Разреши тебе присниться [Владимир Константинович Алексеев] (fb2) читать онлайн

Владимир Алексеев Разреши тебе присниться

Порою в жизни нам судьба подносит тяжкий груз,

в котором испытаний масса и ощутимо горькой боли.

И вот в душе рождается: «Ведь если я не трус,

за что все выпало мне так на мою долю?»

А ты живешь и ждешь, ответ все не приходит.

Пытаешься найти его в чертогах разума и бытия!

А как же время? Оно стремительно уходит,

пока ты ждешь, душа твоя гниет о помощи моля.

Есть те, кто не заметит боль и тления души,

продолжат тщетный, бесполезный поиск.

Но поиск сей напрасен, антидот находится в глуши.

Так что остановитесь, ушел уже ваш поезд!

Но где-то там, в глухом, далёком мире,

найдется тот, кто несмотря на боль внутри,

проблемам улыбнется и душа его, подобно лире,

нальется музыкой, ведь он живой и жив он изнутри.

И он не спросит никогда у Бога:

«За что все это мне и чем я заслужил?»

Он будет жить, бороться, найдет свою дорогу,

по ней пойдет и справится, ведь много пережил!

Порою в жизни нам судьба подносит тяжкий груз,

В котором испытаний масса и ощутимо горькой боли.

И вот в душе рождается: «Пока мой бьется пульс,

проблемам одолеть меня я не позволю!»

Вам не суждено понять мой путь,

его порой не понимаю даже я.

Фортуну вам спиной ко мне не повернуть,

ей руку я подам, на вас не по смотря.

Вам не суждено ко мне прильнуть

И мой обитель вам совсем не по карману,

и чистый воздух я смогу без вас вдохнуть,

а вы стараетесь его наполнить грязью и обманом.

Я сам себя придумал и создал

Под вашим гнетом боли и терзаний.

И ангел мой хранитель в созиданье помогал,

пока вы порцию готовили страданий!

Вы все пытались в мою голову залезть,

постичь наивно разум человека в маске,

но вам все тайны на скрижалях не прочесть.

Пройдут года и снова маска сменится на маску.

В кого мы превратились, люди?

На что мы променяли честь?

Нам правду подают на блюде,

а нам все кажется, что лесть.

Отнюдь не каждый, но отчасти все же

на зло бессовестным врагов,

готовы сделать несравнимо больше,

чем на радость собственным друзьям.

Во что вы, люди, стали верить

и в чем теперь ваш идеал?

С трудом сейчас судьбу доверить,

ведь внешность забралась на пьедестал.

И если вас подлец растопчет,

вы конечно больно вскрикните.

Раз растопчет, два растопчет,

а затем, увы, привыкните.

Возможно верить нужно в то, что выше власти,

– в заветную и чистую любовь,

А также в милосердие поверить попытайтесь,

оно способно пробудить во многих жилах кровь.

И не стоит гладить вам бездомную собаку,

забрать которую не сможете теперь.

Ведь вы даете ей надежду, пусть двояко,

а затем пред нею закрываете вы дверь.

Вопросов много, суть сейчас одна,

запомните без фальши всякой:

имея в арсенале паруса,

вы все цепляетесь за якорь.

Искра! За нею буря бродит страстно.

Огонь свой хочет всячески найти,

находит боль, все поиски напрасны.

Напрасна жизнь, коль хочешь ты уйти.

Тут за болью снова боль играет,

и воет, диким, адским воем.

Не дойдя и до конца всё затухает —

круговорот людей, что в поисках покоя.

Найти покой средь алчных людей,

когда твоя искра не просит бури?

Когда душа не требует идей?

Сей выход глуп, по всей своей натуре!

Людей, как сущность вместе, не исправить,

ведь глубоко сидит в нас внутренний порок.

Ты можешь лишь себя к огню направить,

что ждёт свою искру который срок.

Искра была душой, а сердце славилось огнём.

И мысли в голове, сравнимо бури страстной,

ведь это человек и строчки все о нём,

чей путь к покою не напрасный.

Гляжу на дождь

сквозь тёмное окно.

И вижу – капает и злится будто бы на крышу,

а в руках таится дрожь

и ясно мне одно:

по жизни бродишь ты, покоя все не сыщешь.

Гляжу я на тебя,

мой добрый друг

и вижу – тлеешь ты, душа все угасает.

Мне страшно за тебя,

ну так взгляни вокруг,

ты не один, с тобою ангел твой мечтает.

Гляжу на капли слез,

текут с твоих очей.

И вижу – боль твоя никак не затухает,

шепотом молитву произнес,

дабы не было больней.

Ведь боль, она к глубинам недр проникает.

Гляжу тебе я в душу,

будто как в лачугу

и вижу, что горит еще огонь тот страстный.

Выползает страх наружу,

сослужил тебе услугу.

Он кричит в лачуге воем громогласным.

Гляжу тебе я в очи,

они на мокром месте.

И вижу, шел ты не напрасно, убивая ноги в кровь.

Ведь ты же сызмала заточен,

ты не стоял на месте,

ты музу рыскал средь людей, что били тебя вновь.

Гляжу на дождь

сквозь темное окно.

И вижу – капает и злится будто бы на крышу,

а в руках таится дрожь.

И ясно мне одно:

по жизни бродишь ты, и свой покой ты сыщешь.

Я в своих строках запутался, порой

идёшь по рельсам, ждёшь счастливый поезд.

Умыться бы сейчас живой водой,

да рану залечить в душе, что часто ноет.

Пойти по рельсам вдаль, увы, отнюдь

не каждый путь себе сумеет проложить.

Не каждый сможет и пером взмахнуть,

что бы в строках свой смысл изложить.

Я в своих желаниях запутался, давно

уже не удивляет грязь людская и порок.

Снова видишь кто опускается на дно,

никогда на чей не ступишь ты порог.

А если бы всё, ныне, просто было?

«Забудь, мой друг, люби и музе покоряйся.

Пиши и трать ты лишь на то чернила,

твори и над своим талантом воцаряйся»

Волчица – мать стремглав за поездом бежала,

по рельсам в дождь, убиты лапы в кровь.

Навстречу в морду ветер, словно жало.

Бежит сквозь боль мучительница вновь.

От боли сердце материнское сжималось,

ведь в поезде волчат увозят браконьеры,

а в лужах от дождя лишь небо отражалось

и облака, как помыслы людские – серы.

Волчица к господу с надеждой обратилась,

моля о помощи всевышнего творца.

Тишина. Из глаз слеза лишь покатилась,

на небе месяц медный замерцал.

Бежать уж нет сил – иссякли.

Уходит поезд с лаем волчьем вдаль.

Продолжить матери погоню в тягость,

упала – вмята в землю божья тварь.

Как смеете себя вы сравнивать с животными,

коль сами не являетесь людьми?

Строишь цели человек себе высотные,

какой ценой? Задумайся, пойми.

Я проснулся в своей лужи крови,

смиренно ожидая исход.

В голове только камень надгробный,

а возле него большинство.

Все боялись своей смерти,

а я боялся людей,

но страх превратился в ненависть

и от этого только больней.

Единицы наслаждаются дождем,

другие просто промокают.

Я смог узреть другое в нем,

Из капель на окне я вдохновение черпаю.

Я всю жизнь – заложник музы.

«Твори или умри» – вот заповедь поэта.

Наша реальность – капкан иллюзий

и наш исход судьбою предначертан.

Главное правило этой реальности —

не запутаться в своих иллюзиях.

Когда в утопию с головой вы окунаетесь,

то путь назад вполне забудете.

Я сделал слишком много первых шагов

и у меня, если честно, болят уже ноги,

но видимо сей удел мой по жизни таков:

идти одному и открываться не многим.

Ко мне часто относились равнодушно,

равнодушие – есть наивысшая жестокость.

Но я улыбался сквозь боль, потому что,

не умел по другому, ведь ценится стойкость.

Улыбка не всегда показатель счастья,

она говорит, что человек сильный

и я в своих мыслях все чаще зарываюсь,

лишь бы только в страхе не погибнуть.

Наши мысли это оружие против себя,

мы заложники своих собственных мыслей.

Но мне и такая тропинка дорога,

что ведёт через лес в чащу смысла.

Они не подали мне руку,

но дали понять, что у меня есть свои.

Дабы холодным не стать трупом,

я поднялся из лужи крови.

Научитесь прощать людей, а заодно

и прощаться с ними.

Не всякая утрата – потеря, парадокс.

Люди никогда не станут другими.

Если бы животные умели разговаривать,

я бы вообще с людьми не дружил,

да, от моих мыслей хочется вздрагивать,

но эти строки – исповедь, которую я заслужил.

Мы не знаем что будет завтра,

пусть оно просто будет.

Хоть жизнь и отчасти театр,

но в глубине души мы её все таки любим.

Сегодняшний день как вчерашний,

стало не о чем вовсе писать.

Не смотри, что тебе улыбаюсь,

я себя потерял, это трудно принять.

Чувство мурашек бегущих по коже,

но это не холод, а страх.

Мои крылья уже сгорели похоже,

еле держусь на ногах.

Одиночество за окном, пустота на душе,

на сердце осела печаль.

И ты в этом мире живая мишень,

глаза устремляются вдаль.

Однажды мы просто исчезнем,

после тебя лишь останется пыль.

И жалкие надписи в подъезде

напомнят другим, что когда-то ты был.

А ведь жизнь проходит моментально,

у каждого в ней особая доля.

Мы говорим, что у нас все нормально,

а ночью задыхаемся от боли.

Мои друзья – одиночество и муза,

такая кампания мне по душе.

Я кому-то оказался ненужным,

так что останусь с собой наедине.

Наушники в уши – я сделаю громче,

за спину одену рюкзак.

В голове зависают любимые строчки

и нет пути уж назад.

Медленный шаг переходит на бег,

я нуждаюсь в перезагрузке.

Долой этого города серого блеск,

не хочу я на веки быть тусклым.

Мой новый день, как чистый лист,

я перевернул свою страницу.

Во мне горит желание творить

и по ночам совсем уже не спится.

Красные глаза, бессонница – мой спутник,

к такому сюжету похоже привык.

В моей цитадели теперь неуютно,

в голове зависает лишь грустный мотив.

Меня снова куда-то уносит печаль,

мои строчки пропитаны болью.

Пусть разобьются чувства об асфальт,

и исчезнут руны на стене, написанные кровью.

Скажи мне, что я поменялся в лице,

запомни таким, если завтра не станет.

Мы скоро совершим из этой жизни побег,

туда, где найдём мы обитель изгнаний.

Уйти бы в тишину уже от всех проблем

и ты найдёшь меня в углу квартиры тёмной.

Завтра для меня ты окажешься ни кем,

все рушится со скоростью огромной.

Эти люди холоднее изнутри чем городские стены,

я больше не трачу себя на пустые разговоры.

Постепенно закрываются для вас мои двери,

ведь вы открыли себе свой «Ящик Пандоры».

Вы не подходите к моему сюжету,

эта грустная история без начала и конца.

На вопросы вы не нашли ответы,

где-то каплями плачет окно от дождя.

Не слушай ни кого, это только твоя жизнь.

Мир не расцветёт как красивый цветок акации,

если взялся жить и любить то держись,

твоя главная задача – вылезти из глухого панциря.

Я вышел из дома в надежде найти

лекарство от тяжкого прошлого.

Мама, залечи мои раны в пути,

я не в силах один волочить эту ношу.

Отныне мой путь – летаргический сон.

Моя муза, меня ты напрасно забыла,

освежу тебе память, напомню про то,

как в меня ты когда-то влюбилась.

Мы с тобою всё сможем без сомнений

и пусть уже накроет нас мирская нагота.

Пока мы будем время коротать под свет затмений,

во мне заполнится глухая пустота.

Я слышу сквозь сон как щебечет листва,

я делаю шаг и дорога открылась.

Не дай мне, родная, уснуть навсегда,

мои скитания отныне наполнятся смыслом.

Воспоминаниями пахнут песни в моей голове,

и по́ ветру пеплом развеются мысли.

После меня на дороге останется след

и не пройдена мной та последняя миля.

Проснись… Этот город полон пустых людей,

я не скажу тебе, что значат сердечные чувства.

На улице последний фонарь догорел,

повсюду владеет людское безрассудство.

У каждого есть тот, ктo всех дороже.

Кто тёмной ночью греет без тепла,

с кeм дaжe мысленно беседуешь до дрoжи

и хочется из города по закоулкам убегать.

Когда мне в тягость пережить неприятность,

когда депрессии окутывает холод,

я пытаюсь творить и погрязнуть

в своей музе пока та не иссохла…

Проснись… Нарисуй на запотевшем холодном окне

свой шёпот сердечный, что молвит безмолвно.

Все ответы находятся только в тебе,

открой свои очи на мир превосходный.

Я в моём мире постоянно один,

на этой Голгофе ежедневно погибая,

под нос себе твержу C’est la vie, господин.

Сам себе палач и суровый судья я

Не бойся меня, я всего лишь твой сон,

я – губы, которые разучились улыбаться,

я – глаза, от слёз ослепшие;

иной

ночлег ты ожидала, не умею притворяться.

Я предвижу безумие грядущих перемен,

не хочу я быть кем-то в кавычках.

Все мироздание погасло в момент,

когда одиночество стало привычкой.

«Расскажи, что ты знаешь о любви?»

– переболело, и отныне прошло.

Пока еще в мыслях, значит не погиб,

я сам себе пишу свой приговор.

Только недавно осознал как это сложно,

никого в этой жизни не ждать.

Мне уже не будет тут места – изогнан.

Никому ни звонить, ни писать.

Возможно, выпив кофе поутру,

я снова буду ощущать покой;

мне свыше молвят, что прорвусь,

а веры в это вовсе никакой.

Я разрушаю себя, но слишком устал,

чтобы беспокоиться об этом.

Увидев во мне лицемерную тварь,

ты не захочешь остаться с поэтом.

«Как ты чувствуешь себя, мой друг?»

– я не чувствую отныне вовсе.

Я не стану другим – я потух.

Быть или не быть? Все силы на износе.

Прошу замолчи, я лишь только твой сон,

кричал тебе вслед – «Ты не рань себя снова»..

В глазах твоих космос целиком отражен,

закрываю я душу свою на засовы.

Стоя у обрыва, так и манит вниз,

а мне бы лишь опалённые крылья расправить.

Сладкая мгла, ты меня окутай и плени?

ведь не видно вдали той переправы.

Я хотел бы ту боль, что во вздохе таится,

отыскав, на замки запереть.

Моя молодость – вольная птица,

разреши за звездою с тобой полететь.

Опьяненный безумным творчеством,

что в строках на бумаге сложилось.

Я влюблен в свое пустое одиночество,

которое в жизнь мою клыками впилось.

Здесь небо так трагически красиво,

на нем раскинулось вечное кладбище звёзд.

Во мне до сих пор продолжается битва

между реальностью и мерцанием грёз.

Я к твоему миру прикоснулся однажды,

и буду с тобой до последнего вздоха

лететь за звездой и с обрыва падать,

и в радости и когда тебе плохо.

Творчество – это порыв, порыв людского страдания,

сей цикл навсегда оставит во мне след.

Моей музы не забуду лица очертания,

«Разреши тебе присниться» – шептал, надеясь, тот поэт.

Когда ты устанешь от су́етных мыслей,

от музыки в наушниках знакомой

Загляни сюда в мою обитель,

ничего здесь нет кроме дома.

Там услада для уставших глаз,

за снежной пеленой притаился закат.

И воздух станет чуть свежей.

Для вас

орудую тут словом до темна.

Когда я молчу, все расскажут стихи,

как блуждаю я по улицам пустого подсознания.

Снаружи греет чашка горячего чая, иным

– изнутри лишь согревают воспоминания.

Воспоминания? Они как шарф шерстяной на шее,

обвязавшись,

согревая тебя каждый день.

Если сердце убивает тоска все больнее —

разыщи его и скорее надень.

В строка́х я своих уже дошёл до конца.

Испробовал все, не познав любовь, дороже

из всех сказанных слов и эмоций лица,

Нам важно услышать: «Я тебя тоже».

Живи и наслаждайся моментом,

истратив лишь немного чернил.

Тепло родного дома ничто не заменит,

лишь только бы сердце пылало все дни.

Последний раз мне взглядом пpoшлoe окинуть,

ведь там я больше не очнусь.

Лежать на осколках своих же – погибнуть,

невзирая на них, я пожалуй пройдусь.

Туда, где не ловят телефоны,

тишина где и покой.

Словом своим вооружённый,

Блуждаю по коробке черепной.

Тут я у музы под нежным крылом,

обрел свой приют для души.

Хочется редко забыться порой,

но шепчет мне голос: «Просто пиши»

Обрывки фраз расскажут до мурашек,

как засыпая с иконою в руках,

мысли поглощают – словно падший,

падший ангел запутался в адских кругах.

Убивая свои ноги в кровь,

проходить по разбитой дороге.

Маски прошлого сдирать с лица и вновь,

гореть отцовской сединой и маминой тревогой.

Пройти сквозь боль до отметки – восемнадцать,

стремиться вперед, становясь мудрей.

И лишь придет мне час земле предаться,

оставит меня муза на одре.

Как птица, что в клетке, наружу стремится – стекает слеза по щеке.

Уже закопался достаточно в мыслях, что б колебаться в себе.

Прошу, давай без натянутых слов,

«Всё будет хорошо» – не лучшее избавление.

Ты посиди со мной до последних снов, пока не настигнет забвение.

Не спрашивай больше о моём состоянии,

еще реагирую зрачками на свет.

Бессонная ночь умерщвляет сознание,

словно дурман в заурядном цветке.

В минуты печали промолвят: «Ты ангел, что тут затухает

средь лживых афиш»

Ах, жаль, когда все утеряны ранги, на сломанных крыльях,

увы, не взлетишь.

Я ухожу.

Я погружаюсь в сон, пусть там таинственно неясно.

Что внутри таилось глубоко – взросло,

под тлеющий закат, кроваво-красный

Прошу разделить со мною горе, нависшее бременем,

когда растворится в ночи мой избитый силуэт.

И, словно эта явь – тяжелый удар по темени, изнутри прожигает,

как легкие дым сигарет.

Я под гильотиной разлагался во мраке ночном,

с настроением, медленно шедшем к нулю.

А ты, на плачущем фоне дождя за тревожным окном,

всё молила идти к долгожданному сну.

«Прощание – есть самая тяжкая боль» – твержу себе под нос,

исподлобья смотря на небеса.

И что с гневом было посажено внутри меня – взросло,

пока семейный очаг бесследно угасал.

И отнюдь, увы, не только пепел знает как сгореть дотла,

я до сих пор не понял, как так быстро, потерял былую веру.

Посмотри в глаза, они искрят от боли, угасая навсегда,

в них только слякоть и теперь немая серость.

Дрожащие губы молитву с трепетом шепча,

грезили тобой пока оковами нас разделяли километры.

Моя преданность досталась преданной несмотря на душевную печаль,

засевшую в глубоких непреступных недрах.

И ничего, что могу сгинуть – пусть,

мне лишь бы семейный очаг не потух.

А коль тускнеть уже начнёт, то я боюсь, что боль зажжёт огонь,

предшествующий концу.

Здравствуй, mon ami, вникай.

Словно тихая пуля в висок – настигло, возможно,

дрянное прозрение: «Жизнь – это предсмертные муки».

Взросло во мне то, с чем боролся, сродни воспалению.

Под выстрелы канонад на рассвете,

пора набраться смелости и широко раскрыть опухшие

глаза, словно в карцере – мучительно мертвеете.

Друг мой, это приближение конца.

Mon ami, прошу тебя,

как Феникс натяни улыбку, пусть все продолжат быть героями

своих слепых утопий.

Но ты не птица «феникс», значит в пылком пламени сгоришь

и в пепле будешь захоронен.

Распятое тело сошло с постамента,

с темя снимая терновый венец,

подавая признаки жизни, в отместку

стервятникам ждущим печальный конец.

Вздымая клубы пыли, двинулось тело,

холодные руки, сжимая в испуге.

Голгофа опустела, но жанр не «Пеплум»,

такой сериал не скроить на досуге.

Свежая гниль в тканях мозга – спасение

для снующих по небу «Крылатых гиен».

Поставь ему свечку, он затянет с лечением,

кардиограф издаст монотонность сирен.

Кома длиною в два года – момент,

зависший как пепел, событий в Помпеях.

Усилия, потраченные на поднятие век,

сравнимы со светом звезды Вифлеема.

Я не из тех, кто будет бегать за тобою,

я просто стану лучше, что бы ты сама пришла.

С целью – померить себя с самим собой,

тело справилось, два года отгремя.

Ты прими это как должное, без лишних слов.

Разбитая гитара уже не прошепчет минором.

Инсомния окажется полезнее снов.

Когда захочешь разговор, то выведи из комы.

Я рассчитывал с тобой на рандеву,

а приходил на «Тет-а-тет» лишь с гильотиной.

В голове мелькнула спичка – наяву

зажгла пожар, в котором ты так робко появилась.

С тобою я учился вставать, без тебя я научился падать.

Знаю, что тебя я скоро снова потеряю.

Не оплакивай то, что невозможно исправить,

я стану гидом в прошлое, где ты ещё сияешь.

Вздымая клубы пыли, двинулось тело,

её тёплую руку сжимая в надежде.

Голгофа опустела, но жанр не «Пеплум»,

сериал подошёл к своему завершению.