амулетах. Разумеется, я не был виноват в том, что их потерял, но всё равно некое чувство вины испытывал. Даже не то чтобы вины — скажем так, было неудобно. И избавиться от этого чувства не получалось.

Размышляя то об одном, то о другом я прошагал по пыльной земле несколько часов. Солнце уже почти достигло зенита, сильно хотелось есть и ещё сильнее пить. Надо было ещё раз вызвать ливень и напиться. Но впереди виднелся большой холм, и я решил сначала дойти до него и посмотреть, что за ним. Вдруг там кто-то был — тогда не стоило привлекать к себе внимание дождём.

Ещё примерно час я шёл до холма, потом взбирался на его вершину, а когда наконец взобрался и посмотрел вниз, то увидел… дорогу. Она пролегала прямо у подножия холма и шла с юго-запада на северо-восток. Или с северо-востока на юго-запад — это как посмотреть.

Однозначно дождь вызывать не стоило. Но пить хотелось невероятно. Жаль, что магический лёд не таял, так бы можно было сгенерировать ледяной кол или шар и, растопив его, напиться. Но к сожалению, это так не работало. А наколдовать просто воды я не мог — не знал я таких заклятий, если они вообще существовали. Я мог вызвать дождь, водопад, водяной удар, а вот просто наполнить водой свои ладони — не мог. Впрочем, при виде дороги даже жажда немного отступила, и я практически побежал с холма.

Дорога была хорошая, покрытие на ней было добротное — за ней следили и по ней явно ездили. Возможно, не так уж и часто, но ездили. Это радовало. В какой бы глуши я ни оказался, рано или поздно по трассе должен был кто-нибудь проехать, или она сама должна была меня куда-нибудь привести. Надо было только решить, в какую сторону по ней идти.

Я подумал, раз уж я шёл на юг, то логичнее было продолжить путь в юго-западном направлении, чем в северо-восточном. Что я и сделал, предварительно сняв с себя заклятие каменных ног. Оно, конечно, помогало не травмировать ступни, но носить на каждой ноге кусок камня весом в несколько килограммов — то ещё удовольствие.

В бою такие вещи не замечаешь, а вот когда идёшь в подобной «обувке» целый день, то это сильно утомляет. А так как дорожное полотно было ровное и без острых камней и колючек, можно было без проблем пойти по нему босиком. Оно ещё оказалось тёплым, и это было очень даже приятно. И я, не выходя из сдвига, направился по шоссе на юго-запад, думая о том, как бы всё-таки попить.

Примерно через два-три километра я заметил на обочине что-то белое. Вышел из сдвига, подошёл, проверил. Это оказался завязанный полиэтиленовый пакет с мусором — видимо, кто-то выбросил его из машины на ходу. Развязал пакет, вывалил его содержимое на землю, рассмотрел. Грязные салфетки, обёртка от шоколада, упаковки то ли от сэндвичей, то ли от хот-догов и два мятых картонных стакана из-под кофе.

Это была ценная находка, я тут же радостно схватил стаканы, выпрямил их и поставил на землю. Немного подумал и вкопал, чтобы не упали. Затем обрушил на это место водяной удар. Постарался сделать максимально слабый. Один стакан разорвало, а вот второй наполнился водой примерно на две трети. До края было нереально — выплёскивалось.

Я быстро достал стакан из земли и выпил воду. Какой же вкусной и свежей она мне показалась. Проделал этот трюк ещё четыре раза. Стакан не подвёл. Напившись, принялся изучать надписи на стаканах и на упаковках. Все они были на испанском, но никакой особо ценной информации мне не дали — ни адреса закусочной, ни координат фирмы, где их изготовили.

А вот обёртка от шоколада была намного информативней, на ней стоял адрес производителя, и в первой же строке было написано — Империя Ацтлан. Теперь уже сомнений быть не могло — я находился в Америке. Не то чтобы сильно удивился, но немного расстроился — всё же теплилась у меня надежда, что я где-то на юге Испании.

Я вернулся в сдвиг и отправился дальше по шоссе на юго-запад, стакан на всякий случай взял с собой. Утолив жажду, идти было намного веселее.

Примерно через час я дошёл до Т-образного перекрёстка — в трассу упиралась небольшая дорога. Указатель, стоявший на перекрёстке, доводил до сведения проезжающих по трассе, что если они свернут на эту узкую разбитую дорогу, то через семь километров их встретит населённый пункт Сан-Пабло.

Разумеется, я свернул на эту дорогу. Надежда, пройдя всего лишь семь километров, найти еду, одежду и телефон с выходом на международную линию, придала сил. Впрочем, сильно я не обольщался — понимал, что гарантированно в этом Сан-Пабло я смогу найти лишь первые две позиции из моего списка желаний.

Теоретически в этом населённом пункте ещё можно было найти какой-нибудь транспорт, но вряд ли мне удалось бы хоть что-то угнать незаметно. А привлекать к себе лишнее внимание не хотелось. Но в любом случае населённый пункт давал надежды на то, что ситуация изменится к лучшему.

Я чуть ли не бежал и меньше чем за час добрался до ржавого, выцветшего на солнце дорожного указателя с надписью «San Pablo». За указателем виднелись довольно убогие одноэтажные домишки. Сан-Пабло оказался маленькой глухой деревушкой на сотню домов, не больше. И судя по тому, как эти дома выглядели, народ здесь проживал не особо обеспеченный.

Не выходя из сдвига, я обошёл несколько дворов в поисках хоть какой-то одежды. Надеялся, что у кого-нибудь сушится во дворе бельё. Но ничего не нашёл. Лишь у одного дома на вбитом в стену сарая гвозде висел грязный промасленный рабочий халат тёмно-коричневого цвета. Понял, что придётся довольствоваться им.

Конечно, я мог без проблем проникнуть в любое жилище и поискать одежду внутри, так как хозяев ни в одном доме не было. Но это уже, как ни крути, была бы кража со взломом, а нарушать закон без особой необходимости я не хотел. Тем более в другой стране.

Я быстро вышел из сдвига, снял халат с гвоздя, нацепил его, поднял лежавший на земле пустой рогожный мешок и вернулся в сдвиг. Со стороны я себя не видел, но почему-то был уверен, что выглядеть стал ещё хуже. Без одежды и с мечом я был похож на древнегреческого олимпийского атлета — они соревновались обнажёнными. А вот в грязном халате на голое тело, босиком и с оружием в руках, я походил на маньяка-психопата.

Ещё этот халат довольно сильно вонял — будто в нём недавно чистили свинарник. В сдвиге я не мог ощущать внешние запахи, а вот то, что взял с собой — очень даже обонял. Но всё же, в случае, если придётся выйти из сдвига перед кем-то или если вдруг сработает блокировка магии, и меня из сдвига выбросит, лучше было оказаться перед местными в халате, чем голым. И ещё не стоило сразу никого пугать мечом, поэтому я завернул его в мешок.

Я обошёл примерно половину деревни и не встретил ни души — видимо, все местные по окончании сиесты отправились на работу. А может, никакой сиесты у них не было, и они работали где-то с самого утра. Однако удивило, что не было даже детей и стариков. Если бы не живность — собаки, кошки, а в некоторых дворах свиньи и куры, я бы вообще решил, что деревня брошенная. Впрочем, делать какие-либо выводы, не обойдя все дворы, не стоило, и я принялся обходить дом за домом, заглядывая в окна. Надежда сменить грязный вонючий халат на что-то более приличное тоже ещё теплилась.

Обойдя с десяток дворов, я начал было склоняться к мысли, что дело это всё же бесполезное, но вдруг при подходе к очередному дому, я увидел, как открылась его входная дверь, и на крыльцо вышел пожилой эльф. Он запер дверь, поправил нелепую шляпу на голове и куда-то пошёл. Я направился за ним.

Старик шёл очень медленно, будто никуда не спешил, а просто прогуливался; но в итоге он всё же привёл меня к какому-то странному дому. Он тоже был одноэтажным, как и все остальные здания в деревне, но по ширине фасада раза в три превосходил любой другой дом в Сан-Пабло. И ещё он выделялся на фоне остальных ядовитым ярко-зелёным цветом. А над входной дверью красовалась вывеска.

Что было написано на вывеске, я не понял, но рисунок пивной кружки намекал, что мы пришли к какому-то питейному заведению, возможно, бару. Старый эльф взобрался на крыльцо и открыл дверь. К моей радости, он открыл её довольно широко, и я смог прошмыгнуть внутрь здания перед ним.

Огляделся. Это был точно не бар, несмотря на присутствие барной стойки и бармена за прилавком. Больше всего этому месту подходило слово «харчевня». Внутри было грязно, тесно и темно. Примерно два десятка столов стояли так близко друг к другу, что пройти между ними было не так уж и просто.

Заняты были всего три стола, но общее их количество намекало, что иногда здесь бывает много народа. Мой эльф подошёл к столу, где распивали какой-то алкоголь из маленьких рюмок два таких же пожилых орка. Видимо, это были его друзья, потому что, прежде чем сесть за стол, эльф их обнял. Один из орков тут же наполнил эльфу рюмку и, тот включился в процесс распития. Глядя на это всё и вспомнив спутников Хосе, я ещё раз подумал о том, что в Ацтлане, судя по всему, расовая нетерпимость не распространена.

И за вторым, и третьим столиком тоже сидели уже немолодые мужчины: эльфы, орки и люди. Похоже, пока всё работоспособное население деревни где-то трудилось, старики отдыхали. Оставался ещё вопрос — где дети, но по большому счёту, мне на это было плевать. Меня интересовало только одно — как побыстрее добраться из этого Сан-Пабло домой.

Сидящие за вторым столом просто впивали, а за третьим обедали. Или уже ужинали. Время располагало как к позднему обеду, так и к раннему ужину. А я даже не завтракал. Глядя, как пожилой мексиканец аппетитно обгладывает куриную ножку, я чуть не захлебнулся слюной. Хорошо хоть запахи до меня не доходили.

Пока я разглядывал посетителей заведения, бармен вышел из-за своей стойки и куда-то направился — возможно, на кухню. Появился шанс добежать до его рабочего места, под прикрытием стойки выйти из сдвига и стянуть что-нибудь съестное. Явно хоть что-то там имелось. Я дождался, пока бармен скроется за узкой деревянной дверью, и быстро подошёл к барной стойке. Уже хотел нырнуть за неё и выйти из сдвига, как совершенно случайно бросил взгляд на большую чёрную доску, висевшую прямо над стойкой. И мягко говоря, сильно удивился.

Это была простая деревянная доска, примерно метр на два, и она висела прямо над барной стойкой. Обычно на таких пишут мелом разную информацию для посетителей — например, акцию дня, скидки или что-то в этом роде. Но надпись на этой доске точно не предназначалась для сидевших за столами жителей Сан-Пабло. Потому что она была… на русском языке.

Сначала я подумал, что мне показалось, но нет — на деревянной чёрной доске жёлтым мелом было выведено по-русски: «Дом номер 18. Роман». У меня аж дыхание перехватило. Конечно, слова «номер» и «Роман» можно было прочесть латинскими буквами как «хомеп» и «помах», но русская Д в слове «дом» не оставляла сомнений — надпись была на русском. К тому же произнесённая по-русски, она обретала смысл.

В том, что это написали для меня, я нисколько не сомневался. Кто-то таким образом обращался ко мне. Но кто это мог быть? И как он узнал, что я здесь? Неужели, за мной как-то проследили? Или просто рассчитали, что я приду в эту деревню и в это заведение?

Оглядевшись, я быстро извлёк меч из мешка, отошёл поближе к входной двери. Про еду, разумеется, сразу же забыл. Немного всё взвесив, пришёл к выводу, что вряд ли это засада. Потому как нет никакого смысла в случае засады сообщать мне, что кому-то известно о моём нахождении здесь. Скорее, со мной хотели наладить контакт и предлагали мне найти дом номер восемнадцать. Улиц, точнее, их названий в Сан-Пабло, похоже, не было.

Я решил пойти к этому дому. Там, конечно, могла быть засада, но я находился в сдвиге, и у меня был мой меч. Это придавало смелости. Как минимум имело смысл хотя бы издалека взглянуть на этот дом. Вдруг там мне тоже оставили какое-то сообщение.

Однако сначала надо было как-то выйти из здания. И сделать это стоило так же, как и вошёл — незаметно. Никакого конкретного времени на доске указано не было, поэтому я решил, что нет большой разницы, когда я приду к этому восемнадцатому дому. Подошёл к двери, присел на ближайший к ней стул и принялся ждать.

Ждал почти час. Постоянно отгоняя от себя мысли о еде, борясь с тем, чтобы не попытаться всё-таки что-нибудь себе добыть во время частых отлучек бармена. Но сдержался.

Когда кто-то снаружи открыл дверь, я даже не стал разглядывать, кто это был — сразу же рванул в проём и выскочил на улицу. Отбежал метров на пятьдесят от заведения, огляделся. Ничего подозрительно не заметил и отправился искать дом номер восемнадцать.

Солнце уже клонилось к закату. По моим подсчётам было около шести часов вечера, плюс-минус. Но с работы в деревню пока никто не возвращался. А вот детей я увидел — группа из пяти подростков, о чём-то оживлённо беседуя прошла по дороге. Деревня однозначно была не брошенная.

Нужный мне дом я нашёл довольно быстро — минут за двадцать. Повезло, что на всех домах были номера, а сама нумерация была упорядоченной. Дом номер восемнадцать ничем не отличался от остальных. Разве что перед его воротами стоял табурет, а на табурете — большая картонная коробка.

А на коробке было написано «Роман». Похоже, кто-то решил поиграть со мной в квесты. И мне это не очень-то нравилось.

Но нравится — не нравится, а надо было что-то делать. И я решил осторожно, чтобы не вывалиться из сдвига, подойти к коробке и посмотреть, что внутри. В любой момент магию могли заблокировать, и я мог вывалиться из сдвига и оказаться на всеобщем обозрении, поэтому шёл не спеша, держа меч обеими руками. И ещё мне здорово помогали две собаки в соседнем дворе. Они так яростно и беспрерывно лаяли друг на друга, что в случае неожиданного выхода из сдвига их лай сразу бы дал мне понять, что меня теперь всем видно.

Я осторожно подошёл к коробке, заглянул в неё. Внутри лежал комплект одежды, шлёпанцы, бутылка воды, пачка то ли печенья, то ли галет и поверх этого всего… мобильный телефон.

Такого я не ожидал. По большому счёту я вообще ничего не ожидал — просто шёл посмотреть, и всё. Но содержимое коробки удивило сильно. Безумно захотелось выйти из сдвига и всё это забрать. И я даже затруднялся сказать, что мне хотелось забрать больше: печенье или телефон. Но делать этого я, конечно же, не стал. Отошёл подальше, призадумался.

Кто же со мной играл? Или не играл, а хотел помочь? Вполне возможно. Но кто?

Ответов на эти вопросы не было. И думай — не думай, они бы не появились. Надо было решать, как поступить. Просто уйти? Но куда? А если кто-то действительно пытался мне помочь? Если это была единственная возможность выбраться из этого странного места?

Или всё же рискнуть и взять телефон? А если это была ловушка, и кто-то только и ждал, что я выйду из сдвига возле этой коробки? Возле неё так же, как и я, в сдвиге мог стоять Хосе и ждать, когда я подойду. Как ягуар в засаде, затаивши обиду за поражение в поединке, от вполне мог простоять не один час ради мести. Чтобы нанести-таки тот самый удар, который он не смог нанести, будучи в шкуре зверя.

Я смотрел на коробку и не мог сделать выбор. И ещё я не мог понять, как тот, кто принёс её сюда, мог знать, что я приду в Сан-Пабло и зайду в их местную харчевню? Кто бы он ни был, друг или враг, откуда он всё это знал?

Глава 17

Солнце всё сильнее приближалось к линии горизонта, в некоторые дома уже вернулись с работы местные жители. А я всё смотрел и смотрел на коробку с надписью «Роман» и никак не мог решить, как же мне с ней поступить: взять или бросить и уйти. Наверное, не менее часа вот так простоял — взвешивал все за и против к обоим вариантам.

В пользу того, чтобы уйти, говорило чувство самосохранения и простейшая логика — вряд ли кто-то, желающий мне добра, мог знать, что я окажусь в деревне Сан-Пабло. Взять же коробку меня толкало желание побыстрее хоть что-то изменить — очень уж не хотелось несколько дней бродить по мексиканской пустыне.

Потом я начал прикидывать, что теряю в случае принятия неверного решения. Если это засада, то варианты отбиться у меня имелись — всё же у меня был меч, и в этом месте работала магия. А вот если кто-то хотел мне помочь, то в случае ухода я терял все шансы на эту помощь.

Выбор был непростым, но в итоге я всё же решил взять коробку. Приняв такое решение, я сначала подумал, что имеет смысл дождаться ночи, но потом эту мысль отмёл. Если это была засада, то тому, кто её устроил, явно было без разницы, в какой час я клюну на удочку. Ожидая ночи, я просто потерял бы время, а мне очень хотелось есть. Если же коробку поставил тот, кто желал мне добра, то тем более было глупо ждать ночи.

Но просто взять и выйти из сдвига возле дома номер восемнадцать было бы слишком уж безответственно — хоть какие-то меры предосторожности принять стоило. Я отошёл от коробки метров на пятьдесят и принялся накладывать на себя все возможные защитные заклятия. Из того, что я ранее смог подойти к коробке и не выпал из сдвига, следовало, что никаких блокировщиков магии рядом установлено не было.

Значит, я мог рассчитывать на защиты. В том числе и от физического урона. И это было очень важно — в коробке могло находиться в том числе и взрывное устройство. А ещё рядом с ней в сдвиге мог стоять враг или группа врагов, ожидая, когда я приближусь и покажусь. И все эти предположения заставляли изрядно нервничать.

В итоге я наложил на себя все защиты, какие знал, добавил к этому максимальное ускорение, вышел из сдвига и рванул к коробке. Наверное, простые жители деревни, случайно оказавшиеся у дома номер восемнадцать, смогли бы разглядеть только, как неожиданно исчезла стоявшая на табурете коробка — настолько быстро у меня всё получилось провернуть.

Выйдя из сдвига, я за какие-то доли секунды подскочил к коробке, схватил её и тут же вернулся в сдвиг уже вместе с ней. Поставил её на землю, отбежал. Ничего не взорвалось — это радовало. Я немного подождал, затем вернулся к коробке, взял её и унёс подальше от восемнадцатого дома.

На всякий случай я вышел за пределы деревни. Остановился и принялся внимательно рассматривать содержимое коробки. Ничего, кроме того, что сразу заметил, не обнаружил. Только простая холщовая рубашка, такие же штаны, кожаные шлёпанцы, вода, печенье и телефон.

Есть хотелось страшно, и жажда уже начала опять подступать, но всё же рисковать настолько, чтобы есть и пить непонятно что, я не стал. Поэтому воду и печенье отложил в сторону. Рубашку тоже — не было особой необходимости её надевать. А вот штаны надел, шлёпанцы тоже. Вонючий халат выбросил подальше.

Взял телефон, рассмотрел его. Это оказался не мобильный аппарат, а спутниковый — видимо, мобильной связи в Сан-Пабло вообще не было. Обновив защиту от физического урона, я принялся нажимать разные кнопки. Разумеется, в сдвиге связи не было, но я проверял не её наличие. Нажал все кнопки — ничего не взорвалось. Это обрадовало. Значит, был шанс, что телефон получится использовать по его прямому назначению.

На всякий случай взял бутылку с водой, потом с ней и с телефоном отошёл ещё дальше. Так как аппарат был спутниковый, я мог иди куда угодно — хоть вглубь пустыни. Туда я, конечно, не пошёл, но от дороги отдалился значительно.

Вышел из сдвига, проверил телефон. Индикатор на дисплее показывал, что аппарат находится в сети. Я даже не успел подумать, куда бы мне позвонить для проверки, как из динамика раздалась негромкая писклявая мелодия. Мне кто-то звонил.

Надо было ответить, но почему-то я растерялся. Меня поразил не сам факт звонка, а то, как быстро мне позвонили после выхода из сдвига. Кто бы это мог быть? Неужели за мной следили? Или просто заметили, что коробка исчезла, и стали названивать?

А может, тот, кто собрал для меня коробку, заметил, что нужный абонент вновь появился в сети. Пока я обо всём этом думал, телефон упорно звонил. В итоге я снял трубку и по-русски сказал:

— Я вас слушаю!

— Добрый вечер, превосходнейший сеньор! — ответили мне тоже по-русски, но с большим акцентом. — Надеюсь, у Вас всё хорошо, и Вы прекрасно себя чувствуете?

«Никогда ещё не чувствовал себя столь прекрасно», — подумал я со злорадством, но говорить этого не стал — возможно, мой собеседник не так уж хорошо знал русский и не понимал, что сказанная им из вежливости фраза может звучать столь неуместно.

— Кто Вы? — сразу же перешёл я к делу.

— Меня зовут Альберто, но моё имя Вам ничего не скажет.

Я мысленно согласился с Альберто и задал более подходящий вопрос:

— Что Вам от меня нужно?

— Мне поручили доставить Вас домой, превосходнейший сеньор!

— Кто поручил?

— Великий тлатоани.

— Где он сейчас?

— Я не могу ответить на этот вопрос, мне не положено знать, где сейчас находится Великий тлатоани. Да и так ли это важно?

— Мы с ним, вообще-то, дрались на поединке, — заметил я. — И мне хотелось бы знать, куда он подевался.

— Ваш поединок окончен, — ответил Альберто. — Именно поэтому Великий тлатоани и поручил мне доставить Вас к Вам домой.

— А могу я поинтересоваться, чем закончился наш поединок? — спросил я с изрядной долей ехидства.

— Превосходнейший сеньор, я не присутствовал на поединке, поэтому не знаю, чем он закончился; но судя по тому, что Вы живы, и мне поручили доставить Вас домой, он закончился для Вас благополучно.

С этим утверждением трудно было поспорить.

— Как Вы себе это представляете? — поинтересовался я. — Как Вы планируете доставить меня домой?

— К сожалению, доставить Вас домой в прямом смысле этого слова не в моих силах. Но я могу открыть Вам пространственный портал в один из пяти городов на Ваш выбор: Мадрид, Барселона, Лондон, Стамбул и Каир. В каждом из них находится посольство Российской Федерации. И в каждом из этих городов Вас встретит водитель, который отвезёт Вас к дверям посольства.

Звучало заманчиво. Лондон и Стамбул, конечно, отметались сразу, а вот перебраться в Мадрид или Барселону вполне можно было бы. Но вот только не верилось мне в такую невероятную доброту безумного мексиканца.

— А где я сейчас нахожусь? — спросил я. — Что это за место?

— Деревня Сан-Пабло, провинция Гуанахуато, империя Ацтлан, — ответил Альберто. — Если вам нужны точные координаты, Вы можете посмотреть их в навигаторе. Он встроен в Ваш телефон.

— А звонить я могу с этого телефона?

— Конечно, можете! Куда угодно.

— И на Россию выход есть?

— Куда угодно, превосходнейший сеньор!

— Тогда, с Вашего разрешения, прежде чем воспользоваться любезным предложением Великого тлатоани, я сделаю пару звонков. Мне нужно посоветоваться. И подумать.

— Как пожелаете, превосходнейший сеньор! Думайте, сколько Вам угодно. Я постоянно на связи. Мой номер сохранился в памяти телефона. Если желаете поужинать, Вас ждут в кантине у Гомеса. Вы уже знаете, где она находится. Просто придите туда, и всё. Никому ничего не придётся объяснять — Вас сразу же обслужат как почётного гостя и не потребуют оплаты.

— Как Вы могли знать, что я туда зайду? — не удержался я от вопроса, который не выходил у меня из головы.

— Это ближайший город на Вашем пути, превосходнейший сеньор! — ответил Альберто.

— Но я мог пойти в другую сторону.

— В любом случае Вы пошли бы по трассе. А в ближайшей деревне в северо-восточном направлении мы тоже оставить для Вас послание.

— Я мог изначально отправиться на север, — не сдавался я.

— Вы почти сразу вышли бы к широкому каньону и развернулись.

Я понял, что разговор этот не имеет смысла, ещё раз поблагодарил Альберто за предложенную помощь, пообещал в случае чего выйти на связь и сбросил звонок. После чего сразу же ушёл в сдвиг и на всякий случай отошёл метров на сто от того места, где говорил по телефону. Сел на землю, призадумался.

Из всего, что я услышал во время разговора, железно можно было принимать на веру лишь одно — Хосе выжил. В противном случае, как бы этот Альберто узнал, что я нахожусь возле Сан-Пабло? И очень хотелось верить, что телефон имеет выход на Россию. Впрочем, это можно было легко проверить.

Надо было только решить, кому звонить. Логичнее всего — бабушке, но не хотелось раскрывать её личный номер. В том, что разговор будет прослушиваться, и номер того, кому я позвоню, определят, я не сомневался.

А вот кому я мог звонить смело, так это Ристо. У помощника княгини Белозерской было два телефонных номера: один для своих, второй — рабочий. И этот второй номер знали все, кто вёл хоть какие-то дела с бабушкой, он вообще ни от кого не скрывался.

Сначала я хотел отойти подальше в пустыню, чтобы чувствовать себя в максимальной безопасности, и лишь оттуда звонить Ристо, но потом понял, что это будет уже перебор. Однако прежде чем выходить из сдвига, разобрался, как работает навигатор. Пусть телефон не ловил сигналы спутника, но изучить меню навигатора это не мешало.

Разобравшись во всём, быстро вышел из сдвига. Тут же запустил навигатор и сильно удивился — я находился менее чем в четырёхстах километрах от Теночтитлана — столицы империи Ацтлан. Это не могло не радовать.

Насколько мне было известно, Ацтлан ни с одной страной не поддерживал дипломатических отношений в той форме, в какой это было принято во всём мире. В Теночтитлане не было никаких посольств, как не было посольств Ацтлана в столицах других стран. Но торговые представительства явно должны были быть. Это давало надежду в случае, если не получится дозвониться до кого-либо из своих, добраться до столицы Ацтлана и там уже искать представителей хоть какой-то европейской страны. Кроме Англии, конечно.

Но чтобы не гадать: получится — не получиться, я быстро набрал номер Ристо и нажал на кнопку вызова. Примерно через десять секунд соединение установилось, и я услышал длинный гудок. После третьего из динамика послышался знакомый голос:

— Слушаю.

— Ристо, это я, Роман! — радостно заорал я в трубку.

— Где Вы, князь? — взволнованно спросил бабушкин помощник. — С Вами всё в порядке?

— У меня всё хорошо, но вот нахожусь я в Ацтлане.

— Вас удерживают в плену?

— Нет. Это долгая история, и сейчас нет времени её рассказывать. Просто передайте бабушке эту информацию.

— Я всё передам. Не переживайте, мы вытащим Вас оттуда. Вы хотя бы примерно знаете, в какой части Ацтлана находитесь?

— В деревне Сан-Пабло, провинции Гуанахуато. Но я не могу долго говорить по телефону. Это небезопасно.

— Вы можете перезвонить через десять минут? — спросил Ристо.

— Перезвоню, — ответил я, сбросил звонок и ушёл в сдвиг.

Теперь настроение моё поднялось ещё сильнее. Возможно, Хосе действительно хотел дать мне вернуться домой — ну не видел я никакой логики в том, чтобы позволить мне звонить куда-либо, если решил меня уничтожить.

Я засёк время и не спеша отправился в сторону трассы. Снова захотелось есть и пить. И я ещё сильнее начал склоняться к мысли, что вода в бутылке не отравленная. Но рисковать не стоило, и пока я не дал слабины от жажды, открутил крышку и вылил воду на сухую и пыльную мексиканскую землю.

Бутылка была для меня намного важнее воды, учитывая, что стакан я где-то потерял, и даже не заметил где. Я мог опять при помощи водяного удара наполнить её хоть сто раз и напиться вдоволь. Но делать это стоило после второго звонка Ристо, а пока, чтобы не терять время, я аккуратно отрезал мечом верх бутылки, превратив её в подобие стакана.

Ещё немного подождал, снова вышел из сдвига и набрал номер бабушкиного помощника. В этот раз мне не удалось услышать даже одного полноценного гудка — почти сразу же из динамика послышался голос бабушки:

— Мой мальчик, это ты?

— Да, — ответил я.

— Тойво отправится за тобой сразу после нашего разговора, — с ходу перешла к делу бабушка. — Скажи, как тебе звонить? Твой номер не определился.

— Давайте я сам буду звонить, — предложил я. — В любом случае я в целях безопасности почти всё время провожу в сдвиге.

— Это правильно. Перезвони на этот номер ровно через полчаса.

— Хорошо, — сказал я и хотел было сбросить звонок, но не удержался и спросил: — А что сейчас происходит в Испании?

— Народные гуляния по всей стране, — ответила бабушка. — Хосе снял с Альфонсо обвинения и увёл армию.

— Значит, всё это мы сделали не зря.

— Конечно, не зря. Я горжусь тобой, мой мальчик! До встречи!

У меня было полчаса, и за это время я должен был успеть попить. Я засёк время — часы на экране телефона показывали без двадцати восемь. Солнце уже почти полностью скрылось за горизонтом, немного спала жара.

Я ещё дальше отошёл от дороги, вышел из сдвига, вкопал пустую бутылку в землю и направив на неё водяной удар, наполнил до краёв. Быстро выпил собранную воду, снова вкопал бутылку — и так четыре раза с небольшими перерывами. Залив в себя около двух литров воды, ощутил, что немного отступил даже голод. Вернулся в сдвиг, принялся ждать.

Темнело довольно быстро, как это и должно быть в южных широтах. Выждав полчаса, я вышел из сдвига и снова набрал номер Ристо.

— Приветствую, князь! — донёсся из динамика бодрый и не в меру радостный голос Тойво.

Я поздоровался и поинтересовался, к чему мне готовиться, чего ждать и когда.

— Я уже недалеко, князь, — сказал Тойво. — Скоро буду у Вас.

— Недалеко? — удивился я.

— Да. Думаю, часа за четыре доберусь. Назовите мне точное место, где Вас надо забрать.

— Вы будете ехать по большой трассе. От неё в сторону Сан-Пабло уходит разбитая дорога. Там Т-образный перекрёсток и указатель с названием деревни. Вот на этом перекрёстке я Вас и буду ждать.

— Тогда до встречи, князь.

— Погодите! — крикнул я в трубку, испугавшись, что Тойво сбросит звонок. — Захватите, пожалуйста, какую-нибудь одежду.

Хотел попросить ещё еды, но потом до меня дошло, что я буду дома уже через минуту после прибытия Тойво.

— Захвачу, — пообещал эльф, и мы распрощались.

Я дошёл до трассы и присел на корягу недалеко от перекрёстка. Теперь оставалось лишь ждать. Хотел выключить телефон, чтобы сохранить заряд, но не рискнул. Если он включался по паролю, я мог остаться без связи. Заряда было ещё достаточно, батарея была большая. Рисковать однозначно не стоило.

Через какое-то время меня потянуло в сон. Можно было, конечно, и поспать пару часов, но я боялся «выключиться» надолго и пропустить прибытие Тойво. Поэтому вышел из сдвига, вызвал холодный ливень, постоял под ним несколько минут, продрог и распрощался с желанием спать.

Пару раз я выходил из сдвига, чтобы попить. Далеко от перекрёстка не отходил. Я был уверен, что меня прослушивали, и хотел, чтобы те, кто это делал, не сомневались в том, что я буду ждать Тойво на перекрёстке. А за час до его предполагаемого прибытия я отошёл от перекрёстка примерно на пятьсот метров в юго-западном направлении. Уже окончательно стемнело, и ни самого перекрёстка, ни указателя на нём с такого расстояния было не разглядеть. А вот машину с зажжёнными фарами — запросто.

Время от времени мне удавалось высматривать на трассе огоньки; они постепенно приближались, становились ярче, и в итоге какая-нибудь машина проносилась мимо меня. Но через четыре с половиной часа после моего разговора с Тойво, уже после полуночи, очередные огоньки остановились. И судя по всему, остановились они на том самом Т-образном перекрёстке.

Я быстро вышел из сдвига и позвонил Тойво.

— Слушаю, князь! — донеслось из трубки.

— Вы где? — спросил я.

— Стою у указателя, — ответил эльф с изрядной долей удивления. — Там, куда Вы велели мне подъехать.

— Поезжайте быстро дальше по трассе. Метров через пятьсот видите меня.

Тойво даже ничего не ответил, он просто сбросил звонок, и я тут же увидел, как огоньки фар начали приближаться. Конечно, это была не суперподстраховка, но хоть что-то.

Буквально за считаные секунды Тойво доехал до меня и с эффектным визгом тормозов, остановил машину — роскошный красный кабриолет неизвестной мне марки. Сам он сидел за рулём, а на заднем сидении располагались два не знакомых мне эльфа.

Едва машина остановилась, эльфы с заднего сидения выскочили наружу. Они даже двери не стали открывать — перепрыгнули через них. И тут же принялись начитывать какие-то заклинания и осматривать местность вокруг — готовились отразить возможную атаку.

Тойво тоже очень быстро вышел из машины, правда, открыв дверцу, протянул мне полиэтиленовый пакет и сказал:

— Вы просили одежду.

Я схватил пакет, быстро заглянул внутрь — там лежал спортивный костюм серого цвета. Быстро надел его, бросив холщовые мексиканские штаны на землю. Шлёпанцы тоже снял, оставшись босиком — не хотел, чтобы хоть что-то из этого места попало в наш дом.

Тойво дал мне амулет для входа в портал и принялся устанавливать врата. Его помощники продолжали в это время следить за обстановкой. Но, похоже, никто на нас нападать не собирался. Однако всегда лучше перестраховаться, чем отнестись несерьёзно, а потом кусать локти.

Пока формировались врата, Тойво начитал нужное заклинание магии огня и поджёг машину. Она вспыхнула так, будто её перед этим полностью облили бензином. В этот огонь я бросил штаны, шлёпанцы, пустую бутылку и телефон.

— Ступайте, князь! — сказал Тойво, когда портал был готов. — Мы проследим, чтобы всё догорело, и тоже придём.

Спорить я не стал и шагнул в сверкающие портальные врата.

Как же приятно было, выйдя из портала, увидеть родные стены башни, дежурных, бабушку и Милу, которая сразу же бросилась мне на шею и так крепко обняла, что у меня перехватило дыхание.

— Вернулся! — констатировала Мила, поцеловала меня и тут же отошла, уступив место бабушке.

— Добро пожаловать домой, маркиз де Леганес — спаситель испанской короны и её подданных! — торжественно сказала бабушка, обняла меня и добавила: — А герцогский титул с Альфонсо мы ещё выбьем за такую услугу.

— Да зачем он мне? — удивился я.

— Лишним не будет, — отрезала бабушка, и я так и не понял, шутит ли она или всерьёз собралась выбивать из короля Испании для меня герцогский титул.

— Вы лучше скажите, как Тойво удалось так быстро меня вытащить? — спросил я, глядя, как в этот момент он сам вместе с помощниками выходит из портала.

— У Вилли есть агенты в Ацтлане. Один из них установил в Теночтитлане для нас портальный маяк. И с машиной помогли.

— Только вот больше они её не увидят, — заметил я, не скрывая сожаления. — Сожгли мы машину.

— Думаю, имперская служба внешней разведки такую потерю как-нибудь переживёт, — сказала бабушка, усмехнувшись.

— Кстати, насчёт потерь, — тяжело вздохнув, произнёс я. — Мне очень жаль, что так получилось с амулетами.

— Ты о чём?

— Жаль, что я их потерял.

— Потерял? — удивилась бабушка. — Но мы собрали все амулеты. Все до единого. И одежду твою, и обувь. И ножны тоже.

— Собрали? — в свою очередь удивился я. — Где?

— На месте вашего поединка, где же ещё? Когда вы с Хосе исчезли, это всё осталось лежать на земле в парке.

— Значит, я угадал — это были иллюзии.

— Иллюзии?

— Сейчас всё расскажу.

— Нет! — возразила бабушка. — Сейчас ты пойдёшь отдыхать, а разговаривать мы будем позже.

— Я, вообще-то, не особо устал, — соврал я, так как очень уж мне хотелось обсудить поединок и узнать мнение княгини Белозерской по некоторым моментам, сильно меня удивившим.

— Не спорь с бабушкой! — неожиданно заявила Мила. — Она права, тебе надо отдохнуть.

— А ты, между прочим, обещала со мной отметить победу! — напомнил я.

— Отмечу. Но сначала ты должен отдохнуть! — отрезала Мила. — И я не буду тебе мешать. Созвонимся!

Не дав мне опомниться, Мила чмокнула меня в щёку, попрощалась с бабушкой и быстро выбежала из башни. Мне осталось лишь развести руками.

— Слушай свою девушку! — сказала бабушка. — Она говорит умные вещи.

— Она говорит, чтобы я слушаться Вас.

— Это очень мудрый совет.

— Мне кажется, вы с ней сговорились.

— Тебе кажется. Это от усталости. Надо отдохнуть и выспаться.

— Да я в Ацтлане только и делал после боя, что отдыхал, и даже спал несколько раз. А вот не ел ни разу! И Вы даже представить себе не можете, как сильно я хочу есть!

— Завтрак уже закончился, а обед будет ещё не скоро, — сказала бабушка. — Если тебя устроит…

— Устроит! — я не дал ей договорить. — Меня что угодно устроит, если это можно съесть. И я бы не отказался от двойной порции!

Глава 18

Перед тем как отправиться на кухню, где меня должны были хоть чем-нибудь накормить, я решил посетить источник. После пережитых в Испании и Ацтлане приключений хотелось полностью очиститься от негатива и стресса, которые хоть и отступили, но как-то недалеко. Возможно, на мне осталась часть заклятий, наложенных Хосе. Конечно, что-либо серьёзное я бы ощущал, да и бабушка бы это заметила, но вот остаточные явления, если таковые имелись, полностью убрать можно было лишь у родового источника.

А ещё я почему-то решил, что после сражения с сильнейшим одарённым, использующим Великийартефакт, точнее, после победы над ним, мне полагался новый магический уровень. И, разумеется, мне не терпелось проверить, прав ли я.

Оказалось, что не прав — на шаре проявились всё те же семь полос. Но особо я не расстроился, так как понимал, что мой четвёртый уровень — уже большая удача и невероятное везение. И сам по себе он меня очень даже устраивал, не был я одержим идеей как можно быстрее подняться до самого верхнего уровня. Просто обстоятельства складывались так, что мне был необходим третий.

Уже всем было ясно, что войны с англичанами не избежать — всё шло к тому. Будет ли поводом к этой войне возможный конфликт с каганатом, который теперь стал союзником Британии, или англичане придумают что-то ещё — здесь угадать было сложно. Но в том, что бабушкин «друг» Гарри не успокоится, можно было не сомневаться. Во-первых, как затаивший обиду ученик Ёсиды, он мечтал заполучить мой меч, а во-вторых, как премьер-министр Её Величества Виктории Второй, хотел уничтожить Россию — главного геополитического противника Британской империи. Извечного противника.

Если раньше я просто верил на слово Александру Петровичу, когда тот утверждал, что англичане не оставят нас в покое, то в последнее время я всерьёз заинтересовался историческим противостоянием Британии и России и много читал на эту тему. И много чего узнал.

Это было удивительно, но настоящей крупномасштабной войны между двумя нашими странами никогда не было. Да, были боевые действия во время Англо-русской войны начала девятнадцатого века, во время Крымской войны, стычки отдельных гарнизонов в Азии и прочие мелкие конфликты. Но вот чтобы полноценная война, как, например, у нас с Германией, Францией или Турцией — такого не было. Всё время англичане пытались расправиться с русскими чужими руками — немецкими, французскими, турецкими, японским, персидскими, польскими…

Практически за каждой войной, которую приходилось вести России в последние пятьсот лет, стояла Британия. Англичане стравили Российскую империю и Наполеоновскую Францию, которым на самом деле было нечего делить; они превратили локальный русско-турецкий конфликт в большую Крымскую войну с участием четырёх империй; они же перед русско-японской войной вооружили Японию, кредитовали её и обеспечили новейшими военными кораблями, построенными на английских верфях.

Британская империя втянула Россию в Первую мировую войну, а после русской революции и выхода России из этой войны, англичане бросили все силы на поддержку в Советской России уже войны гражданской; британцы помогли встать на ноги Гитлеру и во всём шли на уступки фашистской Германии, в надежде, что та в первую очередь нападёт на СССР, и тем самым вскормили монстра, развязавшего самую кровавую войну в истории.

Ну и отдельного внимания в этом многовековом соперничестве заслуживает противостояние в Азии — пресловутая Большая Игра. На что только ни шли английские дипломаты, политики и военные, чтобы напакостить России — вооружали и инструктировали сражающихся против русских персидскую армию и кавказских горцев; всячески препятствовали включению в состав Российской империи Кокандского и Хивинского ханств и Бухарского эмирата; провоцировали вооружённые конфликты между Россией и Афганистаном.

Возможно, человек, никогда не имевший дел с англичанами, мог бы усомниться в правдивости всего мною прочитанного, но вот только у меня причин не верить этому не было. На моих глазах англичане разожгли пожар гражданской войны в Петербурге, поддержав сепаратизм эльфов и направив им якобы на помощь интервентов из Финляндии и Эстонии. Я был очевидцем дворцового переворота в Тюркском каганате, организованного при помощи англичан. Ещё один переворот — в Священной Римской империи чудом сорвался. И тот факт, что сорвал его я, рассказав Вильгельму Пятому о странном поведении фон Лангермана, меня очень радовал.

А теперь нам надо было во что бы то ни стало не дать британцам развязать войну между Россией и Тюркским каганатом. После того как я узнал, что Дана на стороне Романова, я верил, что у Александра Петровича есть шанс не допустить войны с тюрками. И если я мог хоть чем-то в этом помочь кесарю, то был готов сделать всё, что в моих силах. В случае нашего примирения с каганатом, Британия оказалась бы в довольно неприятной ситуации — из тех, кого можно натравить на Россию, остался бы только Китай.

Всё остальное не сработало. Попытка развязать в Российской Федерации полномасштабную гражданскую войну путём поддержки сепаратистов в эльфийском Петербурге провалилась. Ставка на Священную римскую империю не сыграла — Вильгельм Пятый оказался умнее своих предшественников, втянувших Германию в две мировые войны. Хосе после нашего поединка явно призадумался, стоит ли ему лезть в чужую драку. Польша и Финляндия тоже отпали в силу весьма уважительных причин: первая была аннексирована, вторая — оккупирована.

Оставались одни китайцы. Но что-то мне подсказывало, что в одиночку они против нас не выступят. Похоже, мы подошли к тому, что Россию и Британию ожидала первая в истории полноценная война. Видимо, пришло наконец-то время русскому медведю и британскому льву сойтись в схватке.

И мне очень хотелось, чтобы медведь порвал льву пасть, выбил все зубы и оторвал хвост. Потому что, помимо всего прочего, у меня к этому льву были личные счёты — я считал англичан виновными в гибели моего отца. Безусловно, он сам был во многом виноват, но убит он был в первую очередь потому, что отказался действовать по указке Лондона.

Конечно, теоретически был шанс, что англичане осознают, в какой ситуации оказались, и откажутся от своей навязчивой идеи уничтожения или развала России, но честно сказать, я в такой расклад не верил. Как не верил и в то, что герцог Эджертон откажется от попытки заполучить меч мастера Ёсиды.

Значит, нужно было готовиться к предстоящей войне и к поединку с «другом Гарри». В том, что рано или поздно мы с ним сойдёмся один на один, я не сомневался. И это меня пугало, ведь Эджертон, без сомнения, был сильнее Хосе Второго. Да и если уж на то пошло, в бою с мексиканцем мне невероятно повезло. Если бы Хосе не решил выиграть бой эффектно — в образе ягуара, а я не изучил настолько хорошо «Взгляд друида», то результат поединка был бы другим.

Рассчитывать на такое везение в бою с Эджертоном было глупо. Рассчитывать стоило только на свои силы и навыки, а они, как ни крути, на четвёртом магическом уровне далеки от идеальных. И в этой ситуации шапка Мономаха казалась если не спасением, то уж точно весомым подспорьем. Но увы, я не мог использовать этот Великий артефакт. Мне нужен был третий уровень.

Впрочем, это мы все так думали, что третий, а на самом деле никто не знал — какой. Возможно, второй или даже первый. Но в любом случае сначала надо было получить третий.

У источника я пробыл минут пятнадцать, набрался сил, убедился, что на мне не осталось никаких заклятий и с хорошим настроением пошёл на кухню. Там меня уже ждал плотный поздний завтрак. Быстро перекусив, я отправился к себе в комнату, где сразу же завалился спать.

Я рассчитывал проспать как минимум до ночи, поэтому когда, проснувшись, увидел за окном темноту, не удивился. Взглянул на часы — они показывали четверть восьмого. Получалось, что после труднейшего поединка и приключений в Ацтлане я проспал всего лишь около восьми часов, а чувствовал себя полностью отдохнувшим. Видимо, сказался визит к источнику.

К началу ужина я опоздал, а идти к окончанию было глупо. Да и есть особо не хотелось. Я хотел поговорить с бабушкой, но решил сделать это, когда она закончит трапезу. Пока же я мог посмотреть новости — мне было интересно, как представят журналисты всё, что произошло в Мадриде.

Включил телевизор и тут же впал в лёгкий ступор от заставки утренних новостей. Потом до меня дошло, что стрелки настенных часов показывали семь пятнадцать утра, а не вечера. Получалось, проспал я не восемь часов, а двадцать. Но в принципе это ничего не меняло, и даже было мне на руку: не нужно было искать бабушку — мне предстояло встретиться с ней через сорок пять минут за завтраком.

Времени для просмотра новостей было достаточно. Сначала я пробежался по российским новостным каналам, но все они освещали лишь одну тему — оккупацию Польши Священной Римской империей, роспуск польского правительства и включение Польши в состав империи. Вильгельм Пятый сделал всё так, как и планировал — прибрал восточного соседа к рукам в день моего поединка с Хосе. И перетянул на себя внимание абсолютно всей прессы. Даже стало немного обидно, что никто в мире не узнал о моём поединке с императором Ацтлана.

Впрочем, ожидать от наших каналов, что они будут рассказывать о вмешательстве России в дела Испании, не стоило. Возможно, сотрудники КФБ настоятельно рекомендовали телеканалам не затрагивать эту тему. Поэтому я переключил на латвийский новостной канал, затем на финский, потом на немецкий. Ни на одном из них не было каких-либо упоминаний обо мне и Хосе. Разве что латыши рассказали о конфликте Ацтлана и Испании, указав, что он разрешился миром. Без каких-либо подробностей.

Своим искренним возмущением я поделился с бабушкой во время завтрака. Она меня выслушала, улыбнулась и заметила:

— Не всё в этом мире происходит так, как нам хочется, мой мальчик.

— Это я давно уже понял, — сказал я. — Просто обидно, что когда меня обвинили в убийстве кагана Абылая, которого я не совершал, об этом не кричал только ленивый журналист. А когда я реально сделал что-то достойное и важное, никому до этого нет дела.

— Вот и радуйся. Не нужна тебе такая слава.

— Не нужна, — согласился я. — Чем меньше народа знает о моих возможностях, тем лучше. Но всё равно немного обидно.

Бабушка рассмеялась и сказала:

— Главное, мы с Милой знаем, что ты у нас герой, а остальные тебя волновать не должны. Расскажи лучше, что там у вас произошло. Как прошёл поединок?

И я рассказал ей всё в мельчайших подробностях: о том, как мы пытались драться в двух иллюзиях, и о поединке в мексиканской пустыне. Выслушав меня, бабушка заметила:

— Хосе предусмотрительный. Не просто так он скрыл ото всех ваш поединок иллюзией. Допускал, что может проиграть.

— А что он всем сказал, после того как бой закончился? — спросил я.

— Сказал, что снимает обвинения с Альфонсо и испанцев. И ни слова о результате поединка.

— Но ведь по логике, если он снял обвинения, — начал я рассуждать. — Это значит…

— Что ты неплохо дрался, — договорила за меня бабушка. — Ты показал себя хорошим бойцом, ваш поединок закончился вничью, и Его Величество, впечатлённый твоей храбростью, простил испанцев.

— Да уж, — только и мог я сказать.

— Ну а что ты хотел? — искренне удивилась бабушка. — Чтобы император Ацтлана признал своё поражение в бою с мальчишкой?

— Вообще-то, да, — со злостью сказал я, вспомнив, какой ценой мне досталась эта победа. — Именно этого я и хотел.

Бабушка снова рассмеялась.

— Безумный мексиканец оказался не таким уж безумным, — сказала она. — Хосе, конечно, психопат — что есть, того не отнять, но он очень умён. И тот факт, что у твоей победы над ним нет свидетелей, избавляет его от необходимости добиваться реванша.

— Ладно, — вздохнув, произнёс я. — Главное, он сам знает, что проиграл. И если он такой умный, как Вы говорите, то должен был сделать из этого всего правильные выводы.

— Немного тебя успокою, — сказала бабушка, улыбнувшись. — Всё, кто хоть немного знает, кто такой Хосе Второй, понимают, что ничьей у вас быть не могло. Выжить ты мог лишь в одном случае — в случае победы. Но говорить об этом вслух лишний раз не стоит. Не надо раздражать мексиканца, всё же не просто так его называют безумным.

С этим трудно было не согласиться, я решил оставить эту тему и перешёл к другой — той, что интересовала меня намного больше.

— С самого поединка меня волнует один вопрос, — сказал я. — Как Хосе смог перевоплотиться в ягуара? Разве анимагия не уникальная эльфийская способность?

Бабушка на некоторое время призадумалась, затем ответила:

— Я с подобным никогда не встречалась. Но в старинных книгах мне попадались истории про орков-анимагов. Но я не воспринимала их всерьёз, думала, что это всё на уровне неподтверждённых легенд.

— Это не легенды, я своими глазами вчера видел орка-анимага и своими руками его чуть не убил. И вот теперь мне интересно, если орки могут владеть анимагией, то могут ли эльфы изучить магию крови, например?

Бабушка на мои слова лишь развела руками.

— Просто получается, что… — я запнулся, пытаясь подобрать нужное слово, чтобы выразить свою мысль.

— Что между эльфами и орками намного меньше различий, чем принято думать, — договорила за меня бабушка.

— Похоже, их вообще нет, — сказал я.

На это княгиня Белозерская лишь улыбнулась.

*****

— Что случилось в Испании?

Её Величество королева Англии Виктория Вторая, покраснев от злости, смотрела на своего премьер-министра и ждала объяснений. Однако тот не особо спешил, что-либо объяснять.

— Что случилось в Испании? — повторила вопрос Виктория Вторая и сжала от злости свои монаршие кулачки.

— К сожалению, ничего, — совершенно спокойно ответил герцог Эджертон.

— Ничего? — взвизгнула королева, она уже еле сдерживалась, чтобы не перейти на крик.

— Ничего, Ваше Величество, — всё так же невозмутимо премьер-министр.

— Очередное поражение для Вас — «ничего»? Я Вас правильно понимаю, милорд?

— О каком поражении идёт речь, Ваше Величество?

— О Вашем! Вы должны были связать руки Священной Римской империи, втянув её в войну между Ацтланом и Испанией. Но войны нет! Руки у империи развязаны, и ничто теперь не помешает ей встать на сторону России в предстоящей большой войне!

— Всё не так уж и плохо, как кажется на первый взгляд. Хосе Второй не справился со своей задачей, но мы ему помогли, и это нельзя отрицать. Он теперь наш должник, и он дал слово помочь нам в противостоянии с Россией.

— Вы верите слову безумного мексиканца?

— Верю. Это в его интересах. По крайней мере, сейчас. Именно поэтому мы не можем тянуть. Мы должны объявить войну России сразу, как только получим ответ от Китая. Положительный ответ, разумеется.

— Объявить войну? — удивилась королева.

— Да, Ваше Величество, — ответил премьер-министр. — К сожалению, по-другому уже не получится. Ситуация слишком серьёзная, чтобы пытаться сделать всё чужими руками — придётся самим. У нас есть договор с Тюркским каганатом о взаимопомощи, в том числе и в военной сфере. Мы подписали его буквально на днях. Поэтому сразу же после начала конфликта между каганатом и русскими мы, соблюдая свои союзнические обязательства, объявим России войну.

— Как скоро это произойдёт?

— Как только каганат будет готов к военным действиям. К сожалению, сейчас не все тюркские роды готовы следовать за новым и не очень популярным каганом. Но думаю, в течение двух-трёх месяцев ситуация переменится.

— Кагана успеют полюбить за это время? — с ехидцей в голосе спросила королева.

— Это вряд ли, — снова невозмутимо ответил Эджертон. — Но небольшой конфликт в Восточном Туркестане на границе с Китаем поможет сплотиться тюркским родам. А мы им объясним, что чем воевать против Китая, лучше вместе с китайцами делить Сибирь.

— Я очень надеюсь, что в этот раз у Вас всё получится.

— Получится, Ваше Величество, обязательно получится. Одержать полную победу в Большой Игре — цель всей моей жизни!

*****

Входить в двери ресторана «Медведь» оказалось довольно волнительно. Воспоминания накрыли меня с головой. Не знаю, почему, но мне захотелось встретиться с Милой именно в том самом ресторане, в котором мы в своё время расстались, думая, что это навсегда.

Ещё утром я позвонил Миле, напомнил ей об обещании отметить со мной победу и пригласил в «Медведь». Она согласилась, нисколько не удивившись выбору места. Правда, на моё предложение заехать за ней ответила отказом — сказала, что приедет в ресторан сама.

Уговаривать Милу я не стал — сама так сама. А вот с Тойво пришлось повоевать — он категорически не хотел меня отпускать без охраны. С одной стороны, это было смешно — я, боевой маг четвёртого уровня, мог легко расправиться практически с кем угодно, но с другой — пуле, выпущенной из снайперской винтовки, нет никакого дела до того, какой магический уровень у того парня, чьё сердце она должна пробить. В итоге мы пришли к компромиссу: я арендовал на вечер всё заведение, чтобы в нём не было посторонних, и разрешил Тойво наблюдать за зданием снаружи.

Сначала идея аренды всего ресторана мне не очень понравилось, я сделал это лишь для того, чтобы Тойво от меня отстал. Но потом мне показалось, что в этом есть своя прелесть. В конце концов, я при моём богатстве так редко ходил по ресторанам, что, в кои веки выбравшись в один из них, мог себе позволить снять всё заведение.

Тойво лично привёз меня к «Медведю» без четверти шесть, сообщил, что будет недалеко и постоянно на связи, наложил на меня сильнейшее заклятие от физического урона и лишь после этого оставил меня в покое. Я радостно выдохнул и вошёл в ресторан.

Внутри меня сразу же встретила хостес и отвела к тому самому столику, за которым мы с Милой сидели в прошлый раз. Это был далеко не самый лучший столик, несмотря на то, что он стоял у окна и из него открывался шикарный вид на сквер. Администратор сильно удивился, когда, арендовав весь ресторан, я попросил накрыть для нас именно этот столик. А ещё я представил, как злится Тойво, увидев, что я уселся у окна.

По центру стола в красивой вазе стоял роскошный букет из белых роз. Посмотрев на цветы, я понял, что тот ещё кавалер — у меня даже мысли не возникло, что на свидание, а эту встречу я рассматривал именно так, следует прийти с цветами. Но администрация «Медведя» выручила.

Я осмотрел зал. С того дня, когда студент Кутузовской академии Андреев пригласил в ресторан «Медведь» свою девушку — студентку Чернову, чтобы отметить получение им девятого магического уровня, прошло три года. За это время студент Андреев стал князем Седовым-Белозерским и получил уже четвёртый уровень, студентка Чернова стала графиней Никитиной, а вот ресторан «Медведь» совершенно не изменился. Мне даже показалось, что официанты были те же, что и три года назад.

Мила пришла ровно в шесть.

— Ты принёс мне цветы? — спросила она, подойдя к столику. — Это просто волшебно! Я тронута!

— Ну, если честно, это цветы от ресторана, — признался я. — Но они для тебя!

— Вот за это я тебя и люблю! — сказала Мила, улыбнулась, поцеловала меня в щёку и села за стол.

— За цветы? — удивился я.

— За то, что ты всегда говоришь правду.

— Возможно, если бы я сказал, что сам их сюда принёс для тебя, ты бы полюбила меня ещё сильнее.

— Если бы принёс — да, — снова улыбнувшись, сказала Мила. — Но, учитывая, что два таких же букета стоят в холле, хорошо, что ты сказал правду.

— Да как ты всё замечаешь? — воскликнул я.

— Вот такая я у тебя замечательная.

Я хотел одарить Милу комплиментом на тему «замечательности», но подошёл официант, и нам пришлось отвлечься на то, чтобы сделать заказ. Когда с заказом покончили, и официант удалился, Мила сказала:

— Интересное, конечно, место ты выбрал.

— Тебе не нравится? — спросил я.

— Если бы мне не нравилось, я бы тебе это ещё по телефону сказала. Просто мне интересно, почему ты меня привёл именно сюда.

— В прошлый раз у нас не получилось здесь нормально посидеть, и всё после этого пошло наперекосяк. Я хочу всё исправить.

— А мне кажется, что ты просто получаешь удовольствие, арендуя полностью ресторан, из которого в своё время нам пришлось убегать.

— Врать не буду, получаю, — признался я. — Но полностью я его арендовал, чтобы Тойво от меня отстал. Иначе сейчас бы за нашими спинами стояли охранники.

Мила рассмеялась и спросила:

— Зачем тебе охранники, когда у тебя есть я?

— Это ты Тойво объясни.

Мила хотела что-то сказать, но подошёл официант. Он принёс комплемент от шефа — тартин с трюфелем и шампанское. Быстро откупорил бутылку, наполнил наши бокалы, пожелал приятного вечера и удалился.

Мы подняли бокалы, чокнулись, и я сказал:

— За нас!

Мила улыбнулась и пригубила вино, я сделал пару глотков и не удержался от замечания:

— Согласись, это приятно — оказаться здесь ещё раз.

— Жаль, нельзя ещё раз Раймонда убить, — с расстройством в голосе произнесла Мила. — Мне одного раза не хватило.

— Ну тут уж ничем не могу помочь, — сказал я, вспомнил, как Мила разделалась за этим столом с беднягой Раймондом и добавил: — Ты меня тогда сильно впечатлила. Если честно, я не представляю, как у тебя получалось настолько хорошо скрывать до того дня все свои способности.

— Меня этому учили, — ответила Мила. — Ты ведь тоже уровень скрывал.

— Только уровень, а ты умудрилась даже на занятиях по боевой магии не вызвать никаких подозрений у преподов.

— Мне кажется, Игнатьев догадывался.

— Я вот только не могу понять, почему ты турнир проиграла.

— Да мне вообще не стоило в нём участвовать, но не удержалась, очень уж хотелось поразвлечься. А выигрывать было нельзя — это могло привлечь лишнее внимание, поэтому я решила дойти до финала и там проиграть. Но когда в финал вышла Зотова, я поняла, что не хочу доставлять ей такое удовольствие. Да и сорваться могла — отлупить её по полной программе.

— Но за что? Она ведь ничего тебе не сделала. И ревновала ты меня к ней зря.

— Да не ревновала я. Просто меня бесило, как она на тебя смотрит. В общем, пришлось проигрывать в полуфинале, хотя это было нелегко.

— А со стороны казалось, наоборот — что полуфинал даётся тебе очень тяжело.

— Тяжело было сдерживаться, — усмехнулась Мила. — Мне такая курица попалась, что как я ни поддавалась, она ничего не могла со мной сделать. Меня это так бесило, что я пару раз чуть не сорвалась.

— Со стороны не выглядело, что ты поддавалась, — заметил я.

— Ну я, вообще-то, старалась, чтобы у всех возникло такое ощущение. Позорно проигрывать не хотелось.

Волны воспоминаний накрывали меня одна за другой, разумеется, я не мог не вспомнить и самый первый день нашего знакомства.

— Помнишь, как нас пытались похитить по дороге в Череповец? — спросил я.

— Сложно забыть, когда кому-то пробиваешь башку булыжником, — ответила Мила. — Обычно такое откладывается в памяти.

— Выходит, я тогда не спас тебе жизнь. Ни тебе, ни остальным. Ты ведь могла сама в два счёта справиться с теми бандитами.

— Жизнь я себе спасти могла, это так. Но ты сделал больше — спас мою тайну. Мне не пришлось раскрывать свои способности. И к тому же какая разница, кто что мог? Главное — кто сделал! Ты первый бросился на этого козла и обезвредил его. Это важно. Я увидела, какой ты храбрый и самоотверженный.

— Ну у меня других вариантов не было, — сказал я. — В лес идти не хотелось.

— А я, наоборот — ждала, когда он заведёт нас всех в лес, чтобы наложить на него заклятие обездвиживания, заорать и броситься наутёк. Остальные тоже бы побежали, и никто бы не заметил, что тот придурок с автоматом стоит без движения.

— И ещё я только сейчас понял, как меня провёл дознаватель из КФБ во время нашего разговора в лесном домике. Он сказал, что «прочитал» тебя и знает, что это мы убили бандита. И я ему поверил.

Мила громко расхохоталась, а я добавил:

— Он сказал, что тебя «прочитать» легче, чем рекламный щит на трассе, и что ты постоянно думала о том, чтобы не расколоться.

У Милы от смеха даже потекли слёзы. Мне тоже стало смешно от того, что дознаватель провёл меня как ребёнка. Впрочем, я и был тогда ещё ребёнком.

— А ещё он мне заявил, что ты на грани нервного срыва, — сказал я.

— Это он был на грани срыва, не знал, как нас расколоть, — сквозь смех произнесла Мила.

— Но я ему помог — сам раскололся.

Потом мы вспомнили наше пребывание в Череповце, как попали в Кутузовку, как активировали дар, как гуляли по набережной Волхова. С тех пор прошло всего лишь три года, но мне казалось, что это всё было в какой-то совершенно другой жизни. И по большому счёту, так оно и было.

За воспоминаниями мы не заметили, как пролетел вечер. Бутылка шампанского давно уже опустела, а вторую мы так и не заказали. Зато наелись, как говорится, от души. Шеф не подвёл — ужин был выше всяких похвал. Особенно турнедо из говядины с гратеном и пудрой из гусиной печени и пельмени из стерляди в соусе из шампанского. Впрочем, террин из утки с желе из малины и трюфелей тоже был ничего.

— Какие планы на вечер? — спросила Мила, покончив с десертом.

— Так уже вечер, — заметил я. — Но, вообще-то, я хотел с тобой серьёзно поговорить.

— О чём?

— О будущем.

— О будущем? Да ты оптимист.

— Ну, не то чтобы прям оптимист, но да, я считаю, что у нас с тобой есть будущее. И я хочу о нём поговорить.

— Речь не о нас с тобой, Рома, — сказала Мила и улыбнулась, правда, в этот раз улыбка у неё вышла грустной.

— Безусловно, строить какие-то совсем уж конкретные или далекоидущие планы сейчас не стоит — нас ждёт война с Британией и, возможно, не только с ней. Но я надеюсь, мы победим, поэтому…

— Ну вот когда победим, тогда и будем разговаривать о будущем, — перебила меня Мила. — А сейчас давай жить настоящим. В кои веки оно у нас более менее неплохое, несмотря на весь тот бардак, что творится в мире. Вот ты меня даже на свидание пригласил впервые за три года.

— Понял, — сказал я, взял подругу за руку и улыбнулся. — Планы будем строить только на сегодняшний вечер.

— Можно и на ночь, — разрешила Мила и хитро прищурилась.

— Тогда предлагаю поехать ко мне, в мой замечательный домик в пригороде, отпустить до обеда Хеду, который уже озверел там от одиночества, и устроить вечеринку!

— Звучит как план.

— Как очень хороший план! — уточнил я. — И между прочим, у меня там на крыше есть бассейн с подсветкой, подогревом, мини-баром и джакузи!

— Бассейн с подогревом… — Мила театрально всплеснула руками. — Ну какая девушка сможет отказаться от такого предложения? Я просто должна посмотреть на это чудо!

Глава 19

Кабинет кесаря Романова в его родовом имении озаряли яркие красные и малиновые вспышки — прямо в центре комнаты формировался пространственный портал. Как только портал был полностью готов, из него вышел Александр Петрович. Он посмотрел на часы, которые показывали половину двенадцатого, и на лежавший на полу артефакт — маяк, оставленный Даной.

Портальный маяк вдовы кагана Абылая едва заметно светился, давая понять, что функционирует, но не более того. А ведь Александр Петрович и Дана договорились встретиться ровно в одиннадцать тридцать.

Кесарь хотел прибыть домой заранее, но смог лишь точно к назначенному времени, а вот Дана, судя по всему, задерживалась. Александр Петрович прошёл к бару, достал из него бокал и бутылку коньяка. Собрание с руководителями силовых ведомств, из-за которого кесарь чуть не опоздал, отняло много сил и нервов, и Романов решил, что пятьдесят граммов выдержанного крепкого напитка он заслужил.

Наполнив бокал на треть, Александр Петрович уселся в своё любимое кресло, сделал глоток, откинулся на спинку и закрыл глаза. В последние дни кесарь работал на износ — почти всё время он проводил в своей администрации или в рабочих поездках. Он и ночевал на работе — спал по два часа в день в специально отведённой для этого комнате, совмещённой с его кабинетом.

Домой Романов выбирался лишь раз в три дня. Реже было нельзя, ведь в имении находился родовой источник, без помощи которого Александр Петрович уже бы давно выдохся и физически, и эмоционально. Источник спасал кесаря — раз в три дня Романов приходил к нему заряжаться энергией и силой. Чтобы после этого ещё три дня работать по двадцать два часа в сутки. Впрочем, и этого времени катастрофически не хватало, чтобы осуществить всё то, что запланировал кесарь.

А сейчас он просто сидел в кресле с бокалом коньяка и никуда не торопился. Это было настолько забытое ощущение, что Александр Петрович почувствовал себя неуютно. Усмехнулся и сделал ещё глоток.

Романов решил подождать до полудня, но успел ещё всего лишь разок приложиться к бокалу, как оставленный Даной маяк начал ярко светиться и заискрился — запустился процесс установки портальных врат.

На всякий случай кесарь наложил на себя защиту — раз гостья опаздывала, значить что-то пошло не так. Стоило подстраховаться.

Примерно через полминуты врата были готовы, и ещё через полминуты из них вышла Дана.

— Здравствуй, Саша! Всё хорошо! — выпалила вдова кагана, предвосхищая напрашивающиеся вопросы. — Карим ни с того ни с чего захотел поговорить с Айсулу за час до моего отправления сюда. Сам понимаешь, я должна была дождаться, когда она вернётся, и убедиться, что это ничтожество не захочет ещё и со мной поговорить.

— Это хорошо, что всё хорошо, — сказал Романов, встал с кресла, посмотрел на часы и добавил: — У нас есть ещё пятнадцать минут. Выпьешь чего-нибудь?

— Нет, благодарю, — ответила Дана. — Лучше я тебе расскажу о наших новостях.

— С радостью послушаю, но сначала скажи, как Айсулу? Держится?

— А что ей остаётся? Переживает, конечно, боится, что ей придётся выйти за этого выродка, но держится.

— Ты не сказала ей, что свадьбы точно не будет?

— Это было бы рискованно. Карим и его менталисты постоянно следят за мной и Айсулу. И если я могу закрыться так, что никто не вскроет мою защиту, то девочка пока не владеет такими навыками. Её страх перед возможной свадьбой усыпляет бдительность Карима. Мне ужасно жаль, что приходится подвергать этому дочь, но рисковать нам нельзя.

— Ты права, рисковать нельзя, — согласился Романов. — И ты делаешь всё правильно.

— Я надеюсь, что это уже скоро закончится. Постоянно представляю, как предатель в итоге ответит за все свои выходки, и это придаёт мне сил.

— Ответит, обязательно ответит. И, полагаю, что скоро. Всё идёт к тому.

— И, возможно, идёт намного быстрее, чем ты думаешь, — заметила Дана.

— Это ты переходишь к тем самым обещанным новостям? — спросил Александр Петрович.

— Да. Я не знаю точно, что происходит, но, похоже, Карим готовится к войне. Ты же помнишь Бахытжана, моего старшего брата?

— Конечно, помню.

— Когда мой отец отошёл от дел, Бахытжан стал главой нашего рода. Три дня назад его и глав всех остальных родов собрал Сырлыбай.

— Авторитет Карима недостаточно велик, и он, опасаясь, что по его призыву соберутся не все, попросил будущего тестя помочь? Хитрый ход.

— Да, хитрый, — согласилась Дана. — Только вот Карима на том собрании не было.

— Неужто Сырлыбай задумал сместить непопулярного кагана? — удивился Александр Петрович. — Интересно играет.

— Или всё-таки помогает ему удержаться у власти. Карима многие не любят, и что самое для него ужасное — не уважают. Сырлыбая тоже мало кто любит, но уважают его все. Даже я, хотя он всегда был оппонентом Абылая и, можно сказать, непримиримым противником. Мне кажется, дело не в том, что призыв Карима многие главы родов могли проигнорировать, а в том, что информацию, которую сообщил всем Сырлыбай, будь она получена от Карима, восприняли бы по-другому.

— Что за информация?

— Сырлыбай объявил собравшимся, что каганат в опасности, что совсем скоро начнётся война, и к ней надо активно готовиться.

— А с кем он собрался воевать? — поинтересовался Романов.

— С Россией и с Китаем, — ответила Дана.

— Вот оно как. С Россией, значит.

— Сырлыбай сказал, что ты нападёшь на каганат в ближайшее время.

— В ближайшее? Хорошо, что ты меня предупредила, а то я и не знал, что у меня такие планы, — усмехнувшись, произнёс кесарь. — Войны, конечно, не избежать, но вот именно с каганатом я воевать не собирался, и всё ещё надеюсь, что удастся избежать этого сценария.

— Знал бы ты, как я на это надеюсь.

— Представляю. Но, похоже, у кого-то совсем другие надежды и планы, и он решил поторопить события.

— И этот кто-то не Карим и не Сырлыбай, — догадалась Дана.

— Верно! — подтвердил Романов. — Ты мне расскажешь, что решили на том собрании?

— Решили, что перед угрозой вторжения надо отбросить внутренние распри и всем вместе готовиться к войне.

— Ну если Сырлыбаю удалось убедить всех в неизбежности войны, то это вполне разумное решение.

— Он особо и не убеждал. Бахытжан сказал, что все главы родов восприняли эту информацию, как нечто неизбежное.

— И никто не усомнился в её достоверности?

— Никто. Все дали согласие на участие в войне, и каждый род пообещал отправить для участия в боевых действиях своих лучших магов.

— А поведёт всех в бой Сырлыбай?

— Этого я не знаю. Может, он, а может, и Карим. Но, мне кажется, там всё будет зависеть от истинных целей Сырлыбая. Если он хочет занять место кагана, то в его интересах возглавить общее войско, учитывая, что его навыки многократно превосходят навыки Карима. Возглавить и показать всю свою силу и влияние.

— А не проще ли сначала повесить эту ношу на неопытного Карима, чтобы после гибели в бою слабого и неуважаемого кагана спокойно занять его место?

— Не знаю, — призналась Дана, разведя руками. — Но это тоже неплохой вариант, да. Если к этому времени Карим успеет жениться на Гаухар, то Сырлыбаю, как тестю погибшего кагана, будет не так уж и трудно занять его место.

— Но мы-то с тобой знаем, кто на самом деле должен занять трон в Туркестане, — сказал Романов. — И сделаем всё, что в наших силах, чтобы справедливость восторжествовала.

Дана вздохнула, о чём-то призадумалась, а после негромко произнесла:

— Знаешь, Саша, я иногда думаю, а стоит ли это того?

— Но ты же сама говоришь, что только этого и ждёшь.

— Я не про то, что Карим должен ответить за свою подлость и предательство — это не обсуждается. Но нужно ли Алихану вот это всё?

— Он истинный наследник Великого кагана. Он должен занять трон отца. Но давай мы об этом поговорим позже, когда разберёмся с Каримом, — сказал Романов, посмотрел на часы и добавил: — К тому же нам уже пора. Ты готова?

— Смеёшься? — улыбнулась Дана.

— Тогда не вижу причин здесь задерживаться.

Александр Петрович достал из ящика стола небольшой артефакт, положил его на пол и принялся начитывать заклинание, устанавливающее пространственный портал.

*****

Мы с Милой на радость Хеду и к недовольству Тойво провели в Новгороде три дня. Так-то Тойво ничего не имел против нашего общения, но ему всё казалось, что мы отправимся по ресторанам и клубам и подвергнем себя ненужному риску. Но мы с Милой так соскучились друг по другу, что все три дня не выходили из особняка. Еду из ресторанов нам с успехом привозили туда, а по клубам мы никогда и не ходили.

Я бы и на четвёртый день там остался с радостью, но надо было отправляться домой — в полдень мне предстояла очень важная встреча. Не желая, урезать ни одной лишней минуты от своего общения с любимой девушкой, я отправился домой без пяти двенадцать.

Выйдя из портала в башне, я обнаружил там Алихана и Дьяниша. А через пару минут подошла бабушка.

Не успели мы поприветствовать друг друга, как в центре башни начали формироваться очередные портальные врата и спустя некоторое время из них вышла Дана. Почти сразу же за ней — Романов. Вдова кагана Абылая, не сдержав эмоций, вскрикнула и бросилась к сыну, схватила его, прижала к себе и… заплакала. Спустя какое-то время она повернулась к нам с бабушкой, по её счастливому лицу продолжали течь слёзы радости.

— Благодарю вас! — срывающимся от волнения голосом произнесла Дана. — Я ваш вечный должник, и, если понадобится, я отдам жизнь, чтобы закрыть этот долг.

— Это лишнее, — улыбнувшись, сказала бабушка. — Устной благодарности хватит. К тому же мы были рады помочь.

Дану переполняли эмоции, и она, не сдержавшись, продолжая сыпать благодарностями, крепко обняла меня. Во время моего визита в Туркестан Дана показалась мне довольно холодной, но сейчас ей было с чего расчувствоваться. А мне было очень приятно видеть её такой счастливой, и, что греха таить, я гордился тем, что встреча матери и сына состоялась в первую очередь благодаря мне.

— Общайтесь с сыном, мы не будем вам мешать, — сказала бабушка Дане. — Алихан покажет Вам, где он живёт, где тренируется, как отдыхает. И я буду очень рада, если вы через час разделите с нами обед.

— Благодарю за приглашение, — ответила Дана. — Для нас это большая честь.

Сразу же после этого Алихан увёл мать, о чём-то оживлённо рассказывая ей по дороге.

— Не правда ли, это прекрасно? — задала бабушка риторический вопрос, когда Дана с сыном покинули башню, после чего обратилась к Романову: — Вас, Александр Петрович, я тоже буду рада видеть. Если у Вас, конечно, есть свободное время.

— С удовольствием, — ответил кесарь. — А перед этим я хотел бы вам кое-что рассказать.

— Мне?

— И Вам, и Роману.

— Тогда, если Вы не возражаете, давайте пройдём в мой кабинет, — предложила бабушка.

Кесарь возражать не стал, и мы отправились в кабинет княгини Белозерской. Пока шли, Александр Петрович только и делал, что расхваливал меня за бой с Хосе и благодарил за отведённую от страны опасность. И даже пообещал выдать орден. Было приятно.

А когда мы пришли в кабинет и расположились в креслах, Романов заявил:

— Екатерина Александровна, разрешите попросить Вас о помощи!

— Если я хоть чем-то могу помочь, то с радостью это сделаю, — ответила бабушка.

— Вы можете помочь советом, Вы ведь помните о пророчестве, которое сделал господин Ёсида?

— Мне так часто о нём напоминают, что даже при большом желании забыть, я не смогла бы это сделать.

— Прошу прощения, — смутившись, сказал кесарь.

— Не принимайте это на свой счёт, Александр Петрович, — улыбнувшись, произнесла бабушка. — В вашем случае это не праздное любопытство, и я это понимаю. Но, боюсь, мне особо нечего вам рассказать об этом пророчестве. Впрочем, Вы спрашивайте, а там будет видно.

— Ну если Вы разрешаете, то я воспользуюсь Вашей любезностью. В первую очередь меня интересует такой момент: господин Ёсида имел в виду именно две тысячи двадцать четвёртый год, когда говорил, что война начнётся через сто лет, или это было сказано образно и сроки могут сдвинуться на несколько лет в ту или иную сторону? И второе: обещанная война — это неизбежность или наиболее вероятный, но всё же не единственный вариант развития событий?

— Давайте начнём со второго, — сказала бабушка. — Думаю, и без всякого пророчества видно, что мы сейчас стоим на пороге войны. Как Вы думаете, Александр Петрович, каковы шансы её избежать?

— Очень маленькие. Настолько ничтожные, что я бы их вообще не принимал всерьёз. В том, что войне быть, я не сомневаюсь. Вопрос в том, насколько масштабной она будет.

— Так это не в последнюю очередь зависит и от Вас в том числе, ведь Россия, которой Вы сейчас руководите — одна из сторон в грядущем конфликте. Вы сами к каким масштабам склоняетесь?

— Я склоняюсь к тому, что лучше вообще не воевать.

— А получится?

— Боюсь, что нет. И ещё боюсь, что начнётся всё значительно раньше двадцать четвёртого года.

— И тут мы плавно переходим к первому вопросу, — улыбнувшись, сказала бабушка. — Вы хотите знать, будет ли война России и Британии, если она случится в ближайшее время, той самой глобальной мировой войной из пророчества, или всё же этот конфликт до таких масштабов не разгорится. Я угадала?

— Не совсем, — ответил Романов. — Меня больше интересует, удастся ли избежать той самой мировой войны через два года, если сейчас Россия и Британия всё же как-то договорятся и не начнут прямых боевых действий.

— А договорятся ли?

— Я бы очень этого хотел, но всё идёт к тому, что договариваться с нами никто не собирается. Буквально полчаса назад Дана сообщила мне, что Тюркский каганат готовится к войне с Россией. Собственно, об этом я вам и хотел рассказать.

— Новый каган настолько глуп, что планирует начать войну, не имея достаточного авторитета у своих подданных? Он уверен, что все тюркские роды поддержат его идею напасть на нас?

— Карим далеко не дурак. Предатель, подлец, но не дурак. Поэтому на нас никто нападать не будет. Тюрки уверены, что инициаторами конфликта будет Россия. Вы же знаете, как это всё делается.

— Знаю. Одна хорошая провокация, непропорциональный ответ, и вот уже обеим сторонам плевать, кто первый начал. Не раз такое приходилось наблюдать.

— Именно! — на удивление эмоционально воскликнул кесарь. — Сложно избежать войны между двумя странами, если эта война нужна третьей стране, и эта третья полностью контролирует правительство одной из тех двух. Каган Карим сам ничего не решает, он выполняет распоряжения, полученные из Лондона, так как он должник англичан — они подарили ему власть. И к тому же Карим сам заинтересован в войне, потому что она поможет ему сплотить все тюркские роды под его началом. Но, разумеется, начать это всё формально должен не он. И, признаюсь, провокации, которая должна запустить процесс, я опасаюсь не меньше, чем самой войны, потому что знаю: они могут устроить всё что угодно.

Бабушка кивнула, соглашаясь с Романовым, и спросила:

— А Дана что-нибудь сказала о сроках?

— Нет, — ответил Александр Петрович. — Но я полагаю, тянуть они не станут, поэтому времени у нас очень мало. Возможно, счёт идёт не на месяцы, а на недели.

— Успеете подготовиться?

— Подготовиться мало. Надо действовать на опережение. Нужно сделать наш шаг до их провокации, потому что очень уж у меня нехорошее предчувствие. Если они ради достижения своих целей убили Абылая, то не остановятся уже ни перед чем.

— Переживаете за Дану? — спросила бабушка.

— Да, — ответил Александр Петрович. — И за Айсулу. Теракт в Туркестане, обставленный так, будто его организовали и провели мы, всколыхнёт весь каганат и окончательно настроит его против России, а гибель Даны заставит её род, который сейчас дистанцируется от Карима, встать на его сторону. Самое обидное, что, даже если Дана расскажет брату о том, что она с нами заодно, Карим и англичане этого знать не будут и, соответственно, опасность для Данысохранится.

— Тогда у Вас действительно очень мало времени, и если я могу чем-то помочь, обращайтесь в любое время и с любой просьбой.

— Благодарю Вас, Екатерина Александровна. Вы и так уже сделали достаточно, а про Романа я вообще молчу. Ваша семья делает очень много для страны.

— Ну объективности ради стоит сказать, что наша семья и для того, чтобы страна оказалась в нынешней непростой ситуации, много чего сделала, — заметила бабушка.

Александр Петрович вежливо оставил эту фразу без комментариев, а я задумался о том, как всё могло сложиться в России и в моей жизни, если бы дед не свихнулся в своё время на теме эльфийской исключительности. Да, именно свихнулся, потому что планировать и провоцировать войну между гражданами одной страны лишь по причине того, что у них ауры разного цвета, мог только натуральный психопат.

И я очень надеялся, что мне эти гены ненависти не передались и я на старости лет не начну страдать от приступов расовой нетерпимости. Впрочем, глядя на бабушку, которая прекрасно относилась и к людям, и к оркам, можно было предположить, что дело всё же не в генах, а в воспитании и окружении.

— Роман, скажи, пожалуйста, ты хорошо держишься в седле? — вывел меня из раздумий неожиданный вопрос кесаря

— Раньше неплохо держался, — ответил я. — Один раз даже занял первое место на соревнованиях в гимназии. Но мне тогда четырнадцать лет было. Конечно, я и сейчас не упаду с лошади, но уже два с половиной года в седле не сидел.

— Думаю, этот навык из тех, что довольно быстро восстанавливается. К тому же в соревнованиях тебе участвовать не придётся.

— А что придётся? — поинтересовался я. — Идти в бой на коне?

— Пока не могу сказать, ещё нет точного плана, но ты потренируйся. Лишним это точно не будет.

— Отряд магов-кавалеристов — это было бы красиво, — улыбнувшись, подключилась к обсуждению темы бабушка. — У нас здесь нет лошадей, но я решу эту проблему.

— Не стоит, — возразил я. — Надо поговорить с мамой, возможно, лошадь, с которой я в своё время выиграл соревнования, всё ещё в Павловске, в отцовской конюшне. Задачу я понял — навык восстановлю.

— Мы в тебе не сомневаемся! — сказал Александр Петрович и широко улыбнулся.

Я столь позитивного настроя кесаря не разделял и поэтому поспешил задать ему вопрос:

— А можно мне хотя бы примерно узнать, к чему готовиться? После вашего разговора с бабушкой я понимаю, что дело верховой ездой не ограничится.

— Сейчас мне больше нечего тебе сказать, — ответил Романов. — Мы прорабатываем различные варианты действий в сложившейся ситуации, но, как видишь, каждый день приносит какой-нибудь сюрприз. Но я тебе обещаю: как только у нас появится более менее проработанный план, ты о нём узнаешь одним из первых. Скажу больше, как только у нас будет достаточно информации, чтобы этот план составить, ты будешь в числе тех, кто будет его составлять.

Я хотел поблагодарить кесаря за доверие, но не успел, так как бабушка неожиданно произнесла:

— А по поводу Вашего второго вопроса, Александр Петрович, я могу ещё вот что сказать. Никто из нас никогда не спрашивал учителя об этом пророчестве. Нам всем было интересно, но мы не спрашивали, потому что знали: учитель сказал всё, что должен был сказать. И если он чего-то недоговорил, значит, так надо и тут хоть заспрашивайся, кроме внеочередного дежурства, ты ничего не добьёшься. Но однажды Вилли всё же не выдержал и спросил. Он спросил, на чьей стороне мы должны быть, когда случится обещанная война. И учитель на это ответил, что наша задача не выбирать сторону в этой войне, а сделать всё, что только возможно, чтобы она не началась.

— То есть, существует вероятность, что глобальной мировой войны не будет? — спросил Романов.

На это бабушка пожала плечами и сказала:

— К сожалению, учителя с нами уже нет, а мы, его ученики, не сделали ничего, чтобы предотвратить войну. И если мы с Вилли хотя бы не хотим, чтобы она началась, то Гарри, вопреки наказу мастера, эту войну приближает. А наш четвёртый друг вообще неизвестно где и неизвестно чем занимается.

— Но всё же шанс её избежать есть!

— Он есть всегда, вопрос лишь: какой ценой?

Глава 20

Накануне вечером бабушка предупредила меня, чтобы я не планировал никаких дел до обеда, и отменила все занятия. И вот мы завтракали, и завтрак уже подходил к концу, но никакой дополнительной информации я не получил. А хотелось бы, учитывая, что после обеда у меня была запланирована поездка в Новгород и встреча с Анной Николаевной. Стыдно сказать, после поединка с Хосе Вторым прошло уже несколько дней, часть из них я провёл в столице, но при этом до сих пор не зашёл к ректору Кутузовской академии и не поблагодарил её за помощь.

— А почему Вы велели мне не строить никаких планов на сегодня и отменили все занятия? — осторожно поинтересовался я у бабушки, когда мы допили кофе.

— Потому что сегодня у нас большой праздник, — ответила та.

— У нас с Вами? — уточнил я. — Или в более широком смысле?

Я тут же принялся судорожно вспоминать, какие государственные или семейные праздники могли выпасть на 20 ноября, но ничего не мог припомнить.

— У нас в том числе, — сказала бабушка, улыбнувшись. — Сегодня у нашего родового источника будут проходить процедуру активации дара пять молодых эльфов.

— Наши родственники? — удивился я. — Но Вы мне никогда не рассказывали, что у нас ещё кто-то есть. Какие-то очень дальние?

— Нет, не родственники. Но после активации дара у нашего источника они станут нам почти роднёй.

Заметив полное непонимание ситуации на моём лице, бабушка пояснила:

— Эти ребята — одарённые дети наших друзей, членов нашей большой семьи.

— Вы никогда мне не рассказывали ни про какую большую семью. Кто это?

— Это те, кто тебя окружают. Все, кто нам служит, кто работает на нас, кто при необходимости возьмёт вместе с нами в руки оружие, чтобы защитить наш дом и источник, наши друзья и партнёры. Как принято у многих говорить, это наш клан.

— Вы никогда не говорили мне про клан. Я даже не знал, что он у нас есть.

— Мне не нравится это слово. Во времена моей молодости кланы были в основном преступные, и у меня остался некий негатив к этому слову. Мне больше нравится определение «большая семья». Понимаешь?

— Теперь понимаю.

— Время от времени у членов нашей большой семьи рождаются одарённые детки. А так как родовой источник есть далеко не у всех, то эти ребята проходят процедуру активации дара у нашего источника. Тем самым, между прочим, делая его сильнее. И заодно нас с тобой. Обычно мы проводим эту церемонию два раза в год: весной и осенью. Хотя в случае необходимости, конечно, можем в любое время. Но это уже в рабочем режиме, без торжеств.

— А сегодня будут торжества? — спросил я.

— Конечно! — воскликнула бабушка. — А как иначе? Это же большой праздник для всех: и для ребят, и для их родителей. И для нас с тобой тоже. Поэтому всё должно происходить торжественно и красиво! К тому же сегодня активировать дар будет сын Ристо, с ним-то мы уж точно должны разделить радость.

— У Ристо есть сын? — удивился я.

— Вообще-то, у него три сына и две дочери. Старшие, кроме одной девочки, все одарённые и с неплохим даром. Сегодня активацию будет проходить младший — Микку.

— Младший? А всего пятеро? Это сколько же Ристо лет?

Вместо ответа бабушка громко рассмеялась и сказала:

— Меньше, чем мне.

А я призадумался. К моему стыду, я почему-то никогда раньше не интересовался личной жизнью тех, с кем в последние месяцы проводил почти всё своё время. С одной стороны, это было не особо-то и вежливо, но с другой — невежливо у них напрямую спрашивать, а вот у бабушки поинтересоваться я вполне мог.

Так-то я знал, что горничные, повара, те же сотрудники службы безопасности живут в нашем замке. Многие с семьями. Знал, что некоторые, например, бухгалтер или юрист, приезжают к нам каждый день на работу, словно в какой-нибудь офис.

Но вот Ристо, Тойво и Дьяниш… Эти трое постоянно были рядом, и я уже действительно начал воспринимать их, как членов нашей семьи. И я даже не подумал ни разу, что у них должны быть свои семьи.

— Чего загрустил? — спросила бабушка, выводя меня их раздумий.

— Не загрустил, — ответил я. — Задумался.

— И о чём же, если не секрет?

— О том, как же плохо я знаю тех, с кем провожу большую часть времени. Я даже не знал, что у Ристо есть семья. Мне казалось, что он постоянно находится здесь.

— Ну не постоянно, а в рабочее время, — возразила бабушка. — Хоть оно у него и ненормированное, конечно же. А семья его живёт в Боровом, ему отсюда до дома ехать минут пятнадцать — двадцать.

— Наверное, у такого преданного сотрудника с ненормированным рабочим днём очень хорошая зарплата.

— У Ристо нет зарплаты.

— Как это нет зарплаты? — удивился я. — Он работает на Вас бесплатно? А на что он семью содержит?

— Я очень богата, мальчик мой, можно сказать, до неприличия богата. Ристо — мой помощник, моя правая рука. Он имеет доступ к части моих финансов, контролирует траты на содержание поместья, на безопасность. У него нет зарплаты, она ему не нужна — Ристо может в любое время брать столько денег, сколько ему нужно.

— А Тойво и Дьяниш? У них есть семьи, дети?

— Нет, эти два брата-акробата холостые, — ответила бабушка, усмехнувшись. — Дьяниш, как старый солдат, не интересуется вообще ничем, кроме службы, а Тойво — тот ещё герой-любовник. Не нашлась пока эльфийка, способная его усмирить и окольцевать, и не факт, что когда-нибудь найдётся.

Если от Дьяниша я примерно этого и ожидал, то Тойво меня откровенно удивил — он, конечно, был видным и симпатичным, но вот что этот эльф окажется матёрым сердцеедом, такого я предположить не мог. И когда он только всё успевал?

— Да уж, — произнёс я, переварив полученную информацию. — Как мало, оказывается, я знаю от тех, с кем провожу кучу времени. Надеюсь, у Хеду тоже нет семьи?

— Не знаю, — ответила бабушка. — В личную жизнь своих рядовых работников и бойцов я не вникаю. А что не так с этим Хеду?

— Да он неделями безвылазно живёт в нашем новгородском особняке, дуреет там от одиночества. Ему бы выходной хоть иногда давать. А то его как назначили охранять там портальный маяк, так и забыли про него.

— Хорошо, я распоряжусь, чтобы раз в неделю на два дня ему присылали сменщика, — пообещала бабушка, встала из-за стола и добавила: — Начало мероприятия в десять часов во внутреннем дворе. И тебя ждёт сюрприз!

— Да мне на сегодня уже достаточно сюрпризов, — заметил я.

Бабушка рассмеялась и сказала:

— Ольга с Андреем и Машей обещали приехать.

А вот это действительно был сюрприз, и очень приятный — я давно не видел мамы и брата с сестрой и сильно по ним соскучился.

— Здорово, что Вы их пригласили, — сказал я.

— А как я могла их не пригласить? — удивилась бабушка. — Они тоже часть нашей семьи. Да и насчёт лошади тебе надо договориться.

Бабушка помнила всё, а я вот про лошадь совсем забыл.

Мы покинули обеденный зал, и я пошёл в свою комнату, там провалялся перед телевизором до половины девятого, после чего начал собираться. Если начало мероприятия запланировали на десять, то народ явно должен был начать собираться уже к девяти.

И я не ошибся — когда пришёл во внутренний двор, то обнаружил, что он уже почти полностью заполнен эльфами. Они общались, веселились, пили различные прохладительные напитки. Столы с этими напитками и закусками стояли по всему периметру двора.

За пределами имения княгини Белозерской моросил осенний дождик, и дул пронизывающий ноябрьский ветер; но у нас, как всегда, было лето, и это избавляло всех пришедших на праздник от необходимости надевать верхнюю одежду.

Вообще, об одежде эльфов стоит сказать отдельно: яркая и необычная — она сразу же бросилась мне в глаза. Похоже, большинство присутствующих во дворе были карелами, и они нарядились в честь торжественного мероприятия в свои праздничные национальные костюмы.

Все мальчики и большинство мужчины были одеты в яркие рубахи с длинными рукавами и стоячим воротом и в узкие суконные штаны. И если рубахи были все в основном красные и различались лишь узором яркой вышивки, проходящей по горловине и рукавам, то штаны поражали разнообразием цветов: помимо привычного чёрного встречались всевозможные оттенки синего и зелёного.

На ногах почти у всех были высокие сапоги с узким голенищем и острым загнутым носом. В сапоги эти в обязательном порядке были заправлены штаны. Рубахи все носили навыпуск и подпоясаны они были яркими вязанными поясами. У многих эти пояса обхватывали талию в два оборота и на концах имели кисточки. Кто-то поверх рубашки надел чёрную узкую жилетку, и у всех без исключения на шее был платок — яркий, замысловато вышитый. Видимо, эти платки у карельских мужчин были обязательным элементом праздничного национального наряда.

А вот женщины почему-то почти все были в обычной одежде, хоть и в праздничной. Зато девочки красовались в национальной — в ярких длинных сарафанах на тоненьких лямках и с расшитыми передниками. Надеты эти сарафаны были поверх белоснежных рубашек с пышными рукавами до локтей. Волосы молодых эльфиек покрывали замысловатые головные уборы, украшенный бисером и яркими лентами, у некоторых — жемчугом. На ногах у девочек были или сапожки, или мягкие кожаные боты.

Костюмы впечатляли, а по счастливым лицам их обладателей было видно, что те носят свою национальную одежду с радостью и гордостью. И вся эта яркая пестрота вносила свою лепту в общую атмосферу праздника. И немалую.

Над нашим семейным источником установили шатёр из белой непрозрачной ткани — видимо, чтобы таинство активации дара проходило без лишних глаз. Рядом соорудили небольшой деревянный подиум. На этом подиуме расположились три музыканта с кантеле — народными карельскими инструментами.

Кантеле, будучи струнным щипковым инструментом, больше всего походил на русские гусли, но если мы свой старинный народный инструмент давно позабыли, то карелы использовали кантеле вовсю. Вот и сейчас музыканты, разложив инструменты на коленях, защипывая и перебирая струны пальцами обеих рук, дарили всем присутствующим свою прекрасную музыку. И это тоже невероятно усиливало фантастическую атмосферу праздника.

Я заслушался красивой, невероятно мелодичной музыкой и не заметил, как ко мне подошли Ристо с сыном.

— Доброе утро, князь! — поприветствовал меня Ристо. — Разрешите представить Вам моего младшего сына Микку!

Я поздоровался, протянул парню руку, чем сильно его смутил, после чего пожелал Микку большого дара.

До этого дня я видел Ристо лишь в классическом костюме или в униформе, а теперь на нём были тёмно-зелёные штаны, кумачового цвета рубаха, щёгольская жилетка и просто невероятной красоты расписной шейный платок. Сын его был в ярко-синих штанах и такой же, как у отца, рубашке. Жилетки на парне не было, но зато его шейный платок по красоте ничем не уступал отцовскому.

Микку и так был очень похож на Ристо, а учитывая, что отец и сын оделись практически в одинаковые костюмы, эта схожесть казалась почти стопроцентной. Разве что один был молодой, а второй… немолодой. Хоть бабушка и не назвала мне возраст своего помощника, но учитывая, что шестнадцатилетний Микку был у него младшим, а всего детей, как выяснилось, было пятеро, Ристо вполне мог мне годиться как в отцы, так и в деды. И то, что он выглядел максимум на тридцать пять — сорок лет, ничего не значило — внешность одарённых, как правило, всегда была обманчива.

Мы перекинулись ещё буквально парой фраз, и Ристо с сыном ушли готовиться, а я отправился искать маму с Андреем и Машей — они явно должны были приехать заранее. Пока искал их, заметил Тойво, который что-то эмоционально рассказывал красивой молодой эльфийке, которую я, как мне показалось, раньше уже видел в нашем замке. До моего утреннего разговора с бабушкой я решил бы, что Тойво общается с девушкой по работе, но теперь я был уверен, что это не так. И не удержался от улыбки.

Я обошёл весь двор, однако ни мамы, ни сестры с братом нигде не обнаружил. Зато встретил Милу. Это было так неожиданно, что сначала я даже не поверил своим глазам и невольно зажмурился, чтобы видение, а я решил, что это оно, прошло. Но нет, это действительно была Мила. Мы обнялись, расцеловались, и я сказал:

— Бабушка предупредила, что меня сегодня ждут сюрпризы, но я не ожидал, что настолько приятные.

— У меня сегодня нет никаких дел, и я решила посмотреть на ваш праздник. Екатерина Александровна ещё на прошлой неделе меня на него пригласила. И я очень рада, что приехала — всё так красиво, все веселятся, радуются, и это так искренне, так душевно.

То, что все радуются празднику искренне и душевно, я, будучи менталистом, ощущал, как никто другой. И признаться, мне было приятно подпитываться этими эмоциями.

— Не очень-то они сегодня похожи на холодных эльфов, — заметил я, глядя, как повышается с каждой минутой градус праздника.

— Молодцы! Умеют отдыхать и веселиться. Так и надо!

— Кстати, насчёт веселья! Ты же не откажешься повеселиться со мной после того, как этот праздник закончится?

— Повеселиться-то можно, но бассейн с подсветкой я уже видела, — сказала Мила, хитро прищурившись.

— Но мы не наполняли его шампанским! — заметил я.

— Похоже, я снова получила предложение, от которого будет очень трудно, практически невозможно отказаться, — наигранно вздохнув, произнесла моя подруга. — Полный бассейн шампанского?

— Ну не полный, конечно, но две-три бутылки я туда залью, — пообещал я.

— Но это даже по щиколотку не будет. Только дно смочишь. Как мы будем в этом купаться?

— Действительно, купаться будет сложновато. Тогда я, наверное, воду не буду сливать, а прямо в неё залью шампанское.

— Три бутылки шампанского на бассейн воды? — уточнила Мила.

— Типа того.

— Ну и как можно отказаться от такого предложения?

— Никак, — сказал я.

— Никак, — согласилась Мила. — Сразу отсюда поедем?

— Я бы с радостью сразу, но мне надо в два часа заехать в Кутузовку, поговорить с Анной Алексеевной. Если хочешь, ты можешь поехать со мной.

— Почему бы и нет, я давно хотела посмотреть на академию, окунуться в воспоминания.

— Тогда договорились?

— Договорились, — подтвердила Мила. — А сейчас давай подойдём поближе к музыкантам.

Я согласился, однако никуда подойти у меня не получилось — я увидел Андрея и почти сразу же маму и Машу. Но они явно заметили меня первыми, потому что целенаправленно шли к нам с Милой. Заметив это, Мила сказала:

— Наверное, я сама пойду послушаю музыку, а ты пока пообщайся с семьёй.

Дождавшись, когда подойдут мои мама и сестра с братом и поздоровавшись с ними, Мила тут же нас оставила. Мама и Андрей с Машей первым делом поздравили меня с победой над Хосе, а потом мы принялись разговаривать о разных мелочах. Причём я чуть не забыл спросить у мамы разрешения приехать в Павловск и попрактиковаться в верховой езде. А когда вспомнил и спросил, мама нахмурилась и заявила:

— Мог бы и не спрашивать. Это твой дом, приезжай хоть сегодня.

— Сегодня не могу, — сказал я. — Но, если можно, приеду завтра.

— Если ты ещё раз скажешь «если можно»…

Мама недоговорила, но посмотрела на меня так, что я очень пожалел о сказанной фразе и быстро объявил:

— Я приеду завтра после обеда!

— Отлично, будем тебя ждать. И надеюсь, ты задержишься до ужина.

Я пообещал задержаться, после чего мама с Машей тоже отправились слушать музыку, и мы с Андреем остались вдвоём.

— Отец так переживал, что мне достанется слабый дар, что заставил пройти его активацию уже на третий день после моего шестнадцатилетия, — неожиданно сказал брат. — И лишь когда выяснилось, что дар больше среднего, он устроил праздник. Но, конечно, не такой, как этот.

— Ну устроил же, — заметил я.

— Мне кажется, будь у меня средний дар, я уж не говорю про маленький, никакого праздника вообще бы не было.

— Не держи зла на отца, он нас любил. Но, к сожалению, он считал это чувство своей слабостью и никогда его не проявлял.

— Да не держу я никакого зла, — отмахнулся Андрей. — Тем более сейчас, когда отца уже нет. Просто немного обидно.

— Это тебе-то обидно? — усмехнулся я. — Ты забыл, как меня из дома выгнали?

— Зато ты попал в лучшую магическую академию страны, стал героем, и тобой все гордятся.

— Ты так говоришь, будто сам учишься где попало.

— Ну, не где попало, конечно, — согласился брат. — Я учусь в нормальной академии.

— Вообще-то в лучшей магической академии Петербурга!

— Но с Кутузовской её не сравнить!

— Тебе так хочется в Кутузовку? Устроить тебя туда?

— Ты так говоришь, будто это возможно.

— А вдруг? Почему нельзя? Принципы Кутузовской академии отрицают какую-либо дискриминацию по расе, национальности и социальному статусу. Поэтому теоретически у тебя есть все шансы туда поступить при условии наличия хорошего дара и приличных оценок в гимназическом аттестате. Но вот сможешь ли ты там учиться? Это правила не допускают дискриминации, а вот многие студенты очень даже допускают.

— Плевать мне на этих некоторых студентов! — заявил брат. — Если бы у меня появилась возможность учиться в Кутузовке, с проблемными студентами я бы уж разобрался.

— Тогда поговорю с ректором, — сказал я. — Но только я тебе ничего не обещаю!

— Ты уже пообещал поговорить, — заметил Андрей.

— Хорошо. Но кроме этого ничего не обещаю!

— Договорились!

Похоже, я погорячился и наобещал лишнего, но деваться теперь было некуда. Андрей хотел мне ещё что-то сказать, но не успел — в воздухе над нашими головами появилось несколько светящихся огненных шаров, которые начали тут же взрываться с громкими хлопками и яркими вспышками. Таким образом княгиня Белозерская привлекала внимание собравшихся. Сама она тем временем вышла на подиум, который предусмотрительно покинули музыканты, и всех поприветствовала.

После этого на подиум вывели пятерых виновников торжества. Бабушка поздоровалась с ребятами и произнесла речь о том, какой это важный для них день, и о том, что мы все в этом дворе — семья. Иногда в процессе выступления княгиня Белозерская переходила на карельский язык. Все собравшиеся слушали её очень внимательно, время от времени аплодировали.

И в какой-то момент у меня возникло ощущение, что это действительно большая семья. Наша большая семья. А когда ко мне подошла Мила, и я обнял её, меня окончательно накрыло. Такого невероятного ощущения комфорта и уюта я никогда ещё не испытывал.

Тем временем княгиня Белозерская подняла правую руку, и все замолчали. Бабушка что-то негромко сказала одному из парней и зашла в шатёр. Парнишка поспешил за ней. Видимо, в отличие от активации дара в Кутузовской академии, где мы все зашли в храм источника и наблюдали за активацией друг друга, в нашей большой семье было принято делать это без лишних глаз.

Тишина во дворе стала аж давящей, я слышал, как бьётся сердце Милы и как пульсируют мои виски. Примерно через две минуты бабушка вывела парнишку из шатра за руку и громко объявила:

— Дар активирован! Предрасположенность к магии воды! Сила дара выше среднего!

Тут же заиграла музыка, раздались аплодисменты и радостные возгласы, а парнишка спрыгнул с подиума и потонул в объятиях родни.

Второй пошла к источнику одна из девушек, её дар оказался средним. Третьим отправился Микку. Сыну Ристо достался большой дар. Двум оставшимся ребятам — ниже среднего. На всё про всё, на все пять активаций ушло чуть больше получаса. После чего бабушка объявила гостям праздника, что через полчаса начнётся торжественный обед в большом зале приёмов, и уступила подиум музыкантам.

Я подождал, пока бабушку поблагодарят за предоставленную возможность активировать дар родные всех пятерых свежеиспечённых магов, после чего подошёл к ней и сказал:

— Поздравляю Вас, точнее, нас с увеличением нашей большой семьи!

— И я тебя поздравляю, мальчик мой! — ответила бабушка. — Надеюсь, тебе понравилось.

— Такое не может не понравиться. Это действительно настоящий праздник — яркий, радостный, просто потрясающий!

— Это ты ещё не знаешь, чем нас сегодня порадуют повара на обеде! — улыбнувшись, сказала княгиня Белозерская.

*****

— Невероятно! — воскликнула Мила, когда мы с ней вошли на территорию Кутузовской академии. — Здесь вообще ничего не изменилось!

— На самом деле изменилось многое, — возразил я. — Но сразу всё это заметить непросто. Ты сейчас куда планируешь пойти?

— Всё зависит от того, сколько времени ты пробудешь у ректора.

— Минут десять — пятнадцать не больше. Если, конечно, она меня сразу примет.

— Ну за это время я максимум что успею — это увидеться с Игнатьевым да заскочить в столовую.

— Зачем тебе в столовую? — удивился я. — Мы же недавно пообедали на празднике. Но если уж ты проголодалась, то есть куча вариантов…

— В здешней столовой продают самые вкусные пирожки в мире! — перебила меня Мила. — И я по ним соскучилась!

Спорить я не стал, так как пирожки в столовой Кутузовской академии действительно всегда были очень вкусные; но я не был таким уж поклонником выпечки, поэтому так, как Мила, по ним не соскучился. Мы договорились, что после встречи с ректором я зайду за Милой в столовую, и я отправился к административному корпусу, а моя подруга — к учебному, искать Игнатьева.

Анна Алексеевна приняла меня сразу, а её секретарь сделала мне кофе. Без просьбы. С молоком и без сахара — как я люблю. Не забыла, и это было приятно.

— Ну что, герой, можно тебя поздравить? — сказала Анна Алексеевна, едва я зашёл к ней в кабинет.

— Можно, — ответил я.

Ректор встала из-за стола, вышла ко мне навстречу и протянула ладонь, чтобы пожать мне руку. И я сразу вспомнил, как она почти так же встретила нас в день нашего приезда в Кутузовку из Череповца. Но в этот раз после рукопожатия Анна Алексеевна ещё и обняла меня и как-то совсем по родному сказала:

— Ты молодец, я горжусь тобой.

— А я горжусь тем, что Вы мной гордитесь! — ответил я.

И это было правдой — меня действительно распирало от гордости, всё же не каждому студенту Кутузовской академии доводится услышать такие слова от ректора. Впрочем, особую ценность похвале, полученной от Анны Алексеевны, добавляло то, что она была не только ректором, а ещё и моим наставником во время подготовки к поединку с Хосе Вторым.

И ещё я отчётливо понимал: если бы не эта уникальная подготовка, я бы из Ацтлана не вернулся. Впрочем, я бы туда и не попал — безумный мексиканец разделался бы со мной ещё в Мадриде, в парке Кампо дель Моро.

— Разрешите от всего сердца поблагодарить Вас, Анна Алексеевна, за помощь в подготовке к поединку, за то, что нашли время и силы со мной возиться, — сказал я, после объятий. — Если бы не Вы и не Ваш уникальный щит…

— Какой ещё щит? — перебила меня Милютина и удивлённо вскинула брови. — Ты о чём?

— Сам не понял, что сказал, — ответил я. — Меня Хосе по голове сильно бил, из-за этого я теперь иногда говорю всякую ерунду.

Анна Алексеевна улыбнулась и заметила:

— Неплохо, но надо тренироваться. Лицо у тебя сначала было очень уж растерянное.

Я пообещал поработать над эмоциями, затем подробно рассказал Анне Алексеевне о поединке с Хосе, выслушал очередную похвалу и ответил на кучу вопросов. Милютину интересовали даже самые мелкие детали боя и особенно то, как император Ацтлана использовал зеркало Монтесумы.

В процессе разговора я спросил Анну Алексеевну, не считает ли она, что после победы над Хосе мне уже можно потихоньку начать тренироваться с шапкой Мономаха, но ректор снова была против. Причём категорически. Она, как и бабушка, считала, что с моим магическим уровнем это слишком опасно.

К моему удивлению, мы проболтали почти час. Мила за это время уже должна была полностью уничтожить запасы пирожков в столовой, однако у меня ещё оставалось одно дело — я должен был спросить у ректора, есть ли у моего брата возможность стать студентом в Кутузовской академии.

— Анна Алексеевна, можно задать Вам вопрос, который может показаться глупым? — осторожно зашёл я издалека.

— Я работаю ректором академии уже не один год, — ответила Анна Алексеевна. — Знаешь, сколько за всё это время я выслушала глупых вопросов?

— Думаю, немало.

— Правильно думаешь. Поэтому смело задавай. Одним больше, одним меньше — не критично. К тому же не все на первый взгляд глупые вопросы на самом деле оказываются таковыми. Что тебя интересует?

— Я хотел узнать, можно ли в Кутузовской академии учиться не человеку?

— Наша академия относится к структуре Министерства обороны Российской Федерации, если ты ещё не забыл. В Министерстве обороны есть какие-либо расовые ограничения?

— Нет.

— Тогда почему они должны быть в Кутузовской академии?

— То есть, можно? — уточнил я.

— Да, можно, — ответила ректор. — Только вот, к сожалению, ни эльфы, ни орки у нас не учатся. И я думаю, ты это сам успел заметить в своё время.

— Заметил. Потому и спросил.

— Я тебе больше скажу, — вздохнув, произнесла Милютина. — Уже три года я пытаюсь запустить специальную программу по привлечению в нашу академию одарённых орков и эльфов. Но пока безуспешно. С эльфами совсем всё сложно, а вот несколько орков попробовали. Однако не продержались и семестра.

— Но почему?

— Расовые предрассудки — сильная штука, и подвержены им не только эльфы, но и люди, — сказала Анна Алексеевна. — Конечно, люди в меньшей степени, но всё же. Ребята орки просто не смогли учиться здесь. У меня даже возникла в какой-то момент мысль, сделать специальные группы для орков и эльфов, чтобы им было легче. Но нельзя. Правилами академии запрещена любая расовая сегрегация. Даже в случае, когда это может оградить представителей какой-либо расы от нападок и агрессии. Вот такая ирония получается.

Милютина замолчала, горько улыбнулась и развела руками.

— Да уж, нелепая ситуация, — согласился я.

— А к чему ты вообще поднял эту тему? — спросила Анна Алексеевна.

— Мой брат Андрей мечтает учиться в Кутузовской академии.

— А сколько ему лет? Разве он уже не учится где-то?

— Учится, — ответил я. — В Петербурге. Но очень хочет учиться здесь.

— Ну если уж очень хочет, пусть приезжает. Правда, придётся сдать все экзамены и зачёты за первый семестр по тем предметам, что не совпадают в наших академиях. Но мы дадим ему отсрочку. Если это твой брат, то, я думаю, он справится.

— Благодарю Вас, Анна Алексеевна!

— Не за что, это в моих интересах — чтобы у нас наконец-то появится студент-эльф. Но только предупреди брата, что будет нелегко.

— Обязательно предупрежу, — пообещал я.

Глава 21

— Вы хотите потребовать от кагана Карима снятия всех обвинений, выдвинутых в Ваш адрес и в адрес Романа в связи с убийством кагана Абылая? — спросил генерал Милютин у кесаря Романова. — Но это практически то же самое, что требовать от него признания в организации убийства Абылая.

Александр Петрович и Иван Иванович беседовали в кабинете кесаря. С виду обстановка казалась непринуждённой — на столе перед Милютиным стояла полупустая чашка чая, Романов, откинувшись в кресле, пил кофе. Случайно вошедшему в кабинет показалось бы, что они обсуждают какие-то незначительные рабочие вопросы. Но на самом деле кесарь делился со своим верным соратником планом, реализация которого могла кардинально изменить судьбу и страны, и всего мира. Изменить как в лучшую, так и в худшую сторону.

— И ещё мы потребуем официальных извинений, — сказал Романов. — Чтобы уж наверняка. Как тебе такой план? Что думаешь?

— Думаю, Карим сильно удивится, — ответил Милютин. — И разозлится.

— Очень на это надеюсь. Надо будет всё расписать в максимально обидных формулировках и дать ему на раздумья один месяц.

— А потом?

— Потом, если они не выполнят наши требования, а они их не выполнят, мы объявим каганату войну. И об этом мы тоже упомянем в выдвигаемом ультиматуме.

— Вы хотите начать войну с каганатом? — удивился Милютин. — Через месяц?

— Согласен, план не идеальный, но, как мне кажется, в данный момент чуть ли не единственный, который позволит нам, если не контролировать ситуацию, то хотя бы избежать неприятных сюрпризов. Всё идёт к тому, что войны с Британией, к моему огромному сожалению, не избежать. А коли так, то мы, Ваня, должны действовать на опережение!

— Вы хотите объявить войну одновременно и Туркестану, и Лондону? — ещё больше удивился генерал.

— Только Туркестану. У нас нет формального повода для войны с англичанами. Но Британия и каганат с недавних пор — союзники. Это, конечно, ничего не значит — если англичанам не выгодно, они не будут помогать своим союзникам, но сейчас им это выгодно. Ну и не стоит забывать, что к их коалиции может присоединиться Китай. А может, и ещё кто-нибудь. Расклады в целом не очень весёлые.

— Расклады крайне невесёлые, — согласился Милютин. — Но я не понимаю, почему войну должны объявлять мы?

— Потому что это позволит избежать ненужных жертв и пустить процесс по нашему плану, — ответил кесарь. — Каганат сейчас не может объявить нам войну — Карима просто не поймут старейшины и главы родов, и многие не поддержат его. Но это сейчас, а завтра или послезавтра всё может измениться. Карим, точнее, его хозяева могут устроить какую-нибудь провокацию, обвинить в этом Россию, и уже потом Карим объявит нам войну. И тогда народ и старейшины поддержат своего кагана. А устроить они могут что угодно: от убийства вдовы и дочери бывшего кагана до крупного теракта в Туркестане.

— До крупного теракта? Думаете, Карим пойдёт на такое?

— Чтобы получить власть, этот подонок убил человека, относившегося к нему как к брату. Ради того, чтобы эту власть сохранить, он пойдёт на что угодно. У него вообще сейчас очень сложное положение — он и хозяевам хочет услужить, и при этом сильно боится, что главы родов и старейшины его не поддержат в случае, если они посчитают, что каган ввязался в войну с Россией по незначительному поводу. В этой ситуации наш ультиматум для Карима — волшебное избавление от головной боли. У него отпадёт необходимость устраивать какие-либо провокации. Но тянуть нельзя, мы должны буквально на днях выдвинуть им этот ультиматум.

— Но сможем ли мы за месяц подготовиться к войне? — спросил Милютин. — Успеем ли? Может, не стоит настолько торопить события?

— Надо успеть, Ваня. Больший срок давать я боюсь. Англичанам нужна война, и они подталкивают к ней Карима очень активно. Провокацию могут устроить в любой момент.

— А если они её планируют в ближайшие дни провести?

— Вполне возможно, поэтому и говорю, что надо поторопиться.

— Я имел в виду другое. Будут ли они ждать месяц, если у них всё готово, и уже на днях они могут всё провернуть?

— Провернуть-то можно, если всё готово, — согласился Романов. — Но где гарантии, что всё пройдёт гладко и что на эту провокацию все в каганате отреагируют именно так, как нужно Лондону? Проще уж месяц подождать, раздувая за это время истерию по поводу того, какие мы наглые и агрессивные, и готовя жителей каганата к справедливой, с их точки зрения, войне. Да и лишняя работа никому не нужна. Подготовить и успешно провести хорошую провокацию — дело не быстрое и не простое. И ты это не хуже меня знаешь. Нет, Ваня, от такого подарка ни Карим, ни Эджертон не откажутся.

— Тогда почему месяц, а не два?

— Потому что наглеть тоже не стоит. И я думаю, мы сможем подготовиться за это время.

— Когда Вы планируете поделиться своим планом с Советом Безопасности? — поинтересовался Милютин.

— Сначала я должен убедиться, что это стоящий план, — ответил Романов. — Собственно, для этого я тебя и позвал. Давай-ка вместе поищем у него слабые места.

— На мой взгляд, самое слабое место — это война с тюрками. Портить отношения с целым народом из-за одного дорвавшегося до власти эльфа — как по мне, это не лучшее развитие событий, — тяжело вздохнув, произнёс генерал. — Я бы сделал всё, что только возможно, лишь бы не допустить войны с каганатом.

— Объявить войну и допустить войну — несколько разные вещи, — улыбнувшись, сказал кесарь. — Но действовать надо аккуратно.

*****

От замка бабушки до имения родителей мы добирались на машине более двух часов — как ни пытался Тойво объезжать пробки, мы постоянно попадали то в одну, то в другую. И пока мы ехали, я понял, что очень привык к возможности перемещаться на дальние расстояния при помощи пространственной магии. Мне это уже казалось чем-то естественных, хотя на самом деле использование порталов было доступно единицам.

Точнее, перемещаться с их помощью могли многие одарённые при достаточном магическом уровне и при наличии необходимых артефактов, но лишь единицы могли создавать эти артефакты: портальные маяки да амулеты для входа в портальные врата. И, кроме бабушки и Александра Петровича, я больше не знал никого в России, кто мог бы это делать.

Тойво довёз меня до самого дома в прямом смысле этого слова, разве что на первую ступеньку крыльца не наехал. После чего он с чувством выполненного долга покинул наше Павловское имение. Назад добираться мне предстояло самому — порталом в башню.

Я проводил взглядом выезжающего за ворота Тойво, забросил на плечо сумку с амуницией, поздоровался со стоявшим на крыльце дворецким и хотел было попросить его позвать маму; как вдруг отворилась входная дверь, и мама показалась на пороге.

— Здравствуй, сынок! — сказала она. — Ты удачно приехал — через два с половиной часа будут накрывать обед. Ты как раз за это время успеешь позаниматься.

— Здравствуй! — ответил я. — Если лошадь готова, то успею.

— Она готова, и ещё я велела подготовить отцовского жеребца — ты можешь взять его, если хочешь.

— Если моя старая лошадка всё ещё в форме, я бы предпочёл ездить на ней.

— Твоя старая лошадка вовсе не старая, — улыбнулась мама. — Ей одиннадцать лет, и по лошадиным меркам она сейчас в самом расцвете сил.

— Тогда не вижу смысла её менять.

— А что насчёт обеда? Ты ведь на него останешься?

— Конечно, останусь. Я никуда не спешу, а после верховой езды на свежем воздухе всегда очень хочется есть.

— Ну если не спешишь, то оставайся на ночь, — предложила мама. — Маша только вечером вернётся домой, и она будет очень рада тебя видеть.

— Я могу дождаться Машу, поужинать с вами, а уже потом отправлюсь домой.

— Это тоже твой дом.

— Но у меня в этом доме даже комнаты нет! — возразил я и тут же понял, что получилось не очень красиво.

Мы с мамой договорились не держать друг на друга зла, не вспоминать прошлое и в первую очередь нанесённые друг другу обиды, но я сорвался. Точнее, даже не сорвался, так как зла на маму уже давно не держал — я сказал это без всякой злости и плохого умысла, просто ляпнул не подумав.

Мама сразу же перестала улыбаться и негромко произнесла:

— Пойдём.

Она развернулась и куда-то пошла; я не стал ничего говорить и как-либо оправдываться, а просто отправился за ней. По маршруту я почти сразу понял, что мы идём к моей комнате. Точнее, к комнате, которая когда-то была моей.

Когда мы подошли к до боли знакомой двери, к моему горлу подкатил комок. Вроде столько времени прошло, и всё давно перегорело, и родительский дом в целом уже не вызывал у меня никаких особо ярких эмоций, а вот дверь моей бывшей всколыхнула-таки волну воспоминаний, от которых перехватило дыхание.

Мама отворила дверь и жестом предложила мне войти в комнату первому. Я вошёл. И обомлел. Внутри всё было так, как в день моего отъезда — даже модели поездов на полке стояли так, как я их оставил два года и восемь месяцев назад.

— Но ты же говорила, что вы переделали эту комнату под изостудию Маши, — ошарашенно произнёс я.

— Отец сильно переживал, когда ты уехал, — сказала мама. — Ему было очень тяжело. Однажды я застала его выходящим из твоей комнаты. Он был подавлен и не заметил меня. И я решила, что должна ему помочь. Я подумала, что если ничего не будет напоминать Николаю о тебе, то ему станет легче. Мне и самой было тяжело, но я больше волновалась за отца. Ему было тяжелее, ведь ему приходилось, помимо расставания с тобой, переносить постоянные упрёки твоего деда. Тот был уверен, что ты получил человеческую ауру из-за того, что мы воспитывали тебя в недостаточно эльфийских традициях.

Мама вздохнула. Видно было, что ей очень тяжело говорить на эту тему. Она присела на кровать, немного помолчала и продолжила:

— Сейчас я понимаю, что надо было просто поговорить с Николаем, но тогда я не придумала ничего лучше, чем оградить отца от любых напоминаний о тебе. И я велела сделать в этой комнате изобразительную студию для Марии. Я была неправа, но тогда это казалось мне лучшим решением. Я любила твоего отца, сильно любила. И до сих пор его люблю.

Мама снова вздохнула, встала, подошла к стене и провела рукой по висевшей в рамке фотографии. На снимке были изображены мы с Андреем и Машей. Совсем ещё маленькие — мне на вид было лет шесть-семь.

— Но я не могла это всё уничтожить или выбросить, — сказала мама, указав рукой на полку с моими вещами и игрушками. — Я велела всё аккуратно собрать и сложить в отдельную комнату в подвале, опечатать и никого туда не пускать. А перед этим сама всё отфотографировала. И, как видишь, не зря — благодаря этим фотографиям, удалось восстановить твою комнату в прежнем виде. Только обои немного другие, но очень похожи.

— Если честно, я не заметил, что обои другие, — признался я. — Лишь сейчас, когда ты сказала, обратил на это внимание.

Я ещё раз внимательно оглядел комнату — в этот раз уже с учётом полученной информации и убедился, что ничего, кроме рисунка обоев, не изменилось. И, возможно, это даже хорошо, что обои поменялись, иначе было бы сложно поверить, что в течение двух лет в этой комнате располагалась изостудия. Не то чтобы я не верил маме — конечно же, верил, но очень уж это было невероятно.

— Уж сюрприз так сюрприз, — только и смог я сказать. — Спасибо, что ничего не выбросила!

Мама хотела что-то мне ответить, ното ли не смогла подобрать нужных слов, то ли ей было трудно говорить — так или иначе, она ничего не сказала, а по её щекам потекли слёзы.

— Ну ты чего? Всё хорошо, и все неприятности уже в прошлом, — сказал я. — А дальше будет только лучше.

Я обнял маму и почувствовал, что она начала всхлипывать. Это было очень необычное ощущение. Сотни раз в детстве, мама меня обнимала в этой комнате, а я всхлипывал или откровенно ревел, когда был маленьким. Обнимала и успокаивала. А теперь я успокаивал маму. Как же сильно всё переменилось за каких-то два с половиной года с небольшим.

Как много я пережил за это время: изгнание из дома и учёбу в Кутузовской академии; похищение и учёбу в центре «Ост»; побег из Восточного, кучу приключений в Новгороде и Москве; удивительное «знакомство» с бабушкой. Я пережил несколько покушений на меня, участвовал в различных спецоперациях: в Польше, Барселоне, Лондоне и Стамбуле. Помирился с отцом и сразу же потерял его, спас маму и сестру с братом от Жилинского, помог кесарю Романову остановить гражданскую войну, получил невероятный для моего возраста четвёртый магический уровень, освоил множество сильнейших заклятий и стал обладателем двух Великих артефактов.

Я познакомился с Великим каганом и спас его наследника во время государственного переворота в Туркестане; король Испании даровал мне титул гранда; император Священной Римской империи кормил меня собственноручно приготовленным стейком; я дрался с премьер-министром Британской империи и еле унёс от него ноги; я выходил на поединок с императором Ацтлана и умудрился в этом поединке одержать победу.

Ещё я встретил любовь, потерял её, а потом снова нашёл.

Кому-то всех моих приключений хватило бы на целую жизнь, а то и на две; но у меня на это ушло менее трёх лет. Признаться, самому в такое не верилось.

А теперь я снова стоял в своей комнате, обнимая маму, а с верхней полки шкафа глазами-пуговками на меня глядел мой первый верный друг — зелёный плюшевый медведь. И мне показалось, что у меня сейчас тоже по щекам покатятся слёзы. Но я держался — всё же я теперь был старшим мужчиной в роду. Значит, моих слёз никто не должен был видеть.

— Ты прав, теперь всё будет хорошо, — сказала мама. — Ты переодевайся, а я пойду. Увидимся за обедом.

Мама быстро вышла из комнаты, утирая слезу, а я присел на кровать. Немного посидел, пришёл в себя, ещё раз огляделся. Ощущение, что я вернулся в детство, не покидало. И мне очень захотелось поспать в своей кровати — хоть на одну ночь вернуться в детство и представить, что я никуда не уезжал, что утром я проснусь отдохнувший и беззаботный и выйду к завтраку. А за столом меня будут ждать мама, брат, сестра и отец.

И так я это явственно представил, что мороз по коже пробежал. Мне действительно на какой-то момент показалось, что ничего этого со мной не было: ни отъезда в Новгород, ни всех этих безумных приключений.

Но к сожалению, всё было. И я был уже не тот, что в день своего шестнадцатилетия, и отца было уже не вернуть, и ещё многих людей и эльфов, которые погибли в нелепой войне, организованной и спровоцированной моим дедом и четырьмя его дружками-расистами.

Я со злости сжал кулаки, и предательская слеза всё-таки покатилась. Впрочем, теперь было можно, теперь никто не видел.

Посидев ещё минут пять на кровати, я достал из сумки амуницию и начал переодеваться. Футболка поло, тёплый жилет, конные бриджи, специальные высокие сапоги с большим каблуком — как же давно я ничего этого не надевал. Накинув сверху куртку и засунув в карман перчатки, я взял жокейку и покинул комнату.

Выйдя из дома на улицу, столкнулся с братом, который сразу же принялся расспрашивать меня о моём разговоре с ректором Кутузовской академии.

— Анна Алексеевна сказала, что ты можешь к ним переводиться, — сказал я. — Если, конечно, разницу в экзаменах сдашь.

— Сдам! — не раздумывая, заявил Андрей. — А там программа сильно отличается от той, что я в нашей академии прохожу?

— Да мне-то откуда знать? — удивился я. — Съездим на днях в Новгород, если ты точно решил переводиться, и всё узнаем.

— А когда поедем?

— Давай мы это решим после обеда. Главное — возможность есть, а остальное — детали.

— А я там буду в общежитии жить? — не унимался брат.

— Вообще-то, у нас в столице есть дом, — ответил я. — Хотя, конечно, первый год советую пожить в общежитии. Но это мы тоже обсудим после обеда.

Подмигнув брату и не дав ему задать ещё какой-нибудь вопрос, я быстро развернулся и ушёл — не хотелось сокращать время занятия верховой ездой, а обед приближался.

Не успел я подойти к конюшне, как из неё мне навстречу выбежал наш конюх Семён и торжественно доложил:

— Лошади готовы, Ваше Сиятельство! Рад! Очень рад Вас снова видеть! Какую лошадку изволите седлать? Тайгу или Гранита?

«Ваше Сиятельство» резануло слух — давно меня так никто не называл. У бабушки ко мне все обращались «князь». И без титула это обращение было больше похоже на прозвище. Одним словом, я отвык ощущать себя аристократом, и, признаться, не особо по этому ощущению скучал.

Но в Павловске было принято обращаться ко всем членам семьи Седовых-Белозерских исключительно по титулу, как, впрочем, и к другим аристократам; и я не видел смысла сразу идти наперекор установившимся в имении обычаям. Если уж что-то и менять, то постепенно, а не с первого же приезда. А ещё я отметил, что не знаю отчества конюха. Раньше мы с братом всегда обращались к нему по имени, хоть и на вы, а теперь мне это казалось не совсем правильным — всё же он годился мне в деды. Но выбора не было.

— Я тоже рад Вас видеть, Семён! — сказал я. — Седлать будем Тайгу, и я сам хочу всё сделать. Заодно контакт наладим.

— Как скажете, Ваше Сиятельство! Пройдёмте тогда! Сейчас вот только седло возьму.

Конюх на удивление резво сбегал за седлом, а заодно принёс и яблоко. Не забыл. И снова предательский ком подкатил к горлу. Очередное воспоминание детства накрыло меня с головой — я с отцом прихожу в конюшню, Семён даёт мне яблоко, я угощаю лакомством лошадь, и лишь после этого мы начинаем занятие. Похоже, в отчем доме меня ждало ещё много таких воспоминаний-вспышек.

Моя гнедая лошадка ждала меня в стойле и, казалось, была полностью погружена в какие-то свои лошадиные мысли. Лишь когда я подошёл к ней совсем близко, она обратила на меня внимание — слегка повернула голову в мою сторону.

— Ну здравствуй, Тайга! — сказал я и погладил лошадь по шее. — Соскучилась?

Тайга фыркнула, бросила на меня быстрый взгляд, после чего уставилась на яблоко. Положив угощение на ладонь, я протянул его лошади, та быстро схватила «вкусняшку» губами и принялась жевать. А я снова её погладил и сказал:

— Похоже, не особо соскучилась, но, надеюсь, ты меня хотя бы вспомнила.

После этих слов Тайга перестала жевать, снова фыркнула и ткнулась мордой в мою руку. Всё же она меня узнала.

Глава 22

Немногим более месяца назад Российская Федерации выдвинула Тюркскому каганату ультиматум, в котором содержался ряд требований, и в случае неудовлетворения этих требований, Новгород обещал объявить Туркестану войну. И я знал, что в случае её начала, мне придётся в полной мере участвовать в боевых действиях. Соответственно, к этому надо было готовиться, чем я и занимался всё это время.

Впрочем, занимался я не так активно, как во время подготовки к поединку с Хосе Вторым — не более четырёх часов в день. Поэтому у меня находилось время и для полноценного отдыха, и для общения с Милой. Мы с ней встречались в Новгороде, это было немного неудобно, зато романтично. Мы гуляли по набережной Волхова — несмотря на снег и зимний ветер, это доставляло нам удовольствие; сидели в различных уютных кафе, дважды были в театре, а один раз даже забрели в зоопарк.

Помимо встреч в столице, я два раза гостил в имении Никитиных, и разок мы с Милой ездили на ужин в Павловск. А ещё мы с Андреем съездили в Кутузовку, и я провёл ему экскурсию по академии, после которой брат окончательно утвердился в своём решении перевестись туда. Ещё я помог Алихану переехать в имение Романова. Зачем — мне не объяснили, но явно не просто так.

И надо признаться, такой ритм подготовки мне нравился. Расстраивало лишь то, что бабушка категорически запрещала мне даже подходить к шапке Мономаха. Но она была права — рисковать лишний раз не стоило. Надо было подождать. Неизвестно, правда, сколько, но альтернативы всё равно не было.

А вот для чего Александру Петровичу понадобилось, чтобы я освежил навык верховой езды, я так и не выяснил. Но в Павловск на занятия ездил регулярно — два раза в неделю. Перевозить Тайгу к нам мы не стали, чтобы не доставлять лошади дискомфорта и не заставлять её привыкать к новой конюшне. Я установил постоянный портальный маяк в Павловске, и после этого смотаться в родительское имение на занятие верховой ездой для меня стало не сложнее, чем сходить пообедать с бабушкой.

Время, отпущенное кагану Кариму на выполнение требований ультиматума, пролетело быстро. Ожидаемо никто ничего не выполнил, и двадцатого декабря две тысячи сто двадцать первого года Российская Федерация объявила войну Тюркскому каганату.

Только вот боевые действия никто не начал — ни сразу после объявления войны, ни через день, ни через два. Всё это было необычно и вызывало множество вопросов, и ответы на них я должен был получить на третий день этой странной войны — объявленной, но так и не начавшейся.

Двадцать третьего декабря кесарь Романов собрал в своём родовом имении членов Совета безопасности Российской Федерации, и пригласил на это собрание меня. И мне очень не терпелось узнать, за что мне выпала такая честь, хотя примерно я догадывался. И ещё было любопытно, почему заседание совета кесарь решил проводить не в своей резиденции, а дома.

Ответ на второй вопрос я получил сразу же, едва вошёл в зал, где должно было проходить совещание: за столом, помимо самого Романова, а также председателя дворянского собрания Москвы князя Воронцова, министра обороны графа Салтыков, руководителя администрации кесаря князя Глебова и главы КФБ России графа Валуева, сидела Дана. Это всё объясняло — появляться в здании администрации кесаря ей не стоило.

Я поздоровался и присел за стол. Почти сразу после меня подошли Милютин, Каменский и глава МВД — князь Мещерский. Часы к этому времени показывали ровно двенадцать, и судя по всему, пришли все, кто должен был прийти, потому как Александр Петрович громко произнёс:

— Прежде чем начать заседание совета, я хочу закрыть небольшой должок. Я ничего не забыл, Роман!

Последняя фраза была адресована мне, и так как я ничего не понял, то сделал вывод, что я, в отличие от Александра Петровича, что-то забыл. Пока я об этом размышлял, кесарь достал из ящика стола небольшую коробочку с гербом России на крышке и открыл её. В коробочке лежал орден — почти такой же, как я получил по возвращении из Польши. Романов подошёл ко мне и, протягивая орден, объявил:

— За мужество, героизм, твёрдую гражданскую позицию и огромный вклад в укрепление государственной безопасности России Роман Николаевич Седов-Белозерский награждается орденом «За заслуги перед Отечеством» третьей степени!

— Служу Отечеству! — ответил я, принимая орден, и подумал, что всё-таки надо выяснить, что следует говорить в подобных случаях, вдруг когда-нибудь и до второй степени дело дойдёт.

Все находящиеся в зале поднялись со своих мест и зааплодировали. Было приятно. Не то чтобы я особо страдал от тщеславия, но было приятно. А Александр Петрович крепко пожал мне руку и заметил:

— В этот раз получилось вручить в более торжественной обстановке, а в следующий, глядишь, вообще по протоколу всё пройдёт.

«Однозначно стоит узнать, как себя вести и что говорить в подобных случаях», — подумал я, усаживаясь за стол.

Тем временем все снова уселись за стол, а Александр Петрович вернулся на своё место и сказал:

— Ну а теперь к делу! Сегодня мы получили подтверждение из каганата — их устроило место, и они предлагают двадцать седьмое декабря.

— Новый год спокойно встретить не получится, — грустно произнёс Каменский.

— Не факт, — возразил Романов. — Есть большой шанс, что обойдёмся, так сказать, малой кровью.

— Очень хотелось бы, — сказал Салтыков.

О чём шла речь, для меня было загадкой, и Александр Петрович, словно уловив моё желание хоть что-то понять, посмотрел на меня и пояснил:

— Как ты знаешь, Россия объявила войну Тюркскому каганату. И к моей радости, в одном очень важном моменте взгляды у нас с каганом Каримом сошлись — мирное население пострадать не должно. Мы решили, как в старые добрые времена, сойтись дружинами одарённых в чистом поле и выяснить, кто сильнее. Я, конечно, сомневаюсь, что со стороны каганата решение принимал Карим, но будем считать, что он.

— Это решение удобно для всех, — заметил Воронцов. — И для англичан в первую очередь. Сражение на границе позволит потом премьеру Эджертону убедить подданных Её Величества, что Англия всего лишь защищала своего союзника, на которого вероломно напал северный сосед. И ещё это позволит привлечь в антироссийскую коалицию новых участников. Мало кто захочет рисковать и сразу идти драться на нашу территорию. Мы ведь в случае чего, тоже можем к ним прийти. Поэтому сражение на границе, по сути, на нейтральной земле так для всех удобно. В случае своей победы противник поймёт, что он сильнее, и тогда уже можно идти на Новгород. В случае поражения — можно просто убежать, и велик шанс, что мы не отправимся никого догонять и добивать у него дома. Что мы ограничимся лишь походом в Туркестан.

— А где именно на границе находится наше «чисто поле»? — поинтересовался Каменский, которого, похоже, как и меня, не посвятили заранее в детали планируемой операции.

— Оно находится в пустыне Рын, примерно в ста километрах к северо-востоку от Астрахани, — ответил Валуев. — А в пяти километрах от этого места находится наше зимовье Есмухан. Это точка нашего сбора. Там будут открыты порталы. Учитывая численность отрядов, которые мы планируем задействовать в этой операции, портал потребуется очень большой. И держать его открытым придётся минимум полчаса, пока все не пройдут. Из Новгорода это будет довольно сложно сделать. Поэтому основные наши силы уже сегодня-завтра должны отправиться в Астрахань военно-транспортной авиацией. А уже из Астрахани порталом. На расстоянии ста километров будет намного проще его держать.

— Ну сто километров и так можно проехать, — заметил Каменский.

— Можно, — согласился Валуев. — Видимо, какая-то часть наших бойцов так и поедет.

— А каково соотношение сил? — поинтересовался глава Санкт-Петербурга. — Понятно, мы не знаем, что для нас готовят, но хотя бы примерное? Каковы наши шансы на победу в сражении, если план Александра Петровича по какой-либо причине не сработает?

— Он должен сработать, — вступила в разговор Дана. — Карима никто не любит, а вся неприязнь к России строится на обвинениях в убийстве Абылая. Когда все главы родов, старейшины и простые жители каганата узнают правду, всё изменится.

— На то и расчёт, — добавил Романов.

— Но всё же, каков расклад сил? — не унимался Каменский.

— Теоретически силы примерно равны, — сказал глава КФБ. — У нас больше высокоуровневых боевых магов, но нет союзников, у каганата своих магов меньше, но ожидается активная помощь Британии и Китая. Но, как уже сказал Александр Петрович, мы очень надеемся, что до крупного сражения дело не дойдёт. Шансы на это не такие уж большие.

— Не большие, но есть, — произнёс Воронцов. — И в этой связи меня смущает выбор места. Тюркам привычно — в пустыне воевать, а я бы предпочёл другую местность.

— Я тоже не понимаю, — сказал Каменский. — Если мы встречаемся на границе, то почему не выбрали её участок в Оренбургской или в Челябинской областях? Подальше от столиц.

— Потому что это практически самый запад каганата, и это место максимально удалено от Туркестана и, что немаловажно, от Китая. Мы ожидаем из Поднебесной большую армию в поддержку Карима. Не факт, что они успеют вступить в бой, но чем дальше от китайской границы это всё будет происходить, тем лучше.

— Но чем дальше от Китая, тем ближе к Новгороду, — грустно пробурчал Каменский. — И к Петербургу.

Впрочем, на этом глава Санкт-Петербурга остановился и больше вопросов задавать не стал. Эстафету принял руководитель Дворянского собрания Москвы.

— А какие настроения сейчас в каганате? — спросил Воронцов. — Понятно, что нас не любят, но всё же, одно дело не любить, другое — воевать.

— Этот вопрос я, с вашего позволения, переадресую нашей гостье, — сказал Романов и посмотрел на Дану.

— После вашего ультиматума все возмущены, — сказала вдова кагана Абылая. — Но воевать хотят далеко не все. В связи с этим обстановка дополнительно нагнетается через средства массовой информации. Карим на подъёме. Видимо, полагает, что всё идёт по его плану, и рассчитывает после войны получить признание и если не любовь, то хотя бы расположение народа. Видно, что он волнуется, но не боится.

— Это логично, — заметил Воронцов. — Страх не помощник во время подготовки к войне.

— Со слов моего брата, я знаю, что подготовка к войне лежит в основном на Сырлыбае, — сказала Дана. — И ещё две недели назад в Туркестан прибыл военный консультант из Лондона — господин Ли. По крайней мере, так его все называют. Он китаец, но подданный Британской империи. На короткой ноге с Карингтоном, много времени проводит с Каримом и Сырлыбаем, встречался с главами всех родов и сильнейшими боевыми магами. Невероятно сильный одарённый, от него прямо веет мощью.

— Ты с ним встречалась? — поинтересовался Александр Петрович.

— Да. И я еле смогла закрыться. Думаю, если бы этот Ли сканировал меня не скрыто, в процессе разговора, а целенаправленно, я не смогла бы ничего поделать.

— И о чём вы разговаривали?

— По большому счёту ни о чём. Он выразил мне соболезнование в связи с гибелью мужа, сказал, что даже по прошествии времени, должен это сделать, так как очень уважал Абылая и был с ним знаком. Соврал, конечно — понимает, что проверить это невозможно.

— И ничего совсем уж необычного в его поведении ты не заметила?

— Нет. Думаю, его задачей было меня прощупать, просканировать. Незаметно не вышло, а совсем уж открыто это делать он не рискнул. И хорошо, что я ничего не рассказала Айсулу. Её защиту этот Ли пробил бы на раз.

— Он и с ней встречался? — удивившись, спросил Романов.

— Под разными предлогами он встречался почти со всеми, — ответила Дана.

— Да, это действительно очень хорошо, что Айсулу ничего не знает. Ей, конечно, сейчас тяжело, но потерпеть осталось совсем немного.

— А на эту тему я хотела поговорить отдельно. Неспокойно у меня на душе. Карим приставил к девочке охрану, как эта охрана себя поведёт, узнав о событиях на границе — неизвестно. Увезти Айсулу я никуда не могу до часа икс — это вызовет подозрения. Но и оставлять в Туркестане с головорезами Карима не хочу. Я просто не знаю, что делать!

— Что делать? Вытаскивать её оттуда. Но делать это нужно не раньше, чем мы сойдёмся на границе.

— И не позже! — сказала Дана.

— Не позже, — согласился Александр Петрович. — Надо этот момент хорошо продумать. Она может активировать портал и уйти через него?

— К сожалению, у девочки ещё довольно слабый уровень владения магией.

— Это не страшно, я подготовлю такой артефакт, что хватит любого уровня.

Дана отрицательно покачала головой и грустно сказала:

— Это не поможет. От неё не отходят два здоровенных охранника, они просто не выпустят девочку из дома. А в самом доме стоят блокировщики магии. Карим поставил их якобы для дополнительной защиты — чтобы никто не проник к нам в сдвиге. Поэтому Айсулу, даже если бы она и могла активировать портал, сначала пришлось бы убежать от охраны и добраться туда, где работает магия. А это нереально.

— Извините! — вмешался я в разговор. — Могу я предложить выход из этой ситуации?

— Конечно! — ответила Дана. — Мы внимательно тебя слушаем.

— Есть человек, который отправится в Туркестан и в нужную минуту вытащит оттуда Айсулу. И ни два охранника, ни двадцать не смогут этому помешать.

— А это вариант! — воскликнул Александр Петрович, который сразу понял, о ком я говорю.

Дана, конечно же, ничего не поняла, и мне пришлось пояснить:

— Мила заберёт Айсулу и доставит туда, куда надо.

— Мила? — переспросила Дана. — Это та девушка, которая занималась с Алиханом, а до этого служила в охране Абылая?

Я утвердительно кивнул.

— А она справится?

— Она справится! — в один голос ответили мы с Романовым.

— А если в охране Карима ещё остались девушки блондинки, и Вы сможете добыть их униформу, то это сильно облегчит нам задачу, — сказал я.

— Остались. Куда же они денутся? — недовольно пробурчала Дана. — Это слабость Карима. И Абылаю он их навязал в своё время.

Я заметил, как ухмыльнулся после этих слов Александр Петрович. И Дана заметила.

— Да! — недовольно произнесла она. — Навязал. Абылай не особо их любил.

Дана лукавила — я помнил с нашего визита в каганат, как каган Абылай хвастался своей охраной, как гордился девушками. Но, видимо, Дане это не очень нравилось, и её можно было понять.

— А униформу я добуду, — пообещала Дана. — Это несложно. Но Карим приставил к Айсулу не просто охрану — там два сильных бойца, и один из них одарённый. Справиться с ними будет не так уж и просто.

— Поверьте, это не проблема, — сказал я. — Мила всё сделает.

— Не переживай, Дана, — поддержал меня Александр Петрович. — Роман сегодня же передаст Миле нашу просьбу.

— И мы сегодня же узнаем, что она на это ответит? — спросила Дана.

— Она ответит: «Надо — значит, надо», — сказал я. — Мы ждём униформу и подробную информацию о местонахождении Айсулу. И если Вы не против, то я бы предложил, чтобы Мила ушла с Айсулу порталом к нам в башню. В наш замок.

— Это было бы идеально, — произнёс Романов. — Но как к этому отнесётся Екатерина Александровна? Если мне не изменяет память, она не хотела влезать в ни в какие противостояния.

— Она не хочет участвовать в войне, — ответил я. — И Вы знаете по какой причине. Но принять у себя Айсулу и обеспечить ей защиту — это совершенно другое дело.

— Хорошо, если так. У вас Айсулу точно будет в полной безопасности.

Сказав это, Александр Петрович посмотрел на Дану. Та удовлетворённо кивнула — видимо, Алихан рассказал ей о нас много хорошего, и Дана нисколько не сомневалась, что у нас с Айсулу ничего плохого не случится.

— Думаю, с этим вопросом мы разобрались, — сказал кесарь, оглядел всех сидящих за столом и добавил: — А теперь давайте перейдём к главному пункту нашего сегодняшнего совещания!

*****

Я пробыл в имении Романова до четырёх часов и оттуда порталом отправился домой. Выйдя из башни, сразу же побежал искать бабушку. Повезло — нашёл её довольно быстро. Княгиня Белозерская находилась во внутреннем дворе и что-то объясняла садовнику, указывая на клумбу. Издали могло показаться, что она ему за что-то выговаривает, но оба улыбались — видимо, обсуждали какие-то изменения в ландшафтном дизайне имения.

Завидев меня, бабушка отпустила садовника и присела на лавку. Как только я подошёл и сел рядом, она спросила:

— Ну что? Как прошла встреча?

— Двадцать седьмого декабря будет большое сражение, и я буду в нём участвовать, — ответил я.

— Новый год спокойно встретить не получится, — произнесла бабушка фразу Каменского слово в слово.

— Александр Петрович утверждает, что шанс есть.

Я рассказал бабушке всё, что узнал на совещании — Романов дал мне на это добро; она внимательно меня выслушала и спросила:

— Волнуешься?

— Конечно, — признался я.

— Боишься?

— Немного. Хотя это странно — чего-то бояться после всего, что я пережил за последние годы. Но всё равно страшновато.

— Ничего не странно, — сказала бабушка. — Это нормально. Только идиоты ничего не боятся. А нормальный человек всегда чего-нибудь да опасается.

— А Вы? — спросил я. — Вы чего-нибудь опасаетесь? Вот прямо сейчас?

— Конечно, — ответила бабушка. — И довольно сильно.

— Чего?

— Того, что садовник меня не понял и испортит здесь всё.

Бабушка улыбнулась, обняла меня и прижала к себе.

— Спасибо за поддержку, — сказал я.

— Обращайся. Ещё чем-нибудь могу помочь?

— Можете.

— Если это не очередная попытка уломать меня на тренировку с шапкой Мономаха, то я тебя внимательно слушаю.

Я рассказал бабушке о наших планах по спасению Айсулу и о том, что я предложил доставить дочь Даны к нам. Бабушка меня в этом деле поддержала и пообещала, что Айсулу будет у нас в безопасности.

Потом мы ещё какое-то время поговорили о разных незначительных делах, а когда бабушка ушла, я достал телефон и позвонил Миле.

— Слушаю, — донёсся из динамика голос моей девушки.

— Скажи, любимая, а ты соскучилась по опасностям, приключениям, крутым дракам и бесконтрольному использованию боевых заклятий? — зашёл я издалека.

— Нет.

— Вот вообще ни капельки? — с быстро угасающей надеждой спросил я.

— Ни капельки, — ответила Мила. — Но, если надо — значит, надо. Что случилось в этот раз?

Глава 23

Двадцать седьмого декабря я проснулся довольно рано. Будильник был заведён на пять утра, но я его опередил. Смысла ворочаться в попытках снова уснуть не было — я чувствовал себя отдохнувшим и полным сил. А учитывая, что перед отбытием из дома я собирался обязательно сходить к источнику и ещё от него зарядиться энергией, толку в лишнем получасе сна точно не было.

Умывшись, чтобы окончательно проснуться, холодной водой, я надел спортивную форму и отправился на пробежку. Буквально на полчаса — чтобы разогнать кровь и мысли. Потом вернулся в комнату, заскочил в душ, переоделся и… понял, что идти на завтрак рано. Не было ещё даже шести.

Бабушка накануне вечером пожелала мне удачи и куда-то уехала на сутки. Сказала, что по очень важному и срочному делу. Поэтому я заранее предупредил поваров, что в обеденном зале завтрак накрывать не стоит, что я приду завтракать на кухню и довольно рано. Но не настолько же.

Время впустую терять не хотелось, и я немного переиграл планы — отправился к источнику не после завтрака, а до. Пробыв у него около часа, я мог смело идти на кухню — в семь утра меня там встретили бы однозначно с большей радостью, чем в шесть. Ну а к девяти я уже должен был прибыть в имение Романова, чтобы оттуда вместе с Александром Петровичем отправиться в Астрахань.

Накануне в столицу в специальной коневозке уехала Тайга. Вместе с Семёном, который любезно согласился сопровождать лошадь, чтобы ей было легче перенести дорогу и стресс. Встретиться с Тайгой я должен был уже на границе, куда её вместе с другими лошадьми должны были доставить из Новгорода на военно-транспортном самолёте.

Я пришёл во внутренний двор, подошёл к источнику, привычно положил ладони на серовато-синий камень, открылся и принялся ждать ответа. Секунд через тридцать источник откликнулся, но как-то странно — камень усилил свечение, мой энергетический шар вроде бы начал появляться, а затем пропал. Будто его и не было. Мало того, мне показалось, что камень стал немного холоднее. И свет его стал тусклым — каким бывает, когда к нему никто не прикасается.

Не то чтобы я запаниковал, но напрягся. Впрочем, почти сразу это чувство меня отпустило, так как камень опять нагрелся, и я вновь почувствовал его тепло не только ладонями, но и всем телом. А ещё через какое-то время он стал ярче, и снова начал появляться энергетический шар. И снова исчез, не сформировавшись и наполовину.

Тут уже я занервничал по-настоящему. Но руки от камня не убирал, ожидая третью попытку. И дождался. И увидел, как она так же закончилась ничем.

Я убрал руки от камня и призадумался. Кроме того, что не мог сформироваться мой энергетический шар, ничего странного не происходило — по крайней мере, я ничего такого не ощущал. Наоборот, я чувствовал, как источник дарит мне энергию. Но почему тогда ничего не получалось с шаром?

Предположив, что я просто недостаточно концентрируюсь на процессе, я решился ещё на одну попытку. В конце концов, что я терял? Родовой источник не мог причинить мне никакого вреда — в этом я был уверен на сто процентов.

Я собрался мыслями, максимально сконцентрироваться, положил руки на камень и принялся внимательно следить за появлением шара, в надежде понять, что с ним происходит, и почему он исчезает, не сформировавшись до конца.

И я не просто сконцентрировался — я так напрягся физически, что даже моргнуть боялся, словно это как-то могло «спугнуть» шар. А он тем временем начал формироваться. Я даже дышать перестал и, как мне показалось, теперь не просто видел, а даже ощущал, как мой энергетический шар принимает свою форму.

Боялся моргать, боялся дышать, даже мысли все от себя отгонял — лишь наблюдал. И шар таки сформировался. И… на нём было восемь полос! Причём я их даже не считал — я просто понял, что их восемь. После этого, разумеется, сразу же пересчитал и убедился, что так и есть.

Ноги аж подкосились — то ли от радости, то ли от перенапряжения. Восемь полос! Третий уровень!

Третий! Захотелось тут же побежать к бабушке и поделиться с ней радостью. И Миле позвонить. Но бабушки дома не было, а будить рано Милу перед важным заданием было крайне глупо. Да и вообще, хвастаться уровнем было глупо, но почему мне так хотелось это сделать. Так хотелось всем рассказать, что у меня теперь третий магический уровень. Раньше я за собой такой склонности к хвастовству не замечал. Но, возможно, дело было в том, что третий — это действительно невероятное достижение в мои годы. Просто уникальное.

Теперь я мог надеяться, что шапка Мономаха будет для меня уже не столь опасна, и я наконец-то смогу начать тренировки с использованием этого Великого артефакта. Мне даже захотелось это тут же проверить, но я понимал, что времени на это у меня нет. Да и что бы от этого изменилось? Чтобы научиться использовать шапку Мономаха, нужен не один час тренировок.

И я тут же принялся корить себя, что не зашёл к источнику накануне, а лучше дней пять назад. Но что сделано, то сделано, и не факт, что за пять дней я бы хоть сколько-то продвинулся в изучении возможностей этого артефакта. А теперь я, по крайней мере, знал, чем займусь сразу же по возвращении — побегу доставать из хранилища шапку Мономаха.

А ещё я не мог понять, за что мне такой подарок? Если это было как-то связано с моей победой над Хосе Вторым, то почему уровень не поднялся сразу? Я ведь после поединка не раз был у источника. А если дело не в поединке, то в чём? Что тогда повлияло на поднятие уровня? Ответов на все эти вопросы у меня не было, но по большому счёту, они мне не особо были и нужны. Главное — мой магический уровень поднялся!

Я пробыл у источника ещё около получаса, после чего отправился на кухню. Там через силу позавтракал, так как от переизбытка эмоций растерял весь аппетит, после чего пошёл в свою комнату, где почти до самого отбытия в Новгород провалялся на кровати, строя планы на тренировки с шапкой Мономаха. Времени на размышления и мечты у меня было достаточно — Александр Петрович дал мне артефакт, чтобы я смог открыть портал сразу к нему в имение.

В половину девятого начал собираться. Надел свой мундир, к которому уже начал потихоньку привыкать, и пошитые специально к нему и предназначенные для верховой езды брюки. Нацепил сапоги с большими каблуками и навесил на себя целую кучу амулетов и артефактов — почти столько же, сколько было на мне во время поединка с императором Ацтлана.

Закрепил на пояс ножны с мечом и принялся формировать портал. Получилось довольно быстро и уже без десяти девять, а шагнул в портальные врата.

У Романова пришлось довольно долго ждать, чтобы потом вместе с ним, Глебовым и несколькими магами, имён которых я не знал, отправиться на место стоянки нашей армии в пяти километрах от границы. С Каримом и его союзниками мы должны были встретиться ровно в полдень по Астраханскому времени — в одиннадцать по Новгородскому и в час дня по Туркестанскому.

В половину двенадцатого по местному времени мы с Александром Петровичем прибыли на точку сбора. Там уже было столько народу, что глаза разбегались. Я смотрел, как из порталов выходят люди, эльфы, орки; боевые маги и неодарённые кадровые военные; пешком и на конях; вооружённые и безоружные. Все выходили, выходили и выходили.

Романов меня сразу же предупредил, что главная моя задача — держаться возле него. Сказал, что при благоприятном раскладе моё участие в противостоянии вообще не понадобится, а если уж мне и моему клинку придётся вступить в бой, то лишь в ситуации крайнего форс-мажора. Поэтому мне просто надлежало быть в форме и на момент начала переговоров наложить на себя все возможные защитные заклятия. А переговоры обещали быть интересными. Александр Петрович приготовил для Карима большой сюрприз.

Пока боевые маги готовились к противостоянию и возможному бою, простые при помощи заклятий магии земли строили нам дорогу — от места нашего сбора до самой границы. Широкую ровную дорогу из какого-то странного материала, напоминающего смесь асфальта и резины. Очень удобного, чтобы передвигаться по нему на лошадях. Наверняка с другой стороны кто-то занимался тем же самым — не по пескам же кагану Кариму добираться до границы.

*****

Мила вышла из портала, осторожно озираясь, держа в руках короткие изогнутые сабли, готовая применить это оружие в любой момент. Вдова кагана Абылая — Дана оставила портальный маяк в своей опочивальне, и там никого не должно было быть, но за всю свою пока ещё не очень долгую жизнь Мила хорошо усвоила один урок — неприятные сюрпризы очень часто ждут там, где их не должно быть.

Но в этот раз всё было чисто, ну или очень на то похоже. Мила оглядела комнату. Плотно задёрнутые шторы не пропускали солнечного света с улицы. Но и не позволяли снаружи увидеть сияние портальных врат. Свет от них пока ещё неплохо освещал комнату, но с каждой секундой становился тусклее. Совсем скоро портал полностью перестал светиться и исчез, и спальню Даны окутала темнота.

Мила, начитав простое заклинание, сгенерировала на своей ладони небольшой, размером с апельсин, светящийся шар и отравила его вверх. Шар поднялся и словно приклеился к потолку, освещая оттуда всю комнату. Поняв, что магия в помещении работает без ограничений и что сабли ей больше пока не нужны, Мила вложила клинки в висевшие на поясе ножны.

Часы, стоящие на комоде, показывали двенадцать пятьдесят. Ровно через десять минут, в час дня по местному времени, Мила должна была встретиться с дочерью Даны — Айсулу и при помощи пространственной магии доставить девушку в имении княгини Белозерской. Задача не очень-то сложная и для опытного боевого мага, коим являлась Мила, вполне посильная, если бы не один нюанс — за Айсулу присматривали два охранника, в задачи которых входило не только защищать девушку, но и не дать ей никуда сбежать.

Во время планирования этой операции рассматривались два варианта: при одном Айсулу должна была ожидать Милу в своих покоях или ещё в каком-либо помещении дворца кагана, при втором — где-либо на улице. Минусы первого варианта заключались в том, что почти во всех помещениях дворца магия была заблокирована, минусы второго — большая вероятность случайных свидетелей.

После обсуждения с Даной, Мила остановилась на втором — ей было важнее незаметно подобраться к охранникам Айсулу. Сделать это в помещении было бы намного затруднительнее, чем на улице. Ещё одним минусом второго варианта была вероятность того, что каган Карим запретит Айсулу покидать свои покои в день проведения операции. Но решили рискнуть.

Мила посмотрелась в зеркало — форма, которую предусмотрительно добыла Дана, сидела на бывшей телохранительнице кагана Абылая как влитая. Красный кожаный костюм выгодно подчёркивал идеальную фигуру Милы. Глядя на себя в униформе, девушка улыбнулась — вроде совсем недавно, она работала в этом дворце, но в тоже время эти воспоминания казались ей теперь чем-то из какой-то другой жизни.

Впрочем, насчёт другой жизни обольщаться не стоило — Мила прекрасно понимала, что многие девушки, с которыми ей довелось служить, ещё остались в охране, ведь большая часть из них была набрана нынешним каганом Каримом и сохранила ему верность. Да и в государственном перевороте, организованном Каримом, эти девушки-охранницы сыграли не последнюю роль. И Миле очень не хотелось столкнуться с кем-нибудь из них на территории дворца.

Идеально было бы уйти в сдвиг и таким образом покинуть дворец кагана и пойти искать Айсулу, но это было невозможно. Покои Даны были одним из немногих мест во дворце, где не работали подавители магии, поэтому уже в коридоре Мила «вывалилась» бы из сдвига. Поэтому оставалось надеяться лишь на везение и опыт.

Мила принялась накладывать на себя всевозможные защитные заклятия и в первую очередь защиту от физического урона. В коридорах дворца под действием подавителей магии эти заклятия не помогли бы в случае чего, но зато потом на улице не пришлось бы тратить на это всё время.

Когда с наложением всевозможных защит было покончено, Мила достала из кармана амулет, полученный от Даны — небольшой синий кристалл в серебряной оправе. Вдова кагана Абылая установила по периметру своих покоев сильнейшую защиту, и просто так, без специального амулета, пройти сквозь неё было не то чтобы невозможно, но чрезвычайно трудно. А уж речи о том, чтобы сделать это тихо вообще не шло.

Мила, держа амулет на ладони перед собой, не спеша подошла к двери и аккуратно открыла замок полученным от Даны ключом. На пару секунд замерла, собираясь духом и силами, затем быстро распахнула дверь и вышла из комнаты.

Всё прошло хорошо — амулет сработал. К радости Милы, ещё и в коридоре никого не оказалось. Девушка закрыла дверь и быстро отправилась к лестнице.

Покои Даны находились на третьем этаже. Миле нужно было быстро спуститься на первый и, не привлекая к себе лишнего внимания, покинуть дворец, после чего отправиться к пруду с фонтанами. Там её ждала Айсулу. Точнее, должна была ожидать — Мила очень надеялась, что всё идёт по плану.

Если не считать удивлённого взгляда охранника на первом этаже, не ожидавшего увидеть спускающуюся по лестнице телохранительницу кагана, проход от покоев Даны до выхода из дворца прошёл без эксцессов.

А вот на подходе в пруду обнаружились проблемы. Главная из них — возле единственного мостика, ведущего на остров, где располагался пруд с фонтанами, собралась толпа. Похоже, обойтись в этот день без сдвига было невозможно.

На улице с тем, чтобы уйти в сдвиг, проблем не было, но вот только выход из него перед носом у охраны Айсулу однозначно нельзя было назвать хорошим ходом. И ждать, пока разойдётся толпа перед мостом, тоже было нельзя — Мила знала, что Айсулу получила указания от матери прийти на пруд к часу дня и сидеть там до тех пор, пока не появится человек, который произнесёт фразу-пароль. После чего Айсулу следовало выполнять все указания этого человека.

А ещё Миле поставили чёткие временные рамки — максимум в четверть второго они с Айсулу должны если не прибыть в имении Белозерской, то как минимум покинуть резиденцию кагана. Значит, тянуть было нельзя. Однако нехорошее предчувствие не пускало Милу к мосту. Такое с ней иногда случалось, и, как правило, оказывалось, что не просто так.

Мила огляделась. Заметила неподалёку маленький чайный домик, выполнявший скорее декоративные функции и явно пустовавший зимой. Девушка быстро зашагала к нему, зашла внутрь, убедилась, что её не видно снаружи, и ушла в сдвиг.

В сдвиге Мила быстро побежала к мосту, чтобы рассмотреть, что там происходит. На подходе замедлила шаг — не хватало ещё вывалиться из сдвига перед носом у собравшихся. Когда подошла близко, лишний раз убедилась, что интуиции стоит доверять — среди собравшихся у моста был начальник личной охраны кагана — эльф, который в своё время нанимал Милу на работу, хорошо её знал и узнал бы с первого взгляда.

Поблагодарив свою интуицию, лавируя между людьми и эльфами, Мила прошла по мосту и направилась к пруду. Вариант у неё теперь остался один — выйти из сдвига прямо перед носом у охранников. Или за спинами, если повезёт.

Повезло. Миле удалось поймать момент, когда оба охранника смотрели в одну сторону и выйти из сдвига незаметно для них. Возможно, выход мог кто-то увидеть издалека, но это было уже неважно.

Милы решительно направилась в сторону Айсулу. Цветущие, несмотря на конец декабря, лилии, намекали на то, что микроклимат в пруду и в воздухе над ним поддерживается при помощи магии, а значит, её подавителей рядом не было.

— Госпожа! У меня для вас срочное сообщение! — Мила говорила с большим акцентом, но такие вещи обычно никого не смущали — все привыкли, что охрана кагана состоит из девушек-чужеземок, которые не сразу хорошо овладевают казахским языком.

Охранники сразу поняли, что происходит или вот-вот произойдёт что-то нехорошее.

— Стой! — крикнул один из них Миле, но та лишь ускорила шаг.

И тут охранники допустили большую ошибку — вместо того, чтобы одному быстро уводить Айсулу, а второму разбираться с непрошенной гостьей, они оба бросились на Милу. Та от неожиданного подарка отказываться не стала — мгновенно выхватила сабли, взмахнула ими и по-русски крикнула:

— Вам конец!

Увидев клинки, охранники остановились и полезли за пистолетами. Не успели. Мила выбросила кинжалы и сразу с двух рук метнула в охранников ледяные шары — не очень большие и мощные, но достаточные для того, чтобы одного сбить с ног, а у другого выбить из рук пистолет. Тот, кто остался на ногах, оказался одарённым — он тут же принялся начитывать какое-то заклинание. Скорее всего, защитное, так как никакой видимой магической активности он не проявлял.

Следующие два ледяных шара Мила выпустила в одарённого охранника почти в упор. Но и они не сбили его с ног. Впрочем, простоял он недолго — что не смогла сделать магия, сделала нога Милы. Фронтальный удар в голову отправил беднягу в нокдаун.

К этомувремени охранник, упавший первым, пришёл в себя, достал пистолет и выстрелил в Милу. Пули не долетели до девушки какие-то сантиметры — застыли в воздухе и упали на землю. Защита от физического урона была наложена не зря и сработала на отлично.

Мила метнула огненный шар прямо в руки охраннику — тот вскрикнул от ожога и выронил пистолет. Угрозы он больше не представлял, и девушка не стала тратить на него драгоценные секунды, учитывая, что к пруду от моста уже бежали несколько эльфов.

— Ваша мать желает Вам только добра! — произнесла Мила фразу-пароль, обращаясь к Айсулу, и уже от себя добавила: — И если мы с Вами сейчас поторопимся, то Вы её скоро увидите!

Дочь кагана Абылая кивнула, словно давая согласие поторопиться. Мила тут же схватила её за руку и быстро начитала заклятие ухода в сдвиг. Спустя пару мгновений пропали звуки окружающего мира, Мила облегчённо выдохнула и сказала:

— Давайте отойдём в сторонку!

Айсулу снова лишь кивнула.

Когда девушки отошли от пруда метров на сто, Мила остановилась и, глядя на сбегающихся к раненым охранникам эльфов и людей, произнесла:

— Ну, вроде получилось. Теперь можно выдохнуть, успокоиться и прикинуть, как действовать дальше.

— Что это всё значит? — наконец-то прервала молчание Айсулу. — Мы совершаем побег?

Девушка не выглядела испуганной, скорее растерянной.

— Мы его, можно сказать, уже совершили, — ответила Мила. — Осталось немного — покинуть территорию резиденции и с помощью портала отправиться туда, куда мне велено Вас доставить.

— А куда именно? — уточнила Айсулу.

— Туда, где вы встретитесь с Вашей мамой и братом, — уклончиво ответила Мила.

— Братом?! Но он…

— Алихан жив! — перебила Мила Айсулу. — И скоро Вы его увидите. А сейчас давайте выбираться отсюда.

Айсулу очень хотела ещё о чём-то спросить, но сдержалась.

— Мы сейчас находимся в сдвиге, — пояснила Мила. — Но покинуть территорию резиденции кагана в нём не получиться. По периметру стоят блокировщики магии. Выхода два: пытаться установить портал для перехода где-то на территории или выйти из сдвига, с шумом прорваться за забор, а потом вернуться в сдвиг и найти по-настоящему безопасное место для установки портала. Я за второй вариант.

— Я тоже, — сказала Айсулу.

— Значит, единогласно, — улыбнулась Мила. — Сейчас мы поищем место, где наиболее удобно будет прорываться.

*****

В десять пятьдесят по новгородскому времени мы запрыгнули в сёдла и направились к границе.

«Вот я и на коне, — подумалось мне в этот момент. — Пока что в прямом смысле этого слова, но надеюсь, и в переносном оказаться».

Метрах в ста от границы мы выстроились согласно утверждённого плана: впереди Романов — главнокомандующий и наш лидер. По правую руку от него я. Это было довольно неожиданно, и я ощущал себя не в своей тарелке, но Александр Петрович сказал, что так надо. Далее, уже правее меня — Каменский, за ним Валуев. По левую руку от кесаря двигались Воронцов и два незнакомых мне мага.

Мы семеро шли первым рядом, за нами двигался второй, раза в три больше, а уже за ним — вперемежку шли отряды кадровых офицеров армии и спецслужб да боевых магов, призванных на помощь по случаю. Примерно на таком же расстоянии с другой стороны границы выстроились тюрки. Так же на лошадях. Правда, у них в первой линии было пять всадников.

Ровно в полдень по местному времени мы с противником выдвинулись навстречу друг другу. По мере сближения я потихоньку разглядывал врага. Карима я узнал сразу. Впрочем, даже если бы и не узнал, то понял бы, что тот, кто едет по центру, и есть новый каган. По левую руку от него ехала Дана, а сразу за ней крупный эльф лет сорока с лишним, очень на неё похожий. Видимо, это и был её брат Бахытжан.

Справа от Карима ехал худощавый и довольно пожилой мужчина, видимо, это и был Сырлыбай. Правее него располагался какой-то китаец — скорее всего, тот самый господин Ли, о котором рассказывала Дана.

По мере приближения к границе мне удалось получше разглядеть и дорогу, проложенную тюркскими магами для своего кагана. Ребята постарались и сделали всё с восточным шиком — устлали дорогу ковром.

Мы не спеша сближались и остановились, когда между нами осталось не более пяти — семи метров. Какое-то время наши стороны молча разглядывали друг друга. Напряжение ощущалось невероятное — мне казалось, что даже воздух скрипит и искрит от наложенных на всех присутствующих защит. Через некоторое время Карим бросил на нас презрительный взгляд, усмехнулся и произнёс на довольно сносном русском языке:

— Ну что, Александр Петрович, не живётся тебе спокойно? Брата моего убил, теперь решил мне и народу моему ультиматумы ставить?

— Ни в коем случае! — ответил Романов. — Я никогда бы не позволил ставить ультиматум братскому тюркскому народу. Только тебе, Карим!

Из-за расстояния и того, что мы были на лошадях, кесарь и каган переговаривались почти криком — от этого их разговор получил налёт театральщины. Обычно в театре актёры так разговаривают — громко, чтобы было слышно на задних рядах.

— Я и есть мой народ! — заявил тем временем Карим.

— Ты ошибаешься! — ответил Романов. — И я могу это тебе доказать!

— Мне неинтересны твои жалкие доказательства! Всё, что мне от тебя нужно — это извинения и тот мальчишка, что стоит справа от тебя!

Мне было интересно наблюдать за этим разговором, но вот направление, в которое его повернул Карим, мне не понравилось.

— Роман? — удивился кесарь. — С чего ему такая честь?

— Он убил моего брата и должен предстать перед Великим судом кагана! И получить по заслугам! — ответил Карим.

Мне это нравилось всё меньше и меньше. Я, конечно, ощущал себя в безопасности в таком окружении и с Кусанаги-но цуруги на поясе, но всё равно было неприятно.

— Даю тебе одну минуту, чтобы принять правильное решение! — крикнул Карим. — После чего, если я не получу мальчишку, ты и вся твоя армия будете уничтожены!

Каган явно работал на публику — создавал себе имидж сурового лидера. Всем было понятно, что Романов меня не отдаст, и что армия каганата не в силах нас уничтожить даже несмотря на ту помощь, что они получили.

Но почему тогда Карим так нагло себя вёл? Неужели совсем не боялся, что его самого убьют во время побоища? Он ведь стоял первым у нас на пути. Хотя, возможно, были какие-то правила у таких сражений, и каган рассчитывал, что ему удастся отойти в сторонку и выпустить вперёд боевых магов. Причём английских.

Пока я обо всём этом думал, справа и слева от Карима, на расстоянии примерно пятисот метров от границы открылись порталы, и из них повалил народ. Колоннами.

Возможно, это была массовка, но выглядело внушительно. Тюрков и без того было навскидку раза в полтора больше чем нас, а тут перевес грозил стать троекратным, если не больше.

— Время идёт, Александр Петрович! — крикнул Карим и осклабился. — Я жду! А как ждут мои батыры, которым просто не терпится разорвать в клочья тех, кто повинен в гибели моего брата Абылая!

— У меня тоже есть батыр! — крикнул Романов. — Готов поспорить, твои самые лучшие батыры будут бессильны против него! Не хочешь проверить?

— Ты предлагаешь провести поединок батыров, прежде чем моя армия сокрушит твою?

— Ну а почему бы и нет? Зачем нарушать вековые традиции?

— Хорошо, — согласился Карим. — Зови сюда своего батыра. Он маг?

— По традиции первый поединок должен проходить без использования магии! — ответил Романов.

— Пусть будет так, — снова согласился Карим, после чего он обернулся и что-то сказал тем, кто стоял за ним во втором ряду.

Почти сразу же, все воины со второго ряда выступили вперёд, влившись в первый, сделав его в четыре раза длиннее. С нашей стороны произошло примерно то же самое — в итоге наши стороны выстроились так, что образовали длинный коридор шириной около семи метров. И похоже, в этом коридоре и предстояло биться батырам.

Через некоторое время ряд воинов противника немного расступился, и в импровизированный коридор въехал тот самый батыр, которому выпало защищать в поединке честь Тюркского каганата и Великого кагана Карима. И это был всем батырам батыр. Хоть он и сидел на лошади, определить его примерный рост не составляло труда — метра два не меньше, а то и все два двадцать. И это был не жирдяй и не каланча, а именно батыр — идеально сложенный, накачанный, здоровенный воин. Выйти против такого без магии, я бы не рискнул. Там не то что победить, там даже продержаться полминуты шансов не было.

Батыр подъехал на лошади к своему кагану, преклонил перед Каримом голову и что-то произнёс на казахском. Карим ему что-то ответил. После этого батыр повернулся в нашу сторону.

— Знаешь, кто это? — спросил Карим Романова и указал на батыра. — Это Жандарбек — троюродный племянник Абылая! Я решил, что он, как никто другой, достоит чести начать поединок, который откроет великую битву, в которой мы отомстим за гибель моего брата!

— Это хорошо, что племянник Абылая, — негромко, буквально себе поднос пробурчал Романов, после чего крикнул Кариму: — Что ж посмотрим, сможет ли твой Жандарбек хоть что-нибудь сделать моему батыру.

— А где он вообще, этот твой батыр? Почему не выходит? Может, он испугался? — спросил Карим и расхохотался.

— Сейчас будет, — ответил Романов и очень недобро улыбнулся.

После слов кесаря расступился и наш ряд, пропустив того самого батыра, о котором говорил Романов. Наш батыр выглядел не так эффектно, как Жандарбек — росту был невысокого, комплекцию имел щуплую. Одет был в чёрный плащ с огромным капюшоном, скрывавшим полностью его лицо.

Вид нашего воина вызвал недоумение на лицах противника, кто-то даже рассмеялся. Тем временем наш батыр подъехал к Кариму и откинул капюшон.

И все увидели Алихана.

Глава 24

Давно я так ни о чём не жалел, как о том, что не имел возможности снять на видео лицо Карима. Это было что-то потрясающее. Переход от самодовольной наглой ухмылки к выпученным от удивления и страха глазам выглядел невероятно эффектно. Батыр Жандарбек был поражён не меньше своего кагана, только в отличие от Карима, он обрадовался. Разумеется, обрадовался, увидев племянника, и Бахытжан.

Ну и сказать, что все очень удивились — считай, ничего не сказать. Все были шокированы — другое слово здесь не подходило. Точнее, почти все. Лицо Даны не выражало вообще никаких эмоций, и это тоже смотрелось крайне необычно. Ледяное спокойствие матери Алихана на фоне всеобщего удивления выглядело лишь немногим менее эффектно, чем шок Карима.

И ещё я отметил, что у большинства тюрков на лицах, помимо удивления, читалась искренняя радость — это было хорошим знаком. Сырлыбай, конечно, не обрадовался, но каких-либо негативных эмоций на его лице я не прочитал. Удивился даже британский китаец, но он скорее тому, что всё пошло не по плану — вряд ли господин Ли знал, кем является наш «батыр».

Пока Карим приходил в себя, Бахытжан покинул шеренгу и, подъехав к Алихану, загородил племянника своим телом от Карима и Сырлыбая. После сказал что-то Жандарбеку, и тот прикрыл Алихана с другой стороны. Похоже, брат Даны доверял батыру, а тот был готов защищать сына кагана Абылая.

Ситуация начала принимать не самый приятный для Карима оборот, но он наконец-то справился с эмоциями и что-то крикнул на казахском Алихану.

— Человек, которого Вы обвиняете в гибели отца, спас меня! — по-русски ответил Алихан Кариму, указав на меня. — Он не дал Вашим псам выполнить Ваш приказ убить меня!

Алихан обратился к Кариму по-русски, скорее всего, для того, чтобы и мы с Александром Петровичем могли понимать, о чём идёт речь. Но вот подавляющая часть тюрков русского не знала. Поэтому Алихан сразу же перешёл на казахский — видимо, повторил свои слова на родном языке.

Тюрки, все до единого, посмотрели на своего кагана. Лицо Карима побагровело, и он со злостью что-то крикнул Алихану на казахском языке.

— Нет! Это Вы лжёте! — ответил парень по-русски. — Я был в юрте в тот момент, когда Вы разговаривали с моими несостоявшимися убийцами, перебившими всю мою охрану. Видел, как Вы ругали их за то, что они не выполнили приказ, и как Вы убили их, чтобы замести следы! Я всё видел!

Затем Алихан опять перешёл на свой родной язык. Он что-то кричал, и было видно, что парень сильно нервничает. Карим слушал его, казалось, внимательно, но в какой-то момент он резко дёрнул поводья и… ничего не произошло. Точнее, произошло, но явно не то, на что рассчитывал Карим — каган и его конь застыли, покрывшись тонким налётом изморози.

Признаться, я удивился. Карим хоть и не был сильным одарённым, но он явно подготовился к противостоянию и усилил свою защиту сильнейшими заклятиями и амулетами. Но его заморозили, словно неодарённого ребёнка. И тот, кто это сделал должен был обладать невероятной силой. Я посмотрел на Дану и Бахытжана и судя по их удивлённым лицам, понял, что заморозка не их рук дело. И уж точно не Романова. С нашей стороны вообще в этой ситуации лучше всего было — просто стоять и наблюдать, не вмешиваясь.

Но кто-то ведь заморозил Карима! Оглядев тюрков более внимательно, я нашёл ответ на интересующий меня вопрос — заметил, что у Сырлыбая правая рука была слегка приподнята и направлена открытой ладонью в сторону своего теперь уже явно несостоявшегося зятя. Это тоже было неплохим знаком. Господин Ли, глядя на происходящее, отъехал подальше от Карима, но продолжал с интересом наблюдать за развитием событий.

А потом мы примерно пять минут слушали, как Сырлыбай переговаривается с Даной, разумеется, ничего не понимая. Во время их разговора британский китаец, стараясь не привлекать к себе внимания, отъехал от нас метров на десять, после чего пришпорил коня и галопом умчался в сторону армии, вышедшей из портала слева от нас. Никто на его побег никак не отреагировал.

Закончив разговаривать с Сырлыбаем, Дана по-русски обратилась к Александру Петровичу:

— Уважаемый Сырлыбай заверил меня, что не знал о подлости Карима и его предательстве. Он не скрывает, что никогда не любил Абылая, но при этом он всегда уважал моего мужа и считает, что тот не заслужил быть убитым в спину тем, кого называл братом. Уважаемый Сырлыбай сильно сожалеет, что поверил негодяю и даже хотел выдать за него свою дочь. Но у него оставались вопросы относительно ультиматума и объявления войны. Я рассказала о нашем плане и постаралась убедить уважаемого Сырлыбая, что Российская Федерация не считает Тюркский каганат врагом, а, наоборот, рассчитывает на восстановление прежних добрососедских отношений, что ультиматум и объявление войны — лишь часть плана по выводу на чистую воду заговорщика и убийцы. Уважаемого Сырлыбая устроили мои объяснения. Также он сказал, что признаёт право Алихана на престол в Туркестане и пообещал его не оспаривать.

Дана замолчала, а Сырлыбай кивнул, как бы в подтверждение сказанных ею слов.

— А что уважаемый Сырлыбай скажет насчёт военного союза каганата и Британии?

Дана перевела вопрос, выслушала ответ Сырлыбая и произнесла:

— Уважаемый Сырлыбай прибыл сюда и привёл с собой своих воинов, чтобы защищать каганат и только каганат. Он не будет проливать кровь ни за Британию, ни за Россию. Поэтому он уходит и уводит свои отряды.

— Неужели он не понимает, что проигрыш России в схватке с Британией будет означать, что дни Тюркского каганата сочтены? Британия натравит на вас Китай, а потом вместе с ним разделит ваши земли. Какими бы сильными и храбрыми ни были ваши воины, количество боевых магов у Поднебесной и у Британии больше. Причём намного! Каганат нуждается в военном союзе с Россией, как и Россия в союзе с каганатом. По отдельности нам не выстоять.

Дана снова перевела вопрос и, получив ответ, озвучила его:

— Уважаемый Сырлыбай сказал, что это не его война, и он уведёт своих воинов.

Романов на это лишь грустно улыбнулся и кивнул, давая Сырлыбаю понять, что принимает его решение.

— Ты сильно не переживай, речь идёт лишь о четверти наших сил, плюс-минус, — сказала Дана Александру Петровичу. — Я уверена, что главы остальных родов нас поддержат и останутся, чтобы вместе с твоей армией выступить против англичан и их союзников.

Кесарь снова натужно улыбнулся и произнёс:

— Очень на это надеюсь, помощь нам сегодня не помешает. А уважаемому Сырлыбаю скажи, что я уважаю его выбор, хоть и не понимаю его. И попроси, пожалуйста, снять заклятие с Карима. Нам нужно допросить его и выяснить, какие сюрпризы нас сегодня ждут — с какими силами нам предстоит драться.

Дана кивнула и принялась общаться с Сырлыбаем. После чего вновь обратилась к нам:

— Необходимости допрашивать Карима нет. Он не владеет нужной тебе информацией. Уважаемый Сырлыбай сказал, что тысяча сильнейших китайских магов стоит наготове совсем недалеко и лишь ждёт открытия портала, чтобы прийти сюда и вступить в бой. Воины справа — корпус из Индии. Их там больше трёх тысяч, но в основном массовка, сильных боевых магов там не больше сотни. Слева тоже по большей части массовка, но те маскируют британцев. Сколько среди них сильных магов — неизвестно, но явно больше, чем у индусов. Но в любом случае это не главная сила. Главная — китайцы.

Александр Петрович выслушал Дану, передал через неё благодарность Сырлыбаю, после чего уважаемый глава рода развернул своего коня и в сопровождении свиты ускакал вглубь тюркской территории. За ним потянулись его воины.

— Он рассказал всё, что ему известно, — произнесла Дана, глядя вслед удаляющемуся Сырлыбаю. — Но он допускает, что от него могли утаить какие-либо детали. И, скорее всего, так оно и есть. Вполне возможно, что англичане прислали намного больше сильных боевых магов, чем обещали. Сырлыбай сказал, что не стоит их недооценивать, что и Карингтон, и Ли выглядели при планировании битвы так, словно от неё зависит чуть ли не судьба их империи.

— Так и есть, — усмехнувшись, сказал Романов. — Не удивлюсь, если они действительно пригнали сюда своих лучших магов.

— Неужели англичане решили что-то сделать своими руками? — искренне удивившись, спросил молчавший до этого Воронцов.

— У них нет выбора, — ответил Александр Петрович.

— То, что англичане прислали много магов, вовсе не значит, что они обязательно собираются воевать. Возможно, это была страховка, — предположил Бахытжан. — На случай если армия каганата совместно с китайцами не одолеет русских.

— Типа засадного полка? — уточнил Воронцов. — Почему бы и нет? Неплохая тактика — не тратить силы до тех пор, пока их могут тратить другие.

— Только вот ситуация поменялась, — не без удовольствия заметил кесарь.

— И раз она поменялась, то есть шанс, что Ли сейчас доложит об этом начальству, и всё отменят, — сказала Дана.

— Не отменят, — покачав головой, произнёс Романов. — Англичане не дураки, они понимают, что ещё одного такого шанса у них в ближайшее время не появится.

— Но и не нападают пока, — заметил Воронцов.

— Они, конечно, сейчас находятся не в самом лучшем положении, но всё же и не в отчаянном, — сказал Александр Петрович. — Поэтому основной удар на себя брать не будут.

— Посмотрим, — глубокомысленно изрёк глава московских орков. — Мы никуда не спешим.

— Мы, конечно, не спешим, но я хотела бы всё же поскорее определиться, что делать с ним? — спросила Дана, указав на Карима.

— Судить, — ответил Романов.

— Судить? — удивлённо переспросила Дана. — Саша, ты обещал отдать его мне!

— Я не отказываюсь от своих обещаний, и я не меньше тебя хочу, чтобы убийца Абылая понёс заслуженное наказание, но всё же приговор ему должен вынести суд.

— Хорошо, — с явным недовольством согласилась Дана. — А потом?

— А потом делай с ним, что хочешь. Хоть на кусочки режь.

— Не-е-е-е-ет! — протяжно произнесла Дана и, ухмыльнулась так, что у меня аж мурашки по спине побежали. — Так легко он не отделается!

Глядя на вдову кагана Абылая, я представил… нет, я даже представить не смог, что ожидает Карима. И мне даже стало его жаль, хотя я и предположить раньше не мог, что способен пожалеть этого убийцу и предателя. Но мог ли я осуждать Дану? Пожалуй, не мог. Не согласиться с её методами — да. Осуждать — нет.

— Тогда я велю сейчас же переправить его в Туркестан, — сказала Дана. — Ещё не хватало, чтобы его во время боя случайно на кусочки раскололи.

Пока мы разговаривали, слух об Алихане разошёлся по всем тюркским отрядам. И все бойцы теперь хотели посмотреть на выжившего сына любимого кагана, удостовериться, что это действительно он, и выразить ему почтение. Не сказать, что это было очень кстати — в любой момент на нас мог напасть враг, но это было необходимо сделать, чтобы бойцы не нервничали.

Отряды выстроились, и Алихан в сопровождении матери и дяди проехал перед каждым. Я смотрел, как радуются бойцы, и не удержался от замечания:

— Похоже, у парня есть все шансы стать в будущем любимым и уважаемым каганом. Его уже любят.

Александр Петрович согласно кивнул.

Минут за десять Алихан объехал отряды своих будущих подданных, всех поприветствовал и вернулся к нам. И за это время ни слева от нас, ни справа ничего не изменилось. Никто на нас пока нападать не собирался. Либо собирался, но по какой-то причине не нападал.

— Удивительное дело — англичане не озаботились тем, чтобы придумать план Б, — заметил Воронцов, глядя на противника.

Похоже, глава московских орков был прав, и англичане, после того, как их изначальный план рассыпался, не знали, что делать. По их первоначальной задумке мы должны были сцепиться с тюрками, а британцы сами вместе с индусами планировали подключиться с флангов. Сразу или дождавшись китайцев. Но мы с тюрками не сцепились, а начинать и разгонять атаку, видимо, были не готовы ни индусы, ни англичане.

Я нисколько не сомневался, что среди прибывших на битву подданных Виктории Второй были сильнейшие маги, но начинать бой, первыми врываясь в ряды противника, они почему-то не спешили. Но вот только почему?

— Потому что у них есть план Б, Ц, Д и так до самого конца алфавита, — ответил Романов.

Я аж вздрогнул. Такого со мной ещё не происходило — чтобы кто-то отвечал на мои мысли.

— Или так, да, — сказал Воронцов, и до меня дошло, что ответ Александра Петровича предназначался не мне, а московскому орку, просто я, задумавшись, не расслышал вопроса, на который ответил кесарь.

— Но как бы то ни было, что бы они там ни планировали, у русских всегда будет преимущество перед англичанами! — гордо заявил Романов и, улыбнувшись, добавил: — У них двадцать шесть букв в алфавите, а у нас тридцать три — у нас в запасе планов всегда на семь больше будет!

Воронцов усмехнулся, а вот меня почему-то веселье кесаря настораживало. Как-то странно он себя вёл — словно не воспринимал происходящее всерьёз. Казалось, будто Романов после несомненного успеха первой части нашего плана немного потерял связь с реальностью и уже не воспринимает остальных врагов всерьёз. Это пугало, но я надеялся, что причина такого поведения Александра Петровича в другом.

— А у нас сорок две буквы в алфавите, — сказала Дана, на что Романов ничего не ответил, а лишь опять улыбнулся и развёл руками.

Мы простояли в ожидании ещё примерно полчаса. Пауза затягивалась совсем уже неприлично, в какой-то момент, мне даже показалось, что все вот-вот начнут расходиться. Но нет — не расходились.

— Интересно, долго ещё будет продолжаться это стояние на Угре? — спросил через какое-то время Воронцов. — Признаюсь, я уже готов сам на них напасть.

— Недолго, — ответил Романов, приподнялся в седле, посмотрел куда-то вдаль и снова улыбнулся. — Всё уже началось.

Мне очень захотелось спросить, что же именно началось, но, разумеется, делать этого я не стал, а принялся вглядываться туда, куда смотрел Александр Петрович. Но там ничего не происходило. Примерно минуту или две. А потом в пустыне что-то засверкало — будто пески накрыло северным сиянием. Зрелище было красивым, но интуиция подсказывала, что там происходит что-то нехорошее. Для нас нехорошее.

— Что это? — спросил Бахытжан.

— Портал, — ответил Романов.

— Такой огромный? — удивилась Дана.

— Китайцы умеют делать гигантские вещи, — сказал кесарь.

Я удивился не меньше Даны — таких огромных портальных врат я не то что никогда не видел, я даже и предположить не мог, что такие можно поставить. Но китайцы смогли. Там, наверное, сотня магов трудилась совместно. Не меньше.

Врата сформировались довольно быстро, и почти сразу же из них начали выходить воины. Они шли какими-то невероятно широкими шеренгами. И несмотря на то что портал установили довольно далеко от нас, воины казались мне большими. Либо это был какой-то оптический обман, либо воины, выходившие из портала, были минимум в два раза выше среднего человека.

За первой шеренгой сразу же вышла вторая, за второй — третья. Китайцы установили портал на небольшой возвышенности, и выходя из врат, воины шли немного под гору, поэтому каждую новую шеренгу было отлично видно. Но разглядеть лица или вооружение с такого расстояния было сложно — я лишь видел, как из портала выходят всё новые и новые шеренги.

Шли они красиво, ничего не скажешь. Видимо, эта армия должна была появиться в разгаре битвы и катком проехаться по нам. Но планы поменялись, и теперь этот «каток» запустили в начале. И я даже представить не мог его размеры. А знать их очень хотелось.

Индусы с англичанами тоже зашевелились — и справа, и слева от нас начались построения. Вряд ли что те, что другие напали бы на нас раньше китайцев, но в том, что теперь точно нападут, я уже не сомневался. Хорошо хоть, что сзади была российская земля, и оттуда можно было не ждать удара. По крайней мере, мне очень хотелось в это верить.

Невольно я обернулся. Но сзади всё было чисто. Одни пески да редкие кустарники, а из живых душ только небольшая птица, похожая на сову, сидела на ветке засохшего дерева метрах в двадцати от меня. Видимо, это был сыч.

Я не очень хорошо разбираюсь в птицах, но это явно был сыч. По крайней мере, смотрел он на меня сычом — таким недовольным взглядом, будто я ему всю жизнь сломал. Нет, наши кони, конечно, разогнали всех ящериц и тушканчиков, на которых этот парень, скорее всего, охотится, но столь сурового взгляда я не заслуживал.

«Раз уж ты всё равно не очень доволен, и охота у тебя в любом случае на сегодня накрылась, давай-ка я тебя ещё немного напрягу», — подумал я, глядя на пернатого жителя пустыни и активируя заклятие «взгляд друида».

Расстояние было небольшим, птица сидела недалеко — перехватить зрение получилось с первого раза. Правда, пришлось помучиться, пока я заставил этого парня взлететь и направиться в сторону китайского портала. Но всё же заставил.

Долетели. Посмотрели. Сверху и вблизи всё показалось гораздо страшнее, чем снизу и издалека. Но оно и логично — теперь я видел всю картину. Из портала выходила уже седьмая шеренга, и сколько их всего, оставалось только гадать.

Я заставил птицу подлететь поближе и хорошо рассмотрел китайских воинов. И ужаснулся. Это были не люди. И не эльфы, и не орки. Помимо огромных размеров воинов, мне сразу же бросилась в глаза их необычная одежда. Очень уж она была странная — будто нарисованная. Возникало ощущение, что все воины сделаны из глины. Их руки, ноги, одежда, обувь, элементы амуниции — всё казалось сделанным из глины и разрисованным.

Кроме лиц. Они были живые. Безэмоциональные, бледные, серовато-бежевого цвета, но при этом однозначно живые. Стало не просто страшно. Стало жутко.

И ещё меня поразило вооружение китайцев. У каждого воина из первых четырёх шеренг в руках был меч — большой двуручный, излучающий яркий синевато-зелёный свет, явно заряжённый магией. А начиная с пятой шеренги, воины были вооружены луками. У каждого лучника за спиной был колчан со стрелами, а одна стрела сразу была вложена в лук. Наконечники этих стрел светились так же, как и мечи.

А после восьмой шеренги из портала пошла конница. И при её виде мне стало совсем грустно. Нет, сама конница меня большого впечатления не произвела — китайские всадники внешне ничем не отличались от нас. Ну разве что одеждой. Напугало меня другое — теперь мне было с чем сравнить размер необычных воинов. Я думал, что они в два раза выше человека, а они оказались в два раза выше человека на лошади.

Возможно, эти воины были не такими уж и сильными, и китайцы больше рассчитывали на психологический эффект. Но, так или иначе, они его добились — мне стало страшно. Нет, я всё так же собирался драться с врагами изо всех сил и до последнего вздоха, и не сказать чтобы я не верил в победу, просто стало страшно. Впрочем, бабушка сказала, что страх — это нормально, и у меня не было причин сомневаться в её словах. Главное было — не паниковать, а этого делать я точно не собирался.

Я отпустил птицу, пока её никто не пристрелил из лука. К тому же китайцы уже совсем скоро должны были приблизиться достаточно близко, чтобы рассмотреть их невооружённым глазом.

— Что это? — спросил я у Романова, когда ко мне вернулось моё зрение. — Точнее, кто это? Это люди?

— Это может быть что угодно, — ответил кесарь. — От иллюзии до какого-то заклятия, изменяющего внешность мага.

— Лучше бы иллюзия. Не хочется, чтобы они все оказались магами. Очень уж их много. Но для иллюзии у них слишком реалистичное оружие.

— Иллюзия это или заклятие, я не знаю. Но тот, кто сделал этих ребят, явно вдохновлялся терракотовой армией, — заметил Романов. — Красиво!

— Красиво, — согласился я. — Но как с ними сражаться?

— Задорно. С огоньком!

— Полагаете, их должна взять магия огня?

Вместо ответа, Романов лишь развёл руками, и я понял, что меня уже изрядно бесит его невозмутимость и не сходящая с лица улыбка. А тем временем китайский портал закрылся — видимо, все, кто из него должен был выйти, вышли. И я невольно вздохнул с облегчением — казалось, этот поток не закончится никогда.

Но как выяснилось, обрадовался я зря. Сразу же после закрытия портала, на его месте возникла песчаная буря. И по её виду — ровным границам и расположению, было понятно, что появилась она не сама по себе. Песок встал стеной за спинами вражеских магов и двигался вслед за ними. Это было какое-то невероятное по своим масштабам заклятие магии земли. Похоже, китайцы действительно имели склонность к гигантомании.

Через какое-то время сплошная песчаная стена разделилась на части — огромные столбы, которые всё так же продолжали двигаться вслед за странными китайскими магами. Но это было ещё не всё — каждый столб начал приобретать человеческие очертания, и спустя буквально несколько секунд за спинами китайской армии шагала дюжина гигантских песочных големов. Впрочем, с песком их теперь роднил лишь цвет — теперь они выглядели каменными.

А ещё у них были крылышки. Не крылья, а именно крылышки! Как у бабочек или мотыльков, только почти полностью прозрачные. С такими обычно рисуют сказочных фей. И эти крылышки придавали злобным песочно-каменным големам совершенно сюрреалистический вид.

Что же касается размеров этих исполинов, там всё было совсем плохо. Для нас, разумеется. Если странный китайский маг был в два раза выше человека, сидящего на лошади, то голем был в пять раз выше китайского мага. Это было уже однозначно чересчур.

И похоже, эти гиганты должны были напасть на нас первыми, так как они ускорились, а китайцы начали расступаться, освобождая им дорогу.

— Что это за чудовища? — спросил я Александра Петровича. — Как с ними бороться?

— Даже не представляю, — как ни в чём не бывало ответил кесарь, будто перед ним не стояло задачи остановить и уничтожить это странное войско.

— В смысле, не знаете? — воскликнул я. — Вы, вообще, собираетесь хоть что-то делать?

Это, конечно, было не очень красиво с моей стороны — таким тоном разговаривать с самим кесарем, но вырвалось. А Романов на это лишь пожал плечами и улыбнулся. Как же меня бесили эти его улыбки. И явно, не только меня одного. Все наши и тюркские отряды в спешном порядке готовились отражать атаку, и лишь кесарь был спокоен.

— Вы хотя бы примерно представляете, что это такое? — спросил я.

— Бабочки, — совершенно спокойно ответил Романов.

— Да какие это на фиг бабочки?! — в сердцах воскликнул я.

— Ты тоже заметил, да?

— Что именно?

— Что они совсем на бабочек не похожи, — ответил Александр Петрович. — Сколько раз я об этом Хуссейну говорил, а он всё за своё — нет, это бабочки!

И тут до меня дошло, почему Романов так спокойно смотрит на этих големов — потому что бороться с крылатыми гигантами предстояло не нам. А ещё я понял, что китайцы не расступаются — они в ужасе разбегались.

Глава 25

И я сразу понял, почему улыбался Романов — он предвкушал это невероятное по зрелищности и размаху шоу. Моя физиономия тоже невольно растянулась в улыбке, когда я смотрел, как огромные каменные создания с крылышками гоняют по пустыне китайских магов. Смотрелось феерично. Особенно когда големы при помощи своих крылышек взлетали и носились, подобно настоящим бабочкам, над рядами китайцев, разбрасывая бедолаг в разные стороны ударами каменных кулачищ.

И стало понятно, почему мы не нападали сами — выступали в роли приманки. Не самая престижная роль в битве, но если это поможет нам одержать победу, то почему бы и нет? И конечно же, отпали вопросы — почему встречу назначили в пустыне. Видимо, этих големов нельзя было доставить порталом из Иордании или откуда-либо ещё — только создать на месте.

Не знаю, сам ли Романов придумал этот сложный план: от неожиданного появления Алихана перед тюркским войском до привлечения «бабочек», или кто-то ему помогал — скорее всего, второе, но нельзя было не признать, что план гениален. И Александр Петрович имел полное право смотреть на то, как этот план реализуется, и наслаждаться результатами своей работы. Что он собственно и делал.

Довольно быстро вся армия китайских магов была деморализована и разгромлена. А индусы и англичане даже и не пытались прийти на помощь своим союзникам. Они вообще никак себя не проявляли — просто стояли и смотрели на то, как их друзья по антироссийской коалиции втаптываются в песок каменными великанами. Возможно, сами они уже передумали участвовать в битве. Скорее всего, передумали.

— А вот теперь и нам пора, — произнёс Романов, глядя, как «бабочки» Хуссейна завершают разгром китайской армии. — Как говорится, никто не должен сегодня уйти отсюда обиженным. Всем надо дать по заслугам.

Кесарь уже не улыбался — теперь было не до шуток. Сразу после его слов, Воронцов и Бахытжан отправились раздавать указания — глава московских орков нашему войску, брат Даны — тюркскому. Очень хотелось узнать, какая роль в предстоящей битве отведена мне, но задавать вопросы Александру Петровичу я пока не решался — понимал, что ему не до меня.

Тюрки, так как численность их армии уступала нашей, взяли на себя индусов. Нам, соответственно, достались англичане. Ну и несколько наших отрядов отправились на помощь големам. Помощь — конечно, громко сказано, но великаны могли разогнать врагов и втоптать их в песок, а вот захватить их в плен не могли. А это было необходимо сделать.

Что касается британцев, то дело было даже не в численности наших войск — уверен, в любом случае их бы атаковали именно мы. Ну не мог Романов уступить наших заклятых друзей кому-то другому.

Когда наши отряды двинулись на врага, и стало понятно, что кесарь немного освободился, я таки решился задать ему вопрос:

— А что мне делать, Александр Петрович?

— Ждать, — ответил Романов.

— Чего именно? — уточнил я, надеясь, что кесарь понимает, что мной движет не праздное любопытство стремящегося влезть в драку юноши, а желание обладателя Великого артефакта выяснить, когда можно будет применить своё мощное оружие во благо общей нашей победы.

— Ждём того момента, когда нашим ребятам понадобится твоя помощь. Ну и моя тоже. Если, конечно, понадобится.

— И как мы его узнаем — этот момент?

— Поверь, это будет несложно. Но нам стоит подъехать поближе к месту событий.

Сказав это, Романов слегка натянул поводья, приударил сапогами по бокам лошади и поехал за нашими воинами, я отправился за ним. По дороге я вытащил клинок из ножен, чтобы он, так сказать, прочувствовал общую энергетику — я был уверен, лишним это не будет.

Примерно на полпути к противнику, клинок начал светиться — несильно, но вполне заметно. Объяснение этому у меня было одно — меч почувствовал присутствие неподалёку своего, точнее, нашего старого знакомого. Я и без этого догадывался, что бабушкин друг Гарри не мог пропустить такое событие, то теперь я не сомневался — герцог Эджертон был рядом.

Чем ближе мы приближались к англичанам, тем сильнее светился меч. Рукоять уже стала горячей, как это случалось обычно во время поединка с сильным магом.

А наши отряды тем временем уже достигли противника, завязался бой. И почти сразу же я заметил, как за спинами англичан открылся портал. Такой же огромный, как вначале — видимо, они тоже приготовили для нас какой-то сюрприз, и теперь этот сюрприз должен был появиться их портальных врат.

Романов остановил коня, когда до ожесточённо сражающихся магов осталось всего ничего — если ехать дальше, то нужно было уже вливаться в бой. Я остановился рядом с кесарем. Наблюдать за массовым побоищем боевых магов оказалось не так уж и приятно, впрочем, как и за любыми боевыми действиями. Война — это всегда некрасиво, больно и страшно.

А ещё вблизи я разглядел портал и то, что никто из него на помощь врагу не выходил. Наоборот, англичане спешно эвакуировались. Первые ряды держали оборону, а основная армия покидала поле боя через портальные врата.

— Они уходят! — в удивлении воскликнул я, констатируя очевидный факт.

— Убегают, — поправил меня Романов.

— Но Эждертон ещё здесь, мой меч его чув… — я недоговорил, так как клинок резко перестал светиться.

Бабушкин друг Гарри исчез — сомнений быть не могло.

— Что Эджертон? — спросил Александр Петрович.

— Только что был здесь, но уже тоже убежал.

— Ну это логично — понял, что ловить ему здесь нечего.

Я согласно кивнул и снова принялся разглядывать портал, но внезапно боковым зрением заметил их — всадников в чёрных плащах. И они тоже уходили. Непонятно, почему я не разглядел их раньше, возможно, они находились в сдвиге, но каким-то образом, возможно, из-за своего меча, я мог их видеть. Но всё равно, почему сразу не заметил? Ответа на этот вопрос не было, как и на вопрос: что они здесь делали?

Неужели Эджертон уговорил-таки Хосе Второго выступить против нас? Но почему тогда император Ацтлана не привёл всю свою армию? Почему ограничился лишь отрядом, который так и не вступил в бой? Или это были не мексиканцы? Но кто тогда? Какая-то личная гвардия Эджертона, которая теперь уходила вслед за патроном? Очень было похоже на то. Правда, возникал другой вопрос: а что они делали в Мадриде?

— Что-то случилось? — слова Романова вывели меня из раздумий.

— Нет, а что? — ответил я вопросом на вопрос.

— Ты как-то странно уставился на бархан, словно тебя каким-то заклятием накрыло.

— А вы видите чёрных всадников возле бархана? — спросил я.

— Всадников? Чёрных? — удивился Александр Петрович. — Неужели они даже из Кении и Нигерии боевых магов притащили?

— Нет. В чёрных плащах.

— Не вижу, — сказал кесарь. — Объясни, куда смотреть.

— Да они уже ускакали, — ответил я, не желая развивать тему.

Когда большая часть англичан убежала, а те, кто не успел, были либо убиты, либо захвачены в плен, наши отряды разделились: одна половина отправилась помогать тюркам, а вторая — тем, кто занимался китайцами. Но как оказалось, тюркам наша помощь не понадобилась — индусы благоразумно решили, что им не нужна такая война и тоже бежали. Тоже, как и у англичан, не у всех получилось уйти порталом, но большая часть их армии всё же смогла эта сделать.

А вот китайцам повезло меньше всех. Точнее, вообще не повезло. Крупно. То ли «бабочки» разогнали китайских магов, ответственных за порталы, то ли ещё что-то там у них произошло, но китайцы сбежать не смогли. Какая-то их часть ушла небольшими порталами — видимо, самые высокоуровневые одарённые, владеющие пространственной магией. Но одного большого портала для массовой эвакуации китайцы открыть не смогли. И сильно за это поплатились.

Впрочем, нельзя сказать, что противник понёс значительные невосполнимые потери в живой силе. Жертвы, конечно, были, не без этого, но, несмотря на довольно масштабное побоище — немного. Всё же бились в основном не простые воины, а маги, на которых было наложено много разной защиты, и эта защита работала.

Намного больше было раненых, а их успешно приводили в порядок лекари. Практически всех. Кто не погиб сразу в бою и смог дожить до его окончания, тот с вероятностью в девяносто девять процентов оставался жить дальше.

Сохранять жизни раненым сильно помогала заморозка. Лекари, хоть их и было немало, не успевали сразу оказать помощь всем нуждающимся. Поэтому раненых на всякий случай замораживали при помощи магии холода, а уже потом, перед тем, как им мог заняться лекарь — снимали заклятие.

Безусловно, если бы у нас стояла задача уничтожить противника, картина была бы иной. Но англичане и индусы почти все сбежали, а уничтожать китайцев задачи не было. Наоборот, имело смысл сохранить им жизни, чтобы потом в качестве жеста доброй воли, отпустить их домой. Разумеется, вытребовав что-то в ответ.

Поэтому нашей задачей было — набрать как можно больше пленных. А магия очень упрощала этот процесс — достаточно было всего лишь во время боя обездвижить вражеского воина любым из подходящих для этого заклятий. А уже потом, по окончании битвы их собирали и натурально складывали в кучу для того, чтобы чуть позже подвергнуть боле тщательной сортировке. И никто не пытался сбежать или устроить какую-нибудь провокацию. Очень удобно.

*****

Мила и Айсулу вышли из портала в имении княгини Белозерской.

— Вам нужна помощь? — сразу же спросил один из дежуривших в портальной башне охранников.

— Нет, благодарю, — ответила Мила. — С нами всё в порядке. Мы можем увидеть хозяйку замка?

— ЕёСветлость ожидает вас у себя в кабинете. Вас проводить?

— Если это обязательно, то проводите, но, вообще-то, я дорогу знаю, и мы можем сами дойти.

— Нет, это не обязательно, я лишь предложил помощь, — ответил охранник.

— Тогда не стоит беспокоиться, мы сами, — ответила Мила, и девушки покинули башню.

Когда они вышли на улицу, Айсулу огляделась и спросила:

— Где мы находимся?

— В безопасности, — ответила Мила и улыбнулась. — Как говорит хозяйка этого замка, не переживайте и чувствуйте себя как дома. Впрочем, она Вам это сейчас сама скажет.

*****

Ещё не развеялась дымка он порталов, которыми бежали англичане и индусы, и не сложили в одну кучу всех обездвиженных пленников, а мы уже собрались вместе: я, Романов, Воронцов, Каменский, Дана и Бахытжан. Собрались и ждали того, кто оказал нам всем поистине неоценимую помощь.

И он наконец-то появился. Да ещё как! На белом верблюде в чёрном, вышитом золотом плаще — биште.

— Любит он всё-таки произвести эффект, — произнёс, глядя на друга, Александр Петрович и улыбнулся.

Хуссейн, подъехав к нам, лихо спешился, обнял Дану, затем Романова, Бахытжана, после чего очередь дошла и до меня. Мне тоже достались объятия — видимо, как старому знакомому. Приветствуя Воронцова и Каменского, иорданец ограничился рукопожатиями — он был невероятно взволнован и переполнен эмоциями, но всё же не настолько, чтобы обнимать незнакомых ему эльфа и орка.

— Выручил, друг! Спасибо тебе! — сказал Александр Петрович, приобняв Хуссейна и по-дружески похлопав его по плечу. — Твою помощь невозможно переоценить!

— Это тот минимум, что я мог для вас сделать, — ответил иорданец. — Меня не было рядом, когда изменщики убивали нашего брата, но я рад, что смог хотя бы помочь отомстить за Абылая. Кстати, где этот пёс? Надеюсь, он не убежал?

— Если ты про Карима, то он уже в Туркестане под надёжной охраной, — ответила Дана.

— Когда казнь?

— И ты туда же! — воскликнул Романов. — Сначала должен состояться суд!

— Всё у вас с какими-то сложностями, — усмехнувшись, покачал головой Хуссейн. — Отрубили бы голову прямо здесь, да и всё.

— Так просто он не отделается, — сурово произнесла Дана, и у меня опять побежали мурашки по спине от мыслей о незавидной судьбе Карима.

— Ладно, не буду давать советы. Ваш пленник — вам решать, как с ним поступать. Но я бы не отказался поприсутствовать.

— На суде? — уточнил Романов.

— Что я не видел на этом вашем суде? — удивился иорданец.

— Я тебя позову, — пообещала Дана, которая, в отличие от Александра Петровича, поняла, чего хочет Хуссейн.

Иорданец кивнул в благодарность, и на этом тему с Каримом закрыли. А новую почему-то никто не открывал. Какое-то время мы стояли молча, а затем Бахытжан задал вопрос, который волновал каждого из нас:

— Что дальше?

— Сегодня или вообще? — уточнил Александр Петрович.

— Сегодня-то понятно, — сказала Дана. — Сейчас соберём всех пленных, подлечим тяжёлых раненых, да отправимся по домам. А потом что?

— Потом? — переспросил Романов. — А потом у нас два варианта: ждать очередной провокации или решить-таки проблему раз и навсегда.

— Думаешь, получится? — спросил Хуссейн.

— Думаю, стоит попробовать, — ответил Александр Петрович. — По крайней мере, я не припомню, чтобы когда-либо для этого были более подходящие условия, чем сейчас.

— Значит, надо действовать, — сказал Каменский, который до этого предпочитал вообще не участвовать в разговоре. — Пока они не оправились от сегодняшнего удара.

— Ну от такого быстро не оправишься, — заметил Воронцов. — Впрочем, затягивать не стоит, здесь я с Вами согласен, Леонид Васильевич. Какой бы красивой ни была наша сегодняшняя победа, но для англичан это просто один из эпизодов Большой игры.

— Нет, Игорь Константинович, это не просто эпизод Большой игры! — возразил Романов. — Это Большой проигрыш!

— Но к сожалению, один проигрыш, пусть даже и большой, это ещё далеко не конец игры, — вздохнув, произнёс главный московский орк.

— Но, возможно, это начало конца! — улыбнувшись, заметил кесарь.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25