Лю Яо: Возрождение клана Фуяо [Priest 大 Прист] (epub) читать онлайн
Книга в формате epub! Изображения и текст могут не отображаться!
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Запах Матери
Том Ⅰ: Длинный полет птицы Рух
Чэн Цяню формально было десять лет1, но он рос слишком медленно, чтобы соответствовать своему возрасту.
1 В Китае сразу после рождения ребёнку насчитывается целый год жизни, и каждое последующее прохождение Нового года согласно лунному календарю, а не дня от официальной даты рождения, добавляется ещё один год к человеческому возрасту.
Было около полудня, он нес дрова со двора в центральный зал. Чэн Цяню пришлось сбегать туда-сюда дважды, поскольку принести целую связку оказалось слишком трудно. Затем он вытер пот и приступил к готовке. В эти дни его отец занимался приемом гостей, поэтому домашние дела, включая мытье посуды, приготовление пищи, разжигание огня и колку дров, легли на плечи Чэн Цяня, которому приходилось крутиться, как волчок, готовый поднять ветер в любое время и в любом месте. Из-за невысокого роста Чэн Цянь испытывал некоторые неудобства при обращении с большим котлом, так что он взял стул, чтобы дотянуться до него. Чэн Цянь с шести лет научился готовить стоя на нем, несмотря на то, что все четыре ножки различались по длине. Много раз он был близок к тому, чтобы упасть и стать бульоном, но в конце концов достиг баланса. Когда Чэн Цянь подливал воду в кастрюлю, его старший брат вернулся домой.
Старший сын семьи Чэн уже достиг возраста пятнадцати лет. Пропахший потом, он тихо вошел в комнату, осмотрел все вокруг, после чего спустил младшего брата со стула и подтолкнул его в спину.
— Оставь это мне. Ты можешь пойти и поиграть, — сказал он приглушенным голосом.
Чэн Цянь, конечно же, на улицу не пошел.
— Старший брат! — позвал мальчик, а затем, громко вздохнув, присел на корточки и принялся раздувать огонь.
Чэн Далан2 молча посмотрел на него.
2 Далан: в китайской семье старшего сына часто называют Далан (大郎), второго сына называют Эрлан (二郎), и третьего называют Саньлан (三郎).
В их семье было трое сыновей, Чэн Цянь — второй, поэтому его называли «Чэн Эрлан», пока, накануне вечером, их не посетил гость.
Далан знал, что вряд ли тот сможет еще раз назвать себя так, ведь теперь, наряду с удобным прозвищем, его младший брат полностью сменит имя и уедет куда-нибудь далеко.
Гость, посетивший их накануне, был неизвестным даосом. Он беззастенчиво представился «Мучунь чжэньжэнем»,3 но, судя по внешнему виду, вряд ли обладал какими-то выдающимися способностями. С редкой бородкой, полузакрытыми птичьими глазами и тонкими ногами, видневшимися из-под складок одежды, развевающейся на ветру, он больше напоминал гадалку, зарабатывающую обманом и блефом, чем Бессмертного.
3 Мучунь: большое дерево с большой продолжительностью жизни. Чжэнжэнь — буквально: «истинный или подлинный человек» — китайский термин, впервые появившийся в «Чжуанцзы», означающий «даосский духовный учитель», примерно переводимый как «Совершенный Человек».
Чжэньжэнь просто проходил мимо во время своего путешествия. Он подошел, чтобы попросить воды, и не ожидал увидеть Чэн Эрлана.
Чэн Эрлан только что вернулся домой. Он был в деревне у старого туншэна4, который много раз проваливал императорские экзамены, но все равно набирал студентов и учил их читать. Туншэн требовал непомерно высокое вознаграждение, несмотря на свои крайне скудные знания. Он задрал нос и не принимал такие вещи, как самодельное вяленое мясо, фрукты или овощи, требуя лишь настоящее золото и серебро. Более того, сумма зависела от его личного отношения. Если туншэна кто-то злил, он сдирал со своих учеников еще больше.
4 Туншэн: в переводе с китайского это означало просто-напросто «ученик» и означало лишь то, что почтенный туншэн имеет право сдавать третий экзамен, на получение ученой степени.
Как человек со столь неподобающим поведением, он совершенно не годился для работы учителем, передававшим мудрость, знания и разрешавшим сомнения. Но, к сожалению, детям из сельской местности получить образование было нелегко, потому никакого другого выбора у них не было. Особенно учитывая, что второго преподавателя не сыскать и в радиусе ста ли 5.
5 Ли: единица длины, эквивалентная 500 метрам.
В свете семейных обстоятельств чета Чэн определенно не могла позволить себе обучение сыновей. Но все эти непроизносимые архаизмы, казалось, особенно привлекали Чэн Цяня. Поскольку он не мог лично посещать занятия, то вынужден был периодически подслушивать под дверью.
Старый туншэн на полном серьезе верил, что каждая капля его слюны является результатом кропотливого труда. Он не желал, чтобы люди слушали его бесплатно, и часто, остановившись посреди лекции, бдительно обходил окрестности. Чэн Эрлан, подобно обезьяне, прятался в кроне высокого дерева. Каждый раз теория «самосовершенствования, семейной гармонии и мира во всем мире» бросала его в дрожь.
Прошлой ночью, по указанию отца, Чэн Эрлан подал чашу с водой гостю, но, как ни странно, тот не согласился ее принять. Вместо этого он протянул тощую, как безлистая ветка, руку. Он не прощупывал кости Эрлана и не использовал никаких необычных приемов, просто поднял лицо мальчика, который изо всех сил старался изобразить «начитанность», и посмотрел ему прямо в глаза. Чжэньжэнь, казалось, уловил что-то в этом взгляде. Он странно кивнул и с важным видом проговорил:
— Если вы спросите меня об этом ребенке, то я скажу, что он благословлен великими дарами. В будущем он может приобрести способность парить в небе и нырять глубоко в море, и, возможно, впереди его ждет большая удача. Он особенный и далеко пойдет!
Далан тоже присутствовал при этой сцене. Будучи учеником лавочника, он видел людей, путешествующих с юга на север. Поэтому он считал себя человеком знающим и опытным, но никогда не слышал о возможности судить об одаренности другого одним взглядом.
Далан хотел возразить шарлатану, но, прежде чем он успел открыть рот, с удивлением обнаружил, что его отец в самом деле поверил во всю эту чушь. Вдруг, его потрясла мысль, неожиданно пришедшая ему в голову.
Семья Чэн не отличалась особым богатством, особенно после того, как мать в этом году родила их третьего младшего брата. Роды прошли тяжело, и с тех пор она настолько ослабла, что всегда оставалась в постели. Как следствие, в доме вместо здоровой работящей женщины появилась мать-инвалид, жившая на лекарствах.
Вдобавок ко всему прочему, из-за нескольких месяцев без дождя им грозил серьезный неурожай. Три брата… их семья вряд ли могла позволить себе прокормить их всех. Далан точно знал, о чем думали его родители. Он довольно долго был подмастерьем, так что через год или около того смог бы самостоятельно зарабатывать деньги и стать опорой своей семьи. В то время, как его младший брат был еще младенцем в пеленках, родители, естественно, с трудом представляли расставание с ним. А вот Эрлан казался совершенно лишним. Возможно, для него было бы лучше совершенствоваться вместе с этим даосом.
Если ему повезет и он добьется успеха, это будет потрясающе. Даже если нет, он сможет прокормить себя и вырасти, независимо от того, будет ли зарабатывать на жизнь гаданием или обманом. Оба варианта могли бы сойти за его собственный жизненный путь.
Мучунь чжэньжэнь и близорукий глава семьи вскоре заключили «сделку». Чжэньжэнь оставил серебряный слиток, в обмен на который Чэн Эрлан должен был пойти с ним. С этого момента он перестал бы носить имя «Чэн Эрлан» и сменил бы его на «Чэн Цянь». Сегодня днем он разорвет узы с этим миром и отправится за своим наставником.
Далан был на несколько лет старше своего второго брата. Они мало разговаривали и вовсе не были близки. В то же время, с самого раннего возраста, младший брат проявлял благоразумие. Он не рыдал без причины и не доставлял хлопот. Он носил то, что носил его старший брат, ел то, что ели его мать и младший брат, брал на себя инициативу, если вопрос касался домашних дел, и никогда не жаловался.
Далан любил его и заботился о нем от всего сердца, хотя и не говорил этого.
Но он никак не мог спасти ситуацию. Родители были слишком бедны, чтобы вырастить Чэн Цяня, а Далан все еще не стал опорой для семьи, его слова не имели веса. Но, как бы там ни было, Чэн Эрлан — их собственная плоть и кровь, насколько нужно быть безжалостными, чтобы продать его?
Чем больше Далан думал об этом, тем хуже себя чувствовал. Его посетила мысль, что следовало бы ударить этого старого шарлатана по голове большим железным ковшом, но не хватило храбрости — в конце концов, он не был бы простым подмастерьем, если бы был таким смелым. Да и разве его брат не заработает больше, грабя и мародерствуя?
Чэн Цянь, отчасти, догадывался о плане своих родителей и сдерживаемом разочаровании старшего брата.
Отец работал с рассвета до заката. Брат уходил, когда звезды еще мерцали в небе и возвращался домой с восходом луны. Мать не задерживала на нем взгляд, отдавая всю свою заботу новорожденному. Его не воспринимали всерьез, даже если не били и не ругали. Чэн Цянь хорошо понимал это и вел себя достаточно тактично, чтобы не нарваться на неприятности. Самое возмутительное, что он делал за всю свою жизнь, — это залезал на большое дерево старого туншэна и слушал, как он объясняет эти дрянные святые писания.
Чэн Цянь работал добросовестно и усердно. Он считал себя слугой, но никогда — сыном.
Дети обычно разговорчивы и беспокойны, но, поскольку Чэн Цянь не считал себя сыном, он, естественно, не пользовался привилегией быть болтливым и непослушным. Чэн Цянь привык сдерживать свои самые сокровенные чувства, и рано или поздно слова, которые он не мог произнести, должны были провалиться внутрь, проделав множество крошечных дырочек в его маленьком сердце 6.
6 Китайская идиома: «у человека много отверстий в сердце» означает, что «он сверхчувствителен»
Мальчик с тысячами отверстий в сердце знал, что его продали родители. Но, как ни странно, он чувствовал себя удивительно спокойно, будто бы ждал этого дня.
Перед его отъездом больная мать Чэн Цяня встала с постели, хотя делала это крайне редко. Дрожащим голосом она отозвала сына в сторону и с красными глазами вручила ему сверток. Там была сменная одежда и дюжина лепешек. Излишне говорить, что одежда была перешита с вещей его старшего брата, а лепешки — сделаны отцом накануне вечером.
Но, в конце концов, Чэн Цянь — ее плоть и кровь. Глядя на него, мать не удержалась, пошарила в рукаве и, пошатываясь, вытащить оттуда небольшую связку медных монет. Потускневшие от времени, они неожиданно заставили сердце Чэн Цяня дрогнуть. Он стал похож на маленького замерзшего зверька, который, с осторожностью принюхиваясь к снегу, каким-то образом учуял запах матери.
Однако его отец также заметил связку. Он кашлянул, и мать со слезами на глазах вынуждена была положить их обратно.
Запах матери походил на отражение луны в воде и, внезапно, снова растаял в воздухе, прежде чем Чэн Цянь успел сделать второй вдох.
— Иди сюда, Эрлан, — мать взяла Чэн Цяня за руку и повела его во внутреннюю комнату. Она начала задыхаться уже через несколько шагов.
Устав, женщина тяжело опустилась на скамью. Указав на масляную лампу, свисающую с потолка, она слабым голосом спросила:
- Эрлан, ты знаешь, что это?
- Бессмертный Вечный огонь, — Чэн Цянь равнодушно посмотрел наверх.
Эта невзрачная лампа являлась семейной реликвией, по слухам, доставшейся им в качестве приданого от прабабушки. Она была размером с ладонь, без фитиля и масла, но зато с несколькими рядами магических символов, вырезанных на старом эбонитовом держателе. С их помощью лампа могла постоянно освещать квадрат площадью в один чи.7
7 Чи: единица длины, равная 1/3 метра.
Но Чэн Цянь так и не понял, какой толк от этого хлама, пригодного лишь для привлечения жуков летом.
Однако, учитывая, что это был магический инструмент, какое-либо практическое применение от него и не требовалось. Крестьяне передавали такие вещи из поколения в поколение как сокровище, только ради возможности хвастаться ими перед пришедшими в гости соседями.
Так называемый «магический инструмент» представлял из себя нечто, на чем присутствовали заклинания, вырезанные «бессмертными». Для смертных подделать их было невозможно — существовало множество подобных вещей с еще более широким спектром применения, таких как лампы, которые не нуждались в масле, бумага, которая не горела, кровати, сохранявшие тепло зимой, а прохладу - летом.
Однажды по стране бродил рассказчик. По его словам, в крупных городах строили большие дома из «бессмертных кирпичей». Дома эти переливались на солнце подобно стеклу, и в своем великолепии могли сравниться с императорским дворцом. У богатых семей также были чаши, на внешней стороне которых, бессмертными высокого уровня были написаны заклинания. Они помогали избегать ядов и лечить болезни. Один ее фрагмент мог стоить четыре золотых ляна 8, но это ничуть не уменьшало желание заполучить артефакт.
8 Лян: единица веса серебра или золота (около 31 грамма)
«Бессмертные», то есть «совершенствующиеся», также назывались «даочжан» или «чжэньжэнь» при необходимости обратиться к ним и выказать свою покорность.
Легенда гласила, что они начинали свой путь с поглощения Ци из окружающего мира, а добившись могущества, могли отказаться от еды, подняться на небеса и войти в землю. Они совершенствовали себя до такой степени, чтобы наслаждаться вечной молодостью и стать, наконец, бессмертными после преодоления всех трудностей… Но никто никогда не видел настоящих бессмертных, так что легенды оставались легендами.
Совершенствующиеся всегда путешествовали по миру, и поэтому хороший магический инструмент был действительно редким сокровищем, за которое боролись все высокопоставленные чиновники и благородные господа.
Мать Чэн Цяня наклонилась, чтобы внимательно посмотреть на сына.
— Когда ты вернешься, зажги Вечный огонь для меня, хорошо? — Мягко попросила она.
Чэн Цянь не ответил. Подняв глаза и посмотрев на женщину, он неблагодарно подумал: «Ты хочешь, чтобы я ушел! С сегодняшнего дня, преуспею я или нет, умру или нет, кем бы я ни стал, я никогда не вернусь, чтобы увидеть тебя снова».
Внезапно, его мать охватил ужас. Она обнаружила, что Чэн Цянь не похож ни на нее, ни на ее мужа. Вместо этого она увидела в нем своего старшего брата.
Тот родился с благословением предков, был красив, как картина, и ничем не напоминал крестьянина. Родители всеми силами поддерживали его учебу, и это, в итоге, принесло плоды. Он сдал императорский экзамен на уездном уровне и в одиннадцать лет стал сюцаем… 9 Люди говорили, что он — спустившаяся с неба звезда мудрости 10 .
9 Сюцай: туншэн, который сдал императорский экзамен на уровне округа (в династиях Мин и Цин).
10 Звезда мудрости: легендарный Бог, отвечающий за императорские экзамены и литературные дела.
Однако, звезда мудрости, вероятно, не захотела задерживаться в мире слишком надолго. Он умер от болезни, не успев сдать трехгодичный провинциальный гражданский экзамен на степень цзюйжэнь. 11
11 Цзюйжэнь (кит. трад. 舉人, упр. 举人, пиньинь: jǔrén) — обладатель второй степени, присуждаемой на провинциальном уровне раз в три года.
В те годы мать Чэн Цяня была слишком юна, некоторые воспоминания стерлись. Но в этот момент она внезапно поняла, что при жизни ее брат был точно таким же, как Чэн Цянь: всегда преуменьшал свои чувства, будь то радость или гнев, как будто ничто не могло нарушить его спокойствие. Невозмутимое лицо всегда препятствовало его сближению с другими.
Мать против воли отпустила его руку, и Чэн Цянь сразу же отступил на полшага назад.
Так он мягко и твердо положил конец их долгому прощанию.
По мнению Чэн Цяня, он сделал это не из ненависти. На самом деле, у него не было причин ненавидеть их — родители подарили ему жизнь и вырастили его. Даже если они отказались от него, в большинстве случаев их достоинства сводили на нет их недостатки.
Он посмотрел вниз на свои ноги и сказал себе в душе: «Неважно, что я не был нужен моей семье, и ничего страшного, что они продали меня даосу с птичьими глазами».
Примечания:
Лю Яо: (六爻) метод гадания.
Процедура следующая: вы бросает три монеты одновременно и делаете это шесть раз. Каждый раз бросок - это яо, а полный результат шести бросков - это гуа (卦), который расскажет вам о будущем того, о чем вы хотите узнать (личное здоровье, семья, даже судьба нации).
Птица Рух: В средневековом арабском фольклоре огромная (как правило, белая) птица размером с остров, способная уносить в своих когтях и пожирать слонов и каркаданнов (каркаданн что на фарси значит «господин пустыни» — мифическое существо, упоминаемое в средневековой арабской и персидской литературе.)
Пожалуйста, остановитесь, уделите нам время и прочтите этот текст! Мы понимаем, что большинство из вас пришло сюда из новелл небезызвестной Мосян Тунсю и теперь каждый лист, каждая травинка и нежный ветерок напоминает вам о “Магистре” или же “Благословении небожителей” Но данная новелла называется ЛЮ ЯО автора PRIEST! И написана она была раньше, в 2014 году. Также напоминаем, что такие страшные слова как “САНЬЛАН”, “КУРИЛЬНИЦА ДЛЯ БЛАГОВОНИЙ” И “ЗАКЛИНАТЕЛИ” являются частью китайской литературы и не принадлежат перу одного конкретного автора, потому, о ужас, могут встретиться еще много где.Команда перевода настоятельно просит вас воздержаться от бесконечных сравнений, вы не первые, поверьте, и даже не сотые, кому что-то там показалось. “О, ЭТО ЖЕ НЕБОЖИЖА!”, — не написал только ленивый.
Если вы пришли сюда читать ЛЮ ЯО, милости просим! Приятного прочтения! И помните, вы уважаете наш труд и труд автора, а мы в ответ любим вас и стараемся для вас.
С уважением, команда перевода.
Признание учителя
Чэн Цянь ушел с Мучунь чжэнжэнем. Худой и истощенный, в потрепанной шляпе, он вел Чэн Цяня за руку, будто управляющий странствующей труппы своего нового актера.
Мальчик только внешне оставался ребенком, тогда как его сердце уже было сердцем юноши.
Он ушел молча, но не смог удержаться, чтобы не оглянуться назад. Там он увидел заплаканное лицо своей матери, несущей на спине корзину, в которой крепко спал младший брат, и отца, молча стоявшего в тени с опущенной головой.
Чэн Цянь поспешно отвел взгляд. Не было времени думать об этом. Дорога впереди казалась неопределенной, как безграничная тьма.
В принципе, существовало два способа странствовать. Один назывался «путешествовать», другой — «бродяжничать».
Следуя за своим учителем, Чэн Цянь утонул бы в ереси и софистике, не говоря уже о том, что он должен был есть на ветру и спать на росе. Это было даже хуже, чем «бродяжничать».
Что касалось самосовершенствования и поиска Дао 1, Чэн Цянь был не слишком осведомлен в этом.
1 Дао (кит. 道, буквально — путь) — одна из важнейших категорий китайской философии. Конфуций и ранние конфуцианцы придали ему этическое значение, истолковав как «путь человека», то есть нравственное поведение и основанный на морали социальный порядок.
Когда-то было довольно много ветреных людей, что следовали этой тенденции.
Во время правления покойного императора кланы, большие и малые, начали появляться по всей стране, как грибы после дождя. Любой глупый или рябой использовал все свои связи для благословления потомков и для того, чтобы вовлечь своих детей в кланы заклинателей. Тем не менее, кроме трюков, вроде разбивания камней о грудь, никто никогда не слышал о достижении каких-то реальных успехов.
В то время алхимиков было больше, чем поваров, люди гораздо охотнее занимались чем-то подобным, нежели сельским хозяйством. Дошло даже до того, что годами никто не читал книг и не обучался боевым искусствам, порождая безработных шарлатанов.
В период расцвета заклинателей только в одной провинции было создано двадцать кланов, хотя размер территории, простиравшейся с востока на запад, насчитывал не более десяти ли. Они копили нечестно нажитое богатство и набирали учеников, а некоторые поддельные книги о методах самосовершенствования покупали у торговцев.
Бог знает, смогли бы Небесные врата 2 удержать их, если бы все они вознеслись к бессмертию.
2 Небесные врата: вход из мира смертных на небеса.
Даже бандиты хотели присоединиться к этому течению. Они сменили названия банд с «Банда Черного Тигра» и «Братство голодных волков» на «Храм бриза» и «Зал глубины». И, что смешнее всего, перед ограблением они исполняли такие трюки, как «извлечение из кипящего масла» и «огненное дыхание», после чего несчастные жертвы, зачастую, так пугались, что добровольно позволяли себя ограбить.
Покойный император был, прежде всего, солдатом со вспыльчивым характером. Он чувствовал, что такими темпами страна рухнет, потому издал указ, согласно которому всех «бессмертных», бесчинствующих в сельской местности, будь они настоящими или фальшивыми, следовало арестовать и сослать в армию.
Но до того, как всемирно известный указ получил огласку, министры императорского двора пронюхали об этом. Шокированные, они среди ночи поднялись из своих постелей и выстроились в очередь перед залом заседаний, чиновники низкого ранга — спереди, высокопоставленные — сзади, готовясь врезаться в колонны. Они были полны решимости, рискуя своей жизнью, предостеречь императора от оскорбления бессмертных и разрушения долголетия династии.
Император, конечно, не мог допустить, чтобы они умерли так трагично. Кроме того, драконьи столбы 3 могли не выдержать удара.
3 Драконьи столбы — часть императорского дворца. Колонны, украшенные драконами.
Ныне покойный, правитель был вынужден отменить указ. На следующий день он приказал астрономическому залу создать новое подразделение под названием «Управление небесных гаданий» и пригласил нескольких настоящих бессмертных взять на себя ответственность. Кроме того, он специально оговорил, что с этих пор все кланы, большие или малые, могли набирать учеников только при наличии разрешения от «Управления небесных гаданий» и получении железной таблички в качестве подтверждения. Основывать клан без разрешения запрещалось.
С другой стороны, истинные бессмертные не обращали внимания на правителя. Они, как и прежде, занимались своими делами. Только шарлатаны немного сдерживали себя, и то не слишком — выковать какие-то железные или медные таблички все равно оставалось возможным.
К счастью, усилия покойного императора не были напрасны. После неоднократных проверок и искоренений, страсть к заклинательству среди людей значительно уменьшилась. Кроме того, поскольку никто не слышал о каких-либо настоящих успехах, люди вернулись к сельскому хозяйству и пастырству вместо того, чтобы строить воздушные замки.
Когда нынешний император взошел на трон, самосовершенствование все еще сохраняло свою популярность, хотя мания на это уже прошла.
Император очень хорошо знал, что рыбу хорошо ловить в мутной воде 4. Поэтому он закрыл глаза на мошенников «во имя возвышения». Чиновники же не собирались вести расследования без доноса.
4 Китайская пословица, которая означает «нельзя требовать абсолютной чистоты».
Чэн Цянь слышал эти истории от старого туншэна. Так что в его глазах деревянная дубинка 5, ведущая его, была не более чем деревянной дубинкой… или, в лучшем случае, деревянной дубинкой, обеспечивающей пропитание.
5 Деревянная дубинка (棒槌, bàngchui) пекин. диалект., бездарность, бесталанность, беспомощность; бездарный, бесталанный, беспомощный
Поглаживая обвисшие усы, Мучунь снова начал нести чушь:
— Наш клан называется «Фуяо» 6. Мальчишка, ты знаешь, что такое Фуяо?
6 扶摇(fúyáo) 1) вихрь, смерч; вихрем, стремительно; взлететь в небо, взмыть 2) миф. фуяо (название священного дерева, растущего на востоке за морем)
Старый туншэн искренне ненавидел такие вещи и, естественно, не стал бы тратить на это свое время. Поскольку он — первый учитель Чэн Цяня, мальчик, в какой-то степени, находился под его влиянием. Поэтому, он с неохотой делал вид, что слушает, хоть и был полон презрения к Мучуню.
Мучунь поднял руку и указал куда-то перед Чэн Цянем. Словно по волшебству, изниоткуда возних резкий порыв ветра, закружив в воздухе увядшую траву. Блеснула вспышка молнии, расколовшая небо и почти ослепившая Чэн Цяня.
Эта странная сцена ошеломила мальчика.
Мучунь тоже замер, потому что сам этого не ожидал. Однако, он не преминул воспользоваться тем, что, дружелюбный внешне, но отчужденный в глубине души паренек, был впечатлен.
Он засунул руки в рукава и снова начал говорить:
— Когда Рух отправляется к Южному океану, она парит вдоль воды на высоте три тысячи ли, а затем взмывает вверх на девяносто тысяч. Ее полет продолжается шесть месяцев 7. Без цели, без ограничений птица кружится вместе с ветром, идущим из глубокого моря, и взлетает к бескрайнему небу. Это и есть Фуяо, понимаешь?
7 Цитата из «Сяояо Ю» — «Беззаботное скитание» Один из важнейших даосских канонов и памятник мировой философской мысли «Чжуан-цзы»
Конечно, Чэн Цянь не понимал. В его крошечном сердце благоговение перед сверхъестественными силами было неразрывно связано с неодобрением к жульничеству. Наконец, он смущенно кивнул, будто выражая уважение к своему учителю, но на самом деле лишь поставив Мучуня в душе на одно место, с потрепанной лампой в его доме.
Мучунь самодовольно подкрутил усы и собрался было продолжить говорить, пока небеса вновь не показали свое истинное лицо —после раската грома пронесся сильный ветер, потушив перед ними костер. Гром с молнией, словно певцы, наперебой демонстрировали свои голоса, явно намереваясь призвать грозовые облака с запада.
Мучунь перестал куролесить и быстро крикнул:
— Проклятие, сейчас пойдет дождь!
С этими словами он вскочил на ноги. Одной рукой он поддерживал на плече их вещи, другой обнимал Чэн Цяня. Перебирая своими тонкими тростниковыми ногами, будто фазан с длинной шеей, он торопливо засеменил прочь.
К сожалению, ливень начался так быстро, что даже длинношеему фазану было трудно избежать превращения в мокрую курицу.
Мучунь снял отсыревшую накидку и накрыл маленького мальчика. Это было все же лучше, чем ничего.
— О, черт возьми! Какой сильный ливень! Нам нужно найти убежище! — воскликнул он на бегу.
За время своих путешествий Чэн Цянь еще успеет поездить верхом на многих птицах и зверях, но этот, без сомнения, останется самым ухабистым и разговорчивым.
Звуки ветра, дождя и грома смешались с болтовней учителя. Под одеянием Чэн Цянь почти ничего не видел, но чувствовал неописуемый запах дерева.
Учитель одной рукой прижимал его к груди, а другой закрывал голову. Старик был тощий — только кожа да кости — поэтому приятного было мало, но мальчик понимал, что это искренне проявление заботы. Почему-то Чэн Цянь вдруг захотел оказаться ближе к учителю, несмотря на то, что всего минуту назад, фазан с длинной шеей громко болтал и подшучивал над ним.
Закутанный в накидку Мучуня, Чэн Цянь робко поглядывал сквозь прорех в ткани на насквозь промокшего старика. Впервые в жизни он получил удовольствие от обращения, которое заслуживал ребенок. Некоторое время он думал и все же признал в этом ненадежном человеке своего наставника. Мальчик решил, что предпочел бы простить его, даже если бы старик все это время морочил ему голову.
Верхом на своем тощем мастере, Чэн Цянь, наконец, прибыл в полуразрушенный храм.
Массовое «искоренение» во времена правления покойного императора очистило мир от многих несанкционированных кланов, но некоторые храмы уцелели и превратились в места отдыха для бездомных нищих и путешественников, скучавших по своим домам.
Чэн Цянь высунул голову из накидки Мучуня и сразу же увидел поставленного в храме глиняного идола. Мальчик был поражен — у статуи было круглое лицо, но совершенно отсутствовала шея, румяна были нанесены на обе щеки, волосы собраны в два тугих пучка, а свирепый рот растянут в жуткой улыбке, демонстрировавшей неровные зубы.
Учитель тоже это увидел. Он поспешил закрыть Чэн Цяню глаза рукой и разразился яростной критикой:
— Как можно иметь наглость наслаждаться творением, одетым столь непристойно?! Как хватило совести?!
Из-за своего юного возраста и очень ограниченных знаний, Чэн Цянь был ошеломлен и смущен.
— Чтобы самосовершенствоваться, человек должен очистить свой дух, укротить свои желания и быть благоразумным в своих словах и поступках. Как можно одеваться, словно оперный актер! «Позор!» — строго сказал Мучунь.
Чэн Цянь, конечно, знал слово «позорный», но сейчас его переосмыслил.
В этот самый момент из задней части храма донесся запах мяса и прервал чистосердечную тираду учителя.
Мучунь невольно сглотнул и не смог больше продолжать свою мысль. С растерянным выражением лица он обогнул идола и увидел нищего, выглядевшего всего на пару лет старше Чэн Цяня.
Оказалось, мальчишка, каким-то образом, умудрился выкопать здесь яму и теперь жарил в ней «курицу нищего» 8. Он разбил запекшуюся грязь, в которой обвалял птицу, и весь храм наполнился ароматом еды.
8 «Цзяо Хуа Цзи», или «Курица Нищего», — одна из визитных карточек Цзянсу-Чжэцзянской (Прибрежной) кухни. «Курица Нищего» — старинное ресторанное блюдо, которое готовят весьма любопытным способом — тушку курицы маринуют в традиционных китайских специях и приправах, затем заворачивают в лист лотоса, обмазывают глиной и запекают. С готовой курицы снимают глиняную оболочку и подают блюдо на стол.
Мучунь снова сглотнул.
То, каким он был тощим, доставляло определенные неудобства. Например, когда ему хотелось есть, скрывать свои инстинкты оказывалось очень непросто, его выдавала тонкая вытянутая шея.
Мучунь поставил Чэн Цяня на землю, а затем показал своему маленькому ученику, что значит «заклинатели должны быть благоразумны в своих словах и поступках».
Сначала он вытер лицо от воды и улыбнулся, как настоящий бессмертный. После чего неторопливо и грациозно подошел к нищему и, в присуствии Чэн Цяня, начал длинную манящую речь. Он набросал образ клана за морем, где люди носили золотые и серебряные украшения, не беспокоясь о еде и одежде. Невероятно, но это сработало! Его красивые слова пробудили интерес маленького нищего.
Столкнувшись с, по-сути, еще ребенком, Мучунь продолжал говорить ласково и с жаром:
— Насколько я вижу, ты благословлен великими дарами. Однажды ты можешь взмыть в небо и нырнуть глубоко в море, в жизни тебе уготовано великое счастье. Мальчик, как тебя зовут?
Чэн Цянь чувствовал, что его слова звучали странно знакомо.
Хотя маленький нищий и обзавелся хитростью с тех пор, как начал бродяжничать, но, в конце концов, из-за юных лет заманить его оказалось легко.
Шмыгнув сопливым носом, он невинно ответил:
— Сяоху. У меня нет фамилии.
— Ну, тогда я дам тебе фамилию Хань, такую же, как у меня, — поглаживая усы, Мучунь очень естественно и ненавязчиво определил их отношения учитель-ученик.
— Что касается имени, как насчет одного символа — Юань?
Хань Юань 9, страдающий от несправедливости… это было действительно подходящее имя.
9 含冤 (hányuān) – терпеть несправедливость, глотать обиду.
Мучунь, должно быть, очень проголодался, при виде хорошо поджаренной курицы нищего, поэтому не утруждал себя подбором верных слов.
Спокойный, словно столб и подвижный, словно мартышка
Чэн Цянь стал учеником Мучуня раньше, чем Хань Юань, поэтому Хань Юань теперь фактически считался его четвертым младшим братом несмотря на то, что на деле был немного старше. Чэн Цянь пробыл «учеником, закрывающим двери» 1 всего несколько дней, прежде чем стал старшим братом.
1 Ученик, закрывающий двери: последний ученик. Обычно пользуется благосклонностью учителя (любимчик).
Очевидно, задняя дверь клана Фуяо никогда плотно и не закрывалась.
Что касалось курицы нищего… Естественно, большая ее часть попала в желудок учителя.
Однако даже она не смогла заткнуть Мучуня.
— Откуда взялась эта птица? — спросил он во время еды. Похоже, старый учитель имел привычку читать проповеди в любой момент.
Хань Юань отличался умелым языком. Маленький нищий просто положил кусок в рот, несколько раз надул щеки, а затем немного пожевал хрящ. Наконец, осталась только чистая и неповрежденная куриная кость.
Бах! Он грубо выплюнул остаток и ответил:
— Я украл ее в деревне, дальше по дороге.
Конфуций говорил: «Жую с закрытым ртом, лежу молча».
Курица нищего была, безусловно, вкусной. Чэн Цянь колебался, есть ли голень, как его учитель, или нет, когда услышал их разговор. Узнав все подробности, он решительно убрал руку и принялся молча грызть твердые, как камень, лепешки.
Как могла быть вкусной курица, когда повар такой неприличный человек?
Даосское сердце 2 и принципы Чэн Цяня, несмотря на юный возраст, оказались тверже, чем у некомпетентного учителя.
2 Сердце Дао (даосское сердце): в узком смысле, цель и значение самосовершенствования.
Зато Мучунь чжэнжэню ответ Хань Юаня аппетит вовсе не испорил. Он только прожевал половину и, покачав головой, сказал:
— Берут, не спрашивая, только воры. Как заклинатели вроде нас могут заниматься воровством? Это неправильно! Не делай так больше!
Хань Юань пробормотал:
— Да…
Маленький нищий ничего не знал о манерах, поэтому не осмелился возразить.
«Воровство запрещено, а мошенничество, вероятно, дозволено» — с сарказмом подумал Чэн Цянь, но тут же вспомнил терпимость, с которой отнесся к своему учителю во время ливня. Ему оставалось лишь мрачно вздохнуть: «Так тому и быть».
У четвертого младшего брата был маленький нос и такая же челюсть, а крошечные глаза его блестели так скользко, что это совершенно не добавляло мальчику привлекательности.
Хань Юань не понравился Чэн Цяню с первого взгляда. Мало того, что он оказался некрасив, так еще и взял себе титул «младшего брата». Чэн Цяню было сложно привязаться ко всему, что касалось «братьев», но он просто похоронил свою неприязнь глубоко в сердце, притворившись дружелюбным и приятным снаружи, впрочем, оставаясь при этом не слишком тактичным.
В семье Чэн Цяня новая одежда доставалась только старшему брату, а молочная каша — младшему. Одним словом, хорошие вещи никогда не попадали ему в руки. Напротив, мальчику часто приходилось выполнять работу по дому.
К Чэн Цяню не проявляли снисходительности, поэтому в его сердце, естественно, сохранилась обида. С другой стороны, он также помнил слова старого туншэна: «Отец должен быть добрым, сын — послушным, а хорошие братья — проявлять любовь и уважение». Поэтому он часто чувствовал, что его обида бессмысленна.
Теперь, вспомнив слова своего наставника, Чэн Цянь не имел иного выбора, кроме как смириться и попытаться стать достойным старшим братом.
По дороге, если попадалось какое-то поручение, Чэн Цянь, как старший брат, бежал его выполнять; если была какая-нибудь еда, он позволял своему учителю наслаждаться первым, младшему брату — вторым, а сам ел последним. Это было нелегко, так что Чэн Цяню приходилось контролировать себя, чтобы не разрушить свой, наполненный добротой, вежливостью, сдержанностью и великодушием, образ.
Чэн Цянь часто предъявлял к себе чрезмерные требования — его отец провел в бедности и несчастье всю жизнь. Он был неприличным и раздражительным человеком, который, к тому же, грубо обращался с сыном. Мальчик нередко вспоминал слова старого туншэна. Он не осмеливался ненавидеть своего отца, поэтому внутренне жалел его. Просыпаясь ночью, Чэн Цянь долго думал о том, что лучше умрет, чем станет таким, как он.
Именно по этой причине он, несмотря ни на что, не мог позволить себе потерять хрупкое достоинство 3.
3 Тут достоинство приобретает значение «лица». Страх потерять лицо. Этот фактор лежит в основе любого социального взаимодействия для большинства китайцев.
Но вскоре Чэн Цянь обнаружил вот что: хоть он и хорошо справлялся со своей работой, младший брат действительно не стоил его забот. У Хань Юаня была не только отвратительная внешность, но и раздражающий характер.
Во-первых, он был ужасным болтуном. До встречи с Хань Юанем именно учитель создавал много шума, но теперь даже Мучунь чжэньжэнь казался куда спокойнее.
Маленький нищий даже придумал историю о том, как он победил ласку в один чжан4 длиной и выхватил курицу из ее рта, будто замечания мастера о «воровстве» 5 могли его просвятить.
4 Чжан: единица длины, равная 3.3333 метров.
5 Воровство: оригинальное слово буквально означает «красть кур и собак», а также относится к ласкам (так как они крадут кур и собак).
Он весело жестикулировал, сочиняя рассказ, полный сюжетных поворотов, включавший в себя завязку, развитие, кульминацию и заключение.
Каждая деталь проявляла и доказывала его мудрость и могущество.
— Как, черт возьми, ласка может быть длиной в один чжан? — не выдержав, спросил Чэн Цянь.
— Это наверняка был дух ласки! Учитель, может ли ласка стать духом?
Хань Юань защищался, задрав голову и выпятив грудь, чувствуя, что ему бросили вызов.
Услышав историю про духа ласки, учитель, казалось, обиделся на какое-то слово. Выражение его лица сделалось странным, будто бы у него разболелся зуб или живот. На минуту повисла тишина, прежде чем он рассеянно и неторопливо ответил:
— Все объекты природы имеют души. Как правило, все они могут вознестись к духам.
Хань Юань вздернул подбородок, как будто его ободрили слова чжэньжэня, и дерзко сказал:
— Старший брат, ты удивляешься, потому что мало видел. Если люди могут вознестись к бессмертию, то животные уж точно способны превратиться в духов.
Чэн Цянь не ответил, но внутренне усмехнулся.
Если ласка и в самом деле была длиной в один чжан, тогда каковы же шансы, что она могла обходиться только четырьмя лапами? С таким длинным телом большая его часть должна была волочиться по земле во время движения.
Возможно ли, что животное взяло на себя труд самосовершенствоваться только ради крепкого железного живота, который бы постоянно терся об камни?
Чэн Цянь понятия не имел, к чему стремились духи, но точно знал, чего хотел Хань Юань.
Маленький нищий был свиреп, как пиявки в канаве. Как только они чуяли кровь, то отчаянно привязывались к тебе, следуя за запахом. Так и Хань Юань стремился к благосклонности своего наставника.
Маленький нищий хватался за каждый шанс показать свою храбрость, не забывая тем временем всячески позорить своего «слабого и уязвимого» старшего брата. Чэн Цянь находил очень забавным наблюдать за тем, как Хань Юань пытался его унизить. Так что он вспомнил старого туншэна и мысленно сделал вывод о своем четвертом младшем брате: «Совершенный муж тверд в бедности, в то время как злодей отдаст себя злу — маленький ублюдок, что ты за скотина?!»
Услышав рассказ Хань Юаня о «борьбе с духом ласки», Чэн Цянь получил шанс засвидетельствовать «героическое достижение» своего ублюдочного младшего брата на следующий же день.
Учитель дремал под деревом, а Чэн Цянь читал старую книгу, которую нашел в сумке Мучуня. Написанное с трудом поддавалось пониманию из-за очень поверхностных знаний мальчика. Тем не менее, Чэн Цянь не чувствовал скуки и находил в этом особое удовольствие: в конце концов, о чем бы ни говорилось в книге, он впервые прикоснулся к ней.
— Учитель… — подобно избалованному ребенку всхлипнул Хань Юань.
Ответом учителя стал тихий размеренный храп.
Хань Юань продолжил выть и одновременно бросил взгляд на Чэн Цяня.
Чэн Цянь не сомневался, что учитель уже проснулся, но все еще притворялся спящим, намереваясь понаблюдать за тем, поладили ли братья. Теперь, когда младший плакал, Чэн Цянь, как старший, не мог притвориться, что ничего не заметил. Он отложил старую книгу и, придав лицу доброе выражение, спросил: «В чем дело?»
— Впереди река. Я хотел поймать рыбу для учителя и старшего брата, но на берегу оказалась собака, она побежала за мной, — сказал Хань Юань.
Чэн Цянь вздохнул. Конечно, же он боялся злобных собак. Взгляд Хань Юаня метался вокруг, по его словам, собака облаяла его за то, что он собирался поймать рыбу для учителя и брата, но потерпев неудачу, он обратился за помощью к Чэн Цяню — как мог старший брат струсить?
Он взял большой камень, взвесил его в руке и встав, снова заговорил, не меняя выражения лица:
— Хорошо. Я пойду с тобой.
У Чэн Цяня родился план. Если, по какой-либо случайности, они все же встретят собаку, он ударит младшего брата по голове камнем, убедится, что голова его раскололась, как арбуз, и бросит на растерзание этой собаке.
Однако, к тому времени, как они добрались до берега, животное уже исчезло, оставив лишь ряд следов.
Чэн Цянь посмотрел вниз и некоторое время изучал их. Он заключил, что «злобная собака» была меньше одного чи 6 в длину и, вероятно, являлась просто маленьким бродячим щенком.
6 Чи — традиционная китайская мера длины, около 30 см.
«Хань Юань, ублюдок! Трус! Идиот! Хвастун! Бездельник! У тебя нет чувства стыда, и ты не знаешь ничего, кроме как лебезить перед учителем!»
Чэн Цянь мысленно отчитал Хань Юаня, заложив руки с камнем за спину, при этом взгляд его, направленный на никчемного младшегобрата, все еще оставался мягким. Он был не в настроении бить его сейчас. Чэн Цянь не хотел утруждать себя обидами.
Когда они вернулись с рыбой, их учитель уже «проснулся» и с удовольствием посмотрел на них.
Как только Чэн Цянь встретился взглядом со стариком, у него в животе, почему-то, появилось ужасное чувство и его чуть не вырвало.
Прежде чем он успел что-то сказать, Хань Юань неуклюже поднялся. Он рассказал историю о том, «как старший брат хотел съесть рыбу, как ему удалось нырнуть в реку, чтобы поймать еще, и как он, Хань Юань, победил собаку, голова которой была размером с быка».
Чэн Цянь: …
Он чуть не рассмеялся от всех талантов своего младшего брата.
Около полутора месяцев Чэн Цянь путешествовал со старым шарлатаном и маленьким хвастуном.
В конце концов, они добрались до клана Фуяо.
Поначалу Чэн Цянь не испытывал восторга, ожидая увидеть что-то похожее на свободную общину. Он думал, что клан Фуяо, вероятно, был старым храмом на пустыре, где нужно жечь благовония и низко кланяться основателю, одетому соответствующим образом и всегда гуляющему с улыбкой на лице.
Но увиденное превзошло все его ожидания.
Клан Фуяо занимал целую гору, с трех сторон окруженную водой. Подняв глаза вверх, Чэн Цянь ясно увидел яростные зеленые волны и деревья, колышущиеся на ветру.
Щебет птиц и насекомых время от времени смешивался с криками журавлей. Иногда ему удавалось мельком заметить белые силуэты в небе и почувствовать магическую ауру, скользящую над горой. От подножия к вершине вели пологие ступени, которые, очевидно, часто подметали. Маленький ручей сбегал вниз с чистым и протяжным журчанием.
У горной гряды величественно возвышались старые каменные ворота, покрытые мхом. Два символа «Фуяо» написанные на них, отличались небывалым изяществом и энергичностью линий, как летающие драконы и танцующие фениксы.
Чэн Цянь не мог сказать, хороший это был почерк или плохой. У него сложилось впечатление, что два символа вот-вот оживут и вылетят за ворота, будто они действительно могли взмыть в небо и нырнуть в море.
Это место не было какой-то небесной горой, скрытой от взора туманом и облаками, где люди освобождались от мирских забот. Но все же здешние края хранили в себе природу неописуемой красоты. Как только Чэн Цянь ступил на каменную лестницу, он почувствовал, что с каждым вдохом становится все легче.
Сквозь просветы между зелеными листьями виднелось небо размером с ладонь. Ощущение необъятности, которое можно было почувствовать, глядя наверх со дна колодца, затопило Чэн Цяня, заставив почувствовать себя так свободно, что ему захотелось кричать и смеяться.
Но Чэн Цянь сдержался — он не осмеливался кричать дома, чтобы его не избил отец, да и сейчас не станет: на случай, если потеряет благопристойность, которую приобрел, находясь в компании своего презренного младшего брата.
Мастер погладил обоих своих учеников по головам и ласково сказал:
— А теперь идите, примите ванну, зажгите благовония и переоденьтесь.7 Мы пойдем навестить…
7 Подготовка к торжественному случаю, иногда требуется сделать это быстро.
«Основателя, который всегда улыбается?» — беззаботно подумал Чэн Цянь.
— Первого старшего брата, — сказал их учитель.
Неприятный разговор с беспутным сыном
Зачем учителю так официально навещать своего ученика?
Чэн Цянь и Хань Юань пришли в полную растерянность, а их учитель продолжал, будто хотел запутать их еще больше:
— Ваш первый старший брат простодушен, не нужно его бояться. Просто ведите себя, как я.
Что он имел в виду, сказав «просто ведите себя, как я»?
Так или иначе, Мучунь чжэньжэнь с успехом превратил легкую растерянность своих маленьких учеников в абсолютное недоумение.
Проходя сквозь ворота, они увидели нескольких детей, следовавших вдоль журчащего ручья.
Все они были подростками, к тому же, выглядели очень умными и красивыми, словно золотые мальчики 1 настоящих бессмертных. Их рукава изящно развевались без всякого ветра.
1 Золотые мальчики — слуги бессмертных.
Глядя на них, даже Чэн Цянь, заносящийся всю дорогу, почему-то испытал чувство неполноценности, не говоря уже об ошеломленном Хань Юане.
Из-за чрезмерной чувствительности Чэн Цянь самопроизвольно занял оборонительную позицию. Его взгляд стал строгим, он выпрямил спину и попытался скрыть свое любопытство и невежество.
Лидер младщих адептов увидел Мучунь чжэньжэня издалека, и его смех достиг ушей новоприбывших, прежде чем юноша успел подойти.
— Глава клана, где вы были на этот раз? Как вы стали таким лохматым? Где… Где вы похитили молодых господ? — спросил он совершенно непринужденно.
Чэн Цянь внимательно изучил каждое его слово и фразу, но не нашел в них ни капли уважения, будто бы младший адепт приветствовал не «главу клана», а «дядюшку Ханя из соседней деревни».
Мучунь чжэньжэнь против такого нисколько не возражал. Он беззаботно улыбнулся, указав на Чэн Цяня и Хань Юаня:
— Это мои недавно принятые ученики. Могу я попросить тебя помочь им устроиться
— Где мне их поселить? — улыбнулся младший адепт.
— Этого — в Южном дворе, — Мучунь чжэньжэнь небрежно указал на Хань Юаня. Затем он опустил голову и случайно или намеренно встретился взглядом с Чэн Цянем.
Непринужденная улыбка Мучунь чжэньжэня внезапно исчезла. Помолчав немного, он почти торжественно произнес:
— Отведите его в боковой павильон.
На самом деле «боковой павильон» был не павильоном, а небольшим уединенным двориком, находящимся в отдалении. По одну сторону стены протекал спокойный ручей, а по другую находился бамбуковый лес, казавшийся чрезвычайно мирным.
Вероятно, лес рос здесь много лет, потому что даже ветер, проносящийся сквозь него, словно окрашивался в изумрудный цвет. Весь двор напоминал собой бамбуковое море, где свежая зелень очищала разум от желаний.
По обе стороны от дверей горел Вечный огонь, украшенный более изящными амулетами, чем «фамильная реликвия» семьи Чэн. Мягкий ореол его не дрожал от ветра. Между лампами висела табличка с иероглифами «Тихий и мирный». Видимо, их и два символа «Фуяо», увиденные Чэн Цянем ранее, написал один и тот же человек.
Юношу, сопровождавшего Чэн Цяня, звали Сюэцин. Он был почти того же возраста, что и старший брат Чэн Цяня. Сюэцин обладал средним телосложением и обычными чертами лица, что делало его самыми неприметными среди всех младших адептов. Но при внимательном рассмотрении он выглядел довольно привлекательно. Сюэцин казался молчаливым и не искал внимания.
— Это боковой павильон, также называемый Цинань. Слышал, когда-то здесь жил глава клана, но потом переехал. Он также использовался как Зал пения 2. Знает ли третий дядя, что такое Зал пения?
2 Зал пения - 斋堂 (zhāitáng) в оригинале звучит как трапезная.
На самом деле, Чэн Цянь не совсем понял, что это значит, но кивнул, не выказав особого беспокойства. После, Сюэцин провел его во двор и показал, расположившийся в его центре, небольшой пруд диаметром в один чжан. Фундамент, сделанный из черного вяза, украшали амулеты, предназначенные, вероятно для того, чтобы остановить отток воды — вода в пруду не текла и не расходилась рябью.
Но, присмотревшись, Чэн Цянь обнаружил, что это был вовсе и не пруд, а огромный драгоценный камень.
Этот камень — не нефрит и не изумруд — оказался очень холодным. Темно-зеленый, с легким синим отливом, он излучал безмятежное спокойствие.
Чэн Цянь никогда раньше не видел такого редкого сокровища. Даже если он и не хотел показаться невеждой, его на мгновение охватило изумление.
— Я не знаю, что это такое, но мы называем его мирным камнем. Глава клана обычно переписывал на нем священные писания. Летом с ним во дворе будет намного прохладнее, — сказал Сюэцин.
Указав на амулеты, Чэн Цянь не удержался от любопытства и спросил:
— Брат Сюэцин, для чего они здесь?
Сюэцин не ожидал, что Чэн Цянь будет так вежлив с ним. Некоторое время он был ошеломлен подобным обращением, а затем ответил:
— Вы поражаете меня больше, чем я мог подумать, третий дядя, — это не магия.
Чэн Цянь бросил на него быстрый взгляд. Сюэцин, к удивлению Чэн Цяня, уловил тень сдерживаемого сомнения в его движении, как если бы глаза могли говорить. По сравнению с другим ребенком, которого привел глава клана, этот казался Сюэцину нежнее и привлекательнее.
Сюэцин не нашел подходящих слов, чтобы описать свои чувства. Он мог сказать только, что этот юноша не имел благородного происхождения и не получил особого образования, но изо всех сил старался выглядеть настоящим молодым господином, правда, получалось очень неуклюже. В каждом его движении и поступке был намек на формальность, как будто он не знал, какую маску надеть, чтобы общаться с другими.
Проще говоря, он напускал на себя важный вид и притворялся, не преследуя никаких конкретных целей.
Обычно, люди, ведущие себя неестественно, всегда раздражали Сюэцина, даже если они были еще детьми. Но почему-то Чэн Цянь не был ему противен. Наоборот, он даже испытывал к мальчику некоторое сострадание.
— Третий дядя, я всего лишь слуга без особых способностей и отвечаю за повседневную жизнь главы клана и остальных дядей. Искусство создания амулетов — это обширное и глубокое знание, о котором я не имею ни малейшего понятия. Я слышал краем уха только пару слов от главы клана. Молодой господин, вы можете пойти и спросить главу клана или моего… Вашего первого старшего брата.
Чэн Цянь уловил слово «мой». При мыслях о слишком близком и недостаточно уважительном отношении младших адептов к главе клана его сомнения становились еще сильнее.
Вскоре Сюэцин познакомил Чэн Цяня с остальной обстановкой в комнате. Он поспешно помог мальчику принять ванну, чтобы смыть дорожную грязь и усталость, переодел и навел порядок в доме, а затем вывел его наружу.
Сохраняя привычную манеру поведения, Чэн Цянь принялся расспрашивать Сюэцина о первом старшем брате. Наконец, ему удалось узнать, что фамилия первого старшего брата была Янь, звали его Янь Чжэнмин, и родился он в богатой семье.
Насколько состоятельной была его семья? Чэн Цянь не очень хорошо это понял — всего лишь обездоленный ребенок, он не имел определенного представления о достатке. Насколько ему было известно, так называемые «богатые люди» являлись не более чем соплеменниками землевладельца Вана. Ван женился на третьей наложнице в шестьдесят лет. По мнению Чэн Цяня, он мог считаться очень богатым человеком.
Говорили, что, когда Янь Чжэнмину было семь лет, он сбежал из дома по пустяковому поводу и встретился с их хитрым… нет, проницательным учителем, который обнаружил талант Янь Чжэнмина к заклинательству.
С помощью своего легкого языка старый шарлатан успешно втянул молодого и неискушенного Янь Чжэнмина, который позже стал самым первым учеником Мучуня, в клан Фуяо.
Исчезновение молодого господина, естественно, повергло семью Янь в большое беспокойство, они истратили все свои силы и, наконец, нашли сбившегося с пути Янь Чжэнмина. Заманил ли его Мучунь или он сделал это по своему выбору — неизвестно, но молодой господин, словно одержимый, отказался вернуться домой и настоял на том, чтобы остаться и совершенствоваться со своим наставником.
Этого молодого господина баловали с рождения, его семья, конечно, не стала бы смотреть на то, как их маленький сын страдает с шарлатаном и ничего не делает. Тем не менее, поскольку споры не привели к каким-либо результатам, они, в конце концов, пошли на компромисс. Родители Янь Чжэнмина обеспечивали клан Фуяо деньгами и просто считали, что держат театральную труппу для развлечения своего молодого господина.
В мире существовали различные категории кланов заклинателей, среди которых находилось очень мало настоящих и праведных, остальные представляли собой в основном «фазаньи кланы» 3.
3 «Фазаньи кланы» — несанкционированные.
Чэнь Цянь подумал, что, возможно, таких, как Фуяо, поддерживаемых богатой семьей, что позволяло им вести относительно приличное существование, можно было бы грубо назвать «кланами домашних птиц».
Как Чэн Цянь успел понять, их первый старший брат был не только старшим братом, но и «денежным спонсором клана Фуяо» и «первым учеником», который таким образом занимал высокое положение, и заставлял выслуживаться перед собой даже учителя.
Все четыре слова — «знатный, любящий роскошь, раскованный и праздный» — подходили ему как нельзя кстати, но Янь Чжэнмин не осмеливался вести свободную жизнь, потому что ему было всего пятнадцать.
Молодой мастер Янь расчесывал волосы, когда Мучунь чжэньжэнь привел к нему двух своих аккуратно одетых учеников. Не то чтобы глава клана проявил грубость, решив побеспокоить первого старшего брата рано утром, прежде чем тот привел себя в порядок, просто первый старший брат причесывался помногу раз в день.
К счастью, он был еще молод и не боялся облысеть.
Служанка, которой полагалось ухаживать за волосами первого старшего брата, должна была быть женщиной не слишком старой и не слишком молодой, не имеющей недостатков во внешности и запахе. Она не должна была делать ничего, кроме как расчесывать волосы и каждый день жечь благовония, поэтому ее руки должны были быть мягкими и белыми, как нефрит, без разочаровывающих мозолей.
Младшие адепты, такие как Сюэцин, изначально были домашними слугами Янь. Их тщательно отобрали и отправили в горы в качестве помощников.
Но рядом с молодым господином не было ни одного из них. Говорили, все это потому, что он не очень-то любил мужчин. Вместо этого его двор был полон хорошеньких девушек, будто бы в нем круглый год жила весна.
Прежде чем войти в комнату, Чэн Цянь некоторое время тайком разглядывал козлиную бородку Мучуня и пришел к выводу: козлиная бородка учителя была расчесана.
По пути сюда Сюэцин сообщил ему, что Мучунь поселил его в жилище Цинань, потому что хотел, чтобы Чэн Цянь очистил свои мысли и успокоил разум. Чэн Цянь чувствовал себя немного неловко и не хотел признаваться в том, что у него беспокойный ум. Теперь же, глядя на табличку с надписью «Страна нежности» 4 над дверью, он вздохнул с облегчением.
4 «Страна нежности»: увлекательный опыт наслаждения нежными женскими прелестями (иногда используется как название борделя)
Хань Юань, воспринимавший невежество как забаву, по-детски спросил:
— Учитель, что написано на табличке?
Мучунь прочел надпись, поглаживая усы.
— Значит ли это, что старший брат должен вести себя нежнее? — снова спросил Хань Юань, тупо уставившись на учителя.
Услышав это, Мучунь побледнел и предупредил:
— Нельзя, чтобы твой старший брат это услышал!
Увидев, что почтенный глава клана вздрогнул, как бездомная собака, поджавшая хвост, Чэн Цянь и Хань Юань впервые подумали об одном и том же: «Возмутительно! Полное пренебрежение порядком старшинства!»
Подумав так, они посмотрели друг на друга. Вид у обоих был одинаково шокированный. После этого братья поджали хвосты, как делал их учитель, и приобрели самое важное умение клана Фуяо — не высовываться.
На самом деле, внешний вид первого старшего брата ошеломил Чэн Цяня с первого взгляда.
Несмотря на молодость, Янь Чжэнмин выглядел чрезвычайно соблазнительно и обладал редкой красотой. Одетый в белоснежный атласный халат, расшитый невидимыми узорами, переливающимися на свету, он расслабленно откинулся на спинку резного стула и подпер рукой подбородок. Его веки были слегка опущены, а волосы струились по плечам, словно чернила.
Услышав шаги, Янь Чжэнмин безразлично приоткрыл глаза. Уголки их были остры, словно нарисованные кистью, и излучали надменность и женственность. Увидев своего учителя, он даже не удосужился встать и остался неподвижно сидеть на стуле. В конце концов, он вяло спросил:
— Учитель, что вы притащили на этот раз?
Янь Чжэнмин, казалось, не спешил проявить себя по сравнению со своими сверстниками, так как его голос все еще был голосом избалованного подростка.
Но невероятнее всего было то, что в его андрогинности не было ничего странного.
Улыбнувшись и потерев руки, глава клана заговорил:
— Это твой третий младший брат, Чэн Цянь. А это твой четвертый младший брат, Хань Юань. Оба они маленькие и незрелые. Отныне, как их старший брат, ты должен заботиться о них для меня.
Услышав имя Хань Юаня, Янь Чжэнмин слегка вскинул брови. Он снизошел до того, чтобы бросить взгляд на своего четвертого младшего брата из-под полуопущенных век, и тут же снова отвел его, будто увидел что-то грязное.
— Хань Юань? — медленно и недовольно осведомился первый старший брат. — Ты действительно оправдываешь это имя страданиями от своего уродливого вида.
Хань Юань позеленел. Янь Чжэнмин оставил его в стороне и повернулся к Чэн Цяню.
— Мальчик, — позвал он, — иди сюда.
Примечания переводчика:
Теперь, чтобы немного прояснить ситуацию:
Чэн Эрлан, он же Чэн Цянь ушел из семьи вместе с учителем. Чэн Цянь это третий брат. Хань Юань, он же маленький нищий, которого они встретили - четвертый брат. Янь Чжэнмин - первый старший брат. Второй появится в повествовании чуть позже.
Таким образом, у нас четыре брата.
Ваши старания — ключ к предотвращению катастрофы
Янь Чжэнмин отнесся к Чэн Цяню дерзко - он подозвал его к себе жестом, которым обычно подзывают собаку.
Слова и поведение молодого господина мгновенно вывели юношу из оцепенения.
Чэн Цянь не нравился другим с самого рождения, ощущая себя из-за этого неполноценным. Со временем это чувство укоренилось в его сознании и превратилось в завышенную самооценку, граничащую с паранойей. Одного простого взгляда хватало, чтобы вызвать его враждебность, что уж говорить о таком оскорбительном жесте.
Чэн Цянь выглядел так, словно в суровую зиму на него вылили ведро ледяной воды. Без всякого выражения на застывшем лице он двинулся вперед и, уклонившись от протянутой руки Янь Чжэнмина, привычно поклонился 1 ему и произнес:
- Первый старший брат.
1 «Приветствовать руками» (малый поклон, одна рука обхватывает сложенную в кулак другую); кланяться
Янь Чжэнмин вытянул шею, чтобы получше рассмотреть его, и Чэн Цянь ощутил настолько резкий запах орхидей, что с его помощью можно было запросто избавиться от насекомых. Бог знает, сколько раз Янь Чжэнмин окуривал свою одежду благовониями.
Однако молодой господин, похоже, плохо разбирался в эмоциях других людей: по крайней мере, гнева Чэн Цяня он не заметил.
Янь Чжэнмин неторопливо оглядел Чэн Цяня, как если бы изучал товар. Вероятно, он посчитал Чэн Цяня довольно приятным для глаз. Юноша небрежно кивнул и выразил искреннюю надежду на своего младшего брата, даже не задумавшись о том, какой может быть реакция окружающих.
- Неплохо. Надеюсь, время не испортит твое лицо, - прямо сказал он и, чтобы продемонстрировать должное дружелюбие первого старшего брата, потянулся, провел ладонью по голове Чэн Цяня и небрежно добавил:
- Теперь, когда я увидел «обиду» и «несправедливость» 2, учитель, вы можете увести их. Гм… Юй-эр 3, дай ему несколько конфет из кедрового ореха... каждому из них.
2 Высмеивание имени Хань Юаня исходя из его значения.
3 Эр: когда 儿 стоит в конце слова, она теряет самостоятельность, становится суффиксом (词尾) и сливается с предыдущем слогом, делая его "эризованным». Гласный в таких слогах читается особо, он отличается от того же слога без последующей 儿. Некоторые эризированные слова передают "нежные, любимые" чувства, что несколько сходно с уменьшительно-ласкательным суффиксом в русском языке.
Лицо учителя слегка перекосило. У него вдруг возникло странное чувство. Двое приведенных им детей как будто были не младшими братьями одного недостойного ученика, а его служками.
Конфеты с кедровыми орехами выглядели необычно. Их держали в маленьком изящном саше, каждую из них покрывала блестящая прозрачная глазурь с приятным ароматом. На самом деле, бедные дети вряд ли когда-нибудь получили бы шанс отведать столь изысканное лакомство, но Чэн Цянь не проявил к конфетам никакого интереса. Как только он вышел из комнаты, то сразу сунул пакетик в руку Хань Юаню.
- Это для младшего брата, - небрежно сказал он.
Хань Юаня поразила его «щедрость». Он смущенно принял угощение, испытывая при этом смешанные чувства.
В этом жестоком мире нищие боролись за выживание, как бродячие собаки. Хань Юань привык все время хвататься за возможность заполучить даже маленький кусочек еды. У кого в такой ситуации хватит сил заботиться о других?
Хань Юань на мгновение ощутил теплоту в душе. Но одновременно с этим он недоумевал — похоже, его младший старший брат вовсе не был слабым или уязвимым. Кажется, он действительно обладал великодушием и относился к нему искренне.
Но Мучунь чжэньжэня было не так легко обмануть. Он прекрасно видел, с каким отвращением Чэн Цянь отряхивал руки, будто дотронулся до чего-то грязного. Он сразу понял, что отданные Чэн Цянем конфеты вовсе не были актом щедрости. Он подарил их просто потому, что не собирался проявлять уважение к своему монстроподобному первому старшему брату.
Но, если подумать, самое сильное искушение, с которым мог столкнуться ребенок в его возрасте, были еда и питье, а Чэн Цянь сопротивлялся этому, даже не взглянув.
Мучунь чжэньжэнь с горечью подумал: «Это дитя слишком жестокосердно. Он обречен стать демоном, если не станет героем».
Итак, Чэн Цянь был официально принят в клан Фуяо.
Первую ночь он проспал без сновидений в жилище Цинань до без четверти четырех следующего дня. Чэн Цянь без проблем засыпал в новом месте, не терзаемый мыслями о доме.
На следующее утро Сюэцин расчесал его и переодел в нарядный халат.
Обычно юношам, не достигшим двадцати лет, не нужно было перевязывать волосы и носить шапочки, но, по словам Сюэцина, он больше не был обычным ребенком, так как теперь он состоял в клане бессмертных.
Самое большое различие между официальными кланами и «фазанами» заключалось в том, что «фазаньи кланы» все время дурачились. В это же время официально разрешенные, очевидно, владели значительными ресурсами, хотя источники их дохода были не совсем ясны. Например, талисманы. Бесценные талисманы, согласно легендам, были вырезаны почти всюду, даже на деревьях и камнях. Указывая на магический символ на корне дерева, Сюэцин сказал Чэн Цяню:
- Если третий дядя потеряется, просто спросите дорогу у этих камней и деревьев.
Сюэцин вышел вперед, чтобы продемонстрировать. Он прошептал корню:
- В Тайный зал, - и пояснил. - «Тайный зал» - резиденция главы. Третий дядя, сегодня вы должны пойти туда и послушать речь по поводу вашего принятия в клан.
Чэн Цянь забыл ответить, потому что зрелище, развернувшееся перед ним, оказалось действительно захватывающим. Корень, к которому обратился Сюэцин, испускал слабое сияние.
Небо только начало светлеть, но солнце еще не взошло, потому блики, мерцающие подобно лунному свету, собирались вместе и рассеивали тьму, наполняя лес магической аурой. Эти крохотные огоньки плыли по воздуху, прикрепляясь к другим камням и деревьям, и, наконец, свернули на сверкающую лесную тропинку.
Хотя это был не первый магический инструмент, который видел Чэн Цянь, но первый полезный!
Сюэцин хорошо читал эмоции. Он знал, что этот мальчик странный и своенравный. Поэтому, видя, как он очарован, Сюэцин не стал прямо указывать на это и подождал, пока тот придет в себя.
- Третий дядя, сюда, пожалуйста. Следуйте за светом.
Только когда он пошел по дорожке, вымощенной светящимися камнями, Чэн Цянь почувствовал, будто он превращается в другого человека, собирающегося вести другую жизнь.
- Брат Сюэцин, кто это сделал? - спросил Чэн Цянь.
Сюэцин ничего не мог поделать с формой обращения Чэн Цяня, поэтому он просто оставил его в покое. Услышав вопрос, он ответил:
- Глава клана.
Чэн Цянь снова был потрясен, ему трудно было в это поверить.
Не так давно, в глазах Чэн Цяня, учитель был просто забавным фазаном с длинной шеей. Он не отличался ни привлекательностью, ни полезностью - возможно ли, что он на самом деле не был мошенником?
Мог ли он обладать какими-то особыми талантами?
Был ли он непобедим и способен контролировать силы природы?
Чэн Цянь попытался представить это, но обнаружил, что ему по-прежнему сложно внушить себе настоящий трепет по отношению к учителю.
Следуя по сверкающей дорожке, Сюэцин повел Чэн Цяня в Тайный зал.
На самом деле, Тайный зал был маленьким домиком с соломенной крышей, без магических инструментов и без какой-либо таблички над дверью. Однако у входа стояла пластина размером с ладонь, с небрежно вырезанной на ней головой зверя. Чэн Цянь нашел его смутно знакомым, но название на мгновение ускользнуло из памяти. Рядом с головой зверя были начертаны символы. Надпись гласила: «Ничего не знаю».
Этот домик - скромный и почти пустой, произвел на Чэн Цяня ложное впечатление, будто он снова вернулся домой, в деревню.
Перед входом раскинулся пустынный двор: там стоял стол на трех ножках, а на месте четвертой был камень. Столешницу целиком покрывали трещины. Сидевший за ним Мучунь чжэньжэнь резко выпрямился, внимательно глядя на блюдце.
Оно представляло собой грубо сделанную глиняную посуду с неровным дном, форма которой напоминала нечто среднее между кругом и квадратом. На нем было разбросано несколько ржавых медных монет, и все вместе это создавало неописуемо жуткую атмосферу.
Чэн Цянь невольно остановился. На долю секунды он почувствовал, будто мастер смотрит на монеты с благоговением.
- Что глава клана обнаружил сегодня в Прорицательных триграммах? 4, - улыбнулся Сюэцин.
4 Восемь триграмм (кит. упр. 八卦, пиньинь: bāguà, багуа; рус. «восемь гуа») — этап исходного космогенеза в представлении китайской философии. Восемь триграмм гуа используются в даосской космологии, чтобы представить фундаментальные принципы бытия. Триграмма — особый знак гуа, состоящий из трёх яо — линий, сплошных или прерывистых. Все возможные комбинации трёх яо образуют восемь триграмм. Существует несколько схем расположения триграмм и их взаимосвязь с другими категориями китайской философии.
Услышав вопрос, глава клана отложил медные монеты и принял торжественный вид.
- Дао Небес подразумевает, что курица, тушенная с грибами, должна быть в сегодняшнем меню.
Сказав это, он слегка подкрутил усы, закатил глаза и шмыгнул носом, выражая этим свое истинное желание.
Как только Чэн Цянь увидел выражение его лица, оно, казалось, что-то ему напомнило. Он вдруг сравнил его с пластиной у входа и пришел к выводу, что вырезанная на ней голова зверя принадлежала ласке!
Невежественные соотечественники ничего не знали об оракулах, не говоря уже о буддийских и даосских писаниях. Даже боги, которым они молились, были фальшивыми, и поэтому неблагочестивые «бессмертные», такие как «Бессмертный Желтый» и «Бессмертный Зеленый», превратились в благочестивых и стали домашними именами 5.
5 Домашнее (детское) имя (кит. 乳名 жумин или кит. 奶名 наймин — «молочное имя», кит. 儿名 эрмин — «детское имя», кит. 小名 сяомин — «малое, неофициальное имя») в странах Восточной Азии — неофициальное имя, использующееся только домашними в кругу семьи.
Согласно древним народным поверьям, назначением детского имени был обман злых духов. Суеверные люди нарекали своих детей нарочито неказистыми, неблагозвучными именами, полагая, что зло не польстится, и ребенок не заболеет.
«Бессмертный Желтый» был духом ласки, а «Бессмертный Зеленый» духом змеи, которого также называли «змей - защитник дома». Поговаривали, что эти двое помогают защитить и сохранить семью.
Чэн Цянь видел мемориальную доску, установленную в его деревне для «Бессмертного Желтого», на ней была точно такая же звериная голова.
Подумав об этом, он взглянул на Мучуня, вновь осознав, насколько учитель был тощим. У главы клана была маленькая голова, узкая челюсть, длинная талия и короткие ноги... Словом, старик во всех отношениях был похож на ласку.
Все еще сомневаясь, Чэн Цянь выступил вперед и поклонился своему учителю, который, как он подозревал, вполне мог оказаться духом.
- Не церемонься, это мелочно, - отмахнулся учитель. - В клане Фуяо нет строгих правил этикета.
«А что у вас есть? Курица, тушенная с грибами?» - С горечью подумал Чэн Цянь.
В этот самый момент их ушей достиг крик Хань Юаня:
- Учитель! Старший Брат! Боже мой! Какой убогий дом! - воскликнул он сразу после того, как переступил порог. Затем он обошел двор с фамильярностью владельца и остановился прямо перед Чэн Цянем.
От маленького нищего недальновидно откупились пакетиком конфет, и теперь Хань Юань твердо верил, что Чэн Цянь был действительно добр к нему. Поэтому он перестал загадочно называть его «старшим братом» и, подойдя, настойчиво потянул Чэн Цяня за рукав.
- Сяо Цянь 6, почему ты вчера не пришел поиграть со мной
6 小xiǎo [сяо] младший (в ряду, напр. братьев); малолетний, молодой
Увидев его, Чэн Цянь ощутил поднимавшееся в душе негодование. Он спокойно отступил на полшага назад, выдернул рукав из чужой хватки и сухо произнес:
- Четвертый младший брат.
Сюэцин одел Чэн Цяня как взрослого, поэтому он казался элегантным и красивым, словно нефритовая статуэтка, с гладким лбом и тонкими бровями. Но, только если предположить, что он действительно сделан из нефрита, его отстраненность можно было простить.
Сам Хань Юань был безродным нищим и, естественно, не имел никакого понятия о такте и воспитании. Он был простодушен — если чей-то вид казался ему невыносимым, то, возможно, Хань Юань никогда не полюбил бы этого человека. В то же время, если он верил, что кто-то хороший, он, в свою очередь, тепло относился к нему. Чэн Цянь для него теперь точно был хорошим, поэтому Хань Юань нисколько не обиделся на безразличие брата и с восторгом подумал: «В отличие от нас, ведущих бродячую жизнь, домашние дети застенчивы. Я должен заботиться о нем в будущем». Хотя это был только его взгляд на ситуацию.
Глаза Мучунь чжэньжэня были маленькими, но очень пронзительными. Он стоял в стороне и с безразличным выражением смотрел на братьев. Наконец, он не мог больше выносить безобразное поведение Хань Юаня.
- Сяо-Юань, иди сюда.
Хань Юань бодро подошел к шаткому столу.
- Учитель, зачем я вам нужен?
Оглядев его с ног до головы, Мучунь чжэньжэнь торжественно произнес:
- Ты старше своего третьего старшего брата, хотя тебя позже приняли в наш клан. Поэтому сначала я должен предостеречь тебя.
Похожий на ласку Мучунь, в конечном счете, был их учителем. Поскольку Хань Юань редко видел суровое выражение на его лице, он невольно выпрямился.
- У тебя активный характер, твоя слабость - легкомыслие. Я дарую тебе «твердую скалу» в качестве наставления. Оно предупреждает, что ты должен избегать приспособленчества, тщеславия и рассеянности. Оно будет напоминать тебе, чтобы ты сосредоточился и ни в коем случае не расслаблялся. Понял?
Хань Юань поднял голову, вытер сопливый нос и нечленораздельно произнес:
- А?
Мальчишка не понял ни слова из сказанного.
К счастью, Мучунь не обратил внимания на его невежливость. Закончив говорить, он повернулся к Чэн Цяню.
Только тогда Чэн Цянь увидел, что его учитель вовсе не родился с птичьими глазами, просто его веки были опущены, от чего казалось, будто он не обращает внимание на происходящее вокруг. Теперь же его глаза были открыты, и Чэн Цянь увидел резкий контраст черного зрачка и светлой радужки.
Выражение лица учителя стало вдруг очень серьезным.
Накаленная атмосфера
— Чэн Цянь.
Юноша не знал почему, но учитель всегда называл Хань Юаня «Сяо-Юань», в то время как Чэн Цяня он звал полным именем. Он не мог определить по его голосу, благоволил к нему учитель или нет, но каждый слог звучат предельно твердо.
Озадаченный Чэн Цянь поднял голову и сжал кулаки.
— Подойди.
Мучунь чжэньжэнь смотрел на него сверху вниз, и Чэн Цяню казалось, что учитель был слишком серьезен. Он прикрыл глаза и повернулся к доброй ласке.
— Подойди сюда, — произнес Мучунь и его голос слегка смягчился.
После этих слов, учитель положил руку на голову Чэн Цяня. Слабое тепло его ладони постепенно проникло в тело мальчика.
Однако это нисколько не утешало Чэн Цяня, он все еще пребывал в смятении.
Он прокручивал в мыслях комментарии своего учителя по поводу Хань Юаня и с тревогой думал: «Что скажет обо мне мастер?»
На мгновение в его голове промелькнули воспоминания о недолгой жизни рядом с Мучунем. Чэн Цянь пытался выявить свои собственные недостатки перед учителем и подготовиться к его словам. Юноша нервничал, размышляя: «Скажет ли он, что я узколобый? Или чрезмерно злой? Или грубый?» Однако, в отличие от Хань Юаня, Мучунь чжэньжэнь не указал на его недостатки. Глава клана некоторое время колебался, будто ему было сложно найти подходящие слова.
Чэн Цянь с беспокойством ждал, пока Мучунь, наконец, слово за словом, торжественно не произнес:
— Что касается тебя, то ты сам в глубине души знаешь все о себе. Итак, я перейду сразу к делу. Я дарую тебе «свободу и легкость» в качестве наставления.
Слова были настолько просты, что их трудно было сразу понять. Чэн Цянь нахмурился, все его приготовления сошли на нет, но его напряжение вовсе не уменьшилось, даже наоборот, усилилось.
— Учитель, что значит «свобода и легкость?» — выпалил Чэн Цянь, но тут же пожалел о своем вопросе. Он не хотел выглядеть таким же глупым, как Хань Юань.
Взяв себя в руки, он с некоторой робостью попытался придумать логичное объяснение, а после вкрадчиво спросил:
— Значит ли это, что я должен очистить мысли от лишней суеты и сосредоточиться на самосовершенствовании?
Наступила пауза. Но вместо того, чтобы дать конкретное объяснение, Мучунь кивнул, и, неопределенно пожав плечами, ответил:
— Пока… Можно сказать и так.
Пока? А какую значимость эти слова будут нести в будущем?
И что это за выражение: «можно сказать и так»?
Услышав ответ, Чэн Цянь еще больше растерялся. Он почувствовал, как слова учителя туманной нитью плетут его будущее. Было видно, что мастер не собирался вдаваться в подробности. Из-за своей, не по годам развитой тактичности, он с трудом проглотил сомнения, отвесил Мучуню официальный поклон и сказал:
— Спасибо за наставление.
Мучунь чжэньжэнь беззвучно вздохнул. Хоть он и выглядел как человек в расцвете лет, на самом деле он был настолько стар, что уже имел непомерно богатый опыт. И, конечно же, он мог видеть многое. Хотя Чэн Цянь и вел себя так хорошо, что даже заботливого младшего адепта называл «братом», делал он это не потому, что считал, будто люди вокруг него заслуживают особого уважения. Скорее, он действовал так потому, что не хотел потерять лицо перед этими «другими».
Как гласит пословица: «Приличие — это ослабленная форма милосердия, а также начало беспорядка». Даже если этот ребенок обладал великим прозрением и исключительными талантами, его натура отличалась от природы великого Дао. И более того, Чэн Цянь слишком много думал о том, чтобы радовать других… Хотя, учитывая его высокомерие, похоже он вовсе не желал быть для кого-то приятным.
Мучунь убрал руку с головы Чэн Цяня, ни минуты не беспокоясь о том, что тот в будущем пойдет по неправильному пути.
Он перевернул треногий стол и подозвал учеников к себе.
Обратная сторона деревянной столешницы была усеяна тысячами дыр, проделанными короедами и, к удивлению мальчиков, между этими бороздками, были начертаны жирные символы.
— Это то, чему я собираюсь вас учить. Это правила клана Фуяо. Вы двое должны запомнить их слово в слово, и с сегодняшнего дня записывать их по памяти раз в день, в общей сложности сорок девять дней, — сказал Мучунь.
Перед лицом стольких правил Чэн Цянь, наконец, выказал хоть какое-то удивление — он никогда не считал, что священные постулаты клана было бы уместно писать на задней стороне прогнившей деревяшки, не говоря уже о трехногом столе.
Хань Юань был поражен не меньше его.
Маленький нищий вытянул шею и даже побледнел.
— Боже мой, что за хрень? Учитель, эти символы могут знать меня, но я определенно не знаю их! — завопил он.
Чэн Цянь предпочёл сохранить спокойствие за них двоих.
Глава клана, скорее всего являюшийся духом ласки. Наставление, которое не имело смысла. Набор правил, начертанных на задней стороне гнилого стола. Женоподобный старший брат и неграмотный нищий младший брат… Каких хороших результатов мог ожидать Чэн Цянь, когда начальная точка его пути к самосовершенствованию была такой странной?
Чэн Цянь предрекал себе крайне мрачное будущее, но, когда вечером он вернулся домой, его настроение улучшилось при мысли, что теперь у него действительно есть место, где он мог бы заниматься. Здесь было не только огромное количество книг, но и бумага с кистями, подготовленные Сюэцином.
Чэн Цянь никогда не писал на бумаге. Прибавьте к этому его родителей, которые не смогли бы написать даже простые числа. Конечно, в их доме никогда не было никаких письменных принадлежностей. В своём юном возрасте, в силу безусловной памяти, мальчик тайно выучил довольно много иероглифов, подсмотренных у старого туншэна. Он хранил их в голове и практиковался в написании палочкой на земле. Втайне юноша мечтал иметь четыре сокровища ученого 1.
Чэн Цянь пристрастился к письму и не следовал наставлениям своего учителя, ведь Мучунь требовал, чтобы он писал правила только один раз в день. В то время, когда он переписывал надписи уже в пятый раз — Сюэцин пришел пригласить его на ужин. И он вовсе не собирался на этом останавливаться.
Кисточка для письма, сделанная из шерсти ласки, совершенно отличалась от палочек. Поскольку Чэн Цянь впервые пользовался кистью и бумагой, буквы, которые он писал, выглядели особенно неприглядно. Было заметно, что он намеренно подражает почерку человека, вырезавшего все эти надписи на столе. В дополнение к заучиванию самих правил, он также запомнил каждый штрих.
Сюэцин обнаружил, что каждый раз, когда Чэн Цянь писал, он совершенствовал то, что у него не выходило в прошлый раз. Он был так поглощен своим занятием, что просидел за ним больше получаса, не делая перерыва. Юноша даже не заметил, как Сюэцин вошел в его комнату.
И, хотя Чэн Цянь хорошо выспался в первую ночь, он был слишком взволнован, чтобы заснуть этим вечером. Он словно воочию видел все эти штрихи, стоило ему только закрыть глаза, но боль в натруженном запястье усиливалась.
Правила клана должны были быть написаны одним и тем же человеком, также, как и табличка на павильоне Цинань. Чэн Цяню так полюбилась каллиграфия, что он беспокойно ворочался в постели от мыслей снова взяться за кисть.
Табличка была разобрана, а обшарпанный деревянный стол выглядел так, будто вот-вот сломается. Из этого Чэн Цянь заключил, что правила клана были введены не так давно.
Чей это почерк? Учителя?
Он прокручивал эту мысль в голове, пока его не одолела сонливость.
Поглощённый сладкой негой, мальчик увидел перед собой образ незнакомца, пришедшего, чтобы отвести его к подножию горы Фуяо, в Тайный зал. Сбитый с толку, Чэн Цянь подумал про себя: «Зачем я пришел в жилище учителя?».
Но он все равно вошел и увидел во дворе человека.
Человек этот оказался высоким мужчиной, черты лица которого были странно размыты, словно покрыты черной дымкой. Руки его были ужасно бледные, с четко очерченными суставами. Он был похож на блуждающее привидение.
Чэн Цянь испугался, неосознанно отступив на пару шагов назад. Но потом он почувствовал беспокойство за своего учителя, потому набрался смелости спросить: «Кто ты? Почему ты во дворе моего мастера?»
Мужчина вскинул руку и Чэн Цянь ощутил сильное притяжение. Оно подняло его в воздух и в мгновение ока бросило к незнакомцу.
Человек коснулся лица Чэн Цяня.
Рука мужчины была так холодна, что от одного прикосновения Чэн Цянь продрог до мозга костей.
— Маленькое создание, у тебя есть мужество, — мужчина схватил Чэн Цяня за плечо и усмехнулся:
— Уходи.
Чэн Цянь почувствовал сильный толчок и проснулся на своей кровати. Рассвет еще не наступил.
Сон рассеял все мысли о дальнейшем отдыхе. Чэн Цянь привел себя в порядок и принялся убивать время, поливая цветы во дворе, что заставило Сюэцина, пришедшего проводить Чэн Цяня в Традиционный зал, глубоко стыдиться своего позднего пробуждения.
Традиционный зал представлял собой небольшой павильон посреди поляны, где стояло несколько столов и стульев. Хотя Чэн Цянь и Сюэцин прибыли очень рано, младшие адепты уже были там. Они подметали пол, кипятили воду и готовились заваривать чай.
Чэн Цянь нашел себе место, и хорошо воспитанный младший адепт тут же подал ему чашку.
Выражение лица Чэн Цяня все время оставалось холодным, но он лишь осторожно присел на краешек сиденья — привычка стала его второй натурой. Научившись терпеть лишения, он не мог привыкнуть жить в комфорте. Он чувствовал себя неловко, наблюдая, как другие работают, пока он пьет чай.
Через некоторое время, проведённое за чаепитием, Чэн Цянь услышал шаги. Он поднял глаза и увидел странного молодого человека, идущего по аллее рядом с павильоном.
Юноша был одет в темно-синее ханьфу. Он держал в руках деревянный меч и двигался довольно быстро, глядя прямо перед собой, в то время как его помощник неуклюже бежал за ним.
— Это второй дядя, — шепнул Сюэцин Чэн Цяню.
Второй старший брат, Ли Юнь. Чэн Цянь видел его имя на доске за деревянной дверью Тайного зала, поэтому он поспешно встал, чтобы поприветствовать его.
— Второй старший брат.
Ли Юнь не ожидал, что кто-то прибудет сюда раньше него. Услышав голос, он остановился, поднял голову и бросил взгляд на Чэн Цяня. Его черные глаза, казалось, были больше, чем обычно, что делало его взгляд холодным и не слишком добродушным.
Ли Юнь выдавил из себя улыбку, больше похожую на злорадство, и, наконец, заговорил:
— Я слышал, мастер привел двух младших братьев. Ты — один из них?
Чэн Цяню инстинктивно не понравился взгляд Ли Юня. Он почувствовал в нём что-то зловещее.
— Да, а другой — мой четвертый младший брат, ХаньЮань.
Ли Юнь сделал шаг вперед, вплотную приблизившись к говорящему, и с интересом спросил:
— Как тебя зовут?
Он был похож на опытного волка, заметившего кролика. Чэн Цянь чуть было не отпрыгнул от него, но вовремя сдержался. Резко выпрямившись, он невозмутимо ответил:
— О, Сяо Цянь.
Ли Юнь кивнул и протянул с лицемерной улыбкой:
— Приятно познакомиться.
Все, что Чэн Цянь мог видеть, были его жуткие зубы. Это лишний раз подтверждало, что на данный момент в клане Фуяо не было ни одного человека, который мог бы ему понравиться, не считая учителя.
Тем не менее, его учитель мог оказаться и не человеком вовсе.
Через некоторое время появились Хань Юань и Мучунь чжэньжэнь. Хань Юань, естественно, сел перед Чэн Цянем и начал жаловаться, что тот не играет с ним, а, заодно и перепробовал все угощения на столе.
Иногда Хань Юань льстиво улыбался учителю, а иногда оборачивался, чтобы подмигнуть и нахмуриться Чэн Цяню, деловитому, но аккуратному. Он служил прекрасной иллюстрацией к поговорке «некрасивые люди делают больше зла».
Что касается их первого старшего брата, Янь Чжэнмина, то он опоздал на целых полчаса и, конечно, пришел зевая.
Разумеется, он никогда не ходил пешком — он прибыл в паланкине, если уж на то пошло. Янь Чжэнмин попросил двух младших адептов донести паланкин сюда из «Страны нежности».
Симпатичная горничная, мелко семеня ногами, обмахивала его сзади веером, а еще один младший адепт шел рядом и держал зонтик.
Одежда Янь Чжэнмина трепетала на ветру, а подол напоминал облака в небе. Прибытие молодого господина было преисполнено излишней торжественности. Похоже, он пришел сюда не на утренние занятия, а чтобы привлечь к себе внимание.
Войдя в Традиционный зал, первый старший брат высокомерно покосился на Ли Юня. Весь его вид выражал отвращение. Затем он бросил взгляд на Хань Юаня и недоеденные пирожные на столе, после чего раскрыл веер и прикрылся, будто подобная картина могла запятнать его прекрасный взор.
В конце концов, у него не оставалось выбора, кроме как сердито подойти к Чэн Цяню. Младший адепт наскоро протер каменный табурет, раза четыре, затем положил на него подушку и поспешил подать чай. Он поставил горячую чашку на блюдце с амулетами. Блюдце волшебным образом охладило чашку, дымившуюся так, что на ее поверхности выступила влага. Только тогда Янь Чжэнмин соизволил сделать глоток. Завершив все приготовления, молодой мастер Янь, наконец-то, сел.
В отличие от Ли Юня, привыкшего к подобным сценам и воспринимавшего Янь Чжэнмина как воздух, от которого никуда не деться, Хань Юаня увиденное, казалось, потрясло до глубины души. Выражение его лица было таким же, как когда он восклицал «Что за черт?!».
Внимательно наблюдая за всем происходящим, даже вечно саркастичный Чэн Цянь потерял дар речи.
Так началось сумбурное утро четырех учеников Мучуня, не испытывающих друг к другу ничего, кроме отвращения.
Примечание переводчика: все братья, наконец, собрались вместе! Итак: Янь Чжэнмин - первый брат, Ли Юнь - второй брат, Чэн Цянь - третий брат, Хань Юань - четвертый брат
Грезы об управлении стихией
Возможно, неровное блюдце и ржавые монеты были действительно полезны, и учитель каким-то образом предвидел эту сцену. Во всяком случае, он выглядел хорошо подготовленным.
С полузакрытыми глазами Мучунь чжэньжэнь поднялся на помост, полностью игнорируя тихую болтовню своих непослушных учеников.
— В качестве сегодняшнего утреннего занятия я хочу, чтобы после моего ухода вы прочитали Священные писания «О ясности и тишине» 1.
1 Дао дэ цзин (кит. трад. 道德經, упр. 道德经, пиньинь: Dào Dé Jīng, «Книга пути и достоинства») — основополагающий источник учения и один из выдающихся памятников мысли, оказавший большое влияние на культуру Китая и всего мира. Основная идея этого произведения — понятие дао — примерно трактуется как естественный порядок вещей, «небесная воля», «первооснова» и т.п. Понимание Дао формируется по мере постепенного усвоения текста.
Эти Священные писания «О ясности и тишине» вовсе не были такими же, как чудесные писания «О постоянной ясности и тишине», как говорил Всевышний Господин Лао. Это был всего лишь бессвязный, повторяющийся монолог, который, по всей вероятности, составил мастер собственной персоной, так как большая часть его содержания оказалась непонятна.
Вероятно, чтобы показать ясность и спокойствие максимально отчетливо, Мучунь чжэньжэнь при чтении растягивал каждый слог на два. Этот протяжный говор почти задушил его, в результате чего в конце каждой фразы раздавалось поразительное вибрато. Все это делало мастера похожим на безумную лаодань с поджатыми губами 2.
2 Лаодань — роль старухи в китайской опере. Женские персонажи пекинской оперы именуются дань.
Чэн Цянь прислушался, и в ушах у него зазвенело так громко, что сердце ушло в пятки, он испугался, не задумал ли учитель убить его. В конце концов, Мучунь чжэньжэнь, задыхаясь, закончил читать. Он неторопливо отхлебнул из чашки, чтобы успокоить горло. Чэн Цянь поежился. Он с нетерпением ждал блестящих замечаний чжэньжэня по поводу заклинаний и магии, но вместо этого снова услышал до тошноты протяжный голос мастера.
— Хорошо, давайте прочтем еще раз.
Чэн Цянь сидел молча, как вдруг почувствовал, что его невежливо похлопали по плечу. Изящный, но бесполезный первый старший брат обратился к нему:
— Привет, малыш, — сказал Янь Чжэнмин. — Сядь повыше.
Первый старший брат был самым драгоценным сокровищем клана Фуяо. Если он просил, Чэн Цянь не мог пойти против его воли.
Юный мастер Янь приоткрыл глаза, и младшие адепты вокруг него сразу же, не толкаясь, двинулись к бамбуковому «креслу красавицы» 3. Он откинулся на него и нагло закрыл глаза в присутствии своего учителя, а затем задремал под грохочущие звуки чтения «тишины».
3 «Кресло красавицы»: своего рода традиционная китайская скамейка со спинкой, повторяющей изгиб талии красавицы. В подобных креслах путаны нередко принимали гостей в чайных домиках
Понаблюдав некоторое время, Чэн Цянь обнаружил одно из достоинств этого монстра, — он не храпел во сне.
Возможно, другие уже привыкли к этому. Пока первый старший брат бесстыдно дремал, второй старший брат за короткое время сошелся с четвертым и согласился сотрудничать с Чэн Цянем, потому-то и продолжал подмигивать ему.
Из четырех учеников только Чэн Цянь с терпением относился к своему учителю. Его снисходительность и суровость всегда четко граничили между собой, но вместе с тем сочетали в себе верность и педантичность. Во всем этом хаосе именно Чэн Цянь сидел неподвижно, как гора, и заканчивал «обычное утреннее чтение». Только благодаря ему урок окончательно не съехал в монолог.
Видя, что Чэн Цянь даже не потрудился признать его, Ли Юнь закатил глаза и принял решение. Он вытащил из рукава маленькую фарфоровую бутылочку и потряс ею перед Хань Юанем, прошептав:
— Ты знаешь, что это такое? — стоило Хань Юань взять ее в руки и открыть, ужасная вонь окутала его, вызвав головокружение. Даже Чэн Цяня, сидевшего позади, к несчастью, коснулось зловонное облако.
— Это волшебная вода, Золотая Жабья Жидкость. Я сам ее сделал, — самодовольно сказал Ли Юнь.
— Разве это не вода для купания жаб? — фыркнул Чэн Цянь.
Хань Юань зажал нос пальцами и вернул якобы «волшебную воду» Ли Юню. Терпя зловоние, он спросил:
— Зачем это?
Ли Юнь ухмыльнулся и скомкал рисовую бумагу, лежавшую на столе. Затем он капнул на нее несколько капель волшебной воды. Жидкость быстро впиталась, в мгновение ока превратив комок в живую жабу.
В целом мире было великое множество различных зверей и птиц, почему же Ли Юнь выбирал для игр только жаб? Какой странный и тошнотворный интерес!
Чэн Цянь начал понимать, почему первый старший брат смотрел на второго, как на дерьмо.
Ли Юнь поднял глаза и встретился взглядом с Чэн Цянем. Усмехнувшись, он ткнул жабу кисточкой и сказал, указывая на Чэн Цяня:
— Иди к нему.
Жаба заквакала и прыжками направилась к мальчику. Но на полпути ее поймали. Учитель незаметно приблизился к ученикам, и жаба снова превратилась в обычный бумажный шарик.
— Снова твои фокусы, — словно нараспев, выдохнул Мучунь чжэньжэнь. — У тебя настоящий талант, Сяо Юнь.
Ли Юнь показал ему язык.
— Раз так, то теперь ты будешь читать для своих младших братьев, — произнес учитель.
Ли Юню не оставалось ничего другого, кроме как изобразить евнуха 4, так что он провел примерно час, читая небольшой абзац писания «О ясности и тишине», по крайней мере, дюжину раз, пока его учитель, в конце концов, не проявил милосердие, призвав остановиться и положить конец бесконечным мучениям.
4 Имеется в виду голос евнуха. Считалось, что в древнем Китае, когда мальчиков кастрировали, они становились похожими на девушек, у них менялся и голос (становился тоньше) и фигура.
— Я описаюсь, если он продолжит читать, — с дрожью прошептал Хань Юань.
Чэн Цянь продолжил сидеть неподвижно, сделав вид, что не знаком с ним.
Проведя в покое больше часа, их мастер, наконец, просиял, сказав:
— Спокойное чтение должно сопровождаться активным движением. Все вы, следуйте за мной. О, Чэн Цянь, разбуди своего первого старшего брата.
Чэн Цянь не ожидал, что на него обрушится такое несчастье. Он отвернулся и посмотрел на юношу в белом, затем собрался с духом, протянул руку и ткнул его пальцем в плечо, будто дотронувшись до пламени. Он так разволновался, что со страхом подумал: «Это учитель попросил меня разбудить тебя, не вымещай на мне свой гнев».
Первый старший брат, казалось, спал так сладко, что даже не рассердился. Он открыл глаза, и некоторое время смотрел на Чэн Цяня, после чего глубоко вздохнул, выползая из кресла. Вяло махнув рукой, Янь Чжэнмин сказал:
— Понял… можешь идти первым.
Наполовину проснувшийся молодой господин Янь, по всей видимости, находился в лучшем настроении, чем прежде. Его красивые глаза затуманились, а взгляд, остановившийся на Чэн Цяне, смягчился.
Лицо его разгладилось, и Янь Чжэнмин спросил:
— О, еще кое-что. Как тебя зовут?
— …Чэн Цянь.
— О, — Янь Чжэнмин равнодушно кивнул.
По сравнению с его нескрываемым отвращением к Ли Юню и тем, как он вел себя с Хань Юанем, всячески закрываясь, его отношение к Чэн Цяню можно было считать достаточно вежливым.
После этого «О» Янь Чжэнмин больше не обращал на него внимание. Он прикрыл зевок рукой и сидел неподвижно, ожидая, пока его горничная Юй-эр расчешет ему волосы.
Однажды Чэн Цянь заподозрил, не был ли его изнеженный старший брат на самом деле духом павлина с разноцветным хвостом. Но, увидев подобную картину, он отбросил все предположения — в таком случае, даже настоящий павлин неизбежно стал бы бесхвостым двухфутовым монстром.
У первого старшего брата были густые волосы. Это доказывало, что он, возможно, являлся каким-то совершенно немыслимым зверем.
Во дворе к ним подошел младший адепт и обеими руками 5 передал Мучуню деревянный меч.
5 «С обеих рук» — признак особого уважения среди китайцев. Обычно человеку, которого очень уважали, все, что нужно было передать — передавали, держа двумя руками.
Чэн Цянь и Хань Юань сразу насторожились. Они росли, слушая истории, в которых бессмертные ступали по воздуху и путешествовали на летающем оружии. Несмотря на то, что Чэн Цянь пал жертвой святых книг, он, по сути, все еще оставался маленьким мальчиком. В его сердце, хотя он это и отрицал, жила тоска по легендарным силам, призывающим ветер и дождь.
Деревянный клинок будто бы источал всю тяжесть веков. Причудливая алхимия, священные писания, способность узнать свое предыдущее воплощение, предсказание судьбы по звездам или даже создание талисманов — в мире мальчиков ничто из этого не могло сравниться по привлекательности с путешествием на летающих мечах.
Что такое Небесное Несчастье и восхождении к бессмертию по сравнению мечом?
Даже великолепный подвиг — взобраться на облака и оседлать туман — уступил место легендам, где пронзительный холод мог пронестись по четырнадцати континентам дугой лезвия.
Мучунь чжэньжэнь пошевелил хилыми руками и ногами, после чего медленно вышел на середину двора. Он был тощ, как шест, увешанный одеждой.
Полный ожиданий, Хань Юань озвучил то, что Чэн Цянь постеснялся спросить:
— Учитель, ты собираешься научить нас пользоваться мечами? Когда мы сможем овладеть этим мастерством?
Мучунь усмехнулся:
— Не волнуйся, для тебя у меня тоже есть деревянный клинок.
С этими словами он замахал руками и сделал нетвердый первый шаг, приступив к демонстрации каждого движения и позы, одновременно бормоча:
— Фуяо — деревянный меч. Контролируйте свое тело, направляйте энергию Ци 6, стимулируйте кровоток, живите и достигайте бессмертия.
6 Ци — жизненная энергия.
Чэн Цянь снова промолчал. Его мечта о контроле над природными силами разбилась вдребезги в самом начале, в «блеске мечей».
«Непревзойденное» фехтование мастера вскоре привлекло воробья. Птичка уселась на ветку рядом с ним и начала смотреть.
Это определенно был самый тихий бой во всем мире. Меч оказался слишком слаб, чтобы хоть немного потревожить воздух. Даже улитка могла взобраться на верхушку дерева, пока он носился вокруг.
В сочетании с загадочными речами их мастера, эффект был «впечатляющим».
Шагнув вперед, Мучунь повернулся, наклонился и вытянул свое оружие в сторону. Потом, пошатываясь, подошел к ветке.
Сидевший на ней воробышек оказался чрезвычайно дерзким. Он смотрел на приближающийся меч широко открытыми, похожими на черные бобы, глазами.
— Маленький воробей, не путайся под ногами, или мой клинок убьет тебя!
Едва учитель успел закончить фразу, воробышек, услышав «свирепое» предупреждение, не спеша поднял ногу и шагнул вперед, прямо на «острое лезвие», со спокойным видом наблюдая за тем, как образ оружия развеялся, подобно миражу.
Хань Юань покатился со смеху. Даже Чэн Цянь находил произошедшее смешным — боевые искусства, демонстрируемые уличными артистами в деревне, не казались такими же веселыми, как этот деревянный меч. Но он не расхохотался, так как обнаружил, что его старшие братья не смеются — с первым старшим братом все было понятно: так как он расчесывал волосы, согнуться пополам от смеха было бы крайне затруднительно. В то же время второй старший брат-жабоголик, похоже, находил в этом представлении определенную пользу.
Только что, Ли Юнь буквально сидел на кровати из гвоздей, но теперь его, всегда казавшееся злым, лицо, приняло внимательное выражение. Он не сводил глаз с учителя, больше похожего на ламу, исполнявшую танец изгнания демонов.
Их мастер продемонстрировал своим ученикам полную форму владения деревянным мечом Фуяо, закончив представление позой: «Птица Рух, стоящая на одной ноге». Он раскинул руки, держа оружие и вытянув шею, будто бы смотрел вдаль, после чего неуверенно встал и сказал:
— Это первый стиль деревянного меча Фуяо, «Длинный полет птицы Рух»!
Однако он больше напоминал кукарекающего петуха, чем расправляющую крылья величественную птицу.
Хань Юань прикрыл рот ладонью, от едва сдерживаемого смеха его лицо покраснело.
В этот раз учитель не стал терпеть столь неуважительное поведение. Он ударил Хань Юаня мечом по голове, и движение это было куда более аккуратное, чем до этого.
— Что я тебе говорил? Сосредоточься! Не будь легкомысленным! — отчитывал мальчишку Мучунь чжэньжэнь. — Над чем ты смеешься, а? Глупость! Чтобы пять копий Священных писаний «О ясности и спокойствии» были у меня на руках завтра же.
Услышав резкий упрек, Хань Юань немедленно прибегнул к своему последнему средству и бесстыдно сказал:
— Мастер, но я еще не умею читать.
— Тогда тренируйся и подражай почерку Ли Юня!
Переписывание правил клана, все-таки, пришлось отложить.
Когда второй старший брат подошел, Мучунь обратился к нему:
— Возьмешь младших братьев, чтобы потренировать первый стиль. Руководство по второму я дам тебе позже.
«Слышал, прошло больше года с тех пор, как Ли Юня посвятили, но он все еще не добрался до второго стиля. Неужели он целый год тренировался кукарекать как петух?», — подумал Чэн Цянь.
Когда он вышел из раздумий, Ли Юнь уже принял стойку, с непроницаемым лицом он взял деревянный меч и сделал аккуратный первый шаг, продемонстрировавший удивительное честолюбие молодого человека. Его полумертвый мастер не шел ни в какое сравнение с жизнерадостным юнцом. Ли Юнь был назван в честь зеленого бамбука, и его поза также напоминала изящный стебель. Меч со свистом рассекал воздух, и сила удара, каждый раз, поднимала яростный ветер.
Это был дух молодости. Непобедимый дух!
Маленький воробей, до того сохранявший невозмутимость, ударился в панику. Он взмахнул крыльями и взмыл в небо.
Прежде чем Чэн Цянь и Хань Юань вернулись на землю, второй старший брат громко крикнул, сохраняя суровое выражение лица:
— Контролируй свое тело! Направляй энергию Ци и стимулируй кровообращение! Живи, чтобы достичь бессмертия!
… юный фехтовальщик мгновенно превратился в продавца пилюль.
Однако, Ли Юнь не чувствовал ни капли стыда. Закончив фразу, он обернулся, чтобы состроить гримасу своим ошеломленным младшим братьям.
Сокровище клана
Янь Чжэнмин неторопливо полировал деревянный меч шелковым платком, наблюдая, как его младшие братья обучались фехтованию.
Их умение обращаться с оружием казалось ему, в буквальном смысле, шуткой. За исключением Ли Юня, выглядевшего более-менее прилично, двое других братьев в основном забавлялись с мечами, будто две большие обезьяны, играющие с палками. Но учитель все еще поправлял их позы и положение рук.
В один момент он сказал:
— Деревянное оружие не может причинить боль, но настоящие мечи и сабли — еще как могут. Чтобы справиться с ними, нельзя позволять себе излишнюю осторожность. Чэн Цянь, не сжимай лезвие. Нервы на кончиках твоих пальцев связаны с сердцем, разве ты не чувствуешь эту боль?
Затем учитель повернулся к другому младшему брату.
— В Восточном море есть сабля весом в триста цзинь 1, удержать ее возможно лишь обеими руками. Но это всего лишь меч, Сяо-Юань. Думается мне, ты занимаешься не фехтованием, а ковкой железа.
1 Цзинь — китайская мера веса (= 0,5 килограмма)
А иногда мастеру приходилось закатывать рукава и подбегать к Ли Юню, чтобы остановить того от создания проблем.
— Прекрати немедленно! Эй, осторожнее с этим! Такими темпами ты проткнешь себе глаз.
… Сказать «невыносимо для взора» означало похвалить этих сопляков.
Молодой господин Янь огляделся по сторонам и посмотрел на Чэн Цяня, задержавшись на нем взглядом чуть дольше.
Он хорошо знал, что Чэн Цянь ребенок из сельской местности, но считал его нахождение здесь приемлемым, так как тот не совершал никаких бесчеловечных поступков и не доставлял хлопот своим поведением.
Янь Чжэнмин не чувствовал угрызений совести и никогда не раскаивался. С течением времени и в зависимости от настроения эти качества в нем даже усиливались.
Кроме того, молодой господин Янь также признавал, что иногда его можно было назвать несколько поверхностным — он имел очень четкое представление о том, что ему не хватало как знаний, так и моральных качеств. Именно поэтому он и не мог требовать того же от других. Соответственно, единственный способ, который у него оставался, чтобы отличить свои симпатии от антипатий, — это судить по внешности.
Исходя из этого критерия, люди вроде Хань Юаня в глазах Янь Чжэнмина выглядели непростительным злом.
«Судить по внешности» для Янь Чжэнмина было железным принципом. И все-таки, он сделал для себя два исключения: первое касалось мастера, второе — Ли Юня.
Несмотря на то, что учитель выглядел так, будто его переполняли пороки, молодой господин Янь прощал ему это. В конце концов, он занимался с ним самосовершенствованием уже на протяжении восьми лет; он был, так сказать, избалован мастером и эмоционально близок с ним.
А что касалось Ли Юня… каким бы красивым тот ни был, Янь Чжэнмин оставался абсолютно непримирим с ним: этот парень чертовски ему надоел!
В случае Чэн Цяня, Янь Чжэнмин, признаться честно, был слегка очарован. Иначе он не дал бы ему конфет при первой встрече — подобное было такой же редкостью, как цветение саговника — жаль, что третий младший брат не оценил его доброту.
Пока младшие братья бегали вокруг, создавая шум, Янь Чжэнмин просто стоял, рассеянно держа в руке деревянный меч. Он размышлял о застое в своих навыках.
Прошло уже восемь лет с тех пор, как Янь Чжэнмин начал обучаться у своего мастера. Однако, он едва добрался до третьего стиля.
И, хотя первые движения учителя напоминали «Игры пяти зверей» 2, в искусстве владения мечом, как таковом, не было ничего абсурдного.
2 Лечебная гимнастика «Игры пяти зверей» была разработана знаменитым китайским врачевателем Хуа То. «Игра» состоит из ряда укрепляющих здоровье упражнений, имитирующих шаловливые и резвые движения пяти животных: тигра, оленя, медведя, обезьяны, журавля.
В отличие от невежественного маленького нищего Хань Юаня, родители Янь Чжэнмина, еще до посвящения того в клан Фуяо, наняли лучшего мастера для обучения своего сына фехтованию. Даже если он не был искусен, слепым его тоже нельзя было назвать.
Владение деревянным мечом Фуяо, в общем, включало в себя пять стилей: «Длинный полет птицы Рух», «Поиск и преследование», «Неприятные последствия», «Падение из процветания» и «Возвращение к истине». Каждый из них состоял из двадцати пяти движений, порождавших бесчисленное множество вариаций. По мере своего взросления Янь Чжэнмин питал иллюзии о всеобъемлющей природе данного стиль фехтования. Сделав перерыв и хорошенько поразмыслив над этим, он пришел к выводу, что из каждой точки действительно вытекали бесконечные возможности.
Однако учитель никогда не проливал на них свет. Он показывал только основные движения, а успеха и просветления Янь Чжэнмин достиг только благодаря собственным усилиям.
Янь Чжэнмин не единожды предпринимал попытки расспросить своего учителя, почему он не стал вдаваться в подробности хитроумных движений, но тот каждый раз уходил от ответа, строя из себя дурака.
Он долго размышлял, а затем собрался и встал, чтобы преодолеть третий стиль «Неприятные последствия».
Бесславно и постыдно было признаваться в том, что он проторчал на одном месте два года, даже если он и был всего лишь ленивым подростком, не стремящимся к литературным или военным достижениям.
Название «Неприятные последствия» подходило третьему стилю как нельзя кстати. Сколько бы Янь Чжэнмин не исправлял свои движения, он никак не мог понять, где допустил ошибку, как не мог и избавиться от чувства, будто что-то постоянно шло не так.
Янь Чжэнмин прервал тренировку и хмуро уставился на деревянный меч.
Ожидавшие тут же младшие адепты и служанки начали обмахивать его веером и вытирать пот со лба.
К несчастью, в этот раз ситуация была совершенно иной. Молодой господин столкнулся с препятствием в своем искусстве владения мечом, потому находился во взбалмошном и крайне дурном расположении духа. И теперь, когда его потревожили эти идиоты, уловить следы неясного вдохновения стало еще труднее.
Он яростно взмахнул рукой и закричал:
— Проваливайте отсюда, не смейте мне мешать! С этого момента никогда больше не приближайтесь ко мне, когда я практикуюсь!
Горничная Юй-эр робко и быстро спросила:
— Молодой господин, это новое правило?
Откуда взялся этот вопрос? Все потому, что молодой господин Янь был настолько свободен и не обременён какими-либо занятиями, что постоянно создавал проблемы из ничего, попутно придумывая кучу новых правил. Например, о том, что одежда и обувь должны соответствовать друг другу по цвету, или о том, когда следовало расчесывать его волосы, сколько раз в день следовало протирать стол в его комнате, а также о том, что, прежде чем заговорить утром, он должен был выпить чашку холодного чая, способного удовлетворить его вкус… Подобных случаев было множество.
Возможно, даже император не имел столько вредных привычек, как он. Если бы слуги оказались хоть немного глупее, вряд ли у них получилось бы запомнить их все.
Выражение лица молодого господина Яня совсем не смягчилось. Он поджал губы, после чего изрек новое правило:
— С этого момента, когда я занимаюсь фехтованием, не смейте подходить ко мне без разрешения. Вы просто выставляете себя на посмешище!
Случайно услышав его слова, Чэн Цянь удивился тому, что первый старший брат действительно знал фразу «выставлять себя на посмешище».
— Ученик, — позвал Мучунь чжэньжэнь, объясняющий до этого что-то Чэн Цяню.
Янь Чжэнмин обернулся и впился взглядом в мальчишку. Чэн Цянь не смотрел ему в глаза, он лишь «застенчиво» опустил голову и последовал за своим учителем, проявив типичную манеру поведения ребенка из бедной семьи, еще не видевшего жизни.
Указав на него, Мучунь сказал:
— Твой второй младший брат слишком занят, чтобы обучать их обоих. Ты возьмешь на себя обучение своего третьего младшего брата.
На самом деле, Ли Юнь был гораздо больше, чем просто занят! На пару с Хань Юанем они почти разрушили павильон.
Янь Чжэнмин еще не разобрался со своими собственными проблемами и был совершенно не в настроении помогать другим. Потому, услышав слова учителя, он нахмурился, решив воспользоваться снисходительностью старика, и вывалить на него все свои нетерпеливые жалобы.
Едва ли он мог знать, что Чэн Цянь разделял его возмущение. Мальчик не понимал, почему мастер не желал обучать его лично. На что, в конце концов, первый старший брат мог быть способен?
Научить его, как задирать нос перед зеркалом?
В присутствии младшего брата, Янь Чжэнмин все же проявил должное уважение к учителю. Он проглотил возмущения на кончике языка, взял себя в руки и сказал:
— Учитель, я чувствую, что с третьим стилем что-то не так.
— Что же? — спросил Мучунь чжэньжэнь. Выражение его лица лучилось добротой.
Не так было все. Поток жизненной энергии циркулировал недостаточно гладко, и Янь Чжэнмин ощущал огромное сопротивление во всем теле, будто бы реки внезапно потекли вспять.
Он никак не мог объяснить это странное неопределенное чувство, хоть и понимал его в своих мыслях. Множество слов готово было вырваться из его горла, но мистическим образом терялось на пути к губам. Наконец, Янь Чжэнмин выпалил:
— Это будто бы… некрасиво.
Чэн Цянь в очередной раз убедился, что его первый старший брат был чистыми болваном, разодетым в золото и серебро.
Учитель же просиял и очень двусмысленно произнес:
— Больше спешки, но меньше скорости. Тебе следует немного подождать.
Этот никчемный учитель всегда ходил вокруг да около, выдумывая какую-нибудь скучную несусветную чушь, вне зависимости от вопроса.
Янь Чжэнмин уже давно привык к этому, но все равно не смог удержаться от раздражения. Он продолжил:
— Как долго мне следует ждать?
— Пока не станешь на несколько цуней 3 выше, возможно, — мягко ответил Мучунь чжэньжэнь.
3 Цунь — китайская мера длины (= 3,33 сантиметра)
—...
В одном месяце насчитывалось аж несколько дней, когда Янь Чжэнмину хотелось убить своего учителя.
Закончив говорить, Мучунь оставил Чэн Цяня «самому драгоценному сокровищу» клана Фуяо и вернулся в павильон, чтобы насладиться чашечкой чая.
Клан Фуяо придерживался древней традиции, гласившей: «Мастер учит ремеслу, ученик — сам себе мастер». Их бездарный наставник никогда не проявлял даже малейшего признака способностей. Он давал лишь теоретическую основу, и неважно, чем ее потом наполняли.
Янь Чжэнмин одарил своего безразличного ко всему третьего младшего брата расстроенным взглядом. Но не нашел, что сказать ему. Будто бы в приступе раздражения, он попросту плюхнулся на стул и лениво прислонился к каменному столу. Младшие адепты подошли к нему, аккуратно обеими руками забрали деревянный меч и тщательно вытерли его белым шелковым платком.
Возможно, даже с собственными лицами эти дети не обращались настолько нежно.
Внезапно, молодой господин Янь вскочил, словно увидел перед собой оживший труп.
Он нахмурил тонкие брови и недовольно уставился на Юй-эр, но никакого намека в тишине так и не прозвучало. Девушка сразу же побледнела и едва не расплакалась.
Сюэцин, ожидавший Чэн Цяня, не мог оставаться в стороне, и, понизив голос, поспешил напомнить ей:
— Стул холодный.
Только тогда Юй-эр поняла: она только что усадила избалованного молодого господина прямо на камень, и теперь он обвинял ее в небрежности!
Зарыдав, она бросилась вперед, со скоростью молнии, как если бы совершила преступление, за которое заслуживала смерти десять тысяч раз, и положила на каменное сидение три подушки.
Янь Чжэнмин бросил на нее еще один быстрый взгляд и снизошел до того, чтобы неохотно опуститься на стул. Затем он поднял подбородок в сторону Чэн Цяня.
— Иди тренируйся, а я буду наблюдать. Можешь обращаться, если возникнут проблемы.
Для Чэн Цяня первый старший брат был словно туман, мешавший ему видеть. Он не ответил и решил не обращать на Янь Чжэнмина никакого внимания, полностью сконцентрировавшись на деревянном мече.
Чэн Цянь обладал невероятно хорошей памятью, годами подслушивая уроки сидя на дереве. Вдобавок ко всему, мастер показывал все очень медленно, так что движения Чэн Цяня в точности повторяли то, что всплыло у него в голове.
Благодаря этой особенности он с осторожностью подражал неуверенным движениям учителя и сравнивал их, время от времени, с собственными, чтобы поправить себя, тренируясь перед придирчивым старшим братом.
Подобной способностью подражать обладали и карликовые обезьянки. Поначалу Янь Чжэнмина это не волновало, но постепенно его внимание все больше обращалось к Чэн Цяню — этот сопляк осмелился разделить движения первого стиля на основе мнемонических рифм мастера.
Он медленно повторял отдельные движения учителя, и когда они стали более похожими, взгляд Чэн Цяня внезапно заострился. В этот момент Янь Чжэнмин непроизвольно опустил руку, потянувшуюся за чашкой — сила, заключенная в лезвии меча, показалась ему странно знакомой. Мальчишка равнялся на Ли Юня!
В конце концов, Чэн Цянь всего лишь подражал и, учитывая его юный возраст и недостаток сил, вероятнее всего, не мог обладать тем же внушительным духом, что и Ли Юнь. Однако с этой минуты его деревянный меч внезапно изменился — будто листок бумаги, лежащий на земле, вдруг стал твердым.
Очертания все еще оставались расплывчатыми. Если забыть тот факт, что искусство владения мечом Чэн Цяня не могло стоять на одной строчке с Ли Юнем, правильность его движений была спорной.
Но этот момент, тем не менее, принес Янь Чжэнмину понимание. Он подумал, что, возможно, узрел волю деревянного меча Фуяо.
Воля меча — это не персик на дереве, не рыба в воде. Без десятилетий неустанных тренировок единения тела и клинка невозможно было пробудить ее. Что касается Чэн Цяня, конечно, он не мог добиться этого несколькими простыми движениями. Было бы уже неплохо, если бы он смог твердо удерживать меч и не уронить его себе на ногу.
Юноша только что вступил в клан бессмертных, его настроение просто случайным образом совпало с первым стилем «Длинный полет птицы Рух». Янь Чжэнмин вспомнил, как сам впервые увидел талисманы, развешанные по всей горе. Это чувство было свежим, любопытным и полным неуемных надежд на будущее …
Возможно, все это не было «волей меча», но деревянный клинок Фуяо, случалось, соответствовал настроению владельца и сам направлял его.
Янь Чжэнмин вскочил на ноги. Наблюдая за тем, как Чэн Цянь упражнялся в фехтовании, он неожиданно прикоснулся к сути проблемы, долго терзавшей его самого — быстро мелькающие, будто в калейдоскопе, изменения в искусстве владения мечом, отсутствие каких-либо разъяснений учителя — меч сам по себе был живой, и это все объясняло.
Причина, почему Янь Чжэнмин чувствовал, будто его возможностей не хватало для исполнения желания перехода со второго стиля «Поиск и преследование», и почему ему становилось все труднее и труднее продолжать изучение третьего стиля, теперь прояснилась — он просто не знал ни вкуса «Поиска и преследования», ни значения «Неприятных последствий».
Деревянный меч больше не мог направлять его.
Конец взаимных мучений
Выяснив это, Янь Чжэнмин понял, что должен спуститься с горы и отправиться в путешествие.
Страдания и несчастья изнуряли человеческое тело, в то время как радость встречи и горечь расставания могли усмирить ум.
Мечи клана Фуяо олицетворяли собой взлеты и падения смертной жизни, несмотря на то, что были сделаны из дерева. Они не являлись чем-то оторванным от реальности. Если он будет продолжать болтаться в «Стране нежности», тысяча или десять тысяч лет приведут к одному результату: темп его обучения никогда не сможет догнать вечно меняющийся мир.
Но был ли молодой мастер Янь хоть немного обычным?
Слова «спуститься с горы и путешествовать» промелькнули в его голове лишь на долю секунды, чтобы быстро утонуть в красочных описаниях трудностей и неудобств дальнего странствия, которые он себе навоображал.
Янь Чжэнмин почувствовал ужасную головную боль от одной мысли о том, сколько вещей ему придется взять с собой, и его лень восстала, взяв под контроль тело, мешая двигаться к многообещающему будущему.
«Путешествовать? Вздор! Я все равно не пойду, так какая разница?», — подумал молодой господин. В конце концов, он решил не беспокоиться об этом.
Янь Чжэнмин также решил не обращать внимание на некоторую пренебрежительность своих действий. Он вводил себя в заблуждение, думая, что освоил третий стиль, вспомнив движения, и собирался завтра снова спросить о нем учителя.
Неамбициозный и небрежный первый старший брат понемногу расслабился. Он прицелился, не прилагая особых усилий, и бросил несколько камней в своего четвертого младшего брата, взбиравшегося на дерево за птичьим гнездом.
Глядя на Хань Юаня, воющего на земле, Янь Чжэнмин чувствовал, что уже достиг успеха в самосовершенствовании, а значит, не было никакой необходимости вести себя слишком серьезно.
В полдень взаимная пытка мастера и его учеников подошла к концу.
Все, кроме первого старшего брата, спешили вернуться в свои павильоны, чтобы пообедать и отдохнуть. Днем они обычно занимались самостоятельно. Те, кто не хотел заниматься, могли играть с обезьянами в горах.
Мучунь чжэньжэнь дал своим ученикам достаточно свободы. Он только предупредил их, чтобы они соблюдали правила клана и не бродили вокруг горы вечером первого и пятнадцатого дня каждого месяца.
Только Янь Чжэнмину пришлось остаться и всю вторую половину дня смотреть на сморщенное лицо мастера.
Глядя на то, как младшие адепты принесли им дощечки и резчик, Ли Юнь объяснил своим младшим братьям: «Они используются для вырезания амулетов. Амулеты подразделяются на две группы: видимые и невидимые. Видимые амулеты начертаны на материальных объектах; наиболее распространенным материалом является дерево. Некоторые мастера также могут использовать золото. Невидимые заклинания гораздо сильнее, их чертят в воде и в воздухе, даже простые мысли способны создать их. Но это больше похоже на легенду — никто никогда не видел ничего подобного. Вероятно, только всемогущие существа могут сделать это».
Чэн Цянь притворился равнодушным, но на самом деле напряг слух.
В конце концов, амулеты являлись корнем магических инструментов, а магические инструменты — самым непосредственным влиянием самосовершенствования на обычных людей.
Хань Юань подошел ближе и откровенно спросил:
— Второй старший брат, что такое «всемогущее существо»?
Ли Юнь усмехнулся ему и сказал:
— Кто в наши дни на земле осмелится назвать себя всемогущим? Истинные всемогущие существа уже вознеслись на небо.
О первом старшем брате у Хань Юаня сложилось не самое лучшее впечатление, но он также знал, что не может позволить себе провоцировать его. Вдобавок ко всему, маленький нищий не обладал такой высокой самооценкой, как у Чэн Цяня, и не был похож на человека, способного затаить глубокую обиду. Горсти конфет из кедрового ореха вполне хватило, чтобы заставить его с улыбкой отказаться от своей ненависти.
С восхищением наблюдая за расслабленной фигурой Янь Чжэнмина, он спросил Ли Юня:
— Старший брат, когда мы сможем этому научиться?
— Уж точно не сейчас, — Ли Юнь махнул рукой и сказал с притворным сожалением. — Чтобы научиться творить заклинания, ты должен сначала почувствовать энергию. Не спрашивай меня, что такое энергия, я тоже не знаю. По словам мастера, это таинственная способность, позволяющая человеку общаться с небом и землей… Но вы вскоре и сами поймете, что его слова нельзя воспринимать слишком серьезно. Большинство его речей заумны и не имеют смысла.
Злой скривленный рот Ли Юня делал его похожим на вечно улыбающегося человека. Но когда он действительно улыбался, то выглядел еще более злобным. Он намеренно сделал паузу и нахмурился, говоря:
— Однако из-за невезения или отсутствия таланта некоторые люди могут так никогда ничего и не почувствовать.
Услышав это, Хань Юань невольно напрягся и выпрямился:
— Очень жаль.
— Конечно, жаль, — сказал Ли Юнь. — Без ощущения энергии мы не сможем ничего сделать, кроме как поддерживать форму, насколько бы искусны в фехтовании ни были.
Начнем с того, что Чэн Цянь не принял слова Ли Юня близко к сердцу. Он пришел к выводу, что Янь Чжэнмин — всего лишь пустышка. Даже если он мог почувствовать энергию после семи или восьми лет растраты, он мог с тем же успехом отказаться от пути совершенствования и вернуться домой, заняться фермерством или торговлей. Или, если не сможет справиться даже с этим, стать наложницей.
Но в этот момент Чэн Цянь уловил подвох в чужих словах. Обернувшись и глядя прямо на Ли Юня, он лениво спросил:
— Второй старший брат, ты говоришь так, будто уже знаешь метод пробуждения энергии, верно?
Ли Юнь улыбнулся ему и прищурился. Вместо ответа он многозначительно посмотрел на Чэн Цяня.
Но Чэн Цянь не попался на крючок. Он равнодушно ответил:
— Это потрясающе. Пусть старший брат получит то, что хочет.
Если метод пробуждения энергии действительно существовал, почему Ли Юнь не попробовал его сам? Очевидно, он имел корыстные намерения и хотел, чтобы этот метод сначала проверил козел отпущения.
«Сопляк слишком проницателен», — подумал Ли Юнь, и сощурился еще сильнее.
Но Хань Юаню с любопытством справиться было не так легко. Он сразу же нетерпеливо осведомился:
— Что? Какой метод?
Таким образом, Ли Юнь перешел от Чэн Цяня к Хань Юаню, но продолжил держать его в напряжении.
— Не могу сказать, иначе нарушу правило.
Его «я не могу сказать» скорее звучало как «подойди и спроси».
Ли Юнь выкопал перед Хань Юанем огромную яму, и тот оказался настолько сговорчив, что без возражений прыгнул в нее.
Хань Юань, казалось, думал, что стал хорошим другом со своим вторым старшим братом во время инцидента с жабой, потому он продолжил выжимать из Ли Юня ответ. Использовав все свои притворные увертки, Ли Юнь был «вынужден» шепотом ответить:
— Я читал книгу о пейзажах горы Фуяо. Там говорится, что под горой живет сильное чудовище, и каждую ночь первого и пятнадцатого дня лунного месяца демоническая энергия чудовища отражается от луны, а чистая и незамутненная, покрывающая всю гору, начинает закручиваться и пульсировать. В это время, если стоять в пещерах, где встречаются оба потока, даже смертный может легко получить силу.
Затем он внезапно сменил тон.
— Конечно, глава клана — наш учитель — приказал нам не покидать двор в эти две ночи. Пещера в горе — особенно запретное место.
Хань Юань, казалось, задумался над его словами.
— Младшие братья еще не закончили переписывать правила клана сорок девять раз. В них ясно сказано, что вы должны совершенствоваться систематически. У вас хорошие способности, поэтому рано или поздно вы почувствуете энергию, так что не стоит сокращать путь, нарушая правила. Ты согласен, третий младший брат?
Ли Юнь притворился, что наставляет их.
— Конечно, второй старший брат, — натянуто улыбнулся Чэн Цянь.
Ли Юнь оглядел Чэн Цяня с головы до ног. Его молчаливый третий младший брат был худым и невысоким, словно еще не достиг переходного возраста, и, стоило ему опустить голову, никто уже не мог разглядеть его лица.
У Ли Юня возникло временное замешательство по поводу того, был ли его третий младший брат немногословен из-за его юного возраста и трусости или из-за сверхчувствительности.
Слова Чэн Цяня поставили Ли Юня перед дилеммой. Он заставил себя улыбнуться и сказал:
— Третий младший брат на самом деле воспитанный.
Сидевший неподалеку Янь Чжэнмин взял из рук младшего адепта миску с османтусом 1 и сливовым супом. Подняв голову, он случайно увидел эту сцену. Он всегда чувствовал, что Ли Юнь был мошенником со зловещими помыслами, и поэтому, каким-то образом, видел злые заговоры в глазах второго младшего брата, стоило ему только начать улыбаться.
1 桂花 — (guìhuā) османтус, османтус душистый (osmanthus fragrans) Осма́нт, или Осма́нтус (лат. Osmānthus) — род вечнозелёных лиственных цветковых растений семейства Маслиновые (Oleaceae), включающий около 36 видов, происходящих из тропических районов Азии от Кавказа до Японии.
Повинуясь своим желаниям, Янь Чжэнмин повернулся и сказал младшему адепту:
— Иди и спроси этого маленького… Самого маленького ребенка. Я опять забыл… Как его зовут?
— Это третий дядя, Чэн Цянь, — ответил младший адепт с благоговением и трепетом.
— О, да, — Янь Чжэнмин кивнул. — Передай ему, пусть подождет. Просто скажи, что мастер попросил меня дать ему совет по фехтованию после того, как я закончу практиковаться с талисманами.
«Ему было совершенно наплевать, когда я попросил его об этом, а теперь он использует меня, как предлог», — подумал Мучунь. Он посмотрел на Янь Чжэнмина, но не стал разоблачать его ложь —молодой мастер, выросший на такой большой горе, был довольно одинок и редко имел в качестве компаньона кого-то из детей.
Младший адепт подбежал, чтобы передать слова молодого господина. Выслушав его, Чэн Цянь промолчал. Он подумал, что первый старший брат сегодня встал не с той стороны кровати 2 .
2 Встать не с той стороны кровати = встать не с той ноги, не в том настроении.
Но Хань Юнь не хотел никуда уходить.
— Я думал пойти к тебе поиграть, — проворчал он.
Чэн Цянь взглянул на него и подумал: «Лучше бы с тобой играл твой второй старший брат».
Скрывая насмешку, он небрежно попрощался с Ли Юнем и Хань Юанем, после чего принялся ждать, когда его позовут. Конечно, его интересовал вовсе не молодой господин Янь, которого Чэн Цянь не знал, как называть, старшим братом или старшей сестрой. На самом деле его интересовали так называемые «заклинания».
Но вскоре он обнаружил, что люди без энергии не способны чувствовать их глубину — по крайней мере, из того, что он мог видеть, первый старший брат весь день ничего не делал. Он просто сидел под носом у своего учителя и вырезал ножом вертикальные линии на дереве.
Единственная выгода заключалась в том, что Чэн Цянь видел строгость их мастера.
Как и ожидалось, первый старший брат был на сто процентов показушным. Он посидел совсем недолго, потом принялся раскачиваться из стороны в сторону, как будто у него в заднице были гвозди. Вокруг суетились младшие адепты и служанки.
Только что он чувствовал, будто узел на его волосах слишком туго затянут, и они немедленно нуждаются в повторном расчесывании, а в следующее мгновение Янь Чжэнмину вдруг захотелось переодеться, потому что ему показалось, будто бы он вспотел; теперь же ему захотелось в туалет, потом захотелось пить… Когда подавали воду, он либо находил ее слишком холодной, либо думал, что она обжигает. Ничто ему не нравилось. Короче говоря, он просто не мог сидеть.
И он часто терял концентрацию, поглядывая то туда, то сюда. Иногда он беззвучно, в глубине своего сердца, критиковал Ли Юня и Мучуня, а иногда напевал мелодию, недавно сочиненную служанками. Одним словом, первый старший брат совсем не думал о резьбе по дереву.
Хотя Чэн Цянь понятия не имел о преимуществах этого занятия, он очень презирал поведение первого старшего брата.
«У праздных людей нет оправданий», — неприязненно думал он.
Мучунь чжэньжэнь уже знал, что его недостойный ученик поднимет шум из-за пустяка. Он поставил песочные часы на стол Янь Чжэнмина. Требовалось всего полчаса, чтобы песок закончился, и тогда практика Янь Чжэнмина тоже бы подошла к концу. Но стоило только ему отвлечься, песок сразу же прекращал течь. Таким образом, полчаса практики, как правило, тянулись до самых сумерек.
Янь Чжэнмин думал, что они с учителем могли бы стать закадычными друзьями, руководствуясь принципом «плыви по жизни», но когда дело доходило до практики заклинаний, мастер вел себя настолько равнодушно, что становился совершенно не похож на него.
Мучунь чжэньжэнь сказал, что, на самом деле, Дао Янь Чжэнмина — это Дао меча. Такие культиваторы в основном обладали сильной волей, но существовали и исключения, как Янь Чжэнмин. Поэтому он должен обучаться усерднее, чтобы не растратить талант зря.
Чэн Цянь какое-то время наблюдал за происходящим, чувствуя, что от этого ему не будет никакой пользы, поэтому отвел взгляд и попросил младшего адепта, сидевшего рядом с ним, принести бумагу и кисти для письма, решив приступить к домашнему заданию на сегодня. Сначала правила клана, затем Священные писания «О ясности и спокойствии», которые его учитель прочитал сегодня утром.
Видя, что суровое выражение лица учителя сменилось, когда он поманил Чэн Цяня, Янь Чжэнмин нахмурился и посмотрел прямо в птичьи глаза своего мастера.
— Чэн Цянь, иди сюда. Там недостаточно светло, — позвал Мучунь.
Где вообще в полдень могло быть темно? Очевидно, мастер вызывал у Янь Чжэнмина отвращение, давая понять, что тот не надежнее маленького ребенка.
Янь Чжэнмин повернулся, чтобы взглянуть на почерк Чэн Цяня. На мгновение он забыл, что сам попросил его остаться.
— Собачьи следы гораздо лучше, чем твои письмена, — сказал он, неразумно вымещая свой гнев на Чэн Цяне.
Чэн Цянь был слишком юн и, в конце концов, обладал бесхитростным умом. Услышав это, он ответил, даже не пикнув:
— Спасибо за наставление, старший брат. Но это не имеет никакого значения. Как бы аккуратны ни были отпечатки — маленький зверь не может оставаться на месте.
Закончив фразу, он бросил ироничный взгляд на песочные часы. Янь Чжэнмин вскипел от злости, обнаружив, что песок в часах снова перестал течь.
Двое вот-вот начнут щипаться
Мучунь чжэньжэнь считал, что принял идеальное решение — его первый ученик был натурой крайне ненадежной и ветреной, хотя всегда смотрел на вещи с лучшей стороны, в то время как младший любил придираться к мелочам, несмотря на внешнее спокойствие. Будет лучше, если эти двое дополнят друг друга.
К сожалению, оказалось, что они скорее взорвутся, чем сделают это.
Мучунь чжэньжэню не оставалось ничего другого, кроме как насильно разделить их. Он попросил младшего адепта отвести Чэн Цяня в павильон и помочь ему переодеться, поскольку после занятий фехтованием тот вспотел. Затем мастер сосредоточился на своем первом ученике, снова монотонно повторяя Священные писания «О ясности и спокойствии».
Завывания учителя являлись живым примером «бельма на глазу и боли в ушах». С телосложением ласки, и голосом крякающей утки он вызывал раздражение у первого ученика, который едва сдержался, чтобы не укусить своего учителя, когда тот решительно остановил бегущие песочные часы.
Запас терпения Янь Чжэнмина подошел к концу. Он бросил резчик по дереву на стол и разбушевался:
— Мастер, что вы делаете?
— В тебе нет спокойствия. Я читаю священные писания, чтобы успокоить твой разум, — ответил учитель, даже не разомкнув век.
Когда проповеди стали для Янь Чжэнмина болезненными, Чэн Цянь вернулся. Янь Чжэнмин, наконец, получил возможность дать волю своей досаде. Он фыркнул и прокричал:
— Вы испортили его одежду сандаловым деревом? Да что с вами не так? Разве он собирается стать монахом?
Младший адепт кротко пробормотал: «Да, да». Он слишком боялся сказать, что Чэн Цянь сам этого хотел.
— Замените эти благовония на гибискус… — прикрикнул Янь Чжэнмин.
— …небо деятельно, земля спокойна… — голос Мучунь чжэньжэня прозвучал на порядок громче.
Этот голос напоминал хруст дерева, из-за которого в груди Янь Чжэнмина вспыхнул яростный огонь.
— Учитель! Я спокоен!
Мучунь разомкнул веки и невозмутимо сказал:
— В тебе нет спокойствия, потому ты отвлекаешься на внешние проблемы и заботишься о благовониях. Как насчет того, чтобы перестать воспринимать своего третьего младшего брата как курильницу? Чтобы помочь тебе на пути самосовершенствования, я приду в «Страну нежности» сегодня и буду читать тебе священные писания всю ночь.
— …
Старый учитель имел склонность к чтению проповедей. Доживет ли Янь Чжэнмин до завтра, если он действительно будет завывать всю ночь напролет?
Янь Чжэнмин был вынужден умерить свою злость и сесть обратно. Терпя сандаловые благовония, напоминавшие ему запах гнилого дерева, он с негодованием поднял резчик и принялся вырезать на дощечках вертикальные линии так, словно вскрывал труп.
«Курильница для благовоний» Чэн Цянь тихо продолжил свое домашнее задание. Ему казалось, что он сидит рядом с большим раздраженным кроликом.
Учитель определял Хань Юаня как ветреного и импульсивного, но тот заметно проигрывал Янь Чжэнмину. По крайней мере, непостоянство Хань Юаня никого не задевало, в то время как Янь Чжэнмин всегда влиял на всех вокруг.
Чэн Цянь начал видеть преимущество пребывания с первым старшим братом — явный контраст.
Как только Чэн Цянь становился серьезным, он отдалялся от внешних раздражителей. Он старательно воспроизводил в своей памяти основы каллиграфии и вскоре увлекся письмом. Окруженный запахом сандала, оказывающего на нервы расслабляющий эффект, Чэн Цянь постепенно забыл о своем недостаточно хладнокровном первом старшем брате.
Янь Чжэнмин кипел от негодования. Он потребовал принести десерты, но после почувствовал, что его желудок переполнен. Так что он встал и прогулялся по павильону.
Вскоре Янь Чжэнмин обнаружил, что остался в стороне. Учитель сидел на подушке, уйдя в медитацию, и тихо пел; он был полностью погружен в священные писания, а третий младший брат выводил свои уродливые иероглифы так тщательно, будто занимался вышивкой, и ни разу не поднял головы.
С этими двумя атмосфера в павильоне стала настолько безмятежной, что все вокруг почти замерло, и даже младшие адепты, казалось, затаили дыхание.
Эта безмятежность вызывала у молодого господина Янь смущающую скуку. Он смирился с тем, что снова сядет напротив песочных часов. После недолгого отдыха у него не оставалось другого выбора, кроме как в уже который раз взять резчик и приступить к монотонной рутинной практике.
Удивительно, но теперь он не раскачивал лодку. Резкий звон часов привел Янь Чжэнмина в чувство. Не веря своим глазам, он обнаружил, что сегодняшнее занятие закончилось преждевременно.
Следующие несколько дней прошли по заведенному распорядку. Каждое утро четверо учеников мучились, слушая проповеди мастера.
Они не понимали, где их учитель умудрился найти столько Священных писаний. Он читал по книге в день без всяких репетиций. После даосских шли буддийские, а затем тексты, составленные им самим, абсолютно не структурированные и не ограниченные пределами клана, из-за чего часто противоречащие сами себе.
После Священных писаний они занимались практикой владения мечом.
Янь Чжэнмин бесстыдно притворялся, что хорошо разбирается в первых трех стилях, хотя на деле обладал лишь поверхностными знаниями, и просил мастера научить его четвертому. Ли Юнь выучил несколько новых движений и теперь сдерживал себя от создания проблем. Упоминать Чэн Цяня не было необходимости. Только Хань Юань остался такой же обузой для своих старших братьев и бессердечно уничтожил каждое птичье гнездо вокруг Традиционного зала.
Каждый день Янь Чжэнмина запирали в Традиционном зале, где он угрюмо 1 практиковался в изготовлении амулетов. Чэн Цянь или делал домашнее задание рядом с ним, или помогал учителю подрезать цветы и траву. Похоже, мастер планировал компенсировать ему любовь, которой Чэн Цяню не хватало в прошлые годы. Он всегда оставлял для него лакомства, которые нравились детям, и пока Янь Чжэнмин обиженно выводил линии на дереве, учитель намеренно просил Чэн Цяня сделать перерыв и рассказать ему несколько необычных народных сказок.
1 букв., сидел с темными облаками над головой.
Янь Чжэнмин порой чувствовал, что этот маленький ребенок находился здесь только для того, чтобы конкурировать с ним за любовь учителя. Тем не менее, нельзя было отрицать, что, благодаря влиянию Чэн Цяня и его присутствию рядом, Янь Чжэнмин мог просидеть за делом немного дольше обычного.
Янь Чжэнмин сильно изумился, когда сегодняшний песок в часах закончился, а его руки онемели. Впервые он ощутил таинственную силу, возникшую от трения резчика о дерево.
«Сконцентрируйся. Собери энергию Ци в своем теле», — прозвучал в его голове хриплый голос. — «Великое — оно в бесконечном движении. Находящееся в бесконечном движении не достигает предела. Не достигая предела, оно возвращается к своему истоку… Оно повсюду действует и не имеет преград…»
Чэн Цянь сумел оценить ситуацию. Он встал и непроизвольно отступил назад, прежде чем учитель попросил его об этом. В то же время он почувствовал, как неясный поток воздуха окутал его тело, а затем перетек внутрь первого старшего брата, будто река, впадающая в море.
Это была его первая встреча с подземным пространством угнетенного мира. Чэн Цянь понятия не имел, что чувствовал Янь Чжэнмин, но тоже услышал нечеткий голос. Прямо сейчас солнце перекатилось на другую сторону горы Фуяо, смутно различимое эхо достигло каждого уголка, наполненного духовной энергией. Бесчисленное множество голосов сплетались в один, вызывая в Чэн Цяне странные чувства. Они звучали так, будто далекое прошлое и туманное будущее перешептывались друг с другом через призму настоящего. Он отчаянно пытался разобрать, о чем они говорят, но слова мягко текли мимо него, как зыбучие пески в реке времени.
Чэн Цянь оказался практически одержим.
Внезапно чья-то рука схватила его за плечо, и Чэн Цянь вздрогнул, словно очнувшись после странного разноцветного кошмара. Он обернулся и смутно разглядел Мучунь чжэньжэня.
Мучунь уставился на него сверху вниз. Чэн Цянь почувствовал странный холодок на своем лице. Он поднял руку, чтобы вытереться, но обнаружил, что по его щекам текли слезы.
Он почувствовал неловкость, не понимая, что произошло, и продолжил бессмысленно смотреть на учителя.
— Пять цветов притупляют зрение. Пять звуков притупляют слух. Пять вкусов притупляют ощущения, — голос Мучунь чжэньжэня превратился в тонкую нить и пронзил уши Чэн Цяня. — Как ты можешь быть «свободным и легким» 2, когда видишь слишком много, слышишь слишком много, думаешь слишком много и желаешь слишком многого? Очнись! Сейчас же!
2 «Свобода и легкость» — наставление, данное Мучунем Чэн Цяню.
Его слова напоминали сигнал к пробуждению. В голове Чэн Цяня все жужжало, но, моргнув, он вновь обрел зрение и увидел первого старшего брата, который сидел, будто приросший к месту. Все выглядело так, словно он погрузился в глубокую медитацию. Куски дерева, исчерченные беспорядочными линиями, валялись на столе.
Чэн Цянь сидел пораженный, пока Мучунь чжэньжэнь ерошил его волосы. Немного придя в себя, он, наконец, спросил:
— Мастер, только что я слышал голоса людей…
— Ох, все они — праотцы нашего клана.
Чэн Цянь был ошеломлен.
— История нашего клана насчитывает более тысячи лет, неужели так странно, что у нас много предков?
— Где они сейчас?
— Конечно, они все уже мертвы.
— Они не вознеслись на Небеса? — вытаращил глаза Чэн Цянь.
Мучунь опустил голову. Ласково посмотрев на Чэн Цяня, он переспросил:
— Разве есть какая-то разница между смертью и вознесением?
— Конечно, есть. Разве вознесение не означает бессмертие?
Мучунь на мгновение замер, а потом, казалось, удивился. Он не дал прямого ответа, вместо этого сказав:
— Ах… Ты все еще ребенок, не стоит больше говорить о смерти. Ты поймешь все это, когда подрастешь 3.
3 В китайской культуре считалось неправильным, когда дети говорили о смерти.
С этими словами учитель вернулся на свое место и сел. Он смотрел на Янь Чжэнмина, и выражение его лица было печальным. Чэн Цянь услышал его бормотание: «Почему он должен был уйти в медитацию именно сейчас? Он действительно выбрал ужасный момент. Где я теперь буду ужинать?».
В итоге ужин принесли в Традиционный зал, который изначально являлся местом передачи мудрости, знаний и разрешения сомнений. Среди разбросанных амулетов и Священных писаний лежал поджаренный цыпленок, окруженный другими блюдами, а рядом со столом все так же сидел безвольный первый старший брат.
Мучунь попросил Чэн Цяня присесть рядом. Он любовно передал Чэн Цяню кусок мяса и подтащил к столу лист бумаги, исписанный священными текстами. Затем он настоял:
— Ешь больше, тогда подрастешь. Кости выплюнь на бумагу.
Чэн Цянь спокойно взял свою миску, чувствуя, что с этого момента вряд ли сможет испытывать хоть малейшее благоговение перед Традиционным залом.
После ужина Мучуню пришлось остаться и охранять первого старшего брата. Он приказал младшим адептам завернуть для Чэн Цяня полцзиня4 десертов на случай, если тот проголодается ночью. Сегодня был как раз пятнадцатый день месяца, время, когда вход в горные пещеры был строго воспрещен. Но Мучунь не повторил это предостережение Чэн Цяню; он верил, что Чэн Цянь не выйдет наружу и не будет создавать проблемы, а вместо этого займется переписыванием правил клана.
4 Цзинь — мера веса, равная 0.5 килограмма.
Чэн Цянь действительно не стал бы, а вот кое-кто другой — еще как.
Не успел он войти в павильон Цинань, как Хань Юань тут же проследовал за ним. Хань Юань создавал беспорядок вокруг всего, что его окружало. Он схватил десерты, оставленные Чэн Цянем, и расхваливая их, съел большую часть. Разбрасывая крошки во все стороны, он сказал:
— Тебе ведь неинтересно проводить весь день с первым старшим братом, лучше поиграй с нами. Сегодня второй старший брат показал мне несколько новых движений, и я уже почти выучил все шаги первого стиля!
Чэн Цянь уклонялся от крошек, которых было так же много, как снега. Он молчаливо улыбнулся своему глупому младшему брату и насмешливо подумал, что тот, наверное, через несколько дней отправится на Небеса, раз так быстро освоил первый стиль.
Указав на двор, Хань Юань сказал Чэн Цяню:
— Твой двор такой запущенный, едва ли лучше, чем у учителя. Завтра ты непременно должен увидеть мой. Мой двор в десять раз больше твоего, а позади есть бассейн, так что летом мы можем купаться — ты умеешь плавать? А, забудь. Вы, домашние дети, не посмеете выйти из дома, не то что поплавать. Я научу тебя. Обещаю, ты станешь хорошим пловцом за одно лето.
Чэн Цянь отклонил его любезное предложение. Все дело в том, что он не хотел иметь ничего общего с такими отбросами, как Хань Юань.
Маленький нищий доел десерты. Наконец, он закончил бессмысленно сотрясать воздух и перешел к делу.
Он рыгнул и выпрямился, а затем, понизив голос, сказал:
— Помнишь пещеры… о которых упоминал второй старший брат?
Чэн Цянь ожидал этого, потому спокойно ответил:
— Младший брат, это нарушение правил клана. Ты уже почти освоил первый стиль, разве ты все еще не можешь прочитать их?
Хань Юань считал старшего брата, который на деле был младше него, в буквальном смысле неразумным. Потому, с чувством собственного превосходства, он принялся читать Чэн Цяню нотации:
— Какой толк в том, чтобы запоминать правила клана? Никогда не видел никого настолько же упрямого, как ты. Ты разве не слышал, что сказал второй старший брат? Без умения чувствовать энергию ты, в лучшем случае, станешь акробатом, даже если в совершенстве освоишь владение мечом. Как много времени это займет, если ты будешь самосовершенствоваться шаг за шагом? Ты не сможешь всегда оставаться в… в…
— Оставаться в колее, — подсказал Чэн Цянь.
— Неважно. Я в любом случае собираюсь в пещеры, ты со мной? — махнул рукой Хань Юань.
Чэн Цянь ясно дал понять, что он «честный и хороший» мальчик, сказав:
— Пожалуй, нет.
Он отказал, не раздумывая. Сначала Хань Юань был разочарован, а затем почувствовал презрение — такие дети, как Хань Юань, крепко сложенные, но простодушные, всегда ненавидели «хороших мальчиков», как Чэн Цянь, послушных и неустанно следующих правилам.
— Домашний, — скривился Хань Юань, бросив сочувственный взгляд на Чэн Цяня.
Чэн Цянь, в свою очередь, принимал своего брата за глупого паршивого пса. Любая симпатия или ненависть к нему были напрасной тратой чувств. Поэтому, не выражая никаких эмоций, он просто взял чашку.
Хань Юань посмотрел на него еще немного. Пакетик с конфетами из кедрового ореха умерил его гнев. С жалостью и сочувствием, а также превосходством бродячей собаки над домашней кошкой, он покачал головой и вздохнул:
— Все домашние дети будто фарфоровые.
Сегодня днем в Традиционном зале у Чэн Цяня сложилось впечатление о духовной энергии горы и ее мистических тайнах. Он также знал, что Ли Юнь размышлял об этом. Ли Юнь, должно быть, гадал, что именно скрывалось в пещерах в первый и пятнадцатый дни каждого месяца, но не хотел рисковать, нарушая правила. Возможно, он давно планировал найти для себя козла отпущения.
Несмотря на то, что Хань Юань не смог убедить Чэн Цяня, он ушел не с пустыми руками. По крайней мере, он поужинал у Чэн Цяня. «Фарфоровый» Чэн Цянь вежливо проводил Хань Юаня и проследил за ним взглядом, ожидая увидеть, чем же закончится эта история.
«Что произойдет, если он нарушит правила?», — беспечно думал Чэн Цянь. — «Будут ли его бить палками? Или ударят только по ладоням? Или заставят переписывать священные писания? Ничего страшного, если его наказанием будет всего лишь переписывание Священных писаний».
Однако, неожиданно для всех, в эту ночь Хань Юань не вернулся.
Хань Юань действительно пропал
Хань Юань пропал.
На следующий день занятия отменили, и учитель вместе с остальными младшими адептами обыскали все закоулки и расщелины горы, но не нашли никаких следов.
Честно говоря, Чэн Цянь не имел точного представления о том, что это за пещера, и поначалу не осознавал всей серьезности произошедшего. Поэтому, когда учитель спросил, он просто честно сказал ему, что Хань Юань приходил прошлой ночью, чтобы уговорить его исследовать пещеру вместе.
Учитель тут же побледнел.
Янь Чжэнмин сидел, привалившись к каменному столу. Услышав разговор, он внезапно выпрямился.
— Исследовать пещеру вечером пятнадцатого дня? Он хотел смерти?
С тех пор как младший адепт сообщил об исчезновении Хань Юаня, Ли Юнь молчал, опустив голову, и делал вид, что не имеет к этому никакого отношения. Но, услышав слова Янь Чжэнмина, он, наконец, поднял глаза. С некоторой настойчивостью в голосе он спросил:
— Первый старший брат, что именно можно встретить там вечером пятнадцатого дня?
Фактически, предполагаемая «пещера» относилась к естественному пруду с другой стороны горного хребта. Ничего особенного. В лучшем случае, единственное, что нужно было знать о ней, так это то, что там немного глубоко.
Правила клана запрещали посещения только вечером первого и пятнадцатого дня месяца. Ли Юнь бывал там не раз, но никогда не понимал, что особенного в этом месте.
Янь Чжэнмин повернулся к нему, его брови медленно сошлись на переносице.
— Ли Юнь, если память меня не подводит, я уже говорил тебе, не так ли? Пещера соединяется с Долиной Демонов по ту сторону горы. Ворота охраняет сильный монстр. Но фазы Луны в первый и пятнадцатый вечер обладают особой силой, поэтому врата открываются сами собой. Некоторые монстры с низким уровнем контроля, не избавившиеся от естественной свирепости, пытаются пробраться в наш мир. Чтобы избежать несчастных случаев, неквалифицированным ученикам запрещено болтаться где нипопадя в эти две ночи.
Ли Юнь был ошеломлен. Янь Чжэнмин не говорил ничего подобного, когда тот интересовался пещерой, вместо этого он дал Ли Юню другую, более простую версию происходящего на горе. Его первоначальные слова звучали так: «Что там в пещере? Конечно, там есть монстры. Такой маленькой тощей овечки, как ты, недостаточно, чтобы насытить их. Не стоит становиться их едой».
Святые Небеса! Кто бы мог подумать, что такое детское предостережение, так похожее на: «волки съедят тебя, если ты не будешь спать», на самом деле оказалось правдой?!
В следующее мгновение Ли Юнь смертельно побледнел.
Именно он подтолкнул Хань Юаня исследовать пещеру.
Помимо всего прочего, у него имелись скрытые мотивы намеренно заманить Хань Юаня в ловушку. Но он думал только о том, что, если Хань Юаня поймают за подобным нарушением, худшее, с чем он столкнется — это то, что его заставят пару раз переписать правила клана.
Мысль о том, что Хань Юань может умереть, никогда не приходила ему в голову!
Мучунь чжэньжэнь в раздумьях мерил шагами зал. Внезапно он остановился и схватил Чэн Цяня за плечи.
— Хань Юань сказал тебе, зачем он туда идет?
Чэн Цянь, все еще не оправившийся от изумления, чувствовал себя ничуть не лучше, чем Ли Юнь. Он прекрасно понимал, что в каком-то смысле он тоже знающий человек, который стоит и смотрит в сторону.
Несмотря на безразличие и острый язык, Чэн Цянь вовсе не был ядовитым. Если Хань Юаня, в конце концов, притащат обратно и мастер несколько раз ударит его по ладоням, он, без тени сомнения, получит от этого извращенное удовольствие. Но если Хань Юаня ждет смерть…
Внутри у Чэн Цяня все похолодело. Под пристальным взглядом учителя он долго молчал, пока, наконец, снова не обрел дар речи.
— Младший брат сказал, что те, кто только начал совершенствоваться, могут научиться чувствовать энергию, если придут в пещеру в первую и пятнадцатую ночи каждого месяца.
Чэн Цянь не разоблачил Ли Юня лишь потому, что, по его мнению, он сам был таким же подлым, как и второй старший брат. Совершенно бесстыдно было бы переложить ответственность друг на друга в такой момент.
Но все произошло не так, как хотел Чэн Цянь. Безмозглый молодой мастер Янь, всегда болтавший то, что было у него на уме, непроизвольно продолжил фразу Чэн Цяня, едва тот закончил говорить.
— Этот урод даже не знает, что такое ощущение энергии, — безразлично бросил Янь Чжэнмин. — Определенно, Ли Юнь рассказал ему об этом.
Ли Юнь инстинктивно выпрямился с самым виноватым видом. В смятении он принялся защищаться.
— Я… я только высказал предположение и вовсе не просил его идти в пещеру. Я не ожидал, что он осмелится грубо нарушить правила, хотя прошло всего несколько дней с момента его посвящения…
— Как у тебя хватило наглости говорить такие глупости? Ли Юнь, мне известны твои злые помыслы. Не думай, что ты сможешь раздуть пламя в темноте и остаться незамеченным. Что касается этого уродливого нищего, по-моему, нет никакой необходимости искать его. Предположим, его затащили в Долину Демонов всего на одну ночь, но уже слишком поздно даже для того, чтобы просто забрать его тело. Скорее всего, от него и костей-то не осталось, — холодно перебил брата Янь Чжэнмин.
Ли Юнь не чувствовал никакой неловкости по поводу первой части предложения Янь Чжэнмина – они давно ненавидели друг друга. Но вторая часть действительно заставила его побледнеть сильнее.
Ли Юнь поднялся на ноги, едва не опрокинув чернила на стол.
— Мастер, Я… Я… Я…
Он трижды пробормотал «я», не в силах закончить предложение.
Ли Юнь находился в полном смятении. Тяжелый взгляд Мучунь чжэньжэня упал на него, и он по наитию попытался уклониться. Ему было одинаково тяжело признавать как то, что это он спровоцировал Хань Юаня, так и то, что он мог стать причиной смерти своего младшего брата.
Если бы у него хватило смелости, он бы сам пошел в пещеру. Так ли ему нужно было искать козла отпущения?
Трусость — это ловушка, в которую легко попасть. Тем не менее, раскаяние оказалось слишком сильным, юноша едва ли мог его вынести.
От стыда Ли Юнь не знал, куда деть взгляд. В конце концов, он посмотрел на Чэн Цяня и сказал ему, словно хватаясь за последнюю соломинку:
— Я… я не собирался подстрекать его пойти в пещеру, верно? И я предупредил его, что это нарушение правил клана.
Чэн Цянь молча склонил голову до самой земли. Эта тема угнетала его, и он едва мог дышать под ударами совести.
Мучунь чжэньжэнь поднялся. Запаниковав, Ли Юнь закричал:
— Учитель!
Но его прервал грохот — Мучунь чжэньжэнь рухнул обратно на спинку каменного стула, как будто его потянула какая-то сила.
Звук был настолько громким, что даже Янь Чжэнмин, занятый ссорой с Ли Юнем, обернулся. Озадаченный, он спросил:
— Учитель, что случилось?
Однако тот ответил не сразу. Казалось, учитель не чувствовал боли в ягодицах, спокойно приняв сидячее положение, он сказал, махнув рукой:
— Тихо! Чэн Цянь, принеси мне старую сандаловую дощечку.
Чэн Цянь, не медля ни секунды, побежал в другой конец Традиционного зала за табличкой, площадью в половину чи, и вручил ее учителю. Вместе с этим он бросил на мастера несколько незаметных взглядов.
Мучунь чжэньжэнь сидел прямо, опустив веки. Он казался таким же, как обычно, но Чэн Цянь был крайне наблюдателен и способен отличить счастье, гнев, горе и радость от простого вздоха. Он не мог объяснить, почему, но непрестанно чувствовал, что с учителем что-то не так.
Ему казалось, будто учитель был завернут в морозную мантию невыразимого мрака, несмотря на знакомое лицо и сидячую позу.
Был ли мастер в гневе из-за Хань Юаня? Или он только что ударился копчиком?
Но у Чэн Цяня не было времени на дальнейшие размышления, так как Мучунь чжэньжэнь внезапно протянул руку, сложил пальцы в форме ножа и ударил по табличке. Его рука была бледной и сморщенной, будто куриная лапка, в то время как его пальцы обладали остротой и яростной силой, подобно железному мечу в ледяной воде.
Только в этот момент Чэн Цянь открыл для себя совершенно новое понятие о заклинаниях — в зависимости от того, кто их создал, даже люди далекие от энергии могли бы заметить их огромную силу. Эта мощь заставила его отступить, ощутив, как по телу побежали мурашки.
Все присутствующие прикоснулись к невероятному в процессе формирования талисмана. Казалось, вся гора Фуяо содрогнулась. В одно мгновение талисман был готов.
Мучунь чжэньжэнь убрал руку, на пальцах которой не осталось даже опилок, и внимательно, но с неким безразличием посмотрел на получившийся амулет.
Это не было похоже на выражение лица человека, смотрящего на безжизненный предмет. Казалось, будто он видел перед собой кого-то, к кому испытывал жестокое презрение.
— Чжэнмин, иди сюда, — позвал Мучунь чжэньжэнь своего первого ученика. Его обычная протяжная речь исчезла, сменившись энергичным тоном. Он произносил каждое слово с паузами, подобно сильному возвышенному человеку, и слушателю было трудно бросить ему вызов.
Он передал табличку Янь Чжэнмину, ошеломленному истинной силой заклинаний, и сказал:
— Возьми это и иди в пещеру, разыщи Цзыпэн чжэньжэнь. Расскажи ей всю историю и попроси помочь в поисках — не волнуйтесь, ваш младший брат все еще цел и даже может выжить среди монстров, если вы поторопитесь.
Обычно ленивый, Янь Чжэнмин решительно расставил приоритеты, зная, что поставлено на карту. Понимая, что его учителю больше некого отправить, он не жаловался, выслушав приказ, не возразил и даже не взглянул на плетеное кресло, которое он использовал для передвижения по горам. Он просто взял талисман, повернулся, поднял меч и выскочил наружу.
Чэн Цянь сразу же перестал размышлять о том, что случилось с его учителем, так как, по его мнению, первый старший брат был самым ненадежным человеком во всем мире. Он сомневался, что Хань Юань выживет, если мастер пошлет Янь Чжэнмина ему на помощь.
Поэтому он взял деревянный меч и сказал, даже не задумавшись:
— Учитель, я тоже иду.
Мучунь был удивлен. Он быстро кивнул, а Янь Чжэнмин закатил глаза.
— Ну, иди.
На мгновение Ли Юнь остолбенел, но затем тоже поспешил встать и робко попросил:
— Мастер-старший брат, возьми и меня, пожалуйста!
Янь Чжэнмин уставился на него застывшим взглядом, но ничего не сказал. Он ускорил шаг, позволив Ли Юню следовать за собой.
Молодой господин Янь выудил из-за пазухи белый носовой платок, бросил его Чэн Цяню вместе с сандаловой табличкой и приказал:
— Сначала стряхните с нее опилки.
Первый старший брат редко действовал так быстро, а Чэн Цянь редко был таким сговорчивым.
Он страдал от чувства вины за то, что позволил Хань Юаню вторгнуться в запретную зону, и уже взял на себя ответственность за его спасение. Сейчас, что бы ни сказал Янь Чжэнмин, он не принял бы это на свой счет. Напротив, он даже похоронил свою предыдущую недоброжелательность. Отряхнув табличку, он добродушно спросил:
— Старший брат, кто такая «Цзыпэн чжэньжэнь»?
Не услышав ожидаемых возражений, Янь Чжэнмин замолчал. Только потом до него вдруг дошло, что он на самом деле возится с ребенком, недостающим ему до груди. Подумав об этом, Янь Чжэнмин ощутил легкий стыд.
После непродолжительного молчания, он, наконец, решительно ответил:
— Цзыпэн чжэньжэнь — большой монстр, охраняющий горную пещеру. Она довольно-таки открыта для разговоров. Я наносил ей новогодний визит.
— Что она за чудовище? — снова спросил Чэн Цянь. — Не лучше ли будет, если ее навестит сам учитель?
— Конечно, нет, — Янь Чжэнмин выглядел очень нетерпеливым. Он шел так быстро, что Чэн Цяню пришлось бежать, чтобы догнать его. Ветер донес до него ответ первого старшего брата:
— Мастеру не подобает навещать Цзыпэн чжэньжэнь, потому что она — «курица». Эй, держись рядом и не задавай мне вопросов. Будьте осторожны в Долине Демонов, чтобы не нарушить табу, если вы не хотите быть пойманы, как Хань Юань.
Чэн Цянь не сразу понял, что их учитель, вероятно, не станет лично навещать Цзыпэн чжэньжэнь, чтобы избежать оскорбления — в конце концов, «ласка идет отдать дань уважения курице» 1 звучало не очень приятно.
1 Китайская идиома. «Ласка, несущая новогодние поздравления курице, имеет скрытые мотивы»
«Если подумать…», — его веки резко дернулись. Он вдруг понял, что его учитель — настоящий! Настоящая, живая ласка, запершаяся в глубине гор!
Тем не менее, сейчас положение ласки-затворника выглядело не столь оптимистичным. После того, как Чэн Цянь и его старшие братья ушли, он приказал младшим адептам убираться, затем немедленно рухнул на стол, и из его груди вырвался клуб темного дыма. Существо, овладевшее его телом, приземлилось на землю, приняв смутные очертания человеческой фигуры.
Силы, помогавшие ему запросто вырезать амулеты, покинули старика. Его сильно знобило. Немного помолчав, он, наконец, хрипло сказал:
— Ты сошел с ума?
Черная тень некоторое время стояла тихо, после чего ответила:
— Король монстров должен уважительно относиться к моим меткам. Пока эти дети держат мой талисман, они будут в безопасности. Расслабься. Для них это просто приключение.
Мучунь чжэньжэнь выглядел довольно угрюмым, он по-прежнему не мог встать, будто его тело чем-то сковали.
— Хоть мои знания и способности очень ограничены, а зрение затуманилось от старости, я все еще далек от того, чтобы не заметить невидимые заклинания, соединенные с видимыми. Для одного путешествия в Долину Демонов было бы достаточно призыва молний, чтобы защитить их. И, учитывая личность Цзыпэн чжэньжэнь, она не станет усложнять жизнь нескольким детям… Так какого же черта ты делаешь? Что за послание ты вложил в невидимую печать?
На этот раз черная тень не ответила.
- Говори! — прогремел Мучунь чжэньжэнь.
Тем не менее, тень уже испарилась, подобно клубу дыма, не оставив никакого следа, кроме слабого исчезающего вздоха.
Будто ее никогда и не было.
Примечание переводчика: пожалуйста, не воспринимайте слова Чжэнмина буквально! «Курица» — это образное выражение! Это не домашняя птица, которая охраняет пещеру!
Два брата
Не прошло и месяца с тех пор, как Чэн Цяня посвятили в клан Фуяо, а самый переломный момент в его жизни уже наступил — он, будучи учеником ласки, вместе с самовлюбленным, чересчур самонадеянным неженкой первым старшим братом, а также коварным и хитрым вторым старшим братом, собрались спасать своего четвертого младшего брата, которого, возможно, уже сожрали до костей.
А что будет, если Цзыпэн чжэньжэнь откажется освободить его?
И что, если их четвертого старшего брата уже подадут на чьей-нибудь тарелке, когда они прибудут?
Чэн Цянь уставился на талисман, зажатый в ладони. Мастер бросил его им сразу же после того, как закончил создание, ни слова не сказав о том, для чего он и как используется. Но первый старший брат просто принял амулет и ушел, не спрашивая. Неужели он уже знал ответ?
Чэн Цянь сомневался, что первый старший брат действительно разбирался в чем-то, кроме благовоний. Приготовившись услышать очередную немыслимую насмешку Янь Чжэнмина, он скромно спросил:
— Старший брат, ты знаешь, зачем нужен этот талисман?
— Для призыва молний, — ответил Янь Чжэнмин, не задумываясь.
Получив настолько прямой ответ, Чэн Цянь выдохнул с облегчением. Первый старший брат выглядел очень самоуверенно, потому, должно быть, так оно и было; он умел чувствовать энергию и, в конце концов, систематически изучал заклинания.
К сожалению, если бы Чэн Цянь знал, каким тщеславным его первый старший брат являлся на самом деле, он бы не ощутил облегчения столь рано — правда заключалась в том, что Янь Чжэнмин, лишь мельком бросив взгляд на талисман, подумал, что тот был примерно похож на призыв молний. Чэн Цяню же он ответил с полной уверенностью.
Янь Чжэнмин обладал слишком малым запасом терпения, чтобы регулярно сидеть и изучать скучные заклинания. Он поверхностно запоминал лишь грубые формы знакомых талисманов, и то лишь для того, чтобы ответить учителю на экзамене. Он понятия не имел, что значит «ничтожное несоответствие может привести к огромной ошибке» в данном искусстве.
Вскоре они добрались до подножия горы. За исключением Чэн Цяня, оба его брата прекрасно знали дорогу.
Сквозь щели между камнями отвесной скалы они увидели глубокую пропасть и услышали, как поднимается зловещий ветер.
Чэн Цянь не удержался и посмотрел вниз, из-за чего его сердце затрепетало в страхе. Там было слишком глубоко и высоко. Он никогда еще не видел ничего настолько опасного, и лицо его стремительно побелело. Но стоило ему немного перевести дух, захватывающая бездна под ногами каким-то неведомым образом привлекла его. Сдерживая тошноту, Чэн Цянь тяжело сглотнул, вытянул шею и еще раз осторожно посмотрел вниз.
Возможно, из-за того, что обычно он был слишком правильным и послушным, Чэн Цянь впервые обнаружил, какой очаровательной может быть близость бездны.
— На что ты смотришь? Хочешь разбиться в лепешку? — увидев, что Чэн Цянь уже опасно накренился вперед, Янь Чжэнмин сжал его плечо и решительно потянул назад.
Он всегда задавался вопросом, почему все дети имели склонность играть в кости со смертью. Он просто не мог не вспомнить, что сам в том же возрасте вел себя прилично и никогда не игрался. Возможно, оба ребенка, притащенные учителем на этот раз, были ненормальными?
Конечно же, «утонченный» молодой господин Янь никогда не грубил, он даже не мог пошевелиться, чтобы пойти на утренние занятия, предпочитая, чтобы его вместо этого просто перенесли, куда надо. Не существовало ни одной достаточно привлекательной вещи, способной его заинтересовать.
Тем временем они услышали шум воды. Янь Чжэнмин, с выражением необъяснимой ненависти на лице, стряхнул грязь со своих сапог на большой камень, словно она была величайшим святотатством в мире.
Затем он обернулся, уставился на Ли Юня.
— Мы почти на месте. Сюда.
Молодой господин Янь был избалован до такой степени, что стал неуправляемым. Он никогда не скрывал эмоции, очень явно демонстрируя их на своем лице. Чэн Цянь почувствовал злобу, отвращение и презрение, исходящие от взгляда первого старшего брата, как если бы тот сказал: «Разве не ты умер бы, чтобы узнать, как выглядит пещера? Теперь твое желание исполнилось. Запомни все хорошенько».
Лицо Ли Юня стало белым, как мел. Увидев это, Чэн Цянь начал думать, что он, такой маленький и незначительный, должен сделать, чтобы потушить пожар, если его старшие братья вдруг ввяжутся в драку.
Однако Ли Юнь, неожиданно, остался нем, как рыба. Он охотно принял то, что к нему относились, будто к половой тряпке, словно количество сарказма, звучавшего в голосе Янь Чжэнмина, могло улучшить его самочувствие.
Янь Чжэнмин бросил на него еще один свирепый взгляд, подвел братьев к пруду на вершине холма и остановился рядом.
— Вы оба умеете плавать? — спросил он, но прежде, чем они успели ответить, внезапно сказал самому себе. — Хотя без разницы, если не умеете. Задержите дыхание и держитесь рядом со мной. Не болтайтесь без толку, когда окажетесь в воде.
Закончив говорить, Янь Чжэнмин схватил Чэн Цяня за запястье с таким выражением отвращения и нежелания на лице, будто его заставили прикоснуться к собачьему дерьму.
Чэн Цянь никогда не касался руки, о которой заботились тщательнее, чем о ком-либо другом — даже лучше, чем о служанке, расчесывающей волосы первого старшего брата. На тех местах, какими Янь Чжэнмин держал меч или кисточку для письма, было всего несколько незаметных, не очень толстых мозолей, и сразу становилось понятно, что он не отличался трудолюбием от слова совсем.
Кроме того, на его руках не было и половины заусениц — что уж говорить о чем-то другом.
Однако вскоре эта красивая белоснежная ладонь утащила Чэн Цяня под воду.
Вода оказалась ледяной, и Чэн Цянь едва не задохнулся. Их прыжок поднял пену и множество пузырей, затруднивших поиск нужного направления. Янь Чжэнмин потащил Чэн Цяня за собой вперед.
Вскоре они наткнулись на огромный камень.
Янь Чжэнмин потянул за рукав Чэн Цяня, использовав его вместо тряпки, чтобы вытереть мох и водоросли со скалы, и их взглядам открылась маленькая фигурка Большой Медведицы. Янь Чжэнмин ощупал камень вокруг ковша, затем куда-то нажал большим пальцем.
Знающим астрономию и умеющим читать гороскопы было бы понятно, что местом, куда надавил Янь Чжэнмин, была Дубхе — вторая по яркости звезда в созвездии Большой Медведицы. Внезапно каменные ворота с грохотом открылись. Чэн Цяня почти унесло бурлящим потоком. Он вцепился в камень руками и ногами, и изо всех сил рванулся вперед.
Но вскоре Чэн Цянь с удивлением обнаружил, что стоит на земле.
За каменными воротами находился узкий проход. Минуя толщу воды, он уходил глубоко в землю. Вода казалась отрезанной чем-то невидимым и неосязаемым, что делало проход похожим на прозрачную трубу, торчащую под озерной гладью. Капли стекали по телу Чэн Цяня, сливаясь вместе; что-то удерживало брызги снаружи, не давая им выплеснуться.
Под ногами у них, вглубь долины, тянулись ступени, по которым одновременно мог пройти только один человек.
Янь Чжэнмин сжал в руке свой ослепительно-яркий меч. Очевидно, он не хотел никого раздражать, потому держал меч в ножнах, но наготове.
Лестница казалась бесконечной. Стоило им спуститься ниже, как стало невыносимо холодно и темно.
Ли Юнь, молчавший всю дорогу, не смог больше сдерживать себя и спросил:
— Он… Как же младший брат попал сюда? Не думаю, что у него хватило смелости в одиночку зайти так далеко.
Эти вопросы терзали и Чэн Цяня тоже. Насколько ему было известно, этот неудачник боялся даже собак, у него определенно не нашлось бы такого доблестного исследовательского духа, даже ради умения чувствовать энергию.
— Чушь. Вечером первого и пятнадцатого дней тысячи монстров стремятся на поклон к луне, и каменные ворота широко распахиваются. Тогда долина определенновыглядит не так, как сейчас, — снисходительно сказал первый старший брат. — Подумай дважды, прежде чем произносить глупости.
Его слова, будто пощечины, заставили обоих младших братьев замолчать.
Внезапно Янь Чжэнмин замер, застав Чэн Цяня врасплох. Тот в мгновение ока врезался в его спину.
Чэн Цянь едва доставал до груди Янь Чжэнмина. Потому Янь Чжэнмин протянул руку и без особых усилий остановил его.
Аромат орхидей от тела первого старшего брата, был такой сильный, что даже холодная вода не смогла его смыть, вызвал у, едва не задохнувшегося Чэн Цяня, желание чихнуть. Потом он услышал треск. Посмотрев вниз, Чэн Цянь обнаружил, что первый старший брат разорвал его вымазанный в грязи рукав.
Янь Чжэнмин сказал с праведным отвращением в голосе:
— Почему ты до сих пор это носишь? Разве оно недостаточно грязное?
Как будто это не он запачкал рукав Чэн Цяня!
Насильно сделанный «обрезанным рукавом», Чэн Цянь внезапно почувствовал, что его первый старший брат вовсе не похож на молодую девушку — если бы такая дерзкая девушка действительно существовала на свете, ее бы ни в коем случае нельзя было выдавать замуж.
Каменные ступени закончились, прежде чем братья успели это заметить. Прямо перед ними оказался вход в пещеру, высотой с двух взрослых мужчин. Дверь, что должна была быть наглухо заперта, на деле оказалась широко распахнута, открывая жуткий вид на темный угол внутри.
— Странно, — выдохнул Янь Чжэнмин. — Цзыпэн чжэньжэнь не закрыла дверь?
Люди и чудовища были абсолютно разными. Янь Чжэнмин лично ненавидел всех этих волосатых и пернатых тварей; он не думал, что человеческое существо без перьев примут здесь с распростертыми объятьями. Пещера изначально создавалась не самым уютным местом, а сегодняшние аномалии беспокоили даже, обычно невнимательного, Янь Чжэнмина.
Секунду поколебавшись, Янь Чжэнмин сделал шаг внутрь, и тут же сладковатый запах ударил ему в лицо. Своим острым обонянием он почувствовал слабый намек на кровь.
На каменной стене было выгравировано перо, но прямо сейчас отпечаток казался очень размытым и тусклым, а хвост почти невидимым. Даже без всякого здравого смысла легко напрашивался вывод, что владелец этого отпечатка сейчас не в лучшей форме. Однако проблема заключалась в том… приближался ли конец ее предопределенной жизни или она просто была серьезно ранена?
Цзыпэн чжэньжэнь была чудовищем с огромными магическими силами и с опытом самосовершенствования более чем в восемьсот лет. В обычное время никто не смог бы проникнуть внутрь так легко, не потревожив ее бдительность. Чтобы не рисковать, Янь Чжэнмин замолчал.
Он обернулся и показал жест «Тише!» своим надоедливым младшим братьям. Затем Янь Чжэнмин крадущейся походкой подошел к еще одной внутренней двери и осторожно повернул ручку.
На полпути он остановился, словно что-то неожиданно пришло ему в голову, а затем сердито зашипел на Ли Юня и Чэн Цяня:
— Оставайтесь там! Разве вы не видите, что я делаю, или хотите встать здесь и послужить живой мишенью?!
Чэн Цянь и Ли Юнь немедленно попятились в сторону.
Янь Чжэнмин несколько раз подергал ручку, пока она, наконец, не поддалась.
Раздался писк.
Каменные ворота издали звук, настолько жуткий, что у Чэн Цяня по всему телу пробежали мурашки. Сильный запах крови заполнил его сознание, и вскоре Чэн Цянь услышал зловещий вой ветра. Но прежде, чем он успел предупредить старшего брата, краем глаза он уловил отблеск.
Это был меч Янь Чжэнмина, настоящий, острый меч, который сверкал так ярко, что почти горел. Поток сырого воздуха потянулся к нему, кружась и вращаясь в тесной пещере.
К сожалению, ничтожная сила юноши была абсолютно смешна в глазах огромного монстра, он походил на муравья, пытавшегося свернуть гигантское дерево. Прежде чем Янь Чжэнмин успел вытащить оружие, он почувствовал ужасное давление, и часть его ладони, между большим и указательным пальцами, сильно обожгло. Его изнеженные, хорошо сохранившиеся руки никак не могли выдержать такой боли, словно бы их разрывали на части. Он попытался дважды, но, в конце концов, невольно ослабил хватку.
Меч с лязгом упал на землю. Янь Чжэнмин отшатнулся на несколько шагов назад, а его рука, державшая оружие, онемела.
Трое юношей с удивлением уставились на землю и увидели, что рядом с холодным лезвием лежало перо, подбросившее его в воздух.
Ужасающая тишина начала давить на уши с удвоенной силой. Чэн Цянь заметил, каким мертвенно-бледным стало лицо его первого старшего брата.
Немного погодя, Янь Чжэнмин отряхнулся и сказал, нахмурившись:
— Янь Чжэнмин, ученик клана Фуяо, явился по приказу своего учителя, чтобы поприветствовать Цзыпэн чжэньжэнь.
Это правда Господин Бэймин!
Ответом юношам в пещере стал громоподобный рев, от которого зазвенело в ушах. Чэн Цянь вдруг почувствовал, как у него сдавило грудь, и от отвращения его чуть не вырвало.
Сквозь эхо он попытался разобрать, что услышал.
Короткое и гневное «Проваливай!» прозвучало голосом пожилой женщины, грубым и хриплым, с оттенком ужасной злобы. Казалось, он принадлежал старой ведьме из сказок, что питалась людьми и хранила их сердца.
Потерев уши, Чэн Цянь задумался. Он не знал, какие слова ее разозлили: «клан Фуяо» или «учитель»?
Разве первый старший брат не сказал, что навещал ее на Новый год? Кланялся ли он ей тогда, стоя на расстоянии трех ли 1?
1 Ли: единица длины, эквивалентная 500 метрам.
Удивленный и сбитый с толку, Чэн Цянь посмотрел через плечо на Янь Чжэнмина.
Честно говоря, Чэн Цянь и Ли Юнь были очень разные: один много думал о себе, а другой имел богатый запас порочных идей. Но у них было кое-что общее: ни один из них не признавал своего первого старшего брата каким-то особенным.
Однако, в сложившейся ситуации, они должны были согласиться с тем фактом, что в случае чего, если им придется сражаться, первый старший брат станет единственным человеком, на которого они смогут хоть немного рассчитывать.
Он был самым старшим и самым высоким, и он же дольше всех обучался фехтованию. Кроме того, он чувствовал энергию.
Жаль, что меч самого сильного из них еще не успел показаться из ножен, когда простое перо старого монстра взметнуло его в воздух.
Янь Чжэнмин выглядел мертвенно-бледным. Капли холодного пота выступили у него на висках и стекали по щекам. Из чувства собственного достоинства он не отсупил ни на полшага, более того, он даже заставил себя надменно улыбнуться.
Несмотря на свою галантность, Чэн Цянь предпочитал, чтобы Янь Чжэнмин этого не делал. Потому что его улыбка всегда вызывала у Чэн Цяня желание дать ему по лицу подошвой сапога, и, если это выражение разозлит огромного монстра, они будут в полной заднице.
— Поскольку чжэньжэнь не желает принимать гостей, нам, как младшим, не следовало приходить. Но прошлой ночью безрассудный ученик заблудился в долине и пропал без вести.
Янь Чжэнмин сделал короткую паузу, чтобы придать себе более уверенный вид, и затем продолжил:
— По словам моего учителя, обитатели пещер соседствовали с нашим кланом с момента его основания. Мы жили в мире все эти годы. Ты же не хочешь нарушить гармонию между двумя сторонами из-за одного маленького ребенка, не так ли?
Его заявление, пусть оно и было не слишком обоснованным, все же вызвало удивление у Чэн Цяня.
Во-первых, Чэн Цянь не ожидал, что у первого старшего брата, который не мог даже смирно сидеть, хватит мужества урезонить большого монстра. Во-вторых, он обнаружил, что молодой господин Янь вовсе не был бестактен, просто он предпочитал, чтобы его постоянно баловали любовью мастера.
Тем не менее, его разумная длинная речь тронула Чэн Цяня, но не смогла убедить «курицу» внутри пещеры. Ответ Цзыпэн чжэньжэнь остался прежним — единственное слово: «Проваливай».
Янь Чжэнмин почти взорвался от гнева, но сумел вовремя подавить его.
Молодой мастер Янь был крайне упрям, но не любил напрашиваться на неприятности. Любой пятнадцатилетний или шестнадцатилетний подросток, если только он не полный идиот, способен отличить тех, кого он может провоцировать, от тех, кого не может.
Чтобы убить их, Цзыпэн чжэньжэнь не потребовалось бы больше усилий, чем на то, чтобы растоптать нескольких муравьев. Янь Чжэнмин стиснул зубы, чувствуя себя действительно смущенным и взволнованным. Он уже имел дело с этой старой курицей от имени своего учителя.
Даже если Цзыпэн чжэньжэнь не отличалась теплым отношением, она никогда не огрызалась на него.
В голове Янь Чжэнмина мелькнула мысль: «Внутри произошло нечто ужасное».
В этот момент, стоявший позади Ли Юнь, прошептал:
— Старший брат, так как она не впускает нас, как… как насчет того, чтобы вернуться и привести сюда учителя?
В присутствии Цзыпэн чжэньжэнь Янь Чжэнмин не осмеливался на опрометчивые шаги, но к своему младшему брату он не проявил милосердия.
Молодой господин Янь ответил ему свысока:
— Нам потребовался почти час, чтобы прийти сюда, а теперь ты просишь нас вернуться и привести учителя. Ты хочешь, чтобы он опознал тело вашего младшего брата?
Ли Юнь задрожал, покрывшись холодным потом, но его лоб оставался сухим из-за зловещего ветра. И снова одной ногой он угодил в ловушку трусости. Учитывая, что они столкнулись с настоящим монстром, который не был рад их визиту, Ли Юню уже стоило большого труда не рухнуть на колени.
Но Хань Юань…
Сознательность Ли Юня дала трещину. Он некоторое время колебался и, в конце концов, жестко сказал:
— Но мы даже внутрь не смогли попасть. И как нам бороться с этими монстрами? Я… я имею в виду, четвертый младший брат вошел сюда прошлой ночью, и мастер сказал, что он все еще в безопасности. Может быть, нам не нужно спешить, мы можем…
На самом деле, Янь Чжэнмин тоже втайне дрожал, стоя перед пещерой, из которой доносился запах крови. Но между тем он был внутренне взбешен из-за невежливости Цзыпэн чжэньжэнь. Итак, он оказался в крайне неловкой ситуации, в которой едва не вышел из себя, попутно дрожа от испуга.
Но как только Ли Юнь заговорил, равновесие с легкостью пошатнулось.
Ярость Янь Чжэнмина на замечания Ли Юня преодолела его страх. Горечь, которая накопилась в нем после разговора с «курицей», удвоилась, и он выместил ее на Ли Юне.
— Ли Юнь, что мне еще сказать? — Янь Чжэнмин усмехнулся. — Ты действительно нечто.
Чэн Цянь знал, что должен выразить свое мнение, поэтому он взял меч первого старшего брата, подошел к нему и сказал Ли Юню:
— Второй старший брат, ты можешь вернуться один.
Усмешка Янь Чжэнмина стала еще более отвратительной, стоило ему получить поддержку. Он очень хорошо умел цинично улыбаться. Приподняв бровь и прищурившись, он бы даже не хмыкнул, но люди на расстоянии трех чжан почувствовали бы его презрение.
— Даже маленький ребенок лучше тебя, — сказал Янь Чжэнмин. Затем он повернулся к Чэн Цяню, имя которого снова вылетело у него из головы. — Маленькая… э-э… ли… маленькая медная монетка 2, пойдем со мной.
2 Произношение «медная монета» — «Tong Qian» (Тун Цянь) на китайском языке, похоже на «Cheng Qian» (Чэн Цянь).
Цзыпэн чжэньжэнь могла лишь снова и снова повторять «Проваливай», возможно, она была всего лишь овечкой в волчьей шкуре. Может быть, ее свободу ограничили или она была ужасно ранена и не могла двигаться — иначе зачем бы этой старой курице было держать их за дверью, не пуская внутрь?
Чтобы мелкий зубастик 3 не стал ужином какого-нибудь монстра, Янь Чжэнмин решил разбить ворота.
3 Здесь это относится к Хань Юаню. Букв. «прикус».
— Старший брат, я — Чэн Цянь, а не медная монета, — покорно ответил Чэн Цянь.
Янь Чжэнмин лишь усмехнулся, вероятно, чтобы показать, что для него нет разницы между «Тун Цянь» и «Чэн Цянь». Он взял свой меч и сказал Чэн Цяню, слегка вздернув подбородок:
— Хотя учителя здесь нет, но у тебя есть его заклинание призыва воды. Не верю, что нам не удастся затопить эту убогую пещеру!
Услышав это, Чэн Цянь едва не упал ничком… Разве это не было заклинание, призывающее молнии? Как оно превратилось в заклинание призыва воды?
Обладали ли амулеты их клана особой силой и могли ли они произвольно менять свою стихию между металлом, деревом, водой, огнем и землей? 4
4 Пятиэлементная теория китайской философии (У-син).
Когда взгляд Чэн Цяня упал на руку первого старшего брата, держащую меч, он был крайне удивлен, заметив, что та постоянно дрожит.
«Отлично. Хоть первый старший брат и перепугался до смерти, он не забыл поблефовать», — в отчаянии подумал Чэн Цянь.
Оба юноши были в хорошей форме. Однако они лишь изображали героев, на самом деле обливаясь холодным потом.
В этот момент снова подул ветер.
Когда Янь Чжэнмина охватила паника, а на тыльной стороне ладони вздулись вены, каменные ворота со скрипом открылись вовнутрь.
Невероятно!
Эта старая курица поверила в браваду старшего брата!
Янь Чжэнмину потребовалось огромное усилие, чтобы разжать губы, готовые вновь изогнуться в усмешке, в то время как для Чэн Цяня, привыкшего разыгрывать спектакли, это оказалось легко. Янь Чжэнмин сделал вид, что отряхивается, и изящно вытер пот с ладоней об одежду. Вскинув бровь, Чэн Цянь сказал ему: «Спасибо, старший брат».
Ли Юнь не понял, что произошло, и был поражен мужеством старшего и младшего братьев. Увидев, что они оставили его позади, он сначала не знал, что делать. Ли Юнь был очень напуган, но и убежать не мог. Поколебавшись, он, наконец, набрался храбрости и побежал за ними.
По другую сторону каменных ворот находилось жилище, внутри которого оказалась вовсе не пожирающая людей старая карга, а гигантская парализованная птица, сидевшая в углу.
На самом деле, это была не «старая курица». У нее были великолепные перья, похожие на перья феникса, однако они увядали, лежа в беспорядке на полу. Над головой гигантской птицы, подобно облаку, висел расплывчатый силуэт женщины. Хотя ее голос и был хриплым, она не выглядела постаревшей. Судя по ее внешности, она находилась в самом расцвете молодости.
Глядя на табличку в руке Чэн Цяня, Цзыпэн чжэньжэнь сказала:
— Отдай ее мне.
Янь Чжэнмин собрался уже соврать, чтобы одурачить ее, но Цзыпэн чжэньжэнь рявкнула:
— Заткнись, щенок! Ты действительно думаешь, что твои мелкие уловки смогут обмануть меня? Отдай ее мне!
Чэн Цянь тут же почувствовал, будто его засасывает, и, прежде чем успел среагировать, невольно направился к птице. Янь Чжэнмин протянул руку, чтобы остановить его, и грудь Чэн Цяня врезалась в локоть первого старшего брата. Он не мог не отпустить табличку. Белый платок упал на землю, и талисман полетел к Цзыпэн чжэньжэнь.
Как гласит пословица: «Изголодавшийся верблюд все равно больше лошади».
Только теперь Янь Чжэнмин понял, что, даже если его догадка о ранении Цзыпэн чжэньжэнь оказалась верна, для нее все равно было проще простого убить их всех.
Когда она протянула руку, чтобы схватить табличку, в темной пещере из ниоткуда, вспыхнул яркий свет. Никто из трех юношей не увидел, что произошло. По собственной воле закрыв глаза, они услышали лишь крик, а когда снова смогли их открыть, талисман уже лежал на земле.
Цзыпэн чжэньжэнь, казалось, была потрясена. Силуэт перед ней растворился в воздухе, а сама она испуганно отпрянула, бормоча: «Нет, это не твой учитель… это… это Господин… Господин Бэймин!». 5
5 Бэймин: что буквально означает «темное море на севере, куда не может попасть солнечный свет» 北冥 Běimíng (pīnyīn) Северное море.
Вблизи небесной платформы
Чэн Цянь был новичком в мире заклинателей, а Янь Чжэнмин оказался бесполезен. Поэтому они обменялись полными сомнения взглядами, понятия не имея, кто такой Господин Бэймин.
Затем Ли Юнь, вышедший из оцепенения, наконец заговорил.
Его голос был низким, как жужжание комара.
— Господин Бэймин не человек… Согласно легенде, Бэймин — это глубокое и безгранично-темное море. Поэтому мастера Темного Пути часто сравнивают с «Бэймином». Со временем это стало почетным титулом, за который борется каждый, кто идет по этой дороге. Цзыпэн чжэньжэнь, этот амулет был вырезан нашим учителем — на нем еще остались опилки — а не каким-то Господином Бэймином.
— Кто такой мастер Темного Пути? — тихо спросил Чэн Цянь.
— Лучший среди следующих Темному Пути… высший демон? — неуверенно ответил Янь Чжэнмин.
Исходя из всего, увиденного до этого момента, Чэн Цянь не считал своего учителя «высшим демоном». Но сейчас в его голове промелькнула мысль, что, возможно, это правда… с точки зрения Цзыпэн чжэньжэнь.
— Чушь собачья! — сердито воскликнула Цзыпэн чжэньжэнь.
Затем она повернулась к Чэн Цяню. Уставившись на него, туманный силуэт, висевший в воздухе, грубо сказал:
— Мальчик, подойди сюда.
Чэн Цянь собрался было ответить, когда Янь Чжэнмин остановил его.
Он покачал головой, вышел вперед и сказал Цзыпэн чжэньжэнь:
— Мой младший брат новичок в мире заклинателей. Он еще не выучил правила клана. Боюсь, он может оскорбить вас. Если вам что-то нужно, лучше обращайтесь ко мне.
Янь Чжэнмин, может быть, и был высоким, но его тело все еще оставалось худым и слабым. Стоя позади него, Чэн Цянь поджал губы и впервые почувствовал, что его первый старший брат не такой уж никчемный, как он себе представлял.
— Мне нужен он! Не лезь не в свое дело! — прогремела Цзыпэн чжэньжэнь.
Янь Чжэнмин нахмурился, и Чэн Цянь в спешке прошептал ему:
— Старший брат, все в порядке.
С этими словами он шагнул вперед, навстречу сильной зловещей ауре монстра, и услышал приказ Цзыпэн чжэньжэнь:
— Подними этот талисман.
Чэн Цянь остановился и послушно поднял табличку. Едва коснувшись его, Чэн Цянь почувствовал подавляющую силу, текущую внутри. Будто там сидел свирепый зверь. Однако этот зверь, похоже, узнал Чэн Цяня, потому как постепенно умерил свою ярость, и талисман в его руке вернулся в обычное состояние.
Всего на мгновение, пока Чэн Цянь держал его в руках, страх перед лицом ужасающего монстра чудесным образом исчез, и в голову ему пришла мысль: «Когда же и я получу такую невероятную силу, которая позволит мне летать между небом и землей, куда бы я ни пошел, вместо того, чтобы дрожать перед лицом старого чудовища?»
У наблюдавшей за талисманом Цзыпэн чжэньжэнь несколько раз сменилось выражение лица. Через некоторое время ее тон немного смягчился:
— Ты искал своего младшего брата? Давай заключим сделку. Я верну назад мальчика, который забрел сюда, если ты принесешь мне то, чего я желаю. В Долине Демонов есть Небесная платформа. Чудовища не могут войти туда из-за ограничительных заклинаний, но люди могут. Вещь, которую я хочу, находится там.
Ее заявление не выдерживало никакой критики. Восьмисотлетнее чудовище, видимо, приняло трех юношей за трех крохотных птичек, которых можно было легко одурачить.
Однако ей это не удалось, потому как братья были вовсе не птичками, они были людьми. Они подумали одно и то же: «Хах, что за чушь».
После нескольких подмигиваний и обмена взглядами друг с другом, Янь Чжэнмин принял окончательное решение — он отправится в Долину Демонов первым.
Относительно того, как они собирались договариваться по возвращении… молодой господин Янь, если честно, не думал об этом слишком долго. Учитывая положение старой курицы, она, скорее всего, скоро выйдет из игры.
Они ушли, но перед этим Янь Чжэнмин, своими ловкими пальцами, успел выдернуть у Цзыпэн чжэньжэнь одно из перьев.
Выйдя из пещеры, они снова оказались окружены водой, но на этот раз хотя бы не глубокой. Они быстро доплыли до берега и прибыли в… Долину Демонов.
Встав на землю, Янь Чжэнмин закрепил «куриное» перо на груди Ли Юня, сказав:
— В древние времена существовала легенда, в которой лиса присвоила себе величие тигра; сегодня у нас есть козел, присвоивший величие старой курицы. Посмотри, насколько ты малодушен. Можешь носить это, чтобы набраться смелости, но лучше хорошенько подумай, как найти своего бедного младшего брата, потому что мы должны вернуться до заката!
Страх пронзил сердце Ли Юня. Он беспокойно спросил Янь Чжэнмина:
— Первый старший брат, есть ли в Долине Демонов какие-нибудь запреты, связанные с наступлением темноты?
— Я имел в виду, что мне нужно вернуться обратно и принять ванну, идиот! Мои ноги из-за грязи уже прилипли к сапогам, — прорычал Янь Чжэнмин.
У Чэн Цяня не было слов.
Он мог сказать, что первый старший брат не шутил. Его перекошенное злостью лицо выглядело так, будто он действительно собирался отрубить себе ноги — и, если бы не тот факт, что за всю жизнь у человека могла быть только одна пара конечностей, он, вероятно, сделал бы это и глазом не моргнув.
Ли Юнь был способен на множество маленьких выходок. Под давлением первого старшего брата он действительно задумался, покусывая подушечку большого пальца. К счастью, он не разочаровал Янь Чжэнмина и вскоре выдал идею.
Он достал из-за пазухи маленькую бутылочку, показавшуюся Чэн Цяню знакомой.
— Разве это не жабья вода для омовения ног? — выпалил Чэн Цянь.
Держа в руках свой шедевр, Ли Юнь обиженно взглянул на Чэн Цяня, с разбитым сердцем обратившись к Янь Чжэнмину.
— Старший брат, это волшебная вода — Жабья Жидкость.
Он пролил три капли на маленький камушек, и тот мгновенно превратился в резвую жабу. То ли потому, что первый старший брат боялся жаб, то ли просто потому, что они вызывали у него отвращение, но выражение его лица стало еще хуже, чем когда Цзыпэн чжэньжэнь выбила у него из рук меч. Он уставился на жабу с ужасной брезгливостью.
Чэн Цянь, похоже, вновь увидел ссору своих старших братьев.
— Найди Хань Юаня, — приказал Ли Юнь.
Жаба квакнула и прыгнула вперед.
Ли Юнь подал им знак не отставать и объяснил:
— Честно говоря, Жабья Жидкость — смесь из жабьей мочи и Пяти Смертельных Ядов 1. Нескольких капель достаточно для того, чтобы превратить небольшой предмет — вроде листа, кусочка бумаги или камня — в жабу. На днях младший брат долго играл с одной такой, созданной из древесного листа. На его теле и одежде остался тот же запах, поэтому найти его должно быть не сложно.
1 Пять Смертельных Ядов, а именно: яд сороконожки, змеи, скорпиона, ящерицы и жабы.
Янь Чжэнмин ужаснулся:
— Ты хочешь сказать, что он не менял одежду и даже не принимал ванну эти несколько дней? Он точно до сих пор чертов человек?
Услышав состав Жабьей Жидкости, Чэн Цянь почувствовал тошноту, подступившую к горлу.
— Второй старший брат, не нужно вдаваться в детали.
Моча жаб имела ограниченный эффект. Маленькое создание пропрыгало всего два или три чжана, прежде чем снова превратиться в камень. Ли Юню пришлось использовать жидкость еще раз. Он вздохнул:
— Эффект недолгий, потому что это не настоящее заклинание, а просто штука, предназначенная для развлечения. У меня осталась только эта бутылка. Боюсь, нам придется с осторожностью расходовать ее содержимое, чтобы найти младшего брата.
Сказав это, Ли Юнь с тоской и нежностью посмотрел на прыгающую жабу. Чэн Цянь вздрогнул, почувствовав, что второй старший брат, возможно, не самый обычный человек.
Жаба делала перерыв после каждого прыжка. С такой скоростью она вела их через сгущающийся лес. Но вдруг создание упало на спину, подергивая лапками.
Янь Чжэнмин поднял с земли палку длиной в три чи, прикрыл нос рукавом и ткнул в жабу издалека, после чего удивился:
— Она, наконец, умерла, стыдясь своего существования?
С пугающим кваканьем жаба превратилась обратно в камень. И даже после того, как Ли Юнь капнул на него «волшебной воды», тот не ожил.
Ли Юнь смущенно почесал затылок.
— Эмм…
— Замолчи! — на лице Янь Чжэнмина промелькнуло настороженное выражение.
Он вскочил на ноги, выбросил палку и выхватил меч, направившись к густому лесу.
Из леса донесся зловещий шорох, за которым последовал оглушительный рев, и навстречу трем юношам выскочил чудовищный медведя с головой человека и телом зверя.
Этот монстр намного превосходил в росте двух взрослых человек. Стоило ему открыть пасть, и можно было увидеть его железные зубы, почувствовать отвратительный запах крови, разносившийся от него на расстояние нескольких ли. Только появившись, он взмахнул лапой, одним ударом отбросив в сторону огромное дерево.
Янь Чжэнмин толкнул Ли Юня и закричал:
— Какого черта ты еще здесь?! Беги!
Ли Юнь замер, не в силах сдвинуться с места. В этот критический момент талисман за пазухой Чэн Цяня вдруг потеплел. Братья одновременно услышали мужской голос.
«Не двигайтесь» — очень спокойно сказал мужчина.
— Кто это? — Янь Чжэнмин осмотрелся по сторонам.
«Не бойтесь, идите сюда» — вновь прозвучал голос.
На этот раз они все его слышали. Голос исходил от Чэн Цяня, но никто не мог увидеть говорившего. Внезапная догадка поразила Чэн Цяня, когда он опустил взгляд на талисман.
— Г… Говорящий? — вытаращил глаза Ли Юнь.«Талисману» это показалось забавным. Он ласково произнес: «Это лишь пара маленьких монстров, ничего особенного. Они не навредят вам, поверьте мне».
Однако не успел он договорить, как дух горного медведя ринулся к братьям. Где бы ни ступала нога «маленького монстра», земля ужасно дрожала. Неудивительно, что пугливая жаба решила изображать из себя опоссума!
Трое двуногих юношей не могли сравниться в скорости с большим зверем. Спасаться бегством было уже слишком поздно. Однако, как известно, стало накапывать — ожидай ливня 2. Где-то рядом раздался еще один пронзительный рев.
2 «Стало накапывать — ожидай ливня» — здесь эквивалентна значению русской пословицы «беда не приходит одна» или «пришла беда — отворяй ворота».
Следующим, что увидели братья, стала разноцветная змея, обвившая хвостом талию медведя. Последнего резко подбросило в небо, а затем ударило о землю, проделав в ней глубокую дыру. Все древние деревья и цветы вокруг постигла катастрофа – они были расплющены и уничтожены.
Все произошло так быстро, что первый старший брат даже не успел обратить внимание на грязь, забрызгавшую его белую одежду.
Пара маленьких монстров? Каким бы редким ни был говорящий талисман, все трое юношей чувствовали, что он относится к ситуации слишком легкомысленно, ведь это вообще не его дело.
И правда ведь, амулет-то не умрет!
Чуть позже змея приняла свой истинный облик. Верхняя часть ее тела была человеческой, а нижняя — покрыта чешуей и издавала дребезжащий гул. Чем больше монстр двигался, тем сильнее был кровавый вихрь, налетавший на братьев. Эта змея извивалась в опустошенном лесу с такой скоростью, что можно было уловить лишь смутные очертания. Чэн Цянь слышал только, как шуршала по земле ее кожа, но не мог увидеть, где находилась голова монстра…
Пока чудовище не вцепилось в шею медведя. Дымящаяся кровь брызнула в воздух, образовав кровавый фонтан в три чжана высотой.
С выражением смертельного ужаса на человеческом лице, медвежий дух рухнул на землю. Его огромное тело каталось по траве и билось в предмертных судорогах. В то же время, обвившаяся вокруг него змея, каталась вместе с ним.
Медведь скончался с горестными завываниями.
Чэн Цянь посмотрел прямо в пустые свинцовые глаза, чувствуя, как его грудь заполнили кубики льда.
Змея ослабила кольца хвоста и отступила. Чэн Цянь подумал, что она, вероятно, собирается проверить, действительно ли жертва мертва, однако змея внезапно вонзилась в тело медведя. Ее голова прошила живот зверя, будто острый клинок. Змея вырвала медвежье сердце и взвилась на полтора чжана вверх.
Ли Юня вырвало. Он с трудом мог поверить, что уже больше года живет по соседству с такими существами, и даже предпринимал попытки исследовать это место в первую и пятнадцатую ночь.
Янь Чжэнмин почувствовал, как кровь бешено пульсирует в каждом уголке его тела, приводя его в оцепенение. Его ноги, казалось, лишились своей силы. Если бы он не опирался на меч, то уже рухнул бы в грязь.
Глядя на окровавленную землю вокруг, Чэн Цянь с колотящимся сердцем уставился на мертвого медведя и жующую змею. И снова невыразимое чувство поднялось внутри него.
Если бы он обладал такой же абсолютной силой, мог бы он также… иметь власть над жизнью и смертью других существ?
Третий брат... Что он за человек?
И тут змея шевельнулась. Она волнами поползла к юношам, а ее длинный хвост заскользил между древними деревьями, еще больше прореживая небольшой лес. Куда бы змея ни направлялась, за ней всюду следовали разрушения. Стволы, такие толстые, что их едва ли можно было обхватить, валились на землю, словно щепки.
Одной рукой сжимая плечо Чэн Цяня, а другой подняв меч и поддержав Ли Юня, который едва мог стоять, Янь Чжэнмин устало подумал: «Что, черт возьми, я должен делать?»
Его ноги все еще дрожали, но голова уже полностью остыла. Он знал, что сейчас у них нет шансов спастись, но при одной мысли о том, что они будут разорваны в клочья и умрут в пасти зверя, у него закружилась голова.
В мгновение ока эта отвратительная фантазия заставила его оставить без внимания философские размышления. Каким-то чудом рука, державшая меч, перестала дрожать. Он решил, что бы ни случилось, сражаться до последнего. Он должен срезать, по крайней мере, две чешуйки, а когда силы иссякнут — он покончит с собой. Это лучше, чем мучиться от мерзкого запаха из пасти чудовища, прежде чем навсегда закрыть глаза.
На границе жизни и смерти те движения меча, которые он не мог освоить в течение последних нескольких лет, теперь будоражили его сознание, подобно приливам и отливам, соединяясь таким образом, что змея, казалось, значительно замедлилась в его глазах.
Янь Чжэнмин развернул запястье и прицелился в огромный змеиный глаз.
Первый удар он не должен пропустить.
Монстр подползал все ближе и ближе. На секунду Янь Чжэнмин перестал дышать… Но змея прошла мимо них!
Раскачивающийся хвост чудовища едва не задел лодыжку Чэн Цяня, прошелестев от братьев на расстоянии одной ладони. Оно просто ушло в другую сторону, потрясая округу кошмарным шуршанием, как будто и вовсе не увидело их.
Трое юношей еще долго стояли, замерев в одной позе, пока чье-то ненормальное сердцебиение не нарушило тишину. Они только что столкнулись со смертью.
Янь Чжэнмин вышел из состояния высокой концентрации и только потом медленно опустил меч. Какое-то время ему казалось, что его конечности весят сотни цзиней, и он едва держится на ногах. Его спина промокла от холодного пота, струящегося до самой поясницы.
Глядя на свое оружие, Янь Чжэнмин был поражен снизошедшим на него, в столь критической ситуации, озарением.
Если бы Мучунь чжэньжэнь узнал об этом, он определенно вздохнул бы, сожалея, что не учил молодого господина Янь в соответствии с его способностями. Если бы он клал на стол бородавчатую жабу, пока тот практиковал заклинания, и она лизала бы руку юноши каждый раз, когда он отвлекался — уровень духовных сил Янь Чжэнмина, вероятно, намного бы улучшился.
В это время талисман снова заговорил очень непринужденно.
— Я же сказал, со мной вам не нужно бояться таких маленьких монстров.
Голос звенел колокольчиком. Чэн Цянь озадаченно посмотрел на амулет, но так и не смог вспомнить, где он его слышал.
Он сунул талисман в руку, еще не пришедшего в себя, старшего брата, а затем взял свой бесполезный деревянный меч и подошел к убитому медведю.
Янь Чжэнмин еще не успел обсохнуть, как снова начал потеть, увидев, что этот мелкий карабкается по медвежьему телу, хватаясь за него обеими руками и ногами. Он прошипел:
— Что ты делаешь? Слезай!
Чэн Цянь отмахнулся от него, даже не оглянувшись, и успешно добрался до своей цели — «меча», сделанного из острых клыков какого-то зверя. «Зуб» висел у монстра на поясе, имел длину в добрых два чи, и отверстие на конце, так что его было удобно держать. Кончик его был острым, как нож, и тускло поблескивал, возможно, от яда.
«Зуб» был настолько велик, что коротышка Чэн Цянь держал его так, будто это был огромный зверь. Холодный клинок, с еще сохранившимися следами крови своего бывшего владельца, отражал серьезное лицо Чэн Цяня.
Под удивленными взглядами Янь Чжэнмина и Ли Юня Чэн Цянь с бесстрастным выражением лица оставил свой деревянный меч ради нового.
Он спрыгнул с трупа и попытался поднять клинок обеими руками, но почувствовал, что тот был слишком длинный и тяжелый. Чэн Цянь сделал выпад, даже не пытаясь затормозить, и – пуф! Лезвие меча беспрепятственно вонзилось в густой мех, словно им резали овощи.
Чэн Цянь был удовлетворен. Несмотря на свою громоздкость, меч оказался достаточно острым.
Ли Юнь пробормотал:
— Третий младший брат… Что он за человек?
Янь Чжэнмин сухо рассмеялся, не зная, что ответить.
Хотя змея, только что закрывшая на них глаза, и доказала, что талисман действительно оказывал какое-то воздействие, Чэн Цянь не хотел полностью связывать их безопасность с этой вещью.
Только с тяжелым «зубом» в руках он почувствовал себя по-настоящему уверенно.
Один монстр умер, а другой ушел. В данный момент опасности не было. Когда Ли Юнь капнул «волшебной водой» на камень, жаба, естественно, ожила и вновь начала счастливо брыкаться, продолжая вести их вперед.
По пути Янь Чжэнмин несколько раз пытался поговорить с талисманом, но тот словно онемел и не отвечал ни на один из его вопросов. Пока жаба не привела их на вершину холма.
Она всего раз взглянула оттуда вниз и пришла в ужас. Решив воспользоваться старым трюком, жаба упала на землю, притворяясь мертвой.
Когда Ли Юнь догнал ее, он с первого взгляда понял, что же так напугало их проводника.
Повинуясь инстинктам, он резко развернулся, чтобы убежать, но налетел на Чэн Цяня, едва не сбросив их с холма.
Чэн Цянь сильно ударился о камень, и «зуб» чуть было не выпал из его руки. От столкновения с Ли Юнем закружилась голова. Силясь подавить вспышки боли, Чэн Цянь произнес:
— Второй старший брат, если так хочешь последовать за своей жабой, не тащи меня за собой!
Ли Юнь схватил Чэн Цяня за шиворот, его губы дрожали так сильно, что он не мог говорить. Только тогда Чэн Цянь понял, что что-то не так. Бросив взгляд на такую же застывшую фигуру Янь Чжэнмина, он спросил:
— Что случилось?
Стоя там, где их проводник погиб при исполнении своего долга, Янь Чжэнмин чувствовал, будто весь мир перевернулся вверх дном. В долине под холмом сотни тысяч монстров с жаром сражались: летящие птицы и бегущие звери, чудовища с человеческими головами и телами животных, кровь, окропляющая землю, плоть, разлетающаяся в разные стороны — это было похоже на скотобойню. В сравнении с этой сценой огромный медведь и длинная змея только что… были всего лишь двумя маленькими монстрами.
Молчавший до этого момента талисман вдруг произнес:
— Не смотрите. Если бы это было на самом деле, грохот и запах крови уже распространились бы по другую сторону горы. Возможно ли, чтобы вы ничего не заметили, пока поднимались сюда?
Его слова вывели глупых юношей из оцепенения. Присмотревшись внимательнее, они обнаружили в долине лишь какие-то неясные очертания.
Ли Юнь вздохнул с облегчением и нетерпеливо спросил:
— Старший, они все фальшивые?
— Это место называется Зеркальной долиной, она отражает события, происходящие где-то еще. Конечно, все они реальны, но не здесь, — усмехнулся талисман.
Это было произнесено так небрежно, будто бы обладатель голоса успел увидеть за свою жизнь слишком много кровопролития и смерти. Его слова заставили юношей насторожиться.
Они подмигивали друг другу, не произнося ни звука, в то время как талисман, казалось, не замечал их нервозности. Он продолжал:
— Пройдите через долину и, за той горой, что возвышается впереди, вы сразу увидите Небесную платформу. Сцена, что вы видите перед собой, происходит где-то рядом. Вам нужно лишь отнести меня туда, и тогда вы сможете найти своего младшего брата.
— Мы здесь из-за этого мелкого, а не для того, чтобы всем вместе покончить с собой, — сухо сказал Янь Чжэнмин.
Стоило ему заговорить, как из талисмана поднялось облако белого дыма, а как только оно рассеялось, перед братьями предстал образ их длинношеего и узкоголового мастера. Образ был такой живой, что казалось, будто учитель был здесь собственной персоной.
Но, увидев своего наставника, Янь Чжэнмин нисколько не обрадовался. Вместо этого он бросил талисман на землю, указав на него мечом, и прокричал:
— Как ты смеешь принимать образ моего учителя!
«Учитель» не рассердился. Он улыбнулся, прищурившись, и начал стремительно меняться, пока не превратился в туманную черную тень, принявшую форму гриба.
— Тогда я не буду твоим учителем. Но меня, тем не менее, вырезал твой мастер, — мягко сказал «гриб». — Сяо Чжэнмин, даже если ты не доверяешь мне, разве ты также не доверяешь своему наставнику?
Видя, что Янь Чжэнмин колеблется, «гриб» продолжил:
— Кроме того, жаба Сяо Юня привела тебя сюда, а значит, что Сяо Юань прямо впереди. Похоже, мы идем в одну сторону?
Янь Чжэнмин посмотрел вниз, чтобы увидеть направление, которого придерживалась жаба перед смертью, и подумал: «Поскольку мы уже здесь, смешно будет отступить сейчас. Да и что, если Хань Юань действительно впереди?»
Из абсолютного доверия к своему учителю Янь Чжэнмин с сомнением опустил меч. Он наклонился, чтобы поднять талисман, и нетерпеливо бросил:
— Ты показываешь дорогу.
Вскоре, табличка привела их в Зеркальную долину. Хотя они прекрасно понимали, что вокруг всего лишь миражи, было мучительно путешествовать под когтями и зубами монстров, делавших этот путь ужасно длинным. Чэн Цянь подумал, что после этого случая истории о духах и «душераздирающих призраках» больше не смогут его напугать.
Не удержавшись, он спросил:
— Что здесь происходит?
— Небесное Чудовище снисходит в мир. Его падение лишило Короля монстров его сил. Последователи Темного Пути не ценят верность. Как только Король монстров ослабеет, они воспользуются шансом восстать и захватить трон, — неторопливо ответил талисман.
«Какое унижение», — подумал Чэн Цянь.
Но потом, вспомнив грубость Цзыпэн чжэньжэнь и змею, молча убившую медведя, чтобы забрать его сердце, он почувствовал, что те, кто следовал по пути демонов, действительно заслуживали называться животными. Все они были неразумны и не считались с моральными принципами.
— Если это место для последователей Темного Пути, то почему вы направляетесь на Небесную платформу? Посмотреть на битву? — спросил Янь ЧжэнминНа этот раз «гриб» из талиспама принял суровый вид.
— Для Небесного Чудовища вредно видеть кровь при рождении. Если резня продолжится, боюсь, оно родится кровожадным и принесет множество несчастий горе Фуяо. Я должен остановить это до того, как случится непоправимое.
Чувствуя неясность в его словах, Янь Чжэнмин продолжил:
— Что ты имеешь в виду?
Но талисман просто пропустил его вопрос мимо ушей, как будто и вовсе ничего не слыша.
— Под мостом впереди какое-то движение. Паренек, которого вы ищете, должен быть там.
В глубине Зеркальной долины лежала земля, полная ила. Возможно, когда-то это была река. Несмотря на то, что водоем высох, мост, увенчанный скульптурой в виде головы зверя, сохранился.
Под ним было несколько пирсов и проемов. Чэн Цянь заметил парочку сморщенных уродцев. У них были заостренные подбородки, густые бакенбарды на щеках и длинный хвост. То была банда мышиных духов.
Их внимание отвлек талисман, уклоняющийся от темы. Один из духов насторожился, попытавшись прокрасться ближе, а остальные гудели в проеме моста. Тем, кого они окружали, был четвертый младший брат, Хань Юань!
Хань Юань отчаянно бился, напоминая грязную обезьяну. Две большие мыши пригвоздили его к земле, а третья размазывала ил по его телу. Рядом с ними горел костер — они собирались превратить Хань Юаня в «человечину нищего»!
Природа воистину движется по кругу! Маленький нищий украл и съел столько домашней птицы, а теперь и его поджарят в грязи. Это была его карма!
Поскольку на этот раз талисман не скрывал фигуры трех братьев, Хань Юань и мышиные духи заметили их.
Хань Юань чуть не разрыдался от облегчения и с восторгом завопил:
— Старшие братья! Помогите! Отпусти меня! Ты, мать твою, мышь! Я предупреждаю вас: мои старшие братья могут выдувать облака и туманы, управлять громом и молнией… только подождите, пока они поджарят вас, мерзкие грызуны!
Его старшие братья, по его же словам, умевшие управлять громом и молнией, лишились дара речи.
Увидев грязь на теле Хань Юаня, Янь Чжэнмин с отвращением скривился, будто у него разболелся зуб.
— Думаю, мы можем зажарить его.
Не успел он договорить, как на него тут же набросился один из духов. Став свидетелем битвы между змеей и медведем, а также восстания тысяч монстров, он едва ли мог испугаться какой-то жалкой мыши, уступавшей ему в росте. Янь Чжэнмин сунул талисман за пазуху Ли Юня и выхватил оружие.
Мышиный дух прыгнул, попытавшись оцарапать противника, и Янь Чжэнмин вскинул руку, чтобы блокировать атаку. Ноги существа скользнули по большому драгоценному камню на рукояти, но тот остался нетронутым, в отличие от когтей!
Мышь издала леденящий кровь вопль, распахнула пасть и с яростью вцепилась в меч. Янь Чжэнмин извернулся и ткнул ее локтем в нос. Существо сдавленно вскрикнуло, оказавшись отброшенным в сторону Чэн Цяня, который как раз поджидал его.
К этому моменту, Чэн Цянь уже немного продвинулся в освоении первого стиля, так что он был на позиции, сосредоточенно наблюдая за ситуацией. От удара Янь Чжэнмина в глазах большой мыши рассыпались звезды, и она споткнулась о меч Чэн Цяня так, будто сама под него попала.
Чэн Цянь инстинктивно схватился за «зуб» обеими руками и сделал первый шаг.
Мышь героически вознеслась в Нирвану. 1
1 Нирва́на, Нибба́на (nibbāna — «угасание», «прекращение», «отсутствие волнения») — понятие в индийской религиозной мысли, обозначающее высшую цель всех живых существ и играющее важнейшую роль в буддизме. Существует множество определений понятия «нирвана», но обычно оно связывается с состоянием освобождения от страданий, свойственных бытию в сансаре.
Не ожидая, что убьет ее одним ударом, Чэн Цянь на мгновение потерял концентрацию. В тот же миг еще три мышиных духа, видя, что этому делу не так-то легко положить конец, бросили Хань Юаня и накинулись на братьев поодиночке.
Они собирались вступить смертельную схватку с теми, кто испортил им обед.
Три мыши единодушно избегали Чэн Цяня, целиком и полностью измазанного в крови. Две из них набросились на Янь Чжэнмина, еще одна побежала к Ли Юню.
Ли Юнь напоминал случайного прохожего. Он обыскал всего себя, но обнаружил лишь то, что весь день провел, обуреваемый невеселыми мыслями, и совершенно забыл взять с собой хоть какое-нибудь оружие… Но, даже если бы он хоть что-то взял, это совсем необязательно принесло бы пользу.
В суматохе Ли Юнь сорвал со своего воротника разноцветное перо и использовал его против духа мыши.
Цзыпэн чжэньжэнь считалась всемогущей среди монстров, даже одно ее перо обладало устрашающей силой. Мыши заметно съежились, увидев его, и принялись кружить вокруг Ли Юня с вытаращенными глазами, словно пытаясь угадать, блефует он или действительно угрожает.
Ли Юнь испугался перемещения духов, и бедро его, так некстати, свело судорогой. Однако он понимал, что здесь и сейчас нет места для проявления робости, потому смирился с болью, что сделало его облик еще более устрашающим.
К счастью, Чэн Цянь вскоре подоспел к нему на помощь со своим «зубом».Чэн Цяню не потребовалось много усилий, чтобы прийти в себя после первого убийства. Он думал, что это должно быть шокирующее и парализующее чувство, но оказалось, что он и вовсе не ощутил ничего подобного.
Чэн Цянь оставался чрезвычайно спокойным, держа в руках окровавленный «зуб», будто он всего лишь срезал капусту. Бесстрастное лицо делало его похожим на ожившего призрака.
Чэн Цянь скоро заметил, что это мышиные духи боятся его, а не наоборот. Стоило ему приблизиться, как они начинали опасливо пятиться, хоть и скалили зубы в попытке запугать его.
Уверенность противника стремительно падала, в то время как Чэн Цяня — увеличивалась. Он осмелел, вместо того чтобы в страхе отпрянуть. Поняв, что запугивание не сработало, один из духов, убедившись в том, что враг им не по зубам — с такими лучше не связываться — поспешно поджал хвост.
Каждое существо во Вселенной обладало разумом, а совершенствование души и тела было задачей не из легких. Если мышонок, наконец, превратился в духа после множества испытаний, разве не будет он дорожить своей жизнью?
Увидев, что один из товарищей сбежал, другие мыши последовали его примеру, так до конца и не поняв, что на самом деле произошло.
Горстка мышиных духов разбежалась в разные стороны.
Ли Юнь опустился на землю. У него, наконец, выдалась минутка, чтобы передохнуть и справиться с судорогами в ногах.
Но стоило им только выдохнуть после победы над первой волной врагов, как позади Янь Чжэнмина раздался странный звук. Чэн Цянь, казалось, заметил что-то и закричал:
— Осторожно!
Янь Чжэнмин развернулся, бросившись вперед с блеснувшим мечом, повторяя первое движение второго стиля – «Цикл».
Он яростно размахнулся, со звоном встретившись с каким-то другим, не менее острым оружием. И тут раздался хриплый вой.
Янь Чжэнмин отступил, неловко сжимая рукоять меча. Обернувшись, он увидел огромную рысь, ловко приземлившуюся в нескольких шагах от него и принявшую получеловеческую форму — монстр был здоровенный и действительно походил на человека, если не считать когтей. Он странно усмехнулся, облизав губы алым языком.
Неудивительно, что мышиные духи сбежали так быстро! Пока они охотились, рысь притаилась позади!
В глазах зверя молодой господин Янь был всего лишь хорошеньким куском свежего мяса. Монстр взрыл землю задними лапами и, в следующий момент, молнией бросился на Янь Чжэнмина. Острые когти оказались неуязвимыми. Даже шерсть не пострадала, встретившись с мечом.
Рысь лишь слегка надавила на лезвие, и меч тут же оказался отброшен в сторону.
Янь Чжэнмин споткнулся обо что-то и опасно покачнулся, его ошибка привела монстра в полный восторг. Он снова принял звериную форму и прижал когтистую лапу к груди мальчишки, широко раскрыв пасть.
Ли Юнь и Чэн Цянь были слишком далеко, а схватка между Янь Чжэнмином и рысью произошла так внезапно, что у них не было ни единого шанса прийти на помощь вовремя — это оказалось просто невозможно.
Ли Юнь быстро сунул руку за пазуху и нераздумывая швырнул что-то в духа, даже не разглядев, что именно он достал.
Чэн Цянь краем глаза уловил его движение и закричал:
— Второй старший брат, не…!
Но было уже поздно. Фарфоровая бутылочка попала монстру точно в голову. Вся жидкость выплеснулась на его тело, превратив большую кошку, с блестящей черной шерстью, в бородавчатую жабу.
На секунду даже рысь остолбенела.
Удивленная и разгневанная одновременно, она хотела зарычать, но получилось лишь лениво квакнуть. Новоиспеченная жаба не удержалась и высунула тонкий язычок, тут же испугавшись его вида, и напрочь забыла, как засовывать его обратно.
Язык повис перед жабой и скользнул по открытой шее молодого господина Янь. Несмотря на то, что Янь Чжэнмин только что чудом избежал смерти, он едва не сошел с ума и издал нечеловеческий рев:
— Ли Юнь, как же ты меня бесишь!
Он тотчас пнул огромную жабу так, будто внезапно обрел бесконечную силу, и с неистовством разъяренной сварливой женщины пронзил дух рыси мечом.
Очевидно, в форме жабы у нее не осталось стальных когтей. Прежде, чем дух научился прыгать на перепончатых лапках, оружие озлобленного Янь Чжэнмина уже пригвоздило его к земле. После истерических метаний рысь вернулась к своему первоначальному облику и умерла, оставшись неподвижно лежать с широко открытыми глазами.
Однако нападавший, Янь Чжэнмин, сам выглядел так, будто бы хотел умереть. Он не мог прекратить думать об этом снова и снова и в итоге приставил лезвие меча к шее, намереваясь совершить самоубийство.
Чэн Цянь и Ли Юнь помогли Хань Юаню подняться и стряхнули засохшую грязь с его тела, обнажив зловонную перепачканную кожу. Чэн Цянь осмотрел его с головы до ног и обернулся, смущенно сообщив о своей находке первому старшему брату.
— Первый старший брат, ты интересовался, мылся ли младший брат и менял ли он одежду с того дня, как играл с жабой? — спросил Чэн Цянь. — Теперь я знаю. Он не мылся.
Янь Чжэнмин промолчал. С лицом, полностью лишенным эмоций, он убрал меч от шеи, и подумался о том, что это Хань Юаню следовало бы убить себя.
Хань Юань радостно зарыдал:
— Старшие братья… Сяо Цянь…
Он попробовал обнять их, но, к сожалению, никто из его старших братьев не желал в своих чистых одеждах приближаться к маленькому нищему, покрытому вонючей грязью. Все они просто разошлись.
Янь Чжэнмин изо всех сил пытался забыть о своей запятнанной шее и пробормотал, указав на Хань Юаня:
— Если ты не хочешь вернуться и тут же быть изгнанным, переписывай священные писания всю свою жизнь!
Хань Юань не осмелился ответить ему, он поискал взглядом поддержки и, наконец, остановился на Чэн Цяне.
Однако Чэн Цянь не ответил на его взгляд. Он вытер кровь с лица единственным оставшимся рукавом. Мучаясь от голода и жажды, он слишком устал, чтобы притворяться, и то, что он в итоге сказал, было не совсем в его стиле:
— Младший брат, прежде чем приступать к самосовершенствованию, тебе стоило бы усовершенствовать свои мозги.
Хань Юань в изумлении уставился на своего «кроткого, доброго, вежливого, сдержанного и великодушного» старшего брата. Всего за один день Хань Юань получил серьезные физическую и психологическую травмы. В конечном счете ему помог Ли Юнь. Встряхнув талисман, он предложил:
— Старший брат, думаю, сначала мы должны отправиться на Небесную платформу.
Янь Чжэнмин хмыкнул и взял инициативу в свои руки. После некоторых раздумий Ли Юнь снял верхнюю одежду и отдал ее Хань Юаню, чтобы ученики клана Фуяо в Долине Демонов не выглядели, как эксгибиционисты.
Небесная платформа находилась недалеко от Зеркальной долины. Довольно скоро ветер разнес по округе сильный запах крови. От талисмана в руке Ли Юня потянулось облако черного тумана, очерчивая аморфную человекоподобную фигуру, оказавшуюся для Чэн Цяня самой настоящей взрывной волной из прошлого.
Ему снился этот человек!
До смерти перепуганный Хань Юань завизжал:
— Ох, черт! Что это еще такое?
Ответа не последовало. Таинственная тень торжественно поднялась в воздух. Несмотря на скрытое туманом лицо, Чэн Цянь чувствовал благоговейное спокойствие, словно был готов пожертвовать собой.
Он не мог не спросить:
— Старший, вы… вы Господин Бэймин?
— Бэймин? — тихо ответила тень, усмехнувшись. — Кто достоин называться Бэймином? Это просто высокомерный титул, придуманный горсткой недалеких людей.
Чэн Цянь обдумал эти слова и понял их скрытый смысл — это было подтверждение.
Но разве «Господин Бэймин» не легендарный высший демон? Как он оказался заперт в талисмане?
Он сам там поселился или вмешался в заклинание учителя?
Могло ли быть такое, что талисман призывал не воду и не молнии, а высшего демона?
Существовали ли… такие талисманы в мире?
Посреди всего происходящего Чэн Цянь почувствовал себя совершенно беспомощным. Он только что понял, что его знания о мире заклинателей были настолько малы, что он даже не мог самостоятельно догадаться о столь невероятных вещах.
Благодаря сопровождению Господина Бэймина, монстры либо совсем не замечали юношей, либо разбегались от одного их вида. Возможно, захватывающая сцена сражения с духами и рысью для всемогущего существа выглядела как «драка между детьми и мышами», поэтому он и не собирался помогать.
Может быть даже, «ужасный» враг, от которого у Ли Юня свело ногу, в глазах Господина Бэймина ничем не отличался от настоящей мыши.
Небесная Платформа была жертвенным алтарем, расположенным на дне Долины Демонов и неуместно поднимающимся вверх.
Она выглядела голой и пустой, так как монстры не могли подойти слишком близко, в то время как окружающие ее территории напоминали преисподнюю.
Поскольку юноши уже видели эту сцену в Зеркальной долине, морально они были к ней готовы, один лишь Хань Юань оказался ошеломлен.
Только сейчас Хань Юань понял, в какое опасное место вторгся и на какой риск пошли его старшие братья ради его спасения. Единственная причина, по которой он все еще оставался жив, заключалась в том, что монстры были заняты борьбой друг с другом, а не заботой о нем.
Внезапно талисман в руке Ли Юня треснул. Свет блеснул между строк заклятья, а после снова настала тишина. Но вскоре Господин Бэймин неожиданно освободился от оков сандаловой дощечки, и черный туман, окутывающий его, рассеялся, открыв взору долговязого человека, облаченного в черную мантию, трепещущую на ветру подобно крыльям ворона. Его бледные руки свисали вдоль тела, а на пальце смутно виднелось старинное кольцо.
Только его лицо все еще было скрыто завесой, обнажавшей лишь такой же бледный подбородок.
Чэн Цянь вдруг ощутил непреодолимое чувство родства, но прежде, чем он смог получше рассмотреть Господина Бэймина, тело того вспыхнуло ярким светом, тут же вновь превратившись в облако черного дыма, со свистом взметнувшееся к платформе. Облако скрылось из виду, оставив за стобой нежное: «Возвращайся как можно скорее».
Внутри у Чэн Цяня вдруг всколыхнулось странное чувство — он не вернется.
— Я знаю! — воскликнул Ли Юнь, мастер по части всех странных трюков. — Я знаю! Золотое сияние на его теле — это невидимые заклинания!
Янь Чжэнмин выглядел очарованным этой сценой. Он прошептал:
— Струящаяся вода, клубящийся дым и пролетающее мимо облако могут создавать невидимые заклинания. Но… могут ли они быть вырезаны на человеческом теле?
— Это точно не человек, — решительно сказал Ли Юнь. — Это душа. Я читал в одном рассказе, что некогда существовало всемогущее темное существо — великий мастер талисманов. Говорили, он мог вырезать невидимые заклинания на трех облачных и семи телесных душах человека 1. Он оставил их на многих человеческих душах, чтобы они никогда не смогли избавиться от его контроля, даже после смерти. Держу пари, Господин Бэймин имеет столько возможностей…
1魂 — хунь (буквально: «облачная душа») и 魄 — по (буквально: «белая душа») — два типа душ в китайской философии и традиционной религии. В рамках этой древней традиции дуализма душ у каждого живого человека есть как хунь — духовная, эфирная, янская душа, которая покидает тело после смерти, так и по — телесная, реальная, иньская душа, которая остается с трупом умершего.
— Ли Юнь! — Янь Чжэнмин, наконец, отмер и немедленно закричал, как только заметил, что Хань Юань и Чэн Цянь слушают о Темном Пути, затаив дыхание. — Заткнись! Пойдемте дальше.
Небесная платформа тоже была окутана черным туманом, отделяющим бойню от всего остального. Стоя на вершине холма, юноши совершенно не обращали внимания на запах крови и боевые кличи, доносившиеся снизу.
Внезапно появившийся из ниоткуда сгусток пламени осветил край окутанной туманом Небесной платформы, после чего с невероятной скоростью разлетелся в разные стороны.
Янь Чжэнмин почувствовал, как тревога кольнула его в сердце, и закричал:
— Закройте глаза!
Братья подсознательно последовали его приказу, но яркий свет, казалось, прожигал их веки насквозь, будто бы весь мир оказался втянут в море огня.
Свечение не угасало целую вечность. Только туман, окружающий Небесную платформу, казался неразрушимым и ничуть не рассеялся.
Чэн Цянь первым неуверенно приоткрыл глаза. Все еще ослепленный, он смог что-то разглядеть лишь после того, как пару раз моргнул.
Он увидел яйцо… медленно катящееся к ним.
Одна рука
С тех пор, как Хань Юань последний раз ел или пил, прошли уже целые день и ночь. Можно себе представить, как он проголодался. Увидев, что яйцо достигало почти двух чи в высоту, он сглотнул и нетерпеливо спросил:
— Ч-что это?
— Не знаю, — Янь Чжэнмин сделал полшага назад, бросив предупреждающий взгляд на Хань Юаня. — Не трогай его! Вещи в Долине Демонов нельзя трогать опрометчиво. Вытри слюни. Давай, пошли. Учитель, должно быть, беспокоится.
Темнело, а опасности в Долине Демонов таились повсюду. Без Господина Бэймина, сопровождающего их на обратном пути, дорога грозила стать более рискованной.
Никто не осмелился задержаться, и юноши отправились в путь. Даже самый шумный Хань Юань притих.
Люди целого мира больше всего ценили братскую преданность. Хань Юань навсегда запомнил свой долг перед старшими братьями.
Даже видя, что они уходят, яйцо не сдавалось. Оно обходило все препятствия на пути и настойчиво гналось за ними.
Ли Юнь с подозрением оглянулся и удивленно вскрикнул:
— Чье это яйцо? Почему оно преследует нас?!
Чэн Цянь, тащивший «зуб» медвежьего духа, холодно сказал:
— Может быть, оно хочет быть сваренным.
Яйцо, казалось, понимало человеческий язык или, возможно, просто почувствовало злобу, изходящую от слов Чэн Цяня, задрожав и на мгновение замерев. Наконец, оно медленно повернулось, с осторожностью избегая Чэн Цяня, перекатилось к ногам Янь Чжэнмина и остановилось.
Янь Чжэнмин слегка притормозил, а затем бессердечно обошел его. Но сделав всего несколько шагов, он не смог не оглянуться. Каким-то образом он уловил жалостливую, полную разочарования ауру, исходящую от голой яичной скорлупы.
Поэтому молодой господин Янь остановился еще раз. Поколебавшись несколько секунд, он указал на Хань Юаня и произнес:
— Ты… Хм… Подними его.
— А? Разве ты не говорил мне не трогать его? — Хань Юань удивленно поднял брови.
Ли Юнь тоже ничего не понял, спросив:
— Первый старший брат, почему?
Как ответить на этот вопрос?
Янь Чжэнмин нахмурился. Он ведь не мог сказать им, что ему попросту стало жалко это яйцо, правда?
Но вдруг его осенило, и он наскоро придумал оправдание.
— Разве Цзыпэн чжэньжэнь не просила нас вернуть ей какую-то штуку с Небесной платформы? Говорят, что последователи Темного Пути не могут войти в это место, потому я думаю, она и сама не знает, что именно там лежит. Мы можем воспользоваться этим, чтобы обмануть ее.
Преодолев такой долгий путь, Ли Юнь и Чэн Цянь были физически и морально истощены, так что они совершенно забыли о сделке с Цзыпэн чжэньжэнь. После того, как Янь Чжэнмин соизволил напомнить им об этом, они оба согласились с его предложением.
Но в то же время они почувствовали, что на этот раз их легкомысленный первый старший брат был ненормально дотошен.
Как ни странно, обратный путь оказался куда безопаснее, чем когда они только вошли. Даже без сопровождения Господина Бэймина. Все это время они оставались настороже, но встретили лишь горстку низкоуровневых монстров, быстро пронесшихся мимо. После множества ложных опасностей, братья, наконец, вернулись в обиталище Цзыпэн чжэньжэнь.
Гигантская птица все еще лежала ничком, но облако, висевшее над ее головой, исчезло. Юноши не знали, спит она или уже мертва.
Янь Чжэнмин повернулся, приказав младшим братьям замолчать, и осторожно вышел вперед, намереваясь разведать обстановку. Он эгоистично надеялся, что Цзыпэн чжэньжэнь действительно умерла и не доставит им неприятностей… Но, с другой стороны, он знал, что это почти невозможно.
Внезапно он услышал треск позади себя. Звук заставил всех вздрогнуть. Их взгляды блуждали вокруг, пока, наконец, не упали на Хань Юаня… с яйцом в руках. Юноши увидели трещины, расчертившие яичную скорлупу сверху донизу.
Наконец, от центра трещины откололся кусочек. Хань Юань вытаращил глаза, из пролома торчал вовсе не клюв, это была рука.
Рука ребенка.
Хань Юань поспешно положил яйцо на землю, и все четверо разинули рты при виде малыша, выползающего из осколков скорлупы.
Малыш напоминал пухлую фрикадельку и на первый взгляд ничем не отличался от обычного человеческого младенца, за исключением того, что уже имел вид годовалого ребенка с двумя незаметными родинками на спине.
Хань Юань протянул грязную руку и ткнул пальцем в рожденное яйцом дитя. Затем он перевел взгляд на ту часть тела, на которую не должен был смотреть, и принял несвоевременное решение.
— Это… это девочка.
От толчка Хань Юаня малышка упала лицом вниз. Она попыталась пошевелить конечностями, но обнаружила, что уже не так подвижна, как в яйце. Вероято, немало от этого расстроившись, она издала громкий крик.
И все вокруг задрожало.
Хань Юань, стоявший к ней ближе всех, плюхнулся на землю и завопил:
— Что это, черт возьми, такое?
— Небесное Чудовище, — ответил ему слабый голос.
Цзыпэн чжэньжэнь проснулась, пока никто не обращал на нее внимание. Она висела над головой гигантской птицы, расплывчатая, как туман; в призрачном состоянии ее очертания были едва различимы.
Казалось, у нее не было сил думать о других, и она со смешанными чувствами созерцала маленькую девочку на земле. Наконец, она вздохнула и мягко сказала:
— Это результат союза между Королевой монстров и смертным, который следовало бы казнить сразу после его рождения. Обливаясь человеческой кровью, Королева прорубила себе путь на Небесную платформу, несмотря на боль от удара молнии. Она умерла, оставив там ребенка. Поскольку он рожден получеловеком, ограничение Небесной платформы не распространялось на него. Сто лет это яйцо не двигалось, и все думали, что оно мертворожденное. Никому и в голову не могло прийти, что однажды на нее обрушится чудовищное бедствие…
Хань Юань был сбит с толку ее рассказом, но точно уловил суть и воскликнул:
— Что? Короля монстров обманули?
— Ты… заткнись! — тихо прошипел Янь Чжэнмин.
Чэн Цянь же слушал и понимал, что за «вещь» они случайно прихватили с собой.
Это объясняло, почему Король монстров не мог избавиться от этого ребенка, даже когда спустился и потерял свои силы. Потому что те, кто шел по Темному Пути, не могли подняться на Небесную платформу.
Но… кто тогда забрал ее оттуда?
Господин Бэймин?
— Приведи ее сюда, дай мне взглянуть, — приказала Цзыпэн.
Янь Чжэнмин немедленно встревожился.
— Что ты хочешь с ней сделать?
Но стоило ему это сказать, как он, казалось, понял, что его тон прозвучал слишком грубо и поспешил добавить:
— Цзыпэн, эта маленькая девочка только что родилась.
Когда ребенок заплакал, Янь Чжэнмин с отвращением поспешил отойти прочь. Но одно дело — не любить ее, и совсем другое — отдать ее Цзыпэн. Как она сказала, этот ребенок был живой зеленой шляпой на голове Короля монстров 1. Цзыпэн чжэньжэнь была его слугой, так что, кто знает, что она могла сделать?
1 戴绿帽子 (dài lǜmàozi) "надеть зеленую шапку" означает "наставить рога". Относится к мужчине, которому изменяет жена.
Какой бы ни была внутренняя сущность этой малышки — она родилась всего несколько мгновений назад и еще не сделала ничего хорошего или плохого.
Так как же другие могут свободно принимать решения о ее жизни и смерти, когда еще не о чем судить?
Цзыпэн чжэньжэнь не ожидала, что ее ослушаются. Ее образ становился все более и более отчетливым. Она повернулась и яростно заявила Янь Чжэнмину:
— Как ты смеешь!..
Но ее прервала девочка, испуганная вспышкой гнева. Ребенок на секунду задохнулся, а после, сделав новый глубокий вдох, закричал во всю силу своих легких:
— А-а-а!
Ее рыдания были необычайно мощными. Землетрясение, более сильное, чем предыдущее, снова обрушилось на пещеру. Сверху посыпались камни, создавая ощущение, что жилище Цзыпэн чжэньжэнь вот-вот рухнет!
— Бежим! — рявкнул Янь Чжэнмин.
— А что делать с ней? — Хань Юань в замешательстве посмотрел на плачущую девочку.
Ли Юнь отпрыгнул, чтобы увернуться от падающего камня, который едва не задел его ногу, и бросил в панике:
— Неси, неси ее! У нее даже зубов нет, тебя не укусят!
Хань Юань схватил девочку, держа ее крайне странным образом. Вероятно, из-за того, что лежать в его руках было не так удобно, как на земле, плач ребенка стал еще громче.
В хаосе летящего песка и падающих валунов Хань Юань споткнулся о подол своего верхнего ханьфу. Оно принадлежало Ли Юню, который был старше и выше его, поэтому нижний край одежд волочился по земле.
К счастью, Чэн Цянь обладал острым зрением и быстрыми руками. Он схватил ребенка за ногу, прежде чем Хань Юань раздавил бы его, и поднял вверх ногами, будто редиску.
Небесное Чудовище действительно было прирожденным проклятием. Бедняжка чуть не погибла, едва родившись.
— Никто не уйдет! — прогремел яростный голос Цзыпэн чжэньжэнь.
Пока она говорила, ее образ рассеялся, и гигантская птица, казавшаяся парализованной, встала. Она подняла ногу, чтобы растоптать их.
Чэн Цянь хотел было защититься с помощью своего «зуба», но тот оказался настолько тяжелым, что юноша никак не мог использовать такое громоздкое оружие одной рукой, неся в другой маленькую девочку.
Чэн Цянь начал жалеть, что оставил свой деревянный меч. У него даже не было времени, чтобы приспособиться к неловкому хвату, которым он поймал ребенка за ногу, прежде чем ему пришлось отступить.
Гигантская птичья лапа оказалась такой огромной, что полностью заполнила поле зрения Чэн Цяня. Он никак не мог увернуться, а у Ли Юня уже закончилась волшебная вода.
Чэн Цянь даже почувствовал, как коготь опустился ему на макушку. Он вжал голову в плечи и решил, что его жизнь уже закончилась.
Тем не менее, ожидаемая агония не наступила. Чэн Цянь поднял взгляд и увидел, что огромный коготь Цзыпэн чжэньжэнь удерживает деревянный меч.
Меч был меньше двух цуней в ширину — именно таким, какой они обычно использовали для практики. Рука, державшая его, выглядела очень костлявой, а вокруг запястья вздувались вены.
— Учитель!
Чэн Цянь никогда не чувствовал в тощем теле Мучунь чжэньжэня столько силы.
Мучунь посмотрел на него и улыбнулся. Его глаза блуждали по растрепанным, но все еще живым и брыкающимся ученикам, когда он пробормотал своим знакомым голосом:
— Идите вперед. Я скоро вернусь.
С этими словами он развернул руку и ловко оттолкнул коготь Цзыпэн чжэньжэнь в другую сторону, заставив его с грохотом удариться о стену. Удар сотряс пещеру еще сильнее.
Чэн Цянь колебался. Он не хотел идти, но Ли Юнь толкнул его и сказал:
— Ты не веришь, что мастер победит эту старую курицу? Давай, пошли.
На этот раз даже первый старший брат не стал ему возражать. Четыре с половиной человека выбежали из жилища Цзыпэн чжэньжэнь, направляясь обратно по каменным ступеням, они стремились уйти тем же путем, которым пришли. Когда они выбрались из пруда, уже наступила ночь и луна поднялась на небо.
Чэн Цянь ослабил руку, которой прикрывал рот и нос ребенка, пока они был в воде. Он отвел ее в сторону и вздохнул с облегчением, положив конец обоюдной пытке для него и пищащего Небесного Чудовища.
Никто из четверых братьев и словом не обмолвился о возвращении. В этот момент даже Хань Юань забыл о своей грязной одежде, а голодный ребенок — о своем голоде. Они сидели кучкой у пруда, ожидая возвращения учителя.
Позаботьтесь о маленькой Луже
С наступлением вечера настроение на берегу становилось все более мрачным. Чэн Цянь плотнее запахнул одежду. Он взглянул на дрожащего от холода Хань Юаня, на котором было одно лишь верхнее ханьфу, и почувствовал, что тот это заслужил.
Но стоило мысли прийти в голову Чэн Цяню, как Янь Чжэнмин уже вслух разделил его чувства.
Янь Чжэнмин скрестил руки на груди, глядя на Хань Юаня с суровым выражением лица. Он отбросил свой роскошный меч и собирался выкинуть его в пруд, как только их учитель вернется в целости и сохранности — этот меч не только проткнул жабу, но и убивал мышей.
Янь Чжэнмин холодно сказал:
— Не прошло и месяца с твоего посвящения, как ты осмелился нарушить правила и пойти в долину. Кажется, в будущем ты собираешься превратить гору Фуяо в пыль? С таким же успехом эти мыши могли бы поджарить и съесть тебя!
Услышав упрек, избитый до синяков Хань Юань, слегка изменился в лице, нахмурившись. Однако, хорошенько поразмыслив, он тут же перестал злиться, вспомнив, на какой риск пошли его старшие братья, чтобы спасти его. Он вяло опустил голову, готовясь к предстоящему обвинению.
Когда первый старший брат уже собирался отчитать Хань Юаня с головы до ног, неожиданно вмешался Ли Юнь. Он тихо сказал:
— Первый старший брат, это моя вина. Это я заставил младшего брата вторгнуться на другую сторону горы. Я не знал, что она связана с Долиной Демонов.
Его слова ошеломили всех.
Пусть Хань Юань и выглядел глупцом, который всегда врал, выкручивался и торговался, на самом деле, он вовсе не был безрассудным. Он возненавидел Ли Юня после того, как его поймали и почти съели мышиные духи, но эта ненависть исчезла, как только он увидел, что Ли Юнь, будучи безоружным, пришел ему на помощь.
Теперь, когда Ли Юнь откровенно признал свою ошибку, последняя капля обиды в сердце Хань Юаня исчезла, подобно дуновению ветра.
Маленький нищий застенчиво склонил голову.
— Вовсе нет. Никто не заставлял меня идти туда. Кроме того, меня спасли старшие братья.
— Нет… вообще-то, нет, — Ли Юнь, казалось, был взбудоражен. Слова, некогда тяжелые для него, теперь лились, как вода, прорвавшая плотину. — Я был ужасно напуган, когда увидел, что находится в долине, и если бы не первый старший брат и не третий младший брат, я бы уже давно попытался отступить…
Услышав это, Чэн Цянь, вдруг, почему-то нашел Ли Юня симпатичным. Хотя все они были уставшие и измученные, никогда прежде они не чувствовали себя так спокойно и не разделяли такую гармоничную атмосферу. Чэн Цянь улыбнулся.
— А кто бы этого не сделал? Я тоже испугался.
— Я вообще не заметил, чтобы ты волновался, — хмыкнул Янь Чжэнмин. — Особенно когда ты взобрался на тело медведя и дотронулся до него восемнадцать раз 1.
1«Восемнадцать штрихов»: традиционная китайская народная песня. Она кокетлива, похабна и эротична по своей природе, считается вульгарной и безвкусной, и была запрещена много раз.
Чэн Цянь был озадачен; он не совсем расслышал последнюю фразу, потому объяснил путано:
— Я не касался его так много раз 2. Я просто хотел взять его «зуб» для самозащиты. Второй старший брат был храбрее: у него даже не было оружия при себе.
2 В китайском языке число не обязательно означает число, которое оно представляет, оно также может означать «много». Это всегда случается, когда числа кратны 3, как 3, 6, 9; но это также может привести к непониманию. Поэтому, когда Янь Чжэнмин сказал «восемнадцать», чтобы обозначить, что Чэн Цянь искал вокруг тела медведя, Чэн Цянь просто понял это буквально. Вот как произошел этот разговор.
Услышав, что младший брат ответил не на тот вопрос, Янь Чжэнмин внезапно понял, что, по-видимому, сказал нечто неподобающее. Он отказался от своего пошлого развлечения, но на щеках его тут же появился легкий румянец.
Ли Юнь на мгновение замер, затем быстро опустил голову, так, словно пытался что-то скрыть. Очевидно, он не был настолько же благородно утонченным.
Хань Юань был гораздо более искренним по сравнению со своими «ханжескими» 3 старшими братьями. Он чуть не лопнул со смеху, заставив маленькое Небесное Чудовище забормотать во сне.
3 Ха́нжество — показная (демонстративная) форма благочестия и набожности при тайной или явной неверности исповедуемым идеям. Разновидность морального формализма и лицемерия.
Только «невинный» маленький Чэн Цянь сидел с озадаченным видом.
Янь Чжэнмин был пристыжен и разгневан. Он поднял камень, чтобы бросить в Хань Юаня, но тот прикрыл голову и увернулся, после чего отвлек Янь Чжэнмина, указав на Небесное Чудовище.
— Я хочу сказать кое-что серьезное! Старший брат, пощади! Вот эта девочка-монстр, мы собираемся ее удочерить?
— Это зависит от учителя. В любом случае, монстры в Долине Демонов не примут ее, — сказал Ли Юнь.
Его слова заставили всех замолчать.
Она никому не нужна.
Эта фраза тронула сердце Чэн Цяня. Он взглянул на Небесное Чудовище, вновь крепко заснувшее после невнятного бормотания, и невольно почувствовал сострадание из-за связывающей их беды.
Янь Чжэнмин сказал:
— Скорее всего, она останется с нами. Мастер любит тащить все с собой. Тем не менее, я думаю, нам лучше придумать для нее имя прежде, чем мастер вернется. Иначе…
Он многозначительно покосился на Хань Юаня, чьи веки дрогнули при мысли о его несчастливом имени.
Янь Чжэнмин усмехнулся:
— Если учитель назовет ее Хань Шоучши , боюсь, она захочет умереть, когда вырастет.
4 Шоучжи 手指 (shǒuzhǐ) сосать пальцы
Они начали обсуждать все самые элегантные и распространенные девичьи имена.
В конце концов, Янь Чжэнмин принял окончательное решение.
— Поскольку мы вытащили ее из пруда, я думаю, что «Тань» 5 звучит неплохо. И в сочетании с фамилией мастера, полное имя будет Хань Тань.
5 Тань — пруд, водоем.
Хань Юань добавил:
— Неплохо, и у нас есть домашнее имя для нее, «Лужа».
Янь Чжэнмин:
— …
На этот раз он даже не стал бить Хань Юаня, поскольку это только умалит его собственное изящество.
Прошло немало времени, из-за сонливости и усталости Чэн Цянь невольно задремал на вершине скалы, слушая непринужденную болтовню своих братьев. Когда начала собираться роса и должен был наступить рассвет, его разбудили.
Чэн Цянь вздрогнул. Протирая глаза, он увидел Мучунь чжэньжэня, мрачно смотревшего на них с меланхолиным выражением лица. От благородства, которое он продемонстрировал во время боя с Цзыпэн, сейчас не осталось и следа.
Мучунь смутился. Как его ученики вошли в долину вчетвером, а через день вышли впятером?
Пробежав глазами по своему первому ученику, зевающему второму ученику, тупо смотрящему на него третьему ученику и, наконец, четвертому ученику, глядящему вниз, чтобы избежать зрительного контакта, он вздохнул:
— Знаете, почему я похож на отца Цзыпэн чжэньжэнь, когда на самом деле я на триста лет моложе нее?
Прежде чем они ответили, Мучунь продолжил, глядя прямо на Хань Юаня:
— Потому что у нее не было учеников.
Челюсть Хань Юаня почти упала на землю.
— Учитель, что ты сказал этой старой курице? — Янь Чжэнмин прервал его, будто и вовсе не почувствовал намека на критику в словах учителя. — Она тебя поцарапала?
Мучунь чжэньжэнь закатил глаза к небу.
— Я, естественно, вразумил ее. Чжэнмин, заклинатели должны быть осторожны, должны обращать внимание на свои слова и дела и пытаться завоевать людей через добродетель. Почему ты всегда оскорбляешь старших?
— Она чуть не поцарапала меня! Когда-нибудь я вырву все ее перья и сделаю из них метелку, чтобы очистить Традиционный зал! — рассерженно заявил юноша.
Мужчина промолчал, давая ученику высказаться.
Закончив говорить, Янь Чжэнмин почувствовал себя намного комфортнее, и только тогда подумал о деле.
— Кстати, учитель, — небрежно сказал он Мучуню, — мы подобрали для тебя еще одного ученика!
Мучунь чжэньжэнь посмотрел на круглолицее Небесное Чудовище, затем на бескрайнее небо и беспомощно вздохнул:
— Мои маленькие ученики, позвольте вашему мастеру прожить еще хотя бы несколько лет!
Учитель беспомощно принял нового ученика, и Хань Тань стала их младшей сестрой.
В бесчисленных народных сказках «младшая сестра» клана была кем-то, кто будоражил воображение людей. Они были несравненными красавицами с белоснежной кожей или маленькими куклами, чья улыбка была подобна цветам… Но, по-видимому, никто не хотел бы слышать рассказы об этих феях на стадии пеленок.
Вначале Мучунь чжэньжэнь планировал, что служанки Янь Чжэнмина будут по очереди присматривать за ней. Но все вышло не так, как он надеялся. Небесное Чудовище кричало так сильно, что разрушило три комнаты менее чем за полтора дня.
Ее крик смог разрушить жилище Цзыпэн чжэньжэнь, что уж говорить о домах, построенных из кирпича и черепицы.
Мучунь чжэньжэню ничего не оставалось, кроме как перенести маленькую Лужицу в пещеру на склоне горы, которая, как говорили, была убежищем предков и могла выдержать гром с самых высоких небес.
Но таким решение были недовольны уже красавицы-служанки Янь Чжэнмина.
Самая большая работа, которую они когда-либо делали в Стране нежности, — обычное расчесывание, сжигание благовоний и подрезание цветов. Как они могли выдержать мучения от такого маленького бесенка? Кроме того, старый господин, должно быть, был отшельником, так как в пещере не нашлось ничего, кроме камней. Кровать была большим твердым камнем, а стул маленьким твердым камнем… действительно ли это место было пригодно для людей?
Заплаканные служанки побежали к главе клана и объявили, что скорее умрут, чем пойдут туда.
В приступе ярости Мучунь чжэньжэнь приказал своим ученикам по очереди присматривать за могущественной младшей сестрой. В конце концов, кто был теми, кто вызвал эту ошибку и пробудил ее?
Ученики приняли наказание, по очереди принося несчастья… нет, заботясь о маленькой Лужице.
Хань Юань, который, само собой разумеется, был безрассудным нищим, завернул ее в пеленки и превратил одаренную младшую сестру в пыльную почти-нищенку всего за один день.
Когда учитель пришел к ней вечером, он был потрясен увиденной сценой — голодный ребенок, собравшийся проглотить большого жирного червя, и ее прожорливый четвертый старший брат, съевший большую часть ее каши.
Даже Чэн Цянь, выглядящий более надежным, оказался полной противоположностью. Когда подошла его очередь, он просто взял домашнюю работу с собой в пещеру, а когда закончил, нашел еще несколько заметок, оставленных предшественником. Хотя он и не мог понять большинство из них, он, тем не менее, изучал их всю ночь. Если Чэн Цянь был поглощен чем-то, даже гром не мог отвлечь его. Итак, он совершенно забыл о существовании своей младшей сестренки. К тому времени, как он осознал это, малышка уже заснула с пятнами от слез и засохшей каши на лице.
Худшим был Янь Чжэнмин. Он пришел в пещеру с дюжиной младших адептов, будто собирался отомстить, и приказывал им, сам не сделав и полшага в пещеру. Каждый раз, когда несчастный ребенок заканчивал испражняться или мочиться, ее первый старший брат бросал на нее взгляд, полный отвращения, и держался на расстоянии, по крайней мере, в восемь чжан, приказывая младшим адептам продолжать мыть ее по нескольку раз и надушить так сильно, что пролетавшая мимо пчела падала в обморок от чрезмерного запаха.
Самым возмутительным был Ли Юнь. Ли Юнь считал свою младшую сестру жалкой, потому что с ее короткими ножками она пока что не могла устойчиво ходить. Поэтому он капнул несколько капель Жабьей Жидкости на ее тело, завязал веревку вокруг ее шеи, и в таком виде взял свою младшую сестру на прогулку вокруг горы…
После всего этого Мучунь чжэньжэнь больше не осмеливался передавать Лужу кому-либо из своих учеников. В конце концов, она тоже была живой.
Так он добился, чтобы кто-нибудь сплел ему корзину для переноски Небесного Чудовища на спине, и принялся мучить ее каждый день своими странными писаниями.
Клан уже не станет лучше
Обычно те, кто рос вместе, естественным образом становились ближе друг к другу, и в итоге между ними завязывалась крепкая дружба. Однако, это не относилось к детям на горе Фуяо. Один был слишком избалован, второй всегда хулиганил, еще один держался слишком отстраненно, а последний одевался необычайно неряшливо. Но после путешествия в Долину Демонов отчуждение между четырьмя братьями постепенно исчезло, и они начали показывать себя настоящих.
Мучунь чжэньжэнь первое время был очень благодарен им за это. Но вскоре он понял, что им стоило бы оставаться прежними.
Озорной ребенок — все еще просто ребенок, двое таких вместе напоминают тысячу уток, трое — способны перевернуть море, а уж четверо…
Мир покинул гору Фуяо.
В один день еще больше зарвавшемуся молодому господину Янь пришла в голову мысль поставить курильницы для благовоний на стол каждого младшего брата. Так Традиционный зал сутками испускал дым, будто большая кастрюля, а виновник спокойно спал в бескрайней белизне, как радостная клецка, плывущая по супу.
Ли Юнь не мог вынести вида его уютного времяпрепровождения. С очередным приливом вдохновения он достал формулу «Благовоний сладкого сна».
«Благовония сладкого сна», вне всяких сомнений, были отнюдь не так добродушны, как казалось по их названию. Говорили, что они способны создавать в сознании людей эротические фантазии, от которых те буквально сгорали.
Зная это, Хань Юань вызвался все подготовить.
Как всем было известно, Хань Юань всегда делал все шиворот-навыворот. Что вообще можно было ожидать от человека, который даже читать не умел?
Но хуже всего было то, что маленький нищий также питал страсть ко всему новому. Он смело добавил в формулу свои собственные идеи — примешал две дополнительные специи, случайно прибавившие «Благовониям сладкого сна» наркотический эффект. Хань Юань с надеждой сунул их в курильницу, пока его первый старший брат спал.
В тот день все существа вблизи Традиционного зала сошли с ума.
Две бабочки порхали над головой учителя, хлопая крыльями, отчего казалось, что учитель носит ярчайшую шпильку.
Новый любимый питомец Ли Юня — пузатый зеленый кузнечик — пьяно выполз из клетки. В каком-то странно-замедленном темпе он плюхнулся в чернильницу Чэн Цяня. Рука Чэн Цяня, державшая занесенную над чернилами кисть для письма, замерла в воздухе. Темные пятна на его рукаве напоминали веточку темных сливовых цветов.
Учитель никогда еще не был настолько привлекателен для бабочек, что даже не мог продолжать читать священные писания. Он толкнул Лужу, забравшуюся ему на голову, чтобы поохотиться, обратно в корзину на спине. Смущенный и раздраженный, он протяжным голосом упрекнул Хань Юаня, будто лаодань, поющая в опере, и приказал ему убрать благовония.
Хань Юань нахально усмехнулся. Он достал из-под стола курильницу и уже собирался выплеснуть на нее чашку чая. Только Ли Юнь хихикнул новому взгляду своего учителя, как Чэн Цянь двумя кистями для каллиграфии подобрал кузнечика и бросил его в внутрь, ухмыльнувшись:
— Младший брат, позволь мне сделать тебе одолжение.
Ли Юнь воскликнул:
— О нет!
Но было слишком поздно. Зеленый кузнечик и чай Хань Юаня попали в курильницу для благовоний. Курильницы, принесенные сюда молодым господином Янь, украшали водонепроницаемые талисманы. При желании потушить их, воду следовало заливать через специальные отверстия и каналы. Талисманы сработали при малейшей провокации. Пламя взметнулось вверх, но кузнечик Ли Юня, на удивление, не сгорел. Он выскользнул из огня в полыхающем плаще и устремился в усы учителя, оставляя за собой в воздухе блестящую полосу искр.
Специи, добавленные в благовония, проявили себя — кузнечик сжег усы учителя, превратив их в прядь ароматных обугленных волос.
Хань Юань и Ли Юнь понесли наказание в тот же день, переписывая священные тексты двадцать раз; Янь Чжэнмин также не избежал их участи. Его заставили переписывать тексты десять раз, так как он был инициатором и с его стороны было слишком неразумно открыто наслаждаться сном на утреннем занятии. Хотя Чэн Цянь тоже сыграл свою роль, его единственного пощадили, учитывая, что он не собирался этого делать и своевременно признал свою вину.
Тем же вечером Янь Чжэнмин беззастенчиво остановил Чэн Цяня на пути обратно в Цинань.
— Маленькая медная монетка, у меня сегодня есть свободная минутка, хочешь, дам тебе несколько советов по фехтованию?
За все время общения с ним Чэн Цянь уже успел многое разузнать — когда дело доходило до еды или игр, молодой мастер Янь всегда шел первым. Но как только его просили сесть за учебу, он сразу же становился «малокровной красавицей», ворча, что у него болит все от ногтей до волос.
Только что, когда Янь Чжэнмин практиковал фехтование, он утверждал, что у него тепловой удар.
И это он-то предложил чему-то научить? Да быстрее свиньи научатся летать.
Неудивительно, что в следующий момент первый старший брат, не смущаясь, высказал свое истинное намерение:
— Увы, я вдруг вспомнил, что учитель попросил меня переписать священные писания. Хм… кажется, у меня сейчас нет свободного времени, но если бы ты мог помочь мне с этим…
Как говорится, сова не прилетает в дом без причины 1.
1 В Китае считают, что если сова залетает в дом, то обязательно приносит или плохие, или хорошие предзнаменования.
Чэн Цянь отказался от предложения без всяких сомнений:
— Старший брат, ты можешь простопереписать священные писания. Я не посмею утруждать тебя настолько тяжелой работой как обучение фехтованию. Боюсь, ты можешь надорвать спину.
Янь Чжэнмин пораженно замолчал.
И почему люди не могут всегда оставаться такими же, какими они привыкли быть? Лицемерно-учтивый третий младший брат уже никогда не вернется.
— Подожди! — Янь Чжэнмин не желал сдаваться. Он повернул голову и осмотрелся. Не заметив никого поблизости, он приобнял Чэн Цяня за шею и потянул на себя, тихо говоря: — Напиши для меня пару копий, а я расскажу тебе секрет.
Чэн Цянь вздохнул и со всей серьезностью ответил:
— Первый старший брат, если твой секрет — это «как завязать пояс так, чтобы он развевался на ветру», то не стоит говорить его мне.
Не говоря ни слова, Янь Чжэнмин просто воспользовался преимуществом своего роста и похитил Чэн Цяня, подхватив под руки. Он двигался так быстро, словно под его ногами дул ветер, и совершенно не походил на того, кто получил тепловой удар.
Чэн Цянь редко гулял вокруг горы. Вся его жизнь ограничивалась небольшой прогулкой от павильона Цинань до Традиционного зала.
Конечно, все это было не из-за отсутствия в нем любопытства, а из-за сильного самоконтроля. Чэн Цянь думал, что будет неприемлемо носиться вокруг, пока он не выучит что-нибудь как следует. Поэтому, несмотря на то что Чэн Цянь знал о множестве пещер, оставленных предшественниками, он никогда не посещал ни одну из них.
Янь Чжэнмин притащил его на вершину холма. Под свист ветра он отвел Чэн Цяня к камню, похожему на обезьяну.
— Вот, пожалуйста!
Чэн Цянь удивился, коротко глянув на камень.
— Это… Эта статуя воздвигнута в честь младшего брата?
— Малыш, можешь продолжать язвить сколько хочешь, но скоро ты начнешь молиться на меня, — торжественно заявил Янь Чжэнмин.
Закончив фразу, он достал платок и вытер с камня пыль, явив взгляду трещину, очерчивающую форму ворот.
Янь Чжэнмин положил ладонь на «ворота», опустил голову и на мгновение закрыл глаза. Раздался глухой скрип, после чего ворота на животе каменной обезьяны открылись. Внутри находилась темная узкая пещера со ступенями, уходящими вниз.
— Ворота может открыть только тот, кто способен накапливать энергию Ци внутри собственного тела. Если ты не решишь умолять учителя, никто, кроме меня, не сможет впустить тебя внутрь.
С этими словами Янь Чжэнмин наклонился и вошел в проем.
Чэн Цянь медленно и неохотно последовал за ним. Он не был особенно заинтересован, потому спросил без энтузазма:
— Что это за место?
— У него нет названия, но учитель говорит, что это библиотека, — ответил Янь Чжэнмин, прокладывая путь.
Чэн Цянь был озадачен.
С обеих сторон своды пещеры украшали вырезанные знаки. Выглядело все так, будто они могли чувствовать вошедших людей. С каждым их шагом, стены, изначально темные, начинали испускать тусклый свет, не ослепительный, но достаточно яркий для того, чтобы разглядеть путь.
— Здесь находится обширная коллекция древних книг и документов, передающихся по наследству вот уже тысячи лет. Не считая священных писаний из разных школ, которые учитель обожает больше всего, здесь есть описание множества методов самосовершенствования и техник владения мечом, — если бы у Янь Чжэнмина был хвост, он бы сейчас стоял торчком. — Маленькая медная монетка, если ты поможешь мне с поручениями учителя по переписыванию священных текстов и правил клана… Я могу открывать ворота для тебя каждые десять дней, что насчет этого?
Пока Янь Чжэнмин говорил, они закончили идти. Запах старой бумаги заполнил ноздри. Чэн Цянь сомневался, потому спросил:
— Если все так, то почему я никогда не видел, чтобы старший брат спускался сюда?
— Не откусывай больше, чем можешь прожевать. Сейчас я сосредоточен на освоении техники владения деревянным мечом Фуяо. Я легко отвлекаюсь, если изучаю одновременно больше нужного, — строго ответил Янь Чжэнмин.
На освоение одного стиля у Янь Чжэнмина ушло семь или восемь лет, и ему действительно хватило наглости сказать это…
Узкий темный проход внезапно вывел их на открытое пространство. Огромная пещера предстала перед глазами во всей красе. Стеллажи с книгами величаво тянулись от земли до самого верха. Груда табличек, бамбуковых дощечек, шкур и бумаги были аккуратно распределены по категориям, включая в себя методы самосовершенствования, техники владения мечом, самые разные обманные трюки, а также путевые заметки об известных горах и великих реках.
В глубине пещеры находился проход, ведущий еще ниже.
— Всего в библиотеке девять этажей со множеством коллекций. Формулу, которую использовал Ли Юнь, я украл отсюда, когда приходил убираться. Тц, бездельник… Кстати, медная монетка, так что ты там решил про переписывание текстов для меня? — спросил Янь Чжэнмин, сложив руки за спиной.
Чэн Цянь почувствовал себя мышкой, падающей в горшок с рисом, — это точно соответствовало его желаниям.
Он еще никогда не находил первого старшего брата настолько приятным для глаз. Чэн Цянь готов был ответить согласием на все, даже на предложение выйти замуж за Янь Чжэнмина, не говоря уже о том, чтобы переписывать священные тексты!
С этих самых пор Чэн Цянь начал еще более уединенную жизнь. Он не только усердно учился, но и тратил каждую минуту своего свободного времени на все возрастающее число наказаний первого старшего брата, успевая при этом переваривать книги, которые читал в библиотеке глубокой ночью.
Янь Чжэнмин, как и обещал, каждые десять дней открывал ворота. Жадность Чэн Цяня дошла до того, что ему бы хотелось держать в уме всю библиотеку. Каждый раз он поглощал несколько отрывков, а следующие несколько дней тратил на то, чтобы осознать их.
Такие полные дни заканчивались очень быстро. И целый год, будто вспышка, пронесся вместе со сменой сезонов.
В течение этого года Небесное Чудовище, Лужа, проявило свою нечеловеческую сторону — она научилась ползать, ходить и прыгать намного раньше времени. Хоть ей и исполнился всего год, ее рост уже сравнялся с ростом трех- или четырехлетней смертной девочки.
Чэн Цянь с неисчерпаемым упорством продолжил регулярно посещать библиотеку. Между тем его почерк улучшился, становясь все больше и больше похожим на иероглифы с каменных ворот у горной гряды; Чэн Цянь даже научился копировать почерк Янь Чжэнмина.
Поначалу Янь Чжэнмин думал, что Чэн Цянь украдкой возьмет несколько книг или рассказов про обманные трюки, как сделал Ли Юнь. Но, к его большому удивлению, однажды Янь Чжэнмин мельком увидел, как Чэн Цянь со всей серьезностью читает о путях самосовершенствования и техниках фехтования.
Янь Чжэнмин, ничего не стоящий первый старший брат, на основе этого сделал вывод — медная монетка сошел с ума.
Чэн Цянь на горе Фуяо «отклонился от правильного пути», особенно если сравнивать его с Хань Юанем, который даже спустя год после своего посвящения в клан все еще не мог распознать все иероглифы, включенные в правила.
Однажды Янь Чжэнмин снова открыл ворота библиотеки для Чэн Цяня, не удержавшись от вопроса, который давно хотел задать:
— Медная монетка, — серьезно произнес молодой господин Янь. — Какого черта ты собрался делать? Создавать проблемы у Южных Небесных Врат?
2 Южные Небесные Врата в мифологии считаются переходом из мира смертных к бессмертным.
— Учитель сказал: «Стебелек и столб, глава клана и красавица Си Ши 3, любые странные вещи и редкие явления — все они едины с точки зрения Дао». Пути Дао могут принимать различные формы, но они никогда не отходят от первоначальной цели. Так что я планирую прочитать больше, чтобы дополнить методы самосовершенствования нашего клана, — уклонился от ответа Чэн Цянь.
3 Си Ши — одна из прославленных Четырех Красавиц Древнего Китая.
— Тебя только год назад посвятили в мир заклинателей, зачем тебе так спешить с изучением этих методов? — с любопытством спросил Янь Чжэнмин.
— В прошлом году, когда мы вернулись из Долины Демонов, разве не первый старший брат сказал, что вырвет все перья Цзыпэн чжэньжэнь? Как ты собираешься одолеть ее, если не освоишь ни одного метода самосовершенствования?
Янь Чжэнмин еще больше удивился.
— Да, я так сказал. Но еще я сказал «однажды». Старой курице больше восьмисот лет, а мне всего шестнадцать. К чему спешка? Возможно, я буду сильнее нее через семьсот или восемьсот лет.
Он определенно витал в облаках.
За этот год Янь Чжэнмин значительно вырос, и становился все более похожим на взрослого мужчину. Незрелость исчезла из его поведения, в то время как спокойствия и элегантности прибавилось. Чэн Цянь ему в какой-то степени завидовал, глядя сначала на свои худые руки и медленный рост, а затем на первого старшего брата.
Однако восхищения и признательности было недостаточно, чтобы заставить Чэн Цяня терпеть надоедливую самовлюбленность Янь Чжэнмина.
Янь Чжэнмин выглядел так, будто считал, что его красота способна затмить Сон Ю и опозорить Пань Аня 4. Каждая отражающая поверхность — лужи после дождя, блестящие лезвия мечей — использовалась им как зеркало. По его выражению лица Чэн Цянь мог сказать, что сердце Янь Чжэнмина было полно восхвалений самому себе.
4 Сон Ю и Пань Ань — двое из кетырех красавцев древнего Китая, оставшиеся двое — Принц Лань Линь и Вэй Цзе.
Разве для человека, который использует мечи как зеркало, могла быть разница между тем, будет он совершенствоваться восемьсот или восемь тысяч лет?
Чэн Цянь не придумал, что ответить, и отошел в сторону, чтобы продолжить чтение книги, которую не смог закончить в прошлый раз.
Его переполняло чувство, что клан Фуяо никогда не вознесется снова.
П.П: переводчик анлейта пишет, что не нашел страницу в Википедии для Вэй Цзе, но на ютубе есть видео развлекательного характера под названием «Четыре самых горячих парня древнего Китая». Я прикреплю ссылку, вдруг кому-то из вас захочется посмотреть: https://www.youtube.com/watch?v=Vp_3saAZrUcfeature=youtu.be
Слива растет у дороги, но никто не собирает ее плоды
Через несколько шагов Янь Чжэнмин о чем-то задумался и развернулся. Он выудил из рукава пакет с молочными пирожными и угрюмо протянул его Чэн Цяню.
— Возьми, это тебе, коротышка.
Чэн Цянь с готовностью принял угощение, даже не поблагодарив. Он нетерпеливо махнул рукой, призывая тем самым Янь Чжэнмина поскорее отстать.
В тот же день, когда Чэн Цянь закончил читать и расправился с десертом, он вдруг почувствовал желание прибраться на первом этаже библиотеки.
Все здесь напоминало свалку. В течение многих лет никто не спускался сюда, и все вокруг покрылось толстым слоем пыли. На остальных этажах полы, стены и полки украшали вырезанные заклинания, защищающие от моли и влаги, но только первый был исключением. Повсюду в беспорядке валялись изъеденные червями и почти уничтоженные страницы разнообразных книг. Книги по кулинарии, садоводству, виноделию и даже порнографический альбом — ягодицу человека на первой странице тоже «съели» черви.
Возможно, из-за влияния первого старшего брата Чэн Цяня неимоверно беспокоила грязь вокруг, и потому он, во что бы то ни стало, решил навести порядок.
Эта затея вознаградила Чэн Цяня сюрпризом — за сломанной полкой он нашел стену, усеянную мелкими надписями. Стряхнув пыль и паутину, он, наконец, смог ясно их разглядеть.
Заголовок гласил: «Темный Путь».
Чэн Цянь испугался. Он не ожидал, что такие вещи могли существовать в библиотеке клана Фуяо. Он колебался, думая, стоит ли ему смотреть. Но только Чэн Цянь поднял ногу, чтобы уйти, как тут же вспомнил о Господине Бэймине.
Чэн Цянь заставил себя отвернуться. Он неспешно вымыл первый этаж и неохотно поднялся наверх.
Но вскоре после своего ухода он пожалел об этом и быстро побежал обратно, слово за словом вчитываясь в надписи на стене.
Здесь были изображены сотни тысяч видов Темного Пути, среди которых были и те, кто последовал ему. Кто-то оказался здесь потому, что предавался разврату, кровожадности, одержимости… Некоторые следовали ему добровольно, другие — потому что так совпало. Но Чэн Цянь вскоре обнаружил, что, кроме нескольких действительно отвратительных методов совершенствования, большинство оставшихся не казались такими уж ненормальными.
Среди последователей Темного Пути некоторые люди также практиковали Дао меча и талисманов. И даже классификация и практика заклинаний не так уж отличались от того, чему мастер обучал первого старшего брата.
Чэн Цянь искал способ почувствовать Ци в окружающем мире и научиться впитывать ее в свое тело, потому он читал о многих различных методах самосовершенствования. Его немало удивило то, что способ поглощения Ци, описанный здесь, очень напоминал те, которые описывались в других книгах и документах; все они требовали «медитации», «ясности ума» и тому подобного.
Чэн Цяня переполняли сомнения. Поэтому на следующий же день он решил спросить об этом своего учителя.
Услышав вопрос, Мучунь чжэньжэнь поднял голову. На секунду Чэн Цянь почувствовал, как черный туман промелькнул у него перед глазами. Но это произошло так быстро, что Чэн Цянь подумал, может быть, его зрение сыграло с ним злую шутку.
- Темный Путь? — Мучунь чжэньжэнь выглядел удивленным. Наступило молчание, прежде чем он поинтересовался. — Почему ты спрашиваешь об этом?
Янь Чжэнмин прикрыл лицо книгой по фехтованию и хорошенько пнул Чэн Цяня под столом, чтобы мальчишка не выдал, кто именно водил его в библиотеку без разрешения.
Чэн Цянь ударился о каменную столешницу и чуть не упал. Разозлившись, он тут же пнул Чжэнмина в ответ, оставив черный след на белой атласной туфле старшего брата, и совсем позабыл о том, что должен был ответить на вопрос учителя.
Мучунь чжэньжэнь уже привык к тому, что они пинали друг друга, и даже не обратил на это особого внимания.
— Стебелек и столб, глава клана и прекрасная Си Ши, всевозможные странные вещи и фантастические явления — все они едины с точки зрения Дао. Нет правильного пути к Великому. Дао может принимать различные формы, но они никогда не отходят от первоначальной цели; следующие пути темного совершенствования просто идут другой дорогой. Неудивительно, что эти способы так похожи.
Чэн Цяню его речи показались странно знакомыми. Он вдруг вспомнил — разве тогда, в библиотеке, не этими же словами он пытался обмануть первого старшего брата?
Подумав об этом, он поспешил поднять ноги, чтобы избежать еще одного пинка.
Чэн Цянь не мог избавиться от чувства, что учитель пытался от него отделаться, поэтому снова спросил:
— Учитель, почему мы постигаем этот путь, а не другой?
Мучунь чжэньжэнь молча посмотрел на него.
— Сливовое дерево у дороги дало плоды, но никто не ходит их собирать. Знаешь почему? Потому что они будут горькими!
Его слова были подобны кувшину с холодной водой, вылившейся на Чэн Цяня и вымочившей мальчика с головы до копчика. Он почувствовал, что учитель видит его насквозь.
После встречи с Господином Бэймином слова «Великий мастер Темного Пути» укоренились в его разуме. Пока монстры в Долине Демонов казались ему непобедимыми, для Господина Бэймина они, вероятно, были чем-то недостойным упоминания. Даже высокомерная Цзыпэн чжэньжэнь испугалась, услышав его имя.
В прошлый раз, когда Ли Юнь говорил о последователях Темного Пути, Янь Чжэнмин одернул его. Это позволило Чэн Цяню увидеть общее отношение людей к иному. Но, как бы то ни было, его по-прежнему влекло искать истину самому.
Прежде чем разочароваться окончательно, Чэн Цянь много размышлял. Он думал, что всегда сможет возразить, что бы ни сказал учитель. Хотя слова Мучунь чжэньжэня казались легкими, на самом деле они нанесли тяжелый удар по сердцу Чэн Цяня, разбив все те оправдания, которые он себе придумал.
Любопытство Чэн Цяня мгновенно испарилось. Он с почтением склонил голову и произнес:
— Большое спасибо, мастер.
Понимание Чэн Цяня превысило ожидания Мучунь чжэньжэня. Чувствуя удовлетворение, он кашлянул, чтобы привлечь внимание своих учеников, и объявил:
— Ученики, усердно работайте эти дни. Вскоре мы отправимся в путешествие.
— Что? Куда? — хором воскликнули юноши. Кто-то пришел в восторг, а кого-то новость шокировала до глубины души. Для Хань Юаня поездка была все равно что фестиваль. Но для Янь Чжэнмина она скорее напоминала гром среди ясного неба.
Мучунь чжэньжэнь продолжил:
— Десятилетний Небесный рынок вот-вот откроется. Совершенствуясь только на горе Фуяо, вы не научитесь смотреть на реальный мир широко открытыми глазами. Пришло время оглядеться вокруг. А я заскочу к друзьям. Поскольку у всех нас есть ученики, сравнения не избежать. Убедитесь, что ваш учитель не потеряет лицо.
Потерять лицо… Этого тоже было не избежать.
Янь Чжэнмин первым понял, что это значит. Он сел прямо и со всей серьезностью сказал:
— Учитель, в случае, если из-за меня вы потеряете лицо, вы можете взять с собой младших братьев и сестру. Я останусь присматривать за домом.
— Младшие адепты могут присматривать за домом, это не должно беспокоить первого ученика нашего клана, — сказал Мучунь, ласково глядя на него.
— Ни за что! Что если в горной пещере снова что-то пойдет не так? А что, если какие-нибудь воры захотят завладеть сокровищами и придут сюда воровать? — правдоподобно возразил Янь Чжэнмин.
Мучунь чжэньжэнь неторопливо ответил:
— В тот день мы с Цзыпэн достигли соглашения. Она запечатала пещеру, так что вам не нужно беспокоиться. Кроме того, у подножия горы есть охранные амулеты и младшие адепты, следящие за воротами. Обычные воры не смогут сюда подняться.
Янь Чжэнмин собирался продолжить спор, но Хань Юань, жаждущий поездки, не мог не вмешаться:
— Старший брат, почему ты ведешь себя, как молодая госпожа, которая никогда не выходит из дома?
Лицо молодого господина Янь побагровело от гнева. Он резко взмахнул рукавами и поспешно выскочил из зала, чувствуя, что Хань Юань просто не может быть еще отвратительнее.
Мучунь чжэньжэнь с улыбкой проводил его взглядом. Затем, погладив Хань Юаня по голове, он пригрозил ему, не меняясь в лице:
— Сяо Юань, поскольку ты не делал никаких попыток добиться прогресса и до сих пор не запомнил правила клана, как насчет того, чтобы остаться и присмотреть за домом?
Хань Юань от его слов превратился в замороженный баклажан 1.
1 茄子 (qiézi) улыбнитесь! (эквивалент англ. cheese!). То есть тут имеется в виду застывшая улыбка Хань Юаня.
На следующие десять дней гора Фуяо погрузилась в хаос под руководством первого ученика, Янь Чжэнмина.
Чтобы не ехать в путешествие, Янь Чжэнмин симулировал болезнь и делал все возможное, чтобы противостоять своему мастеру. Доходило даже до того, что он почти терял лицо, только бы отговорить учителя.
К сожалению, на этот раз Мучунь чжэньжэнь упорно отказывался потакать ему. Его решимость спустить первого ученика с горы осталась непоколебимой.
Хань Юань, тем временем, вел себя с точностью до наоборот. Чтобы получить разрешение спуститься с горы, он тратил почти каждую секунду своего времени на запоминание правил клана. Тем не менее, его разум, вероятно, не был для этого предназначен. От иероглифов у Хань Юаня кружилась голова, но он все равно не мог запомнить их все. Чэн Цянь однажды видел, как Хань Юань ударился о стену, будто сошел с ума.
Даже учитель превратился в дракона, у которого видно то голову, то хвост.2
2神龙见首不见尾 了 起来 (shén lóng jiàn shǒu bù jiàn wěi) букв. видно то драконью голову, то хвост. Обр. вести подозрительный образ жизни, то проявить себя, то снова закрыться; что-то утаивать.
В тот день Чэн Цянь расстелил на мирном камне 3 лист рисовой бумаги, переписывая по памяти Священные писания «О ясности и тишине».
3 Мирный камень впервые упоминается в 4 главе.
С тех пор, как Чэн Цянь получил ответ на свои сомнения от учителя, его не отпускало чувство, что он, кажется, прикоснулся к чему-то, завернутому в тонкую пленку, которую пока невозможно было разорвать. Это немного тревожило его.
А тревога, как известно, не приносила пользы самосовершенствованию. Чэн Цянь должен был прекратить волноваться, чтобы продолжить работу.
Но, находясь в процессе, он услышал стук в дверь. Сюэцин пошел открывать и через минуту вернулся с пухлой девочкой на руках. Это была младшая сестра Чэн Цяня, Лужа.
Лужа, рожденная полудемоном, естественным образом отличалась от обычных девочек. Она вела себя очень активно: залезть на дерево и подняться на крышу было для нее пустяковым делом. Лужа напоминала умное и ловкое животное. Еще находясь в яйце, она могла распознавать эмоции других людей по тону голоса и поведению. Но, как ни странно, Лужа все еще не разговаривала.
Учитель сказал, что причина может быть в ее демонической крови. Даже если она не сможет говорить по достижении десяти лет, это не будет чем-то странным.
Лужа, вероятно, ускользнула от учителя, пока тот не видел. Существовало лишь две вещи, которые могли привлечь детей: еда и игрушки. Лужа обычно предпочитала ходить в Страну нежности, поскольку, будучи невероятно чистоплотным, первый старший брат всегда готовил много хорошей еды, желая избавиться от нее как можно скорее. Как только Лужа приходила, он использовал угощения, как приманку, и просил сестренку принести несчастье другим. Во-вторых, Лужа любила ходить к Хань Юаню, поскольку сам Хань Юань был для нее «игрушкой».
Однако она редко приходила к Чэн Цяню, потому что Чэн Цянь не любил играть с ней.
И она никогда не интересовалась Ли Юнем, ведь тот превратил ее в жабу.
Поскольку младшая сестра редко появлялась в павильоне Цинань, Чэн Цянь удивился.
— Почему ты здесь?
— Ах-ах! — жалобно захныкала Лужа. Она подошла, намереваясь потянуть Чэн Цяня за штанину, но ее одежда вдруг треснула прямо на спине. Чэн Цянь вздрогнул и быстро повернул девочку. То, что он увидел – были два крыла неизвестной птицы, прорвавшие ткань!
Зачем создавать себе иллюзии?
Пара небольших крыльев, вырвавшихся из-за спины Лужи, хотя и была частью ее тела, но определенно доставляла ту же боль, что испытывали обычные дети при росте. Вероятно, Лужа не смогла найти Мучунь чжэньжэня, или первого старшего брата, занятого своими капризами, или хотя бы четвертого старшего брата, похоронившего себя под запоминанием правил клана. Поэтому единственным, кому она могла горько поплакаться, оказался Чэн Цянь.
Чэн Цянь несколько минут наблюдал за крыльями Лужи, держа их в руках, пока, в конце концов, не обнаружил, что они прекрасно прикреплены к ее телу. Единственная проблема заключалась в том, что они скорее напоминали куриные. Разум Чэн Цяня тронуло беспокойство: если учитель увидит их, попросит ли он поваров жарить куриные крылышки целый месяц?
— Нечего плакать. Это подарок от твоей мамы, — Чэн Цянь неуклюже поднял сестренку на руки, почувствовав, что девочка, похоже, сильно похудела или, по крайней мере, она была не так тяжела, как выглядела.
Ее тело стало легче после того, как часть его превратилась в птицу?
Обычно для превращения монстров в человеческий облик требовалось немало лет совершенствования. Чэн Цянь видел несколько записей о совершенствовании чудовищ, но лишь небрежно пролистал их, как короткие рассказы, поскольку к нему самому они не имели никакого отношения.
Поскольку Лужа была и наполовину человеком и наполовину монстром, она должна была обладать способностью менять свой облик, но Чэн Цянь не был уверен, сможет ли она делать это свободно, по собственному желанию.
Чэн Цянь поравнялся взглядом с маленькой Лужей и попробовал сказать ей как можно мягче:
— Я не знаю, что делать, но ты должна попытаться сосредоточиться. Просто сосредоточься на том, чтобы сделать их меньше и спрятать… «спрятать», понимаешь? Эй, младшая сестра, ты понимаешь человеческий язык?
Лужа смотрела на него большими невинными глазами, из-за чего Чэн Цянь затруднялся сказать, поняла она хоть что-то или нет. Но, увидев ее растерянное лицо, Чэн Цянь готов был поверить, что она не понимала ничего.
Он тяжело вздохнул.
— Забудь об этом, я отведу тебя к учителю.
Лужа хлопнула по его рукам, пробормотав «ах, ах». Затем она сжала кулачки и задержала дыхание, лицо ее покраснело.
Как только Чэн Цянь решил, что она может справиться с проблемой сама, маленькие крылья на спине Лужи внезапно со свистом увеличились до семи или восьми чи. Перья рассыпались по полу, и Чэн Цянь чуть было не получил по лицу.
Он с удивлением уставился на младшую сестру, превратившуюся в гигантскую птицу. Одежду на спине Лужи разорвало; к счастью, она была еще в том возрасте, когда носила открытые штаны. Но эта пара крыльев в действительности оказалась слишком большой, а девочка, несущая их, была настолько маленькой, что почти потерялась среди своих перьев. Она выглядела, как большая бабочка, парящая в воздухе. Действительно странная сцена.
«…»
Чэн Цянь оправился от шока и с тревогой посмотрел на Лужу.
— Я просил тебя сделать их меньше, а не больше!
Маленькая девочка, которую Чэн Цянь мог поднять одной рукой, теперь стала очень тяжелой. Если бы он не занимался с мечом так долго, то вряд ли смог бы ее унести.
Лужа все так же невинно смотрела на него. Она качалась в руках Чэн Цяня, не в силах удержать спину прямо из-за веса своих крыльев.
Они все еще нуждались в помощи учителя. Чэн Цянь крепко обнял Лужу и вышел наружу. Однако… Они вместе застряли в дверях жилища Цинань.
Чэн Цянь пораженно замолчал.
О, Небеса…
Девушке любого возраста, скорее всего, никогда не придется по душе тот факт, что она застряла в дверях, не в силах выбраться. Лужа не относилась к плаксивым детям, но теперь, оглянувшись на свои крылья, она вдруг громко вскрикнула.
Нормальные дети могли плакать так, как им хотелось, но крик Лужи обладал силой, способной разрушать дома.
Чэн Цянь оказался в ужасном положении. Он изо всех сил старался сохранять равновесие и одновременно разговаривать с сестрой.
— Наличие больших крыльев еще не означает, что ты толстая… правда. Ну, ну, перестань плакать, попробуй сложить их. Сло-жить, понятно?
Лужа посмотрела на него, вздыхая и всхлипывая. От утешительных слов Чэн Цяня она постепенно перестала плакать и успокоилась.
Чэн Цянь выиграл временную передышку, питая далекую надежду на то, что на этот раз его действительно поняли.
Но затем младшая сестра поразила его еще больше, полностью расправив крылья. Она попыталась взмахнуть ими и, повинуясь какому-то внутреннему инстинкту, медленно поднялась в воздух.
Огромные перья создали вихрь, поднявший в небо облака пыли. Несколько нежных орхидей, растущих во дворе, пострадали от песка и ветра, перевернувшись с ног на голову. Чэн Цянь не мог открыть глаза и только чувствовал, что в его одежду вцепилась пара рук.
Пухлые ладошки Лужи превратились в когти, крепко сжимавшие Чэн Цяня. Он немедленно догадался, что ждет его дальше.
И в следующую секунду его предчувствие сбылось.
Могучая Лужа подняла его в небо. Сердце Чэн Цяня ушло в пятки. Первым его инстинктом было сражаться, но по мере увеличения высоты он не осмелился больше двигаться и только выкрикивал официальное имя младшей сестры посреди ревущего ветра:
— Хань Тань! Отпусти меня!
Лужа оставалась глухой к его крикам… Даже если она слышала, то, казалось, абсолютно ничего не понимала.
Чэн Цянь ни за что бы не догадался, что его самый первый опыт катания на облаках произойдет именно так. Ему хотелось одновременно смеяться и плакать. Он не мог не задаться вопросом: что, если он, несмотря на то что избежал смерти в Долине Демонов, в конечном итоге умрет под когтями своей младшей сестры?
Взяв брата под свой контроль, Лужа пролетела над воротами жилища Цинань и нефритовым бамбуковым лесом. В конце концов, вся гора Фуяо исчезла у них под ногами.
Чэн Цянь посмотрел вниз, на панораму широкого горного хребта, окрашенного в изумрудно-зеленый цвет. С одной его стороны находился небольшой склон, частично залитый светом, а с другой — глубокая и мрачная долина, скрытая в тени.
Бесчисленные пещеры и пустые дворы маячили вдоль хребта. У некоторых на входе были стелы, у некоторых — статуи, а у некоторых — ничего. В течение тысячелетий люди приходили и уходили, служа связующим звеном между прошлым и будущим. Методики самосовершенствования и все другие записи были похоронены глубоко в библиотеке, подобно крови и костям истории. Вероятно, они все, что осталось от всемогущих существ, талантов, людских добродетелей или даже злодеев…
Теперь никого из них не существовало.
Во всем клане Фуяо остался только мастер-ласка с несколькими озорными учениками, скрывающимися от мира смертных. Только вихрь — Фуяо — все еще поднимался к небу.
На этой высоте ветер дул резко, обжигая и царапая щеки Чэн Цяня. Однако постепенно преследующий и поначалу мучавший его страх отступил.
Чэн Цянь выдохнул, позволяя ему идти в ногу с ненавистью, копившейся в нем годами.
Он снова подумал о Господине Бэймине, а затем о своих родителях, которые, вероятно, считали где-то в отдаленной глубинке имевшиеся у них небольшие деньги. Внезапно он ясно понял тайные желания, прятавшиеся в глубине его сердца.
Почему он стремился стать кем-то вроде Господина Бэймина?
Если когда-нибудь он станет всемогущим существом, которое свободно путешествовало бы по миру и перед которым все живое съеживалось бы, а все люди становились на колени… не пожалеют ли его родители, когда он вернется домой?
Прямо сейчас, когда он плыл среди облаков и смотрел, как пещеры и дворы уходят вдаль, потрясенное сердце Чэн Цяня внезапно опустело.
От смертной жизни его родителей осталось только тридцать или пятьдесят лет. Даже если сейчас он непрерывно думал о том, как бы дать им пощечину, то что случится потом?
Возможно, когда он действительно чего-то достигнет, они уже перестанут существовать,
Или, может быть, они все еще будут живы, но после того, как пройдет более половины отведенных им лет, даже если они и будут сожалеть о ребенке, которого отдали в столь юные годы, останется ли что-нибудь еще, кроме сожаления?
Если он действительно был особенным для них, то почему они так безжалостно отослали его?
С самого начала он не имел привязанностей, не говоря уже о сохранившейся вине или надежде на собственное прощение.
Чэн Цянь внезапно расслабил напряженные плечи, отдаваясь на милость младшей сестры.
Он понял, что ненависть, которую он считал глубокой, во всех отношениях была необоснованной.
В сердце Чэн Цяня рухнула стена. В одно мгновение он снова услышал шепот, исходящий от горы Фуяо, прямо как в тот раз, когда первый старший брат впал в медитацию. Но теперь эти воздушные потоки не прошли мимо него; они вливались в тело Чэн Цяня, будто реки, впадающие в море.
Не задевая и не задерживаясь, течения приходили и уходили, подобно радостям и тревогам. Они циркулировали вокруг, соединяя тело Чэн Цяня с миром, как если бы он всегда являлся его частью.
Трудно сказать, сколько прошло времени, прежде чем раздался крик журавля. Белая птица поднялась в небо с горы Фуяо и облетела брата и сестру по кругу. Хныкающая Лужа, потерявшаяся в воздухе, инстинктивно последовала за ней и начала снижаться. Под присмотром журавля она приземлилась перед Тайным залом, резиденцией Мучуня.
Чэн Цянь все еще находился в трансе, когда его ноги коснулись земли.
Мучунь чжэньжэнь помог Луже, застрявшей в воротах Тайного зала. Он погладил ее крылья, и те засветились таинственной силой, после чего сложились, вновь превратившись в пару красных родинок на спине.
Мучунь не стал тревожить Чэн Цяня. Он стоял в стороне и ждал, обнимая крепко спящую Лужу. Когда солнце перешло на другую сторону горы, Чэн Цянь, наконец, пришел в себя, осознав, что его ноги онемели от долгого стояния.
Мучунь чжэньжэнь снял с ворот защищенный от ветра фонарь и отдал Чэн Цяню, чтобы тот осветил себе путь назад.
— Уже слишком поздно, можешь возвращаться. Завтра после практики фехтования ты останешься изучать заклинания со своим первым старшим братом.
Чэн Цянь внимательнее вгляделся в лицо учителя. Удивленный и озадаченный, он спросил:
— Учитель, это… Это было чувство энергии?
Мучунь чжэньжэнь кивнул, просияв.
— Я не ошибся насчет тебя. Из всех моих учеников твои способности лучшие.
Неужели говорить «из всех моих учеников» действительно было необходимо?
Чэн Цянь не знал, как на это ответить. Услышав оценку учителя, он вовсе не почувствовал гордости: если его отличные способности — всего лишь результат сравнения его с Янь Чжэнмином, Ли Юнем и Хань Юанем, то этим невозможно было похвастаться.
Наблюдая за фигурой Чэн Цяня, уверенно спускающейся по горной тропе, Мучунь чжэньжэнь ощутил горькую радость. Спустя много лет у него, наконец, появился ученик, готовый приложить усилия ради учебы. Поглаживая журавля по изящной шее, Мучунь чжэньжэнь сказал сам себе: «Если бы его братья узнали об этом, стали бы они более усердными?»
Белый журавль потерся о его руку и улетел, словно ответив тем самым главе клана: «О чем это вы так легкомысленно мечтаете?!»
Если вам приятна наша работа, вы всегда можете отблагодарить нас чашечкой кофе! Кнопочка "донат" есть в группе в контакте)
Желание задушить Чэн Цяня
На следующий день вся гора Фуяо содрогнулась от известия, что Чэн Цянь останется изучать заклинания вместе с Янь Чжэнмином.
Братья Чэн Цяня окружили его, задавая один и тот же вопрос:
— Что?! Ты уже можешь поглощать Ци?
Потирая ухо, Чэн Цянь ощутил некоторое самодовольство. Но, прежде чем позволить эмоциям отразиться на своем лице, он вдруг вспомнил, как должен вести себя человек, идущий по бесконечному пути совершенствования, и поспешно облил свои мысли холодной водой, чтобы остыть.1
1Образно «прийти в себя».
Приняв самый безразличный и смиренный вид, Чэн Цянь кивнул и сказал, как ни в чем не бывало:
— М-м-м, вроде того.
Его слова вызвали неоднозначную реакцию у братьев.
У Ли Юня она оказалась самой нормальной.
Ли Юнь не был невежественным, он считал себя довольно умным. Хотя человек, идущий на неприятные уловки и даже изобретающий что-то новое, не мог быть глупым. Он просто не усердствовал в своем учении, хотя уровень его владения мечом был вполне сносным. Но как только он перестал играть с жабами, то тут же полюбил жуков.
Ли Юнь никогда бы не подумал, что младший брат, вступивший в клан через год после него, переступит порог раньше. Теперь же его лицо приняло жалкое выражение. Ли Юнь молча убрал зеленого кузнечика в клетку… а также бутылку червивого вина неизвестного назначения. В тот день, закончив с практикой фехтования, он сразу же вернулся к учебе, вместо того чтобы дурачиться с Хань Юанем.
Это решение порадовало Мучунь чжэньжэня. Он знал, что Ли Юнь какое-то время будет чувствовать себя ужасно, как и любой на его месте. Но печаль была мимолетной. Она стала импульсом, который дал ему Чэн Цянь и который Ли Юнь обязательно выдержит.
Тем не менее, удовлетворение мастера быстро исчезло, когда он обнаружил, что Ли Юнь оказался единственным, кто отреагировал «нормально».
Например, Хань Юань, подвергающий себя пыткам по детальному запоминанию правил клана, оказался совершенно безразличен к этому.
С тех пор как он вернулся из однодневного путешествия в Долину Демонов, его желание научиться чувствовать энергию исчезло. Все, чего он хотел сейчас, — это есть, пить и играть.
«Чувство энергии? Почему я должен торопиться, чтобы освоить это? Жизнь слишком коротка, а мы живем лишь один раз» — так он думал.
Вот почему Хань Юань не почувствовал и следа зависти, увидев, что Чэн Цянь, присоединившийся к клану одновременно с ним, уже способен поглощать Ци. Вместо этого Хань Юань решил позлорадствовать над ним. Уходя, он похлопал Чэн Цяня по плечу и сказал:
— Ха-ха, дополнительные занятия! Трудные дни ждут тебя впереди!
Поэтому Мучунь вышвырнул Хань Юаня из Традиционного зала, вместе с его деревянным мечом.
А еще было «сокровище клана», его первый ученик. Увидев, что рядом стоит еще один стол с песочными часами, Янь Чжэнмин с чувством вздохнул:
— Я приобрел чувство энергии лишь после четырех лет практики фехтования… А с момента вступления медной монетки в клан прошел всего год?
Мучунь чжэньжэнь подумал, что молодой господин Янь получил стимул, и, наконец, соберется с силами.
Но вопреки любым ожиданиям, эту единственную фразу Янь Чжэнмин пробормотал случайно. В следующую секунду он растянул улыбку от уха до уха и сказал с притворной любовью:
— Третий младший брат, в будущем мы сможем «советоваться» друг с другом по поводу заклинаний точно так же, как мы делаем это со священными писаниями сейчас.
— Дашь мне еще пару молочных пирожных, чтобы заставить практиковать заклинания вместо тебя? Старший брат, перестань мечтать, — ответил Чэн Цянь с фальшивой улыбкой.
Янь Чжэнмин: «…»
Да это отродье обращалось с ним лишь как с живым ключом от библиотеки! Но теперь, когда Чэн Цянь мог войти туда самостоятельно, Янь Чжэнмин потерял в его глазах любую ценность!
Где же достоинство первого старшего брата?!
На первом занятии учитель подарил Чэн Цяню нож для гравировки и табличку. На верхней и нижней частях таблички виднелись две линии, разделенные расстоянием в один цунь. Чэн Цянь должен был вырезать еще одну линию, вертикальную, также длиной в один цунь.
— Сначала ты почувствуешь сопротивление, — сказал учитель. — Не бойся, просто не торопись. Чтобы сделать это, твоему первому старшему брату потребовалось добрых полгода.
Янь Чжэнмин неловко кашлянул, поняв, что является не слишком хорошим примером.
Только когда лезвие коснулось таблички, Чэн Цянь осознал, что вырезание амулетов всегда было занятием не из легких.
Он уже заметил, что нож старший брат использовал необычный — на нем были специально созданные заклинания для новичков.
Чэн Цянь читал в «Введении в заклинания», что начинающий совершенствующийся не способен связать их своей собственной силой, поэтому ему необходим вспомогательный инструмент.
Очевидно, с таким инструментом нелегко поладить. В тот момент, когда кончик ножа коснулся дерева, предмет в руке Чэн Цяня превратился в огромный водоворот, будто бы постоянно извлекающий силу из его тела.
Чэн Цянь вздрогнул, и его рука сама собой остановилась. После этой короткой паузы он не смог продолжить движение ножом по деревяшке.
Уставившись на табличку, Чэн Цянь обнаружил, что оставил после себя лишь неглубокую царапину, похожую на след от кошачьих когтей.
Мучунь чжэньжэнь не предупредил Чэн Цяня о том, что нельзя делать паузу или останавливаться. Линия должна быть вырезана одним плавным движением, иначе все предыдущие усилия пойдут насмарку. Увидев, что Чэн Цянь уже потерпел неудачу, учитель сдвинулся с места и медленно пошел к нему, чтобы указать на ошибку.
Он любил использовать этот метод при обучении Янь Чжэнмина, так как считал, что непредусмотрительность ученика может дать ему более полное представление.
Но Мучунь был невероятно медлительным учителем. Возможно, из-за того, что он передвигался неспеша, к тому времени, как он подошел к Чэн Цяню, юноша крепче сжал нож и уже приступил ко второй попытке.
И снова лезвие неистово поглощало его энергию. Чэн Цянь безмолвно читал «Введение в заклинания», хранившееся в его памяти, пробуждая вновь обретенное ощущение Ци, пытаясь заставить ауру вокруг себя погрузиться в энергетическое море 2 и течь вдоль его руки к лезвию.
2 Энергетическое море: часть тела, где хранится энергия Ци (духовная энергия).
К сожалению, хотя Чэн Цянь и понял сам принцип, он только что достиг своего предела. Даже если он и поглощал энергию Ци, количество, которое он мог собрать в своем теле, было крайне ограничено и не поспевало за количеством, которое нож вытягивал из него.
Первым делом он почувствовал, что что-то не так с его ногами и ступнями. Чэн Цянь ощутил себя так, словно он пешком и без отдыха прошел сто восемь тысяч ли 3. Его ноги начали неметь, и вскоре после этого их охватила мучительная боль. Когда эта боль стала слишком сильной, она внезапно превратилась в такое глубокое оцепенение, что Чэн Цянь в итоге совсем лишился способности чувствовать.
3 十万八千里 (shíwàn bāqiān lǐ) – 108 тысяч ли (обр. в знач.: очень далеко, напр., от истины)
Следующим стал корпус. Если бы не другая рука Чэн Цяня, которой он опирался на стол, юноша рухнул бы из-за жгучего спазма в позвоночнике. Его сердце бешено колотилось, а спина, казалось, согнулась под чем-то невидимым.
Наконец, пришла очередь головы.
Когда люди страдали от крайнего истощения, они часто испытывали галлюцинации. Чэн Цянь множество раз был близок к тому, чтобы ослабить хватку на ноже, но даже теперь, когда он посмотрел вниз, то обнаружил, что до одного цуня оставалась еще половина.
У Чэн Цяня слегка закружилась голова, но это слово не соответствовало тому, что он чувствовал. Усталость пронизывала все его тело, словно он пробежал двадцать кругов вокруг горы Фуяо.
Неудивительно, что первый старший брат, предпочитавший легкий путь и уклонявшийся от тяжелого, всегда почесывал голову и, казалось, сидел как на иголках каждый раз, когда ему приходилось практиковать заклинания.
Однако Чэн Цянь никогда не делал ничего «шаг за шагом»; вместо этого он всегда переусердствовал.
Чем сложнее была задача, тем упрямее он становился и тем больше доходил до крайности. Нож издал пронзительный звук, преодолевая сопротивление таблички. Если Чэн Цянь зайдет еще дальше, то, возможно, даже упадет в обморок. Однако он, как всегда, стиснул зубы и продолжил толкать инструмент вниз по дереву, хотя в буквальном смысле находился на краю пропасти.
В трансе Чэн Цянь видел лишь иллюзию своего ножа, почти достигшего финала, как вдруг рука взрослого человека крепко схватила его за запястье.
Нож со звоном упал на стол. Рука Чэн Цяня поддалась, и его мышцы задрожали от напряжения, не в силах сразу расслабиться.
Мучунь чжэньжэнь придержал, почти потерявшего сознание Чэн Цяня, и положил ладонь на середину его спины. Тот с трудом сдержался, чтобы не вцепиться в рукав учителя. Чэн Цянь почувствовал, как неизвестный теплый поток потянулся от его тела кконечностям, и везде, где он проходил, онемевшие и окоченевшие части, казалось, покалывали многочисленные иглы.
Чэн Цянь покрылся холодным потом, представляя, будто сотни муравьев грызут его сердце. От боли он так тяжело дышал, что хриплые вдохи превратились в мучительный кашель.
Озабоченно похлопывая его по спине, Мучунь продолжал говорить:
— Ты, ты…
Янь Чжэнмин, подстригавший ногти в стороне, открыл рот и недоверчиво посмотрел на Чэн Цяня.
— Медная монетка, ты… — ошеломленно сказал он.
Но слова подвели Янь Чжэнмина. Он несколько раз повторил «ты» и, в конце концов, выдал:
— Ты… Зачем ты стараешься изо всех сил?
Чэн Цянь долго не мог прийти в себя. Мучунь чжэньжэнь отпустил его и вытащил табличку из его ладони, уставившись на линию. Выражение его лица при этом было особенно сложным. Начальная ее часть была довольно гладкой, из чего следовало, что Чэн Цянь освоил ключ самостоятельно. Но дальше было заметно, что его сила вскоре ослабла, и линия начала изгибаться. По-видимому, он истощил себя прежде, чем преодолел расстояние в полцуня. Бороздка от ножа иногда мельчала, а иногда становилась глубокой, но даже когда казалось, что она вот-вот прервется, этого так и не произошло. Если бы Мучунь не остановил его, Чэн Цянь определенно не выпустил бы инструмент из рук, пока тот не поглотил его жизнь.
Какой упрямый ребенок!
В страхе Мучунь чжэньжэнь осознал, что почти привел Чэн Цяня к катастрофе, обращаясь с ним так же, как с Янь Чжэнмином.
Практика заклинаний поначалу и в самом деле казалась скучной и суровой, потому что Мучунь чжэньжэнь не учил своих учеников вырезать что-нибудь полезное. Тем, кто только что научился поглощать Ци, Мучунь чжэньжэнь позволял пользоваться ножом только для того, чтобы они могли упражняться и расширять свои меридианы 4.
4 Часть тела, каналы, по которым циркулирует жизненная энергия.
Расширение меридианов не являлось самым приятным опытом. Оно предполагало истощение энергии, накапливающейся в энергетическом море, снова и снова.
Это напоминало растяжку: регулярные занятия каждый день пойдут вам на пользу, но если вы будете недостаточно осторожны, то можете порвать мышцы.
В самом начале своего обучения молодой господин Янь, стоило кончику ножа проделать первую дыру в дереве, начинал плакать, что его руки, зад и каждая часть его тела болят так, будто его скоро не станет. А потом он закатывал грандиозную истерику, категорически отказываясь снова прикасаться к заклинаниям, несмотря ни на что.
Мучуню не оставалось другого выбора, кроме как два месяца давать ему лишь пошаговые указания. Он едва научил Янь Чжэнмина основам.
Даже сейчас, когда Мучунь чжэньжэнь попросил своего первого ученика вернуться и попрактиковаться, Янь Чжэнмин принялся играться с ножом для фруктов, просто царапая табличку, как будто учитель ничего не знал.
Лицо Мучунь чжэньжэня вытянулось. Он нахмурился, глядя на Янь Чжэнмина, а затем сказал Чэн Цяню:
— Ты был в библиотеке?
Чэн Цянь: …
Янь Чжэнмин: …
Мучунь чжэньжэнь обошел вокруг стола Чэн Цяня и приблизился, прямо глядя на все еще мокрого за ушами ребенка:
— Что еще ты прочел, кроме «Введения в заклинания»?
Чэн Цянь не смел ничего сказать.
— Дай я угадаю: методы самосовершенствования, фехтование, духовные наставления, учения других школ и, вероятно… — голова Чэн Цяня опускалась все ниже с каждым новым словом, срывающимся с уст учителя. Мастер снова обошел стол и безжалостно выплюнул: — Темный Путь?
Сердце Чэн Цяня подпрыгнуло от неожиданности.
— Учитель, я…
Мучунь чжэньжэнь уставился на крошечный завиток волос Чэн Цяня, ожидая, что его ученик начнет отрицать или испугается до слез.
Но Чэн Цянь не сделал ни того, ни другого. Он молча встал и, выждав немного, тихо сказал:
— Простите…
— Как ты можешь извиняться? — Мучунь чжэньжэнь ни в малейшей степени не верил в его раскаяние.
Чэн Цянь снова промолчал.
Как и ожидалось, он не это имел в виду.
Янь Чжэнмин немного сочувствовал ему. По мере того, как связь между Янь Чжэнмином и его братьями становилась крепче, он обнаружил, что вполне способен игнорировать ненавистные черты третьего младшего брата. Иногда он все еще страдал от убийственных побуждений в отношении Чэн Цяня, но вскоре после этого всегда прощал его. Он чувствовал, что Чэн Цянь был просто осторожным и злопамятным волчонком. Разозлившись, он укусит тебя, но, взглянув поближе, ты обнаружишь, что он оставил на коже лишь мелкие следы от зубов. Он знал, кто обращался с ним хорошо, а кто нет; он притворялся свирепым, но, в целом, обычно очень старался никому не навредить.
— Учитель, вы не можете винить его. Я привел его в библиотеку. На горе нет развлечений, поэтому я хотел взять несколько восхитительных книг для младшего брата, — Янь Чжэнмин извинился вместо Чэн Цяня.
— Входит ли в список этих восхитительных книг «Введение в заклинания?»
— Может быть, он просто случайно увидел ее.
— Чжэнмин, ты думаешь о нем, как о себе? — Мучунь чжэньжэнь вскинул бровь.
Янь Чжэнмин:…
Он не был уверен, ругает учитель Чэн Цяня или его самого.
Мучунь чжэньжэнь вздохнул. Глядя на Чэн Цяня, испытующе смотрящего на него, он чувствовал, что если продолжит в том же духе, то больше не будет похож на отца Цзыпэн чжэньжэнь — он будет похож на ее дедушку!
Учитель подозвал Чэн Цяня и собственными рукавами вытер холодный пот со лба мальчика. Хоть он и намеревался придать себе более суровый вид, в конечном итоге лишь потерпел неудачу. Он только выглядел немного хмурым.
— Старшие из нашего клана прошли три тысячи путей, так записано в библиотеке, — сказал Мучунь чжэньжэнь. — Ты был на предпоследнем этаже? Определенно нет, потому что ты не думал, что там будет что-то полезное для тебя. Там хранятся записи о путях, по которым прошли наши старшие, вместе с их судьбами. Я знаю, что ты ищешь свой собственный Дао. Я просто надеюсь, что ты не выберешь самый трудный.
Чэн Цянь понял его лишь отчасти. Но, почувствовав тяжесть в словах своего учителя, он кивнул.
И Янь Чжэнмин, и Чэн Цянь получили наказание в виде копирования священных писаний тридцать раз.
Бедный первый старший брат. Вина за ошибки младших братьев, казалось, всегда падала на него.
Три книги всю ночь напролет. Любовь до сих пор жива.
Чэн Цянь сбежал быстрее, чем Янь Чжэнмин успел хотя бы попытаться подкупить младшего брата принять наказание вместо него.
Вернувшись в павильон Цинань, Чэн Цянь переписывал священные тексты до полуночи. Он лишь однажды вышел на ужин, когда Сюэцин позвал его, а все остальное время провел в учебной комнате. В подобных ситуациях, только Сюэцин мог заставить его отвлечься. Как-то раз, когда Чэн Цянь отмахнулся от просьбы Сюэцина, младший адепт решил подождать его и голодал до самой ночи. С того момента, независимо от того, насколько он не желал быть побеспокоенным, Чэн Цянь никогда не игнорировал его просьбы.
Закончив писать, под светом луны и звезд Чэн Цянь отправился в библиотеку.
Это был первый раз, когда он сам открыл ворота, и первый раз, когда он вошел туда с разрешения учителя. Чэн Цянь ненадолго задержался возле раздела о мечах, методах самосовершенствования и книг по заклинаниям, где он всегда останавливался во время своих предыдущих визитов, прежде чем спуститься на предпоследний этаж, как велел ему учитель.
На самом деле Чэн Цянь был хорош в том, чтобы внешне показывать согласие, но бунтовать внутри. Однако он ненавидел поступать так со своим учителем.
Этот этаж по-прежнему оставался уединенным местом, хоть и в меньшей степени, чем тот, что под ним. Книги были аккуратно разложены в соответствии с порядком, к ним явно редко прикасались. Чэн Цянь случайно выбрал несколько томов. На лицевой стороне каждой страницы находился портрет, а на оборотной — история жизни конкретного ученика: его имя, как его приняли в клан, поведение, как он попал на путь Дао, каким было его Дао, все его взлеты и падения, как он стал достойным человеком, и, наконец, оценка, данная другими после его смерти.
Некоторые ученики пропали без вести, а некоторых изгнали из клана, поэтому о них, впоследствии, не было написано никаких историй.
Чэн Цянь поначалу лишь неторопливо читал, но через некоторое время он почувствовал сонливость и вскоре задремал, прислонившись к углу полки. Его разбудил звук удара книги о землю, а в следующее мгновение Чэн Цянь понял, что уже и сам лежит на полу в оцепенении.
Хотя в библиотеке полно было влагонепроницаемых и защищающих от моли талисманов, отсутствие солнечного света в течение многих лет превратило ее в место с крайне мрачной аурой. Холодная земля заставила Чэн Цяня вздрогнуть, и в этот момент его взгляд зацепился за что-то под стеллажем.
Щель между нижней полкой и землей оказалась очень узкой; только очень тонкие руки могли протиснуться внутрь и дотянуться до объекта. Чэн Цянь поддался искушению, закатал рукав и сунулся в расщелину, после чего, пошарив вокруг, вытащил что-то.
Это был портрет, но, как ни странно, разрезанный надвое. Нижняя половина у него отсутствовала. На портрете виднелась лишь верхняя часть мужчины. Он был одет в старый халат, но вовсе не выглядел потрепанным или несчастным. Хотя художник был неизвестен, грациозная осанка мужчины оживала на холсте лишь с помощью нескольких чернильных штрихов.
Кто… этот старший?
Чэн Цянь перевернул портрет, но на обороте ничего не оказалось.
Чэн Цянь не очень хорошо разбирался в живописи, но, с любительской точки зрения, он решил, что навыки художника довольно неплохи. Это не было похоже на неудачную работу… так почему на ней нет ни единого иероглифа?1
1 На традиционных китайских рисунках обычно имеются надписи.
Чэн Цянь оказался в затруднительном положении. Но так как ему было трудно проникнуться историей кого-то, кого он не знал, он быстро потерял интерес, убрал портрет и поднялся наверх, где взял еще несколько книг, чтобы прочитать их в своем павильоне.
Время пролетело незаметно. На шестой день шестого месяца лунного календаря учитель и его ученики завершили свои, неотягощающие разум, рутинные занятия и спустились с горы, сопровождаемые великой процессией.
Конечно же, «великую процессию» в одиночку организовал первый старший брат, Янь Чжэнмин.
Он приготовил несколько больших экипажей: один для него, остальные — для его багажа, но при этом все, что было жизненно необходимо в его глазах, в глазах братьев выглядело обычной кучей мусора.
Кроме него, все остальные, включая единственную девушку, Лужу, несли только деревянные мечи и дорожные сумки, хотя Чэн Цянь взял с собой еще и два свертка с книгами, которые он повесил на седло.
Однако молодой господин Янь все также продолжал жаловаться, несмотря ни на что. Он не покидал горы Фуяо целых семь лет; тяжесть путешествия убивала его.
Молодой господин Янь даже и не думал, что у человека, сидящего в одиночестве в карете целый день, могут возникнуть какие-либо проблемы, но ему было жаль видеть, что его учитель, младшие братья и сестра испытывают на себе солнце и ветер. Вот почему он высунул голову и сказал своему тощему учителю, сидевшему на спине тощей лошади:
— Учитель, пожалуйста, садитесь в экипаж с младшими братьями; на улице слишком жарко.
— Мой ученик, в тебе и правда есть сыновья почтительность, — вздохнул Мучунь чжэньжэнь.
В конце концов, личностные качества молодого господина с возрастом несколько улучшились. Несмотря на усиливающийся нарциссизм, Янь Чжэнмин стал куда разумнее, чем раньше: например, молодой господин Янь, не умеющий прежде читать эмоции по лицам других людей, теперь уловил намек на сарказм в словах своего учителя.
Но учитель, в конце концов, отказался от его предложения. Он попросту забросил Лужу, которую нес в корзине на спине, в карету Янь Чжэнмина, позволив ей пускать слюни на первого старшего брата. Повернувшись, Мучунь чжэньжэнь увидел Чэн Цяня. Со своим бледным лицом третий ученик выглядел так, будто все еще не пришел в себя после того, как практика заклинаний вышла ему боком.
Поэтому Мучунь настоял:
— Забирайся в экипаж своего старшего брата и отдохни. Не стоит притворяться сильным. Ты можешь почитать книги внутри.
— Верно. Маленькая медная монетка, приходи поиграть с младшей сестрой. Тут достаточно места, чтобы вы двое могли поваляться, — сказал Янь Чжэнмин.
Чэн Цянь отказал ему без малейших колебаний и не забыл о насмешке:
— Старший брат, ты слишком скромничаешь. Посмотри на этот парк экипажей — он мог бы сравниться со свадебной процессией императорской наложницы.2
2 Традиционный брачный ритуал в Китае: невесту в паланкине из родительского дома в дом жениха сопровождает свадебная процессия.
Этот мальчишка всегда с неблагодарностью относился к проявленной доброте! Янь Чжэнмин в ярости опустил занавес, не желая больше видеть этого маленького ублюдка.
Чэн Цянь вспомнил слова учителя о том, что первый старший брат вошел в Дао через искусство фехтования и такие культиваторы в основном имели сильную волю — за исключением нескольких эксцентричных личностей, таких как Янь Чжэнмин.
Но сам Чэн Цянь был другим. Учитель сказал, что он вошел в Дао через сердце.
Что значило «войти в Дао через сердце»?
Этот вопрос терзал разум Чэн Цяня. Он провел в библиотеке несколько дней, но так и не понял его истинный смысл. Поскольку мнения разделились, он не знал, кому верить. Но все расхождения во взглядах говорили об одном и том же: «те, кто вошел в Дао через искусство фехтования, тренируют свое тело; те, кто вошел в Дао через сердце, тренируют свой ум».
Тренировать ум — значит закалять свою силу воли. Концентрация, стойкость, боль, выносливость и так далее. Если сила воли окажется достаточно крепкой, то заклинатель сможет следовать пожеланиям своего сердца, не отклоняясь от них. Поскольку Чэн Цянь только что переступил порог, самым очевидным методом, который он мог найти, чтобы тренировать свой ум, была самодисциплина.
Поэтому он уже решил рассматривать это изнурительное путешествие как практику аскетизма.3
3 Аскетизм — крайняя степень воздержания, отречение от жизненных удовольствий, свойственное аскетам; методика достижения духовных целей через упражнения в самодисциплине, самоограничении, самоотвержении, исполнении трудных обетов, порой включающих самоистязание.
После трехдневной дороги учитель и его ученики прибыли на берег Восточного моря.
Рядом находился небольшой городок под названием Город Укрощения Драконов, где было много магазинов, торгующих всевозможными магическими инструментами, будь они настоящие или поддельные. В хорошую погоду из порта виднелись Небесные горы, выглядывающие вдалеке. Город в любое время года переполняли толпы путешественников со всей страны.
Но никогда еще здесь не было так шумно, как в этом году.
К моменту их прибытия, все гостиницы были заполнены до отказа. Янь Чжэнмин предложил послать кого-то из младших адептов, чтобы спросить о самом дорогом отеле в этом районе, планируя забронировать несколько роскошных номеров независимо от цены.
Учитель пропустил мимо ушей его паршивую идею.
Старый дух ласки хорошо знал дорогу. Нигде не останавливаясь, он повел братьев к юго-восточной окраине Города Укрощения Драконов, в направлении ряда крытых соломой постоялых дворов.
С эстетической точки зрения, архитектурный стиль этих лачуг напоминал конюшню. Несколько цыплят лениво бродили вокруг дверей, а прямо к хижинам прилегал свинарник, построенный из камней, откуда на показную флотилию экипажей молодого мастера Янь с любопытством смотрела жирная свинья.
Янь Чжэнмин распахнул дверцу кареты, с неприязнью на лице оглядел обстановку и протянул руку, чтобы ткнуть Чэн Цяня.
— Что это, черт возьми, за место? Сортир?
К этому времени он уже забыл о своем раздражении по поводу Чэн Цяня. Очевидно, Янь Чжэнмин не относился к тем узколобым людям, что затаивали обиду. Главным его занятием было упиваться собственной красотой во всех ее проявлениях.
Чэн Цянь сочувственно посмотрел на него, сказав:
— Я только что видел, как учитель постучал в дверь — боюсь, это то место, где мы остановимся сегодня вечером.
Янь Чжэнмин: …
Он предпочел бы спать в карете.
Ничто так не угнетало его, как это путешествие. Возмущенный, Янь Чжэнмин довольно долго думал о своей ответственности в качестве первого старшего брата. Он огляделся по сторонам и проворчал Ли Юню:
— Где маленький подлец?
С того дня, как Ли Юнь получил от Чэн Цяня мотивацию к учебе, он избегал игр и веселья. Он последовал примеру младшего брата и в течение всего путешествия держал в руках книгу, даже сидя верхом на лошади, а, услышав вопрос, указал куда-то, не поднимая глаз. В том направлении, куда он показывал, у дверей хижины, рос большой куст ягод годжи 4, а из просвета между ветвями виднелась смешная голова.
4 Растение из семейства пасленовых, у нас называется «дереза обыкновенная», в Китае известно несколько тысяч лет, выращивается в том числе в провинции Нинся; плоды красные, но в горах Тибета бывают и темно-фиолетовые.
Хань Юань крикнул своим старшим братьям, застывшим с разными выражениями на лицах:
— Ищете меня? Я собираю ягоды годжи для вас. Их так много, и они такие сладкие!
Этот идиот…
Янь Чжэнмин захлопнул дверцу кареты, решив, что скорее умрет, чем ступит на землю. Тем не менее, он все же вышел, потому что его младшая сестра, еще не научившаяся общаться с другими, из-за долгого путешествия обписалась прямо в экипаже.
Лицо Янь Чжэнмина оставалось мрачным до полуночи.
У группы соломенных хижин было название, которое очень точно описывало их: «Убогий постоялый двор».
По обеим сторонам от входа виднелись надписи. Слева было написано: «Три монеты за ночь», а справа: «Оставайся или проваливай». На самой двери нарисовали свирепого монстра. Здесь не было даже слуги, чтобы поприветствовать гостей. Так вот как они управляли постоялым двором?
Хозяин не появлялся до тех пор, пока учитель не постучал в дверь. Это оказался крепкий мужчина ростом более восьми чи, выглядевший в точности как маленькая гора — его рост и талия были практически одного размера!
С торчащими волосами и такой же бородой, с лицом, похожим на бронзовый таз, и толстыми губами, кривившимися книзу, он напоминал негодяя, собирающего долги.
Лошадь Ли Юня испугалась его появления. Она заржала и в панике попятилась назад, отходя на расстояние одного чжана, почти попав в карету Янь Чжэнмина.
Учитель, однако, дружелюбно обхватил ладонью кулак, склонившись в малом поклоне, и улыбнулся.
— Брат Вэнь Я, давно не виделись.
Ученики и младшие адепты поразевали рты, чувствуя, что они больше никогда не смогут смотреть на два иероглифа: «Вэнь» и «Я» 5.
5 Буквально «нежный» и «элегантный».
«Железная башня» выглядел раздраженным, когда открывал дверь, но стоило ему понять, что посетителем был Мучунь чжэньжэнь, как его лицо немного смягчилось.
— Сяо Чунь? Почему ты здесь?
Такая форма обращения настолько потрясла Чэн Цяня, что он едва не свалился с лошади, а по его коже побежали мурашки.
— Входи, — Вэнь Я посмотрел на впечатляющую процессию молодого господина Янь и слегка нахмурился. — Вы сопровождаете невесту в дом жениха?
Ли Юнь, Чэн Цянь и Хань Юань одновременно захихикали, посмотрев на Янь Чжэнмина. Но последний лишь вынул свой новый меч и со злой усмешкой хлестнул робкого коня Ли Юня по заду. Бедняга встал на дыбы и в истерике прыгнул вперед, всполошив зафыркавшую свинью, которая, в свою очередь перепугала цыплят, гуляющих перед дверью, до такой степени, что они разлетелись, и резво припустили галопом.
Янь Чжэнмин с важным видом и безнадежной печалью в сердце вошел в самый убогий постоялый двор из всех, где ему когда-либо приходилось бывать.
Заурядная внешность обычного человека
В тот день молодой господин Янь больше не покидал свою комнату. Он не вышел даже чтобы поесть, если, конечно, местные блюда вообще можно было назвать человеческой едой.
Когда наступил вечер, угрюмый, он прихватил с собой несколько десертов и попытался уснуть.
Хотя младшие адепты убирали его комнату много раз, Янь Чжэнмину все еще казалось, что одеяло воняет, а жесткая кровать неудобна. В ней было настолько душно, что можно было задохнуться, и независимо от того, какие благовония Янь Чжэнмин жег, ничто не могло прогнать его мрачное настроение.
Проще говоря, это чертовски убогое место заставило молодого господина Янь подвергнуть сомнениям всю свою жизнь. Не в силах больше сдерживаться, он поднялся с кровати, собираясь побеспокоить учителя просто из принципа, что если несчастен он, то и другие люди тоже должны быть несчастны.
Оставив младших адептов позади, Янь Чжэнмин метался по постоялому двору, как безголовый цыпленок.
Из-за того, что трактир был слишком убогим, а лавочник похож на бандита, никто, кроме них, не останавливался здесь. Проходя мимо пустого двора и множества свободных соломенных строений, похожих на дома с привидениями, Янь Чжэнмин, наконец, обнаружил своего бедного учителя в самом дальнем из них.
Однако, заметив, что Мучунь чжэньжэнь сидел там вместе с хозяином двора, Вэнь Я, он не решился подойти.
Одно дело беспокоить учителя, когда они наедине, но унижать его достоинство в присутствии других людей Янь Чжэнмин не хотел.
Но, поскольку Янь Чжэнмину таких трудов стоило разыскать его, он не желал возвращаться ни с чем. Помедлив немного, молодой господин Янь сунул руку в карман и вытащил крыло цикады.
Излишне говорить, что эта вещь была сделана Ли Юнем. На крыле было пять отверстий, так что, продев через них веревку, его можно было носить на шее. В определенной степени это крыло могло препятствовать восприятию других людей, что позволяло скрывать присутствие своего обладателя.
Но разве способен был Ли Юнь создавать такие сложные игрушки? Эффект от крыла был ограничен. Оно действовало, если владелец стоял достаточно далеко и соблюдал осторожность, но вот заставить человека исчезнуть или стать полностью невидимым оно не могло.
Однажды, отчитывая Хань Юаня за кражу птичьих яиц, Янь Чжэнмин забрал этот удобный инструмент себе.
Янь Чжэнмин повернулся к другой стороне двора и перелез через разбитый забор. Он спрятался за домом, выжидая момент, когда Вэнь Я уйдет, чтобы выпрыгнуть и завязать с учителем спор.
Он тренировался с мечом круглый год и был куда ловчее обычного человека, несмотря на то, что работал не слишком много. Под прикрытием крыла цикады ему удалось не потревожить двух даосов.
Он нашел место, чтобы присесть и подождать, пока учитель не отошлет гостя, чтобы, наконец, пожаловаться ему.
Именно в этот момент их разговор дошел до ушей Янь Чжэнмина.
Вэнь Я сказал:
— В прошлом году у меня было видение. Мне было интересно, что оно значит, а теперь ты говоришь мне, что это Небесное Чудовище. Его рождение, ярость Короля монстров и восстание в Долине Демонов — все это, должно быть, привело к кровопролитию. Если бы Ему не удалось подавить беспорядки и вытащить яйцо… Небесное Чудовище, рожденное в крови… Тц, это было бы больше, чем просто бедствие для горы Фуяо — кстати говоря, где Небесное Чудовище? Оно вылупилось?
Мучунь чжэньжэнь спокойно ответил:
— Оно вылупилось и находится прямо здесь, на твоем постоялом дворе. Я должен проверить ее через минуту, или она помочится на твою кровать.
Вэнь Я: …
Когда Вэнь Я растерялся, Мучунь чжэньжэнь снова заговорил, и его голос сделался строже. Янь Чжэнмин расслышал, что он также стал тише.
— Ты знаешь, кто был тот последователь Темного Пути с титулом Бэймин? И какое отношение он имел к нашему клану? Почему он хотел спасти наш клан ценой одной из своих облачных душ?
Вэнь Я:
— Разве он тебе не сказал?
Мучунь чжэньжэнь вздохнул.
— Даже несмотря на то, что он сильный демонический совершенствующийся, принесение в жертву своей души наносит серьезный ущерб любому. Я не видел его с того дня.
Услышав это, Вэнь Я задумался, прежде чем ответить:
— Он попросил меня передать ЭТО тебе и утверждал, что он изгнанный ученик клана Фуяо. Я думал, ты его знаешь.
— С момента основания клана было множество предателей. Я знаю о происхождении двух Господинов Бэйминов, а кроме них, есть еще много других, скрывающих свои личности… после всех этих лет, как я мог знать, кто он?
— По крайней мере, он не выказывал дурных намерений, — сказал Вэнь Я. — Тебе лучше подумать о том, как вести себя со своим старым другом, чем беспокоиться о разбитой душе.
Вэнь Я намеренно понизил голос на словах «старый друг». Они прозвучали так мрачно и так глубоко, будто впитали в себя весь страх этого большого человека.
Янь Чжэнмин был потрясен.
Старый друг?
Пока Мучунь чжэньжэнь, казалось, целую вечность молчал, Янь Чжэнмин успел бессознательно выпрямиться и вытянуть шею.
Наконец учитель снова заговорил:
— Брат Вэнь Я, — спокойно сказал он. — Если я… Пожалуйста, позаботься об этих детях ради меня.
Подождите, что это должно было значить?
Янь Чжэнмин потратил весь свой интеллект, накопленный за последние шестнадцать лет, на этот момент. Он даже забыл о том, что подслушивает. Его разум лихорадочно работал, пока он прятался за своим укрытием, затаив дыхание.
Вэнь Я издевательски рассмеялся. Но Янь Чжэнмин не знал, над кем именно он насмехался.
— Да ладно тебе! Я никто. Как я могу взять на себя такую ответственность? — сказал Вэнь Я. — Что за место твоя гора Фуяо! В каждом поколении всегда есть последователь Темного Пути. Как такое ничтожество, как я, может взять все это под свой контроль? А, кроме того, разве у тебя нет болвана, готового вырезать амулеты на своей душе, чтобы уберечь тебя от беды? С таким же успехом ты можешь попросить его о помощи.
Мучунь чжэньжэнь знал, что он имеет в виду, поэтому тактично сменил тему.
Разговор перетек в шутливую болтовню. Двое мужчин средних лет говорили безумолку, рассказывая обо всех пустяковых историях, случившихся в мире заклинателей за последние пятьсот лет.
Когда ноги Янь Чжэнмина онемели, он убедился, что больше не получит никакой полезной информации. Только тогда он осторожно встал и также тихо ускользнул.
Жаркой июньской ночью, похожей на раскаленную печь, его ладони были холодными и потными.
Янь Чжэнмин покинул дом учителя и направился прямо к дому Чэн Цяня. Было поздно, и Чэн Цянь уже лег спать, но Янь Чжэнмин силой вытащил его из-под одеяла.
Внезапно и безпричинно разбуженный, Чэн Цянь сердито посмотрел на Янь Чжэнмина, думая лишь о том, как бы с ним подраться.
Янь Чжэнмин, однако, вообще на него не смотрел. Он подобрал одежду с кровати и швырнул ее Чэн Цяню в лицо, торжественно приказав ему:
— Одевайся и пойдем со мной.
Нахмурившись, Янь Чжэнмин принялся беспокойно расхаживать по комнате. Он полностью погрузился в себя и даже не заметил, что Чэн Цянь уже носил эту одежду сегодня днем. Более того, он не придрался к плачевному состоянию измятого пояса Чэн Цяня. С тяжелым сердцем, Янь Чжэнмин продолжал настаивать на своем.
Учтя это обстоятельство, Чэн Цянь решил, что первому старшему брату действительно было что сказать, по крайней мере, что-то в его глазах показалось юноше серьезным. Он поспешно надел верхнее одеяние, но, прежде чем успел расчесать волосы, Янь Чжэнмин уже потащил его к Ли Юню и Хань Юаню.
Однако они не нашли Хань Юаня. С тех пор, как братья спустились с горы, этот мальчишка бегал туда-сюда, будто дикий конь. Сейчас он, вероятно, прогуливался по городу.
Ли Юнь еще не спал и усердно работал при свете масляной лампы. Увидев своих братьев вместе, он очень удивился. Но когда его взгляд упал на крыло цикады на шее Янь Чжэнмина, он с сомнением спросил:
— Первый старший брат… ты только что подслушивал?
Прекратив поиски Хань Юаня, Янь Чжэнмин сел в комнате Ли Юня и, потирая дно фарфоровой чашки, сбивчиво пересказал своим младшим братьям то, что ему довелось услышать.
Чэн Цянь обменялся взглядами с Ли Юнем, взял чашку, глазурь которой Янь Чжэнмин почти стер, и налил туда холодного чая, похоже, находившегося в чайнике в течение нескольких дней. Янь Чжэнмин неглядя выпил его.
Нахмурившись, Ли Юнь спросил:
— Первый старший брат, это… ты знаешь, кто такой «старый друг»?
Ли Юнь на самом деле обладал тонким умом; просто он слишком любил необычные трюки и не имел достаточно концентрации. Немного поразмыслив над чаем в чашке, Янь Чжэнмин кивнул.
— Да.
— Как я и думал, это, должно быть, один из последователей Темного Пути, — подтвердил Чэн Цянь.
Янь Чжэнмин:
— Откуда ты знаешь?
На самом деле, Чэн Цянь уже думал, что это странно — слушая учителя во время чтения священных писаний, он заметил, что, хотя тот часто говорил противоречивые глупости, в текстах разных школ прослеживалась единая концепция, проходящая через каждую теорию. Заключалась она в том, что: «Великое Дао бесформенно и соответствует естественному порядку вещей».
Поскольку оно бесформенно, в нем нет ни правильного, ни неправильного. Все существа достигают одной цели разными путями. После посвящения Чэн Цянь никогда не слышал от своего учителя плохих слов о последователях Темного Пути или о самосовершенствующихся чудовищах.
Для этого был никчемный первый старший брат, до горечи ненавидящий их.
Чэн Цянь ответил:
— В прошлом году, в Долине Демонов, когда второй старший брат говорил о демонических совершенствующихся, ты накричал на него. Именно тогда я начал чувствовать, что… первый старший брат, кажется, особенно отвергает темное искусство.
Янь Чжэнмин махнул рукой.
— Я просто боялся, что он введет тебя в заблуждение.
— О… Однако, похоже, ты не боишься, что сам введешь нас в заблуждение, засыпая на каждом утреннем занятии, — сказал Чэн Цянь и глазом не моргнув.
Янь Чжэнмин: …
У этого маленького ублюдка был острый язык!
Янь Чжэнмин закатил глаза в ответ на слова Чэн Цяня. После короткого молчания он медленно заговорил:
— Я, вроде бы, не рассказывал тебе, как встретил учителя. Когда мне было семь или восемь лет, я закатил истерику из-за какого-то дела, о котором я сейчас и не вспомню. Тогда я был очень зол, поэтому убежал, оставив своих слуг, и был похищен.
Как говорится, каким был мальчик, таким будет и мужчина. Это определенно напоминало первого старшего брата.
— Меня похитил человек, очень красивый человек. Но он выглядел так, будто его отчаянно тошнило от всей той мертвой атмосферы, что окружала его, — вспоминал Янь Чжэнмин. — Он привел нас в заброшенный даосский храм.
Чэн Цянь моргнул.
— Нас?
— Нас, — подтвердил Янь Чжэнмин. — Всего было четверо или пятеро детей, все почти одного возраста со мной. Среди них была только одна девочка, все остальные — мальчики. Этот человек был последователем Темного Пути. Я видел, как он схватил девочку за шею и вытащил из ее лба три облачные и семь телесных душ 1 вместо того, чтобы просто убить ее. Удивительно, но после всего этого девочка еще дышала, и ее сердце билось, даже если тело превратилось в пустой сосуд. Она боролась со смертью семь или восемь дней, находясь на грани, но потом все равно скончалась. Это был… первый раз, когда я видел, как кто-то умирает.
1 魂 — хунь (буквально: «облачная душа») и 魄 — по (буквально: «белая душа») — два типа душ в китайской философии и традиционной религии.
То, что Янь Чжэнмин все еще помнил каждую деталь случившегося по прошествии почти десяти лет, доказывало, насколько глубоко оно запечатлелось в его сознании.
Ли Юнь был в изумлении.
— Зачем этому мужчине убивать детей?
— Он бросил душу девочки в лампу с вонючим маслом. Пламя вспыхнуло и больше не гасло. Затем настала наша очередь. Но он не стал убивать нас сразу. Он каждый день брал у нас кровь и вливал ее в масло. Не считая тошноты, поначалу мы не чувствовали ничего ужасного. Но у маленьких детей не так много крови. Несколько дней спустя некоторые не выдержали и умерли.
Когда Янь Чжэнмин пересказал свою историю, Чэн Цяню она показалась все более и более знакомой.
— Это Поглощающая души лампа?.. — выпалил он.
— Что? — шокировано спросил Ли Юнь.
Взгляд Янь Чжэнмин внезапно стал серьезным.
— Откуда ты знаешь?
Чэн Цянь ответил:
— Я читал об этом в библиотеке. Поглощающая души лампа может очищать их. Низший класс использует девичьи души в качестве фитиля и трупное масло, смешанное с мальчишеской кровью, для розжига. После сорока девяти дней сожжения душа девушки превращается в призрачную тень. Это определенный тип темных искусств, называемый управлением призраками 2.
2 Управление призраками буквально переводится как «призрачный путь» по аналогии с «темный путь». Но, поскольку призрачный путь звучит немного странно, мы обосновали его так.
Янь Чжэнмин протянул руку и схватил Чэн Цяня за запястье.
— Чэн Цянь, я открыл ворота только для того, чтобы ты увидел, как истекают кровью другие люди и как очищают их души?!
Это не напугало Чэн Цяня. Он сказал с полной уверенностью:
— В любом случае, это не запрещено учителем. Есть много различных видов темных искусств, я всего лишь просмотрел несколько из них.
— Достаточно, — Ли Юнь был очень умен. Увидев, что они отклонились от темы, он тут же перевел разговор в прежнее русло. — Первый старший брат, пожалуйста, продолжай. Что случилось с тем одержимым последователем Темного Пути? Учитель спас тебя, и ты стал его учеником?
Янь Чжэнмин бросил свирепый взгляд на Чэн Цяня.
— Учитель спас меня, но дело не в этом…
В этот момент Янь Чжэнмин невольно остановился.
— Учитель знаком с этим демоническим совершенствующимся. Я слышал, как он называл его «старший брат».
Если вам нравится наша работа, можете поблагодарить нас чашечкой кофе. Кнопка "донат" есть в группе в контакте
Случайно найденный темный заклинатель
Слова Янь Чжэнмина ошеломили Ли Юня и Чэн Цяня. Ли Юнь нерешительно спросил:
— Так… он наш дядя? 1
1 Шибо – дядюшка-наставник, вежливое обращение к старшему брату (шисюну) учителя.
Произнеся это Ли Юнь вдруг почувствовал себя одержимым Хань Юанем и, пожалев, быстро потер лоб.
— Конечно нет, неужели все правила клана спустились тебе в желудок? Как только вы вступите на Темный Путь, вроде управления призраками или массовых убийств, вы будете изгнаны из клана и никогда больше не сможете вернуться, — строго сказал Янь Чжэнмин.
В комнате воцарилась тишина.
Спустя минуту или две, Чэн Цянь отодвинулся и пробормотал:
— Это означает… что старый друг, вероятно…
Он невольно замолчал, видимо, не зная, как правильней к нему обратиться. Он долго думал, прежде чем до него дошло.
— Э-э, бывший дядя.
— А кто еще это может быть? — нетерпеливо сказал Янь Чжэнмин. — Гора Фуяо не является верховным центром демонических заклинателей.
— Первый старший брат, что ты об этом думаешь? Может, завтра пойдем и спросим у мастера? — осторожно предложил Ли Юнь.
Янь Чжэнмин покачал головой. Несмотря на болтливость учителя, большая часть того, что он говорил, была чепухой. Когда дело доходило до чего-то серьезного, он становился похож на закрытую устрицу. Янь Чжэнмин определенно не верил, что они смогут что-то вытянуть из него. Он немного подумал и с надеждой произнес:
— Есть ли способ… который позволит нам найти местонахождение учителя, когда он попытается сбить нас с толку?
Чэн Цянь слонялся по библиотеке целыми днями. После того, как он услышал слова Янь Чжэнмина, множество различных тактик по вытягиванию информации из учителя, хлынули в его голову. Но он отвергал их одну за другой, пока, наконец, не осознал, что их шансы были почти ничтожны. Первое условие для слежки за учителем заключалось в том, что один из них должен был превосходить его в могуществе.
— Я думаю, это безнадежно, — сказал Чэн Цянь. — Если только второй старший брат не найдет другую жабу и не заставит учителя носить на себе запах Жабьей Жидкости. Но я боюсь, что при встрече с сильным последователем Темного Пути, жаба второго старшего брата вновь притворится мертвой.
— Не смотри на меня, я понятия не имею, что делать, — пожал плечами Ли Юнь. — Столкнувшись с грозным противником, любое разумное существо придет в ужас. Но лишь тех из них, кто не слишком глуп, можно использовать для отслеживания людей.
— Это должен быть кто-то, кто обладает интеллектом и не испугается, в случае чего… — Янь Чжэнмин задумался над словами Ли Юня. — Эй, что вы думаете о Луже?
Чэн Цянь закатил глаза. Он не верил ни в то, что его младшая сестра обладает интеллектом, ни в то, что она не придет в ужас. Но в следующую секунду он вдруг понял, что имел в виду Янь Чжэнмин. Хотя у них не было возможности выследить учителя, они могли попытаться что-то сделать со своей младшей сестрой.
Так как учитель всегда брал ребенка с собой, а она еще не научилась понимать человеческий язык, их план определенно не будет раскрыт.
После недолгого обсуждения все трое нашли тонкую деревянную пластину. Начитанный Чэн Цянь предоставил идею, а Янь Чжэнмин отвечал за исполнение. Таким образом, они с трудом нацарапали ножом заклинание слежения.
Это заклинение было очень простым, потому что Чэн Цянь не читал часть для тех, кто уже знает азы. Но, даже учитывая это, навыки старшего брата неожиданно оказались настолько плохи, что он снова и снова терпел неудачу.
Янь Чжэнмин встряхнул ноющей рукой, чувствуя, что даже на официальных уроках он никогда не проявлял подобного усердия. Он не мог не выплеснуть свой гнев на Чэн Цяня.
— Что это, черт возьми, за хрень такая? Стоит ли мне действительно полагаться на твою память? — вскипел Янь Чжэнмин.
Плохой рабочий всегда винит инструменты 2. Чэн Цянь проглотил эту вульгарную фразу и промолчал, с явным презрением во взгляде оглядывая первого старшего брата с ног до головы. Янь Чжэнмин и Чэн Цянь ссорились, пока Ли Юнь отчаянно пытался заключить мир. К полуночи они наконец-то закончили вырезать заклинание.
2 На самом деле в оригинале и в анлейте использована куда более вульгарная фраза. Дословно она звучит как «Тот, кто не может сходить в туалет — винит сортир». Мы попытались заменить ее на что-то более благозвучное…
Янь Чжэнмин передал эстафету зевающему Ли Юню.
— Я оставлю все это тебе. Попытайся привязать это к ней. Не могу поверить, что я так долго не спал из-за вас и этой дерьмовой штуки.
Кто, в конце концов, был во всем виноват? Это действительно оказался тот случай, когда «вор кричит вор».
Чэн Цянь чувствовал такую сонливость, что не мог стоять ровно. Оставив позади «Императрицу» 3, Чэн Цянь поплелся к своей комнате. Но как только он подошел к двери и уже собирался войти, его окликнул Янь Чжэнмин:
3 娘娘 (niángniang) устар. матушка-государыня, государыня-императрица
— Подожди, Сяо Цянь, я хочу тебе кое-что сказать.
Янь Чжэнмин так быстро вырос всего за год, будто съел какое-то удобрение, его голос постепенно становился глубже и больше не звучал ясно и мелодично, как у подростка. До тех пор, пока Янь Чжэнмин не начинал громко возмущаться, он звучал как настоящий зрелый мужчина.
Чэн Цянь редко слышал у него столь торжественные нотки. Он обернулся, озадаченно глядя на Янь Чжэнмина.
Молодой человек стоял прямо позади него, залитый лунным светом. Его беспокойство и своеволие, казалось, уменьшились и растворились в темноте. В этот момент Янь Чжэнмин был сам на себя не похож.
С минуту поколебавшись, он сказал:
— Только что… я кое-что упустил. На самом деле… я слышал еще одно предложение от Вэнь Я.
Чэн Цянь нахмурился.
— Он сказал, что гора Фуяо всегда была прекрасным местом для воспитания талантов, но в каждом поколении был и будет последователь Темного Пути… — Янь Чжэнмин замолчал. Он смотрел на Чэн Цяня долю секунды, чувствуя, будто этот мальчик подобен хрупкому бамбуку. Кажется, что его так легко сломать, но на самом деле он холоден и тверд. Никто не мог сказать, сколько тяжелых чувств он скрывал в своем сердце. Янь Чжэнмин опустил голову, тихо прошептав, — Ты знаешь, где твой предел, не так ли?
Услышав это, Чэн Цянь не стал насмехаться над ним. Но он также ничего не ответил. Он слышал искреннюю заботу в словах Янь Чжэнмина. Был ли это беспочвенный страх старшего брата или нет, но его посетило чувство, будто Янь Чжэнмин сказал это только ради самого Чэн Цяня. Поскольку первый старший брат всегда был ленивым и избалованным, большую часть времени его младшие братья просто уступали ему, поэтому Чэн Цянь редко находил в себе чувство любви к старшему брату.
До этого момента.
Чэн Цянь ответил молчаливым кивком.
Янь Чжэнмин облегченно вздохнул. Он протянул руку, положил ее на затылок Чэн Цяня и бережно втолкнул мальчика в дом.
— Так будет лучше всего, — мягко сказал Янь Чжэнмин, и тут же вернулся к прежнему себе, указав на складки одежды Чэна Цяня, — Переоденься завтра. Тебе не кажется, что твои вещи похожи на тряпки для уборки?
Чэн Цянь, вероятно, не согласился с ним. Ответом мальчика стала захлопнувшаяся дверь, оставившая Янь Чжэнмина снаружи.
Эта ночь действительно оказалась насыщена событиями. Отослав Янь Чжэнмина прочь, Чэн Цянь бросился на кровать, но стоило ему только заснуть, как он вновь был разбужен.
По сравнению с первым старшим братом, который просто пинком распахнул дверь и вытащил его из-под одеяла, Хань Юань доставил куда больше неудобств. Он украдкой стучал в оконную решетку, как дятел, клюющий дерево, что заставило Чэн Цяня ужасно встревожиться, прежде чем он окончательно проснулся.
Даже сидя верхом на лошади, Чэн Цянь не бросал практику заклинаний. Все эти дни он страдал от боли, вызванной ростом и расширением каналов, что привело к плохому сну. Будучи разбуженным дважды за сегодняшнюю ночь, Чэн Цянь хотел лишь одного – беспощадно убить создателя шума ножом.
Хань Юань не вошел через парадную дверь. Под ничего не выражающим взглядом Чэн Цяня он пролез в окно и рухнул на кровать третьего брата, прошептав:
— Угадай, что я только что видел?
Чэн Цянь не хотел гадать. Он повалился назад, лицом вверх, и, не говоря ни слова, завернулся в одеяло.
— Эй, не спи. Вставай! Я покажу тебе кое-чторедкое, — Хань Юань бросился на Чэн Цяня и обеими руками схватился за него. — Ты определенно не видел этого раньше. Сяо Цянь? Сяо Цянь!
Чэн Цянь упрямился, отказываясь высунуть голову, и кричал Хань Юаню:
— Иди найди Императрицу!
Хань Юань замер от потрясения.
— Ты, должно быть, шутишь. Я не посмею. Он обязательно сожжет меня в курильнице.
— Тогда иди и найди Ли Юня! — Чэн Цянь перекатился на другую сторону кровати.
— Я так и сделал, — пожаловался Хань Юань. — Я чуть ли не выстрелил у него над ухом, но он так и не проснулся.
Чэн Цянь промолчал.
Он что, был тем, кому легче всего проснуться и кто имеет меньше шансов разозлиться?!
Хань Юань успешно стянул одеяло с Чэн Цяня. Не обращая внимания на сдерживаемый гнев своего третьего брата, он прошептал ему на ухо:
— Ты видел призраков прежде?
Чэн Цянь уже собирался ударить его ногой, когда услышал это предложение. Его нахмуренные брови внезапно дернулись.
— Что?
Несколько мгновений спустя Чэн Цянь выскользнул с обшарпанного постоялого двора вместе с Хань Юанем.
— Недавно в городе проходила ярмарка, так что я немного задержался, — сказал Хань Юань, когда они двинулись дальше. — На обратном пути я решил срезать. Сюда, следи за своими шагами.
Чэн Цянь в растерянности последовал за ним. Он с осторожностью избегал грязи на дороге, не в силах понять, как Хань Юань так быстро освоился на местности. Может быть, это особый талант нищих, которые много путешествуют? Хань Юань вел его в какое-то отдаленное место. Чэн Цянь одной рукой держал свой деревянный меч, а другой сжимал нож для заклинаний, по пути оставляя следы и делая небольшие пометки на камешках, так как не мог полностью довериться Хань Юаню.
На холодном ветру затуманенный мозг Чэн Цяня начал проясняться. Только тогда он понял, как на него повлияли слова первого старшего брата об управлении призраками, в результате чего он подсознательно последовал за Хань Юанем, услышав это «призрак».
Выйти, чтобы посмотреть на подобное с маленьким нищим, было как-то…
Чэн Цянь подумал, не заразил ли его Хань Юань какой-нибудь глупой болезнью.
Внезапно, его с головы до ног охватила дрожь.
Хань Юань повел его к реке. Он не умел чувствовать энергию, поэтому думал, что на берегу было холодно из-за поздней ночной росы.
Но Чэн Цянь уже ощутил нечто необычное в этом холоде, так как уловил в воздухе запах чего-то зловещего.
Он снова вздрогнул. Последняя капля сонливости исчезла.
«Здесь не может быть настоящей опасности, — спокойно подумал Чэн Цянь, сняв с плеча упавший лист и повертев его в руке. — Иначе как Хань Юань смог вернуться на постоялый двор?»
Хань Юань сложил ладони рупором и закричал:
— Эй! Где ты? Я привел своего младшего старшего брата. Выходи!
Чэн Цянь вскочил, чтобы моментально прикрыть Хань Юаню рот. Он спросил, скрежеща зубами:
— Что ты сделал?
Хань Юань мог только мычать.
С зажатым ртом он показал глазами на что-то позади Чэн Цяня. Чэн Цянь оглянулся, и его дыхание почти остановилось.
Прямо за его спиной незаметно возникло свечение, а обернувшись, Чэн Цянь увидел стоявший там призрак мужчины с бледным лицом, тусклыми глазами и далеким отсутствующим взглядом.
Он быстро подтащил Хань Юаня к себе.
— Кто там?
Хань Юань после непродолжительной борьбы, наконец, освободился от рук Чэн Цяня. Он небрежно похлопал Чэн Цяня по плечу, говоря:
— Все в порядке, не бойся. Сначала я тоже испугался его вида. Но вскоре я нашел его довольно интересным. К тому же, весьма спокойным.
С этими словами он наклонился и, прежде, чем Чэн Цянь смог его остановить, схватил и бросил в призрака небольшой камень. Камень пролетел сквозь тело мужчины и проскакал по земле чуть дальше. Призрак тупо уставился на него, словно какой-нибудь лунатик.
Хань Юань широко улыбнулся и сказал Чэн Цяню:
— Видишь?
Чэн Цянь хотел разве что надавать ему пощечин. Когда камень прошел сквозь тело призрака, он ясно почувствовал этот запах. Это напоминало обычную вонь, но смешанную с чем-то отвратительным и кровавым.
Трупное масло и мальчишеская кровь…
В данный момент у Чэн Цяня не было времени подумать, почему призрак отпустил Хань Юаня. У него был только один вопрос: какая удача улыбалась этому маленькому нищему?
В прошлый раз, отправившись в Долину Демонов, он столкнулся с восстанием монстров. Теперь же, на своей ночной прогулке, он умудрился встретить последователя Темного Пути, управляющего призраками!
Хань Юань, ты покойник!
В этот критический момент казалось, что в голове Чэн Цяня появилась полная копия «Введения в заклинания». Он быстро просмотрел ее от корки до корки. Внезапно, в его сознании всплыл маленький амулет — в последней главе упоминалось, что заклинания, вырезанные на листьях, требуют гораздо меньше энергии, чем те, что вырезаны на дереве, но большинство из них могут быть использованы только один раз.
Приводилось два примера таких амулетов. Один предназначался для освещения, а другой… какая польза заключалась в другом?
Чэн Цянь яростно закусил язык. Потом он вспомнил, что еще не дочитал книгу и потому не знает, как пользоваться вторым заклинанием.
Но теперь у него уже не было времени для волнений. Чэн Цянь заложил руки за спину, не отводя взгляда от призрака.
Стоило его ножу коснуться листа, Чэнь Цянь понял, что попал в безвыходную ситуацию, так как взял на себя сверх меры. Даже если у него был лишь лист, для Чэн Цяня он был все равно что ребенок, еще не научившийся ходить, но уже вынужденный бежать.
Не ломайся… не останавливайся… пожалуйста…
Лицо Чэн Цяня стало бесцветным. Он чувствовал, как лезвие впитывает его энергию, и побледнел, как мумия. Этот нож убивал его. Но это был единственный шанс для него и Хань Юаня.
Возможно, критическая ситуация раскрыла его потенциал: Чэн Цянь завершил свое первое в жизни заклинание без сучка и задоринки. В это мгновение мистическая сила передалась ему через лист, но он был не в том настроении, чтобы тщательно его рассматривать.
Чэн Цянь покачнулся и чуть не упал на землю. Каналы во всем его теле ныли, будто их пронзили тысячи игл.
Хань Юань схватил Чэн Цяня за руку.
— Сяо Цянь, что случилось?
Чэн Цянь сделал два глубоких вдоха и стряхнул с себя Хань Юаня.
— Возвращайся и попроси учителя о помощи.
Хань Юань был ошеломлен.
— Что?
Чэн Цянь крикнул на него:
— Иди!
Внезапно, призрак медленно двинулся к ним. Чэн Цянь сжал лист пальцами и поднес его к своей груди. Он потребовал:
— Стой!
От листа в его руке исходил слабый свет. Поскольку это был первый раз, когда Чэн Цянь вырезал полный амулет, он не знал, правильно ли сделал это. Заклинание казалось неполноценным — сверкала только его половина.
Взгляд призрака упал на огонек. На какое-то время его лицо будто бы немного посветлело, безжизненные глаза задвигались, бледные и потрескавшиеся губы зашевелились. Затем он сказал едва слышным голосом:
— Сердце… Очищающее сердце заклинание…
Ноги Чэн Цяня подкосились, и он чуть не упал.
Он не должен был рисковать. Как может неполноценный амулет, вырезанный на листе, иметь какой-то особый эффект?
Чэн Цянь пожалел, что не воспользовался заклинанием света; возможно, оно было бы куда полезнее.
Созерцая очищающее сердце заклинание, призрак сделал еще один шаг вперед. Дальше Чэн Цяню некуда было отступать. Он был вынужден взять свой деревянный меч, холодный пот пропитал его одежду. Его рука непроизвольно дрожала от усталости, но острие меча было твердо нацелено на призрака.
Последний постепенно приходил в сознание.
— Я… Я не… не такой уж плохой человек, малыш.
Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он говорил в последний раз. Его бессвязные слова звучали жалко, однако Чэн Цянь был не из тех, кто легко испытывал жалость к другим. Он не удивился словам призрака и крикнул Хань Юаню позади себя:
— Я сказал тебе проваливать! Иди, найди учителя! Не заставляй меня здесь задерживаться!
Хань Юань окончательно растерялся. Глядя на своего маленького старшего брата, пытающегося быть храбрым, он сказал:
— Сяо Цянь, он сказал, что не был…
Не в силах больше сдерживаться, Чэн Цянь воскликнул:
— Заткнись! Ты невежественный идиот! Он — темный заклинатель, практикующий управление призраками!
Слова «темный заклинатель» успешно напугали Хань Юаня. Он замер на несколько секунд, лицо его вытянулось, прежде чем побледнеть, а затем, наконец, исказилось в нескрываемой панике. Он закричал, повернулся и побежал прочь.
Чэн Цянь выпрямил спину, испытав при этом смешанные чувства — пока Хань Юань был здесь, он беспокоился; но, когда тот убежал, сердце Чэн Цяня похолодело и начало болеть, будто его пронзили сосулькой.
Но, прежде чем он успел подавить эти чувства, сзади снова послышались неуверенные шаги. Чэн Цянь обернулся и увидел, что маленький нищий бежит назад.
Хань Юань не только побежал назад, но и взял с собой огромный валун. Он поднял валун над головой, состроив такое лицо, будто собирался обрушить его на голову призрака. Он в гневе уставился на мужчину и спросил:
— Ты… ты темный заклинатель?
Чэн Цянь потерял дар речи. Как камень мог им помочь? Вы когда-нибудь слышали о том, чтобы призрак был убит камнем?
— Я не темный заклинатель, — в этот самый момент призрак заговорил. — Я… я всего лишь призрачная тень…
«Призрачная тень» — это душа, извлеченная из человека и очищенная в Поглощающей души лампе. В ходе ритуала, она теряет разум и попадает в полное распоряжение последователя Темного Пути, создавшего ее.
— Я… я сбежал. Я не темный заклинатель, — призрак говорил все быстрее и быстрее. Он посмотрел на Чэн Цяня и вежливо произнес: — Малыш, можно мне взять этот очищающий сердце талисман?
— Ерунда. Призрачные тени — поголовно молодые девушки, а ты разве молодая девушка? — усмехнулся Чэн Цянь.
Этот призрак выглядел максимум — как отец девушки!
Призрак перевел взгляд с очищающего талисмана на деревянный меч в руке Чэн Цяня. Он довольно долго молчал, сохраняя пустое выражение лица, будто оглядываясь назад. Через некоторое время он произнес:
— Деревянный меч… ты ученик клана Фуяо. Неудивительно, что в таком юном возрасте вы можете… вы не знаете, что призрачные тени первого класса — это первозданные духи заклинателей, следующие — это их души, и третьи, низшие, — души молодых девушек, не имеющих никакого отношения к пути самосовершенствования. Просто души молодых девушек наиболее доступны и легче всего поддаются очищению.
— Так кто же ты? — спросил Хань Юань.
Призрак выглядел слегка обиженным.
— Первозданный дух, — тихо сказал он.
Закончив эту фразу, он разглядел усталость и недоверие, отразившиеся на лице Чэн Цяня. Поэтому он наклонился и поднял маленький камешек, который бросил в него Хань Юань.
Зрачки Чэн Цяня сузились. Он знал, что обычные души не могут материализоваться. Если этот человек мог поднять камень, то он действительно был первозданным духом.
Но… лишь некоторые могущественные старейшины обладали первозданным духом. Исходя из собственных наблюдений, Чэн Цянь опасался, что даже у его учителя не было ни одного.
Чэн Цянь замер. Удрученный, он, в конце концов, отложил деревянный меч. Он смирился с тем, что у него нет никаких шансов против заклинателя с первозданным духом, независимо от того, были слова этого человека правдивы или нет.
— Я Тан Чжэнь с горы Мулань. Кстати говоря… я однажды встречался с вашим учителем, — сказал призрак немного рассеянно. — Столетие назад я пал жертвой заговора последователя Темного Пути и мой первозданный дух попал в ловушку его Поглощающей души лампы. К счастью, я не был полностью ею порабощен. По счастливой случайности я сбежал, но за сто лет, проведенные в заключении, я потерял способность мыслить трезво и почти забыл свое имя… мне так повезло, что у вас есть очищающее сердце заклинание. Не могли бы вы… дать его мне?
Несколько мгновений Чэн Цянь колебался. Затем он положил лист на землю и с осторожностью отошел на десять шагов назад, прихватив с собой Хань Юаня. На лице призрака промелькнула тень восторга. Он протянул руку, поднял лист и провел по нему пальцами. Лист тут же засиял сильнее, после чего превратился в ярчайший сгусток белого света и исчез в теле призрака. В мгновении ока отвратительная атмосфера и кровавая вонь вокруг него исчезли, а лицо приобрело здоровый цвет.
Призрак, назвавшийся Тан Чжэнем, глубоко вздохнул и отвесил низкий поклон Чэн Цяню и Хань Юаню, сказав:
— У меня нет ничего, кроме молчаливой благодарности за вашу великую помощь, хотя она и не очень-то полезна. Пожалуйста, передайте мой привет вашему мастеру. Темный заклинатель Цзян Пэн был связан с вашим кланом, пожалуйста, скажите учителю, чтобы был осторожен.
С этими словами он растворился в воздухе, будто его никогда и не было.
— Что он имел в виду? — озадаченно спросил Хань Юань некоторое время спустя. — Сяо Цянь, что означали его слова?
Чэн Цянь не ответил. В глазах у него потемнело, и он тяжело опустился на землю.
Хань Юань перепугался. Он порывисто поднял юношу на ноги.
— Сяо Цянь, что случилось?
У Чэн Цяня зазвенело в ушах, а его конечности стали настолько дряблыми, что он больше не мог стоять. Ему ничего не оставалось, кроме как позволить Хань Юаню понести его на спине.
А главный виновник ситуации все еще болтал, пока бежал обратно, неся на себе Чэн Цяня:
— Поговори со мной, Сяо Цянь? Младший старший брат?
Чэн Цянь чувствовал себя настолько отвратительно, что его чуть не вырвало. Вцепившись пальцами в одежду Хань Юаня, он из последних сил выплюнул фразу:
— Я собираюсь рассказать все учителю. Хань Юань, тебе конец!
Дьявол явился!
На следующий день, когда Чэн Цянь проснулся, то чувствовал, будто едва не погиб прошлой ночью. Он открыл глаза и увидел у своей постели Хань Юаня, смотревшего на него так, словно он находился на грани смерти.
Чэн Цянь не обратил на маленького нищего никакого внимания, выбравшись из постели, он начал умываться.
Хань Юань вел себя, будто большой пекинес, доставлявший сплошные неприятности и следовавший за Чэн Цянем, куда бы тот ни пошел. Наконец, юноша холодно сказал:
— Проваливай.
Хань Юань забыл про свою гордость и льстиво позвал:
— Младший старший брат…
От Чэн Цяня исходила ледяная аура.
— Я не расскажу об этом учителю, хорошо? Проваливай! Или я передумаю и пойду к нему прямо сейчас.
Хань Юань поджал хвост и поспешно сбежал.
Чэн Цянь насухо вытер лицо. У него были свои соображения по поводу произошедшего: исходя из того, что сказал первый старший брат, учитель уже узнал от Вэнь Я, что так называемый Цзян Пэн тоже был здесь. В итоге он не мог рассказать учителю о случившемся прошлой ночью — это раскрыло бы их намерения. А если так, то им будет гораздо труднее его выследить.
Выйдя из своего домика, Чэн Цянь увидел, что Янь Чжэнмин снова выразил свое презрение по поводу еды на постоялом дворе, а затем попросил младшего адепта приготовить для него лучшие блюда прямо в присутствии Вэнь Я.
Хань Юань явно не извлек никакого урока из ужасного опыта прошлой ночи. Он все болтал с первым старшим братом, демонстрируя свое желание весело провести время.
Янь Чжэнмин придумывал кучу оправданий вроде того, что из-за жесткой подушки у него затекла шея, подразумевая тем самым, что не желает двигаться от слова совсем.
Из-за того, что в его экипаже пописала младшая сестра, садиться в него Янь Чжэнмин теперь отказывался.
Чэн Цянь чувствовал себя ужасно и к тому же пребывал в плохом настроении. Поэтому, когда он увидел своих шумных братьев, то немедленно нашел способ успокоить свой гнев, усмехнувшись:
— Можешь попросить Лужу постирать твою подушку.
С этими словами он поднял палец и указал на маленькую младшую сестру — та снова забралась в экипаж первого старшего брата и запихивала в рот несчастную подушку, на которую вчера помочилась. Она моргала своими большими и невинными глазами, а на ее лице играла широкая улыбка.
К тому же, так как у нее еще не выросли зубы, у нее изо рта текла слюна.
Казалось, будто Чэн Цянь боялся, что первый старший брат не почувствует себя достаточно плохо, и потому нанес ему еще один словесный удар.
— Смотри, младшая сестра уже прополоскала ее.
Выражение лица Янь Чжэнмина сделалось таким, будто он собирался убить свою младшую сестру, а затем покончить с собой.
Как бы то ни было, ни постоялый двор, ни экипаж, определенно не годились для проживания, а они сами находились в нескольких милях от горы Фуяо. Янь Чжэнмин поднял глаза к небу, печалясь от того, что даже в этом огромном мире для него не нашлось убежища.
Но вскоре учитель избавил его от печали.
— Утренних занятий сегодня не будет; можете пойти повеселиться. Во второй половине дня мы отправимся на лодке на остров Лазурного Дракона.
Хань Юань обрадовался этому и с нетерпением посмотрел на мастера, сказав:
— Учитель, я слышал, что сегодня будет еще одна ярмарка.
— Разве я не давал тебе вчера кошель с деньгами? — раздраженно ответил Мучунь чжэньжэнь. Однако, поддавшись нетерпеливому выражению на лице Хань Юаня, он достал из рукава мешочек и наставил своего ученика, как сделал бы это настоящий скряга. — Будь осторожен со своими деньгами и используй их с умом.
Хань Юань преисполнился безграничной радости, как если бы он стал птицей, вылетевшей из своей клетки. Первый старший брат просто проигнорировал его. Он попросил младших адептов найти место и положить на него несколько войлочных одеял, чтобы он мог вздремнуть.
Ли Юнь хотел пойти с Хань Юанем, но, взглянув на Чэн Цяня, передумал.
— Я буду заниматься фехтованием, — сказал он.
Хань Юань повернулся к Чэн Цяню и подобострастно сказал:
— Младший старший брат, как насчет того, чтобы пойти вместе со мной купить фруктов?
— Возьми с собой младшую сестру, — с долей иронии ответил Чэн Цянь. — Вы двое отлично проведете время вместе.
Хань Юань промолчал.
В конце концов, Хань Юань поднял Лужу, придерживая ее одной рукой. Почесав щеку, он почувствовал, что над ним как будто издеваются. Но вскоре он забыл об этом, ведь Чэн Цянь всегда напоминал иглу, спрятанную в шелковой подушке и готовую уколоть любого, кто к ней прикоснется. Иногда даже учитель не мог избежать этой участи. Хань Юань привык, потому и не возражал, радостно убежав вместе с Лужей.
Длинное лицо Вэнь Я вытянулось. Наблюдая за тем, как ученики Мучунь чжэньжэня с шумом расходятся после коротких разговоров, он дал каждому из них оценку. Уставившись на Янь Чжэнмина, он заметил: «Полное отсутствие дисциплины; бездельник».
Затем он посмотрел на Ли Юня: «Если не считать твердости, то ничего хорошего».
И для Чэн Цяня его оценка была краткой. Не уточняя причины, он заявил: «Ничего не поделаешь».
Хань Юань был последним и единственным, кто не получил в качестве оценки даже слово «бездельник». Вэнь Я очень удивленно спросил Мучунь чжэньжэня:
— Ты взял этого парня для количества?
Что касается Лужи, то она осталась в стороне, поскольку являлась человеком лишь наполовину и у нее еще не было полного набора зубов.
Закончив комментировать, Вэнь Я фыркнул и ушел, не глядя на помрачневшее лицо Мучунь чжэньжэня.
С наступлением темноты ученики клана Фуяо поднялись на борт корабля, направлявшегося на остров Лазурного Дракона.
Все заклинатели были из плоти и крови, как и обычные смертные. Они также делились по рангам и любили сравнивать себя с другими.
В порту Восточного моря выстроились в ряд десятки кораблей и лодок. Некоторые из них были большими, украшенными резными узорами и изящными занавесями, а некоторые — маленькими и настолько разбитыми, что, казалось, вода зальет их, стоит только чуть покачать.
Учитель, как истинный охотник за низкими ценами, сразу же приметил маленькие лодки; это обошлось бы ему всего в пять монет с человека. Для клана Фуяо не могло быть более дешевого и лучшего варианта.
На лодке стояло несколько горшков и мисок. По словам других, их использовали для вычерпывания воды, когда днище протекало.
Но на этот раз план учителя провалился. Как раз когда он пошел к причалу, Янь Чжэнмин послал младшего адепта заказать самый большой, самый дорогой и самый великолепный корабль. Высоко подняв голову и выпятив грудь, он взял на себя инициативу переправить их на остров.
Чэн Цянь пошел последним вместе со своим учителем, потому что не хотел идти ни с одним из своих братьев.
Затем Чэн Цянь увидел, как учитель впервые нахмурился, глядя на старшего брата.
Заметив это, он спросил:
— Что случилось, учитель? Первый старший брат слишком расточительный?
— Действительно трудно что-либо сделать без денег, — сказал Мучунь. — Но деньги, в конечном счете, лишь внешняя вещь, о которой мы не можем слишком заботиться. Ему не следовало быть таким напыщенным.
Чэн Цянь дважды вздохнул, прежде чем понял, о чем говорит его наставник. Он огляделся и увидел вокруг себя людей, направляющихся на остров Лазурного Дракона. Кроме моряков и рыбаков, здесь были и люди из других кланов.
Некоторые юноши, не умевшие скрывать свои помыслы, уже вовсю изучали их с головы до ног.
Янь Чжэнмин приказал младшим адептам отнести его роскошные вещи на корабль. Его высокомерие и манеры, по-видимому, скрывали личность заклинателя и делали его похожим на распутного сына из богатой семьи. Он производил впечатление наглого бездельника не от мира сего.
Некоторые люди относились к ним с презрением, некоторые — с отвращением, а несколько человек в лохмотьях ходили вокруг лодок, поглядывая на Янь Чжэнмина со странным выражением на лицах.
Чэн Цянь непроизвольно сжал свой деревянный меч. Он поднял глаза и внезапно спросил:
— Учитель, когда я смогу получить настоящий меч? Такой же, как у первого старшего брата. Думаю, даже его мастерство фехтования не так хорошо, как мое.
Мучунь чжэньжэнь с нежностью посмотрел на него.
— А зачем тебе настоящий меч?
Чэн Цянь снова обвел взглядом людей с недобрыми лицами, думая, как ему следует ответить. Он был чрезвычайно чувствителен к враждебности со стороны других и чувствовал бы себя в безопасности только в том случае, если бы у него было настоящее оружие.
Слова учителя прозвучали для него резко.
Почему человек должен жить в согласии с чужими взглядами и потакать чужим пристрастиям?
Почему люди должны игнорировать свою собственную волю из-за зависти других?
Почему же?!
Но эти мысли нельзя было озвучить учителю. Чэн Цянь был уверен — ему это не понравится. Поэтому, вместо правды, он сказал:
— Я вижу, что у всех остальных они есть.
Мучунь чжэньжэнь улыбнулся.
— Меч, с которым ты упражняешься, отличается от других. А еще, настоящее оружие может ранить тебя. Просто подожди, пока ты не станешь на несколько лет старше.
Чэн Цянь промолчал, оставив при себе свои мысли.
Он чувствовал, что в словах учителя таилось нечто большее, чем могли услышать уши.
Так как они уже забронировали большой корабль, Мучуню не оставалось иного выбора, кроме как подняться на борт судна вместе с Чэн Цянем.
Погода сегодня была прекрасная. Корабли шли по спокойной воде, и остров Лазурного Дракона, ранее неразличимый, теперь был хорошо виден. Лужу чрезвычайно взволновал запах моря. Она ни на секунду не успокаивалась, ползая вверх-вниз по плечам учителя и путаясь в его волосах, как в птичьем гнезде.
Вместе с ними путешествовали и другие. Со своей палубы братья видели нескольких заклинателей с соседнего корабля, практиковавшихся в фехтовании. Заклинатели сражались друг с другом.
Над еще одним можно было заметить группу стариков, путешествовавших на летающих мечах, вероятно, сопровождавших младших членов своего клана. Возможно, они думали, что корабль идет слишком медленно. Старик, похожий на жирную редиску, поднял руки, отчего его рукава взлетели в воздух. В тот же миг, поднявшийся ветер взволновал море, и их судно весело рассекло волны, словно подгоняемое невидимой ладонью. Несколько соседних лодок едва не перевернулись.
Корабль фехтующих тоже был близок к опрокидыванию. На нос выбежал мужчина средних лет, по-видимому, старший, с тяжелой саблей в руке. Он поднял оружие и использовал какую-то неизвестную силу, чтобы стабилизировать их не маленькое и не большое судно. От усердия его лицо покраснело.
Даже если у клана Фуяо не было никого, кто сопровождал бы их, у них все еще был большой корабль. Он лишь слегка покачивался на огромных волнах, поднимая брызги.
Но именно поэтому Чэн Цянь чувствовал со стороны окружавших их маленьких лодок все более враждебные взгляды.
Вцепившись в свой деревянный меч, Чэн Цянь без всякого выражения стоял на палубе у поручней. Он понимал, что эти заклинатели не были такими мирными и относились к принципу невмешательства немного иначе, чем люди с горы Фуяо. Некоторые из них злоупотребляли своей властью, чтобы запугивать других, а те, кого запугивали, вовсе не ненавидели их. Они завидовали тем, кто от этого спасался.
Чэн Цянь внезапно утратил свой восторг. Он больше не хотел смотреть на то, как эти всемогущие существа летают среди облаков. Его самолюбие снова взяло верх; он беспокоился о том, что они путешествовали бок о бок с этими людьми.
Вернувшись в каюту, Чэн Цянь нашел место, чтобы сесть, и взял свой нож, приступив к практике создания амулетов. Сейчас у него было лишь одно единственное, зудящее желание – проснуться на следующий день всемогущим.
Кроме того, он взял в библиотеке книгу по фехтованию. Она называлась «Фехтование прилива» и случайно совпала с их путешествием по Восточному морю. Чэн Цянь уже закончил изучать второй стиль владения деревянным мечом Фуяо и только перешел к третьему. Он почти догнал Ли Юня, а причина, по которой он учился так быстро, заключалась в том, что он был единственным из всех учеников Мучуня, кто практиковался настолько усердно, что разодрал себе все руки.
По сравнению с деревянным мечом Фуяо, другие стили казались гораздо более прямыми и плоскими, без всяких ослепительных вариаций. Как раз в тот момент, когда Чэн Цянь начал понимать некоторые аспекты в «Фехтовании прилива», вмешался Ли Юнь.
— Сяо Цянь! — Ли Юнь толкнул дверь, пытаясь отдышаться. — Почему ты прячешься здесь? Пойдем со мной. Похоже, темный заклинатель, о котором упоминал первый старший брат, находится прямо здесь!
Стремление к титулу Бэймина
Чэн Цянь и Ли Юнь поспешили на палубу. Как только Чэн Цянь вышел из каюты, ему в нос ударило ужасное зловоние, а стоило ему поднять голову, как он увидел над собой необычную сцену — первоначально чистое небо оказалось затянуто темными тучами. Они простирались так далеко, насколько хватало взгляда, занимая все поле зрения и скрывая последний солнечный луч.
Все корабли на море остановились, а те старшие, что впечатляли полетами на мечах, теперь приземлились на палубу, по их лицам можно было сказать, что они столкнулись со страшным врагом. Некоторые молодые люди, сначала не обращавшие внимание на происходящее, были немало озадачены, стоило им только взглянуть на небо.
Ли Юнь волновался, расхаживая взад-вперед, он тихо спросил Чэн Цяня:
— Это он? Чего он хочет?
Чэн Цянь вдруг подумал о Тан Чжэне, после чего ответил:
— Вероятно, собрать души совершенствующихся. На Небесном рынке собираются заклинатели со всего континента.
Ли Юнь обернулся и с ужасом взглянул на Чэн Цяня.
— Если бы он действительно хотел захватить людей, его целями стали бы те летающие старшие, но никак не ты. Перестань волноваться, — сказал Чэн Цянь, оглядываясь вокруг. — Где учитель?
Внезапно, откуда-то издалека донесся орлиный крик, и воздух содрогнулся от странного смеха. Мужчины и женщины, старые и молодые: все они сливались в жуткой гармонии. Начиная от низкого и тихого, их голоса постепенно становились все громче и резче, в конце концов, дойдя до того, что стали напоминать хриплые измученные крики. Это было воплощение самого душераздирающего вопля.
Ли Юнь отшатнулся назад, закрывая уши руками:
— Что это?!
Все вокруг погрузилось в хаос. В этот момент, будто из ниоткуда, появился Янь Чжэнмин и схватил Чэн Цяня за плечо, обдав его таким знакомым удушающим ароматом орхидей.
— Что вы двое здесь делаете? Залезайте в каюту! — огрызнулся он.
Чэн Цянь огляделся в поисках Мучунь чжэньжэня, но его нигде не было видно. В панике он потянул Янь Чжэнмина за рукав и спросил:
— Первый старший брат, где мастер?
— Я не знаю. Я тоже его ищу.
Лицо Янь Чжэнмина было суровым, как глубокая вода.
— Чем мешаться под ногами здесь, лучше залезай внутрь…
Его голос утонул в ледянящем кровь хохоте. Янь Чжэнмин закрыл рот, и его брови сошлись на переносице.
Ли Юнь хорошо умел избегать опасности, он вернулся в каюту, как только ему сказали, но Чэн Цянь был не из тех, кто слушал других. У Янь Чжэнмина не было времени спорить, он яростно втолкнул Чэн Цяня внутрь.
Зажглись ветрозащитные и противоударные фонари. Встревоженный и испуганный Хань Юань тоже прятался там.
Сердце Чэн Цяня замерло, когда он увидел Лужицу в руках Хань Юаня.
Следящий амулет, изготовленный ими, Ли Юнь обвязал цветным шелком вокруг талии Лужи. К сожалению, они никогда бы не подумали, что их учитель оставит девочку позади.
Наконец, появился Янь Чжэнмин. Его лицо было изможденным и смертельно бледным. Он тяжело дышал и пыхтел, прислонившись к двери и прикрыв рот рукой, словно изо всех сил стараясь сдержать рвоту.
Через некоторое время он сказал:
— Я узнаю эту вонь: это именно то, что при горении испускает Поглощающая души лампа.
Ли Юнь, сидевший у окна, пробормотал себе под нос:
— Тс-с! Посмотри наверх.
Вскинув голову, Чэн Цянь увидел плотное скопление теней в темном небе.
Их было несколько десятков тысяч, их лица казались размытыми и все они были одеты в лохмотья. Они плавали в воздухе, делая Восточное море похожим на ворота Моста Беспомощности 1.
1 奈何桥 (nàihéqiáo) мост между миром живых и мёртвых
Эти призрачные тени… почему их было так много?
Насколько могущественным был этот демонический совершенствующийся, Цзян Пэн?
Темные тучи клубились, и потоки теней кружили в них, поднимаясь и опускаясь подобно волнам. Наблюдая эту сцену, прежде властные совершенствующиеся вдруг стали похожи на газелей, столкнувшихся со львами. Чэн Цянь видел их трусость, несмотря на то, что все они стояли в полной боевой готовности.
Вспышка молнии, сопровождаемая раскатами грома, разделила мир надвое, за ней последовал черный вихрь, пронесшийся по небу, будто дракон, ныряющий в море. Присмотревшись, люди заметили человека, лежащего на темных облаках.
Чэн Цянь бросил взгляд на руку Янь Чжэнмина, покоющуюся на оконной раме, и увидел, как вздулись под кожей синие вены.
При первом взгляде на темного заклинателя в мыслях Чэн Цяня возникло недоверие: он подумал, что, возможно, с ушами первого старшего брата что-то не так. Неужели мастер действительно называл такого человека «старшим братом»?
Воображение Чэн Цяня подвело его. Он с трудом мог поверить, что такой человек когда-то был членом клана Фуяо.
Какой учитель мог выпустить в свет столь разных учеников?
Бессмертные старшие, как оказалось, ценили свои жизни больше, чем Чэн Цянь мог себе представить. Никто не вызвался выступить против этого дьявола, излучающего смертельную ауру. Они перекидывали принятие решения друг на друга пока, наконец, не появился тот, кто взял на себя ответственность.
Из толпы выступил старик с белой бородой. Он постучал тростью по палубе и, обдумав свои слова, очень вежливо сказал:
— Мы направляемся на остров Лазурного Дракона, на десятилетний Небесный рынок. С какой целью вы остановили нас здесь, даос Цзян?
Его вежливость граничила с лестью, но дьявол, похоже, не купился на это.
— Десятилетний Небесный рынок собрал вместе так много талантливых молодых людей. Потрясающе… — проговорил Цзян Пэн с облаков. Его голос казался легким и нежным. Каждый первый и последний произнесенный слог заставлял людей волноваться, что в следующую секунду он покажет свои клыки.
Цзян Пэн вежливо улыбнулся.
— Я просто приехал на прогулку и решил, почему бы мне, пока я здесь, не посмотреть, появились ли среди вас какие-нибудь новые таланты. Но, учитывая ваши способности, мне не стоит нервничать.
Чэн Цянь первый раз увидел призрачного заклинателя, и это произвело на него совершенно иное впечатление, нежели записи в библиотеке. Потрясение охватило его сердце.
Для кого-то вроде Цзян Пэна, находившегося между человеком и духом… Даже если бы он обладал сверхспособностями, кто бы его уважал?
Кому какое дело до него? Кто бы с ним поладил? Кто бы принял его всерьез?
Получив словесный удар, старик с белой бородой изменился в лице, но так и не смог собраться с духом для ответа.
Обе стороны зашли в тупик. Поскольку одна из них находилась в одиночестве, даже просто молчать по этому поводу стало неловко.
Чэн Цянь не удержался и положил руку на рукоять своего меча, думая: «Если бы у меня были их мечи и способности, я бы немедленно отправил его куда подальше».
Хоть Чэн Цянь и загорелся этим импульсом, он также был уверен, что сейчас его сил не хватит даже на то, чтобы убрать руку первого старшего брата со своего плеча, не говоря уже о борьбе с этим дьяволом.
В конце концов, кто-то осмелился встать и высказаться. Тишину нарушил громовой рев:
— Проваливай, злобный отступник!
Этот крик привлек всеобщее внимание. Чэн Цянь воспользовался моментом, покачнулся и вывернулся из хватки Янь Чжэнмина. Он тут же высунулся из окна, чтобы узнать, кто это сказал.
Говорившим оказалась женщина лет двадцати-тридцати, но ее мнимая молодость ничего не значила для заклинателя.
Она стояла на маленькой лодке, той самой, что стоила пять монет за человека. Вероятно, из-за нехватки средств она была одета в халат, который носили и мужчины, и женщины. Халат пусть и не выглядел потертым, но был далеко не новым, на манжетах красовалось множество заплат. За спиной у нее висела потрепанная сумка и меч; даже его ножны сильно заржавели.
Она, казалось, совсем не заботилась о своей внешности. Будучи грязной, она едва ли могла называться красивой заклинательницей.
Чэн Цянь имел достаточно острый слух, чтобы на расстоянии уловить шепот заклинателей с мечами.
— Кто это? Она флиртует со смертью?
— Тс-с! Это Тан Ваньцю чжэньжэнь с горы Мулань.
— Что? Она — Тан Ваньцю? Та, кто практикует «безумство меча»…
— А почему она тоже здесь?
— Ну… просто… она действительно переоценивает свои способности.
Чэн Цянь точно уловил в шуме слова «гора Мулань».
Она тоже носила фамилию Тан… какие отношения были между ней и призраком Тан Чжэнем?
Но, прежде чем он успел хорошенько подумать, бесцветные души, парившие в небе, повернулись к Тан Ваньцю. Темные тучи извергались зловещими потоками. Лодочник, плывший с Тан Ваньцю, был так напуган, что сжался в комок, желая броситься в море.
Цзян Пэн бросил на женщину безразличный взгляд. Внезапно, он поджал губы, и пронзительный свист достиг ушей всех присутствующих. Чэн Цянь почувствовал, как загудело в голове, и в какой-то момент ему показалось, что он оглох.
Как только это случилось, все призрачные тени начали собираться в черного дракона. Дракон изогнулся и спикировал прямо на разбитую лодку. С жалким воплем перепуганный лодочник бросился в море, однако, прежде чем он достиг воды, призрачная тень схватила его за лодыжку и сильно укусила.
Сияющий меч пронесся над ним, отрубив дракону голову, когда тому уже почти удалось сломать несчастному ногу.
Несмотря на ржавые ножны, само оружие было необычайно чистым и ослепительно ярким. Запыленная женщина стояла одна на носу лодки, окруженная тысячами призрачных теней.
Каким бы блестящим ни был ее меч, он лишь изредка вспыхивал среди непроглядных туч. Крики и хохот призраков смешивались с ревом волн. Черные тени почти съели Тан Ваньцю, ее жалкая фигура лишь время от времени мелькала среди них.
Она была одиноким бойцом. Пусть неуклюжая, но эта женщина внушала благоговейный трепет.
Казалось, ей было наплевать на тех, кто ради самосохранения предпочел оставаться зеваками. Все, что можно было разглядеть — твердость на ее угловатом лице. Она представляла собой самую ироничную сатиру на этих трусов.
Чэн Цянь был настолько захвачен битвой, что перестал моргать. Но вскоре он обнаружил, что что-то пошло не так. Хотя сияющий меч Тан Ваньцю и носился вокруг, казалось, одерживая верх, сама она была почти что на последнем издыхании.
В то время, как темный заклинатель беззаботно восседал на облаках, скрестив ноги и наслаждаясь представлением, призрачные тени накатывали волнами и постоянно собирались в воздухе, непрерывно ныряя к Тан Ваньцю.
Чэн Цянь поморщился. У него было такое чувство, что Тан чжэньжэнь не могла сравниться по силе с этим демоническим совершенствующимся.
«Зло не восторжествует над добродетелью» — это просто чушь собачья. Нельзя было отрицать, что дьявол куда сильнее. Какой бы бесстрашной ни выглядела эта женщина, в конечном счете, она была лишь человеком из плоти и крови.
Внезапно треснув, лодка Тан Ваньцю раскололась надвое. Женщина удержалась от вскрика и сумела запрыгнуть на свой летающий меч, но была вновь придавлена стаей призрачных теней, едва попытавшись подняться. Переломные моменты случались один за другим.
Кто-то что-то прокричал, но никто не помог.
Внезапно, стрела вспорола голубое небо, оставив за собой след. Она пронзила черный туман, окутавший Тан чжэньжэнь, и хвостовое перо ее издало громкий свист. Призрачные тени оказались уничтожены прежде, чем смогли увернуться, а стрела продолжила свой путь к демоническому заклинателю. Она была быстра и яростна, как первый луч солнца, пробившийся сквозь предрассветную тьму.
Чэн Цянь резко повернул голову, увидел своего учителя, и пораженно замер.
Пока никто не видел, Мучунь чжэньжэнь покинул большой корабль, и теперь стоял на маленькой разбитой лодке, держа в руках лук. Лодочник и первые пассажиры уже сбежали, оставив свое оружие. Он был весь мокрый. Одежда прилипла к его телу, подчеркивая сгорбленную спину и ужасную худобу. Он был похож на старую линялую птицу, свернувшуюся калачиком от бившей ее дрожи.
По сравнению с ним даже несчастная Тан Ваньцю казалась гораздо более привлекательной.
Чэн Цянь тут же оттолкнул Ли Юня с дороги и выбежал из каюты. Перегнувшись через перила корабля, он вновь увидел мастера. На руках у него были деревянные стружки. Вероятно, учитель заранее вырезал на стреле какой-то амулет.
Этот поразительный выстрел, казалось, сжег Мучунь чжэньжэня изнутри, поскольку вид у него был слегка удрученный. Он едва мог стоять, опираясь на нос лодки, как увядший лист, дрожащий на осеннем ветру.
Стрела смогла оглушить темного заклинателя. Он скатился с облака и завис в воздухе, с каменным лицом глядя на Мучунь чжэньжэня.
Мучунь открыл и закрыл рот, так и не произнеся ни слова. Он усмехнулся и, выждав минуту, позвал:
— Цзян Пэн.
— Хань Мучунь, — демонический совершенствующийся расплылся в неописуемой улыбке. — Рад снова тебя видеть. Это действительно смело с твоей стороны — выделяться на фоне кого-то другого, когда ты сам уже наполовину мертв.
Мучунь чжэньжэнь постепенно выпрямил спину, будучи сгорбленным, казалось, в течение миллиона лет, и встретился взглядом с дьяволом. Ощетинившись козлиной бородкой, он расплылся в грубоватой улыбке и насмешливо сказал:
— Ты мне льстишь.
Лицо Цзян Пэна внезапно изменилось. Он взмахнул рукавом, и все призрачные тени мгновенно испарились, оставив его в небе одного. Когда Цзян Пэн вновь заговорил, голос его прозвучал зловеще:
— Муравей, пытающийся встряхнуть гигантское дерево, и отбросы, стоящие одной ногой в могиле. Сегодня моя лампа поглотит вас всех. Вы станете ступеньками на моем пути к титулу Бэймина!
Стоило ему это сказать, как причудливые волны поднялись горой, и что-то на глубине забурлило, словно закипая. Огромный морской дракон взрезал неспокойную водную гладь. Взмахнув хвостом, он сбил с ног множество людей.
Мучунь чжэньжэнь бросил быстрый взгляд назад, на Чэн Цяня, в нетерпении смотрящего на него, и вытащил деревянный меч, висевший на бедре. Однако стоило ему решиться вступить с Цзян Пэном в смертельную битву, как его руку сковала какая-то невидимая сила.
Лицо Мучунь чжэньжэня вытянулось. Но тут в его ушах зазвенел успокаивающий голос:
— Не двигайся. Я возьму его на себя.
Прежде чем Мучунь чжэньжэнь успел среагировать, из его рукава выпала старинная медная монета.
Когда монета коснулась дна лодки, из нее вырвался белый дым и в мгновение ока смешался с водяным паром, поднимавшимся от беспокойных волн.
Море пришло в полный беспорядок. Глядя на гигантского оцепеневшего дракона, Мучунь чжэньжэнь сменил несколько выражений лица, прежде чем остановился на крайне серьезном.
Водяное чудовище широко раскрыло пасть, собираясь поглотить большой корабль целиком, как вдруг замерло, почувствовав что-то в воздухе. Через секунду оно неожиданно распалось на брызги и пар, погрузившись в море и подняв мощные волны.
Это было что-то совершенно непредвиденное. Даже Цзян Пэн отступил и напряженно пробормотал:
— Кто?...
Когда пар рассеялся, в том месте, где исчез водяной дракон, собравшиеся со всех сторон бесчисленные черные тени приняли человеческую форму. Но лицо этого человека все еще оставалось расплывчатым.
Он усмехнулся и неторопливо произнес своим глубоким голосом:
— Передо мной бушует тот, что хочет завоевать титул Бэймина?
Миллионы людей уже ушли из жизни
Внезапно на море воцарилась тишина.
Четырем ученикам клана Фуяо этот силуэт показался несколько знакомым. Янь Чжэнмин уловил пару слов из того, что сказала тень. И хотя он был единственным, кто знал, как этот человек, некогда живший в табличке, теперь появился здесь — все они понимали: он должен быть тесно связан с их кланом.
В последний раз, когда они встречались в Долине Демонов, несравненный темный заклинатель относился к ним очень дружелюбно. Хотя ему нравилось дурачить этих детей, он никогда не злился, даже если они разоблачали его ложь. Это говорило о его покладистом характере.
Однако сегодня он выглядел совершенно другим человеком.
Хотя Янь Чжэнмин стоял на палубе большого корабля, он чувствовал ужасающе свирепые вибрации, исходящие от Господина Бэймина, и вызывающие волнение на море.
Лицо Цзян Пэна исказилось, и он спрыгнул с облаков прямо на корабль, на котором плыла группа заклинателей с мечами.
Те совершенствующиеся,что мгновение назад сверкали своим оружием и убивали призрачные тени, теперь в спешке попрыгали за борт, как клецки, брошенные в кастрюлю. Без предупреждения или причины они плюхались в воду, поднимая впечатляющие волны.
Разразился шторм, заставив Янь Чжэнмина пошатнуться, почти потеряв равновесие.
К счастью, весь корпус корабля был увешан мощными амулетами, нарисованными талантливыми заклинателями, что позволяло ему сохранять стабильное положение на воде в течение долгого времени. Именно по этой причине арендовать его стоило так дорого. Но только Янь Чжэнмину удалось ровно встать на ноги, как его сердце замерло. Учитель исчез вместе со своей лодкой!
— Скажи капитану, чтобы он отогнал корабль, — велел Янь Чжэнмин младшему адепту. — В моем багаже есть подзорная труба, принеси ее мне… Чэн Цянь, какого черта ты делаешь? Ложись!
Чэн Цянь поднялся на палубу последним и, когда Янь Чжэнмин отвлекся, бросился осматривать окрестности.
Янь Чжэнмин закатал рукава, сделал шаг вперед и потянул Чэн Цяня вниз, обхватив руками за талию.
Чэн Цянь искал Мучунь чжэньжэня. Когда его дернули куда-то, как цыпленка, не дав найти хоть что-нибудь, он начал сопротивляться изо всех сил.
— Что ты делаешь?! — крикнул Янь Чжэнмин ему в ухо.
— Я ищу учителя!
— Ты ищешь смерти!
Янь Чжэнмин вскипел от злости. Затем он увидел Сюэцина, спешившего к Чэн Цяню, и приказал ему:
— Э-э… ты, как тебя зовут? Подойди, присмотри за этим ребенком, не позволяй ему…
Корабль в очередной раз тряхнуло, и речь Янь Чжэнмина прервалась. Дрались Господин Бэймин и Цзян Пэн.
Водяной дракон вновь прорвался на поверхность воды. Даже большое судно клана Фуяо не удержалось и накренилось набок. У Янь Чжэнмина не осталось времени, чтобы передать Чэн Цяня в руки Сюэцину. Он крепко обнял Чэн Цяня и тут же упал, ударившись спиной о дверь соседней каюты. Амулеты, развешанные по всей палубе, начали безумно скрежетать.
С одной стороны, всемогущий темный заклинатель, способный заманить первозданных духов в свою Пожирающую души лампу, а с другой — несравненный в своей дьявольской силе Господин Бэймин. Их потрясающие столкновения заставляли людей на море чувствовать себя беспомощными сверчками, вынужденными смиренно плыть по волнам.
Оказавшись в таком жалком положении, Янь Чжэнмин, в конце концов, не мог не озвучить свои мысли.
— Я знал, что нам не следовало покидать гору!
Чэн Цянь с трудом поднял голову и пожаловался:
— Ты давишь мне на ребра.
Янь Чжэнмин поднялся на ноги и обеими руками втолкнул Чэн Цяня в каюту.
— Это потому, что ты такой маленький, что моя рука может дотянуться только до твоих ребер!
Все защитные заклинания на большом корабле работали в полную силу. Он покачивался, словно мерцающий огонек свечи, посреди бушующих приливов. Возможно, после пережитого опыта учитель больше не будет возражать против теории молодого господина Янь о том, что «дешевые вещи не хороши; хорошие вещи не дешевы».
Янь Чжэнмин перевел дух и приготовился оценить сложившуюся ситуацию, но водяной пар затуманил его зрение, так что он ничего не смог разглядеть. Он невольно подумал о том, что услышал от Вэнь Я. По его мнению, Господин Бэймин являлся их старшим, все еще беспокоящимся о клане, даже несмотря на то, что пошел по Темному Пути. В прошлый раз, в Долине Демонов, он пожертвовал одной из своих душ ради спасения детей.
При этой мысли Янь Чжэнмин внезапно забеспокоился: черная тень перед ними, вероятно, была неполным первозданным духом, так как у него оставались лишь две из трех облачных душ, а призрачный заклинатель, с другой стороны, был кровожадным убийцей и не выглядел как кто-то, с кем можно шутить. Что если он победит даже Господина Бэймина?
Но эта мысль задержалась в его голове лишь на секунду или около того, прежде чем полностью исчезнуть. «Это битва между двумя темными заклинателями. Какая бы сторона ни победила, она не имеет к нам никакого отношения» — подумал Янь Чжэнмин и, придав своему лицу другое выражение, приготовился повернуться, чтобы прочитать Чэн Цяню лекцию. Однако, обернувшись, он обнаружил только, что, стоило ему отвлечься на мгновение, как Чэн Цянь снова пропал!
И Лужа тоже.
Их исчезновение заставило Янь Чжэнмина задохнуться от гнева, беспокойство забурлило в его животе. В волнении он огляделся, опасаясь, что оба этих отродья попались в лапы призрачных теней или, что они упали в море в суматохе.
— Молодой господин, там третий дядя!
Янь Чжэнмин, спотыкаясь, подбежал к младшему адепту и в направлении, в котором тот указывал, увидел, как Чэн Цянь и Лужа тихо приземлились на разбитую лодку учителя.
Крылья Лужи еще не успели исчезнуть, что делало очевидным их способ туда попасть. Янь Чжэнмин лишь одного не мог понять – как Чэн Цянь сумел уговорить ее.
Тем временем два дьявола продолжали свое сражение. В такой напряженной ситуации Янь Чжэнмин не мог впустую разглагольствовать о своем младшем брате; вместо этого он мог лишь смотреть на него. Заметив, как этот ублюдок машет ему из протекающей лодки, Янь Чжэнмин почувствовал в животе болевой спазм.
Он вдруг осознал, что «мягкий и тихий» младший брат оказался настолько храбрым, что мог запросто пренебречь жизнью и смертью. Этому мальчику было наплевать, упадет ли небо или содрогнется ли земля, он заботился лишь о нескольких людях. Поэтому, даже если оба этих темных заклинателя собирались проделать дыру в небесах, все, что он хотел сделать, — это найти своего учителя.
Мучунь чжэньжэнь так испугался прибытия своих учеников, что его сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Он поспешно сложил указательный и средний пальцы вместе, выстрелил сгустком духовной энергии в Лужу и Чэн Цяня, чтобы сбить их, и поднял руки, чтобы поймать их.
Он уже собирался отругать обоих, когда Чэн Цянь схватил его за рукав. Первой фразой, сорвавшейся с его уст, было:
— Учитель, с вами все в порядке?!
— Ах-ах! — повторила за ним Лужа.
Веки Мучунь чжэньжэня продолжали подергиваться. С одной стороны, он хотел дать каждому из них пощечину; с другой, его сердце настолько тронули и смягчили слова Чэн Цяня, что, в конце концов, он не смог сделать то, что хотел.
В этот момент над их головами раздался крик. Тело Цзян Пэна стало почти прозрачным, в его груди смутно виднелось ужасное пламя. Потоки темного, словно чернила, воздуха волнами поднимались к его лицу, затмевая даже белки глаз.
Ошеломленный, Мучунь пробормотал:
— Использовать свое тело как лампу… он что, сумасшедший?
Мучунь чжэньжэнь воткнул свой деревянный меч в палубу, и его облик изменился. Оружие в его руке, казалось, сделалось исключительно острым, без особых усилий вонзившись глубоко в деревянные доски. В то же мгновение вода, окружавшая их, поднялась, образуя шар, заключивший в себя мастера и его учеников.
Стоило Мучуню сделать это, как над морем снова пронесся невыразимый рев, такой оглушительный, что даже их сфера не могла полностью блокировать его, и такой скорбный, что казалось, будто тысячи призраков стонут одновременно. Зловещий вихрь поднялся вверх и собрал темные облака вместе. Молния зависла над ними, когда небесный полог окутал мир тьмой, затмив даже значимость образа Господина Бэймина.
Тени бесчинствовали, а фигура его становилась все более хрупкой. Под его ногами предательски вздымались волны. Он выглядел как самая несгибаемая заноза между небом и землей.
Наблюдая за этой фигурой, Чэн Цянь вдруг ясно понял: «Неважно, сколько вокруг врагов, они не смогут подчинить мою волю».
Могущественный темный совершенствующийся, способный очищать первозданных духов и победить нищую уродливую заклинательницу, дикий водяной дракон и необструганный деревянный меч, громы и молнии, раздробленная душа… Ослепительный свет меча Тан Ваньцю, опилки на кончиках пальцев мастера и одинокая спина Господина Бэймина… внезапно, все эти картины вспыхнули в сознании Чэн Цяня, и в этот миг что-то влетело в его тело, промчалось по ноющим и все еще восстанавливающимся каналам, пронося по ним отголоски боли.
Вздрогнув, Мучунь чжэньжэнь поспешил подхватить упавшего Чэн Цяня. Он не ожидал, что этот мальчик погрузится в свою первую медитацию в такой ситуации, и не был уверен в том, храбрился ли его ученик или ему просто суждено было встать на опасный путь в будущем.
Ситуация стала критической для Чэн Цяня. Небесный рынок всегда проходил на острове в Восточном море. На том острове были лес и горы, наполнявшие эту область духовной энергией. Теперь этот обильный поток чрезмерно поглощался телом Чэн Цяня, будто океан, хлынувший в маленький ручеек и почти разорвавший хрупкие каналы.
Лужа испугалась до смерти. Она беспомощно наблюдала, как ее третий старший брат свернулся калачиком от нахлынувшей боли.
В небе Цзян Пэн полностью превратился в огромную Пожирающую души лампу. Призрачные тени, многочисленные, как ивовые сережки, в мгновение ока оказались втянуты в зловещее пламя, и даже черный туман, покрывавший тело Господина Бэймина, почти рассеялся. Но, прежде чем кто-либо успел разглядеть его лицо, Господин Бэймин бросился к лампе с поразительной быстротой, словно мотылек, несущийся на огонь.
Однако, в тот момент, когда Господин Бэймин двинулся, Лужа внезапно потеряла контроль над своими крыльями и взлетела в воздух, будто что-то потянуло ее наверх.
Ужаснувшись, Мучунь чжэньжэнь выбросил вперед руку, чтобы схватить ее за одежду, вынужденный одновременно присматривать еще и за Чэн Цянем.
Только тогда он заметил яркий пояс на талии пухленькой девочки. Он дотянулся и снял его.
Мучунь вытряхнул из пояса деревянный талисман. Это был именно тот «следящий талисман», который Чэн Цянь поручил сделать Янь Чжэнмину.
Сам Чэн Цянь был всего лишь новичком, еще невполне понимавшим искусство создания заклинаний, а Янь Чжэнмин оставался не кем иным, как любителем. Вдобавок ко всему, они часто ссорились, пока создавали этот амулет, так как они вообще могли что-то правильно вырезать?
На самом деле, даже взглянув на него, Мучунь чжэньжэнь так и не понял, что это за заклинание.
Это не имело бы значения, будь оно полностью неверным. В лучшем случае, это осталось бы пустой тратой древесины. Самое опасное заключалось в том, что этот неизвестный амулет, казалось, теперь активировался!
Как раз в тот момент, когда Господин Бэймин и Пожирающая души лампа столкнулись в небе, всепоглощающая тьма боролась с неимоверной яркостью. Искра, вырвавшаяся из талисмана, стремительно растянулась и расширилась, превратившись в свет. Этот свет рванулся вверх и врезался в молнию, сошедшую с небес. На мгновение все ослепли, и мир перед ними побелел.
Наконец, пламя погасло. Господин Бэймин и Цзян Пэн исчезли, как и Мучунь чжэньжэнь с обоими своими учениками. Там, где они когда-то стояли, остались лишь клочья цветного шелка.
Чэн Цянь мучался от боли, сравнимой с тысячью порезами, прежде чем почувствовал, что она наконец-то отступила. Он думал, что умирает. В бессознательном состоянии ему показалось, будто бы он слышит тихий крик. Это была… младшая сестра?
Затем он услышал другой голос, шептавший:
— Ш-ш, не плачь.
Когда хныканье Лужи прекратилось, все вокруг Чэн Цяня, казалось, отодвинулось от него. Он перестал ощущать свои конечности, а вскоре и само свое существование. Ему казалось, что он погружается в незнакомое место и растворяется в нем.
Некоторое время спустя Чэн Цянь пришел в себя, и самочувствие его сделалось лучше, чем когда-либо прежде. Даже усталость и внутренние повреждения, полученные им в последние несколько дней, исчезли.
Он медленно выдохнул и зажмурился. Потом он обнаружил, что действительно оказался в незнакомом месте.
Оно выглядело как долина с невероятно огромным деревом. Его торчащий из земли ствол был высотой с дом, а под ним, у самых корней, лежал скелет.
Рядом со скелетом сидела его младшая сестра и незнакомый мужчина.
Ошеломленный, Чэн Цянь приподнялся.
— Старший… кто ты?
И тут Чэн Цяня осенило: он знает его! Это был тот самый человек с порванного портрета, который Чэн Цянь обнаружил на предпоследнем этаже библиотеки. Перед ногами этого человека безмолвно лежала тощая ласка, и нельзя было с уверенностью сказать, жива ли она.
Лужа с любопытством уставилась на незнакомца. Хотя ее человеческая часть не узнавала его, демоническая часть находила этого человека очень знакомым.
«Незнакомец» повернулся к Чэн Цяню, слабо улыбнувшись:
— Прошло совсем немного времени, а ты уже не узнаешь своего учителя?
Ноги Чэн Цяня слегка онемели; услышав знакомый голос, он сразу же упал обратно на землю.
— Учитель?
Как получилось, что его тощий коротконогий мастер стал таким красавцем?!
Постоянно слыша слово «учитель», Лужа понимала, что оно означает. Она издала удивленное «о» и склонила голову, в серьезной задумчивости разглядывая мужчину, пока из ее рта не потекла струйка блестящей слюны.
Заметив это, мужчина в длинном ханьфу вздохнул и тщательно вытер ей рот своими широкими рукавами.
— Только я, твой учитель, не стал бы ненавидеть тебя за это, моя грязная девочка. Если бы твой первый старший брат был здесь, он бы потушил тебя на обед.
Эта знакомая манера говорить вернула Лужице чувство родства. Она быстро забыла о том, как выглядел мастер до того, как его лицо «изменилось», и радостно высморкалась, испачкав чистые одежды учителя слезами и соплями.
Чэн Цянь был так смущен, что ему казалось, будто он спит. У него было столько вопросов, но он мог начать только с самых неотложных.
— Мастер, что это за место? И… как вы стали таким?
Мучунь чжэньжэнь достал табличку, разломившуюся на две половинки, и, бросив их в Чэн Цяня, угрюмо сказал:
— У тебя хватает наглости спрашивать меня об этом? Посмотрите, что вы, ребята, вырезали!
Чэн Цянь сразу понял, что это было то, над чем они работали полночи.
— Это… это следящий амулет, — пробормотал он.
Мучунь чжэньжэнь вздохнул:
— Как смеют любители вроде тебя трогать амулеты, которых ты никогда раньше не видел? У тебя действительно есть мужество… В этих линиях присутствует не одна ошибка, что делает этот талисман лишь заготовкой для отслеживающего. Первоначально он не имел никакой пользы, но Пожирающая души лампа и мощный первозданный дух Бэймина заставили его активироваться, и теперь он последовал за Господином Бэймином на его кладбище.
Чэн Цянь не мог не посмотреть на скелет под деревом.
Это Господин Бэймин?
Он мертв?
Много сомнений витало в голове Чэн Цяня. Он осторожно спросил:
— Учитель, вы его знаете?
Мучунь чжэньжэнь криво улыбнулся.
— Благодаря вам, ребята, я узнал его только сейчас.
С этими словами он выудил из рукава медную монету и сказал:
— Брат Вэнь Я дал мне три медные монеты 1; теперь у меня осталась только эта.
1 Три медные монеты были впервые упомянуты в 5 главе.
Кончики его пальцев выглядели ослепительно белыми в сравнении с ржавым медяком. Чэн Цянь обнаружил, что убогая внешность учителя с усами все еще была для него более привычной. Этот человек, словно сошедший с картины, казался Чэн Цяню таким далеким, будто в следующий момент он снова вернется в портрет.
Мучунь чжэньжэнь щелкнул по монете кончиком пальца, медь звякнула, и от нее отделилось туманное облако, превратившись в фигуру Господина Бэймина.
Внимательно посмотрев на мужчину, Мучунь чжэньжэнь, все еще придерживая Лужу, медленно опустился на колени и поздоровался:
— Господин.
Учитель ушел
Чэн Цянь был совершенно ошеломлен случившимся. Поначалу он терзался сомнениями касательно того, должен ли он теперь называть его «дедушкой».
Всего лишь год назад, когда Чэн Цянь впервые взошел на гору Фуяо, он слепо думал, что это был незаконный, но все же довольно приличный клан.
И было вполне понятно, почему он так решил; в конце концов, если не считать рассказов о странствующих заклинателях, в каких бы народных историях не описывались кланы, заслуживающие упоминания, в них всегда было множество людей, сражавшихся и интриговавших друг против друга?
Между тем у клана Фуяо был разве что глава с горсткой неоперившихся птенцов – возможно, даже банда молодых людей из сельской местности представляла собой нечто большее, чем это.
Но за последние пару дней Чэн Цянь очень последовательно узнал о том, что у него есть не только дядюшка-наставник, но и дедушка-наставник. Хоть тут и нечем было гордиться.
Просто взглянув на своего «дядю», совершавшего поразительные подвиги, и своего «дедушку», лучшего темного заклинателя в мире, а затем – на своего жалкого учителя, Чэн Цянь не мог не задаться вопросом, существовал ли клан Фуяо лишь для того, чтобы разъяснить миру смысл фразы «в то время как священник взбирается на столб, дьявол взбирается на десять».
И более того, Чэн Цянь колебался, какое определение лучше подходило клану Фуяо: «клан домашних птиц» или «центр демонических совершенствующихся»?
Как только его узнали, Господин Бэймин вздохнул. Черный туман вокруг его тела рассеялся, открыв истинное лицо.
В его манере держаться не было ни намека на превосходство, как не было и свирепых черт в его облике. В целом, он выглядел обычным человеком.
Запавшие глаза придавали его лицу еще больше привлекательности. Кроме того, этот легендарный мастер на самом деле оказался невзрачным мужчиной средних лет – изможденным, с желтоватым лицом и проступающей на висках сединой.
Спрятав ладони в длинных рукавах, Господин Бэймин стоял возле своего одинокого трупа. Затем он махнул рукой и сказал:
- Встань, Сяо Чунь. Ты никогда не становился передо мной на колени, когда я был жив, так зачем же делать это сейчас?
Мучунь чжэньжэнь охотно встал, как ему было велено, и положил Лужу на землю, позволив ей подползти к Чэн Цяню.
- Как бы там ни было, я навещаю вашу могилу; конечно, я должен преклонить колени перед моим предком.
Чэн Цянь: …
Он вдруг обнаружил, что это была традиция клана Фуяо – не проявлять должного уважения к своим старейшинам и мастерам.
- Я думал, что вы умерли, а первозданный дух переродился. Вот почему я даже принял Сяо Цяня за вашу реинкарнацию: его бацзы 1 был таким же, и своим упрямым характером он напоминал вас. Но я никогда не думал... что ваша душа задержалась в этом мире, привязавшись к трем медным монетам, - Мучунь чжэньжэнь ненадолго замолчал, прежде чем обижено продолжить. – Господин, если уж вы и должны были к чему-то привязаться, то почему выбрали именно медные монеты? Даже если вы не смогли найти золото, серебряные слитки также были бы отличным решением!
1 Бацзы: китайская астрологическая система для предсказания судьбы человека.
Когда Господина Бэймина окутывал черный туман, его аура мастера Темного Пути сочилась из каждой поры, заставляя людей с готовностью падать ниц. Но, как только он открыл свой истинный облик, все это сошло на нет.
- Если бы я это сделал, разве у меня был бы шанс увидеть тебя снова? Ты бы промотал их, чтобы удовлетворить свои насущные потребности, - Господин Бэймин усмехнулся, глядя на Мучунь чжэньжэня с таким же мрачным выражением лица, с каким сам Мучунь разговаривал с Янь Чжэнмином.
- Господин, времена изменились. Наш клан уже не так беден, как прежде.
- Я знаю. Ты принял в ученики Бога изобилия, - иронически заметил Господин Бэймин, в прочем, не изменившись в лице.
После этого короткого разговора учитель и ученик на мгновение уставились друг на друга, прежде чем разразиться внезапным смехом, немало озадачившим Чэн Цяня.
Держа Лужицу, Чэн Цянь пристально смотрел на труп с ввалившимися глазами, совершенно не понимая, что так развеселило обоих старших.
Мгновение спустя Мучунь чжэньжэнь перестал смеяться и спросил:
- Одна из ваших душ рассеялась в Долине Демонов, а другая сгорела в Пожирающей души лампе, выходит, это последняя? Если надолго задержаться в этом мире, не имея ничего, на что можно было бы положиться, даже Господин Бэймин в конечном счете будет искоренен, верно?
- Это просто смерть, ничего серьезного, - Господин Бэймин снова улыбнулся.
- А как насчет старшего брата, он тоже умер?
Перед десятками кораблей и под бесчисленными взглядами Мучунь должен был называть его напрямую «Цзян Пэн». Но теперь, перед Господином Бэймином, скрывать было нечего, и он использовал обращение «старший брат».
Господин Бэймин помолчал, полуприкрыл глаза и ответил:
- Я прорвался сквозь темное пламя со всей силой оставшейся у меня и нанес ему тяжелый удар. Но твой старший брат соединил свое тело с Поглощающей души лампой; его дух стал ядром этой лампы и никогда больше не сможет войти в цикл реинкарнации. Он больше не может считаться человеком, так что, возможно, он мертв.
Мучунь чжэньжэнь некоторое время молчал, прежде чем снова спросить:
- Он узнал вас?
Господин Бэймин продолжал улыбаться, ничего на это не отвечая. Его молчание как бы говорило: «Теперь, когда все дошло до этого момента, имеет ли значение, узнал он меня или нет?»
Затем он повернулся к Чэн Цяню и доброжелательно сказал:
- Малыш, я вижу тебя уже в третий раз. Подойди сюда.
Чэн Цянь приблизился, но не подошел к Господину Бэймину, как ему было сказано. Вместо этого он молча шагнул к Мучунь чжэньжэню и холодно отдал должное Господину Бэймину, не зная, как к нему обращаться.
Несмотря на то, что учитель и Господин Бэймин, казалось, были очень близки, пока болтали, интуиция подсказывала Чэн Цяню, что на самом деле это может быть вовсе не так.
Если предположить, что все было именно так, как казалось сейчас, Чэн Цянь не мог понять, почему учитель не упомянул их «дедушку» хотя бы один раз за последние несколько лет и почему не пришел похоронить его.
Господин Бэймин опустил голову и терпеливо спросил:
- Ты такой дерзкий маленький негодяй, что решился на медитацию в подобной ситуации. На тебя снизошло озарение?
Чэн Цянь поколебался, прежде чем вежливо ответить:
- Просвещенный вами, старший, и Тан чжэньжэнь, я научился быть бесстрашным перед небом, землей, людьми и всем остальным.
Его ответ всколыхнул в сердце Господина Бэймина множество чувств. С минуту он внимательно изучал Чэн Цяня, прежде чем мягко сказать:
- Хороший мальчик. В конце концов, уничтоженная «родословная» нашего клана Фуяо вновь соединилась.
Чэн Цянь ужаснулся его словам.
Изменившаяся за долю секунды внешность учителя, кажущаяся безжизненной ласка и слова Цзян Пэна о том, что учитель наполовину мертв... все эти детали вспыхнули в голове Чэн Цяня, и перед ним воедино собрался факт, жестокий факт. Чэн Цянь мгновенно понял подтекст многозначительных слов Господина Бэймина.
Он резко повернул голову, недоверчиво взглянув на учителя, внезапно превратившегося в красивого мужчину.
Мучунь чжэньжэнь положил на голову Чэн Цяня ладонь, вздохнув:
- Если бы ты только мог поделиться своими знаниями с четвертым младшим братом… да, Сяо Цянь, твоя догадка верна. «Родословная» клана Фуяо оборвалась много лет назад. Я уже мертвый человек.
Чэн Цянь до скрежета стиснул зубы, но не произнес ни слова.
Мучунь чжэньжэнь не обратил на это никакого внимания.
- Прежний глава клана, а именно, мой учитель, переживал переломный момент в своем уединенном самосовершенствовании и не мог заниматься другими делами. В это время его первый ученик, Цзян Пэн, ступил на Темный Путь управления призраками и сбежал. Я отправился за ним, но переоценил свои способности и стал первой жертвой его Поглощающей души лампы. К счастью, его умения тогда еще не сформировались окончательно, и фрагмент моего первозданного духа смог уцелеть. Итак, я спасся и попал в тело умиравшего духа ласки, не сумевшего преодолеть Небесное Бедствие. Таким образом, я получил возможность унаследовать и передать печать главы клана.
Взгляд Господина Бэймина сделался печальным.
- Ты…
Мучунь чжэньжэнь рассмеялся.
- Я прекрасно справлялся с телом духа ласки. Единственная проблема заключалась в том, что он был слишком жаден.
- А ты не боишься, что твой первозданный дух истощится и рассеется, и что ты никогда не войдешь в цикл перерождения, если будешь использовать мертвое тело как свое собственное? - тихо сказал Господин Бэймин.
Мучунь чжэньжэнь слегка встряхнул рукавами и бросил быстрый взгляд на свои ноги. Затем, улыбаясь, сказал с безразличным видом, подражая Господину Бэймину:
- Ничего серьезного.
- Учитель, а кто испортил портрет в библиотеке? - тихо спросил Чэн Цянь.
Мучунь чжэньжэнь поразился:
- Разве я его не убрал? Ой ... наверное, то был я сам. Мой первозданный дух подвергся пыткам в Поглощающей души лампе, так что я не мог не выразить недовольство после того, как сбежал. Кроме того, тело духа ласки было мертво, и я поначалу не мог привыкнуть к нему. Так что, какое-то время, я находился в беспамятстве.
Он рассказывал о тех событиях, но при внимательном рассмотрении они все казались сильно преуменьшенными. Чэн Цянь вдруг почувствовал, как что-то сдавило ему грудь. Он обнял Мучунь чжэньжэня и зарылся лицом в складки его одежды.
Так тепло... как же случилось, что это был лишь обрывок его первозданного духа?
Мучунь продолжил:
- Овладев этим телом, я не смог даже на ноги подняться. Так что я катился и полз, пытаясь вернуться и найти учителя. Однако…
Господин Бэймин стоял одинокой тенью.
- Я увидел Четырех Святых, осаждающих гору Фуяо, - сказал Мучунь чжэньжэнь Чэн Цяню. - Только тогда я понял, что мой учитель на самом деле был на редкость талантливым демоном, появляющимся далеко не в каждом поколении. Четверо Святых были самыми могущественными людьми того времени. Поле битвы раскинулось от горы Фуяо до Безмятежной долины в двухстах ли оттуда, того места, где мы сейчас стоим. Эта битва вызвала Небесное Бедствие, превратившее долину в море огня. В течение следующих трех лет земля здесь оставалась безжизненной. Один из Четырех Святых погиб, а остальные получили тяжелые ранения. Я думаю, если бы они выбрали другое время, не тогда, когда мастер все еще находился в уединении, кто-то другой мог бы умереть под этим древним деревом.
Затем он повернулся к господину Бэймину.
- Я не знал, что вы уже достигли титула Бэймина. Пожалуйста, простите меня за мое невежество, учитель.
Мучунь чжэньжэнь был намеренно осторожен в выборе слов. По какой-то причине он не упомянул ни один из ключевых моментов: например, как Цзян Пэн встал на Темный Путь? Зачем ему убивать Мучуня? Как Господин Бэймин вступил на эту дорогу? Кто были эти Четверо Святых? И почему они так отчаянно сражались?
От начала истории и до ее конца Мучунь обозначил лишь ход событий без какого-либо упоминания причин.
В обычных обстоятельствах Чэн Цянь определенно расспросил бы учителя обо всех своих сомнениях. Но теперь это его совершенно не беспокоило. Он даже не мог дышать ровно, так, словно его грудь была забита ватой, и это вызывало желание громко всхлипнуть.
Мучунь чжэньжэнь мягко, но уверенно, высвободился из объятий Чэн Цяня. Он наклонился и поднял ветку, обернувшуюся деревянным мечом в его руке. Затем он вышел на поляну и сказал Чэн Цяню:
- Ты закончил изучать второй стиль; теперь я покажу тебе оставшиеся три. Смотри внимательно.
Чэн Цянь постоянно уговаривал Мучунь чжэньжэня научить его, но все неизменно заканчивалось тем, что его отсылали с мешком конфет. Но теперь, когда учитель наконец предложил ему поучиться, он не испытывал ни малейшего воодушевления по этому поводу.
Он знал, что учитель собирается их покинуть.
Некоторое время Чэн Цянь стоял абсолютно ошеломленный. Внезапно, будто потоки воды, прорвавшие плотину, из его глаз хлынули слезы. Он задержал дыхание и прикусил губу, тщетно пытаясь остановить рыдания.
Никогда прежде Чэн Цянь так не плакал. Даже когда его продали родители, он не проронил ни слезинки. Однако сейчас он рыдал так, словно завтра никогда не наступит.
Впервые в своей жизни Чэн Цянь испытал пронизывающую и неизлечимую боль, которую неспособен был выдержать и вынести. Она тлела в его сердце вместе с достоинством, которое он все время пытался сохранить.
Лужа осторожно потянула Чэн Цяня за подол, но он попросту проигнорировал ее, потому она тоже начала всхлипывать.
Господина Бэймина, казалось, это позабавило. Он спросил:
- Юноша, разве не ты говорил, что бесстрашен перед небом, землей и людьми? Почему ты сейчас хнычешь?
Чэн Цянь отчаянно пытался сдержать свой крик, но обнаружил, что, если ему и удавалось скрывать свои печали и радости, этих слез он скрыть не может. Он плакал и тер глаза, мир вокруг то размывался, то прояснялся вновь.
- Учитель, я не смогу, и вы меня этому не научите, ясно? Вы... вы больше не хотите нас видеть? – сказал Чэн Цянь сдавленным от рыданий голосом.
Мучунь медленно опустил деревянный меч. Он хотел успокоить юношу, но потом вспомнил, что Чэн Цянь – это не Хань Юань; его будет нелегко уговорить. После долгой паузы он сказал:
- Все дело в карме, это моя судьба. Даже если бы сегодняшние события не случились, у меня все равно оставалось бы не так много времени. Я не смогу заботиться о тебе всю жизнь.
Тут Мучунь чжэньжэнь остановился. Он знал, что бы он ни сказал, этот парнишка обязательно придерется к словам.
Мучунь взмахнул деревянным мечом, выставив его перед грудью, и сделал аккуратное первое движение. На этот раз он не читал абсурдную мнемоническую рифму и намеренно не медлил.
Первый стиль, «Длинный полет птицы Рух». Отважные юноши, высоко вознесшие свои идеалы, доберутся до луны.2
2 Используется для описания человека, которого ждет большое будущее.
Второй стиль, «Поиск и преследование». Бесконечный прогресс и боль лежат в твердых движениях меча.
Третий стиль, «Неприятные последствия». Если каждый получит все, чего желает, он все равно останется муравьем на огромной земле; все, что кажется твердым, в конечном счете будет разрушено, как замок из песка, размываемый волнами.
Четвертый стиль, «Падение из процветания». Никто не сможет убежать от своей судьбы, даже пережив взлеты и падения.
Пятый стиль, «Возвращение к истине»…
Чэн Цянь не мог не вспомнить произнесенные некогда учителем слова: «Смерть и вознесение на Небеса – есть ли разница?»
Они оба были людьми, а люди приходили и уходили, ничем не отличаясь друг от друга.
Слезы еще не высохли на лице Чэн Цяня, когда Мучунь чжэньжэнь закончил демонстрировать все стили владения деревянным мечом Фуяо.
- Ты все хорошо запомнил? – ласково спросил он.
Чэн Цянь сжал губы и упрямо воскликнул:
- Нет!
- Лжец! Я все равно больше ничего тебе не покажу, - Мучунь чжэньжэнь протянул руку и щелкнул Чэн Цяня по лбу. Вскоре его улыбка погасла. Он снова заговорил, - Сяо Цянь, ты помнишь наши правила? Что там говорится о судьбе членов клана, навлекших на него позор?
Чэн Цянь посмотрел на Господина Бэймина налитыми кровью глазами, но ничего не ответил.
Мучунь чжэньжэнь мягко продолжил:
- Совершившие непростительные грехи, будут уничтожены своими товарищами-соучениками – вот причина, благодаря которой, хотя с момента основания среди нас и появилось немало предателей, мы все еще занимаем надлежащее положение среди других кланов.
Чэн Цянь вытер слезы.
- Дао учит нас тому, что природа должна идти своим чередом, а совершенствующийся – оставаться верным своему пути. Если он принес несчастье другим, для него наверняка найдется наказание, так как за преступление всегда придется отвечать перед небесами, - спокойно сказал Мучунь чжэньжэнь.
Рукав его ханьфу внезапно колыхнуться, хоть ветра и не было. Его лицо стало мертвенно-бледным, и, казалось, что-то блеснуло в его глазах.
Господин Бэймин сказал, с невозмутимым выражением лица:
- Я оставался главой клана Фуяо в течение восьмидесяти лет, но я действительно повинен за наших предков, и за вас, и за твоего старшего брата. Потому я поклялся использовать три облачные души, чтобы защитить наш клан от трех катастроф. Только после этого мой прах может быть развеен по ветру. Так что, Сяо Чунь, тебе не нужно делать это самому.
Услышав это, Мучунь чжэньжэнь вовсе не бросился благодарить его. По сути, он вообще не выказал никаких особых чувств, только стоически ответил:
- Учитель, если я позволю тебе умереть естественной смертью, будет ли это справедливо по отношению к скорбящим душам, убитым тобой?
Его голос был ровным и, как всегда, мягким. Однако, по мнению Чэн Цяня, это были самые ледяные слова, которые он когда-либо слышал.
Это прозвучало так, как если бы Мучунь чжэньжэнь погрузил все свои эмоции в холодную воду, без намека на то, что радость и боль хотя бы отразятся на ее поверхности.
В воздухе мелькнула сверкающая линия. Это были сложнейшие невидимые заклинания, то, что Ли Юнь превозносил до небес.
Господин Бэймин не увернулся и не попытался убежать. Он стоял неподвижно, глядя прищуренными глазами на мимолетный магический след, медленно растворяющийся в очертаниях природы, а затем сказал:
- Запечатывание одной души другой.
- Моя жизнь будет стоить того, если я смогу запечатать Господина Бэймина, - с улыбкой ответил Мучунь чжэньжэнь.
Чэн Цянь широко распахнул глаза, и в следующую секунду огромная сила отбросила его назад. Он пошатнулся и упал, на время потеряв сознание.
Когда он снова открыл глаза, Господина Бэймина уже нигде не было. Чэн Цянь увидел тонкую полоску черного тумана, окутанную золотистым светом. В конце концов, и она исчезла в ржавой медной монетке в руке Мучунь чжэньжэня.
Только вот рука, державшая ее… нет, все тело Мучунь чжэньжэня становилось прозрачным. Он опустился на колени и спрятал монету под древним деревом, рядом со скелетом, прежде чем с улыбкой поманил к себе Чэн Цяня.
Мучунь чжэньжэнь сказал:
- На теле этой ласки была печать. Иди и сними ее.
Чэн Цянь не сдвинулся с места, кажется, твердо решив делать все наперекор словам учителя.
Улыбка Мучунь чжэньжэня постепенно исчезла. Он поднял руку, желая погладить Чэн Цяня по голове, но обнаружил, что она прошла прямо насквозь.
Он сказал:
- Это печать главы клана Фуяо. Не забудь отдать ее своему первому старшему брату, когда вернешься, и попроси его заботиться о вас, мальчиках, в будущем. Что касается владения мечом, то вам действительно нужно усерднее работать над вторым стилем.
Закончив, он посмотрел на Чэн Цяня с каким-то глубоким чувством, таившимся в его взгляде, прежде чем вновь пошевелить губами. Его слова прозвучали почти неслышно:
- Я ухожу. Прощай.
Как только он закончил фразу, его фигура полностью исчезла, подобно горстке разбитого стекла, постепенно исчезающего в грязи.
По легенде, когда-то давно в мире существовало большое дерево под названием Чунь, весна и осень для которого наступали каждые восемьсот лет. Люди часто говорили «живи долго, как Чунь», чтобы пожелать долголетия своим родителям. Однако люди, в конце концов, не были ни травой, ни деревьями.
Мучунь чжэньжэнь похоронил в грязи медную монету и с ее помощью, казалось, отправил Чэн Цяня в новое начало – каждое поколение начинает свой «Поиск и преследование» с того момента, как своими собственными руками похоронит предыдущее.
Конец первого тома
Будьте готовы
Том 2. поиск и преследование.
Свет пробивался сквозь облака, постепенно разгоняя туман в долине.
Чэн Цянь не знал, как долго он простоял на коленях, не знал, как ему подняться и куда идти.
В его голове всплывали воспоминания об учителе, защищавшем его от дождя, о том, как тот качал головой и о том, как учил его фехтованию на деревянных мечах Фуяо. Движения клинка повторялись в его голове раз за разом, хотел он того или нет.
В конце концов, все, что у него осталось, — это оцепенение и беспомощность, вызванные потерей любимого человека.
Чэн Цянь напоминал маленькую птичку. Вернувшись после первой попытки взлететь, птичка с радостью ждала, когда ее похвалят, но вдруг обнаружила, что ее гнездо исчезло. С этого дня он больше никогда не получит той похвалы, к которой так стремился. Даже если когда-нибудь станет исключительным заклинателем.
Чэн Цянь не хотел признаваться в своем страхе. «Это просто одиночество», — подумал он.
Только сейчас он почувствовал, что ему нужен враг или что-то такое, что в течение следующего десятилетия, множества десятилетий или даже на всю оставшуюся жизнь даст ему какую-то ясную цель. Позволит извлечь из этой ненависти неиссякаемую силу, способную помочь ему двигаться строго по курсу.
К сожалению, такого врага у него не было.
Мастер видел его насквозь. Он предчувствовал, что именно Чэн Цянь сделает в момент беспомощности, поэтому не дал мальчику ни единого шанса.
Ни одно слово не сорвалось с его губ относительно запутанных отношений между ним, Цзян Пэном, безымянным Господином Бэймином и Четырьмя Святыми. Он похоронил все эти истории вместе с медной монеткой, не оставив даже зернышка ненависти Чэн Цяню, тем самым заставив его выбросить все, на что он мог положиться, в попытках подняться после пережитого горя.
В то же время, однако, Мучунь чжэньжэнь оставил ему маленький хвостик — младшую сестру, которая выла до тех пор, пока не устала.
В своем нынешнем возрасте Лужа едва ли могла понять, что на самом деле произошло. Она проголодалась и огляделась в поисках учителя, но не нашла его. Рядом был лишь старший брат, совершенно не обращавший на нее внимание.
Пусть обычно она и была крепким спокойным ребенком, но от голода она сдерживаться уже не могла, так что просто плакала навзрыд. Однако вскоре Лужа обнаружила, что в сложившейся ситуации ее плач был совершенно бесполезен, потому принялась грызть деревянный меч, оставленный ее учителем.
Когда Чэн Цянь, наконец, вспомнил о своей младшей сестре, Лужа, имевшая лишь пять молочных зубов, уже прогрызла в деревянном лезвии несколько дыр.
Эти молочные зубы были поистине достойны Небесного Чудовища!
Чэн Цянь покачнулся и поднялся, опираясь на собственные колени. Пальцами он разжал ей челюсти.
— Выплюнь!
— Ах-ах! — Лужа выплюнула в него две щепки.
После этого Чэн Цянь отнес ее на берег реки и заставил прополоскать рот. Впервые столкнувшись с раздражением своего старшего брата, Лужа тут же закатила ему истерику.
Чэн Цянь бросил на нее свирепый взгляд.
— Перестань плакать.
— А-а-а! — протестующее закричала Лужица.
Чэн Цянь позволил ей рыдать дальше, никак не реагируя, он лишь пристально посмотрел на нее.
Какое-то время девочка еще всхлипывала рядом с ним, пока окончательно не поняла, что это бесполезно. Она не знала, куда ушел мастер. Поскольку их здесь было только двое, рядом не оказалось никого, кому она могла бы пожаловаться на своего старшего брата. Луже ничего не оставалось, кроме как замолчать, надеясь, что совесть ее третьего старшего брата заставит его найти для нее какую-нибудь еду.
Даже жирный червяк подойдет!
Чэн Цянь спас деревянный меч, острие которого было обгрызено младшей сестрой, и тщательно вымыл его в реке. У него не было настроения уговаривать девочку, потому он просто положил ее у воды и серьезно предупредил:
— Сиди спокойно, не двигайся.
С этими словами он закатал штаны до колен и принялся ловить рыбу.
У Лужи было одно достоинство: она знала, как действовать, когда дело касалось ее собственной выгоды. Она быстро разглядела перспективу получения еды в действиях Чэн Цяня, поэтому тихо сидела на берегу, будто хорошо обученная собака.
Однако поймать рыбу оказалось не так-то просто. Чэн Цянь никогда не занимался этим, когда жил дома, не говоря уже о том времени, что он провел в клане Фуяо. Так что он был действительно плох в таких делах. Каждый раз эти чешуйчатые твари выскальзывали из его рук, и время от времени хлестали хвостами, раздирая кожу.
День клонился к вечеру. В конце концов, Лужа больше не могла ждать. Мучимая голодом и жаждой, она свернулась калачиком, сунула палец в рот и заснула.
Стоя босиком в холодной воде, Чэн Цянь взглянул на нее. Он выпрямил больную спину и принялся зализывать раны на руках.
Учитель сказал, что однажды он сможет взмыть в небо и нырнуть в море, но самым жестоким фактом было то, что он не мог даже поймать рыбу.
Он не знал, какие растения в Безмятежной долине ядовиты, поэтому не решался срывать плоды и листья. У него не хватило смелости провоцировать животных, так как у него не было при себе оружия, и ему совсем не хотелось становиться для них обедом.
Он всегда презирал других, чувствуя, что в будущем наверняка станет могущественным заклинателем. Но сейчас он застрял на месте, в попытке просто раздобыть себе немного еды.
Постепенно совсем стемнело. Вокруг было тревожно тихо. Откуда-то из глубины леса донесся вой. Чэн Цянь некоторое время слушал окружающие их звуки и вдруг нахмурился. Он поспешил к берегу, поднял спящую Лужу и сжал свой деревянный меч, раздумывая, где бы ему найти укрытие.
В мгновение ока вой стал ближе. Звук этот, накатывающий волнами, заставил Чэн Цяня напрячься с головы до ног от чувства, что он будто бы находится под огнем.
Чэн Цянь больше не смел колебаться. Он схватил девочку и побежал вверх по течению реки. Но, к сожалению, в этот момент черная тень выскочила из леса и приземлилась перед Чэн Цянем, встав у него на пути. В темноте тяжелое дыхание слышалось все отчетливее. Пара зеленых глаз, зловеще поблескивая, уставилась на двух восхитительных детей.
Чэн Цянь внезапно остановился. Он отступил назад, выставив перед собой деревянный меч.
Кусты вокруг него зашевелились, и остальные волки не заставили себя ждать, плотным кольцом окружив Чэн Цяня и Лужицу. Каждый зверь был размером с жеребенка, и все они, обнажив клыки, смотрели прямо на детей.
Лужица свернулась калачиком на груди Чэн Цяня, не смея издать ни звука. Ее родословная Королевы монстров не сработала в качестве сдерживающего фактора. По-видимому, даже если она и была потомком древнего существа, эти отвратительные звери не испугались бы детеныша.
Чэн Цянь старался казаться бесстрастным, он замер в окружении волков с оружием наготове. Он знал, что не должен выказывать ни малейшего признака страха перед лицом этих существ, ведь даже секундное колебание даст им возможность разорвать его и младшую сестру в клочья.
Чэн Цянь пошевелил запястьем, готовясь к первому движению деревянного меча Фуяо, и прошептал Луже на ухо:
— Где твои крылья? Унеси нас отсюда.
Лужа покраснела. Но, то ли из-за того, что от голода она лишилась сил, то ли потому, что была напугана, но пара крыльев, выросшая из ее спины, оказалась размером с ладонь.Они были настолько маленькие, что, когда они хлопали, их можно было использовать разве что как веер.
Сердце Чэн Цяня ушло в пятки. Как и ожидалось, при виде крыльев Лужи вожак стаи заметил слабость в сердце Чэн Цяня. Внезапно он присел и зарычал, словно отдавая приказ. Увидев его движение, Чэн Цянь напряг мышцы рук до предела. Затем он ощутил порыв зловещего ветра, накатившего на них сзади. Стремительно развернувшись, он, недолго думая, совершил третье движение из «Долгого полета птицы Рух». Сломанный деревянный меч описал в воздухе крутую дугу и ловко ушел из-под когтя, нанося свирепый удар в челюсть зверя.
Чэн Цянь много работал над своим искусством владения мечом. По крайней мере, в первых двух стилях он намного превосходил своего старшего брата, Янь Чжэнмина, который тренировался так, будто не придавал этому никакого значения.
Глаза вожака волков хитро блеснули, и он поспешно отдал еще одну команду. Два зверя, притаившиеся в стороне, выскочили и преградили Чэн Цяню путь к отступлению.
С самого начала состояние Чэн Цяня оставляло желать лучшего. Будучи полумертвым от горя, боли и отчаяния, а теперь, стоя под хищными взглядами волков, он, наконец, позволил ярости перелиться через край.
Повинуясь дикому порыву, Чэн Цянь поднялся, чтобы встретить зверя лицом к лицу. Этот импульс случайно совпал с его бесстрашием.
Его настроение и умение владеть мечом пробуждали друг в друге все самое лучшее. Казалось, что на острие деревянного клинка блеснул свет, и как только «Долгий долет птицы Рух» завершился, Чэн Цянь отпустил свое оружие. Это было то самое умение, которым Чэн Цянь частенько развлекался. Он ударил локтем по рукояти и протолкнул меч прямо в пасть волку.
Кончик меча безжалостно врезался зверю под язык. Клыки вспороли Чэн Цяню рукав, полоснув по коже, и от запястья до плеча протянулась глубокая рана.
Волк дернулся, захлебнувшись предсмертным воем, но деревянный меч Чэн Цяня сломался.
Тем не менее, еще один зверь уже протянул огромную лапу к голове Лужи. Чэн Цянь с быстротой молнии перебросил девочку в другую руку, и, несмотря на то, что его оружие сломалось, ударил волка по носу оставшейся половиной. Покалеченный, волк повалился на спину, а Чэн Цянь от удара отлетел назад.
Кровь из раны Чэн Цяня испачкала Лужу, от ее запаха лицо девочки сделалось бледным, и вся она принялась испуганно дрожать. Но прежде чем Чэн Цянь успел утешить ее, он почувствовал, будто сестра в его руке потяжелела, и следующее, что он понял, это то, как его подняли в воздух — Лужица успела развернуть свои крылья в самый последний момент.
Без промедления Небесное Чудовище взмыло в небо, и поднятый ею ветер подбросил вожака волков в воздух.
Вожак стаи и подумать не мог, что такое случится. Он зарычал и прыгнул, надеясь ухватить Чэн Цяня за ногу, но, к сожалению, мальчишка был уже вне его досягаемости. Волк рухнул назад и принялся в гневе кружить по земле.
Все еще не расставшись с мыслью об убийстве, Чэн Цянь бросил взгляд на зверя, залитого лунным светом. Внезапно, что-то словно напугало его. Волк согнул передние лапы, поджал хвост и заскулил.
С Чэн Цянем Лужа едва ли могла улететь слишком далеко. В конце концов, она была слишком мала и быстро устала, потому, стоило им преодолеть часть пути, как они тут же начали падать и в итоге, барахтаясь, скатились по холму.
Кусая губы, Чэн Цянь прислонился к оставшейся половине своего деревянного меча и оторвал кусок ткани от одежды, чтобы остановить кровотечение и не привлечь запахом других зверей.
Прямо сейчас Чэн Цянь испытывал острую боль. Он весь промок от выпавшей за ночь росы, а его младшая сестра и вовсе не могла позаботиться о себе. Он все еще должен был развести огонь, найти еду, выбрать место, где они могли бы дождаться утра, и постоянно следить за обстановкой вокруг.
Пока он шел по Безмятежной долине, охваченный сложными чувствами, то обнаружил, что у него совершенно нет времени на обдумывание запутанных отношений между мастером и теми демоническими заклинателями. Более того, времени не было даже на то, чтобы предаваться одиночеству и тяжким думам о предстоящем будущем.
Самым неотложным делом на данный момент было выйти из этой долины, забрать младшую сестру и вернуть печать главы клана старшему брату.
Когда люди с берега Восточного моря, наконец, прибыли на остров Лазурного Дракона, суматоха уже улеглась.
Поскольку Мучунь чжэньжэнь никогда не рассказывал своим ученикам, что за люди живут в этих краях, и не представлял им каких-либо сильных заклинателей, идея потворствовать им или, по крайней мере, приветствовать их, вообще не пришла в голову Янь Чжэнмину.
Бурные воды не успокоились. Янь Чжэнмин велел младшим адептам выслать все маленькие лодочки с корабля на поиски младшего брата и сестры.
Ли Юнь и Хань Юань собрались в каюте, перебирая стопки книг, которые Чэн Цянь взял с собой, в то время как Янь Чжэнмин раздраженно расхаживал туда-сюда, инструктируя:
— Ищите книги о заклинаниях. Хань Юань, не трогай это, они все еще связаны, он, возможно, не читал их. Поторопись!
— Не торопи меня, я ищу. Это, вероятно… — Ли Юнь поднял руку. — Первый старший брат, это она?
Янь Чжэнмин немедленно отбросил книгу, которую держал, в сторону и подошел, чтобы взять ту, что протянул ему Ли Юнь, внимательно просмотрев главы, касающиеся заклинаний слежения.
Какого черта… это все?
— Что там написано? — спросил обеспокоенный Хань Юань.
— Тут написано…
В этот момент в комнату, тяжело дыша, ворвался один из младших адептов:
— Молодой господин, вас спрашивает чжэньжэнь.
— Что за шум?! Я занят поисками людей! — Янь Чжэнмин махнул на него рукой, не поднимая глаз, и прочитал Ли Юню и Хань Юаню аннотацию к главе. — Говорится, что следящий амулет и его создатель тесно связаны. Я вырезал его сам, но с тем же успехом это могла быть любая другая ерунда. Я ничего не почувствовал после его создания. Что, черт возьми, это за связь?
Стоило Ли Юню услышать это, как он тут же изменился в лице.
— Старший брат…
— Говори прямо! Что ты хочешь сказать?
— Ты вообще задумывался о том, что следящий амулет, который мы сделали, мог оказаться неудачным?
Янь Чжэнмин был хорошо воспитан. Через некоторое время он пробормотал:
— Но медная монетка…
Крайне огорченный, Янь Чжэнмин ударил себя по лбу. Это была вина Чэн Цяня, он всегда вел себя так.
— Хотя я никогда не хвастался, но я доверился этому новичку, даже не подумав!
Если бы на этого ублюдка вообще можно было положиться, разве пропал бы он сейчас?
В этот момент в каюту вбежал еще один младший адепт. В руках он держал обрывок ленты.
— Молодой господин, они нашли это… — сказал он в панике.
— Я обвязал это вокруг талии младшей сестры. Следящий амулет, завернутый в нее, пропал! — Ли Юнь схватил ленту, его зрачки сузились.
Молодые люди смотрели друг на друга в безмолвном ужасе.
Внезапно к их разговору примешался грубый женский голос:
— Заклинание слежения? Что еще за заклинание слежения?
Ли Юнь обернулся и увидел Тан Ваньцю чжэньжэнь. Она выглядела, как утонувшая крыса. Ее взгляд упал на обрывок ленты.
Зачем она пришла сюда?
Слегка удивленный, Ли Юнь поприветствовал ее, как полагает младшему.
— Тан чжэньжэнь.
Проходя мимо Ли Юня, Янь Чжэнмин свирепо уставился на того из младших адептов, кто первым пришел сообщить ему эту новость.
— Почему ты не предупредил меня о прибытии старшего? Какой от тебя прок?
Тан Ваньцю равнодушно отмахнулась от него и взяла ленту из рук Ли Юня. Она немного помолчала, прежде чем спросить:
— Это ведь вещь не твоего мастера, верно?
В этот момент у Янь Чжэнмина кончилось терпение, но, так как Тан Ваньцю была в некотором роде старшей для них, ему пришлось сдержать волнение и недовольство. Юноша нахмурился и произнес:
— Это нашей младшей сестры. Она еще малышка, и мы боялись, что она может потеряться, поэтому привязали эту ленту к ней на всякий случай. Пожалуйста, простите нас за то, что мы плохие хозяева. Так как прямо сейчас наш учитель отсутствует, может, вы не откажетесь от чашки чая?
Последняя фраза была сказана таким тоном, будто это было вовсе не приглашение, а приказ гостю удалиться.
К счастью, Тан Ваньцю была беспечным человеком, не обладающим тонким умом. Так что она совершенно не заметила в его голосе неучтивости.
Тан Ваньцю сказала:
— Сдавайся. Амулет, созданный тобой, уже должен был разлететься на куски из-за этих двух демонов.
Янь Чжэнмин промолчал.
Она снова и снова твердила об этом. Неужели эта женщина специально пришла сюда, чтобы посмеяться над ними?
Порой ему приходилось судить о людях по внешнему виду, особенно, если речь шла о женщине, не обращавшей внимание на имидж. Если только за всем этим не стояла какая-нибудь история, они, в основном, относились к людям типа Тан чжэньжэнь: индивидуалисты, неспособные читать чужие эмоции.
Глядя на угловатое лицо Тан Ваньцю с челюстью шире, чем ее лоб, Янь Чжэнмин был подавлен и мрачен, размышляя, как бы отослать ее отсюда поскорее. Но прежде чем он успел решить, с чего начать, Тан Ваньцю перешла прямо к делу, не сказав ни одной сочувственной банальности, будто она была еще более нетерпелива, чем он:
— Владыка острова Лазурного Дракона попросил меня отвести тебя к нему. Пойдем со мной.
Янь Чжэнмин снова промолчал.
Ли Юнь хорошо знал характер своего старшего брата. Опасаясь, что он слишком резко выскажется, Ли Юнь поспешил вперед и вполголоса предупредил Янь Чжэнмина:
— Старший брат.
К его удивлению, однако, Янь Чжэнмин не прыгал в бешенстве и не выказывал никаких признаков гнева. После недолгого раздумья он опустил глаза и спросил:
— Зачем владыке острова видеть нас? Он знает нашего учителя?
Густые брови Тан Ваньцю поползли вверх, казалось, будто каждый волосок поднялся, как бы говоря: «Это очевидно. А зачем же еще?»
Сердце Янь Чжэнмина бешено забилось. Он поспешно сказал:
— Но наш учитель пропал. Могу я попросить владыку острова об одолжении…
— Его уже ищут. Пойдем.
Что значит быть старшим братом
Остров Лазурного Дракона был типичной Небесной горой, склоны которой в течение всего сезона покрывали цветы. Если смотреть с моря, то можно было увидеть землю, вечно окутанную туманом, похожую на плывущую по океану персиковую рощу, где заклинатели были одеты либо в строгие одежды, либо в изящные даосские халаты.
Повелитель острова Лазурного Дракона был причислен к Четырем Святым. Он медитировал в уединении в течение многих лет и редко показывался на людях. Однако, мужчина совершенно неожиданно вышел специально, чтобы увидеть Янь Чжэнмина. Он отнесся к нему с радушием, будто к своему младшему брату.
Возможно, чтобы выразить сочувствие расстроенному Янь Чжэнмину, владыка острова почти не разговаривал с ним. Предоставив Чжэнмину жилье, господин великодушно заявил, что все ресурсы на острове Лазурного Дракона находятся в распоряжении юноши, пока он не найдет своего учителя и младших брата и сестру.
Конечно, остальные заклинатели не могли громко сплетничать об этом, как необразованные деревенские жители. Они делали это под покровом тайны.
Впрочем, это было вполне понятно. Многочисленные люди толпились, чтобы выразить уважение владыке острова Лазурного Дракона, который не потрудился появиться даже на десятилетнем Небесном рынке. Что же сделали эти дети, чтобы заслужить его благосклонность?
Эти сопляки умели лишь разбрасываться богатством, не говоря уже о низком уровне развития, и они все еще не проявляли никакой сдержанности даже после того, как прибыли на остров. Остальные заклинатели испытывали к ним крепкую неприязнь.
Пока эти волны бушевали, никто из них даже и не задумывался о том, что молодой господин Янь едва ли был свободен от забот. Владыка острова запросил бацзы Чэн Цяня и Лужи и послал бесчисленное множество людей на их поиски. Но вот уже в течение трех дней от них не было никаких вестей.
Янь Чжэнмин не знал, как он пережил эти три дня.
Утром четвертого дня Юй-эр, одна из служанок Янь Чжэнмина, осторожно толкнула дверь его комнаты. В руках у нее был набор инструментов для расчесывания волос. Девушка собиралась возжечь благовония, а потом разбудить молодого мастера, но с удивлением обнаружила, что Янь Чжэнмина в комнате не было.
Юй-эр испугалась. Она подумала, что встала слишком поздно, и, приготовившись к нагоняю, нерешительно вошла внутрь, но обнаружила, что постель застелил младший адепт, а живущего здесь человека нигде не было видно.
— Где молодой господин? — Поспешно спросила Юй-эр.
— Я слышал, что они получили новости о главе клана, поэтому молодой мастер встал среди ночи и ушел, — ответил мальчик.
Юй-эр некоторое время стояла потрясенная его словами. Все в семье Янь отличались хорошим воспитанием, и они никогда не обращались плохо со слугами.
Разве что они испортили Янь Чжэнмина. Юй-эр родилась прислугой, но, так как она была девочкой, ее воспитывали словно молодую госпожу. В обычное время на горе Фуяо ее единственной работой было расчесывать волосы молодого мастера, и ничего больше. Даже когда два дьявола сражались на море, она благополучно сидела в каюте, несмотря на бушующий снаружи шторм. Теперь она впервые была в панике.
Прижимая сандаловую шкатулку к груди, Юй-эр снова спросила:
— О-он сказал, когда вернется?
Младший адепт оглянулся на эту неуверенную в себе маленькую девочку и невольно понизил голос, сказав:
— Он ничего не сказал. Это только между нами — прошлой ночью я слышал, как молодой мастер говорил со вторым дядей. Вполне вероятно, что, если что-то пойдет не так, мы не сможем вернуться на гору Фуяо в ближайшее время. В этом случае вы должны иметь в виду, что все люди на этом острове — заклинатели. Будь их поведение хорошим или плохим, они — люди, владеющие силой. Чтобы убить нас, им потребуется не больше усилий, чем раздавить муравья. Ведите себя спокойно и уверенно. Не стоит понапрасну провоцировать их, ясно? — Добавил младший адепт, понизив голос.
Владыка острова Лазурного Дракона, казалось, был очень тесно связан с кланом Фуяо. Он на самом деле рассматривал возможность того, что Мучунь чжэньжэнь и его ученики могли оказаться в Безмятежной долине, и даже послал туда своих людей. Но, по какой-то причине, никто из заклинателей не осмелился войти туда, чтобы прочесать местность. Все, что они сделали – это остались ждать.
После трех дней ожидания они, наконец, увидели Чэн Цяня и Лужу.
Чэн Цянь выглядел таким несчастным, каким только мог быть в подобный момент. Никто из заклинателей представить себе не мог, что Мучунь чжэньжэнь ушел, и двоим детям пришлось пересечь долину самостоятельно.
Эти места кишели зверями и маленькими монстрами, но дети все еще были живы. Должно быть, какая-то душа на небесах благословила их.
Заклинатели считали, что это должно было испугать подростка и не ожидали, что он справится с выпавшими на их долю опасностями так хорошо.
Ближе к вечеру, одна из заклинательниц принесла Чэн Цяню миску овощного супа, купленного в соседней деревне. Поблагодарив ее, Чэн Цянь первым попробовал суп, а затем потянул к себе Лужицу, взял ложку и поднес к ее рту. Последние три дня были для Лужи настоящим чистилищем, и она почти превратилась в голодное привидение.
Лужа широко открыла рот, собираясь, наконец, поесть, но Чэн Цянь резко отдернул руку, и девочка впилась зубами в воздух.
Она смотрела на него так жалобно, словно слезы вот-вот польются из ее глаз.
Чэн Цянь прошептал:
— Помнишь, что я тебе говорил? Еда будет твоей, если ты сможешь это сделать.
Лужа поспешно кивнула, сложила перед собой пухлые ручки и любезно поклонилась, после чего получила первый кусочек пищи за последние дни.
Со стороны эта сцена напоминала издевательства хулиганистого старшего брата над бедной младшей сестрой, но на самом деле все дело было в инстинктах Лужи.
После их встречи с группой незнакомцев, Чэн Цянь немедленно приказал младшей сестре, с этого момента, не показывать свои крылья кому-либо.
— Почему ваш клан принял в ученики такого маленького ребенка? — Спросила заклинательница. Женщина, вероятно, считала пухленькую девочку весьма забавной.
Чэн Цянь слегка улыбнулся ей.
— Однажды мой младший брат сбежал с горы на ярмарку, но по дороге подобрал ее. Последние годы выдались неурожайными, и ее семья, вероятно, не могла позволить себе прокормить ребенка. Мой младший брат нашел ее довольно жалкой, потому забрал с собой. Вы ведь понимаете, десять или двадцать лет краткий миг в жизни заклинателя, но этого времени вполне достаточно, чтобы она выросла из лепечущего ребенка в большую девочку. Не столь важно, насколько она мала сейчас, ведь время летит так быстро.
Заклинательница не удержалась от шутки:
— Ты сам еще не пережил этот «краткий миг», но говоришь, как взрослый. Кстати, я думаю, тебе лучше вернуться с нами, чтобы залечить свои раны. Даже если твои старшие братья приехали верхом на летающих лошадях и путешествовали день и ночь, это займет у них, по крайней мере, один или два дня.
— Я бы пошел с вами, если бы был один, но так как со мной младшая сестра, она может причинить вам неудобства. Лучше нам будет дождаться старших братьев. Прежде чем уйти, мой учитель попросил меня слушаться первого старшего брата. Я совершенно не знаю, что делать прямо сейчас, и не могу решить сам, — ответил Чэн Цянь, вытирая рот Лужи.
Заклинательница промолчала. Этот мальчишка не казался ей ни в малейшей степени невежественным.
Возможно, из-за своего юного возраста, Чэн Цянь, на самом деле, не очень хорошо умел общаться с людьми. Он редко говорил что-либо по своей инициативе и не пытался завязать отношения с другими. Он был восхитительно вежлив, но в то же время упрям, как мул.
Все тело Чэн Цяня покрывали раны: некоторые от царапин и укусов зверей, некоторые от падений. Повязка на руке насквозь пропиталась кровью и присохла к коже.
Преодолев Безмятежную долину, Чэн Цянь должен был быть, по крайней мере, серьезно ранен, если не мертв, ведь, ко всему прочему, ему приходилось нести с собой маленькую лепечущую девочку. В конце концов, у него не оставалось иного выбора, кроме как пойти с ними. А что до произошедшего в долине, он просто молчал об этом и не говорил ни слова, как бы его ни спрашивали.
Когда взошла луна, наконец, прибыл Янь Чжэнмин. Он пришел один, не взяв с собой ни Ли Юня, ни Хань Юаня, ни кого-то из младших адептов. Он раздернул занавески, украшенной изображениями орлов, кареты и спрыгнул на землю еще до того, как она остановилась.
После того, как его, в течение нескольких дней подряд, преследовала тревога, гнев клокотал в душе Янь Чжэнмина. Но жалкое зрелище окровавленного Чэн Цяня наполовину истощило его, а оставшаяся половина истратилась после того, как он не смог найти фигуру Мучунь чжэньжэня.
Янь Чжэнмин подбежал к ним, поспешно поймав Лужу, прыгнувшую к нему в объятия, а затем взял Чэн Цяня за руку, нетерпеливо спросив:
— Что случилось? Почему ты так выглядишь? Где ты был все эти дни? Где учитель? Почему он оставил вас здесь одних?
Ответа не последовало. Чэн Цянь просто смотрел на него в оцепенении.
Ощутив бабочек в животе, Янь Чжэнмин спросил:
— Сяо Цянь, что, черт возьми, случилось?
Сохраняя молчание, Чэн Цянь окинул взглядом лицо Янь Чжэнмина, а затем странных заклинателей вокруг них.
В конце концов, это были заклинатели знаменитого острова Лазурного Дракона. Они сразу поняли желание обоих братьев поговорить наедине, и с готовностью откланялись.
Только тогда Чэн Цянь перевел дыхание. Неповрежденной рукой он выудил из-за пазухи маленькую печать и отдал ее Янь Чжэнмину, сказав еле слышно:
— Это печать главы клана, первый старший брат, мастер попросил меня отдать ее тебе.
В течение длительного времени в голове Янь Чжэнмина не было ни одной мысли. Когда до него дошло, что это значит, он отшатнулся назад, и его лицо внезапно побледнело.
Печать на окровавленной и пыльной ладони Чэн Цяня показалась ему страшным чудовищем, и его глаза потемнели от страха.
Но то, что собирался сказать ему младший брат, будет преследовать Янь Чжэнмина всю оставшуюся жизнь.
— Учитель мертв, — проговорил Чэн Цянь. — Он сказал, что с этого момента ты глава клана Фуяо.
— Нет... — Янь Чжэнмин рассеянно покачал головой. В отчаянии оттолкнув Чэн Цяня в сторону, он сбивчиво забормотал. — Я не... Т-ты заберешь это, я не хочу этого! О чем ты говоришь, как мастер может быть мертв?
— Я видел, как он умирал.
— Ни за что! — Янь Чжэнмин распахнул глаза, но не смог выговорить ни слова, продолжая отрицать. — Ни за что!
Чэн Цянь замолчал. Он продолжал держать печать главы клана, наблюдая за Янь Чжэнмином, горе, отразившееся на его лице, было настолько тяжелым, что казалось неправильным для такого маленького мальчика.
— Это правда, — пробормотал он. — Старший брат, это правда…
Чэн Цянь не успел договорить, как его голова внезапно склонилась набок, и он без предупреждения рухнул на землю.
Янь Чжэнмин подсознательно протянул руку, чтобы поймать его, и ужасное кровавое пятно отпечаталось на его белом рукаве.
Тело Чэн Цяня было таким холодным, и Янь Чжэнмину показалось, будто он перестал дышать. Он быстро перевернул Чэн Цяня, подсунув два пальца ему под нос, чтобы почувствовать дышит ли младший брат, но его руки так сильно дрожали, что на это ушла целая вечность.
Лужа до этого не издавала ни звука, потому что еще не могла говорить. Но теперь у нее не осталось другого выхода, кроме как плакать, чтобы выразить свои чувства. За последние несколько дней она почти израсходовала все слезы, накопившиеся с момента ее рождения.
В ушах Янь Чжэнмина непрерывно жужжало, а голова была пуста. Он схватил и попытался согреть руку Чэн Цяня, но она оставалась ледяной. Все, что он мог сделать, это бессознательно повторять:
— Не плачь, Лужа, не плачь.
Он понятия не имел, сколько времени простоял на коленях. Может быть, долго, может быть, всего несколько секунд, пока кто-то не схватил его за плечо и не встряхнул. Янь Чжэнмин поднял пустой взгляд и увидел безымянного заклинателя, смотрящего на него с беспокойством.
Янь Чжэнмин подумал, что его лицо, должно быть, бледнее, чем у призрака, потому что заклинатель, казалось, все неправильно понял. Он подсознательно сделал то же самое, что и Янь Чжэнмин – подставил пальцы, чтобы почувствовать дыхание Чэн Цяня. Через несколько секунд мужчина облегченно вздохнул. Он поднял голову и сказал:
— Он дышит. У меня дома есть лекарства. Не волнуйтесь, это может быть не так серьезно.
Янь Чжэнмин кивнул и яростно прикусил язык. Острая боль и вкус крови полностью вывели его из оцепенения. Он взял себя в руки и забрал печать главы клана у Чэн Цяня, крепко сжав ее в руке. Затем он наклонился, чтобы поднять Чэн Цяня, и сказал Луже:
— Ты можешь идти сама?
Лужа осторожно встала на ноги и протянула руку, чтобы ухватиться за одежду Янь Чжэнмина.
Проведя целый день в карете, они, наконец, вернулись обратно на остров Лазурного Дракона. Янь Чжэнмин был в полном недоумении и чувствовал, что задыхается. Разумно полагать, что слова Чэн Цяня, скорее всего, были правдой. Мастер всегда относился к ним с чрезмерной снисходительностью и недостаточной строгостью. Пока он еще дышал, не было никаких шансов, что он оставит Чэн Цяня и Лужу одних в таком опасном месте.
Ли Юнь и Хань Юань с нетерпением ждали возвращения Янь Чжэнмина на остров Лазурного Дракона, и как только они увидели его, то сразу бросились навстречу.
— Что случилось с Сяо Цянем?
— Где учитель?
— Почему мастер не вернулся с тобой?
— Где ты их нашел?
— Я не знаю! — Янь Чжэнмин прошел мимо своих младших братьев, беспокойство в его сердце будило в нем желание закричать. — Не спрашивайте меня! Заткнитесь! Просто подождите, пока он проснется!
Но Чэн Цянь оставался без сознания. Во-первых, он все еще был ранен, во-вторых, он определенно не знал отдыха в последние несколько дней, так как ему приходилось присматривать за Лужицей.
Янь Чжэнмин неотступно находился рядом с Чэн Цянем. Вначале он надеялся и молился, чтобы Чэн Цянь проснулся, и сидел на краешке стула, отчаянно желая узнать, что же именно произошло в Безмятежной долине. Но чем дольше это продолжалось, тем больше он боялся.
Как только он закрывал глаза, то вспоминал сцену, лишившую его сна, где покрытый кровью Чэн Цянь, глядя будто бы сквозь него, рассказывал о смерти учителя.
В столь возбужденном состоянии, Янь Чжэнмина, естественным образом, посетила идея. Он подумал: «Я могу просто вернуться домой и стать обычным молодым господином»
Стоило этой идее мелькнуть у него в голове, как она тут же пустила корни и завладела его мыслями.
Точно! Во всяком случае, его семья была достаточно богата, чтобы обеспечить ему жизнь в роскоши и удовольствиях. Почему он должен совершенствоваться?
Зачем ему постигать Дао?
Что касается младших братьев и сестры, он мог бы забрать их с собой. Они были вольны делать все, что им заблагорассудится: заниматься боевыми искусствами или выучиться и получить официальные звания. В конце концов, им понадобится всего несколько пар палочек для еды.
Сделать его главой клана? Что за шутка! Единственная работа, на которую он был способен в своей жизни — быть молодым господином!
Он не мог изготовить даже простой талисман, не говоря уже о его ничем не примечательном мастерстве владения мечом. И не беря в расчет грозных мастеров с острова Лазурного Дракона, даже у их младших адептов был более высокий уровень развития, чем у него. Если бы Янь Чжэнмин стал главой клана, каким был
бы этот клан?
Подумав об этом, Янь Чжэнмин вскочил на ноги и позвал одного из своих подопечных:
— Чжэши! Чжэши!
Чжэши поспешил на зов:
— Молодой господин.
— Принеси мне кисть и бумагу, я напишу домой, — приказал Янь Чжэнмин настойчивым тоном. — Собирай наши вещи и готовь корабль. Как только Сяо Цянь проснется, я пойду попрощаться с владыкой острова Лазурного Дракона.
Чжэши был ошеломлен.
— Молодой господин, мы возвращаемся на гору Фуяо?
— Какая гора Фуяо? Мы возвращаемся домой!
— Молодой господин, а как же клан... — изумленно спросил Чжэши.
Янь Чжэнмин махнул на него рукой.
— Нет больше никакого клана Фуяо. Он растворился, понимаешь? Поторопись, мы отправимся через пару дней.
Чжэши поспешно покинул комнату.
Когда Чэн Цянь проснулся, прошло уже два дня. Он попытался пошевелиться, и чья-то рука тут же легла ему на лоб. До юноши донесся знакомый аромат орхидей, но почему-то запах был очень слабым. Чэн Цянь пошевелил губами и беззвучно произнес:
— Старший брат.
Его горло болело так сильно, что он потерял голос.
Янь Чжэнмин помог ему сесть и, не говоря ни слова, подал ему чашу с водой.
Чэн Цянь прикончил ее одним глотком и только потом тихо спросил:
— Где младшая сестра?
— Юй-эр и другие служанки присматривают за ней.
Потрясенный, Чэн Цянь наморщил лоб и снова спросил:
— Печать главы клана... я отдал ее тебе?
Янь Чжэнмин снял с шеи шнурок, к которому была привязана печать.
Растерянный и напряженный взгляд Чэн Цяня, наконец, немного смягчился, но вскоре усталость вновь отразилась на его лице.
В клане Фуяо всегда царил хаос. Старшие не проявляли никакой снисходительности к младшим, младшие не проявляли никакого уважения к старшим.
Казалось, только вчера они поссорились, но сегодня, когда они смотрели друг на друга, все было настолько иначе, будто прошла целая жизнь.
Янь Чжэнмин вздохнул и тихо спросил:
— Ты голоден?
Чэн Цянь покачал головой. Он сидел в постели, совершенно ошеломленный. Немного погодя, он все же нарушил тишину комнаты:
— Мастер, младшая сестра и я, мы попали туда из-за неправильного талисмана, сделанного нами той ночью.
Янь Чжэнмин не перебивал его. Он сидел молча, слушая Чэн Цяня.
Силы Чэн Цяня еще не восстановились. Ему потребовалось добрых полчаса, чтобы все прояснить. После его рассказа, Янь Чжэнмин долго не мог ничего сказать.
Огонек свечи зарябил и начал мерцать. Янь Чжэнмин перестал витать в своих мыслях и изо всех сил попытался выпрямиться. Он вдруг почувствовал, что печать главы клана на его шее была такой тяжелой, словно весила тысячу тонн.
Он встал и мягко опустил ладонь на голову Чэн Цяня. Самым нежным голосом Янь Чжэнмин сказал:
— Я попрошу кого-нибудь принести тебе миску отвара. Поешь немного перед тем, как принять лекарство.
Чэн Цянь покорно кивнул.
Янь Чжэнмин повернулся, чтобы выйти наружу, мысленно говоря себе:
— Хорошо, теперь, когда я знаю, что произошло, и ты проснулся, мы можем отправиться домой.
Дом был самым лучшим местом. Достаточно было лишь протянуть руку, чтобы одеться и открыть рот, чтобы их накормили. Не нужно будет рано вставать, чтобы практиковаться в фехтовании или изучать методы совершенствования до позднего вечера.
С тяжелым сердцем Янь Чжэнмин подошел к двери, когда Чэн Цянь внезапно произнес:
— Постой, старший брат. Ты ведь не выбросил мои книги, правда? Ты можешь попросить кого-нибудь принести мне книги о мечах?
Рука Янь Чжэнмина замерла, едва коснувшись двери. Он стоял прямо, спиной к Чэн Цяню, будто все его тело оцепенело и замерзло.
— Что-нибудь случилось? — Чэн Цянь был озадачен. — Ты их выбросил?
— Ты даже встать не можешь, зачем тебе читать про мечи? — хрипло спросил Янь Чжэнмин.
— Господин Бэймин сказал, что мы соединили уничтоженную родословную клана Фуяо, — ответил Чэн Цянь. — Эта связь не разрушится только потому, что я не могу встать. Еще учитель попросил меня больше времени уделить фехтованию.
Янь Чжэнмин долго стоял как вкопанный, а потом вдруг вернулся и заключил Чэн Цяня в объятия.
Печать главы клана уперлась Янь Чжэнмину в ключицу, причиняя ему боль. Он подумал: «Пошло оно все! Этот клан не распадается. Я глава, я не мертв!»
Он держал Чэн Цяня крепко, отчаянно, все его тело слегка дрожало от напряжения в мышцах. На мгновение Чэн Цянь подумал, что он, должно быть, плачет.
Чэн Цянь долго ждал слез Янь Чжэнмина. Но то, что он в итоге получил, было словами утешения, которые старший брат прошептал ему на ухо.
— Все в порядке, — сказал Янь Чжэнмин. — Все в порядке, Сяо Цянь. Старший брат здесь.
Пустяковое учение
Ли Юнь споткнулся на пороге комнаты Чэн Цяня, стопка потрепанных книг едва не вылетела из его рук, но, прежде чем он смог удивленно воскликнуть, кто-то сделал это за него. Чэн Цянь держал иглу и, одну за другой, прокалывал мозоли на руках Янь Чжэнмина.
Движения Чэн Цяня были очень аккуратными. Он ввел иглу, слегка надавил на нее, зажал волдырь, и дело было сделано. Чэн Цянь ловко и быстро повторил процедуру, мучая своего хрупкого главу клана и заставляя его кричать от боли:
— Будь нежнее! Чэн Цянь, ты что, носильщик1? Ах!
1 Здесь имеется ввиду, что Чэн Цянь очень грубо обращается со старшим братом.
— Нет. Я, вероятно, мясник, — апатично ответил Чэн Цянь.
— Прояви хоть немного братского уважения... Ай! — Янь Чжэнмин чуть не свалился со стула. — Кому какое дело до меча, я больше не буду тренироваться!
Ли Юнь поспешно закрыл дверь, на случай если клан Фуяо потеряет последнее достоинство.
Впервые молодой мастер Янь... Точнее, глава клана Янь, заработал мозоли практикуясь в фехтовании. Он страдал из-за этого, изрыгая вереницу ругательств и не обращая внимания на то, что потерял лицо перед своими младшими братьями.
Хань Юань, стоял в углу, с трепетом наблюдая за Янь Чжэнмином, и выглядел так, словно деревянный меч Фуяо оставил какой-то след в его сердце.
— Я только что наткнулся на это, — объяснил Ли Юнь, раскладывая стопку книг на столе и стараясь не обращать внимания на вопли главы клана. — Это анналы истории2 острова Лазурного Дракона, в которых записано несколько важных событий, касающихся каждого известного клана на протяжении многих лет. В некоторых упоминается о нас.
2 Анна́лы — погодовые записи событий, связанных с жизнью города, области или страны.
— Упоминается о нас? Что там написано? — спросил Хань Юань, вытянув шею.
— Самая ранняя запись датируется созданием острова Лазурного Дракона. Старейшина клана Фуяо вместе с двумя учениками пришел поздравить владыку острова, — сказал Ли Юнь. — Его имя идет самым первым в списке гостей, что кажется весьма почетным…
Янь Чжэнмин зашипел от очередного укола и взмахом руки отмахнулся от слов Ли Юня.
— Пропусти упоминание о первых днях процветания и перейди к той части, где наш клан начал угасать.
Ли Юнь вернулся к пролистыванию страниц.
— Насколько я помню... О, вот оно. По какой-то причине, вернувшись с Небесного рынка, шестой глава Фуяо внезапно объявил, что он собирается упростить клан, и что каждый из наставников мог взять себе только двоих учеников. Его преемник, однако, отменил это правило и принял в общей сложности восемнадцать учеников. Все они боролись и интриговали друг против друга, и в результате мало кто выжил в борьбе за пост главы. Вот тогда клан постепенно начал угасать.
— Неужели? — Янь Чжэнмин достал печать. — Кто-нибудь из вас желает забрать ее? Я не хочу этих трудностей, я хочу собрать вещи и вернуться домой.
Но никто не обратил на него ни малейшего внимания.
Ли Юнь зарылся в заплесневелые старые книги и сказал:
— Я думаю, тогда правила изменились, чтобы запретить внутренние распри. И после этого... наш клан произвел довольно много темных заклинателей, включая даже двух Господинов Бэйминов…
— Трех, — поправил его Чэн Цянь.
Ли Юнь вздохнул.
— Хорошо, трех. Но что еще хуже, в анналах также записан старший нашего клана, являвшийся преданным сторонником астрологии. Он считал все методы совершенствования и техники фехтования ерундой и не учил своих учеников ничему, кроме астрологии. В его поколении даже искусство владения деревянным мечом Фуяо было почти утрачено. Был еще один старший, который увлекался путешествиями. Говорят, что во время его пребывания на посту, его последний ученик встречался с ним лишь раз в жизни... Но тот, кто скрыл клан Фуяо от глаз людей в реальном смысле, на самом деле был нашим шицзу3. Но о нем не так уж много упоминаний. Сказано лишь, что он всегда держался особняком и предпочитал совершенствоваться в уединении. Каждый раз, когда открывался Небесный рынок, он посылал сюда мастера и ... сам-знаешь-кого.
3 师祖 (shīzǔ) — букв. Дед-наставник. Почитаемый предок. Здесь речь идет о Господине Бэймине.
Говоря об этом, Ли Юн поднял голову и произнес:
— Даже несмотря на все это, клан Фуяо в то время в самом деле возглавлял первую десятку.
Янь Чжэнмин был побежден.
— Теперь я понимаю. У нашего клана долгая история, он изобиловал демоническими совершенствующимися и всевозможными уродами. Что же мы за прославленные заклинатели? Видимо, причина, по которой мы все еще существуем, в том, что какой-то обеспокоенный предок на небесах благословляет нас.
— Что же нам тогда делать? Собираться и ехать домой? — Бестактно спросил Хань Юань.
Чэн Цянь и Ли Юнь одновременно уставились на него.
— Я не был первым, кто это сказал. Это был первый старший брат! — Закричал Хань Юань, чувствуя себя несправедливо обиженным.
— Только что меня вызвал к себе владыка острова Лазурного дракона. Он пригласил нас на некоторое время остаться здесь, — медленно произнес Янь Чжэнмин, облокотившись на стол. — Он сказал, что после Небесного рынка будут проходить лекции и что он приготовил для нас места.
— Как долго продлиться это «некоторое время»? Разве мы не возвращаемся на гору Фуяо? — Спросил Ли Юнь, с легким беспокойством.
— Трудно сказать, — саркастично ответил Янь Чжэнмин. — Эта Тан чжэньжэнь выглядит так, будто нищенствовала два или три десятилетия, но все говорят, что она путешествовала «некоторое время».
Ли Юнь принялся нервно покусывать ногти.
— Но я слышал, что владыка острова удалился от общества на долгое время. Почему он вдруг захотел, чтобы мы остались?
— Я не знаю. Говорят, что они с учителем были друзьями в прошлом.
В течение многих лет Янь Чжэнмин жил в уединении на горе и успел отрешиться от тягот обычного мира. Кроме того, наставления мастера перед уходом просто стекли с него, как с гуся вода. Так что теперь Янь Чжэнмин практически ничего не знал и не смел советоваться с другими. Между тем, в его голове проносилось так много мыслей, что, в конце концов, совершенно измотало его как морально, так и физически.
— Медная монетка, — Янь Чжэнмин пнул Чэн Цяня. — Положи свой нож, подними голову и скажи что-нибудь.
Этот жест сбил Чэн Цяню всю концентрацию и Ци вокруг его руки рассеялось, в результате чего талисман превратился в бесполезный мусор.
Он взял обычный нож, очистил им поверхность дощечки, и бесцветным голосом спросил:
— Сказать что?
С тех пор как они с Лужицей вырвались из Безмятежной долины, Чэн Цянь только и делал, что упражнялся в фехтовании и совершенствовался. Всякий раз, когда кто-нибудь приходил к нему, в его руке обязательно оказывался деревянный меч или нож для вырезывания заклинаний.
Янь Чжэнмин несколько раз пытался остановить его, чуть не ввязавшись в драку, но Чэн Цянь попросту не воспринимал это всерьез.
Только тогда Янь Чжэнмин понял, каким беспомощным чувствовал себя учитель, когда был жив.
Чэн Цянь убрал стружку и неторопливо сказал:
— Есть ли у нас что-нибудь, что другие хотели бы получить? Красота главы клана? Не льсти себе.
Эти жесткие и холодные слова удручали его братьев и фактически положили конец их короткому собранию. Ли Юнь и Янь Чжэнмин обменялись смиренными взглядами, не зная, что им делать с этим третьим младшим братом. В конце концов, никто из них не был свидетелем смерти учителя.
Янь Чжэнмин подмигнул Ли Юню, подав тем самым своеобразный знак. Ли Юнь понял намек и, прихватив с собой Хань Юаня, ушел.
Янь Чжэнмин же, напротив, остался в комнате Чэн Цяня. Он небрежно подхватил книгу с последней записью о клане Фуяо и принялся молча читать ее рядом с Чэн Цянем. До самых сумерек никто из них не обращал друг на друга никакого внимания, пока не появился Сюэцин с ужином. Сюэцин удивленно воззрился на Янь Чжэнмина, который все еще не хотел уходить.
— Молодой... Глава клана…
— Принеси мои вещи, я поживу здесь несколько дней, — совершенно спокойно приказал Янь Чжэнмин, не обращая внимания на всегда безразличное выражение лица Чэн Цяня, которое, казалось, пошло трещинами.
«Почему бы тебе просто где-нибудь не заблудиться?»
Не посоветовавшись с Чэн Цянем, Янь Чжэнмин сказал Сюэцину:
— Я боюсь, что он слишком тяжело воспринимает смерть мастера, поэтому я останусь здесь, чтобы понаблюдать за ним несколько дней.
Мальчик скривился. Через мгновение он с большим усилием выдавил из себя:
— Старший брат, ты слишком много беспокоишься. У меня все хорошо.
— Делай, что я говорю.
Янь Чжэнмин проигнорировал его слова и встал, пройдясь по комнате под пристальным взглядом Чэн Цяня. Он готовился к «отличному времяпрепровождению».
Очевидно, Янь Чжэнмин постепенно овладевал искусством быть главой клана — когда дело доходило до практики владения мечом, он начинал скандалить, крича, что бросит все и вернется домой, но, когда он уже собирался воплотить свои слова в жизнь, он все же вспоминал о печати.
— Кстати, позови людей, — сказал Янь Чжэнмин. — И приберись здесь. Разве ты не видишь волоски? Кроме того, достань мою курильницу и скажи Юй-эр приготовить благовония.
Прежде чем Чэн Цянь успел что-то сказать, Янь Чжэнмин уже завершил процесс присвоения его комнаты. Затем он усадил Чэн Цяня за обеденный стол и потребовал:
— Приготовься к ужину.
Чэн Цянь молча потянулся за палочками для еды, но, прежде чем он успел прикоснуться к ним, Янь Чжэнмин шлепнул его по ладони.
— Помой руки, — нахмурился он.
Так как младшие адепты все еще находились в комнате, Чэн Цянь не хотел бросать вызов своему первому старшему брату, недавно вступившему на пост главы. Поэтому, посмотрев на Янь Чжэнмина несколько секунд, Чэн Цянь опустил руки в таз с водой, после чего снова потянулся, чтобы взять чашку.
И тут же получил вторую затрещину от Янь Чжэнмина.
— Пить чай перед едой? Да что с тобой такое?
Чэн Цянь промолчал.
У него было предчувствие, что этот день не закончится хорошо.
— Начни с холодных блюд. Как можно чередовать холодные блюда с горячими?
— Кто просил тебя подавать десерты, когда основной прием пищи еще не закончен?
— Что? Ты используешь одну и ту же тарелку для риса и супа?
— Ты что, издеваешься? Этот баклажан не очищен! Разве можно есть неочищенные баклажаны?
У Чэн Цяня кончилось терпение. Он бросил палочки на стол и встал, чтобы уйти.
— Что ты собираешься делать? — Спросил Янь Чжэнмин, не в силах понять, что происходит.
— Я плохо себя чувствую и не могу проглотить ни куска, — сказал Чэн Цянь. — Я собираюсь попрактиковаться в фехтовании на заднем дворе.
Каждое утро и вечер Чэн Цянь упражнялся в фехтовании в течение двух часов без перерыва. Но сегодня он чувствовал, что двух часов недостаточно. Он хотел тренироваться всю ночь.
Наконец вымотавшись и почувствовав необходимость вернуться, он обнаружил, что его комната была проклята первым старшим братом и превратилась в Паутинную пещеру4.
4 Пещера, принадлежащая нескольким злым женщинам-паукам в «Путешествии на Запад».
И зло, сидевшее в этой пещере, не впустило его.
— Иди прими ванну. Ты хочешь лечь спать таким потным?
Выражение лица Чэн Цяня сказало Янь Чжэнмину, что да, это было именно то, что он собирался сделать и что он всегда делал так раньше. Поэтому молодой мастер Янь повернулся и сразу же позвал Сюэцина.
— Принеси мне чистую простынь!
Когда Сюэцин ушел, Чэн Цянь прикрикнул на него:
— Ты не можешь просто вернуться к себе?
— Нет. Только посмотри на себя. Я должен присматривать за тобой. Ты каждый день допоздна занимаешься фехтованием?
На лбу Чэн Цяня вздулась вена. Проигнорировав вопрос Янь Чжэнмина, он сказал:
— Я не буду спать с тобой!
— Ты думаешь, я хочу спать с тобой? — Янь Чжэнмин кипел от злости. — Даже разделочная доска мягче твоей кровати!
Чэн Цянь повернулся, с твердым намерением уйти.
— Отлично. Я пойду на кухню, спать на разделочной доске. Глава клана старший брат, пожалуйста, делай что хочешь.
Янь Чжэнмин крикнул озадаченным младшим адептам, стоявшим за дверью:
— Верните его!
Чэн Цянь всегда обращался с другими, даже с младшими адептами с горы Фуяо, несколько отстраненно и вежливо, так что он, конечно же, нестал бы ввязываться в драку с этими невинными людьми. Таким образом, Янь Чжэнмин добился своего.
Парчовое одеяло, привезенное из «Страны нежности», заставило Чэн Цяня чихать так сильно, что из его глаз потекли слезы. Янь Чжэнмин с отвращением бросил в него платок и сказал, нахмурившись:
— Что-то не так с твоим носом?
Чэн Цянь поднял платок двумя пальцами, протянул руку и отбросил его в сторону. Затем он взял книгу о запретных заклинаниях, сказав:
— Я думаю, это с твоими мозгами что-то не так.
Янь Чжэнмин накрыл Чэн Цяня с головой и выхватил у него книгу.
— Спи.
— Отдай обратно!
Они подняли возню и сон тут же как рукой сняло.
Книга оказалась в шаге от того, чтобы быть разорванной на части. В конце концов, Чэн Цянь ослабил хватку, в то время как Янь Чжэнмин воспользовался этим, отбросив несчастные письмена, и погасил свет.
Оказавшись в темноте Чэн Цянь обиженно заскрежетал зубами и забрался под одеяло. С глаз долой, из сердца вон.
Победитель скрестил руки за головой. Его чувство триумфа исчезло так же быстро, как и появилось. Чэн Цянь отвернулся, а Янь Чжэнмин так и остался лежать, рассеянно глядя на занавеску.
Прошло много времени, прежде чем голос Янь Чжэнмина внезапно нарушил тишину:
— Теперь я знаю, каково это – ступать по тонкому льду и стоять на краю пропасти.
Чэн Цянь завернулся в одеяло, ничего не говоря. Возможно, для него сейчас именно Янь Чжэнмин был этой раздражающей «пропастью».
Янь Чжэнмин на минуту замолк, прежде чем продолжил говорить сам с собой:
— После Небесного рынка будут лекции. Многие бродячие заклинатели5 воспользовались бы этой возможностью чтобы пополнить свои знания. Второй и четвертый младшие братья еще не переступили порог, не научились поглощению Ци, так что я подумываю остаться. По крайней мере, заложить фундамент... Мы не можем просто вернуться на гору Фуяо с пустыми руками.
5 Независимые заклинатели, не связанные с каким-либо кланом.
Смешно было подумать, что они должны будут слушать чужие речи, чтобы освоить некоторые пустячные навыки, точно так же, как это делали безродные бродячие заклинатели, несмотря на то что Фуяо был приличным кланом.
— Я обещал владыке остаться, но я не хочу зависеть от острова Лазурного Дракона, — Янь Чжэнмин сделал паузу, а затем добавил, как бы убеждая кого-то, — действительно не хочу.
Чэн Цянь высунулся из-под одеяла и склонив голову на бок, молча глядел на старшего брата. Янь Чжэнмин не заметил, когда он это сделал.
Изможденное лицо Чэн Цяня еще не приобрело юношеские черты, но взгляд его глаз, хоть и казался каменным, сиял детской простотой.
«Что мне делать, когда он уже так вырос?» — Подумал про себя Янь Чжэнмин.
Глядя на Чэн Цяня, он чувствовал себя раздавленным и жалким, и слова сами сорвались с его языка.
— Десять лет, не более десяти лет, и мы вернемся.
Но он сразу же пожалел о том, что сказал. Янь Чжэнмин с горечью отвернулся, больше не глядя на Чэн Цяня, и быстро добавил, противореча самому себе.
— Я просто пошутил. Лучше было бы вернуться и покончить со всем этим. Тебе тоже не стоит быть чересчур доверчивым.
«…Прекрасно. Положиться на него можно будет только тогда, когда свиньи полетят», — подумал Чэн Цянь.
Порой один или несколько человек оказываются в затруднительном положении, но время ни для кого не останавливается, и мир продолжает двигаться вперед.
Пока дети из клана Фуяо с тревогой искали выход, на острове Лазурного Дракона, как и планировалось, открылся Небесный рынок.
Так называемый «Небесный рынок» на самом деле являлся огромной ярмаркой, специально открывавшейся раз в десятилетие, и занимавшей целую улицу, длиной в десять ли. Здесь можно было найти торговцев пилюлями, талисманами, магическими инструментами, учебниками и многими другими диковинными вещами. Каждый клан приводил сюда новое поколение учеников, чтобы подружиться с единомышленниками, и те из них, кто был достаточно взрослым, чтобы путешествовать самостоятельно, нередко вместе продолжали свои странствия даже после завершения Небесного рынка.
Но самым примечательным событием, которого ждали все, от мошенников до прославленных заклинателей, было «Испытание Лазурного Дракона».
Лекционный зал острова Лазурного Дракона был самым почитаемым местом среди бесчисленных бродячих заклинателей. Совершенствующиеся, что не смогли пробиться в выдающийся клан, и смертные, решившие попытать удачу, пользовались шансом прийти сюда, в надежде получить наставления от великого учителя, способного направить их на истинный путь.
Те, кому посчастливилось подняться выше обычного «стада», могли быть приняты на остров Лазурного Дракона, пусть и не в качестве полноправных учеников. Но проведя в стенах лекционного зала несколько лет, эти люди определенно приобретали некоторые базовые навыки, необходимые им для обретения счастья в своих собственных путешествиях.
К сожалению, лекционный зал едва ли мог вместить столько людей. После прохождения многоуровневого отбора, только один или два процента всех заклинателей получали возможность остаться.
Но в случае с кланом Фуяо, владыка острова Лазурного Дракона, очевидно, открыл им «заднюю дверь». В противном случае, эти дети не пережили бы конкуренцию.
По наущению Хань Юаня ученики клана Фуяо решили отправиться на Небесный рынок, чтобы немного развлечься.
Рынок был полон интересного. Многие смертные смешались с толпой, и на первый взгляд их нельзя было отличить от заклинателей. Но вскоре Янь Чжэнмин обнаружил, что способ их общения и ведения торговли был совершенно другим – только смертные использовали валюту, в то время как заклинатели совершали обмен. Даже если бы Янь Чжэнмин нес с собой сотни тысяч бумажных денег, на Небесном рынке он не смог бы купить на них ничего, кроме вещей обычных людей. Он не мог бы даже подумать обо всех этих волшебных инструментах.
Испытание Лазурного Дракона проходило на платформе в конце улицы.
Платформа занимала площадь всего в три или четыре квадратных чжана, но на нее, казалось, были наложены определенные чары. Стоило кому-либо ступить на нее, как пространство вокруг становилось настолько безграничным, что с легкостью вмещало в себя иллюзии великих гор, бурных рек и огромных океанов. Тан Ваньцю и некоторые другие заклинатели стояли вокруг, возможно, чтобы сохранить порядок.
Любой уверенный в себе заклинатель может вскочить на платформу, чтобы вступить в открытую схватку с кем-то другим, в то время как те, кто еще не переступил порог совершенствования, могли выбрать подходящую иллюзию, чтобы проверить себя, свою силу воли, способности и так далее.
Справедливости ради, наблюдать было позволено всем.
Когда Янь Чжэнмин и его младшие братья нашли себе места в чайном домике по соседству, двое, один с саблей, второй с мечом, уже сражались на платформе. В отличие от битвы с Цзян Пэном на море, в соревновании такого уровня, каждое движение обеих сторон было ясно видно.
Движения мечника были причудливыми и ловкими, и каждое из них отражало его тяжелую работу. Но как только причудливость прошла определенную точку, она начала казаться излишней. После двухсот или трехсот столкновений ничем не примечательный воин с саблей внезапно заметил слабое место своего противника. Он сделал резкий выпад вперед, вскинул свое оружие вверх и с лязгом ударил по мечу противника в воздухе.
Зрители вокруг разразились радостными криками.
— Первый старший брат, когда мы сможем использовать настоящие мечи? — С восхищением глядя на сражающихся, спросил Хань Юань.
— Когда ты перестанешь ронять свой деревянный меч на ноги, — сказал Янь Чжэнмин, пристально глядя на платформу.
Чэн Цянь, сидевший рядом с ним, усмехнулся, а затем сказал Хань Юаню:
— Учитель говорил, что стиль фехтования нашего клана отличается от других, нам придется подождать несколько лет.
Сказав это, он вспомнил о деревянном клинке, который так уверенно держал в руке мастер в тот сумасшедший день, и не мог не добавить:
— Кроме того, пока твои движения воплощают волю оружия, деревянные мечи не обязательно уступают железным…
Прежде чем Чэн Цянь смог закончить свои слова, Ли Юнь внезапно потянул его на себя и предупредил, понизив голос:
— Сяо Цянь, прекрати нести чушь!
Чэн Цянь был сбит с толку. Он поднял голову и увидел на соседнем стуле смуглого мужчину, холодно смотревшего на него.
Он понятия не имел, что случилось. Когда их взгляды встретились, этот человек встал и, не обращая внимания на Чэн Цяня, сказал:
— Деревянные мечи не обязательно уступают железным. У тебя должно быть глубокое понимание Дао меча, младший брат?
В этот момент, только что проигравший в бою бродячий заклинатель, спустился с платформы Лазурного Дракона и поспешил к смуглому человеку, крича: «Старший брат!»
Чэн Цянь сразу же ухватился за происходящее. Ему показалось странным, что этот парень решил сорвать на нем гнев за проигрыш собственного брата?
Очевидно, Хань Юань чувствовал то же самое, что и он. Маленький нищий возмутился, что кому-то вздумалось обижать его младшего старшего брата, и сразу же двинулся вперед, готовый грязно выругаться.
Но, прежде чем он успел излить всю свою досаду на бродячих заклинателей, Ли Юнь быстро схватил его за руку и произнес.
— Не создавай проблем!
Янь Чжэнмин вытянул руку перед недовольным Чэн Цянем и лениво поклонился другой стороне, сказав:
— Это всего лишь маленький ребенок, который говорит, что уголь такой же белый, как он сам. Прошу тебя, дорогой друг, ты можешь просто посмеяться над этим.
Говорить о саже стоя напротив самого настоящего угля… Ли Юнь почувствовал полный упадок сил. Он знал, что Янь Чжэнмин на самом деле хотел все уладить, но слова, вырвавшиеся у него изо рта, были больше похожи на настоящую провокацию.
Непринужденно досаждать всем вокруг — какой особенный талант!
Лицо смуглого мужчины ожидаемо потемнело еще больше. Его побежденный брат что-то прошептал ему на ухо, и взгляд мужчины остановился на деревянном мече в руке Чэн Цяня.
Затем он фыркнул:
— Что еще за клан Фуяо? Никогда о таком не слышал. Поверить не могу, что щенкам позволили войти в лекционный зал. Возможно, слава Испытания Лазурного Дракона преувеличена, чтобы обмануть таких дураков, как вы, не знающих всей правды!
Тан Ваньцю, стоявшая на страже закона у платформы Лазурного Дракона, очевидно, тоже услышала это, и ее лицо моментально изменилось, будто его заволокло тучами. Но так как она не смела оставить свой пост без разрешения, все, что она могла сделать, это бросать пронзительные взгляды на смуглого мужчину и учеников клана Фуяо. Наверное, она хотела выгнать отсюда их всех.
Янь Чжэнмина его слова, казалось, вообще не обеспокоили. Он подумал: «Этот человек плохо отзывается об острове Лазурного Дракона, мне-то какое до этого дело?»
Поэтому он усмехнулся и поднял ногу, собираясь уйти.
Чэн Цянь же вовсе не был таким легкомысленным, как его старший брат. Он заметил, как изменилось лицо Тан Ваньцю.
Пусть черный как уголь заклинатель и отзывался грубо об острове Лазурного Дракона, буря, в конечном счете, была вызвана ими. Многие были недовольны тем фактом, что владыка острова несколько раз приглашал их к себе. Если они сейчас уйдут так, будто ничего не произошло, то эти люди, скорее всего, создадут им немало проблем в будущем.
— Сяо Цянь, пора идти.
Чэн Цянь не обратил никакого внимания на старшего брата и остался стоять на месте. Щелкнув пальцами по лезвию деревянного меча, он медленно произнес:
— Э? Так ты хочешь сказать, что этот брат, потерявший свое оружие... Обладает какими-то выдающимися способностями?
Пощечина, заставившая содрогнуться весь мир
Такого развития событий не ожидал никто. Толпа, плотным кольцом окружившая их, тут же отступила, освобождая место.
Некоторые из зевак склоняли друг к другу головы, открыто перешептываясь об их происхождении.
Клан Фуяо долгое время скрывался от людских глаз. Кроме грозных мастеров, живущих тысячи лет, мало кто когда-либо слышал о них. Просто так случилось, что в тот день, в порту Восточного моря, эти неизвестные устроили богатое представление. Так что, теперь люди не могли их не знать. Все прослышали об этих бродягах.
Даже если заклинатели не заботились о мирских делах и богатстве, неужели они действительно не заметили бы, что владыка острова уделял клану Фуяо особое внимание?
Янь Чжэнмин и его братья, никогда не общавшиеся с посторонними, даже и не знали, что уже успели стать занозой для этих людей.
Чэн Цянь, с внешностью одиннадцати-двенадцатилетнего мальчишки, стоял неподвижно, держа в руке деревянный меч, больше напоминавший детскую игрушку.
Кто-то в толпе усмехнулся:
— Какой дерзкий ребенок. Неужели в клане нет старших, чтобы держать его в узде?
— А что, разве вы не слышали, что владыка острова разрешил им войти в лекционный зал? Что же это за почтенный клан, который отправляет своих учеников слушать чужие проповеди?
— Да кто его знает? Вероятно, этот молодой господин из богатой семьи или даже родственник самого императора. Может быть, они потратили кучу денег, чтобы приобрести редкое сокровище, и побеспокоили владыку острова, так что ему ничего не оставалось, кроме как впустить их.
— Подумать только, что кто-то вот так запросто может стать заклинателем… Какая несбыточная мечта! Неужели путь самосовершенствования так легок?
Янь Чжэнмин почувствовал, что сходит с ума. Он, наконец, понял, что надежность Чэн Цяня была всего лишь цветком в зеркале. Луной, отраженной в воде1. На самом деле ее не существовало!
1 «Цветок в зеркале, луна отражается в воде». Здесь используется фраза "鏡花水月(jìnghuāshuǐyuè)". призрак, иллюзия, несбыточная мечта.
С холодным, как лед, выражением лица он тихо процедил сквозь стиснутые зубы:
— Чэн! Цянь!
Чэн Цянь не был глухим, конечно, он слышал все эти пересуды. Он сразу же понял, что, если раньше их положение на острове еще нельзя было назвать «сложным», то с этого момента оно стало по-настоящему затруднительным.
Подобное шоу быстро принесло свои плоды. Чэн Цянь даже заподозрил, что слова его учителя, сказанные тогда на корабле, были своего рода пророческими.
Но теперь, когда все дошло до этого…
На самом деле Чэн Цянь не собирался предпринимать никаких серьезных шагов, он хотел лишь устроить представление, чтобы люди острова Лазурного Дракона заметили его.
Во-первых, его противник ранее уже потерпел поражение, и ему было бы крайне неразумно снова выходить на платформу. Во-вторых, Чэн Цянь прекрасно осознавал свой собственный возраст. Не говоря уже о заклинателях, даже среди простых людей было бы безрассудным большому взрослому мужчине затевать драку с подростком.
В этот момент Чэн Цянь наконец понял, что он, возможно, невольно прыгнул на спину тигру2.
2 騎虎難下 (qíhǔnánxià): пословица: «если скачешь верхом на тигре — слезть трудно» нет пути назад; загнать себя в безвыходное положение) обр. отрезать себе путь к отступлению.
Если бы он был хорошим мальчиком, умеющим говорить с людьми, то легко нашел бы выход из сложившейся ситуации. Никакого влияния у него не было, а его макушка едва доставала до груди этого заклинателя. Ему не нужно было много думать о том, как сохранить лицо – жизнь была важнее, но Чэн Цянь никогда не был непослушным ребенком.
Лихорадочно соображая, он быстро перебрал в памяти все удары, которые успел увидеть на платформе. Закончив, он не отступил, вместо этого собравшись с духом и подумав: «Иди на меня с мечом, если хочешь, я тебя не боюсь».
Чэн Цянь проигнорировал предостережения Янь Чжэнмина и отказался отступать. Он вел себя так, словно посторонних не существовало. Мальчик обхватил ладонью кулак и сказал бродяге-заклинателю:
— Я умею владеть оружием, но пока еще не слишком искусен. Мой учитель не разрешал мне пользоваться железным мечом. Я был бы признателен за любые указания от тебя, брат.
Было неясно, что за клан произвел на свет этого побежденного бродячего заклинателя, но он не слишком-то заботился о лице или уважении. Услышав эти слова, он сразу же ответил:
— Давать указания — слишком большая честь для меня. Так как молодой мастер уже допущен в лекционный зал без всякого испытания, должно быть, он обладает каким-то уникальным талантом.
Стоило ему это сказать, как среди толпы раздались тихие смешки. Вероятно, потому, что ему вовсе не было стыдно.
— Второй брат Чжан, этот мальчик бросил тебе вызов, так что прими его, — перебил его один из зрителей, наблюдавших за этим представлением. — Если ты выиграешь, может быть, владыка острова тоже наградит тебя особыми привилегиями!
— А что, если ты проиграешь? — сердито спросил Хань Юань. — Тогда встань на колени и ... М-м-ф!
Ли Юнь тут же протянул руку, зажимая младшему брату рот, заставив этого нарушителя спокойствия замолчать.
Бродячий заклинатель демонстративно вскинул брови:
— Ай-я, что сказал этот маленький братец? Что будет, если я проиграю?
Чэн Цянь медленно поднял свой деревянный меч, сделал приглашающий жест и мягко произнес:
— Слова моего брата были дерзкими, простите его, пожалуйста.
Янь Чжэнмин кипел от гнева. Он хотел было схватить Чэн Цяня за одежду, чтобы вернуть его обратно, не заботясь ни о чем другом. Но он успел сделать лишь один шаг, когда, будто из ниоткуда, появился складной веер и преградил ему путь.
Юноша увидел ученого человека в длинном одеянии. Взгляд его раскосых глаз был острым. Мужчина бегло взглянул в сторону Янь Чжэнмина и легкомысленно произнес:
— Ах, не спешите останавливать их, глава Янь. Давайте засвидетельствуем мастерство любимого ученика вашего клана.
— Прочь с дороги! – основанием своего меча, Янь Чжэнмин ударил незнакомца по запястью.
— Старший брат, не надо… — едва успел произнести Ли Юнь, но, прежде чем оружие Янь Чжэнмина успело коснуться одежды этого человека, бесформенная энергия огромной силы столкнулась с рукоятью. Ударная волна прошила его руку и докатилась до груди. Янь Чжэнмин отступил на три шага, чувствуя, что задыхается. Его чуть не вырвало кровью.
Ли Юнь поспешил поддержать его сзади.
— Старший брат!
Янь Чжэнмин заставил себя проглотить ком в горле и, игнорируя металлический привкус во рту, посмотрел на незнакомца в длинном одеянии.
Этот человек вообще не проявлял к нему никакого уважения. Он спокойно развернул веер и сделал вид, что обмахивается им. На веере виднелась яркая, тщательно выведенная надпись: «Подумай трижды, прежде чем действовать»3. Незнакомец многозначительно улыбнулся и сказал:
3 Подумай трижды, прежде чем действовать 三思而後行 (sānsīérhòuxíng) трижды подумать, затем сделать; семь раз отмерь, один раз отрежь (обр. в знач.: хорошо обдумывать свои предстоящие действия; действовать предусмотрительно).
— Главе клана не подобает вести себя столь безрассудно.
Он явно пришел сюда, чтобы доставить им неприятности!
Этот бродячий мошенник все равно уже проиграл в испытании Лазурного Дракона, так что ему не о чем было беспокоиться. Его даже не волновало то, что в руке у Чэн Цяня был лишь изношенный деревянный меч. Отринув все свои прежние претензии, он бросился вперед, взмахнув клинком.
Это был не тот удар, который можно было легко блокировать. Неизвестно, где он взял свое оружие, но лезвие целиком был усеяно усиливающими заклинаниями. Бродяга практиковал какой-то странный метод совершенствования, потому что еще до того, как он ударил, появился жуткий ветер, обжигающий кожу и причиняющий раздражающую боль.
Деревянный меч действительно не был настоящим оружием, а Чэн Цянь не обладал мастерством своего учителя, поэтому он уклонился от острия и увернулся, изогнувшись всем телом.
Бродячий заклинатель, увидев, что мальчик только отступал и уворачивался, вместо того чтобы встречать удары, тут же пришел в бешенство. Он скакал вокруг, демонстрируя свой эффектный и причудливый стиль фехтования, за элементами которого едва могли уследить глаза, заставляя Чэн Цяня двигаться по всей платформе, в попытках уйти от его атак.
Ученый, стоявший на пути Янь Чжэнмина, наблюдал за этими двумя так, словно смотрел на бой обезьян. Он улыбнулся.
— Ученик вашего почтенного клана так молод, но он уже преуспел в контратаке.
Он иронично «похвалил» Чэн Цяня только за то, что тот умел уворачиваться и отступать. Пальцы Янь Чжэнмина, державшие меч, побелели. С самого своего рождения и до сих пор, когда еще он подвергался такому позору?
Заклинатель приблизился к Чэн Цяню и злобно улыбнулся.
— Неужели великие техники владения мечом вашего клана годятся только для бегства?
Пока он говорил, ветер, поднятый его клинком, расколол деревянную заколку в волосах Чэн Цяня, и его волосы тут же рассыпались по плечам.
— Тебе лучше вернуться, пить дальше свое молоко... Тьфу!
И тут Чэн Цянь застал его врасплох.
Он отпрыгнул в сторону, слегка постукивая носком сапога по полу, а затем повернулся в движении «Приливы в полнолуние»4.
4 Фраза, используемая здесь: 海潮望月. 海潮 (hǎicháo) прибой; прилив 望月 (wàngyuè) полная луна; полнолуние. Если использовать 望 (Wàng) в качестве глагола, то получится «смотреть издали (вдаль на); смотреть снизу (вверх на); наблюдать». Но 望月 (Wàngyuè)полная луна; полнолуние
Это был первый ход в освоении Дао меча. Точно так же, как величественны волны морей и рек, его поступь требовала больших шагов.
Деревянный меч пронесся мимо подобно тысяче волн, каким-то образом испуская странную пугающую ауру, и бродячий заклинатель не мог не растеряться.
Для такого стиля фехтования подходили два типа людей: первый – те, кто предпочитал грубую силу, одним ударом сметавшие любую, даже самую причудливую технику. Второй – те, кто был беспощаден в своих атаках. Такие, как Чэн Цянь.
Чэн Цянь усердно тренировался со своим мечом, но никогда по-настоящему ни с кем не сражался. Его естественным реакциям все еще не доставало скорости, так что это было бесполезно. Независимо от того, насколько отточены его умения, и даже несмотря на то, что мастерство этого бродяги было не так высоко, Чэн Цянь все еще не мог сравниться с ним. Поэтому он вовсе и не планировал обмениваться ударами напрямую.
Наблюдая за поединком, Чэн Цянь увидел, что техника владения мечом этого мошенника была довольно сильной, поэтому он рискнул предположить, что его противник не сильно изменит ее.
Он избегал его атак и уклонялся только потому, что у него самого был туз в рукаве. Он ждал, что противник увлечется и почувствует вкус приближающейся победы, чтобы использовать эту технику и нанести свой удар.
Деревянный меч рассек поток ветра, поднятый клинком бродяги. Скользнув рукой по железному лезвию, Чэн Цянь ловко увернулся от острия. С помощью уникального метода совершенствования клана Фуяо, учившего накапливать энергию при помощи вырезания заклинаний, он безжалостно ударил негодяя по лицу.
Конечно, тупой деревянный меч не был настоящим оружием, но бродячего заклинателя этот удар ошеломил. Его губы были разбиты, а из уголка рта стекала струйка крови. На лице заклинателя образовался темный синяк, который в мгновение ока раздулся до размеров свежей булочки. Никто не знал, целы ли его зубы.
Считалось, что во время боя запрещено бить противника по лицу. Этот удар был настолько шокирующим, что даже случайные прохожие были сбиты с толку.
Даже ученый со складным веером, казалось, был ошеломлен.
— Какой безжалостный маленький щенок.
Как только удар достиг цели, Чэн Цянь уже пожалел об этом. Все обстояло так, будто он поставил их в еще более сложное положение.
Потому, не выказав ни малейшего признака самодовольства, он с бесстрастным лицом убрал свой деревянный меч. Кончик его оружия был направлен вниз в знак уважения. Сложив руки вместе, Чэн Цянь опустил голову в знак извинения.
— Я прошу прощения за причиненные неудобства. Премного благодарен брату за полезные советы.
Бродячий заклинатель закрыл лицо руками, не в силах вымолвить ни слова. Ученый вскинул брови, сложил веер и произнес, словно в глубокой задумчивости:
— Его злоба довольно сдержана. Как интересно…
Когда Чэн Цянь опустил глаза, его взгляд скользнул по платформе Лазурного Дракона. Он увидел, как некоторые из защитников5 склонились друг к другу, о чем-то дискутируя. Даже Тан Ваньцю слегка улыбнулась. Только тогда он вытер вспотевшую ладонь о рукоять своего меча, чувствуя, что теперь, высказав свою точку зрения, он может отступить.
5 護法 (hùfǎ) будд. покровительствовать буддизму, защитник буддийской веры, покровитель буддизма, Дхармапала. Термин, который обычно используется для выражения "защитник буддийского закона". В этом случае это термин для некоторых избранных людей на острове Лазурного Дракона, включая Тан Ваньцю.
Он с облегчением вздохнул, подумав: «В будущем мне лучше устраивать поменьше драк и вызывать недовольство у меньшего числа людей».
Но этот вопрос, как оказалось, все еще не был исчерпан. Чэн Цянь искренне извинился, но когда он повернулся, чтобы уйти, то услышал позади себя нечеловеческий рев.
— Маленький ублюдок, остановись немедленно!
Послышалось резкое шипение ветра. Чэн Цянь рефлекторно отскочил в сторону, но что-то словно преградило ему путь. Он не мог увернуться, ему оставалось лишь поднять деревянный меч, все еще зажатый в ладони.
И тут чья-то рука с силой схватила его за локоть. Чэн Цянь потерял равновесие и врезался прямо в грудь этого человека. Чистый металлический лязг раздался над самым его ухом. Зрачки Чэн Цяня сузились до щелочек — побежденный бродяга в гневе пренебрег честью и ударил его в спину, а тем, кто оттащил Чэн Цяня в сторону, оказался Янь Чжэнмин.
Меч Янь Чжэнмина, так и оставшийся в ножнах, отразил удар. Но черный, как уголь, брат поверженного мошенника, воспользовался моментом, чтобы бросить кусок металла, заряженный его энергией. Металл угодил прямо в цель, заставив оружие выскользнуть из руки Янь Чжэнмина. Клинок бродячего заклинателя, который он готовился отпарировать, изменил свое направление и вонзился в плечо Янь Чжэнмина.
Взгляд Чэн Цяня мгновенно помрачнел.
Янь Чжэнмин пришел в ярость. Но не успел он выразить свои эмоции, как его тут же пронзила боль от «тяжелой раны». Сначала он хотел обнажить меч и убить своего противника, но не успел. Раненая сторона его тела больше не могла двигаться.
Конечно, зрители не знали ни одной из этих подробностей. В их глазах слишком молодой глава клана Янь только и делал, что стоял без движения, держа оружие наготове, демонстрируя тем самым спокойствие и зрелость, которые редко встречались у молодых людей.
Сделав глубокий вдох, Янь Чжэнмин без всякого выражения произнес:
— Сегодня я усвоил новый урок.
Теперь, когда все дошло до этого, Тан Ваньцю, стоявшая у платформы Лазурного Дракона, наконец, заговорила.
Она не могла покинуть свой пост, поэтому находилась довольно далеко, но каждое ее слово было ясно слышно, словно она говорила прямо рядом с ними:
— Провалившие испытание Лазурного Дракона, покиньте платформу как можно скорее. Не слоняйтесь вокруг, нечего устраивать беспорядки. Что это за место, как вы думаете?!
Заметив, что кто-то из людей острова Лазурного Дракона заговорил, братья-заклинатели обменялись взглядами. В конце концов, они не посмели и дальше устраивать сцены. Злобно посмотрев на Чэн Цяня и Янь Чжэнмина, они ушли и вскоре исчезли в толпе.
Янь Чжэнмин тихо зашипел, отпустил Чэн Цяня и сказал сквозь стиснутые зубы:
— Идем.
Чэн Цянь так крепко держался за край его рукава, что мог бы с легкостью порвать ткань. Едва слышно он произнес старшему брату на ухо:
— Я собираюсь лишить их жизни.
— Что? — удивился Янь Чжэнмин. Он с трудом сдержал стон боли и спросил. — Что ты сказал?
Чэн Цянь покрасневшими глазами смотрел на окровавленное плечо Янь Чжэнмина.
— Однажды я превращу их в пепел.
Янь Чжэнмин поднял руку, чтобы похлопать его по спине.
— Чепуха... Ой! Ай... Я дам тебе пощечину, если ты продолжишь нести чушь!
Чэн Цянь посмотрел на него, положил руку Янь Чжэнмина себе на шею и, молча поддерживая его, пошел обратно. Но в его глазах все еще читалось негодование. Даже если он больше не говорил об этом, он запечатлел эту обиду в своей душе.
Это была своего рода способность, присущая лишь некоторым людям с большим сердцем. Независимо от того, насколько счастливыми или разъяренными они были, до тех пор, пока рядом с ними находился кто-то еще, кто был более эмоционален, они немедленно успокаивались. Как Янь Чжэнмин. Ранее он был поглощен яростью, но, стоило ему услышать слова Чэн Цяня, он почему-то почувствовал, что его гнев значительно утих.
Ли Юнь поспешил поддержать Янь Чжэнмина и высвободил руку Чэн Цяня. Чэн Цянь молча следовал за ними, опустив глаза и неподвижным взглядом уставившись в землю перед собой.
Все четверо без единого слова вернулись в свое временное жилище на острове Лазурного Дракона.
— Забудь об этом, медная монетка, — увидев странное выражение лица Чэн Цяня, Янь Чжэнмин немного испугался, что он действительно отправится убивать этих людей. Поэтому он предпринял неуклюжую попытку утешить мальчика. — Именно ты был тем, кто первым ударил его по лицу. Никто не сможет принять подобное, так что не держи на них зла.
Ли Юнь никогда не думал, что когда-либо услышит от своего старшего брата такие поучительные слова. Он ошарашено посмотрел на Янь Чжэнмина и поднял дрожащую руку, чтобы потрогать его лоб.
Чэн Цянь же в ответ на его речи не издал ни звука.
Янь Чжэнмин, казалось, что-то заметил. Кое-как повернувшись, он дотянулся и слегка приподнял подбородок Чэн Цяня. Юноша в изумлении произнес:
— Ай-о, медная монетка, ты плачешь?
От столь неожиданного открытия сердце Янь Чжэнмина едва не разорвалось от радости. Даже его рана, казалось, уже не болела так сильно. Можно было чуть ли не воочию увидеть, как за его спиной поднимается павлиний хвост, когда он бесстыдно сказал:
— Может быть, ты жалеешь своего брата? Ах, из благодарности за твое сыновнее благочестие, я позволю тебе подать главе клана чай!
Чэн Цянь шлепнул его по руке.
— Отвали!
А потом убежал в свой личный дворик.
Янь Чжэнмин немного осмотрелся, нашел в соседнем коридоре черную каменную колонну и сказал Ли Юню:
— Помоги мне дойти туда.
Ли Юнь подумал, что у старшего брата, вероятно, было какое-то срочное дело, и поспешно подвел его к колонне. Но когда он увидел, что Янь Чжэнмин пристально смотрит на черный камень, то спросил с легким беспокойством:
— Почему... Старший брат, что-то не так с этой колонной?
— Все в порядке, — радостно произнес Янь Чжэнмин, — все хорошо.
Лишь долгое время спустя Ли Юнь, наконец, понял, что он имел ввиду и раздраженно поморщился: «Собаку не отучишь есть дерьмо»6.
6 狗改不了吃屎 (gǒugǎibùliǎochīshǐ) собаку не отучишь есть дерьмо; обр. человек не может изменить свою природу.
Янь Чжэнмин изучал свое отражение на поверхности каменной колонны. Небольшая рана на плече ничуть не мешала его природной элегантности. Даже получив травму, он оставался очаровательным и красивым.
Покрасневшие глаза Чэн Цяня пробудили в сердце Янь Чжэнмина странное чувство. Это было похоже на то, как если бы волчонок, что всегда игнорировал его, вдруг, без всякой причины, укусил бы его за руку, а после пришел глубокой ночью, чтобы украдкой лизнуть рану. Это было очень нежно и успокаивающе.
Но, несмотря на нежные чувства, юноша кричал от боли всю дорогу до комнаты. Главе Янь, с его небольшой раной, помогли осторожно переступить порог. Паникуя и суетясь, младшие адепты обращались с ним так, будто он был хрупкой вазой, готовой разбиться от малейшего прикосновения.
Глава Янь из клана "Фуяо", вы в порядке?
После того, как Янь Чжэнмин устроил сцену на платформе Лазурного Дракона, ему даже не нужно было говорить всем в клане Фуяо, включая младших адептов, о том, чтобы уменьшить количество времени, проводимого снаружи. Все они научились сдержанности.
Чэн Цянь добавил два часа к своим ежедневным тренировкам с мечом и регулярно занимался со своими братьями. Они не успели опомниться, как стодневный Небесный рынок подошел к концу. Чэн Цянь полностью овладел стилем «Поиск и преследование».
В такой напряженной ситуации даже изначально невежественный и некомпетентный Хань Юань научился прилагать определенные усилия.
Что до Ли Юня, однажды, проснувшись после дневного сна и поиграв с несколькими кольцами-головоломками1, он вдруг обрел ощущение энергии. Никто не мог сказать наверняка, как он вошел в Дао. Учителя больше не было с ними, так что старшему брату самолично пришлось следить за тем, как Ли Юнь впервые вырезал амулеты.
1 Меледа́ (九連環) — старинная игрушка-головоломка, происходящая предположительно из Китая, состоящая из замкнутой проволочной «вилки», имеющей вид длинной шпильки для волос и воткнутой обоими свободными концами в рукоятку, и девяти колец, связанных между собой довольно сложным образом.
В последний день Небесного рынка Хань Юань переоделся в неприметную поношенную одежду, ненадолго вышел и вернулся только с наступлением темноты. Когда мальчишка, наконец, появился, в его руках был пакет с закусками, которые он ел на ходу. Лужа, игравшая тогда во дворе, была так взволнована едой, что сразу же последовала за ним, истекая слюной.
— Тебе нельзя, младшая сестренка, — беспечно сказал Хань Юань, — люди говорят, что дети не могут есть пищу взрослых. Ты можешь подавиться.
Лужа, с ее молочными зубами, могла запросто прогрызть дерево, так что у нее были все основания ему не верить. Увидев, что пакет с едой почти пуст, девочка в отчаянии выдавила из себя первые слова:
— Б... Б... Брат!
Хань Юань на секунду замолчал, а затем удивленно произнес:
— Ого, ты уже можешь говорить?
Осознав этот факт, Лужа немедленно сжала кулачки, ее лицо покраснело, и она изо всех сил попыталась еще раз:
— Брат!
— Хорошо.
Хань Юань неискренне похвалил ее, не удостоив никаким другим признанием, и продолжил идти вперед. Он был нищим так долго, что привык охранять свою еду. Никто не мог прикоснуться к тому, что находилось в его распоряжении.
Лужа запаниковала и совершенно забыла о неоднократных предупреждениях Чэн Цяня «не летать». Она раскрыла крылья и погналась за Хань Юанем.
По случайному стечению обстоятельств, в этот момент с улицы вошли Чэн Цянь и Ли Юнь.
Лицо Чэн Цяня потемнело, стоило ему увидеть знакомые крылья. Он воскликнул:
— Иди сюда!
Лужа боялась Чэн Цяня. Ее попытки выслужиться работали на всех остальных братьях, но никогда не приводили к какому-либо результату с Чэн Цянем. Третий брат был строг к другим и еще строже — к самому себе, поэтому он никогда не отступал от своих слов. Испугавшись, что ее оставят без ужина, она тут же сложила крылья и села на землю. Девочка поджала губы, потому что плакать в присутствии Чэн Цяня она не смела.
В одной руке Чэн Цянь держал корзину с цветами, в другой – несколько книг. Он мрачно посмотрел на Лужу, сердце его было полно беспокойства.
Она была всего лишь маленьким Небесным Чудовищем. Ее чувство самосохранения еще не сформировалось. Если бы она попалась на глаза заклинателям с плохими намерениями, что бы с ней стало?
И если что-то случится, никто не сможет защитить ее. В конце концов, она не была человеком. В глазах многих заклинателей все, что не было человеком, становилось добычей. Пусть она и была дочерью Королевы монстров, она все равно ничем не отличалась от домашних животных, содержавшихся в неволе.
Увидев, что Чэн Цянь собирается снова отчитать Лужу, Ли Юнь тут же вмешался:
— Оставь ее, Сяо Цянь. В таком возрасте она ничего не поймет. Вместо того, чтобы ждать, что она всегда будет об этом помнить... Мы должны придумать способ помешать ей летать.
— Несколько дней назад я нашел амулет, способный запечатать кровь чудовища, — сказал Чэн Цянь, — но не знаю, удастся ли мне его создать.
Несмотря на то, что Ли Юнь только начал постигать искусство создания заклинаний, его понимание их глубины и сложности было даже более полным, чем у Чэн Цяня. Он тут же ответил:
— Лучше не пытаться так опрометчиво вырезать амулеты, которые ты никогда не видел.
Чэн Цянь не дал ему определенного ответа и с улыбкой перевел разговор на Хань Юаня.
— Куда ты ходил сегодня?
— Собирал информацию, — слова Хань Юаня звучали невнятно, потому что его рот был набит едой. — За последние несколько дней я раскопал все, что нам нужно знать. Похоже, того угольно-черного человека, что доставил нам неприятности, зовут Чжан Дасэнь, ему тоже разрешили войти в лекционный зал. Воина зовут Чжан Эрлинь, он его кровный брат. Его отстранили, поэтому завтра, когда завершится Небесный рынок, он должен будет покинуть остров Лазурного Дракона. Я также обнаружил, что, поскольку у этих негодяев-заклинателей нет клана, они собираются вместе. Чжан Дасэнь сколотил себе команду, мы должны быть осторожны в будущем.
У Хань Юаня была сильная сторона: каждое слово или слух, произнесенные в любом углу улицы, в любом укромном переулке, будут им услышаны.
Ли Юнь спросил:
— Тогда кто был тот человек с веером?
Хань Юань нахмурился.
— Нам лучше не провоцировать его. Он — один из людей острова Лазурного Дракона, его зовут Чжоу Ханьчжэн. Он — левый защитник лекционного зала. В лекционном зале таких двое. Помните женщину с квадратным лицом? Она — правый защитник.
Он имел в виду Тан Ваньцю.
— Этот левый защитник даже не знает нас, почему он затаил такую обиду?
— Вероятно, недоволен тем, что мы попали в лекционный зал, не пройдя испытание, — сказал Хань Юань, — я не знаю. Я слышал, что он очень злобный и довольно темпераментный, так что лучше не нарываться на него в будущем. Ах да, сегодня я нашел кое-что хорошее.
Сказав это, Хань Юань стряхнул с рук крошки от закуски и вытащил из-за пазухи небольшой пакет, завернутый в промасленную бумагу. С таинственным видом он показал его своему старшему брату.
В бумаге покоились три иглы странной формы. На них были вырезаны едва заметные символы, а кончик слегка посинел.
— Это... — Ли Юнь посерьезнел. — Сяо Цянь, не трогай их! Это иглы для поиска души, они ядовиты... где ты их взял?
Хань Юань ухмыльнулся:
— Купил на Небесном рынке, хе-хе.
— Я знаю, что это за вещи, они ужасны, — держа иглы через бумажную обертку, Ли Юнь совершенно забыл о том, что ругал недостойное поведение Хань Юаня. — Их действительно трудно достать. Они называются «иглы поиска души», нужно лишь указать свою цель, чтобы они сами убили твоего врага. С их помощью можно без труда претендовать на голову генерала стотысячной армии!
Чэн Цяня подобные еретические практики не интересовали. Если бы он действительно хотел превратить кого-нибудь в пепел, он сделал бы это своими собственными руками. Он даже не стал слушать их объяснения и попросту прошел мимо, неся в руке большую корзинку цветов. Дойдя до комнаты Янь Чжэнмина, он пинком распахнул дверь.
Не обращая внимание на хихиканье служанок, он грубо поставил корзину на стол и рявкнул:
— Увядшие цветы и засохшие ивы2, как ты и хотел.
2 残花败柳 (cánhuā bàiliǔ) — устаревшее значение «падшая женщина».
В этот момент служанки окружили его, и Чэн Цянь вынужден был подумать о том, что пейзаж снаружи был довольно красивым. Но их старший брат, которому потребовалось три месяца, чтобы оправиться от раны, длиной всего в полтора цуня, на удивление не бездельничал. На маленьком столике, обычно служившим подставкой для гуциня, лежала длинная деревянная дощечка, а сам он держал нож, сосредоточившись на вырезании амулета.
Когда Чэн Цянь пинком распахнул дверь, линия под рукой Янь Чжэнмина мгновенно оборвалась и на пальце выступила капля крови.
Янь Чжэнмин нахмурился, но, когда увидел, что это был Чэн Цянь, снова улыбнулся. Из-за этой «серьезной травмы» Чэн Цянь не только собирал для него цветы, но и вынужден был каждый вечер терпеть придирчивость своего старшего брата, пока расставлял их в вазе.
На второй день открылся лекционный зал.
То, что они называли «лекционным залом», на самом деле оказалось горным склоном. На склоне было так многолюдно, что куда ни глянь, везде можно было увидеть самых разных людей, мужчин и женщин, молодых и старых, кто-то стоял, кто-то сидел, кто-то даже забирался на деревья.
К счастью, по предложению Ли Юня, клан Фуяо прибыл раньше. Они нашли неприметный уголок у входа и устроились там.
Повсюду вокруг них оказались неотесанные бродячие заклинатели. Большинство из них не достигло высокого уровня, некоторые не освоили даже инедию3 или все еще не освободились от мирских желаний. Другие проводили время, скитаясь с места на место, у них не было никаких жизненных стандартов, их тела были покрыты грязью и копотью. Их ужасный запах распространялся так далеко, что становилось трудно дышать. Некоторые из них также привезли с собой домашних духовных животных. Собаки, птицы и лисы были еще ничего, но среди людей также бегала большая жирная серая крыса. Это было крайне отвратительно.
3 Инедия от лат. «голодание». Солнцее́д — человек, утверждающий, что способен длительное время обходиться без физической пищи и воды, или только без физической пищи. Синонимы: праное́д, бретариа́нец (от англ. breath — дыхание) — человек, которому для жизни нужен якобы только воздух. Саму философию такого образа жизни, соответственно, называют солнцеедение (праноедение).
Но несмотря на весь фэн-шуй этого места4, даже Чэн Цянь не мог удержаться от хмурого взгляда, не говоря уже об их старшем брате мизофобе5.
4 Здесь используется фраза «風水地地», что буквально означает «место с хорошим фэн-шуй», «место богатое природными ресурсами». (Это сарказм)5 Мизофобия — навязчивый страх загрязнения либо заражения, стремление избежать соприкосновения с окружающими предметами. Человека, который испытывает подобный страх, называют мизофобом.
Но Янь Чжэнмин не выказал никаких признаков протеста. Он просто не мог. Именно он былтем, кто решил остаться, как он мог отступиться от своих собственных слов на глазах у всех?
Янь Чжэнмин махнул рукой, отклоняя предложенную ему младшим адептом подушку. Он смотрел куда-то вдаль, и его сердце было наполнено невыразимым одиночеством.
Он невольно вспомнил о Традиционном зале на горе Фуяо, о маленьком дворике с беседкой, где клубился дым от благовоний, о младших адептах, спокойно разносивших закуски и теплый чай. Они никогда не ценили те времена, день ото дня создавая все новые и новые проблемы.
В то время он вечно спал до тех пор, пока солнце не поднималось высоко. Ли Юнь всегда играл со своими отвратительными рептилиями, Хань Юань всегда что-то ел украдкой. Чэн Цянь был единственным, кто боролся со своей сонливостью, слушая, как их учитель читает писания…
Даже теперь пейзаж оставался неизменным, только людей больше не было.
— Эй, младший брат, что случилось? — Голос Хань Юаня вырвал Янь Чжэнмина из мыслей.
Янь Чжэнмин обернулся и увидел, что Чэн Цянь практически оперся на Ли Юня, в поисках поддержки. Судя по цвету его лица, он не то, чтобы плохо спал, а скорее уж был серьезно болен. Даже губы сделались пепельными.
Чэн Цянь прищурился и покачал головой. Но, то ли потому, что у него не было сил, то ли потому, что он не хотел говорить слишком много, он так ничего и не сказал.
Янь Чжэнмин встревожился. Последний раз, когда он видел Чэн Цяня таким, был, когда мальчишка впервые вырезал амулеты. Тогда он почти полностью осушил себя.
— Что ты делал вчера вечером? — Янь Чжэнмин потянулся, чтобы ткнуть пальцем в темные круги под его глазами. — Какую-то пакость?
Ли Юнь внезапно вспомнил свой вчерашний разговор с Чэн Цянем. Он повернулся, чтобы задать ему вопрос:
— Утром я навещал нашу младшую сестру. Я видел, как она плакала в своей комнате, что случилось?
Плач Лужи почти гарантированно обрушивал здания. Когда она начала понимать, что ее окружает, она перестала проливать слезы в комнате. Иногда она не могла сдержаться, но как только дом начинал трястись, тут же замолкала.
Полумертвый Чэн Цянь, наконец, соизволил дать хоть какой-то ответ:
— Дом в порядке?
— Ты опять делал что-то подобное, — огрызнулся Ли Юнь, поднимая Чэн Цяня за шиворот. — Ты опять пошел вырезать амулеты в одиночку. Неужели ты так сильно хочешь умереть?
— Тсс, — Хань Юань дернул Ли Юня за рукав. Шум на горном склоне внезапно стих. В самый центр лекционного зала с неба спустился человек. Полевые цветы на склоне один за другим ожили и зацвели, будто их обдало какой-то божественной росой.
Человеком на возвышении был Чжоу Ханьчжэн.
Держа свой веер «трех дум», Чжоу Ханьчжэн обхватил ладонью кулак другой руки и поприветствовал всех присутствующих.
— Я заставил всех ждать.
Янь Чжэнмин приподнялся, чтобы притянуть Чэн Цяня к себе. Затем он понизил голос и беспомощно заговорил с Ли Юнем и Хань Юанем:
— Подумать только, что это он. Если бы я знал, то не пришел бы сюда... слушайте внимательно. Сегодня мы пришли рано и рано уйдем. Не привлекайте внимание, слышите?
Ли Юнь ничего не ответил, лишь его лицо слегка побледнело. Хань Юань стиснул зубы, но его гнев и негодование все равно были отчетливо видны.
Янь Чжэнмин сделал вид, что не заметил реакции своего младшего брата. Он почувствовал, как Чэн Цянь безвольно навалился на него, его дыхание было очень слабым.
Он не просил разъяснений, но нескольких слов Ли Юня было достаточно, чтобы понять, что для сокрытия чудовищной ауры Лужи, Чэн Цянь, должно быть, снова сделал что-то опасное.
— Ах, как тревожно.
Янь Чжэнмин подумал об этом и ущипнул Чэн Цяня, чтобы дать выход своему гневу.
На платформе Чжоу Ханьчжэн оживленно заговорил о том, что лекционный зал открывается раз в десять дней, что в остальное время все должны тренироваться и тому подобное.
— На нашем острове Лазурного Дракона совершенствующимся не запрещено принимать участие в дружеском соревновании, чтобы набраться опыта друг у друга, но каждый должен помнить о том, что необходимо уважать границы. Не нарушайте гармонию, не наносите непоправимого ущерба другим, иначе на вас обрушится суровое наказание.
Говоря это, Чжоу Ханьчжэн опустил голову и обвел многозначительным взглядом толпу. Каким-то образом его глаза нашли группу учеников клана Фуяо и остановились на Янь Чжэнмине. Чжоу Ханьчжэн улыбнулся:
— Хорошо. Сегодня я расскажу о том, как поглощать энергию Ци и сохранять ее в даньтянь6.
6 Даньтянь — здесь используется слово 丹田 (dantian). Это акупунктурная точка примерно на три пальца ниже и на два пальца позади пупка. Вот где находится ци человека.
«Нам следует просто уйти, — рассеянно думал Янь Чжэнмин, слушая лекцию вполуха, — даже если мы не пойдем домой, мы должны вернуться на гору Фуяо. У нас есть своя библиотека, даже если бы нам пришлось разбираться во всем самим, это все равно было бы лучше, чем трусливо проводить здесь дни. В худшем случае мы могли бы отправиться в уединение, как наш старик-наставник7. Мы сегодня же вернемся и соберем вещи!»
7 師祖 shīzǔ — дед-наставник (вежл. об отце или учителе своего наставника)
Именно тогда Чжоу Ханьчжэн внезапно проговорил:
— Я знаю, что прогресс у всех разный. Как насчет того, что я приглашу кого-нибудь подняться сюда и продемонстрировать.
Пока он говорил, его раскосые глаза вновь устремились в сторону клана Фуяо, едва ли он пытался скрыть свои злые намерения. Они встретились взглядами с Янь Чжэнмином. Янь Чжэнмин почувствовал, будто в него вцепилась ядовитая змея.
— Ах, глава Янь, — улыбнулся Чжоу Ханьчжэн, — я слышал от владыки острова, что ваш клан имеет довольно большую историю. Ваши учения обширны и глубоки, глава Янь, должно быть, давно научился ощущению энергии. Почему бы вам не подняться сюда для демонстрации?
Чэн Цянь действительно не спал всю предыдущую ночь. Он использовал свою энергию, чтобы вырезать тот амулет, так что теперь он полностью обессилел. Казалось, его голова была зажата в тиски, давящие так сильно, что в ушах звенело. Он уже приложил все усилия, чтобы дойти в лекционный зал. Возможно, лучше было бы вообще не вылезать из постели в это утро. Но как только он услышал эти слова, его тело тут же напряглось. Юноша собрался встать.
Его минутная борьба удивила Янь Чжэнмина, и без того находившегося в стрессовой ситуации. Несмотря на все его усилия по избеганию конфликтов, неприятности всегда находили к нему дорогу.
Янь Чжэнмин отодвинул Чэн Цяня назад и хрипло сказал:
— Веди себя хорошо и сиди здесь, негодник. Не создавай проблем. Кто просил тебя лезть вперед?
Потом он глубоко вздохнул, взял в руку меч и пошел к платформе. С каждым шагом его решимость уехать крепла все больше. Он остановился ровно в десяти шагах от Чжоу Ханьчжэня, опустив кончик оружия в землю, и произнес:
— Я был бы признателен, если бы чжэньжэнь преподал мне урок.
Меч Янь Чжэнмина действительно привлекал внимание. Даже несмотря на его качество, ножны сами по себе представляли немалую ценность. Вся их поверхность была украшена всевозможными драгоценными камнями. Даже «корона феникса» императрицы не могла похвастаться таким количеством сокровищ.
Чжоу Ханьчжэн быстро оценил его и сказал:
— Каждый присутствующий здесь человек, который когда-либо поглощал Ци, должен знать, что первый опыт ощущения энергии похож на роковую встречу. Могу я поинтересоваться, каким образом глава клана Янь вошел в Дао?
Янь Чжэнмин как раз раздумывал, стоит ли сообщать владыке острова Лазурного Дракона об их отъезде. Он понимал, что владыка помог найти их людей и предоставил им убежище, поэтому они были очень многим ему обязаны. Но именно на острове Лазурного Дракона он испытал все виды обид, никогда не известных ему прежде, и теперь Янь Чжэнмин просто не мог не питать к этому человеку некоторую неприязнь.
Услышав вопрос, он не хотел говорить больше, чем нужно, и просто ответил:
— Через меч.
Чжоу Ханьчжэн с улыбкой кивнул.
— Право, я догадывался. Видно, как сильно глава клана Янь любит и лелеет свое оружие.
Стоило ему произнести это, и даже слова «глава клана Янь» показались явной насмешкой. Некоторые зрители пришли сюда лишь для того, чтобы понаблюдать, в то время как другие намеренно пытались выслужиться перед левым защитником и немедленно разразились смехом.
На лбу Чэн Цяня вздулась вена. Ли Юнь знал, что он не сможет сдержаться, поэтому сразу же прижал Чэн Цяня к земле, как только увидел, что тот пошевелился.
Он понизил голос и предупредил:
— Опять поднимаешь тревогу?
Костяшки пальцев Чэн Цяня побелели. У каждого был предел терпения. Другим это могло бы показаться неразумным, но для человека, о котором шла речь… Это было невыносимо, несмотря ни на что. Если бы они оскорбляли Чэн Цяня, он, скорее всего, рассмотрел бы более широкую картину и, возможно, не пошел бы на открытый конфликт, решив стерпеть это молча.
Но если они оскорбляли его учителя и старших братьев, он не мог этого вынести.
Рука Ли Юня с силой сжала плечо Чэн Цяня, и он прошептал ему на ухо:
— Не устраивай сцен. Старший брат, вероятно, сейчас вернется.
Чэн Цянь сделал паузу.
Ли Юнь снова прошептал:
— Сяо Цянь, подумай об этом. Если ты не можешь этого вынести, то как же наш старший брат может с этим мириться? Вероятно, он захотел вернуться назад, как только увидел этот лекционный зал.
Чжоу Ханьчжэн на время оставил Янь Чжэнмина в стороне, оживленно заговорив о различных способах поглощения Ци. Выложив все, он сказал:
— Поглощение Ци — это первый шаг к объединению неба и земли. Успешное прохождение этой стадии означает, что вы официально вступили на путь самосовершенствования. Следующее, что нужно усвоить, — это сам метод. Что касается этого метода, то каждый клан имеет свою собственную уникальную технику, но практика показывает, что они, в основном, очень похожи между собой, имея лишь незначительные различия. Все они учат нас, как впитать в свое тело сущность неба и земли, чтобы заложить основу для самосовершенствования. Чтобы считаться человеком большого мастерства, помимо искусства владения мечом, он должен также обладать твердой основой для развития.
Чжоу Ханьчжэн повернулся к Янь Чжэнмину и спросил:
— Могу я поинтересоваться, как давно глава Янь научился поглощать Ци?
Янь Чжэнмин на мгновение замолчал.
Клан Фуяо никогда не уделял особого внимания методам совершенствования. Первое, что усваивали ученики после вступления, было бесконечное вырезание амулетов для тренировки меридианов. Иногда они могли погрузиться в медитацию или испытать ощущение энергии, но Мучунь чжэньжэнь никогда не заставлял их медитировать специально, чтобы сформировать свою основу для совершенствования, как другие кланы.
Чжоу Ханьчжэн, казалось, был убежден, что Янь Чжэнмин – бесполезный ученик, далекий от серьезных тренировок. Он с усмешкой продолжил:
— Глава клана Янь, что случилось?
Янь Чжэнмин, наконец, ответил:
— ...три года.
Чжоу Ханьчжэн хлопнул в ладоши и улыбнулся:
— Поглощая Ци в течение трех лет, вы, должно быть, приобрели довольно много навыков. Позвольте нам это увидеть.
В тот момент, когда он закончил говорить, над платформой поднялся странный ветер, и тут же направился к Янь Чжэнмину. Янь Чжэнмин рефлекторно выставил перед собой меч, собрал Ци вокруг своего тела и сформировал щит.
Обращаясь к зрителям, Чжоу Ханьчжэн спокойно сказал:
— Эта техника называется «Река в саду камней»8, она была создана нашим кланом, для проверки мастерства учеников. Я уверен, что некоторые из вас уже столкнулись с ней на испытании Лазурного Дракона. Эта форма называется «Летящие пески и парящие камни»9 и направлена на учеников, которые только собираются вступить в клан. Те из них, кто совершенствовался в течение трех лет и был достаточно прилежен и талантлив, смогут продержаться до нескольких дней. Те, кто находится на уровень ниже, смогут выдержать несколько часов, а следующие продержатся час или около того. Что касается…
8 假山 (jiǎshān) сад с декоративными каменными горками; декоративная горка. 山河 (shānhé) горы и реки (обр. в знач.: территория родной страны, родина) В зависимости от того, как вы разбираете фразу, значение может быть разным.9 飞沙走石 (fēi shā zǒu shí) досл. вздымать песок и двигать камни (обр. о сильном ветре, плаче, вопле и т.п.).
Янь Чжэнмин мог слышать лишь звон в ушах. Он никогда по-настоящему не тренировал основу своего совершенствования, поэтому он не знал, как регулировать свою Ци. Довольно скоро его конечности потеряли всякую чувствительность. Прежде чем Чжоу Ханьчжэн закончил говорить, защитный барьер вокруг его тела разрушился. Мощная, непостижимая сила врезалась прямо в грудь Янь Чжэнмина, а затем хлестким вихрем обрушилась на его тело. Его ноги не выдержали вес, и в следующий момент он был сброшен с платформы.
Чжоу Ханьчжэн равнодушно посмотрел на него и неторопливо продолжил:
— Что касается тех, чьи природные способности слишком бедны, кто прибегал к эликсирам для улучшения развития... Поскольку они вошли в Дао через «прием лекарств», можно ожидать, что времени, которое они продержаться, хватит на то, чтобы допить чашку чая или сжечь ароматическую палочку, но я, кажется, переоценил... глава Янь из «клана Фуяо»10, вы в порядке?
10 «Клан Фуяо» здесь используется фраза "服藥派". 服藥服药 (fúyào) буквально означает "принимать лекарство" и также пишется как «Фуяо» пиньинем.
Первый человек клана "Фуяо"
Кости Янь Чжэнмина, казалось, были полностью раздроблены. На мгновение он потерял всякую чувствительность и мог видеть только глаза Чжоу Ханьчжэна. Мужчина смотрел на него сверху вниз так, словно юноша был всего лишь муравьем в куче грязи.
Вокруг столпилась целая группа людей: может быть, это были его младшие братья или младшие адепты их клана. Они бросились к нему, чтобы помочь подняться, но Янь Чжэнмин не мог собраться с силами.
Янь Чжэнмин не был уверен, потерял ли он сознание. Казалось, все его существо находилось в каком-то трансе.
«Чжэнмин, ты родился в богатой семье, поэтому не знаешь трудностей мира смертных и никогда не сталкивался с неблагоприятными обстоятельствами. Для заклинателя это отнюдь не благословение. Сегодня, в качестве наставления, этот мастер дарует тебе слова «отполировать и усовершенствовать»1.
1 «Отполировать и усовершенствовать» здесь используется фраза "琢磨". В буквальном смысле это означает «вырезать и полировать». В менее буквальном смысле это означает «задуматься; обдумывать; продумать».
Это было восемь... нет, почти девять лет назад. Он только что вступил в клан Фуяо и проходил посвящение, слушая лекцию своего наставника.
Янь Чжэнмин никогда не любил учиться или заниматься боевыми искусствами, потому тогда он не понял этих слов. Он спросил: «Что это значит, учитель? Что я должен отполировать?»
Мучунь чжэньжэнь ответил: «Будь то нефрит или камень, вначале своего пути они ничем не отличались от песка и гальки на дороге. Шли годы, они подвергались всевозможным испытаниям: их опалял огонь, их безжалостно закаляли в пламени, и они, наконец, начинали обретать форму. Пока они спрятаны в воде и в горах, их никто не обнаружит. Но стоит отполировать и очистить верхний слой, как они смогут стать полезными. Чжэнмин, ты первый ученик клана Фуяо. Отныне, если тебе суждено испытать какое-либо несчастье, ты должен овладеть этим несчастьем, как своим клинком. Используй его, чтобы очистить себя, как очищают нефрит».
Да, тогда он также спросил, что значит «самый первый ученик».
Ответ учителя был таков: «Первый» означает начало наследования и передачи рода. Ты — первый человек в нашем клане, не имеющий себе равных в истории»2.
2 «Не имеющих равных в истории» здесь используется фраза 前無古人、後無來者 . Это означает «не иметь ни предшественников, ни преемников».
Во рту появился привкус крови. Янь Чжэнмин попытался оттолкнуть руку, протянутую ему, и его вырвало. Он не хотел знать, в каком жалком состоянии находится в данный момент. Его лицо и голова пульсировали от жгучей боли. Когда он потянулся, чтобы коснуться своего лица, то почувствовал, что кровь смешалась с грязью. Его белая одежда давно уже перестала быть узнаваемой, его пояс развязался и запачкался.
Янь Чжэнмин услышал голос Чжоу Ханьчжэна. Голос звучал так далеко и одновременно так близко:
— Вы начинаете свой путь на острове Лазурного Дракона. В будущем, вы можете основать собственный клан, взять учеников. Я хочу дать вам небольшой совет: сейчас самое время усердно трудиться и оттачивать свое мастерство. Вам не следует гоняться за славой, наличие хорошего имени вовсе не гарантирует клану успех.
Янь Чжэнмин был ошеломлен, рука, которой он упирался в землю непрестанно дрожала. Его гнев и стыд, казалось, слились воедино, как вода и грязь, смешавшиеся в болоте. Он угодил в ловушку, утопая в глубокой скорби, что оказалась даже сильнее вины.
— Старший брат, что с тобой? Брат, ответь мне! — Ли Юнь с силой потряс его за плечо.
Взгляд Янь Чжэнмина, наконец, сфокусировался. Он посмотрел на Ли Юня, на Хань Юаня, потом на Чэн Цяня, и с горечью подумал: «Учитель ошибся. Что я за нефрит? Я просто грубый камень, валяющийся в грязи у стены».
Учитель, должно быть, потерял рассудок, иначе как он мог передать ему печать главы клана?
Янь Чжэнмин чувствовал, будто слово «Фуяо» превратилось в две огромные горы, давящие на его плечи, но его тело и дух были настолько слабы, что у него попросту не было сил удерживать их вес.
— Я... — он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но горечь в груди, казалось, придавила его язык, и он не смог произнести ни слова.
И тут заговорил Чэн Цянь.
— Когда мы возвращаемся?
Стоило прозвучать этим словам, как группа потеряла дар речи.
Оказавшись перед лицом брошенного ему вызова, Янь Чжэнмин, возможно, действительно хотел бы сбежать. Хань Юань и Ли Юнь, вероятно, тоже не очень-то готовились остаться. Любой из них мог бы произнести эти слова, но только не Чэн Цянь.
Их третий брат всегда был самым странным человеком на горе Фуяо. Его преданность самосовершенствованию была очевидна любому, у кого были глаза. Он готов был подчиняться любым приказам того, кто открыл для него библиотеку, так почему же он предложил уйти?
Хань Юань понизил голос и спросил:
— Младший брат, что ты говоришь? Вернуться куда?
— Вернемся на гору Фуяо, — холодно сказал Чэн Цянь. — Сначала мы поможем старшему брату. Кроме книг из библиотеки, мне больше нечего взять с собой. Я сейчас же найду лодку, только сначала дай мне денег.
С этими словами, он без колебаний обошел Янь Чжэнмина с другой стороны, вместе с Ли Юнем они помогли ему подняться и вышли из толпы.
— Подожди, Сяо Цянь, послушай меня! — Ли Юнь все еще говорил очень тихо. — В своей лекции он расскажет о важных ключах к самосовершенствованию. Ты не собираешься слушать?
— Нет, — лицо Чэн Цяня оставалось бесстрастным. — Вы все можете оставаться, а я ухожу, мне все равно.
Хань Юань и Ли Юнь, конечно же, не остались бы здесь в одиночестве. С начала лекции не успела догореть и одна палочка благовоний. Их уход непременно должен был привлечь внимание людей. Даже взгляд Чжоу Ханьчжэна был прикован к ним, так что Ли Юню ничего не оставалось, кроме как повернуться и посмотреть на него, все еще стоявшего на платформе.
— Прошу левого защитника простить нас за это пренебрежение, но наш глава нехорошо себя чувствует.
Чжоу Ханьчжэн сделал вид, что обмахивается веером, и насмешливо сказал:
— О, тогда пусть ваш глава хорошенько позаботится о себе.
После этого Чжоу Ханьчжэн перевел взгляд на Чэн Цяня, стоявшего к нему спиной. Он медленно произнес, растягивая слова:
— Этот мальчик... Хм, мальчик, ударивший человека по лицу деревянным мечом. Ты не слишком примечателен, но твой стиль фехтования был довольно интересным. Если ты хочешь совершенствоваться дальше, ты можешь тренироваться под моим руководством. Если бы ты прошел испытание, то нашел бы место, где можно было бы как следует попрактиковаться.
Шаги Чэн Цяня не замедлились, когда он помогал Янь Чжэнмину уйти, будто он и вовсе не слышал ни одного из этих слов.
Хань Юань в недоумении уставился на Чэн Цяня. Он не знал, действительно ли Чэн Цянь ничего не слышал, поэтому прошептал:
— Младший брат, этот парень Чжоу…
— К черту все это дерьмо, — сквозь зубы выдавил Чэн Цянь свои первые ругательства.
Хань Юань мог только закрыть рот, больше не говоря ни слова, и последовать за своим братом.
Половина всех присутствующих внимательно следили за ними. Их взгляды были насмешливыми, будто они видели перед собой лишь стаю жалких бродячих собак.
Юноши не боялись ни неба, ни земли, но их страшило, что на них будут смотреть сверху вниз. В этом отношении все они были одинаковы.
Ли Юнь резко отвернулся, вытирая слезы.
Как раз, когда они собирались покинуть горный склон лекционного зала, кто-то громко окликнул их сзади:
— Стойте!
Женщина встала прямо у них на пути. Это была нищая заклинательница Тан Ваньцю.
Когда она сражалась с Цзян Пэном, против превосходящих сил врага на Восточном море, ее действия очень помогли Чэн Цяню. Он думал, что если они останутся на острове Лазурного Дракона, то он обязательно найдет время навестить эту Тан чжэньжэнь, которая всегда все делает по-своему. Вот только он не ожидал, что остров Лазурного Дракона окажется таким ужасным местом для проживания.
В этот момент его сердце было переполнено такой яростью, что он не мог даже выразить какие-либо дружеские чувства к Тан Ваньцю. Увидев, что она преграждает им путь, Чэн Цянь снял с пояса меч Янь Чжэнмина и выставил его перед собой. Он заговорил, отбросив всякую вежливость.
— Какое дело Тан чжэньжэнь до нас?
— Разве лекционный зал похож на базар, куда вы можете прийти или уйти, когда вам заблагорассудится? – прямо ответила Тан Ваньцю.
Стоявший с другой стороны Ли Юнь с трудом подавил гнев в своем сердце. Он сжал кулак, прижав язык к небу, и изо всех сил старался говорить спокойно.
— Мы объяснились с левым защитником Чжоу и собираемся отвести нашего главу назад.
Тан Ваньцю прервала его.
— Неужели удар был достаточно силен, чтобы искалечить его, и теперь ему нужно так много людей, чтобы отвести его обратно? Должна ли я вызвать для вас паланкин с восемью носильщиками3?
3 «Паланкин с восемью носильщиками» здесь используется фраза "八抬大轎". Это паланкин, обычно предназначенный для высоких чиновников.
— Мы… — растерянно произнес Ли Юнь.
Чэн Цянь резко выступил вперед. В данный момент он почти ничего не боялся. Под встревоженным взглядом Ли Юня он грубо сказал Тан Ваньцю:
— Отойди!
Взгляд Тан Ваньцю скользнул мимо Янь Чжэнмина и упал на Чэн Цяня. Она холодно рассмеялась.
— Значит, ты был пристыжен и впал в гнев... О, я понимаю. Вы собираетесь бежать с острова, не так ли? Кучка ни на что не годных бездельников.
Пальцы Чэн Цяня скользнули вверх по мечу.
Тан Ваньцю, казалось, совсем не понимала выражение «остановись, пока можешь», она безжалостно продолжила.
— Что, мои слова не были правдой? Есть ли у вас хоть капля стыда из-за того, что вас унизили?
Чэн Цянь нагло выхватил меч Янь Чжэнмина из бесценных ножен и отбросил их в сторону. Не обращая внимания на призывы своих братьев, он бросился вперед, не заботясь о последствиях.
Последние полгода Чэн Цянь проводил по десять часов в день, упражняясь в фехтовании. Даже если его продвижение не было быстрым, по крайней мере, теперь он мог влить свою Ци в оружие. Но обычно он пользовался деревянным мечом, поэтому его сила была ограничена. Это впервые, когда он использовал настоящий клинок. Он ударил «Путешествием в юность», движением из «Долгого полета птицы Рух», и безжалостное намерение убивать заполнило его целиком.
— Хороший удар!
Тан Ваньцю даже не вытащила меч, ответив на атаку одними лишь ножнами. Прежде чем лезвие успело коснуться их, ауры обоих клинков столкнулись, и разница в их навыках сразу же стала очевидной. Запястье Чэн Цяня онемело, на коже между большим и указательным пальцами появился небольшой порез, но он не выронил оружие, вместо этого изменив движение.
Это был динамичный переход от стиля «Поиск и преследование» к «Циклу повторения».
Снова раздался скрежет металла о камень. Тан Ваньцю развернула ножны в воздухе и точно подавила безрассудную атаку Чэн Цяня. Доминирующая сила правого защитника заставила Чэн Цяня упасть на одно колено.
— Остановись! Сяо Цянь! Старший брат, останови Сяо Цяня!
Губы Янь Чжэнмина сделались бесцветными. У него было такое чувство, будто его разум улетел в далекую страну. Голос отчаянно кричал в его сердце: «Ты позволяешь маленькому ребенку заступаться за тебя! Какая от тебя польза как от главы клана? Какая тебе польза от того, что ты жив?»
Но его тело, казалось, замерзло, не в силах сдвинуться ни на дюйм.
Богатства мира смертных были подобны плывущим облакам, приходящим и уходящим без следа. Сняв всю позолоту, Янь Чжэнмин почувствовал, будто его грудь и живот были вспороты, обнажив под небесами его гнилые внутренности.
Тан Ваньцю вовсе не рассердилась, вместо этого она только рассмеялась:
— Что, ты все еще хочешь обменяться со мной ударами? Разве твои старшие никогда не учили тебя писать слова «переоцениваешь себя»?
Волосы на висках Чэн Цяня взмокли от пота. Внезапно он издал разочарованный рык и напрягся, чтобы повернуть свой меч под определенным углом. Все еще недостаточно окрепшая кость юноши дала трещину, но он, казалось, не чувствовал боли. Вскинув лезвие вверх, он нацелился на Тан Ваньцю.
Третий стиль деревянного меча Фуяо, «Ответный огонь». Это движение называлось «Сделай или умри».
Глаза Тан Ваньцю сузились. С резким звуком она выхватила свое оружие, на мгновение вспыхнувшее ярким светом. Движения женщины были быстрыми, плавными, и Чэн Цянь был без труда отброшен на два чжана.
Она холодно фыркнула и убрала меч в ножны.
— Даже если ты тренируешься, не теряя концентрации, тебе придется практиковаться, по меньшей мере, сто восемьдесят лет, прежде чем ты сможешь сравниться со мной. Но этот день, вероятно, никогда не наступит. Кто-то вроде тебя, кто дрожит от страха, даже не начав…
— Я не боюсь тебя, Тан Ваньцю.
С мечом, направленным в землю, Чэн Цянь попытался подняться на ноги. Он повернул голову, чтобы вытереть кровь с уголков губ, и произнес эти слова хриплым голосом.
Он верил, что если он будет один, то сможет сделать все сам.
Для одиночки, когда он достигает вершин, он все еще одинок; когда он падает в Бездну, он тоже все еще одинок. Даже если его голова упадет с плеч, разве это не будет всего лишь шрам на его теле? Чего тут бояться?
Но где-то на этом пути он приобрел так много слабостей. Если бы кого-то из них задело, ему было бы так больно, что он предпочел бы умереть или сдаться, даже против собственной воли.
Чэн Цянь пристально посмотрел на человека перед собой и тихо сказал:
— Я не боюсь тебя... Я никого не боюсь.
Много раз он пытался подняться на ноги, но всегда падал обратно. Его все еще стройное тело дрожало под широкими одеждами, но в его действиях не было ни следа страха.
Янь Чжэнмин был так потрясен, что его взгляд затуманился.
Внезапно он громко взревел, яростно стряхнул руку Ли Юня и подошел, чтобы обнять Чэн Цяня.
«Ты что, бесполезная куча грязи?»
Янь Чжэнмин чувствовал себя так, словно ему в грудь несколько раз всадили нож, стоило ему спросить себя: «Неужели ты позволишь клану Фуяо превратиться в жалких бродяг, что могут лишь прятаться в горах? Неужели ты собираешься опозорить своих предков в глубинах ада и на небесах? Ты собираешься прервать родословную, за сохранение которой так упорно боролся твой мастер, использовавший свой последний вздох, чтобы завладеть телом зверя? «Не имеет себе равных в истории»? Что это за шутка такая?»
Янь Чжэнмин пытался дышать, его глаза налились кровью. Он резко повернулся, посмотрел прямо на Тан Ваньцю и произнес, четко выговаривая каждое слово:
— Мы никогда не говорили, что уйдем. Даже если и так, сейчас не время.
Тан Ваньцю оставалась неподвижной, как скала.
Янь Чжэнмин с трудом помог Чэн Цяню подняться и прошел мимо нее.
Ли Юнь и Хань Юань поспешили за ним. На этот раз Тан Ваньцю не остановила их. Она стояла неподвижно, ожидая, когда они уйдут, и наконец, без всякого выражения собрала свои растрепанные длинные волосы. Ее одинокая фигура выглядела неопрятно.
Младший адепт из лекционного зала увидел ее издалека во время патрулирования и поспешил подобострастно поприветствовать:
— Приветствую Тан чжэньжэнь. Почему Тан чжэньжэнь не вошла сразу после прибытия? Чжоу чжэньжэнь уже начал читать лекцию.
Не удостоив его и взглядом, Тан Ваньцю безжалостно сказала:
— Самый большой позор в моей жизни — быть товарищем этому человеку.
После этого она развернулась и уверенно зашагала прочь.
Путь от горного склона лекционного зала до их жилищ был так долог, что казался бесконечным. Тан Ваньцю сдерживалась, так что Чэн Цянь не сильно пострадал, не считая того, что он поранил себе руку из-за того удара. Какое-то время он приходил в себя, но в остальном молчал.
Наконец, когда они уже подходили к воротам, Ли Юнь не удержался и спросил:
— Старший брат, что нам теперь делать?
У Янь Чжэнмина в сердце не было ни малейшей зацепки. Казалось, что их долгому пути не будет конца, но ему не хотелось показывать свою беспомощность перед братьями, поэтому он постарался придать своему лицу обычное выражение и сказал, будто беззаботно:
— Кто знает? Разберемся по ходу дела.
Хань Юань был менее обходителен в своих словах и прямо спросил:
— Старший брат, когда все перестанут презирать нас?
Янь Чжэнмин действительно не мог ответить на этот вопрос, он молча отвесил Хань Юаню подзатыльник и с тяжелым сердцем вернулся в свою комнату.
Некоторые люди привыкли тяготиться заботами, они могли беспокоиться о самой незначительной проблеме в течение нескольких дней подряд. Янь Чжэнмин же был человеком с большим сердцем. Он заперся в своей комнате, отослал слуг и попытался примириться со своими тревогами.
Но ему это не удалось. Даже после захода солнца он все еще пребывал в смятении.
Он знал, что должен немедленно пойти во двор и попрактиковаться с мечом, или взять свой нож для вырезания амулетов, или, может быть, посвятить все свое свободное время медитации и созданию собственной основы для совершенствования. Но несмотря ни на что он все еще не мог успокоиться, чтобы сосредоточиться на этих задачах.
Сердце Янь Чжэнмина переполняло такое количество мыслей, что он даже не мог понять, с чего начать их сортировку. Наконец, он вздохнул и лег на кровать, тупо уставившись на занавески, пытаясь очистить свои мысли и придумать какой-нибудь выход для их клана. К сожалению, всю свою короткую жизнь он был слишком сосредоточен на внешности. Даже если бы он полностью очистил свой разум, он все равно не смог бы выдать ничего существенного.
Ему некуда было выплеснуть свое внутреннее смятение, и он искренне желал просто взять и закатить истерику.
И тут дверь со скрипом отворилась.
Янь Чжэнмин глубоко вздохнул и раздраженно сказал:
— Чжэши, разве я не сказал, что собираюсь спать?
— Это я.
Янь Чжэнмин был удивлен. Он приподнялся на кровати, чтобы посмотреть.
– Медная монетка, почему ты здесь?
У Чэн Цяня в руке была маленькая бутылочка со снадобьем, вероятно, для лечения боевых ран. С тех пор, как он добавил два часа к своим ежедневным тренировкам, этот тонкий лекарственный запах часто цеплялся за него.
— Чтобы осмотреть твои раны, — просто ответил Чэн Цянь.
Янь Чжэнмин замолчал и позволил неуклюжим рукам Чэн Цяня ощупать синяки на своем теле.
Когда Чэн Цянь уже собирался уходить, собрав свои вещи и вытирая руки куском ткани, Янь Чжэнмин внезапно заговорил:
— Сяо Цянь, ты ничего не хочешь у меня спросить?
Чэн Цянь поколебался, прежде чем ответить:
— Сегодня... Когда ты упал с платформы, ты позвал мастера.
Похоже, он не слишком умел утешать других. Он беспокойно поерзал на месте и, наконец, похлопал Янь Чжэнмина по плечу.
Обнаружив, что он все еще не сказал ни слова, Чэн Цянь был немного разочарован этим и тихо вздохнул.
— Я говорю не об этом, — произнес Янь Чжэнмин.
Чэн Цянь посмотрел на него в замешательстве.
— А о чем?
Например, о планах на будущее для их клана? Или о том, когда их глава, наконец, отрастит хребет?
Теперь Янь Чжэнмин действительно узнал разницу между Чэн Цянем и другими. Чэн Цянь никогда не заботился о том, что именно имел в виду глава его клана, и никогда не надеялся, что кто-то станет сильнее, чтобы уменьшить его страдания на острове Лазурного Дракона. Когда на него смотрели сверху вниз, он добавлял к своим тренировкам еще больше времени. Даже если небеса рухнут или земля провалится, его глаза будут видеть только путь, проложенный перед ним.
— Мастер показал тебе все стили владения деревянным мечом Фуяо? — Янь Чжэнмин внезапно сменил тему.
Чэн Цянь кивнул.
— Но я все еще не могу полностью понять последние три.
— Воспоминаний достаточно.
Янь Чжэнмин накинул верхнюю одежду и схватил меч, принесший ему бесчисленные обиды.
— Иди на задний двор. Помоги мне записать все стили владения деревянным мечом Фуяо в руководство.
Изо всех сил нести бремя ответственности
На противоположных сторонах острова Лазурного Дракона возвышались две горы. На гребне той, что находилась позади — густой лес отдалялся от морских волн. Человеческая фигура быстро пробралась сквозь чащу, двигаясь, словно порыв ветра, и направилась прямо к краю утеса.
Его ступни едва касались неровных выступов, когда он поднимался наверх, взгляд его остановился на «увядшей траве»1, не имевшей ни цветов, ни листьев, растущей прямо у пропасти. Одним махом он выдернул ее с корнем, а потом подпрыгнул, сделал в воздухе сальто и вцепился пальцами в камень. Его рука напряглась, и он повалился на горный склон.
1 Увядшая трава: 烏篷草 烏: «Ворона; Ворон; черный»; 篷: «парус лодки»; 草: «трава».
Движения этого человека были столь грациозны и проворны, что создавалось впечатление беззаботности. Только когда он приземлился, стало ясно, что это был юноша лет пятнадцати-шестнадцати. Он обернулся, окинул быстрым взглядом скалу, и со слабой улыбкой продолжил свой путь.
Только тогда гигантский орел, охранявший «увядшую траву», понял, что его сокровище украдено. Он тут же весь раздулся от гнева, взъерошил перья и закричал. Но, несмотря на свою злость, птица оказалась очень умна. Будто зная, что у него нет никаких шансов против преступника, орел на мгновение замер в нерешительности. В конце концов, он не стал бросаться в погоню. Прошло совсем немного времени, но фигура юноши уже бесследно исчезла в густом лесу.
Вдруг послышался протяжный и громкий мужской крик. Вздрогнув, гигантский орел взмыл в небо, стремясь убраться прочь от утеса. В ответ раздались другие голоса, сигнализирующие о засаде, явно подготовленной заранее.
Стаи птиц поднялись над лесом, их крики слились и превратились в гвалт, но стоило им улететь, как все сразу стихло.
Когда юноша услышал их, выражение его лица не изменилось. Он осторожно отряхнул корни «увядшей травы» от комьев земли, прилипших к ним, сунул растение за пазуху и дважды взмахнул обычным деревянным мечом, который держал в руке. Молодой человек прищелкнул языком.
— Прилипчивые ублюдки2.
2 «Прилипчивые ублюдки» здесь используется фраза «陰魂不散». В буквальном смысле это означает, что «душа умершего еще не рассеялась». В менее буквальном смысле это означает, что «влияние учения все еще остается». Чэн Цянь говорит, что Чжан Дасэнь и его люди были как злые духи, преследующие его и отказывающиеся оставить его в покое.
Это был никто иной, как Чэн Цянь.
Пять лет пролетели в одно мгновение. Тогда еще ребенок, теперь он вырос в лихого юношу. Верный благословению своего старшего брата, полученному им при их первой встрече в «Стране нежности», уродливым он не стал.
Внезапно, из леса появились четверо или пятеро человек. Они быстро окружили Чэн Цяня. Их предводитель не отличался приятной внешностью, его лицо было черным, как уголь. Это был Чжан Дасэнь.
До прибытия на остров Лазурного Дракона Чжан Дасэнь уже успел сформировать кое-какую основу для самосовершенствования, так что у него была неплохая репутация среди бродячих заклинателей. Его оружием была двуглавая алебарда. Еще во времена их первой встречи он слыл знатным гордецом, и с тех пор, как никчемные бродяги-заклинатели начали постоянно подлизываться к нему, он становился все более высокомерным.
— Это опять ты, сопляк, — за последние пять лет обида Чжан Дасэня на Чэн Цяня не только не уменьшилась, но и, казалось, стала еще глубже. В тот момент, когда он увидел Чэн Цяня, он не мог не стиснуть зубы. — Отдай мне это, сейчас же.
Чэн Цянь держал обе руки за спиной, деревянный меч висел у него на поясе, время от времени постукивая по ноге. На его лице застыло озадаченное выражение, будто он хотел сказать: «Я не понимаю, что тявкает эта собака».
Чжан Дасэнь всегда был из тех, кто любит угрожать. Если бы другие обменивались с ним оскорблениями, ему было бы намного спокойнее. Но каждый раз, когда он сталкивался с полным безразличием Чэн Цяня к мирским соблазнам, он всегда чувствовал себя настолько разгневанным, что мог мгновенно отрастить бороду.
Один из мужчин, пришедших с Чжан Дасэнем, холодно улыбнулся Чэн Цяню.
— Малыш, будь умницей, поторопись и отдай мне «увядшую траву». Если ты продолжишь сопротивляться, нам придется отбросить всякую вежливость.
Услышав это, Чэн Цянь немедленно повернулся к нему. Держа меч ровно, юноша с почтением склонил голову, а другой рукой уважительно сжал кулак.
— Помилуйте, я не заслужил такой чести.
Видя его нежелание сотрудничать, люди вокруг Чэн Цяня обменялись взглядами и, демонстрируя идеальную слаженность, немедленно бросились вперед.
Когда они атаковали, было легко определить, кто из них возглавлял нападение, кто был сторонником, кто предпочитал действовать скрытно, а кто должен был отрезать врагу пути к отступлению. Несмотря на брошенный ему вызов, Чэн Цянь оставался спокойным и собранным, демонстрируя свое мастерство.
Было очевидно, что обеим сторонам отлично знаком этот вид борьбы – один против множества.
Взмах двуглавой алебарды Чжан Дасэня поднял мощный вихрь, полностью заперев Чэн Цяня в кругу нападавших. Три человека приблизились почти вплотную, последний из них кружил позади юноши. С громким воем он обрушил свое оружие на спину Чэн Цяня.
Чэн Цянь даже не обернулся. Деревянный меч в его руке был подобен проворной змее. Не теряя ни секунды, он с точностью заблокировал удар и прижал запястье подлого нападавшего, а затем, воспользовавшись им как опорой, подпрыгнул в воздух. От этого маневра опилки деревянного лезвия, срезанные противником, взметнулись вверх и немедленно разлетелись, как шипы.
Группа Чжан Дасэня поспешила отступить, их слаженность была нарушена. Воспользовавшись моментом, Чэн Цянь нашел брешь в барьере Ци, выставленном тремя нападавшими. Он поднял руку, чтобы ухватиться за ветку дерева, прыгнул и полетел вверх, как птица, только одежда развевалась позади.
Люди Чжан Дасэня хотели было броситься в погоню, но никто из них не был столь проворен, как Чэн Цянь. Когда они, наконец, пришли в себя, то поняли, что между ними и Чэн Цянем лежит пропасть.
Этот очень краткий пример был всем, в чем нуждался Чэн Цянь.
Движение «Сентиментальный ветер среди накатывающих приливов»3 подняло шум в высоких кронах, ветки и листья громко зашелестели. Чжан Дасэнь не мог свободно орудовать своей двуглавой алебардой в столь узком пространстве, потому получил удар аурой меча.
3 Сентиментальный ветер среди накатывающих приливов: 潮卷有情風
潮: «прилив»; 卷: «бросать»; 有情: «чтобы быть ласковым, быть в любви»; 風: «ветер»
Проигнорировав преследователя с дубинкой, побеждающей демонов, Чэн Цянь попросту рухнул с воздуха. Стоило ему приземлиться, как он тут же вскочил и не сбавляя скорости ударил в корень большого дерева.
Есть поговорка: «Когда дерево падает, обезьяны разбегаются». Те, кто пытался победить Чэн Цяня, не успели среагировать. Обнаружив опасность прямо над головой, они в спешке повалились на землю. И, пока они боролись с густыми ветками, Чэн Цянь оказался уже далеко, и догнать его стало невозможно.
Уже стоя на приличном расстоянии, Чэн Цянь смахнул с одежды маленький листок и вежливо накрыл ладонью в кулак, как бы говоря Чжан Дасэню: «Прошу прощения за беспокойство, премного благодарен за Ваши наставления».
Его фигура быстро растворилась в сиянии заходящего солнца, исчезнув без следа.
За последние несколько лет клан Фуяо полностью обосновался на острове Лазурного Дракона. К счастью, надоедливый Чжоу Ханьчжэн, что вечно беспокоил их, все еще исполнял обязанности защитника, поэтому, появившись однажды на первой лекции, он больше никогда не оскорблял их взор.
Одним из двух главных защитников лекционного зала была Тан Ваньцю с горы Мулань. Чжоу Ханьчжэн, как и она, также не принадлежал к острову Лазурного Дракона. Но его происхождение скрывалось тщательнее, чем происхождение Тан Ваньцю, так что это не было чем-то, что мог бы легко раскопать Хань Юань.
Тан Ваньцю в спешке прибыла на остров Лазурного Дракона вместе с группой Янь Чжэнмина, когда Небесный рынок вот-вот должен был открыться, но Чжоу Ханьчжэн объявился даже позже нее. После первого дня в лекционном зале он поспешно покинул его.
Большинство мастеров, поднимавшихся на платформу после этого, были довольно сдержанны. Они приходили только для того, чтобы прочитать свои лекции, и уходили сразу же после того, как заканчивали говорить, почти не обращая внимания на аудиторию из бродячих заклинателей.
Янь Чжэнмин хорошо усвоил урок о том, как нужно себя вести. С тех пор, в дни открытия лекционного зала, они приходили туда еще до восхода солнца, чтобы занять менее заметное место. Они почти не разговаривали друг с другом, каждый из них медитировал,вырезал амулеты или читал руководство по фехтованию, ожидая прибытия остальных. После окончания лекций они снова молча уходили.
Со временем клан Фуяо был окончательно забыт теми, кто не был напрямую связан с ним. Юноши стали практически незаметными... О, конечно, Чэн Цянь был исключением. Чэн Цянь все реже и реже показывался на людях вместе со своими братьями, в основном предпочитая действовать самостоятельно.
Он все еще был недостаточно силен, поэтому не мог защитить весь свой клан. Он мог лишь привлечь на себя всю враждебность, которую другие испытывали по отношению к его братьям, неся это бремя в одиночку.
В прошлом году Янь Чжэнмин отправил большой корабль, чтобы вернуть младших адептов и девушек, что уже успели вырасти, включая Юй-эр, обратно в дом семьи Янь. В конце концов, они были простыми людьми. Пик их молодости продлится не больше десятилетия, и им не стоило растрачивать свои жизни впустую.
Лишь немногие из них, такие как Сюэцин и Чжэши, решили остаться сопровождать их в предстоящем долгом путешествии.
Большая толпа из клана Фуяо значительно поредела, поэтому все они решили перебраться в один двор и в действительности посвятили себя мирному самосовершенствованию.
Смены четырех времен года на острове Лазурного Дракона не существовало, так что было легко забыть, сколько времени прошло. Люди здесь часто утрачивали себя, стоило им только ослабить бдительность. В подобном месте легко терялся счет тому, сколько весен и осеней прошло за его пределами.
За эти пять лет Янь Чжэнмин и Чэн Цянь, наконец, расшифровали все пять стилей владения деревянным мечом Фуяо, проведя множество дискуссий и обсуждений. Они передали руководство Ли Юню, который затем передал его Хань Юаню.
То ли потому, что «учение было лучшим способом учиться», то ли потому, что менталитет Янь Чжэнмина изменился, он, наконец, успокоился и стал более зрелым. То, на что он потратил восемь лет, чтобы обучиться менее, чем трем стилям, он, наконец, полностью освоил на острове Лазурного Дракона.
Даже Лужа выросла из ребенка, что только учился говорить, в юную девушку. Вероятно, потому, что еще до того, как она вылупилась из яйца, ей пришлось столкнуть с большим несчастьем, эта маленькая девочка была очень хладнокровной. Хотя точно было неясно, в кого она пошла. Как только она научилась говорить, Лужа больше никогда не плакала. Независимо от того, с какой проблемой она сталкивалась, она просто спокойно излагала ситуацию одному из своих братьев и использовала свою технику «бесконечной болтовни». Это был проверенный временем метод, не раз доказавший свою эффективность. До тех пор, пока она могла достаточно раздражать кого-то из своих братьев, ее желания всегда исполнялись.
Из-за этого юноши много раз втихаря обсуждали таинственную родословную Королевы монстров. Они верили, что она вполне могла являться воплощением майны. Иначе, как еще она могла произвести на свет такое болтливое яйцо?
С безжизненной на вид «увядшей травой» Чэн Цянь вернулся во двор. Стоило ему подойти ко входу, как его лицо против воли исказилось – ранее, когда он был в лесу, один из людей Чжан Дасэня ударил его по спине дубинкой, побеждающей демонов. Тогда он не успел увернуться. Теперь на его коже, скорее всего, красовалась «метка сороконожки», причинявшая ему сильную боль при малейшем движении.
Чэн Цянь хотел было обернуться, чтобы посмотреть, но стоило ему слегка пошевелить шеей, как он почувствовал, что его спина вот-вот расколется надвое. Ему оставалось лишь поблагодарить судьбу за то, что в этот день он был одет в темную одежду и мог спрятать эти следы.
С некоторым трудом придя в себя, Чэн Цянь, наконец, вошел. Он все еще казался немного напряженным.
Маленькая Лужа стояла во дворе с несчастным лицом. Кто-то нарисовал у ее ног круг из заклинаний, превратив землю в клетку, призванную удерживать ее на месте. Тонкая и тесно связанная резьба, требовавшая минимального количества штрихов, скорее всего, являлась работой старшего брата. Из метода обучения их младшей сестры можно было сделать вывод о том, что глава клана был строг с другими, но снисходителен к себе.
На шее Лужи висел свиток. Это были те же самые писания «О ясности и тишине», что заставляли ее братьев желать смерти много лет назад. Эта штука была для них поистине пагубной вещью, чье влияние уходило корнями в далекое прошлое. Говорили, что у Хань Юаня, при одном лишь взгляде на нее, начинала болеть голова.
— Третий брат! — Лужа выглядела так, словно увидела своего спасителя в лице Чэн Цяня. Она поспешила окликнуть его. — Третий брат, помоги!
Чэн Цянь бросил на нее быстрый взгляд и подошел ближе.
— Ли Юнь в комнате?
С сердцем, полным надежд, Лужа поспешно кивнула головой.
— Да, да, второй брат — это…
Из дома неподалеку послышался голос Ли Юня.
— Почему ты вернулся так поздно, что ты там делал?
Чэн Цянь издал в ответ неопределенный звук. Не заботясь о Луже, он повернулся на слова брата.
Лужа вскрикнула:
— Ах! Третий брат, не уходи, выпусти меня, мне нужно в уборную, я сейчас обмочу штаны!
Она использовала этот трюк так много раз, что никто из ее братьев больше не попадался на него. Чэн Цянь покачал головой. Вдалеке распахнулось окно. Ли Юнь высунул голову и безжалостно ответил девочке:
— Сделай это, только не забудь прибрать за собой.
Лужа была в шаге от того, чтобы разреветься.
— Нет! Второй брат, третий брат, я еще так молода! Я не хочу заучивать эти трудные писания! Ты не можешь так обращаться со мной, наш учитель на небесах будет убит горем!
Чэн Цянь не мог пошевелить головой, поэтому ему пришлось развернуться полностью. Он улыбнулся ей и ласково проговорил:
— Он не будет плакать, маленькая сестричка. Учитель обращался с нами точно так же.
Надежды Лужи были разрушены.
Проигнорировав ее завывания, Чэн Цянь прошел прямо в комнату Ли Юня и закрыл за собой дверь, чтобы не слышать шума. Когда он обернулся, то сразу же сменил позицию и заговорил в пользу сестры.
— Ей всего шесть или семь лет, почему ты так жесток с ней? Эти заклинания дело рук Императрицы, не так ли? В прошлом наш учитель никогда не запирал его в Традиционном зале.
Комната Ли Юня была полностью заполнена клочками бумаги и перепутанными книгами, духовными травами и амулетами, разбросанными повсюду. Услышав эти слова, Ли Юнь высунул голову из кучи мусора и сказал:
— У нашего клана нет верного метода совершенствования, но мы научились поглощать Ци примерно в то же время, что и другие заклинатели. Подумай об этом. В прошлом наш старший брат только и делал, что игрался, но уже через три-четыре года он начал с успехом прогрессировать. Как ты думаешь, почему так?
Чэн Цянь задумчиво произнес:
— Но ведь дело не в писаниях?
— Не говори так, — Ли Юнь достал из какого-то угла схему меридианов. На ней были круги и точки, оставленные повсюду заметки, от которых у Чэн Цяня начала пульсировать голова.
— Несколько дней назад я обнаружил, что в писаниях «О ясности и тишине» может быть сокрыта какая-то тайна.
Только тогда Чэн Цянь понял, что все эти годы он был так непочтителен к «Священным писаниям о ясности и тишине, скрывающим какие-то тайны». Он тут же спросил:
— Какая тайна?
— Я пока этого не знаю, — беспечно отозвался Ли Юнь, — это то, что хранилось в нашем клане тысячелетиями, разве я могу так быстро найти ответ? Я заставил Лужу читать их, ради эксперимента.
Чэн Цянь промолчал.
Когда он выглянул в окно, то увидел Лужу, «ради эксперимента» сидевшую в кольце заклинаний с уныло опущенной головой и поджатыми губами. В руках она вертела священные писания. Ее фигура была настолько жалкой, насколько это вообще было возможно.
Чэн Цянь вздохнул.
— Ладно, это не впервые, когда ты используешь нас, чтобы «что-нибудь попробовать». Она ничего не потеряет, просто читая все это, но... как насчет ее чудовищной ауры?
Ли Юнь с досадой почесал затылок.
— Я как раз собирался сказать тебе об этом. Она становится все больше и больше, эти заклинания, возможно, не смогут долго сдерживать ее. Так как мы собираемся приготовить снадобье, мне все еще нужна «увядшая трава». Я искал ее весь прошлый год, но так и не смог найти. Если с этим действительно ничего нельзя поделать... Мне придется придумать способ продолжить поиски за пределами острова.
Услышав это, Чэн Цянь улыбнулся ему.
Ли Юнь смутился:
— Что?
Чэн Цянь сунул руку за пазуху, вытащил небольшой бумажный пакет и положил его на стол. Кончик сухой травы выглядывал из обертки.
Когда взгляд Ли Юня упал на сверток, он невероятно удивился. Он схватил растение в руки, и его голос дрогнул от переизбытка эмоций.
— Где ты это взял? Это основной ингредиент для снадобья поглощения энергии. Если что-то подобное есть на острове, люди должны были обнаружить его, как только оно впервые проросло... Подожди-ка.
— М-м-м, я его нашел, — отмахнулся Чэн Цянь, — хватит спрашивать. Все хорошо, пока ты можешь его использовать. Я пойду.
Закончив говорить, он повернулся, собираясь уйти, но Ли Юнь вдруг схватил его за плечо. Чэн Цянь немедленно подавил стон, боль от легкого прикосновения едва не заставила его упасть.
Ли Юнь был практически вне себя.
— Подожди! Что случилось?
В последние годы, по мере того как Чэн Цянь рос, его «плохая привычка» в этом отношении также становилась все более и более очевидной. Если он что-то и пронюхал, то не стал бы обсуждать это с другими и в ближайшие дни сам бы обо всем позаботился, так что, раны на его теле стали почти постоянным явлением.
Он лишь тайком приходил за лекарствами и ничего не говорил, даже когда его спрашивали. Только потому, что он часто полагался на Хань Юаня, способного выведать у кого-то какую-либо конкретную информацию, Янь Чжэнмин и другие могли понять: что он делает, его причины и кому он перешел дорогу.
— Ничего... Ой. — Чэн Цянь подавил боль и слегка пошевелил плечом, чтобы Ли Юнь мог это увидеть. — Возможно, я встал сегодня не с той стороны кровати, к тому же, по мне немного постучали дубинкой. Не говори Императрице, я не хочу, чтобы он ворчал…
Говорят, что днем нельзя ругать людей, а вечером – призраков. Прежде чем Чэн Цянь закончил фразу, занавеска на двери во внутренние покои слегка шелохнулась. Грациозно, держа в руке книгу, вошел Янь Чжэнмин.
Янь Чжэнмин посмотрел на него с фальшивой улыбкой и спросил.
— О ком ты говорил?
— Кхм... Старший брат.
К счастью, Янь Чжэнмин, казалось, не был заинтересован в продолжении этого вопроса. Он переложил старую книгу в другую руку и повернулся к Ли Юню.
— То, о чем ты упомянул ранее. Я действительно планировал вернуться на гору Фуяо в ближайшем будущем. Недавно я кое-что понял, поэтому решил поискать подтверждение в наших древних записях. Даже при том, что в нашей библиотеке царил беспорядок, и вещи никто никогда не сортировал, мы могли бы найти там некоторые сведения, унаследованные нашим кланом. Кроме того…
Он слегка нахмурился
— В прошлом году я увидел, что Юй-эр и другие успели подрасти, поэтому я отослал девочек обратно. В то же время я попросил их доставить письмо домой, но ответа до сих пор не последовало. Остров Лазурного Дракона не запрещает отправлять и получать письма. За все это время от них не было ни малейшей весточки, может быть, что-то случилось в дороге. Я хочу вернуться туда и все проверить.
— Но тебе, вероятно, не позволят так свободно покинуть остров после того, как ты вошел в лекционный зал. – тихо пробормотал Ли Юнь. — Как насчет того, чтобы Сюэцин или Чжэши отправились вместо тебя? Я слышал, что Сюэцин обрел чувство энергии некоторое время назад? Неужели он не сможет войти в библиотеку?
— Не каждый, кто способен чувствовать энергию, может войти в библиотеку. Тогда медная монетка и я были ведомы самим мастером, — Янь Чжэнмин покачал головой, — забудь об этом, мы не спешим разобраться с методом совершенствования нашего клана прямо сейчас. В будущем, когда мы вернемся, у нас будет много времени на это. Я позволю Сюэцину отправить письмо домой и съездить к горе Фуяо, чтобы проверить, как обстоят дела.
Пока они обсуждали это, Чэн Цянь собрался было сбежать без их ведома. Но не успел он дойти до выхода, как в комнату ворвался Хань Юань и чуть не приложил его дверью по носу.
— Эй-е, Сяо-Цянь, что ты здесь делаешь! — Очень открыто объявил он о местонахождении Чэн Цяня, после чего последовало еще одно громкое восклицание. — Старший брат, у меня есть две замечательные новости!
Янь Чжэнмин бросил на Чэн Цяня резкий взгляд, отступил на шаг, нахмурился и слегка поднял руки.
— Говори медленнее, ты меня слюной забрызгаешь.
Хань Юань коротко и беззаботно рассмеялся, сообщив:
— Уголька Чжана кто-то избил. Его лицо распухло, как маньтоу, даже шеи больше не видно.
Взгляды Янь Чжэнмина и Ли Юня непроизвольно обратились к Чэн Цяню. Чэн Цянь только сухо кашлянул и сделал вид, что смотрит на пейзаж за окном.
— Кроме того, — продолжал Хань Юань, — в порт прибыл большой корабль. Я навел справки. Кажется, тот симпатичный мужчина по фамилии Чжоу вернулся.
Чжоу Ханьчжэн?
В конце концов Чэн Цянь отказался от своих планов уйти. Он прислонился к двери и молча стоял в стороне, бессознательно положив ладонь на свой деревянный меч.
— В прошлом он вернулся к открытию лекционного зала, и я предполагаю, что на этот раз на острове тоже должно произойти что-то важное, — уверенно сказал Хань Юань.
Каждый раз, когда он сообщал о чем-нибудь, он всегда мнил себя рассказчиком. Трое его братьев не желали потакать ему, поэтому Хань Юань мог только насмешливо улыбнуться и сказать:
— Я слышал, что лекционный зал собирается провести грандиозное соревнование. Победители удостоятся чести войти во внутренние залы, предназначенные для учеников острова Лазурного Дракона, чтобы продолжить свои тренировки.
"Я ничего не сделал"
Чэн Цянь не интересовался новостями. Его никогда не волновали такие бессмысленные вещи, как соревнования с другими, потому что в этом не было необходимости.
Когда он стал старше, его гордое сердце было испытано изрядной долей сомнений в себе и в результате стало еще более стойким. Теперь в глазах Чэн Цяня существовало лишь два типа людей: те, кто не мог сравниться с ним сейчас, и те, кто не сможет сравниться с ним в будущем.
Спина Чэн Цяня болела так сильно, что ему больше не хотелось задерживаться здесь.
— Если тебе больше нечего сказать, то я ухожу.
— Погоди, мы еще не закончили, останься, — произнес Янь Чжэнмин, прежде чем повернуться к Хань Юаню. — Ты уже завершил свои ежедневные занятия с тридцатью деревянными амулетами?
Хань Юань замешкался.
Увидев его замешательство, Янь Чжэнмин вскинул бровь.
— Тогда какое отношение это соревнование имеет к тебе? Приступай немедленно!
Хань Юань удрученно высунул язык и не осмелился сказать больше ни слова.
Глава их клана уже не был таким, как раньше. Он вырос из маленького мальчика, игравшего роль тщеславного нарцисса, в тщеславного нарцисса, обладающего властью.
Пять лет назад, подвергнувшись унижению в лекционном зале, глава клана Янь, казалось бы, принял нелогичное решение, совершенно не заботясь об общественном мнении. Он упрямо настаивал на том, что клан Фуяо должен совершенствоваться через чтение писаний, сохраняя традицию укрепления меридианов посредством вырезания амулетов. Даже если им придется идти по чужим стопам и в спешке выстраивать собственную основу для самосовершенствования, они все равно должны будут потратить дополнительное время на выполнение этих двух заданий.
Янь Чжэнмин по этому поводу высказался слегка самоуничижительно: «Я дожил до этого возраста, но кроме лица, доставшегося мне в награду от родителей, у меня нет больше ничего, что имело бы какую-либо ценность. Какое право я имею менять тысячелетнюю традицию нашего клана? В любом случае, даже если в ней нет никакого смысла, это все равно то, что оставил нам наш мастер».
Эта последняя фраза тронула Чэн Цяня, заставив единственного человека, способного противоречить словам главы клана, перейти на другую сторону.
Ни Ли Юнь, ни Хань Юань никогда не могли похвастаться особой точкой зрения, потому они довольно быстро согласились. Таким образом, этот вопрос решился сам собой.
Последние пять лет доказали, что решение Янь Чжэнмина, казавшееся абсурдным, на самом деле было правильным.
После того, как они научились поглощать Ци, формирование основы совершенствования оказалось непростой задачей.
Как только люди вступали на тропу самосовершенствования, они каждые три года подвергались какому-либо испытанию. Каждый раз они переживали нечто сродни небольшому Небесному Бедствию, способному привести к ужасным последствиям, будь они недостаточно осторожны. В лучшем случае их последующее развитие застряло бы в одной точке на несколько лет. В худшем — они бы испытали отклонение Ци.
Это было неотъемлемой частью жизни обычного человека, вступившего на путь самосовершенствования.
Мучунь чжэньжэнь никогда не призывал своих учеников формировать свою собственную основу.
Если бы он не ушел так неожиданно, то скучные дни в Традиционном зале, наполненные заучиванием заклинаний и священных писаний, продолжались бы еще много лет. Этот процесс был долгим и утомительным. Сразу увидеть результат не представлялось возможным. Но когда они повторяли этот ритуал ежедневно, благодаря непрерывным усилиям, их меридианы крепли.
Это было похоже на поговорку: «Заточка топора рубке дров не помеха»1.
1 Здесь используется фраза 磨刀不誤砍柴工 (mó dāo bù wù kǎn chá igōng). Это китайская идиома, которая означает «подготовка не задержит фактическую работу».
Таким образом, стоило им действительно приступить к построению своей собственной основы при помощи обычных средств, используемых другими людьми, они смогли бы прогрессировать намного быстрее. Даже если это и не было бы сразу заметно. Поэтому, когда они столкнутся со своим испытанием, их опыт будет намного лучше, чем у других людей.
Но с дровами, выставленными прямо перед ними, сколько людей в мире захотят продолжать точить топор?
После того, как Янь Чжэнмин приказал Хань Юаню идти, он махнул Чэн Цяню рукой, призывая того следовать за ним.
Лужа, все еще сидевшая на корточках посреди двора, сразу же обрадовалась появлению старшего брата. Она смотрела на Янь Чжэнмина горящими глазами, как птица, которую долго держали в клетке.
Каждый раз, когда Янь Чжэнмин видел ее, у него возникало чувство, будто он смотрит на себя в прошлом. Это было странно. «Никто не познает милости своих родителей, пока не вырастит собственного ребенка». Щелкнув пальцами, он послал молнию, созданную его собственной Ци, точно в заклинания под ногами Лужи. В безупречном круге образовалась брешь, через которую и просочилась энергия, создав внутри небольшой вихрь.
Стоило ей только освободиться, как девочка тут же плюхнулась на землю. Затем она вытянула шею и протяжно произнесла, с неизвестно откуда взявшейся небрежностью:
— Мама, ай-ай-ай-ай. Это старое тело полностью истощено!
Услышав это, Янь Чжэнмина замер. Увидев, что дело принимает дурной оборот, Лужа поспешно вскочила на ноги, вытерла лицо маленькими грязными ручками, которыми только что похлопывала себя по заду, и притворилась невинной, не обращая внимания на свою неряшливую внешность.
— Хе-хе, спасибо, старший брат!
От каждого ее движения у Янь Чжэнмина непрерывно подергивался глаз. Наконец, не выдержав, он взмахнул руками и развернулся, чтобы уйти.
— Если она осмелится вырасти такой, как Тан Ваньцю, я вышвырну ее из нашего клана несмотря ни на что.
— Она не вырастет, — успокоил его Чэн Цянь. — Она все-таки дочь Королевы монстров. Я слышал, что отпрыски рогоносцев обычно не слишком уродливы.
Янь Чжэнмин промолчал, с укоризной посмотрев на Чэн Цяня.
Ему ничуть не полегчало.
Открыв дверь в свою комнату, он холодно кивнул Чэн Цяню, приглашая его войти. Чэн Цянь замешкался. Даже несмотря на то, что аромат в комнате Янь Чжэнмина стал намного мягче после ухода Юй-эр, Чэн Цянь все еще не мог удержаться от чихания.
Он потер нос, глядя на цветы на столе, всегда остававшиеся живыми при помощи заклинаний, и на мгновение восхитился глубоко укоренившейся утонченностью главы своего клана. Он втайне вздохнул и почувствовал, что больше не сможет ходить здесь как попало.
Чжэши поднялся на ноги.
— Глава клана.
— Тебе здесь делать нечего, можешь идти. Завтра, когда закончится лекция, скажи Сюэцину, пусть придет ко мне. Мне нужно, чтобы он кое-что сделал.
Чжэши послушно вышел из комнаты. Янь Чжэнмин закрыл за собой дверь, скрестил руки на груди и прислонился спиной к косяку. Обращаясь к Чэн Цяню, он произнес:
— Раздевайся.
Чэн Цянь застыл на месте.
— Поторопись, — бесстрастно добавил Янь Чжэнмин, — ты ждешь, что я тебя раздену?
— Я не такой...
Видя его нежелание сотрудничать, Янь Чжэнмин нетерпеливо шагнул вперед, собираясь исполнить свою угрозу и «казнить его без суда».
Чэн Цянь увидел его решимость и с неохотой принялся раздеваться, намеренно пытаясь вызвать у Янь Чжэнмина отвращение.
— Старший брат, я не мылся три дня. Ты не боишься осквернить свой взгляд?
Удивительно, но Янь Чжэнмин не клюнул на приманку. Он протянул руку, чтобы стянуть одежду, которую Чэн Цянь так не хотел снимать, и увидел синяк, простиравшийся от левого плеча до правого бока. Его спина почти почернела, лопнувшие кровеносные сосуды расползлись, как паутина. В сочетании с бледной кожей это создавало поистине ужасное зрелище.
Кроме этого, на теле Чэн Цяня было много других ран различной степени тяжести. Некоторые из них имели более глубокие цвета, в то время как другие, казалось, скоро исчезнут. Умение поглощать Ци вовсе не означало, что они могли практиковаться исключительно в медитации и быть полностью свободными от мирских потребностей. Но, после того как они начали свой путь к самосовершенствованию, их разум и кости полностью очистились. В отличие от обычных людей их было не так легко ранить, к тому же, раны не оставляли шрамов. За исключением тех, что еще не успели затянуться.
Едва взглянув на него, Янь Чжэнмин тут же отвел взгляд.
Казалось, что его самого безжалостно избили. Сердце болело так сильно, что готово было вот-вот разорваться. Даже его собственная спина начала пульсировать от боли.
Странный беспричинный гнев на Чэн Цяня вскипел внутри Янь Чжэнмина.
Его грудь то поднималась, то опускалась, пока он пытался заставить себя успокоиться. На это потребовалось время.
— Ложись на кровать, — наконец, произнес Янь Чжэнмин. Он безуспешно пытался сдержаться и обиженно добавил. — Если бы ты, ублюдок, был на два года моложе, я бы избил тебя так, что даже мастер бы не узнал.
Чэн Цянь несколько раз безуспешно пытался повернуть голову, но вскоре сдался и послушно лег на живот, позволяя своему старшему брату применить лекарство. Он все еще пытался объяснить.
— Ты про ушибы? Они всегда кажутся большими, но на самом деле я в порядке... Ай!
— Все еще в порядке? — голос Янь Чжэнмина сделался холодным.
Чэн Цянь не осмеливался злить его еще больше, потому он просто зарылся лицом в простыни и сосредоточился на том, чтобы стерпеть боль.
Дубинка, побеждающая демонов, естественно, обладала убийственной божественной энергией. Если бы ее владелец не был настолько некомпетентен, неспособный извлечь даже десятую часть своей силы, эта штука могла бы разрушить все внутренности Чэн Цяня одним ударом.
Ругательства вертелись на языке Янь Чжэнмина, но, когда они уже собирались слететь с его губ, он не смог издать ни единого звука. После стольких переживаний сердце Янь Чжэнмина, лишенное сочувствия, наконец-то вновь ожило.
Нынешний Янь Чжэнмин, с его, на самом деле чувствительным нутром, точно знал, как Чэн Цянь заработал каждую из своих ран.
Теперь же, оглядываясь назад, он понимал, что ненависти и обид было недостаточно. Янь Чжэнмин не мог отрицать, что Чэн Цянь, будучи самым юным среди них всех, подтолкнул его к этому.
Чэн Цянь никогда ни в чем не критиковал своего главу. Его позиция всегда была неизменна: если ты можешь это сделать, сделай это сам. Если не можешь - я сделаю это за тебя, даже если мое тело будет разрушено, а кости раздроблены.
Каждая рана на теле Чэн Цяня была пощечиной Янь Чжэнмину. Из-за этого он не осмеливался позволить себе ни минуты отдыха.
В самые трудные дни Янь Чжэнмин ночами не смыкал глаз, потому что видел Чэн Цяня в своих кошмарах.
От теплых простыней Янь Чжэнмина исходил успокаивающий аромат, проникающий в тело. Последние несколько дней Чэн Цянь провел в ожидании подходящего момента, чтобы сорвать «увядшую траву», так что теперь он был совершенно измотан. После того, как он лег, ему не хотелось двигаться ни на сантиметр.
Закончив обрабатывать раны, Янь Чжэнмин посмотрел на тонкую талию юноши и не мог не задуматься о том, что у него на шее висит печать главы клана. «Даже если меня нет рядом, все равно есть Ли Юнь. Даже Хань Юань старше тебя, так почему бы тебе просто не быть, как Лужа, оставаясь в блаженном неведении? Почему ты так себя истязаешь? Почему бы не полагаться на своих братьев чуть больше?»
И все же, хотя он мог бы сказать эти слова кому угодно, он не мог сказать их Чэн Цяню, чья усталость сделалась очевидной, стоило только ему расслабиться.
Несмотря на то, что все эти годы они доверяли друг другу свою жизнь, Янь Чжэнмину было трудно даже сказать «спасибо», не говоря уже о таких поучительных словах.
Пережив внутреннее смятение, Янь Чжэнмин лишь коротко произнес:
— Чжоу Ханьчжэн вернулся, но он не останется надолго. Несмотря ни на что, ты должен стерпеть это и ни в коем случае не высовываться, слышишь меня?
Чэн Цянь что-то сонно пробормотал в ответ, явно относясь к чужим словам как к ветру.
Янь Чжэнмин посмотрел вниз и понял, что глаза маленького ублюдка закрылись. Голова Чэн Цяня была слегка повернута в сторону, ресницы едва заметно подрагивали. Под глазами у него залегли темные круги. Даже оставшийся в нем дух юности был подавлен его усталостью.
Янь Чжэнмин вздохнул, собрал свои лекарства и, не издав ни звука, распустил волосы Чэн Цяня. После, подняв его одежду, он накрыл юношу тонким одеялом. Глава клана отошел в сторону, намереваясь посидеть в тишине и помедитировать.
Но, проведя так некоторое время, Янь Чжэнмин, все-таки, не мог удержаться. Ему казалось, что, если он не задаст этот важный вопрос, он вообще не сможет спокойно медитировать. Поднявшись, он подошел к постели, чтобы толкнуть Чэн Цяня.
— Эй, ты действительно не мылся в течение трех дней?
Затылок Чэн Цяня красноречиво демонстрировал его убийственные намерения.
Нрав Янь Чжэнмина уже давно перестал быть таким беспокойным, как во времена их жизни на горе Фуяо. Использование медитации в качестве замены сна было для него обычным явлением. Но именно в этот день, перед рассветом, его разум внезапно встревожился, и он открыл глаза.
Краски ночи еще не исчезли с неба, когда Чэн Цянь ушел. С того самого дня, как Янь Чжэнмин познакомился с ним, Чэн Цянь никогда не спал до восхода солнца. Простыни еще не успели остыть.
Янь Чжэнмин какое-то время сидел молча, сосредоточившись на попытках обдумать все произошедшее. Казалось, он еще не сталкивался ни с какими испытаниями, но все равно не мог успокоиться, несмотря ни на что... будто что-то вот-вот должно было произойти.
Взмахом руки он зажег лампы, несколько раз прошелся по комнате и достал из-под абажура три медные монеты.
Янь Чжэнмин не был знаком с гаданиями. Он видел, как его учитель делал это раньше, но всякий раз, когда он пытался спросить об этом, Хань Мучунь никогда не соглашался учить его, говоря лишь: «Предвидение будущего — это кульминация Дао и начало невежества. Это нечестная практика, нет никакой необходимости тебе знать об этом».
Неужели на острове Лазурного Дракона должно было произойти что-то важное?
Три медные монеты заплясали между его ловкими пальцами. Повертев их пару мгновений, он очистил свой разум и сел, приготовившись молча читать священные писания «О ясности и тишине».
Как и следовало ожидать, Чжоу Ханьчжэн был предвестником несчастья. От его присутствия никогда не было ничего хорошего.
Информация, добытая Хань Юанем, вскоре подтвердилась. На следующий же день в лекционном зале было объявлено о проведении грандиозного соревнования. Таинственный и так редко встречающийся левый защитник и правый защитник с лицом сборщика долгов, также прибыли сюда, чтобы поприсутствовать на этом знаменательном событии. Было объявлено, что все, кто мог поглощать энергию Ци, должны были участвовать. Те, кто не хотел сражаться, могли попросту сдаться и признать поражение, в противном случае, все они должны были выйти на бой. Победители могли удостоиться чести войти во внутренние залы острова Лазурного Дракона, читать древние записи и слушать лекции старших учеников.
Пока сверху излагались бесконечные правила, Чэн Цянь сидел на земле, не поднимая головы, и вырезал заклинание на деревянной дощечке размером с ладонь.
Янь Чжэнмин бросил на него быстрый взгляд и небрежно объяснил Хань Юаню.
— Это «Нити марионетки». Ношение его на себе может помочь предотвратить беду. Это один из семи великих видимых талисманов, он довольно известен. Всего здесь сто восемь резных штрихов, каждый из которых взаимосвязан с другими. Штрихи никогда не должны прерываться, ошибки недопустимы... Смотри, эта маленькая засечка разрушила его.
Казалось, что-то задело кончик ножа Чэн Цяня, его духовная энергия внезапно вырвалась наружу. Хань Юань почувствовал, как в лицо ему ударила влага, быстро рассеявшаяся в воздухе. Его глаза расширились от благоговения.
Янь Чжэнмин лениво наклонился и похлопал Чэн Цяня по плечу.
— Ты научился чувствовать энергию шесть или семь лет назад, но уже осмелился попробовать семь великих чар. Ты действительно слишком требователен, медная монетка.
Отложив в сторону разбитую деревянную дощечку и нож, Чэн Цянь сел неподвижно, регулируя внутренние потоки.
Янь Чжэнмин продолжил объяснение.
— Ошибки в резьбе могут быть вызваны либо недостатком практики, либо нехваткой энергии... что касается твоего третьего брата, у него как раз закончились силы. Медная монетка, почему ты вдруг решил вырезать это?
— Я просто хотел попробовать, — небрежно сказал Чэн Цянь.
Довольно скоро Янь Чжэнмин понял, почему.
Пока все возбужденно обсуждали грандиозное соревнование, Янь Чжэнмин провожал Сюэцина в порт.
— Возвращайся, как только сможешь, — наставлял его Янь Чжэнмин. — Сперва отправляйся на гору Фуяо, а потом домой. Если возникнут непредвиденные расходы, можешь воспользоваться моими средствами.
За прошедшие годы Сюэцин превратился в молодого человека, и теперь выглядел более зрело. Он записал каждый пункт и утвердительно кивнул.
— Вот и все. Ты можешь идти.
— Сюэцин, подожди!
Пока они разговаривали, к ним галопом подскакал летучий конь. Прежде чем конь успел остановиться, Чэн Цянь уже спрыгнул с него. Вид у юноши был растрепанный, вероятно, пока он спешил сюда, его со всех сторон обдувал морской ветер. Когда он приземлился, его дыхание слегка сбилось.
Сюэцин всегда был нежным и добрым, и не любил много говорить. Когда он был моложе, он ухаживал за Чэн Цянем внимательно и дотошно. По сравнению с Янь Чжэнмином, старшим братом, часто забывающим о своей роли, Сюэцин был куда надежнее, потому его отношения с Чэн Цянем всегда были хорошими.
Сюэцин улыбнулся ему.
— Я скоро вернусь, так что третий дядя должен хорошо заботиться о себе.
— Н-ну, конечно, я понял, — Чэн Цянь кивнул и достал из-за пазухи маленький хлопковый мешочек, который передал Сюэцину. — Я думал, что не успею. Носи это с собой, будь осторожен в пути.
Янь Чжэнмин, оставшийся в стороне, спросил:
— Что это за вещь, раз ты спешил доставить ее в такую даль?
Сюэцин открыл мешочек и обнаружил внутри маленькую деревянную дощечку. Когда он вытащил ее, чтобы рассмотреть поближе, Янь Чжэнмин застыл. Это был законченный амулет.
Чэн Цянь сказал, слегка смущаясь.
— Моей энергии недостаточно, поэтому я потерпел множество неудач. После стольких дней, я, наконец, с боем завершил это. Держи его при себе, но тебе все равно нужно быть осторожным в пути. Поскольку это мое творение, если ты встретишь кого-то, чей уровень будет выше, чем у меня, оно снова превратится в бесполезный кусок дерева.
Сюэцин поспешно произнес:
— Да, большое спасибо третий дядя.
Сердце Янь Чжэнмина наполнилось необычным чувством неудовлетворенности. Он подумал: «А я ничего не получил. Я столько сил потратил, чтобы вырастить этого мелкого неблагодарного негодяя, но он даже свистка для меня не вырезал». «Нити марионетки», над которым он так усердно трудился, он отдал кому-то другому, как нелепо!
Но он был уважаемым главой клана и не мог себе позволить ссориться со своим братом и младшим адептом средь бела дня. Состроив серьезное лицо, Янь Чжэнмин торжественно сказал Сюэцину возвращаться как можно скорее. Проводив его, он даже не удостоил Чэн Цяня взглядом, прежде чем сердито повернуться и уйти.
Но он едва успел сделать два шага, когда понял, что Чэн Цянь все еще смотрит в след уходящей лодке. Мысли его были неясны, он даже не заметил гнев Янь Чжэнмина. Потому глава клана Янь целенаправленно вернулся, чтобы подождать его. Только когда Чэн Цянь, наконец, с тяжелым сердцем повернулся, Янь Чжэнмин начал действовать. Он громко хмыкнул, чтобы Чэн Цянь услышал, а после развернулся и зашагал прочь под озадаченным взглядом своего младшего брата.
Чэн Цянь быстро огляделся и понял, что вокруг никого больше нет, а значит Янь Чжэнмин направил свое фырканье на него.
Он в замешательстве спросил:
— Старший брат, что с тобой?
Янь Чжэнмин проигнорировал его, беззаботно продолжив свой путь. Чэн Цянь понятия не имел, какая вожжа попала ему под хвост, потому просто оставил старшего брата в покое, намереваясь позволить ему пойти туда, где он мог бы остыть. Истерики главы клана были очень неприятны. Таким образом, чтобы избежать участи превращения в слугу, расчесывающего волосы старшего брата, Чэн Цянь мог только пойти за ним.
Они шли друг за другом, оставив летающую лошадь позади.
Неловкость продолжалась до тех пор, пока они не вернулись в свое жилище. В конце концов, Чэн Цяня больше не волновало, в какой именно нерв ткнули старшего брата, он мог лишь беспомощно следовать за ним.
Дойдя до комнаты, Янь Чжэнмин с силой захлопнул дверь, оставив Чэн Цяня снаружи.
Лужа, бездельничавшая во дворе в компании священных писаний «О ясности и тишине», даже не удивилась этому, казалось бы, странному зрелищу. Обычно, когда первый брат находился рядом со вторым братом, они оба выглядели вполне достойно и казались наиболее похожими на обычных взрослых. Хань Юань был ненамного лучше нее, поэтому он редко осмеливался перечить Янь Чжэнмину. И только третий брат, с лицом, будто бы говорившим: «Я ничего не сделал», был способен разозлить старшего брата настолько, что тот в итоге терял всякое самообладание.
Лужа тихо напевала какую-то мелодию.
— И-йя, посмотри, какой грех совершила маленькая милашка2.
2 «Милашка» здесь используется слово «家家» (jiājiā), которое может означать как «маленькая милашка», так и «заклятый враг». Забавный факт: есть китайское выражение «是是是家不聚頭» (shìshì shìshì shìjiā bù jùtóu), которое может означать как «возлюбленным суждено встретиться», так и «заклятым врагам суждено пересечься», хотя последнее значение используется чаще. Говорят, что все конфликты или любовные чувства, вызванные этими встречами, предопределены вашей прошлой жизнью.
Чэн Цянь подошел прямо к ней, погладил девочку по голове и наклонился, чтобы нарисовать круг заклинаний возле ее ног. Он мягко сказал:
— Он рассеется сам по себе после того, как ты прочитаешь писание тридцать раз. Веди себя хорошо и перестань отвлекаться. Даже «маленькая милашка» тебя не спасет.
Лужа почувствовала себя так, словно сама себя подожгла.
Чэн Цянь неторопливо вернулся в свою комнату. Как только он открыл дверь, его слабая улыбка тут же исчезла. Юноша резко обернулся, чтобы окинуть взглядом двор, но там не было никого, кроме Лужи, бормотавшей священные писания себе под нос.
Чэн Цянь поколебался, положил руку на деревянный меч, висевший у него на поясе, и осторожно вошел, притворив за собой дверь. Кто-то пробрался в его комнату и оставил там какой-то предмет.
Этим предметом оказался меч. Не деревянный, а настоящее оружие.
Его блеск был так глубок, словно в нем обитал дух.
Меч несчастной смерти
Чэн Цяню не нужен был меч, ведь у клана Фуяо невероятно богатый глава. Даже если у них ничего не осталось, у них все равно были деньги. Если бы кто-то из них захотел выбросить свое оружие сразу после тренировки, в этом не было бы ничего зазорного. Все равно это бы не вызвало никаких финансовых проблем. Но Чэн Цянь не покидал остров Лазурного Дракона и его жизненный опыт ничем не отличался от опыта Чжан Дасэня. Он сознательно оттачивал свои навыки и до сих пор не изменил своему деревянному мечу.
Обычные мечи ничем не отличались друг от друга. Но этот был другим. Чэн Цянь мог сказать об этом, лишь взглянув на него.
Не нужно было быть гением, чтобы понять, что это не было подарком Янь Чжэнмина. Во-первых, ножны этого клинка были не слишком непримечательными и даже слегка потертыми, что совсем не соответствовало предпочтениям главы их клана. Во-вторых, учитывая характер Янь Чжэнмина, он бы не стал делать тайну из столь великодушного поступка. Всякий раз, когда Янь Чжэнмин хотел подарить кому-нибудь что-нибудь, он заранее устраивал для своих братьев представление. Чтобы позлить их, глава клана проводил соревнования по расчесыванию его волос или еще какой-нибудь ерунде. И только удовлетворившись, он, наконец, одаривал тех, кто угодил Его Светлости.
Присмотревшись, он увидел, что рукоять и лезвие меча были покрыты тонкой вязью заклинаний. Поражавшие своей сложностью узоры, слоями ложились друг на друга. Даже перечитав множество книг на острове Лазурного Дракона, Чэн Цянь не сразу смог понять, что они означают.
Юноша поднял руку и потянулся к мечу, но остановился как вкопанный, даже не дотронувшись до него. Когда между его пальцами и клинком почти не осталось расстояния, Чэн Цянь внезапно испытал странное, неописуемое чувство.
Во рту у него появился привкус ржавчины. Едва заметная аура, окутывающая оружие, истончала холод, будто оно было живым.
Чэн Цянь растерялся, но вскоре подумал: «А что если…». От удивления у юноши округлились глаза. Вокруг меча были невидимые заклинания!
Невидимые заклинания были самой сутью искусства создания амулетов. Лишь легендарные мастера были способны на такое. Единственным человеком, который мог сотворить подобное, по мнению Чэн Цяня, был его дед-наставник, высший демон, Господин Бэймин.
Но если уж вдаваться в детали, то даже мастерство Господина Бэймина было не вполне честным, ведь он использовал для этого уникальный ингредиент – свою собственную душу. По сравнению с великим самосовершенствованием, это было больше похоже на Темный Путь.
Много кто в мире использовал амулеты. Люди, умеющие ковать оружие, не были исключением. Но многие ли из них могли оставлять невидимые заклинания на самом клинке?
Чэн Цянь представил себе, что таким оружием, как это, должно быть, неистово сражались в тот момент, когда он только появился на свет. Но тщательно осмотрев меч, он так и не смог найти его имя.
И тут Чэн Цянь заметил листок бумаги, выглядывающий из-под чайного подноса. Одна сторона записки была чем-то испачкана. Он взял письмо и поднес его к носу, стараясь определить запах, но только сильнее запутался. Это была кровь.
Испачканная кровью записка гласила: «Шуанжэнь1 возвращается к своему законному владельцу. Имей в виду, его никогда нельзя использовать опрометчиво».
1 Шуанжэнь: 霜刃 (shuāngrèn)(霜: (shuāng) «мороз»; 刃 (rèn) остриё, лезвие, клинок). «Шуанжэнь» буквально означает «морозный клинок», однако может использоваться и для обозначения остро заточенного лезвия.
Будь то «Шуанжэнь» или «возвращается к законному владельцу», Чэн Цянь не понял ни слова. Он тщательно осмотрел комнату и, наконец, нашел возле окна еще один кровавый след.
Человек, оставивший меч, должно быть, вышел через задний двор. Лужа все это время играла перед главным входом, и потому не заметила посетителя.
С минуту Чэн Цянь колебался, раздумывая, нужно ли сообщать об этом Янь Чжэнмину. Но, стоило ему только потянуться к двери, как он снова убирал руку. Человек, оставивший меч, возможно, сделал это не по доброте душевной. Это не казалось юноше хорошей новостью.
Чэн Цянь всегда был из тех, кто предпочитал сообщать хорошие новости и никогда плохие. Поразмыслив над этим немного, он решил не тревожить остальных. Распахнув окно, он выпрыгнул наружу и, соблюдая осторожность, пошел по кровавому следу.
Легко коснувшись пальцами век, юноша перенаправил поток энергии в глаза. В одно мгновение пейзаж перед ним ожил. Пятна крови, спрятанные в разных местах, тут же стали видны.
Чэн Цянь понятия не имел, кем был этот раненый, но чем-то серьезным ему это не казалось. Человек явно был еще жив и прошел практически половину острова Лазурного Дракона. Когда Чэн Цянь добрался до берегового рифа, он понял, что след оборвался.
Чэн Цянь подумал: «Может быть, он прыгнул в море?»
Посмотрев вниз, юноша внезапно испытал чувство тревоги.
Был ли это врожденный инстинкт? Или, может быть, виной тому были частые драки? Чэн Цянь не знал ответа, но доверял своей интуиции. Юноша сразу же скрыл свое присутствие и спрятался в таком месте, откуда можно было бы увидеть спину любого вновь прибывшего.
И, как оказалось, очень вовремя. В следующее мгновение несколько человек в масках спустились с неба и начали осматриваться.
Когда Чэн Цянь увидел их, его зрачки сузились. Причина была проста: эти люди спустились с летающих мечей.
Он понятия не имел, мог ли Янь Чжэнмин летать на своем мече, но сам он все еще не достиг подобного мастерства. Более того, даже если бы он решился пренебречь их превосходным воспитанием, противников все равно было больше десяти.
Ему даже не нужно было гадать, что задумали эти люди. По тому, как они двигались в ночи, скрывая лица, становилось ясно, что они не делали ничего достойного уважения.
Прежде чем Чэн Цянь успел все хорошенько обдумать, один из мужчин в маске издал длинный пронзительный свист, и вниз немедленноспикировала странная птица. Птица оказалась ростом с человека, а ее распростертые крылья были едва ли не больше огромных крыльев Лужи.
Чэн Цянь почувствовал, как его прошиб холодный пот. У него все еще был Ли Юнь, знавший множество разных мелочей, так что Чэн Цянь был наслышан о странных вещах. Он знал, что эта птица называлась «птицей живых», и использовалась специально для обнаружения присутствия нежелательных гостей. Поскольку она могла летать, она была гораздо полезнее, чем дух собаки.
Эти создания отличались особой чувствительностью, так что она, должно быть, давным-давно заметила Чэн Цяня. Получив приказ, птица громко закричала и повернулась в ту сторону, где прятался мальчик.
Каким бы ловким он ни был, сейчас он не смог бы избежать летающих мечей. Оказавшись в чрезвычайной ситуации, Чэн Цянь поспешно похлопал себя по поясу и нашел несколько маленьких бутылочек. Он быстро принюхался и небрежно вылил содержимое одной из них на себя. Это были творения Ли Юня. Чэн Цянь не очень понимал, что они на самом деле делают, но смутно помнил, что одно из них могло спрятать человека от чужих глаз.
— Давай попытаем удачу, — при этих словах Чэн Цянь почувствовал, как застыл, и все его тело так напряглось, что он не мог сдвинуться с места ни на сантиметр.
Горечь поднялась в его груди. Похоже, благодаря своему второму брату, ему придется распрощаться со своей жизнью.
Птица и люди в масках направились прямо к временно парализованному Чэн Цяню, но в следующий момент они попросту прошли мимо него, словно и вовсе не видели мальчика.
Может быть, он действительно применил снадобье, заставляющее тело исчезнуть, но его побочным эффектом стало полное обездвиживание?
Когда он, наконец, смог разглядеть хоть что-то, Чэн Цянь понял, что его тело на самом деле не исчезло, а просто превратилось в камень.
Несмотря на то, что безымянное снадобье Ли Юня для превращения в камень спасло ему жизнь, оно, к сожалению, удерживало Чэн Цяня на месте в течение всей ночи. Люди в масках ушли только на рассвете.
Прежде чем они исчезли, их предводитель остановился и оглядел окрестности. Чэн Цянь заметил ясный взгляд чужих глаз, и почувствовал, что этот человек был ему немного знаком. По крайней мере, он должен был видеть эти глаза раньше.
К тому времени, когда Чэн Цянь снова смог двигаться, было уже около полудня.
Под напором морского ветра он потащил свое окоченевшее тело обратно к дому и случайно наткнулся на Ли Юня, выходившего из своей комнаты.
Ли Юнь выглядел изможденным. Он явно занимался всю ночь, но его настроение, казалось, было отличным. Лицо юноши скрывала вуаль, а из открытой двери позади него вырывались густые клубы дыма, будто в комнате недавно произошел пожар.
Ли Юнь поднял голову и обратился к Луже, сидевшей на краю стены и играющей с жуками:
— Младшая сестра, лови!
Достав пилюлю, он бросил ее девочке.
Зачастую Лужа без ведома проявляла некоторые птичьи качества. Например, ее чувствительность была намного выше, чем у нормальных детей, что позволяло ей очень хорошо ловить вещи, движущиеся на высокой скорости. Услышав эти слова, девочка даже руки не подняла. Неторопливо вытянув шею, она открыла рот и аккуратно поймала пилюлю зубами.
Лизнув угощение, Лужа почувствовала в нем сладость и принялась хрустеть им, как леденцом.
Чэн Цянь изумленно замолчал.
Он знал, что Ли Юнь дал ей пилюлю, стремясь подавить ее чудовищную ауру, но увидев это зрелище, он все еще не мог избавиться от странного чувства.
Они так хорошо натренировали свою младшую сестру... Вот только она больше напоминала птицу, чем человека.
Увидев, как она проглотила пилюлю, Ли Юнь улыбнулся Чэн Цяню так, будто с его груди свалилась тяжесть. Зевнув, он поспешил вернуться в свою комнату.
Внезапно Чэн Цяню пришла в голову мысль, и он торопливо окликнул Ли Юня:
— Подожди, второй брат, я хочу кое-что спросить у тебя.
— Что такое?
— Ты знаешь меч по имени «Шуанжэнь»?
Шаги Ли Юня замерли. Он озадаченно спросил:
— Шуанжэнь? Почему ты спрашиваешь об этом?
— Я случайно наткнулся на одну историю, — небрежно сказал Чэн Цянь, — так ты знаешь о нем?
Ли Юнь нахмурился.
— Я слышал об этом. Говорят, что у этого меча нет настоящего имени. Клинок этот был настолько холоден, что мог заморозить кровь и не нагревался даже будучи брошенным в очищающее пламя самадхи , потому его и назвали «Шуанжэнь». Я слышал, что кроме этого имени у него есть еще одно прозвище — «Меч несчастной смерти».
2 Пламя самадхи: священный огонь, который нельзя потушить. Сама́дхи (от санскр. समाधि, samādhi — «умственная, или внутренняя, собранность») — термин в индуистской и буддийской медитативных практиках. Самадхи есть то состояние, достигаемое медитацией, которое выражается в спокойствии сознания, снятии противоречий между внутренним и внешним мирами (субъектом и объектом). В буддизме самадхи — последняя ступень восьмеричного пути (благородный восьмеричный путь), подводящая человека вплотную к нирване.
— Какое чудесное имя.
— Говорят, что Шуанжэнь пришел в этот мир, чтобы убить трех великих демонов. Его хозяин мгновенно завоевал славу, и оружие также стало известно как «Божественный клинок, разящий демонов». Но через три или пять лет меч и его владелец попали в лапы великого чудовища. С тех пор Шуанжэнь забрал бесчисленное множество жизней. К тому времени, когда сильнейший из темных заклинателей получил титул Бэймин, меч стал известен как «Величайший из темных клинков Поднебесной». Тридцать лет спустя прародителя Темного Пути того времени предал и убил его собственный ученик. Так что Шуанжэнь попал в руки того самого ученика. Еще через десяток лет, десять великих кланов осадили город и вырезали сотни последователей Темного Пути. После этого меч оказался в руках праведного грозного мастера и вновь стал орудием правосудия. Все думали, что после этого пыль осядет, но, знаешь что?
Ошеломленный этой историей, Чэн Цянь спросил:
— Что?
Ли Юнь улыбнулся.
— После ста тридцати четырех лет, партнер этого грозного мастера на пути самосовершенствования встретил безвременную кончину. Пройдя через невыносимые страдания, мастер заколол себя морозным клинком Шуанжэнем. С тех пор местонахождение этого знаменитого меча было неизвестно. Кто рассказал тебе об этой зловещей штуке?
Чэн Цянь не ответил и с тяжелым сердцем вернулся в свою комнату.
И все же, каким бы зловещим он ни был, Шуанжэнь для мечника был несравненной красавицей для распутника, редким сокровищем для скряги, единственным экземпляром древнего свитка для ученого. Он был просто неотразим в своем очаровании.
Чэн Цянь несколько раз брал его в руки и вновь возвращал на место. Наконец, он собрал всю свою волю в кулак и запер таинственный знаменитый меч в шкафу. Когда замок защелкнулся, юноша вдруг отчетливо понял значение фразы «будто нож вонзили в сердце». Он хотел было немедленно освободить меч и держать его все время рядом с собой.
Но в этом вопросе было множество темных моментов. Чэн Цянь никак не мог понять, кто мог проникнуть в его комнату и оставить там этот всемирно известный клинок. Пуститься в погоню за этим человеком уже было крайней неосторожно с его стороны. Потому Чэн Цянь решил не принимать никаких опрометчивых решений, пока все не прояснится.
Из-за грандиозного соревнования весь остров Лазурного Дракона захлестнуло волнение. Даже Чжан Дасэнь и его люди не хотели поднимать шумиху вокруг Чэн Цяня. Через полмесяца огромный список имен был высечен на Большом Камне у горного склона лекционного зала. Порядок участников первого раунда уже был определен.
В тот день остров был настолько переполнен людьми, что превратился в человеческое море. Выдающиеся мастера выстроились в две шеренги. Все они были одеты одинаково.
Говорят, что образ человека зависит от того, во что он облачен. В этих белых развевающихся одеждах даже Тан Ваньцю выглядела немного более презентабельной. Правый и левый защитники лекционного зала стояли по разные стороны друг от друга, но выглядело все так, будто между ними разлилась река, разделяющая Чу и Хань3, и никто из них не желал признавать друг друга.
3 «Река, разделяющая Чу и Хань». Фигура речи «линия, разделяющая соперничающие территории»
Возможно, из-за слишком светлой одежды бледность Тан Ваньцю казалась почти зловещей. Бегло взглянув на женщину, Чэн Цянь почувствовал, что она выглядит еще более несчастной, чем обычно.
Он бросил еще один взгляд на Чжоу Ханьчжэна и увидел, что тот тоже не выглядел счастливым. Похожая на маску улыбка застыла на его лице. Он постукивал сложенным веером по ладони, время от времени рассеянно оглядывая присутствующих.
Внезапное осознание пришло в голову Чэн Цяня. Он понял, почему глаза человека в маске показались ему знакомыми. Потому что они были точно такими же, как у Чжоу Ханьчжэна!
Но прежде чем он успел продолжить эту мысль, толпа внезапно зашевелилась, сопровождаемая оглушительными возгласами. Чэн Цянь не сразу понял, что произошло, но, когда он снова поднял взгляд, все грозные мастера, стоявшие на платформе, моментально выпрямились. Кто-то воскликнул:
— Владыка острова! Владыка острова явился лично!
Среди них всех лишь Янь Чжэнмин встречался с владыкой острова Лазурного Дракона, так что на мгновение даже Чэн Цянь не смог сдержать любопытства. Он встал на цыпочки, чтобы проследить за тем, куда были направлены людские взгляды, и увидел, как ученики острова гордо пробираются сквозь толпу. Каждый из них походил на небесное дитя. Выстроившись в единую линию, они достигли центра платформы, прежде чем беззвучно разделиться на два ряда.
После того, как группа заняла свои позиции, владыка острова Лазурного Дракона, наконец, явил себя.
Это был высокий человек. По меркам обычных людей, ему было не больше тридцати, его тонкие черты лица отличались красотой. Он носил длинное небесно-голубое ханьфу, а его, не стянутые в гуань4 волосы, мирно покоились на плечах. В руке он держал посох Лазурного Дракона, немногим превышавший его в росте.
4 «Гуань» здесь используется слово 冠 (guān).Это головной убор, обычно используемый в Древнем Китае. Некоторые люди переводят это слово как «шляпа» или «корона», но они не совсем правы, поэтому я решила использовать оригинальное китайское слово.
Владыка острова шел, не поднимая глаз, а его движения были тихими и острожными. Весь его вид производил впечатление благовоспитанного ученого. Только достигнув середины платформы, он слегка приподнял голову, обвел взглядом всех присутствующих, и на мгновение задержался на Янь Чжэнмине.
Как один из четырех святых, владыка острова не только не производил никакого впечатления, но и был невыразимо мрачен. Словно прекрасный ученый, чья бедность вынуждала его голодать. Окинув взглядом учеников клана Фуяо, он отвернулся, слегка кивнул правому и левому защитникам, и, наконец, занял место во главе.
Все эти годы владыка острова Лазурного Дракона казался несуществующей фигурой, что никогда не показывалась на публике, поэтому толпа под платформой мгновенно пришла в возбуждение. Только Янь Чжэнмин оставался хмурым.
— Странно.
Конечно, это была не единственная странность.
Чэн Цянь бросил на него быстрый взгляд и услышал едва различимый голос Янь Чжэнмина:
— Разве владыка острова не всегда находился в уединении? Он не показался даже на открытии Небесного рынка. Зачем ему появляться сейчас, ради какого-то соревнования между бродячими заклинателями и учениками кланов?
Никто не ответил ему. Хань Юань, ответственный за сбор информации, сбежал бог знает куда.
Остров Лазурного Дракона был переполнен, и это его немного тревожило, потому, конечно же, Хань Юань не мог упустить такую возможность. Он встал очень рано и внимательно изучил турнирную таблицу. Хань Юань действительно заслуживал побоев. Каждый раз, когда его просили заучивать священные писания, он всегда вел себя так, будто вот-вот умрет. Но если дело касалось столь бесполезных вещей, он мог вспомнить их все, ограничившись лишь беглым взглядом. Пока он осматривался вокруг, он внимательно прислушивался к разговорам и всевозможным сплетням.
Судя по словам других людей, бродячие заклинатели, похоже, считали Чжан Дасэня своего рода лидером. Хань Юань был весьма недоволен этим фактом. Он думал: «Просто мой младший брат не любит хвастаться. Чжан Дасэнь был основательно избит и просто боится признаться в этом, чтобы не потерять лицо. Эти бездельники даже великую гору Тайшань5 не смогли бы разглядеть!».
5 Гора Тайшань обладает большой культурной и исторической значимостью и входит в число пяти священных гор даосизма. Традиционно гора считалась местом обитания даосских святых и бессмертных.
Внезапно он услышал, как кто-то сказал:
— Чжан Дасэнь? Эх ... скажу прямо, на самом деле он не так уж и силен.
Хань Юань сразу же почувствовал родственную душу, и вытянул шею, силясь увидеть говорившего.
Толпа немедленно потребовала объяснений. Ощутив, что заинтересовал публику, человек неторопливо произнес:
— Послушайте, разве здесь не десять платформ? Десять победителей будут определены отдельно. Только тогда мы, бродяги, сумевшие войти в лекционный зал, получим право участвовать в настоящем великом соревновании и состязаться с учениками острова Лазурного Дракона.
Хань Юань был ошеломлен.
Тем временем, человек продолжал:
— Вы все, подумайте об этом. Мы живем на этом острове уже более пяти лет, но кроме младших адептов, вы когда-нибудь видели учеников Лазурного Дракона?
Все покачали головами. Хань Юань протиснулся вперед, как угорь, и закричал:
— Старший брат, не заставляй нас гадать!
Человек хмыкнул и кивнул:
— Сила этих ребят — это не то, с чем мы можем сравниться. Более того, я слышал, что ученики, обладавшие исключительными талантами, на восемнадцать лет уходили в уединение в горы, никогда не спускаясь оттуда и каждый день проводя в изнурительных тренировках. Этот парень, Чжан Дасэнь — лучший среди нас, но, если бы он пошел против настоящих заклинателей... Хе-Хе.
Сказав это, он намеренно изобразил таинственный жест, покачал головой, помахал рукой и больше ничего не сказал.
Хань Юань закатил глаза и повернулся, чтобы уйти.
Не имеет значения, как это больно.
Хань Юань небрежно относился к собственному прогрессу, но он был очень уверен в Чэн Цяне. Стоило ему услышать, что даже люди уровня Чжан Дасэня ценятся так высоко, как он тут же решил, что его брат обязательно должен стать победителем. Хань Юань, боявшийся любого отсутствия конфликта, подумал: «Я мог бы узнать кое-что об учениках острова, чтобы выиграть для Чэн Цяня время».
Ученики, что сопровождали владыку острова, тоже носили белое. Но в отличие от старейшин и защитников, их одеяния были очень простыми. Если смотреть издалека, казалось, что они пребывали в глубоком трауре. Их было так легко заметить, что Хань Юаню даже не пришлось прикладывать усилия, чтобы их выследить.
Ученики, собравшиеся вокруг владыки острова, не издавали ни звука, пока шли. Вероятно, дело было в строгости внутренних правил. Никто не говорил друг другу ни слова. Каждый из них казался таким безразличным, будто бы видел мир смертных насквозь. На их лицах не было ни намека на радость. Они молча прошли сквозь толпу, повернувшись спиной к суете, демонстрируя холодность, спокойствие и отчужденность1.
1 Всем желающим пошутить: «Да это же Гусу Лань!», настоятельно рекомендуем воздержаться и вспомнить о том, что новелла «Лю Яо» была написана раньше. С уважением, команда перевода.
Хань Юань знал, что владыка острова был строг, потому не осмеливался подходить слишком близко. Он забрался на высокое дерево, стоявшее вдалеке и, прикрыв глаза от яркого солнца, принялся смотреть на людей.
Едва добравшись до середины горного склона, все они одновременно остановились. Несколько учеников принесли небольшой паланкин и с почтением предложили владыке острова сесть в него.
Эта сцена почему-то показалась Хань Юаню очень знакомой. Он тут же вспомнил своего старшего брата. Когда они жили на горе Фуяо, Янь Чжэнмин ни за что бы не встал, если бы мог сидеть, не сел, если бы мог лежать, и его всегда приходилось везти в Традиционный зал в паланкине. На мгновение Хань Юаня охватило чувство близости, и его настроение заметно улучшилось. Он подумал: «Владыка острова достиг такого почтенного возраста, но почему он выглядит точно так же, как наш глава клана в юности?»
В этот момент владыка острова Лазурного Дракона, казалось, что-то заметил и резко обернулся. Он посмотрел на укрытие Хань Юаня и встретился с ним взглядом. Хань Юань чуть не упал с дерева. Юноша почувствовал себя безмерно виноватым.
Но владыка острова, похоже, знал, кто он такой. На его мрачном лице появилась улыбка, но даже теперь морщинки между его бровей не исчезли, и эта улыбка казалась вымученной. Владыка острова помахал ему издали, как бы говоря Хань Юаню перестать следить за ним и поспешить назад.
Ученики неподвижно стояли по обе стороны от паланкина, ожидая, пока их глава устроится, прежде чем поднять его. Когда все приготовления были завершены, группа людей превратилась в белое пятно и исчезла в мгновение ока.
Хань Юань озадаченно уставился на верхушку дерева. Это событие ошеломило его, вызвав в его сердце невыразимое чувство благоговения и восхищения. Он с уверенностью пробормотал себе под нос: «Боже мой, я, вероятно, никогда в жизни не достигну такого уровня. Сколько же лет он провел в уединении?»
Прежде чем Хань Юань закончил говорить, над самым его ухом вдруг раздался тихий смех. Вздрогнув, он схватил в охапку несколько игл и воскликнул:
— Кто это смеется?
Листья позади него едва слышно зашуршали. Хань Юань резко обернулся. Иглы из его руки мгновенно исчезли в густой листве, и все стихло.
Хань Юань с осторожностью высунул голову, чтобы посмотреть, но, в следующее мгновение, у него перед глазами вдруг потемнело, и он свалился с дерева.
К тому моменту, когда Хань Юань пришел в себя, шумная толпа, заполонившая остров Лазурного Дракона, уже рассеялась. В висках у него стучало, пока он ошеломленно оглядывался вокруг. Юноша не мог вспомнить, как он умудрился заснуть в подобном месте.
Хань Юань потянулся и зевнул так сильно, что, казалось, его голова вот-вот расколется. Все еще удивленный, он заставил себя встать и пойти домой, чувствуя, будто забыл что-то важное.
Когда он вернулся в их маленький дворик, то увидел Лужу, сидевшую на краю стены, и Ли Юня, что прислонился спиной к двери. Оба они с восхищенным вниманием наблюдали за тем, как Чэн Цянь и Янь Чжэнмин обменивались ударами.
— А ты куда ходил? — махнул ему рукой Ли Юнь. — Поторопись, ты чуть не пропустил кое-что важное.
Это был обычный спор между братьями, так что, естественно, они не стали бы рисковать своими жизнями. Чэн Цянь и Янь Чжэнмин держали в руках старые деревянные мечи с тупыми лезвиями, поверхность которых была покрыта вмятинами. Неясно, были ли вмятины последствием нашествия термитов или их прогрызла Лужа, когда у нее резались зубы. Но эти двое выглядели так, словно размахивали потрепанными факелами. Однако приемы, которые они демонстрировали, отнюдь не выглядели убогими. Удары были настолько быстрыми, что за ними едва можно было уследить.
В начале никто из них не использовал Ци, и не применял никаких других техник, кроме тех, что составляли стили искусства владения деревянным мечом Фуяо. За одно мгновение они обменялись более чем десятью ударами.
Углубившись в фехтование, можно было лучше понять, какой богатой и удивительной была эта серия приемов.
Поверхностно, эти техники могли быть легко переданы ученикам. Но для более глубокого понимания они должны были испытать это сами.
Лужа с завистью смотрела на братьев.
— Второй брат, когда же я научусь владеть мечом?
Не отрывая взгляда от тренирующихся, Ли Юнь небрежно сказал:
— Когда станешь выше меча, старший брат будет учить тебя.
Лужа вскочила на ноги, балансируя на краю стены, и вскинула руки вверх, изо всех сил стараясь вытянуться, словно желая немедленно вырасти такой же высокой, как дом. Стоя так, она спросила:
— Зачем учиться у старшего брата? Почему бы не поучиться у третьего брата?
Ли Юнь улыбнулся.
— Твой старший брат — истинный мастер клинка, вошедший в Дао через меч. А вот мастерство нашего третьего брата было отточено в борьбе и бесконечных драках, так что это нельзя считать настоящим искусством. Энергия зла слишком сильна, если ты будешь учиться у него, то определенно вырастешь демоном, яростно атакующим всех вокруг.
Прежде чем он договорил, с поля боя хлынула холодная аура меча, направленная ему прямо в лицо. Ли Юнь поспешно вскочил на стену, присоединившись к Луже, и цокнул языком.
— Даже не позволяет людям говорить. Видишь, маленькая сестричка? Его техника вышла из нашего стиля владения деревянным мечом Фуяо, но то, что воплощено в ней — это клинок прилива. Столь холодный метод совершенствования не подходит для таких маленьких девочек, как ты. В будущем от этого у тебя будет болеть живот.
Лужа была сбита с толку. Какое-то мгновение она не могла понять, как «обучение фехтованию» может иметь какое-то отношение к «болям в животе».
Слова этого брата были настолько грубыми, что даже Янь Чжэнмин, обычно считавший себя выше подобного, не мог больше его слушать. Не в силах сдерживаться, он предупредил:
— Ли Юнь!
Ли Юнь хихикнул и погладил девочку по голове.
Чэн Цянь был еще более рассеян, чем сидящая на стене растерянная Лужа, поэтому не заметил обмен фразами Ли Юня и Янь Чжэнмина. Но когда он услышал, что Ли Юнь упомянул фехтование прилива, он внезапно сказал:
— Маленькая сестричка, я покажу тебе, что такое клинок прилива. Старший брат, осторожнее!
С этими словами, Чэн Цянь внезапно изменил направление удара. Первое движение «Долгого полета птицы Рух» и следующее движение «Большие волны омывают песок» оказались безупречно связаны между собой. Вихрь, поднятый мечом, принес холод, вызывающий дрожь. Луже показалось, будто весь двор захлестнуло могучими волнами, и со всех деревьев опали листья. Там, где прошла аура меча, образовались мелкие капельки воды, даже на стене, где сидели юноша с девочкой. Ли Юнь вынужден был создать печать, образующую перед ними невидимый барьер, чтобы вырвавшаяся сила не причинила им вреда.
Аура задела заколку в волосах Янь Чжэнмина, и та мгновенно сломалась, но юноша остался спокойным. Мягкая и умеренная энергия его деревянного клинка выплеснулась наружу, но не рассеялась, как атака Чэн Цяня, вместо этого она уверенно обвилась вокруг чужого оружия, оставаясь твердой и неподвижной.
Глаза Чэн Цяня загорелись:
— Старший брат, ты достиг стадии «слияния»?
Стадия совершенствования, называемая «слиянием» – это распространение своей энергии по всему телу и вливание своего сознания в меч. Только те, кто достиг «слияния» и мог свободно контролировать свою собственную энергию, способны были продвинуться дальше и стать единым целым со своим клинком. Они могли даже путешествовать, летая на своих мечах.
Если так посудить, Янь Чжэнмин, возможно, действительно достиг уровня полета на мече.
В следующее мгновение их удары столкнулись в воздухе. Потрепанные деревянные клинки не могли противостоять такой силе, они оба одновременно сломались. Аура меча Чэн Цяня мгновенно рассеялась. Поймав сломанную половину своего оружия, он криво улыбнулся.
— Кажется, мне следует добавить еще пару часов к моим тренировкам, иначе я отстану от тебя.
Чэн Цянь редко улыбался. По мере того как он рос, сильные эмоции исчезали с его лица, придавая ему образ деликатного человека, нечасто демонстрирующего свои чувства. В этот момент в его взгляде не было никаких скрытых намерений, что делало его похожим на подростка.
У Чэн Цяня всегда были прекрасные черты лица, которые становились все более заметными по мере его взросления. Если бы он не ступил на холодный путь самосовершенствования, простые люди разбрасывали бы на его пути цветы и фрукты2.
2 «Получил много фруктов, брошенных на его пути» здесь используется фраза 投瓜擲果 (tóuguāzhìguǒ) забрасывать фруктами проезжающего красавца; образно: открыто восхищаться чьей-либо красотой.
На мгновение Янь Чжэнмин был ошеломлен, и странное чувство вдруг шевельнулось в его сердце. Повинуясь инстинкту, он взмахнул сломанным мечом, очертив полукруг и позволив деревянному клинку направить Ци внутри него. Порыв энергии вырвался наружу, такой теплый и нежный, почти неосязаемый.
На вершине стены удивленно вскрикнула Лужа. Аура меча прошла мимо нее, зацепив юбку, но, не оставив на мягкой ткани никакого следа, упала на пожухлую растительность. Под всеобщим вниманием увядшие стебли вновь обрели зеленый цвет. Травинки медленно поднялись, и все присутствующие увидели, как распустился маленький желтый цветок.
Хань Юань и Лужа с удивлением уставились на цветок. Хань Юань спросил:
— Старший брат, что это за техника? Я впервые вижу ауру меча, заставляющую цветы расцвести!
Янь Чжэнмин стал гораздо более зрелым, но, оставаясь лицом к лицу с собственными братьями, он все еще не мог избавиться от своей привычки хвастаться. Услышав эти слова, он сверкнул глазами. Повинуясь прихоти, он протянул руку, и увядшая трава мгновенно разрослась кустом диких роз, растянувшись и образовав раму, заполненную разноцветными цветами различных размеров. Распространившись по стене, они приняли форму красного абрикосового дерева.
Янь Чжэнмин удовлетворенно закатал рукава и загадочно улыбнулся:
— Это техника из пятого стиля, «Возвращение к истине». Она называется «Весна на засохшем дереве».
Ли Юнь увидел, что он вновь собрался покрасоваться3, и беспомощно потер лоб. Лужа и Хань Юань, как самые младшие, слишком хорошо знали эту ситуацию, потому они сразу же разразились аплодисментами.
3 «Покрасоваться» здесь используется фраза 開屏 (kāipíng) – распустить хвост (о павлине).
Чэн Цянь был единственным, кто отказался как-либо похвалить главу клана. Бросив беглый взгляд, он безжалостно прокомментировал:
— О, так это и есть та техника. Неудивительно, что раньше ты вел себя так странно – не нападал, не защищался. Мне было интересно, для чего нужен этот прием. Так он, оказывается, для того, чтобы после боя расцвели цветы!
— Какую чепуху ты несешь, — Янь Чжэнмин все еще пребывал в прежней атмосфере, поэтому его тон, казалось, был намного мягче, чем обычно. Он указал на Чэн Цяня и произнес:
— Расчеши мне волосы.
Схватив Лужу за одежду, Ли Юнь стащил ее со стены и сказал:
— Если ты успеешь десять раз прочитать священные писания «О ясности и тишине» до захода солнца, я покажу тебе первые движения фехтования нашего клана.
Услышав это, Лужа пришла в крайнее возбуждение. Первые движения все еще были частью искусства владения мечом! Она тут же побежала за своей книгой.
Вот только ее братья знали, что за чушь эти «первые движения». Поэтому, едва сдерживая смех, юноши задавались вопросом, будет ли их маленькая сестричка плакать от гнева, когда узнает, что это всего лишь возглас: «Живи, чтобы превзойти бессмертных».
Хань Юань уселся у входа во двор и приступил к своей ежедневной работе по созданию тридцати деревянных амулетов. Ли Юнь взял книгу, намереваясь сделать записи и зарисовки. Чэн Цянь дергал... Нет, расчесывал волосы главы клана. Сам глава клана страдал от последствий своего неверного решения. Его скальп почти онемел от усилий этого неуклюжего сопляка.
Последние лучи заходящего солнца окутали холмы острова Лазурного Дракона. Веки Янь Чжэнмина опустились, и он подумал, что, если в будущем их дни на горе Фуяо будут такими же радостными, вечное повторение каждого из них определенно будет считаться «превосходством бессмертных».
Янь Чжэнмин вдруг заскучал по горе Фуяо. Если все пойдет по плану, он не хотел, чтобы их клан становился слишком известным. Не было никакой необходимости быть похожим на остров Лазурного Дракона, ежедневно заполненный таким количеством людей. Пока они могли оберегать плоды тяжелых трудов своих предков, а люди не смотрели на них свысока, когда они проходили мимо, этого было вполне достаточно.
В будущем, когда его братья подрастут, они тоже смогут взять себе учеников. Он мог бы превратить Тайный зал учителя в место, где они слушали бы лекции и получали наказания за проступки. Если кто-то из учеников причинит кому-либо вред, он сможет послать непоколебимую медную монетку разобраться с ними.
Когда Янь Чжэнмин подумал об этом, он сказал вслух:
— В будущем, когда мы вернемся на гору Фуяо, когда возьмем собственных учеников… Мы тоже могли бы раз в год проводить большое соревнование. Тот, чей ученик проиграет, должен будет мыть посуду вместе со своими воспитанниками... ой, медная монетка! Ты пытаешься сделать меня лысым?
Чэн Цянь держал во рту деревянную щетку, потому его слова прозвучали неразборчиво:
— Ты уже давно должен был облысеть.
Хань Юань ткнул пальцем в амулет, который не смог вырезать из-за того, что отвлекся, и небрежно спросил:
— Эй, младший брат, ты готов к завтрашнему первому раунду? Как ты думаешь, сколько времени тебе потребуется, чтобы победить?
Прежде чем Чэн Цянь успел ответить, его удивленно перебил Янь Чжэнмин.
— Что, первый раунд уже завтра? Медная монетка, почему ты не сказал об этом раньше? Зайди ко мне позже и выбери хороший меч. Столь грандиозное соревнование – это не то же самое, что обычные бои. Что бы там ни было, ты не можешь подняться туда с деревянным мечом, слышишь?
Чэн Цянь издал в ответ неопределенный звук. Все еще держа в руке прядь чужих волос, он бесцеремонно спросил:
— Как ты думаешь, должен ли я сражаться до конца и победить?
Брови Янь Чжэнмина взлетели вверх. Казалось, Чэн Цянь стал еще безрассуднее. Эти слова натолкнули его на мысль о том, что его младший брат совершенно не признавал грозных мастеров Поднебесной, поэтому Янь Чжэнмин не мог не напомнить ему о своем месте.
— Если я скажу «да», ты действительно сможешь стереть с лица земли весь лекционный зал и встать на вершине острова Лазурного Дракона?
Чэн Цянь улыбнулся.
— Возможно, я и не смогу победить, но, если ты чувствуешь, что тебе это необходимо, я не пожалею сил и все для этого сделаю.
Чэн Цянь редко говорил «не пожалею сил», потому, произнесенные вслух, эти слова весили гораздо больше. Чэн Цянь был не из тех, кто давал пустые обещания. И если он сказал, что «не пожалеет сил», то действительно боролся бы до последнего вздоха.
Какое-то мгновение Янь Чжэнмин не мог описать свои собственные эмоции. Он вздохнул про себя, чувствуя, что никакая привязанность к Чэн Цяню не будет чрезмерной. Он тут же простил ему даже боль от того, что Чэн Цянь выдергивал у него пряди волос.
Янь Чжэнмин тихо произнес:
— Сяо Цянь…
— Я закончил.
Ли Юнь поднял глаза, чтобы взглянуть на результат, и тут же поперхнулся собственной слюной, закашлявшись, пока не начал задыхаться, словно готовясь вот-вот умереть. Хань Юань уже давно закрыл глаза, не в силах наблюдать это зрелище.
Лужа вернулась обратно, неся в руках свои священные писания, и была встречена новым образом главы клана. Она мгновенно оцепенела, открыв рот, и с благоговением уставилась на него. По обеим сторонам головы старшего брата Чэн Цянь прикрепил цветы. Казалось, будто на макушке у юноши распустился прекрасный разноцветный сад. Если бы он переоделся в лиловые юбки, старший брат мог бы немедленно отправиться за свахой!
Через мгновение во дворе послышался гневный вопль:
— Чэн! Цянь!
Этот маленький ублюдок не заслуживал никакой любви! Что толку было его растить?
Чэн Цянь быстро пересек двор и направился прямиком в свою комнату, собираясь захлопнуть дверь перед носом своего старшего брата. Но именно в этот момент грохот колоколов и барабанов всколыхнули сумерки острова Лазурного Дракона.
Колокол непрестанно звенел, а барабан звучал так отрывисто, что казалось, будто каждый его удар был биением их сердец.
Улыбка на лице Чэн Цяня застыла, полузакрытая дверь застряла на полпути.
— Что случилось?
Ли Юнь поднялся на ноги, его лицо стало серьезным. Он нахмурился.
— Если я правильно помню, колокола – это предупреждение, а барабаны – призыв для учеников острова собраться и отогнать врагов. Кто-то мог осмелиться вторгнуться на остров Лазурного Дракона?
— Лужа, иди сюда, не убегай! — крикнул Янь Чжэнмин девочке, уже собравшейся выглянуть за ворота. — Я пошлю кого-нибудь поспрашивать снаружи. Чжэши…
Прежде чем он успел договорить, дверь во двор с силой распахнулась. Чжэши, тяжело дыша, шел вслед за кем-то.
— Подожди! Чжэньжэнь, ты...
Все присутствующие во дворе одновременно повернулись ко входу. Там, с бесстрастным лицом, стояла Тан Ваньцю.
Без всяких предисловий Тан Ваньцю сказала:
— Идемте со мной.
Янь Чжэнмин вышел вперед и спросил:
— Чжэньжэнь, что случилось на острове? Куда вы нас ведете?
У Тан Ваньцю никогда не хватало терпения объяснять, поэтому она повернулась и молча подхватила Лужу. Она подняла ее, как маленький сверток, и быстро зашагала вперед.
— Не мешкайте!
Ни у кого в клане Фуяо не осталось выбора, кроме как пойти за ней.
Чэн Цянь уже собрался уходить, но вдруг что-то вспомнил и обернулся, махнув рукой. Замок на ящике в углу мгновенно открылся. Шуанжэнь вылетел прямо из дома и упал в его ладонь.
Легендарный жестокий меч "Шуанжэнь"
Весь остров Лазурного Дракона был освещен фонарями. Ночные патрули, которые должны были увеличить из-за грандиозного соревнования, исчезли бог знает куда. Так что бродячие заклинатели, превратившиеся в кучку мух без вожака, повсюду устраивали переполох. В воздухе гудели сплетни и распространялись всевозможные слухи. Кто-то говорил, что темные заклинатели пришли устроить сцену, кто-то говорил, что у владыки острова случилось отклонение Ци... Самым нелепым слухом было то, что под островом был запечатан настоящий великий лазурный дракон. Великий дракон каким-то образом сбежал и отправился на поиски пропитания, а кучки заклинателей ему хватит лишь на полуночный перекус.
Тан Ваньцю постоянно держалась на расстоянии трех чжан от группы Янь Чжэнмина и, казалось, намеренно ждала их. Юноша видел это, поэтому не перечил. Но Лужа, которую она держала в руках, как сверток, представляла собой жалкое зрелище. Она была одновременно напугана и страдала от головокружения потому, что ее перевернули вверх ногами, так что девочка не могла сдержать слез. К счастью, Ли Юнь заранее дал ей пилюлю, чтобы подавить в ней кровь чудовища. Если бы ей разрешили плакать без остановки всю дорогу, остров Лазурного Дракона настигло бы землетрясение. Это совершенно точно истолковали бы как какое-то злонамеренное, причудливое явление.
Тан Ваньцю провела их мимо горного склона лекционного зала прямиком в лес. Вскоре она остановилась перед группой каменных табличек.
Это место называлось «Лес скрижалей». Каменные таблички воздвигли в память о грозных владыках острова Лазурного Дракона, которые либо вознеслись, либо погибли. Это было что-то вроде зала предков у простых людей. Чэн Цянь и другие слышали об этом месте, но, так как они были лишь приглашенными заклинателями, а не учениками острова Лазурного Дракона, они не могли прийти сюда без причины и без сопровождения.
Тан Ваньцю опустила руку и оттолкнула девочку в сторону. После того, как она проплакала всю дорогу, в сердце Лужи остались лишь страх и гнев. Как только Лужа вновь обрела свободу, она нацелилась на руку Тан Ваньцю и оскалилась, собираясь укусить женщину.
Но прежде чем зубы Лужи успели сомкнуться на чужой конечности, Тан Ваньцю внезапно посмотрела на нее сверху вниз. В этот момент глаза редко проявляющей эмоции Тан чжэньжэнь, покраснели. Казалось, она не желала показывать что-либо перед ребенком, потому стиснула зубы и с силой нахмурилась. Это не было похоже на то, как если бы она насильно подавляла свою боль. Вместо этого она производила впечатление божества-хранителя1 со свирепыми глазами.
1 «Божество-хранитель» здесь используется слово «金金». Оно относится к воину-помощнику Будды и может также относиться к «ваджре», мифическому оружию.
Встретившись с ней взглядом на мгновение, Лужа не испугалась, вместо этого она, казалось, что-то почувствовала. Девочка молча прикрыла рот, сделавшись похожей на маленького зверька, и обеспокоенный старший брат потащил ее обратно.
Повернувшись к ним спиной, Тан Ваньцю сухо произнесла:
— По приказу Владыки острова, я отошлю вас отсюда сегодня же ночью.
Янь Чжэнмин удивился:
— Старшая, что же все-таки произошло? Пусть мы, младшие, не очень полезны, но ведь мы все равно провели так много лет под благословением владыки. Если есть что-то, что мы можем сделать, чтобы помочь…
Услышав слово «благословение», Тан Ваньцю, казалось, была тронута, правда, совсем чуть-чуть. Она снова повернулась к нему и сказала ровным голосом.
— Глава клана Янь, тебе достаточно лишь сохранить эту милость в своем сердце. Но сейчас, прежде всего, защити свою собственную жизнь!
После этого она указала на землю и воскликнула:
— Откройся!
Почва леса скрижалей содрогнулась. В земле образовалась щель площадью в два квадрата чи. Внутри щели, сквозь непроглядную тьму, смутно угадывались каменные ступени. Это был потайной ход.
Тан Ваньцю создала печать. На кончиках ее пальцев заплясали искры. Рассеявшись от щелчка, искры мгновенно метнулись к развешенным вдоль стен факелам, зажигая огонь и освещая проход. Тан Ваньцю первой спустилась вниз и сказала им:
— Не мешкайте!
Янь Чжэнмин обменялся с Ли Юнем быстрыми взглядами. Ли Юнь нахмурился и тихо сказал:
— Старший брат, иди за ней.
С тех пор как владыка острова появился на открытии грандиозного соревнования, Янь Чжэнмин смутно чувствовал, что что-то не так. Но он не владел никакой информацией о происходящем, и в данный момент оказался совершенно невежественен. Теперь же он нес Лужу, вытиравшую сопли рукавом, так что у него даже не было сил смутиться.
Янь Чжэнмин передал Лужу последовавшим за ним младшим адептам, и не смог удержаться, чтобы не оглянуться. Чэн Цянь находился в самом конце группы. Он с самого начала пристально смотрел в направлении лекционного зала. Словно почувствовав на себе внимательный взгляд Янь Чжэнмина, Чэн Цянь резко обернулся и кивнул ему. Казалось, что даже если небеса рухнут и земля расколется, он был готов к этому.
Но Янь Чжэнмин знал, что на самом деле он не был готов, ему просто было все равно. Юноша не мог удержаться от смеха. Наконец, отсмеявшись, он вдруг почувствовал себя немного спокойнее. Янь Чжэнмин крепко сжал меч и вошел в коридор вслед за Тан Ваньцю.
В коридоре было не так уж много свободного места. Тан Ваньцю, идущей впереди, путешествие не доставляло никакого дискомфорта, а вот Янь Чжэнмину приходилось все время держать голову опущенной. Настенные факелы с обеих сторон были усилены заклинаниями, поэтому пламя оставалось неподвижным, когда люди проходили мимо. По дороге никто не произнес ни слова, и от этого атмосфера казалась крайне напряженной. Под землей было легко заблудиться. Пока они кружили вокруг, Чэн Цянь мысленно следил за расстоянием. Как раз в тот момент, когда он почувствовал, что они собираются покинуть остров Лазурного Дракона, перед ними появился еще один лестничный пролет.
Каменные ступени продолжал подниматься и опускаться, пространство стало настолько тесным, что даже Лужа вынуждена была слегка наклониться. Остальные же выбирались наружу почти ползком. Группе заклинателей пришлось отбросить всякое достоинство, пока они протискивались через проход.
Ли Юнь не смог удержаться и наконец заговорил.
— Интересно, куда она нас ведет…
Янь Чжэнмин покачал головой. Он с некоторым трудом оглянулся назад и сказал:
— Чжэши, позаботься о нашей сестре.
Услышав эту реплику, Хань Юань, идущий позади него, тоже кое-что вспомнил.
Он торопливо похлопал себя по одежде и достал цепочку с подвесками. Это были иглы поиска души, найденные им несколько лет назад на небесном рынке. Кончики игл были отравлены, поэтому их поместили в маленькие и изящные деревянные футляры, а через ушко каждой была продета соломенная веревочка. На первый взгляд их вид казался неповторимым. Такое оружие может быть только у нищих, что бродили по улицам.
Хань Юань, впервые купивший это оружие, думал, что, поскольку на этом острове так много людей смотрят на них сверху вниз, иглы быстро исчезнут. Но у него всегда был Чэн Цянь, защищавший его, так что три из них до сих пор оставались нетронутыми.
Хань Юань повесил веревочку с иглами на шею Лужи и сказал:
— Если кто-то попытается причинить тебе вред, сними деревянный наконечник и проткни их этим.
За разговорами они достигли конца лестницы. Тан Ваньцю ударила по камню, разбив плиту толщиной в два чи на куски. Эта старшая напоминала фейерверк, что беззаботно носился вокруг. Янь Чжэнмин почти потерял терпение, потому просто молча последовал за ней.
Но стоило ему поднять голову, как он тут же почувствовал порыв морского ветра, дующего ему в лицо. Присмотревшись внимательнее, он понял, что это место было тайным портом. Здесь была одна единственная лодка. При детальном рассмотрении, можно было заметить, что лодка не так уж и примечательна. Казалось, она могла бы слиться с ночными тенями. Если бы не тот факт, что она находилась у них прямо перед глазами, они, возможно, так ничего бы и не заметили.
— Давай, — сказал Тан Ваньцю. — Там нет лодочника, но твой клан всегда была хорош в заклинаниях. Лодкой можно управлять, разберетесь. Если бы вы все могли летать на мечах, это не было бы так хлопотно.
Тан Ваньцю всегда производила впечатление человека: «Небеса великие, а я — вторая после них». Когда эти слова слетели с ее губ, они, казалось бы, должны были стать насмешкой над их низким уровнем самосовершенствования, но, как ни странно, на этот раз она не имела в виду ничего подобного.
Она повернулась, чтобы посмотреть на черное как смоль небо и еще более темное море, и сказала тихим, едва различимым голосом:
— Совсем скоро… Времени почти не осталось…
На краткий миг ей показалось, что все ее существо утонуло в ночи. Ее юбка иволосы слегка колыхались на морском ветру, создавая вокруг нее едва уловимую иллюзию хрупкости.
Долгое время спустя Тан Ваньцю, наконец, сказала:
— В тот день я действительно видела Хань Мучуня, но не осмелилась позвать его. Я была... немного неотесанной, поэтому не смогла сразу понять, хочет ли он быть узнанным.
Но она всегда была неуклюжей по отношению к людям. Прежде чем она успела принять решение, человек исчез.
Янь Чжэнмин на мгновение остолбенел и, наконец, понял, что она имела в виду великую битву с демоническим заклинателем, разразившуюся в Восточном море пять лет назад.
— Ты... Немного похож на своего учителя в молодости.
Говоря это, она слегка наклонила голову и заправила прядь своих длинных волос за ухо. Этот жест многие девушки использовали бессознательно, но, когда его использовала она, казалось, будто за ним скрывается какое-то шокирующее прошлое.
Произнеся эти слова самым мягким тоном, которым она когда-либо в своей жизни говорила, она сразу же снова стала той Тан Ваньцю, к которой они успели привыкнуть. Она сказала Янь Чжэнмину:
— Покинув это место, не возвращайтесь на гору Фуяо. Тренируйтесь среди простых людей или найдите хорошее место, чтобы продолжать заниматься самосовершенствованием. Никогда никому не говорите, что вы из клана Фуяо.
Янь Чжэнмин с любопытством осведомился:
— Старшая, разве клан Фуяо уже давным-давно не считается незначительным? Даже если мы расскажем об этом другим, кто узнает?
— Незнающие люди, естественно, не поймут, о чем идет речь. Но те, кто должен быть в курсе, и даже те, кто не должен быть в курсе — будут знать. Не мешкайте, садитесь в лодку и уплывайте…
Прежде чем она успела договорить, столб света внезапно устремился к небесам. На мгновение весь остров озарился белым сиянием, столь ярким, что они даже не могли открыть глаза.
Тан Ваньцю прищурилась, на ее лице появилось выражение беспокойства.
Именно тогда Чэн Цянь, стоявший позади всех, внезапно выпрямился и медленно поднял Шуанжэнь:
— Кто здесь?
В воздухе послышались свистящие звуки. Группа людей в масках, подобно стае воронов, спустилась вниз один за другим. В мгновение ока они окружили беглецов.
Их предводитель выступил вперед. Его лицо скрывала черная вуаль:
— Остров Лазурного Дракона объявил военное положение. Отныне лодкам запрещено покидать его пределы!
Тан Ваньцю схватила Чэн Цяня за плечо и с силой оттолкнула его в сторону, прежде чем поднялась сама.
— Я никогда не слышала, чтобы владыка острова говорил что-нибудь о введении военного положения. Что ты задумал?
Человек в маске холодно рассмеялся низким голосом и сложил руки, приветствуя Тан Ваньцю:
— Чжэньжэнь, не нужно терять самообладание. Даже если бы вы сели в лодку, никто из вас не смог бы уйти.
Закончив говорить, он поднял голову, будто намекая на что-то. Ночное небо освещали бесчисленные пятна света. С такого расстояния они казались светлячками.
Лужа вновь собралась плакать, но Чжэши закрыл ей рот рукой.
— Старший брат, что это такое? — тихо спросил Ли Юнь.
Янь Чжэнмин внимательно огляделся вокруг и отвел взгляд, ответив:
— Это свечение Ци, оно исходит от летающих мечей.
Ли Юнь запаниковал.
— Что? Их так много? За кем они пришли? Они ведь не могут целиться в нас, верно?
Ли Юнь был из тех людей, что отличались спокойствием и собранностью в обычной ситуации, но в критические моменты теряли рассудок.
В тот момент, когда он произнес эти слова, Янь Чжэнмин понял, о чем он думал. Верно, все они были лишь незначительными учениками незначительного клана. Они никогда не уходили с горы и оставались на острове Лазурного Дракона с тех пор, как покинули Фуяо. Самое выдающееся, что они когда-либо делали — это дрались с какими-то бродячими заклинателями. Судя по тому, какие внушительные силы собрала другая сторона, они, скорее всего, пришли за Тан Ваньцю. У нее была особая способность оскорблять всех и каждого в Поднебесной, так что это вполне могло бы стать той самой катастрофой, в которую она оказалась втянута.
— Старший брат, если они здесь не ради нас, то…
Янь Чжэнмин поймал Ли Юня за локоть и покачал головой. Он не думал, что все решится так просто. Остров пребывал в смятении, так почему же Тан Ваньцю не помогала там, а была здесь, чтобы тайно отослать их?
Он остро почувствовал что-то в предупреждении Тан Ваньцю: «Никогда не упоминайте, что вы из клана Фуяо».
Вдруг, после долгого молчания, заговорил Чэн Цянь. Без малейшего сомнения он сказал:
— Этот человек — Чжоу Ханьчжэн.
Янь Чжэнмин был ошеломлен.
— Что? А ты откуда знаешь?
Чэн Цянь бесстрастно посмотрел в глаза предводителю людей в масках и с легкостью ответил:
— Я смогу узнать его, даже если он обратится в прах.
Янь Чжэнмин, как истинная жертва Чжоу Ханьчжэна, возможно, уже и не помнил его. Он всегда был таким. Янь Чжэнмин мог ссориться с другими, мог сердиться на людей, но никогда не держал зла. Несмотря на то, что он не мог забыть унижение, которое пережил, когда его сбросили с платформы, это не оставило в его сердце глубокой обиды. В любом случае, даже если бы Чжоу Ханьчжэн вновь захотел сбросить его вниз, сейчас сделать это было бы уже не так просто. Будь у него лишние силы, он, вероятнее всего, потратил бы их на то, чтобы вспомнить свое счастливое детство на горе Фуяо.
Но Чэн Цянь был уже не тот. Каждый раз, когда он не мог продолжать упражняться с мечом, или, когда он чувствовал, что не может вынести испытание, через которое проходил, юноша думал о братьях Чжан и Чжоу Ханьчжэне. По мере того как быстро рос уровень его совершенствования, люди вроде Чжан Дасэня постепенно выпадал из его поля зрения, так что теперь все мстительные чувства были обращены только к Чжоу Ханьчжэну.
Быстро оглядевшись, Чэн Цянь шагнул вперед и слегка повысил голос, чтобы Тан Ваньцю его услышала:
— Тан чжэньжэнь, этот младший чрезвычайно благодарен за внимание, которое владыка острова оказывал нам все эти годы, но есть одна вещь, которую я никак не могу понять. Почему он позволил кому-то сомнительного происхождения войти в лекционный зал?
Тан Ваньцю сперва ошеломили его слова, но она тут же повернулась к нему лицом:
— Что ты сказал?
Услышав это, предводитель людей в масках посмотрел на Чэн Цяня... и Шуанжэнь в его руке.
— Как и следовало ожидать, именно тебя почувствовала птица живых. Для сопляка ты оказался достаточно изобретателен, чтобы суметь спрятаться.
Раньше он стремился нарочно изменить свой голос, но теперь показал настоящий. Как бы плох ни был слух Тан Ваньцю, на этот раз она его узнала. Недоверие сразу же отразилось на ее лице.
— Чжоу Ханьчжэн?
Человек в маске понял, что больше не сможет притворяться, и попросту снял вуаль с лица с бесстрашием человека, имеющего сильную поддержку. Явив всем присутствующим профиль ученого, который трижды подумает, прежде чем действовать, он улыбнулся.
— Тан даою2, раз уж ты спрашиваешь, почему бы нам не вернуться, чтобы встретить наших гостей вместе с владыкой острова?
2 Даою 道友 (dàoyǒu). Обычно используется для обращения к коллеге-заклинателю.
Тан Ваньцю распахнула глаза от удивления, а затем взорвалась от ярости
— Твои долги перед владыкой острова, тяжелы, как гора, но ты осмелился вступить в союз с чужаками?
Чжоу Ханьчжэн самодовольно вздохнул.
— Слова Тан чжэньжэнь не совсем верны. Во-первых, я не являюсь частью острова Лазурного Дракона, я никогда ни с кем не вступал в союз и стал защитником только потому, что владыка высоко оценил меня. О? Что, я что-то не так запомнил? Разве Тан чжэньжэнь не явилась с горы Мулань и также не принадлежит к острову Лазурного Дракона?
Конечно, Тан Ваньцю не стала бы слушать его глупости. Не говоря больше ни слова, она взмахнула тяжелым мечом и одним движением подняла у себя за спиной стремительный и яростный ветер. Она, казалось, совсем не боялась парящих в небе заклинателей и выглядела так, словно собиралась размозжить Чжоу Ханьчжэну голову.
Чжоу Ханьчжэн легко подпрыгнул в воздух. Мужчина взмахнул веером, вокруг замерцали искры и молнии. Стоило им столкнуться с аурой меча Тан Ваньцю, раздался громкий, гулкий звук, и обе стороны слились друг с другом. Часть земли опалило яростным огнем.
У Чжоу Ханьчжэна было кроткое лицо, но в его сердце не было ни капли жалости. Янь Чжэнмин почувствовал беспокойство. Хотя он только наблюдал, но быстро понял, что его предыдущая мысль о том, что «Чжоу Ханьчжэн не сможет так легко сбросить его с платформы», была слишком самонадеянной. Чжоу Ханьчжэн не только не был слаб, но и был очень бесстыден. У него, похоже, не было никакого намерения сражаться с Тан Ваньцю один на один, поэтому, взмахнув веером, Чжоу Ханьчжэн приказал людям в масках:
— Схватите ее!
Тан Ваньцю взревела:
— Я бы посмотрела, как это у тебя получится!
Люди в масках, похожие на воронов, один за другим спустились ниже, полностью заполняя маленькое пространство вокруг. Меч Янь Чжэнмина превратился в сгусток света, когда он поднялся на нем на умеренную высоту. С помощью печати он создал несколько фигур, как две капли воды похожих на него. Эта отвлекающая техника, была чрезвычайно утомительна, но он планировал самостоятельно уничтожить всех этих людей в воздухе.
Чэн Цянь почти решился опробовать на этом Чжоу свой Шуанжэнь, но, оглянувшись на бледного Ли Юня и всех остальных, он заставил себя успокоиться. Он оставался неподвижным рядом с Чжэши, державшим Лужу.
Двое мужчин в масках осторожно приземлились и подошли к группе Чэн Цяня с другой стороны. Они явно были невысокого мнения о Чэн Цяне, простом подростке. Выставив перед собой мечи, они бросились вперед, по всей видимости, намереваясь заставить детей замолчать.
Но Чэн Цянь не отступил и вместо этого двинулся им навстречу. Не говоря ни слова приветствия, он ответил на их атаки движением «Вздымающиеся волны бьются о берег».
В этот момент Чэн Цянь, наконец, осознал разницу между своим потрепанным деревянным мечом и этим знаменитым клинком, забравшим бесчисленное количество жизней. Один маленький взмах Шуанжэня — и неописуемый холод охватил весь порт. В тот момент, когда клинки столкнулись друг с другом, Чэн Цянь услышал крики ярости и мести, оглушившие его. На лезвии образовался слой инея, и он с легкостью перерубил мечи обоих нападавших. Сердце Чэн Цяня безжалостно билось о ребра, давая ему ложное представление о том, что его тело вот-вот взорвется.
Да, в записке говорилось: «Его никогда нельзя использовать опрометчиво».
Сначала Чэн Цянь был ошеломлен, и его первой мыслью было выбросить меч. Но стоило ему проявить слабость, как появились другие люди в масках, и один из них даже протянул руку, намереваясь схватить Лужу. Чэн Цянь собрался с духом и подумал: «Что бы ни происходило, это случится. Нужно избавиться от этих людей, а не рассматривать их».
И вот, не останавливаясь и не меняя своей техники, он вновь повторил движение «Вздымающиеся волны бьются о берег». Двое мужчин в масках решили, что, поскольку Чэн Цянь еще не достиг слияния, его уровень развития должен быть ограничен, поэтому он не сможет справиться с двумя людьми в одиночку. Они понятия не имели, что его навыки владения мечом были отточены при помощи деревянного оружия. Древесина хрупка и может легко сломаться, ее способность сдерживать Ци невелика. Обладатель такого клинка вынужден не только контролировать свою силу, но и делать это очень точно. Намереваясь стереть с лица земли лекционный зал, Чэн Цянь осмелился объединить фехтование прилива, с его длинными шагами, и чрезвычайно динамичное, постоянно изменяющееся искусство владения деревянным мечом Фуяо. На пути совершенствования он уже давно достиг большего, чем даже те, кто освоил слияние и мог летать.
Более того, теперь у него в руках был знаменитый «Шуанжэнь».
Блеск меча был подобен пурпурной молнии и лазурному инею. Словно почувствовав смертоносные намерения своего владельца, аура клинка мгновенно увеличилась и покрыла три чи. Раздался звук рвущегося шелка — Чэн Цянь одним ударом перерезал горло двум мужчинам, заставив воздух окраситься красным. Капли, что упали на «меч несчастной смерти», замерзли, превратившись в кровавый иней.
Бай Яньли
Старейшины часто говорили: если оружие впитало слишком много крови, оно становилось смертоносным. Поскольку его использовали для свершения бесчисленных злодеяний, ненависть в нем неизбежно накапливалась.
В мире существовали тысячи видов оружия, каждое из которых было по-своему смертоносно. Но ни одно из них не удостоилось особой чести оставить в сердцах людей такое же неизгладимое впечатление, как это сделал «меч несчастной смерти».
В тот момент, когда Шуанжэнь коснулся крови, Чэн Цянь почти различил хриплые крики, исходящие от лезвия. Хотя он еще не достиг стадии слияния, его позвоночник онемел от боли. Вместе с огромной разницей в возможностях между легендарным мечом и деревянным мечом, отличалась и скорость, с которой они высасывали энергию. Когда Чэн Цянь овладел Шуанжэнем, он впервые в своей жизни испытал, каково это, когда силы человека не соответствуют его амбициям.
Люди в масках явно не ожидали, что какой-то сопляк доставит им столько беспокойства. Помедлив, они обменялись непонятными для посторонних знаками, и тут же окружили Чэн Цяня, игнорируя всех остальных.
Чэн Цянь медленно выдохнул, почувствовав себя так, будто его легкие наполнились льдом. Холод, исходивший от Шуанжэня, казалось, пронизывал все его тело, даже внутренности остыли.
Семь или восемь аур меча одновременно приблизились к нему. Чэн Цянь знал, что получить удар напрямую от них означало бы самолично попросить смерти, поэтому он двигался в промежутках между атаками, чтобы избежать прямого попадания. Ему стоило бы поблагодарить Чжан Дасэня, постоянно доставлявшего ему неприятности, за то, что он до сих пор тренировался в уклонении.
Избегая нападения, Чэн Цянь намеревался увести этих людей в масках подальше от Лужи и остальных. Но как раз в тот момент, когда ему показалось, что он все еще может идти, все его тело внезапно пошатнулось, как от сильного удара. Аура меча одного из нападавших врезалась в него, и кровь мгновенно залила все левое плечо юноши.
Но у Чэн Цяня не было ни времени, ни возможности сосредоточиться на боли. В голове у него стоял оглушительный звон — это был амулет, который он подарил Сюэцину. Только сейчас он ясно почувствовал, что Ци, вложенная в него, рассеялась. «Нити марионетки» был одним из семи великих амулетов, вырезанных при помощи ста восьми штрихов, как же Ци, заключенная внутри него, могла так легко исчезнуть? Сюэцин, должно быть, столкнулся со смертельной угрозой.
Тогда он... был ли он все еще жив?
Всего лишь младший адепт, что отправился в путь совсем один. В нем не было ничего ценного, он всегда отличался добротой и мягкостью характера. Какой человек захотел бы причинить ему вред?
Был ли это несчастный случай, или кто-то намеренно встал у него на пути?
Если это было намеренно, то, что насчет прошлого года, когда старший брат отправил Юй-эр доставить письмо домой? До сих пор от них не было никакого ответа, было ли письмо утеряно, или…
А еще... Что насчет горы Фуяо?
На мгновение Чэн Цянь не смог сдержать паники, несмотря на свое обычное спокойствие. Эти мысли пришли ему в голову в столь неподходящее время. Из-за «Нитей марионетки» и страха его зрение затуманилось, и он потерял равновесие. Прежде чем он успел сообразить, что к чему, к его горлу подступила кровь.
— Сяо Цянь!
Ли Юнь, казалось, окликнул его. Чэн Цянь резко вздрогнул и попытался увернуться от новых атак.
Вдруг, в ушах у него раздался металлический лязг, и спина Чэн Цяня покрылась холодным потом. Почти не думая об этом, он поднял глаза на своего старшего брата, парившего в воздухе. С первого же взгляда Чэн Цянь понял, что он тоже старался изо всех сил. При достаточном количестве даже муравьи могли бы убить слона. Более того, ни один из этих людей в масках ни в малейшей степени не был слаб. Янь Чжэнмин, вероятно, не так давно поднялся до слияния. Его умение так уверенно стоять на своем мече могло быть проявлением экстраординарных способностей, обусловленных обстоятельствами.
Люди в масках продолжали рубить его клонов. У Янь Чжэнмина были заняты руки, он не мог справиться сразу со столькими вещами. Каждый раз, когда один из клонов погибал, его лицо бледнело еще больше. А еще он должен был постоянно помнить о безопасности своего брата. Сейчас он очень хотел бы обрести тысячу глаз и конечностей1 или иметь три головы и шесть рук2.
1 «Обрести тысячу глаз и конечностей» здесь используется фраза 手手手 (shǒushǒushǒu). Это в основном относится к Сахасра-бхудже Сахасра-нетра Авалокитешваре, бодхисатве, который воплощает сострадание всех Будд.2 «Иметь три головы и шесть рук» здесь используется фраза "三頭六臂 (sāntóuliùbì) о трёх головах и о шести руках (обр. в знач.: сильный, дюжий, мастер на все руки). Первоначально эта фраза относится к изображению Будды, о котором говорили, что у него три головы и шесть рук (Вероятно, сейчас люди с большей вероятностью вспоминают Нэчжа, когда слышат эту фразу).
Чэн Цянь не посмел отвлекать его, поэтому он собрался с духом и проигнорировал металлический привкус крови во рту.
Это было ужасно. Лицо Чэн Цяня мгновенно стало пепельно-бледным, меч почти выпал из его руки. Шуанжэнь, казалось, тоже почувствовал его слабость, и начал быстро поворачиваться к нему.
Находясь в оцепенении, Чэн Цянь почему-то чувствовал себя так, будто он стоял у берега древнего бурного моря. Вода перед ним, казалось, пришла из пустынного и темного подземного мира, что лежит далеко на севере, холод пронизывал его до костей, тишина была такой осязаемой, почти оглушительной. Странная мстительная ярость внезапно поднялась в его груди. Почему оружие, которое должно было стать легендарным, было запятнано клеветой народа? Почему редкий гений с необычайным талантом должен был нести позор предков и преемников?
Внезапно позади него раздался детский голос.
— Плохие люди! Заколи плохих людей! Не трогайте моего третьего брата!
Что-то пролетело мимо уха Чэн Цяня. Издав резкий звук, игла поиска души устремилась к одному из людей в масках. Аура меча нападавшего практически разорвала одежду Чэн Цяня, но из-за иглы человек вынужден был убрать свое оружие, чтобы защититься. Каким-то образом Чэн Цянь остался невредим.
Чэн Цянь немедленно пришел в себя и с трудом перевел дыхание. Он понял, что его энергия почти иссякла, и Шуанжэнь обернулся против него. Самое ужасное, что он не мог просто выбросить этот меч, ведь люди в масках не знали пощады. Все больше и больше их выходило вперед, чтобы нанести удар.
Чэн Цянь даже не оглянулся, но, когда он потянулся назад, то безошибочно нашел голову Лужи.
— Ш-ш-ш, не плачь, — небрежно сказал он. — Все в порядке, прибереги свои иголки для поиска души.
Лодка не может выйти из порта, если выхода нет... Чэн Цянь поднял голову, чтобы посмотреть на Янь Чжэнмина, находящегося почти на пределе своих возможностей, и подумал: «Может, лучше будет позволить старшему брату взять малышку и прорваться через осаду на своем мече».
Для Янь Чжэнмина вынести Лужу было не так-то просто, но как насчет Хань Юаня и Ли Юня?
Прежде чем Чэн Цянь успел что-то придумать, он вдруг услышал удивленный возглас Ли Юня.
В конце концов, Янь Чжэнмин не смог одновременно продолжать летать и поддерживать так много клонов, его силы внезапно иссякли и он упал. Ли Юнь поспешно сложил печать, образуя над землей невидимую сеть. По крайней мере, глава их клана избежал приземления на лицо.
Янь Чжэнмин опустился на колени, слегка пошатываясь. На мгновение он почувствовал себя таким опустошённым, что у него даже не было сил встать.
Чэн Цянь был вынужден действовать. Используя плечо Хань Юаня как трамплин, он подпрыгнул вверх. Шуанжэнь очертил в темном небе яростную дугу. При помощи ледяной Ци этого легендарного смертоносного оружия он заставил людей в масках отступить. Чэн Цянь чувствовал себя так, словно все его конечности пронзили бесчисленные иголки, будто многочисленные заклинания истощили его сердце. Он знал, что это означало. Каналы меридиан в его теле были полностью опустошены.
Но теперь, даже в таком состоянии, мог ли он отступить?
Привкус железа заполнил рот Чэн Цяня, когда он вонзил Шуанжэнь в землю, не заботясь о том, что мог сломать знаменитый меч. Издав резкий звук, Шуанжэнь отправил его обратно в воздух. Чэн Цянь инстинктивно нанес еще один удар, но прежде чем он завершил свою технику, он уже не мог продолжать двигаться. Аура клинка, охранявшая его тело, рассеялась. Бесчисленное количество орудий давило на Шуанжэнь, пытаясь разорвать его в клочья.
Для остальных было уже слишком поздно спасать его.
И тут кто-то воскликнул:
— Наглец!
Волна огромной энергии хлынула вперед, мощная и в то же время нежная. Одним махом она с легкостью отбила атаки, направленные на Чэн Цяня, не причинив ему ни малейшего вреда.
Тело Чэн Цяня внезапно стало легким, и он упал. Янь Чжэнмин бросился вперед, чтобы поймать его.
Янь Чжэнмин понятия не имел, как он добрался до него вовремя. Когда клинки приблизились к Чэн Цяню, Янь Чжэнмин почувствовал, как его собственное сердце ухнуло вниз, готовое разорваться у него внутри.
Чэн Цянь на мгновение потерял сознание. К счастью, это продолжалось не слишком долго. Когда его взгляд, наконец, сфокусировался, он обнаружил, что люди в масках, заполонившие порт, оказались сметены, а в центре поля боя освободилось большое пространство. Кто-то кричал от боли, не в силах встать, другие попадали в море.
В то же время он понял, что его пальцы все еще крепко сжимали Шуанжэнь, не ослабляя хватку даже на грани смерти.
Чэн Цянь уже собирался вскарабкаться наверх, но чья-то рука тут же прижала его обратно, не оставив места для споров. Не поворачивая головы, юноша услышал, как бешено колотится сердце Янь Чжэнмина. Он стоял на коленях, его руки дрожали, пока он крепко держал Чэн Цянь. Только когда Чэн Цянь открыл глаза, Янь Чжэнмин облегченно вздохнул и тихо приказал:
— Не двигайся!
Тан Ваньцю лежала на боку. Вероятно, против Чжоу Ханьчжэна у нее не было никакого преимущества. Ее лицо казалось болезненным, похоже, она тоже могла быть ранена.
Но даже в этом случае, увидев их спасителя, она не выглядела ни в малейшей степени счастливой. Вместо этого она еще больше забеспокоилась.
— Владыка, — тихо поприветствовала Тан Ваньцю.
Чжоу Ханьчжэн бросил на нее холодный взгляд, намереваясь запомнить обиду сумасшедшей женщины, но когда он обернулся, его лицо снова приняло приятное выражение. Он словно играл на публику. Медленно развернув веер, он приветственно обхватил кулак свободной рукой и склонил голову в сторону владыки острова, стоявшего на гигантской скале:
— Приветствую владыку острова.
Мужчина даже не взглянул на него, повернувшись к Тан Ваньцю, он произнес:
— Ваньцю, приведи сюда детей. Похоже, я ошибся в своих расчетах.
Тан Ваньцю ничего не ответила. Она сделала знак Янь Чжэнмину следовать за ней и поднялась по каменным ступеням, высеченным за большой скалой.
Чэн Цянь стиснул зубы. Он собирался было опереться на своего старшего брата, чтобы встать, но Янь Чжэнмин снова прижал его к земле.
И тут он понял, что парит в воздухе. Его старший брат поднял его на руки.
Первоначально сбитый с толку разум Чэн Цяня мгновенно проснулся от потрясения. Как щенок, упавший с высоты, он в панике схватил Янь Чжэнмина за плечо, опасаясь, что его «нежный» брат уронит его. От падения он, вероятно, не умрет, но оставался вопрос, на что он приземлится.
Янь Чжэнмин чуть ли не до смерти перепугался из-за него. Все еще взволнованный, он строго сказал:
— Лежи спокойно.
Чэн Цянь замолчал и застыл, как камень, позволяя Янь Чжэнмину делать все, что ему заблагорассудится.
Суровое лицо владыки острова слегка смягчилось. Посмотрев на Янь Чжэнмина, он перевел взгляд на меч Чэн Цяня.
Зрачки владыки сузились. Какое-то мгновение он смотрел на кровавый иней, покрывший клинок, а затем отвернулся. Он обвел бесцельным взглядом окрестности, будто искал кого-то. Но кроме темноты небес и моря, а также смертоносных на вид неровных скал, возвышающихся среди них, он так ничего и не нашел.
Владыка острова опустил глаза и тихо вздохнул. Давящая аура грозного мастера рассеялась, и он вновь сделался похожим на мрачного ученого. Повернувшись, он сказал:
— Давайте вернемся.
Увидев эту картину, некоторые из людей в масках уже собирались броситься в погоню, но Чжоу Ханьчжэн поднял руку, останавливая их.
Со слабой улыбкой он смотрел на спину владыки острова. От слов, которые он произнес, веяло холодом и угрозой:
— Что за человек, по-вашему, Гу Яньсюэ и кто вы такие, чтобы идти против него? Вы смерти ищете, пытаясь его преследовать?
Тан Ваньцю еще не успела уйти далеко, когда услышала его слова. Она бросила на Чжоу Ханьчжэна острый взгляд и сказала:
— Владыка, зачем вы держите здесь этого мерзкого человека по имени Чжоу, лучше было бы поскорее убить его!
Владыка не обернулся и продолжил идти вперед. Услышав ее речи, он слегка усмехнулся, но его намерения так и остались неясны.
Среди заклинателей было не мало тех, кто мог и вовсе не знать ничего о нынешнем императоре или премьер-министре, но не нашлось бы среди них никого, кто не знал бы об острове Лазурного Дракона. Кланы высоко ценили своих людей. Многие из вчерашних бродяг, вышедших из лекционного зала, смогли стать настоящими заклинателями. Более того, уровень совершенствования владыки острова был чрезвычайно высок, его даже называли «Величайшим мастером Поднебесной».
Среди простых людей всегда были почитаемы пять основ: «Небо, земля, император, семья и учитель». Но заклинатели жили гораздо дольше смертных, семейные отношения для них не имели такой ценности, и слово «семья» было вычеркнуто. Они также отказывались подчиняться влиянию людских законов, так что для них не было никакого «императора», чтобы принимать его во внимание. Из пяти основ остались лишь «небо, земля и учитель». К своему учителю заклинатели относились теплее, чем к семье. Нетрудно было догадаться о весомости титула «Величайший мастер Поднебесной».
Пожелай они рассказать об этом другим, поверил бы кто-нибудь, что владыка острова Лазурного Дракона, лидер Четырех Святых, Гу Яньсюэ, мог бы выглядеть таким мрачным и уязвимым?
Среди Четырех Святых владыка острова Лазурного Дракона, возможно, и не отличатся самым высоким уровнем совершенствования, но все безмолвно признавали его своим лидером. Конечно, это было неспроста.
Группа поспешила в главный порт острова Лазурного Дракона, где разгорелась жестокая битва.
Оказалось, все ночные патрули и ученики собрались здесь, будучи втянутыми в конфликт с противоборствующей стороной.
Десятилетний Небесный рынок был великим событием в мире заклинателей. Мог ли какой-нибудь грозный мастер из какого-либо уважаемого клана, забыть о вежливости? Но непрошенные гости не проявляли никаких дружественных намерений. На море разыгрался шторм, бесчисленные корабли были едва различимы на темной глади вод. Свет, испускаемый мечами, мерцал в небе подобно звездам, волнами вздымаясь ввысь.
Стоило приглядеться внимательнее, чтобы понять — слух, распространенный бродячими заклинателями, оказался правдив: среди приближавшейся толпы виднелась фигура водяного дракона!
Будто бы место рядом с владыкой острова гарантировало безопасность, Ли Юнь, наконец, вырвался из объятий паники и вновь вернулся к своему знающему «Я». Он сказал:
— Это не Лазурный дракон. Лазурный дракон — древний небесный зверь, зачем ему появляться в царстве людей? Это всего лишь водяной дракон. Странно, но ведь эти создания водятся лишь в Западном дворце? Как он оказался в Восточном море?
— Наверное, его украл какой-нибудь темный заклинатель, — сказал Хань Юань.
Ли Юнь остановился на мгновение и собрал свою Ци в глазах, пристально глядя вдаль.
— Знамя Паньлун3, — удивленно произнес он, — там, на корабле, знамя Паньлун! Но с чего бы это Западный дворец…
3 蟠龙 (pánlóng) — орнамент в виде дракона, обившегося вокруг своей головы. Китайский уроборос.
Остров Лазурного Дракона и Западный дворец были частью десяти великих кланов. Западный дворец располагался в довольно уединенном месте, всегда подчеркивая тот факт, что они предпочитают совершенствоваться вдали от внешнего мира. Их никогда не интересовали дела за пределами их клана, и, похоже, не было никаких новостей о вражде, так для чего им понадобилось преодолевать такое большое расстояние до острова Лазурного Дракона, чтобы вызвать неприятности?
Прежде чем Ли Юнь успел договорить, владыка острова внезапно присвистнул. Казалось бы, непобедимый на море водяной дракон мгновенно рухнул в воду, поднимая огромные волны, опрокинувшие разом три корабля. Все вокруг внезапно стихло — даже свирепые прибои, казалось, успокоились.
Обе стороны конфликта невольно остановились, толпа расступилась, освобождая дорогу. Владыка острова выступил вперед и громко объявил:
— Мои добрые друзья из Западного дворца, вы пришли сюда глубокой ночью и вызвали такой переполох, теперь же мне интересно, какое у вас может быть дело?
Прозвучал рог, и плотно набитые людьми суда расступились. Из черной как смоль воды на поверхность вынырнул большой корабль. На носу корабля стоял старик с совершенно седыми волосами. Даже учитывая то, что старик имел крайне глупый вид, его пугающую ауру это нисколько не умаляло. Взгляд, которым он обвел толпу, был тверд.
— Гу Яньсюэ, прошло уже сто лет, но владыка острова Лазурного Дракона, как всегда, впечатляет.
Владыка слегка нахмурился и сложил руки в знак приветствия:
— Бай Цзи даою слишком любезен.
Янь Чжэнмин был довольно замкнутым главой клана. Когда он впервые прибыл на остров Лазурного Дракон, кроме изучения важных событий в записях, он совершенно не позаботился о других вещах. Услышав эти слова, он тихо спросил:
— Кто такой Бай Цзи?
Ли Юнь прошептал ему на ухо:
— Мастер Западного дворца. Говорят, ему почти тысяча лет. В прошлом, люди часто предполагали, что он будет первым человеком в Цзючжоу4, кто достигнет Дао и вознесется к бессмертию. Если он этого не сделает, его жизненные силы могут скоро иссякнуть.
4 «Цзючжоу» 九州 (jiǔzhōu) девять областей древнего Китая (первоначально миф. 9 островов, образовавшихся после Всемирного потопа)
Чэн Цянь восстановил дыхание и попытался оттолкнуть Янь Чжэнмина. Он остановился поодаль от других и с любопытством спросил:
— Второй брат, откуда ты так много знаешь?
— Заткнись, это не имеет к тебе никакого отношения. — Янь Чжэнмин тут же забыл о том, что хотел спросить, каким же грозным человеком был этот Бай Цзи. Он опустил голову, чтобы пощупать пульс Чэн Цяня и нахмурился, проверяя его раны.
Обмен приветствиями между двумя величайшими мастерами вызвал в толпе небывалый переполох. Некоторых бродячих заклинателей из лекционного зала заботило лишь нарастающее волнение, они были чрезвычайно смелы, забираясь на деревья и скалы поблизости, чтобы иметь возможность понаблюдать и обсудить происходящее между собой.
Владыка основа осведомился:
— Если Западный дворец решил послать сюда своих людей, почему вы не сообщили об этом ранее? Даже если наш остров — всего лишь бесплодная изолированная земля, неужели мы откажем гостям в вежливом приеме? Мастер дворца Бай, с какими намерениями вы явились сюда, да еще и вторглись в мои владения подобным образом?
Большой корабль в мгновение ока приблизился к берегам острова.
— Конечно, сегодня этот скромный человек пришел не просто так. Пять лет назад один из моих никчемных внуков отправился в путешествие. Услышав, что Небесный рынок вашего острова место весьма интересное, он прибыл сюда со своими товарищами, намереваясь присоединиться к веселью. После этого он отправил во дворец сообщение, что видел лекционный зал и хочет поучиться новому, потому притворился бродячим заклинателем. Но в течение последних нескольких лет мы больше не получали от него ни единой весточки. Мы все думали, что он был занят самосовершенствованием, но несколько дней назад лампа жизни моего внука внезапно погасла. Я прибегнул к поиску души, чтобы призвать его дух обратно, но так и не смог найти его, несмотря ни на что. И тут я понял, что он, он...
Стоило Бай Цзи заговорить об этом, как его тут же задушили рыдания, и он не мог больше продолжать.
Хань Юань нахмурился, прислушиваясь. В отличие от своего брата, совершенно не заботившегося о делах внешнего мира, он был как раз из тех, кто сует свой нос в чужие дела. Все слухи и новости на острове проходили мимо его ушей, и он никогда не слышал, что в лекционном зале кто-то погиб.
Владыка острова поднял ладонь, и вперед тут же вышел ученик, держа обеими руками книгу имен. Он спросил Бай Цзи:
— Могу я узнать, как на самом деле зовут вашего внука?
Бай Цзи с трудом подавил свою скорбь и сказал дрожащим голосом:
— Первая часть Янь, вторая часть Ли.
Владыка острова подбросил книгу имен в воздух, его губы едва заметно шевелились, что-то бормоча. Внушительный том был пролистан от начала до конца, без единой остановки, и наконец, упал корешком вверх.
Ученик сказал:
— Владыка острова, в лекционном зале никогда не регистрировали никого с именем Бай Яньли.
Неподалеку послышался чей-то голос:
— Может быть, он использовал псевдоним…
Тан Ваньцю, стоявшая в стороне и наблюдавшая за происходящим, ответила:
— Как дерзко. Вы думаете, остров Лазурного Дракона разрешил бы какой-то мелкой сошке войти в лекционный зал под псевдонимом? Ненастоящие имя и фамилия никогда не появились бы в книге имен!
Стоило ей открыть рот, как все вокруг почувствовали, будто сейчас произойдет что-то плохое. Как и следовало ожидать, услышав ее, Бай Цзи пришел в ярость. Его волосы встали дыбом от негодования, и он спросил:
— На что ты намекаешь?
С ним этого не случится
Тан Ваньцю никогда не принадлежала к тем богатым молодым леди, что никогда не выходили из своего дома. Еще до открытия лекционного зала, она провела много лет совсем одна во внешнем мире, и слышала все о неприглядных деяниях Бай Цзи. Клан этого старика специализировался на укрощении зверей. Вдобавок к огромным вьюнам1, которых они выращивали, на западе они прослыли местными тиранами. Этот непристойный старик взял себе в жены бесчисленное множество прекрасных заклинательниц и произвел на свет десятки сыновей и дочерей.
1 Вьюны (лат. Misgurnus) — род пресноводных рыб отряда карпообразных (Cypriniformes).
Но существовала поговорка: «Качество важнее количества». Среди многочисленных детей Бай Цзи ни один не добился успеха. Даже если они не гибли в результате несчастных случаев, то уровень их совершенствования все равно был недостаточно хорош. Они исчерпали всю свою жизненную силу, и никто из них не прожил так же долго, как их отец, к тому времени почти превратившийся в древнюю черепаху. За все эти годы он ни разу не попытался публично выступить в чью-либо поддержку.
А теперь он оплакивал своего внука так, будто все его печали были искренними!
Если он не мог положиться даже на собственные глаза, мог ли он положиться на глазницы?
Тан Ваньцю злилась по множеству причин. Она уже собиралась нелестно высказаться в адрес Бай Цзи, но владыка острова остановил ее взмахом руки.
— Эта девушка из моего клана все еще молода, ее слова могут показаться дерзкими, — заговорил Гу Яньсюэ. Манера его речи была изящной и вежливой. — Мастер, вы, как старший, пожалуйста, не обижайтесь на неё. На мой взгляд, поиски вашего внука сейчас должны быть у нас в приоритете. Все, кто в этот период входил в лекционный зал, должны были записать свои имена в книге, так что ваш внук действительно здесь не появлялся. Вполне возможно, сначала он и в правду был заинтригован, а позже решил, что наши методы совершенствования ему не подходят, потому и ушел. Но, поскольку он приходил сюда, кто-то должен был его видеть. Мастер Бай, если у вас есть портрет вашего внука, я могу послать учеников, чтобы они поспрашивали о нем на острове.
Услышав эти слова, Янь Чжэнмин не мог не восхититься великодушием владыки острова. Сам он не был хорошим главой, потому зачастую еще не мог должным образом решать возникающие проблемы. Это всегда заставляло его сожалеть о своих действиях уже после того, как все произошло. Сжимая запястье Чэн Цяня, Янь Чжэнмин прислушался к разговору и небрежно сказал:
— Если бы кто-то поднял тревогу на задворках нашей горы, я определенно не стал бы пытаться урезонить их и немедленно отослал бы прочь, не говоря уже о том, чтобы помогать им кого-либо искать.
Чэн Цянь, казалось, не заметил неодобрения в тоне Янь Чжэнмина и просто ответил:
— Они это заслужили.
Янь Чжэнмин впился в него взглядом. Они регулярно тренировали свои меридианы, поэтому каждый из них был немного знаком с пульсом другого. Теперь же Янь Чжэнмин чувствовал, что помимо внешних ран Чэн Цянь также получил и внутренние повреждения. Он был так зол, что безжалостно шлепнул Чэн Цяня по спине, рявкнув:
— Почему ты не следишь за своим дыханием, и где ты находишь столько сил, чтобы говорить глупости?
Чэн Цянь изумленно промолчал.
Где же совесть первого старшего брата? Ведь он произнес только три слова.
Но, прежде чем юноша успел возразить, поток тепла из руки Янь Чжэнмина, лежавшей на его спине, хлынул в него, распространяясь по конечностям и мягко циркулируя по всему телу. Чэн Цянь невольно опустил глаза. Он все еще был подростком, потому не хотел признавать, что забота его старшего брата была очень кстати.
— Надоел. — только и пробормотал он.
Несмотря на эти слова, Чэн Цянь, наконец, разжал пальцы, сжимавшие Шуанжэнь, сосредоточился на том, чтобы собраться с мыслями, и принялся молча читать священные писания «О ясности и тишине».
Говорят, никто не может ударить улыбающегося человека. Независимо от того, действительно ли Бай Цзи беспокоился за своего внука или у него были скрытые мотивы, он не мог открыто действовать против улыбающегося человека уровня владыки острова. Его решимость дала трещину, когда он с неохотой и деланной вежливостью произнес:
— Я также прошу у владыки острова прощения за мое пренебрежение. Все сыновья и дочери этого старика ушли, оставив после себя лишь неумелого внука, честное слово…
Владыка острова покачал головой, мрачно улыбнулся и великодушно сказал:
— Это естественное человеческое поведение. Пожалуйста, позвольте нам увидеть портрет вашего внука, чтобы ученики могли поспрашивать людей в округе. Мастер дворца Бай мог бы пока остаться на острове. Мы как раз собирались провести соревнование, чтобы проверить способности учеников, и, если мастер Бай захочет дать им несколько советов, это будет для них большой удачей.
Не было никакой необходимости напоминать о статусе Бай Цзи как почетного мастера Западного дворца. К этому моменту даже упрямый, беспокойный осел уступил бы словам владыки острова.
Бай Цзи опустил голову, быстро вращая глазами. Поскольку его невольно увлекли слова Гу Яньсюэ, он не мог не поддаться легкой панике. Мастер Бай имел тысячи золотых монет2. Причина, по которой он преодолел такое большое расстояние, чтобы добраться до Восточного моря, определенно была не в его внуке, чье имя он с трудом мог вспомнить.
2 Имеется ввиду, что он был «чрезвычайно почетным человеком».
Глаза Чэн Цяня были закрыты, пока он регулировал свое дыхание, но он слышал все от начала до конца. Чэн Цянь был из тех людей, что всегда рассматривали самые худшие варианты. На этот раз он все тщательно обдумал и пришел к выводу, что все это определенно не решится так легко. Если это так, то почему владыка пытался отослать их с острова в тот момент, когда на нем поднялся такой шум?
Что же знал владыка острова? И кем же был этот сомнительный Чжоу Ханьчжэн? Неужели все эти люди в масках служат ему? Почему владыка острова не нашел повода избавиться от этого Чжоу Ханьчжэна?
Кроме того, почему Тан Ваньцю предупредила их, чтобы они никогда не упоминали клан Фуяо?
И почему именно Сюэцин…
Как только Чэн Цянь подумал о Сюэцине, его сердце переполнилось горечью. Янь Чжэнмин, помогавший ему регулировать дыхание, сразу же заметил это. Увидев, как его лицо внезапно побледнело, а по вискам потек холодный пот, Янь Чжэнмин забеспокоился, что с его внутренними ранами что-то не так. Он сразу же потерял способность сохранять невозмутимое выражение и притянул Чэн Цяня к себе, осведомившись тихим голосом:
— Сяо Цянь, что случилось?
Даже испытывая боль, Чэн Цянь инстинктивно понимал, что сейчас не самое подходящее время говорить о делах их клана. Он с трудом проглотил свои слова и прошептал:
— Я скажу тебе, когда мы вернемся.
Поддавшись на уговоры владыки острова, Бай Цзи не смог найти другого выхода из создавшегося положения и указал на небо. Из кончиков его пальцев вылетело облачко белого дыма, и в воздухе появилась едва различимая фигура юноши. Лицо юноши расплывалось, глаза то и дело расширялись и сужались. Он не очень-то походил на человека. Было ясно, что Бай Цзи, вероятно, даже не мог вспомнить, как выглядел его «любимый внук».
Лицо Бай Цзи неприятно исказилось, когда он решительно произнес:
— Это мой внук. Если кто-нибудь из вас когда-либо видел его, пожалуйста, сообщите мне.
Гу Яньсюэ посмотрел на Тан Ваньцю. Тан Ваньцю с минуту изучала «портрет» и серьезно покачала головой.
Владыка острова ответил:
— Хорошо. Завтра мы покажем портрет Бай даою всем, кто окажется рядом с платформой. Будь то ученики или бродячие заклинатели из лекционного зала, если кто-то видел его, они, естественно, заговорят. Сейчас уже довольно поздно, мы хотели бы пригласить гостей удалиться на ночь.
Увидев, что атака Западного дворца провалилась, ученики поспешили убрать свое оружие.
Но события вдруг приняли странный оборот.
Внезапно, из толпы вырвалась человеческая фигура, бросившись прямо на Бай Цзи, но была тут же отброшена назад грозной аурой мастера. Отлетев на приличное расстояние, фигура врезалась спиной в большое дерево. Этот человек не носил белые одежды учеников острова Лазурного Дракона, так что он, скорее всего, был бродячим заклинателем. Уровеньсамосовершенствования этого бродяги также был не слишком высок, и удар сильно ранил его. Используя все четыре конечности, он пополз к Бай Цзи, оставляя на земле кровавые следы. Человек закричал:
— Мастер дворца, помогите! Мастер дворца Бай, я знаю этого молодого господина!
Стоило ему произнести эти слова, как все вздрогнули. Глядя на портрет, нарисованный Бай Цзи, даже собственная мать не смогла бы узнать того, кто на нем изображен, не говоря уже о совершенно постороннем человеке.
Бай Цзи использовал своего пропавшего внука лишь в качестве предлога, поэтому он также был шокирован этими словами. Он немедленно убрал свою давящую ауру и приказал личному помощнику поставить бродячего заклинателя на ноги. Он тоже шагнул вперед, изображая радостное удивление, и схватил бродягу за плечо:
— Ты… что ты сказал? Ты уже видел Яньли раньше?
Даже несмотря на то, что «под коленями мужчины лежит золото»3, под пристальным взглядом всех присутствующих, он рухнул на землю и заплакал:
3 男儿膝下有黄金 (nán'ér xīxià yǒu huángjīn) — досл. У мужчин золото под коленями. Китайская поговорка, говорящая о том, что настоящий мужчина никогда не преклоняет колен (особенно перед невзгодами).
— Бай-сюн4 убит, я определенно буду следующим!
4 兄 (Сюн) обычно означает «старший брат; старший родственник мужского пола того же поколения», но его можно использовать и как вежливую форму обращения между друзьями-мужчинами, что несколько похоже на 哥 (Гэ). Разница между использованием «Гэ» и «Сюн» заключается в том, что «Гэ» — это дружественный термин для обращения к старшим знакомым мужского пола, поэтому он специально используется для старших друзей, в то время как «Сюн» не касается разницы в возрасте.
Владыка острова нахмурился еще больше. Он подошел ближе и спросил:
— Как тебя зовут? Ты тоже заклинатель из лекционного зала? Не заставляй себя, я попрошу кого-нибудь сперва обработать твои раны.
Прежде чем владыка острова успел договорить, бродячего заклинателя пронзил такой страх, что казалось, его душа вот-вот покинет тело. Он поспешил заползти за спину Бай Цзи, повторяя как заведенный:
— Мастер дворца, помогите!
Весь его вид говорил о том, что он смотрел на владыку острова как на чрезвычайно опасного зверя.
Бай Цзи не понимал причин такого поведения, но он смутно чувствовал, что что-то не так, потому воспользовался этим и громко сказал:
— Что такое, говори громче!
Бродячий заклинатель дрожал так сильно, что едва мог стоять. Лишь после того, как он спрятался среди учеников Западного дворца, он, наконец, забормотал дрожащим голосом:
— Мы обнаружили, что кто-то на этом острове практикует Призрачный путь. Он нацелился на нас, заклинателей, не имеющих никакой поддержки. Бай-сюн сказал мне по секрету, что собирается провести расследование и затем доложить об этом владыке острова. Но в конце концов... его пожрала Поглощающая души лампа.
Без должного уровня развития и силы воли, как может обычная душа противостоять лампе? Кроме того, как только душа очистится, она потеряет способность к перерождению, и ее три бессмертные и семь смертных душ навсегда станут марионетками другого человека. Он больше не сможет войти в цикл перерождений и все, что ему останется, лишь ждать того дня, когда все вокруг обратится в прах.
Услышав это, Бай Цзи наконец почувствовал слабую родственную связь. Он был ошеломлен.
Среди потрясенной толпы Тан Ваньцю воскликнула раньше всех:
— Кто этот темный заклинатель, о котором ты говоришь?
Ее гулкий голос, казалось, мог расколоть скалы и потрясти небеса.
Заклинатель закричал и в испуге повалился на спину. Он несколько раз поскреб землю и сказал, путаясь в словах:
— Не убивайте меня, владыка острова, не убивайте меня... Мастер Бай, помогите мне!
В его воплях было столько скрытого смысла, что даже Тан Ваньцю это поняла.
— Ты хочешь сказать, что владыка острова — темный заклинатель, забирающий людские души? Это абсолютная чушь!
Но кроме нее, никто, похоже, не был так уверен. Прежде чем ученики смогли что-либо сделать, бродячие заклинатели словно обезумели. Разве демонические совершенствующиеся не выглядели жутко? Теперь, когда они задумались об этом, изможденный и мрачный вид владыки острова действительно подходил под это описание... Неудивительно, что он всегда находился в уединении!
Кроме того, перед самым открытием Небесного рынка, разве они не встретили великого темного заклинателя на пути через Восточное море?
Даже среди темных заклинателей те, кто практиковал управление призраками, встречались крайне редко. За тысячу восемьсот лет вы, возможно, никогда так и не встретите ни одного из них. Так как же могло случиться такое совпадение, что они столкнулись с кем-то подобным по пути на Небесный рынок?
С тех пор как он появился поблизости, этот великий демонический совершенствующийся мог познакомиться с кем-то из грозных мастеров острова. Он мог даже сам быть одним из них.
Тан Ваньцю была доведена до крайности, ее терпение лопнуло, и женщина воскликнула:
— Вы, кучка бездельников, кем вы себя возомнили? Даже если для продвижения по пути самосовершенствования владыке острова понадобятся души, будет ли он использовать такую мелочь, как вы? Не лучше ли ему тогда взять меня?
Стоило ей произнести эти слова, как шум в толпе мгновенно стих. Речи Тан Ваньцю имели смысл. Со способностями владыки острова, ему не было никакой нужды использовать кучку бродячих заклинателей, чей уровень развития был настолько низок, что его не хватало даже на то, чтобы войти в клан.
Тан Ваньцю плохо разбиралась в словах, но это вовсе не делало ее глупой. Она тут же продолжила:
— Сопляк, как ты смеешь говорить такое? Как твое имя? Кем ты себя возомнил, какие у тебя есть доказательства того, что на этом острове скрывается темный заклинатель? Лекционный зал открывается раз в десять дней, все наверняка уже успели познакомиться друг с другом. Если бы кто-то из вас внезапно исчез, неужели никто бы этого не заметил? Кто подослал тебя, чтобы оклеветать нашего владыку? Говори же!
Среди слушателей самые проницательные уже почуяли заговор.
У Чэн Цяня было плохое предчувствие, поэтому он немедленно отбросил все навязчивые мысли и использовал это время, чтобы выровнять дыхание. Не обращая никакого внимания на шум вокруг себя, он немедленно погрузился в медитацию. Янь Чжэнмину оставалось лишь молча стоять на страже, чтобы защитить его.
Пока Чэн Цянь не был ранен и не истекал кровью, Янь Чжэнмин смотрел на бледное, как нефрит, перепачканное лицо своего брата, и не мог избавиться от ощущения, что Чэн Цянь был сделан из стали.
— Со своим ничтожным уровнем самосовершенствования я лишь обычный муравей! Если бы у меня был выбор, осмелился бы я подставить владыку острова Лазурного Дракона? Разве мне не дорога собственная жизнь? Вы все великие мастера, вы легко можете назвать свой статус, у вас есть поддержка и люди будут возмущены, если кто-то из вас пропадет без вести. Но мы все лишь бродячие заклинатели, разве кому-нибудь есть до нас дело?
Тан Ваньцю выглядела так, словно ей хотелось схватить свой меч и вонзить его прямо в этот улей, но она лишь отмахнулась:
— Чушь. Это всего лишь одностороннее утверждение, у тебя есть какие-нибудь доказательства?
Бродячий заклинатель сказал:
— Конечно, я могу это доказать. Бай-сюн сказал, что однажды он видел рядом с местом уединения владыки острова первозданный дух, там и должна быть Поглощающая души лампа!
Толпа тут же взорвалась.
Такого рода вещи были просто неслыханными, подобные доказательства были бесполезны, даже заяви он об этом громче.
Независимо от того, существовала ли там Поглощающая души лампа или нет, владыка острова Лазурного Дракона никогда бы не позволил кому-либо обыскивать горное жилище, где он пребывал в уединении.
Он был лидером Четырех Святых, величайшим мастером Поднебесной!
Даже если Бай Цзи и был не в своем уме, он никогда бы не осмелился предложить подобное, разве это не абсурдно?
Неподалеку от них раздался голос:
— Этот парень говорит так много глупостей. Вы что же, пытаетесь спровоцировать восстание на острове Лазурного Дракона?
Все обернулись и увидели приближающегося Чжоу Ханьчжэна. «Вороны» в масках плелись за ним. Когда они летали на мечах, их силуэты невозможно было разглядеть, но теперь, когда они находились на земле, сделать это было намного легче. Вся эта компания выглядела грозно и внушительно, их фигуры и очертания лиц были похожи.
Наблюдая со стороны Янь Чжэнмин вдруг вспомнил, что тогда, в лекционном зале, Чжоу Ханьчжэн предлагал Чэн Цяню «тренироваться под его опекой». Теперь он не мог не задаться вопросом, из какого клана пришел этот Чжоу, какое у него было прошлое?
Стоило Чжоу Ханьчжэну поднять руку, как люди в масках позади него одновременно остановились. Никто из них не сделал ни единого лишнего шага.
Он раскрыл веер и поднес его к груди.
— Этот скромный человек получил милость владыки и на долгие годы стал защитником острова, потому сейчас я должен отстаивать его невиновность. Чтобы найти заклинателя, практикующего управление призраками, вовсе не нужно собственными глазами видеть его Поглощающую души лампу. У тех, кто следует этому пути — испорченная душа. Чтобы немедленно узнать ответ, нам хватит и зеркала. Сияние нашего владыки столь ослепительно, как он может иметь какое-либо отношение ко всем этим темным практикам?
Бай Цзи неуверенно посмотрел на Чжоу Ханьчжэна. Его намерений он не понимал. Стоило появиться этому странному бродячему заклинателю, как Бай Цзи тут же ощутил на этом острове влияние другой силы, поэтому он осторожно заговорил:
— Насколько мне известно, в Поднебесной существует лишь одно зеркало души, и оно хранится в главном зале императорского дворца. Вы предлагаете нам всем ворваться в императорский дворец?
Чжоу Ханьчжэн улыбнулся:
— Мастер Бай долгое время был оторван от мирских забот. Во времена правления предыдущего императора зеркало души было даровано Управлению небесных гаданий. Какое совпадение, что после той встречи с великим темным заклинателем перед открытием последнего Небесного рынка, я на всякий случай носил зеркало с собой.
Эти слова были так похожи на воду, влитую в кипящее масло, что даже Тан Ваньцю была ошеломлена:
— Что, ты из Управления небесных гаданий?
Владыка острова не издал ни звука. Должно быть, он догадался об этом гораздо раньше, в тайном порту, когда Чжоу Ханьчжэн повернулся к нему. Но он так хорошо умел скрывать свои мысли, что по его лицу ничего нельзя было прочесть.
Управление небесных гаданий находилось в ведении астрономического зала. Эта часть императорского двора должна была заниматься «заклинателями», но на самом деле, казалось, что они вообще ничего не делали. Управление небесных гаданий должно было привлекать на службу самосовершенствующихся, но большинство людей воспринимало все это как дела двух разных миров.
Многие никогда не видели никого из Управления небесных гаданий, даже если кто-то из них умирал или возносился.
Чжоу Ханьчжэн равнодушно сказал:
— О, я просто человек без клана, без семьи и без поддержки. Я не могу сравниться с кем-либо из присутствующих здесь. Я всего лишь присвоил себе пустой титул, чтобы заработать на жизнь.
Бродячий заклинатель, прятавшийся за спинами учеников Западного дворца, выразил почтение Чжоу Ханьчжэну. Выглядел он при этом довольно жалко.
— Левый защитник честен и справедлив. Если он тоже не способен отличить хорошее от плохого, этот младший примет свою судьбу.
Заклинатель старательно выпрямил спину, и в его словах неожиданно прозвучала какая-то героическая торжественность. Чжоу Ханьчжэн бросил на него быстрый взгляд, но ничего не сказал. Он поднял руку, и человек в маске немедленно вышел вперед, протягивая ему небольшой сверток. Внутри лежало простое грязновато-медное зеркало с потертыми углами.
Чжоу Ханьчжэн сложил печать и сказал:
— Встань.
Медное зеркало поднялось в воздух, медленно повернулось вокруг своей оси и остановилось прямо над его головой. От него тут же протянулся луч света и упал на макушку Чжоу Ханьчжэна, отражая высокую и стройную фигуру заклинателя.
Она ничем не отличалась от обычного отражения.
Чжоу Ханьчжэн опустил голову, бросил на фигуру быстрый взгляд и улыбнулся:
— Похоже, что три бессмертные и семь смертных душ этого скромного человека целы и невредимы. Со мной нет никаких проблем.
Сердце Янь Чжэнмина бешено забилось. Он не знал, какую роль Чжоу Ханьчжэн играл в этом заговоре, но понимал, что прямо сейчас, хотя внешне он, казалось, помогал острову Лазурного дракона, на самом деле прятал за спиной нож.
У Темного Пути множество различных направлений. Управление призраками, в частности, было самым подлым из них, самым презренным из презренных, неужели владыка острова мог запятнать себя подобным?
Если бы это случилось, в прошлом Янь Чжэнмин никогда бы не поверил в это, даже если бы его забили до смерти. Но с тех пор, как бродячий заклинатель выдвинул свое обвинение, владыка острова не произнес ни слова. Теперь он не мог избавиться от чувства тревоги.
Когда Янь Чжэнмин впервые встретил Цзян Пэна, он был еще совсем маленьким, поэтому воспоминания о том времени навсегда остались яркими. Даже сейчас он испытывал глубокое отвращение ко всем, кто практиковал Призрачный путь. Владыка острова так долго защищал их клан, если это действительно было так…
Янь Чжэнмин повернулся и посмотрел на Гу Яньсюэ. Какое-то время он не знал, что ему делать.
Затем он посмотрел на Чэн Цяня. Его младший брат, казалось, не слышал ничего из происходящего вокруг и выглядел очень сосредоточенным. Янь Чжэнмин не мог втайне не восхищаться им.
Некоторое время владыка молчал. Толпа вокруг него начала шептаться. Янь Чжэнмин посмотрел на зеркало души, которое, казалось, преодолело время, чтобы появиться в настоящем, и вдруг подумал: «Вэнь Я чжэньжэнь сказал, что в каждом поколении клана Фуяо обязательно появлялся темный заклинатель. А что, если и в нашем поколении кто-то собьется с истинного пути?»
Эта мысль мелькнула у него лишь на мгновение, но она поразила сердце Янь Чжэнмина, заставив его почувствовать, будто что-то застряло у него в горле. Его взгляд метнулся к Ли Юню, Хань Юаню и Луже. Ли Юнь был умен и осторожен. Настолько осторожен, что даже немного труслив. Он не был похож на человека, способного переступить границы дозволенного. Стремление к совершенствованию Хань Юаня не шло ни в какое сравнение с его энтузиазмом к поиску компромата на всех вокруг. Лужа... Даже несмотря на столь юный возраст, она уже проявляла признаки слабоумия.
Наконец, он невольно повернулся к Чэн Цяню.
Пятна крови омрачили лицо юноши, но он выглядел чрезвычайно спокойным во время своей медитации.
Янь Чжэнмин лишь мельком подумал об этой возможности, то тоска тут же безжалостно сковала его сердце. Он долго смотрел на Чэн Цяня. И тогда он, самый непоколебимый в истории глава клана, решил про себя: «Что толку думать о подобном? Даже если Сяо Цянь действительно дойдет до этого, я никогда не выступлю против него. Если случится худшее, я спрячу его».
Недостижимая мечта
Пока глава клана Янь страдал от противоречивых чувств, Чэн Цянь, к сожалению, ничего об этом не знал.
В данный момент он лишь притворялся, что его не трогают события, происходящие вокруг. В их группе трое из четырех подходили под описание: старый, молодой, больной и калека. Чэн Цянь никогда не отличался хладнокровием, как он мог медитировать при таких обстоятельствах?
На его долю лишь несколько раз выпадал шанс встретиться с владыкой острова. Чэн Цянь был из тех, кто ко всем людям относился с подозрением, и для владыки острова он не делал исключений. Теперь же, используя это время, чтобы выровнять дыхание, он освободил свое сознание, прислушался к окружающей обстановке и, видя эту сбивающую с толку ситуацию, пришел к мысли о том, что их неизбежно ждет еще один бой. Лучше всего было бы смешаться с бродячими заклинателями. На острове Лазурного дракона их было так много, что эти грозные мастера уже не обращали на них особого внимания. Возможно, им удастся воспользоваться хаосом, чтобы сбежать.
А потом он подумал: «Если ничего не выйдет... Тогда нам придется сражаться. В худшем случае я умру здесь. Если бы я мог хоть ненадолго задержать этих людей, чтобы защитить своих братьев, я бы упокоился с миром».
Стоило ему прийти к такому выводу, как он, почему-то, сразу же перестал беспокоиться обо всем на свете. Основа его самосовершенствования, его ядро, застывшее глубоко внутри, наконец, вышло из оцепенения.
Стоя среди беспокойной толпы, владыка острова, наконец, заговорил:
— Десятки лет назад я вместе с другими заклинателями сражался с великим врагом. Моя душа была повреждена, поэтому я совершенствовался в уединении, чтобы залечить раны. Что именно вы все хотите увидеть?
— Значит, владыка Гу не собирается показывать нам свое отражение? — настаивал Бай Цзи.
Владыка острова холодно посмотрел на него.
— Если вы действительно хотите подставить меня, то найдете способ сделать это, несмотря ни на что. Даже при столь нелепом обвинении. Мастер Бай, вы сами вольны выбрать, доверять мне или нет. Этот скромный человек никогда не видел вашего внука, более того, у меня определенно никогда не было Поглощающей души лампы. Что же касается Призрачного пути…
Он холодно рассмеялся, и в его тихом голосе послышалась насмешка, будто бы он больше не хотел принимать участие в этом фарсе.
Чжоу Ханьчжэн слегка приподнял брови, хлопнув веером по ладони:
— Справедливости ради, позвольте и мне кое-что сказать. Утверждать, что кто-то вроде владыки острова практикует Призрачный путь, откровенно смешно. В великой битве, разразившейся десятки лет назад, один из Четырех Святых погиб, а остальные трое были ранены. То была поистине жестокая схватка. Поскольку владыка острова объяснил нам причину, по которой он жил в уединении, восстанавливая поврежденную душу, я думаю, что больше нет нужды использовать это зеркало. Во всяком случае, я верю его словам.
С видом праведника, Чжоу Ханьчжэн щелкнул пальцами, намереваясь вернуть зеркало души обратно. Бай Цзи, ранее бросавшийся обвинениями во владыку острова, в мгновение ока остался в полном одиночестве.
Он чувствовал себя так неловко, что его лицо покраснело. Позади раздался чей-то холодный смех:
— Похоже, жизненные силы старика Бая почти иссякли. Поиски внука — это ложь. Ведь на самом деле ты пытаешься вознестись любыми возможными способами, не так ли?
Бай Цзи взорвался от ярости:
— Кто это? Убирайся отсюда!
В ответ на это вперед вышла еще одна группа людей, возглавляемая мужчиной средних лет. От мужчины веяло холодом, а его манера держаться создавала впечатление, что он не из тех, с кем можно шутить. Он презрительно огляделся, будто смотрел на кучу собачьего дерьма, и, наконец, повернулся к владыке острова Лазурного Дракона.
— Я — Тан Яо с горы Мулань. Старший ученик моего клана, Тан Чжэнь, пропал сто лет назад. Недавно я услышал, что здесь есть новости о нем, и решил заглянуть к вам. Я не смог поприветствовать владыку острова как подобает, пожалуйста, простите мне эту вольность.
Увидев вновь прибывшего, Тан Ваньцю была ошеломлена. После долгого молчания она, наконец, медленно произнесла:
— Глава клана…?
Тан Яо снисходительно посмотрел на нее. Дружелюбием он не отличался и лишь слегка кивнул женщине.
Тан Яо и Бай Цзи, казалось, заранее договорились искать своих людей на острове Лазурного дракона. Но теперь, среди вовлеченных сторон был и ее клан. Даже покинув гору Мулань на столько лет, Тан Ваньцю не могла не чувствовать себя застрявшей между двух огней.
Чжоу Ханьчжэн насмешливо поинтересовался:
— Как интересно. Неужели остров Лазурного дракона стал местом поиска пропавших людей?
Похоже, все жители горы Мулань от природы были прямодушны и прямолинейны. Услышав эти слова, Тан Яо бесстрастно сказал:
— Я здесь не для того, чтобы искать его. Недавно кто-то прислал на гору Мулань письмо, в котором говорилось, что изначальный дух Тан Чжэня видели в районе Восточного моря. Я не знаю, у кого может быть настолько благородное сердце, чтобы так заботиться о члене другого клана. Особенно по прошествии более ста лет. Есть ли у мастера Чжоу какие-нибудь мысли на этот счет?
Чжоу Ханьчжэн мягко ответил:
— Конечно, всегда найдутся праведные люди.
— Праведные? Я слышал, как говорят: «Отбросившие великий Дао остаются праведниками, мудрецами и великими лицемерами».
Тан Яо, чья позиция в этом конфликте оставалась загадкой, даже не взглянул на Чжоу Ханьчжэну. Он повернулся к владыке острова и сказал:
— Гу даою, я никогда не был знаком с тобой, но моя недостойная ученица стала твоим союзником, и ты заботился о ней в течение стольких лет. Теперь же я пришел сообщить вам всем одну вещь — мы прибыли в Восточное море в поисках информации, но случайно узнали, что темный заклинатель, с которым некогда сражались Четверо Святых, владыка демонов Господин Бэймин, держал в своих руках необычный камень, что впоследствии попал на остров Лазурного Дракона.
Тан Яо замолчал, не обращая никакого внимания на выражение лица владыки острова, а после продолжил:
— Говорят, что ты был ранен повелителем демонов и уже давно должен был умереть. Ты выжил лишь благодаря этому редкому камню, но теперь твои силы на исходе. Мастер дворца Бай, должно быть, тоже наслышан об этом и прибыл сюда сегодня именно поэтому?
Бай Цзи не ожидал, что его так легко раскроют. От стыда он пришел в ярость:
— Абсолютная чушь!
— Мастеру Баю лучше знать, действительно ли это так. Я слышал, что этот камень обладал небывалой силой и назывался «камнем исполнения желаний». С его помощью можно было творить чудеса. Достичь высот в самосовершенствовании? С таким артефактом это сущий пустяк! Что же это получается, мастер Бай жил так долго и вдруг забеспокоился о вечности? Почему бы тебе не подумать о том, какая, мать его, сила таится в этом предмете, если им владел сам Господин Бэймин!
Чжоу Ханьчжэн многозначительно произнес:
— Глава клана Тан, вы хотите сказать, что жизнь владыки острова зависит от демонического камня? Это... это не то, о чем стоит говорить вслух.
Янь Чжэнмин не на шутку разволновался, слушая слова Тан Яо и Чжоу Ханьчжэна. Остальные, возможно, и не знали всей истории, но он помнил о происхождении Господина Бэймина. Он слышал только, что в клане Фуяо был старший, сошедший на Темный Путь. Неужели существовал еще и демонический артефакт?
Стоило Янь Чжэнмину подумать об этом, как его прошиб холодный пот. Он чувствовал себя так, будто теперь с них заживо сдерут кожу и бросят к огонь.
Но владыка острова так ничего и не ответил, вместо этого он сказал:
— Мастер Чжоу, вы пробыли на острове Лазурного Дракона десятки лет и все это время вам удавалось скрывать свою личность. Наверняка, у вас тоже есть грандиозный план.
Он полностью избегал вопросов Чжоу Ханьчжэна и Тан Яо, но для всех остальных он практически признался во всем.
Заметив, что обстановка изменилась, Бай Цзи сразу же сказал:
— Гу Яньсюэ, ради выживания ты полагался на демонический артефакт, неужели свой титул одного из Четырех Святых ты тоже получил обманным путем?
— Методы совершенствования кланов всегда оставались тайной для посторонних, — раздался в толпе громкий голос бродячего заклинателя. — Владыка острова Гу был единственным, кто каждые десять лет принимал на своем острове бродячих заклинателей. Неужели вы думаете, что он действительно был таким щедрым? Неужели вы думаете, что он действительно проявлял доброту из истинной доброжелательности? Перестаньте мечтать, кто в этом мире может быть настолько добр!
Но стоило бродяге договорить, как он тут же разразился рыданиями. Его хриплый голос среди шума волн заставил всех присутствующих почувствовать странное сочувствие, присущее единомышленникам, попавшим в беду. Рухнувший в море водяной дракон вновь зашевелился и, казалось, готов был вот-вот прорваться сквозь толщу воды. Ученики острова Лазурного Дракона и Западного дворца снова подняли свое оружие, но на этот раз бродячие заклинатели одновременно отступили назад, насторожившись.
Никто их них не понял, кто ударил первым, и никто из них не знал, сколько всего сторон было в этой битве. В мгновение ока остров погрузился в хаос.
Вдруг, непойми откуда, раздался странный низкий гул. Из отступившей толпы внезапно вырвались несколько десятков бродячих заклинателей. Они выглядели крайне странно. Никто из них, казалось, не боялся смерти, когда они бросились прямо на людей из Западного дворца.
Уровень совершенствования этих бродячих заклинателей был не слишком высок. Тот, что несся впереди всех, был мгновенно поражен личным слугой Бай Цзи и рассыпался на части.
Но именно тогда произошло нечто пугающее.
Внутренности бродячего заклинателя превратились в кровавый туман, но оторванные части тела продолжили двигаться вперед, как у одержимой марионетки.
Хотя его противник — мечник из Западного дворца, был довольно силен, он никогда не видел такого зрелища. Опешив, он немедленно отступил на три шага назад.
Приглядевшись повнимательнее, можно было заметить, что глаза этих заклинателей горели ярко-красным. За их спинами клубились облака темной энергии. Обнажив клыки, они принялись размахивать когтистыми руками.
Бай Цзи воскликнул от ужаса и гнева:
— Гу Яньсюэ, какие у тебя теперь будут оправдания?!
Прежде чем он успел договорить, заклинатель, что ранее яростно доказывал свою точку зрения, внезапно испустил нечеловеческий вой. Кожа на его груди разорвалась, обнажая кровеносные сосуды и вены. Окровавленный человек голыми руками ударил Бай Цзи в спину.
Бай Цзи совершенствовался почти тысячу лет, и, конечно же, его было не так-то просто поразить. Он развернул руку и достал из рукава скипетр размером с ладонь. Он дважды взмахнул своим оружием, удлинив его примерно до человеческого роста, и безжалостно всадил в макушку окровавленного человека, пригвоздив того к месту.
Но удар его не убил. Даже будучи проткнутым насквозь, он не перестал бороться. Мгновение спустя он вдруг взорвался, превратившись в бесчисленные куски плоти, окутанные темной аурой.
Отовсюду из толпы послышались крики. Кровавая плоть оказалась пропитана ядом, к ней нельзя было прикасаться.
Выражение лица Чжоу Ханьчжэна изменилось.
— Эту темную технику называют «Душа художника». «Художник» накладывает невидимое заклинание на души других людей без их ведома и заставляет подчиняться всем его приказам.
Стоило ему произнести эти слова, как вокруг Гу Яньсюэ немедленно освободилось большое пространство. Даже ученики острова Лазурного Дракона смотрели на него с подозрением — среди нынешних грозных мастеров, кроме Четырех Святых, кто еще обладал способностью создавать невидимые заклинания?
Тан Яо, казалось, ждал этих слов. Он повернулся к владыке острова, размахивая длинным мечом. Искры, вспыхнувшие на тонком лезвии были результатом слияния клинка с его ядром.
Тан Яо сказал:
— Владыка Гу, как ты это объяснишь?
Владыка острова горько рассмеялся:
— Этому нет оправдания.
— Значит, тот дьявольский камень действительно у тебя?
Наконец и он показал свои истинные намерения. Несмотря на то, что Тан Яо так тщательно скрывал свои мысли, его целью все еще был камень.
Но был и тот, кто отказывался понимать ситуацию. Тан Ваньцю немедленно вышла вперед, вставая рядом с владыкой острова и упрямо сказала:
— Глава клана, я клянусь своей жизнью, что владыка острова не темный заклинатель и у него совершенно точно нет никакого демонического артефакта!
— Закрой свой рот, — прорычал Тан Яо низким голосом. — Тан Ваньцю, ты становишься все наглее. Пусть ты больше не младший ученик, но ты все еще часть горы Мулань. Ты собираешься пойти против своих старших собратьев?
Глаза Тан Ваньцю расширились, стоило ей услышать эти бесстыдные злобные речи. В этот момент, как бы она ни пыталась обмануть себя, она все равно понимала: пусть слова главы клана с горы Мулань звучали достойнее, чем речи Чжоу Ханьчжэна, но его истинные намерения были ничуть не лучше.
Тан Ваньцю побледнела. После долгого молчания она запинаясь проговорила:
— Тогда... Тогда я попрошу главу изгнать меня из клана.
Владыка острова вздохнул:
— Если слава о человеке распространит по всему свету, то распространится и ложь. Все в порядке, Ваньцю, тебе не нужно этого делать.
Тан Ваньцю стиснула зубы и осталась невозмутимой.
Владыка острова хотел еще что-то сказать, но вдруг, среди бушующего моря резни, он услышал, как Чжоу Ханьчжэн медленно произнес:
— Я все еще не верю, что владыка острова стал бы незаконно хранить такие вещи? Глава клана Тан, откуда вы узнали, что этот необычный камень находится на острове Лазурного Дракона? Разве он не мог быть уничтожен вместе с повелителем демонов? Вам известно истинное происхождение этого Господина Бэймина?
Как только эти слова были произнесены, поведение владыки острова изменилось. Его фигура, казалось, выросла, а рука метнулась к Чжоу Ханьчжэну. Спокойный, всегда казавшийся усталым, человек, наконец рассердился:
— Кто твой хозяин?!
Чжоу Ханьчжэн неловко уклонился от атаки, делано встревожившись:
— Я лишь пытаюсь защитить вас. Владыка острова, что все это значит?
Но тут вмешался Тан Яо и встал между Чжоу Ханьчжэном и Гу Яньсюэ:
— Что, ты собираешься убить свидетеля, чтобы никто не смог раскрыть твои секреты?
Пока эти грозные мастера обменивались ударами, совершенно сбитый с толку Янь Чжэнмин вдруг услышал в своей голове голос владыки острова. Словно убеждая юношу, мужчина произнес:
— Возьми братьев. Смешайтесь с толпой. Поторопись и уходи. Отныне никогда больше не упоминай гору Фуяо и тем более имя своего старшего. Запомни — ты ничего не знаешь!
Среди ярких вспышек молний и огня, в затуманенном разуме Янь Чжэнмина наконец-то родилась мысль. Чжоу Ханьчжэн явно знал о связи клана Фуяо и Господина Бэймина. Это было слишком опасно.
Если владыка острова откажется признать, что камень находится в его владениях, Чжоу Ханьчжэн поднимет вопрос о том, что Господин Бэймин был родом из клана Фуяо. Если камень не достался Четырем Святым, то, конечно же, он был на горе!
С артефактом, исполняющим желания, даже малейшее подозрение может навлечь на них большие неприятности. Будет ли кому-то интересно, виновны они или нет?
Наблюдая за развернувшейся кровавой бойней, Янь Чжэнмин чувствовал себя добычей среди хищников. Опасность подстерегала его везде, куда бы он ни повернулся, и ждала, чтобы наброситься.
Несмотря на свой страх, он знал, что должен забрать отсюда Сяо Цяня и всех членов своего клана. Но как он мог оставить владыку острова, не испытывая при этом угрызений совести?
На мгновение Янь Чжэнмин застыл на месте, не в силах принять решение.
Владыка острова вдруг воскликнул:
— Тан Ваньцю!
Услышав его голос, Тан Ваньцю вздрогнула, будто ее ударила молния. Выражение ее лица несколько раз переменилось. Наконец, она стиснула зубы и повернулась к Янь Чжэнмину:
— Я провожу вас, идем.
— Но…
Тан Ваньцю сощурилась:
— Зачем ты тянешь время? Дела предыдущего поколения не имеют к вам никакого отношения, не создавайте помех!
Ли Юнь соображал быстрее всех, поэтому то, что могло прийти в голову Янь Чжэнмину, он наверняка уже обдумал. В этот момент его единственным страхом было то, что глава их клана бессмысленно пытался изображать героя, поэтому он поспешно воскликнул:
— Старший брат, Сяо Цянь ранен, а наша сестра еще слишком мала... Послушай старшую!
Янь Чжэнмин в изумлении повернулся к нему. И тут он снова услышал, нетерпящий возражений, голос владыки острова:
— Я отсылаю тебя.
Владыка острова, яростно сражавшийся с Тан Яо в воздухе, внезапно выплюнул маленький разноцветный треножник1. Тан Яо удивленно уставился на него. Увидев, что все пошло не так, как он ожидал, он тут же попытался отступить, но было уже слишком поздно. Из треножника вырвался тайфун и, словно пробудившийся дракон ветра, бросился к земле, сметая всех без разбора.
1 鼎 (dǐng) — бронзовый треногий сосуд с ручками-ушками. Служил для приготовления пищи, жертвоприношений и казни через вываривание.
В ушах Янь Чжэнмина зажужжало. Прежде, чем он успел среагировать, его затянуло в водоворот. Бесчисленные крики смешались с ревом стихии, уносившей его все дальше и дальше. Юноша не знал, как далеко его отбросило, тошнота накатывала на него, заставляя голову пульсировать.
В следующий момент Янь Чжэнмин почувствовал, как что-то сдавило его пояс. Длинный кусок ткани рванулся к нему, обвиваясь вокруг его талии. Таинственная сила потащила Янь Чжэнмина прочь, и он снова упал на землю. Когда он открыл глаза, то увидел, что другой конец ткани был зажат в руке Тан Ваньцю. Сразу после этого Тан Ваньцю бросила в его сторону еще одного человека. Янь Чжэнмин рефлекторно поймал его и увидел, что это был Чэн Цянь. Мальчик выглядел не очень хорошо.
— Владыка не может никому доверять, поэтому он велел мне увести вас. Поскольку он доверил эту задачу мне, я должна ее выполнить, — сказала Тан Ваньцю. — Вставай и иди.
Ли Юнь мягко подтолкнул его:
— Старший брат, давай поторопимся.
Янь Чжэнмин не мог не смотреть на Чэн Цяня. Мальчик, наконец, поднялся на ноги, опираясь на меч. Должно быть, восстановив дыхание он восстановил и часть сил. Встретив пристальный взгляд Янь Чжэнмина, Чэн Цянь произнес лишь несколько слов:
— Все зависит от тебя. Решай.
Свирепый ветер и темные тучи накрыли остров. Дракон ветра отбросил их на большое расстояние. Фигура Гу Яньсюэ утонула в бесконечном хаосе, что даже его силуэт нельзя было различить. Сердце Янь Чжэнмина болело так сильно, что казалось, будто внутри у него бушует море.
В этот момент он, наконец, понял, что «возвращение на гору Фуяо и совершенствование вдали от мира» было всего лишь мечтой, недостижимой идеей, которой он тешил себя, ничего не ведая о внешнем мире.
Все вокруг подобно приливу. Даже такому человеку, как владыка острова, оставалось лишь плыть по течению, как они вообще могли на что-то надеяться?
Почему путь самосовершенствования непременно должен быть таким трудным?
— Идем, — тихо сказал Янь Чжэнмин. — Идем скорее.
Но куда же им деваться?
Их группа осторожно последовала за Тан Ваньцю через холмы в лес. Крики и шум резни постепенно стихали вдали.
Когда они достигли берега, Тан Ваньцю подбросила в воздух изодранную полоску ткани. Ткань принялась расти, пока не достигла нескольких метров в длину. Тан Ваньцю жестом велела им садиться, сказав:
— Лодок больше нет, вы можете уйти только этим путем. Мой уровень совершенствования не так уж велик, эта полоска ткани не сможет лететь вечно, море вы на ней не пересечете. Найдите поблизости необитаемый остров, чтобы немного передохнуть. Переждите опасность, потом выбирайтесь.
Янь Чжэнмин почувствовал, что его горло сжалось еще сильнее.
— Старшая, а как же ты?
— Мое место здесь, — Тан Ваньцю повернулась к центру острова Лазурного Дракона. — Глава клана Янь, тебе не о чем беспокоиться. Владыка острова делает это не ради вас. Этот Чжоу проник на остров Лазурного Дракона много лет назад. Скольких заклинателей он подчинил «Душой художника»? Кто-то намеренно замышлял зло против величайшего мастера Поднебесной. Он сказал мне, что я, несмотря ни на что, должна отослать вас всех отсюда в целости и сохранности. Жизненные силы владыки острова почти исчерпаны, ему недолго осталось. Но пока он жив, он будет верен обещанию, данному старому другу, и защитит вас всех.
Тан Ваньцю закатала рукава и помогла Хань Юаню, Чжэши и Луже забраться на изодранную ткань.
— Отныне некому будет вас защитить. Берегите себя.
Вскочив на свой изношенный меч, Тан Ваньцю больше не обращала на них никакого внимания. Она бросилась прямо в бой и вскоре полностью исчезла вдали.
Женщин заклинательниц часто называли «феями». Даже не имея ниспадающих шелков, феи всегда носили с собой красную нить, чтобы подвязывать волосы. Но у Тан Ваньцю была лишь рваная полоска ткани, которую она обычно использовала в качестве пояса.
Заклинатели не страдали от несправедливости мира, их сердца и кости были свободны от грязи. Даже без красоты, способной повергать в хаос города, все они были очень приятны для глаз. Но она была изгоем, с ее сурово сдвинутыми бровями и лицом сборщика долгов.
Она не признавала никаких ограничений и часто обижала других. Каждый раз, когда она говорила что-либо, это всегда было тем, чего не стоило бы произносить вслух…
Возможно, кроме силы, у Тан чжэньжэнь действительно не было никаких достоинств.
* Название главы — это идиома 不谙世事的春秋大梦, где 不谙世事 (bù ān shìshì) означает букв. Несведущий, простодушный, наивный; а 春秋大梦 (сhūnqiū dà mèng) — букв. Весенние и осенние сны.
В весенне-осенний период правители часто мечтали о господстве на центральных равнинах, так что эта фраза превратилась в синоним нереалистичных ожиданий, несбыточных мечт.
«Продолжайте мечтать о весне и осени, а я, пожалуй, продолжу читать свою книгу».
Бесстыдник выходит за пределы дозволенного
Глубокое синее море было бескрайним, небеса — пустынными, а звезды — редкими.
Пора внезапных встреч и нелегких расставаний прошла, и теперь дети клана Фуяо превратились в покинутых бродяг, бредущих без цели.
В поясе Тан чжэньжэнь была дырка, которую она так и не удосужилась заштопать, и безжалостный морской ветер со свистом проносился сквозь нее. Соленый бриз бил прямо в лицо, заставляя длинные, слегка растрепавшиеся волосы Янь Чжэнмина постоянно хлестать юношу по плечам. Ему казалось, что они попали в безграничную страну необузданных вихрей и грязных волн.
Лужа заснула в объятиях Чжэши. Хань Юань сидел молча, обняв колени. Он тоже почти спал. Только Ли Юнь не удержался и тихо спросил:
— Старший брат, куда нам теперь идти?
Услышав это, Янь Чжэнмин глубоко вздохнул и с силой ущипнул себя за переносицу. Под его глазами залегли темные круги. По правде говоря, он был в еще большей растерянности, чем Ли Юнь.
Все приходили к нему, чтобы спросить о будущем, но к кому мог обратиться он сам?
Янь Чжэнмин чувствовал, что недостоин печати главы клана, висевшей у него на шее. Может быть, он действительно не должен был занять это место. Оглядываясь назад на последние двадцать лет, он понимал, что все это время плыл по течению, и лишь все остальные заставляли его двигаться вперед. Если бы не было никого, кто толкал бы его или тащил за собой, он тоже не знал бы, что ему делать и куда идти.
Увидев его выражение лица, Ли Юнь потянул его за руку:
— Старший брат?
— Сначала отдохнем, — мягко и успокаивающе сказал Янь Чжэнмин, постепенно приходя в себя. — Все в порядке, не волнуйся... Если нам в действительности некуда будет пойти, мы всегда можем вернуться в дом семьи Янь и укрыться там.
Стоило ему произнести эти слова, как Чэн Цянь тоже обернулся.
По правде говоря, для Чэн Цяня, если они не собирались возвращаться на гору Фуяо, не было никакой разницы, останутся ли они в доме семьи Янь или отправятся скитаться, прося милостыню. У него никогда не было особого мнения на этот счет, но в сложившейся ситуации он больше не мог молчать. Если Сюэцина постигло несчастье, то Юй-эр и других тоже могли перехватить в пути. Возможно, могущественная и богатая семья Янь... Живы ли они?
Чэн Цянь с минуту колебался, но все же позвал:
— Брат…
Глядя на выражение лица Янь Чжэнмина, он не мог не усомниться в правильности своего решения.
С одной стороны, Чэн Цянь понимал, что его старший брат, должно быть, уже догадался об этом. Но, увидев его таким изможденным, Чэн Цянь так и не смог заговорить. Слова застряли на кончике языка.
Янь Чжэнмин заставил себя собраться с духом и принял самый что ни на есть беззаботный вид.
— Что случилось, медная монетка?
Чэн Цянь внимательно наблюдал за ним, старательно избегая прямого взгляда.
Сначала сердце Янь Чжэнмина согрелось от столь редкого проявления доброты, но потом он понял, что что-то не так, и сразу же почувствовал себя плохо.
Как и ожидалось, в следующий момент Чэн Цянь понизил голос и сказал:
— Я хочу кое-что тебе рассказать, не переживай слишком сильно, хорошо?
Чэн Цянь крайне редко бывал так учтив. У Янь Чжэнмина перехватило дыхание.
Чэн Цянь стиснул зубы, собрался с духом и быстро произнес:
— Амулет, что я дал Сюэцину, сломался.
Чжэши задрожал и чуть не выронил Лужу. Хань Юань ошеломленно поднял голову. Ли Юнь на мгновение замер, а затем резко выдохнул.
Но Янь Чжэнмин лишь тупо уставился на Чэн Цяня. Он долго молчал.
Чэн Цянь забеспокоился, что он не сможет справиться с этой новостью, и сразу же добавил:
— Это не обязательно означает, что случилось что-то плохое, не думай пока о худшем.
Произнося эти слова, он чувствовал угрызения совести. Вместе с этим ощущением он позабыл и то, что собирался сказать. Чэн Цянь был хорош в том, чтобы портить людям настроение, но он совершенно не знал, как их утешить.
— Может быть, он случайно потерял его, а может быть, он сломался по другой причине…
— Да, ты прав, — Янь Чжэнмин выглядел так, словно только что очнулся ото сна. Он заставил себя улыбнуться и согласился со словами Чэн Цяня. —Может быть на море разразился шторм. Может быть этот твой амулет спас ему жизнь... Не…
Он вдруг отчаянно задрожал и закашлялся, закрываясь рукой, будто морской ветер душил его.
Чэн Цянь открыл было рот, но так и не нашел подходящих слов. Он неуверенно потянулся и положил руку на плечо Янь Чжэнмина. Юноша почувствовал тепло, исходящее от тела его старшего брата, но, прежде чем он смог войти с ним в контакт, это ощущение оказалось разорвано в клочья новым порывом ветра.
Порой Чэн Цянь вспоминал их первую встречу. Фигура и осанка старшего брата больше походили на девичьи, нежели на мужские. В то время он часто думал о Янь Чжэнмине как о бездельнике, праздно прожигавшем жизнь в «Стране нежности».
Тогда у Янь Чжэнмина не было мозолей на руках, и его мысли были свободны от забот. Какие же это были чудесные дни…
Все эти страдания, скитания на чужбине и страх беспомощности. Почему они должны были стать его бременем?
Прежде чем Чэн Цянь закончил оплакивать былые времена, ветер на море внезапно переменился.
Онувидел, как содрогнулась морская гладь. Словно из ниоткуда явились огромные волны, поднимаясь на высоту шести чжан, и, подобно неприступным стенам, двинулись прямо на них.
Спокойный бриз внезапно стал свирепым. Дырявый пояс Тан Ваньцю яростно затрепетал, покачиваясь, будто готовясь вот-вот рухнуть. Он рванулся вверх в попытке набрать высоту, но, похоже, у вещи больше не был сил это сделать. Послышался треск рвущегося шелка, и там, где ранее была дыра, пояс порвался надвое!
Разрыв оказался прямо под ногами Чэн Цяня. Он потерял равновесие и тут же свалился вниз. Ровно в этот момент, успевший вовремя среагировать Янь Чжэнмин, схватил его за руку. Кровь, испачкавшая его ладонь, мгновенно запятнала Чэн Цяня.
Чэн Цянь инстинктивно схватился за Шуанжэнь и попытался подсознательно воззвать к нему ядром. В столь критический момент меч издал легкий металлический звон. Звук тут же утонул в реве волн, но Чэн Цянь определенно услышал его. Сердце юноши дрогнуло. Какое-то мгновение он не знал, смеяться ему или плакать. Клинок явно отреагировал на слияние!
— Старший брат, отпусти меня!
Но Янь Чжэнмин отказался его слушать. Его разум пребывал в смятении, а сам он, казалось, был словно одурманен. Единственной мыслью в его голове было то, что он никогда не должен ослаблять хватку.
У Чэн Цяня не было времени спорить с ним, быстро собравшись, он снова воззвал к мечу. Возможно, он и правда достиг стадии слияния, а может быть, его толкнула срочность ситуации, но в этот момент он полностью проигнорировал значимость подобного события, и каким-то образом заставил Шуанжэнь неуверенно парить в воздухе.
Тяжесть в руке Янь Чжэнмина исчезла, и Чэн Цянь, наконец, вырвался на свободу. Янь Чжэнмин тут же ослабил хватку, чтобы не мешать юноше.
— Не... Нечего тут рисоваться. А теперь медленно… еще медленнее, двигай сюда. Ты пока не можешь летать ровно, притормози еще немного.
Чэн Цянь, естественно, не осмеливался быть беспечным. Достижение стадии слияния было равносильно превращению клинка в продолжение собственного тела. Даже стоя на плоской поверхности, любой бы споткнулся, если бы у него вдруг выросла третья нога. Кроме того, Шуанжэнь сложно было назвать покорным мечом, и Чэн Цянь не мог полностью подчинить его.
Чэн Цянь неуклонно контролировал свое ядро и не смел позволить себе отвлечься. Он медленно направил Шуанжэнь к поясу Тан Ваньцю, но как раз в тот момент, когда Янь Чжэнмин почти дотянулся, чтобы поймать его, произошло еще одно непредвиденное событие.
Словно из воздуха возник водяной столб, принесший с собой огромную волну. Вода с неописуемой силой обрушилась на них. Грудь Чэн Цяня сдавило, дыхание застряло внутри. Он потерял контроль над Шуанжэнем и вместе с мечом был отброшен прочь.
Возглас, донесшийся до его ушей, тут же затих. Чэн Цянь успел лишь схватиться за рукоять своего оружия, прежде чем рухнуть в море. Потоки воды обрушились сверху, принявшись швырять его из стороны в сторону, и юноша сразу же потерял сознание.
К счастью, он так и не разжал пальцы. Ножны Шуанжэня исчезли в бушующем море, волны ударились об острое лезвие, и клинок врезался в тело Чэн Цяня, полоснув его по ноге. Морская вода обожгла рану, и Чэн Цянь тут же проснулся от резкой боли.
Он поперхнулся, наглотался воды и тут же задержал дыхание, изо всех сил стараясь вырваться.
Чэн Цянь всегда говорил, что не боится ни жизни, ни смерти, но у него не было никакого желания бессмысленно утонуть в море, как сейчас.
К сожалению, он оказался не очень хорошим пловцом, что было довольно позорно для того, кто практикует фехтование прилива. В небольших речушках он еще мог немного поплескаться у берега, но в море он мало на что был способен.
Дрожащими руками Чэн Цянь сложил малознакомую печать. Вокруг него тут же раздулся пузырь, заключив юношу внутри. Но против волн, что смогли разорвать пояс Тан чжэньжэнь надвое, усилия его истощенного ядра не имели никаких шансов.
Тонкие стенки неоднократно восстанавливались, но каждый раз разбивались снова. Всякий раз, когда пузырь лопался, Чэн Цянь захлебывался все новыми и новыми порциями воды. Постепенно его сознание начало мутнеть. Он не знал, как долго ему пришлось бороться, но в конце концов, все, что ему осталось – лишь плыть вперед, не в силах продолжать борьбу.
Чэн Цянь чувствовал лишь холод.
Его меч был холодным, и вода тоже была холодной. Его чувства постепенно угасали.
Чэн Цянь невольно вспомнил свои детские годы, когда он еще жил в деревне и видел похороны старика, жившего по соседству. Казалось, это случилось целую вечность назад. Старая вдова сшила для старика толстое погребальное одеяние, набив его хлопком, который они собирали в течение двух лет. После этого переживания в сознании Чэн Цяня впервые сформировалось глубокое впечатление о смерти.
«Смерть, должно быть, очень холодная», — подумал он.
Но, вопреки ожиданиям, Чэн Цянь не умер.
Когда он снова открыл глаза, солнце уже клонилось к закату.
Чэн Цянь резко сел. Спина отозвалась такой болью, что почти заставила его лечь обратно. Вскоре он понял, что находится на вершине большого рифа. Рана от меча на его ноге побелела под воздействием морской воды, из-за чего края пореза вздулись. Голая кожа покрылась бледным слоем соляного инея.
Позади послышался чей-то голос:
— Все еще жив?
Чэн Цянь обернулся и увидел «дикаря», медитировавшего у него за спиной.
Этот человек выглядел еще хуже, чем сам Чэн Цянь. Рваная одежда едва прикрывала его тело, за растрепанной бородой не было видно его лица, а под завесой волос виднелась лишь пара глаз. Пристальный взгляд, которым он смотрел на Чэн Цяня, был подобен молнии. Почему-то этот человек показался ему знакомым. Надолго задумавшись, Чэн Цянь в шоке воскликнул:
— Ты... Вэнь Я чжэньжэнь?!
Вэнь Я свирепо посмотрел на него и сердито рявкнул:
— У тебя что, испортилось зрение? Или ты потерял память? Чего кричишь?
Виски Чэн Цяня сдавило болью, будто в его голову воткнули иглы. Стоило ему встретить здесь старого знакомого, как тысячи и тысячи слов едва не слетели с его языка: о мастере, брате, о владыке острова, о Тан чжэньжэнь... Но это было лишь минутное помутнение. Мгновенно очистив свое сердце от слабостей, что никогда не должны были существовать, он вновь обрел самообладание.
Чэн Цянь не произнес эти слова. Он проглотил их с горькой соленостью морской воды и почтительно поклонился Вэнь Я чжэньжэню, как и полагалось младшему. Затем он молча отодвинул Шуанжэнь в сторону и сел, чтобы выровнять дыхание и как можно быстрее восстановить свое истощенное ядро.
Вэнь Я быстро оглядел его и не мог не восхититься. Он подумал: «Сяо Чунь говорил мне, что этот мальчик мог бы быть перерождением его учителя. Глядя на него теперь, я действительно вижу некоторое сходство».
Он остался безмолвно охранять Чэн Цянь до полуночи, пока над глубоким синим морем не повисло звездное небо. Во время отлива вода отступила, обнажив большую часть рифа.
Как только Чэн Цянь пришел в себя, он услышал слова Вэнь Я чжэньжэня:
— «Меч несчастной смерти» непокорен. Это не то оружие, которое можно подчинить одними лишь знаниями и стремлениями. Ты, должно быть, тоже это понял.
Чэн Цянь на мгновение опешил, а затем отреагировал:
— Старший, это ты оставил меч в моей комнате?
Вэнь Я холодно рассмеялся.
— Кто же еще это мог быть? Из-за несчастий вашего клана, я вынужден был закрыть свою захудалую гостиницу. Как никак, я тоже ваш родственник. Кучка каких-то ублюдков упорно пыталась меня выследить. Я планировал вернуть то, что ваш клан доверил мне, и залечь на дно, пока все не устаканится. Хех, как ни странно, появиться в нужное время намного лучше, чем появиться заранее. А я прибыл сюда как раз вовремя, к самому началу великой битвы на острове Лазурного Дракона.
— Этот меч принадлежал моему учителю?
Вэнь Я фыркнул.
— Чушь собачья. Как может такой мягкий человек, как твой учитель, использовать столь смертоносное оружие? Он принадлежал твоему «деду», и много лет назад случайно оказался у меня. В то время в вашем клане были одни только инвалиды, да дети. Некому было доверить этот меч, поэтому я хранил его. Если клинок попадет в руки человека с твердым и непоколебимым сердцем, его владелец получит в свое распоряжение огромную силу. Но стоит хозяину проявить хоть малейшую слабость, меч тут же нанесет ему ответный удар. Есть ли на свете что-то лучше и опаснее, чем этот клинок? Глядя на тебя, я думаю, что «ласки уступают крысам»1. Дела вашего клана становятся хуже с каждым поколением, а на вас и вовсе невыносимо смотреть. Если придется выбирать, из вашей кучки бездельников ты будешь единственным, у кого есть хоть один шанс противостоять злу.
1 Имеется в виду, что следующие поколения все хуже и хуже предыдущих. Уступают предыдущим.
Эти слова пробудили в душе Чэн Цяня странное чувство. Он подумал, что этот старший немало преуспел в пустой болтовне. Он поспешно поднялся на ноги и попрощался:
— Премного благодарен старшему за помощь. Мне все еще нужно найти моего брата, так что я ухожу.
— Погоди, — остановил его Вэнь Я, — ты знаешь, где они?
Чэн Цянь знал только, что количество островов и рифов в Восточном море невелико, так что Янь Чжэнмин и другие, должно быть, тоже оказались где-то поблизости. Несмотря на то, что он был новичком, он уже вполне мог летать на своем мече. Он мог бы облететь вокруг, пока погода не испортилась. Найти их должно быть не так уж трудно.
Но следующие слова Вэнь Я шокировали его.
— Вот, что я тебе скажу. Они на необитаемом острове менее чем в пяти ли отсюда. Если полетишь на своем мече, то доберешься до них в мгновение ока. Но я бы посоветовал тебе держаться подальше, потому что, по чистой случайности, Чжоу Ханьчжэн тоже оказался на этом острове.
Чэн Цянь немедленно остановился.
Вэнь Я продолжал:
— Восточное море так сильно штормило прошлой ночью, не вы одни пострадали. Значит, грозного мастера Гу Яньсюэ больше нет... Увы, этот смазливый мальчишка по имени Чжоу, должно быть, тоже воспользовался суматохой, чтобы сбежать. Хм, а он быстро бегает.
Поначалу Чэн Цянь еще не был так встревожен, но, услышав слова Вэнь Я, он больше не мог сидеть спокойно. Прежде чем Вэнь Я успел договорить, Чэн Цянь запрыгнул на Шуанжэнь и взлетел.
Вэнь Я не думал, что он окажется таким вспыльчивым. Выругавшись себе под нос, он щелкнул пальцами, выпуская в воздух луч зеленоватого света, тут же превратившийся в тончайшую веревку, способную связать даже бессмертного. Устремившись прямо к Чэн Цянь, веревка прочно обвилась вокруг его тела, заставив юношу снова упасть на риф.
— Ты что, с ума сошел? — рявкнул Вэнь Я. — Хочешь, чтобы тебя убили? Кто сказал, что ты реинкарнация повелителя демонов?
Эти слова прозвучали внезапно, но Чэн Цянь, на удивление, услышал их. Он тут же начал яростно сопротивляться:
— Это не так! Учитель ошибся. Но этот Чжоу Ханьчжэн может причинить вред старшему брату и другим, прояви милосердие, освободи меня.
Вэнь Я сказал:
— Не переоценивай себя. Этот смазливый Чжоу Ханьчжэн может и не самый благородный человек, но нельзя не заметить уровень его мастерства. Будь я в расцвете сил, то, возможно, еще смог бы пойти против него... Ну, а ты? Хм.
Чэн Цянь ничуть не смутился:
— Премного благодарен старшему за урок. Конечно же, я не смогу сражаться с ним честно, но я могу напасть на него исподтишка или придумать какой-то другой план. Старший, пожалуйста, не усложняй мне жизнь.
Вэнь Я изумленно замолчал.
Он действительно не знал, как Чэн Цянь мог говорить такие вещи. Среди обычных людей шестнадцатилетний мальчик вполне мог бы считаться взрослым и независимым парнем, но в мире совершенствующихся, полном тысячелетних заклинателей, он был всего лишь щенком, не заслуживающим внимания.
Вэнь Я не мог понять, как Хань Мучунь вообще смог вырастить Чэн Цяня. Этот щенок не только не испытывал страха или уважения к более сильным людям, но и был ужасно наглым!
Чэн Цянь начал терять терпение. Учитывая дружбу Вэнь Я с Мучунь чжэньжэнем, он все еще не мог позволить себе относиться к старшему враждебно. Юноша проскрежетал зубами:
— Старший Вэнь!
— Твой клан... — Вэнь Я внезапно испустил долгий вздох. — Малыш, с такой кучкой сопляков вам не удержать гору Фуяо.
Чэн Цянь понятия не имел, почему Вэнь Я продолжал ругать их клан, но он также вспомнил, что этот человек даже их учителю не сказал ничего хорошего, так что его это мало беспокоило. Он не стал спорить и лишь на мгновение неохотно встретился взглядом с Вэнь Я. Затем он украдкой оглядел связавшую его веревку, планируя найти лазейку для побега.
Но в следующее мгновение давление вокруг его тела исчезло. Вэнь Я отозвал веревку, способную связать даже бессмертных, обратно.
— Ты сумел достичь стадии слияния с мечом в столь юном возрасте. Похоже, ты действительно выдающаяся личность. Я так давно знаком с твоим учителем, что не могу просто стоять и смотреть, как тебя убивают. Здесь…
Прежде чем он закончил говорить, на рифе вдруг появилось еще несколько фигур. То были три клона, созданные Вэнь Я.
— Если ты сможешь прорваться через моих клонов, я перестану тебе мешать. — сказал он. — Но есть одно правило. Я не хочу видеть это цветастое и безвкусное фехтование клана Фуяо. Тебе разрешено выбрать только одну технику, но ты можешь использовать эту технику сколько угодно раз. Если сумеешь прорваться, то можешь идти и строить козни против кого захочешь.
Только одна техника… разве это не было похоже на битву основ?
Чэн Цянь едва не рассмеялся от гнева. Похоже, этот старший Вэнь совершенно не заботился о том, чтобы сохранить лицо. Подумать только, он действительно предложил ему устроить сражение, опираясь лишь на силу ядра. Разве это не было сродни тому, чтобы вызвать пятилетнего ребенка на поединок по армрестлингу?
Этот бесстыдник действительно перешел все границы.
Там, где рождается отчаяние, рождается и надежда.
Чэн Цянь не удержался и кашлянул:
— Мой уровень самосовершенствования не настолько хорош. Как мне прорваться через трех твоих клонов с одним только мечом? Боюсь, к тому моменту кости моего старшего брата успеют остыть, а я попросту умру тут с голоду. Старший Вэнь, пожалуйста, будь более разумен.
Вэнь Я не тронулся с места, он лишь окинул Чэн Цяня взглядом. Стоило молодым людям разозлиться или почувствовать себя несогласными с чем-то, как у них тут же либо пробуждались амбиции, либо начиналась депрессия. Их сердцам не хватало твердости. Вероятно, они проявляли враждебность из-за тревоги и страха. В этом отношении Чэн Цянь вел себя совсем как обычный человек.
Вэнь Я ответил:
— Значит, ты не можешь справиться даже с моими клонами, но все равно хочешь сразиться с Чжоу Ханьчжэном? Как? В своих снах?
Чэн Цянь хотел было возразить, но Вэнь Я безжалостно продолжил:
— Возрождение клана? Если ты действительно хочешь возродить свой клан, самое логичное, что нужно сделать — найти место, где можно спрятаться. А потом тренироваться в течение трех-четырех столетий. Судя по тому, что я вижу, ты просто боишься нести эту ношу на себе, поэтому слепо идешь вперед, не заботясь ни о чем!
Чэн Цянь рассерженно сощурился, но, когда он заговорил, поднимая Шуанжэнь, его голос прозвучал на удивление мягко.
— Старший, твои слова имеют смысл, но подстегнуть меня к действию с помощью замечаний не получится.
Вэнь Я подумал, что Чэн Цянь похож на камень в выгребной яме1, такой же твердолобый. Он должен был преподать ему урок.
1 Фраза 茅坑里的石头 (máokēng lǐ de shítou) ссылается на аналогичную 茅厕里的石头 (máocè lǐ de shítou), что буквально означает камень, из которого сделан пол в уборной — вонючий и твердый; обр. твердолобый, своевольный, упрямый.
Каждый из трех его клонов, наконец, сделал свой ход. Подпрыгнув, они окружили Чэн Цяня.
Ударить младшего первым… Похоже, что Вэнь Я действительно не страдал от таких качеств, как мораль и честность.
Шуанжэнь устремился к трем клонам, подобно накатывающимся волнам. Аура клинка всколыхнула море, дремавшее вокруг рифа. Вода, что таила в себе жестокую силу, яростно билась о его края, сотрясая камни. Три клона Вэнь Я действовали безупречно. Создав в воздухе световую завесу, они тут же набросили ее на Чэн Цяня, словно огромную рыболовную сеть.
Аура меча и гигантская сеть столкнулись. Гул неимоверной силы сотряс риф, почти расколов его пополам. Куски камня брызнули во все стороны.
Сам Вэнь Я все также сидел на своем прежнем месте. Он поспешно сложил печать, защищая риф под собой, не желая так скоро отправиться в море танцевать с рыбами.
Грубая атака трех клонов с успехом подавила ауру меча Чэн Цяня. Сеть, образованная световой завесой, начала постепенно сжиматься, запирая юношу внутри.
Чэн Цянь не мог противостоять ей и не мог больше атаковать. Все, что ему оставалось – временно отступить. Он вскочил на свой меч и отлетел в сторону, чтобы отдышаться.
— Фехтование прилива, — медленно произнес Вэнь Я, и на его лице застыла холодная улыбка. — С таким уровнем амбиций ты еще смеешь утверждать, что практиковал фехтование прилива?
Он вдруг присвистнул, и звук этот был долгим и громким. Клоны над его головой тут же превратились в круг из едва различимых фигур. А потом эти фигуры начали разделяться, одна на две, две на четыре, медленно увеличиваясь в числе. Каждая из них держала в руке меч, возникший из ниоткуда, кончики клинков были направлены на Чэн Цяня.
Все клоны использовали совершенно отличные друг от друга техники. Они сделались похожими на тучу мух, заполонивших небо. Любой зритель был бы ослеплен подобным зрелищем.
Глядя на неконтролируемые вспышки мечей, Чэн Цянь ощутил настолько сильное головокружение, что его едва не стошнило. На мгновение он почувствовал себя зверем, безжалостно загнанным в угол.
Вэнь Я вдруг воскликнул:
— Смотри на море под своими ногами!2
2 下海 (xiàhǎi) — букв. заходить в море; выходить в море. Бросить все и отправиться в свободное плавание.
Чэн Цянь был поражен.
Сейчас глубокие синие воды были спокойны, как осенняя луна. Лишь стоя на этом маленьком островке он чувствовал, как волны разбиваются о берег.
Сила подводных течений была сильна, как острие меча, ведь их источник был огромен и неисчерпаем. Море объединяло сотни рек, разрезало облака и могло проскользнуть в мельчайшие расщелины, с легкостью смешиваясь с мелким песком. Море никогда не вкладывало все свои силы в один бросок…
Но там, где рождалось отчаяние, рождалась и надежда.
Только Вэнь Я чжэньжэнь не дал ему возможности как следует поразмыслить над этим. Сияние клинков его клонов образовало новую сеть, стеной двинувшуюся на Чэн Цяня, будто намереваясь поглотить его. Но Чэн Цянь, похоже, прозрел раньше. Юноша рефлекторно поднял меч, приготовившись парировать удар, но ощущение, что что-то пошло не так, не покидало его. Он больше не мог держать свое оружие также уверенно, как раньше. Прежде чем удар достиг цели, аура его меча сбилась с курса.
Он был вынужден снова уклониться от атаки Вэнь Я и споткнулся о риф, не смея остановиться ни на мгновение. Убегая, он едва касался земли, а многочисленные вспышки мечей, беспрерывно преследовавшие его, обугливали камни, мимо которых он проносился.
Это вынужденное бегство привело к тому, что крохотное чувство прозрения в сердце Чэн Цяня полностью исчезло. Его дыхание застряло в груди, не позволяя юноше ни вдохнуть, ни выдохнуть, что причиняло ему довольно сильную боль.
Именно тогда он снова услышал, как Вэнь Я воскликнул:
— А теперь посмотри на себя!
В ушах Чэн Цяня зазвенело. Его пальцы ослабили хватку, почти заставив его уронить Шуанжэнь, за который он все время так крепко держался, даже несмотря на то, что чуть не утонул.
Все эти годы на острове Лазурного Дракона он уделял внимание лишь формированию своего ядра и оттачиванию искусства фехтования, всегда мечтая о том, чтобы свергнуть таких людей, как Чжоу Ханьчжэн. Он всегда думал только о возрождении своего клана, но редко задумывался о будущем, и еще реже о том, чтобы созерцать самого себя.
Гордость и высокомерие превратились в непроницаемый щит вокруг его слабостей. Все, чего он боялся в жизни, заключалось лишь в том, что, если он будет слишком медлителен, другие будут смотреть на его братьев свысока.
Чэн Цянь терпеть не мог слова о «рассеявшейся душе»3. Он всегда чувствовал, что его учитель не умер, что его душа просто странствует по земле и откуда-то наблюдает за ним. Этот воображаемый взгляд вызывал у него столько страха и беспокойства, что он еще долго не мог успокоиться.
3 魂飞魄散 (hún fēi pò sàn) — душа разума улетела, а душа тела рассеялась (обр. в знач.: страшно перепугаться, от страха душа ушла в пятки).
— Сейчас!
Чэн Цянь немедленно остановился. Шуанжэнь в его руке был подобен текущим водам. По крайней мере, теперь он чувствовал, что меч был связан не только с ним, но и с целым миром.
На пути самосовершенствования существовали тысячи основных принципов, которым нужно было следовать. Но если бы кто-то заключил все это в одно предложение, оно звучало бы как: «Взгляни на мир, а затем посмотри на себя»?
Порывистость Чэн Цяня немедленно исчезла, но аура его меча все еще была неустойчива. Она была тусклой, но в ней отчетливо прослеживалась непрерывность потока. На этот раз от прежнего гнева не осталось и следа. Казалось, будто он желает опрокинуть остров. Морозный клинок Шуанжэнь пронзил световую завесу.
Аура меча и завеса уничтожили друг друга, но, каким-то образом, им удалось «растворить» и круг клонов Вэнь Я.
Не говоря ни слова, Чэн Цянь прижал Шуанжэнь к земле, будто отступая, и тут же снова двинулся вперед, подобно новой волне, родившейся до того, как утихла предыдущая. Со всех сторон послышались взрывы – оставшиеся клоны Вэнь Я исчезали один за другим. В мгновение ока световую завесу поглотила ледяная аура клинка. На рифе воцарилась тишина. Только Чэн Цянь, выглядевший так, словно на него снизошло озарение, и Вэнь Я чжэньжэнь, продолжавший, скрестив ноги, сидеть на земле, смотрели друг на друга.
Только тогда Чэн Цянь почувствовал, что впервые прикоснулся к истинной сути «фехтования прилива».
После всех этих лет он вновь погрузился в медитацию, вызванную внезапным просветлением. Чистая энергия, собравшаяся вокруг него, несла с собой прохладный морской бриз и без колебаний вливалась в его тело. Его меридианы, сформированные в течение многих лет напряженной работы, приняли ее без проблем. Его собственная Ци курсировала внутри него, и казалось, что все его внутренние раны исцелились в один миг.
Когда Чэн Цянь пришел в себя, небо на востоке уже окрасилось мраморно-белым предрассветным сиянием. Несмотря на значительную задержку, Чэн Цянь все же поклонился Вэнь Я и сказал со сложным выражением лица:
— Большое спасибо старшему.
Уголки глаз Вэнь Я слегка опустились, когда он ответил:
— Я понятия не имею, что не так с вашим кланом Фуяо. Слабовольный и мягкосердечный человек вошел в Дао через меч. Другой же был чрезвычайно упрям и никогда не считался с правилами, но вошел в Дао через сердце. Мальчик, все годы, что ты провел здесь, ты тратил свое время на столь незначительные вещи. Разве ты не боишься встать на неверный путь?
Чэн Цянь молча опустил голову. Какое-то мгновение он не мог найти нужных слов.
В лекционном зале им рассказывали лишь о методах самосовершенствования, и глава их клана никогда не сдерживал его. Там не было никого, кто мог бы, как старший, указать ему путь. Даже если бы у кого-либо вдруг появилось такое намерение, высокомерное сердце Чэн Цяня вряд ли захотело бы его слушать.
— Ты можешь лишь слепо шататься туда-сюда, обнажая клыки и размахивая когтями. Ты что, краб? И что толку от этого существа с плоским панцирем, кроме того, что из него получается отличный гарнир?
Чэн Цянь не мог не опустить голову еще ниже, но стоило Вэнь Я заговорить об этом, как он тут же шумно сглотнул. Этот старший, который уже должен был достичь стадии инедии4, на самом деле оказался страшным обжорой!
4 Инедия — способ обходиться без физической пиши и воды. Подразумевает поглощение энергии извне, от солнца, воздуха, из космоса.
Чэн Цянь вновь промолчал.
Вэнь Я встретил его странный взгляд и сразу же взорвался от смущения.
— На что уставился? Разве не из-за вас, ребята, я даже не могу вернуться домой?! Ублюдки, никчемные ничтожества!
Чэн Цянь немедленно опустил глаза и послушно сказал:
— Да.
Но уже через мгновение он не удержался и снова поднял взгляд на Вэнь Я.
— Старший, я ведь могу уйти прямо сейчас, верно?
Вэнь Я был ошеломлен. В этот момент он, наконец, понял упрямство Чэн Цяня. Будь то выход на новый уровень или прозрение, все это было совершенно не важно для этого маленького щенка. В его глазах ни одна из этих вещей не могла сравниться ни с одним из волосков с голов его братьев.
Вэнь Я невозмутимо произнес:
— Те, кто идет по пути самосовершенствования, преодолевают тысячи испытаний и сотни невзгод. Лишь те, кто пережил сотни ударов молнии, могут на что-то рассчитывать. С самого начала семейные отношения ничего не значат для них. В то время как дружба, возникшая на этом нелегком пути — действительно долговечна. Лишь испытав множество трудностей, можно обрести покой. В твоем сердце столько ненужных мыслей, как же ты смог войти в Великое Дао?
Чэн Цянь ответил без колебаний.
— Если жизнь так несчастна, зачем стремиться к долголетию? Чтобы страдать и дольше? Старший, Дао, о котором рассказывал мне мой учитель, совсем не такое.
— Ты говоришь об этом со мной? — Вэнь Я недоверчиво посмотрел на него. — Такая мелочь, как ты, осмеливается говорить со мной... Хорошо, о каком же Дао рассказывал твой мастер?
По правде говоря, Мучунь чжэньжэнь редко сам заводил подобные разговоры. Чэн Цянь пожалел о своих словах сразу же, как только они слетели с его губ. Он чувствовал, что уже сказал слишком много. Но, стоило Вэнь Я немного подтолкнуть его, как его разум очнулся и внезапно сформировал хорошую мысль, которую юноша тут же и выпалил.
— Путь, о котором говорил мой учитель — это «следовать своему сердцу», «быть несдержанным». Старший, прости дерзость этого младшего, но я уже давно задаюсь вопросом: считается ли страдание в одиночестве ради долголетия — следованием своему сердцу?
Вэнь Я был ошеломлен его вопросом.
Чэн Цянь все еще беспокоился за Янь Чжэнмина и остальных, поэтому он был не в настроении продолжать эти глупые разговоры. Он почтительно поклонился, обхватив ладонью кулак, и повернулся, чтобы уйти.
Но Вэнь Я вновь окликнул его:
— Подожди!
Вэнь Я уставился на Чэн Цяня и медленно проговорил:
— Даже если ты целую ночь провел, тренируясь со своим мечом, этого все еще недостаточно. Ты надеешься достичь неба одним прыжком? Тебе не победить Чжоу Ханьчжэна. Пойдем, я кое-что тебе дам.
Ошеломленный, Чэн Цянь наблюдал, как Вэнь Я ткнул пальцем себе между бровей. Казалось, мужчине было очень больно, но он продолжал что-то напевать. В месте, куда указал его палец, начал медленно формироваться лазурный сияющий шар.
По мере того, как лазурный свет разливался по его лбу, цвет лица Вэнь Я, напротив, заметно ухудшался, показывая намек на истощение.
Чэн Цянь всегда был довольно отчужденным юношей. Обычно он не общался с другими людьми и редко обсуждал с ними какие-то вещи. Он никогда не надеялся, что кто-то протянет ему руку помощи. Тем более, если это заставит другого человека страдать.
Он понятия не имел, что это за лазурный шар, но видел, что Вэнь Я чжэньжэню нездоровится. Он тут же попытался остановить его:
— Старший Вэнь, не нужно…
Прежде чем он успел договорить, Вэнь Я тихо вскрикнул и поймал новообразованный предмет в ладонь. Свечение, окутывающее его, на мгновение превратилось в яркую вспышку, но тут же снова потускнело. В руке Вэнь Я держал крупный нефрит, похожий на гусиное яйцо. Нефрит был чистым и прозрачным, а его гладкая поверхность казалась образцом изящества.
Вэнь Я посмотрел на камень в своей руке и улыбнулся.
— В те дни, когда я только вступил на путь самосовершенствования, мои способности были так плохи, что даже остров Лазурного Дракона отказался принять меня. К счастью, один мой друг подарил мне этот предмет, он называется «Камень сосредоточения души»5. Стоит поместить его в человеческое тело, и он позволит своему новому хозяину перескочить через стадию поглощения Ци и сразу же начать совершенствоваться. Но подобный способ ничем не отличается от совершенствования при помощи пилюль. Результат всегда будет поверхностным. Пусть это и не принесет тебе должного удовлетворения, но эта вещь может быть полезна для борьбы с Чжоу Ханьчжэном, поэтому я дам ее тебе.
5 聚靈玉 (jùlíngyù) буквально означает «собирающий души нефрит». Имеется в виду, что он действует не как уже знакомая нам «Поглощающая души лампа», а позволяет сосредоточиться лишь душе хозяина.
Закончив говорить, он без предупреждения поднял руку. Чэн Цянь не успел вовремя увернуться и тут же ощутил, как волна Ци ударила его в грудь, в мгновение ока проникая в его тело.
Чэн Цянь почувствовал себя так, будто его облили холодной водой, и этот холод тут же распространился по всему телу, от макушки и до кончиков пальцев ног. Юноша находился в замешательстве. Какое-то время он даже не мог говорить.
Вэнь Я чжэньжэнь заметил, как исказилось его лицо, и не удержался от громкого смеха:
— Не волнуйся, эта штука не причинит тебе никакого вреда, но, если будешь ей злоупотреблять, в будущем, она не принесет тебе и никакой пользы. Я совершенствовался при помощи этого нефрита в течение многих лет. Так что, если используешь его правильно, то сможешь временно подавить способности Чжоу Ханьчжэна. Разве ты не говорил, что придумаешь какой-нибудь план, чтобы победить его? Поскольку ты не можешь так быстро усовершенствовать свои собственные способности, подавление произведет на него обратный эффект, понизит его до твоего уровня.
После этого он сложил еще одну печать, вспыхнувшую золотыми заклинаниями на его ладони, и медленно погрузил ее между бровей Чэн Цяня.
— Это метод активации, хорошенько запомни его.
На некоторое время Чэн Цянь снова лишился дара речи. Видя, как сияющая аура исчезает между его бровями, Вэнь Я знал, что «Камень сосредоточения души» уже полностью слился с телом юноши. Он кивнул:
— Хорошо, а теперь проваливай. И смотри, не умри там.
Чэн Цянь уже достиг стадии слияния и теперь мог сам летать на своем мече, так что нефрит казался ему обычным артефактом, помещенным в его тело. Но для Вэнь Я чжэньжэня все было совсем иначе. Каким бы невнимательным ни был Чэн Цянь, он не мог не заметить этого. Предмет, когда-то позволивший Вэнь Я чжэньжэню войти в Дао — был истинной основой его самосовершенствования.
После извлечения «Камня сосредоточения души», половина бороды и волос Вэнь Я чжэньжэня поседела.
Заклинатели не старели. Это был явный признак того, что его состояние сильно ухудшилось.
— Я... — Чэн Цянь не мог найти нужных слов. — Я не могу взять это, старший... Это…
— Закрой рот. Я вошел в Дао лишь при помощи этой штуки. Ты думаешь, я чувствую гордость, признавая это? — гневно воскликнул Вэнь Я. — Если бы мое ядро не пострадало от тех негодяев, что охотились за мной, я бы убил этого смазливого мальчишку своими собственными руками. Я отдал камень тебе, так что забирай его и убирайся!
Сказав это, Вэнь Я яростно взмахнул рукавом, подняв весь песок, принесенный на риф ветром, и бросил его в лицо Чэн Цяню, после чего вскочил и нырнул в воду. Когда Чэн Цянь подбежал к каменному краю, он успел лишь мельком увидеть спину, принадлежавшую, казалось бы, крупной рыбе. Спина «рыбы» несколько раз мелькнула впереди и скрылась в волнах.
Чэн Цянь поспешно вскочил на свой меч и взмыл в небо. То ли из-за того, что его мастерство значительно улучшилось прошлой ночью, то ли из-за того, что теперь у него в теле был «Камень сосредоточения души», но когда он летел на клинке, его контроль был намного лучше, чем раньше.
Но он больше не мог найти Вэнь Я чжэньжэня.
Окинув взглядом окрестности и ничего не обнаружив, Чэн Цянь лишь тихо вздохнул. В будущем, если они снова встретятся, он никогда больше не забудет то, чему его научил этот старший. Юноша круто развернулся, намереваясь, наконец, броситься на поиски Янь Чжэнмина и остальных.
Путешествие Янь Чжэнмина напоминало бесконечный поток несчастий.
После того, как великие воды обрушили на них свою ярость, Янь Чжэнмин почти спрыгнул вниз вслед за Чэн Цянем, но, к счастью, Ли Юнь и Хань Юань его удержали. Их несчастной группе пришлось продвигаться дальше. Но, как и сказала Тан Ваньцю, полоска ткани под их ногами вскоре окончательно исчерпала свою силу. На полпути они вынуждены были высадиться на необитаемом острове.
Отсутствующий взгляд старшего брата был откровенно пугающим. Он, казалось, был близок к тому, чтобы окончательно сойти с ума, поэтому Ли Юнь поспешил утешить его.
— Сяо Цянь ведь уже научился летать на мече, разве он может так легко утонуть? Давайте разведем здесь костер и подождем немного. Когда он увидит огонь, то поспешит нам навстречу.
Но Янь Чжэнмин не обратил на его слова никакого внимания. С тех пор как они потеряли Чэн Цяня, он пребывал в постоянном беспокойстве и тревоге.
Он посмотрел вдаль и вдруг вскочил на ноги.
— Море успокоилось. Вы все, оставайтесь здесь, я собираюсь найти его.
Ли Юнь в отчаянии поспешил остановить его. Но, прежде чем он успел возразить, кто-то другой остановил Янь Чжэнмина вместо него. Как только они приземлились на остров, Ли Юнь разлил вокруг свою жабью жидкость. После многих улучшений эффект его «золотого изобретения» мог длиться гораздо дольше, и жаб можно было использовать для обмена информацией. Изначально он разместил их повсюду, намереваясь найти Чэн Цяня, но вместо этого случайно нашел Чжоу Ханьчжэна.
В отличие от них, несчастных беглецов, Чжоу Ханьчжэн был полностью удовлетворен и доволен своим положением. Глядя на то, в каком приподнятом настроении он находился, невозможно было понять, что он чувствовал, потеряв на острове Лазурного Дракона большую часть своих подчиненных.
И все же, даже если у него оставалось всего два или три человека, Чжоу Ханьчжэн сам по себе не был тем, с кем эти несчастные дети могли бы справиться.
Но хуже всего было то, что Чжоу Ханьчжэн был крайне осторожен. Как только он ступил на остров, то сразу же заметил, что Ли Юнь расставил вокруг берега.
— Это плохо, — Хань Юань внимательно следил за ним глазами одной из жаб. — Он мог заметить, что на острове есть люди.
— Все в порядке, — столкнувшись с такой опасностью, Янь Чжэнмину ничего не оставалось, кроме как подавить свое желание немедленно отправиться на поиски Чэн Цяня. — Даже такие мерзкие люди как он боятся смерти. На этот раз он вышел на открытое место, а мы все спрятались. Он, должно быть, напуган еще сильнее, чем мы. Мы должны помешать ему вычислить нас. Ли Юнь, не останавливайся, продолжай в том же духе!
Ли Юнь стиснул зубы и всецело погрузился в выполнение своего долга. Это было то, что он узнал из старых забытых книг. При помощи заклинаний он мог создать целое поле иллюзий, с настоящими деревьями и камнями. Но он не знал, как долго они смогут сдерживать Чжоу Ханьчжэна, каждая секунда была на счету.
Остров был довольно мал, Чжоу Ханьчжэн мог попросту распространить свое сознание по всей округе, чтобы вычислить своих противников. Но, как и сказал Янь Чжэнмин, он был слишком осторожен и не осмеливался действовать опрометчиво. Так что блеф Ли Юня мог сослужить им хорошую службу.
Итак, обе стороны начали прощупывать друг друга. Так прошла целая ночь.
Глава 47. Поистине захватывающее чувство
По мере того, как расширялась территория вокруг Чжоу Ханьчжэна, Золотая Жабья Жидкость Ли Юня быстро теряла свою эффективность. Но они не могли позволить сознанию противника коснуться их. У Янь Чжэнмина не осталось другого выбора, кроме как помочь Ли Юню поддерживать концентрацию. Одновременно с этим он был вынужден приказать Хань Юаню вырезать несколько «птичьих» амулетов. Этот вид заклинаний был очень прост, к тому же, любящий животных Ли Юнь, усилил их. Эти маленькие деревянные таблички могли превращаться в птиц, не требуя от заклинателя большого количества энергии. Они могли подняться в небо, чтобы служить им глазами, и их было не так-то просто обнаружить.
Но, так как мастерство Хань Юаня оставляло желать лучшего, у птиц, что были им вырезаны, оказалось по две лишних ноги. Они неплохо летали, но обречены были постоянно спотыкаться, если бы их заставили идти пешком.
В течение всей ночи Ли Юнь не осмеливался сдвинуться с места, он не мог позволить своему разуму отвлечься ни на минуту, поэтому, вынужденный постоянно поддерживать концентрацию, к утру юноша оказался полностью истощен. Когда он увидел, как на востоке занимается рассвет, он, наконец, не удержался и спросил:
— Сколько еще это будет продолжаться?
— Еще немного, — спокойно сказал Янь Чжэнмин. — Он вынужден постоянно переходить с места на место. Этот человек не какой-то там бродячий заклинатель, что день и ночь способен провести, праздно шатаясь по острову. Он не останется, не станет впустую тратить здесь свое время и энергию.
На этот раз глава клана Янь вновь оказался прав. Как и ожидалось, после рассвета интерес Чжоу Ханьчжэна к пребыванию на острове заметно угас.
Яркие солнечные лучи отражались от морской глади. Один из людей в маске внимательно посмотрел на лицо Чжоу Ханьчжэна и сказал:
— Ваше Превосходительство, мы ничего не выиграем, если останемся здесь. Не лучше ли нам воздержаться от новых проблем и поспешить обратно?
Чжоу Ханьчжэн сцепил руки за спиной, на мгновение задумался и, казалось, окончательно уверился в том, что продолжение борьбы с этими неизвестными людьми не принесет ему никакой пользы. На этот раз он достиг всех своих целей и теперь мог уйти. Мужчина кивнул. Он повернулся, чтобы еще раз окинуть взглядом окрестности окутанные туманом иллюзий, и повысив голос, произнес:
— Господин заклинатель, этот скромный человек пришел сюда только для того, чтобы отдохнуть и перевести дух. У меня не было никаких злых намерений. Если я вас чем-то обидел, пожалуйста, простите мой проступок.
Услышав это, Ли Юнь тяжело вздохнул и расслабился. Он вытер холодный пот со лба и тихо произнес:
— Боже мой, наконец-то он решил уйти.
В данный момент расстояние между ними и Чжоу Ханьчжэном было менее сотни чжан. Они находились прямо за небольшим холмом и могли слышать слова Чжоу Ханьчжэна даже без помощи своих «разведчиков».
Янь Чжэнмин ничего не ответил. В течение всей ночи он вырезал заклинания для усиления концентрации. Единственный нож, который он носил при себе, был отдан Хань Юаню, поэтому ему пришлось использовать меч. При вырезании заклинаний существовала огромная разница между использованием специализированного ножа и использованием меча. Это был первый раз, когда Янь Чжэнмин использовал подобный метод, поэтому он часто терял контроль и Ци, направляемая внутрь амулетов, вырывалась наружу. Его руки были покрыты мелкими ранками, и все это время юноша пребывал в мрачном расположении духа. Даже когда он услышал, что Чжоу Ханьчжэн засобирался прочь, он все еще не выказывал никаких признаков радости.
Когда же он наконец сможет, как и подобает мужчине, выйти с гордо поднятой головой и сразиться с этим человеком по фамилии Чжоу?
Чжоу Ханьчжэн, казалось, не возражал против отсутствия ответа, он лишь сказал своим людям:
— Идем.
После чего повел им всем приготовиться к полету. Но что-то заставило его остановиться на полпути. Чжоу Ханьчжэн вдруг отчетливо почувствовал на себе пристальный взгляд. Уровень его совершенствования был довольно высок, к тому же, он всегда обладал хорошей интуицией. Он инстинктивно протянул руку в направлении взгляда и поймал... Четвероногую птицу.
Чжоу Ханьчжэн нахмурился. Он действительно понятия не имел, что это за странная порода, но внезапно ему в голову пришла одна мысль. Он сжал пальцами шею птицы, намереваясь убить ее, и пернатое создание тут же превратилось в деревянную табличку с грубо вырезанным заклинанием.
Стоило ему надавить чуть сильнее, и амулет распался на две части, а Ци, заключенная внутри него, рассеялась. Любой опытный человек сразу бы сказал, что мастерство заклинателя, создавшего это, находилось на довольно низком уровне.
Сердце Янь Чжэнмина бешено забилось. Он подумал: «Это плохо».
Словно охотничья собака, Чжоу Ханьчжэн поднес амулет к носу и понюхал его. Выражение его лица едва заметно переменилось, будто он что-то вспомнил. Глубокая складка между его бровями тут же разгладилась, и на губах заиграла зловещая полуулыбка.
— А я все гадал, кто бы это мог быть. Похоже, мои усилия не пропали даром…
До этого момента он не осмеливался распространять свое сознание по всему острову, так как боялся, что здесь может оказаться кто-то, чей уровень совершенствования намного выше, чем у него. Если бы сознание человека обнаружил и подчинил себе кто-то другой, оно немедленно обратилось бы против своего хозяина. Но в данный момент Чжоу Ханьчжэн уже выяснил, что люди на острове были группой Янь Чжэнмина, так что ему больше нечего было бояться. Прежде чем он закончил говорить, его сознание распространилось по всей округе, подавляя чужую ауру. Иллюзия Ли Юня была слишком слаба, чтобы выдержать такую атаку. У них не было никакой возможности скрыть свое текущее местоположение.
Чжоу Ханьчжэн парил на мече прямо над их головами. Он улыбался.
— Глава клана Янь, помнится, однажды, в лекционном зале, я уже преподал тебе урок. Разве ты не слышал поговорку «учитель на один день — отец на всю жизнь»? Почему ты прячешься? Не желаешь выйти и встретиться со мной?
Взмахнув рукавом, он раскрыл свой излюбленный веер. Вспышки сразу нескольких молний врезались прямо в поле концентрации Ли Юня. В мгновение ока его поверхностная иллюзия была разрушена.
Ли Юнь рухнул на землю как подкошенный и еще долго не мог подняться.
Янь Чжэнмин бросился к нему, чтобы помочь подняться и отойти в сторону. Цвет его собственного лица при этом, казалось, был еще хуже, чем у Ли Юня, но он все еще твердо стоял на ногах. Не говоря ни слова, он выхватил свой меч и пошел вперед.
Хань Юань побледнел от страха:
— Старший брат, что тыделаешь?
Янь Чжэнмин мрачно произнес, не останавливаясь:
— Не ходи за мной.
Всю свою жизнь, до этого момента, Хань Юань никогда не отличался особой смелостью. Он посмотрел на Ли Юня, а затем на Лужу. Юноша был в полной растерянности и некоторое время стоял неподвижно, но потом он вдруг глубоко вдохнул и побежал догонять своего первого старшего брата.
Чжоу Ханьчжэн бросил на Янь Чжэнмина оценивающий взгляд:
— За те годы, что мы провели порознь, глава Янь, похоже, отбросил свое старое «я» и стал совершенно другим человеком. Как твой старый друг, я чувствую удовлетворение.
Янь Чжэнмин вдруг осознал, что, прежде чем вытащить свой меч, Чэн Цянь никогда не тратил дыхание на слова. За всю свою жизнь он никогда так сильно не ненавидел ни одного человека. Вкус ненависти пугал его, но он становился источником адреналина и бесконечной силы.
Огромное небо над островом было ярким и ясным, а сердце молодого главы клана было полно убийственных намерений.
У него за спиной остались его братья и младшая сестра. Несмотря ни на что, этой битвы ему было не избежать. Янь Чжэнмин тоже не хотел тратить свое дыхание на бессмысленные разговоры, поэтому он выхватил меч и бросился вперед.
Но Чжоу Ханьчжэн никак не отреагировал на эту атаку. Вместо этого двое мужчин в масках поднялись в воздух по обе стороны от него, преграждая Янь Чжэнмину путь.
Чжоу Ханьчжэн беззаботно посмотрел на юношу и с чувством вздохнул.
— Фуяо. Некогда горные цепи ваших земель царапали облака, а сам клан был полон грозных мастеров. От одного лишь топота их ног содрогались небеса. Такая власть, такой престиж… Никто не ожидал, что настанут времена, когда вы падете так низко, что вашим ученикам не останется ничего другого, кроме как бродить по пустыне без цели. Порой, превратности судьбы действительно невозможно предсказать.
Ударом меча Янь Чжэнмин прорвал оборону защитников Чжоу Ханьчжэна. Его тело обратилось вспышкой яркого света, устремившейся прямо к противнику. Ветер, поднятый его клинком, трепал полы чужих одежд, но Чжоу Ханьчжэн оставался невозмутимым. Он даже не развернул свой веер. В воздухе раздался тихий звон, и молния ударила прямо в меч Янь Чжэнмина, оставляя на лезвии длинную трещину.
— В прошлом, с твоим уровнем самосовершенствования, ты не смог бы даже войти в круг внутренних учеников острова, — улыбнулся Чжоу Ханьчжэн. — Ты всегда носишь на шее печать главы клана, не слишком ли она тяжелая для тебя? Почему бы мне не помочь тебе нести это бремя?
Его пальцы вдруг превратились в когти. Казалось, прямо у него на ладони возник черный циклон, и мужчина потянулся к груди Янь Чжэнмина.
Янь Чжэнмин уклонился в сторону и взмахнул мечом, в попытке нанести удар, но его рука неожиданно дрогнула.
Циклон, созданный Чжоу Ханьчжэном, был полон невыразимой силы. Даже столкнувшись с мечом, он не только остался невредимым, но и значительно увеличился в размерах. Он обрушился на Янь Чжэнмина, стремясь раздавить юношу своей мощной аурой.
Именно тогда Янь Чжэнмин услышал, как Хань Юань воскликнул:
— Я здесь! Иди сюда, дай мне хорошенько тебе врезать!
Сердце Янь Чжэнмина забилось быстрее. Он опустил голову и увидел, что Хань Юань, Ли Юнь и все остальные вышли из своего укрытия за небольшим холмом. Двое мужчин в масках пошли прямо на них и тут же вступили в бой с Ли Юнем, что едва держался на ногах, и Хань Юанем, что был бесполезен с самого начала. Ситуация в миг приняла опасный оборот.
Но, стоило Янь Чжэнмину лишь на мгновение отвлечься, как гигантская рука Чжоу Ханьчжэна сократила расстояние между ними. Янь Чжэнмину негде было спрятаться, но не смотря на свои раны, он мог только попытаться разорвать эту дистанцию. Он ударил «ответным огнем», намереваясь утащить Чжоу Ханьчжэна вниз следом за собой.
И все же несмотря на то, что он готов был поставить на кон все, что у него было, Чжоу Ханьчжэн очень ценил свою собственную жизнь. Он был вынужден отступить.
Как увлекательно. Неужели это правда, что даже кролики могут кусаться, оказавшись за пределами безопасных территорий?
Но стоило ему так поступить, как аура ледяного меча подкралась к нему со спины. Холодок объял сердце Чжоу Ханьчжэна. Он, наконец развернул свой веер, выпуская столб огня и молний.
Раскат грома сотряс небо, и яростные вспышки устремились в море. Бушующие волны вспенились, будто готовясь породить нового водяного дракона. Первые капли соленого дождя упали на остров.
Чжоу Ханьчжэн осторожно отступил назад. Увидев человека, что стоял позади него, он сощурился. Это был Чэн Цянь.
Ранее, когда Чэн Цянь впервые очнулся на том далеком рифе, промокший до нитки он уже выглядел как нищий. А после избиения Вэнь Я чжэньжэнем его одежда и вовсе превратилась в лохмотья. Выглядеть еще хуже Чэн Цянь просто не мог. Стоило Янь Чжэнмину увидеть, в каком возмутительном виде юноша предстал перед ними, как убийственные намерения, переполнявшие его, немедленно исчезли.
В этот момент глава клана Янь, наконец, осознал, насколько он повзрослел. Когда он увидел Чэн Цяня, он едва не разрыдался. Юноша открыл рот, но какое-то время не мог вымолвить ни слова.
Чэн Цянь окинул Янь Чжэнмина взглядом и вдруг почувствовал, что в мире действительно был хоть кто-то, кто всегда держал его в своих мыслях, тоскуя по нему и беспокоясь о его благополучии. Он знал, что сейчас не самое подходящее время и место, но не мог удержаться от легкой улыбки, выдававшей все его чувства.
Разве не естественно для человека желать, чтобы в конце дня, когда он, наконец, придет домой, измученный жизненными невзгодами, кто-нибудь открыл бы ему дверь и спросил: «Где ты пропадал на этот раз?»
Чжоу Ханьчжэн ранее не видел Чэн Цяня, но ему было все равно. В его глазах эти недоделанные сопляки не имели никакой ценности, чтобы о них помнить. У них не было ничего, кроме имени их клана. Но он никак не ожидал такого поворота событий.
Тогда, в лекционном зале, Чжоу Ханьчжэну понравился пристальный взгляд Чэн Цяня. Теперь, спустя несколько лет, пусть юноша и стал более сдержанным снаружи, но его внутренний настрой оставался прежним, что удивительно сочеталось с аурой его ледяного меча. И все же, несмотря на свое восхищение, Чжоу Ханьчжэн не желал признавать Чэн Цяня с его посредственным уровнем развития. Он лишь слегка улыбнулся.
— Что, этот маленький заклинатель тоже хочет обменяться со мной ударами?
— Старший Чжоу, ты все неправильно понял, я не имею таких намерений. — не выпуская из рук Шуанжэнь, Чэнь Цянь кивнул Чжоу Ханьчжэну с церемонным почтением. Но в следующий же момент, без какого-либо предупреждения, он вдруг активировал «Камень сосредоточения души» Вэнь Я чжэньжэня.
Чжоу Ханьчжэн ощутил, что его тело стало тяжелее. В глубине его сознания тут же зародилось плохое предчувствие, а потом он понял, что его ядро, казалось, покрылось слоем льда. Его предельная концентрация вдруг ослабла. Уровень его совершенствования упал, по меньшей мере, на шестьдесят процентов.
Чжоу Ханьчжэн был потрясен. Что это еще за проклятая техника?
Но Чэн Цянь не дал ему времени обдумать это. Неся в себе силу прилива, он сделал шаг вперед и ударил Чжоу Ханьчжэна мечом.
Чжоу Ханьчжэну ничего не оставалось, кроме как постыдно отступить. С каждым новым ударом он отходил все дальше и дальше. Так как уровень его совершенствования был подавлен, защитная аура вокруг его тела рассеялась без следа. Холодное лезвие Шуанжэня полоснуло по его груди, разрезая одежду и обнажая кожу.
— Этот младший пришел сюда не для того, чтобы обмениваться ударами, — сдержанно продолжил Чэн Цянь. — Я здесь, чтобы покончить с одним человеком.
Такой поворот событий ошеломил всех. Хань Юань, отброшенный назад людьми в масках, несколько раз кашлянул, вытянул шею, чтобы лучше видеть, и пробормотал:
— Это же младший старший брат? Он что, чем-то одержим?
Лужа открыла было рот, но он тут же наполнился брызгами соленой морской воды, и девочка поспешила ее выплюнуть.
— Дело не в том, что Сяо Цянь стал сильнее, а в том, что Чжоу Ханьчжэн ослабел, — быстро отреагировал Ли Юнь. — Смотри, он даже стоять ровно не может. Защитная аура вокруг него тоже исчезла!
Янь Чжэнмин с тревогой подумал: «Что за подозрительный тип повстречался этому сопляку в его отсутствие? Каким же сомнительным приемам он научился?»
Сам он, не теряя времени, сражался с людьми в масках, желавшими всеми силами помочь своему хозяину.
Водяной пар окутал безлюдный остров. Поднятые клинком прилива капли взмыли вверх, прежде чем замерзнуть. Чжоу Ханьчжэн внезапно осознал:
— Подожди... Это же Шуанжэнь, смертоносный меч? Откуда он у тебя?
Чэн Цянь даже не потрудился ответить. Он взмахнул своим оружием, и иней, повисший в воздухе, сгустился в вихрь. Его основание было острым, как копье, и целилось прямо между бровей Чжоу Ханьчжэна.
Чжоу Ханьчжэн не ожидал, что столь юный молодой человек может без колебаний кого-то убить. Испустив яростный вопль, он взмахнул своим веером. Веер разорвал водяной вихрь. Пламя и искры столкнулись с морозом. Даже не дав себе перевести дух, Чжоу Ханьчжэн вновь вскинул руку. Молнии сплелись с новым порывом ветра, намереваясь сбить несущееся на него «копье». Но вдруг ледяные осколки, словно бурные волны, хлынули на берег. В мгновение ока они вновь сложились вместе и теперь казались еще прочнее, чем прежде!
Чжоу Ханьчжэна снова отбросило назад. Пытаясь избавиться от странного ограничения, он злобно посмотрел на Чэн Цяня.
— Сопляк, советую тебе остановиться. Перейдешь эту черту и точно пожалеешь.
Услышав это, Чэн Цянь едва не расхохотался. Он подумал: «Почему бы тебе не сказать эти слова самому себе, в тот момент, когда ты унижал других?»
Он тут же сложил печать, и Шуанжэнь, подобно выпущенной из лука стреле, рванулся к Чжоу Ханьчжэну. Окутавший его водяной поток окончательно разрушил тонкую грань между сном и явью. Его мощь была настолько пугающей, что даже вороны Чжоу Ханьчжэна были ошеломлены.
Чжоу Ханьчжэн заставил себя встретить атаку. Искрящаяся молния столкнулись со льдом. Ужасный гул потряс небо и землю. В этот момент ядро Чэн Цяня было в лучшем состоянии, чем, подавленное камнем, ядро Чжоу Ханьчжэна. Кроме того, он только что познал суть фехтования прилива и теперь не давал своему противнику возможности дышать.
После трех последовательных атак Чжоу Ханьчжэн закашлялся. Его рот наполнился кровью.
Как и следовало ожидать, фраза Чэн Цяня «я здесь, чтобы покончить с определенным человеком» не была преувеличением. Эти атаки почти истощили его собственное ядро, но ему было все равно. С помощью камня сосредоточения души он снова заставил себя двигаться. Он вскочил, потянулся к Шуанжэню и, собрав всю свою сдерживаемую злобу в этом единственном ударе, вознамерился покончить с Чжоу Ханьчжэном.
Зрачки Чжоу Ханьчжэна сузились до размеров острия иглы. В отчаянии он отбросил веер и сложил несколько сложных печатей. Бескрайнее небо внезапно потемнело. Густые облака собрались вместе, нависая над островом. Но этого оказалось недостаточно, чтобы остановить Чэн Цяня. Вызывающий молнии веер не мог противостоять смертоносной силе древнего меча. Он с треском раскололся надвое и упал на землю.
Несмотря на все свои усилия, Чжоу Ханьчжэн все еще не мог преодолеть ограничение, наложенное на него камнем сосредоточения души. Отчаявшийся человек рискнул бы чем угодно! Используя в качестве проводника свое собственное тело, Чжоу Ханьчжэн призвал гром девяти небес.
Ослепленный своим убийственным намерением, Чэн Цянь даже не взглянул на небесную мощь, надвигающуюся на него. Единственное, что занимало его мысли — желание убить Чжоу Ханьчжэна. Все остальное его мало волновало.
Янь Чжэнмин, только что закончивший избивать двух мужчин в масках, обернулся на шум, и почувствовал, как его душа покидает тело.
До предела разогнав заклинанием изношенный меч под ногами, он бросился прямо в бой. Едва дотянувшись, он тут же схватил Чэн Цяня за талию и отбросил его в сторону. В этот момент Янь Чжэнмин чувствовал себя так, словно божественный гром коснулся его самого. Тонкие волоски на его затылке встали дыбом, по спине пробежали мурашки.
Необитаемый остров содрогнулся так сильно, что едва не рухнул на морское дно. В земле, в том месте, где они только что стояли, образовался огромный обугленный кратер.
Грохот оглушил Янь Чжэнмина. Едва очнувшись, он сомкнул пальцы на воротнике Чэн Цяня и взревел:
— Какого черта ты делаешь?!
Состояние Чэн Цянь было ничуть не лучше. Он чувствовал дрожь в груди старшего брата, но не мог слышать ни слова из того, что он сказал. Он завыл в ответ:
— Что ты кричишь? Я ничего не слышу!
Янь Чжэнмин безжалостно отвесил ему подзатыльник. Чэн Цянь, растерявший всю свою силу после прошлого удара, не был готов к этому. Он качнулся вперед и ударился лбом о плечо Янь Чжэнмина.
Но, прежде чем он успел поднять голову и начать спорить, рука Янь Чжэнмина легла ему на затылок. Юноша крепко держал его в своих объятиях.
Хватка у Янь Чжэнмина была такой, что он весь дрожал от напряжения. Он чувствовал себя так, словно только что очнулся от кошмара или пережил катастрофу.
В целом мире ничто не могло принести ему такого утешения, как это грязное тело в его руках.
Тысячи слов заполнили его сердце. Какое-то время он даже не знал, с чего начать. В глубине души ему казалось, будто он что-то почувствовал, но он никак не мог избавиться от внезапной растерянности. Прежде чем он успел разобраться в происходящем, громоподобный рев, обрушившийся на остров, стих. Чэн Цянь, этот бесчувственный сопляк, оттолкнул его, потирая затылок, и тут же объявил:
— Я еще не закончил с Чжоу Ханьчжэном, позже поговорим.
Янь Чжэнмин ошеломленно промолчал.
Хотя он и сам не до конца понимал, что хотел сказать, но пережитое им чувство было поистине захватывающим.
Чжоу Ханьчжэн, чей уровень самосовершенствования так внезапно подавили, был сильно ранен. После того, как он использовал собственное тело для призыва грома, каналы его меридиан были практически разрушены. Даже, если действие камня сосредоточения души закончилось, когда Чэн Цянь потерял свою силу, он все еще лежал на земле, не в силах подняться.
С полным ртом крови, Чжоу Ханьчжэн презрительно посмотрел на приближавшегося Чэн Цяня. Все, что он сейчас мог делать — издавать булькающие звуки. Он несколько раз пытался встать, но снова и снова падал обратно. Его костлявые руки царапали землю, оставляя кровавые следы. Картина была поистине ужасающей.
К несчастью для него, Чэн Цянь был непоколебим. Глядя на этого человека, юноша не испытывал ни жалости, ни страха. Он пошел прямо на него, намереваясь покончить с Чжоу Ханьчжэном одним взмахом меча.
Но именно в этот момент губы Чжоу Ханьчжэна вдруг изогнулись в демонической улыбке. Что-то в его рукаве издало резкий звук. Чэн Цянь нахмурился, прежде чем успел понять, что что-то не так. В следующее мгновение порыв ветра коснулся его затылка.
Чэн Цянь знал, что ему следует уклониться, но из-за того, что он слишком сильно перенапрягся, он едва ли мог собраться с силами.
Боль вспыхнула в середине спины. Чья-то рука пронзила его насквозь, прошла через тело и вышла из груди.
Море и небо слились воедино, становясь поистине бескрайними.
Порой один-единственный момент может показаться неимоверно долгим. Настолько долгим, что растянется на вечность.
За свою жизнь человек переживает подобное лишь несколько раз. Например, оказавшись на грани смерти.
Чэн Цянь рефлекторно направил Шуанжэнь назад, но, стоило ему увидеть лицо нападавшего, как меч тут же завис в воздухе. Это был Хань Юань.
У Хань Юаня было множество причин внезапно подойти к нему сзади. Он мог пожелать собственными глазами увидеть агонию Чжоу Ханьчжэна, или добавить ему пинков, а мог просто прогуливаться, выпуская пар... Никто не стал бы защищаться от него.
Но в этот момент глаза его четвертого брата были кроваво-красными, совсем как глаза бродячих заклинателей с острова Лазурного Дракона. Такое знакомое лицо Хань Юаня теперь было окутано темной аурой, его черты исказились. Казалось, он собрал всю свою энергию в руке. Удар был такой силы, что юноша сломал себе пальцы, однако, он будто и вовсе не чувствовал боли.
Бродячие заклинатели, попавшие под действие «души художника», вели себя точно так же. Они игнорировали даже смерть, смотревшую им прямо в глаза, не говоря уже о боли.
Чэн Цянь в изумлении уставился на Хань Юаня. Он почувствовал, как энергия и жизненная сила покидают его, утекая через дыру в груди. Вместе с ними исчезали и все остальные чувства, будь то радость или гнев. Не было никакой возможности исправить это, не было никакого смысла бороться, независимо от того, что он никак не мог поверить в произошедшее.
Хань Юань поднял на юношу бесстрастный взгляд. Он выдернул руку из груди Чэн Цяня, и кровь тут же забрызгала его лицо. Словно в каком-то трансе он наблюдал за тем, как Чэн Цянь рухнул к его ногам.
Чэн Цянь все это время пристально смотрел на него, конечности юноши бессознательно подергивались. Вся оставшаяся в его теле кровь, казалось, прилила к его глазам, но Чэн Цянь не мог произнести ни единого слова.
Все взлеты и падения, все горести и радости, пережитые им за последние десять лет, превратились в ничто, сведясь к одной единственной банальной фразе: «такова жизнь».
Шуанжэнь, прижатый к шее Хань Юаня, задрожал и безвольно упал на землю, словно бесполезный кусок железа, оставив лишь неглубокий порез на коже четвертого брата.
Все произошло так быстро, что все присутствующие оказались глубоко ошарашены. Только когда Лужа вскрикнула, Янь Чжэнмин, наконец, вышел из своего полусонного оцепенения. Он все еще стоял на коленях, но все его конечности будто налились свинцом. Все его тело словно окаменело, так что он даже не мог пошевелиться.
Но Ли Юнь, всю свою жизнь слывший трусливым кроликом, вдруг совершенно позабыл об ужасных заклинателях с острова Лазурного Дракона. Он опрометью бросился вперед и оттолкнул Хань Юаня.
Хань Юань сильно пошатнулся и рухнул на землю, даже не попытавшись встать. Его пустые глаза смотрели куда-то в сторону. Если бы не вздымающаяся от дыхания грудь, он бы ничем не отличался от трупа.
— Сяо Цянь, Сяо Цянь... — глаза Ли Юня наполнились слезами, когда он беспомощно опустился на колени рядом с Чэн Цянем. Он бегло пошарил руками по собственным одеждам, силясь найти хоть что-нибудь, что могло бы помочь. Он все еще цеплялся за надежду.
Чэн Цянь лежал на боку, словно выброшенная на берег рыба. Возможно, он услышал голос Ли Юня, потому что в его опустевших зрачках вдруг зажегся какой-то свет. Лежавший неподалеку Шуанжэнь взмыл в воздух над их головами. Развернувшись, он рванулся вперед, пронесся мимо Ли Юня, замораживая слезы на его лице, и погрузился прямо в череп Чжоу Ханьчжэна.
Этот меч и его новый хозяин, похоже, полностью оправдывали слова: «Даже в смерти человеческое сердце непоколебимо, как сталь».
Чжоу Ханьчжэн едва держался. Освободившись от гнета «камня сосредоточения души», он активировал заклинание «душа художника», наложенное им на Хань Юаня. В этот момент он был практически мертв. Последний удар морозного клинка положил конец самому большому бедствию нынешнего поколения.
У Чэн Цяня была особая связь с Шуанжэнем, ему не нужно было видеть все своими собственными глазами, чтобы быть уверенным в том, что Чжоу Ханьчжэн действительно погиб под его мечом.
На окровавленных губах юноши расцвела легкая улыбка. Он наконец-то убил этого человека. Отныне, если они будут осторожны, никто и никогда не узнает, что они из клана Фуяо. Никто не станет преследовать их, с целью завладеть каким-то неизведанным сокровищем, покоящимся на горе.
Чэн Цянь облегченно вздохнул. Он победил и теперь может успокоиться. Его голова окончательно склонилась к земле. Это было похоже на то, как если бы человек, находящийся на грани смерти, инстинктивно искал место своего упокоения.
В этот момент откуда-то сверху раздался удивленный возглас Ли Юня:
— Хань Юань! Что ты делаешь?
Как только Чжоу Ханьчжэн погиб, превращенный в марионетку Хань Юань содрогнулся всем телом. Похоже, помимо «души художника», в нем было что-то еще. Он еще не полностью очнулся, когда его растерянный взгляд упал на Чэн Цяня. На лице юноши появились признаки борьбы, будто настоящий Хань Юань сражался с чем-то, изо всех сил стараясь вернуть себе контроль над собственным телом.
Но в конце концов ему так и не удалось проснуться.
Хань Юань внезапно встал и, даже не взглянув на своих братьев, направился прямо к морю.
Ли Юнь захлебнулся рыданиями. Он быстро сложил печать, не заботясь о том, правильной она была или нет, и с силой хлопнул Хань Юаня по спине. Бесчисленные тонкие нити потянулись от его ладони, опутывая Хань Юаня.
— Стой на месте!
Хань Юань позволил этим нитям врезаться в его тело, оставляя мириады мелких порезов. Он будто так ничего и не почувствовал. Ли Юнь стиснул зубы и сжал пальцы в кулак, собираясь с силой оттащить брата назад, но в этот момент Хань Юаня внезапно охватило пламя. Казалось, в нем изначально было что-то неправильное. Пламя в мгновение ока испепелило паутину Ли Юня вместе с одеждой Хань Юаня. И, когда уже ничто не могло ему помешать, совершенно голый Хань Юань бросился к морю, нырнул в воду и больше не всплыл на поверхность.
Только Чэн Цянь ничего не знал о случившемся. Все его чувства притупились и сжались в комок, сосредоточившись на боли. Пара холодных рук потянулась к нему, поднимая и поддерживая. Чьи-то дрожащие пальцы коснулись его лица.
Как странно. Сейчас, Чэн Цянь не чувствовал ничего, даже запаха крови, окутавшего его, но каким-то образом ему удалось уловить аромат орхидей.
Этот аромат исходил от рукавов старшего брата. Юноша чувствовал его всякий раз, когда тот давал ему лекарство, и он задерживался на простынях, когда Чэн Цянь бездельничал в комнате Янь Чжэнмина. Всякий раз, когда этот запах окружал его, юношу всегда тянуло в сон.
Сознание Чэн Цяня начало угасать. Краткое прозрение, вызванное его желанием утащить Чжоу Ханьчжэна следом за собой, прошло, и на мгновение он даже забыл, где находится.
— Я... — Чэн Цянь начал бредить.
Янь Чжэнмин опустил голову, приблизившись к его лицу.
— М-м?
— ... хочу пойти... домой…
Янь Чжэнмин был потрясен. Его губы растянулись в печальную улыбку.
Юноша с трудом поднялся на ноги, держа Чэн Цяня на руках, и мягко сказал:
— Хорошо, пойдем домой. Старший брат отведет тебя обратно на гору Фуяо.
Чэн Цянь, казалось, улыбнулся ему в ответ. Он постепенно слабел, сил на то чтобы говорить почти не осталось, и юноша замолчал.
И в то же время, словно из ниоткуда, ему в голову пришла мысль: «Как больно. Умирать так больно. Неужели, когда я родился, я чувствовал то же самое?»
А потом он вспомнил, что, когда он родился, его мать перенесла эту боль за него.
Внезапно обида Чэн Цяня на своих родителей и всех остальных людей полностью исчезла, как по дуновению ветра. Вся его короткая жизнь, наполненная скитаниями у чужих ворот, в миг рассеялась, утонула в безмятежном аромате орхидей.
Голова Чэн Цяня потеряла опору и упала на плечо Янь Чжэнмина.
Именно это люди называли «судьбой» Она приходила с шумом, когда ей заблагорассудится, и уходила без следа. За тем, что прошло, уже нельзя было угнаться.
Ли Юнь вскочил на ноги и поспешил за ними:
— Старший брат! Старший брат! Отпусти его, Сяо Цяня больше нет!
Но Янь Чжэнмин отказался его слушать. Тогда Ли Юнь схватил его за локоть.
— Старший брат!
Шаги Янь Чжэнмина замерли, когда он повернулся и молча посмотрел на него. В его глазах не было ни слезинки. Сердце Ли Юня подскочило к горлу. Больше всего на свете юноша боялся услышать слова: «Медная монетка заснул, не шумите».
Теперь, когда один из них погиб, а другой пропал без вести, если еще и старший брат сойдет с ума, что он будет делать? Ли Юнь сделал полшага назад, его голос дрожал.
— Старший брат, пожалуйста, не пугай меня.
— Я знаю. — Янь Чжэнмин опустил глаза и прошептал, будто самому себе. — Я не сошел с ума. Пусть младшая сестра перестанет плакать.
Услышав это, Ли Юнь испугался еще больше, потому что безумие старшего брата оказалось еще более необычным.
— Иди и принеси немного воды. — сказав это, он даже не обернулся, даже не взглянул на Ли Юня. Прежде чем отнести тело Чэн Цяня в сердце необитаемого острова, он снова пробормотал. — Приведем его в порядок... А потом придумаем, как сделать лодку.
Ли Юнь ошеломленно спросил:
— Куда же ты хочешь отправиться на лодке?
— Сначала мы вернемся в дом Янь. Нужно все проверить, но я думаю, что этого места больше нет. Несмотря на все богатства моей семьи, они всего лишь люди. Избавиться от них не сложнее, чем разорить муравейник... Я просто хочу увидеть все своими глазами. Если они действительно погибли, я перестану думать об этом.
Тело Ли Юня покрылось мурашками. Всю дорогу сюда они продолжали обманывать себя, что амулет Сюэцина попросту исчез, а сам Сюэцин в полном порядке. Конечно, и с домом семьи Янь все было в порядке. Но теперь глава его клана, казалось, разом принял все те печальные новости, что этот мир бросил на его пути.
Чжэши молча опустил Лужу на землю и направился за водой. Затем он помог Янь Чжэнминю опустить Чэн Цяня на землю и смыть пятна крови, покрывавшие все тело юноши. Закончив с этим, Янь Чжэнмин все еще не мог избавиться от чувства, что столь неряшливый вид был слишком оскорбительным для Чэн Цяня. Он снял свои собственные верхние одежды и завернул в них юношу.
Опустившись на колени рядом с Чэн Цянем, Янь Чжэнмин еще долго смотрел на его лицо. Ему казалось, будто он собственными глазами видит, как последние крупицы надежды, таившиеся в глубине его сердца, превращаются в прах.
Янь Чжэнмин вдруг подумал: «Почему я все еще жив? Почему я не могу уйти вместе с ним?»
Как только эта мысль пришла ему в голову, его ядро начало вращаться в обратном направлении. Зловещее сияние, слабый предвестник отклонения Ци, озарило его лицо. Тысячи мыслей поднялись в его душе, сплетаясь с небывалой скорбью. Чжоу Ханьчжэн, Тан Яо, Бай Цзи... бесчисленные лица пронеслись прямо перед его глазами.
— Почему они не умирают? — внезапно пробормотал Янь Чжэнмин. — Что за высший закон позволяет этим бесстыдникам жить столетиями?
Чжэши, стоявший ближе всех к нему, сразу же заметил, что что-то не так. Он тихо позвал:
— Глава клана.
Янь Чжэнмин медленно повернулся к нему. В это мгновение, его, такие знакомые, вечно улыбающиеся персиковые глаза, превратились в бездонные колодцы, полные бескрайней темноты. Янь Чжэнмин вдруг глухо рассмеялся, четко и ясно произнося каждое слово:
— Если я достигну Дао, я буду творить все, что захочу, делать все, что мне заблагорассудится, я буду убивать людей без разбора и забирать у них все, что увижу. Если хоть кто-нибудь осмелится встать у меня на пути, я разорву его на тысячи частей, изрублю его душу настолько, что он больше никогда не сможет войти в цикл перерождений, будь он хоть сам Будда, хоть какое угодно другое божество!
Ли Юнь пришел в ужас.
— Старший брат, ты… Что ты такое говоришь?
— Ну почему? — голос Янь Чжэнмина стал еще ниже, он почти охрип. — Почему?
Не успел он договорить, как вокруг него поднялась волна темной энергии. Вихрь из песка и камней закружился в воздухе, не давая никому приблизиться. Ли Юнь протянул руку, намереваясь схватить Янь Чжэнмина за плечо, но, прежде чем он смог дотронуться до него, вихрь опрокинул его на спину и отбросил назад по меньшей мере на три шага.
Несчастный Чжэши совершенно не знал, что ему делать. Он мог лишь беспомощно смотреть на Ли Юня.
Ли Юнь моментально вскочил на ноги, силясь принять угрожающий вид.
— Янь Чжэнмин! Сяо Цянь мертв, Сяо Юань пропал, неужели ты думаешь, что я такой бессердечный, неужели ты думаешь, что мне не больно? Я бы с радостью предпочел умереть вместо него!
С самого детства Ли Юнь не отличался особой силой, он также никогда не показывал своей истинно-плохой стороны. Повзрослев, он перестал говорить резкости и всегда оставался спокойным. Всего за несколько фраз он израсходовал весь свой сдерживаемый гнев и быстро утомился. Топнув ногой, Ли Юнь глубоко вздохнул, глаза его покраснели. Он выглядел так, будто вот-вот расплачется. Собравшись с мыслями, он, наконец, выдавил из себя слова, которые никогда не осмеливался произнести вслух.
— По крайней мере, Сяо Цянь был намного сильнее меня.
К несчастью, его редкое чистосердечное признание не было услышано. Янь Чжэнмин, казалось, совершенно потерял слух. Один из камней оторвался от земли, взвился в воздух и ударил Ли Юня по лицу, оставив кровавую ссадину. Ли Юнь был вынужден отступить еще на несколько шагов и случайно столкнулся с Лужей, сидевшей в стороне без присмотра.
Лужа беспомощно вцепилась в его ногу. Всего за несколько дней ее пухлое личико заметно похудело, а подбородок стал таким острым, что его можно было сравнить с двумя иглами для поиска души, висящими у нее на шее. Бросив на нее быстрый взгляд, Ли Юнь вдруг наклонился, присел на корточки и, сжав пальцами ее плечо, настойчиво сказал:
— Одолжи мне одну из этих игл!
Прежде чем Лужа успела среагировать, Ли Юнь выхватил одну из игл, щелчком пальцев сломал деревянный футляр и швырнул ее в сторону Янь Чжэнмина.
Лужа была ошеломлена. Сопровождаемая ее пронзительным криком игла исчезла в темном тумане, вонзившись в плечо Янь Чжэнмина.
Тьма мгновенно рассеялась. Охнув, Янь Чжэнмин рухнул вперед, прямо на Чэн Цяня, и замер. Какое-то время он не мог пошевелиться.
Ли Юнь немедленно бросился к нему, быстро выдернув ядовитую иглу и перекрыл кровоток. Точный удар достиг ядра Янь Чжэнмина, собственная Ци Ли Юня хлынула в тело старшего брата, выталкивая яд прежде, чем он успел распространиться. Когда черная кровь, сочившаяся из раны, стала красной, юноша, наконец, вздохнул с облегчением. Затем он выудил из-за пазухи пузырек с противоядием, едва не пострадавший от морской воды, и толкнул локтем неподвижного Янь Чжэнмина, бормоча:
— Ты не отвечал на мой зов... У меня не было другого выбора. Старший брат, сейчас же прими противоядие.
Но Янь Чжэнмин даже головы не поднял. Ли Юнь подождал еще немного, но ответа так и не получил. Протянув руку, он осторожно опустил ее на здоровое плечо Янь Чжэнмина и, наконец, почувствовал, что его старший брат дрожит, словно лист на ветру.
Держа в руках уже остывшее тело Чэн Цяня, Янь Чжэнмин горько плакал, пока не потерял голос.
Спустя полмесяца пребывания на острове, они, наконец, закончили делать лодку. Небольшая, украшенная грубо вырезанными заклинаниями, лодка едва вмещала двоих. К счастью, Лужа была еще совсем маленькой, так что они могли бы немного потесниться, а Янь Чжэнмин мог летать на своем мече, так что ему оставалось лишь следовать за ними по воздуху. Он завернул Шуанжэнь Чэн Цяня в кусок ткани, намереваясь унести его с собой. Их багаж просто не мог быть проще.
— Глава клана, нам пора уходить, — голос Ли Юня прозвучал как напоминание.
Янь Чжэнмин кивнул. Он обернулся и в последний раз посмотрел на этот никому не известный необитаемый остров. Вся красота его юного лица за одну-единственную ночь покрылась темной тенью, будто все прожитые им годы растянулись в вечности. Всего за одно короткое мгновение юноша изменился и вошел в возраст1.
1 长大成人 (zhǎng dà chéngrén) – букв. вырасти и возмужать.
Пока Янь Чжэнмин смотрел на остров, черты его лица, казалось, смягчились, в его взгляде промелькнул едва заметный намек на прежнюю теплоту:
— Однажды, когда мы вновь сможем без страха подняться на гору Фуяо, мы вернемся сюда и заберем тебя домой, хорошо?
Конечно же, ему никто не ответил.
Янь Чжэнмин повесил Шуанжэнь за спину, встал на свой зазубренный меч и взлетел, занимая место впереди.
Море и небо слились воедино, становясь поистине бескрайними.
Конец второго тома.
Доброго времени суток, дорогие ребята!Спасибо, что вы были с нами эти два тома, спасибо, что переживали за наших любимых детей, радовались с ними, смеялись и плакали!
Мы ни в коем случае не прощаемся, конец истории еще очень и очень далеко.
Команда перевода предупреждает вас, что на ближайшие две недели мы вынужденно уходим в небольшой отпуск. Перевод Лю Яо теперь будет вестись полностью с китайского языка, без какой-либо поддержки анлейта, и нам нужно немного времени подготовиться, войти в режим, сделать новое оформление.
К тому же, наш второй проект «Топить в вине бушующее пламя печали» претерпел колоссальные изменения, внесенными в текст самим автором, и нам тоже нужно время, чтобы охватить такой огромный объем работы.
Просим вас отнестись с пониманием и не паниковать, проект никто и никогда не бросит! Мы любим эту историю, надеемся, что полюбили и вы.
49-я глава Лю Яо выйдет 28 мая 2020 года. Оставайтесь с нами, наберитесь терпения, мы скоро вернемся!
С уважением, команда перевода.
Три бедствия: небо, земля и человек.
Том 3. Неприятные последствия.
Буря носилась по мрачному небу1. Посреди густого леса протянулась узкая извилистая тропа, конец которой уходил далеко за пределы видимости.
1 风雨如晦 (fēngyǔ rú huì) ветер и дождь проносятся по мрачному небу обр.: мрачная и тяжелая ситуация.
Очевидно, это место уже давно опустело, а прошедший ливень еще сильнее размыл дорогу.
Юноша шестнадцати-семнадцати лет поддерживал еле идущего старика. Двое мужчин были одеты в плащи из соломы. Во всяком случае, это было лучше, чем ничего. Большую часть ночи они провели в пути и насквозь промокли. У старика, похоже, были проблемы с ногами. Он часто останавливался, потирая ноющее колено.
Он прищурил выцветшие от старости глаза, посмотрел вдаль и вздохнул.
Юноша рядом с ним негодовал:
— Что толку от этих бессмертных? Чушь! Они всегда принимают наши подношения, но всякий раз, когда мы пытаемся встретиться с ними, нам приходится преодолевать такие трудности. Какая им вообще польза от бедных крестьян?
Старик был потрясен, услышав его слова:
— Не говори ерунды!
Глаза у молодого человека стали круглые, как у тигра. Он ответил:
— Разве я не прав? И они называют это защитой? Где же их благословение? Всякий раз, когда мы страдали от засухи или наводнения, просили ли они меньше подношений? В год восстания Аньпин-вана2 три уезда и пятнадцать городов оказались в большой беде. Повсюду свирепствовали воры, и множество людей остались без крова. Они хоть раз появились? Бессмертным нет никакого дела до мирских проблем. А что теперь? В деревне завелся злой дух. Он терроризирует округу, пожирает жителей и приносит столько беспокойства, но они все еще ведут себя так, будто ничего не происходит, ожидая, что мы попросим их о помощи?
2 王 (wáng) император, великий князь, принц (титул высшей знати).
Хромой старик остановился на полпути и потер поясницу.
— Бессмертные совершенствуются, им некогда заботиться о мире. Если нам что-то нужно, мы должны сами прийти и сообщить им об этом. Что ты такое говоришь?!
Молодой человек сердито ответил:
— Это единственный путь в долину Минмин. Чтобы выдержать все трудности и опасности твои намерения должны быть искренними! Почему же им тогда самим не спуститься и не принять подношения? Вот, что было бы действительно искренне...
— Люлан! Замолчи! — старик с силой стукнул посохом о землю. — Если ты продолжишь нести чушь, можешь возвращаться домой3! Незачем вовлекать жителей Шиу в неприятности!
3 滚回 (gǔnhuí) груб. вернуться, свалить обратно (на родину).
Юноша увидел, что он сердится, и на его лице промелькнула тень. Он не осмелился больше спорить. Повернувшись к старику, он снова сказал:
— Бессмертные действительно так велики?
Вдруг, небо содрогнулось от грома. Гремело совсем рядом, и молодой человек оказался застигнут врасплох. Его лицо тут же побелело и, отбросив прежнюю мелочность, он спросил:
— Дедушка, почему гром сегодня звучит так странно?
Но ответа он так и не получил, последовавшие одна за одной, яркие вспышки, как упавши капли дождя, обрушились вниз, озарив все ночное небо. Старик так испугался, что поспешно дернул юношу за руку, заставляя опуститься на колени. Отбивая земные поклоны, он принялся бормотать молитвы себе под нос, боясь шелохнуться. Звери и птицы попрятались в лесу, избегая попадаться на глаза. Даже трава и деревья дрожали на ветру.
Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем громоподобный рев, наконец, стих. Отзвуки непогоды отдавались слабым эхом, а земля все еще дрожала.
Юноша еще долго не мог ничего услышать. Он был оглушен и не осмеливался произнести ни слова.
Только когда ливень закончился и тучи разошлись, небо озарилось тусклым лунным светом. Дрожа, Люлан, наконец, сдвинулся с места и помог старику подняться. После чего они продолжили свой путь.
Юный Люлан спросил:
— Дедушка, я боюсь. Десятки молний ведь не смогут уничтожить долину Минмин, правда?
— Не говори лишнего, — тихо упрекнул его старик. Он тащился по грязной тропинке, заметно прихрамывая. Понизив голос, старик сказал. — Кажется, какой-то бессмертный столкнулся с Небесным Бедствием.
— Небесное Бедствие?
— Путь самосовершенствования нелегок. На долю идущих по нему выпадает множество испытаний. Я слышал, что Небесное Бедствие — самое смертоносное из них. Бесчисленное множество бессмертных отдали свои жизни4, в попытках пережить его. Но, если бы они справились, их уровень развития значительно бы возрос. Они бы еще на шаг приблизились к тому, чтобы действительно разделить свою жизнь с небом и землей, — по лицу старика пробежала тень неуверенности. — Я слышал от своего деда, что однажды в прошлом он видел, как бессмертный столкнулся с Небесным Бедствием. Молния ударила в него десять раз. Это было очень опасно... Может быть, человек, переживший подобное, был таким же грозным мастером, как повелитель долины?
4 陨落 (yǔnluò) упасть метеоритом (обр. в знач.: почить, скончаться ― о крупной личности).
Пока они разговаривали, узкая извилистая тропинка внезапно свернула в сторону. Впереди открылась широкая панорама с видом на долину Минмин.
Горы казались такими далекими. На омытых дождем склонах повсюду распускались цветы5. Лунный свет пронизывал все вокруг тонкими нитями. Сейчас долина больше всего напоминала сказочную страну6.
5 漫山遍野 (mànshānbiànyě) заполнять горы и долины (обр. в знач.: заполнять собой всё).
6 人间仙境 (rénjiānxiānjìng) обр. рай на земле, царство бессмертных (небожителей) среди людей.
— Дедушка, посмотри, мы пришли... — удивленно сказал Люлан, но тут же застыл на месте, не успев договорить.
У подножия цветущего склона раскинулось большое поле, окруженное барьером из амулетов. Обычные люди не могли их заметить. Молнии выжгли поле до черноты, создавая резкий контраст между внутренней и внешней стороной круга. Снаружи все находилось в цвету, а внутри не осталось ни единой травинки.
На выжженной земле стоял человек.
Одежда этого человека превратилась в лохмотья, его рукава были опалены. Со спины он казался довольно высоким. Вероятно, это был мужчина.
Между ними было не менее сотни чжан, но незнакомец, похоже, услышал голос Люлана и повернулся, чтобы посмотреть на путешественников. Несмотря на то, что его одежда была изорвана в клочья, он был необычайно красив. В бледном свете луны казалось, будто он выточен из нефрита. Глаза его напоминали многолетний иней. Как только Люлан встретился с ним взглядом, он сразу же почувствовал холод, пробравший его от макушки до кончиков пальцев ног, и так испугался, что не смел даже пошевелиться.
Но в следующий момент он понял, что дедушка тянет его за собой. Они вместе опустились на колени и, поклонившись незнакомцу, старик сказал:
— Приветствую бессмертного. Мы жители Шиу, что за пределами долины. Мы пришли попросить помощи, мы вовсе не собирались врываться сюда. Пожалуйста, не злитесь.
Мужчина удивился, а после небрежно махнул рукой. Люлан почувствовал, как его кожи коснулся холодок, будто наступила поздняя осень. Но, несмотря на это, людей он не заморозил. Все его тело стало легким, и эта прохлада тут же подняла их с дедом на ноги.
Этот бессмертный был удивительно добродушен. Он не только не доставил им никаких хлопот, но и оказался довольно вежлив.
— Все в порядке, не делайте этого. Дела за пределами долины меня не интересуют. Пожалуйста, подождите, я позову кого-нибудь, кто сможет вам помочь.
С этими словами он щелкнул пальцами, и прямо в небо устремился яркий луч. Мгновение спустя в отдалении мелькнула едва заметная, похожая на светлячка, сияющая точка. Когда она приблизилась, Люлан увидел, что это был летящий на мече заклинатель.
Приземлившись, младший адепт поспешно убрал меч и почтительно поклонился человеку в лохмотьях.
— Старейшина Чэн. Поздравляю старейшину, с тем, что вы пережили Большое Небесное Бедствие, и с тем, что ваш уровень развития стал выше.
— Тут не с чем поздравлять. Я едва не сгорел, — равнодушно ответил мужчина, указывая на смущенных деда и внука позади себя. — Они пришли издалека, помоги им.
Отдав эти простые распоряжения, он быстро кивнул Люлану и его деду. Затем фигура мужчины превратилась в размытое пятно и мгновенно исчезла.
Этот невероятный7 бессмертный поразил Люлана. Даже когда младший адепт пригласил их в долину, его разум все еще находился под впечатлением от зрелища человека, стоящего посреди обугленной земли и небрежно обернувшегося, чтобы взглянуть на них.
7 飞天遁地 (fēitiāndùndì) по небу лететь и под землей проходить; обр. иметь способности всё сделать.
Люлан рассеянно подумал, что этот бессмертный всего на несколько лет старше его самого. Был ли он на самом деле «старейшиной» долины Минмин? Юноша не мог удержаться от зависти. Потом он вспомнил о ледяных глазах и поспешно отогнал от себя это чувство. Он испытывал благоговейный трепет и не смел больше сомневаться.
Младший адепт достал из своего одеяния листочек, поднес его ко рту и выдохнул, затянув какую-то бессвязную мелодию. В ответ с небес донеслось ржание, и из-за облаков показалась карета, запряженная белой лошадью. Лошадь фыркнула и уверенно приземлилась.
— Если бы не ваше благословение, я, возможно, не смог бы поговорить с ним сегодня, —дружелюбно сказал младший адепт. — Прошу вас.
Два человека осторожно забрались в летающую карету. Люлан был молод и любопытен, он тут же спросил:
— Брат чжэньжэнь, это правда был старейшина долины?
Старик испугался, что юноша скажет что-нибудь не то, и поспешно потянул его за руку.
— Пожалуйста, не сердитесь, этот ребенок…
— Все в порядке, господин, — младший адепт направил лошадь вперед и заговорил. — В нашей долине Минмин есть ледяное озеро, оно такое холодное, что даже я не осмеливаюсь подходить к нему близко. Говорят, что любая вода в пределах одного чжана от него обязательно замерзнет. Но озеро вовсе не безжизненно. Этот старший просто поселился там в какой-то момент, заняв пещеру на берегу. Он собрал внутри весь холод этого места и постоянно совершенствовался там. Поэтому теперь долина такая оживленная. Ведь он покорил ледяное озеро. Он редко появляется на людях, и мы втайне прозвали его «старейшиной».
Услышав это, Люлан ошеломленно сказал:
— Здесь настолько холодно? Неужели он не боится?
Младший адепт улыбнулся:
— Те, кто идет по пути самосовершенствования, должны быть способны противостоять всевозможным трудностям. Если у них нет решимости, как они смогут достичь великого Дао?
Всю дорогу карету то и дело потряхивало. Достигнув сердца долины, она медленно приземлилась.
Выбравшись наружу, Люлан увидел множество павильонов и различных зданий, с крыш которых свободно стекала вода. На улице никого не было, кроме нескольких прилетевших журавлей. Когда они ступили на землю, Люлан почувствовал во всем теле небывалую легкость. Он с удивлением посмотрел вниз и увидел, что грязь и дождевая вода полностью исчезли с его одежды, и он даже успел согреться.
Младший адепт отвел их обоих в маленький павильон и, несмотря на их бесконечную благодарность, налил им по чашке горячего чая. Затем он осведомился, зачем они приехали.
Старик вздохнул.
— Это долгая история. Дела простых людей не должны обременять бессмертных, но в последние дни в нашей деревне объявился злобный дух. Он решил вредить нам и специально нацелился на детей. За последние десять дней в округе пропало четверо или пятеро мальчиков. Вскоре, в глуши, мы нашли их обглоданные зверями тела. Мы сообщили об этом случае властям, и они прислали сюда нескольких служащих. Осмотрщики трупов сказали, что эти дети были обескровлены еще до того, как погибли.
Юноша выслушал старика и его смешливое выражение лица сменилось испугом.
— Что? Обескровлены? Сколько лет было этим мальчикам?
Старик пробормотал себе под нос «какое несчастье», прежде чем ответил:
— Всем им не было и десяти лет. Из-за случившегося все взрослые несколько ночей подряд патрулировали улицы, а потом... А потом, в один из дней, мы все увидели белую фигуру. Издалека фигура выглядела как парящий в воздухе кусок шелка, но вдруг, она оказалась прямо перед нами. Прежде чем мы успели среагировать, кто-то закричал. Когда мы обернулись, то увидели, что у одного из мужчин образовалась дыра в груди. Эта штука в миг вырвала его сердце. Даже чиновники и осмотрщики трупов были напуганы, они сказали, что власти не в силах справиться со злыми духами. Этот старик пришел в долину, чтобы попросить помощи у бессмертных…
Выслушав рассказ старика, младший адепт задал ему еще несколько вопросов, а затем произнес:
— У меня есть идея. Старшему не о чем беспокоиться. Возьмите юношу и как следует отдохните. Позвольте мне доложить об этом старейшинам, и завтра же я дам вам ответ.
Итак, старик и его внук остались в долине Минмин. Свежий ветер принес в эти края слабый аромат цветов. Это было поистине великолепное место. Но Люлан почему-то не мог заснуть. Образ того молодого старейшины, пережившего Небесное Бедствие, никак не желал покидать его сознание. Когда наступила полночь, он вдруг услышал снаружи людские голоса. Говорившие были довольно далеко, так что Люлан смог расслышать лишь отдельные слова.
Какой-то мужчина произнес:
— Да, я слышал об этом по дороге сюда. Это просто происшествие в обычной деревне, вряд ли там объявился кто-то знаменитый... Хм, попросите Чэн Цяня проверить это перед уходом.
Ему ответил еще один голос. Судя по всему, его обладатель был уже в возрасте:
— Что ж, хорошо. Он пережил семь Небесных Бедствий и уже полностью восстановился. Рано или поздно он бы все равно ушел.
Сначала Люлан никак не мог заснуть, но услышав этот разговор, он вдруг без всякой причины почувствовал сонливость. Через секунду он закрыл глаза и больше ничего не слышал.
Двое мужчин прошли мимо его окна, направляясь к ледяному озеру в сердце долины. Впереди шел старик. На лицо он казался молодым и энергичным, несмотря на совершенно седые волосы8. Он был так толст, что сделался похожим на шар. Когда он улыбался, видно было только его зубы, но никак не глаза9. Он был до ужаса безвкусно одет: на нем был атласный халат, а с пояса в беспорядке свисали все виды яшмовых подвесок и подвесных мешочков. Его одежда была необычайно яркой, как у земледельца, привыкшего кичиться своим богатством. Это был никто иной, как владыка долины Минмин, Нянь Минмин.
8 鹤发童颜 (hèfà tóngyán) белые волосы и детское лицо (обр. бодрый, моложавый, прекрасно сохранившийся).
9 见牙不见眼 (jiàn yá bù jiàn yǎn) букв. видны зубы, а глаза не видны; обр. улыбаться до ушей.
Позади Нянь Минмина шел ученый мужчина средних лет с мягкими чертами лица. Это был Тан Чжэнь, тот самый первозданный дух, что вырвался тогда из Поглощающей души лампы.
С помощью каких-то неизвестных методов Тан Чжэнь вновь обрел физическое тело. Но оно, казалось, было слабым и болезненным. Неясно, использовал ли он переселение душ10 или какие-то другие запрещенные техники.
10 夺舍 (duóshè) переселение в чужое предсмертное тело (другого человека, животного) после собственной смерти).
Тан Чжэнь держал в руке белый фонарь. В фонаре не было свечи, но за бумажными стенками горел мягкий огонек. Похоже, это был какой-то артефакт. Мужчина произнес:
— Изначально это была лишь самая дикая фантазия, которая у меня когда-либо возникала. Совершенно неслыханно! Я не ожидал, что он действительно добьется успеха.
— Его тело умерло раньше срока, — с улыбкой сказал Нянь Минмин. — Он претерпел такие страдания, но на пороге смерти понял, что его душа может войти в камень. Совпадение, что это оказался именно камень сосредоточения души. Он может вобрать в себя сущности гор и рек, но душа никогда не войдет туда без разрешения. Однако, этот мальчик смог удержаться внутри. Даже не имея физического тела, он каким-то образом продолжил совершенствовать свой изначальный дух, потому-то он и пережил Бедствие. Сорок девять лет назад ты принес камень сосредоточения души ко мне, в долину Минмин и, используя его в качестве основы, еще сорок девять лет помогал ему сформировать новое тело на дне ледяного озера. Не говоря уже о том, что ему пришлось мириться еще и с невероятным холодом. Ах, ему всего чуть больше ста лет, но он уже столкнулся с тремя главными бедствиями: небом, землей и человеком... Этот старик прожил так долго, но никогда не видел ничего и отдаленно похожего на непреклонную волю этого ребенка.
Нянь Минмин похлопал себя по животу и произнес:
— Если бы у меня была хотя бы половина его решимости, сейчас я был бы стариком, у которого все еще есть талия.
Тан Чжэнь промолчал.
Заклинатель его уровня уже давно должен был достичь инедии, но он ничего не мог поделать со своей любовью к еде, поэтому его тучное тело продолжало расти.
Тан чжэньжэнь кашлянул и произнес:
— Я еще не поблагодарил владыку долины за то, что он одолжил мне ледяное озеро.
Нянь Минмин махнул рукой.
— О чем ты говоришь? Мои никчемные ученики не смогли покорить это место. Но теперь никто больше не страдает от холода. Все эти годы мы наслаждались комфортом. Более того, кто-то вроде него стал «старейшиной» в моей скромной долине. Это такая честь для нас. Но нам уже слишком поздно греться в лучах чужой славы.
— Я в долгу перед этим молодым человеком. Когда Вэнь даою принес мне камень сосредоточения души — я должен был найти способ помочь ему, — сказал Тан Чжэнь. — Но даже если бы случай позволил совершенствовать свой изначальный дух в камне, создать физическое тело из нефрита еще никому не удавалось, так что я не знал, преуспеет ли он. Я боялся, что со временем он начнет волноваться, поэтому я извлек его воспоминания. Теперь же, когда он пережил семь Небесных Бедствий и успешно восстановил свое тело из камня сосредоточения души, пришло время мне вернуть то, что по праву принадлежит ему.
Так за разговором они добрались до ледяного озера. Когда они приблизились, холод стал невыносимым для Тан Чжэня. Он быстро сложил руками печать, и его лицо сделалось еще более болезненным.
Они продвигались все дальше и дальше, пока не услышали плеск. Хозяин этого места только что закончил купаться и выбрался на берег. Нянь Минмин громко сказал:
— Чэн Цянь сяою11, мы нарушили ваш покой?
11 小友 (xiaoyuo) что буквально означает «юный друг». Созвучно с «даою», за исключением того, что обычно используется для более молодых товарищей-заклинателей.
Этот толстяк уже не в первый раз нарушал его покой. Все в долине Минмин по какой-то причине были очень разговорчивы, так что Чэн Цянь просто привык к этому.
Он не чувствовал никакого особого дискомфорта от их присутствия. Он вышел из белого тумана, окутавшего всю поверхность озера, поднял с замерзшего берега одежду, и накинул ее на свое тело. Стоило ему сделать только три шага, и его покрытые инеем волосы полностью высохли. Даже заиндевевший халат оттаял и теперь ниспадал с его плеч. Уровень его совершенствования, достигнутый в ходе бесчисленных испытаний12, дошел до той стадии, когда он мог беззвучно воздействовать на мир вокруг.
12 千锤百炼 (qiānchuíbǎiliàn) тысячекратная ковка и стократная закалка (обр.) закаленный, прошедший огонь и воду.
Чэн Цянь кивнул и сказал:
— Владыка долины, брат Тан, я собирался навестить вас. Входите и садитесь. Здесь может быть немного холодно, так что будьте осторожны.
Стояла середина лета, но в пещере на берегу озера не было ни намека на жару. Войдя внутрь, можно было увидеть лед и иней, безжалостно покрывшие каждую поверхность. Даже стулья замерзли. Чэн Цянь слегка пошевелил пальцами, формируя маленький огненный шарик, и отправил его под одно из сидений. Изморозь на нем мгновенно испарилась. Стул при этом остался цел.
— Брат Тан, вы не очень хорошо выглядите. Пожалуйста, сядьте в более теплое место.
Что до владыки долины, Нянь Минмина, то на него Чэн Цяню было все равно. Во всяком случае, этот старик был таким толстокожим и мясистым, что мог бы без проблем перенести любой холод.
Содержимое забытого на столе чайника давно уже замерзло. Чэн Цянь взял чайник и покачал его в руке. С помощью своей Ци, которую он направил внутрь, Чэн Цянь растопил лед и через некоторое время из-под крышки поднялось облачко пара. Он налил каждому из своих посетителей по чашке горячей воды.
Тан Чжэнь принял чашку, чтобы согреть руки, и поставил фонарь перед Чэн Цянем.
— Настало время вернуть тебе это. На своем пути ты обрел еще один шанс на жизнь. Это поистине замечательное достижение. В будущем тебе стоит быть более осторожным.
Чэн Цянь ничуть не удивился. Он знал, что Тан Чжэнь извлек его воспоминания о прошлом. Он кивнул, взмахнул рукой, и маленький огонек, вырвавшийся из недр фонаря, тут же скрылся в его рукаве. Чэн Цянь торжественно произнес:
— Я буду помнить милость Тан Чжэня, что помог мне обрести это физическое тело. Если в будущем вам понадобится помощь, Чэн Цянь без колебаний рискнет жизнью ради вас.
Если вам нравится наша работа - вы можете подарить команде перевода шоколадку) Кнопочка "донат" есть в группе "ВКонтакте"
Младший дядюшка снова сбежал!
Ранним утром на торговый путь, что к югу от реки Янцзы, опустилась невыносимая жара. Именно в это время местные чиновники остановили проходящий мимо караван.
— Стой! Что вы продаете? Все вы, выходите для проверки!
Служители закона выглядели утомленными. Судя по всему, они всю ночь просидели на корточках у дороги. Но больше всего удивляло то, за группой чиновников следовали два человека средних лет в даосских одеждах. Эти двое ни к кому не подходили, они уселись поодаль и медитировали, не обращая никакого внимания на мирские дела.
Управляющий караваном поспешно слез с лошади, кивнул и сказал:
— Господин чиновник, мы прибыли с севера, хотим продать кожу. Мы ведем честную торговлю. Будьте добры…
Он вытащил из кармана небольшой кошелек и протянул его мужчине.
На лице чиновника мелькнула тень жадности. Он хотел было взять деньги, но остановился, будто о чем-то вспомнил. На мгновение растерявшись, он украдкой оглянулся на двух заклинателей, сидевших неподалеку, стиснул зубы и отодвинул кошелек в сторону, сердито посмотрев на управляющего караваном.
— Что это ты делаешь? Это по-вашему «честная торговля», вы, спекулянты? Как можно давать взятки? Проваливай отсюда!
Он махнул рукой:
— Обыщите их!
Управляющему только и оставалось, что беспомощно последовать за правительственным чиновником.
— Ах, господин чиновник, подождите... Мы не сможем ничего продать, если вы испортите товар, господин чиновник…
Караван тащил за собой ряд повозок. И, как и говорил управляющий, все они оказались доверху набиты кожей. Чиновники ничего не нашли. Лицо главного из них становилось все мрачнее. Он повернул голову и указал на последний экипаж.
— Что вы там тащите?
— Отвечаю на ваш вопрос, — поспешно сказал управляющий. — Это личный экипаж нашего молодого господина….
— Молодой господин? Что за молодой господин сидит в такой большой карете один? — усмехнулся чиновник. — Даже внук императора, уезжая, не устраивает таких грандиозных сцен. Прочь с дороги!
Управляющий не смог остановить его, и группа людей немедленно окружила огромную карету.
Главный достал из-за пазухи небольшой деревянный клинок, встал против ветра и принялся размахивать им из стороны в сторону, беспрестанно бормоча что-то себе под нос, словно старый шаман. Обычные люди не могли сравниться с бессмертными, поэтому, для активации заклинания им необходимо было прочитать его полностью. Амулеты, непредназначенные для использования простыми людьми, не имели с ними ничего общего.
Долгое время спустя, заклинание, выгравированное на деревянном клинке, наконец, активировалось. На лезвии вспыхнул зеленый огонек, указывая прямо в направлении кареты.
Чиновник немедленно пришел в возбуждение и воскликнул:
— Там действительно контрабанда! Открывай!
Так называемой «контрабандой» называли амулеты и артефакты, тайно продаваемые на черном рынке.
Императорский двор издал указ, согласно которому каждый амулет и артефакт, проданный обычному человеку, должен был пройти проверку в Управлении небесных гаданий. В противном случае, попади такие вещи, способные убить или принести несчастья другим, в руки человека с недобрыми намерениями, разве это не привело бы к катастрофе?
Конечно, сам закон был разумным, но, когда товары попадали в Управление небесных гаданий, служителям требовалось больше года, чтобы проверить их. Большинство вещей, в итоге, не могли ее пройти. Лишь некоторые предметы получали одобрение, и практически все они отправлялись в руки императорской семьи и богачей. Из-за этого, среди простого народа, настоящие артефакты бессмертных продавались за очень высокую цену.
Что до черного рынка, то императорский двор не мог обуздать заклинателей. Они могли контролировать лишь обычных людей. Императорский двор установил жесткое правило: если кто-то тайно распространял запрещенные товары, это считалось заговором против императора. Всех родственников этого человека обвиняли в преступном сговоре, его семью казнили, а имущество конфисковывали.
Но даже в такой ситуации спрос на товары с черного рынка оставался высоким. Всегда находились отчаянные, желавшие получить огромную прибыль. В последние годы среди них появился некто по прозвищу «Молодой господин, охочий до денег». Говорили, что он больше заботится о деньгах, нежели о жизни. На черном рынке он был таинственной и весомой фигурой.
Некоторые люди предполагали, что он был связан с правительственными чиновниками, и что на самом деле правительство и бандиты давно работали вместе. Другие считали, что этот человек был заклинателем.
В последние годы в стране велись нескончаемые войны1. Поскольку в руках мятежников оказалось довольно большое количество запрещенных товаров, императорскому двору становилось все труднее подавлять беспорядки. Их ненависть к торговцам с черного рынка лишь усиливалась, и они стали куда внимательнее в своих поисках. Почти все торговые пути время от времени перекрывались для проверки. Для этих целей двор даже выделил нескольких экспертов из Управления небесных гаданий.
1 兵连祸结 (bīngliánhuòjié) непрерывные войны и бедствия.
Услышав команду, два находившиеся в тени заклинатели, переглянулись и вышли вперед. Они увидели, что карета в действительности была чудовищно велика. Она была настолько огромна, что едва ли не занимала половину дороги. Прежде чем управляющий успел остановить его, глава чиновников уже протянул руку, чтобы отдернуть занавеску. Сидевший внутри человек поднял голову.
Это был хорошо одетый молодой господин двадцати с небольшим лет. Он лениво полулежал в карете. С книгой в руках и с полуприкрытыми глазами он больше напоминал лису2 из мифов и легенд. Глава чиновников на мгновение остолбенел.
2 Хули́-цзи́н: 狐狸精 (húli jīng). Первые два иероглифа (húli) значат «лиса», а последний (jīng) имеет много значений, в частности, «дух», «оборотень», «хитрый/ловкий/искусный». Родственница японской кицунэ и корейской кумихо. Встреча с хули-цзин являлась плохим предзнаменованием и не сулила человеку ничего хорошего.
Изнутри экипаж был еще более роскошный, чем снаружи. Даже в жару лед, охлаждавший прозрачный кувшин со сливовым вином, не таял.
Как только похожий на лису юноша увидел главу чиновников, он тут же нахмурился, спрятал лицо за книгой и сердито произнес:
— Откуда взялась эта мерзость? Живо избавьтесь от нее. Это безобразие меня убивает!
Его слова заставили главу чиновников немедленно прийти в себя. Заикаясь, мужчина изо всех сил пытался вернуть себе самообладание.
— Н-н-наглец! Вы везете запрещенные товары, это заговор против императора! Это может стоить вам жизни! Вы все еще не с-с-сдаетесь?
— Контрабанда? — молодой человек удивленно вскинул брови. — Ты об этом?
На одном из его тонких пальцев поблескивало странное кольцо. На верхней части кольца была вырезана медная монета. Прежде чем чиновник успел разглядеть, из чего она сделана, из монеты вдруг заструилась белая дымка, принимая очертания юноши. Это было просто неслыханно, чиновник даже рта не успел открыть…
Призрачный юноша поднял руку, отвесил ему пощечину, и, удовлетворившись, растворился в воздухе.
Похожий на лисицу молодой господин посмотрел на чиновника сверху вниз и неискренне сказал:
— Ох, офицер, прошу прощения, вы подошли слишком близко. Это не контрабанда. Я создал это просто для развлечения. По правде говоря, меня его поведение тоже слегка печалит. Сейчас я раздумываю над тем, как сделать так, чтобы мое сокровище хотя бы изредка разговаривало со мной. В данный момент он способен лишь бить людей.
Следовавшие за чиновником заклинатели, наконец, подошли к карете и холодно посмотрели на молодого человека. Один из них спросил:
— Вы тоже заклинатель?
Но хозяин экипажа, казалось, не услышал этих слов. С надменным выражением лица он развалился на маленькой кушетке.
Получивший от него пощечину чиновник, закрыл лицо руками и отскочил на три фута:
— Сяньчан3, мне кажется, этот человек выглядит подозрительно, может быть, это и есть тот самый «Молодой господин, охочий до денег»?
3 仙长 (xiāncháng) обращение, в основном используемое обычными людьми для обращения к заклинателям.
Заклинатель из Управления небесных гаданий вновь заговорил:
— Осмелюсь поинтересоваться, почему даою начал сотрудничать со смертными?
Юноша ответил:
— Мне нравится пускать пыль в глаза, только и всего.
Заклинатель был ошеломлен. Он глубоко вздохнул и попробовал снова.
— Тогда могу я узнать, из какого клана этот молодой господин?
Молодой человек усмехнулся:
— Почему я должен вам говорить? Проверка закончена? Убирайтесь с дороги!
Едва договорив, юноша вдруг с силой хлопнул ладонью по низкому столику. Между его бровей вспыхнул силуэт меча. Сразу после этого всепобеждающая аура клинка устремилась к двум заклинателям.
Этот человек, казавшийся беспечным и ленивым, на самом деле скрывал свои истинные способности. По крайней мере, он уже достиг того уровня, когда мог использовать свой изначальный дух в качестве оружия и теперь проделывал это с совершенным мастерством.
Оба заклинателя оказались застигнуты врасплох и поспешили убраться с дороги. Они побоялись встретить атаку напрямую, к тому же, их болтливый лидер уже давно потерял сознание.
И хотя оба заклинателя совершенствовались в течение сотен лет, они не осмелились бы прикоснуться к ауре меча. Они посмотрели друг на друга и отступили:
— Просим вас простить нашего главу за нанесенное оскорбление.
Для достижения подобного уровня у заклинателя меча должен быть твердый ум и непреклонная воля. Он мог бы стать старейшиной любого клана, и каждый день ему бы поклонялись десятки тысяч людей. Как он мог заниматься такими бесстыдными вещами, как торговля на черном рынке?
После принесенных извинений, чиновники должны были повиноваться, несмотря ни на что. Всего за несколько мгновений дорога была расчищена. Они даже помогли привести в порядок товары, прежде чем проводить караван.
Пройдя чуть вперед, управляющий, наконец, вздохнул с облегчением. Он осторожно подошел к окну кареты и довольно льстиво сказал:
— Как и предполагалось, эту дорогу редко обыскивают, но нам, похоже, не повезло... Сегодня все удалось лишь благодаря молодому господину, что согласился лично сопровождать нас.
Из кареты донесся ответ:
— Не стоит об этом, господин Ли. Я просто еду в том же направлении. Если вы действительно хотите выразить свою благодарность, просто помогите нам в будущем больше узнать о ценах.
— Я не смею, — поспешно сказал управляющий Ли. — Мы удостоились чести позаботиться о вас, господин…
Вдруг, с неба раздался резкий свист. С ужасающим грохотом на крышу кареты опустился огненный шар, и из пламени появилась девушка.
У барышни были тонкие, изогнутые полумесяцем брови, большие круглые глаза и овальное лицо. Она выглядела чрезвычайно прелестно, но ее манера одеваться была очень необычной: в волосах у нее на затылке красовалось большое количество ярких перьев. Спереди она была действительно красива, но сзади напоминала горного фазана с распушенным хвостом!
Окинув взглядом ошеломленных людей, она отряхнула ладони и спрыгнула с крыши кареты, без предупреждения протиснувшись внутрь.
— Старший брат, я вернулась!
Заклинателем меча, собственноручно проложившим себе дорогу, единственным человеком, кто сотрудничал с простыми смертными для продажи запрещенных товаров, был никто иной, как Янь Чжэнмин.
Сто лет пролетели как в тумане. Тогда Янь Чжэнмин, взяв с собой Ли Юня, Лужу и Чжэши, пересек Восточное море и вернулся в дом семьи Янь, где его встретила пустота4. За восемь лет до этого семья Янь была приговорена к наказанию и все их имущество было конфисковано. Когда-то они были настолько могущественны, что казалось, будто им подвластны даже дождь и ветер, но теперь от них осталась лишь трава на могилах.
4 满目疮痍 (mǎnmùchuāngyí) куда ни кинешь взгляд - везде страдания; полный запустения.
У клана Фуяо не было другого выбора, кроме как продолжить самосовершенствоваться в нищете, постоянно скитаясь с места на место. Чтобы выжить, они ограбили пещеру демонов и долго слонялись по черному рынку. Не имея никого, на кого можно было бы положиться, они провели в столь сложной ситуации целое столетие.
Сказать по правде, лишь в последние пару лет их жизнь, наконец, начала соответствовать стандартам главы клана Янь.
Как только Лужа залезла в карету, еще даже не успев сесть, Янь Чжэнмин поднял руку и уничтожил ее прическу, взлохматив девушке волосы. Яркие перья разлетелись повсюду. Лужа жалобно пискнула.
— Моя прическа! Как я теперь покажусь людям?!
Янь Чжэнмин ответил:
— Это мне будет стыдно показываться людям вместе с тобой. Ты решила ослепить меня?
Лужа осторожно подняла свои перья, сдула с них пыль и аккуратно, словно сокровище, спрятала их в складки одежды.
— В последнее время в Шу5 ходит множество слухов. Сначала люди говорили, что там объявился великий демон, а потом, что это темный заклинатель. Второй брат не смог сидеть сложа руки, поэтому он отправился туда и послал меня, чтобы рассказать тебе.
5 Шу – древнее название страны периода Сражающихся царств. Была уничтожена царством Цинь. Ныне провинция Сычуань.
Янь Чжэнмин нахмурился. С тех пор, как Хань Юань прыгнул в море и исчез, они не переставали искать его. Однако, сколько бы они не старались, о нем не было никаких новостей. Каждый раз, когда до них доходили слухи о темном совершенствующемся, они тут же спешили проверить их, хотя надежда была очень мала.
Янь Чжэнмин знал, что это будет еще одна бесплодная попытка, но у них не было другого выбора. Он вздохнул и одним глотком допил сливовое вино.
— Пойдем, попрощаемся с господином Ли.
Шу, долина Минмин.
Ближе к рассвету Чэн Цянь, наконец, воспользовался предлогом Тан Чжэня о плохом самочувствии, чтобы отослать Нянь Минмина, с огромным энтузиазмом обсуждавшего с ним техники владения мечом.
Сам Нянь Минмин мечником не был. Обычно тем, кто глядя вниз не видел пальцев своих ног, больше подходило более короткое оружие. Так было куда безопаснее. Но владыка долины почему-то все равно был в этом очень сильно заинтересован.
Чэн Цянь подумал, что, похоже, в своих мечтах он был красивым молодым человеком в развевающихся белых одеждах, поэтому-то он так жаждал того, что не мог получить.
Как например меч и… талию.
Согласившись по просьбе владыки долины проверить деревню, Чэн Цянь проводил Нянь Минмина и Тан Чжэня. После он в одиночестве вернулся в то холодное место, в котором провел последние пятьдесят лет, и вытащил маленький огонек, что дал ему Тан Чжэнь. Огонек, вместивший в себя все его прошлое.
Он знал, что его физическое тело умерло, а его дух случайно вошел в камень сосредоточения души и оставался в нем десятилетиями, пока его не нашел Вэнь Я чжэньжэнь.
Тан Чжэнь был добросердечным человеком. Много лет назад, войдя в камень сосредоточения души как изначальный дух, он извлек все воспоминания Чэн Цяня вплоть до того момента. Теперь же Чэн Цянь наконец-то совершил прорыв. Поначалу ему не терпелось узнать свое прошлое, но в последний момент его внезапно охватило сложное чувство.
Порой в сознании Чэн Цяня возникали отдельные картины. В его мыслях было знание о том, что у него должен был быть меч, о том, что где-то рос бамбуковый лес, рядом с которым он жил и что его постель окружал успокаивающий аромат орхидей.
Крохотный сгусток воспоминаний, что Тан Чжэнь вернул ему, не был ни ярким, ни тусклым. Чэн Цянь некоторое время вертел его в руках, но не заметил на нем ни малейшей трещины.
Бледный белый свет казался холодным, но, если держать его в руке, источал тепло, что было особенно заметно в этом царстве льда и снега.
Чэн Цянь сделал глубокий вдох и сморгнул иней, налипший на его ресницы, пока он находился в раздумьях. Он лишь слегка расслабил пальцы, но его прошлые воспоминания оказались усталыми птицами, рвущимися в свое гнездо. В своих попытках вернуться обратно, они казались еще более настойчивыми, чем их владелец.
Годы его юности, наконец, возвратились к нему спустя сто лет борьбы. Он чувствовал себя так, словно впервые очнулся от долгого сна. Каждая деталь, от которой он отмахивался в прошлом, казалось, окрасилась чернилами, настолько яркими, будто все это происходило вчера.
Подъем на гору Фуяо, путешествие на остров Лазурного Дракона, Шуанжэнь, зажатый в его руке, упавший клинок, просветление, достигнутое на необитаемом рифе, аромат орхидей на воротнике старшего брата, невыразимые страдания в камне сосредоточения души…
Многие вещи уже не те, что были раньше.
Когда Чэн Цянь снова открыл глаза, уже рассвело. Его веки горели. Ледяное озеро отточило его сердце и придало ему новую форму. Оно стало спокойным, как тихая вода, но оно не могло удержать тоску и печаль столетней давности, что пронзали его душу.
Неудивительно, что Тан Чжэнь и Нянь Минмин были так уверены, что, вернув свои воспоминания, он обязательно уйдет.
Чэн Цянь поднялся на ноги, подошел к озеру и протянул руку. Стоячая вода всколыхнулась, и поднявшиеся волны образовали в воздухе ледяной меч. Оружие тут же упало ему в ладонь. Мерзлая земля вокруг ледяного озера была ужасно твердой, но она не могла сравниться с мечом.
Чэн Цянь начертил вокруг берега круг сложных заклинаний. Когда он закончил, клинок, не справившись с его силой, разлетелся на куски. Упавшие осколки тут же начали таять. Холод ледяного озера был запечатан.
Заклинание Чэн Цяня должно было удерживать холод этого места десять-двадцать лет на случай, если после его ухода некому будет подавить здешнюю ауру. К тому времени, если старый толстяк не сможет самостоятельно скопировать амулеты, он вернется и восстановит их.
Он не хотел пренебрегать теми, кто был добр к нему.
К тому времени, когда Чэн Цянь пришел в дом владыки долины, чтобы попрощаться с ним, дедушка и внук, пришедшие накануне просить о помощи, уже ушли. В доме остался лишь Нянь Минмин. Старик смотрел на него сложным взглядом отца, выдающего замуж свою единственную дочь. Он поднял руку, намереваясь рукавом вытереть уголки глаз, и пробормотал:
— Как только ты уйдешь, кто знает, когда мы встретимся снова.
Владыка долины был словно бельмо на глазу. Чэн Цянь подумал, что будет лучше, если они никогда больше не встретятся.
Нянь Минмин сказал:
— Если ты когда-нибудь столкнешься с неприятностями за пределами долины, ты всегда можешь вернуться. Если это случится, тебе больше не нужно будет оставаться в ледяном озере, я попрошу кого-нибудь приготовить для тебя пещеру.
Сердце Чэн Цяня внезапно смягчилось. Прежде чем он успел полностью проникнуться этим чувством, старый толстяк снова продолжил.
— Я сказал ученикам в долине, что, если в будущем, когда они отправятся в путешествие, кто-то вздумает их задирать, они могут использовать твое имя. Сяою, ты должен нести ответственность!
Чэн Цянь вздохнул.
Он повернулся, чтобы уйти, намереваясь прямо здесь и сейчас разорвать все связи с этим местом, но Нянь Минмин поспешно окликнул его:
— Подожди, сяою, я приготовил для тебя меч!
Когда Чэн Цянь оглянулся, его встретила невероятно яркая вспышка, но, к счастью, он не ослеп. Владыка долины Нянь держал в руках меч, украшенный драгоценными камнями. В ножны был вставлен нефрит в золотой оправе. Клинок был прекрасен. Особенно узоры в виде «четырех благородных»: сливы, орхидеи, бамбука и хризантемы6. Каждый из них выглядел внушительнее предыдущего, но все они были грубо сдвинуты вместе, как слова поздравления7.
6 四君子 (sì jūnzǐ) «Четыре благородных»: слива, орхидея, бамбук, хризантема.
7 恭喜发财 (gōngxǐ fācái) четыре слова поздр. Желаю вам огромного богатства!
Уголки губ Чэн Цяня дрогнули.
— Владыка долины, — с напускной учтивостью сказал он, — вам лучше оставить его себе.
Нянь Минмин вздохнул и ответил со странным выражением самодовольства:
— Прежде чем покинуть наши края, сяою претерпел семь Небесных Бедствий. Ты определенно вознесешься, чтобы стать грозным мастером. Мы всего лишь маленький, незначительный клан, нам действительно нечего тебе предложить…
Прежде чем он успел договорить, его руки внезапно опустели. Оглядевшись, он увидел, что Чэн Цянь забрал драгоценный клинок. Коротко бросив «большое спасибо», юноша развернулся, запрыгнул на меч и вылетел прочь, оставив за собой сверкающую дорогу, освещающую залитую солнцем долину Минмин.
Младший адепт выглянул из-за двери и сказал сияющему Нянь Минмину:
— Владыка долины, старейшина ушел?
— Ушел, — весело ответил Нянь Минмин, но внезапно взволнованно вздохнул. — Ах, какой талант! Такие как он просто созданы для того, чтобы повелевать ветром и дождем, преодолевать всевозможные испытания. Удачливые бездари вроде нас могут лишь наслаждаться неторопливой жизнью. Тун-эр, что случилось?
— О, — спокойно произнес младший адепт, — я просто пришел сказать вам, что младший дядюшка снова сбежал!
Нянь Минмин ошеломленно посмотрел на юношу…
Он чем-то напоминает третьего брата.
Не успел Чэн Цянь сделать и двух шагов из долины, как вдруг оглянулся, протянул руку и кого-то схватил. Со стороны послышалось: «Ай!», и крепкого вида молодой человек спрыгнул с большого дерева.
Но едва его ноги коснулись земли, как сверху упал его дорожный мешок и приземлился юноше прямо на голову. В мешке, похоже, лежало что-то тяжелое. Столкнувшись с чужой макушкой, неизвестная ноша издала глухой стук. Глаза юноши тут же закатились, и он упал навзничь. Казалось, он умер, не успев закончить учебу.
Чэн Цянь был так ошеломлен, что не смог вымолвить ни слова.
Несмотря на то, что, кроме владыки долины Минмин, Чэн Цянь больше никого не знал, он все равно не мог ошибиться, увидев этого удивительного человека. Он с первого взгляда понял, что это был никто иной, как первый ученик.
Но как раз в тот момент, когда он уже собрался уходить, потерявший сознание юноша начал приходить в себя. Стоило ему увидеть Чэн Цяня, как лицо его сразу же озарилось счастьем. Не обращая никакого внимания на шишку размером с кулак, он тут же бросился к ногам Чэн Цяня, крича:
— Старейшина! Я жду тебя здесь уже полночи, старейшина!
От этих слов Чэн Цяню стало слегка неловко. Вся эта ситуация была похожа на спланированный побег, где один из сговорившихся не сдержал своего обещания.
Чэн Цянь сухо кашлянул.
— К чему столько условностей... И не называй меня «старейшиной».
Молодой человек удивился.
— О, старейшина Чэн, я всего лишь хочу путешествовать. Пожалуйста, возьми меня с собой! Тебе не нравится «старейшина»? Тогда как мне тебя называть? Дядя Чэн? Нет, точно! Чэн-Чэн, мастер Чэн! Почему бы тебе не взять меня в ученики?
Слова юноши ошеломили Чэн Цяня еще больше, так что он попросту не нашел, что ответить.
Видя, что тот готов прямо здесь и сейчас преклонить перед ним колени и поднести ему горсть земли, вместо чашки чая, чтобы посвятить себя в ученики, Чэн Цянь поспешно протянул руку и помог юноше подняться.
— Не стоит, я пока не собираюсь брать учеников. Кто учил тебя в долине?
— Никто, — небрежно ответил юноша. — Я просто слепо тренировался вместе с владыкой. Владыка долины — мой отец, он не будет возражать, если я уйду в другой клан.
Услышав столь неожиданный ответ, Чэн Цянь не смог удержаться от тихого замечания.
— О, неудивительно, синяя краска действительно получается куда ярче1.
1 青出于蓝 (qīng chū yú lán) обр. превзойти своего учителя, превзойти своих предшественников; букв. синяя краска получается из индиго (Сюнь-цзы, утверждая, что возможности человеческого познания безграничны, сказал: 青取之于蓝，而青于蓝(qīng qǔ zhī yú lán ér qīng yú lán) - синяя краска получается из индиго, но она синее самого индиго).
Юноша, похоже, остался доволен, услышав эти слова. Он действительно принял их за искренний комплимент, и скромно сказал:
— Нет, нет, этому младшему еще многому предстоит научиться.
Чэн Цянь несильно ущипнул себя за переносицу и спросил:
— Как тебя зовут?
Юноша выпятил грудь и гордо ответил:
— Нянь Дада!
Даже самый лицемерный человек не смог бы пойти против своей совести, чтобы похвалить это имя. В этот момент Чэн Цянь окончательно убедился, что разум владыки долины, должно быть, когда-то повредился.
Чэн Цянь отказался взять его в ученики, но Нянь Дада это не волновало. Он оказался куда настойчивей и, подняв свою дорожную сумку, как хвост последовал за Чэн Цянем. Шагая за юношей, он нагло спросил:
— Ст... Дядя Чэн, куда мы идем?
Это была явная попытка завязать разговор. Чэн Цянь не хотел его развлекать, потому притворился, что не услышал этих слов. Но Нянь Дада и не возражал. Так и не получив ответа, он самостоятельно нашел решение.
— Ерунда, конечно, мы идем в Шиу. Дядя, ты ведь уже догадался, что это за злой дух?
Не дожидаясь, что скажет ему Чэн Цянь, он просто продолжил говорить сам с собой:
— Не имеет значения, что это такое, никому не разрешено сеять хаос. Мы должны избавиться от него!
Наконец, Чэн Цянь прервал его монолог.
— Ты покинул долину без разрешения? Твой отец дал согласие на это?
— Моему отцу все равно, — сказал Нянь Дада. — Дядя, не волнуйся. Как только жители долины Минмин заканчивают свое обучение, они становятся свободными.
Чэн Цянь почувствовал, как у него заныли зубы. Он мысленно задался вопросом, что за «мастер» мог отпустить такого ученика.
Но Нянь Дада не понял выражение его лица и немного неуверенно объяснил.
— Дядя, ты ведь всегда совершенствовался в уединении и, вероятно, не знаешь этого. Правило нашего клана гласит: «Не обязательно становиться выдающимся заклинателем. Достаточно и малого мастерства, пока вы не доставляете неприятностей снаружи... Но, если вы оступились, ни в коем случае не упоминайте имя вашего клана».
Чэн Цянь окончательно лишился дара речи.
Нянь Дада продолжил:
— Как бы то ни было, отправиться в путешествие — значит веселиться и получать удовольствие. А еще по пути можно избавиться от парочки демонов. О, но нужно тщательно выбирать, кого ты можешь победить, а кого нет. Если победа тебе не по силам, лучше найти более сильного старшего.
Чэн Цянь бросил взгляд на меч, подаренный владыкой долины, и понял, для чего его на самом деле отдали. Если в дороге его обманут, он сможет легко заложить это «сокровище», а на вырученные деньги обеспечить себе сытую и беззаботную жизнь.
Внезапно, он будто вспомнил о чем-то и невольно улыбнулся.
Нянь Дада тут же сделался похожим на задушенную утку. Юноша едва не онемел от шока.
Обычно, когда его братья-ученики из долины Минмин собирались вместе, они часто обсуждали старейшину ледяного озера. Какой человек мог бы десятилетиями совершенствоваться в уединении среди невыносимого холода? Неужели даже покинув это место он не станет ни с кем говорить?
Что же это за человек, который может пережить несколько Небесных Бедствий и остаться невредимым?
Да он уже совершенно точно не человек!
Нянь Дада казался Чэн Цяню очень энергичным, но из-за своего необъяснимого поклонения молодому старейшине он постоянно нервничал. Его ноги дрожали под халатом.
Увидев его ошеломленный взгляд, Чэн Цянь в замешательстве спросил:
— В чем дело?
Нянь Дада тут же с силой ущипнул себя.
— Я-я-я... Э-э, это, это…
— Не волнуйся, я просто подумал о главе моего клана. Он чем-то похож на твоего отца, — на этот раз Чэн Цянь, похоже, был в настроении говорить. — О, то есть, я имел в виду их образ мыслей, конечно. У моего старшего брата все еще есть талия.
Нянь Дада расплылся в улыбке и льстиво сказал:
— Как такое возможно? Как он может быть похож на моего отца? Тогда как же ему удалось воспитать такого грозного человека, как дядя?
Но на этот раз его лесть не увенчалась успехом.
Его слова немало озадачили Чэн Цяня. Легкий намек на улыбку тут же исчез с его лица. Он опустил голову и направился к видневшейся вдалеке деревне. Через некоторое время он, наконец, вновь заговорил тихим голосом, замечая, что его сердце переполняют самые разные чувства.
— Я не знаю, наверное... Не повезло.
Чэн Цянь не говорил, что возьмет его с собой, но Нянь Дада, похоже, наконец нашел кого-то, за кого можно было бы зацепиться, поэтому он продолжал упорно следовать за юношей.
Примерно на полпути к деревне Чэн Цянь заметил, что что-то не так. Нисколько не изменившись в лице, он сосредоточил часть своей энергии в глазах и увидел, что все окрестности были окутаны кровавой аурой.
Она тянулась до самого горизонта, где собирались зловещие, темные облака.
Чэн Цянь нахмурился. Это было очень необычно. Он не верил, что с обладателями подобной энергии будет легко иметь дело.
Следует помнить, что чем выше мастерство заклинателя, тем больше он посеет семян2. Что до тех попрошаек, всю жизнь скитавшихся с пустыми руками, то они мало чем отличались от обычных людей. Их поведение напоминало поведение диких зверей. Даже демонические совершенствующиеся не стали бы так унижаться.
2 春風化雨 (chūnfēng huàyǔ) весенний ветер рождает дождь (обр. в знач.: сеять семена просвещения; благотворное влияние воспитания).
Может быть, истинный преступник намеренно создавал ложное впечатление, желая заставить жителей долины Минмин думать, что «злой дух» — это всего лишь никчемный бродячий заклинатель?
Если бы это действительно было так, никто не стал бы использовать большой меч, чтобы убить курицу. Если бы Чэн Цянь, по чистой случайности, не решил сегодня спуститься с горы, владыка долины, вероятно, послал бы для решения этой проблемы юного и неопытного младшего адепта.
Ну и что с того?
Внезапно поток мыслей Чэн Цяня свернул в другое русло. Ему вдруг подумалось, что целью убийцы, вероятно, были вовсе не жители деревни, а заклинатели из долины Минмин!
Он немедленно скрыл свое присутствие. Уникальная для каждого, кто совершенствовал свой изначальный дух, ужасающе холодная аура, окружавшая его тело, тут же исчезла. Когда он шел рядом с Нянь Дада, они казались парой братьев, чьи уровни развития не слишком-то отличались друг от друга.
Нянь Дада был крайне беззаботным человеком. Он не заметил ни кровавой ауры над деревней ниперемен, произошедших в Чэн Цяне. Он все также шагал вперед, ни на минуту не замолкая.
— Однажды, когда я был маленьким, я вышел за пределы долины, чтобы поиграть... Дядя, ты это видел? Похоже, жители деревни вышли, чтобы поприветствовать нас!
Вернувшись раньше, Люлан уже давно ждал их. Увидев заклинателей, он сразу же поспешил к ним на встречу. Но юноша никак не ожидал, что на просьбу о помощи откликнется именно Чэн Цянь. Он был так потрясен неожиданной милостью, что не смог произнести ни слова и некоторое время просто молчал.
— Трупы все еще здесь? Я хочу их увидеть. — Чэн Цянь не стал тратить время на любезности. Целенаправленно обойдя юношу, он направился прямо в деревню.
Люлан тут же пришел в себя и поспешно догнал его.
— Д-да, сяньчан... Пожалуйста, присядь ненадолго, я... Я попрошу кого-нибудь налить тебе чаю…
Но Чэн Цянь отмахнулся от него.
— Не нужно, я не привык пить горячую воду. Сначала нам лучше осмотреть…
Его голос резко оборвался. Открывшееся перед ним зрелище потрясло его. Деревня казалась слишком пустынной.
Все вокруг было старым и обветшалым. Услышав о приближении заклинателей, практически все жители вышли посмотреть на них. Каждый человек выглядел голодным, их одежда напоминала лохмотья. Во всей деревне не было ни одного дома с черепичной крышей. Некоторые хижины были накрыты связками соломы и выглядели так, будто их только-только восстановили после разрушения. Даже те редкие собаки, что пробегали мимо, были такими тощими, что походили на скелеты, обтянутые кожей. Но их взгляды казались настолько свирепыми, что их легко можно было бы спутать с волками.
Они не осмеливались приближаться к Чэн Цяню, и лишь смотрели на Нянь Дада голодными глазами.
Эти собаки определенно пробовали сырое мясо и хорошо знали вкус свежей крови.
Возможно, Чэн Цянь и провел последние сто лет вдали от мира смертных, но он тоже родился в бедной деревеньке. Его родители были нищими, и он не понаслышке знал, что значит жить впроголодь. Именно это время многому научило его.
— Сяньчан, вероятно, не часто покидал долину Минмин, так что ты не знаешь, — неуверенно начал, стоявший рядом с ним, Люлан. — Предыдущие два года ознаменовались чередой катастроф, а после в стране вспыхнуло вооруженное восстание императора Аньпина, длившееся три года. Но даже после этого императорский двор продолжил требовать барщину3 и собирать налоги... Мы еще не восстановились и не можем оказать тебе достойный прием. Сяньчан, пожалуйста, не обижайся…
3 Даровой принудительный труд крестьян на помещичьей земле.
Чэн Цянь покачал головой. Он чувствовал себя слегка растерянным.
Только теперь он, наконец, понял, что вернулся в мир смертных после ста лет совершенствования. Ему вдруг показалось, что слишком богатый меч в его руке был самым настоящим бельмом на глазу, поэтому Чэн Цянь незаметно сложил печать, намереваясь скрыть его из виду.
Но вдруг, что-то коснулось его сознания, которое он непроизвольно распространил вокруг. Чэн Цянь резко обернулся. В пестрой тени деревьев позади него ничего нельзя было рассмотреть.
Нянь Дада тоже обернулся и небрежно спросил:
— Дядя, что ты делаешь? Почему ты не идешь?
Чэн Цянь подумал: «За нами следят, болван».
Хотя он и ругался в душе, но на его лице так ничего и не отразилось. Он лишь успокоил свое сознание и, притворившись невежественным, молча пошел вслед за Люланом туда, где находились трупы.
Нянь Дада в нетерпении забежал вперед.
— Дядя, я слышал, как другие говорили, будто бы тем, кто это сделал, был темный заклинатель, совершенствующий призрачный путь!
— Поглощающая души лампа? Даже если это так, для практики управления призраками лампе требуется кровь девственников, — медленно произнес Чэн Цянь. — Я также слышал, что кровь обязательно должна быть свежей, взятой у еще живого человека. Много не нужно, так что этого определенно недостаточно для убийства. Но, если повторять процедуру несколько раз, несчастный не выдержит, и его больше нельзя будет использовать. Итак, жертвы Поглощающей души лампы совсем не похожи на этих обескровленных людей. Кроме того, эти лампы очень опасны, как их может быть так много…
Сердце Нянь Дада сразу же наполнилось благоговейным трепетом.
— Дядя, почему ты так хорошо осведомлен?
Встретившись со взглядом этих больших невежественных глаз, Чэн Цянь вдруг почувствовал, что этот сопляк не годится даже для того, чтобы избавить его от скуки. Он слишком раздражал.
Лето было в самом разгаре, так что пролежавшие ни один день трупы уже успели сгнить. Когда подняли саван, потревоженные мухи принялись неистово жужжать. Но едва приблизившись к Чэн Цяню, они тут же разлетелись в страхе перед исходившим от него холодом. Под восхищенным взглядом Нянь Дада Чэн Цянь спокойно опустил руку на труп ребенка. Через мгновение из детского тела вырвалась темная аура и тут же взвилась в небо, превращаясь в черное, как смоль, призрачное лицо. Но стоило лицу увидеть Чэн Цяня, как оно в панике исчезло.
Чэн Цянь слегка нахмурился и в мгновение ока последовал за ним.
Рефлексы Нянь Дада оставляли желать лучшего. Он успел выпалить лишь короткое: «Ай-я». Но едва он собрался броситься за Чэн Цянем, от того не осталось и следа.
Юноша поспешно вытащил из сумки меч и, сунув остальные свои вещи Люлану, вскочил на сияющее лезвие, все еще крича:
— Дядя! Дядя! Подожди меня!
Но Чэн Цяня уже давно не было рядом. Сделав в воздухе круг, удрученный Нянь Дада приземлился обратно и застенчиво сказал:
— Я потерял его.
Люлан тут же ответил:
— Сяньчан, не мог бы ты взять меня с собой? Я вырос в этих местах, я хорошо знаю дороги. Я могу отвести тебя туда, где впервые появилась та белая фигура.
Нянь Дада смущенно посмотрел на него. Его мастерства вполне хватало, чтобы самостоятельно летать на мече, но он не был достаточно искусен, чтобы взять с собой еще одного человека. Услышав чужие слова, он слишком растерялся, чтобы признаться в этом. Он сухо кашлянул, убрал меч и поспешно придумал себе оправдание.
— В полете очень легко промахнуться, будет плохо, если мы потеряем моего дядю. Почему бы нам не пойти по земле?
Сказав это, он порылся в своей сумке и достал ворох желтых бумажных талисманов с киноварно-красными знаками. И хотя талисманы не требовали много энергии, они были сделаны из определенных материалов. Их можно было использовать только один раз. Обычно, старшие давали их своим никчемным ученикам на случай, если те внезапно пропадут из поля зрения.
Нянь Дада все перебирал и перебирал их, глядя на нарисованные знаки, пока, наконец, не выбрал два амулета для быстрого перемещения. Прикрепив один из них к ноге Люлана, а второй к своей собственной ноге, он воскликнул:
— Вперед!
Лицо Люлана резко побледнело, и конечности тут же унесли его прочь.
Никто из них не заметил золотой цикады, все это время неподвижно сидевшей на большом дереве. Подождав немного, цикада бесшумно слетела со ствола и медленно поплыла за Нянь Дада и Люланом. Но не пролетев и четырех ли, ее тело замерло, будто на что-то наткнувшись.
Покружив у обочины, золотая цикада опустилась на дорогу и превратилась в лист. В середине листа образовалась трещина, и чистая Ци, заключенная внутри него, рассеялась, устремившись по небу прямо к холмам, находившимся примерно в пятидесяти ли от этого места.
Среди множества гор, на одном из склонов стояли двое и смотрели вниз. Это были никто иные, как Лужа, облетевшая большую часть страны, и Ли Юнь.
— Старший брат послал меня сюда, сообщить тебе, что он отправился с визитом к владыке долины Минмин. Так как это чужая территория, мы не можем пренебречь вежливостью и не уведомить их.
Ли Юнь кивнул. Он хотел было что-то спросить, но вдруг услышал слабое жужжание. Юноша поднял голову и тут же увидел свою сверкающую золотую цикаду. Полупрозрачное насекомое приземлилось ему на плечо.
— Золотая цикада? — Лужа была сбита с толку. — Могла ли она так быстро найти темного заклинателя?
По мановению руки Ли Юня золотая цикада рассеялась в воздухе, и перед ними тут же возникла безлюдная деревня. Юноша, одетый в лохмотья, вел по улочке двух заклинателей.
Как только идущий впереди молодой человек вошел в поле зрения золотой цикады, он внезапно обернулся, будто что-то почувствовал. Затем открывшаяся им картина полностью исчезла.
Лужа охнула.
— Ничего особенного. — Ли Юнь же наоборот не нашел в этом ничего странного. — У этого человека, должно быть, сильный изначальный дух, но по какой-то причине он скрывает свой уровень совершенствования. Заклинатели, взращивающие изначальный дух, обладают чрезвычайно острым чутьем, они заметят тебя, даже если ты всего лишь посмотришь на них подольше. В присутствии такого грозного мастера золотая цикада, вероятно, больше не осмелилась открыть глаза.
Он как раз закончил говорить, когда в воздухе возникла новая картина. На этот раз действие происходило в старой хижине. Под соломенным карнизом лежал ряд трупов. Человек, едва не обнаруживший золотую цикаду, исчез, а пришедший с ним молодой заклинатель еще долго кричал: «Дядя!». Затем он попытался улететь на своем мече, но деревенский паренек уговорил его пойти вместе, и заклинателю ничего не оставалось, кроме как взять его с собой при помощи талисмана быстрого перемещения. Цикада некоторое время следовала за этими двумя, но потом, похоже, столкнулась с чем-то и внезапно остановилась. Все исчезло.
Снова держа цикаду в своей ладони, Ли Юнь произнес:
— Она почувствовала опасность, поэтому не осмелилась и дальше преследовать их... Хм, когда старший брат вернется, мы сходим туда посмотреть.
— Подожди! — Лужа настойчиво схватила Ли Юня за плечо. — Второй брат, давай еще раз посмотрим начало, я хочу увидеть человека, появившегося первым!
— А что тут видеть? Это было всего лишь мгновение, ты даже не сможешь его ясно рассмотреть. — Ли Юнь был смущен. — Разве тот шумный ребенок не называл его «дядей»? Вероятно, это просто старший из их клана, разве нет? Что это?
— Этот размытый профиль, — сказала Лужа. — Мне кажется, он чем-то напоминает третьего брата.
Гора Фуяо...исчезла
Ли Юнь некоторое время слушал, затем улыбка на его лице потускнела, и он спросил:
— Ты помнишь своего третьего старшего брата?
— Конечно, — недовольно сказала Лужа. — Я не только помню, как он выглядел, когда вырос, я также помню, что в детстве третий брат любил меня больше всех. Кроме того, даже если бы я забыла, старший брат все равно рисовал его почти сто лет. Как я могла не узнать его?
В клане Фуяо из поколения в поколение передавалась традиция оставлять свои портреты в девятиэтажной библиотеке. Даже если они не могли сейчас вернуться туда, Янь Чжэнмин всегда хотел нарисовать один для Чэн Цяня. К сожалению, он так ничего и не закончил. Каждый следующий портрет он снова и снова рвал в клочья. Ни один из них так и не был написан.
Ли Юнь улыбнулся.
— Бесстыдница, разве мы тебя не обожаем?
Сказав это, он тоже посмотрел на застывшую перед ними картину. Но профиль этого человека, как испуганный лебедь1, появлялся лишь на миг. Они так ничего и не разобрали.
1 惊鸿 (jīnghōng) встревоженный лебедь (обр. о грации красавицы).
— Лицо твоего третьего брата всегда отличалось правильными чертами. Симпатичные люди, вероятно, все очень похожи друг на друга, не нужно суетиться. — Помолчав, Ли Юнь добавил. — Ну, ладно, только не говори об этом старшему брату. Он может рассердиться на тебя.
Лужа небрежно согласилась, но мысли ее были далеко. Она бесстыдно решила: «Этот парень кажется довольно симпатичным, я определенно должна узнать его получше».
Подумав об этом, она вдруг почему-то почувствовала нетерпение. Девушка расправила свои крылья и взмыла в воздух, тут же пожаловавшись:
— Почему старший брат еще не вернулся? Неужели он хочет стать зятем в этой долине Минмин?
Даже без своей чудовищной Ци, Лужа родилась со зрением, отличным от человеческого, и, естественно, могла видеть на тысячи ли вперед. Бросив лишь один случайный взгляд, она могла рассмотреть животных, бегущих далеко внизу. Бесцельно оглядевшись по сторонам, она вдруг заметила вдалеке сверкающий, как лед, меч, устремившийся прямо в небо. Следуя за блеском меча, Лужа, наконец, разглядела и кровавую ауру, окутавшую все это место.
Блеск клинка2 принес с собой ледяной покров. Он накатывал волнами, сметая кровавую ауру. Вскоре густой черный туман рассеялся, будто спасаясь бегством. В мгновение ока он расползся во все стороны и исчез.
2 剑气 (jiànqì) блеск меча (обр. в знач.: воинственный дух).
Лужа была ошеломлена.
В ее памяти вспыхнуло воспоминание. Отрезанное от нее беспощадным потоком времени, оно казалось слишком свежим. Тогда, поздней осенью в маленьком дворике на морском острове появился молодой человек. Он был очень спокоен. Он улыбнулся ей и сказал:
— Младшая сестра, позволь мне показать тебе, что такое фехтование прилива.
Перед глазами возник неясный образ.
Сердце барышни забилось быстрее.
Она резко взмахнула крыльями и, не обращая внимания на крики Ли Юня, полетела в сторону ауры меча.
Что же касалось происхождения этой ауры, то это был Чэн Цянь, преследовавший призрачную тень, вышедшую из тела одной из жертв. Он своими глазами видел великого темного совершенствующегося Цзян Пэна и провел много лет с Тан Чжэнем, избежавшим плена Поглощающей души лампы. Ему была хорошо знакома зловещая атмосфера, характерная лишь для этой вещи, поэтому, когда тень только появилась, он сразу же почувствовал ее.
В то же время он был сильно озадачен. Призрачные тени из Поглощающей души лампы обычно были полностью сформированными душами или изначальными духами. Какой дух захочет выглядеть как кусок тряпки?
Пролетев более десяти миль, «тряпичная» тень нырнула в пещеру.
Чэн Цянь опустился рядом со входом и сразу же учуял запах крови, доносившийся изнутри. Он не стал торопиться, только расширил часть своего сознания. Если заклинатель совершенствовал изначальный дух, то, стоило ему сделать это, и в пределах ста ли больше ничто не могло ускользнуть от его взгляда.
Но эта пещера, казалось, была окутана каким-то густым туманом. Чэн Цянь мог лишь отчасти различить, что в глубине нее что-то есть. Как раз в тот момент, когда он осторожно обходил вход, он вдруг отчетливо услышал позади себя чьи-то голоса. Это Нянь Дада орал во всю глотку.
— Младший брат, ты говоришь, что раньше трупы были здесь?
— Да, мы все видели здесь белую тень, — ответил ему другой голос, помоложе.
Чэн Цяня нахмурился. Он тут же спрятался, наблюдая, как эти двое подошли к пещере. Он уже видел Люлана раньше, и у него сложилось впечатление, что юноша не слишком-то умел скрывать свои чувства. Но в данный момент, пока он вел Нянь Дада, лицо Люлана оставалось бесстрастным. Приглядевшись повнимательнее, Чэн Цянь почувствовал, что взгляд юноши поблек, а зрачки словно заволокло туманом. Когда они приблизились ко входу в пещеру, темнота внутри стала еще гуще.
Увидев, что этот дурень Нянь Дада ничего не заметил и беспечно последовал за Люланом внутрь, Чэн Цянь остановился в нерешительности. Он немедленно скрыл свое присутствие и поспешил за ними. Его тело было сформировано из камня сосредоточения души, поэтому он был очень искусен в сокрытии своей ауры. Теперь сделать это было намного проще, чем с обычным телом из плоти и крови. Он даже мог притвориться мертвым.
Пока они шли, Нянь Дада произнес:
— Не нужно ничего говорить. Эта пещера действительно выглядит так, будто раньше в ней умирали люди, здесь какой-то отвратительный запах.
Услышав это, Чэн Цянь вдруг почувствовал себя бессильным.
Люлан не ответил, продолжая смотреть прямо перед собой. Ритм, отбиваемый шагами юноши, не изменился ни на йоту.
— Младший брат?
Не дождавшись ответа, Нянь Дада, наконец, почувствовал, что что-то не так. Вскинув голову, он храбро крикнул:
— Дядя! Дядя Чэн! Дядя Чэн, ты здесь?
Но вдруг, голос юноши резко оборвался, будто у него вырвали язык. Он застыл в оцепенении. Узкая тропинка перед ними закончилась, и Люлан, шедший впереди, безмолвно рухнул на землю. Взгляду Нянь Дада открылась странная картина.
Впереди находился какой-то предмет. Он был размером с человека, похожий на масляную лампу с открытым длинным горлышком. Под горлышком виднелись изящные, плотно начертанные заклинания, тянувшиеся до самой земли. Кроваво-красные символы заполнили все пространство в нескольких чжанах от лампы.
На первый взгляд, в этих заклинаниях не было ничего ужасного. Но, даже если бы это было не так, глупые глаза Нянь Дада не смогли бы понять, в чем дело. Его испугало то, что жидкость в лампе оказалась не маслом, а кровью, что бурлила сама по себе. Внутри плавали бесчисленные останки. Вся пещера была окутана темной аурой.
Тихо следовавший за ним Чэн Цянь, нахмурился. Он с первого взгляда понял, что это была Поглощающая души лампа.
Более того, она казалась той же самой, что уничтожил тогда Господин Бэймин.
Как раз в тот момент, когда он внимательно изучал начертанные на земле заклинания, из лампы внезапно вырвалась белая тень и без предупреждения погрузилась в тело Люлана.
Юноша скорчился в странной неестественной позе и резко вскочил. Его ногти в одно мгновение выросли на три цуня, и он безжалостно сжал шею Нянь Дада. Нянь Дада был заклинателем с мечом в руках, он должен был блокировать эту атаку, но, когда он увидел молодое лицо Люлана, в нем взыграла жалость. Он подумал: «Этот парень всего лишь человек, если я ударю его мечом, он может и не выжить».
С минуту поколебавшись, Нянь Дада упустил последний шанс, и злой дух окончательно укоренился в теле Люлана. Светлая чистая кожа на лице юноши начала трескаться, а кости его рук извивались, как змеи. Из-за огромного давления, оказываемого аурой злого духа, одна сторона его тела удлинилась, а другая наоборот стала короче. Его пальцы деформировались, и суставы выступили наружу, указывая прямо на точку меж бровей Нянь Дада. Хриплый голос промурлыкал: «Собери тени преисподней, смешай в своем теле кровь тысяч людей, преврати десять тысяч духов в одного, путь призраков — единственный путь...»
Голова Нянь Дада разболелась так сильно, что, казалось, вот-вот расколется. Его душа испытала огромное потрясение. Он чувствовал, что его физическое тело не могло больше сдерживать ее, и она уже готова была вот-вот прорваться сквозь точку между его бровей.
Злобная улыбка появилась на лице «Люлана»:
— Поглощающая души лампа снова... кто?
Белоснежная аура меча вырвалась наружу, безжалостно ударив «Люлана» по голове. Действие «души художника» было прервано, и юноша едва не стал жертвой лампы. У него не осталось выбора. Отбросив Нянь Дада в сторону, он тут же испустил душераздирающий рев.
Чэн Цянь вышел вперед. Его голова была опущена, он все еще изучал странные письмена. Не поднимая взгляда на несчастного, он произнес:
— Старший Цзян, в прошлом, Господин Бэймин уничтожил Поглощающую души лампу при помощи своей собственной души, но разве ваше тело и дух не пострадали? Похоже, призрачный путь действительно уникален. Вы... Хм, может быть, вы пытаетесь восстановить Поглощающую души лампу?
Когда Чэн Цянь увидел ее, он сразу подумал о Цзян Пэне. Потом он услышал этот голос, и тут же почувствовал, что это было еще больше похоже на него, но он все еще не был до конца уверен.
Заклинания, начертанные на земле, были такими сложными, что даже Чэн Цянь не мог полностью понять их. Поэтому он намеренно тянул время, притворяясь глупцом, и нес полную бессмыслицу. Он хотел задержаться еще на пару мгновений, чтобы запомнить символы наизусть.
Но именно в тот момент, когда он произнес эти слова, лицо «Люлана» внезапно изменилось. Юноша с ревом бросился на Чэн Цяня. Казалось, он только что открыл какую-то тайну и теперь непременно должен был умереть.
Чэн Цянь развернулся и уклонился от нескольких атак темной Ци. Он был потрясен. Действительно ли этот человек — Цзян Пэн? Он что, правда, создавал еще одну Поглощающую души лампу?
Несмотря на то, что в прошлом Цзян Пэн был великим демоном, сейчас он обладал телом обычного человека, и у него больше не было ни лампы, ни призрачных теней. С нынешним уровнем развития, Чэн Цяню было наплевать на него. Цзян Пэн давно сошел с ума, словно взбесившийся пес.
Вспоминая великого повелителя демонов, появившегося на Восточном море много лет назад, чтобы полностью превратить достоинство и престиж кланов в пыль, разница с его нынешним состоянием была подобна расстоянию между небом и землей. И эта идея: притвориться злым духом, причиняющим неприятности, чтобы одурачить местных заклинателей... неужели он действительно придумал это сам?
Чэн Цянь вдруг почувствовал, что волосы у него на затылке встали дыбом. Что же на самом деле такое этот Призрачный путь?
Были ли это люди, использующие Поглощающую души лампу в качестве инструмента, или это была лампа, превращающая людей в призраков?
Тогда, кто именно сделал это с Цзян Пэном?
Чэн Цянь немедленно прекратил подавлять свою ауру и сосредоточился. Мороз распространился по всей пещере, но он не мог проникнуть в лампу.
Холод застал Цзян Пэна врасплох, и к нему вернулся рассудок. Он отступил назад и настороженно посмотрел на Чэн Цяня.
— Кто ты?
Чэн Цянь холодно ответил:
— Кто-то, кто изгонит скверну.
Сказав это, он поднял свое оружие, и блеск его клинка упал на Цзян Пэна, как свет звезды в холодную ночь. Это была техника владения деревянным мечом Фуяо. На лице Цзян Пэна промелькнуло удивление. Вскинув руку, он резко впился пальцами в тело Люлана и вырвал у юноши ребро. Окровавленная кость превратилась в длинный меч, окутанный темной энергией. Поднявшись в воздух, он немедленно призвал к себе десяток незавершенных духов. Даже несмотря на отсутствие у них реальной силы, духи тут же окружили Чэн Цяня.
Нянь Дада едва успел отдышаться и чуть не упал в обморок, увидев это. Напрягая сдавленное горло, он крикнул:
— Берегись!
Чэн Цянь не думал, что после ста лет совершенствования первым человеком, обменявшимся с ним ударами, будет его дядя из клана Фуяо.
Что все это значило?
Обычный, ничем не примечательный клинок в руке Чэн Цяня внезапно удлинился на три чи. Не став блокировать удар острого лезвия, он без труда разрубил призрачные тени, и с огромной силой двинулся на Цзян Пэна.
Давление, что испытал Цзян Пэн от меча своего собственного клана, было неописуемым. На краткий миг боевой дух этого великого демона окончательно пошатнулся. Как только это произошло, в безупречном кольце заклинаний вокруг Поглощающей души лампы тут же появилась брешь. Ледяная волна врезалась в кроваво-красные символы. Выпад, что совершил Чэн Цянь, на самом деле был обманным маневром, его истинной целью была Пожирающая души лампа.
Он услышал шепот: «Сломай…»
Своды пещеры содрогнулись, будто намереваясь рухнуть. Наполовину законченная Поглощающая души лампа была расколота надвое одним ударом Чэн Цяня. Тысячи призрачных теней вырвались из заточения, превращаясь в клубы черного тумана. Чэн Цянь вновь взмахнул мечом, и густая кровавая аура забурлила и с грохотом взорвалась.
Оглушительный взрыв вырубил Нянь Дада и тот упал в обморок. Придя в себя через некоторое время, он увидел, что одна стена пещеры рухнула, и снаружи лился свет. К счастью, гора еще могла противостоять такой силе и не похоронила их заживо. И вновь Поглощающая души лампа оказалась уничтожена. Старейшина озера вернул меч в ножны и теперь лишь спокойно стоял в стороне, глядя на окровавленное тело «Люлана».
Нянь Дада вцепился Чэн Цяню в бок.
— Дядя… Это…
— Настоящий заклинатель сбежал. — наконец, заговорил Чэн Цянь и протянул к юноше руку. — У тебя есть какое-нибудь лекарство?
— Да, да! — Нянь Дада в спешке похлопал себя по бокам и неуклюже выудил из складок одежды маленькую бутылочку. Когда он уже собирался скормить лекарство умирающему Люлану, Чэн Цянь потянулся, чтобы остановить его. Попав в ладонь Чэн Цяня, пилюля тут же превратилась в облачко тумана, и мягко перетекла в тело Люлана.
Шу славилась своей выдающейся медициной, порой лечение давало мгновенные результаты. Растерянный взгляд Люлана, наконец, сфокусировался. Все лицо юноши было в рытвинах, искореженные руки безвольно лежали по бокам. В его теле не хватало ребра, а на его месте теперь зияла темная кровавая дыра. Это было поистине жуткое зрелище.
Нянь Дада не мог удержаться, чтобы не спросить:
— Дядя, он выживет?
Чэн Цянь опустил взгляд и посмотрел на юношу, находящегося на грани смерти. Изуродованные пальцы Люлана с силой впились в землю, глаза широко раскрылись. Его переполняло почти маниакальное желания выжить.
— Все зависит от того, захочет ли он так жить, — сказал Чэн Цянь.
Прежде, чем Нянь Дада понял, что означают эти слова, он увидел, как из ладони Чэн Цяня протянулись три потока холодной энергии, которые, словно три гвоздя, безжалостно вонзились в байхуэй3 и даньтянь4 Люлана, а также в его стопы. Люлан открыл было рот, но не смог издать ни звука. Все его тело забилось в яростных конвульсиях, оставляя за собой длинный кровавый след.
3 百汇 (bǎihuì) кит. мед. аккупунктурная точка на макушке головы.
4 丹田 (dāntián) кит. мед. даньтянь (часть тела, находящаяся на 3 цуня ниже пупка; половая сфера, место сосредоточения жизненных сил).
— Душа обычного человека рассеивается вместе со смертью тела, поэтому я запер ее. Если он сможет продержаться два часа, отнеси его в долину Минмин. Попроси своего отца отправить его к Тан Чжэнь чжэньженю, — сказал Чэн Цянь. — Если он не выживет, я больше ничем не смогу ему помочь. И еще кое-что, я не могу взять тебя с собой. Если судьба позволит, мы еще встретимся.
Закончив говорить, он повернулся и быстро исчез в облаке лазурного дыма.
— Ах! Дядя! Подожди!
Нянь Дада подпрыгнул на три чи, желая побежать за Чэн Цянем, но не смог заставить себя оставить лежащего без сознания Люлана. Ему ничего не оставалось, кроме как покрутиться на месте и сдаться. Вдруг, в горную пещеру, как падающая звезда, ворвался огненный шар. Приземлившись, шар превратился в человека. Нянь Дада в испуге отпрянул, но присмотревшись, увидел, что прибывший оказался красивой девушкой. Залившись краской, он поприветствовал ее:
— Барышня, ты…
Человеком, ворвавшимся сюда, была Лужа. Она огляделась и топнула ногой.
— Где он?
— К-кто? — заикаясь, спросил Нянь Дада.
Лужа схватила юношу за воротник, подняла его в воздух и нетерпеливо произнесла:
— Человек, который только что был здесь с мечом, где он?
Нянь Дада еще сильнее покраснел и с большим трудом выдавил из себя:
— Он ушел.
— Куда?
Пытаясь спасти свою шею, Нянь Дада снова сказал:
— Я не знаю, барышня. Это старший из нашего скромного клана, зачем ему говорить мне, куда он идет?
Лужа, наконец, отпустила его, намереваясь уйти, но, немного подумав, обернулась и напористо спросила:
— Из какого ты клана? Что за старший?
Сухо кашлянув, Нянь Дада, тем не менее, ответил:
— В этих краях есть только долина Минмин, а он старейшина озера из нашего клана. Он совершенствовался в уединении почти пятьдесят лет и только недавно вышел в люди. Это первый раз, когда он покинул долину. Барышня, вы, должно быть, ошиблись…
Лужа нетерпеливо прервала его:
— Как его зовут?
Увидев, что девушка очень упряма, Нянь Дада вздохнул, но все же ответил честно:
— Чэн...
Прежде чем он успел произнести следующее слово, Лужа вновь превратилась в огненный шар и бросилась прочь, даже не обернувшись.
«Пятьдесят лет уединения», «впервые покинул долину». Если это действительно ее третий брат, то куда он мог пойти? Лужа не могла придумать никакого другого места, кроме горы Фуяо.
Она проплакала весь полет. Честно говоря, она понятия не имела, о чем, но почему-то не могла сдержать слез. Влажные дорожки на ее лице тут же испарялись от жара пламени, окутывавшего ее.
Лужа хотела бы объявить эту новость всей Поднебесной или хотя бы отправить сообщение первому старшему брату, второму брату и старшему брату Чжэши. Но она не осмеливалась, боясь, что это всего лишь сон, цветок в зеркале, луна, отражающаяся в воде.
Она даже не осмелилась дослушать, как тот идиот произносит полное имя этого человека.
За последние сто лет третий брат стал чешуей дракона для главы их клана5. Никому не разрешалось упоминать о нем. Даже малейший намек мог вызвать его гнев.
5 逆鱗 (nìlín) чешуя против ворса [под горлом дракона] (обр. по трактату 说难 Хань Фэй-цзы; в знач.: затрагивать больное место, неосторожно возбуждать ярость могущественного человека).
Но, запрещая другим любое упоминание, их глава сам вырезал для себя кольцо в форме медной монеты, из которого иногда появлялся призрак, чтобы помучить его. Не говоря уже о том, что Янь Чжэнмин снова и снова рисовал портрет третьего брата. Каждый раз, когда он заканчивал картину, он смотрел на нее в оцепенении, а затем собственноручно уничтожал.
Лужа хорошо знала причину такого поведения. Он не хотел, чтобы человек на портрете навсегда остался молодым, но никак не мог этого изменить.
Может ли мертвый вернуться к жизни? Она подумала про себя: «Это невозможно. Даже совершенствующие изначальный дух после перерождения больше не могут быть такими, как раньше. Более того, третьему брату тогда еще не было и семнадцати лет, он был слишком далек от того, чтобы достичь уровня изначального духа».
Лужа почти убедила себя, но ее крылья отказывались повиноваться ей, и она продолжала целеустремленно лететь к горе Фуяо.
Она была совершенно права, Чэн Цянь действительно собирался туда. После того, как он снова увидел Цзян Пэна, он вспомнил о запутанных старых связях предыдущего поколения. У него было смутное предчувствие, что, решив эти вопросы, он сможет найти ключ к возрождению их клана.
Ну почему гора Фуяо не могла стать второй долиной Минмин?
По пути Чэн Цянь мысленно приготовился, обдумывая самые худшие варианты. Может быть, гора Фуяо уже превратилась в голый холм? Да и эта их библиотека, с самыми изысканными коллекциями книг и бесчисленными экземплярами заклинаний… Мог ли кто-то другой претендовать на них?
Но он никак не ожидал, что ничто из этого не окажется правдой. Он просто не смог найти обратную дорогу к горе.
Когда Мучунь чжэньжэнь привел Чэн Цяня в клан, он шаг за шагом проводил его наверх. Чэн Цянь и подумать не мог, что когда-нибудь ему попросту не удастся найти гору Фуяо. Но после безжалостного суточного путешествия на мече по следам своих воспоминаний, у него больше не осталось выбора, кроме как признать: гора Фуяо... исчезла.
Так ты, оказывается, и есть Хань Тань.
Пока Чэн Цянь, как обезглавленная муха, искал гору Фуяо, Лужа следовала за ним по пятам. В полном замешательстве она оглядывала зелёные горы и равнины внизу, размышляя, с чего начать поиски. Но вдруг она почувствовала, как что-то шевельнулось у нее в рукаве, пощекотав запястье.
Когда Лужа опустила взгляд, то увидела за манжетой лист, неизвестно как попавший туда. Под её пристальным взглядом лист превратился в желто-зеленую гусеницу.
Девичья сторона Лужи ощутила, как по коже поползли мурашки, но птичья сторона хотела съесть эту гусеницу. Она никак не могла решить, что же ей делать, но тут насекомое бодро подняло верхнюю часть тела и заговорило голосом Ли Юня:
— Куда ты убежала?
... Второй старший брат все больше и больше терял человеческий облик.
Всю дорогу Лужа неслась вперед, обливаясь слезами, так что теперь в её голове все смешалось. Недолго думая, она выпалила:
— Я рядом с горой Фуяо.
Но стоило ей это произнести, как девушка чуть не прикусила язык. Она только что сказала правду. Как теперь она это объяснит?
Что и следовало ожидать, стоило волосатой гусенице услышать эти слова, как её настроение тут же переменилось. Ее слабое тельце неожиданно вытянулось во весь рост. Несмотря на её размеры, выглядела гусеница довольно внушительно и сердито.
Вдруг она заговорила голосом первого старшего брата. Янь Чжэнмин в ярости спросил:
— Зачем ты вернулась к горе Фуяо? Она всё ещё запечатана.
Это была очень долгая история. За последние сто лет они несколько раз тайно возвращались сюда. Но, кроме каких-то неизвестных подозрительных людей из соседних деревень и городов, они больше ничего здесь не видели. Они также не могли найти гору Фуяо, но та наверняка была где-то здесь. Иначе и быть не могло.
Только после того, как Янь Чжэнмин развил свой изначальный дух, он узнал, что только дух мог войти в печать главы клана, на самом деле являвшуюся ключом.
Оказалось, что пещеры горы Фуяо не случайно были связаны с Долиной демонов. Вся эта местность являлась запретной территорией. Уходя, глава клана забирал печать с собой. Если её потерять, никто больше не сможет ни подняться на гору, ни уйти с неё. Неудивительно, что их приходящий в упадок клан смог сохранить мир в самый разгар бури1, даже несмотря на отсутствие охраны.
1 风雨飘摇 (fēng yǔ piāo yáo) переживать бури (штормы).
Услышав эти слова, Лужа на мгновение замолчала, будто обдумывая что-то, и тут же, заикаясь, продолжила:
— Я... Я... Я просто вдруг затосковала по дому, поэтому вернулась, чтобы осмотреться.
Жаль, что главу их клана и по совместительству старшего брата было не так-то легко обмануть. Янь Чжэнмин гневно воскликнул:
— Тоска по дому? Не говори мне об этом. Когда мы покинули гору Фуяо, ты ещё жевала пеленки в моем паланкине. Подумай еще раз и скажи правду.
Лужа вновь замолчала, лихорадочно придумывая оправдание.
Она никогда не умела лгать, потому что в этом не было никакой необходимости. Её братья были намного старше ее и обычно баловали девочку. Не считая обязательных домашних заданий, они всегда делали всё возможное, чтобы исполнить её желания. Даже если порой она совершала ошибки, ее никогда особо не наказывали.
Но сейчас она проделала весь этот путь, упрямо цепляясь за надежду. Если бы она сказала правду, она бы заставила своего старшего брата, всё ещё отказывающегося принять реальность, снова испытать разочарование. Что в этом хорошего?
Лужа стиснула зубы и решила во что бы то ни стало что-нибудь придумать. Она так напряглась, что по её спине заструился холодный пот. Наконец, девушка, заикаясь, выдавила из себя:
— Я... Пока мы ждали тебя, я взлетела в небо и увидела вдалеке кровавую ауру, окутавшую всю деревню. Я подумала, что это мог бы быть демон, которого мы искали, и погналась за ним. Э-э-э… Второй брат был рядом со мной, но я так спешила, что мне не удалось ничего ему объяснить. Э-э, а затем я прилетела к горе Фуяо. Старший брат, ты не думаешь, что на этот раз это действительно может быть... четвёртый брат?
Пока она сочиняла эту ложь, её сердце колотилось не переставая, у неё даже перехватило дыхание.
Гусеница долго молчала, как вдруг Янь Чжэнмин неторопливо заговорил:
— Твой второй старший брат сказал, что вы были слишком далеко. Он не почувствовал никакой кровавой ауры.
Одно то, что она не могла в совершенстве лгатьвсю, уже было довольно трагично, так кое-кто еще и подложил ей свинью!
Наконец, Лужа решила пустить всё на самотек и устало ответила:
— Ты такой надоедливый! Хорошо, я скажу тебе правду. Сквозь взгляд золотой цикады второго старшего брата я увидела очень красивого юношу и просто последовала за ним.
— А?
Внезапно Луже пришла в голову идея, и она поспешно добавила:
— Он был гораздо красивее тебя!
Эти слова ударили главу её клана по самому больному месту. Как и ожидалось, Янь Чжэнмин отказался продолжать этот разговор. Гусеница вновь растянулась на рукаве девушки. Наконец, перехватив инициативу, Ли Юнь поспешно сказал:
— Перестань валять дурака, поторопись и возвращайся.
Затем гусеница, казалось, исчерпала всю свою энергию. Превратившись обратно в лист, она тут же свернулась в трубочку и упала на землю.
Лужа почувствовало, что ей, наконец-то, удалось худо-бедно уклониться от расспросов старших братьев, и вздохнула с огромным облегчением. Она развернулась на месте и превратилась в маленькую, размером с ладонь, птичку. Птичка тут же взлетела на дерево и сосредоточилась на поиске человека.
В то же самое время в Шу Янь Чжэнмин говорил Ли Юню:
— Когда мы пришли сюда, я действительно видел вокруг этого места кровавую ауру, но теперь она исчезла. Вероятно, об этом позаботился кто-то из долины Минмин. Лужа — бесстыдная девчонка, я отказываюсь верить, что она станет более деликатной только потому, что ей понравился какой-то мальчишка. Она так сильно заикалась, должно быть что-то случилось. Нам лучше пойти за ней и проследить, чтобы она не угодила в беду.
Ли Юню его слова показались более, чем, убедительными, но затем он услышал, как Янь Чжэнмин ворчит.
— Гораздо красивее, чем я? Как возмутительно. Правду говорят: «Собака не знает цену нефриту в золотой оправе». Хм, хотел бы я сам в этом убедиться.
Ли Юнь тяжело вздохнул. Похоже, что маленькая уловка их сестры принесла ей куда больше вреда, чем пользы2. Ее слова успешно спровоцировали старшего брата.
2 偷鸡不成蚀把米 (tōu jī bù chéng shí bǎ mǐ) попытаться украсть курицу в итоге лишь просыпав горсть риса (обр. в знач. получить прямо противоположные результаты).
Что до Чэн Цяня, то, поскольку он так и не смог найти гору Фуяо, у него не оставалось выбора, кроме как спрятать свой меч, обуздать свою ледяную ауру и, притворившись обычным человеком, проскользнуть в соседний город.
Похоже, что в последние годы дела здесь действительно пошли из рук вон плохо. Чэн Цянь до сих пор помнил, что, когда они с учителем впервые спустились с горы, намереваясь отправиться к Восточному морю, деревни и города, встречавшиеся у них на пути, были гораздо более оживлёнными, чем сейчас.
Он наугад выбрал таверну и заказал чай. Когда подошёл официант, юноша оставил дымящийся чайник в стороне и сказал:
— Младший брат, я хочу спросить у тебя об одном месте.
Официант видел, что Чэн Цянь имел вид человека с блестящими перспективами. К тому же, юноша был довольно хорошо одет, поэтому, конечно же, он был готов подлизаться к нему. Официант вышел вперед и подобострастно заговорил:
— Молодой господин, не стесняйтесь спрашивать.
— Я слышал, что менее чем в тридцати ли к востоку отсюда есть волшебная гора. Говорят, это место особенное, поэтому я желал посмотреть на её своими собственными глазами, но не смог найти. Я хотел бы спросить, может, кто-то из местных знает дорогу?
Когда официант услышал вопрос, выражение его лица стало более серьёзным. Он оглядел Чэн Цяня и осторожно спросил:
— Что, вы тоже один из этих бессмертных заклинателей?
— Бессмертный — это слишком громко сказано, — улыбнулся Чэн Цянь. — Я действительно практиковал некоторые методы самосовершенствования, но меня так и не приняли ни в один клан. Я бы не осмелился назвать себя заклинателем. Но я понимаю, что ты имеешь в виду. Много ли людей спрашивали об этой горе?
Официант закинул полотенце себе на плечо и рассмеялся.
— Два дня назад другие гости тоже приглашали меня поговорить. По правде сказать, этот скромный человек и есть самый настоящий местный житель, который родился и вырос здесь. Я слышал легенду о Небесной горе от моего деда, но никто никогда её не видел. Разве могут глаза обычных людей увидеть жилище бессмертных?
— Так ты говоришь, что посмотреть на неё приходили многие бессмертные, но они тоже не смогли ничего найти?
Официант ответил с улыбкой:
— Это просто легенда. Но виды там действительно красивые. Если молодой господин желает, он может сходить туда и как следует отдохнуть.
Официант уже собирался уходить, но Чэн Цянь вновь окликнул его:
— Подожди, ты сказал, что два дня назад кто-то еще искал эту гору. Куда они пошли? Если я поспешу и догоню их, то, возможно, смогу составить им компанию.
— Я видел, что они направились к главной дороге, но молодой господин, эти люди не выглядели дружелюбными. Они были больше похожи на тех, с кем не следует шутить. Было бы лучше, если бы молодой господин не провоцировал их.
Сердце Чэн Цяня дрогнуло, когда он услышал эти слова. Большая группа людей, стремящаяся к горе Фуяо… Чего они хотели?
Не дожидаясь, пока чай остынет, Чэн Цянь поднялся на ноги и вышел из таверны. Он ходил по этой дороге всего однажды, и это было ещё тогда, когда они спустились с горы.
Поскольку кортеж его старшего брата, целиком состоявший из больших экипажей, выглядел как свадебная процессия и никак не мог проехать по узкой тропинке, им пришлось устроить большое представление, путешествуя по главной дороге. В то время он даже на лошади толком не умел ездить, не говоря уже о полете на мече. Он постоянно отвлекался, пытаясь делать два дела одновременно, и учитель вынужден был присматривать за ним всё путешествие…
Фигура Чэн Цяня превратилась в морозную дымку, бесшумно следующую по указанному пути. В этом месте каждая травинка, каждое дерево хранили частицы его воспоминаний.
Он прошел около двадцати ли, но внезапно остановился. Почти сделав шаг, он едва успел убрать ногу. На ближайшей узкой тропинке напротив друг друга лежали два камня. Все это выглядело очень продуманно, будто кто-то намеренно сложил их там. На камнях были вырезаны едва заметные заклинания.
Заклинания образовывали сеть, перерезавшую главную дорогу пополам. Стоило кому-то пройти мимо, и он наверняка бы потревожил людей, установивших эту ловушку.
Чэн Цяня нахмурился. Он сосредоточил всю свою энергию в глазах, посмотрел вперед и увидел, что сеть раскинулась повсюду. Заклинания были наложены очень аккуратно, слой за слоем. Камни на обочине, земля под ногами, даже неровные деревянные таблички, укрывшиеся в тени зеленых деревьев, все это были части ловушки.
Когда он окинул взглядом это место, в его сердце внезапно вспыхнул неописуемый огонь. Кто этот человек, крадущийся у подножия горы Фуяо?
Но, несмотря на бешено колотящееся сердце, Чэн Цянь не спешил давать волю своему сознанию. Через каждые два шага он отступал на один назад, старательно избегая ловушек. По мере того, как он продвигался вперед, его тревога росла. Даже не высвобождая своё сознание, он смутно чувствовал, что заклинатель, вырезавший все эти амулеты, определённо не был слабаком. Там, где их линии встречались, просачивалась та же кровавая аура. Не трудно было догадаться, что этот человек не практиковалнадлежащий метод совершенствования.
Честно говоря, обычным заклинателям не запрещалось отнимать жизни. Но зачастую они делали это не ради убийства и не вынашивали никаких дурных намерений. Так что, сколько бы человеческих жизней они ни забрали, на них не оставалось ни следа кровавой ауры. Но заклинатели, следующие по Тёмному пути, были другими. Когда Чэн Цянь впервые вступил в клан, он по невежеству отправился исследовать три тысячи способов развития демонов и считал, что между «тёмным» и «правильным» нет большой разницы. Он даже спросил об этом у учителя. Но теперь он понял, что, может на первый взгляд они и казались похожими, их суть была абсолютно разной.
Самосовершенствование достигалось путем общения с окружающим миром, а также стремлением заклинателя получить чистую Ци небес и земли, чтобы сформировать ядро. Но суть Тёмного пути была всепоглощающей, она только принимала, ничего не отдавая взамен. Таким образом, для тёмных совершенствующихся не было никакой разницы между чистым и испорченным. Хотя их продвижение было быстрым, эта зловещая энергия со временем накапливалась. Даже если они не были запятнаны кровью, амулеты, которые они вырезали всё равно несли в себе кровавую ауру.
Но стоило следующему по Тёмному пути нарушить правило и запачкать руки, всё выходило из-под контроля. Никто больше не мог вернуть их обратно. Из-за этого с самых древних времен тёмные заклинатели крайне редко достигали Дао.
Те, кто вступал на этот путь, должны были быть готовы рискнуть всем и больше никогда не оглядываться назад.
Даже для Чэн Цяня прохождение через эту сеть заклинаний требовало больших усилий, но он так и не увидел никакой «группы людей», о которых упоминал официант. Когда Чэн Цянь с осторожностью обошёл ловушки, и вышел на открытую местность, он увидел перед собой поляну. На поляне, спиной к юноше, стоял высокий мужчина.
Этот человек самонадеянно распространил своё сознание по округе. Во всём его облике сквозила какая-то странная наглость, словно он безмолвно объявлял себя единственным властелином равнин, и даже воздух вокруг него был пропитан кровью. Чэн Цянь не мог сразу определить его уровень самосовершенствования, поэтому он спрятался за деревом и обуздал свою живую ауру, сделавшись похожим на мертвеца.
Тем временем, стоявший к нему спиной незнакомец, уже почти завершил создание заклинания. Но на полпути он вдруг начал вести себя странно.
Чэн Цянь увидел, как тот напрягся, словно перед лицом врага и что-то быстро прошептал себе под нос. Потом он вдруг разозлиться на пустое место. Он ударил ногой по земле и закричал, словно сумасшедший:
— Как ты смеешь!
Сказав это, мужчина вновь задеревенел, сделавшись похожим на марионетку, которую дергали за ниточки. Вскоре после этого он резко прекратил борьбу. Мрачно и зловеще рассмеявшись, он ответил сам себе:
— Почему это я не смею, никчёмный ты человек?
Чэн Цянь нахмурился. Нянь Дада, порой, тоже разговаривал сам с собой, но это было скорее смешно. Когда же это делал тёмный заклинатель, у любого человека по спине побежали бы мурашки.
В следующий момент заклинатель взревел от ярости и начал бить себя в грудь. Он бил так сильно, что по всей округе разносился оглушительный рёв ветра, смешавшийся с раскатами грома. Он совсем не сдерживался. От удара, из его ладони вырвался сгусток тёмной энергии. Не ясно было, ранил ли он себя сам, или это тёмная энергия ранила его руку. В любом случае, он проиграл дважды.
Пошатываясь, мужчина сделал два шага назад и сплюнул полный рот крови.
Чэн Цянь подумал про себя: «Что же это за безумие?»
И тут откуда-то издалека донесся удивлённый возглас. Амулеты, установленные по всему периметру, немедленно среагировали, и в воздухе расцвел ослепительный фейерверк. В мгновение ока из-под земли вырвались бесчисленные окровавленные когти, тут же превратившиеся в прочные цепи, и грубо схватили нарушителя. Попавшегося в ловушку швырнуло вниз и протащило по траве.
Этим несчастным оказалась Лужа.
Она не ожидала, что Чэн Цянь смешается с простым народом, и уже бог знает сколько времени осматривала лес в своем птичьем обличье. Чем дольше она искала, тем больше разочаровывалась. Она была истощена физически и морально, потому потеряла бдительность и легко угодила в ловушку тёмного заклинателя.
Когда её поймали, она немедленно превратилась обратно в человека, пытаясь сопротивляться, но быстро поняла, что её Ци оказалась полностью подавлена демонической энергией.
Упав, Лужа едва не выругалась вслух, но в конце концов сдержалась, чтобы не рассердить незнакомца. Она знала, что брат, должно быть, оставил что-то на её теле, чтобы защитить ее. Стараясь не издавать ни звука, девушка свернулась калачиком на земле, изображая мертвую, и сосредоточилась на борьбе с тёмной Ци, вошедшей в ее тело.
Лужа была права. В тот момент, когда эти цепи схватили ее, лента в её волосах порвалась. На ленте был амулет, оставленный Янь Чжэнмином. Именно из-за действия «Нитей марионетки» эти цепи не пронзили ее насквозь.
«Нити марионетки» созданные заклинателем, взращивающим изначальный дух, были совсем не похожи на то, что Чэн Цянь когда-то дал Сюэцину. Янь Чжэнмин и Ли Юнь были неподалёку, и как только амулет сломался, Янь Чжэнмин зафиксировал местоположение Лужи, и братья немедленно поспешили туда.
Но Чэн Цянь, все это время прятавшийся за деревом, совершенно не узнавал Лужу. Взрослея, девочки сильно преображались. Порой, когда малышка превращалась во взрослую барышню, она становилась почти неузнаваемой по сравнению со своим первоначальным обликом. Более того, в этот момент Лужа спрятала свои крылья.
Чэн Цянь понятия не имел, кто она такая, поэтому не показывался и продолжал наблюдать со стороны.
И тут Лужа вдруг почувствовала, что цепи вокруг неё ослабли. Она услышала, как сильный демон в панике воскликнул:
— Барышня, скорее бегите!
Лужа была ошеломлена. Но, прежде чем она почувствовала облегчение, цепи снова натянулись. Тон демона изменился, он мрачно произнёс:
— Чёрт возьми, это просто маленький столетний монстр!
Левая рука тёмного заклинателя резко вытянулась вперед, пальцы сжались в подобие когтей, собираясь сомкнуться на цепях. Но его правая рука крепко сжала левое запястье, как бы останавливая его. Первый голос снова взревел:
— Хватит прикидываться мёртвой! Скорее беги, я долго не продержусь!
Это был первый раз, когда Лужа встретила такого странного тёмного заклинателя. В конце концов, её любопытство взяло верх. Рискуя собственной жизнью, она просто не могла не взглянуть на него.
В тот момент, когда она подняла голову, девушка забыла, что должна была сбежать.
Она ошеломлённо воскликнула:
— Четвёртый старший брат?!
Глаза этого демона горели ярко-красным, а лицо было перекошено злобой. Его черты исказились почти до неузнаваемости, но она с первого взгляда поняла, что это был не кто иной, как Хань Юань. Хань Юань, которого они никак не могли найти, как бы ни старались!
Когда она окликнула его, Хань Юань тоже, казалось, удивился. Выражение его лица смягчилось, и его взгляд упал на Лужу. Но будто в недоверии или недоумении, он избегал долго смотреть на неё. Через некоторое время его губы наконец зашевелились, и он тихо произнёс:
— Ты, ты… Младшая се... Ах!
Прежде чем он успел договорить, демоническая аура снова вырвалась наружу. Вся его фигура, казалось, превратилась в чёрный туман.
Холодный голос вновь произнёс:
— Так ты, оказывается, и есть Хань Тань. Так даже удобнее!
Как только он сказал: «Хань Тань», зрачки Чэн Цяня сузились, и он больше не мог думать о чем-либо другом. Еще до того, как он появился в поле зрения, тень ледяного меча уже ринулась вперед, намереваясь разрубить цепи, связывающие девушку. В то же время откуда-то сверху раздался протяжный свист, и земля содрогнулась. Заклинания, установленные Хань Юанем, были разрушены мощной аурой меча.
А потом, прямо перед ними, как ветер, пронеслась человеческая фигура. Аура меча устремилась к Хань Юаню, напирая на него, как гора.
Лужа закричала:
— Нет! Четвёртый старший брат...
В урагане летящих искр и камней Чэн Цянь больше не мог думать о правилах клана Фуяо. В воцарившейся суматохе он инстинктивно защитил Хань Юаня и протянул руку, чтобы призвать свой клинок обратно.
«Падение из процветания» столкнулось с «Головокружительным полетом птицы Рух».
На лезвии меча вновь прибывшего образовалась трещина. Два клинка, имевшие одно и то же происхождение, наконец, встретились.
В этот момент все присутствующие оказались ошеломлены.
Сто лет, Чэн Цянь.
Меч Янь Чжэнмина выпал из его руки и со звоном упал на землю. Юноша был одним из самых выдающихся заклинателей своего поколения, но он даже не заметил, как собственный клинок ударил его по ноге.
Сгущались сумерки. Человек перед ним был подобен сердечному демону. Он ничем не отличался от тысяч портретов, что устилали пол юноши холодными ночами. Казалось, что его три небесных и семь земных душ растворились в одно мгновение. Янь Чжэнмин тут же позабыл обо всем, что происходило вокруг него.
Порой, некоторые люди принимали желаемое за действительное. Несмотря на то, что они полностью осознавали свою потерю, они продолжали воображать, что «в загробной жизни им обязательно выпадет шанс на воссоединение». Но Янь Чжэнмин не был одним из них. Много лет назад он собственными руками похоронил Чэн Цяня и запретил себе даже думать об этом.
Он всегда чувствовал, что недостаточно силен, чтобы двигаться вперед.
Янь Чжэнмин не мог точно сказать, было ли все происходящее реальностью или сном. Ему казалось, что все будто возвращается назад, к самому началу. Он посмотрел на это лицо, навеки запечатлённое в его сердце, стоявшего неподалеку Хань Юаня, окружённого чёрным туманом, и словно вернулся на тот необитаемый остров в Восточном море. Вернулся в худший день своей жизни.
Янь Чжэнмин резко схватил Чэн Цяня за плечо и, не обращая внимания на острый меч в его руке, толкнул юношу себе за спину. Будто бы он бесчисленное количество раз репетировал это в своих снах, вкладывая в это действие все свои сожаления.
Чэн Цянь, очевидно, никак не ожидал, что человеком, с которым он столкнется, окажется глава его собственного клана. Так и не успев ощутив предвкушение и страх от возвращения домой, он оказался совершенно неподготовлен к тому, чтобы сразу попасть в столь затруднительное положение. Ошарашенный, он неуклюже убрал свой сверкающий меч, чтобы случайно не ранить кого-нибудь при первой же встрече. Толчок Янь Чжэнмина заставил его на мгновение пошатнуться, прежде чем он успел восстановить равновесие.
Гора Фуяо была сокрыта в тайном месте. А все находившиеся рядом ученики, были либо потрясены, либо смущены, либо дрались, либо плакали.
Спустя сто лет клан наконец-то воссоединился. Но никто не ожидал, что это случится именно так.
Янь Чжэнмин балансировал на грани между безумием и спокойствием. Он решительно отбросил хаотичные мысли, намереваясь разобраться с ними позднее. Не глядя на Чэн Цяня, он обратился к, стоявшему напротив него, Хань Юаню, смутно ощущая, что, если обстановка и осталась прежней, то люди — нет1.
1 物是人非 (wù shì rén fēi) – вещи остались прежними, а люди - нет; обстановка прежняя, а люди другие; из тех, кто был, никого не осталось.
— Раз уж пришел, так оставайся.
Сказав это, он даже не взглянул на треснувший меч, валявшийся на земле. Его Ци ударила в сторону Хань Юаня, образовав в воздухе бесчисленные острые лезвия. Казалось, они заслоняли собой все небо и могли полностью покрыть землю.
Но этот тёмный совершенствующийся, похоже, полностью завладел телом Хань Юаня. Юноша открыл рот и выплюнул облако чёрного тумана. Туман тут же превратился в огромного призрачного орла. Птица издала резкий крик и расправила крылья, плавно окутав Хань Юаня.
Увидев приближающиеся клинки, этот человек, должно быть, понял, что сегодня его замысел провалился, потому, применив какую-то неизвестную технику, он попросту исчез.
Когда тьма рассеялась, все вновь посмотрели на землю, но там остался лишь вырезанный из белой бумаги человечек, разрубленный ровно посередине.
Хань Юань... Этот тёмный заклинатель увидел, что находится в невыгодном положении и сбежал.
Ошеломленный Янь Чжэнмин на мгновение застыл на месте. Он никак не мог собраться с духом, чтобы оглянуться назад. Будто всё его тело заржавело. Повременив немного, он несколько раз глубоко вдохнул и резко повернулся. Юноша не мигая уставился на Чэн Цяня.
Всю свою жизнь, не важно, до смерти или после, Чэн Цянь никогда не пасовал перед лицом неприятностей. Но в этот момент, воссоединившись после столь долгой разлуки, взгляд старшего брата вдруг вызвал у него желание бежать.
Ли Юнь растерянно оглядывался, будто все это время пребывал в состоянии странного сна. Через некоторое время он, наконец, пробормотал:
— Сяо... Сяо Цянь? Что… Что здесь происходит?
Лужа бессвязно пробормотала, еле сдерживая слёзы:
— Третий старший брат, я видела твой меч в Шу. Но когда я погналась за тобой, ты уже ушёл. Я думала, что если это действительно ты, то ты обязательно вернёшься... Но я не знала, права я или нет, поэтому не осмелилась сказать об этом старшим братьям.
Она быстро опустила голову. Ее руки все еще были закованы в цепи, гулко звякнувшие в ответ на ее попытку вытереть слезы. Долго боровшись с рыданиями, она, наконец, спросила, тоном маленькой девочки, с которой крайне несправедливо обошлись.
— Ты... почему ты не дождался меня?
Сердце Чэн Цяня, остававшееся неподвижным в течение последних десятилетий в ледяном озере, сжалось. Какое-то мгновение он не мог подобрать слов.
Янь Чжэнмин медленно поднял руку, чтобы коснуться лица Чэн Цяня. Кожа юноши была холодной, будто температура его тела была намного ниже, чем у обычного человека. Шуанжэнь, что он всегда носил с собой, казалось, тоже узнал Чэн Цяня. Он беспокойно загудел и принялся мелко дрожать. Сердце Янь Чжэнмина пребывало в смятении, будто в нем сотрясались целые горы. Он так хотел спросить, где Чэн Цянь был все эти годы, хотел спросить, осталась ли рана в его груди. Он хотел узнать, как проходили его дни, испытывал ли он когда-нибудь какие-либо трудности... Тысячи слов и вопросов заставили его разум опустеть.
Но он не мог произнести ни звука. По сравнению с его нынешним состоянием, все, что он собирался сказать, казалось неуклюжим и небрежным.
Наконец все эти мысли слились в одну и превратились в тихую, почти отчаянную мольбу. Янь Чжэнмин подумал: «Неужели это реальность?»
Чэн Цянь слегка опустил глаза, избегая взгляда Янь Чжэнмина, и тихо позвал:
— Старший брат.
— Ну, — неопределенно ответил Янь Чжэнмин. — Ты все ещё здесь?
Его голос был едва слышен. Произнеся всего пару слов, он попытался было продолжить, но следующие строчки, казалось, застряли у него в горле, и он смог сказать лишь:
— Ты все ещё помнишь меня.
Чэн Цянь слегка сжал его руку, и юноше внезапно стало трудно дышать.
Белки глаз Янь Чжэнмина медленно налились кровью.
— Почему ты не искал нас все эти годы?
Чэн Цянь молчал.
Янь Чжэнмин вдруг резко вырвал свою руку из хватки Чэн Цяня и, не сдерживаясь, ударил его в живот. Чэн Цянь даже не попытался увернуться. Он застонал от боли, тут же ощутив во рту привкус железа. Прежде чем он успел сделать хоть один глоток воздуха, последовал второй удар. С полным ртом крови, Чэн Цянь рухнул на колени и закашлялся.
Ли Юнь, наконец, вышел из оцепенения и бросился вперед, схватив Янь Чжэнмина за пояс и попытавшись оттащить его подальше.
— Что ты делаешь?
Но Янь Чжэнмин атаковал без разбора, поэтому Ли Юнь тоже получил локтем под ребра.
— Отпусти!
Ли Юнь проревел ему в ухо:
— Ты с ума сошёл?!
Голос Янь Чжэнмина был хриплым, как скрежет ржавых мечей. Он глухо сказал:
— Я был сумасшедшим в течение ста лет!
У Чэн Цяня звенело в ушах, но он никак не мог найти в себе силы разозлиться.
Тан Чжэнь забрал все его воспоминания, и он более пятидесяти лет провел в уединении в ледяном озере, в то время как его братья проживали свои дни, кочуя по всей Поднебесной, без крыши над головой. Теперь он чувствовал себя так, будто все это время только и делал, что уклонялся от своих обязанностей и бездельничал свободный от забот. Когда Чэн Цянь думал об этом, любой гнев, вспыхивающий в его груди, немедленно остывал, пеплом раскаяния опускаясь в его желудок.
Он ощущал сожаление и обиду на действия своего старшего брата, но никак не мог повлиять ни на одно из этих чувств. Казалось, что они могли вот-вот переполниться и вытечь вместе с кровью, пролиться меж его пальцев.
Чэн Цянь вдруг почувствовал, что, возможно, в этой жизни он никогда больше не будет так глубоко заботиться и переживать о ком-то ещё.
— С вас, ребята, ещё не достаточно? — воскликнула Лужа.
Она расправила крылья, сбросила цепи, сковавшие её тело, подбежала к Чэн Цяню и осторожно обняла его:
— Третий старший брат...
Даже маленький ребенок, которого все когда-то считали талисманом их клана, вырос. За исключением крыльев, что казались очень знакомыми, Лужа повзрослела и превратилась в юную барышню. Глядя на нее, Чэн Цянь почувствовал себя немного чужим.
Когда она приблизилась, юноша вдруг ощутил легкую неловкость и поспешно отстранился, махнув рукой. Некоторое время он не мог говорить, но взгляд его казался смущённым, а на губах играла лёгкая ностальгическая улыбка.
Изнурённый непродолжительной борьбой с Ли Юнем, Янь Чжэнмин, наконец, успокоился. Он некоторое время тупо смотрел на Чэн Цяня, затем закрыл глаза и глубоко вздохнул, прежде чем снова подойти к нему. За эти несколько шагов все его недовольство и возмущение своими страданиями, которые он никогда никому не мог доверить, исчезли.
Ему казалось, что он наконец-то очнулся от многолетних кошмаров.
Янь Чжэнмин отнял руку Чэн Цяня ото рта и потихоньку вытер кровь с уголка его губ.
— Тебе больно?
Немного поколебавшись, Чэн Цянь кивнул.
— Это хорошо, если тебе больно. — Янь Чжэнмин наклонился, чтобы обнять его, и устроил подбородок во впадине на плече Чэн Цяня. — Если ты ещё хоть раз посмеешь уйти так надолго, я точно забью тебя до смерти... Сто лет, Чэн Цянь. Целая жизнь, потраченная впустую…
В этот момент самообладание, что он изо всех сил пытался сохранить, полностью развалилось. Держась за плечи Чэн Цяня, Янь Чжэнмин истерически рыдал и смеялся, словно обнажая радость и горе каждого по отдельности. Остальные даже не знали, как выразить свои чувства, опасаясь, что после Господина Бэймина и учителя-ласки, на горе Фуяо появится ещё и обезумевший глава клана.
Это было бы просто замечательно.
Шум продолжался до середины ночи, пока Янь Чжэнмин, наконец, не успокоился. Лужа, как обычно, развела костер. Погода стояла жаркая и душная, потому ее братья старались держаться подальше от огня.
Чэн Цянь положил Шуанжэнь на колени и погрузился в медитацию, регулируя дыхание и полностью повинуясь прохладной ауре меча. Янь Чжэнмин молча сидел в стороне, охраняя его.
Не выдержав, Ли Юнь грубо толкнул Янь Чжэнмина.
— Глава клана, твое безумие излечилось?
Янь Чжэнмин ответил ему усталым взглядом и улыбнулся.
— Кажется, оно только ухудшилось.
Ли Юнь вздохнул и спросил:
— Почему Сяо Цянь побаивается жары? Разве он был таким раньше?
— А? — Янь Чжэнмин выглядел слегка ошарашенным. — Правда?
— Я помню тот день, когда мы собственноручно похоронили его на необитаемом острове. Его дыхание и пульс остановились. Ты продолжал тянуть время до тех пор, пока его тело не похолодело. У него не было ни малейшего шанса на выживание, как ты думаешь, что здесь происходит?
— Я не знаю, — рассеянно ответил Янь Чжэнмин.
Ли Юнь нахмурился, продолжив размышлять вслух.
— Если подумать, уже тогда во всем этом было что-то странное. Чжоу Ханьчжэн без труда одолел нас, но как только появился Сяо Цянь, его уровень совершенствования внезапно понизился. Как ты думаешь, это имело какое-то отношение к случившемуся? Старший брат, у меня есть одно предположение. Возможно ли, что... когда Сяо Цянь разлучился с нами, он встретил кого-то или получил что-то очень важное, что позволило ему сохранить свою жизнь?
Каким-то образом, лишь при помощи своих слепых теорий, Ли Юнь сумел описать большую часть событий. Но, к сожалению, некому было восхититься его находчивостью. Янь Чжэнмин, казалось, не услышал ни единого слова и не выказал ни малейшей реакции.
Ли Юнь раздражённо воскликнул:
— Старший брат!
— А ты не можешь подождать, пока он не проснется и сам всё не расскажет? — Янь Чжэнмин нетерпеливо поднял руку, намереваясь прогнать Ли Юня. — Откуда мне-то это знать? Ты еще не закончил, болтун? Иди отсюда.
Ли Юнь обиженно замолчал.
Он видел, что разум главы клана был полностью затуманен их третьим братом. В нем совершенно не осталось места, чтобы думать о чем-то еще, он даже не мог представить себе, каким образом все сложилось именно так.
Янь Чжэнмин перестал слушать Ли Юня и достал из-за пазухи белоснежную ленту для волос. Говорили, что она была соткана из шелка снежных шелкопрядов, привезенных из-за Великой стены. Жизнь снежного шелкопряда тяжела. Он мог прожить три тысячи лет, но шелка, произведённого им за все эти годы, хватило бы только на маленький кусочек ткани. Ткань эта была прохладной на ощупь и очень высоко ценилась на чёрном рынке. Даже «молодой господин, охочий до денег» Янь Чжэнмин, смог заполучить лишь эту маленькую ленточку, но так и не нашёл в себе силы использовать ее.
Он превратил свою энергию в тонкую нить, сосредоточенную на кончике пальца, и вырезал поверх этой чрезвычайно бесценной ленты амулет «Нити марионетки», да так, как если бы это была изящная вышивка. Он выглядел таким сосредоточенным, будто старался разом достичь единственной цели в его жизни. Когда задача была выполнена, он щёлкнул пальцами, отправив ленту к Чэн Цяню.
Ли Юнь глубоко вздохнул.
— Старший брат, пожалуйста, не теряй голову.
Один лишь взгляд Чэн Цяня смог напугать золотую цикаду Ли Юня до такой степени, что она больше не осмеливалась открыть глаза. Его уровень явно был выше уровня изначального духа. Такой мастер без труда мог распространить своё сознание вокруг себя даже во время медитации. Даже если он ничего не знал об окружающей его обстановке, ничто не смогло бы так легко приблизиться к нему.
Ли Юнь почти увидел, как огромная куча золота развеялась по ветру, и сердито повернулся к главе клана Янь. Он, наконец, понял, что именно Янь Чжэнмин имел в виду под «оно только ухудшилось».
— Т-ш-ш, смотри.
Лента для волос плавно подлетела к Чэн Цяню, ловко собрала его волосы и тут же завязалась в узел. С самого начала и до конца она не встретила никакого сопротивления.
Это означало, что, когда Чэн Цянь медитировал, у него не было никакой защиты.
Выражение лица Ли Юня несколько раз переменилось. Наконец, он едва слышно вздохнул.
— Глубокое синее море превратилось в шелковичные поля. Тебе не кажется, что он изменился?
Но Янь Чжэнмин лишь засмеялся и сонно прищурился.
— Я действительно хочу открыть гору Фуяо и вернуться домой.
Услышав его слова, Ли Юнь вдруг посерьезнел.
— Тебе не стоит действовать опрометчиво. Ты уверен, что сейчас подходящее время? Эти люди всегда наблюдают за нами.
Губы Янь Чжэнмина скривились в усмешке.
— Они всего лишь кучка презренных негодяев. Если они посмеют сделать хоть шаг, то уже не смогут сбежать... Это не та причина, по которой я никогда не пытался открыть гору.
Прежде Ли Юнь никогда об этом не слышал. Он думал, что знал причину и просто не мог не спросить:
— Тогда почему?
— Я просто не могу её открыть, — категорично заявил Янь Чжэнмин.
Ли Юнь резко повернулся и выпрямился.
— Что?
— Успокойся, нечего суетиться из-за каждого слова, — недовольно нахмурился Янь Чжэнмин, прежде чем продолжить. — Печать главы клана закрыла гору на три великих замка. Имя им: «Небо», «Земля» и «Человек». Ключом, что учитель оставил к замку «Человек», были ядра всех пятерых из нас. Тогда, из-за Сяо Цяня, я даже не пытался посмотреть, что за ключи требуются для «Неба» и «Земли».
Ли Юнь ошеломлённо молчал.
Неудивительно, что у старшего брата было такое отвратительное выражение лица после того, как он впервые вошел в печать главы клана!
Ли Юнь понизил голос и прошептал:
— Почему ты не говорил об этом раньше?
— А какой в этом смысл? — Янь Чжэнмин зевнул. — Я всегда искал способ обойти эти замки. У печати тоже есть свое собственное сознание. Хотя я и не знаю, насколько велика его сила, но я чувствовал его существование все эти годы. Сначала я думал, что если мне удастся стать достаточно сильным, чтобы подавить сознание печати, то таким образом я смогу открыть гору.
Ли Юнь в страхе спросил:
— Насколько сильным ты должен быть?
Янь Чжэнмин прикрыл глаза и неопределенно произнес:
— Сознание печати создано бывшими главами нашего клана. Как ты думаешь?
Ли Юнь все также хранил молчание, и Янь Чжэнмин тихо продолжил:
— Вот почему говорить об этом было бесполезно. Нам предстоит пройти ещё очень длинный путь…
Его голос постепенно стихал, и конец фразы был уже почти неслышен.
— Из того, что я услышал, я могу сказать лишь, что этот путь не просто длинный, он на самом деле бесконечен!
Янь Чжэнмин в ответ не издал ни звука. Умственно и физически истощённый Ли Юнь, глубоко вздохнул и улегся на спину, принявшись утешать себя.
— Сяо Цянь наконец вернулся, Сяо Юань... Ах, пусть это и сложно, но ведь не невозможно. У нас все еще есть надежда, верно?
Никто не ответил ему. Чэн Цянь безмолвно медитировал, Лужа заснула, свернувшись калачиком у костра. Её природной стихией был огонь, она не обожглась бы, даже если бы упала в этот костёр. Маленькие искорки, будто в танце, прыгали совсем рядом с ее чёрными волосами.
В эту летнюю ночь отовсюду доносился стрекот цикад, ещё больше подчеркивая тишину этого места. Там наверху, среди ночного неба, как шелковая лента, простирался Млечный Путь, где каждый мерцающий огонек, казалось, символизировал бесконечность.
С уходом лета приходила зима, деревья расцветали и увядали с течением времени.
Когда Ли Юнь снова оглянулся, то увидел, что Янь Чжэнмин уже заснул. Испытав невероятное горе и неимоверную радость за столь короткое время, он, наконец, познал усталость, намека на которую не было вот уже целую вечность. Но темная тень, глубоко залёгшая на его лице, исчезла.
Надежда всегда будет существовать, несмотря ни на что.
Странное чувство.
Едва только Чэн Цянь открыл глаза, как перед его взглядом тут же предстало зрелище чьего-то, похожего на метелку из перьев, затылка. Юноша ошеломлённо наблюдал, как метелка из перьев обернулась и энергично позвала его:
— Третий брат!
Чэн Цянь ещё не до конца пришел в себя, и прошлая ночь всё ещё казалась ему иллюзией.
— Что у тебя на голове? — растерянно спросил он.
Лужа с радостью ответила:
— Разноцветные птичьи перья! Мне идёт?
Чэн Цянь с трудом заставил себя отвлечься от этого зрелища и, помолчав с минуту, искренне сказал:
— Они несколько… ослепительны.
Лужа вскинула брови, потом оглядела его простое, не слишком новое ханьфу, и, наконец, почувствовала облегчение.
— Ладно, тебе все равно не понять, насколько они хороши, — с какой-то досадой сказала она. — Поторопись, сегодня мы возвращаемся в усадьбу.
Чэн Цянь хотел было ответить ей, что ему действительно «не понять», но они так долго не виделись. Казалось, он просто отвык. Юноша промолчал. Он лишь слегка склонил голову, отвел взгляд и спросил:
— Что за усадьба?
— Это наш новый дом!
Чэн Цянь забрал деньги, выделенные ему владыкой Нянь на дорожные расходы, подхватил Шуанжэнь и последовал за Лужей, прямо через растущий вокруг поляны лес. Подняв голову, он быстро нашёл взглядом Янь Чжэнмина, ждущего их на возвышенности. Несмотря на то, что Чэн Цяня никогда особо не заботило, как одевались другие люди, в тот момент он был поражен.
Старший брат, казалось, практиковал какой-то странный метод совершенствования. Даже будучи в глуши он всё равно умудрился переодеться. Всю его фигуру словно окутывало сияние. В руках у Янь Чжэнмина был, словно из ниоткуда взявшийся, веер, и теперь юноша ритмично похлопывал им по ладони... Сейчас он был совершенно другим человеком, нежели вчера вечером.
По сравнению с Лужей, похожей на фазана в человеческом обличье, контраст оказался слишком велик. Янь Чжэнмин выглядел как бессмертный, изгнанный в бренный мир.
Чэн Цянь посмотрел на Лужу со сложным чувством, решив, что глава клана, вероятно, неправильно воспитывал это дитя. Она научилась притворяться самовлюблённой, но так и не овладела искусством быть таковой на самом деле.
Лужа с любопытством огляделась вокруг и в замешательстве спросила:
— Где второй брат?
— Он отправился разузнать о местонахождении Хань Юаня. Вероятно, Ли Юнь вернулся в усадьбу ещё прошлой ночью. — Янь Чжэнмин окинул взглядом Лужу, зацепившись за разноцветные перья в волосах девушки. Ему действительно не терпелось устроить ей взбучку, но, по некоторым причинам, он сдержался и ничего не сказал. Он насилу придал своему лицу нейтральное выражение. — Для тебя у меня тоже есть поручение. Чжэши прислал письмо, скорее возвращайся назад.
На мгновение Лужа даже растерялась, а потом сказала с лёгким разочарованием:
— О, я хотела провести ещё немного времени с третьим братом.
Янь Чжэнмин недовольно подумал: «Она стала такой взрослой, но так и не научилась чувствовать ситуацию».
Но, сказанные вслух, эти слова прозвучали бы крайне неуместно, потому ему ничего не оставалось, кроме как с достоинством ответить:
— Он вернулся и больше никуда не уйдёт. Если у тебя есть что-то, что ты хотела бы сказать, отложи это до нашего возвращения. Важные дела всегда должны быть на первом месте.
Крылья Лужи выросли, но в душе она всё ещё была простодушной девочкой. Она тут же поверила в «важные дела» своего старшего брата и одарила Чэн Цяня ностальгическим взглядом. Увидев, что он кивнул, обещая не уходить, она, наконец, превратилась в маленькую птичку и улетела.
Отослав последнее препятствие, Янь Чжэнмин еще даже не успел этому порадоваться, как его тут же охватила внезапная нервозность. Какое-то время он молча размышлял, а после плюнул и окунулся в пучину самообмана: «Этот мальчишка ведь вырос вместе со мной, почему я нервничаю?»
Чувство вины Чэн Цяня не исчезло. Как только он увидел, что Янь Чжэнмин, похоже, хочет ему что-то сказать, он послушно отошёл в сторону и стал ждать. Но после долгого ожидания старший брат по-прежнему не произнес ни звука. Юноша был сбит с толку.
Янь Чжэнмин взглянул на него и случайно встретился с пристальным взглядом Чэн Цяня. Он быстро отвел глаза, раздраженно подумав: «С ума сойти, я всё ещё нервничаю, вот же…»
Тогда он снова повернулся, напустив на себя вид главы клана, дорожившего своими словами, как золотом, и бросил:
— Идём.
Вытащив меч, он взмыл в небо и завис в воздухе, ожидая Чэн Цяня. Рукава его одежд развевались на ветру. На первый взгляд казалось, будто Янь Чжэнмин вёл себя спокойно, как и подобает великому мастеру, но на самом деле это был блеф. Чэн Цянь тут же бросился догонять его. Каждый раз, глядя на его спину, он думал о прошлом своего старшего брата и о своём никчёмном поведении, чувствуя себя всё более и более несчастным.
На уме у Янь Чжэнмина было несколько вопросов. В конце концов, он выбрал тот, что больше всего беспокоил его на данном этапе и спросил:
— Кто дал тебе этот меч?
Это было всё равно, что держать в руке большой золотой зуб. Вряд ли Чэн Цянь сам его нашел. Возможно, какой-то необычный человек подарил его юноше.
Чэн Цянь ответил:
— Мне подарил его владыка долины Минмин.
Янь Чжэнмин вспомнил рассказ Лужи о вчерашнем дне и догадался, что «старейшиной долины» о котором говорил Нянь Минмин, был Чэн Цянь. Странный беспричинный гнев тут же вспыхнул в его груди.
— Долина Минмин? Ранее, когда я был там, этот старый толстяк даже не упомянул об этом, он что, хотел забрать тебя? Хм, он переоценивает себя.
Невиновный владыка долины Нянь, вероятно, почувствовал, как горят его уши.
Янь Чжэнмин же продолжил спрашивать:
— Что ты делал в долине Минмин?
— Одалживал ледяное озеро, чтобы восстановить своё физическое тело.
Янь Чжэнмин нахмурился. Кое-как отбросив ненужные мысли, он, в конце концов, сказал:
— Насколько я знаю, кроме перерождения изначального духа, нет никакого другого способа восстановить физическое тело. В противном случае, тогда, учитель не стал бы этого делать…
Чэн Цянь поразмыслил немного и просто ответил:
— Возможно, всё потому, что мне посчастливилось взрастить свой изначальный дух в камне сосредоточения души.
— Что такое: «камень сосредоточения души»? — нетерпеливо спросил Янь Чжэнмин. — Не мог бы ты объяснить всё с самого начала?
Это была очень длинная история. Чэн Цянь сделал паузу, изо всех сил стараясь найти это самое «начало», и продолжил с того момента, как он и Хань Юань случайно встретились с Тан Чжэнем. Затем он рассказал о том, как Вэнь Я дал ему камень сосредоточения души, а затем, как, наконец, восстановил свое физическое тело в долине Минмин. Но он не упомянул о той мучительной боли, что ему пришлось пережить и о семи Небесных Бедствиях, с которыми он столкнулся.
Жаль, что Янь Чжэнмин никогда не видел мир. Как он мог не знать, что такое изначальный дух?
Даже совершенствование изначального духа в собственном теле требовало от заклинателя множества усилий, ведь нельзя что-то построить, ничего не разрушив. Не говоря уже о совершенствовании во внешнем объекте. Кроме того, с древних времен формирование физического тела из внешнего объекта было делом неслыханным. Если бы это действительно было так просто, как говорил Чэн Цянь, все остальные живые существа уже давно превратились бы в людей. Зачем тогда вообще так усердно самосовершенствоваться?
Не говоря уже о совершенствовании в ледяном озере. Даже если бы оно десятилетиями вбирало в себя лаву, оно, вероятно, все равно смогло бы породить разве что камень.
— Даже если бы это был небесный артефакт, — продолжал Янь Чжэнмин. — Разве можно создать тело из куска нефрита, просто погрузив его в ледяное озеро? Сказать по правде, это невозможно.
Отношение Чэн Цяня к Янь Чжэнмину начинало постепенно меняться. Подумать только, что молодой господин из прошлого, который запросто мог сказать в лицо монаху о том, что он лысый, а потом недоумевать, почему тот сердится, однажды станет таким наблюдательным и осторожным. Видя, что ему не удастся скрыть правду, Чэн Цянь мог только сказать:
— Так как это против воли небес, то, естественно, не обошлось и без Небесных Бедствий.
Меч Янь Чжэнмина замер в воздухе.
— Что?
Его голос на мгновение охрип.
— Это было... Большое или Малое Небесное Бедствие?
Если заклинатели слишком быстро продвигались по пути самосовершенствования, рано или поздно, они неизбежно сталкивались с Небесным Бедствием. Обычно, на них обрушивалось от трех до пяти ударов. Но были еще и девять божественных громов, что являлись самыми смертоносными из всех. Это было наказание, чтобы никто из них не посмел забыть высоту неба и толщину земли. Небеса предупреждали простых людей, чтобы те были сдержанными на своем пути, чтобы они не слишком гордились собой — это и называлось «Малым Небесным Бедствием».
Но, когда возносился великий мастер, с небес спускалось Большое Небесное Бедствие. Даже если пережившие прежние испытания обладали способностью опрокидывать моря и горы, или создавать облака и дождь одним лишь взмахом руки, им все равно лишь чудом удавалось избежать смерти. То, что муравьи изо всех сил боролись за жизнь, пытаясь совладать с небом, уже было большим неуважением, не говоря уже об их стремлении к долголетию.
Говорили, что во время Большого Небесного Бедствия удары молний обрушивались на землю подобно проливному дождю. Сопротивляться было невозможно, и ничто не могло защитить заклинателя.
Чэн Цянь на минуту растерялся.
— Э-э-м…
Янь Чжэнмин немедленно подтвердил за него:
— Это было Большое Небесное Бедствие.
— О, это неправда. Я долгое время был изолирован от внешнего мира, мои знания ограничены. Я ничего не слышал о «Небесном Бедствии», но это было вовсе не оно. — как ни в чем не бывало, сказал Чэн Цянь.
В этом отношении Чэн Цянь, с детства умевший хорошо лгать, действительно был намного искуснее Лужи. Едва произнеся это, он продолжил спрашивать с соответствующей долей любопытства:
— Что такое «Большое Небесное Бедствие»?
Янь Чжэнмин молча посмотрел на него.
И Чэн Цянь осторожно добавил, в попытке смягчить ситуацию:
— В любом случае, я пережил его, но оно не показалось мне таким уж страшным. Наверное, это все же было «малое»?
Взгляд Янь Чжэнмина начал темнеть. Точно так же, как когда он был юн, и, если кто-то опрокидывал его курильницу, он не произносил ни слова, продолжая смотреть. Даже его ресницы, казалось, говорили: «Я очень расстроен, поторопись и извинись передо мной».
В прошлом Чэн Цянь лишь нетерпеливо думал: «Плевать на эту твою дурную привычку», — а затем оценивал серьёзность ситуации, чтобы решить, следует ли ему вообще предлагать какой-то компромисс. Но после стольких лет разлуки его сердце вдруг преисполнилось нежностью. Когда он оказался на грани жизни и смерти, запертый в камне сосредоточения души, дурной нрав старшего брата, жабы Ли Юня, беды Хань Юаня и даже бесконечные пелёнки младшей сестры: всё это превратилось в недостижимые вещи, воспоминания о которых он бережно лелеял.
Чэн Цянь вдруг заулыбался. Слегка приподнятые уголки его глаз изящно изогнулись. Он уклонился от вопроса о Небесном Бедствии и сказал:
— Старший брат, я очень скучал по вам.
Янь Чжэнмин промолчал.
Его сердце вдруг бешено забилось. Поспешно бросив: «Мы почти на месте», — он оставил Чэн Цяня позади и сбежал, нырнув в облака.
Одновременно с этим глава клана Янь подумал: «Даже не надейся, что я это просто так оставлю. Когда вернусь, я сразу же отправлю этому старому толстяку из долины Минмин письмо, чтобы узнать всё в подробностях».
Сперва Чэн Цяню казалось, что, их так называемый «новый дом», должен был находиться глубоко в горах, среди леса, но он и представить себе не мог, что это действительно окажется усадьба. На окраине города у подножия холма раскинулись сотни гектаров хороших сельскохозяйственных угодий. На полях хлопотали крестьяне, вспахивая и засеивая землю.
Они приземлились на вершине и начали спускаться вниз, откуда открывался отличный вид на оживленный рынок неподалеку.
Любой, кто видел этот дом, говорил, что, то была резиденция обычного землевладельца.
Однако, войдя в усадьбу, Чэн Цянь понял, почему Янь Чжэнмин купил именно его.
Никто не знал, кто был прежним хозяином этих полей, но это место находилось в непосредственной близости к горам и тут был хороший источник воды. Местность здесь была крайне живописной. Со всех сторон сюда стекалась духовная энергия. Оглядевшись вокруг, Чэн Цянь подумал, что эта резиденция явно была на одном уровне с Горой бессмертных, что на острове Лазурного Дракона в Восточном море.
— Я укрепил стены внутреннего двора, — сказал Янь Чжэнмин. — Под кирпичами заложены заклинания, так что духовная энергия не может просочиться наружу. Пусть это место и не сравниться с горой Фуяо, но оно определённо немного лучше, чем долина Минмин.
Он все еще злился... У Чэн Цяня не нашлось слов, чтобы ответить ему, потому он лишь кивнул в знак согласия.
Обойдя внешний двор, можно было увидеть, что усадьба включала в себя множество зданий. Иногда мимо проходили слуги, кто-то подметал двор. Все они делали свою работу очень тихо. Дальше, за цветником, находилась внутренняя резиденция. Зеленые деревья здесь росли так густо, что напоминали настоящее бамбуковое море. Стоило кому-то войти сюда, как он сразу бы почувствовал, что летняя жара исчезла без следа. Прогуливаясь среди этих деревьев, хотелось ступать как можно осторожнее, чтобы не нарушить тишину этого места.
— Других сюда не пускают. Тебя никто не потревожит, даже если ты решишь отправиться в уединение, — сказал Янь Чжэнмин. — Иди за мной.
Он повел Чэн Цяня в сердце бамбуковой рощи. Туда, где расположился небольшой дворик. Над входом висела деревянная табличка с надписью: «Цинъань». Лёгкий ветерок пронесся мимо, шелестя изумрудными листьями. Когда Чэн Цянь остановился перед внутренним двором, он был несказанно удивлен. Юноша почувствовал себя так, словно вернулся на давно исчезнувшую гору Фуяо.
Двери павильона были приоткрыты, и четыре сокровища учёного мирно покоились на столе. Рядом с ними лежал наполовину исписанный свиток священных писаний «О ясности и тишине», будто хозяин этого места никогда и не уходил.
Пока Чэн Цянь осматривался, Янь Чжэнмин свернул наполовину исписанный свиток и спрятал его в рукав. Как ни в чем не бывало, он сказал Чэн Цяню:
— Я хорошо помню, как выглядел твой павильон «Цинъань». Есть ли разница?
Чэн Цянь посмотрел на окно, украшенное декоративной резьбой, на поднос для чая, с вырезанными на нем охлаждающими заклинаниями, на мягкое кресло, которое, казалось, могло проглотить человека целиком, и прислушался к доносившемуся откуда-то со стороны аромату благовоний. С первого взгляда было ясно, чьей территорией это место когда-то было. Он подумал, что на самом деле здесь и близко нет ничего похожего.
Но, увидев наигранно-спокойный взгляд Янь Чжэнмина, лишь покачал головой:
— Нет, почти не отличить.
Янь Чжэнмин сперва протяжно вздохнул от облегчения, а затем напрягся:
— Это хорошо. Это место было воссоздано для тебя, оставайся здесь.
И его лицо тут же сделалось серьезным. В его голосе звучала угроза, когда он сердито посмотрел на Чэн Цяня и сказал:
— Ты запомнил мои слова? Если ты ещё хоть раз посмеешь уйти из дома без предупреждения или причины, я вышвырну тебя из клана.
Чэн Цянь почувствовал себя одновременно весёлым и беспомощным. Он не смог удержаться и тут же спросил в ответ:
— Ты закончил?
На протяжении всего пути он ни разу не возразил. Несмотря ни на что, он оставался таким уважительным, что Янь Чжэнмин попросту не мог успокоиться. Все это казалось таким нереальным. Но стоило ему услышать эти знакомые интонации, как он сразу же почувствовал, будто с его сердца упал камень и всё, наконец, стало правдой.
Янь Чжэнмин с горечью спросил себя: «Мерзавец, как не стыдно, разве он только что не показал тебе «хорошеелицо» (1)?»
1 好脸 (hǎo liǎn) – букв. Хорошее лицо. Имеется ввиду ликовать и веселиться.
Затем «мерзавец» подошёл и обнял Чэн Цяня со спины. В тот момент, когда его руки сомкнулись сильнее, Янь Чжэнмин закрыл глаза и задержал дыхание, будто стараясь успокоить какое-то странное чувство. Но уже через мгновение он ослабил хватку и дружески похлопал Чэн Цяня по плечу.
— Ладно, отдохни как следует.
Он так и ушёл с наполовину исписанным свитком. Только выйдя из бамбукового леса, юноша, наконец, перевел дыхание. В полном удовлетворении, Янь Чжэнмин продолжил свой путь и неторопливо направился к следующей двери. С целеустремлённой сосредоточенностью его изначальный дух вошёл в печать главы клана, тщательно изучая замки, что учитель оставил после себя.
Несмотря на то, что Чэн Цянь ответил только так, как его спросили, и опустил слишком много деталей, Янь Чжэнмин остро чувствовал, что процесс его возвращения к жизни из тисков смерти, вполне возможно, включал в себя все три бедствия, под названием: «Небо», «Земля» и «Человек». Это идеально соответствовал трём замкам в печати... Было ли это совпадением?
Он попытался противопоставить сознание печати своему собственному изначальному духу. Она по-прежнему была очень снисходительна к нему, не причиняя юноше никакого вреда. Словно прощая легкомысленного младшего, печать лишь слегка оттолкнула его назад, показывая, что он всего лишь муравей, пытающийся встряхнуть дерево2, что он всё ещё слишком слаб, так что ему не следует хитрить.
2 蚍蜉撼树 (pí fú hàn shù) трясущий дерево муравей (обр.: с малыми силами и не располагая достаточными средствами и способностями пытаться творить великие дела).
Янь Чжэнмин обошёл замок «человека», который он уже довольно хорошо знал, и повернулся, чтобы встать перед замком «земли». Он послал туда своё сознание и увидел, что внутри находятся четыре квадрата, окрашенные в лазурный, белый, алый и чёрный цвета3. Каждый из квадратов был обращён к четырем сторонам. В каждом была замочная скважина. Три замка были накрепко заперты и лишь только замок, принадлежащий Лазурному дракону, был открыт.
3 Лазурный, белый, алый и черный: 青白朱朱 (qīng bái zhū xuán). Эти цвета обычно используются для обозначения четырех духов-хранителей: Лазурного дракона Востока, Белого тигра Запада, Алой птицы Юга и Чёрной черепахи Севера.
Что происходит?
Лицо покраснело.
Несмотря на то, что он всегда носил печать на шее, это был всего лишь второй раз, когда Янь Чжэнмин послал свой изначальный дух внутрь. В первый раз это произошло случайно. В то время он еще не знал, что все это значит.
Однако сейчас чувства были совсем иными.
Янь Чжэнмин хорошо помнил, что, когда он впервые увидел эти три замка, он почти потерял желание жить.
Он чувствовал себя так, словно все эти годы провел в невежестве. Единственное торжественное обещание, которое он когда-либо давал, было когда-нибудь вернуться на гору Фуяо и забрать туда Сяо Цяня, покоившегося на необитаемом острове в Восточном море. Если он даже этого не мог сделать, то какой смысл ему вообще продолжать жить.
К счастью, в то время их внезапно настигла проблема роста Лужи. Кости Лужи увеличивались на полцуня каждые десять лет. Так как их младшая сестра была полукровкой, ее человеческая часть одновременно и помогала ей и вредила. С одной стороны, люди были самыми разумными существами в мире. Их способность к самосовершенствованию была намного выше, чем у зверей. С другой стороны, по мере того как она взрослела, ее слабому телу становилось все труднее противостоять растущей ауре Небесного Чудовища. Каждый раз, когда ее развитие достигало определенной точки, кто-то извне должен был помогать ей контролировать этот процесс.
Бесполезный Ли Юнь был явно неспособен это сделать. И несмотря на то, что порой Янь Чжэнмин чувствовал, будто его жизнь не имеет никакого смысла, он никогда не мог по-настоящему бросить этих двоих. По правде говоря, он не мог даже покончить с собой.
Все же хорошо, что эти две обузы были с ним.
Он несколько раз огляделся по сторонам, но так и не смог найти ни одной зацепки, поэтому спокойно вернулся к замку «неба».
На вид замок был еще более странным. Снаружи он выглядел прозрачным, но внутри него таилась ночь. Неисчислимое количество звезд казалось бесчисленными пылинками, бесцельно разбросанными повсюду. Иногда их сияние становилось ярче, иногда – тусклее. Больше там не было ничего, кроме маленького, размером с иголку, отверстия в дальнем углу. Янь Чжэнмин затаил дыхание и сосредоточился на его изучении. Он долго наблюдал за тем, как некоторые крошечные звезды, время от времени, подплывали к этому отверстию. Может быть из-за неправильной формы, может, из-за неправильного размера, а может из-за того, что они постоянно сталкивались друг с другом, ни одна из них не могла пробиться наружу.
Янь Чжэнмин обошел замок «неба» со всех сторон и понял, что другого выхода, кроме этой маленькой щели, нет. Удивительно, но его сознание вообще не могло проникнуть внутрь.
Возможно ли, что этот замок олицетворял собой фразу: «Делай все возможное и положись на судьбу»?
Как только эта мысль пришла ему в голову, Янь Чжэнмин почувствовал себя беспомощным и даже слегка разочарованным. С тех пор, как Чэн Цянь вернулся, все беспокойства и сомнения, тревожившие его разум в течение многих лет, начали постепенно исчезать. В итоге, юноша решил не принимать это слишком близко к сердцу.
Он подумал: «Совершенствование в значительной степени зависит от удачи. С одной стороны, это кажется разумным. Если замок «неба» не может быть открыт, может быть, это просто судьба».
В последний раз, когда он вошел в печать главы клана, безжалостность замка «человека» так сильно расстроила его, что юноша даже захотел умереть. На этот раз он столкнулся с запутанным замком «земли» и нелепым замком «неба», но каким-то чудом совсем не рассердился. Казалось, что, таким образом, все мирские дела словно находились с одной стороны, а чувства с другой.
Во всяком случае, он верил, что однажды они смогут вернуться на гору Фуяо. Даже если им не удастся больше ничего открыть, кроме «человека» — у них останутся потомки, чтобы справиться с замком «земли». Даже если «небо» открылось случайно, до тех пор, пока преемственность их клана не нарушена, у них все еще будут тысячи поколений и миллионы лет.
С достаточным количеством времени в запасе даже невозможное может стать возможным.
Пока тебя окружают важные люди, разве место рядом с ними не может стать домом?
Настроение Янь Чжэнмина внезапно улучшилось. В это мгновение его разум полностью вошел в печать главы клана. Спокойное сознание внутри нее, наконец, приняло его. Там, в глубине, был совершенно другой мир. Но уровня самосовершенствования Янь Чжэнмина все еще было недостаточно, чтобы сломать стоявшую перед ним стену. Поэтому он просто погрузился в медитацию перед замком «неба».
Сияющие внутри звезды бросали множество бликов на его лицо. Янь Чжэнмин ясно почувствовал, как изменилось его собственное душевное состояние. Когда юноша подумал о Чэн Цяне, уголки его губ изогнулись в нежной улыбке. Он вдруг понял, что ему больше нечего желать.
Пусть всего лишь на мгновение, но, когда он достиг состояния «нечего желать», этого оказалось достаточно, чтобы взглянуть на мир иначе.
По мере того, как сознание печати снова и снова текло по его меридианам, Янь Чжэнмин все больше и больше соединялся с ним. В его мыслях то и дело мелькали фрагменты каких-то событий. Все они были полны незнакомых лиц. Картины сменяли друг друга, будто это были воспоминания, хранящиеся внутри.
Вдруг, Янь Чжэнмин заметил еще один фрагмент. Он мог бы узнать эту сцену с первого взгляда. Это был остров Лазурного Дракона столетие назад. Владыка Гу Яньсюэ яростно сражался с Тан Яо. Именно тогда он тайно приказывал им уйти.
Янь Чжэнмин наблюдал за происходящим со стороны, как зритель. Он успел заметить, что, пока владыка острова передавал ему свое послание, он также что-то быстро пробормотал. Эти слова, содержавшие в себе его Ци, проникли прямо в печать главы клана.
Тихий скрип вывел Янь Чжэнмина из медитации. В следующий же момент его изначальный дух был изгнан сознанием печати и вернулся в его собственное тело. Янь Чжэнмин вздрогнул, открыл глаза и обнаружил, что за окном уже давно стояло раннее утро. Он пробыл внутри почти целый день и всю ночь.
Янь Чжэнмин нахмурился, тщательно обдумывая свои воспоминания. Тогда, на острове Лазурного Дракона, уровень его совершенствования был слишком низок, а сердце находилось в смятении, и он попросту не заметил тайных слов владыки.
Таким образом, квадрат Лазурного дракона внутри замка «земли», был открыт мастером Гу?
Янь Чжэнмин нахмурился, вспоминая Четырех Святых. Один из них погиб, а остальные трое были ранены. Он подумал: «Может быть, Четверо Святых знают «тайные» слова, связанные с этими замками?»
Он все больше и больше запутывался. Был ли его дед-наставник, чья личность оставалась тайной, на самом деле врагом или союзником Святых.
Не беря в расчет остальных, все еще оставался один человек, которого убил Господин Бэймин. Если Четверо Святых действительно связаны с замками, то, где же им теперь взять эти «тайные слова»?
Пока Янь Чжэнмин размышлял об этом, дверь внезапно распахнулась, и внутрь ворвался Ли Юнь.
Движения Ли Юня были подобны струящейся воде и плывущим облакам. Он явно давно привык к этому. Янь Чжэнмин закатил глаза и посмотрел в небо. Он думал о том, что лучше бы ему не быть главой этого фазаньего клана. Ни младшие братья, ни Лужа, никто из них никогда не заботились о манерах или чем-то подобном. Они просто врывались к нему по самым пустяковым вопросам. Учитывая это, он даже не осмеливался принимать ванну днем.
За Ли Юнем неторопливо следовал Чэн Цянь. Пока Янь Чжэнмин задавался вопросом, каким образом они оказались вместе, он услышал, как Ли Юнь безо всякого стеснения воскликнул:
— Тебя действительно сложно найти. Я даже не знал, что ты вернулся сюда. Разве ты не всегда живешь в бамбуковой роще?
Янь Чжэнмин, как назло, умудрился покраснеть прямо перед Чэн Цянем. Он сердито огрызнулся на Ли Юня:
— Когда это я «всегда» живу в бамбуковой роще? Я просто... просто иногда хожу туда убираться!
— Неправда. Примерно девять из десяти раз, когда я искал тебя, ты был именно там, — с негодованием отозвался Ли Юнь. Казалось, юноша был немало озадачен таким ответом.
После, этот болтливый сопляк повернулся к Чэн Цяню и шутливо сказал:
— Как только ты вернулся, нас тут же отдали мачехе1. Даже любимый дом главы клана был пожалован тебе. Кстати говоря, разве павильон третьего брата на горе Фуяо назывался не «Цинъань»?
1 后娘养的 (hòuniáng yǎng de) разг.: воспитывала мачеха, получать мало внимания; жестоко обращаться.
Янь Чжэнмин замолчал.
Каждое слово было критическим ударом, раскрывающим все, что не должно было быть раскрыто. Никто из обычных людей не обладал таким талантом.
Янь Чжэнмин так и не осмелился взглянуть на выражение лица Чэн Цяня. Вместо этого он сердито крикнул Ли Юню:
— Заткнись! Неужели твои манеры съела собака?
— А? Разве в нашем клане когда-либо существовали правила и манеры, о которых ты говоришь? — в замешательстве сказал Ли Юнь.
Янь Чжэнмину ничего другого не оставалось, кроме как бессильно произнести:
— Уходи!
Опустив голову, Ли Юнь спрятал в уголках губ намек на озорную улыбку и, напустив на себя самый серьезный вид, сказал:
— Я еще даже не добрался до сути своего визита, но ты уже говоришь мне убираться. Тц... Сяо Цянь, ты не представляешь, но в последние годы характер нашего старшего брата стал еще капризнее.
— Я тоже был капризным, пока моя мать не родила младшего брата, — мягко произнес Чэн Цянь. — Ничего страшного.
Янь Чжэнмин слишком хорошо знал его коварную добродетель2. Из-за этого он не мог даже толком разозлиться, лишь бессильно кипел.
2 温良恭俭让 (wēn liáng gōng jiǎn ràng) пять конфуцианских добродетелей (умеренность, доброта, корректность, воздержанность и скромность).
Ли Юнь смеялся как сумасшедший.
Тщательно перемыв старшему брату кости, юноша в полном удовлетворении уселся на пол. Он протянул руку, взял со стола большой лист бумаги и развернул его.
— Я детально изучил заклинания Сяо Юаня, смотрите, — торжественно произнес Ли Юнь. Схватив кисточку для письма, сделанную из шерсти ласки, он тут же принялся рисовать. — Во внешнем круге он поместил ловушки. Старший брат одним ударом испортил их, так что я не смог разгадать в чем секрет. Но, как я понял, то, что было посередине — это заклинание для поиска горы. Эта техника также известна, как «поиск жизни».
Порой ее еще называют «горный хребет», но в некоторых местах она известна, как «живая жила».
Причина, по которой горы и реки могли обладать духовными свойствами, заключалась в том, что их «жила» оставалась нетронутой. Но стоило только разорвать ее, как духовная энергия немедленно рассеивалась, и гора превращалась в обычный холм. Из-за этого «горный хребет» считается истинной «линией жизни» горы. Как правило, существуют специальные заклинания, предназначенные для защиты и сокрытия таких мест, в качестве меры предосторожности против посторонних, приходящих к ним со злым умыслом. Метод взлома этих заклинаний был назван «техникой поиска жизни».
— Может быть, он планировал разорвать жилу горы Фуяо? Если Фуяо действительно вымрет из-за утечки духовной энергии, тайное царство потеряет свою силу и будет раскрыто... Но зачем ему это нужно? — недоумевал Чэн Цянь.
— Вероятно, из-за камня, исполняющего желания, — сказал Ли Юнь. — Ты ведь не знаешь, что тогда владыка Гу до самой своей смерти так ничего и не рассказал о его местонахождении. На острове Лазурного Дракона ничего не нашли. Все погрузилось в хаос. Оставшиеся двое из Четырех Святых подверглись публичной критике. Тогда они дали смертельную клятву. Они клялись годами своего самосовершенствования и собственными жизнями, что никогда не видели эту вещь. Сяо Юань... демон, вселившийся в него, вероятно думает, что камень находится на горе Фуяо.
— Горный хребет не так-то легко обнаружить, — вмешался Янь Чжэнмин, — в противном случае стали бы мы ждать, пока он это сделает? За последние годы я здесь тщательно все обыскал.
— Нет, «поиск жизни» не совсем обычная техника, — сказал Ли Юнь. — Ты запомнил, что он использовал, когда сбежал? Он растворился в воздухе, оставив на земле лишь бумажного человечка — эта техника называется «живая душа, заменяющая смерть». Она напрямую относится к Темному Пути. Темные заклинатели используют бумажного человечка, чтобы призвать живую душу извне и заставить ее принять удар на себя. Техника «поиск жизни» и «живая душа, заменяющая смерть»... Редко можно встретить человека, который знал бы их обе.
Ли Юнь замолчал.
«Он собирается продолжить?», — подумал Чэн Цянь.
— Если тебе еще есть что сказать, говори. Не тяни время! — нетерпеливо выпалил Янь Чжэнмин.
— Насколько мне известно, единственные люди, кто знаком с этими почти утраченными демоническими техниками, это «кошмарные путники».
— Что такое «кошмарные путники»? — немедленно спросил Чэн Цянь, уделявший очень мало внимания внешнему миру.
— Группа темных заклинателей, — рассеянно ответил Янь Чжэнмин. — Темный Путь жесток и имеет свои запреты, поэтому они обычно держатся особняком и редко собираются вместе. «Кошмарные путники» — единственные, кто каким-то образом сумел собрать темных заклинателей и назвал это кланом... В любом случае, они никогда не делали ничего хорошего. Исходя из того, что я слышал, большинство крупных кланов разослали множество приказов об их поимке... Как Хань Юань оказался вместе с ними?
Когда он заговорил об этом, внутри Янь Чжэнмина словно что-то оборвалось. Если бы Хань Юань все эти годы жил один, его еще можно было бы спасти. Но если он связался с первым из темных кланов…
— Все в порядке, старший брат. По крайней мере, теперь у нас есть направление, — Ли Юнь небрежно бросил пропитанную чернилами кисть, — «путники» в основном появляются на Южных окраинах. В этом месте очень много ядовитых испарений. Некоторые предполагают, что их убежище находится прямо там. Хочешь пойти посмотреть?
Янь Чжэнмин колебался. Южные окраины были не самым лучшим местом. Более того, несмотря на то, что «путники» так долго совершали бесчисленные злодеяния, никто так и не осмелился их устранить. Для этого должна была быть причина.
Но Хань Юань…
Янь Чжэнмин и другие слышали о событиях у подножия горы Фуяо от Лужи. Включая тот факт, что у Хань Юаня и темного заклинателя было разное сознание. Но если Хань Юань действительно встал на Темный Путь, у них больше не было никаких оправданий. Следуя правилам клана, они должны были закрыть эту дверь3. Даже у мастера не нашлось бы подходящих слов, но его с ними больше не было…
3 Очистить от скверны. В мире цзянху (мир боевых искусств) это означало, что мастер должен был собственноручно закрыть портал (очистить все от скверны), чтобы вернуть клану величие.
Хань Юань был их младшим братом. Много лет назад, ради его спасения, они даже ворвались в Долину демонов, несмотря на отсутствие каких-либо способностей. Даже если он всегда был никчемным, пока оставалась хоть капля надежды, как они могли отказаться от него?
— Хорошо, когда Лужа вернется, мы отправимся к Южным окраинам, — принял окончательное решение Янь Чжэнмин.
Чэн Цянь ничего против этого не имел. Он повернулся, чтобы уйти, но, прежде чем он успел поднять ногу и сделать хоть шаг, Янь Чжэнмин внезапно окликнул его.
— Подожди, Сяо Цянь, — как только это произошло, юноша тут же почувствовал, что ведет себя немного глупо. Но если бы он этого не сказал, то непроизнесенные слова так и застряли бы у него в горле, как рыбья кость. С минуту поколебавшись, он попытался было объясниться, но это только ухудшило ситуацию. — Порой я действительно ходил в бамбуковую рощу... только потому, что там прохладно, а не потому, что я там живу.
— Ну и что? — Чэн Цянь обернулся и посмотрел на старшего брата, явно не понимая, для чего он только что это произнес.
Янь Чжэнмин потерял дар речи, а Ли Юнь едва не расхохотался.
— Если тебе жарко, ты можешь приходить и жить там. Я много места не займу, — сказал Чэн Цянь.
Тогда, на острове Лазурного Дракона, они порой тоже жили друг у друга. Чэн Цянь частенько бездельничал в комнате своего старшего брата. Теперь же, по прошествии сотни лет, разум юноши все еще пребывал в том возрасте, в котором он погиб. Он вообще не чувствовал, что что-то не так.
Стоило Янь Чжэнмину услышать эти слова, как его лицо тут же застыло и покраснело.
И все было бы прекрасно, если бы он не так сильно волновался. Мокрой от холодного пота ладонью, он невольно задел кольцо, вызывая сокрытого в нем призрака.
Чэн Цянь потрясенно наблюдал за тем, как из странной монеты, словно блуждающая душа4, появилась юная версия его самого.
4 游魂 (yóuhún) – блуждающая душа [покинувшая тело] (согласно поверьям: душа путешествующего во сне, душа умирающего, бесприютная душа непохороненного, которому никто не приносит жертв; бродячие голодные духи).
Если вам нравится наша работа, вы можете отблагодарить группу перевода шоколадкой. Кнопка «донат» есть в группе «Вконтакте».
Поговорим о невыносимой бессоннице.
Каково это — смотреть на свое другое «я», парящее в воздухе?
Особенно когда у этого «я» было такое холодное выражение лица и застывший лед во взгляде. Словно этот призрак затаил какую-то великую обиду.
В любом случае, Чэн Цяню стало жутко. Не удержавшись, он сделал шаг назад и подумал: «Какого дьявола?»
Только эта мысль пришла ему в голову, как тот, другой «Чэн Цянь» тут же появился перед ним и занес руку, намереваясь ударить его по лицу.
Юноша ошеломленно замолчал.
В любом случае, даже если этой штуке и удалось его напугать, какому-то призраку было не так-то просто поразить его. Чэн Цянь с легкостью отскочил на десяток чжан и мгновенно очутился во дворе дома. Остановившись на вершине стены, он со странным выражением лица наблюдал за тем, как Янь Чжэнмин возится, пытаясь призвать «призрака» обратно в кольцо.
— Что это такое?
Янь Чжэнмин не знал, что сказать в свое оправдание1. Он только и мог, что стоять, прикрывая ладонью указательный палец. Только что, на краткий миг, он почувствовал самое настоящее просветление, но теперь ему снова хотелось умереть.
1 百口莫辩 (bǎi kǒu mò biàn) сто уст не докажут (обр. в знач.: не в состоянии доказать свою правоту; не искать оправданий).
Ли Юнь немедленно выступил вперед, намереваясь «помочь» главе клана с объяснением:
— Это — дух подражания.
Поскольку его называли «духом подражания», он, естественно, соответствовал «изначальному духу». Все на земле обладало душой. Такие вещи, как древний нефрит или древнее дерево, со временем тоже могли стать духами. Но если взять предметы, обладавшие духовной энергией, но так и оставшиеся обычными предметами, и добавив к ним несколько простых заклинаний, можно было легко создать подобную имитацию.
Но, даже если искусственные духи и выглядели как настоящие люди, они не обладали ни разумом, ни сознанием. Они могли совершать только кое-какие механические действия. Некоторые, ранее бывшие оружием, порой отличались крайне агрессивным характером, но большинство из них использовались только для одного дела. Другие же могли выполнять простые задачи, вроде передачи сообщений или подачи чая. Проще говоря, от них не было никакой особенной пользы, кроме того, чтобы дурить обычных людей.
— Я знаю, что эта вещь называется духом подражания, — озадаченно сказал Чэн Цянь, — но он... э-э-э... почему он...
Чэн Цянь не особенно верил, что его собственное лицо чего-то стоит, но, как только он увидел этого маленького духа, выглядевшего точь-в-точь, как он сам, юноша больше не мог избавиться от странного чувства, поселившегося в его сердце. Он нахмурился.
— Почему он так выглядит?
Янь Чжэнмин быстро прикрыл Ли Юню рот и, наконец, нашел способ оправдаться.
— Потому что, когда я увидел эту монетку, то сразу же подумал о тебе. Я сделал это без какой-либо задней мысли, так что не бери в голову.
«Ха-ха, он делает только хуже», — злорадно подумал Ли Юнь.
— Что не брать в голову? Кроме того, ты сам вырезал эту медную монету? — спросил Чэн Цянь. Юноша присел на корточки на краю стены, и, казалось, еще больше озадачился.
Дух подражания мог быть создан только лишь из чистого материала. Подержанный предмет, использовавшийся ранее, не годился. По крайней мере, об этом Чэн Цянь точно слышал. Похоже, юноша не слишком хорошо знал то, что должен был знать, но очень ясно представлял себе то, чего не должен был знать.
Янь Чжэнмин не смог ему ответить. Он испытывал такой стыд, будто его уличили в измене2... И человек, поймавший его с поличным, продолжал пристально на него смотреть.
2 捉奸 (zhuōjiān) застукать, застать с любовником (любовницей), супружеская измена.
— И что он собирался сделать, подняв руку? Обменяться со мной ударами?
Ли Юнь легко вырвался из застывших объятий своего старшего брата и неторопливо произнес:
— Это — дух подражания. Он не различает людей и бьет любого, кто встает перед ним.
Янь Чжэнмин молчал, сгорая со стыда.
Когда Чэн Цянь услышал это, его постоянно спокойное и невозмутимое выражение лица сменилось шоком. Он нахмурился, тщательно обдумывая все сказанное, и, наконец, осторожно спросил:
— Старший брат, разве я когда-нибудь делал что-то настолько непозволительное, что ты мог бы это неправильно понять? Я не бил людей... не дергал за волосы и не пытался расцарапать им лица.
— Нет, это просто... — Янь Чжэнмин вновь предпринял попытку оправдаться, но быстро пришел в себя, осознав, что Чэн Цянь лишь дразнил его. Он чувствовал, что вероятно, вскоре не сможет больше оставаться их старшим братом.
— Убирайся отсюда! — указывая на Чэн Цяня, воскликнул юноша.
— Это только потому, что старший брат совершил ошибку, создавая эту вещь, — небрежно произнес Ли Юнь, словно желавший нажить еще больше неприятностей.
— Что плохого в том, чтобы допустить маленькую безобидную ошибку?
Ли Юнь хихикнул и добавил:
— Старший брат изначально хотел создать духа, что составил бы ему компанию. Он искал облегчения и хотел, чтобы хоть кто-нибудь поговорил с ним о невыносимой бессоннице.
Чэн Цянь все еще хранил молчание.
Ему вдруг почему-то стало неловко. Казалось, что Ли Юнь и его втянул во всю эту историю.
Особенно после фразы «невыносимая бессонница». Не важно, как он это истолковал, но Чэн Цяню стало немного не по себе.
Ли Юнь чувствовал физическое и моральное удовлетворение. Он с радостью позволил главе клана выгнать себя, используя вместо палки меч.
— Сегодня я хочу, чтобы ты обязательно узнал, сколько глаз у князя лошадей3!
3 马王爷 (mǎwángyé) ссылается на: 马王 (mǎwáng) Ма-ван, «Князь лошадей» (бог-покровитель лошадей в китайской мифологии).
— Ах, глава клана, нет смысла гневаться!
Янь Чжэнмин преследовал Ли Юня всю дорогу от внутреннего двора до ворот. Под изумленными взглядами подметавших листья служек, юноша, наконец, остановился. Выпрямившись, он тут же привел в порядок одежду и торжественно прошел мимо.
Счастливо смеясь, Ли Юнь вновь догнал его, держась на расстоянии вытянутой руки.
— Я просто шучу, чтобы рассмешить Сяо Цяня.
Услышав его слова, Янь Чжэнмин не стал даже спорить.
— О, ты хочешь рассмешить его, издеваясь надо мной? Это действительно мило с твоей стороны, Ли Юнь.
— Глава клана — великодушный человек, конечно, он не будет держать на меня зла. — Ли Юнь изобразил неискреннюю лесть. Затем он сделал паузу и заговорил куда более серьезным тоном. — Ты заметил, что Сяо Цянь изменился? Мне кажется, после возвращения... похоже, я не чувствую присутствия его ауры.
Янь Чжэнмин остановился.
— В прошлом он частенько доставлял неприятности и ни с кем не мог поладить. Но у него всегда была своя собственная энергия. А теперь, стоит лишь на мгновение отвести от него взгляд, и сразу кажется, будто его и вовсе не существует. Даже цветы на стене выглядят более живыми, чем он, — продолжал Ли Юнь.
Янь Чжэнмин хмыкнул, а затем кратко пересказал юноше то, что поведал ему Чэн Цянь.
Чем больше Ли Юнь слушал, тем более серьезным становилось выражение его лица.
— Что? — осведомился Янь Чжэнмин.
— Создание физического тела из чужеродного предмета... Я никогда не слышал о чем-то подобном, — пробормотал Ли Юнь. — Кто такой этот Тан Чжэнь?
— Я слышал о нем от Сяо Цяня…
— И ты просто так поверил ему? Разве ты не знаешь своего собственного брата? Если бы кто-то заслужил его благодарность и преданность, он пересек бы океаны и прошел бы через огонь ради этого человека. Он никогда не задумывался о таких вещах слишком сильно, а если и задумывался, то не обязательно обращал на них внимание, — махнул рукой Ли Юнь.
— Ты самый умный человек в Поднебесной, — саркастически сказал Янь Чжэнмин.
Ли Юнь закатил глаза.
— Поглощающая души лампа — поистине зловещая штука. Даже такой человек, как учитель, потерял рассудок и испортил свой собственный портрет. Старший Тан был заперт в лампе на протяжении ста лет? Как ты думаешь, на что он способен? В любом случае, я просто трус. Неважно, хотел он добра или нет, если думать об этом таким образом, становится довольно страшно... Давай вернемся к Сяо Цяню. Он определенно скрыл от тебя правду. Камень сосредоточения души — это небесный артефакт. Люди не могут использовать его, как им заблагорассудится. Совершив такой дерзкий поступок, он, должно быть, испытал Большое Небесное Бедствие. Может быть, даже не одно... Ах, старший брат, куда ты идешь? У тебя что, хвост загорелся?
— Я убью его!
Чэн Цянь в одиночестве сидел на стене внутреннего двора Янь Чжэнмина. Бросив взгляд на дикую траву, тянувшуюся к нему по гладкому камню, он вдруг вспомнил технику «Весна на засохшем дереве»4.
4 枯木逢春 (kūmù féngchūn) для засохшего дерева настала весна (обр. в знач.: вернуться к жизни). Впервые упоминание этой техники встречается в 40-й главе.
Стебли, проросшие сквозь трещины, слегка шевельнулись. На мгновение замерев, они тут же ожили, словно проснувшись от долгого сна. Следуя воле Чэн Цяня, из травы появились длинные цветочные лозы, с маленькими белыми цветами. Один за другим, цветы начали распускаться. Это было действительно очаровательно.
В сердце Чэн Цяня внезапно возникло странное чувство, которого он никогда раньше не испытывал. Он подумал: «Они оживают».
Янь Чжэнмин, первоначально заявивший о своем намерении забить Чэн Цяня до смерти, увидел эту сцену, как только вошел во двор. Гнев в его груди мгновенно утих. Услышав о его приближении, Чэн Цянь поднял голову и улыбнулся.
— Мне убраться прочь?
Янь Чжэнмин молча посмотрел на маленькие белые цветы, опутавшие всю стену. Он не мог излить свой гнев, но и не хотел так легко отпускать Чэн Цяня, поэтому он наспех придумал что-то, чтобы задеть его.
— Белые цветы на серой стене, не слишком ли траурно? Поторопись и измени их цвет.
Чэн Цянь рассмеялся.
— Вот сам с ними и договорись.
После этого он спрыгнул со стены и исчез.
Янь Чжэнмин застыл на месте, вспомнив слова Ли Юня о том, что у Сяо Цяня нет «ауры». Но вдруг он засомневался и не мог не заподозрить, что Ли Юнь снова дал волю своему воображению. Затем он подошел к стене, и сорвал пару цветущих веточек, намереваясь поставить их в вазу в своей комнате.
Смеркалось. Янь Чжэнмин никак не мог успокоиться и отправился в бамбуковую рощу.
Чэн Цянь медитировал, поэтому Янь Чжэнмин не стал его отвлекать и принялся просто осматривать комнату.
Кровать явно была нетронута. Кисть для письма все еще лежала на чернильнице. Даже количество чая в небольшом чайнике ничуть не уменьшилось. На столе стояла только чашка с холодной водой.
Янь Чжэнмин нахмурился. Он молча посмотрел на Чэн Цяня и подумал: «Что же это за ледяное озеро в долине Минмин?»
После пятидесяти лет пребывания в месте, где каждая капля воды мгновенно превращалась в лед, ждать, что он немедленно оживет... казалось действительно непосильной задачей.
Янь Чжэнмин думал об этом, но у него бы язык не повернулся осудить юношу.
От прохладного ветерка из бамбуковой рощи, он чувствовал сознание печати все более и более отчетливо. Накануне Янь Чжэнмин добился некоторого прогресса, поэтому он молча погрузился в медитацию и послал свой изначальный дух внутрь.
Он все еще стоял перед стеной, отделявшей его от замка «неба», позволяя сознанию печати вести его глубже. Когда их мысли соединились, все те разрозненные сцены вновь вспыхнули перед его глазами.
Но на этот раз Янь Чжэнмин чувствовал себя не просто наблюдателем. Все радости и печали вдруг показались ему реальными. Он погрузился в них, постепенно теряя ощущение себя.
Среди бесчисленных картин он снова заметил владыку острова Гу. В этом не было ничего удивительного. В отличие от Чэн Цяня, он никогда не видел настоящего облика учителя и деда-наставника, поэтому из предыдущего поколения, тесно связанного с горой Фуяо, он знал только Гу Яньсюэ.
Владыка острова Гу казался гораздо более энергичным, чем, когда Янь Чжэнмин впервые встретил его. Напротив мастера Гу он увидел мужчину средних лет с белыми висками и запавшими глазами. Между ними лежал большой, похожий на водную гладь, камень.
Это был тот самый камень с горы Фуяо. Тот самый, что находился во дворе Чэн Цяня.
Гу Яньсюэ что-то быстро говорил. Положив тонкую руку на гладкую поверхность, он с тревогой посмотрел на человека, сидевшего напротив него, и покачал головой. Странный человек лишь молча слушал его, но ничего не говорил.
У Янь Чжэнмина внезапно возникло чувство, что этот мужчина средних лет был глубоко связан с ним самим. Но он не мог проникнуть в сознание печати еще глубже. В следующее мгновение все вокруг закружилось. Когда Янь Чжэнмин пришел в себя, он обнаружил, что владыка острова Гу стоит прямо перед ним.
Янь Чжэнмин сразу же понял, что оказался в странном положении. Будто бы он попал в чужое тело. Он вздрогнул и уже собирался было покинуть его, но в следующее мгновение великая печаль внезапно обрушилась на него, как острый клинок, и без предупреждения пригвоздила к месту.
Поначалу Янь Чжэнмин еще понимал, что это сильное чувство ему не принадлежит, и всеми силами пытался избавиться от него.
Но это отчаяние и невыразимо глубокое желание отмстить … Янь Чжэнмин испытал их все без исключения. Все эти чувства нашли отклик в его сердце, и через некоторое время он увлекся ими.
Несравненная обида на весь мир, грубо подавленные мечты, которые никогда не исполнятся, душераздирающая боль, будто на горле срезали чешую.
Именно в этот момент внутрь внезапно ворвалась ледяная аура, полностью охладив Янь Чжэнмина. Юноша резко проснулся. Перед глазами все плыло. Он снова был изгнан из печати главы клана. Его грудь все еще тяжело вздымалась, но до его ушей уже доносились слабые раскаты грома.
Чэн Цянь проснулся от приглушенного рокота. Янь Чжэнмин только что преодолел очередное испытание на пути своего самосовершенствования. Возможно, это было хорошо, но юноше показалось, будто необычайно быстрый скачок в развитии старшего брата произошел благодаря какой-то неизвестной сущности. Прежде чем его сознание окончательно стабилизировалось, это едва не привело к тому, что он чуть было не подвергся воздействию Малого Небесного Бедствия. Между его бровей вспыхнул красный огонек. Похоже, из-за слишком быстрого прогресса юноша попал под влияние какого-то демона.
Чэн Цянь не мог разбудить его. Он с силой ударил своей собственной Ци в центр его спины и, наконец, вытащил Янь Чжэнмина из медитации.
Видя, что он все еще находится в оцепенении, Чэн Цянь хотел было похлопать его по щеке. Однако, как только он поднял руку, Янь Чжэнмин рефлекторно обернулся.
Чэн Цяню ничего не оставалось, кроме как беспомощно помахать ладонью перед глазами Янь Чжэнмина:
— Старший брат, посмотри внимательно, я не из тех, кто избивает людей. Я не буду тебя бить. Ты уже проснулся?
У Янь Чжэнмина звенело в ушах. Он не слышал ни слова из того, что ему говорили. Его изначальный дух покинул печать, но сам он все еще пребывал в смятении, будучи не в состоянии понять, где находится и который сейчас час. Печаль, переполнявшая его сердце, все еще оставалась с ним.
Он резко схватил Чэн Цяня за руку, яростно сжал пальцы, и печально прорычал:
— Это мое! Никто из вас не посмеет отнять у меня то, что принадлежит мне!
Этот чужой взгляд поразил Чэн Цяня. Словно это были глаза голодного волка на пороге смерти.
Через мгновение, казалось, вновь раздался раскат грома. Чэн Цянь не осмеливался больше тянуть, он щелкнул ногтем по точке между бровей Янь Чжэнмина, отчего на лбу и волосах юноши образовался тонкий слой инея.
— Старший брат!
Янь Чжэнмин вздрогнул. Его взгляд внезапно смягчился, и хватка ослабла. Наконец, юноша поднял голову.
— Сяо Цянь, в чем дело?
Чэн Цянь не ответил. Только услышав, что раскаты грома стали отдаляться, он, наконец, смог расслабиться.
— Это я должен спрашивать, в чем дело. У тебя все шло прекрасно, зачем же ты заставил себя заниматься самосовершенствованием? Тебе почти удалось вызвать Малое Небесное Бедствие... Ты что, столкнулся с каким-то демоном? — нахмурился юноша.
Эти слова немедленно напомнили Янь Чжэнмину о его участившемся сердцебиении, которое становилось все труднее игнорировать. Почувствовав себя крайне неловко, он поспешно опустил глаза, избегая взгляда Чэн Цяня, и наспех придумал себе оправдание.
— Э-э-э... я видел картины… воспоминания в печати главы клана. Возможно, я слегка переволновался.
Выслушав его рассказ, Чэн Цянь с уверенностью произнес:
— Человек, которого ты видел, должно быть, Господин Бэймин, наш дедушка-наставник. Может ли он быть тем старым другом, о котором говорил владыка острова Гу?
Этот ответ не стал для Янь Чжэнмина неожиданностью. Пока он находился внутри печати, он думал, что тем человеком, вероятно, был либо их старший наставник, либо настоящий облик учителя. В данный момент он мог лишь рассеянно слушать. Его сердце переполняли эмоции из чужого прошлого.
Увидев, что старший брат выглядит не очень хорошо, Чэн Цянь замолчал.
— Не лучше ли тебе будет позволить себе немного отдохнуть?
Сам Янь Чжэнмин чувствовал себя неуютно. Услышав это, он немедленно встал.
— Хорошо, я отправлюсь отдыхать.
Чэн Цянь был озадачен.
— Разве ты не пришел сюда в поисках прохлады? Можешь спокойно спать здесь, и я не стану отнимать у тебя кровать.
— Нет... кхм, не нужно, — у Янь Чжэнмина тут же пересохло в горле. — Твоя подушка... у тебя слишком жесткая подушка. Я к ней не привык, поэтому я пойду.
После этого он сразу же ушел, даже не взглянув на Чэн Цяня.
Чэн Цянь поднял руку, взял подушку и слегка сжал ее, но почувствовал лишь, что глава клана становится все более и более неразумным. Неужели он предпочитает спать в куче хлопка?
В этот самый момент, в комнату внезапно ворвалась маленькая, размером с ладонь, птичка и, как хлопушка, врезалась прямо в грудь Чэн Цяня. Из птичьего клюва раздался чистый и звонкий девичий голос:
— Ай-йо, ста... а? Третий брат, старший брат отдал этот двор тебе?
Это была Лужа.
Прежде чем Чэн Цянь успел ответить, маленькая птичка встрепенулась и трижды подпрыгнула на ладони Чэн Цяня, распушив перья.
— Я так зла! Это выводит меня из себя! Я не могу вернуться обратно!
Чэн Цянь никогда особо не общался с девушками, поэтому теперь ему было немного не по себе перед внезапно повзрослевшей младшей сестрой. Но, когда она превратилась в птицу, он почувствовал себя гораздо спокойнее.
— Что случилось?
— По дороге сюда я встретила какого-то ублюдка. Он польстился на мою красоту и расставил ловушки, чтобы поймать меня! Я всю ночь грызла эти сети, пока мне, наконец, не удалось вырваться! Я не знаю, что за темное заклинание было на этой штуке, но теперь я не могу вернуть себе прежний вид! — словно пытаясь выплеснуть весь гнев, Лужа подпрыгнула еще дважды. — Я сожгу этого ублюдка до смерти!
Чэн Цянь поднял руку, чтобы придержать ее маленькую птичью головку, и коснулся мягких перьев.
— Кто это был?
Лужа печально потерлась о его ладонь.
— Я не знаю.
— Я отнесу тебя к Ли Юню. Посмотрим, найдет ли он какое-нибудь решение, — Чэн Цянь встал. — Я слышал, что снаружи не прекращаются войны, и будет лучше, если в будущем ты не будешь выходить одна.
Лужа опустила голову.
— Когда же я смогу стать могущественным Небесным Чудовищем?
Эти слова были ему знакомы. Чэн Цянь вспомнил себя в то время, когда он день и ночь пребывал в тревоге, гадая, когда же он наконец станет грозным мастером, способным повелевать облаками и дождем.
Он не смог удержаться от улыбки, собираясь утешить свою сестру.
Но затем он услышал, как Лужа крайне недовольно пожаловалась:
— Как только я превращаюсь в птицу, всегда находятся те, кому нравится заигрывать со мной. Но почему ни один охотник за юбками не пытается соблазнить меня, когда я в человеческом обличье? Неужели они настолько слепы? Как же это бесит!
Чэн Цянь промолчал.
Он почувствовал, что, возможно, не совсем верно понял причину гнева своей младшей сестры.
Если вам нравится наша работа – вы можете отблагодарить команду перевода шоколадкой. Кнопка «донат» есть в группе «Вконтакте»
Умер от рук Господина Бэймина.
Ли Юнь едва не cодрал с Лужи кожу и не вытянул жилы, а стоявший поблизости Янь Чжэнмин заявил, что он всегда готов полакомиться жареной курочкой с солью и перцем. Но они так и не смогли выяснить, почему ей никак не удается вернуть себе человеческий облик.
Вероятно, некоторые мужчины были способны только на угрозы, но в ответственный момент они непременно заваливали все дело.
Лужа клюнула Ли Юня в голову и сердито произнесла:
— Какой от тебя толк?
Она совершенно не уважала старших. Завалившись на бок, птица тяжело вздохнула, но вдруг, словно вспомнив о чем-то, выплюнула изо рта слипшуюся маленькую записку.
Янь Чжэнмин мгновенно изменился в лице. Закрывшись веером, он тут же отступил на два шага назад.
— Я ничего не могла поделать, — сердито сказала Лужа. — У меня не было рук. Я не могла спрятать ее под крылом.
Янь Чжэнмин возмутился.
— Хочешь, чтобы я поймал почтового голубя и показал тебе, что делают другие птицы?
— Ты когда-нибудь видел, чтобы почтовый голубь сам привязывал письмо к своей ноге? Я не видела старшего брата Чжэши. Эта штука валялась в груде птичьего корма, мне с трудом удалось ее вытащить. Если бы не мой острый глаз, я могла бы ее и не заметить.
Слова «птичий корм» успешно отпугнули ее старшего брата.
Однако Чэн Цянь протянул руку и взял записку. Развернув ее, он увидел лишь несколько строк: «Вошел в Управление небесных гаданий. Здесь все очень строго, это место полно тайн. В будущем будьте осторожны».
Немного удивившись, Чэн Цянь обернулся, чтобы посмотреть на Янь Чжэнмина.
— Старший брат...
Веер Янь Чжэнмина все еще наполовину закрывал его лицо. Он выглядел словно цветущая слива1, державшая красный ярлык2, и всем своим видом говорил «хочу отказаться, но вместо этого соглашаюсь». Однако взгляд его оставался острым. Он прошептал:
1 花魁 (huāku) – лучший из цветков: цветущая слива/орхидея/лотос (знач. куртизанка).
2 红牌 (hóngpái) – стар. красный ярлык. Здесь это означает самую красивую и искусную куртизанку.
— Управление небесных гаданий недосягаемо для взоров обычных людей. Однако, в этом месте, заклинатели, у которых нет клана, могут поступиться собственными принципами и получить какое-никакое положение. Чжэши потребовалось более тридцати лет, чтобы попасть туда. У них слишком много тайн.
Закрыв веер, он заложил руки за спину и сказал:
— Мир полон пустяков. Разумно полагать, что самосовершенствующиеся не должны заходить слишком далеко. Но я всегда думал вот о чем: обычные люди, живущие в богатстве и процветании, разве они не хотели бы жить вечно? Разве император не хотел статьбессмертным? Я не верю, что все чиновники при императорском дворе озабочены лишь своей преданностью и самоотверженностью, и никогда не допускали такой мысли. Иначе зачем этому ничтожному правителю идти против течения и окружать себя таким количеством заклинателей и амулетов?
— Какое отношение это имеет к нам? — спросила Лужа.
— Глупая птица, — Янь Чжэнмин легонько ударил ее сложенным веером. — Боюсь, что по какой-то неизвестной причине, Управление небесных гаданий уже давно следит за нами. Сто лет назад Чжоу Ханьчжэн был слишком хорошо осведомлен. Никогда больше мне не хотелось бы увидеть еще одного Чжоу Ханьчжэна, поэтому я должен быть готов защитить нас в любое время и любыми средствами.
Вопреки ожиданиям, тело старшего брата тоже носило на себе отпечаток убийственной Ци. Человеческий мир полон случайностей, порой невозможно доподлинно предположить чей-либо исход.
У Чэн Цяня внезапно заныло под ложечкой. Когда он покинул ледяное озеро, все чувства, что были в его сердце, превратились в замерзшую реку. Но теперь они медленно оттаивали, возвращаясь к жизни. И он, наконец, почувствовал душевную боль.
Он уничтожил записку Чжэши и похлопал Янь Чжэнмина по спине.
— Если я смог убить первого Чжоу Ханьчжэна, я убью и второго. Не беспокойся.
Но Янь Чжэнмин, казалось, не был в этом так уверен. Он повернул голову и сказал:
— Так позволь мне не беспокоиться. Тебе прекрасно известно, что такое Большие и Малые Небесные Бедствия, но ты упорно делаешь вид, что понятия не имеешь, о чем я. Я все еще не разобрался с тобой. Даже не думай… А! Чэн Цянь! Маленький ублюдок, к чему ты только что прикасался!
Старший брат, как истинный глава клана, вполне серьезно отчитывал его. Но стоило ему только подумать, какой рукой Чэн Цянь коснулся его, как он внезапно издал ужасный крик.
С невинным лицом благородного человека, Чэн Цянь слегка поднял ладонь и добавил к снегу еще и инея3.
3 雪上加霜 (xuě shàng jiā shuāng) на снег ещё и иней (обр. в знач.: несчастье за несчастьем; сыпать соль на рану).
— Всего лишь слюна. Она уже давно высохла.
Лицо Янь Чжэнмина исказилось.
Чэн Цянь вздохнул и тут же поспешил успокоить его.
— Хватит, не будь таким, старший брат, ты все еще чистый.
Янь Чжэнмин промолчал.
Так вот что значит: «Содержать младших братьев хуже, чем содержать собаку». Теперь ему казалось, что клан Фуяо пришел в упадок из-за обоюдной убогости его сверстников. И, похоже, это было небезосновательно.
Янь Чжэнмин никак не мог решить, должен ли он вернуться к себе, чтобы умыться и переодеться, или нужно было сначала отмыть Чэн Цяня. Внезапно снаружи послышался топот.
Несколько человек одновременно замерли. Улыбка в уголках глаз Чэн Цяня исчезла. Он весь, казалось, покрылся инеем. Лужа закрыла клюв, сорвалась с места и полетела к подставке для кистей, делая вид, что она просто обычная птица.
Через мгновение к двери подбежал незнакомый мальчик и почтительно сказал:
— Господин Чэн, вам письмо.
— Когда это тебе было позволено по своему желанию входить во внутренний двор и разговаривать? — холодно спросил Янь Чжэнмин.
С одной стороны, в усадьбе существовали правила, с другой, вся стена у входа была увешана амулетами. Посторонние не могли сюда проникнуть.
Чэн Цянь взмахнул рукой, и письмо неторопливо подлетело к нему. В тот момент, когда бумага покинула руку мальчика, он словно проснулся, будто его ударили палкой, и внезапно вздрогнул. Мальчик в ужасе уставился на хозяина усадьбы, стоявшего перед ним. Но, едва встретившись с Янь Чжэнмином взглядом, он с глухим стуком рухнул на колени и задрожал.
— Го…Господин, на этом… на этом… на этом письме есть какое-то колдовство, этот ничтожный4… Этот ничтожный не нарочно…
4 小人 (xiǎorén) устар. простой человек, простолюдин; незначительный человек; унич. я (напр., при обращении к властям, старшим).
Чэн Цянь взглянул на конверт и увидел надпись: «Передать лично Чэн сяою». Ниже значилась подпись – «Тан Чжэнь».
Печать на конверте была вскрыта, и от нее исходил слабый аромат. Юноша знал, что так пахнет сок лунной травы. За последние годы Тан Чжэнь объездил всю Поднебесную. Вокруг него происходило очень много странностей. Даже Чэн Цянь приобрел кое-какие знания.
Если смешать сок лунной травы с чернилами, то любой, кроме настоящего получателя, кто прикоснется к печати со злыми умыслами, будет ею атакован. Например, этот ничтожный, что бродил за пределами усадьбы, в поисках хоть какой-то бреши, чтобы попасть внутрь. Стоило ему только сделать это, как ему тут же было приказано бежать прямо во внутренний двор.
Янь Чжэнмин поднял руку, намереваясь схватить и увести мальчика. Он специализировался на выведывании информации, не прилагая к этому особых усилий. Однако, подозрительный мальчишка внезапно вскочил на ноги, быстро увернулся и выбежал прочь.
Но как только он подбежал к двери, перед ним вдруг возник силуэт. Ледяной клинок сверкнул холодным светом и мгновенно преградил ему путь.
— Отпустить тебя? — тихо сказал Чэн Цянь. — Останься с нами.
Мальчик все еще намеревался сбежать, но давление славы пережившего семь Небесных Бедствий Чэн Цяня не на шутку напугало его. Он так ослабел, что бросился на землю и невнятно произнес:
— Простите меня, учитель...
Но, прежде чем он закончил молить о пощаде, все его тело внезапно оцепенело. Его голова откинулась назад, рот открылся так широко, что кожа треснула, разделив лицо несчастного на две части, как спелый арбуз, разрезанный ножом. Из зияющей дыры вырвалось облако серого дыма и тут же устремилось к Чэн Цяню.
— Будь осторожен! — воскликнул Ли Юнь.
Взгляд Чэн Цяня застыл, и облако замерзло, не успев приблизиться к нему даже на три шага. Как человек с превосходными инстинктами, он отступил назад, а затем вонзил в тело мальчика меч. Голова несчастного мгновенно превратилась в белые кости.
Хватило и кончика его меча, чтобы череп мальчика окончательно рассыпался в порошок. Теперь он превратился в обезглавленный труп.
— Уловки Темного Пути. — отозвался Чэн Цянь. — Но это не обязательно сделал кто-то из демонических совершенствующихся. Случалось ли такое раньше?
Янь Чжэнмин выглядел сосредоточенным.
— Нет. Я никогда раньше не видел этого человека. Все, кто входят и выходят из усадьбы — это знакомые люди. Мы поселились в этих краях почти десять лет назад и больше не встречали здесь ни одного заклинателя.
— Возможно ли, что кто-то следил за Сяо Юанем и заодно дотянулся до нас? — быстро спросил Ли Юнь.
Тем, что толкнуло Хань Юаня на Темный Путь, было, принадлежавшее Чжоу Ханьчжэну, заклинание «душа художника». Чжоу Ханьчжэн, по-видимому, имел какое-то отношение к Управлению небесных гаданий.
Лужа не осмеливалась произнести ни слова. Интуиция подсказывала ей: это было даже хорошо, что Чжэши ее не встретил.
— Старший брат, нам… нужно уехать? — мягко осведомился Ли Юнь.
Он был в смятении, произнося эти слова. После ста лет жизни подобно бездомным собакам он почти привык к этому.
Янь Чжэнмин немного помолчал, а потом сказал:
— Мы никуда не поедем.
— Но…
Старший брат внезапно вскинул брови и перебил его:
— Думаешь, можно прятаться всю жизнь? Хотел бы я посмотреть, что эти дрянные крысы смогут со мной сделать.
С этими словами он взмахнул рукавами и вдруг услышал шум, доносившийся от самых ворот.
Сердце Чэн Цяня подпрыгнуло, и ледяной клинок тут же взмыл в воздух. Взлетев, юноша увидел, что у входа в усадьбу выросла огромная каменная плита. Бесчисленные смертные смотрели на нее и показывали пальцами. Неизвестно, кто из них первым поднял глаза и увидел Чэн Цяня, стоявшего на мече, но все люди в усадьбе вдруг опустились на колени и стали молить бессмертного о благословении.
На каменной плите было выгравировано четыре больших иероглифа: «Усадьба Фуяо».
Чэн Цянь покачал головой. Он не был уверен, сердился ли его старший брат или действительно хотел сделать это вот уже в течение долгого времени. Молча взяв отправленное Тан Чжэнем письмо, юноша возвратился в бамбуковую рощу.
В письме не оказалось ничего важного, только то, что владыка долины Минмин отправил к нему Люлана. Люлан был одержим Цзян Пэном, и его душа оказалась повреждена. К счастью, Чэн Цянь пригвоздил его тремя ледяными шипами. В будущем ему придется совершенствоваться изо всех сил, чтобы достичь результата.
В конце письма Тан Чжэнь смутно намекал, что в ближайшее время они не должны слишком часто появляться вблизи горы Фуяо. Слишком много людей обращают на нее внимание.
На мгновение Чэн Цянь почувствовал себя подавленным. Казалось, что дорога назад к горе Фуяо была слишком длинной.
Через несколько дней Янь Чжэнмин усилил заклинания снаружи усадьбы. Согласно первоначальному плану, они отправилась на Южные окраины. Их все еще было трое человек и одна птица. Птица благополучно взгромоздилась на голову Ли Юня, надеясь таким образом убедить его работать и найти способ как можно скорее вернуть ей человеческий облик.
Они прошли этот путь пешком, без полетов на мечах.
С одной стороны, путешествие к Южным окраинам не было делом первой необходимости. С другой, когда заклинатели долгое время находились вдали от мира, им действительно нужно было время от времени выходить в люди. Как говорится, «нет худа без добра» и «даже вор в дороге попутчик». Порой мирская суета помогала добиться прорыва. В этом определенно была доля здравого смысла. Как известно, большинство заклинателей, которые только начали совершенствоваться, время от времени делали это, но, чем сильнее они становились, тем больше выбирали уединение.
Если подняться слишком высоко, то попадешь на узкую дорогу. Долгий полет птицы Рух превратится в тонкую паутину, в шаткий мостик из одной доски. Слишком страшно будет ошибиться.
Казалось, что чем сильнее человек, тем более робким он может быть, из-за постоянного страха рухнуть вниз.
Построенная на центральных равнинах, усадьба Фуяо находилась немного севернее, и виды вокруг нее сильно отличались от южного пейзажа.
В это время уже миновала середина лета, и приближалось начало осени. Однако на юге все еще было тепло и дождливо. Еще не доходя до Южных окраин, Ли Юнь был ослеплен обилием в здешних местах целебных трав.
Каждый день он как бродячий целитель носил на голове бамбуковую корзину. Он ходил по горам и лесам, будто дикий кот. Иногда он поручал Луже отбирать у мелкой нечисти природные богатства и земные сокровища. Он был настолько бесстыден, что кичился авторитетом своей младшей сестры.
Ли Юнь оправдывал это желанием в будущем создать «пилюлю-противоядие», чтобы защищаться от ядовитых испарений, окутывающих Южные окраины.
Однако, как считал Чэн Цянь, всего этого хватило бы не только на его пилюли, но и на то, чтобы нормально питаться три раза в день.
У Янь Чжэнмина не было другого выбора, кроме как смириться с отсутствием у его второго младшего брата человеческого облика. Он мог только притвориться, что не знает его. Каждый день он переодевался смертным и вел Чэн Цяня на рынок. Это действительно было тяжелым испытанием для Чэн Цяня. С самого детства юноша был спокойным и тихим, не говоря уже о том, что долгое заключение во льдах и вовсе не способствовало никакому контакту с людьми. Каждый день он вынужден был мучительно переносить эту бесконечную, наступающую на пятки, толпу.
Но Янь Чжэнмин понятия не имел, что с ним не так. Юноша напоминал отнятого от груди котенка, который только и хотел, что поскорее найти свою мать. Стоило ему потерять Чэн Цяня из виду лишь на мгновение, как он тут же превращался в надоедливого демона, что до смерти изводил его.
Они хотели как можно больше узнать о кошмарных путниках, потому поселились в пограничном городе на Южных окраинах. Однако за большую часть месяца, проведенную здесь, они не обнаружили никаких следов заклинателей.
Неужели это сборище было похоже на девушек из высшего общества, что не могли ни за ворота выйти, ни переступить порог.
Тогда эти демоны должны были быть такими же… как их старший брат.
Янь Чжэнмин не боялся ни ограбления, ни выставлять свое богатство на всеобщее обозрение. Он был беспечен. Каждый день он заявлялся в чайную, занимал лучший столик и заказывал различные блюда, даже не спрашивая, если ли они в наличии. Он позволял себе покупать все только самое дорогое. С ног до головы, от кончиков ногтей и до кончиков волос, он весь был словно закутан в шелка.
Наконец-то в их краях появился такой транжира. Хозяин заведения смотрел на него как на подарок, ниспосланный ему предками. Жители Южных окраин были суровы, они не делали никакой разницы между мужчинами и женщинами. Хозяин постоянно посылал к юношам свою дочь, опасаясь, что сам будет недостаточно осторожен.
Однако, независимо от того, насколько вкусны и восхитительны были блюда, Чэн Цянь никогда не хватался за палочки. Он всегда молча ждал чашку холодной воды.
Юная госпожа внимательно следила за ним с минуту, пока, наконец, не набралась смелости спросить:
— Господину это не по вкусу?
Манера общения Чэн Цяня всегда была ясной. В присутствии посторонних он был вежлив и хмур. Если ему не нужно было ни о чем спрашивать, он практически не проявлял никакой инициативы в разговоре и всегда выглядел холодным.
Но в это время рядом с ним был Янь Чжэнмин, слишком ленивый, чтобы иметь дело с посторонними. Тогда Чэн Цянь произнес лишь одну короткую фразу:
— Нет, большое спасибо.
Маленькая хозяйка была умна, она не осмелилась больше провоцировать его. Повернувшись к Янь Чжэнмину, девушка сказала с улыбкой:
— Сейчас не самое подходящее время для визитов сюда. Позже станет прохладнее и вокруг будет уже не так много людей.
— Поблизости есть какие-нибудь интересные места, которые можно было бы посмотреть? — спросил Янь Чжэнмин.
— Неподалеку находится башня Красной птицы5, сейчас все спешат туда.
5 Красная птица — одно из четырёх мифологических существ в китайской мифологии. Она представляет собой элемент огня, направление на юг и сезон лета. Иногда её называют Красной птицей Юга (Чжу-Цюэ) (南方朱雀 (Nán Fāng Zhū Què). Красная птица — мифологический дух-покровитель юга.
Янь Чжэнмин внезапно замер.
— Башня Красной птицы? Ты имеешь в виду башню Сюй Инчжи, одного из Четырех Святых?
Он знал только, что Сюй Инчжи жил где-то на юге, но не знал точного местоположения башни Красной птицы и уж точно не ожидал, что так скоро столкнется с чем-то подобным.
Молодая хозяйка кивнула головой и сказала.
— Да, хозяин башни Красной птицы скончался более ста лет назад, оставив после себя лишь старинные реликвии и верного старого слугу. Повинуясь его воле, старый слуга превратил это место в лунный свет и прекрасный ветерок6, теперь оно никому не принадлежит. Каждый год пятнадцатого числа восьмого месяца слуга открывает дверь, чтобы поприветствовать «особых» гостей. Всегда находятся желающие попытать удачу. Даже если они и не «особые» гости, даже если они не могут попасть в башню и встретиться со старым слугой, они все равно надеются, что, может быть, старик закроет на это глаза и даст им несколько советов. Хе-хе, да, хотя башня Красной птицы и потеряла своего хозяина, войти в нее не так-то просто. Оба молодых господина кажутся богатыми и знатными, вы не должны вставать в один ряд с этими неотесанными заклинателями. Они борются и разбивают себе головы, однако, местная власть никак не может повлиять на тех, кто жаждет крови
6 清风明月 (qīngfēng míngyuè) – лунный свет и приятный ветерок; обр. прекрасный пейзаж, идиллия; (наслаждаться отдыхом).
Видя, что за несколько дней пребывания здесь им так и не удалось ничего разузнать о кошмарных путниках, они не желали больше задерживаться. Но никто из них даже и представить себе не мог, что им удастся случайно обнаружить на Южных окраинах башню одного из Четырех Святых.
Неужели, действительно, не было бы счастья, да несчастье помогло?
Однако, в сердце Янь Чжэнмина были некоторые сомнения. Поскольку он знал, что печать может быть связана с Четырьмя Святыми, он уделил пристальное внимание некоторым слухам, связанным с ними, но башню Красной птицы поставил на последнее место.
На это не было совершенно никаких причин, кроме той, что ее хозяин Сюй Инчжи, умер от рук Господина Бэймина.
Усадьба Фуяо
Янь Чжэнмин на мгновение засомневался.
И хотя он ничего не сказал, Чэн Цянь успел разглядеть его беспокойство. На самом деле, Чэн Цянь был очень наблюдателен и большую часть времени изучал выражение лица собеседника, прислушиваясь к его словам. Однако сам он в основном молчал и нисколько не волновался об этом.
Видя, что старший брат колеблется, Чэн Цянь ответил:
— Если ты хочешь пойти и посмотреть, сначала нужно найти Ли Юня.
Но Янь Чжэнмин не издал ни звука. Спустя какое-то время он вдруг небрежно сказал:
— До самой своей смерти наш старший наставник беспокоился о клане. Он предпочел бы погибнуть и лишиться души, но все же поместил свой дух в три медные монеты, чтобы остановить великое бедствие: разрушение Долины демонов, и уничтожить поглощающую души лампу. Более того, хотя он и был одержим, но он не был похож на человека повинного в чудовищных преступлениях. На месте нашего мастера, смог бы ты забыть о своей привязанности и безжалостно похоронить его под деревом?
Чэн Цянь на мгновение замолчал. Так и не найдя, что ответить на этот вопрос, он спросил:
— А как же Сяо Юань? Что ты собираешься делать, если мы все-таки поймаем его на Южных окраинах?
Янь Чжэнмин нахмурился. Повисла тишина.
Независимо от того, какую дорогу выбрал Хань Юань после всего случившегося, но Чэн Цяня он убил не по своей воле. Те, кто попал под влияние «души художника», даже не заметили бы, как их тело разорвало на куски. Хань Юань не мог противостоять этому заклинанию. Все это было прекрасно известно Янь Чжэнмину, но, каждый раз возвращаясь в тот день, он постоянно ощущал застрявший в горле ком.
В это время тихий голос в его сердце спросил: «А что, если бы все было наоборот? Что, если бы марионеткой «души художника» стал Сяо Цянь?»
Стоило только этой мысли появиться в его сознании, как Янь Чжэнмин больше не мог перестать думать об этом.
Он медленно перевел взгляд на Чэн Цяня. На самом деле сейчас Чэн Цянь мало чем отличался от самого себя в юности. Он стал немного выше, но его облик все еще напоминал о тех днях, когда они были подростками. Каждый раз, когда Янь Чжэнмин внимательно смотрел на него, в его душе возникало какое-то неясное чувство.
Сначала он думал, что все это лишь потому, что он уже много лет не видел младшего брата. Но позже он обнаружил, что это совсем не так. Ведь каждый раз, закрывая глаза, он жалел, что не может точно вспомнить, сколько ресниц у Чэн Цяня.
Разве знакомые вещи и люди со временем не начинали восприниматься как должное настолько, что в итоге замыливался взгляд?
Однако Янь Чжэнмин вдруг понял, что не осмеливался слишком долго смотреть на Чэн Цяня. Он чувствовал себя зависимым и боялся, что обожжет себе глаза.
«Если бы это был Сяо Цянь, я бы не позволил ему прыгнуть в море», — именно к такому выводу долгое время беспомощно приходил Янь Чжэнмин. Он втайне вздыхал и чувствовал себя виноватым, потому что на самом деле был слишком предвзят.
Янь Чжэнмин думал об этом так много, что в его взгляде, волей-неволей, проскальзывали искры сумасшествия. В какое-то мгновение, Чэн Цянь даже вспомнил о демоне, проявившемся в тот день в бамбуковой роще. Юноше вдруг стало тоскливо.
«С самого начала эти неприятности не должны были беспокоить его сердце, — расстроено подумал Чэн Цянь. — Если возникнут какие-то проблемы, он ведь может приказать мне сделать все, что угодно, почему бы и нет?»
После ста лет тяжелой работы Чэн Цянь решил позволить главе клана просто есть, пить и веселиться, время от времени разрешая ему перегибать палку. Он уже перенес семь Больших Небесных Бедствий, разве он не справится с шатким мостом, в который превратился клан Фуяо?
— Идем. Так как этот замок находится в печати главы клана, мы в любом случае должны пойти и посмотреть на башню Красной птицы. — Чэн Цянь встал и протянул Янь Чжэнмину руку.
По какой-то невыразимой причине, каждый раз, когда ладонь Чэн Цяня оказывалась перед его глазами, Янь Чжэнмин начинал нервничать. Он напрягся и машинально схватился за юношу.
Кончики пальцев Чэн Цяня были холодными, но ладонь все еще оставалась чуть теплой, и это, казалось, обжигало его.
Янь Чжэнмин вздрогнул, не желая отпускать его руку.
Чэн Цяню это не понравилось, и он попросту цокнул языком. Схватив «молодого господина, охочего до денег», он, наконец, стянул с его пальца уродливое кольцо с медной монетой. Поспешно спрятав кольцо в рукав, юноша вздохнул:
— Хорошо, на этот раз никто не будет тебя бить, думаю, ты действительно уже сыт по горло этим духом подражания.
Ладонь Янь Чжэнмина внезапно опустела, и юноша на мгновение растерялся. Однако Чэн Цянь уже вышел из чайной.
Легкий холодок все еще оставался на его пальцах. Янь Чжэнмин неохотно пошевелил рукой, чувствуя, что это все было не совсем нормально.
На улице стояла жара, но кожа Чэн Цяня хранила прохладу. Он что, использовал какое-то заклинание, предотвращающее солнечный удар?
В это время Чэн Цянь уже вышел за ворота. Видя, что Янь Чжэнмин все еще топчется на месте, он оглянулся назад и с сомнением спросил:
— Старший брат, что ты делаешь?
— Ну, день немного жаркий... — пробормотал Янь Чжэнмин.
Он сам себе казался отвратительным. Чэн Цянь ведь не был ему чужим. Когда они были детьми, Сяо Цянь целый день тренировался с мечом, а потом шел и, даже не удосужившись принять ванну, заваливался к нему на кровать. Спустя столько времени, он, что, не может просто взять и сказать ему: «Подойди сюда и подари мне немного прохлады»?
Самое большее, что Чэн Цянь мог бы сделать в ответ — это закатить глаза!
Однако Янь Чжэнмин не мог произнести ни слова. Он был похож на дикую лошадь, потерявшую над собой контроль. Его мысли двигались во все более и более странном направлении. В своем сердце он уже протянул руку и обнял Чэн Цяня.
Это была правда!
Янь Чжэнмин не мог унять дрожь. Это было действительно странно. Не может же быть, что даже спустя так много дней его внутренний демон все еще не исчез?
Но затем в его душе поднялась какая-то тайная тоска.
Фактически, он действительно не находил себе места.
«Как, черт возьми, он стал похож на одну из этих девушек из легенд, что постоянно тоскуют о любви? — Янь Чжэнмин застыл, словно громом пораженный. Спустя долгое время в своей хрупкой душе он издал отчаянный крик. — Небеса, я, должно быть, слишком долго занимался боевыми искусствами».
Глава клана Янь и Чэн Цянь покинули маленькое поселение и направились в горы, к месту, переполненному духовной энергией. Но, прежде чем они успели найти Ли Юня, они услышали беспорядочный гул человеческих голосов.
Вскоре они увидели, стоявшую вдалеке, щегольскую повозку, украшенную драгоценными камнями и развевающейся, похожей на дождь из лепестков, занавесью.
Обычные люди не могли позволить себе такой транспорт. Его мог предоставить лишь клан масштаба долины Минмин. Более того, едва достигнув стадии слияния, заклинатели получали способность контролировать вещи. Научившись преодолевать расстояния в тысячи ли, они разъезжали в таких вычурных повозках разве что под холодным ветром. Но если их уровень самосовершенствования был слишком низок, такие вещи были не более, чем обычным хвастовством.
В любом случае, уровень самосовершенствования тех, кто находился внутри, был довольно низким.
Над повозкой нависал шелковый балдахин, легкий и тонкий полог, полный вышитых заклинаний, был опущен. Внутри, сидел молодой человек. Он лениво прислонился к одной из стенок. Юноша был действительно красив, вот только вел себя, как настоящая собака1. Над левой бровью у него была красная родинка, что придавало ему еще более мерзкий вид.
1 人模狗样 (rén mú gǒu yàng) человек, а ведет себя, как собака (обр. в знач.: внешний облик или поведение не соответствует действительности).
Перед повозкой и позади нее шла, по меньшей мере, дюжина заклинателей. На первый взгляд, все они казались довольно сильными. Прямо за ними следовали два седых старика. На них были надеты элегантные, но запылившиеся одежды. Похоже, то были мастера, давно превысившие уровень формирования изначального духа.
В центре всего этого действа, окруженный людьми, стоял босоногий лекарь. Этим лекарем был Ли Юнь.
К сожалению, Ли Юнь чересчур сильно отвлекался. Он слишком много времени уделял своим коварным замыслам, что нисколько не способствовало его росту. Когда он был юн, Чэн Цянь всячески поощрял его. Позже, следуя за Янь Чжэнмином, он посвятил себя изучению еретических практик, но все эти годы он демонстрировал лишь заурядные навыки. Он застрял на одном месте, даже не достигнув уровня формирования изначального духа. За последние десять лет он так и не добился никакого прогресса, но, казалось, совершенно об этом не волновался.
Лужа висела у него над головой, ее перья были взъерошены. Она жарко ругалась на юношу в повозке.
— Какая птица? Ты просто отвратителен2! Допустим, даже если девушка действительно всего лишь птица, она все равно тебе не принадлежит. Ты прибыл сюда в сопровождении стольких дядюшек, чтобы хитростью и силой захватить меня. Ты действительно потерял всякий стыд!
2 尖嘴猴腮 (jiānzuǐ hóusāi) с длинным носом и впалыми щеками; безобразный (отвратительный) вид.
Юноша в повозке не казался вспыльчивым. Очевидно, он видел в Луже лишь говорящую птицу. Но, после того как эта птичка обругала его, она уже не казалась ему такой простой. Напротив, теперь это показалось ему очень интересным. Он сказал Ли Юню с улыбкой:
— Этот даою идет по Пути Эликсира3? Говорят, что самое главное здесь, это оставаться сосредоточенным и отрешиться от всех забот. Разве она не слишком шумная? Более того, Путь Эликсира не так-то прост. Все травы, брошенные в печь4, являются источником дохода. Этот даою ведь часто испытывает финансовые трудности.
3 Даосское учение о взращивании жизни и долголетии «Путь Эликсира» традиции школы Лао-Цзы.
4 丹炉 (dānlú) миф. печь для изготовления пилюли бессмертия.
У Ли Юня было маленькое и белое лицо, но он всегда немного сутулится, становясь похожим на тех, кто долгое время бродил по сельской местности Южных окраин. Его спина была согнута, штаны высоко задраны, и он сверху донизу был забрызган грязью. Он действительно выглядел как бедняк.
— Я дам тебе две тысячи лян золотом и три могущественных талисмана, — сказал молодой господин. — Скоро откроется башня Красной птицы, сейчас здесь собирается очень много заклинателей. Если тебе будет чего-то не хватать, этих трех талисманов вполне достаточно, чтобы обменять их на что-то действительно стоящее. Продай мне эту птицу.
Ли Юнь ничего не ответил. Казалось, предложенная цена его действительно заинтересовала.
Лужа вдруг забеспокоилась. Второй старший брат был беспринципным человеком. Может быть, он действительно продаст ее. Она тут же подняла шум5, принявшись скакать по его макушке.
5 兴风作浪 (xīngfēngzuòlàng) поднимать ветер и делать волны (обр. в знач.: накалять обстановку, поднимать шум).
— Как ты смеешь! Если ты рискнешь продать меня, глава сломает тебе ногу!
Богач богачу рознь. Юноша действительно напоминал их старшего брата, но несмотря на то, что Янь Чжэнмин постоянно тиранил родных, большую часть времени он все еще сохранял рассудок.
Но человек, сидевший в повозке, был совсем другим. Хотя он, как мог, притворялся благородным, на самом деле он давно приказал своим подчиненным окружить Ли Юня. Его люди готовы были ограбить юношу в любой момент.
Ли Юнь обвел взглядом всех присутствующих и подумал, что попал в беду.
Он протянул руку, чтобы поймать Лужу, застрявшую в виде щебечущей птицы, и пробормотал:
— Сестренка, что, если я сначала продам тебя, а потом вернусь с подкреплением и заберу обратно?
О Луже он не беспокоился. Пусть она и не отличалась особым умом, но она знала, что небо высоко, а земля огромна, и всегда была очень осторожна. Например, она быстро поняла, что в отсутствие старшего брата у нее не было никакой поддержки, поэтому девушка никогда не провоцировала других.
Лужа с силой клюнула его, и Ли Юнь с печалью подумал: «Ну и ладно… Ты не стоишь двух тысяч лян золотом, забудь об этом. Кто вообще сделал меня твоим старшим братом?»
Он зажал Луже клюв и заставил ее замолчать. Сделав вид, что находится в нерешительности, юноша сложил руки и сказал:
— Молодой господин, вы предложили высокую цену, но вы же видите, что она всего лишь маленькая грубиянка. У нее плохой характер и ее трудно прокормить. На случай, если она обидит молодого господина, это, по меньшей мере, будет стоить мне жизни.
Видя, что он сомневается и не хочет отступать, юноша в богатых одеждах вспыхнул от нетерпения. Похоже, он больше не собирался разговаривать с Ли Юнем.
— Я куплю ее по высокой цене, и она будет содержаться в хороших условиях. Ты хочешь продать ее или нет? — убеждал он.
Юноша понизил голос, но Лужа, казалось, что-то заметила. Она внезапно вырвалась из рук Ли Юня и вылетела из толпы.
Один из заклинателей уже протянул руку, чтобы поймать ее, но его изначальный дух вдруг оказался полностью подавлен.
Все его тело содрогнулось, а затем, он увидел ни с чем не сравнимый блеск меча. Человек, использовавший меч, казалось, презирал подлые атаки и не причинил ему никакого вреда. Он только отразил его изначальный дух. Затем клинок просто рассеялся, и в жарком воздухе разлилось ощущение прохлады.
Все присутствующие тут же обернулись и увидели вдалеке идущих к ним двоих человек. Казалось, будто они появились из ниоткуда. Двое стариков, стоявших неподалеку от повозки, вдруг воспрянули духом и через толпу двинулись им навстречу.
— Куда идут эти два заклинателя? — осведомились они.
Когда Лужа не могла говорить, у нее всегда просыпался талант: «если что-то произошло, найди самого надежного человека». Она тут же нырнула в рукав Чэн Цяня, начисто забыв о том, что совсем недавно ругалась на всю улицу, как сварливая женщина.
— Это был он, тот человек, что расставил на меня сети по всей дороге. Это он сделал меня такой. Дух умершего до сих пор не рассеялся6, а этот бродяга по фамилии Ли хотел заработать денег и уже собирался продать меня! — горько пожаловалась девочка.
6 阴魂不散 (yīnhúnbùsàn) букв. дух умершего всё ещё не рассеивается (обр. в знач.: дурное хоть и исчезло, но всё еще продолжает влиять).
«Бродяга» по фамилии Ли молчал.
Чэн Цянь протянул руку, чтобы погладить Лужу по голове, а после посмотрел на человека в повозке, и только потом перевел взгляд на двух стариков.
Как раз в тот момент, когда Ли Юнь уже было испугался, что тот собирается нагрубить им, Чэн Цянь кивнул. Хотя он и не улыбался, но это было своего рода приветствие.
— Премного благодарен вам, даою, что вы столь высокого мнения о нашей птичке, — медленно произнес Чэн Цянь. — Она следует за нами вот уже довольно долгое время. Дело в том, что она одарена от природы. Эта птичка часть нашей семьи, а не домашнее животное, поэтому она не продается. Прошу прощения.
Стоявший рядом с ним Янь Чжэнмин не произнес ни слова. Юноша сверху донизу оглядел драгоценную повозку и втайне решил, что, когда они вернутся в усадьбу, он должен непременно раздобыть нескольких быстрых лошадей. Даже если в этом не было никакого смысла, их все еще можно было седлать и хвастаться.
Раньше, Чэн Цянь всегда придерживался принципа: «Если ты не можешь договориться, тебе придется драться». Но это не значило, что он был агрессивен. Он просто ничего не мог с собой поделать.
Теперь же он был достаточно хорош, чтобы самостоятельно путешествовать по Цзючжоу7 с ледяным клинком в руке. Юноша был бесстрашен, но оставался вежлив с другими людьми. Его речь звучала так непринужденно. Бережно держа птицу в одной руке, он выглядел разумным и искренним.
7 九州 (jiǔzhōu) – девять областей древнего Китая (первоначально миф. 9 островов, образовавшихся после всеобщего потопа). Образно – весь Китай.
Молодой человек в повозке посмотрел на Чэн Цяня, а после нахмурился и сказал:
— Вы тоже пришли попытать счастье в башне Красной птицы?
Чэн Цянь с первого взгляда понял, что уровень самосовершенствования этого юноши застрял на стадии слияния, и подумал: «Ты уверен, что тебе это под силу?»
Однако, поскольку он не хотел создавать лишних проблем, он все же ответил:
— Мы планировали отправиться к Южным окраинам, так что просто проходили мимо. Если бы мы могли взглянуть на башню Красной птицы, это стало бы для нас неожиданной удачей.
Видя, что Чэн Цянь не отличал добро от зла, один из стариков, следовавших за повозкой, невольно обернулся и шепнул несколько слов сидевшему внутри молодому господину.
Неизвестно, что он ему сказал, но юноша внезапно встревожился. Указав на старого заклинателя, он сказал:
— Какой смысл моей семье держать вас при себе? Даже бродячие заклинатели чего-то боятся. Я все равно заберу эту птицу!
Заклинатель хоть и был стар, но он все еще оставался мастером. Кто из людей не пытался ему польстить? Но в тот момент, когда на него прилюдно накричал желторотый юнец, его лицо вдруг страшно исказилось.
Янь Чжэнмин посмотрел на Лужу, спасавшуюся от летней жары в прохладных руках Чэн Цяня, и вдруг почувствовал себя немного спокойнее. Потом он тихо вздохнул:
— Очень трудно встретить человека, который оказался бы еще хуже, чем я.
У него было такое самомнение, что никто другой не осмелился бы ему возразить.
Закончив говорить, Янь Чжэнмин махнул Ли Юню рукой.
— Мы не станем ее продавать. Младший брат, пойдем.
С этими словами, изначальный дух Янь Чжэнмина тут же превратился в тень меча и поднял юношу высоко в небо, демонстрируя всем вокруг его величие.
Оба старика настороженно переглянулись. Хотя здесь и были десятки тысяч мечников, не всех из них можно было назвать мастерами клинка. Мастер клинка – это тот, кто превратил свои изначальный дух в острое оружие. Если его вытащить на всеобщее обозрение, никто не сможет отличить истинное от ложного.
Но создать меч из изначального духа очень сложно. У заклинателя должно быть для этого подходящее место, благоприятная ситуация и он должен находиться в гармонии с другими людьми. На это понадобилось бы, по меньшей мере, сто лет. Но этот человек добился таких успехов в столь молодом возрасте. Казалось, его будущее безгранично.
Совершенствующиеся меча уникальны. Большинство людей, достигших определенных успехов, были слишком высокомерны. Но заклинатели такого уровня, как Янь Чжэнмин, все еще охотно беседовали с молодым поколением. В основном, все обращались к ним очень вежливо. Однако их молодой мастер был недоучкой с рождения, почувствовав, что им пренебрегли, юноша вопреки ожиданиям, решил продемонстрировать свой безудержный гнев.
— Раз вы не хотите мне помогать, я все сделаю сам!
Прежде, чем два старика успели остановить его, из рукава молодого человека вылетел маленький флаг. Исписанный красочными заклинаниями, он был похож на траурное знамя8. Неизвестно, откуда он взял это сокровище. Похоже, эта вещь не требовала от заклинателя какого-то особого уровня. Внезапно, все пространство вокруг смешалось, день сменился ночью, словно создавая новый маленький мир.
8 招魂幡 (zhāohúnfān) – флажок перед гробом, траурная хоругвь в похоронной процессии.
Ворочаться с боку на бок и не находить себе места.
Янь Чжэнмин одним пальцем мог бы насмерть раздавить этого дурня в повозке. Что до двух старых охранников с изначальным духом, следовавших за ним, то, похоже, на закате своих лет они окончательно растеряли честь. Даже если они и пытались произвести впечатление, на самом деле не заслуживали ни капли внимания.
Эти двое были действительно стары. Казалось, они шли нога в ногу со своим возрастом. Если у совершенствующихся не было никаких «особых» увлечений, их лица оставались довольно молодыми или становились немного старше, например, как у владыки острова Гу и Господина Бэймина. Выглядевшие пожилыми тоже могли достигнуть изначального духа, но уровень их самосовершенствования не повышался. Например, как у Бай Цзи, владыки Западного дворца. Проще говоря, эти люди слишком долго топтались на одном месте и, в большинстве своем, не могли преодолеть порог.
Более того, так называемые «заклинатели изначального духа» также имели свои пределы. Существовали тысячи способов достижения одной и той же цели, и множество различных сфер. Находиться на высоком уровне еще не значило уметь сражаться. Например, такой человек как, проводивший целые дни у печи, Ли Юнь. Его навыки владения мечом оставались посредственным, взрасти он хоть три изначальных духа. Чего не скажешь о Янь Чжэнмине, способном избить этих стариков так, что им пришлось бы собирать свои зубы по всей округе.
Именно по этой причине никто не хотел связываться с заклинателями меча. С того самого дня, как они вошли в мир совершенствования, они словно были созданы для войны.
К счастью, Янь Чжэнмин не был мечником в общем смысле этого слова. Прежде чем научиться сражаться, он уже привык быть молодым мастером. После того, как он все же познал искусство владения клинком, он был вынужден стать главой клана. Он никогда не искал неприятностей… да еще и Чэн Цянь. Юноша вынужден был набивать себе синяки и шишки, не желая идти против всех этих свиней и собак, но они все равно не давали ему прохода.
Хотя этим людям и не о чем было беспокоиться, но очень полезно было показать им, как их, сидевший в повозке, молодой господин, превращался в мусор. Если кто-то, выезжающий с пышной свитой, мог позволить себе иметь в охранниках заклинателей изначального духа, то он наверняка был сыном главы известного клана. Но, прежде чем бить собаку, посмотри — кто ее хозяин. Из-за всей этой ерунды отдавать ветрам и дождям1 усадьбу Фуяо и снова обращаться к кредиторам было не слишком-то выгодно.
1 风雨飘摇 (fēng yǔ piāo yáo) переживать бури и штормы (обр. в знач.: тревожное время).
К сожалению, ожидания не всегда соответствовали реальности. Так уж совпали числа в календаре, что они нарвались на одного из недоучек.
Как только этот юноша протянул руку, странный флаг тут же вышел из-под контроля. Разразившаяся буря захлестнула все вокруг, и человеческая Ци была немедленно подавлена ее мощью. Флаг таил в себе следы древней и тяжелой ауры.
Ли Юнь не стал уворачиваться. Его глаза заблестели, и юноша произнес:
— Небеса… Это же легендарное «знамя истинного дракона».
Никто его ни о чем не спрашивал, но Ли Юнь все равно продолжил говорить, даже и не думая останавливаться.
— Это настоящий антиквариат. Он старше, чем «меч несчастной смерти» третьего младшего брата. Говорят, что его сделали из шкуры настоящего редкого дракона, а флагшток2 — это часть его хребта, содержащая его силу. Поэтому флаг и называют «знаменем истинного дракона»! Говорят, что он может трижды потрясти солнце, луну и звезды. По легенде, в зависимости от желания владельца, эта вещь может сдвинуть горы и заполнить ими море3.
2 Стоячий шест для флага.
3 移山填海 (yíshān tián hǎi) передвигать горы и заполнить ими море (обр. в знач.: огромная сила, также об искусстве магии).
От болтовни Ли Юня у Янь Чжэнмина разболелась голова.
— Замолчи! — с холодным выражением лица произнес он.
С этими словами он перекинул Ли Юню Лужу, все еще находившуюся в виде птицы, повернулся к двум старикам и сказал:
— Это не то, что мы ищем.
Двое старейшин изначального духа беспомощно переглянулись. Один из них вернулся к повозке, стараясь уговорить сидевшего внутри избалованного мальчишку, второй действовал как посредник, пытаясь успокоить Янь Чжэнмина.
— Даою, пожалуйста, проявите великодушие. Наш молодой господин —единственный сын в семье. Он юн и привык пользоваться благосклонностью, поэтому он несколько своевольный… Если эта птица такая драгоценная, мы могли бы договориться о более высокой цене…
Если первая половина фразы еще звучала по-человечески, то вторая привела главу клана Янь в ярость.
Когда он был молод, он был очень богат и тратил деньги, как воду. Позже семью Янь постигло несчастье, и они не смогли вернуться на гору Фуяо. Он пережил долгий и тяжелый период, многие годы живя в нищете, и теперь стал известным на весь черный рынок «молодым господином, охочим до денег», готовым рискнуть жизнью ради наживы. Чувства Янь Чжэнмина к «богатству» были очень неоднозначны.
Проще говоря, это означало, что он позволял себе рисоваться, но терпеть не мог, когда так поступали другие. Особенно сильно он ненавидел, когда эти другие пытались использовать деньги, чтобы помыкать им.
— Я сказал, что она не продается! Неужели ты не понимаешь этого? — сердито крикнул Янь Чжэнмин.
И, не сдержавшись, рубанул мечом по знамени истинного дракона.
Внутри флага действительно был заперт дух. Вырвавшись на свободу, даже если его владельцем был простой смертный, он тут же вознамерился показать, как сильно семья этого пустоголового сопляка испортила его. И теперь, спровоцированный мечом Янь Чжэнмина, флаг разразился более чем десятком молний. Молнии столкнулись с мощной аурой клинка, что заставило людей вокруг почувствовать головокружение.
Выражение лица Янь Чжэнмина слегка изменилось. Он не мог не отступить назад. Юноша почувствовал, как сила знамени подавила его изначальный дух.
В этот момент он услышал за спиной звук вынимаемого из ножен оружия. За эти несколько дней он уже успел привыкнуть к холоду. Чэн Цянь отошел в сторону и сказал:
— Я слишком долго сидел взаперти и никогда не видел дух истинного дракона. Старший брат, пожалуйста, позволь мне взглянуть.
Янь Чжэнмин было растерялся, но в итоге только сильнее разозлился. Он подумал в сердцах: «Прежде этот негодник ни в чем со мной не советовался. Он просто вытаскивал меч. Где он этому научился? Неужели он действительносчитает, что за эти годы я превратился из «бесполезного старшего брата» в «бесполезного старшего брата, которого нужно уговаривать?»
Он готов был бороться с сознанием целых поколений могущественных заклинателей в печати главы клана. Почему он должен бояться какой-то рогатой змеи, которая, к тому же, была мертва вот уже восемь тысяч лет?
Янь Чжэнмин не сказал ни слова, вся его фигура утонула в ярком свечении, превращаясь в острое лезвие. Тысячи клинков, сформированных его изначальным духом, не таясь, засверкали в воздухе. Мгновение спустя клинки столкнулись с яростными молниями. Они словно плыли против течения. Дух меча и ярость стихии встретились. Земля взревела. Грохот, докатившийся до гор, спугнул всех животных, каждое создание поспешило спрятаться. Но ни дух истинного дракона, ни впавший в бешенство заклинатель, не собирались уступать друг другу. Грозовые облака бурлили, подобно волнам.
Сидевший в повозке избалованный мальчишка испытал настоящий ужас. В прошлом, стоило ему только достать знамя истинного дракона, и враги тут же становились перед ним на колени, моля о пощаде. Кто же знал, что, столкнувшись с сильным противником, флаг выйдет из-под контроля? В этот момент его поддерживали лишь два заклинателя изначального духа, от которых он теперь полностью зависел. Ветер и дождь, вызванные пробудившимся драконом, превратили их в перепелов в супе. Юноша мог только дрожать, пока его челюсть не онемела от стука зубов.
Кроме двух заклинателей изначального духа, все остальные несчастные, что сопровождали повозку, попадали на землю, не в силах поднять головы.
Оставшийся наблюдать за битвой Чэн Цянь, неподвижно замер. Юноша был смущен. Какое-то время он никак не мог понять, что именно сказал не так.
Видя такое положение дел, Лужа поспешно спряталась в рукав своего второго брата. Она решила вести себя мудро и не спорить с главой своего клана и, по совместительству, самым старшим братом.
Неужели ее старший брат тоже переживал ежемесячные неприятности? У него определенно был вспыльчивый характер!
Дух дракона вскинул голову к небу и взревел. Янь Чжэнмин довел силу барьера вокруг своего тела до крайности. Ему было наплевать на ветер и мороз4 вокруг. Широкие рукава его одежд истрепались и развевались на лету. Бесчисленные мечи, образованные его изначальным духом, слились в один. Впитав в себя силу непогоды, клинок, словно древнее божество, расколол небеса, но заклинатель и не думал унять свою ярость. Тень меча двинулась прямо на дракона.
4 风刀霜剑 (fēng dāo shuāng jiàn) ветер ― как нож, иней― как кинжал (обр. в знач.: скверное положение).
Внимательно следя за происходящим, Чэн Цянь тихо произнес:
— Формирование клинка... Наш старший брат уже достиг такого уровня?
Говорили, что «формирование клинка» для заклинателя — это первый шаг на пути к превращению собственного тела в оружие. Когда мастер клинка входил в эту стадию, он действительно касался сферы знаний о божественном мече, которую нельзя было постигнуть со слов другого человека.
Этого было достаточно, чтобы стать одним из лучших в мире самосовершенствования.
— Насколько я знаю, когда он сражался мечом в прошлый раз, он находился на уровень ниже, — Ли Юнь многозначительно посмотрел на юношу. — Боюсь, твое присутствие давит на него.
Эта фраза ошеломила Чэн Цяня, окончательно лишив его дара речи. Он инстинктивно захотел возразить, но передумал. Юноша почувствовал, что на этот раз Ли Юнь действительно был прав.
Выражение его лица стало сосредоточенным.
— Тогда… след внутреннего демона у него на лбу, тоже из-за меня?
В этот момент с неба раздалось сердитое рычание, и меч Янь Чжэнмина пронзил дух дракона.
— Старший брат, это знамя истинного дракона, больше таких в природе не существует! Нельзя так расточительно относиться к сокровищам! Ох, флагшток сломался! Осторожнее! — поспешно закричал Ли Юнь.
Янь Чжэнмин пропустил его слова мимо ушей и, похоже, окончательно решил отправить и знамя, и его дух обратно в царство мертвых.
Ли Юнь нетерпеливо посмотрел на Чэн Цяня.
Но Чэн Цянь все также молча стоял. Не имея другого выбора, Ли Юнь вынужденно произнес:
— Сяо Цянь, мертвые не могут вернуться к жизни, но ты стал исключением. Когда кто-то возвращается из прошлого, другие могут почувствовать такой страх и вину, что ты даже представить себе не можешь. Это настолько тяжело, что может лишить человека сна. Это может изменить мировоззрение. Прошло сто лет, неужели ты думаешь, что все так же просто, как раньше? Я не могу сказать, сколько времени он ненавидел себя из-за тебя, но не заставляй его ненавидеть себя еще больше.
Внешне холодный5, Чэн Цянь всегда был сообразительным юношей6, но сейчас, слушая Ли Юня, он все еще не понимал ни слова.
5 冰霜 (bīngshuāng) лёд и иней (обр. в знач.: нравственная чистота, целомудрие).
6 闻一知十 (wényīzhīshí) по одному признаку понимать весь предмет (обр. о способном человеке).
С помощью силы «формирования клинка» ситуация в воздухе изменилась. Прежде грозный и величественный дух дракона постепенно отступал, подавленный аурой Янь Чжэнмина. В конце концов, он не выдержал, и повернул назад, пытаясь убраться прочь.
В этот момент Чэн Цянь словно превратился в падающую звезду. Он устремился туда, где раскинулось знамя. Попадавшие на него капли дождя тут же замерзали, превращаясь в иней. Его изначальный дух, вопреки всему сформированный в камне сосредоточения души, вырвался наружу и в один момент достиг дракона, пытавшегося скрыться внутри флага.
Раненный зверь застыл в воздухе, подавленный изначальным духом Чэн Цяня.
Кончик меча Янь Чжэнмина почти коснулся знамени, но затем резко остановился. Убийственная Ци все еще не покинула его, но юноша спокойно посмотрел на Чэн Цяня.
Делая вид, что не заметил этого, Чэн Цянь улыбнулся ему и произнес:
— Смотри, глаза второго брата посинели. Он послал меня сюда специально, чтобы попросить пощады. Старший брат, пожалуйста, прояви снисхождение.
«Я в бешенстве, — подумал Янь Чжэнмин. Однако, видя столь редкую улыбку Чэн Цяня, он не мог долго сердиться. Холодное убийственное намерение и внутренний демон, чей след вспыхнул у него на лбу, наконец, начали рассеиваться, оставив вокруг его тела лишь ауру клинка. Однако Янь Чжэнмин совсем не оценил тот факт, что одной ногой ступил в область знаний о божественном мече. Напротив, он раздраженно проклинал себя. — Это выглядело так, будто я вновь позволил ему одурачить себя. Как же я бесполезен».
Сквозь окружавший его блеск клинков, Янь Чжэнмин снова посмотрел на Чэн Цяня.
— Что? Ли Юнь хочет эту сломанную игрушку? Вечно он собирает всякий мусор.
Чэн Цянь закатал длинные рукава своего ханьфу и вернул застывший в воздухе дух дракона обратно в знамя. Как только оно упало на землю, буря немедленно затихла, будто все случившееся ранее, было всего лишь иллюзией. Чэн Цянь поднял флаг и осторожно свернул его. Когда пальцы юноши коснулись, сломанного Янь Чжэнмином, флагштока, он почувствовал легкую дрожь запертого внутри духа.
Этот дракон был божественным зверем. И все же он пал до такого состояния. Была ли всему этому виной непостоянная воля небес?
Мир безжалостен, он ко всему относится как к соломенным псам7.
7 刍狗 (chúgǒu) чучело собаки (в древнем Китае ― для жертвоприношений, по окончании которых его выбрасывали; обр. в знач.: ненужная, бесполезная вещь, хлам).
Возможно, перед небесами все, так называемые, божественные звери и великая сила — не более чем муравьи?
Эта мысль заставила его почувствовать себя потерянным и печальным.
Бросив знамя истинного дракона Ли Юню, Чэн Цянь перевел взгляд на стоявшую в стороне повозку. Лошади вырвались из поводьев и исчезли. Теперь юноша гадал, как этот избалованный мальчишка собирается возвращаться. Позволит ли он этим собакам нести его на своих мечах?
— Поскольку вы намерены заключить мир, мы примем этот дар, — снисходительно произнес Янь Чжэнмин.
Рядом с ним счастливо улыбался Ли Юнь.
— Да, большое спасибо, — эхом отозвался юноша.
Оба старика видели это. Один из их противников достиг уровня «формирования клинка», а другой своим изначальным духом смог подавить дух дракона. Пусть знамя и оказалось у него в руках, но он все еще был в опасности… ведь это был настоящий божественный зверь.
Как можно было столь безрассудно провоцировать таких людей? Даже проиграв, у них не осталось никакого другого пути, кроме как смириться.
— Даою, могу ли я узнать, из какого вы клана? — осведомился один из заклинателей.
Услышав это, прятавшаяся в рукаве Ли Юня Лужа, выглянула наружу.
— Почему мы должны тебе говорить? Чтобы ты потом нам отомстил?
Старик смутился и замолчал.
Обычно Лужа не осмеливалась так разговаривать с заклинателями, сформировавшими свой изначальный дух. Однако сейчас все ее старшие братья были здесь, потому она воспользовалась этой редкой возможностью, чтобы покрасоваться. Будучи в приподнятом настроении, она тут же уселась на плечо Чэн Цяня. Безопаснее всего было в обществе третьего брата. В этом отношении ее самый старший брат занимал лишь второе место.
Внезапно, вокруг ее ноги обвилась тонкая, как паутинка, нить. Выпустивший ее из кончика пальца Янь Чжэнмин, недовольно произнес:
— Слишком шумно.
Связав свою младшую сестру, юноша развернулся и пошел прочь, потащив ее за собой, как воздушного змея.
Даже попав в беду за пределами города и став «бродягой по фамилии Ли», Ли Юнь все равно был совершенно счастлив, как нищий, наткнувшийся на великое сокровище. Он держал знамя истинного дракона обеими руками, поглаживая пальцами сломанный флагшток, содержавший в себе часть тела божественного зверя.
— Как и ожидалось от нашего Сяо Цяня… — весело прокомментировал юноша.
— Кто тут твоя семья? — прорычал Янь Чжэнмин прежде, чем Чэн Цянь успел хоть что-то ответить.
Стоило ему только произнести эти слова, как Ли Юнь, Лужа и Чэн Цянь разом уставились на него.
— Старший брат, ты что, сражаешься за благосклонность? — поддразнил его Ли Юнь.
Янь Чжэнмин промолчал.
Ли Юнь сразу же поддался влиянию старшего брата и отшатнулся от него.
Янь Чжэнмин, все еще пытавшийся сохранить остатки достоинства, с невозмутимым видом сказал Чэн Цяню:
— Мы прямо сейчас отправимся в башню Красной птицы. Нет смысла ждать до пятнадцатого числа восьмого месяца. Там будет множество людей, могут возникнуть новые неприятности. На что ты уставился? Перестань!
Чэн Цянь послушно опустил глаза. Если бы он не улыбался, это выглядело бы более убедительно.
Янь Чжэнмин с грустью обнаружил, что нет никакого способа спасти свою честь, поэтому он оставил Чэн Цяня позади и, не оглядываясь, пошел вперед.
Как только они ушли, избалованный сопляк вскочил и принялся в ярости топать ногами. Он был унижен и, в добавок, лишился знамени истинного дракона.
Этот мальчишка действительно был мастером по части не усваивания уроков, которые ему преподавала жизнь. Он тут же забыл, как неуверенно прятался за спинами двух могущественных заклинателей. Не имея даже малой толики уважения, он оттолкнул от себя старцев и закричал:
— Бесполезные! Вы все бесполезные! Если бы мой отец узнал об этом…
Оба заклинателя вздохнули. Один из них произнес:
— Молодой господин, прошу вас, успокойтесь. Мы недалеко от башни Красной птицы. Пожалуйста, следите за своими словами и поступками. Если кто-то узнает о нас, могут возникнуть проблемы.
— Пошел вон! Вы даже не можете разобраться с бродячими заклинателями. Какой смысл моему отцу держать вас при себе? — мальчишка плюхнулся в повозку и указал на упавших заклинателей. — Вы потеряли моих лошадей, так что теперь вам придется тащить меня вместо них! Мне нужна эта говорящая птица. И не позволяйте мне больше видеть этих людей!
Это избалованное создание привыкло унижать других. Даже если он требовал заклинателей, достигших уровня изначального духа, быть его лошадьми, кто вообще мог возразить ему. Старик, на которого указал мальчишка, едва поднялся на ноги и с почтением попытался успокоить его.
В этот самый момент, из раскинувшегося позади них леса, медленно выползла змея, толщиной с большой палец. Она была вся черная и почти сливалась с землей. Змея тихонько подползла к повозке. Поскольку заклинатели были заняты избалованным мальчишкой, никто из них не заметил ее.
Маленькое существо открыло пасть, высовывая черный, как смоль, язык, и тут же испарилось в воздухе, исчезнув между лопаток избалованного сопляка.
Стоявший рядом с ним заклинатель, что изо всех сил пытался отговорить юношу от дальнейших неприятностей, увидел, что тот внезапно замолчал. Юноша резко прекратил свою истерику, будто, наконец, прислушался к словам других людей.
Заклинатель уже было решил, что ему действительно удалось сдвинуть этого сопляка с места, и тут же воспользовался случаем, чтобы польстить ему.
— Молодой господин, забудьте об этом, едва узнав, кто вы, люди будут благоговеть перед вами. Это не проблема, что мы потеряли лошадей. Может быть, вместо них мы потянем вашу повозку?
Избалованный мальчишка задумчиво посмотрел на заклинателя. С несвойственным ему спокойствием он опустил глаза и сел на место.
Он больше не настаивал на их смерти, и старики, наконец, вздохнули с облегчением. Никто из них не задумался о том, почему их молодой господин вдруг стал таким понимающим.
Избалованный мальчишка задернул занавески и опустил взгляд на свои изнеженные руки. Темная Ци заклубилась в его глазах, и он криво усмехнулся.
Я заключен в тюрьму.
Башня Красной птицы находилась на краю высокого утеса. Глядя вниз, можно было увидеть огромное, раскинувшееся на сто чжан, озеро. Оно было такое глубокое, что его воды казались почти черными. Сокрытое в тени, оно напоминало темный нефрит.
Красная птица юга родилась в огне. Яркая и величественная, она была повелительницей всех птиц.
Это место напоминало Божественную пагоду, излучавшую священную ауру. Однако, при ближайшем рассмотрении это оказалось всего лишь старое обшарпанное строение. Из-за жаркого и влажного южного климата, стены башни покрылись плесенью, похожей на пепел, оставшийся от ее былой славы. Лишь на крыше все еще виднелись киноварные пятна. Отрезанная от всего мира, башня Красной птицы одиноко стояла в непроходимой глуши.
За пределами башни, некогда окружавшие ее стены наполовину обрушились. Красная кирпичная пыль смешалась с поросшими мхом камнями. Растущие вокруг сорняки достигали высоты жилого дома, но не было никого, кто желал бы пропалывать их. Даже в безветренную погоду они, время от времени, покачивались сами по себе.
На расстоянии двух или трех ли вокруг этого места было совершенно пусто.
Группа Янь Чжэнмина узнала о ней слишком поздно. До пятнадцатого числа восьмого месяца оставалось еще три дня. Они думали, что смогут избежать толпы, но, едва прибыв на место, заметили, что все пространство вокруг башни Красной птицы уже было заполнено людьми.
Однако, ни один из этих заклинателей не мог приблизиться к ней. Строение окружало плотное кольцо Ци, подобно зверю-хранителю, таящемуся у ворот. Кольцо испускало невидимый, но яростный и безжалостный жар. Кто бы ни осмелился ступить на ее территорию, его тело тут же оказалось бы сожжено.
Собравшиеся в трех ли от башни заклинатели напоминали рой.
Все они надеялись, что, может быть, им повезет попасть внутрь, где наверняка было сокрыто какое-то чудо, способное помочь им сразу же достигнуть небес1.
1 一飞冲天 (yīfēichōngtiān) – с одного взлёта достигнуть неба (обр. о великом деянии, успехе).
Те, кто за жизнь успел нажить какое-либо состояние, создавали себе убежища с помощью артефактов. Беднякам же приходилось использовать землю как постель, а небо как одеяло (2). Царящая вокруг атмосфера напоминала рынок смертных. Сообразительные местные жители приносили еду, чтобы продать ее заклинателям, еще не достигшим состояния инедии. Однако, люди здесь были простыми и честными, к тому же, не такими трудолюбивыми, как народ, живущий у Восточного моря, поэтому торговля не пользовалась особой популярностью.
2 幕天席地 (mùtiānxídì) – небо служит шатром и земля ― кошмой (обр. в знач.: расположиться на вольном воздухе).
Ли Юнь огляделся вокруг и предложил:
— Старший брат, здесь так много народу. Я думаю, не стоит проявлять нетерпение. Давай останемся на ночь. Ты едва достиг уровня «формирования клинка», тебе нужно укрепить его. Я тоже должен попытаться найти способ вернуть нашей младшей сестре человеческий облик. В образе птицы она искушает людей больше, чем в образе человека.
Янь Чжэнмин согласно кивнул и достал кольцо, инкрустированное камнем размером с голубиное яйцо. На первый взгляд оно было похоже на кольцо для стрельбы из лука, но внутри находился самый настоящий жилой двор.
Камень становился все больше и больше, все прозрачнее и прозрачнее, пока, наконец, не превратился в небольшое строение с садом, внутри которого, отдельно ото всех, могли разместиться несколько человек. Как оказалось, кольцо содержало в себе маленький мир.
Здесь было все, от бонсая до крошечной копии горы. Несколько домиков образовывали круг, а посередине разместились великолепные качели.
Стоило кому-то войти во двор, как жара вокруг него тут же исчезала. Внутри царила приятная прохлада. Но активация артефакт сразу же приковала к ним бесчисленные изумленные взгляды окружающих.
— Этот камешек лишь горчичное зерно3, — Ли Юнь медленно шагнул вперед. Прикоснувшись к искусно сделанным качелям, он покачал головой и произнес, — молодой господин, охочий до денег, все эти годы ты занимался контрабандой запрещенных артефактов, но на самом деле в тайне прятал все самые хорошие вещи.
3 Образно о чём-либо крохотном, ничтожном.
— А на кого нам было положиться, чтобы прокормить нашу семью? На тебя? В таком случае мы умерли бы с голоду прежде, чем достигли состояния инедии, — поддразнил его Янь Чжэнмин.
Он оглядел пространство за пределами «горчичного зерна». Окружавшая юношу аура клинка все еще не исчезла и, под его острым, как нож, взглядом, все любопытные тут же обратили свои взоры в другую сторону.
Когда они плыли на остров Лазурного Дракона по Восточному морю, Янь Чжэнмин ничего не знал о жизни. Он только и делал, что искал наслаждений и получал удовольствие. Вопреки воле своего учителя, он настоял на том, чтобы взять большой корабль, чем привлек внимание бесчисленного множества людей. И все же, тогда он весь светился от гордости, радуясь своему превосходному умению хвастаться, не зная, что такое ненависть и зависть, и к каким оскорблениям и нападкам все это могло бы привести.
Но теперь, даже если бы он решил отправиться в путь на лодке из золота и серебра, кто бы осмелился сказать ему хоть слово?
Однако Янь Чжэнмин вовсе не испытывал гордости. Он чувствовал лишь страшный упадок сил.
Сердца людей были полны злобы, так что обладание яшмой4 уже считалось тяжким грехом. С его нынешними способностями он мог без страха красоваться перед всей этой толпой, но не мог открыть печать главы клана Фуяо.
4 怀璧 (huáibì) обладать яшмой (чем привлекать к себе внимание грабителя).
Ничто в этой жизни так не ранило человека, как «бессилие». Янь Чжэнмин чувствовал, что за столько лет это слово почти стало его короной. К счастью, небеса даровали ему способность воспринимать жизнь легче, чем большинство людей. В противном случае, эта мысль уже давно раздавила бы его.
Может быть, учитель передал ему печать главы клана только лишь из-за этого преимущества?
Янь Чжэнмин думал об этом с некоторой долей самоиронии.
— Давайте отдохнем, — сказал он, наконец и, повернувшись, взглянул на Чэн Цяня. — Здесь прохладнее?
Чэн Цянь был так ошеломлен, что на мгновение потерял дар речи. Его тело было сформировано в глубине ледяного озера, поэтому он не любил жару. Однако, будучи обладателем столь уникальной особенности, он совсем не потел. Сам он никогда ничего не говорил, потому решил, что никто этого и не заметит. Но, внезапно оказалось, что его старший брат знал и помнил об этом.
Глядя на растерянное лицо юноши, явно не знавшего, как реагировать на эти слова, Янь Чжэнмин не сдержал вздох.
— Иди сюда, будешь защищать меня. Я должен укрепить свой уровень.
Для мастера меча достижение стадии «формирования клинка» было не просто повышением уровня самосовершенствования. Это было больше похоже на вступление в новый мир. Медитируя, Янь Чжэнмин тщательно осмысливал произошедшее. Долгое время спустя, когда юноша, наконец, открыл глаза, он увидел, что Чэн Цянь действительно преданно охранял его.
Даже полусонные Ли Юнь и Лужа были рядом.
Янь Чжэнмин мягко кашлянул и произнес:
— Что вы все здесь делаете?
Ли Юнь вздрогнул и проснулся. Он выглядел сонным, но все равно выпалил:
— Старший брат, каково это — достичь «формирования клинка»?
Но он был не единственным, кто проявлял любопытство. Они все это чувствовали. Если человек не являлся истинным заклинателем меча, он просто не мог войти в сферу «формирования клинка». Во всем клане Фуяо, включая Хань Юаня, только их глава и старший брат вошел в Дао через меч.
Даже Чэн Цянь сел и выжидающе посмотрел на него.
Ненадолго задумавшись, Янь Чжэнмин осторожно ответил:
— Мир огромен.
Эти слова прозвучали настолько поверхностно, что он мог бы и вовсе ничего не говорить. Только Чэн Цянь, изучавший фехтование прилива, похоже, что-то понял.
Увидев его задумчивое лицо, Янь Чжэнмин печально улыбнулся своим мыслям и разом проглотил то, что собирался сказать дальше: «Но я заперт здесь».
Мир снаружи бесконечен, но я заключен в тюрьму.
Именно это ощущение дала ему сфера «формирования клинка».
Следующей стадией было «вложить меч в ножны».
В отличие от всех остальных, у заклинателей меча очень редко бывали моменты просветления. Чем сильнее на них давили, тем яростнее они сопротивлялись. В этой битве силы Янь Чжэнмина были подавлены духом истинного дракона. Затем его подстегнули неосознанные слова Чэн Цяня. Загнанный в угол обеими сторонами, он сумел вытеснить энергию меча в стадию «формирования клинка».
Заклинатели меча могли делать в Цзючжоу все, что им заблагорассудится. Но они очень редко достигали настоящих высот, потому что этот путь был поистине сложным.
В этот момент Чэн Цянь словно что-то почувствовал. Он встал и уже через несколько секунд оказался у ворот. На пороге их «дома» стоял согнувшийся старик. В полной тишине, он держал в руке мерцавший на ветру фонарь, и ждал.
Этот старик не был похож на заклинателя. Даже если физическое состояние заклинателей ухудшалось, когда они находились при смерти, они все равно почти никогда не выглядели по-настоящему старыми. И все же аура, которую он излучал, не принадлежала смертному.
Старик едва доставал до груди Чэн Цяня. Заметив, что дверь открылась, он медленно поднял голову. Глаза его были непроницаемыми, как у слепого, но взгляд напоминал острие заржавевшей иглы.
Он внимательно оглядел Чэн Цяня с головы до ног, а затем, шевеля отвисшим уголком рта, шепотом сказал:
— Молодой человек, пусть семь Больших Бедствий уже закончились, но три беды5 и девять несчастий, еще не свершились.
5 三灾 (sānzāi) будд. три бедствия (малые — голод, мор, война; великие — гибель неба, земли и всего сущего).
Вокруг воцарилась мертвая тишина. Никто не желал говорить о том, почему этот старый хрыч вдруг явился к месту отдыха группы Янь Чжэнмина с таким видом, будто пришел на похороны. На глазах у всех собравшихся он, шаг за шагом, вышел из башни Красной птицы.
Зрачки Чэн Цяня сузились.
— Старик, ты…
Однако старик больше не обращал на него внимания. Медленно, словно ему было тяжело двигаться, он прошел мимо Чэн Цяня прямо к Янь Чжэнмину и тихим голосом произнес:
— Глава клана, пожалуйста, следуйте за мной. Мой господин оставил кое-что для вас.
Прежде чем Янь Чжэнмин успел ответить, старик уже развернулся и вышел на улицу, по-видимому, абсолютно уверенный, что юноша последует за ним.
Янь Чжэнмин поспешно помахал рукой Ли Юню, а затем побежал за стариком. Усвоив урок из инцидента с «флиртом», Лужа с сомнением заметалась между Чэн Цянем и Ли Юнем, а затем решительно спряталась в рукаве Чэн Цяня, оставив Ли Юня позади, словно служанку, обязанную привести «горчичное зерно» в порядок.
Под восхищенными, возмущенными и растерянными взглядами толпы они последовали за появившимся из башни стариком. Никто не осмелился произнести ни слова. Башня Красной птицы открывалась каждый год, вот уже на протяжении ста лет. Если внутри действительно было что-то стоящее, то это «что-то», несомненно, уже забрали. Все могущественные заклинатели заботились о своей репутации, поэтому никто из них не желал опускаться до подбирания остатков. Ну, а те, кто пришел сюда попытать удачу, были обычным сбродом. Никто не мог возразить.
Прямо перед стариком, окружавшая башню стена яростного жара, разделилась надвое, открывая проход, чтобы остальные тоже могли войти. Поскольку лед и пламя издревле противостояли друг другу, Шуанжэнь громко зажужжал. Чэн Цянь смог это вынести, но почувствовал себя крайне неуютно. В этот момент ему в спину вдруг впился очень злобный взгляд. Юноша тут же оглянулся и пробежал глазами по оставшейся позади толпе. Там, вдалеке, он увидел повозку избалованного мальчишки, которого они ранее уже успели проучить.
«Он просто ничтожный ребенок, еще даже не достигший стадии слияния», — решил Чэн Цянь и отвел взгляд.
Тем не менее, то ли из-за того, что в районе башни Красной птицы было слишком жарко, то ли из-за чего-то еще, но его сердце переполняло беспокойство, будто что-то вот-вот должно было случиться.
Старик шел очень медленно, и им потребовалось некоторое время, чтобы добраться до башни. Над полуразрушенным входом висело несколько ржавых колокольчиков. Словно чувствуя приближение чужаков, колокольчики слегка покачивались, глухо позвякивая. Старик с трудом открыл дверь и тихо произнес:
— Входите.
— Старший, мы пришли сюда не ради башни Красной птицы. Просто мой учитель запечатал нашу гору и оставил ключ, часть которого — пароль, хранившийся у старейшины Сюя. Мы здесь лишь для того, чтобы… — начал было Янь Чжэнмин.
Но старик, казалось, ничего не слышал. Он прервал его и снова повторил:
— Входите.
В башне царила кромешная темнота. Нахмурившись, Янь Чжэнмин приподнял подол своего ханьфу и шагнул вперед. Снаружи клубился нестерпимый жар, но внутри было холодно и влажно. От столь неожиданного контраста и внезапного перепада температур волосы вставали дыбом.
Затаив дыхание, старик принялся, один за другим, зажигать фонари. В башне пахло землей, и не было ни одного окна. Это немало угнетало.
Тело Чэн Цяня было сформировано из божественного артефакта. Он мог не знать о сокровищах этого мира, но очень хорошо чувствовал светлую или темную Ци, содержавшуюся в таких вещах. Однако, оглядевшись вокруг, он понял, что это место вовсе не было легендарной сокровищницей. Напротив, здесь было совершенно пусто. Это была просто башня с четырьмя стенами.
Старик повел их по узкой лестнице на самый верх, где стояла, тщательно вырезанная из камня, статуя. Это была настолько изящная работа, что изображенный на ней человек казался живым. Статуя принадлежала худощавому мужчине с ясными глазами. Его тонкие брови придавали лицу немного женственный вид.
Старик поклонился камню и сказал:
— Мастер, гости пришли.
Как оказалось, эта статуя была не кем иным, как Сюй Инчжи, владыкой башни Красной птицы.
Вспомнив, что у него все же есть просьба, Янь Чжэнмин поспешно напустил на себя самый смиренный и вежливый вид. Юноша вел себя так, будто имел дело с реальным человеком. Он остановился на небольшом расстоянии от старика и, как и подобает младшему, вежливо поприветствовал:
— Прошу прощения, что побеспокоил вас, господин.
Старик бросил на него быстрый взгляд. Хотя лицо его ничего и не выражало, он, вероятно, остался доволен увиденным. Старик зажег для каменной статуи немного благовоний, затем достал из-за алтаря древнюю деревянную шкатулку и протянул ее Янь Чжэнмину.
— Я — дух этой башни, чья жизнь поддерживалась духовной энергией моего господина. Мой господин скончался давным-давно, и башня Красной птицы вот-вот встретит свой конец. Я волновался, что не успею вернуть это вашему уважаемому клану, но теперь я, наконец-то, могу обрести покой.
Янь Чжэнмин открыл деревянную шкатулку и увидел внутри три старые медные монеты.
Удивленный, он в замешательстве посмотрел на духа башни.
Но старик не стал ничего объяснять, только махнул рукой и сказал:
— Это твое.
Затем он повернулся, превратился в зеленый дым и влетел в голубую лампу, висевшую над каменной статуей.
Янь Чжэнмин не осмелился прикоснуться к трем древним монетам, ведь он понятия не имел, какую тайну они могли в себе хранить. Он собирался было спросить Ли Юня, знавшего, по его словам, «все на свете», как вдруг колокольчики, висевшие у входа в башню, громко зазвенели. Фонарь над головой каменной статуи замерцал, со всех сторон, шурша, поползли бесчисленные тени. Вдруг, неизвестно как пробившись через защиту башни, к Янь Чжэнмину потянулась белая, как мел, рука.
«Смерти ищешь?» — подумал Янь Чжэнмин.
Прежде, чем рука успела приблизиться к нему, аура меча рассекла ей запястье. Кисть отлетела в сторону, но ни капли крови не пролилось из раны. Лишь странное темное облако соскользнуло на землю и тут же превратилось в бесчисленных черных, как смоль, змей. Твари жадно уставились на людей.
Человек с отрубленной рукой вышел из темноты. Это был тот самый избалованный мальчишка, с которым они уже успели столкнуться ранее. Все его тело было окутано необычайно тяжелой энергией, а на лице застыла странная улыбка. Стоило ему только открыть рот, как оттуда, вместо человеческой речи раздалось шипение.
Фонарь над каменной статуей мигнул и погас. Вопреки всем ожиданиям, дух башни оказался лишь старой черепахой6, спрятавшей голову в панцирь.
6 缩头乌龟 (suōtóu wūguī) трус (досл. черепаха, которая спрятала голову в панцирь).
— Что это такое? — тихо спросил Чэн Цянь
Ли Юнь покачал головой. Демонические существа действительно могли овладевать людьми, но этот испорченный ребенок, похоже, не был одержим. Он больше походил на того, кто сам был демоническим совершенствующимся.
Однако, они сражались с ним днем. Этого просто не могло быть.
Чэн Цянь обвел взглядом всех присутствующих. Он вдруг понял, что маленьких черных змей становилось все больше и больше, но они не спешили приближаться к остальным. Похоже, что их единственной целью был Янь Чжэнмин.
Он тут же вытащил Шуанжэнь, и аура морозного клинка устремилась к избалованному мальчишке. В этот момент чья-то рука внезапно схватила его сзади за плечо. Янь Чжэнмин оттащил его в сторону так, что слова застряли у юноши в горле.
— Уйди с дороги.
Увидев, как на лбу Янь Чжэнмина вспыхнул знак внутреннего демона, Чэн Цянь внезапно испугался.
— Постой, бра…
Все тело Янь Чжэнмина уже обратилось в смертоносное лезвие. Оказавшись отброшенным прочь, избалованный мальчишка только шире ухмыльнулся, и улыбка на его лице стала еще более злобной, а черные глаза превратились в две бездонные пропасти. Казалось, он без каких-либо усилий скакал по башне Красной птицы на кончиках пальцев ног, с широко раскинутыми руками, словно желал обнять необычайно острую ауру меча. Клинок Янь Чжэнмина со свистом рассек юношу с головы до ног. Но вдруг, обе половины тела одержимого мальчишки стали вести себя по-разному. Одна из них упала, корчась в предсмертных судорогах, и, наконец, затихла. Другая же превратилась в сгусток черного тумана. Вместо того, чтобы уклониться от атаки, туман бросился прямо на Янь Чжэнмина.
Три медные монеты, все еще находившиеся у юноши в руках, зазвенели, заставив сгусток темноты слегка замедлиться. В этот момент его атаковал Чэн Цянь. Плотный белый иней тут же образовал непроницаемую ледяную стену.
Внезапно, монеты вылетели из деревянной шкатулки и ринулись прямо к печати главы клана, висевшей на груди Янь Чжэнмина. Услышав, как кровь застучала у него в ушах, Янь Чжэнмин осознал, что его изначальный дух покинул тело и, повинуясь как-то непреодолимой силе, устремился следом за ними.
Мимо пронесся вихрь хаотичных образов. С щелчком открылся квадрат Красной птицы. Темнота упала на глаза Янь Чжэнмина. Когда юноша вновь обрел способность видеть, он понял, что оказался в незнакомом месте. Статуя превратилась в живого человека. Мужчина одиноко сидел за каменным столом, опустив голову. В руке у него были зажаты три монеты.
Янь Чжэнмин посмотрел на отражение в стоявшей на столе чашке чая, и с ужасом обнаружил, что вновь оказался в теле старейшины их клана: Господина Бэймина.
Он словно плакал без слез, гадая, что связывало его с их старшим наставником, бросившим вызов морали и восставшим против всего.
Над каменным столом повисло напряжение. На гладкой поверхности, лицевой стороной вниз, лежала деревянная табличка. Владыка башни Красной птицы Сюй Инчжи перевернул ее. На табличке были изображены три иероглифа: «Хань Мучунь».
Янь Чжэнмин почувствовал, как его сердце затрепетало. Отчасти, причиной тому было его собственное удивление при виде имени учителя. Но, с другой стороны, это чувство исходило из того, что творилось в душе Господина Бэймина.
Затем он услышал слова, сорвавшиеся с губ Сюй Инчжи: «Умрет молодым».
На дне бездны нет места для персикового пруда.
Янь Чжэнмин услышал свой… Нет, хриплый голос своего старшего наставника.
— Как мне это изменить?
Сюй Инчжи опустил глаза и безразлично ответил:
— Тун Жу, если ты веришь в судьбу, то уже должен был понять, что означают слова «все предопределено». Обычным людям не под силу это изменить. Но если это не так, то ты должен знать, что: «Для того же, кто знает все наперед, Путь — это то, что уже закончилось, а глупость — это то, что только начинается»1. Первые пятьсот лет познания и последние пятьсот лет — все это ложь. Но, с другой стороны, ты веришь в то, что видел в тайном царстве трех существований2, и пришел ко мне, чтобы спросить, как это изменить. Разве это не смешно? Я бы посоветовал тебе оставить все как есть и не слишком увлекаться.
1 Лао Цзы. Дао Де Дзин. 38 стих
2 三生 (sānshēng) будд. три жизни, три существования (прошедшее, настоящее и будущее).
Хотя Янь Чжэнмин не имел ни малейшего понятия3, что такое «три существования» и не понимал всю суть истории, он чувствовал, что этот Сюй был хорош лишь в праздной болтовне4.
3 丈二和尚 (zhàng’èr héshang) обр. теряться в догадках; не иметь понятия, в чем дело.
4 站着说话不腰疼 (zhànzhe shuōhuà bù yāoténg) букв. от праздной болтовни спина не заболит (обр. в знач.: болтать без дела).
Тун Жу, Господин Бэймин, долго молчал, но Янь Чжэнмин понимал его. Знакомые чувства: беспомощность и непреодолимый гнев, одно за другим поднимались в его груди, будто волны.
Казалось, юноша только сейчас осознал, почему он всегда симпатизировал мастеру, которого никогда раньше не встречал. Они оба находились в одной лодке.
Легким движением руки Сюй Инчжи начертил в воздухе линию, и три монеты тут же прыгнули ему в ладонь. Похоже, из-за его бесчисленных попыток предсказать судьбу на кончиках его пальцев появились мозоли.
Он вздохнул и мягко произнес:
— С древних времен процветание идет рука об руку с упадком, а успех рука об руку с неудачей. Разве такие заклинатели, как мы, не должны это понимать? В конце концов, разве мы не боремся с кармическим циклом ради достижения Великого Дао и обретения бессмертия? Разве мы не стремимся избежать страданий смертной жизни? Тун Жу, небеса даровали тебе великие таланты. Ты смог пройти дальше, чем другие. Будь то твоя семья или члены твоего клана, все они — это то, что связывает тебя с бренным миром, а, следовательно, все они лишь иллюзия. Ты должен избавиться от всего этого. Не стоит заблуждаться.
— Я не могу.
Сюй Инчжи перебил его:
— Желать человека — значит упорствовать в своих заблуждениях. Кого ты желаешь всей своей душой?
Тун Жу отвернулся, силясь избежать его взгляда. Но мгновение спустя он спросил:
— Если однажды ты увидишь, что твоя жизнь подходит к концу, сможешь ли ты также легко сказать: «Связи с этим бренным миром должны быть разорваны»?
— Нет никакой разницы между грибом и цикадой, червяком и мной. Разве это не смешно — обижаться на судьбу? — произнес Сюй Инчжи, совершенно не изменившись в лице.
Наблюдавший со стороны Янь Чжэнмин заметил, что для владыки башни Красной птицы не было никакой разницы между тем, чтобы быть живым или же превратиться в каменную статую. В его глазах ничто в мире не имело значения. Для него все казалось обыденным. Он ввязывался в такие дела лишь потому, что у него было слишком много свободного времени.
Хотя, если говорить об этом…
Во все времена, под вечным небом, имели ли значение расцвет и падение одной страны?
В целом свете, среди множества людей, так ли важны были жизнь и смерть отдельного человека?
Сюй Инчжи не ошибся. Все понимали эту простую истину. Однако в маленьком, постоянно меняющемся мире, от отдельного человека и его семьи до целой нации, кто не старался заботиться о «мелочах»? По сравнению с вечностью, все эти жизни и смерти, встречи и расставания, любовь и ненависть значили не больше, чем волны на море и белый цветок, недостойный упоминания.
Однако разве переживавший все это человек не страдал от душераздирающей боли?
До тех пор, пока его глаза могли видеть, он мог смотреть на, внушавший благоговейный трепет, бесконечный пейзаж, полный гор и рек. Но, поднявшись на самую вершину и стоя среди облаков, мог ли он точно сказать, где находится?
Янь Чжэнмин раздраженно сморщился и попытался придумать, как сбежать из этого странного места, но угол обзора снова изменился. Его старший наставник, Тун Жу, встал и произнес:
— Ты ошибаешься. Бесчисленные поколения пытались достичь бессмертия, но кто из них преуспел? Рано или поздно жизнь подойдет к концу. Я похож на муравья, но я же и отличаюсь от них. И я и муравьи, мы рождаемся утром, а умираем в сумерках. Однако, когда-нибудь все они станут глиной под ногами, но даже если мое тело умрет, моя душа станет частью родословной горы Фуяо. До тех пор, пока наследие моего клана живет, родословная Фуяо не прервется. Почему я должен стремиться к иллюзорному долголетию?
Сюй Инчжи понимал, что их пути совершенно разные. Все советы были бессмысленными.
— Хорошо, если ты так настаиваешь, мне больше нечего тебе сказать. Но я действительно не смогу тебе помочь. То, что ты видел в тайном царстве трех существований, все равно произойдет. «Жизнь» клана Фуяо действительно подходит к концу. Что ты собираешься делать? С древних времен те, кто рисковал всем, в попытке бросить вызов воле небес, получали лишь противоположное тому, что хотели. Ты тоже хочешь пойти по этому пути, мой старый друг?
— Не забывай «Великий Путь» состоит из пятидесяти частей, а небесное прорицание открывает лишь сорок девять*. Ничто не совершенно, но всегда есть способ выжить. Я обязательно найду его.
Сказав это, мужчина повернулся, чтобы уйти.
Внезапно, Сюй Инчжи окликнул его:
— Подожди, Сяо Чунь...
Тун Жу остановился как вкопанный. Опустив голову, он лишь тихо вздохнул.
— Это не то, о чем ты думаешь.
— Тогда кто он для тебя? — спросил Сюй Инчжи.
— На протяжении многих лет Цзян Пэн лишь номинально был моим учеником. Зачастую, я даже не виделся с ним. Сяо Чунь мой единственный ученик. У меня нет никаких грязных мыслей насчет него. Просто…
Но вдруг, словно почувствовав, как бессмысленно объяснять все это постороннему, Тун Жу лишь слегка улыбнулся, а затем внезапно исчез.
Янь Чжэнмин ошеломленно промолчал.
Он ясно чувствовал безмерную усталость, поднимавшуюся в сердце его старшего наставника. Только один человек мог рассеять его тысячелетнее одиночество. Они так долго поддерживали друг друга, что их связь стала такой же глубокой, как Северное море. Стоило Тун Жу только взглянуть на этого человека, и в его сердце тут же расцветала весна.
Что же до всего остального... Как он мог посметь?
Янь Чжэнмину стало плохо. Он вдруг засомневался, все ли в порядке с его чувствами и разумом. Были ли эти, так называемые, «грязные мысли», хорошо ему знакомы?
Куча абсурдных теорий цветами персика расцвели5 в голове Янь Чжэнмина. Ему казалось, что все его тело покрыто грязью. Достоинство главы клана разбилось вдребезги, и он попросту больше не мог его вернуть.
5 桃色 (táosè) обр. любовный, романтический, амурный. Цветок персика — символ романтической любви. Говорят, что у очень популярного человека со множеством любовников судьба «цветка персика».
В этот момент картина перед его глазами изменилась. Осмотревшись, он понял, что вернулся со своим наставником на гору Фуяо.
На миг Янь Чжэнмин даже позабыл свои недостойные домыслы о любовной истории старших. Его сердце забилось быстрее. Юноша надеялся, что Тун Жу замедлит шаг и позволит ему хорошенько рассмотреть прошлое горы Фуяо.
Но его старший наставник бежал быстрее кролика, увлекая его следом за собой на другую сторону склона.
Впереди простиралась Долина демонов. Цзыпэн чжэньжэнь и несколько других, незнакомых Янь Чжэнмину, монстров, похоже, вышли, чтобы поговорить с Тун Жу. Их голоса звучали в разнобой. Некоторое время Янь Чжэнмин даже не мог их различить, но ему показалось, что демоны хотели остановить Тун Жу.
Но Тун Жу по-прежнему твердо стоял на своем. Будто человек, проглотивший гирю от весов, он одним рывком спрыгнул в ущелье.
Янь Чжэнмин округлил глаза. Пока он находился в теле Тун Жу, его зрение затуманилось, и он почувствовал невыносимую боль, словно его сердце пронзили тысячи стрел. Даже несмотря на то, что он достиг уровня мастера клинка, сознание его потемнело и юношу вышвырнуло вон.
Отдышавшись и придя в себя, Янь Чжэнмин вновь увидел неподалеку Тун Жу. Его старший наставникстоял на коленях на вершине очень высокой платформы.
Существовало ли в глубине горы Фуяо такое место?
Янь Чжэнмин не мог этого вспомнить. Он не часто ходил по тропинке у подножия горы, так как всегда чувствовал, что на глубине долины скрывалось что-то ужасное. Он никогда не осмеливался посмотреть вниз.
Не удержавшись, юноша окинул взглядом путь, проделанный Тун Жу. Огромная лестница протянулась от земли до самого неба, она казалась бесконечной. Лишь бесчисленные ступени, одна за другой, скрывались в облаках. На камне виднелись кровавые следы, увиденная картина поражала воображение.
Янь Чжэнмин повернулся, чтобы вновь взглянуть на Тун Жу, и убедился, что тот действительно стоял на коленях перед камнем.
Янь Чжэнмин потер глаза и подошел ближе, чтобы тщательно его рассмотреть. Он подумал: «Так вот откуда взялся тот валун во дворе Сяо Цяня? Это действительно тот самый камень, которого так жаждал каждый житель на острове Лазурного дракона? Но существует ли в этом мире что-то, что может исполнить любое желание?»
До этого он никогда не стремился к чужеземным сокровищам. На черном рынке Янь Чжэнмин повидал много хорошего. Некоторые из этих сокровищ он с легкостью отбросил, некоторые продал. Большинство из них превратились в игрушки для его младших брата и сестры. Сам он, едва достигнув уровня мастера клинка, больше не нуждался в помощи посторонних предметов. Однако, когда он пристально смотрел на волшебный камень, в его сознании вдруг промелькнуло какое-то необъяснимое чувство. Юноша был очарован им.
В детстве, когда они были маленькими, они часто бегали поиграть во дворе Чэн Цяня, но никто из них не обращал на камень никакого внимания, кроме, пожалуй, жарких дней. Теперь, вспоминая об этом, Янь Чжэнмин подумал, что в то время они действительно были детьми и им просто не о чем было просить.
Как завороженный, юноша задавался вопросом: завладей он им прямо сейчас, смог бы он пожелать, чтобы печать горы Фуяо, наконец, открылась? Смогли бы они вернуться в прошлое? Хань Юань не пошел бы по Темному Пути, Чэн Цянь не пропал бы без вести на сто лет. Его учитель вернулся бы к жизни. Семья Янь была бы также богата и щедра. Они бы жили на горе, равнодушные ко всему миру, как дикие журавли6, работая или развлекаясь, как им заблагорассудится…
6 闲云野鹤 (xiányúnyěhè) вольное облако и дикий (одинокий) журавль (обр. в знач.: не связанный никакими обстоятельствами, полная свобода).
Из бесконечной пустоты Янь Чжэнмин пристально посмотрел на камень. Словно одержимый, он протянул руку, и его ладонь прошла сквозь ладонь Тун Жу.
В этот момент прямо у него над ухом раздался высокий и пугающий звон колокола. Он едва не проник в его душу.
Каждый шаг Тун Жу был отмечен кровью, горная дорога и сто лет поисков Янь Чжэнмина, наконец, пересеклись. Образ холодеющего тела Чэн Цяня у него на коленях, и рассыпающаяся душа его учителя, слились друг с другом. Глаза Янь Чжэнмин покраснели. Он закричал, и внутренний демон, скрывавшийся в течение многих лет, наконец, появился из красной отметины у него на лбу. Он возник прямо перед ним и тут же принял облик Чэн Цяня.
Юноша был весь в крови. Дыра в его груди никак не желала затягиваться. Позабыв, где он находился, Янь Чжэнмин растерялся и бросился вперед, чтобы обнять Чэн Цяня.
— Кто-нибудь, пожалуйста, помогите ему! Мастер! Старший наставник! Куда вы все подевались? Помогите мне осмотреть Сяо Цяня…
В этот момент, исполняющий желания камень, внезапно засиял зеленоватым светом. Свет медленно просочился наружу и окутал тело Чэн Цяня, закрывая смертельную рану в его груди и постепенно смывая кровь.
В душе Янь Чжэнмина бушевала буря: от самой глубины до пика, от великой печали до невероятной радости. Стоя на коленях, юноша почувствовал, как его разум на мгновение совершенно опустел. Он ошеломленно смотрел на Чэн Цяня, и, обращенный к Тун Жу вопрос Сюй Инчжи, прозвучал в его ушах: «Тогда кто он для тебя?»
Чэн Цянь не двигался и спокойно лежал на руках Янь Чжэнмина. Он будто спал. Словно одержимый, Янь Чжэнмин провел пальцами по его щеке и задержался на губах. Лишь слегка дотронувшись, он внезапно одернул руку, будто бы мог обжечься, а затем нерешительно коснулся их снова.
Кто он для тебя?
В этот момент сознание Янь Чжэнмина, казалось, разделилось надвое. Одно из его «Я» пылало праведным гневом: «Чэн Цянь — твой младший брат. Ты что, животное? Как нелепо!»
Но его второе «Я» против воли уставилось на бледные губы Чэн Цяня. Будучи внутри печати, юноша не знал, от кого исходили эти эмоции: от Господина Бэймина или от его тревожно бьющегося в груди сердца. «Это мой Сяо Цянь».
В этот момент он, наконец, увидел очертания своего внутреннего демона, что был рядом с ним в течение многих дней.
Острая боль пронзила его грудь. Янь Чжэнмин вцепился в Чэн Цяня и отказывался отпускать, пока все вокруг него не исчезло, и его дух не вернулся в тело.
Юноша открыл глаза и увидел Ли Юня, дрожавшего от волнения. Младший брат что-то кричал ему.
Но вдруг, Янь Чжэнмин покачнулся и внезапно упал без чувств. Все змеи, как одержимые, разом устремились к нему.
Говорили, что заклинатели, достигшие уровня «формирования клинка», были жестокими до мозга костей. Это должно было отпугивать демонических существ и защищать их от всевозможных ядов. Однако, из чего бы ни были сделаны эти змеи, угрожающая аура Янь Чжэнмина их совершенно не сдерживала.
Они опасались лишь Шуанжэня, но, приблизившись к нему, попросту спасались бегством.
Эти змеи не боялись ни огня, ни воды. Ветер не мог их разогнать. Их нельзя было разрубить мечом, а холод мог лишь заставить их отступить. Однако несмотря на то, что внутри башни Красной птицы царила прохлада и влажность, это место принадлежало стихии огня. Чэн Цянь был здесь совершенно бессилен.
— Что это такое? — щебетала Лужа, хлопая крыльями. — Второй брат, разве ты не говорил, что пять элементов не только взаимно усиливают друг друга, но также и противодействуют друг другу, создавая равновесие? Что с ними не так? Почему нас постоянно преследуют какие-нибудь вредители? Может быть, наш старший брат недавно сменил свои благовония и привлек их?
К счастью, Янь Чжэнмин еще не очнулся, иначе, услышав эти слова, он наверняка поджарил бы ее и съел.
Сердце Чэн Цяня слегка дрогнуло. Он вдруг вспомнил фразу, сказанную Тан Чжэнем: «Пять элементов взаимно усиливают и взаимно противодействуют друг другу. Только внутренний демон непобедим и может проникнуть куда угодно. Ты можешь быть смелым и находчивым, но ты не сможешь это предотвратить и не сможешь ничего с этим сделать».
Не медля ни секунды, Чэн Цянь выпустил свою ауру. Отбросив человечность, он освободил свое сердце от всех отвлекающих факторов. Очистившись, его тело превратилось в замерзший нефрит.
Эффект не заставил себя ждать. Змеи перестали считать его живым. Теперь он ничем не отличался от ледяного клинка, которого они так старательно избегали. Борясь со свирепой огненной энергией, окутавшей башню Красной птицы, Чэн Цянь заморозил ее как изнутри, так и снаружи.
Каменная статуя Сюй Инчжи покрылась тонким слоем льда. Казалось, в башне началась метель. Поднявшийся ветер разметал всех змей по углам, словно осенние листья. Вдруг, Чэн Цянь краем глаза заметил черную тень, изо всех сил стремившуюся проникнуть в единственный оставшийся внутри источник тепла: в маленькую масляную лампу.
Именно этого Чэн Цянь и ждал. Взмахом меча он разрубил тень пополам.
Под звуки гремевшего снаружи колокола, обе половины черной тени вытянулись и слились в одну, образуя фигуру взрослого человека. У человека было очень знакомое лицо. Свирепо улыбнувшись, тень сказала Чэн Цяню:
— Третий брат, ты собираешься убить меня, чтобы отомстить за себя?
Рука Чэн Цяня, державшая меч, внезапно дрогнула. Острие клинка, словно морская волна, изменило свое направление и прошло мимо цели. Удар пришелся на черепичную крышу пагоды, и идеальная маскировка темного заклинателя внезапно рухнула. Демон тихо рассмеялся и шагнул вперед. Взгляд его ярко-красных глаз встретился с пристальным взглядом Чэн Цяня. Расстояние между ними было меньше вытянутой руки.
— Старший брат, — протянул он низким голосом взрослого мужчины и тихо, словно ребенок, пытающийся привлечь к себе внимание, добавил. — Там есть река. Я хотел поймать немного рыбы для тебя и нашего учителя, но там была большая собака. Она погналась за мной…
Именно эти слова маленький нищий сказал Чэн Цяню много лет назад, пока их учитель спал. Это произошло, когда Мучунь чжэньжэнь вел их с Хань Юанем в клан Фуяо. Он просто не мог ошибиться.
Когти демона уже добрались до шеи Чэн Цяня.
Ледяной клинок моментально оторвался от земли и едва не пронзил противника насквозь. Темный заклинатель в панике отступил, но со всех сторон уже начали появляться новые ледяные лезвия.
Испугавшись морозной ауры, дарованной ледяным озером, демон попытался сбежать, но, угодив в ледяную ловушку, он отчаянно зарычал.
— Ты хладнокровный ублюдок!
— Я уже отомстил за себя, — не изменившись в лице, произнес Чэн Цянь. — Я не трону ни единого волоска на голове моего младшего брата.
Даже если его клан в будущем будет настаивать на казни Хань Юаня за его преступления и за то, что он сбился с праведного пути, Чэн Цянь не станет помогать ни одной из сторон. Если бы он действительно ненавидел Хань Юаня, то убил бы его еще на том пустынном острове.
Принципы, заложенные в сердце Чэн Цяня, были ясны и непоколебимы. Он не признавал двусмысленности.
Лед, окутавший башню Красной птицы, задрожал и треснул, и вокруг темного заклинателя расцвел букет белоснежных фейерверков. Рассеявшись, осколки тут же снова собрались вместе.
— Запечатай его! — закричал Чэн Цянь.
Демон с лицом Хань Юаня застыл в ледяной колонне высотой больше человеческого роста.
Черные змеи исчезли в клубах дыма. Все, что от них осталось — лишь неподвижно лежавшая в углу половина тела избалованного мальчишки, имени которого они не знали.
Чэн Цянь некоторое время молча смотрел на ледяной столб. Лужа, все еще находившаяся в теле птицы, села ему на плечо. Наконец, поднявшись, Янь Чжэнмин оттолкнул Ли Юня в сторону и вдруг почувствовал, каким тяжелым стало сердце в его груди. Молодой человек подошел к Чэн Цяню и тоже поднял взгляд на глыбу.
— Он не настоящий. Это не Хань Юань. Это просто что-то, принявшее его облик.
На лице Чэн Цяня явно читалось разочарование.
Янь Чжэнмин хотел было поднять руку, похлопать его по спине и сказать несколько слов в утешение, но внезапно замер на полпути, вспомнив о запредельном желании своего внутреннего демона. Его глаза потускнели. Словно подавившись костью, он отвел взгляд и произнес:
— Пойдем. Замок Красной птицы уже открылся. Мы не должны здесь задерживаться.
И, едва эти слова с летели с его губ, он, никого не дожидаясь, первым спустился по темной лестнице и вышел наружу.
Прежде чем уйти, Янь Чжэнмин оглянулся и посмотрел на горный утес позади башни. В бездонной пропасти его сердца не было места для персикового пруда.
* Примечание автора: отрывок из «Дао де Цзин». «Не забывай «Великий Путь» состоит из пятидесяти частей, небесное прорицание открывает сорок девять».
Число Великого распространения (даянь大衍) составляет 50 [стеблей]. Из них используют 49. Разделяем на две кучи, что символизирует двойку. Подвешиваем [между пальцами] один [стебель], что символизирует тройку. Считаем четверками, что символизирует четыре сезона... ([Чжоу и 1989. Цз. 3. С. 60]; перевод: [Еремеев 2005. С. 52])
Камень сосредоточения души на дне чашки!
— Камень в моем дворе? Ты уверен, что не ошибся? — с легким сомнением в голосе спросил Чэн Цянь.
После возвращения из башни Красной птицы, они остановились в небольшой чайной в маленьком городке, граничащем с Южными окраинами. Янь Чжэнмин тщательно перебрал все, что увидел в печати главы клана, отбросив только ту часть1, о которой не стоило упоминать, и пересказал эту историю остальным.
1 掐头去尾 (qiā tóu qù wěi) оторвать голову и отбросить хвост (обр. в знач.: убрать лишнее и оставить главное).
— В жаркие дни я использовал его как стол, когда переписывал священные писания. Я никогда не находил в нем ничего странного, — покачал головой Чэн Цянь. — Разве это не просто плоский камень? Я думал, что, самое большее, чем он мог бы быть — это приличных размеров нефрит.
Лужа с любопытством спросила:
— Неужели в этом мире действительно существует камень, способный исполнить любое твое желание? Третий брат, о чем ты думал, сидя за ним и переписывая тексты? Это сбылось?
Чэн Цянь задумался и замолчал.
В те годы он часто гадал, стоил ли этот камень хоть каких-нибудь денег. Он думал, что, если бы клан Фуяо разорился, он смог бы спустить его с горы и найти кого-нибудь, кто вырезал бы из этого нефрита что-то, что сгодилось бы на продажу.
... Но похоже, эта идея не могла стать реальностью.
Чэн Цянь сумел сохранить лицо, будто ничего и не произошло. Он спокойно сказал:
— Переписывая священные писания, мы должны избавляться от всех отвлекающих мыслей. О чем я мог думать?
Услышав это, Лужа преисполнилась восхищения. Самой ей никогда не удавалось сохранить свой разум ясным и свободным от мыслей.
— Твоему третьему старшему брату было всего десять лет. Все, о чем он мог думать днями напролет, так это о владении мечом, о том, как выработать хороший почерк и о том, как скорее достичь стадии поглощения Ци. Или, может быть, о том, чтобы Хань Юань не беспокоил его, когда лазал собирать птичьи яйца, и о том, чтобы наш старший брат, курильница для благовоний, держался от него подальше... Ой, глава клана, старший брат, я не это имел в виду, — вмешался Ли Юнь.
Под острым, как нож, взглядом Янь Чжэнмина Ли Юнь выдавил из себя улыбку и поспешно сменил тему.
— С незапамятных времен в мире существовал лишь один чудесный камень. Вряд ли он стал бы реагировать на куриный пух и чесночную шелуху2. Я думаю, так называемое «все, чего вы хотите достичь» должно быть чем-то, что находится за пределами человеческих возможностей.
2 鸡毛蒜皮 (jīmáo suànpí) куриный пух и чесночная шелуха; выеденного яйца не стоит (обр. о мелком, неважном деле).
— Перестань выпендриваться, — перебил его Янь Чжэнмин. — Если ты действительно так много знаешь, тогда скажи мне, что такое «тайное царство трех существований»?
— Не пытайся меня спровоцировать. Я слышал об этом. — Ли Юнь откинулся на спинку стула, слегка вздернул подбородок и торжествующе произнес. — В мире существуют три тысячи больших тайных царств и шесть тысяч маленьких. Большинство из них и по сей день остаются неизвестными, за исключением тех, что обнаруживаются время от времени. Самые ранние записи о «тайном царстве трех существований» встречаются в трактатах о «Темном Пути» ...
— Темный Путь? — растерялся Чэн Цянь. — Тот, о котором говорилось в книгах с первого этажа библиотеки? Я читал их в детстве. Там не упоминалось ни о каком «тайном царстве».
— Сначала позволь мне закончить. В большей части книг о Темном Пути записаны методы, отличные от праведных. Это не так интересно. Но последняя книга называется «Истории». Ты определенно не читал ее. — слегка покачал головой Ли Юнь. — Те записи действительно увлекательны. В них кроется множество легенд о великих темных заклинателях, о мести, о порожденной любовью ненависти, об обмане... и многом другом. Некоторые из них действительно хорошо написаны.
Чэн Цянь никак не мог понять, чем так гордился его брат.
— В этой книге также есть записи о мистическом «тайном царстве трех существований». Оно появляется в мире каждые три тысячи лет. Путь, что ведет к нему, нелегко найти, ведь он открывается только обреченным. Проблема в том, что такие места таят в себе большую опасность для тех, кто их находит, но они также могут даровать человеку великие блага. «Тайное царство трех существований» примечательно тем, что оно сводит всех «обреченных» людей с ума. Говорят, что внутри этого мистического места находится зеркало, способное рассказать вам о конце или о том, что вас больше всего волнует.
— Конец? — переспросила Лужа.
Это слово прозвучало довольно зловеще. Будто человек, о котором шла речь, не должен был дожить до старости.
Ли Юнь кивнул.
— Да. Например, тот, кто старается сделать все, чтобы достичь бессмертия, увидит себя стариком, стоящим на пороге смерти3. Ему придется собственными глазами смотреть на противоположный результат своих трудов. Любой может представить себе, каково это. Это только звучит как пустяк. Но стоит тебе самому оказаться внутри, и ты уже не сможешь избежать влияния открывшейся тебе картины.
3 吹灯拔蜡 (chuīdēngbálà) – отдать концы.
Янь Чжэнмин нахмурился.
— Значит, тайное царство связано с «определенным человеком», это и есть проблема?
Он уже почти разобрался в причинах и следствиях происходящего. По какой-то неизвестной причине, мастер Тун Жу, их «дедушка» Тун Жу, случайно оказался в «тайном царстве трех существований». Исходя из того, что ему удалось услышать, он, должно быть, увидел конец клана Фуяо. После чего он сразу же поспешил к Сюй Инчжи, владыке башни Красной птицы. Сюй Инчжи рассчитал его судьбу, но это, казалось, больше походило на лотерею.
Впоследствии Тун Жу каким-то образом завладел камнем, исполняющим желания. Хотя великие звери из Долины демонов и владыка Гу пытались остановить его, но он настаивал на своем до тех пор, пока не сделался одержимым. Это повлекло за собой множество последствий. Наконец, как и предсказывал Сюй Инчжи, вопреки его желаниям, Тун Жу сам привел клан Фуяо к упадку.
— Второй старший брат, ты действительно знаешь все, — вздохнула Лужа, а затем ее голос изменился. — Но когда ты вернешь мне человеческий облик?
— Это…
Янь Чжэнмин раздраженно спросил:
— А как же те сорняки, которые ты собрал? Этого хватит, чтобы прокормить козу. Ты уже приготовил из них пилюли, избавляющие от яда?
— Я…
— Тогда приступай к делу, немедленно! — взревел Янь Чжэнмин. Резко отодвинув стул в сторону, он вскочил и направился прочь, бросив напоследок, — я немного вздремну. Не мешайте мне.
В каждом его слове чувствовался характер главы клана. Это заставило оставшуюся троицу в замешательстве переглянуться.
Услышав звук закрывающейся двери, Лужа стряхнула с перьев пыль и запрыгнула на стол, непонимающе осведомившись:
— Кто его разозлил?
Оба ее старших брата на мгновение задумались, словно спрашивая друг друга взглядом: «Это был ты»? Каждый из них пытался свалить вину на другого.
В конце концов, Чэн Цянь стал первым, у кого не выдержала совесть. Он почесал нос и смущенно сказал:
— Кажется, это был я.
— Что ты натворил? — в один голос спросили Лужа и Ли Юнь.
На самом деле, Чэн Цянь был смущен куда сильнее, чем они, он никак не мог этого объяснить. Старший брат вдруг начал игнорировать его. Он не смотрел в его сторону и не отвечал на его вопросы. Когда он говорил, то либо опускал глаза, либо оглядывался по сторонам, либо делал вид, что о чем-то задумался. Проще говоря, он совершенно перестал обращать на него внимание.
Войдя в комнату, Чэн Цянь намеренно опустился рядом с ним. Его странный глава клана и, по совместительству, старший брат чопорно сидел за столом с таким напряженным выражением лица, что его натянутую кожу можно было использовать в изготовлении поясов для штанов. У него на лбу словно были написаны слова: «держись подальше». Для полноты картины ему оставалось только спрятаться за веером и сказать: «Я продаю свои товары, но не себя».
Оставшиеся трое переглянулись. Все, что они могли прочесть на лицах друг друга, было: «с главой нашего клана снова что-то не так» или «глава клана как всегда капризничает». Так или иначе, им пришлось сдаться.
Ли Юнь отправился в уединение и за пару дней создал несколько бутылочек с противоядием. Никто не знал, для чего их можно было бы использовать, но лучше уж, чтоб они были, чем если бы их не было. В эти два дня Лужа чувствовала, что скрытая сила, мешавшая ей превратиться обратно в человека, начала ослабевать, поэтому она изо всех сил старалась совершенствовать свое птичье тело, работая куда усерднее, чем, раньше.
Глава клана Янь проводил свои дни, не выходя из комнаты. Никто даже не видел его. Общался он только через дверь.
В том, что их старший брат, безо всякой на то причины, закатил истерику, не было совершенно ничего необычного. Эта дурная привычка была у него с детства. Обычно, решением Чэн Цяня было спокойно сосредоточиться на своем самосовершенствовании и не обращать на него внимания, потому что уже через пару дней все приходило в норму.
Однако на этот раз Чэн Цянь чувствовал, что не может игнорировать его. Он снова и снова прокручивал в памяти то, что сказал ему Ли Юнь под знаменем истинного дракона.
В конце концов Чэн Цянь встал, оглядел безупречно чистую комнату, чайник с холодной водой на столе, и почувствовал, как же он на самом деле жалок. Он повернулся, распахнул дверь, и вскоре приземлился перед комнатой Янь Чжэнмина. Его движения были настолько легкими, что, когда он опустился на слегка изогнутую крышу, ни один лист или пылинка не сдвинулись с места.
Сегодня был пятнадцатый день по лунному календарю, праздник середины осени. Но в этом году он был полон сожалений. Ночное небо на Южных окраинах было таким чистым, а луна такой яркой что, если смотреть на нее слишком долго, становилось больно глазам. Будь то горы вдалеке или деревья, что росли поблизости, их силуэты в ночи выглядели поистине изящными.
Когда он был ребенком, каждый праздник середины осени учитель брал их с собой, чтобы поклониться предкам и луне. Затем он отводил их в «Тайный зал», где они делили пирожные и фрукты. В то время их старший брат уже считал себя взрослым, поэтому он постоянно просил учителя позволить ему попробовать свежеприготовленное вино. Однажды, Хань Мучунь обманул его, как ребенка. Прежде, чем наполнить чашку, он налил туда сироп из османтуса, затем подал ее Янь Чжэнмину и сказал, что это действительно вино.
Позже, старший брат продолжил следовать этой привычке даже на острове Лазурного дракона. Каждый раз, когда он пил, он смешивал вино со сладким сиропом из османтуса, иначе вкус был совсем не тот.
На бесконечном пути самосовершенствования ежегодные праздники были подобны опорным пунктам, пройдя которые, можно было смело перелистнуть страницу.
Однако, когда Чэн Цянь вспоминал об этом, он ощущал, что все его прошлые воспоминания, казалось, были скрыты за занавесью. Словно он смотрел на цветы сквозь густой туман.
Юноша ощутил, как у него кровь застыла в жилах.
Чэн Цянь внезапно спрыгнул с крыши.
К тому моменту хозяин, будучи уже в довольно преклонном возрасте, лег спать. В доме осталась только его дочь, занимавшаяся счетами. Когда Чэн Цянь внезапно появился перед ней, девушка вздрогнула. Его привычка игнорировать других людей произвела на нее неизгладимое впечатление, потому она побаивалась говорить с ним. Но сейчас, юная барышня робко подошла к нему и спросила:
— Молодой господин, чем я могу вам помочь?
— О... — едва эти слова слетели с его губ, Чэн Цянь тут же почувствовал себя глупо. Он замешкался на мгновение, затем улыбнулся, с некоторой долей самоиронии, и достал несколько монет.
— Барышня, пожалуйста, помогите мне купить кое-что.
Немного погодя Чэн Цянь, с двумя кувшинами вина и пакетом из промасленной бумаги в руках, уже вовсю стучал в дверь Янь Чжэнмина.
Из-за двери донесся нетерпеливый голос:
— Я в уединении. Что за шум?
Чэн Цянь впервые видел кого-то, кто отправлялся в уединение так внезапно.
Юноша молча стоял у входа и думал: «Почему это я должен быть с ним таким обходительным?»
Оглядываясь назад, он размышлял: когда это он так вежливо стучал в дверь комнаты Янь Чжэнмина? Когда это он так старательно успокаивал Янь Чжэнмина?
«Может быть, я тоже боюсь?» — решил Чэн Цянь.
Подождав еще немного, юноша начертил в воздухе тонкую линию и без труда открыл дверь. После чего, у всех на виду, он неторопливо приподнял подол своего ханьфу и без малейшего колебания вошел в комнату главы клана. Пока Янь Чжэнмин стоял с открытым ртом, Чэн Цянь небрежно, будто это было его собственное жилище, поставил на стол вино и пакет с угощениями, а затем сказал:
— Ты в порядке? Разве тебе уже недостаточно?
Янь Чжэнмин растерянно молчал.
Чэн Цянь взглянул на него, открыл пакет из промасленной бумаги, вынул несколько наскоро сделанных пирожных и откупорил один из сосудов. Из горлышка тут же пахнуло вином. В другом кувшине был сироп. Опасаясь, что сахар осел на дно, Чэн Цянь поднял кувшин и энергично встряхнул его. Затем он смешал их содержимое и позвал Янь Чжэнмина:
— Иди, поешь.
— Мне не нужна твоя благотворительность, — произнес Янь Чжэнмин.
—Ты действительно не хочешь попробовать? — ответил Чэн Цянь.
Янь Чжэнмин на некоторое время замолчал, а затем, без особого энтузиазма, подошел к нему.
Чэн Цянь встал и произнес:
— Я позову Ли Юня и сестру...
— Эй, — Янь Чжэнмин потянул его назад. — Не надо их звать. Они были очень заняты в эти дни. Кроме того... после твоего ухода у нас не было привычки отмечать праздники. Садись и выпей со мной чашечку.
Поколебавшись мгновение, Чэн Цянь все же сел за стол, и принялся наблюдать за тем, как Янь Чжэнмин взял две чашки, наполнил их и пододвинул одну к нему.
— Ты сможешь это выпить?
— Да, — кивнул Чэн Цянь, — но я давно его не пил.
С другой стороны стола Янь Чжэнмин пристально смотрел на лицо Чэн Цяня. В пятнадцатый день месяца луна всегда светила слишком ярко. У Чэн Цяня возникло стойкое ощущение, что взгляд его старшего брата был необычайно глубок.
— Я заметил, что ты пьешь только чистую холодную воду. Поэтому я подумал, что из-за метода своего самосовершенствования ты не можешь пить или есть что-либо еще.
Чэн Цянь сделал небольшую паузу, а затем небрежно сказал:
— Я сформировал свой изначальный дух в камне сосредоточения души, поэтому у меня нет необходимости в пище. Хорошая еда и вино легко пробуждают желания. Они тревожат разум, это может стать фатальным при встрече с Небесным Бедствием. Потому я вынужденно отбросил все эти ненужные вещи.
В конце концов, у всех заклинателей смертное происхождение. Желания плоти будут преследовать их всю жизнь, особенно потребность в еде. Даже практикуя инедию, большинство заклинателей все еще сохраняли эту привычку из прошлого. Если бы они, в определенный момент, не очищали бы свой разум и не отказывались бы от желаний, они до сих пор оставались бы во власти смертных страстей.
Янь Чжэнмин кивнул. Существовало так много слов, которые он хотел сказать Чэн Цяню. Но юноша не знал, с чего начать, поэтому он мог только дуться и пить.
Чэн Цянь сделал маленький глоток из чашки. От вина там было только название. Сахарный сироп почти полностью подавил алкогольный привкус. Когда сладость достигла его лба, Чэн Цянь на мгновение почувствовал себя ошеломленным. Он поджал губы и поставил чашку на стол. Прошло некоторое время, прежде чем ощущение во рту исчезло. Казалось, будто это пробудило его заржавевшие чувства.
Из его груди по венам хлынул поток тепла. Мелко дрожа, Чэн Цянь вдруг отчетливо ощутил себя человеком. Это чувство, исчезнувшее на долгое время, снова вернулось.
— Сяо Цянь, ты так строг к себе… Это потому, что ты тоже ищешь небесный путь, стремясь достичь бессмертия? — внезапно спросил его Янь Чжэнмин.
Не понимая, с чего старший брат так решил, Чэн Цянь немного растерялся, а затем ответил:
— Я никогда не думал об этом.
Янь Чжэнмин искоса посмотрел на него.
— Наш учитель однажды сказал, что вознесение и смерть ничем не отличаются друг от друга. Тогда я этого не понимал. Но теперь, думая об этом, я вижу, что, в обоих случаях это означает безвозвратный конец всех наших прижизненных отношений. Небесный путь так узок, так почему же мы должны тратить на него все наши усилия? Лучше уж жить как можно ярче, чтобы все были счастливы, — произнес Чэн Цянь.
— И быть... с нами навсегда? — мягко спросил Янь Чжэнмин.
— А почему бы и нет? — после стольких лет, проведенных вдали от суеты, Чэн Цянь, кажется, смог наконец согреться лишь сделав глоток самого слабого вина. Вдруг, он перегнулся через стол, схватил Янь Чжэнмина за запястье и тихо сказал, — старший брат, я знаю, что тебя беспокоит.
Янь Чжэнмин вздрогнул, едва не пролив содержимое чашки на стол, и его тело тут же напряглось. Но уже спустя мгновение он неловко стряхнул руку Чэн Цяня и пожаловался:
— Мы ведь уже взрослые. Перестань так внезапно прикасаться ко мне.
До этого хмурый Янь Чжэнмин, наконец-то немного успокоился. Он вздохнул и добавил:
— Все в порядке. Не думаю, что в этом есть какая-то проблема. Особенно для тебя.
Чэн Цянь потер чашку с вином кончиками пальцев и улыбнулся.
— Я знаю.
— Что ты знаешь? — Янь Чжэнмин громко рассмеялся и покачал головой. Когда он взял одно из пирожных, что принес ему Чэн Цянь, тревога в его сердце, наконец, улеглась. Он подумал, что в нынешней ситуации нет ничего плохого. Что бы ни случилось, Чэн Цянь никуда не денется. Он будет скитаться с Янь Чжэнмином по всем уголкам мира, пока они вместе ищут способ вернуться на гору Фуяо. Зачем тогда ему требовать большего?
Тоска, терзавшая его в течение двух последних дней, постепенно отступала. Янь Чжэнмин протянул руку и поддел ногтем твердую корку одного из пирожных. Не изменяя своим старым дурным привычкам, юноша произнес:
— Эй, сколько ты потратил на них? Они такие твердые, что их можно использовать как оружие. Как ты можешь это есть?
Чэн Цянь произнес с усмешкой:
— Если тебе не нравится, не ешь. Ты такой суетливый.
С этими словами он взял свою чашку и допил смешанный с вином сахарный сироп.
Как только вино достигло его горла, Чэн Цянь сразу же почувствовал, что что-то не так. К сожалению, он не мог выплюнуть содержимое чашки обратно, как бы сильно он об этом ни сожалел. Прежде чем Янь Чжэнмин ответил, он увидел, что Чэн Цянь внезапно замер, а затем протянул руку, будто силясь удержаться за что-то, как если бы он больше не мог сидеть на месте. Однако, не успев схватиться даже за край стола, Чэн Цянь внезапно рухнул на пол.
Как оказалось, это отродье, созданное из камня сосредоточения души, пьянел уже после одной чашки!
К сожалению, под яркой осенней луной не все могли оставаться такими спокойными.
В последние дни окружение избалованного сопляка делало почти все, чтобы найти своего внезапно пропавшего без вести молодого господина.
В ночь праздника середины осени башня Красной птицы была окружена людьми, нетерпеливо ждавшими, когда луна достигнет вершины киноварной крыши. Однако, стоявшие перед роскошной повозкой, два заклинателя изначального духа с тревогой ждали результаты расследования своих подчиненных.
Вдруг, к старикам подошел мужчина средних лет. Он с достоинством кивнул им и тихо сказал:
— Старейшины, новостей нет… Молодой господин всем сердцем желал войти в башню Красной птицы. Неужели вы думаете, что в тот день он последовал за теми людьми?
Один из старейшин покачал головой.
— Разве ты не знаешь, что за воспитание у нашего молодого господина? Даже если бы он принес с собой редкие артефакты, у него не было бы ни единой возможности проникнуть в башню, как бы он того ни хотел. Продолжайте поиски! Увы, так как наш молодой господин покинул дом по своей прихоти, наш мастер приказал мне тщательно охранять его…
Прежде чем он закончил говорить, по толпе прокатился испуганный вздох. В момент, когда, по ежегодной традиции, двери башни должны были открыться, свирепый жар вокруг нее немедленно спал. Тяжелые створки со скрипом распахнулись, но оттуда никто не вышел. Внутри клубилось лишь облако темной энергии.
— Послушайте, кажется, в этом году с башней Красной птицы что-то не так …
Острый клинок, выкованный Небесным Бедствием.
Внезапно, словно из ниоткуда, появилась темная туча, полностью закрыв собой луну. В ясном небе разбушевалась гроза, и яркие вспышки озарили ночь мертвенно-белым светом.
Одна из молний ударила прямо в башню Красной птицы. Звон восемьдесят одного бронзового колокола сотряс воздух. Колокола звонили так настойчиво, будто требовали чьей-то жизни.
Вдруг, по склону прокатился оглушающий грохот. Башня Красной птицы, простоявшая тысячи лет, раскололась надвое. Древние стены потрескались и в считанные секунды окончательно разрушились.
То, что так долго скрывали камни, что так жаждали увидеть бесчисленные множества людей, наконец, открылось толпе.
В разрушенной башне было пусто. Всем своим видом она напоминала обшарпанную клетку, в которой, словно призрак, чопорно восседала статуя ее владыки, а прямо над его головой раскачивался простой фонарь.
Черты каменного лица, казалось, были полны печали. В мерцающем свете фонаря с руки статуи упал черепаший панцирь1. Свалившись на землю, панцирь безудержно закружился на месте, и, если присмотреться, можно было увидеть, что на другой его стороне был вырезан иероглиф «хаос».
1 Панцирь черепахи: в древние времена в Китае панцири черепахи использовались для гадания. Согласно легендам, трещины на панцирях черепах были источником гексаграмм Яо, а также источником вдохновения для китайской письменности.
К сожалению, никто так и не смог его как следует рассмотреть. В следующий же момент черепаший панцирь вернулся на место, и статуя исчезла.
Из масляной лампы послышался старческий вздох, и огонь постепенно погас.
Башня Красной птицы перестала существовать, и дух, что охранял ее в течение сотен лет, должно быть, ушел вместе с ней.
В этот момент кто-то очень внимательный заметил нечто странное и поспешил спросить об этом соседа:
— Смотри, разве это не лед? Что там внутри?
Едва он закончил говорить, и толпа, наконец, увидела, что под погасшим фонарем стоял высокий ледяной столб. Внутри него находился человек, черты лица которого невозможно было рассмотреть. Темная энергия, клубившаяся вокруг его тела, въедалась в прозрачные грани, будто желая вырваться наружу и слиться с ночью.
Существовала поговорка: «Пока жив человек, будет жить и его внутренний демон». Полностью уничтожить его было невозможно, поэтому Чэн Цяню пришлось запечатать его во льду.
Чэн Цянь думал, что в башне Красной птицы не было ничего, кроме мусора и духа-хранителя. Запечатанному в холодной глыбе внутреннему демону попросту не из чего было черпать свою силу, и в будущем он бы непременно ослаб. Даже если бы в ближайшие пару десятилетий столб каким-то образом растаял, заточенный в нем демон оказался бы при смерти от «голода».
Но кто мог ожидать, что, казавшаяся вечной башня Красной птицы, вдруг рухнет в одно мгновение!
Густые черные тучи, словно явившиеся на зов духи, надвигались с юга, стекаясь вниз и окутывая ледяной столб.
Наблюдая за происходившим, некоторые наиболее мудрые заклинатели уже приготовились бежать.
Оба старика с изначальным духом из охраны избалованного мальчишки, конечно же, были в их числе. Тот, что был выше и тоньше, сказал:
— Демоническая энергия достигла небес, нелегко будет иметь дело с такой силой.
Его более коренастый приятель, подумав, произнес:
— Люди говорят, что кошмарные путники базируются на Южных окраинах. Это не похоже на беспочвенные слухи. Что бы там ни происходило, давайте сначала уберемся отсюда.
Высокий и худой старик вздохнул и растерянно спросил:
— А что насчет «молодого мастера»?
Прежде чем «коренастый» успел ему ответить, стоящий рядом земледелец испугано воскликнул:
— Старшие, пожалуйста, посмотрите туда!
Вокруг пояса одного из заклинателей был обмотан отрезок серого шелка. Внезапно, шелк взвился в воздух, словно живой и, последовав за порывом ветра, медленно поплыл по направлению к башне.
— Старший, эта ткань называется «идущий по следу». — настойчиво произнес заклинатель. — Когда мы приехали сюда, я на всякий случай привязал один ее конец к молодому господину. Прежде ей, скорее всего, препятствовала башня Красной птицы. Но теперь, когда башня рухнула, шелк снова смог обнаружить местонахождение нашего мастера.
Услышав это, высокий старик сразу же изменился в лице и удивленно сказал:
— Как молодой мастер мог попасть внутрь? Что же нам делать?
Но ответа на этот вопрос у них не было. В этот момент откуда-то издалека, сотрясая землю, донеслось рычание, и темная энергия закружилась вокруг ледяного столба, поднимая вихрь. На глазах всех присутствующих, клубящаяся тьма приняла облик дракона и оторвалась от земли.
Кто-то пробормотал:
— Водяной дракон принес хаос на земли этого мира...
Зверь поднял голову к небу и утробно зарычал. Его голос сотряс десять тысяч великих гор Южных окраин. Ледяной столб треснул, а затем раскололся на части. Запечатанная в нем тень и огромный дракон стали единым целым и, взмыв ввысь, унеслись прочь.
Все девять небес задрожали, луна и звезды потускнели, а ужасающая темная Ци окутала горы, словно дикий пожар, который невозможно было потушить. Половину мира проглотила чернота.
Даже боги были напуганы.
Коренастый старик боязливо произнес:
— Уходим! Уходим! Скорее уходим!
Можно было сколько угодно молить о снисхождении, но здесь, каким бы великим заклинателем он не был, его голос звучал не громче стрекота сверчка. Стиснув зубы, старик решительно устремился прочь, бросив оставшихся людей позади. Словно падающая звезда, он изо всех сил попытался сбежать.
Как только меч под его ногами поднялся в небо, земля, где стояла башня Красной птицы, разверзлась, словно пропахшая кровью гигантская пасть, и поглотила всех, кто оказался поблизости. Ни тренированного тела, ни изначального духа оказалось недостаточно, чтобы спастись.
Увидев это, старик побледнел и, не смея оглянуться, полетел прямо на север.
В этот же момент в одной из комнат чайного дома в пограничном городке Янь Чжэнмин не на шутку испугался, когда Чэнь Цянь внезапно рухнул на пол.
Какое-то время он кричал и звал Чэн Цяня по имени, прежде чем понял, что тот попросту опьянел от смешанного с сиропом вина. Это было поистине удивительное открытие. Янь Чжэнмин не знал, смеяться ему или плакать.
Янь Чжэнмин не ожидал, что его, казалось бы, непобедимого младшего брата так легко одолеть. Он долго смотрел на Чэн Цяня в замешательстве. Наконец, он вспомнил, что должен был сделать. Юноша шагнул вперед и внезапно сказал неизвестно кому:
— Иди спать.
Естественно, никто ему не ответил. Сказав это, Янь Чжэнмин словно получил какое-то разрешение. Затаив дыхание, он осторожно наклонился, чтобы обнять Чэн Цяня, и уложил его в чистую, без единого волоска на одеяле, постель.
Юноша какое-то время внимательно смотрел на Чэн Цяня, затем поднял руку и легонько похлопал его по щеке.
— Эй, неужели тебя не хватает даже на один глоток?
Чэн Цянь не ответил.
Но даже несмотря на это, настроение Янь Чжэнмина заметно улучшилось. Юноша и сам не знал, чему радовался. Если бы у него был хвост, он бы подметал им небеса. Он ткнул пальцем в лоб Чэн Цяня и произнес:
— Посмотри, вот чего ты на самом деле стоишь.
Повинуясь движению чужой руки, голова Чэн Цяня слегка склонилась на бок. От его дыхания слабо тянуло подслащенным вином. В любом случае, это было всего лишь вино. Учитывая особенность Чэн Цяня, даже если он находился без сознания, его духовная энергия запросто могла вытеснить алкоголь. Его опьянение не продлится долго.
Воспользовавшись моментом, Янь Чжэнмин осторожно присел на край кровати. Он тихо восхищался чертами лица Чэн Цяня. Будто кто-то кинул маленький камешек в озеро его сердца, и вода, что едва успокоилась, вновь пошла рябью.
Он был похож на бедного ребенка, которому поручили охранять сахар. Ему не терпелось обокрасть самого себя, но не хватало смелости совершить преступление. Он вынужден был жадно наблюдать и одновременно лихорадочно думать. Хотя он и не осмеливался прикоснуться к Чэн Цяню, его сердце чуть не выскочило из груди, а на лице застыла странная улыбка.
В этот момент за окном раздался странный шум.
Янь Чжэнмин был похож на мышь, упавшую в горшок с рисом. Быстро очистив свой разум от вороха непристойных заблуждений, юноша напустил на себя самый, что ни на есть, внушительный вид, и распахнул створки.
Птицы, кружившие вокруг дома, вели себя так, будто были чем-то ужасно напуганы. Небо на юге становилось темнее. Густые облака напоминали морские волны в прилив. Повсюду в воздухе чувствовалось огромное напряжение. Не имея больше сил смотреть на спящего Чэн Цяня, Янь Чжэнмин положил руку юноше на грудь, послав в его тело острый, как лезвие, поток духовной энергии. Через несколько секунд заснувшая Ци, циркулирующая в теле Чэн Цяня, пришла в движение. Крошечная капля алкоголя тут же исчезла из его крови.
Чэн Цянь проснулся, закашлялся, и поперхнулся, задохнувшись от такого напора. Конечно, такой метод пробуждения был не из приятных. Дыхание застряло в груди, в висках стучало, Чэн Цянь нахмурился, с трудом приходя в себя. Если императрица Янь посмеет сказать ему, что все это только потому, что он улегся в кровать не разуваясь, юноша определенно устроит бунт.
Но Янь Чжэнмин уже стоял перед окном, повернувшись к Чэн Цяню спиной:
— В чашке простая вода, выпей и поднимайся. Что-то не так.
Шуанжэнь, ранее брошенный Чэн Цянем на стол, глухо гудел. Юноша потер лоб, и осведомился:
— Что случилось?
Едва он произнес эти слова, как дверь в комнату Янь Чжэнмина вновь распахнулась от пинка. Ли Юнь нес на плече огромную птицу с длинными ногами. Птица была высотой в половину человеческого роста. Юноша тут же бросился вперед.
— Старший брат! А, Сяо… Сяо Цянь?
Не было ничего удивительного в том, что Чэн Цянь был здесь. Удивительным было место, на котором он сидел.
Одной ногой Ли Юнь уже перешагнул порог комнаты и теперь выглядел одновременно и радостным, и смущенным. Он не мог ни войти, ни выйти.
Окруженный неизвестной опасностью, Янь Чжэнмин увидел, что Ли Юнь все еще выглядел виноватым из-за мыслей, блуждавших в его голове. Юноша раздраженно произнес:
— Что ты там встал? Иди сюда!
Посмотрев на большую птицу, Чэн Цянь спросил:
— Это наша маленькая младшая сестра?
— Ее кости начали меняться, — произнес Ли Юнь, опустив птицу на стол. Температура ее тела была такой высокой, что руки юноши покрылись множественными ожогами. Как только птица коснулась столешницы, послышалисьбулькающие звуки. Вино, в стоявшем поблизости кувшине, нагрелось и закипело.
Полуживая Лужа плюхнулась на живот, как хорошо прожаренный цыпленок с золотистой корочкой.
— Старший брат, я умру.
Но сразу после этого «умирающая» наклонила голову и увидела бумажный сверток с пирожными, который Янь Чжэнмин ранее отложил в сторону. Клювом она проделала в пакете дыру и произнесла, попутно жуя:
— Даже если я умру, я хочу быть сытой.
Чэн Цянь спокойно промолчал.
Он обнаружил, что старший брат оказался неожиданно хорош в воспитании детей, особенно, если дело касалось их способностей. Ему удалось сохранить птичий дух их младшей сестры.
В этот момент, небо снаружи сделалось совершенно черным, как чернила. Немногочисленные посетители чайной проснулись и теперь в ужасе выглядывали на улицу, вытянув шеи. Чэн Цянь взглянул поверх людских голов, силясь рассмотреть, что же там на самом деле творилось. Вдали, среди туч, кружился черный дракон. Это был совсем не тот древний зверь из сломанного знамени, что умер более восьми тысяч лет назад. Дракон громко зарычал, и его угрожающая аура, смешавшаяся с темной энергией, накрыла половину неба.
Внезапно тело Лужи издало жуткий хруст. Ее огромные крылья, достигавшие в длину уже больше половины человеческого роста, резко увеличились. Неведомая сила подбросила птицу вверх. Столб пламени высотой в один чи моментально сжег деревянный стол.
Длинные рукава Янь Чжэнмина затрепетали, когда его холодная, как клинок, аура окутала всю комнату, будто прозрачная клетка. Ли Юнь достал из-за пазухи сверток с киноварью и растворил его содержимое в стоявшем на подоконнике кувшине с вином. Вся его фигура почти превратилась в тень, а на полу, подобно плывущим облакам и текущей воде2, появился слой ярко-красных заклинаний.
2 行云流水 (xíngyún liúshuǐ) – плывущие облака и текущая вода (обр. в знач.: подвижной, живой, свободный (о стиле литературы, рисования и пения).
Чэн Цянь хотел было крикнуть ему: «Здесь нельзя оставаться, ты можешь идти». Но, увидев печать, он тут же проглотил ненужные слова. Юноша схватил ледяной клинок, выскочил наружу и запрыгнул на крышу, с твердым намерением защитить остальных.
Под его ногами слышался шум ожесточенной борьбы. Сила Небесного Чудовища неумолимо пыталась прорваться сквозь птичьи кости, но Янь Чжэнмин жестко подавлял ее.
Всякий раз, когда Лужа подрастала и ее скелет увеличивался, Янь Чжэнмин и Ли Юнь вынуждены были рисковать своими жизнями. И хотя уровень совершенствования Янь Чжэнмина быстро повышался, сила Небесного Чудовища тоже становилась все более свирепой. Аура меча срезала перья на спине птицы, и они тут же разлетелись во все стороны. Неумолимое истинное пламя Самадхи3 вышло из-под контроля. Огонь коснулся даже Чэн Цяня, находившегося за пределами ауры клинка.
3 三昧真火 (sān mèi zhēn huǒ) даосизм относится к изначальному духу и изначальной сущности. Совершенствование может породить истинный огонь, который называется истинным огнем Самадхи.
Чэн Цяню показалось, что у него загорелась спина. По сравнению с жаром, окружавшим башню Красной птицы, пламя Лужи оказалось гораздо сильнее.
Внезапно позади Чэн Цяня раздался жалобный крик. Красное облако пробило крышу и взмыло в небо, разрывая густую черноту ночи. Оно больше напоминало нарисованную мишень, видимую за тысячи ли вокруг.
Затаившийся среди туч черный дракон, внезапно повернул голову в том же направлении. Его взгляд встретился со взглядом Чэн Цяня. По спине юноши пробежал холодок, и он инстинктивно крепче сжал меч. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз испытывал это чувство.
Вдруг, неподалеку от него раздался тихий голос:
— Потомок феникса... Может быть, она и есть красный журавль4?
4 Журавль (鹤 – he), также называемый 仙鹤 (xiānhè) – журавль бессмертных. В китайской мифологии птица, связанная со светлым началом ян. Считалось, что журавль черпает силу из огня и металла, поэтому в 7 лет с ним происходят «малые изменения», в 16 лет — «большие», в 160-летнем возрасте изменения завершаются, тело становится белым и чистым, а крик достигает небес. Белый журавль в возрасте 1000 лет становится сине-зеленым, а еще через тысячу лет — черно-красным. Считалось, что белые журавли искусны в танцах, а черно-красные тонко чувствуют музыку. Кроме того, в легендах упоминаются еще желтые и изредка красные журавли.
Этот голос показался ему очень знакомым. Чэн Цянь повернул голову и удивленно спросил:
— Тан даою? Что ты здесь делаешь?
Человеком, появившимся рядом с ним, был Тан Чжэнь. В темноте, под черными тучами, он выглядел еще хуже, чем обычно. Словно находившийся при смерти больной чахоткой.
С обеих сторон его осторожно поддерживали двое молодых людей. Одним из них был Нянь Дада, драгоценное дитя Нянь Минмина, любивший поболтать сам с собой. Другим — Люлан, чью душу Чэн Цянь недавно пригвоздил к телу при помощи трех ледяных гвоздей.
Но Тан Чжэнь явился сюда не для того, чтобы вести с Чэн Цянем светские беседы. Он посмотрел на приближающегося дракона и тихо прошептал:
— Среди трех тысяч путей демонического самосовершенствования самый редкий путь — это тот, где человек восходит к Дао через внутреннего демона. Заклинатель позволяет демону использовать свое собственное «Я». Если ему удастся дойти до конца, он сможет впитать в себя силу целого мира и сформировать непобедимого демонического дракона. Однако, внутренний демон — это обоюдоострый меч. Это впервые, когда я вижу заклинателя, который бы так далеко продвинулся на этом пути. Мой юный друг, пожалуйста, будь осторожен. Кости Небесного Чудовища отлично подходят для позвоночника дракона.
Пока они говорили, черный дракон приближался к чайной. И смертные, и заклинатели, по сравнению с ним, все они казались обычными насекомыми. Люди с криками бросились кто куда, мгновенно разбежавшись.
Вой демонического зверя был подобен удару молнии, под мощью которой не выстоял бы никто. Ночь сотряс рокот сильнейшего взрыва. Кроме дома, на крыше которого стоял Чэн Цянь, больше ни одно из строений или деревьев вокруг не избежало участи быть уничтоженным.
— Прочь с дороги! — прокричал Чэн Цянь.
Шуанжэнь в его руках немедленно вырвался из ножен. Морозная аура клинка, подобно волнам, разлилась вокруг. Гул, похожий на гудение струн, был слышен отовсюду.
Во влажном жарком воздухе каждая капля воды, казалось, давила на него. Холод окутал всю чайную. Чэн Цянь стоял на крыше с мечом в руке. Он держался твердо, подобно течению, разделяющему море, и не собирался уступать.
Мороз и черные облака столкнулись друг с другом.
Бах!
На узкой дорожке5 света и мрака, два каменных льва, украшавших первый этаж чайной, превратились в пыль. Под металлический визг Шуанжэня, клинок и черный дракон бешено закружились по небу.
5 狭路相逢 (xiálù xiāngféng) встретиться на узкой дорожке (о врагах).
Как раз в тот момент, когда обе стороны сошлись в ближнем бою, Тан Чжэнь подбросил вверх разноцветный камень, тут же превратившийся в клетку, накрывшую всех троих. Когда сияние исчезло, на клетке появился заметный след.
Камень треснул.
Нянь Дада был настолько ошеломлен, что даже начал заикаться.
— Тан... Тан... это… это пятицветный камень богини Нюйвы6, оставленный ею в царстве смертных?
6 女娲 (nǚwā) Нюйва (одна из великих богинь китайского пантеона, сестра (и супруга) легендарного императора Фуси. Создательница человечества; починила небосвод и избавила мир от потопа; богиня сватовства и брака).
В отличие от него, Тан Чжэня, кажется, не слишком волновала судьба такой мелочи.
— Это всего лишь обломок, — мягко произнес мужчина. — Разве он может выстоять против демонического дракона? Так как ему удалось создать зверя, этот заклинатель мог бы иметь все шансы завоевать титул Господина Бэймина.
Нянь Дада от удивления округлил глаза.
— Он может стать Господином Бэймином?!
— Нет, — сказал Тан Чжэнь, — на Темном Пути или все или ничего. Чтобы стать Господином Бэймином, ему необходимо проложить дорогу7 через останки своего предшественника. Но душу предыдущего Бэймина запечатал талантливый даою. Следовательно, теперь он ни жив, ни мертв. Титул, соответственно, тоже запечатан, и никто больше не может претендовать на него.
7 铺路 (pūlù) обр. подготовить; создать условия.
У Нянь Дада не хватило духу слушать его рассказы. Он с тревогой спросил:
— Моему дяде чуть больше ста лет. Разве он может сравниться с повелителем демонов?
Услышав его слова, до этого молчавший Люлан, вдруг крепко сжал кулаки.
Тан Чжэнь ничего на это не ответил, он просто поднял голову и посмотрел вверх. Чэн Цянь все еще стоял на крыше. Юноша был потрясен. Половина кончика лезвия ледяного клинка почернела. Не сводя глаз с дракона, он поднял руку, чтобы вытереть кровь с уголка рта.
Один коготь этого зверя был размером с трех Чэн Цяней, и он нацелился ему прямо в голову. Чэн Цянь прыгнул вперед и собрал вокруг себя все рассеявшиеся по чайной ледяные осколки. Движение «Все или ничего» из стиля «Неприятные последствия» плавно слилось с волей меча, и Шуанжэнь точно вонзился острием между когтей дракона.
Тан Чжэнь похлопал Люлана по руке и тихо сказал:
— Не волнуйся. Он — острый клинок, выкованный Небесным Бедствием.
Когда рождаются демоны, горы и реки меняют цвет.
Черный дракон взревел от боли. Перевернутое вверх дном небо1 превратилось в горшок с кашей2, и густые черные тучи пролились дождем. Этот дождь был подобен чуме, убивавшей все, чего бы он ни коснулся. В мгновение ока на земле не осталось ни единой травинки, и тучи проглотили Чэн Цяня целиком.
1 翻江倒海 (fān jiāng dǎo hǎi) — хаос. (обр. в знач.: перевернуть все вверх дном; устроить беспорядок).
2 一锅粥 (yīguōzhōu) — котёл кашицы, перен. беспорядок, неразбериха.
Нянь Дада был всего лишь провинциальным заклинателем, никогда не видевшим мир, от страха он не мог даже открыть глаза. Люлан же, напротив, шагнул вперед, явно намереваясь покинуть защитный барьер, созданный пятицветным камнем. Но Тан Чжэнь схватил его за плечо и потянул назад.
С маской, скрывавшей половину его лица, Люлан больше не был похож на того юношу, что когда-то пришел в долину Минмин. Сделав над собой усилие, он, наконец, заговорил, грубым, как наждачная бумага, голосом:
— Старший, я…
— Ты едва освоил начальные техники. Ты даже не способен почувствовать Ци. Сейчас ты не сильно-то отличаешься от муравья! Сражения – не твой удел, — безразлично ответил Тан Чжэнь.
— Но старший Чэн спас мне жизнь. Я должен собрать все свое мужество и как следует отплатить ему, — с трудом произнес Люлан.
— Одной твоей храбрости недостаточно. Все, на что ты сейчас способен — это стать закуской для темного заклинателя. Что ты собираешься делать? — безжалостно парировал Тан Чжэнь.
Люлан сжал кулаки.
— Заклинатели, ищущие свой путь, подобны песку, омываемому волнами. Шанс выжить один из десяти. Плохое ли деяние или хорошее, ты должен набраться терпения, чтобы иметь возможность сполна отплатить за него. Какой толк от простых слов? — не глядя на юношу, тихо добавил Тан Чжэнь.
— Но…
Тан Чжэнь, казалось, совсем не беспокоился о Чэн Цяне.
— Взгляни на это, — спокойно ответил он.
Угодив в ловушку черного тумана, Чэн Цянь никак не мог понять, как отсюда выбраться. Все, что он сейчас чувствовал, так это то, как неизведанная сила с легкостью подавила его изначальный дух, едва ли не сбросив юношу обратно на землю.
Его сердце, на много лет забывшее тревоги, забилось быстрее под воздействием этой темной энергии. В юности Чэн Цянь был совершенно беспомощен. На своем пути ему пришлось пережить множество взлетов и падений, встреч и расставаний. Душераздирающая боль, что он вынужден был терпеть в камне сосредоточения души, казалось, вновь обрушилась на него. Из глубины его души раздался голос: «Неужели ты действительно не таишь обид?»
До самой смерти он таил обиду на своих родителей. Он также запомнил Чжоу Ханьчжэна, просто посмотрев ему в глаза. Он до мельчайших подробностей помнил все унижения, что ему пришлось пережить. Мог ли человек с таким характером внезапно стать святым и отпустить все произошедшее?
Неужели он и вправду не держал зла на Хань Юаня, чья рука когда-то пробила его грудь?
Это было то, что даже его незлопамятный старший брат никак не мог забыть. Мог ли ничего не упускавший из виду Чэн Цянь простить его? Последние годы он был свободен от волнений потому, что его характер действительно изменился, превратившись в чистый ветерок и яркую луну3, среди которых не осталось места для прошлых обид? Или он отложил все это в сторону только лишь из-за того, что Тан Чжэнь забрал его память на целых сорок девять лет, и теперь он на все смотрел по-новому?
3 明月清风 (míngyuè qīngfēng) — лунный свет и приятный ветерок; обр. идиллия.
Вдруг, черный туман перед лицом Чэн Цяня принял облик Хань Юаня. Губы юноши тут же скривились в улыбке.
— Третий брат, вечно ты себе лжешь. Ты готов, наконец, взглянуть правде в глаза?
Чэн Цянь сощурился. Он никак не мог понять, был ли Хань Юань перед ним настоящим, или то была лишь иллюзия, созданная черным туманом и внутренним демоном. Все, что он сейчас знал, так это то, что в его непоколебимом спокойствии появилась брешь. Словно огромная плотина, обрушившаяся на муравейник, его сердце разбилось вдребезги.
— Третий брат, прежде ты не был таким лжецом. Если ты кого-то ненавидел, то никогда не показывал этому человеку столь приятного выражения лица. Почему же сейчас ты не смеешь даже думать об обиде? Чего ты боишься? Конфликта в клане? Сомнений в сердцах старших братьев? Или ты боишься показаться мелочным и погубить свою репутацию исключительно справедливого человека? — мрачно посмотрев на него, произнес Хань Юань.
— Заткнись, — холодно перебил его Чэн Цянь. — Как ты смеешь спрашивать меня об этом? Разве не ты это сделал? Даже если ты находился под влиянием «души художника», разве не ты все эти годы шел по Темному Пути? И тебе еще хватает совести жаловаться?
Хань Юань, похоже, не ожидал такого прямого ответа. На мгновение он даже растерялся.
Но пламя гнева уже охватило разум Чэн Цяня. Стиснув зубы, он кое-как заставил свою подавленную духовную энергию вновь циркулировать по телу, старательно игнорируя тот факт, что его грудь болела так сильно, будто вот-вот готова была разорваться. Не обращая ни на что внимания, юноша, наконец, очистил окружавшее его пространство от демонической Ци.
Кроме тюрьмы, которую он лично для себя построил, что еще в этой жизни могло его удержать?
Чэн Цянь не стал пускать в ход ледяной клинок. Подняв руку, он просто ударил Хань Юаня кулаком в лицо и сердито воскликнул:
— Разве у меня нет права обвинять тебя?
Хлоп! Услышав это, оба, и нападавший, и пострадавший, внезапно замерли.
Чэн Цянь был уверен, что, стоявший перед ним Хань Юань был всего лишь иллюзией, созданной его внутренним демоном, потому юноша, не раздумывая, ударил его. Но неожиданно «иллюзия» оказалась человеком из плоти и крови.
Он тут же вспомнил слова Тан Чжэня об «использовании своего собственного «Я»» и о «создании дракона при помощи внутреннего демона». Его глаза округлились, и юноша недоверчиво произнес:
— Ты действительно... Хань Юань?
Хань Юань закрыл лицо руками. Сначала он был ошеломлен, а затем истерически рассмеялся:
— Маленький старший брат. Неужели ты так невнимателен, что не узнаешь меня даже тогда, когда я стою прямо перед тобой? — сказал он.
Чэн Цянь окончательно растерялся. Его рука, с зажатым в ладони мечом, задрожала.
— Значит, тем, кто ворвался в башню Красной птицы, был ты. Демонический дракон — это ты. Тот, кто хочет забрать кости Небесного Чудовища нашей младшей сестры, тоже ты…
Сцепив руки за спиной, Хань Юань небрежно произнес:
— От костей Небесного Чудовища одни несчастья. На что они годятся, кроме как мучить ее каждые несколько лет? Лучше уж вытянуть из нее этот скелет и отдать мне, ужасному темному заклинателю. Из уважения к нашему прошлому, я буду милосердным. Когда заполучу скелет, я сохраню ей жизнь.
Аура Чэн Цяня вздыбилась, подобно яростному цунами. Вокруг его тела разлилась волна ледяной Ци. Словно вихрь, юноша смел остатки демонической энергии и процедил сквозь зубы:
— Почему бы тебе не спросить, сохраню ли я твою жизнь?!
Как только он произнес эти слова, Шуанжэнь в его руке вспыхнул. Окружавший их мрак рассеялся, словно унесенные ветром сухие листья. Хань Юань вынужден был отступить. Он снова принял форму дракона и взмыл в небо.
Сияние меча вспороло всепоглощающую тьму. Чэн Цянь тоже поднялся вверх и бросился на дракона. Сопровождаемый громом и ветром, он отлично понимал, что может его убить.
Среди облаков человек и дракон сошлись в яростной битве, и даже их тени слились в одну настолько, что их невозможно было различить.
— Держись подальше, — покачал головой Тан Чжэнь и вновь потянул Люлана назад. — Снаружи слишком оживленно, а внутри находится главная проблема — Небесное Чудовище. Не думаю, что этот дом выстоит.
Тан чжэньжэнь, казалось, родился с вороньим ртом4, успешно предсказывавшим неприятности. Как только он это произнес, чайная рухнула.
4 乌鸦嘴 (wūyāzuǐ) — обр. человек, приносящий плохие новости (букв. клюв вороны).
Ночь наполнилась шумом. Лужа превратилась в огромное пылающее облако, явив миру свой истинный облик гигантского красного журавля. Ее кости громко трещали, а чудовищная аура слабела под силой меча Янь Чжэнмина. Все вокруг утонуло в алых всполохах.
Глядя на все происходящее, Нянь Дада ошеломленно произнес:
— Это... это красный журавль. Похоже, быть птицей не так-то просто.
Тан Чжэнь слегка отступил назад. Он пристально посмотрел на Лужу и нахмурился.
— С древних времен рождение Небесного Чудовища было предвестником катастрофы. Всю жизнь его преследовали несчастья. Проблема в том, что, помимо всего прочего, она все еще наполовину человек. Едва появившись на свет, она должна была утонуть в крови, но кто-то изменил ее судьбу. Должно быть, ей было нелегко дожить до такого возраста, ее чудовищную ауру не раз подавляли.
Услышав это, Нянь Дада посмотрел в сторону Янь Чжэнмина и не смог сдержать восхищения.
— Ну, что ж, тогда я помогу ему, — произнес Тан Чжэнь.
Вскинув руку, он словно наугад выудил что-то из воздуха. Подобно тому, как весенний ветер превращался в дождь, в его руке собрался сгусток духовной энергии и тут же просочился в, начертанную на земле, киноварную печать.
Заклинания, что в спешке создал Ли Юнь, были повреждены силой красного журавля. Они не смогли бы продержаться долго, но будучи усиленной Тан Чжэнем, печать, казалось, пробудилась и засветилась мягким светом.
Бесчисленные зеленые лозы поднялись в небо. Сжигаемые безжалостным пламенем, окутавшим птицу, они снова и снова бросались вперед.
На мгновение чудовищное давление на Янь Чжэнмина заметно ослабло. Он посмотрел в сторону Тан Чжэня, напустил на себя сдержанный вид и вежливо кивнул.
Но Тан Чжэнь не утруждал себя вежливостью. Глядя на пойманную в печать Лужу, он тихо произнес:
— Как же нам уложиться в срок…
Внезапно, красный журавль стал еще больше. Облегчение Янь Чжэнмина длилось недолго. Он почувствовал, как безумная энергия Небесного Чудовища столкнулась с его мечом. Юноша вынужден был отступить, и киноварная печать рухнула до того, как он смог прийти Луже на помощь.
Ли Юнь рванулся вперед и закричал:
— Хань Тань!
На клетке, созданной из пятицветного камня, появилась еще одна трещина. Нянь Дада в ужасе указал на нее:
— Старший, что происходит?
— Хотя красный журавль и считается потомком феникса, он не может возродиться из пламени. В своей жизни он должен претерпеть ряд крупных изменений5. Это похоже на человека, который, войдя в Дао, стремится к более высокому уровню развития. Зачастую, помощником в этом деле становится удобный случай, но в нынешней ситуации… это не самое подходящее время. Грядет Небесное Бедствие!
5 脱胎换骨 (tuōtāi huàngǔ) — родиться вновь и сменить кости (обр. в знач.: измениться, переродиться).
Тучи собирались со всех сторон, смешиваясь с черным туманом. Стоя внутри клетки, созданной из пятицветного камня, Нянь Дада почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Тогда, в долине Минмин, когда Чэн Цянь столкнулся с Небесным Бедствием, никто не осмеливался находиться рядом с ним. Это был первый раз, когда он мог видеть нечто подобное вблизи.
Ночь содрогнулась от раскатов грома и на землю обрушилась ослепительная молния. В этот самый момент Янь Чжэнмин собрал весь свой изначальный дух в зажатом в руке клинке. Объединив свой разум и свою энергию, он самолично встретил Небесное Бедствие вместо Лужи.
К грохоту, сотрясшему небеса, добавился оглушительный треск. Меч и молния столкнулись друг с другом, утопив весь мир в яркой вспышке.
Клинок, который Янь Чжэнмин использовал все эти годы, был тем самым, что некогда пострадал от удара Чжоу Ханьчжэна, когда они встретились на пустынном острове в Восточном море. Он сохранил его, чтобы не дать себе забыть об унижении. Однако удар Небесного Бедствия разрушил оружие.
Грудь юноши пронзила острая боль, соединенный с мечом изначальный дух был сильно поврежден. Если он сейчас же не достигнет уровня «формирования клинка», его дух будет уничтожен. Прежде, чем он успел отдышаться, в облаках сверкнула вторая молния.
В этот момент, словно повинуясь какой-то невидимой силе, Лужа в виде красного облака внезапно взмыла ввысь. В ночи, соединившись с черным туманом, возник сияющий столб света.
Все вокруг содрогнулось, предчувствуя рождение Небесного Чудовища. Неся на себе гнев целого мира, вторая молния прошила темноту.
В безумном вихре яростного огня и блеска клинка рев демонического дракона слился с криком божественной птицы. Великое пламя, объявшее Небесное Чудовище, казалось, грозило вот-вот превратить долгую ночь в пепел. Горная цепь Южных окраин ходила ходуном, а защитный барьер из пятицветного камня рассыпался в пыль.
Среди всего этого хаоса вдруг раздался испуганный крик юной барышни:
— Старший брат!
Ее тихий и нежный голос напоминал жужжание маленького насекомого, невесть как оказавшегося в эпицентре бури.
Никто не знал, кого из старших братьев она звала, но ее крик донесся до всех без исключения. До всех, кто мог его слышать.
Черный дракон замедлился и запрокинул голову, будто все его существо пронзила сильная боль. Среди бесконечной темноты ночного неба, тело гигантского зверя несколько раз вспыхнуло, а затем уменьшилось, вновь вернув себе человеческий облик. Безо всякого страха он повернулся спиной к Чэн Цяню.
Взгляд Чэн Цяня застыл. Шуанжэнь резко изменил свою траекторию и едва успел отклониться в сторону, проносясь мимо Хань Юаня.
Мгновение спустя Хань Юань поднял свою бледную руку и схватил черный туман, опутавший красное облако. Но, внезапно, мишенью молнии стал Шуанжэнь.
Чэн Цянь был очень опытен в борьбе со стихийным бедствием. Кроме того, теперь в его руке был ледяной клинок, что делало его еще более могущественным.
Молния, готовая вот-вот поразить его, была остановлена им на полпути. Скользнув вдоль холодного лезвия, она тут же изменила свое направление, сделавшись похожей на хвост гигантской падающей звезды.
Лицо Чэн Цяня озарилось ярким светом.
Стоявший неподалеку от него Хань Юань тихо позвал:
— Третий брат.
Чэн Цянь поднял на него глаза. Его взгляд был холодным, как тогда, много лет назад, когда он лежал на спине на восточном побережье и обещал все рассказать учителю.
Хань Юань стиснул зубы и чуть не расплакался.
В этот момент из земли к небу устремились десятки тысяч лучей, созданных аурой меча. Клинок Янь Чжэнмина сломался и теперь даже обломки кирпичей и камней, дождь и ветер, все, что окружало его, могло бы стать его оружием. Все эти бесчисленные предметы собрались вместе и образовали довольно уродливый, но чрезвычайно острый гигантский меч. Лезвие тут же рассекло связь между красным облаком огненного журавля и черным туманом демонического дракона.
Яростная сила клинка, которая, казалось, могла разделить небо и землю, полностью подавила ауру Небесного Чудовища. Впрочем, Луже это никак не повредило. Вместо этого сила толкнула зловещее красное облако обратно на землю, заставляя его остановиться в трех чи от поверхности.
Из рукава Ли Юнь, один за другим, вылетели десять талисманов. Талисманы тут же облепили Лужу. Стоило им только коснуться ее, и яростное пламя, охватившее ее тело, начало постепенно ослабевать. После того, как все десять достигли цели, умирающий красный журавль, наконец, превратился обратно в девушку с крыльями на спине. Девушка без сознания упала на землю.
Неумолимый гром, наконец, затих.
Хань Юань вздохнул с облегчением. Но вдруг, выражение его лица вновь переменилось. Его рука превратилась в когти, покрытые драконьей чешуей, и юноша замахнулся, целясь Чэн Цяню в спину.
Когда поток воздуха вокруг него изменился, Чэн Цянь уже был настороже, старательно прислушиваясь к вою ветра. Он тут же контратаковал, заблокировав удар своим мечом. Лезвие все еще хранило в себе силу Небесного Бедствия. Шуанжэнь столкнулся с драконьими когтями, рассыпав повсюду сноб искр.
На лице Хань Юаня проступила чешуя. Казалось, юноша собирался что-то сказать, когда вдалеке вдруг послышались звуки рога.
По сравнению с обычным горном, этот величественный гул было слышно отовсюду. Похоже, к несчастной чайной приближалось многотысячное войско. Хань Юань тут же изменился в лице. Его улыбка стала холодной.
— Увы, стая собак6 уже здесь. Маленький старший брат, я должен идти.
6 Здесь слово употребляется в бранном значении.
Сказав это, он оттолкнул Шуанжэнь, и его когти со скрежетом царапнули лезвие. Хань Юань повернулся, чтобы уйти, но меч Чэн Цяня не отпустил его. Громко лязгнув, ледяной клинок снова столкнулся с драконьими когтями.
— Ты вошел в Дао через внутреннего демона. Что это за демон? — чеканя каждое слово, сказал Чэн Цянь.
Выражение лица Хань Юаня снова изменилось. Сжав в ладони сгусток черного тумана, он наотмашь ударил Чэн Цяня в грудь.
Застигнутого врасплох юношу тут же отбросило назад.
Вновь обратившись демоническим драконом, Хань Юань взмыл вверх и отлетел от него на приличное расстояние.
— Вместо того, чтобы спрашивать про моего внутреннего демона, — дракон развернулся в воздухе, лицо Хань Юаня мелькнуло над его огромной головой, и на нем появилась свирепая и ироничная улыбка. — Лучше бы тебе спросить старшего брата, что за демон скрывается в его сердце. Вот только боюсь, ты не осмелишься услышать ответ.
С этими словами дракон ринулся прямо на север, увлекая за собой темные тучи.
Звуки рога смешались с чьими-то криками. Со всех сторон вспыхнули лучи яркого света, тут же устремившись в небо. Это больше напоминало сигнальные огни. Ли Юнь подошел к Луже и медленно сложил ее огромные крылья. Не жалея сил, юноша поднял ее на спину и осведомился:
— Что происходит? Кто это?
Чэн Цянь рухнул вниз с высоты птичьего полета. Он был весь в крови и едва держался на ногах. Янь Чжэнмин тут же поспешил поддержать его и тихо произнес:
— Не торопись.
Нянь Дада сделал шаг вперед, намереваясь поприветствовать неизвестных гостей, но Тан Чжэнь прервал его.
— Не надо любезностей. Это сигнал Инь-Ян и Семицветный огонь. Они из Управления небесных гаданий. Если ты решишь поприветствовать их, у тебя могут возникнуть проблемы. Следуйте за мной, — произнес Тан Чжэнь.
Ли Юнь посмотрел на Янь Чжэнмина, затем на Чэн Цяня, и тот, вспомнив, что забыл представить своих знакомых, тут же поспешил исправить эту оплошность.
— Совсем забыл. Этот господин — старший брат Тан, Тан Чжэнь.
Услышав это, Янь Чжэнмин решительно произнес:
— Даою, прости, что побеспокоили тебя. Идем!
Вся компания последовала за Тан Чжэнем. Они двигались очень быстро и в мгновение ока преодолели сотни ли. Тан Чжэнь, показывавший им дорогу, привел их к развалинам храма. Не останавливаясь, он использовал киноварь Ли Юня, чтобы возвести вокруг развалин печать.
Очевидно, Тан Чжэнь был очень хорошо осведомлен в подобных делах и уже много лет изучал искусство создания печатей. В считанные секунды полуразрушенное святилище оказалось скрыто от чужих глаз.
Ли Юнь опустил Лужу и с готовностью бросился на помощь старшему. В то же время Чэн Цянь и Янь Чжэнмин подперли двери, чтобы защитить их, и молча прислонились к створкам, пытаясь восстановить дыхание.
В этом году ночь праздника середины осени обернулась самой настоящей смутой.
Внезапно, Чэн Цянь спросил:
— Старший брат, что это за внутренний демон, которого ты поймал в тот день в башне Красной птицы?
Всю жизнь держать его рядом с собой.
Внутренние раны Янь Чжэнмина еще не зажили, но он так сильно испугался, что едва не задохнулся от кашля.
Чэн Цянь серьезно посмотрел на своего старшего брата, который, так сильно лил слезы1, что едва не подавился кровью, но решил, что в этом не было ничего, что стоило бы скрывать. Он снова продолжил:
1 梨花带雨 (líhuā dài yǔ) — красавица льет слезы.
— Хань Юань сказал, что твой внутренний демон — это то, о чем я не осмелюсь узнать. Однако, я подумал, что бояться здесь нечего. Даже если ты собираешься восстать против нашего учителя и предков, никого из них больше нет рядом. Ты можешь просто рассказать об этом. Может быть, тебе это поможет.
Какой очаровательный болван...
Выслушав его праведные речи, Янь Чжэнмин вдруг почувствовал себя загнанным в угол. Он бросил на Чэн Цяня тусклый взгляд, и выражение его лица стало еще печальнее. С минуту глядя в его честные глаза, Янь Чжэнмин бессильно махнул рукой:
— Убирайся.
Все сладкие слова, которые он себе представлял, на самом деле оказались вымыслом. Янь Чжэнмин обнаружил, что в жестокой реальности самым частым, что он говорил Чэн Цяню, было: «убирайся».
Чэн Цянь нахмурился, не понимая причину этого бессмысленного гнева, но, обуздав свои чувства, он терпеливо произнес:
— Старший брат, даже у смертных, чьи дни заняты дровами, рисом, маслом и солью2, бывают моменты, когда их что-то беспокоит. И нет ничего странного в том, что те, кто, также как и мы, идет по долгому пути самосовершенствования, порой оказываются в тупике.
2 柴米油盐 (chái mǐ yóu yán) (букв. дрова, рис, масло и соль) — будничный, повседневный.
— В этом действительно нет ничего странного. Совершенно ничего. Разве я что-то такое говорил? — из-за непристойных мыслей в его голове, стыд Янь Чжэнмина быстро превратился в гнев, и он тут же отпустил в адрес Чэн Цяня ряд насмешек. Но стоило ему произнести эти слова, как он сразу же почувствовал, что это и в самом деле было неразумно. Однако, собрав всю волю в кулак, юноша все же решил идти до конца. — Ничего я тебе не скажу. Уходи!
Чэн Цянь ничего не ответил.
Под его непонимающим взглядом Янь Чжэнмин еще больше разозлился. Он долго смотрел на Чэн Цяня, представляя, как притягивает его к себе и кричит ему: «Никак не можешь оставить эту тему? Мой внутренний демон — это ты, ублюдок!»
К сожалению, он мог себе это только представлять. Снаружи Янь Чжэнмин остался неподвижным, как лед3, но его сердце металось во все стороны4, словно большая обезьяна.
3 冰雪 (bīngxuě) — лед и снег (обр. в знач.) сильнейший холод, ледяной.
4 上蹿下跳 (shàng cuān xià tiào) — обр. метаться, носиться во все стороны.
В конце концов, ему пришлось собственноручно убить ее. Будучи образцом рациональности, он выбрал подход «с глаз долой — из сердца вон» и отвернулся от Чэн Цяня.
После короткого ночного разговора и гораздо более продолжительной борьбы Янь Чжэнмин вдруг вознамерился продолжить их холодную войну.
Чэн Цянь немного помолчал и внезапно сказал с улыбкой:
— Ну, я не буду тебя расспрашивать. В любом случае, я думаю, ты будешь в порядке.
Янь Чжэнмин покосился на него.
— Ты можешь развлечь себя сам… — добавил Чэн Цянь.
Заметив, что на лице главы его клана и, по совместительству, старшего брата вот-вот разразится буря5, будто бы он горел от желания наказать его, Чэн Цянь впервые в жизни решил действовать по ситуации.
5 山雨欲来 (shān yǔ yù lái) ссылается на: 山雨欲来风满楼 (shān yǔ yù lái fēng mǎn lóu) — надвигается ливень в горах, весь дом пронизан ветром; обр. вот-вот разразится буря. Напряжённая обстановка, сложная ситуация.
Сокрушаясь о том, что императрица становился все более и более угрюмым и его все сложнее было уговорить, он достал из своего длинного рукава тонкую палочку и разжал ладонь. Палочка вытянулась, уплотнилась и превратилась в меч, украшенный золотом и нефритами. Это был тот самый меч, который преподнес Чэн Цяню владыка долины Нянь Минмин, перед тем как юноша отправился в путь.
Чэн Цянь передал оружие Янь Чжэнмину и с тонким налетом лести, спросил:
— Разве твой клинок не сломался? Воспользуйся этим. Пусть он мне и не нравится, но это хороший меч. Позже, я найду для тебя что-нибудь получше.
Янь Чжэнмин бросил на меч короткий взгляд и тут же с явным отвращением отвернулся.
— Убери его. Как бельмо на глазу.
На это было больно смотреть… Чэн Цянь оказался отвергнут. Юноша потер переносицу, и решил не обращать на это особого внимания. Долгие годы его старший брат жил как избалованный богатый господин. Конечно же, его предпочтения были слишком высоки. Вполне естественно, что он не согласился бы принять столь грубо сделанное оружие.
Чэн Цянь улыбнулся и сказал:
— О, ну тогда, если хочешь, я отдам тебе Шуанжэнь.
Янь Чжэнмин был ошеломлен, услышав эти слова. Никто из тех, кто вошел в Дао через меч, не мог не соблазниться этим знаменитым ледяным клинком. Даже несмотря на то, что за ним тянулась дурная слава «меча несчастной смерти». Однако Янь Чжэнмин ничего не ощущал по этому поводу. Все эти годы Шуанжэнь приносил ему лишь воспоминания о своем владельце. Всякий раз, когда он видел это оружие, он чувствовал печаль, но никак не жадность.
Янь Чжэнмин странно посмотрел на Чэн Цяня и осведомился:
— Ты хочешь отдать мне Шуанжэнь?
Не говоря ни слова, Чэн Цянь бросил ледяной клинок прямо ему в руки:
— Забирай.
Янь Чжэнмин вытащил меч из ножен, и мороз, исходивший от лезвия, ударил ему в лицо. Настроение юноши явно улучшилось. Он невольно приподнял уголки губ, но, прежде чем он успел рассмеяться, Янь Чжэнмин вспомнил, что этот клинок принадлежал Чэн Цяню, но ведь «человек един с мечом, предавший свой меч — погибнет».
Он не мог не подумать: «Независимо от того, что я у него попрошу, неужели он действительно с радостью отдаст мне это?»
Как только эта горько-сладкая мысль промелькнула в его голове, взгляд Янь Чжэнмина снова потемнел.
Янь Чжэнмин несколько раз входил в печать главы клана, наблюдая за Тун Жу и его судьбой. Юноша испытывал сложные чувства к своему ушедшему учителю. Ему казалось, что мысли их старшего наставника о своем ученике, были несколько… неуместными. В душе, он тайно сочувствовал ему, как товарищу по несчастью. С одной стороны, Янь Чжэнмин испытывал к Тун Жу слабую симпатию. С другой, он проецировал на него свое отвращение. И хотя юноша знал, что нельзя беспричинно гневаться на предков, он ничего не мог с собой поделать.
Если бы Чэн Цянь принадлежал к предыдущему поколению или был его старшим братом, Янь Чжэнмин чувствовал бы себя гораздо спокойнее. Его чувства были бы абсолютно искренними. В лучшем случае ему бы казалось, что он лишь слегка отступил от правильного пути. Возможно, он даже стыдился бы своего эгоизма по отношению к Чэн Цяню. А если бы его выгнали из клана, это было бы даже лучше, ведь табу утратило бы всякую силу.
Но, к сожалению, это был не тот случай. Чэн Цянь — его младший брат, о котором он заботился с самого детства. Их позиции сильно отличались от вышеописанного сценария. Все было совершенно иначе. Какими бы искренними ни были его чувства, все они превращались в неподобающие мысли, коим в его разуме не было места. Как глава клана, он не должен был вести своего младшего брата по ложному пути. У юноши даже не было возможности выразить все то, что лежало у него на сердце. Потому что, каким бы глубоким оно ни было, все это было слишком непристойно.
«Разве я это заслужил?» — с горечью и отвращением подумал Янь Чжэнмин. Не сказав ни слова, он вернул Шуанжэнь Чэн Цяню. Увидев, что Тан Чжэнь и его команда закончили устанавливать защиту, он встал и вошел в разрушенный храм.
Оставшийся позади Чэн Цянь ощутил сильную головную боль. Похоже, его старшему брату теперь было просто невозможно угодить.
Нянь Дада спрятался в разрушенном храме. Увидев вошедшего внутрь Янь Чжэнмина, мальчишка тут же подбежал к нему и воскликнул:
— Старший!
В тот день, когда Чэн Цянь оставил его с Люланом, нуждавшимся в срочной помощи, у него не было другого выбора, кроме как вернуться в долину Минмин. Изо всех сил стараясь состряпать для своего отца убедительную историю, он солгал, не моргнув и глазом: «Старейшина Чэн хочет взять меня в ученики, потому я немедленно должен отправиться за ним, чтобы начать обучение». После всех хлопот ему вновь разрешили покинуть долину Минмин, и он попросту увязался за Тан Чжэнем.
Пусть он и солгал отцу, но Нянь Дада действительно не отказался от своего намерения стать учеником Чэн Цяня. После того, как он стал свидетелем великой битвы клана Фуяо, его нежелание сдаваться, похоже, и вовсе превратилось в навязчивую идею. Таким образом, он сразу же решил польстить своему будущему главе клана.
— Я — Нянь Дада, из долины Минмин. Приветствую тебя, старший.
Полный ненависти к себе, Янь Чжэнмин устало посмотрел на Нянь Дада и моментально сформировал о нем первое впечатление.
«Не стой на моем пути, щенок, не видишь, что отец нездоров?», — подумал Янь Чжэнмин.
Нянь Дада увидел, что взгляд его будущего старшего совершенно не отличался дружелюбием. Он выглядел не таким покладистым, каким его описывал Чэн Цянь. Нянь Дада попытался подбодрить себя: «Среди выдающихся заклинателей прошлых поколений так много необычных личностей. Не стоит слишком много думать об этом. Пока я буду держаться рядом с ними, рано или поздно, мое терпение будет вознаграждено. В будущем, я определенно стану великим заклинателем!»
Янь Чжэнмин не обратил на него никакого внимания. Нянь Дада сразу же вспомнил время, которое он провел с Чэн Цянем. Даже если старший его не слушал, он все равно продолжал говорить. Юноша рассказывал ему обо всем, начиная с того, как он восхищался «старейшиной Чэном» и до того, как он улизнул из долины Минмин. Он говорил о том, как преследовал Чэн Цяня, как нагло держался рядом с ним, и как он сделал все, чтобы путешествовать с Тан Чжэнем. Пока Янь Чжэнмин слушал все это, у него непрерывно подергивался глаз. Но стоило ему заподозрить, что это ублюдок вынашивал кое-какие планы относительно Чэн Цяня, как в его сердце тут же вспыхнул гнев.
Из-за того, что Янь Чжэнмин был не самого лучшего мнения о себе, он начал подозревать весь мир. Он остановился и посмотрел на мальчишку. Он легко мог использовать свое положение, чтобы запугать младшего. Юноша тут же выпустил свою ауру мастера клинка и, не разбираясь, в чем дело, безжалостно спросил:
— Каковы твои намерения относительно моего младшего брата?
Нянь Дада ошеломленно замолчал.
Юноша хотел было признаться, что желал лишь сделать все возможное, чтобы стать лучше, что он обещает с почтением относиться к своим будущим старшим, но, к сожалению, он так испугался, что даже не осмелился поднять глаза. Его ноги затряслись, и мальчишка не смог вымолвить ни слова.
— Говори!
Нянь Дада почувствовал, что вот-вот разрыдается. Это был первый раз, когда он встретился с заклинателем меча лицом к лицу, и он чувствовал, что не хотел бы когда-нибудь вновь пережить этот опыт. Заклинатели меча воистину страшные люди!
Шум, наконец, достиг ушей Ли Юня. Юноша как раз разговаривал с Тан Чжэнем. Причитая про себя: «Как же неловко», — он торопливо подошел к своему старшему брату. Но тот уже успел напугать младшего заклинателя до такой степени, что мальчишка чуть было не обмочил штаны, и Ли Юню ничего не оставалось, кроме как успокоить Нянь Дада.
— В последнее время в нашем клане случилось так много всего… У нашего главы плохое настроение. Молодой господин, пожалуйста, не вините его.
В то же время он оттащил Янь Чжэнмина в сторону и прошипел:
— Что за безумные вещи ты творишь?
Будучи уведенным Ли Юнем прочь, Янь Чжэнмин тут же успокоился. Он понимал, что среагировал слишком остро. Юноша в растерянности открыл рот.
Ли Юнь посмотрел ему в лицо, и его внезапно охватил ужас. Старший брат с самого детства был неравнодушен к Чэн Цяню. Кроме того, Чэн Цяня не было с ними несколько лет. Вернувшись, он тут же угодил в руки главы клана, который баловал его, как сокровище. И, хотя Ли Юнь часто дразнил его, большинство из его фраз были лишь дешевыми шутками. Он никогда не задумывался об этом всерьез.
— Ты…
Не желая отвечать, Янь Чжэнмин резко отвернулся и сделал вид, что ничего не произошло. Словно пытаясь убежать, он поспешно обратился к Тан Чжэню.
— Старший Тан, я слышал от Сяо Цяня, что мы в неоплатном долгу перед вами за спасение его жизни.
Эти двое тут же принялись обмениваться любезностями. Имея дело с чужаками, Янь Чжэнмин всегда держался как глава клана, способный просчитать любой поступок собеседника и принять соответствующие меры. Никто не смог бы сказать, что внутри своей семьи у него была ужасная привычка постоянно вести себя как юный господин.
В присутствии посторонних, Ли Юнь на время отбросил свои смутные сомнения и спросил Тан Чжэня:
— Тан даою проделал столь трудный путь до Южных окраин, но зачем? Можем ли мы вам чем-нибудь помочь?
— Мой юный друг Чэн Цянь, должно быть, рассказал тебе о моем положении, — небрежно произнес Тан Чжэнь. — Хотя моя плоть уже мертва, моя душа все еще здесь. У моего изначального духа нет убежища, и я не хотел бы прибегатьк столь бесчеловечной технике, как захват чужого тела. Так что у меня нет другого выбора, кроме как искать трупы недавно умерших людей и превращать их в марионетки, которыми я мог бы пользоваться. Такие марионетки долго не живут, и, к тому же, мне не всегда удается найти подходящий сосуд. Несколько лет назад я воспользовался войной и собрал несколько тел. Но, поскольку, они не могут существовать долго, мне пришлось приложить все усилия, чтобы отправиться к Южным окраинам, на поиски Пламени ледяного сердца. К несчастью, в пути я столкнулся с этим драконом.
Сделав паузу, Тан Чжэнь печально улыбнулся и вновь продолжил:
— Я до сих пор помню, как однажды имел удовольствие встретиться с Хань Юанем. Тогда он был еще ребенком и даже не мог почувствовать Ци. Годы жизни среди людей действительно полны случайностей.
После минутного молчания Янь Чжэнмин произнес:
— В те годы у этого предателя был слишком низкий уровень совершенствования, поэтому он первым угодил в ловушку «души художника», созданную одним вероломным человеком. Затем, по какой-то неизвестной причине, в его теле оказались заперты две души. Половина его «Я» одержима демоном. Неловко говорить это, но его собственная душа, похоже, была подавлена этим существом. Если бы наша младшая сестра не пробудила ее, боюсь, сегодня мы бы все погибли под когтями демонического дракона и ударами Небесного Бедствия.
Никто из присутствующих не был глупцом. Каждый из них смог услышать истинный смысл слов Янь Чжэнмина. Во всех ужасных вещах, что совершил Хань Юань, он обвинял «неизвестное демоническое существо, овладевшее им». Вполне вероятно, что, в будущем, он планировал вернуть Хань Юаня обратно.
Хотя Тан Чжэнь и Тан Ваньцю были учениками одного и того же клана, у них были абсолютно противоположные характеры. Тан Чжэнь прекрасно умел читать чужое настроение. Как только Янь Чжэнмин произнес это, он тут же разгадал его намерения и промолвил:
— О? Так причина в этом? Если это действительно так, думаю, у меня есть решение. В других делах от меня мало проку, но вопросы, связанные с душой — это по моей части.
— Хотелось бы услышать подробности, — поспешно сказал Ли Юнь.
— Две души в одном теле. Вы, конечно, хотите избавиться от одного из них, но боитесь последствий, я прав? В моем распоряжении есть артефакт под названием «Нить, притягивающая души». Она может привести изначальный дух одного человека во внутренний дворец6 другого. После чего, вы сможете найти способ защитить члена вашего клана и устранить демона, — ответил Тан Чжэнь.
6 紫府 (zǐfǔ) – пурпурный дворец (обр. в знач.: обитель бессмертных).
Поначалу Янь Чжэнмин лишь делал вид, что вежлив с ним. Однако, услышав эти слова, он не на шутку разволновался. Тщательно подавив свое нетерпение, юноша уважительно произнес:
— Брат Тан, вы так благосклонны к нашему клану. Это действительно…
Но Тан Чжэнь был не из тех, кто сыпал пустыми обещаниями. Если он так сказал, значит, действительно хотел одолжить им этот артефакт. В противном случае он бы просто промолчал.
Чэн Цянь незаметно вошел в храм. Услышав их разговор, он не удержался и сказал:
— В последнее время на Южных окраинах неспокойно. Для вас и этих детей путешествие по таким местам может быть слишком опасным. Мои старшие братья должны последовать за нашим четвертым братом... Но что, если мы поступим так? Если это вас не обременит, я мог бы пойти с вами на поиски Пламени ледяного сердца.
Чэн Цянь, безусловно, не мог бы их обременить. Башня Красной птицы рухнула, откуда ни возьмись появился демонический дракон, темные заклинатели Южных окраин и могущественные кланы со всего света пребывали в хаосе. Даже если Тан Чжэнь был очень хорошо осведомлен, физически он был слаб. Из двух его спутников Люлан был всего лишь подростком, еще не взошедшим в Дао, в то время как Нянь Дада совершенно ничего не знал о внешнем мире. На них в принципе нельзя было положиться. Получить Чэн Цяня в качестве защитника было наивысшим благом для Тан Чжэня.
А Чэн Цянь, в свою очередь, мог бы вернуть ему долг от имени своего клана.
Услышав такие решительные слова, Янь Чжэнмин хотел было возразить. Он совершенно не желал упускать Чэн Цяня из виду. Однако он тут же проглотил все возражения, уже вертевшиеся у него на языке.
«Могу ли я всю жизнь держать его рядом с собой?» — подумал Янь Чжэнмин. Он молча подсчитал все глупости, которые успел совершить, все свои неконтролируемые дурные мысли, и вдруг почувствовал, что было бы лучше действительно отпустить его на некоторое время.
Чэн Цянь был разумным человеком и редко затевал драки по пустякам. Его уровень совершенствования значительно возрос по сравнению с прошлым...
Но едва только на лице Янь Чжэнмина промелькнула тень нерешительности, как Тан Чжэнь сразу же ее заметил.
Он тактично улыбнулся.
— Чэн сяою, ты не должен этого делать. Ты слишком добр к людям. У нас с кланом Фуяо давняя связь. Когда я был еще молод и невежественен, мы с моей младшей сестрой путешествовали по миру. В дороге я ввязался в неприятности и едва не лишился жизни. К счастью, старший Тун из вашего уважаемого клана помог нам. Я остался на горе Фуяо, чтобы немного оправиться от ран и встретил твоего мастера. Я уже потерял счет тому, кто и сколько кому должен. Мои способности ограничены, я могу помогать вам лишь в мелочах. Не нужно мне платить.
Ли Юнь как раз обдумывал его слова. Его ладони слегка вспотели, и юноша поспешно бросил на Янь Чжэнмина взволнованный взгляд. Похоже, речь шла вовсе не о том, чтобы послать Чэн Цяня сопровождать Тан Чжэня и его спутников. Это был выбор старшего брата между правильным и неправильным.
Янь Чжэнмин поднял глаза и уставился прямо перед собой. Его сердце переполнилось до тошноты.
Избегая смотреть на остальных, он ответил, глядя в землю:
— Даою, ты так долго заботился о Сяо Цяне, что теперь он просто обязан помочь тебе. Пусть идет. Если Тан даою может оценить доставшийся ему меч, зачем отказываться?
После того, как Янь Чжэнмин закончил говорить, со стороны Тан Чжэня было бы просто невежливо отказаться. В итоге, все они решили отдохнуть в безымянном полуразрушенном святилище. Через три дня Лужа, наконец, проснулась, и у Тан Чжэня не осталось причин задерживаться здесь. Они ушли прежде, чем Чэн Цянь смог увидеть, насколько же выросли кости Небесного Чудовища.
У Янь Чжэнмина было слишком много слов, которые он хотел сказать. Однако, каждый раз прокручивая их в своей голове, он чувствовал, что все они слишком постыдные. Он позволил им всем остаться и сгнить в глубине своего сердца. Юноша махнул рукой и коротко бросил:
— Иди.
Но у Чэн Цяня, напротив, не хватало духу уйти. Несколько раз наказав своим старшим братьям заботиться об их младшей сестре, он все еще медлил. В конце концов, он вздохнул:
— Если бы только существовал хоть какой-то артефакт, способный перенести меня к вам в случае чего.
Эта фраза потрясла Янь Чжэнмина до глубины души, едва не заставив его тут же передумать. Он собрал всю свою волю в кулак и притворился нетерпеливым.
— Ладно, ладно, ты здесь единственный способный и везде нужный. Иди. Перестань тратить чужое время. Не мозоль мне глаза.
Сказав это, Янь Чжэнмин собрал осколки своего сердца, а затем решительно развернулся и первым ушел прочь.
С севера на юг, с востока на запад, было ли в целом свете такое место, где он мог бы завершить все свои дела и, наконец, успокоиться?
Свидеться сложно, расстаться еще тяжелее*
Чэн Цянь нахмурился и проводил Янь Чжэнмина взглядом, пока тот окончательно не скрылся из виду.
Он привык всегда сообщать только хорошие новости и умалчивать о плохих. И лишь когда его никто не видел, в глазах Чэн Цяня вспыхивала тревога.
Когда он предложил Янь Чжэнмину остаться, а сам вызвался сопровождать Тан Чжэня, он действительно хотел помочь. Однако, Чэн Цянь и сам пришел к той же мысли, что и Янь Чжэнмин: он чувствовал, что должен был на время покинуть клан.
У его старшего брата были дурные манеры, он отказывался идти навстречу и что-либо рассказывать, как бы Чэн Цянь не просил, однако, юноша все равно догадывался, что внутренний демон Янь Чжэнмина был как-то связан с ним самим. В противном случае, он не мог найти ни единой причины, по которой его старший брат не желал бы довериться ему.
Помыслы Чэн Цяня были чисты, но он не очень хорошо находил общий язык с другими людьми. Пусть он и подозревал о причине, но совершенно не понимал, что ему делать дальше. Он не знал, как подступиться к этой теме, не знал, как постучать со стороны1. Он беспокоился, что снова сделает что-то не так и еще больше расстроит старшего брата. Поэтому Чэн Цянь решил на время покинуть клан и возложил все надежды на более ловкого и хитрого Ли Юня.
1 旁敲侧击 (pángqiāocèjī) — стучать сбоку и бить со стороны (обр. в знач.: делать намёки, говорить обиняками).
Но юноша не был до конца уверен, что сможет на него положиться. Его старший брат только что ушел, но Чэн Цянь уже не находил себе места.
Будто бы небеса специально создали такого человека, чтобы заставить его почувствовать всю силу слов: «Свидеться сложно, расстаться еще тяжелее»2.
2 «Без названия» — это любовное стихотворение, написанное Ли Шанъинем (813–858 гг.), поэтом эпохи Тан. *Перевод: Александра Родсет
Безучастно взглянув на Чэн Цяня, Тан Чжэнь в задумчивости произнес:
— Дружбе в вашем клане действительно можно позавидовать.
Чэн Цянь пришел в себя и моментально отозвался:
— Сожалею, что задержал тебя, брат Тан.
— Я медленно передвигаюсь, — беззаботно ответил Тан Чжэнь. — Это пустяки.
Шедший сбоку Нянь Дада тут же вклинился в разговор.
— Старший Тан, ты не в ладах со своим кланом?
— Проблема не в том, ладим мы или нет, — Тан Чжэнь слегка прищурился, будто что-то припоминая. Тень одиночества пробежала по его лицу. — Для клана Фуяо качество всегда было важнее количества. Моя гора Мулань была полной его противоположностью. Наш клан был слишком большим. Главе подчинялось множество старейшин, каждый из которых занимал свою собственную горную вершину и имел право самостоятельно обучать учеников. Я прожил там несколько столетий, но так и не узнал их всех. Единственным поводом встретиться с остальными учениками было нечто похожее на большой турнир. Но с большинством из них мы даже не были знакомы, ни о каких узах не могло быть и речи. Отношения в клане строились исключительно на основании талантов и способностей. На горе Мулань всегда была строгая иерархия, и все ученики смотрели друг на друга с холодком.
Вновь взглянув на Чэн Цяня, Тан Чжэнь продолжил:
— Вы так тепло относитесь друг к другу, вы не похожи на клан. Скорее, вас даже можно назвать семьей.
— В больших кланах слишком много учеников, иерархия там куда строже. Нет ничего удивительного в том, что ученики отдаляются друг от друга. По-другому просто и быть не может. Но ведь даже среди них могут встретиться один или два человека, с которыми вы подружитесь? — произнес Нянь Дада.
— Пожалуй. У меня была младшая сестра, она росла вместе со мной. Она… у нее был не самый легкий характер, но в молодости у нас были хорошие отношения, — ответил Тан Чжэнь.
Это был уже второй раз, когда Чэн Цянь слышал о его младшей сестре.
— Твоя младшая сестра Тан Ваньцю? — спросил он.
— Да, это она, — не оборачиваясь, произнес Тан Чжэнь, — но «старший брат» и «младшая сестра» были ничем иным, как нашими позициями в клановой иерархии. В детстве мы были очень близки, но, когда мы выросли, каждый пошел своей дорогой. На горе Мулань все мы были всего лишь прохожими. Даже если бы сейчас она стояла прямо передо мной, я не уверен, что узнал бы ее. Я знаю, что тебя с ней тоже кое-что связывало. Теперь, когда ее больше нет в этом мире, нет необходимости расплачиваться cо мной за то, что она сделала для тебя.
Тан Чжэнь был человеком тактичным, холодным и прямолинейным. Кто знал, было ли это врожденным свойством его характера, или все лишь потому, что он много лет провел между жизнью и смертью. Он никогда не брал учеников, не возвращался в свой родной клан. Он даже не упоминал гору Мулань. Он только и делал, что бродил по свету. Все, кого он встречал, были для него всего лишь попутчиками.
Притворившись бродячими заклинателями, живущими на Южных окраинах, компания наняла конную повозку, а затем, минуя горы и реки, как простые смертные, отправилась на юг.
Ни Чэн Цянь, ни Тан Чжэнь не жаловали пустые разговоры. Нянь Дада чувствовал себя крайне неловко и у него не осталось другого выбора, кроме как попытаться расшевелить Люлана, которого было легче всего достать. Когда Чэн Цянь был в опасности, Люлан готов был рискнуть ради него всем. Однако, когда все было тихо, юноша не осмеливался произнести ни слова. Он лишь издали следовал за Чэн Цянем и постоянно прятался в тени, опустив голову так низко, словно боялся солнечного света.
Нянь Дада подбежал к Люлану и прошептал ему на ухо:
— Эй, приятель, я хочу вступить в клан Фуяо и стать учеником старейшины Чэна. Хочешь присоединиться ко мне?
Люлан бросил взгляд на спину шедшего впереди Чэн Цяня. Затем быстро отвернулся и молча покачал головой.
Ошибочно полагая, что невежественный Люлан неправильно его понял, Нянь Дада поспешил объяснить погромче:
— О, ты, вероятно, еще не знаешь об этом. Позволь мне рассказать тебе. Люди, вроде них, кто уже сформировал свой изначальный дух, обладают способностью восходить на небеса и спускаться под землю3. Даже заклинатели из мелких кланов могут всю жизнь прожить, но так никого из них и не встретить, чего уж говорить об обычных смертных.
3 上天入地 (shàngtiān rùdì) — восходить на небеса и спускаться под землю (обр. в знач.: везде, повсюду, где угодно).
Люлан лишь молча слушал его.
Нянь Дада всегда любил поучать других. Заметив, что Люлан обратил на него внимание, он пришел в еще больший восторг.
— Более того, обычные заклинатели и те, кто уже сформировал свой изначальный дух — это не одно и то же. Видишь ли, среди старших клана Фуяо наш старейшина Чэн… Ну, тут даже и рассказывать нечего. Но их глава — заклинатель меча! Я впервые встретил настоящего заклинателя меча. Он, конечно, был не очень-то любезен, но это не проблема. Ведь даже просто поговорить с мастером клинка, который зашел дальше стадии формирования изначального духа, уже достаточно, чтобы хвастаться этим годами.
Люлан покачал головой, и с трудом прохрипел:
— Тан чжэньжэнь спас мне жизнь, так что я хочу остаться и хорошо служить ему. Кроме того, мои способности невелики, я буду обузой для Чэн чжэньжэня. Все, что сейчас в моих силах — это помнить о долге, чтобы потом вернуть его.
Услышав это, Нянь Дада растерялся.
— Ты… ты… Эй, может быть, старейшина Чэн захочет принять тебя в ученики.
Люлан опустил голову и замолчал.
За менее чем сто ли пути, они более десяти раз подверглись нападению монстров и мелких демонов.
Однажды Чэн Цянь одним ударом уничтожил двух темных заклинателей, ворвавшихся к ним ночью с намерением убить и ограбить. Тогда он действительно почувствовал, что вправе утверждать, будто косил людей, как коноплю4. Лезвие Шуанжэня покрылось слоем кровавого инея, аура его хозяина была насквозь пропитана убийственными намерениями. В таком виде, даже с близкого расстояния, Чэн Цянь казался незнакомцем.
4 杀人如麻 (shā rén rú má) косить людей, как коноплю (обр. в знач.: массовые убийства).
С тех пор, как на Южных окраинах появился демонический дракон, темные заклинатели заметно оживились. Все выглядело так, будто они планировали восстание. Они стягивались сюда из разных уголков мира, пока, наконец, не образовали клан. Их деяния были грубыми и жестокими: они убивали мужчин, женщин и детей. Все вокруг утонуло в крови, на высоких башнях покачивались человеческие головы. Город, который они заняли, пропитала скверна. В скором времени он полностью оказался во власти этих демонов.
Но дело в том, что Пламя ледяного сердца находилось именно в этом демоническом городе.
«Пламя ледяного сердца» — это вовсе не огонь, а особый камень. Говорят, что снаружи этот артефакт холоден, как вечная мерзлота, но внутри у него сокрыт божественный нефрит, полный священной энергии. Камень мог сохранить человеческое тело на тысячу лет. Оно переставало гнить и замерзало в том состоянии, в котором находилось тогда, когда его хозяин только-только перестал дышать. Это священный артефакт был заложен в фундамент Чжаояна, величайшего города на Южных окраинах.
В этих краях было смертельно жарко, повсюду свирепствовала скверна. Обстановка здесь оставляла желать лучшего. Однако благодаря Пламени ледяного сердца в Чжаояне круглый год царила весна. Это привлекало путешественников и торговцев, и в итоге помогло ему стать первым городом Южных окраин… а теперь он превратился в добычу этих демонов.
Нянь Дада наивно произнес:
— А я думал, что Пламя ледяного сердца — это какое-то сокровище, поэтому жители города ни за что бы не отдали его нам. Мы ведь не смогли бы просто прийти и ограбить их. Но теперь все стало куда проще. Поскольку Чжаоян захвачен темными заклинателями, мы можем выбрать любую тактику, какую только захотим, не рискую сойти с праведного пути. Не так хорошо прибыть рано, как прибыть в нужное время.
Чэн Цянь не верил, что это совпадение. Юноша многозначительно посмотрел на Тан Чжэня.
Неожиданно Тан Чжэнь ответил прямо:
— В нужное время? Я заранее предугадал, что на юге начнется хаос, поэтому специально приехал сюда, чтобы порыбачить в мутной воде. Моя, так называемая «небесная тайна»5 — это всего лишь умение слышать все, что происходит вокруг, видеть все, словно с высоты птичьего полета и немного удачи. С недавних пор на Южных окраинах начала собираться демоническая энергия. Крупные кланы стали странно себя вести. Управление небесных гаданий прислало сюда множество сильных бойцов. Поэтому-то я и решил, что сейчас самое подходящее время. Но, тем не менее, я не мог предсказать, что явится этот демонический дракон и вызовет такие беспорядки.
5 天机 (tiānjī) — тайны природы; механизм вращения небесной сферы.
Сердце Чэн Цяня дрогнуло. Что не так с этим воплощением Хань Юаня? Он превратился в дракона, но зачем он полетел на север? Может быть, его целью была столица империи?
Неужели… Он все еще не забыл обиду за то, что стал жертвой заклинания Чжоу Ханьчжэна, и теперь решил навлечь беду на императорский двор?
Чэн Цянь и Тан Чжэнь познакомились очень давно, но из-за особенностей характеров они никогда не были особенно близки. Между ними всегда сохранялась некоторая дистанция. Однако они могли позволить себе быть более откровенными друг с другом, чем с другими людьми.
— Брат Тан, я хотел бы спросить у тебя кое о чем… — прямо сказал Чэн Цянь.
— О твоем четвертый младший брате?
— Именно. Правда ли, что в теле моего четвертого брата две души? — осведомился юноша.
Когда они встретились у подножия горы Фуяо, он не смог узнать повзрослевшую Лужу. Но Хань Юань… один «Хань Юань» пытался освободить незнакомую барышню, в то время как второй явно хотел ее убить.
Во время Небесного Бедствия один «Хань Юань» хладнокровно желал на живую вытащить из Лужи скелет Небесного Чудовища, но ведь был и другой. Пытаясь спасти ее, он рискнул всем, чтобы поглотить демоническую энергию.
— Судя по тому, что я вижу, ты до сих пор не понял, что значить быть «ведомым внутренним демоном», — сказал Тан Чжэнь. — Тот, другой, что внутри него — это не отдельная сущность, это и есть его собственный внутренний демон, с помощью которого он все это время совершенствовался. На таком уровне он уже давно вышел из-под контроля. Теперь он пытается напасть на истинное «Я». Итак, как, по-твоему, какой вывод мы можем из этого сделать? Внутренний демон — это и он, и одновременно не он. Это воплощение его глубочайшей ненависти. Но, если твой старший брат настаивает на том, что он непременно одержим демоном, то, конечно же, можно найти аргументы и для этой версии.
— Как он до этого дошел? — спросил Чэн Цянь.
— Я не знаю. Я могу только догадываться, — Тан Чжэнь на мгновение задумался, а затем не сдержался и произнес. — Возьмем меня в качестве примера. Сейчас я просто блуждающий призрак, жаждущий вновь обрести тело. Даже во сне эта мысль не дает мне покоя. Захватить тело другого человека было бы для меня наилучшим решением. Оно бы не сгнило, а я, вдобавок ко всему, получил бы еще и уровень совершенствования прежнего владельца. Но захват чужого тела — искусство Темного Пути. Я знаю, как это сделать, но не хочу. И все же, как было бы удобно, будь у меня такой внутренний демон. Если бы я не хотел что-то делать, демон мог бы сделать все вместо меня. Я мог бы получить желаемое, утверждая, что это произошло вовсе не по моей воле. В таком случае я остался бы невиновным, но все равно пожинал бы плоды, не так ли?
Даже если Тан Чжэнь сказал «я не знаю», его слова были остры, как нож. Чэн Цянь на мгновение потерял дар речи.
— Твой младший брат, ступивший на Темный Путь, вы хорошо ладили? — снова спросил Тан Чжэнь.
Чэн Цянь сжал пальцами Шуанжэнь и тихо произнес, но слова словно застряли в его горле.
— Лучше, чем с моими кровными братьями.
Тан Чжэнь мягко улыбнулся.
— В этом есть смысл. Его уровень самосовершенствования был слишком низким. Когда его клан оказался в опасности, он ничем не смог помочь. Хуже того, он был использован врагом, чтобы убить тебя. Как он мог встретиться со своими товарищами? Как он мог смотреть на себя? Поэтому, собрав всю свою решимость, он воспользовался оставшимся влиянием заклинания, а затем просто поплыл по течению, позволив своему внутреннему демону наставить себя на ложный путь. Чтобы быть ведомым внутренним демоном, нужно быть одновременно и сильным, и слабым. Похоже, твой четвертый брат тоже на редкость талантлив.
— Давай пока закончим на этом, — внезапно произнес Чэн Цянь, сожалея, что он не может немедленно вернуться к Янь Чжэнмину и остальным. — Брат Тан, сегодня вечером я принесу тебе Пламя ледяного сердца. Пожалуйста, расскажи мне план.
Темные заклинатели потворствовали плотским желаниям, поэтому демонический город никогда не спал.
В ту же ночь Чэн Цянь в одиночку пробрался за его стены.
Он скрыл свою ауру и проскользнул мимо кровавых барьеров. Достав карту, которую дал ему Тан Чжэнь, юноша тщательно сверился с ней. Он все еще немного сомневался. Внутри стен высились три башни с колоколами и барабанами. Пламя ледяного сердца покоилось в центре площади, к которой стекались все городские улицы. Находясь здесь, камень защищал город от царившей повсюду скверны. Первоначальный план Чэн Цяня состоял в том, чтобы прокрасться внутрь и выкопать его, а затем также незаметно скрыться. К сожалению, в месте, где было сокрыто Пламя ледяного сердца, эти грязные темные заклинатели построили павильон.
Глядя на, полное демонической ауры, строение, Чэн Цянь почувствовал, что столкнулся с дилеммой. Он спрятался за поворотом на ближайшую улицу, не зная, стоило ли ему прямо сейчас броситься в атаку, убить всех вокруг и забрать камень, или же тихо прокрасться внутрь и действовать по обстоятельствам.
В этот момент на улице послышались неуверенные шаги.
В сторону Чэн Цяня, пьяно пошатываясь, шел полуобнаженный темный заклинатель.
Сперва Чэн Цянь не обратил на него никакого внимания. Каждый раз, когда он скрывал свою ауру, все окружавшие его люди переставали принимать его за живого человека. Они видели в нем лишь человекоподобную куклу и попросту игнорировали его присутствие.
Однако этот заклинатель оказался не так-то прост. Едва завидев Чэн Цяня, он с любопытством подошел поближе и обошел юношу по кругу. Видя, что выражение лица Чэн Цяня осталось неподвижным, а его тело было полностью лишено признаков присутствия живого духа, темный заклинатель хихикнул и коснулся его щеки. Шмыгая носом, он произнес:
— Кто забыл здесь куклу? Какой качественный товар, я непременно должен этим воспользоваться...
С этими словами пьяный бесстыдник сунул свои руки под одежду Чэн Цяня.
Чэн Цянь онемел от шока.
Юноша тут же покрылся мурашками.
Этот демонический совершенствующийся, похоже, действительно был очень пьян. Слегка покачиваясь, он произнес:
— О… почему эта штука выглядит так, будто может двигаться самостоятельно? Твой прошлый хозяин, должно быть, хорошо с тобой развлекался...
Не в силах больше этого выносить, Чэн Цянь тут же высвободил свою острую, как лед, ауру. Темный заклинатель был поражен. Едва он пришел в себя, как сразу же встретился взглядом с парой, горящих жаждой убийства, глаз. Но, прежде чем он успел издать хотя бы звук, холодное лезвие пронзило его горло.
После этого случая Чэн Цянь моментально отбросил свою идею «тихо проникнуть внутрь». Словно призрак, он бросился к павильону.
Вдоль стены было сложено несколько трупов. По их виду можно было определить, что смерть, вероятно, наступила не так давно, след духовной энергии еще не до конца рассеялся. Очевидно, все они были заклинателями. Глядя на них, Чэн Цянь обнаружил, что ни одно из тел не было целым. У кого-то не хватало конечностей, у кого-то и вовсе осталась одна только голова.
Чуть дальше, в углу, сидела молодая девушка, чем-то похожая на Лужу. Чэн Цянь так удивился, что не удержался и попытался повнимательнее ее рассмотреть. У девушки были маленькие округлые щечки, а на лбу виднелась киноварная родинка. Барышня оказалась гораздо симпатичнее его худенькой сестренки, до сих пор бегавшей с перьями в волосах. Но, к сожалению, нижней части ее тела нигде не было видно.
Гладя на красавицу, встретившую такой ужасный конец, даже Чэн Цянь, человек с железным сердцем, больше не мог этого выносить. Он плотнее сжал в руке Шуанжэнь, спрятался за стеной и аккуратно запрыгнул на крышу павильона.
Стоило ему оказаться наверху, как Чэн Цянь тут же понял, что этот павильон был построен не так, как большинство других. На самом деле это тоже был артефакт. Снаружи он казался не больше обычной чайной, но внутри его пространство было поистине огромным и включало в себя несколько этажей.
Юноша заглянул внутрь и увидел сотни демонических совершенствующихся, упивавшихся безумием. Проникавший повсюду странный запах долетал до самой крыши. Пахло кровью и чем-то сладким. Чэн Цяня тут же затошнило.
На нижнем этаже юноша разглядел темную комнату. В комнате были заперты люди. К сожалению, она была слишком далеко, чтобы Чэн Цянь мог с уверенностью сказать, заклинатели то были или смертные. Он видел лишь, как несколько демонических совершенствующихся открыли дверь, а затем с помощью огромных цепей вытащили оттуда молодого человека.
Изначально белые одежды несчастного все были в пятнах засохшей крови. В полумертвом состоянии его выволокли наружу и подвесили над высокой платформой посреди двора.
На платформу вышел невысокий мужчина с голым торсом. В руке он держал стальной хлыст. Под взглядами всех присутствующих он обошел несчастного по кругу и внезапно хлестнул его так сильно, что во все стороны разлетелись кровавые брызги. Толпа разразилась возбужденными криками, будто бы все они находились на каком-то празднике.
Чэн Цяню стало любопытно и он остановился, чтобы понаблюдать. Юноше показалось, что то, как этот коротышка бил свою жертву, хоть и выглядело жестоко, но на деле, он вовсе не хотел, чтобы молодой человек умер. Чэн Цянь спросил себя: «Он не убивает его, только чтобы подольше помучить? Или у него осталась хоть капля милосердия, и он попросту хочет сохранить этому человеку жизнь?»
Но прежде, чем Чэн Цянь закончил свою мысль, на платформу поднялись еще несколько заклинателей и заклинательниц. Выражаясь словами его старшего брата, они были как «бельмо на глазу». Казалось, они полностью лишились разума, им потребовалась целая вечность, чтобы сделать всего лишь несколько шагов. От кончиков волос и до кончиков пальцев ног их тела постоянно извивались и сплетались вместе, превращая людей в двуногих змей.
Чэн Цянь пораженно подумал: «Что же они делают?»
Но то, что произошло дальше, заставило юношу раскрыть от удивления рот. Добравшись до подвешенного, эти демоны тут же окружили его. Один за другим, темные заклинатели взбирались на несчастного, бесконечно терзая его тело. Беззастенчиво сбросив одежды, они тут же вовлекли свою полумертвую жертву в настоящую оргию.
Наблюдая за всем эти действом, Чэн Цянь ошеломленно молчал.
Что за чертовщина тут творится?!
Запомни этот клинок
«У темных заклинателей нет ни морали, ни совести, они поистине необузданны. Их логово — Южные окраины. Ты действительно по-своему силен, но ты не хитрее их. Прошу тебя, уходи сразу, как только добудешь Пламя ледяного сердца, и постарайся не ввязываться в драку. Но если ты все же захочешь сразиться с ними, сперва выберись из города».
Именно такой совет Тан Чжэнь дал Чэн Цяню перед его уходом. И юноша был не настолько безрассуден, чтобы так быстро забыть об этом.
Однако стоило ему только увидеть эту сцену, как Чэн Цянь тут же вспомнил о темном заклинателе, которого он ранее встретил у ворот. В его сердце вновь вспыхнула ярость. Ему захотелось взмахнуть мечом и тотчас разрубить это проклятое логово.
Чэн Цянь почувствовал, как по телу пробежали мурашки. Чтобы успокоить свой гнев и руку, которая словно сама потянулась к ножнам, юноша принялся читать про себя Священные писания «О ясности и тишине».
Закончив с чтением, Чэн Цянь прильнул к стене и, используя полумрак павильона как прикрытие, осторожно спустился вниз.
К счастью, все, кто находился внутри, были слишком заняты своими похотливыми развлечениями. Никто даже не заметил его, как если бы он был дымом от курильницы.
Чэн Цянь спрятался за бамбуковой занавеской. Изо всех сил стараясь не обращать внимания на то, что его окружало, он тут же приступил к поискам Пламени ледяного сердца. Юноша аккуратно достал из рукава маленькую нефритовую черепашку, которую дал ему Тан Чжэнь. Нефрит был зеленым и прозрачным, как кристалл, размером фигурка была с большой палец взрослого человека. Вращая круглой головой, черепашка принялась ползать по чужой ладони, старательно изучая клубившуюся вокруг ауру. Затем она внезапно открыла рот, будто проголодавшись, и остановилась, уставившись куда-то в сторону.
Чэн Цянь поднял глаза и проследил за ее взглядом. Вдруг, юноша почувствовал себя так, словно его ударила молния. В том месте, куда смотрела черепашка, находилась та самая платформа!
Решив, что с артефактом что-то не так, Чэн Цянь поспешно перевернул ее вверх ногами. Но даже оказавшись на спине, черепашка все еще сучила своими маленькими лапками, упорно поворачиваясь в указанном направлении.
Или эта маленькая дрянь была самой похотливой из черепах, или Пламя ледяного сердца каким-то непостижимым образом вдруг оказалось под платформой.
Чэн Цянь вздохнул, осознавая, что мысли о Хань Юане спровоцировали его, заставив действовать опрометчиво. Ему вообще не следовало покидать дом.
Однако он зашел уже слишком далеко. Чэн Цянь оглянулся, а затем бросился к месту, где держали пленников. Его тело тут же покрылось слоем инея, и стоявшие у двери охранники застыли на своих постах. Чэн Цянь в мгновение ока оказался перед тюрьмой. Высвободив свой изначальный дух, он потянулся к висевшему на клетке железному замку.
Хотя он и действовал бесшумно, более бдительные заклинатели все же заметили его.
— Кто там крадется? — закричал один из них.
Но Чэн Цянь не остановился. Юноша был полон отвращения. Он никак не мог понять, как смели эти наглецы обвинять других в столь сомнительных вещах.
Желая покончить с этим как можно скорее, Чэн Цянь высвободил клубившийся вокруг него холод, и морозная аура хлынула во все стороны. Внутри павильона поднялась самая настоящая метель. Еще до того, как кто-либо из охранников успел среагировать, он ударом меча разбил железную клетку.
Вот к чему приводит недостаток нравственности. Большинство темных заклинателей не привыкли носить на себе много одежды, и теперь их голые задницы страдали от суровых ветров. Начавшийся хаос превратил это место в бурлящий котел.
Воспользовавшись ситуацией, Чэн Цянь пробрался в середину двора. Шуанжэнь очертил в воздухе ослепительно яркий, как снег, полукруг, и внезапно обрушился на полную заклинателей платформу, разрубив ее на две части. Оказавшись на месте, юноша тут же разжал руку, выпуская на волю бившуюся в его ладони маленькую черепашку.
Едва коснувшись земли, черепашка, бывшая размером с большой палец, вдруг выросла до размеров небольшого холма. Она гордо возвышалась над платформой, словно бы всегда была неотъемлемой частью этого места. Открыв рот, нефритовая черепашка испустила глубокий вздох. Стены павильона дрогнули, и под грудой развалин, прямо из-под земли, показался огромный камень.
В этот самый момент, на балконе третьего этажа, среди беснующейся толпы темных заклинателей, появился опрятно одетый человек. Его лицо было полностью закрыто.
— Откуда ты взялся, маленький воришка? Ты что, хочешь умереть?! — крикнул незнакомец.
Слово «воришка» неприятно резануло слух Чэн Цяня. Юноша вдруг отчетливо осознал, что не намерен мириться с подобным прозвищем.
Человек в длинных одеждах выглядел отчужденным. Он взмахнул рукой и тут же атаковал юношу, совершенно не думая об ущербе.
Под натиском темной энергии, снежная буря, созданная Чэн Цянем, постепенно рассеялась. Один из низкоуровневых заклинателей, что вовремя не успел убежать, угодил в самое сердце черного тумана. Тьма тут же поглотила его, оставив вместо несчастного голый скелет. Скелет был белее куриных костей, обглоданных голодным нищим!
Похоже, даже у этого адского места был свой страж. Чэн Цянь холодно усмехнулся и прыгнул на шею нефритовой черепахи. Юноша выпустил из рук Шуанжэнь, и морозный воздух, яростным вихрем, устремился вверх, желая сбросить темного заклинателя с балкона. Холодная аура меча столкнулась с горячим ветром Южных окраин, и с неба, как в самый разгар непогоды, хлынула вода.
Человек в длинных одеждах не устоял под натиском клинка. Силясь увернуться, он отступил на несколько шагов назад. Воспользовавшись моментом, нефритовая черепаха раскрыла рот и проглотила Пламя ледяного сердца!
Получив желаемое, Чэн Цянь заставил нефритовую черепаху вернуться к прежнему размеру и поспешно спрятал ее в рукав. Заметив, что перестарался, вызвав столь сильный переполох, юноша приготовился бежать. Однако в этот момент кто-то внезапно окликнул его из стоявшей в тени клетки.
— Старший, пожалуйста, спаси нас! Мы ученики горы Белого тигра, что в Западной Лян!
Ранее Чэн Цянь уже разрушил одну тюрьму, но вовсе не потому, что хотел спасти тех пленников, а потому, что ему нужно было чем-то отвлечь охрану. Однако теперь ему казалось, что он сделал достаточно. Если их способности находились на таком низком уровне, винить в этом им следовало только самих себя.
Похоже, он не слишком-то верил в то, что жизни учеников горы Белого тигра стоили больше, чем жизнь других людей. Тем не менее, услышав это название, Чэн Цянь не удержался и остановился. Один из ключей от замка горы Фуяо хранился у владыки горы Белого тигра.
Чэн Цянь понятия не имел, зачем их мастер оставил такой замок, но он не мог не беспокоиться о том, с какими трудностями приходилось сталкиваться его старшему брату. Правда это была или нет, но, когда он услышал слова «гора Белого тигра», он больше не мог отступить.
Но стоило только Чэн Цяню приблизиться к тюрьме, как на него тотчас бросилась группа темных заклинателей. Взмахнув мечом, он создал огромную волну, что смела этих обезьян прочь, а затем встал перед тем, кто его окликнул.
Окликнувшим оказался юноша. У него было живое лицо и такие яркие глаза, что казалось, будто они излучали свет. Чэн Цянь боялся, что от юноши будут одни неприятности, но, увидев этот взгляд, он не мог не проникнуться сочувствием к его владельцу. Молодой человек хватался за соломинку, но неожиданно, на помощь к нему пришел Чэн Цянь, что несказанно осчастливило юнца.
И все же, как бы он ни был счастлив, он все еще оставался в здравом уме. Едва завидев Чэн Цяня, он поспешно предупредил:
— Старший, на цепи, которой мы связаны, висит заклинание ограничения!
Не говоря ни слова, Чэн Цянь занес меч и с силой рубанул по звеньям, но ответом ему был лишь лязг. Ледяной клинок столкнулся с железом, но цепь не сдвинулась с места.
— Грубой силой здесь не поможешь, — торопливо произнес молодой человек. — Позволь мне придумать другой способ. Старший, осторожно!
Несколько темных заклинателей попытались напасть на Чэн Цяня сзади.
Но тот даже не оглянулся. Шуанжэнь очертил в воздухе широкую дугу. Этому смертоносному клинку редко выпадал шанс вступить в настоящий бой. Кончик меча окрасился в красный, лезвие дрожало, словно живое. Одним движением он тут же отсек несколько голов. Разбрызгивая повсюду кровь, Шуанжэнь развернулся и, прежде чем пленник успел возразить, вновь ударил в то же самое место.
Юноша замолчал, не в силах вымолвить ни слова. Морозный клинок и темное заклинание снова и снова атаковали друг друга. Каждое последующее столкновение было еще более жестоким, чем предыдущее. В этой борьбе не на жизнь, а на смерть темная энергия и нестерпимый холод слились воедино, сделавшись практически неотличимыми.
Попав под такое невероятное давление, пленный юноша ни на миг не решался закрыть глаза. Он никак не мог понять, как путь к свободе мог быть таким простым и грубым.
В конце концов, победила более свирепая сторона.
Юноша в изумлении открыл рот. На заколдованной цепи появилась трещина. Демоническая энергия черным дымом хлынула наружу. Все, что осталось на месте нерушимых оков — лишь железные звенья, рассыпавшиеся при малейшем прикосновении.
Чэн Цянь поднял руку вверх и выпустил в небо луч белого света. Свет превратился в силуэт лошади и устремился прочь. Это был сигнал Тан Чжэню, о том, что он преуспел и теперь собирался бежать, так что его союзники должны были быть готовы в любой момент прийти ему на помощь.
Демоническая энергия стекалась со всех сторон, подобно надвигавшейся грозе. Тьма безжалостно нацелилась на Чэн Цяня, но юноша отмахнулся от нее Шуанжэнем.
Стоя в эпицентре бури, Чэн Цянь сам себе казался трясущим дерево муравьем1. Зажав в ладони морозный клинок, он, не оглядываясь, обратился к юноше:
1 蚍蜉撼树 (pí fú hàn shù) — трясущий дерево муравей (обр.: с малыми силами и не располагая достаточными средствами и способностями пытаться творить великие дела; дела не по плечу).
— Держись подальше.
Увидев способности этого человека, юноша быстро проникся ситуацией. Не осмелившись ослушаться, он без оглядки выбежал из павильона.
Чэн Цянь внезапно переменил стойку. Крепче перехватив клинок, несший на себе остатки демонической энергии, он с силой ударил им по земле. Земля Чжаояна раскололась, по улицам побежали глубокие трещины. Темная Ци хлынула во все стороны и дома, служившие логовом демонов, в одночасье рухнули. Чэн Цянь всегда был таким: он либо вообще ни о чем не беспокоился, либо непременно доводил начатое до конца. Таким образом, он освободил из тюрьмы всех несчастных.
Большинство заключенных здесь были заклинателями. Должно быть, в этом адском месте они подвергались всевозможным пыткам, и когда они внезапно обрили свободу, их глаза тут же налились кровью.
Началась потасовка.
Едва только Чэн Цянь решил, что теперь самое время воспользоваться хаосом и сбежать, как до его ушей донеслись звуки пипы2. Казалось, они явились из ниоткуда. Пройдя сквозь тело юноши, мелодия нарушила поток его Ци.
2 Пипа — китайский четырехструнный щипковый музыкальный инструмент типа лютни. Один из самых распространенных и известных китайских музыкальных инструментов.
Звуки пипы заполнили весь Чжаоян, они напоминали шум шагающей армии. Приторная сладость, смешавшаяся со зловонием крови, наводнила это место. Чэн Цянь почувствовал себя так, словно упал в кучу хлопка. Неописуемая слабость наполнила его тело. Чей-то голос шептал ему в уши, а пара нежных рук, от прикосновения которых покалывало кожу, принялась упоенно ласкать его.
К несчастью для этого темного заклинателя, его чары столкнулись с железной стеной. Чэн Цянь по природе своей не слишком-то поддавался соблазнению. Более того, проникнув в демоническое логово, он успел стать свидетелем множества сомнительных деяний. Его тело покрылось мурашками, и юноша сердито взмахнул Шуанжэнем, поднимая вихрь, намереваясь непременно обрушить его на то, что встало у него на пути, независимо от того, красавица-то была или просто скелет. Вдыхая странный, въедавшийся в кожу запах, Чэн Цянь желал лишь одного — найти водоем и хорошенько вымыться.
Увидев его непоколебимую волю, кто-то вдалеке фыркнул, и мелодия пипы изменилась. К ней примешалась череда звуков, похожих на свист флейты. Резкий и тонкий, он все больше и больше врезался в уши.
Чэн Цянь увидел перед собой цветок, и его фантазия ожила. В одно мгновение в его сердце замелькали бесчисленные образы. Приторно-сладкий аромат исчез, и до юноши донесся знакомый запах орхидей. Руки, что крепко обвивали его, превратились в невесомую дымку. Неподалеку от него стоял кто-то, кого он очень хорошо знал.
Этот человек держал в руке веер и, ласково улыбаясь, смотрел на Чэн Цяня. На пальце у него виднелось кольцо с монетой.
Чэн Цянь молча уставился перед собой.
Он был в оцепенении. К счастью, это длилось недолго. В его ладонь упало точно такое же кольцо. Настоящее, то самое, которое он забрал у Янь Чжэнмина.
Из монеты появился дух подражания и предстал перед иллюзией. Казалось, его совершенно не волновало, кто находился перед ним. Дух замахнулся, отвесив человеку из иллюзии звонкую пощечину, и наваждение тут же развеялось. Затем, презрительно взглянув на Чэн Цяня, он снова скрылся в медном кольце с крайне высокомерным выражением лица.
Этот глупый дух подражания неожиданно оказался весьма полезен. Похоже, он мог отгонять зло.
Чэн Цянь пришел в себя и почувствовал, как горят его уши. Юноша подумал, что в ближайшее время он точно не сможет смотреть на себя в зеркало.
Взмахнув Шуанжэнем, он моментально заморозил повисший в воздухе туман, превратив его в огромную ледяную глыбу. Глыба рухнула вниз, столкнувшись с лезвием меча. Шумразнесся по округе, развеяв странную музыку, и иллюзия окончательно растворилась в белесом мареве.
Чэн Цянь наконец понял, что струны были развешаны по всему Чжаояну. Когда дул ветер, они сами по себе издавали звуки, наполняя улицы множеством видений. На городской стене стоял темный заклинатель и держал в руках пипу. С первого взгляда трудно было понять, мужчина это был или женщина. Бросив на Чэн Цяня холодный взгляд, заклинатель тут же исчез.
Неподалеку от Чэн Цяня приземлился неизвестный юноша.
— Этот демон один из «кошмарных путников», глава «клана Радости». Они просто омерзительны. Меня зовут Чжуан Наньси, я младший ученик горы Белого тигра. Я был послан сюда, чтобы исследовать это сборище темных заклинателей. Однако, я понятия не имел об этой уловке и легко угодил в ловушку. Старший, как я могу к тебе обращаться?
— Клан Фуяо, Чэн Цянь, — лаконично бросил юноша, а затем взлетел в воздух, в мгновение ока оказавшись на городской колокольне, и с силой ударил темного заклинателя, уже собиравшегося было протрубить в рог. Затем он вновь оглянулся на Чжуан Наньси. — Почему ты все еще здесь? Хочешь, чтобы вокруг тебя собрались все демоны этого города?
Услышав его слова, Чжуан Наньси поспешно запрыгнул на большое дерево. Его движения образовали в воздухе большой лук высотой в три чжана. Словно гигантская птица, Чжуан Наньси нырнул с высоты на «тетиву» и громко произнес:
— Сяо Ци, одолжи мне немного огня!
Словно из ниоткуда появился еще один юноша. Незнакомец был небольшого роста. Приблизившись, он ловко начертил перед собой заклинание, и появившийся символ вспыхнул холодным огнем. Пламя, как падающая звезда, устремилось к Чжуан Наньси.
— Это последний, — произнес юноша.
С протяжным свистом холодное пламя вытянулось до семи или восьми чи в длину. Превратившись в огромную стрелу, оно точно легло на тетиву. С резким звуком стрела взлетела в небо, достигла небывалой высоты, а затем взорвалась тысячами искр. Искры упали на землю и расцвели огненными цветами, грозя сжечь Чжаоян дотла.
Чжуан Наньси издал протяжный свист и тут же получил ответ. Несколько теней последовали его приказу и покинули город, демонстрируя отменную дисциплину и хорошую выучку.
Чэн Цянь взволнованно наблюдал за юношами со стороны. По сравнению с учениками острова Лазурного дракона, носившими вечный траур, и с башней Красной птицы, которая рухнула, ничего после себя не оставив, учеников горы Белого тигра определенно ждало светлое будущее, даже несмотря на отсутствие у них опыта.
Под руководством Чэн Цяня компания учеников открыла городские ворота и ринулась на север. Темные заклинатели последовали за ними.
Чжуан Наньси громко спросил Чэн Цяня:
— Старший, как нам избавиться от них?
— В этом нет необходимости.
Как только он это произнес, с неба рухнул черный флаг. Он пролетел мимо группы Чэн Цяня и заключил преследователей в ловушку.
Высоко в облаках, верхом на невесть откуда взявшихся летающих лошадях, его уже ждали Тан Чжэнь, Нянь Дада и Люлан.
— Забери ее, — Чэн Цянь бросил в руки Тан Чжэню нефритовую черепаху. — Здесь лучше не задерживаться. Вперед!
Нянь Дада был так напуган разлившейся по небу демонической энергией, что стоило ему только услышать слова Чэн Цяня, как он немедленно взмахнул кнутом и пустил летающую лошадь галопом.
— Дядя Чэн, поторопись!
Но Чэн Цянь проигнорировал его, так и не сдвинувшись с места.
В мгновение ока в черном флаге Тан Чжэня образовалась дыра. Глава клана Радости с пипой в руках и его подчиненные уже почти догнали юношу. Преследователи остановились на некотором расстоянии от Чэн Цяня.
Это место находилось за пределами демонического города, здесь больше не было всех тех ловушек и уловок, на которые мог бы положиться глава клана Радости. Казалось, он внезапно пожалел, что потерял самообладание и едва не бросился наутек.
За исключением действительно талантливых и гениальных заклинателей, тот, кто следовал по Темному Пути, был обречен на вечные поражения. Особенно, когда дело касалось применения грубой силы.
Чэн Цянь в одиночестве стоял на своем мече посреди бескрайнего неба. Рукава его изношенной одежды развевались на ветру, подобно парусам. Однако никто из преследователей не смел приблизиться к нему больше, чем на три чжана. Южные окраины заполонила странная удушливая тишина.
Взглянув на бегущую впереди группу Чжуан Наньси, глава клана Радости осторожно спросил:
— Господин, могу ли я поинтересоваться, что вы имеете против моего клана? Почему вы так внезапно напали на Чжаоян?
Этот темный заклинатель был поистине бесстыден. Прошло совсем немного времени, а он уже считал Чжаоян своим домом.
— Ничего. Я вовсе не святой, что борется за справедливость. Просто… — остановив свой взгляд на пипе в руках главы клана, Чэн Цянь медленно обнажил Шуанжэнь. Едва только клинок покинул ножны, как воздух наполнился пронзительным скрежетом. Юноша холодно улыбнулся. — Ты посмел использовать против меня свою грязную иллюзию и заставил ее принять облик главы моего клана!
Окончательно рассвирепев, юноша сразу же атаковал темного заклинателя. Сила, которую Чэн Цянь держал в себе, пока находился в демоническом городе, наконец вырвалась на свободу. Его ледяная аура тут же обнажила свои клыки.
Глава клана Радости в ужасе схватился за инструмент. С глухим треском струны пипы оборвались, и громкий шум оглушил Чэн Цяня. Воспользовавшись моментом, так называемый «глава клана» тут же бросился наутек, совершенно не заботясь о том, живы ли еще его подчиненные, или уже нет.
К сожалению, он не смог убежать далеко.
Когда меч пронзил его сердце насквозь, он услышал полный ярости голос своего врага:
— Запомни этот клинок и мой совет: в следующей жизни, прежде чем нарушать чужие запреты, лучше хорошенько подумай, есть ли у тебя в запасе еще одна жизнь!
Грандиозные амбиции главы
Даже после того, как Чэн Цянь покончил с темным заклинателем, он все еще не мог успокоиться. Будто у него в горле застряла кость.
Неужели все действительно было так? Он постоянно высмеивал своего старшего брата, совершенно не заботясь об уважении. Однако его крайне беспокоило, если кто-то пытался наступить ему на хвост или погладить против чешуи.
Вдобавок, Чэн Цянь жутко сердился на Хань Юаня. С какими же подонками он общался столько лет?
Одной пощечины в тот день ему было явно недостаточно.
Чэн Цянь знал, что, получив Пламя ледяного сердца, Тан Чжэнь определенно не станет его дожидаться, а значит, ему тоже не стоило задерживаться здесь. Безжалостно убив всех темных заклинателей Южных окраин, юноша сразу же покинул это адское место. Вот только он понятия не имел, куда ему идти. По логике вещей, он уже выполнил свою задачу, и теперь должен был повернуть на север, к своему старшему брату. Однако по какой-то причине Чэн Цянь не хотел так скоро встречаться с Янь Чжэнмином.
К счастью, оказалось, что в этот день у него появился кто-то, кто с радостью готов был подложить ему подушку. Едва достигнув границы Южных окраин, Чэн Цянь столкнулся с Чжуан Наньси. Юноша все это время ждал его.
Отпустив всех своих собратьев-учеников, Чжуан Наньси остался стоять на месте. Как только он увидел Чэн Цяня, то сразу же подошел, чтобы поприветствовать его.
— Старший Чэн! Спасибо, что спас нас. Без тебя мы бы все здесь погибли.
Молодой человек был очень умен, к тому же, его способности были на довольно высоком уровне, так что у Чэн Цяня сложилось о нем хорошее впечатление. Махнув рукой, он произнес:
— Не надо церемоний. Никакой я не старший. В этом нет ничего особенного, я просто случайно оказался поблизости.
Чжуан Наньси был ошеломлен.
— Старший, значит, ты проник в Чжаоян только из-за этого камня?
Чэн Цянь понятия не имел, почему он задал этот вопрос. Однако он не стал поправлять юношу и спокойно ответил:
— Так и есть. А в чем дело?
— Несколько дней назад, когда мы угодили в ловушку этих темных заклинателей, моей младшей сестре посчастливилось спастись. Старший, едва я увидел тебя, то сразу же решил, что это она привела подкрепление, — поспешно сказал Чжуан Наньси.
— Разве твоя младшая сестра не могла связаться с вашим кланом? Зачем бы ей понадобилось приводить на помощь случайного незнакомца? — произнес Чэн Цянь.
Чжуан Наньси так и не нашел, что ему ответить и печально улыбнулся.
— Кстати говоря… «Младшая сестра» — это всего лишь обращение. Она… она была моим другом… мы встретились как ряски на воде1. Я думал, что старший мог ее видеть.
1 萍水相逢 (píngshuǐ xiāngféng) — встретиться как ряски на воде; обр., о случайной встрече, случайном знакомстве в пути.
— Ты ждал меня здесь только из-за нее? Как она выглядит? — небрежно спросил Чэн Цянь. На самом деле юноша не питал к этой истории ни малейшего интереса.
Чжуан Наньси тут же пустился в пространные разговоры, фонтанируя восторженными описаниями. После слов: «Ее облик мог бы посрамить цветы и затмить луну! Едва завидев ее, рыбы тонут в озерах, а гуси падают с облаков», — Чэн Цянь понял, что больше не в силах этого выносить. Все, что он успел понять, так это то, что младшая сестра Чжуан Наньси была невероятно красивой девушкой. Весь остальной рассказ казался совершенно бесполезным. С губ Чэн Цяня сорвался вопрос:
— Она твоя возлюбленная?
Чжуан Наньси смутился и замолчал.
Он никак не ожидал, что кто-то может быть настолько прямолинейным. Юноша смущенно посмотрел на Чэн Цяня, и его лицо залилось румянцем. Для мужчины, у Чжуан Наньси были слишком живые глаза. По ним с легкостью можно было прочесть все его чувства.
Чэн Цянь нахмурился, невольно припомнив весь тот фарс, устроенный темными заклинателями в Чжаояне. Он подумал: «Вместо того, чтобы так легкомысленно тратить свое время, почему бы тебе не сосредоточиться на своем самосовершенствовании? Как ты можешь называть себя учеником великого клана? Похоже, вам всем еще очень далеко до плакальщиков с острова Лазурного дракона. Во всяком случае, они хотя бы старательные».
Едва эта мысль промелькнула в его голове, и Чэн Цянь тут же потерял терпение. Ему больше не хотелось иметь с Чжуан Наньси никаких дел. Однако, учитывая тот факт, что юноша являлся учеником горы Белого тигра, и в будущем их наверняка ждала еще одна встреча, Чэн Цяню пришлось подавить это чувство.
В конце концов, заклинатели или нет, все они до сих пор оставались людьми. А какой человек может избежать мирских хлопот? Даже если Чэн Цянь мало заботился о себе, он должен был помнить о своем клане. Каким бы нетерпеливым он ни был, он должен был сделать над собой усилие.
— Заклинательницы, которых мне доводилось встречать, не сильно отличались от твоих описаний. Я не смогу узнать ее лишь по твоим словам, — произнес юноша.
— Да, это моя ошибка, — смутился Чжуан Наньси, потирая руки. — У нее овальное личико2, а на лбу видна киноварная родинка. Думаю, если бы ты ее увидел, ты бы обязательно запомнил.
2 鹅蛋脸 (édànliǎn) — лицо гусиным яйцом, овальное лицо (эталон женской красоты в традиционном Китае).
Чэн Цянь промолчал.
Он спросил об этом только лишь из вежливости, и никак не ожидал, что действительно мог бы повстречаться с ней. Множество людей украшали свои лбы киноварными знаками, но очень немногие рождались с ними. Не та ли это девушка, чье мертвое тело он нашел у павильона?
Когда началась суматоха, она так и не смогла убежать… Ей не удалось.
Чэн Цянь хотел было бросить холодное «соболезную», но, глядя в глаза Чжуан Наньси, он почему-то не смог этого сделать. Чэн Цянь крайне редко видел в заклинателях нечто подобное. Бесконечная надежда и страстное желание. Казалось, что одно лишь описание этой девушки доставляло юноше несказанную радость.
«Да он ей просто одержим», — решил Чэн Цянь.
Стоило ему только подумать об этом, и прежнее раздражение как рукой сняло. Кто-то, кто с такой любовью и преданностью говорил о другом человеке, не мог не тронуть его сердце.
Чэн Цянь понятия не имел, что ему ответить.
Увидев, что его собеседник молчит, Чжуан Наньси разочарованно вздохнул и сказал:
— О, может быть, она и старшие потерялись. Я попробую еще раз поискать их поблизости.
Но вдруг Чэн Цянь произнес:
— Весь день ты проводишь в мечтах о заклинательнице, не имеющей к тебе никакого отношения… Не думал ли ты, что это может повлиять на твое самосовершенствование?
Ему всегда казалось, что смертные женились только по нужде. Чтобы было кому заботиться о домашних делах и ради продолжения рода. Заклинателей такие проблемы совершенно не беспокоили. Кроме того, праведный путь связывает человека с небом и землей, разум совершенствующегося должен быть чист и свободен от мирских желаний. Поэтому заклинатели становились партнерами только лишь для укрепления отношений между кланами, или для обмена методами совершенствования.
Все они вынуждены были бороться против целого мира, против жестокости общества и против своих собственных демонов. Все, кроме темных заклинателей, потворствовавших своим порокам. Кто в здравом уме согласился бы испытать нечто столь же бессмысленное, как романтические чувства?
Однако, как только слова слетели с его губ, Чэн Цянь тут же пожалел об этом. Он сказал себе: «Какой абсурд. Все это не имеет ко мне никакого отношения. Почему я вообще об этом спросил?»
К счастью, Чжуан Наньси это мало волновало.
— Старейшины горы Белого тигра говорили мне то же самое. Она самая обычная заклинательница, у нее за душой ни гроша… Но меня это не интересует. Даже будь она обычной смертной, она бы все равно мне понравилась. — откровенно ответил он.
— Смертные редко доживают до семидесяти лет, — холодно произнес Чэн Цянь.
Грубо говоря, для заклинателей связи со смертными были сродни связям с домашними животными. Их дружба жила лишь несколько десятилетий. Стоило им только привыкнуть друг к другу, и уже нужно было заботиться о похоронах. Такие отношения никогда не длились долго, и печалиться здесь было совершенно не о чем.
Чжан Наньси улыбнулся.
— Это ничего. Если понадобится, я уничтожу свое ядро и останусь с ней. Мы будем жить как обычная пара. Но пока это не противоречит морали, я готов сделать для нее все, что угодно.
Чэн Цянь хранил молчание.
С одной стороны, он был немного ошеломлен мятежными мыслями Чжуан Наньси. С другой, ему повезло, что он не успел выболтать всю правду. Чэн Цянь в тайне сочувствовал этому юноше. В итоге, он решил умолчать о том, что неизвестная заклинательница погибла. Может быть, если Чжуан Наньси не удастся разыскать эту девушку, то со временем он сможет отказаться от нее?
Будто почувствовав, что сказал слишком много, Чжуан Наньси смущенно произнес:
— Я больше не побеспокою старшего такими легкомысленными речами. А?
Пока они говорили, горизонт озарился холодным светом, а затем взорвался ослепительным фейерверком. Казалось, это сияние можно было увидеть из любой точки мира.
— Это сигнал зала Черной черепахи, так они призывают своих учеников, — с некоторым сомнением произнес Чжуан Наньси. — Как странно. Старший Бянь давно уже отошел от мирских дел. Зачем ему приезжать на Южные окраины?
— Зал Черной черепахи? Один из Четырех Святых? Разве они не живут на крайнем севере? — спросил Чэн Цянь.
— Верно, — ответил Чжуан Наньси. — Зал Черной черепахи и моя родная гора Белого тигра стоят друг напротив друга. Между нами лежит огромное ледяное море, поэтому мы всегда сохраняем мир. Если они прибыли сюда, я должен немедленно пойти и поприветствовать их. Старший Чэн, у тебя еще есть дела? Если нет, почему бы тебе не присоединиться ко мне?
Услышав это, Чэн Цянь почувствовал, что, даже потратив так много времени на пустые разговоры с этим мальчишкой, выслушивая бесполезные романтические истории, он все равно был бы рад последовать за Чжуан Наньси.
Вдалеке, заслоняя небо, развевался огромный черный флаг. Чжуан Наньси посерьезнел.
— Похоже, сам верховный старейшина зала Черной черепахи прибыл сюда. Увы, я слышал, что появление на Южных окраинах дракона потрясло весь мир. Не знаю, к счастью это или нет.
Чэн Цянь молчал, ощущая пропитавшую все вокруг мощную ауру. В тот день, когда содрогнулось Восточное море и владыка Гу был повержен, царила точно такая же атмосфера. С тех пор как Чэн Цянь покинул долину Минмин, это был первый заклинатель, заставивший юношу почувствовать свою неоспоримую силу. Это вернуло ему воспоминания о путешествии на остров Лазурного дракона.
Чжуан Наньси издали доложил о себе:
— Ученик горы Белого тигра Чжуан Наньси пришел сюда по приказу своего учителя, чтобы лично поприветствовать старейшину зала Черной черепахи.
Как только он представился, окружавшее их давление заметно уменьшилось, словно освобождая юноше путь.
Следуя за Чжуан Наньси, Чэн Цянь увидел в тени черного флага великое множество заклинателей в черных одеждах. Вокруг них, словно неся за собой зиму, клубилась едва заметная морозная Ци. Некоторые из присутствующих заклинателей узнавали Чжуан Наньси и уступали ему дорогу. Некоторые даже кивали ему в знак приветствия.
Подняв глаза, Чэн Цянь увидел под флагом летающую повозку, запряженную лошадьми в тяжелых стальных доспехах. Перед повозкой стоял мужчина средних лет. Его глаза источали молнии. Незнакомец неотрывно смотрел на Чэн Цяня. Чжуан Наньси сделал шаг вперед и обратился к «верховному старейшине». Обменявшись с юношей несколькими словами, старейшина невольно перевел взгляд на Чэн Цяня.
— Это же…
Их встреча была похожа на столкновение тысячелетней ледяной бездны с бескрайними заснеженными полями. Это пробудило в Чэн Цяне небывалую решимость. Он попытался успокоиться, удерживая тревожно дрожавший в его руке Шуанжэнь, и уже собирался было ответить, как вдруг кто-то крикнул:
— Старейшина! Я знаю его, это он!
«Это я «кто»?» — поразился Чэн Цянь. Но прежде, чем он успел подумать об этом, кричавший уже выхватил меч и бросился на него.
Тем временем, за тысячи миль отсюда, слухи о демоническом драконе привели Янь Чжэнмина на Центральные равнины. Юноша бесцельно катал по ладони три медные монеты, но так ничего не узнал.
В те времена, когда они еще были учениками на горе Фуяо, их мастер порой тоже играл с монетами. Однако, он никогда не рассказывал им секретов прорицания. Мучунь чжэньжэнь не только никогда не заговаривал об этом, но и отзывался о гаданиях с долей скептицизма и сарказма.
Многих детей волновали речи старших. Если старшие говорили о чем-то: «Это плохо, не делай этого», — дети почти наверняка хотели бы это попробовать. Однако, когда старшие говорили: «Какой человек будет заниматься подобными глупостями? Только скачущие вокруг обезьяны решились бы на подобное», — мало кто захотел бы возвращаться к такому, даже будучи взрослым.
Хотя прошло уже более ста лет, Янь Чжэнмин все еще понятия не имел, что делать с этими монетами. В столь неопределенные времена, юноша порой не мог удержаться от желания взглянуть на превратности судьбы, но он каждый раз чувствовал, что его стремление узнать будущее было самой настоящей глупостью.
Янь Чжэнмин глубоко вздохнул.
Он не знал, возможно ли вернуть назад превратившегося в дракона Хань Юаня. Не знал, увидит ли он в этой жизни, как откроются двери горы Фуяо.
А еще он понятия не имел, как ему теперь смотреть Чэн Цяню в глаза.
Янь Чжэнмин щелкнул пальцами, и медные монеты, резко звякнув, взмыли в небо, сливаясь воедино как Инь и Ян.
«Учитель, что же мне делать?» — подумал глава клана Фуяо.
К сожалению, спрашивать об этом у учителя было пустой тратой времени. Когда Хань Мучунь был жив, у него на все был только один ответ: «Ты должен плыть по течению». Этот чудак ко всему относился одинаково и не ведал бед. Теперь, когда его тело умерло, а душа исчезла, он, вероятно, стал еще спокойнее.
Чэн Цянь… Что такого хорошего было в Чэн Цяне?
Глава клана Янь пытался допросить самого себя. У его брата был острый язык и злые помыслы. Основываясь на том, что Янь Чжэнмин знал о Чэн Цяне, с его способностью сохранять непоколебимое выражение лица, юноша выдавал лишь десятую часть того, что было у него на душе. Никто и представить себе не мог, насколько отвратительный внутренний мир мог бы скрываться под величественным фасадом.
Он был упрям и неразумен, не ел ни твердой, ни мягкой пищи, и его окаменевшее сердце казалось прочней железа.
Было ли хоть что-то невозможное для того, кто провел в уединении среди льда пятьдесят лет, питаясь одной только холодной водой? В конце концов, Янь Чжэнмин вынужден был признать, что даже будучи главой клана, он никак не мог контролировать своего ублюдочного младшего брата.
Кроме того, у Чэн Цяня была целая куча невыносимых вредных привычек. Он был невероятно неопрятен, и ложился спать, даже не приняв ванну. Он мог дотронуться до чего угодно, каким бы отвратительным оно ни было. Более того, после этого он никогда не мыл руки... Вдобавок ко всему, он обладал странной проницательность. Чэн Цянь всегда видел насквозь то, чего не должен был видеть, но никогда не знал того, что должен был знать. Он постоянно ковырялся в сокровенных чувствах других людей, тыкая пальцем в то, что нельзя было показывать.
Вначале Янь Чжэнмин пытался найти себе хоть какое-нибудь оправдание, но в итоге лишь сильнее разозлился.
Если подумать, он всегда любил все красивое и ненавидел уродство. Все эти годы он прикидывался «слепцом», чтобы поиздеваться над другими. Но вот, наконец, возмездие настигло и его. Янь Чжэнмин с горечью обнаружил, что и в самом деле был слеп.
Внезапно за его спиной раздался голос:
— Старший брат, монеты упали.
Едва заслышав слово «монета», Янь Чжэнмин вздрогнул, будто его поймали с поличным.
Из-за его спины, бесшумно, словно призрак, выплыл Ли Юнь, и сердито уставился на него, не говоря ни слова.
Янь Чжэнмин бросил на юношу короткий взгляд.
— Что ты делаешь?
— Где Лужа? — воровато озираясь, спросил Ли Юнь.
— Тренируется с огнем в глубине горы, — произнес Янь Чжэнмин. — Чего ты тут шныряешь?
После удара молнии Лужа с радостью обнаружила, что теперь она не только стала похожа на взрослую девушку, но и обрела способность управлять истинным пламенем Самадхи. Для нее это было в новинку. Девушка решила ковать железо, пока горячо, и с головой погрузилась в самосовершенствование.
Услышав, что сестры здесь нет, Ли Юнь тут же уселся рядом с Янь Чжэнмином.
Делая вид, будто понятия не имеет, с чего начать, он с осторожностью осведомился:
— Как это ты согласился отослать свое сокровище?
Люди, чья совесть была чиста, сильно отличались от тех, в чьих сердцах поселились темные призраки. Уже одного этого вопроса оказалось вполне достаточно, чтобы Янь Чжэнмин оторвался от своего занятия. Ему тут же захотелось возразить: «О каком таком сокровище идет речь?» Однако, прежде чем он смог произнести это вслух, он почувствовал, что это было бы слишком наиграно. После секундного замешательства Янь Чжэнмин вдруг осознал, что Ли Юнь просто не мог спросить об этом без конкретного умысла. Юноша раздраженно потер лоб и прямо осведомился:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Старший брат... — вздохнул Ли Юнь.
— Не стоит поднимать эту тему, — внезапно прервал его Янь Чжэнмин. С минуту помолчав, он снова произнес. — Тебе не нужно ничего говорить. В глубине души я и сам прекрасно знаю, что с этим делать... Мне больше ста лет, я умею себя вести.
Ли Юнь редко бывал так серьезен.
— Да, я знаю, что ты умеешь соблюдать правила приличия, но как ты поступишь?
Янь Чжэнмин был ошеломлен.
Взглянув на него, Ли Юнь покачал головой и тихо произнес:
— Нелегко идти по пути мечника. Ты уже достиг уровня «формирование клинка». Такое в мире редко встречается. Каждый твой шаг подобен ходьбе по острию ножа. Ты уже заработал внутреннего демона, что ты собираешься делать в будущем?
Слова младшего брата немного опечалили Янь Чжэнмина, но юноша постарался не подавать вида. Как ни в чем не бывало, он небрежно бросил:
— В чем дело? Люди ничем не отличаются от муравьев. Их жизни длятся всего несколько десятилетий, но они все еще способны меняться. Очевидно, что человеку свойственно влюбляться в новое и забывать старое. Я тоже ничем не отличаюсь от них. Через несколько лет это чувство попросту исчезнет.
— Старший брат, ты действительно думаешь, что внутренний демон появился у тебя из-за того, что ты запросто мог бы забыть через пару лет? Ты думаешь, что я такой же глупец как наша маленькая птичка и совершенно ничего не понимаю? — вздохнул Ли Юнь.
Янь Чжэнмин промолчал.
Эти двое молча уставились друг на друга. Через некоторое время Ли Юнь снова заговорил:
— Ты... действительно собираешься держать это в секрете от Сяо Цяня? По-моему, так будет только хуже…
Монета в руке Янь Чжэнмина с треском сломалась. Выражение лица юноши сделалось холодным.
— Не говори об этом больше. — отрезал он.
— Но…
— Никаких «но», — взгляд Янь Чжэнмина стал глубокими и острым, как лед. Это не на шутку напугало Ли Юня. — Ты не должен никому об этом говорить, особенно Чэн Цяню.
Ли Юнь открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но, в конце концов, он попросту проглотил свои слова и неохотно кивнул.
— Не кивай для вида. Поклянись! — потребовал Янь Чжэнмин.
— Ох, старший брат…
— Прекрати нести чушь!
Понимая, что переубеждать его не было никакого смысла, Ли Юнь вынужден был поднять руку и сказать:
— Клянусь, я сохраню это в тайне и никогда ничего не скажу третьему брату. Иначе…
— Иначе в тебя ударит молния и ты умрешь мучительной смертью, — продолжил за него Янь Чжэнмин.
Ли Юнь немедленно подскочил на месте:
— Ты что, с ума сошел?!
Янь Чжэнмин взглянул на него и спокойно сказал:
— Ли Юнь, похоже, у тебя проблемы. Ты, вероятно, думаешь, что все, кто храбрее тебя, непременно сумасшедшие.
Ли Юнь пристально посмотрел на него и беспомощно произнес:
— Если внутренний демон проживет слишком долго и твое сердце будет разбито, что ты тогда будешь делать?
— Если я умру, вы, ребята, сможете избрать другого главу, — протянул Янь Чжэнмин. — Это было бы очень кстати, потому что я не хочу оставаться в этом положении навечно. Исходя из того, что я успел услышать, изначальный дух вполне может возродиться. Как насчет того, чтобы в следующей жизни обратиться лисицей-оборотнем? Если до этого дойдет, вы должны будете убедить Лужу упорно совершенствоваться, чтобы стать великим Небесным Чудовищем. Тогда она сможет узурпировать трон, занять место Королевы монстров и защитить меня.
Столь грандиозные амбиции главы клана лишили Ли Юня дара речи. Какое-то время юноша действительно не мог произнести ни одного слова.
В итоге, Янь Чжэнмин окончательно перестал обращать на него внимание и, слегка сжав пальцы, принялся напевать какую-то вульгарную песню.
Все приходит в упадок, и прошлого не изменить.
Страданью подвластен, и тот, кто богат, и кто нищий.
Нам всем предстоит, свои котелки перебить3,
И в спешке решить, кто в этой жизни лишний.
Пусть ветер терзает восток, ливни запад затопят.
Эй-эй, посмотри же, герой, как меняется мир!
Вот только все это лишь песня, правда денег не стоит.
И так каждый день, живи эту жизнь как жил.
Уж лучше я буду просто свободным ублюдком!
Реки глотать и выпивать моря.
И буду выплевывать их, будто бы это шутка.
Тысячи лет и долгие времена…
3 破釜 (pòfǔ) – дырявый котелок. Ссылается на 破釜沈舟 (pò fǔ chén zhōu) – разбить котлы, потопить лодки (обр. в знач.: стоять насмерть, отрезать себе путь к отступлению, сжечь мосты, не отступать, не сдаваться.
Это была песня, что часто пели бродяги, попрошайничавшие у ворот усадьбы Фуяо. Услышав ее, Ли Юнь внезапно ощутил печаль и беспокойство.
Время от времени Янь Чжэнмин искренне завидовал им. Ему хотелось быть похожим на этих бездомных, ведь в этой жизни не было ничего, что могло бы побеспокоить их. Однако, вспоминая, как они вылавливали из своих волос вшей, он больше не испытывал этого желания. Он знал, что в этом мире больше не было места, которое он мог бы назвать своим домом. И все же он отлично помнил песни попрошаек.
Когда Янь Чжэнмин попытался устроиться поудобнее, его сердце внезапно сжалось, будто бы его ударили молотом. Он вздрогнул и тут же прекратил петь.
— Что на этот раз? — испуганно спросил Ли Юнь, глядя на старшего брата широко открытыми глазами.
Лицо Янь Чжэнмина напоминало облик демона.
— Амулет, которым я подвязал волосы Сяо Цяня…
Последний стиль деревянного меча клана Фуяо
Разумеется, Чэн Цянь не собирался просто стоять и ждать, когда его зарежут. Прежде чем он успел обнажить Шуанжэнь, вихрь, смешавшийся с осколками льда, вырвался наружу и отразил удар.
Юноша бросил на нападавшего недоуменный и сердитый взгляд, желая проделать в его голове немалую дыру.
Однако, когда Чэн Цянь, наконец, разглядел противника, пламя его гнева тут же угасло. Это был один из двух заклинателей с изначальным духом, некоторое время назад сопровождавших избалованного мальчишку.
Тогда… кем же на самом деле был тот бесполезный кусок мусора из повозки?
Чжуан Наньси застыл в приветственной позе. Став свидетелем столь внезапного развития событий, юноша в растерянности спросил:
— Верховный… Верховный старейшина, что происходит?
Чэн Цянь без труда отбросил коренастого заклинателя назад. Тот рухнул и кубарем покатился по земле. Но прежде, чем он снова смог подняться, заклинатель выкрикнул:
— Верховный старейшина, это он убил нашего молодого господина!
Услышав это, верховный старейшина прищурился и посмотрел на Чэн Цяня, как покупатель на лошадь, а затем сказал:
— Молодой господин улизнул, пока владыка пребывал в уединении. Это случилось около месяца назад. Он долго не возвращался, потому мы отправились на его поиски. Несколько дней назад мы получили известие, что молодой господин появился на Южных окраинах. Однако, когда этот старик отправился туда, чтобы проверить это, то обнаружилось, что от его окружения осталась лишь кучка бесполезной дряни...
Коренастый заклинатель был уже в довольно преклонном возрасте. Когда на него указали пальцем, назвав «бесполезной дрянью», его лицо потемнело, но он не посмел возразить. Даже будучи заклинателем с изначальным духом, в присутствии верховного старейшины он все равно вел себя как испуганный цыпленок.
Даже не взглянув на старика, верховный старейшина холодно спросил Чжуан Наньси:
— Племянник, я так и не спросил у тебя, кто этот человек, которого ты привел?
— Молодой господин? Этого не может быть… Молодой господин Бянь? —услышав это, Чжуан Наньси нахмурился и посмотрел на Чэн Цяня. И хотя Чэн Цянь не выглядел ни виноватым, ни испуганным, Чжуан Наньси не мог не волноваться.
Владыка зала Черной черепахи Бянь Сюй был одним из Четырех Святых. Он жил далеко на севере и вот уже много лет как отстранился от мирской суеты. Среди Четырех Святых, помимо эксцентричного Сюй Инчжи, именно он был тем, кто всегда старался держаться подальше от неприятностей. Всю свою жизнь он был скромным и вежливым. Никто и никогда не обвинял его в каких-либо аморальных поступках. Он не делал ничего, что могло бы привлечь к нему внимание, как владыка острова Лазурного дракона, выступавший учителем для целого мира. К сожалению, заслуги всей его жизни были разрушены рукой его единственного сына Бянь Сяохуэя.
Если дети подобны долгам, то молодой господин зала Черной черепахи Бянь Сяохуэй совершенно точно был ростовщиком.
Мать Бянь Сяохуэя была убита, будучи беременной, что едва не привело к гибели их обоих. Он был ребенком, родившимся в гробу. Шансы на то, что он выживет, были невелики. Потребовалось десять лет бережного самосовершенствования в зале Черной черепахи, чтобы мальчик, спотыкаясь, вошел в обычную жизнь. Владыка зала немереное количество сил потратил на этого ребенка. Он любил его больше жизни. Именно поэтому Бянь Сяохуэй с самого рождения получал все, что хотел, чем бы это ни было.
К сожалению, никто не мог дать ему таланта к самосовершенствованию.
Бянь Сяохуэй родился слабым, его способности были невелики. Он не переваривал большинство лекарств и впадал в истерику при малейшем затруднении. Через сто лет все ученики его поколения уже достигли стадии концентрации и научились управлять мечами. Все они уже заработали какие-либо достижения. Все, кроме него. Независимо от того, какую технику он практиковал, ему оставалось довольствоваться малым, даже несмотря на все потраченные усилия. Люди хвалили его в лицо, но насмехались над ним за его спиной. С течением времени он становился все более и более раздражительным.
Никто не знал, кто скормил ему эту чепуху, но Бянь Сяохуэй внезапно решил, что он не продвинулся в заклинательстве лишь потому, что методы совершенствования зала Черной черепахи противоречили его гороскопу. Преисполнившись обиды на родной клан, он взял свою никчемную свиту, покинул дом и отправился за тысячи миль, на Южные окраины, намереваясь попытать счастья в башне Красной птицы.
У Бянь Сяохуэя был хороший план. Башня Красной птицы открывала свои двери лишь для «особенных людей». Но разве это была не просто уловка? Ведь входа в башню мог удостоиться лишь тот, у кого кулак больше.
Когда дело дошло бы до драки, «одаренные» попросту перебили бы друг друга, и тогда настал бы его черед действовать.
Помимо двух заклинателей с изначальным духом, вокруг Бянь Сяохуэя было множество тех, кто уже освоил полеты на мечах. Казалось, победить группу безродных бродяг не составило бы никакого труда. Но, к сожалению, небеса редко прислушивались к людским желаниям. Этот ребенок захлебнулся холодной водой. Он не смог войти в башню. Вместо этого в чужой стране его ждала лишь бесславная смерть.
Чжуан Наньси, конечно, много слышал о том, каким ужасным заклинателем был Бянь Сяохуэй. Вспоминая, какой несравненно жестокой была аура меча Чэн Цяня, уничтожившая сковавшие их цепи, он вздохнул, чувствуя, что обвинение, скорее всего, было небезосновательным.
Зная, насколько неразумным был Бянь Сяохуэй, можно было легко сделать вывод о том, что этот мальчишка действительно мог бы разозлить старшего, явно не обладавшего большим запасом терпения. Не было ничего удивительного в том, что его убили.
Чжуан Наньси оказался в затруднительном положении, разрываясь между старшим из клана союзников, которого он никак не мог огорчить, и человеком, спасшим ему жизнь. У него не было другого выбора, кроме как слабо улыбнуться.
— Может, это просто недоразумение? Старший Чэн взял на себя весь демонический город и в одиночку устранил главу клана Радости. Он только что спас нам жизнь. Как он может быть тем, кто без разбора убивает невинных людей?
Но верховный старейшина не обратил на него никакого внимания. Его рукава взлетели, как флаги на ветру, и он в мгновение ока приземлился на небольшом расстоянии от Чэн Цяня. Пристально глядя на юношу, он спросил Чжуан Наньси:
— Ты знаешь его?
Очевидно, это был допрос. Опасаясь, что Чэн Цянь выйдет из себя, Чжуан Наньси поспешил успокоить его и уважительно произнес:
— Пожалуйста, не торопитесь, давайте все обсудим.
Чэн Цянь на мгновение замолк. В действительности, этот дуболом по фамилии Бянь был убит его старшим братом. Однако Янь Чжэнмина нельзя было назвать преступником, ведь Бянь Сяохуэй умер в тот момент, когда его тело захватил внутренний демон. Но тем, кто привел к нему этого демона, был беспокойный четвертый брат Чэн Цяня. Как ни посмотри, клан Фуяо не смог бы выйти из этого инцидента без последствий.
Увы, кто мог ожидать, что тигр Бянь Сюй был отцом этой хромой собаки?
Владыка зала Черной черепахи, несомненно, захотел бы отомстить за своего погибшего ребенка, в то время как им все еще нужно было узнать у него пароль от замка. От одной мысли об этом на сердце у Чэн Цяня стало тяжело.
Похоже, что на печать, оставленную их мастером, было наложено проклятие. Всякий раз, когда на горизонте появлялся маленький проблеск надежды, их отбрасывало назад в пропасть.
Даже решительный Чэн Цянь не мог не испытывать сомнений. Могло ли быть так, что существование клана Фуяо действительно подошло к концу? Могло ли быть так, что все их попытки были тщетными?
— Когда он и его спутники вошли в башню Красной птицы, с нашим юным господином случилось несчастье. Кто еще, кроме них, мог это сделать? — выкрикнул коренастый заклинатель.
Чэн Цянь холодно посмотрел на него. Они оба обладали изначальным духом, но коренастый старик вдруг почувствовал себя лягушкой, за которой пристально наблюдала змея. Его тут же охватила легкая дрожь.
Чэн Цянь не признавал и не отрицал выдвинутых ему обвинений. Он медленно произнес:
— Этот даою — заклинатель с изначальным духом, однако, в отличие от вашего молодого господина, он не смог ворваться в башню Красной птицы…
Чэн Цянь снова замолчал. И пускай юноша говорил вежливо, но в его глазах отчетливо сквозил тонкий намек на насмешку.
— Как мог кто-то с таким низким уровнем совершенствования попасть в башню Красной птицы до ее открытия?
Коренастый заклинатель был ошеломлен.
— Кроме того, молодого господина вашего уважаемого клана сопровождали тридцать или сорок человек. Могу я спросить, как он ускользнул от вас? — продолжил Чэн Цянь.
Услышав это, верховный старейшина повернулся к коренастому старику и раздраженно спросил:
— Так что же, все-таки, там произошло?
Заклинатель тут же подавился своими словами. Его ладони вспотели, и он осознал, что отрицать свою вину было бесполезно.
Видя, что тот молчит, Чэн Цянь заговорил вновь:
— На пути к Южным окраинам мы действительно повздорили с вашим молодым господином. Поводом был сущий пустяк. Это был лишь небольшой конфликт на дороге, и ни одна из сторон не желала доводить его до крайностей. Мы поссорились, а затем разошлись. Даою, перед лицом целого мира, пожалуйста, скажи, действительно ли все было именно так?
— Это… — пробормотал коренастый заклинатель.
Путь самосовершенствования соединяет небо и землю, Инь и ян, причину и следствие. Именно поэтому заклинатели всегда серьезно относились к клятвам. Даже бесстрашные бесстыдники невольно одергивали себя, прежде чем сказать что-либо перед «лицом Владыки неба и Владычицы земли»1.
1 皇天后土 (huángtiānhòutǔ) — Владыка небо и Владычица земля (как божества).
Чжуан Наньси отстраненно наблюдал за происходящим. Не удержавшись, он внимательно посмотрел на Чэн Цяня. Юноша был удивлен. Он и представить себе не мог, что у кого-то в столь юном возрасте могло быть такое прекрасное воспитание. Чэн Цянь выглядел холодным, вряд ли он ожидал, что его будут допрашивать лично, но он оставался сдержанным и не показывал своих чувств на публике. Он был совершенно спокоен.
Но вдруг, в его речах проскользнул намек на высокомерие.
— После той встречи я отпустил его, так зачем же мне было тратить свое время и убивать его в башне Красной птицы? Откуда мне было знать, чей он внук или сын? Зачем мне было подкрадываться к такому ничтожному новичку?
И хотя эти слова показались верховному старейшине достаточно разумными, на его лице все еще лежала тень. Он на дух не переносил, когда кто-то начинал кичиться своими деяниями в его присутствии.
— Я действительно видел молодого господина вашего уважаемого клана в башне Красной птицы. Однако в тот момент он уже был мертв и превратился в послушную марионетку внутреннего демона. Верховный старейшина, если у вас есть время, пожалуйста, спросите членов вашего клана, как это они не заметили, что их молодой господин превратился в одержимого? — сказал Чэн Цянь.
Стоило ему только произнести эти слова, как коренастый заклинатель осознал, что груз его вины увеличился вдвое. Его разум охватила паника. Не утруждаясь подбором слов, он тут же попытался сбросить с себя ответственность.
— Башня… башня Красной птицы просуществовала более ста лет. Почему она вдруг рухнула? Почему, сразу после того, как вы туда вошли, змея превратилась в дракона? Может быть, вы как-то связаны с этим темным заклинателем?
Это был полнейший бред.
Даже Чжуан Наньси не мог больше этого выносить. Юноша быстро шагнул вперед и сказал:
— Верховный старейшина, я могу гарантировать, что, учитывая его характер, старший Чэн не имеет никакого отношения к тем темным заклинателям. Демоны объединяются, на Южных окраинах царит хаос. Все, что мы сейчас должны сделать — это встать бок о бок в борьбе против общего врага. Есть ли у нас причины сражаться друг с другом? Случившееся с молодым мастером Бянем поистине великая трагедия, но поскольку недоразумение устранено, почему бы нам не начать работать вместе, чтобы вместе бороться против демонического дракона, чтобы сполна оплатить кровавый долг?
Похоже, этот юноша с горы Белого тигра был весьма начитан. Он умело обращался со словами, задевая самые дальние струны человеческой души.
Казалось, еще пара таких фраз и конфликт будет полностью исчерпан.
Когда верховный старейшина услышал это, выражение его лица, наконец, смягчилось. Взглянув на Чэн Цяня, он холодно произнес:
— Тогда, выходит, члены моего клана не выполнили своих обязанностей.
Верховному старейшине было больше тысячи лет. Он был одним из самых могущественных заклинателей. Поскольку у него никогда не хватало терпения заниматься мирскими делами, он занял пост старейшины в клане Черной черепахи. Даже Четверо Святых должны были относиться к нему с уважением. Этот чудак привык во всем поступать по-своему и искренне считал себя вторым после Неба. Почему он вообще должен был обращать внимание на младшего, которому было чуть больше ста лет?
После рассказа Чэн Цяня и поддержки со стороны Чжуан Наньси верховный старейшина все же согласился с этим объяснением. Однако кое-что его все-таки беспокоило. И причина была в том, что с самого начала Чэн Цянь не пытался завоевать его расположение. Все эти годы другие совершенствующиеся относились к нему с величайшим почтением, вплоть до того, что не осмеливались даже громко дышать в его присутствии. Но этот юноша был обычным заклинателем изначального духа, которому только-только исполнилось сто лет. Насколько же могущественным он мог быть? Как смел он пренебрегать кланом Черной черепахи, прикрываясь своим воспитанием?
Для верховного старейшины Бянь Сяохуэй был все равно что прибившаяся к дому дворняжка. Однако, даже если этот щенок полагался на власть своего хозяина, принося неприятности другим, онвсе равно не мог позволить чужакам пинать его.
Хотя Чэн Цянь и не был преступником, он все же преподал Бянь Сяохуэю урок.
— Ты не заслуживаешь смерти за свои проступки, но я все равно должен наказать тебя, чтобы ты не смел забывать свое место! — произнес верховный старейшина.
Еще до того, как он закончил свою великодушную речь, Чэн Цянь почувствовал, как на него обрушилась волна мощной духовной энергии. Атаковавший его заклинатель был поистине искусен в своем деле. И пусть это, вероятно, не убило бы его, но сила едва не заставила юношу встать на колени и плеваться кровью.
Чэн Цянь был вежлив ровно настолько, насколько того требовал этикет. Он не ожидал, что этот чудак решит злоупотребить своим положением и совершенно потеряет лицо.
Увидев это, юноша тут же вспыхнул.
Два изначальных духа столкнулись друг с другом. И, хотя оба заклинателя не выкладывались на полную, вокруг них тут же образовался круг из летящего песка и камней2.
2 飞沙走石 (fēi shā zǒu shí) — вздымать песок и двигать камни (обр. о сильном ветре, плаче.)
Чжуан Наньси слишком хорошо знал, насколько неразумен и труден в общении верховный старейшина. Если бы Чэн Цянь выдержал этот удар, он мог бы отделаться не сильными, но ощутимыми травмами, и тогда это дело можно было бы закрыть. Однако юноша, похоже, не собирался прислушиваться к голосу разума.
Чжуан Наньси старательно сохранял нейтралитет, но увидев, что все пошло наперекосяк, он едва не закричал.
Конечно же, когда Чэн Цянь контратаковал, старейшина зло оскалился в ответ:
— Мальчик, сдается мне, ты сошел с ума!
Сделав глубокий вдох, он перестал сдерживаться и использовал всю свою силу, намереваясь поставить Чэн Цяня на место.
— Мастер! — воскликнул Чжуан Наньси.
Всю свою жизнь Чэн Цянь хорошо умел чувствовать тот момент, когда ему следовало бы отступить, но он понятия не имел, что такое «вынужденная капитуляция». Оглушительно «жужжа», Шуанжэнь взвился вверх и закружился в воздухе. Духовная энергия обоих противников вновь столкнулась друг с другом.
На этот раз сражавшиеся действовали в полную силу, что не могло не задеть стоявших вокруг заклинателей, включая Чжуан Наньси.
Земля содрогнулась, и под ногами у собравшихся образовалась огромная трещина. Мягкая почва в мгновение ока покрылась льдом, а бурно растущая трава превратилась в заиндевевший нефрит.
Осенняя жара Южных окраин внезапно испарилась без следа. Казалось, словно сюда разом переместился весь холод далекого севера.
К счастью, Чжуан Наньси был достаточно умен и предвидел, что что-то может пойти не так. Потому юноша тут же собрал всю свою духовную энергию вокруг себя.
Но даже несмотря на это, в его груди все еще пульсировала боль. Под натиском ледяного ветра он не мог даже поднять головы. Вокруг бушевало самое настоящее стихийное бедствие.
И верховный старейшина, и Чэн Цянь оказались отброшены на приличное расстояние. Лицо Чэн Цяня казалось белее инея. Но верховный старейшина, похоже, угодил в еще большую беду. Внезапно он наклонился вперед и, прикрыв лицо рукавом, закашлялся кровью. Волосы на его висках словно покрылись слоем тумана. Он был ранен!
Вокруг воцарилась мертвая тишина. Все присутствующие были ошеломлены.
Чжуан Наньси думал лишь о том, что Чэн Цянь ведь только что сформировал свой изначальный дух. Даже если он уже успел увидеть силу его меча, юноша все равно считал, что Чэн Цянь был всего лишь обычным мечником, которому не под силу было справиться с верховным старейшиной. Однако, он не только смог его превзойти… но и выглядел куда лучше!
Насколько могущественным он должен был быть?
Однако реальная сила Чэн Цяня была намного ниже, чем вообразил себе Чжуан Наньси. На этот раз юноша действительно всего лишь размахивал мечом.
Чэн Цянь знал, что, поддавшись на провокацию и решив помериться силами с противником, он совершил большую ошибку. Для такого первоклассного заклинателя как верховный старейшина, сражаться с ним было сродни избиению младенцев. Чэн Цянь понятия не имел, насколько велика духовная сила этого чудака. В тот момент, когда он уже приготовился умереть под ударом, нечто невидимое позади него впитало большую часть сил верховного старейшины.
Чэн Цянь вздрогнул, но потом его голове внезапно стало легче. Его собранные в хвост длинные волосы рассыпались, заструившись по спине. Почувствовав, что что-то изменилось, Чэн Цянь вытянул руку и поймал разорванную надвое белую ленту. Как он и ожидал, он тут же почувствовал исчезающий след «Нитей марионетки».
Именно она приняла на себя удар и спасла ему жизнь.
Чэн Цянь пробормотал что-то нечленораздельное и потер разорванную ленту для волос кончиками пальцев. Ему даже не нужно было гадать, кто ее подвязал. Сердце Чэн Цяня внезапно смягчилось, и юноша подумал: «Императрица Янь снова сует нос не в свои дела».
Однако он тут же нахмурился: «Нехорошо. Заклинание разрушено. Он определенно почувствовал это. Неужели я снова заставил его волноваться?»
Однако, стоило только этой мысли возникнуть в его голове, как Чэн Цянь тут же встревожился. Он отчаянно желал найти способ этого избежать.
— Верховный старейшина! — несколько наблюдавших за произошедшим заклинателей зала Черной черепахи поспешно выбежали вперед. Сражаясь друг с другом за благосклонность своего владыки, они тут же бросились помогать ему. К сожалению, их попытки польстить оказались неуместными.
— Проваливайте! — сердито крикнул старейшина.
Совершенно не заботясь о том, друзья перед ним или враги, он с силой махнул рукой и отбросил подчиненных прочь.
Верховный старейшина уже давно не встречал равных себе. Он отказывался верить в то, что у этого сопляка мог быть более высокий уровень мастерства, чем у него. Гнев затопил его сердце, он почти обезумел. Ему всегда казалось, что именно он был обладателем самого редчайшего в мире таланта. Кроме того, последнюю тысячу лет, изо дня в день, он усердно совершенствовался, не зная ни сна, ни отдыха. Как мог какой-то безымянный заклинатель ранить его, всего лишь взмахнув рукой?
Это было невозможно!
Если только этот юноша не использовал какие-то запретные техники!
— Откуда бы ты ни явился, демон, неужели ты действительно думал, что, скрыв свое происхождение, ты сможешь порыбачить в мутной воде3? — произнес старейшина.
3 浑水摸鱼 (húnshuǐ mōyú) — обр. ловить рыбу в мутной воде (в знач. воспользоваться всеобщей суматохой ради получения выгоды).
Видя, что атмосфера вокруг переменилась, прятавшийся в отдалении коренастый заклинатель тут же бросился раздувать пламя.
— Верховный старейшина, я сразу сказал вам, что он подозрителен. Этот демонический дракон из Южных окраин должно быть как-то связан с ним!
Чэн Цянь наконец-то понял, что означала фраза: «Был бы человек, а преступление найдется»4.
4 欲加之罪，何患无辞 (yù jiā zhī zuì, hé huàn wú cí) — когда хотят приписать кому-нибудь вину, за основаниями дело не станет.
Он никогда не отличался ни легким характером, ни терпением. Раньше, ради интересов своего собственного клана, он старался не отзываться плохо в адрес зала Черной черепахи. Но в этот момент, с трудом сдерживаемый гнев вырвался наружу.
Чэн Цянь холодно улыбнулся.
— Вы поразительно единодушны. А я и понятия не имел, что черепаха5 у ворот вашего многоуважаемого клана и сама не знает, черная она или белая!
5 王八 (wángba) — черепаха (бран. рогоносец; ублюдок, сволочь).
— Построиться! Схватить этого негодяя! Давайте посмотрим, как он будет чесать языком на Платформе Бессмертных! — закричал верховный старейшина.
Толпа вокруг разразилась громогласными криками.
В мгновение ока одетые в черное ученики зала Черной черепахи образовали вокруг поля боя плотное кольцо. Всего их было сорок девять человек, каждый из которых либо уже сформировал свой изначальный дух, либо был близок к этому. Их Ци сплелась воедино, создав всеобъемлющую сеть.
Это был «Великий всеобъемлющий массив»6 — необыкновенное сокровище зала Черной черепахи. Кто еще в целом мире мог бы собрать почти пятьдесят высокоуровневых заклинателей, чтобы использовать их в качестве основания для подобной печати?
6 阵 (zhèn) – букв. массив или строй. Это своего рода тотем, магический круг.
— Вперед! — дружно закричали сорок девять голосов.
В ушах Чэн Цяня загудело. Он чувствовал себя так, словно его с силой ударили в грудь. Даже если его тело было создано из камня сосредоточения души, его меридианы, казалось, готовы были вот-вот разрушиться. Холодная аура Шуанжэня рассеялась. Энергия массива была слабее Небесного Бедствия, но, в отличие от него, она не оставляла попавшему в ловушку ни малейшего шанса.
Пораженный такой мощью, Чэн Цянь использовал все свои силы, чтобы вернуть себе контроль над Шуанжэнем. Смертоносный меч поднял огромный вихрь и пробил дыру в сети «Великого массива». От напряжения Чэн Цянь до крови прикусил губу.
Однако «Великий массив» оказался чрезвычайно плотен. В течение нескольких секунд поток духовной энергии начисто заделал пробоину. Совершив полный разворот, Шуанжэнь оказался крепко зажат в тиски, словно дикий, попавшийся в ловушку, зверь.
Чэн Цянь вновь схватился за рукоять меча и яростно атаковал, но так и не смог пробиться наружу. Каким бы бескрайним не было море, оно все равно не могло достичь неба и земли, сеть «Великого массива» становилась все уже и уже.
Но белая лента, которую Чэн Цянь спрятал в рукаве, казалось, обрела собственный разум. Даже несмотря на то, что амулет был разрушен, она все еще испускала остатки духовной энергии. Обвив запястье юноши, она тут же слилась с его меридианами, словно упрямый защитник.
Вдруг, Чэн Цянь отчетливо вспомнил то время, когда он был еще юн и практиковался в бою на мечах со своим старшим братом.
Шуанжэнь вновь вырвался из руки своего хозяина и нацелился в то же самое место, где ранее застрял. С кончика лезвия сорвался мощный порыв энергии и, с силой прорубив всеобъемлющую сеть, врезался в большое дерево за ее пределами. Ветви дерева слегка задрожали. Но вдруг, угодившая в него аура вырвалась наружу и на опустевшей кроне распустились сияющие ледяные цветы.
Весна на засохшем дереве.
Ветви, увешанные ледяными цветами, рухнули вниз. Двое из одетых в черное заклинателей были неосторожны и их тут же завалило. В «Великом массиве» вновь образовалась большая дыра, но на этот раз ее невозможно было починить.
«Весна на засохшем дереве», — одно из движений последнего стиля владения деревянным мечом клана Фуяо «Возвращения к истине», — оказалось самым настоящим спасением.
Это помогло Чэн Цяню прорваться сквозь массив и выбраться наружу.
Однако в этот самый момент Чэн Цянь внезапно почувствовал, как его талии коснулось что-то холодное. Он недоверчиво опустил голову, чтобы оглядеться. По его обнаженной коже полз червь размером с ноготь. Во время столкновения с «Великим массивом» его одеяние оказалось разорвано, обнажив тело.
Стоявший неподалеку верховный старейшина одарил юношу крайне злобной улыбкой и тут же произнес какое-то странное заклинание.
Кто мог ожидать, что могущественный заклинатель высшего ранга, занимающий должность верховного старейшины, один из Четырех Святых, сможет пренебречь честью и прибегнуть к столь коварному трюку?
То место, где червь укусил Чэн Цяня, тут же онемело. Это ощущение распространилась по всему телу. Не в силах сопротивляться, юноша замер и вместе с Шуанжэнем полетел вниз. Порыв духовной энергии, вырвавшейся из «Великого массива», ударил его в спину и Чэн Цяня поглотила тьма.
Кто посмеет причинить ему вред?
Над Центральными равнинами возвышалась священная гора. Ее покрытая снегом вершина встречалась с облаками, а у подножия росли прекрасные цветы и травы. На склонах горы погода менялась каждые несколько секунд, так что посетители могли лицезреть все сезоны сразу, сделав всего пару шагов.
Это место называлось «гора Шичжоу»1 — на одну провинцию больше, чем Цзючжоу2. Хотя гора и находилась в мире смертных, она вовсе не принадлежала ему.
1 十州 (shízhōu) — десять провинций.
2 九州 (jiǔzhōu) — девять областей древнего Китая.
Существовала поговорка: «Поднебесная процветает, когда процветает Шичжоу».
Гора Шичжоу впечатляла своими пейзажами. Она должна была служить божественным местом, дававшим начало великим талантам. Но, к сожалению, она оказалась черной дырой, без остатка высасывавшей всю энергию из окружающей природы. Никто не смог бы здесь самосовершенствоваться. Вся накопленная Ци была бы безжалостно поглощена этим местом. Именно по этой причине на гору Шичжоу долгое время никто не претендовал. Позднее, несколько сильнейших заклинателей объединились друг с другом и создали на ее вершине «Платформу Бессмертных». Окруженное бесчисленными запретами, это сооружение служило тюрьмой для самых страшных преступников.
На Платформе Бессмертных было тридцать шесть небесных и земных3 драконьих замков. Даже повелитель демонов не смог бы сбежать из этого плена.
3 乾坤 (qiánkūn) – цянь и кунь (две противоположные гексаграммы «Ицзина»), небо и земля, Инь и Ян, мужское и женское начало, источник всех перемен. Также кит. мед. термин, обозначающий внутренние «дань».
С того самого дня, как ее построили, платформа стала местом казни бесчисленного множества могущественных темных заклинателей. В результате, неисчезающая кровавая аура никогда не покидала эти края. Будто души тех, чьи деяния не забылись даже после их смерти, и тех, кто был казнен несправедливо, все еще бродили вокруг и растерянно наблюдали за тем, как вращается колесо сансары4.
4 Сансара или самсара — круговорот рождения и смерти в мирах, ограниченных кармой, одно из основных понятий в индийской философии: душа, тонущая в «океане сансары», стремится к освобождению и избавлению от результатов своих прошлых действий, которые являются частью «сети сансары».
Некоторое время спустя Чэн Цянь, наконец, пришел в себя. Его спина болела так сильно, будто он все это время лежал на иголках. Юноша не мог даже двинуться.
С его нынешним уровнем самосовершенствования он уже давно не чувствовал боли. Сделав глубокий вдох, Чэн Цянь изо всех сил попытался пошевелиться. Он понял, что никакие цепи его не сковывали. Пойманный в ловушку драконьих замков, он мог даже свободно прогуливаться внутри. Проблема была лишь в том, что поток его Ци оказался запечатан, это сделало его тело тяжелым, как у смертного.
Разумеется, Шуанжэнь у него тоже забрали. Теперь Чэн Цянь был безоружен и беспомощен.
Но, тем не менее, он не спешил поддаваться панике. Он сел, успокоился, а затем огляделся, силясь оценить ситуацию. Место, которое он увидел, представляло собой огромный пустой зал, все двери которого были наглухо закрыты. В слабом свете тридцати шести драконьих замков можно было разглядеть ряды фресок. Каждая из них изображала сцены уничтожения демонов. Вокруг царили тьма и холод, что и выдавало в этом месте ту самую легендарную Платформу Бессмертных.
Оцепенение, вызванное подлой атакой маленького червяка, все еще не прошло. Опустив голову, Чэн Цянь увидел на своей груди кровавое пятно. Юноша поправил одежду, размышляя, сколько времени он провел в таком состоянии.
Он прекрасно понимал, если бы не «Нити марионетки», что нацепил на него его старший брат, он не выстоял бы против этого чудака. Однако для того, кто занимал пост верховного старейшины зала Черной черепахи пренебречь честью и использовать такой грязный трюк по отношению к младшему, было просто отвратительно. Но еще более отвратительным было то, что он сделал это после случайного поражения, даже не осмелившись снова сразиться с юношей один на один. Чэн Цяню было и грустно, и смешно одновременно.
Некоторые прожили в этом мире так долго, что уже сами себя связали и положили на верхнюю полку5. Такие люди неспособны были принять даже малейшую неудачу. Вероятно, от постоянных тревог, их сердца переполнились демонами.
5 束之高阁 (shù zhī gāo gé) — связать и положить на верхнюю полку (обр. в знач.: засунуть в дальний угол).
Но было во всем этом и кое-что еще, чего Чэн Цянь никак не мог понять: почему этот чудак взял на себя труд затащить его на эту так называемую Платформу Бессмертных. Не легче ли было просто убить его?
Даже несмотря на то, что он так долго и напряженно думал об этом, юноша так и не смог найти ответ. В итоге, он решил попросту отложить этот вопрос в сторону.
Во всяком случае, все они были не самыми хорошими людьми.
Чэн Цянь не боялся быть запертым здесь. Ему было все равно, хотели ли они убить его или замучить. Он беспокоился только о своем старшем брате. Он хорошо понял и запомнил то, что Ли Юнь сказал ему в тот день под знаменем истинного дракона. Присутствие внутреннего демона было слишком опасным для заклинателя меча. Он не смел даже вообразить, в каком гневе будет его старший брат, когда они не смогут его найти. Особенно после того, как сломался его амулет.
В последний раз подумав об этом, Чэн Цянь отбросил все ненужные мысли, сконцентрировался и попытался собрать всю свою духовную энергию, чтобы разрушить сковавшее его заклинание. И не важно, сколько раз ему придется потерпеть поражение.
Как раз в тот момент, когда он уже собирался было рискнуть всем и бросить вызов драконьим замкам, позади него раздался чей-то голос:
— Послушай, юноша, не трать силы впустую. На твоем месте я бы лучше лег и хорошенько вздремнул.
С трудом повернувшись, Чэн Цянь увидел стоявшего неподалеку от себя человека. Он понятия не имел, как этот чудак попал внутрь и почему расхаживал вдоль замков со скучающим видом. Тело этого старика было таким худым, что напоминало высохшую ветку. Он был невысокого роста, немного сгорбленный, что придавало ему крайне жалкий вид. Волосы, застилавшие его лицо, ничем не отличались от грязи. Но тем не менее глаза его были ясные, как у журавля среди кур6.
6 鹤立鸡群 (hè lì jī qún) — стоять как журавль среди кур (обр. в знач.: возвышаться над окружающими, выделяться, возвыситься).
И хотя Чэн Цянь никогда не отличался особой чистоплотностью, он все равно поморщился от того, насколько грязным был этот человек. Давненько он не встречал заклинателя, позволявшего себе быть таким неряшливым.
К тому же, помимо того, что незнакомец был одет в лохмотья, он все время чесал голову. Уже при одном только взгляде на него все тело Чэн Цяня тоже начинало чесаться. Если у совершенствующегося были вши, можно ли было считать, что они тоже совершенствовались?
Встав у одного из драконьих замков как огромная обезьяна, незнакомец внезапно рассмеялся, глядя на Чэн Цяня, а затем полубезумно произнес:
— Ты не хочешь спать? Тогда давай поговорим. Малыш, сколько человек осталось в твоем клане Фуяо?
Чэн Цянь был ошеломлен. Этот чудак выглядел так, будто у него не все в порядке с головой. Неужели он действительно по собственной воле пробрался в это тщательно охраняемое место, только чтобы поговорить о прошлом Чэн Цяня. Он явно не так-то прост.
Немного поколебавшись, Чэн Цянь осторожно спросил:
— Как я могу обращаться к старшему?
— Тьфу, не называй меня старшим, это раздражает. Разве ты не из клана Фуяо? Когда это дикие горные обезьяны вроде вас беспокоились о старшинстве? — махнув рукой, ответил незнакомец. — Не нужно церемониться со мной. Меня зовут Цзи Цяньли.
Наблюдая за тем, как старик уселся на корточки, Чэн Цянь почувствовал, что его несправедливо назвали обезьяной.
Кроме того, имя «Цзи Цяньли»7 совсем не походило на настоящее.
7 几千里 (jī qiānlǐ) — несколько тысяч ли.
Но заклинатель внезапно ухмыльнулся, демонстрируя ряд очень острых белых зубов.
— Я слышал, ты устроил старому дураку Ян Дэчэну такую взбучку, что он аж рассердился? Хорошая работа, малыш!
— Кто такой Ян Дэчэн? — в замешательстве спросил Чэн Цянь.
— Это старший телохранитель Бянь Сюя. В последние годы этот старый дурак стал просто невыносим. Хорошо, что кто-то, наконец, преподал ему урок. Увы, в молодости он таким не был. С возрастом его характер окончательно испортился, а все из-за этого вознесения, — произнес Цзи Цяньли.
Судя по тому, как и что он говорил, этот человек, по-видимому, был очень хорошо знаком с людьми из зала Черной черепахи. Чэн Цянь насторожился и делано апатично спросил:
— Если он превратился в негодяя только из-за такого пустяка, как вознесение, то как он вообще мог быть благородным человеком?
Почесав в затылке, Цзи Цяньли неловко махнул рукой:
— Ты еще молод. Ты не поймешь, даже если я тебе объясню.
Все пять чувств Чэн Цяня обратились к небу, юноша вновь попытался использовать свои силы, чтобы разрушить сковавшее его заклинание, и неторопливо произнес:
— Если смертный доживет до моего возраста, у него уже будут правнуки.
Цзи Цяньли засмеялся.
— Сейчас ты полон необычайных талантов и каждый день делаешь большие успехи. Ты не женился и не взял учеников. С такой жизнью ты все равно останешься юнцом, проживи ты хоть десять миллионов лет. Но однажды ты увидишь, что все в этом мире обращаются к тебе с почтением, как к старшему. Даже сильнейшие заклинатели будут относиться к тебе как к своему предку, ведь они знают, что им никогда не достичь такого же уровня. Но ты почувствуешь, что твои способности больше не соответствуют твоим желаниям, и что вожделенное вознесение продолжает отдаляться от тебя. Вот на что похожа старость.
Изумившись, Чэн Цянь обернулся и встретился взглядом со старым безумцем.
В этот момент он понял, что глаза старика были такими же темными, как бездонная пропасть позади горы Фуяо.
— Мы не похожи на обычных людей, — произнес Цзи Цяньли. — Смертные с самого рождения знают, что умрут. Через восемь или девять десятилетий, богатые или бедные, добрые или злые, все они встретят один и тот же конец. Независимо от того, как далеко заведет их сердце, рано или поздно они найдут свое пристанище.
Чэн Цянь не смог удержаться и спросил:
— Смерть тоже может быть пристанищем?
Цзи Цяньли снова рассмеялся и замахал руками:
— Ах, дитя... Тогда скажи мне, что, если не смерть может быть пристанищем в этой жизни? Однако мы лишены и этого. Что такое Великое Дао? Это как висящая перед ослом морковка. Чем сильнее ты становишься, чем дальше ты продвигаешься, тем больше ты осознаешь, как она от тебя далека. Когда-нибудь ты подчинишь себе силы природы, и всю твою жизнь тебя будут почитать как божество. Но наступит миг, и ты закончишь также, как простые смертные, горсткой пыли, и место, где ты будешь похоронен, порастет травой… Думаешь, тысячи лет поисков это просто шутка?
Цзи Цяньли вздохнул, и улыбка исчезла с его лица.
— Ян Дэчэн, Бай Цзи, Тан Яо — все они одинаковые… Когда я впервые встретил их, они тоже были полны юношеского энтузиазма и преданы истинному пути, совсем как ты сейчас.
Какими людьми раньше были Бай Цзи и Тан Яо?
Услышав это, Чэн Цянь помрачнел и вынужденно поинтересовался:
— Ты что, хвалишь меня, мастер?
Цзи Цяньли покачал головой и тихо сказал:
— Сто лет назад Тан Яо и Бай Цзи сговорились друг с другом, чтобы убить Гу Яньсюэ. Менее чем через пять лет после этого Бай Цзи умер от истощения. Даже будучи владыкой Западного дворца, перед смертью он не мог даже говорить. Его тело разлагалось и испускало ужасный смрад. Большинство заклинателей предпочитают держаться подальше от грязи, поэтому никто не пожелал приблизиться к нему. Что касается Тан Яо… Отношения заклинателей на горе Мулань всегда были прохладными. Этих людей интересовала лишь борьба за власть. В одну из ночей, тридцать лет назад, на горе Мулань разгорелся мятеж. Младший брат Тан Яо заключил его в тюрьму на задворках горы, сказав всем, что тот отправился в уединение. С тех пор больше никто ничего о нем не слышал, так что, скорее всего, он уже покинул этот мир…
— Прошло всего сто лет… — Цзи Цяньли развел руками и вздохнул. — Когда-то их слава была поистине велика, но теперь от нее не осталось и следа.
Чэн Цянь никогда не испытывал чрезмерного сочувствия. Услышав это, он даже не шелохнулся. Напротив, он лишь холодно произнес:
— Наказание соответствует преступлению. Они заслуживали смерти.
— Наказание соответствует преступлению, — повторил Цзи Цяньли и покачал головой. — Юноши вроде тебя всегда очень высокого мнения о себе. Но как ты думаешь, можно ли достичь таких высот, не обладая твердой волей? Это просто… Ладно, забудь об этом.
Сказав это, странный старик внезапно вскочил с земли и вновь обратился к Чэн Цяню:
— Кто-то идет, мне пора. Не беспокойся. Ты уже здесь, на Платформе Бессмертных, кто-то обязательно вытащит тебя.
Но кто?
Первой мыслью Чэн Цяня было: «старшие братья». Или, может быть, какой-нибудь прохожий вроде Чжуан Наньси скажет что-то в его защиту. Кроме них, кому еще желать его спасти?
Но, прежде чем Чэн Цянь успел что-то сказать, Цзи Цяньли внезапно изменился в лице и тихо произнес:
— Я не знаю, нарочно ли ты это сделал или тебе просто не повезло, но ты слишком явно демонстрируешь свои таланты. Даже если «они» помогут тебе, они не обязательно сделают это из чистого альтруизма. Запомни, юноша, если ты хочешь прожить долгую жизнь, лучше бы тебе иметь в запасе несколько хитростей, главное, не переборщить. Наш мир не потерпит того, кто будет слишком силен. Посмотри на Тун Жу и Гу Яньсюэ. Если ты не хочешь кончить так же, как они, тебе стоит стать мудрее.
— Подожди пожалуйста! Старший! — торопливо воскликнул Чэн Цянь.
Но Цзи Цяньли проигнорировал его и исчез.
Этот человек вел себя как сумасшедший, но в его словах определенно был смысл. Чэн Цянь нахмурился. Что значило: «Посмотри на Тун Жу и Гу Яньсюэ»?
Может быть, между вступлением его старшего наставника на Темный Путь и смертью владыки Гу была какая-то связь?
Прежде чем он успел подумать об этом, огромные двери на разных сторонах большого зала одновременно распахнулись. Громко лязгнули тяжелые створки. Солнечный свет разрезал темноту, едва не ослепив Чэн Цяня. Внутрь торжественно вошла компания уже знакомых ему людей и несколько незнакомцев.
Человек, возглавлявший зал Черной черепахи, не был похож на верховного старейшину Ян Дэчэна. Это был мужчина средних лет, с квадратным лицом, густыми бровями и большими глазами. Чэн Цянь предположил, что это, скорее всего, и был тот самый владыка зала Черной черепахи, Бянь Сюй.
С другой стороны вошел Чжуан Наньси. Рядом с юношей шествовал еще один серьезный мужчина. Обе группы, одна в белом, а другая в черном, явно находились в равных позициях. Чэн Цянь даже узнал нескольких присутствующих. Это были ученики горы Белого тигра, которых он спас из Чжаояна.
Еще издали заметив Чэн Цяня, Чжуан Наньси поспешил обменяться с ним взглядами, будто желая успокоить юношу.
Кроме представителей этих двух кланов на платформу явилось и множество других неизвестных заклинателей, желавших присоединиться к веселью. Даже Тан Чжэнь, который уже должен был быть на приличном расстоянии отсюда, тоже оказался здесь.
Чэн Цянь сидел на Платформе Бессмертных под пристальными взглядами огромного количества людей. Он вдруг почувствовал себя странно польщенным. Юноша вспомнил то время на острове Лазурного дракона, когда он был всего лишь маленьким бродячим заклинателем, еще даже не достигшим уровня «сосредоточения ума». Тогда он умел лишь размахивать мечом и постоянно таращился на могучих заклинателей, сражавшихся друг с другом при помощи совершенных техник. У него не было ни единой возможности поговорить с ними, он мог только прятаться, как яйцо в гнезде. Он принимал все слишком близко к сердцу и беспокоился о том, чтобы другие этого не заметили.
Прошло всего сто лет. Был ли он достоин благословения владыки Гу?
Мужчина средних лет сделал шаг вперед и сказал:
— Я — Бянь Сюй, владыка зала Черной черепахи. Даою, мой подчиненный старейшина Ян сказал, что ты использовал специальную технику, чтобы скрыть свой уровень совершенствования, что на самом деле ты не кто иной, как темный заклинатель, и что это ты убил моего сына. Клянусь, я не стал бы стоять под одним небом с убийцей моего ребенка, но этот юноша с горы Белого тигра, Чжуан Наньси, изо всех сил старался тебя защитить. Даже если боль от потери велика, я не хочу причинять вред невинному, поэтому я забрал тебя сюда, на Платформу Бессмертных. Перед лицом видных деятелей Поднебесной, я хочу спросить тебя лишь об одном. Что на самом деле связывает тебя с демоническим драконом Южных окраин? Мой сын, Бянь Сяохуэй, действительно пал от твоей руки?
Как один из Четырех Святых, Бянь Сюй был куда более воспитанным, чем его подчиненный. Даже если его глаза покраснели от боли, он все равно помнил о манерах.
Чэн Цянь многозначительно посмотрел на Ян Дэчэна и ответил:
— Я уже сказал все, что нужно было сказать. А этот старейшина вашего уважаемого клана действительно забавный человек. Он, кажется, думает, что любой, чей уровень самосовершенствования выше, чем у него, обязательно должен быть одним из последователей Темного Пути. Владыка Бянь, это вызывает у меня настоящее любопытство. Кто сильнее: ты или этот старший?
Ян Дэчэн заскрипел зубами.
— Владыка, пожалуйста, не слушайте его. У этого маленького негодяя острый язык.
Поскольку этот младший, Чэн Цянь, осмелился победить его на глазах у всех, Ян Дэчэн всей душой желал прикончить юношу на месте, а затем аккуратно переложить на него вину за смерть Бянь Сяохуэя.
Если бы Чэн Цянь был просто «никчемным заклинателем», то Ян Дэчэн, конечно же, смог бы сделать с ним все, что ему заблагорассудится. Однако гора Белого тигра была важным союзником его клана, он не мог просто так взять и выступить против них. Ситуация еще сильнее усложнилась, когда спасенные Чэн Цянем ученики горы Белого тигра, изо всех сил стали пытаться играть роль миротворцев. Вот почему дело дошло аж до самой Платформы Бессмертных, на которую были приглашены все выдающиеся заклинатели.
Сохраняя полное спокойствие, Бянь Сюй задал еще один вопрос:
— Даою, ты отрицаешь, что следуешь Темному Пути. Тогда могу я спросить тебя из какого ты клана?
У клана Фуяо и так было достаточно проблем. Естественно, Чэн Цянь не мог позволить себе втянуть их в это дело, поэтому он ответил:
— Я просто бродячий заклинатель.
— Чушь! — сердито закричал Ян Дэчэн.
Бянь Сюй нахмурился.
— Даою, я ведь вежлив с тобой, почему ты так несговорчив? Где же ты тогда научился поглощать Ци? Может быть, ты обладал этой способностью от рождения?
Сложив руки на колени, Чэн Цянь одарил его слабой улыбкой и произнес:
— В лекционном зале острова Лазурного дракона. Если ты продолжишь спрашивать меня об этом, я смогу рассказать вам о том, как из-за выдуманной причины Бай Цзи и Тан Яо убили владыку Гу. Я был там, когда это случилось. Владыка Бянь, времена меняются. Ковш перевернулся, звезды сместились8, но эта старая собака, которую ты держишь у своих ног, также величава, как и они в былые времена.
8 时过境迁 (shíguò jìngqiān) — ковш повернулся, звёзды сместились (обр. о беге времени, большие перемены).
Как только он произнес эти слова, толпа зашумела. О происшествии на острове Лазурного дракона ходило великое множество слухов, но никто не мог с уверенностью сказать, была ли смерть Гу Яньсюэ наказанием за его грехи. Однако он находился на том же уровне, что и Бянь Сюй, и они оба принадлежали к Четырем Святым. Сказав это, Чэн Цянь наступил на больную мозоль.
— Наглец! — сердито закричал кто-то из заклинателей зала Черной черепахи.
Чжуан Наньси поспешно вмешался:
— В мире и вправду есть влиятельные люди. Даже если этот старший пришел с острова Лазурного дракона, кто может знать наверняка, действительно ли владыка Гу погиб из-за искажения Ци? Кроме того, учитывая возраст этого старшего, вероятно, в те годы, когда погиб владыка Гу, он еще даже не умел поглощать Ци. Старейшина Ян, вам не кажется, что мы слишком торопимся с выводами?
Ян Дэчэн холодно улыбнулся.
— Племянник, он оказал тебе лишь маленькую услугу, и ты так легко позволил ему одурачить себя? Может быть, таков и был его изначальный план, чтобы вы все попали в ловушку в Чжаояне!
Лениво наблюдавший со стороны Тан Чжэнь внезапно повысил голос:
— Он ворвался в Чжаоян, чтобы найти кое-что для меня. Их спасение было просто совпадением. Не было никакого плана, и заговора тоже не было. Некоторым людям следовало бы обуздать свои фантазии.
Ян Дэчэн резко обернулся и свирепо посмотрел на Тан Чжэня.
— Кто ты такой?
Тан Чжэнь некоторое время наблюдал за ним с ничего не выражающим лицом, а затем сказал:
— Я — никто. Но старейшина Ян, я вижу, что меж бровей у тебя залегла тень и по коже вьются темно-красные узоры. Похоже, тебя терзает внутренний демон. Это не очень-то хорошо. Я думаю, тебе следует держаться подальше от неприятностей и больше заботиться о себе.
— Ты…
Он успел произнести лишь одно слово, но Тан Чжэнь тут же согнулся и закашлялся, словно чахоточный. Стоявший рядом с ним Люлан поспешно поддержал его и похлопал по спине. Это была явная демонстрация того, как старейшина Ян злоупотребляет своей властью, запугивая слабого и больного заклинателя.
Бянь Сюй нахмурился и произнес:
— Дэчэн, не ссорься с младшими.
Вынужденный отступить Ян Дэчэн был полон негодования. Оглянувшись, он незаметно подал знак стоявшим позади себя ученикам. Один из учеников, словно стремясь умаслить старшего, тут же догадался, чего он хотел, и поспешно заговорил от его имени.
— Владыка, я знаю, как, независимо от того насколько хорошо человек скрывает свою кровавую ауру, определить, является ли он темным заклинателем или нет.
Чжуан Наньси и старейшина горы Белого тигра переглянулись друг с другом. У них обоих возникло нехорошее предчувствие.
Как они и ожидали, ученик продолжил:
— Методы самосовершенствования легко можно скрыть. Даже изначальный дух можно скрыть. Нам нужно лишь заглянуть во внутренний дворец и проверить, где пребывает изначальный дух. Тогда мы сможем узнать, является ли он темным заклинателем или нет.
Стоило ему только произнести эти слова, как старейшина горы Белого тигра воскликнул:
— Это абсурд! С таким же успехом ты можешь потребовать вскрыть его грудную клетку и посмотреть красное у него сердце или черное. Господин Бянь, ученик твоего клана говорит такие дерзости, а тебе все равно?
Бянь Сюй потер лоб.
Ян Дэчэн саркастически сказал:
— Мы предлагаем лишь открыть его внутренний дворец, а не убивать его. С таким количеством присутствующих здесь собратьев-заклинателей, разве может быть место для грязных трюков? Если он действительно следует праведному пути, то мы, люди зала Черной черепахи, непременно компенсируем весь ущерб, исцелив его. Вскоре он будет полностью здоров!
Ян Дэчэн был узколобым и недалеким человеком, но он действительно не собирался очернять Чэн Цяня. Он искренне верил в то, что Чэн Цянь и в самом деле был темным заклинателем.
— Есть ли хоть одна причина, по которой мы не должны этого делать? — убежденно произнес он.
— Господин Бянь, на Платформе Бессмертных никогда не прибегали к подобным методам. Я считаю, что старший Чэн не имеет абсолютно никакого отношения к темным заклинателям. Даже если мы исследуем его внутренний дворец, мы ничего не найдем. Простите меня за дерзость, но, если люди снаружи услышат об этом, это непременно скомпрометирует зал Черной черепахи, — сказал Чжуан Наньси.
Ученик из зала Черной черепахи, выдвинувший это нелепое предложение, произнес:
— Не волнуйтесь, мы ученики зала Черной черепахи известны своим благородством. Если мы ошибемся, то обязательно принесем извинения и признаем свою ошибку перед всем миром.
Старейшина с горы Белого тигра больше не мог этого выносить.
— Господин Бянь…
— Если он не желает позволить нам сделать это, значит, ему есть что скрывать! — перебил его Ян Дэчэн.
Чэн Цянь молчал.
Прежде чем оба владыки успели договорить, напряжение между ними переросло в ссору.
В этот момент снаружи большого зала Платформы Бессмертных раздался голос:
— Есть что скрывать? О, мне бы очень хотелось посмотреть на того, кто посмеет причинить ему вред!
Едва закончив говорить, некто с мечом в руке тут же бросился в атаку. Еще до того, как он появился в поле зрения, его гнетущая аура уже пронеслась по залу.
Выражение лица Чэн Цяня, наконец, изменилось.
Возрождение клана Фуяо
У горы Шичжоу Лужа превратилась в большую птицу с сидящим на ее спине Ли Юнем. Заметившие ее полет люди, должно быть, приняли ее за несущийся по небу луч света.
Она была подобна падающей звезде, щеголявшей своим длинным хвостом. За ними попятам следовала группа темных заклинателей. Но красный журавль отказывался лететь по прямой. Лужа то поворачивала вправо, то резко брала влево, искусно держа преследователей позади.
Как только они получили известие от Тан Чжэня, Янь Чжэнмин сразу же ушел, не сказав им ни слова. Но поскольку на Платформе Бессмертных собрались заклинатели со всей Поднебесной, как их старший брат мог сражаться с ними в одиночку? Ли Юнь непременно должен был что-то придумать. Воспользовавшись тем фактом, что многие демонические совершенствующиеся последовали за драконом на север, и тем, что Лужа очень быстро летала, они нашли большую группу темных заклинателей и повели их прямо к горе Шичжоу, намереваясь погрузить это место в хаос.
Прикидывая направление, Ли Юнь командовал Луже:
— Вперед на семнадцать чжан, в направлении кань1. Ты сбилась с маршрута. Осторожно!
1 坎 (kǎn) кань (название 6-й триграммы «Ицзина» ☵ «Опасность»; также символизирует север).
Лужа не выдержала и сказала:
— Перестань уже хвастаться своей начитанностью! Ты что, не можешь просто говорить: «вперед, назад, влево, вправо»?
Она понимала лишь простые направления. Даже слова «северо-восток» и «юго-запад» заставляли ее на время задуматься. Привычка Ли Юня постоянно лепетать: «цянь, кунь, чжэнь, кань»2 вызывала у нее головную боль.
2 乾 (qián) — цянь 1-я из восьми триграмм «Ицзина», символизирует северо-запад. 坤 (kūn) — кунь (название 8-й (7-й) из восьми триграмм в «Ицзине», символизирует юго-запад). 震 (zhèn) — чжэнь представляет собой 雷 (léi) Гром (по старой космогонии: голос Земли, ассоциируется с триграммой 震; 坎 (kǎn) — кань символизирует север.
— Ты слишком много говоришь. Туда, ну же! — жалобно произнес Ли Юнь. — И не могла бы ты погасить свое пламя? Ты сожжешь меня заживо!
Лужа не стала утруждать себя препирательствами с ним.
— Второй брат, как ты думаешь, наш старший брат сумеет продержаться до нашего прибытия?
— Не шути так. Ты уверена, что он сможет сохранить самообладание, когда Сяо Цянь в беде? — Ли Юнь вздохнул. — Все будет хорошо, если Сяо Цянь окажется цел, но если что-то пойдет не так…
Лужа тут же вспыхнула праведным гневом, так, словно уже заранее знала, о чем он собирался ей сказать.
— Что? Если кто-то посмеет обидеть моего старшего брата я сожгу их заживо!
Ли Юнь промолчал.
По сравнению с остальными монстрами Лужа определенно была куда разумнее, но по сравнению с людьми она была слишком глупа. Независимо от того, насколько она была сильна, ее образ мыслей был чрезвычайно прост. Ли Юнь на мгновение лишился дара речи. Окончательно уверившись в том, что она не поймет его, даже объясни он ей все подробно, юноша устало произнес:
— Сосредоточься на полете. Забавно будет, если нас поймают по неосторожности.
Сейчас он больше беспокоился о том, что Янь Чжэнмин потерял голову и сразу же бросился к Платформе Бессмертных, не обращая внимания ни на что другое.
Ли Юнь слишком хорошо понимал главу клана и по совместительству своего старшего брата.
Полная убийственных намерений аура меча пронеслась по большому залу Платформы Бессмертных, волной окатив могущественных заклинателей. Все присутствующие инстинктивно собрали вокруг себя все свои духовные силы, чтобы противостоять ей. Будучи спровоцированными внезапной атакой, висевшие со всех сторон зала драконьи замки тут же засветились. Аура меча и заключенный в них изначальный дух столкнулись друг с другом, и ворота с грохотом раскололись.
— Кто ты такой?!
Выражение лица Янь Чжэнмина было холодным, как лед. Решительно перешагнув обломки ворот, юноша спокойно вошел внутрь, и, не обращая никакого внимания на собравшуюся толпу, независимо от того, сильны они были или нет, направился прямо к замкам Платформы Бессмертных.
Будто другие люди и вовсе не имели для него никакого значения. Он видел только человека, заключенного в тюрьму драконьих замков.
Самообладание Чэн Цяня окончательно испарилось. Он чувствовал себя как пойманный с поличным преступник. Позабыв про израненную спину, юноша напрягся и инстинктивно бросил взгляд на свою изодранную одежду. Потянув ткань вниз, он попытался было скрыть неприятный синяк на талии.
Не обращая никакого внимания на всех остальных, Янь Чжэнмин подошел прямо к нему. Он пристально посмотрел на засохшую кровь на теле Чэн Цяня и тихо спросил:
— Кто это сделал?
Его голос звучал очень мягко, а выражение лица казалось совершенно обычным, но по спине Чэн Цяня пробежал холодок. Он с тревогой посмотрел на Янь Чжэнмина и понял, что в его темных глазах появились зловещие красные огоньки.
— Старший брат, ты…
Янь Чжэнмин мягко выдохнул:
— Однажды я поклялся небесам, что если кто-нибудь снова захочет причинить тебе боль, я изрублю его на куски тысячью клинков…
Услышав это, Чэн Цянь пришел в ужас. Он не мог позволить своему обезумевшему старшему брату договорить. Юноша тут же перебил его, принявшись осторожно уговаривать:
— Я в порядке. Мы просто неправильно друг друга поняли. Пожалуйста, успокойся. Где Ли Юнь?
Янь Чжэнмин заскрежетал зубами, отчего его скулы стали еще острее. Секунду спустя он закрыл глаза, и темно-красные огоньки в них начали постепенно исчезать.
Вздохнув, он лишь тихо сказал:
— Иди сюда, дай мне посмотреть.
Чэн Цянь небрежно встал рядом с драконьим замком неба и земли. Движения юноши были плавными и легкими,будто раны на его теле были всего лишь рисунками.
Заложив руки за спину, он окинул взглядом всех собравшихся на Платформе заклинателей. Теперь он возвышался над ними. С невероятным высокомерием, которое он так долго и тщательно скрывал, Чэн Цянь вскинул бровь и улыбнулся.
— Это просто небольшой спор, его можно решить несколькими словами. Зачем ты пришел сюда?
Янь Чжэнмин пристально посмотрел на бледное лицо юноши, все еще пытавшегося казаться серьезным. Однако едва только его рациональная сторона взяла верх, как его внутренний демон, что прежде дремал в глубине душе, пришел в ярость, и юноша окончательно рассердился.
Одарив Чэн Цяня предупреждающим взглядом, в котором явно читалось: «ты своего еще дождешься», Янь Чжэнмин повернулся и постучал по земле кончиком своего нового меча.
— Если он кому-то должен, я заплачу за него. Если он убил члена чьего-либо клана, я компенсирую это своей жизнью. Если вы здесь, чтобы потребовать от него что-то, сперва вы должны говорить со мной.
Пускай Янь Чжэнмин и был на редкость талантливым заклинателем меча, его высокомерные слова ошеломили всех присутствующих.
Долгое время спустя Чжуан Наньси, наконец, взял себя в руки и нарушил молчание.
— Этот… этот старший…
Янь Чжэнмин произнес:
— Моя фамилия Янь. Я — сорок восьмой глава клана Фуяо.
Чэн Цянь не ожидал, что он так прямо расскажет все этим людям и испуганно вскрикнул.
— Старший брат!
Но Янь Чжэнмин лишь отмахнулся от него. Рано или поздно этот день бы настал. Мог ли клан Фуяо прятаться вечно?
Стоило ему произнести эти слова, и большинство заклинателей пришло в смятение. Но Бянь Сюй, Ян Дэчэн и неизвестный старейшина горы Белого тигра были удивлены.
— Значит, твой учитель… — произнес старейшина горы Белого тигра.
— Мой учитель Хань Мучунь и мой старший наставник Тун Жу... кажется, они уже встречались с Четырьмя Святыми. — Янь Чжэнмин сделал паузу, а затем продолжил. — Наши старшие больше не принадлежат этому миру, потому теперь клан находится в моих слабых руках. Я лишь ни на что не годный человек, который так ничего и не достиг, несмотря на более чем сто лет самосовершенствования. Так что мне слишком неловко говорить о родном клане.
Во время разговора Янь Чжэнмин слегка постукивал пальцами по ножнам своего меча, от чего по залу разносился мягкий звон. На его лице отражалась самоирония. Дело в том, что, даже издеваясь над собой, он все также никого не уважал.
— Но каким бы трусом я ни был, я не могу просто стоять в стороне и смотреть, как издеваются над моим младшим братом. У меня не было другого выбора, кроме как прийти сюда и посмотреть, какой урок вы сможете преподать мне.
— Если мне не изменяет память, некогда клан Фуяо утверждал, что вы уничтожаете всех демонов, с которыми сталкиваетесь? Так почему бы тебе сперва не казнить одного из вас? — холодно сказал Ян Дэчэн.
Услышав это, Янь Чжэнмин вскинул брови.
— О?
Он родился богатым господином с прекрасным персиковым взглядом. Еще до того, как он заговорил, его глаза уже сверкали, как у легкомысленного повесы. Однако в данный момент это были глаза мечника, достигшего стадии «формирования клинка», который мог бы с легкостью превратить перо в оружие и заморозить воду. Это совершенно не подходило ему, но в то же время казалось абсолютно естественным.
Ученик зала Черной черепахи, предложивший вскрыть голову Чэн Цяня, стоял рядом с Ян Дэчэном. Он вышел вперед и пересказал все в подробностях.
Пока Янь Чжэнмин слушал этот рассказ, его лицо не выражало никаких эмоций. Затем он посмотрел на кончик своего меча и вдруг рассмеялся.
— Понятно. Оказывается, передо мной сам старейшина Ян. Молодой господин вашего клана был одержим внутренним демоном. Его тело было убито мной. Мой младший брат тут ни при чем. Если вы считаете, что я проявил недостаточно уважения, я могу пойти и поклониться его одежде3. Что же касается…
3 衣冠冢 (yīguānzhǒng) – могила с погребённой одеждой усопшего (без его тела).
Но не успев даже договорить, он тут же приблизился к Ян Дэчэну. Меч, созданный из его изначального духа, соединился с мечом в его руке, и, не обращая никакого внимания на окрики за спиной, юноша безмолвно бросился на Ян Дэчэна, вложив в удар силу, подобную горе Тайшань.
Прежде, чем войти в зал, Янь Чжэнмин уже успел наслушаться требований этого чудака. Теперь же, узнав всю историю до конца, он понял, что лента Чэн Цяня порвалась именно из-за него. Весь сдерживаемый гнев немедленно вырвался наружу.
Если бы он из прихоти не отдал Чэн Цяню амулет, если бы заклинатели с горы Белого тигра вовремя не вмешались, был бы Чэн Цянь сейчас жив?
Все его сожаления о том, что сто лет назад он так и не смог отомстить Чжоу Ханьчжэну, и множество новых и старых обид слились воедино. Даже появись сейчас перед ним сам Небесный Император, он не смог бы помешать ему разорвать этого человека на куски.
Меч в руке Янь Чжэнмина, казалось, нес в себе всю силу своего владельца. По Платформе прокатился оглушительный рокот, и даже верховный старейшина зала Черной черепахи, Ян Дэчэн, не смог совладать с этой свирепой атакой. Он с трудом отступил назад. Даже Бянь Сюй, один из Четырех Святых, поспешно отшатнулся в сторону, силясь избежать ранения.
Этот удар мог бы потрясти весь мир.
Чэн Цянь нахмурился. Он ничего не мог с собой поделать, он шагнул было вперед, но драконьи замки не желали отпускать его.
Юноша слишком хорошо знал, кем были все присутствовавшие здесь люди. Даже если бы Янь Чжэнмин принял лекарство, тонизирующее изначальный дух, ему неоткуда было взять такую силу. За эти последние дни, что же такого сделал его, кажущийся беззаботным, старший брат, что нес в своем сердце больше, чем кто-либо другой?
Его внезапное нападение повергло всех присутствующих в шок. Все вокруг, за исключение платформы, окруженной драконьими замками, было разрушено. Бесчисленные защитные барьеры пали, словно рассыпающиеся в ладонях комья грязи.
Когда великие заклинатели прошлого создавали Платформу Бессмертных, они, вероятно, не ожидали, что найдется кто-то настолько самонадеянный.
Старейшина горы Белого тигра торопливо сказал:
— Сынок, ты не можешь…
Ян Дэчэн больше не мог уклоняться. Закричав, он вскинул руку и начертил в воздухе заклинание. За его спиной возникли восемнадцать призраков, каждый из которых нес в руке оружие. Все эти призраки были чрезвычайно сильными и гибкими, они тут же окружили Янь Чжэнмина.
Вдруг, воздух разрезала яростная вспышка. Настоящий клинок и меч изначального духа слились воедино. Повсюду разлился такой яркий свет, что даже демоны и боги сбежали бы от него. Восемнадцать призраков бросились врассыпную, но все они обратились в прах прежде, чем успели скрыться. Ян Дэчэн не на шутку испугался. Поддавший нарастающей панике, он столкнулся с остатками собственного заклинания и оказался отброшен на приличное расстояние. Он лежал неподвижно, и никто не мог сказать, жив он или мертв.
Однако Янь Чжэнмин не остановился. Наконец, Бянь Сюй вынужден был вмешаться. Схватив нефритовую подвеску, он быстро начертил на ней несколько символов и швырнул ее вперед. Подвеска тут же сформировала над Ян Дэчэном прочный щит.
Аура меча зацепила край щита, и на драгоценной камне появилась трещина. Холодно улыбнувшись, Янь Чжэнмин бросил взгляд на владыку зала Черной черепахи. Затем, окружавшая его аура меча внезапно изменила направление и, как яростная волна, ринулась в сторону тридцати шести драконьих замков.
— Прекрати! — одновременно закричали старейшина горы Белого тигра, Бянь Сюй и Чэн Цянь.
Однако никто не мог сравниться с упрямством этого мечника.
Клинок, созданный из изначального духа Янь Чжэнмина, и связывающие Чэн Цяня драконьи замки столкнулись друг с другом. Воздух сотряс звериный рев и то, что осталось от крыши большого зала, улетело прочь. Все присутствующие на Платформе заклинатели, некогда называвшие себя самыми могущественными в мире, в мгновение ока разбежались как крысы.
Бесчисленные годы драконьи замки стояли под гнетом ветров и морозов, они впитали в себя духовную энергию могущественных мастеров и кровь множества темных заклинателей. В итоге, они сформировали свой собственный изначальный дух. Две противоборствующие силы, одна непоколебимая, как гора, другая чрезвычайно могущественная, встретились друг с другом. Никто не хотел уступать.
Из уголков рта Янь Чжэнмина потекли тонкие струйки крови. Темно-красные искры в его глазах уже было поблекли, но вдруг снова засияли ярче прежнего, спровоцированные яростью замков. В мгновение ока, словно из ниоткуда, появился еще один меч и тоже взмыл в воздух.
Возможно, причиной, по которой ленивый молодой господин с горы Фуяо смог встать на путь заклинателя меча, была именно эта, пронизывающая до костей, холодность. Он никогда ни с кем не считался.
С одной стороны, он был тем, кто постоянно искал способ открыть печать главы. С другой, он неустанно пытался изо всех сил бороться с сознанием, оставленным внутри нее предыдущими поколениями его клана.
Он мог быть ленивым, мог ненавидеть грязь, но ничто не могло напугать его настолько, чтобы заставить его остановиться.
Драконьи замки сердито выли, и вся Платформа Бессмертных ходила ходуном.
Старейшина горы Белого тигра повернулся к Бянь Сюю и закричал так громко, что едва не сорвал голос:
— Он — заклинатель меча, достигший уровня «Божественного Царства». Зачем ему убивать твоего никчемного сына? Почему, в конце концов, ты не откроешь эту Платформу?
Бянь Сюй вынужден был признать, что этот человек был прав. Однако в данный момент он не мог открыть Платформу Бессмертных, даже если бы очень захотел. С его уровнем самосовершенствования он, конечно, мог бы сразиться с Янь Чжэнмином, но встав между ним и драконьими замками, он только нарвался бы на неприятности.
В этот момент Чэн Цянь внезапно рухнул на колени.
— Старший брат, я умоляю тебя, пожалуйста, остановись!
Как только он это сделал, равнодушный взгляд Янь Чжэнмина внезапно вспыхнул. Аура меча, очертив в воздухе сияющий, как солнце, круг, остановилась прямо перед юношей.
— Ты что, хочешь умереть? — произнес Чэн Цянь.
В оглушительной тишине бушующая аура меча медленно рассеялась, превратившись в мягкий бриз, а затем вернулась к Янь Чжэнмину.
После минутного молчания Янь Чжэнмин, наконец, тихо сказал:
— Открой драконьи замки.
Все присутствующие на Платформе заклинатели посмотрели друг на друга. Старейшина горы Белого тигра шагнул вперед.
— У меня есть ключ.
Тридцать шесть драконьих замков открывались тридцатью шестью заклинателями. Примеру старшего немедленно последовали и остальные. Даже Бянь Сюй, с минуту поколебавшись, с неохотой нашел свой ключ и бросил его рядом стоявшему ученику.
По мере того, как отворялись драконьи замки, запертая в теле Чэн Цяня сила вновь потекла по его меридианам, как вода, вернувшаяся в русло реки после долгой засухи. Переполнявшая его Ци причиняла юноше едва заметную боль.
Бянь Сюй кашлянул и хотел было что-то сказать, как вдруг, откуда ни возьмись, налетели темные тучи и заволокли небо. Крыша большого зала была разрушена, так что все присутствующие могли отчетливо рассмотреть, что же происходило наверху. Они разом повернули головы и увидели, что среди чернеющего неба мелькнула тень огромного дракона.
Раздался чей-то испуганный вопль:
— Дракон Южных окраин!
В этот момент из темноты вдруг появилась птица, окруженная ярким пламенем. Едва она приземлилась на то, что осталось от большого зала, как с ее спины, тяжело дыша, спрыгнул Ли Юнь. Оглядевшись, юноша попытался было понять, что здесь произошло, но в итоге лишь пробормотал:
— Этого не может быть… Что случилось?
Среди клубящихся, как море в прилив, черных облаков, будто гром раздался голос Хань Юаня.
— Это я был тем, кто разрушил башню Красной птицы. Это я наслал внутреннего демона… Какое ничтожество осмелилось посягнуть на заслуги этого почтеннейшего?
Пока он говорил, темная Ци закружилась над горой Шичжоу. У ее подножия появилась толпа темных заклинателей.
Ли Юнь слабо улыбнулся и, наконец, выдохнул.
— Мы встретились с ними по пути сюда. Мы едва не наделали в штаны от испуга.
Но никто из присутствующих не обратил на его самоиронию никакого внимания.
Тьма накатывала со всех сторон, сотрясая Платформу Бессмертных. Демонический дракон громко рассмеялся.
— Пришло время изменить этот мир. Пойдемте же со мной, пусть горы и реки сменят цвет.
Ответом ему было громогласное эхо голосов темных заклинателей.
Гигантские когти вспороли облака, словно желая разорвать небо на части. Из образовавшейся дыры тут же хлынула вода.
Гора Шичжоу погрузилась в хаос. Сверху бушевали ветер и дождь, а внизу темные заклинатели разрушали все, до чего могли дотянуться.
Вытирая лицо, Чжуан Наньси шагнул вперед и громко обратился к Янь Чжэнмину:
— Старший, я всего лишь невежественный младший, что никогда не слышал о великом клане Фуяо. Но разве неверно говорят, что ваши заклинатели всегда истребляли зло? Мир переживает тысячи потрясений, как можно оставаться равнодушным?
Возможно, Чэн Цяню это только показалось, но юноша вдруг почувствовал, будто Янь Чжэнмин слегка покачнулся.
Чжуан Наньси пылко продолжал:
— Старшие, пожалуйста, подумайте о большем благе и отложите ваши небольшие разногласия!
Чэн Цянь поднял голову. Сквозь непроницаемую стену дождя и темные тучи, он, казалось, поймал взгляд Хань Юаня. Когда он услышал, что все заклинатели вокруг внезапно заявили о своей готовности защищать праведный путь, в его душе вдруг поднялось странное чувство.
Ничто больше не будет как прежде.
После стольких лет в тени, клан Фуяо вновь явил себя миру. Они снова оказались в эпицентре бури, в то время как их младший брат, который когда-то только и делал, что бездельничал и проказничал, теперь покинул их и больше не мог вернуться назад.
— Все вы, кто строит из себя героев, прочь с дороги, — пройдя через взволнованную толпу, Тан Чжэнь, наконец, вышел вперед. — Разве ты не видишь, что он больше не может стоять на ногах?
Прежде чем он успел договорить, Янь Чжэнмин сильно покачнулся и внезапно упал.
Чэн Цянь больше не мог ни о чем думать. Он в спешке протянул руку, силясь поймать его, но всем, что он ощутил, коснувшись своего старшего брата — был холод. Дыхание Янь Чжэнмина было таким тихим, что его почти невозможно было почувствовать.
Чжуан Наньси замер в растерянности. В этот момент вперед вышел незнакомый заклинатель и осторожно сказал:
— Старший, пожалуйста, следуйте за мной. На горе Шичжоу есть место, где можно отдохнуть.
— Извините, что беспокоим вас. Пожалуйста, покажите дорогу. Этот безумец был ранен силой драконьих замков, — отозвался Тан Чжэнь.
С этими словами он подмигнул растерявшемуся Чэн Цяню, призывая того следовать за ним.
Чэн Цянь поспешно поднял Янь Чжэнмина на руки, Ли Юнь и Лужа поспешили следом. Никто из присутствовавших на горе не осмелился остановить их.
Чэн Цянь быстро шел за Тан Чжэнем.
— Тан-сюн, мой старший брат…
— Перестань задавать вопросы, — почти шепотом сказал Тан Чжэнь. — Я увидел, что гора Белого тигра собирает своих учеников, потому и решил выяснить, что произошло, а затем отправил весточку твоим братьям. Помимо расположения Платформы Бессмертных, твой старший брат также расспрашивал меня о запрещенной технике.
Сердце Чэн Цяня сжалось.
— Что?
— Техника, что позволяет заклинателю развить свой уровень до предела, но ценой за это непременно станет обратная реакция, что будет в три раза мощнее полученной силы. Боже, я думал, что твой старший брат разумный человек, — нахмурился Тан Чжэнь. — Если бы я знал, что он так поступит, я бы ни за что не научил его этому.
Чэн Цянь ошеломленно замолчал.
На мгновение он был потрясен. Глядя на изможденное лицо Янь Чжэнмина, он почувствовал, как его сердце наполнилось неизвестным чувством. Он не знал, на что это было похоже.
Но слова, что однажды сказал ему Чжуан Наньси, повисли у него в груди, готовые вот-вот вырваться наружу.
«Пока это не противоречит морали, я готов сделать для нее все, что угодно».
Конец третьего тома.
Дорогие ребята! Вот и подошел к концу третий том, впереди последний рубеж~
Спасибо, что вы с нами, что читаете нас и поддерживаете!
Следующая глава выйдет 26 ноября, мы берем последний недельный перерыв, чтобы подготовить все для нового тома. Следующие два тома пойдут до конца нон-стопом.
С любовью, команда перевода 3
В вышине он в лазурные дали проник, вглубь спустился до Желтых ключей*
Том 4. Падение из процветания
Говорят, в ту ночь гигантский морской змей, живший в озере у ворот Западного дворца, умер и всплыл кверху брюхом.
Стены большого зала обрушились. После снятия драконьих замков на горе осталась стоять лишь пустая платформа. Льющаяся с неба вода стекала вниз, и повсюду ощущался густой запах крови.
Темные заклинатели подняли под горой Шичжоу небывалый переполох. Они затевали драки и ввязывались в стычки. Все дикие животные, населявшие горные склоны, сбежали прочь, спасаясь от разразившихся сражений. Буря докатилась и до раскинувшихся вокруг бесчисленных деревень. Однако причиной тому были не бандиты и не мятежники. Императорская армия не только не смогла справиться с ситуацией, но и вынуждена была бежать вместе с мирными жителями.
Однако, стоило отдать им должное, императорский двор среагировал довольно быстро. В тот же день Управление небесных гаданий прислало к месту происшествия своих людей. К сожалению, это не возымело никакого эффекта. Заклинатели из известных кланов были слишком горды, чтобы выслушивать чужие приказы. А демоны, явившиеся с Южных окраин, были еще более непредсказуемыми. Полагаясь на свою численность, они переходили с места на место, нанося еще больший ущерб.
На процветающие земли у подножия горы Шичжоу обрушилось великое бедствие. На многие ли вокруг были разбросаны останки умерших от голода людей. Все источники воды оказались заражены трупным ядом, и в этих краях внезапно вспыхнула эпидемия. Множество мирных жителей в мгновение ока остались без крова.
Заклинатели сражались друг с другом, не заботясь о том, что их окружало. Столкновение их духовной энергии с энергией природы стало одной из причин беспорядков. За внезапными пожарами следовали внезапные наводнения, под палящим солнцем лежал свежий снег, и среди этой сияющей белизны цвели нежные летние цветы, вынужденные распуститься раньше времени. И они и осенние сверчки беспомощно смотрели друг на друга, совершенно не понимая, что происходит.
Безумие длилось несколько дней и пролилось на мир гневом небес. Яростная молния ударила в Платформу Бессмертных и расколола ее надвое.
Казалось, это событие положило начало хаосу, поглотившему и тех, кто следовал по истинному пути и темных заклинателей. Старый порядок рушился на глазах.
Бянь Сюй не стал здесь задерживаться. Покинув Платформу Бессмертных, он немедленно возвратился в зал Черной черепахи, а затем объявил, что уходит в уединение. Он отказывал всем, кто просил у него аудиенции.
Владыки горы Белого тигра и вовсе нигде не было видно. И не важно, шла ли речь о тайном расследовании инцидента на Южных окраинах или об инциденте на Платформе Бессмертных. Все, что он сделал, это послал туда кучку своих учеников и одного из старейшин, чтобы послушать о бедах «черепашьего сына»1. Со временем поползли слухи, что владыка горы Белого тигра не появлялся потому, что уже давно был мертв.
1 龟儿子 (guīérzi) – черепаший сын, то же, что и сукин сын. Ублюдок.
Четверо Святых, охранявших четыре стороны света, подобно четырем небесным столпам, пали в безмолвие. С их печальным уходом, казалось, ушли и спокойные времена.
Мир погружался в хаос, все, будь то заклинатели или смертные, дрожали от страха.
Большие города и пышные празднества превратились в прекрасные, высеченные на льду, барельефы. Пролей на них кипяток, и они исчезнут.
Однако Чэн Цяня все это мало волновало.
В тот день он покинул Платформу Бессмертных вместе с Тан Чжэнем. Они нашли приют в простой гостинице у подножия горы Шичжоу. Чэн Цянь впервые увидел, что бывает, когда духовная энергия восстает против своего хозяина.
Когда началось ответная реакция, у Янь Чжэнмина на лбу вздулись синие вены. Казалось, что они вот-вот прорвут кожу. Он случайно зацепился рукой за край каменного ложа, и из горла юноши вырвался слабый стон. Каменное ложе толщиной в половину его ладони превратилось в груду каменной крошки.
— Дети, оставайтесь снаружи. Это не шутки. Тот, кто еще не сформировал свой изначальный дух, тоже должен держаться подальше… Ай! — громко произнес Тан Чжэнь.
Прежде чем он успел договорить, из тела Янь Чжэнмина вырвалась невероятно мощная аура меча. Она несла в себе холод и мощь «Божественного Царства». Никто не смог бы долго выносить такую силу.
Задыхаясь, Тан Чжэнь повалился на спину и прижал ладонь к тяжело вздымавшейся груди.
Вся гостиница ходила ходуном, казалось, она вот-вот рухнет. Со стороны одной из колонн раздался громкий треск. Аура меча лишь слегка коснулась ее, но в дереве уже образовалась глубокая дыра.
Тан Чжэнь схватил Чэн Цяня за плечо. Его костлявые пальцы задели рану юноши, заставляя того вздрогнуть.
— Я не могу оставаться здесь. У меня не хватит сил справиться с ним, так что теперь все зависит от тебя. Ты не должен позволить его духовной энергии просочиться наружу. В противном случае не только его тело не выдержит полученных ран, но и все в радиусе нескольких сотен ли будет разрушено! Никто не сможет этого избежать!
Чэн Цянь немедленно сосредоточился. Он собрал всю свою духовную энергию, накрывая гостиницу невидимой сетью, чтобы запереть внутри ауру меча Янь Чжэнмина.
Однако он сам только и умел, что сражаться и убивать. Он никогда раньше никого не лечил и не оказывал помощи другому человеку. Кроме того, его разум постоянно подвергался бессознательным атакам, в то время как он сам должен был заботиться о том, чтобы не усугубить травмы Янь Чжэнмина. Обе стороны оказались в тупике. Прошло не так уж много времени, но на висках Чэн Цяня уже выступил пот.
Янь Чжэнмин лежал на каменном ложе, будто только что пережил казнь тысячи порезов. Силы покинули его. Юноша не мог издать ни звука.
Казалось, он больше не спал, но его взгляд был рассеянным, его разум боролся до последнего. Он никак не мог понять, где находится. Его сведенные судорогой руки тщетно хватались за воздух. В конце концов, он истратил все свои силы, и лишь кончики его пальцев слегка подрагивали. Бескровные губы Янь Чжэнмина слабо шевельнулись, словно он хотел позвать: «Сяо Цянь».
Тан Чжэнь начертил в воздухе сложное заклинание, и Чэн Цянь тут же ощутил порыв свежего ветерка, по коже пронесся поток теплой воды. Когда он коснулся ран и синяков юноши, они тут же зажили.
Приятный ветерок прошел мимо, избегая Янь Чжэнмина. Янь Чжэнмин слегка пошевелился. Его дыхание стало более явным, и он, казалось, начал приходить в себя. Лицо Тан Чжэня мгновенно побледнело, будто он только что умер еще раз.
Видя, что Янь Чжэнмин в сознании, Тан Чжэнь поспешно произнес:
— Глава клана Янь, пожалуйста, обуздай свою ауру меча!
Янь Чжэнмин слышал его, но ничего не мог сделать, даже если бы захотел. Он чувствовал себя так, словно каждый цунь его тела был исполосован острыми лезвиями, он смутно подумал: «Учитель, тренироваться с мечом так больно. Я больше не хочу этого делать».
Холодный пот выступил у него на висках, и Тан Чжэнь повернулся к Чэн Цяню.
— Мы больше не можем медлить!
Чэн Цянь стиснул зубы и заставил себя напрячь свой изначальный дух, пытаясь успокоить бушующую ауру меча. Пока аура меча билась о невидимую сеть, юноша чувствовал, как его внутренний дворец захлестывали яростные волны. На мгновение ему даже показалось, что его сердце пронзила тысяча стрел.
Ожидавший у двери Ли Юнь вздрогнул. На мгновение внутри комнаты вспыхнул яркий свет, и оконная решетка содрогнулась. Внезапно, на окне расцвели ледяные цветы, и все вокруг замерзло.
Таща за собой не в меру любопытную Лужу, Ли Юнь, дрожа, толкнул обледеневшую дверь.
В комнате, Чэн Цянь, опустившись на одно колено, прижимал к себе Янь Чжэнмина. Его разорванная одежда пропиталась кровью и прилипла к телу. Ли Юнь неуверенно шагнул вперед и тихо позвал:
— Сяо Цянь?
Чэн Цянь попытался было встать, но потерял равновесие, и Ли Юнь поспешно бросился ему на помощь.
— Какой же ты безрассудный!
Чэн Цянь на мгновение лишился дара речи.
— Пока он в порядке, — Тан Чжэнь с трудом поднялся на ноги и бросил взгляд на лежащего без сознания Янь Чжэнмина. — Остальное зависит от удачи.
Они не стали задерживаться у горы Шичжоу. Поспешно залечив свои раны, Чэн Цянь одолжил повозку Тан Чжэня, чтобы уже ранним утром следующего дня вернуться в усадьбу Фуяо.
Молодые лошади были так напуганы, что не могли сдвинуться с места. У Лужи не оставалось другого выбора, кроме как использовать на них две искры истинного пламени. Это так сильно пришпорило несчастных животных, что те рванулись вперед и больше не останавливались.
Тан Чжэнь выбился из сил и уснул в дальнем углу повозки. Когда он бодрствовал, он выглядел как хорошо воспитанный ученый с неизменно учтивым выражением лица. Но когда он засыпал, его дыхание становилось очень тихим, и от него исходила смертельная аура гниющего трупа.
Нянь Дада, как и всегда, вполголоса о чем-то болтал, Люлан молчал. Ли Юнь тихо сидел у двери повозки. Юноша был расстроен и встревожен.
Держа на руках бессознательного Янь Чжэнмина, Чэн Цянь прислонился к ближайшей стене. Он не видел на лице Янь Чжэнмина никаких признаков боли, будто тот просто заскучал на лекции учителя в Традиционном зале и заснул.
Чэн Цянь вспомнил, что, когда он был ребенком, учитель поселил его в павильоне Цинань. Он хотел, чтобы мальчик вел себя тихо и спокойно. До этого момента, Чэн Цянь никогда не задумывался о том, почему же учитель позволил Янь Чжэнмину жить в «Стране нежности»?
Неужели он с самого начала знал, что Янь Чжэнмину суждено было наслаждаться беззаботной жизнью лишь в детстве?
Снаружи лил дождь и бушевал ветер. Как маяк, который вот-вот погаснет, истинное пламя красного журавля вспыхивало в ночном небе промокшего насквозь мира.
Вдруг, молча смотревший в окно Люлан внезапно нарушил тишину и сказал:
— Когда я понял, что я больше не человек, но еще и не призрак, коим являюсь сейчас, я утратил желание жить.
Юноша почти никогда не разговаривал в присутствии других людей. Всем казалось, что его голос повредился после встречи с темным заклинателем, и что Люлан, в итоге, стал немым.
— Нет ничего плохого в том, чтобы быть смертным, — Нянь Дада зевнул, а затем продолжил, окончательно проснувшись. — Жизнь и смерть удел всех простых людей2. Становясь старыми, они с удовольствием играют со своими внуками, а потом их хоронят в родовых гробницах рядом с предками. В загробной жизни они снова превращаются в горячо любимых родителями маленьких детей.
2 Пастораль (фр. pastorale «пастушеский, сельский») — жанр в литературе, живописи, музыке и в театре, поэтизирующий мирную и простую сельскую жизнь.
Трудно было сказать, что за выражение появилось на лице Люлана. Его полностью скрывала маска. Юноша бросил на Нянь Дада тяжелый взгляд и тихо произнес:
— Ты понятия не имеешь, каково это — быть смертным. Вы, заклинатели, способны призывать дожди. Если разразится потоп, вы этого даже не заметите. Смертные, что живут у подножия горы, заснут мирным сном, но когда они проснутся, то обнаружат, что их дома и поля были разрушены. Всего за одну ночь они потеряют все, что строили целую жизнь.
— Это…
— Это лишь те, кому повезет. По крайней мере, они сохранят свои жизни, чтобы покинуть свою родину, — сказал Люлан. — Что касается остальных… Остальные умрут во сне, потому что их дома обрушатся прямо на них. Или они погибнут, став случайными жертвами в чьем-то сражении. А может, они наткнутся на темного заклинателя? Тогда некому будет даже похоронить их кости. Но вы будете говорить лишь о том, кто выиграл, а кто проиграл, или о герое, убившим нескольких последователей Темного Пути. Всем остальным можно запросто пренебречь.
Люлан улыбнулся, а затем добавил:
— Это похоже на то, как человек убивает муравьев, просто наступая на них. Разумеется, это всего лишь случайность, но кому есть дело до мертвых насекомых.
— В этом нет ничего нового, — устало произнес Ли Юнь. — Каждый в этой жизни — муравей. Некоторые хотят стать больше, чем они есть на самом деле, и забыть о том, что они, в конце концов, тоже всего лишь насекомые. В этом мире человек не властен ни над счастьем, ни над трагедией. Пока мы живы, мы должны принимать это. Взгляни на нашего главу и старшего брата. Он — заклинатель меча, достигший «Божественного Царства». Все боятся его, но разве это спасло его от страданий?
Слово «страдания», казалось, задело Чэн Цяня за живое. Он опустил голову, взял Янь Чжэнмина за руку и принялся прощупывать пальцами его слабый пульс. Он и раньше ощущал боль старшего брата, но никогда не чувствовал, что этот человек может быть таким хрупким. Даже просто глядя на него, Чэн Цянь ощущал беспокойство и печаль.
Он долго прислушивался, но так ничего и не нашел. Поскольку его собственная Ци была холодной, как лед, он не осмеливался безрассудно соваться во внутренний дворец другого человека. Не заботясь о том, спал Тан Чжэнь или нет, юноша спросил:
— Когда же он проснется?
Тан Чжэнь ответил, не открывая глаз:
— Я не знаю. Сейчас он находится под гнетом собственного разума, терзаемого внутренним демоном. Может быть, вскоре его просто вырвет кровью, и он очнется. А может быть, он больше никогда не проснется, и вы потеряете его навсегда.
Как только он произнес эти слова, в повозке вновь воцарилась тишина. Даже болтливый Нянь Дада не осмеливался произнести ни слова.
Вороний рот Тан Чжэня снова сказал правду. После возвращения в усадьбу Фуяо прошло больше месяца, но Янь Чжэнмин все еще выглядел как живой мертвец.
Хотя Тан Чжэнь ничего им и не обещал, но он, вероятно, чувствовал себя ответственным за то, что обучил Янь Чжэнмина запрещенной технике. Он остался в усадьбе Фуяо вместе с Нянь Дада и Люланом. Он объяснил Ли Юню, как укрепить защитный массив, и раз в несколько дней проверял состояние Янь Чжэнмина.
Тан Чжэнь уже привык ходить сквозь бамбуковую рощу. Он вошел в комнату и одним глотком осушил стоявшую на столе чашку с водой, а затем обратился к утомленному долгим ожиданием Чэн Цяню:
— Ты пережил семь Небесных Бедствий и вновь сформировал свое тело. Почему ты все еще придерживаешься принципов аскетизма?
— Я привык к этому, — ответил, Чэн Цянь, садясь рядом с ним. Мгновение спустя он добавил. — Раньше я думал, что хладнокровным людям в мире приходится непросто. Однако теперь мне кажется, что чувствовать слишком много не так уж и хорошо.
— Судя по тому, что я видел, на пути сюда, у вас, ребята, снова гости, — сказал Тан Чжэнь. — Люди стекаются к вам, как на праздник. Но в этом есть смысл. Почти все сильнейшие заклинатели пали. После инцидента на Платформе Бессмертных ты и твои братья обрели широкую известность. В столь смутные времена, вполне естественно, что вы угодили в самую гущу событий.
— Пока на горе нет тигра, обезьяны мнят себя правителями, — резко произнес Чэн Цянь, даже не потрудившись поднять глаза.
Похоже, юношу совершенно не беспокоило, что эти слова очерняли и его самого.
Тан Чжэнь посмотрел на него и ответил:
— Похоже, ваш гость с горы Белого тигра. Ты не выйдешь ему навстречу?
— Их владыка притворяется мертвым. Что толку, что он со мной встретится? — апатично ответил Чэн Цянь.
— Похоже, Управление небесных гаданий тоже просит вас об аудиенции, —продолжил Тан Чжэнь.
Лицо Чэн Цяня тут же потемнело:
— Если они пришли из Управления небесных гаданий, просто вышвырни их вон. Если они позабыли, где их место, они могут и вовсе не вернуться назад. Даже если солнце погаснет, какое это имеет отношение к нам?
Какое отношение к ним имели нынешние события?
Скоро весь мир узнает о том, что Хань Юань — ученик клана Фуяо. Когда до этого дойдет, смогут ли они все также оставаться в стороне?
Но, поскольку Янь Чжэнмин все еще был без сознания, Чэн Цянь становился все более нетерпеливым и тревожным. Не желая больше его провоцировать, Тан Чжэнь оставил эту тему. Он прошел в глубь комнаты и послал свое сознание исследовать внутренний дворец Янь Чжэнмина.
Великий заклинатель Чэн, который только что проповедовал «сохранение ясности ума и отречение от мирских забот», тут же подался вперед и спросил:
— Как он?
Тан Чжэнь долго молчал. Чэн Цянь не мог усидеть на месте. Он несколько раз прошелся взад-вперед по комнате. Ему все время хотелось окликнуть Тан Чжэня, но он сдерживался, чтобы не потревожить старшего.
Тан Чжэню потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. С большой осторожностью он убрал руку Янь Чжэнмина обратно под одеяло, но продолжил молчать, так и не решаясь заговорить.
— Брат Тан?
— Я думаю… ты должен позвать сюда своих старшего брата и младшую сестру, — сказал Тан Чжэнь.
Чэн Цянь ошеломленно замер.
Никогда еще он не чувствовал в своем сердце такого холода, будто кто-то разрубил ему грудь и наполнил ее вековым льдом. Это был поистине невыносимый холод.
Казалось, даже Небесное Бедствие не смогло бы сравниться с ним.
Тан Чжэнь неловко посмотрел на юношу и произнес:
— Мой юный друг, жизнь не всегда подчиняется нашим желаниям. В мире есть счастье, но есть и печаль. Ты давно очистил свой разум от мирских забот и желаний. Неужели ты до сих пор этого не понимаешь?
— Нет…
Чэн Цянь просто выплюнул это слово. Его голос дрожал. На мгновение он застыл в растерянности. Он хотел было шагнуть вперед, но его ноги подкосились, и он зашатался. Его взгляд упал на Янь Чжэнмина. Тан Чжэнь заметил, что глаза Чэн Цяня на мгновение покраснели. Но мог ли нефрит плакать?
Откуда во взгляде человека, не дрогнувшего даже перед лицом Небесных Бедствий, столько страха?
Однако его беспомощность была лишь мимолетным наваждением. Прежде чем Тан Чжэнь успел что-то сказать, взгляд Чэн Цяня внезапно стал решительным. Он твердо произнес:
— Нет, прошу тебя, пока ничего им не говори. Брат Тан, ты так много знаешь, тебе должно быть известно решение. Что бы ты ни сказал, я сделаю это, независимо от того, придется ли мне вознестись на небеса или нырнуть в подземный мир. Даже если ты скажешь мне, что в обмен на его спасение я должен буду отдать свою жизнь, я сделаю это…
Тан Чжэнь перебил его.
— Разве ты не понимаешь, какие ужасные слова ты говоришь? Если бы твой старший брат услышал это, он бы точно избил сначала тебя, а потом меня.
Чэн Цянь пристально посмотрел на Тан Чжэня, и с леденящим душу спокойствием продолжил:
— Мне удалось создать свое тело из камня сосредоточения души. Пока ты указываешь мне путь, для меня нет ничего невозможного.
Взгляд Тан Чжэня сделался еще более пристальным. Наконец, он заметил, что в глазах Чэн Цяня не было ни тени сомнения.
— Вознестись на небеса или… нырнуть в подземный мир, — повторил Тан Чжэнь, а затем неопределенно улыбнулся. — Мой юный друг, в этом мире существует множество историй о крепкой связи между учениками одного клана. Однако такая сильная связь, как ваша, встречается крайне редко.
— Это место называется «усадьба Фуяо», а не «мир», — тихо сказал Чэн Цянь.
Тан Чжэнь не стал останавливаться на этой теме.
— Чужаки, вроде нас, и представить себе не могут, какие опасности таятся на уровне «Божественного Царства». Он только что перешел все границы. Это слишком опасно. К тому же, его разум терзает внутренний демон. Его состояние и без того было слишком нестабильным и все же он опрометчиво использовал запрещенную технику. Видел ли ты, до какой степени он усилил себя в той битве на Платформе Бессмертных?
— Я не сильнее его, я не могу сказать наверняка. Я могу лишь предположить... Вероятно, он поднялся, по крайней мере, еще на один уровень, — сказал Чэн Цянь.
— Верно. Это все равно, что занять денег под очень высокий процент. В его случае он взял взаймы, не в силах вернуть долг. На уровне «Божественного Царства» каждый шаг огромен, потому и ответная реакция за это может оказаться смертельной, — отозвался Тан Чжэнь.
Чэн Цянь сразу же понял, к чему тот клонит.
— Значит, пока его уровень будет соответствовать тому, что он позаимствовал, ответная реакция будет для него менее болезненной? Я могу отдать ему всю свою духовную энергию. Мне всего лишь придется заново совершенствоваться еще сто лет. Через некоторое время человек привыкает к Небесным Бедствиям.
Услышав это, Тан Чжэнь был ошеломлен. Не удержавшись, он рассмеялся и сказал:
— О чем ты только думаешь? Что духовная энергия подобна миске риса, которую ты можете отдать по прихоти? Ты не заклинатель меча, и даже если бы ты им был, духовная энергия двух разных людей может быть несовместима друг с другом.
В этот момент Тан Чжэнь вздохнул.
— Чтобы пережить это бедствие, ему нужно найти «ножны» прежде, чем его тело окончательно разрушится. Но ты должен понимать, что на пути заклинателя огромный труд порой равен малым достижениям. Даже тем, кто идет по короткому, Темному Пути, требуется не менее ста дней. Для него, как для заклинателя меча, каждый пройденный шаг требует огромных усилий. Ничто извне не способно помочь ему в этом деле. Нам остается только довольствоваться малым. Даже если ты и хочешь что-то сделать, ты попросту не сможешь.
Взгляд Чэн Цяня на мгновение потускнел.
*Название главы 上穷碧落下黄泉 (shàng qióng bì luò xià huáng quán) – где «лазурные дали» олицетворяют собой небесный дворец, обитель бессмертных, а «Желтые ключи» – Желтый источник, т.е. загробный мир. Представляют два конца жизненного пути. Фраза взята из поэмы «Вечная печаль» Бо Цзюйи, поэта эпохи Тан, где описана любовь танского государя Сюань-цзуна к красавице Ян-гуйфэй и трагический конец этой любви во время мятежа Ань Лушаня. (п/п: Настоятельно рекомендуем почитать поэму, очень красивое произведение)
Фраза взята из перевода Л. Эйдлина
Я и вправду могу умереть
У подножия горы Шичжоу, когда его духовная энергия впервые дала о себе знать, Янь Чжэнмину действительно расхотелось жить.
Если боль была слишком сильна, человек мог хотя бы упасть в обморок. И пускай Янь Чжэнмину посчастливилось потерять сознание, его изначальный дух все время бодрствовал. Будучи запертым в разрушающемся внутреннем дворце вместе с жестокой аурой меча, он не мог ни сопротивляться ей, ни убежать. Мало того, что духовная энергия юноши была в полном беспорядке, в его разуме, к тому же, образовалась брешь, вызванная пагубным влиянием внутреннего демона. Янь Чжэнмин оказался пойман в ловушку уничтоженных им же драконьих замков. Теперь он был опасен и для других, и для самого себя.
У него не было иного выбора, кроме как найти радость в своих страданиях. Юноша с гордостью подумал: «Кто бы мог подумать, а я весьма хорош».
Однако буквально через секунду ему пришлось пережить невероятно мощный удар своего собственного клинка.
Изначальный дух заклинателя меча с легкостью мог сливаться с аурой его оружия и становиться с ним единым целым, ведь они изначально имели общее происхождение. Ответная реакция происходила только в его голове, поэтому заклинатель не мог умереть, даже если бы его тело превратилось в решето.
Смертельная угроза заключалась в том, что в его хаотичном внутреннем дворце была заточена не только аура меча, но и трепещущий черный дым, бывший не чем иным, как проклятым внутренним демоном.
Ничто не могло навредить этому существу. Время от времени он неожиданно появлялся из какого-нибудь угла. Если ему удастся поймать изначальный дух, то он с легкостью сможет растоптать Янь Чжэнмина.
Сначала Янь Чжэнмин видел приятный сон, в котором ему предоставился шанс удовлетворить все свои сокровенные желания. Но едва он решил поддаться искушению и воспользоваться им, как сон немедленно изменился. Иллюзия принимала разные обличья. Иногда это был облик мастера, или облик Чэн Цяня с ледяным выражением лица, или даже самого Янь Чжэнмина, но их чувства и действия всегда были одинаковыми. Все они показывали на юношу пальцем и кричали: «Бесстыдник! Животное!»
Янь Чжэнмин вынужден был проходить это испытание, будучи пронзенным своим собственным мечом. Этот бесконечный процесс превратился в поистине невыносимую пытку для его разума и сердца.
Что он должен был чувствовать, когда стоявший перед ним призрак Чэн Цяня смотрел на него до ужаса холодными глазами?
Тогда юноша подумал: «Зачем мне жить? Я должен уничтожить свой разум и покончить со всем этим. В любом случае, я всего лишь бесстыжая скотина».
Однако он тут же вспомнил о том, что с его нынешним уровнем самосовершенствования, если его разум падет, все, кто находится на расстоянии в двадцать чжан от него, будут серьезно ранены, если не убиты. Поэтому он должен был терпеть.
Янь Чжэнмин болезненно улыбнулся стоявшему перед ним призраку Чэн Цяня и сказал: «Ты... если когда-нибудь ты захочешь убить меня, я просто лягу и умру».
Услышав его слова, внутренний демон почувствовал, что иллюзия, похоже, не достигла поставленной цели. Он ловко изменил свой облик, превратившись в самого Янь Чжэнмина.
Юноша тут же изменился в лице и с отвращением отвернулся.
— Забудь об этом, тебе действительно лучше умереть.
Постепенно он привык к этим пыткам. В его сердце поднялось бунтарское желание жить, и он подумал: «Если я действительно умру, что тогда будет с нашим кланом? Что будет с моими младшими братьями? Хочу ли я, чтобы Сяо Цянь испытал на себе все те страдания, что мне довелось пережить за последние сто лет?»
Едва эта мысль возникла у него в голове, и Янь Чжэнмин не смог удержаться, чтобы не пофантазировать об этом. Если он умрет здесь и сейчас, будет ли Чэн Цянь вечно помнить его и горевать о нем? Это была поистине безумная идея, но, стоило ему только представить себе, что в будущем, во время совершенствования или даже вознесения, Чэн Цянь никогда не сможет преодолеть эти страдания, как Янь Чжэнмин почувствовал себя слегка взволнованным и болезненно оскалился.
Но его радость длилась недолго. Время от времени к нему вновь являлся внутренний демон, желая напомнить отом, что он бесстыжее животное.
Позже Янь Чжэнмин обнаружил, что его изначальный дух мог слышать доносившиеся снаружи голоса.
Он знал, что это плохое предзнаменование. Чем слабее изначальный дух, тем больше он укоренялся в теле и, соответственно, мог чувствовать часть того, что ощущал человек. Если он что-то слышал, это означало только то, что он долго не протянет. Тем не менее, когда до его ушей впервые донесся голос Чэн Цяня, Янь Чжэнмин так обрадовался, что аура меча едва не разрубила его пополам, начиная от макушки и заканчивая кончиками пальцев ног.
Плохо было лишь, что Чэн Цянь почти ничего не говорил, несмотря на то что всегда находился рядом.
Самой разговорчивой была Лужа. Янь Чжэнмин впервые обнаружил у их младшей сестры пристрастие к длинным монологам. Каждый раз, когда она открывала рот, она начинала свою речь с фразы: «Старший брат, я знаю, что ты меня не слышишь, но…», — а затем продолжала болтать, пока не догорит, по крайней мере, одна палочка благовоний.
От нее Янь Чжэнмин узнал, что они вернулись в усадьбу Фуяо, и что Чэн Цянь отнес его в бамбуковую рощу и без устали присматривал за ним. Благодаря ее привычке рассказывать обо всем на свете, юноша узнал даже о творившихся снаружи беспорядках. По сравнению с ней Ли Юнь был куда менее интересным собеседником. Он только и делал, что вздыхал, смотря на него, и иногда жаловался.
Только когда приходил Тан Чжэнь, Янь Чжэнмин с жадностью впитывал крупицы слов от человека, чей голос он жаждал услышать больше всего на свете.
Так он получил возможность узнать кое-что очень важное.
Янь Чжэнмин полностью проигнорировал ту часть, где Тан Чжэнь порекомендовал готовиться к его похоронам. Юноше все это казалось бессмысленным жужжанием. В его метавшемся сознании остались лишь слова: «Независимо от того, придется ли мне вознестись на небеса или нырнуть в подземный мир».
Лишь от одной этой фразы, постоянно скрывавшийся внутренний демон отступил, словно испугавшись его безумной ухмылки. Окутавшая все вокруг темная Ци развеялась, сбежав как раненый зверь.
«И какая мне от этого выгода?» — расстроился юноша.
Но, к сожалению, это не смогло остановить ответную реакцию. Его изначальный дух все еще был пронзен и пригвожден к месту аурой меча. Находясь среди полуразрушенных стен внутреннего дворца, Янь Чжэнмин со вздохом подумал: «Это действительно задело его… Ах, я и вправду могу умереть»
Однако, пусть сам он этого и не замечал, но раны, нанесенные его разуму драконьими замками, понемногу затягивались.
В усадьбе Фуяо, за пределами бамбуковой рощи, Лужа сжимала в объятиях древний меч. Этим мечом был Шуанжэнь Чэн Цяня.
Когда Чэн Цяня связали и доставили на Платформу Бессмертных, Ян Дэчэн забрал у него оружие. Когда мир погрузился в хаос, клинок оказался на горе Белого тигра. Тогда заклинатели с горы Белого тигра послали гонца, чтобы установить с кланом Фуяо дружеские отношения и, заодно, вернуть меч несчастной смерти его владельцу.
Переходя из человеческой формы в птичью и обратно, Лужа наматывала бесчисленные круги вокруг бамбуковой рощи. От беспокойства она едва не выдернула у себя все хвостовые перья, но так и не придумала, как начать разговор. За день до этого Тан Чжэнь засобирался в дорогу. Оставив Ли Юню послание, он наказал ему убедить Чэн Цяня смириться с нынешней ситуацией.
Вполне вероятно, что у Ли Юня было плохое предчувствие, поэтому он не осмелился прийти сам и переложил всю ответственность на Лужу.
Он решил сделать из нее козла отпущения.
Если случится худшее… Лужа спрыгнула с верхушки дерева и некоторое время стояла неподвижно, чувствуя, как в груди медленно разливалась великая печаль.
Ее старшему брату невозможно было угодить, вдобавок ко всему прочему, он имел привычку набрасываться на нее по поводу и без. Но она и представить себе не могла, что будет, если Янь Чжэнмина не станет. Даже просто думая об этом, Лужа ощущала себя так, будто на нее падало небо.
Пока она неподвижно стояла на одном месте, дверь в павильоне посреди бамбуковой рощи внезапно открылась. Застигнутая врасплох, девушка едва не столкнулась с вышедшим наружу Чэн Цянем.
— Третий… третий брат, — бессвязно пробормотала Лужа, — Ли Юнь велел мне вернуть тебе Шуанжэнь.
— О, я почти забыл об нем, — забрав у сестры свое оружие, Чэн Цянь взглянул на нее поверх клинка и выражение его лица немного смягчилось. — Это всего лишь меч. Почему ты плачешь?
Лужа поспешно вытерла глаза. Только сейчас она поняла, что ее щеки были мокрыми от слез, страх и боль огнем вспыхнули в душе девушки. Чувства душили ее, лишая возможности что-либо сказать.
Чэн Цянь поднял голову и увидел Ли Юня. Старший брат стоял на каменной ограде усадьбы и с печальным видом наблюдал за ними. Разве он мог не понять, о чем думали эти двое?
Чэн Цянь остановился и легонько постучал по лбу девочки пальцем. Ни секунды не сомневаясь, он тихо сказал:
— Не плачь. Я не допущу, чтобы с ним что-то случилось. Не беспокойся.
Лужа широко распахнула глаза и сквозь слезы посмотрела на него.
Чэн Цянь открыл ей дверь и мягко произнес:
— Иди, присмотри за ним. Мне нужно кое-что найти для Тан Чжэня.
Когда он повернулся, чтобы уйти, на Лужу будто бы снизошло озарение. Девушка тут же выпалила:
— Третий брат, пожалуйста, не будь безрассудным! Защищая себя, ты защищаешь и нашего старшего брата!
Эти необычные слова пригвоздили Чэн Цяня к месту, и в его сердце поднялось поистине странное чувство. Ему потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и, не оглядываясь, тихо пробормотать что-то в ответ.
Там, где бушуют семь чувств и шесть страстей, вода все глубже, а огонь все жарче1.
1 七情六欲 (qī qíng liù yù) — семь чувств и шесть страстей (общее название человеческих эмоций); 水深火热 (shuǐshēn huǒrè) — вода всё глубже, огонь всё жарче; обр. невыносимые страдания, критическое положение, ад кромешный. Т.е. находиться в бедственном положении.
Такова жизнь.
Тан Чжэнь внимательно выслушал Чэн Цяня. Казалось, он был поражен его словами.
— Что? Нет… Ты не ошибся? У заклинателя меча, достигшего уровня «Божественного Царства», нет своего личного оружия?
Независимо от того, сколько сильных заклинаний было выгравировано на лезвии меча. Независимо от того, сколько драгоценных артефактов использовалось для его изготовления. Независимо от того, была ли в нем душа великого воина или могущественного демона, клинок все равно был выкован из обычного железа. Его можно было использовать как для убийства людей, так и для резки овощей.
Только кровь тысяч поверженных им жертв могла сделать ауру мечу поистине смертоносной. Лишь духовная сила и мастерство владельца наполняли его душой. Сознание меча рождалось из изначального духа хозяина. Раз за разом владелец и клинок совершенствовали друг друга. Это был единственный способ создать оружие, действительно способное соединиться со своим владельцем.
Для идущих по иному пути все это, возможно, не имело никакого значения, но заклинателю меча личный клинок был жизненно необходим. Кроме того, характер меча зачастую определялся духовной силой его владельца, взаимодействием всех пяти стихий и множеством других факторов. Потому, как только заклинатель меча достигал уровня «сосредоточения ума», его первой задачей было найти клинок, предназначенный ему судьбой.
Заклинатель меча без личного оружия был зверем без клыков и когтей. На что полагался Янь Чжэнмин, чтобы достичь уровня «Божественного Царства»?
Даже некоторое время спустя Тан Чжэнь все еще не оправился от потрясения.
— Тогда что за меч был у него в руке?
— Самый обычный, — произнес Чэн Цянь, — когда он был юн, в его покоях была целая комната, полная оружия. Старший брат развешивал его на стенах в качестве украшения. Если клинок, который он использовал, ломался, он попросту заменял его на новый.
Едва достигнув уровня «сосредоточения ума», Янь Чжэнмин вынужден был возглавить свой клана в их поспешном бегстве с острова Лазурного дракона. Потом он бродил по миру с Ли Юнем и Лужей и должен был зарабатывать на жизнь для своей семьи, при этом не прекращая практиковаться. Кроме всего прочего, все эти годы Янь Чжэнмин пытался разобраться с печатью главы клана. Нетрудно догадаться, как сильно он был занят. Так как поблизости не было заслуживающего доверия старшего, способного направить его на путь истинный, юноша полностью проигнорировал вопрос о личном оружии.
— Я не спал всю ночь, пытаясь найти решение, — произнес Чэн Цянь. –Оружие — единственный внешний фактор, способный связать меня с сознанием заклинателя меча. Так случилось, что у моего старшего брата нет собственного клинка. Брат Тан, если я найду для него этот меч, сможет ли он достичь «входа в ножны»?
Тан Чжэнь засомневался, прежде чем ответить:
— Я никогда не думал об этом. Твой старший брат поистине беспрецедентный случай. В сложившейся ситуации, если для него действительно найдется подходящий клинок, то не факт, что это поможет ему продвинуться на следующий уровень, но это может хоть немного успокоить его разум. До тех пор, пока он не проснется и не исцелит себя при помощи собственной Ци. Тогда его раны и внутренний демон постепенно исчезнут.
У Чэн Цяня вспотели ладони. Он крепче сжал Шуанжэнь, и на рукояти появился тонкий слой льда. Юноша настойчиво спросил:
— Где я могу найти такой меч? Я ничего не знаю об этом, поэтому у меня нет другого выбора, кроме как посоветоваться с тобой. Если это и в самом деле возможно… если это возможно…
Чэн Цянь был не в состоянии продолжать. Юноше потребовалось некоторое время, чтобы медленно произнести:
— Брат Тан, пожалуйста, помоги мне. Моя жизнь принадлежит тебе.
— Нет, нет, нет, — торопливо замахал руками Тан Чжэнь. — Это лишь общеизвестный факт. Об этом тебе мог бы рассказать любой, кто прожил достаточно долго. Не будь таким опрометчивым. У нас определенно есть ключ к разгадке этой тайны. В противном случае, у заклинателей меча не было бы времени ни на что другое, кроме поисков своего клинка. Обычно заклинатель не входит в Дао на пустом месте. Должно быть, их направляет аура меча, берущая начало где-то в их окружении. Насколько я знаю, когда заклинатель меча входит в Дао, личное оружие находится у него в руке. Хотя, конечно, бывают и исключения.
Чэн Цянь нахмурился.
— Он — исключение. Практикуясь во владении мечом, ученики клана Фуяо используют деревянные клинки.
— Значит, место, где он вошел в Дао… — начал Тан Чжэнь
Ресницы Чэн Цяня слегка дрогнули, когда он произнес:
— Гора Фуяо. Но сейчас мы не можем туда вернуться.
— Кто наставлял его, когда это произошло? — спросил Тан Чжэнь.
Взгляд Чэн Цяня стал еще мрачнее.
— Наш учитель.
Тан Чжэнь знал, что душа Мучунь чжэньжэня давным-давно исчезла.
— Брат Тан… — вновь произнес Чэн Цянь.
— Когда заклинатель меча входит в Дао, его ведут три из перечисленных фактора: оружие в его руках, божественный артефакт или аура меча другого могущественного заклинателя, находящегося поблизости. Твой брат вошел в Дао с деревянным мечом, так что первый фактор отпадает. Следовательно, его направил какой-то божественный артефакт, хранящийся на горе Фуяо, или же ваш уважаемый мастер.
В этот момент даже Тан Чжэнь выглядел разочарованным. Вновь обретенная надежда исчезла в мгновение ока, будто судьба Янь Чжэнмина была предрешена.
Тан Чжэнь на мгновение замолчал, а затем покачал головой и продолжил:
— Ты… тебе придется смириться со своим горем.
Чэн Цянь какое-то время стоял на месте, затем подхватил Шуанжэнь, повернулся и пошел прочь. Тан Чжэнь тут же последовал за ним.
— Что ты делаешь?
— Я отправлюсь туда, куда ушла душа моего учителя. В Безмятежную долину, — не оборачиваясь, бросил юноша. — Если это не сработает, я найду Вэнь Я, или отправлюсь на гору Белого тигра, или на остров Лазурного дракона, или даже в зал Черной черепахи. Я буду искать везде, где может быть хоть что-то от моего учителя.
— И чем ты лучше безголовой мухи? Предположим, что твой учитель что-то и оставил. Но что, если меч твоего брата не имеет никакого отношения к вашему мастеру и может быть найден лишь на горе Фуяо? Более того, даже если тебе посчастливится найти его, в нынешнем состоянии тело твоего брата продержится не более ста дней. Сможешь ли ты вернуться назад вовремя? — осведомился Тан Чжэнь.
Чэн Цянь резко обернулся. На долю секунды, Тан Чжэнь почувствовал, что задыхается. В его сердце зародился смутный страх. Ему показалось, что Чэн Цянь — острый клинок, ничем не отличающийся от Шуанжэня.
Стоя против света, юноша сказал, чеканя каждое слово:
— Я знаю, но… Я отказываюсь оплакивать старшего брата, пока не увижу его в гробу.
Чэн Цянь был из тех людей, кто никогда не бросался пустыми обещаниями. Он неторопливо подошел к жилищу Ли Юня и произнес всего одну фразу:
— Я ухожу по делам, вернусь через сто дней.
И исчез, даже не потрудившись дождаться ответа.
Ли Юнь промолчал.
Только сейчас он впервые понял желание своего старшего брата, возникшее еще тогда, когда они были на острове Лазурного дракона, бросить все и вернуться домой.
В этот момент в комнату, тяжело дыша, ворвалась Лужа.
— Второй брат!
— С тобой опять что-то стряслось? — с несчастным видом спросил Ли Юнь.
— Наш старший брат... его метка, — произнесла девушка, указывая на свой лоб. На лбу Янь Чжэнмина была длинная и тонкая темно-красная отметина — знак его внутреннего демона. Бессвязно бормоча, Лужа подняла руку, показывая на пальцах. — Она вдруг стала короче!
Неужели она всерьез думала, что метка внутреннего демона похожа на вареную лапшу?
Голова этой девчонки была полна бесплотных фантазий.
Ли Юнь хотел было отчитать сестру, но Лужа продолжила:
— Я думала, что глаза обманывают меня, поэтому я сказала: «Старший брат, метка твоего внутреннего демона, похоже, стала короче». Стоило мне это произнести, и отметина действительно уменьшилась, будто он услышал мои слова!
Чэн Цянь не знал, что произошло в усадьбе. Ранним утром следующего дня он уже мчался в Безмятежную долину. Чувства, что вспыхнули в нем, когда он, едва обретя надежду, вдруг осознал, что она находится вне его досягаемости, сильно утомили юношу. Когда он летел на мече, его ноги дрожали, даже несмотря на высокий уровень самосовершенствования и железное сердце.
Когда он вновь оказался в знакомом месте, Чэн Цянь сделал глубокий вдох, силясь унять свое беспокойство, а затем направился прямо в долину. Похоже, долину окружал какой-то невидимый барьер. Стоило ему только приблизиться, как Шуанжэнь тут же задрожал. Лезвие тряслось так сильно, что вышло из-под контроля, и меч напрочь отказался повиноваться, будто он был чем-то очень напуган. У Чэн Цяня не осталось другого выбора, кроме как приземлиться и пойти пешком.
Он вспомнил, как впервые оказался здесь. Владыка Гу послал на его поиски группу заклинателей, но, по какой-то неизведанной причине, могущественные воины не осмелились ни шагу ступить в эти края.
Чэн Цянь поднял голову. Безмятежная долина напоминала гигантский нефрит. На мили вокруг нее клубился странный туман. Казалось, он не принадлежал к миру живых.
Возможно, все дело было в его теле, созданном из камня сосредоточения души, но Чэн Цянь вдруг почувствовал, что это место обладало крайне необычной аурой.
Самый счастливый и одновременно самый болезненный момент.
Нефритовая мгла стелит глаза, и нет ни проблеска надежды*
Безмятежная долина источала необычную ауру.
В прошлый раз, когда Чэн Цянь вошел в эти земли, он был еще невежественным ребенком, который понятия не имел, как здесь оказался. Теперь же он намеренно искал это место, но в итоге, юноша целый день провел, петляя кругами, словно путник, попавший в ловушку призраков, вынужденный снова и снова возвращаться обратно к исходной точке.
Когда-то давно смерть учителя так сильно поразила его, что все случившееся потом, то, как он забрал Лужу и они вместе пытались сбежать из долины, превратилось в смутные воспоминания. Он помнил только то, что, несмотря на трудности, ничто в этих краях не представляло для них угрозы, не считая диких зверей.
Однако теперь, самый жестокий и несравненный в мире меч Шуанжэнь жался к нему, словно испуганный ягненок.
Чэн Цянь молча окутал себя аурой изначального духа и принялся читать священные писания «О ясности и тишине». Затем он начертал перед собой заклинание и слегка потер глаза, заставляя их вспыхнуть морозным светом. Демонические уловки не могли обмануть взгляд, усиленный изначальным духом. Однако Чэн Цянь все равно хмурился, осматриваясь вокруг.
Долина выглядела такой мирной, что это даже пугало.
Горы были подобны драгоценным камням, а зелень казалась потрясающе свежей. Но вокруг не было ни следа темной энергии, более того, не было и живой Ци.
Со всех сторон не доносилось ни звука. Чэн Цянь чувствовал себя так, словно попал в картину.
В полной тишине, Чэн Цянь сел и изо всех сил попытался успокоить поднимавшуюся в сердце тревогу. Вдруг, юноша вспомнил одну из очень странных фраз, сказанную когда-то Хань Мучунем. Учитель говорил, что их старший наставник «сражался в битве, распростершейся от горы Фуяо до Безмятежной долины, лежавшей в двухстах ли от нее».
Но почему она называлась «Безмятежной»?
Разве воинам мало было горы Фуяо, чтобы показать свою силу?
В детстве Чэн Цяню недоставало знаний. Он был плохо знаком с миром заклинателей и думал, что призраков можно повстречать только если отправиться бродить по улицам ночью. Позже, когда он уже сформировал изначальный дух и столкнулся с Небесными Бедствиями, он смутно ощутил, что некая сила присутствовала повсюду. У всего в этом мире была другая сторона, скрывавшая за собой истинный облик.
Но что скрывалось за Безмятежной долиной?
Было ли их попадание сюда простым совпадением?
По мере того, как темнело небо, сияющая как драгоценный камень аура долины постепенно рассеивалась. В шуме ветра слышались бесчисленные шорохи, будто мимо сидящего на земле юноши проходили целые толпы людей.
Когда последний солнечный луч исчез за горой, Шуанжэнь внезапно зажужжал.
Вздрогнув, Чэн Цянь открыл глаза, но все, что он увидел перед собой, было всего лишь фигуркой одетого в лохмотья смертного ребенка.
Ребенок был тощим, как палка. Казалось, он никогда в своей жизни не ел досыта. Его голова выглядела несоразмерно большой по сравнению с остальным телом. На вид мальчику было не больше семи или восьми лет. Когда он улыбался, было заметно, что ему недоставало нескольких зубов.
Ребенок присел на корточки неподалеку от Чэн Цяня. Он подождал, пока юноша откроет глаза, а затем вздернул подбородок и рассмеялся.
Десятилетиями Чэн Цянь находился в уединении в ледяном озере долины Минмин, потому его тело постоянно источало морозную ауру, заставлявшую незнакомцев держаться от него подальше. Если он не пытался ее скрыть, юношу начинали бояться не только смертные, но и заклинатели.
Однако дитя перед ним, похоже, не испытывало страха. Напротив, ребенок с любопытством ткнул грязным пальцем в покрытый инеем Шуанжэнь. Но, кажется, меч показался ему слишком холодным, потому что он тут же отстранился и скривившись, спросил:
— Господин сюцай1, почему ты сидишь здесь и спишь?
1 При танской династии существовала система чиновничьих экзаменов. По этой системе кандидатам присваивались следующие степени: сюцай (выдающийся талант), минцзин (знаток канонических книг), цзюньши (даровитый ученый) и т.д.
С минуту помолчав, Чэн Цянь ответил:
— Я не сюцай.
— О, так господин цзюйжэнь2? — глаза ребенка стали еще больше. — Мой отец говорил, что только ученые носят длинные одежды. Крестьянам приходится работать на полях, поэтому они не могут позволить себе такие вещи.
2 В начале эпохи Сун (960-1279) система государственных экзаменов приобрела трехступенчатый вид. В своем окончательном варианте по итогам сдачи экзаменов присваивались следующие степени: шэнъюань или сюцай — обладатель диплома первой степени. Аньшоу — шэнъюань с лучшим результатом; гуншэн — старший лиценциат и цзюйжэнь — обладатель диплома второй степени.
Трудно было объяснить что-либо невежественному ребенку, поэтому Чэн Цянь мог только молчать и улыбаться.
Мальчик вновь одарил его ответной улыбкой, демонстрируя недостаток зубов, и произнес:
— Меня зовут Эрлан. Ты идешь в долину? Мой дом там.
С этими словами он указал куда-то в сторону, и Чэн Цянь вздрогнул. С каких это пор в Безмятежной долине живут люди?
Снова взглянув на ребенка, Чэн Цянь почувствовал, что с ним действительно что-то не так. Ухватившись за эту мысль, он встал и последовал за подпрыгивающим малышом.
Как ни странно, вскоре извилистая тропа сменилась узкой дорогой, по которой они вполне могли пройти вдвоем.
Но идти с Эрланом оказалось не так-то просто. Порой мальчику хотелось поохотиться на светлячков, а иногда он присаживался на корточки, чтобы сорвать цветы. По пути он то и дело подбирал маленькие камешки и бросал их в канаву или хватался грязными руками за одежду Чэн Цяня. Кроме того, он безостановочно болтал.
— Раньше я жил в другом месте, а потом случилась беда. Мой отец умер. Мать больше не хотела заботиться обо мне, поэтому я, дедушка и многие наши соседи из деревни перебрались сюда.
Вдруг, в душе Чэн Цяня возникла смутная догадка. Он спросил:
— Что за беда?
— Понятия не имею, — сказал Эрлан. — Я плохо понял. Мой дедушка сказал, что это было наказание, посланное бессмертными или что-то в этом роде. Бессмертные такие ужасные. Господин цзюйжэнь, а где твой дом? Ты ведь очень важный чиновник, да?
Чэн Цянь на секунду засомневался, но ребенок, казалось, и не ждал от него ответа. Болтая, мальчик бесстрашно схватился за меч Чэн Цяня, затем поднял глаза и внезапно заговорил серьезно, как взрослый:
— В таком случае ты должен постараться стать честным чиновником!
Рука Чэн Цяня слегка дрогнула.
Из-за его метода самосовершенствования температура тела юноши была намного ниже, чем у обычных людей. К тому же, он носил с собой ледяной клинок. Однако Чэн Цянь чувствовал, что этот ребенок, похоже, не боялся холода.
Чэн Цянь посмотрел вниз, и Эрлан тут же одарил его своей беззаботной беззубой улыбкой. Однако на шее мальчика и на неприкрытых одеждой участках кожи, виднелись ярко-красные отметины.
Говорят, что такие отметины бывают лишь у тех, кто замерз насмерть.
Вдруг, Чэн Цяня словно осенило. Лишь в месте вечного покоя можно было быть свободным от печалей человеческого мира.
Он немного помолчал и, понизив голос, спросил:
— Ты не замерз?
Услышав это, Эрлан снова улыбнулся и покачал головой.
— Напротив, мне жарко!**
На лице мальчика сияло беззаботное выражение, но его кожа казалась бледной до синевы.
Вдруг, откуда-то донесся тихий голос старика:
— Эрлан, немедленно возвращайся домой!
Услышав это, Эрлан тут же отпустил руку Чэн Цяня и бойко ответил:
— Иду!
Он покружился на месте и сказал Чэн Цяню:
— Меня зовет дедушка. Господин цзюйжэнь, если тебе куда-то нужно, ты должен найти того, кто подскажет тебе дорогу.
Сказав это, мальчик развернулся и вприпрыжку побежал прочь, напевая какую-то деревенскую песенку.
Но было в его образе еще кое-что, что сильно насторожило юношу. У ребенка не было тени.
— Эй, — внезапно окликнул его Чэн Цянь. Эрлан обернулся и посмотрел на него широко раскрытыми глазами человека, свободного от мирской суеты.
Чэн Цянь остановился и оперся на Шуанжэнь, забравший бесчисленное количество душ. В темноте ночи он казался статуей прекрасного божества.
— Когда я был ребенком, меня тоже звали Эрлан.
В это самое мгновение, он словно собственными глазами увидел, как в хаосе полной чувств и страстей жизни пересекаются человеческие судьбы.
С тех пор, как его изначальный дух вошел в камень сосредоточения души, он почти забыл о радостях и печалях этого мира.
Эрлан удивленно посмотрел на него, почесал лохматую голову, улыбнулся и убежал.
Чэн Цянь тихо выдохнул. Его сердце наполнилось тоской. Если это был тот самый край, куда стекались души умерших, то…
Он превратился в тень и, словно ветер, пронесся сквозь красивую, но безжизненную деревню, держа путь прямо в глубь долины.
По пути он не заметил никаких признаков пребывания в этих краях тигров и волков, рыскавших здесь в те времена, когда они с Лужей пытались найти выход. Чэн Цянь понял, что в те годы он был всего лишь слабым ребенком, а дикие звери, что так сильно напугали его, обычными кошмарами.
На этот раз Чэн Цянь не заблудился. Он быстро нашел то место, где находились останки Тун Жу.
Стояла ночь новолуния. Озаренное светом бесчисленных звезд небо было хрустально чистым. Старые кости совсем не казались юноше страшными. Наоборот, они словно лучились умиротворением. Чэн Цянь почувствовал смутную связь между Шуанжэнем и человеческими останками перед ним.
В этот момент пейзаж перед его глазами внезапно изменился, будто кто-то резко раздернул плотный занавес.
До ушей Чэн Цяня донесся тихий голос. Он спросил:
— Какой самый счастливый момент в твоей жизни? Какой самый болезненный момент? Почему ты так стремишься идти по этому пути? Сожалел ли ты о чем-либо в последние годы?
Этот голос показался Чэн Цяню знакомым, но юноша никак не мог вспомнить, где он мог его слышать. Но уже через несколько мгновений Чэн Цянь увидел своего, так похожего на ласку, учителя. Старик нес на руках его детское «Я», спеша поскорее укрыться от дождя и все время о чем-то бессвязно бормотал. А потом он увидел полуразрушенный храм. Ребенок с перепачканным сажей лицом поднял голову и удивленно посмотрел на него. В руках он держал курицу нищего, с которой только что снял запекшуюся глиняную корку…
Вдруг, прямо перед ним появилась длинная тропа. Тропа превратилась в гору Фуяо. В богато украшенной «Стране нежности» восседал надменный юноша. Он приказал своей служанке дать детям по горсти конфет с кедровыми орехами. Но едва переступив порог комнаты, маленький Чэн Цянь, еще не достигший и половины роста взрослого человека, с презрительным выражением лица отдал конфеты своему беззаботному младшему брату, которого он считал таким же невыносимым.
Словно в бреду, Чэн Цянь шагнул вперед, взял пакетик кедровых конфет и поспешно сунул одну в рот. Острая сладость на языке пробудила его чувства. Чэн Цянь, давно не пробовавший никакой еды, слегка опешил.
Не удержавшись, он пропустил спускавшегося по лестнице ребенка и медленно подошел к юноше, требовавшему, чтобы его волосы расчесывали не менее восьми раз на дню. Он наблюдал, как этот избалованный юный господин распоряжался своими служанками. В этот момент что-то внутри Чэн Цяня сломалось, и чувства затопили его с головой.
Он внезапно шагнул вперед и обнял мальчика так, будто держал в руках самое ценное сокровище в своей жизни.
В столь юном возрасте старший брат Чэн Цяня еще не до конца сформировался. Мальчик был стройным и тонким. Янь Чжэнмин казался меньше своих сверстников и был ощутимо ниже Чэн Цяня.
Чэн Цянь слегка приподнял голову и положил подбородок мальчику на макушку. На мгновение его взгляд затуманился.
Это был самый счастливый и одновременно самый болезненный момент в его жизни.
Чэн Цянь посмотрел на себя, обнимающего человека, по которому скучал больше всего на свете, и отчетливо понял, в чем же на самом деле заключался смысл его жизни. В то же время он понял, что все это лишь иллюзия, и что все его надежды так же тусклы, как лучи закатного солнца. Время течет вперед, смерть неизбежна.
Вдруг, до его ушей донесся тихий вздох, и руки Чэн Цяня опустели. Подняв глаза, он увидел, что все иллюзии исчезли. Мучунь чжэньжэнь стоял перед ним уже бог знает сколько времени. Чуть дальше сидел Господин Бэймин. Тун Жу. Его конечности были скованы черными, как смоль, цепями, и все его тело было окружено сферой белого света. Многочисленные клинки появлялись прямо из сферы, раз за разом безжалостно вонзаясь в его плоть. Однако он продолжал все также мирно сидеть рядом со своим скелетом и, казалось, совершенно не чувствовал боли.
— Учитель? Старший наставник? Это… — спросил Чэн Цянь.
Тун Жу кивнул ему издалека и ответил:
— За все те непростительные поступки, что я совершил, после смерти я должен быть предан казни тысячи клинков. Надеюсь, это не выглядит слишком кроваво?
Чэн Цянь растерянно промолчал.
Мучунь чжэньжэнь, находившийся в своем истинном обличье, лукаво улыбнулся Чэн Цяню и знаком велел юноше подойти поближе.
— Даже будучи взрослым, ты все еще ходишь с этим каменным лицом. Совсем не мило, — сказал он.
— Значит, привычка моего старшего брата каждый день находить все новые и новые неприятности — это мило? — мягко произнес Чэн Цянь.
— Если он так сильно тебя раздражает, то, что же ты так крепко в него вцепился, не желая отпускать? — улыбнулся Мучунь чжэньжэнь.
Чэн Цяня нахмурился и закрыл глаза. После долгого молчания он тихо сказал:
— Действительно, это было слишком самонадеянно с моей стороны.
Улыбка Мучунь чжэньжэня исчезла. Он хотел было по привычке погладить Чэн Цяня по голове, но, подняв руку, осознал, что его ученик стал выше, и теперь Мучуню не так-то просто было дотянуться до него, как раньше. На секунду он даже смутился.
Чэн Цянь тихонько отодвинул Шуанжэнь в сторону и опустился на колени.
— Как тебе удалось сюда попасть? — наконец, спросил Хань Мучунь.
— Безмятежная долина — царство мертвых, стоящее среди мира людей, — небрежно произнес Тун Жу. — Заблудшие души со всего мира приходят сюда, чтобы затем исчезнуть. Но есть и те, кому нет места ни среди живых, ни среди мертвых. Они вынуждены ждать здесь, пока их души полностью не сгниют, превратившись в землю под ногами. Обычно, живые не могут сюда войти. Когда два великих зла, я и Поглощающая души лампа, сошлись в смертельном бою, то недоделанное заклинание слежения, наконец, заработало. Эти двое были детьми и, следовательно, не считались полноценными людьми, поэтому их и занесло сюда. Но тело этого юноши не из плоти и крови, так что ему не составило труда попасть в долину.
Чэн Цянь печально улыбнулся.
— Моя душа все еще пребывает в этом мире, но моего тела здесь действительно больше нет. Я больше не могу сказать, что «действую по велению сердца».
Мучунь чжэньжэнь бросил на него пронзительный взгляд и спросил:
— Малыш, зачем ты пришел сюда, в Безмятежную долину?
И Чэн Цянь рассказал ему все от начала до конца.
— О, — Хань Мучунь не изменился в лице. Мгновение спустя он заговорил, и от каждого оброненного им слова в жилах стыла кровь:
— Я думал, ты пришел сюда, чтобы проведать мою могилу. Но, как оказалось, ты здесь лишь для того, чтобы ее раскопать.
Чэн Цянь молчал.
Сказать по правде, все было именно так.
Хань Мучунь сложил руки на груди и жалобно произнес:
— Увы, лучше уж держать собак, чем воспитывать таких учеников. Все они в итоге вырастают в неблагодарных ублюдков.
Сидевший неподалеку Тун Жу с улыбкой сказал:
— На самом деле, заклинателям меча из клана Фуяо не нужны никакие артефакты. Их проводник на этом нелегком пути — обычный деревянный клинок. Мастер для них словно украшение, и, конечно же, здесь не может быть и речи ни о каком постороннем воздействии. Если ты хочешь поговорить о проводнике, то нет ничего, кроме деревянного меч клана Фуяо. Что? Разве ты уже забыл свои первые шаги? Каково это было позволить мечу направлять тебя?
Когда ученик клана Фуяо впервые брал в руки деревянный клинок и полностью погружался в практику, изучая первые комичные движения, оружие являло ему волю меча. Чэн Цянь повернул голову и неожиданно кое-что осознал.
Тун Жу тихо рассмеялся, и цепи, сковавшие его руки, глухо лязгнули.
— Тебе пора идти. Не возвращайся сюда больше. Если ты придешь снова, боюсь, нас ты здесь больше не встретишь.
Ему нигде не было места. Ни среди живых, ни среди мертвых. Ему оставалось только сидеть здесь и ждать, когда его кости сгниют и превратятся в почву под корнями деревьев.
Чэн Цянь не удержался и спросил:
— Старший, ты и вправду вошел в тайное царство трех существований?
Уголки глаз Мучуня слегка дернулись. Казалось, в словах Чэн Цяня было что-то болезненное.
— Да, я был там, — выражение лица Тун Жу, напротив, осталось неизменным. Он был похож на старого монаха, предававшегося глубокой медитации. — Потом я решил поговорить об этом с Сюй Инчжи. Он сделал для меня три дурных предсказания, посоветовав повиноваться воле небес и смиренно ждать смерти. Тогда я понял, что дружба с такими как он не имеет никакого смысла, поэтому, вернувшись, я отдал печать главы клана Сяо… твоему учителю и отправился в «Башню отсутствия сожалений».
— Отсутствия сожалений… что это?
— Когда пойдешь туда, откуда нет возврата, не оглядывайся назад. Башня отсутствия сожалений — это место, где мать способна отдать своего ребенка, ни проронив ни слезинки. Ах, оно также известно, как «Башня внутреннего демона», — произнес Тун Жу. — Гора Фуяо действительно священное место. Ты, должно быть, уже слышал об этом. Легенда гласит, что когда-то один могущественный заклинатель вознесся, вошел в пределы трех царств и принес в этот мир гору, призванную охранять Башню внутреннего демона. Гора стала барьером между миром людей и миром чудовищ. Родословная нашего клана Фуяо — это родословная хранителей, которым было поручено защищать врата.
Услышав об этом, Чэн Цянь был ошеломлен.
— Это правда?
— Скорее всего, нет. Это просто легенда, такая же, как те истории о Хунцзюне3, Паньгу4 и сотворении мира, — Тун Жу посмотрел на юношу с добродушной улыбкой. В этот момент Повелитель всех демонов вовсе не выглядел таким страшным. Напротив, он казался совершенно обычным человеком. — Но Башня отсутствия сожалений действительно существует, и в ней хранится артефакт, противный воле небес.
3 Хунцзюнь (hóngjūn) также известный в Китае как мудрец Дао — это путь небес в древнекитайской мифологии.
4 盘古 (pángǔ) —миф. Паньгу (первый человек на земле согласно китайской мифологии).
— Камень, исполняющий желания? — выпалил Чэн Цянь.
— Из тайного царства трех существований я вернулся одержимым, я почти заработал отклонение Ци. Я рискнул всем, чтобы подняться по восемнадцати тысячам ступеней Башни отсутствия сожаления и найти камень, что тысячелетиями хранился на горе Фуяо. А после, проигнорировав все советы Четырех Святых, я принес в жертву этому камню миллионы жизней в обмен на одно только несбыточное желание.
От последних слов старшего наставника веяло ужасом. Чэн Цянь вдруг вспомнил, что сказал его учитель, когда впервые запечатал Господина Бэймина: «Скорбящие души, погибшие от твоих рук».
— Откровенно говоря, призраки, которых ты встретил в долине — жертвы той страшной жатвы. — печально улыбнулся Тун Жу. — Мое преступление непростительно, но, по крайней мере, мое желание было… искренним.
Чэн Цянь не мог удержаться от вопроса:
— Тогда кто привел тебя в тайное царство трех существований?
На лице Тун Жу не было ни обиды, ни ненависти. Он спокойно ответил:
— Тот, кто получил по заслугам.
Чэн Цянь хотел еще немного порасспрашивать старшего наставника, но Мучунь, бывший в своем истинном обличье, внезапно вздохнул и перебил его:
— Сяо Цянь, уже светает.
На востоке занимался рассвет. Заметив это, Чэн Цянь искренне удивился.
Мучунь чжэньжэнь посмотрел на него и ласково улыбнулся.
— Я надеялся, что ты сможешь остаться еще на какое-то время, но, похоже, это невозможно.
В юности, невежество служило ему щитом, но сейчас, услышав эти слова, Чэн Цянь едва не расплакался.
— Я хочу остаться здесь с тобой навсегда, но я обещал ему, что вернусь через сто дней. Я не могу потерпеть неудачу.
Сидевший неподалеку Тун Жу печально улыбнулся. Казалось, ему вдруг стало смешно или, может быть, он что-то вспомнил.
Господин Бэймин поднял руку, и сковавшие его цепи зазвенели. Мечи, чей гнев служил ему наказанием, взлетели вверх, отбросив Чэн Цяня прочь.
Фигура Хань Мучуня постепенно растворилась в воздухе, а под ногами юноши замелькали души умерших.
В это мгновение Чэн Цянь потерял сознание.
Примечания:
* Слова Сыкун Ту (837-908, китайский поэт времён династии Тан), означают встречу с неизбежным.
**Примечание автора: некоторые люди, замерзая, перед смертью испытывают обманчивое ощущение тепла.
Там, где заканчивается жизнь, рождается клинок.
Вернувшись в усадьбу Фуяо, Чэн Цянь увидел, что все жители побросали свои дела и за чем-то очень увлеченно наблюдали.
Перед воротами усадьбы собралась целая вереница повозок. Молчаливые солдаты выстроились в две шеренги, сделавшись похожими на каменные колонны. Неподалеку от них остановился один из экипажей, запряженный двумя лошадьми. В глазах простых смертных лошади выглядели совершенно обычными, но Чэн Цянь с первого взгляда понял, что это были породистые летающие скакуны.
Перед запряженной повозкой стояли два довольно сильных заклинателя, достигших уровня формирования изначального духа. Один из них, с по-юношески молодым лицом, источал на удивление холодную ауру.
Определенно, он был заклинателем меча.
В последнее время усадьбу посещало так много народу, что Ли Юнь едва успевал с ними разбираться. Но никто из них не мог привлечь внимание Чэн Цяня. Юноша поднял Шуанжэнь, но вдруг замедлил шаг: позади повозки стоял похожий на ворона человек. Его одежда была полностью черной, а сверху, над его головой, развевался флаг Управления небесных гаданий.
Старший заклинатель просил, чтобы его впустили. Он был предельно вежлив и выдвигал весьма разумные аргументы. Он говорил о положении дел в империи или о жизнях гражданских лиц. Но тем, кто охранял ворота усадьбы, должно быть, была Лужа. Над каменной плитой вспыхнуло истинное пламя красного журавля.
Лужа хорошо умела справляться с различными ситуациями, будучи при этом верной себе. Независимо от важности названной ей причины, ответ девочки всегда оставался неизменным: «Пожалуйста, уходите».
Если бы Чэн Цянь не узнал ее голос, он бы подумал, что гости разговаривали с марионеткой.
Старший заклинатель казался слегка растерянным. Стоявший рядом с ним юноша-мечник прижал свой клинок к груди и решительно произнес:
— Старший брат, зачем нам тратить на них время? Эти люди скрылись от целого мира. Сдается мне, что их заклинатель меча не так уж и хорош. К тому же, тот, кто создал здешний защитный массив, еще даже не сформировал свой изначальный дух. Если мы решим ворваться в усадьбу, кто остановит нас?
— Заткнись, — одернул его мужчина и тут же снова замолчал. Как только он повернулся, чтобы отчитать младшего, его взгляд застыл, а пальцы непроизвольно сжали рукоять длинного меча.
Юноша оглянулся и увидел неподалеку от них высокое дерево. На вершине дерева стоял человек.
Ноги незнакомца едва касались кроны, а его рукава развевались на ветру, как серые флаги.
Никто не знал, когда он появился здесь.
Это был не кто иной, как Чэн Цянь.
Юноша опустил глаза и равнодушно окинул взглядом собравшихся. Он не был похож на живого человека. Молодой заклинатель меча тут же почувствовал исходившую от него угрозу.
— Кто ты такой?
Но прежде, чем он успел договорить, Чэн Цянь вдруг пристально посмотрел на них.
Пару мгновений спустя он спрыгнул с дерева и приземлился перед заклинателем меча. Вокруг юноши тут же разлилась ледяная аура. Каждое движение Чэн Цяня было наполнено жаждой убийства Остальные заклинатели поспешно отступили на приличное расстояние.
Но Чэн Цянь даже не удостоил их взглядом. На его лице заиграла презрительная улыбка.
— Ты смеешь спрашивать у меня, кто я такой, преграждая мне путь в мой собственный дом?
Услышав это, старший заклинатель быстро шагнул вперед и заговорил:
— Меня зовут У Чантянь, я скромный чиновник из Управления небесных гаданий. Я пришел сюда, чтобы попросить о встрече с главой вашего уважаемого клана. Даою, могу я спросить, как мне следует к тебе обращаться?
С давних пор Чэн Цянь решил, что перед лицом этих людей, он будет петь в черной маске1.
1 唱黑脸 (chàng hēiliǎn) букв. петь в черной маске (в пекинской опере лица суровых, жестких героев раскрашены в черный цвет) обр. в знач.: вести жесткую линию, выступать в роли «злодея».
— Управление небесных гаданий? Прочь отсюда!
С этими словами юноша вскинул руку. Даже если У Чантянь был достаточно быстр, чтобы увернуться, порыв ледяной ауры все равно ударил его в грудь. Почувствовав, что мороз сковал половину его тела, старший заклинатель отшатнулся в сторону и едва не врезался в повозку.
Чэн Цянь холодно посмотрел на него.
— Как зовут твоего даою?
—Ты! — сердито выкрикнул юный заклинатель меча. Он тут же выхватил свое оружие, готовый броситься вперед.
Раздался громкий лязг Шуанжэня.
— Ты хочешь драться? Чэн Цянь готов исполнить твое желание.
Услышав небрежно брошенное им имя, У Чантянь сразу же узнал его. Он поспешно закричал своему спутнику:
— Ю Лян, назад!
Чэн Цянь бросил на одетых в черное людей насмешливый взгляд. Казалось, перед ним находилась стая ворон. На его лице промелькнула жестокая улыбка.
— Вы здесь из-за Хань Юаня, демонического дракона? — произнес юноша.
У Чантянь толкнул Ю Ляна себе за спину и примирительно улыбнулся.
— Действительно, этот человек на пути к тому, чтобы стать повелителем демонов. Темные заклинатели, что долгое время скрывались в тени, теперь подчиняются его приказам. Если наши стороны не придут к соглашению, на мир обрушится великая катастрофа, так что…
Но стоило только У Чантяню поднять глаза, как он увидел, что Чэн Цянь буквально лучился сарказмом. Мужчина замолчал, не в силах больше произнести ни слова.
— Демонический дракон Хань Юань, — тихо повторил Чэн Цянь и улыбнулся. — Господин У, вы знаете, почему он встал на Темный Путь?
У Чантянь растерялся.
— Дело в том, что, когда он был еще подростком, его разум попал под влияние «души художника», заклинания, что использовал один из ваших старших из Управления небесных гаданий, Чжоу Ханьчжэн. Знаете ли вы, что такое кармическое возмездие? — голос Чэн Цяня звучал очень тихо. Казалось, юноша совершенно не желал тратить силы на разговоры с этими людьми. — Что вы сейчас сказали, господин У? Вы нанашей стороне?
В словах Чэн Цяня зазвучали ледяные нотки, и Шуанжэнь с лязгом покинул ножны. Аура меча хлынула вперед, как волны в прилив, оставив на земле длинный след. Даже стоявшие поблизости заклинатели из Управления небесных гаданий были поражены этой силой. Они были в полном замешательстве.
Взгляд Чэн Цяня стал холоднее, чем лезвие меча.
— Забирайте своих псов и убирайтесь прочь! Если вы осмелитесь пересечь эту черту, молитесь, чтобы ваша следующая жизнь оказалась лучше, чем эта.
Вдруг, ворота усадьбы заскрипели, и створки медленно открылись. С видом благовоспитанной барышни, Лужа вышла вперед и вежливо поприветствовала собравшихся снаружи людей.
— Третий брат, глава клана сказал, чтобы ты поскорее возвращался и перестал устраивать неприятности. Господа, с недавних пор наш глава отправился в уединение. Сейчас он не может принимать гостей. Пожалуйста, простите за неудобства. Желаем вам счастливого пути.
Лужа не привыкла к подобным разговорам. Она была диким ребенком, всюду носившимся на своих крыльях и делавшим все, что вздумается. Подражать цветистым манерам светского общества ей было совершенно не к лицу. Едва эта мысль промелькнула в голове Чэн Цяня, юноша вздохнул.
Не только судьба их клана катилась под откос, но и они сами вечно оказывались в эпицентре бури.
Юноша подмигнул Луже, с крайне надменным видом отвернулся от толпившихся снаружи людей и, шагнув вперед, закрыл за собой ворота усадьбы Фуяо.
Облегченно выдохнув, Лужа тут же побежала за ним.
— Третий брат, почему ты так быстро вернулся? Ты нашел способ разбудить старшего брата? Слушай, несколько дней назад метка внутреннего демона у него на лбу почему-то стала короче. Как ты думаешь, это хороший знак?
Чэн Цянь лишь слегка кивнул ей и произнес:
— Я собираюсь уйти в уединение примерно на сто дней. Будет лучше, если никто из этих людей меня не побеспокоит.
— Ладно, пойду скажу Ли Юню, у него всегда много идей, — Лужа быстро покивала головой, а затем, словно опомнившись, добавила. — О, третий брат, ты ведь еще не знаешь. Похоже, наш старший брат слышит, когда мы с ним разговариваем!
Чэн Цянь остановился.
Лужа радостно продолжила:
— Как ты думаешь, может, мне стоит говорить с ним почаще?... Эй, третий брат, что с тобой?
Чэн Цянь вспомнил их с Тан Чжэнем разговор у постели Янь Чжэнмина. Никто из них даже не пытался следить за своими словами. Юноша вдруг почувствовал себя неловко. Избегая взгляда сестры, Чэн Цянь поспешно прикрыл рукой рот, сделав вид, что закашлялся.
— Нет, ничего.
В этот момент в мыслях Чэн Цяня что-то перевернулось. Всю свою юность их старший брат провел в невежестве. На всех лекциях учителя он начинал засыпать сразу же, стоило ему только увидеть иероглифы. Кроме священных писаний и методов совершенствования их клана он никогда не прикасался ни к одной из книг. Не стоит… не стоит ведь слишком много думать об этом?
Под удивленным взглядом Лужи владелец Шуанжэня, что несколько мгновений назад наводил ужас на всех присутствующих, вдруг смутился и убежал, да так быстро, словно его ноги смазали маслом.
На следующий день, словно разгневавшись на дотошность людей из Управления небесных гаданий, защитный массив усадьбы Фуяо полностью изменился. Барьер наполнился смертоносной аурой, призванной удерживать подальше всех, кто находился на расстоянии в тысячи ли от этого места.
Все слуги были в спешке отосланы. В воздухе над усадьбой возвышался Шуанжэнь. Ледяной клинок превратился в «око» защитного массива.
Ли Юнь вытер со лба пот и обратился к сидевшему рядом Тан Чжэню.
— Брат Тан, это все твоя заслуга. Прими нашу благодарность.
— Ли даою, не нужно церемоний. Все, что я сделал — это лишь поведал тебе простые истины, — Тан Чжэнь покосился на яркое лезвие Шуанжэня и воодушевленно произнес. — Меч несчастной смерти. Возможно, только такой человек, как ваш уважаемый младший брат, может совладать со столь смертоносным оружием.
Ли Юнь вздохнул.
— Меня беспокоит его излишнее упрямство и фанатизм. Такие люди ломаются быстрее всего.
Тан Чжэнь улыбнулся.
— Даою, ты слишком много думаешь. Чтобы самому быть хозяином своей судьбы, заклинатель вынужден бороться с небесами. Без упрямства далеко не уйти. Даже несмотря на его характер, несмотря на то, что он до последнего отказывается сдаваться, разве его нельзя назвать добросердечным человеком?
Тень беспокойства на лице Ли Юня стала еще отчетливей. Он произнес:
— Самосовершенствование — это пустяки. Больше всего я боюсь, что… На случай, если все пойдет не так, как мы того желаем, и что-то случится с нашим старшим братом, сможет ли Сяо Цянь…
Услышав его слова, Тан Чжэнь слегка приподнял брови.
— Что же может случиться?
Однако Ли Юнь попросту проглотил оставшуюся часть предложения.
Осознав, что он говорит с Тан Чжэнем, Ли Юнь поспешно сделал вид, что отвлекся, и сказал:
— О, я слишком много болтаю. Брат Тан, все это лишь заурядные дела нашего клана. Я больше не буду тебя беспокоить.
— Все в порядке. Просто наш юный Чэн даою вдруг, без лишних слов, отправился в уединение. Я понятия не имею, что он задумал. Тебе не кажется, что он переоценил свои силы и собирается создать меч самостоятельно? Если он потерпит неудачу, глава клана Янь долго не протянет. И что ты тогда будешь делать?
Похоже, в глазах Тан Чжэня Ли Юнь был самым настоящим беспомощным неудачником. На его лице читался страх, и юноша мог лишь печально улыбнуться.
— Этого я не знаю. Честно говоря, глава клана и старший брат для нас сродни позвоночнику. Если позвоночник сломается, мы… Ох, должно быть, мы кажемся тебе такими несерьезными, брат Тан.
Тан Чжэнь пристально посмотрел на юношу. У него сложилось впечатление, что среди членов клана Фуяо Ли Юнь действительно был самым слабым. Если им приходилось сражаться, юноша превращался в мягкую хурму. Однако разум его был подобен осиному гнезду, полному крутых поворотов и внимательных глаз. Ли Юнь был подозрителен и хитер. За весь их довольно долгий разговор, никто из собеседников так и не услышал от другого ни слова правды.
В этот момент Чэн Цянь вернулся в бамбуковую рощу, намереваясь уединиться во втором в мире павильоне Цинань. В руках он нес самый обычный деревянный меч. Оружие было легким и аккуратным, без каких-либо следов агрессивной Ци.
Чэн Цянь остановился у изголовья кровати Янь Чжэнмина. Вспомнив, что Лужа сказала: «он нас слышит», юноша почувствовал, что непременно должен что-то сказать старшему брату. Однако, перебрав в мыслях все возможные слова, он ощутил, что среди них не было ни одного подходящего.
Увидев упавшую на лицо Янь Чжэнмина прядь волос, Чэн Цянь инстинктивно протянул руку, чтобы отвести ее в сторону. В этот момент он не мог не задаться вопросом, может ли Янь Чжэнмин это почувствовать? Его рука тут же замерла в воздухе. Простояв так довольно долгое время, он так и не смог решиться на этот жест.
В конце концов, юноша деловито произнес, даже не подозревая, что это прозвучит еще более неловко, чем обычно:
— Старший брат, Лужа сказала, что ты нас слышишь, так что я буду краток. На ближайшие несколько дней мне придется послать свое сознание в твой внутренний дворец, в царство ауры меча. Вероятно, это будет несколько неудобно. Пожалуйста, сделай все возможное, чтобы не мешать мне. Возможно, тебе будет холодно, но сейчас гораздо важнее остаться в живых. Ты меня слышишь?
Выпалив все это на одном дыхании, Чэн Цянь почувствовал себя так, будто только что завершил важное задание. Положив деревянный меч себе на колени, юноша попытался успокоиться и погрузился в медитацию.
В усадьбе Фуяо его постоянно навещали лишь несколько человек, и Янь Чжэнмин мог с легкостью определить, кто пришел, лишь по шороху открывающейся двери и звуку шагов.
Поскольку Чэн Цянь, наконец, вернулся после долгого отсутствия, Янь Чжэнмину не терпелось узнать, где он пропадал. Но, к сожалению, всем, что он получил за долгое ожидание в ловушке собственного разума было лишь холодное наставление. При любой возможности его внутренний демон принимал различные обличья Чэн Цяня, но изначальный дух Янь Чжэнмина постоянно его прогонял.
После того, как его изначальный дух попросили «не путаться под ногами», юноша с горечью подумал: «Ну что за ублюдок этот младший брат?!»
Но вдруг, со своими и без того обостренными чувствами, Янь Чжэнмин осознал, что его тело окружила очень знакомая воля меча. Он мог понять, что это такое, даже с закрытыми глазами.
Деревянный меч клана Фуяо?
Что, черт возьми, задумал Сяо Цянь?
Чэн Цянь моментально сосредоточился. Полностью отстранившись от внешнего мира, он позволил своему сознанию погрузиться в собственный внутренний дворец.
Словно заряженный чем-то, меч, до этого мирно лежавший на его коленях, медленно взлетел в воздух и повис над головой Чэн Цяня. От деревянного лезвия исходило слабое свечение.
Внутри собственного сознания Чэн Цянь видел свой изначальный дух, державший в руках деревянный клинок. Подражая движениям, которым когда-то учил их Мучунь чжэньжэнь, юноша медленно обратился к первому стилю — «Долгому полету птицы Рух». Как и в прошлом, каждая техника постепенно развивала волю меча, идущую рука об руку с разумом совершенствующегося.
Чэн Цянь снова и снова повторял движения первого стиля. Он ловил каждое воспоминание, силясь понять, какие чувства испытывал тогда, когда впервые начал практиковаться.
Когда он только вступил в клан, не знавшая человеческого языка Лужа случайно унесла его в небо. С высоты он увидел бесчисленные сокровища, сокрытые в горах, и услышал голоса своих предков. Тогда его сознание расширилось, и юноша впервые понял, что такое «Фуяо». Так он вошел в Дао. Как любопытный ребенок, ослепленный сказочным, постоянно меняющимся пейзажем, он наивно желал узнать больше. Узнать, что находится за пределами его понимания...
Через несколько дней движения изначального духа Чэн Цяня стали намного быстрее. Повинуясь душевному состоянию юноши, его изначальный дух внезапно обрел облик подростка.
Так появилась первая воля меча!
Однако даже если «клинок» был живым, его воля оставалась невидимой. Сейчас у обоих этих элементов не было сосуда. Как они могли привязаться к обычной деревяшке?
На обратном пути Чэн Цянь тщательно размышлял над этим вопросом. Живя в соответствии с чужими ожиданиями, этот негодяй придумал невероятно жестокий способ.
Поскольку его изначальный дух пребывал во внутреннем дворце, следуя первому стилю «Долгий полет птицы Рух», воле меча удалось полностью реализоваться в нем. В мгновение ока в сознании Чэн Цяня поднялась ужасная волна духовной энергии. Волна обрушилась на юношу, и духовная энергия с силой врезалась в его изначальный дух.
Воля меча все еще была связана с духом Чэн Цяня. Под ударом часть ее отделилась, и юноша поспешно толкнул ее в висевший над его головой деревянный меч. Кончик деревянного лезвия озарился светом, словно оживая.
Однако, легко ли было резать свой собственный изначальный дух, каким бы маленьким ни был этот разрез?
Боль затопила разум и сознание Чэн Цяня, но юноша сдержал рвущийся наружу стон. Кровь подступила к горлу, но Чэн Цянь проглотил ее.
Даже после этого он не остановился. В руках его изначального духа вновь появилось оружие, и юноша тут же перешел к стилю «Поиск и преследование».
После него последовал стиль «Неприятные последствия», а затем «Падение из процветания». Пять лет, что они вынуждены были терпеть всевозможные унижения на острове Лазурного дракона. Зарытая глубоко в землю монета. Демонический дракон, чей взгляд он встретил высоко в небесах. Гу Яньсюэ, чье тело и душа исчезли без следа. Тун Жу, чьи останки гнили у корней большого дерева…
Восемьдесят один день пролетел в мгновение ока, пока Чэн Цянь, наконец, не добрался до последнего стиля. Для «Возвращения к истине» юноша выбрал движение «Весна на засохшем дереве». Воля меча покинула его разум, прошла сквозь его ядро и вошла в деревянный клинок. Лезвие засияло так ярко, что юноша едва не ослеп.
Вместе со свежими весенними цветами, все живое вновь пробуждалось ото сна, выбираясь из-под глубокого зимнего снега, чтобы начать новую жизнь.
К сожалению, этой прекрасной сцене не суждено было длиться долго. Она оказалась лишь кратковременной вспышкой. Чэн Цяня, беззаботно отрезавшего часть своего изначального духа, тут же настигло возмездие за его самоубийственную авантюру. Висевший в воздухе меч внезапно потерял опору и рухнул вниз. Кровь вновь подступила к горлу юноши и тот захлебнулся кашлем. Алые капли брызнули на деревянное лезвие.
Цветы и травы, призванные придать павильону Цинань немного изящества, тут же высохли.
Там, где закончилась жизнь, родился клинок.
Желание поцеловать Чэн Цяня в лоб
Между тем, неуклюжие наставления Чэн Цяня неожиданно возымели действие на внутреннего демона, что неустанно терзал сознание Янь Чжэнмина. Все, что он мог — это уйти и оставить в покое изначальный дух юноши. Однако бушующая аура меча не спешила успокаиваться. Она скапливалась в одном месте, притягиваемая невидимой силой своего владельца, но буквально через мгновение связь ослабевала, и аура вновь рассеивалась.
Лишь изначальный дух Янь Чжэнмина неподвижно сидел в глубине его разума, игнорируя множество клинков, снова и снова пронзавших его тело.
Ответная реакция меча и разум юноши вели безмолвную борьбу. Но Янь Чжэнмин был непоколебим, будто ничто в этом мире больше не могло его потревожить.
В конце концов, заклинатели меча использовали в качестве оружия свои собственные тела. И это оружие ковалось в бесконечных муках и испытаниях. Разве для того, чтобы выжить, им не нужно было упорно работать? Даже если для достижения цели им требовалось спуститься в подземный мир.
Однако безмолвную борьбу Янь Чжэнмина прервал внезапный кашель. Кашель был таким, словно человек задыхался. Похоже, дела его были плохи. В последние дни Чэн Цянь не издавал ни звука. Если бы не едва уловимая воля меча, окутавшая тело Янь Чжэнмина, то он подумал бы, что юноша давно ушел.
Но услышав от Чэн Цяня столь внезапный шум, Янь Чжэнмин был потрясен. Его разум, долгое время пребывавший в спокойствии, охватила тревога. Когда покой был нарушен, затаившийся внутренний демон снова оживился.
Янь Чжэнмина резко вскочил на ноги, в его руке тут же появился клинок. Он оттолкнул внутреннего демона прочь, но вынужден был столкнуться с взбунтовавшейся аурой меча. Сила ответной реакции напоминала бушующее море, и сознание юноши превратилось в кипящий котел.
Разум Янь Чжэнмина содрогался. Трещины, оставшиеся после драконьих замков, вновь дали о себе знать. Однако он не мог подавить яростное желание своего сердца. Он во что бы то ни стало должен был вырваться из внутреннего дворца, проснуться и собственными глазами увидеть Чэн Цяня. Он слишком хорошо знал, что из себя представлял Чэн Цянь. Юноша никогда никому не подчинялся, он понятия не имел, что значит подождать или пойти в обход. Всякий раз, когда перед ним возникало какое-либо препятствие, он без колебания шел на самые радикальные меры.
В этот момент его лба коснулись холодные пальцы, открывая путь порыву морозной Ци. В мгновение ока, оставленные драконьими замками трищины, замерзли. До ушей Янь Чжэнмина донесся хрипловатый голос Чэн Цяня:
— Сконцентрируйся.
Янь Чжэнмин заскрипел зубами.
— Что ты наделал?
— Создал меч, но в процессе так разволновался, что даже поперхнулся, — тихо ответил Чэн Цянь.
Похоже, он совсем не беспокоился.
Сразу после этого, словно в отместку за болтливость Янь Чжэнмина, его разум наводнило чужое холодное сознание. Чэн Цянь, что всегда безрассудно полагался на грубую силу, был не слишком хорош в лечении других. Но Янь Чжэнмин так боялся причинить ему боль, что не посмел препятствовать процессу. Кроме того, он должен был сделать все возможное, чтобы взять на себя ответную реакцию. Таким образом, он впервые в жизни узнал, что значит «быть пронзенным тысячью клинков».
Затем, во внутренний дворец Янь Чжэнмина осторожно проник меч. Сила оружия резко контрастировала с морозной аурой Чэн Цяня. Несколько мгновений спустя клинок беззвучно отделился от сознания Чэн Цяня и его сияние распространилась по всему внутреннему дворцу. Бушующая аура тут же позабыла про изначальный дух Янь Чжэнмина. Обратившись в бесчисленные клинки, она немедленно обрушилась на незваного гостя.
Янь Чжэнмин был поражен, но Чэн Цянь оставался спокойным.
— Это не проблема. Ты должен отойти в сторону.
Стоило ему только произнести эти слова, и внутренний дворец Янь Чжэнмина прорезал луч света. Это была воля меча. Оружие было очень тонким, непредсказуемым и совершенно не похожим на обычные клинки... Его присутствие ощущалось повсюду.
Это был тот самый меч, который он увидел, когда вошел в Дао!
Жар и холод укроют пустоши, и ветер будет трепать сухие травы, до тех пор, пока не взойдут новые плоды и не опадут с деревьев последние цветы, и все не вернется на круги своя.
Деревянный меч отразился в сознании Янь Чжэнмина. Юноша неотрывно следил за каждым его движением. Пусть у клинка и не было острого лезвия, но в нем было все, что нужно. Юноша не двигался с места, но ему казалось, будто он вернулся на сотню лет назад.
В мгновение ока воля меча встретилась с деревянным клинком, и раненый дух Янь Чжэнмина озарился ярким светом.
Вся энергия, что окутывала усадьбу Фуяо хлынула в бамбуковую рощу, к новому павильону Цинань, словно воды реки, что впадали в глубокое море. Здание и мебель внутри покачнулись, и дрожащие на ветру пожелтевшие бамбуковые листья вновь наполнились жизнью.
Тан Чжэнь первым добрался до рощи, вскоре к нему присоединились Лужа и Ли Юн. Лужа бежала так быстро, что едва не врезалась в бамбуковый ствол. Тан Чжэнь поднял руку и остановил ее.
— Барышня, осторожнее. Пока мы не можем туда войти.
Услышав его слова, Лужа с удивлением обнаружила, что какая-то неизвестная сила срезала прядь ее волос.
Это место, до краев наполненное жизненной энергией, скрывало в себе всепоглощающую ауру меча.
В сознании Янь Чжэнмина простой деревянный клинок пронзил бушующую ауру меча и вошел в центр внутреннего дворца, как волшебная игла, повелевающая морем1. Поднявшийся ветер тут же поглотил ответную реакцию. В считанные мгновения, деревянный клинок разметал все призрачные мечи. Потеряв силу, орудия рухнули вниз.
1 定海神针 一般 轰然 (dìnghǎi shénzhēn) — букв. волшебная игла, повелевающая морем (одно из названий волшебного посоха Сунь Укуна из романа «Путешествие на Запад») обр. в знач.: мощное оружие; стабилизирующая сила.
В сиянии клинка изначальный дух Янь Чжэнмина вернул себе контроль над внутренним дворцом. Волнения утихли, но разум юноши все еще был охвачен аурой меча.
Острая, как бритва, она, выплеснулась наружу и медленно собралась в его руке. Бескрайняя злоба, затопившая его сердце, вдруг обернулась полным спокойствием, и след клинка прилива Чэн Цяня смешался с деревянным мечом клана Фуяо.
Янь Чжэнмину показалось, будто он стоит на дне моря, окруженный глубокой бездной, и бурные волны так высоки, что касаются неба над его головой. В его длинных рукавах бушевала буря, но затем все стихло.
Вот что на самом деле представлял собой «вход в ножны».
Тюрьма, величиной в три чжана, оказалась лишь нарисованным на земле кругом2.
2 划地为牢 (huàdì wéiláo) — букв. начертить на земле круг в качестве тюрьмы (по преданию внутри такого круга в древности помещали преступника, чтобы пристыдить его).
Конечно же, Чэн Цянь не мог не почувствовать, что Янь Чжэнмин продвинулся на следующий уровень. Юноша решительно оборвал их связь и испустил протяжный вздох.
Он просидел так восемьдесят один день. Его лицо покрылось слоем инея, духовная энергия была на пределе. В павильоне Цинань царило по-весеннему приятное тело, но место, где сидел Чэн Цянь, было окутано холодом, а на груди юноши виднелись пятна крови.
Так как его изначальный дух был поврежден, теперь ему требовалсь время на восстановление. Но, несмотря на все это, Чэн Цянь чувствовал невероятное облегчение, будто с его плеч свалился огромный груз.
Юноша, наконец, расслабился.
Это была та цена, которую он охотно заплатил.
Чэн Цянь повернулся и посмотрел на Янь Чжэнмина. Тот еще не проснулся, но болезненная аура, окружавшая его, исчезла. Киноварный знак внутреннего демона у него на лбу поблек настолько, что теперь его трудно было разглядеть. Остался лишь чистый свет. Свет вспыхнул лишь раз, уступив место полной безмятежности. От ужасающей силы заклинателя меча не осталось ни следа. Он, наконец, достиг уровня «входа в ножны».
Трудно было поверить, что безумная идея Чэн Цяня использовать в качестве основы деревянный клинок стала реальностью. Но он был абсолютно уверен в себе. Уголки его рта дрогнули, и юноша не смог сдержать слабую улыбку.
Но вдруг его с головой накрыла усталость, вызванная повреждением изначального духа. Чэн Цянь поспешно протянул руку, силясь за что-нибудь ухватиться, и гордая улыбка тут же превратилась в кривую усмешку.
— Сяо Цянь, что с тобой? — из-за двери донесся встревоженный голос Ли Юня.
— Все в порядке, — глубоко вздохнув, Чэн Цянь изо всех сил постарался придать своему голову твердости. Юноша отвечал так, будто ничего не произошло. — Подожди немного. Мне нужно привести себя в порядок.
Услышав, что с младшим братом все в порядке, Ли Юнь, наконец, успокоился. Он даже умудрился пошутить:
— Когда эти двое вернутся, я брошу все и отправлюсь в уединение. Мне постоянно приходится волноваться о пустяках. С моим низким уровнем совершенствования у меня скоро появятся морщины.
Тан Чжэнь предпочел держаться от них на расстоянии. В бамбуковой роще все еще сохранялся след ауры меча. Тан Чжэнь протянул руку, поймал маленький бамбуковый листочек и стер с него утреннюю росу. На его лице появилось неописуемое выражение.
— Сотворить чудо из ничего — это подвиг, достойный человека, без страха столкнувшегося с Небесными Бедствиями. — произнес он.
Однако Чэн Цянь чувствовал себя далеко не так хорошо, как могло бы показаться. Но он не мог заставлять Ли Юня и остальных ждать вечно. Кое-как убедив себя подняться, юноша быстро переоделся, стянул с себя рваную одежду и с трудом произнес заклинание, дабы уничтожить улики. Окровавленные лохмотья тут же превратились в пыль. Недолго думая, Чэн Цянь зажег благовония, чтобы все выглядело более-менее естественно. Проделав все эти манипуляции, юноша вытер со лба холодный пот и глубоко вздохнул, намереваясь, наконец, открыть дверь и встретиться с остальными.
Когда все расспросы остались позади, Чэн Цянь почувствовал, что силы покинули его. Юноша рухнул на стоявший поблизости маленький диванчик и, прежде, чем его голова коснулась подушки, провалился в беспробудный сон.
В то же время, заклинатель меча Ю Лян, остановившийся в маленьком городке примерно в тридцати ли от усадьбы Фуяо, остро почувствовал неописуемо мощную ауру меча. Будто что-то долгое время сдерживало ее.
Ю Лян совсем недавно сформировал свой изначальный дух, он еще не мог понять, насколько силен был тот, кто достиг уровня «Божественного Царства». Все, что он ощутил — было нестерпимое желание с кем-нибудь сразиться.
Когда дело касалось заклинателей меча, девяносто девять из ста отличались воинственным характером. Чем сильнее и опытнее был противник, тем сильнее они рвались в бой. Сжимая в руках оружие, они ставили на кон свои жизни, даже если на победу не было ни шанса. Смертельные ситуации лишь сильнее толкали их вперед. Конечно, встречались и исключения. Янь Чжэнмин, которому удалось пройти путь, открывающийся раз в тысячу лет и достичь уровня «Божественного Царства», и был тем самым исключением. Он не был рожден с любовью к сражениям. С того самого дня, как он вошел в Дао, все его усилия были направлены на то, чтобы делать лишь то, что требовалось.
Ю Лян вскочил на ворота постоялого двора и впился взглядом в ауру «Божественного Царства». Нестерпимое желание испытать себя захлестнуло его юношеское сердце. Но вдруг, прямо у него за спиной раздалось легкое покашливание. Ю Лян неохотно обернулся и увидел, что У Чантянь медленно приблизился к нему. Юноша раздраженно произнес:
— Старший брат.
У Чантянь перевел взгляд в сторону усадьбы Фуяо, но не сказал ни слова.
— Хотел бы я когда-нибудь сразиться с таким человеком, — вздохнул Ю Лян.
У Чантянь посмотрел на него.
— Сяо Лян, после того как мы покончим с демоническим драконом, отправляйся в уединение, а затем покинь Управление небесных гаданий.
В Управлении небесных гаданий хранилось слишком много секретов. Если кто-то собирался уйти, он должен был отправиться в уединение на триста лет, до истечения срока давности.
Ю Лян замер и пробормотал:
— Брат...
У Чантянь тихо добавил:
— Кроме тебя, в Управлении небесных гаданий нет другого заклинателя меча. Но этот путь тернист. Чтобы идти по нему, совершенствующемуся требуется более твердая воля и желание прогрессировать, чем всем остальным. В Управлении небесных гаданий слишком много помех. Это не лучшее место для тебя. Небеса даровали тебе редкий дар. Ты не должен растрачивать его впустую.
Ю Лян нахмурился и возразил:
— Это пустяки. Посмотри на Янь Чжэнмина. Он глава клана Фуяо, но ему все равно удалось войти в «Божественное Царство», даже несмотря на повседневные дела!
— Ты видишь лишь верхушку его славы, но не трудности, что кроются под ней, — покачал головой У Чантянь. Его младший брат вошел в Дао лишь сто лет назад. Его сердце было искренним, но он все еще был по-детски наивен. У Чантянь повернулся и пристально посмотрел в бесконечную темноту ночи. Вокруг них не было слышно ни звука.
— Если змей следует по Темному Пути и становится драконом, значит, на то воля судьбы. Но как ты думаешь, что произойдет, если в империи будет два «истинных дракона»? — лаконично произнес он.
— Старший брат, ты... лучше бы тебе следить за своим языком, — опешил юноша.
— В мире существует множество кланов, но история не знает ни одного случая, когда кому-либо из них удавалось справиться с Управлением небесных гаданий, — холодно улыбнулся У Чантянь. — Все думают, что Управление было основано великими старейшинами, но никто не знает, что оно существует вот уже несколько поколений. Мы входим в Дао не для того, чтобы обрести бессмертие, а, чтобы помешать могущественным заклинателям вредить смертным. Даже если эта империя падет, наша цель останется прежней. Но великие старейшины подтолкнули нас к краю пропасти, они завербовали в наши ряды множество бродяг и мошенников. Я был против этого, но глава клана упорно придерживался их плана. Он сказал, что, если мы займем официальное положение, так будет лучше для всех нас. Сказал, что мы не должны ставить себя выше смертных только потому, что наш уровень совершенствования выше, чем у них. Затем он доверился таким безнравственным типам, как Чжоу Ханьчжэн. Ха... теперь мы стали головорезами на службе у императора!
— Старший брат, если забота о династии не наше дело, то почему мы должны сделать все, чтобы остановить этого демонического дракона? — спросил Ю Лян.
— Где вся мудрость священных писаний, что ты учил? Скормил собакам? Разве ты не знаешь, что «ураган не может длиться целое утро, а ливень не может лить целый день»? — У Чантянь вздохнул. — Ты знаешь хоть один демонический клан, что просуществовал достаточно долго? Они, конечно, весьма могущественны, но все они исчезают также быстро, как появляются. В любом случае, эти темные заклинатели совершенно не заботятся о том, какой ущерб приносят их деяния. Это не значит, что они непременно жаждут власти. Это значит, что они жаждут неприятностей. И мы не можем позволить им уйти безнаказанными.
Окутавшая усадьбу Фуяо аура медленно таяла. Должно быть, их необычный заклинатель меча постепенно подчинял ее себе. Вдруг У Чантянь что-то заметил. Некоторое время спустя он вновь заговорил тихим голосом:
— Тогда убийца демонов пошел по Темному Пути. Сейчас и Управление небесных гаданий, и клан Фуяо пришли в упадок. Все так… Думаю, через несколько дней их глава вернется из уединения. Нанесем им еще один визит.
На стадии «входа в ножны», чтобы успокоить ответную реакцию меча, Янь Чжэнмин должен был медитировать день и ночь. Повреждения, вызванные драконьими замками, почти зажили. Поскольку его изначальный дух снова был свободен, Янь Чжэнмин быстро пришел в себя. Юноша осмотрелся вокруг и понял, что даже внутренний демон вынужден был отступить.
Главная беда внутреннего демона заключалась в том, что стоило ему только появиться, и избавиться от него было не так-то просто. Чем больше внимания на него обращали, тем настойчивее он преследовал владельца. Возможно, наилучшим выходом было бы просто плыть по течению.
Янь Чжэнмин, наконец, открыл глаза. Юноша потер лоб, чувствуя непомерное облегчение от продвижения на новый уровень. Он подумал, что с его характером ему, возможно, не стать самым могущественным заклинателем меча в истории, но и этого ему было вполне достаточно.
У него все еще оставались вопросы касательно клинка, который Чэн Цянь принес в его внутренний дворец. Их техники владения мечом вышли из того же истока, что и деревянный меч клана Фуяо, но, так как они были разными людьми, каждый из них понимал все это по-разному. Даже взгляды одного и того же человека со временем могли измениться.
Когда Чэн Цянь вступил на путь заклинателя, он обратился к деревянному мечу, но со временем стал больше полагаться на стиль морского прилива. Все стили разнились между собой, у каждого была своя уникальная философия, свои сильные и слабые стороны. Однако, чем сильнее они становились, тем больше они понимали, что оба этих стиля превосходно дополняли друг друга. Когда Янь Чжэнмин вложил свой клинок в ножны, он следовал за приливом. Если бы не это, вряд ли он смог бы так быстро успокоить ауру меча.
И…
Возможно, то была лишь иллюзия влюбленного человека, но Янь Чжэнмину показалось, что внутри деревянного лезвия находилась частичка души Чэн Цяня. Пускай воля меча и пришла из деревянного клинка клана Фуяо, но он был окружен неописуемо холодной Ци. Этот холод не был частью ауры меча, но в то же время он не проявлял никакой враждебности. Деревянный клинок находился во внутреннем дворце Янь Чжэнмина, как верный страж. Он никуда не исчезал, но и не спешил сливаться с окружением.
Янь Чжэнмин сделал глубокий вдох и почувствовал приятный аромат успокаивающих разум благовоний. Благовония уже успели догореть, и, так как окна в комнате были настежь открыты, оставшийся запах был очень слабым. Юноша потянулся и встал, намереваясь зажечь их вновь. Только тогда он увидел Чэн Цяня, спящего на соседнем диванчике.
Янь Чжэнмин застыл на месте.
Испугавшись, он тут же отступил назад. Простояв так некоторое время, юноша на цыпочках, осторожно, как грабитель, двинулся к месту, где спал Чэн Цянь.
Должно быть, нелегко было создать деревянный меч клана Фуяо. Янь Чжэнмин не мог себе представить, что могло настолько истощить кого-то с уровнем совершенствования Чэн Цяня, что тот накрепко заснул.
Тело Чэн Цяня было создано из камня сосредоточения души. Когда он спал, он не издавал ни звука, словно был всего лишь частью интерьера, просто мебелью. Янь Чжэнмин на цыпочках подошел к нему. Сделав пару шагов, он внезапно выпрямился. Юноша подумал, что поведение крадущейся за едой мыши не подходит главе клана.
Подойдя ближе, Янь Чжэнмин негромко кашлянул, но Чэн Цянь даже не пошевелился.
Тогда он наклонился и внимательно посмотрел на спящего юношу. По мере того, как расстояние между ними сокращалось, в сердце Янь Чжэнмина внезапно поднялось непреодолимое желание поцеловать Чэн Цяня в лоб.
В конце концов ему удалось взять себя в руки и отступить.
Янь Чжэнмин чувствовал, что не может этого сделать. Спящий Чэн Цянь казался ему удивительно невинным.
Юноша печально улыбнулся и слегка коснулся пальцами чужих волос.
— «Вознестись на небеса или нырнуть в подземный мир». Как ты мог сказать нечто подобное? Ты хоть понимаешь, что это значит? Ты должен следить за своими словами.
Возможно, во всех трех мирах только кто-то столь же ненаблюдательный, как глава клана Янь, мог назвать Чэн Цяня «невинным».
Клан Фуяо порождает влюбленных
Чэн Цянь был из тех людей, что не желали ни останавливаться, ни расслабляться ни на секунду. Он не спал уже бог знает сколько лет, и теперь ему снился поистине сказочный сон. Во сне он не был могущественным заклинателем, способным управлять стихиями и без опаски встречать молнии с небес, он был бедным скромным ученым. Он был так беден, что вместо того, чтобы выбросить отсыревшую писчую бумагу, юноша сушил ее под солнцем. А еще он облизывал сухую кисть, чтобы вновь использовать оставшиеся на ней чернила. Чернила слегка горчили на кончике языка. Когда у него было мало работы, он впадал в настоящее отчаяние.
Ах да, еще у него была жена. Его супруга носила грубую домашнюю одежду и постоянно жаловалась, что он жил в беспорядке и не любил переодеваться. Однажды она прислонилась к дверному косяку, взяла в руки чайную чашку и проворчала:
— Ты так беден, что экономишь даже чай.
Чэн Цянь ответил, не поднимая глаз:
— Разве это не делает из меня отличную партию для визгливой женщины?
— Визгливая женщина? — человек у двери усмехнулся. — Почему бы тебе не взглянуть на меня еще раз?
Чэн Цянь смущенно поднял взгляд. В проеме стоял надменный молодой господин, одетый в белое, и смотрел на него со странной улыбкой. Его персиковые глаза были полны неописуемого очарования.
Сердце Чэн Цяня забилось чаще. Мгновение спустя он проснулся, но еще долго в растерянности оглядывался по сторонам.
Какое-то время он сидел в оцепенении. За окном сияла яркая луна и далекие звезды. В комнате царила осенняя прохлада, и кто-то заботливо накрыл Чэн Цяня тонким одеялом. На мгновение ему даже показалось, что он вновь стал обычным смертным.
Янь Чжэнмин сидел у дверей спиной к Чэн Цяню и наигрывал мелодию на бамбуковом листе, служившем ему своеобразной флейтой. Он играл, совершенно не попадая в ноты и нисколько не волновался о спокойствии домочадцев.
Столь уникальный музыкальный талант его старшего брата грубо выдернул Чэн Цяня из объятий грез. Желание бросить в голову Янь Чжэнмина курильницу полностью смыло все возникшее во сне притяжение. Не удержавшись, Чэн Цянь многозначительно кашлянул:
— Почему бы тебе не пойти в свою комнату и не поиграть там?
Сводящая с ума мелодия «флейты» стихла. Не оборачиваясь, Янь Чжэнмин невозмутимо произнес:
— Я играю здесь вот уже три дня. Насекомые из рощи, вероятно, похватали свои семьи и сбежали прочь. Лишь ты один ничего не видишь и не слышишь.
Затем он, наконец, повернулся. Его лицо было совершенно спокойным, как неподвижное озеро, а в глазах, словно в глубоких колодцах, плескалась темнота ночи. Но, когда он заговорил, его голос был подобен пламени.
— Даже смертные не спят так крепко, как ты, не говоря уже о заклинателях изначального духа. Что на самом деле находится в этом деревянном мече?
Чэн Цянь без раздумий ответил:
— Воля меча.
У Янь Чжэнмина дернулся глаз.
— Перестань молоть чепуху. Ты думаешь, я не смогу выяснить это сам? Очевидно же, в клинке находится чье-то сознание!
Чэн Цянь еще не полностью проснулся и плохо соображал. Услышав эти слова, он так испугался, что сон как рукой сняло.
Воля меча в деревянном клинке была частью его изначального духа. Неужели его обман так быстро раскрылся? Но ведь последние пару дней он беспробудно спал. Это невозможно. Нельзя обнаружить сознание спящего человека. Неужели его старший брат настолько проницательный?
Мгновение он пристально смотрел на Янь Чжэнмина, гадая, не обманывают ли его, а после чуть сощурился и произнес:
— Конечно, в этом мече есть осознание. Воля деревянного меча клана Фуяо подобна живому существу.
Чэн Цянь угадал. Янь Чжэнмин действительно пытался его обмануть.
Осознав, что не сможет добиться от Чэн Цяня правды, Янь Чжэнмин сердито повернулся и крепко сжал пальцами плечо юноши, затем протянул руку и приподнял лицо младшего брата за подбородок. Губы Чэн Цяня были бескровными. После трехдневного сна он выглядел измотанным, что явно намекало на последствия внутренней травмы.
— Даже если ты откажешься мне что-либо говорить, разве я сам не пойму? — холодно улыбнулся Янь Чжэнмин.
Стоило ему только произнести эти слова, и Чэн Цянь почувствовал, как порыв чужой Ци прошел через точку Цзянь-цзин1 и потоком хлынул в его меридианы. Его изначальный дух был поврежден, и вся его духовная энергия собралась во внутреннем дворце, силясь излечить эту травму. Юноша оказался застигнут врасплох и не смог помешать столь дерзкому вторжению.
1 Цзянь-цзин (jianjing) — «цзянь» — «надплечье»; «цзин» — «колодец» акупунктурная точка (VB.21) расположена в области надплечья, в углублении, напоминающем колодец. По-другому называется Бо-цзин.
Едва поток Ци влился в его тело, как у Чэн Цяня появилась идея. Он тихо застонал, а затем согнулся пополам, как если бы страдал от сильнейшей боли. Никогда в своей жизни он не был настолько сообразительным, как в этот момент.
Чэн Цянь был из тех, кто и глазом бы не моргнул, если бы мир вдруг взял и рухнул. С самого детства он был невыносимым упрямцем и, если бы в драке ему выбили зубы, он бы попросту проглотил кровь и двинулся дальше. Он так редко показывал кому-либо свою боль, что этот прием оказался на редкость эффективным. Пусть его игра и оставляла желать лучшего, но Янь Чжэнмин прекрасно умел пугаться.
Глава клана Янь тут же забыл о допросе. Его лицо побледнело от страха, он немедленно прервал поток Ци и заключил Чэн Цяня в объятия, а затем пробормотал:
— Что такое? Неужели я перестарался? Э-э-э... Я…
Так Чэн Цянь нашел еще один способ борьбы со своим старшим братом, эффект от которого превзошел все его ожидания. Регулярно симулировать страдания было не лучшей идеей, но в ключевые моменты это могло бы оказаться очень даже полезным. Во всяком случае, этим можно было стращать главу клана. Поэтому, юноша решительно нахмурился и молча покачал головой.
Янь Чжэнмин внезапно встал.
— Я налью тебе воды.
Чэн Цянь бросил на него быстрый взгляд. Выждав немного, он, заикаясь, робко произнес:
— На самом деле, я отправился в Безмятежную долину и встретил там частицу души нашего учителя.
Янь Чжэнмин в растерянности застыл.
— Именно мастер предложил мне использовать деревянный клинок в качестве сосуда для воли меча, — сказал Чэн Цянь. Юноша плыл по течению, не испытывая ни малейшего угрызения совести. Их учитель все равно был мертв. Не было никого, кто мог бы опровергнуть его слова. — Это была не моя идея.
Янь Чжэнмина с головой захлестнуло чувство вины. Почти утонув в нем, он даже не осмеливался взглянуть на Чэн Цяня. Сейчас, даже скажи Чэн Цянь, что луна квадратная, он бы безоговорочно поверил в это.
Казалось, достоинство главы клана Янь готово было рассыпаться в пыль и разлететься по начисто выметенному павильону Цинань.
Чэн Цянь вздохнул с облегчением. Пары реплик оказалось вполне достаточно, чтобы запугать его старшего брата. Юноша почувствовал, что потратил все накопленное за жизнь остроумие, ради одного единственного момента.
Перед тем, как налить в чашку воды, Янь Чжэнмин старательно протер ее белым шелком. Украдкой наблюдая за его профилем, Чэн Цянь внезапно вздрогнул.
Могла ли между отрезанной частью его изначального духа и сознанием быть... какая-то связь?
Едва эта мысль мелькнула в его голове, как произошло что-то странное. Перед глазами все расплылось, и юноша почувствовал себя так, будто он разделился надвое. Одна его половина неподвижно лежала на маленьком диванчике, другая, похоже, находилась в деревянном клинке. Сквозь безмятежные всполохи ауры меча он видел следы темной энергии.
В этот момент чашка выскользнула из рук Янь Чжэнмина и со звоном упала на пол. Чувства заклинателей были обострены до предела, им не составило бы труда поймать на себе чей-то взгляд, что уж говорить о том, когда кто-то копался в их разуме. Только вот Янь Чжэнмин никак не мог найти источник.
Чэн Цянь быстро осознал свою ошибку. Он тут же оборвал эту странную связь и сделал вид, будто ничего не произошло.
Янь Чжэнмин нахмурился и одним движением руки смахнул с пола осколки. Он настороженно исследовал окрестности, но так ничего не нашел. В итоге, он пришел к выводу, что попросту перетрудился и все это ему только померещилось.
Взяв еще одну чашку, юноша наполнил ее водой и поставил рядом с диванчиком. С минуту помолчав, он вновь заговорил:
— Не заставляй других волноваться за тебя.
Наблюдая за ним, Чэн Цянь обдумывал, как лучше разузнать о происхождении внутреннего демона, о котором старший брат отказывался ему говорить. Вдруг, Янь Чжэнмин встретился с Чэн Цянем взглядом, и у него внезапно пересохло в горле. Мысли спутались.
Он тут же закашлялся и, пытаясь скрыть свою неловкость, поспешно произнес:
— Ты не даешь мне ни минуты покоя. Если с тобой что-то случится… что я скажу нашему учителю, когда встречу его в подземном мире?
«Разве я просил тебя говорить за меня?» — подумал Чэн Цянь.
Раздражение волной поднялось в его сердце, но, прежде чем оно успело выплеснуться наружу, Чэн Цянь услышал, как Янь Чжэнмин тихо вздохнул. В итоге он попросту проглотил то, что вертелось у него на языке.
Янь Чжэнмин завел руки за спину и поводил большим пальцем по ладони. Однако неловкость между ними никуда не делась. Он чувствовал, что не должен был отдаляться от Чэн Цяня, но он никак не мог приблизиться к нему или коснуться его, не испытывая угрызений совести. В конце концов, он лишь сухо кашлянул и произнес:
— Поправляйся. Я присмотрю за тобой.
С этими словами он снова сел у дверей. Задумавшись, он поднял упавший на землю лист, и, словно позабыв о грязи, поднес его к губам. Но, даже если Янь Чжэнмин забыл о своих привычках и стремлении к чистоте, Чэн Цянь слишком хорошо помнил звуки его «небесной» музыки. Чувствуя, что сойдет с ума, если еще раз услышит это, юноша поспешно произнес:
— Не играй перед моим домом!
Янь Чжэнмин промолчал.
По листу медленно полз черный жук.
В этот момент неподалеку послышался звук шагов. Янь Чжэнмин остолбенел. Подняв глаза, он увидел Тан Чжэня. Старший стоял перед ним, держа в руках маленькую фарфоровую бутылочку.
— Брат Тан, —отбросив лист, юноша поспешно поднялся на ноги.
— Чэн сяою уже проснулся? — спросил Тан Чжэнь, протягивая ему бутылочку. — Это тело долго не протянет, так что завтра мне придется расстаться с вами. Большое вам спасибо за гостеприимство. Это отличное средство при внутренних повреждениях. Пожалуйста, передай это ему.
Янь Чжэнмин торопливо поблагодарил его, но Тан Чжэнь молчал. Он лишь издали посмотрел на Чэн Цяня, кивнул, а после развернулся и зашагал прочь.
Возле бамбуковой рощи его ждал Люлан с фонарем в руке. Тан Чжэнь забрал у юноши фонарь и со вздохом сказал:
— Клан Фуяо... кроме выдающихся заклинателей и великих демонов, он порождает еще и влюбленных.
Но Люлан ничего на это не ответил. Тан Чжэнь тихо рассмеялся и, заложив руки за спину, добавил:
— Жизнь совершенствующихся скучна. Что еще им остается делать, кроме как предаваться чувствам?
Во время разговора он слегка закашлялся, и Люлан поспешно напомнил ему:
— Старший Тан, тень смерти на твоем лице становится заметнее.
— О, — Тан Чжэнь вытер уголок рта. — Люди, вроде нас с тобой, не должны так крепко привязываться к другим. Неплохо было бы сперва позаботиться о себе. Я слышал, что молодой господин Нянь даою хочет остаться и попросить главу принять его в клан Фуяо. Разве ты бы этого не хотел? Во время путешествий я часто отправляюсь в уединение, так что, вероятно, у меня не хватит сил направлять тебя на пути самосовершенствования.
На лице Люлана не осталось кожи, и оно навсегда утратило свою выразительность. Молодой человек спокойно ответил:
— Старший Тан, я последую за тобой.
Тан Чжэнь решил не тратить время на разговоры. Он лишь махнул рукой, будто ему было абсолютно все равно, последует Люлан за ним или нет. Он был подобен мотыльку, плывущему по непредсказуемому течению судьбы. За разговорами они незаметно покинули усадьбу Фуяо и растворились в тени.
Ранним утром следующего дня весь покрытый росой Янь Чжэнмин резко открыл глаза. Словно почувствовав неладное, он оглянулся и посмотрел на Чэн Цяня. Убедившись, что с младшим братом все в порядке, юноша помахал рукой в сторону бамбуковой рощи, призывая Ли Юня подойти ближе.
— Что случилось?
— Вернулись люди из Управления небесных гаданий. Они уже приходили к нам, но ты был без сознания и мне пришлось отослать их. Похоже, все это время они околачивались где-то поблизости и теперь вновь явились сюда. Вероятно, они уже знают, что ты поднялся на новый уровень и, наконец, вышел из уединения.
— Управление небесных гаданий? — Янь Чжэнмин нахмурился и, не задумываясь, заявил. — Сяо Цянь велел вышвырнуть их вон.
— А что, если Сяо Цянь попросит тебя жениться?
Янь Чжэнмин не стал отвечать на этот вопрос.
Ли Юнь вздохнул.
— Глава клана, старший брат, я вижу, ты совсем потерял рассудок...
Прежде, чем Ли Юнь успел произнести слово «глава», Янь Чжэнмин пробормотал какое-то заклинание и заставил юношу закрыть свой вороний рот.
Не имея возможности говорить, Ли Юнь обиженно уставился на него. Под гнетом своего «старшего брата» он чувствовал себя хуже, чем сирота в камышовом халате, хуже, чем гниющая в земле капуста, о которой некому было позаботиться.
Ли Юнь сердито подумал: «Я заберу Лужу, и мы вместе уйдем из этого дома! Будем ходить по свету и просить милостыню!»
Услышав их разговор, Чэн Цянь тут же открыл глаза.
— Старший брат, когда они впервые пришли сюда, твоя жизнь все еще была в опасности. Я должен был отправиться в уединение, чтобы создать клинок, потому я без объяснений прогнал их прочь. Если они все это время ждали неподалеку, мне кажется, мы должны встретиться с ними хотя бы раз. Что случилось с Ли Юнем?
Янь Чжэнмин тут же освободил Ли Юня от оков заклинания. Несчастный кашлял так долго, что его лицо покраснело. Но едва обретя силы, он снова закричал на Янь Чжэнмина:
— Ты слышал? Ты это слышал?!
— Меня злит одно лишь упоминание «Управления небесных гаданий». Почему я должен с ними встречаться?
Чэн Цянь какое-то время сомневался, но вскоре решился и коротко пересказал, как на самом деле прошла его встреча с Тун Жу и Хань Мучунем в Безмятежной долине. В конце он добавил:
— Старший наставник сказал, что того, кто обманом заманил его в тайное царство трех существований, уже «постигло возмездие». И пусть он не произносил этого вслух, я думаю, что он имел в виду кого-то из Управления небесных гаданий. То, что творится в их рядах, должно быть, куда сложнее, чем нам казалось.
Услышав всю историю, Ли Юнь нахмурился.
— Он сказал... миллионы жизней.
— Что? — переспросил Чэн Цянь.
— Все эти годы ты провел в уединении, возможно, ты не знаешь, что происходило снаружи, — сказал Ли Юнь. — Но насколько мне известно, за последние двести лет не было ни одной серьезной катастрофы. Даже восстание Ань-вана2, разразившееся несколько лет назад, хоть и наделало много шума, но почти не имело смысла. Это не повлекло за собой большого количества смертей... Тогда, что это за миллионы жизней? Неужели…
2 安王 Ань-ван (посмертное имя правителя династии Восточная Чжоу).
Глаза Чэн Цяня потемнели.
— Часть души старшего наставника все еще находится в заточении. Печать горы Фуяо до сих пор не снята. Если Тун Жу загадал камню «восстановление клана», то это желание все еще не исполнилось. Другими словами, цена в миллион жизней еще не уплачена. Возможно, теперь это дело Хань…
Он не закончил. Небо снаружи внезапно затянуло тучами. Со всех сторон, как большие рваные тряпки, собрались темные свинцовые облака. Где-то вдалеке раздавались тихие раскаты грома.
Янь Чжэнмин указал наверх и сказал Чэн Цяню:
— Не болтай попусту, не делай громких заявлений.
Чэн Цянь нахмурился. Это означало, что он на верном пути.
Янь Чжэнмин на мгновение задумался, а затем поднялся и произнес:
— Пойдемте, встретимся с ними.
— Старший брат, — вдруг окликнул его Ли Юнь, — если… Хань Юань действительно…
Небо прорезала вспышка молнии. В ее ярком свете было видно, как побледнел Ли Юнь.
— Что ты будешь делать?
Неужели, ты бросишь вызов целому миру, чтобы спасти его, даже несмотря на все его злодеяния? Или ты отринешь братские чувства и, позабыв о детстве, последуешь древним правилам нашего клана и отправишь его на казнь?
Янь Чжэнмин замер. Он долго молчал, как вдруг налетевший ветер всколыхнул рукава его одежд. Когда он красовался или вел себя как зануда, он не был похож на главу клана. Однако, сейчас, когда он стоял здесь, связанный дилеммой, его лицо было таким же серьезным, как лица его предков, что веками охраняли гору Фуяо.
Янь Чжэнмин ничего не ответил. Он лишь покачал головой и повернулся, шагнув сквозь пелену дождя.
В знак доброй воли У Чантянь оставил всех своих подчиненных за пределами усадьбы. Взяв с собой только Ю Ляна, он вошел в зал и вежливо поклонился. Лужа налила им чай и, сказав: «Пожалуйста, ожидайте», молча отошла в сторону и встала там, как статуя.
И пусть она больше не произнесла ни слова, У Чантянь уже составил о ней свое мнение. Конечно, он понял, что она не была человеком. Даже если уровень ее самосовершенствования был низок, с высоты накопленного опыта У Чантянь мог судить, что внутри девочки крылась огромная, но тщательно запечатанная сила.
У Чантянь посмотрел на свои аккуратно подстриженные ногти. Он думал о том, что некогда род клана Фуяо прервался на долгие столетия, но теперь у него вновь появились наследники, обладавшие невероятным потенциалом. Даже если весь клан окажется в опасности, они определенно выживут. По сравнению с ними, Управление небесных гаданий напротив, внешне выглядело могущественным, но внутри прогнило настолько, что вопрос наследования вот уже долгое время оставался открытым.
В итоге, какую же из сторон следовало пожалеть?
В этот момент, до них донесся звук намеренно тяжелых шагов. Крепче сжав свой меч, Ю Лян поднял голову и посмотрел прямо на появившегося перед ним заклинателя. На человека, достигшего «Божественного Царства».
Но Янь Чжэнмин лишь бросил на него равнодушный взгляд. Не останавливаясь, он медленно подошел к креслу хозяина дома, и, даже не поздоровавшись, принялся поправлять свои белоснежные рукава. Закончив, он также молча посмотрел на Лужу. Следуя заранее подготовленному сценарию, девочка чопорно налила ему чай и поставила чашку на украшенный заклинаниями поднос. Тихо потрескивая, чашка медленно остыла, покрывшись тонким слоем испарины.
Только после этого Янь Чжэнмин соизволил сделать глоток. Затем, постукивая веером по деревянному столу, он холодно произнес:
— Мы никогда не водили дружбу с Управлением небесных гаданий. Господа, вы проделали весь этот путь, как лисы, спешащие в курятник. Пожалуйста, поведайте же нам, что вы хотели с нами обсудить.
Сердечно поздравляем вас с Новым годом, дорогие читатели! Желаем вам успехов, счастья, здоровья, и всего самого наилучшего! Следующая наша встреча состоится уже в 2021 году! С любовью, команда перевода SHENYUAN (*^▽^*)
Те, кто сохраняет равновесие.
Ю Лян был ошеломлен. За всю свою жизнь он никогда не встречал таких заклинателей меча. И все же этот человек обладал самым высоким уровнем развития из всех, кого он видел. Ю Лян даже засомневался, правильно ли его воспитывали. Неужели идеи «дисциплины и самоконтроля», являющиеся основой совершенствования мечников, были в корне неверными?
На мгновение он почувствовал, что меч в его руке утратил свою божественность.
Замечания Янь Чжэнмина были грубыми, но У Чантянь сохранял терпение. Именно это терпение не давало ему поддаться на провокации.
Со спокойным видом он достал из-за пазухи две небольшие, длиной всего в один цунь, древние на вид каменные печати. Одна из печатей была совершенно белой. Она была вырезана из розового кварца, но с первого взгляда казалось, что это белый нефрит. Другая была совершенно черная, на ней была выгравирована черепаха. Лишь бегло взглянув на нее, можно было понять, откуда она взялась: с ледяных равнин крайнего севера, из зала Черной черепахи.
Янь Чжэнмин вскинул брови, но даже не удосужился протянуть руку и взять печати. Он лишь спросил:
— Что это?
— Владыки горы Белого тигра и зала Черной черепахи попросили меня доставить их к вам, глава Янь, — сказал У Чантянь. — По их словам, вы сами узнаете, что это такое, как только увидите.
Очевидно, что эти печати были ключами к замку «земли». Янь Чжэнмин мог сказать это, даже не глядя на них.
Юноша отставил чашку в сторону, и на его лице появилась холодная улыбка.
— Это ваш способ меня подкупить? Некогда мой клан доверил эти печати Четырем Святым. В конце концов, они и должны были вернуться к нам. Потребуй я их обратно, и кто бы осмелился мне отказать?
Глядя на Янь Чжэнмина было понятно, что, пусть он и не знал, как общаться с людьми, но он определенно умел их оскорблять. Когда его взгляд скользнул по гостям, стало ясно, что он имел в виду: кто просил их соваться куда не следует?
Даже теперь, когда власть Четырех Святых угасла, был ли хоть кто-то, кто осмелился бы смотреть на них свысока?
Но этот человек убил старейшину прямо на глазах у Бянь Сюя. У Чантянь печально улыбнулся. Связываться с кем-то подобным было еще более хлопотным, чем иметь дело с этими старыми лисами.
— Ты… — Ю Лян едва не потерял самообладание, но У Чантянь вовремя одернул его.
— Я бы не посмел, глава Янь, — робко сказал У Чантянь, — Ваш покорный слуга всего лишь путешествует по миру. Нам было по пути, и я взял на себя смелось доставить их к вам. Глава, разве разговоры о «подкупе» не оскорбляют вас?
Янь Чжэнмин не ответил, сохраняя все тот же высокомерный вид1. В этом отношении господин У был самым настоящим невеждой. Долгие годы глава клана Янь был известен как «молодой господин, охочий до денег», так что теперь от его «достоинства» почти ничего не осталось. Такого рода слова нисколько не оскорбляли его. Ему это было даже в радость.
1 大尾巴狼 (dà wěiba láng, dà yǐba láng) — букв. волк с большим хвостом (волочить за собой длинный хвост) обр. кто думает о себе невесть что, кто считает себя пупом земли.
Янь Чжэнмин взял печать Черной черепахи и повертел ее в руках. Увидев на одной из сторон надпись: «печать Бянь Сюя», он равнодушно спросил:
— Кстати, как тебя зовут?
Лицо Ю Ляна побелело. Но У Чантянь, напротив, полностью контролировал себя. Он спокойно ответил:
— Моя фамилия У, первая часть моего имени — Чан, вторая — Тянь.
— А, так ты и есть У даою, — Янь Чжэнмин посмотрел на него и вдруг сказал. — Кстати, есть кое-что, что беспокоило меня все эти годы. У даою, ты не поможешь мне решить эту головоломку? Ты сказал, что Гу Яньсюэ был достоянием Поднебесной, он всегда боялся, что другие воспользуются этим преимуществом. Тогда почему же Чжоу Ханьчжэн разработал такой коварный план для его убийства?
На первый взгляд битва на острове Лазурного дракона казалась результатом сговора Бай Цзи и Тан Яо, целью которого было загнать Гу Яньсюэ в угол. Чжоу Ханьчжэн и его головорезы в черном лишь раздували пламя. Однако, если подумать, роль Управления небесных гаданий в тех событиях была куда существеннее. Заклинание «душа художника», которому подверглись многие люди на острове, было шедевром Чжоу Ханьчжэна.
Ю Лян выглядел озадаченным. Юноша, похоже, не совсем понимал, о чем идет речь.
У Чантянь же, напротив, застыл в напряжении.
Янь Чжэнмин неопределенно улыбнулся ему и легонько постучал ногтями по каменной печати. Бросив взгляд на свою руку, он лениво подумал о том, что на его большом пальце явно не хватало нефритового перстня. Еще немного покрутив печать в руках, он лениво произнес:
— Конечно же, если речь идет о секретах императорского двора, вы не обязаны ничего рассказывать. Прошло больше ста лет. Сколько императоров сменилось за это время? Трон все еще в руках прежней династии?
Янь Чжэнмин решил было, что у Чантянь ничего не сможет ему ответить, но тот внезапно заговорил:
— Чжоу Ханьчжэн всеми силами боролся за свержение Гу Яньсюэ. Глава Управления небесных гаданий лично подписал приказ о его казни.
Янь Чжэнмин на мгновение замолчал, а затем произнес:
— О? Но разве Чжоу Ханьчжэн не был вхож на остров Лазурного дракона? Неужели эти неблагодарные глупцы позабыли о благосклонности владыки Гу?
— Именно потому, что он был левым защитником лекционного зала, нам удалось прояснить ситуацию: влияние острова Лазурного дракона на мир заклинателей вышло из-под контроля, — сказал У Чантянь.
Скольким людям в мире посчастливилось стать частью знаменитого клана?
Цзючжоу огромна. Лишь немногие заклинатели были выходцами из именитых школ. Большинство из тех, кто вставал на этот путь, должны были действовать самостоятельно и стараться изо всех сил. Для бродячих заклинателей лекционный зал острова Лазурного дракона стал единственной надеждой.
— Гу Яньсюэ занял первое место среди Четырех Святых. Он достиг небывалых высот. Для заклинателей не существовало ни императора, ни семьи. Вторым после Неба для них был «учитель». Можете себе представить, что нес под собой титул «Владыка Поднебесной», — вздохнул У Чантянь. На его лице мелькнула тень сострадания. — Лишь одно его слово, и заклинатели, некогда получившие помощь лекционного зала, сравняли бы весь мир с землей. Он был слишком опасен. Глава Янь, зародись в его сердце лишь крохотная капля искушения, и все пошло бы прахом. Кто в своем уме решился бы оставить его в живых?
Янь Чжэнмин снисходительно посмотрел на него. У Чантянь не избегал его взгляда, он спокойно продолжил:
— Глава Янь, так как вы интересуетесь этим делом, похоже, вы кое-чего не знаете. Поскольку я уже начал говорить об этом, нет смысла скрывать. Лекционный зал первоначально назывался «Залом основ». Он был создан стараниями Четырех Святых и вашего старшего наставника Тун Жу.
Стоило ему только произнести эти слова, и вокруг воцарилась мертвая тишина.
Янь Чжэнмин тут же позабыл о провокациях. Стоявшая в углу Лужа удивленно распахнула глаза. Даже прятавшиеся за ширмой Ли Юнь и Чэнь Цянь были ошеломлены.
Чэн Цянь сразу же вспомнил, что сказал ему Цзи Цяньли на Платформе Бессмертных. Тогда слова этого старика показались юноше чепухой, но, как оказалось, в них крылся сакральный смысл.
По комнате разлилась нестерпимая жажда убийства. Янь Чжэнмин вновь стоял на пороге «входа в ножны». И пусть его силу нельзя было увидеть, но, когда тень меча повисла над головой У Чантяня, ее гнетущая тяжесть стала ощущаться еще острее.
Но У Чантянь даже не шелохнулся, он продолжил:
— Да, это действительно был Тун Жу. Ваши уши вас не обманывают. Весь мир уверен, что тайное царство трех существований открылось случайно, но это не так. Ключ к этому мистическому месту — наследие нашего Небесного учения. Пока человек не освободит свое сердце от желаний, он не сможет выбраться оттуда. Когда Тун Жу покинул тайное царство, он словно сошел с ума. Проигнорировав советы Четырех Святых, он отдал печать главы клана своему ученику, а сам поднялся по ста восьми тысячам ступеней Башни отсутствия сожалений, чтобы забрать с платформы камень, исполняющий желания.
Янь Чжэнмин хрустнул костяшками. Если бы не ключ к замку «земли», он бы уже давно сломал эту печать. Холодно улыбнувшись, юноша произнес:
— В этом мире нет места добродетельным, верно?
У Чантянь спокойно ответил:
— Здесь нет места тем, кто своим могуществом способен подчинять себе стихии, но все еще вмешивается в мирские дела. Глава Янь, вы ведь прекрасно знаете, что заклинатели тоже люди. Даже Сюй Инчжи, который всю жизнь совершенствовался в своей башне, был человеком. Можете ли вы поручиться, что он никогда бы не поддался искушению? Мир похож на чашу с водой. Количество воды то растет, то уменьшается. Порой, по ней проходит легкая рябь, но чаша никогда не должна наклоняться ни в одну из сторон. Независимо от того, смертные это или заклинатели, чтобы жить нам всем необходимо равновесие, нельзя допустить, чтобы вода пролилась.
С этими словами, У Чантянь протянул руку и легко толкнул стоявшую перед ним чашку. Содержимое тут же выплеснулось наружу. У Чантянь коснулся пальцами воды и осторожно начертил заклинание. Пролитый чай поднялся в воздух и сформировал небольшое водяное колесо, а затем вернулся обратно в чашку.
Ю Лян испуганно воскликнул:
— Старший брат!
— Вот что такое Управление небесных гаданий. Мы те, в чьих руках находится равновесие, — У Чантянь отряхнул промокший рукав, а после добавил, с насмешливой улыбкой, — тайны Управления небесных гаданий веками передаются из поколения в поколение. Тот, кто разглашает их, должен умереть. Но так вышло, что этим кем-то оказался я сам. Ничего страшного, Сяо Лян. В настоящее время Управление небесных гаданий пало и превратилось в свору собак, идущих на поводу у хозяина. Есть ли смысл хранить эти секреты?
Но характер Янь Чжэнмина был куда острее, чем его клинок. Когда он злился, даже безмолвная статуя начинала его раздражать. Однако, что бы он ни делал, дружелюбное лицо У Чантяня оставалось непроницаемым. Словно он и был той самой статуей. Но в его словах вдруг промелькнула горечь. В его всегда теплых глазах блеснул намек на неописуемый холод.
Не обращая никакого внимания на гнев Янь Чжэнмина, У Чантянь продолжил говорить, как завороженный:
— Чем настойчивее человек, тем быстрее он продвигается по пути самосовершенствования. Если одержимость возьмет верх, он станет куда опаснее. Тун Жу загадал желание, и камень потребовал от него плату человеческими жизнями. Но Тун Жу был настоящим праведником. Даже обезумев, он не смог убивать невинных. Тогда он решил истреблять темных заклинателей. Он начал охоту на тех, кто совершал злодеяния. В итоге, он по чистой случайности удостоился титула Господина Бэймина.
— К сожалению, — У Чантянь странно улыбнулся и Янь Чжэнмин без слов понял, что он собирался сказать.
Чтобы преуспеть, темный заклинатель должен проливать кровь. Будь это хоть маленькая капля, но он больше никогда не сможет от нее очиститься. Всем известно, что даже самый искренний человек, однажды ступив на путь бесчисленных смертей, больше не сможет с него сойти.
— Встав на кровавую дорогу, Тун Жу забрал жизни множества заклинателей и смертных. Не имея другого выбора, Четверо Святых вынуждены были объединить свои силы против старого друга, — У Чантянь протяжно вздохнул. — И все же, Тун Жу был непревзойденным гением... Ему не было равных. Даже объединившись, Четверо Святых не смогли его победить… В конце концов Сюй Инчжи пожертвовал собой, чтобы заманить его в Безмятежную долину. Безмятежная долина — это место, где собираются потерянные души. Здесь не существует полутонов, черное становится черным, а белое белым. Здесь никто не в силах скрыть свои грехи. Грех Тун Жу был так тяжел, что долина неизбежно покарала его. Там он и погиб.
Из-за этого короткого рассказа все присутствующие ощутили пробежавший по спине холодок.
У Чантянь усмехнулся и покачал головой.
— Кто же знал, что у Гу Яньсюэ такая короткая память. Он словно ничего не вынес из этой битвы. Он переименовал «Зал основ» в лекционный и обосновался на острове Лазурного дракона. Если бы Управление небесных гаданий не свело Тун Жу с ума, род клана Фуяо не прервался бы. И вы все, вероятно, до сих пор бы мирно совершенствовались на своей горе. Возможно, тогда вы не достигли бы таких высот, но вам бы не пришлось жить изгнанниками на острове Лазурного дракона. Ваш брат не попал бы под влияние «души художника» Чжоу Ханьчжэна, и в мир не явился бы демонический дракон. Что ж, мы — Управление небесных гаданий, и мы не бежим от последствий своих деяний. Однако теперь, по воле небес, наше существование подходит к концу.
У Чантянь самолично высказал все, что хотел сказать ему Янь Чжэнмин, и главе клана Фуяо попросту больше нечего было добавить.
— Но у меня есть еще кое-что, что я должен отдать вам, глава Янь, — начал У Чантянь.
С этими словами он вытащил из рукава запечатанный свиток и обеими руками передал его Янь Чжэнмину.
— Глава Янь, пожалуйста, взгляните.
Едва развернув свиток, Янь Чжэнмин тут же почувствовал, что что-то не так. В ушах у него зазвенело. Печать главы клана, что спокойно висела у него на груди, внезапно нагрелась, словно откликаясь на содержимое свитка. Перед глазами юноши вспыхнул замок «неба». Сияющие точки бешено кружились вокруг него, формируя огромный вихрь.
Когда свиток открылся, повсюду разлилась аура горы Фуяо. В верхней его части были написаны имена всех, кто когда-либо стоял во главе клана. В нижней — пути, которыми они прошли. В самом конце стояла красная печать. Янь Чжэнмин никогда не видел этот документ, но он прекрасно знал, о чем в нем говорилось.
— Печать истребителей демонов... — невольно выпалил юноша.
В этот момент спокойствие нарушил блеск меча. Все, что успел почувствовать Ю Лян — был охвативший его нестерпимый холод. Силясь защитить себя, юноша инстинктивно схватился за оружие, но не смог поднять его. Казалось, он погрузился в невидимое ледяное море, заморозившее все вокруг. Даже его взгляд застыл. Ю Лян был заклинателем изначального духа, но сейчас он не мог даже пошевелить рукой.
Повержен одним лишь мечом!
Едва почувствовав неладное, Чэн Цянь тут же вылетел из-за ширмы. Ледяное лезвие Шуанжэня замерло у шеи Ю Ляна, в то время как его ножны вонзились в спину У Чантяня. Смертельный холод сковал этих двоих, разрушив связь между свитком и печатью главы клана.
При одном только взгляде на Шуанжэнь у Ю Ляна задрожали руки.
— Как ты посмел принести нечто подобное в усадьбу Фуяо. Ты хочешь умереть? — глаза Чэн Цяня напоминали ледяное озеро долины Минмин.
Янь Чжэнмин свернул свиток. Со странным выражением лица он тихо позвал:
— Сяо Цянь.
Когда Чэн Цянь оглянулся, чтобы посмотреть на Янь Чжэнмина,
его ярость немного утихла.
— Отпусти их, — произнес Янь Чжэнмин.
Чэн Цянь фыркнул и убрал меч.
У Чантянь сделал глубокий вдох, и поток его Ци вновь разлился по всему телу. Ему потребовалось два полных круга, чтобы всепроникающий холод, наконец, развеялся. У Чантянь сложил руки перед грудью и вежливо поприветствовал Чэн Цяня.
— Чэн чжэньжэнь, всего за каких-то сто лет тебе удалось достичь таких высот. Это просто невероятно.
Решив поиграть в злодея, Чэн Цянь ответил:
— Что вы, не льстите мне, здесь нечем восхищаться. Но моих способностей вполне хватит, чтобы убить вас обоих.
— Чэн чжэньжэнь все неправильно понял. Я лишь вернул эту вещь ее первоначальному владельцу. Это «Свиток истребителей демонов». Изначально он принадлежал клану Фуяо. В нем содержатся тридцать три обета, данные нашими уважаемыми предками. Глава Янь уже должен был убедиться в его подлинности, — сказал У Чантянь.
Чэн Цянь вскинул брови.
— Конечно, на данный момент гора Фуяо запечатана, и глава клана построил эту усадьбу. Строго говоря, сейчас вы не связаны клятвой предков. Вам нет необходимости подчиняться тому, что там написано. Однако, представьте себе, сколько невинных жизней унесет грядущая битва?
Выражение лица Чэн Цяня сделалось холодным. Он открыл было рот, но Янь Чжэнмин вмешался первым.
— Клятва скреплена печатью истребителей демонов, но там нет ни слова о том, что мы не можем действовать так, как нам заблагорассудится. И ни слова о том, что нам нельзя выступать против головорезов из Управления небесных гаданий.
— Вы слишком высокого мнения о нас, глава Янь. Если мы причинили вам зло, не стесняйтесь, поступайте с нами так, как считаете нужным.
Янь Чжэнмин слегка вскинул брови.
— Господин У действительно честный человек. Но могу ли я спросить, сколько еще людей дали такую клятву?
У Чантянь улыбнулся, но ничего не сказал. Похоже, это он разглашать не собирался.
Янь Чжэнмин махнул рукой.
— Хань Тань, проводи их.
У Чантянь достал из рукава приглашение и положил его на стол, после чего очень низко поклонился Янь Чжэнмину и вежливо обратился к Луже:
— Барышня, не стоит беспокоиться. Пожалуйста, не провожайте нас.
Когда гости, наконец, ушли, Ли Юнь вышел из-за ширмы и спросил:
— Что происходит?
С этими словами он взял со стола раскрытый свиток и быстро пробежался по нему глазами. Задержавшись на печати истребителей демонов, он произнес:
— Это действительно…
— Эта дурацкая клятва была дана прошлыми главами кланов. Какое это имеет отношение к нам? Давай бросим свиток в огонь и покончим со всем этим, — сказал Чэн Цянь.
— Я не могу его сжечь. Клятва связана с печатью главы клана, — лицо Янь Чжэнмина застыло. — Если я не подчинюсь, печать отвергнет меня и мое сознание больше не сможет войти внутрь.
Янь Чжэнмин легонько постучал пальцами по свитку. В самом конце списка значилось имя последнего главы. Его имя.
— Это равносильно предательству клана.
В богатом на уловки разуме Ли Юня тут же нашлось решение. Юноша выпалил:
— Это ничего. Как говорится, «отринув нож, даже мясник может встать на праведный путь»2. Эта так называемая клятва не мешает заклинателю покинуть свой клан, а затем вернуться. Что, если ты сначала сложишь с себя полномочия главы, сожжешь этот договор, а после вернешься обратно?
2 放下屠刀 (fàngxiàtúdāo) — оставить нож мясника [и тотчас же стать Буддой] (обр. в знач.: раскаяться и быстро исправиться).
Янь Чжэнмин сердито посмотрел на него.
— Не говори ерунды. В серьезных ситуациях твои мелкие уловки всегда оказываются бесполезными!
Сказав это, он снова взмахнул рукой. Огромный замок «неба» внутри печати принял форму гигантских звездных часов. Одна из сторон указывала на свиток.
— Если мы отвернемся от клана Фуяо — род прервется, и печать главы разрушится. Когда это произойдет, гора Фуяо будет потеряна навсегда. Как ты думаешь, что нам тогда останется сделать? Повеситься у могилы нашего учителя?
Немедленно отправляемся на гору Тайинь
Все молчали. В полной тишине, Лужа взяла в руки оставленное У Чантянем приглашение и прочла:
— Пятнадцатого числа первого месяца1 на Тайхане2… Старший брат, что это? Мы туда пойдем?
1 正月十五 (zhēngyuè shíwǔ) — праздник фонарей (15-го числа 1-го месяца по китайскому лунному календарю).
2 太行 (tàiháng) — Тайхан (горный хребет, находящийся в провинциях Хэнань, Шаньси и Хэбэй).
Янь Чжэнмин задумался, но так ничего и не ответил.
— Люди из Управления небесных гаданий путешествуют днями и ночами, доставляя эти приглашения. Наверняка они хотят, чтобы весь мир узнал об этом событии. Будь я Хань Юанем, я бы непременно явился туда, чтобы раз и навсегда разобраться с ними. Это ведь объявление войны, разве нет? — сказал Ли Юнь.
У темных заклинателей с Южных окраин нет никаких порядков. Они повсюду сеют хаос, народ не может спокойно жить. Управление небесных гаданий не обладает ни силой, ни харизмой, чтобы объединить людей. Если обе стороны продолжат сражаться просто из прихоти, в стране никогда не наступит мир. Лучше всего найти пустынное место, собраться там и драться, сколько душе угодно. И Тайхан подходит для этого лучше всего.
— Если бы я был Хань Юанем, я бы не явился на это шумное сборище, — тихо отозвался Янь Чжэнмин, — я бы воспользовался тем, что все собрались на горе, и отправился прямо в столицу, чтобы убить императора и уничтожить логово Управления небесных гаданий. Это ведь куда удобнее, не так ли?
— Нет никакого способа узнать правда ли все сказанное У Чантянем или нет, но я слышал и еще кое-что. Сейчас в Управлении небесных гаданий определенно неспокойно. Похоже, они хотят отделиться от императорского двора. Им нет никакого дела до правителя. Им все равно, жив он или мертв.
Тень печали омрачила лицо Ли Юня, и юноша продолжил:
— Хань Юань… Ох, должно быть, он затеял эту великую битву, чтобы отомстить Управлению небесных гаданий. Но ведь теперь ему придется понести наказание за ущерб, причиненный темными заклинателями с Южных окраин?
Янь Чжэнмин повернулся и серьезно сказал:
— Нужно отправить Чжэши сообщение. Мы должны найти Хань Юаня до того, как это сделает Управление небесных гаданий.
Молчавший все это время Чэн Цянь неожиданно произнес:
— Мне все время кажется, будто что-то не так.
— Что? — переспросил Ли Юнь.
— Как говорилось в древности: «Когда Великий Путь в упадке, являются «человечность» и «долг». Когда возникают суемудрие и многознайство, является великая ложь. Когда среди родичей нет согласия, является «сыновняя почтительность». Когда государство во мраке и в смуте, являются «преданные чиновники»*. Управление небесных гаданий утверждает, что они «восстанавливают справедливость», но разве их «справедливость» не противоречит «истинному пути»? — нахмурился Чэн Цянь. — Такое отношение идет вразрез со всем, чему учил нас мастер. Я не могу придумать ни единой причины, по которой предки нашего клана подписали бы подобную клятву с кем-то вроде них. Должно быть, за всем этим кроется что-то еще. Ли Юнь, я помню, что, когда мы жили на острове Лазурного дракона, мы нашли один из экземпляров хроники, в котором было записано множество важных событий. Он все еще у нас?
— Вероятно, да, — произнес Ли Юнь, — в те годы Чжэши постоянно беспокоился, что книги, которые мы привезли с горы Фуяо, и те, что мы нашли на острове Лазурного дракона, потеряются, поэтому он вечно носил их с собой. Вот почему даже после нашего поспешного побега они все еще с нами. За бамбуковой рощей находится новая библиотека, ты можешь заглянуть туда.
Услышав эти слова, Чэн Цянь немедленно встал. Он тут же вспомнил слова, сказанные ему Цзи Цяньли. В речах старого сумасшедшего было немало подсказок.
Следуя указаниям Ли Юня, юноша направился в бамбуковую рощу и вскоре наткнулся на легендарную башню.
Хотя это место тоже называли «башней», оно едва ли могло сравниться со старой девятиэтажной библиотекой, в которой были собраны книги со всего мира. Это же было небольшое двухэтажное деревянное здание, настолько хрупкое, что казалось, будто оно вот-вот рухнет.
На первом этаже здания хранились трактаты о техниках самосовершенствования, собранные Янь Чжэнмином и другими со всех концов страны. Они включали в себя описания практик как истинного, так и темного путей. В некоторых из них на момент покупки недоставало страниц. В итоге, Янь Чжэнмину и Ли Юню пришлось пересмотреть их содержание. И, по чистой случайности, в книгах стало на несколько новых описаний больше.
На втором этаже находилась собственность клана Фуяо. Тут были и священные писания, скопированные Янь Чжэнмином, и руководства по технике владения деревянным мечом, некогда пересмотренные самим Чэн Цянем, а также различные записи, которые они привезли с собой, когда покинули гору. Эти книги прошли через множество невзгод. И хотя на обложке каждой из них были начертаны заклинания, защищавшие их от влажности и вредителей, на страницах все равно можно было увидеть печальные следы времени.
Чэн Цянь с тоской провел пальцами по книжным корешкам. Он никогда так не скучал по горе Фуяо, как в этот момент. Помимо замка «человека», от дома их отделяло великое множество неизвестных опасностей и тайных заговоров вокруг печати истребителей демонов.
На корешке хроники острова Лазурного дракона был нарисован отличительный знак, поэтому Чэн Цяню не составило труда отыскать ее в книжном хаосе. За все эти годы клан Фуяо не принял ни одного нового ученика. Их было слишком мало, и все священные писания, все записи, что хранились в библиотеке, были попросту разбросаны по полкам. Если не было нужды что-то в них найти, к ним никто не прикасался. Когда Чэн Цянь взял в руки хронику, и несколько других книг попадали вниз, поднимая облако пыли.
Цокнув языком, Чэн Цянь наклонился, чтобы вернуть их на место и обнаружил, что теперь в библиотеке появилось целых два экземпляра Священных писаний «О ясности и тишине».
Кто-то сделал лишнюю копию?
Чэн Цянь аккуратно поднял книги и стряхнул с них пыль. Один из экземпляров был написан тонким изящным почерком. Вероятно, это была работа Ли Юня. Записи в другой копии были донельзя небрежными, с грубыми палочкообразными штрихами, как у маленького ребенка. Этот экземпляр определенно принадлежал кисти его старшего брата, когда тот был еще подростком.
В детстве Чэн Цянь столько раз переписывал за Янь Чжэнмина писания, что научился безупречно имитировать его почерк. Вот почему он с первого взгляда понял, чья это работа.
Немного расстроившись, Чэн Цянь открыл книгу и с удивлением обнаружил, что под обложкой «Священных писаний» была еще одна обложка. На ней был изображен человек, окруженный сказочными цветами. Человек держал в руке нефритовую флейту и кокетливо улыбался читателю. Рядом с рисунком виднелась маленькая надпись: «Музыка ветра»3.
3 Название с подвохом. 风流谱 (fēngliú pǔ) завуалированно действительно можно перевести как «Музыка ветра», но истинное название буквально «сборник разврата», а одно из значений 风流 (fēngliú) — продажная любовь. Кроме того 风流薮泽 ист. Прерия разврата (район публичных домов столицы династии Тан, куда приходили кутить студенты после сдачи экзаменов).
Чэн Цянь ошеломленно замер.
Нет… Это что, шутка?!
После минутного замешательства юноша словно одержимый принялся листать книгу. Содержание фальшивого Священного писания «О ясности и тишине» оказалось донельзя разнообразным. Стихи и проза сопровождались иллюстрациями. Книга рассказывала историю любви, произошедшую в борделе мира смертных. Красавец ученый и одна из куртизанок были так сильно одурманены чувствами, что дали друг другу обещание, но, в конце концов, сорокопуты и ласточки, как всегда, разлетелись в разные стороны4. Рассказ перемежался песнями, как нежными, так и довольно грубыми, а искусное повествование фонтанировало эмоциями.
4 劳燕分飞 (láoyànfēnfēi) — сорокопуты и ласточки разлетелись в разные стороны; обр. разлучиться, разлука; расстаться, разойтись, развестись (обычно о супругах).
Но поистине невероятными были сами иллюстрации. В них не было никакой сдержанности. Они не только в красках показывали действия главных героев, но и изображали всевозможные интимные подробности. Можно сказать, что они являлись великолепными проводниками в «погоне за удовольствиями».
На них нельзя было смотреть спокойно.
Пролистав несколько страниц, Чэн Цянь заметил, что ни один из рисунков не повторился. Кроме того, в книге было перечислено великое множество необычных техник. По сравнению с тем, что здесь было изображено, темные заклинатели из Чжаояна казались просто кучкой дикой деревенщины!
Чэн Цянь не осмелился слишком внимательно разглядывать эти иллюстрации.
Когда он уже собрался было закрыть книгу, юноша вспомнил, что его старший брат замаскировал обложку под писания «О ясности и тишине».
Лицо юноши приобрело странное выражение.
Прежде, чем он осознал свои чувства, за его спиной послышались быстрые шаги. Янь Чжэнмин поднялся по библиотечной лестнице и спросил:
— Что ты тут нашел?
Чэн Цянь пораженно замер на месте. У юноши задрожали руки. Фальшивое писание «О ясности и тишине» выскользнуло из его пальцев и упало на землю, открывшись ровно на одном из весенних пейзажей5.
5 春光 (chūnguāng) — весенний пейзаж (в переносном значении эротическая сцена).
Янь Чжэнмин замолчал.
Это было как гром среди ясного неба. В тот момент Чэн Цяню показалось, что ни одно Небесное Бедствие не сможет с этим сравниться.
Заметив замешательство Янь Чжэнмина, Чэн Цянь решил воспользоваться выпавшим ему шансом. Сделав вид, что ничего не произошло, юноша придал своему лицу самое, что ни на есть, спокойное выражение и шагнул вперед, чтобы поднять сомнительную книгу. Однако ее тут же выхватили у него из рук.
У главы клана Янь было множество серьезных дел. Он давно забыл все свои дурные подростковые привычки. Но стоило ему только увидеть эту книгу, и он даже не подумал о том, что его собственная совесть может оказаться нечиста. Он тут же разозлиться. Юноша пришел в такую ярость, словно кто-то оставил черные следы на снежном поле.
Он шлепнул Чэн Цяня по руке и сердито сказал:
— Что это за ересь? Ты ведь пришел сюда, чтобы найти хронику острова Лазурного дракона? Почему у тебя в руках это?
У Чэн Цяня не было другого выбора, кроме как робко объяснить:
— Она упала с полки...
Держа в руках книгу, Янь Чжэнмин почувствовал, что картинки в ней были слишком уж вызывающими.
— Ты читал ее? — зло спросил он.
Чэн Цянь промолчал.
Дыхание Янь Чжэнмина участилось. Его гнев разгорелся еще сильнее.
— Я думал, от тебя будет меньше хлопот, чем от тех двоих. А теперь посмотри на себя! Зачем ты вообще такое читаешь? Ты уже забыл о своей внутренней травме? Почему бы тебе не сосредоточиться на сохранении душевного равновесия и на лечении, вместо того, чтобы рассматривать всякую чепуху?
Чем больше он говорил, тем больше злился. Юноша ударил Чэн Цяня книгой в грудь с такой силой, что та едва не порвалась.
— Бесстыдник!
Чэн Цянь не возражал. Он и сам не знал, что сказать.
— Если бы я знал, что за ублюдок притащил это в нашу библиотеку, я бы… — горячо произнес Янь Чжэнмин.
— Старший брат, похоже, это был ты... — наконец, прошептал Чэн Цянь.
— Что?...
Чэн Цянь деликатно перевернул книгу, которую Янь Чжэнмин едва не порвал, и указал на фальшивое название писаний «О ясности и тишине».
Янь Чжэнмин посмотрел на знакомые слова и ошеломленно замер.
— Все в порядке, старший брат. Я знаю, что в те времена ты не был таким благоразумным, — «понимающе» сказал Чэн Цянь.
Прежде, чем юноша успел договорить, Янь Чжэнмин и сам понял, что был неправ. В детстве именно он тайно прятал такие вещи в Священных писаниях. И кто после этого был самым беспутным сыном клана Фуяо?
Конечно же, лицо Янь Чжэнмина тут же позеленело, а уши покраснели. Он забрал у Чэн Цяня книжку с картинками, молча развернулся и зашагал прочь.
Вдруг, что-то шевельнулось в сердце Чэн Цяня. Он оперся на перила. В слабом свете защитных заклинаний черты его обычно равнодушного лица казались гораздо мягче.
— Старший брат, — окликнул он Янь Чжэнмина и смело спросил, — Чжуан Наньси рассказал мне, что ему нравилась одна бродячая заклинательница. До такой степени нравилась, что его чувства к ней не изменились бы, даже стань она обычной смертной. Когда мы были юными, ты читал эти... м-м-м, старые истории. Был ли в твоей жизни такой человек, о котором ты мог бы сказать: «Он мне нравится», даже несмотря на короткую жизнь смертного?
Внизу свет был куда тусклее, и большая часть лица Янь Чжэнмина оказалась скрыта в тени книжной полки. Чэн Цянь не мог его рассмотреть. Юноша долго молчал. На мгновение Янь Чжэнмин, казалось, перестал дышать и превратился в неподвижную каменную статую.
Спустя долгое время он, наконец, спросил:
— Кто такой Чжуан Наньси?
— Очень разговорчивый ученик горы Белого тигра.
Тон голоса Янь Чжэнмина внезапно стал холодным.
— С этого момента ты больше не должен общаться с такими неприличными людьми. Чтобы преодолеть Небесные Бедствия ты отказался от всех чувств и удовольствий, тебе ли не знать, что значит «сохранять ясность ума и следовать истинному пути»? Если ты собираешься думать о ерунде, то отправляйся обратно в Цинань и делай это там!
Глаза Чэн Цяня внезапно потемнели.
Звук шагов становился все тише и тише. Глузо щелкнула дверь библиотеки. Благодаря наложенному на нее заклинанию, она закрывалась сама собой. По зданию пронесся холодный ветерок.
Чэн Цянь аккуратно поднял книги, которые он по неосторожности уронил, и поставил их обратно на полку. После этого он взял хронику острова Лазурного дракона, сел на скамейку у окна и приступил к чтению.
Висевшая на стене маленькая масляная лампа загорелась сама по себе. Чэн Цянь перелистнул несколько страниц и вдруг почувствовал, что все это попросту бессмысленно.
Все эти годы он сражался с небом и землей, сражался со своими сверстниками, сражался не на жизнь, а на смерть. Он никогда не отступал, и он никогда не хотел верить, что в этом мире есть что-то, чего он не смог бы сделать.
Только в этот момент он понял, что не всегда все идет в соответствии с его желаниями.
Может быть, все дело было в его раненом изначальном духе, но Чэн Цянь чувствовал себя подавленным и уставшим. Глядя на скучные записи, он вдруг подумал: «Какой смысл становиться знаменитым и могущественным заклинателем? Ведь все закончится тем, что тыстанешь объектом зависти и мишенью для разговоров. В чем смысл стремиться к вознесению и искать бессмертия, если для этого нужно отбросить все человеческие чувства и идти по дороге, которую никто не видит? Разве в конце концов не придется смотреть на то, как привычный тебе мир исчезает без следа?»
Их жизни стоят меньше, чем жизнь обычных смертных, как бы коротка она ни была.
Сердцебиение Чэн Цяня замедлилось, и юноша снова стал самим собой. Ему казалось, что все его мысли завязались в сложный узел.
На душе у него было неспокойно.
Он так часто возвращался к этой теме, что, возможно, ему действительно стоило отправиться в уединение и посвятить себя самосовершенствованию...
Поскольку Чэн Цянь считал вознесение бессмысленной затеей, он принялся листать хронику острова Лазурного дракона, не зацикливаясь на поиске конкретно того, что имело бы отношение к клану Фуяо. Внезапно, его взгляд остановился. Он что-то нашел.
Хотя остров Лазурного дракона и лежал посреди моря, в его записях встречались сведения о множестве территорий. Следуя примеру обычных людей, помимо событий на острове, летописцы того времени записывали и все основные события, что происходили в мире заклинателей.
Чэн Цянь обнаружил в этих записях некую закономерность. Люди, которым потребовалось триста лет, чтобы сформировать свой изначальный дух, в основном останавливались именно на этом уровне. С ними не происходило ничего экстраординарного. Они доживали, в среднем, до восьмиста лет, а затем умирали.
И совсем другое дело те, кто, благодаря ли твердому сердцу или природному таланту, сформировали свой изначальный дух в достаточно раннем возрасте. Некоторые из их историй также были записаны в хронике. Должно быть, в свое время они были очень важными персонами. Однако все они либо стали отшельниками и вскоре исчезли, либо сошли с ума от отклонения Ци, или и вовсе встретили безвременный конец из-за Бедствий.
Ни в одной из записей острова Лазурного дракона не было ни слова о вознесении.
Чэн Цянь потер лоб и попытался собраться с мыслями, но в его сердце уже закралось сомнение... Может быть, те, кто вознесся, были слишком скромны? Или может быть с тех пор как начали вести эту хронику и до момента падения острова Лазурного дракона, никто никогда не добивался успеха на этом пути?
Чэн Цянь отложил книгу и быстро спустился вниз. Тщательно направляя свою духовную энергию, он начертил в воздухе заклинание, послал его в сторону украшенной резьбой книжной полки, и тихо произнес:
— Я хочу посмотреть записи о «вознесении».
Деревянная полка тут же покрылась тонким слоем инея. Стоявшие на ней книги слегка затряслись, а затем, несколько старых томов озарились слабым светом. Чэн Цянь забрал их и, один за другим, перенес в павильон Цинань.
В тот день из-за Чэн Цяня Янь Чжэнмин вышел из себя. Но стоило ему только переступить порог библиотеки, как он сразу же пожалел об этом. Тогда у него попросту не было другого выхода. Видит Небо, когда Чэн Цянь прислонился к перилам и задал ему этот вопрос, он почувствовал себя так, словно огромный валун рухнул ему на грудь, дробя внутренности и причиняя ему нестерпимую боль. Прикрывшись гневом, он ушел и какое-то время избегал Чэн Цяня.
Однако, вскоре юноша обнаружил, что в этом не было никакой необходимости. После этого происшествия Чэн Цянь больше не покидал Цинань. Они жили по соседству, но не виделись больше десяти дней.
Тогда-то и написал Чжэши.
Умевшая превращаться по желанию, Лужа стала их птичкой на побегушках. Чтобы скрыть ее более заметную форму, Ли Юнь использовал весь свой талант и превратил ее в воробья.
До смерти обиженная на своего второго брата, Лужа улетела прочь. Однако она довольно скоро обнаружила, что эта форма была крайне удобной. Маленькая птичка могла проникнуть куда угодно, не будучи обнаруженной. Хитрее нее были только мухи.
Благодаря этому она наконец-то встретилась с Чжэши.
— Брат Чжэши сказал, что в Управлении небесных гаданий существует сложная иерархия. Посвященные вынуждены шпионить снаружи десятки или даже сотни лет. Затем все они должны пройти строгую проверку, чтобы убедиться в подлинности их слов. Только после этого они смогут официально вступить в Управление. Однако недавно между внутренними учениками произошла крупная ссора. Всего за одну ночь половина из них исчезла, а затем случилось восстание четвертого… ах, демонического дракона. Управление небесных гаданий нуждалось в большем количестве рабочих рук, поэтому они принялись в спешке набирать новых учеников. Брат Чжэши и несколько других шпионов, вроде него, вполне годились, кроме того, они не совершали никаких ошибок, потому их быстро допустили до внутренних дел. Их послали устроить засаду у горы Тайинь. В приказе не было ничего конкретного, но брат Чжэши сказал, что их целью является четвертый брат.
Гора Тайинь находилась менее чем в пятидесяти ли от горы Фуяо.
Янь Чжэнмин ни секунды не сомневался. От сразу же принял решение.
— Завтра усадьба будет запечатана. Мы немедленно отправляемся на гору Тайинь.
Ли Юнь тут же поспешил за ним:
— Мы явимся на гору Тайинь, а что потом? Что мы будем делать? Ты планируешь помочь Управлению небесных гаданий захватить Хань Юаня? Или мы нарушим клятву истребителей демонов и выступим против всего мира, чтобы помочь Хань Юаню отомстить?
— Мы должны исполнить клятву истребителей демонов, — ответил Янь Чжэнмин голосом, не терпящим возражений.
Стоило ему только произнести эти слова, как у всех присутствующих сделалось тяжело на сердце.
Немного помолчав, Янь Чжэнмин продолжил:
— Однако мы не можем допустить, чтобы Хань Юань попал в плен к Управлению небесных гаданий. Мы должны остановить его до начала Великого Тайханского съезда и доставить сюда. Он один из нас, один из клана Фуяо. Даже если он пробил дыру в небесах и должен быть разрублен на куски, мы не должны допускать к этому делу посторонних.
*Когда Великий Путь в упадке… XVIII глава «Дао дэ цзин», освещающая два важнейших понятия конфуцианской нравственности, в древности нередко служившие для обозначения морали вообще.
Еще один вариант перевода:
Забыли великое Дао —
Понадобились милость и правосудие.
Началось мудрствование —
Настало великое лицемерие.
В семье раздор —
Заговорили о сыновней почтительности и отцовской власти.
В стране беспорядки —
Требуют любви к отечеству.
Что будет делать человек, лишившийся возможности увильнуть?
Сделав столь решительное заявление, Янь Чжэнмин поднялся, чтобы уйти. Однако, не успел он подойти к дверям, как его остановил Ли Юнь.
Ли Юнь на мгновение засомневался, выглянул наружу и сказал:
— О, кстати, есть еще кое-что...
Янь Чжэнмин проследил за его взглядом и спросил:
— В чем дело?
— Во мне! Я...Я...Ай!— донеслось откуда-то сверху.
С громким шумом на землю упало что-то тяжелое, и Янь Чжэнмин молча отступил назад.
— Нянь Дада все это время жил в гостевой комнате, — печально улыбнулся Ли Юнь. — Он умолял Сяо Цяня взять его в ученики и поклялся любой ценой войти в клан Фуяо. Он сказал, что мы можем испытать его любым понравившимся нам способом, он ничего не боится.
Нянь Дада поднял свое разбитое лицо и вытер льющуюся из носа кровь, после чего улыбнулся Чэн Цяню.
— Мастер, пожалуйста, прими меня, — его голос так дрожал, что казалось, будто он выбил себе все зубы или прикусил язык, пока падал.
— Последние несколько дней Сяо Цянь провел в уединении, у него не было времени встретиться с этим ребенком, потому он просто слонялся здесь какое-то время, — сказал Ли Юнь.
— Почему ты еще не ушел? — спросил Чэн Цянь.
Нянь Дада еще раз вытер лицо, выпятил грудь и гордо произнес:
— Я не сдамся!
Янь Чжэнмин нахмурился. Клан Фуяо итак сильно пострадал. Один из учеников прошлого поколения превратился в демона, а второй в длинную ласку с короткими лапами. Теперь же первым учеником был он сам. И Янь Чжэнмин точно знал, что он из себя представлял.
Поколения сменяли друг друга, но ни в одном из них не нашлось бы надежного ученика. Если они примут в клан человека по имени Нянь Дада1, что станет с их достоинством?
1 黏 (nián) — клейкий; липкий (созвучно фамилии Нянь).
Он должен был раз и навсегда положить конец этой традиции — относиться к набору учеников как к шутке. Он должен был предотвратить будущий ущерб!
— Нет, — ответил Янь Чжэнмин голосом, не терпящим возражений. — Прости нам нашу невежливость, но мы должны уехать. Это чрезвычайная ситуация. Так что, боюсь, нам некогда принимать гостей. Пожалуйста, уходи!
Нянь Дада сделал глубокий вдох и громко сказал:
— Я готов подавать чай и наливать воду2, я буду усердно работать и верно служить вам. Глава, пожалуйста, позвольте мне присоединиться к клану Фуяо!
2 端茶送水 (duān chá sòng shuǐ) — досл. подать чай, налить воды (т. е. заботиться о ком-л.), второе значение этой фразы: быть на побегушках.
Янь Чжэнмин был слишком ленив, чтобы спорить с ним.
— Ли Юнь, напиши письмо Нянь Минмину. Его родной сын предал свой клан. Разве он сможет закрыть на это глаза?
Ли Юнь мягко произнес:
— О, ты разве не знаешь, что долина Минмин это не просто сборище заклинателей? Они занимают целую гору и принимают подношения в обмен на помощь жителям деревни. Они занимаются уничтожением мелких монстров. Если ученики не желают тратить свое время на выполнение поручений владыки долины, они могут свободно покинуть клан и присоединиться к другому. Благодаря этому долина Минмин смогла приобрести множество ценных связей. Этот проверенный временем способ слишком хорош, так почему он должен возражать?
Янь Чжэнмин ошеломленно замолчал.
Как мог в этом мире существовать клан с такими бесстыдными и ленивыми учениками?
— В клане Фуяо хватает людей, способных свалиться с меча, — произнес Янь Чжэнмин.
Оба брата и сестра позади него опешили. Только их глава мог таким образом заломить цену. Когда их приняли в клан, они не могли даже удержать меч в руках, не говоря уже о том, чтобы на нем летать.
— Глава, я знаю, что плохо обучен. В будущем, я буду хорошо тренироваться. Я никогда не позволю клану потерять лицо! — громко сказал Нянь Дада.
— Ты оставил свою долину позади, какой ты после этого заклинатель? — Янь Чжэнмин взглянул на юношу и упрямо заявил. — Уходи. Пока я глава, я никогда не приму в клан такого уродливого человека.
Нянь Дада опешил и замолчал.
Против этого утверждения у него не было ни единого аргумента.
Нянь Дада беспомощно посмотрел на Чэн Цяня, но мысли юноши были заняты чем-то другим. Эта фраза из уст Янь Чжэнмина напомнила Чэн Цяню о событиях прошлого, которое он почти забыл. И действительно, с тех пор как они были детьми, тщеславие их старшего брата никогда не ограничивалось только его внешностью. У него всегда был невыносимый характер. Порой, он даже отказывался прикасаться к еде, если та выглядела недостаточно хорошо.
Чэн Цянь посмотрел на свой изношенный темно-синий халат, который носил с незапамятных времен. Впервые с момента своего рождения он почувствовал себя немного неряшливым.
Стоя на коленях во дворе, Нянь Дада из последних сил выдавил:
— Глава клана, я ничего не могу поделать со своим лицом, но я сделаю все возможное, я буду усердно тренироваться, чтобы стать выдающимся заклинателем!
Бросив взгляд на Чэн Цяня, юноша тут же польстил:
— Я постараюсь стать таким же, как мастер!
К сожалению, это было ошибкой. Янь Чжэнмин тут же подумал: «Кем ты себя возомнил? Смеешь сравнивать себя с Сяо Цянем?»
Со стороны заклинателя меча, достигшего уровня «входа в ножны», на юношу обрушилось нешуточное давление. Нянь Дада казалось, что даже будь у него десять позвоночников, их все с легкостью бы расплющило. Но он принял это за своеобразное испытание и решил, что, если он хочет вступить в клан, то обязательно должен его выдержать. Нянь Дада стиснул зубы и решил ни в коем случае не сдаваться. Однако, несколько мгновений спустя, земля под его ногами оказалась усыпана каплями крови.
Молчавший с самого начала Чэн Цянь вдруг сказал:
— Старший брат, пожалуйста, отпусти его. Это ведь хорошо, что он так решительно настроен.
Последние десять дней Янь Чжэнмин был крайне обеспокоен невозможностью поговорить с Чэн Цянем. Едва он услышал голос Сяо Цяня, его сердце наполнилось небывалой радостью. Но, к сожалению, он должен был контролировать свои чувства. С трудом сохраняя лицо «главы клана», Янь Чжэнмин произнес:
— А?
— Когда я покидал долину Минмин, он всю ночь прождал меня снаружи. А теперь он сам нашел дорогу к усадьбе Фуяо. Похоже, у него действительно есть потенциал. На острове Лазурного дракона было много бродячих заклинателей, некоторые из них даже не умели поглощать Ци. Его контроль над мечом слаб, но он, по крайней мере, хотя бы может на нем летать.
По мнению Чэн Цяня, когда дело доходило до принятия в клан учеников, пока намерения кандидатов были искренними, не было необходимости слишком сильно придираться к ним. Их клан всегда придерживался принципа: «Учитель открывает тебе дверь, но входишь ты сам»3. Не имеет значения, есть ли у человека талант или нет, всегда есть что-то, что он сможет сделать.
3 师父领进门，修行在个人 (shī fu lǐng jìnmén xiū xíng zài gè rén) — «Учитель открывает тебе дверь, но входишь ты сам» также в знач.: «Ты можешь привести лошадь к воде, но ты не можешь заставить ее пить».
Всего лишь несколько слов от Чэн Цяня, и полный решимости действовать жестко Янь Чжэнмин, тут же оттаял.
— Его потенциал ничтожно мал.
Чэн Цянь улыбнулся:
— Можно не заботиться о монахе, но Будду нужно уважать. Я все еще в долгу перед долиной Минмин.
Янь Чжэнмин промолчал. Тогда Лужа открыла рот, желая поделиться своим мнением, но Ли Юнь быстро остановил ее. Они спокойно наблюдали за метаниями главы своего клана со стороны.
Как и ожидалось, несмотря на жгучее желание пинком отправить Нянь Дада обратно в долину Минмин, Янь Чжэнмин все же пошел на уступки.
— Если ты того желаешь, пусть будет так. Мы сможем прокормить еще один рот. Но из-за хаоса войны, мы можем дать ему лишь устное разрешение. Мы проведем для него церемонию посвящения позже, когда вернемся на гору Фуяо.
Ли Юнь громко произнес:
— Глава клана, почему, стоило только Сяо Цяню открыть рот, как ты с радостью пошел на компромисс?
Янь Чжэнмин снова промолчал.
Чэн Цянь вышел вперед и похлопал Нянь Дада по плечу.
— Следуй за мной.
Янь Чжэнмин бросил на Ли Юня злобный взгляд, а затем развернулся и ушел, не смея даже взглянуть на Чэн Цяня.
Ли Юнь посмотрел ему в спину и ткнул Лужу локтем.
— Ты видела, что сейчас произошло?
Лужа на мгновение задумалась, а затем искренне сказала:
— Если в будущем мне чего-нибудь захочется, нужно будет сперва пойти и убедить третьего брата. Если он позволит, старший брат не сможет отказать, даже если ему это не понравится!
Ли Юнь замолчал.
— Что? Я сказала что-то не то? — осведомилась Лужа.
— Нет, малышка, ты права, — погладив девочку по голове, отозвался юноша.
Но Лужа лишь отмахнулась от него и спросила:
— Второй брат, у тебя была церемония посвящения? Что за наставление ты получил?
Ли Юнь ничего не ответил. Неприятная улыбка исчезла с его лица. На смену ей пришла тень ностальгии, которую Лужа никогда раньше не видела. Мгновение спустя, Ли Юнь мягко произнес:
— Наш учитель говорил, что я слишком умен. Большой ум может привести к нетерпению, а нетерпение к беспокойству. В конце концов, это могло бы принести мне немало горя. Его наставлением для меня стали слова: «Сохраняй простоту».
Сказав это, юноша опустил глаза и вздохнул. В глубине души он знал, что подвел учителя.
— Не вздыхай так. Мне вот не давали никаких наставлений, — с завистью произнесла Лужа.
Когда их учитель скончался, она еще даже не могла говорить. Не было времени давать ей наставления. Пропустив столь важный шаг, девушке часто казалось, что она так и не смогла стать по-настоящему взрослой.
— Второй брат, как ты думаешь, что сказал бы мне учитель, если бы все еще был жив? — пробормотала Лужа.
— Обычно наставление описывало недостаток, который можно было уравновесить силой. В твоем случае это было бы…
Лужа выжидающе посмотрела на него.
— Возможно, «отсутствие волос»?
Он стал первым старшим братом в истории клана Фуяо, которого избила младшая сестра.
Десять дней спустя. Центральные равнины, гора Тайинь.
Гора Тайинь казалась слишком пустой. По сравнению с горой Тайхан, где обитали бессмертные, она выглядела куда более приземленной.
Примерно в ста ли на юго-западе от горы раскинулось множество деревень и сторожевых башен, соединенных большой оживленной дорогой. Здесь вовсю кипела торговля, и до самого горизонта простирались плодородные земли, ставшие пастбищем для бесчисленного количества скота.
Согласно преданиям, неподалеку от этих мест находилась обитель бессмертных. Это место было сокрыто от людских глаз. Лишь в ночь полнолуния, тот, кому «суждено» было ее увидеть, могли рассмотреть неясную тень горы, над вершиной которой порхали журавли.
Но теперь окрестности Тайинь были уже не те, что раньше.
Полмесяца назад число солдат вокруг этих мест удвоилось. Вооруженные, они сновали туда-сюда, повсюду царило постоянное напряжение.
В последующие дни сюда явилось множество сильных заклинателей, но все они предпочитали держаться от смертных в стороне. Среди солдат сторожевых башен распространились слухи, что эти бессмертные возводили вокруг горы Тайинь странный массив, намереваясь в скором времени с кем-то сразиться.
Никто не заставлял мирных жителей уходить с насиженных мест. Однако местные чиновники вывесили множество объявлений, в которых настойчиво рекомендовали людям переехать. В объявлениях также говорилось о том, что тем, кто согласится на переезд, будет выплачена компенсация.
С появлением этих слухов окрестности захлестнула паника. По мере того, как вокруг горы Тайинь разрастался массив, окружающие районы все больше и больше пустели. Перепуганные горожане с рассвета и до заката выстраивались в очереди за пособием. Всего через несколько дней, за исключением стариков и больных, большинство из них покинули свои дома.
Получив приглашение прибыть на гору Тайхан, темные заклинатели непременно пройдут через Тайинь. Так как гора Тайинь располагалась слишком близко к горе Фуяо, бывшей родине демонического дракона Хань Юаня, он определенно остановился бы здесь. Следуя приказу, Ю Лян прибыл к месту на несколько дней раньше, намереваясь выждать время и устроить засаду. То, что разрасталось вокруг горы, было грандиозным «Массивом истребителей демонов». Даже если ему не удастся сдержать демонического дракона, большая часть его силы будет поглощена, в то время, как внимание всех остальных будет сосредоточено на Тайханском съезде.
Ю Лян стоял на одной из сторожевых башен и смотрел вниз на людей. Горожане уходили целыми семьями. С такого расстояния все они напоминали муравьев.
В глубине души Ю Лян отчетливо понимал, что, даже покинув окрестности горы Тайинь, никому из них не найти пристанища. Напротив, тогда они и вовсе останутся без защиты. Если по пути на север им не повезет встретиться с темными заклинателями, они быстро превратятся в насекомых, ставших игрушками в руках жестокого ребенка. В конечном счете, их попросту разорвут в клочья.
Однако Ю Лян также знал, что эти люди должны были уйти. Жизненная энергия смертных была слишком нестабильной. Останься здесь так много людей, и это помешало бы созданию «Массива истребителей демонов».
Он крепко сжал свой меч. Старший брат однажды сказал ему, что имя этого клинка «Таньсинь» (4). Когда его ковали, кузнец был неосторожен и позволил пеплу от благовоний упасть в раскаленный металл. Уже отлитый, клинок нес в себе меньше агрессии, чем другие мечи. Потому-то он и считался «мечом милосердия».
(4) 檀心 (tánxīn) — сердцевина сандала.
Молодой заклинатель глубоко вздохнул, чувствуя холод рукояти в своей руке.
В этот момент на башню прибыл потрепанный заклинатель и приземлился прямо перед Ю Ляном. Он вежливо поклонился и произнес:
— Господин Ю, некто могущественный вторгся в пределы массива и повредил юго-западную границу.
Это был человек из Управления небесных гаданий. Все называли его «Соломенный Чжан». Поскольку он очень хорошо разбирался в искусстве создания печатей, его отправили на гору Тайинь и сделали ответственным за создание и пробуждение «Массива истребителей демонов».
Услышав его слова, Ю Лян тут же пришел в себя и сосредоточил свою духовную энергию в глазах. Активировав заклинание «Орлиное зрение», он посмотрел в ту сторону, где, как сообщил заклинатель Чжан, находилась поврежденная граница. Однако, встретившись взглядом с нарушителем, юноша остолбенел. Новоприбывшими оказались люди из клана Фуяо.
Янь Чжэнмин равнодушно посмотрел на него, и уже через мгновение порыв ауры меча ударил Ю Ляну в лицо.
Испугавшись, Ю Лян не посмел открыто противостоять ему. Прежде, чем схватиться за меч, юноша отступил на приличное расстояние. Но вдруг, до его ушей донесся тихий звон. Оказалось, что пугающая аура меча появилась лишь для того, чтобы подразнить его. Когда звон стих, она тут же рассеялась.
Ю Лян тяжело дышал. Он почувствовал, что ему просто повезло избежать удара. Эта атака потрясла его так сильно, что на ладонях юноши выступил холодный пот.
Заклинатели меча обладали исключительным умом и силой духа. Пока они контролировали ауру меча, они могли справиться с чем угодно. Однако такие вещи, как «вовремя остановиться» и «сохранять контроль» уже находились за пределами возможностей Ю Ляна. В этот момент он понял, что пропасть между ним и Янь Чжэнмином заключалась не только в «Божественном Царстве». Это была сама настоящая бездна.
— Господин Ю! — заклинатель Чжан выглядел испуганным. Он шагнул вперед и осведомился. — Кто посмел? Что это за наглость? Должен ли я послать за ними отряд?
Лицо Ю Ляна было белым, как простыня. Собравшись с силами, он произнес:
— Этот человек — заклинатель меча, достигший уровня «Божественного Царства». Даже Четверо Святых уступают ему. Что ты сможешь сделать? Пойдешь туда, чтобы принести ему поесть?
Соломенный Чжан был ошеломлен.
Ю Лян сердито воскликнул:
— Уходи!
Накричав на невинного человека, он развернулся и первым зашагал прочь, опустив голову от невыносимого стыда и гнева.
Стоило Ю Ляну только отвернуться, как льстивая улыбка исчезла с лица заклинателя Чжана. Соломенный Чжан бросил в сторону юноши злобный взгляд, а затем со странным выражением лица посмотрел туда, откуда пришла аура меча.
Вскоре, вокруг него собралась группа людей. Один из них тихо произнес:
— Брат Чжан, эти так называемые «великие заклинатели» насмехаются над созданным нами массивом, они считают его дешевым трюком. Они ужасно высокомерны. Это просто невыносимо.
Заклинатель Чжан холодно улыбнулся.
— Он лишь младший ученик, едва сформировавший свой изначальный дух. Как он смеет читать нам нотации, когда его собственная база совершенствования все еще слаба? Ну и щеголь. Кто является целью «Массива истребителей демонов»? Демонический дракон Хань Юань! Какая разница, чего достиг этот заклинатель меча? «Божественного Царства» или «Призрачного». Стоит мне только подать знак, наш хитроумный план придет в движение, и все они умрут!
— Брат Чжан, ты имеешь в виду… — нерешительно спросил один из стоявших рядом людей.
Пока Соломенный Чжан раздавал своей группе указания, где-то вдалеке Ли Юнь хмуро посмотрел на Янь Чжэнмина:
— Глава клана, что ты делаешь?
— Унижаю их, — небрежно ответил Янь Чжэнмин, сцепив руки за спиной. — Разве ты не видишь? Управление небесных гаданий обмануло нас, подсунув нам печать истребителей демонов, но мы не настолько беспомощны, мы тоже можем опозорить их.
— В Управлении небесных гаданий полно слабаков и идиотов. Чтобы справиться с ними, мы должны использовать те же методы. Мы можем лгать и обманывать, можем устраивать засады и убивать исподтишка. Но не стоит специально их провоцировать. Если ядовитая змея разозлится и укусит тебя, ты тоже пострадаешь.
Янь Чжэнмин тут же позабыл о своих проделках. Он не любил драться. И он вовсе не был кровожадным. Однако у него была одна дурная привычка. Даже прожив долгое время на дне, он так и остался высокомерным упрямцем. Он с легкостью бросал оскорбления людям в лицо, и, хотя в прошлом это выходило непреднамеренно, став взрослым, он намеренно не оставлял противнику путей к отступлению, лишая его всякой возможности избежать унижения.
Он настолько сильно продвинулся в искусстве владения мечом, что теперь мог с легкостью пренебречь даже Четырьмя Святыми. Почему он должен был заботиться о заклинателе, едва сформировавшим свой изначальный дух?
Но, что будет делать человек, лишившийся возможности увильнуть? Ли Юню стало тревожно.
Все еще интересуешься цветами персика?
Причиной, по которой клан Фуяо явился сюда, на самом деле был огромный массив, раскинувшийся на горе Тайинь. Они хотели хорошенько все осмотреть.
— Что думаешь, второй брат? — осведомился Чэн Цянь.
Но Ли Юнь ему не ответил. С минуту помолчав он, наконец, заговорил:
— Трудно сказать, это похоже на Великий всеобъемлющий массив. Задача не из легких.
— Сможешь сломать его? Только поторопись, — сказал Янь Чжэнмин.
Ли Юнь был слишком взволнован и слишком ленив, чтобы отвечать на чужие вопросы. Он лишь слегка пошевелил пальцами, и в его руках будто появилась невидимая палка. Повинуясь его воле, палка начертила на земле карту окрестностей горы Тайинь.
— Массив находится в этой области, местность просто огромная. Если они хотят поймать Хань Юаня, активировать такую громадину будет непросто. Для этого им придется либо собрать людей со всего света, либо разжиться множеством божественных артефактов, — произнес Ли Юнь. — Первый вариант маловероятен. Темные заклинатели действуют хаотично, но они не слепые. Огромное количество народу собирается вместе, чтобы возвести массив? Каждый, у кого есть глаза, знает, как его разрушить. Есть два способа это сделать: или найти око массива и разом уничтожить его, или действовать силой. Но на мой взгляд, Великий всеобъемлющий массив способен поднимать полки и двигать толпы, пытаться сломить его силой пустая трата времени. Это попросту невозможно.
Ли Юнь вздохнул и протянул руку, намереваясь стереть начертанные на земле линии, после чего продолжил:
— Помните ту ловушку, которую Хань Юань установил у горы Фуяо? Похоже, он немного поднаторел в этом вопросе, и теперь его знания ни в чем не уступают моим. Если он угодит в западню истребителей демонов, вероятно, он попытается отыскать «око». Но Великий всеобъемлющий массив не может остаться без защиты.
— И даже после стольких разговоров ты все равно не сможешь сломать его, верно? — подал голос Чэн Цянь.
— Неправда... — нерешительно начал Ли Юнь. — Просто мой способ может не сработать. Хань Юань обратился в демонического дракона, а у нас как раз есть «знамя истинного дракона». Если кто-нибудь из нас...
— Если «мы», — поправил его Янь Чжэнмин. — Что с тобой? Это совсем не похоже на тебя, заклинателя, застрявшего на пороге создания изначального духа.
Да что за мерзавец этот старший брат...
— Вы! Хватит! — взревел Ли Юнь, которому наступили на больную мозоль. — Что хорошего в вашем изначальном духе? Эта штука зовется «Массивом истребителей демонов», ее питает энергия неба и земли. Чтобы сломать ее и десяти изначальных духов будет недостаточно! Чем ты гордишься?!
Лужа тихонько протянула руку и ткнула Чэн Цяня в бок. Чэн Цянь вынужден был бесстрашно шагнуть вперед, в надежде прервать петушиные бои, разразившиеся между его старшими братьями.
— Хорошо, какое отношение демонический дракон имеет к «знамени истинного дракона»? Старший брат, раз уж ты ничего об этом не знаешь, лучше поменьше болтай.
Услышав эти слова, Янь Чжэнмин закатил глаза и отвернулся, но, не удержавшись, тут же снова посмотрел на Чэн Цяня. Чэн Цянь понятия не имел, что на него нашло1. Вдруг, он вспомнил, что именно было не так. Недавно он сменил свои изношенные рваные тряпки на новую одежду. И, хотя это был лишь ничем не примечательный, дешевый черно-белый халат, на котором не было ни цуня украшений, Янь Чжэнмину он, похоже, действительно нравился.
1 吃错药 (chī cuòyào) — выпить не то лекарство, обр. не в своём уме, не в себе, рехнулся, белены объелся.
Кроме того, контраст его образу добавлял Шуанжэнь. Взгляд Чэн Цяня лучился холодной яростью, и только иногда, когда юноша улыбался, он смутно напоминал благородного человека.
Янь Чжэнмин не мог не взглянуть на него еще раз, вспоминая тень присутствия Чэн Цяня в его сознании, а затем невозмутимо отвернулся, сохраняя на лице самое, что ни на есть, достойное выражение. Однако в глубине души юноша не находил себе места от постоянно круживших в мыслях воспоминаний. Он изо всех сил старался слушать, как Ли Юнь говорил о серьезных вещах.
— В «знамени истинного дракона» заключены его кости и дух, — сказал Ли Юнь. — Помнится, демоническому дракону Хань Юаня недоставало позвоночника? С его уровнем самосовершенствования он мог бы использовать «знамя истинного дракона» чтобы получить всю силу древнего зверя. Тогда, он смог бы тягаться с «Массивом истребителей демонов», однако...
Стоило ему только произнести эти слова, и все остальные тут же поняли, к чему он ведет.
Одно дело — помешать созданию Великого всеобъемлющего массива, и совсем другое — помочь преступнику Хань Юаню и отдать «знамя истинного дракона» в руки тирана2.
2 助纣为虐 (zhù zhòu wéi nüè) — помогать Чжоу (тиран, чье правление погубило династию Шан) совершать жестокости (обр. в знач.: помогать злодею творить преступления).
Даже не будучи связанным печатью истребителей демонов, ни один заклинатель не посмел бы даже думать о таком.
— Нет нужды вновь поднимать эту тему, — сказал Янь Чжэнмин. — Ли Юнь, убери знамя куда подальше и больше не доставай его. Раз уж мы уже видели «Массив истребителей демонов», то давайте вернемся к горе Фуяо и хорошенько все там осмотрим.
Обернувшись, Янь Чжэнмин заметил, что воротник Чэн Цяня выглядел неаккуратно. Юноша не мог не протянуть руку, чтобы поправить его.
Чэн Цянь замер на месте, как вкопанный, и тут же перестал дышать.
Когда Янь Чжэнмин поднял голову и встретился глазами с более глубоким, чем обычно, взглядом юноши, он вдруг осознал, что его действия выходили за рамки приличия. Его ладони моментально вспотели. Он тут же одернул руку и, сухо кашлянув, произнес:
— Разве ты не заметил, что воротник твоего халата сбился? Тебе стоит больше внимания уделять своему внешнему виду.
Чэн Цянь молчал, чувствуя, что в этом отношении ему, похоже, никогда не удовлетворить требования своего старшего брата.
Весь следующий путь Янь Чжэнмин чувствовал себя крайне неловко, Чэн Цянь молча размышлял о произошедшем. Зато Ли Юнь, настрадавшийся от насмешек старшего брата, пришел в крайнее возбуждение и превратился в назойливого болтуна. Всю дорогу он рассказывал своему новоиспеченному племяннику Нянь Дада о непредсказуемой природе горы Фуяо. В его речах было крайне мало смысла и единственное, чего он желал, так это покрасоваться.
В итоге, даже с его уровнем самосовершенствования, Ли Юнь успешно избежал нападок Чэн Цяня и Лужи, и помчался к тому месту, где некогда стояла гора Фуяо.
Летевшая впереди Лужа внезапно вернулась в человеческую форму.
— Старший брат, почему я вижу у подножия горы скопления темной энергии?
Чэн Цянь остолбенел и черным вихрем закружился вокруг нее:
— Это Хань Юань?
У них под ногами проплывали облака и деревья, сложно было что-либо рассмотреть. Лужа покачала головой и ответила:
— Вроде, нет. Ци не такая плотная, но она кажется такой грязной...
Прежде, чем она успела договорить, Чэн Цянь уже ринулся вниз.
Независимо от того, была ли это темная Ци демонического совершенствующегося или чистая Ци праведного заклинателя, чем сильнее был человек, тем проще его было заметить, если он, конечно, намеренно не скрывал своего присутствия. Но этих темных совершенствующих было видно с неба. Это было довольно устрашающе, однако Чэн Цянь безрассудно бросился к ним, не сказав ни слова.
Похоже, гора Фуяо всегда будет для него больным местом.
Лужа с тревогой окликнула его:
— Эй, старший брат, подожди...
Девушка собиралась было броситься в погоню, но кто-то внезапно схватил ее за руку. Янь Чжэнмин потянул ее назад и сказал:
— Не иди за ним, держись подальше.
И не успела она среагировать, как фигура Янь Чжэнмина растворилась в воздухе, словно вспышка.
Чэн Цянь был в ярости, но он не собирался действовать опрометчиво. Когда он приземлился, у него едва не перехватило дыхание. Порыв ветра пронесся между большими деревьями и зашелестел листьями в высоких кронах.
Юноша нахмурился и увидел перед собой двоих мужчин и одну женщину. Женщина была очень странно одета. Если бы не отсутствие демонической ауры, она была бы похожа на монстра с огромным цветком на голове. Она выглядела крайне неопрятно, все места, которые должны были быть прикрыты, были украшены лепестками. Ее обнаженные руки и ноги торчали из сердцевин больших цветов, а запястья и щиколотки были опутаны браслетами из лоз.
Один мужчина лежал на земле, а второй выудил из ниоткуда маленький столик с табуреткой, и теперь попросту сидел за ним и пил чай.
Очаровательная цветочница со смехом сказала:
— Мы с господином Сяосяном ни за что бы не справились с этим массивом. Все благодаря тебе, старший брат Лу.
Услышав ее слова, мужчина заискивающе произнес:
— Что вы, этот младший всего лишь проходил мимо и решил составить двум старшим компанию, чтобы делать то, что они делать не любят. В один прекрасный день господин Сяосян сможет претендовать на титул Господина Бэймина и, если он когда-нибудь попросит меня об услуге, я с радостью умру за него.
Господин Сяосян притворно улыбнулся уголками губ и произнес:
— Да будет так.
Услышав его ответ, их проводник покорно склонил голову. Завидев это, цветочница хихикнула и сказала:
— У брата Лу сладкие речи. Вы говорили, что на горе Фуяо живут темные заклинатели. Очевидно же, что это одна из школ боевых искусств, но, тем не менее, она породила на свет множество великих демонов. Говорят, последний Господин Бэймин тоже был из клана Фуяо, но я не знаю, правда ли это.
Господин Сяосян усмехнулся:
— Пусть даже и так, я не знаю, что здесь потом произошло. Однако, разве тот человек по фамилии Хань, что способен призывать демонического дракона, не претендует на звание владыки демонов? Ни за что не поверю, что здесь нет никаких тайных сокровищ.
Цветочника обернулась и, покачивая бедрами, шагнула вперед, усевшись на колено господина Сяосяна. Вытянув свои длинные руки, она ненавязчиво обняла мужчину за шею и тихо сказала:
— Подожди, пока этот Хань сломает печать горы. Тогда мы прокрадемся внутрь и отыщем сокровище, позволяющее ему превращаться. А пока, мы будем тихо сидеть и смотреть, как дерутся тигры3. Когда он и эти псы из Управления небесных гаданий перебьют друг друга, мы воспользуемся этим4... И тогда, когда ты получишь власть над миром, когда ты достигнешь величия, ты ведь не забудешь обо мне?
3 坐山观虎斗 (zuò shān guān hǔ dòu) — сидеть на горе и смотреть, как дерутся тигры (обр. в знач.: занимать выжидательную позицию, наблюдать со стороны, смотреть, чья возьмет).
4 坐收渔利 (zuòshōu yúlì) — букв. ничего не делая, получить выгоду подобно рыбаку; извлечь выгоду из чужого конфликта.
Наблюдавший за ними Чэн Цянь вдруг понял, что массив в руках этого человека ничем не отличался от того, который пытался создать Хань Юань. И даже если он знал, что ничего, кроме печати главы клана, не сможет открыть гору Фуяо, в его сердце вспыхнула ярость.
Вдруг, чья-то рука мягко обняла его сзади за плечи, будто желая удержать от опрометчивых поступков.
Чэн Цянь прикрыл глаза и обратился к новоприбывшему через духовное сознание:
— Эти трое собираются порыбачить в мутной воде. Они хотят сразиться с демоническим драконом вместо Управления небесных гаданий. Я не думаю, что они слабы, не стоит их недооценивать. Будет плохо, если они что-то натворят.
Янь Чжэнмин молча выслушал его объяснения и, с минуту подумав, произнес:
— Убьем их.
Сказав это, Янь Чжэнмин первым взял на себя инициативу и, растворившись в воздухе, словно призрак, обнаженным клинком устремился на самого могущественного из собравшихся, господина Сяосяна.
Господин Сяосян сердито крикнул:
— Кто здесь?!
— Тот, кто желает отнять твою жизнь, — ответил Янь Чжэнмин.
С этими словами двое сошлись в бою. Господин Сяосян открыл рот и выплюнул в воздух сгусток черного дыма, тут же превратившийся в три щита толщиной в один чи. На лице полураздетой темной заклинательницы появился ужас, и девушка попыталась скрыться.
Господин Сяосян парил за щитами. Прежде, чем он успел перевести дух, мужчина услышал громкий шум. Щиты раскололись под натиском меча. Господин Сяосян не смог разглядеть, что за клинок был в руках у напавшего на них заклинателя. Его попросту не было. Меч был соткан из ауры своего хозяина. Сперва он не показался мужчине острым, но стоило только лезвию приблизиться, как господин Сяосян тут же ощутил его ужасающую силу.
Он был потрясен. Мужчина вскинул руки, и из его рукавов вырвались сгустки черного тумана. В какой-то момент господин Сяосян потерял человеческий облик, сделавшись похожим на свирепого зверя. Окутанный тьмой, он прошипел:
— Я смотрю тебе жить надоело. Я дам тебе почувствовать дыхание смерти и отправлю тебя прямиком к твоему старому наставнику!
Цветы и растения, звери и птицы, все, чего касался черный туман, тут же погибало. В мгновение ока в тех местах, где некогда была жизнь, остались лишь сухие ветки и белые кости. То, что он нес в своих руках, было самой смертью!
Едва господин Сяосян взмахнул рукавом, как изнутри вырвалось еще два черных сгустка. Дыхание смерти устремилось прямо к Янь Чжэнмину, врезавшись в окружавший его барьер изначального духа.
Было отчетливо видно, с какой скоростью дыхание смерти поглощало барьер Янь Чжэнмина. Там, где темная энергия касалась изначального духа, появлялись обугленные участки. Изначальный дух главы Янь был слишком силен, дыхание смерти не могло совладать с ним, но, вопреки ожиданиям, оно становился все сильнее и сильнее.
В этот самый момент с высоты раздался голос Ли Юня:
— Ну, конечно же! Это обращение двух великих начал5! Оно может поглощать изначальный дух и жизненную силу, но ему ни за что не разрушить меч!
5 逆转阴阳 (nìzhuǎn yīnyáng) — досл. Обратный инь-ян. Обращенные вспять два великих начала.
Зрачки господина Сяосяна сузились. Янь Чжэнмин внезапно отозвал свою защиту, но, прежде, чем дыхание смерти успело приблизиться к нему, оно было разрублено тенью меча. Однако, этот удар не остановил силу его клинков. Жужжа, они устремились прямо к господину Сяосяну.
Атака увенчалась успехом, но вдруг Ли Юнь закричал:
— Осторожно!
В следующий же момент «господин Сяосян» превратился в скелет, глядевший на Янь Чжэнмина парой черных дых. Это был двойник.
Все пространство вокруг заполнилось образами мужчины. Бесчисленные клинки пронзали их насквозь одного за другим. Вскоре, Янь Чжэнмин был окружен скелетами. Они оба оказались в тупике.
Но, что насчет цветочницы? Девушка среагировала моментально. Как только Янь Чжэнмин высвободил ауру меча, она тут же оттолкнула господина Сяосяна и отскочила на приличное расстояние. Девушка нахмурилась, сведя свои украшенные лепестками брови на переносице:
— Заклинатель меча?
По какой-то причине, темные заклинатели больше всего на свете боялись заклинателей меча. Не считая внутреннего демона, они были неуязвимы для сотни ядов. Увидев, что все пошло прахом, цветочница собиралась было сбежать, но вдруг ее тело окутала морозная аура. Позади послышался чей-то голос:
— Куда ты собралась?
Цветочница оглянулась. Сперва ее брови поползли вверх, но сразу после этого на ее лице вновь расцвела улыбка. Это сделало ее похожей на распустившийся цветок. Девушка приоткрыла губы и нежно проворковала:
— Откуда ты взялся, мальчик? Ты такой красивый.
Стоило ей только открыть рот, как все вокруг тут же попадали под ее очарование. Даже если противник был намного сильнее ее и ей не удавалось затуманить его разум, этого было достаточно, чтобы заставить человека впасть в транс. Висевший в воздухе Ли Юнь все видел, он собирался было окликнуть Чэн Цяня, но не успел он произнести ни слова, как Чэн Цянь уже нанес первый удар.
Ли Юнь на мгновение онемел и тут же со смехом произнес:
— Этот Сяо Цянь... Вот, Лужица, в чем хорош твой третий старший брат. Он добрый и целеустремленный, и никогда не поддается очарованию таких посредственных вещей, как чужая красота. Ты тоже этому научишься.
Лужа недоуменно уставилась на него.
— Чему это я научусь? Меня не очаровывает чужая красота, я сама красавица.
Ли Юнь сокрушенно вздохнул:
— О Небо, тебе нужно научиться держать лицо, младшая сестра.
Не дожидаясь, пока Лужа взорвется, он тут же добавил:
— Сяо Цянь, будь осторожен, следи за своим дыханием. Тело этой женщины покрыто цветами персика, похоже, она практиковала «Путь желаний». В воздухе полно ядовитой пыльцы.
Пока он говорил, холодная аура клинка Чэн Цяня уже сформировала ледяную завесу, и все цветы разом замерзли. Клинок прилива из техник владения деревянным мечом клана Фуяо в его руках безжалостно разрушил ледяные лепестки. Еще пара ударов, и одна из рук красавицы оказалась отрублена.
Цветочница закричала, но как же жаль, что, ни прятавшийся от Янь Чжэнмина господин Сяосян, ни их проводник, так и не осмелившийся показаться на глаза, никак не отреагировали на нее. Всю дорогу они были как птицы одного леса6, но стоило только ветру колыхнуть траву7, как они тут же сделали вид, что никогда не знали друг друга.
6 同林鸟 (tónglínniǎo) —птицы одного леса, обр. муж и жена.
7 风吹草动 (fēng chuī cǎo dòng) — дуновение ветра, колыхание травы; обр. едва заметное движение; незначительные сдвиги; малейшие перемены.
Ее раны быстро покрывались льдом. Чэн Цянь прислушался к словам Ли Юня и, чтобы не позволить девушке использовать на нем свои грязные трюки, он решил попросту заморозить ее, намереваясь покончить с проблемой одним ударом.
Но цветочница больше не полагалась на свои искусные речи и смазливую внешность. Она успешно уклонилась от нескольких атак, с яростью глядя на Чэн Цяня, словно желая проглотить его живьем. Внезапно, она издала нечеловеческий крик, и вторая ее рука отделилась от тела. Рука упала на землю, и воздух заполнился кровавым туманом. Покоившиеся на ее обнаженных плечах цветы тут же сложили свои лепестки и попадали вниз. В мгновение ока все вокруг превратилось в цветущую поляну.
Разросшийся цветник моментально поглотил ее отрубленные конечности, распыляя повсюду густой туман.
Болтавшийся неподалеку Нянь Дада уже собирался было ринуться вперед, но Ли Юнь вовремя оттащил его.
— Осторожнее, — сказал он, — твой мастер может это видеть, а ты, вероятно, еще нет. Когда эта женщина сражается, она создает из своей крови и плоти цветочное поле, питающееся энергией хозяина. Если вдохнешь этот туман, надолго застрянешь в ее иллюзии...
— А?! Но что насчет моего мастера? — выпалил Нянь Дада.
— Он сможет с этим справиться. Его тело создано из камня сосредоточения души, подобные трюки на него не действуют.
Когда он закончил говорить, цветы на поле склонились к земле. С неба на них обрушились лед и снег. Туман развеялся. Одетый в черное Чэн Цянь казался равнодушным, но вдруг, на его плечо опустился невероятно красивый цветок.
Тело цветочницы почти превратилось в бесформенную палку, ее красивое лицо изменилось. Когда ее взгляд упал на цветок, девушка внезапно подалась вперед и расхохоталась:
— Ха-ха-ха! Ты больше не обычный смертный, но все еще интересуешься цветами персика9? Вы все лишь прикидываетесь праведниками, лживые заклинатели...
9 桃花劫 (táohuājié) — злой рок, связанный с противоположным полом. Цветы персика (символ женщины).
Ее слова ошеломили всех вокруг.
Но не успела она договорить, как, словно из ниоткуда, возник клинок Чэн Цяня. Вдруг, с горы Тайинь, послышался громкий шум. Шум смешался с ветром, криками больших птиц, топотом копыт, с голосами диких животных и рокотом бурных потоков. Земля содрогнулась.
Ли Юнь изменился в лице.
— Старший брат, скорее! «Массив истребителей демонов» пришел в движение!
Прежде, чем Янь Чжэнмин успел ему ответить, скрывавшийся в тени темный заклинатель внезапно показался из своего укрытия и странно усмехнулся.
— Скорее? (9)
(9) В обоих случаях, и в словах Ли Юня и в словах темного заклинателя используется фраза 速战速决 (sù zhàn sù jué) — букв. быстрая война с быстрым исходом; молниеносное сражение. Т. е. быстрее начать битву, чтобы быстрее достичь цели.
Он поднял руку, и развернувшийся на земле массив внезапно изменился до неузнаваемости. Господин Сяосян едва не налетел грудью на меч Янь Чжэнмина. Он в замешательстве рухнул на землю. Удивленный и рассерженный, он воскликнул:
— Лу Цюпин, что ты делаешь?!
Но создатель массива Лу Цюпин уже добрался до «ока».
— Этот так называемый массив Хань Юаня, просто бесполезное заклинание для «подслушивания горы». Вы все еще хотите с его помощью пробраться во владения клана Фуяо? Как забавно. Бросьте эту затею, господин Сяосян. Теперь я покажу вам, что значат слова: «Пока богомол охотился за цикадой, сзади его подстерегала иволга»10.
10 螳螂捕蝉，黄雀在后 (táng láng bǔ chán, huáng què zài hòu) — богомол хватает цикаду, а позади него воробей (обр. в знач.: а) на всякую силу есть управа; б) не подозревать о нависшей опасности)
Вопреки ожиданиям, в самый ответственный момент, троица темных заклинателей устроила грызню!
Из-за того, что «Массив истребителей демонов» внезапно пришел в движение, все оказались в полной растерянности. И лишь только клинок Чэн Цяня не утратил своей силы. Обрушившись на темную заклинательницу, лезвие тут же разрубило ее надвое.
Ее тело оказалось разделено, но верхняя часть успела прокатиться три чи по земле. Потоки крови превратились в реку. Цветы на ее лице стремительно увядали, ее кожа высохла, как бумага, и тут же сморщилась, но в ее полуприкрытых глазах все еще плескалась ненависть. Девушка открыла рот и произнесла:
— Дарю тебе эти ядовитые цветы.
С этими словами ее тело взорвалось. Когда с ее губ слетели последние слова, Чэн Цянь насторожился. Шуанжэнь тут же образовал вокруг ее останков ледяную сеть. Попадая на холодное лезвие, капли крови девушки превращалась в цветы, но, едва коснувшись меча несчастной смерти, лепестки тут же покрывались инеем и увядали.
По случайному стечению обстоятельств, ядовитые цветы погибшей угодили прямо в выстроенный Лу Цюпином массив.
Лу Цюпин оказался застигнут врасплох. Закричав, он внезапно закрыл лицо руками. Вокруг его тела взвился алый туман, в мгновение ока превратив несчастного в окровавленный скелет.
Это случилось так быстро и неожиданно, что в какой-то момент все присутствующие потеряли дар речи.
Но в следующее же мгновение гул повторился, и с вершины горы Тайинь полился зловещий белый свет. «Массив истребителей демонов» протянулся на пятьдесят ли, заключая в себя всех, кто попадался на пути.
Свирепая Ци хлынула в поле ядовитых цветов, смешиваясь с белым светом и алым туманом. Сплетясь воедино, они тут же взмыли в небо.
Должно быть, это и был самый сложный в мире массив.
Янь Чжэнмин вот-вот взорвется.
У подножия горы Тайинь змеилась тень демонического дракона. Желая побыстрее покончить с темным заклинателем, Янь Чжэнмин воспользовался замешательством господина Сяосяна, чтобы отыскать среди скелетов его истинное тело. Как только ему это удалось, юноша безжалостно разрубил противника надвое.
Вокруг разлетелись пропахшие кровью ядовитые цветы.
— Идем! — воскликнул Янь Чжэнмин.
Словно желая утолить свой гнев, Янь Чжэнмин схватил пытавшегося взлететь Чэн Цяня за плечо и потащил его за собой, процедив сквозь зубы:
— Цветы персика, да?
Чэн Цянь впервые за всю свою жизнь захотел укрыться от его взгляда и тихо произнес:
— Старший брат, мне очень жаль.
В эту простую фразу он вложил так много того, что желал бы сказать, но никто этого так и не понял. Янь Чжэнмин не знал, за что он извинялся. Услышав эти слова, он только сильнее разозлился. Уснувший на время внутренний демон, казалось, снова начал просыпаться.
Янь Чжэнмин раздраженно вздохнул и принялся повторять в уме писание «О ясности и тишине», пока строчки не превратились в своеобразную колыбельную. Ярость в его душе постепенно улеглась, и пламя обратилось в холодный пепел. Янь Чжэнмин в миг растерял весь свой прежний запал.
Не оборачиваясь, он все же отпустил Чэн Цяня.
— Я разберусь с тобой, когда вернемся. Следуйте за мной!
Несколько мечей взмыло в воздух, словно сияющая радуга, и в течение пары мгновений преследуемые ядовитыми цветами заклинатели прибыли на место. Оглянувшись назад, Ли Юнь осторожно произнес:
— Похоже, создатель здешней печати пытался позаимствовать силу у «Массива истребителей демонов», но в итоге все закончилось вот так. Яд персиковых цветов соединился с массивом. Теперь никто не сможет точно сказать, что произойдет. Боюсь, нам придется нелегко.
Лицо Янь Чжэнмина сделалось похожим на глыбу льда.
— Думаешь, ты один такой умный? Ты умрешь, если перестанешь выделываться?
Ли Юнь быстро посмотрел на старшего брата. Ему не составило труда понять, как зол был Янь Чжэнмин. Как герой, умевший приспосабливаться к любым ситуациям, Ли Юнь тут же замолчал и больше не произнес ни слова.
Им потребовалось немного времени, чтобы добраться до места назначения, но ситуация у подножия горы Тайинь менялась, как гонимые ветром тучи1.
1 风云变幻 (fēngyún biànhuàn) — меняться, как гонимые ветром тучи (обр. о быстрых кардинальных переменах).
Хань Юань прорвался в «Массив истребителей демонов», но смертоносная аура этого места оказалась сильнее, чем демонический дракон.
Со всех сторон к нему слетались бесчисленные клинки. Даже случайно упавший с дерева лист тут же превращался к холодное лезвие. Любой, кто пересек границу массива, мог быть атакован и превращен в насаженный на вертел кусок мяса. Даже умение летать не смогло бы его спасти.
Ли Юнь нахмурился.
— Массив изменился!
— Что? — переспросил Янь Чжэнмин.
— «Массив истребителей демонов» обладает невероятно смертоносной аурой. Она уничтожает все, что стоит у нее на пути, независимо от занимаемой стороны. Те, кто создал его, придумали ограничение для защиты своих людей. Массив атакует лишь тех, кто полон темной энергии, — в спешке произнес Ли Юнь. — Но он не делает различий между нами и врагом!
Стоило ему произнести эти слова, как они заметили заклинателя в черном. Человек, как обезумевший, несся прямо к ним. На нем были одежды Управления небесных гаданий. В руках у незнакомца не было меча. Он был так напуган, что походил на кролика, снующего у лап свирепого орла. Вдруг, прямо перед ним словно из ниоткуда появился клинок. Не успев среагировать, заклинатель тут же налетел на лезвие, получив ощутимый удар в грудь. Меч оставил после себя крестообразную рану, разрубив несчастного на четыре части.
Его искалеченное тело рухнуло на землю.
Янь Чжэнмин не знал, что и сказать в такой ситуации. Им подвернулся удачный шанс. Сперва они столкнулись с кучкой темных заклинателей, внезапно решивших перебить друг друга, а теперь в Управлении небесных гаданий случилось восстание?!
Но им все еще предстояло встретиться с непредсказуемой силой «Массива истребителей демонов», в то время как их неустанно преследовал ядовитый цветочный туман.
Более того, рядом находился Чэн Цянь, оказавшийся правым от начала и до конца!
Ли Юнь заметил демонического дракона, бившегося в ловушке «Массива истребителей демонов».
— Старший брат…
— Давайте покончим с этим, — равнодушно произнес Янь Чжэнмин, — Будь то интриганы или же их противники, все мы застряли здесь. Вероятно, мы погибнем, если не уничтожим этот массив.
Испугавшись темно-красной вспышки в глазах Янь Чжэнмина, Ли Юнь неуверенно напомнил ему:
— Мне кажется, лучше бы тебе сперва позаботиться о себе.
Но Янь Чжэнмин проигнорировал его слова. Он был полон решимости сломать этот массив. Он ни за что бы не позволил этим проклятым тварям заманить его в ловушку и убить.
Янь Чжэнмин подумал: «Я должен выяснить, что за человек у тебя на уме, Чэн Цянь!»
Юноша вытянул вперед руки и выкрикнул заклинание. Между его ладоней тут же появился небольшой деревянный меч. Меч становился все больше и больше. Затем, клинок вспыхнул ярким белым светом и, наконец, превратился в полноразмерное оружие.
Стоило только мечу явить себя, как у Чэн Цяня сразу же возникло очень странное чувство. Больно не было, но он отчетливо осознал свою связь с этим клинком.
Словно яркая молния, воздух прорезала мощная волна ауры меча. Удар сотряс внешнюю область «Массива истребителей демонов» и разорвал границу.
Дракон резко вскинул голову.
«Массив истребителей демонов» словно обезумел, сцепившись с аурой меча. Бесчисленные призрачные клинки дождем рухнули с неба, целясь в оружие Янь Чжэнмина.
С оглушительным лязгом мечи столкнулись друг с другом. Этот звон был таким громким, что, казалось, мог бы запросто разорвать барабанные перепонки. Словно сотни огненных драконов, в воздух метнулся сноп искр, похожий на взрыв тысячи фейерверков, озаряя вечернее небо. Вокруг стало светло, как днем.
Грудь Янь Чжэнмина тяжело вздымалась, руки посинели, в его сердце почти не осталось крови.
Вдруг, он отчетливо ощутил присутствие чужой ауры, лившейся в его тело из деревянного меча. Начиная с рук, странная энергия мягко успокаивала его поврежденные меридианы.
В этот самый момент деревянный меч покрылся тонким слоем инея.
Янь Чжэнмин ошеломленно замолчал.
Что же такого необычного было в этом, созданном из изначального духа, деревянном клинке?
Янь Чжэнмину показалось, что он вот-вот взорвется. Что еще этот мальчишка от него скрыл?!
Но вдруг, в самый ответственный момент, преследовавший их по пятам ядовитый цветочный туман, наконец, настиг свою цель.
Словно капли воды, попавшие на раскаленную сковородку, цветы обрушились на «Массив истребителей демонов» и с шумом взорвались.
В мгновение ока все вокруг оказалось окутано ядом, наполняя магический круг густым ароматом. Каждый, кто находился внутри, мог почуять в этом запахе угрозу.
Яд без труда разъел барьер изначального духа, защищавший одного из темных заклинателей. Лицо несчастного тут же приобрело блаженное выражение, будто его разум потерялся в небытие. Он ощутимо замедлился и внезапно рухнул вниз. Его тело оказалось высушено досуха, превратившись в счастливый сморщенный труп.
Демонический дракон завыл, и его голос эхом разнесся по небу. Он тут же ринулся к границе «Массива истребителей демонов», любезно показанной ему ударом ауры меча Янь Чжэнмина. Огромный зверь сердито взмахнул хвостом и врезался прямо в невидимый барьер.
Мир содрогнулся. Казалось, что горы вокруг готовы были в любой момент рухнуть. Более половины огневой мощи «Массива истребителей демонов» было нацелено на Хань Юаня. Со всех сторон слетались бесчисленные сияющие клинки и безжалостно атаковали дракона.
Дракон широко распахнул глаза и яростно взревел, не останавливаясь ни на мгновение. Он развернулся и вновь ударил по границе массива.
Ли Юнь ничего не мог с собой поделать. Мысль о знамени истинного дракона переполнила его сердце, и юноша принялся рыться в своей сумке. Дрожащими руками он, наконец, вытащил оттуда злополучный артефакт.
Вдруг, кто-то схватил его за локоть. Вздрогнув, Ли Юнь выпустил знамя истинного дракона из рук, но некто тут же поймал его.
— Второй брат, не делай этого. Если эта вещь попадет в лапы демонического дракона, ты войдешь в историю как человек, совершивший непростительный грех, — тихо сказал Чэн Цянь. — Пожалуйста, присмотри за Лужей и Нянь Дада. Я найду способ отыскать «око».
Ли Юнь удивился.
— Ты...
Чэн Цянь спрятал знамя в рукав и помчался к подножию горы Тайинь.
Едва он пересек границу, как бесчисленные клинки «Массива истребителей демонов» преградили ему путь. Шуанжэнь сиял в его руках, пока юноша старательно прокладывал себе дорогу в море мечей. Морозный след, тянувшийся за лезвием, напоминал широкий шелковый пояс.
Духовная энергия вихрем пронеслась по телу Чэн Цяня, активируя все его чувства. Если Ли Юнь был прав в том, что для запуска такого огромного массива потребовалось бы невероятное количество людей, и что «око» массива должно было быть божественным артефактом, Чэн Цянь, тело которого было создано из камня сосредоточения души, что делало его более чувствительным к подобным вещам, должен был хотя бы попытаться. Даже если это и не гарантировало, что он непременно отыщет это «око».
Вдруг кто-то преградил ему путь. Чэн Цянь, не раздумывая, атаковал. Две мощных ауры столкнулись друг с другом, и противника едва не отбросило в сторону. Человек поспешно заговорил:
— Старший, пожалуйста, остановись!
Это был Ю Лян.
Чэн Цянь, конечно же, узнал его, но он вовсе не собирался сдерживаться. Он уже давно затаил злобу на этих не в меру любопытных головорезов из Управления небесных гаданий. Он собирался убить каждого, кто встанет у него на пути, совершенно не заботясь о том, кто это был.
Вслед за первым последовал еще один безжалостный удар. Аура Шуанжэня оставила за собой огромный белый круг. Ю Лян не осмелился прямо противостоять ему и поспешно отошел в сторону.
— Старший, пожалуйста, подожди! Я знаю, где находится «око» массива!
Чэн Цянь взглянул на него и сказал с усмешкой:
— Я ни за что не поверю собакам из Управления небесных гаданий.
— Старший Чэн! — глаза Ю Ляна покраснели. — Здесь тридцать тысяч солдат округа Тайинь, не говоря уже о сотнях людей из моего клана. Пусть я и собака, но как я могу спокойно стоять и смотреть на то, как они умирают?!
Чэн Цянь промолчал. Несколько мгновений спустя он вновь взглянул на готового расплакаться заклинателя меча, и сказал:
— Показывай дорогу.
С этими словами, Чэн Цянь щелкнул пальцами. Из его руки вырвался луч ослепительно белого света и устремился прямо в облака, унося за собой вихрь льда и снега. Этот жест тут же привлек всеобщее внимание. Даже пытавшийся прорвать «Массив истребителей демонов» демонический дракон, вернулся в человеческую форму. Стерев с губ кровь, он холодно посмотрел в сторону Чэн Цяня.
Ю Лян стиснул зубы. Теперь он отчетливо осознал, что закончить задание по поимке дракона ему уже не удастся.
— Следуй за мной, — безжалостно сказал он.
Взмахом меча он расчистил узкий проход и повел Чэн Цяня к подножию горы Тайинь.
У подножия горы росло большое дереве, на ветвях которого висело несколько трупов. Ю Лян не оглядываясь, произнес:
— Они вмешались в «Массив истребителей демонов». Я расправился с ними, но массив внезапно пробудился, его было уже не остановить. Старший, пожалуйста, взгляни.
У горы Тайинь бушевал огромный тайфун. Он кружился, словно водоворот посреди великого моря, пряча внутри бесчисленные острые лезвия. Даже такой заклинатель меча, как Ю Лян, уже сформировавший свой изначальный дух, дрожал от ужаса, издалека чувствуя его смертоносную ауру.
Чэн Цянь заметил в руках у одного из трупов короткий меч. Он мог бы сказать, что это хороший клинок, только лишь прикоснувшись к нему. Рукоять меча была покрыта рядом сильных заклинаний. Это доказывало, что они были начертаны мастером какого-то крупного клана.
Чэн Цянь взвесил клинок на ладони, наполнил его своей Ци, а затем направил его в тайфун. Клинок взревел, однако буквально через мгновение воздух сотряс страшный звон. Защитные заклинания на рукояти рассыпались в пыль, и меч превратился в кусок металлолома.
«Око» разрушало даже сталь. Как тут было выжить смертному?
Чэн Цянь нахмурился и взмахнул рукой. На его ладони тут же образовалась сфера духовной энергии, окутав его тело холодом.
В этот момент, словно из ниоткуда, появился Янь Чжэнмин. Увидев, эту картину, он немедленно бросился вперед и поднял руку, намереваясь заставить поток духовной энергии вернуться в тело хозяина. Юноша закричал:
— Убери это!
Видя, что полная ярости сфера вот-вот столкнется с ладонью Янь Чжэнмина, Чэн Цянь поспешил немедленно отозвать ее. Рука Янь Чжэнмина остановилась совсем рядом с его лицом, как если бы юноша собирался дать младшему брату пощечину.
Чэн Цянь тут же замер на месте, не решаясь двинуться, и подумал: «Если он действительно даст мне пощечину, мне, вероятно, станет намного легче».
На лице Янь Чжэнмина мелькнул целый ворох различных эмоций, после чего юноша спокойно отступил.
— И ты смеешь искать «око» «Массива истребителей демонов» таким образом?!
Чэн Цянь не произнес ни слова. Казалось, он пытался молча противостоять старшему брату, что только сильнее разозлило Янь Чжэнмина.
Откуда-то издалека донесся резкий смех. Никто не заметил, как появился Хань Юань. Не обращая ни на кого внимания, он вскинул руку и из его ладони вырвался яростный порыв духовной энергии.
Демоническая аура сформировала в воздухе нового черного дракона. Дракон поднял голову и проглотил все ядовитые цветы, а затем самонадеянно бросился на тайфун.
Земля содрогнулась. Похоже, своими действиями он только спровоцировал «око» «Массива истребителей демонов», и тайфун внезапно увеличился вдвое. Небо потемнело, и даже поднятая ветром пыль превратилась в острые клинки. Черный дракон страдал от бесчисленных порезов. Ю Ляна едва не втянуло внутрь. Защитные барьеры духовной энергии покрылись трещинами, заставляя остальных заклинателей отступить.
— Ты сошел с ума! — закричал Янь Чжэнмин.
Едва он успел это произнести, как черный дракон издал леденящий душу крик и внезапно рассеялся!
Лицо Хань Юаня было бледным. Юноша сильно шатался. Похоже, он был серьезно ранен. Но даже в таком состоянии он продолжал делать вид, что ничего не произошло, и снисходительно улыбнулся Ю Ляну.
— Талант вашего клана устраивать внутренние распри не имеет себе равных. Сегодня Хань Юань многому научился у вас.
Чэн Цянь коснулся спрятанного в рукаве знамени истинного дракона и вдруг тихо произнес:
— Может быть, я смогу попытаться.
Янь Чжэнмин сердито посмотрел на него. Однако, когда Чэн Цянь показал ему край флагштока и бросил быстрый взгляд в сторону Хань Юаня, Янь Чжэнмин сначала удивился, но вскоре догадался, к чему он клонит.
Обменявшись взглядами, они немедленно приступили к действиям.
Чэн Цянь тут же развернул знамя истинного дракона. Это был не тот кусок хлама, что притащил с собой Бянь Сяохуэй. Когда огромный запас его духовной энергии влился во флагшток, душа древнего дракона издала громкий рев и вырвалась на свободу, лучась ослепительно ярким светом. Будто зверь вновь вернулся к жизни.
Как оказалось, им удалось заполучить знамя истинного дракона не потому, что запечатанная в нем душа была слаба, а потому, что Бянь Сяохуэй был ужасным хозяином, и сила артефакта была заметно ограничена. Все, что у него было — это изначальный дух, способный временно поддерживать дракона. Тем не менее, этого было вполне достаточно, чтобы запугать множество сильнейших заклинателей.
Но в этот раз знамя использовал Чэн Цянь.
Хань Юань сначала удивился, но поняв, что это за артефакт, юноша пришел в безумный восторг. Однако едва он подался вперед, как стоявший наготове Янь Чжэнмин немедленно атаковал его.
Но у Хань Юаня не было другого выбора. Он был ранен «Массивом истребителей демонов» и утратил часть своей силы. На мгновение он оказался в ловушке меча Янь Чжэнмина.
Когда появился божественный дракон, «Массив истребителей демонов» еще больше оживился. Чэн Цянь вынужден был убрать Шуанжэнь. Когда к нему в руки попал драконий хребет, тот сразу же превратился в копье. Полагаясь на защиту древнего зверя, юноша взмыл в воздух, намереваясь войти в самое сердце «Массива истребителей демонов».
Но даже если божественный дракон находился прямо перед ним, смертоносная аура, бьющая ему в лицо, все равно заставила Чэн Цяня почувствовать давление в груди. Защищавший его барьер изначального духа разбился вдребезги. Держа в руках копье из драконьего хребта, Чэн Цянь очертил перед собой круг, и божественный зверь тотчас обвился вокруг юноши.
Окутывающее его золотое свечение мгновенно потускнело.
Чэн Цянь должен был сконцентрировать всю свою духовную энергию в знамени истинного дракона.
Это напомнило ему тот случай из детства, когда он всеми силами пытался вырезать заклинание, совершенно не заботясь о том, хватит ли ему сил справиться с этим. Когда Чэн Цянь поднялся на ноги, все его тело отозвалось болью, будто его пронзила тысяча игл. Его энергетическое море почти пересохло, и меридианы больше не могли этого выносить. Душа дракона вновь засияла. Зверь раскрыл пасть и выплюнул пару золотых драконьих жемчужин.
Словно разумные существа, бесполезные на вид драконьи жемчужины ринулись вперед, открывая в бушующем тайфуне узкий проход. Только благодаря этому Чэн Цянь, наконец, смог увидеть свет «ока» «Массива истребителей демонов».
Юноша никогда не страдал от недостатка мужества. Будучи целеустремленным человеком, достигавшим своих целей, даже если приходилось ползти, юноша и не заметил, как его силы понизились настолько, что он больше не мог стоять на мече. Недолго думая, Чэн Цянь прыгнул на древнего дракона и, пригнувшись, бросился в бурю мечей.
Спина Чэн Цяня тут же покрылась ранами. Сейчас он больше напоминал рыбу на разделочной доске. Божественный дракон издал гневный рев и последовал за жемчужинами прямо в сердце урагана, где находилось «око» «Массива истребителей демонов».
Чувствуя, что его силы на пределе, Чэн Цянь не стал утруждаться себя разглядыванием этого артефакта. Юноша попросту подбросил его копьем в воздух и ловко поймал.
«Око» массива покинуло свое место.
Воздух сотряс оглушительный взрыв. Огромное множество лезвий внезапно изменило свое направление и устремилось в небо. На границе «Массива истребителей демонов» раздался громкий треск, и он начал стремительно разрушаться.
Земля под ногами была испещрена ямами и рытвинами. Темные заклинатели и силы Управления небесных гаданий, застрявшие в пределах массива, больше не сражались друг с другом. Избавившись от этой напасти, все они, похоже, вздохнули с облегчением.
В это время божественный дракон медленно приземлился у подножия горы.
Чэн Цянь сразу же скатился с его спины, не успев даже перевести дыхание.
Позабыв о Хань Юане, Янь Чжэнмин тут же бросился вперед, чтобы поймать его. Но прежде, чем он успел осмотреть раны младшего брата, вокруг них рассыпались ядовитые цветы, превратившись в бесконечное море красивых, но опасных розовых лепестков.
Хань Юань холодно усмехнулся. Взмахнув рукой, он без труда создал сферу адского огня. Пламя пожрало цветочное поле, превратив все вокруг в пепелище, и в небо взвился яростный черный дым.
Однако именно в этот момент случилось нечто неожиданное. То, что потрясло всех присутствующих.
Густой черный дым будто всколыхнул что-то в небесах, сверху тут же ударила молния, и со всех сторон покатилось эхо громких взрывов. Внезапно, в самом центре небосвода появилась трещина, ровно в том месте, куда ранее устремилась волна острых клинков.
Трещина протянулась до самого горизонта, все больше и больше расширяясь, словно силясь разорвать мир на части. Она поглощала все, что вставало у нее на пути, будь то живое или мертвое.
В мгновение ока Янь Чжэнмин, Чэн Цянь и знамя истинного дракона исчезли без следа.
Напоминаем, что у команды перевода есть телеграм-канал, где мы публикуем разные интересные заметки. Будем рады видеть вас среди наших подписчиков. Присоединяйтесь: t.me/SHENYUANTL
Ты мне на самом деле нравишься, я желаю тебя!
Очнувшись, Чэн Цянь обнаружил, что вокруг было темно. Очень темно.
Сперва он ощутил боль, затем холод.
По правде говоря, последние пятьдесят лет своей жизни он провел у ледяного озера, все его тело, каждая косточка были созданы в этих водах, он давно должен был утратить чувство «холода». Но это, похоже, было очень странное место.
В отличие от настоящего мороза, в этой мрачной темноте разливалась холодная Ци, медленно, но верно, пробиравшая юношу до костей.
Даже будь у Чэн Цяня медная кожа и железный позвоночник, он все равно не смог бы устоять перед этим медленным убийцей.
Стоило только человеку попасть в подобную ситуацию, как силы тут же покидали его, разум затуманивался, и он начинал чувствовать себя вялым и измотанным.
Чэн Цянь нахмурился. Что это за проклятое место?
Шуанжэнь все еще висел у него на поясе. Юноша пошевелил окоченевшими пальцами и обнаружил, что копье вновь превратилось во флагшток, и душа древнего зверя вернулась на свое место. Знамя истинного дракона было крепко зажато в его ладони.
Осознав, что не потерял ни одну из этих вещей, Чэн Цянь почувствовал облегчение.
Юноша потянулся, намереваясь подняться на ноги, но едва он оперся на землю, как ладонь пронзила жгучая боль. Он вдруг вспомнил, что прихватил с собой «око» «Массива истребителей демонов».
Однако, когда он попытался посмотреть на свою руку, она оказалась на удивление чистой. Мало того, что она не была ни черной, ни окровавленной, как он себе представлял, на коже, казалось, вообще не было ни царапины.
Это было поистине странно.
Чэн Цянь как следует сосредоточился, и на его пальцах вспыхнул белый огонек. Огонек очертил в воздухе небольшой знак, по форме напоминавший человеческое ухо, а затем исчез.
Кроме оставшейся жгучей боли и необычной отметины, больше ничего не изменилось, и Чэн Цянь решил оставить размышления об этом на потом.
В этот раз он заметно перенапрягся, и его раны открылись. Чэн Цянь тихонько зашипел, и попытался было погрузиться в медитацию, чтобы восстановить свое дыхание и залечить травмы.
Но в этот самый момент он вдруг услышал неподалеку голос Янь Чжэнмина.
— Оставь в покое свой изначальный дух, — Янь Чжэнмин сидел неподалеку от него, его голос звучал немного хрипло. — Если я правильно понимаю, мы угодили во владения внутреннего демона, в окрестности Башни отсутствия сожалений. Ты ранен?
— Нет, я ведь не какой-нибудь там бродячий заклинатель, — Чэн Цянь оперся на землю и, наконец, встал. — Что здесь происходит? Старший брат, ты в порядке?
— Я-то в порядке, сиди спокойно, — отозвался Янь Чжэнмин. — Сила «Массива истребителей демонов» оказалась слишком велика, когда душа древнего зверя пробудилась, он рухнул. А этот безрассудный дурак Хань Юань додумался поджечь ядовитые цветы. Создание «демонического дракона» было полностью завершено, и это случайно сломало печать Башни отсутствия сожалений. Мы оба находились поблизости и нас попросту затянуло внутрь.
Чэн Цянь молчал.
В этот раз, прежде, чем выйти из дома, он, похоже, забыл свериться с календарем, и теперь все неудачи разом обрушились ему на голову.
Янь Чжэнмин, казалось, с чем-то боролся. Он глубоко вдохнул, а затем медленно выдохнул, после чего тихо произнес:
— Все в порядке, клан Фуяо поколениями охранял Долину демонов. Печать главы все еще при мне. Отсюда должен быть какой-то выход. Не используй силу своего изначального духа так опрометчиво, сперва займись своими ранами.
Вся спина Чэн Цяня была покрыта порезами. Обычным способом их было бы трудно залечить. Юноша слегка повел плечом, убедившись, что не повредил мышцы, и решил отложить все это на потом.
Чэн Цянь не принял слова старшего брата близко к сердцу, но почувствовал, что с Янь Чжэнмином явно что-то не так. Однажды в юности он ввязался в драку с кучкой бродячих заклинателей. Тогда ему крепко досталось по спине дубинкой, побеждающей демонов. Старший брат отругал его, но взялся лично нанести лекарство, а теперь, когда он был ранен силой «Массива истребителей демонов», Янь Чжэнмин оставил его справляться со всем этим самостоятельно?
Чэн Цянь поднялся и подошел поближе.
— Старший брат, что с тобой?
— Я сказал тебе не подходить сюда! — резко отозвался Янь Чжэнмин.
Его голос сорвался. Шаги Чэн Цяня на мгновение остановились, но, в итоге, юноша не послушал его и приблизился.
Янь Чжэнмин сжался в углу, который, казалось, был темнее, чем все вокруг. Если бы не особое зрение заклинателей, Чэн Цяню вряд ли удалось бы его найти. Черты лица Янь Чжэнмина расплывались во мраке. Лишь длинная тусклая метка внутреннего демона вновь сияла между его бровей. Темно-красный след напоминал яркий, но аккуратный шрам.
Чэн Цянь был ошеломлен. Он поднял руку, намереваясь коснуться отметины, и прошептал:
— Это... неужели все это влияние этого места?
Янь Чжэнмину некуда было прятаться. Он только и мог, что притвориться спокойным, как монах, погрузившийся в созерцание, и молча закрыть глаза. Если бы не безудержная ярость, бросавшая тень на его лицо, все выглядело бы именно так.
Стоило только Чэн Цяню приблизиться, как брови Янь Чжэнмина дрогнули. Казалось, он испытывал сильную боль.
В конце концов он не выдержал и схватил Чэн Цяня за запястье.
Пальцы Янь Чжэнмина напоминали железные тиски. Его ладонь была обжигающе горячей. Темно-красная метка у него на лбу становилась все ярче и ярче, постепенно наливаясь кровью.
Схватив Чэн Цяня, юноша согнулся от боли и тихо прошептал:
— Не подходи... Сяо Цянь, прошу тебя...
Дело было не в том, что Чэн Цянь не знал, что такое «внутренний демон», но он понятия не имел, что кто-то мог так сильно от этого страдать.
Что он пытался удержать в своем сердце?
Чэн Цянь внимательно посмотрел на Янь Чжэнмина. Вряд ли старшему брату нравилось, что кто-то видел его в подобном состоянии, но сейчас юноше было на это все равно.
Чэн Цянь подумал: «Прости меня, старший брат».
Вернувшись в свой внутренний дворец, он тут же соединился с частью своего изначального духа, оставшейся в деревянном мече.
Его зрение вновь разделилось надвое. Будучи запечатанным в деревянном клинке, он видел внутренний дворец Янь Чжэнмина. Все вокруг находилось в хаосе. Изначальный дух метался туда-сюда, и его смертоносная аура следовала за ним. Если бы не присутствие деревянного меча, он понятия не имел, чем бы все это закончилось.
Обернутый в черный туман внутренний демон кружил вокруг сидевшего с закрытыми глазами изначального духа Янь Чжэнмина, опутывая юношу, словно свинцовая туча.
Вдруг, Чэн Цянь заметил в клубах дыма человеческое лицо. Юноша опешил.
Внутренний демон выглядел в точности как он.
В следующее мгновение злой дух обернулся струйкой черного дыма и, наконец, принял человеческий облик. Вдруг, он словно что-то почувствовал. Он оглянулся, бросил взгляд на деревянный клинок и на его лице появилась странно знакомая усмешка. Затем он вновь повернулся к сидевшему в медитации Янь Чжэнмину и внезапно опустился перед ним на колени.
Чэн Цянь ошеломленно молчал.
Он впервые видел «себя» таким и попросту не знал, как на все это реагировать.
Демон с лицом Чэн Цяня поднял глаза, поддел пальцами подбородок Янь Чжэнмина и какое-то время молча смотрел на юношу. Видя, что тот отказывается открывать глаза, демон лишь усмехнулся и медленно провел пальцами по чужим губам.
— Старший брат, почему ты не смотришь на меня? — произнес он.
В реальности пальцы Янь Чжэнмина, все еще державшие запястье Чэн Цяня, внезапно сжались, до хруста стиснув руку юноши.
Чэн Цянь был смущен. Он тут же отозвал свое сознание, но так и остался стоять на одном колене. В его сердце было пусто.
Он был ошеломлен. Долгое время он пытался вспомнить и собрать воедино все нити, все зацепки. Грубые слова, что сказал ему старший брат там, в здании библиотеки, когда он задал ему тот вопрос. Его странная реакция... это было просто немыслимо.
«Значит, его внутренним демоном все это время был я? — размышлял Чэн Цянь. — Но ведь это же невозможно, правда?»
Янь Чжэнмин наклонился вперед, и из уголка его рта заструилась кровь.
Чэн Цянь понял, что так больше не может продолжаться.
— Старший брат, — он протянул руку и сжал пальцами плечо юноши. — Сосредоточься. Мы во владениях внутреннего демона, не позволяй ему сбить себя с толку.
Услышав его голос, Янь Чжэнмин открыл глаза и тупо уставился на Чэн Цяня.
Сердце Чэн Цяня бешено забилось.
Вдруг, ни с того ни с сего, он шепотом спросил:
— Старший брат, что такое, в конце концов, этот внутренний демон?
На мгновение ему показалось, что губы Янь Чжэнмина скривились, в готовности вот-вот произнести ответ.
Спина Чэн Цяня покрылась холодным потом. Его раны болели и зудели, он никогда в жизни так не нервничал.
Взгляд Янь Чжэнмина внезапно прояснился. Юноша резко вскинулся, намереваясь в ярости оттолкнуть Чэн Цяня... но никакого удара не последовало.
Руки юноши безудержно дрожали. Внутренний демон так долго истязал его, что он, в конце концов, совершенно обессилел. Проигнорировав слова младшего брата, Янь Чжэнмин сжал пальцами его плечо, задевая рукой открытую рану. Холодная кровь испачкала ему ладонь, и Янь Чжэнмин поспешно отстранился.
— Ты...
Но Чэн Цянь не обратил на кровоточащее плечо никакого внимания. Темнота в его глазах была гуще и глубже, чем все вокруг. Короткая и острая боль, казалось, только сильнее распалила его. Чэн Цянь знал, что не должен был так себя вести, но в его сердце все еще бушевала буря.
Юноша произнес, чеканя каждое слово:
— Ты знал, что чем дольше ты скрываешь своего внутреннего демона, чем дольше пытаешься справиться с ним, тем сильнее он становится? Почему ты не можешь все мне рассказать? Что тут скрывать?
— Отпусти... — выдавил Янь Чжэнмин.
— Старший брат!
Глаза Янь Чжэнмина покраснели, и юноша зарычал:
— Чэн Цянь, ты вздумал идти против меня...
Но прежде, чем он успел договорить, Чэн Цянь внезапно прижал его к стене. Склонив голову, юноша бесстрашно поцеловал его.
Янь Чжэнмин тут же лишился дара речи.
Чэн Цянь никогда не был романтичной натурой, он понятия не имел ни о свежем ветре, ни о светлой луне1. Он никогда не осмеливался смотреть на то, на что нельзя было смотреть. Даже те фальшивые писания «О ясности и тишине», которые он нашел в библиотеке, он так и не долистал до конца. Это даже поцелуем нельзя было назвать. Словно стрекоза коснулась поверхности воды. Но разум Янь Чжэнмина гудел. Он был потрясен до глубины души.
1 风月(fēngyuè) — свежий ветер и светлая луна (обр. прекрасный вечер; красивый пейзаж; обстановка, располагающая к лирической беседе, романтическая обстановка).
Юноша ахнул и невольно сжал пальцы, крепче стиснув одежду Чэн Цяня.
— Прости меня, старший брат, я проявил неуважение, — Чэн Цянь жутко нервничал. На первый взгляд казалось, что он был совершенно спокоен. Даже эти слова он произнес с абсолютно безразличным2 лицом. — Вероятно, сейчас ты думаешь лишь о том, чтобы заткнуть меня или выдворить вон из клана, а может и вовсе убить? Но обещай, что не будешь сопротивляться.
2 死猪不怕开水烫 (sǐzhū bùpà kāishuǐ tàng) — букв. мёртвая свинья ошпариться не боится, обр. все равно, быть безразличным к чему-либо; ср. снявши голову по волосам не плачут.
Янь Чжэнмин молчал.
Юноша пребывал в таком шоке, что даже буйствующему демону пришлось отступить.
Дерзкие слова Чэн Цяня внезапно наполнили его сердце радостью. Чэн Цянь собрал всю свою волю в кулак и решительно потянулся рукой к вороту одежд Янь Чжэнмина.
— Там, в «Массиве истребителей демонов», ты спросил меня, кто же этот «цветок персика». Старший брат, теперь, когда я решил рассказать тебе об этом, ты ведь выслушаешь меня?
В это время во внутреннем дворце Янь Чжэнмина демон вновь принял облик Чэн Цяня. Он медленно обнял его со спины и произнес юноше на ухо:
— Старший брат, я дам тебе все, что ты только пожелаешь. Но осмелишься ли ты?
Оказавшись меж двух огней, Янь Чжэнмин никак не мог понять, где реальность, а где вымысел.
Внутренний демон протянул руку, чтобы нежно погладить его, и снова прошептал:
— Старший брат, я не отступлюсь. Даже после ста лет самосовершенствования я не отступил. Даже Небесное Бедствие не смогло меня остановить. Теперь же все в твоих руках. Ты счастлив?
Эти слова были подобны тазу с ледяной водой. Холод смешался с морозной аурой, царившей во владениях внутреннего демона, пронизывая Янь Чжэнмина до костей.
Но юноша оставался бледным и безмолвным.
Иногда внутренний демон мягко улыбался, нашептывая:
— Старший брат, ты так долго скучал по мне, а теперь пытаешься сохранить достоинство?
А иногда обрушивал на него весь свой гнев:
— Глава Янь, вздумал украсть то, что должен был охранять? У тебя нет ни стыда, ни совести!
Но порой, он вновь превращался в юного Чэн Цяня, в груди которого зияла кровавая дыра. Младший брат бессильно смотрел на Янь Чжэнмина:
— Старший брат, разве ты не говорил мне, что мне не о чем волноваться? Что ты во всем разберешься?
«Старший брат...»
Тело Янь Чжэнмина раскачивалось взад и вперед, его бросало то в жар, то в холод. На лбу юноши выступила испарина, его глаза покраснели.
Чэн Цянь не ожидал, что его слова так разозлят старшего брата. Он даже растерялся. Вдруг, взгляд юноши упал на метку внутреннего демона между бровей Янь Чжэнмина. Казалось, она вот-вот начнет кровоточить.
Чэн Цянь нахмурился, а затем, нагло воспользовался сокрытыми в деревянном мече осколками своего изначального духа и вновь ворвался во внутренний дворец своего старшего брата.
Едва он вошел, как увиденное ошеломило его. Аура внутреннего демона затмила собой все вокруг. Демон смотрел прямо на него, но выражение его лица было совершенно другим. Густой черный туман метался по внутреннему дворцу, жадно впитывая силу изначального духа хозяина, и порождая все больше и больше миражей.
Чэн Цянь ощутил, как кровь стынет в жилах. Любой, увидев сотни тысяч своих копий, содрогнулся бы от ужаса. Но в следующий момент он отчетливо услышал голоса этих демонов.
Взгляд Чэн Цяня сделался холодным. В его сердце поднялось негодование.
Он взмахнул рукой, заставив свой изначальный дух пробудить деревянный меч. Клинок во внутреннем дворце Янь Чжэнмина пришел в движение. Покрывшись толстым слоем инея, он тут же ринулся в сторону скопления демонов, намереваясь сокрушить их всех.
Внутренний демон в спешке отступил в черный туман, но тут же изменил свою форму, не желая покидать насиженное место.
В сознании Янь Чжэнмина бурлило море3. К горлу юноши подступила кровь, во рту явственно ощущался металлический привкус, но он сдержался.
3 气海 (qìhǎi) — кит. мед. море Ци, море жизненной энергии (место слияния и источник Чжун-ци).
Он на время пришел в себя и отчаянно взмахнул рукой, слабо пробормотав:
— Прекрати валять дурака.
— Я никогда не валяю дурака, — отозвался Чэн Цянь, глядя на юношу горящими глазами. — Старший брат, пока я жив, я ни за что не сдамся.
Янь Чжэнмин нахмурился, будто собираясь что-то сказать.
Но Чэн Цянь вдруг прищурился и внезапно улыбнулся.
— Старший брат, если ты решишь выгнать меня из клана, так будет даже лучше.
Янь Чжэнмин лишился дара речи.
Он и сам думал об этом. Не будь он главой, он мог бы быть с Чэн Цянем на равных, мог бы принять свои чувства, будучи свободным от этого бремени. Если он покинет клан, больше не будет никаких запретов. Кто мог знать, что именно эти слова решит сказать ему Чэн Цянь.
Это внезапное «родство душ» на время ошеломило его.
Но после того, как первый шок прошел, Янь Чжэнмин, наконец, заметил, что что-то не так. Когда Чэн Цянь насмехался над людьми, он делал это крайне прямолинейно, но в обычной жизни он был очень сдержанным юношей. Он никогда не показывал своих эмоций. Ни гнева, ни печали, ни радости, он постоянно притворялся... даже, когда казался искренним. Настоящий смысл его слов был известен лишь ему самому, он никогда не произносил этого вслух.
Более того, когда они оба каким-то образом угодили во владения внутреннего демона, никто из них незнал, как отсюда выбраться.
Как только Янь Чжэнмин очнулся, его разум внезапно пришел в движение. Он вдруг вспомнил иней, покрывший деревянный меч в «Массиве истребителей демонов». Отбросив все сомнения в сторону, он внезапно спросил:
— Что ты видел? Чэн Цянь, позволь-ка мне еще раз спросить тебя, что находится в деревянном мече?
Чэн Цянь замолк.
Если бы он собственными глазами не увидел сотни тысяч своих воплощений во внутреннем демоне Янь Чжэнмина, он мог бы и обольститься.
— Как ты смог вложить волю меча клана Фуяо в этот деревянный клинок? — вновь спросил Янь Чжэнмин.
Чэн Цянь окончательно растерялся.
В какой-то момент они оба оказались в тупике. Внезапно, Янь Чжэнмин почувствовал себя невероятно уставшим. Он слабо оттолкнул Чэн Цяня и, шатаясь, поднялся на ноги.
Он сказал:
— Если не собираешься мне ничего говорить, забудь об этом, мне все равно, что ты там увидел... это просто внутренний демон. Когда заклинатель меча входит в «Божественное Царство», он непременно сталкивается с чем-то подобным. И что с того? Теперь, когда я здесь, это уже не кажется чем-то удивительным... не нужно меня жалеть.
Чэн Цянь лишился дара речи. Ему внезапно захотелось разбить эту, похожую на расшитую подушку4, голову старшего брата, чтобы посмотреть не сгрыз ли внутренний демон ее содержимое, оставив после себя лишь комок вязкой пасты.
4 绣花枕头 (xiùhuā zhěntou) — досл. вышитая подушка (внешне красивый, а на деле никчемный; одна видимость, пустышка).
Янь Чжэнмин бросил на него быстрый взгляд, а затем достал из рукава камешек, размером с большой палец, и положил его на ладонь. Испещренный узорами камешек слабо засветился, озаряя темноту вокруг. Повернувшись к Чэн Цяню спиной, Янь Чжэнмин попытался придать себе как можно более легкомысленный вид, и произнес:
— Сегодня я не в настроении спорить с тобой. Идем, нам нужно найти выход...
Но Чэн Цянь вдруг крепко обнял его сзади. Спина Янь Чжэнмина напряглась. Он хотел было повернуться и отругать младшего брата.
Однако именно в этот момент он услышал, как Чэн Цянь стиснул зубы и процедил:
— С утра и до вечера ты только и делаешь, что ешь и пьешь! Ты хвастун и транжира! Что тебя жалеть, гений несчастный?! Но ты мне на самом деле нравишься, я желаю тебя! Как еще мне тебе об этом сказать?!
Напоминаем, что у команды перевода есть телеграм-канал, где мы публикуем разные интересные заметки. Будем рады видеть вас среди наших подписчиков. Присоединяйтесь: t.me/SHENYUANTL
Вот и все, обратного пути нет.
В мире жизнь человека не имеет корней глубоких.
Упорхнет она, словно над дорогой легкая пыль.
И развеется всюду, вслед за ветром, кружась, умчится.
Так и я, здесь живущий, не навеки в тело одет...
Войдя во врата бессмертных, можно ли освободиться от оков этого бренного мира?
Обладая огромной силой, можно ли следовать велению своего сердца?
Тун Жу был могущественным человеком, способным по своей воле вызывать облака и дождь, но где теперь его душа?
Что уж тут говорить про ничего не смыслящее молодое поколение.
Янь Чжэнмин никогда не разговаривал с Тун Жу, но он всегда был немного обижен на своего старшего наставника. Иногда он срывался и бросался от одной мысли к другой: если бы Тун Жу не совал свой нос куда не следует, его бы ни в чем не заподозрили, и некому было бы заманить его в тайное царство трех существований.
Но даже если бы он все же вошел в это тайное царство, если бы он не был так запальчив, если бы он до такой степени не верил предсказаниям и смирился бы со своей участью… Если бы не упрямился так сильно и слушал наветы своих друзей, то, возможно, его желания не были бы столь несбыточными.
Может быть, тогда мастер остался бы жив, не говоря уже о том, что он не угодил бы в тело старой ласки.
Клан Фуяо не пришел бы в упадок.
Они были бы такими же, как те глупые ученики с горы Белого тигра. Слабыми и недальновидными. Они никогда не увидели бы мир, и, если когда-то им пришлось бы покинуть дом и самостоятельно вести дела, они были бы обречены на неудачу. Они запросто стали бы добычей кучки темных заклинателей.
Никто не называл бы его главой, никто не называл бы его старшим. Он был бы просто первым братом, так ничего в жизни и не добившимся.
Но, тем не менее, Янь Чжэнмин прекрасно понимал Тун Жу. Множество раз, возвращаясь в печать главы клана, юноша видел перед собой путь, которым ему пришлось пройти. Каждый раз, оглядываясь назад, он должен был соблюдать осторожность. С печатью в руках Янь Чжэнмин шел над бездной, ступая по тонкому льду. Он не мог позволить себе расслабиться. Он раз за разом напоминал себе о том, что нужно учиться у других и ни в коем случае не уподобляться своему старшему наставнику.
Он хотел спокойствия и независимости, быть сдержанным в своих желаниях и жить счастливо…
Но вдруг, Янь Чжэнмин отчетливо услышал за своей спиной сердцебиение Чэн Цяня, и вся его обида на Тун Жу разом испарилась.
Если бы от «несбыточных желаний» было так легко избавиться, то откуда бы они вообще взялись?
Плотина, которую он так долго выстраивал в своем сердце, желая спастись от смертельной опасности, была подобна куче песка. Одно неловкое движение могло заставить ее развалиться. Когда в жизни человека наступает такой момент, и мир вокруг переворачивается с ног на голову, разбиваясь на части, даже если в будущем его ждет бессмертие, видит ли этот человек в нем хоть какой-то смысл?
«Чего ты ждешь? Хочешь как этот дурак Тун Жу, вечно ждать, пока море не высохнет и камни не сгниют1? Или пока инь и ян не разделятся?» — вопрошал голос в голове Янь Чжэнмина.
1 海枯石烂 (hǎi kū shí làn) — пока море не высохнет и камни не сгниют (обычно в клятвах; обр. в знач.: навсегда, на веки вечные).
Янь Чжэнмин схватил Чэн Цяня за руку. Осторожно выпутавшись из объятий, он повернулся, желая заглянуть юноше в лицо, и тихо спросил:
— Ты хоть понимаешь, как это безрассудно? Ты знаешь, что это против правил?
Но Чэн Цянь ни капли не изменился в лице.
— Учитель никогда не запрещал мне делать то, что мне хотелось, — ответил он.
— Но учитель никогда не разрешал тебе становиться таким распущенным! Ты что, не боишься Небесного Бедствия? Оно обязательно настигнет тебя, если будешь и дальше потакать своим желаниям.
— Это ты здесь угодил в ловушку внутреннего демона, какого черта ты вдруг заговорил о сыновней почтительности?
Янь Чжэнмин лишился дара речи.
Чэн Цянь посмотрел на него и, слово за словом, произнес:
— Старший брат, я не боюсь Небесных Бедствий, я боюсь тебя.
Стоило только Янь Чжэнмину услышать эти слова, и его сердце забилось еще быстрее. Он подумал: «Вот и все, обратного пути нет».
Он простоял так довольно долго. Казалось, его ноги вот-вот превратятся в корни. Вместо ожидаемой легкости его душа наполнилась необъяснимой печалью.
— Сяо Цянь, — наконец, выдавил юноша, — смотри не пожалей об этом в будущем.
Чэн Цянь вздохнул и беспомощно посмотрел на него.
— Старший брат, пожалуйста, вытри слезы.
— Иди сюда, — Янь Чжэнмин поднял руку и потянул Чэн Цяня на себя. Юноша казался странно напряженным.
Он безразлично подумал: «Прости меня, Сяо Цянь».
Опустив ладонь Чэн Цяню на затылок, Янь Чжэнмин наклонился и поцеловал его. Он хотел лишь попробовать и сразу остановиться, но в итоге ничего не смог с собой поделать.
Чэн Цянь тихо промычал и инстинктивно запрокинул голову, но сразу же был заключен в объятия. Юноша уловил знакомый аромат орхидей. Он был так шокирован, что просто подчинился. Это было так необычно и так неловко. Чэн Цянь чувствовал себя странно, но, как только он понял, кто перед ним, все разом изменилось.
От этой внезапной близости кожа Чэн Цяня покрылась мурашками. Ему в спину будто вставили железный прут. Кто бы мог подумать, что такой благопристойный человек, который всю жизнь придерживался показной роскоши, будет вот так просто обнимать его. Вдруг в сердце Чэн Цяня родилось странное беспокойство, в горле пересохло. Юноша непроизвольно сглотнул, чувствуя, что сейчас самое время вспоминать священные писания.
Янь Чжэнмин обнял Чэн Цяня и сказал:
— Я тоже... простите, учитель, мне очень жаль.
Не успел он опомниться, как метка внутреннего демона у него на лбу сделалась киноварно-красной, капля крови скользнула вниз и тут же исчезла. Печать на его груди внезапно засияла ослепительно белым светом.
Янь Чжэнмин разом пришел в себя. Он понятия не имел, что именно случилось с печатью. Уткнувшись лбом в плечо Чэн Цяня, юноша закрыл глаза и сказал:
— Иди вперед. Это не лучшее место для отдыха.
Чэн Цянь как-то странно посмотрел на него, но Янь Чжэнмин никак на это не отреагировал.
— Это то, чему тебя научили те фальшивые писания?
Впервые в жизни ему показалось, что его многоуважаемый старший брат слишком много знал.
Янь Чжэнмин чуть не задохнулся. Схватив Чэн Цяня за рукав, он бесцеремонно вытер перепачканные кровью руки.
— Замолчи.
Тем временем, луч света, исходивший из печати, упал на землю, принимая форму пера. Перо слегка подрагивало, и внутри него то и дело вспыхивали белесые всполохи, словно указывая им путь.
Янь Чжэнмин протянул руку, поднимая печать повыше, и двинулся в указанном направлении, попутно бросив Чэн Цяню:
— Не отставай.
Чэн Цянь мельком взглянул на него в свете пера. На лице Янь Чжэнмина вновь появился румянец. Юноша слегка успокоился и сказал:
— Кстати, та твоя…
Но Янь Чжэнмин тут же прервал его:
— Нет! Невозможно! Даже не мечтай! Я сжег эту порочную книгу!
— Эм... Вообще-то, я хотел спросить тебя о том, что означала фраза: «От совершенствования меча до внутреннего демона один шаг». Что ты об этом думаешь?
Молодой и эгоцентричный глава Янь вдруг обнаружил, что не все в этом мире хотели быть такими же невежественными, как он. Юноша был так смущен, что даже оглянуться не посмел. Он кашлянул и ответил, понизив голос:
— Путь меча жесток и смертельно опасен. На ранних этапах гораздо больше внимания уделяется физическому развитию, нежели духовному. Сначала ты этого не замечаешь, но, чем дальше ты заходишь, тем проще тебе угодить в ловушку внутреннего демона. Учитель рассказал мне об этом в самом начале моего обучения. Он сказал: «Самосовершенствование имеет свои границы. Когда ты вступаешь на путь меча, это становится твоим главным приоритетом. Это очень трудный путь. Этот метод совершенствования самый сложный и самый болезненный из всех».
Когда он произнес эти слова, на плотно сжатых губах Янь Чжэнмина, наконец, появилась легкая улыбка.
— Когда я услышал об этом, мне тут же захотелось попросить учителя забрать у меня умение чувствовать энергию и разрешить мне отказаться от всего этого. Я хотел изменить свой путь.
Янь Чжэнмин редко говорил о прошлом, и Чэн Цянь слушал его, не перебивая, чувствуя, что старшему брату, должно быть, давно хотелось об этом рассказать.
— Тогда учитель запугал меня. Он сказал, что избавиться от ощущения энергии возможно, но этот процесс будет напоминать сон на кровати из раскаленных шипов. Многие заклинатель не выдерживали подобного и вскоре погибали, тогда проблема решалась сама собой. Никто из них не желал следовать по истинному пути, — иронично усмехнувшись, произнес Янь Чжэнмин. — Тогда я поверил в его ложь, хотя я должен был насторожиться. Тренировки с мечом приносили мне такую боль, что не хотелось жить. Но в тот момент это казалось мне наилучшим выходом, мне пришлось пойти на компромисс.
Чэн Цянь пристально смотрел юноше в спину. В его мыслях невольно всплыло воспоминание об их первой встрече с Янь Чжэнмином.
По сравнению с владениями внутреннего демона, «Страна нежности» была поистине прекрасным местом. Когда он впервые увидел старшего брата, Чэн Цянь сразу же подумал: «Какой красивый человек».
Но в следующее же мгновение его мнение изменилось. Он решил: «Какой никчемный человек!»
— Когда ты... — Чэн Цянь поднял руку и легонько потер лоб. — Когда это началось?
Янь Чжэнмин некоторое время молчал.
— Я не знаю.
В башне Красной птицы? Или на горе Фуяо? Или во времена их столетней разлуки? Или еще там, на острове Лазурного дракона, когда он был юным и легкомысленным?
Чем больше Чэн Цянь думал об этом, тем больше запутанных мыслей появлялось в его голове, и ни одну из них юноша никак не мог понять. Он даже позабыл о том, как громко стучало его сердце.
Янь Чжэнмин посмотрел на Чэн Цяня со смешанными чувствами. Он протянул руку, отводя пряди волос от лица юноши и тихо произнес:
— Я не знаю. Не спрашивай об этом.
Чэн Цянь послушался его совета. Решив сменить тему, он сказал:
— Кто знает, как долго мы уже здесь заперты. Что происходит на горе Тайинь?
— У Управления небесных гаданий кончились припасы, а Хань Юань, похоже, окончательно выбился из сил. Обе стороны оказались в тупике. Управление боится, что, если темному заклинателю удастся уничтожить «Массив истребителей демонов», они отправятся вслед за ним.
Чэн Цянь молчал. Он ничего не смыслил в подобных вещах. Но, взглянув на ситуацию своими собственными глазами, он понял, что, если бы в рядах Управления небесных гаданий не начался мятеж, никто не смог бы изменить этот массив. Если бы они не вмешались, если бы у Ли Юня не было знамени истинного дракона, никто не смог бы их одолеть.
Ловушка У Чантяня за горой Фуяо предназначалась не только для того, чтобы ослабить Хань Юаня. Но и для того, чтобы уничтожить людей из Управления небесных гаданий.
Теперь, когда «Массив истребителей демонов» разрушился, ничто в Управлении небесных гаданий не сможет остановить Хань Юаня. Он пойдет прямо к горе Тайхан и убьет любого, кто встанет у него на пути. Затем он отправится на север, в столицу, чтобы отомстить императорскому двору.
— Уничтожение Управления небесных гаданий более чем оправдано, — сказал Янь Чжэнмин. — Тот, кто сидит в столице на «драконьем» троне… Я не верю, что он смертен. Каждый день его превозносят тысячи людей, каждый день ему говорят: «Долгих лет жизни императору». Разве мог бы он смириться с тем, что через несколько десятков лет он поседеет и умрет от старости, окруженный ореолом славы? Как он мог просто сидеть и смотреть на Управление небесных гаданий с их многовековой историей? Это просто невозможно.
— Заклинатели не вмешиваются в мирские дела. Это общеизвестный факт. Дела смертных только отвлекают. Если у него изначально нет к этому таланта, как он может самосовершенствоваться? Как он может быть императором и одновременно мечтать о бессмертии?
— У императорской семьи нет недостатка в деньгах и связях. Они слишком многого хотят, но ничего не могут сделать самостоятельно, — сказал Янь Чжэнмин. — Кроме того, разве ты не знаешь, что имел в виду У Чантянь? У Управления небесных гаданий есть свои люди при дворе. Как они могут подчиняться тем, кто считает себя единственно правыми, а человеческую жизнь называет ничтожной? В любом случае, эти самоубийцы не имеют к нам никакого отношения. Но Хань Юань ведет демонов на север, и это серьезная проблема. Когда придет время, неужели нам действительно придется убить его?
Пройдя несколько шагов, Янь Чжэнмин посмотрел вперед и увидел, что оттуда, куда они шли, лился слабый свет.
Летевшее впереди перо устремилось к этому свету и, примерно через одну палочку благовоний, они, наконец, выбрались из мрака наружу.
Стоило им только сделать шаг, как юноши увидели перед собой каменные ступени.
Ступени были выдолблены прямо в горе. Поднимаясь все выше и выше, они напоминали башню. Но больше здесь не было ничего. Однако, чем дальше тянулась лестница, тем отчетливее казалось, что она уходит прямо в небеса. Не было видно ни конца, ни края.
Вдруг, Чэн Цянь почувствовал, будто какая-то неведомая сила попыталась подавить его изначальный дух. На какое-то мгновение он действительно ощутил себя смертным. Стоя перед каменными ступенями, он был похож на муравья.
— Это... — произнес Чэн Цянь.
Янь Чжэнмин нахмурился и сказал:
— Кажется, это и есть Башня отсутствия сожалений.
Башня отсутствия сожалений представляла собой более ста восьми тысяч ступеней. Оказавшись здесь, даже те, кто летал в небесах и ходил под землей, были ничем не лучше обычных смертных. Им приходилось идти пешком, раз за разом поднимаясь все выше и выше. Здесь Чэн Цянь впервые ощутил, что значит сломать себе шею. Обычным людям не хватило бы смелости даже посмотреть вверх, не говоря уже о том, чтобы самостоятельно добраться туда.
Янь Чжэнмин неуверенно шагнул вперед. Но, прежде чем он смог твердо встать на первую ступень, на него тут же обрушился порыв ветра. Юноша осознал, что теперь, когда барьер изначального духа больше не защищал его тело, ветру не составило бы труда заставить его отступить. Янь Чжэнмин моментально отшатнулся от лестницы и, хотя он был довольно быстр, рукав его одежд все равно оказался разорван.
Как Тун Жу смог подняться туда?!
Оба юноши были в ужасе. Янь Чжэнмин в сердцах произнес:
— Я подозревал, что наш старший наставник помешанный, но я и представить себе не мог, что настолько!
Чэн Цянь тут же вспомнил о всех своих немногочисленных встречах с Тун Жу. В те времена, еще совсем мальчишка, он не понимал, насколько тот был силен. Но теперь, юноша отчетливо видел, какая пропасть лежала между ним и старшим наставником.
Чэн Цянь задумался, и Янь Чжэнмин тут же хлопнул в ладоши у него над ухом. Юноша вздрогнул и моментально пришел в себя.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Янь Чжэнмин. — Когда он покинул тайное царство трех существований, он был одержим. Одержимый отличается от обычных людей. Он пошел тем путем, которым нельзя было идти. И вовсе не потому, что он был настолько силен.
Он посмотрел на свой рукав и сказал с улыбкой:
— Вот теперь это действительно обрезанный рукав. Эта Башня отсутствия сожалений, нам нельзя здесь оставаться.
Чэн Цянь опустил руку и легонько постучал пальцами по ножнам Шуанжэня.
— Окажись ты на его месте, ты бы поднялся на платформу и попросил бы у этого камня исполнить твое желание?
Янь Чжэнмин подумал: «Я бы попросил».
Если бы его одержимость не совпадала с одержимостью Тун Жу, то как бы он смог отыскать сознание старшего наставника в печати главы клана?
Если бы он не знал, каково это — быть одержимым, то как бы он смог ворваться на Платформу Бессмертных и разрушить драконьи замки?
Но эти слова Чэн Цяню слышать не стоило.
Янь Чжэнмин всегда говорил одно, а делал другое.
— Конечно же, нет. Горечь разлуки и радость встречи вечно сменяют друг друга, в этом нет ничего необычного. Ты еще не достиг бессмертия, ты все еще можешь умереть. Ты и сам прекрасно знаешь, что, когда ты обычный человек, ты не можешь все делать хорошо. Рано или поздно начнутся проблемы. Тогда просить о чем-либо будет попросту бесполезно. Если стремиться все сделать идеально, ни в чем не сможешь добиться успеха.
Как высокопарно звучит…
Чэн Цянь слушал его молча и улыбался, слегка склонив голову, но Янь Чжэнмин все равно поймал его на этом.
— Над чем ты смеешься?
— Смеюсь над сказками, которые ты рассказываешь2, — безжалостно ответил Чэн Цянь. — Вот только кто из нас пойман в ловушку внутреннего демона и до сих пор не может из нее выбраться?
2 说得比唱得还好听 (shuō dé bǐ chàng dé hái hǎotīng) идентично 说的比唱的还好听 (shuōde bǐ chàngde hái hǎotīng) — букв. речи краше песни обр. мягко стелет, да жестко спать.
Янь Чжэнмин на мгновение растерялся.
— Все, замолчи, я не желаю с тобой спорить. — юноша обернулся и встал в двух шагах от Чэн Цяня. Вторую половину фразы он благополучно проглотил, и невысказанные слова застыли у него на лице: «Поторопись и извинись».
Чэн Цянь на мгновение потерял дар речи. Он сказал себе: «Что хорошего в том, чтобы поощрять такое поведение?»
Юноша незаметно покачал головой:
— Брось, разве же это не добродетель? — он небрежно поклонился и добавил, — старший брат, у тебя огромный талант, твои речи действительно краше песен. Кстати, если это задняя часть горы Фуяо, может, так нам удастся вернуться?
— Даже не думай об этом, — демонстративно3 произнес глава Янь. — Гора Фуяо — это гора Фуяо, а Долина демонов — это Долина демонов. Даже, если они всегда находились рядом, это не значит, что они обе были запечатаны... Что?
3 大尾巴狼 (dà wěiba láng, dà yǐba láng) — букв. волк с большим хвостом; обр. кто думает о себе невесть что, кто считает себя пупом земли, воображала, показной, показушный.
Стоило ему только произнести эти слова, и они увидели, что позади Башни отсутствия сожалений появились врата. Янь Чжэнмин на мгновение замер. Он подумал: «Вот же вороний рот. Что ни слово, то оплеуха. Но нам ведь никогда туда не попасть, верно?»
Ведущее их перо упало на врата и исчезло. Взгляду тут же открылась небольшая выемка, размером и формой напоминавшая печать главы клана.
Янь Чжэнмин тут же снял ее с шеи и осторожно вставил в паз. Печать немедленно вросла внутрь.
В этот самый момент по округе прокатился оглушительный грохот. Огромные каменные врата, высотой более десяти чжан, медленно открылась.
Вдруг, прямо перед ними появились три деревянные таблички, на которых были выгравированы слова: «Небо», «Земля» и «Человек». Янь Чжэнмин хотел было взять их, но, как только он потянулся к табличке «Небо», две другие начали отдаляться. Это означало, что он мог выбрать только одну из трех.
— Если выбрать «Небо», сразу же вознесешься? — со смехом сказал Янь Чжэнмин. — Выберешь?
Чэн Цянь не проронил ни слова, он лишь слегка улыбнулся и посмотрел на Янь Чжэнмина, смущенно пробормотав:
— Не соблазняй меня.
Сказав это он, не задумываясь, схватил табличку со словом «Человек». С глухим скрежетом печать главы вылетела из каменных ворот и самостоятельно вернулась к Янь Чжэнмину на шею. В следующее же мгновение деревянная табличка вспыхнула белым светом и все вокруг, и Башня отсутствия сожалений, и странные ворота, исчезло. Прямо перед ними замелькали бесчисленные силуэты людей, зашумели голоса.
В тот момент, когда на древней каменной стеле были выгравированы слова «Фуяо», было положено начало тысячелетнему наследию. Тогда же была построена девятиэтажная библиотека. На земле у входа замелькали многочисленные следы. Большие и маленькие, они появлялись повсюду, словно тонкая вуаль, или наоборот, отпечатывались глубоко в камне, пока совсем не исчезли. Лишь травы, что росли у ручья, год за годом постепенно превратились в изумрудные волны.
Синее море и тутовые поля тысячи лет терпели ветер и дождь, и так было всегда, в вечном круговороте упадка и процветания.
Среди трех великих основ, именно это и означало человечность.
*Примечание автора: Стихи китайского поэта Тао Юаньмина (365-427 гг.) «В мире жизнь человека...», цикл «Стихи о разном», (перевод Л. Эйдлина)
Напоминаем, что у команды перевода есть телеграм-канал, где мы публикуем разные интересные заметки. Будем рады видеть вас среди наших подписчиков. Присоединяйтесь: t.me/SHENYUANTL
Как ты объяснишь этот деревянный меч?
Вдруг прямо у них под ногами, как горящий маяк, раскинулся огромный массив. Словно из ниоткуда послышался тихий вздох.
— Похоже, это то самое заклинание, которое Хань Юань создал в тот день у горы Фуяо, — ошеломленно сказал Чэн Цянь.
— Тише... — отозвался Янь Чжэнмин.
Юноша поднял руку, закрывая Чэн Цяню глаза.
— Слушай внимательно.
Темный заклинатель, пытавшийся скопировать массив, сказал, что он использовался для «подслушивания горы». Но что именно он позволял услышать?
Сперва в темноте раздалось жужжание насекомых, а затем, до ушей юношей донесся тихий шум воды и шелест травы на ветру. Казалось, рядом с ними кто-то ругался...
— Похоже, мы на заднем склоне горы, — прошептал Янь Чжэнмин.
На земле, неподалеку от уединенного пруда, несколько подростков ждали учителя. Казалось, с ними был кто-то еще, кто-то очень маленький, и нельзя было доподлинно сказать, демон то был или человек. Подростки сильно проголодались, замерзли и вскоре провалились в сон. Все вокруг наполнилось различными звуками, и невольных наблюдателей постепенно окружили голоса.
Неподалеку послышался шелест ветра в бамбуковой роще. Запах свежих листьев был таким отчетливым, что казался почти реальным. Тонкая кисточка с резким стуком ударилась о каменный столик. Звук закружился вокруг, и, в следующий же момент раздался треск. Это сквозняк подхватил тонкую бумагу, но далеко унести не смог. Что-то придавило ее к столу, что-то звенящее.
Это был павильон «Цинъань».
Ни Чэн Цянь, ни Янь Чжэнмин, не произнесли ни слова. Они долго прислушивались к звукам, будто бы прогуливаясь по горе Фуяо, пока сияние массива не потускнело, и последний луч света не исчез во мраке.
Они считали, что в тот день Хань Юань тайно пробрался к подножию горы, чтобы выстроить там какой-то опасный массив, но на деле оказалось, что все это было лишь для того, чтобы просто послушать гору Фуяо?
Долгое время Чэн Цянь пытался понять, на что похоже это чувство.
В этот самый момент рука, закрывавшая ему глаза, внезапно исчезла. Янь Чжэнмин сжал в ладони сияющую печать, и та сразу же почернела. Вдруг, в темноте появилась белая тень. Держа в руках деревянный клинок, тень надменно поклонилась и выдохнула, принимая стойку из первого стиля искусства владения деревянным мечом клана Фуяо.
Что это было?
Рядом с тенью стоял еще один человек, демонстрируя, как правильно держать клинок.
Сначала это был юноша, одетый в простые одежды. Но по мере того, как двигались деревянные мечи, его внешность постепенно менялась, юноша становился все взрослее и взрослее. Наконец, деревянный клинок в его руках обратился в самый настоящий драгоценный меч, очертив в воздухе ледяную арку. Простые одежды юного заклинателя превратились в изящный халат.
Каждое движение, каждый взмах его меча напоминал то, чему учил их мастер, и сложно было сказать, в чем заключалось их неуловимое различие.
После длительной тренировки, танцующий с мечом молодой человек, наконец, превратился в старика. Изящные одежды превратились обратно в холщовый халат, а сияющий меч в деревянный. Старик опустил клинок. Казалось, он окончательно постиг всю бренность бытия этой жизни.
Его мастерство было подобно плывущим облакам и текущей воде1. Оба человека перед ними были заклинателями меча. Янь Чжэнмин тоже был заклинателем меча, конечно же, ему не составило труда разглядеть всю глубину их движений. Юноши были потрясены, никто из них не решался сказать ни слова.
1 行云流水 (xíngyún liúshuǐ) — подвижной, живой, свободный (о стиле литературы, рисования и пения); быстротечный.
Но в следующий же момент старик в белом внезапно поднял голову и бросился на Янь Чжэнмина.
Чэн Цянь тут же оттолкнул старшего брата в сторону и отскочил на расстояние в три чи. Деревянное лезвие прошло ровно между ними, и острая аура срезала прядь спутанных волос, покоившуюся на плече Чэн Цяня.
Тени исчезли, но уже через мгновение поблизости вновь появились два старика в белом, и, не касаясь земли, приблизились к юношам, разделяя их.
Увернувшись от удара, Янь Чжэнмин оступился и провалился в непроглядную тьму.
— Старший брат! — ошеломленно выкрикнул Чэн Цянь.
Его изначальный дух был заперт во внутреннем дворце, какое-то время он ничем не отличался от обычного человека. Связанный с его разумом Шуанжэнь внезапно застыл. Чэн Цянь изо всех сил попытался вытащить клинок, чтобы заблокировать удар деревянного меча, но ощутил лишь невероятную тяжесть, будто на него обрушилась гора Тайшань. Запястье юноши онемело, это было так странно, что Чэн Цяню ничего не оставалось, кроме как отступить.
Но, как оказалось, это было совершенно бессмысленно. Шуанжэнь внезапно восстал против него. Меч несчастной смерти много лет не подавал никаких признаков агрессии, и Чэн Цянь почти позабыл о его дурной славе.
Старик перед ним вновь занес клинок, и Чэн Цяню пришлось стиснуть зубы, чтобы повторить свою попытку.
Тяжесть в его руках становилась все больше и больше, казалось, будто на юношу обрушилось небо.
Силы почти покинули его, но меч несчастной смерти не давал ему отступить. Руки Чэн Цяня задрожали, его запястья хрустнули, сухожилия натянулись. Он изо всех сил боролся с запечатанным в море Ци изначальным духом, раз за разом ударяясь о стены внутреннего дворца. Глаза Чэн Цяня то и дело вспыхивали холодным огнем, но неизвестная сила снова и снова подавляла его.
Больше всего на свете Чэн Цянь желал броситься на поиски Янь Чжэнмина. Ему совершенно не хотелось убивать этого старика. Извернувшись, юноша резко ударил противника ногой в живот.
Но удар оказался таким невесомым, будто стоявший перед ним старик был всего лишь призраком. Лишь меч в его руках был настоящим.
Чэн Цянь наступил на воздух, его руки тут же утратили силу, и деревянное лезвие ударило его в грудь. Удар тоже был настоящим. Если бы не камень сосредоточения души, старик бы запросто сломал ему ребра.
Чэн Цянь задохнулся, чувствуя, что половина его тела онемела от боли, и раны на его спине, которые только-только перестали кровоточить, вновь открылись.
Старик равнодушно посмотрел на него своими мутными глазами и вновь ткнул деревянным лезвием в грудь юноши. На какое-то время вокруг воцарилась тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Чэн Цяня.
Внезапно, старик открыл рот и произнес:
— Какой же ты беспокойный, как же ты собираешься познать «человечность»?
Чэн Цянь хотел перемолоть его в муку и высыпать в карман, но, услышав эти слова, юноша внезапно замер.
— Старший, ты...
— Не стой столбом! Хватит нести чушь! — старик поднял меч и выпрямился, готовясь к новому удару. Это был четвертый стиль — «Падение из процветания», «Клинок рассвета». Деревянный меч очертил в воздухе длинную, как луна, дугу.
Подобный удар был способен разрушить даже самый прочный нефрит.
Чэн Цянь и не думал убегать, но и открыто сражаться с ним не осмеливался. Он смущенно шагнул в сторону, силясь избежать атаки. С большим трудом юноша вспомнил все те трюки, которые выучил во времена, когда его уровень самосовершенствования еще оставлял желать лучшего. Он тут же обратился к своей излюбленной уловке — притворился «слабаком».
«Слабость» была частью движения «Ветер рождается на кончике клинка»2. Говорят, рассвет самое идеально время, чтобы заронить в почву маленький и слабый корень зла. В пору бурного цветения корень прорастет, чтобы в итоге привести мир к упадку. Этот трюк был самым настоящим козырем в рукаве. Труднопостижимый и таинственный, он плохо сочетался с жестокой аурой клинка прилива, к которому так привык Чэн Цянь. Но юноша слишком спешил, он должен был выложиться на полную, медлить было нельзя.
2 风起于青萍之末 (fēng qǐ yú qīng píng zhī mò) — дословно можно перевести как «Ветер поднимается из ряски», так как 青萍 (qīngpíng) — бот. ряска малоребристая. Но в эпоху Троецарствия существовал легендарный меч, носивший имя «Цинпин» (青萍之剑).
Малейшая задержка могла бы привести к серьезным последствиям3. Он оказался в безвыходном положении. Шуанжэнь с оглушительным гулом столкнулся с деревянным клинком.
3 Часть выражения: «Незначительная ошибка может привести к серьезному заблуждению».
Чэн Цянь стиснул зубы.
Он научился владеть мечом в возрасте десяти лет. Шуанжэнь в его руках способен был уничтожить весь мир. Еще никогда он не испытывал такого унижения.
Старик в белом безучастно посмотрел на юношу, поднял руку, и ледяное лезвие пролетело прямо перед лицом Чэн Цяня.
— Приходи в другой раз.
Чэн Цянь сильнее сжал кулаки.
— Глупец, — отозвался старик.
Пальцы юноши побелели. Он крепче перехватил рукоять Шуанжэня, но стоявший перед ним старик внезапно подпрыгнул вверх. Тени тысячи мечей закружились вокруг него, частые, как капли дождя ранней весной. Выхода не было.
Это и была настоящая «Слабость»!
Зрачки Чэн Цяня сузились. Внезапно, юноша осознал, что старик, похоже, пытался научить его. Юноша даже растерялся, пока деревянный меч не разорвал плотную иллюзию и не замер прямо перед его носом.
— Ты когда-нибудь учился владеть мечом по-настоящему? — спросил старик. — Кто был твоим наставником?
Чэн Цянь невольно застыл.
И ведь правда, Мучунь чжэньжэнь обучал его меньше года. Все, что он сделал в итоге, это поспешно продемонстрировал мальчику полный спектр движений в Безмятежной долине, понадеявшись лишь на детскую сообразительность и хорошую память. Позже все, что делал Чэн Цянь, основывалось лишь на его воспоминания и на подсказках его старшего брата.
Теперь, думая об этом, юноша не знал, было ли правильным то, что он в спешке запомнил в то время, когда еще ничего не знал об искусстве владения мечом?
Мог ли его старший брат, все детство отличавшийся особой небрежностью, чему-то научить его?
— Учитель покинул нас, когда мы только вступили в клан, — тихо оправдывался Чэн Цянь.
Старик нахмурился.
Кое-как совладав с собой, Чэн Цянь почтительно произнес:
— Перед смертью учитель использовал силу своего изначального духа, чтобы показать мне все эти движения. Возможно, есть что-то, что я неправильно запомнил...
Но старик холодно фыркнул, прервав его. Услышав слова юноши, он, казалось, еще больше разозлился. Взмахнув деревянным клинком, старик ударил Чэн Цяня по плечу, повторив это действо несколько раз.
— Глупец! Глупец! — неустанно выкрикивал он.
Чэн Цянь никогда не считал себя глупцом, но сейчас он ничего не мог с этим поделать. Кто еще в клане мог бы похвастаться таким упрямством?
Но теперь, стоя перед лицом одного из своих старших наставников, даже если бы тот сказал, что у него на шее висит ночной горшок, Чэн Цяню оставалось бы только послушаться его.
Вдруг, старик снова подпрыгнул на месте, его облик изменился, и он тут же превратился в мужчину в парчовых одеждах.
У Чэн Цяня волосы встали дыбом. Когда старший наставник предстал перед ним в облике старика, он использовал стиль «Падение из процветания». Но из-за почтенного возраста он больше склонялся в сторону «падения», как если бы ему не хватало сил. Но теперь, когда он превратился в мужчину средних лет, деревянный клинок в его руке превратился в настоящий меч. Казалось, все его лезвие было наполнено ни с чем не сравнимой аурой «процветания».
В сознании Чэн Цяня закружились бесчисленные мысли. Юноша подумал о «Слабости», которую использовал старик, и, скрепя сердце, вновь схватился за Шуанжэнь.
Вот оно!
Но прежде, чем Чэн Цянь успел порадоваться своей сообразительности, мужчина перед ним поднял свое оружие и взмыл в воздух, обрушив на юношу рубящий удар. Это было не что иное, как новая форма «Клинка рассвета»!
Зрачки Чэн Цяня сузились. Но вдруг, юноша обнаружил, что его изначальный дух, наконец, освободился от оков. Долгое время находившийся в заточении изначальный дух тут же хлынул в море Ци. Шуанжэнь в его руках тихо зажужжал. В мгновение ока меч противника разделился на семь или восемь частей. И восемь клинков сразу же ринулись в атаку...
Чэн Цянь не стал дожидаться, пока противник изменит свою тактику и решил первым продемонстрировать свою силу. Ледяная аура Шуанжэня заполнила все вокруг, мужчина в третий раз использовал «Клинок рассвета», и два изначальных духа с оглушительным лязгом столкнулись в воздухе.
Но старший не собирался так легко сдаваться. Теперь «Клинок рассвета» разделился на шестнадцать мечей, каждый из которых был острее и куда опаснее предыдущего.
Впервые Чэн Цянь по-настоящему понял истинный смысл «Слабости». Первоначально ни на что не годный клинок с каждым движением становился все сильнее и сильнее. Тень Шуанжэня закрыла небо, содрогаясь и становясь все больше, она распространилась повсюду. На какой-то момент это стало похоже на «Массив истребителей демонов».
Как жаль, что чем сильнее он становился, тем сильнее становился и его противник. Силы Чэн Цяня были на исходе.
Столкнувшись с шестнадцатью клинками, Шуанжэнь отскочил и неловко откатился в сторону. Чэн Цянь протяжно выдохнул, покачнулся и рухнул на колени, упираясь руками в землю.
Мужчина средних лет снисходительно посмотрел на него и опустил лезвие меча к шее юноши.
— Знаешь, в чем твоя ошибка?
Сердце Чэн Цяня на мгновение забилось еще быстрее, юноша потерял дар речи.
— Эта уловка, «Слабость» — самое сложное движение из всех в искусстве владения деревянным мечом клана Фуяо. Оно непредсказуемо и многогранно. Даже если раньше ты творил несусветную ерунду, ты в мгновение ока можешь превратиться в искусного мастера. С такими способностями, как у тебя, почему бы тебе не начать практиковать другой стиль? Ты слишком легкомысленный!
Чэн Цянь знал, что был слишком обеспокоен из-за душевного состояния Янь Чжэнмина. Он был слишком импульсивен. Но за столько лет адского труда он добился больше, чем кто-либо другой. Из девяти шансов умереть у него был лишь один ― остаться в живых4. Он никогда не чувствовал себя беспечнее, чем кто-либо другой. Не говоря уже о его выдающихся способностях, он никогда не считал себя легкомысленным.
4 九死一生 (jiǔ sǐ yī shēng) ― на девять шансов умереть лишь один ― остаться в живых (обр. в знач.: подвергаться смертельной опасности, большому риску; чудом остаться в живых).
Но в этот момент юноше искренне хотелось оправдаться:
— Я...
Однако мужчина лишь слегка усмехнулся и перебил его.
— Ты ведь думаешь, что деревянный меч не подходит тебе, верно? Овладев деревянным мечом клана Фуяо, я смог познать «человечность». От рождения и до смерти, от юности и до старости, тысячи обычных людей по всему миру никогда не смогут этого достичь. И в этом нет ничего странного. Ты думаешь, ты один такой особенный?
Чэн Цянь молчал.
Если подумать, в то время, когда другие совершали необдуманные поступки5 и, как птица Рух, стремились взмыть на десять тысяч ли, он вырос и давно потерял свое юношеское сердце. Когда другие сбивались с пути и не знали, куда идти, он продолжал двигаться вперед, ведомый единственной верной целью. Когда другие боролись изо всех сил, теряя надежду, он бесстрашно творил все, что ему вздумается. И когда другие тянулись к возвышению, он вызвался пойти по пути «человечности».
5 初生牛犊不怕虎 (chūshēng niúdú bú pà hǔ) — новорожденный теленок тигра не боится (обр. в знач.: о молодежи, совершающей необдуманные и дерзкие поступки, не задумываясь над их последствиями).
И пусть он никогда не хвастался, но чувство собственного достоинства не позволяло Чэн Цяню ассоциировать себя с движениями деревянного меча клана Фуяо.
Заключенная в деревянном клинке воля меча всегда казалась ему чем-то совершенно иным. Он по наитию повторял за другими, но никогда ничего не чувствовал.
Вдруг, стоявший перед ним мужчина воскликнул:
— Ты видел мир и видел других людей, но ты никогда не пытался сравнить себя с самим собой! Ты что, не человек6?! Раз уж ты выбрал «человечность», так почему бы тебе не спуститься наконец на эту бесполезную землю?!
6 В этой фразе используется слово 不是人 (bù shì rén) — не есть человек. Это прямая отсылка к классическому роману «Сон в красном тереме». В 35 главе один из главных героев произносит такие слова: – Если я не сдержу своего обещания, пусть сестра считает меня скотиной! – вскричал Сюэ Пань.
— Отношение к людям зависит от того, как ты привык делить их на своих и чужих. От того, что ты испытываешь к ним, что ты им прощаешь, с кем ты близок и кого ты любишь. Чувствовал ли ты когда-нибудь перед ними благоговейный трепет? На кого ты когда-либо ровнялся? У кого следовало бы поучиться?
С этими словами, мужчина внезапно опустил руку, и кончик меча больно царапнул Чэн Цяня по шее.
— Молодые поколения не ведают высоты неба и толщины земли, вы заносчивы и легкомысленны, и слишком высокого мнения о себе. Ты давно уже не ребенок, но твой разум так никуда и не продвинулся.
Спина Чэн Цяня покрылась холодным потом.
— Если ты действительно такой особенный, что способен запросто понять смысл деревянного меча клана Фуяо, так чего же ты тогда не смог справиться со «Слабостью»? Вставай! — сердито крикнул мужчина.
Чэн Цяню пришлось поистине нелегко. Один день его жизнь был похож на долгий год7. Если он не беспокоился о Янь Чжэнмине, он начинал беспокоиться о Ли Юне и остальных, оставшихся в компании темных заклинателей и людей из Управления небесных гаданий. Он никак не ожидал, что старый мастер в мгновение ока заметит его рассеянность. Будучи измученным силой ветра и неистовством дождя, он вынужден был очистить свой разум и полностью погрузиться в понимание деревянного меча клана Фуяо.
7 度日如年 (dùrìrúnián) — прожить один день как целый год (обр. в знач.: жить в невыносимых условиях, когда день тянется годом).
Кто знает, сколько времени Чэн Цянь был заперт здесь. Неизвестный мастер раз за разом блокировал его изначальный дух, заставляя юношу, как несмышленого ученика, орудовать Шуанжэнем как обычным деревянным клинком.
Однако когда этот человек вновь превратился в старика, он с легкостью открыл юноше врата и отпустил его. Чэн Цяня охватило странное чувство. Ему показалось, что прошло всего несколько мгновений. Пройдя сквозь врата, он остановился и увидел, что срезанная мечом прядь его волос только что упала на землю.
Юноша сделал шаг назад, затем обернулся и спросил:
— Могу я узнать имя старшего?
Старик посмотрел на него, глубоко вздохнул и сказал:
— У меня нет имени. Я всего лишь часть вашего наследия.
— Что случилось бы, выбери мы «Небо» или «Землю»? — вновь спросил Чэн Цянь.
Старик ответил:
— С древних времен люди из клана Фуяо всегда выбирали «человечность»? Что касается «Неба» и «Земли», то этому я не смогу вас научить. Никто не сможет этому научить. Тогда мне пришлось бы отправить вас туда, откуда вы пришли.
Стоило только старику произнести эти слова, как в сердце Чэн Цяня промелькнула смутная, едва уловимая мысль. Юноша на мгновение задумался, а после обернулся и искренне поклонился старику, прежде чем уйти.
Врата наследия за его спиной бесшумно закрылись. Чэн Цянь поднял голову и увидел неподалеку от себя Янь Чжэнмина. Юноша держал в руках деревянный меч, призванный им из внутреннего дворца, и задумчиво смотрел наклинок.
Едва завидев его, Чэн Цянь почувствовал себя таким счастливым, что даже его шаги стали намного легче:
— Старший брат...
Но, стоило ему только открыть рот, как Янь Чжэнмин вскинул голову и одарил юношу холодным взглядом.
Чэн Цянь все детство был рядом с ним. Но сейчас он никак не мог понять, то ли он нарвался на неприятности, то ли Янь Чжэнмин действительно был зол. Юноша опешил. Он так растерялся, что в его душе зародилось крохотное зерно сомнений. Чэн Цянь подумал: «Неужели тот старик так сильно его измучил?»
Посмотрев на юношу, Янь Чжэнмин вдруг отвернулся и молча пошел вперед.
Еще больше растерявшись, Чэн Цянь последовал за ним, ломая голову над тем, чем же он успел так сильно обидеть молодого господина. Он беспомощно спросил:
— Что случилось?
Стоило ему только сказать эти слова, как взгляд Чэн Цяня упал на деревянный меч в руках Янь Чжэнмина. Волосы у него на затылке встали дыбом. Он подумал: «Погодите, зачем ему этот меч?»
У старика из наследия был зоркий глаз. Неужели он успел ему что-то рассказать?
Подумав об этом, Чэн Цянь почувствовал себя крайне неловко. Вытерев пот со лба, юноша принялся судорожно обдумывать пути отступления.
Услышав вопрос, Янь Чжэнмин ничего не ответил. Он лишь подумал: «О, на воре и шапка горит»
Прождав слишком долго, Чэн Цянь сухо кашлянул и, в тот самый момент, когда он уже собирался было что-то сказать, Янь Чжэнмин открыл рот и произнес:
— Почему ты солгал мне? Как ты объяснишь этот деревянный меч?
Чэн Цянь молчал.
Казалось, эти двое шли по узкой дорожке, быстро приближаясь к ее концу. В конце пути виднелись мягкие лучи рассветного солнца. Задав вопрос, Янь Чжэнмин вновь пошел вперед, не оглядываясь. Юноша перешагнул какую-то черту и внезапно исчез.
Чэн Цянь тут же бросился за ним. Но увидев перед собой цветы, он обнаружил, что вернулся к подножию горы Тайинь, однако их наследие и владения внутреннего демона уже исчезли.
Помимо его разгневанного старшего брата их окружало великое множество людей. С одной стороны стоял Хань Юань, за спиной которого толпились демоны, а с другой — Ю Лян. Позади юноши собралось огромное количество невесть откуда взявшихся заклинателей.
Ли Юнь, Лужа, Нянь Дада и остальные без зазрения совести парили в воздухе прямо посередине.
Чэн Цяню казалось, что, когда «Массив истребителей демонов» разрушился, у горы Тайинь было намного меньше народа.
Могло ли так случиться, что сражение между демонами и бессмертными, которое должно было разразиться на горе Тайхан, было перенесено сюда?
Отсечь семь чувств и отринуть шесть желаний
Завидев братьев, Лужа сделалась похожей на сироту, нашедшую свой дом. Грядущее сражение не имело к ней никакого отношения. Без лишних слов девушка ринулась вниз.
— Старший брат!
На Луже было надето ярко-красное платье. Когда она рухнула с неба, ее одежда и волосы горели, словно сияние зари. Падая, она напоминала летящий огненный шар, и взоры всех присутствующих разом оказались прикованы к ней.
Этот маневр напрочь лишил Чэн Цяня возможности оправдаться.
Хань Юань скрестив ноги сидел на возвышенности. Он прикрыл глаза, чтобы отдохнуть, и вновь открыл их лишь тогда, когда услышал последние новости. Окинув мрачным взглядом всех присутствующих, он, наконец, остановился на Луже. Он так запугал темных заклинателей, что теперь они молчали, как цикады зимой1. Затем он отвел глаза и посмотрел на Янь Чжэнмина.
1 噤若寒蝉 (jìn ruò hán chán) — молчать как цикада зимой (обр. в знач.: не сметь и слова вымолвить, язык присох к нёбу).
Выражение лица Янь Чжэнмина было трудно разгадать. У них с Хань Юанем всегда были сложные отношения, но старший брат никогда не отказывался от него.
В конце концов… Они всегда были его ни на что не годными младшими.
Лужа прошептала ему на ухо:
— В тот день, когда вам удалось одержать победу и разрушить массив, ты и третий брат угодили в разлом. Эти негодяи выползли из «Массива истребителей демонов» и вновь начали сражаться друг с другом. Обе стороны понесли большие потери, потому им пришлось на время разойтись, чтобы перевести дух, а затем четвертый ... То есть, дух демонического дракона привлек сюда множество темных заклинателей, и того красивого заклинателя меча. Я не знаю, на чьей он стороне. На следующий день с горы Тайхан прибыло еще больше людей. Их противостояние длится уже несколько дней. Скоро начнется новое сражение.
Она слишком много болтала. Казалось, ей было очень весело. Однако, сам юноша явно был не в том состоянии, чтобы наблюдать за весельем. Отвернувшись от Янь Чжэнмина, Лужа посмотрела на Чэн Цяня и спросила:
—Третий брат, где вы были?
Чэн Цянь еще не успел ничего ответить, как Янь Чжэнмин уже протянул руку, чтобы одернуть Лужу.
— Не разговаривай с ним, пусть подумает о своих ошибках.
Услышав эти слова, Лужа лишь со вздохом покачала головой и незаметно подмигнула Чэн Цяню. Чем же он опять разозлил старшего брата?
Чэн Цянь лишь горько улыбнулся.
Не обращая внимание на этих двоих, Янь Чжэнмин помахал Ли Юню, а затем нашел уединенное место и сел, выпрямив спину.
Из толпы заклинателей Управления небесных гаданий вышел мужчина. Это был У Чантянь. Увидев Янь Чжэнмина, У Чантянь не удержался, шагнул вперед и что-то тихо сказал Ю Ляну.
Ю Лян неохотно поднялся на ноги. Его движения были скованными — полученная в недавней стычке рана еще не зажила. Вид у юноши был как у потерявшейся собаки.
Ю Лян остановился перед Янь Чжэнмином и, с минуту поколебавшись, тихо сказал:
— Не сочтите за дерзость, этот младший смеет просить старшего пересесть, чтобы занять лучшее место.
Янь Чжэнмин бросил на него короткий взгляд, и Ю Лян невольно застыл. Раньше, каждый раз, когда он видел главу Яня, он желал сразиться с ним, но теперь, он почему-то не на шутку испугался.
Янь Чжэнмин равнодушно ответил:
— В этом нет необходимости. Здесь тише.
Поскольку Нянь Минмин тоже был здесь, Ли Юнь отослал Нянь Дада к отцу. Подойдя ближе, он тут же завладел всеобщим вниманием. Юноша со смехом ответил Ю Ляну:
— Разве все мы здесь не связаны печатью истребителей демонов? Пожалуйста, скажи господину У, что ему нет нужды так осторожничать.
Ли Юнь привык прятать иглу в шелках2. Ю Лян расслышал в его словах неприкрытую иронию. Однако, он никогда не был душой компании и не слишком хорошо ладил с людьми. Какое-то время он просто стоял, не осознавая смысла чужих слов. Наконец, его терпение кончилось. Юноша сжал кулаки и, развернувшись, зашагал прочь.
2 绵里藏针 (miánlǐcángzhēn) — игла, спрятанная в шелковых оческах (обр. в знач.: держать камень за пазухой; на устах мёд, а на сердце лёд).
Но Янь Чжэнмин внезапно окликнул его.
— Подожди.
Ю Лян остановился.
Однако глава Янь даже не взглянул на него. Все его внимание было приковано к деревянному мечу, будто он всеми силами пытался рассмотреть на нем какой-то узор.
— Тем, кто идет по пути меча, всегда сложнее, чем другим, — медленно проговорил юноша. — Когда ты вошел в Дао, клинок выбрал тебя, а это значит, что у тебя определенно есть талант. Когда ты входишь в Дао, ты остаешься наедине с собой. Если справишься, получишь самый несравненный меч. Но если пройдешь по этой дороге шатаясь, как инвалид, в твоих руках останется лишь мясницкий нож. Ты должен сделать это сам. Не позволяй другим держать рукоять твоего клинка.
Ю Лян был потрясен, его лицо побелело. В конце концов, он склонил голову и произнес:
— Большое спасибо, старший.
Ли Юнь подождал, пока он уйдет и обнаружил у себя в руке камень «горчичного зернышка». На сей раз они не стали создавать столько шума, как у башни Красной птицы. У подножия горы раскинулся небольшой, укрытый легкими занавесками, тенистый навес. На занавесках были начертаны амулеты. Изнутри навеса можно было видеть и слышать все, что происходило снаружи, но внутрь заглянуть не мог никто.
— Как обстоят дела? — спросил Янь Чжэнмин.
Ли Юнь с гордым видом сел рядом с Чэн Цянем и произнес:
— У Чантянь объявился, он планирует начать отсюда.
— А что с Управлением? — осведомился Чэн Цянь.
Ли Юнь показал взглядом куда-то в сторону.
— Посмотри туда. Гора Белого тигра, зал Черной черепахи, гора Мулань, Западный дворец… Тц, с тех пор как умер этот старый ублюдок, бывший владыка Западного дворца, не нашлось никого, кто взял бы на себя такую ответственность. Одним словом, если не считать того, что двое святых уже «освободились от пяти добродетелей», почти все заслуживающие уважения люди сейчас находятся здесь. Взгляни на темных заклинателей позади Хань Юаня. Видишь звезды вокруг луны3? Три женщины и шестеро мужчин, они — «девять мудрецов» из «кошмарных путников». Но ты еще многого не знаешь о темных заклинателях. Для них считается нормальным, сперва сотрудничать друг с другом, а затем внезапно скрестить клинки. Вполне возможно, что они явились сюда вовсе не для того, чтобы поддержать Хань Юаня. Боюсь, они здесь, как и мы, просто мутят воду.
3 众星捧月 (zhòngxīng pěngyuè) — звёзды вокруг луны (обр. в знач.: быть центром всеобщего внимания, являться кумиром публики).
Янь Чжэнмин, не оглядываясь, выругался:
— Кто тут мутит воду?
Ли Юнь улыбнулся и похлопал Чэн Цяня по плечу:
— Когда «око» было разрушено, им оставалось только сражаться. Затем с горы Тайхан явился У Чантянь и предложил эту игру. Он попросил создать здесь «Массив десяти сторон» и отобрать десять человек из каждого клана, чтобы войти внутрь. Небеса сами решат, кому с кем встретиться. Если победит Управление небесных гаданий, Хань Юань отправится с ними, а «кошмарные путники» вернутся на Южные окраины, и до конца своей жизни не приблизятся к Центральным равнинам. Но если победу одержат темные заклинатели, то люди из Управления возьмут на себя всю ответственность за случившееся. Они публично откажутся от истинного пути и позволят этим демонам избавиться от них.
Услышав слова брата, Чэн Цянь явно почувствовал, что в них что-то не так.
— В конце концов, все мы здесь связаны печатью истребителей демонов, но эти демоны похожи на блюдо сыпучего песка4. Если Управлению небесных гаданий удастся подкупить нескольких «путников», пообещав им награду за проигрыш, на чьей же стороне они окажутся?
4 一盘散沙 (yīpán sǎnshā) — блюдо сыпучего песка (обр. о полной распылённости, раздробленности, разобщённости, разброде).
— Хань Юань не так глуп. У темных заклинателей тоже должна быть своя кровавая клятва. Кроме того, это уже не похоже на битву один на один. Если он решит в одиночку стереть с лица земли Центральные равнины, вряд ли ему кто-нибудь поможет. Может, он просто хочет лично прикончить их, — сказал Ли Юнь.
— В таком случае, чего он ждет? — спросил Чэн Цянь.
— Массив еще не закончен. Похоже, они ждут честного свидетеля, — ответил юноша.
Чэн Цянь нахмурился.
Ли Юнь похлопал его по плечу.
— Не хмурься. Ни тебе, ни старшему брату, все равно от этого не сбежать. Только в такие моменты я начинаю понимать, что иметь весьма посредственный уровень самосовершенствования не так уж и плохо.
— Нелегко будет увести Хань Юаня. Мы находимся у всех на виду. Слишком много людей принесли эту кровавую клятву, — сказал Чэн Цянь
На мгновение под навесом воцарилась тишина. В этот момент Янь Чжэнмин внезапно вытащил откуда-то бамбуковый веер. Рассеянно обмахнувшись им два раза, он оглянулся и увидел Ли Юня. Младший брат как-то странно сидел. Не выдержав, Янь Чжэнмин решительно ударил юношу по руке.
— Сядь по-человечески.
Спорить было бесполезно. Ли Юнь рассмеялся. Он открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но вдруг увидел Чэн Цяня. Третий младший брат тоже смеялся.
Обычно, находясь с семьей, Чэн Цянь не следил за своим поведением. В его улыбке не было ничего странного, но каждый раз, когда он улыбался, он смотрел на Янь Чжэнмина так, будто в мире существовал только один человек. Уголки его глаз были слегка приподняты, а зрачки, казалось, мягко светились. Его взгляд был куда теплее, чем раньше.
Ли Юнь замолк.
Он взглянул на братьев и подумал, что, если еще раз посмотрит на них, у него на глазу появится ячмень. Юноша сел ровно и произнес:
— Ой, мамочки, неужели пока я спал, небо и земля поменялись местами!
Ли Юнь резко замолчал, и между всеми присутствующими повисла неловкая пауза. Лужа невольно повернулась к ним и сказала:
— Старший брат, ты сменил веер? Но он же сломан, он не так хорош, как предыдущий.
Стоило ей только упомянуть об этом, как все обнаружили, что бамбуковый веер в руках Янь Чжэнмина действительно изменился. С годами украшавшая ручку кожа стала красновато-коричневой, и по углам появились трещинки. Это совсем не добавляло ему изящества.
Ли Юнь взял бамбуковый веер обеими руками и осторожно раскрыл его. Разворот был украшен лишь парой отдельных штрихов, по виду напоминавших гору. Но лицевая сторона была пуста. Лишь в углу можно было разглядеть выцветшую печать, отдаленно напоминавшую слово «Фуяо».
Достаточно было лишь мельком взглянуть на эти символы, чтобы понять, что они были оставлены навершием печати главы клана.
Ли Юнь вздохнул.
— Это… это реликвия нашего клана. Сестрица, ты ведь уже взрослая барышня, ты должна читать серьезные книги, но у тебя до сих пор нет никакого представления о туши5. Ты только и знаешь, что целыми днями летать и втыкать в волосы куриные перья… О, я умираю от тоски. Старший брат, где ты его взял? Может, попробуем капнуть на нее твоей кровью? Кто знает, вдруг у этой реликвии есть душа.
5 胸无点墨 (xiōngwúdiǎnmò) — не иметь никакого представления о туши (обр. никогда ничему не учился, неуч, невежда).
Янь Чжэнмин вкратце описал то, что произошло с ним и Чэн Цянем у Башни отсутствия сожалений. После чего вытащил из рукава небольшую коробочку и какую-то старую книгу.
Передав коробочку Луже, он сказал:
— Эта демоническая пилюля передавалась из поколения в поколение. Король демонов прожил три тысячи шестьсот лет, после чего упокоился с миром. Эта вещь безупречна. Запечатанная в ней сила может передаваться по наследству. Мир демонов издревле терзали междоусобицы, но король оставался неизменным. Это последняя из таких пилюль, и клану Фуяо удалось сохранить ее. Береги ее и не пытайся тайком съесть. В ней заключен опыт более трех тысяч лет совершенствования. Ты все еще растешь, возможно, сейчас ты не сможешь этого вынести.
Лужа была в полном замешательстве. Ее широко распахнутые глаза грозились встретиться с бровями. Она напоминала скупого бедняка, увидевшего комнату, полную золотых слитков. Девочка почтительно поклонилась. В мечтах она давно уже стала всемогущим Небесным Чудовищем. Заикаясь, она произнесла:
— Старший брат, даже имея глаза я не смогла разглядеть Тайшань6. Твой веер такой красивый. Такой красивый, что я, кажется, опьянела!
6 有眼不识泰山 (yǒuyǎn bùshí tàishān) — иметь глаза и не разглядеть горы Тайшань (обр. не оказать должного уважения; не понять, с кем имеешь дело; ср. слона-то я и не приметил).
— Смотри, ты обещала мне, — произнес Янь Чжэнмин.
С этими словами он перебросил книгу Ли Юню.
— Это тебе.
Ли Юнь с радостью принял дар. На обложке он увидел три слова: «Девять звеньев»7. Юноша открыл книгу, пролистал несколько страниц и задрожал от волнения.
7 Игрушка-головоломка «меледа». Упоминалась в 35 главе.
— Это… Это...
— Я спросил старейшину, — сказал Янь Чжэнмин. — Он рассказал мне, что среди всех предков нашего клана был некто особенно бездарный. У него не было ни эликсира бессмертия, ни регалий, ни меча. Он специализировался на странных трюках. Это очень редкий метод совершенствования. Он называется «девять звеньев». Все эти годы у тебя не было ни учителя, ни наставника. Ты сам нащупал этот путь. Теперь, ты сможешь помогать нам вдвое больше.
Со слезами на глазах Ли Юнь сказал:
— Старший брат, я посвящу тебе всю свою жизнь.
Глава Янь молча посмотрел на него своими персиковыми глазами. Ему не нужны были слова, чтобы выразить презрение. Он вовсе не хотел такой награды.
Чэн Цянь растерялся. Он так беспокоился, что старик как-то навредит его старшему брату, и никак не ожидал, что тот выведет их на правильный путь и, к тому же, кое-что им даст… Конечно же, отношение главы клана изменилось.
Ли Юнь нежно погладил книгу пальцами и с любопытством спросил:
— Что еще сказал старейшина?
Что он еще сказал?
«Меч в твоем внутреннем дворце крайне интересен. Кто-то вырезал часть своего изначального духа и использовал его в качестве основы, чтобы дать тебе возможность обратить несчастье в удачу8. Это помогло тебе разом достичь стадии «входа в ножны». Если ты выйдешь за пределы ножен, ты тут же войдешь в «Божественное Царство». Но я думаю, что, каким бы искусным не был этот деревянный меч, этого будет недостаточно. Если хочешь идти дальше, ты должен усердно совершенствоваться».
8 逢凶化吉 (féngxiōng huàjí) — обращать несчастье в удачу (обр. в знач.: выкрутиться, найти выход из положения).
Вспомнив об этом, Янь Чжэнмин осознал, что у него до сих пор дрожали руки. Юноша свирепо посмотрел на Чэн Цяня.
Чэн Цянь наклонился к нему и тихо сказал:
— Старший брат, успокойся.
Но Янь Чжэнмин молча стряхнул его руку.
Чэн Цянь неплохо умел ехидничать, но ложь и праздная болтовня давались ему крайне тяжело. Он некоторое время смотрел на старшего брата, а затем осторожно взял Янь Чжэнмина за руку.
Но ее снова сбросили.
Однако Чэн Цянь оказался куда настойчивей. Он вновь коснулся тыльной стороны его ладони.
Лужа понятия не имела, куда от этого деться. Она отвела глаза и отчетливо почувствовала, что что-то тут не так.
Ли Юнь опустил голову вниз и уткнулся в книгу. Вдруг, юноша что-то нашел. Листая книгу, он увидел среди страниц листок бумаги. Чернила были совсем свежие. Он без труда узнал почерк Янь Чжэнмина.
«Эта вещь стоит того. Сделай ее для меня».
Записка оказалась своеобразным «рецептом». Ли Юнь тут же зацепился взглядом за слова «Эликсир чистого сердца».
В описании было сказано: «Приняв это снадобье, можно очистить сердце и разум, отсечь семь чувств и отринуть шесть желаний. С этого момента в душе человека больше не будет ни любви, ни ненависти, ни беспокойства. Это самое лучшее средство для самосовершенствования».
Сердце Ли Юня дрогнуло. Юноша посмотрел на то, как Янь Чжэнмин ссорился с Чэн Цянем.
В этот момент в толпе начался переполох. Люди из Управления небесных гаданий выстроились в ряд. С неба спустилась летающая повозка. Кто-то очень знакомый раздернул занавески и спрыгнул на землю.
Это был Люлан.
Выйдя из повозки, Люлан наклонился и с почтением протянул руку, позволяя другому человеку опереться на него. Не было смысла гадать, кем был этот человек. Это был не кто иной, как Тан Чжэнь.
Должно быть, Тан Чжэнь сменил тело. Он выглядел гораздо лучше. Его седые волосы теперь были совершенно черными.
Оказавшись снаружи, он тут же огляделся по сторонам. У Чантянь и его люди приветствовали его. Взгляд Тан Чжэня упал на мастеров с горы Мулань, но те не обратили на него никакого внимания, в то время как люди из зала Черной черепахи и вовсе предпочли остаться в стороне. Очевидно, они еще не забыли о случившемся на Платформе Бессмертных. Все остальные, такие как Нянь Минмин, бродячие заклинатели, или представители мелких кланов один за другим выходили вперед, чтобы поприветствовать его. Кто-то звал его «брат Тан», кто-то просто «старший».
Затем Тан Чжэнь повернулся к темным заклинателям. Удивительно, но двое или трое из девяти мудрецов издали поклонились ему.
Пусть он и не имел друзей среди именитых кланов, но среди более мелких у него было достаточно знакомств. Неудивительно, что он знал обо всем.
Вдалеке послышался свист. Это был сигнал Управления небесных гаданий. Услышав его, У Чантянь вышел вперед и произнес:
— Даою, создание массива завершено. Господин Тан, пожалуйста, проверьте, все ли в порядке.
Тан Чжэнь погрузился в собственное сознание. Мгновение спустя он кивнул, но так ничего и не сказал.
У Чантянь взглянул на Хань Юаня и вновь обратился к Тан Чжэню:
— Простите, господин Тан, вы принесли с собой диск?
Люлан тут же достал из свертка небольшую пластину. Юноша молча шагнул вперед, поднял руки и круглый диск повис в воздухе.
Тан Чжэнь опустил глаза и вздохнул.
— Это обязательно? Ох, тогда, вы двое, поклянитесь.
У Чантянь был вне себя от радости. Он сложил пальцы вместе и делано равнодушно произнес:
— Сегодня Управление небесных гаданий поклянется перед печатью истребителей демонов. Мы объединим наших даою со всех сторон света и выступим против «кошмарных путников». Мы вступим в бой с демоническим драконом. Если мы проиграем, Управление небесных гаданий откажется от следования истинному пути и позволит вам избавиться от нас. Мы никогда больше не войдем во врата бессмертных!
С этими словами он поранил палец, и капля крови упала на диск.
Лужа незаметно обратилась птицей и взмыла в небо, желая понаблюдать за шумихой. В самом центре диска она увидела План Великого предела9. Кровь У Чантяня наполовину окрасила его в красный цвет.
9 太极图 (tàijítú) или План Великого предела — это символ или диаграмма в китайской философии. Великий предел — этап исходного космогенеза в представлении китайской философии, предельное состояние бытия, наибольшее разделение на прошлое и будущее, начало времени и всех начал, причина выделения двух сил. Популярное ныне изображение Великого предела стало эмблемой китайской классической философии — символ Инь-ян.
У Чантянь взмахнул рукавом.
— Хань даою, твоя очередь.
Хань Юань даже не взглянул на него. Юноша протянул руку, и пластина полетела прямо к нему.
— Если мы проиграем, я пойду с тобой, а они вернутся на Южные окраины и на всю жизнь останутся жалкими трусами.
С этими словами он склонил голову, до крови прикусил палец и прижал его к центру диску. Диск зашипел, жадно впиваясь в человеческую плоть. В мгновение ока его ладонь утонула в выемке на пластине, и другая половина Плана Великого предела наполнилась густой черной кровью.
Начертанные на диске символы бешено вращались. Лужа лишь мельком взглянула на них и тут же почувствовала легкое головокружение. Ей пришлось отвернуться.
В следующий же момент из пластины вырвалось множество кроваво-красных диаграмм, оставив следы на запястьях Хань Юаня и девяти мудрецов. Это означало, что реши они нарушить клятву, и диаграммы немедленно бы обратились против них.
Хань Юань равнодушно посмотрел на свою руку, сунул окровавленные пальцы в рот и слизнул кровь.
— Девять из них плюс я.
У Чантянь махнул рукой и несколько стоявших позади него молодых людей из Управления небесных гаданий вышли вперед, неся с собой свитки.
У Чантянь взял один из них себе, и юноши двинулись дальше в толпу, раздавая остальные избранным.
Один из них шел в направлении клана Фуяо. Янь Чжэнмин толкнул Чэн Цяня локтем и прошептал:
— Иди, возьми его.
Человеком со свитком оказался Чжэши. Не так давно юноше было поручено смешаться с людьми из Управления небесных гаданий.
Чэн Цянь знал, что Чжэши, должно быть, вернулся с новостями. Он сразу же откинул занавеску и вышел, чтобы поприветствовать его.
Как только он ушел, Ли Юнь наклонился к уху Янь Чжэнмина и спросил:
— Что произошло между тобой и Сяо Цянем? Что за «Эликсир чистого сердца»? Чего ты хочешь? Ты что, принял не то лекарство? Что ты задумал?!
Янь Чжэнмин погладил лежавший на его руках меч и сказал:
—Ты знал, что, чтобы создать этот деревянный клинок, он пожертвовал частью изначального духа?
Ли Юнь ошарашенно пробормотал:
— А… Как это на него похоже. И ты решил отплатить ему за это черной неблагодарностью?
— Нет... это на всякий случай. Я имею в виду, на тот случай, если это будет мешать ему совершенствоваться. Если он когда-то пожалеет о содеянном, отдай это ему. Я не хочу быть для него камнем преткновения.
Ли Юню нечего было на это ответить, он лишь усмехнулся.
— Старший брат, я всегда думал, что ты всего лишь богатый молодой господин, а ты, оказывается, знаешь толк в любовных делах.
— Не говори глупости, — Янь Чжэнмин ударил его по плечу. — Не говори об этом Сяо Цяню. У него невинное сердце, подобное для него вновинку. Боюсь, он не обрадуется, когда узнает.
— Думаю, Сяо Цянь действительно не обрадуется, — сказал Ли Юнь. — Думаешь, он позволит тебе исчезнуть10? Старший брат, ты сам-то в это веришь?
10 吃屎 (chīshǐ) — буквально есть дерьмо (обр. отвали).
Ты ведь знаешь, как хорошо я к тебе отношусь?
Сидя внутри «горчичного зернышка», Янь Чжэнмин вздохнул и бросил взгляд на маленькую птичку, с любопытством устроившуюся на плече Чэн Цяня. Они вместе с Лужей изучали свиток Управления небесных гаданий и пока не собирались его отдавать.
Янь Чжэнмин опустил голову и медленно прикрыл глаза, устало потерев пальцами переносицу.
У юноши с детства были изящные брови, будто нарисованные кистью художника. Но даже с закрытыми глазами он не был похож на каменную статую.
Весной горные ручьи шумели особенно громко, и повсюду разлетался приятный цветочный аромат.
Осенью вода уходила, оставляя на камнях свои следы.
— Что тебе сказал Сяо Цянь, пока вы были во владениях внутреннего демона? — спросил Ли Юнь.
Янь Чжэнмин слегка изменился в лице.
— Ох! — тут же догадался Ли Юнь, одарив Янь Чжэнмина до неприличия пристальным взглядом. — Глава клана, не продавай себя за бесценок1. Вот уж кому действительно не повезло в жизни, так это мне! Мне почти никогда не удавалось получить желаемого. Только посмотри, каким ты стал красивым...
1 得便宜卖乖 (dé piányí màiguāi) — о необходимости выставить себя в наилучшем свете, чтобы получить нечто хорошее. Часть фразы 东西卖得非常便宜 (dōngxī mài dé fēicháng piányí) — вещь пошла за бесценок.
Ли Юнь на мгновение замолчал и задумался, подбирая нужные слова, а после продолжил:
— ... в штаны наделать можно.
Янь Чжэнмин благоразумно промолчал.
Даже будучи ярым блюстителем чистоты, Янь Чжэнмин стойко сносил все бесполезные выходки этого негодяя Ли Юня, но подобной грубости он стерпеть не мог.
Он чувствовал, что если продолжит разговаривать с этим человеком, то непременно запачкает свой язык, сорвавшись на откровенную брань.
— Как медленно! — Ли Юнь вскинул руки над головой и принялся раскачиваться из стороны в сторону, потрясая в воздухе влажным от свежих чернил листком бумаги. Когда чернила подсохли, юноша аккуратно разгладил листок, сунул его себе за пазуху и с видом крайнего удовлетворения похлопал себя по груди.
Вдруг, он хмыкнул и сказал:
— Побьешь меня? Лучше бы тебе хорошенько подумать перед этим. Старший брат, помни, теперь ты полностью в моих руках. Тебе следует быть добрее ко мне, иначе ты разобьешь хрупкое сердце младшего брата. Ах, тогда эта записка может попасть к Сяо Цяню!
Что толку от такого младшего брата?
«Откормить бы тебя и подать к столу на Новый год», — мрачно подумал Янь Чжэнмин.
Чэн Цянь понятия не имел, что произошло между этими двумя. Взяв из рук притворявшегося незнакомцем Чжэши свиток, юноша почувствовал себя крайне странно.
Чжэши знал, что Чэн Цянь по какой-то причине вернулся к жизни, но сегодня он впервые за долгое время увидел его своими собственными глазами.
Он обеими руками передал юноше второй свиток и молча посмотрел на Чэн Цяня. Чжэши стоял ко всем спиной, и никто не мог увидеть, как покраснели его глаза. Внезапно, он сделала шаг назад, почтительно сложил руки и низко поклонился Чэн Цяню. Когда он снова поднял голову, выражение его лица вновь было таким же, как раньше. Спокойным и непоколебимым.
Когда Янь Чжэнмин был ребенком, ему невозможно было угодить. Среди всех его слуг Чжэши был самым внимательным. Чэн Цянь помнил, что он никогда не отличался особой разговорчивостью, и был не таким сердечным, как Сюэцин. Он всегда старался быть аккуратным, словно бы это повышало его чувство собственной значимости. С годами он не сильно изменился. Еще вчера он только и делал, что стоял за спиной старшего брата, подавал чай и протирал скамейки, а теперь... даже если вещи остались прежними, то люди — нет.
Когда Чэн Цянь забрал у него свиток, Чжэши спокойно спрятал руки в рукава. Сохраняя безжизненное выражение лица, Чэн Цянь развернул один из них, но обнаружил, что тот был совершенно пуст. Внутри находилась лишь печать истребителей демонов.
Управление небесных гаданий выслало им два свитка, а это значит, что от клана Фуяо требовалось прислать двоих человек.
Чэн Цянь натянуто усмехнулся и обратился к Чжэши:
— Так благородного господина У прислали сюда пересчитать людей? Похоже, он способен справиться с любым делом. Ни одна рыба не ускользнет из его сетей.
Вдруг, где-то поблизости раздался грохот барабанов, и у подножия горы Тайинь, словно из воздуха, вырос искусственный барьер.
Массив десяти сторон2!
2 В буддизме обозначает десять сторон света: юг, север, восток, запад, юго-восток, северо-восток, юго-запад, северо-запад, а также верх и низ.
Внезапно, послышался громкий голос У Чантяня:
— Друзья, все, кто получил печать истребителей демонов, пожалуйста, отдохните как следует, чтобы с полными силами присоединиться к нам в сегодняшней битве! Господин Тан, прошу, подойдите сюда.
Лужа и Чэн Цянь вернулись к «горчичному зернышку», но сидевшие внутри Ли Юнь и Янь Чжэнмин остались неподвижными.
Однако стоило только Чэн Цяню подойти ближе, как Янь Чжэнмин первым поприветствовал его:
— Сяо Цянь, иди сюда.
Чэн Цянь с сомнением посмотрел на юношу, опасаясь, что вновь сделал что-то не так. В противном случае, чем же он заслужил, что его старший брат решил добровольно выразить кому-то свое расположение?
К счастью, такие вещи не слишком волновали Чэн Цяня.
Войдя следом, Чжэши охотно протянул им два кольца. Ли Юнь тут же взял одно из них, огладил пальцами и, наконец, нашел то, что было сокрыто внутри. Легко надавив на оправу, юноша увидел, как сердцевина кольца открылась.
Внутри изысканного украшения находилось маленькое карманное зеркальце.
С облегчением вздохнув, Ли Юнь аккуратно протер зеркальце и увидел, что его гладкая поверхность испускала слабый свет, а внутри, казалось, мелькали тени. Быстро разыскав кусочек рисовой бумаги, Ли Юнь заставил свет от зеркала упасть на белый лист. По листу тут же побежали слова: «Кто-то замыслил недоброе...»
Строка вспыхнула, наконец, складываясь воедино. Потом к ней добавилась еще одна и еще:
«Кто-то замыслил недоброе. Когда я подсчитал количество духовных камней, необходимых для создания Массива десяти сторон, их, почему-то, оказалось намного меньше. Я не знаю, кто это сделал. Вокруг не было никаких следов. Те, кто за этим стоит, явно стремились уничтожить духовные камни. Либо они тайно изменили Массив десяти сторон, либо где-то неподалеку создали что-то еще. Однако мой уровень самосовершенствования оставляет желать лучшего, как бы я не старался, я так и не смог ничего найти. Этот человек поистине талантливый мастер маскировки. Кроме того, среди девяти мудрецов «кошмарных путников» есть люди У Чантяня, но я не смог выяснить, кто они. Внутри этого кольца спрятано зеркало. Когда окажетесь внутри массива, просто разбейте его и сможете увидеть истинную суть вещей. Я очень спешил и мог что-нибудь упустить, потому, пожалуйста, будьте осторожны».
Между противниками раскинулся Массив десяти сторон. Управление небесных гаданий и темные заклинатели выжидающе смотрели друг на друга. Вызванный свидетелем Тан Чжэнь подтвердил, что в массиве не было ни единого изъяна.
— Вероятно, что за пределами этого массива есть еще один, намного больше, — нахмурившись, произнес Ли Юнь. — Но разве это не странно? Если они собираются драться честно, какой толк создавать еще один массив? Если темным заклинателям удастся одержать верх, вторая печать тут же придет в движение и атакует их. Тогда Управление небесных гаданий нарушит кровавую клятву. Того, кто нарушит клятву, ждет десятикратное воздаяние. Это значит, что если их противник получит тысячу ударов, они получат восемьдесят тысяч. Если только... если только этот внешний массив действительно нацелен на демонов.
Он не должен был атаковать темных заклинателей, он был построен специально, чтобы обрушиться на их противников.
Янь Чжэнмин постучал веером по краю листа и сказал:
— Эта кучка завистливых святош ринется в массив, чтобы благополучно там умереть. А тот, кто в конце концов одержит верх, угодит в ловушку внешней печати. Звучит знакомо, не правда ли?
— Знакомо? — переспросила Лужа.
— Похоже на ядовитого паразита3, — ответил Янь Чжэнмин.
3 蛊 (gǔ) — ядовитая тварь (последняя из оставшихся в сосуде и насыщенная ядом всех остальных, пожранных ею); ядовитый паразит (в организме человека).
Лужа вздрогнула. Даже будучи птицей, она все равно жутко боялась насекомых. Это было просто поразительно. Чувствуя, как по коже побежали мурашки, девушка спросила:
— Но разве это сейчас был не У Чантянь? Им что, совершенно плевать на него?
— Управление небесных гаданий бьется как петухи с вороньими глазами4. Их силы слишком разные, — Чэн Цянь скрестил руки на груди и продолжил, — Если мы хотим прорваться, нам нужно хорошенько подготовиться. Я мало знаю о массивах, я не смогу разгадать такую сложную комбинацию.
4 乌眼鸡 (wūyǎnjī) — петух с вороньими глазами (обр. о ненавистнике, ревнивце, злобном противнике).
— На меня не смотри, я тоже не смогу, — отозвался Янь Чжэнмин.
Ли Юнь схватился за голову и пробормотал:
— Зато я... Ах, но ведь я буду снаружи, я ничем не смогу вам помочь.
— Это не проблема, — бросил Янь Чжэнмин, — У тебя еще осталась Золотая Жабья Жидкость? Выпей миску и я смогу пронести тебя в рукаве.
Сказав это, он живо представил, как самолично понесет жабу, и тут же взял свои слова обратно:
— Забудь об этом, вряд ли нам это удастся.
Ли Юнь ехидно усмехнулся. Он был вне себя от ярости.
Янь Чжэнмин на мгновение замолчал и, нисколько не изменившись в лице, одарил юношу предупреждающим взглядом.
— Впрочем, раз уж ты не желаешь пойти с нами, тогда придумай что-нибудь другое, — заключил он.
— Пусть я и не могу туда войти, но есть кое-кто еще, — серьезно произнес Ли Юнь.
Стоило ему только сказать эти слова, и дальше можно было уже не продолжать. Каждый из них прекрасно понимал, о ком идет речь. Лишь Хань Юань достаточно хорошо овладел искусством создания массивов, лишь он мог знать, что ждет их внутри.
Чэн Цянь на мгновение замолчал, а после тихо произнес:
— Словно бы и... нет, нельзя. Боюсь, мы не сможем договориться.
Пусть Хань Юань и не желал с ними сотрудничать, но каждый из них в душе все еще ему доверял. Даже находясь в другом лагере, он все равно был «своим».
Янь Чжэнмин вздохнул и сказал:
— Если у тебя есть что-то еще, так доставай.
Знамя истинного дракона, собранные со всего света могущественные заклинания, всевозможные снадобья, жемчужина ночи, насекомые проводники и многое другое. Он постоянно что-то собирал.
Янь Чжэнмин осмотрел свою коллекцию и подробно объяснил Чэн Цяню, как пользоваться некоторыми предметами. Он был слегка взволнован. Пусть в этот раз он и не пошел по миру, но потерял достаточно крови. После такого Управление небесных гаданий просто обязано было возместить им ущерб.
— Если и дальше будешь проигрывать, мы потеряем все, что имеем, — сказал Янь Чжэнмин. — Когда все это закончится, давайте воспользуемся суматохой, чтобы получить как можно больше прибыли.
Сильнейший заклинатель меча целыми днями только и думал, что о деньгах. Какое несчастье.
Но не успели они и глазом моргнуть, как наступил вечер5.
5 子时 (zǐshí) — первый большой час суток (от 11ч. вечера до 1 ч. ночи).
В ночи Массив десяти сторон казался еще таинственней.
Хань Юань встал во главе отряда и увидел позади себя длинную тень огромного разъяренного дракона. Все огни вокруг разом погасли, не на шутку перепугав заклинателей. Половина лица Хань Юаня оказалась скрыта в тени. Юноша склонил голову и самонадеянно ухмыльнулся.
Девять мудрецов из «кошмарных путников» последовали за ним, и группа чуждых друг другу6 темных заклинателей первой вошла в массив.
6 貌合神离 (mào hé shén lí) ― на вид ― вместе, сердцем ― врозь (поддерживать видимость хороших отношений; чужие друг другу).
Когда десять человек оказались внутри, у края массива вспыхнули десять свечей. Прочное железное основание, на котором они стояли, заволокло черным туманом. Вырезанный на свечах дракон внезапно ожил, демонстрируя опасные клыки, и черный туман устремился в небо.
Ночью в горах был сильный ветер, но пламя свечей все равно тянулось вверх. Когда сквозняк налетел на них, они остались неподвижными.
В этот момент к массиву начали стягиваться всевозможные заклинатели, получившие на руки свитки. Все они сильно отличались друг от друга, но кое-что у них все же было общим — совершенно равнодушные лица. Никто из них не смотрел на стоявшего впереди У Чантяня. Каждый шел сам по себе.
Когда они переступили границу массива, в соседнем ряду, одна за другой, вспыхнули еще десять свечей. Эти свечи были намного проще. Обычные, белые, они кренились куда-то в сторону, будто плакальщики на могиле усопшего.
Как только Чэн Цянь собрался сделать шаг, Янь Чжэнмин внезапно остановил его:
— Подожди.
С этими словами он поднял руку, стянул с волос Чэн Цяня старую ленту и вынул из рукава новую. Затем он, как самый обычный человек, взял ленту и принялся аккуратно собирать волосы юноши. Когда он закончил, от «Нитей марионетки» не осталось и следа.
Янь Чжэнмин какое-то время смотрел на Чэн Цяня, и его сердце бешено колотилось от желания обнять его. Однако, стоя посреди толпы, ему оставалось лишь молча заложить руки за спину.
— Я думаю, что в Массиве десяти сторон может быть несколько выходов, — сказал он, — когда окажемся внутри, мы можем разминуться. Ты должен быть осторожен... Ты ведь знаешь, как хорошо я к тебе отношусь? С этого момента больше меня не зли.
Чэн Цянь поднял на юношу глаза и подумал о том, что сегодня его старший брат какой-то слишком уж разговорчивый. Если так пойдет и дальше, то «императрица Янь» вскоре превратится в «барышню Янь».
... Но, чтобы вновь не разозлить его, Чэн Цянь решил благоразумно промолчать.
Когда они проходили мимо У Чантяня, тот внезапно прищурился и окликнул Янь Чжэнмина:
— Глава Янь, пожалуйста, подождите.
Янь Чжэнмин оглянулся на него, вскинул бровь и, ухмыляясь, покрутил в руках бамбуковый веер.
— Хотите дать нам совет?
У Чантянь сказал:
— Мой младший, Ю Лян, с того самого дня, как он вошел в Дао через меч, он усердно трудился не покладая рук. Он не давал себе никаких поблажек. Но он никогда раньше не сталкивался с подобными вещами, он еще слишком юн. Ежели главе Яню кажется, что его способности неплохи, прошу вас, когда этот У пожертвует собой, можете ли вы позаботиться о мальчике вместо меня?
По правде говоря, Янь Чжэнмин немало симпатизировал этому молодому и буйному заклинателю меча. В конце концов, мечники с изначальным духом были огромной редкостью. За исключением такого невероятного таланта, как он сам, все они в основном имели твердый характер и редко предавались бесполезным мечтаниям.
Однако он никак не выразил свою симпатию и лишь холодно ответил:
— Когда это клан Фуяо превратился в свалку старья? Кроме того, сейчас мы разорены и вряд ли осмелимся окунуть палец в котел супа7 талантливейших учеников Управления небесных гаданий. Неужели то, что случилось с Гу Яньсюэ не стало для вас уроком?
7 染指 (rǎnzhǐ) — окунуть палец (в котел с супом) (обр. в знач.: а) пристроиться к чужому пирогу, урвать кусочек.
Сказав это, он даже не взглянул на У Чантяня и спокойно потянул Чэн Цяня вперед.
— Идем.
Но Чэн Цянь не мог удержаться от взгляда. Когда заклинатели говорили о смерти, они часто использовали слово «почить», или самое банальное, «умереть», «покинуть этот грешный мир». Но редко от кого можно было услышать выражение «пожертвую собой».
Это казалось странным.
Чэн Цянь и Янь Чжэнмин шли прямо друг за другом, но, стоило им только войти в массив, как они тут же потеряли друг друга из виду. Как и предполагал Янь Чжэнмин, в Массиве десяти сторон было несколько выходов.
Внутри было так тихо, что можно было услышать стук собственного сердца. Место, в котором оказался Чэн Цянь, напоминало мрачный и темный гроб. Всего четыре стены, в одной из которых виднелся темный узкий проход. Казалось, это была дорога в никуда, впереди которой открывалась самая настоящая черная дыра.
Чэн Цянь крепче сжал Шуанжэнь и двинулся по узкой дорожке.
Вдруг, в темноте мелькнул проблеск света, и юноша остановился, только чтобы увидеть сбоку от себя безмолвно стоящую фигуру.
Темный заклинатель?
Чэн Цянь нахмурился. Юноша приветственно сложил руки и учтиво поклонился. Стоявшая поблизости фигура молча повторила за ним. Успокоившись, Чэн Цянь отозвал назад свое сознание. Больше здесь никого не было.
С минуту поколебавшись, Чэн Цянь сделал еще несколько шагов вперед, но в окружавшей его темноте раздавались лишь его собственные шаги. У юноши волосы встали дыбом. Чэн Цянь сжал пальцы и на его ладони вспыхнул холодный огонек. Пространство вокруг тут же озарилось светом.
Неподалеку от него было зеркало.
Кто знал, из чего оно было сделано, но оно совершенно точно отличалось от обычных бронзовых зеркал. В его гладкой поверхности почти полностью отражалась человеческая фигура. Чэн Цянь редко смотрелся в зеркала, не говоря уже о том, чтобы так пристально себя рассматривать.
На ладони его отражения тоже светился маленький огонек, но странная поверхность не рассеивало свет, как это делали обычные бронзовые зеркала.
Как оно здесь оказалось?
Пока он раздумывал над этим, его отражение внезапно сдвинулось с места!
«Он» медленно поднял голову и улыбнулся Чэн Цяню. Уголкиего губ поползли вверх, принимая зловещее выражение, но глаза юноши остались неподвижными. Темные зрачки казались бездонными омутами.
Чэн Цянь застыл.
Он впервые осознал, что может быть настолько пугающим.
Но страх есть страх. Недолго думая, Чэн Цянь выхватил Шуанжэнь и направил лезвие прямо в зеркало.
Но вдруг произошло нечто совершенно неожиданное. Отражение внезапно вырвалось на свободу. Его рост, его одежда... и даже небольшая рана, оставленная на шее юноши «Массивом истребителей демонов», были абсолютно одинаковыми!
Но еще хуже было то, что в руках у него был точно такой же клинок!
Зеркало позади ожившего отражения разлетелось на куски, однако, это ничуть его не остановило.
Это кто-то из девяти мудрецов? Что это за странная техника?
В следующее же мгновение два одинаков клинка встретились, издавая неприятный лязг. Даже движения этого человека были такими же, как если бы их учил один мастер!
Однако сердце Чэн Цяня оставалось спокойным. Он знал, на что способен человек перед ним. Он был слабее него. Его навыки оставляли желать лучшего, и аура клинка была совсем иной. Это странное зеркало было творением темного заклинателя. Человек перед ним лишь надел на себя маску.
Пропустив удар, отражение покачнулось и рухнуло на землю, холодно уставившись на Чэн Цяня. Из середины его лба заструился черный дым, заставив юношу скривиться. Чэн Цянь рассчитывал на быструю победу, но внезапно все вокруг утонуло в ярком свете.
Прямо перед ним возникли несколько укрытых черной тканью рядов. Ткань скатилась вниз, обнажая около дюжины больших зеркал. Все они были повернуты друг к другу. Это было по-настоящему опасно... они могли создать бесчисленное множество отражение!
Чэн Цянь почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Вдруг, он услышал журчание, будто что-то пыталось выбраться из воды. Затем он увидел, как из зеркал вышла целая толпа его отражений, с такими же мечами в руках. Но журчание не прекратилось, и уже через мгновение вокруг юноши образовалось целое море людей.
Чэн Цянь лишился дара речи.
Этот темный заклинатель должен был достаться его брату! Может это вылечило бы его дурацкую привычку часами торчать у зеркала!
Глава 89. Если вступишь на Темный Путь, потеряешь совесть
Несколько десятков мечей давили на юношу со всех сторон, все они были как две капли воды похожи на его клинок. В гробоподобном пространстве стало невероятно холодно, казалось, мороз распространился повсюду.
Чэн Цянь угодил в затруднительное положение, Шуанжэнь в его руках, казалось, стал намного меньше.
Клинок прилива поднял яростные волны.
Воля меча закружилась в воздухе, разбрасывая в стороны иллюзорный снег, и тут же уперлась в невидимую крышку, силясь сдержать натиск десятков мечей. Вдруг, темноту сотряс невероятный шум, брызнули искры, и отражения сразу же бросились врассыпную.
Чэн Цянь не мог позволить им окружить себя. Все его тело обратилось в молнию, Шуанжэнь ни на миг не останавливался. Он ответил им девятью шагами «Слабости». Тень его меча превратилась в неуловимого призрака, и уже через мгновение юноша оказался в самом центре толпы.
Отражения стояли слишком близко друг к другу, они не могли приблизиться к нему. Каждый из них тащил другого назад.
Внезапно, Чэн Цянь взвился в воздух. Легко перехватив Шуанжэнь, он дал волю ауре меча. Юноша взмахнул рукой, и больше дюжины зеркал тут же разбились вдребезги. Из каждого вылетело облачко черного дыма, неспешно собираясь воедино.
Но Чэн Цянь не желал просто так отпускать его. Когда зеркала разбились, множество отражений разом «лишились крова». Словно безумные, они в отчаянии бросились на юношу. Одно из отражений налетело на Шуанжэнь, оказавшись разрубленным пополам, но не остановилось.
Как назло, они преградили Чэн Цяню путь. Когда он снова поднял глаза, черный дым уже исчез.
Однако отражения никак не желали сдаваться, и схватка быстро превратилась в кровавую бойню. Несколько мгновений спустя Чэн Цянь имел радость любоваться на «обезглавленного себя», «безрукого себя», на «себя, лишившегося половины тела» и «себя со вспоротым животом»... и еще на многое, многое другое. Целая толпа расчлененных трупов.
К счастью, его тело было создано из бессердечного нефрита. Увидь нечто подобное кто-то более чувствительный, и он бы уже разрыдался от страха.
В тот момент, когда он вновь оказался в окружении множества отражений, исчезнувший черный дым снова появился в воздухе, тут же скользнув внутрь лежавшего поодаль маленького, не больше ладони, зеркальца. Ясная зеркальная гладь тут же померкла, и из темноты проступила странная улыбка.
Чэн Цянь уничтожил больше десятка отражений. Кровь забрызгала ему лицо, она была теплой и пахла как настоящая.
Последним ударом меча он пригвоздил одно из отражений к земле. От холода ледяного клинка на лице несчастного образовался тонкий слой инея. Он распахнул глаза, как две капли воды похожие на глаза Чэн Цяня. В его жестоком взгляде, казалось, мелькнула какая-то странная насмешка. По спине Чэн Цяня пробежал холодок.
В этот момент из лежавшего в стороне маленького зеркальца снова вырвалось облако черного тумана. Туман тут же ринулся к Чэн Цяню, окутав юношу, словно рыболовная сеть. Тьма проникала в его кости, сковывая каждый сустав.
Чэн Цянь так и застыл, с пригвожденным к земле отражением под ногами. Он не мог пошевелиться.
Позади него мелькнул расплывчатый силуэт, и юноша услышал невнятный голос.
— А, ты тот выдающийся мастер из клана Фуяо? Мне знаком этот клинок. Это «меч несчастной смерти».
Пока он говорил, перед Чэн Цянем появилась бедная рука, и тут же потянулась к Шуанжэню. Но вдруг, словно испугавшись исходящего от меча холода, незнакомец внезапно отступил.
Он прошептал с улыбкой:
— Ты и в самом деле удивительный, брат Чэн. Я слышал, что ты в одиночку устроил в Чжаояне большой переполох и даже убил главу клана Радости. Теперь эти развратники жаждут мести.
Черный туман окутывал Чэн Цяня, повинуясь рукам темного заклинателя. Его глаза с жадностью смотрели на юношу. Он снова улыбнулся и произнес:
— Эти зеркала были основой моего самосовершенствования!
С этими словами он потянул огромную, сотканную из тьмы сеть обратно на себя, желая вырвать изначальный дух Чэн Цяня из его тела.
Но сеть не поддалась, и темный заклинатель резко изменился в лице.
— Что?!
Черные нити быстро покрывались инеем. Обездвиженный Чэн Цянь поднял руку и сбросил с себя сковавшие его путы. Заледеневшая ловушка лежала в его ладони так, словно и вовсе не имела веса.
Чэн Цянь медленно произнес:
— Ты слышал, что я принес беду в Чжаоян, но не слышал о том, что я... не совсем человек?
Но темный заклинатель, похоже, не знал, что значат слова «не совсем человек». Чэн Цянь вытянул руку, и замерзшая сеть внезапно превратилась в кнут. Юноша развернулся к противнику лицом и размахнулся. Темный заклинатель был так потрясен, что тут же превратился обратно в черный туман. Он взвился вверх и приземлился в нескольких шагах от Чэн Цяня.
Воля Шуанжэня была подобна нарыву на кости. Холодное лезвие полнилось жаждой убийства, что было особенно жутко в окружении окровавленных, растерзанных в клочья трупов.
Заклинатель так испугался, что попытался было убежать, но внезапная вспышка разрезала темноту, едва не зацепив его самого. Несчастный остановился, переводя дыхание, но в следующее же мгновение тысячи ледяных лезвий окружили его, заключив в ловушку.
Заклинатель оглянулся и увидел лицо Чэн Цяня, спокойное, как многовековое ледяное озеро. Это было то, что никогда не смогли бы повторить отражения.
Он был совсем как те совершенствующиеся из легенд, которые вознеслись и стали настолько всемогущими, что горы обваливались и земля растрескалась1. Они больше не ведали ни печалей, ни радостей.
1 山崩地裂 (shānbēng dìliè) — горы обваливаются, земля трескается (обр. мощный, грандиозный).
Видя, что ему некуда бежать, темный заклинатель внезапно покраснел. Его рукава вздулись, и черный туман вырвался на свободу, взмывая вверх. Все тело несчастного сделалось похожим на огромную черную бочку.
В конце концов, Чэн Цянь не ставил себе цель истреблять демонов и защищать праведный путь. Его противник, темный заклинатель, оказался весьма неплох. Он никогда раньше не видел таких методов. Когда он опомнился, было уже слишком поздно — темная Ци заклинателя просочилась в тело хозяина. В мгновение ока, несчастный разлетелся на куски, и окружившие его призрачные мечи оказались сметены взрывной волной. Даже стены Массива десяти сторон покрылись черными пятнами, брызгами крови и ошметками плоти. Откуда-то послышалось шипение.
Шуанжэнь тихо загудел, и Чэн Цянь поспешно отступил назад, подумав: «Плохо дело. Если амулет снова сломается, старший брат меня убьет».
Но в следующее же мгновение в его ладони вновь появился странный, по форме похожий на «ухо», огонек. Он так ярко сиял, что Чэн Цянь какое-то время даже не мог открыть глаза. Когда он снова смог видеть, останки темного заклинателя уже исчезли. Множество демонических совершенствующих пользовались приемами захвата тела и души. Это были поистине сложные техники.
К сожалению, этому заклинателю не повезло. После смерти тела, он угодил в железку, и его изначальный дух не смог вырваться. Окутанный белым светом, он в ужасе закричал:
— Слушай, слушай Цянь...
Но вдруг, его голос оборвался, и душа исчезла.
Чэн Цянь в недоумении застыл на месте. Он заметил, что «ухо» в его ладони снова потускнело. Мгновение спустя оно полностью растворилось в воздухе, как если бы его никогда и не существовало.
Слушать деньги? Слушать то, что впереди?… Что, черт возьми, он должен был слушать2?
2 乾 (qián) — неутомимо трудиться (совершенствоваться). Кроме того — Цянь 1-я из восьми триграмм «Ицзина», символизирует мужское начало мироздания, небо, солнце. Созвучно с 钱 (qián) — монета, деньги; и 前 (qián) — впереди.
Ему показалось, что это просто один из артефактов массива, но он понятия не имел, какую тайну могла хранить в себе эта штуковина. Чэн Цянь втайне решил, что, когда все закончится, он обязательно спросит об этом Ли Юня или Тан Чжэня.
Сняв с пальца кольцо, которое ему отдал Чжэши, Чэн Цянь не задумываясь открыл его и посмотрел в зеркало. Внутри он увидел два ряда свечей. Одна белая свеча и свеча с драконом, символизировавшая темного заклинателя, погасли. За это время с каждой стороны погибло по человеку.
Оказывается, он был самым быстрым.
Чэн Цянь какое-то время смотрел на потухшую белую свечу. Он не знал, кто именно из тех могущественных заклинателей погиб. Каким трудным был его путь? Возможно, в нем смешались талант, трудолюбие и сообразительность, возможно, ему потребовались тысячи лет, чтобы достичь подобных высот. Неужели изначальный дух мог так просто умереть?
Внезапно ему стало очень жаль погибшего.
Чэн Цянь убрал кольцо и двинулся вперед.
— Я все еще не знаю, что там со старшим братом.
Но уже через несколько мгновений он всерьез забеспокоился об этом. Чэн Цянь горько улыбнулся и сказал:
— Неужели, именно об этом говорят: «Один день не повидаться — словно три осени прошло»?
Вдруг, в Массиве десяти сторон поднялся густой туман. Чэн Цянь пришел в себя и обнаружил, что оказался в совершенно другом месте.
Юноша принялся лихорадочно соображать: «Белая свеча погасла, а это значит, что кто-то из темных заклинателей, так же, как и я, убил своего противника. Неужели, теперь мне придется столкнуться с ним?»
Чэн Цянь едва успел остановиться, как его тут же окружила мощная темная энергия. Шуанжэнь с драконьим ревом3 покинул ножны, и как спрятанная в шелках игла, повторил движение из стиля «Поиск и преследование». С силой ринувшись вперед, он налетел в темноте на что-то огромное.
3 Крик дракона ― предвестника дождя (также обр. о звонком, громком голосе).
В этот же момент изначальный дух Чэн Цяня столкнулся с чужим изначальным духом. Не менее мощным, чем его собственный. Чэн Цянь был ошеломлен. Юноша щелкнул пальцами, и длинная тонкая полоска света озарила пространство на расстоянии в десять чжан.
Прямо перед собой он увидел тень черного дракона. Дракон приземлился рядом с ним, буквально в десяти шагах от Чэн Цяня, и принял до боли знакомый облик.
Хань Юань.
На мгновение они оба оказались в тупике.
Чэн Цянь не ожидал так скоро встретить Хань Юаня. Юноша замолчал, всерьез задумавшись над тем, как выйти из сложившегося положения. Но в его мыслях то и дело всплывал образ потухшей белой свечи.
Вдруг, Чэн Цянь осознал, что с момента его появления в башне Красной птицы и до сего дня, Хань Юань все время шел по этому пути. Неужели ни один его шаг не был запятнан кровью?
Сдадутся ли те, кто возложил на себя бремя своих наставников и братьев?
Хань Юань первым нарушил молчание и произнес:
— А я-то думал, что мне придется долго ждать, прежде чем я встречу следующего человека. Маленький старший брат, твоя жажда крови нисколько не уступает печально известным «кошмарный путникам».
Чэн Цянь снова щелкнул пальцами. На его ладони вспыхнул маленький огонек и тут же взвился в воздух, раскрывшись, словно цветок лотоса. Речной фонарь медленно поплыл над их головами, освещая темноту Массива десяти сторон, заливая все вокруг лунным светом. Чэн Цянь тут же выхватил Шуанжэнь. Холодные ножны тихо стукнулись о землю. Внезапно, юноша наклонился, сел рядом с ними и жестом поманил к себе самого ужасного монстра на свете.
— Иди сюда.
Хань Юань не сдвинулся с места.
— Ты тот внутренний демон или ты Хань Юань? Скажи Хань Юаню, пусть выйдет и поговорит со мной.
«Хань Юань» усмехнулся:
— Хань Юань… Когда-нибудь я окончательно избавлюсь от этого мусора.
Но даже несмотря на эти слова, он все равно прикрыл глаза, и красноватое свечение в глубине его зрачков внезапно погасло. Его взгляд все еще был полон коварства, но, тем не менее, он стал куда яснее.
Настоящий Хань Юань молча подошел к Чэн Цяню, сел и тихо сказал:
— Маленький старший брат.
В детстве Сяоху был неказистым ребенком. Он только и делал, что фонтанировал дурацкими идеями и глупо хихикал. Но даже теперь, когда он вырос, его все еще нельзя было назвать красивым.
Он был высоким и худощавым человеком, со впалыми щеками. На плечах он носил длинный черный халат с изображением свернувшегося дракона4. Он всегда казался напряженным. В нем соединились две разные личности, что сделало его настроение крайне переменчивым. Скрываясь за слоями черный Ци, он выглядел совершенно другим человеком. Человеком, что вел себя как собака.
4 蟠龙 (pánlóng) — свернувшийся дракон (орнамент: фигура дракона, обвившегося вокруг своей головы).
Чэн Цянь запрокинул голову и посмотрел на утонувшую в тумане верхушку Массива десяти сторон. Некоторое время спустя он вновь отвел взгляд, посмотрел на Хань Юаня и спокойно спросил:
— Что ты будешь делать, когда скандал достигнет апогея?
Но Хань Юань не ответил, он пристально посмотрел на юношу.
— Почему ты прыгнул в море? Зачем убежал и спутался с «кошмарными путниками»? Зачем позволил внутреннему демону взять верх? Зачем? — продолжал Чэн Цянь.
Хань Юань опустил глаза.
— Тан Чжэнь сказал, что если бы мастер не запечатал старшего наставника, ты мог бы получить титул Господина Бэймина... Но если ты такой сильный, то зачем вернулся к подножию горы Фуяо? Зачем подслушивал ее?
Хань Юань с силой стиснул зубы.
Чэн Цянь легонько похлопал его по ноге.
— Что ты слышал там, на горе?
На этот раз, Хань Юань, наконец, заговорил. Его голос звучал очень хрипло:
— Я слышал, как шелестит соломенная крыша Тайного зала, и как треногий столик учителя «постукивает» по земле. Я слышал, как огромные птицы расправляют свои крылья, и ветер колышет их перья. Я думал... что это могла бы быть Лужа.
— Тайный зал... В Тайном зале учитель дал нам наставления. Тебе — «несокрушимую скалу», а мне — «свободу». Нашим первым заданием было переписать правила клана. Но ты говорил, что не умеешь читать и отказывался это делать.
Лицо Хань Юань выражало одновременно и радость, и сожаление.
— Ты действительно хочешь вытащить кости Небесного Чудовища из Лужи? — спросил Чэн Цянь.
Хань Юань медленно поднял голову.
— Если ты скажешь «нет», я поверю тебе, — прошептал юноша.
В детстве, когда они играли вместе, Хань Юань постоянно болтал. Чэн Цянь никогда не обращал на него особого внимания и время от времени вознаграждал небрежным «а-а-а». Но теперь они, казалось, поменялись местами. Чэн Цянь продолжал засыпать его вопросами, а Хань Юань лелеял слова, как золото.
Хань Юань снова уклонился от ответа и медленно произнес:
— Управление небесных гаданий желает заполучить в свои руки весь мир. Единолично, словно дерево с глубокими корнями5. Долгие годы никто не мог разоблачить их, и это лишь верхушка айсберга.
5 树大根深 (shùdà gēnshēn) — большое дерево с глубокими корнями (обр. крупный и стабильный, влиятельный).
Чэн Цянь слушал молча. Его лицо ничего не выражало, но юноша совсем не выглядел удивленным.
Хань Юань заметил это и сказал:
— О, похоже, тебе известна причина одержимости старшего наставника, и то, почему был несправедливо убит владыка Гу?
— Я не об этом тебя спрашивал...
Но Хань Юань прервал его.
— Ты знаешь, что в тот день среди учеников Западного дворца были люди из Управления? Кроме вас и парочки бродячих заклинателей, были и другие обедневшие кланы, в Чжунду6 существует множество различных школ...
6 中都 (zhōngdū) — Чжунду (название Пекина при династии Цзинь).
Заметив, что Хань Юань снова уклонился от ответа, Чэн Цянь не на шутку разозлился. Кое-как взяв себя в руки, юноша произнес:
— Я не об этом тебя спрашивал!
Хань Юань пробормотал:
— Во время своих путешествий, Цзян Пэн нашел Поглощающую души лампу. Если бы он не смог ее подчинить и отказался бы следовать по Призрачному пути, она бы поглотила и его, как те несчастные души до этого. Но знаешь ли ты, кто поведал ему о том, как пользоваться этой лампой?
Чэн Цянь никогда раньше не слышал об этом, но сейчас ему было абсолютно все равно. Его рука непроизвольно сжалась в кулак. Его спокойствие, наконец, треснуло по швам, обнажив таившийся в глубине гнев.
— Когда-то давно учитель рассказал нам, что он нашел и похоронил останки того несчастного, первого призрака, рожденного Поглощающей души лампой. Но знаешь ли ты, кем были второй и третий? — продолжил Хань Юань. — В пятидесяти ли от горы Фуяо лежит то место, где мы сейчас находимся. Гора Тайинь. Свихнувшись, Цзян Пэн явился в неизвестный городок и убил там более пятидесяти человек... Из десяти домов девять оказались пусты7. Одна из семей успела положить своего новорожденного ребенка в корзину и опустить ее в колодец. Младенец провел в колодце три дня, пока его не нашел какой-то старый нищий, решивший промочить горло по дороге.
7 十室九空 (shíshìjiǔkōng) — из десяти домов девять пустуют (обр. об опустошённом и разорённом районе).
Чэн Цянь замер, чувствуя, что что-то вот-вот всплывет на поверхность...
Почему, чтобы захватить Хань Юаня, Управление небесных гаданий разместило «Массив истребителей демонов» не у горы Фуяо, а в пятидесяти ли от нее, у подножия горы Тайинь?
В мире так много нищих детей, почему мастер выбрал именно Хань Юаня?
— Последовав за стариком, ребенок вскоре превратился в маленького нищего. И лишь десять лет спустя, в разрушенном храме, он повстречал настоящего мастера. С тех пор у него появился двор, в котором он мог жить, и журавль, с которым он мог играть. Он мог носить чистую одежу, а его старшие братья позволяли ему есть и пить каждый день. Даже бессмертные не ведают такого счастья... — Хань Юань медленно повернулся к Чэн Цяню, его взгляд упал на грудь юноши. Долгое время спустя, он произнес севшим голосом:
— От «души художника» не осталось и следа.
Вдруг, выражение его глаз изменилось. Будто измученный и растерянный Хань Юань исчез, и жестокий демон вновь взял верх над его телом.
Он тихо усмехнулся.
— Они те, кто сохраняет равновесие. А мы, муравьи, только и можем, что доверять им. Раз уж эти грязные руки собираются указать мне путь, почему я не могу взбунтоваться? Так или иначе, все в этом мире ненавидят меня, никто не сможет меня простить!
— Никто не сможет тебя простить? — сердце Чэн Цяня со звоном оборвалось. Слово за словом, он вновь повторил эти слова, глядя прямо в глаза Хань Юаню. — Кто тебя не простит?
Хань Юань… Нет, внутренний демон усмехнулся и сказал:
— Старший брат. Разве он не ненавидит меня? Если бы не я, клан Фуяо не подвергся бы публичной критике. Столетнее одиночество старшего брата… Горечь разлуки с возлюбленным породила его внутреннего демона, и я был тем, кто воспользовался этим в башне Красной птицы. А ты? Что насчет тебя? Разве ты не ненавидишь меня? Там, на Южных окраинах, стоя под ударами Небесного Бедствия, ты сам признался мне в этом...
— Старший брат изо всех сил старался подтереть тебе задницу за все те поступки, которые ты совершил, чтобы ты снова мог вернуться в клан. И после этого ты говоришь, что он тебя ненавидит? — Чэн Цянь потерял терпение и заорал. — Если бы я тебя ненавидел, я бы никогда не позволил тебе нести такую чушь, я бы убил тебя своим собственным мечом!
Сердце Чэн Цяня пребывало в смятении. Он бесконечно беспокоился о том, чем все это закончится. Он был слишком разочарован тем, что Хань Юань не ответил ему, действительно ли он хочет вытащить из Лужи кости Небесного Чудовища. Все старые чувства и воспоминания, возникшие во время «подслушивания горы», слились воедино.
Юноша внезапно отбросил Шуанжэнь в сторону и ударил Хань Юаня кулаком в лицо.
— Как ты можешь так говорить?!
Неизвестно, демон то был или сам Хань Юань, но ему, казалось, было абсолютно все равно на то, что его били. Его лицо превратилось в сплошной синяк.
Чэн Цянь поднял его за воротник и безжалостно пнул коленом в живот.
— Сколько раз учитель говорил тебе, сколько раз я говорил тебе? «Хань Юань, если вступишь на Темный Путь, потеряешь совесть»!
Глаза Хань Юаня заволокло слезами. Он никак не мог понять, плакал он, или у него вытекли глаза.
Чэн Цянь толкнул Хань Юаня к стене и глухо зарычал:
— Кто не хочет отомстить? Думаешь, ты один такой самоотверженный? Но ради мести ты двинулся напролом, погрузил мир в хаос, чтобы бесчисленное множество людей стало такими же «муравьями», как и ты? Ради мести ты собираешься забрать кости своей младшей сестры? Тогда зачем ты отдал ей иглы для поиска души? Почему не задушил ее, когда она была еще маленькой?!
Вдруг, Чэн Цянь почувствовал невероятную тяжесть. Он задохнулся и, пошатываясь, отступил на шаг, будто его слегка качало из-за столь сильных эмоций.
Юноша потер сбитые костяшки. Какое-то время он просто стоял неподвижно, а затем тихо выругался.
— Дрянь!
Хань Юань закрыл лицо руками. Его позвоночник, казалось, развалился на части. Услышав слова брата, он сполз вниз по стене и рухнул на землю.
Вдруг, в полумраке раздался несдержанный стон.
Глава 90. А что насчет тебя и старшего брата?
То, что происходило внутри Массива десяти сторон было скрыто от глаз посторонних. Темные заклинатели, ждавшие у подножия горы Тайинь, затаив дыхание смотрели на два ряда горящих свечей.
Прямо на их глазах в каждом из рядов погасло по свече: одна здесь, другая там. Это было поистине пугающе, под взглядами всех присутствующих ситуацию внезапно обратилась кровавым дождем и пахнущим кровью ветром1.
1 血雨腥风 (xuèyǔ xīngfēng) — кровавый дождь и пахнущий кровью ветер (обр. резня, кровавая бойня, кровопролитие).
Стоило только пламени шелохнуться, и множество людей уже готовы были принять траву и деревья за целую армию2.
2 草木皆兵 (cǎo mù jiē bīng) — трава и деревья кажутся [вражескими] солдатами (обр. в знач.: впасть в панику, жить в постоянном страхе, всего бояться).
Лужа потерла глаза, продолжая внимательно смотреть вперед, и тихо прошептала:
— Я никогда больше не захочу зажигать свечи.
Стоявшие внутри массива Чэн Цянь и Хань Юань разом лишились дара речи.
Чэн Цянь некоторое время стоял в безмолвии, пока гнев, бушевавший в его сердце, не утих. Он подумал: «А что бы я сделал на его месте?»
Хорошенько поразмыслив над этим, он пришел к выводу, что, с тем невыносимым характером, что был у него в детстве, он, в конце концов, сделался бы еще хуже, претерпел бы невообразимые метаморфозы. Ему просто повезло, что все эти неприятности не висели над его головой.
В конце концов, у скольких людей в мире есть столько старших братьев?
В юности ему казалось, что их старший брат был слишком легкомысленным. Он никогда не задумывался о тренировках. Но когда Чэн Цянь вырос, он понял, что Янь Чжэнмин лучше других сносил любые травмы.
Для таких принципиальных людей, как он, не составило бы труда хладнокровно отрубить себе руку, однако редко когда можно было встретить того, кому хватило бы выдержки сохранить непринужденный вид перед лицом глубочайшей ненависти.
Во всяком случае он знал, что не смог бы этого сделать.
Размышляя об этом, Чэн Цянь вдруг почувствовал, что у него не было права упрекать Хань Юаня.
— Вставай, хватит рыдать. Плачешь, ругаешься, а теперь обиделся на то, что тебя назвали «дрянью»? — Чэн Цянь пнул Хань Юаня носком сапога и продолжил, — с Массивом десяти сторон что-то не так, но я ничего в этом не смыслю. Сделай уже хоть что-нибудь хорошее.
— Среди девяти мудрецов есть люди У Чантяня? — угрюмо спросил Хань Юань.
— Более чем, — Чэн Цянь коротко рассказал о письме Чжэши и их подозрениях.
Хань Юань тут же изменился в лице. Он вновь поднялся на ноги и усмехнулся:
— Ха-ха, я знал, что когда-нибудь эти великие деятели, качающиеся из стороны в сторону от любого дуновения, получат по заслугам!
После этих слов выражение его лица снова изменилось. Он вновь превратился в обычного Хань Юаня. Юноша с тревогой произнес:
— Если ты прав и за пределами Массива десяти сторон есть еще один, за ним наверняка кто-то наблюдает. Если мы будем действовать опрометчиво, мы можем спугнуть эту змею.
Его внешность оставалась неизменной, но они различались как небо и земля. С первого взгляда сложно было понять, был ли это один и тот же человек.
Чэн Цянь на мгновение замолчал, а после продолжил:
— Мы одни, может, перестанешь нашептывать мне в ухо?
Выражение лица Хань Юаня постоянно менялось, будто бы в нем боролись две разных личности. Наконец, то ли из-за того, что Хань Юань проиграл Чэн Цяню, то ли из-за его совета, но внутренний демон победил.
Внутренний демон медленно произнес:
— Ну, если ты знаешь какой-нибудь чудодейственный способ скрыть свою Ци от Массива десяти сторон, то печать посчитает тебя мертвым.
У Чэн Цяня не было такого способа, но это совершенно не означало, что юноша не мог этого сделать. Едва Хань Юань закончил говорить, он увидел, как Чэн Цянь опустил голову и открыл кольцо, украшавшее его большой палец. В этот момент за пределами массива погасли еще две свечи.
Пересчитав оставшиеся свечи, Чэн Цянь мелко вздрогнул. В мгновение ока все его тело будто бы превратилось в камень. Не знай Хань Юань о том, что юноша все это время был здесь, он бы его даже не заметил.
— Ты... — шокированно произнес темный заклинатель.
Но Чэн Цянь не обратил на него никакого внимания. Он внимательно смотрел в небольшое карманное зеркальце. В следующий же момент он увидел, как пламя еще одной из белых свечей колыхнулось на ветру и погасло.
Хань Юань протянул руку и слегка коснулся тыльной стороны ладони Чэн Цяня, только чтобы убедиться, что температура его тела была намного ниже температуры тела обычного человека. Кожа юноши была еле теплой. Вдруг демона охватило самое настоящее любопытство. Он поспешно спросил:
— Какая хорошая техника! Что ты сделал?
— Благодаря тебе тело, дарованное мне отцом и матерью, погибло, — мрачно отозвался Чэн Цянь. — Мне только и оставалось, что раствориться в камне и жить, как рак-отшельник. Мне продолжать?
Глаза внутреннего демона Хань Юаня вспыхнули, но его зловещая улыбка осталась непоколебимой, как гора Тайшань. Убрав руку, он неторопливо произнес:
— Поскольку массив решил, что ты погиб, со временем сюда придут другие. У Чантянь не желает спорить со мной. Он не хочет гадать, кто победит, он желает уничтожить меня здесь и сейчас. Если он везде пропихнул своих людей, как он может упустить такой случай и не сжульничать? Если хочешь сломать барьер, ты должен заполучить то, что контролирует Массив десяти сторон.
— Если ты так хорошо осведомлен, почему согласился на все это? — спросил Чэн Цянь.
Хань Юань пожал плечами и ответил:
— Сперва я хотел подчиниться ему, а затем ударить его по лицу перед всем миром. Ха-ха-ха, Управление небесных гаданий пыталось украсть курицу, но в итоге растеряло весь рис3. Думая об этом, я чувствую невероятное облегчение.
3 偷鸡不成蚀把米 (tōu jī bù chéng shí bǎ mǐ) — попытаться украсть курицу в итоге лишь просыпав горсть риса (обр. в знач. получить прямо противоположные результаты).
Взращенный внутренним демоном, Хань Юань не умел делать здравые выводы. Его не волновала ни выгода, ни потраченные усилия, он не задумывался о том, что будет делать, если унизит кого-то или угодит в чью-то ловушку. В душе он всегда стремился к удовольствиям, и ради этой кратковременной радости он готов был на все.
Чэн Цянь не мог этого понять. Юноша лишь вздохнул:
— Откуда ты знаешь, что следующий попавший сюда человек непременно будет из Управления небесных гаданий?
Демон равнодушно ответил:
— Сперва сюда явился какой-то несчастный, потом ты, вместе со мной нас уже трое. Если я не прав, то либо человек У Чантяня погиб первым, либо они слишком медлят. Но все это не имеет никакого значения. Если я ошибаюсь, убьем следующего и будем ждать остальных. Никаких проблем.
— Когда-нибудь я сам тебя убью... — сказал Чэн Цянь.
Услышав его слова, Хань Юань, казалось, не на шутку обрадовался. Он весело рассмеялся:
— Погибнуть от «меча несчастной смерти»? Да я действительно счастливчик!
Вдруг, его смех резко оборвался. Откуда-то со стороны послышались шаги.
В массив действительно отправили другого человека!
Чэн Цянь крепко сжал рукоять Шуанжэня. Он не мог позволить Хань Юаню убивать людей направо и налево. Но, стоило только новоприбывшему подойти поближе, и Чэн Цянь почувствовал, что что-то не так. Вокруг незнакомца витала сильная кровавая аура. Это был один из темных заклинателей.
Как это мог быть темный заклинатель?
Неужели массив считал, что два человека, принадлежавших к одной и той же фракции, будут сражаться друг с другом?
Чэн Цянь и Хань Юань переглянулись. Чэн Цянь тут же спрятал сиявший над ними речной фонарь в рукав и отступил в тень.
Мгновение спустя темный заклинатель приблизился к ним. Одетый в белое, он больше напоминал изящного ученого или юношу из знатной семьи.
Он был одним из девяти мудрецов. Его одежда и манеры разительно отличались от других демонических совершенствующихся. Ему даже удалось произвести на Чэн Цяня впечатление.
Незнакомец остановился неподалеку от них. Когда он увидел Хань Юаня, он не выглядел ни взволнованным, ни напуганным. Он будто и вовсе этому не удивился. Он лишь рассмеялся и произнес:
— Ваше превосходительство демонический дракон, мы двое действительно связаны судьбой!
Незнакомец казался воспитанным и вежливым, но его голос был подобен разбитому гонгу. Громкий, с явным деревенским акцентом, он совершенно не годился для того, чтобы произносить такие величественные слова как «Ваше превосходительство демонический дракон». Таким голосом можно было подзывать разве что буйвола.
Хань Юань посмотрел на него и сказал:
— Ло Чжэнъи.
Чэн Цянь молчал.
Темный заклинатель, по имени Ло Чжэнъи, тут же шагнул вперед.
— Я не смог найти здесь никого из своих людей, потому решил немного отдохнуть. О, Ваше превосходительство демонический дракон, почему ваше лицо такое зеленое? У вас такая жесткая щетина?
Хань Юань слегка нахмурился. Он закрыл глаза, но так ничего и не ответил.
Если этот Ло Чжэнъи был одним из людей У Чантяня, явившимся в массив, чтобы расправиться с Хань Юанем, тогда все логично. Когда в пределах барьера останутся лишь два темных заклинателя, Массив десяти сторон разрушится. Тогда Хань Юань решил бы, что до победы осталось лишь руку протянуть. Но не слишком ли странно было появляться сейчас, явно намекая Хань Юаню на то, что массив — подделка?
Вдруг, Чэн Цянь вспомнил, о чем говорил ему Хань Юань. Если за пределами Массива десяти сторон есть еще один, то за ним тоже кто-то наблюдает!
Значит ли это, что те, кто находится вне массива, полны решимости оказать У Чантяню медвежью услугу?
Сделав всего пару шагов, Ло Чжэнъи в мгновение ока оказался рядом с ними. Казалось, он в любой момент готов был вытащить из рукава кувшин вина и выпить с Хань Юанем. Вдруг, в глаза ударил яркий свет. Веки скрывавшегося в тени Чэн Цяня дрогнули, и он увидел, как рука Хань Юаня превратилась в когтистую лапу. Чешуйки холодно посверкивали в полумраке, кровь, хлынувшая из вспоротого горла Ло Чжэнъи залила половину его тела.
Одна половина «ученого в белых одеждах» все еще напоминала человека, но вторая превратилась в оголенные кости, болтавшиеся на окровавленных ошметках плоти. Темный заклинатель покачнулся на ватных ногах и внезапно вскинул руку.
И тут Чэн Цянь заметил в его ладони маленький колокольчик. Словно из ниоткуда раздался тихий звон, и что-то в Массиве десяти сторон переменилось. Под ногами Хань Юаня раскрылось кровавое болото.
С помощью этого колокольчика можно было управлять массивом!
Ло Чжэнъи позвонил еще раз, затем поднял руку, придерживая половину своего лица.
— Ах, мои благородные кости оказались на всеобщем обозрении, — вздохнул он.
Стоило ему только произнести эти слова, как на его обнаженном черепе появилось еще одно перекошенное лицо.
Это было лицо одного из создателей массива!
— Разрисованная кожа4, — произнес Хань Юань.
4 画皮 (huàpí) — метафоричное выражение, которое часто применяется по отношению к красивым людям, скрывающим за приятной внешностью отвратительную природу. Вышла из легендах о чудовищах и демонах, скрывавшим свой истинный облик надевая человеческую кожу.
— О, на самом деле, господин У попросил меня кое-что сделать, — не было ясно, кто именно это говорил, Ло Чжэнъи или «кожа» на его лице. — Как жаль, что нас обоих обманули. В глубине души я чувствую себя обиженным. Но тебе ведь бесполезно что-либо объяснять. Хочешь верь, хочешь не верь, но ты все равно убьешь меня, так что отправляйся в ад первым!
В это же мгновение болото под ногами Хань Юаня разверзлось и поглотило его. Фыркнув, юноша тут же превратился в огромного дракона. Громкий протяжный рев заставил Массив десяти сторон содрогнуться.
Но чем на самом деле был этот массив?
У всего в этом мире был свой Путь. Вода уходила в низины, бушующее пламя плавило золото, страдания человеческой жизни сменяли друг друга: рождение, старость, болезнь и смерть. Никто из живущих на земле, какими бы могущественными они ни были, не мог этого избежать. Таков закон этого мира. Но искусство создания массивов нарушало эти законы в рамках ограниченного пространства. Все, кто вошел в пределы массива, оказывался во власти его создателя до тех пор, пока барьер не был сломан.
Каким бы могущественным не был демонический дракон, болото неотступно следовало за ним.
Ло Чжэнъи вскинул голову и широко открыл рот. Его лицо вновь превратилось в наполовину оголенный череп. Нижняя челюсть отвисла, и несчастный смущенно уставился на Хань Юаня, со смесью печали и восторга в глазах.
Как раз в этот момент откуда-то из-за его спины раздался тихий звук гонга5.
5 金石 (jīnshí) — досл. металлы и минералы или же бронза и камень; ритуальные сосуды и каменные стелы (как материал для надписей). Также имеет значение гонги и барабаны (сигнал к наступлению).
Расколотая надвое голова Ло Чжэнъи внезапно повернулась назад:
— Кто...?
Но прежде, чем он успел договорить, тело несчастного сковал лед. Ло Чжэнъин не видел даже тени нападавшего.
Неужели в Массиве десяти сторон водились призраки?
В следующий же момент его голова отделилась от тела. Из его разрубленной шеи хлынул черный дым. Это была его душа.
Улучив момент, Чэн Цянь тут же выхватил из руки трупа колокольчики. Не вдаваясь в подробности, как ими пользоваться, юноша решил взять инициативу на себя и быстро позвонил в них.
Повинуясь его воле, Массив десяти сторон пришел в движение. Вокруг поднялся сильный ветер, невольно пригвоздив душу темного заклинателя к земле. Хань Юань чувствовал себя как рыба в пруду6. К счастью, он успел вовремя увернуться, и ветер пронесся в опасной близости от него, соскоблив слой чешуек.
6 殃及池鱼 (yāng jí chí yú) — гибедь постигает и рыбу в пруду. Сокращение от фразы 城门失火，殃及池鱼 (chéng mén shī huǒ, yāng jí chí yú) — когда городские ворота охватывает пожар, рыбе в пруду приходится плохо; обр. пострадать ни за что.
На земле осталась стоять лишь неясная тень, окруженная кровавыми следами. Тело и душа темного заклинателя были уничтожены.
Хань Юань вновь вернул себе человечески облик.
— А маленький старший братец у нас «благороднейший человек». Оказывается, ты отлично умеешь убивать исподтишка. — сказал он, проводя языком по ранам на руке.
Но Чэн Цянь проигнорировал его слова. Сжав в пальцах колокольчик, юноша взмахнул рукой и равнодушно осведомился:
— Я собираюсь разыскать старшего брата, что мне нужно с этим сделать?
— Если пошлешь свое сознание в этот колокольчик, сможешь увидеть весь массив целиком, — отозвался Хань Юань. — Никто не посмеет и пальцем тебя коснуться. Пока у тебя в руках эта вещь, ты здесь хозяин. Ты можешь делать все, что пожелаешь.
Внутренний демон равнодушно наблюдал за тем, как Чэн Цянь неумело возится с артефактом, но предпочел не вмешиваться.
— Не беспокойся об этом, маленький старший братец. Не желаешь ли узнать, что за внутренний демон завладел старший братом тогда, в башне Красной птицы? — произнес Хань Юань.
Но Чэн Цянь даже не изменился в лице.
— Я уже знаю, — ответил юноша.
Брови Хань Юаня поползли вверх, и тень злости в его глазах сменилась удивлением. Он молча посмотрел на Чэн Цяня и вдруг, не удержавшись, произнес:
— Тогда, может, ты уже знаешь свою судьбу?
Чэн Цянь не ответил ему. Юноша казался совершенно равнодушным.
— Ты и Тун Жу, — начал Хань Юань, — вы оба идете одной дорогой, оба холодные и безразличные. Таким людям как вы уготовано вознесение. Именно вы больше всего подходите для того, чтобы идти по пути самосовершенствования. У вас прекрасная выдержка и, в отличие от других, вы меньше всего поддаетесь чувствам. Вам не составит труда избавиться от лишних мыслей. Если ты подчинишься своей судьбе, ты сможешь достичь небывалых высот...
Но Чэн Цянь, казалось, не согласился с ним. Он сказал:
— Что такого особенного в Тун Жу? То, что он превратился в груду костей в Безмятежной долине?
— Чувствам нелегко было сбить его с истинного пути, но вовсе не потому, что он отринул любовь и ненависть, радость и гнев. Он был тем, кто всегда ставил чужие интересы превыше своих, так почему же он вдруг сломался? — усмехнулся Хань Юань. — Для этого вашего так называемого Дао все это сущие пустяки. Клан, учителя, ученики, даже человеческие чувства. Все пустяки. Сущая ерунда. Но тот, кто желает идти по этому пути оказывается связан ими по рукам и ногам. Он становится одержимым. Если бы он смог разрушить тайное царство трех существований он, возможно, уже давно вознесся бы в высшие сферы.
Колокольчик, контролировавший Массив десяти сторон, оказался куда сложнее, чем думал Чэн Цянь. Он никак не мог понять, как им пользоваться, а между тем, рядом без умолку болтал Хань Юань. У юноши даже зачесались руки от желания вновь подраться с этим негодяем.
Не отрываясь от своего занятия, Чэн Цянь произнес:
— Я бы с удовольствием.
Хань Юань внезапно усмехнулся и сказал:
— Тогда ты только притворяешься заклинателем. Что это за методы такие? Сдается мне, ты бы только обрадовался падению.
— В любом случае, последнее слово всегда остается за мной, а не за внутренним демоном, разве нет? — отозвался Чэн Цянь.
— В таком случае не переживай сильно, если не сможешь его удержать, — произнес Хань Юань. — Когда ты лишишься своего изначального духа мы посмотрим, какие мысли останутся в твоей голове.
Но Чэн Цянь ничего ему не ответил.
Эти темные заклинатели с каждым днем становились все хуже и хуже.
Разговаривая, Хань Юань никогда не умел держать язык за зубами. Однако теперь он перешел всякие границы:
— Когда мужчина и женщина-заклинатели решают совершенствоваться вместе и образуют пару, они делают это в гармонии с инь и ян, а не в слепом потворстве своим желаниям. А что насчет тебя и старшего брата?
Он прищурился и добавил:
— О, ты уже позволил этим мыслям прорасти, верно? Хочешь попробовать старшего брата на вкус?
Стоило только этому демону открыть рот, как он тут же получил, что хотел. Его снова избили, но он даже не попытался воспротивиться. Похоже, ему это даже нравилось. Казалось, что причина, по которой этот бесстыдник постоянно говорил грубости заключалась в том, что он попросту хотел быть избит.
Чэн Цянь не сдержался, он был смущен и зол. И дело даже не в том, что у Хань Юаня был грязный язык, а в том, что он, всего несколькими словами, заставил его вспомнить о том, что случилось во владениях внутреннего демона. Юноша с силой заставил себя подавить рвущуюся наружу Ци. Его заключенное в колокольчик сознание дрогнуло. Подхватив избитого и опухшего Хань Юаня, Чэн Цянь вновь воспользовался колокольчиком и бесцеремонно разорвал окружавший их барьер. В мгновение ока они оба оказались перед Янь Чжэнмином.
Поднявшись на ноги, Чэн Цянь увидел, как Янь Чжэнмин, не меняясь в лице, пригвоздил к земле одного из темных заклинателей. Аура его меча хлынула во внутренний дворец, туда, где был заключен его изначальный дух. Брызги крови запачкаливоротник и щеки юноши. Почувствовав, что что-то изменилось, Янь Чжэнмин резко обернулся.
Чэн Цянь был ошеломлен. Его сердце забилось быстрее.
Увидев младшего брата, Янь Чжэнмин поспешно моргнул, и холодное сияние клинка в его глазах померкло.
С удивлением воззрившись на разукрашенного Хань Юаня, он спросил:
— Что случилось?
Во рту у Чэн Цяня пересохло, язык прилип к небу. Отбросив притворившегося мертвым Хань Юаня в сторону, он попытался было кратко пересказать, что произошло.
Молча выслушав его, Янь Чжэнмин снял с пальца кольцо и открыл сокрытое внутри зеркальце. С момента, как он вошел в Массив десяти сторон, не прошло и часа, но два ряда свечей уже почти погасли.
Чэн Цянь украдкой посмотрел на него. С одной стороны, в его сердце бурлило нетерпение, но с другой, это ощущение казалось юноше неуважительным. Он был смущен. Он понятия не имел, как избавиться от «коварных помыслов». Он только и мог, что сильнее разозлиться на Хань Юаня.
Но вдруг, Янь Чжэнмин сделал вид, что что-то нашел и внезапно повернулся к братьям спиной.
Чэн Цянь тут же пришел в себя. Подумав о том, что могло произойти, юноша осведомился:
— Что такое?
Достав из рукава белоснежный платок, Янь Чжэнмин уставился в зеркало и принялся стирать с лица кровь.
Чэн Цянь остолбенел.
За пределами Массива десяти сторон пролетел день. В конце концов, у основания остались гореть лишь две свечи — белая и черная.
В тот момент, когда погасла предпоследняя свеча, Лужа внезапно ухватила Ли Юня за руку, да так сильно, что ее острые ногти впились юноше в кожу.
В душе Ли Юнь отчаянно дрожал, но он не смел показывать свою слабость перед младшей сестрой. Напустив на себя самый, что ни на есть, уверенный вид, он произнес:
— Ничего страшного, Лужа, ты только подумай, в отличие от всех остальных, они ведь вошли туда вместе. Нужно время, прежде чем совершенствующийся, который первым оказался внутри, встретится с темным заклинателем. Я думаю, что Сяо Цянь и старший брат скоро найдут Хань Юаня. Может быть, у них уже есть что-то, что способно контролировать массив.
Его голос затих, и толпа вокруг внезапно оживилась. Все заклинатели разом повернулись в одном направлении.
С неба спустилась еще одна повозка, окруженная людьми в одеждах Управления небесных гаданий. Головы летающих лошадей были украшены золотом, сама повозка была обтянута расшитой парчой, с изображениями девяти драконов. Казалось, они в любой момент могли бы прорвать ткань и вырваться на свободу. Эта вещь была не просто украшением. Даже с такого расстояния Ли Юнь мог почувствовать вокруг нее ту же ауру, что была у знамени истинного дракона.
Заметив, каким важным был новоприбывший, Лужа осведомилась:
— Кто это? Он кажется очень богат.
Ли Юнь поднял руку, заставив девушку пригнуться к земле и, понизив голос, прошептал:
— Спрячься в «горчичном зернышке».
Некоторое время спустя он снова заговорил:
— Должно быть, этот кто-то тесно связан с Управлением небесных гаданий, но девять драконов... Неужели он из императорской семьи?
Пока он говорил, повозка двинулась к лестнице и в мгновения ока оказалась на виду у всех.
Люди начали шептаться. Ю Лян нахмурился, шагнул вперед и внезапно обратился к тому, кто ехал во главе:
— Великий наставник7, старший брат У и я прибыли сюда, на гору Тайинь, чтобы сплотить людей для борьбы с демоническим драконом Хань Юанем. Наставник, вы...
7 玄黄师叔 (xuánhuáng shīshū) — миф. Сюаньхуан (главное божество, обитающее в центральной части неба). Шишу — дядюшка-наставник (вежл. о младшем брате учителя или его младшем соученике).
Ю Лян сделал паузу, посмотрев на украшенную драконами повозку, и продолжил:
— Третий принц прибыл сюда, чтобы передать наставления главы?
Сидевший на лошади заклинатель средних лет, названный «великим наставником», снисходительно посмотрел на Ю Ляна.
— Твой старший брат говорил мне, что заклинатели меча всей душой стремятся к спокойствию, всю свою жизни посвящая самосовершенствованию. В Управлении так много всего, неудивительно, что ты боишься упустить свое будущее. И я думаю, он прав. Ю Лян, сегодня, ты снимешь с себя печать8. Я знаю, что на свете есть множество сильнейших заклинателей меча, что проводят свои дни путешествуя по свету. Возможно, когда-нибудь я мог бы познакомить тебя с ними. Наверное, такова судьба мастера и ученика.
8 Сложить с себя служебные обязанности; сдать дела.
Ю Лян тут же изменился в лице.
— Уйди с дороги, — произнес наставник. — Ваша кровавая клятва вовсе не то, за что ее выдают, это договор с демонами! Вы не боитесь, что, распространив ее повсюду, только рассмешите людей? Арестовать их всех!
Пока он говорил, небо заполонили черные пятна, и целая стая огромный орлов в мгновение ока слетелась к горе Тайинь.
— А! Демоны! — воскликнула Лужа. — Нет... это же не темные заклинатели.
— Что? — выпалил Ли Юнь.
Лужа нахмурилась:
— Это обычные птицы. Они не принадлежат к расе демонов. Боюсь, они стали такими из-за людей. Люди накормили их волшебными пилюлями. Их выдрессировали, как послушных животных.
Огромные орлы, как божественное воинство, парили над заклинателями. Самый крупный из них был размером с жеребенка. Он распахнул клюв и из его горла вырвался яростный огонь, по силе напоминавший истинное пламя Лужи.
Огонь обрушился на землю, превратившись в пылающее море. Несколько застигнутых врасплох темных заклинателей тут же оказались сожжены. Никому не удалось бы сбежать. Коснувшись темной энергии, пламя охватывало все тело с головы до ног, в мгновение ока превращая человека в кипящий котел.
Глава 91. Море Ци пришло в движение, формируя изначальный дух
Но, в конце концов, это были всего лишь птицы, как они могли выдержать истинное пламя самадхи?
Вдруг Лужа выпрямилась.
— Нет, это не они извергают огонь, это демоническая пилюля!
Яростное пламя сожгло орла дотла, но его судьба совершенно не внушала уважения. Орел вскинул голову и горько закричал. Его плоть высохла и сморщилась, но огромный скелет не желал уменьшаться, безжалостно разрывая кожу.
Обнажившиеся птичьи кости тут же превращались в твердые камни. На них повсюду пестрели выгравированные заклинания, насквозь пропитанные темной энергией. Несчастный орел все еще был жив, но уже полностью окоченел и рухнул вниз.
Двое заклинателей не успели увернуться, и их тут же придавило к земле тяжестью птичьего тела. Однако даже после этого их глазам не суждено было закрыться1.
1 死不瞑目 (sǐ bù míngmù) не закрыть глаза после смерти (обр. переворачиваться в могиле, не найти покоя и после смерти).
Гигантские орлы вспыхивали, как искры, что сияли лишь раз в жизни. Они использовали все свои жизненные силы, вложив их в пылающую пилюлю бессмертия, а затем без колебаний отправились на верную гибель.
Пусть они и были разумными существами, но разве они не боялись за свои жизни?
Бывают времена, когда весь мир согласен с тем, что насилие становится общепринятой истиной.
Уголки глаз Лужи дрогнули. Вид летящих перьев жег ей глаза.
Однако, стоило ей только сдвинуться с места, как Ли Юнь закричал:
— Куда ты собралась?! Сядь!
Внезапно на девушку накатила невыносимая волна беспомощности. Она даже подумала: почему бы не призвать тучи и дождь и не уничтожить этих негодяев? На мгновение ей даже показалось, что будь она и вправду такой могущественной, все здесь присутствующие непременно боялись бы ее. Но в этом, похоже, не было ничего хорошего. Она стала бы злодеем как четвертый старший брат. Или была бы как владыка острова Гу, не оставивший после себя никакого впечатления. Каждый хотел бы избавиться от нее.
Лужа сотню лет путешествовала по миру, но это впервые, когда в ее сердце родились подобные чувства.
Уголки губ великого наставника чуть приподнялись, и он произнес:
— Хорошо, давайте начнем.
Едва он успел договорить, как раздался громкий шум, и все вокруг разом изменилось.
Небо над горой Тайинь, казалось, заволокло черными знаменами. Густые облака расползлись в стороны. Вокруг с грохотом вздымались величественные горы, на чьих вершинах стояли люди с черными флагами. Они топали ногами и громко кричали, словно непобедимое небесное воинство. Какое-то время остальные заклинатели даже не решались смотреть на них.
Орлы тут же окружили их плотным кольцом, но уже через мгновение медленно разлетелись в стороны. Черные знамена над их головами спустились вниз, накрывая всех присутствующих огромным зеркалом. Небо было таким темным, что, казалось, в нем мог отразиться целый мир, и среди всех этих иллюзий из мрака проступала неясная человеческая тень.
Вдруг зеркало засветилось, и его сияние окутало Массив десяти сторон.
Великий наставник равнодушно сказал:
— Я слышал, что демонический дракон уже пересек барьер? Теперь Массив десяти сторон запечатан, ему некуда идти. Эй, кто-нибудь, возведите здесь Печать перерождения. Плевать, будь то демонический дракон или чертов феникс, потребуется не больше сорока девяти дней, чтобы превратить его в пилюлю бессмертия.
Ю Лян тут же изменился в лице.
— Дядюшка-наставник, старший брат У все еще там. У нас есть правила, мы не можем убивать своих товарищей без приказа главы. Ты...
Но великий наставник лишь сдержанно улыбнулся ему.
— Ты прав, племянник. Но раз уж ты все знаешь, иди и познакомься со своим новым главой. У Чантянь не справился, он выдал тайны Управления небесных гаданий. Он должен быть наказан за свои преступления.
Ю Лян отшатнулся от него и недоверчиво посмотрел на бывших товарищей.
Однако великий наставник не обратил на юного заклинателя никакого внимания. Он вытянул руку вперед и надменно произнес:
— Мы прибыли сюда, чтобы избавиться от демонов и защитить праведный путь. К вам, уважаемые даою, это не имеет никакого отношения. Во избежание недоразумений, я попрошу всех посторонних оставаться на своих местах, иначе...
Он улыбнулся и, расправив рукава, бросил жадный взгляд на Массив десяти сторон:
— Что вы там застыли?
Из-за спины великого наставника вышли несколько заклинателей. Каждый из них держал в руках испещренную заклинаниями дощечку. Когда они проходили мимо, густой туман за пределами Массива десяти сторон вспенился и забурлил. Пламя двух оставшихся свечей яростно задрожало.
Ли Юнь, не позволивший Луже действовать импульсивно, больше не мог сидеть спокойно.
Впрочем, у него было достаточно времени, чтобы начать действовать. Чье-то мощное божественное сознание нагло пересекло Массив десяти сторон и насильно отрезало его от влияния дощечек.
Великий наставник тут же изменился в лице.
— Кто смеет препятствовать делам Управления небесных гаданий?!
Вдруг словно из ниоткуда возник кровавый круг багуа2. Он поднялся в воздух, раздувшись в сотни раз, и принялся бешено вращаться. Державшие дощечки заклинатели тут же бросились бежать! Круг багуа остановился прямо перед Массивом десяти сторон, всем своим видом бросая вызов Управлению небесных гаданий. Все присутствующие были шокированы. Их взгляды были прикованы к одному и тому же месту. Тан Чжэнь, похожий на чахоточное приведение, дважды кашлянул, встал, поклонился великому наставнику и сказал:
2 八卦 (bāguà) — багуа, восемь триграмм И-цзина.
— Эти даою принесли кровавую клятву. Небо и земля им свидетели. Если ты нарушишь ее, вреда будет в десять раз больше. Ваше стремление искоренить зло действительно заслуживает похвалы, но как же жизни этих невинных братьев?
И тогда все присутствующих обнаружили, что Управление небесных гаданий разделилось на два лагеря. Одна группа готова была последовать за великим наставником, другая стояла за Тан Чжэнем. Так совпало, что все они поклялись на крови вместе с темными заклинателями. Но теперь между ними словно пролегла река, разделившая Чу и Хань3. Они молча смотрели друг на друга, готовые в любой момент броситься в бой.
3 楚河汉界 (chǔ hé hàn jiè) — река, разделяющая Чу и Хань (обр.: линия, разделяющая соперничающие территории.
Великий наставник сердито спросил:
— Кто ты такой?
Но Тан Чжэнь даже не изменился в лице. Он спокойно произнес:
— Стыдно признаться, но я всего лишь мелкая сошка, не заслуживающая вашего внимания.
Великий наставник усмехнулся.
— Я вижу, что тебя окружают темные тени, ты практикуешь Призрачный путь. Это не лучший выбор. Арестовать его!
Повинуясь его приказу, заклинатели Управления небесных гаданий, словно стая воронов, собрались вместе, и с небес с ревом спустился один из орлов.
Те, кто стоял за спиной Тан Чжэня, ответили незамедлительно.
Неизвестно, кто из них сказал:
— Тьфу! Это вы собрали нас здесь, прикрываясь свитком истребителей демонов. Вы заманили нас сюда и заставили сражаться против темных заклинателей! Вы использовали славу истребителей демонов, защищающих праведный путь, как предлог, чтобы уничтожить нас всех вместе взятых!
Вокруг начался настоящий хаос. Независимо от выбранного пути, никто из присутствующих не желал оставаться в дураках. Они агрессивно наступали друг на друга, преисполненные дурными намерениями.
На лице великого наставника появилась жестокая улыбка.
— Раз вы не хотите по-хорошему, сделаем по-плохому4.
4 敬酒不吃吃罚酒 (jìngjiǔ bù chī chī fájiǔ) — кто отказывается от заздравной чашки, тот выпьет штрафную (обр. не добром, так силой; не по-хорошему, так по-плохому).
Он вскинул голову и закричал. Великий массив, окружавший гору Тайинь, внезапно пробудился. Из земли поднялись бесчисленные глиняные идолы. Мечом их было не убить. Стоило одному упасть, как его тут же сменяли новые, снова и снова бросаясь на заклинателей. В это самое время, кружившие в небе гигантские орлы, дождем обрушились вниз, не давая людям подняться в воздух.
Расколотое надвое Управление вновь сцепилось в яростном бою, сражаясь ни на жизнь, а на смерть.
За пределами запечатанного Массива десяти сторон две оставшиеся свечи напоминали забытые в бурю фонари: пламя дрожало, но не гасло.
Глядя на всю эту ситуацию, Ли Юнь понял, что добром это не кончится. Он собрал «горчичное зернышко» и обратился к Луже:
— Пусть эти орлы всего лишь птицы, но у них тоже есть демоническая пилюля. Ты унаследовала часть силы короля демонов, сможешь ли ты заставить их обратиться против своих?
Лужа без лишних слов приняла свой истинный облик, обратившись в красного журавля. Пылающая птица взмыла в небо, охваченная невероятным сиянием зари. Даже несмотря на то, что кости Небесного Чудовища еще не до конца сформировались, и что она могла использовать лишь одну десятую часть своей силы, даже несмотря на то, что ее всегда преследовали другие, у Лужи был исключительный талант к демоническому совершенствованию.
Красный журавль трижды протяжно крикнул. Обезумевшие орлы услышали это, и их строй распался. Все они, один за другим, спикировали вниз. Окружив красного журавля, они постепенно успокоились, и выгравированные на их костях темные заклинания, похоже, начали исчезать.
Придавленные к земле заклинатели получили возможность дышать, и поле боя быстро переместилось в небо.
Решив, что он стал свидетелем рождения Великого Чудовища, великий наставник спрыгнул с летающей лошади и с почтением бросился к Луже.
Окружившие девушку птицы тут же кинулись на него.
Воспользовавшись суматохой, Ли Юнь запрыгнул Луже на спину и встал там, как игла, повелевающая морем.5
5 定海神针 (dìnghǎi shénzhēn) — букв. волшебная игла, повелевающая морем (одно из названий волшебного посоха Сунь Укуна из романа «Путешествие на Запад»).
— Поднимись повыше, я определенно видел этот массив раньше. Я хочу рассчитать, где находится его «око».
По мере того как Лужа поднималась вверх, Ли Юню открывался отличный вид на гору и людей на земле. Юноша лихорадочно вычислял строение массива.
Он и сам не ожидал, что, мальчик, который в детстве до смерти боялся каких-то мышиных духов из Долины демонов, сможет целый день сохранять спокойствие.
Лежавший на земле Нянь Дада изо всех сил старался оторвать взгляд от двух свечей. Он не хотел думать о том, кем были эти двое.
Юноша вытер лицо, поднял свой меч, и тут же столкнулся с заклинателем из Управления небесных гаданий, вооруженным сразу тремя клинками. Нянь Дада шатало из стороны в сторону. Вокруг него кружились и летали все виды духовного оружия, и он никак не мог понять, кому именно оно принадлежало: противникам или союзникам. В сложившейся ситуации, у юноши с его уровнем самосовершенствования не оставалось другого выбора, кроме как бежать.
Внезапно, прямо над ним раскрылся огромный тростниковый веер. Веер с легкостью отразил ауру вражеских клинков и повис над головой юноши, словно зонт. Обернувшись, Нянь Дада увидел поблизости своего пухлого отца. Он ловко управлялся с несколькими веерами, размахивая ими вверх и вниз, защищая всех заклинателей долины Минмин.
— Отец!
Всегда веселый Нянь Минмин сейчас казался куда серьезнее, чем когда-либо прежде. Он надул свой генеральский живот, издали посмотрел на парившую в небе Лужу и произнес:
— Сынок, раз ты перешел в клан Фуяо, то возвращайся к ним.
— Что? — озадаченно переспросил Нянь Дада.
— Иди скорее!
Юноша никак не мог понять, что задумал его отец. Он замешкался и в следующее же мгновение внезапно оказался в воздухе. Огромный веер подбросил его на несколько чжан в высоту.
Ругаясь, Нянь Дада покатился по земле и, хорошенько вывалявшись в пыли, чуть было не зацепился за чью-то ногу. Когда он поднял глаза, то увидел, что это был Ю Лян!
Нянь Дада был ошеломлен, он тут же попытался отползти от Ю Ляна подальше. Но едва он открыл рот, собираясь завыть: «Папа», как все вокруг разом изменилось...
Великий наставник взревел. Бросившиеся на него гигантские орлы тут же взорвались, погибая на месте. Лужа вынуждена была отступить. Вдруг из стоявшей неподвижно повозки с девятью драконами показалась чья-то рука.
В бледной ладони был зажат небольшой жетон, рукава неизвестного украшала изысканная золотая вышивка.
Сидевший в повозке человек прошептал:
— Слишком долго. Боюсь, что Массив десяти сторон может измениться. Нам следует поторопиться.
Когда он закончил говорить, из жетона вырвался луч света. Казалось, он в одно мгновение пронзил тысячи лет непроглядных сумерек. Вдруг откуда ни возьмись появились сотни человеческих силуэтов. Присмотревшись повнимательнее, можно было понять, что все это были люди из разных кланов.
Пятеро или шестеро из зала Черной черепахи... двое или трое с горы Белого тигра. Здесь был даже Чжуан Наньси, активно защищавший Чэн Цяня на Платформе Бессмертных. И, вероятно, более семи или восьми человек с горы Мулань. Среди новоприбывших было несколько заклинателей из именитых кланов, несколько из маленьких школ и даже темные заклинатели. Все эти люди различались по возрасту, культуре и даже одежде, но все они одновременно повиновались воле таинственного жетона и не раздумывая разили мечами своих собственных учеников.
Не было никого, кто мог бы защититься от бывших друзей. Кланы заклинателей утонули в крови. Все присутствующие были потрясены.
Они — Управление небесных гаданий. Они повсюду. Они те, кто сохраняет равновесие.
Нянь Дада увидел, как неизвестный старейшина из долины Минмин вонзил в грудь Нянь Минмина длинное копье.
Бесчисленные амулеты на древке копья вспыхнули, и юноша даже не смог разглядеть последнее выражение на лице отца.
Нянь Дада в шоке пополз по земле.
Ю Лян проследил за его взглядом и недоверчиво прошептал:
— Они... они что, все свихнулись?
Гигантские орлы были убиты великим наставником. В мгновение ока, последний барьер между ним и Лужей пал.
Мужчина злобно уставился на нее. Он выглядел свирепо и жаждал крови. На какое-то мгновение все вокруг разом засомневались, кто же здесь настоящий демон.
Кости красного журавля содрогнулись. Ли Юнь знал, что она боится, поэтому юноша медленно вытащил свой меч.
Однако, Ли Юнь до сих пор не сформировал свой изначальный дух.
Из божественного сознания Лужи донеслось:
— Второй старший брат, наш глава дал мне пилюлю короля демонов...
Но Ли Юнь спокойно прервал ее:
— Не шути так. Столетний красный журавль — неоперившаяся молодая птица, ее желудок еще слаб. Если ты проглотишь трехтысячелетнюю пилюлю, тебя попросту разорвет, и ты умрешь. Увы, но ты из клана демонов, все вам подобные имеют в запасе долгую жизнь, однако растут они, к сожалению, слишком медленно.
— Тогда что же нам делать? — едва не плача, спросила Лужа.
— Я постараюсь, — Ли Юнь облизнул пересохшие губы. — Старший брат и Сяо Цянь прошли через множество боев, теперь, наконец, настала моя очередь.
— Но ты не сможешь его победить.
Ли Юнь рассмеялся.
— Сестрица, почему ты такая болтливая? Если я умру, не бойся этих уродов. Превратись в воробья, воспользуйся суматохой и спрячься в толпе. Они не смогут тебя поймать.
С этими словами Ли Юнь сделал глубокий вдох и спрыгнул со спины Лужи. Ножны тут же подняли его в воздух. Меч в его руке был таким чистым, словно никогда не видел крови.
Великому наставнику не составило труда понять, что у его противника не было изначального духа. Он даже не пытался воспринимать юношу всерьез. Он взмахнул рукавом и вытащил длинную алебарду6, обрушив на Ли Юня бушующее пламя.
6 长戟 (cháng jǐ) — чанцзи (алебарда цзи на длинной рукояти).
Ли Юнь громко закричал, и его меч стал похож на радугу. «Долгий полет птицы Рух», «Путешествие в юность».
— Учитель, что такое «воля меча»?
— «Воля меча» это… Проще говоря, о чем ты думаешь, когда практикуешь тот или иной стиль? Что ты чувствуешь?
— Я чувствую, что сейчас взлечу. Я хочу выйти и осмотреться. Учитель, когда мы спустимся с горы? Я хочу поиграть! Я хочу увидеть задний склон… Ай!
— Даже не думай сбежать и устроить переполох в пещере в недрах горы. Сколько раз я тебе говорил? Глупый ребенок. Почему ты меня не слушаешь…
Еще до того, как клинок вернулся к Ли Юню, аура меча без колебаний ринулась к пылающей алебарде. Пламя напоминало яростный шторм, рассекающий багровые облака. Его рассредоточенный по внутреннему дворцу дух вдруг собрался в одной точке. Мгновение спустя, врата внутреннего дворца распахнулись, море Ци пришло в движение, формируя изначальный дух. Казалось, в его сердце что-то, наконец, пробудилось, и весь мир разом замедлился.
Меч столкнулся с алебардой.
Но клинок не выдержал, расколовшись на три части.
Однако воля меча вдруг превратилась в необузданный ураган, со свистом окутавший простое железное лезвие. Она беспрепятственно пронеслась мимо, и даже пламя не смогло ее остановить.
Великий наставник был так удивлен, что даже не увернулся. На его лице тут же появился неглубокий порез длиной в половину цуня.
Длинная алебарда обрушилась на Ли Юня. Юноша отлетел назад, рухнув с ослабевших ножен. Красный журавль поспешно ринулся следом, подхватив его на спину, после чего взмахнул крыльями и улетел.
Ли Юнь ощущал острую боль в груди, но, по какой-то неведомой причине, он чувствовал себя невероятно счастливым. Юноша решил: «О, оказывается, если не бояться боли и травм, рисковать жизнью очень даже весело».
Подумав об этом, он вынул из-за пазухи дюжину амулетов и, не глядя, наполнил каждый изначальным духом. Юноша вскинул руку и, в этот самый момент, преследовавший его великий наставник, не задумываясь швырнул в него длинную алебарду. Амулеты тут же рассыпались в пыль, на глазах превращаясь в десятки тысяч пузатых кузнечиков. Один за другим они храбро бросились на противника, ливнем обрушившись ему на голову.
Эта уловка была создана специально для того, чтобы противостоять более сильным врагам. Амулеты меняли форму, создавая полчища насекомых.
Это был метод второго господина Ли.
«Девять звеньев, девять звеньев», — подумал Ли Юнь.
Увы, пусть бой и был хорошим, но боль в груди оказалась слишком сильна.
Великого наставника раздражали эти бесконечные трюки. Мужчина взвыл, разом увеличившись в размерах, сделавшись похожим на огромную железную башню. Горы загремели, море взревело, и тяжелая, как колонна, алебарда, рухнула вниз.
Он собирался прикончить Лужу и Ли Юня.
В это время Тан Чжэнь, наконец, сделал свой ход.
Ли Юнь никогда не видел, чтобы Тан Чжэнь хоть как-то шевелился. Похоже, старик производил на всех то же впечатление, что и он сам. Он много знал и в основном только и делал, что говорил. Тан Чжэнь вечно выглядел больным и никогда не держал в руках оружия.
У него вообще не было оружия. Он остановил похожую на гору алебарду голыми руками. Его ладони, казалось, были сделаны из золота и нефрита. Но даже оказавшись в огне, Тан Чжэнь никак не изменился в лице.
Не оборачиваясь, он спросил:
— Ли даою, ты вычислил, где находится «око» массива?
Едва избежавший смерти Ли Юнь с облегчением вздохнул и торопливо закивал.
— В хорошо укрепленном месте.
— Похоже, мои расчеты верны. Если я прав, «око» находится в повозке. Скорее, уходи, — сказал Тан Чжэнь.
Ли Юнь засомневался.
— Тогда ты...
Но не успел он договорить, как Тан Чжэнь нахмурился. От его державших алебарду ладоней послышался жуткий треск. В следующее же мгновение они раскололись, как камень, от кончиков пальцев до запястий. Тан Чжэнь тут же разжал руки.
Он отступил на три шага назад, но из его опустевших рукавов не пролилось ни капли крови.
Великий наставник усмехнулся и произнес:
— Понятия не имею, какой силой ты обладаешь, но ты не более, чем просто усовершенствованный труп.
Тан Чжэнь тихо закашлялся. Жизнь покидала его тело, но он все равно ответил:
— Настанет день, и все мы покинем этот мир. Не волнуйтесь, даою.
С этими словами из его рукавов заструился темный дым, принимая форму белых человеческих костей. Это было поистине жуткое зрелище.
— Не стоит беспокоиться, Ли даою, — сказал Тан Чжэнь. — У меня в запасе еще есть кое-какие средства.
Ли Юнь не доверял Тан Чжэню. Он никогда ничего не продумывал, а тот, кто ничего не продумывает казался юноше слишком страшным. Однако сейчас у Ли Юня не было никого, на кого он мог бы положиться, кроме этого старика.
Вдруг он услышал, как кто-то крикнул:
— Второй дядя!
Ли Юнь посмотрел вниз и увидел брошенный на землю меч. Рядом с мечом рыдал Нянь Дада.
Ли Юнь тут же взял себя в руки и решительно посмотрел на Лужу:
— Вперед!
Внезапно, в небо поднялся еще один заклинатель. Это был Ю Лян.
— Я здесь, чтобы защитить заповеди своих предков, — произнес он.
И эти двое, словно падающие звезды, ринулись к повозке.
Красный журавль стояла в самом начале своего пути, ее уровень самосовершенствования был не слишком высок. Со стороны казалось, что она блефует. В отличие от нее, независимо от того, насколько слаб был Ю Лян, он все еще считался заклинателем меча с изначальным духом. Но в этот момент в его душе смешались печаль и ненависть, и он полностью вошел в силу, сметая все на своем пути7.
7 势如破竹 (shì rú pò zhú) — подобно тому, как раскалывают бамбук (обр. в знач.: сметать все на своем пути, одержать стремительную победу).
Лужа открыла клюв, извергая истинное пламя самадхи. Заклинатели не обратили на нее никакого внимания, но летающие лошади так перепугались, что сорвались с места и понеслись вперед, увлекая за собой повозку.
Наконец-то!
Ли Юнь был вне себя от радости, его меч первым настиг повозку. Он собирался было поддеть клинком расшитую драконами занавеску, как вдруг изнутри показалась бледная до прозрачности рука.
Рука сжала острие его меча, словно безобидный цветок. Сидевший в повозке человек внезапно поднял голову и улыбнулся Ли Юню. Он медленно произнес:
— В течение стольких лет я не встречал никого, кто осмелился бы сорвать эту занавеску. Твой дух достоин похвалы.
В этот самый момент Ли Юнь ощутил неописуемый трепет. Он всегда был рядом с Янь Чжэнмином и Чэн Цянем, он привык к ним и им подобным. И хотя он знал, что никогда не сможет победить, он ни разу ни перед кем не испытывал такого глубоко страха.
Нет... этот человек не был напичканным лекарствами членом императорской семьи.
Ужасное убийственное намерение сквозило в добродушной улыбке человека в драконьем одеянии8. Ю Лян внезапно обернулся, и его зрачки сузились.
8 龙袍 (lóngpáo) — парадное одеяние (халат) императора.
— Берегись!
Сердце Ли Юня сжалось.
В этот момент у них под ногами раздался громкий шум.
Человек в драконьем одеянии внезапно закричал. Он был так шокирован, что совершенно позабыл о Ли Юне, позволив юноше рухнуть вниз, где его тут же поймала Лужа.
Мгновение спустя в небо со свистом взмыл поток демонической Ци. Следом за ним по земле разлилась ледяная аура меча. Казалось, она была повсюду. Повозка тут же развалилась на части. Сидевший внутри незнакомец выскочил наружу и, потеряв опору, повис в воздухе. Он осторожно огляделся, потер подбородок и сказал:
— Массив десяти сторон запечатан, но всегда найдется тот, кто сможет найти выход.
Вокруг мужчины в парадном одеянии стояли три человека и один демон.
В одной руке Янь Чжэнмин держал клинок, в другой — веер. Повернувшись к стоявшему с другой стороны У Чантяню, он произнес:
— Эй, разве не ты говорил, что этот старый оборотень — принц, которому император позволяет делать все, что вздумается? Тогда почему его лицо покрыто слоем белой муки? Не думаешь, что увидев его ночью, наложницы перепугаются до смерти?
У Чантянь никак не мог понять, с чего вдруг императрица Янь вздумал «скорбеть о себе подобном»9, он пристыженно произнес:
9 物伤其类 (wùshāngqílèi) — скорбеть о попавшем в беду себе подобном (боясь аналогичной участи), животные соболезнуют себе подобным. Часто употребляется в поговорке 兔死狐悲, 物伤其类 (tù sǐ hú bēi, wùshāngqílèi) — заяц погиб, лиса горюет, страшась такой же участи. (т.е. горевать о чужом или даже враждебном человеке).
— Глава Янь, я просто пошутил.
Печать перерождения исчезла
Закончив говорить, У Чантянь вышел вперед и вежливо поклонился.
— Приветствую третьего принца.
Чэн Цянь холодно посмотрел на него. В его душе поселилось странное чувство. Он подумал: «Разве принцы носят драконьи одежды?»
«Третьего принца» вполне можно было бы назвать красивым. У него были красные губы и белозубая улыбка1. Его сложное и громоздкое одеяние, вопреки ожиданиям, совершенно не бросалось в глаза.
1 唇红齿白 (chúnhóng chǐbái) — губы красны и зубы белы (обр. о прекрасной внешности; ср.: кровь с молоком).
Его слова и манеры казались вежливыми и изящными, но сам он мало на кого обращал внимание.
— Ох, оставьте формальности, — наигранно сдержанно ответил третий принц на действия У Чантяня. Он выслушал грубости Янь Чжэнмина, но, казалось, ничуть не разозлился. Со всей своей сдержанностью и достоинством он спросил:
— Глава Янь? Прошу меня простить, я слишком долго находился в уединении. Что за клан вы возглавляете?
Янь Чжэнмин всегда был высокомерным, но теперь он столкнулся с человеком, который казался еще высокомернее, чем он сам. Словно длиннохвостый павлин, что встретил соперника, чей хвост оказался длиннее, чем у него. Более того, некоторое время назад он был заперт в Массиве десяти сторон и теперь выглядел не слишком приветливым. Он притворно улыбнулся и произнес:
— Ха, так, ничтожный клан, недостойный упоминания.
Взгляд третьего принца упал на печать главы, висевшую у юноши на шее, и он многозначительно ахнул.
— Так вы — молодое поколение клана Фуяо. Не удивительно, что вы показались мне смутно знакомыми. Место, где мы сейчас стоим, находится неподалеку от вашей горы, верно? Ах, здесь так много людей и все они позабыли о вежливости. Глава Янь, проявите снисхождение.
— Когда-то третий принц настоял на своем и, вопреки всеобщему мнению, самолично основал Управление небесных гаданий, — торжественно начал У Чантянь. — Мы получили возможность путешествовать по миру, заработали немалый авторитет среди людей. Все наши ученики и последователи премного благодарны вам за эту возможность. Все эти годы мы упорно трудились и никогда не нарушали слово, данное императорской семье. Разве поступок третьего принца не великодушен?
Когда он закончил, ни невежественный Янь Чжэнмин, ни бывший попрошайка Хань Юань никак не отреагировали на его речи. И только Чэн Цянь понял, о чем он говорил. В детстве он часто подслушивал у дома старого туншэна. Старик рассказывал историю Управления небесных гаданий. В те годы покойный император был недоволен тем, что простой народ только и делал, что тешил себя мыслями о самосовершенствовании, забывая о серьезных делах. Он так разозлился, что запретил любые учения, но чиновникам и министрам удалось его отговорить. Тогда решено было создать Управление небесных гаданий, чтобы хоть как-то контролировать заклинателей.
У Чэн Цяня была очень хорошая память, он до сих пор помнил слова старого туншэна о том, что «покойный император всю жизнь посвятил армии». Однако, глядя на стоявшего перед ним «третьего принца», юноша понимал, что он ни капли не похож на военного. В конце концов, он удивленно осведомился:
— Ты император У?
— Стыдно признаться, — со смехом ответил третий принц. — Но это мой сын.
Чэн Цянь промолчал.
Какое внушительное положение!
Когда он только пришел на гору Фуяо, внукам этого старого хрыча было уже больше семидесяти лет. Чэн Цянь никак не мог сосчитать, сколько же тогда лет было ему самому. Только теперь он, казалось, понял весь смысл фразы: «гора бессмертных не ведает ни солнца, ни луны»2.
2 仙山无日月 (xiānshān wú rìyuè) — миф. гора бессмертных, место пребывания святых; гора небожителей; а «солнце и луна» обозначают дни и месяцы, время, человеческую жизнь. букв. Бессмертные часов не наблюдают.
— Да какая разница, кто он? — нетерпеливо выпалил Хань Юань. — Разве ты не видел Массив десяти сторон? У этого старого хрыча непомерные аппетиты, он хотел сварить нас в котле, чтобы создать пилюлю бессмертия. Сторонники праведного пути, заклинатель меча, заклинатель с каменным телом и я — великий демон. Как хорошо, что все мы так удачно собрались вместе. Не боишься, что после такого пира у тебя случится несварение?
В это время Печать перерождения полностью подавила Массив десяти сторон. Они вновь оказались в ловушке. Даже колокольчик Чэн Цяня пришел в негодность. Выбравшись из ловушки, они втроем наблюдали за суматохой через кольца Чжэши. Когда массив закрылся, они, словно безголовые мухи, метались в поисках выхода, пока не столкнулись с У Чантянем. Тогда Чэн Цянь понял, что в этом мире было несколько таких колокольчиков, а У Чантянь никак не мог разгадать, что за артефакт использовал юноша, чтобы заставить печать проигнорировать его и погасить одну из свеч.
В такой ситуации сражаться было бы крайне неразумно, и обе стороны вынуждены были на время заключить союз. Тогда Чэн Цянь вновь вытащил знамя истинного дракона. Собрав всю силу древнего зверя и его души, он смешал ее с яростью демонического дракона, кое-как проделав в Массиве десяти сторон узкую брешь.
В итоге, нескольким людям удалось спасти представление3, явившись на поле боя словно небесное воинство, однако в реальности их победа представляла собой жалкое зрелище.
3 救场 (jiùchǎng) — прям., перен. спасать представление (во время представления, актёра, совершившего ошибку выручают другие актёры, не давая представлению сорваться).
Вдруг, У Чантянь опустил ладонь на рукоять своего меча и холодно произнес:
— Третий принц, тебе не кажется, что ты сошел с ума?
Третий принц повернулся к нему. Уголки его рта слегка приподнялись, когда он произнес:
— Чантянь, я слышал, что глава намеревался сделать тебя своим наследником, это правда? Есть ли что-то важное, что он еще не успел тебе рассказать?
Веки У Чантяня слегка дрогнули.
— Если он не рассказал об этом мне, стал бы он рассказывать тебе?
Третий принц посмотрел на него, облизнул уголок своего рта и многозначительно произнес:
— Тайну, которую я хочу узнать, мне не обязательно слышать из его уст... Ах! Ваши предки были поистине великими, по сравнению с ними ваши способности весьма посредственны. Лишь Тун Жу мог считаться лучшим из лучших, и за все эти годы еще никому не удалось его догнать. Я давно хотел заполучить Тун Жу, но вы, люди, загнали его в Безмятежную долину, и теперь даже его драгоценные останки мне не найти. В прочем, был еще Гу Яньсюэ, но он решил, что лучше быть разбитой яшмой, чем целой черепицей4. В конце концов он погиб. Я дважды промахнулся. Если я упущу еще один шанс, я действительно состарюсь. Пожалуй, сейчас мне сгодитесь даже вы. К счастью, вас так много, что я у меня просто не остается выбора.
4 宁为玉碎 (níng wéi yùsuì), полная фраза 宁为玉碎，不为瓦全 (nìngwéiyùsuì, bùwéiwǎquán) — лучше быть разбитой яшмой, чем целой черепицей (обр. в знач.: почётная смерть лучше позорной жизни).
Все присутствующие поняли, что именно имел ввиду этот человек. У Чантяня начало мелко колотить.
Янь Чжэнмин подумал: «О Небо, неужели в этом мире действительно есть люди, способные превращать других в пилюли бессмертия?»
Он вновь взглянул на красногубого и белозубого третьего принца и окончательно решил: «Это просто отвратительно!»
Стоявший рядом с ним Хань Юань вскинул брови и сказал:
— В мире нет большей ереси, чем эта, верно? Это настолько низко, что даже мне становится стыдно.
Но в следующий же момент он внезапно изменился в лице и холодно прокомментировал собственные слова:
— Заткнись, идиот.
У Чантянь внезапно закричал и выхватил меч, направив лезвие прямо в грудь третьего принца. Но принц был подобен духу, способному ходить по воздуху.
— Я поглотил весь опыт, накопленный за годы твоим учителем. Думаешь, ты лучше него? — произнес он.
Глаза У Чантяня покраснели.
— Пошел ты...
Третий принц слегка взмахнул рукавами, будто стряхивая невесомые цветочные лепестки. Его движения были поистине завораживающими. Он с легкостью поймал пальцами кончик меча У Чантяня.
— Если ищешь, кого бы обвинить, обвини своих предков, — прошептал принц. — Вы слепо слушали небо и землю, вы подписали тот глупый договор десяти сторон...
У Чантянь сжал руки. От его ладоней послышался тихий треск. Вдруг, яростный ветер вырвался из его рукавов, разрывая ткань, и ударил прямо в хорошенькое личико третьего принца.
Когда этот человек произнес слова «слушали небо и землю» и «договор десяти сторон», Чэн Цянь был поражен в самое сердце. Он уже не раз задавался вопросом, почему предки клана Фуяо согласились сотрудничать с Управлением небесных гаданий. Печать истребителей демонов связывала по рукам и ногам, она также была связана с печатью главы клана.
Это имеет какое-то отношение к тому договору?
Они только что видели «Массив десяти сторон», а теперь появился еще и «договор десяти сторон». Как они связаны?
Там, внутри массива, когда на его ладони появился огонек, по форме напоминавший ухо, умирающий темный заклинатель сказал ему: «Слушай Цянь». Тогда юноша не понял, что это значило, но теперь, когда он думал об этом, он начинал осознавать. Возможно, он хотел сказать: «слушай небо и землю»5.
5 乾坤 (qiánkūn) — цянь и кунь (две противоположные гексаграммы «Ицзина»), небо и земля, Инь и Ян, мужское и женское начало, источник всех перемен.
Несколько человек быстро подмигнули друг другу, но никто из присутствующих, включая Ли Юня, казалось, не понял, что между ними произошло.
Вдруг, по округе прокатился громкий шум. До того неподвижно стоявший третий принц вдруг вскинул руки и рассек окруживший его ураган. У Чантянь пошатнулся и едва не свалился с меча.
Третий принц в мгновение ока оказался рядом с ним и произнес:
— Чантянь, сдается мне, ты не слишком усердно учился.
С этими словами, его белые нефритовые руки потянулись к груди У Чантяня, схватив пальцами воздух.
Увидев, что принц желает разорвать У Чантяня живьем, Ю Лян закричал и ринулся прямо на него. В это время ему на помощь подоспел Янь Чжэнмин, который ранее был занят тем, что подмигивал младшим.
Тень меча, что был способен разрубить небо и землю, рухнула вниз, но третий принц вновь остановил ее голыми руками. Оба заклинателя сцепились в схватке.
Едва приблизившись к противнику, Янь Чжэнмин тут же нахмурился.
Руки третьего принца дрожали под давлением деревянного клинка, но колкая улыбка не исчезла с его лица. Он сказал:
— Меч «Божественного Царства». Не самый высокий уровень, но весьма неплохо. Пройдет еще пятьдесят лет и... Тц!
Янь Чжэнмин ничего на это не ответил.
Он чувствовал, что этот бледный старый оборотень смотрел на него как на непрожаренное мясо под соусом!
Янь Чжэнмин окончательно разозлился. Аура меча внезапно хлынула наружу, ударив наискосок. А в это время Чэн Цянь и Хань Юань, казалось, пришли к молчаливому согласию. Один зашел с левой стороны, другой с правой. Темная энергия, самый стойкий в мире клинок и выкованная в холоде ледяного озера жажда убийства слились воедино, волной обрушившись на третьего принца.
Крик третьего принца потряс небеса. Его широкие рукава взметнулись вверх, они казались такими длинными, словно несли в себе отражение целого мира и всех прошедших эпох. Вдруг, Чэн Цянь отчетливо уловил дрожь Шуанжэня. Ледяной клинок вновь предал его, острое лезвие обледенело от кончика до рукояти. Его внутренний дворец содрогнулся, и рот тут же наполнился кровью. Резко выдохнув, юноша отступил, опуская свой меч.
Но другие оказались ничуть не лучше. Третий принц обладал невероятной способностью. Он впитывал все направленные на него атаки, а затем запросто возвращал удары противникам. Аура меча Янь Чжэнмина ринулась обратно, срезав прядь его волос. Лицо Хань Юаня посинело. Его глаза покраснели и налились кровью.
В этот момент кто-то из стоявших в отдалении людей небрежно произнес:
— Неужели кто-то на самом деле практикует подобный метод?
Ли Юнь поднял глаза и посмотрел на говорившего. Этим человеком оказался Тан Чжэнь. Никто не знал, что заартефакт он использовал, но его костяные руки крепко сжимали паутину, опутавшую великого наставника. Лицо Тан Чжэня потемнело, как у чахоточного больного, и он с трудом прошептал:
— Кто-то однажды сказал, что, когда заклинатели вступают на путь самосовершенствования, они получают возможность впитывать энергию целого мира, чтобы наполнить свои меридианы. Практикуясь, они совершенствуют свои тела и шаг за шагом приближаются к вознесению. Они обладают огромной силой и невероятно долгой жизнью. Если кто-то из людей способен поглотить энергию неба и земли, поглотить самих заклинателей и превратить их в пилюлю бессмертия, разве это не значит, что такой человек идет по какому-то особому пути?
— И что такого в этом человеке? — отозвался Ли Юнь.
Тан Чжэнь насмешливо улыбнулся ему и произнес:
— Жадность. Всепоглощающая жадность.
Но едва он успел договорить, как великий наставник вырвался из вязкой паутины, и его огромная алебарда обрушилась на голову Тан Чжэня:
— Вздор!
Мысли Ли Юня тут же изменили свой ход. Это слишком сильно напоминало демоническую пилюлю. Юноша громко крикнул:
— Сяо Цянь! Знамя истинного дракона...
Заключенная в знамя душа древнего дракона могла усилить изначальный дух заклинателя в тысячи раз. Им удалось вырваться из Массива десяти сторон, и Ли Юнь попросту не верил, что эта штука не смогла бы справиться с чем-то подобным!
Третий принц тут же изменился в лице и ринулся прямо к Ли Юню.
Лужа оглушительно захлопала крыльями, ругаясь:
— Ты слишком много знаешь! Что мы будем делать, если ты навлечешь на себя беду... А! Как он может лететь быстрее птицы? Старший брат! Старший брат, на помощь!
Янь Чжэнмин лишился дара речи.
Девять фениксов вспыхнули, сгорая дотла6. Ему попросту нечего было ответить! Некоторые вещи не стоило предавать огласке7. Теперь он был по-настоящему опозорен.
6 Выражение 凤凰九雏 (fènghuáng jiǔ chú) — досл. девять птенцов феникса, берет свое начало из книги «История династии Цзинь», составленной Фан Сюаньлином в 648 г. во времена династии Тан. Многочисленные потомки трактовали идиому 凤引九雏 (fèng yǐn jiǔ chú) как хорошее предзнаменование для всей страны.
7上不了台面 (shàng bùliǎo táimiàn) — досл. то, что следует держать под столом. Китайская идиома, описывающая вещи, которые не стоит предавать огласке.
Янь Чжэнмин без колебаний высвободил свою ауру, создавая сотни тысяч клинков. Острые лезвия в миг окружили третьего принца.
Третий принц взревел:
— Наглец!
Но Янь Чжэнмин лишь вскинул брови и произнес:
— Ну, есть немного.
Вдруг до его ушей донесся голос Чэн Цяня:
— Старший брат! Хватит красоваться, отойди с дороги!
Прежде, чем он успел договорить, из знамени истинного дракона вырвался древний дух. Зверь искрился, с головы до хвоста покрытый мелким инеем, словно позолотой.
Третьему принцу некуда было деться. Он глубоко вздохнул и вновь вскинул руки. Его широкие рукава колыхнулись, сделавшись похожими на бездонные ямы. Он почти поглотил древнего дракона, но вдруг, его руки начали замерзать, на лбу принца выступил холодный пот. В этот самый момент зажатое в ладонях Чэн Цяня знамя с треском раскололось надвое.
Все присутствующие были ошеломлены. Этот человек и вправду мог поглотить душу древнего дракона!
Ли Юнь в отчаянии вцепился в перья на шее Лужи.
— Сестренка, ты испугалась? Не убегай! Ох, я ведь говорил вам, не останавливайтесь! Даже если он поглотит душу дракона, ему потребуется время, чтобы принять ее. Не упустите этот шанс! Когда он закончит, вас ему хватит на один зуб!
Едва он успел произнести эти слова, как Чэн Цянь тут же сорвался с места. Он атаковал принца снова и снова, будто чистый ветер, ясная луна и врожденное великодушие8 с силой толкали его вперед. Как и ожидалось, процесс поглощения духа дракона существенно замедлил третьего принца. Однако, он не осмеливался действовать всерьез, юноша в любой момент готовился отступить, ведь в воздухе над ними уже висел клинок Янь Чжэнмина.
8 光风霁月(guāngfēngjìyuè) — чистый ветер, ясная луна (обр. в знач.: а) чистосердечный, прямодушный, открытый; 浩然之气 (hàoránzhīqì) — конф. врождённое великодушие; величие духа; чувство справедливости в восприятии мира.
Недолго думая, Хань Юань вскинул руки, готовясь повторить движение из «Долгого полета птицы Рух». Но прежде, чем он успел сконцентрировать свой изначальный дух, его тело вновь сменило хозяина.
Внутренний демон усмехнулся и произнес:
— Что, решил присоединиться к веселью? Ты еще помнишь какие-то приемы? А как держать деревянный меч тоже помнишь? Не позорься, трехлапая кошка.
Стоило ему договорить, как юноша тут же обратился в демонического дракона. Зверь вскинул голову и зарычал, в бессильной попытке излить всю тоску, что столетие копилась в его сердце. Печать перерождения содрогнулась, пораженная этой внезапно хлынувшей наружу ненавистью.
Взвившаяся к небесам темная энергия окончательно отрезала третьему принцу пути к отступлению.
Вдруг, принц полностью исчез и до ушей всех присутствующих донесся лишь оглушительный крик.
Все замерли, одновременно уставившись в одну точку.
Лишь Тан Чжэнь нахмурился.
Ли Юнь почти вздохнул с облегчением, но вдруг, он кое-что заметил.
— Будьте осторожны! — закричал юноша.
Его голос разлился вокруг и «око» Печати перерождения пришло в движение.
Третий принц, казалось, обернулся настоящим ураганом, затягивая в себя ауру тысячи мечей, ледяной клинок и даже окутавшую его темную энергию.
Его голова будто превратилось в обтянутый кожей шар, все его тело покрылось водянистыми волдырями. Когда они лопались, маслянистая жидкость выливалась наружу. Черты его лица деформировались, глаза готовы были вылезти из орбит. Казалось, у него под кожей извивались черви. Это было поистине ужасное зрелище.
Объединившись, три мастера способны были сдвинуть гору и разделить море, но для этого им пришлось бы приложить все свои силы. Но что тогда мог один единственный, но весьма талантливый человек, способный залпом проглотить душу древнего дракона?
Третий принц поднял терзаемые ветрами руки, медленно возвращая на место выпученные глаза, и мягко произнес:
— У вас что, одно умение на всю семью? Какое разочарование...
Вдруг, в сердце Ли Юня возникла ужасная догадка. Юноша выпалил:
— Я понял! Он и есть «око» массива! Он — Печать перерождения!
— Превратил свое тело в массив, — Тан Чжэнь вновь сжал в пальцах паутину, — такой человек достоин быть императором. Он очень храбр.
— Старший Тан, перестань нести чепуху. Ты так много знаешь, придумай же что-нибудь! — бросил Ли Юнь.
Но прежде, чем Тан Чжэнь успел ему ответить, он увидел, что мир вокруг начал складываться пополам. Третий принц вознамерился уничтожить всех, кто находился в пределах массива.
В этот самый момент принц повернулся к Янь Чжэнмину и с улыбкой произнес:
— Хороший меч.
Волосы Янь Чжэнмина встали дыбом. Ситуация разом переменилась. Выпущенный им изначальный дух тут же повернул назад. Деревянный клинок в его руках исчез, и Чэн Цянь попытался использовать имевшуюся между ними связь, чтобы как можно скорее добраться до меча.
— Сяо Цянь!
Аура меча тут же окутала юношу, сделавшись такой же холодной, как его собственный клинок. Чэн Цянь полностью растворился в ней, застыв, как насекомое в янтаре. Шуанжэнь выпал у него из рук и рухнул вниз, Хань Юань в спешке отшатнулся в сторону... Но тут, из рукавов третьего принца заструился свет, полностью поглотив и его и меч.
Янь Чжэнмин хотел было ринуться вперед, но его ноги словно приросли к земле.
В следующий момент он увидел, как в волосах Чэн Цяня мелькнула что-то белое, и тут же пришел в себя. Это были «Нити марионетки».
Янь Чжэнмин попытался сделать вдох, но воздух застрял в его груди, его тело онемело.
Мир сужался. Все висевшие в воздухе заклинатели тут же попадали вниз. Расстояние от неба до земли составляло всего несколько чжан.
В этот момент У Чантянь внезапно оттолкнул подоспевшего к нему на помощь Ю Ляна. Его руки начали складываться во множество труднопостижимых печатей.
Глаза Ю Ляна вдруг расширились, юноша смертельно побледнел.
У Чантянь развернул ладони, одним пальцем указывая на небо, другим на землю, и внезапно исчез. Мгновение спустя, за спинами всех присутствующих, словно из ниоткуда, возникла огромная человеческая фигура. Это был У Чантянь. Цунь за цунем он становился все выше и выше, все больше и больше, с великим трудом поддерживая падающий небосвод.
В мгновение ока он превратился в легендарного бога Паньгу, по слухам, сотворившего этот мир.
У Чантянь издали посмотрел на третьего принца и спросил:
— Ваше Величество, неужели ты правда думаешь, что, поглотив множество талантливых заклинателей, небо и землю, солнце и луну,9 ты действительно сможешь стать богом?
9 天地日月(tiāndì rìyuè) — букв. два великих начала, также является частью трех начал (三才者，天地人，三光者，日月星): небо, земля, человек; три светила: солнце, луна, звёзды.
Но третий принц уже утратил человеческий облик. Расшитый пояс его парадного одеяния разлетелся в клочья, и богатые одежды раздулись, формируя огромный сияющий шар. Голос принца звучал крайне неразборчиво.
Он произнес:
— Поглощая могущество, я становлюсь могущественнее. Поглотив мир, я стану этим миром.
У Чантянь глубоко вздохнул и внезапно испустил ужасающий рев. Его тело увеличилось еще на несколько чжан, оставив на земле огромный след. Печать перерождения издала тихий свист, и накопленная внутри нее Ци начала растекаться в стороны.
Третий принц закричал, и его рукава взорвались.
В этот самый момент поглощенная им аура меча вновь вырвалась на свободу. В руках Янь Чжэнмина снова появился деревянный меч, неся за собой «Расцвет». «Божественное Царство» содрогнулось. Казалось там, во владениях внутреннего демона, он нашел свое настоящее наследие. И оно было как две капли воды похоже на его клинок.
— Верно, если проглотить весь мир, вы тотчас же вознесетесь, превратившись в небесного пса! — выкрикнул юноша.
Сможет ли он теперь подчинить его?
На лице третьего принца, наконец, появился страх.
В этот момент, поглотивший Хань Юаня сияющий шар, треснул. Темная энергия хлынула наружу, и шар заволокло черным туманом. Внезапно, демонический дракон прорвал барьер и приземлился на землю, вновь превратившись в до ужаса несчастного юношу.
Не меняясь в лице, он отряхнул свой длинный халат и, холодно усмехнувшись, произнес:
— Так вот что такое тайное царство трех существований. Разве это не то, за что так боролись благородные мужи? Как расточительно отдавать это мне, первому демону в Поднебесной!
Закончив говорить, он вскинул руку, выбросив что-то из рукава, и крикнул:
— Держи!
Это был Шуанжэнь.
Шуанжэнь, наполненный душою истинного дракона, полетел к Чэн Цяню, и с размаху ударился об лед. Ледяная корка тут же треснула.
В следующее же мгновение аура клинка вырвалась на свободу, превращаясь в «Весну на засохшем дереве». Словно из ниоткуда, появились зеленые лозы, тут же оплетая кончик ледяного клинка.
Пока есть нить, должна быть и надежда на жизнь.
Аура меча мягко подавила свирепый клинок, и изначальный дух юноши с треском вырвался из небытия, превратив ледяную глыбу в пыль.
Ресницы Чэн Цяня были покрыты инеем, лента в его волосах замерзла и медленно опала.
Шуанжэнь взмыл в небо, покрывая собой все вокруг. Снежные хлопья посыпались вниз, словно тяжелое одеяло прижимая третьего принца к земле.
Раздался грохот, и клинок в руках Янь Чжэнмина ожил.
У Чантянь издал полный боли крик и с силой толкнул небо Печати перерождения.
Мир раскололся. Со стороны третьего принца послышался тихий хлопок, и его тело рассыпалось горсткой битого льда.
Фальшивый массив разрушился.
Печать перерождения исчезла.
Огромная тень У Чантяня пошатнулась. Казалось, он смотрел вниз, прямо на Ю Ляна.
Выражение его лица было и грустным, и счастливым одновременно. Вдруг, его силуэт начал таять, до тех пор, пока не превратился в туман и не развеялся по ветру.
Словно небо и солнце встретились после долгой разлуки.
10 Увидеть дневной свет (обр. в знач.: избавиться от тяжёлых забот, несправедливых обвинений).
Казалось, сами того не подозревая, день и ночь сменили друг друга, и вновь наступил рассвет.
Ю Лян был потрясен. Он так и застыл, не в силах издать ни звука.
Все присутствующие, будь то благородные совершенствующиеся, темные заклинатели или люди из Управления небесных гаданий, не смели сдвинуться с места.
Хань Юань оглянулся и посмотрел туда, где совсем недавно было тайное царство трех существований. Казалось, он что-то вспомнил, и вдруг, на его перекошенном от боли и злости лице, появилась редкая спокойная улыбка.
У Чэн Цяня подкосились ноги. Он неловко оперся на Шуанжэнь, но в итоге покачнулся и рухнул на землю.
Силы покинули его. В который раз за эти дни ледяной клинок выскользнул из его пальцев, и юноша не смог даже поймать его. На тыльной стороне его ладоней вздулись синие вены.
Вдруг, кто-то подхватил его на руки.
Этот кто-то что-то шепнул ему на ухо. В следующее же мгновение чужая ладонь зажала ему рот, заставив Чэн Цяня проглотить пилюлю. Горечь тут же превратилась в поток чистой Ци, разливаясь по всему его телу от макушки до конечностей.
Чэн Цянь пришел в себя. Его скованные напряжением мышцы мгновенно расслабились, и он подумал: «О, так это старший брат».
Вдруг, юноша крепко вцепился в рукоять Шуанжэня, но внезапно снова ослабил хватку, позволив клинку упасть на землю.
Конец четвертого тома.
Гора Фуяо, наконец, открылась
Том 5. Возвращение к истине
Очнувшись, Чэн Цянь обнаружил себя лежащим в «горчичном зернышке».
Еще до того, как солнце достигло середины неба, «горчичное зернышко» превратилось в подобие внутреннего дворика. Точно такого же, какой был на открытии башни Красной птицы. В зеленой сени, словно в персиковом источнике1, таилась жизненная сила.
1 世外桃源 (shìwài táoyuán) — персиковый источник вне пределов людского мира (обр. в знач.: страна блаженства).
На лбу юноши покоилась чья-то рука.
Чэн Цянь аккуратно убрал ее и, открыв глаза, увидел, что все это время лежал на коленях старшего брата.
На ладони Янь Чжэнмина появилось несколько новых ран. Присмотревшись, можно было увидеть застарелые мозоли, появившиеся следствии длительных тренировок с мечом. Теперь гладкой осталась лишь тыльная сторона, но это было вполне достаточно, чтобы сбить кого-либо с толку2.
2 游刃有余 (yóurèn yǒuyú) — обр. умелый, искусный.
Янь Чжэнмин позволил ему взять себя за руку, но выражение его лица было не из приятных. Старший брат вскинул брови и выразительно произнес:
— Поднимайся скорее, ты отдавил мне ноги.
Но тело Чэн Цяня так обмякло, что у него попросту не было на это сил. Юноша не сдвинулся с места, продолжив пристально смотреть на Янь Чжэнмина.
От этого внимательного взгляда Янь Чжэнмину стало не по себе. Он сказал:
— Что, едва не превратился в цзянши3? В следующий раз будешь думать, прежде чем рисоваться…
3 僵尸 (jiāngshī) — закоченевший труп (обр. живой труп, зомби).
Но Чэн Цянь понятия не имел, что именно с ним было не так. Он медленно поднес руку старшего брата к губам и нежно поцеловал тыльную сторону ладони.
Янь Чжэнмин замер, не в силах упрекнуть его. Он едва ощутимо вздрогнул и сдержанно вздохнул, с трудом сохраняя видимость спокойствия. У него напрочь заплетался язык, юноша чувствовал себя «спокойным снаружи и горячим внутри».
Кое-как переведя дух, он, наконец, снова заговорил:
— Сдается мне, ты не так уж сильно ранен, если можешь заигрывать с главой клана.
Даже сказав эти слова, глава Янь ничуть не изменился в лице. Он выглядел величественным и торжественным. Как если бы он был тем, кто способен спуститься в подземный мир и избавить мертвых от страданий. Его голос звучал мягко, как журчание ручья. На вид юноша казался очень серьезным, но в душе его терзали сомнения.
Похоже, он просто хотел, чтобы его подразнили.
Жаль только, что у Чэн Цяня не было никакой романтической жилки. Свои истинные чувства он предпочитал держать в левой руке, а размышления о красоте в правой4. Между ними, подпирая небо, стоял деревянный столб5.
4 风花雪月 (fēng huā xuě yuè) — ветер, цветы, снег и луна (романтические объекты, часто используются в литературе, также красота природы четырех времен года), любовь, роман.
5 顶天立地 (dǐng tiān lì dì) — головой подпирать небо, ногами стоять на земле (обр. в знач.: великий и могучий, гигантский, могущественный, гигант, исполин; сильный, крепкий).
И этот столб не понимал намеков. Юноша перевернулся, обнял Янь Чжэнмина за талию и уткнулся носом ему под грудь.
В «горчичном зернышке» было тихо, но Чэн Цянь догадывался, что снаружи царила полная неразбериха. Что такое «договор десяти сторон», что такое «слушать небо и землю», что есть праведный путь и темный путь… Тысячи мыслей со свистом проносились у него в голове. Окончательно вымотавшись, Чэн Цянь попытался смахнуть их рукавом. Он подумал: «Какая разница, я просто хочу поспать».
Знакомый аромат, исходивший от Янь Чжэнмина, смешивался с горьким запахом лекарств. Чэн Цянь уютно устроился в его объятиях. На сердце у него было спокойно и ясно. Юноша тут же вспомнил о том фантастическом сне, посетившем его в усадьбе Фуяо.
Он давно уже вырос и стал взрослым, но единственными супружескими парами, которые он видел в своей жизни, были фермеры и деревенские женщины, жившие вместе с ними. Смертные тонули в домашних заботах и каждодневно ссорились. Между ними не было особой любви. Но в те годы Чэн Цянь либо совершенствовался, либо проводил дни в уединении, либо странствовал по миру. И только он справился со своим невежеством, как от него тут же потребовали невозможного, выплеснув на юношу волну человеческих чувств.
И теперь, ползая вокруг, как безголовая муха, Чэн Цянь мог полагаться только на себя.
Тем не менее, ему удалось застать Янь Чжэнмина врасплох. Юноша опустил руки и мгновенно замер. Но обнаружив, что Чэн Цянь не собирается его отпускать, он спросил:
— Что ты делаешь?
Чэн Цянь слегка повернул голову и приоткрыл глаза, в которых, казалось, застыла напряженная и усталая улыбка. Он пристально посмотрел на Янь Чжэнмина.
— Старший брат...
Янь Чжэнмин молчал.
Взгляд Чэн Цяня поймал его в ловушку, и юноша затаил дыхание. Но молчание затягивалось, и вскоре он уже не мог дождаться, когда же Чэн Цянь произнесет хоть слово. Однако, вопреки ожиданиям, Чэн Цянь так этого и не сделал.
Он что, заснул?
И тогда Янь Чжэнмин понял, что слишком разволновался. Не зная, куда деть руки, он попросту положил одну ладонь Чэн Цяню на талию, а другой погладил рассыпавшиеся по его коленям волосы.
— Сначала сам меня зовешь, а после не желаешь говорить, в чем дело. Ты становишься все более и более самонадеянным, — пробормотал он себе под нос.
Но стоило ему только произнести эти слова, как якобы заснувший Чэн Цянь внезапно открыл рот.
— Я не знаю, как к тебе относиться, но будь уверен, я никогда тебя не обману.
Янь Чжэнмин ошеломленно замолчал.
Услышав это, он будто оцепенел. Наконец, совладав с собой, юноша спросил, словно во сне:
— Что ты сказал?
Достаточно слов. Чэн Цянь отказался повторять, он просто обнял Янь Чжэнмина обеими руками и слегка склонил голову. В этот раз он действительно хотел спать.
Янь Чжэнмин, однако, заупрямился. Юноша похлопал его по плечу и сказал:
— Медная монетка, что ты только что сказал? Повтори еще раз!
Разбуженный им Чэн Цянь тоскливо подумал: «Как шумно, он так и мертвого разбудит. Похоже, теперь он не успокоится».
Но слова отказались покидать его рот. Юноша с удивлением обнаружил, что однажды у него попросту не хватит духу ругать старшего брата.
Не открывая глаз, Чэн Цянь прижал палец к губам и лукаво улыбнулся.
Глаза Янь Чжэнмина вспыхнули, он задержал дыхание. Некоторое время спустя юноша почувствовал жгучую боль в груди.
Ему всегда казалось, что все, что делал Чэн Цянь, было лишь потому, что юноша увидел его внутреннего демона. Он делал это, чтобы выбраться из ловушки. Чэн Цянь никогда не был до конца искренним и никогда не отличался понимание.
Даже если Чэн Цянь не собирался его обманывать, не станет ли он сожалеть, если в будущем это помешает его самосовершенствованию?
До тех пор, пока Янь Чжэнмин не услышал эти слова, он чувствовал, что даже если Сяо Цянь действительно устанет от него, ему будет достаточно просто помнить о том, что он когда-то сказал. Этого вполне хватит, чтобы поддерживать его на протяжении его долгой заклинательской карьеры.
Кроме того, каждое обещание Чэн Цяня стоило тысячу золотых6. В мире не было человека, который выражался бы яснее, чем он.
6 一诺千金 (yī nuò qiān jīn) — одно обещание — тысяча золотых (обр. выполнять обещания; быть верным своему слову).
Развернувшийся у подножия горы Тайинь Массив десяти сторон, в конце концов, превратился в фарс.
Огромный круг багуа Тан Чжэня не был божественным артефактом и мог существовать лишь вместе с массивом. Когда печать рухнула, он тут же последовал за ней, приземлившись в кровавое море среди гор трупов.
Но кровавая клятва не рассеялась, так что, согласно условиям договора, темные заклинатели потерпели поражение.
К несчастью, не было никого, кто пожелал бы об этом говорить.
Третий принц погиб, и Печать перерождения перестала существовать. Заклинатели тут же пришли в себя, они бросились к великому наставнику, намереваясь во что бы то ни стало схватить его.
Когда все закончилось, терзаемые ненавистью люди растерянно смотрели друг на друга, не зная, что им теперь делать.
Именно Управление небесных гаданий заставило все крупные кланы выступить против темных заклинателей, прибегнув к силе печали истребителей демонов. Эта битва закончилась ничем7, многие мастера оказались пойманы в ловушку Массива десяти сторон. Взволнованные вспыхнувшим среди людей Управления восстанием, они тут же угодили в Печать перерождения. Третий принц внедрил в различные школы множество шпионов, убив тем самым больше людей, чем погибло в массиве. Это был еще один кровавый долг, который не с кого было взыскать.
7 虎头蛇尾 (hǔ tóu shé wěi) голова тигра, хвост змеи (обр. в знач.: пойти на спад, не довести до конца, кончиться ничем).
Так не кстати… Но в конце концов, он лично сломал барьер и освободил пленников Печати перерождения.
Один только любовный треугольник мог заставить людей разволноваться, что уж говорить о треугольнике ненависти.
Подножие горы Тайинь, куда ни глянь, тонуло в страданиях. Могильщики убирали трупы, а целители лечили раны. Девять мудрецов пали, большинство их последователей получили увечья. Похоже, стая драконов осталась без головы8. Боясь грядущей ответственности, они поспешно покинули поле боя.
8 群龙无首 (qúnlóng wúshǒu) — стая драконов без главы (обр. в знач.: масса людей без вождя; остаться без руководства).
Согласно условиям договора, теперь Хань Юань должен был проследовать в столицу под надзором Управления небесных гаданий, но Управление начало междоусобную войну. У них почти не осталось людей. У Чантянь был мертв, великий наставник убит представителями главных кланов, а Ю Лян забрал одежду У Чантяня и исчез. Оставшиеся заклинатели оказались лишь мелкими сошками, никто из них не посмел бы провоцировать его, даже несмотря на кровавую клятву.
Хань Юань стал первым в мире темным заклинателем, сидевшим на корточках у ворот «горчичного зернышка». Он не мог войти внутрь, но и уйти не мог.
Вскоре, из дворика вышел Ли Юнь и некоторое время смотрел на него со смешанными чувствами. Хань Юань медленно поднялся на ноги, разминая затекшие конечности. Ли Юню показалось, будто ему это снится. Человек перед ним уже не был тем ребенком, что бегал за братом хвостом, предлагая разорить птичье гнездо.
Хань Юань посмотрел на него, но ничего не сказал.
— Что ты собираешься делать? — спросил Ли Юнь.
Хань Юань на мгновение задумался, а после ехидно ответил:
— Я ведь уже говорил тебе, что я очень расчетливый?
Ли Юнь на мгновение потерял дар речи. Хань Юань тут же спросил:
— Чэн Цянь жив?
— Он потратил слишком много сил, но вскоре он сможет восстановить свою Ци.
Хань Юань усмехнулся.
— Правда? А мне показалось, что глава Янь так встревожился, будто его женушка вот-вот должна была родить.
Ли Юнь промолчал.
Хань Юань бросил взгляд на дворик, раскинувшийся внутри «горчичного зернышка», и увидел Лужу. Девушка сидела на стене и смотрела на него, не решаясь подойти.
Может, ей просто нечего было сказать, а может, она боялась его.
Кто просил его говорить ей, что он собирается вытащить из нее кости Небесного Чудовища?
Хань Юань цинично посмеялся над собой. Чувствуя себя бельмом на глазу, он повернулся и зашагал к остаткам Массива десяти сторон.
Ли Юнь на мгновение засомневался, но все же остановил его.
Казалось, сейчас он собрал все свое мужество, как в тот день, когда он признался, кто именно обманом заманил Хань Юаня в пещеру на заднем склоне горы.
— Ты знаешь, почему гора Фуяо все еще закрыта? Причина в том, что мастер оставил в печати главы клана три замка: «неба», «земли» и «человека».
Хань Юань слегка приподнял бровь и безразлично посмотрел на юношу, как бы говоря: «Это дела вашего клана, какое отношение это имеет ко мне?»
Ли Юнь спокойно выдержал его взгляд.
— Чтобы открыть эти замки, нам нужен изначальный дух пятерых из нас. Пять человек, включая тебя.
Сперва Хань Юань не на шутку удивился, а после, мышцы его лица слегка дернулись, будто близкий друг только что отвесил ему оплеуху. Его сердце переполняла невероятная обида, и не было никого, кому бы он смог об этом рассказать.
Ли Юнь понизил голос и спросил:
— Сяо Юань, тот свет, пролившийся из рукавов третьего принца, действительно открыл тебе тайное царство трех существований? Что ты там видел?
Хань Юань усмехнулся.
— Наверное, ваши могилы?
В это время сидевшая на стене Лужа внезапно открыла рот.
— Тайное царство трех существований олицетворяет путь небес. С древних времен люди из клана Фуяо следуют по пути человечности, это не имеет никакого отношения к тем кто... кто... к... э-э ... это… это… тому самому!
Последнее слово явно было неприличным. Лужа не осмелилась произнести такое вслух, потому намеренно опустила его.
Чтобы она ни говорила, но по-настоящему грубить девушка просто не могла. Выслушав ее, Хань Юань сказал:
— Передай главе Яню, что его дела — это только его забота.
С этими словами, он резко развернулся, но, не успел юноша сделать и пары шагов, как снова остановился. В мгновение ока его тело вновь сменило хозяина.
Хань Юань оглянулся, улыбнулся Ли Юню и вынул из рукава чешуйку размером с ладонь:
— Второй брат, пожалуйста, отдай это первому старшему брату.
Ли Юнь протянул руку, чтобы взять драконью чешуйку, и та плавно опустилась к нему на ладонь. Казалось, чешуйка была насквозь пропитана чернилами. Она слабо поблескивала на солнце. Едва он коснулся ее, как тут же почувствовал внутри присутствие изначального духа.
Сказав это, Хань Юань поднялся на вершину Массива десяти сторон и, оставшись в одиночестве, опустился на колени. Казалось, своими действиями он бросал вызов целому миру. Он словно говорил: «Я здесь. Что вы мне сделаете?»
Ли Юнь долго смотрел на лежавшую на его ладони чешуйку, после чего спокойно подозвал к себе Лужу.
— Иди, отдай это старшему брату.
Лужа хитро прищурилась:
— А ты не идешь?
Ли Юнь передал ей драконью чешуйку и невозмутимо произнес:
— Поторопись. Сколько еще старшему брату тебя ждать?
Лужа схватила чешуйку и устремилась прямо к воротам в «горчичное зернышко».
Но стоило ей только переступить порог, как перед ее взглядом предстало то, чего ей не следовало видеть. Чэн Цянь лежал на коленях Янь Чжэнмина. Он был весь перепачкан, то ли в крови, то ли в грязи, на его одежде виднелись обожженные участки. Но старший брат, начинавший ругаться уже от того, что кто-то слишком давно не мыл руки, спокойно склонился и поцеловал его в лоб.
Лужа так и застряла на пороге, не смея ни войти, ни выйти. Девушка вскинула руки, с зажатой в ладонях чешуйкой, и ошарашенная застыла в молитвенной позе.
«Теперь из меня точно вытащат изначальный дух… Нет, меня просто убьют!» — подумала она.
Но Янь Чжэнмин, похоже, обрел самую прочную в мире опору. Он спокойно посмотрел на Лужу, понизил голос и спросил:
— В чем дело?
Девушка подняла глаза и, встретившись с ним взглядом, вздрогнула.
— Я...Даже если я умру, мой призрак будет преследовать Ли Юня! — выпалила она.
Янь Чжэнмин непонимающе посмотрел на девушку.
Лужа тут же пришла в себя и быстро положила перед ним чешуйку:
— Четвертый старший брат попросил меня отдать это тебе.
Янь Чжэнмин кивнул:
— Ты сказала то, о чем я тебя просил?
— Сказала. Четвертый старший брат просил меня передать тебе, чтобы ты сам разбирался со своими делами.
Янь Чжэнмин фыркнул и пробормотал что-то ругательное. Вдруг, юноша поднял глаза и увидел, что Лужа все еще смотрит на них. Он поспешно кашлянул и осведомился:
— На что ты смотришь? Случилось что-то еще?
Его голос, казалось, взбудоражил хрупкое сердце Лужи. Она встрепенулась и тут же бросилась прочь. Но, прежде чем уйти... девочка запнулась об порог.
Хань Юань просидел на остатках Массива десяти сторон три дня, но никто из присутствующих заклинателей так и не смог составить новый договор. Демонический дракон напоминал горячую картошку. Когда никто не мог его поймать, все они желали ему смерти. Но когда он оказался в ловушке, никто из них никак не мог решить, что же с ним делать.
Весь путь, что Хань Юань проделал от Южных окраин на север, за ним повсюду тянулись реки крови. Он нес с собой великий разрушения. Можно сказать, что за все те преступления, что он совершил, его давно должны были казнить.
Если бы он погиб в Массиве десяти сторон, это было бы наилучшим исходом. Но он не только отказывался умирать, но еще и выбрался оттуда без единой царапины.
Это было самой настоящей проблемой.
В настоящее время, чтобы избежать подозрений, клан Фуяо вынужден был хранить молчание. Управлению небесных гаданий попросту нечего было сказать. Те двое из Четырех Святых, что еще оставались в живых, отказывались появляться. Они только и делали, что посылали к горе своих учеников, но они постоянно твердили одно и то же. Более того, предательство людей Управления нанесло им непоправимый ущерб. У них хватало своих забот, им просто некогда было волноваться о других.
Тан Чжэнь пытался исцелить себя. Другим же кланам либо недоставало влияния, либо они не хотели оскорблять клан Фуяо. Не было никого, кто осмелился бы сказать: «Этого человека нужно убить».
Ситуация зашла в тупик.
Когда они, наконец, вышли из «горчичного зернышка», то увидели, что «плененный» Хань Юань восседал над остатками Массива десяти сторон с самым, что ни на есть, высокомерным видом.
Янь Чжэнмин взмахнул рукой, забирая «горчичное зернышко», и все представители известных кланов немедленно обратили на него свои взоры. Наконец, к ним подошел Люлан. Юноша почтительно осведомился:
— Мастер Тан послал меня узнать куда направляется глава Янь?
— После стольких лет странствий, нашему клану, наконец, настала пора вернуться. Я собираюсь открыть гору Фуяо. Если Тан даою это по душе, то он вполне может приехать и пожить у нас какое-то время, — сказал Янь Чжэнмин.
Окружившие их зеваки немедленно бросились перешептываться друг с другом. Еще несколько лет назад никто и знать ничего не знал о «Фуяо». Но теперь, после событий на Платформе Бессмертных и сражения у горы Тайинь, не было никого, кто не слышал бы о них.
Даже среди демонов с Южных окраин ходили слухи, что на горе Фуяо были спрятаны необычайные сокровища. Конечно же, теперь людям было крайне любопытно.
Но, к сожалению, не было никого, кто осмелился бы подсматривать за ними.
В этот момент Люлан задал еще один вопрос, который слишком сильно беспокоил всех присутствующих.
— Поздравляю главу. Мастер Тан также просил меня узнать, какова позиция клана Фуяо по отношению к демоническому дракону?
Янь Чжэнмин взглянул на стоявшего неподалеку Тан Чжэня.
— Этот вопрос должно было решить Управление небесных гаданий, но так как все они покинули нас, я думаю, что лучше позволить их свидетелю, Тан даою, вынести окончательный вердикт.
Тан Чжэнь почтительно поклонился.
— Я не смею. Я был тяжело ранен в Печати перерождения. Думаю, это вполне уважительная причина. Лучше всего, если господа совершенствуются обговорят этот вопрос с остальными кланами. Давайте вновь соберемся здесь пятнадцатого числа следующего месяца и хорошенько все обсудим?
С этими словами он снова повернулся к Хань Юаню и равнодушно произнес:
— Я считаю, что такой человек, как Хань чжэньжэнь, безусловно, не станет сбегать от кровавой клятвы.
Хань Юань холодно фыркнул и даже не взглянул на него.
После того, что сделал третий принц, считавший себя выше человечества, если Хань Юань действительно сдержит свое обещание и целый месяц проведет здесь, привязанный к остаткам массива, это будет очень благородно с его стороны.
Более того, гора Тайинь находилась у подножия горы Фуяо. Принимая во внимание влияние клана Фуяо, другие крупные школы действительно могли дать ему шанс. Мысли Янь Чжэнмина были ясны, как зеркало. Он вздохнул с облегчением, осознав, что Тан Чжэнь, похоже, ратовал за справедливость и в самом деле хотел отпустить Хань Юаня.
Взглянув на Хань Юаня, Янь Чжэнмин произнес:
— Он скорее умрет, чем сделает это. Этот ублюдок заслуживает того, чтобы целый месяц страдать под ветром и дождем.
Затем он решительно сказал:
— Идем.
Все собравшиеся у горы Тайинь заклинатели постепенно разошлись. Тан Чжэнь же удостоился приглашения отправиться к месту, где некогда стояла гора Фуяо, вместе со всеми жителями клана Фуяо.
Наконец, все три замка: «небо», «земля», и «человек», были открыты. Стоя у подножия горы, Янь Чжэнмин сделал глубокий вдох. Пока никто не видел, Чэн Цянь осторожно приобнял его за талию.
В печати главы, звезды, наконец, пришли в движение. Изначальный дух и сознания множества предыдущих поколений накладывались друг на друга, взывая к горе.
С ранних лет они вынуждены были скитаться по свету, боясь даже упоминать о родном клане, ведь вокруг было столько жадных людей. Теперь они, наконец, вернулись и могли войти в этот мир с достоинством. Никто больше не посмеет являться к ним без приглашения, никто больше не посмеет оскорблять и презирать их.
За последние сто лет Янь Чжэнмин не раз ощущал свою беспомощность перед тремя замками. Казалось, ничто и никогда не сможет их открыть. Бесчисленное множество раз он предавался отчаянию, засыпая учителя жалобами. И только теперь он понял, ради чего все это.
Если бы он никогда об этом не задумывался, смог бы он принять всю тяжесть наследия их предков?
Раздался шум, и гора Фуяо, наконец, открылась.
За сотню лет пейзаж горы так и остался неизменным. Легкий ветерок шелестел в кронах деревьев.
У входа все также стояли ворота, и на видневшейся сверху табличке можно было различить летящего дракона и танцующего феникса. У подножия горы до сих пор стоял соломенный домик учителя, резко контрастируя с окружающей действительностью.
Казалось, что время здесь остановилось. Казалось, что за прошедшую сотню лет здесь совсем ничего не изменилось. Сбоку от каменных ворот стоял один из младших служек, которого они когда-то решили не брать с собой, и спокойно потягивался. Он выглядел так, будто только-только очнулся ото сна. Увидев гостей, юноша был потрясен. Когда они покидали дом, все они были еще подростками, но теперь он с трудом узнал их.
Печать, закрывшая гору, исчезла, и застывшее время, наконец, потекло растаявшей водой.
Вдалеке, у развалин Массива десяти сторон, сидевший в одиночестве Хань Юань поднял голову. Лицо его было залито слезами.
Закрой свой рот
Когда Янь Чжэнмин покинул гору Фуяо, ему не было и семнадцати лет. Когда ему исполнилось двадцать, он сосредоточился на владении мечом. Он стал старше, но внешне почти не изменился.
Теперь его изначальный дух ступил в «Божественное Царство», и годы больше не оставляли на его лице свой след. Однако характер и манера поведения юноши были уже не те, что раньше.
Двое детей-привратников с подозрением переглянулись. Гора Фуяо была персиковым источником, куда редко забредали посторонние. Никогда прежде они не видели никого настолько сильного и, как назло, мастера не было дома.
Один из мальчишек почтительно поклонился до земли и, не поднимая глаз, вежливо сказал:
— Наш глава только вчера отправился в путешествие. Мы не знаем, когда он вернется. Боюсь, господа бессмертные пришли не вовремя. Могу ли я узнать ваши имена, чтобы в будущем доложить мастеру?
Этим детям было около двенадцати-тринадцати лет. Они были по-детски круглолицы и ребячливы. Стоя от гостей на расстоянии в несколько шагов, дети даже не осмеливались поднять на них взгляд.
Янь Чжэнмин поперхнулся. Ему хотелось сказать: «Неужели вы не узнаете меня?» Но прежде, чем эти слова слетели с его губ, он вдруг обнаружил, что не мог вспомнить имена этих служек.
Словно он внезапно вернулся в прошлое. После сотни лет пути, все происходящее казалось ему каким-то нереальным.
Есть выражение: «Ушел из дома юношей, вернулся стариком». Похоже, теперь оно обрело совершенно иной смысл.
Вдруг, один из служек моргнул и удивленно произнес:
— Ах, брат Тэнхуан1, этот человек так похож на нашего молодого господина!
1 藤黄 (ténghuáng) — млечный сок, выделяемый деревьями рода Garcinia в Восточной Индии. Имеет желтый или желто-красный цвет и употребляется в медицине и приготовлении желтых водяных или масляных красок и лаков.
О да, ребенка звали Тэнхуан. Теперь Янь Чжэнмин вспомнил, что все эти дети были слугами семьи Янь. Когда он уходил из дома, его семья провела среди слуг тщательный отбор. Эти дети, в конце концов, должны были отправиться с ним. Чтобы сэкономить время, он дал им всем имена цветов, как в палитре. В те годы он был невероятно избалованным, люди вокруг него приходили и уходили, но ему было совершенно наплевать. Если кто-то исчезал, его имя тут же забывалось, таким бессердечным он был.
Уже очень давно никто не называл его «молодой господин». Едва услышав эти слова, гости рассмеялись.
Ли Юнь улыбнулся и сказал:
— Более ста лет назад гора Фуяо была запечатана, но для вас минули всего лишь сутки. Похоже, вы еще не знаешь, чем закончился этот долгий день. Он больше не молодой господин, он — глава. А я Ли Юнь. Помните меня?
Тэнхуан удивленно распахнул глаза. Какое-то время мальчик пребывал в полном недоумении.
— Сто лет?
Его взгляд бесцельно блуждал вокруг, пока, наконец, не зацепился за большую софору2, росшую у подножия горы. Это было крепкое и пышное дерево.
2 Софора японская, или Стифнолобий японский — листопадное дерево; вид рода Стифнолобий семейства Бобовые.
Тэнхуан долго смотрел на него и вдруг пробормотал:
— Его посадил глава клана перед тем, как уйти. Мастер сказал, что вы вернетесь, когда на нем появится несколько годовых колец…
Теперь это дерево стояло, увенчанное листьями.
Тэнхуан посмотрел на свои руки, тщетно пытаясь что-то подсчитать на пальцах, но он не умел считать. Затем он поднял голову и изо всех сил постарался отгадать всех присутствующих:
— Ты второй… второй дядя. Третий дядя! Но ведь третий дядя прибыл на гору вместе с мастером только в прошлом году, разве нет? А теперь он такой взрослый и высокий… боже мой...
Его взгляд упал на Лужу, и мальчик прикусил язык.
— Я — Хань Тань, — произнесла девушка.
Пусть у Тэнхуана и были предположения об этих внезапно повзрослевших за ночь людях, но он так разволновался, что едва не заработал несварение.
Один из мальчиков откровенно спросил:
— Молодой господин теперь глава клана? А как же глава Хань? И четвертый дядя. Разве они не вернулись вместе с вами?
Стоило ему только произнести эти слова, как лица гостей тут же помрачнели. Тэнхуан был умен и наблюдателен. Усмотрев реальное положение вещей, он тут же отвесил своему другу оплеуху.
— Ты слишком много болтаешь, иди на гору скажи всем, чтобы прекращали лениться, наш молодой господин… тьфу, наш глава вернулся.
Гора Фуяо оживилась. Все тут же побросали свои обязанности и стеклись к воротам, посмотреть на гостей. Кто бы мог подумать, что они всего лишь лягут вздремнуть, а когда проснутся, мир изменится?
Даже журавль, обитавший в Тайном зале, слетел к ним. Эта птица обладала душой. Даже несмотря на то, как сильно Лужа изменилась за эти годы, он все еще помнил ее.
Потершись о девушку головой, он вытянул шею и посмотрел вниз, на подножие горы, словно ожидая кого-то еще.
Лужа смутно помнила гору Фуяо. Она молча плелась в хвосте и все смотрела на знакомый и в тоже время совершенно чужой пейзаж. Задумавшись, она молча опустила голову.
— Что случилось, девочка? — спросил идущий рядом мужчина.
Подняв глаза, Лужа увидела, что это был Тан Чжэнь. Они не были знакомы, но в Печати перерождения Тан Чжэнь спас ее от великого наставника. Его вполне можно было назвать другом.
Девушка еще немного помолчала, но в итоге заставила себя улыбнуться.
— Старший, мне уже больше сотни лет, я не маленькая девочка, — сказала она.
— Столетний красный журавль с несформированными костями вполне себе может считаться маленькой девочкой.
Услышав слова «красный журавль», Лужа тут же перестала улыбаться. Девушка вздохнула и прошептала:
— Я не настоящий красный журавль.
— Что ты имеешь ввиду? — осведомился Тан Чжэнь.
И хотя он постоянно задавал вопросы, он вовсе не выглядел удивленным. Казалось, он вообще ничему не удивлялся.
Лужа не была похожа на своего второгостаршего брата, на уме у которого всегда было множество различных хитростей. Она не слишком бдительно относилась к людям. Кроме того, Тан Чжэнь всегда был в тесных отношениях с кланом Фуяо, потому она без стеснения произнесла:
— Моя мать была королевой демонов из Долины, что лежит на заднем склоне горы, но мой отец не был королем. Я потомок королевы и обычного человека.
Тан Чжэнь, похоже, не ожидал от нее такой прямоты. Сперва он даже растерялся.
— Говорят, что после рождения, я более ста лет провела в яйце. Все вокруг считали меня мертвой. Моя мать вторглась на Небесную платформу и вскоре умерла, оставив меня там. Я никогда не видела своего отца. Фамилию дал мне мастер, а имя — старший брат. Правда, слышу я его только пару раз в год. Братья всегда зовут меня «Лужей». Похоже, они вспоминают мое имя только тогда, когда им нужно меня отругать.
Она жаловалась, но в ее словах сквозило полное равнодушие. Ее речи забавляли Тан Чжэня, и печать болезни, казалось, исчезла с его лица.
Лужа вытерла нос и сказала:
— Во всяком случае, второй старший брат сказал, что мой отец просто не хотел девочку. Я всего лишь неоперившийся цыпленок, нет смысла мне сочувствовать. Теперь я вернулась на гору Фуяо, но я не уверена, что буду готова встретиться с обитателями Долины демонов на праздновании Нового года. Если король демонов увидит живую зеленую шапку3, что он подумает?
3 绿帽子 (lǜmàozi) — зеленая шапка (обр. о рогах, якобы наставленных обманутому мужу).
Тан Чжэнь ненадолго остановился и открыл было рот, собираясь утешить ее, но прежде, чем он успел хоть что-то сказать, Лужа моргнула и высмеяла саму себя.
— Но ничего страшного. Я слышала, что сердце короля демонов размером с острие иглы. Он всегда хотел убить меня, даже когда я была яйцом, но теперь у меня есть старший брат. Он не посмеет ничего со мной сделать. Если он увидит, на что я способна, то лишится дара речи, и я смогу отомстить! Ха-ха, если он умрет, может быть, я стану следующей королевой демонов!
Мужчина не хотел обижать девочку, вызвавшую у него какое-никакое сочувствие. Но ее амбиции были слишком велики. Тан Чжэнь поспешно проглотил то, что собирался сказать и с улыбкой произнес:
— Вот и правильно!
Получив одобрение, Лужа тут же побежала вперед и похлопала Нянь Дада по спине.
— Племянник, пусть мертвые и не возвращаются, но твой отец был заклинателем с изначальным духом. Пока изначальный дух жив, он все еще может перевоплотиться. Когда тебя официально примут в клан, я отведу тебя в библиотеку. Должен же быть хоть какой-то способ!
Нянь Дада посмотрел на девушку покрасневшими глазами.
— Спасибо, младшая тетушка.
Раньше он был шумным и играл две роли одновременно, но теперь, пережив такую трагедию, юноша, похоже, совсем угас.
Нянь Дада смотрел на великолепные пейзажи горы Фуяо, и в его глазах внезапно вспыхнул огонек. Однако он не спешил терять голову от этой красоты, юноша подумал: «Это случилось потому, что я был бесполезен?»
Чэн Цянь невольно оглянулся и тут же заметил болезненный взгляд своего ученика. Сердце юноши внезапно забилось быстрее.
Похоже, путь каждого молодого человека всегда начинается с мысли: «Я бесполезен». Мир вращался и, казалось, круг поколений сделал полный оборот. И так будет всегда, он будет начинаться снова и снова.
Вдруг, Янь Чжэнмин схватил его и оттащил в сторону.
— Эй, почему ты постоянно следишь за тем, что он делает? Почему бы тебе не уделить больше внимания мне? — недовольно прошептал он.
Чэн Цянь лишился дара речи.
Теперь он начинал жалеть о том, что сказал в «горчичном зернышке», ведь его старший брат, который прекрасно умел уступать, теперь совсем обнаглел4.
4 蹬鼻子上脸 (dēngbízi shàngliǎn) — забираться на лицо через нос (обр.в знач.: обнаглеть, зарваться, сесть на шею).
В конце концов, гора Фуяо была священным местом для самосовершенствующихся, она мало подходила для веселья и танцев.
Вечером того же дня Янь Чжэнмин созвал всех во дворик перед Традиционным залом и устроил незатейливый ужин.
Повара, готовившего для них, некогда лично отбирала семья Янь. Но теперь, подавая блюда, он, казалось, пребывал полном замешательстве. Молодой господин горы Фуяо и его младшие братья все еще хотели есть?
В мгновение ока они превратились в настоящих совершенствующихся, не нуждавшихся ни в пище, ни в вине!
Когда ужин был в самом разгаре, Чэн Цянь сунул что-то себе за пазуху и вышел из-за стола.
От горы Фуяо до горы Тайинь было больше пятидесяти ли, однако полет на мече занял всего мгновение.
Витавшая вокруг развалин массива кровавая аура до сих пор не рассеялась. Люди разошлись, но никто из них так и не соизволил похоронить погибших. Трупы одиноко лежали на земле, ожидая, когда мир превратится в единое целое.
Во тьме виднелась фигура Хань Юаня.
Услышав чьи-то неторопливые шаги, Хань Юань слегка склонил голову набок. На его лице застыло мрачное выражение, и нельзя было рассмотреть, был ли это он сам, или его внутренний демон.
Чэн Цянь взял Шуанжэнь в руку, молча подошел к нему и нащупал за пазухой бумажный сверток.
Бумага была еще теплой, и на ней проступало небольшое масляное пятно. Чэн Цянь бросил сверток в Хань Юаня, сдул пыль с ближайших камней, оставшихся от Массива десяти сторон, и сел.
Хань Юань развернул сверток и увидел внутри блестящие конфеты из кедровых орехов. От угощения исходил сладкий аромат османтуса. Каждая конфета была размером с большой палец, но они до сих пор не слиплись друг с другом.
Демон некоторое время молчал, совершенно ничего не выражая. А после взял одну из конфет и сунул в рот.
У Хань Юаня было очень худое лицо с явно выступающими скулами, от чего он казался суровым и безжалостным. Сунув в рот лакомство, он слегка надул щеки. Он был весь в крови. Даже пробуя конфету на вкус, Хань Юань оставался очень серьезным. Он хмурился, и на его лице то и дело проступало обиженное и враждебное выражение, будто ему подсунули не сладость, а лекарство.
Он еще немного подержал сверток в руках, а затем отчаянно высыпал все его содержимое себе в рот, вместе с крошками.
Чэн Цянь посмотрел на него с видом человека, у которого разболелись зубы, и осведомился:
— Хочешь пить?
— Воды, — прохрипел Хань Юань, — я сейчас умру.
Чэн Цянь щелкнул пальцами. Находившаяся в воздухе влага собралась воедино и превратилась в неприглядного вида чашку. Чэн Цянь аккуратно взял ее в руки и протянул брату.
Хань Юань вздохнул и сказал:
— Первой сладостью, которую я когда-либо пробовал в своей жизни — были эти кедровые конфеты.
— Их дал нам старший брат.
Хань Юань посмотрел на юношу и продолжил:
— Тогда это показалось мне чем-то невероятным. Я думал, что если в мире действительно существовали такие вкусные вещи, то маленький нищий непременно разбил бы себе голову в желании их украсть. Но кто мог знать, что ты так просто отдашь их мне. В то время я был таким наивным, я решил, что ты хорошо ко мне относишься.
Чэн Цянь засмеялся:
— Ни то, ни другое. Тогда мне просто не понравился старший брат, и я не хотел есть его еду.
Хань Юань помолчал немного и с улыбкой произнес:
— Я так и думал… Все хорошо? — внезапно осведомился он.
Чэн Цянь знал, что он говорит о горе Фуяо. Он даже явился к ее подножию, чтобы послушать голоса этого места.
— Все совсем как раньше. Подожди, пока не вернешься и не увидишь все своими собственными глазами.
Хань Юань снова замолчал, а затем странно улыбнулся и сказал:
— Не дразни меня, маленький старший брат. Помнишь, что мастер сказал тебе перед смертью? «Те, кто свершил непростительные грехи, должны быть уничтожены своими братьями». Ты пробовал конфеты?
Чэн Цянь повернулся к нему и с уверенностью посмотрел на молодого человека:
— Неужели ты считаешь, что тебе нет прощения за твои грехи?
Выражение лица Хань Юаня едва заметно изменилось. Мгновение спустя Чэн Цянь заметил, что Хань Юань трусливо сбежал, и теперь с ним разговаривал демон.
Внутренний демон Хань Юаня лениво посмотрел на него.
—Управление небесных гаданий превратилось в стаю крыс. Сдается мне, что дела у императорского двора совсем плохи. Грядет восстание. Я был зол, но в глубине души я чувствуя себя свободным. А грех это или нет, решать вам.
Чэн Цянь покачал головой. Уклонившись от ответа, юноша поднял глаза к небу, глядя на холодный свет луны.
— Я вернусь завтра.
— Завтра я хочу поесть той молочной каши, — начал Хань Юань, поглаживая живот. — От сладкого я себя плохо чувствую. И принеси мне половину курицы.
Чэн Цянь молча взмахнул рукой. Шуанжэнь взвился вверх, сверкнул, как падающая звезда, и исчез.
К тому моменту, как он вернулся на гору Фуяо, ужин уже закончился. Чэн Цянь сразу же направился в Цинъань, где его все это время ждал Тэнхуан.
Мальчик выглядел слегка взволнованным. Шагнув вперед, Тэнхуан принял из рук Чэн Цяня меч и тихо сказал:
— Молодой… Глава уже здесь.
— О, я пришел лишь для того, чтобы изучить камень исполнения желаний, оставшийся после старшего наставника, — нетерпеливо откликнулся Янь Чжэнмин, изо всех сил пытаясь утаить истину.
Бросив взгляд на легендарный камень из Башни отсутствия сожалений, юноша увидел стоявший на нем кувшин вина, но так ничего и не сказал.
— И что ты выяснил? — небрежно осведомился он.
Янь Чжэнмин перевел взгляд на Тэнхуана, которого только что перевели в Цинъань.
Мальчик был юн, но умен не по годам. Он быстро понял, что помешает, если останется здесь, и поспешно сбежал, сославшись на какой-то несуществующий предлог.
— Что ты делал? — спросил Янь Чжэнмин.
Чэн Цянь не ответил ему и только улыбнулся.
Но Янь Чжэнмин и сам все понял, он больше не задавал вопросов. Юноша легко хлопнул ладонью по протянутой к кувшину руке и сказал:
— Даже не думай, вино не для тебя. Налей мне чашку.
Взгляд Чэн Цяня упал на камень. В детстве он часто сидел за ним, копируя всевозможные священные писания. Юноша закрыл глаза. Он мог с легкостью посчитать, сколько на нем было выбоин. Чэн Цянь аккуратно опустил ладонь на гладкую поверхность. От камня отражался свет, делая руку юноши белой, как нефрит.
Янь Чжэнмин сказал ему, что пришел сюда, чтобы посмотреть на этот камень, но это был всего лишь предлог. Впившись взглядом в ладонь Чэн Цяня, он одним глотком осушил чашку и подумал, что неплохо было бы все же разделить это вино с младшим братом.
— Хм-м? — нахмурился Чэн Цянь.
— А? — рассеяно спросил Янь Чжэнмин.
— Я чувствую, как внутри что-то течет, — ответил Чэн Цянь.
В прошлом этот камень часто напоминал пруд с водой, но это была стоячая вода. Однако теперь Чэн Цянь чувствовал, что что-то внутри него переменилось, там что-то двигалось.
Услышав эти слова, Янь Чжэнмин вынул из рукава маленькую бутылочку, вылил из нее несколько капель водянистого травяного сока и растер его по гладкой поверхности. Травяной сок тут же образовал на камне тонкую пленку, толщиной всего в один чи.
Сквозь пленку поверхность камня, казалось, увеличилась во множество раз. Теперь они могли рассмотреть его со всех сторон.
— Что это? Это сделал второй брат? — спросил Чэн Цянь.
— Одно из немногих полезных изобретений. Это называется «Сок слепых листьев». Обычно он используется для различного рода трюков, всего пара капель способна увеличить любую вещь в несколько раз.
Подождав немного, они увидели, что образовавшаяся на камне пленка осталась спокойной. Долгое время внутри нее не происходило никаких изменений.
Но стоило только Чэн Цяню приблизиться, как поток воздуха от его дыхания коснулся лица Янь Чжэнмина, и мысли главы клана окончательно спутались.
Янь Чжэнмин посмотрел на профиль Чэн Цяня и тут же вспомнил о его происхождении. Он поспешно отступил назад, закашлялся и сказал:
— Столько лет прошло, может, тебе просто показалось?
Затем его взгляд обратился к павильону Цинъань.
— Здесь все также тихо. Мне всегда казалось, что в этой бамбуковой роще живут духи. Это место прекрасно подходит для уединения.
Но стоило ему только произнести эти слова, как Янь Чжэнмин тут же пожалел об этом. Он действительно собирался остаться здесь, но он вовсе не хотел, чтобы его голос звучал так взволнованно.
Сейчас он не был похож на старшего брата. Он вел себя как обычный ученик.
Будучи старшим из братьев, он всегда чувствовал, что такое поведение неуместно.
Но Чэн Цянь совершенно не уловил его намека.
— Ты хочешь отправиться в уединение? — рассеянно спросил он.
Янь Чжэнмин замолчал.
Что за бесчувственный болван.
Чэн Цянь, казалось, о чем-то задумался и благоразумно произнес:
— Ведь верно, с тех пор, как ты вошел в «Божественное Царство», ты только и делаешь, что бегаешь кругами. У тебя попросту не было возможности, наконец, успокоиться и укрепить его. Кроме того, создавая тот деревянный меч, я еще не слишком хорошо понимал значение этого клинка. Теперь ты должен доработать его. В чем дело?
Янь Чжэнмин мрачно посмотрел на юношу.
Вдруг, ни с того ни с сего, Чэн Цянь спросил:
— Это все еще из-за деревянного меча?... Но мы ведь уже все выяснили, разве нет?
Он не только был бесчувственным, но и имел особый талант говорить глупости.
Окончательно рассердившись, Янь Чжэнмин поднялся на ноги, держа в руке кувшин вина.
— Размечтался. Ты решил вспомнить прошлое? Смотрю на тебя и зло берет. Я ухожу.
Чэн Цянь поспешно повторил в мыслях весь их разговор и, словно опомнившись, окликнул его:
— Старший брат!
Янь Чжэнмин с надеждой остановился.
В это время ночи были полны холодной росы5. Чэн Цянь мысленно произнес: «Он пришел сюда в такой час, ничего толком не сказал, а теперь засобирался уходить?»
5 寒露 (hánlù) — холодные росы (один из 24 сезонов года, примерно, с 8-9 октября).
Хорошенько обдумав произошедшее, он почувствовал, что был слишком резок и решил пойти на хитрость.
— Если ты думаешь, что в другом месте слишком шумно, можешь уединиться здесь, а я буду защищать тебя, — искренне произнес юноша.
— Закрой свой рот, я слишком зол на тебя, — сердито сказал Янь Чжэнмин.
С этими словами он резко развернулся и широкими шагами направился к выходу. Однако, ему потребовалась целая палочка благовоний, чтобы, наконец, добраться до ворот павильона Цинъань. На пороге у входа во двор он остановился и стряхнул с одежд несуществующую пыль.
«Если ты не остановишь меня, мне действительно придется уйти», — с тревогой подумал глава Янь.
Спокойно жить в павильоне Цинъань
Подошвы Янь Чжэнмина почти прилипли к земле. Чэн Цянь все еще стоял в трех шагах от него и нерешительно смотрел на старшего брата. Казалось, он был застигнут врасплох и ничего не мог с этим поделать.
Янь Чжэнмин всегда был таким, с самого детства. Если стул казался ему слишком холодным, он досадовал и отказывался на него садиться. Потому он просто вставал рядом с самым, что ни на есть, недовольным выражением лица и ждал, пока кто-нибудь из его многочисленных слуг не угадает его желание. Рано или поздно кто-нибудь особо сообразительный, наконец, догадывался, что немало экономило молодому господину слова.
К сожалению, сейчас здесь был лишь этот неотесанный чурбан Чэн Цянь, и не было никого, кто был бы хорошо знаком с этим его недостатком.
Янь Чжэнмин с минуту боролся с собой и, собрав, наконец, всю волю в кулак, отчаянно подумал: «Если уж он осмелился заговорить о таких вещах в «горчичном зернышке», разве могу я после этого быть бесстыдником?»
Вздохнув с облегчением, юноша запрокинул голову и залпом выпил вино из нефритового кувшина. Вино оказалось настолько крепким, что он внезапно обрел храбрость1 и, повернувшись, с достоинством прошествовал перед Чэн Цянем.
1 酒壮怂人胆 (jiǔ zhuàng sǒngrén dǎn) — пьяному море по колено.
— Сегодня я никуда не пойду, — откровенно заявил Янь Чжэнмин.
Его настроение менялось быстрее, чем погода или страницы листаемой ветром книги.
— А… Э? — ошеломленно протянул Чэн Цянь.
Янь Чжэнмин окинул его взглядом.
— Что, у тебя есть возражения?
Чэн Цянь не возражал, но не сказать, что не пытался.
Не увидев никого из слуг, Янь Чжэнмин вновь обратился к юноше:
— Скажи своему слуге, чтобы приготовил мне ванну.
Чэн Цянь на мгновение застыл, замечтавшись по неосторожности, и сердце в его груди забилось быстрее. Он тут же развернулся и двинулся прочь.
На заднем дворе павильона Цинань находился небольшой пруд с проточной водой. Вода была прозрачной и казалась приятной на вкус. На дне пруда, чуть выше того места, где в него впадал ручей, было начертано заклинание очищения, так что из него вполне можно было пить.
Чэн Цянь не стал мешать Тэнхуану или звать кого-то еще. Он собственноручно начертил заклинания, нагревая воду. В мгновение ока пруд окутал туман, превратив это место в настоящее царство бессмертных.
Чэн Цянь присел на корточки, желая проверить температуру. Юноша так долго возился, что в какой-то момент ему показалось, будто он был хозяином кошки, которой невозможно было угодить. И пусть это доставляло ему множество хлопот, он все равно терпеливо заботился о ней.
Но он понятия не имел, что все это время за его спиной спокойно стоял Янь Чжэнмин.
Выпив вина, Янь Чжэнмин набрался храбрости и, не дожидаясь, пока Чэн Цянь встанет на ноги, обнял его.
Его ладони вспотели, и юноша с невозмутимым видом вытер их о чужой пояс. Янь Чжэнмин очень старался держать хорошую мину при плохой игре2, он лениво протянул:
2 打肿脸充胖子 (dǎ zhǒng liǎn chōng pàngzi) — букв. набить себе морду, чтобы выглядеть толстяком (пытаться прыгнуть выше головы, делать хорошую мину при плохой игре).
— Здесь так красиво, разве ты не хочешь искупаться вместе со мной?
Чэн Цянь на мгновение замолчал, но затем все же произнес:
— Старший брат, ты дрожишь?
Янь Чжэнмин не ответил.
На берегу пруда воцарилась тишина.
Чэн Цянь быстро понял, что в спешке сказал что-то не то, и тут же попытался исправить ситуацию:
— Нет, это…
Но не успел он договорить, как что-то с силой толкнуло его. Старший брат так смутился, что в его сердце тут же вспыхнула злоба, и он, не разжимая рук, прыгнул в воду вместе с Чэн Цянем. Вода была слишком теплой для Чэн Цяня, она насквозь вымочила одежду и окутала юношу с ног до головы. Чэн Цянь вздрогнул. Прежде, чем он успел открыть рот, Янь Чжэнмин уже прижал его к берегу и заглянул в глаза.
Янь Чжэнмин держал его мокрое лицо в своих ладонях и нежно поглаживал пальцами по щекам. На мгновение в мыслях у главы Яня опустело. От горячей воды поднимался пар, еще больше опьяняя его.
Наконец, решившись, он наклонился и поцеловал Чэн Цяня.
Вода в пруду была горячей, но ладони старшего брата были еще горячее. У Чэн Цяня на миг перехватило дыхание, юноша напрягся, невольно дернувшись. Но одного только этого движения хватило, чтобы Янь Чжэнмин заметил и немедленно отпустил его.
Чэн Цянь был ненамного трезвее, чем старший брат. Сейчас он больше напоминал рыбу, выброшенную на песок. Юноша задыхался, в груди немного болело. Горя от смущения, он поднял на Янь Чжэнмина полный желания взгляд, но так и не осмелился пересечь озеро Лэйчи3.
3 不敢越雷池一步 (bùgǎn yuè léichí yībù) — не осмелиться сделать ни шагу, чтобы перейти через озеро Лэйчи (обр. не переступать границы, не сметь выходить за рамки дозволенного).
После череды напряженных размышлений Чэн Цянь, наконец, тихо спросил:
— Старший брат, ты… хочешь заняться со мной парным совершенствованием?
Янь Чжэнмин лишился дара речи. Казалось, теперь он должен был развернуться, сорваться прочь и зарыдать, чтобы полностью соответствовать атмосфере этого момента.
— Ты хоть знаешь, что такое «парное совершенствование»? — прорычал Янь Чжэнмин. И смех, и грех. — Парное совершенствование — это полная чушь! Ты мне просто нравишься, и я хочу быть рядом с тобой, понятно?
Чэн Цянь молчал.
Закончив возмущаться, Янь Чжэнмин напряженно уставился на юношу, а затем с осторожностью коснулся уголка его губ.
— Ты жалеешь об этом?
Слова «быть рядом с тобой» напомнили Чэн Цяню то, что он видел когда-то в Чжаояне. Зрелище произвело на него не самое хорошее впечатление. Тогда, даже мельком увидев подобное, он чувствовал себя невыносимо.
Это было так ужасно, что разум юноши тут же заполнили нечистые помыслы. Как в тот день, когда он, будучи еще ребенком, вошел в пещеру, ведущую в Долину демонов. Там, в долине, стоя на краю обрыва, он отчетливо чувствовал опасность, но все равно ничего не мог с собой поделать. Его непреодолимо тянуло вниз.
— Слишком много слов, — наконец, произнес Чэн Цянь.
Он так разволновался из-за запретности своих действий, что попросту разорвал промокшую до нитки одежду Янь Чжэнмина. Янь Чжэнмин на мгновение растерялся, не зная, с чего начать, поэтому за него это сделал Чэн Цянь. Юноша напряг разум, изо всех сил стараясь вспомнить, как это делали другие.
В этот самый момент он внезапно пожалел о том, что не успел внимательно изучить ту книгу. Впервые в жизни он ощутил, что значит: «Когда приходит время применять знания на практике, начинаешь жалеть, что мало читал».
И так продолжалось до тех пор, пока Янь Чжэнмин без разговоров не прижал его к берегу…
Глава Янь очень долго подавлял в себе желание. Он слишком долго терпел и теперь больше не желал церемониться.
В конце концов, он так и остался в павильоне Цинъань.
Чэн Цянь редко спал допоздна, но, когда он, наконец, открыл глаза, он почувствовал, что на сердце у него было хорошо. И пусть его тело немного не слушалось, но юноша не обратил на это совершенно никакого внимания. Старший брат нечасто демонстрировал свои настоящие чувства, и Чэн Цянь решил, что теперь он может делать все, что захочет.
Однако уже на третий день пребывания Янь Чжэнмина в павильоне Цинань Чэн Цянь пришел к выводу, что он больше не может этого выносить. Янь Чжэнмин постоянно досаждал ему, все время ластился и лип. Похоже, у главы клана был свой способ «привязываться» к людям. Но он был не просто навязчивым. Он бросался намеками, и Чэн Цянь тут же должен был подойти к нему, чтобы дать старшему брату возможность всем своим видом показать: «Я — твой старший брат, ты должен развлекать меня».
В случае, если Чэн Цянь не отвечал ему или подолгу не обращал на него внимания, он должен был быть готов к тому, что теперь на него будут дуться целый день.
Как говорится: «Легко пригласить бога, но трудно попросить его уйти»4. Глава клана Янь прожил в павильоне Цинъань всего полмесяца, но Чэн Цяню уже начинало казаться, что он попросту сходит с ума. Все это напоминало ему те дни, когда он с радостью предпочел бы просидеть все время у ледяного пруда, повернувшись лицом к стене5, чем болтать с заглянувшим в гости Нянь Минмином. Тогда, помимо твердости духа, он обрел бы еще и спокойствие.
4 请神容易送神难 (qǐng shén róngyì sòng shén nán) — легко пригласить бога, но трудно его проводить (о госте, который долго не уходит).
5 面壁 (miànbì) —повернуться лицом к стене (для медитации).
В который раз проигнорированный им глава Янь, в конце концов рассердился:
— Разве не ты говорил, что никогда не забудешь о благодарности? Эти несколько дней вымотали меня! Я устал от этого! С самого детства я вынужден расти вместе с белоглазым волком6!
6 白眼狼 (báiyǎnláng)— бессовестный (букв. «белоглазый волк»).
У Чэн Цяня разболелась голова.
— Старший брат, дай мне пожить еще несколько лет.
Глава Янь так разозлился, что сбежал в бамбуковую рощу практиковаться с мечом, и едва не превратил зеленое море в облезлую тыкву. Сперва он хотел развернуться и уйти, но вечером, когда небо разразилось мелким дождем, он вновь пришел обратно, в гневе ожидая, что Чэн Цянь вернется от Хань Юаня и образумится.
Дни пролетели незаметно, и на горе Фуяо наступил сезон дождей7. С утра до вечера, тяжелые капли без устали барабанили по крышам.
7 Период с апреля по сентябрь.
Чэн Цянь как раз собирался спуститься с горы, но Янь Чжэнмин остановил его.
— Отдай ему это.
Это был первый раз, когда Янь Чжэнмин сам упомянул Хань Юаня. Юноша бросил Чэн Цяню маленькую бусинку размером с горошину.
Чэн Цянь протянул руку, чтобы поймать ее и почувствовал, как похолодели его пальцы. Витавшие вокруг него капли дождя мгновенно испарились.
— Когда-то я получил несколько таких от Западного дворца, — сказал Янь Чжэнмин. — Скоро пятнадцатое число, та самая дата, которую назначил Тан Чжэнь. Не дай ему опозориться. Не хочу, чтобы он выглядел как курица в супе8.
8 落汤鸡 (luòtāngjī) — курица в супе (обр. промокнуть до нитки, мокрая курица).
Очевидно, в душе он всегда беспокоился об их младшем брате, но старательно делал вид, что никогда его не любил.
Но когда Чэн Цянь спустился с горы, намереваясь увидеться с Хань Юанем, первым, кого он встретил у подножия Тайинь оказался Тан Чжэнь.
Тан Чжэнь был самым тихим из гостей. Если не считать того, что Ли Юнь лично провел ему экскурсию, когда он впервые прибыл на гору Фуяо, он все это время жил в уединении и редко покидал внутренний двор гостевого домика.
Тан Чжэнь держал в руке промасленный бумажный зонтик, не желая растрачивать свой изначальный дух на защиту от дождя. Рукава его халата были мокрыми, но мужчине было все равно, он спокойно прогуливался под дождем.
Чэн Цянь спустился с Шуанжэня на землю и поздоровался:
— Брат Тан.
— Ты направляешься к Массиву десяти сторон? Я пойду с тобой.
Никто из них не сказал ни слова. Без мечей они медленно шли по размытой горной тропе. В окружавшем их шуме ветра и дождя все казалось таким медленным.
— В сопровождении старшего Тана я чувствую, будто мир вокруг замер.
— Люди посредственны. Всю свою жизни они проводят в погоне за славой и богатством. И пусть у вас, заклинателей, в отличие от них, в сотню раз больше времени, вы ведь тоже заняты самосовершенствованием. Вы идете против законов этого мира. Если позволить себе хоть на мгновение расслабиться, можно легко сбиться с пути. Потому-то вам и нельзя расслабляться. А я всего лишь ходячий труп. Мне не о чем просить. Конечно, я куда ленивее, чем другие.
Его слова слегка озадачили Чэн Цяня, и юноша задумался: «Если тебе не о чем просить, то что ты здесь делаешь?»
Однако, он быстро отринул свои сомнения. У Чэн Цяня было мало друзей, и Тан Чжэнь был одним из них. Юноша не хотел подозревать своих и лишь безразлично ответил:
— Удивительно, но ведь должно же быть хоть какое-то разнообразие. Если каждый день лениться, разве твоя жизнь не превратиться в жизнь старой черепахи? Так неинтересно.
Тан Чжэнь отвлекся от темы и улыбнулся.
— Я помню, что скоро пятнадцатое число. Что ты думаешь о своем старшем брате? В минувшей битве демонический дракон, наконец, склонил голову, Управление небесных гаданий пало, Четверо Святых исчезли, и больше половины сильнейших заклинателей с горы Мулань были уничтожены. Мелким кланам подобное вряд ли будет интересно. Но клан Фуяо может войти в силу, неплохо перетасовав всем карты. Вы должны спланировать все заранее.
— У нашего старшего брата нет таких амбиций. Он не желает властвовать над миром и требовать от других явиться к нему с поздравлениями. Он хочет лишь, чтобы все остальные перестали его беспокоить. Старший брат слишком ленив, чтобы покидать дом. Он много лет скитался. Боюсь, когда все закончится, он станет лениться еще больше, — с улыбкой сказал Чэн Цянь.
— Будь он главой клана или простым мастером меча, брат Янь без сомнения уникальный случай. Его стремление позволить всему идти своим чередом вполне соответствует истинному смыслу Дао. А вместе с его превосходными навыками, возможно, в будущем, он действительно сможет претендовать9 на вечную жизнь.
9 问鼎 (wèndǐng) — спрашивать о размере и весе треножников (девять треножников, символизировавших девять областей древнего Китая.Обр. захватить, занять, претендовать на первое место).
С самых первых дней независимости клана Фуяо, Янь Чжэнмин никогда не просил о долголетии. Он всегда считал себя очень «человечным». Как и его предшественник, Тун Жу, он всегда ставил наследие клана выше собственных интересов. Но, в конце концов, Тан Чжэнь был для них чужаком, и Чэн Цянь не стал распространялся об этом. Он просто сказал:
— Пожалуй, я позаимствую твои добрые слова, брат Тан.
— Но, если говорить о бессмертии, то именно у тебя есть для этого все необходимое.
— Почему ты так говоришь?
— Иногда самосовершенствование и очищение собственной Ци это одно и то же. На то, что третий принц превратил себя в Печать перерождения есть свои причины. Задача заклинателей заключается в том, чтобы бороться за свою жизнь, идя наперекор небу, иначе, их развитие остановится. Новая чистая Ци не сможет перетечь в изначальный дух, и их жизнь подойдет к концу. Но ты отличаешься от других. Твое тело было рождено из камня сосредоточения души, впитавшего в себя человеческую сущность.
Но Чэн Цянь не придал его словам особого значения.
Ни нефрит, ни человек, никогда не сможет сравниться с целым миром. Когда заклинатели добираются до стадии формирования изначального духа, они все проходят один и тот же путь. Он просто не чувствовал разницы.
— Но есть еще кое-что, — еле слышно произнес Тан Чжэнь. — Когда ты превратил камень сосредоточения души в свое тело, тебе пришлось пережить Небесное Бедствие. Ты уже наполовину бессмертен. Если ты решишь и дальше совершенствоваться в ледяном озере долины Минмин, то озеро станет для тебя неисчерпаемым источником истины. Твое развитие никогда не прекратится. Ты сможешь вознестись и жить вечно. О, не пойми меня неправильно, я вовсе не пытаюсь тебя убедить, я лишь констатирую факты.
Тан Чжэнь не знал специально то было или нет, но юноша вновь пропустил его слова мимо ушей. Чэн Цянь только улыбнулся.
— Я всего лишь использовал этот камень как пристанище для своей души, чтобы иметь возможность общаться с людьми. Я не собираюсь становиться куском нефрита.
Тан Чжэнь пристально посмотрел на него, но ничего не сказал, он лишь кивнул:
— Разумеется.
— Если говорить о вещах духовных, брат Тан наверняка многое повидал. Ты когда-нибудь слышал слова «слушать небо и землю»?
Лицо Тан Чжэня изменилось, и он тут же задал встречный вопрос:
— Как ты узнал об этом? «Слушать небо и землю» — это какое-то чудо? Может быть, это человек или какая-то техника?
— Я просто почувствовал. Так ты слышал об этом? — со смехом сказал Чэн Цянь.
— О, есть одна древняя легенда. Некоторые говорят, что, если слушать небо и землю, можно услышать голоса высшего мира. Но никто не знает, правда это или нет, — произнес Тан Чжэнь.
Затем он вернулся к теме предыдущего разговора:
— Хань чжэньжэнь одержим. Его смерти можно избежать, но от заключения под стражу ему, боюсь, не уйти. На пятнадцатый день я постараюсь сделать все возможное, чтобы помочь ему. Даже если его решат бросить в тюрьму, запечатав духовные силы, я постараюсь добиться того, чтобы он отбывал свое наказание на горе Фуяо.
— Спасибо тебе, — с тяжелым вздохом отозвался Чэн Цянь.
Но, к сожалению, чем лучше идея, тем сложнее ее реализовать.
На пятнадцатый день, когда клан Фуяо прибыл на место, у подножия горы Тайинь уже собралось немало людей.
На этот раз их было действительно много. Все кланы один за другим старались восстановить свои силы, потому к горе отправилось по одному или по паре представителей с каждой стороны. Главные кланы были раздроблены. Воды рек Цзиншуй и Вэйхэ сильно отличались друг от друга10, занимая при этом центральное положение.
10 泾渭分明 (jīngwèifēnmíng) — воды рек Цзиншуй и Вэйхэ различаются (обр. в знач.: отчетливо видна разница, отличаться друг от друга).
Чэн Цянь взглянул на Тан Чжэня. Тан Чжэнь кивнул и сказал:
— Верно, все это последователи благородных учений.
Стоявший рядом с ними Янь Чжэнмин подумал: «Если так пойдет и дальше, мне что, придется загнать утку на насест и сесть впереди?»
Ни слова не говоря, он медленно обошел толпу, но его манера держаться осталась прежней. Не обращая ни на кого внимания, он нашел приглянувшийся ему уголок и велел Нянь Дада бросить на землю «горчичное зернышко», а после спокойно вошел внутрь.
Тан Чжэнь покачал головой и попросил Люлана помочь ему подняться на платформу Массива десяти сторон. Это он был тем, кто созвал это собрание. Он не мог просто так оставаться в стороне, как клан Фуяо.
«Горчичное зернышко» было прекрасным способом отстраниться от толпы. Люлан не мог этому не позавидовать.
— Надеюсь, однажды я тоже смогу стать таким человеком, как глава Янь, — сказал он Тан Чжэню.
Тан Чжэнь слегка склонил голову и терпеливо слушал юношу, пока они шли.
Люлан продолжал:
— Я слышал от служек на горе Фуяо, что, когда глава Янь был юн, он желал лишь сажать цветы и разводить птиц. Но позже, случилось кое-что непредвиденное, и ему пришлось покинуть гору на сотню лет. Долгие годы он провел в страданиях, чтобы в итоге обрести великую силу. Но вернувшись назад, он так и не изменил своим первоначальным намерениям, похоже, мир его совершенно не волнует… Мне плевать, что его желания кажутся жалкими, я все равно восхищаюсь им.
Услышав это, Тан Чжэнь произнес:
— Подобное действительно редкость.
Однако, он тотчас же поднял голову и равнодушно взглянул на собравшихся заклинателей. Речи мужчины звучали несколько сентиментально.
— Жаль, что его не трогает этот мир, а мир не может вместить в себя такого человека как он. Такие люди обычно плохо кончают.
Сказав это, Тан Чжэнь не стал дожидаться ответа Люлана, он быстро взмахнул рукавом и, развернувшись, отправился к остаткам Массива десяти сторон.
После банальных речей он сразу же перешел к делу.
— Этот Тан не посмеет принять решение без вашего на то согласия. Прошу вас сегодня как следует все обсудить. Я не думаю, что бесконечный круговорот мести — это хорошо. Ведь умерев, преступник не сможет искупить свою вину. Что скажете?
Стоило ему договорить, и старейшина горы Белого тигра взял инициативу на себя.
— Девять мудрецов из «кошмарных путников» пали, демонический дракон был пойман. Никого не волнует, насколько сильны или слабы темные заклинатели. Кровавая клятва связала вместе и девять мудрецов и демонического дракона. Но кто мог заставить поклясться демонов, привыкших творить беззаконие? Никто из них не обременял себя никакими обязательствами, более того, теперь они лишились лидера. Я считаю, это еще хуже, чем...
Но Хань Юань внезапно отказался сотрудничать. Он бесчувственно ответил:
— «Кошмарные путники» не станут сдерживать своих подчиненных, а тебе остается лишь винить себя в некомпетентности и неумением следить за своими владениями. Не надейся, что убрав меня, сможешь привлечь врага на свою сторону.
Старейшина не знал Хань Юаня, но именно ему было поручено произнести несколько добрых слов. Однако, впервые в жизни столкнувшись с таким неблагодарным человеком, он поперхнулся.
— Теперь, когда демон лично во всем сознался, чего же вы ждете? — сказал стоявший рядом с ним человек. — Лучше убить его.
Это был Бянь Сюй, глава зала Черной черепахи. Учитывая статус Бянь Сюя, он мог и не присутствовать здесь лично. Однако он не желал ходить по одной земле с убийцей своего сына. Бянь Сяохуэй погиб лишь год назад, а Бянь Сюй уже полностью поседел. Теперь его жизнь подходила к концу.
Он вышел из поколения святых, и его нынешнее состояние вызывало у людей сочувствие.
— Ах да, конечно же, пусть весь этот сброд и это чудовище умрут, ведь есть еще на свете талантливые и умные люди, преданные своему делу, — резко сказал Хань Юань.
Находясь внутри «горчичного зерна», Янь Чжэнмин спросил Ли Юня:
— Можешь сказать этому ублюдку, чтобы он заткнулся?
— Бянь Сюю? Это будет сложно, — нахмурился Ли Юнь.
— Я имею ввиду Хань Юаня.
— А, тогда хорошо, — ответил Ли Юнь и повернулся к Чэн Цяню. — Напротив Хань Юаня растет большая фирмиана11. Сяо Цянь, ты видишь ее? Сходите туда с Лужей, пусть он заткнется.
11 梧桐树 (wútóngshù) — фирмиана простая, китайское зонтичное дерево (лат. Firmianaplatanifolia).
Янь Чжэнмин лишился дара речи.
Мгновение спустя Лужа превратилась в огромную птицу. Она вылетела из «горчичного зернышка» и опустилась под деревом, растущим напротив Массива десяти сторон.
Перья красного журавля свисали вниз, и их было видно даже издалека. Хань Юань, все это время разглагольствовавший на платформе, увидел ее и прикусил язык.
— Жизнь младшего брата полна слез, — с удивлением произнес Ли Юнь, — но, если подумать, то именно смерть Сяо Цяня поразила его больше всего. Если присмотреться, можно увидеть, что каждый раз, когда он встречает Чэн Цяня, его внутренний демон слабеет. Но кроме него есть еще и наша младшая сестра. Когда Лужа была еще совсем маленькой, они хорошо ладили с Хань Юанем. В тот день внутренний демон взял верх, и он сказал ей, что хочет забрать ее кости. Теперь он чувствует себя виноватым перед ней. Такие встречи удерживают четвертого брата от зла.
Ли Юнь самодовольно покачал головой, чувствуя, что нашел верное лекарство.
Но Янь Чжэнмин ударил его остовом веера и процедил сквозь зубы:
— Заткнись, ничего ты не знаешь.
Ли Юн замолчал, и в этот момент ему показалось, что он ненароком опрокинул кувшин с уксусом12.
12 醋坛子 (cùtánzi) — уксусница, кувшин с уксусом (обр. ревнивец).
В конце концов, Бянь Сюй занимал высокое положение в обществе. Даже теперь он не растерял хороших манер. Необходимо было как можно скорее прекратить эту ссору и остановить Хань Юаня. Одной рукой в ладоши не хлопнешь13. Через несколько дней у него уже не будет сил сражаться.
13 孤掌难鸣 (gū zhǎng nán míng) — одной ладонью в ладоши не хлопнешь (обр. в знач.: один в поле не воин, непосильная задача).
— Простите меня, старика, но я не смогу вернуться домой, и не смогу избавиться от желания отомстить за убийство сына. Мы, зал Черной черепахи и этот человек, не сможем жить под одним небом14. Мы должны убить его! — выпалил он.
14 不共戴天 (bùgòngdàitiān) — не жить вместе с врагом под одним небом (обр. в знач.: пылать смертельной ненавистью).
Как только над остатками массива прозвучали эти слова, всеобщая ненависть людей к Хань Юаню вспыхнула вновь. Все бросились роптать наперебой.
В это время откуда-то издалека донесся голос:
— Демонический дракон ответит за все свои преступления. Если у вас нет к нему других претензий, то вам не стоило собираться здесь. Нет смысла вспоминать старые обиды. Сдается мне, что лишь Тан чжэньжэнь здесь способен рассуждать здраво. Зачем вам его убивать? Лучше позволить ему жить и искупить свои грехи.
Все присутствующие тут же обернулись на голос. Издалека к ним шел мужчина средних лет, в окружении нескольких учеников. Его фигура, которая еще мгновение назад казалась такой далекой, внезапно оказалась прямо перед глазами собравшихся. Мужчина был весьма красив и элегантен.
Старейшина горы Белого тигра немедленно вышел вперед, чтобы поприветствовать новоприбывшего.
— Глава.
Оказалось, это был истинный владыка горы Белого тигра.
Владыка кивнул и, сложив руки перед собой, повернулся к Бянь Сюю:
— Давно не виделись, брат Бянь.
Чэн Цянь нахмурился. Сидя на верхушке дерева, он быстро окинул взглядом всех присутствующих, а затем внезапно закрыл глаза. Разве этот человек не Цзи Цяньли? Старый сумасшедший с Платформы Бессмертных.
Почему он вдруг оказался не тем, за кого себя выдавал?!
В поисках Поглощающей души лампы
Увидев старого друга, Бянь Сюй опешил, но его настроение быстро ухудшилось.
Его борода и волосы поседели, но этот человек, казалось, был в самом расцвете сил. Внешне они разительно отличались друг от друга, как небо и земля. Жизнь заклинателя в несколько раз превосходила жизнь смертного. Вечная молодость и красота казались благословением, но у всего в этом мире есть другая, более жестокая сторона. Они могли опозорить себя, могли прослыть трусами и бедняками, но они никому не смели показывать свою старость.
Потому что «старость» для заклинателя — это не естественный процесс, а доказательство того, что «они не предназначены для Дао».
Бянь Сюй отказывался признавать, что завидует этому человеку, но в глубине его души скреблось нечто нехорошее. Ни слова не говоря, он лишь коротко кивнул Цзи Цяньли.
Толпа внизу заголосила. Ходили слухи, что владыка горы Белого тигра был серьезно ранен, пытаясь искоренить зло, и долгие годы провел в уединении. Все дела горы Белого тигра были переданы старейшине, а он сам отправился бороться за свою жизнь.
Казалось, этот человек должен был напоминать потухшую лампу, но, вопреки ожиданиям, он выглядел весьма оживленным.
Цзи Цяньли посмотрел на сидевшего на верхушке дерева Чэн Цяня и улыбнулся ему, затем он издали поздоровался с Тан Чжэнем и сказал:
— Господа, все те, кто испытывает ненависть к этому человеку, прошу, задумайтесь. Что хорошего в том, чтобы сразу уничтожить его изначальный дух? От потерянной головы останется шрам, только и всего. Никакой боли. Вы согласны со мной? Если у меня есть смертельный враг, я должен приложить все усилия, чтобы он прожил долгую жизнь, каждый день которой будет наполнен болью и унижением.
Стоило ему только произнести эти слова, как в лицо ему ударило невероятное зловоние. Хань Юань, похоже, хотел обругать этого человека, но он был так зол, что не нашел ни одного подходящего слова.
Внезапное появление владыки горы Белого тигра было тем, чего никто не ожидал. Даже Тан Чжэнь не сразу понял его намерения.
Он тихо сказал:
— Слова владыки не лишены смысла. Но Хань чжэньжэнь слишком силен. Если вы хотите запереть его, вам нужно найти подходящее место.
Кто-то из присутствующих не удержался и спросил:
— Тан чжэньжэнь, и что это за «подходящее место»?
Тан Чжэнь повернулся в сторону вопрошающего и приветственно сложил руки, ответив:
— Дела именитых кланов слишком сложны, боюсь, это не мне решать. Думаю, у вас достаточно энергии, мне же попросту не хватит на это сил1. В прошлом месяце, когда была сломана Печать перерождения, неужели вас невпечатлило мастерство главы Яня?
1 心有余而力不足 (xīn yǒuyú ér lì bùzú) — желания в избытке, но сил не хватает (обр. хочется, да не можется; ср. рад бы в рай, да грехи не пускают).
Конечно, впечатлило. Даже слишком сильно впечатлило.
Сколько заклинателей меча могут совершенствовать изначальный дух? А сколько заклинателей меча могут достичь Божественного Царства?
— По моему скромному мнению, гора Фуяо вполне подходящее место, — с улыбкой сказал Тан Чжэнь.
Едва он закончил говорить, как Цзи Цяньли, до того, казалось, не имевший четкой позиции, внезапно прервал его и сказал:
— Не думаю, что это верное решение.
Тан Чжэнь чуть вскинул брови.
Цзи Цяньли шагнул вперед, снова взглянул на Чэн Цяня и продолжил:
— Клан Фуяо — это клан Хань Юаня. Даже если глава Янь человек высоких моральных принципов и не гонится за личной выгодой, разве это не навлечет на них лишние подозрения? Это было бы неправильно. Очень неправильно, не так ли, Чэн Цянь сяою?
Чэн Цянь смутно ощущал, как в толпе поднимаются темные волны, но он никак не мог понять, как же на самом деле обстоят дела, потому не проронил ни слова.
Вдруг, кто-то сказал ему на ухо:
— Откуда ты его знаешь? Откуда ты знаешь этого проходимца?
Чэн Цянь обернулся и увидел своего старшего брата. Сперва старший брат проигнорировал место, отведенное ему публикой, и тут же побежал строить «горчичное зернышко», а теперь в этом «горчичном зернышке» больше не было нужды. Глава клана в миг оказался перед деревом и с легкостью забрался на него, будто обезьяна.
Чэн Цянь ошеломленно уставился на юношу.
Откуда он знает этого проходимца?
— У меня есть предложение, — Цзи Цяньли медленно подошел к Тан Чжэню и тут же перевел взгляд на Хань Юаня.
Хань Юань чувствовал, что этот человек смотрел на него с каким-то странным сожалением, ему даже показалось, как по коже пробежали мурашки.
— Некоторое время назад я путешествовал по миру вместе со своими учениками, я видел, как сильно народ Шу страдает от темных заклинателей. Но большинство из этих темных заклинателей были настоящими слабаками. Нам не составило бы труда справиться с ними, но их было так много, что везде, где они появлялись, воцарялся хаос. И... — Цзи Цяньли взмахнул рукавом, и из складок его одежды вылетела серая тень. Это оказалась маленькая девочка. Она была настолько блеклой, что ее почти невозможно было рассмотреть. Ее силуэт колыхался на ветру, а во взгляде читались невыразимая обида и негодование.
— Призрачная тень? — спросил Янь Чжэнмин.
Руины Массива десяти сторон наполнились голосами.
Тан Чжэнь выглядел так, будто ему отвесили оплеуху. Похоже, это напомнило ему о тех днях, когда он сам был призраком. Мужчина отступил на пару шагов назад.
— Неплохо, — сказал Цзи Цяньли. — Я пришел сюда, чтобы показать вам: утерянная сотню лет назад Пожирающая души лампа вновь объявилась.
Эти слова стали причиной сильнейших волнений. Толпа зашумела.
Более ста лет назад в мире появилась Пожирающая души лампа и тут же стала причиной бесчисленного количества убийств. Хозяин лампы, Цзян Пэн, был известен своим темным прошлым. На какое-то время это привлекло к нему внимание всех темных заклинателей. По слухам, именно он был тем, кто по праву претендовал на титул Бэймина. Но потом в мире появился демонический дракон. Он принес за собой хаос и сделал то, что не смогли сделать другие. Призрачный путь оказался бесполезным.
— Я встретил его возле долины Минмин. В тот день я по неосторожности позволил ему сбежать. Неужели у него действительно есть Пожирающая души лампа? — тихо сказал Чэн Цянь.
Янь Чжэнмин крепко схватил его за талию и прошептал:
— Почему ты не рассказал мне?
— Тогда ты... так прицепился ко мне, что я забыл, — пробормотал Чэн Цянь.
Янь Чжэнмин сердито посмотрел на юношу. К его сожалению, Чэн Цянь остался совершенно спокойным и пламя в его душе тут же погасло. Взгляд главы Яня невольно смягчился, и он собственноручно заставил Чэн Цяня отвернуться.
— Не смотри на меня, смотри туда.
Лужа, на которую никто не обращал никакого внимания, внезапно сказала:
— Старшие братья, вообще-то, здесь еще кое-кто есть.
Янь Чжэнмин отвлекся и строго посмотрел на девушку.
Получив в ответ молчаливую угрозу, Лужа грустно отвернула свою птичью голову:
— Ой, нет-нет, ничего страшного, этот кто-то совсем слепой.
Тем временем Цзи Цяньли перекинулся с остальными парой коротких фраз. Затем он вновь повернулся к Хань Юаню и сказал:
— В конце концов, Хань Юань много лет бродил среди «кошмарных путников». Он хорошо понимает смысл Темного Пути. Почему бы тебе не протянуть нам руку помощи?
Хань Юань с усмешкой посмотрел на него.
Вдруг, до их ушей донесся голос Тан Чжэня:
— Пожирающая души лампа не появлялась в мире вот уже сотню лет, то, что вы смогли обнаружить один единственный призрак, еще ничего не значит. Если верить словам владыки, разве это не значит, что нам придется отпустить демонического дракона на Южные окраины? Владыка, чтобы выследить демонического дракона, представители разных кланов ввязались в крупные неприятности, они многое потеряли. Если вы хотите, чтобы тигр вернулся на гору2, другие могут с вами не согласиться.
2 放虎归山 (fànghǔ guīshān) —отпускать тигра в горы (обр. в знач.: отпустить злодея на свободу).
К сожалению, он так и не понял, что именно имел ввиду Цзи Цяньли, и эта ошибка казалась вполне разумной.
Лужа тихо сказала:
— Третий старший брат, я ничего не понимаю. Мастер Тан хочет защитить четвертого старшего брата, или нет?
Чэн Цянь погладил ее по голове, но ничего не ответил, однако и он, и Янь Чжэнмин все прекрасно слышали. Тан Чжэнь пытался защитить Хань Юаня, но он отказывался отпускать его обратно на Южные окраины... Почему?
— Как небрежно, неужели Тан чжэньжэнь уже обо всем забыл? Твой круг багуа полон кровавых клятв, разве нет? Если ты смог создать один, сможешь создать и второй. Тогда не только демонический дракон, но и мы... Глава Янь и все остальные собрались здесь, чтобы обсудить текущее положение дел. Месяц назад Тан чжэньжэнь заключил с вами соглашение. Хань Юань давно мог бы сбежать, но он спокойно сидел здесь все это время, ожидая, когда господа примут решение. Не мог бы ты объяснить, как же действует эта кровавая клятва? — с улыбкой сказал Цзи Цяньли.
Тан Чжэнь тут же подавил все свои эмоции и застыл, словно деревянный.
— Или же ты хочешь пойти и лицом к лицу встретиться с Пожирающей душу лампой и тысячами заключенных в ней призраков? Демоны лишились своих сил, но не лишились навыков. Ты хочешь уничтожить это отродье или нет?
Вдруг, в разговор вмешался Бянь Сюй. Он спросил:
— Так как ты говоришь можно вернуть этот кровавый долг?
Его слова звучали бесцеремонно, почти требовательно. Вокруг тут же воцарилась тишина.
Цзи Цяньли немного помолчал и медленно произнес:
— Брат Бянь, погибшие не смогут вернуться к жизни. В противном случае, их души охватит безумие, а это нисколько не способствует самосовершенствованию. Ты должен это понимать.
Бянь Сюй вздрогнул и скривился, будто его ударили ножом.
Вдруг, стоявший на платформе Хань Юань рассмеялся и сказал:
— Можно заплатить жизнью за жизнь.
Услышав его речи, Тан Чжэнь прищурился и посмотрел на юношу.
— Хань Юань, заклинатель должен быть осторожен в своих словах и поступках. Сказанного обратно не вернешь. Если хочешь покинуть это место, ты должен хорошенько подумать об этом.
Но слова, сказанные Хань Юанем, не были искренними. Это была провокация ради сиюминутного удовольствия. Тан Чжэню не стоило предупреждать его об этом. Внутренний демон Хань Юаня постоянно страдал от «чужих манипуляций», и эти слова сильно ему не понравились. Спроси его сейчас Тан Чжэнь, и он действительно мог бы поклясться заплатить жизнью за жизнь!
Сердце Чэн Цяня забилось быстрее. Он не хотел ни в чем подозревать Тан Чжэня, но сейчас юноша чувствовал себя крайне странно.
— Ш-ш-ш, все в порядке. Смотри, — раздался поблизости голос Янь Чжэнмина.
Прежде, чем он успел договорить, Хань Юань начертил в воздухе печать кровавой клятвы. Он собирался было что-то сказать, но его выражение лица внезапно изменилось. Все его тело, казалось, застыло на месте, юноша открыл было рот, но не смог произнести ни звука.
Чэн Цянь сфокусировал изначальный дух в глазах и увидел, что тело Хань Юаня было окутано плотной водяной пленкой. Он сразу же вспомнил тот «амулет от воды», бусину, которую старший брат попросил его передать.
Конечно же, когда Хань Юань оказался заперт на руинах Массива десяти сторон, старший брат искренне пожелал, чтобы ветер и дождь каждый день падали ему на голову. С чего бы ему вдруг быть таким добряком и дарить ему «амулет от воды»?
Янь Чжэнмин тихо продолжил:
— Это бусина сможет уберечь его от клятв. Если подержишь ее у себя хотя бы час, три дня не сможешь давать никаких обещаний. Боюсь, теперь ему будет трудно нести чушь.
Эта странная и бесполезная вещица оказалась шедевром Ли Юня.
Янь Чжэнмин нахмурился и пробормотал себе под нос:
— Что случилось с Тан Чжэнем? Выпил не то лекарство3?
3 吃错药 (chī cuòyào) — выпить не то лекарство (обр. не в своём уме, рехнулся, белены объелся).
После недолгого перерыва Цзи Цяньли, наконец, воспользовался случаем и обратился к Бянь Сюю:
— Ваш зал Черной черепахи стоит на ледяных равнинах крайнего севера, это в ста восьми тысячах ли4 от Южных окраин. Конечно же, вам не о чем беспокоиться. Но кто мне скажет, собирается ли зал Черной черепахи разделить ответственность за хаос на Центральных равнинах?
4 十万八千里 (shíwàn bāqiān lǐ) — сто восемь тысяч ли (обр. в знач.: очень далеко).
С этими словами он поднял руку и указал на зависшую в воздухе серую тень. Почувствовав его силу, призрак так разволновался, что тут же подался вперед. Несколько стоявших поблизости заклинателей в спешке повскакивали со своих мест, желая во что бы то ни стало увернуться.
Этот старик с горы Белого тигра либо попросту не желал показывать всем свое настоящее лицо, либо был очень хитер.
Однако здесь не было никого, кто осмелился бы сказать ему об этом в лицо. Он все еще был одним из Четырех Святых.
— Вот, что я вам скажу. Условия кровавой клятвы таковы: во-первых, демонический дракон должен сделать все возможное, чтобы схватить всех темных заклинателей, что бесчинствуют на Центральных равнинах и отыскать Пожирающую души лампу, в противном случае он получит воздаяние в десятикратном размере. Во-вторых, когда Пожирающая души лампа будет найдена, демоническому дракону запрещено возвращаться на Южные окраины. За всю свою жизнь он и полшага не ступит в эти земли, иначе его ждет десятикратное воздаяние. В-третьих, поскольку демонический дракон отбывает наказание, он каждый день, в течение последующих пятисот лет, будет получать удары плетью. Если не скончается раньше, конечно же. В противном случае он получит десятикратное воздаяние. В-четвертых, демонический дракон перестанет без разбора убивать невинных людей, он не будет совершенствовать духовное оружие, не возьмет учеников и не станет наставлять других, иначе, его постигнет Небесное Бедствие. Его смерть будет мучительной, — сказал Цзи Цяньли.
Закончив, он взмахнул рукой, и круг багуа, ставший свидетелем кровавой клятвы, опустился прямо в его ладонь. Цзи Цяньли с улыбкой огляделся по сторонам и произнес:
— Вот мое обещание. Демонический дракон остается во власти клана Фуяо. Я вынужден попросить главу Яня поклясться вместе со мной. Если кто-то в будущем проявит к нему снисхождение, его клан падет и будет уничтожен. Господа, у вас ведь нет никаких возражений, верно?
Никто из присутствующих не осмелился ему возразить. Слова «десятикратное воздаяние» и «Небесное Бедствие» внушали им страх.
С кончика пальца Цзи Цяньли упала алая капля и мгновенно впиталась в круг. Сразу после этого он вытянул руку и послал артефакт прямо к дереву.
Все присутствующие затаили дыхание, наблюдая, как он кружит вокруг большой фирмианы. Вдруг, из зелени показалась чья-то рука и ловко схватила его. Янь Чжэнмин, скрывавший под пологом ветвей, отодвинул их и внимательно посмотрел на Цзи Цяньли. Еще одна капля упала на кровавый круг. Клан Фуяо принес свою клятву.
Увидев круг багуа, летящий к Хань Юаню, Тан Чжэнь собирался было протянуть руку и остановить его:
— Глава Янь, давайте все хорошенько обдумаем...
Но не успел он договорить, как круг багуа уже миновал юношу.
В тот самый момент, когда клан Фуяо поклялся на крови, на коже Хань Юаня появилась метка.
Хань Юань ошеломленно посмотрел на нее.
Это же...
За все это время старший брат ни разу не попытался изгнать его из клана. Он все еще был человеком клана Фуяо!
В этот момент Хань Юань не испытывал ни капли возмущения от того, что его заставили поклясться. Он поднял глаза и посмотрел на сидевшего на ветке дерева Янь Чжэнмина. Губы Хань Юаня слегка дрожали, он не мог произнести ни слова.
Лицо Тан Чжэня изменилось. Кровавая клятва была принесена.
Чэн Цянь тихо вздохнул. В его сердце вдруг образовалась пустота.
Личная неприязнь Хань Юаня привела к тому, что множество людей оказались втянуты в пучину бед и страданий. Нельзя было просто закрыть на это глаза и сделать вид, что ничего не произошло. Если он оступится, ему придется заплатить огромную цену, и никто больше не сможет его защитить.
В противном случае, мир больше не будет стоять в стороне, не говоря уже о множестве несогласных и вражеских ростовщиках.
Оставить его в живых, чтобы он искупил свои грехи — значит открыть сети с одной стороны5. Неважно, будет ли он заперт на горе Фуяо или останется охранять Южные окраины, это было меньшее из зол.
5 网开一面 (wǎngkāiyīmiàn) — открыть сети с одной стороны (обр. в знач.: допускать послабление законов, относиться снисходительно).
Гора Фуяо и гора Белого тигра вынесли свой вердикт. Остальным больше нечего было добавить. Один за другим, представители оставшихся кланов выходили вперед и тоже добавляли свои клятвы.
Когда солнце село, вопрос был решен.
Толпа постепенно начала расходиться, Цзи Цяньли оставил своих учеников в стороне и подошел к Чэн Цяню. Глядя на юношу сверху вниз, он произнес:
— Давно не виделись. Ты добился больших успехов.
— Мастер Цзи.
«Цзи Цяньли» улыбнулся и продолжил:
— Мое имя вовсе не «Цзи Цяньли». В тот раз я просто дразнил тебя. Надеюсь, ты не винишь меня за то, что я запер твоего младшего брата?
Настоящим именем владыки горы Белого тигра было Шан Ваньнянь. И всем вокруг, кроме Чэн Цяня, которому никогда не было дела до посторонних, это было известно.
Чэн Цянь слегка опустил голову.
— Как я смею.
Владыка Шан посмотрел на него и снова улыбнулся:
— Всегда найдется тот, кто захочет порыбачить в мутной воде. И если дела плохи, найдется тот, кто захочет всем об этом рассказать. Боюсь, скоро все изменится. Тебе следует быть осторожнее.
С этими словами он посмотрел на свою руку, найдя то место, где совсем недавно виднелся знак кровавой клятвы, и лукаво добавил:
— Но к нам, старикам, это не имеет никакого отношения.
Чэн Цянь был ошеломлен.
Но Шан Ваньнянь вдруг показал ему толику уже знакомого безумия, он пропел:
— После смерти мне будет плевать на потоп, каким бы страшным6 он ни был.
6 滔天 (tāotiān) — захлестывать небо, вздыматься до небес (обр. о страшном, чудовищном).
Шан Ваньнянь резко шагнул вперед и едва не налетел на Чэн Цяня. Ловко схватив юношу за грудки, он пристально посмотрел на него. Глаза старика напоминали два темных колодца.
Его сознание медленно вошло в лоб Чэн Цяня.
Чэн Цянь услышал его голос в своей голове, Шан Ваньнянь произнес: «Я слышал, что цянькунь7, некогда замаскированный под камень сосредоточения души, долгие годы скитался по миру. Никто не должен об этом узнать. Понятия не имею, почему все это рухнуло на твои плечи... Но теперь это твоя судьба. Не дай никому узнать, что цянькунь в твоих руках. Запомни это».
7 乾坤 (qiánkūn) — цянь и кунь (две противоположные гексаграммы «Ицзина»), небо и земля, Инь и Ян, мужское и женское начало, источник всех перемен.
Все это казалось юноше слишком подозрительным. Вдруг, словно из ниоткуда, появилась чья-то рука. Рука мягко оттолкнула Шан Ваньняня и потянула Чэн Цяня за пояс.
Янь Чжэнмин как ни в чем не бывало расправил свои рукава и безразлично произнес:
— Добрый господин, пожалуйста, следите за своим поведением.
Чэн Цянь молчал.
То есть, то странное «ухо» на тыльной стороне его ладони действительно могло «слушать небо и землю». Чэн Цянь нахмурился. Он никому не рассказывал об этом, но однажды обмолвился парой слов в разговоре с Тан Чжэнем. Стоит ли ему сомневаться в нем?
У Чэн Цяня было мало друзей, и Тан Чжэнь был одним из них. При мысли о старом товарище, юноша ощутил, как ему на грудь рухнули комья холодной липкой грязи. Ему стало трудно дышать.
— Владыка, подождите, — попросил Чэн Цянь.
Но именно в тот момент, когда он хотел было спросить, что значит «слушать небо и землю», Шан Ваньнянь отступил на два шага назад, приложил палец к губам и жестом приказал ему: «Молчи».
Сразу после этого старый безумец указал на свои глаза, затем на уши и, наконец, на рот. Он трижды покачал головой: не смотри, не слушай, не говори.
Закончив, он странно улыбнулся и склонил голову, а после развернулся, заложил руки за спину и шагнул прямо к Хань Юаню.
— Хань сяою, ты можешь покинуть Массив десяти сторон. Сегодня я без приглашения последую за вами на гору Фуяо, надеюсь, там я смогу обрести приют. Через пару дней мы с тобой отправимся в Шу, и ты вернешься на Южные окраины. Ну-ну, не стоит делать такое лицо. Все это началось из-за тебя, тебе это и исправлять. Таков закон8.
8 天经地义 (tiānjīng dìyì) — закон неба и принцип земли (обр. в знач.: непреложная истина).
Брови Янь Чжэнмина едва не сползли с лица, он пробормотал:
— Незваный гость? Разве я давал на это согласие?
Ответом на его вопрос был смех Шан Ваньняня.
Янь Чжэнмин выпрямил спину, бросил короткий взгляд на обеспокоенного Чэн Цяня и растерянную Лужу, а после схватил Чэн Цяня за запястье и потянул за собой:
— Идем.
Лужа тут же последовала за ними. Она казалась такой очаровательной и счастливой.
— Старший брат, четвертый брат тоже может пойти домой?
Янь Чжэнмин был слишком ленив, чтобы обращать на нее внимание. Он тихо спросил Чэн Цяня:
— Какое отношение ко всему этому имеет Тан Чжэнь? Сяо Цянь, он ничего тебе не говорил?
Чэн Цянь нахмурился и тут же почувствовал себя неуютно.
— Он сказал мне, что хочет спасти Хань Юаня и запереть его на горе Фуяо.
— Разве это плохо? — осведомилась Лужа.
— Ну и чушь! Он не это хотел тебе сказать, — бросил Янь Чжэнмин. — Ты что, не слышал его? Он имел в виду: «Если этот человек не сможет остаться на горе Фуяо, просто убейте его, во избежание».
Рука Чэн Цяня скользнула по ножнам Шуанжэня. До самого последнего момента, пока происходящее не стало слишком очевидным, он готов был простить Тан Чжэню все, что тот пытался скрыть. Он не желал в нем сомневаться.
Дружба благородных людей была хрупка, но им нужно было хоть немного доверять друг другу. Однако теперь Чэн Цянь вынужден был признать, что старший брат оказался прав.
— Они хотят отыскать Поглощающую души лампу. Я пойду с ними, — сказал Чэн Цянь.
— Я тоже пойду! — воскликнула Лужа.
— Ни в коем случае, — решительно возразил Янь Чжэнмин, — стоит тебе только покинуть дом, как с тобой тут же случится какое-нибудь несчастье. А ты ... — он оглянулся на Лужу и несдержанно выругался. — Закрой свой клюв и иди за мной!
Что еще мог сказать Чэн Цянь? Янь Чжэнмин попросту прервал его взмахом руки:
— Завтра я сам поговорю с владыкой Шаном и постараюсь как следует оценить ситуацию... Действительно ли этот старик один из Четырех Святых? Как такое возможно, он ведь сумасшедший?
Старший брат умело находил недостатки в других, и мог без труда разгадать их суть.
В ту ночь Чэн Цянь не спал. Избавившись от Янь Чжэнмина, он просто медитировал в павильоне Цинань.
Вдруг, юноша что-то почувствовал. Будто что-то вот-вот должно было произойти.
Внезапно двери во внутренний двор павильона Цинань распахнулись. Чэн Цянь открыл глаза. Перед ним стояли Ли Юнь и Лужа.
— Где старший брат?
— Что? — пробормотал юноша.
— Владыка горы Белого тигры мертв.
Ты наша королева...
Янь Чжэнмин вышел из своих покоев. На его красивом лице не было ни следа сонливости. Юноша поднял руку, сжал окоченевшее плечо Чэн Цяня и спросил:
— Как он умер? Я ничего не почувствовал. Как мог всемогущий Шан Ваньнянь просто взять и тихо скончаться?
Янь Чжэнмин был настоящим наследником печати главы клана. Он мог почувствовать как ветер шевелит траву на горе, а его божественное сознание способно было дотянуться до Долины демонов с заднего склона. Он был намного сильнее, чем Мучунь чжэньжэнь, чей дух когда-то вынужден был ютиться в теле полумертвой ласки.
— Не знаю, — нахмурившись, ответил Ли Юнь. — На горе Белого тигра жил ребенок, он не был совершенствующимся. Ночью он проснулся и увидел, что в комнате владыки Шана горит свет. Вдруг, в окне появилась странная тень. Мальчик зашел в дом, чтобы спросить, все ли в порядке, но там больше никого не было. Пойдемте посмотрим вместе.
Чэн Цянь встал и направился к месту назначения, один за другим перебирая в уме всевозможные коварные планы. Он выглядел обеспокоенным.
Вдруг, юноша резко схватился за свою руку, что должна была «слушать небо и землю». Ему показалось, что она вот-вот сгорит, но на гладкой поверхности его кожи не было ни следа.
Пальцы Чэн Цяня сильно дрожали. Жжение быстро перекинулось на его ладонь и выше, а затем охватило все тело.
Он тут же почувствовал слабость и головокружение, и Шуанжэнь, висевший у него на поясе, внезапно покинул ножны. Клинок гудел и вибрировал.
Янь Чжэнмин и Ли Юнь мирно переговаривались между собой, но, оглянувшись, они увидели, что Чэн Цянь не мог даже охнуть. Покачнувшись, Чэн Цянь опустился на колени. Выражение его лица было таким жутким, что юноша легко сошел бы за мертвеца. Это напугало Янь Чжэнмина до полусмерти.
Рука Чэн Цяня инстинктивно сжала ножны ледяного клинка. Но холодная сталь тоже была теплой. Все вокруг отдалялось от него. Юноша услышал торжественный1 звук, казалось, он пришел откуда-то из прошлого. Густой и сильный, он тут же взволновал его внутренний дворец. Его не до конца восстановившийся изначальный дух с трудом сдерживал такой напор. Он едва не раскололся на тысячу осколков.
1 黄钟大吕 (huáng zhōng dà lǚ) — хуанчжун далюй (хуанчжун название «первой мужской» ступени китайского хроматического звукоряда). Древнекитайская музыка делилась на двенадцать ступеней, шесть для Инь и шесть для Ян. Далюй (кит. муз.: название «первой женской» ступени китайского хроматического звукоряда первый из шести ритмов Ян, его тон самый мощный и громкий) — четвертый из шести ритмов Ян в двенадцати ступенях. В старину его использовали, чтобы описать музыку или дикцию как величественную и торжественную.
В этот момент в его тело хлынула огромная сила, мгновенно отрезав Чэн Цяня от всего остального мира и заблокировав его бурлящий изначальный дух.
Рот юноши наполнился привкусом крови, но он изо всех сил пытался сосредоточиться на внутреннем дворце. Он увидел, как чье-то могущественное и непостижимое сознание превратилось в тень. Это был Шан Ваньнянь. Тот самый, который по слухам только что умер.
Глядя на изначальный дух Чэн Цяня, Шан Ваньнянь нахмурился и спросил:
— Что с тобой произошло? Почему твой изначальный дух в таком состоянии?
Чэн Цянь на мгновение лишился дара речи.
Шан Ваньнянь перевел взгляд на него и вздохнул. Его божественное сознание распространилось по всему телу юноши, и его фигура превратилась в десятки тысяч звезд. Мало-помалу он помог Чэн Цяню привести себя в порядок.
Чэн Цянь слышал лишь, как он сказал:
— Твой изначальный дух поврежден, поэтому тебе невыносимо слушать о наследии цянькунь... К сожалению, я могу лишь запереть его в твоем внутреннем дворце и ждать.
На что его пытались подбить?
Шан Ваньнянь добавил:
— Я слышал, что способность слышать небо и землю давно утеряна. Приняв свое наследие, я всю жизнь искал талантливого человека. Но лишь перед смертью, наконец, нашел. Так как мы с тобой связаны друг с другом, я хотел передать это тебе, но в тот день было не самое подходящее время… На все воля небес, должно быть, мне просто не повезло.
Невезение, длившееся целую вечность. Голос Шан Ваньняня оборвался, и Чэн Цянь почувствовал, как что-то течет по его рукам, сквозь его меридианы, вливаясь прямо во внутренний дворец. Как только цянькунь подчинился ему, юноша увидел, что странный след в виде человеческого уха, символизировавший умение «слушать небо и землю», внезапно вспыхнул. В самом сердце его внутреннего дворца разлился яркий свет, а затем все угасло.
— Ты все-таки...
— Мое физическое тело умерло. Я предвидел, что когда-нибудь это произойдет, но не думал, что этот день настанет так быстро. Тц, боюсь, теперь у вашего клана будут проблемы, — сказал Шан Ваньнянь.
— Что происходит? — осведомился Чэн Цянь.
Шан Ваньнянь обернулся, молча посмотрел на него, открыл было рот, но не издал ни звука.
— Не то, чтобы я не хотел говорить тебе, сяою, но пока ты должен восстановить свой изначальный дух. Наследие, что я запечатал здесь, имеет свои запреты. Прими его, и никто другой не сможет узнать секрет слушания неба и земли, — улыбнулся мужчина.
Он ненадолго замолчал и горько усмехнулся.
— Включая мертвых.
Однако Чэн Цянь не увидел в его глазах ни обиды, ни сожаления. Он казался таким спокойным, и юноша невольно усомнился, если все в этом мире так стремились постичь Дао и вознестись, почему этому человеку было все равно?
Шан Ваньнянь стоял прямо перед ним, но они казались далекими, как инь и ян.
— Я знаю, что вы ненавидите Управление небесных гаданий. Они подлые и самоуверенные, они извели великое множество людей. Они пали до такой степени, что даже смерти не искупить их грехи. Но все эти годы заклинатели и простой народ жили в мире. Все эти подонки попросту нуждались в Управлении. Но теперь и они, и «кошмарные путники» побеждены. Темные заклинатели и совершенствующиеся Центральных равнин превратятся в стаю драконов без головы. Это начало катастрофы. Трагедии «миллиона безвинно погибших душ». Вот почему я должен спасти Хань Юаня.
Он посмотрел на Чэн Цяня и добавил:
— Я делаю это не ради собственной выгоды, мне ничего не нужно от клана Фуяо.
Настали смутные времена, и в мире вновь объявилась Поглощающая души лампа. Девять мудрецов пали. В живых остался лишь Хань Юань. И пусть демоны Южных окраин не были горстью рассыпанного песка... Но он, возможно, никогда больше не сможет вернуться на гору Фуяо.
— Поглощающая души лампа появилась как раз кстати, — произнес Шан Ваньнянь. — Я не ожидал, что мой смертный час уже близок. Но я пришел сюда не для того, чтобы тебя проверить, я хочу рассказать тебе кое о чем. Не знаю, правда ли это. Есть кое-кто еще, кто знает, что Тун Жу загадал желание проклятому камню. Именно он был тем, кто поспособствовал его падению во мрак. Не считая создателя Управления небесных гаданий, об этом знали только мы четверо.
Глаза Чэн Цяня вспыхнули.
— Нет, это не Бянь Сюй. Если бы он действительно что-то замышлял, уверен, он бы не стал связываться с этими призраками, — сказал Шан Ваньнянь.
Чэн Цянь кивнул. Управление небесных гаданий было довольно большой организацией, кто знает, может, кто-то по неосторожности сболтнул лишнего.
— Это во-первых — торжественно произнес Шан Ваньнянь, протягивая руку, намереваясь вернуть себе божественное сознание, блуждающее по внутреннему дворцу Чэн Цяня. — Но я хочу сказать тебе еще кое-что. Ты в курсе, что стал частью чьего-то хитроумного плана?
Зрачки Чэн Цяня слегка сузились.
— Что?
— Точнее, не ты, а твое тело, созданное из камня сосредоточения души. Прости, но здесь я бессилен, я не могу увидеть, что именно не так, — сказал Шан Ваньнянь. — Разве ты сам ничего не чувствуешь? Твоему уровню совершенствования нет равных в этом мире, ты запросто можешь достичь небывалых высот. Но я никак не могу понять, кто же был столь могущественен, чтобы проклясть тебя и не оставить ни следа.
Кончики пальцев Чэн Цяня задрожали, в груди, казалось, образовалась глыба льда.
Кто так хорошо разбирался во всем этом? У кого была возможность влезть в его душу?
Шан Ваньнянь посмотрел на него и сказал:
— Похоже, ты уже знаешь ответ.
Чэн Цянь тяжело кивнул и тихо спросил:
— Владыка, что мне сделать, чтобы решить эту проблему?
Шан Ваньнянь вздохнул:
— Я не знаю, что это за проклятие. Боюсь, что ничем не смогу тебе помочь... Но не стоит слишком беспокоиться. Если однажды с тобой что-то случится, цянькунь, что я запечатал в твоем внутреннем дворце, сдержит зло.
— Спасибо, — отозвался Чэн Цянь.
Но Шан Ваньнянь лишь махнул рукой:
— Все давно предрешено, цянькунь должен был оказаться у тебя в руках, поэтому не стоит меня благодарить. Ну, а теперь, мне пора перейти в следующее воплощение.
С этими словами, последняя крупица его божественного сознания рассеялась, будто он, наконец, сбросил с себя тяжелую ношу.
Очнувшись, Чэн Цянь обнаружил себя в павильоне Цинъань. Вдруг, юноша услышал странный голос.
— Изначальный дух этого старшего восстал против хозяина... Думаю, все из-за того, что в последнее время он слишком часто использовал его.
Чэн Цянь молчал.
Он и без того был в не самом лучшем настроении, откуда взялся этот болтливый осел?
Открыв глаза, Чэн Цянь увидел перед собой заклинателя в одеждах ученика горы Белого тигра. Заклинатель прощупал его пульс и, подняв голову, встретился взглядом с его холодными глазами. Несчастный так испугался, что тут же отпустил его руку:
— Старший Цянь уже проснулся?
Но Чэн Цянь все также равнодушно смотрел на него.
Янь Чжэнмин подошел и спокойно отодвинул младшего заклинателя в сторону, заслонив его от убийственного взгляда Чэн Цяня. Даже со спины было видно, что старший брат в бешенстве.
— Не беспокойся о нем, — сквозь зубы процедил Янь Чжэнмин. — Лучше расскажи мне, что будет, если поврежденный начальный дух восстанет против своего хозяина?
Заклинатель в белых одеждах пробормотал:
— Нет, нет, нет, этого не случится. Изначальный дух старшего Чэна чист и крепок. Ему просто нужно немного отдохнуть, он восстановится сам. Главе не стоит об этом беспокоиться.
Выражение лица Янь Чжэнмина слегка смягчилось. И пусть это было не слишком красиво, но он быстро дал гостю понять, что ему уже пора.
— Хорошо, премного благодарен, ты можешь идти. Будь осторожен.
Стоявший в дверях Ли Юнь тут же улыбнулся и сказал:
— Сюда, пожалуйста, следуй за мной, все в порядке... Не бойся, наш глава не кусается.
Глава Янь проводил их взглядом. Его лицо было таким, будто в горах вот-вот разразится ливень.2 Затем он медленно повернул голову, готовясь свести с Чэн Цянем счеты.
2 山雨欲来 (shān yǔ yù lái) — надвигается ливень в горах, весь дом пронизан ветром (обр. напряжённая обстановка).
У Чэн Цяня не было настроения гладить его по шерстке, потому он молча уставился на полог кровати.
Такая реакция несколько отличалась от представлений Янь Чжэнмина об «отчаянных муках совести». Он был ошеломлен. Юноша решил на время отложить обвинения и, с минуту поколебавшись, подошел ближе.
— Что-то случилось?
Ни слова не говоря, Чэн Цянь протянул руку и похлопал по одеялу рядом с собой, жестом предлагая сесть, а после закрыл глаза и положил ладонь Янь Чжэнмина себе на грудь.
Чэн Цянь был хладнокровным человеком и редко сходился с другими людьми. Из посторонних, самым близким для него был разве что Тан Чжэнь. В глубине души юноша почти никому не доверял, потому те чувства, что он испытывал к каждому близкому человеку, были искренними. Но теперь он впервые познал горечь предательства.
Руки Янь Чжэнмина были теплее, чем у него, они больше походили на руки живого человека.
Чэн Цянь глубоко вздохнул и тихо произнес:
— Шан Ваньнянь умер, его изначальный дух переродился. Я думаю, он был даже рад уйти, никто не причинял ему вреда.
Янь Чжэнмину об этом уже доложили, глава Янь все знал, но все равно не на шутку удивился:
— А ты откуда знаешь?
— Я видел его, — коротко сказал Чэн Цянь, — он хотел передать мне свое наследие, но мой изначальный дух поврежден, какое-то время это будет для меня непосильной задачей... То, что наговорил тебе этот мальчишка — чушь собачья. Разве я похож на глупца, что обратился к запрещенным техникам и пришел к тому, что его изначальный дух восстал против него?
Янь Чжэнмин промолчал, а затем вдруг одернул руку.
— Вздумал бунтовать?
— Не шуми, — тихо сказал Чэн Цянь. — Старший брат, у меня тяжело на сердце.
Услышав его слова, Янь Чжэнмин даже растерялся. Он много раз видел избитого в драке Чэн Цяня, Чэн Цяня, который не мог смириться с поражением, и Чэн Цяня, который едва терпел самого себя, но он никогда не видел, чтобы он так сильно хмурился и шептал о том, что у него «тяжело на сердце».
Ему всегда казалось, что у этого юноши камень в груди. Ничто в мире его не волновало, и ничто не могло заставить его преклонить колени.
Эта случайно обнажившаяся хрупкость разожгла в душе Янь Чжэнмина странное пламя. Он наклонился к Чэн Цяню и отвел пальцами пряди его волос. Чем больше он смотрел на этого юношу, тем сильнее он ему нравился. Не удержавшись, Янь Чжэнмин наклонился и поцеловал Чэн Цяня в переносицу:
— Что случилось?
Но Чэн Цянь ничего не ответил. Глядя на старшего брата, он устало подумал: «Неужели он тоже когда-нибудь предаст меня?»
Каждый раз, когда Янь Чжэнмин видел Чэн Цяня, его сердце начинало странно зудеть, но юноша слишком беспокоился о его теле. Он не осмелился прикоснуться к нему и лишь спокойно спросил:
— На что ты смотришь?
Чэн Цянь долго не сводил с него глаз, как вдруг улыбнулся и с облегчением подумал: «Я ведь все это выдумал, верно? Я дам ему все, что он пожелает. Я отдам ему свою жизнь, если она ему потребуется... Он не предаст меня».
Янь Чжэнмин не имел способности видеть чужие мысли, он не знал об этой безмолвной клятве любви. Юноша внезапно облизнулся. На его лице читался неприкрытый голод, у него был поистине бесстыжий рот. Но вдруг Янь Чжэнмин сдержанно отстранился и сказал:
— Раз у тебя тяжело на сердце и ты чувствуешь себя плохо, ты должен хорошенько выспаться. Я.... ну, я могу поскорее закончить с делами и остаться с тобой.
Чэн Цянь промолчал.
Порой его старший брат и правда напоминал какой-то очень редкий вид.
Отбросив всю свою нежность, Чэн Цянь произнес:
— Ох, как же это раздражает.
Подняв руку, он аккуратно отстранился от Янь Чжэнмина и добавил:
— Не утруждай себя. Мне еще нужно кое-что сделать. Ты можешь спать один.
— Подожди, ты ведь только что очнулся...
Но Чэн Цяня и след простыл.
Янь Чжэнмин ошеломленно замолчал.
Если он не мог свести счеты с хозяином павильона Цинъань, то он решил свести счеты с бамбуковой рощей у павильона Цинъань.
Подойдя к дому, где поселился Тан Чжэнь, Чэн Цянь обнаружил, что тот уже ушел. Внутри осталась лишь небольшая шкатулка с прикрепленной к ней запиской. В записке говорилось: «Мне больше не нужно это хранить. То, что лежит внутри — это «притягивающая души нить». У меня не было возможности отдать это тебе, но, боюсь, больше я не смогу ее использовать».
«Притягивающая души нить» могла на время вытянуть душу Хань Юаня из тела. Тогда они могли бы воспользоваться возможностью и уничтожить внутреннего демона, не боясь причинить юноше вред.3
3 投鼠忌器 (tóu shǔ jì qì) — бросил бы камень в крысу, да боится перебить посуду (обр. в знач.: воздержаться от действия, из страха перед последствиями; опасаться причинить вред невинным; действовать с оглядкой, осторожничать).
Каждая строчка кровавой клятвы содержала слова «демонический дракон». Если им действительно удастся убить внутреннего демона, сможет ли настоящий Хань Юань повесить всю вину на него и избежать пятисотлетней ссылки на Южные окраины?
Чэн Цянь сжал записку в кулаке и глубоко вздохнул. В прошлом, он бы уже побежал с этой шкатулкой к Янь Чжэнмину.
Но теперь Чэн Цянь не знал, чему верить. Почему Тан Чжэнь отдал это ему именно сейчас?
Он не хотел, чтобы Хань Юань отправился на Южные окраины из лучших побуждений, или просто наделся, что воды станут еще грязнее?
И... почему он так поспешно уехал?
Чэн Цянь поднял голову и увидел мелькавший за стеной вычурный драконий халат Хань Юаня.
Хань Юань поспешно объяснил:
— Этот назойливый старик, Шан Ваньнянь, мертв. Какое-то время им будет не до разговоров со мной, потому я решил прогуляться к вам и осмотреться. Что у тебя в руке?
Чэн Цянь на мгновение задумался, но врать не стал.
Выслушав его, Хань Юань небрежно уселся на стену и сказал с самодовольной ухмылкой:
— Выбрось это. Это бесполезно. Думаешь, старший брат купится на эту чушь? Не то, чтобы он не знал, что такое внутренний демон... Не бывает так, чтобы две души делили одно тело. Это ведь не переселение, в конце концов.
— О, он вновь превратился в «старшего брата»? Больше он не «глава вашего клана»?
Хань Юань оказался пойман с поличным.
— Он просто ищет способ помочь тебе, на случай, если они действительно захотят тебя убить. По крайней мере, «две души в одном теле» весьма неплохое оправдание, — произнес Чэн Цянь.
Хань Юань уперся руками в край стены позади себя и посмотрел на бескрайнее ночное небо над горой Фуяо. Мгновение спустя он сказал:
— В этом нет необходимости, маленький старший брат. Я понял, что просто не могу найти себе оправдания.
Чэн Цянь прислонился к стене гостевого дворика и поднял голову. Один из них сидел, другой стоял, но теперь они находились на одной стороне, ходили под одним и тем же небом. Казалось, сейчас они были близки, как никогда.
— Вы трое отправились в Долину демонов, чтобы спасти меня. Второй брат признался мне, что это он надо мной подшутил. Мне всегда казалось, что Ли Юнь просто смазливый красавчик. Я не ожидал, что он когда-нибудь станет мужчиной, — Хань Юань вытянул ноги и окончательно расслабился. Если бы не величественный и тяжелый драконий халат, он запросто сошел бы за нахального воришку.
— Только потом я понял, что он просто очень умный, — произнес Хань Юань и, понизив голос, добавил. — Я угодил под влияние «души художника» и случайно убил тебя. Маленький старший брат, если бы мы поменялись местами, что бы ты сделал?
Чэн Цянь не проронил ни слова. Он тоже был участником тех событий, но ведь от праздной болтовни спина не заболит4.
4 站着说话不腰疼 (zhànzhe shuōhuà bù yāoténg) — букв. от праздной болтовни спина не заболит (обр. болтать без дела; легко сказать, сложно сделать).
Хань Юань, казалось, полностью ушел в себя, он продолжил:
— «Душа художника» не свела бы тебя с ума, и ты бы точно не прыгнул в море. Освободившись, ты бы тут же пришел обратно с повинной. Возможно, старшие братья действительно обвинили бы тебя, а может быть и нет. Последнее слово осталось бы за ними, тебе негде было бы спрятаться.
Чэн Цянь горько улыбнулся и сказал:
— Из-за того пакетика с кедровыми конфетами, купленного много лет назад, ты до сих пор такого высокого мнения обо мне?
Хань Юань тихо рассмеялся, и едва заметные морщинки у его глаз исчезли. Его лицо оставалось таким же молодым, но взгляд внезапно переменился.
— На самом деле я не боюсь того, что со мной сделают старшие братья. Я знаю, что они ничего не сделают. Но мне так стыдно, маленький старший брат, что я больше не могу этого выносить. День ото дня, это такая пытка. Со временем все это превращается в жестокость и злобу.
— Ты же знаешь, что мы не виним тебя, — сказал Чэн Цянь.
— Притворяться, что ничего не знаешь, не означает и в самом деле ничего не знать, — отозвался Хань Юань.
Чем больше ты осознаешь, тем глубже чувство вины.
Никто не обвинял его, потому он сделал это сам.
— Ты можешь спрятаться на время, но ты не сможешь убегать всю жизнь. Теперь я это понимаю. Пока еще не поздно, дай мне посмотреть на гору Фуяо.
Они оба надолго замолчали.
Внезапно, Чэн Цянь вскинул руку. Сидевший на стене Хань Юань заметил это и, наклонившись, легко похлопал его по ладони.
И с этим звонким хлопком все предательства и интриги сошлись на поле брани и в миг исчезли без следа.
— Ладно, пугающий старший брат, разве ты не хочешь сходить к младшей сестре и извиниться?
— Завтра, — смущенно сказал Хань Юань, — сегодня уже слишком поздно. Она уже такая большая девочка. Искать ее среди ночи не слишком хорошая идея... Я не привык видеть ее взрослой.
Чэн Цянь тоже глубоко переживал по этому поводу. Но стоило ему только открыть рот, как в соседнем дворе что-то взорвалось, разбрызгивая повсюду искры, словно взбесившийся фейерверк. В огне мелькнул силуэт красного журавля, и огромная птица опустилась на большое дерево.
— Кто ты? — резко спросила Лужа.
Лицо Чэн Цяня изменилось. Шуанжэнь слегка коснулся каменной стены, и в следующий момент его хозяин уже исчез из виду. Хань Юань тут же поспешил за ним.
Во дворе Лужи стоял человек с бледным лицом. Трудно было сказать, мужчина это был или женщина. Его цветастое одеяние было еще страннее, чем наряды Лужи.
Выйдя из черного тумана, Хань Юань сложил руки на груди, посмотрел на незваного гостя и нахмурился:
— Демон?
Едва завидев Хань Юаня, незваный гость съежился и отступил на несколько шагов, но путь к отступлению оказался перекрыт.
— Сегодня ведь не первый и не пятнадцатый день. Почему ты покинул Долину демонов и прибежал на гору Фуяо, тебе жить надоело? — сказал Чэн Цянь.
Они вдвоем окружили несчастного, ему попросту негде было спрятаться. Вдруг, демон страшно закричал и, превратившись в большую птицу, взмыл в небо.
Хань Юань тут же поднялся в воздух, и позади него мелькнула драконья тень. Могущественный злой дух догнал птицу и придавил ее своим телом. Хань Юань вскинул руку и на тыльной стороне его ладони сверкнул знак кровавой клятвы.
— Ну-ну, — недовольно сказал он, — не заставляй меня тебя убивать.
Демон рухнул наземлю и вновь принял человеческий облик. Но прежде, чем он успел сбежать, к его шее прижалось холодное лезвие меча.
В сиянии покрытого инеем клинка кожа незваного гостя казалась мертвенно-бледной.
Чэн Цянь отвел руку и с равнодушным видом опустил лезвие в землю:
— На твоем месте я бы не пытался сбежать.
Демон смущенно склонил голову, его лицо исказилось страданием. Казалось, он не мог выдавить из себя ни слова. Он опустился на колени, сложил руки в молитвенном жесте, с болью посмотрел на Лужу и произнес странным голосом:
— Ты наша королева…
Я верю, что все зависит от человека
Королева? Что еще за вздор? Птичий демон так сильно заикался, что ничего толком нельзя было разобрать. В конце концов, он так разнервничался, что вскинул голову к небу и издал протяжный птичий крик. Его когтистые лапы почти превратились в человеческие руки, и демон принялся размахивать ими в воздухе, пытаясь растолковать, что же он имел ввиду:
— Ты — яйцо королевы.
Решив, что такое обращение крайне оскорбительно для красивой юной барышни, вроде нее, Лужа уперла руки в бока, сделавшись похожей на чайник, и разразилась ругательствами.
— Да, и это яйцо выросло таким большим, что встало вашему королю поперек горла? Неужто мой почтенный родитель думал обо мне все эти годы? И, как только гора Фуяо открылась, он послал тебя убить меня... Но неужели все демоны в Долине вымерли? Он что, не мог послать кого-то более сильного? Или вы вздумали смотреть на меня свысока?
Чэн Цянь молча отступил на полшага назад, опасаясь попасть под горячую руку. Юноша с сомнением подумал: кто же научил ее этому стандартному набору отменной брани?
Лужа еще никогда в жизни не была так красноречива. Птичий демон остолбенел и прикусил язык. Он съежился, грустно посмотрев на девушку, и из его глаз потекли слезы.
Свирепая Лужа никак не ожидала такой реакции. Она тут же спросила:
— Эй, я ведь еще ничего не сказала. Почему ты плачешь?
Даже если бы король монстров действительно был так глуп, он все равно не послал бы за Лужей плачущего убийцу. Чэн Цянь заметил, что когти птичьего демона были покрыты чем-то похожим на красную глину. Он легко поддел лапу демона ножнами Шуанжэня, и прищурился. Ему не составило труда определить, что это была глина со стены гостевого дома.
— Что ты делал у гостевого дома? — спросил Чэн Цянь.
Но птичий демон был слишком занят. Он так отчаянно жестикулировал, но, заметив, что никто не понимает его птичьего свиста, он с тревогой вытянул свои когтистые лапы, силясь ухватиться за край платья Лужи.
Хань Юань тут же шлепнул его по ладони.
— Говори, но не трогай.
Птичий демон поднялся с земли, махнул рукой куда-то в сторону и лично сделал пару неуверенных шагов в указанном направлении. Однако осознав, что в этот раз никто не собирался его бить, он осмелел, выпрямился и бодро пошел вперед.
У этой скотины была поразительная логика. Он вовсе не собирался убегать. Пройдя несколько шагов, он остановился, чтобы дождаться остальных.
Все трое были немало озадачены. Птичий демон действительно привел их в то место, где до своего отъезда жил Тан Чжэнь. Он указал рукой на дом и произнес что-то на птичьем языке. Вспомнив, что никто его не понимает, он поскреб стену лапой.
Лужа молчала.
Ей больше не хотелось спускаться в Долину демонов, чтобы возглавить их клан. Девушке всерьез начинало казаться, что ее сородичи несколько недалекие.
Чэн Цянь на мгновение задумался и спросил:
— Живший здесь человек уже уехал. Ты знал его?
Демон кивнул.
Тогда Чэн Цянь вновь задал вопрос:
— Он так поспешно исчез, потому что увидел тебя?
Демон снова кивнул.
— Чушь собачья, — Чэн Цянь схватил демона за тонкую шею, прижал того к низкой каменной стене и холодно произнес. — Как тебе удалось его спугнуть? Если бы ты действительно знал что-то, чего тебе не следовало бы знать, он бы убил тебя на месте не дав взлететь.
Предательство Тан Чжэня острым ножом вонзилось ему в сердце. Пока Чэн Цянь произносил эти слова, в его голосе сквозило явное желание убивать.
Хань Юань и Лужа были ошеломлены.
— Подожди, не убивай его. Разве не здесь жил старший Тан? — с сомнением осведомилась Лужа.
Чэн Цянь едва не задушил птичьего демона. Несчастный находился на грани жизни и смерти, но отчаянно боролся за свою судьбу. Устав сопротивляться, он с сожалением стянул с шеи деревянную пластинку. Его язык распух, и из пережатого горла вырвались лишь невнятные звуки. Он густо покраснел и вложил пластинку в ладонь Чэн Цяня.
На дереве было начертано заклинание, но жажду убийства Чэн Цяня это не успокоило. Юноша протянул руку, чтобы забрать пластинку, и отбросил демона в сторону.
На лицевой стороне пластины был вырезан красный журавль. Похоже, резчик был весьма умелым мастером, его работа выглядело очень изысканно. Птица была изящной и грациозной. С первого взгляда было понятно, что на пластинке изображена не Лужа. Это был взрослый красный журавль.
На обратной стороне был вырезан превосходный амулет. Это заклинание не страшилось времени, тонкие линии поблескивали в ночи.
— Что это? — спросил Хань Юань.
— «Нити марионетки», — отозвался Чэн Цянь, внимательно рассматривая деревянную пластинку. — Этот амулет еще ни разу не использовали.
— «Нити марионетки»? Но какой в нем толк?
Это заклинание было создано для защиты своего хозяина. В критический момент оно могло принять на себя смертельный удар, но в обычное время от него было мало пользы. Разве мог Тан Чжэнь испугаться чего-то подобного?
Эта редкая птица с пестрыми перьями однажды уже избежала смерти. Но неужели нельзя было убить его теперь?
Чэн Цянь не на шутку озадачился, но, внезапно, в глубине его души возникла догадка. Юноша осторожно спросил:
— Этот амулет вырезал тот, кто жил здесь?
Зачастую, такого рода амулеты использовались лишь раз. Но были и исключения. До тех пор, пока «Нити марионетки» не исполнят свою задачу, тот, кто их вырезал, ни за что не сможет причинить вред человеку, который их носил.
Птичий демон отчаянно закивал.
Но откуда у этого существа, глубокой ночью выползшего из пещеры в недрах горы, амулет Тан Чжэня?
Что у него за странное хобби?!
Хань Юань ткнул демона носком сапога:
— Это твое?
Но косноязычный демон выпятил грудь и звучно произнес:
— Королевы!
Стоило ему только открыть рот, как выражение лица Хань Юаня изменилось. Юноша повернулся к Луже.
— Я понятия не имею, что здесь происходит, но боюсь, твой папаша сильно продешевил.
Лужа в растерянности переводила взгляд с братьев на демона.
Демон все еще пытался подобраться поближе к Луже, но его остановил Шуанжэнь. Тогда он вновь принялся отчаянно жестикулировать и внезапно вынул из-за пазухи шкатулку, в которой лежало нечто, завернутое в несколько слоев парчи. Развернув ткань, Чэн Цянь увидел внутри красное перо длиной в половину чи1.
1 Приблизительно 15 сантиметров.
Демон бережно взял перо обеими руками и осторожно протянул его Луже. В его мутных глазах сквозила невысказанная надежда.
Лужа на мгновение замерла, а затем невольно потянулась к подарку. Никто не знает, что именно пошло не так, но кончик пера внезапно вонзился ей в палец. Капля ее крови стекла вниз и в мгновение ока слилась с алеющим опахалом.
Воздух наполнился протяжными птичьими трелями, а затем, словно из ниоткуда, появилось облако тумана. Туман опустился вниз, расстилаясь по земле, и в его глубине родилась иллюзия.
Взгляды всех троих оказались прикованы к королеве монстров. Ее длинный парчовый халат струился до земли. Женщина выглядела утонченной и изящной, и вокруг нее не чувствовалось ни следа темной энергии. Но мужчину, что стоял рядом с ней, едва ли можно было назвать величественным. Похоже, он был всецело ослеплен ее славой.
По их одеяниям можно было предположить, что эти двое были мужем и женой, но они оба, похоже «уважали друг друга, подобно льду»2.
2 相敬如冰 (xiāng jìng rú bīn) — «Уважать друг друга, подобно льду». Выражение означает, что супруги находятся в состоянии «холодной войны».
Птичий демон тут же указал на них рукой и произнес:
— Король, королева...
Хань Юань удивленно уставился на королеву монстров, а затем перевел взгляд на Лужу. Он никак не мог поверить, что его младшая сестра, разодетая как деревенская курица, и в самом деле была дочерью королевы.
За королем и королевой стоял еще один человек. Казалось, он был всего лишь гостем на этой церемонии.
Завидев его, Чэн Цянь удивился и тихо спросил:
— Это старший наставник?
Птичий демон перевел взгляд на Тун Жу и с почтением поклонился ему.
Внезапно, в иллюзии появился какой-то старик. Трудно было сказать, сколько ему лет, но морщинами на его лице можно было с легкостью давить мух. Старик взял в руки краски и нарисовал ими пеструю границу. В своих тощих ладонях он держал несколько осколков старого черепашьего панциря. Вдруг, старик опустился на колени и надолго закрыл глаза. Похоже, он уже достаточно наслушался голосов небес. Он выглядел расстроенным. Протяжно вздохнув, старик произнес:
— Слушайте высочайший указ. В будущем в мире людей разразится настоящая катастрофа. Небесное Чудовище явится в свет. Оно родится в крови, захватит власть короля и погрузит все в хаос.
Лицо короля монстров сделалось таким жутким, что, едва увидев его, можно был умереть от страха.
— Откуда явится это Небесное Чудовище? — спросил он.
Старик открыл свой вороний рот и сказал:
— Из чрева королевы.
С этими словами несчастный забился в страшных конвульсиях. Он рухнул на землю и вскоре испустил дух. После его смерти тело старика обратилось в труп огромной вороны.
Он умер, тем самым избавив себя от проблем, но сказанная им чушь вскоре обернулась настоящей трагедией.
Иллюзия изменилась. Теперь среди тумана стоял король монстров с мечом в руках, а рядом с ним лежал мертвый младенец.
На вид этому ребенку было около пяти или шести месяцев, и между ним и королем с легкостью угадывалось некоторое сходство.
Не было нужды объяснять эту сцену. Кто угодно мог бы понять, что здесь произошло. Старая ворона растрепал, что в мир явится Небесное Чудовище, и породит его чрево королевы. Но он не сказал, когда именно это произойдет. Случится ли это сейчас или в далеком будущем. Но теперь, король монстров убил своего собственного ребенка. Услышав, что Небесное Чудовище заберет его силу, он предпочел поверить в это, чем делать вид, будто ничего не произошло3.
3 宁可信其有，不可信其无 — (níngkě xìn qí yǒu, bù kě xìn qí wú) — лучше уж верить в то, что это существует, чем считать, что этого нет (обр. береженого Бог бережет).
Внезапно, в спальню ворвалась королева. Увидев эту кровавую картину, она тут же разорвала союз с королем. Но, к сожалению, она не смогла победить супруга в бою и вынуждена была раненой бежать из долины. Когда она уходила, за ней увязалась лишь маленькая, размером с ладонь, серая птичка.
Демон указал на птичку позади королевы и застенчиво представился:
— Это я.
Но никто не обратил на него никакого внимания. Никому не было дела до уродливой домашней птицы.
Затем иллюзия снова изменилась. Королева монстров, сняв свое громоздкое платье, переоделась обычной женщиной, и теперь в спешке вела людей на гору Фуяо.
Рядом с ней шли простодушная молодая девушка и тяжелораненый человек.
Они оба казались очень знакомыми. Девушкой была Тан Ваньцю, а раненым человеком — Тан Чжэнь.
Из груди Тан Чжэня торчал огромный клык. Половина его тела обгорела до черноты, но сквозь все это месиво еще можно было разглядеть его изящный утонченный профиль.
— Это что, фрагменты из прошлого? — недоуменно спросил Хань Юань.
— Тан Чжэнь рассказывал, что в молодости, когда они с сестрой путешествовали, он оказался в большой опасности. Его спас наш старший наставник. Должно быть, это случилось именно тогда, — понизив голос, ответил Чэн Цянь.
У ворот горы Фуяо стоял молодой человек и возился со своими штанинами. Едва Чэн Цянь заметил его, как у него тут же перехватило дыхание. Он был ошеломлен.
— Учитель.
Хань Мучунь был похож на образ с портрета, но в его характере уже угадывались черты хитрой ласки. Юноша лениво закинул мотыгу себе на плечо. Издали заметив королеву монстров, он и не подумал обратиться к ней по титулу, попросту позвав женщину по имени.
— Хунъюй, каким ветром тебя сюда занесло?
С этими словами Хань Мучунь посмотрел на Тан Чжэня и Тан Ваньцю. Когда Тан Ваньцю встретилась с ним взглядом, она даже слегка растерялась. Девушка смущенно опустила глаза и не осмелилась произнести ни слова.
— Из-за меня таоу4 ранил его. Где твой учитель? Пойдем, я попрошу его о помощи, — сказала королева монстров.
4 梼杌 (táowù) — миф. Таоу, человек-зверь, чудовище.
— Свирепый зверь таоу? — Хань Мучунь слегка изменился в лице. Он поспешно подбросил мотыгу в воздух и тут же встал на нее, спокойно взлетев в небо. — Следуйте за мной.
Чэн Цянь с жадностью ловил каждое движение Хань Мучуня. Пока юноша летел, его перепачканные в грязи штаны совершенно не способствовали тому, чтобы придать его облику хотя бы толику ауры бессмертного.
Но увиденного Чэн Цяню все равно было недостаточно.
Он смотрел на Хань Мучуня до тех пор, пока вся эта компания не исчезла из виду.
Птичий демон вновь принялся активно жестикулировать. Он указал на двор, где жил Тан Чжэнь, затем благоговейно вскинул руки и похлопал себя по груди.
— Твоя королева была ранена королем монстров. Покинув Долину демонов, она встретила на своем пути свирепого зверя таоу. А, я понял. Клан демонов уважает лишь силу. Сильные пожирают слабых. Это обычное дело. Увидев, что она слаба, зверь решил воспользоваться пожаром и заняться грабежом5, не так ли? — догадался Хань Юань.
5 趁火打劫 (chènhuǒdǎjié) — пользуясь пожаром, заняться грабежом (обр. в знач.: извлекать выгоду из чужих затруднений).
Чэн Цянь тут же пришел в себя.
— Значит, ту травму Тан Чжэнь получил вовсе не потому, что «был невежественен», спасая людей, а потому, что пытался спасти королеву монстров?
Демон снова кивнул. Он поднял два птичьих когтя, неумело превращенных в человеческие руки, и, слегка оттопырив деформированные большие пальцы, соединил их вместе.
— Я понял, — лениво сказал Хань Юань. — Когда эти двое поправились, они тут же спутались друг с другом...
Чэн Цянь выразительно посмотрел на брата. В его взгляде так и читалось: «Заткнись».
Оглянувшись на юношу, Хань Юань тут же опустил глаза и проглотил все свои неуважительные слова.
В те годы Тан Чжэнь еще не попал под влияние Поглощающей души лампы, и силы не оставили его. Его взгляд был спокойным, как родниковая вода. И пусть уровень его совершенствования был невысок, но он был умным и скромным юношей. Даже люди невольно тянулись к нему, что уж говорить о демоне, за всю свою жизнь не видевшем ни одного порядочного человека.
Гора Фуяо была малонаселенным местом. Глава клана постоянно появлялся как дух и исчезал как призрак6. Никто не видел его вот уже десять с половиной дней. Хань Мучунь оставил свою работу и целыми днями бездельничал, занимаясь цветами. Если бы Тан Ваньцю не взяла на себя инициативу разыскать Тун Жу, он бы так и не появился. Лишь только его названый ученик, Цзян Пэн, время от времени приносил кое-какие лекарства… Не было никого, кто мог бы им помешать... Гора Фуяо была отличным местом для тайных романов.
6 神出鬼没 (shénchūguǐmò) — появляться как дух и исчезать как призрак (обр. в знач.: мгновенно, неуловимо).
Все произошло совершенно естественно.
Королева монстров возненавидела короля за убийство своего сына. Это вполне можно было назвать разрывом. И в том, что королева нашла себе другого возлюбленного, не было ее вины. Но, по роковому стечению обстоятельств, у них вскоре родился ребенок. Именно этот ребенок и должен был сокрушить короля монстров. Именно о нем говорилось в пророчестве старой вороны.
Небесное Чудовище появилось на свет в зловещие времена. Как только королева монстров забеременела, она столкнулась с Небесным Бедствием. Десятки молний повсюду преследовали ее. Произошедшее насторожило даже Тун Жу.
Тун Жу безучастно наблюдал за ней, но, в конце концов, так и не решился ее защитить. К счастью, у Небесного Чудовища не было ни заслуг, ни деяний. Небесное Бедствие не должно было обрекать на смерть мать и дитя.
После этого Тан Чжэнь решил покинуть гору Фуяо. Ради любимой женщины и ребенка он отправился на поиски легендарной горы Дасюэшань и листьев золотого лотоса.
Далеко на севере бескрайние степи плавно перетекали в ледяные равнины, снег на которых, казалось, никогда не таял. Ледяные равнины еще назывались «крайним севером», там находился зал Черной черепахи. А дальше высились безлюдные горы. У их подножия пролегла бездонная пропасть, и в глубине этой пропасти покоилось бескрайнее море Бэймин, а за ним — гора Дасюэшань.
Вот только у горы Дасюэшань не было определенных координат. Она никогда не стояла на месте, потому люди прозвали ее «тайным царством Дасюэшань». Легенды, что ходили о ней, были одна чудеснее другой.
Тайное царство Дасюэшань, Башня отсутствия сожалений из владений внутреннего демона и Безмятежная долина, земля мертвых. Все они были известны как три самых недоступных места в мире.
Говорили, что в сердце горы Дасюэшань растет золотой лотос. У этого лотоса есть только цветы, но совершенно нет листьев. И только когда все цветы увянут, а снег на вершине горы растает и выпадет вновь, из корня лотоса сможет вырасти лист длиной с большой палец.
Этот лист может помочь человеку достичь истока Великого Дао и снять с него все грехи мирской жизни.
Тан Чжэнь был одержим идеей найти лист золотого лотоса чтобы помочь своему сыну или дочери пережить Небесное Бедствие.
Тун Жу лично проводил Тан Чжэня до подножия горы Фуяо и сказал:
— Лист золотого лотоса всего лишь легенда. Накануне вечером я прошерстил всю библиотеку, но так и не нашел никаких записей о нем. Никто не знает, существует ли он на самом деле... К тому же, он сокрыт в крайне опасном месте, в тайном царстве Дасюэшань. Я не могу гарантировать, что ты вернешься в целости и сохранности. Может, подумаешь еще?
Но Тан Чжэнь низко поклонился ему и произнес:
— Старший, я верю, что все зависит от самого человека.
На молодом лице Тан Чжэня еще не было следов усталости и беспокойства. Он был очень уверен в себе и, распрощавшись с Тун Жу, покинул гору Фуяо.
На этом иллюзия закончилась, и птичий демон пробормотал:
— Он… Он больше никогда не возвращался.
— Моя младшая сестра провела в яйце больше сотни лет. Я помню, что, когда мы впервые встретились с Тан Чжэнем, он рассказал нам о том, что все это время был призраком. Что сто лет назад его засосало в Поглощающую души лампу. Должно быть, это случилось как раз тогда, — сказал Хань Юань.
Тан Чжэнь так и не вернулся, и Тан Ваньцю, в итоге, ушла одна.
Королева монстров не раз пыталась убить свое дитя, но в конце концов потерпела неудачу. Сбежав от Небесного Бедствия, она покинула гору Фуяо, вернулась в Долину демонов и в одиночку отправилась на Небесную платформу. А что было потом, всем итак хорошо известно.
Если бы она взяла с собой оставленный Тан Чжэнем амулет, то, возможно, она и не погибла бы.
Но, к сожалению, королева не смогла на это пойти.
Столетие спустя все изменилось. Несколько детей из клана Фуяо, не ведавшие ни высоты неба, ни толщины земли7, ворвались в Долину демонов вместе с душой Тун Жу, душой самого Господина Бэймина, и забрали Небесное Чудовище с собой, не дав ему запятнать себя кровью.
7 不知天高地厚 (bùzhī tiāngāo dìhòu) — не знать высоту неба и толщину земли (обр.: быть невежественным и заносчивым).
Чэн Цянь тихо вздохнул.
«Раз в живых больше никого не осталось, зачем он так долго хранил эту вещь?» — подумал юноша.
Позже Тун Жу восстал против целого мира, поднялся на Башню отсутствия сожалений и сразился с небесами за свою судьбу. Кто знает, может, на него повлияли слова Тан Чжэня о том, что «все зависит от самого человека»?
Однако, оглядываясь назад, будучи на пути к Южным окраинам Тан Чжэнь, искавший Пламя ледяного сердца, внезапно остановился. Неужели в тот момент его внимание привлек красный журавль, чьи кости Небесного Чудовища начали свое преображение?
Перед битвой в Массиве десяти сторон демоны пустились в бешеную пляску8. И человек, что постоянно шутил, поднял руку на великого наставника. Может быть, все это случилось лишь потому, что великий наставник хотел убить Лужу?
8 群魔乱舞 (qúnmóluànwǔ) — демоны пустились в бешеную пляску (обр. в знач.: распоясаться).
Но, если сбежав от Поглощающей души лампы он обо всем узнал, почему так долго не появлялся?
Он останавливался в усадьбе Фуяо, и даже провел ночь на горе Фуяо. Лужа без опаски доверяла ему. Почему он ничего ей не объяснил и даже не изменился в лице, выслушивая ее жалобы?
Почему, когда птичий демон узнал его, он так поспешно ушел?
Если бы этот демон не таскал с собой амулет, вырезанный им самим много лет назад, убил бы он его, как и сказал Чэн Цянь?
Лужа вдруг молча отвернулась. Впервые в жизни она почувствовала, что, возможно, она никогда не должна была появляться на свет.
Чэн Цянь ударил пытавшегося подняться демона мечом и подмигнул Хань Юаню:
— Иди к ней.
Хань Юань нахмурился.
— Что ты собираешься делать?
— Отправиться за Поглощающей души лампой, — как только Чэн Цянь поднял руку, в его ладонь тут же опустился старый фонарь, висевший у дверей гостевого домика. — Вряд ли такой человек как Тан Чжэнь остановился бы на середине пути. Наверняка он столкнулся с лампой у горы Дасюэшань или даже в самом тайном царстве Дасюэшань… Кстати, в прошлый раз ты сказал мне, что Цзян Пэн вступил на Призрачный путь из-за Управления небесных гаданий?
— Мне рассказывали «кошмарные путники», — отозвался Хань Юань.
— Это не обязательно должно быть правдой, — сказал Чэн Цянь. — В тот день третий принц перечислил имена всех великих этого мира. По его мнению, даже глава Управления небесных гаданий был «недостаточно хорош». Я всегда чувствовал, что, Управление не могло этого сделать, ведь даже с тогдашним уровнем самосовершенствования, Цзян Пэну вполне удавалось скрываться от них.
Хань Юань вскинул бровь.
— У тебя есть сомнения по поводу Тан Чжэня?
Чэн Цянь слегка смутился, но не сказал ни слова. Он не был уверен, имело ли возвращение Поглощающей души лампы какое-либо отношение к Тан Чжэню. Поэтому всякий раз, когда появлялась возможность доказать, что Тан Чжэнь невиновен, он не мог не попытаться.
В конце концов, Тан Чжэнь был его другом.
— О, я все понял, праведник, — саркастически рассмеялся Хань Юань. — Ты собираешься пойти туда один, никому ничего не сказав, верно?
— Ну…
Хань Юань снова вскинул бровь.
— И старшему брату не скажешь?
— Он слишком болтливый, — ответил Чэн Цянь.
— О, неужели? — Хань Юань намеренно понизил голос. — Как ты смеешь уходить, не попрощавшись?
Лицо Чэн Цяня застыло, но он не смог выдавить из себя ни слова.
Хань Юань тут же поддразнил его:
— Маленький старший брат, ты слишком добрый.
Чэн Цянь долго молчал, а после нехотя произнес:
— Я не смею...
Хань Юань не ожидал такого ответа. Немного помолчав, он вдруг рассмеялся:
— Пойду посмотрю, как там Лужа. А ты иди в комнату старшего брата, встань на колени и вымой ему ноги.
Взволнованный, Чэн Цянь вернулся в Цинъань и обнаружил, что бамбуковая роща заметно поредела.
Вместо того, чтобы потребовать объяснений, Чэн Цянь почувствовал себя невероятно счастливым. Он надеялся, что старший брат будет куда покладистее после того, как выместил свой гнев на деревьях.
Но именно в тот момент, когда Чэн Цянь раздумывал над тем, как ему все объяснить, Янь Чжэнмин заметил его бегающий взгляд и спросил:
— Что ты собрался сделать?
Чэн Цянь какое-то время колебался, а после бросил коротко:
— Я собираюсь отправиться к Дасюэшань.
Янь Чжэнмин никак не мог понять, плакать ему или смеяться. Услышав слова младшего брата, он какое-то время просто молчал.
Сердце Чэн Цяня готово было выпрыгнуть из груди. Он подумал: «Все кончено. Даже облысевшая бамбуковая роща меня не спасет».
Неужели ты не понимаешь, что я изливаю тебе душу?
Чэн Цянь внимательно посмотрел на Янь Чжэнмина.
— Я знаю меру. Я не стану лезть в это тайное царство и не буду ничего там трогать. Я лишь хочу отыскать следы Поглощающей души лампы...
Но Янь Чжэнмин спокойно перебил его.
— Наш старший наставник, Тун Жу, говорил, что, когда он вошел в это место, то уже не мог вернуться оттуда прежним. А теперь ты вдруг решил, что сильнее его. Ты ведь почти вознесся на небеса, верно?
Чэн Цянь промолчал.
— И этот Тан Чжэнь… Когда он отправился туда, он был человеком, а вернувшись через сотню лет, стал призраком. Но ведь ты думаешь, что ты куда умнее и осторожнее, чем он, не так ли? — продолжал Янь Чжэнмин.
У Чэн Цяня разболелась голова.
— Старший брат, ты судишь обо всем слишком поверхностно. Прекрати так странно себя вести.
— О, хорошо, — Янь Чжэнмин прекратил чудачествовать и решительно1 произнес. — Это не сработает.
1 斩钉截铁 (zhǎndīngjiétiě) — решительно и бесповоротно, сказать, как отрезать (букв. разрубить гвоздь и расколоть железо).
Чэн Цянь не стал с ним спорить. Юноша тут же закрыл рот и остался стоять на месте.
В конце концов, именно из-за Тун Жу миллионы обиженных духов пожертвовали собой.
Впоследствии, названый ученик клана Фуяо, Цзян Пэн, пережив годы взлетов и падений и находясь уже на последнем издыхании, все равно продолжал в тайне использовать Поглощающую души лампу.
И демонический дракон Хань Юань, обреченный всю свою жизнь охранять Южные окраины, тоже был учеником клана Фуяо.
Вот уже три поколения они не могут избавиться от этой ответственности. Чувства и эмоции никогда не позволят им остаться в стороне.
Чэн Цяню не было нужды рассказывать об этом, Янь Чжэнмин итак все знал.
И действительно, мгновение спустя Янь Чжэнмин внезапно встал и, словно крутящий жернов осел, принялся нарезать круги по комнате. Юноша пожаловался:
— Я ведь знал, что с этим кланом будет столько проблем. Мне не следовало забирать у тебя печать главы.
Чэн Цянь быстро уловил перемену в настроении старшего брата, потому молчал, не мешая ему сердиться.
Но заметив, что никто не собирается ему отвечать, Янь Чжэнмин самолично взял на себя инициативу закатить скандал.
— Ты что, немой? Скажи что-нибудь.
— Я ... э-э ... — задумчиво протянул Чэн Цянь. — Как насчет того, чтобы согреть твою постель сегодня ночью?
— Я говорю с тобой о делах, а что творится у тебя в голове? Безобразие! — взбесился Янь Чжэнмин.
Увидев его реакцию, Чэн Цянь почувствовал себя негодяем, приставшим к приличной женщине. Юноша неловко потер нос.
— Уходи, уходи, убирайся!
Чэн Цянь молча развернулся и зашагал прочь.
— Нет, остановись, — внезапно окликнул его Янь Чжэнмин. Юноша был так раздосадован, что даже не последовал за ним. Он долго колебался между достоинством и выгодой, а потом вдруг бессовестно спросил. — Кто разрешил тебе уходить?
Чэн Цянь опешил.
Нет, он должен был быть снисходительнее к своему старшему брату. Но с другой стороны, этому человеку слишком сложно угодить.
Янь Чжэнмин негромко кашлянул и выпрямился:
— Нет, так не пойдет. Я иду с тобой. Через несколько дней Хань Юань и люди горы Белого тигра отправятся на юг. Ли Юнь, Лужа... и твой бесполезный ученик останутся присматривать за домом.
— Это неправильно, — сказал Чэн Цянь. — Камень исполнения желаний все еще находится на горе Фуяо. Если ты уйдешь, Ли Юнь вряд ли сможет его защитить.
Янь Чжэнмин нахмурился и на мгновение задумался.
— Тогда я вновь запечатаю гору, и пусть Ли Юнь отправляется с истребителями демонов, будет представлять наш клан. Тогда никто не заметит нашего отсутствия.
Чэн Цянь вспомнил все то, что терзало его в последние дни, но пока не осмаливался обсуждать это с Янь Чжэнмином. Он хотел пойти один, и всерьез раздумывал над тем, как это устроить. Последствия того, что случилось сто лет назад, когда Хань Юань угодил под влияние «души художника», оказались для него слишком трагичными. Однажды пережив укус змеи, он десять лет боялся колодезной веревки. Теперь Чэн Цянь старательно избегал подобных заклинаний.
Задумавшись, он принялся искать хоть какое-то оправдание.
— Нам все еще нужно это обсудить. Кровавую клятву принес Шан Ваньнянь, но теперь он мертв, а новый владыка горы Белого тигра и знать нас не знает. Однако, даже несмотря на все это, его ученики боятся, что не справятся с Хань Юанем. Бянь Сюй снова в ярости. Похоже, он еще не осознал, что достиг предела на пути своего самосовершенствования. Боюсь, что в ближайшие годы на Центральных равнинах не появится ни одного человека, чьи слова будут иметь хоть какой-нибудь вес. И в этой неразберихе ты хочешь вновь запечатать гору и отправиться со мной на север, но даже если…
Янь Чжэнмин молча уставился на него.
— Даже если я не буду возражать, другие никогда на это не согласятся.
— Чэн Цянь, — усмехнулся Янь Чжэнмин, — не рассчитывай на то, что одежда тебя спасет. Я кожей чувствую, о чем ты думаешь.
Чэн Цянь снова замолчал.
Все его терпение и добрые слова закончились, юноша нахмурился.
— Ты что, всю жизнь будешь ко мне приставать?
— Ну, — отозвался Янь Чжэнмин, — я просто хочу посадить тебя под домашний арест. Навечно. Что ты на это скажешь? Каждый раз, когда ты выходишь проветриться, ты почему-то оказываешься в тюрьме. Даже заключенному можно выходить на прогулки, но тебе нельзя. Отлично, сдается мне, теперь ты обо всем жалеешь?
Они с Чэн Цянем с детства ссорились. Юноша прекрасно знал характер этого безрассудного надоеды. Но теперь Чэн Цянь действительно рассердился. Он открыл было рот и уже собирался ответить, но внезапно обнаружил, что губы Янь Чжэнмина слегка подрагивали. Еще немного, и на них бы выступила кровь. Его голос был полон невыразимой боли. Это больше напоминало старые шрамы. С виду Янь Чжэнмин казался сильным, но внутри он был слаб.
Чэн Цянь так и не смог произнести ни слова.
Он невольно сжал руку, в которой было запечатано наследие цянькунь, и подумал: «Могу ли я верить во всю эту ерунду?»
Молчание Чэн Цяня слишком затянулось, и это не на шутку напугало Янь Чжэнмина.
Янь Чжэнмин выпалил все это не задумываясь. Юноша и сам не мог понять, было ли все сказанное правдой, или то были лишь слова, брошенные в сердцах, но это не помешало ему тут же пожалеть о содеянном. Его разум внезапно опустел, и он, хоть умри, не смог бы придумать, как забрать эти слова обратно.
— Я...
— Хорошо, — вдруг согласился Чэн Цянь. — Если ты действительно хочешь пойти со мной, идем, но, боюсь, вскоре тебе придется вернуться.
Янь Чжэнмин опешил, тупо уставившись на юношу. Он никак не мог прийти в себя.
Но гнев Чэн Цяня быстро утих. Он вздохнул и нехотя махнул рукой:
— Ладно, чего ты застыл? Пойдем.
Глава Янь, мгновение назад готовый укусить любого, внезапно сдался. Он опустил глаза и проследовал за Чэн Цянем во внутренние покои.
На следующий день Янь Чжэнмин объявил о своем «поспешном» решении, и страданиям Ли Юня не было предела.
Ли Юнь никак не мог поверить в то, что, стоило ему моргнуть, как все разом изменилось. Он был ошеломлен тем, что услышал. Так ошеломлен, что мог бы запросто написать об этом иллюстрированный роман.
В итоге, он равнодушно посмотрел на своего старшего брата.
— Так что?
— Сделай кое-что для меня. Возьми Нянь Дада, Лужу и присмотри за Хань Юанем. Вы отправитесь вместе с ним. Мы вернемся и встретимся с вами самое большее через десять с половиной дней.
— Прекрасно, я возьму ученика, присмотрю за ребенком, буду сдерживать брата, который настолько свиреп, что я бы никогда не смог его победить, помогу истребителям демонов и обещаюсь поддерживать авторитет клана. Старший брат, по-твоему у меня три головы и шесть рук2? — усмехнулся Ли Юнь.
2 三头六臂 (sāntóuliùbì) — о трёх головах и о шести руках (обр. в знач.: мастер на все руки).
— Ах, ты ведь вошел в Дао через девять звеньев. У тебя исключительный ум. Ты всегда был очень способным. Я верю, что для тебя это не составит никакого труда, — сказал Янь Чжэнмин.
В это момент Янь Чжэнмин не гнушался низким уровнем его совершенствования и не пытался обвинить Ли Юня в том, что он занимается не тем, чем надо! Но Ли Юнь очень хотел швырнуть эти льстивые речи старшему брату прямо в лицо.
— Проваливай! Пусть этим занимается тот, кого ты так бережешь! С меня хватит! Можешь просто выгнать меня из клана! — заорал он.
Круглый год вода для Ли Юня становилась все глубже, а огонь все жарче3. Он часто кричал и упирался. Янь Чжэнмин уже давно привык к этому и не обращал на юношу никакого внимания. Он повернулся к стоявшей рядом Луже. Девушка, похоже, еще не оправилась от событий минувшей ночи. Она казалась вялой и подавленной.
3 水深火热 (shuǐshēnhuǒrè) — вода всё глубже, огонь всё жарче (обр. невыносимые страдания, критическое положение).
— Сестрица, пойдем со мной, — позвал Янь Чжэнмин.
Это был первый раз, когда Янь Чжэнмин вышел куда-либо с тех пор, как он поселился в павильоне Цинъань. Он повел Лужу в Тайный зал.
Старый дом с соломенной крышей, где некогда жил Хань Мучунь, похоже, ни капли не изменился. Послушники каждый день приходили сюда убираться, и даже внутренний дворик выглядел ухоженным. Лужа в растерянности уставилась на старшего брата. Она никак не могла понять, что все это значит.
Янь Чжэнмин указал на сломанный деревянный стол с тремя ножками.
— Под столешницей написаны правила клана Фуяо. Когда твои старшие братья только начинали свое обучение, они вынуждены были переписывать их более сорока девяти раз. Но вот соблюдать их или нет, ты вольна решать сама. Одно из правил гласит: «Нельзя входить в пещеру каждый первый и пятнадцатый день месяца». Оно предназначено для детей, которые только-только вступили в клан. Можешь переписать их пару раз. Но не нужно относиться к этому слишком серьезно.
Сказав это, он немного помолчал, а затем откашлялся и продолжил:
— Когда я был учеником, мастер приводил нас в Тайный зал и лично давал нам наставления. Но, даже несмотря на то, что ты провела с нами более сотни лет, ты никогда не проходила через это. Однако теперь, когда наш учитель ушел, у меня нет другого выбора. Как твой старший брат, я обязан сделать это сам.
Лужа округлила глаза.
Янь Чжэнмин смотрел на нее сверху вниз.
— Ты весела, но знаешь чувство меры. Ты не любишь много думать, но и не перегибаешь палку. Это очень хорошо. Если в будущем ты будешь больше работать и меньше мечтать, ты сможешь достичь небывалых высот.
Говорят, что, когда их учитель созывал учеников в Тайный зал, он сначала критиковал их, и уже потом давал наставления. Но Лужа и представить себе не могла, что ее старший брат был о ней такого высокого мнения. Она даже растерялась.
— Я просил тебя передать кое-что четвертому старшему брату. С древних времен клан Фуяо шел по пути «человечности», но тебе нет нужны слепо следовать воле небес. Конечно, нет смысла напоминать тебе о твоем происхождении. Ты должна была родиться в крови, но этого не произошло. Ты должна была встретить Небесное Бедствие, но ты благополучно выросла. Наш старший наставник, Тун Жу, был полон решимости изменить судьбу клана и нашего учителя. Но, похоже, он проиграл. Отослав тебя прочь из Долины демонов, он ненароком помог тебе. И это отлично показывает, что в мире есть вещи, за которые не нужно цепляться. Моим наставлением тебе будет «естественность». Я надеюсь, что в будущем, даже стань ты великой силой, способной заставить чудовищ склонить головы, или останься никчемной младшей ученицей клана Фуяо, ты будешь спокойно принимать все победы и поражения и не станешь задирать нос. Не нужно напрашиваться на неприятности. Есть три тысячи дорог. И даже если однажды наши пути разойдутся, ты всегда сможешь вернуться домой. Запомни это?
Янь Чжэнмин редко бывал таким серьезным. На мгновение Луже показалось, что старший брат был подобен нерушимому горному хребту. Всю жизнь он незаметно поддерживал гору Фуяо. В мирное время он стоял укрытый цветами и травами, снегом и льдом, покрытый грязью и землей, но лишь иногда он позволял себе обнажить клинок, постоянно сохраняя спокойствие и невозмутимость.
Всю свою жизнь Лужа воспитывалась братьями. И ее старший брат был куда больше похож на отца, чем ее настоящий отец, не желавший признавать ее существование, и чьи помыслы до сих пор оставались тайной.
Девушка шмыгнула носом и сдавленно пробормотала:
— Спасибо, старший брат.
Она была так тронута, что не сразу заметила, как Янь Чжэнмин глубоко вздохнул и непринужденно сказал:
— Надеюсь, ты справишься с этим. Без этого ритуала мне всегда казалось, что ты ненастоящий ученик клана Фуяо... Теперь мы можем покинуть Тайный зал. Через пару дней я уеду, а ты следуй за Ли Юнем, перепиши все правила и не создавай проблем.
Лужа промолчала.
Доброта ее старшего брата была лишь редким проблеском света, а вот его отталкивающие манеры уходили корнями далеко в прошлое4.
4 源远流长 (yuányuǎnliúcháng) — восходить к незапамятным временам, уходить корнями в прошлое (досл. исток далёк, теченье — длинно).
В конце концов, Янь Чжэнмин вновь запечатал гору Фуяо, просуществовавшую в мире всего несколько дней, и они снова приготовились разойтись разными дорогами.
Хань Юань спокойно наблюдал за тем, как гора исчезала из этого мира. Юноша так старался запомнить ее, ведь он понимал, что больше никогда сюда не вернется.
— Идите. Встретимся в Шу через месяц, — сказал Янь Чжэнмин.
Весь путь Чэн Цянь и Янь Чжэнмин летели на мечах, ни на минуту не останавливаясь, и уже спустя сутки прибыли на крайний север.
Кто-то сильный пересек границу, и висевший над залом Черной черепахи ветряной колокольчик издал протяжную трель. Охранявший ворота ученик вышел проверить, что же произошло, но ничего не увидел. Лишь высоко в небе виднелся длинный узкий след. Но и он вскоре исчез.
Севернее зала Черной черепахи раскинулись пустынные ледяные равнины. Безграничная белизна соединяла собой небо и землю, все вокруг казалось безжизненным.
Три дня они летели над равнинами и бездонной пропастью. Становилось все холоднее и холоднее. Чэн Цянь подумал о том, что он вернулся в ледяное озеро долины Минмин. Однако ледяное озеро сильно уступало безмерному холоду и безразличию этих мест. Казалось, что здесь умирали все надежды.
Через три дня лед и снег закончились, и в поле зрения внезапно ворвалось огромное водное пространство. Они наконец добрались до моря Бэймин.
Янь Чжэнмин вытряхнул из рукава «горчичное зернышко». «Горчичное зернышко» упало в неподвижную морскую воду и превратилось в великолепный корабль. Этому кораблю не нужен был капитан, он мог плыть сам по себе. В украшенной расшитой парчой каюте стояли резная кровать и курильница для благовоний. Все это казалось таким знакомым, точь-в-точь, как в «Стране нежности».
Чэн Цянь разглядывал убранство каюты, не зная, что и сказать.
— Что ты ищешь? — осведомился Янь Чжэнмин.
— Красавиц5, — поддразнил его юноша. — Мне всегда казалось, что в таком месте можно услышать пение иволг и щебет ласточек6. Напой-ка мне, как там было?... Как это называется?
5 歌妓 (gējì) — букв. проститутка.
6 Иволги поют и ласточки щебечут. Описание «весенних сцен».
— Да пошел ты! В этом месте дьявольски холодно, — неискренне пожаловался глава Янь. Он был одет в мягкий парчовый халат и держал в руках складной веер. — Это все ты виноват. Ты вечно нарываешься на неприятности!
Чэн Цянь ничего ему не ответил.
Янь Чжэнмин развалился на мягком диванчике, и указал подбородком на юношу.
— Иди сюда и помассируй мне ноги!
Но Чэн Цянь, давно привыкший не обращать на его неразумное поведение никакого внимания, лишь прислонился к мачте и принялся смотреть на море.
Был полдень, но на поверхности воды не было никаких бликов. Она казалась черным пятном, чернее самой глубокой горной расщелины. Даже висевшее над ними небо казалось темным. В море не было ни рыбы, ни креветок. Даже ветер не шевелил водную гладь. Вокруг царил полный штиль, будто это место давно вымерло.
Из воды торчало множество рифов. По сравнению с морем Бэймин, Восточное море казалось шумной рекой.
Никто не знает, насколько глубоко море Бэймин. Глядя вниз, за борт, Чэн Цянь почувствовал то же, что и много лет назад, когда он, будучи еще ребенком, смотрел на лежавшую в глубине горы Долину демонов. Он знал, что там опасно, но любопытство тянуло его все дальше и дальше.
«Кто достоин титула Господина Бэймина? Это лишь горстка недальновидных самоуверенных смертных».
Это были слова Тун Жу. И Чэн Цянь почему-то внезапно вспомнил о них. Все это время юноша искренне верил, что в тот раз старший наставник цинично насмехался над собой.
Когда наступила ночь, на море поднялся ветер. Он выл и, казалось, будто вокруг кружат тысячи призраков. Корабль, созданный из «горчичного зернышка», был сотню чжан в высоту. Но здесь, среди всей этой темноты, он больше напоминал маленькое суденышко.
Чэн Цянь и сам не заметил, как простоял на палубе весь день и всю ночь. Вокруг было так тихо, что он погрузился в медитацию. Как ни странно, от природы узколобый Чэн Цянь внезапно оказался так тесно связан с небом и водой. Каждый раз, когда он проваливался в медитацию, он был либо в небесах, либо у моря. Таким образом он стремился восполнить все то, чего ему так не хватало.
За Восточными водами лежало море Бэймин. Но что находится за его пределами?
Человеческая жизнь меньше мира. Но что будет, когда этот мир рухнет?
Даже имея несовершенные тела, люди исследовали бескрайние территории. Вступая на этот скользкий путь, они обрекали себя на мучительную смерть. Неужели бессмертие для них было лишь несбыточной мечтой?
В этот момент, наследие цянькунь, запечатанное Шан Ваньнянем во внутреннем дворце Чэн Цяня, срезонировало с морем Бэймин. Будтоотдававшееся вдали эхо, проникающее сквозь время. Юноша услышал тихий звон. Звон повторился, и наследие цянькунь заструилось ярким светом7, но, к сожалению, его изначальный дух, укрепленный усилиями Шан Ваньняня, внезапно взбунтовался, но вскоре снова затих.
7 流光溢彩 (liúguāngyìcaǐ) — лит. яркие огни и переливающиеся цвета.
Неизвестно, сколько времени потребовалось Чэн Цяню, чтобы прийти в себя. Когда он открыл глаза, то заметил прислонившегося к дверям каюты Янь Чжэнмина. Старший брат неотступно охранял его.
Стоило только Чэн Цяню увидеть его, как он почувствовал, что мир перевернулся. Он словно заново родился. Его сердце вновь наполнилось желанием, и он улыбнулся.
— Сколько времени прошло? — спросил Чэн Цянь.
Янь Чжэнмин поднял руку, чтобы стереть с лица капли воды.
— Целых три дня я умирал от скуки.
— Три дня? — Чэн Цянь был ошеломлен. Он тут же нахмурился и огляделся. — У нас даже карты нет, как мы сможем отыскать это тайное царство горы Дасюэшань?
— Нет смысла обращаться к картам, — ответил Янь Чжэнмин. — Ты не сможешь понять это море. «Горчичное зернышко» не просто плывет по течению, его притягивает место с очень сильной Ци. Прогуляемся? Мы ведь договорились встретиться с ними через месяц? Если через пару дней мы ничего не найдем, придется придумать новый план.
Янь Чжэнмин наклонился и протянул руку, чтобы обнять Чэн Цяня за пояс, а затем прошептал:
— Так тихо, кажется, будто мы одни в этом мире.
Чэн Цянь хорошенько задумался над этим и тут же содрогнулся.
— Мы с тобой единственные в целом мире? Тогда мне лучше покончить с собой. Например, утопиться.
Но Янь Чжэнмин, казалось, обрел редкое душевное спокойствие. Он не хотел опускаться до уровня Чэн Цяня и портить себе настроение. Он притянул юношу поближе и тихо сказал:
— Когда мы были там, во владениях внутреннего демона, я не раз думал об этом. Что если бы в целом мире остались только ты и я.
Сказав это, он слегка прикрыл глаза и почувствовал, что именно в этот момент пустота в его сердце, наконец, заполнилась.
В прошлом, в его душе всегда зияла дыра. Случись что-то, и он начинал метаться от одной мысли к другой. Даже вернувшись на гору Фуяо Янь Чжэнмин все равно порой просыпался от кошмаров.
Однажды ему приснилось, будто клан Фуяо, наконец, поднялся на вершину первой десятки кланов, и вся их жизнь разом изменилась. На гору начали приходить бесчисленные красавицы-заклинательницы, желавшие сделать Чэн Цяня своим партнером по парному совершенствованию. В этот момент он обычно сразу просыпался. Но, открывая глаза и видя спокойное лицо мирно спящего Чэн Цяня, он понимал, что всему виной были дурные мысли, скопившиеся в его душе.
Вдруг, взгляд Янь Чжэнмина упал на мочку уха Чэн Цяня. Не удержавшись, он склонил голову и лизнул ее, а затем слегка прихватил зубами.
Чэн Цянь вздрогнул, намереваясь ударить его локтем. Он густо покраснел и принялся браниться:
— Что ты творишь? Это тебе не гора Фуяо!
Янь Чжэнмин отпустил его и улыбнулся.
— Раньше, когда люди говорили мне, что в «Божественном Царстве» таится множество клинков, я не верил им. Но теперь мне известен этот путь, и я знаю, что такое внутренний демон... Люди такие ненасытные. Когда-то я думал: если бы я только мог увидеть тебя снова, пусть даже на том свете, я бы очень этого хотел. Но, когда я вновь встретил тебя, мне показалось, что мы с тобой мыслим в одном направлении. Пусть ты и не говоришь мне об этом, все хорошо... до этого момента я всегда был чем-то недоволен. Я всегда хотел добавлять «мой» перед тем, как сказать «Чэн Цянь».
Чэн Цяня растрогали его слова, но, тем не менее, он просто не мог удержаться, чтобы не поддразнить юношу.
— Твои мысли мечутся туда-сюда. Если твой уровень совершенствования оставляет желать лучшего, не вини в этом «Божественное Царство».
Янь Чжэнмин какое-то время молчал, а потом поднял на Чэн Цяня серьезный взгляд и спросил:
— Неужели ты не понимаешь, что я изливаю тебе душу?
Чэн Цянь тут же рассмеялся. Янь Чжэнмин так смутился, что едва не рассвирепел. Юноша всерьез обиделся на него и собрался было вернуться в каюту, но Чэн Цянь, смеясь, удержал его за руку.
— Эй, старший брат, не сердись, я не...
Но его голос внезапно оборвался. Зрачки Чэн Цяня слегка сузились, и он почувствовал, что их корабль заметно ускорился. В следующее же мгновение он притянул Янь Чжэнмина к себе, вскинул руку и крепко схватился за мачту. Вдруг, корабль, созданный из «горчичного зернышка», закачался и едва не опрокинулся.
Бескрайнее воды моря Бэймин разделились, расколов мир надвое, и прямо перед ними возник огромный водопад…
Но даже учитывая столь пугающую картину, не было слышно грохота воды…
Однако, Чэн Цяню некогда было думать об этом. Корабль уже пересек разлом и понесся вперед.
Янь Чжэнмин сжал державшую меч руку Чэн Цяня
Они увидели, как до того спокойное море внезапно разделилось надвое, и прямо под ними пролегла пропасть шириной почти в сто чжан. Корабль сразу же рухнул в бездну. Раздался громкий треск, будто прямо над ним сомкнулись огромные челюсти.
Янь Чжэнмин потер ухо, взмахнул рукой, убирая «горчичное зернышко» обратно в рукав, и оба юноши взлетели на мечах, зависнув над разломом.
Ветра не было, но прямо под ними покачивались высокие волны. Однако скорость течения оставалась неестественно медленной. Возникшая перед ними водная стена словно замерзла, и безжизненные морские воды казались нарисованными.
Два висевших в небе меча внезапно задрожали, будто готовясь в любой момент сбросить своих хозяев и улететь.
Чэн Цянь тут же сосредоточился, направив свой изначальный дух в глаза. Юноша посмотрел вниз и понял, что пропасть под ними была настолько глубока, что даже он ничего не смог бы рассмотреть.
— Старший брат, ты говорил, что, если следовать за потоком Ци, твоя разбитая лодка отыщет тайное царство, а в результате мы отыскали лишь какую-то канаву? — горько рассмеялся Чэн Цянь.
Янь Чжэнмин пристально посмотрел на него.
— Откуда мне было об этом знать? Кроме того, думаешь, мне так хотелось оказаться в столь отвратительном месте? Это не только моя вина...
— Обвиняй меня, обвиняй, — торопливо прервал его Чэн Цянь, — но что теперь? Уберемся отсюда?
— Что за чушь, ты что, хочешь остаться и встретить здесь Новый год? — Янь Чжэнмин слегка отрегулировал высоту деревянного меча, схватил Чэн Цяня за запястье и предупредил. — Не отпускай мою руку.
Стараясь быть как можно осторожнее, оба меча двинулись вперед, намереваясь держаться подальше от бездны. Нужно было найти подходящее место, чтобы вновь использовать «горчичное зернышко». Но, вдруг, случилось нечто странное. Бездна пришла в движение.
Она напоминала огромную пасть. Распахнув свою черную глотку, бездна словно преследовала их. Они набирали высоту, и морские воды следовали за ними. Юноши летели вперед, пока бездонная пропасть не слилась с небом. Они словно очутились на дне канавы.
Некоторое время спустя у обоих зарябило в глазах.
— Если продолжим в том же духе, быстро растеряем все силы и не сможем отсюда сбежать, — сказал Чэн Цянь.
Он оглянулся и увидел застывшую на краю пропасти стену воды. Это была поистине гнетущая картина, казалось, будто она вот-вот рухнет вниз, придавив их обоих.
Чэн Цянь чувствовал себя подавленным, он почти задыхался. Вдруг, Шуанжэнь под его ногами издал резкий свист, и лезвие вспыхнуло ярким светом. Воля меча пробудилась, превратив оружие в клинок прилива, и меч бесстрашно рассек воды моря Бэймин. До того спокойные воды вспенились и забурлили, взвившись вверх черной волной. Клинок прилива тут же покрылся льдом, озаряю темноту моря ослепительно-белым светом, и с силой врезался в водную стену.
Бум! Оглушительный грохот прокатился по морю Бэймин. Чэн Цянь был потрясен — под толщей воды что-то было!
Затем, одна за другой, огромные, поднятые Чэн Цянем волны, заледенели, превращаясь в настоящий айсберг.
Янь Чжэнмин непроизвольно моргнул. Он почувствовал, как повисшие в воздухе мелкие капли воды обратились в льдинки, и сплошным потоком пронеслись мимо него, словно бесконечное множество ножей.
Юноша медленно коснулся пальцами своей шеи, ощущая, что, обычно Чэн Цянь был куда терпеливее.
После нескольких таких столкновений непроницаемая стена оказалась разбита. Словно какая-то сила подхватила водяную завесу с обеих сторон и подняла вверх, а в самом центре этой картины высилась огромная ледяная глыба.
Она была плоский, как щепка, и тянулась на тысячи ли, но на ней не было ни единой трещины. Кто знает, что именно было сокрыто внутри, но оно упорно отказывалось всплывать на поверхность, предпочитая прятаться на глубине.
Это и есть тайное царство горы Дасюэшань?
Неужели тайное царство горы Дасюэшань действительно находилось под морем Бэймин?
Янь Чжэнмин сжал державшую меч руку Чэн Цяня и пробормотал:
— Мой слепой кот, только ты мог наткнуться на огромную дохлую мышь.
Они оба не верили своим глазам. В следующее же мгновение из рукавов Янь Чжэнмина вылетело бесчисленное множество клинков и, словно капли дождя, обрушилось на лед. Сияющие лезвия врезались в айсберг. С оглушительным звоном большинство мечей отскочили назад и потоком Ци вернулись во внутренний дворец Янь Чжэнмина. Но некоторые из них все же сумели прорваться.
В каждом из тысячи клинков содержалась частица сознания Янь Чжэнмина. Стоило нескольким из них исчезнуть из виду, как юноша тут же это почувствовал и потянул Чэн Цяня за собой.
— Сюда.
Следуя за тенью клинков, они без труда отыскали нужное место. Под темными водами холодного моря, в огромной ледяной глыбе находилась выбоина, высотой чуть меньше человеческого роста.
Чэн Цянь не боялся холода. Он тут же протянул руку, выискивая в выбоине проход. В его ладони тут же появились сосульки, похожие на несколько небольших кинжалов, и разом вонзились в лед.
— Сюда кто-то вломился, — сказал Чэн Цянь. — Видишь, в этом разломе еще остался след от ауры клинка... А?
Рука Чэн Цяня внезапно дрогнула, и из выбоины заструился кровавый туман. Туман прошелся по пальцам юноши и тут же столкнулся с барьером изначального духа. Это были лишь жалкие остатки, но, тем не менее, этого оказалось достаточно, чтобы напасть на него.
— Это дело рук темного заклинателя? — отпрянув, удивился Чэн Цянь.
Мог ли это быть Тан Чжэнь?
Янь Чжэнмину хватило лишь взгляда, чтобы понять, о чем он думает.
— Это не Тан Чжэнь. Прошло столько лет, а воля меча все так же воинственна и свирепа. Человек, открывший этот проход, должно быть был очень сильным темным заклинателем. Тан Чжэнь не имеет к этому никакого отношения. В те времена, он только-только покинул гору. Будь он настолько же силен, он бы никогда не позволил зверю напасть на себя.
Стоило Янь Чжэнмину упомянуть об этом, как у Чэн Цяня тут же возникла догадка.
В те времена, король монстров серьезно ранил королеву. Однако королева была из рода счастливых птиц1. Она рискнула сразиться со зверем таоу, и нет ничего удивительного в том, что он едва не сожрал ее. Но, тем не менее, большинство живущих в кланах заклинателей, отправляясь в путешествие берут с собой множество различных предметов, призванных защищать их от воздействия злых духов. Даже самый слабый из них, Ли Юнь, встретив дикого зверя, смог бы выйти сухим из воды. Более того, в тот момент рядом была Тан Ваньцю.
1 吉祥鸟 (jíxiángniǎo) — счастливая птица. Jixiangornis — род примитивных птиц раннего мелового периода. Как и у более поздних сородичей, у нее не было зубов, но был длинный хвост, в отличие от современных птиц).
Если только... В те времена уровень совершенствования Тан Чжэня был намного ниже, чем у Ли Юня, и, тем более, у их старшего брата. Вероятно, тогда он еще даже не сформировал свой изначальный дух.
— Может, войдем и посмотрим? — спросил Янь Чжэнмин.
Чэн Цянь кивнул и боком протиснулся в рукотворную выбоину.
Он хотел применить ту же технику, что и в Массиве десяти сторон: щелкнуть пальцами и осветить пространство, но здесь, в ледяной пещере, это не сработало. Каждый раз, стоило ему только зажечь огонь, как пламя тут же затухало. Юноша повторил это действо несколько раз и пришел к выводу, что тайное царство горы Дасюэшань не выносит света.
— Это не то место. Побереги силы.
Рукотворный проход оказался очень узким и очень длинным. На стенках тут и там виднелись следы, словно их вырубили топором. Было видно, что некогда здесь побывал не один человек. Но тот, кто создал этот лаз, был либо очень низким, либо экономил силы. Потолок прохода не отличался особой высотой. Всю дорогу, пока они шли, обоим юношам приходилось наклоняться, что не на шутку нервировало.
Янь Чжэнмину казалось, что из-за пребывания в этом ледяном проходе его волосы непременно спутались. Он недовольно сказал:
— Когда мы выйдем отсюда, тебе вновь придется расчесать меня.
— Слушаюсь. Я обещаю как следует расчесать тебе волосы, — беспомощно произнес Чэн Цянь.
Оба юноши склонили головы и шли по меньшей мере четверть часа, прежде чем узкий проход подошел к концу. Однако дышать легче не стало.
Освещавшая им путь жемчужина замерцала в руках Янь Чжэнмина и погасла.
Отсутствие света, на самом деле, не было таким уж существенным недостатком. Заклинатель с изначальным духом мог вообще не открывать глаз. Такие люди обладали божественным сознанием, которое с легкостью охватывало расстояние в несколько ли. Но Янь Чжэнмин быстро обнаружил, что внутри этих стен божественному сознанию негде было развернуться. Юноша слегка зажмурился, и иней на его ресницах осыпался вниз. В этот момент он внезапно ощутил пронизывающий холод.
С его уровнем самосовершенствования Янь Чжэнмин давно не боялся ни холода, ни жары. Не говоря уже о том, что тела заклинателей меча были крепче, чем у других людей. Обычно, все его жалобы были лишь попыткой сыскать неприятностей себе на голову.
Но здешний холод был другим. Из-за пробирающего до костей мороза у Янь Чжэнмина на мгновение возникло чувство, будто он внезапно растерял весь накопленный за годы опыт и вновь стал безоружным смертным.
Рука Чэн Цяня была слишком холодна, а ладонь Янь Чжэнмина замерзла настолько, что он почти не чувствовал присутствия юноши. Его божественное сознание с трудом перемещалось вокруг него, но на три чи вперед ничего не было «видно». Наконец, его сознание застыло, словно замерзло.
Если до этого Янь Чжэнмин постоянно жаловался на узкий коридор, в котором нельзя было поднять головы, то теперь ему начинало казаться, что проход слишком велик. Внезапно юноша ощутил, будто он очутился на краю света. Ни живой, ни мертвый, он одинокой тенью бродил среди холода и льда…
Вдруг, кто-то сильно ущипнул его за тыльную сторону ладони. Чэн Цянь прошептал:
— Здесь нельзя отвлекаться.
Янь Чжэнмин тут же пришел в себя, сконцентрировался и сделал несколько глубоких вдохов. Холодный воздух проник в легкие, и юноша почувствовал себя так, словно возродился из мертвых.
Но вскоре Янь Чжэнмин обнаружил еще одну ужасную вещь. Как только он отвлекся, холод проник в его внутренний дворец и все там заморозил. Его клинок замерз. Если бы Чэн Цянь не позвал его, изначальный дух покинул бы его тело.
— Слишком холодно, — едва придя в себя, прошептал Янь Чжэнмин. — Ледяное озеро долины Минмин было таким же холодным?
Но Чэн Цянь, похоже, привык к подобному гораздо больше, чем глава клана. Он вел старшего брата за собой, нарушая тишину нарочито тяжелыми шагами:
— Ну, они довольно похожи2. Говори со мной, иначе быстро лишишься рассудка.
2 异曲同工 (yìqǔtónggōng) — одинаковое мастерство в разных мелодиях (обр. в знач.: есть много общего, во многом похожи).
Янь Чжэнмин неохотно спросил:
— Какими были те годы в долине Минмин?
— Воды ледяного озера очень холодные. Такие холодные, что у людей могут начаться видения. В таких условиях легко можно отделить душу от тела, — равнодушно произнес Чэн Цянь. — Когда моя душа вошла в тот камень, сокрытый внутри него изначальный дух, вероятно, решил, что это мое тело. Однако он не был дан мне от рождения. Он не был частью моей души, потому мне пришлось использовать холод ледяного озера, чтобы отделить изначальный дух от тела, а затем снова начать совершенствоваться.
Когда кто-то говорил человеку, что он — дерево, он действительно начинал считать себя деревом. Деревом, которое можно было порубить на куски и отшлифовать как вздумается. Чтобы изначальный дух и камень сосредоточения души слились воедино, юноше пришлось пережить немало страданий. Только подумав об этом, Янь Чжэнмин почувствовал, что его сердце вот-вот разорвется на куски. Он тут же замолчал и поспешно сжал ладонь Чэн Цяня замерзшей рукой.
— Так что, я думаю, что Тан Чжэнь бывал здесь, иначе он бы не додумался использовать для совершенствования ледяное озеро… — небрежно отозвался Чэн Цянь. — Что это?
Стоило ему только открыть рот, как лезвие Шуанжэня на что-то наткнулось. В темноте раздался тихий звон.
— Смотри, ни на что не наступи, — произнес Янь Чжэнмин.
С этими словами он снова вытащил жемчужину. Эти жемчужины были большими и круглыми, и их цена с легкостью доходила до стоимости нескольких городов3. Но Янь Чжэнмин совершенно не заботился об этом, он скупал их горстями, как засахаренные бобы.
3 价值连城 (jiàzhíliánchéng) — стоить нескольких городов (обр. исключительно дорогой, драгоценный, дороже золота).
В свете жемчужины Чэн Цянь увидел, что наткнулся на человеческие кости. Но даже с таким уровнем самосовершенствования и силой божественного сознания они не смогли распознать их. Кости больше напоминал ледяную скульптуру. Они накрепко слились с окружающими стенами, будто находились здесь уже очень много лет.
Чэн Цянь присел на корточки и хотел было протянуть руку, но Янь Чжэнмин хлопнул его по плечу, вручив вместо этого платок.
Чэн Цянь промолчал.
Он беспомощно принял платок и подумал, что в рукавах его старшего брата наверняка таилось великое множество вещей, которыми ему не жаль было разбрасываться.
— Это человеческие кости? — осведомился Янь Чжэнмин.
— Должно быть, — в душе Чэн Цяня поселилось зловещее предчувствие, его сердце забилось быстрее. Но юноша тут же взял себя в руки и прошептал. — Этот человек здесь уже очень давно. Он попросту замерз.
Янь Чжэнмин подошел поближе и увидел, что рядом со скелетом лежал короткий нож. Он тут же попросил Чэн Цяня выломать нож из глыбы льда. Очистив рукоять от снега, юноша рассмотрел на ней знакомый знак.
— Это «кошмарные путники», — сказал Чэн Цянь. — Я видел множество таких знаков, когда был в Чжаояне.
Дальше лежало еще несколько таких же скелетов. На костях не было ни следа смертельных повреждений. Они лежали на земле, как снесенные ветром бамбуковые шесты.
Это было очень странно.
Струны в сердце Чэн Цяня натянулись до предела.
— Странно, — тихо проговорил Янь Чжэнмин, — ты говорил, что эти темные заклинатели обитают на Южных окраинах. Для чего они проделали весь этот путь? Чтобы умереть?
— Хватит болтать. Будь осторожен.
Едва он успел произнести слово «осторожен», как из темного безмолвия тайного царства донесся резкий звук. Казалось, что в барабанные перепонки вонзился острый нож. Чэн Цянь слышал лишь тихое жужжание, будто его с силой ударили в висок, и три его души4 мигом рассеялись.
4 三魂七魄 (sānhúnqīpò) — три души и семь чувств.
Перед глазами все плыло, мир безостановочно кружился. Прежде, чем Чэн Цянь успел хоть как-то среагировать, поднялся сильный ветер.
Янь Чжэнмин тут же оттолкнул его в сторону, быстро развернулся и загородил юношу спиной.
— Старший брат, ты...
Янь Чжэнмин судорожно вздохнул, но Чэн Цянь понятия не имел, куда его ранило.
— Все в порядке. Рожденное таковым всегда лучше созданного. Мы почти у цели. Вперед!
Они оба оказались в замешательстве. Чэн Цянь был сам не свой. Его взгляд затуманился. Юноша инстинктивно оперся о стену и лишь прикоснувшись к холодной поверхности осознал, что что-то было не так. С трудом подняв глаза на жемчужину в ладони Янь Чжэнмина, он увидел перед собой мертвенно бледное человеческое лицо.
Чэн Цянь лишился дара речи.
Он едва сдержался, чтобы не ударить это лицо.
Янь Чжэнмин подбросил жемчужину в воздух и попытался добавить ей силы, но та внезапно издала громкий треск. Не выдержав мощи изначального духа заклинателя меча, она взорвалась, превратившись в облако лепестков.
Пещера, в которой они находились, тут же озарилась светом. Кроме костей в ней были еще и «люди». Множество людей, все разного пола, возраста и роста. Мужчины, женщины, старики и молодые. Они стояли в темноте, бледные и безжизненные, замершие в воздухе, словно толпа повешенных призраков!
Даже несмотря на то, каким отчаянным человеком был Чэн Цянь, при виде этой картины он не мог ни отвернуться, ни вздохнуть. Очень скоро он почувствовал, что ему становится плохо. Лишь когда сияние взорвавшейся жемчужины померкло, он прошептал:
— Призрачные тени...
Здесь было очень холодно. Казалось, это место могло заморозить не только тело, но и душу и даже изначальный дух.
— Когда-то здесь стояла Поглощающая души лампа. Однажды поднялся ветер, и все вырвавшиеся из нее призраки замерзли. Это случилось прежде, чем они сумели сбежать... Но где сама лампа? — с трудом произнес Чэн Цянь.
Полностью оправдывая имидж местного богача, Янь Чжэнмин ненадолго отпустил Чэн Цяня, а затем достал из рукава еще одну жемчужину и вновь осветил пещеру.
— Ну и ну.
В дальнем углу пещеры лежали еще одни непогребенные кости. Осторожно смахнув с них снег, юноши увидели меж ребер скелета ярко-красное перо. Среди мрака и льда оно слишком бросалось в глаза.
— Как думаешь, это Тан Чжэнь? — спросил Янь Чжэнмин.
Это действительно Тан Чжэнь?
Заклинатель, не успевший сформировать свой изначальный дух, отправился к морю Бэймин, чтобы отыскать в нем тайное царство горы Дасюэшань. Однако, по какой-то неведомой причине, он оказался здесь вместе с группой темных заклинателей, или попросту нашел проход, который они оставили. Но едва ступив в пещеру, он столкнулся с Поглощающей души лампой. Не сумев увернуться от яростного ветра, он встретил здесь свою смерть и, едва его душа покинула тело, как она тут же угодила в лампу.
Но сто лет назад, когда Хань Юань встретил его на берегу Восточного моря, разве у Тан Чжэня не было изначального духа?
Вдруг, в душе Чэн Цяня родилась кошмарная догадка. Одновременно с этим шум в его ушах становился все громче и громче. Он был далеко от бушующего поблизости ветра, но последствия от его удара все еще давали о себе знать. Юноша наклонился, прислонившись к ледяной стене, и изо всех сил прижался к ней лбом, едва сдерживая рвущийся наружу стон. Его душу жутко трясло. Это было так же болезненно, как когда деревянный меч расколол его изначальный дух.
Виски Чэн Цяня вскоре стали влажными, и он понятия не имел, был ли то холодный пот или растаявшая вода.
Пока они блуждали по ледяной пещере, людям, почти достигшим середины Шу, было невыносимо жарко.
В Шу было великое множество гор. Когда сопровождавшие их ученики горы Белого тигра оказались здесь, они почувствовали себя крайне неловко. В окружавших их густых лесах легко можно было спрятать массивы. Потому они постоянно находились в воздухе, вынужденные скрываться от противников, желавших устроить им засаду.
Нянь Дада сидел верхом на летающей лошади и внимательно, слово за словом, изучал лежавшую в его руках старую книгу. Вдруг, где-то поблизости раздался голос. Кто-то небрежно прочел:
— «Заметки о перерождении»...
Нянь Дада был так ошарашен, что книга едва не выскользнула у него из рук, но юноша тут же подхватил ее. Он испуганно оглянулся на оказавшегося поблизости Хань Юаня и пробормотал:
— Четвертый дядя...
Вне всяких сомнений, Нянь Дада действительно побаивался своего вечно угрюмого четвертого дядюшку.
Хань Юань взглянул на него и, ничуть не смутившись, спокойно спросил:
— Чье воплощение ты собираешься найти?
Юноша изо всех сил попытался расслабиться.
— Моего отца, — ответил он.
— О, откуда твой отец? — спросил Хань Юань.
— Из долины Минмин... — едва выпалив это, Нянь Дада тут же поправился. — Но, наверное, это не совсем так. Он был родом с берегов Восточного моря. В юности ему посчастливилось попасть в лекционный зал острова Лазурного дракона, где он и стал заклинателем. Затем он долго бродил по свету и совершенствовался. Когда ему исполнилось сто лет, он поселился в долине Минмин и сменил имя.
— Остров Лазурного дракона… кто бы мог подумать, что его постигнет такая участь. Могу посоветовать тебе на досуге отправиться к Восточному морю и поискать его в окрестностях. Не стоит благодарности, — равнодушно бросил Хань Юань.
Подумать только, демонический дракон, который едва не проделал дыру в небе, спокойно говорил ним. Нянь Дада на мгновение остолбенел и пробормотал:
— Это... это правда?
— Перерождение изначального духа обычно происходит так, — начал Хань Юань. — Душа умершего возвращается в родной город или тому подобное. Однако, искать ее бесполезно. Человек рождается вновь. Теперь он снова обычный смертный, его память абсолютно чиста. Он не ведает, кем он был. Однако, он может сохранить внешность и характер, оставшиеся от предыдущей жизни.
На лице Нянь Дада застыли настороженность пополам с надеждой.
Хань Юань прищурившись посмотрел на него и с усмешкой сказал:
— Сперва ты должен подумать о том, как спасти свою жизнь.
Нянь Дада был ошеломлен, как вдруг один из учеников горы Белого тигра, летевший впереди него, внезапно подал сигнал тревоги, извещая о том, что вдалеке, в густом лесу, скопилось большое количество темной энергии. Это преградило путникам дорогу.
Тело Хань Юаня, похоже, мгновенно сменило хозяина. Казалось, этот никчемный человек разом обрел какое-то странное очарование. Вокруг него тут же заструился черный туман, из-за чего казалось, что свернувшийся в клубок дракон готов был вот-вот вырваться на свободу.
— Не суетитесь, — произнес Хань Юань. В его прищуренных глазах вспыхнул красный огонь. — Эти идиоты всерьез считают, что я завоевал титул Бэймина, теперь каждый из них желает наступить на мой труп и стать владыкой демонов.
С этими словами, Хань Юань криво усмехнулся и рванулся вперед, словно яростный вихрь, не обращая никакого внимания на возглас Ли Юня:
— Да что ты о себе возомнил, чтобы корчить из себя добродетеля?!
Глава 101. Это… «душа художника»!
— Подожди! Постой немного, кто это? — спросил Ли Юнь.
— Я не знаю. Какая разница?! Уйди с дороги! — отмахнулся Хань Юань.
Хань Юань был темным заклинателем, чей путь был омыт кровью. Таким как он непросто обуздать свою жажду убийства. Если он снова причинит кому-то вред, ему будет трудно вернуться на праведный путь. Он так долго был связан кровавой клятвой, что начинала кружиться голова. Эти люди сами напоролись на нож.
Хань Юань вмиг обернулся сорвавшимся с цепи бешеным псом. Как мог их «слабый и несчастный» второй брат удержать его?
Кто знает, сколько кольев таил в себе густой лес у них под ногами. Казалось, что массив представлял собой одну большую сеть. Тот, кто создал его, явно ждал, когда они попадутся в ловушку. Сеть опустилась прямо с воздуха, и над головами всех присутствующих промелькнул силуэт демонического дракона. Он даже и не думал о том, чтобы найти укрытие, дракон сразу же ринулся вверх. Огромный зверь и сияющая сеть столкнулись друг с другом, и все живое вокруг содрогнулось от ужаса. По небу, гонимые ветром, бежали облака, и все птицы и звери в лесу попрятались в свои норы.
Среди сопровождающих было полно учеников горы Белого тигра. Никто из них еще не достиг должного уровня мастерства, к тому же, их глупые летающие лошади со страху взмыли ввысь и скрылись в облаках.
Безрассудный старейшина горы Белого тигра завопил во все горло:
— Спускайтесь, спускайтесь!
В мгновение ока небо потемнело. По зависшей над головами заклинателей огромной сети, наполненной темной энергией, время от времени пробегали искры, похожие на быстрые маленькие молнии. Однако Хань Юань оказался слишком толстокожим, эти искры не доставляли ему никаких проблем. Но у юных учеников горы Белого тигра была заплесневелая кровь1. Они в любой момент могли попасть под удар и пострадать ни за что2. И, если они не хотели превратиться в обугленные головешки, им нужно было скорее спуститься на землю.
1 血霉 (xuèméi) — букв. заплесневелая или черная кровь; разг. чертовски невезучий.
2 城门失火，殃及池鱼 (chéng mén shī huǒ, yāng jí chí yú) — когда городские ворота охватывает пожар, рыбе в пруду приходится плохо (обр. при большом несчастье даже малому трудно уберечься; пострадать ни за что).
Ли Юнь вздохнул, и в этот самый момент в небо ударил столп белого света. Юноша оставил своего летающего коня и встал на меч:
— На земле засада. Господа, пожалуйста, успокойтесь. Нам нельзя спускаться. Младшие ученики с низким уровнем совершенствования должны спуститься лишь наполовину и сконцентрироваться на формировании тактического построения в виде восьми триграмм3.
3 八卦阵 (bāguàzhèn) — тактическое построение войск в виде рисунка восьми триграмм. (в значении: хитроумный план выхода из затруднительного положения).
— Ты прав! Не снижайтесь! Поднимайтесь назад! — воскликнул старейшина горы Белого тигра.
Ли Юнь промолчал.
Наверняка владыка Шан только в шутку назначил его старейшиной.
Второй господин Ли все больше и больше чувствовал, что не справился с возложенным на него заданием. Но у него не оставалось другого выхода, кроме как, скрепя сердце, приказать этой толпе неопытных учеников вступить в битву с огромной небесной сетью.
Внезапно, Ли Юнь ощутил, как волосы у него на затылке встали дыбом. Он на мгновение задумался, и, не желая верить своей интуиции, выбросил из рукава амулет. Сразу после этого юноша увидел, как узкая деревянная дощечка взмыла в небо и растянулась, образуя сияющий защитный купол.
Но прежде, чем Ли Юнь почувствовал боль, он услышал, как небо разорвал оглушительный раскат грома.
Один из учеников горы Белого тигра, истекая кровью, рухнул с летающей лошади.
После их путешествия к башне Красной птицы кости Небесного Чудовища в теле Лужи начали стремительно расти. Но даже тогда это не повлекло за собой Великое Небесное Бедствие. Ли Юнь был в ужасе, осознав, что в этот раз гнев небес явился за Хань Юанем!
Вдруг, в воздухе раздался странный гул, и защитное заклинание не выдержало. Купол медленно растрескался по середине и, спустя мгновение, рассыпался прахом!
Бесценная деревянная дощечка сломалась надвое и полетела вниз.
Хань Юань развернулся и ловко приземлился на один из мечей. Похоже, в разразившемся хаосе клинок лишился своего хозяина. На лице юноши то и дело проступала тень черного дракона, а на тыльной стороне его руки алела кровавая метка. Хань Юань мрачно посмотрел на покрывшую небо сеть.
Небесное Бедствие оказалось реакцией на кровавую клятву.
Внезапно, из леса выскочило несколько темных заклинателей. Казалось, все они до этого прятались под землей. Заклинатели тут же окружили Хань Юаня.
Но страннее всего было то, что среди них встречались и обычные совершенствующиеся. Всех их переполняла жгучая ненависть.
Кто-то из толпы закричал:
— Ты — монстр! Ты посмел творить бесчинства в Массиве десяти сторон! Эти безвольные тряпки, ученики твоего клана, не посмеют и пальцем тебя тронуть. Но мы и сами можем тебе отомстить!
Будучи одним из «учеников клана», Ли Юнь отчетливо почувствовал, как ему на голову поставили таз с дерьмом. У него попросту не было слов.
Хань Юань равнодушно посмотрел на говорившего.
— О, и чтобы избавиться от такого монстра, как я, ты объединился с этими мелкими демонами? Им никогда со мной не сравниться. Великий муж может склониться, а может выпрямиться, верно4? Ничего не скажешь, это действительно достойно восхищения.
4 大丈夫能屈能伸 (dàzhàngfū néng qū néng shēn) — великий муж может склониться, может выпрямиться (обр. настоящий лидер может подчиняться и может командовать; ради конечной цели можно пройти через унижения).
Прислушавшись к речам младшего брата, Ли Юнь со смехом сказал:
— Все, что есть общего между ним и его внутренним демоном, так это его поганый рот.
«Поганый рот» Хань Юаня не на шутку разозлил сговорившихся с демонами заклинателей. Их взгляды изменились, и все они, пользуясь защитой повисшей над головой сети, бросились на юношу.
Эти люди следовали по истинному пути, они не могли позволить себе убивать без разбора. Они пали так низко, но все еще не чувствовали, что в мести есть что-то плохое. Однако Хань Юаня все еще сковывала кровавая клятва, ему только и оставалось, что терпеть. Если бы он осмелился дать отпор и причинить нападавшим вред, это вызвало бы еще одно Небесное Бедствие, которое не пережил бы даже прежний Господин Бэймин.
Хань Юань нахмурился, закатал рукава и приготовился уклоняться. Не оглядываясь, он заорал:
— Ли Юнь, ты собираешься что-то делать с этими мерзавцами, или нет?! Или решил просто понаблюдать за весельем?!
Ли Юнь сложил руки на груди и равнодушно ответил:
— Самая большая разница между внутренним демоном и Буддой заключается в том, что твой внутренний демон, мать твою, абсолютно никчемный!
Услышав эти слова, находившаяся поблизости Лужа тут же возмутилась:
— Ах, второй старший брат, ты что, уже состарился? Зачем столько слов? Лучше покажи мне, как надо сражаться!
….этот клан всегда действовал как попало!
Ли Юнь тут же выхватил меч, больше напоминавший поясное украшение, и обратился к старейшине:
— Прошу вас, задержите даою с горы Белого тигра. Лужа, используй истинное пламя Самадхи, разорви сеть и открой четвертому брату путь! Вот ведь живучий ублюдок. Если я не ошибся в расчетах, «око» массива находится на юго-западе.
Лужа тут же превратилась в красного журавля и со свистом унеслась прочь. Искры, блуждавшие по небесной сети, оказались никчемными перед истинным пламенем Самадхи Небесного Чудовища. В преграде в миг образовалась брешь.
Нянь Дада поспешно выступил вперед.
— Второй дядя, а что насчет меня?
Ли Юнь взмахнул рукой и вытащил из рукава большой лист бумаги. Юноша лишь слегка прикоснулся к нему, и бумага тут же рассыпалась на множество кусочков. Ветер подхватил их, и они обратились в рой различных насекомых. По коже Нянь Дада пробежали мурашки.
Насекомые спустились с неба и исчезли в лесу. Ли Юнь бросил в руки Нянь Дада маленькую бутылочку.
— Сквозь дно этой бутылки можно видеть глазами насекомых. Так ты сможешь узнать обо всем, что происходит на земле. Подмени меня и будь осторожен. Сдается мне, здесь все не так просто.
Нянь Дада был занят тем, что потирал покрывшуюся мурашками кожу. Схватив бутылочку обеими руками, юноша старательно наблюдать за всем, что происходило на земле, одним взглядом охватывая десять строк5. В этот момент Нянь Дада на собственной шкуре испытал, каково это быть тысячеруким и тысячеглазым.
5 一目十行 (yīmù shíháng) — одним взглядом охватывать десять строк (обр. в знач.: быстро читать; беглое чтение, пробегать глазами).
Старейшина горы Белого тигра лично принял командование. Своих учеников ему с трудом, но все же удалось организовать. Они быстро пришли в себя и поспешно бросились напролом, силясь перехватить напавших на Хань Юаня заклинателей. Обе стороны сцепились друг с другом, бранясь и сражаясь. Под руководством старейшины ученики вежливо6 поприветствовали противников, а затем все они снова вцепились друг другу в лица, намереваясь окончательно похоронить врагов.
6 翩翩风度 (piān piān fēng dù) — китайская идиома, означающая хорошие манеры и правильное воспитание.
Заметив, что заклинатели заняты боем, Хань Юань с легкостью миновал сцепившуюся толпу, вырвался из окружения, превратился в черный туман и ринулся прямо в небольшую брешь, проделанную для него Лужей. Оказавшись внутри, юноша поспешно протянул руку по направлению к юго-западу и вскоре нащупал «око» массива.
Несколько темных заклинателей тут же заметили, что ситуация вышла из-под контроля, и захотели скрыться. Но воздух сотряс протяжный драконий рев, и небо заволокло черными тучами. Спустя мгновение, перед собравшимися появилось сразу несколько Хань Юаней.
— Куда это вы собрались? — в унисон спросили они.
Лужа была ошарашена. Чувствуя, что ее жизнь никогда не станет прежней, она поспешно превратилась обратно в человека и задумчиво сказала:
— Кажется, я поняла, что старший брат имел в виду, сказав: «В мире есть три тысячи дорог и все они ведут к одной и той же цели».
Ли Юнь было подумал, что его младшая сестра, наконец, достигла просветления. Но прежде, чем он успел вздохнуть с облегчением, Лужа произнесла:
— Оказывается, кроме бесполезных «девяти звеньев», любой способен стать таким же могущественным!
Ли Юнь ошеломленно замолчал.
Этот брат и вправду больше не мог этого выносить!
Внезапно, Нянь Дада громко ахнул.
— Чему ты удивляешься? — недовольно осведомился Ли Юнь.
— Второй дядя, вдруг, откуда ни возьмись, на землю опустилась группа людей... О нет, это призраки. Они движутся быстрее ветра! — взволнованно произнес Нянь Дада.
Услышав слово «призраки», Ли Юнь ощутимо занервничал. Юноша выставил перед собой руку и его зрачки сузились. Бесчисленные насекомые, разбросанные им повсюду, вновь взмыли в воздух, вспыхивая и исчезая. Самоуничтожаясь, они разгоняли клубившиеся под ногами у заклинателей остатки черного тумана. Каждый понимал, что ситуация на земле изменилась.
Старейшина горы Белого тигра гневно воскликнул:
— Поглощающая души лампа!
Ли Юнь выглядел очень серьезным. Он издали посмотрел на Хань Юаня. Почему все так совпало?
Однако сейчас у него не было времени на размышления. Густые черные тучи, стелившиеся по земле, с ревом устремились в небо. В лицо юноши ударил сильный запах разложения, и у него едва не потемнело в глазах.
Нянь Дада тут же вспомнил о той пещере, которую он увидел, когда впервые покинул долину Минмин, последовав за Чэн Цянем. Все его тело содрогнулось от страха.
Вдруг, среди спустившихся на землю призрачных теней промелькнула знакомая фигура. Это был Цзян Пэн.
Более ста лет назад, когда они впервые встретились с ним в Восточном море, Цзян Пэн уже мало походил на человека. Но теперь, спустя столько времени, его образ стал еще более шокирующим.
Все его тело ниже пояса тонуло в клубах черного тумана. Казалось, что у него вообще не было ног, и он попросту болтался в воздухе. Какое-то время Ли Юнь никак не мог понять, был ли он тем, кто следовал по Призрачному пути или уже сам стал призраком. На вид Цзян Пэн казался очень истощенным, он больше напоминал ходячего мертвеца. Даже лучи полуденного солнца не смогли бы разогнать тени на его лице.
Окинув взглядом толпу, Цзян Пэн внезапно ухмыльнулся и уставился прямо на Хань Юаня. Облизнувшись, он с трудом произнес:
— Бэймин…
Несправедливо обвиненный Хань Юань неохотно собрал всех своих клонов. В его ушах тут же раздался голос внутреннего демона:
— Разве не ты говорил, что прошлый Господин Бэймин уничтожил его еще сотню лет назад?
Сказав это, юноша внезапно изменился в лице. Теперь говорил уже сам Хань Юань.
— Когда я видел его в последний раз, мне показалось, что он с трудом узнает людей. Он больше не был тем жестоким безумцем. Действительно ли он владелец Поглощающей души лампы? Тогда почему он ничем не отличается от призрачных теней?
— Ох, похоже, им достаточно лишь одного моего появления, мне даже не придется искать всех этих идиотов. Они сами придут ко мне с желанием сразиться, и у меня появился отличный шанс свести с ними счеты, — усмехнулся внутренний демон.
Хань Юань поспешно отобрал у него инициативу и произнес:
— Нечего хвастаться такими вещами. Неужели ты думаешь, что если кто-то похвалил тебя, то ты действительно имеешь право зваться Бэймином? Он был старшим братом моего учителя. Задолго до того, как я ступил на этот путь, он уже бесчинствовал в окрестностях острова Лазурного дракона. Еще неизвестно, кто с кем сводит счеты.
Случайно подслушав этот странный разговор, старейшина горы Белого тигра не на шутку опечалился. Он чувствовал, что его жизнь могла закончиться здесь. Здесь, где встретились два самых величайших демона последних ста лет. Но один из них был сумасшедшим, а другой и того хуже!
В этот самый момент из-под земли донесся шепот бесчисленных голосов, словно десятки тысяч призраков переговаривались друг с другом. Все присутствующие разом задрожали от страха. Вдруг, в воздух со свистом взмыла огромная масляная лампа, и завертелась вокруг своей оси, как безумный ураган. Пока она вращалась, внутри нее то и дело мелькали чьи-то лица. Жуткий тайфун бросился прямо на застывших в воздухе заклинателей, с разинутыми ртами наблюдавших это странное зрелище. Лес в самом сердце Шу заволокло черным туманом. Все растения и цветы тут же увяли. Похоже, призрачные тени вытягивали из них жизнь.
Нянь Дада не мог поверить, что этот человек был тем самым грязным и жалким темным заклинателем, еще недавно скитавшимся в окрестностях долины Минмин. Именно он тогда прицепился к Люлану, пытаясь отсрочить свой конец.
Но теперь Цзян Пэн вернулся… нет, он был еще сильнее, чем сто лет назад!
Хань Юань выплюнул изо рта горсть потрескивающей красной земли, но не осмелился долго держать ее в ладони. Юноша сложил руки перед грудью, и из-под его пальцев медленно появился меч с узором дракона. Стоявший на земле призрачный заклинатель, и повисший в небе демонический дракон не отрываясь смотрели друг на друга. Вдруг, они одновременно ринулись вперед.
Похоже, вид меча в руках Хань Юаня немало взволновал Цзян Пэна. Используя ту же технику, призрачный заклинатель выхватил, словно из ниоткуда, длинную белую кость.
Некогда эти двое принадлежали к одному клану. И теперь они, не сговариваясь, использовали друг против друга деревянный меч клана Фуяо. Обычно спокойное и мирное искусство в очередной раз явило миру свое непредсказуемое лицо. Без труда пережив давление темной энергии, оно стала частью совершенноновой версии Темного Пути!
— Ты все еще здесь?! Ты что, хочешь умереть? — закричал Ли Юнь и отвесил Нянь Дада затрещину.
Пока они говорили, землю под их ногами полностью покрыл клубящийся черный туман. Независимо от того, кто на чьей стороне, противники тут же позабыли о сражении. Все присутствующие поспешно отступили в сторону, не желая вмешиваться в борьбу драконов и тигров7, разразившуюся между двумя великими демонами.
7 龙争虎斗 (lóngzhēng hǔdòu) — борьба драконов и тигров (обр. в знач.: яростная схватка, беспощадная борьба).
Но даже среди них нашелся один смельчак. Где-то поблизости раздался лязг вынимаемого из ножен клинка. Сияющая аура меча дерзко вклинилась между сражающимися демонами.
Это был меч изначального духа!
Ли Юнь был вне себя от радости. Он было решил, что это Янь Чжэнмин вернулся раньше времени. Однако, впереди его ждало удивление. Нет, у этого заклинателя меча тоже был изначальный дух, но он и рядом не стоял с его старшим братом, достигшим уровня «Божественного Царства»!
Это был Ю Лян из Управления небесных гаданий!
Клинок юноши налетел на кость в руках Цзян Пэна, и сила заклинаний, покрывавших меч, внезапно возросла. Юноша напоминал новорожденного теленка, осмелившегося выйти против тигра. Громко закричав, он снова ринулся в атаку. Темная энергия Цзян Пэна столкнулась с яростной бурей. Кость в его руках дрогнула, а потом вновь окрепла, сделавшись сильнее в несколько раз.
Но вдруг, Хань Юань отразил удар Цзян Пэна своим собственным мечом. Одновременно с этим он оттолкнул Ю Ляна свободой рукой и холодно произнес:
— Не смей умирать у меня на глазах, не навлекай на меня Небесное Бедствие. Убирайся отсюда!
Было видно, что меч Ю Ляна подвергся воздействию темной энергии. Юноша побледнел, но сохранил спокойствие и быстро ответил:
— Старший, я здесь, чтобы доставить послание. Возглавляемый Бянь Сюем зал Черной черепахи собрал вокруг себя множество заклинателей. Все они питают к тебе глубочайшую ненависть, они намерены убить тебя. Но эти люди всего лишь прикрытие. Они не брезгуют грязными трюками. Я понятия не имею, откуда они узнали о вашем маршруте. Мои друзья попытаются выиграть время, но тебе лучше уйти.
Пока он говорил, Хань Юань и Цзян Пэн успели провести более сотни раундов. Каждого из них окружал черный туман. Никто не желал опускаться до уловок. Они оба были ранены и не слушали, что говорил Ю Лян.
Но, если эти двое сумасшедших ничего не слышали, Ли Юнь вовсе не был глухим. Он быстро понял, что Ю Лян теперь всего лишь одинокий заклинатель меча, а его так называемые «друзья» — самое большее, банда, оставшаяся от Управления небесных гаданий. В последней стычке Управление небесных гаданий сильно пострадало, и вся их организация разваливалось на части. Кому теперь было до них дело?
Кроме Чжэши!
На этот раз Лужа среагировала очень быстро. Ведь именно она отвечала за отправку писем Чжэши. Конечно же, у девушки была с ним связь. Она быстро нащупал у себя на одежде пыльное воробьиное перо. Всего через несколько мгновений один конец пера потерял всю жизненную силу и потемнел!
— Это точно старший брат Чжэши! — закричала Лужа.
— Хань Юань, прекрати! — заорал Ли Юнь.
Но Хань Юань пропустил их слова мимо ушей... Может быть, он на самом деле слышал брата, но ситуация была настолько серьезной, что он попросту не мог сейчас остановиться.
Один из уцелевших бумажных насекомых выпрыгнул вперед и добросовестно передал все, что увидел, Ли Юню. Ли Юнь застыл, глядя куда-то вдаль. Все его тело покрылось мурашками. Менее чем в пяти ли от них разворачивался огромный массив. Никто не знал, сколько заклинателей с изначальным духом было на нем задействовано. Границы массива постепенно закрывались!
Ли Юнь стиснул зубы и вытащил из волос деревянную шпильку. В мгновение ока шпилька превратилась в меч.
Юноша не хотел использовать его без острой необходимости. Уходя, Янь Чжэнмин оставил это ему, чтобы он мог защитить себя. Внутри шпильки был запечатан клинок изначального духа.
В руках Ли Юня меч ожил, и Янь Чжэнмин сразу же это почувствовал.
Однако, в данный момент у него не было времени думать об этом. Чэн Цянь рухнул перед ним, как подкошенный. Казалось, юноша испытывал невероятную боль. Лежавшая на Шуанжэне рука Чэн Цяня бессознательно потянулась к лезвию. Будучи в полной темноте, Янь Чжэнмин не сразу понял, что юноша порезался, пока в нос не ударил металлический запах.
Шуанжэнь жадно пил кровь своего владельца. Юноша так разволновался, что против воли ринулся вперед.
— Сяо Цянь! Сяо Цянь!
Терпя сильнейшую боль, Чэн Цянь процедил сквозь зубы:
— Тан Чжэнь… Его… изначальный дух был создан в Поглощающей души лампе…
Все, что произошло в прошлом, разом сложилось в единую картину. Имея низкий уровень совершенствования, Тан Чжэнь, вероятно, как и они, отправился к морю Бэймин. Он отыскал разлом, оставленный темными заклинателями, и вошел в тайное царство горы Дасюэшань. Но прежде, чем он сумел отыскать лист золотого лотоса, налетел свирепый ветер и отделил его душу от тела.
Он должен был умереть, как те, кто пришел сюда до него, но, к счастью, его дух угодил в Поглощающую души лампу.
У Поглощающей души лампы не было владельца, но в тот момент она внезапно им обзавелась.
Какое совпадение. Словно слепая черепаха, случайно заплывшая в трещину. Точно так же, как когда-то душа Чэн Цяня вошла в камень сосредоточения души, в момент смерти, Тан Чжэнь обрел уникальную возможность и чудом выжил.
Но, пожалуй, такие вещи не стоит сравнивать. Поглощающая души лампа — великое зло, а камень сосредоточения души — божественный артефакт, способный помочь человеку на пути его самосовершенствования. Тан Чжэнь, должно быть, страдал в тысячу раз больше, чем Чэн Цянь.
В тот момент у него попросту не осталось выбора. Либо он совершенствовался в Поглощающей души лампе, либо лампа попросту поглотила бы его.
В конце концов, Тан Чжэнь победил. Он создал свой изначальный дух в Поглощающей души лампе и сам стал лампой.
Однако, вне всяких сомнений, его тело было неполноценным. Ведь только появившись в этом мире, эта проклятая вещь стала причиной множества злодеяний. Если Тан Чжэнь не сможет усовершенствовать свое тело, его постигнет не Небесное Бедствие, а самая настоящая ярость небес.
Если небеса разгневаются, они разнесут тайное царство горы Дасюэшань в щепки. Ни одно живое существо не сможет здесь выжить.
За исключением…
Голос Чэн Цяня был почти неслышен, и он продолжал бормотать себе под нос.
— Почему эти темные заклинатели пришли в тайное царство горы Дасюэшань?...
Говорят, что лист золотого лотоса с горы Дасюэшань может очистить любые грехи.
Но сможет ли он очистить грехи Поглощающей души лампы? Сможет ли он полностью омыть ее, превратив в божественный артефакт? Такой же, как камень сосредоточения души?
Чэн Цянь глубоко задумался. Неужели Тан Чжэнь действительно был так беспомощен перед птичьим демоном, державшим в руках его амулет, что решил сбежать?
Но ведь это были лишь «Нити марионетки». У Тан Чжэня была сотня способов справиться с ним.
Или он оказался таким бесстрашным, что лично вернулся в тайное царство горы Дасюэшань, чтобы проверить Поглощающую души лампу?
А может... Тан Чжэнь сам хотел, чтобы он пришел?
Все тело Чэн Цяня замерзло, мысли вереницами проносились мимо. Но прежде, чем он успел озвучить хотя бы одну из них, наследие цянькунь в его внутреннем дворце внезапно пробудилось, и божественное сознание Чэн Цяня вернулось к своему владельцу. Похоже, его что-то спровоцировало, что-то, что заставило его внутренний дворец озариться ярким светом. Поврежденный изначальный дух юноши едва мог открыть глаза.
Его божественное сознание стало настолько чувствительным, что Чэн Цянь смог ощутить ту малую часть, запечатанную в деревянном мече Янь Чжэнмина. Ему казалось, что он разделился надвое... Нет, натрое!
Все его воспоминания оказались разделены какой-то неизвестной силой, от горы Фуяо до острова Лазурного дракона, страница за страницей, они утратили всякие подробности. Его память постепенно искажалась, и его братья, с которыми они всегда поддерживали друг друга, стали ненавистными врагами. Все теплые чувства разом превратились в горькую, пронзающую до костей, ненависть.
С одной стороны, Чэн Цянь все еще сохранял здравомыслие под влиянием ослепительного сияния наследия цянькунь, и мог легко отличить реальность от вымысла. С другой, он не мог подавить эту внезапную ненависть, которая, казалось, исходила из самой глубины его сердца.
Одновременно с этим у юноши открылся третий глаз, который с опаской смотрел на мир из деревянного клинка.
В море знаний Чэн Цяня раздался голос, без устали повторяющий: «Убей его, убей его».
Это… «душа художника»!
Когда Тан Чжэнь вернул ему воспоминания, он спрятал в них это заклинание!
Чэн Цянь все еще оставался в сознании, но ему с трудом удавалось сдерживать разгоравшуюся жажду убийства. Он даже не чувствовал боли в порезанной ладони.
На самом деле, Шан Ваньнянь был к нему безжалостен. Ведь при нормальных обстоятельствах наследие цянькунь могло бы помочь ему противостоять «душе художника». Кроме того, было еще кое-что, на что Чэн Цянь никак не мог повлиять. Небольшая часть его изначального духа находилась в деревянном клинке Янь Чжэнмина. Но юноша угодил под удар свирепого ветра, способного отделить душу от тела.
У Чэн Цяня не было времени думать о том, было ли это простым совпадением или кто-то все тщательно спланировал.
«Душа художника»
Деревянный меч, вобравший в себя часть изначального духа Чэн Цяня, задрожал. Янь Чжэнмин крепко держал его в руке, ощущая болезненный резонанс между ним и человеком, который его усовершенствовал.
Янь Чжэнмин понятия не имел, что случилось с Чэн Цянем.
— Сначала я вытащу тебя отсюда, а потом мы поговорим. Если будет, что сказать, — решительно произнес он.
Юноша протянул было руку, чтобы обнять Чэн Цяня, но тот инстинктивно выставил вперед ладонь, намереваясь оттолкнуть его.
Всю его сущность переполняла жажда убийства. Стоило Янь Чжэнмину пошевелиться, как Чэн Цянь тут же вздрогнул, с трудом заставляя свой бушующий изначальный дух успокоиться. Он вскинул руку и мягко оттолкнул Янь Чжэнмина в сторону, стараясь не причинить ему никакого вреда.
Изначальный дух вновь заметался внутри него, и на Чэн Цяня тут же обрушилась невероятная сила ответной реакции. Половина тела юноши онемела.
Чэн Цянь захлебнулся кровью. Его одежды окрасились в красный, и затуманенное сознание на мгновение прояснилось, повинуясь раздражающей боли.
— Что ты творишь? — шокированно спросил Янь Чжэнмин.
Но Чэн Цянь напрочь проигнорировал его. Во-первых, это была длинная история. Во-вторых, он сам не до конца понимал, что происходит, и, наконец, в-третьих, у него попросту не было сил что-либо объяснять.
В глубине души он прекрасно понимал, что все это полная чушь. Он хотел, чтобы Янь Чжэнмин оставил его, но тот не только не собирался уходить, но и наоборот, постоянно пытался приблизиться. Чэн Цянь с трудом подавил рвущийся наружу безмолвный крик и до боли прикусив кончик языка. Рот юноши наполнился привкусом крови. Он рухнул на землю, согнувшись от боли в суставах, и изо всех сил попытался сосредоточиться на своем бушующем в море Ци изначальном духе, пытавшемся прорваться сквозь установленную Шан Ваньнянем печать.
Перед смертью Шан Ваньнянь беспокоился о том, что его поврежденный дух не сможет вынесли силу наследия цянькунь. Тогда он запечатал наследие цянькунь. В тот момент, когда изначальный дух Чэн Цяня будет восстановлен, печать разрушится сама. Но сейчас юношу это мало волновало. Он хотел освободиться, хотел воспользоваться способностью «слушать небо и землю», чтобы вырваться из-под влияния «души художника» Тан Чжэня.
Что касается того, сможет ли его тело вынести тяжесть дарованного наследия? Чэн Цянь об этом не задумывался.
Пока есть возможность, он будет делать все, что в его силах. Какой бы отчаянной не была ситуация, он никогда не сомневался в том, что в мире нет ничего, с чем он бы не справился.
Внезапно Янь Чжэнмин почувствовал, что весь окружавший его холод разом устремился к Чэн Цяню. Тело юноши замерзло, и меж его бровей проступила крохотная метка, по виду напоминавшая человеческое ухо.
В тайном царстве горы Дасюэшань гасли любые лампы, застывали любые свечи. Казалось, здесь совершенно не осталось места для света, но сияющий знак во лбу юноши это совершенно не трогало. Он разгорался все сильнее и сильнее, становясь все ярче и ярче. Настолько ярким, что вскоре Янь Чжэнмин мог без труда разглядеть бледные, перепачканные в крови губы Чэн Цяня, и клубящуюся вокруг него темную энергию.
Долгое время Янь Чжэнмин не мог понять, что происходит. Он не решался сделать ни шагу вперед. В глубине души он чувствовал, что все это похоже на влияние какого-то странного наследия, однако, сейчас для этого было не время и не место.
Кроме того, что за наследие могло заставить его младшего брата так себя истязать?
Янь Чжэнмин никогда не слышал ни о чем подобном, более того, он понятия не имел, что могло бы случиться с Чэн Цянем, останови он его на полпути.
Он никогда бы не посмел рисковать жизнью Чэн Цяня, потому юноше ничего не оставалось, кроме как вернуть деревянный меч во внутренний дворец, и вновь использовать свой изначальный дух, чтобы успокоить дрожащий клинок.
В конце концов, этот клинок был связан с Чэн Цянем. Вскоре, Янь Чжэнмин уловил слабый отклик, и ему показалось, что до его ушей донесся тихий звон.
Но, не позволяя себе задумываться над этим, Янь Чжэнмин вдруг почувствовал, что земля под его ногами начала дрожать. Сквозь толстый лед тайного царства горы Дасюэшань он услышал рокот морских волн.
Море Бэймин откликнулось на наследие Чэн Цяня!
Янь Чжэнмин был начеку, его нервы были обострены до предела, все его тело почти превратилось в острый клинок. Юноша подумал: «Ничего страшного, если это только море, но что если...»
Стоило ему только вспомнить об этом, как до ушей Янь Чжэнмина донесся резкий свист, исходящий из глубины тайного царства. Свирепый вихрь снова вернулся. На этот раз он прошел мимо, нехотя зацепив валявшиеся неподалеку кости.
Янь Чжэнмин горько усмехнулся. Впервые в жизни он понял, что у него тоже был вороний рот.
Тело заклинателя меча не создано из меди и железа, но оно и не податливая глина. Обычное оружие не могло причинить ему вреда. Однако совсем недавно он угодил под сильный порыв ветра, оставивший на его коже раны длиной в несколько чи, и теперь спина Янь Чжэнмина горела от боли.
Он внимательно посмотрел на бессознательного Чэн Цяня, вновь призвал деревянный клинок и крепко сжал пальцами рукоять. Вокруг него веером выстроились призрачные лезвия, и заключенная во внутреннем дворце аура меча вырвалась на свободу. Тайное царство горы Дасюэшань превратилось в поле мечей.
Наследие цянькунь растревожило это место. Запоздало обнаружив нарушителя, бушевавший поблизости вихрь тут же устремился к Чэн Цяню.
Янь Чжэнмин не задумываясь использовал свой изначальный дух, превращая веер клинков в прочнейшую сеть. Юноша глухо вскрикнул. Он попросту не мог сдаться, продолжая удерживать гнев ледяной глыбы.
Сеть клинков и холодный ветер встретились на узкой дорожке. В мгновение ока в воздухе вспыхнули тысячи сияющих пятен. Острые, режущие железо, как глину, мечи прогибались под яростью стихии. Стоило им столкнуться, как сеть тут же поредела наполовину.
Холодное сияние отражалось от ледяных стен, некогда яркие фонари казались тусклыми, и воздух бесконечно полнился лязгом металла. Свирепый ветер растрепал длинные волосы Янь Чжэнмина, его походная одежда почти превратившись в лохмотья.
Юноша с трудом приоткрыл глаза, позволяя деревянному мечу в его руках подняться в воздух.
Когда-то он думал, что Чэн Цянь погиб, и им больше никогда не открыть замки, сокрытые в печати главы. Когда-то он думал, что настанет момент, и он найдет в себе силы подавить оставленное в печати сознание прошлых поколений, насильно переступить запрет и вернуть гору Фуяо в этот мир.
Но в этот момент перед лицом Янь Чжэнмина было лишь ужасное тайное царство, поднявшееся из моря Бэймин, и он стоял здесь, неподвижный, как скала, держа в руках деревянный меч...
«Я ведь такой осторожный человек, так почему же я постоянно ищу смерти?» — с досадой подумал Янь Чжэнмин.
На стадии «входа в ножны» его клинок был более сдержанным, чем обычно, но при этом казался намного длиннее.
Однако его ярости не хватило бы надолго...
Так началось их с горой противостояние. Янь Чжэнмин не спешил полностью обнажать свой клинок, он ринулся в бой с мечом из внутреннего дворца.
Одолеваемый тираническим вихрем, он снова и снова поднимался на ноги.
В тайном царстве горы Дасюэшань не было смены дня и ночи. Янь Чжэнмин понятия не имел, сколько времени прошло, его меридианы страдали от давно позабытой боли, он чувствовал себя подушечкой для иголок. Юноша не знал, когда его изначальный дух окончательно иссякнет.
Много лет Янь Чжэнмин не чувствовал ничего подобного. Он не мог не оглянуться на Чэн Цяня. Лицо юноши было белым, как бумага, и это зрелище, похоже, придавало Янь Чжэнмину сил.
Внезапно, он почувствовал себя крайне странно. Казалось, с его характером и жуткой непереносимостью боли, он не смог бы продержаться даже до момента, когда прогорит масляная лампа. Он давно бы уже привел себя в порядок и сел дожидаться смерти, но, пока рядом был Чэн Цянь, он был сам не свой.
Чэн Цянь превратил его из «хрупкого» печенья в тряпку, которую нельзя было ни скрутить, ни разорвать. И пусть на вид она выглядела ужасно, но, как ее не сжимай, она все равно возвращалась в форму.
Боль от игл постепенно распространилась по всему телу. Конечности Янь Чжэнмина разрывало на части. Это было серьезным предупреждением от пересохших меридиан. Но юноша напрочь проигнорировал его. Окружавший его барьер исчез, внутренний дворец опустел. В ушах оглушительно зазвенело, и все его клинки разом вырвались на свободу!
Повисший в воздухе меч изначального духа превратился в чистое намерение и хлынул вперед, снося горы и опрокидывая моря1. В воздухе раздался дикий, почти звериный рев, и налетевший на лезвие свирепый вихрь в миг оказался отброшен назад.
1 排山倒海 (pái shān dǎo hǎi) — сносить горы и опрокидывать моря (обр. в знач.: всесокрушающий; неодолимый, сокрушая всё на своём пути).
Янь Чжэнмин содрогнулся всем телом, вопреки ожиданиям, его раны истекали кровью. Юноша ударил мечом по земле, приказывая себе оставаться на ногах, но перед его глазами стояла темнота.
— Сяо Цянь... — бессознательно пробормотал он.
Всю свою жизнь он ненавидел себя за то, что не смог защитить юного Чэн Цяня. Но спустя годы, Чэн Цянь стал таким сильным, что больше не нуждался в старшем брате. Лишь остаточный страх, зародившийся в сердце Янь Чжэнмина в те годы, так и не желал покидать его.
Губы Янь Чжэнмина тронула странная улыбка, и юноша тут же потерял сознание, застыв там же, где и стоял.
Деревянный клинок замер, но не упал. Его лезвие так и зависло в воздухе, держась ровно перед хозяином.
Однако, вопреки ожиданиям, никакого удара не последовало. Столкнувшись с таким сильным противником, яростный вихрь словно растерялся и предпочел скрыться в недрах тайного царства годы Дасюэшань.
Заключенная в клинок часть души Чэн Цяня, казалось, вздохнула с облегчением. Это было поистине неописуемое чувство. Его сознание было разделено надвое: одна половина оставалась в теле, а другая — в деревянном мече. Словно две головы, что думали одновременно, постоянно мешая друг другу. Теперь Чэн Цянь действительно понимал, что чувствовал Хань Юань. Будь то «душа художника» или разделение души.
Чэн Цянь отчаянно сопротивлялся влиянию заклинания. Юноша изо всех сил пытался сохранить здравомыслие, ведь, когда печать наследия цянькунь спала, помещенная в клинок часть его сознания все еще защищала Янь Чжэнмина. Находясь под подавляющим влиянием «души художника» он озадаченно размышлял над причинами и следствием.
Увидев, что ветер отступил, Чэн Цянь быстро перевел дух. Однако, в его душе уже зародилось сомнение.
Что такое «душа художника»?
Зачем Тан Чжэню желать, чтобы он убил Янь Чжэнмина?
Если бы Тан Чжэнь хотел повергнуть мир в хаос, он мог бы избавиться от Хань Юаня, Шан Ваньняня и других, но никак не от Янь Чжэнмина. У старшего брата клана Фуяо было столько перевернутых чешуек2, что их все можно было пересчитать одной рукой. Если бы никто и никогда не трогал его, он мог бы оставаться на горе Фуяо всю жизнь. Он никогда не желал брать на себя инициативу по созданию проблем.
2 逆鳞 (nìlín) — чешуя против ворса [под горлом дракона]. 触逆鳞 затрагивать чешую дракона, посаженную против ворса (обр. в знач.: затрагивать больное место).
Почему Тан Чжэню нужно было настроить против себя столь свирепого и сильного заклинателя меча? Зачем было тратить столько времени и сил, чтобы обманом заманить его в тайное царство горы Дасюэшань?
Даже если Тан Чжэнь и вправду был сумасшедшим и действительно хотел убить Янь Чжэнмина, почему он не сделал этого там, на горе Фуяо?
Пока они были на горе, никто бы ничего не заподозрил. Они проводили рядом день и ночь. Янь Чжэнмин не смог бы от него сбежать. Так почему именно здесь?
Никто не знал, какие опасности поджидают их в тайном царстве горы Дасюэшань. С момента попадания сюда, юноши постоянно были начеку, напасть на них со спины было практически невозможно.
С чего Тан Чжэнь вообще взял, что ему удастся убить Янь Чжэнмина?
Чэн Цянь давно совершенствовал свой изначальный дух, он уже пережил семь Небесных Бедствий. Его уровень был далек от некогда слабого Хань Юаня. Если бы он понял, что с ним что-то не так, он бы тут же начал сопротивляться. Но если Тан Чжэнь полагал, что Чэн Цянь слишком увлечется и случайно ранит заклинателя меча, достигшего уровня «Божественного Царства», то, похоже, он ни капли его не уважал.
Однако заклинание «души художника», спрятанное в теле юноши, пробудилось именно сейчас. Какой смысл ворошить осиное гнездо3?
3 打草惊蛇 (dǎcǎo jīngshé) — косил траву, спугнул змею; обр. вспугнуть, насторожить; разворошить осиное гнездо.
Янь Чжэнмин ненадолго пришел в себя. Юноша с позором прислонился к стене и почувствовал, как в глубине тайного царства бушует ветер. После этого он принялся приводить в порядок свой изначальный дух. Глубоко вздохнув, Янь Чжэнмин посмотрел в ту сторону, где должен был быть Чэн Цянь. Чэн Цянь все также неподвижно стоял на месте.
— Я еще не умер... — пробормотал Янь Чжэнмин. — Эй... Когда ты собираешься расчесывать мои волосы?
Отметина на лбу Чэн Цяня становилась все ярче и ярче. Чем глубже он проникал в суть разрушающейся печати, тем сильнее становилось жжение. Знакомое чувство ворвалось в его тело, грозя превратить юношу в горстку пепла.
Все это неизбежно повлияло на частицу сознания Чэн Цяня, заключенную в деревянном мече. Клинок тихо загудел.
Янь Чжэнмин отвернулся от Чэн Цяня и внезапно поднял голову, всматриваясь в глубины горы Дасюэшань. Вдруг, в его душе родился странный импульс, будто что-то в тайном царстве изо всех сил взывало к нему. Юноша не мог произнести ни слова, сердце бешено колотилось в его груди.
Однако он так и не сдвинулся с места. Пальцы Янь Чжэнмина слегка погладили рукоять деревянного меча, и юноша пробормотал себе под нос:
— Странно, такое чувство, там, внутри, есть кто-то очень упрямый. Прямо как ты.
Чэн Цянь изо всех сил пытался понять, что делать с наследием цянькунь, но едва услышав эти слова, он растерялся. Деревянный меч снова задрожал.
Янь Чжэнмин остановился в трех шагах от Чэн Цяня. Он не стал подходить слишком близко, чтобы не беспокоить юношу, но стоял так, чтобы видеть только его одного. Казалось, так он мог противостоять необъяснимой силе, тянувшейся к нему из недр горы.
Юноша быстро облизнул потрескавшиеся губы. Он отчетливо понимал, что это не только с ним что-то не так, но и тайное царство горы Дасюэшань, казалось, было чем-то взбудоражено.
Вдруг, он слегка зажмурился, и увидел, как сквозь темноту ледяной глыбы пробился золотистый луч света. Сперва это была лишь тонкая нить, но она стремительно удлинялась и вот, в этом невероятно мрачном месте расцвели десятки тысяч золотых цветов.
Среди бесконечного холода и стужи, в безмолвии колыхался загадочный ореол. Его свет отражался отовсюду, словно блики на воде, превращая это место в настоящий рай на земле.
Это зрелище казалось таким неописуемым, что, у каждого, кто увидел бы его, наверняка перехватыватило бы дыхание.
Янь Чжэнмин был потрясен. Вдруг, в его душе появилась догадка — это и был тот самый лист золотого лотоса с горы Дасюэшань?
Неужели, этот лист и вправду существовал?
В тот момент, когда золотое сияние разрезало темноту, Чэн Цянь понял, что не сможет так легко избавиться от «души художника». Темная энергия тут же окутала его внутренний дворец, и ослабевший изначальный дух почти полностью утонул в ней. Лишь та далекая часть, где было сокрыто наследие цянькунь, оставалась нетронутой.
Чэн Цянь, до того стоявший неподвижно, внезапно открыл глаза. Его взгляд был холоднее, чем на изнуряющих тренировках. Казалось, в нем можно было увидеть куски льда.
Янь Чжэнмин тут же пришел в себя.
— О предки, неужели ты проснулся?
Но Чэн Цянь не обратил на него никакого внимания. Его конечности и суставы заскрипели, и юноша выпрямился, мелко дрожа. Все его тело было покрыто инеем. Его движения казались резкими и неестественными, а окровавленный Шуанжэнь, зажатый в его руке, являл собой неприкрытую жажду убийства.
В этот момент деревянный клинок Янь Чжэнмина внезапно вышел из-под контроля. Пусть его разум был поврежден, но частица изначального духа Чэн Цяня смогла взять верх над мечом. Аура клинка наполнилась силой, и оружие устремилось к юноше.
Янь Чжэнмин вытянул руку, намереваясь схватиться за рукоять деревянного меча, но так и не сумел его остановить. Ему оставалось лишь смотреть на то, как аура клинка погрузилась в тело Чэн Цяня.
Конечно же он понимал, что этот вредоносный деревянный клинок был частью Чэн Цяня. Но сейчас он был так удивлен и рассержен.
— Чэн Цянь, ты совсем рехнулся?!
Тело Чэн Цяня содрогнулось. Казалось, он и вовсе не чувствовал боли. По шее юноши пробежал холодок, и из уголка рта потянулась тонкая струйка крови. Он все еще был не в себе, глядя вперед безжизненным взглядом. Это зрелище казалось таким знакомым... По спине Янь Чжэнмина пробежали мурашки. «Душа художника»!
Вдруг, Чэн Цянь поднял руку, сжимавшую Шуанжэнь. Острие клинка рассекло лед, и юноша, пошатываясь, шаг за шагом двинулся к Янь Чжэнмину.
«Он хочет убить меня?» — промелькнуло в мыслях Янь Чжэнмина. Все его тело заледенело. Он оказался в смятении и на какое-то время просто застыл на месте.
Внезапно, юноша краем глаза заметил золотое свечение, и его сердце снова забилось сильнее. Лист золотого лотоса!
Неважно, кем он был, и не важно, что его противником был Чэн Цянь. Пока он мог заполучить лист золотого лотоса, ему не страшна была и дюжина «душ художника».
Подумав об этом, Янь Чжэнмин внезапно схватил деревянный клинок, не позволив Чэн Цяню использовать собственный изначальный дух, чтобы навредить себе, и бросился к золотистому сиянию.
Заключенная в деревянный меч частица души Чэн Цяня тут же поняла, что он собирался сделать.
— Старший брат! Стой!
Но никто не слышал голос клинка.
Тан Чжэнь заманил их сюда, используя ярость свирепого ветра. Он растревожил три духа4, чтобы пробудить «душу художника».
4 魂魄 (húnpò) — дух и душа (3 положительных бессмертных и отрицательных смертных частей человеческой души).
Этот человек владел всеми видами духовных проклятий, так зачем ему понадобилась «душа художника»?
Вдруг, в сердце Чэн Цяня возникла догадка. Все потому, что, когда они были в Восточном море, Янь Чжэнмин уже видел это заклинание и мог без труда узнать его. Никто в клане Фуяо не смог бы его забыть.
Конечно же, Тан Чжэнь знал, что Чэн Цянь не смог бы убить Янь Чжэнмина. Именно поэтому он решил вспугнуть притаившуюся в траве змею. Если бы Янь Чжэнмин увидел своего младшего брата в ловушке «души художника», что бы он сделал?
Конечно же, раздобыл бы лист золотого лотоса!
В этот момент заключенное в меч божественное сознание Чэн Цяня содрогнулось, едва не зацепив внутренний дворец Янь Чжэнмина. Янь Чжэнмин почувствовал его и инстинктивно остановился.
Чэн Цянь решительно призвал свое божественное сознание обратно в захваченный аурой клинка внутренний дворец, и направил прямо к печати наследия цянькунь.
В мгновение ока сломанная печать распалась на куски, и сокрытые внутри нее чудеса вспыхнули ярким пламенем, грозя опалить все тело юноши изнутри. Темная печать между бровей Чэн Цяня разбилась и исчезла, и «душа художника» обратилась в пепел.
Но вслед за этим тут же последовало более суровое испытание.
Чэн Цяню казалось, что его кожа пылала огнем. Слой инея, покрывавший его тело, растаял, его одежда и волосы моментально промокли. Его изначальный дух отделился от тела, как когда-то давно, много лет назад, когда он еще не до конца сформировал себя из камня сосредоточения души, и первое же Небесное Бедствие едва не убило его.
Чэн Цянь потерял контроль над своим телом и медленно повалился на землю.
Тайное царство горы Дасюэшань содрогнулось. Напрочь позабыв о «душе художника», Янь Чжэнмин схватил Чэн Цяня за руку, притянул к себе и подумал в глубине души: «Если он хочет убить меня, пусть убьет».
Кожа Чэн Цяня была такой горячей, что Янь Чжэнмин вздрогнул. Вдруг, словно из ниоткуда налетел яростный ветер. Будто острое лезвие, он метался по тайному царству, как табун диких лошадей. Казалось, он окончательно обезумел.
Янь Чжэнмин крепче прижал Чэн Цяня к себе, и земля под их ногами внезапно обрушилась. Юноша использовал ауру меча, чтобы защитить себя и младшего брата. Ведь, как говорится, лучшая защита — это нападение. Аура меча образовала вокруг них защитный барьер, и они вместе провалились в глубины тайного царства.
И воссоединиться с душой того, кого ты любишь
Неизвестно, насколько глубоко было это тайное царство. Аура меча Янь Чжэнмина напоминала хрупкий песчаный замок, чьи стены великое множество раз разрушали и восстанавливали.
Так что же такое «тайное царство горы Дасюэшань»?
Куда они так стремились попасть?
Если они внезапно провалятся вниз, достигнут ли они дна моря Бэймин?
Янь Чжэнмину казалось, что он все еще видит свечение золотого лотоса. Это означало, что они не покидали тайного царства горы Дасюэшань. Но вдруг, юноша осознал, что всепроникающая сила золотого сияния была так велика, что оно разливалось повсюду. Но сам лотос был от них неимоверно далек.
Ему казалось, что море Бэймин было таким темным лишь потому, что весь его свет сосредоточился в этом цветке.
Аура меча, защищавшая тело Янь Чжэнмина, распалась. Но юноша никак не мог собраться с силами и создать новый барьер, потому он изо всех сил старался удержаться в воздушном потоке, крепко прижимая к себе Чэн Цяня.
Внезапно, он вспомнил о Безмятежной долине, о которой когда-то рассказывал Чэн Цянь. Говорят, что это безжизненное место навсегда соединило души их учителя и старшего наставника. Теперь они останутся там навечно, окруженные пустотой и редкими маленькими призраками, у которых за пределами долины не было ничего.
Янь Чжэнмин так и не сказал Чэн Цяню о тайной связи между этими двумя, но в глубине души он остался доволен результатом.
Что еще в этом мире может сравниться с возможностью воссоединиться с душой того, кого ты любишь? Что такое какая-то жалкая тысяча порезов? Что такое разбиться на куски?
Кончик его носа легко потерся о шею Чэн Цяня, и Янь Чжэнмин задумался: «В этой жизни ты постоянно сердился на меня, но в следующей, тебе придется как следует поработать».
Но ровно в тот момент, когда он уже приготовился умереть вместе со своей любовью, прямо рядом с ним, словно из ниоткуда, появился чей-то изначальный дух, окутав обоих совершенствующихся защитным барьером.
Янь Чжэнмин опешил.
Подождите, как так вышло? Неужели в этом месте был кто-то еще?
И пусть это было сделано для того, чтобы спасти их, глава Янь настолько глубоко погрузился в свои мысли, что даже расстроился, когда его прервали.
К счастью, его несвоевременная болезнь не успела пустить корни. Янь Чжэнмин среагировал моментально. Этого времени было вполне достаточно, чтобы привести в порядок изначальный дух.
Однако он не забыл с особым вниманием изучить эту словно из ниоткуда взявшуюся силу.
Окружавший их изначальный дух, казалось, расслоился надвое. Внутренний слой был настолько теплым, что напоминал одеяло, согревавшее зимними ночами. Мгновение спустя его тепло разлилось по коже и проникло в кости. Но внешний слой был таким же холодным, как тайное царство горы Дасюэшань.
Но кто мог быть настолько могущественным?
Вдруг, чей-то голос прошептал Янь Чжэнмину на ухо:
— Сосредоточься, ты слишком торопишься. Воля твоего меча слишком агрессивна. Она злит ветер. Успокойся.
Янь Чжэнмин склонил голову набок.
— Кто вы?
Голос не ответил, но откуда-то издалека донеслось эхо какой-то мелодии.
Мелодия тянулась медленно и неторопливо, как если бы после весеннего снега внезапно пришло тепло, лед, сковавший пруд с увядшими лотосами, растаял, и томящаяся под слоем толстого ила жизнь, не желая сдаваться1, вновь потянули к миру свои тонкие нити. И молодые рыбки, снующие меж сухих веток, вновь озарили воду блеском своей чешуи.
1 藕断丝连 (ǒu duàn sī lián) — корневище лотоса переломлено, но волокна тянутся обр. ещё не все связи порваны; не в силах расстаться, тянутся друг к другу, продолжают любить друг друга.
И словно дивные красавицы, изящно отбрасывающие свои одежды, десятки тысяч лотосовых листьев раскрыли свои объятия навстречу ветру и росе, толпясь промеж омытых чистой водой цветов...
Янь Чжэнмин не знал, что это за инструмент. Но он чувствовал, что его колотящееся сердце постепенно успокаивалось. Все тревоги и мысли о Чэн Цяне, наконец, стихли. Странный изначальный дух продолжал разливаться по его внутреннему дворцу. Юноша сделал глубокий вдох. Только теперь он понял, что был не прав. Он слишком беспокоился о Чэн Цяне, чем и спровоцировал яростный ветер. Воля его меча почти перешла все границы.
Янь Чжэнмин попытался успокоить свой клинок, и бушевавший вокруг них ветер действительно начал стихать. Некоторое время спустя он почти полностью исчез.
Янь Чжэнмин опустил голову и поудобнее перехватил Чэн Цяня.
— Большое спасибо... Мой младший брат сейчас не в лучшем состоянии. А я порой бываю слишком вспыльчивым, — тихо сказал юноша.
Отголоски далекой мелодии становились все тише и тише. Наконец, она закончилась, и голос снова произнес:
— Это жалкое заклинание. От него легко избавиться. Не стоит так сильно беспокоиться.
Янь Чжэнмин осторожно коснулся пальцами лица Чэн Цяня и с тревогой посмотрел на юношу. Вдруг он заметил, что темная энергия, клубившаяся между бровей Чэн Цяня и странная отметина в форме уха исчезли. Сейчас в облике его брата не было ничего необычного, за исключением того, что его тело становилось все горячее и горячее.
— Странно, — произнес Янь Чжэнмин, — это не похоже на «душу художника».
Юноша немного поколебался и тихо спросил:
— Вам, случаем, не известно, что это за заклинание?
— Оно называется «Весны и осени»2. Но вы, заклинатели, кажется, зовете его «душа художника». Весьма впечатляюще. Но на самом деле это всего лишь дешевый трюк, не стоит уделять ему так много внимания, — сказал голос.
2 春秋 (chūnqiū) — весна и осень (обр. в знач.: четыре времени года, круглый год. Так же «Чуньцю», «Вёсны и осени» это приписываемая Конфуцию летопись княжества Лу, пятая книга конфуцианского «Пятикнижия»).
Янь Чжэнмин удивленно вскинул бровь. Что значит «вы, заклинатели»?
— Осмелюсь спросить достопочтенного... — начал было Янь Чжэнмин.
— Я не «достопочтенный», — неопределенно ответил ему голос. Похоже, его владелец не привык к вежливым обращениям. Голос казался немного грубоватым, — я здесь лишь для того, чтобы составить компанию растущему в этих краях лотосу. Я обычный цветочный дух.
Когда голос стих, прямо перед Янь Чжэнмином мелькнула серая тень. Сложно было понять, мужчина то был или женщина, старый или молодой. Тень напоминала неприметного мотылька, случайно залетевшего в тайное царство горы Дасюэшань, в поисках золотого света. Если бы она сама не обратила на себя внимание, ее так никто бы и не заметил.
Янь Чжэнмин слегка прищурился. Он не знал, что цветочный дух намеревался делать с двумя незваными гостями.
Но дух, похоже, угадал его мысли и поспешно произнес:
— Тебе не о чем беспокоиться. Я защищаю вас лишь потому, что мне приказал золотой лотос.
Янь Чжэнмин был ошеломлен. Хотя он и гордился своей красотой и изяществом, но он был не настолько самовлюбленным, чтобы сравнивать себя с цветами. Юноша настороженно подумал: «Этот призрачный лотос ведь не сделает из нас удобрение, верно?»
— Сегодня лист золотого лотоса появился здесь из-за тебя. Конечно же, ты имеешь право забрать его. Пойдем со мной, — отозвался цветочный дух.
Янь Чжэнмин лишился дара речи.
Золотой лотос лично предлагал ему забрать лист? Видя, как тайное царство горы Дасюэшань пытается их убить, он специально прислал в качестве провожатого цветочного духа?
Ему это что, снится?
Как говорится: «Не стоит навязываться или упустишь дело»3. Янь Чжэнмин привык к невезению и никак не мог поверить в то, что на его голову могла свалиться такая удача.
3 上赶子不是买卖 (shàng gǎnzi bùshì mǎimai) — излишняя настойчивость вызывает отторжение (обр. не стоит навязываться или слишком понижать цену товара или услуги, иначе тем самым отпугнёшь клиента, который может подумать, что что-то не так).
Юноша нахмурился и осторожно спросил:
— Это... Я польщен такой неожиданной милостью. Наверное, нет смысла говорить, что дыру в горе Дасюэшань проделал темный заклинатель прошлых поколений. Боюсь, я намного слабее его, чем я удостоился такой чести?
— Да, тот темный заклинатель следовал по Призрачному пути, он был сильнее, чем ты, но он не заслужил такой чести, ведь он не был повелителем демонов.
— Простите, но ведь и я не был... — ответил Янь Чжэнмин.
— Лист золотого лотоса способен очистить все грехи этого мира. Таков закон. И не имеет значения, насколько высок твой уровень совершенствования. Тот, кого признает золотой лотос, не важно, праведник он, или ужасный демон, должен уметь контролировать ситуацию и следовать правилам. Это и значит быть «могущественным», «властным» и «сильным». Ты знаешь, что следуешь праведному пути. Может, в тебе и нет ничего особенного, но все великие из вашего поколения давно уже мертвы, и теперь эта «сила» досталась тебе. В этом нет ничего необычного. Тебе нечего бояться.
Янь Чжэнмин не нашел, что ответить.
Все выглядело так, будто они выбирали генерала среди карликов4, и, если подумать, это было очень похоже на правду.
4 矮子里选将军 (ǎizi li xuǎn jiāngjūn) — выбирать генерала среди карликов, (обр. выбирать лучшего из тех, кто есть. выбирать лучшего из худших).
После смерти Тун Жу наступила эпоха Четырех Святых. Но когда скончался Шан Ваньнянь и состарился Бянь Сюй, эпоха Четырех Святых подошла к концу. После раскола в Управлении небесных гаданий и уничтожения девяти мудрецов из «кошмарных путников», обе стороны остались ни с чем. После битвы в Массиве десяти сторон все крупные кланы поджали хвосты. И наступило время, «когда в горах без тигра даже обезьяна смогла бы стать королем».
Кроме того, Хань Юань слишком легко избежал казни. Невозможно, чтобы все это не имело никакого отношения к клану Фуяо.
— Тайное царство горы Дасюэшань на самом деле лишь дрейфующий в море Бэймин защитный купол для золотого лотоса. И как только лотос отпустит листья, тайное царство разрушится, и его руины будут ждать возможности собраться вновь. Тебе лучше поторопиться. Бери лист и уходи отсюда вместе со своим младшим братом. Он угодил под влияние «души художника». Это пустяки. Лист золотого лотоса легко избавит его от этой напасти, — сказал цветочный дух.
Янь Чжэнмин всегда чувствовал, что лист золотого лотоса с горы Дасюэшань был окутан множеством странных тайн, потому спросил прямо:
— Простите мое невежество, но что значит «очистить все грехи этого мира»? Если кто-то всю жизнь без разбора убивал людей, его грех слишком велик. Этого уже не исправить, содеянного не вернуть. Но неужели для того, чтобы воскресить мертвых, нужно лишь отыскать этот лист?
Цветочный дух был ошеломлен. Но мгновение спустя он улыбнулся и произнес:
— Большинство из тех, кто приходили в тайное царство горы Дасюэшань, были темными заклинателями. Конечно, то, что вы, праведники, думаете иначе, не изменит того, что мертвых нельзя воскресить. Мои слова о «грехе» отличается от того, что ты себе представляешь. Когда ты достиг «Божественного Царства», ты должен был понять, что скрыто в умах заклинателей...
— Путь небес… — ответил Янь Чжэнмин.
— Путь небес может быть ясным и мутным, стремительным и тихим, он может быть длинным и коротким, узким и широким. Если будешь слишком полагаться на правила, сломаешься, — тихо сказал цветочный дух. — Путь небес заставляет темных заклинателей преодолевать тысячи ли в день, это делает их кровожадными, а кровожадность приводит к равновесию. Если хочешь отмыться от Темного Пути, ты никогда в жизни не должен проливать кровь. Путь небес жаждет равновесия. И то, что вы, заклинатели, называете «грехом» — тоже своего рода путь к равновесию. Заклинатели сами сеют причины будущих событий, в их руках находится истина. Но они боятся себя и сдерживают собственные силы, чтобы добро и зло не привело их к Небесному Бедствию.
Пока цветочный дух говорил, Янь Чжэнмин, наконец, коснулся ногами земли. Казалось, будто он вновь вернулся в тайное царство, но бушевавший в нем яростный ветерисчез.
При помощи изначального духа раны Янь Чжэнмина начали заживать. Он поднял Чэн Цяня на руки, но дальше не пошел, так и оставшись стоять на месте.
— Ты хочешь сказать, что пусть лист золотого лотоса и кажется таким волшебным, но на самом деле это как дать виновному горсть красных абрикосов, сказав, что это спасет его от Небесного Бедствия?
— Если избавиться от ила, исчезнет грязь и вода очистится. Если ты не станешь оправдывать зло, в этом не будет ничего плохого.
Сердце Янь Чжэнмина было полно невысказанных противоречий, и его прежняя тяга к листу золотого лотоса заметно ослабла.
Цветочный дух остановился в десяти шагах от него:
— Путь небес бесчеловечен. В соответствии с ним все сущее лишь чучело собаки5. Тогда в чем же разница между добром и злом? Просто вы, смертные, не можете этого понять.
5 刍狗 (chúgǒu) — соломенная собака, чучело собаки (в древнем Китае ― для жертвоприношений, по окончании которых её выбрасывали; обр. в знач.: ненужная, бесполезная вещь, хлам, никчемность).
Услышав эти слова, Янь Чжэнмин чуть было не усмехнулся. Если это так, то в чем смысл пятисотлетней ссылки Хань Юаня? Если кто угодно может прилепить себе на лоб лист золотого лотоса и тут же превратиться в невинную овцу!
Вдруг, Янь Чжэнмин услышал тихий шелест. Словно росток, что пытался пробиться сквозь землю. Затем, воздух наполнился неописуемым ароматом. Цветочный дух медленно поднял голову и тихо произнес:
— Золотой лотос вот-вот расцветет, и цель, к которой ты так стремился, его лист, скоро раскроется…
Янь Чжэнмин был ошеломлен. Юноша посмотрел в сторону цветочного духа и увидел неподалеку золотой лотос, размером с две ладони, тихо плывущий по воде. Его свет больше не был таким ярким, напротив, он олицетворял собой невыразимую чистоту. Лишь его корни уходили в глубины моря Бэймин.
И правда... Тайное царство горы Дасюэшань могло погасить все огни, даже сияющую в темноте жемчужину, ведь лед и снег здесь были застывшими водами черного моря Бэймин!
Золотой лотос одиноко покачивался на поверхности воды. Над цветком витал туман. Вдруг, словно почувствовав чье-то присутствие, лотос медленно повернулся, являя взору спрятанный под ним крошечный лист.
Неизвестно почему, но при одном лишь взгляде на этот цветок, сердце Янь Чжэнмина затрепетало.
— Это сердце горы Дасюэшань... Заклинатель, раз уж он появился здесь из-за тебя, он твой, — вздохнул цветочный дух.
Но Янь Чжэнмин не сдвинулся с места.
Цветочный дух перевел взгляд на Чэн Цяня и, не удержавшись, добавил:
— Листья золотого лотоса напоминают цветы канны6. Когда они полностью раскроются, времени у вас останется всего на одну палочку благовоний7. Затем они увянут, и тайное царство горы Дасюэшань разрушится. Это величайшее сокровище, заполучить которое мечтает каждый. Так чего же ты медлишь?
6 Отсылка на идиому 昙花一现 (tánhuāyīxiàn) — цветы канны появляются на мгновение (обр. в знач.: появиться на мгновение и исчезнуть; быстро расцвести и увянуть). Хотя на самом деле название昙花 (tánhuā) относится к эпифиллуму остролепестковому. Эпифиллум — род эпифитных кактусов семейства кактусовые. Насчитывается двадцать видов. Цветет редко и только в ночное время.
7 В древнем Китае время измеряли палочками благовоний.
Голос цветочного духа пробуждал в душе юноши беспокойство и безграничное желание. И Янь Чжэнмин почти поддался на уговоры. Юноша подумал: «Император не беспокоится, а евнух нервничает8. В чем же причина?»
8 皇帝不急太监急 (huángdì bùjí tàijiān jí) — император не беспокоится, а евнух нервничает (обр. в знач.: заинтересованное лицо не беспокоится, и не спешит найти укрытие, в то время как люди незаинтересованные волнуются по пустякам и высказывают свои предположения. Выдает насмешливое или пренебрежительное отношение).
Цветочный дух заметил его сомнения, и ответ не заставил себя ждать.
— Даже если ты думаешь, что лотос подождет, боюсь, душа твоего младшего брата больше не может ждать!
Эти слова ударили Янь Чжэнмина по больному. По мере того, как он приближался к золотому лотосу, лицо Чэн Цяня становилось все бледнее и бледнее. Волосы на его висках были мокрыми от пота, а руки то и дело сжимались в кулаки. Юноша дрожал, будто от сильной боли.
— Ты собираешься смотреть на то, как он мучает себя, лишь бы не навредить тебе? Смотреть, как он умирает на твоих руках? — осведомился цветочный дух.
В конце концов, терпение Янь Чжэнмина лопнуло. Он опустил Чэн Цяня на землю и позволил ему опереться на себя. Высвободив одну руку, юноша потянулся за листом. Сокровищем, способным свести с ума всех темных заклинателей этого мира.
И в этот момент Чэн Цянь открыл глаза.
Цветы в выгребной яме
Перед глазами Чэн Цяня вспыхнул золотой свет. Юноша, наконец, оправился от боли и внезапно схватил Янь Чжэнмина за руку.
Все его тело дрожало, но, в дополнение к страданиям, у него был невыразимо хмурый вид.
Чэн Цянь снова закрыл глаза, и Янь Чжэнмин тут же вскинул руку, выхватив из-за спины Шуанжэнь. Прямо позади них раскрылся огромный веер клинков, нацелившись на цветочного духа.
Цветочный дух хотел было уклониться, но положение оказалось куда сложнее. Если бы он сделал хоть шаг, разрушительная аура меча непременно обрушилась бы на золотой лотос.
У цветочного духа попросту не осталось выбора. Он громко закричал, и его изначальный дух тут же образовал вокруг неприступный барьер.
Этот барьер не был рожден ни странной техникой, ни каким-либо чудодейственным средством. Даже явившийся из тайного царства горы Дасюэшань яростный ветер обогнул его и бросился к Шуанжэню, словно безумный заметавшись в глубинах моря Бэймин.
Гора Дасюэшань издала оглушительный скрип, и едва успокоившийся вихрь вновь взметнулся вверх.
Но, при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что у золотого лотоса не было листьев. Под цветком было совершенно пусто!
Все это больше напоминало трюк для отвода глаз.
Шуанжэнь покачнулся и взмыл в воздух, Чэн Цянь тут же протянул руку и схватил клинок за рукоять.
В тот же самый момент цветочный дух отступил на пару шагов назад, его бледная тень ощутимо дрожала.
Все, что произошло дальше, было стремительнее, чем полет ястреба1. Ни у кого из них попросту не осталось времени. Янь Чжэнмин и цветочный дух заговорили в унисон.
1 兔起鹘落 (tùqǐhúluò) — как заяц поднимется, так ястреб упадёт [на него камнем] (обр. в знач.: быстро, моментально, молниеносно).
— Сяо Цянь, что ты делаешь? — неуверенно воскликнул Янь Чжэнмин.
— Ты рехнулся?! Золотой лотос — сердце моря Бэймин! — сердито взревел цветочный дух.
— Сердце моря Бэймин... и какое это имеет отношение ко мне? — хрипло отозвался Чэн Цянь. Юноша ничуть не изменился в лице, но его глаза казались черными, как чернила. Он смотрел на расплывчатую тень цветочного духа, как в воду. — Не притворяйся, я лично принес тебе из Чжаояна Пламя ледяного сердца.
Подождите-ка... Пламя ледяного сердца?
— Ты хочешь сказать... что это Тан Чжэнь? — пробормотал Янь Чжэнмин.
Стоило ему только произнести это имя, как на тыльной стороне ладони Чэн Цяня вздулись вены, и кончик ледяного клинка слегка царапнул землю, издавая болезненный скрип.
Дважды смерив юношу взглядом, Янь Чжэнмин не мог не спросить:
— Да что, в конце концов, с тобой происходит? Это все из-за «души художника»?
— Премного благодарен Тан чжэньжэню, что пожаловал мне «душу художника», но теперь проблема решена, — Чэн Цянь оглянулся. Едва коснувшись Янь Чжэнмина, его холодный и мрачный взгляд заметно смягчился. Юноша внимательно посмотрел на старшего брата и внезапно прошептал, — старший брат, спасибо тебе.
Казалось, в его глазах было множество невысказанных слов, но Янь Чжэнмин не совсем понимал, что здесь происходит. Он инстинктивно махнул рукой и произнес:
— Нет... не стоит благодарности, подожди, это все так запутано! Ты говоришь, что эта моль — Тан Чжэнь? И что именно он повесил на тебя «душу художника»?
— Его настоящее тело — Поглощающая души лампа. Сдается мне, перед нами лишь его изначальный дух, застрявший во льдах тайного царства горы Дасюэшань. — Чэн Цянь медленно повернулся к «цветочному духу» и прошептал, — лишь истинный хозяин Поглощающей души лампы способен превратить свой дух в призрачную тень, верно, брат Тан?
Стоило ему произнести эти слова, и «цветочный дух» на мгновение замолчал, а затем усмехнулся и медленно поднялся в воздух.
В клубах белого тумана появился безжизненный силуэт юной девушки. По цвету ее лица и пустому взгляду становилось ясно, что это одна из призрачных теней. Вдруг, ее тело начало удлиняться, черты ее лица менялись и искажались, словно комья податливой грязи, пока девушка, наконец, не превратилась в Тан Чжэня.
Он окончательно выдал себя, и все его труды пошли прахом2. Но он был слишком хитер и никогда бы не позволил гневу вылиться наружу. Тан Чжэнь заложил руки за спину и со смехом произнес:
2 功亏一篑 (gōng kuī yī kuì) — для завершения холма недостало одной корзинки земли (обр. в знач.: сорвать успех дела из-за пустяка; недоделать; все труды пошли прахом; бросить большое дело на пороге его завершения).
— Так называемый Призрачный путь изначально был путем духа и души. Если тот, кто следует по Призрачному пути только и может, что приказывать духам кидаться на врагов, то в чем разница между ним и тем, кто разводит собак? Не слишком ли глупо?
Янь Чжэнмин с минуту колебался, а затем спросил:
— Если ты Поглощающая души лампа, то кто тогда Цзян Пэн?
Тан Чжэнь перевел взгляд на лишенный листьев золотой лотос и тихо сказал:
— Так и быть, я немного поболтаю с тобой. Цзян Пэн — призрачная тень. Призрачный путь глубок и многогранен, идущий по нему может совершенствовать как изначальный дух, так и душу. Но что же делать с телом? Мир так жесток.
— Так это ты был тем, кто вновь соединил дух и тело Цзян Пэна? — изумленно спросил Янь Чжэнмин.
Тан Чжэнь улыбнулся:
— Неправда. Глава Янь вероятно слышал о том, что Призрачный путь одна из разновидностей Темного Пути? Если хоть раз запятнаешь руки кровью, станешь одержим жаждой убийства. В те годы, во время своих путешествий, я сблизился с ним при помощи старых знакомых и, конечно же, внес свой вклад. Цзян Пэн добровольно отдал себя Поглощающей души лампе, и он до сих пор думает, что может контролировать ее.
— Хань Юань говорил мне, что люди из Управления небесных гаданий специально вручили в руки Цзян Пэна трактаты о Призрачном пути. Они хотели, чтобы он нашел Поглощающую души лампу и сам стал призраком... — холодно произнес Чэн Цянь. — Тогда мне показалось это странным. С чего бы такому великому человеку, как третий принц, обращать внимание на какого-то Цзян Пэна? Но, как оказалось, за всем этим стоял именно ты.
Когда Чжоу Ханьчжэн подчинил себе Хань Юаня, сковав его заклинанием «души художника», это вылилось в их личную вражду. Когда из презираемого ими Управления небесных гаданий прислали У Чантяня, Янь Чжэнмин приказал лишь «вышвырнуть его прочь», но не убивать.
Если бы не кровная вражда, из-за которой Цзян Пэн вырезал всю семью Хань Юаня, Хань Юань не питал бы такой глубокой ненависти к Управлению. Он бы не создал черного дракона и не посеял бы хаос на Южных окраинах.
— Ты обманул Хань Юаня, — заключил Чэн Цянь.
Но Тан Чжэнь лишь снова улыбнулся:
— Тун Жу, Гу Яньсюэ. Много ли хорошего сделало Управление небесных гаданий? Предположим, даже если бы я не подлил масла в огонь3, всегда есть такие люди, как «третий принц». Эти подлецы сами избрали свою смерть. Сколько, ты думаешь, они смогли бы продержаться?
3 推波助澜 (tuībō zhùlán) — подгоняя волны, создавать бурю (обр. в знач.: ускорить, усилить, интенсифицировать; подлить масла в огонь).
Внезапно, Янь Чжэнмин вспомнил, что, когда владыка Западного дворца Бай Цзи явился на остров Лазурного дракона, чтобы устроить там переполох, он разыграл спектакль с пропавшим внуком. Тогда кто-то из толпы сказал о том, что видел на острове призрачные тени. В то время он думал, что это было лишь оправдание для злодеев, преследовавших владыку Гу, но теперь...
— В тот год мастер почти полностью уничтожил твою Поглощающую души лампу, потому ты все это время прятался вблизи острова! — выпалил Янь Чжэнмин.
Он произнес это так внезапно, но каждый из присутствующих понял, что он имел в виду.
Тан Чжэнь не стал ничего отрицать. Он произнес:
— Я шел по пути души и духа. Более двухсот лет назад мой учитель приказал мне стать слугой одного из старших с горы Мулань. Он вот-вот должен был отправиться к праотцам. В те времена я был молодым и энергичным, я готов был сопровождать его даже на смертном одре. Но однажды, он обратился к новому секретному методу и захотел узнать, какой след это оставило на его изначальном духе. Тогда я случайно увидел часть его воспоминаний. Этот старший с самого начала был гвоздем Управления небесных гаданий... Он планировал напасть на Тун Жу, бывшего в те годы в самом центре внимания.
— Так интересно, — продолжал Тан Чжэнь, — в то время я только-только закончил обучение и застрял на уровне изначального духа. Я должен был спуститься с горы и продолжить тренироваться. Тогда я предупредил своего учителя, взял младшую сестру, и мы вместе отправились на гору Фуяо, чтобы собственными глазами посмотреть на шумиху.
— Но неожиданно для всех ты не просто поглазел на шумиху, но и сам стал ее причиной, натянув на короля монстров зеленую шапку, — закончил за него Янь Чжэнмин.
Тан Чжэнь снова улыбнулся и, казалось, не заметил этой грубости.
— На самом деле, я даже не думал, что все выйдет именно так, и я никогда больше не смогу вернуться назад. Долгие годы я потратил на поиски всевозможных подсказок о том, как отыскать лист золотого лотоса. Пока не осознал, что, появляясь на свет, этот цветок питается «силой». Только вобрав в себя дух человека, впитавшего всю силу этого мира, он сможет сбросить свои лепестки и отрастить листья. Если бы Гу Яньсюэ тогда не погиб, эта «сила» принадлежала бы ему, величайшему из мастеров. Но из-за этого идиота Цзян Пэна Тун Жу удалось ранить меня, и Управления небесных гаданий получило возможность сделать свой ход.
— Поэтому Цзян Пэн так мечтал завоевать титул Бэймина, — сказал Чэн Цянь. — Он старался изо всех сил, чтобы раздобыть для тебя цветочное удобрение, верно?
Тан Чжэнь посмотрел на него и произнес:
— Он был одержим этой идеей. Но, к сожалению, его способностей было недостаточно, чтобы стать «Господином Бэймином». Этому не суждено было случиться. Но именно из-за этого я случайно встретился с тобой, чей дух томился в камне сосредоточения души. Потому я какое-то время наблюдал за тобой. В конце концов, кто знает, чем этот божественный камень отличается от Поглощающей души лампы? Но когда ты действительно обрел тело, пережив все Небесные Бедствия, я понял, что тем, кого я искал, был ты, Чэн Цянь. Я увидел в тебе надежду.
Чэн Цянь был ошарашен.
Тан Чжэнь вздохнул и продолжил:
— Глупо было ждать, что Цзян Пэн когда-нибудь завоюет титул Бэймина. Там, в долине Минмин, ты сказал, что сможешь проплыть для меня через кипяток и пройти по огню4, и я захотел передать эту «силу» тебе. Но в тот день, когда тебя заперли на Платформе Бессмертных, ты не побоялся навредить себе, не испугался боли. Ты просто не мог смотреть на то, как умирает твой старший брат... Тц, в конце концов, человек предполагает, а боги располагают5.
4 赴汤蹈火 (fùtāng dǎohuǒ) — плыть через кипяток, ступать по огню (обр. в знач.: а) идти на любые жертвы; вынести любые страдания, не останавливаться ни перед чем.
5 人算不如天算 (rénsuàn bùrú tiānsuàn) — человек предполагает, а Господь располагает; (Неисповедимы пути Господни).
— Ох, мне так жаль, я случайно занял твою выгребную яму для удобрений, — с легкой усмешкой сказал Янь Чжэнмин.
Но Тан Чжэнь не воспринял его слова всерьез.
— Не нужно извиняться, в тайном царстве горы Дасюэшань бушует ветер. Теперь, когда вы вошли сюда, вы не сможете покинуть это место без Пламени ледяного сердца. Что ты выберешь? Погибнуть здесь вместе с ним или быть послушным мальчиком и отдать мне свою душу, чтобы я мог забрать лист золотого лотоса? Уверяю тебя, я обязательно выведу отсюда твоего драгоценного младшего брата.
Чэн Цянь посмотрел на Тан Чжэня со сложным выражением лица и, прежде, чем Янь Чжэнмин успел ответить, юноша внезапно перебил:
— Этот лист нужен младшей сестре? Тан Чжэнь, если признаешь это, я прощу тебя.
Услышав эти слова, Янь Чжэнмин едва не вышел из себя. Он оглянулся и посмотрел на Чэн Цяня. Юноша подумал: «Что? Пусть он и пообещал ему проплыть через кипяток и пройти по огню, но как он может вот так взять и простить этого человека из-за одного лишь слова? Это же неразумно. Чем этот по фамилии Тан опоил его?!»
Но Тан Чжэнь, похоже, тоже был слегка ошарашен. Он медленно приподнял брови и с улыбкой произнес:
— Да, это для нее.
Чэн Цянь посмотрел ему прямо в глаза и ясно представил себе, как этот веселый и по-весеннему теплый взгляд наполняется безграничным безумием.
— Ну, раз уж это для нее, — чеканя каждое слово, продолжил Чэн Цянь, — тогда я осмелюсь спросить тебя, как зовут мою младшую сестру? Когда она родилась и когда впервые проявилась ее демоническая суть? Когда она впервые полетела?
Лицо Тан Чжэня напоминало безжизненную маску. Он не злился из-за неудач и продолжал смотреть на юношу с легкой улыбкой.
— Даою, давайте отбросим это показное дружелюбие, — сказал он. — Позвольте мне сказать вам кое-что. Лишь смертные и муравьи, что проживают короткие жизни и исчезают в никуда, беспокоятся о детях и внуках. Только они заботятся о судьбе будущих поколений. Но те, кто следует по истинному пути и возносится на небеса, будут жить вечно. Для них все едино. Так что же такого особенного в кровных узах?
— О, так значит, ты хочешь очиститься от грехов Поглощающей души лампы, чтобы встретить Небесное Бедствие и стать бессмертным? — отозвался Чэн Цянь.
Но Тан Чжэнь скрупулезно поправил его:
— Нет, Небесное Бедствие дарует лишь полубессмертное тело. Такое же, как у тебя. Мне же нужны миллионы душ. Помнишь, я говорил тебе? С твоим полубессмертным телом, если ты всю оставшуюся жизнь проведешь, совершенствуясь в ледяном озере, то сможешь обрести истинное бессмертие. Призрачные тени для меня то же самое, что это ледяное озеро.
Тун Жу отнял миллионы жизней, и весь мир до сих пор задается вопросом, когда именно это произошло.
Некоторые говорят, что это произошло во времена восстания князя Ань-вана, некоторые, что в тот момент, когда дракон с Южных окраин развязал войну, а другие полагают, что все случилось тогда, когда пало Управление небесных гаданий...
Никому и в голову не пришло, что за всем этим стоял Тан Чжэнь.
Вдруг, Янь Чжэнмин вспомнил, как Ли Юнь рассказывал ему о том, что даже такой человек, как Мучунь чжэньжэнь, сбежав от Поглощающей души лампы, едва не лишился рассудка. Но Тан Чжэнь... он полностью слился с этой лампой.
Лампа давно лишила его человечности, а его возлюбленная и дочь, ради которых он когда-то пожертвовал жизнью, теперь превратились в незнакомцев.
— Бессмертие... — выражение лица Чэн Цяня внезапно изменилось. На нем застыло что-то среднее между горечью и насмешкой. Юноша резко протянул руку и схватил золотой лотос. — Я помогу тебе. Я лично сорву лист золотого лотоса и дарую тебе бессмертие.
— Сяо Цянь! Не трогай... — только и успел выпалить Янь Чжэнмин.
Но Тан Чжэнь этому совершенно не обрадовался. У Чэн Цяня не было такого могущества, он не смог бы заполучить лист золотого лотоса.
Но, внезапно, стоило юноше только коснуться цветка, как все его лепестки мгновенно завяли и осыпались, а внизу, прямо под ними, слегка подрагивая поднимался маленький лист, размером с большой палец!
Тан Чжэнь был шокирован. Маленький и изящный лист золотого лотоса еще не успел раскрыться, но Чэн Цянь уже сорвал его и сжал в кулаке.
Вопреки ожиданиям, лист не смог поглотить его душу!
Ты не Цзян Пэн! Кто ты?
— Невозможно... — зрачки Тан Чжэня резко сузились. Внезапно, он кое о чем вспомнил. — Нет, как ты избавился от «души художника»?
Чэн Цянь молча улыбнулся. И в этой улыбке таился невысказанный намек. Там, где было синее море, отныне тутовые рощи1, но его истинные помыслы были куда глубже, там, где их сложнее было разгадать.
1 沧桑 (cāngsāng) — где было синее море, там ныне тутовые рощи; обр. огромные перемены; житейские бури, невзгоды, превратности судьбы.
Янь Чжэнмин был ошарашен, однако, не дожидаясь его реакции, земля под ногами юноши задрожала. Лист золотого лотоса был сорван, и теперь гора Дасюэшань наверняка должна была разрушиться.
— Ничего удивительного, — тихо сказал Чэн Цянь, держа в руке маленький листок, — если он появляется лишь в присутствии темного заклинателя, это значит, что лист признает только владыку десяти тысяч демонов? Неудивительно, что владыку десяти тысяч демонов называют «Господином Бэймином». Так вот, что это на самом деле значит. Тан Чжэнь, ты когда-нибудь слышал об успешном вознесении темного заклинателя?
На лице Тан Чжэня появилась гордая и насмешливая улыбка.
— Сяою, успех зависит лишь от человека.
Он произнес эти слова также, как и в тот день, более двухсот лет назад, когда он попрощался с Тун Жу у подножия горы Фуяо.
Чэн Цянь спокойно посмотрел на мужчину. Постепенно гнев и холод исчезли с его лица, и на их место пришли тень иронии и тоски. Казалось, что он смотрел на Тан Чжэня, но в то же время он словно бы глядел сквозь него.
Взгляд юноши был полон мрака и, похоже, сочувствия.
Янь Чжэнмин хорошо знал, что, когда Чэн Цянь так хмурился, он собирался кого-то обругать. Но в этот раз он никак не мог понять, показалось ли ему, но он чувствовал, будто видел в глазах Чэн Цяня, что ему больше незачем было жить.
Чэн Цянь равнодушно стиснул ладонь и беспощадно развернул пальцами лист золотого лотоса.
Тан Чжэнь тут же изменился в лице. Он больше не мог сохранять спокойствие и непринужденный вид. Его глаза налились кровью, взгляд стал свирепым.
— Подожди, что тебе нужно? — поспешно осведомился он.
— Как много в этом мире создано из ничего2, потому что вы, люди, полны несбыточных надежд, — тихо сказал Чэн Цянь.
2 无中生有 (wú zhōng shēng yǒu) — сделать из ничего, измышлять небылицы (ср.: высосать из пальца).
— Нет, ты не можешь…
Чэн Цянь безжалостно сжал руку, и хрупкий листок тут же рассыпался в прах.
Тан Чжэнь долго не мог поверить в случившееся. Внезапно, он издал протяжный, нечеловеческий крик, и ринулся к юноше.
Он больше не пытался скрыть свою истинную сущность, все его тело обратилось в черный туман.
Янь Чжэнмину тоже хотелось кричать. Это же был лист золотого лотоса с горы Дасюэшань! Многие из живущих в мире людей никогда даже не слышали о нем. Сколько же он стоил!
А этот неудачник Чэн Цянь просто взял и раздавил его!
Конечно же, ведь лентяи, которым не нужно кормить семью, всегда такие небрежные!
Однако, сейчас на одной чаше весов оказалось разрушающееся тайное царство, а на другой — обезумевший демон. Состояние Чэн Цяня все еще оставляло желать лучшего. Как физическое, так и умственное. И пусть Янь Чжэнмин желал, чтобы этот негодник месяц стоял на коленях на скалке, у него не осталось другого выбора, кроме как загородить Чэн Цяня собой и поприветствовать Тан Чжэня своим мечом.
Из глубин тайного царства горы Дасюэшань послышался громкий шум. Где-то вдалеке трескались ледяные стены.
Тан Чжэнь давно позабыл о благородстве. Его глаза были такими красными, что, казалось, вот-вот начнут кровоточить. Темная энергия оставила на его лице свои следы, и было видно, что он уже очень давно спутался с ней.
Встретив его удар, державшая меч рука Янь Чжэнмина онемела. Юноша невольно испугался. Почему Хань Юань не имел права претендовать на титул Господина Бэймина? Потому, что не смог бы победить прежнего Господина Бэймина, или из-за Тан Чжэня?
И ведь это даже не его настоящее тело, это всего лишь призрачная тень!
Вдруг словно из ниоткуда появились другие призраки. Их тела напоминали льдины из тайного царства горы Дасюэшань. Все они медленно выстроились за спиной Тан Чжэня.
Янь Чжэнмин не осмеливался относиться к ним с пренебрежением. Он выставил вперед руку и обратился к специальной технике. Аура деревянного меча раскрылась, словно распустившийся лист. Напрочь игнорируя разрушающиеся стены, его мощный клинок шаг за шагом приближался к Тан Чжэню.
В этот момент Шуанжэнь со звоном покинул ножны, и тайное царство горы Дасюэшань снова содрогнулось. Воспользовавшись тем, что Янь Чжэнмин теснил Тан Чжэня, он ринулся вперед, промелькнув мимо них, словно коварная тень. Этот «неуловимый» меч был повсюду, без труда разрубая призраков.
— Ты слишком торопишься, сяою, — Тан Чжэнь рассвирепел. С легкой руки Чэн Цяня его столетний план был разрушен. Он почти обезумел. Последствия долгих лет совершенствования изначального духа в Поглощающей души лампе, наконец, вылились наружу. — Ты действительно думаешь, что тот красивый камень на горе Фуяо — камень исполнения желаний?
Грозная аура клинка Янь Чжэнмина коснулась его рукава, разрубив окутавшую тело Тан Чжэня темную Ци, открывая взору ее острые края:
— Думаете, вам удастся убить меня?
Тан Чжэнь расхохотался.
— Ты уничтожил лист золотого лотоса. Но это ничего, я могу подождать, пока не вырастет следующий, но готовы ли ждать вы?
Что все это значит? Но прежде, чем Янь Чжэнмин успел подумать об этом, призрачная тень с лицом Тан Чжэня вырвалась вперед и набросилась на него. Сила ее удара нисколько не уступала силе заклинателей с изначальным духом.
Но сразу же после этого он исчез!
Стены тайного царства горы Дасюэшань рухнули, и внутрь хлынула черная вода. На глазах у Янь Чжэнмина призрак Тан Чжэня рассыпался на части и канул в море Бэймин. Юноша только и успел, что схватить Чэн Цяня и окутать их обоих барьером изначального духа, прежде, чем воды моря поглотили их.
Мощь стихии оказалась слишком велика. Это невозможно было вынести. У Янь Чжэнмина перехватило дыхание. В какой-то момент ему показалось, что его похоронили заживо. В попытках удержать Чэн Цяня, Янь Чжэнмин, похоже, потерял связь со всем, что его окружало, даже со своим мечом.
Они никак не могли вырваться на поверхность. Море давило на них, словно огромная ладонь, изо всех сил пытавшаяся прижать юношей ко дну.
В этот самый момент, Ли Юнь, находившийся за тысячи ли от тайного царства, почувствовал, что меч изначального духа в его руке стал каким-то легким. Его сияющее лезвие дважды вспыхнуло, а затем окончательно потускнело, как если бы клинок полностью утратил контакт со своим владельцем.
Ли Юнь сперва удивился, а потом внезапно побледнел:
— Что-то случилось со старшим братом!
Лужа, что до сих пор не оправилась от зрелища потемневшего птичьего пера, удивленно воскликнула:
— Второй брат, что ты такое говоришь? Не пугай людей!
Ли Юнь, привыкший выражаться предельно понятно, бессвязно забормотал:
— Это меч изначального духа... Он оставил его мне. Но я только что почувствовал, что связь оборвалась...
Вдруг, по округе прокатился резкий грохот, прервав бормотания Ли Юня. Юноша испуганно замер. Подняв глаза, он увидел, что Хань Юань и Цзян Пэн остановились и одновременно отпрянули друг от друга. Похоже, их противники, наконец, закончили с созданием массива, и только что созданная печать была им очень хорошо знакома. Это был «Массив истребителей демонов», как две капли воды похожий на тот, что был возведен у подножия горы Тайинь!
На небе сгущались черные тучи. Ученики горы Белого тигра не присутствовали при прошлой битве, они в ужасе отступили назад. Вдруг, среди облаков появилась тень огромного меча и без ошибки указала прямо на Хань Юаня. Но юноша не стал прятаться. Глядя на огромный клинок, он лишь коротко усмехнулся. В следующий же момент Хань Юань бросился ему навстречу.
«Здесь что-то не так! — тут же подумал Ли Юнь. В горле у него пересохло, а волосы встали дыбом. — Разве Бянь Сюй забыл, что Управление небесных гаданий уже использовало «Массив истребителей демонов» против Хань Юаня? Неужели он настолько выжил из ума? Почему он снова пустил в ход этот старый трюк?»
Потеряв своего противника, Цзян Пэн внезапно остановился и вскинул голову, глядя на повисшую в воздухе тень огромного меча. Вопреки ожиданиям, он вовсе не собирался никого преследовать.
Вдруг, откуда-то сверху донесся тихий звон, и черные тучи сгустились еще больше. Демонический дракон встретился с клинком истребителей демонов. Меч-ветер3 ринулся во все стороны, в миг срезав верхушку ближайшей горы. Но на этом буря не закончилась. Чешуя демонического дракона разлетелась на мелкие кусочки, взметнувшись в воздух яркими, словно фейерверк, искрами.
3 刀风 (dāofēng) — будд. меч-ветер (обращающий в прах всё живое и возвещающий конец кальпы).
Находившийся в небе Хань Юань усмехнулся:
— В мире есть множество таких мест, попав в которые заклинатель теряет связь с изначальным духом. Твой старший брат, вероятно, забрался в мышиную нору. Ли Юнь, что ты суетишься?
Брови Ли Юня поползли вверх. Вдруг, где-то в глубине души он услышал чей-то голос.
«Добрые люди долго не живут4. Кто в этом мире может причинить ему вред? — сказал Хань Юань. — Не думаю, что тебе стоит беспокоиться5.
4 Часть идиомы 好人不长寿，祸害一千年 (hǎo rén bù cháng shòu huò hài yī qiān nián) — добрый человек долго не живёт, недобрый процветает.
5 杞人忧天 (qǐ rén yōu tiān) — человек из (царства) Ци беспокоится о небе (что оно обрушится); обр. пустые страхи, необоснованное беспокойство.
Ли Юнь вскинул голову, и огонь яростной битвы едва не ослепил его. Он жутко хотел спросить у летавшего по небу дракона: Хань Юань сказал это, чтобы успокоить его, или действительно отыскал в тайном царстве трех существований ответ?
В тот день, выбравшись из Массива десяти сторон, что именно Хань Юань увидел в тайном царстве трех существований?
Однако, не успел он открыть рот, как за пределами «Массива истребителей демонов», развеваясь на ветру, поднялось огромное знамя зала Черной черепахи. К ним приближался отряд во главе с Бянь Сюем.
Вдруг, сумасшедший Цзян Пэн из Поглощающей души лампы внезапно изменился. Он спокойно встал в стороне, и яркий свет «Массива истребителей демонов» осветил его худое и бледное лицо.
— Увы, это владыка зала Черной черепахи. С такими-то мыслями, нет ничего удивительного в том, что, пусть он уже не молод, а «сила» этого мира до сих пор так и не свалилась ему на голову, — прошептал он.
Держа на плечах клинок, способный разрубить «Массив истребителей демонов», демонический дракон прищурился и посмотрел на Бянь Сюя.
Старейшина горы Белого тигра не стал дожидаться, пока он заговорит, потому самолично вышел вперед, указал на Бянь Сюя и разразился бранью:
— Что это такое? Благородный владыка зала Черной черепахи должен быть примером для подражания, а на деле противоречит сам себе. Ты ничуть не лучше кучки этих оборванных демонов!
Услышав, как его враги и друзья переругиваются друг с другом, демонический дракон сердито фыркнул.
— Это клятва, данная вами, горой Белого тигра и кланом Фуяо. Я на это не соглашался. Оказавшись на краю гибели, владыка Шан тут же нашел вам сильного покровителя. Он действительно посвятил себя горе Белого тигра... Но почему же я не вижу здесь этого покровителя? Где глава Янь? — холодно ответил Бянь Сюй.
Старейшина горы Белого тигра сердито топнул ногой.
— Ты окончательно помешался!
Но выражение лица Бянь Сюя оставалось спокойным.
— Мой единственный сын погиб, я больше не могу идти по пути самосовершенствования, я не могу продвинуться вперед. Мне осталось жить всего десять или двадцать лет. Я был одним из Четырех Святых... Теперь, когда у меня ничего не осталось, чего мне бояться?
Хань Юань превратился в человека, сложил руки на груди и едва не рухнул на землю.
— Ты обвиняешь меня?
Старейшина горы Белого тигра бросил на демонического дракона свирепый взгляд и продолжил:
— Убийца должен заплатить жизнью за жизнь. Но брат Бянь, даже если порубить этого проклятого дракона на множество кусочков, это не искупит его грехи. Он должен подавить беспорядки на Южных окраинах. Люди зала Черной черепахи подобны чистому ветру и ясной луне6. Считайте, что все это лишь ради благополучия народа…
6 光风霁月 (guāngfēngjìyuè) — чистый ветер, ясная луна (обр. в знач.: чистосердечный, прямодушный).
— Благополучие народа... — с улыбкой повторил Бянь Сюй. — Когда ты безжалостно убил моего сына, почему никто не подумал, что владыка зала Черной черепахи тоже принадлежит к этому народу? О чьем же благополучии тогда шла речь?
Голос старейшины горы Белого тигра на мгновение затих.
Но Бянь Сюй больше не дал ему шанса заговорить.
— Убей дракона, а я позабочусь об этих демонах!
Ждать больше не было смысла. Тень клинка обрушилась на массив и устремилась прямо к Хань Юаню. Конечно же, Хань Юань не собирался с этим мириться. Но именно тогда, когда он решился было дать отпор, на тыльной стороне его ладони внезапно вспыхнула кровавая метка. В небе, словно предупреждение, вновь собрались черные тучи, и «Массив истребителей демонов» пришел в движение.
Хань Юань мрачно выругался и перевернулся в воздухе. Заклинатели горы Белого тигра немедленно ринулись к нему. Проблеск сознания, на миг озаривший лицо Цзян Пэна, испарился. Казалось, будто кто-то намеренно привязался к нему на время, а потом исчез. Цзян Пэн пронзительно закричал. И вновь перед его глазами стояло одно только слово «Бэймин». Тысячи призрачных теней последовали за ним, чтобы остановить Хань Юаня.
Праведный путь и праведный путь, темные заклинатели и темные заклинатели. Все они сошлись в яростной схватке. И в воцарившемся повсюду хаосе уже нельзя было разобрать, кто есть кто.
В этот самый момент по округе внезапно прокатился тихий звуковой сигнал. Казалось, что-то быстро промелькнуло рядом с «Массивом истребителей демонов». Никто не обратил на это никакого внимания, и звук попросту утонул в окружающем шуме. Но пусть другие ничего и не слышали, это слышала Лужа. И хотя она не знала, что это было, ее волосы тут же встали дыбом.
Лужа широко распахнула глаза и во всей красе рассмотрела невыносимый характер Хань Юаня. Рискуя попасть под гнев Небесного Бедствия, он поднял руку и ударил старого Бянь Сюя.
Удар разъяренного демона оказался настолько сильным, что Бянь Сюя тут же вырвало кровью. Но случилось странное, и кровавая метка на руке Хань Юаня никак на это не отреагировала.
Что это... значит?
Неужели за столь короткое время Бянь Сюй так обезумел, что кровавая клятва больше не защищала его?
Хань Юань был ошеломлен. Помолчав с минуту, юноша поднял голову и с подозрением посмотрел на Бянь Сюя.
— Что ты сделал?
Бянь Сюй медленно вытер уголок рта. Его лицо стремительно менялось. В уголках его глаз залегли глубокие морщины, будто его кожу исполосовало невидимое лезвие. На дне его зрачков вспыхнул кроваво-красный свет, и по его телу, словно тотем, поползли странные письмена.
— Что это такое? — пробормотал старейшина горы Белого тигра.
Хань Юань не сказал ни слова и крепче сжал в руках меч.
В следующий момент Бянь Сюй внезапно поднялся и простер руки к небу. Его седые волосы упали на плечи, словно опавшие цветы. Его голос был хриплым, как у плачущей кровью кукушки7. Он поднял глаза и горестно закричал:
7 杜鹃啼血 (dù juān tí xuě) — кукушка плачет кровью. Означает, что кукушка печально плачет днем и ночью и не останавливается, пока не потечет кровь. Часто используется для описания крайнего горя. Согласно легенде, Ду Юй, правитель Шу потерял страну и умер. Его душа превратилась в кукушку, и он плакал день и ночь. Из произведения «Пипа» Бо Цзюйи (772–846 гг., поэт эпохи Тан).
— О Небеса!
— Он что, собирается совершить жертвоприношение? — волосы Ли Юня встали дыбом.
Жертвоприношение было одним из самых коварных заклинаний. Совершивший его мог погубить великое множество невинных людей, и сила этого проклятия передавалась из поколения в поколение. Не говоря уже о Бянь Сюе, одном из Четырех Святых.
Если его затея увенчается успехом, все его тело, его плоть и кровь, три смертные и семь бессмертных душ, его дети и внуки, и весь опыт, накопленный за годы самосовершенствования исчезнут без следа.
— Из-за своего никчемного сына он хочет принести себя в жертву? Зачем?! — невразумительно заорал старейшина горы Белого тигра.
Нет…
Продолжительность жизни заклинателя слишком велика, с годами родственные чувства ослабевают. Если бы он снова захотел иметь детей, ему не составило бы труда зачать ребенка? Он был владыкой зала Черной черепахи, бесчисленное множество женщин согласилось бы посвятить себя ему.
В прошлом он был одним из самых прославленных заклинателей и даже сейчас, на закате жизни, он все еще возглавлял свой клан.
Когда-то Бянь Сюем многие восхищались, но теперь, когда его сын погиб, он тщетно пытался добиться для него справедливости, о которой так мечтал.
Неужели тем, кого Бянь Сюй ненавидел больше всего на свете, и в самом деле был Хань Юань, убивший его ребенка?
Или Хань Юань был всего лишь оправданием?
В мире не было никого, кто мог бы ответить на этот вопрос.
Хань Юань не раздумывая бросился к Бянь Сюю, пытаясь остановить его прежде, чем ритуал завершится успехом.
Вдруг, словно из воздуха появилась темная тень. Явившийся из Поглощающей души лампы Цзян Пэн вновь преградил Хань Юаню путь. Меч черного дракона врезался в призрачную Ци.
Выражение лица Хань Юаня резко изменилось. Юноша повернулся и внимательно посмотрел на Цзян Пэна.
— Ты не Цзян Пэн! Кто ты?
На лице «Цзян Пэна» мелькнула странная улыбка.
— Кто я? — сказал он. — Даже убив его, ты все равно не догадаешься.
Но Бянь Сюй, похоже, не обращал на них никакого внимания. Он почтительно преклонил колени и воскликнул:
— Хоу-ту8!
8 后土 (hòutǔ) — Хоу-ту — божество земли всей страны в отличие от духов земли отдельных местностей (ту-ди). Хоу-ту изображали с веревкой в руках, считалось, что он управляет сторонами света. Его же считали правителем столицы мрака (в загробном мире).
— Что ты делаешь? Останови его! — закричал Ли Юнь.
Вдруг, меч изначального духа Ю Ляна вторгся в массив и устремился прямо к Бянь Сюю. Преследуя цель, он пролетел мимо Лужи, сжимавшей в руке воробьиное перо, полностью осыпавшееся пеплом. Почувствовав его, девушка стиснула зубы и превратилась в настоящего красного журавля. Охваченная истинным пламенем Самадхи она ринулась к большому скоплению призрачных теней, намереваясь расчистить путь для ауры клинка.
«Цзян Пэн» усмехнулся, и волосы Хань Юаня встали дыбом.
Хань Юань тут же остановил Лужу. Схватив красного журавля за длинную шею, юноша попросту отбросил ее себе за спину. В следующее же мгновение все вокруг содрогнулось от странного грохота, и скопление призрачных теней взлетело на воздух. Пятеро или шестеро учеников горы Белого тигра не успели вовремя увернуться, и в тот же миг оказались разорваны на куски.
«Цзян Пэн» с улыбкой поднял голову и посмотрел на Хань Юаня.
— Бах.
Не раздумывая, Хань Юань вновь обратился в демонического дракона и, создав из темной энергии защитный барьер, окутал им всех вокруг.
В следующее же мгновение все уцелевшие призрачные тени принялись взрываться одна за другой. Разлетавшийся от них ветер был намного острее, чем клинки в неумело построенном «Массиве истребителей демонов». Хань Юань не смог сохранить форму демонического дракона. Вновь вернув себе человеческий облик, он рухнул вниз, словно разорванный воздушный змей.
Его драконье одеяние было перепачкано кровью, и на этот раз оно действительно превратилось в «лохмотья», о которых ранее говорил старейшина горы Белого тигра.
С мрачным выражением лица Хань Юань коротко махнул Луже рукой, чтобы та помогла ему подняться, и с трудом встал прямо, опираясь на меч.
Сто тысяч гор Шу в ужасе содрогнулись. Окончательно обезумевший Бянь Сюй поднялся в небо и громогласно произнес:
— Тело мое из плоти и крови!
Его старческая кожа треснула, словно разорванный мешок, и сползла с окровавленного скелета, обнажая алые мышцы и плотные белые кости. Он выглядел как заживо освежеванный труп.
Но он все еще находился в неведении.
— Изначальный дух…
Плоть старика лопнула, и в небо с грохотом, словно совершенствующийся в пурпурный дворец9, взмыл светящийся шар. Он весь был покрыт кровью. Внутри шара, как волны на море, покачивался изначальный дух Бянь Сюя.
9 紫府 (zǐfǔ) — пурпурный дворец (обр. в знач.: обитель бессмертных, небеса). В тексте ироничная метафора о вознесении.
Бянь Сюй больше не мог говорить. Его рев, словно колокольный звон, вырвался из недр опустевшего внутреннего дворца:
— Три души и семь духов!
Его голос стих, и жертвоприношение было завершено. Мираж Поглощающей души лампы исчез. Призрачные тени рассеялись и разлетелись прочь, словно ласточки. Содержимое внутреннего дворца Бянь Сюя повисло в воздухе. Стремительно сжавшись до точки, оно разлетелось на куски.
Когда погиб Гу Яньсюэ, на Восточном море три дня и три ночи бушевала буря. До своей смерти Бянь Сюй был не самым известным из Четырех Святых, но его гибель оказалась самой шокирующей из всех.
Они находились в самом центре Шу. Ударная волна с огромной скоростью хлынула во все стороны.
Горы рухнули, ни птицы, ни звери не успели сбежать. Горные деревушки оказались стерты с лица земли, и все вокруг погрузилось в безграничную тьму. Рассерженные духи пребывали в смятении, а в небе, предчувствуя великое пиршество, все еще виднелась тень Поглощающей души лампы.
В мире больше не было ни солнца, ни луны. Казалось, что осталась одна лишь лампа, притягивавшая к себе все больше и больше призраков.
Зрачки Хань Юаня сузились.
Он никогдане отрицал, что отнял слишком много жизней. Многие заклинатели, собравшиеся у башни Красной птицы, пали от его руки. Хань Юань знал, что, даже если его разорвут в клочья, это будет наказанием за его грехи.
Но заклинатели сами посеяли эти семена и теперь пожинали плоды. Почему от бедствий должны страдать невинные люди?
Перед глазами юноши то и дело мелькали лица тех, кого затянуло в Поглощающую души лампу. Зрачки Хань Юаня превратились в крошечные точки.
Дело, что некогда начал Тун Жу, обернулось самым настоящим кошмаром.
Стоявший перед Хань Юанем Цзян Пэн раскинул руки и улыбнулся. Он, наконец, добился своего. Упиваясь смертями, он спокойно позволил запретной технике Бянь Сюя сокрушить его.
Тело Цзян Пэна распалось на части, словно сгнивший ходячий труп, обнажая призрачную тень из Поглощающей души лампы.
Лужа зажала ладонями рот. Теперь она поняла, кто на самом деле был этим призраком.
Но в следующий же момент, яростная мощь запрещенной техники перекинулась и на них. Хань Юань тут же оттолкнул Лужу в сторону, и вновь превратился в демонического дракона. С оглушительным свистом его тело растянулось на десять тысяч ли, сравнявшись с горными хребтами и крепостными стенами. Дракон описал в воздухе круг и, в конце концов, соединился. Плотью и кровью Хань Юань пытался остановить проклятие Бань Сюя.
Из Поглощающей души лампы Тан Чжэнь внимательно наблюдал за Хань Юанем. Когда их взгляды встретились, Тан Чжэнь улыбнулся и покачал головой.
Недолго думая, он протянул руку, увенчанную острыми призрачными когтями, и безжалостно вонзил их в тело демонического дракона.
Человеческая природа
Море Бэймин отличалось от других морей. В его водах отражение мира делилось на ясное и мутное.
Плывущая по волнам лодка без труда рассекала темную гладь, но если в море оказывался человек, ему на макушку словно бы опускалась ладонь, не дававшая ему вырваться.
Даже могущественные заклинатели превращались в обычных шарлатанов. Они могли продержаться в воде больше десяти дней. Но если оставить их в море на четыре или пять лет, даже золото и нефрит обратились бы в ничто, не говоря уже о телах из плоти и крови.
В глубине моря Бэймин было тихо, как в гробу, его воды не двигались. И лишь в тот день, когда люди решили бросить ему вызов, море ответило им мощью, давившей на голову, словно гора Тайшань.
Янь Чжэнмин много раз взывал к ауре меча, пытаясь пробиться сквозь толщу воды, но каждый раз чувствовал себя трясущим дерево муравьем.
Человек всегда лишь человек, даже войдя в «Божественное Царство», перед водами моря Бэймин он остался лишь жалким насекомым.
Последствия стычки Чэн Цяня с Тан Чжэнем всецело поглотили его разум. Во взгляде Янь Чжэнмина сквозило легкое недоумение. Он мог позволить себе все, что угодно, мог тащить Чэн Цяня куда угодно. Однако юноше казалось, что, если он разожмет руки, Чэн Цянь останется в море навсегда. Похоже, он нисколько не возражал против превращения в плавающий труп.
Янь Чжэнмин всерьез опасался за Чэн Цяня. Он понятия не имел, что происходило с его душой. Он не смел будить юношу, и не осмеливался спрашивать у него советов, но вокруг было так тихо, что Янь Чжэнмин больше не мог этого выносить. Он открыл было рот, намереваясь нарушить эту тишину, и тихо поддразнил Чэн Цяня:
— Может, двойное самоубийство1 и вызывает уважение, но я слишком талантлив и могущественен, мне ни в коем случае нельзя жертвовать собой в полной тишине!
1 殉情 (xùnqíng) — (о влюблённых) совершить двойное самоубийство из-за невозможности быть вместе (зачастую из-за протеста родителей); самоубийство во имя любви.
Услышал его слова, Чэн Цянь, наконец, зашевелился. Его веки едва заметно дрогнули, уголки губ напряженно дернулись.
Заметив эти мимолетные изменения, Янь Чжэнмин поспешно продолжил:
— Эй, ты ведь сказал, что Тан Чжэнь — Поглощающая души лампа? Значит, он единственный, кто может управлять призрачными тенями. Он может прицепиться к кому захочет, более того, он может в мгновение ока преодолеть тысячи ли, верно?
Янь Чжэнмин вздохнул и внезапно осознал всю серьезность этого вопроса.
Юноша нахмурился и, прежде, чем Чэн Цянь успел хоть что-нибудь ответить, добавил:
— Я помню, что там, у Массива десяти сторон, он настаивал на том, чтобы запереть Хань Юаня на горе Фуяо. Он пытался расплатиться моим добрым именем. Но он боялся, что Хань Юань действительно раскается2 и поможет подавить беспорядки, учиненные «кошмарными путниками» на Южных окраинах, не так ли? А после этого он поспешно исчез, прихватив с собой миллионы призрачных теней. Там, где царит хаос, всегда царит и смерть. Он всегда был тем, кто стремился к тому, чтобы создать этот хаос.
2 回头是岸 (huí tóu shì àn) — будд. оглянешься — а там берег (обр. в знач.: спасение приходит к тому, кто раскаялся); раскаяться, вернуться на правильный путь, исправиться.
После этих слов рассеянный взгляд Чэн Цяня стал немного осмысленнее.
— Ты говорил, что ему никогда не получить лист золотого лотоса, — продолжал Янь Чжэнмин. — Значит, теперь он отправился надоедать Хань Юаню и остальным? Медная монетка, что с тобой такое, в конце концов? Не мог бы ты обратить на меня хоть немного внимания? Я ведь вижу, как ты взволнован!
Но Чэн Цянь лишь прикрыл глаза и опустил голову, прижавшись лбом к плечу старшего брата. Он крепко обнял юношу руками, как замерзший дикий зверь, желавший взять у него хоть немного живительного тепла.
Чэн Цянь всегда отличался некоторой холодностью, он часто уставал от людей. Время от времени Янь Чжэнмин хотел «прижаться ухом к уху, виском к виску»3, и, если ему это не удавалось, он жутко обижался.
3 耳鬓厮磨 (ěrbìnsīmó) — прижиматься ухо к уху, висок к виску (обр. в знач.: быть в тесной близости, жить в теснейшем общении).
Теперь же Янь Чжэнмин был слегка смущен такой неожиданной милостью. Смягчившись, он осторожно спросил:
— Что случилось? Ты... это из-за Тан Чжэня ты так плохо себя чувствуешь? Все же это последствия «души художника»...
— Он здесь ни при чем. Старший брат, ты знаешь, что значит «слушать небо и землю»? — Чэн Цянь все еще жался к чужому плечу, из-за чего его голос звучал глухо. — У Массива десяти сторон третий принц сказал: «Вы все обманывались, слушая небо и землю». Вот, что он имел в виду... Теперь все зависит от меня.
Та метка в форме человеческого уха?
— Что еще за «слушать небо и землю»? — ошеломленно спросил Янь Чжэнмин.
— Это наследие. Оно... — начал было Чэн Цянь, но, внезапно, что-то словно заглушило его слова. Он несколько раз открыл рот, пытаясь объяснить, что имел в виду, но какая-то невыразимая сила, которой юноша не мог ослушаться, снова и снова заставляла его замолчать. Чэн Цянь сжал пальцы, яростно стиснув одежды Янь Чжэнмина, чувствуя, что все невысказанные фразы вот-вот разорвут ему грудь.
Когда ты сможешь восстановить свой изначальный дух и принять запечатанное наследие, ты поймешь, что оно имеет свои запреты. Никто другой не сможет узнать секрет слушания неба и земли. Никто. Включая мертвых.
Чэн Цяню жутко хотелось закричать. Он, наконец, понял, откуда у крупных кланов заклинателей появились печати истребителей демонов, подвластные лишь Управлению небесных гаданий. Он понял, что такое «договор десяти сторон» и почему Шан Ваньнянь позволил ему принять наследие лишь тогда, когда его изначальный дух окончательно восстановится. Он понял, почему великий владыка горы Белого тигра сбежал от мира и людей, решив жить как старый сумасшедший...
Но все эти тайны были запечатаны в его сердце. Он вынужден был смириться с ограничениями наследия цянькунь. Он был обречен хранить их всю свою жизнь, в страхе и одиночестве.
Янь Чжэнмин не знал об этом, но вдруг, юноша словно что-то почувствовал. Протянув руку, он коснулся пальцами груди Чэн Цяня и тихо спросил:
— Это... обет молчания?
Что это за метка в форме уха? Как ему удалось вырваться из-под влияния «души художника»? И главное, почему Чэн Цянь смог без ущерба сорвать лист золотого лотоса?
На миг, сердце Янь Чжэнмина захлестнули сомнения. Но увидев, что Чэн Цянь не мог произнести не слова, он вынужден был проглотить все свои вопросы и мягко похлопать юношу по спине, больше всего опасаясь, что что-то вновь причинит ему вред.
Чэн Цянь глубоко вздохнул и нехотя успокоился. Прикинувшись расслабленным, он произнес:
— Раз уж мне нельзя говорить об этом, то лучше вообще не поднимать эту тему. Тан Чжэнь... не думаю, что он сдастся. Он говорил, что «миллионы призрачных теней последуют за ним». Должно быть, он что-то задумал. Возможно, Хань Юань не сможет победить его. Он не сможет ему сопротивляться.
— В любом случае, нам нужно сперва выбраться отсюда, — ответил Янь Чжэнмин. — Бэймин — мертвое море. Если мы продолжим тонуть, то вскоре достигнем восемнадцати ступеней ада4.
4 Диюй (кит. 地獄) — царство мёртвых или «ад», преисподняя в китайской мифологии. июй, как правило, изображается подземным лабиринтом с различными уровнями и камерами, в которых заключены души людей. Точное число уровней в Диюе и количество связанных с ними божеств различаются в буддийской и даосской интерпретациях. Некоторые говорят о трёх-четырёх «судилищах», другие упоминают десять, в иных китайских легендах повествуется о «Восемнадцати уровнях ада».
— Мертвое море... — тихо повторил Чэн Цянь. Юноша опустил взгляд на висевший на поясе Шуанжэнь, а после закрыл глаза и ненадолго погрузился в медитацию. Некоторое время спустя он отпустил Янь Чжэнмина и взмахнул рукой, высвободив волю меча.
Глаза Янь Чжэнмина вспыхнули. Это был один из стилей деревянного меча клана Фуяо. «Возвращение к истине», «Весна на засохшем дереве».
«Весна на засохшем дереве» позволяла выжить в любой ситуации. Использовать эту технику здесь было разумнее всего. Но прежде, чем Янь Чжэнмин успел похвалить Чэн Цяня за «проницательность», он увидел, как вырвавшаяся на волю ледяная аура дрогнула и плавно покачнулась. Как жаль, что состояние хозяина клинка оказалось нестабильным, и, не успев до конца сформироваться, воля меча обрушилась в море, без следа растворившись в темной воде.
Чэн Цянь цокнул языком и слегка нахмурился, но, как только он собрался повторить свою трюк, Янь Чжэнмин поймал его за запястье.
— У «Весны на засохшем дереве» лишь одна цель. Говорят, что это проблеск надежды, оставленный нам Небесами. Из одного родятся двое, из двух трое, а из троих все сущее.
Даже несмотря на то, Чэн Цянь не мог говорить, его замерзший и застоявшийся клинок едва ли мог кого-то обмануть. Особенно заклинателя меча.
Янь Чжэнмин строго посмотрел на него и продолжил:
— Но почему твой клинок полон холода и жажды убийства? О чем ты думаешь?
Чэн Цянь лишился дара речи.
Янь Чжэнмин выглядел очень серьезным. Он крепче перехватил ладонь Чэн Цяня, державшую Шуанжэнь, и тихо прошептал:
— Смотри.
Через их сцепленные руки в Шуанжэнь проникла незнакомая Ци. Изначальный дух Янь Чжэнмина окутал клинок, стерев с него многолетний лед, обнажив, наконец, яркое и чистое лезвие.
Вдруг, аура меча сорвалась с кончика клинка и ринулась вперед, взволновав неподвижные воды. Шуанжэнь зажужжал, вздрогнул, и посреди мертвого моря Бэймин расцвел огромный цветок. Волны тут же пришли в движения, с шумом и брызгами расходясь в стороны.
Все вокруг бурлило и кипело, вздымаясь ввысь. Один передавал десяти, а десять сотне5. На стволе давно высохшего дерева словно из ничего расцвел цветок. Казалось, он родился из трещины, полной жизненной силы. В мгновение ока он заполнил собой все пространство.
5 一传十十传百 (yīchuánshí shíchuánbǎi) — один передаст десяти, а десять— сотне; обр. молва распространяется быстро; передавать из уст в уста. Здесь в знач. Цепная реакция.
В следующий же момент то, что тянуло юношей на дно, отступило, и они тут же перестали тонуть.
Все еще держа в руках меч Чэн Цяня, Янь Чжэнмин посмотрел ему в глаза и сказал:
— Вот она, «Весна на засохшем дереве». Хочешь, чтобы я вновь научил тебя этому, как когда-то это сделал наш учитель? Знаешь ли, твое упрямство порой просто убивает меня, подожди, я еще задам тебе трепку!
Но прежде, чем Чэн Цянь успел признать свои ошибки, юноша внезапно воскликнул:
— Осторожно!
С оглушительным грохотом бурлящие потоки морской воды обрушились вниз, намереваясь раздавить обоих заклинателей. В столь критической ситуации тень на лице Чэн Цяня и вся его слабость разом исчезли. Со скоростью молнии юноша высвободил свой изначальный дух и разрубил несущиеся к ним волны. Но даже несмотря на это, и он и Янь Чжэнмин оказались застигнуты врасплох.
Их бросило вперед с ужасающей скоростью. Все быстрее и быстрее. Море вокруг превратилось в бурлящий шар, какое-то время никто из юношей не осмеливался открыть глаза.
Кто знает, как долго они «летели» сквозь воду. Вдруг, их обоих окутал странный свет. До ушей донесся резкий гул, и аура клинка пробила поверхность моря Бэймин.
Янь Чжэнмин был сыт по горло страданиями моря Бэймин. Едва им удалось вырваться на поверхность, как он тут же выхватил деревянный меч. Он не желал больше оставаться в этих зловещих водах. Схватив Чэн Цяня, он устремился прочь, словно молния.
— Вперед! Уходим отсюда!
Черная бездна и огромная водная стена, скрывавшие тайное царство горы Дасюэшань, были стерты с лица земли. В этот раз они не стали брать лодку, чтобы попытаться уйти отсюда также спокойно, как и пришли. Острые клинки уносили их отсюда на тысячи ли.
Обретя, наконец, возможность говорить, Чэн Цянь спросил:
— Подожди, дело ведь еще не закончено. Ты еще успеешь разобраться со мной. Как ты думаешь, Тан Чжэнь сразу же отправится к Хань Юаню?
— Когда мы вошли в тайное царство горы Дасюэшань, я почувствовал, что меч изначального духа, который я оставил Ли Юню, пробудился, — произнес Янь Чжэнмин. — Но ты ведь знаешь Ли Юня. Он никогда не прикоснется к чему-то подобному, если только ему не будет грозить смертельная опасность... Вырвавшись из объятий моря Бэймин, я, вероятно, вновь смогу почувствовать его. Ты ведь поищешь его со мной?
После всего пережитого Чэн Цяню казалось, будто его только что окунули в ледяное озеро, медленно, но верно, он восстанавливал свои силы.
— Значит, нам придется искать целую вечность6? — сказал Чэн Цянь. — Ты не такой, как Тан Чжэнь. Пока у него есть призрачные тени, он может скакать от горизонта до горизонта сколько угодно. Когда мы туда доберемся, боюсь, будет уже слишком поздно. Даже если мы уничтожим его призраков, он всегда сможет создать новых. Это бесполезно.
6 猴年马月(hóu nián mǎ yuè) — в год обезьяны, месяц лошади, обр. неизвестно когда, никогда, когда рак на горе свистнет, после дождичка в четверг, до бесконечности.
— Хочешь сказать, что мы должны вытащить дрова из-под котла7 и отправиться к его истинному телу? К Поглощающей души лампе? У тебя есть идеи, как это сделать? — осведомился Янь Чжэнмин.
7 釜底抽薪 (fǔdǐ chōuxīn) — вытащить дрова из-под котла (обр. в знач.: коренным образом разрешить проблему: идти до конца, применить радикальные меры, пресечь в корне).
— Подожди, я думаю.
— Стой! Осторожнее! — Янь Чжэнмин резко развернул деревянный меч. Вскинув руку, он попытался поймать Чэн Цяня за плечо, и Шуанжэнь под его ногами издал глухой свист. Оба клинка одновременно остановились.
Чэн Цянь проследил за его взглядом и увидел неподалеку от них серую тень. Тень висела в воздухе, держа в руках молочно-белый сияющий шар. Казалось, она ждала их.
— Это одна из призрачных теней Тан Чжэня? — отозвался Янь Чжэнмин. — Она все это время ждала здесь, чтобы доложить своему хозяину, мертвы мы или нет?
Не говоря ни слова, Чэн Цянь внезапно подался вперед, последовав за сиянием.
Янь Чжэнмин тут же бросился за ним.
— Тише, тише, эти призраки умеют взрываться не хуже, чем заклинатели с изначальным духом... А? Что он тут делает?
Чэн Цянь в миг посерьезнел.
— Люлан?
Эта призрачная тень и в самом деле была тем юношей, Люланом, что всюду следовал за Тан Чжэнем!
Когда Люлан был одержим Цзян Пэном и оказался на пороге смерти, Чэн Цянь использовал собственные силы, чтобы накрепко пригвоздить три его души и семь духов обратно к телу. Тогда он обратился к Нянь Дада и попросил юношу отвести Люлана к Тан Чжэню, изучавшему путь души и духа, чтобы спасти ему жизнь.
Тан Чжэнь действительно спас его, и Люлан, в благодарность за доброту, всюду следовал за ним. Он добросовестно служил своему наставнику, оставаясь его прислужником даже тогда, когда ему представилась возможность остаться на горе Фуяо вместе с Нянь Дада.
Янь Чжэнмин лишился дара речи.
— Этот ребенок ведь... Тан Чжэнь, ты совсем лишился рассудка!
Чэн Цянь поднял руку и при помощи Шуанжэня отрезал от своего одеяния небольшую полоску ткани. Начертав с двух сторон пару-тройку очищающих заклинаний, он бросил новоявленный амулет Люлану в грудь.
Этот очищающий сердце амулет не был похож на ту подделку, которую Чэн Цянь случайно создал сотню лет назад. Едва заклинание коснулось Люлана, как взгляд юноши прояснился, и серая тень сползла с его лица. Он выглядел спокойным, словно только что очнулся от кошмара. Люлан пристально посмотрел на Чэн Цяня.
— Старший Чэн.
— Тан Чжэнь даже тебя не отпустил? — поспешно ответил Чэн Цянь. — Ты знаешь, где сейчас Поглощающая души лампа? Твоя душа еще не полностью исчезла, если проведешь нас к ней, сможешь освободиться. Еще можно успеть...
Люлан слегка улыбнулся.
— Старший, уже слишком поздно.
В руках юноша держал небольшой фонарь. Отделившись от света, в стороны, как стая птиц, разлетелась вереница маленьких огоньков. Огоньки устремились прямо к Чэн Цяню. Прежде, чем они успели приблизиться, Чэн Цянь уже понял, что это такое. Это была часть его жизненной силы, которую он когда-то отдал Люлану.
— Я смог сбежать лишь из-за тех гвоздей, которыми старший прибил мою душу к телу, — ответил Люлан. — Именно они привели меня сюда. Теперь пришла пора вернуть их истинному владельцу.
Часть дарованной ему жизненной силы возвратилась обратно к Чэн Цяню. Тем временем, призрак Люлана становился все прозрачнее и бледнее, будто готов был вот-вот рассеяться.
— Настоящая лампа спрятана в куске Пламени ледяного сердца, на горе Фуяо. Пламя ледяного сердца, добытое старшим Чэном, было разделено на две части. Одна часть была спрятана в недрах горы Дасюэшань, а вторая осталась на горе Фуяо. Пламя ледяного сердца способно скрыть от божественного сознания все, что угодно. Даже гору Фуяо. Она может быть у вас прямо перед глазами, но вы даже не почувствуете ее присутствия.
Закончив говорить, душа Люлана окончательно превратилась в дым. Чэн Цянь протянул руку, силясь схватить ее, но почувствовал под пальцами лишь соленый морской бриз. Тень юноши бесшумно рассеялась, не оставив в небе ни следа.
Заклинатели переглянулись, и оба меча, как падающие звезды, устремились к горе Фуяо.
«Я даже запечатал для него гору, — подумал Янь Чжэнмин. — Я действительно заботился о доме».
Добравшись до края ледяных равнин, оба юноши вновь миновали зал Черной черепахи. Холодные земли в миг наполнились звоном колокола, но в этот раз никто не вышел, чтобы проверить его.
Здесь, на крайнем севере, зал Черной черепахи темной тенью возвышался над тысячами ли белого снега. Но теперь он казался мертвым. Вокруг царила тишина, не было видно ни души. Лишь потертое знамя одиноко развевалось на холодном ветру.
— Что здесь произошло? — осведомился Янь Чжэнмин.
Чэн Цянь оглянулся и произнес:
— Бянь Сюй мертв.
С этими словами, он внезапно выхватил Шуанжэнь, и на зал Черной черепахи обрушилась сила клинка прилива. Взметнувшаяся в небо черная энергия столкнулась с ледяным мечом и оказалась разрублена пополам. Извиваясь, она рухнула вниз, издав скорбный крик, и исчезла без следа.
Янь Чжэнмин был ошеломлен.
— Это что, внутренний демон? Он обрел собственную сущность?
— Сдается мне, Бянь Сюй либо погиб от рук Хань Юаня, — начал Чэн Цянь. — Либо сошел с ума и сделал какую-то глупость... В любом случае, ситуация не из приятных.
Среди льда и снега вновь засияли две падающие звезды.
В это время Тан Чжэнь, перенесший свой изначальный дух в самое сердце Шу, воспользовавшись одной из своих призрачных теней, глубоко вздохнул. Непробиваемая чешуя демонического дракона под его рукой казалась слишком хрупкой.
Глаза Тан Чжэня покраснели, его взор затуманился.
Увидев кровь, он, казалось, напрочь позабыл обо всем. Тан Чжэню казалось, что в его руках находилась великая сила. Он буквально чувствовал эту ни с чем не сравнимую мощь.
Он был самым настоящим демоном. На небесах и на земле не было равных ему. Не было ничего, что смогло бы его остановить. Люди внизу были лишь горсткой муравьев, ползающих у него под ногами.
Он был повелителем призраков, а все призрачные тени — его щитами. Он один стоил целой армии.
Лист золотого лотоса был уничтожен. Но стоило ли дожидаться следующего раза?
Остались ли в этом мире достойные противники?
Самомнение Тан Чжэня не знало границ, и он, в конце концов, поддался зову Темного Пути. Если кто-то из темных заклинателей видел кровь, будь то Тан Чжэнь, Хань Юань или даже Тун Жу... они тут же становились неуправляемыми.
Даже получив два сильных удара, окутанный кровавым туманом демонический дракон все равно отказывался отступать. Тан Чжэнь снисходительно посмотрел на него и произнес:
— Тебе не кажется, что это просто смешно? Миллионы разъяренных душ должны принадлежать мне. Это моя судьба. Оставшись здесь, ты лишь обрекаешь себя на напрасную смерть. Зачем тебе это?
Но даже в этот момент дрянной рот Хань Юаня не желал закрываться. Видя чужую радость, он зло усмехнулся и ответил:
— Я постоянно слышу, как уважаемые и добропорядочные люди разглагольствуют о «справедливости». И порой мне невероятно стыдно за них. Но я никогда бы не подумал, что брат Тан обратится к Темному Пути. Стоит тебе открыть рот, как тебя тут же хочется заткнуть. Пожалуй, у тебя действительно талант. Что же твоей заднице на месте не сиделось?
Огромные когти Тан Чжэня крепко впились в его тело. Хань Юань глубоко вздохнул, силясь удержать форму демонического дракона. Однако, юноша не собирался молчать:
— Ты...ммм... в этом новичок? Тогда я должен поведать тебе о том, что мы, отступники, постоянно так говорим. Это такая шутка!
Тан Чжэнь беспомощно улыбнулся ему.
— Все никак не уймешься8.
8 不见棺材不落泪 (bù jiàn guāncái bù luòlèi) — не проронит слезу, пока не увидит гроба; обр. не сдаваться, держаться до конца, не терять надежды; не униматься.
Хань Юань злобно заревел. Тело демонического дракона достигло своего предела, его кровь готова была вскипеть.
Дракон болезненно зарычал, но тут же крепко стиснул зубы, стараясь сдержаться. Казалось, что вся его жизнь была чередой успехов и неудач, но на деле, он попросту плыл по течению, не в силах этого изменить.
Когда нужно было действовать, он отступал, а когда нужно было отступить, он не мог с этим смириться.
Все эти годы он либо с болью следовал по неверному пути, либо горько сожалел о неправильном выборе.
Возможно, такие люди как он лишь на пороге смерти осознают, что такое «чувство меры».
— Небеса... — тихо прошептал Хань Юань. — С древних времен мой клан Фуяо шел по пути человечности. Какое отношение весь этот бред имеет к нам?
Внезапно, стоявшая поодаль Лужа вновь обратилась в красного журавля и не раздумывая бросилась на Тан Чжэня. Она хотела закричать, но так и не нашлась, как к нему обратиться. Обозвать его «ублюдком» было равносильно тому, чтобы обругать себя. Но этот человек все равно не заслуживал того, чтобы называть его «отцом».
Так и не решившись, Лужа попросту выдохнула на Тан Чжэня сгусток истинного пламени Самадхи, сжигая схватившую Хань Юаня призрачную тень.
— Лужа! Живо назад! — закричал Ли Юнь.
— Прочь отсюда! — сердито бросил Хань Юань. — Это только между нами, демонами! При чем тут какая-то толстая майна?!
— Сам ты толстый! Весь твой род толстый! — едва не плача, заголосила Лужа.
Тан Чжэнь равнодушно обернулся на девушку, и призрачная тень вновь стиснула свои безжизненные когти, силясь схватить птицу за крыло.
Но Лужа ловко скользнула по воздуху, укрывшись бушующим огнем. Сейчас она напоминала настоящего феникса. Яростное пламя сожгло всех окруживших ее призраков, и девушка вновь обратилась к Тан Чжэню:
— Пусть я и не родилась в крови, — кричала она, — но однажды я стану самой могущественной королевой монстров на свете! Я родилась красным журавлем! У меня нет отца!
Веки Тан Чжэня дернулись. Огромные призрачные когти внезапно рассеялись, а после вновь собрались воедино и устремились за Лужей.
— Осторожно! — воскликнул Ли Юнь.
Огромная призрачная рука схватила журавля за шею. Лужа забилась, отчаянно пытаясь вырваться, рассыпая вокруг ворох огненно-красных перьев. Тан Чжэнь посмотрел в ее глаза, и на мгновение его охватила странная неуверенность. Однако, это чувство тут же потонуло в холодной жажде убийства.
Вдруг, откуда ни возьмись, появилась странная птица. Птица бросилась вперед, открыла клюв и выплюнула деревянный амулет. Коснувшись Лужи, амулет вспыхнул ослепительным белым светом. Тан Чжэнь отпрянул прочь. Амулетом оказался заклинанием «Нитей марионетки», собственноручно вырезанным Тан Чжэнем почти двести лет назад. Королева монстров так и не воспользовалась им, и теперь он вернулся к своему первоначальному владельцу.
Тем временем, птичий-демон пронесся мимо и воскликнул:
— Яйцо короля и королевы, скорее, беги... А!
Вдруг, призрачная тень Тан Чжэня стрелой обрушилась на демона, пригвоздив его к земле. Несчастный несколько раз дернулся и испустил дух.
Клинок, заморозивший четырнадцать государств*
Эти глупые темные заклинатели, чьи мозги были размером с бобы, только и могли, что притворяться, будто в их жизни было хоть что-то ценное. В отличие от людей, чьи сердца полнились любовью и ненавистью, им всегда было этого мало. Человеческое сердце не стоит на месте и однажды, все может измениться до неузнаваемости.
Из-за стремительно расширяющегося проклятия Бянь Сюя, тело демонического дракона Хань Юаня быстро достигло своего предела. Его плоть начала рваться изнутри. Одновременно с этим, словно разделяя его боль, раздвоенная душа юноши принялась переругиваться между собой.
— Не тебе осуждать других, — насмехался внутренний демон, — ох, в конце прошлого месяца ты боролся за то, чтобы уничтожить всех людей в этом мире. А что теперь? Луна еще сделала полный круг, а ты, едва узнав, что тебя не выгнали из клана, внезапно стал святошей и обеспокоился судьбою человечества? Тц... ты стал прилежным, как зрелая женщина, и всю ярость твоего демонического дракона смыло красными водами1.
1 癸水 (guǐshuǐ) — букв. менструация.
— Если эти красные воды в какой-нибудь из месяцев смоют тебя, я найду себе тихое место, стану монахом, и всю оставшуюся жизнь буду только есть и читать священные писания... Твою мать, может, подменишь меня на время, я больше не могу?!
Демон фыркнул и, на удивление, прислушался к его словам, тут же переняв контроль над телом.
В какой-то момент граница между душой демона и душой Хань Юаня стала менее заметной.
Тан Чжэнь равнодушно отбросил птичий труп в сторону. Как когда-то, много лет назад, будучи в недрах горы Дасюэшань, отбросил свое собственное тело. С горстью зажатых в руке красных перьев, он выглядел так, будто только что избавился от многолетнего хлама.
Опустив обоженную силой «Нитей марионетки» руку, он с ненавистью посмотрел на Лужу. В его глазах читалось явное желание убивать.
— Надоеда.
Тан Чжэнь покинул тело призрака, пострадавшего от его собственного амулета, и его изначальный дух без труда разделился между кружившими вокруг призрачными тенями. Эти жуткие создания разом распахнули глаза. Мужчины и женщины, старые и молодые, в их взглядах читалось нетерпение. То, что творилось вокруг, было похоже на настоящий кошмар.
Ли Юнь первым осознал опасность. С мечом в руках, он немедленно бросился к растерявшейся Луже, схватил красного журавля за тонкую ногу и без лишних слов оттащил в сторону, как мешок. Одновременно с этим он открыл свою сумку, вытащил оттуда пригоршню каких-то вещей и подбросил их вверх, словно рассыпающая цветы небесная красавица.
Прежде, чем он успел закончить, призрак, находившийся ближе всех к Луже, внезапно взорвался. Взрывная волна прокатилась мимо. Если бы Ли Юнь помедлил, Лужу бы это не убило, но «Нити марионетки», способные выдержать лишь один удар, тут же бы разрушились.
Похоже, Тан Чжэнь окончательно отвернулся от них. Более того, он отвернулся и от самого себя.
Внезапно взорвавшийся призрак уничтожил все содержимое сумки Ли Юня. Вокруг кружили разноцветные порошки, бесчисленные снадобья и большие клочки бумаги. Вдруг, бумага обратилась саранчой, и целая туча насекомых, подобно вихрю, закружилась в воздухе, самоотверженно обрушившись на призрачных теней. И, пусть они не обладали особой силой, этого было вполне достаточно, чтобы сбить врага с толку.
В этот момент на разорванное тело демонического дракона упал сосуд с «Каменной водой», в мгновение ока превращая его в твердую гладкую скалу, похожую на неприступную городскую стену.
Хань Юань внезапно почувствовал холод и моментально осознал, что больше не может двигаться.
— Ли Юнь! Ты в конце концов на чьей стороне?! — взревел он. — Не можешь помочь, так хотя бы перестань все портить!
Ли Юнь подхватил Лужу, намереваясь сбежать, и бросил:
— Я помог тебе продержаться еще какое-то время, чего ты орешь?
— Камень тоже может треснуть! О чем ты только думал, подлец?! — парировал Хань Юань.
Говоря об этом, Ли Юнь почувствовал себя по-настоящему гордым:
— Ха-ха, не волнуйся об этом, это «Каменная вода». Она была собрана на горе Тайшань. Это снадобье куда сильнее тебя.
Но его брат продолжал кричать!
— И что мне, мать твою, делать, если я не смогу вернуться в прежнее состояние? — не унимался Хань Юань. — Стать частью ста тысяч гор Шу? Буду «горным червяком»!
Ли Юнь вздохнул и печально заметил:
— Ох, Небеса, мой младший брат, ты обязательно привыкнешь, тебя только что разорвали на части, но ты до сих пор жив, так какой смысл спорить о том, из чего ты сделан... Ох, плохо дело!
Тан Чжэнь окончательно вышел из себя. Из его рукавов хлынул черный туман, и повсюду разлилась густая темная Ци. Снующие в небе кузнечики тут же замерли и попадали на землю.
Внезапно, Лужа вырвалась из рук Ли Юня, расправила крылья и с невероятной скоростью устремилась к ближайшей горе. Когда ее фигура взмыла вверх, ее кости издали ужасный скрежет, все тело птицы стало намного длиннее, а хвост растянулся на десяток чжан. В мгновение ока она обернулась взрослым красным журавлем.
Древняя божественная птица опустилась на обтесанную скалу. На ее огромных, способных закрыть собой все небо, крыльях, вспыхнул огонь. Безудержное пламя закружилось на ветру, рисуя в темноте силуэт из забытых легенд.
Ли Юнь замер, а потом вдруг вспомнил о трехтысячелетней «демонической пилюле». Холод от его ладоней пополз прямо к сердцу, и юноша прошипел:
— Хань Тань, что ты наделала?!
Но Луже некогда было обращать на него внимание. Сила короля демонов готова была превратить ее в пылающий шар. Ее кости и мышцы бесконечно растягивались, каждый цунь незрелого тела полудемона сводило судорогой. Девушке казалось, что с нее заживо сдирали кожу. Страдания были такими невыносимыми, что ей безумно хотелось лечь на землю, свернуться калачиком и превратиться в пыль.
В темном небе сверкнули молнии. Бушевавшие в облаках ветер и гром являли собой невероятную силу, намеревавшуюся уничтожить эту маленькую птичку, сильно переоценившую свои способности в погоне за высшим уровнем самосовершенствования.
Когда старший брат отдал ей пилюлю короля демонов, он обращался с ней как с равной. Заклинатель со столетним опытом за плечами должен был понимать всю серьезность ситуации, но она никак не ожидала, что, если содрать с нее человеческую кожу, под ней все равно окажется буйная птица.
Когда грянул гром, Лужа уже успела пожалеть о своем решении. Она подумала: «Я была слишком нетерпелива, теперь я точно помру».
Девушке казалось, что ей будет больно и страшно, но, на самом деле, ничего из этого не произошло. В огне и всполохах молний она внезапно увидела тело мертвой птицы. Она размышляла: «Я должна была погибнуть давным-давно. Если бы моя мать не сопровождала меня с самого рождения, если бы в тот момент, когда разбилась скорлупа яйца, дух старшего наставника не помогал бы мне, если бы меня столько лет не оберегали учитель и старшие братья, я бы превратилась в такого же сумасшедшего негодяя, как Тан Чжэнь. Или давно бы уже отправилась к праотцам».
В какой-то момент Лужа подумала, что ей невероятно повезло, ведь она все эти годы жила в безопасности.
Потому она не раздумывая бросилась прямо к зажатому в Жертвенном массиве Хань Юаню.
Невероятная мощь Жертвенного массива постоянно росла, но теперь к ней добавились гром и бушующее пламя. Среди всего этого грохота и огня, красный журавль напоминал первозданный хаос. Тысячи призраков одновременно застыли на месте, казалось, это зрелище пробудило в них память о далеком прошлом.
Вдруг, казавшийся безжизненным амулет «Нитей марионетки», висевший у Лужи на нее, вспыхнул ярким огнем и самоотверженно принял на себя первый удар. Глубокие линии и бесчисленные бороздки вырезанного на дереве заклинания засияли обжигающим светом. Словно самые глубокие и тайные чувства, что когда-либо были в нем заключены, наконец, вырвались на свободу.
Тан Чжэнь почувствовал, как в его давно уже мертвом сердце что-то натужно «треснуло». Вероятно, связанный с ним амулет «Нитей марионетки» был окончательно разрушен.
Его любовь давно прошла, но оставленный им амулет все еще исполнял свой долг, защищая от смерти семью, которую не желал признавать его хозяин.
Луже казалось, что она в муках неслась по непроходимо узкому проходу. Словно вновь пробивалась сквозь скорлупу.
Вдруг, в ее легкие хлынул глоток сырого воздуха, четыре конечности и сотня ее костей, наконец, достигли предела роста. Пилюля бывшего короля демонов, впитавшая в себя опыт трех тысяч лет, опустилась в ее внутренний дворец. Красный журавль взмыл в небо и издал долгий протяжный крик: скорбная журавлиная песнь разорвала память о прошлом, и в небе развернулись два огромных крыла.
Когда ее голос пронесся над горами, призрачные тени отступили. Они не решались встать на пути у огненного Хоу И2. Истинное пламя Самадхи хлынуло во все стороны, намереваясь сжечь все нечистое, что было на земле. Часть искр угодила в сковавший Хань Юаня массив. Барьер вспыхнул, пожирая и впитывая в себя разрушительную мощь проклятия Бянь Сюя.
2 Стрелок И или Хоу И — один из знаменитейших героев китайских мифов, борец с чудовищами, сбивший из лука девять солнц, угрожавших погубить всё живое на Земле, и неудачно стремившийся стать бессмертным.
Кратковременная растерянность Тан Чжэня постепенно испарилась, призрачные тени пришли в себя и в их глазах вновь заклубился черный туман. Призраки вновь зашептали:
— Моя связь с кланом Фуяо слишком глубока, можно сказать, что мы давние друзья. Я не хочу убивать вас, так почему же вы продолжаете искать смерти...
Тан Чжэнь, окруженный тысячами призрачных теней, внезапно вскинул руки. Черный туман хлынул во все стороны, разлившись на тысячи ли, утопив под собой горы и реки. Всем, кто видел это, казалось, что мир давно погряз в грязи, и любое колыхание травы способно было поднять ветер и вызвать волны3.
3 兴风作浪 (xīngfēngzuòlàng) — поднимать ветер и делать волны (обр. в знач.: накалять обстановку, устраивать беспорядки, поднимать шум.
Черный туман приближался, и Хань Юань не мог удержаться и не вдохнуть его. Темная энергия разлилась по всему его телу, окутала полуокаменевшую морду демонического дракона, и глаза зверя тут же налились кровью.
Хань Юань с трудом подавил пробудившиеся инстинкты и, изо всех сил стараясь сохранить рассудок, крикнул:
— Скорее! Уходите отсюда!
Эта дьявольская мощь так сильно напугала людей, что даже Ли Юнь в какой-то момент едва не поверил словам Тан Чжэня.
Неужели он и вправду впитал в себя гнев миллиона неупокоенных душ?
Неужели по ту сторону действительно было то, что способно было помочь этому великому демону?
Кому, кроме небес было известно, что именно произошло в тот день?
Тан Чжэнь громко рассмеялся.
— Неужели вы думаете, что Четверо Святых уничтожили вашего мудрого наставника лишь потому, что он, по чистой случайности, сошел с ума? Этот мир кишит демонами, так почему же вы не видите лишь то, как они охотятся друг за другом? Я уже говорил вам, почему грехи Тун Жу останутся непрощенными. Потому что гора Фуяо издревле охраняла вход во владения внутреннего демона. Чистая Ци и темная энергия способны уравновесить друг друга. Но камень исполнения желаний связан с тысячами таких внутренних демонов. Долгие годы он хранился в Башне отсутствия сожалений, пока кое-кто не украл то, что должен был охранять, тем самым освободив его. Сколько войн произошло за последние годы, сколько наводнений и засух, сколько могущественных людей лишились рассудка, и все из-за того, что сотни лет владения внутреннего демона оставались открытыми, незаметно распространяя свое влияние на весь мир. К слову сказать, демонический дракон, всего каких-то сто лет, и ты смог добиться таких высот. Ты ведь сделал это лишь с благословением своих предков?
— Что за чушь ты несешь?! — прошипел Ли Юнь.
Меч изначального духа, зажатый в его руке, внезапно засиял. Почувствовав какое-то движение, Ли Юнь опустил голову, и его глаза почти наполнились слезами. Теперь он отчетливо чувствовал, что ему тоже есть на кого опереться.
Ли Юнь без колебаний разжал руку, отпуская клинок, и окликнул окруженного призрачными тенями Ю Ляна:
— Эй, заклинатель меча! Держи!
Услышав его слова, Ю Лян резко развернулся, схватил брошенный ему клинок, и тут же ощутил внутри лезвия мощную волю меча. Едва коснувшись рукояти, он почувствовал, что чуть было не увидел «Божественное Царство». Юноша громко закричал, и клинок ринулся вперед, разрубая столпившихся перед ним призраков.
Тан Чжэнь был ошеломлен, он поспешно отступил назад. Но обновленный4 меч Ю Ляна бросился за ним. Клинок преследовал Тан Чжэня, пока темная энергия не заразила его и заключенные в лезвии свет не потускнел. Однако, за это время он успел избавиться от большей части призрачный теней.
4 鸟枪换炮 (niǎoqiāng huàn pào) — букв. сменить дробовик на пушку (обр. в знач. обновить оборудование, модернизировать; улучшить условия).
Внезапно взгляд Тан Чжэня снова изменился. Задумчиво глядя куда-то вдаль, сквозь юного заклинателя меча, он обратился прямо к Янь Чжэнмину:
— Вы можете сбежать из моря Бэймин... но что потом?
Зрачки Ю Ляна сузились.
Тан Чжэнь вскинул руки, и из его ладоней вырвалось новое полчище призрачных теней. Мужчина презрительно посмотрел на потускневший клинок.
— Сможешь догнать меня? Сможешь убить их всех?
По логике вещей, Янь Чжэнмин не мог оказаться в двух местах одновременно.
Только когда отправляешься в путь земли Цзючжоу начинают казаться такими далекими и необъятными.
Янь Чжэнмин нахмурился:
— К сожалению, Ли Юнь только что отдал меч изначального духа.
— Есть один способ, но я не знаю, сработает ли он. В любом случае, клинок уже не вернуть, нам никогда его не догнать. Но лучше уж пытаться вылечить мертвую лошадь5, чем не делать вообще ничего, — сказал Чэн Цянь.
5 死马当作活马医 (sǐmǎdàngzuòhuómǎyī) — китайская идиома, в значении — «никогда не сдавайся и делай все возможное в любой ситуации».
— Чт...
Но Чэн Цянь тут же поднял руку, стянул с шеи старшего брата печать главы и быстро произнес:
— Владения внутреннего демона, помнишь? Клан Фуяо существует для того, чтобы охранять вход в Долину демонов. В печати главы должен быть путь, ведущий в нее, туда мы и отправимся.
Янь Чжэнмин непонимающе произнес:
— Мы пойдем в Долину демонов? Что ты имеешь в виду, разве Долина демонов не на заднем склоне горы?
— Да, запечатанная Долина демонов лежит на заднем склоне горы, — отозвался Чэн Цянь, — но владения внутреннего демона появляются всюду, где есть сильные желания. Это и есть настоящий вход. Здесь ничего нет, но темная энергия, захватившая зал Черной черепахи, никуда не исчезла. Мы можем открыть печать главы и попробовать. Повезет нам или нет, зависит от нашей удачи.
Янь Чжэнмин понятия не имел, что юноша ограничен запретами и попросту не может сказать ему правду. Он не стал расспрашивать Чэн Цяня, откуда ему все это известно. Он безоговорочно поверил своему младшему брату и использовал свое божественное сознание, чтобы открыть печать.
В мгновение ока вокруг юношей сгустилась темнота. Знакомый холод ледяных равнин закружился вокруг, и вскоре силуэты обоих заклинателей исчезли.
Чэн Цянь на мгновение потерял сознание, но быстро пришел в себя. Кто-то в темноте поддерживал его, и сбоку мерцал какой-то свет. Не было смысла гадать, что это было. Это был один из лучших товаров его старшего брата. Жемчужина.
Владения внутреннего демона отличались от того, что они увидели в первый раз. Темная энергия здесь была настолько сильной, что трудно было дышать. Попав сюда, любой человек тут же сделался бы рабом отрицательных эмоций.
Сердце Янь Чжэнмина застыло. Заклинатели меча всегда отличались скверным характером, потому были более восприимчивы к таким вещам.
Он с трудом взял себя в руки и спросил:
— Что произошло?
Чэн Цянь глубоко задумался и, не сбавляя шаг, произнес:
— Ты помнишь, что Тун Жу попросил у камня, когда был в Башне отсутствия сожалений? Да, Тун Жу был сумасшедшим, но в тот момент он еще не утратил человеческий облик. Он хотел вернуть камень и вновь запечатать Долину демонов. К несчастью, без этого важного артефакта печать долины не так сильна, как прежде. В тот раз, когда мы случайно уничтожили «Массив истребителей демонов», она разрушилась.
Долина демоновраздражала Янь Чжэнмина, но он отнюдь не был глупцом. Он тут же ответил:
— Я думал, что если мы покинем это место, все будет хорошо! Тан Чжэнь все знал, но ничего мне не сказал. Прибыв на гору Фуяо, он тайно собрал темную энергию Долины демонов? Конечно... Ведь это я его пригласил. Как я мог привести в дом волка?
Янь Чжэнмин говорил все быстрее и быстрее, он был так встревожен, что ему становилось все труднее сдерживать рвущийся наружу гнев. Он резко схватил Чэн Цяня за руку, его ногти почти вонзились юноше в кожу. Так и не найдя выхода, вся его злость скопилась в отметине на лбу.
— Проклятье, я ведь говорил тебе всегда быть у меня на виду!
Когда-то Чэн Цянь вошел в Дао через сердце, и теперь, даже если его сознание пребывало в хаосе из-за пробудившегося наследия цянькунь, он все равно был куда спокойнее, чем его старший брат. Проигнорировав этого сумасшедшего, юноша принялся читать про себя писания «О ясности и тишине», а после произнес:
— Если бы он не показал свои уязвимые места во время суда над Хань Юанем, и Шан Ваньнянь не помог бы мне пробудиться от «души художника», стали бы мы опасаться старых друзей? Возьми себя в руки, чтобы попасть на задний склон горы Фуяо нам все еще нужна печать главы, которую может открыть только нынешний глава.
Янь Чжэнмин глубоко вздохнул и внезапно протянул вперед руку, с зажатой в ладони печатью. Внутри печати тут же вспыхнули звезды. Они рассыпались вокруг, превращая владения внутреннего демона в настоящую вселенную, и все тревоги, бушевавшие в сердцах юношей, ненадолго утихли.
Пылающий разум Янь Чжэнмина на время успокоился, и только теперь он обнаружил оставленную им царапину на рукаве Чэн Цяня. К счастью, тела совершенствующих окружал защитный барьер, и кожа Чэн Цяня была намного прочнее его одежды.
Янь Чжэнмин замялся и неловко кашлянул:
— Я... это...
Но Чэн Цянь продолжил за него:
— Вы, заклинатели меча, с детства ненормальные. Вам намного легче, чем кому-либо еще, впасть в ярость. Тебе не нужно оправдываться, сейчас важно как можно скорее найти дорогу.
Услышав это, Янь Чжэнмин лишь усмехнулся и поспешно направил свое сознание внутрь печати, силясь отыскать в ней все, что было связано с владениями внутреннего демона.
Но конструкция печати оказалась куда сложнее, и сознания прошлых поколений крайне беспокойно реагировали на чужое присутствие. Какое-то время Янь Чжэнмин был сбит с толку.
В этот самый момент в горах Шу Тан Чжэнь приказал призрачным теням спуститься на землю, и запрещенная техника Бянь Сюя восстала против истинного пламени Лужи.
Внезапно, тело Хань Юаня наполнилось ярким светом. В конце концов, он был настоящим демоническим драконом, стоявшим в шаге от титула Господина Бэймина. Даже Ли Юню, заклинателю изначального духа, что вошел в Дао через «девять звеньев», было трудно находиться рядом с ним.
Действие его снадобья постепенно ослабевало.
Но если окаменение спадет, мощь запрещенной техники Бянь Сюя непременно атакует Хань Юаня.
Однако именно в этот момент он внезапно перестал терзаться материальными проблемами.
— Ли Юнь, я не выдержу! Возьми еще одну бутылку! — закричал Хань Юань.
— У меня больше нет! — в отчаянии отозвался Ли Юнь.
Ли Юнь очень хотел разрыдаться, но не мог выдавить ни слезинки. Глухо зарычав, юноша подумал: «Мать твою, старший брат, ты не хочешь, наконец, появиться?»
По мере того, как спадало окаменения, запрещенная техника Бянь Сюя все сильнее и сильнее вгрызалась в тело черного дракона, и с каждым новым ударом промеж чешуи Хань Юаня проступали кровавые дорожки.
Сознание Янь Чжэнмина находилось в печати главы, когда метка кровавой клятвы на его руке внезапно пробудилась и вспыхнула. Клятва была скреплена кланом Фуяо и Шан Ваньнянем, однако главным действующим лицом в ней был именно Хань Юань. Но Хань Юань не смог бы разрушить этот договор. Подобное могло означать лишь одно — он собирался отправиться к праотцам.
Янь Чжэнмина прошиб холодный пот. Лишь глава клана мог войти в печать и встретиться с прошлыми поколениями. Он даже не мог попросить Чэн Цяня помочь ему.
Внезапно, прямо перед ним появился Тун Жу, в чьих мыслях он сам не раз оказывался, входя внутрь печати. Но, в отличие от всех прошлых раз, теперь Янь Чжэнмину казалось, что Тун Жу не был ни призраком, ни воспоминанием. Он словно мог видеть его.
Осколок божественного сознания Тун Жу притягивал юношу, и он попросту не мог не последовать за ним.
Он видел, как сознание Тун Жу миновало бесконечные врата6. Его смутный, похожий на пыль и дым образ, привел Янь Чжэнмина к еще одним воротам. Никто не произнес ни слова. На этих воротах отчетливо виднелась красная отметина, как две капли воды похожая на печать истребителей демонов, что преподнес ему У Чантянь.
6 道门 (dàomén) — врата познания истины; даосизм.
Ворота были закрыты, но из образовавшейся посередине щели сочилась темная энергия владений внутреннего демона. Тун Жу остановился, кивнул Янь Чжэнмину и исчез.
Янь Чжэнмин осторожно протянул руку и медленно провел пальцами вдоль трещины.
Створки с грохотом распахнулись.
Сознание Янь Чжэнмина тут же покинуло печать. Открыв глаза, юноша увидел, как в небе, гонимые ветром, собираются тучи, и звезды, что вырвались из печати главы, собираются в огромный водоворот. Мгновение спустя все светила были стерты с лица земли, и на их месте образовалась пустота. Вдруг, перед ним и Чэн Цянем возникли те самые ворота.
Янь Чжэнмин был вне себя от радости.
— Это здесь, идем!
В тот момент, как оба юноши миновали ворота, Янь Чжэнмин отменил наложенный на гору Фуяо запрет, и она снова вернулась в мир.
В самом сердце Шу, среди высоких гор, Хань Юань, наконец, перестал быть камнем и вновь обрел тело из плоти и крови. Ему казалось, что его пригвоздили к земле бесчисленными иглами. Боль была повсюду. Мучения были такими сильными, что он невольно задумался: «Я ведь тоже заклинатель изначального духа. Если я умру здесь, вернется ли моя душа обратно на родину?»
Тем временем гору Фуяо окутала темная энергия. Кровавая клятва и круг багуа на руке Янь Чжэнмина продолжали светиться, пока они с Чэн Цянем неслись по бесконечным каменным ступеням, сквозь густой лес. Еще до того, как они прибыли на место, воздух разрезало лезвие меча, обрушившись прямо на гостевой домик, где совсем недавно останавливался Тан Чжэнь. Домик тут же развалился. Весь двор, словно в сезон дождей, был окутан густыми черными тучами. Тяжелые каменные плиты были с легкостью разрублены покинувшим «ножны» клинком Янь Чжэнмина. Внизу, прямо под ними, обнаружился большой камень. Это было Пламя ледяного сердца из Чжаояна.
Рядом с камнем лежало тело. Это был Люлан. Слабое свечение, озарявшее его грудь, медленно угасало. Оказывается, Тан Чжэнь спрятал настоящую Поглощающую души лампу в теле Люлана!
В центре земель Шу, перенасытившись темной энергией, запрещенная техника прорвала огненный круг Лужи. Красные перья цветочным дождем7 хлынули в стороны, все пространство вокруг заполонили призрачные тени, и в землю вонзились острые когти демонического дракона. Внезапно, Хань Юань понял, что больше не может ссориться с самим собой, и оба сознания, разделявшие его тело, слились в одно.
7 Согласно буддийским канонам: Небеса устраивали дождь из лепестков, чтобы восхвалять достоинства и добродетели учения Будды.
На вершине горы Фуяо, окутанный ветром и льдом Шуанжэнь вместе с разрушительной аурой меча обрушились прямо на Пламя ледяного сердца. «Невидимая» аура меча влилась в камень, разбив его изнутри. «Мертвое тело Люлана» тут же лишилось своей защиты. Но труп в ужасе дернулся, обратился в черный вихрь и попытался сбежать.
— Сяо Цянь, прочь с дороги!
Освободившись от «ножен», меч Янь Чжэнмина сделался похожим скрытое лезвие8.
8 藏锋 (cángfēng) — означает: цанфэн, «спрятанный кончик», скруглённый конец (каллиграфический способ написания без острых углов) или же непримечательность; не обнаруживать (не проявлять) своих талантов.
И клинок, заморозивший четырнадцать государств, заставил гору Фуяо содрогнуться.
*В Китае есть несколько литературных произведений с таким названием, в том числе роман о боевых искусствах и стихотворение, написанное монахом Гуань Сю (832-912), бывшим, ко всему прочему, еще и великим поэтом.
Нет никакого способа стать бессмертным
Тан Чжэнь замер. Призрачные тени застыли за его спиной. Сперва их лица ничего не выражали, но затем, равнодушие постепенно сменилось неверием.
Мысли Тан Чжэня напоминали искры, оставшиеся кружить на ветру около погасшего костра. Одна за другой они медленно исчезали.
Но он никак не мог понять, что же случилось с его истинной сущностью?
Это был Янь Чжэнмин?
Как им удалось выбраться из глубин моря Бэймин? И почему они сразу не отправились в Шу, чтобы разыскать своих друзей, а зачем-то вернулись на гору Фуяо?
Они не могли передвигаться по миру так, как им заблагорассудится, но каким образом они так быстро добрались до горы?
Кто рассказал им, что его истинная сущность сокрыта в Пламени ледяного сердца?
Тан Чжэнь был ошеломлен. Однако злиться было уже поздно.
Как это могло произойти?
Он никогда никому не доверял, и в его сердце не было места ни для кого в этом мире. Он всегда был один, повелитель бесконечного множества призрачных теней... Но даже этого оказалось недостаточно?
Повисшие в воздухе призрачные тени, словно куча висельников, внезапно застыли как вкопанные. Части изначального духа и темная энергия, наполнявшие их тела, начали постепенно исчезать. Один за другим, они были сметены легким дуновением ветра, и их духи и души развеялись без следа.
Словно чистая роса, оставшаяся после ночи пыльных бурь, они вновь вернулись в мир, обновленные и свободные, дрейфуя в поисках своего нового пристанища.
Все вокруг наполнилось спокойствием и безмятежностью.
Ю Лян стоял неподалеку, держа в руках меч изначального духа Янь Чжэнмина. Клинок уже давно лишился связи с хозяином. Юноша был потрясен. Ему повезло наблюдать происходящее с очень близкого расстояния.
Покинув исчезающие силуэты призрачных теней, изначальный дух Тан Чжэня вынужден был вновь слиться в одно целое. Он был так силен, что пережил даже потерю тела.
Похоже, Тан Чжэнь и не думал убегать. Он был шокирован. Он и представить себе не мог, что такое возможно.
— Это бессмысленно, — пробормотал он. — Миллионы разъяренных душ должны принадлежать мне. Это просто невозможно... кому под силу изменить судьбу? Это бессмысленно...
Внезапно, Ли Юнь первым пришел в себя и закричал:
— Чего вы ждете?!
Лужа и Ю Лян одновременно вздрогнули. Человек перед ними был мастером Призрачного пути. В мире не было никого столь же опытного в духовных практиках, как он. Если отпустить тигра на гору, ему потребуется всего пара лет, и тогда, кто знает, с чем он вернется на следующий год.
Клинок в руках Ю Ляна издал резкий свист, и юноша преградил Тан Чжэню путь. Ли Юнь выхватил из-за пояса меч, и все трое, вместе с Лужей, одновременно взмыли вверх.
Истинное тело Тан Чжэня было уничтожено, призрачные тени разлетелись прочь. Сейчас его изначальный дух был наиболее уязвим. У него не было времени уклониться от атаки, и в следующий же момент ему на голову разом обрушились ауры двух клинков.
Удар заставил его замереть, и в лицо тут же пахнуло истинное пламя Самадхи.
В водовороте бушующего огня, затуманенный взгляд Тан Чжэня вновь упал на Лужу.
Воспоминания о неминуемой гибели вернулись к нему, подобно приливу, похоронившему под волнами все его планы и замыслы. Яростные потоки мчались через всю его долгую жизнь, прямо в адское пекло, к Пожирающей души лампе, пробиваясь сквозь его прошлое, смерть и расставания...
Наконец, он увидел перышко.
Перышко слегка колыхалось на ветру. Губы Тан Чжэня дрогнули, но он не произнес ни слова.
Порой человеческая жизнь делится лишь на черное и белое, а все яркие цвета в ней подобны распускающимся цветкам канны1, появляются лишь на миг и сразу же исчезают.
1 昙花一现 (tán huā yī xiàn) — цветы канны появляются на мгновение (обр. в знач.: появиться на мгновение и исчезнуть; кратковременный, преходящий, мимолетный).
В конце концов в глазах Тан Чжэня осталась одна лишь Лужа. И его изначальный дух развеялся как дым.
Пути Небес неисповедимы. Могли ли люди предсказать такой исход?
Кто знает, возможно, в последний миг своей жизни Тан Чжэню удалось понять эту истину.
Ли Юню казалось, что все вокруг — просто странный сон. Он и представить себе не мог, что клинок в его руке когда-нибудь запятнается кровью и даже обезглавит великого демона, не имевшего себе равных ни в прошлом, ни в будущем2.
2 前无古人，后无来者 (qián wú gǔ rén,hòu wú lái zhě) — в прошлом ― не иметь достойных предшественников, в последующем не знать равных преемников.
На его лице царило выражение ни с чем не сравнимого удивления. Ли Юню казалось, что теперь он может снять свои доспехи3, вернуться домой и больше никогда не брать в руки этот бесполезный4 меч.
3 卸甲归田 (xièjiǎ guītián) — снять свои доспехи и пойти домой, уйти в отставку с должности.
4 中看不中用 (zhōngkàn bùzhōngyòng) — пригоден только для украшения; одна видимость, существует только для вида.
Пока он пребывал в растерянности, Хань Юань внезапно взревел:
— Да чтоб ты сдох! Это еще не конец! Что вы застыли, никто не хочет мне помочь?!
Ли Юнь тут же пришел в себя и только теперь вспомнил о беспорядке, учиненном Бянь Сюем.
Крепче перехватив меч, он устремился вниз, заметив, что печать жертвоприношения Бянь Сюя нисколько не ослабела, и темная энергия, оставшаяся после Тан Чжэня, не спешила рассеиваться.
Лужа тут же развернулась, вновь создав вокруг запрещённой техники огненное кольцо, что позволило обессилевшему Хань Юаню немного расслабиться.
Выхватив из рукава горсть каких-то снадобий, Ли Юнь совершенно безвозмездно скормил их демоническому дракону, не дав тому даже возразить. Хань Юань едва не задохнулся от такой наглости. Он хотел было закричать на Ли Юня, но так и не смог открыть рот.
Кратковременная передышка и целебные снадобья привели к тому, что раны Хань Юаня начали постепенно затягиваться. Но, к сожалению, все эти лекарства лечили лишь симптомы, но не саму болезнь. Порой, если Лужа не успевала, ярость жертвенной техники пробивалась сквозь огонь, нанося дракону новые травмы.
Находясь под давлением запрещенной техники, Хань Юань, наконец, признал, что совершил великое множество преступлений. В этот раз боль напоминала ему удары тысячи мечей. Это сводило с ума.
Ли Юнь поспешно взмахнул рукой, и уничтоженная Тан Чжэнем армия насекомых тут же вернулась к жизни. Прыгая и метаясь из стороны в сторону, они бросились исследовать местность. Начиная от разрушенного Массива истребителей демонов до вытягивавшего души массива, созданного жертвоприношением Бянь Сюя, перед глазами юноши разом предстали все круги и барьеры. Жертвоприношение свершилось, и вытягивающий души массив тут же стал бесполезен.
Проигравший мощи массива заклинатель меча Ю Лян нахмурился и произнес:
— Старший, это не выход. Мне кажется, что даже если мы потратим все наши силы, последствия жертвоприношения трудно будет искоренить.
— Дядюшка...
Вдруг, откуда-то со стороны послышался слабый стон. Ли Юнь оглянулся и увидел Нянь Дада, придавленного грудой камней. Мальчишка с трудом нашел брешь, чтобы высунуть голову.
— Я... я, я...
Обеспокоенный Ли Юнь с осторожностью выкопал его, чувствуя, что в будущем обязательно разберется с его учителем.
Кашляя, Нянь Дада выбрался на свободу и угрюмо пробормотал:
— Я знаю... недалеко от долины Минмин есть одно место. Там пролегают безлюдные горы, а за ними обрыв в тысячи ли глубиной, на дне обрыва путь в укрытую расщелину. Там отродясь никого не было.
— Откуда ты знаешь, что там никого нет? — с подозрением осведомился Ли Юнь.
— Однажды я упал с меча, — ответил Нянь Дада. — Отец отправил на поиски всю долину, но ему понадобилось больше полумесяца, чтобы разыскать меня...
— Хорошо, — отозвался Ли Юнь. — В этот раз твой позор сильно тебе помог. Покажешь дорогу. Вы с Ю Ляном и Лужей поможете Хань Юаню, все остальные, кто не ранен, пойдут со мной. На основе этого вытягивающего души массива мы создадим массив сосредоточения души и перенаправим мощь жертвоприношения в безлюдные горы.
— Поторопитесь! — воскликнул Хань Юань.
Ли Юнь выхватил меч, взмыл в воздух и закричал:
— Терпи! Ты итак уже сломан надвое. Я замолвлю за тебя словечко перед старшим братом, может быть, он согласится отдать тебе знамя истинного дракона.
У черного дракона Хань Юаня не было хребта, и он уже давно охотился за этим знаменем. Услышав эти слова, он тут же замолчал и, изо всех сил воздерживаясь от брани, радостно воскликнул:
— Благодарю тебя, второй брат! Не беспокойся, я смогу продержаться еще с полмесяца, все в порядке!
От его благодарностей у Ли Юня по спине пробежали мурашки. Он больше не осмеливался оглядываться назад.
Пусть Поглощающая души лампа была уничтожена, но владения внутреннего демона все еще стояли открытыми, окутывая гору Фуяо черным туманом.
Связанный с печатью главы Янь Чжэнмин отчетливо чувствовал, что сквозь врата, через которые они попали сюда, до сих пор сочилась темная Ци. Он тут же спросил Чэн Цяня:
— Твое умение «слушать небо и землю» не сказало тебе, как это запечатать?
— Ему незачем мне об этом говорить, — отозвался Чэн Цянь. Юноша убрал Шуанжэнь и посмотрел в сторону павильона Цинъань. — Мы и сами можем догадаться...
Янь Чжэнмин на мгновение опешил, а после понял, что именно Чэн Цянь имел в виду.
— Ты хочешь сказать, что мы должны вернуть этот камень в Башню отсутствия сожалений? — нетерпение Янь Чжэнмина, вызванное появлением владений внутреннего демона и всесильным клинком постепенно спало, заставив юношу вернуться в свое обычное бесхребетное состояние. — Ради него наш предок преодолел сто восемь тысяч ступеней... Ты, должно быть, дразнишь меня.
Чэн Цянь поднял на него серьезный взгляд.
У Янь Чжэнмина голова пошла кругом:
— Ты ведь сам видел платформу Башни. В прошлый раз, стоило мне сделать один лишь шаг, как меня едва не сбило с ног. А пройдя сто восемь тысяч шагов я, скорее всего, самолично встречусь с учителем!
В прошлом, Чэн Цянь не стал бы слушать всю эту чушь. Он давно бы уже забрал камень исполнения желаний и ушел. Однако, он и сам не мог сказать, когда именно, но юноша стал понимать, что такое отношение причиняло его брату сильную боль.
Израсходовав на Янь Чжэнмина все свое терпение, Чэн Цянь дождался, пока глава Янь перестанет жаловаться, и спокойно спросил:
— Ты идешь или нет?
Янь Чжэнмин с тревогой взглянул на окутавший гору черный туман, и у него опустились плечи:
— Иду...
С этими словами он крепче сжал свой клинок и первым направился к павильону Цинъань.
— Что ж, попробуем полечить военачальника как живую лошадь. Проблем больше, чем решений... Тьфу!
Он был истощен, во рту стояла горечь, в его сердце стояла горечь, и все это, конечно же, вылилось в оговорку5.
5 Оригинальная идиома звучит как 死马当作活马医 (sǐmǎ dàngzuò huómǎ yī) — лечить мертвую лошадь как будто она живая, обр. предпринять отчаянную попытку, не сдаваться до последнего. Янь Чжэнмин же произнес ее как 司马当成活马医 (Sīmǎ dàngchéng huó mǎ yī) — где 司马 (Sīmǎ) может означать как имя — Сыма, так и воевода, военачальник; (в оригинальной идиоме 死马 (sǐmǎ) — мертвая лошадь).
Оказавшись в павильоне Цинъань, он сразу же увидел камень, похожий на озеро со стоячей водой. Внутри камня что-то поблескивало, напоминая мирные «течения». Это было ни с чем не сравнимое зрелище.
Сияние этих течений напоминало глаза возлюбленного, заставляя всех, кто в них смотрел, невольно тонуть в их глубине. С минуту глядя на камень, Янь Чжэнмин неловко протянул руку.
Но, едва его пальцы коснулись гладкой поверхности, как юноша вспомнил, что «настоящий товар» все это время стоял рядом с ним. В итоге, описав круг, его ладонь неловко приземлилась на плечо Чэн Цяня.
Приобняв Чэн Цяня за шею, Янь Чжэнмин облегченно выдохнул и произнес:
— Хорошо, что ты здесь.
Однако сам Чэн Цянь не спешил прикасаться к камню. Он принес с собой разрубленное Шуанжэнем Пламя ледяного сердца. Одна половина камня была разбита, а вторая оказалась почти нетронутой. Когда-то Тан Чжэнь отполировал его, и теперь юноша кое-как сумел втиснуть внутрь камень исполнения желаний, на время оградив его от темной энергии.
— Перестань нести чушь, — отозвался Чэн Цянь, — скорее, открой мне проход в печать главы.
Осознав, что дело не терпит отлагательств, Янь Чжэнмин поспешно открыл путь во владения внутреннего демона. Но, так и не сумев сдержать негодование, он спросил:
— А почему на тебя это не действует?
Держа в руках половину Пламени ледяного сердца, Чэн Цянь перенес свое сознание в печать главы и, не оглядываясь, произнес:
— Откуда ты знаешь, что на меня это не действует?
Янь Чжэнмин был ошеломлен. Он тут же шагнул следом и, не удержавшись, задал еще один вопрос:
— Правда? Как это на тебя действует? Если вся эта чушь не имеет к делу никакого отношения, то и ладно. Но если это имеет какое-то отношение ко мне, ты мог бы хоть иногда показывать что-то, мне было бы приятно... Ты идешь слишком быстро!
— Это чтобы ты немного проветрил свои мозги, — отозвался Чэн Цянь.
В этот раз юноши быстро добрались до Башни отсутствия сожалений.
Вороний рот Янь Чжэнмина вновь дал о себе знать, однако, он действительно верно уловил суть — проблем было больше, чем решений.
Эти двое перепробовали бесчисленное множество способов вернуть камень на платформу. Но и изначальный дух, и всевозможные артефакты в итоге потерпели неудачу.
Сто восемь тысяч висевших в пустоте ступеней Башни отсутствия сожалений уходили прямо в небеса, холодно глядя с высоты на все живое на земле. Здесь не было места для легких путей.
Решив взять инициативу на себя, Чэн Цянь шагнул вперед. Вдруг, изначальный дух покинул его тело. Однако юношу это не остановило. Тогда на них обоих обрушился яростный ветер.
Барьер изначального духа исчез, и конечности Чэн Цяня стали тяжелыми, словно железные кандалы. Юноше казалось, что он ничем не отличался от обычного смертного. Он тут же выхватил Шуанжэнь, но клинок не отозвался на его зов. Все, что ему оставалось — положиться на собственное тело. Встретившись с атакой яростного ветра, Чэн Цянь почувствовал, как заныло запястье. Если бы не годы упорных тренировок и не своевременное распределение сил, Чэн Цянь давно свалился бы вниз.
Янь Чжэнмин поспешно поддержал его за талию.
— Будь осторожен. Как туда забраться? Наш старший наставник, похоже, был тягловым животным.
Чэн Цянь потер онемевшее запястье и произнес:
— Старший брат, глава, словесно оскорбляя наставников и позоря предков ты нарушаешь устои. Если ты не можешь туда подняться, тогда скажи, что нам делать?
Что делать?
Первой мыслью Янь Чжэнмина было быстро запечатать этот разлом и оставить проблему в наследство будущим поколениям. Если в будущем в клане появится такой же способный ученик, как Тун Жу, ему придется приложить намного больше усилий.
Однако он не хотел потерять лицо перед Чэн Цянем. Все эти мысли так и застряли в его сердце, и юноша не рискнул озвучить их. В конце концов, Янь Чжэнмин вздохнул и вместе с Чэн Цянем отправился на платформу Башни отсутствия сожалений.
Пройдя так около сотни или более шагов, Чэн Цянь почувствовал, что дышать стало намного тяжелее. Он вновь пошевелил запястьем, и его кости скрипнули, будто сломанные.
Янь Чжэнмин тут же сунул камень ему в руки и одновременно с этим выхватил Шуанжэнь.
— Почему ты не сказал, что у тебя не осталось сил? С этого момента мы будем меняться через каждые сто шагов, и никто из нас не будет кичиться своими способностями6.
6 逞强 (chěngqiáng) — показывать свою силу. кичиться своим влиянием (способностями); бравировать, показывать своё превосходство.
С Пламенем ледяного сердца вес камня исполнения желаний составлял не более ста цзиней7. Для совершенствующего это было легче перышка. Но сейчас камень так сильно давил на обессилевшего Чэн Цяня, что юноша даже пошатнулся, и его запястье свело от боли.
7 Китайский фунт; 10 лянов/500 грамм в КНР и Малайзии, 16 лянов/600 грамм в Гонконге, Сингапуре, на Тайване и других территориях); полкилограмма.
Он вскинул голову, взглянул на бесконечную лестницу и криво усмехнулся:
— Похоже, только вновь став смертным я осознал, насколько мне не хватает навыков.
Янь Чжэнмин взмахнул мечом, отражая натиск яростного ветра и, найдя время, оглянулся на Чэн Цяня, ответив с теплой улыбкой:
— Такой красивый молодой господин, даже будь ты смертным, кто позволил бы тебе таскать камни и тяжело работать?
Сказав это, Янь Чжэнмин не стал дожидаться ответа. Он уже успел вообразить себе невесть что и теперь тешил себя иллюзиями:
— Если мы теперь смертные, я определенно должен быть богатым земледельцем, а ты… хм… ты, в лучшем случае, потянешь на бедного ученого.
— Почему это я бедный ученый?... — осведомился Чэн Цянь.
— Ты можешь тратить деньги, но не умеешь их зарабатывать, — уверенно ответил Янь Чжэнмин. — Даже будь у твоей семьи золотые и серебряные горы8, ты все равно был бы беспутным сыном. Если ты когда-нибудь разбогатеешь, солнце начнет вставать на западе. А вот я, пожалуй, истинный аристократ, что не признает ни законов, ни порядков. И такому аристократу как я не составило бы труда наткнуться на бедного ученого. Мне даже не пришлось бы беспокоиться, используя свои богатство и власть, я нанял бы кучку прислужников и похитил бы тебя!
8 银山(yínshān) — рит. утварь и деньги из серебряной бумаги (складываются горкой и сжигаются на могиле); а также Горы, богатые богатством и серебром.
Чэн Цянь ошеломленно замолчал.
Его невероятно впечатлило самопознание старшего брата.
— Заполучив тебя, я бы действовал всеми доступными мне способами, угрозами и посулами. Я дал бы тебе лучшее место, дал тебе все, что ты любишь. Но если бы ты не согласился, я бы угрожал твоим родственникам и друзьям. В конце концов, ты был бы согласен на все. Ты бы сделал все, что потребуется, в любое время. Ты бы посмел меня ослушаться?
Янь Чжэнмин продолжал в красках описывать свои фантазии, и сведенные на переносице брови Чэн Цяня постепенно разгладились.
Сделав еще один шаг, он коварно улыбнулся и бессовестно сказал:
— Едва ли.
— О, да, ты с детства был твердолобым упрямцем. Ты притворяешься благовоспитанным, но у тебя характер как у камня из выгребной ямы. Уверен, тебя непросто было бы заполучить. Ох… и что же мне тогда следовало сделать?
— Попробовал бы соблазнение, кто знает, это может сработать, — ответил Чэн Цянь.
Вниз сорвался еще один порыв ветра, и очарованный мыслями о «соблазнении» глава Янь тут же пришел в себя. Смутившись, он поспешно блокировал атаку стихии Шуанжэнем и отступил на два шага назад. Однако, его сразу же повело в сторону, да так быстро, что юноша даже не успел пожалеть о своем решении. К счастью, когда Янь Чжэнмин шагнул назад, Чэн Цянь высвободил одну руку, чтобы поймать его.
После этого Чэн Цянь мягко передал ему камень исполнения желаний и забрал себе Шуанжэнь.
— Сто шагов, пора меняться.
А потом, немного подумав и весь покрывшись мурашками, он обернулся и добавил:
— Красавец…
Янь Чжэнмин смущенно потер нос:
— Смеешь приставать к главе семьи? Я так привык к твоим бунтарским выходкам… Ох, ты уже оправился от влияния того странного наследия?
Улыбка исчезла с лица Чэн Цяня. В абсолютной тишине он прошел еще три или пять шагов, сопровождаемый лишь звоном клинка.
Но ровно в тот момент, как Янь Чжэнмин решил, что юноша больше не намерен с ним говорить, Чэн Цянь внезапно произнес:
— В тайном царстве горы Дасюэшань, чтобы выбраться из-под влияния «души художника», я позаимствовал силу твоего меча и, сломав печать цянькунь, принял это наследие…
Чэн Цянь снова замолчал. Все последующие слова оказались под запретом. Долго шагая в тишине, он, наконец, вновь заговорил:
— Мое божественное сознание почти растворилось в нем.
— В чем? — инстинктивно спросил Янь Чжэнмин.
Но Чэн Цянь снова ему не ответил. Обеими руками он изо всех сил старался удержать дрожавшую рукоять Шуанжэня. Отразив атаку яростного ветра, юноша ловко развернул меч, очертив в воздухе круг, а после вскинул голову, намереваясь посмотреть на небо, но так ничего и не увидел.
Вдруг Янь Чжэнмин словно что-то почувствовал.
Небесные Бедствия никогда не беспокоили Чэн Цяня. Но тогда что именно могло повлиять на его божественное сознание и почти поглотить его изначальный дух?
Умение «слушать небо и землю»… Цянькунь?
Янь Чжэнмин с удивлением посмотрел на спину юноши. Он тут же вспомнил о звоне колокольчика, который слышал из деревянного меча. Но тогда ему казалось, что он лишь ловит ветер и гоняется за тенью9.
9 捕风捉影 (bǔ fēng zhuō yǐng) — ловить ветер и гоняться за тенью; обр. выдумывать, измышлять, вымышленный, ни на чем не основанный.
— Значит ли это, что умение «слушать небо и землю»… настоящий Путь небес? — прошептал он.
Однако Чэн Цянь и в этот раз не смог ему ответить.
Слова «взойти на Небеса» звучали совсем как «вознесение». Но Янь Чжэнмин никогда не слышал в спокойных речах Чэн Цяня ни намека на надежду. Когда они выбрались, Чэн Цянь находился в каком-то трансе. Словно путник, застрявший в гиблом месте и лишившийся рассудка, он никак не мог очнуться от кошмара.
Он вспомнил слова, которые Хань Мучунь когда-то сказал ему:
— Разве есть какая-то разница между смертью и вознесением?
Внезапно, в мыслях Янь Чжэнмина родилась странная догадка: а существовало ли вообще это «небесное царство», в которое должны были вознестись совершенствующиеся?
«Вознестись» — значит «усилиями достичь просветления»10 и найти «правильный путь», то есть, «достичь Дао». Значит, те, кто достиг Дао, сами создали это царство бессмертных?
10 修成正果 (xiūchéng zhèngguǒ) — достичь состояния Будды через последовательные усилия.
Были ли те, кто достиг Дао, праведниками или злодеями? Плели ли они интриги?
Независимо от клана, первым уроком, который преподавали все учителя, было: Великое Дао невидимо, бесчувственно и безымянно?
Если человек действительно станет невидимым, бесчувственным и безымянным, его сознание сольется с этим миром. Но останется ли он при этом человеком? Будет ли он помнить о своем «Я»? Будет ли он помнить тех, кого любил и ненавидел при жизни? Будет ли он все еще… живым?
— На самом деле в мире не существует такой вещи, как бессмертие, верно? — прошептал Янь Чжэнмин.
Чэн Цянь не произнес ни слова. Вдруг сверху налетело три мощных порыва ветра. Запястье юноши свело от боли, он трижды взмахнул рукой, отразив атаку, и на тыльной стороне его ладоней вздулись синие вены. От всей его фигуры веяло неописуемым чувством опустошенности.
Для тысяч поколений заклинателей «бессмертие» было словно висевшая перед ними морковка, обрекавшая их на бесконечное одиночество. Они вынуждены были постоянно совершенствоваться, не отлынивая и не соревнуясь со смертными.
Большинство кланов, таких как долина Минмин, защищали людей, принимали от них подношения и продавали им различные амулеты. В основном, заклинатели и смертные пребывали в мире, не считая тех случаев, когда Поднебесную сотрясали великие катастрофы.
Такие люди, как Тан Чжэнь, чьи кости пожрала Поглощающая души лампа, по-прежнему не желали мириться с волей небес.
Даже такой амбициозный человек, как третий принц, отказался от трона ради бессмертия… Но, в конце концов, все они встали на Темный Путь.
Если бы однажды эти заклинатели узнали, что они так же смертны, как простые люди, и все то, что они так долго искали, было лишь бесплотным отражением в воде, что стало бы с их могуществом, способным призывать ветер и дождь?
Они славились своими выдающимися способностями, могли перевернуть вверх дном реки и моря, но, оказавшись на краю гибели, они все превращались в стаю муравьев. В мире не было ничего, что могло бы их остановить. Человеческие правители были для них пустым местом… Считались только с сильными, и общество пришло в упадок. Как быстро все вокруг утонуло бы в смраде и туманах?
Тогда предки десяти великих кланов запечатали эту тайну внутри наследия цянькунь, создали «договор десяти сторон», и вверили его в руки Управления небесных гаданий?
Янь Чжэнмин не знал, было ли все это лишь его догадками. В любом случае, у него не было никакого способа узнать, правда ли это.
Чэн Цянь никогда не сможет ему рассказать.
— Тогда, как тебе удалось освободиться? — внезапно спросил Янь Чжэнмин.
Яркое сияние Шуанжэня озарило мрачную платформу Башни отсутствия сожалений. Державший клинок Чэн Цянь на мгновение остановился, и, опираясь на меч, медленно оглянулся, пристально посмотрев на Янь Чжэнмина.
Янь Чжэнмин тут же вспомнил о странном и торжественном «спасибо тебе», сказанном Чэн Цянем на горе Дасюэшань. И его сердце забилось быстрее.
На тысячу концов десять тысяч нитей11. Излишне было говорить, что в этом бренном мире эти двое оказались неразрывно связаны друг с другом.
11 千头万绪 (qiāntóu wànxù) — на тысячу концов десять тысяч нитей (обр. в знач.: крайне запутанный, многосложный)
Эпилог
В бескрайных горах Шу Ли Юнем за десять дней был возведен огромный вытягивающий души массив.
Создание массива мало чем отличалось от рытья траншей. Больше всего на свете юноша опасался допустить ошибку. Он боялся, что, если что-то пойдет не так, это обернется бедой для всех.
Вокруг Ли Юня собрались все выжившие заклинатели. Кто-то показывал дорогу, кто-то искал духовные камни, кто-то помогал вычислять местоположение массива. Через десять дней все они выбились из сил, не говоря уже о Хань Юане и Луже, попеременно сдерживавших ярость жертвоприношения.
Все пилюли, что были у заклинателей, оказались в желудках Лужи и Хань Юаня.
Проглотив демоническую пилюлю, Лужа думала, что она вот-вот взорвется. Но теперь ей казалось, что опыта трех тысяч лет совершенствования было недостаточно. Ей нужно было тридцать тысяч!
Когда Ли Юнь, наконец, объявил о завершении создания массива, Хань Юань окончательно обессилел. Демонический дракон исчез, превратившись в едва живого человека, и юноша ничком рухнул на землю. Сейчас он больше напоминал больного при смерти.
Но, даже несмотря на это, демон никак не желал сдаваться. Из последних сил он протянул когтистую лапу и схватил Ли Юня за ногу.
— Ты... Не забудь... знамя истинного дракона... — сердито произнес Хань Юань.
Ли Юню некогда было с ним препираться. Скинув с ноги сапог, он босиком взмыл в небо.
Его меч, подобно ветру, носился по вытягивающему души массиву, загоняя внутрь яростную силу жертвенной техники Бянь Сюя. Теперь Ли Юня немало беспокоило то, что его богатая сокровищами сумка в конец опустела. Он истратил все свои артефакты и заклинания. Похоже, он недооценил это жертвоприношение.
Несколько раз барьер, окружавший массив, грозился рухнуть. Каждый раз, когда в нем появлялась новая брешь, толпа заклинателей внизу становилась похожей на рабочих у реки. Они разом устремлялись вперед, восстанавливая границы барьера. Их старания действительно напоминали попытки выкопать посреди Шу глубокий ров.
Старейшина горы Белого тигра был ранен призрачными тенями. Ему было ужасно стыдно за то, что он не мог присоединиться к остальным. Он сидел на мече поджав ноги и наблюдал за работой свысока. Его руки безвольно свисали с колен. Вдруг, старейшина в изумлении открыл рот и вытянул шею. Мощь жертвенной техники Бянь Сюя хлынула вниз, словно разлившаяся река. Ловко подхватив налетевшего на него Нянь Дада, метавшегося, словно безголовая муха1, мужчина оставил юношу в стороне и пробормотал:
1 没头苍蝇 (méi tóu cāng ying) — китайская идиома. Метафора, означающая людей, столкнувшихся с беспорядком.
— Кто бы мог подумать, у нас действительно получилось…
Увидев это, Ли Юнь тут же бросился подавать сигналы. Он отчаянно замахал руками, призывая всех, кто находился в воздухе, спуститься вниз.
В следующий же момент по окрестностям прокатился громкий шум, земля содрогнулась и треснула, и все глупцы, что так и остались висеть в небе, один за другим попадали со своих мечей.
Жертвоприношение Бянь Сюя, казалось, вобрало в себя все обиды, всю ярость, ненависть и отчаяние. Дойдя до края высокой скалы, оно рухнуло вниз, словно перевернутый Млечный Путь, и, булькая, упало в озеро. Безлюдные горы были стерты с лица земли, и древний пейзаж изменился до неузнаваемости. На бесчисленных скалах появились чудовищные рвы.
Небеса…
Дрожь земли, вызванная этим жертвоприношением, не утихала полтора дня, прежде чем пыль окончательно осела. Стоя как петух на одной ноге, Ли Юнь ошарашенно пробормотал:
— Это должно сдержать его на какое-то время... Хань Юань, а ты действительно хорош…
Находившийся при смерти Хань Юань не мог ему ответить. Казалось, он уже давно находился в объятиях предков.
Лужа поспешно бросилась к юноше.
— Что с ним?
Ли Юнь наклонился, мельком взглянул на Хань Юаня и покачал головой.
— Что ж, похоже, я не смогу раздобыть для тебя хребет истинного дракона. Ведь даже если я отдам его тебе, разве ты не захочешь перевернуть Небеса?
Умиравший Хань Юань тут же воскрес, и, что есть мочи светясь отраженным светом2, попытался швырнуть в Ли Юня сапогом:
2 回光返照 (huí guāng fǎn zhào) — светить отражённым светом (обр. о временном улучшении перед смертью).
— Да как ты смеешь! Я не желаю жить с тобой под одним небом3!
3 不共戴天 (bùgòngdàitiān) — не жить вместе с врагом под одним небом (обр. в знач.: пылать смертельной ненавистью).
Освободившись, старейшина горы Белого тигра тут же связался с несколькими крупными кланами из Шу, включая долину Минмин.
Во многих кланах были свои осведомители. На следующий же день они прислали к безлюдным горам различные снадобья и лекарства. Пробыв в Шу еще около полумесяца, люди, наконец, отправились на юг.
Расправившись с Тан Чжэнем и Бянь Сюем и залечив свои раны, Хань Юань стал еще невыносимее. Он лично вызвался проследить за группой восставших демонов и даже казнил одного в назидание другим4.
4 杀一儆百 (shā yī jǐng bǎi) — казнить одного в назидание сотне (обр. в знач.: наказать одного человека в качества предупреждения другим).
К тому моменту, как они достигли Южных окраин, пользуясь гибелью девяти мудрецов, Хань Юаню удалось запугать множество темных заклинателей. На юге ненадолго стало тихо.
— Дальше идти нельзя, путь преграждают ядовитые испарения. В этих землях обитают «кошмарные путники». Вам здесь не рады, праведные заклинатели. Убирайтесь отсюда.
Лужа с любопытством огляделась по сторонам, горя небывалым интересом к самому большому в Поднебесной логову чудищ5.
5 魔窟 (mókū) — логово чудища (обр. дыра, притон, заведение с плохой репутацией).
— Четвертый брат, вы, темные заклинатели, только и делаете, что грабите и насилуете?
— Грабим, — Хан Юань взглянул на нее и презрительно усмехнулся, — но только людей, а не длиннохвостых хохлатых майн, тебе не о чем беспокоиться.
Лужа разозлилась и плюнула огнем ему в затылок.
— Не забудь прислать мне знамя истинного дракона, — Хань Юань вскинул руку, отмахнувшись от ярких искр, и спокойно зашагал к логову «кошмарных путников».
Юноша резко взмахнул рукавом, и, словно из ниоткуда, появились огромные ворота. Над ними, слово летящий дракон и танцующий феникс6 виднелась надпись «кошмарные путники». Слова напоминали чудовище с широко открытой пастью7. Вокруг, сливаясь с ядовитыми испарениями, клубилась темная энергия. Все это представляло собой крайне зловещую картину.
6 龙飞凤舞 (lóng fēi fèng wǔ) — взлет дракона и пляска феникса (обр. об исключительно красивом почерке или о небрежном скорописном почерке).
7 血盆大口 (xuè pén dà kǒu) — букв. пасть размером с таз для крови (о твари, животном).
Из потрепанного рукава драконьего одеяния Хань Юаня медленно показался круг багуа, и, стоило только юноше остановиться под иероглифом «кошмарные», как круг тут же превратился в кровавую метку.
Кровь напоминала капающее в кипяток масло. Земли «кошмарных путников» смотрели на Хань Юаня множеством глаз. Все они наблюдали за возвращением великого демона.
Одежды Хань Юаня давно превратились в нищенские лохмотья, но он шел, словно возвратившийся во дворец император. Он вел себя так, будто рядом никого не было, пока его одинокий силуэт не ступил в обитель демонов.
Но, к сожалению, пройдя лишь несколько шагов, он внезапно исчез. Лужа, совсем недавно пытавшаяся его сжечь, окончательно потеряла его из виду. Сердце девушки опустело, и она громко закричала:
— Четвертый брат, позже мы придем к тебе, чтобы поиграть!
Хань Юань ничего не ответил.
«Играть с яйцом, — скрипнув зубами, подумал он, — какой позор».
За спиной Хань Юаня мелькнула тень огромного дракона. Цан-Лун8, наконец, возвратился в море. Окончательно погрузившись в ядовитый туман, окутавший Южные окраины, он больше не осмеливался оглядываться назад.
8 苍龙 (cānglóng) — Цан-Лун (зеленый дракон) дух-покровитель востока.
Он проведет здесь всю оставшуюся жизнь.
Вскоре заклинатели разошлись, и только Ю Ляну, уладившему все свои дела с Управлением небесных гаданий, некуда было идти. Помня об обещании, данном Янь Чжэнмином У Чантяню, Ли Юнь решил взять юношу с собой на гору Фуяо.
Отчитавшись о своих планах, Нянь Дада в одиночкуотправился к Восточному морю, чтобы разыскать душу своего отца, Нянь Минмина.
Но людей как воды в океане. Возможно ли разыскать среди них одного новорожденного мальчика? Кроме того, Хань Юань лишь указал ему направление. Он ни слова не сказал о том, возможно это или нет.
Проведя у побережья Восточного моря несколько дней, Нянь Дада, наконец, решил подыскать себе временное пристанище, чтобы неспеша продолжить поиски.
Притворившись смертным, он расспрашивал людей о дешевом ночлеге. Однажды, один из рыбаков привел его в отдаленное место, и юноша увидел поблизости великолепное дерево годжи, чьи ветви уходили прямо в небеса. С дерева свисали красные, словно кровь, плоды, а у его корней лежал полуразрушенный постоялый двор.
Прямо у входа во двор, окруженный несколькими валунами, расположился свинарник, а на дверях дома виднелись парные надписи. Слева было написано: «Три письма за целую ночь», а справа: «Любовь до сих пор жива».
Прошло много времени, прежде чем Нянь Дада набрался храбрости и робко постучал в дверь. Юноша не хотел шуметь, потому стук больше напоминал скребущуюся мышь.
Однако, на его неловкое царапанье так никто и не вышел. Нянь Дада хотел было развернуться и уйти, как вдруг услышал в доме какой-то скрип. В следующий же момент на пороге появился рослый и крепкий человек. Он был смертным, но казался невероятно серьезным и внушительным.
Мужчина внимательно уставился на юношу.
— Ты что, голодный? Кто так в дверь стучит? К слову, она не заперта!
Нянь Дада был ошеломлен манерами этого смертного.
— Остановиться ... Остановиться… Старший, я хочу здесь остановиться.
— Старший? — силач вскинул брови. — О, так ты все-таки заклинатель. Никогда не видел такого никудышного и жалкого заклинателя. Раскошеливайся и въезжай!
Нянь Дада не осмелился возразить и медленно вошел в дом.
У Восточного моря Нянь Дада прожил более двух месяцев. За это время темная энергия, окутавшая горы и реки, постепенно утихла и рассеялась.
Подъем по ста восьми тысячам ступеней Башни отсутствия сожалений занял у двух заклинателей целых три месяца.
К концу пути оба юноши были сильно изранены. Увидев вершину, Чэн Цянь споткнулся и едва не рухнул на колени.
Это было слишком тяжело. Сияние Шуанжэня почти померкло, и юноше ужасно хотелось лечь и попросту скатиться отсюда. Он не мог не думать о том, как же этот подъем дался Тун Жу.
На платформе Башни отсутствия сожалений было пусто и тихо. Вдруг, шелест шагов Янь Чжэнмина внезапно прекратился.
— Что случилось? — устало спросил Чэн Цянь.
— Подойди сюда и увидишь, — отозвался Янь Чжэнмин.
На платформе виднелся перепачканный кровью след. Кровь давно порыжела, но камни надежно сохранили в себе этот отпечаток. За прошедшие сотни лет он даже не выцвел.
Лишь глядя на эту картину можно было представить себе, на что был похож Тун Жу, когда, наконец, ворвался сюда. Одной ногой он ступил на платформу, а другая все еще находилась на каменных ступенях. Он был сильно изранен.
Наверняка силы покинули его, и ему ничего не оставалось, кроме как опереться рукой на колено. Только в таком случае можно было оставить этот след.
Из последних сил он поднял голову, чтобы взглянуть на сияющий камень исполнения желаний, но, не казалось ли ему, что он видит перед собой лишь недосягаемую мечту?
У него не было никого, кто с мечом в руках защищал бы его. Всю дорогу он в одиночестве нес на себе эту тяжкую ношу несбыточных желаний, о которых некому было рассказать. Терзаемый внутренним демоном и совестью, он отвернулся от мира, оставив на камнях свой кровавый отпечаток.
Но теперь его потомки, даже зная о том, что он обезумел под гнетом своих эгоистичных желаний и принес в этот мир слишком много зла, попросту не могли его осудить.
В сердце платформы Башни отсутствия сожалений все еще виднелся след от камня исполнения желаний. Юноши на мгновение замерли, а потом в спешке потянулись за Пламенем ледяного сердца.
Камень исполнения желаний, казалось, обладал собственной душой. Когда руки обоих заклинателей коснулись его поверхности, он медленно опустился вниз и вернулся на прежнее место.
Потоки света внутри него на мгновение остановились, и клубившаяся вокруг темная энергия исчезла без следа.
На платформе Башни отсутствия сожалений было пусто, не было видно ни единого заклинания. Но именно эта пустота будила в человеческих сердцах надежды и амбиции. Однако, оказываясь здесь, люди невольно успокаивались, возвращаясь к самой сути человеческой природы.
Это место находилось на высоте ста восьми тысяч ступеней, будто пережило сто восемь тысяч Небесных Бедствий.
Чэн Цянь слышал плач и крики, смех и рык. Но все они вскоре покинули его, исчезнув вдалеке. Казалось, что сон, в который он был погружен много сотен лет, наконец, подошел к концу. Его сердце наполнилось небывалым спокойствием, он вновь услышал небо и землю, услышал путь небес.
Ноги юноши онемели, и он пошатнулся. Повинуясь инстинктам, Чэн Цянь попросту лег на спину. Он лежал и слушал, как злые духи вокруг него постепенно успокаивались, и чувствовал, что у него совсем не осталось сил.
Янь Чжэнмин выглядел не лучше. Он какое-то время стоял рядом с ним, тяжело опираясь на Шуанжэнь.
— Когда Тун Жу загадал свое желание, он готов был пожертвовать миллионами разгневанных душ... Но что теперь? На что это похоже? — спросил Янь Чжэнмин.
Чэн Цянь закрыл глаза и едва слышно произнес:
— Но даже несмотря на это, камень так и не дал ему того, чего он так желал, верно?
Род клана Фуяо оборвался, а учитель Мучунь все равно погиб.
Один за другим люди продолжали покидать этот мир, и вокруг по-прежнему царил хаос…
До сих пор этому не было конца.
Беда, словно равнинный пожар, безжалостно катилась мимо, сжигая все дотла.
И в этой мертвой тишине, подрагивая на весеннем ветру, прорастали нежные молодые ростки.
«Весна на засохшем дереве» могла быть как началом, так и концом.
Янь Чжэнмин на мгновение замер.
— Когда вернемся, как будет время, отведи меня в Безмятежную долину. Я хочу повидать учителя и старшего наставника.
— Мне пойти и похвалиться перед ними твоими блистательными подвигами, старший брат? Тем, что за последние сто лет ты сумел предотвратить беду и возродить клан? — бездумно выпалил Чэн Цянь.
Янь Чжэнмин промолчал.
Как же неудобно, когда твой младший брат видит тебя насквозь.
Попытавшись скрыть смущение за вспышкой гнева, Янь Чжэнмин поднял ногу, намереваясь пнуть Чэн Цяня.
— От тебя требуется только показать дорогу! Просто показать дорогу, нечего нести такую чушь!
Жаль только, что их надежды на это путешествие так и не оправдались.
Два месяца спустя Янь Чжэнмин, с кусочком «слепого листа» во рту, изо всех сил стараясь скрыть свою жизненную энергию, дождался сумерек и вместе с Чэн Цянем пробрался в Безмятежную долину. Минуя здешних чудовищ, они без труда преодолели весь путь и, наконец, вышли к могиле Тун Жу.
Но кто мог знать, что лежавшие там кости в конце концов исчезнут.
Они несколько раз обошли это место, но так ничего и не нашли. В какой-то момент Чэн Цяню начало казаться, что он неверно запомнил дорогу, до тех пор, пока юноша не обнаружил под корнями большого дерева медную монетку.
В этот момент он отчетливо вспомнил слова Тун Жу о том, что они больше не смогут встретиться.
Может быть, срок заключения Тун Жу, наконец, истек? Его дух искупил вину за совершенные преступления и смог упокоиться с миром.
С рассветом они с Янь Чжэнмином покинули Безмятежную долину, и юноша выплюнул «слепой лист».
— Неужели души учителя и старшего наставника рассеялись? — спросил он.
Чэн Цянь немного подумал и ответил:
— Может быть, они просто вознеслись.
Размышляя об этом, юноша внезапно почувствовал облегчение.
Автору есть, что сказать: конец истории.
Экстра I. Заметки горы Фуяо
Часть 1. Хозяин Вэнь и карапуз
Полгода спустя Нянь Дада попрощался с господином Вэнем, расплатился за проживание и приготовился вернуться на гору Фуяо. Хозяин Вэнь, называвший себя Вэнь Минцзин, был владельцем старого постоялого двора «Три книги всю ночь напролет». Он с рождения был рослым и крепким. В ранние годы он мог с легкостью пройтись по острию меча, словно бродячий акробат, или съесть за раз восемь больших маньтоу.
Когда они прощались с Нянь Дада, между ними не было ни горечи, ни печали от предстоящей разлуки, ведь в этой сцене присутствовал еще один, третий человек. И этот третий слишком мешал.
Ростом этот человек был не больше трех чи, и его молочные зубы казались очень длинными. Хотя, на первый взгляд, разница между длиной и шириной была невелика. Если на пути мальчика появлялся крутой склон, он мог не тратить силы на ходьбу, ведь ему достаточно было просто скатиться вниз. Сейчас же он цепко держал Нянь Дада за ногу и выл так, что печень разрывалась на мелкие кусочки1.
1 肝肠寸断 (gānchángcùnduàn) — печень и внутренности разрываются на мелкие кусочки (обр. в знач.: сердце кровью обливается, душа разрывается от горя; убиваться, страдать).
— Мама… Мама, не уходи!
У этого малыша было бесчисленное количество «матерей». Мужчины, женщины, старые и молодые. Лишь одна из них была его настоящей матерью, а всех остальных он назвал так сам. Он называл «мамой» всех, кто давал ему еду.
Вэнь Я прикрыл ладонью ухо и зарычал на Нянь Дада:
— Разве ты не говорил, что ищешь кого-то? Ты нашел... Ну, а теперь ты можешь что-нибудь сделать, чтобы этот демон прекратил выть?!
Нянь Дада повысил голос, силясь заглушить душераздирающий крик малыша, и заорал в ответ:
— Дайте ему кусочек сахара!
— Где, мать твою, я найду сахар?
С этими словами мужчина сердито развернулся и вернулся в дом. Взяв с кухни кусок тушеной утиной шеи, он грубо сунул его в рот маленькому толстяку:
— Жуй.
Малыш широко раскрыл рот, попробовал мясо на вкус и тут же потерял всякий интерес к Нянь Дада. Усевшись на корточки, он просто продолжил жевать.
Вэнь Я посмотрел на карапуза.
— Разве он не тот, кого ты искал?
Нянь Дада было ужасно стыдно.
— Я слышал, что, вы, заклинатели, много внимания уделяете перерождению. Но, похоже, твой даою в прошлой жизни практиковал совершенствование большого живота?
Нянь Дада стыдливо молчал.
Пусть эти слова и не попали в цель, но, тем не менее, это было очень близко к истине…
Переродившийся ребенок, некогда занимавшийся совершенствованием большого живота, оскалил зубы и беззаботно ухмыльнулся Вэнь Я. В следующий же миг малыш подбежал к нему, держа в руках утиную шею, и произнес:
— Мама!
— Уйди, — равнодушно бросил Вэнь Я.
Выругавшись, Вэнь Я внезапно почувствовал легкое волнение.
— К слову о перерождении. За свою жизнь я объездил весь мир и побывал во многих местах, но я всегда думал, будто мне чего-то не хватает. В каждом из этих мест я чувствовал себя неуютно, пока не достиг Восточного моря. Тогда мне вдруг показалось, что я, наконец, вернулся домой... Говорят, что сто лет назад в этом районе было много заклинателей. Так почему же ты сказал, что я не могу быть чьим-то перерождением?
Нянь Дада выслушал его и осторожно спросил:
— Господин Вэнь хочет спросить о бессмертии? Я мог бы познакомить вас с…
— Ха, я именно это и сказал, — Вэнь Я поднял руку и небрежно коснулся пальцами большой лысой головы маленького толстяка. — Не думаю, что смогу добиться успехов, даже если буду упорно совершенствоваться. К тому же, это не приносит никакого дохода. Но ты должен завершить свое обучение. Забудь этот маленький постоялый двор и его хозяина. А теперь иди и совершенствуйся, но смотри, не перестарайся. Хорошо, так и быть, я подменю тебя и попытаюсь успокоить твоего предка. Если нам суждено, то мы еще обязательно встретимся. Иди.
Нянь Дада пристально посмотрел на пухлого малыша и, наконец, ушел, так ничего и не ответив.
Сперва Нянь Дада думал забрать переродившегося Нянь Минмина с собой, но, увидев, что малыш не беспокоился ни о еде, ни об одежде, что его родители живы, и что на улице он чувствовал себя как рыба в воде, юноша вдруг почувствовал, что в этом нет никакой необходимости.
Ведь для маленького Нянь Минмина парить в небе и ходить под землей могло быть не так приятно, как сидеть на корточках и радостно жевать тушеную утиную шею, верно?
Тогда зачем вообще беспокоить его?
Часть 2. Портрет
Говорят, что, когда все проблемы были улажены, люди вновь вернулись на гору Фуяо и, наконец, успокоились. Янь Чжэнмин приказал слугам перенести некоторые вещи из усадьбы сюда.
За столько лет у него накопилось приличное количество хлама, а сам глава Янь был не слишком организованным человеком и попросту не помнил, что именно хранилось среди всего этого беспорядка. Желая избавить себя от ненужной возни, он, пользуясь случаем, попросил Чэн Цяня все это разобрать. В результате, после долгого кропотливого труда, Чэн Цянь нашел в его вещах дюжину портретов. Его собственных портретов.
Когда-то Янь Чжэнмин написал их великое множество. Но, большинство из них оказались уничтожены им в порыве горя. Однако, при таком количестве рисунков, всегда найдутся рыбы, ускользнувшие из сетей2. В конце концов несколько портретов остались нетронутыми.
2 漏网之鱼 (lòuwǎngzhīyú) — рыба, ускользнувшая из сети (обр. в знач.: преступник, ускользнувший от наказания).
Чем больше Чэн Цянь смотрел на них, тем больше ему это нравилось, поэтому он решил, во что бы то ни стало сохранить их. Тогда он вспомнил о том, что у мастера Тун Жу совсем не было портретов. Когда-то в библиотеке хранился один, но он был случайно уничтожен. Не говоря уже об их дядюшке, Цзян Пэне, существование которого обернулось настоящей трагедией. Юноша ужасно хотел загладить вину перед предками.
Чэн Цянь был очень хорош в каллиграфии, но вот в живописи не преуспел, потому он решил попросить об этом старшего брата.
Услышав его просьбу, глава Янь сцепил пальцы и, с видом достойного молодого господина, мягко попросил его подойти. Выдвинув в обмен на слова Чэн Цяня весьма неразумные и совершенно непристойные условия, он на собственном примере показал своему младшему брату, что такое разодетый зверь3.
3 衣冠禽兽 (yīguān qínshòu) — презр., бран. разодетая скотина; зверь в человеческом облике.
Чэн Цянь решил, что ему не помешало бы остыть и попросту выгнал главу из павильона Цинъань.
В конце концов, у него не осталось другого выбора, кроме как пойти и найти Ли Юня. Ли Юнь с радостью согласился и, прихватив с собой младшую сестру, отправился на предпоследний этаж библиотеки, чтобы размахивать там кистью и брызгать тушью4.
4 挥毫泼墨 (huī háo pō mò) — размахивать кистью и брызгать тушью (обр. заниматься каллиграфией, живописью).
Все это время трудолюбивая Лужа, засучив рукава, тщательно протирала от пыли портреты их предков.
Внезапно девушка воскликнула:
— Ах, второй старший брат!
Ли Юнь самоотверженно корпел над листом бумаги, стараясь сделать все в соответствии с описаниями Чэн Цяня. Работа над картиной шла полным ходом.
— В чем дело? — отозвался он, не поднимая глаз.
— Твой портрет! Третий брат, смотри! — Лужа развернула пожелтевший от времени свиток. На картине был изображен один из старших. Его одежды выглядели неряшливыми, а длинные волосы растрепались, но черты лица юноши оставались красивыми и утонченными. Портрет явно принадлежал Ли Юню!
Когда Чэн Цянь снова посмотрел на него, он увидел надпись: Вэньчжу чжэньжэнь, ученик такого-то поколения, присоединился к клану Фуяо в такой-то месяц такого-то года. Этот человек добр и являет собой идеал высшей добродетели. Знаток обходных путей, он вошел в Дао никому не известным и совершенно уникальным способом. Но, так как в его руках всегда была игрушка с девятью звеньями, этот способ, в итоге, получил название «девять звеньев».
Когда Янь Чжэнмин обрел свое наследие, один из старейшин клана Фуяо сказал ему, что среди их предков был один, кто «вошел в Дао через «девять звеньев»». Именно его труды старейшина и передал Ли Юню.
И теперь… вещь вернулась к ее законному владельцу?
Оказывается, с незапамятных времен в клане существовал лишь один человек с «девятью звеньями».
И именно этот «человек с «девятью звеньями»» в итоге написал тот шедевр. Услышав об этом, Янь Чжэнмин решил взглянуть на него сам.
Он долго смотрел на его портрет, и, наконец, вынес свой вердикт.
— Второй брат, тебе лучше сделать перерыв. Прекрати позорить предков.
Но Ли Юнь отказался и продолжил размахивать кистью. В тот день он написал картину, изображавшую Хань Юаня на Южных окраинах. Однажды в праздник середины осени, он радостно показал ее самому Хань Юаню.
Взглянув на картину, Хань Юань почувствовал, что все теплые чувства к бывшему соученику разом испарились. Он также припомнил Ли Юню и то, что тот его обманул, так и не добыв знамя истинного дракона. Грозя непременно убить Ли Юня, Хань Юань гнался за ним до самой границы Южных окраин… Впрочем, это уже совсем другая история.
Экстра II
Однажды, ремонтируя мебель в зале Неизвестности, Нянь Дада и Ю Лян стали свидетелями того, как их второй дядюшка с ревом спускался с вершины горы, будто сбежавшая дикая собака.
— Оставь меня! Я хочу уйти в уединение… уйти в уединение… — кричал он.
Нянь Дада и Ю Лян удивленно переглянулись. В конце концов, они еще не знали, что значит «уйти в уединение».
Прежде, чем звуки его голоса стихли вдали, Ли Юнь, словно ветер, влетел в безымянную пещеру, лежавшую на полпути со склона и, протянув руку, ловко запечатал вход.
Но в следующее же мгновение с неба опустился сияющий меч, полностью разрушив запрет, созданный неизвестным старейшиной. Глава Янь, наконец, показал свое истинное лицо. Лицо человека, одержимого жаждой убийства.
Полный обожания Нянь Дада легко толкнул Ю Ляна локтем и воскликнул:
— Боже мой, твой учитель действительно хорош.
Но Ю Лян предпочел промолчать.
Порой ему казалось, что они с Нянь Дада должны были поменяться учителями. Так они смогли бы избавиться от чувства, что один из них ошибся дверью.
Спасаясь от неминуемой гибели, Ли Юнь завыл еще громче:
— Мастер! Старший брат собирается убить человека! Прошу вас, откройте же глаза и посмотрите на это! Вы так рано ушли. Никто, кроме вас не в силах его контролировать. Больше некому отвечать за ваших учеников. А теперь он обрел власть и может одной рукой закрыть все небо... Боги, помогите!
Нянь Дада был ошеломлен. Впервые он услышал такие отчаянные вопли.
Ю Лян поднял голову и посмотрел вверх, увидев в горном лесу красный отблеск. Это Лу... Нет, младшая тетушка Хань Тань и белый журавль спокойно проскользнули мимо. Спустившись ниже, девушка заняла удобное место, желая понаблюдать за шумихой, чтобы при этом не попасться никому на глаза.
Сколько еще раз жизнь подарит им такой изощренный опыт? Когда городские ворота охватывает пожар, даже рыбе в пруду приходится не сладко1.
1 城门失火，殃及池鱼 (chéngménshīhuǒ, yāngjíchíyú) — когда городские ворота охватывает пожар, рыбе в пруду приходится плохо (обр. при большом несчастье даже малому трудно уберечься).
Но Ю Лян был совершенно спокоен. Решив последовать примеру своего старшего, он заставил Нянь Дада опустить голову и быстро закрыл двери зала Неизвестности. Две пары глаз: одни сверху, другие снизу, с любопытством подсматривали в щель между створками.
Похоже, для осиротевших детей это была очень долгая история. Одним словом, все это случилось из-за того, что Ли Юнь напился дешевого вина, так что, преследовали и били его совершенно заслужено.
Это были первые дни праздника середины осени. Кроме Чэн Цяня, все на горе немного выпили. Увидев у Ли Юня книгу о различных заклинаниях, Чэн Цянь хотел было одолжить ее, чтобы прочитать. Но как только он открыл ее, из книги выпала «закладка». В этот момент второму брату можно было смело отравляться в нирвану… Это оказалась та самая записка, которую Ли Юню передал Янь Чжэнмин. Записка об «Эликсире чистого сердца».
Разумеется, Чэн Цянь сразу же узнал почерк их старшего брата. Однако он не стал принимать это близко к сердцу. Он просто спросил.
Услышав его слова, Ли Юнь жутко растерялся. Юноша уже был изрядно пьян, и вопрос поставил его в тупик.
— Старший брат! Старший брат, это не моя вина, что у тебя снова неприятности!
Чэн Цянь удивился, но не сказал ни слова.
Он лишь случайно упомянул об этом, и, услышав ответ, захотел узнать, что это было.
Но позже… На следующий же день Чэн Цянь отправился в уединение на вершину горы, чтобы попрактиковаться с мечом. За все это время он так и не появился у дверей павильона Цинъань.
Любой, кто решил бы подняться на вершину горы, чтобы «помешать его уединению», должен был приготовиться к тому, что Шуанжэнь сбросит его вниз. Вершина горы Фуяо, похоже, превратилась в царство холода и снега. Еще пара дней, и жители лежавшей у подножия деревни начали бы рассказывать страшные истории о том, что «у хозяина священной горы умерла жена, и волосы несчастного побелели за одну ночь».
Янь Чжэнмин места себе не находил. Он ничего не мог поделать с Чэн Цянем, потому у него попросту не осталось другого выбора, кроме как заполнить собой горы и долины2, отправившись выслеживать во всем виноватого Ли Юня.
2 漫山遍野 (màn shān biàn yě) — заполнять горы и долины (обр. в знач.: заполнять собой всё; быть повсюду).
— Помогите! Убивают! Младшая сестра! Третий брат! — кричал Ли Юнь.
В глухом горном лесу Лужа, притворяясь мертвой, гладила по шее белого журавля.
— Сдается мне, вернуться на задний склон горы и отправиться сражаться в Долину демонов будет куда безопаснее, тебе не кажется? — с тревогой произнесла девушка.
Белый журавль потерся о ее ладонь, будто поддержав решение Лужи вернуться и узурпировать трон.
Ли Юнь издал свирепый рев, но звучало это так, словно кто-то пытался прирезать свинью.
— Вы бессовестные люди... Лужа! Я приложил столько усилий, чтобы поставить тебя на ноги, а ты бросаешь меня на произвол судьбы... Сяо Цянь! Неужели у тебя хватит духу позволить старшему брату, которого ты сам вынудил и соблазнил, пойти из-за тебя на такое преступление?! Ах, ах! Старший брат, это была ошибка. Я бы не посмел. Пожалуйста, пощади мою собачью жизнь...
Но вдруг, вой Ли Юня и разрушения Янь Чжэнмином внезапно прекратились. Нянь Дада с сомнением посмотрел вверх и увидел своего грациозного учителя, похожего на изгнанного с небес небожителя. Чэн Цянь стоял на огромной скале с мечом в руке и холодно наблюдал за этим фарсом.
— Похоже, мой учитель явился, чтобы спасти мир, — произнес Нянь Дада.
Глава Янь, не растеряв при этом своего высокомерия, в миг превратился из холодного, как лед3, дьявола в мягкого и скромного юношу в белых одеждах. Он опустил брови4 и воскликнул:
3 冷若冰霜 (lěngruòbīngshuāng) — холодный, как лёд и иней (обр. в знач.: быть бесчувственным, равнодушным).
4 低眉 (dīméi) — опустить брови (обр. в знач.: покориться, подчиниться).
— Сяо Цянь...
Чэн Цянь непонимающе посмотрел на него.
Янь Чжэнмин нервно ковырнул землю носком сапога. Весь его вид говорил о «снисхождении и уговорах». Он сдержанно кашлянул:
— О, забудь об этом, я все тебе объясню.
Чэн Цянь усмехнулся и медленно ткнул Шуанжэнем в землю, приготовившись внимательно слушать.
Янь Чжэнмин облизнул сухие потрескавшиеся губы. Он прекрасно знал, что последствия употребления «Эликсира чистого сердца» были слишком ясны. Здесь нечего было объяснять. Но, что бы Янь Чжэнмин ни сказал, чем больше он бы ни рассказывал, Чэн Цянь становился все мрачнее и мрачнее.
Глава Янь на мгновение лишился дара речи. Наконец, решив, будь, что будет, он поставил себе цель идти до конца. Юноша указал на Ли Юня и толкнул его вперед.
— Это он добавил масло с уксусом5, чтобы посеять смуту. Я передал ему эту записку, чтобы попросить сделать для меня несколько обычных пилюль! Ли Юнь, ты так желаешь принести в мир хаос? Я ведь и дня не могу прожить без глазных капель, не так ли? С самого детства твои помысли были нечисты, потому ты так ничего и не добился!
5 添油加醋 (tiānyóu jiācù) — добавлять масло и уксус (обр. приукрашивать факты, искажать действительность, преувеличивать).
Янь Чжэнмин имел невероятный талант выдавать черное за белое и, указывая на оленя, называть его лошадью6.
6 指鹿为马 (zhǐ lù wéi mǎ) — показывая на оленя, называть его лошадью (обр. выдавать черное за белое, сознательно извращать истину, дурачить).
Сказав это, он едва сам себе не поверил. Сперва он во всей красе демонстрировал свою слабость, но в тот момент, как он согласился, что во всем виноват Ли Юнь, его настроение тут же переменилось.
Ли Юнь высунул голову из пещеры, вход в которую был только что уничтожен заклинателем меча, и подумал: «Может, еще не поздно предать этот клан?»
Но Янь Чжэнмин злобно посмотрел в его сторону.
Ли Юнь тут же вжал голову в плечи и решительно наступил на горло собственной совести.
— Не так ли? Сяо Цянь, пилюли, о которых просил меня старший брат, были средством от расстройства живота. Это помогает лучше приспосабливаться к новому климату. К «Эликсиру чистого сердца» это не имеет никакого отношения! Это все я... я… я… Я не знал, что говорю. Согласно правилам клана, я заслуживаю того, чтобы глава собственноручно убил меня... Ой!
Прицельным ударом изначального духа Янь Чжэнмин ловко опрокинул Ли Юня на землю.
Внутренне Чэн Цянь все больше и больше закипал, но внешне он по-прежнему был спокоен и безразличен. Он чувствовал, что Янь Чжэнмин не только не желал признавать свою ошибку, но и научился врать, не моргая.
К этому Чэн Цянь привыкнуть не мог.
Увидев, что юноша развернулся, намереваясь уйти не попрощавшись, Янь Чжэнмин поспешно окликнул его:
— Подожди, что ты собираешься делать?
Но Чэн Цянь даже не оглянулся.
— Старший брат, я собираюсь спуститься с горы и отправиться в путешествие на сто лет.
Янь Чжэнмин опешил. Он, наконец, почувствовал, что шутка вышла из-под контроля.
Ли Юнь и прятавшаяся в отдалении Лужа были ошеломлены. Не в силах больше занимать позицию стороннего наблюдателя, Лужа вместе с белым журавлем спустилась вниз. Если ее маленький старший брат действительно решит уйти, на горе Фуяо не останется никого, кто смог бы пресечь злодеяния главы.
Но даже этого будет недостаточно!
— Третий брат, не уходи! — закричала девушка, и ее крик казался таким пронзительным, что любой, кто услышал бы ее голос, непременно разрыдался бы.
Губы Янь Чжэнмина слегка шевельнулись, и в глубине его сердца поднялось странное неуловимое чувство. Их младшая сестра не зря появилась на свет. И пусть обычно она только и делала, что бездельничала, но в нужный момент она твердо стояла на своем.
Лужа тут же расправила крылья, преграждая Чэн Цяню путь. Лицо девушки было залито слезами.
— Если хочешь уйти, возьми меня с собой!
Янь Чжэнмин лишился дара речи.
С ума сойти! В этом клане не было никого, кто не переметнулся бы на сторону противника!
Вдруг, посреди всего этого хаоса, с заднего склона горы донесся пронзительный крик. Все участники ссоры разом замерли и прекратили скандалить.
Чэн Цянь вскочил на клинок и всего за несколько мгновений оказался на вершине. В глубине далекой пещеры было неспокойно. Из-за сильной вибрации по поверхности всегда неподвижного холодного омута пошли белые волны.
— В чем дело? — тихо спросил Чэн Цянь.
Янь Чжэнмин на мгновение прислушался и задумчиво произнес:
— Похоже, в Долине демонов что-то произошло... Как странно.
В этот самый момент они увидели, как холодные воды омута разделились надвое, и в образовавшемся проходе появилась Цзыпэн чжэньжэнь. Казалось, она совершенно не изменилась за эти сто лет. Взгляд старой курицы все еще был острым как у сокола, однако, теперь для стоявших перед ней заклинателей он больше не имел той устрашающей силы.
Янь Чжэнмин снисходительно посмотрел на нее, ожидая, что она скажет. Его лицо оставалось холодным и равнодушным, но не трудно было догадаться, что юноша блефовал.
Кто знает, узнала ли Цзыпэн в молодом человеке того, кто сто лет назад грозился сделать из ее перьев метелку. Она посмотрела на стоявшую неподалеку Лужу, а после вежливо поклонилась и сказала:
— Не так давно в Долине демонов вспыхнуло восстание. Король монстров погиб. Но вам не стоит в это лезть. Я прошу главу на время закрыть проход на гору.
Новость пришла внезапно, но в ней не было ничего удивительного. С давних времен смена власти сопровождалась кровопролитием и убийствами. Никто не мог с уверенностью сказать, был ли нынешний король тем же, что правил в тот год, когда они отправились в Долину демонов искать Хань Юаня.
Янь Чжэнмин слегка нахмурился. Он стоял на вершине горы, заложив руки за спину.
— Спасибо, что сообщили мне. Если мы можем чем-то помочь Долине демонов, прошу вас, скажите мне об этом, Цзыпэн чжэньжэнь.
Это прозвучало несколько высокомерно. Янь Чжэнмин никогда не пользовался уважением у демонов долины. Но все же Цзыпэн знала, откуда у него эта уверенность.
Нынешнее поколение клана Фуяо было не слишком процветающим, но их сила была поистине беспрецедентна. Заклинатель меча, достигший уровня «Божественного Царства». Заклинатель с полубессмертным телом, переживший множество Небесных Бедствий. Лужа, унаследовавшая опыт трех тысяч лет совершенствования. Даже самый никчемный из них уже вовсю совершенствовал свой изначальный дух, опираясь на «девять звеньев»... Не говоря уже о том, что на Южных окраинах, запугивая всех вокруг, поселился великий демон Хань Юань.
Цзыпэн какое-то время наблюдала за тем, как Янь Чжэнмин боролся со своими эмоциями. Столько времени прошло, откуда ему было знать, как теперь обстоят дела? Сто лет пролетели, словно по щелчку. В тот год Хань Мучунь уже почти превратился в призрака. Даже будь в его руках печать главы, он не смог бы запечатать всю гору. Тогда ему пришлось придумать правило, призванное не пускать его учеников на задний склон. Ведь, если бы Небесное Чудовище проявило себя, даже душа Господина Бэймина не смогла бы вернуться и восстановить равновесие.
В своем мире она прожила один единственный долгий день, а в мире людей в это время сменилась солнце и луна.
Стоявший перед ней человек был гордым и сдержанным, а его манера держаться делала его похожим на настоящего наставника. Он больше не был тем ребенком, которого она когда-то знала. Цзыпэн могла лишь поприветствовав его сложением рукавов7.
7 敛衽 (liǎnrèn) — стар. приветствовать сложением рукавов (о женщинах), женское приветствие (поклон) со сложенными и спрятанными в рукава кистями рук.
— Спасибо, глава.
Затем она медленно возвратилась в холодный омут.
Во всей этой неразберихе Чэн Цянь ненадолго забыл о своем гневе.
— Она попросила запечатать гору? — спроси он.
— Просто установить запрет. Не думаю, что кто-то осмелится заявиться в горную пещеру, — ответил Янь Чжэнмин.
Услышав его самодовольный вздох8, Чэн Цянь, наконец, вспомнил, что они все еще находились в состоянии холодной войны. Он тут же отвел глаза и иронично произнес.
8 好大的口气 (hǎodà dekǒuqi) — представляет собой насмешку над каким-то хвастливым действием или непрактично завышенными требованиями.
— Ах, старший брат снова пытается выглядеть внушительнее.
У Янь Чжэнмина от страха земля ушла из-под ног. Он вынужден был продолжить претворяться, пытаясь найти выход из положения.
— Нет... нет, гора Фуяо переживает не самые лучшие времена. В прошлый раз учитель потратил часть своей души, чтобы предотвратить назревающую в Долине демонов катастрофу. Ты не можешь оставить свой клан в такой момент!
Чэн Цянь посмотрел на него, а затем развернулся и зашагал прочь.
Янь Чжэнмин бросился следом за ним, выкрикивая всю дорогу:
— Куда ты? Назад в павильон Цинъань? Вот и правильно, старший брат согреет для тебя чашку сливового чая... Мне есть, что тебе рассказать. Ты и в самом деле такой избалованный... Сяо Цянь, подожди меня!
Ли Юнь многозначительно молчал.
Проводив братьев взглядом, он медленно повернулся к Луже, все еще смотревшей на холодный омут в глубине горы.
— Сестрица, на что ты смотришь? Я ухожу.
Лужа слегка нахмурилась. В этот момент она выглядела очень серьезной, будто стояла на пороге какого-то важного решения.
— Что случилось? — спросил Ли Юнь.
Лужа подняла голову.
— Второй брат, я хочу отправиться в Долину демонов.
Ли Юнь остолбенел.
— Я — Небесное Чудовище, унаследовавшее демоническую пилюлю. Почему я должна наблюдать за тем, как Долина демонов погружается в хаос? В клане демонов тоже много хороших. Заслуживают ли они быть впутанными в эту войну? Те старые ублюдки только и делают, что чешут языками, говоря, что я приношу несчастья.... Но это не так, и я собираюсь позволить им хорошенько себя рассмотреть!
Говоря это, Лужа выглядела так, словно была с ног до головы объята пламенем, и Ли Юнь на мгновение лишился дара речи.
Три дня спустя весь клан Фуяо собрался на заднем склоне горы. В руках у Лужи была целая куча различных амулетов, о действии которых девушка совершенно ничего не знала. Цена каждого из них была просто заоблачной. Янь Чжэнмин безостановочно ругался, вынужденный прибирать за ней беспорядок:
— По-моему, тебе просто нечем заняться. Хорошему человеку незачем желать главенства над всеми птицами... Если тебя там побьют и оставят реветь на улице, домой с жалобами можешь не возвращаться!
— Я хочу быть Небесным Чудовищем и королевой монстров! — сердито заявила Лужа.
— Глупости. Небесное Чудовище. Ты с самого детства была у нас на виду… ох, будь же благоразумнее. Ты можешь просто прийти в Долину демонов и назвать имя своего старшего брата. Никто из демонов не осмелится вызвать недовольство заклинателя меча. — вздохнул Ли Юнь.
Не поднимая глаз, Чэн Цянь внезапно прервав его болтовню.
— Мне лучше пойти с тобой.
Прежде чем Лужа успела возразить, Янь Чжэнмин пронзительно закричал:
— Что? Ни за что!
Но несколько мгновений спустя глава Янь и сам подумал об этом.
— Если ты пойдешь, я тоже пойду! — сдавшись, воскликнул юноша.
Лужа предусмотрительно молчала.
Ее поход превращался в однодневное семейное путешествие. Вдруг, высоко в небе промелькнул силуэт огромного черного орла. Какое-то время птица плавно парила в вышине, а после спустилась на землю. Бросив на Янь Чжэнмина и остальных опасливый взгляд, орел медленно приземлился на другом берегу холодного омута. Его тело было окутано темной энергией, и вода в омуте пошла волнами.
Орел протяжно закричал, а затем произнес голосом Хань Юаня:
— Я слышал, эти несчастные в Долине демонов снова недовольны своей судьбой? Мне пришлось одолжить тело этой птицы. Если не сможешь победить этих отбросов, то погибнешь и больше никогда не вернешься домой!
С этими словами орел резко закричал и, взмыв в воздух, приземлился рядом с Лужей, окинув девушку высокомерным взглядом. Вдруг, птица смиренно склонила голову и неохотно позволила Луже коснуться себя.
Лужа... Хань Тань тут же распахнула свои огромные крылья, и небо вспыхнуло яркими красками. В тот день она вошла в Долину демонов в сопровождении огромного орла и трех старших братьев, держа в руках целую гору амулетов.
— Я собираюсь завоевать весь мир! — громко произнесла Лужа и, не оглядываясь, взмыла вверх, заслонив собой все небо и поднимая ветер. Наивная маленькая королева.
— Мир? Что за ерунда. Это горная глушь. Ты должна вернуться в день празднования Нового года. Нечего болтаться снаружи. Ты меня слышишь? Или я сломаю твои птичьи лапы! — недовольно произнес Янь Чжэнмин.
От его речей Лужа покачнулась и упала в холодный омут.
…ее завоевательный поход начался с унизительного падения лицом в грязь.
Экстра III
В жизни у Тун Жу было лишь два ученика: Цзян Пэн и Хань Мучунь.
Цзян Пэн был воспитанником покойного друга Тун Жу. По просьбе своего приятеля мужчина взял мальчика к себе. Цзян Пэн не хотел забывать своего первого наставника и согласился учиться у Тун Жу лишь из-за его громкого имени. Мальчик был многогранно одарен, честен и немного наивен, но никогда не таил зла на других. Больше полугода он проводил в странствиях. Он уважал Тун Жу, но никогда не был близок к своему новому учителю.
По сравнению со своим старшим братом, Хань Мучунь, истинный ученик, имел куда больше оттенков1.
1 浓墨重彩 (nóngmò zhòngcǎi) — букв. густой цвет – описать что-либо красочным языком с вниманием к деталям.
Иногда Тун Жу думал, что, будь судьба Хань Мучуня более благосклонна к нему, а его юность — менее ухабиста, возможно, Мучунь никогда и не стал бы его учеником. Он мог бы вести достойную жизнь в качестве уважаемого ученого. Но даже несмотря на подобные мысли, Тун Жу высоко ценил своего драгоценного воспитанника, и это было вовсе небезосновательно.
В возрасте двенадцати лет, во время осеннего провинциального экзамена2, Хань Мучунь получил почетное звание цзеюань3, и слава о нем гремела так, что слух дошел до самого императора.
2 秋闈 (Цювэй) — букв. «Осенний экзамен». Экзамены на государственную должность в провинции, проводимые раз в три года. Они продолжались 9 дней и состояли из 3 сессий, каждая из которых длилась по 3 дня.
3 解元 (Цзеюань) — звание, присваемое ученым, набравшим наибольшее количество баллов на осенних экзаменах, проводившихся во времена династии Тан. Иначе говоря, это цзюйжэнь с лучшим результатом.
В следующем году Хань Мучунь был избран для участия в Хуэйши4. Однако, так совпало, что, когда он был уже на полпути в столицу, отец Мучуня тяжело заболел и скоропостижно скончался. Мать мальчика умерла при родах, и отец был его единственной семьей. Не в силах сосредоточиться на учебе, Мучунь, вместе с другими домашними, поспешил в родной город на похороны. Но небеса словно решили сыграть с ним злую шутку: на обратном пути они угодили в засаду, устроенную бандитами. Головорезы перебили всех, и только Мучунь, будучи уже при смерти, был чудесным образом спасен Тун Жу, прогуливающимся мимо и собирающим травы.
4 試試 (Хуэйши) — второй (столичный) этап из Императорских Экзаменов, на который допускались те, кто уже получил титул цзюйжэнь.
В народе говорили: «Мудрец всегда проживает короткую жизнь». Куда бы он ни пошел, это будет его проклятием. Возможно, Хань Мучунь родился под несчастливой звездой, но появление Тун Жу дало ему возможность свернуть с предопределенного пути. По крайней мере, так думал сам Мучунь, вспоминая эту роковую встречу много лет спустя.
Хань Мучунь стал учеником Тун Жу в возрасте тринадцати или четырнадцати лет. С тех пор, как он познал разницу между заклинателями и смертными, Хань Мучунь переключил свое внимание с получения почетного звания на самосовершенствование. Даже Тун Жу не мог не задаться вопросом, почему этот ребенок так упорствовал в своем решении.
Закончив поливать цветы у храма, Хань Мучунь небрежно спросил:
— Заклинатель или смертный… ты можешь выбрать лишь одну из сторон, почему ты пытаешься быть и тем, и другим?
— Почему бы и нет?
— Подобные вещи несовместимы. Пропасть между совершенствующимися и обычными людьми слишком велика. Если бы заклинатели вмешивались в мирские дела, разве жизнь смертных в их руках не была бы подобна жизни муравьев, а мир не погряз бы в хаосе? Какая нам польза от хаоса... Так же, как и всем людям, нам нужна одежда и предметы первой необходимости, а смертные — источник их получения. Если бы заклинатели, вроде нас, были самодостаточны, мы бы ничем не отличались от обычных людей. Нам не нужно было бы пересекать реки или взбираться на горы, чтобы получить сырье для изготовления горшков. Разве между нами не возник бы конфликт, подобный конфликтам смертных? Зачем тебе это делать? Ты хочешь, чтобы жадность и хитрость погубили нас всех?
Тун Жу понятия не имел, что его ученик так сильно опасается за мир. Он почти не узнавал в нем того отчужденного ребенка, которого когда-то взял с собой.
— На мой взгляд, — продолжал Хань Мучунь, напевая себе под нос какую-то мелодию, — это пустая трата времени, пытаться подружить всех со всеми... Я слышал, что чем ты сильнее, тем скорее ты сможешь вознестись, но я обошел все девять этажей библиотеки и не нашел ни единого упоминания о тех, кому бы это удалось. Эй, учитель, может быть, «вознесение» на самом деле просто морковка?
— …Что?
— Морковка! Та самая, которую мы вешаем над головой осла, чтобы заставить его идти вперед. Если бы все заклинатели были ослами с морковкой, висящей над их головами, ни у кого бы попросту не осталось сил, чтобы беспокоить мир смертных! — сказал Хань Мучунь.
— Полная чушь, — не в силах больше выносить бред, что нес его ученик, Тун Жу, в конце концов, отвесил ему затрещину. — Что насчет приемов, которые я просил тебя выучить? Есть ли прогресс?
— Для тебя я даже заучил их задом наперед! — с гордостью объявил, свалившийся в лужу, Хань Мучунь.
— Твой разум — вот что сейчас работает задом наперед! — возмутился Тун Жу. — Какой в этом смысл, если ты не собираешься практиковаться в их использовании, маленький негодяй!
Хань Мучунь был гением, но ленивым. Занятия для него были подобны заточке лезвия. Он всегда учился ровно до того момента, пока Тун Жу, с неохотой, не признавал его результат, и никогда больше не прикладывал никаких усилий. Казалось, он тратил больше сил, играя в эти игры, чем на самом деле вкладывал энергии в учебу.
Видение Тун Жу о гордом наставнике и его драгоценных детях превратилось в исчезающий сон.
И, так как Цзян Пэна зачастую не было дома, в клане Фуяо оставался лишь один ученик. Тун Жу наблюдал, как растет его воспитанник, и вскоре обнаружил, что не может быть с мальчиком достаточно строг. Время от времени он ловил этого маленького негодяя слонявшимся без дела, и несильно его ругал.
— Сяо Чунь, ты уже должен был понять, что заклинатели, подобные нам, сами выбрали трудный путь. Мы, как и смертные, ограничены возрастом и потому не можем позволить себе тратить так много времени наобучение. Человеческие возможности действительно разнообразны, и ты, несомненно, принадлежишь к числу благословенных. Однако с возрастом ты поймешь, что удача и преданность на самом деле куда важнее природного потенциала.
Хань Мучунь сдержал улыбку и сердечно передал мужчине чашку чая.
— Учитель, твой чай.
Тун Жу увидел, что мальчик пропустил его слова мимо ушей. Тогда он взял книгу, лежавшую неподалеку и, даже не прикоснувшись к чашке, безжалостно ударил Хань Мучуня по голове.
— А теперь ты подлизываешься?! Какая новая философия научила тебя этому?
Удар Тун Жу не был сильным, и Мучунь лишь слегка откинул голову назад.
— Я учусь не потому, что мне нравится учиться, — улыбнулся в ответ Мучунь. — На самом деле, я бы с радостью стал простым садовником, но мой отец всегда был слаб здоровьем и часто говорил, что не доживет до моего успеха. Вот почему я хотел сосредоточиться на экзаменах, чтобы добиться высокого положения и, наконец, успокоить его... Но теперь, когда мой отец ушел, моя единственная семья — это ты, учитель.
Взгляд Хань Мучуня упал на чашку с чаем, легкая рябь мешала ему рассмотреть в ней выражение лица учителя.
Тун Жу почувствовал, как его сердце слегка дрогнуло при слове «семья».
Губы Хань Мучуня скривились в усмешке, и мальчик продолжил:
— Вот почему я решил, что хочу заботиться об учителе, и когда…
Он хотел было сказать «когда ты состаришься, я буду продолжать заботиться о тебе», но вспомнил, что Тун Жу не состарится, поэтому он за доли секунды изменил то, что собирался произнести:
— Когда придет весна, ты увидишь, как прекрасны цветы на горе Фуяо. Тренировки тоже станут легче, если у тебя будет хорошее настроение!
...Так он все еще хотел стать садовником.
Сердце Тун Жу смягчилось, но его лицо с этим, кажется, не согласилось, поэтому мужчина просто сдался и закатил глаза.
Пришла весна, и Фуяо в действительности стала гораздо оживленнее, чем в прошлом. Гора была покрыта морем цветов, всюду кружили пчелы, бабочки, и птицы летали над величественным пейзажем. Хань Мучунь сидел на парящей в воздухе мотыге, неровно закатав штаны, и возбужденно махал рукой в сторону Тун Жу.
— Учитель, смотри! Я высадил для тебя целую гору цветов!
Тун Жу всегда считал себя прирожденным одиночкой. Если он и не проводил все свое время в уединении, то учился вместе с друзьями-заклинателями. Никто никогда не подходил к нему с таким дружелюбием и открытостью.
Тун Жу вспомнил о «небольшом инциденте», произошедшем пару дней назад, когда этот маленький мошенник украл у него несколько талисманов, намереваясь продать их за обычные деньги и купить алкоголь, но милостиво все простил.
Они в равной степени нуждались друг в друге, а значит, больше не были одиноки.
Приближался конец весны, и цветы начали увядать. Тун Жу хотел сохранить их подольше при помощи заклинания, но юноша остановил его.
— Пусть увядают. Они вновь расцветут в следующем году. Растения цветут весной, снег выпадает зимой. Смена сезонов — лишь часть природы. Нет необходимости защищать одно и задерживать время другого.
Опытные заклинатели проводили свое время, пересекая горы и моря, иногда пропадая на годы, но все они были излишне тщеславны. Тун Жу услышал слова своего ученика и насмешливо подумал: «Правильно, зачем быть таким гордым, находясь в уединении? Разве им не надоест одно и то же? Конечно, ничего хорошего из этого не выйдет».
Смертные смотрели в будущее лишь потому, что знали: ничто не вечно.
Хань Мучунь собрал увядшие цветы, добавил к ним меда и сделал, по меньшей мере, десять кувшинов вина, которые, в конце концов, спрятал под деревьями. Из-за этого он на неделю позабыл о домашней работе и был лично наказан учителем.
Минул еще один сезон, и спрятанное вино превратилось в восхитительное угощение. Вместе с жирными маленькими крабами, пойманными в реке с другой стороны горы, все это казалось настоящим божественным пиром.
Люди всегда стремились пожить подольше, но какой смысл жить в страданиях и беспокойстве, не имея семьи и друзей?
Тун Жу всю свою жизнь провел на горе Фуяо, с самых ранних своих лет, и никогда не задумывался о том, что стоит за стремлением к жизни. Он так привык к каждодневным тренировкам и следованию одному и тому же распорядку, что дни для него стали подобны пресной воде. Он никогда не испытывал ни боли, ни счастья.
Пока не появился Хань Мучунь.
Сто лет теперь казались кратким мигом, и этот новообретенный аромат жизни поставил Тун Жу на колени.
Сладость исходила от цветочного вина, а горечь - от того времени, когда его душа была заперта в трех медных монетах. Он мог лишь беспомощно наблюдать, как гора Фуяо превращается в безжизненную местность, где больше некому сажать цветы.
Тун Жу видел и то, как душа его Сяо Чуня вселилась в грязную ласку, маленькое пушистое существо, что каждую ночь забиралось в храм Бучжи для медитации. Его крошечные глазки медленно закрывались, будто бы он предавался созерцанию5, которое никто не мог понять, или заглядывал в память клана Фуяо через печать главы.
5 Здесь, буквально «постигал дзен».
Тун Жу не знал, остался ли на печати его след, и не знал, видел ли что-нибудь Хань Мучунь, но особенно он не знал, что ему следовало сделать, чтобы это понять... или он только думал, что не знал.
Сладостным был лишь миг, боль же преследовала его в течение долгих лет.
Их воссоединение случилось в месте, недосягаемом для других, в Безмятежной долине. Хань Мучунь использовал свой дух, чтобы запереть последний кусочек души Тун Жу.
Это было всего лишь связывающее заклинание - несмотря на потерю своего первозданного духа и большей части своей души, Тун Жу все еще оставался Господином Бэймином. Если бы он действительно намеревался убежать, слабое заклинание Хань Мучуня превратилось бы в детскую забаву.
Несмотря на то, что тело Тун Жу было растерзано на куски, а его душа почти полностью рассеялась, он с трепетом принял наказание, ниспосланное ему с небес. Потому что жить и умереть с этим человеком для него было тем, чего он не осмеливался желать, но все равно получил.
Вот только больше не было сладкого цветочного вина.
Тун Жу привык считать своего драгоценного ученика слишком мягким и покладистым, и только позже он узнал, что независимо от того, кто ты — заклинатель или смертный, не сожалеть о тех немногих вещах в твоей жизни, которые имеют значение, более чем достаточно. Тогда все остальное кажется незначительным.
До самого конца у него не было возможности спросить Хань Мучуня: «Что ты видел там, внутри печати главы?»
До того дня, пока их души не вернулись бы на землю.
Хань Мучунь внезапно схватил Тун Жу за руку, и его глаза засияли, подобно огромной звездной реке.
Это болезнь безответной любви, но я буду неизменно дорожить этим безумием6.
6 直道相思了無益, 未妨惆悵是清狂 — последняя строка безымянного стихотворения, написанного Ли Шанъинем во времена династии Тан. Стихотворение повествует о неразделенной любви от лица неназванной женщины, которая, наконец, решает унести это чувство с собой в могилу несмотря на то, что знает о его безответности.
Возможно, истинное вознесение — это возможность пройти весь путь без сожалений.
Что ж, вот и все, пришло время попрощаться с этой замечательной историей... В этот уютный летний вечер наша маленькая команда хочет поблагодарить вас за тот нелегкий и длинный путь, что мы с вами проделали. Спасибо за вашу поддержку, за ваши лайки, комментарии, спасибо, что читали! Спасибо всем, кто присоединился в числе первых и тем, кто пришел совсем недавно.
С любовью, команда SHENYUAN ❤
Экстра IV. Праздник фонарей
В пятнадцатый день первого лунного месяца в городке у подножия горы Фуяо началась подготовка к празднику фонарей.
Юный Хань Мучунь, бывший в то время еще учеником, не желал оставаться в стороне от суетного мира. Каждый год он с радостью присоединялся к веселью: перед началом пяти ночных страж1 с горы Фуяо спускалась вереница разноцветных фонарей. Фонари опускались на головы людей, и тех, чьих макушек они касались, ждала какая-либо награда.
1 В Древнем Китае было пять ночных страж по два часа каждая, с 19:00 до 5:00.
И этой наградой могло оказаться что угодно: амулет от зла, лекарство от боли, способное срастить плоть и кости, чудодейственная пилюля, способная пробудить в человеке врожденный потенциал или даже священная неугасаемая лампа, из тех, что дарят людям свет многие годы подряд.
Ранним утром пятнадцатого дня первого лунного месяца, Тун Жу распахнул двери бокового павильона. Холодный ветер ворвался внутрь, разметав длинные рукава. Перешагнув порог, Тун Жу увидел своего ученика, склонившегося над лотком со всевозможными безделушками.
Неизвестно, где сяо Чунь все это раздобыл, но перед ним возвышалась целая гора разноцветных фонарей. Высокие и низкие, длинные и плоские, толстые и тонкие, некоторые из них висели в воздухе, другие в беспорядке валялись на полу, а Хань Мучунь беззаботно орудовал кистью, выдумывая все новые и новые загадки.
Тун Жу шагнул вперед и, заложив руки за спину, склонился над плечом ученика. Из-под кисти Хань Мучуня тянулись вереницы причудливых головоломок. Тун Жу на мгновение задумался, пытаясь их разгадать и, не удержавшись, рассмеялся:
— Эй, господин цзюйжэнь, как ты думаешь, сколькие из людей, поднявших твои фонарики, умеют читать? Сдается мне, ты играешь на цитре перед быком.
Фонари Хань Мучуня всегда приземлялись на головы бедняков. В этой наполненной тяготами и невзгодами жизни людям требовалась лишь малая толика удачи, способная вывести их из затруднительного положения. И если этой удачей станет «сокровище», сокрытое внутри фонаря, нашедший его человек, возможно, получит шанс изменить свою судьбу. Потому жители городка, раскинувшегося у подножия горы Фуяо верили, будто все невзгоды человека, поднявшего «божественный фонарь», вскоре подойдут к концу.
И все это, конечно, хорошо, вот только бедняки, трудом и потом зарабатывающие себе на жизнь, могли не понять высокопарных изречений Хань Мучуня.
— Учитель неправ, — со смехом отозвался Хань Мучунь.
— Что-что? — вскинув брови, осведомился Тун Жу, ожидая услышать, где именно он был неправ.
— На праздник фонарей все отгадывают загадки, — Хань Мучунь поднял кисть, сделанную из козьей шерсти и, смешав сок гарцинии с охрой, принялся дорисовывать цветки зимоцвета. Закончив, он вновь обмакнул кисть в чернила и аккуратным почерком вывел рядом загадку. — Я не бродячий музыкант, но мне нравится играть на цитре, и не важно, слушает меня кто-нибудь или нет, — с миролюбивой улыбкой продолжил юноша. — Учитель, неужели каждый раз, когда на вас находит вдохновение, вы идете разгонять толпу, дабы ни одна свинья не услышала вашу музыку?
— Да ну тебя! — беззлобно отругал его Тун Жу. — Куда же, скажи на милость, девается все твое усердие, когда я прошу тебя вырезать талисманы или уделить больше времени самосовершенствованию? Никудышный ученик.
— Учитель, пока вы возглавляете наш клан, даже Четверо Святых не смогут нам навредить. Вы действительно считаете, что я должен тренироваться усерднее? — невозмутимо ответил Хань Мучунь, нисколько не опасаясь напускного гнева Тун Жу. — Если вы так ратуете за дух нашей семьи, почему другие должны из кожи вон лезть, делая то же самое? Это же издевательство.
— И действительно, чего я вообще ожидал? — устало вздохнул Тун Жу. — Не стоит забывать, что совершенствование моральных качеств необходимо…
— Да-да-да, — перебил его Хань Мучунь, — необходимо для обретения мудрости и просветления. Но зачем человеку мудрость и просветление? Чтобы быть счастливым.
С этими словами Хань Мучунь, наконец, закончил расписывать фонарь. Он щелкнул пальцами, и фонарь медленно взмыл в воздух. Юноша закатал сползшие рукава, вскинул голову и улыбнулся:
— Но я и сейчас вполне счастлив.
Лед, сковавший горы, уже растаял, и тучи, сгущавшиеся над Долиной демонов, наконец, рассеялись.
Мало кто из людей мог похвастаться силой, способной ворочать холмы и перекраивать мир. Такая ужасающая мощь должна была избавить человечество от забот.
Обеспокоенный глава клана на время забыл о своих печалях и решил немного надавить на нерадивого ученика:
— Мир переменчив, что, если учитель когда-нибудь покинет тебя? — полушутя начал Тун Жу. — Что ты будешь делать, если клан Фуяо окажется в твоих руках? Сможешь ли положиться на своих никудышных учеников?
Тун Жу был могущественнейшим представителем своего времени, он никогда не действовал безрассудно. Однако он не мог похвастаться теплыми взаимоотношениями с обществом. В конце концов, мало кого из людей великий глава клана одаривал своим «вниманием». Договорив, Тун Жу тут же пожалел о сказанном. Возможно, он слегка перегнул палку. Не стоило говорить об этом во время праздника, это могло расстроить сяо Чуня.
Будь на его месте Цзян Пэн, он бы тут же изменился в лице и принялся нести чушь о том, что «учитель пребывает в самом расцвете сил».
Но Хань Мучунь даже головы не повернул.
— Ох, если однажды наш клан падет, за что нам тогда сражаться? Фуяо превратится в фазанье гнездо, круглый год мы будем только есть, пить и греться у очага. Учитель, вам не о чем волноваться!
— Не о чем волноваться?.. — пробормотал Тун Жу.
Неужто ему никогда не обрести покоя?
— Когда придет время, ваш ученик приведет с собой других учеников, и они будут подавать вам сладкие османтусовые клецки. Разве этого недостаточно? — с улыбкой спросил Хань Мучунь, — Я знаю, они вам нравятся, но такому герою, как вы, вероятно, слишком неловко просить добавки… Ой-ей, учитель, стойте, только не фонарь! Усмирите свой гнев!
На закате, когда пришло время запускать фонари, Хань Мучунь взял зонтики и водрузил по одному на каждое из своих творений. В новообретенных шляпках разноцветные фонарики выглядели крайне очаровательно.
— Чем это ты занимаешься? — осведомился Тун Жу. — Боишься заморозить свои драгоценные поделки?
— Сегодня ночью будет снег, — спокойно отозвался Хань Мучунь, — потому я заранее приготовил эти зонтики, чтобы краски не размыло.
Тун Жу поднял глаза и задумчиво посмотрел на небо:
— Ни облачка, какой еще снег?
— Который обязательно пойдет, — кивнул Хань Мучунь. — Крестьяне говорят, что если в праздник середины осени будет пасмурно, то на праздник фонарей обязательно выпадет снег. На прошлый праздник середины осени весь день лил дождь, а сегодня ночью будет снег.
Тун Жу на мгновение опешил, а затем вздохнул:
— Сяо Чунь, если ты тратишь свою память на то, чтобы помнить, какие тучи были на празднике середины осени, то ты наверняка способен познать неисповедимое Дао Небес, что уж говорить о какой-то погоде.
— Но ведь старинная пословица есть старинная пословица, в ней есть смысл…
— Не будет никакого снега.
— Учитель желает поспорить? — Хань Мучунь подтолкнул последний фонарь вниз, к подножию горы. — Если я выиграю, вы сделаете для меня фонарь.
— А если проиграешь, с завтрашнего будешь заниматься на час дольше, — сурово заключил Тун Жу.
Услышав это, Хань Мучунь заметно поник, а Тун Жу с улыбкой добавил:
— Если не поспешишь, опоздаешь на праздник.
Но время шло, и вскоре мир погрузился в хаос. Всюду бесчинствовали демоны, святость стала одержимостью, а великие бессмертные превратились в чудовищ. Под горой Фуяо больше не зажигали фонари.
Лишь спустя годы громких потрясений, сорок восьмой глава клана Фуяо вновь открыл ворота, и гора стала процветать.
А восемь лет спустя у подножия вновь начали подготовку к празднику фонарей. Один из местных стариков, пришедший на гору, чтобы попросить о благословении, даже загадал желание, в надежде, что бессмертные заклинатели услышат его и одарят удачей, как говорилось в древней легенде.
Когда Янь Чжэнмин открыл гору, клан уже превратился в «фазанье гнездо». Услышав о легенде, он той же ночью вошел в печать главы, намереваясь побольше узнать об этой традиции.
Вернувшись на рассвете, он долго молчал, а потом, пользуясь положением главы клана, отправил своих братьев, сестру и младших учеников носиться по округе. Лужа, прихватив с собой младших, отправилась делать фонари, Ли Юнь придумывал загадки, пересчитывал те самые фонари, и вкладывал внутрь различные «подарки». Чэн Цянь вырезал на них оставшиеся после учителя заклинания, призванные защитить эти поделки от попадания в недобрые руки. И лишь глава клана сидел нога на ногу и неустанно придирался к чужой работе… кхм, то есть, контролировал процесс.
— Неужто учитель занимался всем этим в одиночку? — озадаченно пробормотал Ли Юнь, сбитый с толку количеством загадок. В конце концов, он не выдержал, и принялся воровать чужие идеи. В этом ему с радостью помогал Хань Юань, запертый на Южных окраинах. Вот только вреда от него было больше, чем пользы. Все предложенные Хань Юанем загадки касались исключительно мира мертвых, такое нельзя было показывать людям. — Похоже, у нашего уважаемого наставника была масса свободного времени… все это слишком… высокопарно.
Зато Лужа искренне наслаждалась происходящим. Парящие в воздухе фонари, и кружащий над ними красный журавль казались частью одной семьи, окрасившей небо в яркие цвета. Стоило признать, что ей действительно нравилось заниматься рукоделием.
— А тот спор между учителем и старшим наставником… кто его выиграл? — вдруг спросила Лужа.
— Учитель, — ненадолго задумавшись, отозвался Янь Чжэнмин.
— Ух ты, учитель просто потрясающий! Похоже, в этом году мне стоит читать побольше книг, — продолжила девушка.
— Быть такого не может, — подал голос Ли Юнь. — Старший наставник был всемогущим, он мог разогнать тучи и отсрочить снегопад хоть на десять дней, хоть на целый месяц, а может даже на пятьсот лет.
И лишь Чэн Цянь не стал вмешиваться в их спор. Он поднял голову и неопределенно усмехнулся.
Янь Чжэнмин сразу же заметил это и, вскинув бровь, обратился к юноше:
— Хочешь что-то сказать?
Легким движением руки Чэн Цян закончил вырезать невидимое заклинание и передал фонарь стоявшему поблизости Нянь Дада.
— Управлять погодой не так уж и трудно, — медленно начал он, — труднее при этом остаться незамеченным. Наш предок был в этом деле настоящим мастером, а мне, например, до него еще далеко. Кажется, нам всем следует больше стараться в этом году.
Слова Чэн Цяня потрясли всех обитателей горы Фуяо, но больше всего главу. Восседавший на своем месте Янь Чжэнмин напрягся, будто ударенный невидимым хлыстом, напрочь позабыв о лежавших рядом тыквенных семечках.
Лишь несколько напряженных мгновений спустя Лужа нашла в себе силы «пропищать» что-то в ответ:
— Значит, старший наставник решил поразвлечься и сам устроил снегопад?
Ближе к полуночи, видя, что Хань Мучунь все больше и больше беспокоится, всматриваясь в ночное небо, и совершенно потерял интерес к празднику, Тун Жу незаметно сотворил заклинание. Явившийся на зов восточный ветер потревожил висевшие на улицах фонари и, четверть часа спустя, над городком собрались тучи. С неба, словно кусочки белоснежной соли, повалили снежные хлопья.
Это случилось ровно к третьей страже.
Позднее, на девятом этаже библиотеки Ли Юнь отыскал фонарь, сделанный руками Тун Жу. Это был традиционный восьмиугольный фонарь, неброский и устойчивый. Написанная на нем загадка включала в себя всего четыре слова: «То, что успокаивает сердце».
Но деревянная табличка под фонарем была пуста, а значит, тайна так и осталась неразгаданной.
— Эй, это же несложно, я знаю ответ, — заявила Лужа и, взяв кисть, написала на табличке: «Моя родина».
Но написанные девушкой слова сразу же поблекли и исчезли.
Лужа охнула и попыталась снова. На табличке вновь появились такие выражения, как «родные края», «родные места» и множество других похожих вариантов. Не желая сдаваться, Лужа даже отправилась искать, где некогда стоял родной дом старшего наставника Тун Жу, однако и эта попытка не увенчалась успехом.
Чэн Цянь никогда не был силен в отгадывании загадок. Он лишь спросил:
— Может, это Фуяо?
Но и этот ответ не был правильным.
— Может, это какая-то шарада? — предположил Ли Юнь. — «То, что успокаивает сердце»… если разбить на слоги, получится…
— Ой, второй брат, не говори глупостей, — перебила Лужа, — никакая это не шарада. Думаешь, будь это так, учитель бы не догадался? Или ты считаешь себя умнее его?
Они долго спорили и шумели, но так ничего и не решили. Услышав, что под горой вот-вот начнутся гуляния, Лужа не выдержала и заявила:
— Все равно не отгадаете! Скорее, пойдемте же на праздник, поиграем в игры попроще.
Ли Юнь, будучи счастливым обладателем бесполезных «девяти звеньев», не имел ни малейшей возможности сопротивляться. Демоническая младшая сестра безжалостно потащила его за собой.
— Стой! Подожди! Дай мне еще немного подумать… то, что успокаивает сердце… успокаивает…
Наблюдая за его страданиями, Чэн Цянь беззвучно рассмеялся и, оглянувшись, почти ласково обратился к Янь Чжэнмину:
— Старший брат, пойдем вместе?
Янь Чжэнмин тут же пришел в себя, ахнул и пробормотал:
— Ступай… то есть, подожди, мне надо переодеться…
Но не успел он договорить, как Чэн Цянь исчез, бросив напоследок лишь:
— Жду тебя ночью у подножия горы, до встречи.
Янь Чжэнмин тут же прикусил язык.
Что еще за подлые шутки? Что это значит?!
Библиотека разом опустела, и Янь Чжэнмин остался один. Прищурившись, он окинул взглядом фонари, сотни лет освещавшие девятиэтажное строение.
Постояв так немного, он поднял высохшую кисть и вывел на деревянной табличке: «Чунь».
В тишине библиотеки раздался щелчок, древнее заклинание рассеялось, и восьмиугольный фонарь открылся, являя взору то, что скрывалось за необычной загадкой. Внутри лежала крохотная нефритовая бирка.
Янь Чжэнмин с минуту молчал, затем спрятал бирку обратно в фонарь, стер надпись с деревянной таблички, развернулся и зашагал прочь, запечатав за собой вход.
К тому моменту первые расписные фонарики, должно быть, уже достигли подножия горы.
В воздух, треща и извиваясь, взмыли фейерверки, осветив половину неба, и Янь Чжэнмин увидел Чэн Цяня, собиравшегося идти первым. Чэн Цянь ждал его у дверей «Страны нежности».
Вот так, в ослепительном свете моря огней, человеческий мир вновь наполнился счастьем.
Лю Яо: Возрождение клана Фуяо
Запах Матери
Признание учителя
Спокойный, словно столб и подвижный, словно мартышка
Неприятный разговор с беспутным сыном
Ваши старания — ключ к предотвращению катастрофы
Накаленная атмосфера
Грезы об управлении стихией
Сокровище клана
Конец взаимных мучений
Двое вот-вот начнут щипаться
Хань Юань действительно пропал
Два брата
Это правда Господин Бэймин!
Вблизи небесной платформы
Третий брат... Что он за человек?
Яйцо
Одна рука
Позаботьтесь о маленькой Луже
Клан уже не станет лучше
Слива растет у дороги, но никто не собирает ее плоды
Зачем создавать себе иллюзии?
Желание задушить Чэн Цяня
Три книги всю ночь напролет. Любовь до сих пор жива.
Заурядная внешность обычного человека
Случайно найденный темный заклинатель
Хань Юань, ты покойник!
Дьявол явился!
Стремление к титулу Бэймина
Миллионы людей уже ушли из жизни
Учитель ушел
Будьте готовы
Что значит быть старшим братом
Пустяковое учение
Пощечина, заставившая содрогнуться весь мир
Глава Янь из клана Фуяо , вы в порядке?
Первый человек клана Фуяо
Изо всех сил нести бремя ответственности
Я ничего не сделал
Меч несчастной смерти
Не имеет значения, как это больно.
Легендарный жестокий меч Шуанжэнь
Бай Яньли
С ним этого не случится
Недостижимая мечта
Бесстыдник выходит за пределы дозволенного
Там, где рождается отчаяние, рождается и надежда.
Глава 47. Поистине захватывающее чувство
Море и небо слились воедино, становясь поистине бескрайними.
Три бедствия: небо, земля и человек.
Младший дядюшка снова сбежал!
Он чем-то напоминает третьего брата.
Гора Фуяо...исчезла
Так ты, оказывается, и есть Хань Тань.
Сто лет, Чэн Цянь.
Странное чувство.
Лицо покраснело.
Поговорим о невыносимой бессоннице.
Умер от рук Господина Бэймина.
Усадьба Фуяо
Ворочаться с боку на бок и не находить себе места.
Я заключен в тюрьму.
На дне бездны нет места для персикового пруда.
Камень сосредоточения души на дне чашки!
Острый клинок, выкованный Небесным Бедствием.
Когда рождаются демоны, горы и реки меняют цвет.
Всю жизнь держать его рядом с собой.
Свидеться сложно, расстаться еще тяжелее*
Запомни этот клинок
Грандиозные амбиции главы
Последний стиль деревянного меча клана Фуяо
Кто посмеет причинить ему вред?
Возрождение клана Фуяо
В вышине он в лазурные дали проник, вглубь спустился до Желтых ключей*
Я и вправду могу умереть
Самый счастливый и одновременно самый болезненный момент.
Там, где заканчивается жизнь, рождается клинок.
Желание поцеловать Чэн Цяня в лоб
Клан Фуяо порождает влюбленных
Те, кто сохраняет равновесие.
Немедленно отправляемся на гору Тайинь
Что будет делать человек, лишившийся возможности увильнуть?
Все еще интересуешься цветами персика?
Янь Чжэнмин вот-вот взорвется.
Ты мне на самом деле нравишься, я желаю тебя!
Вот и все, обратного пути нет.
Как ты объяснишь этот деревянный меч?
Отсечь семь чувств и отринуть шесть желаний
Ты ведь знаешь, как хорошо я к тебе отношусь?
Глава 89. Если вступишь на Темный Путь, потеряешь совесть
Глава 90. А что насчет тебя и старшего брата?
Глава 91. Море Ци пришло в движение, формируя изначальный дух
Печать перерождения исчезла
Гора Фуяо, наконец, открылась
Закрой свой рот
Спокойно жить в павильоне Цинъань
В поисках Поглощающей души лампы
Ты наша королева...
Я верю, что все зависит от человека
Неужели ты не понимаешь, что я изливаю тебе душу?
Янь Чжэнмин сжал державшую меч руку Чэн Цяня
Глава 101. Это… «душа художника»!
«Душа художника»
И воссоединиться с душой того, кого ты любишь
Цветы в выгребной яме
Ты не Цзян Пэн! Кто ты?
Человеческая природа
Клинок, заморозивший четырнадцать государств*
Нет никакого способа стать бессмертным
Эпилог
Экстра I. Заметки горы Фуяо
Экстра II
Экстра III
Экстра IV. Праздник фонарей
Последние комментарии
14 минут 44 секунд назад
1 час 36 минут назад
3 часов 2 минут назад
1 день 12 часов назад
1 день 22 часов назад
2 дней 11 часов назад