Сказки Королевства (СИ) [Елена Добрынина] (fb2) читать онлайн

Сказки Королевства Елена Добрынина

Дурацкие сказки Королевства

— В смысле «замуж»? — я непонимающе уставилась на Йени в надежде, что он, по обыкновению своему, чересчур лихо завернул свою высочайшую мысль, и мой плебейский ум просто оказался не в состоянии постичь всю ее глубину..

— В смысле в законный брак, — вместо этого несколько раздраженно пояснил Его Величество Йенихроим Второй, подперев рукой щеку и тоскливо на меня поглядывая, мол, вали-ка отсюда, у меня столько дел важных, а я тут тебе очевидные вещи пояснять должен.

— Это еще на кой хр… зачем? — увидав, как недобро Йени сверкнул темными очами, срочно исправилась я. Зарываться не стоило. — Ну вот вообще не вовремя.

— Алина, — вздохнул Йени, сменив гнев на милость. — Ты и так живешь в Королевстве на особом положении. Но даже твое иномирное происхождение и тот факт, что я многим тебе обязан, не освобождают тебя от следования определенным правилам. А правила эти таковы, что защитить тебя… — «читай надежно привязать», — сразу пронеслось в голове, — я могу только выдав замуж за подданного своего государства. Не самого сопливого, как ты можешь заметить..

— Ну спасибо, что хотя бы некоторое подобие выбора мне предоставил, — буркнула я, пробежав глазами по только что врученному мне списку имен.

— Всегда пожалуйста, — подлый монарх совершенно не по-королевски, с оттяжечкой, потянулся, откинул за спину роскошную, витиевато уложенную пшеничную косу и вдруг почти по-дружески добавил:

— Ой, да брось. Тебя никто не заставляет своего будущего мужа любить или с ним спать. Замуж выйдешь — и делай, что хочешь.

— Угу. Тоже мне нашелся, главный эксперт по замужеству, — сердито пробормотала и тут же вжала голову в плечи: глумления над собой в собственном доме Йени не прощал. Но, кажется, на этот раз пронесло. Только в глубине черных глаз сверкнули крошечные искры.

— Так, все, на выход! — венценосный сводник капризно замахал на меня изящными, в перстнях, пальцами. Повинуясь жесту, громко хлопнули створки не заметных до этого дверей. Пришлось ретироваться, не дожидаясь, пока Йени разгневается и выкинет меня из тронного зала воздушной волной. Он может.

Добравшись до своих покоев, сперва попросила подать мне чашку успокаивающего чая и лишь затем внимательно, с грифелем в руке, приступила к изучению высочайше одобренного списка пока еще не ведающих о своем счастье женихов.

Несколько имен вычеркнула сразу. За то небольшое время, что я изображаю тут придворную даму, кое с кем я уже успела познакомиться. Поэтому арвэ Дзевиэль — главный бабник Королевства, эйяры Фейхольм и Глэйхмихор — на ладан дышащие, но тем не менее ревностные человеко- (а в силу отсутствия других представителей моего вида, конкретно меня — , алинко-, то есть) ненавистники список покинули сразу. С грустным вздохом пришлось вычеркнуть и риана Артанхиона. Его я знала неплохо, и он мне нравился — приятный внешне, приветливый, с чувством юмора. Знала я также и его избранницу — милейшую светловолосую девицу. Молодые люди рассчитывали скоро объявить себя женихом и невестой. Нет, на пути у высоких чувств вставать — себе дороже. Кто там у нас еще?

После глубоких раздумий список сократился до пяти имен. Ну что же, господа, поздравляю, вы перешли во второй тур. Называться он будет «найди меня, если сможешь», так как, кто они такие, я пока имела только самое отдаленное представление. Вывод ясен: все-таки придется переться на бал.

Почему «переться»? Ведь на бал молодым девушкам положено стремиться всей душой, блистать,

порхать в танце райскими пташками. В теории. На практике же дело это бессмысленное и беспощадное. Особенно если выделывать все эти мудреные па ты не умеешь, а окружающие обходят тебя по большой дуге и смотрят вынужденно-снисходительно (а если бы не протекция Йени, то и вовсе бы носы в открытую воротили). Зато аристократы там прибывают в особо высокой концентрации, и провести разведку будет проще, чем где-либо еще.

— Особая гостья его Величества, леди Алина-Виктория Йезиовиэль!

Интересно, я когда-нибудь привыкну, что меня теперь величают так? За то, что мое нормальное человеческое имя — Алина Викторовна Ежова — превратилось вот в это, озвученное выше, особое спасибо, конечно же, Йени. Внутренне чертыхнувшись, подхватила подол своего наряда и зашагала по лестнице вниз, туда, где проходило самое «веселье». Чтобы разыскать всех пятерых «кандидатов» мне понадобилось менее получаса. Правда, пришлось, наплевав на все приличия, поймать первого попавшегося распорядителя и выкатить ему список всех интересующих меня мужчин. Судя по округлившимся от удивления глазам и одобрительному хмыку, мой подход к делу товарищ оценил. Двое лордов были найдены в танцевальной зале, еще двое обсуждали важные государственные дела в кругу столь же серьезных господ, последний пятый только-только прибыл и пока предпочитал отбывать бал в гордом одиночестве, время от времени приветствуя знакомых сухими кивками.

Единственное, что я могла пока отметить — все «женихи» не старые и не уроды (последнее, строго говоря, просто для красного словца. Откровенно безобразных среди народа Королевства не было). Ладно, пора познакомиться поближе..

К ночи настроение мое несколько улучшилось. Не так уж страшны балы, как мне казалось. Да и кавалеры здесь есть вполне обходительные. Что же касается моей не особенно великолепной пятерки… С двумя претендентами я умудрилась потанцевать (с симпатичным веселым брюнетом даже дважды), еще с одним перекинулась парой ничего не значащих слов. Четвертый господин брезгливо посмотрел на меня словно на крысу, когда я решила вставить свои пять копеек в их умный высокородный разговор (этого я мысленно тут же вычеркнула из списка), а пятый довольно быстро откланялся и уехал в неизвестном направлении.

Когда я изволила отдыхать и дышать свежим воздухом на балконе, почти у самого уха раздался мужской смех. Я вздрогнула, огляделась, но никого поблизости не увидала. Только через пару минут стало понятно, что каким-то причудливым образом нежный ночной ветерок доносит до меня обрывки разговора, для моих ушей не предназначенные.

–..перед ней так и пляшешь… Она же страшна и неуклюжа, как самка гигантского лемура. Да и происхождение ее..

— Самое низкое. Все так. Зато Король ей благоволит и деньги дает за нее неплохие. А что страшна… Зато будет ходить за мной на цыпочках да место свое знать..

С недобрым предчувствием я снова покрутила головой и заметила, что через пару окон от меня, аккурат под распахнутой форточкой, приятно общались два господина. Первого я не знала, а вот вторым был обходительный брюнет из моего списка.

Совершенно точно я знала, что разговор подслушанный — их, и что он обо мне. И шестое чувство твердило об этом, и легкий нежный смешок, почудившийся в ночном ветерке: «Не стоит благодарности».

— Благодарности? Йени, да я тебя прибить готова! Кто всю эту кашу заварил, из-за кого я сейчас терплю это унижение?

На душе было погано. Этот брюнетистый гад мне понравился.

— Вот так, Алинка. Расслабилась, решила, что тебя тут начинают принимать за свою? «Самка гигантского лемура» — вот ты для них кто. И навсегда останешься.

Я вздернула подбородок, не давая мокрой гадости пролиться из глаз.

— Ну и пора заканчивать этот фарс. Возжелалось королю выдать меня замуж — выйду. За того, кто меня не трогает и, вообще, индифферентен. И буду дальше жить, как жила. Так, Ежова, брюнетов долой, ты на них слишком падкая, хамов тоже в сад. Кто у нас остался? Только один необщительный тип — арвэ Рэндаллион. Я прищурилась, припоминая. Долговязый, внешность неброская, разговорчивость ниже нормы. Вот и славно. То, что доктор прописал. Слинял вот только… Ну ничего, завтра заеду к нему и предложу сделку. А с другой стороны, какого лешего мне ждать завтра? Приличии? Йени правильно отметил: я тут на особом положении. Дикого лемура. Требует кто-то от лемуров соблюдения этикета? Вот то-то же.

Чуть ли не вприпрыжку я покинула дворец и велела отвезти себя любимую к дому арвэ Рэндаллиона. Арвэ — очень высокий титул, и это плохо. Еще выделываться начнет. С мелким рианом было бы куда как проще.

О том, что мужчины может не оказаться дома, он изволит почивать, а то и вовсе проводить время не в одиночестве, я подумала уже стоя на крыльце внушительного старинного особняка.

— Ежова, хорош дрейфить! — успокаивала я себя. — Может, не может… Смотри…

Тук-тук-тук! Быстрее, чтоб не передумать, постучала я дверным молоточком. Вуаля! Проблемы, как говорится, на вашей стороне. А я просто стою и мило улыбаюсь.

Дверь открылась, и на пороге показался привратник. Он с удивлением оглядел меня, но все же поклонился и пропустил в холл.

— Добрый вечер. Чем я могу помочь, леди..?

— Леди Йезиовиэль, — покопавшись в сумочке, я вытряхнула оттуда свою карточку и вручила ее дворецкому, попутно еще раз поймав удивленный взгляд. Видимо, и он уже обо мне наслышан. — Мне нужно увидеть арвэ Рэндаллиона по очень срочному делу.

Вот так, срочному — и точка. Леди, знаете ли, среди ночи приспичило замуж.

— Одну минуту.

Дворецкий пошел с докладом, а я принялась изучать обстановку. Помпезно, светло, красиво, но холодно и не слишком уютно. Хрусталь, белый мрамор, рион (местный полупрозрачно-белый камень, здесь многое из него делают, от зданий до скульптур и отделочных материалов). Классика Королевства, короче.

— Чему обязан вашим визитом, леди Йезиовиэль…? — прозвучал безукоризненно вежливый, но сухой — чистый брют — мужской голос. Красноречиво опущенное окончание фразы «в три часа ночи» так и витало в воздухе. Я обернулась и имела удовольствие видеть, как арвэ Рэндаллион собственной персоной медленно снисходит до меня по лестнице, попутно застегивая манжеты белоснежной рубашки. Я внимательно его рассматривала. Ну да, так и есть. Высокий, тощий как жердь, волосы русые, лицо бледное, невыспавшееся. С чего бы, право?

— Доброй ночи, — мы, гигантские лемуры, тоже иногда тоже бываем вежливы. — Уважаемый арвэ, тут такое дело… Йен… в смысле Его Величество дал мне задание — выбрать себе мужа. И по доброте душевной предоставил список возможных вариантов.

Я залезла в сумочку и наглядно продемонстрировала замученную мной и жизнью бумажку

— Другие кандидаты мне не подошли. Остались только вы! — радостно объявила я. — И мне нужно знать, не собираетесь ли вы жениться в ближайшее время?

— Определенно, нет, — отрезал мужчина.

— Это очень хорошо! — еще больше обрадовалась я. — Если бы собирались, мне пришлось бы туго. Я вот тоже не горю желанием никуда выходить, но кто бы меня спрашивал. А Йе… го Величество уж если что решил, точно не отстанет.

Брови хозяина дома взлетели вверх, цепкий взгляд намекнул, что мои оговорки не остались незамеченными.

— Но раз все таким образом складывается, предлагаю нам с вами оформить официальный брак, и дальше жить, как и жили — в свое удовольствие. Вы только не подумайте, что мне от вас что-то нужно, у меня все есть — дом, деньги. Можем подписать брачный контракт..

— Подождите! — Рэндаллион жестом остановил мой поток красноречия. — Вы предлагаете мне на вас жениться?

— Да! — энергично закивала я — Чисто формально, конечно же.

— И почему именно мне выпала такая честь? — мужчина очень внимательно смотрел на меня, скрестив руки на груди.

— Потому что вы не в моем вкусе, — просто пояснила я, — да и я вам тоже вряд ли понравлюсь, а, значит, не будет неоправданных надежд. Вы не пускаете пыль в глаза и, надеюсь, за моей спиной не станете поливать грязью. Еще потому, что Йени никогда не делает ничего просто так. И раз уж вы попали в этот список, то и от вас не отстанет, пока вы не окажитесь перед алтарем (или что тут у вас вместо него). В конце-концов, — я опустилась на роскошную софу, кураж внезапно покинул меня, уступая место усталости, — это ненадолго. Природой мне отмерено не так уж много времени, намного меньше, чем исконным обитателям Королевства.

Я боялась поднять глаза и увидеть в обращенном на меня взоре всю ту же брезгливую жалость, которую уже не раз встречала у представителей высшего света. Но, как оказалось, «жених» разглядывал меня задумчиво, но не без некоторого любопытства.

— Все это, признаться, весьма неожиданно. Я могу подумать над вашим предложением? — наконец, произнес мужчина.

— Думайте, конечно, — пожала я плечами, поднявшись на ноги, — это дело нужное. Только не очень долго. И, пожалуйста, сообщите мне о своем решении, каким бы оно не было. Обещаете?

— Слово чести, — кивнул арвэ и молча проводил меня до двери. — Доброй ночи.

— Доброй, — эхом отозвалась я и поспешила к карете. Кажется, неплохо все прошло, и с этим человеком можно иметь дело. Но, елки-палки, как же я сегодня вымоталась.

Ответ от арвэ Рэндаллиона пришел через несколько дней. Письмом по воздушной почте. Я как раз заканчивала ежедневную экзекуцию — отрабатывала очередное «полезнейшее» заклинание под надзором представленного ко мне для этих целей занудного риана Гилфомиана. Что было, несомненно, необходимо (надо же осваивать те крохи магических способностей, которыми я здесь обзавелась), но до зубовного скрежета муторно и однообразно. Это вам не «Авада Кедавра» и палочкой трынь! Это даже хуже, чем линейная алгебра. Официально заявляю, что магия — самая нудная наука из всех, что я знаю.

Вот так я и страдала в компании своего мучителя, когда в открытое окно воздушной лодочкой влетел запечатанный треугольник письма и со стандартным сигналом повис рядом с моей правой рукой. Концентрацию я, конечно же, сразу потеряла, рисунок заклинания развалился к негодованию наставника, но я уже сцапала конверт и предложила закончить на сегодня наше занятие. Риан Гилфомиан без слов откланялся, но так зыркнул на меня, что стало понятно — завтра перед тем, как приступить к уроку, он лично проверит, надежно ли заперты все окна и форточки в комнате.

Письмо оказалось коротким.

«Легкости и процветания, леди Алина!

Я тщательно обдумал ваше предложение и вынужден признать, что оно имеет определенный смысл. Предлагаю предварительно назначить церемонию на третий день третьего месяца лета, а пока подробным образом описать основные требования и пожелания к нашему грядущему союзу.

С пожеланием благополучия вам и Королевству.

Лорд Виррэн Рэндаллион»

Ну что сказать, умеет мужик мысли излагать. И лицо не уронил, и предложение принял (но с неохотой… чует мое сердце, без Йени опять не обошлось), и рацпредложение внес, и даже простым обращением показал, что, мол, не надо церемоний, раз мы без пяти минут жених и невеста.

Третий день третьего месяца лета… То есть холостой жизни мне осталось чуть больше двух месяцев. Эх, надо успеть дела свои в порядок привести. А теперь вот еще «требования и пожелания» придумывай..

Я взяла чистый лист бумаги, автоматическое перо и принялась за работу. М-да, придется арвэ свыкнуться с мыслью, что эпистолярный жанр — явно не конек его будущей супруги.

«И вам не кашлять (зачеркнуто) здоровья и всего наилучшего, лорд Виррэн.

По поводу моих требований и пожеланий. Они таковы:

— Никаких поползновений (зачеркнуто) любовных отношений в браке. Исключительно здоровая дружба и уважение. Личную жизнь организуем кому как угодно, но так, чтобы это не выглядело открытым оскорблением для второй стороны.

— Не таскаться по балам (зачернуто) Не посещать светские мероприятия сверх необходимого минимума. Я бы хотела жить не на виду, а в провинции, на свежем воздухе.

— Не препятствовать моим увлечениям: спортивным тренировкам, выращиванию растений и разведению корриденов (последнее для меня чрезвычайно важно).

— Вне посещения светских мероприятий я оставляю за собой право выглядеть так, как мне удобно.

Я отложила перо и задумалась. Перед затуманенным взором мелькали белые, полупрозрачные на свет стригущие уши, легкие тонкие ноги, шелковые волнистые гривы, ярко-зеленые и голубые умные глаза в окружении пушистых бесцветных ресниц. Корридены. Местные волшебные лошадки. То немногое, что примиряло меня с жизнью в Королевстве. Интересно, как там они без меня? Я в очередной раз вздохнула. Только мы закончили строительство новых конюшен и заложили совсем еще молодой яблоневый сад (яблоки — любимое лакомство корри, те самые, медовые, янтарно-желтые), как Йени приспичило выдернуть меня в столицу по «важному и срочному делу». Конечно, управляющий ежедневно присылал мне отчеты и доклады, но это все не то… Так ладно, вернемся к письму. Я быстро накидала еще несколько строчек, поставила подпись и запечатала послание. Интересно, чем ответ лорд Виррэн.

Ответ пришел следующим вечером. Первая же фраза письма мне безумно польстила. «Признаться, я прибываю в некотором недоумении от вашего послания..», — было написано, и что-то мне подсказывало, что не так уж многие могут похвастаться тем, что повергли арвэ Рэндаллиона в подобное состояние. Далее мой будущий жених излагал свои требования и пожелания, и уже моя очередь наступила удивленно хлопать глазами.

Во-первых, лорд Варрэн желал оставить в тайне для окружающих фиктивность наших отношений.

Во-вторых, регламентировал приглашенных в дом гостей — не более пятерых в неделю. При этом минимум три дня каждой недели должны быть свободны от любого рода визитов.

В-третьих, от меня требовалось также не препятствовать увлечениям второй половины, а еще — удар ниже пояса — не соваться в его кабинет и мастерскую. И никаких тебе подробностей. Разумеется, я согласна была уважать чужое личное пространство, но врожденное любопытство тут же начало свою работу: была бы такая возможность, уже бы шагала на цыпочках к его кабинету. Впрочем, кое-какие способы добыть информацию имелись. В конце письма лорд Рэндаллион упоминал, что лично обсудить подробности мы сможем через несколько дней — на очередном балу во дворце в честь грядущего праздника Начала Лета. Вывод? Правильно: придется опять переться на бал.

Бал прошел на удивление отлично. Впервые я прибыла туда с конкретной и понятной целью, не ожидая всяких чудес, внимания и особенно не задумываясь о том, какое впечатление о себе оставлю. Ну, почти. А еще у меня (опять же, впервые) был самый настоящий кавалер. Лорд Варрэн вел меня в танце (где же еще поговорить-то без лишних ушей), отвечал на мои вопросы, приносил прохладительные напитки, а вот колоться на тему своих увлечений отказался наотрез, как я не убеждала. А я старалась, даже настращала его страшными сказками о Синей Бороде.

— Леди Алина, вы можете быть уверены, что останков бывших жен в моем доме нет, — улыбнулся Варрэн. Чем обрек себя на целую гору новых вопросов: «а где тогда есть?», «а нет, потому что и не было, или потому что вы вовремя от них избавились?»… А под утро, провожая до дворцового крыла, где находились мои комнаты, арвэ Рэндаллион вручил мне коробочку с совершенно изумительным кольцом.

— Наденьте его. Это подтвердит для остальных серьезность наших намерений, — и мужчина откланялся.

Время бежало неумолимо. За следующие два месяца мы еще несколько раз беседовали с Рэном, бессчетное число раз переписывались и даже ездили вместе в его имение выбирать мне свадебный подарок (им оказались два жеребенка корри — лучших, если не во всем Королевстве, то на землях Рэндаллиона точно). От радости я сама скакала рядом с ними словно третья лошадка. Можно твердо сказать, что подарок удался на славу.

В общем, к третьему дню третьего месяца лета я уже не ругала Йени за его бестолковую затею. Временами даже, наоборот, мне казалось, что все к лучшему.

А в день нашей свадьбы было мне откровение. Стоя у алтаря рядом с Рэном, я вдруг поймала себя на мысли, что теперь воспринимаю его совсем иначе. Не долговязым — но высоким и элегантным, не блеклым — но наделенным сдержанной классической привлекательностью. И серые глаза, смотрящие на меня, казались ярче самых сочных драгоценных камней. В общем, я поняла, что попала.

— «Самка гигантского лемура», Ежова, помнишь? Не смей тут растекаться грязной лужей!

После церемонии и всех положенных светских процедур я удалилась в свои новые комнаты в особняке Рэндаллионов и там надралась до белых чертиков предусмотрительно захваченным с собой бренди. Вволю нарыдалась о загубленной жизни своей, о том, что опять втрескалась не в того парня, да еще и замуж за него вышла. Даже «Ой, цветет калина» распевала, сидя на подоконнике, и, кажется, «Черного ворона»… Но последнее не точно.

В себя пришла к следующему вечеру. На столике рядом с кроватью заметила поднос с хрустальным бокалом, наполненным прохладной водой, несколько таблеток и тарелку со свежайшими сэндвичами. Все выпила, съела (и сразу воспрянула духом) и постаралась не думать о том, как вся эта красота попала ко мне в комнату. Жизнь продолжается!

Следующие дни прошли тихо-мирно. Меня никто не трогал (за исключением риана Гилфомиана, но этот зануда и мертвого достанет своими нотациями). Единственное, завтракать и ужинать теперь приходилось в компании своего супруга, но при желании и этого можно было избежать. Вот только желания такого не было. А вот другие, неприличные, так и множились. Бороться с ними было крайне сложно. В конце концов в голову мне пришла вполне неплохая (как мне показалось) идея, и я решила приступить к ее реализации с утра пораньше, не откладывая дело в долгий ящик. Сказано — сделано.

Когда я спустилась к завтраку, муж уже приступил к дегустации блюд. Но при виде меня встал, улыбаясь и помогая супруге расположиться за столом, как и положено благовоспитанному арвэ. Я поковырялась для приличия в своей тарелке, хотя есть и не хотелось совершенно, а затем тихонько начала..

— Рэн, я хотела бы с тобой поговорить.

— Конечно, слушаю тебя внимательно.

Я покосилась на стоящих у стены прислужников, готовых по первому знаку броситься на помощь: что-то подать, убрать или заменить.

— Алина, теперь это твой дом. Здесь ты можешь спокойно здесь обсуждать все, что захочешь — произнес супруг, заметив мою неловкость.

Ну, раз так, то ладно. Ему лучше видно. Я набрала побольше воздуха:

— Ввиду специфики наших отношений, — громко возвестила я, — я хотела попросить у тебя совета по выбору для себя любовника.

Вот так, чего долго ходить вокруг да около..

— Та-а-ак! — мужчина мигом поднялся со своего места и, резко обернувшись к слугам, приказал, — Выйдите!

Ну вот… А я, между прочим, намекала.

— По поводу чего ты хотела посоветоваться? — спросил Рэн, когда мы остались одни в зале. Нехорошо так спросил — ласково, душевно, опершись руками о стол.

— Любовника, — любезно напомнила я. — Видишь ли, для здоровья молодому женскому организму совершенно необходим любовник.

— Неужели? — голос моего собеседника так и сочился медом.

— Да-да, — со знанием дела покивала я и тут же развела руками, — но не могу же я завести не пойми кого, это может повредить твоей репутации. Поэтому мне нужен совет..

— А чем же твой молодой женский организм не устраиваю… — начал было он с напором, практически нависая надо мной аки кобра над тушканчиком, но увидев панику в моих глазах тут же сбавил обороты: замолчал и сделал шаг назад. — Любишь же ты все усложнять, Алина… Ну, хорошо, будь по твоему.

Он вернулся на свое место и как ни в чем не бывало продолжил завтрак.

— Вечером предоставлю тебе список подходящих кандидатов, — наконец произнес он, как-то странно на меня поглядывая. — Все, как тебе нравится.

— О, это было бы чудесно! — аппетит так и не появился, да и настроение отчего-то окончательно испортилось. — Буду с нетерпением ждать.

День тянулся как свежая жевательная резинка, прилипшая к подошве. Чем я только себя не занимала: и гуляла, и даже пробовала самостоятельно позаниматься магией (видел бы Гилфомиан, его бы удар хватил), и навещала малышей корри, и делала очередную попытку забраться в кабинет мужа. Последнее, надо сказать, было абсолютно бесполезным делом. Когда Рэн отсутствовал, он навешивал на кабинет такую защиту, что это надо совсем с головой не дружить, чтобы туда соваться. А отсутствовал он сегодня весь день — сразу же после завтрака отчалил куда-то по делам. Короче говоря, за день я вся извелась и к ужину спускалась с одной мыслью: «Пусть все это уже поскорее кончится, и я смогу уехать к себе, в глубинку, к корри и яблоням, как и планировала».

За ужином Рэн так спокойно и непринужденно вел беседу, с таким аппетитом ел, что мне не один раз хотелось ткнуть его вилкой в руку. Благо сидели мы далеко друг от друга, и предаваться злобным мыслям я могла сколько угодно, не рискуя никого травмировать. Но все мое дурное настроение слетело как плохо закрепленная вуаль, когда муж произнес:

— Алина, пойдем-ка в мой кабинет, нам надо кое-что обсудить.

Когда это я отказывалась побывать в самой загадочной комнате этого дома? Да еще если приглашают. Да я уже одной ногой там!

Не знаю, что я ожидала обнаружить в кабинете, но явно не то, что там было. На маленьких столиках и длинных гладких столешницах горками, кучками и по отдельности лежали мелкие шестеренки, винтики и прочие детальки. Стеллажи из стекла и риона сплошь были уставлены различными механизмами — от причудливых часов до моделей кораблей и странных, похоже, летающих, аппаратов.

— Ого! — только и сказала я.

— Присаживайся. — безукоризненным жестом указал на мягкое темно-зеленое кресло Рэн. — Только попытайся, пожалуйста, не смахнуть ничего. После того, как горничная несколько месяцев назад решила навести здесь порядок, я до сих пор не могу найти все недостающие элементы.

— Держи! — Он протянул мне закрученный в свиток лист, перевязанный красной лентой. — Заверено лично Его Величеством.

С нехорошими предчувствиями я развернула бумагу. «Список возможных любовников леди Алины-Виктории Йезовиэлль, арвиэллы Рэндаллион». Капец какой-то… Ладно, полюбопытствуем.

Номер один — Арвэ Рэндаллион. Я пристально посмотрела на своего собеседника. Тот безмятежно наблюдал за мной. Хм… Дальше. Номер два — Лорд Виррэн Альдор. Я снова уставилась на мужа. Тот подпер щеку рукой, продолжая пялиться на меня с благостной улыбкой.

Дальше шли: советник по защитной магии при Его Величестве, глава комиссии по особо опасным магическим устройствам и некий риан Далиан, изобретатель. На этом список заканчивался и утверждался размашистой подписью Йени и большой королевской печатью в придачу. Уж их-то я ни с чем не спутаю. Откуда-то послышалось глумливое хихиканье. И я решила проверить свои худшие подозрения.

— Это же ты! — обличительно воскликнула, тыча в пункт с «советником».

— Да-а-а, — сладко потянул подлый интриган. — Более того, не поверишь, глава комиссии — это тоже я.

— Ну знаете ли… А вот последний пункт … изобретатель?

Улыбка арвэ Рэндаллиона стала совершенно невыносимой.

— Зачем тебе чужое имя? — вознегодовала я.

— Для участия в научных выставках. Арвэ негоже заниматься такими вещами, а вот мелкопоместному риону Далиану как раз впору. Ну так что, кого-то уже выбрала?

— Да ты, да вы… — я аж задыхаться начала от возмущения. Вскочив с кресла, отбежала от этого опасного человека подальше. — Оба хороши. Так нечестно!

Рэн в мгновение ока оказался на ногах.

— Да, Йени предупреждал, что к собственному счастью тебя придется волочить на аркане, но…

Только я вознамерилась в знак протеста покинуть кабинет, как уплотнившаяся воздушная подушка внезапно поддала мне по мягкому месту так, что я чуть не ласточкой влетела Виррэну в объятия. А тот, не будь дурак, меня и ухватил покрепче.

— Во балда! — раздался серебристый смех Йени над ухом. — Что бы ты без меня делала?

— Жила бы счастливо и в ус не дула — буркнула я, но выбираться из объятий не спешила, в них оказалось очень уютно и спокойно.

— Ну и зачем тебе все это? — собрав брови в кучку, требовательно обратилась к все еще улыбающемуся Рэну.

— Как зачем? Где я найду еще одну такую бойкую, энергичную деву, которая, к тому же, терпеть не может светские забавы? — удивился он и добавил уже серьезно: — И еще затем, что я не хочу больше ощущать свою беспомощность, стоя полночи у закрытой двери, за которой плачет любимая женщина. После свадьбы с тобой плачет.

И он поморщился, отгоняя неприятные воспоминания. А я зависла. В голове крутилось только одно слово… то самое, на букву «лю».

— Я храплю во сне! — вместо этого заявила неожиданно для себя.

— Я постараюсь это пережить, — улыбнулся муж и утвержденный любовник. — По счастью, сплю я довольно крепко.

Вот и конец всей этой истории.

Ах да, чуть не забыла. Переживания по поводу моего короткого человеческого века пресек на корню Йени, так и не сделавший до сих пор мне подарка по случаю свадьбы.

— Прости меня, Виррэн, — задумчиво сказал Его Величество, с сочувствием глядя на мужа, и тыкнул царственным пальцем в мою сторону: — но терпеть это недоразумение тебе теперь придется долго. Может, ну ее?

— Ни за какие сокровища Королевства, — улыбнулся муж.

И Йени взмахнул рукой.

— Что ж, сам виноват. Ну, живите долго и счастливо! Так ведь говорится в твоих дурацких сказках?

Старые сказки Королевства

По вечерам, когда только-только начинает темнеть, бабушка Найя разводит костёр. Вешает над ним большой котел и начинает готовить наваристую рыбную похлебку. Крошит овощи, добавляет крупу, сыпет соль, пробует, снова подсыпает, кидает в кипящую воду пучки духмяных трав. А как огонь прогорит, а похлебка уварится, бабушка Найя закапывает в угли картошку. И это знак окрестной детворе — они уже тут как тут, рассаживаются на бревнышках вокруг костра и ждут, ерзая от нетерпения. Нет в округе похлебки вкуснее, чем у старой Найи, и историй интереснее.

Урчит в животе у вечно голодного Каста, смеётся над ним рыжая Сахинка, а маленькая Марика замирает под боком у старшей сестры и боится упустить хоть одно слово.

— Ну что, наелись, озорники? — спрашивает Найя, когда стук деревянных ложек о тарелки затихает. Наступает время печеной картошки да сказок.

— Что же вам сегодня рассказать-то? — задумчиво произносит Найя, передавая мальцам горячие, в угольной корке, картофелины.

— Бабушка, давай про старых Королей — просит Арыся, а остальные пострелята восторженно поддакивают. И яркие угольки костра звездами отражаются в широко распахнутых глазенках.

— Опять про них? И дались вам эти Короли, будто других историй нет, — ворчит старуха (а если приглядеться повнимательнее, то и не старуха вовсе, так… не очень молодая женщина). Но даже Марика знает, что она просто так бурчит, для порядка. Эту сказку она сама любит и каждый раз рассказывает ее чуть иначе. Обрастает история новыми штрихами и подробностями.

— Да что с вами поделать, — машет рукой Найя. — Слушайте, сорванцы.

Давным-давно, когда земля была пропитана чарами, что слоеный пирог сладким кремом, а эльны по силам были почти равны богам, не было над ними правителей. Но земель прирастало, эльнов становилось все больше, а отношения меж ними все запутанней. И стало понятно, что нужны те, кто может направлять да указывать верный путь, иначе все созданное погрузится в хаос. Но вот беда — каждый считал себя достойным править, никто не хотел подчиняться. Начались ссоры, смертоубийства. Земля стонала от боли, ветер пропах горьким пеплом и кровью, небо солеными дождями оплакивало неразумных своих детей. Тогда вмешались боги и рассудили так:

— С тех, кому многое дано, многое будет спрошено. За великую судьбу и плату возьмем мы немалую — жизнь, ибо нет ничего ценнее. Каждый, кто хочет править, должен возлечь на алтарь из риона и собственной рукой пронзить себе сердце. Пусть жребий определит, кто вернется к нам Королем или Королевой, а кто обратится в камень на веки вечные.

Остановились эльны в недоумении, прекратились тут же битвы, ибо плата была страшна. Но находились среди них те отчаянные, которые не побоялись. Восходили они на алтарь и лишали себя жизни. Много их было, не один десяток. Жребий бросала богиня судьбы. Плакала, билась в слезах — там на алтаре лежали и ее дети — но ничего не могла изменить. Только пятеро прошли испытание и вернулись, остальных похоронили с почестями. Те пятеро и стали первыми правителями. Пять легендарных правителей Королевства — три короля, две королевы. Говорят, что вернул жребий самых достойных. Так ли это, кто сейчас скажет.

Одно знаю. Эльны беспрекословно слушали своих Королей и Королев. А те правили мудро и справедливо, ко врагам же были жестоки и безжалостны. Однако, не смогла богиня судьбы простить гибели своих детей. Страшные проклятия наложила она на каждого из правителей. Какие точно — никто не знает. Поговаривают, что одному из Королей предрекла она хоронить всех детей его, сколько бы не рождалось их на свет. А самой прекрасной из Королев — что никогда не ответит на ее чувства тот, кого полюбит она сама. Разгневались остальные боги за такое самоуправство и решили наказать Судьбу — не столь могущественна она теперь, как была раньше. Постаревшая и низвергнутая, вытаскивает она жребий каждому эльну. Да и тот, порой, обойти можно, если поразмыслить хорошенько. Только сделанного вспять не воротишь, и проклятия брошенные не снимешь. Так и маются Короли и Королевы с тех пор.

— Как, бабушка, разве они еще не умерли? — удивляется Сахинка.

— Умерли они еще тогда, на алтаре, — задумчиво проговорила Найя, набивая табаком тонкую длинную трубку. — С тех пор смерть не властна над ними. Где же они теперь? Никто не знает. Но ходят слухи, что когда пришло время богам покидать наш мир, старые правители заняли их место. Сверху смотрят, наблюдают и вмешиваются в наши дела лишь изредка. Хотя нет-нет да и появляются то тут, то там рассказы о дивной красоты женщинах и полных благородства мужчинах, появляющихся из ниоткуда и живущих среди нас. Уходят они так же неожиданно, как и пришли. И никому, из тех, кто видел их хоть раз, не удается их забыть.

— А зачем они приходят? — подается вперед самый старший из слушателей, Вирэд. Скоро усы начнут расти, а все сказки любит.

Старая Найя долго смотрит перед собой, медленно выпуская уголком рта струйку сизого дыма.

— Я так думаю, что за теплом, — наконец говорит она. — Холодно им там и одиноко без любви и страстей простых смертных. Поэтому и тянет их к нам, как продрогших путников к огоньку.

— Вот бы посмотреть на них, — зачарованно лепечет Марика.

— Тьфу, глупая, — тычет в бок ее сестра, — чего не хватало! Мамка говорит, встреча такая не к добру.

А Найя ничего не говорит, смотрит рассеянно сквозь табачный дым. А что видит за ним, не рассказывает.

Так проходит время. Каждое лето собирает Найя вокруг себя детей. Соседи привыкли, пусть себе собирает, — и детям занятие, и Найе отдушина. Единственный-то сын ее погиб несколько лет назад, никого у нее не осталось. Год идет за годом. Уходит в стражники Вирэд. Выходит замуж в соседнюю деревню Сахинка. Открывает в городе свою пекарню Каст. И только Марика — уже совсем не малышка, а красивая светловолосая девушка — так и ходит к костру послушать истории про старые времена.

— Не к добру это, — вздыхает время от времени ее мать, молочница Шинна. Но и она машет рукой на дочкины причуды, когда та после долгих раздумий принимает наконец настойчивые ухаживания купца Дирэла. В конце-концов, свои дети пойдут, глядишь, и не до сказок будет.

Но с детьми у молодых не ладится. Отвернулись боги. Правда, Марика и не тужит особо, а к Найе на посиделки как бегала, так и бегает.

Еще год проходит. Собираются как-то парни и девки в соседнее село на праздник самой короткой ночи. Дирэл в ту пору в городе находится по торговым делам, а Марика совсем от скуки мается. Свекровь ее и подговаривает ехать с подругами на праздник — все лучше, чем с детворой сидеть да старческие бредни слушать.

Праздник удается на славу. Костры горят ярко. Марика с подругами набирают охапку самых красивых цветов, плетут из них венки да ожерелья или прото заплетают в косы. А как вечер наступает, собираются в круг и начинают танцевать. Лихо да весело.

Никто потом не помнил, откуда он взялся. Вот не было его — а вот уже стоит у самого круга. Высокий, широкоплечий, а стан тонкий и гибкий, как у девицы. Длинные черные волосы блестящей гладью падают на плечи. Лицо словно из мрамора вырезано да солнцем расцвечено. И смотреть невмочь — и глаз отвести не выходит. Рубаха на нем простая, небеленая, а смотрится богаче шелков да бархата. Остановился напротив да наблюдает из-под опущенных ресниц, как девушки пляшут.

А когда поднимает взгляд, у Марики сбивается дыхание. Темно-синие — как сумеречное летнее небо — омуты смотрят ей в самое сердце. Так и глядит на нее, не отрываясь, словно других плясуний и нет рядом. А Марика танцует, как никогда в жизни. Пятки еле касаются земли, косы распущенные вьются вокруг золотыми воздушными змеями. И сердце так стучит, что вот-вот из груди вырвется. И на незнакомца, конечно, посматривает.

А тот прикрывает ненадолго глаза, и по лицу его тень пробегает. А когда снова смотрит на девушку, взгляд его уже безмятежен, только лицо словно льдом приморожено. И Марике становится тревожно. Так не смотрят на хорошеньких девушек. Так смотрят, когда примиряются с неизбежным или идут на верную смерть.

Но тут незнакомец плавной, тягучей походкой входит в круг, не отрывая взгляда, кланяется и, улыбаясь ласково и приглашающе, протягивает ей руку. Марика приглашение принимает. Тут же меняется музыка. Из разбитной и веселой становится размеренной и немного торжественной. И Марика с незнакомцем идут в танце по кругу, рукав к рукаву, плечико к плечу. Пахнет от него драгоценной смолой, свежим ветром и зелеными листьями. Сколько длится их танец, Марика не знает. Ничего не помнит, видит перед собой только синюю ласковую бездну, черный шелк волос и белый мрамор кожи. А когда приходит в себя, оказывается, что кроме них двоих здесь и нет никого. Да и сами они уже не в соседней деревне, а на лесной поляне, и музыка словно с неба льется, а воздух не то с хрустальными, не то с серебряными струнами перевит. И Марике совсем не страшно. Как можно бояться, когда он рядом, и все идет так правильно. Она несмело касается алебастровой щеки. И мужская ладонь бережно накрывает ее пальчики.

Она помнит малину. Крупные темно-розовые ягоды у нее на ладошке. Она протягивает их ему, тот смотрит лукаво и ласково, наклоняется, не отрывая взгляда, глаза в глаза, и нежно берет губами малину прямо с ее руки. И Марику совсем не удивляет, что для малины-то сейчас не время — кусты только-только покрылись цветами. Потом — поцелуй с малиновым вкусом, бархат кожи под пальцами, ночное небо, так похожее на его глаза, жаркий шепот, прохладный ковер из трав и то извечное, нутряное желание, что заставляет двоих сливаться в священном ритуале.

Она просыпается на его плече. Он не спит, рассматривает ее с такой безнадежной тоской, что тревога снова охватывает все ее существо.

— Как тебя зовут? — спрашивает Марика просто чтобы не молчать, чтобы чем-то заполнить эту гнетущую тишину.

— Эорданн, счастье мое, — грустно улыбается он, заправляя ей за ухо непослушную золотистую прядку.

— Э-ор-дан-н-н, — по слогам повторяет Марика и замечает, как прикрывает он глаза, жадно впитывая звуки ее голоса, словно иссушенная земля легкий летний дождь.

— Забери меня с собой, — с тающей надеждой просит девушка.

— Если бы я только мог, сердце мое, — пальцы его судорожно сжимаются кулаки, а взгляд полыхает такой застарелой болью, будто Марика ткнула пальцем в давнюю рану.

Он провожает ее до дома, и каждый шаг ложится на плечи девушки тяжелым камнем. Не думает она о родных, о том, как объяснит им свое отсутствие. Единственная мысль, которая ее занимает — как ей жить без него.

— Зачем тогда ты пришел, зачем позвал меня? — шепчет Марика, и слезы катятся по щекам.

— Я пытался не тревожить тебя, радость моя, — отвечает Эорданн странное. — Но так выходит еще хуже.

Он нежно берет ее лицо в свои ладони, бережно убирает слезинки.

— Не плачь, не множь печаль. Как бы горько не было, знай, что я теряю в два раза больше. Ступай, жизнь моя, я не умею оглядываться.

И Марика идет через поле на негнущихся ногах и знает, что он смотрит ей вслед. До последнего смотрит, пока не исчезнет ее фигурка, не растворится среди деревенских домиков и заборов.

Домашние охают, увидев девушку, за сердце хватаются. Никто ни о чем не спрашивает, свекровь только всплакивает чуть: «Три дня тебя не было, деточка». Дирел ходит хмурый, смотрит тяжело, но и он не задает ей ни одного вопроса.

А Марика мается. Тошно ей сидеть дома, невыносимо ходить по улицам, где все смотрят на нее жалостно, как на смертельно больную. Берется она помогать местному травнику, собирать в лугах да лесах целебные растения. Все не в четырех стенах сидеть. И хорошо у нее дело спорится, нужная травка так и ластится, так и льнет к рукам. А к ночи тоска наваливается, и сны Марике снятся тяжкие, непонятные. То видит она себя благородной дамой в шелковом старинном платье, расшитом серебром. Вьются медовые кудри, струится шелк одежд, когда она скачет на белом корридене, вольная как ветер. И рядом, бок о бок, едет Эорданн. Одет он в старинный бархатный камзол, и корриден под ним грозен и статен. То она нищая бойкая ромайка, из тех, что вечно скитаются по свету табором, то черная молельщица, ушедшая от мира, то южная красавица, чье лицо скрыто под легким покрывалом, то грозная воительница с обветренным лицом и короткими, по мужскому образу, волосами. И всегда рядом он — появляется летней грозой, безжалостным ураганом прокатывается по ее жизни, смотрит так же печально и исчезает в никуда. Но хуже всего те сны, когда он не приходит вовсе. Тогда внутри растет тугой комок, она все ждет чего-то, чему нет названия, мается, плачет ночами о чем-то несбывшемся, и в конце-концов, не выдержав муки, сходит с ума и зовет к себе смерть.

После таких снов Марика бежит в лес или к реке, туда, где никого нет в ранний предутренний час и зовет его по имени, сначала шепотом, а потом и в голос, надломленным чаячьим криком. Но он не появляется, только легкий ветерок обнимает ее лицо и смахивает слезы.

А через месяц она узнает, что ждет ребенка. И радуется, и еще сильнее тоскует. И все вспоминает его слова «как бы горько небыло, знай, что я теряю в два раза больше».

А еще через месяц приходит Марика, иссохшая от печали своей, к старой Найе в дом. И спрашивает, уже ни на что не надеясь:

— Расскажи мне, бабушка, о старых Королях. Чем прокляла каждого из них злая Судьба?

Найя долго смотрит на нее, дымит трубкой, и руки ее дрожат.

— Всего я не ведаю, — говорит-выдыхает она наконец. — Но знаю того, кто может помочь. Идем.

Встает старая женщина, откладывает трубку, крепко берет Марику за руку и ведет ее через поле, через лес к реке, за которой начинаются Черные горы. Долго идут они, тяжело дается дальний путь бабушке Найе, и добираются они до реки, когда солнце уже начинает клониться к окоему. Здесь переводит старуха дух, собирается силами, еще крепче вцепляется скрюченными пальцами в руку девушки и начинает звать.

— Кедиэрн, приди ко мне, — кричит она долго и хрипло, то умоляя, то требуя, словно имеет на то право. И когда почти выбивается из сил, Марика видит, как с горы на той стороне реки спускается мужчина. Грозный, могучий, багряные волосы его подобны кровавым ручьям, серые глаза блестят сталью и лицо его суровое прекрасно и страшно одновременно.

— Здравствуй, Найя, — громом рокочет его голос. — Не думал я, что простишь ты мне гибель нашего сына.

— Я не простила, — отвечает резко Найя, белая как полотно. — Но прошу у тебя помощи, о Воин!

И второй рукой — откуда только силы взялись — старуха подталкивает девушку в спину. Та выходит, кланяется до земли, и, хоть и подкашиваются ноги от страха, голос ее звонок и чист.

— Приветствую, о Яростный! Прошу, скажи мне, чем прокляла богиня Судьбы Эорданна?

Воин переводит свой взгляд на Марику, и ужас накрывает ее, едва держится она, чтобы не опуститься на колени, но старуха бросается вперед и загораживает ее собой.

— Не бойся, моя Найя, — говорит мужчина, и звон клинков слышится в его голосе, — не обижу ее и на вопрос отвечу. Когда раздавала богиня нам свои проклятия, Хранитель был последним. Самые страшные предсказания были уже произнесены, и решила сумасшедшая Судьба над ним покуражиться. Знала она, что Хранитель единственный из нас всех отдал свое сердце смертной эльне и придумала вот что: «раз за разом ты будешь искать ее, а найдя, сам отталкивать ее от себя, иначе жизни ей не будет.» Но и этого ей показалось мало. Захохотала безумная и добавила «сможет она избавить тебя от проклятья, если принесет тебе сердце вашего ребенка. Выбирай, Хранитель». Знала, что никогда не согласится он заплатить такую цену. Знала и радовалась.

Как громом пораженная стоит Марика, все мысли вылетают из головы, и находит на не странное спокойствие. С поклоном благодарит она Грозного за рассказ, поддерживает дрогнувшую Найю, когда та прощается с Воином. Только один вопрос задает, когда добираются они, заморенные до деревни.

— Бабушка, почему ты не простила его?

— Ай! — устало плещет на нее рукой Найя. — Давно не держу я зла на Кадиэрна. Но зачем ему, Воину, горькая старуха?

И снова день бежит за днем, золотая осень сменяет лето, но и сама уступает черед снежной холодной зиме. Тяжкие сны не беспокоят больше Марику, становится она спокойна и ласкова. Лишь время от времени задумается о чем-то, словно тучка солнышко заслонит. А когда только-только начинает таять снег, появляется на свет у Марики дочка. Златовласая с темно-синими, до черноты, глазами. Марика сама дает ей имя — странное, на ромайский лад, и все время проводит у детской кроватки. А как окончательно оправляется она от родов, одевается в шубейку, заворачивает малышку в одеяльце и выходит попрощаться. И снова ничего не спрашивает Дирэл, только обнимает на прощание.

С ребенком на руках идет Марика через поле к лесу, в самую его глубину, на ту поляну, где летом росла самая вкусная на свете малина. Не видит она ничего перед собой, и руки дрожат то ли от тяжкой ноши, то ли от страха.

— Эордан, — шепчет она, — Эорданн! — кричит громко, и ветер подхватывает ее крик и уносит далеко-далеко. — Я принесла тебе сердце… нашего ребенка.

Завывает ветер, бросает ей в лицо колкую ледяную крошку, но не чувствует этого Марика, потому что тот, кого она звала, выходит ей навстречу. И взгляд его сейчас страшнее смерти.

— Ну же, на! — протягивает она ему сверток, улыбаясь, вкладывая в эту улыбку все светлое, что в ней есть, и слезы ручейками стекают по щекам. — Я принесла тебе… Иллойэ… - «сердечко»..

Как зачарованный подходит к ней Хранитель, не веря, заглядывает в сверток и смотрит в детские глаза, так похожие на его собственные. На мгновение опускает он веки, и невозможная тяжесть спадает с плеч его, теплеют черты лица, словно река просыпается от многовекового сна и разбивает ледяные оковы. И когда он вновь поднимает глаза на Марику, она окунается в глубокое, темно-синее безудержное счастье.

Весна в этом году приходит неожиданно рано, пышная, буйная. Такого количества цветов, таких душистых трав и яркой зелени не припомнят даже старики. А из тростника, выросшего в эти дни, получаются флейты столь мелодичные, что способны развеселить даже самое печальное сердце. Бабушка Найя, лукаво прищурясь, говорит, что без колдовства здесь точно не обошлось.

Дикие сказки Королевства

Лучик утреннего осеннего солнышка весело пробежал по гладкой поверхности стола, по белому в цветочек одеялу, немного запутался в темно-русых прядях волос и, в конце-концов, довольный, уселся на чуть тронутую золотистым загаром щеку Айры. Девушка довольно улыбнулась, ресницы ее дрогнули, глаза сонно распахнулись. Так она лежала, разнеженная и безмятежная, слегка потягиваясь, ровно пять биений сердца. Именно столько потребовалось голове, чтобы подбросить в эту утреннюю благодать воспоминания о вчерашнем позорном проигрыше и предстоящем наказании, которое придется нести сегодня. Утро сразу же потеряло все свое очарование.

— Твою ж матушку, — простонала Айра, закрыв глаза ладонью. — Лучше б я сквозь землю провалилась.

Вылезать из-под одеяла никуда не хотелось, а хотелось свернуться клубочком и захныкать, кляня собственную глупость, а также всех чешуйчатых гадов вместе взятых. А еще лучше — снова уснуть. Просто спать и ни о чем не думать. Однако Айра была уже не столь наивна, чтобы не понимать, что это только усугубит ситуацию. Вот чтоб она хоть раз еще поспорила с Задавакой Глейдом! Да ни за какие коврижки! А ведь друзья ее предупреждали, но поди ж ты! Она ведь самая умная. Ага, на четвертом курсе, а Глейд-то с пятого.

Но, Пресветлая, она так была уверена в своем заклинании, она десять раз все проверила и перепроверила… Абсолютный, совершенный замкнутый контур. Он должен… просто обязан был выдержать. А Глейд снес его чуть ли ни одним щелчком пальцев. Если бы все происходило в реальных боевых условиях, Айра, вне всякого сомнения, потеряла бы пациента. Вообще без вариантов. А хуже всего, что дело происходило на полигоне и все, почти все (кроме отродья, конечно, ему на полигоне делать нечего) видели ее позор. И, конечно, Задавака Глейд не был бы собой, если бы не заставил ее испить до дна всю чашу унижения. Да еще и наказание придумал — хуже некуда. И вот сегодня в столовой, снова в присутствии целой толпы (кто же пропустит такое зрелище) ей опять придется унижаться, на сей раз перед отродьем.

Айра была близка к тому, чтобы расплакаться, остановила только злость. Видит Пресветлая, не дождутся они ее слез! Перенесет все, как полагается истинной Мортиэль — с гордо поднятой головой. Вот!

С этими мыслями Айра и собиралась. Платье выбрала строгое, без баловства, косы уложила в высокую прическу и вышла, расправив плечи, нацепив на лицо вежливую полуулыбку.

В столовой народу собралось куда как больше обычного. Почти все, кто видел девушку, ухмылялись, делали ей подбадривающие знаки, некоторые пихали в бок менее наблюдательных приятелей. Вира, Эльден и Дея стояли особняком, хмуро разглядывая остальных. Увидев подругу, они хотели было кинуться к ней, но Айра улыбнулась и покачала головой. Сейчас искренние слова поддержки только помешают ей, легко разрушив маску невозмутимости, которую девушка и так с трудом удерживала.

В глубине зала Айра заметила Глейда вместе с Лиррой — первой красавицей Университета. Глейд предвкушающе поиграл бровями и махнул рукой в сторону, мол, тебе туда, давай-давай. Айра посмотрела в указанном направлении и увидела отродье.

Издали его можно было принять за простого эльна. Правда, смуглого и не слишком высокого, но вполне симпатичного — стройного, гибкого, широкоплечего с темными волосами остриженными непривычно коротко — чуть выше плечей. Но все это впечатление улетучивалось как дым, стоило только увидеть его глаза — темные до черноты, в глубине которой, подсвеченный каким-то необъяснимым сумрачным пламенем, бился зрачок. Вертикальный, как у змеи. И сам взгляд этих страшных глаз — внимательный, тяжелый, холодный… звериный. И-Драйг Гох — искусственно выведенные твари, противные самой сути мироздания. Как только Воин допустил такое на своей земле? Пресветлая вот никогда бы подобного не потерпела.

Несколько веков назад среди Скалистых Гор горстка сумасшедших, возомнивших себя равным богам, начали чудовищный эксперимент. Они проводили кровавые обряды, с помощью магии сращивая тела и ауры подопытных эльнов с животными, наделенными магической сущностью. Хотели вывести идеальных бойцов, убийц, создать поистине непобедимую армию. И так как власти и возможностей у этих «творцов» было довольно, то и в «расходном материале» недостатка не было — сколько крови было пролито, сколько народа и зверья погибло в страшных муках, никто бы не взялся сказать. Но в итоге они достигли своего: создали тварей быстрых, смертоносных, выносливых, способных принимать звериных облик. Не учли одного — твари оказались очень хитры и злопамятны. Долго притворялись они послушными игрушками в руках своих создателей, а, дождавшись удачного момента, восстали против них, отомстив жестоко и страшно. После чего ушли высоко в горы и стали жить обособленно, люто расправляясь с теми, кто пытался посягнуть на их территории.

Опасные, дикие, но очень умные животные в обличии эльнов — так к ним всегда и относились. И только в последнее время И-Драйг Гох признали, пусть и искусственной, но полноценной расой. Начались дипломатические отношения между ими и эльнами, а теперь вот, впервые в истории, одно отродье было приглашено учиться в лучший университет Линтона — ближайшего к Скалистым горам крупного города Королевства.

Ойхо — он называл себя именно так. Ни полного имени, ни имени рода… настоящий дикарь. Приезд его вызвал небывалую суматоху — всем хотелось посмотреть на отродье, но были и понятные вопли возмущения: что если эта тварь, рожденная убивать, накинется на кого-нибудь? И это еще больше подстегивало любопытство.

Поэтому когда Айра с друзьями, наконец, увидели этого Ойхо, испытали что-то схожее с разочарованием. Неужели это и есть то опасное, — вот этот загорелый темноволосый парень в самом обычном дорожном костюме и сапогах? До тех пор, пока не посмотрели в его глаза. Дея, столкнувшаяся с отродьем как-то в коридоре, в ужасе рассказывала: «Он мне вежливо поклонился, а потом как глянет глазищами своими — и кажется, все-все про тебя знает, до донышка. А я перед ним как мышь перед змеей… жутко до чего».

Но и это не сразу охладило всеобщий интерес. Женское кокетство — штука очень живучая, особенно замешанная на любопытстве. И среди наиболее свободолюбивых девушек Университета то тут, то там слышались смешки и рассуждения на тему «интересно, а как там у этих тварей все устроено». А еще больший интерес (и в этом Айра была со своими однокашниками абсолютно солидарна) вызывало другое: вот бы посмотреть на отродье в его животном, чешуйчатом виде. Местные красотки даже заключили меж собой пари: кому первой удастся уговорить отродье «показать змея» (особенно им нравилась пошленькая двусмысленность фразы).

Ничего удивительного, что однажды днем Лирра взялась «охмурять» Ойхо. Дело происходило в столовой, и народу тогда тоже было порядочно. Златокудрая прелестница подсела за столик к отродью и начала игриво расспрашивать его о том, о сем, кокетничая напропалую. А когда решила, что ее старания достигли результата, покусывая алые губки и накручивая на палец тугой светлый локон мечтательно произнесла: «Я бы так хотела посмотреть на вас в змеином обличии».

Отродье смотрело на Лирру абсолютно спокойно, и когда та просительно закусила нижнюю губку и выжидательно уставилась на него, вдруг слегка повернуло голову влево-вправо, словно желая убедиться, что его ответ будет слышен всем:

— Знаете ли вы, как происходит оборот? — в полной тишине глуховатый голос его звучал словно хвост гремучей змеи.

— Как? — Лирра округлила ротик и совсем уж жеманно захлопала ресницами.

— Я расскажу.

Дикарь аккуратно взял пальцами из тарелки куриную ножку.

— Сначала выкручиваются суставы…

Легкое движение пальцев — и куриные кости, прорвав мясо и поджаристую кожицу, отлично проиллюстрировали сказанное

— …до предела натягиваются жилы. Затем кожу пронзает чешуя, — теперь он продемонстрировал Лирре свою руку, из костяшек которой выдвинулись стальные кинжалы, ладонь же с тыльной стороны стремительно покрывалась прорвавшими кожу серыми, похожими на лезвия, пластинками. Кровь струйками текла по руке, впитываясь, словно в губку, в серую броню. Все присутствующие замерли не дыша, Лирра с испугом и отвращением смотрела на предъявленную ей конечность.

— Это довольно неприятно, — все также ровно, чуть растягивая слова продолжало отродье. Пальцы страшной то ли руки, то ли лапы сжались-разжались, и чешуя с наростами втянулись обратно, оставляя на коже кровоточащие порезы.

— Так скажите, пожалуйста, ради чего мне стоило бы так напрягаться? — и вроде бы спокойно была произнесена фраза, без ядовитой усмешки, но как-то сразу стало ясно, что Лирра, что бы она не предложила, заинтересовать отродье не способна. Поняла это и сама признанная красавица. Сверкнула глазами, прошипела что-то злобное, фыркнула презрительно и, вскочив из-за стола, поспешила покинуть столовую. Отродье же невозмутимо промокнуло кровоточащую руку салфеткой и продолжило трапезу, словно ничего не произошло.

После этого случая все ученики стали его бояться. Не тем щекочущим видом страха, который лишь подстегивает любопытство, а настоящим, нутряным, впервые осознав Ойхо опасным, умным и абсолютно чуждым созданием.

И вот сейчас Айре предстояло к нему подойти.

«Так, Айра, спокойно. Считай это просто маленьким спектаклем. Подойдешь, предложишь, оно откажется (вряд ли И-Драйг Гох интересуют достижения целительской магии), и все — свобода, — подбадривала себя девушка, шагая к дальнему столику, за которым вполоборота ко всем присутствующим, как всегда невозмутимо, завтракало отродье.

Айра изо всех сил старалась сохранить видимость спокойствия, однако пальцы ее непроизвольно комкали подол строгого платья, смазывая все впечатление. Девушка замедлила шаг и остановилась напротив отродья.

— Хорошего дня! — произнесла она дрогнувшим, но достаточно звонким голосом. И дождавшись, когда отродье поднимет на нее несколько озадаченный взгляд и слегка наклонит голову в вежливом приветствии, нервно улыбнулась: — Разрешите составить вам компанию, я не отниму много времени.

Собеседник сделал лаконичный приглашающий жест, и Айра поспешила присесть на стул, на самый его краешек. Отродье слегка улыбнулось, похоже, вся эта возня его забавляла.

— Послезавтра в столице открывается ежегодная выставка достижений науки в целительской отрасли, — Айра старалась смотреть на мочку уха своего визави или на переносицу — куда угодно, лишь бы не в его страшные глазюки, — Я каждый год туда хожу, это очень интересно. И… — Айра не смогла-таки сдержать судорожного выдоха —…я хочу пригласить на нее вас.

Вот и все, самое страшное было позади. По-крайней мере девушка так думала. Зря, как оказалось. Отродье плавно наклонилось к ней через стол и спросило совсем тихо, слегка растягивая слова:

— Карточный долг или…?

— Или, — сразу призналась Айра также шепотом — Проигрыш в магическом споре. Но выставка, и вправду, замечательная.

Так-то так, вот только сама будущая целительница хотела бы попасть туда с друзьями, а не с этим… Ойхо. Но, возможно, так и будет, сейчас вот он откажется и…

— Хорошо, — уже громче произнесло отродье, и суховатый надтреснутый голос разнесся надо всем обеденным залом — я принимаю ваше предложение, леди..

— Мортиэль. Айрин Мортиэль. Тогда послезавтра я буду вас ждать в полдень у центрального входа.

На этом леди Мортиэль откланялась, посрамив своих учителей по этикету тем, что забыла попрощаться. Она шла быстро, на самом пределе приличий. Прочь отсюда, от этой ухмыляющейся толпы, от скабрезных шуточек. Лучше вернуться и перевести дух в своей комнате. И боги с ним, с завтраком, все равно есть не очень хочется. А досаднее всего, что этот не отказался, придется теперь целый день с ним таскаться. Ээх, зато осмотреть все стенды с новинками целительской магии никто ей не сможет запретить. Размышления были прерваны стуком в дверь. Вира и Дея с порога закидали вопросами вперемешку со словами утешения. Вира протянула Айре завернутые в салфетку пирожки и склянку с ягодным морсом. Боевая Дея, меж тем, сверкала глазами:

— Мы тебя не бросим, даже не думай. Мы тоже едем на выставку, вот! Эльден с нами. Не схарчит же нас этот чешуйчатый при всем честном народе!

Настроение у Айры сразу улучшилось, все-таки друзья — большое подспорье. А стоило укусить за румяный бок пирожок, и дремавший до того аппетит окончательно проснулся.

Пара дней пролетела довольно быстро. И вполне неплохо, если не учитывать перешептывание за спиной и глумливые прозвища вроде «змеиная подружка» или «любительница экзотических животных». Ну и Пресветлая с ними, с дураками.

И вот наступил выходной, он же первый день выставки. Айра с Деей пришли к месту встречи пораньше и теперь слегка нервничали в ожидании их вынужденного спутника. Вира и Эльден жили в столице и должны были присоединиться к ним у выставочного павильона.

— Вон он, вон он идет. Да не оглядывайся ты так явно! — зашептала Дея и вцепилась в подругу тонкими хваткими пальчиками.

Айра закрутила головой и увидела отродье. Оно плавно и неотвратимо двигалось навстречу, облаченное в строгий темно-серый костюм наподобие военного мундира, но без знаков отличия. Девушка снова подумала о том, что издалека он похож на обычного эльна, хотя и немного нетипичного — южанина или ромайца. Но в целом, нормальный парень, чуть старше Глейда. Но стоило помнить, что все это — лишь оболочка, за которой прячется звериная натура.

— Хорошего утра, леди Айрин, — прошелестел голос отродья, — и леди..

— Деянира, — Дея сделала стремительный и очень поверхностный книксен, смотря по-большей части в землю.

— Вы тоже… проиграли в магическом поединке?

— Нет, — маленькая хрупкая Дея воинственно задрала подбородок, — просто я не могу не поддержать свою подругу в сложной ситуации.

— Это достойно уважения, — серьезно произнес И-Драйг Гох, и ни капли насмешки не было в его голосе.

— Раз мы все в сборе, предлагаю тронуться в путь. Ближайший млоп как раз отправляется через пятнадцать минут.

— «Млоп»? — поднял брови дикарь.

— Магнитно-левитационная общественная повозка, — пояснила Айра, — парящие над магнитной лентой вагончики, вы наверняка видели их в городе.

— Да, — кивнул Ойхо, — весьма интересные техно-магические устройства.

Воспользовавшись подобной повозкой, девушки и И-Драйг-Гох ехали к выставочному центру стоя, держась за поручни, подставляя лица ласковому осеннему солнышку.

— А вы часто бываете в городе? — вдруг спросила Дея их спутника.

— Случается. Но на выставку еду впервые. Целительское дело не очень дается моему народу.

Девушки переглянулись.

— У вас нет целителей? — удивленно спросила Айра.

— Есть, но они почти не используют магию. К тому же у нас довольно хорошая регенерация.

— Зачем же вы тогда согласились ехать со мной?

— Всегда полезно узнать что-то новое. Особенно в компании искренне увлеченных людей — он вежливо улыбнулся нам и продолжил осматривать городские пейзажи за бортом млопа.

— Остановка «Выставочный центр», — возвестил кондуктор, и пассажиры поспешили спрыгнуть с повозки. Нужный павильон огромным белым куполом высился прямо по курсу. Скоро в толпе девушки разглядели Эльдена и Виру — брат и сестра, оба в голубом, похожие друг на друга, как только могут быть похожи меж собой юноша и девушка, активно замахали руками, но поглядывали оба на Ойхо очень настороженно.

Как только друзья и их пугающий спутник вошли в сам павильон, глаза их разбежались — так много выставочных стендов, демонстрационных установок и залов здесь было. Айра разрывалась между противоречивыми эмоциями. С одной стороны, присутствие И-Драйг Гох ее тяготило, с другой — ей не терпелось везде побывать, все поближе рассмотреть, с третьей — намертво вбитый в голову этикет заставлял уделять время приглашенному гостю. Поэтому следующие несколько часов в голове Айры смешались в странный набор картинок и звуков: вот они вместе с Деей охают около стенда с новой кровоостанавливающей повязкой — использование новых лекарств вкупе с доработанным заклинанием повысило эффективность повязки на пятнадцать процентов… А вот Вира испытывает новинку — диагностический аппарат, который отчасти может заменить целительское обследование там, где магов нет или магия не работает. Айра вместе с Эльденом следят за процессом, попутно убеждая Ойхо, что всем И-Драйг Гох абсолютно необходима такая вот штуковина… Еще один стенд, на сей раз с артефактами первой помощи. Дея восхищается одной из новинок — фиксирующим артефактом, выполняющим временную функцию шины при переломах и даже повреждениях суставов. На сей раз уже Ойхо что-то объясняет, сомневаясь, что это штука способна надежно зафиксировать при определенных травмах, но оперирует не столько магической наукой, сколько анатомией и физикой. Айра пытается спорить с ним, Эльден же горячо поддерживает точку зрения дикаря… А вот ветеринарный отдел. Здесь они среди прочей живности обнаруживают небольшую хохлатую ящерку, а стенд над ней рассказывает о новейшем эликсире для ухода за шкуркой чешуйчатых.

— Надо же, здесь есть кое-что и для меня, — хмыкает Ойхо, и все вместе они легко и беззлобно смеются, а Эльден дружески похлопывает его рукой по плечу.

Потом они проходят мимо стендов с новыми разработками в области теоретической магии. Стенды похожи на огромные классные доски, на них нанесены схемы, цепочки заклинаний, поясняющие рисунки. Айра застывает около одного из них, смотрит недвижно, и время снова возобновляет свой непрерывный бег.

— Ой, смотри, — Дея потрясла подругу за плечо, — это похоже на твой защитный контур, на счет которого ты с Глейдом спорила.

— Это он и есть, — бесцветно произнесла Айра. — Но тогда я тем более не понимаю, как он его так быстро смял заклинанием. Сделал какой-то странный жест…

Айра махнула ладонями по кругу.

— …и готово. Хотя что я вам рассказываю, вы сами все видели.

— Какой-какой жест? — неожиданно заинтересовался Ойхо.

Айра повторила.

— Это не заклинание, — после затянувшегося молчания произнес он — это активация артефакта.

«Артефакта?» — «Какого еще артефакта?» — «Быть того не может!» — прозвучало одновременно со всех сторон.

— Редкого, — ответил на эти возгласы Ойхо, — способного мгновенно разрушать магию жизни. Когда-то давно их с успехом применяли против моего народа.

— Не понимаю… — нахмурилась Дейя. — Как разрушение магии может вам вредить?

— Может, если выбрать нужный момент, — Ойхо снова помолчал, словно раздумывал, стоит ли посвящать нас в подробности, но все-таки произнес: — В момент оборота только за счет магии возможна трансформация скелета и всех органов из эльна в… зверя. Если в этот момент магия исчезнет…

— Процесс оборота просто разорвет тело! — охнула Вира.

— Кто мог придумать такой кошмарный артефакт? — ужаснулась Айра.

— Тот, кто отлично разбирался в магии жизни, — горько улыбнулся перевертыш и, чуть склонив набок голову, посмотрел на девушку. Будто бы хотел проверить, догадается или нет. Догадалась.

— Нет, такого просто быть не может! — вскрикнула Айра. — Потомки Пресветлой ни за что бы не опустились до бесчестной игры.

— Они считали мой народ угрозой, которую нужно устранить, — пожал плечами чужак.

— И наверняка не без оснований.

— Не без оснований, — подтвердил Ойхо.

— Так или иначе, мне это не нравится, — встрял в их диалог Эльден. — Откуда у Глейда такая штука? Да еще аккурат тогда, когда к нам прибыл И-Драг Гох. Может, это, конечно, просто совпадение, и он всех целителей подобными артефактами глушит, но что-то я в этом сомневаюсь.

— Давайте его завтра и спросим, — предложила Вира.

— Отбрешется, — махнул рукой Эльден.

— Нет, если с нами пойдет он! — Дея совершенно невоспитанно тыкнула пальцем в чужака. — Глейд его боится.

— А вы? — чуть ухмыляясь, прошелестел Ойхо. — Вы не боитесь?

— Ты хочешь причинить кому-то из нас вред? — с пристрастием вопросила Айра, глядя прямо в мягкую светящуюся тьму змеиных глаз. И вовсе они не страшные, непривычные — это да.

— Нет.

— Тогда не боимся. И вообще, надо же узнать правду…

Позже, когда они уже попрощались с Вирой и Эльденом и стояли на остановке в ожидании млопа, который отвезет их к Университету, Айра решилась-таки задать вопрос, который волновал ее больше всего.

— Слушай, — и когда они все успели перейти с ним на «ты»? — извини, если мой вопрос покажется тебе бестактным… — девушка замялась, — но… твой народ… в вас больше эльнийского или… животного?

— Мы эльны, Айра. Прежде всего эльны. Да, у нас быстрее реакция, мы более выдержаны, у нас выше болевой порог. Но это не делает нас зверями.

— Почему же тогда вас так боятся?

— Мы сильнее, быстрее, выносливее. И у нас есть луны — так мы называем свою животную ипостась. Но даже в ней мы практически всегда сохраняем свое эльнийское сознание. Я думаю, что луны так пугают вас, потому что напоминают о том, что вы сами создали их. Постоянный укор совести. Такое не прощают.

— А как же истории о вашей кровожадности? — вопросила Дея.

— Они небезосновательны. — Ойхо снова помолчал — У нас есть такая поговорка: «Лун всегда возьмет свою добычу». Оборот — очень сложное дело. После него все тело настолько истерзано, что нужна резкая и сильная подпитка.

— Кровь, — прошептала Айра.

— Да. В давние времена это реализовывалось естественным путем: лун набрасывался на своего врага. Сейчас мы не столь дики, — Ойхо усмехнулся. — Мы используем домашний скот или запасы добровольно отданной крови.

Обратно две девушки и один прежде-всего-эльн ехали молча. Будущим целительницам было что обдумать, а чужестранец невозмутимо обозревал окрестности.

На следующий день после четвертого урока вся компания вместе с Ойхо стояла в большом тренировочном зале, поджидая Глейда.

— Может не стоит вот так, при всех? — С сомнением произнесла Айра.

— Стоит-стоит. Над тобой он при всех потешался, вот пусть при всех и оправдывается, — Вира была неумолима.

— Эй, Глейд! — звонкий голос Деи прорезал мерный гул зала. Да вся она — маленькая, бойкая была похожа на зачинщицу в народном танце. — А ну-ка, расскажи нам, как ты смухлевал в споре с Айрой!

— Что ты городишь, Тиррэль?

— А то, что есть, — это уже Вира. — Айра, расскажи-ка всем!

Айра откинула голову назад и громко, чтобы слышал каждый в зале проговорила:

— Вчера на выставке в разделе теоретической магии я видела совершенно такой же замкнутый контур заклинаний, какой тебе показывала. А Ойхо… — девушка взмахнула рукой, предлагая последнему присоединиться к ним, и заметила, как вздрогнул при этом Глейд, — Ойхо вдруг вспомнил, что точно таким жестом активируется редкий амулет, нейтрализующий магию жизни. К чему бы это, правда?

— Сказки и свидетельство отродья — это все твои доказательства? — презрительно бросил Глейд, но только ленивый не заметил бы, что он побледнел и голос его срывается.

— Нет, — Айра стояла прямо, уперев руки в верхнюю часть бедер. — Если я вру, то тебе ничего не будет стоить повторить твой триумфальный прием. Контур тот же — его плетение десять раз записано в моей тетради — ну же, продави его!

— Вот еще! Смириcь, Мортиэль, возможности отыграться я тебе не предоставлю, — Глейд собрался пройти мимо, но тут Эльден закрыл ему дорогу.

— Отойдем-ка, разговор есть. Не рекомендую отказываться, иначе я прямо тут расскажу кое-что интересное о твоем дяде.

Глейд оскалился, но все-таки проследовал за заговорщиками в закуток коридора.

— Идиоты, — зашипел он, едва остальные обступили его, — вы не знаете, во что лезете!

— Не знаем, — согласилась Дейя, — но надеемся это от тебя услышать!

— Сначала пусть он, — кивок в сторону Эльдена, — скажет, что за намеки он бросал в сторону моей семьи.

— Ну что ж… — Эльден деловито перекатился с пятки на носок, и Айра вспомнила, что они с сестрой из семьи промышленных дельцов. — Вчера я беседовал с дедом и аккуратно поинтересовался, не знает ли он случайно, кто бы мог сейчас заниматься производством таких вот интересных артефактов. Дед ответил презабавную вещь: не далее, как пару месяцев назад лицензию на их производство за какие-то нереальные деньги выкупил твой дядя. На кой, Глейд, что вы задумали?

Глаза Задаваки забегали туда-сюда, на лбу заблестели бисеринки пота, видно было, что он лихорадочно пытается что-то придумать, но потом обмяк и тихо, быстро начал шептать:

— Слушайте, мой дядя — очень странный тип, жуткий какой-то… в последнее время просто помешался на неприязни к… этим вот, — Глейд взмахнул рукой, указывая на Ойхо. — Я ему задолжал кое-что, поэтому… не посмел отказать… Короче, я должен был каким-то образом спровоцировать отродье на переворот и применить артефакт.

— Зачем? — в ужасе вскричала Вира.

— Чтобы представить все так, будто это я проявил агрессию, — шелестящий и неуместно-спокойный голос Ойхо вызывал мурашки. — В агонии я мог разнести помещение, жертвы тоже были бы вполне вероятны. Что бы в таком случае решила общественность? — вопрос его и не требовал ответа.

— Да, — чуть помолчав, продолжил Глейд. — Он так и сказал: «Чтобы оседлать двух корриденов сразу: наглядно показать всему миру животную сущность И-Драйг Гох, и продемонстрировать заказчикам эффективность артефактов».

При последних словах Задаваки глаза Ойхо полыхнули тягучим темным пламенем. Хотя, возможно, Айре просто показалось.

— А ты что? — скрестив руки на груди, произнесла Дейя.

— Да я и так не особенно хотел связываться с отродьями. Но когда услышал про «заказчиков», то совсем прокис. А тут еще Мортиэль с ее контуром… Решил: помогай, Пресветлая, — потрачу артефакт на то, чтобы выиграть спор, а дяде скажу, что ерунда его артефакт… ничего не вышло. Ну, мало ли, бракованный или еще что.

Сообщники переглянулись.

— Пока не говори ничего, — решил Ойхо. — Тяни время.

Глейд опасливо взглянул на чужака. Слегка сверху вниз в силу своего роста, но смотрелось это так, словно ребенок заглядывает взрослому в глаза — сердится тот или нет. Но в сосредоточенных черных безднах он не нашел ни ненависти, ни угрозы и медленно кивнул.

— Уезжай к себе обратно. Жизни тебе тут не дадут, — проговорил Глейд сбивчиво, смотря куда-то к себе под ноги. Но Ойхо понял. И покачал головой.

— Не я, так кто другой.

Уже позже, идя по коридору обратно к своим аудиториям, Вира произнесла то, что витало в воздухе.

— Все это очень опасно. Нам не стоит туда соваться.

— Не стоит, — подтвердил Ойхо, останавливаясь. — И вы не будете. С этого момента вы все держитесь от меня подальше.

Холодом в его голосе можно было заморозить и солнце в ясный день.

— А давай ты не будешь указывать, что кому делать, — неожиданно зло бросила Айра. — Тоже мне нашелся герой!

И быстрым шагом, почти бегом, не слушая удивленные окрики друзей, она поспешила прочь, испытывая какую-то странную, клокочущую внутри ярость.

— Придурок! — бушевала она потом в своей комнате. — Просто придурок.

И пощипывала губы, стоя у окна. Но видела за ним не университетский сквер и не здания учебных корпусов, а чужие далекие края, где в долине среди гор жил непонятный, странный народ. Народ, который за свой не такой уж длинный век вынес столько боли и горя, что не каждому под силу, но только сильнее стал. Народ, который не очень ладил с магией жизни и не умел себя исцелять. Народ, который кто-то очень хотел уничтожить. Народ, который вряд ли мог рассчитывать на чью-то помощь.

— Так ведь и перебьют вас всех, дураков, — горько прошептала Айра. — И злой комок внутри рассыпался, обернулся острой щемящей жалостью, пролился прозрачными солеными каплями. А когда буря миновала, сквозь тучи блеснул тоненький — с паутинку — лучик.

— Нейтрализация магии жизни, значит… — прищурив глаза, произнесла Айра, взяла чистый лист бумаги и остро отточенный грифель. — А если сделать несколько замкнутых контуров один в другом… что если это поможет выгадать время?

И грифель забегал по бумаге, оставляя за собой странные размашистые знаки, похожие на раскинутые крылья большого летающего змея.

Странные сказки Королевства

Ощущения возвращались постепенно — холод, ломота в спине, резь от непривычно яркого света в глазах. В груди нестерпимо зудело. Он нащупал то, что мешало и рывком выдернул это прочь. Сразу стало легче. Собрав силы, приподнялся на локте, затем сел и только теперь открыл глаза и огляделся.

Открывшееся зрелище заставило его замереть от восторга и ужаса — на огромном прозрачно-белом камне (где сейчас он сам и находился) лежали обнаженные тела мужчин и женщин. Десятки тел, прекрасных и, судя по торчащим рукояткам церемониальных кинжалов, безнадежно мертвых. Значит, он вернулся первым. Он вдохнул холодный осенний воздух полной грудью, тряхнул головой так, что длинные светлые волосы полоснули по плечам и безудержно рассмеялся. Это была действительно хорошая шутка. Особая прелесть ее заключалась в том, что он единственный из всех пошел на это безумие от скуки и еще — от желания досадить Самому… И все-таки именно он первый! Мужчина вскочил на ноги на удивление легко для того, кто пролежал мертвым много дней, и порывы ветра, тугие, послушные, льнувшие словно верные псы к его рукам, весело отзывались в теле мощными потоками силы.

— Приветствуем тебя, Странник — Боги с нескрываемым любопытством смотрели на него, и он отвесил им шутовской поклон.

Странник… хорошее имя. Были и другие — Игрок, Шутник, и еще множество разных… ну и его собственные, конечно, целая вереница собственных. Но все имена — чепуха, сутью его был ветер. Легкий, подвижный, игривый, не терпящий скуки и постоянства, ласково играющий с детскими локонами или беспощадным ураганом сметающий города на своем пути, переменчивый, разный.

Владычество он принимал неохотно. Как и все они. Никто из Королей не стремился к власти, но все соглашались с ней как со справедливой платой за свое могущество. И ему она не пьянила кровь, но ложилась каменной плитой на грудь. Хотя эльны ему нравились. Они забавляли его своими страстями и неожиданными выходками, то жестокими, то неуместно благородными. Он играл с ними, как играют дети резными фигурками, пристрастил их к азартным играм, научил плавать под парусом, состязаться в остроумии, воровать и плутовать, а также ловить воров и плутов. Он всегда был ближе к эльнам, чем остальные Короли. И знали бы простые смертные насколько ближе. Порой он привязывался к кому-нибудь из них, у него были свои любимчики, некоторых он даже, наверное, любил по-своему. Но за красивую игру и неожиданный остроумный ход мог любого принести в жертву. Игра, как и ветер, была его сущностью. И часто отвечала ему взаимностью.

Он смог обыграть даже старуху Судьбу, когда, обезумев, она одаривала Королей проклятьями. «Никогда тебе не знать покоя и не найти того, что ищешь». Он только посмеялся ей в лицо. Он давно уже ничего не искал, и прекрасно знал, что иногда намного лучше встретить что-то совсем иное.

Но так или иначе, шло время, и призрак его главного врага — скуки — стал все чаще напоминать о себе. Ромайцы появились очень вовремя. Странник долго наблюдал за ними. И чем дальше, тем больше нравился ему этот неизвестно откуда взявшийся народ. Смуглые, черноволосые, яркие как тропические птицы в своих пестрых нарядах, они не имели дома, и вся жизнь их была — дорога. Они тоже были странниками. Он быстро сдружился с ними и взял их под свое крыло. Ромайцы с благодарностью приняли его покровительство.

— О, Йеллэ! — восклицали они, не к богам, а к нему обращаясь этим странным, переиначенным на свой лад именем. На имена он давно не обращал внимания. А просто любил слушать их песни, танцевать с ними босиком на траве их зажигательные — когда душа нараспашку — танцы, брать в жены их женщин (самое большое количество его детей были ромайцами) и разговаривать с ними у костра. Его веселила их непонятная тяга к корриденам, которых они все время пытались свести. Не из-за денег (богатство их вовсе не интересовало), а из-за ощущения родства с этими волшебными созданиями, в крови которых так же, как и у них самих, присутствовал ветер.

Однажды он пришел к ним отдохнуть после особенно выматывающих своим однообразием государственных хлопот. Его встречали радостно, с песнями и угощением, самые красивые девушки разливали вино и танцевали для дорогого гостя. Но в этот вечер ничего не могло его развлечь.

— Йеллэ! — покачивая седой головой, говорил ромайский риан, мудрый Баро. — Ты не похож на себя сегодня, что тебя гложет?

— Скучно, Баро. — Странник рассеяно создал пару маленьких воздушных вихрей и отправил их на забаву детворе.

— Тогда нам стоит ждать беды, — задумчиво проговорил Баро, раскуривая трубку. — Когда боги играют, люди плачут.

— «Люди»?

— Так называют простой народ там, откуда пришли наши предки. Это далеко, Йэллэ, не в этом мире, нет. Там все иначе, и нет магии.

Они еще посидели немного в молчании, а потом Баро задумчиво произнес:

— Говорят, за пределами своего мира боги становятся обычными людьми. Может, в этом твое лекарство, Йеллэ?

Странник сверкнул глазами, хищно втянул носом вечерний воздух. Ветер пах переменами.

— Найди вход в другой мир, Баро. И проси, чего хочешь.

— Чего мне хотеть, Йеллэ, кроме твоей милости. Сделаю. Если не я, то мои потомки.

И они осушили свои бокалы. Странник улыбался, предчувствуя новую Игру. Пусть не сейчас, но скоро… уже скоро..

***

Вот правильно говорят: «Если день не задался с самого утра, дальше будет только хуже». Мой не задался от слова «совсем». Ночью сдох аккумулятор в смартфоне, и я доблестно проспала. А у нас сегодня лабы. Что может быть хуже? Только если профукать последнюю электричку перед перерывом. Тогда все, шляпа. Придется седлать Марусю (ржавое ведро с гвоздями, которое исключительно по таким случаям и эксплуатируется) и молиться, чтобы она по дороге не развалилась.

Так вот: понедельник, не то чтобы уже раннее утро, лабы, а я гарцую на Марусе, то есть уже собрала все возможные утренние шишки. Не тут-то было. Только мы с моей колымагой выехали на более-менее приличную дорогу, как поймали мужика. Бампером. Нет, не специально, я еще не до такой степени отчаялась, чтобы на мужиковую охоту выезжать. Откуда он взялся — понятия не имею. Ну не было никого на дороге, чтоб мне на экзамен без зачетки заявиться! И тут — бац — словно из воздуха материализовалась аккурат перед Марусей высокая фигура в черном. Я мужиков давить не приученная, поэтому принялась отчаянно давить тормоз. Взметнулись длинные светлые волосы, и фигуру красиво откинуло на асфальт.

— Ну что, Ежова, молодец! Вот на твою голову еще одна утренняя шишка. Кедровая как минимум.

Я пулей выскочила из машины, рисуя в голове картины распластанного по земле тела, кровищи, стеклянных глаз. Выскочила и встала как вкопанная — «тело» вполне вольготно сидело на дороге, опершись локтем о колено и с интересом разглядывало окрестности, Марусю и меня. Что видит перед собой моя случайная «кегля» я и так знала — всклокоченную девицу с выпученными глазами, одетую в джинсы и толстовку с изображением ежика в тумане. А вот мне было на что посмотреть.

Берем среднестатистического эльфа из фильма или игрушки со всем своим набором — тонкой-звонкой телесной организацией, изяществом черт, струящимся шелком светлых волос. Убираем острые уши (увы) и мимимишность (снова увы). Добавляем суровой такой классики с ее строгостью линий (князя Болконского, не меньше), сверкающий любопытством взгляд и получаем жертву нашего с Марусей наезда. А вырядился-то: сапоги до колен, штаны в облипку, шелковая черная рубашка, пальцы в кольцах… Ролевые игры у них тут, что ли?

— Эээ, дивный эльф не сильно ушиб свой высокородный зад? — ну как всегда, в самый ответственный момент во мне открылся фонтан красноречия. — В смысле давай помогу.

Парень чуть склонил голову набок, словно синица на ветке, и самую чуточку приподнял брови.

— Эльн, — коротко произнес он, продолжая разглядывать меня как часть пейзажа. — И да, давай. — Он поднялся на ноги одним ловким движением и снова склонил голову к плечу. Ну, мол, помогай, чего ждешь?

— Болит где-нибудь? Переломы, ушибы, растяжения? — расспрашивала я парня, обходя его по кругу, как елку на детском утреннике.

Тот только головой покачал.

— А, вот могу штаны зашить, — нашлась, наконец, я и указала рукой на разодранную ткань на эльфячьем бедре. Видимо, им-то товарищ и приложился. В глазах дивного промелькнуло недоумение, сменившееся осознанием, а затем вспышкой чего-то яростного, от чего мне резко стало не по себе. Тип моргнул — и наваждение сгинуло, а затем легкий искренний смех зазвучал в воздухе.

— Зашей, — милостиво разрешил этот… стукнутый.

Я призадумалась. Вот кто меня за язык тянул, спрашивается. Эх, прощайте, лабы.

— Тогда нужноко мне домой заскочить, тут недалеко.

— Хорошо.

Покладистый какой, посмотрите-ка. А все равно жутковато.

— Тогда едем, — я кивнула в сторону Маруси и уселась за руль. Товарищ же походил вокруг авто, с любопытством разглядывая, подергал ручку, с интересом осмотрел салон изнутри и только после этого усадил, наконец, свою пятую точку в кресло. Ну чисто космонавт в открытом космосе. Хотя, может это у него шок после падения так выражается.

— Как тебя звать-то? — спросила, разворачивая машину в нужную мне сторону.

— Йенихроим Аллартарон Элатриэль Виндагор, — без запинки отрекомендовался белобрысый.

Ну, не то, чтобы я ждала, что этот выпендрежник представится обычным Саньком или Михой, но это вот уже слишком.

— Хроим, значит.

— Йе-ни… — по слогам как неразумному пупсу произнес начало своего имени эльфанутый.

— Йени так Йени. Очень приятно. А я Алина… Ежова — зачем-то добавила я.

Парень хмыкнул, указал рукой на ежика на толстовке и лукаво вопросил:

— А это — герб рода?

— Нет. Это мой личный герб по жизни. Ходит ежик в тумане, ищет лошадку… если подумать, то так и есть..

Я приуныла. Ищет-то лошадку, а находит проблемы на свое сосредоточие интуиции.

Мой случайный попутчик заинтересованно разглядывал пейзаж за окном. И если бы я тогда знала, какие злоключения повлечет за собой наша странная встреча, не задумываясь выскочила бы из машины на полном ходу.

Особые сказки Королевства

«По преданию первый эльн был рожден из камня. В огромном Вселенском котле расплавили боги добытый из недр хрусталь, добавили молока корридэна, мерцающего звездного перламутра и лунного серебра, щедро приправили магией — и получили рион. А уже из него творили эльнов подобно небесным скульпторам.»

Хм… тогда на Дайлэ богам явно риона не хватило, и рождена она… скажем, из светло-коричневой яшмы, а то и вовсе из глины — и со смуглинкой, и магии ноль. Но вообще, сказки все это. Просто бабушка — ромайка, вот и все объяснение. Всем известно, что ромайцы с магией не в ладах. Да и пусть с ней, с магией. О ней Дайлэ никогда не жалела. А вот характер, от бабули доставшийся — неудобный, горячий, непокорный — ей жизнь портил изрядно. Будь она чуть покладистей, глядишь, и не стала бы одевать вазу собственной работы на голову богатенького риана Фильерона за то, что руки решил распустить. Потерпела бы, отшутилась, как другие делают. Не пришлось бы уходить из артели и мыкаться по углам, перебиваясь с хлеба на воду.

Хорошо еще папаша Корнэль — старый скульптор — приютил, выделил комнатушку и закуток на чердаке под мастерскую. Крошечный совсем, но и за то спасибо. Остальные старые приятели делали вид, что и знать ее не знают. Папаша же давно с артелью не знался, сам ушел когда-то, но у него на тот момент уже были имя и заказы. Дайлэ он пожалел, а может, устал от совсем уж глухого одиночества. Так или иначе, относился он к молодой художнице с симпатией, разрешал тихонько наблюдать за своей работой, да и наверх изредка поднимался.

— Ну как тут твоя мелочь? — спрашивал папаша Корнэль, усмехаясь в седые усы, и одобрительно цокал, осматривая вереницу статуэток, вазочек, тарелочек. А порой и помогал с продажей, за что Дайлэ была ему особенно благодарна.

Так что вот, даже с таким характером вполне можно приспособиться. Но бабушкина кровь в ней живее всех живых — факт. Бабуля, конечно, намного была свободнее, дорога ее звала. И Дайлэ зовет. Только дорога у нее иная — служить Красе Ненаглядной, она сама так решила. И старается по мере сил своих. С характером бы только сладить. А деньги… Что «деньги»?

— Глупы эти эльны, Дайлэ. Весь огромный мир перед ними, а они все вздыхают о маленьких блестящих кругляшках.

Эх, бабушка, так-то так. Да без кругляшек совсем туго. Были б деньги, она нашла бы свою студию, большую и светлую, как у папаши, купила бы мрамора или даже риона. И тогда… Ай, прочь бесплодные мечтания. Дайлэ отложила книгу с древними приданиями. Пора начинать новый день. Как знать, может быть именно сегодня ее ждет что-то очень-очень хорошее.

Но сначала нужно наведаться к «быкам» в участок. Настроение сразу же упало: снова придется терять уйму времени на сидение в очереди в душном коридоре, на никому не нужную беседу со следователем Грайдом — флегматичным обрюзгшим стариком, занимающимся ее делом (или только делающим вид). А не будешь ходить хоть изредка, «быки» живо закроют дело — и не видать больше Дайлэ бабушкиной шкатулки с украшениями, единственной оставшейся о ней вещественной памятью.

Девушка выглянула в окно. Ну хоть погода сегодня не подвела — небо ясное, ни облачка. Быстро поплескав себе в лицо водой из умывальника и натянув легкое цветастое платье, она бросила в тряпичную сумку привычный блокнот и пару грифелей, порывшись в ящике стола, нашла нужные документы и сбежала вниз — чем быстрее закончит с «быками», тем больше времени останется для работы.

В мастерской папаша Корнэль готовился к новому рабочему дню и натягивал кожаный фартук.

— Уже побежала, егоза? — удивился он — Подкрепилась хоть?

— Потом поем, пока не хочется, — Дайлэ послала скульптору воздушный поцелуй и выбежала на улицу.

Как же хорошо подставлять нос теплому солнечному лучу, смеясь, перепрыгивать через лужи, в которых отражается небесная синь; замечать, как раскрываются навстречу новому дню цветы в парках и палисадниках: нежные ирисы, пестрые тюльпаны, привереды нарциссы и — особенно почитаемый Прекраснейшей — яблоневый цвет. Девушка остановилась у огромной витрины торгового дома, привлеченная игрой света на гранях стекла, опустила взгляд и вздрогнула — из глубины на нее взирало существо с огромными темными глазами, вздернутым носом и бровями вразлет. Присмотревшись, Дайлэ рассмеялась: светло-каштановые волосы существа были скручены в очень знакомый узел, да и платье никому, кроме художницы, принадлежать не могло. Девушка подмигнула своему призрачному двойнику и поспешила в участок городской стражи.

Народа в коридоре, несмотря на раннее утро, набилось прилично. Девушка заняла местечко на жесткой лавке и приготовилась к долгому ожиданию. Время тянулось застывающей смолой — липкой, вязкой. Ребенок, сидящий на коленях у одной из женщин в очереди, устал и начал ныть. Окружающие, и без того не особо радостные, становились все более раздражительными. Дайлэ достала из сумки блокнот и грифель и быстро изобразила потешную морду коровы.

— Смотри, — показала она рисунок малышу, — кто это?

— Му-у-у… — деловито протянул карапуз.

Собака, кошка, виверн и корриден были также легко опознаны.

— А теперь, если ты посидишь немного спокойно, я нарисую тебя.

Дитя кивнуло. И Дайлэ поспешила сделать пару набросков, пока ребенок снова не расхулиганился.

— Ну как, похож? — протянула она получившиеся рисунки своему натурщику, тот радостно заулыбался, а его замученная мать с благодарностью посмотрела на девушку.

Дверь в кабинет Грайда открылась, и из нее вышла секретарь следователя — высокая сухощавая дама в летах. В воздухе повисло молчание. Женщина шествовала важно, пробегаясь по очереди цепким взглядом за стеклами очков. Перед Дайлэ она остановилась.

— Равэль? — требовательно спросила секретарь.

— Да, — настороженно кивнула художница.

— Ваше дело передано в Особый отдел.

— Что? — грифель выпал из пальцев и покатился под соседнюю лавку. — Но как?

— Подробности мне неизвестны. Идите домой и ждите вызова — она ткнула вверх узловатым пальцем.

— С..спасибо.

Обратно до мастерской Дайлэ шла, пребывая в глубокой задумчивости. И на кой особистам дело о побрякушках старой ромайки? И хорошо это или плохо, что так вышло? Общаться с Особым отделом не хотелось, поговаривали, что берут туда одних садистов. Но, с другой стороны, может, так хоть расследование пойдет живее.

Зайдя в дом, Дайлэ застала папашу Корнэля за шлифовкой новой работы — высокой мраморной фигурой корридена, играющего на воле. Создание стояло на задних ногах, приподняв передние и чуть склонив голову набок, словно спрашивало: «Ну, что, сумеешь меня догнать?». Вокруг поднятых в воздух копыт закручивались воздушные вихри, и грива волнами струилась по ветру.

— Это… это просто изумительно! — девушка в восторге прижала ладони к щекам.

— Ты мне брось под руку квохтать, — буркнул Корнэль, но глаза его так и сверкали от радости. — Лучше вот что, поедем через неделю со мной заказ отвозить. Да свою мелочевку захвати — гипсовых корри в первую очередь. Я у заказчика несколько мест в парке заприметил. Там бы таких установить, в мраморе-то, а? С заказчиком я договорился, обещали посмотреть твоих малышей и подумать.

— И-и-и-и! — Дайлэ с радостным визгом повисла на шее у старого скульптора. — Спасибо! Спасибо! Спасибо! Я не подведу.

— Егоза! — добродушно усмехался тот. — Пора, давно пора тебе чем-то посерьезнее фитюлек заняться.

Приглашение в Особый отдел Дайлэ получила на следующий день, когда работала с глиной в своей мастерской. И так была поглощена процессом, что даже не услышала скрипа ступеней и стука в дверь.

— Тебе извещение прислали, — возвестил папаша, протягивая пухлый конверт.

Не успела Дайлэ открыть его, как что-то вспыхнуло, бахнуло и раздался звук тикающих часов — Магический вестник, передающий отправителю сообщение о доставке и времени получения.

«Приглашаем госпожу Дайлин Равэль посетить магическое крыло Управления королевской службы безопасности, каб. 307 сразу (слово подчеркнуто) по получении данного извещения.»

О как, то есть не просто Особый отдел ею заинтересовался, а сами «виверны», отвечающие за раскрытие магических преступлений. Тут уж хочешь — не хочешь, а придется бежать. Дайлэ быстро сполоснула руки, сняла фартук, привычно кинула в сумку блокнот с грифелями и пустилась в путь.

Особисты обосновались в центре города, совсем не близко от мастерской папаши Корнэля, так что времени на переживания и запугивание себя различными кошмариками (благо, фантазией художница обделена не была) было предостаточно. Варианты придумывались один другого невероятнее, и девушка так ими увлеклась, что не заметила, как добралась до центра. И вот тут-то и случилась неприятность.

Дайлэ только собралась пересечь оживленный перекресток, как прямо перед ней с залихватским разворотом остановилась сверкающая магповозка и по по пояс окатила художницу грязной водой из лужи. Из повозки выпорхнула холеная блондинка в остромодном костюме цвета нежной бирюзы и направилась было к потерпевшей. Но, разглядев девушку получше, передумала, только ухмыльнулась и с ехидцей бросила, проходя мимо:

— Грязь к грязи.

Дайлэ, проследив за взглядом нахалки, провела рукой по щеке и вспыхнула — она так торопилась к «вивернам», что в зеркало не посмотрелась, и не стерла с лица следы глины. Но это не отменяло того, что хамку следовало проучить. Только кричать и проклинать — значит еще больше той удовольствия доставить. Дайлэ знала, чего такие заносчивые пигалицы боятся как огня, потому в последний момент схватила светловолосую за руку.

— Куда же ты, красавица, не уходи. Ай, хороша! Сердце радуется, дай обниму тебя, подруга, — зачастила художница и раскрыла объятия нахалке, прежде, чем та пришла в себя.

— Не трогай меня своим грязными руками! Ты мне одежду запачкала, паршивка! — визжала блондинка.

— Тогда мы в расчете, — тут уж пришла очередь Дайлэ ухмыляться. Что она с удовольствием проделала и пошла себе дальше.

— Ты об этом пожалеешь! — неслось ей вслед.

«Уже жалею», — думала девушка, уныло разглядывая забрызганную грязью юбку.

Здание управления выросло перед Дайлэ неожиданно. Больше всего оно — серое, мрачное — напоминало замок, ради чьей-то прихоти украшенный лепниной, которая только подчеркивала суровый характер постройки. Рядом с ним художница в замызганной юбке ощутила себя никчемной букашкой. Очень неприятное чувство, которому не следовало поддаваться.

Длинные просторные коридоры магического крыла ничего общего не имели с тесными предбанниками «быков». Вместо лавок вдоль стен стояли мягкие стулья, да и народа здесь практически не было. Дверь с номером триста семь отыскалась быстро. На табличке под самим номером значилось «Ст. следователь Л.В. Ариллиан». Дайлэ несмело постучала и, услышав сдержанное «входите», нажала на бронзовую ручку.

По ту сторону двери обнаружился просторный кабинет. За массивным столом, заставленном сейчас стопками картонных папок сидел, думается, тот самый старший. мм… «виверн» и изучал материалы очередного дела. На вошедшую Л.В. Ариллиан глянул мельком и вновь зарылся в свои бумаги, указав на стул перед собой. Дайлэ села и сразу сжала руки покрепче. А они, неуемные, так и чесались достать поскорее блокнот и сделать несколько набросков. Такая фактура пропадает! Вот кого боги из настоящего риона ваяли. Из цельного, причем, куска. Сразу вместе с непривычно короткими, по военному, волосами, столь же светлыми, почти молочными, как и само лицо. И с этими резкими — уколоться можно — чертами. А небрежно накинутый на плечи китель! Желание взяться за грифель стало практически нестерпимым.

«Фактура» отвлеклась от своего занятия и бросила на страдающую художницу странный взгляд.

— Госпожа Равэль, — скорее утвердил, чем спросил следователь.

Дайлэ закивала деревянным болванчиком, хотя надобности в этом не было. Мужчина потянулся к соседней стопке и извлек оттуда еще одну папку. Быстро просмотрел ворох хранящихся там документов. Недовольно поморщился чему-то и еще раз взглянул на девушку. Теперь пристально, с прищуром. И Дайлэ как в теплую воду окунулась.

Стало так хорошо, легко, уютно, напряженные плечи расслабились. А чего напрягаться-то? Жизнь хороша, человек вот какой замечательный напротив сидит, слушает участливо. А она как раз так хотела выговориться про… про… про что же?

— Расскажите об украденных украшениях, пожалуйста.

Вот… как раз о бабушкиных драгоценностях… тех самых, из шкатулки. Только… только… нет, ну как-то не так, чего-то не хватает… А, конечно. Дайлэ, уже не стесняясь, лезет в сумку за блокнотом, и под несколько озадаченным взглядом «виверна» (хорошие зверюги эти самые виверны, кстати, душевные) начинает рисовать. Вот теперь порядок, можно и поговорить..

Говорит она долго, все же не часто такого понимающего слушателя найдешь, рассказывает о бабушке. А еще делится такими воспоминаниями, о которых она и сама не подозревала, лежали они на самом дне ее памяти. Но для хорошего человека ничего не жалко, даже их.

— Самым любимым у меня было кольцо серебряное с агатом. Простенькое, но с интересными узорами. Бабушка говорила: «это чтобы главное от пустого отделять», но смеялась, что мне все это не нужно. Мол, этот дар во мне и так есть, подождать только надо, когда проснется, свое найти. А еще украшение помню… подвеска такая круглая странного камня в железной оправе… сам черный, а внутри словно огни разноцветные прячутся, мерцают. Я часто ее просила поиграть, бабушка давала иногда, но пальцем грозила: «Это, Дайлэ, для других дорог, ни тебе, ни мне не предназначенных. А для кого — тот сам поймет». Еще брошь золотая в виде странного зверя с длинным носом, а вместо глаз — изумруды…

Наваждение схлынуло так же быстро, как и нашло, заставив девушку непонимающе хлопать глазами..

— Небольшое ментальное воздействие, абсолютно безопасное, — возвестил Ариллиан до неприличия будничным тоном.

Дайлэ прикрыла глаза ладонями, чтобы голова не так кружилась. Какое мерзкое ощущение. Словно в душу плюнули.

— Спасибо за визит, он был полезен для следствия. Если будут какие-то новости по делу, вам непременно сообщат, — Теперь ее явно выпроваживали. Ну и прекрасно, она и сама не горит желанием общаться с этой каменной ящерицей.

— Большое спасибо. Если я снова захочу ощутить себя идиоткой, обязательно обращусь к вам. — Интересно, она когда-нибудь научится держать свой язык за зубами? Ой, вряд ли..

Виверн ни сконфуженным, ни рассерженным не выглядел. Вежливо попрощался и вернулся к своим папкам. Ну и пусть его.

Уже к вечеру Дайлэ и думать о нем забыла, поглощенная работой. Готовилась к предстоящему визиту к потенциальным заказчикам и делала формы для новых гипсовых корри. Покупатель вот еще один нашелся на ее расписные тарелки, и времени совсем ни на что не хватало. Тем не менее к концу недели все было готово.

Папаша Корнэль руководил погрузкой своей скульптуры на магическую повозку, вокруг суетились маги и простые работники. Дайлэ же тщательно собиралась. Умылась, расчесала и уложила густые кудри, даже платье надела самое приличное — оттенка зеленого мха с вышитыми по подолу цветами яблони. И коробку с заранее собранными работами проверила в первую очередь.

Повозка остановилась у кованых врат. Их уже ждали. Статный мужчина средних лет, сразу видно — хозяин — уважительно поприветствовал скульптора и его «помощницу». Пока мужчины командовали процессом выгрузки произведения искусства и водворением его на положенное место (в центре одного из участков приусадебного парка), Дайлэ раскладывала свои работы на скамейке неподалеку.

— Я позову дочь, пусть она поможет с выбором, — кивнул хозяин, не желая пока отвлекаться от основного действа и кликнул — Эния!

Дайлэ улыбнулась было, соглашаясь, но улыбка быстро сползла с лица, стоило увидеть, что грациозной походкой пантеры к художнице шла та самая светловолосая нахалка, которая окатила ее в центре города грязной водой.

— Кого я вижу! — слова Энии источали липкий душный мед. — Посмотрим, что ты там на накарябала своими грязными ручками.

Последнюю фразу она произнесла мерзким шепотом художнице на ухо и прежде нее заспешила к скамейке.

— Ну и где же они? — делано заозиралась по сторонам «заказчица», махнула рукой, и плотный водный хлыст ударил наотмашь по скамье, тут же рассыпаясь стеклянными каплями. Как в кошмарном сне девушка видела, как падают, разбиваясь в пыль ее статуэтки, смешиваются с водой, образуя…

— Грязь, здесь одна сплошная грязь. Хотя, не удивлена… грязь к грязи.

— Как скажешь! — прежде чем голова обдумала последствия, руки Дайлэ уже действовали — зачерпнули прах ее несбывшихся надежд и, быстро, одним движением, кинули его Энии за шиворот. — Вот твой вариант.

— Что. Тут. Происходит? — раздался сзади четкий до противного голос. Дайлэ даже голову в его сторону не повернула. Блондинка же пронзительно вскрикнула, из разъяренной кошки мигом превращаясь в беззащитную маленькую девочку..

— Ллойд! Арестуй эту ненормальную! Она… она… напала на меня!

Дайлэ негодующе тряхнула головой.

— Эния разбила все мои работы! — объявила она громко, стараясь, чтобы голос не дрожал, и обернулась. Зря, как оказалось. На нее в упор взирал старший «виверн».

— Ллойд! — требовательный голос блондинистой хамки звенел у ушах.

— Хорошо, — наконец сказал этот… следователь… — госпожа Равэль, назначаю вам две недели исправительных работ в Управлении.

Вот как значит! Дайлэ снова стало противно и еще горько. Она хотела было прямо заявить, где она видела всех этих заносчивых богатеев, но сдержалась, увидев обеспокоенное лицо папаши Корнэля. Доставлять неприятности ему девушка хотела меньше всего. Поэтому коротко кивнула «виверну», стараясь не обращать внимание на торжествующее выражение лица Энии.

— Жду вас в управлении завтра утром.

И снова кивок… Молчи, Дайлэ, просто молчи.

Ночью она плакала в подушку от несправедливости, а утром, собрав неизменную сумку, потащилась в Управление как на казнь.

Оказалось, все не так плохо. Вся отработка была — протирать пыль в кабинете каждый день да готовить эйяру Ариллиану и его гостям напитки и закуски. Правда, самого «виверна» художница дичилась, чересчур свежи были воспоминания о его неблаговидных поступках.

— Так не пойдет, Равэль, — «виверн» не выдержал первым, видимо Дайлэ своей неприкрытой неприязнью портила ему все ментальное пространство. — Моя кузина — избалованный, испорченный ребенок. Ее характер — проблема семьи. К сожалению, при этом у нее достаточно возможностей, чтобы испортить вам жизнь. Так что текущий вариант — самый безобидный для вас: просто походите пару недель в управление. Заметьте, официального дела на вас никто не завел, по бумагам вы сейчас — мой стажер.

Дайлэ недоверчиво уставилась на следователя. Это он что, ей помог, что ли?

— Почему бы вам не задать своей кузине хорошую взбучку? — наконец буркнула художница.

— Будьте уверены, она тоже понесет наказание за свой поступок.

Два дня Дайлэ в Управлении выполняла работу секретаря пополам с уборщицей. А на третий случилось кое-что интересное.

К эйяру Ариллиану пришел свидетель — молодой парнишка, который видел предполагаемого преступника по одному из дел. Старший следователь бился с ним больше часа и к тому времени, как Дайлэ принесла в кабинет бодрящие напитки, выглядел крайне раздраженным.

— Не, не… — вещал паренек. — Лицо такое… как бы круглое, но на самом деле не очень… и глаза прищуренные… нос мясистый, но тонкий.

— Так мясистый или тонкий? — устало, видимо, далеко не в первый раз вопрошал «виверн».

— Так тут мясистый, там тонкий, а сбоку, выходит, наоборот..

— Хватит с меня! — Ариллиан схватился было за голову, но увидев Дайлэ, внезапно просиял. — Равэль, живо сюда! И блокнот ваш захватите, понадобится.

— Вот, — спустя еще час портрет подозреваемого был готов, и художница протянула его следователю. — Что этот малый украл?

— Золотое ожерелье, полученное от деда-ромайца, — нехотя сознался виверн. — Просто неприличное число подобных случаев за пару месяцев.

Он устало откинулся в кресле. Руки художницы, настроенные уже на работу, тут же снова схватились за грифель..

— Ой, посидите, пожалуйста так… две минуточки… — Дайлэ спешно накидывала очередной портрет, а голова при этом осмысливала все сказанное следователем ранее..

— Значит, кто-то собирает ромайские украшения?

— Да… гребут все подряд. Или у нас неожиданно завелся подпольный коллекционер, или ищут что-то, о чем сами имеют неполное представление.

— Или как мозаику собирают, — Дайлэ сосредоточилась на наброске и не особенно следила за тем, что говорит, иначе и не подумала бы влезать со своими идеями. — Ну, чтобы каждый кусочек на своем месте… Ай! Ну заче-е-м!

Ариллиан вскочил со своего места как укушенный, а она еще не окончила… все насмарку..

— Все-все, ухожу, — девушка отошла в свой уголок и не видела озадаченного взгляда, которым проводил ее следователь.

На следующий день ее взяли на работу «в поля». Ну как взяли… «Виверн» сам туда отправился, но не успела она и чашку чая выпить, как он снова заявился в кабинет и с порога заявил:

— Равэль, за мной!

«В полях» оказалось сразу трое свидетелей, которые видели злоумышленника. Но все трое совершенно путались в показаниях. Пришлось работать с каждым по отдельности. Все три портрета поражали своей несхожестью друг с другом: кудрявый мальчишка, худосочная дама средних лет, полный пожилой мужчина..

— Как специально подобрались, — опять рассеянно рассуждала Дайлэ, пока ее пальцы порхали по бумаге. — Пожилая дама увидела юнца, юная девушка — старика… кривое зеркало какое-то, не иначе…

— Как. Ты. Это. Делаешь? — Дайлэ вздрогнула

— Делаю что? Я опять что-то не то сказала? Больше не буду.

И снова этот странный взгляд. «Виверн», одно слово.

Через день эйяр Ариллиан придумал новое развлечение. Он усадил Дайлэ неподалеку от себя и торжественно вручил ей большой альбом для набросков и целую упаковку новеньких грифилей.

— Садитесь и рисуйте.

— Что рисовать?

— Что хотите..

— Ну ладно… — Дайлэ пожала плечами.

Странные эти аристократы все-таки. Но рисовать села — образ, который ей хотелось перенести на бумагу, так и маячил перед глазами..

Дождавшись, пока художница с головой уйдет в работу, Ариллиан обратился к ней.

— Дайлэ?

— Ммм?

— Позвольте вам зачитать материалы одного дела..

— Угум..

— Итак, жена господина М. убита магией воды, единственный, кому выгодна ее смерть — сам господин М., но он маг огня и поклялся под ограниченным ментальным воздействием, что жену он не убивал. Менталисты подтвердили правдивость его слов. Что вы думаете по этому поводу?

— Я бы поискала… — художница на миг высунула кончик языка от усердия, — поискала бы… кого-то, кто был убит магией огня… ага… а безутешный родственник этого кого-то, по чистому совпадению, владел бы магией воды…

— Та-а-к, — старший следователь нехорошо прищурился. И еще один вопрос, Дайлэ.

— Угум..

— Как вы это делаете?

Девушка откинула рукой прядь волос, упавшую на лоб, почесала задумчиво щеку, отчего на лице ее появились следы грифеля и, не отрывая взгляда от бумаги, произнесла..

— Беру материал и отсекаю лишнее… вот так… и так..

Старший следователь встал и неспешно обошел вокруг стола. Тихо-тихо, чтобы не спугнуть, заглянул за плечо художницы — на альбомном листе божественные сияющие руки творили из куска риона первого эльна с его, Ариллиана, лицом.

— Какой материал, Дайлэ?

— Вот этот, — она приложила указательный палец к изображенному на бумаге лбу.

— Хорошо, рисуй, — мужчина вышел в коридор, и, задумчиво потирая подбородок, направился в отдел персонала.

— Ринтер! — обратился он к руководителю — Оформи, пожалуйста, со следующей недели госпожу Дайлин Равель под мое начало.

— На какую должность, Ллойд? Рисовальщицей?

— Ассистентом, Рин… ассистентом, — и со странной улыбкой добавил, — Будем отсекать все лишнее.

Страшные сказки Королевства

Санти хмуро посмотрел на календарь. Письма от Азры не было уже десять дней. Десять! За это время она могла бы уже штуки три их прислать. Но, видно, что-то случилось, или нашлись дела поинтересней старого друга. Санти обиженно засопел: верить в последнее ему не хотелось. В конце концов, она обещала. Обещала же? Вот… значит, напишет, как время появится, и все объяснит. А потом приедет и заберет Санти с собой. А если тетя Зана не захочет его отпускать, он сбежит. Он все продумал, даже монеты, которые иногда удается заработать, не тратит на сладости, а складывает в старый носок, а тот прячет под кроватью, в своем тайнике. Так что Азра напишет, да.

Санти посидел еще немного, вытер нос рукавом и вышел во двор. Тетка за безделье по голове не погладит. Она ж собиралась, как приедет от лекаря, близнецов выкупать, а он еще дров не наколол, да и воды наносить надо бы. Зато потом что захочет, то и будет делать. Может, сразу на реку пойдет — вдруг да удастся словить радужную нырьку, как Туку на прошлой неделе. А может, покрутится сначала у мастерской старого Крейя — тот иногда дает мальчишкам поручения, да не за так, за мелкую монетку.

Тетя Зана вернулась расстроенная. Лекарь нашел у близнецов недуг. С ножками что-то, Санти объяснения не совсем понял. Главное усек: вылечить можно, но долго и не дешево совсем. Значит, придется им всем пояса потуже затянуть, и подарков к празднику самой короткой ночи уж точно ждать не стоит. Но из-за последнего Санти не больно-то и расстроился. Даст Пресветлая, к тому времени он уже будет в городе вместе с Азрой.

Вместе с тетей Заной они наносили нагретой воды в большое корыто и принялись мыть младших. Те пищали от восторга, гулили и смеялись пока еще беззубыми ртами — плескаться в теплой воде им нравилось. Санти снова удивился, как близнецы могут быть такими разными по характеру — озорной Мак лупил по воде руками и ногами в восторге от своей затеи, а сдержанный сосредоточенный Даф пробовал нырять и таким образом спасаться от бури, устроенной братом. Вымытые, оба розовощеких крепыша были тщательно укутаны в нагретые на печи полотенца и, быстро притомившись, уснули. На вопрос, можно ли сейчас пойти погулять, тетушка только устало кивнула.

И Санти засобирался на реку. Так спешил, что чуть удочку не забыл, во смеху-то было бы. Что спешил, то понятно: пока до реки дойдешь, пока жуков нашлепаешь (нырька-то, она на жуков лучше всего клюет, каждый знает) — уже и день к вечеру склонится. А может, и не успеет, Санти — парнишка проворный.

С жуками сегодня не повезло, как сквозь землю все провалились, только пару штук и нашел. Да и с нырькой тоже не вышло. Так и сидел почти все время, на тростниковый поплавок пялился. Ни одна рыбеха жука даже не понюхала. Только хотел все смотать обратно, как глянь — на мосту показался знакомый силуэт: темные непослушные вихры, черная меховая жилетка на яркой зеленой рубахе. Показался и рукой замахал приветственно.

— Здорово, Сантэ! Можно к тебе?

— Конечно, Мико, чего спрашиваешь? — Санти от радости даже на месте поерзал, с приятелем уж точно веселее будет.

Ромаец присел рядышком, посмотрел немного на никак не желающий тонут кусочек тростника и заметил:

— Надо рано утром ловить, тогда клюет лучше.

— Дык, знаю, — махнул рукой Санти.

— Не пущают? — понимающе покачал головой Мико.

— А то ж.

Они снова помолчали немного. С ромайцем это выходило легко, приятно и как-то… солидно. Да и вообще, парнишка Санти нравился: приветливый, не лодырь. Нанялся вот работать в соседнем селе. В общественном стойле, где корриденов держат. По этому поводу только ленивый не прошелся. «Пустили виверна в курятник», — говорили. И ничего… и сам при деле, и корри в нем души не чают. С Санти они как-то незаметно сошлись. Оба сироты, у обоих меньшие братья-сестры. Чего бы не сойтись двум горемыкам? Тете с дядей, правда, такая дружба не нравилась, да это их дело.

Мико шмыгнул носом, залез за пазуху и вытащил большой ломоть серого ромайского хлеба. Ароматного, с пряностями. Разломил пополам и протянул половину Санти. Тот молча принял угощение, кивнул в знак признательности, и оба они принялись уписывать нехитрое сытное лакомство за обе щеки.

— А если мякиш насадить, — махнул рукой Мико, — может, хотя бы серебрянку выловишь?

А, ну ее! — тратить хлеб на такое дело не хотелось. — Чего мне с ней одной делать-то?

Мико странно посмотрел на друга, поскреб в затылке и, понизив голос, спросил:

— Хочешь тайну?

— Какую?

— Не-е-е, ты сначала поклянись, что никому не расскажешь!

— Клянусь Пресветлой, чтоб меня морской кот в омут утащил!

Черноволосый кивнул, признав клятву подходящей.

— Странные дела творятся, Сантэ, ой странные! — начал он, и, сорвав молодую травинку, задумчиво закусил зубами. — Риан Горо дает такие поручения… не поверил бы, если бы сам не слышал.

Ромаец покачал головой и снова замолчал.

— Ну… чего сказал-то? — нетерпеливо спросил мальчишка.

— Свести у мастера Крейя мешочек один, с камешками.

Санти удивленно уставился на приятеля. Никак ему не верилось, что справедливый, рассудительный ромайский риан мог приказать кому-то украсть у старика его имущество.

— Брешешь!

— Да чтоб Йеллэ мне все дороги перепутал! — ударил Мико себя кулаком в грудь. И Санти цокнул языком, принимая клятву.

— А на кой ему камни?

— Ну… — замялся чернявый, — тут я не очень понял, если честно. Риан говорил мудрено больно. Что, дескать, для эльнов они опасны, и пришла пора им вернуться туда, откуда они родом. Потом еще о господине, которому камешки сослужат хорошую службу.

— Каком еще господине?

— Кто ж о таком спрашивает, Сантэ? — с усмешкой произнес Мико, перегоняя стелебек из одного уголка рта в другой. — И мне, и тебе лучше о том не знать. Тебе особенно. Риан Горо и так строго-настрого запретил говорить о том чужакам. Только какой же ты чужак? Ты же свой почти.

И ромаец вдруг сверкнул широкой белоснежной улыбкой, открытой и бесшабашной. Правда, исчезла она столь же стремительно, как и появилась

— И я тут, в общем, подумал… как же мне подобраться-то к Крейю, он наш народ на дух не переносит. Зато Сантэ с ним частенько общается..

— Ты хочешь, чтобы я спер камешки вместо тебя? — охнул от внезапной догадки эльн.

— Обижаешь, — надулся Мико — не вместо меня, а вместе со мной. Плату пополам. Тебе один серебряный и мне один, ну как?

— Ну, не знаю, — Санти крепко не нравилась эта затея. Но серебряный — это целое состояние! Хватит и в носок отложить, и тетке немного отдать (ей сейчас нужно), и даже леденец на палочке в лавке купить. — Красть это как-то подло.

— Мне тоже не по душе, — поморщился ромаец. — И предложи кто другой, сразу же послал бы его подальше. Но риан Горо! Дело даже не в том, что он риан. Просто… я ему верю — и все тут. Если он сказал, что так надо — значит, надо. Ну да ладно..

Парнишка встал, разминая ноги.

— Если не хочешь, я сам попробую, только не говори никому.

Вот если бы Мико принялся уговаривать, Санти точно бы отказался. А тут… при виде поникших плечей приятеля и сжатых кулаков что-то встрепенулось внутри, и он решился.

— Стой! Я согласен! Как будем действовать?

План придумали на ходу. Спрятали удочку в кустах недалеко от деревни. Подкрались тихонько к забору. Мико достал из-за пазухи еще один ломоть хлеба, поменьше. Ее хватило, чтобы Вепрь — сторожевой пес старого Крейя, вопреки своей кличке добрейший и любящий Санти за то, что тот не брезговал и всегда охотно его гладил — признал в них своих и завилял хвостом, предчувствуя угощение. Задумка была проста до неприличия: Мико поднимает шум, способный выманить туговатого на ухо мастера на улицу, затем Санти, который не раз бывал в этом доме, через окно влезает в мастерскую, ищет в шкафчике с заготовками зеленый бархатный мешочек, хватает его и удирает назад.

Но это на словах все гладко выходит, а на деле же — сплошь кочки да ухабы. Шум Мико поднял знатный, мастер выскочил, как ему и полагалось. А у Санти дело не заладилось.

Сначала, перелезая через подоконник, он зацепился за торчащий гвоздь и порвал рубаху. Потом чуть не растянулся на полу, споткнувшись о шмыгнувшего в угол кота. В довершении всего, шкаф оказался закрыт на ключ. Начинающий взломщик заглянул во все ящики стола — ключа не было. От отчаяния он пошарил руками по верхней кромке шкафа, и чуть не подпрыгнул от радости, когда искомый предмет звякнул, брякнувшись на пол. Санти подхватил его, быстро открыл шкаф и тут услышал тяжелые шаркающие шаги.

Он схватил единственный зеленый мешочек, трясущимися руками еле повернул в скважине ключ и, чуть не выронив его, положил на место. Шаги приближались, и мальчишка бросился к окну, совершенно позабыв о подлом гвозде. А тот снова нашел себе жертву. Но теперь не рубаху, а тесьму на мешке. Послышался скрип открываемой двери, и Санти, переваливаясь через подоконник, со всей силы дернул мешок на себя. Старая ткань легко расползлась, и из рваного мешочного брюха посыпались на землю камни. Санти лихорадочно рассовывал их по карманам, боясь, что вот сейчас мастер высунет голову в окно и застукает его с поличным. Но ничего такого не происходило, и мальчик немного успокоился. Подобрав последний из выпавших камней, он тихонько прокрался к забору и перемахнул через него.

Мико уже ждал его в установленном месте.

— Подставляй карман, — прошипел Санти и под удивленным взглядом сообщника принялся выкладывать из куртки добычу, попутно рассказывая о своих злоключениях.

— Завтра днем встречаемся у речки. Отдам серебряный, — сказал ему Мико на прощание и крепко пожал руку чуть выше локтя, как у ромайцев меж своих принято.

Ох и досталось Санти вечером от тетки! И за позднее возвращение, и за грязные коленки, а пуще всего за порванную рубаху (и это еще она не знала, что удочку он умудрился в кустах забыть, а то б живьем съела). Поэтому к себе он был отправлен сразу после того, как пришел, да еще и без ужина.

А когда чистил щеткой куртейку, обнаружил, что за подклад что-то завалилось. И с удивлением извлек оттуда камешек. Небольшой, размером с перепелиное яйцо, но такой диковинный, что Санти даже рот раскрыл — он и не думал, что земля такое родить может. Белый, полупрозрачный, словно мерцающим серебристым туманом наполнен. А внутри чисто огонь живой — желтые, оранжевые, красные всполохи. И все это движется, вихрится, танцует и, кажется, живет своей непостижимой жизнью. Так и хочется поближе наклониться, и смотреть… смотреть… смотреть…

Санти оттер камешек о рубаху да поднес к лампе, чтоб на свет поглядеть — и совсем пропал. Огоньки, как мотыльки живые, замелькали, запорхали внутри, зовя за собой и вдруг сложились в цельную картинку. Видит парень степь бескрайнюю, а по ней, вздымая копытами клубы пыли, табун бежит. А скакуны — то! На корриденов похожи, но покрепче, и цветов всяких разных… Корри ж только белые бывают, а эти — и рыжие, и желтые, и пятнистые, и даже — Санти аж моргнул, не веря своим глазам — черные. А за табуном на огромном золотом звере скачет эльн. И чем ближе он подъезжает, тем больше мальчишке не по себе делается. Никогда он эльнов похожих не встречал, даже не слышал про таких. Лицо круглое, желтое. На голове шапка треугольная, мехом оторочена. Из-под шапки длинными черными змеями спускаются волосы. Усы, тоже черные, тонкие и длинные, как у сома. А глаза узкие, раскосые. Смотрят хитро, жестко прямо на Санти, и тонкие губы кривятся в неприятной ухмылке. От взгляда этого ни рукой шевельнуть, ни ногой, и мороз по коже пробирает. Смотрит всадник на Санти, приглаживает усы свои и длинную редкую бороденку, а потом как захохочет, неприятно, резко. Словно стекло на куски рассыпается. В то же мгновение пропало видение, и мальчишку отпустило — он резко вдохнул, осел на кровать, зажал камень в кулаке покрепче.

— Привидится же такое, — сказал, наконец, когда дрожь унялась. — Что я, маленький что ли, ерунды всякой бояться? Завтра верну камень, и дело с концом.

Но себя не обманешь, и как не уговаривал себя Санти, но раскосый всадник всю ночь не шел у него из головы.

А на следующий день он снова пошел на реку, получил от Мико серебряную монету. А вот камень не отдал. Забыл напрочь. Как память отшибло.

Вспомнил о нем уже ночью, когда пришла пора спать ложиться. И сразу захотелось на камешек посмотреть. Лампу в этот раз тетя Зана забрала, чтобы масло зазря не жег. Поэтому Санти подошел с необычной находкой своей к окну. Ночь выдалась лунной, серебристые лучи так и тянулись от ночного светила прямо к мальчику.

— Я только одним глазом гляну, — подбодрил себя паренек и поднес камень к лунному лучу.

В волшебном мерцающем свете камень выглядел совсем иначе… Теперь в нем клубился не молочный туман, а серебристая мгла. Огоньки внутри сейчас казались пурпурными, а то и вовсе зелеными. Не смотреть туда просто не было никакой возможности. И Санти вглядывался, позабыв про все нас свете.

Видит он развалины древнего храма. Каменные стены и колонны, обвитые с верху до низу ползущими стеблями. Крыши, похожие на остроконечную сплюснутую репу, наполовину разрушены. По кругу, прямо на каменном полу, горят свечи. Санти кажется, что это чьи-то жадные глаза. И это многоглазое нечто смотритна него и ухмыляется. В центре зала танцует девушка. Сильная, гибкая, внешне похожая на ромайку, она, кажется, вся состоитиз плавных линий и округлостей. Движения ее неторопливы и текучи, а наряд поражает воображения: тяжелая золотая корона, больше похожая на шлем, золотая же кофта без рукавов, совсем коротенькая, открывающая грудь и даже живот, да еще набедренная повязка. Танцовщица приближается, и становятся видны темно-красные губы, длинные ногти на руках и вязь золотого орнамента на смуглой коже. Окончив свой замысловатый танец, она смотрит с интересом на Санти и улыбается.

— Пойдем со мной! — звучит ее голос, и к нему присоединяется множество других: высоких и низких, рокочущих и визжащих. словно заговорило разом то самое, многоглазое, — Ну что же ты, или боишься?

И она заливается хриплым, лающим хохотом… А Санти с ужасом смотрит на нее и невольно отмечает, как неправильно шевелится рот тацовщицы, совершенно не совпадая с тем, что она говорит, как морщится ее лицо, словно и не лицо, а накинутый кожаный мешок с прорезями для глаз. Как съезжает он, обнажая под собой нечто совсем иное — создание, от которого у парня кровь стынет в жилах. Иссиня-черная кожа, безумные глаза, широкий вывернутый нос, кровавый рот с клыками. Ожерелье из мертвых голов на шее. И каждая из них визжит, хохочет и дразнит Санти:

— Ну что, не нра-а-а-а-ви-и-имся? Не-е-ет? И-и-и-ии!!!

А тот стоит ни жив ни мертв и чувствует, как шевелятся волосы на голове.

— Ну, не хочешь так, тогда ладно, — говорит, наконец, черная, и облизывает клыки лиловым языком. — Довольно! — кричит она, так что уши закладывает, и видение пропадает.

Уже утро, а Санти, как дурак, все торчит у окошка. Домашние спят еще, да ему бы тоже не мешало. Но только он решает завернуться в одеяло, как в окно его тихонько ударяется камушек.

— Сан-ти — зовет его приглушенно такой знакомый голос.

Он мигом бросается к подоконнику, и точно — прямо напротив, внизу, видит знакомую рыжеватую макушку.

— Азра? — не верит он своим глазам.

— Да я, я… — улыбается девчушка и, как обычно, дергает себя за косицу. Она от волнения всегда так делает. — Я за тобой приехала.

Тут Санти хмурится.

— А чего не писала так долго?

— Не до того было, — Азра усиленно чешет кончик конопатого носа. — Потом расскажу… Ты как, идешь со мной?

Да, сейчас. Санти бросается под кровать, вынимает из тайника свой носок с монетами и прячет за пазуху. Азра за это время приносит от сарая приставную лестницу. И мальчишка тихонько, чтобы не шуметь, спускается вниз.

— Ну вот, — обнимает Азра друга, — так-то лучше. Знаешь, что я тебе покажу, ты в жизни не поверишь! Мы теперь всегда-всегда с тобой будем, да? Ну их всех, а у нас своя дорога.

Санти держит Азру за руку и смеется от радости. Азра тоже смеется и иногда облизывает уголки губ.

По утру тело мальчишки находит тетка. Он лежит на земле, прямо под окном. Волосы его белее снега, а на губах навечно застыла странная светлая улыбка.

Отборные сказки Королевства

— Ты обещала! — тонкий палец Альма воинственно нацелился прямо Лайле в нос. — Сам Заступник тому свидетель!

И, повернувшись к толпе зевак, мальчишка заголосил:

— Рассудите, эльны добрые! Эта коварная дева обещала мне любую помощь за то, что я целую неделюторчал вместо нее за прилавком, а теперь отказывается держать слово.

Народ неодобрительно загудел. Лайла поспешила прекратить это представление, пока глас толпы не вмешался в их с Альмом разговор и, схватив постреленка за шкирку, затащила его в лавку.

— Речь шла о помощи, а не об участии во всяких балаганах! — отрезала она.

— Так это и есть помощь, дурья твое башка! — с сочувствием, словно скорбной умом, пояснил негодник — Ой!

Возмездие в виде подзатыльника настигло его, как он не старался увернуться.

— Что за шум? — Выглянул из своей каморки мастер Тревор, больше похожий на кузнеца, нежели на сапожника со своей окладистой бородой, сплетенными в мужскую косу русыми волосами и такими широкими плечами, что запросто мог посадить Альма на одно, Лайлу на другое и еще место бы осталось. Честно-честно, они проверяли.

— Эта скудоумная отказывается ехать на Отбор! — с возмущением воскликнул мелкий.

— Правильно делает, — ожидаемо поддержал девушку мастер. — Там только бездельницам место, задами перед комиссией крутить, а у Лайлы работы непочатый край. Вон, госпожа Виэль новую сумочку вчера заказала, с кружевами и вышивкой по новой моде.

Альм вздохнул и печально покачал головой.

— Вы бесконечно отстали от жизни, — заявил паршивец. — Вы думаете, туда зачем народ едет, награды выигрывать, в невесты выбиваться? Ага, как же… Те, кто посметливее, давно просекли — там самое место, чтобы показать товар лицом. И не этот..

Альм обрисовал руками груди размером с арбуз..

— Будь так, мне б и то больше светило, чем этой малахольной… Ай-яй! — на сей раз ему повезло, и плюха задела его только по касательной. — А нормальный товар, на продажу который. Вот сколько прошлый раз над Мельфирой смеялись, когда она на отбор заявилась… Куда, мол, тебе с твоей физией, в невесты? А она, не будь дурой, украшений покрасивше наделала, с помоста перед всем городом на конкурсе предъявил — и пошли заказы-то…

Тревор задумчиво почесал затылок. Лайла тоже притихла. С этой точки зрения на Отбор она никогда не смотрела. А если так повернуть, то, выходит, в чем-то прав Альм.

Вообще-то история Отбора была банальна до неприличия. Когда-то давно в роду Артанхионов стали рождаться слабые дети. Сам Хранитель указал на то, что слишком увлеклись они чистотой рода и крови, оторвались от земли, от законов природы. Исправить это можно было, взяв в жены простую, не родовитую эльну. Кто будет спорить с Королем? Даже Артанхионы не посмели. Но первую попавшуюся крестьянку брать в свою семью не спешили. Тогда-то и провели самый первый Отбор — пригласили к себе всех юных дев дабы выбрать достойнейшую. Какой переполох поднялся! Потянулись в Феарн кандидатки со всех окрестных городов и сел. Да только больше двух третей из них дальше городских ворот не дошли: тех, кто не мыт, не чесан, себя держать совсем не умеет или ни капли магии в ком нет, сразу возвращали домой. А из оставшихся уже выбирали. И внешность девушек оценивали, и здоровье, и характер. Выбрали, наконец, будущую риану Артанхион. И вполне удачно. Говорят, жили супруги в любви и согласии, детей произвели на свет крепких и достойных. А через два поколения опять проблемы начались. Снова про Отбор вспомнили да с тех пор не забывали.

Время шло, нравы становились более свободными, рианы с поиском подходящих жен прекрасно и сами справлялись, а Отборы остались как дань уважения традициям и любимая народная забава. Вместо свадьбы с рианом победительница получала ценный приз из его рук и почетный титул Главной невесты Феарна. Желающих взять в жены такую девушку всегда находилось более, чем достаточно.

— Ну что, дошло наконец? — Альм с чувством выполненного долга уселся на табурет для посетителей и, положив ногу на ногу, расслабленно взирал на своих слушателей.

Мастер Тревор погладил бороду и принялся размышлять вслух

— А что, Лайла, неплохо придумано. Авось и правда, бойчее пойдет дело, расширимся тогда. Возьму еще пару подмастерьев, тебе помощницу, опять же. — Взгляд сапожника затуманился от подобных перспектив. — Сестренку забрать к себе сможешь. Ну а не выйдет — ничего не потеряем да и народ повеселим.

— В общем, подруга, собирайся в Феарн! — подытожил мелкий прохвост.

— Ну почему за вас всегда я должна отдуваться? — возмутилась Лайла. Не очень искренне, надо сказать. Мысль о сестренке попала на благодатную почву. А ну как, и правда, получится!

— Из нас с мастером невесты не очень убедительные, сама понимаешь. И потом, ты же там не одна будешь, я с тобой поеду. Для моральной, так сказать, поддержки. Ну и вообще — ты мне обещала!

Лайла только глаза закатила!

— Ладно-ладно, уговорили. Но чтоб держался в Феарне тише мыши!

— Разумеется, — кивнул мальчишка, глядя на подругу такими честными голубыми глазами, что даже мастер засмеялся. Слова «тише» и «Альм» совершенно не сочетались друг с другом.

В путь друзья отправились на следующий день. Встали засветло, собрали котомки, позавтракали поплотнее. Мастер Тревор взялся подвезти своих работников до стен города. Запряг в телегу Льдинку — молодую кобылку корри, всеобщую любимицу, выстлал дно мягким душистым сеном и пригласил:

— Запрыгивайте, пора уже.

Альм с Лайлой не заставили себя упрашивать, поудобнее устроились в телеге, и путешествие началось. Льдинка бежала легко, небольшие вихри из-под ее копыт слегка приподнимали телегу, облегчая вес и делая ход более плавным. Лайла вознамерилась вздремнуть немного, но не тут-то было. Раздражающе бодрый Альм вынырнул из сена рядом с ней, и, немного поворочавшись, принялся приставать к ней с вопросами.

— Ты уже придумала свою речь?

— А что там придумывать? Как есть, так и скажу… такая-то такая-то, работаю у мастера Тревора, — пожала Лайла плечами.

— Ой, балда! — схватился за русую голову мальчишка. — Вся затея виверну под хвост! Это ж самое главное! Кто там будет на очередную блеющую овечку смотреть? Таких и в соседнем дворе не счесть.

— Так и есть, — подал голос мастер. — Я как-то был на одном Отборе, так после десятой лепечущей красотки уже все на одно лицо становятся.

— Вот. А оно нам надо? Яркой красотой ты похвастаться не можешь, значит, будем брать внезапностью и напором.

Лайла с сомнением посмотрела на доморощенного оратора. Особого напора она за собой не замечала.

— Да-да, а что, — продолжал между тем идейный вдохновитель всего этого безобразия, — это ты только с виду моль блеклая, а внутри — чисто И-Драйг-Гох, вон как неделю назад за мной по всему селу с кочергой гонялась. Глаз блестит, румянец во всю щеку! Любо-дорого посмотреть!

В общем, всю дорогу до стен Феарна Лайла с Альмом придумывали приветственную речь. Два раза чуть не подрались, один раз кандидатка в невесты, спрыгнув с телеги, пешком вознамерилась домой возвращаться, пришлось идти за ней и извиняться. Три раза мальчишка уклонялся от подзатыльника, пару раз не успел. Но, в итоге, речь была готова, и даже Льдинка, слушая ее, разражалась ехидным ржанием.

Народа на дороге становилось все больше. Кто шел погулять да полюбопытствовать, а кто и поучаствовать в Отборе. На телегах, возках, а то и пешком, шли и ехали разрумяненные, разукрашенные невесты в самых лучших своих нарядах.

Не доезжая до самих врат, мастер Тревор остановил повозку, неловко обнял Лайлу, хлопнул по плечу Альма так, что тот чуть не улетел в канаву.

— Ну, давайте. Чтоб все хорошо прошло! — говорить сапожник был не мастак, но переживал за работничков своих от души.

— Все сделаем в лучшем виде! — пообещал подмастерье. — Феарн вздрогнет.

Мастер с сомнением крякнул, развернул повозку и, осенив на прощанье их знаком Заступника, поехал назад.

Город гудел как разбуженный улей. Поток прибывавших вынес их к главной площади, где отстроены были аж три помоста, чтобы первый день Отбора прошел быстрее да на народные гулянья времени побольше осталось. Отстояв очередь к одной из импровизированных сцен, записавшись в список кандидаток («номер сорок пять, прошу не опаздывать») и получив желтый круглый жетон участницы, Лайла с Альмом решили побродить по торговым рядам да поглазеть, что в городе спросом пользуется.

Первым делом Лайла подалась, конечно, в ряды с одеждой, посмотреть на работу других вышивальщиц, поискать новые темы для узоров и орнаментов. А затем пришлось заглянуть в едальные, где торговали леденцами, карамельными фруктами, орешками в меду, пирогами и тефтелями на шпажках. Мелкий поотстал, позарившись на пряники с вареньем. Да и Лайла, хотя и не горела желанием сюда идти, все же поддалась общему настроению и решила угоститься.

Пока девушка разглядывала лотки с едой, выбирая на что бы позариться, в начале ряда показались трое молодых людей в синих мундирах стражи. Двое из них шли вполне спокойно — коренастый шатен с крючковатым носом что-то объяснял высокому брюнету. Тот кивал, делая вид, что внимательно слушает, сам же с любопытством смотрел по сторонам и то и дело угощался из кулька жареными каштанами. А вот шедший впереди светлый до снежности блондин Лайле не понравился совершенно. Таких хамоватых беспардонных типов она на дух не переносила. Он шел, обшаривая взглядом каждую симпатичную девушку на своем пути. То присвистывая, то бросая вослед похабные замечания. По Лайле его взгляд слегка мазнул было, но зацепился за желтый кругляш участницы.

— Рай, посмотри-ка сюда. Эта бледная немочь тоже хочет в невесты. А одета — аж плакать хочется, — он притворно покачал головой.

— Ага, вот этим и займись на досуге. — Альм вынырнул из толпы как злой дух из бутылки и, жуя пряник, продолжил. — Рыдай, потому что такая девушка как Лайла на невоспитанного хама и не взглянет.

У белобрысого от этой неожиданной отповеди даже лицо вытянулось.

— А что до «бледной немочи»… — лениво растягивая слова вступила в диалог рассерженная Лайла, — тут мне до вас как до столицы и обратно. Вы ж с белой стеной сольетесь, если глаза прикроете..

— Прирожденный гений маскировки в сугробах, — хохотнул мальчишка.

— Ах вы! — взвился беловолосый. — Да я вас… — и, верно, кинулся бы на Лайлу и Альма с кулаками, а то и с чем поопасней, но был тотчас остановлен своими приятелями. Почти одновременно две руки легли ему на плечи, и брюнет, усмехнувшись, произнес

— Угомонись, Зерд. Ты получил достойный отпор. — А затем повернулся к вышивальщице и отвесил легкий поклон.

— Госпожа Лайла, прошу, простите моего друга. Он не всегда бывает так несдержан. Желаю вам удачи в Отборе.

— Спасибо. — Лайла не удержалась от ответной вежливой улыбки.

— Так, нечего тут расшаркиваться, нам еще готовиться надо, дел невпроворот, — забеспокоился Альм, подхватывая подругу под локоток и подталкивая по направлению к главной площади.

Отбор уже начался. Пока друзья пробирались через толпу, на трех помостах во всю расхваливали себя участницы из первой десятки — кто пел, кто танцевал, кто читал стихи своего сочинения, но большинство, как мастер и говорил, надеялись на наряды да уборы и просто павами ходили по сцене. Красиво, но скучно. Хотя пара девушек Лайле понравилась — одна просто очень яркая, красивая — огненно-рыжая и глаза синие-синие. Такой и делать ничего не надо — захочешь — не забудешь. А она еще и пела, с огоньком, ножкой притоптывая. А вторая — мелкая, с виду неказистая — до того горластая оказалась да на язык бойкая, что живо напомнила Альма. Хлопали ей, кстати, не меньше, чем красавице.

Когда пошли на сцену двадцатые номера, Лайла со своим верным сопровождающим прошли в специально отведенный шатер для участников, готовиться. Вышивальщица вынула из котомки свою гордость — длинные, выше колена, сапоги из темно-красной бархатной кожи. Шнуровка сверху донизу хоть и отнимала много времени, зато позволяла по ножке идеально сапог подогнать. А по бокам Лайла черной шелковой паутиной вышила узоры — цветы яблони и побеги тростника — знаки Прекраснейшей и Хранителя. Няня ей всегда говорила, что эти двое руки над ней держат, оттого и дар у Лайлы небольшой, но ценный — самая грубая ткань или кожа перед ее иглой становятся мягче ситца, а нити цветные без узлов в одну соединяются. И узоры она придумывать горазда, ни разу не повторилась. Эх, нянюшка…

Девушка закончила шнуровку второго сапога, оглядела свою работу и вздохнула украдкой — жаль, под юбкой и половины этой красоты видно не будет. Но это полбеды, а вот то, что чересчур тихо вокруг — это настораживает. Опыт говорил, что если Альма не слышно более пяти минут, надо срочно идти за поленом или розгами. И точно — паршивец на сей раз забился в угол вместе с котомкой и занимался тем, что отчаянно кромсал своим карманным ножом ее, Лайлы, почти-самое-нарядное платье.

— На, надевай. Потом спасибо скажешь, — он впихнул ей в руки оскверненный наряд прежде, чем она нашла хоть какие-то слова.

— Я тебе скажу, — зашипела было мастерица, но в платье облачилась, чтобы оценить масштаб бедствия. Сзади оно не пострадало, а вот спереди подол был отхвачен так, что еле прикрывал верхний край сапог. Смотрелось не вполне прилично, но, на удивление, интересно.

— Во! Совсем другое дело. — Альм придирчиво оглядел свою работу и всю фигурку Лайлы в целом. — Малевать тебя не будем, и так сойдет. Запомни, — наставительно поднял он указательный палец вверх, — у зрителей должны остаться в памяти твои сапоги и название мастерской, где их делают.

— Да я пока помирать не собираюсь, — фыркнула девушка.

— А мы тебе и не дадим так просто он нас смыться, — серьезно заявил нахаленок.

— Номер сорок пять, госпожа Лайлин Тарлион! — возвестил глашатай..

— Тарлион?.. Тарлион… из благородных, поди… — раздались голоса.

— Ну все, бежим… — Альм схватил девушку за руку и потащил из шатра на помост… Давай, Лайла, получай свои пять минут поз… в смысле славы… и извиняй, если что… — С этими словами мальчишка буквально выпихнул Лайлу к зрителям, откуда только силы взялись.

Та вылетела на сцену как пробка из бутылки, затормозила у самого края, неловко взмахнув руками. Заскучавший было народ оживился. Передние ряды сразу с любопытством уставились на предъявленную им расшитую красоту. Лайла еще и каблуками прищелкнула, внутренне негодуя на поганца. Толпа меж тем загудела..

— Поглянь! Так спешила, аж запыхалась.

— А вырядилась-то, во бесстыдница!

Говорить что-то в таком шуме было невозможно, поэтому девушка заложила в рот пальцы и громко, по-разбойничьи, свистнула. Ну, хоть какая-то от общения с Альмом польза.

Толпа от такой неожиданности притихла, Лайла же, не теряя времени даром, заголосила, набрав в грудь побольше воздуха:

— Перед вами вышивальщица самого лучшего сапожника округи, мастера Тревора. И то, на что пялится сейчас вот этот усатый господин…

Девушка подождала, пока прокатится волна усмешек

— … я про сапоги, если что, — она проделала несколько маленьких танцевальных па, демонстрируя обувку. — Это пример нашей с ним работы. Также принимаются заявки на ремни, сумки, жилеты и перевязи.

Последнее Лайла проговорила быстрым заученным речитативом.

— Почему вы думаете, что достойны быть Главной невестой Феарна? — задал глашатай обязательный вопрос.

— Потому что у меня для этого все есть, — покрутилась вокруг себя Лайла. — Например, наилучшим образом подходящие Главной невесте… сапоги от лучшего сапожника округи мастера Тревора. Скидки постоянным заказчикам, индивидуальный подход и точность исполнения.

— Каков ваш идеал будущего супруга?

— Добрый, щедрый, с хорошим вкусом, — принялась загибать пальцы вышивальщица. — Такой точно не пожалеет денег на лучшие товары от мастера Тревора. Тем более, что цены пока весьма умерены.

В толпе послышались смешки. Народ тоже желал поучаствовать в такой забаве.

— Слышь, вышивальщица! — крикнул кучерявый парень. — Ты в невесты хочешь или сапоги продавать приехала?

— Я-то в невесты! — радостно отвечала Лайла, когда смех поутих. — Сапоги вы и без меня купить можете. Знаете ж где? В мастерской мастера Тревора. Лучшая кожа, огромный выбор.

— А чем вы увлекаетесь помимо работы? — прозвучал еще один вопрос. И девушка с некоторым удивлением узнала в задавшем его эльне вежливого темноволосого стражника.

— Танцевать очень люблю. Хотя и не всегда выходит ловко, — просто созналась она. И тут же оживилась: — Но последнее вообще не важно, потому что самые крепкие набойки делают знаете где?

— Неужели у мастера Тревора? — загоготали в толпе.

— Конечно, — довольно кивнула Лайла — именно там. Первым покупателям ремень в подарок.

— Это успех! — патетично произнес Альм, когда последний из страждущих их внимания эльнов отправился по своим делам. — Вот мастер будет удивлен, когда к нему такая толпа пожалует!

Лайла, сама не ожидавшая такого ажиотажа, только кивнула. За прошедшие несколько часов она успела показать весь товар, имеющийся в котомке, продать пару расшитых поясных сумок, получить заказ еще на десяток таких и кошелей к ним в придачу и даже вытребовать задаток. А уж сколько эльнов подходило к ней на предмет сапожки посмотреть, кожу пощупать да прицениться, даже Альм не взялся бы сказать.

Но самый главный сюрприз поджидал ее вечером, когда вывесили списки невест, допущенных к следующей ступени Отбора. Они с мальчишкой, усталые, но довольные как раз плелись к городским воротам, но решили из интереса тоже глянуть, кого из девушек пропустили дальше. Особенно Лайлу интересовала мелкая бойкая девчушка. Оказалось, она прошла. И сама вышивальщица, к своему немалому изумлению, тоже.

— О, смотри! Ты тоже в списке! — завопил Альм. — Останемся?

«…участницы должны будут показать… свои манеры и умение держаться..»

— Нет, — отрезала Лайла. Этим парадом тщеславия она была сыта по горло. — Ни за какие коврижки.

— Ну и ладно, — легко согласился мальчишка. Тоже устал, хоть и не сознался бы ни за что.

Они почти дошли до ворот, когда снова повстречали знакомых стражей, на сей раз, правда, белобрысого хама с ними не было.

— Уже уезжаете? — остановил их коренастый — Вы же, кажется, в списке?

— Да, но, честно говоря, на это не рассчитывали. А где ваш третий приятель?

— У него нашлись срочные дела подальше от Феарна, — чуть улыбнувшись, ответил брюнет. — Могу я спросить, госпожа Тарлион, вы случайно не родственница леди Тельмины Тарлион?

— Падчерица, — отрицать очевидное было глупо. — Но вряд ли это можно назвать «случайно».

Альм, прищурившись, переводил взгляд со своей подруги на стражников.

— На чем вы планируете добираться? — спросил первый. — Уже довольно поздно.

— Пешком, — тут же встрял мальчишка, — а что?

— Одну минуту, — брюнет повернулся к кому-то, свистнул залихватски и помахал рукой… А через пару мгновений к воротам подлетела черная блестящая магповозка с гербом Артанхионов на боках.

— Фер, ты за старшего, — бросил брюнет своему товарищу. Тот кивнул и вернулся к своим делам.

— Прошу вас, — не давая Лайле опомниться, риан — теперь Лайла была в этом уверена — открыл перед ней дверь.

— С чего бы такая забота о нас, Ваша Милость? — Лайла намерено скрестила руки на груди, чего истинная леди никогда бы себе не позволила.

— Считайте, что мне срочно возжелалось заказать обувь у самого модного в этом сезоне сапожника, — хмыкнул брюнет. — К тому же, леди Тельмина мне все уши прожужжала, что от ее падчерицы нет вестей уже пять лет, и ее следует официально признать умершей.

— Что? — Вот это действительно был удар. — Как это нет вестей? Я же регулярно ей пишу, и сестру не так давно навещала

У Лайлы аж ноги подкосились, и пришлось присесть на бархатное сидение.

— Вот это и обсудим, — риан Артанхион подождал, пока внутрь повозки заберется Альм, и захлопнул дверь. — Помимо размера скидки и… что там у вас положено в подарок?

— Ремень, — бодро отрапортовал Альм. — А если две пары сапог возьмете, то Лайла вам сама кошель вышьет.

— Тогда, у меня, похоже, нет выбора, — улыбнулся риан и завел повозку.

Туманные сказки Королевства

«В легендах говорится, что боги создали Королей, когда решили удалиться от дел этого мира. Все самое интересное было придумано, законы мироздания определены, и Создатели заскучали. Сначала они приглядывали за своими детьми, а потом возложили на них все свои заботы и вовсе покинули созданный ими уголок Вселенной, даже имена свои запретили вспоминать. Говорят, что отправились они создавать новые миры, зажигать новые звезды, вершить великие акты Сотворения. Лишь выжившая из ума богиня Судьбы осталась здесь, поэтому все эльны не властны над своими жизнями..»

Какая несусветная чушь! Сил больше нет читать, — Мэб перелистнула пару страниц библиотечной книги и сразу перешла к вопросам.

«Почему боги оставили мир и что, по вашему мнению, они делают сейчас?».

Почему-почему… Да потому что они безответственные и необязательные создания. Скучно им стало, видите ли! Так придумали бы себе занятие. Вот сент Андалон — их старый сотник — разве оставил бы когда-нибудь своих ребят по такой смехотворной причине? Это же форменное дезертирство. Да и сама Мэб… разве бросила бы парней? Что она за десятник была б после этого? Скучно… Кому скучно — тот бездельник. У них такое быстро лечилось — два наряда вне очереди, глядишь, и прошла, скука-то… Эхх… Мэб вздохнула, отгоняя приятные воспоминания, и снова уставилась в страницы учебника, век бы его не видать.

Ну вот на кой ей, боевому магу, разведчице, почти год продержавшейся в зоне боевых действий, вся эта макулатура? «Мифы древних эльнов», «Культурные особенности народов Королевства» и прочие истории искусств… Но приказ начальства есть приказ начальства. Адаптация к мирной жизни, будь она неладна. А ведь как все хорошо начиналось… Взгляд Мэб затуманился.

Вспомнилась ей та нескладная долговязая девица, какой она впервые предстала перед приемной комиссии столичной Военной Академии. Пятеро суровых мужчин в форме изучающе смотрят на нее. Она, хоть и волнуется до жути, подбородок задирает повыше, вытягивается в линию и молча ждет, пусть себе изучают.

— Н-да, — озвучил общее мнение тот, что сидел по центру. — Ну, госпожа Мэйбэль Фринн, что прикажете с вами делать? Экзамены вы сдали достойно. Но барышне на боевое отделение… — он с сомнением покачал головой.

— Я сдала все нормативы, — напоминает она, хмуря светлые брови. А чего ей это стоило — это ее личное дело.

— По нижней границе нормы, — бодро сообщил полный пожилой мужчина, сверившись с ведомостью.

— Но сдала! — отрезала Мэб.

— Зачем вам на боевое? Женихов искать? Так они и и на других отделениях имеются, — с обидным снисхождением осведомляется статный подтянутый господин, скорее всего из аристократов.

Такой клеветы она не стерпеть не может. Пальцыcами сжимаются в кулаки, подбородок выпячивается еще больше.

— Никак нет. Хочу служить Королевству и сражаться с его врагами.

Тот, что в центре хмыкает, какое-то время еще изучает лежащие перед ним страницы, и выносит вердикт:

— Ну что ж, пробуйте. Но потом не жалуйтесь.

А секретарь потом шепчет по секрету, что не была б она сиротой — ни за что не взяли бы.

Дальше Академия, боевка. Поначалу сложно до зубовного скрежета. Бесконечные тренировки, пробежки с тяжеленными сумками, полосы препятствий в любую погоду, поединки с однокурсниками (на которых ей сильнее всех доставалось… и не потому, что парни лютовали, просто она одна девчонка во всей группе, а работать вполсилы запрещается). И подначки постоянные («это тебе не в пяльцах вышивать», «бабам тут не место»). И Мэб думает, что тяжелее этого ничего быть не может, дуреха, и злые слезы от боли и обиды льет по ночам тихо, в подушку. Но учится, не переводится. Плетется, правда, в самом конце, но держится. Обзаводится прозвищем — Оглобля. Похожа, что уж там — высокая, тощая как хлыст, с широкими для девицы плечами, волосы льняные обрезаны коротко, как и у всех мужчин-военных. Понятное дело, что как девчонку ее и не воспринимают, хотя ругаются при ней, почему-то не так ядрено.

К четвертому курсу из вечно отстающих она переходит в разряд крепких середнячков. Однокашники, наконец, признают ее ровней, а преподаватели — достойным боевым магом. А в год выпуска случается конфликт на западных границах, что рядом с Туманной Стеной. Из Тумана прет. всякое. Весь их курс туда и перебрасывают, к сенту Андалону под начало.

Мэб хмыкнула, вспоминая, как досадливо морщится бывалый сотник на нее глядючи и спрашивает требовательно: «Что, мужики у вас закончились что ли, что вы мне баб сюда шлете?». А после все пытается ее куда попроще пристроить — в кашевары, например. А если с заданием отправляет, то уж точно в самый тухлый квадрат, где отродясь ничего не происходило.

Вот и в тот раз он направляет группу Мэб прочесывать дальние от Стены территории. Парни довольны — раз уж ее к ним приставили, значит, работка предстоит несложная. Кто ж знал, что именно там один из полоумных фанатиков устроил себе схрон и несколько гнезд туманников припрятал в разных точках! До этого и подумать не могли, что тварей этих можно разводить, что коз твоих. И не просто разводить, а еще и натаскивать. Вот и получилось вместо прогулки настоящее пекло.

Мэб морщится. Первый бой не забыть никогда. Сколько не тренируйся, не настраивайся, когда все начинается по-настоящему, тут-то и понимаешь… многое понимаешь. Когда встают вокруг твари, когда вспухает земля от их туманных щупалец, и смертельной захлестывающей волной летят сверху магические заряды, когда кричат от боли товарищи, воздух пропитывается кровью, и смерть так близко, что слышно ее холодное, завораживающее дыхание… Тогда все слои, все роли шелухой с тебя слетают, осыпаются в пепел. Мужчина ты или женщина, старый или молодой, знатный или не слишком… Все не важно. Все, что ты о себе думаешь и все, что о тебе думают — не важно. Только одно имеет смысл — какой ты на самом деле. Не узнаешь, пока не окажешься там.

Мэб узнает. Что смерть не всегда во зло, а надежда — во благо. Что в центре огневого шторма способна мыслить холодно и четко. Что убивать не сложно, если перед тобой враг. Что она сильнее, чем думала, иначе не выволокла бы с поля боя на себе двоих парней. После этого дня никто больше не называет ее Оглоблей. А когда сент Андалон в следующий рейд ставит ее десятником, ни одного бойца не находится, кто бы был против.

Так она и провела там почти год. Если не считать того времени, что после ранения на восстановление положено. Туманник ей чуть руку не схарчил, думали — все, отнимать придется. Но, спасибо целителям, вылечили. И она тут же отправилась обратно. Сент Андалон только головой качает: «Едва отлегло, снова в строй? Удача — она, знаешь ли, не бесконечная». Уж кто бы говорил. И все неплохо шло, угораздило ж ее так подставиться. Кинулась парнишку спасать, которого туманник грыз, хотя видно ж было, что уже поздно. И желторотик сгинул, и самой не поздоровилось — тварь своим щупальцем призрачным насквозь ее прошибла. Выжила Мэб каким-то чудом. Сначала в поле, затем, когда ее нашли, в лазарете. Две недели без сознания лежала, потом еще два месяца на реабилитации. Раны целители подтянули, а вот всю тьму извлечь не смогли, так под сердцем сгусток ее и остался. Магию ей применять запретили. Дар-то при ней остался, но есть риск контуры перенапрячь, и тут уж ее ни один лекарь или целитель не спасет. Ну и со службы ее списали, понятное дело. Кому нужен такой вояка.

И вдруг оказалось, что в этой новой жизни Мэб места нет. Все, что она умела, на что тратила свои годы — все было там. А здесь — пустота. Если бы не эйяр Сарион, глава военной академии, то совсем худо пришлось бы. Он вызвал ее к себе, осмотрел цепким взглядом, в котором не было ни капли жалости и выдал:

— Паршиво выглядишь, Фринн. Отставить уныние. Пойдешь к нам, детей учить. — Он не спрашивал, ставил перед фактом. Знал, что ничего лучше сама Мэб не придумает. — Только голову в порядок приведи сначала. Вот держи.

Он поставил росчерк на каком-то листе и протянул его девушке. Она пробежала бумагу глазами и замерла в удивление.

«Направляется на дневное обучение по специальности «Культурология».. Что это за шуточки..?

— Исполнять! — гаркнул Сарион, и тэн Фринн щелкнула каблуками прежде, чем успела задать хоть один вопрос.

Ну и вот, сидит, исполняет. Чтоб эта культурология со всеми мифами прямо за Туманную Стену и провалилась. Одно радует — получать диплом от нее никто не требует, год- другой помучается, и можно в Академии детей учить. Хоть чем-то полезна будет. А вот то, что эйяр Сарион взялся ее каждые две недели к себе вызывать — это ей совершенно не нравилось. Ладно бы просто слушал отчеты по обучению, так он еще распоряжения… ну очень сомнительные отдавал. То к мозгоправу сходить (Мэб ходила, да результата никакого не почувствовала). То посетить музей искусств. То купить и носить нормальную женскую одежду (чем его форма не устраивает, девушка не поняла: чистая ж, новая, все по уставу). И именно последнее его распоряжение виной тому, что сейчас в читальном зале библиотеки Мэб мало того, что маялась бесполезной мифологией, так еще и делала это в раздражающих бабских тряпках.

Неделю назад она зашла в первый попавшийся магазин дамского платья и купила парочку экземпляров, что попроще, безо всяких оборок, кружев и прочей ерунды. Темно-синее и бордовое. Выглядела Мэб в этих нарядах совершенно чужеродным элементом — бледным тощим пугалом, совершенно теряющимся в недрах бархатистого тряпья. Зато широкий подол не мешал нормально ходить. Шаг у Мэб был размашистый, стремительный, и большинство нарядов, которые ей натащили в примерочную продавщицы, такого не позволяли. Не говоря уже о том, чтобы нанести удар ногой с разворота или через препятствие перемахнуть. А в этих двух вполне можно, если приноровиться.

Башмаки под эти наряды она выбрала прочные, со шнуровкой на небольшом устойчивом каблучке, отвергнув напрочь все расшитое матерчатое «баловство». Хорошая обувь в бою — это важно.

Настольный хронометр сверкнул крохотными магическими фейерверками, напоминая, что пришло время в очередной раз отправляться на ковер к эйяру Сариону.

Военная Академия располагалась не так близко от Университета, где находилась сейчас Мэб. Но повозку брать она и не собиралась, предпочитая идти пешком — и прогулка, и легкая разминка после нескольких неподвижных часов в библиотеке.

В назначенное время она поднялась в приемную. Поздоровалась с секретарем, бросила взгляд на собственное отражение в зеркале. Отработанным резким движением стряхнула с плеча соринку, поправила одну из заколок (волосы отросли так, что стали прикрывать уши и приходилось их подкалывать, чтобы не лезли на лицо) и вошла в кабинет.

— Ваше Сиятельство, разрешите доложить, тэн Фринн по вашему распоряжению прибыла!

Эйяр Сарион задумчиво смотрел в окно, заложив руки за спину. Услышав приветствие, он взглянул на Мэб и слегка, самую чуточку, поморщился. Однако, промолчал. Мэб по привычке стояла перед старшим по званию по стойке «смирно», стараясь не думать о том, как нелепо это выглядит в подобном одеянии.

— Присаживайтесь, Фринн, — произнес, наконец, мужчина.

И она даже не сразу поняла… до того это выглядело странным.

— Ну! — строго взглянул он, и девушка как по команде опустилась на стул для посетителей, прямая словно палка.

Очень все странно, она рассиживается в присутствии старшего да еще в платье словно… обычная девица? Мысль неожиданно вызвала панику, и Мэб усилием воли задавила ее в самом зародыше.

— Как учеба? — совершенно по-простецки поинтересовался глава Академии, словно она его племянница, а не подчиненный.

— Хо. хорошо, ваше Сиятельство, нареканий нет, — не слишком уверенно отрапортовала та.

— Фринн, у меня к вам будет весьма ответственное поручение, — продолжал странно вести себя бывший тысячник, а ныне глава Военной Академии. — Завтра к нам прибывает гость из Южной Академии, старший научный сотрудник между прочим. Изучает туманников — эйяр Сарион выжидательно посмотрел на Мэб.

— Тогда ему лучше бы на запад, к Стене, там этого добра..

Их Сиятельство хмыкнул.

— Он и там уже побывал, весьма пронырливый малый. Сейчас хочет побеседовать с некоторыми нашими сотрудниками, с тобой в том числе… ну и еще кое с кем. Едет официально. Поэтому твоя задача: встретить, определить на постой, поспособствовать встречам с нужными эльнами. Ну и досуг… город там показать, и всякое такое, — он сделал неопределенный жест рукой. — Вопросы есть?

Вопрос у Мэб в голове крутился только один «Почему я?», но спрашивать такое их быстро отучили еще на первом курсе, поэтому ей и в голову не пришло его озвучить. Раз начальство велит — надо исполнять.

— Вопросов нет.

— Прекрасно, — потер руки эйяр Сарион. — Подробности узнаешь у Мориана.

Он кивнул в сторону приемной.

— Деньги под отчет получишь у него же. Все, Фринн, свободна. Потом доложишь, как все прошло.

— Так точно, ваше Сиятельство! — девушка по привычке щелкнула каблуками и откланялась.

От секретаря Мэб вышла только через час, зато под завязку груженая бумажками, записками, информацией и деньгами. Важная, видать, птица этот, как его… Аодхан Ибдхард. Вот же имечко, язык бы не сломать. Впрочем, у южан все такие. И говорят они сами с характерным придыханием, словно что неприличное нашептывают. Был у Мэб в десятке один южанин. Ками — все так его и называли, а когда пришлось документы заполнять, оказалось, что полное имя его — Камхинта. Хороший парень… был. Пел красиво так. Говорил, что весь их народ петь умеет, потому что любимы они самой Весенней Девой. Мэб тряхнула головой, отгоняя воспоминания. О чем она там?.. Ага, Аодхан Ибдхард, тридцать два года, старший научный сотрудник Южной Военной Академии, тема диссертации засекречена. Ну да ладно, вот завтра и увидим, что это за сотрудник такой.

На следующий день, ровно в указанное в бумаге время Мэб находилась у почтовой станции. Прогуливалась туда-сюда в ожидании — нужный ей экипаж прилично запаздывал. Она даже обратилась к работнику станции, который дежурил в специальной будке, спросила, все ли в порядке, не было ли замены в расписании. Дежурный сверился со своими заметками и усмехнулся:

— Нет, барышня, изменений нет. Извозчик на прошлой станции сообщил, что один из пассажиров нервный попался, может, поэтому.

А спустя еще полчаса наконец-то пропажа нашлась — тройка весьма уставших корриденов, управляемая возницей, выполнив лихой разворот, остановилась прямо перед указателем.

— А я смотрю, милейший, вам собственная жизнь не дорога, — раздался из недр экипажа несколько манерный мужской голос. — Кому было сказано полегче на поворотах? Растрясете мой саквояж — взлетите на воздух вместе со всем своим добром.

Лицо возницы дернулось, словно он из последних сил сдерживался, чтобы не послать оратора по известному адресу. Победил профессионализм, и извозчик молча спрыгнул со своего места, чтобы услужливо распахнуть двери пассажирского отделения. Оттуда сразу побежали эльны. «Побежали» в данном случае вовсе не преувеличение. Пассажиры выскакивали из салона бодро, вне зависимости от возраста и комплекции, подхватывали свои чемоданы и сумки и, опасливо оглядываясь назад, удирали подальше от экипажа. У Мэб возникло плохое предчувствие.

Последним, не спеша, из салона вышел индивид, и Мэб с некоторой обреченностью поняла, что это и есть ее… хм… объект. Выглядел «объект»… как бы так объяснить… Вот бывают лица такие красивые, что глаз не отвести, бывают, наоборот, столь уродливые, что взгляд притягивают — не хочешь, а нет-нет да еще посмотришь. А бывают странные… глянешь на таких, и диву даешься: «Как это природа додумалась собрать такое несочетаемое вместе? Кто вообще так делает?». Первый раз просто взглядом окинешь, второй раз обернешься, чтобы проверить, не показалось ли, а потом начинаешь намеренно разглядывать, как картину сумасшедшего художника. Вот этот был из таких.

Невысокий, Мэб где-то по середину лба, худощавый, узкоплечий словно подросток. Смуглый как все южане. Волосы цвета темной меди чуть ниже ушей. Одет в старомодный зеленый сюртук и коричневые узкие брюки, заправленные в высокие сапоги. В руках рыжий замшевый саквояж. А лицо… Черты резкие, волевые — подбородок, тяжелая нижняя челюсть, тонкий нос, острые скулы. А вот глаза и рот словно с другого лица приставлены, с девичьего притом. Губы пухлые розовым бутончиком, а глазища серые, огромные, с опахалами темно-рыжих ресниц. На свои тридцать два старший научный сотрудник точно не выглядел. Да и на научного, тем более старшего, тоже не походил. Если не приглядываться, так вообще мог сойти за студента. Точнее за курсанта — спину-то держал по-военному прямо.

— Выгружайте, аккуратнее только, — разрешил он и пробежался взглядом по редкой группе встречающих. При виде Мэб глаза его восхищенно округлились, а бутончик приоткрылся розовой буковкой «о».

— О! Вы, должно быть, госпожа Мэйбхэль! — радостно захлопал он ресницами, совсем как девица, чем сбил встречающую с толку. Но не настолько, чтобы она не успела отметить взгляд прибывшего— острый, изучающий, внимательный.

— Тэн Фринн к вашим услугам, господин Ибдхард. — Кивком поприветствовала Мэб приезжего. Фамильярности она не терпела.

— Ой-ой… — каштановые брови расстроенно приподнялись, — лучше зовите меня Аодханом, мне будет приятно.

И он обезоруживающе улыбнулся.

— Не могу обещать, господин Ибдхард, — не сдалась девушка.

— Ммм, — тот, вместо того, чтобы выказать неудовольствие, смотрел с умилением любящей бабушки, — вот упрямица.

— Господин хороший, чего же вы в чемодан-то понапихали, камней что ли? — пожаловался меж тем возница, пыхтя под весом огромного коричневого чудовища.

— Камней там только парочка! — возмутился старший и научный — В основном книги, милейший, книги… Исключительно все самое необходимое.

Мэб с удивлением смотрела, как из недр багажного отделения вслед за первым чемоданом извлекается еще один, поменьше, пара коробок и еще каких-то тюков.

— Осторожнее, осторожнее, — нервно покрикивал Ибдхард, суетясь вокруг багажа, — там же ценное оборудование!

Оценив масштаб бедствия, Мэб внутренне вздохнула и пошла к станционному дежурному — заказывать отдельную магповозку и левитационную платформу для багажа. С помощью последней все вещи были водружены на места быстро и просто, и повозка не спеша двинулась в сторону Академии.

Южанин ее старания оценил.

— Бесподобно! Тэн Мэбхн, вы моя спасительница! Не поверите, как я намучился с этими извозчиками, так и норовят тряхануть багаж посильнее, а там зелья, реагенты… — он неодобрительно покачал головой.

— Я просто выполняю распоряжение эйяра Сариона, — пожала плечами та, решив пропустить очередную фамильярность мимо ушей. Пусть хоть печкой назовет, ей-то, в общем, невелика разница. И зря она боялась, что не будет знать, о чем говорить с гостем. Он и без нее прекрасно справлялся: болтал, ни на минуту не замолкая.

— Я так рад, что встретил вас. Так рад! Столько про вас слышал. Вы на западной границе почти легендарная личность, знаете, Мэбхн? И вот я здесь у вас, в столице. Не поверите, никогда тут не был, если не считать позапрошлый год. Но это было проездом… так что да, он совершенно не в счет. Кстати, вам привет от сента Андалона.

— Вы с ним знакомы? — ухо Мэб выловило из всей этой трескотни привычное имя, и она оторвалась от созерцания проплывающих мимо городских пейзажей, чтобы наткнуться на внимательный взгляд исследователя.

Не прост этот господин, совсем не прост.

— Имел честь недавно, когда ездил на Запад, к границе. За последнее время так много, где пришлось побывать, — он издал довольный короткий смешок, словно только что сказал очень забавную шутку.

— Изучаете туманников?

— А? Да-да, и их тоже. Но, по правде говоря, — он заговорщицки понизил голос, — мне больше интересен сам Туман… прелюбопытнейшее, должен вам сказать, явление.

Мэб нахмурилась. Любопытно ему, видите ли… все хиханьки да хаханьки. Будь ее воля, она бы вообще построила самую настоящую каменную стену вдоль границы, чтобы эта дрянь не просочилась.

— Ну посудите сами… Рядом с Королевством огромная территория, покрытая вечным туманом, за которым вообще не известно, что или кто находится. И все, абсолютно все, воспринимают это как должное. Ну не прелесть ли! Да-да, время от времени разные группы ученых проводят нехитрые исследования, берут пробы для анализа, получают довольно однотипные результаты, пишут на эту тему так называемые научные труды… — Ибдхард презрительно скривился.

— А вы?

— Я… ну, я тоже все это проделал, не буду скрывать. Но только ради чистоты эксперимента, — зачастил южанин — Результаты аналогичные: устойчивый водяной пар с некоторой магической ментальной составляющей, если уж совсем кратко. Я не собираюсь из этой, уж простите меня за тавтологию, воды лепить даже статейку.

Кажется, он был несколько уязвлен, во всяком случае надулся и отвернулся к окну, чем вызвал у Мэб внезапное желание угостить его леденцом или пряником. С другой стороны, пусть себе сидит, помолчит хоть немного. Хватило его, правда, ненадолго — ровно до следующего перекрестка.

— Я брал фрагменты туманников, отрезал кусок щупальца, пока он еще шевелится. Очень, я вам скажу, беспокойное дело. Эти куски быстро развеиваются, даже заморозка их не берет. Приходилось таскать с собой походный вариант лаборатории, тяжелый, зараза. И вот находишь туманника, отсекаешь щупальце, запоминаешь, куда оно упало… и потом у тебя есть ровно пятнадцать минут — испепелить тварь, найти фрагмент, а затем провести анализ… Раза с пятого получилось..

— И с какой группой вы ходили на туманников?

— Группой? Один, конечно, — удивленно захлопал глазами ученый. — Знаете ли, терпеть не могу, когда в мою работу кто-то вмешивается.

Мэб смотрела на собеседника с недоверием. Он совершенно не производил впечатление эльна, способного в одиночку справиться с тварью из-за Стены.

— И как результаты?

— В чем-то, конечно, схожие: туман, магическая составляющая, а в чем-то… Лимфа, не эльнийская, скорее крупного магического животного… очень… ммм… разреженная, но вполне узнаваемая… Интересно, правда? —Глаза Ибдхарда так и искрились энтузиазмом.

— Дальше я проводил целую серию экспериментов, таскал к Стене различное зверье. Вы знаете, что лесные обитатели совершенно не боятся ни тумана, ни его порождений, а вот скотина — та ревет виверном.

Девушка кивнула. Это она и без всяких экспериментов знала. Поэтому те эльны, что недалеко от границы селятся, всегда животину домашнюю держат, даже если не особо она им нужна.

— Потом исследование зашло в тупик, и я пал духом. В таком состоянии я бываю ужасно раздражителен. Говорят, со мной тогда совершенно невозможно общаться, — вот в это Мэб легко верилось, — поэтому я сидел в одиночестве и читал все предания о Туманной Стене, какие только мог найти. И знаете, Мэбхн, столько любопытного для себя открыл… Но, я наверное, вас совсем заболтал… Временами чувство меры мне отказывает.

Южанин виновато улыбнулся, и Мэб захотелось погладить его по голове. Он явно будил в ней дремлющий материнский инстинкт.

— Какое у нас с вами расписание на ближайшие дни?

— Сегодня вы отдыхаете, завтра с утра визит к эйяру Ариллиану из Особого отдела, а вечером прием в Академии в вашу честь. — огласила список девушка.

Лицо господина Ибдхарда, до упоминания приема согласно кивавшего, преисполнилось неподдельного ужаса.

— Ой-ой, этого еще не хватало. Мэбхн, вы должны мне помочь, иначе я снова сяду в лужу. Совершенно не предназначен для этой светской мишуры. Все там так обидчивы. В прошлый раз посоветовал даме прекраснейшее средство от облысения, очень эффективное, на крысах отлично работает. Так такой был скандал, страшно вспомнить! Вы же пойдете со мной? — он с такой надежной взглянул на девушку, что та против воли своей кивнула. Мужчина приободрился, — На вас вся моя надежда. Вы совсем не похожи на других… прехехешек. С вами я чувствую себя значительно увереннее. Даже готов вас расцеловать.

— Давайте обойдемся без таких жертв, — не выдержала подобного напора Мэб.

И неудавшийся дамский угодник снова засмеялся совершенно довольный собой.

Когда они прибыли к воротам Академии, Мэб предъявила охраннику на посту пропуск, и повозка медленно и плавно заехала на закрытую территорию. Для гостя был выделен небольшой флигель. По пути к нему Мэб лихо выскочила из повозки и подозвала троих идущих мимо курсантов. Те сначала удивились, затем попытались приударить за молодой особой, но быстро были выстроены тэн Фринн по стойке «смирно» и отправлены на разгрузочные работы.

— Бесподобна, просто бесподобна! — ахал почетный гость, наблюдая, как его чемодан тащат сразу двое юношей, в то время, как третий, получив от Мэб подробный инструктаж, бережно несет обе коробки с лабораторным оборудованием. Разумеется, она делала вид, что этого не слышит. Еще не хватало на глупости всякие реагировать.

Когда все вещи были перенесены во флигель, а курсанты удалились, предварительно испросив на то разрешение, Мэб тоже собралась было откланяться, но неуемный южанин неожиданно воспротивился.

— Мне кажется, Мэбхн, вы хотите поскорее от меня избавиться, — с укоризной во взгляде заметил он. — Неужели я уже успел вам надоесть?

И до того казался расстроенным, что Мэб стало неловко.

— Я просто думала, что вы захотите отдохнуть. — поспешила заверить она.

Ибдхард сразу воспрянул духом.

— Отдохнуть? Да, было бы неплохо, только не слишком долго. А то я немного голоден, и не отказался бы от хорошего обеда в уютном заведении. Зайдете за мной… скажем, через час? Я буду стараться не слишком вам докучать.

Как тут отказать. Разумеется, Мэб зайдет… и да, составит компанию. Нет-нет, никаких сложностей, это ее работа. На этом она и покинула флигель и, поразмыслив немного, направилась в приемную к господину Мориану.

Просить тэн Фринн не умела. Рапортовать, исполнять, отдавать приказы подчиненным — это да, а просить как-то и не приходилось. И сейчас, стоя перед секретарем эйяра Сариона, она мялась и тушевалась, чувствуя себя донельзя неловко. На памяти последнего такое с ней было впервые.

— Что-то хотела, Мэб? — пришел он на помощь.

— Да, господин Морион. Можно… мне нужно… я никогда не… — наконец, она собралась и доложила, как есть. — Господин Ибдхарт изъявил желание пообедать в хорошем заведении. И я хотела вас просить..

— Нужны проверенные адреса? — понимающе кивнул секретарь. — Хм… Ну, вот, например… «Золотой гусь» — вполне подойдет, и не так далеко.

Он черканул адрес.

— Это все?

— Не совсем, — Мэб снова замялась — Хотела еще попросить вас отправить вестника для сента Андалона. Я бы и сама могла, но… целители..

— Давай-ка без самоуправства, — нахмурился Морион, — раз целители сказали никакой магии, значит, никакой магии. Пиши..

Он кивнул на стул рядом с собой и положил перед Мэб лист бумаги и грифель

— … я перешлю.

Мэб быстро набросала короткую записку и отдала секретарю. Мнению сента Андалона она безоговорочно доверяла, и очень ей было интересно, что же ответит старый сотник.

Ровно через час она стояла на пороге флигеля и стучала в старую обитую металлом входную дверь.

— Кого там виверны принесли? — послышался знакомый голос из недр дома. — Да иду, иду…

Дверь рывком открылась, и в проеме показалось нечто белое и пучеглазое такого жуткого вида, что Мэб невольно отшатнулась и приняла боевую стойку..

— Чего над… Ой, Мэбхн, это вы? — спросило нечто, скинув с головы белый плотный капюшон и мигом превращаясь в старшего научного сотрудника в огромных, отливающих зеленцой окулярах, которые он сразу же поднял на лоб. — А что, уже целый час прошел? Надо же, я совершенно не заметил… так увлекся… Но что это мы стоим на пороге? Проходите, я сейчас… пару минут, надо завершить один эксперимент. — заторопился он, пропуская девушку в прихожую.

— Интересный у вас способ отдыхать, господин Ибдхард, — заметила та и уловила, как южанин недовольно поджал губы, услышав такое к себе обращение.

— Аодхан. Я же вас просил, — он заискивающе посмотрел ей в глаза, — и безо всяких «господинов», пожалуйста. Да?

— Я постараюсь, Аодхан. — Мэб чуть поджала губы, пряча улыбку. До того старший научный сотрудник напоминал ей сейчас ребенка, выпрашивающего очередную конфету.

Тот просиял и поспешил вернуться к своим делам, надвинул окуляры, накинул капюшон белой защитной мантии, по пути непрерывно тараторя:

— Но, вообще, вы правы, Мэбхн: отдыхать я не умею. Разложил свои вещи, реагенты, и тут пришла мне в голову одна идея… и, кажется, неплохая… Пойдемте, покажу кое-что.

И прежде, чем девушка успела возразить, увлек ее в одну из комнат флигеля, где на простом деревянном столе, заботливо накрытом белой скатертью, разложены были баночки, скляночки, колбы и прочие непонятные ей предметы.

— Смотрите, ну как?! — судя по радостному вопросу, ей предъявили склянку по меньшей мере с двуглавой лягушкой, или что там у мальчишек сокровищем считается…

На дне сосуда что-то шевельнулось. Мэб пригляделась и невольно вскрикнула. Нет, быть того не может! Она снова прильнула к стеклянной стенке сосуда. За ней ползал, передвигая отростками, крошечный совсем туманник. Девушка подняла ошарашенный взгляд на исследователя. Тот совершенно открыто наслаждался ее реакцией.

— Правда, здорово!? Почти похоже вышло на этот раз..

— Но. как? И что вы с… этим собираетесь делать? — наконец слова к ней вернулись.

— Да ничего… Через несколько минут сам развеется. Вдалеке от Стены они ужасно нестабильны. Пока во всяком случае. Так, сейчас запишу только данные в журнал — и можно отправляться.

А Мэб все не могла отвести взгляда от маленького темного клубка в склянке.

— Зачем вам это?

— Ммм… сложный вопрос, Мэбхн. Почувствовать себя могущественным создателем? Повторить одно из самых загадочных явлений в существующем мире? Положить начало совершенно новой отрасли науки? Выбирайте любой вариант — все будет правдой. Похоже, этот самый Туман — превосходный полуфабрикат для сотворения вообще чего угодно. Ну все, пойдемте, — снова заторопился он, раскладывая все банки по местам.

Через некоторое время они вместе вышли из проходной Академии и направились в таверну «Золотой гусь». По дороге выяснилось, что спокойно ходить Аодхан не умеет. Он честно пытался, но забывшись, снова разгонялся на всех парах. Но Мэб это вполне устраивало: она и сама не особенно любила вальяжно прогуливаться.

Господин Мориан не подвел. Таверна, действительно, оказалась вполне приятной. Не то чтобы Мэб было с чем сравнивать, но южанин выглядел вполне довольным. Услужливый подавальщик провел их за столик, отгороженный от остального зала хитро устроенной ширмой, и протянул каждому из них красиво оформленное меню.

Раньше бывшей десятнице по тавернам расхаживать особо не приходилось. Сначала денег на это не было, а потом настолько привыкла к строгому военному режиму питания, что и необходимости в подобном времяпровождении не видела. Да и к еде относилась очень спокойно, считая ее лишь способом поддержания тела в рабочем состоянии. Поэтому листая яркое меню, она пребывала в растерянности: выбрать что-то из этого пестрого калейдоскопа блюд оказалось не так-то просто. В конечном итоге она ограничилась мясом с овощами в горшочке и горячим взваром с медом и травами. А вот южанин…

Пару раз она ловила на себе его взгляд, тот самый, пронзительный и изучающий, который совершенно не вязался с несколько инфантильными повадками исследователя. Но стоило ему открыть рот и защебетать, как Мэб и думать об этом забыла под влиянием такого количества совершенно не нужной ей информации. Ибдхард умудрялся одновременно что-то рассказывать ей о блюдах в различных заведениях, где ему посчастливилось (или не очень посчастливилось) побывать и надиктовывать свой заказ подавальщику (очень немаленький, надо сказать, тот только и успевал открывать новые страницы в своем блокноте).

— По-моему, вы меня совсем не слушаете, — огорченно произнес гость Академии, когда подавальщик, наконец, откланялся. — Наверное, я, действительно, не важный собеседник. — Заключил он печально, и Мэб устыдилась.

— Простите, … Аодхан. Просто мне трудно перестать думать о том, что я увидела у вас в лаборатории, — почти не покривила она душой.

— Ой, ну разве я могу на вас долго сердиться! — сейчас южанин напоминал кота, вволю наевшегося сметаны. — Вы же из меня буквально веревки вьете, Мэбхн.

И прежде, чем она успела смутиться или что-то возразить, резко сменил тему:

— Помнится, я вам уже рассказывал, что одно время весьма активно изучал все легенды и упоминания о Тумане. Хотите расскажу, что я нашел?

— Да, конечно, — девушка кивнула, прекрасно понимая, что выбора-то у нее на самом деле нет, уж больно явно засверкал в серых распахнутых глазах энтузиазм.

Ибдхард придвинулся чуть ближе, понизил голос и едва не срываясь на восторг, зачастил:

— Сначала в одном о-о-очень старом сборнике преданий мне попалось упоминание об исчезновении богов. Вы ведь знаете эту легенду? Ну так вот, там упоминались разные предположения, куда они могли уйти, но самым правдоподобным называлось… знаете что? «Исчезли в Тумане».. вот так-то… Дальше я начал рыть, как молодой кротожук и не сразу, но откопал в еще более старой книге, находящейся в частной коллекции… мм… ну не важно… В общем, еще одна легенда о богах: они очень торопились покинуть этот мир, так торопились, что один из них не успел закончить свою поделку… Он до последнего пытался успеть, но пришлось ему бросить свою заготовку и она… — он сделал паузу — «растворилась в тумане».. Еще один любопытный момент… Был я знаком с одной древней ромайской старушкой, оказал ей одну услугу, но… снова не важно… Так вот, она клялась своим покровителем, что в ее роду от матери к дочери передается легенда, что ромайцы пришли на эту землю из… Тумана..

— Это всего лишь сказки, — пожала плечами девушка, хотя по позвоночнику ее от этих откровений пробежали мурашки.

— Не скажите, Мэбхн, не скажите… Легенды не на пустом месте возникают, за каждой из них что-то да стоит… О, ну наконец-то, милейший, мы уже просто умираем здесь с голоду!

Пока подавальщик расставлял на столе огромное количество плошек, розеток, тарелок и чашек, Мэб обдумывала все только что услышанное.

— Зачем вы мне все это рассказываете? — наконец решила спросить она.

— А вам не интересно? — брови Ибдхана удивленно приподнялись, но глаза так и лучились едва сдерживаемым весельем.

— Интересно, — призналась девушка, — но, всем подряд об этом говорить не стоит.

Южанин, призадумавшись, почесал спинку носа и, недовольно поглядывая на удаляющегося подавальщика, произнес:

— Признаюсь, у меня есть в этом личный интерес. Но какой, я вам пока не скажу… — и он улыбнулся с выражением слегка виноватой радости. — Давайте-ка поедим. Что тут у нас? Ммм… клюквенно — брусничный соус… Весьма неплох… Подождите-ка, Мэбхн, со своим блюдом, попробуйте это, я настаиваю.

Он подвинул к ней поближе одну из вазочек.

— Ну же… Ну нет, не так, кто так пробует? А посмаковать, почувствовать, как первоначальная кислинка раскрывается во рту терпкой сладостью… Еще раз, вот так… Ммм… Готов смотреть на это бесконечно! Только не хватает чего-то… Дичь? Да, пожалуй. Возьмите вот этот кусочек… Берите-берите, я все равно столько не съем, а теперь на него соус… — Мэб глазом моргнуть не успела, как напробовалась всего, что было на столе, а Аодхан с умилением любящей бабушки все подкладывал и подкладывал ей новые кусочки.

— Не думала, что вы такой гурман, — произнесла девушка, когда наелась. И, вспомнив со светлой грустью Ками, вдруг спросила: — А, может вы еще и петь умеете?

— Петь? — удивился тот. — Умею, даже люблю. Но, Мэбхн, к чему вам такие испытания? Если только вам не вздумалось переполошить всех эльнов в таверне. Окружающие почему-то совершенно не поддерживают меня на этом поприще.

— Нет-нет, тогда не надо, — улыбнулась Мэб— Просто… служил у меня парнишка с юга…

И она, неожиданно для самой себя начала рассказывать… про Ками, про его песни, про службу, про задание, как погиб юданин и еще один мальчишка из десятки… Аодхан внимательно слушал, положив подбородок на скрещенные пальцы, и ничего не говорил, только кивал или головой покачивал понимающе. А слова давались все легче и легче. Сначала она почти на каждом спотыкалась, а потом воспоминания сами собой стали складываться в рассказ, и он все длился и длился. Она сама удивлялась, как многое, оказывается, помнит…

Вечер в лагере. Они грязные, израненные, вымотанные до предела после очередной схватки с тварями. Дотащились еле-еле. Надо бы поесть, но даже руку поднять сил нет. И тут Ками запевает что-то тягучее: о долинах, где растут виноград и сладколист, о зеленых рощах и синих девичьих глазах… И, вроде бы, ерунда, но все замирают и слушают, и глубоко внутри что-то отзывается, дрожит — и усталость понемногу отступает… Или вот еще… Ручей, небольшой совсем, но вода в нем прозрачнее стекла и сладкая. Она зачерпывает ее полной горстью, плещет в лицо, отфыркиваясь, и пьет, пока зубы не заломит. Утреннее солнце отражается в ручье, танцует на дне его солнечными зайчиками, греет нос и щеки. Меньше чем через час случится прорыв, и не все из ее десятки вернутся обратно. Но она этого не знает и… счастлива..? Да, пожалуй.

Когда слова закончились, Мэб пришла в себя и какое-то время просто смотрела перед собой, пытаясь понять, что делать дальше. Разболталась, проявила непростительную слабость, осталось только разреветься как… бабе какой-то. Поднимать глаза на свидетеля своего позора было страшновато. Больше всего она боялась увидеть на его лице выражение скуки или жалости. И то, и другое было бы невыносимо, и второе даже хуже. Но южанин, призадумавшись, смотрел куда-то в сторону, словно рассказы Мэб будили в нем его собственные воспоминания.

— Память, Мэбхн, и благословение наше, и наказание… — Сказал он наконец, когда девушка успокоилась и перевела дух. И безмятежно посмотрел на нее. — Я помню эту песню. У меня с ней тоже много связано.

Они снова помолчали, думая каждый о своем. О чем размышляет Ибдхард, Мэб не взялась бы даже предполагать, а она… она думала о том, что неплохо бы снова перекусить. Вот тот паштет был очень даже ничего и соус из кислых слив… и пряный мясной рулет с медовыми орешками… Очень странное сочетание, но ей понравилось. И вон та овощная запеканка. Содержимое ее тарелки быстро прирастало.

— Ой, как я люблю, когда у девушек хороший аппетит! — исследователь, оказывается, уже полностью пришел в себя и с удовольствием следил за ее действиями. — Не то, что некоторые жеманницы. Знавал я одну даму, так она всегда на приемах склевывала одну- две ягодки и картинно так ручкой взмахивала: «Ах, все, я так наелась!». Считала, что это очень женственно. Ага… Если не принимать во внимание, что каждый раз перед приемом дама приказывала подать ей целого гуся с кашей. А так как по приемам скакать она была горазда, то птицы извела порядочно. Ее даже за глаза прозвали «Гусиная смерть». Вот, а не выпендривалась бы, и прозвищем бы сомнительным не обзавелась, и гуси были бы целы… Ну что вы смеетесь, Мэбхн, это очень поучительная история! Или вот еще..

Болтовня южанина забавляла и успокаивала. Очень скоро Мэб перестала ощущать даже тень неловкости, и остаток вечера прошел довольно уютно. Проводив гостя столицы до проходной Академии, чтобы не заплутал ненароком, она с удовольствием устроила себе долгую прогулку по городу. И ей было о чем поразмышлять и подумать.

На следующее утро, аккурат по расписанию, она снова стояла на пороге флигеля и стучала дверным молоточком. На этот раз она внутренне была готова увидеть и пучеглазое чудище, и взъерошенного исследователя, раздраженного тем, что его отвлекают от работы, и его восторженно окающую версию. Но Ибдхард снова ее удивил. Дверь открыл молча, выглядел непривычно собранным, даже серьезным. Если бы не потеплевший взгляд и вежливое «я рад вас видеть, Мэбхн», она могла бы подумать, что он основательно обиделся.

— Ответственная встреча? — решилась она, наконец, на вопрос, когда они шли к ожидавшей их магповозке, хотя обычно предпочитала не встревать в те дела, которые ее не касались. Но уж больно нетипично вел себя южанин.

— А? Что? Встреча? — вынырнул он из потока своих мыслей. — Можно и так сказать. Хотя, не думаю, что она кардинально что-то изменит. Но вы правы, Мэбхн, нечего так дергаться. Видите, я когда нервничаю, превращаюсь в соляной столб с глазками: совершенно ничего не замечаю вокруг. И вообще-то, — он скривил губы в подобии улыбки, — терпеть не могу, когда кто-то ко мне лезет. Но вам можно. Вы меня совершенно не раздражаете.

— Я весьма польщена, — Мэб едва сдержала смешок.

Аодхан остановился как вкопанный.

— Ой, болван! — спокойно произнес он, глядя куда-то вверх и повернулся к девушке. — Вы сами видите, красноречие — явно не мой конек. И, можете мне не верить, — это действительно был комплимент.

А Мэб взяла и поверила. Все эти слова, которыми обычно кавалеры дам одаривают: про прекрасные глазки и умопомрачительные губки — все чушь полная, шелуха… Насмотрелась она, как парни вот такими словечками уши заливают местным дурочкам, а потом друзьям по вечерам совсем в других выражениях этих девчонок расписывают… А вот такое — чтобы не бесить, когда все бесит — это по-настоящему.

— Вы мне тоже не сильно надоедаете, — призналась она, слегка фыркнув.

И он рассмеялся, окончательно возвращаясь в свое нормальное состояние.

Магповозка быстро домчала их до здания Особого отдела и была отпущена восвояси. Исследователь поморщился, глядя на тяжелое серое строение.

— Пережали с менталкой… неприятно до чего, — высказался он, и Мэб хмыкнула про себя. Да уж, кто-кто, а «виверны» умеют запугать до икоты, если надо, и общий фон Управления установить на тягостный, давящий им ничего не стоит.

Пока они оформлялись на проходной, искали нужный этаж и кабинет, южанина снова приморозило. Он остановился прямо перед заветной дверью и рассеянно уставился на нее. «Ст. следователь Л.В. Ариллиан., Мл. следователь Д. Равэль» значилось на табличке. Мэб перевела взгляд с нее на исследователя, покачала головой и постучала в дверь.

— Входите! — раздался изнутри звонкий и очень бодрый женский голос.

Девушка открыла дверь и увидела… явно не то, что ожидаешь увидеть в кабинете следователя Особого отдела. Приемная, что само по себе совершенно естественно… а вот о стоящем у окна мольберте и стеллаже с красками, разноцветными грифелями, листами бумаги, холстами и прочими неизвестными Мэб материалами явно художественного назначения такого не скажешь. По стенам в необычных рамах развешано множество картин и набросков. И посреди этого царства стоит его хозяйка — молодая, смуглая и черноглазая, как ромайка, в длинном алом платье, расшитом цветами и бирюзовыми птичками. Если бы не табличка на двери и форменный серый китель, висящий на спинке кресла, Мэб могла решить, что попала в художественную мастерскую. Южанин же ни малейшего удивления не выказал, но улыбнулся смуглянке вполне приветливо.

— Аодхан, ну наконец-то! — всплеснула руками та. — Ллойд уже весь извелся..

— Равэль! — раздался из соседнего кабинета столь подчеркнуто холодный голос, что даже Мэб пробрало.

— Да-да, помню, — закатила глаза художница и уже другим, более официальным тоном возвестила: — Старший следователь Ариллиан вас ожидает. Проходите, пожалуйста.

Она энергичной походкой подошла к двери в соседний кабинет, услужливо распахнула ее перед визитерами, сама же остановилась на пороге, уперев руки в боки и ехидно осведомилась:

— Так пойдет?

Из-за стола навстречу гостям поднялся высокий светловолосый мужчина.

— С тобой позже поговорим, — бросил он недовольный взгляд на помощницу, и та выскользнула из кабинета, прикрыв за собой дверь.

— Добрый день, госпожа Фринн, — кивнул он Мэб и повернулся к южанину.

— Ибдхард!

— Ариллиан!

Обменялись мужчины приветствиями и застыли друг напротив друга, сцепившись взглядами. Мэб физически ощутила, как воздух между ними сгустился, и внутри, на уровне солнечного сплетения забегало, защекотало — магия. Кажется, эти двое пытались ментально друг друга продавить. Странные отношения. И не друзья, похоже, но неплохо друг с другом знакомы, да и немалое доверие для подобных состязаний нужно друг к другу иметь.

— Все никак не уймешься? — усмехнулся следователь, когда их противостояние окончилось. Мэб так и не поняла, кто отступил первым.

— Нет, ты же знаешь. И знаешь, что я прав.

— Знать и предполагать я могу все, что угодно, Аодхан. Мне нужны доказательства.

— А, то есть мне прийти, когда все схлопнется к вивернам? — встрепенулся исследователь. — Ллойд, перестань, ты тоже беседовал с арвиэллой Рэндаллион, и не мог не сопоставить некоторые факты…

— Стоп! — хозяин кабинета протестующе выставил вперед ладонь. — Не слишком ли ты много на себя берешь? Давай каждый будет заниматься своим делом. Тебя просили посмотреть только палец, а ты готов проглотить всю руку целиком..

— Я просто прошу… дать мне… разрешение… — не отводя от следователя взгляда, прошипел Ибдхард.

Старший следователь перевел взгляд на Мэб и чуть громче обычного произнес:

— Дайлэ!

Дверь открылась, на пороге яркой птичкой возникла младший следователь и вопросительно уставилась на Ариллиана.

— Покажи госпоже Фринн свои работы, пока мы… беседуем.

— Да, конечно. Пойдемте, — обратилась она к бывшей десятнице. — Пока мальчики вершат судьбу мира, девочки смотрят альбомы..

Выходя, Мэб успела заметить тяжелый взгляд старшего следователя, адресованный Дайлэ. Как у нее только затылок не задымился?

Дверь за девушками захлопнулась, и в кабинете Ариллиана установилась подозрительная тишина.

— Глушилку накинул, — вздохнула художница. — Значит, это надолго. Будете чай, Мэйбэль?

— Нет, спасибо.

— Ну и зря. Но я все равно заварю, вдруг вы потом надумаете, — запорхала вокруг стола смуглянка. — Вы давно Аодхана знаете?

— Со вчерашнего дня, — призналась Мэб и сама удивилась. И правда, со вчерашнего, ей, почему-то, казалось, что намного дольше.

— И он уже вас сюда привез? — удивилась младший следователь, вскинув темные бровки. — Раньше он намного сложнее сходился с людьми. Одиночка…

Она покачала она головой.

— …но безумно талантливый.

— А вы… вы давно с ним знакомы? — спросила Мэб и внутренне поморщилась: ну вот уже и до сплетен добралась, молодец.

— Пару-тройку лет. — Дайлэ внимательно посмотрела на нее и продолжила, доверительно понизив голос — Когда я только-только пришла в Управление, было у нас одно дело. Начиналось как дело о краже драгоценностей, а переросло в итоге в особо важное. И секретное, само собой. Вот тогда мы с Аодханом впервые встретились. Он каким-то образом сумел мозги вправить многим эльнам после… ммм… очень опасного вмешательства. Никто не мог, а у него получилось. Туманом он тогда же заинтересовался, хотя там — тонкий пальчик указал куда-то наверх, в потолок — были против. С Ллойдом чуть ли не до драки дошло, — госпожа Равэль вздохнула чуть печально.

— А что за разрешение ему нужно? — Мэб снова позволила себе сунуть нос не в свое дело.

— Я далеко не все знаю. А из того, что знаю, многое не могу рассказать, — Дайлэ откинула от лица беспокойную светло-каштановую прядку. — Официально его вызвали сюда как специалиста, изучающего туманников. Скоро не для кого не будет тайной, — снова вздох, — они становятся все более живучими и нападают на людей в приграничных городах.

Мэб вздрогнула.

— Аодхан ищет способ избавиться от них. Но ему этого мало. У него есть какая-то теория, с которой он носится как сумасшедший. Совершенно дикая, но — даже Ллойд признает — не лишенная определенного смысла. Но там, — снова смуглый пальчик поднялся и указал на потолок, — ей не дадут хода. Ну да ладно, хватит о делах. Давайте, что ли, и вправду, альбомы посмотрим.

Девушка нырнула под стол, к нижнему ящику большой тумбы и достала оттуда несколько альбомов для эскизов в таких же ярких обложках, как она сама.

Мэб листала страницы и прихлебывала вкусный ягодный чай (Дайлэ, не утруждая себя вопросами поставила с ней рядом большую глиняную чашку, разрисованную пестрыми узорами, и чашка эта оказалась удивительно кстати). Череда набросков, в основном портретов, удивительно живо и точно передающих эмоции. Чаще всего на страницах мелькало лицо старшего следователя, и Мэб в голову стали закрадываться странные мыслишки, совершенно девчачьи. Дайлэ между тем примостилась на краешке собственного стола и, слегка болтая ногами, следила за своей гостьей.

— Да-да, это Ллойд, — нисколько не смущаясь, прокомментировала она. — Оох, даруй мне, Прекраснейшая, побольше терпения! Он и так на меня дуется, а сейчас еще Аодхан его до белого каления доведет…

Она совсем пригорюнилась было, но увидев, вопросительный взгляд бывшей десятницы, встрепенулась и махнула рукой.

— А, ладно, все равно это никакая не тайна, все Управление уже в курсе. Не виверны, а клуб веселых сплетников какой-то… В общем, — она придвинулась почти вплотную к посетительнице — Он вчера сделал мне предложение…

И добавила не без кокетства:

— Третье уже.

— А вы? — в роли поверенной в делах сердечных Мэб выступать не приходилось, было неловко, но интересно.

— Я? Отказала конечно, — тряхнула слегка присобранными волосами Дайлэ. — Чтобы меня заперли в огромном доме с его злюкой-сестрицей? Нет уж, увольте. Я его видеть там совсем не буду, он же практически живет в Управлении. Да и тайны с работы домой не носят. Нет-нет… ни за что на свете… Он понимает, но все равно злится.

Мэб покачала головой. Надо же, какие тут страсти кипят, оказывается. Госпожа Равэль тем временем уже обзавелась блокнотом и грифелем, и, пока ее гостья разглядывала альбомы, делала наброски с новой своей натуры. И успела накидать несколько страниц, когда дверь в кабинет Ариллиана открылась, являя девушкам двух исподлобья косящихся друг на друга мужчин. И, правда, сцепились, что ли..

— Равэль, зайдите ко мне, — отчеканил старший следователь.

Дайлэ, вздохнув, прошмыгнула в его кабинет. Взгляд Ариллиана остановился на Мэб:

— Девочка-то в курсе?

— Немного, — буркнул Ибдхард. — Не тронь. Может, заберу… а нет — так сам потом подчищу. Не вчера вылупился.

— Даже так? — удивился старший следователь, пристально разглядывая Мэб.

— Ой, кто бы говорил! — возмутился южанин. — Я бы на твоем месте молчал сейчас в тряпочку…

— Эй вы, великие и ужасные, — Дайлэ высунула нос из кабинета. — Девочку только спросить не забудьте, а то есть тут любители все за всех решать…

А Мэб? Мэб уже вообще ничего не понимала.

— Ну как, дали разрешение? — спросила она Аодхана, когда они шли по территории Управления.

— Нет, — спокойно ответил тот, — я на это и не особенно рассчитывал. Это не в компетенции Ллойда. Но пару зацепок он мне все-таки подкинул. Не такой уж он дуболом, каким желает себя показать.

— А вот это «заберу» и «подчищу».. к чему было? — этот вопрос, честно говоря, Мэб волновал намного больше.

Ибдхард словно в землю врос — остановился, повернулся и внимательно посмотрел на нее тем самым взглядом, который она еще в первую их встречу приметила.

— А это, Мэбхн, будет зависить от вас. Завтра я отправляюсь на границу, и надежные люди мне не помешают. Сами понимаете, характер у меня не подарок, а с вами мы, кажется, неплохо ладим. Поэтому я предлагаю вам поехать со мной. С Сарионом я договорюсь.

— А если я откажусь? — Мэб затаила дыхание.

— Тогда мне придется убрать кое-что из вашей памяти. Поверьте, я буду очень аккуратен… нежен, если хотите. Будете себя чувствовать очень хорошо, лучше, чем до нашей встречи. Доучитесь, будете работать в Академии… Так что думайте, Мэбхн, думайте.

Обратно возвращались пешком. Он захотел прогуляться, да и ей думалось лучше в движении. Ибдхард снова частил и сыпал своими дурацкими историями, а она все пыталась понять, как же ей стоит поступить.

— О! Нам срочно нужно сюда, Мэбхн.

Задумавшись, она чуть не налетела на исследователя, который, оказывается, снова резко встал на месте. На сей раз перед огромной витриной магазина дамского платья. Она удивленно повернула голову, чтобы рассмотреть, что же его так воодушевило, но увидела только манекен с очередным нарядом. Льдисто-голубое платье, и вправду, отличалось от всего того, что Мэб видела раньше. Очень сдержанный закрытый верх с воротником-стойкой строгостью линий походил на военную форму. Книзу же платье расширялось, образуя мягкие лаконичные волны. Ничего лишнего.

Пока девушка озадаченно разглядывала наряд, южанин уже, как оказалось, зашел в глубь лавки и активно распоряжался.

— Ку-ку, есть тут кто? Нам срочно нужно вот это платье… да-да, именно это, Нет, не подойдут. Так снимайте, если надо… мы ждем. И проводите даму в примерочную что ли. Мэбхн, что вы так на меня смотрите, идите… не надеялись же вы, что я сам его напялю?

Платье село как влитое. Мэб даже поморгала как следует, чтобы убедиться, что в зеркале отражается именно она.

— Беподобна! Берем, — не давая девушке и слово вставить, заахал исследователь. — Сариону скажете, что мне шлея под хвост попала. Что я вел себя как истеричный деспот: топал ногами, орал, клялся сбежать с приема, если вы не заявитесь туда вот в этом. Он поверит. И, кстати, я действительно собираюсь поступить именно так, если вы откажетесь… Так, ну а дальше? Где все? Дамы, кто из нас тут работает, в конце-концов? Продолжаем, активнее, активнее… не босиком же Мэбхн на прием идти.

— Манипулятор, — буркнула себе под нос Мэб, едва сдерживая улыбку.

— Я все слышу, между прочим.

Через полчаса они вышли из лавки, груженые коробками и свертками и собирались уже садиться в заказанную магповозку, когда в руку девушки стукнулся маленький бумажный вестник. «Ответ сента Андалона», — вспомнила она и поспешно спрятала письмо в карман.

Ибдхард вышел из повозки у проходной академии, и бросив «до встречи на приеме» поспешил к себе. Мэб оказалась в своей крошечной квартирке пятнадцатью минутами чуть позже.

Дома она первым делом поскорее развернула послание. Оно отличалось необычайной краткостью. Не тот был эльн сент Андалон чтобы слова рассусоливать.

«Ибдхард? Помню такого. Дотошный малый, но дело свое знает крепко. Доверять можно.»

Мэб посидела немного, раздумывая, взвешивая… И, наконец, решилась.

Прием удался на славу. И неизвестно, кто вызвал больший фурор — сам виновник торжества (неожиданно явившийся одетым по уставу — в зеленом мундире военного целителя) или же госпожа Фринн в новом наряде. Выцепить Аодхана из тесного круга преподавателей, профессоров, научных сотрудников, возжелавших пообщаться и получить ту или иную консультацию, оказалось делом непростым. И не пожелайон сам разогнать всю эту толпу, у Мэб бы вряд ли что-то вышло.

— Все эти напыщенные болваны должны быть вам благодарны, Мэбхн, — тепло улыбнулся ей южанин, хотя воздух вокруг него едва не искрил от раздражения. — Не сосчитать, сколько раз мне хотелось на все плюнуть, устроить какой-нибудь скандал и сбежать отсюда. Только благодаря вам держусь. Видите, как положительно вы на меня влияете?

— Тогда не будем останавливаться на достигнутом? — Девушка нерешительно улыбнулась, выдохнула и словно в холодную воду прыгнула. — Я согласна ехать с вами завтра и уже подала рапорт эйяру Сариону.

— Сердечно рад это слышать! — и напряжение, разлитое в воздухе, схлынуло, будто его и не было. — О, а вот и сам старый перечник, рукой машет. Ждал, что ли, когда о нем заговорят? Придется подойти… Тогда до завтра, Мэбхн! Вам пора собираться, выезжаем еще затемно.

Мэб проводила исследователя взглядом и удалилась со званного вечера, как принцесса из сказки.

— Что, Ибдхард, уводишь ценные кадры? — эйяр Сарион задумчиво сделал глоток янтарного бренди.

— Сами просили присмотреть за девочкой, — пожал плечами тот.

— Присмотрел, значит… и присмотрелся… Силен ты, что говорить. Еще пару дней назад ходила статуя статуей, что воля, что неволя… Я уж было думал все, сломалась девка. А сейчас, ты погляди на нее только… — он одобрительно покачал головой. — Смотри у меня, обидишь — лично в морду дам, не погляжу на награды и звания..

— А давайте я сам как-нибудь разберусь, без ваших указаний, — недовольно буркнул южанин и чуть пошатнулся, когда Сарион отечески похлопал его по плечу..

— Ну-ну, что набычился сразу. Я ж по-хорошему.

Аодхан только кивнул, взглядом провожая идущую к проходной тонкую фигурку в голубом платье.

Предельные сказки Королевства

По извилистой горной тропке поднималась женщина. Высокая сухощавая фигура ее, облаченная в белоснежную мантию с широким капюшоном, отчетливо выделялась на фоне зеленых, поросших низкой луговой травой склонов и серо-сизых горных вершин, видневшихся вдали. Ноги женщины шагали уверенно, шурша каменистой крошкой, а жилистая, в мелких морщинках рука твердо держала серый посох с витиеватым навершием в виде соединенных вместе шестеренок. Каштановые с проседью волосы были собраны в высокой тяжелый узел на макушке, и две драгоценные шпильки крепили к нему верхний край капюшона, отчего последний то и дело надувался трепещущим на ветру парусом. Лицо путницы, хоть и испещренное мелкими сухими морщинами, хранило следы былой красоты. Более всего поражали глаза — вытянутые словно две миндалины они имели столь светлый золотисто-зеленый оттенок, что казались совершенно прозрачными. Узкие, аккуратно очерченные губы будто застыли в очарованной полуулыбке, и, казалось, что в уголках их прячется по маленькой, но важной тайне.

Женщина шла царственно, прямо держа спину, и легкое свечение исходило от нее, а может, это просто так казалось. В горах еще и не то померещится. Иногда она останавливалась, срывала тот или другой дикий стебель, изучала его и бросала в белую холщовую сумку, которая весела на ее плече. Или, присев, пила из хрустального горного ручья. Она не торопилась. Поднеся ладонь ко лбу, чтобы глаза не слепил солнечный свет, разглядывала горы вдалеке и усмехалась:

— Далеко забрались в этот раз. Ждите, раз так… — и снова отправлялась в путь.

Под вечер, когда свет солнца из белого стал золотым, тропа вывела ее к огромной пещере, целиком сложенной из молочно-белого риона. Странница покачала головой и вошла в неописуемой красоты зал. Ее легкие шаги гулко зазвучали в воздухе, отражаясь от сверкающих полупрозрачных стен, витых колон и поднимаясь вверх к чашеобразному куполу, в котором, словно бриллианты в молочной дымке, искрились кристаллы горного хрусталя.

Остальные уже были в сборе. В глубине зала взгляд женщины выхватывал знакомые за столько лет силуэты.

Вот суровый мужчина в доспехах. Его длинные волосы цветом похожи на свежую кровь, а чело увенчано обручем из наконечников стрел, поразивших врага. Он сидит, опираясь на меч, и чуть склоняет голову в знак приветствия.

Рядом с ним юная девушка. Глаза ее синее неба, а кожа чуть тронута золотистым загаром. Волосы пышным золотым покрывалом спадают до самых пят. На голове венок из вечно цветущего яблоневого цвета. При виде вошедшей она улыбается приветливо и распахивает ей навстречу объятия.

Чуть дальше, на гладкой глыбе риона возлежит молодой мужчина в черном. Рукой, согнутой в локте, он подпирает голову, смотрит на вошедшую дерзко и игриво, словно предвкушает забаву. С плеча его свешивается светлая коса, сплетенная из бесчисленного количества прядей. Его приветствие — воздушные вихри, что рвутся с пальцев и нежно целуют глаза и щеки.

И последний из них — черноволосый мужчина, чье бледное лицо словно вырезано из куска риона. Его черты спокойны и изящны. На нем простая зеленая рубаха с вышитыми листьями, и она подчеркивает благородство его лица лучше, чем самая роскошная одежда. Он поднимается на ноги, делает несколько шагов в сторону вошедшей и прижимает ладонь правой руки к груди в знак сердечности своего приветствия.

— Спасибо за тропу, Эорданн. Она была легка. — произнесла женщина в белом.

И черноволосый едва заметно кивнул, принимая благодарность.

— Здравствуй, Лиадэйн, мы ждали тебя, — он пригласил ее к единственному свободному здесь сидению — креслу с подставкой для посоха, что вырезано из цельного теплого камня. Женщина улыбнулась одними уголками губ и опустилась на приготовленное для нее место.

— Ну что ж, Хранитель. Все в сборе. Так огласи причину, по которой ты нас созвал, — произнес Воин. И голос его пронесся по залу грохотом славных битв и лязгом мечей.

— Хорошо, Кедиэрн, — отозвался черноволосый и обвел присутствующих взглядом. — Есть то, что меня беспокоит. Хаос усилился, привычный ход вещей нарушен, сила наша падает.

— Мы уже слышали это от тебя, когда собирались в прошлый раз, — слегка покачивая ногой заметил блондин в черном.

— Ты прав, Странник, — признал Эорданн. — Но весной в твоих землях, Краса…

Он обратился к златоволосой деве.

— …впервые не будет шуметь сладколист. И защитный полог дал первую трещину…

В зале повисла тишина. Легкие шаги босых ножек Прекраснейшей были отчетливо слышны.

— Как это возможно, мой Король? — прильнула она к груди Хранителя, заглядывая в его темные печальные глаза. Тот гладил золотые волосы, успокаивая ее, словно ребенка.

— Я стал слаб, Айне. Сил моих едва хватает, чтобы держать полог. Мы дети этого мира. Слабеет мир — слабеем мы. И первым по счету падет щит, таков порядок.

— Падет щит — ему на смену придет меч! — прогрохотал сталью Воин.

— Поэтому я был против того, чтобы ты, Виндагор, переходил в Очевидный мир. Но, что сделано, то сделано, — в голосе Хранителя не было ни упрека, ни радости от собственной правоты. — Теперь тот мир вспомнил о нас и предъявил свои права. Туман пришел в движение.

— Можем ли мы сделать что-нибудь, чтобы помешать этому? — воскликнула Прекраснейшая.

— Мы не боги, — грустно улыбнулся Защитник, — нам не подвластны законы Мира… Можем ли мы создать силу, противодействующую им?..

— Мы нет. — задумчиво произнес Странник, садясь на своем ложе, — Но эльны могут.

— В отличии от нас они не так привязаны к законам и более свободны, хоть и сами об этом не знают… — поддержала его Пресветлая.

— И уже сотни раз разрушили бы Королевство, если бы не наша помощь, — внес свою лепту Хранитель.

— И это тоже правда. Но, Эорданн, у них есть хотя бы теоретический шанс. Один из моих мальчиков сейчас как раз изучает Туман и стоит на пути к Истине… — заметила Лиадэйн.

— Он лезет не в свое дело, — пророкотал Яростный.

— Здесь я согласен с Кедиэрном, Мудрейшая, — задумавшись немного, проговорил Хранитель. — Его вмешательство только еще больше расшатает порядок. Наш мир падет быстрее.

— Что толку ждать, когда крыша рухнет тебе на голову, и даже не попробовать ее починить? — пожал плечами тот, кого когда-то звали Виндагором и перебросил косу на другое плечо. Не проще ли помочь мальчишке?

— Мы не можем вмешиваться напрямую, Странник, не в этот раз, когда ставки слишком высоки, — напомнила Пресветлая. — Все, что мы можем — слегка направлять..

— И встать плечом к плечу, если дело дойдет до худшего, — метнул очами молнии Воин. — В этом вы всегда найдете у меня поддержку, но полагаться на твоего щенка я не согласен.

— Двое за, двое против, — подвела итог Премудрая. — Твой голос решающий, Айне.

— Мне нравится твой мальчик, Лиадэйн, на нем есть и мое благословение, — размышляла вслух Весна. — Но он слишком горяч. Дети Воина смогут обуздать его пыл. Если ты, мой Король, пришлешь ему в помощь свое дитя, то опасность уменьшится.

И она умоляюще посмотрела на Защитника.

Тот долго хранил молчание, прикрыв устало веки… Наконец, в полной тишине прозвучал его голос:

— Хорошо, Айне, я попрошу Иллойэ. Но больше я ничем не смогу им помочь..

— Тогда это придется сделать нам, — произнесла Мудрейшая..

Долго еще длился совет, лишь под утро разошлись Короли и Королевы по своим вотчинам, и горная тропка, ведущая к чудесной пещере исчезла, словно ее и не было никогда

***

— ЭйярАриллиан только что прислал вестника, — Мэб на свой страх и риск вошла в палатку, где господин старший научный сотрудник изволил устроить свою лабораторию, — требует новый отчет.

— А чем его не устроил старый? — недовольно буркнул Ибдхард, не отвлекаясь от своих колбочек. — Там все емко и по делу. Или он запамятовал, что такое «кранты»?

— А что вы ему написали? — тут же насторожилась помощница.

Аодхан задумчиво посмотрел на нее и невозмутимо выдал:

— «По данным исследования нам всем скоро настанет неотвратимый и полный конец». Кажется, так.

— Тогда понятно, чего он так взъелся, — покачала головой Мэб. — В общем, я обещала, что вы скоро напишете.

— Сами обещали, сами и пишите, — возмутился Ибдхард. — Можете даже в тех же самых выражениях. Я не против. Это, знаете ли, даже смешно. Сначала они не дают мне проводить нормальные исследования, а потом требуют отчета по тем крохам, которые удалось наковырять. Вопреки им, заметьте, Мэбхн.

— Господин Ибдхард, господин Ибдхард! — послышался снаружи встревоженный голос.

— Чего там? — Аодхан споро выскочил из палатки.

К нему со стороны лагеря бежал совсем молоденький боевик.

— У нас еще один тяжелый. Лекарь велел послать за вами.

— Да вы издеваетесь что ли? — взгляд Аодхана метал молнии. — Послать он велел… Нашли себе мальчика на побегушках!

Исследователь кипятился, но собирался к больному привычно и споро.

— Мэбхн, видите, что творится! Можете сами изучить содержание красной папки и написать Ллойду. Буду вам очень признателен. Я совершенно ничего не успеваю. Так, ну ведите, любезнейший.

Когда мужчины уходили, Мэб долго смотрела им вслед. Аодхану действительно приходилось не сладко — и дня не проходило, чтобы в лазарете не потребовалась его помощь. Туманников он умудрялся исследовать ночами. Когда же он работал над той задачей, которая сильнее всех его тревожила, девушка просто не представляла. Она старалась помогать ему, как могла: ассистировала при экспериментах (а пару раз и при срочных операциях), заполняла лабораторные журналы под его диктовку, выслушивала едкие комментарии и претензии. И все удивлялась тому, насколько этот эльн был соткан из противоречий. Внешне невысокий, хрупкий, с детскими кукольными чертами лица, быстро выходящий из себя, он при всем при том имел внутри и несгибаемый внутренний стержень, и глубочайший надрыв. Как все это сочеталось вместе, Мэб не сумела бы объяснить.

Зато написать отчет эйяру Ариллиану она была вполне способна. Поэтому девушка прошла в палатку, быстро нашла нужную папку в стопке и села изучать ее содержимое. А оно, содержимое, было весьма впечатляющим и состояло по большей части из записей самого Ибдхарда. Не удивительно, что Мэб пришлось местами поломать голову, разгадывая его заковыристый почерк. А когда она успешно с этим справилась и прочитала написанное, ей стало сильно не по себе.

«Субстанция Тумана — идеальное вещество для создания сущностей. Насыщенное магической силой, оно может быть основой любого творения. Очень сходно с мельчайшими частицами риона. (проверить).

«Весь наш мир, за исключением Королевства и прилежащих к нему территорий — большое скопление первичного вещества. Сплошная недоделка, которую бросили на полпути… Почему?»

«Разговаривал с А. Р. Она утверждает, что в мире, откуда она родом, очень сходные светила, число часов и минут в сутках то же, более того, она узнает на нашем небе созвездия своего родного мира, только названия у них иные (очевидно, что наши миры тесно связаны, «проход» из их мира в наш расположен в зоне Тумана). Надышавшись Тумана, А.Р. Пролежала несколько дней в страшной горячке, после выздоровления у нее открылся небольшой магический дар. В ее прежнем мире нет магии, Туманных стен и риона. (Туман — источник магии —?)

«Усиление активности Тумана в последнее время, кажется, не имеет связи с событиями в Королевстве. Или я просто ее не вижу, хотя прошерстил, кажется, все хроники и опросил очевидцев. Вопрос — может ли оно обуславливаться событиями на другой стороне, в другом мире?

«Сегодня ходил к Туману. Один. Я идиот, все было на поверхности, надо было только «прощупать» его. Туман — не недоделка, а плотный защитный слой. От них, с той стороны такой защиты нет, если верить А.Р. Они для нас опасны. Почему?»

«Первое упоминание о туманниках совпадает со временем появления в Королевстве ромайцев. Сейчас они активизировались, когда оттуда пришла А.Р. И вернулся Е.В.

«Туманники в пробирках вполне миролюбивы, и более всего похожи на недооформившихся магических собак или волков с четко выявленной охранной функцией. Особи дикие — агрессивные, перешедшие в боевой режим, чующие опасность. Влиять на них ментально сложно. Что если найти способ влиять на сам Туман?»

Дальше шли выписки из лабораторных журналов, их девушка пропустила. Перешла сразу к странному, наспех начерченному чертежу, смысла которого не поняла и подписью

«Каждая реальность стремится стать единственной. Если баланс нарушен, и система выведена из равновесия. У нас в Королевстве стал слишком много чуждого. Для баланса в Той реальности должно быть куда больше нашего. Иначе наша реальность схлопнется»

Мэб перелистнула страницу неловким движением, и из папки на пол выскользнул сложенный вдвое лист. Девушка механически его подняла, открыла, пробежала неровные строчки глазами и тут же об этом пожалела.

«Дорогая Мэбхн, если к вам попало это послание, значит, я все-таки решился. Пожелайте мне удачи и не беспокойтесь чрезмерно. Есть в этом мире вещи намного больше стоящие вашего внимания. Папку передайте, пожалуйста, Ллойду. Он найдет ей применение.

Сердечно ваш. Аодхан»

Мэб ощутила, как сердце ее проваливается куда-то вниз. Она заметалась было по палатке как глупая курица, и лишь усилием воли заставила себя вновь сесть за стол, взять ближайший чистый лист бумаги, набросать послание эйяру Ариллиану, затем сложить его, достать из стола нужное укрепляющее зелье, принять и лишь после этого, применив те крохи магии, которые ей были разрешены после ранения, отослать вестника.

Кликнув одного из выделенных им парней, и наказав ему присматривать за лабораторией, сама она бросилась в лазарет.

— Господин Ибдхард? Да, он был здесь, осмотрел больного, выдал ряд указаний. Помог с воздействием. Да, ушел… довольно давно. Нет, куда не сказал… Конечно, если увидим, то передадим..

«Да чтоб туманники побрали этого упрямца», — подумала было Мэб и тут же испугалась своих мыслей. Нет, нет, пожалуйста, нет. Пусть все с ним будет хорошо. Куда ж он делся? Неужто, и правда, отправился за Стену? Да ей тогда в жизни его не найти. Девушка шла, куда глаза глядят, лишь бы идти. Когда идешь, легче думается. День уже клонился к вечеру, первые, еще прозрачные, сумерки опускались на землю. До Стены оставалось совсем ничего, и в какой-то момент Мэб ощутила почти непреодолимое желание войти в эту тугую, обманчиво ласковую субстанцию. Аодхан говорил, что это и есть сама магия, разве она может ей навредить? Она поднесла к стене ладони, и они легко прошли сквозь белую дымку. Неожиданно она ощутила неприятное колкое чувство в груди, словно ее тряхнуло слабым магическим зарядом.

— Ты смотри, что делает… Стой, глупая! — незнакомый женский голос раздался сзади.

Мэб вздрогнула, обернулась и уставилась на примечательную светловолосую женщину. Одета та была донельзя нелепо — в простую тканую рубаху и широкие штаны, на плечах же ее красовался длинный коричневый плащ, сплошь расшитый птичьими перьями. Длинные прямые волосы схвачены были на лбу тонким кожаным шнурком, а на висках поблескивали подвески из ярких стеклянных бусин.

— Иллойэ, — представилась женщина ромайским именем с таким видом, словно Мэб оно должно было о чем-то сказать. — Тебе туда нельзя. Так отец сказал, да я и сама это вижу. — Вот тут..

Она положила тонкие сильные ладони Мэб прямо на сердце.

— …пока не все в порядке. Зачем туда рвешься?

— Там важный для меня эльн, — все это было странно, но бывшая десятница решила, что после разберется. Договариваться с собой она умела.

— Это кто ж такой? Уж не этот ли ученый мальчик, что сюда каждый день ходит? Он? Тогда не бойся, отец его не пропустит, покружит-покружит, да назад выпустит. А он, значит, удрал-таки туда? Ну упертый, хуже барана. Вот что, ты стой тут, никуда ни уходи.

Женщина ловко свистнула, и на сигнал ее слетелось сразу трое ястребов. Они расселись у женщины на плечах, вцепившись когтями в странный плащ. Та проклекотала им что-то, птицы внимательно выслушали, поднялись в воздух и разлетелись в разные стороны, паря над самым туманом.

— Я скоро. Верну твоего важного… — И Иллойэ исчезла за белой пеленой.

Странной женщины не было долго. Чтобы хоть как-то себя развлечь, Мэб ходила туда-сюда, бегала по кругу, приседала и даже отжималась, касаясь грудью мягкой шелковистой травы. Все, что угодно, только не думать, не вздрагивать от каждого шороха и звука, не представлять себе бесчисленное множество картин одна другой мрачнее. Прошло не меньше часа, когда Мэб услышала птичий клекот, и, подняв глаза к небу, увидела там парящего ястреба. Тот кружил и кружил над ней, кричал что-то на своем пронзительном птичьем языке, словно звал: «Сюда, сюда…». Мэб подобралась, ожидая новостей. И они не заставили себя долго ждать.

— Эй, дочь Воина, — сначала она услышала голос ястребиной хозяйки, и лишь затем высокая фигура в объемном плаще выплыла из однородной белесой массы, неожиданно приняв очертания горбатого горного быка — Ну-ка подсоби. Тяжело мне.

Только тогда Мэб поняла, что женщина не просто идет, а несет на спине кого-то. Бывшая десятница кинулась на помощь, подхватила безвольное тело исследователя и аккуратно опустила его на траву. Сноровисто прижала три пальца к шее Ибдхарда, под самой челюстью, и чуть не умерла от облегчения, почувствовав слабую, но равномерную пульсацию.

— Спит, — подтвердила Иллойэ, расположившись рядом в траве и переводя дыхание. Ее ястребы теперь втроем кружили над эльнами. В следующее мгновение женщина издала сухой резкий звук, столь похожий на птичий клекот, что Мэб даже вздрогнула. На этот крик разом отозвались ее хищные питомцы, сделали еще несколько кругов в небе, словно присматривая за хозяйкой, и удалились прочь.

— Далеко забрался, как удалось только… — женщина-птица склонилась над мирно спящим исследователем, пристально вглядываясь в его лицо. Сейчас оно казалось умиротворенным и совсем юным. — Хорошо, что сразу спохватились, а то долго бы потом искали. Ну да ладно, расспросим потом, когда проснется. У меня тоже к нему разговор есть. Кликнешь своих помощничков, я тут за ним присмотрю пока?

Мэб побежала за подмогой, а странная женщина проверила спящему пульс на запястье, удовлетворенно кивнула, а затем улеглась рядом, прямо на траву, подложила руки под голову и долго всматривалась в темнеющее небо с первыми, не смелыми еще, звездами.

— Не буди, сам проснется, когда время придет, — напутствовала она Мэб, стоя рядом, пока двое боевиков загружали спящего в повозку, и произнесла строго: — Скажешь ему, чтобы не смел снова за Стену соваться, пока со мной не поговорит.

И женщина, не прощаясь, отправилась восвояси.

— Как вас найти? — крикнула девушка ей вослед. Та обернулась, рассмеялась и ответила игриво:

— Сама приду.

Аодхан проспал двое суток кряду. Он еще не пришел в себя, когда к ним в лагерь прибежал парнишка с докладом.

— Госпожа Фринн! Там это… эйяр Ариллиан прибыл, требует вас к себе.

Мэб застыла на секунду, моргнула озадаченно, отпустила гонца и с досадой ругнулась про себя. Это ж надо быть такой рассеянной — про вестника для старшего следователя она совсем запамятовала. Впрочем, и он тоже хорош, мог бы сообщить о том, что собирается приехать. Времени-то прошло всего ничего… торопился, значит… Девушка накинула старый китель прямо поверх грубого платья и поспешила встретить нежданного гостя.

Эйяр отыскался в ближайшем к ним лагере (в том самом, где был лазарет). Одет он был непривычно — вместо серой формы Особого отдела на нем красовался добротный темно-синий дорожный костюм, отчего сам Ариллиан казался ей совершенно незнакомым эльном.

Увидев бывшую десятницу, он сразу раскланялся со своими собеседниками и подошел к ней.

— Вы так быстро приехали, — не стала скрывать Мэб своего удивления, после того, как они обменялись вежливыми приветствиями.

— Знаете, госпожа Фринн, вы никогда раньше в нашей переписке не называли меня по имени и на «ты». Так что, зная вас, я предположил, что лучше не терять время даром.

Мэб, смутилась и мысленно отвесила себе подзатыльник. Ариллиан и вида не подал, что заметил ее реакцию.

— Где сейчас этот неугомонный? Пришел уже в сознание? Нет? Проводите меня к нему, Мэйбэль, а по пути как раз расскажете подробно, что у вас случилось.

Мэб и рассказала. И про вызов в лазарет, и про красную папку с материалами и запиской, и про то, как чуть было не ушла в Туман, и про женщину с ястребами. На моменте с запиской эйяр поджал губы и раздраженно буркнул что-то себе под нос, а вот Иллойэ ожидаемо заинтересовался.

— Интересные дела тут творятся, — проговорил он наконец. — Не зря приехал.

У постели Аодхана Ариллиан стоял с до того непроницаемым лицом, что Мэб даже хотела выйти, но эйяр неожиданно отмер и обратился к ней.

— Помнится, перед этим всем, — он неопределенным жестом обвел комнату рукой, — я просил его составить хотя бы один нормальный отчет. Мы ведь так толком и не знаем, что он там опять напридумывал.

— В записке Аодхан просил отдавать вам папку с материалами. Пожалуй, именно так я и поступлю, — решила девушка. — Будет знать, как пропадать, не предупредив заранее. Я сейчас, подождите, пожалуйста..

Мэб бросилась к «лаборатории», подхватила красную папку (только записку, ту самую, припрятала, но она все равно к делу не относилась) и несколько мгновений спустя вручила ее старшему следователю.

— Спасибо, Мэйбэль. Известите меня, когда он придет в себя.

Она, конечно, обещала. На том «виверн» и откланялся.

— Хоть ты сигнальную ракету запускай, когда господин исследователь проснуться изволит, — проворчала девушка и вернулась к текущим делам.

Знаменательное событие произошло, когда день уже клонился к ночи. И произошло до ужаса буднично. Ибдхард просто заявился в лабораторию, где Мэб занималась своей ежевечерней обязанностью — проверяла пронумерованные колбочки, стоящие на отдельном столике и записывала в журнал, как протекают те или иные реакции — и совершенно обычно попросил:

— Мэбхн, подайте номера три и девять, будьте так добры.

Мэб сначала кивнула по привычке и потянулась было за нужными колбами, но на полпути замерла, а потом резко повернулась к вошедшему.

— Вы проснулись! — вскрикнула она.

— Сам удивлен, — слегка растеряно улыбнулся Аодхан, — но это так.

— Тогда, тогда… — она торопливо выставила на стол перед ним две нужные склянки и слегка подрагивающей рукой вытащила из кармана платья злосчастную записку, — объясните-ка мне, господин Ибдхард, что вот это значит.

Серые глаза исследователя удивленно распахнулись, придав его лицу выражение совершенно детской наивности.

— О! Кажется, вы не в духе, — начал было он. — Вы сердитесь..

— Еще бы я не сердилась: вы ничего мне не сказали, написали прощальную записку, а сами отправились на верную смерть. И-Драйг-гох вас раздери, Аодхан, вы могли погибнуть! — Мэб уже не помнила, когда так негодовала в последний раз. Вероятно, когда целитель наотрез отказался пускать ее на фронт после ранения.

Темно-рыжие ресницы Ибдхарда дрогнули, и он слегка наклонил голову, улыбнушись ласково, словно картина злящейся помощницы вызывала в нем искреннее умиление.

— Какой темперамент! Вы стали совсем живой, Мэбхн.

И девушка купилась бы. И на этот почти восхищенный взгляд, и на странное замечание… Еще месяц назад бы купилась… Но сейчас, поработав с исследователем бок о бок, она прекрасно понимала, что все это — лишь один из его инструментов воздействия, такой же, как чуть пугающая отрешенность эйяра Ариллиана. Менталисты… чтоб их… все у них не как у простых эльнов. Да и зла, она была сейчас действительно зла. Правда, реплики Ибдхарда ей хватило, чтобы несколько собраться.

— Кстати, красную папку я передала старшему следователю, как вы и просили, — Небрежно бросила она, направляясь к выходу из палатки. — Сегодня днем и лично в руки.

А вот теперь ее руководителя прошибло. Во всяком случае, он сразу подобрался, и взгляд его стал таким острым, что будь Мэб чувствительной барышней, непременно бы порезалась. А она ничего, только плечом повела.

— Он что, здесь?

— Здесь, скоро прибудет. Он очень хотел с вами поговорить, — как можно спокойнее произнесла Мэб. — И не он один, кстати. Не поверите, насколько популярной личностью вы стали за это время.

И она гордо удалилась, с некоторой мстительностью отметив на лице Аодхана выражение искреннего непонимания.

Эйяр Ариллиан прибыл быстро, словно только и ждал приглашения. Не спеша вошел в лабораторию (Мэб мышкой прошмыгнула за ним), посмотрел молча на исследователя (тот бросил мельком взгляд на вошедшего, не отвлекаясь от своих экспериментов) и присел на свободный стул напротив.

— Плохо выглядишь, Ибдхард, — начал «виверн».

— А тебя не учили, что перед тем, как войти, надо постучаться? — вернул любезность исследователь — Или на Особый отдел это правило не распространяется?

— Я здесь не как представитель Управления, а как частное лицо, Аодхан.

Исследователь скептически хмыкнул.

— Пес Королевства всегда останется псом Королевства, мы оба это прекрасно знаем.

— И тем не менее… Сейчас я могу чуть больше… могу помочь тебе как… друг.

— «Друг»? — ученый издал такой язвительный смешок, что Мэб вздрогнула. — Друг… Я не уверен, что ты знаешь смысл этого слова, Ллойд, сверься со словарем.

— Знаешь, Аодхан, у тебя есть нездоровая тяга отталкивать тех, кто хоть как-то тобой дорожит, — произнес Ариллиан после установившегося напряженного молчания. — И я сейчас не только о себе говорю..

— Не лез бы ты не в свое дело, — зло прошипел Ибдхард, — сейчас черты лица его заострились, желваки заходили под смуглой кожей, и Мэб только подумала, что стоило бы развести мужчин по углам во избежание открытого конфликта, когда с улицы донесся резкий птичий крик.

Девушка вышла наружу — и точно, над лагерем кружил ястреб. А через минуту она услышала, как ее окликают по имени:

— Госпожа Фринн, госпожа Фринн, там к вам какая-то женщина рвется. Говорит, вы ее знаете. Странная, а одета как пугало, — обратился к ней дежурный.

— Пропустить, — разрешила бывшая десятница. — Это, действительно, моя знакомая.

В палатку она заходила с тревожным чувством, но мужчин сейчас больше интересовало происходящее вокруг, нежели их собственные разборки.

— Та женщина, про которую я вам говорила… — пояснила эйяру Мэб, — сейчас придет..

— Какая еще женщина, Мэбхн? — исследователю явно не по нраву пришлось это перешептывание.

— Которая вытащила вас из Тумана, — пояснила девушка.

И больше ничего сказать не успела, потому что полог на входе открылся, и в палатку вошла Иллойэ, такая же, как в тот вечер, когда Мэб впервые ее увидела, с пестрым перьевым плащом на плечах.

— Приветствую детей Воина, — громко сказала она, глядя на Мэб и Ариллиана, и в несколько шагов подошла совсем близко к Аодхану: — и тебя, упрямый мальчишка..

Тот смотрел на вошедшую с таким восхищением во взгляде, что Мэб на секунду почувствовала болезненный укол в сердце.

— Дай-ка руку, — тем временем потребовала женщина и, заполучив желаемое, положила сильные пальцы на запястье исследователя, замерла ненадолго, прислушиваясь, и недовольно покачала головой:

— Слабый еще совсем. На-ка вот, девочка, — в ладонь Мэб опустился пучок остро пахнущих горькой свежестью трав, — сделай ему укрепляющий отвар. Как знала, что понадобится.

Пока девушка хлопотала, ставя чайник и заваривая травы, их гостья уже раздобыла себе стул и расположилась в нем, поджав ноги, словно птица на насесте.

— Я Иллойэ, дочь Эорданна — Хранителя — представилась она. — Знаю, что вопросов у вас много, и между собой, и для меня.

Она в упор посмотрела на Аодхана.

— Но сначала выслушайте то, что я скажу. — Она замолкла на миг, явно думая, с чего бы начать.

— Нашему миру грозит опасность. Он… — снова тяжелый взгляд на исследователя, — первый это понял. Поэтому-то отец и отправил меня к вам, чтобы объяснила кое-что.

Некогда наш мир был частью другого, весьма небольшой частью, надо сказать. Боги, играя, отделили ее, чтобы использовать… вот как ты свои банки, для опытов.

Она развернулась всем корпусом к Ибдхарду, напряженно ловящему каждое ее слово, и дальше продолжала свой рассказ, глядя исключительно на него.

— Так вышло, что играя, они чисто случайно создали Туман… и магию. Они так вдохновились своим творением, что пытались повторить эксперимент и для того, первоначального, мира. Но ничего не получалось. Тогда они на время забросили его, и перешли сюда.

Первичный мир взревновал, он требовал часть себя обратно и ненавидел ее, потому что из-за нее был заброшен Богами. Чтобы сохранить свою любимую игрушку, Боги окружили ее толстым слоем Тумана — Туманной стеной — и кое-как установили баланс.

Шло время, появились новые волшебные существа и эльны, а чуть позже и Короли. Боги многое знали, и ко многому подготовились заранее. А потом в наш мир пришли ромайцы. Тот мир вспомнил о нас, и все началось сначала.

Наш мир намного меньше первоначального. И чтобы восстановить баланс, нам приходится отдавать намного больше. Ты же понимаешь? — дождавшись утвердительного кивка от Аодхана, женщина продолжила, — Богам пришлось срочно уйти в первичный мир, меньшую плату он бы не принял. И снова установилось равновесие, которое держалось долго. И нарушилось лишь несколько лет назад.

— Когда здесь появилась будущая арвиэлла Рэндаллион, — медленно проговорил Ариллиан.

— Проблема даже не в том, кто сюда пришел, сын Воина, — повернулась к нему Иллойэ — а в том, кто сначала ушел туда. Странник не должен был возвращаться, — произнесла она жестко. Старший следователь нахмурился, а Мэб совсем не поняла, о ком говорит хозяйка ястребов.

— Почему они ничего не объяснили нам тогда, и для чего делают это сейчас? — голос Ибдхарда звучал напряженно и глухо.

Отвар из трав был готов, и помощница аккуратно поставила перед исследователем чашку, источавшую терпкий горьковато-острый аромат.

— Я могу только предположить, Заклинатель, — произнесла гостья, и брови Аодхана удивленно взлетели вверх. — Истинных причин мне никто не называл…

Продолжала женщина, словно не замечая этой реакции.

— …но богам свойственна гордыня, они никогда ничего не обсуждали с эльнами, даже с Королями. И тем более не советовались с ними. Они поступили так, как поступили, ничего никому не сказав. Теперь Короли невольно повторяют за ними эту ошибку. А почему сейчас решили вам помочь? Не столь уж они могущественны как в легендах представлено, и далеко не так свободны. Что-то резко изменить только Страннику по силу, но он уже внес свою лепту, — женщина криво ухмыльнулась, — теперь остальным расхлебывать. У отца уже еле хватает сил держать защиту. Вам еще не видно, но весны в следующем году не предвидится… Так что вот… ход вещей изменить им не под силу, но это можете вы. Ты можешь.

И взгляд ее круглых темных, как ночное небо, глаз с новой силой впился в Ибдхарда.

Тот выдержал продолжительную паузу, не спеша отхлебнул отвара из чашки и вдруг откинул голову назад и зашелся таким заливистым, заразительным смехом, что Мэб против воли своей улыбнулась.

— О, кажется я могу считать себя польщенным, — наконец произнес исследователь отсмеявшись и потирая переносицу пальцами. — Мало того, что у меня тут неожиданный дружеский — он едко подчеркнул это слово голосом — визит, так еще посланница легендарных правителей сообщает, что я чуть ли не последняя надежда нашего Королевства.

— Да, я бы не хотела быть на твоем месте, — печально покачала головой Иллойэ, и по спине Мэб холодок пробежал.

— Почему вы назвали Аодхана Заклинателем? — Подал голос эйяр Ариллиан.

— Тебя из всего вышесказанного только это интересует? — удивился исследователь, не давая хозяйке ястребов и слова вставить, — Поверь, мне это совершенно безразлично, пусть хоть Святейшим величают, все лучше «господина Ибдхарда» как по мне.

— Значит, времени у нас до весны? — спросила тем временем Мэб гостью.

Та с сомнением посмотрела на исследователя и снова покачала головой.

— Боюсь, его намного меньше. А если я права… — Она привстала на стуле, наклонилась к Аодхану совсем близко и требовательно спросила:

— Что ты обещал ему взамен?

Снова плохое предчувствие холодом сковало Мэб, и страх замер в низу живота стылым комком.

Глаза исследователя изумленно расширились..

— Что ты посулил ему за право говорить с ним? — взгляд Иллойэ так и вцепился в лицо Ибдхарда, и вся она сейчас как никогда была похожа на одну из своих птиц, заметившую добычу: подобралась, втянула шею в плечи, даже длинные пальцы ее согнулись напряженно — себя, да? Вряд ли он согласился бы на меньшее..

Мэб с Ариллианом переглянулись («Понимаешь что-нибудь?» — «Нет, а ты?») и вновь продолжили следить за этим странным разговором. «Скажи нет, пожалуйста, скажи нет, — Мэб даже задышала глубже, чтоб только слова эти не вырвались наружу. Но Аодхан молчал, не отводя взгляда от дочери Хранителя, только губы сжимал упрямо и мрачнел все больше.

— Сколько времени у тебя осталось? — теперь голос их гостьи звучал тише, в нем слышалось сочувствие и искренняя печаль. И последняя отдалась в груди Мэб глухой болью.

— До первых заморозков, — сухой бесцветный ответ резанул по нервам. У Мэб захолонуло дыхание, лицо старшего следователя закаменело, — по нынешним временам, думаю, это где-то месяц.

Иллойэ кивнула, соглашаясь с такой оценкой, и медленно подняла застывший взгляд на помощницу исследователя.

— Вот и ответ на твой вопрос, девочка. Всего месяц у вас остался.

— А теперь, будьте уж так любезны, объясните, что тут происходит и нам с госпожой Фринн. — Эйяр Ариллиан поднялся на ноги и сделал несколько обманчиво неторопливых шагов, сложив руки на груди. — Куда на сей раз влез этот на редкость целеустремленный самоубийца? Кому что пообещал?

Так как «самоубийца» вопрос показательно проигнорировал и, глядя куда-то в сторону, потягивал отвар, отвечать снова пришлось гостье.

— Туману, — пожала она плечами так, словно речь шла о деле само собой разумеющемся. — Со мной он никогда не говорит, но и не мешает: чувствует кровь отца. А вот мальчик, — она кивнула в сторону исследователя, — ему явно понравился, раз он решился на диалог. Какой он хоть, расскажешь?

— Оглушающий, — все так же смотря перед собой, медленно, словно нехотя, произнес Аодхан, и Мэб на мгновение показалось, что серые глаза его подернулись клубящейся белесой дымкой, — величественный, очень древний. Сейчас ему страшно и больно. Он в абсолютной растерянности.

— А ты, значит, у нас такой великий целитель душ, что сразу предложил свои услуги? — начал кипятиться Ллойд. — Свою бы голову сначала вылечил!

Ибдхард нехорошо усмехнулся и вперил в следователя долгий взгляд исподлобья.

— Мэбхн, — произнес он, не сводя глаз с «виверна», — как у нас сейчас обстоят дела с туманниками?

— В последние пару дней все спокойно, — доложила бывшая десятница, и лишь потом, когда ухмылка на лице исследователя стала совсем уж ядовитой, поняла, к чему был этот вопрос.

— Видишь, Ллойд, не такой уж я взбалмошный идиот, каким ты меня всегда считал, — исследователь встал, опираясь руками на столешницу, и Мэб показалось, что все это уже было. Точно так же эти двое стояли друг напротив друга у Ариллиана в кабинете, и звенел напряжением воздух вокруг них.

— Должен же кто-то действовать, пока их Сиятельства по кабинетам штаны протирают, — на лице южанина вновь расцвела самодовольная улыбка, но в следующий момент была смята стремительно приближающимся кулаком старшего следователя.

От удара Ибдхард пошатнулся, налетел спиной на находящийся позади него стол с пронумерованными склянками. Улыбаться перестал, но в глаза приближающемуся эйяру смотрел, по-прежнему, с вызовом, не делая, впрочем, попыток подняться. Мэб хотела было кинуться на помощь, но была остановлена выставленной вперед рукой хозяйки ястребов.

— Пусть сами меж собой разберутся.

Ллойд между тем схватил оппонента за грудки и рывком поставил на ноги.

— Почему ты, бестолочь такая, ничего мне не сказал? — рявкнул «виверн».

Аодхан ухмыльнулся криво, из разбитой губы струилась ручейком алая кровь.

— После того, как ты два года только и делал, что от меня отмахивался? Не-е-ет, иногда жизнь — не такая уж большая плата за возможность быть услышанным… друг.

Последнее слово исследователь выделил особ, вложив в него столько издевки, что у Ариллиана перекосило лицо, и он снова замахнулся для удара. Но в этот раз Ибдхард ужом выскользнул из его захвата, нырнул под руку и, оказавшись сзади, со всей силы пнул следователя ребром стопы под колено. «Виверн», не ожидавший от своего оппонента такой прыти, не удержался, ухнул коленями об пол и сразу ощутил, как в основание черепа, нажимая на особые точки, впились пальцы целителя. Тело сразу стало непослушным, веревочным, и Ллойд несуразно, боком повалился вниз. Исследователь стоял, слегка пошатываясь, и взирал на поверженного сверху, вытирая тыльной стороной ладони кровь с лица.

— Врезал бы… — произнес он, наконец, смотря в ясные, все осознающие глаза эйяра. — Да потом латай тебя еще…

Он с досадой махнул рукой, присел рядом и снова жестко надавил пальцами на нужные узлы на затылке лежащего противника. Тот сразу отмер, приподнялся на локтях и сел, разминая шею и морщась от не слишком приятных ощущений. Ибдхард, в свою очередь, внимательно и несколько настороженно следил за следователем.

— Хватит, пожалуй… — сказал, наконец, Ллойд и протянул Аодхану руку. — Но ты все равно идиот.

— От идиота слышу, — беззлобно отозвался тот, но руку приятеля, все же, пожал.

Мэб вздохнула с облечением. Не то, чтобы она в первый раз присутствовала при таких вот мужских разборках, но до этого не слишком за кого-то переживала. А оно вон как, оказывается.

— А теперь, когда мальчики выпустили пар, мы можем и о деле подумать, — как ни в чем не бывало продолжила Иллойэ.

— Что тут думать? — исследователь с трудом поднялся на ноги, — надо идти в глубь Тумана к месту перехода и смотреть, что там и как. Если я правильно понимаю, переход этот должен быть похож на огромную перекрученную воронку… Но пока своими глазами не увидишь… — он развел руками..

— А может, не обязательно своими глазами? — встрепенулась вдруг Мэб и с надежной взглянула на дочь Хранителя.

— Боюсь, мои ястребы тут не помогут, — покачала головой та. — Эти дни я не сидела без дела, пыталась разведать все сама. Туман меня не ведет, не мешает — и только. Без птиц я не могу находить там нужное направление. А они не могут залетать совсем далеко, слишком сильно внутри магическое сопротивление. Вам нужен тот, кто разумен и имеет крылья, обладает магией и способностью передать то, что видел. Вам нужен…

— И-Драйг-Гох, — закончил за женщину Ллойд.

Мэб в это время протягивающая Ибдхарду салфетку с ранозаживляющим зельем, охнула.

— Где же мы его возьмем? Пока до Скалистых гор доберешься, пока с ними договоришься… Если, они, конечно, согласятся разговаривать..

— Может, так далеко идти и не понадобится, — старший следователь, успевший привести себя в порядок, в раздумьях побарабанил пальцами по крышке стола. — Их делегация сейчас находится на территории Королевства, в Феарне. Я могу съездить переговорить с ними. Они не должны отказать.

Иллойэ бросила на эйяра одобрительный взгляд и, чуть закатав рукав своей рубахи, быстро отстегнула один из пестрых плетеных браслетов, что в великом множестве охватывали ее тонкие запястья, и протянула его Ариллиану.

— Передай это Ойхо. Скажи, что я тоже прошу его о помощи. И поспеши, сын Воина, времени, действительно, не так много.

Старший следователь принял безделушку и слегка обозначил поклон.

— Вы правы, Иллойэ, я, пожалуй, отправлюсь прямо сейчас. Аодхан, я могу надеяться, что за время моего отсутствия ты больше ни во что не влезешь?

— Да, Ллойд, — отозвался тот отрешенно, — можешь, конечно. Кто я такой, чтобы мешать тебе тешить себя надеждами?

— Поезжай спокойно, мы с дочерью Воина присмотрим за ним, — поспешно произнесла женщина, заметив тень раздражения на мраморном лице эйяра. А когда мужчина откланялся, встала сама и потянулась, расправляя руки-крылья.

— И я пойду, время позднее. Но обещай, что не пойдешь за Стену один, Заклинатель. Обещай, что дождешься меня!

— Обещаю, обещаю… — устало произнес исследователь, и кривовато, одним уголком губ улыбнулся.

Иллойэ вышла из палатки, кликнула своих ястребов и ушла в сгущающиеся сумерки плавной, но решительной своей походкой.

Аодхан долго сидел за столом, положив лоб на сведенные вместе пальцы рук. И Мэб уже начало казаться, что он или уснул, или просто забыл о том, что она тоже осталась здесь. Чтобы напомнить о себе, она принялась наводить порядок на столе со склянками, тихо позвякивая битым стеклом и целыми колбами. Исследователь растер ладонями лицо и повернулся к ней.

— Вы тоже думаете, что я идиот, Мэбхн? — спросил он внезапно с легким смешком, но смотрел при этом непривычно серьезно. Она даже растерялась сначала, но потом взяла себя в руки, села напротив и, чуть помолчав, чтобы собраться с мыслями, начала говорить:

— Нет, Аодхан, я так не думаю. Я не очень хорошо разбираюсь во всех этих магических тонкостях и не могу дать вам совет или как-то помочь… Но я совершенно уверена — вы сделали то, что должны были сделать, и кроме вас на это никто бы не осмелился… Вот… Простите, я не слишком хорошо умею говорить… — она замялась было, но сразу встрепенулась, окрыленная внезапной мыслью: — Но если вы умеете разговаривать с Туманом, вы ведь сможете сделать так, чтобы он и меня пропустил за Стену? Пожалуйста!

— Мэбхн, Мэбхн… Вы и сами не знаете, насколько чудесны, — Аодхан смотрел на девушку с вечным своим выражением ласкового умиления и неожиданно протянул руку к ее лицу, заправил за ухо непослушную прядь светлых волос, едва-едва касаясь, провел подушечками пальцев по щеке и медленно, словно нехотя, отвел ладонь обратно. — Нет, я не могу сделать этого. А если бы и мог, то ни за что бы не признался. Чтобы последствия ранения, нанесенного туманником, исчезли, нужно время, Мэбхн.

— Что же тогда мне делать? — прошептала она, совершенно сбитая с толку.

— Сейчас расскажу…

Исследователь подошел к дальнему столу, на котором девушка начала было наводить порядок, и быстрыми привычными движениями принялся выстраивать целые пробирки в нужном ему порядке, время от времени бросая на девушку ободряющие взгляды

— Сейчас вам нужно идти отдыхать. А завтра будете помогать мне восстанавливать лабораторию и… ждать. Когда бродишь в Тумане, оказывается, очень важно, что кто-то ждет тебя там, снаружи. Если же вы спрашиваете меня, что вам делать в целом, то здесь тоже ничего сложного: жить, Мэбхн, просто жить… Вот видите, сколько у вас важных дел. Так что идите отдыхайте, а я пока наведу тут порядок после наших с Ллойдом дружеских посиделок, — он с сомнением хмыкнул. — Всегда подозревал, что дружба — дело непростое, но не до такой же степени… Дня не прошло, а уже и физиономия разбита, и неделя работы вивернам под хвост..

Привычная болтовня Ибдхарда постепенно успокаивала Мэб. Она посидела еще немного, а потом решила последовать совету своего начальника и пораньше лечь спать, но у самого выхода остановилась и все же спросила:

— Вы больше не исчезните внезапно?

— Не исчезну. Отдыхайте, Мэбхн, я еще успею вам надоесть, — и исследователь снова вернулся к своим драгоценным склянкам.

Следующие несколько дней и правда прошли достаточно мирно. Дел у Мэб было по горло. Аодхан не на шутку вознамерился восстановить утраченные звенья своих экспериментов, и новые пробирки в лаборатории заполнялись с впечатляющей скоростью.

— Ну-ка, Мэбхн, посмотрите сюда. Какой прекрасный образец, — исследователь предъявил ей склянку, на дне которой бодро шевелилась маленькая копия туманника. — Сейчас мы его немного разозлим.

Он потряс банку и, чуть прищурясь, внимательно посмотрел на объект своих испытаний. Судя по легкому холодку в груди, не просто так смотрел, а отдавал ментальный приказ. Туманник тут же забился, заметался внутри банки.

— Отлично. А теперь маленький фокус!

Из недр стола была тут же вынута клетка с обычной нишью — маленьким полевым зверьком, обладающим крохотной магической искрой, помогающей ему на секунду-другую отводить глаза охотящимся на нее хищникам — и откуда только взялась? В следующее мгновение зверек был вынут из клетки и заброшен в склянку с туманником. Тот сперва оторопел, а затем набросился на своего непрошеного соседа, потрясая щупальцами и сверкая разрядами. Когда одно из щупалец пронзило тельце ниши насквозь, старая рана в груди Мэб отозвалась острой болью. Исследователь же очень внимательно следил за происходящим.

— Вы знали, что, пронзая жертву, туманник не забирает себе ее жизненную энергию, а отдает Туману. Нет? Я тоже раньше не подозревал, а вот теперь знаю… Правда, интересно? С нашей точки зрения — это ужасная трагедия, с точки зрения мира — сложный, но правильный выбор — отнять жизнь у нескольких, чтобы выжили все остальные..

Маленькое тельце беспомощно затихло в склянке, туманник успокоился и теперь еле-еле шевелил щупальцами. Ибдхард, не отрывая взгляда, смотрел на эту картину, а у Мэб перед глазами один за другим мелькали лица из прошлого — лица ребят, погибших на границе в бою с этими туманными тварями… много их было, слишком много. Имей возможность она сама хоть что-то сделать, чтобы они выжили, пусть даже ценной собственной жизни, разве сомневалась бы она тогда хотя бы мгновение? Нет, конечно. И снова тугой узел скручивался глубоко внутри, и так тоскливо становилось, что хоть волком вой. Хорошо, что длились эти минуты слабости совсем недолго, Мэб даже забывать о них умудрялась до следующего приступа.

А по вечерам в лагерь приходила Иллойэ, и они с Аодханом отправлялись вдвоем (если не считать ястребов, конечно) за Стену, а Мэб, изнывая от беспокойства, ждала. Заполняла журналы — и ждала, раздавала указания дежурным — и ждала, выходила на вечернюю пробежку — и ждала… Пока не раздавался над головой резкий ястребиный крик, а потом из густых клубящихся недр Тумана не появлялись две до мелочей знакомые фигуры. Тогда Мэб вздыхала облегченно и спешила навстречу.

Отвар нужных трав у нее всегда имелся с собой в походной фляжке. Она протягивала ее новоявленному заклинателю, тот вымученно улыбался в знак благодарности, пил жадно, запрокинув голову, так что ручейки текли по подбородку, а потом скользил по окрестностям рассеянным мутным взглядом, и девушке стоило больших усилий гнать из головы прочь воспоминание о несчастной ниши, нашедшей свою смерть в объятиях туманника. Ни одного случая прорывов на их участке в эти дни зафиксировано не было. Но Мэб не могла не видеть, что каждый такой поход давался исследователю тяжелее предыдущего. Сам он, конечно, вида не подавал, но под глазами его залегли тени, с которыми не мог справиться даже продолжительный сон, черты лица слегка заострились. Прежде всегда сосредоточенный, теперь он мог неожиданно остановиться прямо во время разговора и смотреть перед собой отсутствующим взглядом, пока не спохватывался, встряхивая темно-рыжими волосами. Каждое такое открытие отзывалось в Мэб новым приступом тоски и тревоги.

Ллойд вернулся через четыре дня в сопровождении двух весьма примечательных личностей. Первый — черноволосый смуглый молодой человек невысокого роста лет двадцати пяти в темно-серой форме, Мэб такую видеть еще не доводилось. Второй — подросток лет четырнадцати, ничем кроме жаркого любопытства в голубых глазах, не отличающийся от любого другого паренька его возраста. Они вошли в палатку как раз в тот самый момент, когда Мэб под диктовку своего непосредственного руководителя записывала ход проведения очередного эксперимента, который ей предстояло в первый раз самостоятельно осуществить от начала и до конца.

Не успел эяйр Ариллиан представить незнакомцев, как паренек, откашлявшись, сделал шаг вперед и громко возвестил:

Сделайте поглубже вдох:

Перед вам И-Драйг-Гох..

…И бездарный стихоплет,

Что по шее огребет –

неожиданно сухим, трескучим голосом закончил за парнишку черноволосый, попутно ловким движением отвесив подростку легкий, но обидный подзатыльник.

— Эй! — возмутился тот. — Я же будущий менестрель, мне практиковаться надо.

— Покажи мне того, кто вбил в твою голову эту мысль, у меня есть к нему некоторые претензии, — ухмыльнулся обидчик.

— Кажется, Ллойд нашел себе новых друзей. — Аодхан вышел к гостям и панибратски похлопал старшего следователя по плечу. Познакомишь?

— Заместитель главы делегации И-Драйг-Гох..

— Ойхо, — прервал долгие объяснения черноволосый и протянул Ибдхарду руку, которую тот пожал с нескрываемым любопытством.

— А я Альм! — «менестрель» уже был тут как тут, протягивая свою не слишком чистую пятерню.

— Это недоразумение — мой подопечный, — без особого восторга произнес черноволосый. — Риана Артанхион очень просила за ним присмотреть, и я дал ей слово.

Произнесено было так, что всем присутствующим стало ясно: легче убить Ойхо на месте, чем заставить это самое слово нарушить.

— Что ж, я думаю, у нас найдется кому последить за Альмом, пока мы будем заняты делом, — Ллойд вопросительно смотрел на Мэб, и та согласно кивнула. Все лучше, чем изводиться без всякого занятия. А мальчишки — в любом возрасте мальчишки, четырнадцать им или тридцать четыре, и спервыми все намного проще.

Когда час спустя гости покинули лабораторию и удалились на постой, это чувство у Мэб переросло в полную уверенность с одним существенным дополнением — мальчишки крылатые ничем от своих бескрылых собратьев не отличаются, что бы там они о себе не думали.

***

К полету И-Драйг-Гох готовился со всей ответственностью. Подробно расспросил о том, что от него требуется, сходил к Стене под чутким руководством целителя, убедился, что может пребывать в Тумане безо всяких осложнений не больше десяти минут, и сосредоточился на подготовке тела. Вместо еды пил специальные отвары (Иллойэ, неплохо знакомая с представителями горного племени, помогала их готовить) и занимался весьма странной гимнастикой. Тренировался он на общей площадке, смотреть не запрещал, поэтому Мэб не могла не полюбопытствовать (тем более, что и сама была не прочь размяться, а заодно погонять Альма, который на месте усидеть не мог ни минуты).

— А подсматривать нехорошо, — взялся вдруг поучать ее мальчишка. — Он же там сейчас голяком скакать начнет.

— Зачем это? — удивилась девушка.

— Так ни одна одежда такого издевательства не выдержит, — пожал плечами Альм — там же такое!!! — завертел-закрутил руками паренек и этим только подогрел интерес — что ж там за подготовка?

— Ты давай-ка, не болтай, а шевелись! И не надейся, что получится от тренировки отвертеться.

В конце концов они же не одни на площадке будут, а обнаженной мужской натурой Мэб точно не смутить: за то время, что она в зоне боевых действий в мужском коллективе провела, насмотрелась всякого и снаружи, и даже изнутри. Если речь идет о жизни и смерти, то как-то не до щепетильности.

Когда они пришли на площадку, действо было в самом разгаре. Аккуратно сложенная стопка одежды лежала в углу, а сам И-Драйг-Гох скромно разминался с краю, чтобы не мешать остальным тренирующимся. Хотя мог бы и не утруждаться, все равно все остальные парни, забыв о своих упражнениях, вытаращив глаза, смотрели на дикаря, который показывал такие чудеса акробатики и растяжки, что если бы кто из эльнов решился подобное повторить, гарантированно заработал бы себе пару вывихов или что похуже. Мэб тоже какое-то время глазела на эти экзерсисы да и не только, честно говоря. Не отметить, что все тело Ойхо покрыто странными темными ветвистыми узорами, не мог только слепой.

— Видали рисунки? — тут же рядом возник Альм. — Иглами сделаны, прямо под кожу… жуть… Тем, кто собирается перекидываться такое наносят, в специальные точки тычут и что-то там активируют..

Ну вот только сплетен досужих Мэб и не хватало. Она быстро тряхнула головой и напомнила себе, что является десятником, пусть и бывшим..

— Отставить ротозейство. Здесь вам что, бесплатный спектакль? А ну разойдись! — вспомнив былые навыки гаркнула она.

Вояки среагировали, как положено — вернулись каждый к своим тренировкам, а вот мальчишка озадаченно крякнул, кажется, впервые понимая, что легко от своей новой знакомой не отделается.

— Так, ну что, сначала кругов десять для разминки? — Мэб повернулась к мальчишке.

— Это еще зачем? — запротестовал тот. — Я же менестрель, натура возвышенная, к чему мне такие грубые занятия?

— А вот тут ты ошибаешься. Навыки бега для менестреля — первейшее дело. — девушка совершенно серьезно смотрела на Альма. — Особенно, если в стихосложении он не очень силен… До слуха их долетел трескучий смех Ойхо. Мальчишка, оскорбленный в своих лучших чувствах, надулся, но целесообразность тренировок отрицать не стал и разминку выполнил (хотя и пытался пару раз схалтурить).

Возвращались они все вместе. Аккурат в то время, когда Мэб завершала их общую с Альмом тренировку, Ойхо вышел из очередной головокружительной позы, невозмутимо оделся и, в свою очередь, принялся наблюдать за пыхтением своего подопечного. Все время, пока шли обратно, мальчишка плелся сзади, картинно постанывая. Но чудесным образом ожил, как только оказался среди своих знакомых.

— Как потренировались? — Ллойд на секунду оторвался от изучения каких-то записей и снова нырнул обратно.

Там, где голый И-Драйг-Гох

В рульку завернется,

Я сегодня чуть не сдох,

А она смеется –

Порадовал всех новым творением будущий менестрель.

— М-да, и как вы его терпите только? — сочувственно поинтересовался у Ойхо старший следователь.

— С большим трудом, — вздохнул дикарь. — Но госпоже Фринн удалось его слегка утихомирить.

Сама Мэб в этом сильно сомневалась, но улыбнулась мужчинам вежливо, а потом поспешила в лабораторию.

Аодхана до вечера она не ждала. С утра его снова вызвали в лазарет: у одного из больных внезапно ухудшилось состояние, и целитель, временно забросив свои исследования, поспешил на помощь. Оказалось, однако, что он уже успел вернуться. Ходил из угла в угол в мрачной задумчивости, иногда останавливаясь у стола, чтобы заглянуть в какую-нибудь из лежащих на нем книг.

— Поздно позвали, — ответил он на повисший в воздухе вопрос, и Мэб кивнула, сочувствуя. Вздохнула про себя, но знала уже, что тут утешать бесполезно. Поэтому тихонько пробралась за дальний стол и принялась за ежедневную опись процессов в пробирках.

— Мэбхн, вы не знаете, можно тут где-нибудь поблизости раздобыть молоко корридена? — неожиданный вопрос поставил девушку в тупик.

— Эээ. нет, не знаю, но могу разузнать, если нужно.

— Буду вам очень признателен, — целитель, наконец, обосновался за столом и принялся делать в тетрадь выписки из книг.

— Как вам, кстати, наши новые знакомые? — проговорил он спустя несколько минут. — Примечательные личности, не так ли?

И не дожидаясь ответа зачастил с энтузиазмом:

— Было бы очень интересно исследовать строение тела И-Драйг-Гох и оптимальные методы исцеления. Информации по ним до обидного мало, а сами темы весьма обширны. Такой плотный, качественный материал под носом, на сотню диссертаций потянет… потянул бы… а времени толком изучить и нет… — быстро свернул начавшийся было разговор Ибдхард. — Знаете, Мэбхн, пойду-ка я, пожалуй, навещу Ойхо, есть у меня к нему ряд вопросов. А вы тут заканчивайте, и про молоко не забудьте, пожалуйста.

С этими словами исследователь вышел из палатки, а Мэб еще долго возилась с пробирками, время от времени вздыхая. Молоко корриденов? Странно, раньше исследователь такой переборчивостью не отличался.

Ойхо должен был лететь ранним утром. Всех заранее предупредили, чтобы не смели и носа казать в это время на тренировочную площадку.

— Луны — наша вторая ипостась — абсолютно разумны, но в момент переворота от боли могут проявить агрессию к тому, кто попадется на глаза. Лучше подходить несколько позже, когда он восстановит силы, — наставлял Ойхо, и добавил еще, тщательно подбирая слова: — У моего народа сам оборот является очень интимным моментом. Разумеется, я не могу запретить вам наблюдать его, могу только попросить, как просят друзей.

Смотрел И-Драйг-Гох при этом все больше на Иллойэ и Мэб. Разумеется, они тут же поспешили уверить его, что подглядывать не будут.

— Проявлять слабость на глазах у женщин — недостойно мужчин. Так у них считается, — пояснила потом дочь Хранителя. — А в момент оборота они слабы, как никогда.

В назначенное время Ойхо вышел на площадку. Разделся и все так же, аккуратной стопкой, сложил одежду. Медленно опустился на колени. Мэб, как и обещала, отвернулась и вздрогнула от неожиданности, когда воздух пронзил страшный, полный боли и страдания крик, сначала эльнийский, каркающий, а под конец уже явно звериный, расщепленный. Девушка не выдержала, закрыла уши руками. Крик смолк, а она все стояла не в силах отнять ладоней.

— Все, Мэбхн, все… Вы только посмотрите на этого красавца! Когда еще возможность такая представится? — ее мягко развернули за плечи, и взгляду открылась поистине небывалая картина. По площадке прохаживался серый лун. Размером с молодого корри, но более легкий, поджарый и одновременно сильный, двигался он плавно, словно перетекал из одного положения в другое. Грациозная длинная шея несла небольшую вытянутую голову, а вдоль спины серыми кожистыми валиками были сложены крылья. Лун время от времени припадал на передние лапы, потягивался, расправлял то одно, то другое крыло поочередно. Потом заметил стоящий чуть в стороне чан с сырым мясом и, довольно урча, принялся жадно поедать пищу. Запил прохладной чистой водой из бочки и лишь затем, довольный, повернулся лицом (назвать это «мордой» вряд ли у кого повернулся бы язык) к вышедшим к нему эльнам.

Он встревоженно смотрел то на Мэб, то на Иллойэ до тех пор, пока первая, поддавшись совершенно ей не свойственному девчачьему восторгу, ахнула:

— Потрясающий лун, Ойхо. Я даже не думала, что он такой красивый..

И-Драйг-Гох сразу же развеселился, загарцевал вокруг, и внезапно, забавляясь, боднул Мэб головой в плечо. Раздался приглушенный низкий смех, и девушка внимательно посмотрела на луна, пытаясь понять, как он исторгает из себя подобные звуки. Лун в ответ посмотрел на Мэб темными, почти черными глазами, фыркнул, и через мгновение пришло понимание — луны умеют передавать мысли. Зверь кивнул и побежал дальше, к стоящим рядом мужчинам. По дороге ловко вывернулся от объятий подбегавшего к нему Альма и слегка щелкнул того по лбу самым кончиком хвоста. Потом Ойхо долго о чем-то говорил с Ллойдом, Аодханом и Иллойэ. То есть они говорили, а он смотрел на них внимательно, время от времени поворачивая голову на бок или мотая ей туда-сюда. Наконец, он кивнул, крикнул громко, предупреждающе. Площадка снова опустела, а лун расправил плотные серые крылья, разом чуть ли не вдвое увеличившись в размерах, подпрыгнул, взмахнул ими и сначала тяжело, а затем все более уверенно поднялся в светло-голубое утреннее небо. Покружил над лагерем вместе с ястребами и огромной быстрой тенью заскользил в даль на Туманом.

Исследователь вместе с дочерью Хранителя отправились в лабораторию. Мэб же предстоял целый день в обществе подрастающего менестреля. И начать его она снова решила с разминки, несмотря на активные протесты подопечного и его же сомнительные опусы.

— Два штрафных круга, — вынесла вердикт Мэб, выслушав очередной слепленный на скорую руку шедевр, повествующий о деве-воительнице с каменным сердцем.

— За эту чудесную балладу?

— Ммм… ты прав, тогда четыре.

После тренировки они с Альмом пошли в лабораторию. Мэб думала пристроить мальчишку там к самой нехитрой работе, но быстро стало ясно, что он для этого совершенно не подходит. Подросток обладал какой-то невероятной способностью везде, где появлялся, оставлять после себя хаос. И ведь даже не скажешь, что делал это специально или что был неуклюж. Наоборот, пробирки взялся мыть рьяно, споро, но состав для мытья из совершенно обычных составляющих умудрился развести такой, что стекло не то, что не очищалось, а как морозными узорами покрылось, да еще и просыпал так кое-чего, по мелочи, на пол. А как убирать стал, вместе с пылью выудил из-под тумбочки странного вида жука. И не просто выудил, а исхитрился случайно, по красивой дуге, закинуть его точнехонько в широкогорлую колбу, над которой сидели Аодхан и Иллойэ, один за другим добавляя туда то один, то другой ингредиент. Данный жук в их состав явно не входил. Работа временно встала, а Альм услышал много новых и интересных выражений от господина Ибдхарда и даже попытался было записать особо заковыристые обороты, но не глянув, выбрал для этого совершенно не подходящее место — отчет для эйяра Ариллиана, который начала было писать Мэб. На этом месте терпение покинуло даже бывшую десятницу, и Альм чуть ли не за ухо был выдворен из палатки. Вместе с ней самой, конечно.

На свежем воздухе парнишка явно чувствовал себя более комфортно. Оживленно болтал, трещал так, что у Мэб почти разболелась голова. Они как раз почти дошли до Стена Тумана.

–..и вообще не понимаю, что все так носятся с этой Стеной. Туман, как туман, давно бы разогнали — делов-то.

И он внезапно, девушка даже среагировать не успела, прыгнул прямо в самую гущу клубящейся белой массы. Вот тут Мэб стало страшно. Она заметалась — что делать, бросаться за ним самой или звать на помощь?

— Альм! — закричала она, — А ну выходи, что тебя!

Через пару минут из тумана показалась лукавая рожица.

— Да тут я. А там нормальненько, только видно плохо. Я вчера как от Ойхо удрал, целый час тут сидел, и ничего. Так что вы не переживайте, госпожа Фринн.

Мэб внезапно вспомнила Иллойэ. Ее отношения с Туманом выглядели примерно так же.

— Альм, а кто твои родители? — и поняла, что зря спросила.

Сирота я, сирота, горе горемычное.

Все обидеть норовят такого симпатичного

Тут же заголосил Альм дурным голосом.

Очень хорошо, что в этот момент Мэб вспомнила о молоке корридена. Вчера раздобыть его не вышло, так почему бы мальца не озадачить этим вопросом. И идея оказалась вполне стоящей. Вся неуемная энергия Альма направилась исключительно в созидательное русло. Добравшись до первой же деревушки, он развернул активную деятельность. Где песенками своими на уши присел, где на жалость давил, с кем перемигнулся по-свойски, но к вечеру в его фляжке плескался целый стакан драгоценной жидкости.

— Не знаю как менестрель, а снабженец из тебя может выйти отличный, — отметила Мэб, когда они уже возвращались в лагерь.

— Это я и сам знаю, но так не интересно, — легкомысленно отмахнулся Альм.

Молоко оказалось очень кстати. Исследователь сразу возжелал провести с ним парочку экспериментов (хотя выглядел сам — краше в гроб кладут, видно, только что из-за Стены вернулся) и залил по несколько полупрозрачно-белых капель в пробирки с нужными ему туманниками.

— Ой, ну вы только поглядите! — воскликнул восхищенно. — Стабилизировались, как миленькие. Это, знаете ли, даже обидно. Ищешь-ищешь продуманный научный способ — и все без толку. А стоит применить бабкино средство из старых легенд — все работает, как надо. Мэбхн, запишите, пожалуйста, в журнал результаты, будьте так добры. Иллойэ, как там эликсир, готов? Прекрасно, только не подпускайте к нему этого одаренного юношу, очень вас прошу..

Ойхо вернулся поздно ночью. Тяжело опустился на тренировочную площадку, видно было, что он ужасно измотан. Снова подкрепился, выдохнул… и совершил оборот. Мэб при этом не присутствовала, лишь успела заметить, как на траву рухнуло окровавленное тело эльна, и целитель с помощниками срочно унесли его на носилках. Слышала, как Аодхан дает распоряжения и жалела только о том, что не может ассистировать сама — чересчур щепетильны И-Драйг-Гох, самому же Ойхо будет не удобно, когда узнает, что женщина видела его в минуту слабости. Вот поэтому они с Иллойэ пока сидели в лабораторной, ожидая новостей.

— Все в порядке! — новости явились в виде самого целителя, спикировавшего на стул не хуже подбитого луна. — Поспит часок и восстановится, у него высочайшая скорость регенерации.

— Всего час? Мальчик, не бог ли ты? После двойного оборота они по нескольку дней могут в себя приходить… — женщина-птица выглядела удивленной.

— Будь я богом, уже находился бы по другую сторону перехода, — хмыкнул исследователь.

— А то, для чего он туда летал, он успел тебе показать?

— Успел. Все примерно так, как мы и предполагали. Чуть хуже, но не критично. Судя по строению перехода, изначально он должен был работать как клапан — пропускать чего-то или кого-то только в одну сторону, из первичного мира к нам. А сейчас клапан этот окончательно слетел к вивернам, и все вещество, включая Туман из нашего мира, прямотоком хлещет обратно в первичный.

— И что теперь? — с тревогой спросила Мэб

— В идеале — выкрутить эту воронку с двух сторон, чтобы переход исчез вовсе. С нашей стороны есть возможность несколько… стабилизировать обстановку. И это будет сделано. Вопрос в том, поддержат ли нас с той стороны, — он в упор смотрел на Иллойэ.

— Я задам этот вопрос, но не знаю, ответят ли мне..

— Ладно, дамы, засиделись мы с вами. Давайте отложим разговоры до завтра. Мэбхн, вы позволите мне проводить вас до палатки?

Мэб кивнула и опустила голову, чтобы спрятать улыбку. Хотя не могла не понимать, что ее очень ненавязчиво выпроваживают. Сам исследователь вряд ли сразу отправится на боковую, да и дочь Хранителя пока никуда уходить не собирается. Но все равно, пройтись не спеша вдвоем было приятно. Вот только погода, слишком уж прохладная для этого времени года, вызывала в душе девушки знакомую стынь. Совсем недолго осталось до первых заморозков.

Ойхо пришлось летать к переходу еще два раза. Чтобы снять некоторые измерения и проверить, как на сам переход действуют разные магические вещества — кровь, молоко корри, различные магические эликсиры. По результатам испытаний эйяр Ариллиан срочно отправился к арвиэлле Алине Рэндаллион, крупнейшей заводчице корриденов в Королевстве, а исследователь с Ойхо и Иллойэ часто, до хрипоты, спорили о каких-то своих делах, сразу замолкая, когда кто-нибудь еще входил в лабораторию.

Зато у Мэб с Аодханом появилась своеобразная традиция. По вечерам они вместе отправлялись на небольшую прогулку. Исследователь, как обычно, развлекал ее забавной трескотней и мало что значащими историями, смысл которых она не запоминала. Но жадно, словно в последний раз, впитывала в себя звучание его голоса, знакомый наклон головы, привычку встряхивать время от времени темно-рыжими волосами, взгляд… то по-детски удивленный, то неожиданно колкий. Иногда ей казалось, что сейчас ее разорвет, таким огромным становилось ее собственное сердце, так сладко и одновременно тревожно оно замирало.

Когда приехал Ллойд (и привез от арвиэллы несколько бочек молока корри, помещенных под защитный охлаждающий купол), в лаборатории состоялся своеобразный военный совет. Мэб туда не пустили, заботливо рекомендуя отдохнуть. И девушка сначала отправилась одна на прогулку, а потом, и вправду, решила пойти спать. Уж больно долго они там совещались.

–.. Они обещали оказать поддержку, — тихо произнесла Иллойэ после того, как с основной повесткой, наконец, все было решено. — но подробностей мне не сообщили..

— Тогда не будем особенно на нее рассчитывать, — кивнул Ойхо, и все с ним согласились.

— Ллойд?

— Все понял, все сделаю, — глухо произнес Ариллиан, с трудом выдерживая взгляд исследователя.

— У меня есть еще одна просьба, можешь считать, последняя, — никто не улыбнулся шутке. — Отправь завтра госпожу Фринн обратно в Академию, я сегодня все подчищу. — целитель устало растер пальцами переносицу.

— И как я это ей объясню?

— Она блестяще справилась с порученной работой, изучила вдоль и поперек туманников. Все лабораторные журналы и отчеты написаны ее рукой. Остальное ей помнить незачем, — бесцветно произнес исследователь.

— Хорошо, Аодхан. Но, может, не стоит..

— Стоит, Ллойд, стоит. Да и мне будет легче там, зная, что с ней все в порядке..

Мэб уже засыпала в своей палатке, когда у входа раздался знакомый голос:

— Тук-тук-тук, Мэбхн, это я, можно? Я совсем не надолго… лежите-лежите. — Мэб быстро села на кровати с одной только мыслью:

— Аодхан? Что-то случилось?

— А? Нет-нет, все в порядке. Я пришел попрощаться.

— Попрощаться?

— Да, Мэбхн. Завтра утром мне придется вас покинуть.

— Вы идете… туда? Тогда я с вами!

— Конечно, вы со мной, — согласился Аодхан, улыбаясь ласково, — вот здесь …

Он положил пальцы себе на висок.

— …и здесь, — ладонь правой руки легла ему на грудь. — А вам надо поспать, вы устали, Мэбхн, правда же?

Глаза девушки затуманились, тяжелые веки наотрез отказывались открываться. Она неловко попыталась стряхнуть навалившуюся так резко сонливость, но потерпела сокрушительное поражение. Уже падая в нежные объятия сна она прошептала:

— Всю жизнь, слышите… я буду помнить вас всю свою жизнь.

— Я тоже Мэбхн. Всю. Жизнь.

Он посидел немного, любуясь спящей девушкой, а потом очень аккуратно положил пальцы ей на виски и провалился в чужой поток воспоминаний. Волна неизъяснимой, щемящей нежности накрыла его. Каждое стертое из ее памяти мгновение свежим шрамом ложилось на его сердце, и под конец на этой глупой мышце не осталось живого места. Он долго смотрел в темноту перед собой, потом тряхнул волосами и быстро, чтобы не дать себе возможность передумать, вышел из палатки.

Неучтенные сказки Королевства

Вечер проходил в узком семейном кругом. Уже просто некуда. После ужина мы с Рэном сидели в голубой гостиной. Он читал очередную заумную книгу, я же, специально отсев от него подальше, злобно тыкала иголкой в пяльцы, вышивая очередного ежика, уже пятого по счету. Четверо предыдущих располагались тут же и больше походили на жирных мохнатых мух, чем на ежей, но останавливаться на достигнутом я не собиралась. Работала споро, с огоньком, кровожадно представляя на месте ткани куклу вуду в виде дорогого супруга. Да, мелочно, да недостойно высокого звания арвиэллы Рэндаллион. Зато сколько злорадного удовольствия. А чтобы не мне одной наслаждаться, еще и песню напевала:

Если муж вдруг объелся груш, и теперь недоступен душ,

Если сразу не разберешь, плох муж или хорош,

Ты компоту свари, рискни. И оставь одного его…

— Алина, — не выдержал психологической атаки Рэн, — ну что ты делаешь?

И взгляд такой укоризненный, каким мог бы смотреть старый мудрый профессор на нерадивую студентку.

— Обеспечиваю себе алиби, — буркнула сердито под нос. — Вот спросят меня наши будущие дети: «Чем, мать наша, ты занималась, когда Королевство катилось к чертовой бабушке?» Тогда я им и предъявлю это — я помахала рукой с пяльцами, демонстрируя скорбный результат свой работы. — «А знаешь, почему я занималась такой лабудой?» — спрошу я. «А потому что ваш папаша подло запер меня в моем же имении и…»

— Милая, мы ведь это уже обсуждали, — отозвался Рэн с терпением, достойным святейшего из отшельников. — В твоем положении не стоит так рисковать.

— Это вы там что-то обсуждали, а меня поставил перед фактом! — Продолжала я наращивать обороты. — А в моем мире, между прочим, в таком вот положении в самолетах по небу летают — и ничего!

Это, конечно, был нечестный ход с моей стороны. Когда дело касалось всяких механизмов, муж впадал в режим слона Балдахина, услыхавшего флейту, то есть совершенно терял волю. Сколько и моих, и его нервов было потрачено, когда он пытался вытрясти из бестолковой моей головы информацию о том, как устроены у нас техника и устройства транспорта! А уж самолеты — вообще отдельная его мечта. Но в этот раз он явил необычайную стойкость характера и на провокацию не повелся.

— Летают… но вряд ли лезут в самое пекло при этом, правда?

Сидит вот и смотрит участливо, так и прибила бы! Э-э-эх, вру конечно, куда ж я без него… тем более, что и Йени давно запропастился, интриган бессовестный, заварил кашу — и в кусты. Подумав так, я, на всякий случай, вжала голову в плечи — вроде как его замшелое величество мысли читать не умеет, тем более на расстоянии, но кто его знает.

— Я, конечно, понимаю, что твоей деятельной натуре сидеть на месте не пристало, но не обязательно же бросаться в крайности. Давай поищем варианты… — продолжал вразумлять меня один прожженный дипломат.

И ведь правильные вещи говорит. И голос никогда не повышает. И поссориться с ним просто нереально, я пыталась неоднократно. В общем, бесит. Я зловеще ткнула иглой в свою вышивку, да еще и провернула стальной стерженек посильнее..

— Например, леди Лайла давно зазывает тебя в гости, — невозмутимо продолжал Рэн.

И мне бы призадуматься: с чего бы это Его Светлость, еще вчера не желавший отпускать от себя дражайшую супругу, сегодня готов сам спровадить ее подальше, но уж больно заманчивой показалась идея. С Лайлой я бы с большим удовольствием пообщалась. Из всех дам Королевства она больше всего подходила под определение «подруга». С ней можно было нормально поговорить безо всех этих великосветских расшаркиваний. Да и Райден Артанхион, ее муж, был приятным молодым человеком и соратником Рэна, когда дело касалось политических и прочих жуть-каких-важных вещей.

— К тому же сейчас они принимают в Феарне делегацию И-Драйг-Гох, — добавил Рэн. Знал ведь, на какие точки давить.

— Класс! — тут же возрадовалась я, забыв о том, что еще минуту назад дулась как мышь на крупу. Если до этого и были какие-то аргументы против, то в этот момент их начисто выдуло из моей головы. Это ж вам не воробей чихнул… это ж настоящие… вот самые-пресамые, из сказок, драконы!! Определенно, я хочу в гости к Лайле.

— Мне начинать ревновать? — с легкой улыбкой осведомился муж, любуясь моим внезапным воодушевлением.

— Приступай, — кивнула милостиво, пытаясь представить их невозмутимую Светлость в роли Отелло. Выходило не очень, прямо скажем. Станиславский выпрыгивал с плакатом «Не верю» буквально из каждого куста. — Только учти, здесь ты находишься в заведомо проигрышной позиции. Крыльев у тебя нет, в зверюшку волшебную не превращаешься… И вообще, самый обычный влиятельный вельможа, советник и изобретатель..

— Да, — задумчиво согласился Рэн, — с таким раскладом мои шансы, действительно, невелики… Так ты хочешь поехать к Лайле?

— Хочу! — кивнула, и прислушавшись к недовольному бурчанию в животе, добавила: — И еще холодца с вареньем. Холодец — это такое мясное желе — поспешила пояснить, уловив озадаченное выражение на лице супруга..

— Желе, мясное… и с вареньем — на всякий случай уточнил он.

— Ага, с мали-и-иновым — заныла я..

Иномирное лакомство миражом висело перед моими глазами… я представила, как беру вилку, пошлепывая по тугой, пружинящей поверхности и плотоядно облизнулась. В общем, дальше Рэн отыграл-таки несколько очков у драконов. Сомневаюсь, что те по ночам холодцы для беременных супруг собственноручно варят. Благодаря всем магическим прибамбасам процесс приготовления удалось весьма существенно сократить, и в итоге, в середине ночи я имела удовольствие лицезреть действительно эпохальное зрелище — Его Светлость арвэ Рэндаллиона, пробующего самое странное кушанье моей далекой родины.

— Алина, ты уверена, что это съедобно? — нахмурившись, спросил муж, с подозрением тыкая вилкой в студенистую массу..

Я не то, что была уверена, я уже набила полный рот, урча от удовольствия как кошка, дорвавшаяся до валерьянки. Рэн вздохнул, изящно зацепил маленький кусочек и поднес ко рту. Я смотрела на него не мигая. Выражение лица его Светлости стало весьма задумчивым, в глазах промелькнула вся скорбь эльнийского народа, потом — в жизни бы не подумала, что увижу такое — вид у него стал каким-то вороватым, глаза забегали туда-сюда, но я следила зорко, и отступать было некуда. Я подождала, пока муж элегантным движением промокнет губы салфеткой, и спросила: «Ну как тебе наше праздничное блюдо?»

— Оно еще и праздничное? — изумился супруг — Весьма… оригинально… Можем потчевать им особенно нежелательных гостей.

Вот весь он в этом — изо всего практическую пользу извлечет.

А на следующий день я выехала в Феарн. Ну как я… целый небольшой и дружный коллектив имени арвиэллы Рэндаллион, куда помимо, собственно меня, входили извозчик, пара крепких охранников и приставленная ко мне девушка-горничная. Дорога, пусть и долгая, была необременительна. Лайла моему приезду искренне обрадовалась, тем более, что Райден куда-то срочно отбыл по делам. И мы провели вместе несколько чудесных дней. Вдоволь наболтались, посплетничали, перемыли косточки мужьям, решили несколько деловых вопросов (не слишком срочных, но требующих личного общения), а еще имели беседу с делегацией И-Драйг-гох. И вот тут я пожалела, что в этом мире нет ни смартфонов, ни даже самого простенького фотоаппарата. Такие гордые, хищные лица с совершенно запредельными змеиными зрачками я бы с большой радостью запечатлела.

Со мной драконы общались с максимально возможным почтением. И как с большой шишкой, и как с беременной женщиной (которые для этого племени практически священны). Ни о какой демонстрации оборота, речь, конечно, идти не могла. Но я и так, вполне себе отчетливо могла представить вместо седовласого Терхана, главы делегации, степенного черного зверя с пронизывающим насквозь взглядом, а вместо его младшего сына Нерха— парнишки лет семнадцати — беспокойного и очень любопытного луна цвета охры. С другими вот так не получалось почему-то. Женщин в составе делегации не было: не настолько драконы пока нам доверяли, чтобы их сюда привозить. Подростка вот взяли — уже шаг вперед. Хотя, это для нас Нерх подросток, с точки зрения И-Драйг-Гох, он уже вполне себе мужчина.

Но все хорошее имеет свойство заканчиваться, подошел к концу и мой визит. Мы сердечно распрощались с Лайлой, погрузились в повозку всей нашей дружной командой, извозчик звонко крикнул «Ну, пошли, хорошие», и тройка корриденов резво тронулась с места.

Из города выехали без приключений, проехали половину пути, и тут мне приспичило, пардон, в кустики. Ужас, с чего начинаются иногда важные истории. Нет бы «освежиться» или «подышать воздухом», именно «в кустики» — это важно. Экипаж остановился (ехали мы сейчас по холмистой местности, слева от дороги лежали поля, справа виднелся небольшой приветливый лесок из тонких молодых деревьев. Вот туда-то я и направилась в гордом одиночестве. За право на это самое одиночество пришлось еще побороться. Сначала с горничной, потом с охраной (и то один из «телохранителей» все-таки занял выжидающую позицию у самого края леса, выдал мне инструкцию «далеко не заходить» и отвернулся).

Лесок оказался на диво прозрачным, идешь-идешь — и все видно. Ни одного толкового куста. А вот если пройди чуток подальше, там что-то похожее виднеется: листва плотная зеленая, на боярышник похожа. Вот туда-то я и направилась и через минуту-другую вышла на уютную полянку. Не долго думая, залезла под сень кустарника (по счастью, не колючего) и занялась непосредственно тем, ради чего сюда и пришла. И тут нате — по поляне чешет бабка. Обычная такая, подвид «тиран трамвайный», сухонькая, энергичная с клюкой в руке. На секунду мне даже показалось, что сейчас она подскочит ко мне с криком «а ну, молодуха, уступи бабушке место», я вздрогнула и аккуратно, крабиком, забралась в самую гущу растительности.

Между тем, старушка проходить мимо явно раздумала. Она медленно прохаживалась туда-сюда, осматривалась (на мое счастье все больше по верхам) и явно кого-то ждала. Мне ждать тоже надоело, я и уже раздумывала, с какой фразой лучше эффектно вылезать из кустов, когда вдруг подул ветер. Резкий, неожиданно холодный, пронизывающий, раздраженно срывающий случайные листья с веток, расходящийся по траве маленькими распадающимися вихрями. В общем, я совершенно не удивилась, когда в следующее мгновение на поляну вышел Йени. Одет, по обыкновению своему, в черное, светлая коса через плечо, а вот выражение лица… я его за все время нашего знакомства с таким не видела. И вылезать окончательно передумала.

Старуха, между тем, разразилась глухим, дребезжащим смехом.

— Ты, все-таки пришел, Виндагор. Видать, совсем прижало. Бегал-бегал, да от Судьбы не убежишь.

— Как видишь, — двигался Йени непривычно собрано, от обыкновенной его ленивой кошачьей грации и следа не осталось.

— Вижу и радуюсь, — продолжала веселиться бабка. — Думал, переиграл меня? Обхитрил? Не-е-ет, Виндагор. Поиграли, и хватит… Пришло время вспомнить, кто ты есть. Или твои драгоценные эльны канут в Бездну.

По лицу Йени прошла судорога. Тут бы бабке и конец, да вот что-то мне подсказывает, что далеко она не так проста.

— «Да, Ежова, ты в своем репертуаре, — пронеслось в голове. — Пошла, называется, в кустики… Тут же, похоже, грядет баттл древних сущностей».

— Я помню, Лахурд, и я здесь. Я готов вести тебя с собой.

— Э-э-э нет, — помахала эта…. лахудра перед носом Йени скрюченным пальцем. И тут же, закружилась на месте, глухо и страшно читая нараспев странные слова:

Смерть и Судьба — одно. Едины, неразрывны.

Идут одной и тою же тропою,

ведущей к Смерти. Путь же этот непрерывный,

Короткий или слишком длинный,

и будет выбран, собственно, Судьбою.

Так, что, Виндагор, право выбора за мной… И я выбираю… я давно уже присмотрела для нас дивное местечко там…

Ощущение чего-то неправильного, нехорошего навалилось со страшной силой. Я еще не успела толком ничего осознать, а ноги сами вынесли меня из кустов прямо на старуху. Порыв ветра хлестанул по спине, и я, сама не шибко того желая, снесла не ожидающей такой подлости бабку.

— откуда ты взялась, тварь? — вопила старуха, дрыгая ногами… — чтоб тебе..

К ней подскочил Йени и ладонью закрыл женщине рот.

— Ты сказала свое слово, Лахурд. Я тебя услышал. Да будет так.

Старуха затихла, на долю секунды в белесых глазах читалась растерянность, а потом озлобленная, бабка с новой силой забилась в руках Йени.

— Тебе не сойдет это с рук, Виндагор… попомни мои слова, — брызжа слюной вопила она.

— Я так не думаю, — Его Величество заметно расслабился, перекинул косу на другое плечо. — Ты сама просила меня вспомнить, кто я такой. И я последую твоему совету. Иди собирайся, дорога будет долгой.

Старуха поднялась с земли и, изрыгая проклятия, побрела в саму чащу леса.

— Ничего не поняла, куда это вы собрались со старушкой Судьбой? — решилась я спросить, когда последняя исчезла из вида.

— Признала-таки? — Йени лениво развалился на лужайке и одобрительно на меня посмотрел. — Так она сама назвала точный адрес: «дивное местечко там, откуда ты — он невежливо тыкнул в меня высокородным пальцем — взялась». А взялась ты, Алина, из другого мира. — он лукаво улыбнулся. — И без твоей помощи ни за что я бы ее на слове не поймал.

— Почему это? — я села рядом с его Величеством и терпеливо ждала ответа.

— Ты неучтенный фактор, — слегка качая ногой соизволил объяснить тот. — Дитя большого мира, и старуха Судьба не властна над твоей жизнью. А, значит, понятия не имеет, чего вообще от тебя ожидать..

— А ты, получается, знаешь? — я не ехидничала, мне было действительно любопытно.

Йени приподнял бровь. Мол, Ежова, не зарывайся. Но на вопрос милостиво ответил.

— Не знаю, но в моей власти создать саму возможность изменить судьбу. Крохотный шанс, который, если правильно все рассчитать, может сыграть.

— А при чем тут Смерть?

— Это тоже странствие, еще какое… — сверкнул мой собеседник темными, как ночные сумерки, глазами. И когда я уже поверила, что кроме этого философского, но не слишком информативного высказывания ничего не услышу, неожиданно серьезно добавил:

— Мой отец был местным богом смерти, Алина. И кое-что из его способностей мне перепало. Очень долгая жизнь, например. Но вышло так, что я своими выкрутасами, — последнее слово Йени проговорил столь довольным голосом, что стало понятно — проделками своими он до сих пор чрезвычайно гордится, — лишил его знатной добычи. Отец разгневался и почти лишил меня жизни, оставил каких-то жалких несколько лет, чтобы я осознал ужас своего положения и раскаялся.

— А вместо этого ты взошел на алтарь, — закусила я губу.

— Да, и победил Смерть, — улыбнулся Йени — Как тебе шутка? Отец тогда был в бешенстве.

— Да уж, шалость удалась, — заключила, пребывая в некотором ступоре. Не зря, значит, порой от одного взгляда его Величества, мороз по коже продирал — А что с Судьбой?

— О, это старая подруга папочки, — разоткровенничался Йени, не к добру это. — Но без нее было бы совсем неинтресно. Такие задачки порой задает… вот к примеру… Имеется один перспективный во всех отношениях эльн, но последний в своем высоком, надо сказать, роду. А Судьба определила ему жребий — не сыщется для него в этом мире второй половины. С другой стороны — Королевство дышит на ладан (или как это у вас говорится), словно муха, влипшая в янтарь времени. Или истории из старой пыльной книги — одно прошлое и никакого будущего. Здесь давно не происходит ничего по-настоящему интересного. Покой смертелен, Алина, кому как не сыну бога смерти это знать. Еще пара-тройка столетий, и он перешел бы в вечный… Но я снова нашел способ все изменить..

— Удрал в мой мир, и приволок оттуда меня, — буркнула не слишком вежливо, испортив своему собеседнику минутку самолюбования. За что сразу же была наказана — маленький воздушный вихрь прошелся прямо по моей макушке, безнадежно испортив прическу. Ну и мстительная же натура у некоторых. И чувство юмора так себе, судя по ехидному смешку. Все-все, молчу.

— И что теперь? — спросила, более-менее (скорее, правда, менее, чем более) исправив ситуацию.

— Теперь мы уйдем, Алина. Давно пора. А вы останетесь. Виррэна вместо себя оставляю, так ему и передашь.

— Как же Королевство без Королей?

Йени сделал загадочную физиономию и взгляд такой знакомый. Называется «не лезла бы ты, Ежова, не в свое дело». Единственное, что соизволил произнести, было:

— Наши дети будут лучше нас… если дойдут до конца, конечно. Да и Судьбу я с собой забираю в качестве прощального подарка. Так что отныне сами, все сами… — Йени одним легким движением поднялся на ноги. — И да, своих детей в мою честь назовете.

Он помог мне подняться и слегка щелкнул пальцем по носу.

— Все, Алина, прощай. И это… мужу сильно мозги не крути, ему еще Королевство тащить на своих плечах, — с этими словами Его Величество перекинул волосы за спину, и, не оглядываясь, скрылся в глубине леса.

Я смотрела ему вослед и понимала, что отныне фраза «смерть с косой» обрела для меня совершенно новый смысл.

Слегка сомневаясь в собственном разуме, я покинула поляну и обнаружила тихую мирную картину: все члены моего небольшого отряда мирно клевали носами, кто в экипаже, а кто и прямо на опушке леса. Так что переполоха я никакого не устроила. Все преспокойненько расселись по местам и поехали дальше.

— Как съездила? — спросил супруг, когда мы наобнимались-нацеловались после разлуки. — Какие новости?

— Ах. ах, как я хорошо съездила! Ах… какие новости! — подбирать слова пришлось ну очень тщательно. — С чего бы начать… Принимайте корону, Ваше Свежеиспеченное Величество.

Последние сказки Королевства

Когда экипаж сделал первую остановку, Мэб вышла размять ноги. Не то чтобы она успела устать, но почему бы не прогуляться, если есть такая возможность.

День сегодня выдался странный. С самого утра ее вызвал к себе эйяр Ариллиан. На его столе лежала стопка, в которой девушка с легкостью опознала лабораторные журналы и собственные отчеты о проделанной работе. Старший следователь ее хвалил, считал работу завершенной и рекомендовал (а рекомендации Особого Отдела приравнивались к приказу) сегодня же вернуться в столицу, в Академию, и уже там тихо и спокойно оформить работу и в нужном порядке защититься. Соблюдая секретность, конечно. «Вы же понимаете, госпожа Фринн». Конечно, Мэб понимала. Не понимала только, к чему такая спешка. Но, в конце-концов, приказ есть приказ. К тому же, Ариллиан оговорился, что скоро на границе может быть неспокойно.

Что было еще более странным — так это преследующее Мэб ощущение того, что она что-то забыла. Что-то важное. Все утро до самого отъезда она маялась, пыталась вспомнить, что именно. По всему выходило, что ничего. Но на сердце до того было тошно, что девушка сама себе дивилась. Может быть, это предчувствие? Говорят же иногда «у него было плохое предчувствие»? Но раньше никаких таких предчувствий Мэб за собой не замечала. Потом она решила было, что это ее старая рана дает о себе знать… Но прислушалась — нет, кажется, не болит ничего. Более того, магия… ее магия отозвалась сегодня на удивление сильно, словно рана уже зажила давно. Странно, а целители говорили, время нужно, чтобы восстановиться… Ошибались, стало быть?

Она уже и зарядку сделала, и вещи собрала, а ощущение это паршивое никак не проходило. Да еще начальство масло в огонь подлило — эйяр Ариллиан, когда провожать подопечную вышел, так участливо осведомился, хорошо ли она себя чувствует, что Мэб едва не скривилась. Значит, ее состояние и внешне уже заметно. Это никуда не годится. Эдак она допрыгается, найдут у нее какой-нибудь хитрый синдром, и все — даже в качестве исследователя к границе не допустят. Поэтому она натянула улыбку пошире и отрапортовала, как положено. «Все хорошо, господин старший следователь, самочувствие отличное… никак нет, господин старший следователь …. будет исполнено, господин старший следователь». Ариллиан довольным не выглядел, смотрел на нее с некоторым сомнением, но сказать ничего не сказал. Можно считать, что опасность миновала.

Экипаж тронулся в путь, и Мэб рассеянно смотрела в окно. Треклятое ощущение никак не проходило, только, оскорбленное невниманием, отошло на второй план, но то и дело напоминало о себе как постоянная ноющая боль. Чуть шевельнешься — и прострелит до печенок. Поэтому, когда объявили остановку, девушка обрадовалась — хоть какое-то разнообразие.

Она вышла, прошлась туда-сюда, сделала несколько самых простых упражнений и вдруг услышала, как кто-то звонко окликнул ее по имени.

— Госпожа Фринн, госпожа Фринн, наконец-то я вас нашел! — к ней навстречу бежал запыхавшийся парнишка.

— Альм? Ты что тут делаешь? — удивилась она.

— Фуух, я уж думал все, не догоню, — продолжал тараторить паренек. — Я-то? Да тоже решил в столицу податься, там всяко для менестрелей работы больше. Ойхо улетел с утра, Ллойд до вечера меня точно не хватится, а там вы им вестника отправите, что я с вами и со мной все в порядке, а?

Мэб хотела было резко высказать Альму все, что она думает о подобном безответственном поведении, но в голову пришла следующая мысль: мальчишка-то с характером, может и в одиночку свой путь продолжить, ищи его потом по всему Королевству, уж лучше пусть под ее присмотром будет.

— Ну хорошо, — согласилась она, наконец, строго поглядывая на парня, и пошла к вознице сообщать о пополнении в их составе.

— Я вас по дороге буду песнями развлекать, совершенно бесплатно, — Альм, по обыкновению своему, прилип к ней словно банный лист к телу.

— Вот уж без чего бы я точно обошлась, так это без твоих песен, — честно призналась девушка. Будущий менестрель нисколько не расстроился, только хмыкнул самодовольно.

— Значит, будем просто приятно беседовать. Вдвоем-то веселее ехать, чем в одиночку, да, госпожа Фринн?

Мэб только головой покачала.

Альм болтал, не замолкая ни на минуту. Но Мэб это не столько раздражало, сколько успокаивало. Разумеется, мальчишке бы она в этом не призналась, но, пожалуй, она была даже благодарна ему за компанию. Тяжелое ощущение, которое так мешало ей с самого утра, впервые за день почти не тревожило, а трескотню вполне можно пропускать мимо ушей.

Следующая остановка случилась только на закате. Похолодало, и холод этот неожиданно вгрызся в самое нутро, расшевелив то самое «предчувствие». Мэб даже дыхание сбила. Это что еще за ерунда такая? Еще заморозков она не боялась, ишь какая сахарная стала. Хоть ты снова к мозгоправу ходить начинай.

Экипаж остановился неподалеку от одного из западных городов. С небольшого возвышения отчетливо видны были его стены и крыши домов. А вот если повернуться к городу спиной, взгляд скользил по холмистым склонам, покрытыми высокой, колышущейся от легчайшего дуновения ветра, травой. Заходящее солнце заливало поля мягким золотисто-рыжим светом. И свет этот, и мерное покачивание трав заставляло внутри все стягиваться в один тугой узел. Вспышкой промелькнуло перед Мэб видение — темные медные волны, так и хочется рукой дотянуться… и солнечные блики на серой поверхности… блестящей… ртуть, зеркало… гладь какого-то водоема? Она попыталась сосредоточиться, понять, но добилась только резко усилившейся головной боли. Какого виверна с ней вообще происходит? Мэб задышала мерно, глубоко, пытаясь успокоиться. Хватит с нее, пожалуй. Сейчас она вернется в экипаж и сразу попытается уснуть.

— Ох и красиво тут, правда, госпожа Мэбхн? — Мэб резко обернулась назад. Ослепленные теплым солнечным светом глаза выхватили мальчишескую фигуру Альма… а вот лицо… лицо она видела совершенно другое… И тень от темных ресниц на смуглой скуле, и улыбку, затаившуюся в уголках полных губ, и чуть удивленное выражение больших серых глаз «Ну что же вы, Мэбхн?». И, остановившись, хватала ртом воздух, словно рыба, вытащенная из воды на берег..

— Как ты меня назвал? — спросила, наконец, глухо, когда способность нормально дышать к ней вернулась.

Альм, почувствовав неладное, отодвинулся, на всякий случай, чуть дальше и снова зачастил

— Госпожа Мэбхн. А что, миленько… Нельзя, что ли? Так я же не знал… Господин Ибдхард же так вас величает. Ладно-ладно, я все осознал и исправился. С вами все в порядке? У вас такой вид..

— Господин Ибдхард? — Мэб обхватила голову руками и прислонилась к двери экипажа. Голова раскалывалась, тревожный колокол в груди бил набатом…

— Да, да, — медленно проговорил Альм, подходя к Мэб и осторожно заглядывая ей в глаза, — Аодхан Ибдхард, целитель и ваш начальник. Ну же, госпожа Фринн… Вам плохо? Вы не можете его не помнить, вы же с ним все время в лаборатории над пробирками с туманниками сидели… Он, кстати, тоже сегодня запропал куда-то. Ну и денек, скажу я вам: Ибдхард куда-то делся, Ойхо улетел, госпожу Иллойэ я тоже найти не смог, Ариллиан рычит на всех, как с цепи сорвался. И вы… вот…

Ага… вот… Мэб казалось, что ее огрели по голове чем-то тяжелым, так сложно было сосредоточиться. Обрывки мыслей и воспоминаний бились в голове стайкой испуганных бабочек, и от них внутри то все сладко сжималось, то, наоборот, ее начинало мутить от тревожности и страха. Волосы рыжие, темные… это она вспомнила сразу. «До первый заморозков».. что-то там было, что-то очень нехорошее… нишь в склянке с туманником… «пожелайте мне удачи и не беспокойтесь чрезмерно…»стучащая о зубы фляжка с отваром… Туман… «Сердечно ваш. Аодхан».. «Я пришел попрощаться».. Буду помнить…Всю. Жизнь… Всю! До первых, мать его, заморозков!» Мэб затрясло. Она подняла на Альма стеклянный взгляд и, почти не видя ничего перед собой, вытолкнула сквозь зубы:

— Аферист несчастный, рыжий вивернов сын… кто его просил..

— Ага, вы его вспоминаете? — радостно воскликнул Альм и опять зачастил. — Хотя, он вообще ничего, зря вы так. А как ругается, заслушаешься… Вы не помните, как там было… что-то про кротожучью тещу, драный веник и лисий хвост… я еще записать хотел… Нет? Э-э-х, жаль.

Мэб слушала вполуха, растирая ладонью грудь там, где когда-то ее насквозь пронзило щупальце туманника… Тьмы не было… магия струилась по протокам так, как ей и положено. Подлечил, значит, на прощание… А говорил, не может… А, нет… «если бы и мог, то ни за что бы не признался..», вот и не признался, обманщик эдакий… И подлечил… Чтобы, значит, жила и радовалась. И она бы радовалась, если бы не Альм. Вот доехала бы до Академии, помаялась бы недельку-другую странными «предчувствиями», а потом забыла бы все окончательно. И работу Аодхана защитила бы, как свою, и на закат бы смотрела спокойно, и сердце бы не екало. Вот же гадость-то! А он тем временем…

— Когда он ушел? — Мэб вскочила резко и схватила Альма за руку.

— Так утром, я спал еще..

Утром, а сейчас уже вечер. И кто знает, жив ли вообще… Тут ее совсем залихорадило. Она бросилась к вознице, мирно взирающего на них издали.

— Возвращаемся обратно! — потребовала.

— Так приказано доставить в столицу, — нахмурился тот.

— Не выйдет. Я забыла кое-что важное. Так что возвращаемся и побыстрее! Живо!

Между прочим не соврала даже. Кажется, она была убедительна. Во всяком случае, через минуту экипаж уже мчался в обратную сторону. А Мэб лихорадочно соображала. В лагерь ей ехать нельзя, сразу остановят. Благо, у Стены протяженность огромная, можно и неподалеку где-нибудь через нее прорваться. Только как понять, куда там двигаться, она и не была никогда в Тумане-то. Ладно, разберется, сначала надо на месте оказаться.

Корри бежали намного быстрее, чем раньше, словно тоже чувствовали, что времени совсем мало. О том, что может быть и вовсе поздно, девушка старалась не думать. Будущий менестрель притих, даже не возмущался особенно о загубленной столичной карьере, все больше в окно пялился да на Мэб поглядывал как-то странно. А та, приняв решение, выдохнула, устроилась поудобнее, и приготовилась вздремнуть. Боевая привычка. Кто знает, когда потом удастся. И удастся ли.

— Госпожа Фринн, вставайте, скоро приедем уже. — Альм легонько постучал ее по предплечью. Мэб сразу открыла глаза и выглянула в окно. Точно, эти места она помнила. Значит, час или меньше, и они в лагере.

— Я тут подумал… — продолжал Альм. — В экипаже-то быстрее будет, чем пешком… в Тумане, я имею ввиду. Времени-то много прошло..

И бывшая десятница внутренне с ним согласилась. А значит… Она достала из сумки блокнот в жестком переплете. Быстро накидала послание для эйяра Ариллиана, собрала все папки и журналы по исследованиям и обратилась к мальчишке.

— Где ты от Ойхо тогда прятался?

— Так тут недалеко, — принялся объяснять мальчишка, — вот будет там поворот налево… и туда, аж до самой Стены. И до лагеря пешком меньше получаса.

Мэб высунулась в окно:

— Остановите повозку! — крикнула погромче. И когда экипаж перестал покачиваться, открыла дверь и вышла наружу.

— Вылезай! — скомандовала Альму, не обращая внимания на его протесты. — И вас тоже, уважаемый, прошу спешиться..

Возница посмотрел на нее удивленно, но просьбу выполнил.

— Значит, так. Вот это, — Мэб вручила вознице стопку с папками, — передадите старшему следователю Ариллиану лично в руки. Отвечаете головой. А это — сопроводительное письмо, его отдадите тоже.

Письмо она протянула Альму. Тот стоял недовольный, письмо взял резким движением, словно Мэб его задела за живое. Но ей было не до сантиментов.

— Экипаж я временно конфискую для личных надобностей. Все понятно? Тогда в лагерь кругом марш!

Сама девушка ловко вспрыгнула на козлы, и бойко крикнув «Но, пошли!», принялась разворачивать повозку. Корридены, почуяв ее настрой, понеслись еще быстрее, а Мэб только знай нахлестывала. Короткие ее, до плеч, волосы выбились из прически и теперь развивались в потоках воздуха. Не до них. Щеки пылали, ноздри жадно вдыхали холодный ночной воздух. Быстрее, быстрее. Когда на горизонте показалась Стена, Мэб даже не сразу ее признала. До того странно она смотрелась ночью — плотная белая пелена. Раньше она не была такой непроглядной, или просто так казалось. Только бы корри не испугались, не дернулись в сторону. Быстрее, еще быстрее. Мэб обернула вожжи вокруг ладоней, чтобы было сподручнее править, но корридены, умницы, даже и не подумали сворачивать. Девушка только успела вдохнуть поглубже и закричать «Вперед, хоррошие мои, вперед», как они нырнули в непроглядную густую массу Тумана словно раскаленный нож в кусок мягкого масла.

Туман тут же забрался Мэб в глаза, в нос, в легкие, принялся нашептывать что-то в уши, но она не желала слушать. Остановила на минуту повозку и, поддавшись наитию, оглянулась назад. И не поверила тому, что увидела. Всюду, насколько хватало глаз, Туман от остального мира отделяла теперь самая настоящая Стена — плотная, твердая, поблескивающая в изменчивом свете луны. «Обратного пути нет», — подумала Мэб. Отстраненно подумала, словно во сне. Нет, и не надо. Не для того она сюда спешила, чтобы назад пуганой нишью сбегать.

— Вот это да! — послышалось вдруг сзади. — Вы видели, госпожа Фринн?

И — девушка чуть не взвыла — с облучка спрыгнул вполне себе настоящий, живой, но несколько потрепанный Альм. — Вы так гнали, я чуть на месте не окочурился, думал — все, сейчас снесет к вивернам.

— Ты что тут делаешь, дурья твоя башка! — Мэб в сердцах тряханула мальчишку за ворот рубахи.

— Эээ… со всем к вам уважением, госпожа Фринн, — успокаивающе начал вещать тот, пытаясь потихоньку выкрутиться у нее из рук, — но вам бы взять пару уроков у господина целителя..

При упоминании последнего Мэб сразу сдулась, отпустила Альма и перевела дух. Какой смысл сейчас рычать, все равно обратно этого оболтуса не вернешь… Да и надо решить главный вопрос — куда теперь, собственно, путь держать.

— Не потеряйся только — буркнула недовольно. Да и то правда, заплутать в таком тумане было проще простого — на шаг, другой отойдешь — и все, уже не видно. То ли эльн там, то ли клубы Тумана забавляются.

— Не в жизнь, — бодро ответил мальчишка откуда-то сверху, на козлы уже уселся, что ли. Мэб огляделась по сторонам. Всюду, со всех сторон их обступал густой белесый Туман. За то время, что она здесь стояла, он, кажется, еще плотнее стал. Даже сверкающую Стену сейчас видно не было. Пелена наступала, обволакивала, нашептывала «отдай, отдай…отдай.». Мэб тряхнула головой

— Что отдать? — спросила в голос. Ответа не было. Пелена пришла в движение, заклубилась сильнее. «Отдай, отдай».. — Я не понимаю..

— Вы там с кем разговариваете? — звонкий голос Альма прогнал наваждение. — Давайте ко мне, сюда!

Из пелены высунулась протянутая рука. Мэб с радостью за нее ухватилась, и больше на ощупь, забралась на место извозчика.

— Осторожнее, там справа гвоздь какой-то торчит, — предупредил мальчишка… руку тут же что-то сильно кольнуло, и девушка поморщилась от боли.

— Раньше не мог сказать? — раздраженно начала было она, но тут же замолкла. Туман как с цепи сорвался, заколыхался, затрепыхался вокруг… «Отдай». Мэб на секунду показалось, что в нескольких шагах мелькнул темный силуэт туманника. Она озадаченно посмотрела на свою руку, по указательному пальцу из свежей ранки стекала тоненькая струйка крови.

— Ну допустим, — прошептала она себе под нос и сжала пострадавший палец посильнее, смотря, как на ладони капля за каплей растет темная лужица. А потом плеснула рукой, разбрызгивая кровяные капли, не слишком-то рассчитывая на успех. — На, забирай!

Оказалось, все она поняла правильно. На какую-то секунду туман, довольно урча, разошелся, и стало видно, что далеко впереди, чуть вправо, он темнеет и начинает закручиваться подобно огромной воронке. Мэб переглянулась с Альмом, схватила вожжи и направила корри в нужную сторону.

— Представляете, что сейчас в лагере творится? — спросил мальчишка где-то через час. — Стена окаменела, извозчик явился с отчетами и вашей запиской..

Мэб представила и поежилась. Вот уж на чьем на месте она бы ни за какие коврижки не хотела оказаться, так это на месте эйяра Ариллиана. Ей бы для начала со своим разобраться. А Ллойд не мальчик уже, справится. Девушка хмыкнула, вспоминая, в каком бешенстве прибывал этот самый «не мальчик», когда выяснилось, что Туман его не пропускает, совсем. И не важно, что он «виверн», да еще старший следователь и сильный менталист в одном флаконе. Туману не прикажешь и распоряжение не отдашь. И если тебя скручивает в бараний рог уже на третьем шаге от Стены, то, увы, путь к переходу тебе заказан. Это она еще раньше на своей шкуре испытала. А сейчас, что сейчас-то в ней изменилось, что Туман ее охотно пропустил? Мэб запоздало сообразила, что въезжая со всего размаха в самую его сердцевину, могла бы и к праотцам отправиться. Но повезло.

На такого рода размышления времени у нее было предостаточно. Ехали они с Альмом сейчас, как выражался мальчишка «от рассвета до обеда и немного мимо». Время от времени им приходилось делиться с Туманом своей кровью (мальчишкина тоже вполне для этой цели годилась, как установил сам Альм любопытства ради). Тогда пелена на время спадала, и они могли корректировать свой курс. Чуть позже выяснилось, что магия для этих целей тоже вполне подходила, но нужно ее было довольно много. С каждым разом Туман становился все прожорливей, требовал все больше и больше крови, больше магии. Мэб с Альмом приходилось туго: слабость наваливалась неожиданно, мысли путались в голове, хотелось лечь и отдохнуть. Девушка все время вспоминала, в каком состоянии возвращался после своих блужданий в Тумане Аодхан, выходило довольно похоже. Одна радость — корридены бежали легко, споро, казалось, белесая пелена перед глазами не очень-то их и смущала. Темная воронка пусть медленно, но приближалась, а с ней вместе возвращалось тянущее, смутное ощущение беды.

— Смотрите, госпожа Фринн, что это там блестит? — воскликнул вдруг Альм, приподнявшись со своего места и указывая рукой чуть правее их текущего курса.

Мэб вгляделась в даль пристально, но ничего интересного не нашла.

— Может, показалось?

— Да нет же, вон, внизу, у самой земли.

И точно, стоило опустить взгляд, как что-то сверкнуло холодной белизной, словно корка наста зимой на снегу. Решено было подъехать и посмотреть.

— Ух ты, что это такое, интересно? — Альм присел на корточки и погладил пальцем белую отполированную полосу толщиной в три пальца, бегущую прямо по земле, не слишком ровную, уходящую в темную хмурую даль, словно толстая белая нить из убежавшего волшебного клубка. — Неужели рион?

— Похоже на то, — согласилась Мэб, присев рядом (вожжи, однако, держала в руке крепко, во избежание всяких неожиданностей). Корри при этом с энтузиазмом обнюхивали странную полосу, тихонько ржали, словно переговаривались друг с другом. А самое странное — полоса рассекала Туман, будто нож пышное белое суфле. Девушка чуть прошла по ней вперед, увлекая за собой корриденов, и слева, почти у самой границы Тумана увидела прилипшее к земле коричневое перышко.

— Из плаща Иллойэ! — Покрутила она находку в руках. — Они шли здесь! Скорее, едем, пока есть такая возможность.

Альм не заставил себя долго упрашивать, взлетел на козлы вслед за Мэб, и они снова тронулись в путь. Ехали так быстро, как только это было возможно. Прошел еще час или два, время здесь текло странно, то неслось как угорелое, то тянулось вязкой смолой. Мальчишка со скуки, не иначе, взялся за старое, то есть снова начал изводить бывшую десятницу своими песенками.

Сквозь Туман мы несемся вперед и вперед

Легче самой худой антилопы.

Если нам подфартит, если нам повезет,

Избежим мы чудовищной..

— Альм! — возмущенно окликнула горе-менестреля Мэб.

— … опасности. Что?

— А есть что-то более жизнеутверждающее?

— А как же!

В этот момент девушка прикусила язык, но было уже поздно… Мальчишка вдохновенно заголосил.

Не бойся, подруга, мы есть друг у друга.

Пускай воет вьюга как злая белуга.

Пускай из Тумана прискачет Зверюга,

У всех корриденов вдруг лопнет подпруга,

К вивернам под хвост полетит вся округа.

Зато дорогая, мы есть друг у друга!

Мэб молча порылась в карманах, выгребла из них все монетки, какие нашла и, принудительно забрав вожжи из рук Альма, высыпала блестящие кругляши ему в руку.

— На, держи. Только, умоляю тебя, больше не пой!

Мальчишка благоговейно уставился на неожиданное богатство.

— Ух ты! Это первые деньги, которые заплатили за мои песни! Прекраснейшая мне явно благоволит.

— Тебе заплатили, чтобы ты не пел, — напомнила Мэб.

— А это уже детали, — подмигнул ей Альм и ссыпал монеты в карман своей укороченной куртки.

Так, подначивая друг друга, они и ехали. И по мере того, как приближалась к ним темная пульсирующая воронка, Туман вокруг становился все менее дружелюбным. Он наскакивал внезапно, зло. Требовал крови, угрожал, запугивал. Если раньше он напоминал опасного, но любопытного пса, то сейчас пес этот рычал, огрызался… не потому, что они ему не нравились… а потому что ему было… больно? Да, пожалуй. Мэб скармливала ему кровь понемногу и пыталась говорить с ним тихо, успокаивающе, как с больным ребенком. Получалось плоховато. В довершение всех неприятностей, корридены через некоторое время встали и наотрез отказались продолжать путь. Как не уговаривали их путники, что только не сулили, как не угрожали, все оказалось бесполезно. Пришлось бросать повозку и дальше идти на своих двоих.

Они продвигались медленно. Магии и крови теперь нужно было намного больше, усталость нарастала, снова начали путаться мысли. То Мэб представлялось, что она блуждает во сне, и сейчас, вот сейчас уже, проснется. То казалось, что она на задании, и из их десятки осталось всего двое, считая и ее тоже… Тогда она дергалась, а Туман, насмехаясь, кружил вокруг и хохотал, и рыдал одновременно.

— Тише-тише… все будет хорошо… а-а-а, — она, не переставая, говорила с Туманом, не слишком понимая, зачем это делает. Временами ей казалось, что она уже давно сошла с ума, и теперь блуждает вовсе не в этой странной дымке, а в закоулках собственного сознания. Тогда она крепче вцеплялась в руку Альма, и ощущение того, что она не одна, что отвечает не только за себя, возвращало ей уверенность. А потом она вспоминала, ради чего пришла сюда, и с новыми силами шагала вперед.

Чем ближе они подходили к воронке, тем яснее становилось, что воронкой это сложно скрученное нечто можно назвать весьма условно. Спеленутое туманом, словно толстым ватным одеялом, пространство изнутри было вывернуто наизнанку, выглядело набрякшим, разбухшим и сильно воспаленным. Оно пульсировало, и каждая такая пульсация отдавалась в груди и голове Мэб новой волной скручивающей ледяной тоски. Если бы это место умело говорить, то оно кричало бы от запредельной непрекращающейся, сводящей с ума боли, будто эльн, которого съедают заживо. Может быть поэтому Туман и выбрал Аодхана — целителя, достаточно талантливого, чтобы облегчать боль телесную и душевную и слишком любопытного, чтобы остаться в стороне от подобных тайн. И если он все-таки здесь, то должен быть там, в самом центре этого безумия. Целители любят тыкать туда, где больней всего. От этой мысли Мэб судорожно, криво улыбнулась.

Еще несколько сотен шагов — и ощущения боли и страха нахлынули волной холодного северного моря, чуть не сбив с ног. Мэб шла вперед, еле сдерживаясь, чтобы не закричать в голос. Альм чувствовал себя не лучше. Старался вида не подавать, но побледнел как полотно и в руку десятницы так сильно впился пальцами, что синяки ей были обеспечены. Когда идти стало совсем невмочь (Альма к тому времени уже пришлось тащить на себе), Мэб села на землю, отдышалась, достала из сумки острый перочинный нож, и, прикусив губу, полоснула лезвием по ладони. Подождала пока в горсти соберется достаточно крови и отчаянно выплеснула ее на землю перед собой. Туман заурчал, расступился, и на несколько секунд на самом пределе видимости она заметила до боли знакомый силуэт в плаще из перьев.

Откуда только силы взялись? Не отрывая взгляда от очертаний темной фигуры, Мэб взвалила на плечи мальчишку и, разбивая ногами снова сгущающиеся белые клубы, бросилась вперед.

«Давай, Мэб, шевелись, ты можешь. Левой, правой, снова левой, вот так», — и никаких прочих мыслей… Только так… шаг, еще шаг… не считать, не загадывать… просто идти… Она и шла, пока не рухнула на колени в одном шаге от Иллойэ.

— Тут… мы… — выдохнула Мэб,

Женщина-птица обернулась устало. И глаза ее на миг потеплели.

— Дочь Воина, ты все-таки пришла… И детеныш… что с ним? — Она вытащила из складок своего удивительного плаща кожаный бурдюк — Нате-ка вот, подкрепитесь немного.

Мэб сделала пару глотков горького прохладного отвара и по капле, осторожно, влила остальное в рот Альму. Тот почти сразу захлопал глазами и, тяжело облокотившись, осмотрелся вокруг. Иллойэ смахнула со лба спутанные налипшие пряди. Выглядела она изможденной, словно из нее все соки выжали. Двигалась медленно. На руках ее Мэб заметила порезы и ссадины. Дочь Хранителя занималась странным делом — раскладывала по земле белые прозрачные мешки, заполненные чем-то белым (молоком корриденов, вспомнила девушка) и посматривала вверх.

— Это для Ойхо, — пояснила она не дожидаясь вопроса, — он наверху, забрасывает их прямо к переходу. Оно успокаивает боль. Чтобы твой мальчик дольше… продержался. Он там, — она махнула рукой к самому центру страшной воронки — иди… попрощайся.

Иллойе протянула ей один мешок, чирикнув по краю оболочки ногтем:

— Лей по каплям на землю, быстрее выйдет.

Мэб сжала кулаки покрепче, схватила мешок и, как героиня страшной детской сказки, пошла в самую гущу Тумана, разливая перед собой молоко. Белесая пелена расступалась, а капли, упавшие на твердую землю застывали гладким полупрозрачным камнем. Несколько раз у нее над головой проносилась большая крылатая тень, помогая лучше ориентироваться в пространстве.

Целителя она увидела не сразу. Сначала на фоне страшной пульсирующей черной пропасти еле разглядела огромную колышущуюся массу, а заметив, не поверила своим глазам — огромный, высотой с многоэтажный дом, туманник, лениво перебирал щупальцами. Его гигантская туша сжималась-разжималась, временами по ней проходили судороги и искрили магические заряды. А внизу, совсем близко от порождения Тумана, стоял Аодхан. И Мэб даже рот ладонью зажала, чтобы не всхлипнуть ненароком, настолько маленькой и беспомощной казалась его фигурка на фоне беснующегося перехода.

Верхнюю одежду южанин скинул, рукава рубашки закатал выше локтей. Предплечья его от запястий были крепко обмотаны бинтами, и — Мэб помянула всех духов бездны — на белом фоне расплывались, просачиваясь, красные пятна. На туманника целитель смотрел не отрываясь, тем особым просветленным взглядом, с которым уговаривал, успокаивал самых сложных больных. А еще он говорил с Тварью, только слов Мэб не могла разобрать. Зачарованная этим зрелищем, она подошла ближе и срывающимся голосом окликнула:

— Аодхан!

Он услышал. Дернулся, как от удара хлыста, и медленно обернулся, опустив глаза, а когда, наконец, взглянул на нее, Мэб показалось, что ее шарахнули разрядом, столько всего было намешано в этом взгляде — боль … отчаяние даже, смирение и пронзительная звенящая нежность.

— Уходите, Мэбхн, здесь небезопасно, — произнес целитель. И Туманник, словно подтверждая эту мысль, завозился яростно.

— Нет, — Мэб решительно шагнула вперед. — Вы уже пытались решить за меня, как мне жить, не вышло.

— Не вышло, — согласился южанин, снова направляя свое внимание на Тварь. — Ну-ну, еще немного… вот так… и девушка почувствовала рядом отголоски магии.

— Зачем это все? Зачем? — ощущение непоправимого накрыло с головой..

— Чтобы все продолжалось, Мэбхн… Короли придут… закроют переход с той стороны… но надо успокоить Туман, он не подпускает к себе никого… кроме тех, кого выбрал сам.

— Но вот, сейчас же все получается, — она растеряно указала рукой на затихшую тварь.

Аодхан улыбнулся слабо и тряхнул головой:

— Это только обезболивающее, Мэбхн. И то ненадолго… А лекарство… Уходите… у меня нет уверенности, что я пройду через это… достойно. — теперь в его взгляде читалась просьба, почти мольба. Мэб, затолкав подальше все, что хотела сказать, кивнула и сделала пару неверных шагов назад.

Целитель между тем посмотрел наверх, где кружил огромной тенью И-Драйг-Гох, кивнул чему-то и продолжил все так же ласково разговаривать с туманником. Тварь притихла, закачалась на месте. Тихо, плавно двигаясь, южанин подходил к туманнику все ближе, а тот, завороженный, вялый, никак на это не реагировал. Аодхан ловко проскользнул под одним из его замерших щупалец туда, где бился в конвульсиях переход, опустился на колени на белую, мерцающую от молока корриденов землю и неловкими движениями принялся разматывать бинты. По рукам его зазмеились кровавые ручейки, собираясь в подставленные ладони. Целитель выдохнул и одним резким движением впечатал руки в землю, разливая по ней страшную багровую лужу. Пространство содрогнулось яростно, туманник вскинулся, закрутился и, мгновенно определив причину беспокойства, выкинул в направлении назойливого эльна смертоносное щупальце. Тот и не пытаясь отстраниться, отрешенно смотрел, как несется навстречу его смерть. Дернулся, когда острый край щупальца пробил грудь, когда побежала по направлению к туманнику его собственная жизнь и сила… и до самого конца, пока серые как ртуть глаза не застыли неподвижно, глядя вечным взглядом в такое же серое небо, шептал что-то успокаивающее своему убийце.

Переход, пережив очередную конвульсию, успокоился… Туман слегка рассеялся, чтобы через некоторое время заклубиться вновь. «Еще, еще». Еще так еще.

Мэб шла к туманнику, глядя прямо перед собой. Душа ее только что умерла там, у перехода, и больше ничего не имело значения. Да и что она могла сейчас, бесполезная дочь Воина, привыкшая сражаться?.. Впрочем, кое-что могла. Туман пропустил ее сюда, принял ее кровь… Поэтому она шла вперед, к переходу… продолжить то, что начато. Хорошо, нож не потеряла во всей этой круговерти. А как и что делать, она уже знала.

И снова пространство вздрогнуло, приняв очередное подношение от дочери этого мира. И туманник помог — теперь она точно знала — довести дело до конца. И с благодарностью приняла его жестокую помощь. Самым краем сознания, уже проваливаясь в вечный сон, она замечала, как с неба бросилась вниз крылатая тень, превращаясь у самой земли в обнаженного эльна с кровавыми отметинами на коже. Как спешила к ним Иллойэ, сбросив свой тяжелый плащ. Как кричал Альм, отчаянно бросаясь вслед за женщиной-птицей. Как падали они один за другим, пронзенные очередным туманным щупальцем, словно копьем.

Чего она не видела, и не могла видеть — это того, как постепенно, волна за волной затихает пространство, развертывая свою тугую воронку. Как переход стягивается до размеров больших — в три эльнийских роста — врат, как медленно рассеивается в воздухе туманник, оставляя после себя лишь застывшие черным хрусталем наконечники щупалец в пяти безжизненных телах. Как к переходу неспешно приближаются шестеро, и Туман расступается перед ними. Как подходят они к площадке из полупрозрачного белого камня, на котором лежат павшие, и склоняются над своими детьми, скорбя и называя их имена.

— От Судьбы не уйдешь, — не слишком уж печально вздыхает старуха, — все будет так, как предначертано. Им выпала смерть от Тумана — так и случилось.

— Посмотри-ка внимательно, Лахурд, — усмехнулся молодой мужчина в черном с длинной светлой косой, перебирающий пальцами волосы погибшего мальчишки-подростка. — Ложе из риона, жертвенная смерть, кинжалы в груди… Ничего не напоминает?

Та смотрит какое-то время, а потом начинает хохотать.

— Ты снова меня обскакал, Виндагор.

— Да, история повторяется. Этот мир сам выбрал себе новых Королей. И жертва эта — только их решение. Ни один из нас ни словом об этом не обмолвился. Даже ты, Лахурд, не в силах здесь ничего изменить.

— Все ли поднимутся? — златовласая красавица с глазами, полными печали, склонилась над телом девушки, одетой в платье и форменный китель, оставляя легкий поцелуй на челе павшей.

— Обещаю, Айне! — отвечал светловолосый так, словно имел на это право.

— Я уже вижу их, — пожилая дама в белом ласково провела ладонью по щеке лежащего на камне мужчины в окровавленной рубашке. — Целитель, Стражница, Хозяйка леса, Сын Неба, Балагур.

— Я тоже, Мудрейшая. Они будут лучше нас. — Хранитель держал за руку свою дочь, не сводя с нее глаз.

— Они будут другими, Эорданн. Такими, как то требуется новому миру.

— А нам пора в путь, — красноволосый воин в латах встал, опершись на меч, и в последний раз отсалютовал им своему крылатому сыну.

— Да, мы заслужили отдых, — согласно кивнула Айне.

— И они тоже.

Первый рассветный луч пробился сквозь струящуюся туманную дымку, когда пять Королей и старуха Судьба вошли в арку перехода, и та неспешно, словно нехотя, начала сжиматься и скоро совсем исчезла, будто и не было ее никогда. Новые Короли и Королевы мирно спали, еще не ведая о своей удивительной участи. Начиналось первое утро Нового Мира.

Эпилог

— Пошли вон! Я занят! — небрежно застегнутая рубаха и припухшие губы ясно свидетельствовали о том, что занят Аодхан чем-то исключительно приятным.

— Ваше Целительское Величество, Его Величество Виррэн просит вас и Королеву Стражницу..

— Катитесь к вивернам вместе со всеми своими величествами… — вызверился Целитель и с размаху хлопнул дверью.

— Так Особый Отдел тоже там будет. Эйяр Ариллиан лично просил вам передать..

Дверь снова приоткрылась, явив изумленным посланникам растрепанную светловолосую деву в сером кителе, наброшенном на легкий шелковый халат.

— Передайте Его Величеству Виррэну, что мы будем, — отчеканила Стражница, ловко выхватила из рук застывшего от удивления мужчины конверт с посланием и, не дожидаясь ответа, нырнула обратно. Подошла к Целителю — тот, недовольный, стоял у окна, с раздражением разглядывая что-то внизу, по ту сторону стекла — погладила напряженные плечи, запустила пальцы в мягкие темно-рыжие волосы, чувствуя, как его понемногу отпускает.

— Мэбхн, это кошмар какой-то. Все словно с ума посходили. Они мне скоро жертвы приносить начнут на главной площади.

— Тебе все равно придется иметь с ними дело. Целитель без пациентов… ммм… как-то не очень, а ты не умеешь сидеть без дела.

— Переквалифицируюсь в коновала, — беззлобно буркнул Аодхан. — Буду жить в глухом лесу и лечить зверей.

Мэб рассмеялась, представив себе эту картину.

— Не думаю, что Иллойэ придет в восторг от того, что кто-то вторгся в ее владения. — Стражница положила голову на плечо Целителю и вместе с ним смотрела вниз, на улицу, где теперь и днем, и ночью дежурили группы особенно восторженных эльнов. — Ты сам там и дня не продержишься.

— Зато в лесу нет этих ненормальных..

— Они просто тебе благодарны… И есть за что.

Она мягко провела пальцами по тонкому белому шраму на смуглой коже — от запястья вверх — вечной памяти о том, какой ценой далось им настоящее. На миг она сама словно вернулась в былое. Не в тот день, слишком уж тяжелые воспоминания он будил, в другой, который стал для них началом.

Они просыпаются ото сна первыми, почти одновременно с Аодханом. И долго, целую вечность, должно быть, лежат недвижно, смотря в глаза друг другу, не замечая больше ничего вокруг, опасаясь, что это чудесное видение вот-вот рассеется. Потом Мэб судорожно кашляет, пытаясь избавиться от свербящего ощущения в груди, нащупывает что-то инородное, безумно раздражающее. Аодхан тут же оказывается рядом и с безумными глазами взирает то на черный клинок у нее в руке, то на точно такой же, загнанный по самую рукоятку в его собственное тело.

— Не шевелись, — первым делом он бросается к ней, забыв на время о себе. — Все хорошо, раны нет… Бездна меня подери, если я знаю почему, но нет.

Мэб осматривается, дышит и с каждым вдохом ощущает, как неведомая доселе мощь наполняет ее изнутри. Тысячи тонких незримых нитей тянутся к ней отовсюду, накрепко связывая со всем существующим. Она ни за что не смогла бы объяснить, как это выходит, но она чувствует пространство. Ощущает, где проходит прочная полупрозрачная Стена, отделяющая их от остального мира, представляет каждую бухту северного побережья, ясно различает степи, с которыми граничит юг Королевства. И не только… Она поднимает глаза на Аодхана — тот осматривает троих, еще не пришедших в себя, тоже с темными клинками в груди, порой хмурится, прислушиваясь к чему-то — и замирает изумленно. Она ясно видит его, и в то же самое время величественная сияющая фигура мелькает перед ее взором — в белом плаще и белой военной форме без кителя, рукава рубашкии закатаны выше локтей, ладонь одной руки лежит на сердце, другую, протянутую вперед, от локтя обвивает изящная змея, наклоняя треугольную голову к небольшой чаше, сжатой в его пальцах. Мэб даже зажмуривается. Но видение не исчезает.

— Скоро проснутся, — произносит Целитель несколько озадачено, — пульса нет, но я точно это знаю. Может быть, я просто спятил, Мэбхн. Мэбхн? — и в его взгляде, обращенном на нее, она читает такое же благоговение, которое только что испытала сама. Что он видит в ней, интересно? Потом они сидят рядом, обнявшись, и ждут, когда очнутся остальные. И когда Альм, последний из них, избавляется от клинка и делает первых вздох, пространство наполняется оглушительным звоном, словно тысячи хрустальных колокольчиков одновременно бьют набат.

— Стена пала, — поясняет Мэб, прислушиваясь к себе.

— Значит, нам пора туда, к остальным, — кивает Иллойэ, и они идут, наблюдая, как растекается, исчезает под ногами то, что когда-то было Туманом.

Стражница не без труда выныривает из потока воспоминаний и протягивает Аодхану конверт.

— Посмотришь, что хотел Ллойд?

— Может, вы сами с ним разберетесь? Твой же теперь подопечный, как-никак. Ммм… ну хорошо. Мэбхн, ты нагло пользуешься тем, что я не могу тебе отказать, — пальцы его неторопливо вскрывали послание. — Но если и там тоже окажется вся эта величественная чушь..

Но Ариллиан явно знал, кому пишет.

Дорогой Аодхан! Если твоя полубожественная задница и сегодня не почтит нас своим присутствием, то — клянусь расположением леди Мэб — я лично буду ходатайствовать перед Виррэном о строительстве в столице твоего храма, проект которого лежит сейчас передо мной.

С наилучшими пожеланиями. Ллойд.

Искристый, заразительный смех Целителя прозвучал в комнате спустя несколько мгновений тишины. Мэб не выдержала и улыбнулась, качая головой:

— Ты его уже допек. Может, хватит, издеваться над другом?

— Кто еще над кем издевается — хмыкнул тот, но в назначенное время на совет явился.

Про храм Ллойд не соврал. И, расположившись за огромным столом в королевском зале совещаний неподалеку от Целителя, первым делом протянул ему небольшую серую папку и предложил не без некоторого ехидства:

— Ты смотри, а то, может, и правда, заняться на досуге. Общественность настаивает.

Тот пролистал несколько страниц с эскизами, быстро ужаснулся и вернул папку Ариллиану.

— Ага, займись. Заодно проведешь перепись самых инициативных придурков Королевства. Тебе полезно.

— Хочешь подскажу, кто основной идейный вдохновитель этой затеи? Некий риан Камхен Ибдхард, знаешь такого?

В глазах Целителя полыхнуло расплавленное серебро. Если бы не надежно удерживаемый ментальный щит, Ллойду пришлось бы несладко, а так только виски заломило да замутило немного.

— Гони в шею, — холодно произнес Аодхан, сосредоточенно смотря перед собой. Потом поморщился и легким взмахом пальцев, даже не повернувшись в сторону приятеля, снял с того последствия своего невольного воздействия. — Папенька — тот еще фрукт.

— Совсем не ладите?

— Скажем так: я ему ничего не должен, и это меня более, чем устраивает.

— Понял… — кивнул Ллойд. — Значит, с храмом вопрос решили..

— Я тоже хочу свой храм! — Альм неожиданно возник у них за спинами. — И пусть в нем прислуживают прекрасные распутные жрицы, — мечтательно произнес он.

Ллойд усилил щит и повернулся к Балагуру. Тот почти не изменился со времени их последней встречи, разве что выглядеть стал чуточку старше да приоделся посолидней, а вот ощущения от его присутствия возникали странные — то накатывали легкость и веселье, как от бокала хорошего игристого вина, то тревожность и смятение, а если смотреть на мальчишку краем глаза, на самой границе мерещился сияющий образ, взирающий на простых смертных чуть исподлобья, склонив голову к плечу, держащий в полуопущенной руке тамбурин. Другая рука была убрана за спину, многообещающий лукавый взгляд и хитрая улыбка не оставляли сомнений, что там припасен для всех очередной сюрприз.

— Представляете, какая высокая посещаемость в храме будет? — продолжал строить планы Альм.

Ариллиан нахмурился. Аодхан же, наоборот, издал короткий смешок.

— Рекомендую выйти с этим предложением года через три-четыре. А то тебя же первого оттуда и выставят как несовершеннолетнего.

— Да, эти могут, — задумчиво потянул парнишка, смотря в упор на Ллойда и бряцая пряжкой плотного — в талию — кожаного жилета. — Тогда..

Не известно, до чего додумалось бы юное дарование, но тут в зал вошел Ойхо и переключил на себя внимание всех присутствующих. Вот уж в ком перемены были разительны. И дело даже не в необычном плотном сером плаще, лежащем на его плечах, или серебристом обруче в виде взлетающего луна на смоляных волосах, а в чем-то более глубоком. Вся его фигура излучала бешеную первозданную мощь. Даже движения, все еще сдержанные, стали легче, плавнее, словно с плеч его упала огромная тяжесть. Темные глаза светились неукротимым огнем надежды. За спиной призрачным видением расправлялись два огромных серых крыла.

— Ну, Ойхо, ты истинный Сын Неба! — развел руками Ариллиан, приветствуя вошедшего — Твои, должно быть, в восторге.

— Не передать словами, что это значит для моего народа, — приглушенно и очень серьезно ответил И-Драйг-Гох. — Надеюсь, я смогу оправдать ожидания, которые на меня возложены.

Хозяйка Леса присоединилась к ним чуть позже, столь же невозмутимая, как и всегда, в новой накидке из перьев. В золотые волосы ее теперь были вплетены полупрозрачные ледяные ландыши, а руки сжимали легкий посох, украшенный промороженными веточками снежноягодника.

— Леди Мэб? — Вопросительно глянул на на Целителя Ллойд.

— Уже у Виррэна, скоро будут, — ответил тот, не слишком охотно отвлекаясь от беседы с Ойхо и Иллойэ. Альм тем временем, пристроившись на краешке стола, болтал ногами и то и дело вставлял свои ценные комментарии по любому вопросу, чем вносил в разговор дух спортивного соревнования. Последнее заключалось в том, кто большее число раз попадет в зубоскала бумажным шариком. Лидировал Ойхо.

— Детский сад, — не слишком одобрительно взирая на происходящее, произнес Ллойд и еле успел увернуться от летящих в его сторону сразу четырех бумажных зарядов.

— Приветствую Высочайший Совет. Как у вас весело… — нынешний правитель Королевства в сопровождении Стражницы вошел в зал и занял свое место во главе стола. Выглядел Виррэн, как всегда, собрано, только веселья в его голосе совершенно не чувствовалось, скорее бесконечная усталость. Мэб улыбнулась присутствующим, на миг задержавшим дыхание, подмигнула Целителю и устроилась по правую руку монарха. Аодхан пару секунд пристально разглядывал правителя, потом не выдержал, подошел ближе и осведомился у несколько удивленного Величества.

— Когда вы в последний раз спали, Виррэн? Еще пара дней в таком режиме, и вас придется выносить из кабинета вперед ногами.

Тот утомленно растер лоб, и, неожиданно улыбнулся.

— Это все близнецы. С тех пор, как у них прорезался дар, Йени и Винд умудряются драться даже лежа в пеленках. Успокаиваются только, если мы с Алиной качаем их на руках и поем жуткую иномирную песню про неведомую чебурашку, слышать ее уже не могу. Спасибо вам, так намного лучше. Давайте перейдем к совещанию, тем более, что вопросы нам предстоит решить весьма важные. Эйяр Ариллиан, передайте сюда, пожалуйста, карту.

После того, как карта Королевства была разложена в центре стола, Виррэн продолжил.

— Как вы знаете, после закрытия перехода и падения Стены, Туман, заполнявший обширные территории к западу от Королевства практически рассеялся. Так, леди Мэб?

— Да — подтвердила Стражница и, поднявшись, очертила большую область на карте — весь запад, северо-запад и юго-запад теперь — огромные незаселенные территории. Из обитателей — только живность, включая магическую и небольшое количество туманников. Что лежит за пределами этих областей я пока сказать не могу, но юго-западная часть точно имеет выход к морю.

— С другой стороны, насколько я могу судить, вас вряд ли прельстит жизнь подобная той, что вели Короли прошлого — статус легенды и почти полное неучастие в жизни простых смертных. Да, леди Иллойэ, вы что-то хотели сказать?

— Вы правы, Ваше Величество. Никто из нас не желает этого. Ход вещей таков, что пока мы не вошли в полную силу, мы можем активно проявлять себя среди эльнов. Когда-то и наши отцы были такими. Чем старше победившие смерть, тем меньше у них возможность вмешиваться в ход вещей напрямую.

— Сколько продлится период подобной активности? — поинтересовался Ллойд.

— Двести лет, триста, четыреста… Здесь все индивидуально.

— Не так мало, — кивнул счастливый отец близнецов, переглянувшись с «виверном». — В связи со всем вышесказанным, мы хотели предложить вот что — разделить между вами освободившиеся от Тумана территории. Таким образом и земли будут под присмотром, и вы получите официальный статус правителей, которого заслуживаете. Что скажете на это?

Виррэн обвел взглядом новоиспеченных Королей и Королев. Хозяйка в раздумьях перебирала перья на своем плаще. Все тело Ойхонапряглось, словно он собирался тотчас кинуться в бой. Балагур взирал на всех с хитрой улыбкой, подперев щеки кулаками. Стражница наблюдала за Целителем, а тот возвел очи горе, прося Небо даровать ему терпение.

— Я согласен, — первым подал голос Сын Неба.

— Есть ли там леса? — спросила Иллойэ

— Есть, — отвечала Мэб, — на северо-западе широкий пояс вековых деревьев. — Западную часть мы видели своими глазами, именно там был расположен переход — холмы, долины, равнины. Юго-запад, несколько схож с нашим югом, но имеет морское побережье. Если вам нужно мое мнение — она немного помедлила, подбирая слова, — я бы настаивала на том, что запад должен быть под надеждой защитой. Переход исчез, но никто не знает, надолго ли.

— Полностью согласен, — поддержал Стражницу Ллойд. — Ойхо, справитесь?

— Долины нам подходят больше лесов и жаркого солнца, — кивнул тот. — Мой народ привык смотреть в лицо опасности и достаточно бдителен, чтобы отследить ее. Мы справимся.

— Аодхан? — обратился «виверн» к Целителю.

— Тут такой богатый выбор остался, что я страсть как боюсь промахнуться, — в голосе последнего слышалось еле сдерживаемое раздражение.

— Ты же хотел уехать, — мягко напомнила Мэб, — там никто не будет тебе докучать.

— Казалось бы. Но готов спорить на что хочешь, что как только о нашей дележке станет известно, начнется великое переселение. Спокойно уж точно не будет. Не зря же из нас пяти, двое — потомки Воина, — Аодхан встряхнул волосами. — Ну хорошо, юго-запад так юго-запад. Только я понятия не имею, что делать со всем тем сбродом, что..

— Эм… думаю, леди Мэб сможет оказать вам необходимую поддержку, — аккуратно погасил начинавшее разгораться пламя негодования Виррэн. — Я ведь правильно понимаю?

Стражница кивнула.

— Моя задача — хранить покой всего Нового Мира, Ваше Величество. — Но мое сердце отныне будет на юго-западе.

Альм тем временем пробрался поближе к Целителю и хитро улыбнулся.

— Тебя, между прочим, эльны уже величают «Милостивым». Похоже, их ждет большой сюрприз.

— Вот это вообще не мои проблемы, — пожал плечами тот.

— Альм, ты один остался, — выжидательно смотрел на Балагура эйяр Ариллиан.

— Что? А, нет… сидеть не одном месте — не по мне. Так что на меня не рассчитывайте. Хотя, если найдется какой-нибудь веселенький остров в теплом море, тогда видно будет. — Легкомысленно отмахнулся мальчишка.

На том и порешили.

***

Сегодня мне приснился Йени. Как всегда одетый с ног до головы в черное, он сидел на крыше красивого старинного дома, на самом краешке, свесив одну ногу над пропастью и довольно жмурился.

— Как наследнички? — лениво поинтересовался он у меня.

— Растут, — вздохнула я — хулиганят.

— Это хорошо, значит, я не зря вбухал в них столько сил.

Нехорошие мысли зашевелились в моей голове..

— Йени, так это что… мы тебя должны благодарить за весь этот дурдом?

— Да, Алина, — он так пристально взглянул на меня, что сердце ушло в пятки, — вы должны… меня… благодарить.

Я подумала минутку, другую… взвесила все за и против, и, наконец, произнесла с чувством, и, кстати, вполне искренно: «Спасибо тебе за все, что ты для нас сделал!».

— Так-то лучше, — смягчился мой собеседник, — Хотя, сдается мне, вы и половины еще не разгадали..

— Ты это о чем? — с подозрением уставилась я на него.

— Поживешь — узнаешь, — щелкнул он меня по кончику носа и исчез.

А я все смотрела с крыши на ночной город и вспоминала дурацкую детскую считалочку, только слова туда так и норовили влезть совсем другие.

Вышел Йени из тумана,

Вынул фигу из кармана.

«Буду шкодить и хитрить,

За нос дураков водить».

— Ай! — легкий ночной ветер отвесил мне вполне ощутимый подзатыльник, и тихий смех прозвучал у самого уха: «Ежова, не зарывайся».

Оглавление

Дурацкие сказки Королевства

Старые сказки Королевства

Дикие сказки Королевства

Странные сказки Королевства

Особые сказки Королевства

Страшные сказки Королевства

Отборные сказки Королевства

Туманные сказки Королевства

Предельные сказки Королевства

Неучтенные сказки Королевства

Последние сказки Королевства

Эпилог