Когда горит трава [Сиприан Эквенси] (fb2) читать онлайн

Сиприан Эквенси

Когда горит трава

Глава I

Когда в северной Нигерии начинают жечь траву, для пастухов наступает пора отгонять стада на юг, к берегам Великой реки. А охотники с ружьями, луками и стрелами прячутся у границ ползущего пламени, принюхиваются к дыму и напрягают зрение,чтобы вовремя заметить мимолётное мелькание диких животных, покидающих укромные места.

И для ветра наступает пора загонять пыль в глаза и в зубы и покрывать кожу морщинами: на пути из Ливии к Лагосу харматтан развешивает за собой покров пыли, окутывающий стены и деревья, как муслин — шейха.

* * *

Старик сидел, перебирая чётки. Деревья казались скелетами выгоревшими на солнце, — измождённые, с отстающей корой, на которой темнели десятилетий жажды и голода. Старик отдыхал со своим сыном в иссушённый полдень северной Нигерии, и на траве рядом с ним лежали лук и колчан, полный отравленных стрел. Вдруг воздух пробудился ото сна. Клубы раскалённой пыли оторвались от земли и, мерцая, устремились к ярко-синему небу, на которое больно смотреть. Старик различил запах дыма и понял, что уже начинают жечь траву. Старик и его сын подняли глаза и увидели волнистые линии холмов, ручейков и скал. Повсюду царило безлюдье. Но они были кочевники, и безлюдье было их привычным напитком. Поэтому они не сказали друг другу ни слова и не вышли из-под ветвей доровы; сын опирался на палку и был похож на птицу, которая в засушливый день стоит на одной ноге.

Девушка бежала к ним, и в её глазах они увидели страх. За ней по пятам с бранью гнался злой чернолицый мужчина, размахивавший кобоко. Девушка бросилась к ногам старика и стала молить о спасении, мужчина остановился.

— Она моя рабыня! — Заревел он. — Отдайте её! Она беглая! — Он поднял плеть. — Твоя рабыня? — старик встал.

Его сын увидел в глазах девушки немую мольбу. — Твоя рабыня? — повторил старик. — Ты не достоин отереть прах с её ног, а осмеливаешься называешь её своей рабыней. Слушай, негодяй! Вот что я тебе предложу. — Он повернулся к мальчику и сказал: — Рикку, ты можешь разыскать своего брата Одио?

— Он со стадом у реки, — ответил Рикку.

— Позови его, ради Аллаха! — Он вытащил из колчана стрелу и лук. — Да, позови своего брата Одио.

— Одио! — закричал Рикку. — Одио! Он сбежал вниз по склону. Его отец смотрел в лицо здоровенному широкоплечему преследователю. — Она твоя рабыня? — Вернее сказать, рабыня моего хозяина.

— А у твоего хозяина нет имени? — Шеху.

— Этот убийца? — спросил Мей Сансай.

Он не раз слышал о человеке по имени Шеху. Рассказывали, что этот головорез был солдатом в Камерунскую кампанию 1914-1918 года. По общему мнению, Шеху любил враждовать со всем светом. Он жил, чтобы вносить смуту. Подобно раненому слону, он никогда не забывал и никогда не прощал, говорили рассказчики. Рассердить его — значит, навлечь на себя неприятности.

Сзади захрустели ветки, и Сансай оглянулся. Рико и Одио, яростно споря на бегу, мчались к отцу. Одио был старше Рикку на пять лет. В девятнадцать лет он был высок и поджар, как леопард, узкобёдр и широкоплеч. В семье Сансая он считался человеком неиссякаемой энергии.

— Одио, я хочу спросить тебя кое о чём, — сказал Сансай. Одио почтительно преклонил колени и быстро выпрямился. он весь обратился в слух.

— Я слушаю, отец, — сказал он.

— Ты видишь эту девушку?

Одио взглянул на фигуру, распростёртую перед отцом. Лохмотья, ткань на спине иссечена. В глазах девушки Одио увидел нечеловеческое напряжение. У неё была необыкновенное лицо. У большинства девушек фулани светлая кожа, прямые носы и тонкие губы, как у белых, но у Фатиме, несомненно, был белый отец или белая мать. Нос с горбинкой, широкие ноздри, густые чёрные волосы, посеревшие от пыли. Ярко-красные губы. Вряд ли ей может быть больше восемнадцати.

— Да, я вижу её, — сказал Одио.

— Как ты думаешь, какая ей цена?

— Цена, отец? — Да, Одио. Вон тот человек заявляет, что это его рабыня. Я не могу допустить, чтобы такая нечисть касалась такой прекрасной девушки. Я хочу предложить ему выкуп.

Одио наклонился к отцу.

— Ты хочешь ввести её в наш дом?

— Если Аллаху будет угодно, — сказал Сансай.

Рикку, смотревший на Одио, чувствовал, что девушка с ещё большей мольбой глядит на него, как будто это он, а не Одио, должен решить её судьбу.

— Пять коров, — сказал Рикку и повернулся к Одио. Сансай опустил лук.

— Это много, — сказал он. — В нашем племени мужчина может взять себе девушку за две или три коровы. Но будет так, как ты сказал, он получит пять коров. Пригони их. — Он погладил бороду. — Девушка наша. Забирай коров. Слава Аллаху! — И он ударил себя в грудь.

— Предупреждаю тебя! — закричал слуга Шеху. — Пока Фатиме с вами, мира вам не знать! Шеху будет преследовать вас и перебьёт всех по одному. Он никогда не прощает!

Мей Сансай рассмеялся. Он повернулся к девушке и сказал ей:

— Встань!

Она казалась уже не такой напуганной. Она встала, но тут же опустилась на колени и стала молить Аллаха, чтобы Сансай жил вечно. Старик улыбнулся и погладил её по голове. Они стояли рядом и смотрели, как слуга Шеху гонит коров на холм, пока кусты боярышника не скрыли его из виду.

— Да поможет нам Аллах!, — сказал Одио.

— Аминь! — в один голос ответили Сансай и Рикку.

Сансай погладил бороду.

— Если он действительно слуга Шеху, то им повезло.

— Почему, отец?

— Им хватит мяса на целый год. — Он улыбнулся. — С ней же, — он указал на девушку, — им хватило бы хлопот на целых десять!

Он похлопал её по плечу.

— Надеюсь, ты не принесёшь нам кровопролития. Ты слышала, что говорят о Шеху? Он успокоится, только когда оторвёт тебя от нас. Посмотрим. — Он говорил тихо, словно сам с собой. И, повысив голос, добавил: — Пошли! Пора идти домой. Мать Рикку приготовила нам еду. А ты вымоешься, умастишь свою кожу благовониями и наденешь её платье.

Он всегда говорит так — "мать Рикку". Она единственная его жена, хотя по мусульманскому закону он может взять себе в дом ещё трёх. Он любит свою, жену, но средоточие его жизни — любовь к младшему сыну, Рикку.

Сансай шёл первым по пыльной тропе, Рикку и Одио отстали.

— Одио, загони скот!

— Рикку, пойдём со мной! — позвал Одио.

Одио всегда ревновал, видя, что отец предпочитает ему младшего брата. Он позвал его громко, так, чтобы слышал отец. А про себя подумал, что когда-нибудь отец и брат ещё узнают его, он даст им почувствовать их несправедливость.

— Пойдём! Ты что, вечно хочешь прятаться в тени отца? Пусть Фатиме сначала войдет в наш дом, а тогда уж и смотри на неё. Пошли!

Отец улыбнулся.

— Вон ты какой... Рикку, не обращай внимания. Иди с ним.

Рикку вздохнул и побежал с холма к Одио, который, громко стуча пятками и размахивая кнутами, бежал к долине, где пасся скот.

На пустынных холмах у горизонта горела трава.

Глава II

Девушка оказалась не слишком болтливой. Она училась легко и быстро. Через месяц она уже могла доить коров, сбивать масло, заквашивать молоко и делать сыр почти так же хорошо, как мать Рикку. Сначала она ходила торговать кислым молоком только с матерью Рикку, но теперь сама находила дорогу до города и обратно.

Её красота сразу покорила Одио. Вероятно, она догадывалась об этом. Во всяком случае, стоило ему уединиться в поле и подумать о ней, как тотчас же трава меркла от её тени, и, подняв глаза, он видел её перед собой.

— Я иду продавать молоко, — дразнила она его,кокетливо потряхивая колечками медных серёжек.

— Вот как? Но разве дорога в город проходит здесь? И где моя мать? Разве ты идёшь не с ней?

— Она ещё дома. Я просто хотела сначала повидать тебя. — При этом она улыбалась и поводила шеей — так красиво! — чтобы огромная тыквенная бутыль на голове обрела равновесие. Она постоянно жевала цветок табака, и от этого губы её, зубы и дёсны были всегда красные. Она поправилась, и кожа её стала гладкой и блестящей.

— До свидания, Одио! Я вернусь вечером.

На склоне дня, возвратившись домой, Фатиме часто брала кувшин и отправлялась к реке омыться и принести воды. Иногда её сопровождала Лейбе, иногда Шайту, она никогда не ходила одна. Но как-то вечером, когда в травы приходит прохлада и в тишине слышно, как собственные плоские ступни шлёпают по пыльной тропе, Одио подкрался к ней у реки и сказал, чтобы она готовилась убежать с ним, ибо он любит её и хочет взять в жёны. Фатиме отказалась наотрез. Она, вероятно, помнила, что ещё недавно была рабыней и не могла даже мечтать о том, чтобы выйти замуж за свободного и гордого фулани, как Одио Сансай. Одио тоже помнил об этом, но даже не стал слушать её возражений.

В тот вечер семья собралась у костра. Они рассказывали старинные притчи, толкли просо для завтрашней каши и пели песни. Старик Сансай сидел возле хижины. Он читал Коран и краешком уха прислушивался к общей беседе. Одио не сводил глаз с лица Фатиме в напрасном ожидании ответного взгляда.

И всё же, когда он бывал один, она приходила к нему, а с базара всегда приносила ему подарки. Однажды утром он сидел под ветвями доровы, и она пришла к нему. Она сказала, что собирается на базар, и кокетливо посмотрела на него. Одио снова сказал, что надо бежать в город, где никто не придаёт значения обычаям и условностям. Он будет работать, она — вести домашнее хозяйство. Фатиме согласилась поразмыслить над его словами. Он сидел и смотрел, как красиво она шагает, спускаясь с холма. У реки она остановилась и помахала ему рукой.

* * *

Старик Сансай первым обнаружил исчезновение Фатиме. Он позвал Шайту.

— Я не видела её, — сказала Шайту.

Он спросил Рикку и Лейбе, но никто не мог сказать ему, где были Одио и Фатиме. Они заглянули за хижину и увидели, что лошади на обычном месте нет.

Сансай пошёл по следам подков. Они вели к реке и на том берегу скрывались в зарослях. — Они не вернутся, — сказал он наконец. — Одио убежал с Фатиме.

Ему было страшно выговорить эти слова, словно он боялся, что этот побег явится началом разлада в семье.

Вскоре он увидел, что Рикку тоскует. Когда Фатиме жила в их доме, он не раз отмечал, как счастлив Рикку. Теперь же юноша всё чаще заговаривал о прекрасном лице и плавной походке Фатиме, о том, как она, сидя у огня, пряла и пела или рассказывала сказки племени канури. Мей Сансай знал, что эта детская влюблённость скоро пройдёт.

— Если бы Фатиме была здесь... — слышал он с утра до вечера.

Мать Рикку сердилась.

— Фатиме, Фатиме, Фатиме... каждый день Фатиме! От тебя ни слова ни о чём другом не услышишь.

— Ну, ну, Шайту, — вступался Мей Сансай, — мальчик просто влюблён в Фатиме. Оставь его. Влюблённость не порок. — Я.. Я не влюблён в неё, — возражал Рикку.

— Ну, конечно, — ухмыльнулась мать, — ты ни в кого не влюблён и просто так решил не дотрагиваться до еды. Ты доишь коров кое-как, а по ночам бродишь по саванне, вместо того, чтобы спать. Будь проклят день, когда твой отец купил эту рабыню!

Однажды вечером Сансай решил поговорить с мальчиком.

— Сын мой, ты страдаешь. — сказал он, и в голосе его звучало беспокойство. — ты превратил Фатиме в кумира... Сядь сюда, давай поговорим.

Рикку сел рядом с ним. На лице и бороде отца плясали отблески пламени очага.

— Таков мир, сын мой, — начал Сансай. — Хотя ты ещё юн, позволь мне поговорить с тобой, как со взрослым мужчиной. Когда теряешь девушку, нужно найти другую.

— Она любит меня, — сказал Рикку. — Она мне сама говорила. — Нехорошо, Рикку. Как же это она любит тебя, если убежала с твоим братом?

— Он заставил её! — воскликнул Рикку. — Её сердце принадлежит мне! Старик задумчиво смотрел на огонь.

— Не убивайся, Рикку, всё уляжется.

— Я болен. Я... я не смогу завтра выгнать скот.

— И Одио нет. Весь скот погибнет! Аллах, упаси нас от этого!

— Я не смогу, отец! Клянусь Аллахом!

— О аллах, мои сыновья хотят погубить меня на старости лет!

Рикку рывком встал на ноги. Он так похудел за неделю, что Мей Сансай стал серьёзно опасаться за его здоровье. Казалось, ничто не шло ему на пользу. И скоту приходилось худо. Нанять пастуха было не по средствам. И, кроме того, чужой ведь не будет так стараться. Словом, нужно принимать меры, и немедленно.

Он дал Рикку отвар из трав и кореньев и стал смотреть, как тот, морщась, глотает его. Дотронувшись своими длинными чуткими пальцами до шеи мальчика, он почувствовал жар и трепет.

— Рикку, — ласково проговорил он, — что мне для тебя сделать?

— Верни мне Фатиме, — ответил Рикку. — Я хочу, чтобы она опять была с нами.

— В своём ли ты уме? Разве тебя не было здесь, когда она убежала с Одио?

В глазах Рикку была обида. Его горячие губы задрожали.

— Ты вождь Докан Торо. Твоё слово закон. Отец, ты можешь найти их.

— Это правда, — сказал старик. — Аллах видит, это правда.

— О, если бы мы могли вернуть её! — сказал Рикку.

Мей Сансай с улыбкой посмотрел на него.

— И начнутся неприятности. Много неприятностей, ибо Одио всегда будет враждовать с тобой. Восстанет брат против брата. О, проклятие! И это в нашей семье! Распалась семья, пропала честь фулани!

— Попытайся, отец! Я хочу, чтобы она вернулась, но...

Взгляды их встретились.

— Я подумаю, сын мой, — решительно сказал он. — Если только Фатиме ещё дышит в этом мире, я разыщу её и с помощью Аллаха верну её тебе.

— Спасибо, отец. Да продлятся твои дни!

И всем на диво, с этого часа здоровье Рикку начало поправляться.

Глава III

Мей Сансай сидел перед хижиной в тени доровы и читал. Он был большим знатоком Корана, он свободно читал и писал по-арабски — такие познания свойственны большинству вождей кочевого племени фулани. Он делал амулеты и талисманы, он врачевал больных, он был мудрецом, глубоко чтимым в деревне Докан Торо. Из дальних и ближних селений люди приходили к нему для исцеления ран тела и души.

Он так долго сидел, склонившись над книгой, что шея у него заболела. Он был старый человек, но никогда не щадил себя и даже не вспоминал, что усталость в его возрасте приходит быстро. Он поднял голову, чтобы дать отдохнуть мышцам шеи. Это было простое движение, человек, не думая, совершает за день сотню подобных. Однако, оно решило судьбу Мей Сансая.

Он поднял голову, и взгляд его остановился на голубе. Это был самый обыкновенный сенегальский голубь с серой грудью и красными лапками. Он сидел на ветке среди высушенных солнцем листьев. Мей Сансай каждый день видел сотни сенегальских голубей, потому что они водятся в его родных местах, там, где среди зарослей боярышника высятся редкие деревья. Он встречал их ежедневно с того самого часа, когда впервые увидел свет, и никогда не пытался считать их. Они всегда были вокруг — топтались, клевали зерно, ворковали в купах деревьев над бескрайними просторами саванны.

— Куру-куру-ду!.. Куру-куру-ду!..

Он пошёл на цыпочках по поляне, заваленной навозом, в котором слева и справа копошились птицы. Голубь заметил его и перестал ворковать. Он подозрительно посмотрел вниз, сверкнув золотистым глазом. Потом, взмахнув крыльями, стал перепрыгивать с ветки на ветку, всё выше и выше. Сансай явственно различил талисман — маленький белый квадратик пергамента, он был на верёвочке и подскакивал при каждом прыжке голубя.

Напрягая слабеющие глаза, в которые било яркое солнце, он следил за движением птицы. И вдруг она выпорхнула из ветвей и устремилась прочь, описывая большие дуги над сверкающими лугами. Сансай с трудом различил далёкое дерево, на которое она села. Колючий кустарник хватал за одежду, и всё время приходилось останавливаться, чтобы поправить сандалии.

Если бы Мей Сансай в нужную минуту понял, что имеет дело с сокуго, заклинанием скотоводов фулани, волшебством, которое превращает трудолюбивого отца семейства в бродягу и отдаляет мужа от жены, вождя от народа и рассудок от человека, он никогда не стал бы бежать за голубем. Но он не понял этого и сейчас ощущал лишь странную весёлость, так что тело его казалось почти невесомым. Он чувствовал, что у него вот-вот вырастут крылья, и тогда он сразу догонит голубя.Голубь сидел на невысокой гордении с искривлёнными ветвями. Сансай не сводил с дерева глаз, и, подбегая к нему, вновь услышал негромкое воркование. Он продирался сквозь чащу боярышника; лесные крысы выпрыгивали из-под ног, испуганная антилопа выскочила прямо на открытое солнце. Он проклял чёрный клубок, который мгновенно превратился в чёрную ленту и исчез в траве. Кобра!

— Куру-куру-ду! — слышалось мелодичное, манящее воркование.

Он увидел, как взмахнув крылами, голубь стал перескакивать с ветки на ветку. Добравшись до верхней ветки, голубь взмыл в синеву. Сансай выругался. Приставив ладонь козырьком, он любовался проворством прекрасной птицы. Голубь описывал в небе большие правильные дуги, внезапно нырял, словно намереваясь сесть, распускал хвост веером, и вдруг застыв в воздухе, упал на высокую финиковую пальму. Сансай знал кратчайший путь к этой пальме.

— Вернись! Вернись! — говорил ему внутренний голос. Но он, не задумываясь, бежал за заколдованным голубем, заводившим его всё дальше, в луга, и кустарники, и рощи акации. Он бежал и бежал, пока солнце не стало клониться долу и не скрылось за горизонтом — тогда настала ночь и Сансай почувствовал жажду и голод.

В саванне, в самом сердце скал и потоков, тьма означает встречу с носителями быстрой смерти — буйволицей и леопардом. Но Сансай был не в состоянии подумать об этом.

* * *

Жены Мей Сансая, Шайту, весь день не было дома — она продавала кислое молоко в соседнем городе. Когда она, нагнувшись, входила в маленькую хижину, где обычно сидел Мей Сансай, медные серьги её зазвенели. Ей и в голову не пришло, что мужа нет дома, что он в этот час может оказаться где-то далеко.

Её дочь Лейбе спала на циновке. Мать потрясла её за плечо. Лейбе проснулась и сказала, что видела днём трёх незнакомых мужчин. Она сказала, что трое незнакомцев приходили с клеткой, полной птиц и выпустили из неё голубя с талисманом на лапке. она отвела мать за хижину и показала место, где Мей Сансай сидел и читал. Там лежала отброшенная в сторону книга, грифельная доска и опрокинутая чернильница — всё, что осталось от Мей Сансая. Шайту огляделась, ища разгадки случившемуся. — Их было трое, — сказала Лейбе. — Один из них был вождь.

— Откуда ты знаешь? — У него на тюрбане был полумесяц.

— Наверно, это были дурные люди. Может, соперник твоего отца Ардо и его люди. Ардо не может успокоиться с тех пор, как в Докан Торо избрали вождём твоего отца. Сначала он хотел избавиться от него, распуская ложные слухи. Теперь он наслал на него сокуго. Шайту, как и все скотоводы фулани, руководствовалась в жизни поверьями, которые невозможно понять разумом. Все события она объясняла влиянием неодушевлённых предметов и странным стечением обстоятельств. Талисман может принести счастье. Можно убить врага, громко выкрикнув его имя и послав в небо острую иглу. Можно отправить врага в скитания, где он найдёт смерть, наслав на него сокуго — колдовство, заставляющее бесцельно бродить с места на место. Именно это, решила она, и сделали с её мужем. Её вера в приметы и предсказания была незыблема, а судя по словам Лейбе, здесь дело не обошлось без чёрной магии, которой занимаются скотоводы фулани. Лейбе рассказала, как люди Ардо выпустили из клетки голубя с талисманом, привязанным к лапке, как голубь взлетел и сел на дерево и как Сансай пошёл за ним. Она была ещё совсем маленькая, и услышав эти подробности, Шайту поняла, что дочь рассказывает о том, что действительно видела.

— Они околдовали его, — заключила Шайту. — Это сокуго.

Это могло быть только сокуго — болезнь, заставляющая скитаться. Теперь она знала, что муж будет бежать за каждой птицей до тех пор, пока кто-нибудь не разрушит чары Ардо. Так сокуго лишает человека размеренной жизни и посылает в бесцельные странствования.

Как отомстить Ардо? Когда Рикку вернётся со скотом, надо будет всё обдумать.

* * *

Шайту ждала и не могла дождаться. Ей казалось, что Рикку никогда не вернётся. Наконец в лощине показалось медлительное стадо и с ним Рикку. Она не ответила на его улыбку, но помогла спутать скот на ночь и развести большой дымный костёр, чтобы отогнать гиен и леопардов. Когда они кончали работу, Рикку спросил:

— А где отец?

— Я его не видела, — небрежно ответила Шайту. Не думаю, чтобы он ушёл далеко.

— Но он вообще редко уходит!

— Не знаю, Рикку. Когда я вернулась, его тут не было. — Мать подала ему миску с кашей. — Ешь, сын мой, и ни о чём не думай. Ты, должно быть, устал. Ещё бы — весь день пас скот на солнцепёке.

Рикку нащупал чурбан и сел на него.

— Я, кажется, знаю, где отец. Он пошёл к знахарю посоветоваться, как вылечить меня от любви. — Он улыбнулся. — Может быть, сын мой.

Лейбе вышла из хижины и спросила:

— Почему ты не расскажешь ему о трёх незнакомцах, которых я видела?

— Ты видела трёх незнакомцев? — Рикку отставил в сторону миску.

— Да. У них были клетки с птицами.

— Лейбе! — сердито сказала Шайту. — Иди в дом и толки просо. — Она посмотрела на Рикку: — Не обращай внимания на сестру! Это всё пустая болтовня.

— Но кто были эти люди?

— Незнакомцы. Наверно, птицеловы.

— И отец ушёл с ними?

— Рикку, ты задаёшь слишком много вопросов. Кончай есть и отдыхай, пока я занята хозяйством. Ты же слышал, что твой отец ушёл и скоро вернётся?

Шайту принялась толочь просо, и Рикку закончил ужин в молчании. Затем он вошёл в хижину и снял кожаный фартук. Мать не осмелилась сказать Рикку, что, вероятно, отец попал во власть сокуго. Раз Рикку уверен, что отец ушёл, чтобы вернуть в дом его любимую девушку — пусть так и будет.

* * *

Рикку проснулся за полночь. Что-то разбудило его, что-то необычное было в воздухе. Безошибочное чутьё кочевника, приходящее с годами жизни, которой всегда угрожают люди, звери и стихии, заставило его приподняться. Ему показалось, что скот испуганно топчется на месте. Он прислушался. Собаки не лаяли. Почему? Может быть, они заколдованы? Он чувствовал, что беспокойство в стаде растёт. А теперь он различил и движение — кто-то пытался угнать их зебу.

— Рикку! — донёсся из темноты голос Шайту.

— Мать, воры! Вставай, воры!

Топот копыт потряс молчание ночи. Рикку вынырнул из двери во мрак. Он увидел, как несколько человек — чёрные тени — отделились от мрака. Человек в тюрбане шёпотом отдавал приказания. Двое других точными движениями перерезали путы у скота. Блестели ножи. Притаившись за грудой брёвен, Рикку следил за ними. Обезумевший от ударов и криков, скот нёсся мимо, сокрушая хижины. Рикку отскочил в сторону — что-то острое скользнуло возле самого его бока. Тут же ему скрутили руки за спиной и отбросили прочь. Он слышал, как в хижине кричала его мать и дети, как по земле неуверенно побежали огоньки, почувствовал запах горящей соломенной крыши, и вдруг к небесам взвился язык пламени, на который было страшно смотреть. Искра упала на хижину его отца, хижина матери, протянув руку, поймала другую летящую искру. Искры сверкали на ветру, и скоро пламя трещало повсюду.

— Лейбе, Лейбе! — кричала Шайту. — Рикку, Лейбе сгорит!

— Мне связали руки! — закричал Рикку.

Он видел чёрные тени людей, завершавших свою зловещую работу. Они вбегали в гущу скота и выбегали, разрезали путы и хлестали коров. И вот к небесам взвился последний ослепительный язык пламени, и при свете его Рикку увидел врезавшуюся ему в память картину догоравшего селения. Пока он жив, он не сможет забыть удушливый дым, ползущий в кустарники, занесённые копыта обезумевшего скота, алое сердце огня на месте его хижины. Он понял, что враг оказался умнее его, и пал духом. Но особенно запечатлелось в его памяти чёрное лицо человека в тюрбане с золотым полумесяцем — он командовал, цедя слова сквозь зубы, а на лице его то тускло лоснились, то ярко вспыхивали огни пожарища.

Это был Ардо. Рикку слыхал о нём, его отец не раз говорил об Ардо как о своём главном сопернике, который непременно хотел стать вождём Докан Торо. И Рикку вспомнил, что Лейбе видела днём, как это человек выпускал из клетки голубя с талисманом на лапке.

Не хочет ли он истребить всё семейство Сансая? Коли так, Лейбе права: они наслали на отца заклятье, которое отправляет человека в скитанья, и он не ушёл искать Фатиме, как предполагал Рикку, а просто бесцельно бродит по саванне. Его надо догнать и спасти. Рикку изо всех сил напрягал руки, стараясь освободиться от верёвок. Но люди Ардо знали своё дело.

Глава IV

Мей Сансай скинул сандалии и опустил ноги в прохладную воду. Ему стало легче.

— Алла-ам-дидил-лахи! — удовлетворённо пробормотал он.

Это не имело никакого смысла — так человек рыгает после обильной трапезы. Сансай склонился над водой, подобрав одежду, чтобы не замочить её. Он ополоснул руки до локтей, омыл лицо, выбрав укромный уголок над рекой, обратился лицом к востоку и стал молиться, как истый мусульманин. Прошло несколько часов, а он всё ещё был там, перебирал чётки и горячо нашёптывал молитвы.

Косясь краешком глаза на восток, Сансай следил за людьми, появившимися у реки. Его внимание привлекли две красивые девушки фулани с лоснящимися телами и затейливыми причёсками. В ушах у них были медные серьги, а когда они поставили наземь тыквенные сосуды с молоком, на их длинных руках мелодично зазвенели десятки браслетов.

В реку вошёл ослик, на спине его качались связки сахарного тростника. Подошли другие ослики, гружёные ямсом. Сансай призадумался, и вдруг ему пришла в голову мысль, что если он последует за этими людьми, то придёт к базару. Он уже совсем не думал о голубе, просто ему хотелось идти дальше и дальше.

Он окончил молитву и подошёл к человеку, который с громкими булькающими звуками полоскал горло.

— Санну! — сказал человек. — Здоров ли ты?

— Здоров.

— Хвала Аллаху.

— Мне бы хотелось кое-что узнать, — сказал Сансай.

— Тау! — сказал человек, что означало: хорошо. Он выпрямился и ещё раз поблагодарил Аллаха.

— Ты идёшь на базар? — Спросил Сансай. — Да. — Можно, я пойду с тобой? Там должен быть мой сын Джалла, а я не знаю дороги.

Мужчина окликнул ослика, который отошёл было по берегу туда, где росла свежая трава, и ослик побрёл назад. Мужчина натянул на голову белую круглую шапочку и подстегнул ослика. Сансай с сожалением отметил, что осликам не суждено получать благодарность.

— Пошли, — сказал мужчина.

Высокие стройные девушки уже закончили свой сложный туалет и теперь натирали зубы цветком табака. Губы у них были ярко-красные, зубы тоже. Сансай снова посмотрел на них, когда стал взбираться на высокий берег. Они возбуждённо болтали и хихикали, как и подобает девушкам.

Сансай посмотрел вдаль на простирающуюся перед ним саванну и увидел толпы людей, двигавшихся на базар. Они шли по сухим коричневым дорогам с севера, юга, востока и запада, они спешили к соломенным хижинам, которые и были базарными ларьками.

Неожиданный обрывок разговора донёсся до слуха Сансая. Он почувствовал себя вовлечённым в то, что говорили девушки. Рассеянно вставляя "да" и "нет" в болтовню своего провожатого, он прислушивался к их словам.

— Джалла! Ах, Джалла! Вай! — выкрикивала одна из девушек и убегала, а другая сердилась и пыталась поймать её.

Старик больше не мог этого выдержать. И когда он услышал, как одна из них сказала: "Почему ты так говоришь о Джалле? Наверно, ты любишь его?" — он подошёл к ним и спросил:

— Красавицы мои, я слышу, вы говорите о Джалле? Девушки переглянулись и подозрительно посмотрели на старика, тыквенные сосуды на их головах грациозно закачались.

— Что? — спросила одна девушка.

— Мы просто забавлялись, — сказала другая.

— И прекрасно, — заверил их Сансай. — Я не собираюсь делать ему ничего дурного.

Они стояли в нерешительности. Вдруг девушка потемнее сказала: — Да, мы говорим о Джалле.

— Значит, вы знаете его?

— Знаем?! Да мы у него покупаем свежее молоко и масло. Знаем ли мы его?! Слава Аллаху!

— Откуда же старику знать всё это? Я ведь спрашиваю потому, что я чужой в этих краях.

— Погоди... Джалла, может, даже сегодня будет на базаре. Клянусь Аллахом, он должен там быть. Он очень любит всякие украшения. Сегодня он должен купить серьги для... — Они переглянулись и захихикали.

У Сансая сердце ушло в пятки. Значит, Джалла женился или собирается жениться, а он ничего не знает об этом. Сансай увидел, что мужчина с осликом ушёл вперёд и поджидает его, положив на плечи сучковатую палку.

— Пошли же! — нетерпеливо сказал мужчина.

— Идём!

— Ты узнавал о Джалле? Что ж ты не спросил меня? Только чужой в этих краях может не знать Джаллу.

— Я просто...

— Он же любимец Бодеджо. Как, ты не знаешь Бодеджо? Кай! Ну что ты за человек?! Да все на свете знают Бодеджо. Это белый человек и добрый. Представляешь, он делает прививки скоту. Ты меня слушаешь? Он говорит, что эти прививки спасут скот от чумы! — и мужчина захохотал во всё горло, показывая прокуренные зубы.

Этот Бодеджо, доктор Макминтер, был одновременно ветеринаром, санитарным инспектором и блюстителем британского правопорядка. Но Мей Сансай не мог задавать слишком много вопросов, так как боялся проговориться, что он отец Джаллы.

Они вышли из кустарников, перед ними лежало пустынное шоссе, убегающее влево и вправо и скрывающееся среди холмов. Облако пыли вдали указывало на приближение автомобиля. Поведение людей на дороге насторожило Сансая. Мужчина с осликом стал беспокойно озираться в поисках укромного места.

— Это Бодеджо, — пояснил он. — Быстрее! Может, ты хочешь, чтобы он поймал тебя и сделал укол?

Что с нами будет? — закричали девушки, прижавшись друг к другу, как испуганные зебу.

Хозяин схватил ослика ха хвост.

— Клянусь Аллахом, если Бодеджо увидит нас, укола не миновать!

— Но ты же не болен сонной болезнью. Я слышал, он делает уколы только тем, у кого сонная болезнь.

Девушки обыскивали взглядом кустарник,ища, куда бы спрятаться. Но это было невозможно. Даже страус в пустыне нашёл бы лучшее укрытие. В самый разгар паники автомобиль нырнул в долину. Карабкаясь на холм, он запел. Потом сверкнув на солнце, он зарычал и унёсся прочь.

Облако красной пыли повисло над дорогой, и ветер понёс его на испуганных людей.

— Видел? — шёпотом спросил мужчина с осликом.

— Он такой красивый! — вздохнули девушки.

Когда они подошли к базару, Сансай заметил мужчину, одетого, как сборщик налога: на нём был тропический шлем цвета хаки, короткие штаны и ботинки. Он стоял в толпе пастухов, опиравшихся на палки, и что-то говорил, размахивая руками.

— Это лесничий, — пояснил хозяин ослика. — Он отвечает за деревья. Когда Бодеджо хочет, чтобы мы что-то сделали, он говорит Чике, а Чике говорит нам.

Сансай почувствовал благоговейный трепет перед человеком с записной книжкой. Но Сансай стоял слишком далеко и расслышал лишь несколько слов, которые ровно ничего ему не сказали. Пастухи уже начали расходиться. Некоторые возвращались, желая задать какой-либо вопрос.

— Я всё-таки пастух, — сказал кто-то. Моё дело скот, а не деревья.

Эта попытка протестовать встретила одобрительные возгласы скотоводов. От изумления глаза Сансая расширились. Громко говоривший молодой человек был его первый сын, Джалла. Сансай бросился в толпу и стремительно заработал локтями, пробираясь к Джалле. Ему больше всего на свете хотелось стать лицом к лицу с сыном. Наконец он был перед Джаллой, который был таким высоким, что старик, сколько ни вытягивал шею, не мог быть вровень с ним.

— Джалла, сын мой!

Джалла пристально смотрел на старика, и ему казалось, что он видит сон.

— Отец!

— Лах, лах, лах! — бормотал отец в объятиях сына.

Отец и сын стали центром внимания. Вокруг них собралась толпа, всегда бесстыдно жаждущая поглазеть на проявление чувств. Девушки заламывали руки в сладкой печали и умилялись отцовским радостям.

— Не удивительно, что он так выспрашивал о нём, — сказала одна из них. — Это тот старик, которого мы встретили у реки? Я сразу поняла, что здесь что-то кроется.

Джалла обернулся к ним и с гордостью сказал:

— Это мой отец.

— Айя! Бедный старик! Он целый день на ногах!

Джалла и отец смотрели друг на друга и обменивались тысячами невысказанных мыслей. Наконец, Джалла сказал:

— Пора возвращаться на стоянку. Это много миль отсюда, но моя лошадь довезёт нас обоих. А скот домой пригонят мои парни.

Сопровождаемый Джаллой, Сансай обошёл базар. Он был полон народу. Люди самого разного достатка со всей саванны толпились здесь, ибо базарный день бывает раз в неделю.

Разноцветные английские гребешки лежали на прилавках бок о бок с кореньями и травами, обезьяньи зубы соседствовали с мясом, над которым носились рои мух. Ослики, коровы, циновки, шипящее на огне мясо; женщины, поставив на землю пустые тыквенные бутыли, жуют сахарный тростник. Повсюду прыгают ослики со спутанными передними ногами и подбирают губами кожуру сахарного тростника.

— Лах! — повторял Сансай.

Он гордился Джаллой, который не походил на мужчин фулани. И хотя в нём не было ничего от их стройности и женственности, он носил серьги. На нём была чистая белая рубаха и новые сандалии, потому что это был базарный день, или, может, потому, что он поглядывал на девушек. Он жевал цветок табака, и рот его был красен.

— Лах! — сказал старик.

— Как поживает Рикку, отец?

Рикку? — пробормотал Мей Сансай. — Этот маленький мошенник тоскует. Он бредит Фатиме, девушкой, которую мы выкупили из рабства.

Когда они добрались до стоянки Джаллы, было очень поздно. Сансай не мог рассмотреть в темноте ночи, что лежало за жёлтым кольцом пламени, но он слышал вой гиены в скалах и смутно различал очертания белых и коричневых зебу. Он разыскал циновку и распростёр на ней своё усталое тело.

— Большое у тебя стадо?

Джалла улыбнулся.

— Две сотни голов.

— Ты большой человек, Джалла.

— На всё воля Аллаха. Здесь у меня две сотни. Но знаешь, людям неохота платить налоги за всё, что у них есть.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Восемьсот голов у меня в других местах. — Он хитро подмигнул.

— Вай, вай!

В эту ночь Сансай спал, как убитый. Один день и одна ночь отделяли его от Докан Торо, но у него не было никакого желания возвращаться домой. Он стремился только вперёд, на юг.

Вскоре после восхода солнца Сансай сказал, что различает шум автомобиля. Отец и сын прислушались. Длинное красное облако вдали отмечало путь машины. Недалеко от стойбища Джаллы машина остановилась, и из неё вышел белый человек. Его сопровождал африканец в тропическом шлеме цвета хаки, в коротких штанах и ботинках. Они пробирались сквозь низкорослые кусты, о чём-то говорили и смотрели в записные книжки.

— Они идут сюда, — сказал Сансай. — Это сборщик налога!

— Это Бодеджо. А с ним вчерашний лесничий.

— Что им нужно? Налог?

— Нет! — улыбнулся Джалла. — Подождём — увидим.

Бодеджо шёл большими шагами. Лесничий побежал по земляной насыпи. Он нашёл проход в зарослях боярышника, и через минуту оба они стояли посреди поляны. Мей Сансай слышал, что доктор хороший человек, и теперь, видя его перед собой, мог убедиться в этом.

Доктор Макинтайр был ростом чуть ли не в 6 футов 7 дюймов и улыбался, как мексиканец. Несмотря на загар, дыхание Англии, казалось, овевало его, и Сансай понял, что встретился с иной цивилизацией.

Бодеджо посмотрел на стадо Джаллы.

— Есть жалобы? — спросил он.

Чике перевёл.

— Нет, — ответил Джалла.

— Есть случаи чумы?

— Мой господин, с тех пор, как ты сделал уколы, никаких признаков болезни . — Он посмотрел на отца. — Кай! Эта болезнь! Она чуть не сожрала всё моё стадо.

Бодеджо пошёл осматривать лагерь Джаллы, а Чике задавал вопросы и что-то отмечал в блокноте. Он был загадкой для отца и сына. Такой же африканец, как они, он, в отличие от них, в своё время учился в школе и теперь мог говорить и писать по английски. Он ездил на мотоцикле и пользовался непонятными инструментами.

Бодеджо вернулся удовлетворённый. Он приветливо улыбнулся Джалле и велел сообщать о любых подозрительных заболеваниях. Вместе с Чике они пошли к автомобилю.

Восторженные чувства не покидали Мей Сансая.

— Джалла, ты самый замечательный из моих сыновей!

— Почему?

— Ты ещё спрашиваешь, почему? Сам Бодеджо заботится о тебе и о твоём стаде.

— Он добрый человек, — сказал Джалла. У него множество дел. Он лечит от сонной болезни, даёт дома бездомным, улаживает споры. Только...

— Тау! Что ты имеешь против него? Ах да, налог! С этим надо примириться. Ты молод, и в тебе бунтует кровь. Но ты не можешь убегать всю жизнь от налогов.

— Это так, отец.

Бодеджо и лесничий были уже у машины. Сансай видел, как они сели в неё. Машина медленно тронулась, и облако красной пыли опять повисло над дорогой.

— Уехали!

— Да. Впрочем, они ещё вернутся.

— Пойдём поищем что-нибудь поесть. Я голоден.

Когда они собирали хворост для костра, Сансай сказал:

— Джалла, не пора ли тебе взять девушку, которая вела бы твоё хозяйство?

Казалось, Джалла не расслышал вопроса, и Сансай повторил его снова.

— Мне, отец? — спросил Джалла. — У меня была одна. Её звали Аминой.

— И где же она?

— Она убежала. После того, как Одио отсюда ушёл.

— Одио? Опять мой сын Одио? Где же он сейчас?

— Не знаю точно, отец. Одни говорят, что теперь у него своё стадо и он скитается где-то в глуши. Другие говорят, что он поселился там, где живут больные сонной болезнью. Я забыл, как это называется. Постой... Новая Чанка.

— Новая Чанка! Я слыхал это название. была Старая Чанка, которую сжёг Бодеджо, и построили Новую Чанку.

— Вот именно. Ну, пошли есть, отец.

Джалла натолок проса, добавил воды в горшок и поставил его на огонь. Он сидел на корточках перед костром и смотрел на него полными слёз глазами.

— А у тебя есть мука? — с детским любопытством спросил Сансай.

— Есть всё, кроме свежего молока.

— Но мы же его пили!

— М-да, — сказал Джалла. — Не мужская это работа.

Наконец, отец и сын совместными усилиями приготовили еду. Они хлебали кашицу деревянными ложками и оживлённо беседовали. Джалла сказал, что он утром выгонит скот к реке. Сансай, разморившись от еды, лениво развалился перед хижиной и стал смотреть в саванну.

Джалла взглянул на него и сказал:

— Могу я со спокойным сердцем оставить тебя?

— Пока ты не вернёшься, я никуда не уйду, — ответил старик.

— Но ты позабыл о сокуго, оно же поражает без предупреждения!

Мей Сансай засмеялся.

— Поверь мне, ничего не случится! Спокойно гони стадо к реке. Когда ты вернёшься, я буду здесь.

— А ты не побежишь за птицей? Отец, я боюсь, что у тебя и в самом деле бродячая болезнь сокуго. Нам надо бы сходить к знахарю.

— Джалла, о чём ты говоришь? Как ты можешь так разговаривать с родным отцом, который дал тебе свет?

— Прости меня, отец. Это страх заставляет меня так говорить. Великий страх. Этот страх вселило в меня твоё поведение.

— Я же говорю тебе, что разыскиваю девушку, в которую влюблён твой брат Рикки. Её зовут Фатиме, и я...

— Это правда? — улыбнулся Джалла.

— Клянусь Аллахом! По дороге я услышал разговор о тебе и потому пошёл за девушками и тем мужчиной с осликом.

— Тау! Пусть будет так, как ты говоришь. Ты остаёшься один. Солнце уже высоко. Скоро трава совсем пересохнет.

— Иди с миром! — Старик поглаживал бороду и бормотал в неё: — Какие мускулы! Совсем не похож на гибкого стройного сына фулани.

Мычали зебу. Стучали друг о друга широко расставленные крутые рога. Плясали горбы. Всегда самая трудная часть дела — расшевелить зебу, привести их в движение. Когда они поймут, что от них требуется, всё становится просто. Тогда мешают только телята. Джалла щёлкнул кнутом. Кай! Он цокал языком, поддразнивал одну корову, окликал другую по имени. Хороший пастух должен знать в своём стаде всех зебу по имени, масти и привычкам.

Сансай радовался, что его сын такой искусный пастух. Очень скоро Джалле удалось направить стадо по старым следам, и теперь он стоял в стороне, опершись на палку, насвистывал, напевал и посматривал на скот, лениво спускавшийся к реке. Джалла глотнул из фляжки и пошёл за стадом.

— Отец, жди меня! — крикнул он находу. — Я вернусь на закате.

Мей Сансай привстал и помахал ему рукой.

— Да благословит тебя Аллах, сын мой!

Джалла загнал зебу в реку, а сам остановился поодаль и стал смотреть, как они шлёпают по воде.

Глава V

Коровы вошли в воду, ему не надо было погонять их, и он поднялся на маленький холмик поодаль. Оттуда он видел всё стадо, разбредшееся по плоским лугам вдоль обоих берегов. Коровы знали свой край не хуже его, и ему оставалось лишь сесть в сторонке и поглядывать. Когда солнце начнёт клониться к горизонту, он поведёт стадо домой и по пути заглянет к Дого. Дого всегда рад ему.

Джалла сидел, широко расставив колени и опершись на палку. Взгляд бродил по саванне. Странной жизнью живут эти края! В базарный день все дороги забиты, а в будни, когда солнце так же нещадно бьёт по траве, боярышнику и гардениям, на этих раскалённых тропах не встретишь ни души. Трава уже теряет вкус. Надо всерьёз думать о новом становище. Он отправится на юг, к берегам Великой реки.

Вдруг ему показалось, что вдали что-то движется, и, пристально вглядевшись, он увидел две человеческие фигуры, разорвавшие черту горизонта. обе были закутаны в одежды и двигались медленно, с трудом. Джалла наблюдал за ними без особого интереса. В саванне обитает немало народа, и беспокоиться нет причин. Однако вскоре он понял, что видит женщину и подростка. Они о чём-то говорили и размахивали руками. Через несколько мгновений они повернули и исчезли в кустах.

К вечеру Джалла собрал стадо и погнал домой. Ему приятно было видеть две свои хижины, сулившие всепонимающую улыбку отца. Он загнал скот и вошёл в хижину. Мей Сансая в ней не было. Он бросился к соседней хижине. Заглянул в дверь и отпрянул: на циновке крепко спала женщина с маленьким ребёнком. Рядом с ней спала девочка.

Он вошёл в хижину и потряс женщину за плечо.

— Кай! Что случилось?

Она вздрогнула.

— Кто это?

И тут Джалла увидел её лицо.

— Мать? — воскликнул он, ударив себя в грудь. — Аллах, снизойди к нам!

— Джалла, родной!

— Отчего ты здесь, мать? Кто указал тебе дорогу?

Лейбе заворочалась, и он поднял её на руки.

— Дорогая сестра! ты уже совсем взрослая! — он потрепал её по щеке.

— Да, — сказала Шайту, — Она уже три года как помолвлена. Слава Аллаху, в этих краях ты очень известный человек, Джалла. Я всюду спрашивала о тебе, и мне указали твою стоянку.

— О, мать! Как возрадовалось моё сердце при виде тебя...

— А отец твой был здесь? Он убежал из дому и...

— Так вот отчего ты здесь!

— Да, да. Мы были в пути целых три дня... У нас не было ни крошки еды.

— Не беспокойся. Еды у меня сколько угодно, и ты скоро увидишь отца. — Он направился к выходу, но у дверей остановился и сказал: — Наверно, это вас я видел днём.

— Ты был со стадом?

— Да. Я увидел вас и удивился, куда это идут женщина и маленькая девочка. Сейчас япринесу вам еды, а Мей Сансай скоро вернётся. Я думаю...

— Так он был здесь? — с волнением перебила его Шайту.

— Клянусь Аллахом! Тот, кого ты ищешь, где-то поблизости.

— Но мы его не встретили.

У Джаллы душа ушла в пятки. Он гнал от себя страшную мысль. Этого не может быть! В горле у него пересохло.

— Вы... его... не встретили?

— Мы и следов его не видели. Клянусь Аллахом!

— Аллах не допустит этого. Нет, я уверен, он скоро...

Они отправились искать его, и Джалла всё время с ужасом думал, не случилось ли с ним самое страшное. Он не переставая твердил матери, что отец, вероятно, пошёл за какой-нибудь травой или корнем, но чем дольше они искали его, тем яснее становилось, что отец и не собирался возвращаться.

— Он ушёл, — вздохнул Джалла. И затем тихо проговорил, словно обращаясь к самому себе: — Он заболел. Это сокуго.

— Так ты об этом знаешь?

— Было у меня такое подозрение. Но он сказал, что ищет Фатиме. Не знаю, чему и верить.

Шайту ничего не ответила. Мрак уже окутывал саванну, когда они возвращались к хижинам. Лейбе, засунув палец в рот, смотрела на своего взрослого брата.

— Они сожгли наш дом, — сказала она. — Они побили нас. Наверно, они угнали с собой Рикку. Аллах нашлёт на них чуму! — Лейбе заплакала.

— Но я ничего не знал! Когда это случилось?

— Ночью после того, как ушёл Мей Сансай. Но что бы ты мог сделать, Джалла, даже если бы знал? Ты живёшь так далеко от нас. Три дня пути. Да у тебя и своих забот полные руки.

— Это верно. И всё же так это оставить нельзя. Мы должны разыскать Рикку, мы должны удержать отца, чтобы он не бегал за тенью птицы.

Поздним вечером они сидели у костра, и Джалла с радостью отведал ужин, приготовленный руками матери. Он любовался ею: она была очень красива для своего возраста. Она так много делала для всех, но всё же судьба была к ней не слишком милостива. Он чувствовал, что обязан хоть как-то облегчить её жизнь.

— Спасибо, мне очень понравилось, — сказал он, захватывая пальцами последнюю щепотку риса. Ах, если бы ты попробовала патури, которое приготовили мы с отцом!

— Вкусное? — спросила Лейбе.

— Ещё бы, клянусь Аллахом! — рассмеялся он.

Лейбе улыбнулась.

— Но вы нам ничего не оставили.

— Разве я знал, что вы придёте? Но давайте поговорим о Рику. Вот если бы он пришёл сюда с вами!

— Мы не видели его, Джалла, сын мой. Когда вспыхнул дом, мне пришлось спасать малыша и Лейбе. Я искала Рикку, но не могла найти.

— Может быть, его увели люди Ардо, — сказала Лейбе.

— Ничего не случится с моим сыном! Аллах поможет ему спастись. С ним ничего не случится. Я знаю Рикку. Если даже они угнали его, он сумеет бежать. Негодяи!

Поужинав, они ещё долго сидели у костра и говорили. Было уже очень, очень поздно, когда усталая тень пожелала им мира. Шайту и Джалла подняли глаза — перед ними стоял Рикку. Он опирался на палку, казалось, он вот-вот упадёт. Прихрамывая, он подошёл к ним ближе, молча, без улыбки. Лицо его распухло и было покрыто рубцами. Мать, брат и сестра бросились к нему.

— Рикку, сын мой! Аллах спас тебя для меня. Давай сюда суму и палку. Садись, тут есть рис и масло. И горячая вода.

Рикку последовал за матерью и уселся на козью шкуру. Когда ему дали рис, он с жадностью набросился на него.

— Кто показал тебе дорогу?

— Здешние люди.

— Я очень счастлива, Рикку. Сейчас вскипит вода. Когда ты умоешься, я перевяжу тебе раны.

— Спасибо, мать.

Он поел, и силы как будто вернулись к нему. Он стал рассказывать им, как люди Ардо, забрав всё, что хотели, избили его и он потерял сознание. Так он лежал у одной из сгоревших хижин, пока его не заметил человек, который пришёл к Мей Сансаю. Но я решил преследовать их. По дороге мне рассказали о вас, и мне показали эту стоянку. Джалла, все в саванне знают тебя, я очень этим горжусь. — Он попросил воды и омыл руки. — Видите, какой Ардо? Он в вождях долго не продержится. Он верит в насилие. Люди уже ворчат. Если бы наш отец не покинул нас!

— Мы должны найти его! — сказала Шайту.

Прежде, чем лечь спать, Рикку отозвал Джаллу в сторонку:

— Джалла, я рад, что ты так хорошо живёшь!

— Хвала Аллаху, — сказал Джалла. — Хорошую жизнь посылает небо.

— Брат. Вы что-то скрываете от меня. Об отце.

— Да, — ответил Джалла.

Рикку посмотрел ему в глаза.

— Ты понял, о чём я хочу тебя спросить. Что, отец... болен?

Джалла вздохнул.

— Трудно сказать, брат мой. Не знаю. Иногда он ведёт себя так, будто он во власти сокуго. Но помни, отец ведь не мальчишка, к тому же, он так любит тебя!

Больше он не сказал ни слова. Рикку снова посмотрел ему в глаза и направился к хижине.

Глава VI

Пот на плечах Сансая был подобен мыльной пене. Всё тело горело, ноги гудели. Он начинал всерьёз уставать. Над саванной, создавая миражи, трепетали вертикальные лучи солнца. Вид далёкой деревни придал Сансаю новые силы.

Подойдя ближе, он различил стену, которая опоясывала деревню, а за ней гигантский скрюченный баобаб, поднимавший в щедрую синеву неба свои узловатые безлистые ветви. В листве тёмных деревьев, шумно хлопая крыльями, сражались белые цапли и грифы.

Дома и деревья обещали жизнь, и вид их опять придал Сансаю силы. Он ускорил шаг. Его сандалии шлёпали по дороге, поднимая пыль, и она оседала на ногах; он уже мечтал о прохладе и тени, где можно умыться и совершить полуденную молитву.

То, что он увидел, оказалось стеной, доходившей всего до пояса. тем не менее это была стена и за ней глинобитные хижины, все без крыш. Когда он подошёл ближе, его поразило то, что даже эта стена была кое-где разрушена. Перед ним была картина запустения.

Он вошёл в деревню по широкой дороге меж двух больших баобабов. Следы автомобильных шин были совсем свежие, ему даже показалось, что к запаху пыли примешивается запах бензина. Как только он оказался за стеной, кто-то окликнул его:

— Маллам!

Сансай оглянулся. Сначала он не увидел никого. Присмотревшись, он различил человека, настолько грязного, что он сливался с пылью. В руке у него была дубина, глаза злобно блестели.

— Позволь приветствовать тебя, — сказал Сансай, не понимая, чем он мог рассердить обитателя деревни.

Взметнувшись в воздух, как змея, человек оказался в двух шагах от Сансая.

— Куда ты идёшь, сын мой?

-Я? — переспросил Мей Сансай. Его не называли "сын мой" уже лет двадцать. — Я иду в эту деревню.

— В эту деревню? Хи-хи-хи... В деревню!

От его смеха бегали мурашки по спине. Рассердившись, Сансай круто развернулся и зашагал вглубь деревни. Его не покидало чувство, будто что-то жуткое подстерегает его. В ушах ещё звенело леденящее хихиканье старика. Ночью он всё это принял бы за страшный сон, но днём это было неоспоримо реально.

С края стоял полусгоревший дом без крыши. В других домах поблёскивала паутина. Среди бела дня из них выбегали крысы, становились на задние лапы и потирали передними, как люди. Он пошёл дальше. Повсюду царило запустение. Рыночная площадь усеяна сухими листьями, прилавки обрушились. В глиняных черепках кое-где сохранилась вода, и в ней на приволье плодились москиты. Ложки, стулья, ржавые консервные банки, шелуха от сахарного тростника, следы ослиных копыт.

Он даже обнаружил угли от очага, где мясники обжаривали мясо на палочках, которое так любит молодёжь. Но куда ушли эти мясники, крестьяне, кузнецы? Может, они умерли и похоронены, может, их затопило наводнение, может, все они погибли в огне?

Надежды его рухнули, и он стоял в смятении. Вдруг сзади послышался шорох Сансай шарахнулся в сторону — и вовремя. Мимо промелькнуло искажённое лицо старика и занесённая дубина. В ноздри ударил запах грязного тела.

— Кай! — закричал Сансай. — Что ты делаешь? Человек не причинил тебе никакого зла, а ты нападаешь на него сзади, как трусливая старуха!

— Никакого зла? Ты ходишь по моей земле! Человек с дубиной поднялся и снова бросился на Мей Сансая. На этот раз он больно ударил кочевника по шее и рассёк её. Мей Сансай увидел кровь на своей одежде и обрадовался. Испытание шарро научило его не бояться крови. Разве не вышел он один раз победителем из чудовищных состязаний, где человек доказывает своё мужество, молча перенося побои?

Он стоял, расставив ноги, и засучивал штанину. Когда старик бросился на него в третий раз, Мей Сансай высоко подпрыгнул. Он хотел ударить старика ногой в голову, но промахнулся и, потеряв равновесие, покатился в кусты. Тяжело дыша, он встал на ноги.

— Отец! Предупреждаю тебя. Ты и так близок к могиле, позволь мне не быть твоей смертью. Прошу тебя, берегись!

— Убирайся туда, откуда пришёл! — тяжело дыша, выкрикнул старик. — Сейчас же уходи! Я не хочу, чтобы в моём царстве были чужие. — Он подбоченился и захохотал. — Ты думаешь, это не моё царство? Ха-ха! Все ушли отсюда. Они боятся сонной болезни. А я не боюсь. Мухи пьют мою сухую кровь и сами же дохнут.

Мей Сансай опустил штанину. Он взглянул через плечо и сказал:

— Клянусь Аллахом, я просто не знаю, что с тобой делать. Иногда мне кажется, что ты безумен. Зачем ты нападаешь на меня? Я прохожий, и мой путь лежит через твою деревню. Я не хотел отбирать у тебя твоё царство.

— Нет, ты хотел. Но забудем об этом. Ради Аллаха, дай мне орешек. Я очень хочу есть.

Мей Сансай приподнял рубаху и из глубочайшего кармана извлёк сухой сморщенный орех кола. Он отдал его своему противнику. Старик разжевал орех, состроил гримасу и облизнулся.

— Славный орешек!

Мей Сансай возился со своей раной.

— Где здесь вода?

— Вода? Вон там ручей.

— Проводи меня.

По дороге к ручью Мей Сансай подумал, насколько легче подружиться с иными людьми, столкнувшись с ними в бою Вокруг становилось всё больше признаков запущения. Старик заметил, с каким любопытством он смотрит по сторонам и спросил:

— Ты разыскиваешь кого-нибудь?

— Да.

— Увы! Ты пришёл слишком поздно... Слишком поздно.

— Почему? Разве здесь была война?

— Нет, не война. А пожалуй, что и война. Когда горит лес, саранча говорит "До свидания" набегу.

— Я не совсем понимаю...

— Тау! — старик засмеялся. — Я говорю, здесь была война. Когда рыба вылазит из воды и говорит, что у крокодила один глаз, кого видела рыба?

— Никого, кроме Аллаха. — улыбнулся Сансай. Ему очень понравилась пословица. Пожалуй, старик-то забавный.

— Тут была война. Ты в своём доме, ты родился в нём, твой отец родился в нём. И вот является чиновник и говорит, что этот дом плох для тебя. Дескать, в нём сидит болезнь. И он сжигает твой дом или разрушает его и строит тебе другой дом, далеко, в другом краю. Тау!

Мей Сансай остановился. Левая рука у него зудела, и он осторожно поднял её. Как он и думал, на ней сидело насекомое. В кожу впилась большая муха, крылышки были сложены у неё на спине, как ножницы. Её брюшко раздулось и краснело от выпитой крови. Мей Сансай, дрожа, занёс правую ладонь

— Убей её! Это муха цеце! — закричал старик.

Старик тоже поднял ладонь и бросился к Сансаю. Но прежде чем кто-либо из них успел ударить, муха перевернулась и упала в пыль — она так отяжелела, что не смогла улететь. Старик прыгнул на неё — казалось, он топчет слона. Он отёр пот с морщинистого лба, лишь когда кровь смешалась с землёй.

— Она была причиной войны.

— Муха?

— Это муха цеце. Она приносит сонную болезнь.

Он взял Сансая за руку и повёл его дальше. Ручей почти пересох, так как большинство деревьев вдоль него было срублено. Трава из последних сил старалась сохранить зелёный цвет.

— В этих местах, — сказал старик, усевшись на камень, — когда-то жили люди, как ты и я. Крестьяне с жёнами, торговцы. Они были счастливы, но их преследовала болезнь.

У Мей Сансая булькало в горле. Он прополоскал рот и выплюнул воду, а затем омыл свои запылённые ноги.

— А ты, отец? Скажи мне, что ты делаешь здесь?

— Вот это вопрос! Только послушайте! Ха-ха! Он видит человека в его собственном доме и задаёт ему такой вопрос... Кай!

— Но чиновники говорят, что тут никто не должен оставаться.

Старик рассмеялся.

— Что общего у рыбы с клещом? Ведь я не молод — чего же мне бояться смерти? Если болезнь захватит меня, я умру. И пусть!

— Пойдём, — сказал Мей Сансай. — Пора помолиться.

Старик спустился к ручью. После омовения они повернулись к востоку, и старик доказал, что он так же набожен, как и коварен.

У него был глубокий сильный голос, который он, очевидно, берёг для подобных случаев, и Сансай был искренне тронут.

— Аминь, — сказал Сансай, отирая песчинки со лба и доставая чётки.

Старик спросил:

— А что ты теперь собираешься делать?

— Я должен идти на юг.

— Правда? Это хорошо, клянусь Аллахом, это хорошо. Но сегодня уйти ты не можешь. Ночь уже наступает. Скоро выйдут гиены и другие дурные звери саванны.

— Ты прав.

— Не хочешь ли переночевать у меня.?

Мей Сансай вспомнил, как днём старик ни с того ни с сего напал на него, и заколебался. Приглашение может оказаться новой ловушкой. Ночь может превратить бесноватого старикашку во врага. Вот и глаза у него — карие, ясные и слишком блестящие для человека его возраста; эти глаза ничего не скажут. Хитрая улыбка его загадочна. Мей Сансай смотрел на ничего не выражающее лицо и терзался сомнением.

— Так пойдём? — спросил старик.

— Веди, — набравшись решимости, выговорил Сансай.

Он взглянул на небо и увидел, что белые волокна облаков собираются, сереют, чернеют. Если дождь не начнётся сейчас, он может начаться позже.

Жилище старика позабавило Мей Сансая. Это была одна из брошенных хижин, без крыши и почему-то сырая. Старик делал тщетные попытки возвести над ней крышу, однако тень давал лишь росший рядом баобаб, перед которым лежало бревно. Мей Сансай посидел там, пока старик торопливо готовил еду из теста и кислого молока.

— Где ты берёшь муку? — спросил Сансай.

— Там, в Новой Чанке. Так они назвали деревню, которую построили вместо Старой Чанки, в которой мы сейчас и находимся.

— А это далеко отсюда?

— Нет. Лентяй, выйдя по росе на рассвете, дойдёт туда прежде, чем солнце окажется над головой.

— Тау!

— Иногда я хожу туда, — сказал старик. — Только там для меня слишком чисто. У них даже колодец выложен цементом и рыночная площадь тоже. Кай!

— Ты мне завтра покажешь туда дорогу?

— Это несложно. Но скажи мне, ради Аллаха, неужели ты завтра покинешь меня?

— Клянусь Аллахом, завтра я должен идти и продолжить свои поиски.

— Ты ищешь мужчину?

— Нет, прекрасную девушку. Такую прекрасную девушку, которая будет достойна моего сына.

— Вот как! — тихо сказал старик. Он разводил костёр. Ломая прутья, он добавил: — Девушки принадлежат к той породе, которой нельзя доверять. Клянусь Аллахом!

— Чему же ещё нельзя доверять?

— Султану, реке, ножу и ночи. Султану — потому, что его слово изменчиво, как погода. Реке — потому, что утром ты легко переходишь её вброд, а вечером она вдувается и может утопить тебя. Ножу — потому что он не знает, кто носит его. Ночи, ха! Кто знает, что таится во тьме? Вероятно, всё дурное.

— Как бы то ни было, отец, когда настанет день, моё путешествие продолжится. Я должен позаботиться о мальчике.

Вскоре еда была готова: сладкий картофель, жареные земляные орехи. Как подобает фулани, Сансай не ел того, что может есть скот: пастухи не объедают коров и быков. Старик сетовал, что кладовая его пуста. Сначала они поели теста в кислом молоке, потом насладились сладким картофелем. Когда стемнело, оба почувствовали себя такими усталыми, что без лишних слов отправились спать. Мей Сансай лежал на циновке и наблюдал, как суетится старик. Воистину, бесноватый. Не задумываясь, нападает на тебя, и тут же делается другом. Вот только останется ли он другом до утра?

Глава VII

Мей Сансай пробыл в деревне целую неделю. Он действительно подружился со стариком, их дружбу питали странные открытия, которые они совершали среди развалин. Как мальчишки, они целыми днями бродили по Старой Чанке, а вечерами сидели у костра и беседовали. Однажды Мей Сансай спустился к ручью, промыл ледяной водой глаза, омыл ноги и вернулся к хижине старика. Старик ощипывал только что подстреленную куропатку.

— Отец, пора мне поблагодарить тебя за гостеприимство. Да благословит тебя Аллах и да осыпет тебя щедротами в твоей деревне. Я же должен уходить.

— Нет, Мей Сансай, я слишком полюбил тебя.

— Такова жизнь. Не успеешь встретиться, и уже надо расставаться.

— Это верно. Только расставаться всегда невесело.

— Я хочу пуститься в путь, потому что в сердце моём тревога. Видит Аллах, я был счастлив здесь, но как я могу отказаться от своих поисков? Ты знаешь, как это бывает, когда отец любит сына так, как я люблю Рикку? — Знаю ли я? О, Аллах! У меня был любимый сын. Но он был своеволен и однажды ушёл на войну белых людей. Он сказал, что вернётся, но я его с тех пор не видел.

— Храбрый мальчик.

— Храбрый? Ха, безумный! Когда белые пришли в эту деревню, она была полна людей и процветала. Вот какова была Старая Чанка! Солдаты играли музыку и показывали нам свои винтовки. Им нужны были люди на войну белых. Они обещали всякие блага. Бесплатная еда, красивая форма. Бесплатный проезд в далёкие земли за морем. Клянусь тебе, дорогой друг: будь я юношей, ничто не удержало бы и меня. Это как безумие! Но увы, моё тело утратило гибкость, и они всё равно не взяли бы меня. А мой сын Шеху ушёл с ними и до сих пор не вернулся.

Слёзы стояли в глазах старика.

— Аллах снизойдёт к тебе, — сказал Сансай, ударив себя в грудь. — Столько людей погибло и столько вернулось. Нельзя быть ни в чём уверенным.

— Да смилостивится над ним Аллах!

Они помолчали минуту. Сансай поднял глаза и взглянул прямо в лицо старику.

— Я ухожу!

Мей Сансай пустился в путь и добрался до Новой Чанки ещё до полудня. Эта деревня совсем не была похожа на оставшуюся позади Старую Чанку. Вокруг неё не было стены. Дома стояли правильными рядами, и в каждом дворе росли молоденькие манговые и апельсиновые деревья. Не было ни одного баобаба. Волнение охватило Сансая, и он заспешил к деревне. Мальчишки и девчонки, плескавшиеся в воде у колодцев, не обратили на него никакого внимания.

Подойдя к крайнему дому, он увидел мужчину, который подстёгивал лошадь, ходившую по кругу. Лошадь приводила в движение грубый ворот, а мужчина понукал её. Сансай не мог разобрать, над чем трудятся человек и лошадь, но подумал, что мужчина, быть может, наведёт его на искомый след.

— Мир тебе! — крикнул он.

Мужчина обернулся. Лошадь, продолжавшая шагать по кругу, чуть не сбила его с ног. Он натянул поводья и остановил её.

— Добрый день тебе!

Сансай увидел, что брови мужчины внезапно поднялись. Что-то живое блеснуло на потном лице. Сам Сансай ощутил прилив необыкновенных чувств. В горле у него пересохло, словно он не пил много недель. Он сделал два-три шага и резко остановился.

— Одио, сын мой! — Он всплеснул руками. — Возможно ли это?

— Отец!

— Обними меня! Обними меня!

Юноша бросился к нему и так стиснул отца в объятиях, что старик застонал от боли.

— Видит Аллах, — сказал Мей Сансай, — если бы мне надо было разыскать всех моих сыновей, а не Фатиме...

Руки Одио безвольно упали. Старик испытующе взглянул ему в лицо.

— Что случилось, сын мой?

— Ничего.

— Я вижу, ты что-то скрываешь от меня.

Одио молчал. Отец ощутил острую боль, острее, чем удар ножа.

— Так ты не рад, что я пришёл?

— Что ты, отец! Не в том дело. здорова ли мать?

— Твоя мать? Гмм... Да-да.

— Почему ты так отвечаешь? — спросил Одио. — Если она больна, скажи мне прямо. Ты ведь поэтому пришёл?

— Она здорова, — сказал Сансай. — Клянусь тебе.

— Я делаю сахар, — сказал Одио, подводя отца к мельнице. — Здесь, в Новой Чанке, каждый может научиться делать сахар. Нужно только немного денег, чтобы купить всё необходимое. Этим хотят нас приучить к новой деревне. Вот эта мельница стоит двадцать пять фунтов. Она дробит сахарный тростник, и из него вытекает сок.

— Как ты это делаешь? — спросил восхищённый Сансай.

Одио гордо улыбнулся.

— Отойди немного, и я покажу тебе.

Он подстегнул лошадь, и Мей Сансай увидел, что она соединена с воротом хитроумной упряжью. В мельницу с одной стороны подавался сахарный тростник, а лошадь ходила по кругу, приводя мельницу в движение, и оттуда с другой стороны в жестяной чан стекала светлая пенящаяся жидкость.

— Лах! — в восторге воскликнул Сансай.

— Скоро я разведу огонь, — с гордостью объяснял Одио, — и буду варить сок, пока он не затвердеет. О, Аллах! Кажется, пора кончать.

Он остановил лошадь, распряг её и пустил пастись. Затем развёл костёр, и, поставив сок на огонь, заговорил о домашних.

— Рикку? — повторил Сансай. — Я оставил его с матерью и Лейбе в Докан Торо. Лейбе стала совсем взрослой. Но Джалла! Он преуспел больше всех вас. У него тысяча голов скота! Я был у него.

— Тысяча голов!

— Да, Одио. Он не такой, как ты. Он терпелив и дождался своего счастья.

— Кстати, он не говорил тебе об Амине?

— Кто такая Амина?

— Так ты не знаешь! — Одио облегчённо вздохнул. У него отлегло от души. — Амина это девушка, в которую я влюбился. Но... Я отбил её у него, и мы бежали сюда.

— Как ты мог это сделать! У родного брата!

— Но, отец, я поступил по закону. Всем известно, что девушка не жена тебе, пока ты не ввёл её в дом. А я похитил Амину до того, как она стала невестой. Так что по закону она моя!

— А Фатиме, рабыня, с которой ты убежал от нас? Где она, что с ней стало?

Одио взглянул на отца. Лицо его резко исказилось, он повернулся к костру и стал раздувать огонь кожаными мехами. Потом он выпрямился, и, не сводя глаз с пламени, сказал:

— Скоро закипит!

— И что же дальше?

Мей Сансай придвинулся поближе и окунул палец в чан. Он облизнул палец, потом облизнул свои тонкие губы, и несколько мгновений смотрел на Одио. Перед ним стоял мускулистый юноша с ногами, стройными и сильными, как у антилопы.

— Совсем как сахарный тростник.

Одио засмеялся.

— Это и есть сахарный тростник! Что же ещё? Ты же видел тростник, выжатый полчаса назад. А это сок, выжатый из тростника.

— Но как сделать из него сахар, который бы таял в кипятке?

— Это просто. Когда огонь разгорится как следует, сок начинает густеть. Он будет густеть и густеть, и в конце концов станет, как тесто. Тогда я разолью его по формам. Когда он застынет, сахар готов.

Мей Сансай понимающе кивнул.

— Наконец-то ты выучился полезному ремеслу, теперь твоё беспокойство пройдёт. Давно ли ты занимаешься этим?

— С тех пор как ушёл из дому. Сначала, конечно, я был слишком счастлив с Фатиме, чтобы думать о работе. Лишь после драки...

— Так ты действительно хотел что-то скрыть от меня! Ты подрался с Фатиме, и она...

— Нет, не с ней, нет! Аллах упаси от этого! — глаза его сверкнули. — Её прежний владелец с двумя негодяями приходил за ней. Они меня одолели и увели Фатиме. Смотри! — Он задрал штанину. — Видишь? До сих пор не зажила. Ногу не могу согнуть. Это всё Шеху, негодяй.

— Ты сказал — Шеху?

— Да, Шеху. Отчего ты так теребишь бороду? Ты помнишь его? Конечно, помнишь! Помнишь день, когда Фатиме прибежала к нам? За ней гнался его слуга. О да, тогда это был не Шеху, а только его слуга. Когда мы купили Фатиме за пять коров, Шеху там не было. да что говорить! Потом мне рассказали об этой деревне, Новой Чанке. Белые люди и врачи выгоняли людей из Старой Чанки в Новую Чанку. А всё из-за мухи, которая приносит сонную болезнь. И я при шёл сюда со всеми. Потом я прослышал об этой мельнице, и мне помогли купить её. Я выплачиваю деньги из выручки каждый месяц. Когда-нибудь я полностью расквитаюсь с долгом, и мельница будет совсем моя. Тогда я смогу жить, как настоящий горожанин.

Старик неодобрительно покачал головой.

— И ты из-за этого покинул стада? Ты, которого я воспитывал среди стад?

Одио засмеялся.

— После всех неприятностей, которые я причинил Рикку и Джалле, у меня нет другого выхода.

Он разлил загустевший сок в формы и поставил их в печь.

— Завтра будет готов. Я достану лошадь, и мы поедем в Докан Торо. Ну и устал же я!

Дом Одио стоял на краю посёлка. Подобно другим жилищам, это была глинобитная хижина, красиво покрытая соломой и выбеленная известью.

Одио поднял циновку над входом.

— У нас тут ришта не водится, — заметил он, когда Сансай, нагнувшись, входил в дом. Внутри было темно, пока Одио не открыл окна. — И мухи, что приносят болезнь, пока ещё никого здесь не кусали. Это потому, что врачи вырубили все густые деревья вокруг Новой Чанки. В этом селении даже есть место, куда человек с сонной болезнью может пойти полечиться.

— Здесь слишком чисто, — проворчал Сансай. Он смотрел в окно на правильные ряды домов, стоявших в некотором удалении друг от друга. В каждом дворе было одинаковое количество апельсиновых и манговых деревьев. Он понял, что имел в виду старик, когда сказал, что не может вынести этой медицинской чистоты. — Даже навозом не пахнет. Совсем, как в больнице. Чтобы понравиться настоящему фулани, селение должно пахнуть навозом.

Одио засмеялся. Мей Сансай опустился на леопардовую шкуру, лежавшую на полу. Глаза его блуждали. Ему казалось, что он попал в какой-то иной мир. Одио ходил вокруг, как чужой. Трудно было представить себе, что этот стройный мускулистый юноша, живущий в таком современном посёлке, его родной сын.

— Моя жена Амина ещё не вернулась. Она пошла в соседний город продавать сахар и молоко.

Мей Сансай заметил у стены груду арабских книг в кожаных переплётах. Он улыбнулся. Наконец-то Одио обращает помыслы к вере и праведной жизни.

Он протянул руку и, взяв одну книгу, стал с интересом просматривать её. Жилка задрожала на виске. Буквы зашатались и запрыгали перед глазами. Он приложил ладонь ко лбу и почувствовал, что голова очень горячая. Да и всё тело в огне. Он вспомнил, что его недавно укусила муха, и испугался. Неужели это начинается сонная болезнь?

Не прошло и часа, а он уже лежал на спине, укутанный самыми тёплыми одеялами. Его бил озноб, он впадал в забытьё, и даже почти не чувствовал запаха масла бассии, которым растирал его Одио.

— Одио, Одио, я умираю...

— Да смилостивится над тобой Аллах. Ты не можешь умереть в моём доме.

— Аминь! Аминь!

Мей Сансай услышал ласковые слова, которые произносил над ним тихий нежный голос.

— Это моя жена Амина, — пояснил Одио. — Ты чересчур устал за время скитаний. Лежи и ни о чём не беспокойся. ты уже не молод.

— Я знаю. Это старость. Моё время кончилось.

Одио подал ему отвар, и он с жадностью выпил его. Когда он проснулся, Одио уже не было. Сансай видел страшный сон. Ночь была свежа и так тиха, что он явственно различил стрекот цикад. Амина сказала ему, что Одио ушёл из Новой Чанки и отправился в погоню за Шеху. Человек, похитивший у него Фатиме, вдруг появился в деревне.

— Когда он вернётся?

— Я не знаю, отец моего мужа.

— Как всё это глупо! А если они заманят его в засаду? О, Аллах! Молю тебя, о, Аллах! Дай ему трезвость мысли. Пусть он возвратится домой. — Его губы шевелились, произнося молитву, но вскоре голова его поникла и комната наполнилась храпом.

Глава VIII

Гнев Одио разрастался, и он гнал коня всё быстрее и быстрее. Он колотил его пятками по бокам, проклинал его и жестоко хлестал тростью. Он припал к гриве, и глаза его метали молнии, впиваясь в прогалины и тени между кустами.

В кустарнике не было никого, и по пути Одио видел лишь двух-трёх крестьян на окраинных расчистках. Не выпуская мотыги из рук, они поднимали глаза и искоса наблюдали за всадником. Порой ему казалось, что он видит в чаще человека, но это только казалось. Трава колыхалась под ветром, мелкие узловатые деревья темнели в полях.

Следуя за изгибами тропы, конь метался из стороны в сторону. Шеху и его люди намного опередили его. При такой скорости наверняка он их никогда не догонит. Газель перебежала дорогу. В другое время это могло сулить удачную охоту, но не сейчас.

Он был уже довольно далеко от окрестностей Новой Чанки, и вокруг была дикая саванна. С обеих сторон теснились безлиственные деревья, скрывая местность от глаз. Следы на тропе умножались, их были миллионы: чёткие оттиски четырёх когтей перед мягким отпечатком подушечкой, звёздочки птичьих лап на округлых следах гиены. Он придержал коня. На огромной скале впереди следов не найдёшь. Но угроза надвигалась. Почти физически он ощутил её присутствие. Он спрыгнул с коня и вскарабкался на скалу. Весь край лежал перед ним. Тропа здесь кончалась намертво. Но где-то за этой скалой должна начинаться другая тропа. Может быть, её долго искать, может быть, слишком долго.

Он всё же решил искать. Обернулся. Как молнии, стрелы прожужжали над ухом. Он бросился наземь. Конь его устремился прочь с жалобным ржанием. Он видел в его боку оперение по меньшей мере трёх стрел. Конь скоро погибнет от яда в железных наконечниках. Он взглянул вниз и увидел у подножья скалы трёх человек, которые карабкались к нему наверх. Самый большой из них был Шеху — тот, кого он догонял. Шеху, хозяин девушки Фатиме, внёсшей раздор в семью Сансая.

Одио выхватил нож из-под ремня, стягивавшего предплечье. Теперь ему показалось, что что-то подходит к концу, очень быстро подходит к концу. Люди карабкались на скалу, и мечи их звенели о камни. Итак, оружием будут мечи. Он вытащил меч. Он стоял один на голой вершине скалы и ждал, в одной руке — нож, в другой — меч . А где-то вдали, невидимая глазу, была Новая Чанка, и в ней — Амина. Он похитил Амину, а теперь готов был отдать жизнь за Фатиме. Он знал, что против троих ему не устоять. Но он дорого отдаст свою жизнь!

Он слышал смех Шеху: "Ха-ха-ха!" Хриплый довольный смех, говорящий о многих кружках ячменного пива.

Он почувствовал, как по спине пробежал холодок беспомощности. Ведь он далеко от дома, один, окружённый врагами.

— Мы не станем его убивать — пока что! — сказал один из них.

Шеху не вынимал меча; слегка задыхаясь, он остановился вдали от Одио. Не торопясь, достал лук и тщательно выбрал остроконечную стрелу. Одио отчётливо видел его руки: большие, очень сильные, чёрные. Лоснящиеся усы и козлиная бородка придавали неумолимую жестокость и без того зловещему лицу.

— Грязный вор! — завопил Шеху. — Ты подохнешь медленной смертью вора!

Одио был полон ярости, как загнанный зверь. Он видел, что кольцо вокруг него смыкается, чувствовал свою полную беспомощность.

— Ты до сих пор не внял моему предупреждению. — продолжал Шеху. — Таких идиотов, как ты, надо четвертовать и бросать стервятникам. Нет, гиенам! Тебе мало, что я посылал рабов избить тебя?

— Пустая болтовня! — нетерпеливо прервал его Одио. — Слушай! Я Одио, сын Сансая из скотоводов фулани. Мой отец насылает на врагов слепоту. Й-еу! — и издав этот крик, он отскочил назад. Из кармана он выхватил талисман — чёрную кошачью шкурку — и высоко поднял его. Это бадугу, известный по всей саванне творец слепоты. Одио бросил его между собой и врагами. — Кто пройдёт мимо, упадёт в колодец. Вай! Как ты смеешь сравнивать свои мускулы с магией скотовода фулани, сына Сансая, знаменитого чародея? Иди сюда и прими смерть!

Трое нападавших озадаченно переглянулись. Слова Одио не были пустой похвальбой. Вся Северная Нигерия знает силу волшебства фулани. Он не строят на стоянках ограду, но магия их сильна и лев не задирает у них ни коровы. Волшебством и прорицаниями познали они тайны жизни и смерти.

— Хватайте его, идиоты! — кричал Шеху, невзирая на угрозу.

Одио презрительно рассмеялся.

— Идите в колодец, темнота запечатает ваши глаза и лишит вас чувств. Ай! Я Одио, сын Сансая. Мы, фулани, сыновья Дан Фодио, хитроумные колдуны, мы дерёмся, как львы, мы умираем сто раз и продолжаем жить, мы испытываем своё мужество при помощи шарро...

— Собаки, вы ещё слушаете это бред?! — ревел Шеху.

Один из его людей бросился было на Одио. Он, казалось, набрался решимости — и вдруг замер. Язык его вывалился наружу, глаза бессмысленно вращались. Одио полоснул его клинком по спине. Другой слуга повернулся и побежал. На месте остался один Шеху.

— Ты трус, и поэтому воюешь при помощи колдовства. давай честно померяемся силами, и я проучу тебя.

Одио поднял с земли кошачью шкурку, Творца слепоты, и сжал её в левой руке. Схватка была быстрой и шумной. Стучали мечи. Одио почувствовал укол в бедро, раскрывший старую рану. Он нанёс ответный удар и поразил Шеху в предплечье.

— Пойдём! — кричали слуги.

— Сперва я убью его — крикнул в ответ распалившийся Шеху.

Но Одио, не переставая, напевал заклинания и смотрел в глаза Шеху. И Шеху стал слабеть. Одио теснил его вниз по склону. И Шеху вдруг повернулся и побежал вниз к своей лошади. Послышался стук подков, и, покинув укрытие, лошади со всадниками вырвались на простор.

Оставшись один, Одио пошёл к своему коню. Он был мёртв. Одио отрезал хвост, снял седло и, пробормотав молитву, двинулся в обратный путь. Когда Одио добрался до Новой Чанки, он увидел, что Амина сидит перед домом и ждёт его. Она бросилась к нему и взяла седло.

— Добро пожаловать, Одио! Ты здоров? Ты сражался? Мы так беспокоились о тебе. Твой отец уже хотел идти по твоим следам.

— Я совершенно здоров. Как отец, ему лучше?

Он поднял циновку над входом и вошёл в дом. Отец сидел, прислонившись к стене, и на губах его играла слабая улыбка.

— Добро пожаловать, Сын!

— Аллах помогает нам. О, дьяволы! С помощью Аллаха я как-нибудь встречусь с Шеху один на один. Их было трое. Но я показал им! Й-еу! Отец не зря подарил мне бадугу. — Он увидел гордую улыбку на лице отца. — Да, он ещё узнает, что такое встреча со скотоводом фулани.

Но Одио видел, что отец и жена больше радуются его благополучному возвращению, нежели рассказу о схватке с Шеху. Он быстро умылся и поужинал, а когда Амина ушла, отец и сын стали беседовать.

— Терпеливый узнает, что таится в траве, — говорил Одио. — Я думаю остаться в Новой Чанке и варить сахар. Года через два-три я чего-нибудь добьюсь. Да!

Он говорил по-настоящему увлечённо и заметил в глазах отца удивление и радость.

— Когда бы тебе ни понадобилась моя помощь, посылай за мной. — Говорил отцу Одио. — Я твой сын, и я к твоим услугам. — Вся помощь от неба, — сказал Сансай. — Я запомню твои слова.

Назавтра был базарный день. Когда Одио и Амина уходили на базар, Сансай спал на циновке. А когда они вечером вернулись с базара, старика в доме не было, и никто не знал, куда он ушёл.

Глава IX

Ночь спустилась над становищем Джаллы, и вместе с ней пришло уныние, ибо Джалла решил сняться с места и идти на юг, к Малендо.

Шайту и Лейбе отяжелевшими от усталости руками сбивали у хижины кислое молоко, напряжённо прислушиваясь к разговору Джаллы и Рикку.

— Мы разделим стадо на две части, — говорил Джалла. Это был старый способ обмануть сборщиков налога, которые могут подстерегать в пути. — Ты, Рикку, пойдёшь с частью скота в лагерь Лигу. Я дам тебе в помощники хорошего человека.

Джалла взглянул на мать и сказал:

— Шайту, ты с Лейбе и малышом пойдёшь со мной. Мы пойдём к Малендо, где золотые прииски. Это двадцать дней пути. Там мы будем до тех пор, пока не пересохнет трава. Если всё будет хорошо, Рикку там нас и разыщет.

— С помощью Аллаха, всё будет хорошо, — сказала Шайту. — Но, Джалла, найдём ли мы Мей Сансая?

— Клянусь Аллахом, мать, ты рассуждаешь, как дитя. Если Аллаху угодно, мы встретим его. Если нет — мы будем ждать, пока он сам не вернётся к нам. Он же не потерян для нас!

— Так ты не веришь, что он болен сокуго?

_ Я не знаю, чему верить. Но только, когда мы разыщем его, давай тотчас же отведём его к тому, кто может разрушить чары и вернуть его в семью.

— Как ужасно, что все эти беды начались из-за меня! — проговорил Рикку.

Разговор прекратился. Джалла встал и ушёл во тьму посмотреть на скот. Рикку последовал за ним, они остановились и долго говорили о стаде, которое он поведёт в лагерь Лигу. Лагерь Лигу был в Контаго близ границы, в пяти днях пути от Малендо, куда направлялся Джалла.

— Этот перегон покажет, что ты взрослый мужчина, брат мой.

— Да поможет мне Аллах.

— Бельмуна хороший человек и к тому же такой занятный! — сказал Джалла. — Это охотник с отважным сердцем, он смел, как дьявол. В пути ты оценишь его.

— Когда мы выходим?

— С рассветом.

Рикку вернулся к хижинам. Он сел у костра и стал слушать голоса ночи. Постепенно настала полная тишина, и он задремал у мерцавших угольков.

* * *

Они находились в пути целых три дня, и Рикку стёр себе ноги в кровь. Бельмуна же был свеж, как в первый день путешествия, и даже сейчас притаился за камнем и целился во что-то, невидимое Рикку. Лук его был натянут до отказа, и напряжённые мышцы блестели. Рикку тихонько на цыпочках подкрался к нему и присел в тот момент, когда стрела со свистом унеслась вдаль. И всё же его нетренированный глаз ничего не различал.

— Кай! — воскликнул охотник.

Одним прыжком он выскочил из укрытия и исчез за холмом. Рикку вскочил и стал смотреть ему вслед. Чаща скрыла Бельмуну. Когда же он появился вновь, на его широких плечах лежала небольшая антилопа. От улыбки морщины на его лице стали ещё глубже.

— Это нам на ужин. — сказал он.

Рикку погладил антилопу.

— Ты и в самом деле великий охотник. Но послушай, Бельмуна, ты же сам принёс весть о сборщиках налога. Как можно тратить время на еду, когда нам надо бежать?

— Мой маленький, хозяин, ты сам знаешь, что сегодня пускаться в путь уже поздно.

Он положил антилопу на камень, и, быстро отерев свой охотничий нож, отрезал лучшие куски мяса.

— Хорошо!Теперь за работу!

Хотя они были в пути уже три дня, загон для скота они строили впервые и закончили работу лишь в сумерки. Начался мелкий дождик. Он сменился упорным ливнем с раскатами грома и порывами ветра, которые грозили снести с лица земли шаткую походную хижину. Рикку и Бельмуна, надев соломенные плащи, пошли к загону проверить, надёжно ли устроены на ночь зебу.

Ливень упорно бился о землю. Рикку и Бельмуна при таились у стен загона и стали наблюдать за скотом.

— Клянусь Аллахом, это будет счастливейший день, когда я передам стадо хозяину Кай! Так рисковать жизнью. Ночью не спишь, днём со всех сторон опасности.

Чтобы скоротать время, Рикку стал рассказывать Бельмуне о Фатиме и о том, как Одио убежал с ней. Он рассказал и о том, как отец отправился на поиски девушки.

— Отец думает, что мне нужна Фатиме. Но она не нужна мне, честное слово!

Бельмуна рассмеялся.

— Отец! Аллах, сохрани его жизнь! — продолжал Рикку. — Я буду счастлив, если мне снова доведётся увидеть его лицо.

— Ты думаешь, мы когда-нибудь пересечём его путь? Я тебе говорю, твой отец пропал. Он погнался за птицей. А это конец! — Наступило молчание, потом Бельмуна спросил: — Скажи, Рикку, почему ты решил идти со мной?

— Оттого, что мне нравится твой характер. К тому же ты сильный, смелый, предприимчивый. Ты знаешь нрав гиены и леопарда. Ты сам как дикий зверь.

Бельмуна запрокинул голову и расхохотался, держась за бока. Он хохотал до икоты.

— Я дикий зверь, ха-ха-ха! Послушайте его, я дикий зверь! О Аллах, как он меня рассмешил, хвала Аллаху!

Они долго ещё говорили в ночи, и Рикку первым закрыл глаза и уснул.

* * *

Внезапный раскат грома разбудил его. Глаза ослепила огромная кривая молния, взметнувшаяся над саванной, и на миг Рикку увидел за загородкой горбы зебу и их прямые рога.

— Помоги нам Аллах! — пробормотал он.

До рассветы было ещё далеко, от дождя становилось не по себе, и он позвал старого охотника:

— Бельмуна! Бельмуна, где ты?

Никто не ответил. Снова вспыхнула молния, и он увидел две притаившиеся фигуры. Это были люди. Проблеск света упал на их тёмные лица и обрисовал их. У Рикку замерло сердце. Двое крались под дождём, что-то шептали и делали друг другу знаки, и Рикку понял, что это воры.

Молния сверкнула опять, и Рикку явственнее разглядел их. Они перерезали путы скоту.

— Разбойники! — закричал Рикку. — Воры! Бельмуна! Бельмуна, где ты?

Он услышал топот убегавших ног. Тошнота подступила к горлу Рикку от внезапно пришедшей в голову мысли. А что, если они подстерегли и убили Бельмуну? Разбойники могли прийти сюда задолго до того, как он проснулся. Его мучила совесть: как мог он заснуть? Неужели забыл, что воры сделали со стадом его отца?

— Рикку! — донёсся голос из темноты. — Иди сюда скорее!

Это был Бельмуна.

Рикку схватил лук и стрелы.

— Бельмуна!

И Бельмуна ответил:

— Да, я здесь!

Рикку обнаружил Бельмуну в кусте боярышника. Он упал и затаился в колючках. Рикку постарался осторожней освободить его.

— Я... я думаю, что убил одного из них. Впрочем, я не вполне уверен. — рассказывал охотник. — Я преследовал его и послал ему вдогонку стрелу. Утром увидим. Спасибо. Теперь я свободен. Пойдём, посмотрим. — Он двинулся первым. — Вот здесь я перерезал им путь. Здесь, у ручья. Ты тогда спал. Когда рассветёт, мы соберём весь скот.

— Кай, Бельмуна! ты настоящий мужчина.

— Мужчин создаёт Аллах, — ответил охотник. — Когда тебе будет столько лет, сколько мне, ты будешь ещё храбрее меня. Ты будешь отстаивать свои права и защищать своё имущество. Пойдём.

Рикку ликовал. Он шёл следом за Бельмуной. В такой темноте оставалось только ждать. Дождь не прекращался.

* * *

Они отдыхали два дня. На третий день в серый рассветный час Бельмуна стал выгонять стадо. Он кричал по-петушиному и хлестал коров и быков палкой. Слышались могучие удары тел, рогов. Скот разбредался в тысячах разных направлений.

Рикку бегал вокруг стада, пытаясь собрать его, бранился и старался пустить в ход все приёмы, которым обучал его отец. Это было хлопотливое занятие. Рикку иногда хотелось сесть на землю и заплакать.

— Тау! — подбадривал его Бельмуна. — Так, так, мальчик! Скоро мы будем в пути. А вот и солнце, оно уже на небе. Аллах разбудил нас всех. Скоро мы будем в пути.

Он на дал Рикку пасть духом, и стадо двинулось вперёд хорошим размеренным шагом, лишь изредка из рядов выходил бык или корова ущипнуть пучок сочной травы или молодых листьев.

Рикку шёл сзади, он то и дело останавливался и опирался на свою палку. В глазах у него рябило. Он не выспался, зевал, тело ломило. Но старый охотник был хладнокровен, как всегда, его морщинистое лицо сияло, жёлтые глаза светились весельем.

Он первым увидел вдали людей, стоявших у них на пути.

— Это сборщики налога. Они выследили нас.

Рикку приставил к глазам ладонь. Там было трое они походили на чиновников.

— Что делать, Бельмуна?

Бельмуна прищурился.

— Мы сыграем с ними шутку. Вай! они выследили нас, но мы сыграем с ними шутку.

Все мускулы его напряглись.

— Сейчас, Рикку, стадо у меня побежит. А как можно сосчитать бегущий скот? Они выследили нас, но мы им покажем!

Рикку с тревогой смотрел на приближавшихся людей. Двое из них показались ему смутно знакомыми.

— Бельмуна! — он прикрыл рот ладонью. — Бельмуна, ты узнаёшь этих двоих?

— Я их не знаю, клянусь Аллахом!

— Это же ночные воры! Они хотели ограбить нас, а когда это не удалось, они отправились к сборщикам налога.

— Гнусные крысы! Теперь молчи, они подходят. Улыбайся. Будь с ними любезен. — Он положил руку на плечо Рикку. — Слушай. Я погоню скот. Ты помнишь лощину возле тех скал, что мы проходили вчера? Встретимся там.

Рикку взглянул чиновнику в глаза.

— Добропожаловать! — Он улыбнулся. — Санну.

Чиновник кивнул. У него был усталый вид. Рикку и доносчики обменялись ненавидящими взглядами.

— Твоё имя? — спросил сборщик налогов.

Один из ночных воров услужливо выступил вперёд:

— Он спрашивает, как твоё имя?

— Моё имя? — переспросил Рикку.

— Твоё имя!

— Рик-ку Сан-сай!

Чиновник записал. Не поднимая головы, он спросил:

— Это твой скот?

— Этот скот? Мой! — Он подмигнул Бельмуне, чтобы тот не отходил.

— А ты не слишком молод для такого большого стада?

— Оно моё. — Рикку взглянул на воров. — Я не украл его. У нас в племени, когда человек женится, отец дарит ему скот...

— Ты женат?

Рикку улыбнулся. Он должен выиграть как можно больше времени. Краешком глаза он видел, что Бельмуна уже перепоясывается.

— Моя жена в деревне.

Воры переглянулись, а чиновник снял красную феску и почесал голову. Рикку заметил, что он шевелит губами. Считает скот.

— Сколько голов? — спросил он.

— Тебе придётся считать самому. Прошлой ночью приходили воры Не знаю, сколько они украли.

Он говорил это, глядя прямо на доносчиков, которые немедленно занялись подсчётом.

— Стадо начинается с двадцати голов. Они плодятся размножаются или болеют чумой и околевают. Как тут точно узнать, сколько их?

— Это верно. — сказал чиновник. Он закрыл записную книжку и заорал на чиновников: — А ну, считайте!

Рикку сделал знак Бельмуне, и оба тотчас гортанно заговорили. Точно волна пошла по стаду. Зебу забеспокоились.

— Пора, Рикку.

Чиновник сделал шаг вперёд.

— Удержи их! Они разбредаются...

— Спокойнее, господин мой! — с улыбкой сказал Рикку. — Зебу легко напугать. Они не любят чужих.

— Берегитесь! — закричал один из воров, и длиннорогий бык сбил его с ног.

Рикку пять раз ударил пальцами по своей палке. Никто, кроме Бельмуны не обратил на это внимания. Это был условный знак. Стадо пришло в движение. Коровы и быки заметались.

Чиновник отскочил в сторону. Скот с топотом понёсся по саванне.

Рикку бранился, а на лице его играла ехидная усмешка. Он смотрел на мчащееся стадо, на испуганного чиновника. Драгоценные подсчёты которого унеслись, как ветер.

— До следующего раза! — Рикку помахал палкой и ринулся вниз по холму в направлении, противоположном тому, в котором исчезло стадо.

Отбежав достаточно далеко, Рикку устремился назад по своим следам. Он быстро шёл пересохшим руслом и по временам останавливался, чтобы убедиться, что за ним не гонятся. Но преследователей не было видно. Если они решили идти за стадом, то зря потеряют время. Он выучил своих зебу разбегаться в разные стороны и потом собираться вместе.

Он добрался до нужной лощины ровно в полдень. Солнце стояло прямо над головой и было очень жарко. В воздухе жужжали мухи цеце. Он прилёг за деревом и стал считать коров и быков, возвращавшихся поодиночке. Бельмуна не появлялся. Рикку не знал, что старый доброжелательный охотник погиб. В нескольких ярдах от того места, где чиновник допрашивал Рикку, лежали двое убитых. Один из них был грабитель. Другой — Бельмуна. Быки забодали их насмерть.

Глава X

Мей Сансай нехотя покидал Новую Чанку, но он прекрасно понимал, что, задержись он подольше, Одио не отпустит его. Воздух был свеж, душист и прохладен. Мей Сансай шагал и шагал, но никого не встретил, и никто не видел, куда он ушёл под дождём.

Гиена, крадучись, перешла ему дорогу, и он знал, что она слишком поздно возвращается с ночных безобразий в своё логово между скал. Природа ещё спала. Дождь перестал, и на сером востоке появились алые волокна.

В саванне стали попадаться люди, в основном торговцы и крестьяне с осликами, навьюченными сахарным тростником. В деревьях начали перекликаться птицы. Он увидел чёрноносую кукушку с бурыми крыльями — она сидела на дальнем дереве и куковала. Он вспомнил о Джалле и подумал, что больше всего на свете хотел бы увидеть старшего сына. Он вспомнил о Рикку и подумал, что тот, должно быть, далеко ушёл к пограничному краю.

Был полдень, когда Мей Сансай вышел к ручью. Он видел в траве следы недавних буйств воды, разлившейся после дождей. Но сейчас ручей был по щиколотку. Два-три ослика лежали на песке, в то время как их владельцы поливали себе ноги из чайников, готовясь к полуденной молитве.

Мей Сансай присоединился к ним. Они видели его впервые, но в облике Сансая было нечто такое, что они попросили его начать молитву.

Когда моленье окончилось, к нему подошёл мужчина, одетый в лохмотья.

— Далеко ли ты направляешься?

— Я разыскиваю своего сына Джаллу.

— Джаллу с тысячеголовым стадом?

— Только чужеземец может не знать Джаллу. Он всегда кочует. Он приходит и уходит, как времена года.— Человек в лохмотьях задумался. — Клянусь Аллахом, я не хочу обманывать тебя. — Он медленно перебирал чётки. — Мне говорили, что он сейчас он идёт на юг, к берегам Великой реки. Ты же знаешь, когда у нас начинают выжигать траву, для пастухов наступает пора отгонять стада на юг. Они ищут зелёную траву.

— Я слыхал об этой реке. — сказал Сансай.

Он отёр песчинки со лба и пустился в путь, стараясь не упускать из виду похожие на сети следы стад, прошедших на юг. Он знал все большие дороги и когда-то ходил по одной из них к Великой реке.

Сменялись дни, а он шёл и шёл. Лишь через неделю он добрался до становища какого-то пастуха. Это был пожилой человек, окружённый множеством собак. У него было двое детей — мальчик и девочка. Кажется, он был также счастливым обладателем множества телят. В его загоне всегда горело два костра, но, несмотря на это, мухи кусали скот даже ночью.

Мей Сансай прожил у него три дня, и они беседовали о Великой реке.

— Ты рассказываешь о Великой южной реке,— говорил Сансай, — а ты сам выгонял когда-нибудь скот на её берега?

— Ай! А куда же я сейчас иду?

— Ты мне этого не говорил.

— Я был там двадцать дней. Я разбил лагерь под баобабом — это последнее большое дерево перед деревней. Белые в этой части течения ищут золото.

Мальчишка выбежал из хижины и помчался в загон. Он похлопывал коров по бокам, а иных успевал даже потрепать по морде.

— Мой сын встал сегодня рано. — заметил хозяин.

Мальчишка подбежал к ним.

— Мать говорит, что пора есть. — Он улыбнулся.

— Мне? — в один голос спросили гость и хозяин.

— Вам обоим.

— Я ещё не кончил работу, — сказал скотовод. — Иди первым, Сансай. Я приду через минуту.

Сансай подошёл к хижине и увидел ритмично подрагивающие плечи жены хозяина: она сбивало масло. Мей Сансай тут же вспомнил свою жену Шайту и дочь Лейбе. Где-то он сейчас? И так сильно было в нём чувство вины, что он смотрел на иссиня-чёрные волосы женщины и ничего не видел

— Что с тобой? — спросила женщина.

— Думаю.

— О жене?

— Клянусь Аллахом, о моём деле.

Женщина улыбнулась и, скосив глаз, понимающе взглянула на него. Она была совсем молодая, настоящая кочевница фулани. Сольная и тонкая. Линии её тела словно струились — так вода струится по отшлифованному каменному дну.

— Ты думаешь о своей жене и своих детях. ты не можешь жить без них и хочешь вернуться домой. Но всё дело в том, что ты слишком любишь одного сына, Рикку. И поэтому ты решил продолжать свой путь. Мей Сансай, — неожиданно спросила она, — отчего ты так себя мучишь? Я женщина, я знаю, что такое любовь юноши и девушки, Рикку и Фатиме. Подумай, ведь она, наверно, забыла его! Клянусь, она его даже не узнает, когда увидит. Мы живём в саванне. Женщина всегда хочет кому-то помогать. Не ждать. Фатиме не ждёт.

Мей Сансай слушал её, склонив голову. В уголках его губ таилась улыбка.

— А я верю, что Фатиме ждёт. Более того, я знаю это.

— Но, допустим, она стала женой могущественного человека.

— Сначала мне надо её разыскать. Тогда я приведу Рикку и скажу ему: "Видишь, что я говорил тебе?"

— Клянусь Аллахом, твои поступки странны. Боюсь, тобой руководит не только любовь твоего сына к Фатиме. Кто знает, может, на тебя наслали порчу? тебя могли заколдовать, пока ты спал. Мей Сансай, на свете есть и дурные люди.

Мальчишка принёс целую тыкву каши с топлёным маслом. Мей Сансай взял её в руки. Каша была ещё тёплая. Он сел на пол рядом с женщиной.

— Так ты думаешь, что мной руководит не только любовь сына к Фатиме? Ты тоже веришь в это?

Она внезапно перестала сбивать масло и подняла на него расширенные от удивления глаза.

— Ты хочешь сказать, что ничего не слышала? — продолжал он. — Говорят, что на меня наслали болезнь сокуго. Может быть, поэтому я и не могу найти покоя и изо дня в день скитаюсь по саванне.

Она ничего не ответила. Глаза её были опущены. Наверно, ей было жаль старика. Он медленно ел рис. Теперь, после этого признания он уже не сможет оставаться здесь. Конечно, всё было бы по-прежнему, если бы она ничего не сказала мужу. Но он знал, что они будут смотреть на него, как на старого безумца, а он не нуждался в их жалости.

Все его помыслы теперь устремились к золотым приискам, где, как ему сказали, и было становище Джаллы. Он знал, что находится на верном пути и по крайней мере через семь дней выйдет к Великой реке. Он собирался идти от деревни к деревне; если удастся, проводить ночь с людьми, чтобы разузнать о Джалле, а потом точно следовать всем указаниям.

Он съел немного риса, и когда поднял глаза, чтобы поблагодарить хозяйку, увидел, что она всё ещё смотрит в землю и руки её опущены. Пришёл её муж, и лицо его расплылось в довольной улыбке, когда он увидел огромные тыквы, которые жена поставила у входа. Завтра она пойдёт в город продавать их.

— Я не останусь ночевать у вас. — объявил Сансай. Он увидел, что женщина начала собирать масло в комок.

— Вы поссорились? — обеспокоенно спросил хозяин.

— Нет, — ответил Сансай. — У меня бродячая болезнь. Я чувствую, что на меня опять находит. Со мной бывает так. И тогда я должен идти, или...

— Сохрани тебя Аллах!

— ...или же я умру.

Он почувствовал лёгкое головокружение и испугался. Не слишком ли он опять напряг свои силы? Но вскоре всё прошло, и он снова взглянул в лицо хозяину.

— До свиданья! — Он протянул хозяину руку.

Хозяин крепко стиснул её.

— Да поможет нам Аллах увидеться ещё раз!

— Аллах на небе, и вся власть у него.

Мей Сансай перекинул суму через плечо и пошёл на задворки, где дети скакали на самодельной деревянной лошадке. Он ласково погладил их по голове. Затем решительно распрямил плечи и зашагал на юг по следам прошедших стад, напевая тихую песню.

У поворота он остановился и посмотрел назад. Пастух и его жена стояли у похожей на улей хижины. Дети прижимались к родителям. Он поднял обе руки и помахал им, и в ответ услышал их голоса и увидел машущие руки.

Глава XI

Мей Сансай увидел деревню на берегу Великой реки, но это не взволновало его. Он шёл по саванне, которая день ото дня становилась непроходимей, спал на ветвях деревьев, питался лесными плодами, произносил проповеди в деревушках, встречавшихся на пути, и только мысль о Джалле теперь могла обрадовать его.

Он шагал по грунтовой дороге. Вдоль неё на равном расстоянии были расчищены полянки, окаймлённые рядами камней. Здесь можно было остановиться, совершить омовение и помолиться. Дойдя до такой полянки, он умылся, ополоснул в воде руки и ноги и, произнеся краткую молитву, снова пустился в путь. Следующие полмили дорога состояла из неожиданных поворотов, и, обогнув дерево, он увидел соломенные хижины. Их было около сотни, они тесно лепились друг к другу, и он подумал: "Случись здесь пожар, только Аллах сможет помочь им."

На краю деревни был большой глинобитный дом с железной крышей, перед ним стоял автомобиль. Мей Сансай вошёл в деревню, и, не встретив ни души, дошёл до колокола на площади. Он никак не мог понять, куда исчезли все жители, но вдруг до его слуха донёсся радостный рёв толпы.

Он пошёл туда, откуда доносились крики, и сразу обнаружил в траве вытоптанную полосу, как от прошедшего стада. Вдали он увидел толпу. Очень быстро он сообразил, что состязание в полном разгаре. Это было шарро, испытание юной мужественности. Кровь затрепетала в жилах, когда он вспомнил, как сам проходил испытание. Юноша фулани, не прошедший через это, никогда не найдёт девушки, которая согласилась бы стать его женой.

В центре круга стояли два юноши, один из них размахивал плетью и громко бахвалился. Сначала Сансай не слышал его голоса: звуки музыки заглушали его. Сансай видел музыкантов с тыквенными рожками и скрипками, грохот калебасов создавал напряжённый ритм. Сансай был так взволнован, что ему казалось, что он выпил опьяняющей смеси и сам должен принять участие в состязании. Годы уплыли вдаль, и в глазах его заблестела молодость.

Ай! Куда мы пойдём

Искать себе горе?

К востоку пойдём мы

Или на запад

К Талата Мафара,

Или к границе,

Где живёт Лигу,

Владелица стада

В тысячу зебу?

Ай! Лигу прекрасна,

Лигу богата,

Я слуга Лигу,

Я насылаю

Слепоту на врагов.

Йе-у! Йе-у!

Юноша трепетал от нетерпения. Его гибкое натёртое маслом тело напряглось. Полной противоположностью был его противник — холодный, как лёд. Он неподвижно стоял, расставив ноги, и сомкнув руки над головой. И даже не шевельнулся, когда юноша со страшной плетью кобоко стал бегать вокруг него, выискивая чувствительные места. Ожидающий ударов был обнажён до пояса, бёдра его защищало что-то вроде кожаной юбки.

Внезапно юноша с плетью взмахнул рукой, словно собирался ударить. Зрители затаили дыхание. Но он лишь примерился и продолжал свою пляску.

Музыка притихла, когда плеть стала всерьёз угрожать своей жертве. А тот стоял не шевелясь, держа над головой сплетённые руки, и лишь иногда поворачивался к противнику и презрительно плевал наземь.

У Сансая захватило дух. Он вдруг увидел лицо неподвижного юноши. В кругу был его сын Джалла! У Сансая заныло под ложечкой. Он боялся окликнуть сына, чтобы не отвлечь его. Он боялся взглянуть на взвившуюся плеть. Для него это первый удар был страшнее, чем для Джаллы. Но как Джалла оказался здесь? Кто его невеста? Да и разве станет Джалла жениться, не известив родителей? Когда он снова взглянул в круг, он увидел, что глаза нападавшего налились кровью. Лицо его отяжелело от ярости. Должно быть, его выводили из себя презрительные плевки Джаллы.

Подавшись вперёд, как готовая к нападению кобра, он гулко — "Твак!" — опустил плеть. Ответный вздох толпы и вспухший на теле Джаллы серо-синий рубец показали Сансаю, что удар был нанесён умелой рукой и попал в цель.

Мей Сансай судорожно вцепился в палку — он боялся перевести дыхание. Вынесет ли это Джалла? Напряжённая тишина длилась минуту. И вот Сансай с радостью услышал слова:

— Думару, ты бьёшь, как больная женщина! Стыдно, тьфу!

Это был торжествующий голос Джаллы, напоенный ядом презрения. Одновременно с его словами раздалась музыка. Из-за спин музыкантов показались девушки. Это были красиво одетые стройные девушки. Они держали головы очень прямо и ступали так легко, что, казалось, не мяли травы. Груди их были упруги, руки лоснились от притираний. Поистине, Джалла мог бы выбрать любую и не ошибся бы.

Они выплывали одна за другой, пели хвалу Джалле и в такт музыке клали ему в рот орешки кола. Самая высокая девушка прижалась к Джалле и что-то прошептала ему на ухо. Толпа зашевелилась. Без сомнения, это та девушка, которой добивается Джалла. Она держала чашу с маслом, помазала им рубец на спине Джаллы и он заблестел в убывающем свете дня.

Джалла даже не шевельнулся. Его противник выбрал другую сыромятную плеть и стал пробовать её на руке. Из мелодии исчезла стройность, и скоро музыканты умолкли совсем. В приготовлениях юноши с плетью появилось что-то зловещее. В толпе зашептали, что он натирает плеть ядом, таким, что он увеличит боль от удара, попадёт в кровь и мгновенно поразит всё тело.

И тут плеть взвилась, но прежде, чем она опустилась, Джалла издал пронзительный вопль и вырвался из кольца зрителей. Люди отскочили влево и вправо и стали смотреть, как он исчезает в зарослях. Он бежал во всю мочь, бежал без оглядки и кричал. Никто не преследовал его — он бежал один, как человек, поражённый внезапным безумием.

Сансай закрыл лицо руками. Ему было стыдно. Толпа разбилась на небольшие группы. Плакали девушки: они любили Джаллу и желали ему удачи. Знающие люди тихо переговаривались, но не настолько тихо, чтобы Сансай не услышал:

— Наверняка, он что-то увидел.

— Думару наслал на него слепоту.

— Тау! Кто знает? Мы же не были с ними в кругу. Это знают только они да Аллах.

— О, Аллах! Для меня это великая загадка. Я не пропускаю ни одного шарро уже двадцать лет, но никогда не видел ничего подобного.

— Клянусь Аллахом, это колдовство, он наслал на него слепоту.

— Тау! — пожал плечами высокий мужчина. — Всё кончено. Ай! Что теперь говорить? Если человек явился на шарро, у него должно быть своё колдовство. Сердце моё болеет за Джаллу, он держался храбро, пока его не победило колдовство.

— Надо было ему прийти со своим колдовством. — сказал другой мужчина.

Исход состязания разочаровал всех. Оживлённо обсуждая случившееся, люди расходились по домам. Уже садилось солнце. Скоро должна была наступить ночь. Сансай спросил дорогу к становищу Джаллы. Тропинка еле виднелась в сгущавшихся сумерках.

Глава XII

Мей Сансай подошёл к Джалле, который сидел перед хижиной, низко опустив голову.

— Сын мой!

Джалла растерянно поднял глаза.

— Ах, это ты, отец, ты разыскал меня!

— Мне рассказали, что ты у Великой реки, в тех местах, где белые моют золото.

— Да, моё становище здесь. — И он обвёл — Шайту, Лейбе и я перебрались сюда после того, как ты ушёл из дома. Рикку пошёл с частью стада к Лигу, на границу. Хорошо, когда скот на хорошей траве.

— Верно. А где Шайту?

— Мать и сестра пошли в деревню.

— Клянусь Аллахом, я счастлив! — Он потёр ладони. — Наконец-то я снова в своей семье!

Джалла улыбнулся.

— Теперь тебе полегчает.

Мей Сансай пододвинул циновку и сел.

— По пути сюда я встретил множество людей. Что, здесь был праздник?

— Они возвращались с шарро, — сказал Джалла.

— С шарро? — с деланным удивлением спросил Сансай. — О Аллах, здесь было шарро? Я и не знал.

Джалла выпрямился.

— Благодарение Аллаху, отец, что ты не видел моего позора. Когда мой противник в третий раз занёс плеть, передо мной точно опустилась завеса. Я ничего не видел! Я так испугался, что бросился бежать. И вот теперь я трус и моя девушка не пойдёт за меня замуж! Ты слышишь, отец, я трус!

Мей Сансай похлопал его по плечу.

— К шарро надо готовиться. В другой раз я дам тебе амулеты, против слепоты, которую насылает бадугу. Вай! Разве мы сами не насылаем слепоту на врагов? Не бойся ничего. В другой раз никто не сможет напугать тебя. В роду Сансая никогда не было трусов.

— Я так и думал. Только...

— Среди нас нет трусов! И Рикку не трус, и Одио, и ты, Джалла! Разве мои сыновья не добились успеха?

Джалла, улыбаясь, встал. Он казался теперь более уверенным в себе. — Мою невесту зовут Фиддиго. Ты бы только видел, какая она высокая. Она прекрасна, как арабская принцесса, клянусь Аллахом! У неё нежный голос и учтивые манеры. Мей Сансай улыбнулся.

— Если она такая, как ты говоришь, она заслуживает твоей руки. Не волнуйся. Дай мне чего-нибудь поесть, и мы с тобой начнём готовиться к следующему шарро.

Джалла повернулся, и Сансай увидел рубец на его спине. Он вздохнул..

— Во-первых, Джалла, ты должен зарыть свои кобоко в могиле какого-нибудь победителя шарро. Тогда его доблесть передастся твоим плетям.

Он смотрел на Джаллу, который замешивал тесто и прислушивался к его словам.

— Я покажу тебе новые травы и притирания. Это я сделаю позже, когда мы с тобой пойдём пасти скот.

Джалла принёс еду. Сансай молча ел, а Джалла разводил большой костёр. Когда Сансай кончил есть, Джалла забрал у него тыквенную миску.

— Отец, сегодня вечером на приисках будет большой праздник. К одному белому из их страны приехала невеста, и в её честь будет представление.

— Что ты говоришь!

— Правда, — сказал Джалла. — И она очень красивая. Я думаю оставить сегодня стадо на слуг и пойти в деревню.

— И повидать Фиддиго?

— Может быть. — улыбнулся Джалла.

К ночи возвратились Шайту и Лейбе. Сансай обнял жену и приласкал дочь. Их радости не было конца.

* * *

Посреди площади, неподалёку от колокола, обычно возвещавшего о начале рабочего дня, был разложен гигантский костёр. Толпа людей вокруг него образовывала полную луну, как на шарро. Молере сидел со своей европейской невестой в креслах, похожих на троны. Желтоватые блики от костра играли на коже европейской девушки. Её глаза, устремлённые в сердце костра, были тёмными озёрами.

Перед костром плясали те же девушки фулани, что и на шарро, только их стало больше. Все мужчины не сводили глаз с Фиддиго, но у костра было много и других стройных танцовщиц. Слова их песни поражали воображение мужчин, сверкающие зубы и равномерно покачивающиеся бёдра кружили им головы.

Когда песня кончилась и девушки ушли из круга, юноши последовали за ними. Несколько юношей собрались вокруг Фиддиго, но она заговорила с Джаллой:

— Ах, это ты, мой дорогой!

— Фиддиго! — Он взял её за обе руки, голос его звучал неуверенно. — Фиддиго, я люблю тебя. У меня достаточно скота, чтобы осчастливить твоего отца.

— Но мне твой скот не нужен, — рассмеялась она.

— Фиддиго, заклинаю тебя Аллахом! — Джалла был не на шутку смущён её словами. — Я не могу жить без тебя. Кай! Из-за тебя я вынес такие удары...

— И сбежал от кобоко. Клянусь аллахом, ты не можешь смотреть в глаза ни одной девушке.

— Каждый поступок имеет причину.

— У твоего поступка нет причины, Джалла. Ты просто трус.

Юноши и девушки, взявшись за руки, парами выходили к костру из теней. Это была ночь любви, и Джалла шептал своей избраннице страстные слова. Они отошли в тень и стали говорить, издали до них доносилась музыка празднества, на которую они не обращали внимания. Они всю ночь сидели на поваленном стволе дерева и говорили о будущем.

Глава XIII

На рассвете Сансай понял, что не в силах подняться. Разламывалась голова, и тело отяжелело от боли. Дышалось с трудом. Шайту дала ему отвару и осталась возле больного, а Джалла с парнями выгнал стадо на пастбище. И во сне, и наяву Мей Сансай непрестанно говорил о Рикку. — Я умру, не повидав сына! — Этого не случится, — заверила его Шайту. — Просто он сейчас ещё в пути к пограничному краю, где живёт Лигу.

— А я так и не встретил его, — жалобно говорил Сансай. — Отец, если это всё из-за Фатиме, то не стоит о ней и думать, — сказала Лейбе. Сансай приподнялся на локте.

— Меня тянет идти и идти. Жена взяла его за плечи и уложила. — Подожди, скоро Джалла погонит стадо по берегу на юг. Тогда тебе полегчает.Сансай повернулся лицом к стене.

* * *

За двадцать дней боль вышла с потом, и они снова двинулись на юг. Кочевать со стадом и семьёй — занятие, которое может испугать любого новичка. Но Джалла был спокоен и решил не переутомляться. Когда разбирали хижины и их бамбуковые каркасы навьючивали на быков, Джалла отозвал отца в сторонку. — Мы о чём-то позабыли, — сказал он. — Разве?

— Да, клянусь Аллахом. Может ли мужчина прожить всю жизнь в одиночестве?

— Ах, вот ты о чём!

— Я бы очень хотел, чтобы ты поскорее сходил к отцу Фиддиго. И не торгуйся слишком. Если он потребует двадцать коров, я согласен дать за неё двадцать.

— Трёх вполне хватит! — замахал руками Сансай. — Ты готов отдать двадцать, потому что ты вне себя от любви. Когда к тебе вернётся разум, ты скажешь: "Что я наделал!"

— Так сходи, отец. И решай, как знаешь.

— Иду! — сказал старик.

Он взял зеркальце и стал выщипывать себе бороду. Он долго трудился над своим лицом, массировал и разглаживал морщины, и вот совсем стал похож на юношу. Когда он выходил их хижины, в его походке появилась былая упругость.

— Кай! Разве ты жених? Ты такой красивый!

— Пусть Фиддиго видит, что у тебя красивый отец!

Он стал спускаться с холма, а Джалла шагал рядом с ним и в последний раз напоминал о своих планах. Он говорил, загибая пальцы:

— Во-первых, мне придётся сходить на базар.

— Зачем?

— Как же! Надо продать быка и купить платье.

— Правильно! — Сансай кивнул. — А кроме того, ты должен порасспрашивать людей кое о чём. Ты понял меня? — Он подмигнул Джалле. — Но будь осторожен. Не забывай о врагах.

— Во-вторых, надо купить бамбука на хижину для моей жены.

— Ладно. — Мей Сансай нетерпеливо отстранил сына. — Я должен идти, не то ночь застанет меня в дороге.

Джалла похлопал его по спине.

— Ха-ха! Как может ночь застигнуть тебя в дороге, когда сейчас только утро?

* * *

Джалла возвратился в становище. Ему было радостно видеть, что всё уже готово. Тыквенные сосуды, кастрюли, циновки — всё было тщательно запаковано в узлы и навьючено на грузных быков. Стадо выстроилось на дороге, впереди и сзади него стояли погонщики.

Было ещё слишком рано, и Джалла предложил подкрепиться перед выходом. Ближе к вечеру он отдал приказ, и, подобно разгневанной реке горбатые зебу устремились на юг. Джалла стоял на холме и наблюдал величественное зрелище, которое за годы кочевой жизни видел тысячу раз.

За медленной тяжёлой поступью стада Джалла различал крики и хохот погонщиков. Шесть отобранных быков были привязаны к дереву. Не тратя времени, Джалла погнал одного из них на прииски к мяснику, купил самое дорогое платье и вернулся на старое становище, лишь немного опередив отца.Мей Сансай был мрачен, он не говорил ни слова, и Джалла с трудом заставил его объяснить, в чём дело.

— Отец этой девушки — грабитель! — заявил Сансай.

Джалла с изумлением посмотрел на него.

— Он требует шесть лучших коров из твоего стада.

Джалла улыбнулся.

— Когда ты назвал его грабителем, я решил, что он запросил двадцать.

Он подозвал мальчишку-погонщика и сказал:

— Послушай, ты знаешь дом отца Фиддиго там, у реки?

Мальчишка смотрел в небо почти ничего не выражающими глазами.

— Господин, я...

— И не говори, что не знаешь, не то получишь ногой в живот! Итак, отведи туда шесть коров. И передай отцу Фиддиго мои лучшие пожелания. Да благословит его Аллах!

— Слушаюсь.

Джалла повернулся к Сансаю:

— Не забыл ли я чего?

Старик уныло покачал головой.

— Грабитель! И ты ещё спрашиваешь, не забыл ли чего, когда отдал ему шесть лучших коров!

— Конечно забыл! — рассмеялся Джалла.— Я же забыл о платье! Скажи отцу Фиддиго, что я бы сам принёс это платье, но мы уже вышли в путь. Мы идём на юг к берегам реки Чангувы близ Малендо. Запомнил? Пусть Фиддиго догонит нас там.— Он передал мальчишке свёрток с платьем.— Отдай ей это.

Мей Сансай поднял руки к небу.

— Я в своё время видел безумные свадьбы, но ничего подобного не бывало никогда! Ни музыки, ни плясок, ни даже тихой брачной ночи!

— Мы кочевники, отец. Самое главное для нас скот, и, раз мы хотим перегнать его на лучшие пастбища, всё остальное должно отступить.

— И всё же,— настаивал Сансай, покачивая головой, — лучше бы сначала устроить Фиддиго достойную встречу. Ведь она такая красивая!

Они ещё не вышли за пределы деревни, когда их нагнал мальчишка-погонщик. Он был недоумок, этот мальчишка. Говорил одно, а через минуту — другое. Мей Сансай и Джалла не знали, что и думать, выполнил мальчишка приказ или нет. Как бы то ни было, оставалось лишь ждать.

На рассвете следующего дня они пустились в путь и догнали ушедшее стадо только в полдень, когда погонщики устроили привал и стали готовить еду.

Джалла с удовольствием обозревал своё огромное стадо. Насколько хватал глаз, все луга были покрыты его коровами. Они переступали с места на место, сталкивались рогами, щипали траву и грузно передвигались вокруг одетых в кожу парней, которые стояли, опершись на длинные палки, и поглядывали на поднимающийся к небу дым костра.

— Санну! — приветствовал их Джалла.

— Санну!— ответили пастухи.

— Всё в порядке?

— По милости Аллаха, всё в порядке.

— Хвала ему.

Отец и сын уселись на землю. Они лениво говорили о пастбищах,куда следует перенести становище. Погонщики рассказали им, что они встретили пастухов,которые знали хорошее место и советовали идти туда. Шайту стояла перед парнями и наблюдала за Лейбе, которая забралась на вьючного быка.

— Какую хижину я построю Фиддиго! — вдруг выпалил Джалла,

— Мы говорим о том, как лучше уберечь твоё стадо, а ты вдруг начинаешь о чём-то другом!

— В путь! — сказал возбуждённый Джалла. — Нечего тратить время!

Они устраивали короткие привалы, они задавали стаду трудный скорый шаг, задерживаясь лишь за тем, чтобы помочь корове отелиться, но только на третий день Джалла с пастухами увидели долгожданную сочную зелень лугов.

Не теряя времени, они развьючили быков и пустили их пастись. Джалла тут же принялся сооружать хижину для Фиддиго, а Сансай смотрел на него и думал, каким самостоятельным стал его сын. Назавтра рано утром к нему прискакал незнакомый человек и попросил еды и молока.

— Я от отца Фиддиго, — пояснил он.

Джалла привязал его лошадь к дереву, а Мей Сансай пригласил его в хижину. Обычай требовал, чтобы в момент прибытия невесты жениха не было дома. Джалла стал готовить постель для Фиддиго. Он слышал мычание коров и думал, что скоро не парни, а Фиддиго своими нежными руками будет доить их. Он слышал раскаты смеха из хижины, где беседовали отец и человек, принёсший вести от Фиддиго и понял, что разговор их удался.

И внезапно Джалла запел. Эта мелодия не давала ему покоя с предрассветной минуты пробуждения. Она всё время звучала в нём — порою чуть слышно; она парила на крыльях ветра, но не покидала его ни на миг. А теперь она захватила его, широкая и радостная, и он запел от счастья.

Когда настал час прибытия Фиддиго, Джалла незаметно ушёл из становища и отправился бродить по саванне. Возвратившись, он спросил мать, где Мей Сансай, но она ответила, что не видела его.

— Разве он не зашёл за вами?

— Но он пошёл за тобой, — сказала Лейбе.

Они никак не могли понять, зачем ему понадобилось идти за Джаллой. Они стали ждать, но он не возвращался.

— Это бродячая болезнь, — пробормотал Джалла и, решительно распахнув дверь хижины, увидел, что в ней, склонив голову, сидит Фиддиго,

Глава XIV

Сансай брёл по саванне на юг. Он расспрашивал всех встречных. Он заговаривал с пастухами, охотниками и торговцами, с мужчинами, женщинами и детьми. Он расспрашивал их о Лигу, и вскоре смог направить стопы в нужном направлении.

Как выяснилось, становище Лигу находилось в пограничном крае, близ города Контаго. Последний человек, которого он спросил о Лигу, указал ему путь крючковатой палкой и прибавил, что если Сансай поспешит, то ещё застанет её в тех местах. Не надо забывать, что в это время года скотоводы постоянно кочуют в поисках новых пастбищ.

Он плутал ещё несколько дней, пока наконец не понял, что находится близ становища Лигу. Он увидел две хижины и коров, привязанных к красному дереву, и решил пойти справиться.

— Мне именно так описывали становище Лигу, — бормотал он. — Пойду и узнаю. Кто задаёт вопросы, редко сбивается с пути.

Однако, не успел он сделать и десяти шагов, как на него, оскалив клыки, набросились две охотничьи собаки. Они были большие и жилистые, и их злоба испугала Сансая. Он замер, точно вдруг окаменел.

В двери одной хижины показалась женская голова.

— Что случилось?

— Отгони своих собак, — сказал Сансай, и когда женщина отозвала их, он продолжил: — Я разыскиваю женщину по имени Лигу.

Женщина подозрительно прищурилась.

— Лигу с тысячеголовым стадом? — Она испытующе смотрела на Сансая.

— Вот именно. Лигу — царицу скотоводов, о которой поют песни на шарро.

— Подойди ближе!

Она произнесла это резко, и собаки, поджав хвосты, исчезли из виду.

Сансай робко приблизился к ней. Она была немолода. У нее были большие сильные руки, но как она любила украшения! Её уши, волосы и запястья сверкали драгоценностями, на ней было яркое дорогое платье.

— Кто бы ты мог быть? — спросила она.

— Во мне много людей,— ответил старик.— Некоторые знают меня как великого волшебника Мей Сансая из Докан Торо, который говорит, как птица. Некоторые считают, что как вождь Докан Торо я был справедлив. Некоторые утверждают, что я в своё время владел самым лучшим стадом. Вот как.

— Войди и садись!

— Если Аллаху угодно— ответил Сансай.

Войдя в хижину и усевшись, он спросил женщину, далеко ли до становища Лигу, но она велела ему сидеть и не двигаться с места, потому что, не пообедав, до Лигу не доберешься.

Она не отпускала его до вечера, когда вернулось стадо, и у входа в хижину показался стройный юноша.

— Рикку! — закричал Мей Сансай и всплеснул руками.

Рикку смотрел в хижину, но не мог ничего разобрать в темноте.

— Это же твой отец — Мей Сансай! Кай! Вот что Аллах может сделать!

Сансай отстранил циновку и выбежал из хижины, широко распахнув объятья.

— Отец! Когда ты пришёл?

— Вай! Рикку, я слышал от Джаллы, что ты отправился к становищу Лигу?!

— От Джаллы?

— Да.

— Не понимаю. Когда я добрался до Джаллы, мне сказали, что ты уже ушёл.

— Нет, Рикку, я был на новом становище Джаллы, в Малендо на берегу реки Чангувы, где белые ищут золото. Ты же знаешь, что Джалла со стадом идет на юг.

— Конечно. Воздадим хвалу: Аллаху.

Лигу с улыбкой смотрела то на отца, то на сына.

— Рикку, расскажи ему о Бельмуне и сборщике налога.

Рикку рассказал, как ночью приходили воры и как наутро они привели чиновника, чтобы обложить стадо налогом. Он рассказал, как они с Бельмуной обратили скот в бегство и как Бельмуну насмерть забодали быки.

— Вай! Аллах, упокой его душу. В день смерти ни один врач не поможет.

— Да,— проговорил Рикку. На глазах его были слёзы.

— Я вижу, ты полюбил его.

Рикку заплакал, Мей Сансай обнял его. За последние месяцы мальчик сильно повзрослел. Он постиг смысл и силу страха. В такие дни человек становится взрослым.

Лигу подошла к Сансаю и церемонно попросила у него прощения.

— Когда я увидела тебя, я сразу догадалась, что ты его отец. Он так много рассказывал о тебе! Он такой хороший мальчик. Я для него готова сделать что угодно.

Лигу быстро приготовила ужин и поставила миски перед Рикку и Сансаем.

— Лигу, а откуда ты знаешь, что я люблю патури? — спросил Сансай. — Рикку, ты не говорил Лигу про меня ещё что-нибудь?

Оба рассмеялись, в их смехе была неловкость. Сансай склонился над едой, ложка дрожала в его руке. Он налил парного молока в жирную кашу. Поднеся полную ложку к губам, он закатил от восторга глаза.

— Когда же это я в последний раз вот так сидел у огня и ел ужин, приготовленный женщиной?

— Тебе это было и не нужно. — сказала Лигу.

— Разве?

— Клянусь Аллахом

Сансай вздохнул. Он медленно ел патури и не отрываясь, смотрел на огонь. Мысли его были далеко.

— Рикку, — наконец сказал он, — выходит, тебя поймал Бодеджо, сборщик налога.

— Отец, Бодеджо не поймал меня. Нас предали. Ай! Так оно и было. Бодеджо человек добрый и честный. Ему не свойственно любопытство козы, которое приводит к встрече с гиеной.

— Лах!

— Я говорил тебе, что это сделали люди Ардо.

Услышав имя Ардо, Сансай нахмурился.

— Ардо! Вечно Ардо!

Он покончил с ужином и они ещё долго беседовали, а Лигу хлопотала по хозяйству.

Мей Сансай смотрел на горбатых зебу. Он слышал звук сталкивающихся рогов и видел беспрестанно жующие губы. Свет костра плясал на боках — белых, бурых, чёрных. Рядом со скотом Сансай чувствовал себя счастливым.

Глава XV

Несколько часов Мей Сансай сидел и читал Коран. Рикку давно уже спал на своей лукури, грубой постели скотовода фулани. Он слышал, как неподалёку хлопотала Лигу. Когда всё умолкло, Мей Сансай поднял глаза и увидел, что Лигу стоит перед ним и смотрит. Она, должно быть, долго стояла, прежде чем он обнаружил её присутствие. Он смутился и принялся собирать лежавшие на земле рукописи.

— Я хотела с тобой поговорить, но если ты слишком занят...

— Ах, Лигу! Человек не может быть слишком занят.

— Поговорим о Рикку!

— О Рикку? — Мей Сансай прищурился.

— Да, — сказала Лигу, — не знаю, как это сказать, но, клянусь Аллахом, если что-то тревожит его ум, надо ли нам скрывать это?

— Так что ты заметила? Не забывай, он только мальчик.

— Ты едва ли поверишь, если я расскажу, что я видела. Но я женщина. Моим глазам помогает чутьё.

— так5 что же?

— Иногда он разговаривает во сне, порой выскакивает из постели, словно его преследуют ведьмы. Я не раз опасалась, что он лунатик, он бродит во сне по саванне и что-то ищет. А для юноши ведь чудно бродить по саванне ночью, правда?

— Что же дальше? — Мей Сансай улыбнулся.

— Иногда он ничего не ест по два вечера подряд. Иногда он сидит, и с места его не сдвинешь. Скот пасти не желает. Говорить со мной не желает. Спросишь, может, ты болен? Не отвечает. Мей Сансай, я боюсь за него.

— Лигу, — сказал Сансай, — хвала Аллаху, ты не одинока в этих наблюдениях. Ты ведь умная женщина. Видишь ли... Я люблю этого мальчика больше всех моих детей. Джалла добился уже многого; Одио смелый человек, но слишком любит женщин. Рикку моложе всех.

Их было пятеро. Двое умерли, но можем ли мы роптать на Аллаха. Он даёт,он и берёт.

— Так что же? — сказала Лигу.

— В нашем доме был мир до того дня, когда мы купили девушку-рабыню канури по имени Фатиме. Ты слушаешь? Ты настоящая фулани из саванны. Скажи мне, ты слышала, что мои сыновья ссорились из-за Фатиме? Фатиме любила Рикку, но он был слишком юн. Ты слушаешь меня? Одио захотел Фатиме. Он сильный, и он заставил её бежать с ним.

Когда же она покинула наш дом, Рикку стал чахнуть, и тогда Я отправился на поиски Фатиме. — Он помолчал и прибавил: — Потом я узнал, что Фатиме убежала от Одно. Она вернулась к своему прежнему хозяину Шеху, а потом убежала и от него. Говорят, что она со своим стадом бродит по глухим местам.

— От такой женщины надо быть подальше! — воскликнула Лигу.

— Ты так думаешь? — вздохнул Мей Сансай.— Но видит Аллах, сначала надо всё испробовать.

— Я слыхала о женщине в белом, которая с белыми коровами скитается по саванне. Мне рассказывали её историю. Некоторые думают, что она призрак. Но в этой истории много выдумки. Скажем, как может женщина по ночам перегонять стадо?

— Тау! — сказал Мей Сансай.— Терпеливый узнает, что таится в траве. Пока что я был терпелив.

* * *

У Рикку появилось новое увлечение — ловля птиц. В один прекрасный день, осматривая силки, он обнаружил странную птицу. По всей округе распространилась тревожная весть. Через час человек двести толпилось вокруг силка и смотрело на важную красивую птицу с золотыми глазами.

Наконец в толпе в толпе выискался храбрец, который извлек птицу из силка и объявил, что видывал подобных и раньше. Он дал рассмотреть её всем и сказал:

— Видите, у нее на ножке талисман,

Однако все пришли к выводу, что это не талисман, а простая бумажка в кольце.

— Вай! — восклицал Рикку.

— Отнеси её к Сарки,— советовали люди.— Отнеси её к султану. Кто, кроме Аллаха, знает, что всё это значит?

В этот момент низенький человечек протиснулся сквозь толпу.

— Белый гриф! — воскликнул он. Я видел шестьдесят новогодних празднеств, и моя могила близка. Но никогда я ещё не видел белого грифа. О Аллах, открой нам, что это значит?

Люди боялись этого человека, ибо его дурные предсказания были известны, и они не хотели слушать его прорицаний.

— Это к несчастью! — успел выкрикнуть он прежде, чем сильные руки оттащили его в сторону.

Рикку снял с птицы кольцо и вечером понёс его в соседний город. Было решено, что он не останется там на ночь и вернётся домой, как бы долго не задержался. Если он не встретит такого белого, который сможет прочесть, что написано на бумажке, то он отдаст кольцо с запиской в руки Сарки.

* * *

Настала ночь, а Рикку не возвращался. Лигу и Сансай сидели у хижины. Как только на дороге появлялся человек, они вставали и вглядывались. Пришли незваные гости — Бодеджо и сборщики налога. Их сопровождал низкорослый прорицатель.

— Это к несчастью, хе-хе! — пропищал он и исчез, прежде чем его успели поколотить.

Это и самом деле было несчастье. Сборщики налога пересчитали скот и Лигу готова была разрыдаться, вспоминая, как много сил она потратила, чтобы избежать этих людей.

А Рикку всё не было.

Глава XVI

Рикку стоял на углу улицы. Девочка лет десяти подошла к нему.

— Тебя хочет видеть госпожа, — сказала она, указывая на минарет, возвышавшийся над высоким глинобитным зданием.

— Меня?

— Да. Следуй за мной. Он колебался. Ему всегда говорили, что в больших городах надо опасаться незнакомых людей.Она провела его по узенькому проходу между двумя рядами домов и легко взбежала по лестнице. Поднявшись за ней, Рикку понял, что угол, на котором он стоял, был у всех на виду, и что женщина, пославшая за ним, вероятно, рассматривала его порядочное время.

— Входи! — сказала девочка.

Рикку колебался.

— Ты не хочешь войти? — спросил мелодичный голос.

— Мир тебе! — сказал Рикку и вошёл.

На груде подушек сидела женщина. Сзади неё находилась такая высокая постель, что к ней были приставлены две скамеечки.

Женщина была красива недоброй красотой, и с первого взгляда легко было признать в ней канури, соплеменницу прекрасной девушки рабыни Фатиме. Может, она что-то знает о Фатиме?

— Ты кого-нибудь ищешь? — спросила женщина.

— Я принёс кольцо и записку. Мы поймали птицу и... — Мысли Рикку путались. Завораживающий взгляд женщины смущал его.

— Ты очень юн. — проговорила она. — Ты даже красивей, чем показался издали. Ты мне нравишься, и я хочу, чтоб ты жил у меня.

— Я? Откуда ты знаешь меня?

Она улыбнулась.

— Я увидела тебя на углу улицы и полюбила тебя. Разве этого мало?

Рикку уставился на неё в недоумении.

— Но я пришёл в город по делу. Меня ждёт отец. Я должен вернуться в становище этой же ночью. Теперь Рикку увидел, что женщина одета на арабский манер: на её тонких запястьях блестели браслеты, а на голове было что-то вроде короны. Женщина встала.

— Я не причиню тебе зла.

— Аллах всевышний знает это. Но ты не должна задерживать меня. Я сын скотовода. Мы живём в саванне. Для нас жизнь в городе — не жизнь.

— Так ты не любишь удобства? — Она окинула взглядом свою роскошно обставленную комнату.

— Я привык к неудобствам. Мы живём простой жизнью. Земля — наша постель. Природа — наш верный друг. Но, кроме всего прочего, на бесхвостую корову Аллах насылает муху.

Женщина улыбнулась. Служанка внесла в комнату поднос и предложила Рикку чашку с какой-то тёмной жидкостью. Ему казалось, что всё это он видит во сне. Он протянул руку, взял тонкую фарфоровую чашечку и с удивлением посмотрел на темную жидкость. Он неуверенно держал чашечку в руках, потом вдруг решился и спросил:

— Мы с отцом разыскиваем девушку по имени Фатиме. Она канури,рабыня. Ты не знаешь её?

— Ты говоришь, она канури?

— Да, она сбежала от нас. Мы разыскиваем её, потому что...

В глазах женщины сверкнулаискорка.

— Послушай, Рикку, клянусь Аллахом, ты мне нравишься. Я хочу,чтобы ты остался здесь, а не скитался в поисках этой девушки канури.

— Я не понимаю,— сказал Рикку.

— Ты слишком молод, чтобы понять это,— улыбнулась она.— Выслушай меня благосклонно. Меня зовут Кантума. В этом городе со мной считаются. Сам султан не решится вмешиваться в мои дела. Останься у меня. Я передам кольцо с запиской кому хочешь. — Она повела плечами. — Останься у меня, и я пошлю верховых на поиски Фатиме. Может быть, они найдут её, может быть, и нет.

Она вышла из комнаты, а Рикку сидел и смотрел в чашечку. Потом он быстро подошёл к окну и вылил темную жидкость на улицу.

— Кто это? Кто облил меня? — закричал кто-то внизу, и Рикку поскорее отошёл от окна.

Кантума вернулась и объявила, что верховые разосланы. Она отправила двадцать всадников в леса искать Фатиме. Они объездят все становища, всюду расспросят о Фатиме и через три дня вернутся.

— Давай-ка поиграем в карты, — предложила Кантума.

Она обучила его правилам игры. У нее ещё была старая игра лудо, и, сев играть, Рикку позабыл о деле и даже пожалел про себя, что пришёл к этой женщине впервые.

В разгар игры Кантума извинилась и вышла. Рикку услышал, что она говорит с какими-то рассерженными мужчинами, Но, вернувшись, она сказала, что всё это пустяки. Когда Рикку устал, его омыли благоуханной водой и нарядили в шёлковые одежды.

Так прошло два дня.

* * *

Рикку тревожился. Наконец он сказал Кантуме:

— Почему ты не даёшь мне уйти?

Кантума лежала в ванне.

— Потому что ты мне нравишься, — ответила она. Ты ласкаешь

глаз, к тому же ты хорошо воспитан. Князья много бы дали, чтобы быть на твоём месте.

Это была правда. Рикку видел, как она обошлась с порывистым юным князем,который прошлым вечером приходил к ней в гости. Он,стоя на коленях, умолял принять его, но она заперлась и объявила, что у неё дурное настроение. Он ушёл вне себя от ярости, и она проводила его смехом.

— Но я же не князь, — возразил Рикку.— Я ничего не понимаю в городских делах!

Он боялся себя. Кантума была хитрая женщина, чародейка, обладательница странной красоты. Иногда она казалась ему змеёй, холодной и прекрасной, смертоносной в минуту гнева.

— Рикку, ты не хочешь пойти со мной на скачки?

— А когда это будет?

— Через два дня.— Освежённая ванной, благоухающая, она положила ему руку на ладонь. — Мы будем сидеть под навесом и есть финики на меду, — говорила она.— Я разряжу тебя, как принца. — Вдруг она спросила: — Что с тобой, Рикку? Тебе не нравится жить у меня?

— Нравится, клянусь Аллахом! Но погоди! — Внезапно его осенило. — Я вот о чём думаю. Ты позволишь мне принять участие в скачках? Я очень хороший наездник. Заклинаю тебя Аллахом, позволь мне!

— Прекрасно! Я дам тебе своего лучшего скакуна. Это арабский иноходец, выносливый и ретивый. Мой брат ходил с ним на войну.

За день до скачек пришёл посыльный с письмом от Бодеджо. Бодеджо сообщал, что прочёл записку, которая была привязана к лапке белого грифа. Там было сказано, что этого грифа выпустили в Южной Америке полгода назад. Нашедшего записку просили прислать точные сведения о времени и месте поимки и сообщить свою фамилию и адрес. — Но какой в этом смысл? — удивилась Кантума.

— Ай! Белые — странные люди. Кто знает?

— И это всё?

— Это всё.

* * *

Дорога, на которой проходили скачки, начиналась у холма, где хоронили мёртвых, и оканчивалась у тропинки, пересекавшей дорогу у другого холма. Расстояние было около полумили. Правила скачек не отличались сложностью: все желающие, независимо от возраста, роста и веса, выстраивались в шеренгу и про слове "Пошёл!" пускались вскачь.

Рикку, следивший за состязанием из-под навеса, понял, что здесь ему нетрудно будет получить приз. Огромная толпа собралась посмотреть на скачки, и Рикку подумал, что может быть в ней находится и его отец.

Когда пришла его очередь, Кантума помогла ему снять дорогой шёлковый халат. Он остался в лёгком джемпере и плотных бриджах.

— Как только твой заезд окончится, заворачивай вон к тому дереву. Я буду ждать тебя там, и мы сразу отправимся домой. — В её улыбке сквозила тревога.

Он не мог смотреть ей в лицо. Он едва сдерживал волнение. Он рванулся к коню. Возле конюшни его кто-то тронул за руку. Он оглянулся и увидел Чике. Лесничий был небрит, глаза его блуждали. — Рикку, ты куда?

— На скачки!

— Ты не видел Шеху? — Шеху? — переспросил удивлённый Рикку. — Нет, где он? Странное поведение Чике, его отрывистые слова и блуждающий взор не могли не привлечь внимание Рикку.

— Надеюсь, ничего не случилось?

— Ничего не случилось, — ответил Чике. — Только он убил мою жену. Рикку ахнул. — Опять Шеху?!

Не ответив, Чике смешался с толпой. Рикку никак не мог придти в себя. Он разыскал коня и сел в седло. Он был полон решимости победить в этом заезде и ускакать домой на коне Кантумы. И он выиграл этот заезд и ускакал, хотя знал, что Кантума пошлёт за ним погоню.

* * *

Он оставил коня на окраине города и поспешил укрыться в неприметном кабачке. Войдя туда, он увидел Чике за кружкой пенящегося пива. Глаза его были красны, а руки судорожно сжимали кружку, и по ним стекала пена. Казалось, он не узнает Рикку. Он сидел среди хриплого смеха, пения скрипок гвоги и гула голосов наедине со своими мыслями.

Стараясь не привлекать к себе внимания, Рикку прошёл мимо Чике и других посетителей пивного зала. Он искал подходящее место, чтобы спрятаться, но вдруг в глаза ему бросилась фигура высокого человек в дальнем углу соседней комнаты.

Человек поспешно надвинул на глаза тюрбан, но Рикку всё же успел разглядеть жёсткие черты его лица. Это был Шеху.

Рикку бросился назад и окликнул лесничего:

— Чике! Я видел Шеху!

Чике отбросил кружку и одним прыжком оказался рядом с Рикку.

— Где он? Покажи!

Вместе они бросились в соседнюю комнату.

Они обшарили её глазами. Они попробовали плечом наружную дверь — оказалось, что она заперта с другой стороны. За ней начиналась дорожка, упиравшаяся в лестницу и подножие минарета.

Чике рванулся по лестнице наверх, и Рикку крикнул ему:

— Будь осторожен!

Под ногами Рикку задрожали ступени. Он был напуган и не хотел ввязываться в новое приключение.

Лестница привела к закрытой двери, и Чике закричал:

— Шеху, открой дверь! Открой дверь, коли ты не трус!

Рикку сбежал вниз и принёс здоровенную дубину. Он трижды ударил в дверь, и она подалась. Эта дверь не вела в помещение, а просто закрывала следующий пролет лестницы.

Громко топоча, Чике устремился наверх, Рикку не отставал от него.

Из-за поворота на ступени упала тень. Рикку поднял глаза и увидел огромного мужчину.

— Вы куда?

— Мы ищем Шеху!

— Его здесь нет. Ни шагу дальше. Здесь не место для мужчин.

— Как?

— Здесь живут женщины, носящие чадру.

— Мы просим прощения.

Рикку и в самом деле заметил, что из окон за ними наблюдают две-три женские фигуры, скрытые чадрой. Среди них был переодетый Шеху. Рикку был уверен в этом.

— Его здесь нет, — грубо заявил огромный мужчина, — И вот что я вам скажу. Эти женщины — жёны султанского сына. Бегите-ка отсюда,пока он не вернулся со скачек. Ах!.. Смотрите!

Внизу во дворе красиво одетый человек отдавал поводья своего коня слуге. Он быстро взбежал по лестнице и, увидев Рикку и Чике, резко остановился.

— Кто вы такие? Что вам здесь надо?

— Я их не знаю, хозяин, —— вмешался огромный мужчина. Я подозреваю...

— Они хотят украсть моих жён!

— Я так и подумал, только...

— Зови людей! Забрать их! Какого чёрта! Завтра они у меня заговорят!

Появились несколько человек с оружием. Они схватили Рикку и Чике и уволокли их в тёмную комнату у подножия лестницы. Они сидели и оплакивали свою судьбу, и вдруг чёрное мужское лицо глянуло в комнату сквозь решётку, Рикку узнал его и за чадрой. Это был Шеху, он хохотал и поглаживал бороду.

Глава XVII

— Вы говорите, что видели его на скачках?

— Да, — ответили пастухи.

— Когда это было? — спросил Сансай.

— Ай! Меньше недели назад.

— Ну и что дальше?

— Мы видели его, — повторил один пастух. — Он участвовал в одном заезде, но не вернулся, как остальные.

Мей Сансай посмотрел на Лигу. Было раннее утро и они сидели у хижины Сансая.

— Так что случилось в первый день, когда я послал к этой женщине?

— Кай! Она так бранила нас. Она сказала, что пожалуется султану, что мы пристаём к ней, и тогда мы ушли.

Сансай повернулся к Лигу.

— Что мы будем делать? Пора гнать стадо на юг, но мы не можем уйти без Рикку.

За последние три дня всё было подготовлено к переходу. Лигу сказала Сансаю, что теперь нет смысла прятаться в этих краях близ границы. Она пришла сюда, чтобы уклониться от уплаты налога, но её нашли и взыскали с неё крупную сумму.

Лигу склонила голову и прислушалась.

— Мей Сансай, ты различаешь крики?

— Едва-едва, — Сансай прислушался. — Едва-едва.

— Это охотники, — пояснили пастухи. — Они поджигают траву. — Кай! — сказал встревоженный Сансай. — Пора в путь.

В отдалении виднелись языки пламени. Обгоревшая травинка опустилась на нос Сансаю, и он смахнул её, как муху. Воздух заполнили птицы, они кричали и метались в страхе. Ястреб нырнул в дым.

— Они поджигают траву, — повторила Лигу. — Пора отгонять стада на юг, к берегам Великой реки.

— А как же Рикку? — спросил старик.

— Если он не вернётся, послезавтра выступаем без него, — объявила Лигу.

* * *

Мей Сансай гнался за птицей. Кустарники становились всё непроходимее. Вскоре взошло солнце, и роса стала струйками стекать с травы. Когда он подходил к тенистым ручьям, музыка их звучала громче, волшебней.

Вечером пятого дня он добрался до большого ручья, омыл лицо и руки, прополоскал рот. Тускневшее небо угнетало его.

Он услышал треск и затаил дыхание. Трава впереди него подозрительно зашевелилась. Он видел, как из травы большая тень: лев. Из его пасти свисала обезьяна. лев зарычал и прыгнул в кусты.

Мей Сансай содрогнулся. Он не мог решить, следует ли ему продолжать путь до темноты. Впереди виднелось что-то вроде селения. Он подобрал полы халата и, испуганно озираясь и вздрагивая от малейшего шороха, направился к деревне и добрался до неё перед наступлением темноты.

Крайняя хижина принадлежала кузнецу. Работа давно была кончена, и побродив несколько минут около навеса над кузней, Сансай подошёл к дому и пожелал мир дому сему.

Сердобольный человек, держа фонарь над головой, вышел ему навстречу.

— Кто ты?

— Я кочевник, скотовод. Я иду на юг. Нельзя ли у вас переночевать?

Мускулистая грудь кузнеца наполнилась воздухом, он подозрительно прищурился.

— У нас недавно побывали воры,— пробормотал он.— Ты не вор?

Сансай улыбнулся.

— Я бы не стал просить тебя о ночлеге, если бы не встретил льва.

Глаза кузнеца широко раскрылись,

— Ты видел этого льва?

— Да.

— А ещё кого-нибудь с ним ты не видел?

Фонарь в руке его задрожал. Он быстро втащил Мей Сансая в хижину и захлопнул дверь.

Мей Сансай сел на пол и разгрыз орешек кола, предложенный кузнецом.

— Моя жена приготовит тебе ужин,— сказал кузнец.

И тут же он принялся с жаром рассказывать легенду о льве.

— Есть женщина, которая бродит по саванне,— говорил он.— Некоторые видели её, она всегда одета в белое. Она появляется обычно по ночам, и, говорят, у нее есть стадо.

Мей Сансай тотчас решил, что речь идет о Фатиме.

— Давно ли она в этих краях? — спросил он.

— Дай-ка мне сообразить. Разговоры о ней начались, кажется, недели две назад.

Сансай придвинулся к кузнецу и с пылом фанатика пожал его грубую руку.

— Как раз тогда я был в пути. Расскажи мне о льве.

— О нём никто ничего не знает. Охотники, ходившие за ним, говорят, что его следы всегда сопровождают следы стада. Аллах ведает, что это значит. И никто ни разу не встретил в саванне растерзанного человека.

— Так он не пожирает людей?

Кузнец снова пожал плечами и поправил халат.

— Слыхал ли ты когда-нибудь о льве, который не пожирает людей? — пошутил он.

* * *

Этой ночью Мей Сансай не мог уснуть. На рассвете он поднялся первым и вышел подышать свежим воздухом.

К нему подошёл кузнец и протянул руку:

— Как ты спал?

— Хвала Аллаху, прекрасно!

— Как твоя усталость?

Пока есть жизнь, усталости нету.

Они обнялись, как братья, и ещё минут десять обменивались любезностями‚ после чего кузнец предложил ему орешек кола. Беседа сосредоточилась на льве и женщине с белым стадом, о которой рассказывают легенды.

Я тебе что-то расскажу,— сказал Мей Сансай. — Знаешь ли ты, что из-за этой женщины я оставил дом и пустился в скитания?

— О, Аллах!

— Клянусь тебе!

И он поведал кузнецу историю девушки-рабыни Фатиме, как она прибежала к ним, моля о помощи, как его сын Рикку не может жить без неё и как он сам уже было решился прекратить поиски.

Однако рассказ кузнеца придал ему свежие силы.

— Я собрался идти дальше на юг,— заключил Сансай, — но теперь мне лучше выждать здесь. В твоём рассказе есть как раз то, что мне нужно.

Днём он позвал цирюльника побрить голову, потому что кузнец сказал, что он стал похож на язычника. Цирюльник намылил ему голову и побрил её так, что и следа от волос не осталось, и она заблестела, как страусиное яйцо. Обрив голову, он схватил Сансая за подбородок и так сдавил ему горло, что старик стал задыхаться. Это было необходимо, чтобы чисто побрить бороду. Сансай не мог сопротивляться. Он только ловил воздух ртом. Тёмные круги плясали перед его глазами.

— А вчера, — болтал цирюльник, — мимо нас проскакало несколько всадников.

— Вот как?

— Да. — Цирюльник привычным движением стёр со щеки Сансая мыльную пену и принялся править бритву на ремне, поглядывая на кузнеца, который раздувал меха. — Они скакали на север. Разве ты их не встретил?

— Нет, — сказал Сансай. А потом спросил: — А в какой город они направились?

— На севере есть город Контаго. Там живёт женщина по имени Контума. Она жена человека по имени Шеху. Он даёт ей приказания.

У Мей Сансая перехватило дыхание. Слова не шли к его сухим губам.

— Я слушаю тебя.

— Это всё! — Цирюльник правил бритву. — Эти люди, их было двадцать, ехали на встречу с Шеху в дом этой женщины. Так говорят.

— О! — Сансай боялся, что дар речи покинул его. — Выходит, что Шеху устроил в её доме притон?

Цирюльник правил бритву.

— По слухам, Кантума держит у себя мальчика, и Шеху говорит, что он не отпустит его, пока не поймает его отца. Говорят, этот мальчик фулани. Я рассказываю тебе, потому что ты тоже фулани.

— Скажи, один из них был на белом коне?

— Кай, да!

Мей Сансай встал и решительно запахнул халат.

— Кузнец, умоляю тебя, ты не можешь мне дать своего коня?

— Если угодно Аллаху.

— Я должен ехать в Контаго.

— Но отчего так скоро?

— Пойманный мальчик — мой родной сын Рикку, и, слушай меня, надо спешить, ибо в городе пожар.

Глава XVIII

Сансай погонял коня, как безумный. Полы халата развевались по ветру,глаза вылезали из орбит. Он припал к этому дикому коню и гнал его вперёд, только вперёд, и бил пятками его по бокам.

Он мчался мимо рисовых полей, лесов,зарослей боярышника, он распугал газелей, его чуть было не забодал буйвол, а он гнал коня вперёд, только вперёд.

В сумерки он остановился у потока и дал коню напиться. За день он проскакал путь, на который пешеходу понадобятся все пять. Он омыл ноги и позволил коню войти в прохладные воды. И вдруг он заметил, что конь нервничает. Он огляделся и втянул ноздрями сырой сладкий воздух. Выше по течению кто-то плакал, ему показалось, что это плачет ребенок.

В наступившей тишине он вывел коня из воды и посмотрел на его настороженные уши. Сансай уже собирался вскочить на коня и продолжить путь, когда плач послышался снова.

Он прошёл вверх по течению. На песке лежало двое детей, так похожих друг на друга, что Сансай тотчас же понял, что они близнецы. Он склонился над ними, бормоча:

— Где же ваша мать, о Аллах?

Он оторвал полу халата и прикрыл их голые тела. Стоило ему дотронуться до них, как лес огласился могучим рыком. Он услышал хруст ломаемых веток. Конь дико заржал и метнулся в сторону: его преследовал лев. Вмиг оба животных исчезли в зарослях.

Он слышал шум борьбы и, когда его конь снова дико заржал, понял, что произошло. Теперь, когда конь убит, лев бросится на человека. Он огляделся — нельзя ли скрыться? Скрыться было некуда. На другом берегу появилась женщина. Несколько минут она с любопытством смотрела на него, потом перешла поток вброд и одним прыжком оказалась возле детей. Мей Сансай открыл рот от изумления. Он никак

не мог поверить своим глазам, поверить тому, что эта женщина — мать близнецов, Она перенесла детей в тень и, усевшись там, стала кормить их грудью. Сансай дрожал от страха.

— Она ничего не боится, дикая! Она живет среди зверей. Она сама зверь!

Она улыбнулась ему. Улыбка её была живая и юная. Она огляделась и вдруг на непонятном языке позвала кого-то. Сансай услыхал громкий хруст ломаемых веток. Лев вернулся. Он сел рядом с женщиной, он облизывался и бил хвостом. В гортани дикой женщины дрожали нежные звуки.

— Твой конь мёртв, что ты будешь делать? — спросила она Сансая.

Сансай не осмеливался шевельнуть пальцем. Всё его внимание было сосредоточено на льве, который смотрел на него голодными глазами.

— Придётся тебе отдохнуть у нас, ничего не поделаешь, — сказала женщина.

И она поднялась. Мей Сансай опять увидел, как она высока. Снова она пробормотала что-то на непонятном языке, и лев скрылся в чаще. Тогда она повернулась к Сансаю.

— Дорога здесь, — сказала она на чистейшем фулани.

Не было никаких признаков, что дорога через чащу проходит именно здесь, но он скоро увидел, что молодая женщина знает эти места лучше любого пастуха. Она быстро находила путь в сгущавшихся сумерках, но они пришли к её дому лишь после наступления темноты. На её стоянке была лишь одна жилая хижина и одна кладовая. Сансай подумал,что эти шаткие сооружения не переживут сильного ветра. Поляны перед домом не было. Из-за хижины доносилось мычание скота.

Моё стадо, — пояснила дикая женщина.

— Все коровы белые,— заметил Сансай.

— Да.

— Так ты и есть та странная женщина с белым стадом, о которой ходят легенды! Аллах, сжалься надо мной!

— Аллах, пощади и меня! — сказала дикая женщина. — Я не коринрава. Коринрава -дух, а я смертная. Меня зовут Фатиме.

— Фатиме! — воскликнул Сансай и бросился к ней с распростёртыми объятиями.— Пропавшая Фатиме! Подумать только, я вижу тебя и не узнаю! — Он видел, что она не верит его словам. — Разве ты не узнаёшь своего старого свёкра? Я просто обрил голову. Разве ты не помнишь Мей Сансая, отца Одио, Джаллы и Рикку? Лах!

— Отец! — воскликнула Фатиме.

У дверей хижины появился лев.

— Не бойся, — сказала Фатиме.

Мей Сансай на мог вымолвить ни слова, пока она не прогнала льва с глаз.

— Фатиме, я всюду искал тебя. Я слышал столько рассказов о тебе и твоём стаде... Однажды ночью, южнее, я видел девушку, похожую на тебя. Я не поверил своим глазам.

— Лах! — сказала Фатиме. Теперь Аллах соединит нас.

* * *

Они просидели всю ночь. Сансай заставил её подробно рассказать о своих приключениях. Она рассказала, как Шеху силой увёл её от Одио и как она, в свою очередь, убежала от Шеху и жила в лесной глуши. Она повстречала там старого бездетного скотовода и некоторое время работала у него. Он обучил её магии кореньев и трав и при расставании подарил ей двух коров и быка, причём все трое были белой масти. Она кочевала взад-вперёд по саванне, делая все переходы лишь в ночное время.

Что же касается льва, то Фатиме рассказала, что поймала его сосунком, убив львицу отравленной стрелой. Он не нападает на людей. Ей же он много раз спасал жизнь.

Сансай слушал её с восхищением.

— Какие сказки мне рассказывали про тебя! Я даже слышал, что ты дух.

Фатиме рассмеялась.

Сансай смотрел на её сверкающие глаза, они излучали счастье и бодрость, и старик был счастлив. Теперь он вернёт её в дом, и Рикку никогда не сможет упрекнуть его.

* * *

Когда рассвело, Мей Сансай увидел жалкое хозяйство Фатиме. Вплотную к хижине подступала высокая трава, сырая от росы. При прикосновении она обжигала кожу. Сама хижина была тесная и шаткая, и совершенно пустая. Фатиме спала на охапке сена.

— И ты так жила всё это время?

— Что ты хочешь сказать?

— Прости меня, ради Аллаха.

Она улыбнулась.

— Ты научил меня жизни скотоводов. Я была рабыней и не имела права любить свободно рождённого Рикку. Но теперь я очищена, ибо родила сама.

— Да, ты родила сама, и теперь по закону ты больше не рабыня.

Мей Сансай вдруг вспомнил о деле.

— Я должен уйти, — сказал он. Твой лев убил моего коня и сейчас, наверно, пожирает его.

— Вай! — воскликнула Фатиме.

— Боюсь, что я уже опоздал. — пожаловался он. — Я наверняка уже опоздал.

— Куда ту так спешишь?

— В Контаго!

— Так я покажу тебе кратчайший путь.

— Слушай, — сказал Сансай,— я должен сказать тебе правду. Речь идет о Рикку. До меня дошло, что Рикку держит в плену влиятельная женщина канури. Её зовут Кантума, н она живет в Контаго. Вот почему я спешу туда.

Фатиме сверкнула глазами.

— Ты уверен, что она похитила его?

— Да.

— Я хочу отправиться в Контаго сама и поговорить с этой женщиной из моего родного племени.

Они говорили, стоя в бамбуковой роще. Сансай посмотрел на Фатиме.

— Она не может быть прекраснее тебя, — сказал Сансай.

Голубь опустился на бамбуковую ветку над их головами. Оба они смотрели на птицу. Голубь качался на тонкой веточке и поводил хвостом, стараясь сохранить равновесие, Что-то вспугнуло его, и он вспорхнул.

Мей Сансая залихорадило.

— Прости меня, — сказал он и бросился за голубем, вольным голубем, летевшим на юг.

* * *

Фатиме тоже наблюдала за птицей. Она заметила. как переменился Сансай при виде птицы. Когда он побежал, она ринулась за ним и поймала его за руку.

— Что случилось?

— Пусти! — закричал Сансай, пытаясь вырваться, но тонкая рука Фатиме оказалась сильной.

— Твои глаза налились кровью. Отец, у тебя бродячая болезнь.

— Ложь! Всё ложь!

— Конечно, ты болен! И ты совсем не разыскивал меня, а просто был во власти колдовства...

— Пусти меня!

Он вырывался и царапался. Фатиме не поддавалась, Она привела его назад в хижину. Она издала странный звук, и лев стал на страже у двери.

— Если ты встанешь, он бросится на тебя, — она показала Сансаю на обнажённые клыки и когти льва. — Старый скотовод фулани раскрыл мне магию многих трав. Если бы не он, меня не было бы в живых, Я так сильно болела.

Она стала смешивать на дощечке какие-то порошки и затем развела их в холодном молоке. Молоко приобрело зеленоватый цвет. И всё время она заговаривала своё снадобье Затем она подняла кружку и произнесла:

— Выпей это, выпей, и кто бы ни был тот, кто сотворил это зелье,оно поможет тебе! Отныне сокуго выйдет из тебя. Твоё тело навсегда освободится от заклятья.

Она стала бормотать странные слова и вскоре впала в транс. Мей Сансай морщился: снадобье было горькое.

Глава ХХ

Лигу уже не думала о Сансае, все помыслы её сосредоточились на том, чтобы освободить Рикку. На стоянке Лигу пастухи готовили скот к переходу.

— Я еду в Контаго, — объявила она и подхлестнула коня.

Возле глинобитного здания с минаретами она увидела четырёх осёдланных коней. Их держали под уздцы двое мальчишек, одетых в кано и белые шапочки. Лигу подошла к мужчине, который стоял на коленях и молился.

— Где дом Кантумы?

Человек, прервавший молитву, казался оскорблённым, всем своим видом он упрекал Лигу за то, что она произнесла нечистое имя перед человеком, обращающимся к Аллаху. Он указал ей дом и стал перебирать чётки.

Когда Лигу переступила порог, мимо неё прошёл человек с кипой бархатных платьев и множеством пузырьков с духами.

— Кантума дома? — спросила Лигу. — Она варит пиво.

Лигу миновала десяток мужчин в белом, которые сидели у дверей и играли в карты. Её сердце от страха стучало о рёбра. В дверях она помедлила и, прежде чем поднять циновку, пожелала мира этому дому.

— Кто там?

— Это я.

— Войди же.

Кантума сидела на маленькой скамеечке и помешивала кипящее пиво. Увидев, что у неё в кухне совершенно незнакомая женщина, она широко раскрыла глаза.

— С миром ли ты пришла?

— Я пришла забрать моего сына.

— Он здесь уже больше недели. Мы должны идти на юг. Мы хотим, чтобы ты отпустила его.

У Кантумы задрожали ресницы. Лигу видела, как она красива и понимала, из-за чего мужчины теряют от неё рассудок.

— Его здесь нет. — голос Кантумы был мелодичен. — Клянусь, его здесь нет. Клянусь Аллахом, если бы ты знала, где он...

— Ты меня не проведёшь. Ты похищаешь мальчиков!

Кантума вскочила, разъярённая, как тигрица.

— Кто похищает мальчиков?

— Ты забрала мальчика и хотела, чтобы он забыл отца и мать. Знай же: мы, фулани, не любим вас, горожан. Мы дорожим своей простой жизнью, которая делает мужчину вольным и даёт женщине силу и независимость. Ты можешь это понять?

Кантума пожирала Лигу глазами.

— Убирайся вон!

— Не приближайся ко мне, — предупредила Лигу.

Но Кантума была глупа. С черпаком в руке она бросилась на Лигу. Лигу, на которую в своё время не раз бросались разъярённые быки, ловко отступила в сторону, и когда Кантума всплеснула руками, пытаясь сохранить равновесие, Лигу обрушила на её затылок такой удар, каким обычно приводила в чувство непокорных быков.

С проклятиями Кантума грохнулась на пол. Она ударилась лицом о стул, и на месте ушиба проступила чёрная полоса. Служанка внесла поднос с фарфоровыми чашечками, но в испуге уронила его и с криком бросилась прочь.

— Погоди, я расскажу об этом султану, — угрожала Кантума.

— Можешь рассказать кому хочешь, — сказала Лигу. — Ты можешь обратиться к правителю своего города, а я могу обратиться к правителю всех скотоводов. да знаешь ли ты, с кем разговариваешь? — Ответа не последовало, и она продолжила:

— Слыхала ли ты, чтобы Лигу когда-нибудь бросала начатое дело?

Кантума широко раскрыла глаза.

— Лигу, царица пастухов, о которой поют в песнях? Умоляю, прости меня. Что же нам делать? Я не причиню Рикку никакого зла. Он такой милый мальчик.

— Он мне нужен, и это всё. Дожди прекращаются. Трава пересыхает. Нам надо отгонять стада на юг к берегам Великой реки, где молодая зеленая трава. т

— Я открою тебе истинную правду, — сказала Кантума.— Мы пошли с ним на скачки. Рикку сел на коня, и больше я его не видела.

— А где ты его искала?

Стук в дверь заставил обеих женщин оглянуться.

— Салям!

— Кто там?

Но человек уже протиснулся в комнату. Это был огромный, очень чёрный мужчина с густыми тёмными бакенбардами.

— Шеху!

— Моя красавица! — ответил огромный мужчина: — Ты что-нибудь покупаешь у неё? — и он указал на Лигу

Лигу не понравились его манеры.

— Шеху,— сказала Кантума,— я счастлива, что ты пришёл.

— Тау! Дорогая моя. Ты станешь ещё счастливее, когда я отдам тебе эту драгоценность.

Он надел ей на запястье большой блестящий браслет и поднёс её руку с украшением к глазам Лигу:

— Что, красивый?

Лигу не отвечала. Кантума казалась обеспокоенной.

— Где ты это достал?

— Ай! Ты хочешь сказать, что это краденое?

— Нет, нет. Только я совсем недавно видела что-то похожее. Кажется, его привез сюда сын султана.

Шеху помрачнел. Ему показалось, что в комнате вдруг стало жарче. На лице его проступил пот.

— Эта женщина разыскивает своего сына, — сказала Кантума, — и она думает, что это я похитила его.

Она изложила Шеху историю Рикку и сказала, что Лигу обвиняет её в похищении мальчика. Глаза Шеху сузились.

— Я должен идти по делу, сказал он и без лишних слов сбежал по лестнице.

Кантума и Лигу следили за ним в окно. Он поскакал к дому султанского сына.

— Он очень плохой человек,— сказала Кантума.— Смотри, куда он отправился.

— Ты думаешь, он знает что-то о Рикку?

— Может быть, — сказала Кантума. — Поскачем за ним следом.

Она принесла две чадры и дала одну из них Лигу.

— Надень,— сказала Кантума. — Она была возбуждена, и движения её стали проворнее.

* * *

Спустившись по лестнице, они сели на коней. Они скакали по узким улочкам, они скакали мимо мужчин, направлявшихся с осликами на базар, мимо женщин, красивших ткани у колодцев. Солнце весело освещало гуавы и финиковые пальмы. Они остановились в центре большой площади, увидев, что Шеху вводит своего коня во двор дома султанского сына.

— Что делать? — спросила Лигу.

— Иди за мной до ворот. — сказала Кантума. — Я войду в дом. Я знакома с сыном султана. Он часто заходит в мой питейный дом.

Но не успели они тронуть коней, как дюжина всадников перерезала им дорогу. Гремя подковами, они выскочили откуда-то сзади, оставив за собой облако пыли.

— Мы погибли, — сказала Кантума.

Всадники остановились в нескольких шагах от Лигу и Кантумы.

— Да продлятся дни твои, Кантума! — крикнул главный. — Мы только что вернулись с поисков. У тебя дома нам сказали, что ты уехала с незнакомой женщиной.

— Вы видели Фатиме? — спросила Кантума. — Вы разыскали её в саванне?

— Мы видели женщину в белом, белое стадо и льва. Но мы потеряли след.

— Мы преследуем врага.

Всадники шарахнулись в сторону. Лигу и Кантума подскакали к дому султанского сына.

Двое слуг встретили их у ворот и приняли коней.

— Принц дома?

— У него приём.

— Скажи ему, что его хочет видеть Кантума.

Вестовые скрылись, а Кантума и Лигу, оглядевшись, увидели прекрасных коней, высовывавших морды из дверей конюшни. Вскоре один слуга вернулся и повёл Кантуму к принцу. Полная нетерпения Лигу стала ждать.

Глава XX

Поздно ночью Мей Сансай вошёл в лагерь Лигу. При его приближении забрехали собаки. Из хижины выбежала девушка и закричала:

— Это Сансай! Сансай вернулся!

Он увидел, что это жена Джаллы Фиддиго.

— Клянусь Аллахом, Фиддиго, ты хорошеешь! где твой муж Джалла?

— Он в хижине, он заболел.

— Да смилостивится над ним Аллах.

— На него вдруг напала лихорадка. Но он выпил лекарство и уже поправляется. Путь от Малендо был долгий. А сейчас мы опять сложили пожитки. Мы просто ждём.

Говоря, она старалась приласкать его, она забрала у него суму и палку, вкладывала свою руку в его руку и смеялась. Однако он видел, что она нервничает.

— Войди в дом и поприветствуй Джаллу. Моя свекровь Шайту с Лигу и Лейбе отправились в Контаго.

Он вошёл в хижину. Джалла лежал на циновке. Лицо его осунулось. На лбу появились морщины, а глаза при слабом свете казались золотыми.

— Как здоровье, Джалла?

— Да поможет нам Аллах! У меня страшная болезнь, но всё же есть надежда. Худшее уже позади.

— Хвала Аллаху! — он повернулся к Фиддиго: — Пусть твой взгляд не отрывается от лица твоего мужа. Пусть он ни в чём не нуждается. А как Лигу, где она?

— Я же тебе сказала, что Лигу, Шайту и Лейбе отправились в Контаго. Первой уехала Лигу. Моя свекровь начала беспокоиться и тоже пошла туда.— В голосе Фиддиго слышалась тревога. Она сказала: — Нам пора идти на юг, а мы не можем идти, пока Рикку не с нами.

— Они ещё не нашли Рикку?

— Нет. В городе был пожар. Все соломенные хижины сгорели.

— Чья рука это сделала?

— Мы пока не знаем.

— Я предвидел это! Я предвидел это! — закричал Мей Сансай.

— Куда ты? — воскликнула Фиддиго.— Ты что, хочешь вступить в бой? Слишком поздно! Подожди до утра.

— Бой? Какой бой? — захохотал Сансай.— Я должен вступить в бой!

— Они пытались вернуть Рикку, но безуспешно, тогда Лигу наняла нескольких всадников, и они поскакали в Контаго отнимать его силой.

Сансай молча разделся. Волнение в нем нарастало. Он надел кожаную рубашку, вытащил меч и вложил его назад в ножны. Меч удобно висел на поясе, и Сансай улыбнулся. Он привязал к предплечью два небольших кинжала и посмотрел на Фиддиго.

— Лошадь есть?

— За хижиной.

Было темно. Он проворно вскочил в седло. Фиддиго крикнула ему

вслед:

— Ищи их возле мечети.

* * *

На улицах Контаго было темнее, чем в саванне. Сансай ехал осторожно и старался во мраке увидеть всадников Лигу. Внезапно несколько конных окружили его и стали расспрашивать. Он понял, что эти люди находятся в засаде. Наконец кто-то из всадников сказал:

— Добро пожаловать! Мы люди Лигу.

— Хвала Аллаху! Как обстоят дела?

— Мы выжидаем — сказал главный. — Всё кончится этой ночью.

— Да. Мы выжидаем. Нас предупредили, что Шеху собирается вывезти Рикку и Чике из Нигерии через пустыню. Мы только что узнали об этом!

— Лах! — воскликнул Сансай,— Как хорошо, что я здесь!

Рука коснулась его плеча.

— Добро пожаловать! — Это была Лигу.

— Лигу, прости, что я тогда покинул стоянку, не сказав ни слова.

— Аллах всех простит.— Она понизила голос. — Твоя жена Шайту и дочь Лейбе в безопасности. Не бойся. Я укрыла их в доме подруги. Им бы следовало остаться у меня на стоянке!

— Да охранит их Аллах! — сказал Сансай.— Когда бой кончится, если я буду жив, я буду счастлив снова увидеть Лейбе!

— Рассказывай| Первое, что ты сделаешь, это побежишь за птичкой, — ухмыльнулась Лигу.

— Нет, Лигу. Это прошло. Я встретил Фатиме, и она излечила меня от сокуго. Больше я не буду скитаться и вернусь к моим хижинам в Докан Торо.

Это мой дом. Я слишком стар, чтобы перегонять стада по саванне. Пусть это делают молодые.

— Ты встретил Фатиме?

— Клянусь Аллахом!

— Тем более надо спасать Рикку.

* * *

Люди Лигу мрачно сидели на конях. Была глубокая ночь, и кое-кто из них начал дремать. Тогда они решили спать по очереди, чтобы кто-то постоянно наблюдал за домом султанского сына.

— Но что мы будем делать, если в доме есть другой выход? — спросил Мей Сансай.

— Другого выхода нет, — заверила Лигу.

Только теперь Сансай заметил пастухов, прижавшихся к подножию стены. Безмолвные, как призраки, они сидели с пастушьими палками в руках. Случайный прохожий никогда не заметил бы их и не заподозрил, что дом султанского сына обложен со всех сторон.

Вероятно, вскоре после полуночи чья-то рука коснулась Сансая. Он открыл глаза и увидел странные силуэты, таинственно двигавшиеся перед домом сына султана. Он напряг глаза и увидел, что это верблюды. Из дома вышли несколько мужчин в тюрбанах. Ни у одного из них не было фонаря. Мужчины в тюрбанах подняли двух человек и положили их на верблюдов.

— Рикку и Чике, — прошептала Лигу.

У Сансая захватило дух. Припав к коню, он видел, как люди в тёмных тюрбанах приподнимали полы халатов и садились на верблюдов позади пленников.

Свист пронзил ночь. Это был условный сигнал. Всё вокруг дома султанского сына пришло в движение. Вдруг ожило подножие стены. Сансай и всадники вступили в бой. Вооружённые люди из тёмного дома с криками встретили их.

Бой был кратким и яростным. Кони топтали упавших. Кричали верблюды. Арабы, выхватив ножи, пустили их в ход.

— Бей их! — кричал Сансай.

— Отец! Отец! — в шуме донёсся до него голос сына. Сердце Сансая переполнилось радостью.

— Здесь ли вы, мои друзья? Покажите им, чего вы стоите! — закричал Сансай.

Пастухи удвоили усилия. Сансай споткнулся о тело. Убитый был Шеху.

Кто-то из людей Лигу подбежал к Сансаю и сказал, что только что видел, как Рикку с какой-то женщиной скрылся за стеной.

Сансай поспешил туда. Он увидел, что сын прощается с раненой молодой женщиной. Рикку громко плакал. Мей Сансай решил не мешать.

— Я умираю, Рикку, но, как бы там ни было, я любила тебя.

— Не говори о смерти, Кантума...

— Прости меня, Рикку! Твоя Кантума умирает. Но у тебя есть Фатиме. Я вижу её...

— Кантума!

— У тебя есть..

Сансай видел, как она безвольно повисла на руках Рикку. Сансай пошёл к ним, но она уже умерла. Ничего не сказав, он повёл сына прочь. Рикку содрогался от рыданий.

Они добрались до стоянки лишь утром и увидели, что все, Лигу, Шайту и Лейбе, Фиддиго и Джалла, с нетерпением ждут их, чтобы выйти в долгий путь к югу.

Глава ХХI

И действительно, наступила пора отгонять стада на юг, к берегам Великой реки. По всей саванне охотники поджигали траву, разбрасывая по лугам тлеющий навоз. По ночам небо вдалеке озарялось огромными языками пламени, и в соломенных хижинах деревень слышно было потрескивание горящей травы, и повсюду полз ядовитый дым,

удушавший животных и гнавший их прочь из нор.

По ночам блики пожарища плясали в загонах на горбах и рогах зебу. Лаяли собаки, а охотники с луками наизготовку поджидали добычу. Они жгли траву для того, чтобы с первыми дождями сочные побеги молодой травы поднялись по всей саванне, снова обрадовав стада. Таков был обычай, и, хотя лесничие не раз объясняли им, что это

приносит вред деревьям, когда приходила пора, всё шло по-старому: невидимая рука неизменно бросала тлеющий навоз в траву и скрывалась прежде, чем дым превращался в пламя.

Как только Джалле полегчало, они выступили на юг, к берегам Нигера, в те края между Буссой и Лакоджей, где Нигер зовется Кварра. После трехдневного перехода они покинули Лигу, которая вела своё стадо на юг. Джалла и Фиддиго двинулись на юго-восток. А Сансай и Рикку отправились искать Фатиме. Они нашли деревню Даджин Баума и спросили у крестьянина дорогу к стоянке Фатиме. Он показал им следы скота, которые вели к Фатиме.

Фатиме ждала их. Она была оборванна и растрепанна, и глаза её дико блуждали. С её уст слетела печальная повесть: близнецы умерли, и она похоронила их. Она плакала всю ночь напролет, и Мей Сансай пытался сказать ей слово утешения, но тщетно. Казалось, между ней и Рикку возникла преграда: старик никак не мог этого понять. Он полагал, что, когда он разыщет Фатиме и приведет к ней Рикку, мальчик

бросится к ней в объятья и покроет её поцелуями. Теперь же ему казалось, что Рикку смотрит на нее, как на чужого человека.

Утром старый пастух спустился к ручью омыть лицо и произнести молитвы перед тем, как выйти в обратный путь к Лигу, Шайту и Лейбе.

За спиной послышался шорох, и, оглянувшись, он увидел сына.

— Отец, — сказал Рикку, — я Хочу открыть тебе то, от чего у меня тяжело на сердце со вчерашнего дня.

— Говори, сын мой. Расскажи сейчас, чтобы не носить бремя потом.

Он видел слёзы в глазах Рикку. Он отвернулся и стал поливать себе ноги водой.

— Я хочу сказать о Фатиме. Я больше её не люблю!

— Лах! После таких терзаний!

— Отец, я не могу объяснить этого.

— Ты влюбился в ту женщину из Контаго, и её смерть опечалила тебя.

— Нет, отец!

— Когда она была жива, ты видел её изысканные манеры и принцев, ухаживавших за ней.

— Да нет же, отец.

Старик вздохнул.

— В от так и получается, что наши люди всё больше сторонятся кочевой жизни и стремятся к удобной жизни в городе. — Он покачал головой. — Даже ты, сын мой!

— Отец, на самом деле всё не так, как ты говоришь. Я понял, что мне ещё рано жениться. Я люблю Фатиме как брат. Я ведь только мальчишка. Я стану взрослым через два сезона дождей.

Старик сидел, склонив голову. Он слышал мольбы сына, но не отвечал и лишь тёр глаза.

— Я... Я хочу пойти в Новую Чанку и повидать Одио. — говорил Рикку. Потом я бы вернулся к Лигу и поработал бы у неё до тех пор, пока не стану взрослым. Это будет через два сезона дождей. И тогда, если Лигу останется довольна мной, она подарит мне несколько коров и я начну жить самостоятельно.

Мей Сансай видел сына насквозь: мальчик безумно, по-телячьи, влюбился в женщину старше себя, в женщину из Контаго, которая более опытна в делах мира, чем он, старик.

— Ты хорошо говоришь, сын мой. Только сначала ты вернёшься с нами в Докан Торо. Твоя мать должна сначала побыть с тобой.

— Да благословит тебя Аллах, отец!

Мей Сансай увидел в глазах сына восторг и почувствовал, что в груди у него что-то стеснилось. Он отвернулся, чтобы Рикку не видел его затуманившихся глаз.

— Иди на стоянку и жди меня.

— Слушаю, отец.

Рикку с песней двинулся к стоянке. Птицы на деревьях тоже пели.

Возвратившись к стоянке, Сансай увидел удручённого Рикку. Нигде не было ни льва, ни Фатиме. Они принялись ждать её, но когда солнце над их головами сделалось невыносимо жарким, они направились к югу и через два дня напряжённой ходьбы догнали своих, направлявшихся к Докан Торо.

Мей Сансай никак не мог понять, отчего так таинственно исчезла Фатиме. Быть может, она подслушала их разговор у ручья, или сама почувствовала, что Рикку стал по-другому относиться к ней и решила, что не может остаться в их семье? Но, как бы там ни было, они больше никогда не слышали ни о Фатиме, ни о её льве.

* * *

Сансай с семьёй собирался побыть в Докан Торо недели две, чтобы подготовиться к большому переходу на юг, к лугам у Великой реки. Наконец-то старик был у себя дома. А домом его были несколько хижин на краю Докан Торо. Для скотовода фулани, который проводит всю жизнь в пути, дом это то место, к которому приводят дороги скитаний. Для Сансая это была деревня Докан Торо.

Многое радовало старого скотовода. Он разыскал Фатиме для Рикку, хотя мальчик и перерос детскую влюблённость в неё. И гораздо важнее то, что он наконец собрал воедино осколки семьи. Он был уверен, что дела Одио в Новой Чанке пойдут хорошо. Это будет благотворно для Одио, он станет взрослым человеком,под влиянием труда пройдут все его дикие порывы.

Но величайшей гордостью отца был, конечно, Джалла. Джалла показал, кем может стать сын пастуха. Стадо в тысячу голов и невеста Фиддиго! Что же касается позора на шарро, то в один прекрасный день Джалла покроет себя славой. Старик не забывал своих обещаний. Как только он станет жить более осёдлой жизнью, он изготовит и пошлёт Джалле дюжину заговоренных плетей, с которыми сын выйдет на следующее шарро. Правда, он не мог и желать для сына более прекрасной невесты, чем Фиддиго, но прежде следует восстановить честь рода Сансая.

По вечерам, когда все они, и Шайту, и Лейбе, и Рикку, собирались у костра и рассказывали о пережитом в разлуке, старик чувствовал, что былое счастье почти возвратилось к нему. Однако он утратил своё место среди жителей Докан Торо, и, чтобы возвратить его, надо было отнять у Ардо звание вождя.

Сансай с семьёй нарочно остановился не слишком близко к деревне. Однажды ночью Сансай и Рикку пробрались к хижине Ардо. Собаки не брехали, так как их пасти были запечатаны заколдованным мясом. Сансай и Рикку разбудили Ардо и предложили ему на выбор немедленную смерть или немедленное бегство. Как был, полуодетый, Ардо бросился прочь из деревни. Он не успел отбежать далеко, когда его хижины

одна за другой взвились к небу столбами огня.

Наутро Сансай и его сторонники вошли в деревню. Деревня радовалась и ликовала. Девушки под доровами играли на скрипках гвоги и гремели калебасами, в то время как юноши состязались в ловкости и силе. Пели флейты, грохотали барабаны, на весёлых ногах звенели браслеты.

Для многих этот день означал конец самоуправству Ардо. Они давно знали Сансая как любящего отца и мудрого правителя. Нашлось много рук, пожелавших расчистить место ипостроить его семье хорошие красивые хижины.

Некоторое время Сансай чувствовал, что, как и в старые времена, крепко держит в руках нити своей жизни. Люди приходили к нему за предсказаниями. Они приносили ему раны тела и души. Он был в родной стихии.

Он знал, что скоро Рикку один уйдет в пастухи к Лигу. Рикку будет работать у Лигу до тех пор, пока она не подарит ему нескольких зебу, чтобы завести своё собственное стадо. Это хорошо. Мальчику нужно,чтобы кто-то старший заботливо присматривал за ним. Пусть сходит в Новую Чанку к Одио и полюбуется его сахарной мельницей. Но он принадлежит к племени скотоводов и должен вернуться к Лигу.

Вечером накануне ухода Рикку Сансай призвал его и сказал, что ему плохо. Ночью он весь горел и впал в забытье. Шайту, Лейбе и Рикку видели, что скитания отняли у старика все силы. Странствия по саванне оказались губительными.

Рикку и Шайту пытались исцелить его лучшими травами. Всё было тщетно.

— В день смерти ни один врач не поможет,— улыбаясь, говорил Сансай.

Это был третий день болезни. Шайту и Рикку боролись со смертью.

— Рикку! — его голос, казалось, шёл издалека. Улыбка появилась на его губах, и он испустил последний вздох.

Рикку стремглав ринулся на зов, но было уже поздно. Он зарыдал и в горе бросился наземь. Шайту подняла его, она тоже была вся в слезах.

Сансая очень любили, и его похоронили при великом стечении народа на месте прежней его стоянки близ Докан Торо. А затем Шайту и Рикку спешно покинули эти края, ибо недаром говорится, что место, где умер человек, приносит несчастье.

Оглавление

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

Глава V

Глава VI

Глава VII

Глава VIII

Глава IX

Глава X

Глава XI

Глава XII

Глава XIII

Глава XIV

Глава XV

Глава XVI

Глава XVII

Глава XVIII

Глава ХХ

Глава XX

Глава ХХI