Ну здравствуйте, дорогие потомки, снова! [Ivolga Анастасия Каляндра)] (fb2) читать онлайн

Ivolga (Анастасия Каляндра) Ну здравствуйте, дорогие потомки, снова!

Ну здравствуйте, дорогие потомки! Я долго, очень долго не писал. Аж почти пять дней. А всё ведь потому, что на этот раз мне никто совсем тетрадь не подарил просто так. Чтобы так – по собственному желанию. К нам даже тётя Таня приходила, которая мне предыдущую тетрадку дарила, но и она во второй раз теперь о том не догадалась, чтоб так же сделать. Хотя я уже от неё ждал. А она – бесчувственная какая-то к моим ожиданиям. Но ничего. Я всё-таки дождался того, когда ж я сам уже решился у мамы попросить. Придумал повод вернее. Ведь если просить у мамы тетрадку – так, ведь она, наверное, спросит меня: "А зачем?" Ведь испугается, что я какую-нибудь школьную потерял. Ведь я обычно писать во всяких тетрадках вообще не люблю, да и смотреть иногда не могу на тетрадки… А тут – вдруг ещё одну попрошу!.. Ну, так и произошло, когда я в магазине подошёл к ней и сказал: -"Мам, а давай мы купим мне тетрадку?" Она говорит: – "Для чего? Школьную, – говорит, – потерял?" Вроде как-то так было… А я говорю, что – нет: я, мол, это буду туда всякие вещи почаще записывать и почерк тренировать. Ну, мама, конечно же мне купила тетрадь в магазине – ведь это не вредно. Чего же ведь и не купить?.. Тетрадь – она ведь, не чупа-чупс. Ей зубы уже не испортишь. И мне мама даже сказала, чтобы я сам себе выбрал – какая мне нравится. И я выбрал с большой собакой на обложке – с белой. Она такая красивая, лежит в траве и улыбается. И вокруг солнышко светит. Замечательная тетрадь! А почерк – я и действительно собираюсь развивать. Ведь я недавно попытался прочитать что я писал недавно ещё в том своём дневнике. И сам ничего очень долго понять не мог… Очень сложно там всё написано. И вы, мои дорогие потомки, хотя и будете жить, несомненно уже в более прогрессивное время и, значит – сами уже будете более прогрессивные, чем все мы теперь, и конечно же, легко разберетесь во всем, что я написал… Но я, всё же, хочу, чтобы вам было ещё немножечко полегче. А то я недавно сам не мог долго понять – что такое за "порка", что-ли, у меня там написана?.. А так оказалось, что это горка, всё-таки. А то так, можно сказать, что я сам за себя аж испугался немножечко… Хотя и прекрасно знаю о том, что у меня никакой такой порки в жизни совсем и не было, как бы папа тут не грозился… Но, всё равно, аж даже страшно немножко за себя стало. Ведь так же получается, что повесть моя приобретает какой-то, совсем уж, трагический оборот!.. А всё из-за плохого почерка… Но что ещё хуже – так это то, что я Ане недавно дал почитать своё, то стихотворение, что про площадку, про игры, и про семью – так, вот она так его долго читала!.. И спрашивала постоянно: -"А тут что написано?.. А тут?.. А вот это чего?" и так далее… Как будто это и не поэзия, вовсе, а просто ребус какой-то. И я ужасно сердился на неё, за то что она такая непутевая, и в конце концов, даже сказал ей, что не нужно тут больше читать!.. Чтобы она знала как мне мою поэзию своим непонимаем портить!.. И, вобщем, забрал у неё уже тетрадку. Я, всё равно, ведь, понял то, что она уже дочитала до конца – ведь про самую последнюю строчку она уже у меня и спрашивала – как это читается. Вобщем, всё впечатление от стихов куда-то растаяло… Я думал – она сейчас ликовать будет внутренне про меня, за то что я у нее уж такой романтичный и вдумчивый, и улыбаться мне так, застенчиво… А она вся такая сосредоточенная, наоборот, стала, чтобы мне это всё прочесть, что просто, как будто она вагоны грузит сейчас и уголь перетаскивает, а не парит на крыльях поэтических… Ну, вобщем, работать мне над почерком нужно… Ну и буду я в этой тетради.

Ну… Так что теперь, вкратце говоря, я могу, вновь, сообщать вам все новости о себе, дорогие потомки! Я знаю, что вы уж давно испереживались совсем тут без меня… и за меня. Ведь Вы сострадательные, потомки, и наверняка уже, наверное, считаете, что я давно как простудился и у меня начался какой-нибудь смертельный насморк, и от этого я так долго уже не пишу. А я – вот он – здоровый и сильный. И целый, невредимый весь. (Только зуб ещё один вырвали. Но зато там теперь новый растёт на том месте. Так растёт, что даже аж чешется.) И я вам снова пишу со всем сердцем. Так… Значит… Что из последних новостей? Во первых – та женщина из турецкого сериала всё-таки уж вышла замуж за своего кавалера. Та-аак долго она не выходила, что уж, мне кажется, что за это время мужчина тот, мог бы уже и передумать на ней жениться, и уехать далеко, далеко, если б сценаристы его не держали… а зрители все уже и передумать успели бы смотреть. Но мы всё равно смотрим. Ведь надо культурно развиваться. Хоть иногда. Хотя и смотрим мы, нужно сказать, уже на исходе сил.

Уж они всех нас, своих зрителей, просто замучили!.. Это же сколько нужно, скажите на милость, рекламы отсмотреть, чтоб дойти наконец до сути?!. Да мы, кажется, больше про колбасу и про банковские карты каждый день смотрим, чем про турецких этих самых людей!.. А ещё – титры!.. Так это и вообще невозможно. Мало того, что в школе ты постоянно читаешь, так тебя ещё и по телевизору заставляют! Причём таким ещё мелким шрифтом проматывают, как будто они банк какой, а не телевизор совсем. Трансформеры живут хорошо. Я только одному из них чуть-чуть руку сломал. Но он на то и трансформер, чтобы ему как-то да и трансформироваться. А вчера мы мне нашли с мамой та-ко-го трансформера! Он маленький и с ним можно ездить, и он даже в трамвае вместе со мною легко весь помещается. Мы с мамой, как раз ездили далеко в город, делать там какие-то документы. И там зашли в магазин, и там нашли мне трансформера. И мы потом вместе с ним ехали прямо по городу в таком трамвае, что было вокруг очень красиво и ветки были вокруг, и здания, и люди. А внутри было немножко полу темно, от того, что дождь снаружи уже собирался. И мой трансформер был так замечателен и так популярен, что даже тетенька напротив на него так всё время и смотрела… Как он катается по стеклу трамвая (ведь он – мотоцикл, если его сложить) и как он всё время к ней подъезжает через кнопку вызова водителя… Но после, правда, когда рядом со мной место освободилось и мама туда села, она мне сразу же сказала, чтоб я перестал катать. И у нас получился антракт в его истории популярности. Но я тогда стал много говорить… Потому что устал. А я когда устаю, так мне нужно, уж позарез, что-нибудь говорить. И даже неважно что. Я даже стал петь. Я пел:

– Мы е-дем… Вмес-те с трансформером и ма-аамой!.. В трам-ва-аае!.. И дождь соби-ра-аается!..

И ещё что-то я там напевал. И мне даже очень понравилось, и даже показалось, что это в рифму. Наверное от того, что устал. И я, прямо так и подумал сразу, что это всё надо бы обязательно записать, и даже хотел попросить маму. Но я не стал и решил, что и сам всё, всё запомню и буду потом, дома, у себя в дневнике с собакой на травке всё это писать. Но я забыл. Почти всё. Наверное потому что рифма была, всё же, не прочная… А то, когда всё хорошо в рифму, так всё обычно и хорошо запоминается. Я как-то раз даже три четверостишия всего за час выучил. Это когда нам в школе задали какого-то поэта хорошего. И у него рифма была ещё ого-го! А я из своего почти что всё забыл. И помню только что что-то там было ещё в моей песне про женщину с покупками, что мимо, за окном проходила… И про мужчину с собачкой… И про кафе-кондитерскую, что мы мимо проезжали. И ещё чуть-чуть про светофор. А так – мне больше всего запомнилось то, как мама мне "ну, помолчи чуть-чуть!" всё время моей песни говорила. И это был, как такой припев, потому что повторяется – всё у меня куплеты, а мама мне этот припев туда прибавляет. А потом мы ехали ещё в метро. Мы очень даже нормально проехались – и мама всего даже только два раза свою валерианку пила. Хотя мне она и сказала, что ездить со мной куда-то совершенно невозможно. Но мне вполне даже возможно. Я очень люблю в метро ездить на эскалаторе, хотя боюсь. А там нелегко не бояться. Там тетенька какая-то нагнетает всё время по радио обстановку. Она говорит, мол – держите на эскалаторе всех детей своих за руку или даже на руках. И я прямо боюсь уже, как бы что не случилось, если меня вдруг держать не будут. А ещё мама однажды усилила мою тревогу, когда сказала мне: "не прыгай на ступеньке – упадешь, ещё шею себе сломаешь." А я тогда прыгал, когда мне очень радостно было, ведь мы тогда ехали с ней и папой с ВДНХ и мне ещё меч большой пластиковый светящийся купили. И вкус мороженого во рту ещё был такой, очень хороший. А вот теперь я никогда на эскалаторе уже не прыгаю. Разве только чуть-чуть, если уж очень захочется. А так мы нормально съездили. В вагоне метро ещё форточка была приоткрыта и там можно было на трубы на стенах в прямой трансляции смотреть – как они там летят, такие серые. А ещё было приключение. У нас поезд посреди тоннеля вдруг остановился, и такая стала тишина!.. И только немного – такое легенькое пищание и гудение. А потом нам ещё машинист по громкой связи сказал: "Уважаемые пассажиры, сохраняйте спокойствие. Поезд скоро отправится" – таким странным голосом сказал, что прямо очень беспокойно мне сразу стало. Но потом поезд ещё чуть-чуть постоял, и машинист сказал нам почти таким же своим голосом, что надо быть теперь осторожным, ведь поезд уже отправляется. И я там где сидел, стал сидеть уж совсем осторожно, чтобы чего вдруг не вышло. И поезд, действительно тронулся и мы поехали. А ещё я показывал маме свой страшный трюк – я вставал, прямо во время движения, и отпускал руки от всех поручней, чтобы совсем не держаться, и хотел показать маме, как я могу стоять стойко, чтоб даже совсем не качнуться. Но не успел ей это сильно показать, потому что начал падать… И мама меня подхватила, и сказала, чтоб я сидел. И я сидел и всё жалел, что не могу так пока стоять в метро, совсем без рук, чтобы все на меня смотрели и аж восхищались. Но я когда-нибудь, надеюсь, ещё научусь. И вот, как мне кажется – мы отлично съездили. И даже отлично вернулись домой. А мой трансформер теперь у меня стоит на столе. И я с ним играю иногда – катаю по столу. И это, хотя и не так здорово, как по трамваю, но тоже хорошо. А особенно, когда уроки надо делать – так это и вообще, чистый отдых сердечный.

Что ж. Я ещё вернусь к вам, надеюсь, со всеми новыми новостями, потомки!.. А теперь их пока больше нет.

И я забыл поставить дату:

23 декабря.

***

У меня, дорогие потомки, уже прошел Новый год! Я не писал про него сразу, потому что у меня в нём было ещё много дел. И в старом тоже. Мне в Новый год надо было много покушать и я всё кушал и кушал и все вместе со мной тоже кушали, ведь всем было очень радостно. А когда радостно – почему бы и не покушать?.. Тем более что мама нам всем приготовила очень много всяких вкусных салатов и все они теперь стояли перед нами на столе и с каждой минутой, по маминому мнению, всё пропадали и пропадали у нас на глазах. И мама нам говорила: -"Вы кушайте, кушайте, а то ведь и пропадут!.." Но мы, вообще-то, сколько не кушали, так всё салаты у нас со стола никуда не пропадали. Всё оставались все здесь. Но ладно. Это мама просто сильно всё так за них переживала. Как за своих родных. Она сначала, до Нового года, за них очень переживала, чтобы они появились, и от того очень спешила. А потом стала сразу переживать, чтобы они уж исчезли. Ну, что и говорить!.. Новый год – новые переживания. Так бывает в жизни. Но мне даже больше то нравится, когда мама переживает чтобы у нас их уже не было, чем когда чтобы они были. Ведь когда она так после Нового года переживает, то мы все кушаем и нам всем хорошо. А вот когда она до Нового года переживала – так это было хуже, ведь мы с папой вынуждены были одни наряжать нашу главную комнату, пока мама на кухне с салатами занималась. Мне мама совсем не хотела в том помогать, чтоб мне от того радостно было. Мне было бы радостно, если бы мы вместе с ней наряжали. А так – получалось, что без нее. Но мне всё равно было радостно немножко, ведь хоть это и грустно что мама твоя не с тобой рядом, а с какими-то салатами бездушными… хотя и очень вкусными… в сей предпраздничный час, но… Что же делать?.. Ведь если ты не рад, то и уже никакого праздника не получится вокруг. И ты должен быть рад. Иначе нельзя. И я старался быть рад. И был почти что. Тем более что со мной ещё был папа. Ведь это мама возилась на кухне и готовила там всё к приходу гостей и оттуда, из кухни, всё вырывался и вырывался пар и свист и шипение от кастрюль… А папа был здесь, в нашей комнате. Это мама по кухне всё бегала, забывши про сына родного, а папа тогда ничего не делал и был, потому, мне хорошим отцом. Я хоть его но заставил мне люстру на люстру вешать!.. Мы в магазине, большом пребольшом, купили мне люстру. Она из фольги и вся разноцветная. Я очень её хотел потому что увидел. И попросил. И мне взяли. И обещали повесить её, раз я так того хочу. Ну и вот. Мы с папой стали вешать её, но только она всё никак не крепилась сначала, ну а потом мы придумали её скотчем закрепить. И папа тогда наконец слез с лесенки, которую специально для того и ставил – чтобы повесить мне люстру мою. И тут оказалось, что папа своей головой её очень сильно прям достаёт. И так получается, что если вдруг папа не смотрит, куда он идёт, то идёт он всей головой своей прямо в люстру и люстра тогда качается, вместе с той – первой люстрой, что и была, и вот по комнате бегают разноцветные пятнышки света – они яркие и очень весело дрожат и это хорошо. Конечно же. И это так показывает, что папа очень головастый, что он решил люстру нам туда именно повесить. Правда мама слегка так была недовольна тем, что она так висит – ведь, просто, она тоже её головою слегка достаёт. И когда идёт мама в комнату с салатами в руках, и смотрит вся на салаты, то у неё, ну совсем нет возможности посмотреть на мою люстру. И вот она, люстра, ей и напоминает – что, мол, посмотри! А мама всё переживает, что так у нас и все обе люстры в конце концов свалятся. Ну а я того и очень жду – ведь это будет ещё как интересно!.. Но пока она, каждая из двух, висит. Даже уже и после Нового года, когда к нам ещё и пришел дядя Валера и он – так ещё выше, чем мама с папой. Но она всё равно висит. Ведь дядя Валера высокий, но очень внимательный, к сожалению. Он всё видит, что есть перед ним. И так и ходит мимо. А я!.. Я!.. Был бы я чуть повыше, так я бы уже как-нибудь так бы всю люстру своей головой зацепил, чтобы она уж непременно свалилась и мы бы все посмотрели – что там есть за ней в потолке! И это было бы нашим хорошим и интересным открытием в наш замечательный Новый год! Ну а потом – мы бы её обратно, конечно, на скотч приклеили. Вот так. Но со взрослыми ни одно дело до конца никак не доделать. Они, всё, какие-то бесконечные.

А мы ещё много чего украшали всей семьёй. Мы с мамой ещё украшали тоже немного. Но это было ещё давно – два дня назад. Мы с ней тогда украшали елку и очень даже хорошо её украсили. Особенно я. Я сразу несколько шариков даже на одну ветку повесил. Ведь так было чем-то похоже, что это кисть винограда – но только большого и разноцветного. А ёлочная ветка от этого, хотя она была и не нижней далеко, но стала, как будто бы нижней. А там где она и была до того – стало как будто бы так, что в ёлке дырка. И дырка такая интересная!.. Необычная, дизайнерская! Вот как я красиво украсил!.. А мама всё как-то странно украшала – брала каждый шарик себе из коробки и смотрела так долго, искала – куда бы его ей на ёлке повесить. Как будто бы ёлка со всех сторон не одинаковая! А она одинаковая. Ну, кроме той стороны, где красивая дырка.

А ещё мы с папой уже перед Новым годом, когда мама всё там на кухне готовила, решили вешать гирлянду, которая светится, на окно. Хотели повесить её на окно то, которое в кухне – чтобы поближе всем к маме быть и к её салатам. Но мама так объяснила, что если мы ближе к ней свою гирлянду вешать будем, то вот она может отвлечься и вдруг что-нибудь пересолить или пережарить и будет нам всем не очень хорошо. И мы это поняли и кивнули и пошли вешать в комнату. Тем более там у нас ещё и телевизор работал так громко и радостно, и радостно было нам под него вешать. И папа очень медленно вешал, ведь потихоньку он постоянно смотрел, что там показывают, а я мог смотреть – и что там и что тут. И везде было так интересно!.. И как папа вешает и что дяди по телевизору говорят. Нерадостные они, правда, всегда там какие-то. Даже в новый год. Как будто бы мультиков им посмотреть не давают. Ну а папа потом повесил – и всё!.. У нас так сияло окно, будто оно было прямо второй телевизор. Но только мигало оно и светило такими мелкими лампочками, а не дядями. И мне это очень понравилось. Окно то жёлтое становилось у нас, то зелёное, то синее немного, то красноватое… То вдруг всё сразу – и зелёное и синее и красное. И в разном, разном ритме. Там всякие режимы у гирлянды есть и их можно внизу одной кнопочкой переключать. А можно включить её сразу в розетку и она нам сама так и начнёт тогда всякие разные режимы свои показывать самовольно!.. Мы, кстати, её не в розетку включаем, а сразу в удлинитель. Ведь папа стал вешать гирлянду и всю её скотчем к окну прилепил, а уж потом уже понял, что у нее до розетки шнура не хватает. И тогда он стал вешать ещё и удлинитель – а тот тоже такой длинный, как будто бы это вторая гирлянда. И будто бы, получается, у нас даже две гирлянды есть!.. И вот, тогда, когда две гирлянды сцепляются, то и получается свет!.. И вот… Горит у нас гирлянда и вся она светится!.. И столько у неё есть вариантов как гореть, что она очень разнообразная. И мне очень нравится, как иногда она горит очень медленно… и тихо так гаснет одним своим цветом… а потом, вот, другим тоже тихо загорается. И будто она – много, много таких маленьких свечек. И можно тогда ей махать всеми руками – как будто бы это ты волшебник и она по твоему указанию загорелась. И даже если чуть-чуть и не успеешь руками к началу, то это ещё ничего – ведь всё равно она загорается долго так, что хоть пятнадцать раз за это время помаши! Вот так вот оно замечательно!.. А ещё так здорово, когда вдруг гирлянда вся начинает так быстро мигать и яростно, что аж ощущение что ты весь летишь в самолёте в турбулентности или в космическом корабле под метеоритным дождём!.. И мама это тоже оценила. Она говорит что аж глаза болят!..

Но мне больше всего тот нравится режим, где все, все лампочки сразу горят и не выключаются, пока их ты розетки не лишишь. Это так красиво!.. Когда все сразу цвета у тебя на окне, а не только зеленый и синий и не только желтый и красный. Вот. И я потом такой свет и оставил у нас в комнате, когда мы все с папой пошли в магазин вечером, чтобы ещё прикупить газировки. И мы с ним хотели чтоб так потом стать и снаружи посмотреть – как это для всех вокруг наше окно смотрится?.. И мы стали. И все вокруг думали, наверное, что мы воры. И высматриваем в наших окнах, что же такое там из нашей квартиры украсть. А там даже виделась мама – немножко, головой. Она там по кухне порою ходила и я это видел и очень радовался, что она у меня такая в кухне есть. В Новый год. А вот гирлянда прекрасно смотрелась тоже!.. И наше было окно среди всех очень хорошим. И тоже блистало, как остальные. И мы очень долго стояли и ждали. Оказывается мы ждали что сейчас переключится дальше режим и папа посмотрит отсюда, как там загораются свечки или летит космолет. Но я-то сам выбрал режим – самый красивый. И теперь он горел один. И папа со мной, наконец это узнал и сказал мне: "Ну ладно!" И пошли мы купить газировки. И много купили!.. Аж четыре бутылки. А каждая – кажется по два литра. И это папа у нас такой сильный, что столько носит. А потом ещё по стольку и пьёт. У нас папа любит газировку. Даже больше чем дяденек смотреть по телевизору. А иногда он и то и то сразу делает. Особенно в Новый год.

А в магазине так много людей сразу было!.. И всем им, почему-то, одновременно так было на кассу нужно, что нам аж даже их ждать долго пришлось. Как будто бы в мире никто и не знал, что скоро Новый год, а вот – за пару часов до него все вдруг вспомнили!.. И мы с папой стояли и ждали… И это тоже хорошо, ведь я, пока мы стояли, нашёл в магазине ещё новых гирлянд нам домой и разных всех елочных шариков и даже светильник, который Дед Мороз. И я очень тщательно искал, чтобы всё это найти на той полке у которой мы стояли, и папа мне за старания всё это купил. Тем более что папа всегда тоже очень любит такие полки, возле которых нам в очереди стоять приходится – там всё время накладывают всякие интересные штуки и их продают таким как мы. А мы и рады.

И мы пришли с папой домой и разложили газировку, куда её надо – то есть оставили висеть в пакете в прихожей… И принялись вешать ещё одну гирлянду, которую тут нашли. Ещё одну – электрическую. А не электрических-то я нашёл ещё много. Побольше чем одну. А электрическую мы решили, тогда уже, вешать на ёлку, раз всё окно и так занято. И в этот раз папа сразу воткнул нам гирлянду в розетку и только потом уже стал в неё ёлку заматывать. Чтобы потом не искать удлинитель. И так оказалось, что этой гирлянды хватает у нас на пол ёлки. И стала она у нас вся такая двухсторонняя – верхняя сторона не горит, а нижняя да. Та горит. И вот… И хотели ещё все мои те гирлянды развесить, что уж не электрические, но так оказалось, что места на ёлке уже от гирлянд совсем нет. И я тогда их развесил себе прямо на себя – будто они мне удав как на шее дрессировщика!.. А ещё – даже на двух трансформеров. Но только они оказались под своею гирляндой совсем и не видными. Вот так трансформировались! Ну и всё равно красиво! Просто праздник у нас повсюду вокруг!.. И мне так понравилось всё украшать, что я даже взял и старые шарики, что на ёлке, поперевешивал между собой – с одних веток на другие. Чтобы так всё и продолжалось теперь украшательно.

Но оно так не долго продолжалось, ведь скоро поприходили гости. И тётя Таня к нам пришла… Она мне опять тетрадку заново не подарила, но я теперь уж ей простил, ведь Новый год!.. И дядя Валера, который нам люстру так и не сбил – тоже пришёл. И кто-то ещё… И все тут смотрели на то, как я всё поукрашал – и даже на трансформеров и на дыру в ёлке тоже смотрели. Но только постеснялись мне пока выразить свои восхищения. Но у них ещё есть шанс – я всё ещё жду. Ведь я хорошо украшал и знаю что дождусь признания. Тем более что у нас было так много игрушек чем украшать!.. Мы все вместе когда были в большом магазине, так там было так много всего замечательного и красивого!.. И ещё и по акциям! А по акциям всё ещё всегда красивей! И мы выбирали себе всё самое красивое… И несли к себе домой. И ёлку там выбрали тоже – самую красивую. По самой большой акции. И вот. Новый год.

И начали мы праздновать.

Я решил в этот раз новый год повстречать прямо со всеми. Мне это мама так разрешила. Ведь я уже взрослый и сильно просил. Ну и они все не пожалели о том, что разрешили мне с ними встречать!.. Я столько праздника им наустроил! Я так орал и так прыгал – что сто-ооолько шума аж сделал!.. Так даже куранты не смогли – они все какие-то тихие были. Их даже за мной не очень-то и слышно было. Нужно было в телевизоре меня на Новый год показывать – я им бы там такую передачу сделал!.. И так Новый год бы объявил!.. Что лучше было бы, даже чем их реклама пельменей.

И мне было так хорошо!.. Ведь Новый год!!! По телевизору всё какие-то песни показывали и я под них бегал и тоже кричал вместе с певцами, но только лучше. И так бегал, что почти что танцевал. И я так танцевал!.. Как безрассудный каланхоэ!

Но и об Ане я тоже подумал… И в эту минуту со мной случилась грусть. Ведь как же она, бедная, там Новый год тоже без меня встречает-то?.. Как ей должно быть там грустно одной без меня бегать, танцевать и кричать!.. И мне показалось так, что и я сам танцую уже как-то грустно и беспристрастно… Вот так вот праздники разъединяют людей!.. Но ничего. Мы однажды ещё обязательно встретимся и выскажем всё друг другу. Кто как встречал, что кушал и что было по телевизору.

А потом у нас стали салюты за окном появляться – то один, то другой!.. И я всё бегал и кричал: "Смотрите!.. Смотрите!" – на каждый новый салют. И добавлял ещё – куда точно смотреть. А бегал я ещё и потому, что бежал смотреть каждый раз в кухню. Ведь там виднее. У нас там на окне гирлянды нет. Благодаря маме конечно. И ей за это спасибо – такая она у нас вот полезная, получается. А если бы ведь она там на кухне не готовила салаты нам свои, то не было бы у нас салатов в Новый год и не было бы хоть одного свободного окна. А так – было. И вот я и бегал. Я очень хорошо и ответственно бегал. Чтобы ничего не пропустить. И это мне танцевать мешало немножечко. Но ничего. Я старался и то и то делать, чтобы уж всё мне успеть в этом новом году!.. А ведь когда танцуешь – салют ещё красочней смотрится! Как будто бы он то влево, то вправо у тебя по небу мотается. Да и сквозь гирлянду – тоже ничего. Так, через неё, уже и не понятно всегда – где сам салют чужеродный, а где уже наша гирлянда.

Но, в общем, в Новом году столько всего интересного есть!.. Что и не описать за одну неделю!.. Не то чтобы там – за один раз. И я пока лучше больше не буду. А то у меня так тетрадки не хватит, чтоб даже и первые десять минут описать Нового года. И все мои чувства, что в них, и эмоции, и открытия, и краски переживаний, и шпроты и газировку… Поэтому я вас всех, дорогие потомки, кто бы когда эти строчки не читал… хоть даже и летом!.. Поздравляю от души с Новым годом! Который я во всю душу встречал. И желаю вам всего самого нового и славного в вашей жизни! И гирлянд, и салютов, и салатов, и гостей, и даже может быть побольше трансформеров каждому, если их в ваши времена ещё продают. Кстати мне подарили трансформеров ещё на Новый год. А я и забыл.

***

Дорогие потомки! Сегодня уже 14 января и я вам снова пишу. А в прошлый раз – уже забыл какое было. Ведь я же вам писал уже после Нового года, а когда – не написал. А сейчас забыл. И вы теперь наверное от этого будете ужасно страдать, ведь не будете знать – где там я и в каком дне. Но вы только очень уж сильно там не страдайте. Ведь я нашёлся в четырнадцатом января. И я вас очень хорошо теперь понимаю – то как вам там плохо в сплошной неизвестности, ведь мне и самому плохо так было буквально вчера. Я после Нового года, хотя и был довольно свободен, ведь не было школы из-за каникул, и хотя был достаточно хорошо рад всему что вокруг – ведь вокруг всюду праздник… и хотя очень хорошо кушал, ведь мамины салаты всё тянулись и тянулись у нас очень долго и вкусно… Но всё же я маялся в неизвестности пока радовался и кушал. Ведь я не знал – где там моя Аня. И настолько ли она тоже хорошо рада сейчас и кушает?.. Ведь всё может быть в этой жизни. А вдруг где-нибудь она могла затеряться в метели в пути домой?.. И не найтись?.. И чахнуть в безвестии?.. А вдруг она уже совсем потеряла всю память свою от радости Новогодней повсеместной и даже не вспомнит совсем о том, кого ей надо любить и к кому надо спешить навстречу?.. Тем более что она вполне бы могла забыть. У неё память ещё та!.. Она, кстати, ещё мне ту ручку, что я ей на Дне рождении своём дал, до сих пор не вернула. А вдруг, может быть и не хочет?.. И может тогда ей уж будет намного удобнее забыть про то что я у неё такой есть. И знать только что у неё есть хорошая ручка многоцветная, непонятно чья и непонятно откуда. Но только – что мне надежду даёт – так то что у ней уже не все цвета пишут. А то я бы её и не давал бы так просто. Люди вообще-то в таких случаях сначала брачный контрафакт заключают… Кажется так оно называется.

Но вчера часть моей неизвестности всё же развеялась. Но только насчёт Ани – не насчёт ручки.

Мы встретились там, где все катятся по наклонной. На горке в парке. Я был со своею ледянкой – большим пластиковым щитом, потому что я папу просил мне купить ватрушку а он мне пока что ещё не купил. Он ждёт к нам весну, чтобы они все, ватрушки, тогда стали подешевле. А я так её жду тоже!.. Ведь так это здорово – катиться в ватрушке!.. Ты словно бы в большой надувной такой шайбе. И даже весь не помещаешься. .. И на каждом бугре вскакиваешь, и чуть даже тебя не выкидывает – и так это здорово!.. Будто бы ты сейчас рискуешь всем! А я такой что люблю рисковать всем. Даже и разноцветною ручкой своей. Это я у мальчика одного малознакомого однажды так катался – на его ватрушке. А он за это чуть-чуть на моём личном щите поездил.

И вот я качусь на своём пластиковом щите, ведь на нём нужно стоять так коленями и держаться за ручки руками, чтобы даже по снегу вниз ехать. И вижу!.. Она! Ведь никто так не может другой, кроме как неё, сидеть на самой горке в наглую, когда уже скатилась!.. И я думаю – ну, сейчас встречу я свою любовь у самого что ни на есть подножия!.. И кричу ей: -"А-ааа-ня!.." Чтоб та отошла и встречать не пришлось мне очень больно для себя. А у неё ещё снегокат!.. А если с размаху об него встретиться, так это и вообще очень больно моим коленям будет. И я кричу: -"О-той-диии!!!" А она сидит. Я кричу тогда ей: -"А-ааа-ня, о-той-дииии!.." А то вдруг эти слова хоть вместе друг с другом работают, если уж по отдельности никак?.. А она сидит. Ну, я уже надежду всю растерял в пути на взаимность… И торможу ногами. И много снега уже у меня в штанинах… И руками я себе торможу, и щит мой уже даже не подо мной, а где-то там – поближе к Ане, а я сам ещё тут – выше качусь… И я бы уже наверное и перестал катиться, если бы горка чуть-чуть со льдом не была. А когда уж на горке есть лёд то надежды на ней просто нет остановиться. И так я, наконец, до Ани, судьбы моей, и доехал. И было тут даже её и не видать – где она?.. Тут мне и щит помешал, и снег всё кругом и чуть-чуть снегоката… А когда мы наконец глазами встретились, так долго тут общаться нам не прошлось. В нас сверху какой-то мальчишка вдруг врезался – всего лишь на простой, простой ледянке с ручками, а какой мощный!.. Нас от удара, аж с Аней по разные стороны горки выбросило. И я пока поднялся… смотрю… а она уже вверх по горке убегает! Ну, думаю!.. Моя ж ты неуловимая!.. Но, что же! Я тебя тут дождусь. И когда ты съедешь я с тобою уж заговорю по душам!.. Могу даже на горку к тебе сесть на пути, как и ты делала. Чтобы уж точно ты мимо судьбы своей не проехала!.. Но потом у меня как заболели опять колени!.. Что я подумал – пока не надо. Я лучше уж так её тут поймаю – взглядом в глаза её поспешно убегающие.

И жду я и жду. И не качусь никуда дальше. И не иду вверх на горку обратно, чтобы снова скатиться. А она, бессовестная, всё никак на страдания мои бездейственные не взирает и не катится ко мне!.. А я всё жду и жду. И даже уже один и тот же мальчик в разноцветном комбинезоне кажется несколько раз мимо меня прокатился… А я всё жду. Но наконец-то терпение моё лопнуло всё… И я решил, что так не видай же ты меня теперь тут!.. И пошёл на горку. Ну, думаю – сейчас уж я ей скажу всё что тут об ней думаю!.. Пришёл. А её там вновь нету!.. Ну-ууу, думаю!.. Это уже ни в какие рамки! Куда ж так нужно тебе испариться, чтоб даже о чувстве моём оскорбленном не помнить?!. Возможно что… думаю… она уже вниз съехала от меня. Я где-то в сериале даже слышал как говорили – какая-то девушка от кого-то съехала. Так там говорили. И вот… Стою я один и горюю глазами в пространстве!.. А папа ещё говорит: -"Чего не катаешься?.." И это так даже мне в сердце прям резануло!.. Того!.. Думаю… Не катаюсь. Чтоб ей было совестно было!.. Так и погибну от недокатанности из-за неё единственной!.. И будет она потом плакать что не уберегла… И я долго ждал. А её всё не было. Наверное домой ушла. А я стал кататься как очерствевший каланхоэ и даже не визжать когда еду. От грусти.

На этом пока всё, мои дорогие потомки! Я с вами прощаюсь, а сам предаюсь своей тоске пока мама кушать не позвала.

***

Дорогие потомки!

Сегодня 17 января и я сегодня счастлив!.. Ведь я наконец вчера встретил свою Аню на самой нашей горке! И мы даже с ней не столкнулись в этот раз, а лишь повстречались внизу у места где склон весь заканчивается, а речка небольшая начинается. Она сейчас замерзшая, эта речка, да и ещё снегом присыпана… И я вспомнил что это болотце вообще-то, а не речка. Но вот… Мы с ней встретились и заговорили. И я говорю:

– Привет! А что ты тогда быстро так ушла?..

А она говорит:

– Когда?..

Ну я понял, что смысла тут нет дальше продолжать. Тем более сам дату забыл.

– Но, – говорю, – из моей головы ты почти не выходишь совсем. Даже когда мультики мне поуазывают.

А она так улыбнулась скромно и любя и лопатой своей снег поковыряла.

Ну, тут мы уж дальше разговорились!.. Как будто ни в чём не бывало. И много о чём говорили.

Она мне похвасталась что у неё есть лопата. (Что я и видел.) И что она ей везде снег гребет – чтобы чисто было. И я говорю:

-"Молодец! Хозяйственная. Мне такая дома нужна. "

А она подумала – что мне это лопата нужна и говорит:

-"Я пока не могу подарить – мне её только вчера купили".

А я и не хотел… У меня своя есть – только в доме осталась. Хотя у неё-то хорошая, конечно… Такою, думаю я, можно будет хорошо мой пластилин от ковров отлеплять. Вот это и хорошо.

И потом мы пошли наверх на горку, чтобы снова катиться. А тут – на тебе!.. Наши мамы уже тоже тут друг друга нашли! И уже тоже разговаривают!.. Наверное свадьбу нашу с Аней между собой обсуждают – каких блюд туда назаказать, да куда гостей получше понасажать. Вобщем так случилось, что у нас с Аней теперь ещё больше времени погулять было и поговорить о том, о сем. Ведь если уж мамы разговаривать начали – то всё!.. Пиши пропало домой быстро пойти. Это когда мы с папами ходим, так те друг с другом совсем и не разговаривают… А чего им разговаривать-то? У них же тем не столько есть в жизни, сколько у мам – у мам и семья есть и готовка, и уборка, и поликлиники, и документы, и мы – дети их. А ещё много одежды, и рынков, и канцелярии, и химии бытовой, и всякие разные люди ещё, которые в телевизоре бывают, есть. И всё всё это необговоренное живёт в мамах наших и мам других дожидается!

И вот, мы с Аней стали кататься и говорить… И говорить и кататься… Но говорить не всегда получалось. Особенно когда она снежками бросать начинала или когда мне мама капюшон поправляла. А так – да.

Конечно мы так и не договорились с ней ничего совсем об наших чувствах и о том, как мы не чаем друг в друге сердец… Ведь были, вообще, темы поинтереснее – всё, в основном, про мультики…

Но!.. Зато я уж точно теперь знаю, что я для неё – всё. Ведь она даже со мной захотела кататься паровозиком! А это уже многое значит. Ведь абы с кем паровозиком не поедешь. Ведь оно же опасно. И можно сильно потом кувыркнуться, если неправильно ехать. А это ещё больше значит, учитывая что у Вадика настоящая большая ватрушка, а у меня всего лишь щит!.. Таки нет же!.. Она выбрала меня! И не смотря на весь риск никуда не доехать (ведь мой щит тормозит) она поехала со мной!..

Но правда всего только один раз. Ведь ей так нравилась ещё её эта лопата от того что её только купили, что она так прямо с нею и ездила и наконец перестала ездить, а пошла копать к речке. Которая – болотце. И снегокат свой с собой потащила. И сердце моё к ней опять потянулось следом… И я тоже пошёл на болотце и думал копать. Но у меня нечем было. А лопату – она уже сказала что не даст. И я стал копать тут руками – точнее варежками, за которыми руки мои скрыты. И стал копать и вдруг понял, что хотя и выходит с одной стороны ямка, но с другой стороны тут же выходит кучка. И в этой кучке я вдруг узрел любимые черты!.. Мне показалось, что если всего-то чуть-чуть долепить, то выйдет у меня снежная Аня – скульптура такая. Ведь кучка из снега мне очень похожа показалась на те платья, что женщины в фильмах носят про всякие старые века. И я стал лепить сверху этого платья ещё и Анины столь милые черты!..

…Я почему-то решил, что сейчас я слеплю её красиво. Но так вышло – что нет. Ведь снег – он не пластилин. А пластилин у меня тоже не всегда получается. И наконец Аня повернулась ко мне и спросила: -"Это что?", а я не стал ей говорить, что это она. Ведь на всякий случай. А то она на год старше меня и снегокат у неё тяжелый. И если им меня по голове ударить в результате непонимания, то очень больно может получиться… Так пусть же это будет тайна любви моей сердечной!

А тут она говорит: -"Давай мы с тобой дом строить?"

Я говорю: -"Давай."

А чего же нет?.. Когда вдруг мне для этого ещё сейчас конструктор подарят? Ведь Аня уде мне дарила конструктор, который и папа собрать ещё не смог…

Ну и… Мы стали с ней дом строить. Так будто бы ветки вокруг на болотце и всякие колоски (а они все торчат зимой из болотца из-под снега и рыженькие такие!) – всё это наш дом. А там он кончается где растут деревья. Деревья там тоже растут по краям у болотца, дорогие потомки!

И вот – у нас настоящий дом! Да, всё как в настоящей семье! Она мне ветки таскает, а я командую. Ведь я глава. Она прямо на снегокат их кладёт, а потом мы их возим. Ведь так же ещё интересней!.. А ещё к нам наши мамы спустились. Чтобы за нас там наверху не волноваться – не утонули ли мы тут в снегу?.. И стало нам ещё лучше. Ведь если рядом мама – так это и ещё лучше всегда, чем без мамы рядом. Ведь если у тебя мама рядом – так это значит что рядом забота, тепло, безопасность и вкусная еда. И мы так, наверное, от того что рядом теперь были наши мамы, себя почувствовали, ну и совсем дома!.. Совсем хорошо! А ещё так смеркаться стало давно уже… И вечер весь стал таким синим, синим!.. До этого небо днём было такое… бело-сероватое. Как и снег. И всё было в одних белых и серых тонах. А вот теперь – всё стало синим. А во всех домах вдалеке… а их видно прекрасно из парка… зажглись уже первые окна. И так их тогда сразу вдруг много зажглось, что если так вдаль посмотреть нам вокруг себя, то на всём синем, синем так много тёплых звездочек светится!..

Ну, нас наконец скоро мамы позвали домой уже идти, ведь скоро и совсем уже станет темно… И мы шли. И нам оказалось чуть-чуть по пути, ведь всем нужно было из парка идти… А там мы уже попрощались, хотя и прошли чуть ещё и по улице. И там все эти тёплые звездочки окон ещё ближе к нам стали… И вот такой это был замечательный вечер!.. И мы ещё с мамой зашли в магазин, который так далеко вообще-то от нашего дома – ведь он аж здесь, у парка… И мы даже купили мне чупа-чупс. И это было чудесным событием, как и всё в этом вечере!.. И хотя мне вообще-то часто покупают чупа-чупс в моей жизни, но теперь мне его как-то чудесно так, тоже купили… И тихо. И тепло… И всё у меня внутри… Всё тихо так стало и вдумчиво у меня там… И я шёл домой с моей мамой в такой тишине славной!.. В таком, прямо, душевном спокойствии!.. Что аж… Аж прыгать, в конце концов, мне пришлось и кричать, пока иду, чтобы не так уж смотреться со стороны сильно тихо и вдумчиво. Маме. По пути. А то мало ли что обо мне вдруг подумают?.. Подумают, что я, может быть, совсем тихий и вдумчивый стал?.. Ещё и на кружок какой-нибудь запишут… Где вдумчивых учат чему-нибудь. Ну или просто поймут как там – у меня на душе. А зачем это?.. И мама сказала тогда, что гулять со мной, ну совершенно невозможно. И что даже зря она купила мне чупа-чупс. Ну и тогда я понял что всё в порядке – нечего переживать. И стал чуть меньше прыгать. А я знал, что и она тоже немножечко счастлива. Ведь и она поговорила сегодня побольше о чём там хотела. А это так хорошо, когда есть с кем поговорить хорошо!.. Особенно если вам мультики одни и те же нравятся.

***

Дорогие мои потомки!

Я обращаюсь к вам, ведь сегодня мне скучно. Немножко… Ну или не знаю как это назвать. Не знаю. Такое сегодня небо лучистое и облачка так быстро бежат, и ветер ходит, и снег уже большей частью весь стаял, но по чуть-чуть ещё лежит, и все деревья стоят такие чёрные и влажные на фоне ясного неба. Такой ветер сильный сегодня… И от него наверное мне как-то так не по себе. Нет, не скучно, наверное, дорогие потомки!.. Это неправильное слово. Ведь скучно бывает на уроках и ты, когда тебе скучно вдруг стало, со всем вкусом тогда принимаешься за ещё какое-нибудь дело – поинтереснее… В тетрадке что-то чертишь, Аленку дразнишь, ногой в воздухе болтаешь… А тут… Тут какое-то странное чувство, мои дорогие потомки… Вы только про так мне скучно бывает на уроке маме не рассказывайте!.. А чувство… А чувство такое странное, что будто бы ветер этот взял, да и снёс всё что было, унёс… Всё самое лучшее и ценное унёс. И люди все так по улицам спешат от него, от этого ветра, подальше укрыться, что будто бы он и людей всех нас раздувает в разные стороны… Между собой. Вот так вот. Как будто бы ничего и вообще нигде не было. А только всё стерло, всё стаяло и ясно и чисто так в воздухе… И ничего нет. Вот так я наверное думаю… И так это… Не скучно!.. Что если бы мне было скучно, так я бы за что-нибудь поинтереснее взялся… А тут… За что ни возьмись, так ощущение это остается. Не знаю… что это. Но вот я вспомнил про вас, дорогие потомки, и вот решил взять тетрадь. И так оказалось, что я уже аж с января к вам не писал. А ведь теперь уже аж и февраль. Двадцать восьмое. И вот я решил перечитать немножечко то, что я вам там в последний раз писал, и стал читать, и вот!.. Теперь я уже сижу и чуть больше чувствую себя в настроении!.. Ведь я очутился на миг в том синем дне, когда мы с моей Аней дорогой вместе строили дом, и когда мамы наши между собой разговаривали… И ста-аало мне-еее!.. Чуточку лучше!

И вот я уже сижу и сожалею тут только о том лишь, что я не успел вам совсем, как оказывается, понарассказать как мы ещё недавно с моей Аней встретились!

А мы встретились с нею на площадке. Ведь снег уже так оттаял, что даже площадки стали видны. А когда нам, дитям, эти площадки видны, так мы уж всех мам своих так туда и тянем. Чтоб нам на качелях весенних наконец покачаться!.. Ведь когда ты уже отвык так хорошенечко от качелей за зиму, так тебе они кажутся чем-то невероятным и сказочным!.. А осенью – наоборот. Кажутся уже такими наскучившими иногда… Особенно когда ты на них один всё катаешься, а больше никто тебе на площадку играться не идёт. Вот. А теперь я как на крыльях на всех к площадке побежал, чуть только мама мне сказала что можно… И не прогадал, дорогие потомки! Ведь там была вся она!.. Моя дорогая долгоневиденная! И я её впервые даже видел такою красивой! Она была теперь уже не в шапке а вся в таких наушниках теплых, которые не для музыки а для красоты девочки носят, и в синих перчатках, а не в варежках… ведь теперь уже тепло. И ещё в куртке такой… С капюшоном!.. И вобщем – всё как-то это так здорово складывалось, что я сразу понял что мне пора уже на ней жениться! А то ведь так и совсем можно от мира отстать! Вон, в телевизоре уже все турецкие люди давно друг на друге уж переженились, и теперь, после праздников, индийские жениться пошли. А я всё никак!.. Я даже не выскажу ей всё никак такого своего намерения! А вдруг ведь, думаю я, она мне ещё и откажет?.. Так и чего же я буду тратить время на эту самую безрезультатную надежду, когда возможно стоит нам с ней порвать навсегда?.. И я, когда мы с ней чуть уже поиграли и стало нам нечего делать на этакой холодине предвесенней, решился ей наконец сказать!

И я говорю:

– Анна!.. Ты так похожа на цветок невиданной красоты!..

А она так… глазами сделала смущенно… И глядит зачем-то уже не на меня, своего родного, а на качельку, которая с лошадками на концах и со ржавчиной всюду. И чего там интересного?..

Но я всё же продолжил. Ведь как же не продолжить, когдатут судьба твоя решается?..

– И я, – говорю, – хотел бы смотреть на тебя, любоваясь тобою очень много много лет! – и тут я очень, очень весь заволновался и подумал что это решительный будет рубеж! И, думаю, встать надо бы на колено. И встал. Хотя знаю же, что мама заругает что я себе штаны новые об снег порчу… Но всё равно я рискнул. Всё ради любви моей самопожертвенной!.. – Хочу, – говорю, – я любоваться тобою всю жизнь, Аня! Всю, всю!.. Всю жизнь, всегда, всегда!.. Так будь же ты моей женой!..

И это я очень здорово придумал тогда чтоб так красиво сказать – чтобы она уж точно согласилась. А то что, ведь, ей ещё, после таких слов красноречных, ждать какого-то другого жениха, который ей, может быть, ещё если и скажет такие слова сокровенные, так скажет в сто раз хуже?.. И что же она будет потом всем подружкам своим-то рассказывать?.. А так – да. Есть, конечно, что рассказать!

И я думаю – ну всё, сейчас скажет мне "да" и "конечно же" и "жить без тебя не могу как люблю!"…

А она вдруг оправдываться начала, вместо того чтобы соглашаться… Всё так отговорками своими отговориться пытается.

– Я, – говорит, – всегда бы хотела найти свою судьбу и строить быт и домашний очаг!..

А я говорю:

– Так ты строй, строй – пожалуйста!.. Оно мне смотреть на тебя вообще никак не помешает!.. Наоборот – это ещё и интересней, чем ты просто стоишь.

Сейчас, думаю – так и откажется мне…

А она дальше:

– И я всегда мечтала растить какого-нибудь ребёнка!.. Кормить супчиками и котлетами и ухаживать за ним… Ведь у меня даже кукла такая есть – которая как бы ребёночек. За сто пятьдесят рублей.

А я говорю:

– Да уж корми и ухаживай – пожалуйста!.. Я, что же, против?.. Я даже постараюсь прям так уж совсем до конца подольше не вырастать, чтобы ты поухаживать подольше могла. Вволю. Вот видишь как я хорошо тебе такой попался – в возрасте подходящем!

Она так посмотрела… И видимо пока что ещё не решилась соглашаться. Пошла на качеле качаться. Но это и ничего. Ведь мне ещё долго расти. Ещё успеет она позаботиться об своём обо мне.

А вся любовь у неё-то в глазах так и светила!.. Уж это я видел! И так что я не отчаиваюсь, мои дорогие потомки! Ведь зная моей Ани память – она ещё сто раз скоро забудет кто я такой, и что это именно я ей теперь предложение делал… А может быть – и вообще что хоть кто-нибудь делал… И снова опять меня встретит, и не узнает как всегда… красавица моя… и я же опять же ей повторю все свои эти слова. Но только уже без цветка – а что-нибудь лучше придумаю. Я вот теперь ещё думаю часто – на что же ещё она мне так похожа?.. Немножко больше всего на котлетку такую рыбную в панировке. Ведь она тоже рыжая, девочка моя ненаглядная, как панировка. И тоже шипит на маму свою, когда та ей замечания какие-нибудь делает. Как котлетка в масле.

Поэтому у меня ещё всё впереди!.. И я ещё попытаю удачу свою! И у вас, я надеюсь что тоже, потомки мои дорогие, всё только ещё впереди! Так знайте же вы все теперь что я здесь совсем не сдаюсь, а продолжаю жить дальше!

***

У нас сегодня было, ну просто отличное приключение на велосипеде! Мы с папой решили пойти покататься. Ведь, всё уже – почти пришло лето. Ведь уже март. И можно давно уже кататься нам с велосипедом. И папа сегодня открыл нашу дверь на балкон. А я сидел тогда на диване. И в комнату так хорошо засветило солнышко!.. И пошёл холодный воздух, и ветерок начал мотать шторы, и так вкусно запахло балконом!.. Так, как пахнут велосипедные шины и ещё что-то… много чего такого, что водится в природе только на балконах. И мне всё время очень нравится этот запах – ведь он запах весны. И всего хорошего, такого, как велосипед. И разных радостных воспоминаний – таких совсем, как вот, когда мы с папой вместе крепили москитную сетку… Он сам там всё примерял, а я ему гвоздики подавал из коробки, чтобы он её прибивать мог. И это хорошие воспоминания. Даже не смотря на то, что в тот день там немножко слепило и пекло солнце. Но всё равно. Да и вообще – запах с балкона, он запах, который у меня всегда где-то совсем рядом с папой в голове находится. Ведь папа, почти один только и заходит у нас балкон в холодное время года. Ведь там всякий лежит у него инструмент. И если уж папа заходит у нас на балкон, то значит он дома сегодня – и у него выходной. И значит с ним можно вместе играть в шашки, или кушать вместе за одним столом, или погулять пойти и с ним и с мамой, ну или просто ждать с утра, когда же он после работы выспится и вдоволь в это время радоваться тому, что он у нас такой есть. Ведь это замечательно, когда папа дома!.. Он сразу заполняет всё пространство, которое у нас остаётся, как бы пустое, уж если мы с мамой одни дома, всем собой! И дом у нас становится уже совсем полная чаша! А без папы – не то. Совсем как без мамы. Ведь без мамы очень даже не хорошо. Ходишь по квартире один. Грустно и никто тебя так не кормит и не любит как она. Вот. А когда папа дома – то это, тоже, по своему. Он меня никогда не кормит так вкусно, как мама… Но зато, пока мама готовит, он в это время ничего не делает и может со мной играть в шашки. Если у него настроение есть. Он сам меня и учил. И рассказывал как нужно в шашки играть… и как можно, разными вариантами. И в поддавки, и просто. И сбоку, и прямо ходить можно – это в разных вариантах игры. И мне это очень понравилось и очень понравилось то, что папа слегка рассказал, как это они в детстве с ребятами так вот играли… И мне оттуда повеяло детством – таким, ещё папиным, таким… зелёным, летним, цветущим и жарким детством… из этого же рассказа. Вот, прямо оттуда и веяло. Ты, так, сидишь, слушаешь, а на тебя так и веет, как будто бы, папиным детством!.. И даже немножко веет ещё каждый раз, когда мы с ним снова играем. Как только открывает он нашу коробочку с шашками, так сразу мне оттуда, как будто ветерок какой доносит, все эти цветущие запахи, жаркие… летние. Как будто бы с балкона – обычный ветер доносит запах велосипедных шин. И я, как будто бы там даже сам бывал. В папином детстве.

А ещё так бывает, что мама мне что-нибудь вдруг как расскажет из своего детства, тоже… И я, как будто бы и туда попаду сразу же. Я очень люблю так путешествовать. Это здорово. И я, когда вырасту – так я обязательно своим детям тоже всё, всё расскажу про своё детство, что мне только можно будет, и тоже их научу так играть, как я теперь играл – ну, вот в трансформеров например… И мы с ними по моим выходным тоже играть будем, и каждый раз, как я им буду трансформеров наших доставать, так и они понемножечку будут в моё детство попадать тоже. Надеюсь – им тут понравится. Ведь тут хорошо. Тут радостно, тепло и вкусно кормят. Только что уроков иногда много бывает. Но даже они иногда интересные. Даже и очень. Но не все. Так вот, папа мне достал прямо с балкона велосипед, и что-то там на нём крутил, чтобы покрепче было, а мне уже так, прям, не терпелось с ним в город пойти, что я аж всё время и постоянно то вставал с дивана и ходил немножечко, то вдруг потом садился. И ни на что другое даже отвлечься не мог – так мне от велосипеда радостно было! Даже трансформеры в этом мне были не помощники – ведь я их, конечно же, брал в руки, чтобы посидеть хоть чуть спокойненько, но мне они, кажется, даже сами указывали своими механическими руками с колесиками на мой велосипед и говорили: -"Вот, посмотри!.. Какой! И скоро ты на нём поедешь!.."

И я смотрел на велосипед и думал, что – вот, я на нём поеду скоро уже, да.

И мы поехали. И я весь такой смелый был, что ехал уже без задних колёс. То есть с одним а не с тремя. Это прямо как в цирке – трюк такой. И думаю – вот хорошо бы, чтобы меня сейчас моя Аня увидела!.. Ка-аакой я!.. И заиспугалась вся за меня сразу так, что – "что, мол, это ты с собой делаешь, милый Валя?!. Ты так и погубишь себя на корню и ещё до нашей свадьбы!.." А я бы ехал и говорил: -"Ничего-оо!.. Это мы переживём…"

И тут смотрю – Аня на роликах!.. Она едет… прямо как лебедь белая, что по морю плывёт! Но только спотыкается. Я ей говорю: -"А-аа-ааа-ня!.." И так радостно я это видимо сказал, что она аж совсем резко вся споткнулась и даже упала. Я думаю: "Бедненькая!.." – аж даже переживать начал. Ну а потом вижу – она же в нарукавниках и наколенниках… Так что можно и не волноваться. Ведь они для того же и сделаны – для безопасности. И когда тебе купят наколенники и нарукавники, так в них же ещё только больше тебе хочется падать!.. А ведь иначе зачем же они такие куплены были если тебе в них не падать? Как раз за тем они и есть – бери и падай себе в удовольствие. Ну и я езжу вокруг Ани дальше и езжу… И жду, когда же она за меня волноваться начнёт наконец. А она всё никак встать не может в своих роликах, а от того и не волнуется. Ну, я жду. Ничего. Пусть зато ещё посмотрит как я и кругами ездить могу. А это тоже сложно. Почти так же как и без задних колёс. Ну к ней, наконец, её папа подошёл и встать ей помог. Я это его знаю – что он её папа – ведь он уже с нами встречался и с мамой и папой моими знаком. Мы все уже дружим немного семьями когда встречаемся. Но только встречаемся редко.

И вот она встала и я говорю:

– Аня!.. Смотри как я могу!

И завихлял я перед ней на велосипеде.

А она говорит:

– А ты видел как я упала?

А это уже всё равно что "Валя!.. Да что же ты с собой делаешь! Ведь ты же так и совсем ушибешься!.." Это так она намекает, что, мол – "Видел как упала?.. А уж ты уж без задних колёс на своём велосипеде так скоро докатишься до того что и подавно уж убьешься, мой замечательный!.." – вот так вот это она такой своей фразой говорила. И может быть ещё и: "Остановись, прошу!.. О, ради меня!"

Ну, это так… Если в переводе с девчачьего на людской.

А я ей говорю:

– Конечно!

И это я ей так этим сказал: "Да ты не переживай!.. Я всё перевозмогу и превзойду!!!" – мол, видел, но всё равно не буду тут бояться!

И папа меня уже дальше идти позвал, чтобы гулять уже поближе к магазину, который дальний. Ведь это так удобно – и гулять и ходить за одно за покупками!

И мы поехали с ним по дворам. По весенним по солнечным новым дворам!.. Хотя те дворы были и старыми, но я в них ещё никогда не бывал и теперь они для меня новые все!..

И тут!.. Вот удивительно! Но мы с ним увидели, с папою моим, что на земле лежит бабочка и уже крылья она в сторону раскинула… И это, конечно, грустно. Ведь лучше бы она ещё летала. И тогда можно было бы на неё смотреть и любоваться и даже ловить пальцами, если она села где-нибудь на цветок рядом с собой. Хотя мама мне всегда говорит что лучше не ловить. А то ведь тогда у бабочки её личная пыльца, которая на крылышках, остаётся на пальцах у меня и ей потом трудно летать будет. Но я иногда ещё забываю что это нельзя и всё-таки ловлю. Ведь это так чудесно, когда бабочка летает перед тобой!.. Что в это даже не верится чуточку… А когда ты её в руки взял – так это уже и совсем как сказка получается! Как будто бы ты самое настоящее чудо в руках держишь!

И папа сказал, что вот так, иногда таких бабочек всяких, всякие коллекционеры себе собирают, и на проволочки накалывают, и ставят к себе в шкаф за стеклышки – и так получается у них коллекция. Я знал, что такое – коллекционер. Ведь я и сам им был. Невольно. Я просто у мамы просил себе всякие пустые баночки и коробки и бутылки и обертки от чего бы то ни было – от сыра, от молока, от сметаны… А уж от шоколадок блестяшки!.. Так это – уж и само собой разумеющееся!.. И я всё планировал из них что-нибудь сделать, такое… Вернее – даже много всего такого… И аэроплан, и космолет, и трансформера самодельного, и даже бабочку для поделки в школу… Я очень много чего хотел, но только сделать не смог пока. Потому что у меня времени всегда не хватает. И вот, у меня уже собралась целая коллекция, получается, этого всего… А не просто – материалы для поделок всяких там. Ведь материалы – это материалы, а вот, когда у тебя что-то лежит, просто так – просто, чтобы лежало – не для того, чтобы ты из того что-то сделал, а просто, чтобы знать, что оно есть и вот, где-то там лежит… И быть счастливым от того… Вот это – уже коллекция. Правда мама говорит, что это свалка посреди комнаты, которую я всё никак не хочу разобрать. Но это лишь небольшая разница во мнениях. Хотя, нужно сказать, что иногда я, всё же, что-то и делаю из своих коллекционных предметов… Вот, например, у нас в соседнем книжном магазине был конкурс такой – вернее акция. Там можно было подделку свою оставить, ну, как бы, в подарок Деду Морозу. А потом прийти на утренник у них в магазине, и получить что-нибудь в подарок от него самого. Вроде, как Новогодняя сказка. Хотя нас в школе учили, что это не сказка, а бартер называется… Ну, и я сделал ему одну открытку из цветной бумаги и там написал "Дед Марозу с новым годам ат миня", и ещё одну поделку – самого Деда Мороза из бумажной втулки от туалетной бумаги, которую я спас однажды от того, чтоб её выкинули. Это был хороший дед мороз – с бородой из бумаги и в пальто из целофанки от шоколада, и с двумя ручками из бумаги по сторонам… Правда, что ручки эти смотрелись почти как продолжение его бороды, но по бокам только… Но это всё ничего. Все же всё равно понимают, что Дед Мороз на акции у нас будет ненастоящий. А мой, бумажный, ещё может быть даже и больше похож будет на настоящего, чем этот дядя, который потом пришёл, и всё время, из-за жары, свою бороду от подбородка лица поднимал рукой, чтобы прохладнее было… И всё это, ведь, прямо на наших детских глазах, без зазрения совести!.. Но я всё-таки сделал поделки и отнёс их в магазин, потому что я, хотя в существование Деда Мороза и не верю, но вот в существование акций – ещё как!.. И там мою всю информацию записала женщина – фамилию, номер телефона… И поделки забрала. И я потом прихожу на праздник, а Дед Мороз… Ну, то есть – этот дядя, который нам всем наши вознаграждения выдавал… Он выдавал, выдавал уже долго довольно, всяким девочкам да мальчикам, и наконец до меня доходит. И говорит:

– Былинкин… Тут две подделки!.. – а там у всех было, в основном по одной – это я так один перестарался, – А это, наверное – братик и сестричка делали?.. Да?

А я говорю:

– Нет.

А что я ещё скажу, если он сам не видит, что я один тут сижу и без сестрички всякой?!. И так еле сижу, я чая дома много выпил, а он ещё вопросы мне задаёт всякие!.. Лучше бы уже быстрее подарок мне подарил и шёл бы спокойно уже переодеваться в свою нормальную одежду… И ему же лучше, и мне. Ему жарко – как видно, а мне, помимо чая, ещё и стол уже жмёт. Мне он… давно уже жмёт. Я вообще любил всегда ходить в этот магазин книжный на всякие праздники и мастер-классы, но со временем – это стало, ну просто невозможно!.. Там ставят такие столы и стульчики маленькие, для детей, чтоб они на них все сидели. И я всё хожу, а столы не меняются. И я же уже расту, что естественно, и ноги уже мои под столом, ну никак не помещаются!.. И я, главное, только, нормально понимать стал – что там, на этих мастер-классах нам говорят, так вот сразу же мне и сидеть там стало невмоготу!

И тут к нему женщина эта подходит, так потихоньку, которая у меня всю информацию брала… Ну или другая какая-то… не знаю – ведь уменя память на лица, как и у Ани моей – ну не очень бывает иногда… А тут, когда они все в одной форме такой, магазиновой ходят – так и вообще, поди разбери!.. И вот, она к нему подходит и говорит, объясняет что-то на ушко… А он, снова, свою бороду, что на резиночке, приподнял… На этот раз с уха – чтобы услышать -. Потом, послушал, послушал и говорит, своим деланным басом:

– А-аа!.. Это один мальчик сде-лал!.. Аж целых два пода-ааррррка!..

И я сижу, весь такой ликующий!.. Ведь у меня аж целых два подарка сделано, а у всех у других всего лишь только по одному… Ну, только что мои подарки слегка похуже сделаны… Ну, да это – ничего. Зато их много. И Дед Мороз мне тут дарит одну книжку, такую… Детскую. Ну совсем детскую, как будто бы я ещё в детский сад хожу. И говорит:

– Ну, я тебе, мальчик, подарок тоже при-го-то-вил!.. Я, правда, тебя-то не видел, а только подарки твои… И думал , честно говоря, что ты помладше чуть-чуть… Но, эта книжка тоже интересная… А ты лучше, в следующий раз, возраст в анкете указывай…

Ага, думаю!.. Не видел он меня!.. Надо же! А то что он думал, что нас вообще двое – и брат и сестра – ничего?.. Ведь он же меня сразу за двух детей принял? Так и где же второй подарок, скажите мне люди?.. Ведь если он их заранее мне, а вернее нам готовил? Какая-то, получается, мошенническая схема!.. Небось – себе ещё одну книжку забрал для Снегурочки своей и сидит та теперь дома, почитывает!.. Хотя если это по школьной программе вдруг книжка была, то это ещё ладно… Я не против. Щедрый я. Но всё равно, мне кажется – что таким людям, подозрительным, бороды на резиночках вообще выдавать нельзя!..

Ну, вобщем, вот это я, да, из своей коллекции сделал. Но больше вообще, мало чего ещё… Почти ничего. Ведь больше мне за поделки мои никто подарки не предлагал пока… Хотя один раз меня, как раз таки и дернуло сказать про это дело!.. И в самый неподходящий момент! Я тоже пошёл на мастер-класс, в тот самый магазин, вместе с папой. И там оказался не мастер-класс, а встреча с одною такой детской писательницей. И я был немножечко разочарован. Ведь я хотел себе мастер-класс, а не писательницу ни какую… А тут – вот тебе и раз!.. И писательница, тоже была несколько разочарована, ведь писала она, как оказывается – для детей, что постарше. А то есть, для тех, кто уже взрослые: прямо аж подростки. А тут мы пришли с папой… Да ещё одна девочка какая-то была, лет трёх с половиной, мальчик был – совсем карапуз, мама какая-то с совсем ещё маленьким ребёнком, таким, что аж на руках держится… Ну и мальчик такой, большой, крупный и чуть, вроде бы, постарше. Ну и писательница так, вроде бы и сказала, что: -"Я думала, конечно, что будут детки чуть постарше… А вот!.."

Я думаю – куда же тут думать, что детки будут чуть постарше, с такими-то столами?!. Да тут и я-то в свои семь еле уже помещаюсь!

А ей та мама, которая с ребёнком на руках и говорит:

– Да, да, конечно… Ну, мы как подрастем, почитаем, конечно!..

Это она так успокоить писательницу хотела. А та посмотрела так жалобно на ребёнка ещё не подросшего этого и так у неё на лице и написаны были все те годы ожидания, пока тот ребёнок расти будет и пока ей, писательнице ждать гонорара придётся. И вот, она говорит что-то про книгу, сюжет нам описывает… Я ещё слушаю, из приличия… Девочка – куда ни шло. Карапуз куда-то всегда убегает. Младшенький даже спит кажется. Ну а потом она, когда видимо дорассказала нам до самого того места, где вся уже развязка начинается, и где дальше уже рассказывать нельзя, ведь и книжку так потом никто не купит, так стала она придумывать – чем бы нас напоследок развлечь?.. Ну, чтобы у нас уж не остались совсем мрачные о ней воспоминания. И говорит:

– Давайте теперь с вами знакомиться, ребята. Вот, как вас зовут, для начала? Сколько вам лет? Давай с тебя начнём, девочка!

И девочка молчит.

– Ну, как тебя зовут?..

Молчит. Видимо тоже мастер-класс хотела.

– Та-ня!.. – ей мама громким, громким шёпотом подсказывает. А та, всё равно, молчит. И писательница ещё ждёт чего-то. И мама той девочке говорит:

– Ну, Таня!.. Не бойся!..

И Таня говорит:

– Таня… – тихо и надувшись.

А писательница довольна, что так вот, ей уже удалось завоевать доверие читателя!.. И говорит:

– Та-аанечка!.. Как замечательно!..

Как будто бы в том какая-то заслуга её есть что она Танечка. И дальше у ней спрашивает:

– А сколько тебе ле-еет?..

Ну, думаю!.. Это надолго! И это писатель?.. Который должен замечать характеры и их переносить к себе в бумагу?.. Так ведь ежели она тут никак не поймёт что из девочки этой ничего просто так не вытащишь из информации… Да ещё и не поймёт по глазам у неё – сколько той лет. Так что же это, скажите мне, за писатель?!.

Ну, девочка, конечно же, опять ни в какую. Там мама уже без посредников сразу сказала писательнице сколько той лет и все, вроде, остались довольны. Кроме девочки этой.

Потом стала знакомиться писатель со всеми остальными. И с мальчиком тем познакомилась, который постарше всех нас будет. И он что-то очень уж тихо чего-то мямлил… как будто его голосу не тринадцать лет, как он сказал, а два с половиной по мощи. И со мной познакомилась, который ей честно сказал и громко – что я Валентин Георгиевич Былинкин семь лет и три месяца. И так я это ей честно и громко сказал, что будто на стуле стою и сейчас стихи кричать начну. И она даже назад чуть-чуть отпрянула. Ну, это от моей честности громкой такой. А тише всех почему-то сказала про имя ребёнка своего мама с малышом. Она, хотя старше нас всех, но у неё уж совсем с голосом что-то плохо. Возможно это потому, что она на другое дело ещё отвлекается, помимо того чтоб говорить – ребёнка своего всё укачивает. И возможно что у неё туда, в это дело часть сил уходит.

Ну, смотрит писательница, что вроде со всеми уже с нами перезнакомилась, а мы всё даже от этого радостные никак не сидим. И стала она, видимо, придумывать – о чём же с нами таком ещё интересном поговорить. И стала с нами говорить о том, "чем вы, ребята, заниматься в жизни любите?.." Я думаю – да мастер-классами я заниматься люблю!.. А не этим вот всем! Слушать тут. Если хочешь детей развлечь, так уж и учитывай запрос аудитории! Покажи ж ты нам уж просто мастер класс всем нам, где можно бы блестки разбрасывать и клеем измазаться вволю!.. А это всё… Кому ж это нужно?.. Кроме писательницы?

А оказалось что нужно!.. Как не странно… И вот тебе раз!.. Всех вдруг как прорвало про себя рассказывать! И даже та девочка маленькая, что молчала как партизан, вдруг стала, прям первая говорить. И, говорит, я поделки у нас в садике делаю из шишечек… И браслетик себе из бусинок я спела и нанизала… И бутерброды мне мама самой один раз сложить давала. И мальчик большой – тоже… Давай про бутерброды рассказывать!.. Как он их вообще аж часто делает – ведь уже два раза пробовал, и как он ещё зомби слепил из пластилина, и ещё там что-то… А я всё это слушаю и думаю: "Даааа!.. Ну вы, ребята, и даёте!.." Ведь если бы я так сейчас всё рассказывал, так я бы и вообще наверное гений вышел! Ведь я бутерброды тоже делал. Когда мне их мама с собой в школу соберёт а у меня вдруг из рук всё рассыпется, так я же ведь как-то назад собираю?!. Так значит и делал… А уж зомби слепить из пластилина?!. Да это уж каждый может!.. Да я их сто раз уже в жизни, наверное, лепил! Я всё, как раз-таки наоборот, как ни стараюсь хотя бы однажды нормальное лицо вылепить – так у меня всё равно… одни только зомби получаются!

Я думал – сейчас уж и мама с тихим голосом про своего малыша как начнёт говорить!.. Что он ей и бутерброды всегда делает и шишки по вечерам друг к другу крепит!.. Знаем мы!

Но ей только писательница сама не дала. Она улыбнулась этой маме, что, мол – молчите… Ну и всё. И на меня переключилась дальше.

А я и думаю – что ж?!. Мне нужно теперь в грязь лицом не удариться перед этими всеми… Хвастливыми мастерами бутербродного дела!

И я как стал говорить!..

И все свои лучшие поделки вспоминал (а то есть те две для фальшивого Деда Мороза), и стал все ингредиенты, которые я наиспользовал тут перечислять!.. Чтобы побольше казалось.

Я, говорю, мол, и из целофанок из-под конфет люблю поделки делать, и из рулонов от туалетной бумаги, и из крышечек от йогурта, и из коробок из-под сыра… И ещё много чего перечислил, что я у мамы обычно прошу на поделки. Ведь я вообще талантливый. И, говорю в конце, ещё бутерброды умею делать. Но достижением это не считаю. И поглядел в довершение укоризненно так на девчонку и мальчика. Что бы те знали – как это быть скромным.

Я мог бы вообще ещё много чего перечислить, ведь я чувствую так в себе много талантов. И пианист я, кажется, был бы неплохой, если б играть на фортепьянах умел, и гитарист… и резчик по дереву. И много чего ещё, мне кажется, было бы мне по плечам. Если бы я только захотел. Но я уж не стал их совсем угнетать тем что я тут продвинутей всех. Ведь я с жалостью тоже. Пусть уж совсем у них горьких не останется впечатлений после писательницы. Вот… А мама с папой… к чему я всё это рассказывать и начал… Так мама с папой за это на меня немножко обиделись, что даже и думать заставили о своём поведении. Они говорят: -"А зачем же тогда мы тебе покупаем тут столько фольги разноцветной, фломастеров с запахами фруктовыми, бумаги там всякой бумажной – блестящей, да матовой, да бархатной, да гофрированной… если ты всем потом вокруг так рассказываешь, что будто бы тебе кроме как из крышечек всяких от йогурта, поделки делать больше не из чего?.."

Ну, вот так оно было…

Но с грустной страницы – на веселую!.. Ведь мы, вот, с папой нашли бабочку!.. Хотя это тоже ведь грустно, что она нам уже после жизни нашлась… Но всё же!.. Ведь мы её взяли с собой!

И, в общем говоря, папа сказал, что теперь можем ходить и смотреть по пути – не найдётся ли нам ещё и проволочка на земле. Ведь тогда, если нам она найдётся, то станем мы уже и настоящими коллекционерами.

А я так подумал, что нам бы тогда хорошо бы ещё, когда проволочку мы уже найдём, так поискать на земле ещё стеклышко за которое нам надо бабочку на проволоке ставить в шкаф. А потом бы ещё и шкаф. Вот это бы было бы хорошо!

***

20 марта

Сегодня я был шокирован и даже немножко пристыжен. Дважды. Вначале – это когда я услышал от мамы:

– Ну вот!.. Теперь они и на каланхоэ!..

И я не знал – о чём это она? Ведь был в другой комнате и кушал козинак. И он так громко хрустел у меня во рту, этот козинак, что даже порой было ощущение, что как бы это не зубы мои там хрустели уже вместе с ним! И когда у тебя хрустит козинак во рту, вперемешку с зубами, то ты уже и не поймёшь так сразу ушами своими – где ж и кто ж сейчас что говорит. И я сначала подумал что это она про какие-то новости на телевизоре что-то сказала. Ведь так я тогда знал в своей голове, что они – каланхоэ – это племя индейцев таких очень храбрых. И думал что кто-то там на них теперь напал… после того как и на кого-то ещё уже напал. И вот поэтому мама моя и говорит, что – "Ну вот!.. Теперь они и на каланхоэ!.." А иначе как же?..

Ну я и пошёл к маме скорее на кухню, чтобы поподробнее разузнать и сразу же за индейцев своих побеспокоиться хорошенько. Ведь я же к ним уже прикипел – я так часто себе сам себя напоминаю как будто бы каланхоэ!.. И вот… Спрашиваю я у мамы, мол – что там такое с каланхоэ?.. И кто там на них напал?..

Сейчас, кстати, думаю – мама и поймёт, какой я у неё храбрый расту, что даже и сразу решил разузнать, кто же такие враги моих побратимов, и может быть даже и их защитить! Ну, не врагов а побратимов. Ведь мама знает, что я к бою очень готов. Она сама мне светящийся меч, раз я просил, на рынке купила!

А мама и говорит:

– Да мошки!..

А я думаю – какие мошки?.. Разве так племена называют когда-нибудь вражеские? Я понимаю ещё – "кровожадные мошки", "орлиные мошки", "остроглазые мошки"… Но чтобы вот так – просто "мошки" – так люди не делают!

И я говорю: "Всмысле – мошки?"

А мама говорит, что это, мол, так выходит, что мошки у нас вдруг вчера из канализационной трубы впервые полезли и папа там их всех прочистил и обезвредил для безопасности, а некоторые из них, видимо, выживши, вылетели из трубы себе и пересели на каланхоэ. Ведь там есть тоже что покушать для мошек.

А я спрашиваю, что, мол – как же это они так из нашей трубы аж до самых индейских земель долетели?..

А мама мне объяснила, что каланхоэ – это оказывается растение такое у нас на окне. Вернее что было у нас на окне, а надо теперь его прочь угостить от нас во двор. Чтобы мошки дальше не летали. И я понял как я ошибнулся!.. Ведь… Ведь я думал, что каланхоэ – это племя такое, где обитают индейцы. А это?!. А это всего лишь горшок, где обитает растение!.. Ну, правда теперь и мошки.

И как же я был вне себя от стыда!.. Ведь вы же всё это время читали, мои дорогие, и думали видимо, что я аж такой глупый, что даже не знаю как каланхоэ на самом деле смотрится!.. А я и не виноват, дорогие мои потомки! Ведь я просто не правильно понял что это такое. Я слышал что-то когда-то про каланхоэ… И так вот решил. А мне мама сильно уж прямо всё, всё про наши растения-то не рассказывала, чтобы я нам горшки с ними не поразбивал. Вот так вот и случилось моё заблуждение.

И я не знал!..

Но стало мне жалко моё каланхоэ неверно понятие, что нам его так вот теперь выкидывать придётся… Тем более что с ним я уже, того сам не зная, почти что сроднился душами.

И я тогда маме сказал, что: "Давай я, мама, его так на улицу в руки возьму и стану с ним бегать по улице, и быстро буду бегать, и мошек тогда всех аж ветром с него посдувает, а потом они нас с ним догнать и не смогут. И останутся они все в растерянности парить над улицей. Бедные."

Но мама сказала что так не пойдёт, ведь я, во первых, так выроню сразу горшок и пораню себе даже ноги…

А я говорю: "Давай же тогда мы туда папу пошлем, вместо меня бегать?.. Ведь его же тебе не так жалко?.. Тебе-то он не родной!.."

Но мама сказала что это глупости и что во вторых там уже мошки наверное личинки свои отложили в нашем горшке и ветром их всех всё равно уже не сдует, а останутся они там жить и потихонечку рождаться. И станут, когда родятся, опять летать у нас над супом и котлетами. А это не хорошо!

Вот… И пришлось нам с папой тогда выносить на улицу мошек – весь их каланхоэвый роддом, как раз по пути в наше новое приключение!..

Ведь это ещё не всё, что я вам про сегодня уже рассказал, мои потомки!.. Ведь это только часть!

А ещё… А ещё мы с папой сегодня попали в дождь. И это замечательно – попадать в дождь!.. Особенно если ты в автобусе. А мы с ним были в автобусе. И папа был с сумкой с продуктами. Мы это с ним ездили далекоооо на рынок за продуктами. Это мы специально ради мамы ездили – чтобы ей было из чего нам с папой еду готовить. И я ощутил по настоящему – что такое стихия!.. Вот, только уезжали мы с папой от рынка, и было ещё сухо. А чуть прошло – и всё уже в реках – так течёт!.. А ведь заходили мы только на рынок – так было ещё яркое солнце!.. Мы, правда, были на рынке довольно долго. Ведь папа всё сравнивал цены. И не решался купить что-нибудь, ведь мог так ошибиться, что взять что-нибудь подороже, чем где-нибудь в другом ларьке. А потом мы ещё с ним ходили всё что решились купить, перевешивать. На контрольных весах. Это – чтобы нас уж никто не обманул и не сказал нам, что мы тут купили чуть больше, чем мы купили. Но всё, вроде бы было хорошо и все продавцы оказались довольно необманчивыми. Лишь только с одной продавщицей мой папа немножко поссорился, ведь она нам вовнутрь, в пакет, поналожила обманно заплесневелой клубники. А на прилавке у ней вся лежала хорошая. И мы, конечно, её захотели вернуть. Чтобы было поделом как людей обманывать!..

И папа в конце концов сказал что "все нервы вытрепят!", и, видимо чтобы не вытрепали, пошёл, наконец-то со мною к автобусу. А вот на небе уже собралось столько туч!.. И автобуса ещё долго не было и у остановки собралось и столько людей, что нам так уютно там стало стоять!.. Когда все вместе – и люди, и тучи, и все машины, что в пробке рядом с нами – что тоже все тут… Всё так дружно и радостно!..

Это такое большое шоссе возле рынка есть, ведь сам рынок у вокзала. Но это не очень большое шоссе – я видел и больше. И не только видел а ездил по таким шоссе иногда. А это – такое, среднее. Ведь рядом вокзал. А у вокзала рынок. На рынке много всего продают! И фрукты, и ягоды, и овощи, и рыбу… И зелень, и мясо, и пирожки. А ещё там есть крытый такой ряд двухэтажный, где всё одежду продают. Но мы туда с папой не ходили. Это мы только с мамой туда ходим. Ведь папе моему сильно одежда не нужна. А вот маме часто нужна – ей и костюмы мне в школу нужны, и брюки новые, потому что я старые часто рву, и обувь, ведь я из старой порой вырастаю… Один раз ей даже ранец очень нужен был. Это когда я в школу ещё первый раз только шёл. И не знал, во что иду.

Но на овощном рынке тоже хорошо. Ведь там есть много фруктов, ягод, рыб и орехов. И там вообще много всего есть – и продукции, и товаров и людей. И даже пройти часто не всегда получается, как всего много!.. А я уже говорил, что когда всех и всего рядом много, то это так дружно сразу и уютно получается! А иногда ещё ходят там такие мужчины по рядам, с огромными тележками. И товар возят. И тогда их всем нужно пропускать.

И ещё ходят там по рядам иногда такие женщины, что всем вокруг покушать предлагают. И это мне сразу так навевает такую чувству, что я маму вспомнил! Ведь она мне покушать тоже всегда предлагает. И я даже всегда соглашаюсь обычно. Порой только могу отказаться, если брокколи мне там в кушании сулит.

И вот!.. Когда пробка однажды рассеялась, мы с папой засели в автобус, и я сел, как всегда, там где мне очень нравится – наверху сзади, где все сидения рядом, аж пять или шесть штук. Я меньше люблю сесть где-нибудь наверху и над колесами, ну или в самом, самом конце, где такой закуток… А ещё иногда – впереди возле водителя. А ещё меньше – так внизу. И ещё меньше – назад ногами. Так как будто бы весь автобус у вас вперед движется, а ты так сел, чтобы двигаться назад. И аж от этого тошнит.

И мы поехали, и много пакетов у нас рядом стояло на папиных коленях!.. И много людей стало в нашем автобусе уже вслед за нами, ведь все еле этот автобус дождались. И стало так много всего и прекрасно!.. И людей, и пакетов, и машин за окном… Что стало уж очень и очень уютно нам всем!.. А ещё, скоро пошёл дождь. Я это понял, ведь я сидел у окна, как я и люблю, и ко мне прямо на окно стали прилетать капли и тоже их много так стало у нас на автобусе!.. А ещё я по тому это понял, что люди все за окном стали прятаться под остановки и под навесы и под крылечки… и заходить в магазины, и просто, тоже, бежать куда-то. А часто – ещё и над головой зонтики держать. Ну или что-нибудь ещё вместо зонтиков – кто пакет, кто газету. И было мне так хорошо, когда мы долго с папой по пробке в дожде ехали!.. Ведь, вот как это чудесно!.. Ведь за окном дождь и гром и тучи. А мы сидим все, все вместе вдвоём в нашем автобусе, и сумок у нас много, и всё как в доме походном таком получается! И так наш автобус приятно тарахтит, и на месте стоит, и немножко нас греет, ведь под ногами у следующего ряда сидений как раз печка… А за окном все уже тоже в своих маленьких домиках – кто в магазине стоит, а кто под остановкой… А кто-то даже в отдельной машине своей тоже. И нам все люди из машин разными фарами своими в окно светят, цветными… И так эти фары, от капелек дождя, расплываются… И становятся больше гораздо, чем они есть. И долго мы так стояли, пока наш автобус уже потихонечку не поехал слегка под мостом… Ну а потом стал немножечко вверх вместе с нами взбираться – на мост. Ведь там такая развязка. Ну а потом уж поехал!.. Хотя и не сразу, а после моста. Но, правда, тоже с остановками. Ведь там уже не шоссе началось, а больше улицы… И там у него остановки есть потому что. И я уж на первой остановке было расстроился… Так у нас много тогда из автобуса пассажиров вышло!.. А ведь так нам всем с ними было уютно! Но у них зачем-то дома оказались уже здесь. Но ничего!.. Ведь уже через одну остановку к нам опять зашло много людей. Очень много!.. Ведь там какой-то завод. И поехали мы снова медленно, ведь там у автобуса начались светофоры. А за окном уже столько там дождя натекло!.. Что будто реки вокруг на дороге, где мы едем, стали!!! Так здорово!.. И едешь ты, и под тобой на земле волны пенятся – как будто бы ты в корабле. И все люди, и папа, и пакеты вместе с тобой тоже… И от этого самый уютный корабль в мире получается!.. А ещё я чуть-чуть молнию видел. Она прострельнула между туч… А ещё мне так нравится, когда мы с папой разговариваем!.. Ведь мы кошда с ним куда-нибудь едем в автобусе… ну или откуда-нибудь, как сейчас… мы всё время с ним про него разговариваем, и про то что он знает, и про то что он помнит, и про то что у него в жизни однажды было. Ведь если папа со мной про себя говорить в это время не будет, то буду я говорить о себе… и что-нибудь очень веселое и громкое, так что слышит весь салон. А ведь иначе и неинтересно ехать!.. Всегда нужно о чём-нибудь говорить, раз уж ты можешь говорить в автобусе!.. Ведь это – совсем не то что говорить дома или в магазине или просто на улице. Тут всё по особенному!.. Ведь это автобус!

И пришло нам время выходить, ведь была уже наша остановка и дальше ехать мы не могли. И мы поняли что выходить нам придётся теперь в самую настоящую реку!.. И реку бурную и кипучую!.. И в реку страшную и глубокую!.. И мы вышли. И папа всё старался идти по реке на каблуках – а то есть ставить свои ноги повсюду на пятку. А я не старался так. Ведь я не преследовал той же цели. Мой папа хотел всё ноги не замочить. А я бы хотел замочить!.. Ведь так и совсем приключение будет!.. Но в итоге он как-то замочил, а я нет. Вот такая вот жизнь с нами, дорогие мои потомки, бывает!

Зато потом, когда мы попали домой, нас мама напоила теплым чаем, и даже мне мультики посмотреть сразу же разрешила, чтоб я лег под одеялом и их слушал и грелся на всякий случай – а то ведь вдруг заболею? И умру… И кто же ей будет потом вместо меня нервы портить?..

А ещё был такой запах рынка на кухне у нас, когда мы пакеты, придя, на столе разложили и раскрыли!.. Там пахло у нас и ягодами, и зеленью, и даже картошкой – всем тем, что мы с папой купили. И даже немножко дождём.

Ну что ж, дорогие потомки!.. Я тут заметил, что мне уж осталась всего лишь одна лишь страничка в тетради моей. И я надеюсь, что всё ещё к вам возваращусь, когда начну писать в новой тетрадке. Но если же вдруг вы её не найдёте, то не переживайте вы за меня очень – я думаю что буду цел и постараюсь быть здоров. Ведь я довольно хорошо так отлежался весь под одеялом, аж до самого ужина, когда мама уже завершила на кухне превращать наши некоторые продукты в суп. Ведь я лежал и мне было так хорошо и тепло!.. Почти как в автобусе! И за окном был опять дождь и всё немножечко синее, ведь уже смеркалось… И предо мною светил телевизор, развлекая меня в этот вечер, и из маминой кухни светил ко мне свет. И всё это было так хорошо и счастливо!.. Что я и описать не могу! Да и не смог бы из-за того что уже совсем мало места осталось…

Я стал, наверное, больше писать и от того всё и происходит. Писал бы я меньше вам, дорогие потомки, так больше бы смог тогда вам ещё написать. А так нет… И потому я проща…