Частная Академия (СИ) [Алина Ланская] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Частная Академия
Пролог
Учеба в академии не задалась с первой недели. Уже тогда я поняла, что мне предстоит вытерпеть от студентов многое. Но чтобы такое… Причем в день своего восемнадцатилетия! — Мирослава? Девочка-бунтарка, ау-у-у? Детка, негоже первакам, да еще на дотации, бегать от тех, за чей счет ты учишься. Неблагодарная какая девочка, а? Голос у Вэла противный — высокий и гнусавый, — совершенно не сочетается с внешностью брутального красавчика-мажора. Я стою совсем близко, и если хотя бы у Геры или Вэла хватит ума заглянуть за угол, то… — Стэн голосовое прислал, спрашивает, когда мы ему девку привезем. Чего ответить-то? — Как поймаем, так и привезем. Пусть не волнуется. Эй, Шанина! Детка, ну не ломайся ты как российский автопром! Поехали с нами! Не обидим. Стэн точно спать не ляжет, пока тебя лично не поздравит с днюхой. Спина покрывается холодным по́том — значит, они не просто так в кафе ко мне привязались. Стэн Шумский не успокоится, пока не сломает меня. Для него это вопрос чести. Свита же не поймет! Пока я размышляю, не повернуть ли все-таки обратно, за углом дома тормозит машина. — Ой, какие красавчики! — слышу я пьяный женский голос. — А чего одни? Давайте знакомиться. У нас девичник, подружка замуж выходит… Вот он, мой шанс! Срываюсь с места и опрометью несусь через дорогу, дальше вроде по газону, к освещенному проспекту. Там все-таки многолюдно, может, даже найду автобус до кампуса. — Вон она! Черт! Гера, погнали! Я спотыкаюсь о камень и теряю драгоценное время. А джип Вэла уже совсем близко, и все, что я могу, — это выскочить на узкую дорогу. Меня ослепляют яркие фары. Машина резко тормозит, но все равно задевает меня. Я падаю, не успев даже испугаться, и тут же вскакиваю с асфальта, держась за ногу. То ли подвернула лодыжку, то ли удар получился очень сильный. Теперь не побегаю! За спиной открывается дверь, и водитель выходит из машины, но мое внимание на джипе, который останавливается рядом. — Ну что, добегалась? Гер, пиши Стэну, птичка в клетке, сейчас привезем именинницу. Да, Мирослава? Меня передергивает от того, как Вэл произносит мое имя. Его самого я не вижу из-за сверкающих фар. — Пошел ты! Никуда я не поеду с вами! Крохотная надежда, что парни не станут быковать перед водителем машины, который меня чуть не сбил, разбивается в пух и прах. — Эй, чел, вали давай задом, а то твою игрушку покромсаю! Парни ржут и, не торопясь, подходят ближе. Высокие, крепкие бугаи. Считают, что я никуда от них не денусь. И хотя даже стоять на ногах больно, но я инстинктивно пячусь назад к машине незнакомца. Мельком бросаю взгляд на водителя — лица не видно, но силуэт явно не женский. Скорее всего, молодой мужчина. — Покромсаешь, значит? — переспрашивает он Вэла. — Ну попробуй. У него глубокий тембр, и говорит он спокойно, без угрозы, но почему-то оба парня вдруг замирают. Потом Гера — я его голос поначалу не узнала — говорит: — Темный?! Ты вернулся? А вроде говорили… — Вэл, убери тачку с дороги. — Базара нет, сейчас все исправим! — Теперь уже эти двое козлов пятятся назад. — Извини, мы… да, девчонку отдай. У Стэна с ней терки. Не жду ответа незнакомого парня — мне достаточно того, что его остерегаются те, кто держит в страхе всю академию. Недолго думая, распахиваю переднюю дверь и забираюсь в салон машины, сама охреневая от собственной наглости. — Эй! Ты куда? — вопит Вэл. — Шанина! Вцепляюсь в ручку двери, хотя и понимаю, что меня отсюда могут легко вытащить. Гоню от себя мысли, что между плохим и наихудшим я выбрала наихудшее. Не зря, наверное, этого парня так боятся мажоры. Интересно, кто он такой? Я не слышу разговор, но чуть не визжу от радости, когда Гера с Вэлом идут к своему джипу. Пронесло! Поверить не могу! И тут же напрягаюсь, когда парень открывает дверь и садится рядом. Как его назвал Гера? Темный?! Инстинктивно отодвигаюсь, готовая, если что, выскочить из машины. Но внимания на меня не обращают. Тихий щелчок — и автомобиль почти бесшумно начинает двигаться. Джипа на дороге уже нет. Еду в чужой машине с незнакомым человеком, неизвестно куда. Ночью. В городе, где впервые сегодня оказалась, чтобы отметить свое восемнадцатилетие с парнем, который мне нравится и который не смог прийти. Ну что, просто супер, Мирослава! Посматриваю на водителя — молодой парень, темноволосый, старше меня. Полностью его лица не видно, только профиль. Прямой нос, губы сжаты, лоб нахмурен… Суровый чел! Зато не пристает и не отпускает похабных шуточек. — Эм-м… привет? Я учусь в академии, это недалеко от города, огромный кампус такой. Знаешь, наверное, да? — Парень никак не реагирует на мои слова, но при этом не велит мне заткнуться, поэтому я быстро продолжаю: — Спасибо тебе, огромное спасибо, что… в общем… ты же не приятель этих… ну Вэла там, Шумского? Слова почему-то перестают складываться в предложения, чувствую себя косноязычной дурехой, от этого еще больше тушуюсь. Мы едем несколько минут, а парень ни одного слова так и не произнес. И это дико напрягает. На всякий случай оборачиваюсь, но дорога пустая, знакомый джип за нами не едет. — Не психуй, — едва заметно усмехается парень. — Они не посмеют ехать за мной. Он поворачивает ко мне голову, и я могу наконец разглядеть его лицо. Красивый, но совсем не мой типаж. У него тонкие, нервные черты, высокие худые скулы, широкий лоб и упрямый подбородок. Но главное, его глаза — темные, очень недобрые. И взгляд соответствующий — тяжелый, немигающий. Начинаю понимать Вэла с Герой: я бы тоже не решилась с таким связываться. Точно Темный. И все-таки, кто он такой? Но спрашивать я не стану, конечно. На всякий случай чуть отодвигаюсь от водителя и замечаю его взгляд на своем бедре. Судорожно сглатываю: неужели ошиблась? И тут до меня доходит: у меня же джинсы после падения все в грязи! И куртка на спине наверняка тоже! С ужасом наблюдаю, как от моих джинсов отваливается кусок грязи, за ним еще один и еще. От пристального взгляда водителя хочется низко опустить голову. — Я все за собой уберу, — тихо шепчу я. — Извини. Он молчит, и от этого мне только хуже. Но хотя бы из машины не выставил посреди трассы в полной темноте. Я не знаю модель автомобиля, в котором еду, но он явно очень и очень дорогой! Здесь все такое блестящее, шикарное и… чистое. Было чистым. Мне жутко стыдно, но я нахожу в себе силы спросить: — А куда мы едем? Слушай, если тебе не в академию, может, ты меня высадишь где-нибудь на остановке? — Мы давно выехали из города. — А… куда… ой, извини, пожалуйста! Неловко дергаюсь от громкого рингтона — с моей одежды снова сыплются мелкие ошметки грязи. Мысленно проклинаю Шумского и всю его шайку, из-за которых я очутилась в такой ситуации, и обещаю себе больше не влипать в траблы с мажорами. Наконец, вытаскиваю из сумки телефон и спешно закусываю губу, чтобы не завизжать от счастья. «Тарас». — Алло! Привет! — говорю тихонько, стараясь скрыть радость. — Как твои дела? — С днем рождения, Мирослава. — От его приятного голоса у меня мурашки поползли по позвоночнику. — С меня подарок и… я обязательно покажу тебе город. Извини, что сегодня так получилось. — Спасибо! Спасибо большое! Ну что ты! Какие извинения, Тарас? — А сама млею от его слов. — Я все понимаю, ты занят был и… — Как отметила день рождения? Что-то у тебя там тихо. Я думал, у вас вечеринка. — Эм… нет, не вечеринка, я пока не в кампусе, да и отмечать особо не с кем, но все хорошо, — поспешно добавляю я. Не хватало еще, чтобы он узнал про буллинг. — Правда, все замечательно. Едва слышный смешок. Поднимаю взгляд на водителя — он смотрит на дорогу, но ясно как божий день: ловит каждое мое слово! Мне от этого становится не по себе, и я сворачиваю разговор с Тарасом. — Извини, не могу долго говорить, но я так рада, что ты позвонил! — И я рад. Вернусь недели через три самое позднее. Увидимся! Он первым отключается, а я несколько секунд держу телефон у уха и слушаю тишину. — Твой приятель? — интересуется Темный. Так его буду пока называть, ему действительно подходит. — Приятель? Нет, что ты. Просто знакомый. Я смущаюсь: все-таки странно говорить об одном парне с другим. Да еще о Тарасе! Целых три недели ждать, когда он вернется — тут каждый день проживаешь как год. — По твоему голосу не скажешь, что просто знакомый. Молчу, чтобы не продолжать опасную для себя тему. Смотрю в окно — из темноты проглядывают знакомые очертания. Академия! Слава богу! Остается совсем немного: без приключений добраться до нашего корпуса и заснуть в своей кровати. В машине слышится мелодичный рингтон. — Я уже сказал, мне нужен новый клининг! Ваш даже пол вымыть толком не может! — П… прос… — раздается в телефоне голос. — Мне не нужны ваши извинения, решите проблему. Или этот разговор будет последним. И снова тишина. Вот так жестко, без всяких «алло», или «привет», «или я вас слушаю». Даже слова не дал сказать своему собеседнику. Ишь какой! Клининг не справляется! Сразу вспоминаю маму, и так неприятно на душе становится: вот из-за таких «темных» и страдают нормальные люди, которые работают как проклятые, чтобы прокормить себя и свою семью. Хотя… может, там и правда накосячили уборщики, а я зря завожусь? Или мне не очень нравится Темный? Вон у него ладони какие ухоженные — пальцы длинные, тонкие, они никогда не знали настоящей физической работы. Чувствую легкую вибрацию — месседж пришел. Только номер неизвестный. Думаю пару секунд, а потом провожу пальцем по экрану и вздрагиваю. Телефон выскальзывает из рук. «Привыкай!» И картинка к подписи. Самое отвратительное и тошнотное, что я видела в жизни. Зажмуриваюсь, но все равно перед моим внутренним взором маячит пошлый коллаж из порно — к голому телу, стоящему на коленях в развратной позе, прилеплена моя голова, а вокруг несколько возбужденных членов. Хватаю телефон дрожащими руками и удаляю сообщение, блокирую номер. Слезы подступают к глазам. Шумский! А если он завтра всей академии это покажет?! Найдутся и те, кто решит, что все по-настоящему и это на самом деле я. Что делать? Шумский точно не остановится. Зря я обрадовалась, что Гера с Вэлом отступили, когда… Стоп! — Слушай, — поворачиваюсь я к Темному. — Тебе клининг нужен хороший? Да? Хочешь, я… я буду у тебя убираться? Так, что пылинки не найдешь. Я умею, я работала с мамой, и весь дом на мне был… Бесплатно буду у тебя убираться, только… защити меня от Шумского. Ты же знаешь его! И раз Вэл с Герой… — Не интересует! Как наотмашь ударил! Сердце разрывается от разочарования. Хотя чего я хотела? Он меня знать не знает и не обязан помогать. — Свободна! Я смотрю перед собой и вижу через лобовое стекло наш корпус.Глава 1
За месяц до событий в прологе — Что ты знаешь про академию точных и естественных наук, Мирослава? Я равнодушно пожимаю плечами, пока директриса нашей школы Амалия Ильдаровна пронизывает меня своим фирменным «рентгеновским взглядом». Раньше я бы испугалась, а сейчас думаю лишь о том, как бы закруглить беседу. — Ничего не знаю. И какое мне дело до этой академии? Я не пойду дальше учиться. И вы знаете почему. Встаю со стула и, отвернувшись от директрисы, начинаю готовить ужин. Скоро мама со смены вернется, братьев надо от бабушки забрать и папе помочь. Времени в обрез. Да и не звала я в гости Ильдаровну, сама пришла, еще и душу мне бередит учебой! — Сядь, Мира! У плиты настоишься, когда замуж выйдешь, а сейчас будь любезна меня выслушать! Голос у директрисы как всегда командный, и я подчиняюсь, хотя не уверена, что правильно делаю. Ведь ничего уже не исправишь. — Так-то лучше. Эта академия частная, но с государственной лицензией, не шарашка какая, где за деньги дипломы раздают. Я тебе больше скажу: это один из лучших вузов в стране с безграничными возможностями для студентов как в учебе, так и при трудоустройстве. — Почему тогда я про нее ничего не слышала? Мы же вместе выбирали, куда я буду поступать. Я невольно включаюсь в разговор и корю себя за малодушие — очень хочется послушать про хорошее образование, пусть я и не могу больше на него рассчитывать. — Не знала, потому что там нет бюджетных мест. За обучение столько нужно выложить, что дешевле за границу уехать учиться. А ты легко проходила на бюджет в любой вуз. Деньги… снова везде деньги! Будто ножом полоснули по незажившей ране! — И зачем вы мне это говорите?! Вы же знаете, что я даже на бюджете сейчас не могу учиться. Кто за папой будет смотреть? Он только-только начал привыкать к… к своему новому состоянию. Амалия молчит, но уходить не собирается. Ждет, пока я успокоюсь, а это совсем непросто. Когда слышишь фразу «в тот момент моя жизнь разделилась на до и после», не особо-то и проникаешься. Мне всегда казалось, что в этих словах больше пафоса, чем реальной драмы. Но два месяца назад я поняла, как сильно ошибалась. Я больше не пла́чу, стараюсь радоваться тому, что есть. В страшной аварии, в которую папа попал не по своей вине, он мог вообще не выжить. — Мира, я понимаю, как вам всем тяжело. Не будь ты такой одаренной, я бы не стала влезать. — Голос директрисы звучит непривычно мягко. — Медалистка, у тебя сто баллов по двум предметам из четырех. Да в нашей школе никогда не было учеников умнее тебя, и не будет! Ты не имеешь права себя хоронить здесь! Ты же Шанина! Напомнить тебе, кто твой прадед? Я отворачиваюсь, чтобы она не увидела выступивших слез. Это была наша с папой мечта: чтобы после школы я дальше пошла учиться, чтобы стала ученым и чтобы все вспомнили нашу фамилию. — Как Семен? Держится? — осторожно спрашивает Ильдаровна. — Тяжело мужику всю жизнь на ногах, а потом в один момент... Что врачи говорят? — Ничего нового. Операция — лучший вариант, а без нее шансов, что он снова встанет, немного. — Ты можешь оплатить ему эту операцию. Слова директрисы звучат как гром среди ясного неба. Я замираю с разинутым ртом, не скрывая удивления. — Академия, про которую я тебе говорю, не такая, как остальные частные вузы. Много лет назад ее создал один миллиардер, сейчас он давно во власти, рулит целым регионом. В академии самые передовые методики обучения, у каждого студента индивидуальная образовательная траектория, да много чего, считай, карьера обеспечена. Каждый год академия принимает десять очень умных ребят, они учатся бесплатно, на полном обеспечении, им выделяется стипендия. Не нищенская, как в обычных вузах. Смысл в том, чтобы студенты на дотации не чувствовали себя бедными родственниками, поэтому выплачивают им приличные суммы. — Насколько приличные? — Кажется, я догадываюсь, к чему клонит Амалия, хотя ее слова звучат фантастически. А мне сейчас так нужна сказка со счастливым концом! — Их разве может хватить на операцию папе? Немыслимо! — Два миллиона рублей за все годы обучения. Можно получить всю сумму вперед, но есть ряд условий… — Я согласна! — перебиваю директрису. — Конечно же согласна! Мы и папу вылечим, и я буду учиться! Мозг работает лихорадочно быстро. На эти деньги можно не только сделать операцию, но и нанять соседку, баб Шуру, она и малышню с продленки заберет, и за папой приглядит, пока мама в смене. Хотя и ей можно будет поменьше работать. Невероятно! — Погодите, но… но как туда попасть? Я не успею! Уже конец августа! — Успокойся, Мира, — снисходительно кивает Ильдаровна и вынимает из сумки большой почтовый конверт. — Тебя туда уже приняли. Месяц назад я наудачу отправила твои документы. У меня там знакомая работает, она и сказала, что на одно место еще идет конкурс. Сегодня пришел ответ. Дрожащей рукой я беру увесистое письмо. Мне кажется, будто оно светится золотым сиянием. Я буду учиться! Боже мой! Я буду учиться и помогу папе встать на ноги! — Положи на место, Мирослава, — раздается недовольный голос, и мы с Ильдаровной как по команде оборачиваемся. — Ты никуда не поедешь! Папа! Поверить не могу!Глава 2
Когда я читала, как Дурсли не пускали Гарри в Хогвартс, я громко возмущалась несправедливостью и радовалась, что у меня самая лучшая в мире семья. Ведь со мной, как с Гарри, никогда не поступят. И вот пожалуйста! Сижу сейчас под дверью родительской спальни и слушаю, как папа ругается с мамой. — Хватит мне по ушам ездить, Люся! Нечего Мире делать в этой академии! Годик дома поможет тебе по хозяйству и с близнецами. А через год, клянусь, я встану! Встану, вернусь на автобазу, и все будет как раньше. Поняла меня?! А Мирка поедет учиться, как мы планировали. И в Читу, а не за пять тыщ километров от родного поселка! Будет домой приезжать каждые выходные, ну и мы к ней будем ездить! — Думаешь, я ей счастья не желаю? Я ее родила, не ты! Или думаешь, я буду счастлива, если Мирка, как я, полы будет мыть в отеле? А она будет, если сейчас не уедет! Такой шанс раз в жизни бывает! Папа кулаком грохнул по комоду, и что-то полетело на пол. — Да что ж ты баба такая глупая! Не понимаешь простых вещей! Не дают таких денег просто так, только за учебу! Не бывает такого! Нечисто там что-то! — Так ты почитай! Вон, Мира же тебе показывала их сайт и отзывы студентов и педагогов. Это не мошенники! И учредитель у них сенатор! Я улыбаюсь сквозь слезы: молодец, мама! Не сдается. — Да брехня все! Кто ее там защитит, а? Кто? Тут она под присмотром — или я, или брат мой, но Мирку пальцем никто за восемнадцать лет тронуть не посмел. Боятся потому что. А там? Пять тыщ километров! Нефтяная столица, мать ее за ногу! Мама молчит, я сильнее прислушиваюсь. Не соглашайся с ним, мам! — Нам нужны эти деньги, Сема. Очень нужны, тебе нужна операция… — Да не стану я продавать свою дочь! Говорю тебе, сам встану на ноги! Снова тишина в спальне, теперь я волнуюсь, что они лягут спать, а утром мама, потупив взгляд, скажет: «Извини, дочка, не смогла его переубедить». И все тогда. — Она хочет там учиться, как ты этого не понимаешь! Хочет! Она же весь вечер просидела на этом сайте, от ужина отказалась. Отпусти ее! Отпусти! Думаешь, мне не страшно? Только ты не будешь спать ночами?! Мирка — для тебя всегда на первом месте, я давно смирилась, но у тебя есть еще дети! И ты им тоже нужен! Мира уже взрослая. Через месяц восемнадцать. И не ври себе — не встанешь ты сам без операции! Не встанешь! Снова грохот, потом все стихает. Я сижу под дверью, надеясь, что они продолжат разговор, но затем гаснет свет и повисает тишина. Медленно плетусь к себе, по пути заглядываю к близнецам. Дрыхнут без задних ног! Ну хоть что-то хорошее! Все равно сейчас не усну, поэтому открываю ноут и жадно читаю про академию. Мама права, а вот папа ошибается. Это реально очень крутой вуз, не сравнить с нашим читинским. Ильдаровна не соврала. Готовят они больше для нефтегазовой отрасли специалистов, но и с моей любимой физикой здесь есть где разгуляться. Поманили сказкой и отобрали! Засыпаю под утро в слезах, а когда просыпаюсь через четыре часа, не нахожу в кровати ноут. А ведь помню, что не перекладывала его на стол. Мама, значит, заходила. День начинается с похода в огород за свежей картошкой и огурцами. Затем я бужу Ваську с Серегой, с боем отправляю их умываться. К родительской спальне не подхожу, и так знаю, что мама уехала на работу. У нас недалеко от Читы есть отличный отель, похожий на дом отдыха. Мама там клинингом занимается — убирает в номерах, если сказать проще. И я с ней много раз ездила, почти каждое лето помогала, но сейчас я нужнее дома. — Руки помыли? А глаза? Ну все, марш за стол. Завтракайте и в огород. Поливать помидоры и перец в парниках. Малышня не спорит, знает, что это бесполезно, да и с самого детства мы все к труду приучены. Близнецы с пяти лет огород поливают. Папа до сих пор в спальне. Через полчаса аккуратно стучусь к нему. — Заходи, Мирослава. Говорит он таким тоном, что ничего хорошего я не жду от нынешнего утра. И все же здороваюсь я с ним нарочито бодро: — Доброе! Выспался? Я завтрак приготовила… — Сядь, поговорить надо. Он полулежит на кровати, опираясь на поручни, которые совсем недавно сделали для него. Рядом стоит инвалидная коляска, которую мы с таким трудом купили. Папа смотрит на меня и нос чешет. Я тоже так делаю, когда волнуюсь или напряжена. У нас с ним одна мимика на двоих, я в его породу пошла — тоже высокая, худощавая и с копной непокорных вьющихся волос. — Наверное, зря я вчера на Амалию накричал. Как считаешь? — Наверное, зря. Она точно хотела как лучше, а ты ее прогнал. Смотрю в такие же, как у меня, серо-зеленые глаза и жду своего приговора. — Подслушивала вчера, как мы с матерью гавкались? — Ага. — И что думаешь? У папы тяжелый пристальный взгляд, от которого мне неловко, и я стыдливо опускаю голову. — Пап, я очень хочу поехать! Это эгоизм, да? Типа бросаю семью в трудный момент, только о себе и думаю… Но ведь не просто так… я… — Езжай! — жестко обрывает меня папа, и я ошеломленно поднимаю на него взгляд. Он это серьезно?! — Езжай! Но у меня условия. — Любые! — выдыхаю, не веря собственному счастью. — Все что угодно, пап! — Каждый день будешь звонить и рассказывать, что происходит. Познакомишь меня с соседями по общежитию. И главное — никаких вечеринок, тусовок, бухла, сигарет и наркоты! В девять вечера чтобы была в своей комнате и ко сну готовилась. — Но пап… — Я не закончил! Не перебивай отца! Покорно замолкаю и слушаю дальше. — Народ там явно будет с гнильцой, детки богачей, с ними у тебя разговор короткий, поняла? Начнут приставать — сразу звони! Дядь Сережа приедет, мозги вправит кому надо. Я молча вздыхаю и киваю. Сразу вспоминаю Димку Остапенко, который ко мне приставал в седьмом классе. Гроза школы и всего поселка, его даже учителя опасались. А потом папа увидел, как Остапенко меня у дома зажать пытался. Димка три недели в больнице отлеживался, а на меня пацаны с тех пор и смотреть боялись. Наверное, папа думает, что и в академии может такое провернуть. Но я не спорю, конечно. — Пап, я туда учиться еду. И все. — Но если что, возвращайся домой, поняла! Черт с этими деньгами, все вернем! Я снова киваю, и папа вроде успокаивается немного. Он у меня хоть и взрывной, но очень добрый и любит меня больше жизни. Жаль только, не понимает одного: что бы в этой академии со мной ни случилось, я сюда не вернусь без диплома.Глава 3
«Мира, вы уже на месте? Напиши, а то Сергей не отвечает! Где вы?» Смотрю, как дядь Сережа ругается с высокой стройной женщиной, и не знаю, чего делать — то ли папе ответить, то ли родственника спасать. — Еще раз повторяю, я — сотрудник академии и отвечаю за то, чтобы все студенты добрались до нее в целости и сохранности! И ваша племянница тоже! Не мешайте мне работать! Невольно краснею от громкой отповеди — мы тут не одни стоим и ждем автобус из академии. Рядом другие ребята и тоже с родителями, но никто не возмущается, что едут в кампус только студенты. Дядь Сережа не замечает насмешливых взглядов. Он по-прежнему наседает на женщину, и под негромкие шепотки и смех я решаю вмешаться. — Все хорошо, дядь Сереж. — Хватаю дядю за рукав куртки и оттаскиваю в сторону. — Ничего со мной не случится. Сейчас автобус… — А как ты чемодан тащить будешь? Там же колесики сломались! Стараюсь успокоиться и не думать о том, как выгляжу в глазах толпы студентов. — Дотащу как-нибудь. Не переживай. Лучше папе позвони, он нас потерял. Срабатывает! Уже спокойнее осматриваюсь по сторонам, ловлю на себе презрительный взгляд какой-то мадам. — Господи, понаберут же всяких из Мухосранска, лишь бы дотации от государства получить и гранты! Щеки вспыхивают стыдливым румянцем, и я отхожу от мадам подальше. Никакая я не всякая, убеждаю себя. И вообще, не такие мы и бедные. У нас в поселке намного беднее есть. И никакой это не Мухосранск, а всего двести километров от Читы! К счастью, скоро подъезжает автобус, и я скомканно прощаюсь с дядь Сережей. Беру с него обещание, что он сегодня же вечером сядет в поезд, а не будет слоняться по незнакомому огромному городу. Папин брат у нас мастер наживать разные траблы! Машу ему из окна автобуса и чувствую, что прощаюсь со всей своей прошлой жизнью. Пульс бьется где-то у горла, и я не могу сдержать улыбку. Вот она! Новая настоящая жизнь! Я — студентка! Это больше не сон! Это правда! — Привет! Резко отворачиваюсь от окна и тут же встречаюсь взглядом с красивым блондином. Настолько красивым, что я залипаю на нем и тону в голубых глазах. В голове мгновенно становится пусто, не понимаю, что со мной. — Э… Я не вовремя? Он стоит, чуть склонившись над соседним сиденьем, и ждет моего ответа. Пока еще улыбается, но в его глазах я читаю легкое недоумение. Еще секунда — и парень уйдет! Нет! Только не это! — П… привет! — хрипло проговорила я. Совсем не мой голос! Прокашливаюсь, проклиная собственную застенчивость. Таких красавчиков я никогда не видела! Он такой… — Можно я присяду? Я быстро киваю и отодвигаюсь к окну, чтобы парню места больше досталось. От него очень приятно пахнет — цитрусом, кажется, и еще древесным запахом. Очень дорого пахнет. — Спасибо! Я — Тарас. А ты? Первый курс? Снова молча киваю, не в силах отвести взгляда от его лица. В ушах шумит, все вокруг замерло, я как бы не в себе, что ли. Словно со стороны на себя смотрю. — А ты неразговорчивая. — Он улыбается. — Редкое качество красивой девушки. Лицо пылает от его слов. Он назвал меня красивой! Или он вообще, а не про меня? — Если я мешаю… — Нет! — Получается неестественно громко. Тарас дергается от меня в сторону. — Я… Умолкаю — от волнения в горле сухо. И Тарас вдруг понимающе кивает: — Пить хочешь? Смущенно киваю, не зная, куда глаза спрятать. Я как будто горю изнутри. И никакие кондиционеры этого комфортабельного автобуса не помогают мне прийти в себя. Ни один парень никогда на меня так не действовал. — Сейчас принесу. Он встает с кресла, я инстинктивно тянусь за ним, но вовремя себя осаживаю. Не хватало еще, чтобы он смекнул, как сильно мне понравился. Пока пытаюсь в себе разобраться, Тарас возвращается с бутылкой воды. — Держи. Как тебя зовут? Осторожно открываю воду, боясь ее пролить на футболку. Нельзя опозориться перед красавчиком. — Спасибо. — Чуть прокашливаюсь, но хоть голос похож на мой. — Я — Мирослава. Приятно познакомиться. Получилось как-то по-старушечьи чинно, но Тарасу вроде нравится. По крайней мере он не уходит. — На кого будешь учиться? — Пока не знаю, кто из меня получится. Но меня взяли на факультет физики. Светлые брови Тараса удивленно ползут вверх. Похоже, я его впечатлила. — Ого! Не помню, чтобы там девчонки были. Ты, наверное, очень умная. Пожимаю плечами, потому что робею и не представляю, что ответить. Одно дело, когда родители и все учителя хором говорят о твоем уме, а совсем другое — слышать это от самого красивого парня на свете. Туплю и смотрю в окно. Мы уже выехали из города, и теперь все, что я вижу, — это красивые деревья, частично одетые в желтую листву. — Летом здесь классно, а вот зимы у нас холодные. — Тарас, кажется, понял, что я стесняюсь, и не задает больше вопросов. — Академию построили лет двадцать назад в сорока километрах от города. Так что скоро приедем. — А почему не в самом городе? Я пялюсь на его голубой джемпер, не поднимая взгляда. Боюсь, стоит ему увидеть мои глаза, и он сразу все поймет. Господи, я веду себя как подросток! Права была мама: надо было больше общаться с мальчиками! Но таких, как Тарас, у нас не было никогда! — Сенатор Баев так решил. Он основал академию, построил огромный кампус, вот и получился такой академгородок. — Тарас смеется, но как-то грустно. — Вся инфраструктура завязана на академию. Ну и плюс там загородные дома местной элиты. — А… спасибо. Очень интересно. Мира, скажи что-нибудь остроумное или хотя бы веселое! Поддержи разговор! Он же решит, что ты скучный синий чулок. Но ни одной яркой мысли в голове не появляется. — Ладно, Мира, приятно было познакомиться! — От этих слов мое сердце разбивается, и осколки его улетают в бездну. — Я пойду на свое место. Еще увидимся. — П… пока. Всю оставшуюся дорогу корю себя за трусость и тупость. Вряд ли Тарас захочет еще раз ко мне подойти. Но когда автобус въезжает на территорию кампуса, я ненадолго забываю о красивом блондине и впиваюсь взглядом в здание академии. Оно прекрасно! Большое пятиэтажное, с красивыми готическими башенками, оно мне напоминает Хогвартс. И хотя я много-много раз смотрела приветственный ролик об академии, все равно не могу оторвать глаз от здания. И здесь я буду учиться! Это мой дом на следующие пять лет! У выхода из автобуса образуется небольшая давка. Верчу головой, пытаясь увидеть Тараса, но того нигде нет. На стоянке кучкуется человек восемь-десять, такие же перваки, как и я. Остальные же, забрав свои вещи, разбредаются по кампусу. — Первокурсники живут в корпусе «В», надеюсь, никто не заблудится. — Высокая женщина, с которой ругался дядь Сережа, показывает рукой на трехэтажное бежевое здание. — Управляющий корпусом вас уже ждет. В ваших личных кабинетах есть указания на ближайшие три дня и расписание занятий. Завтра познакомитесь с вашим куратором Яной. Добро пожаловать в академию! Выслушав нестройные благодарности, она уходит. Кто-то идет в корпус — до него метров двести от силы, — а я смотрю на свой допотопный чемодан, у которого отвалились колеса. Помимо него у меня еще огромный рюкзак и сумка. — Давай помогу! Пораженно оборачиваюсь: — Ты же вроде ушел? Смотрю на Тараса и снова туплю. Да что со мной происходит-то?! — Не ушел, как видишь. Тарас улыбается, в его глазах появляются маленькие золотистые искорки, я смущенно отвожу взгляд, потому что у самой улыбка до ушей. Не ушел! Значит… значит, не из любопытства ко мне подсел? — Он тяжелый, — киваю на чемодан, чтобы хоть что-то сказать. — Не страшно. Пойдем. Я живу в другом корпусе, но до вашего рукой подать. Он без особого труда поднимает чемодан и забрасывает на плечо мой рюкзак. Тарас такой красивый и такой внимательный! — А… а твои вещи где? — Да я просто в город ездил. Мы идем медленно, заметно отстав от остальных. Мне хочется, чтобы наша дорога никогда не заканчивалась. А когда Тарас случайно задевает меня плечом, по моему телу пробегает легкая дрожь. Я снова смущаюсь, ничего не могу с собой поделать — этот парень странно на меня действует. Но с ним меня накрывают незнакомые и такие приятные эмоции! Двести метров — это так мало! Когда мы подходим к зданию, перед нами резко тормозит ярко-красный кабриолет. От неожиданности я даже роняю на асфальт сумку, а Тарас отступает на пару шагов назад. — Оу! Кочет! Здоров! Водитель, белобрысый парень лет двадцати, с нахальной физиономией, обращается явно к Тарасу. Тот молчит, но я вижу, что он напряжен. Былая доброжелательность Тараса бесследно исчезает. Да и мне страшновато становится — в машине кроме водителя сидят двое. И это не пай-мальчики. Сразу вспоминаю предостережения папы — про богачей и народ с гнильцой. — А кто это с тобой? Свежачок? Вся троица громко ржет, а я краснею. На языке вертится достойный ответ. Вот прямо сейчас и скажу! Но Тарас, будто чувствуя меня, вдруг кладет руку на мое плечо. — Шумский, езжай своей дорогой, ладно? Никому не нужны проблемы. — Конечно не нужны! Ну бывай. Еще увидимся, свежачок! Машина стремительно срывается с места, оставляя за собой запах гари. У меня возникает очень неприятное ощущение, что у меня будут проблемы с этим парнем на кабриолете. Очень уж у него цепкий и неприятный взгляд. — Пойдем, нечего тут стоять. У Тараса резко испортилось настроение, но я все равно тихо спрашиваю: — Кто это был? — Шумский? Да так, местная элита. Старайся не привлекать их внимание, и все будет хорошо. Киваю, хотя в душе не верю, что получится. — Спасибо, что проводил. И… Мне так не хочется с ним расставаться, но понимаю, что надо. — Дай свой телефон, — неожиданно просит Тарас, и я послушно протягиваю ему мобильный. С замиранием сердца смотрю, как он быстро вводит в «Контакты» свой номер. — Держи. Я буду занят немного, но для тебя время всегда найду. Если будут вопросы, в общем, набери меня. Он снова улыбается. И от его улыбки я таю, мгновенно забывая неприятную встречу с мажорами.Глава 4
— Невероятно! Это просто космос, пап! Я не представляла даже, что когда-нибудь окажусь в таком месте! Мам? Ты видела? Не хуже, чем в твоем отеле! И это они называют общагой! Нет, ты представляешь?! Я кружусь с телефоном по своей комнате, показывая родителям, как шикарно устроилась. Со мной живет еще одна первокурсница — Юля Шелест, милая тихая девочка, она сейчас ужинает, и я здесь одна. — И душ у нас видели какой? Я вчера полчаса под ним стояла! — Всю воду, поди, израсходовала. Ругаться не будут? — Нет, пап! Не будут, конечно! Папа ворчит, но он выглядит довольным, мама так вообще вся светится. Она тоже хотела учиться после техникума, но родилась я. И столько хлопот со мной в детстве было, что какая там учеба! Родители не смогли выучиться, но зато все сделали, чтобы я очутилась здесь. — Я сегодня получила учебники, их так много, еле донесла. И расписание уже нам дали. И я… Мам, пап, а когда вам деньги перечислят? — Обещают вот-вот. Мама отвечает бодро, а вот папино лицо резко мрачнеет при упоминании о деньгах. Поэтому я быстро сворачиваю разговор, и вовремя — ко мне в комнату кто-то стучится. Наверное, соседи, я еще толком ни с кем не познакомилась. На пороге стоит девушка, и она точно не первокурсница. И точно не на дотации учится. Высокая красивая блондинка в очень элегантном пальто. От нее за километр пахнет достатком и благополучием. На это у меня глаз наметан, я видела много похожих девушек, когда маме в отеле помогала. — Привет! Я — Яна Савицкая, куратор перваков на дотации. Можно я зайду? Она приветливо улыбается, я немного робею от того, что не сразу сообразила пригласить ее внутрь. Засмотрелась на красотку. — Конечно, проходи, пожалуйста! — Спасибо, я собственно за тобой. Мирослава, верно? Нам очень нужна твоя помощь. Все перваки уже в библиотеке. Только ты осталась. Не получала мое сообщение? Вроде бы ничего такого она не говорит, но мне почему-то стыдно. — Нет, я… с родителями разговаривала… — Не страшно. Одевайся и пойдем! Она говорит таким тоном, что я и не думаю спорить. Быстро натягиваю ветровку и спешу за Яной. Невольно сравниваю ее одежду со своей и поеживаюсь, словно от холода. Знала, конечно, что это различие будет бросаться в глаза, но не ожидала, что так сильно. Но Яна молодец, не смотрит на меня как на нищую. Скорее даже наоборот. Пока идем к библиотеке, она рассказывает про академию так, будто экскурсию проводит. Интересно! Библиотека поражает своими размерами. Когда я сегодня впервые здесь оказалась, минут десять простояла с открытым ртом. Тысячи, десятки тысяч книг, учебных материалов на разных языках. В нашей школьной библиотеке я перечитала все увлекательное к классу девятому, а тут… Тут ста жизней не хватит, чтобы хоть чуточку… — Мирослава? Все в порядке? Савицкая возвращает меня в реальность, и я перестаю пялиться на огромные стеллажи до потолка. — Да… извини… засмотрелась. — Бывает, я понимаю… Ты вроде из какой-то деревушки около Читы, верно? — Не деревни, а из поселка. Двести километров от города, а до сюда почти четверо суток на поезде. — На поезде? А почему не на самолете? — удивляется Яна. — Ну это неважно, главное, что ты здесь. Занимай, пожалуйста, вон тот стол у окна. Видишь, там книги и вот твой бук-лист. — Чего? Я только сейчас внимательно осматриваюсь, натыкаюсь взглядом на свою соседку Юльку, которая тащит куда-то стопку учебников. А рядом снуют другие перваки, а еще нескольких ребят явно старше. — Все просто, — начинает объяснять Савицкая. — Понимаешь, не все студенты еще приехали, а завтра уже занятия. Надо помочь собрать для них литературу и отнести в их комнаты. Все понятно? Вот твой бук-лист. Янка вручает мне папку и ослепительно улыбается. — Это наша многолетняя традиция, одни студенты помогают другим. Если будут вопросы, можешь спросить у старшекурсников ну или у библиотекарей. — Да… хорошо… просто… — Ты разве не хочешь помогать? Я отчаянно замотала головой: — Нет, хочу, конечно… Мимо меня проходят незнакомые ребята с книжками, никто ни о чем не спрашивает, и я окончательно тушуюсь. Быстро начинаю собирать книги по списку. В принципе, ничего сложного, да и библиотекари работают быстро. Главное, все отсортировать, ничего не перепутать. И, честно говоря, глаза разбегаются! Столько книг интересных! Когда первая стопка учебников готова, приступаю ко второй, потом к третьей. Рядом вижу Катю Ларченко — мы с ней вчера познакомились — и полноватого парня, который мне под ноги роняет «Введение в менеджмент» для первого курса. — Каждый год одно и то же! Как же это все достало! Он еще что-то бурчит себе под нос и отходит в сторону. Я следую за ним. Останавливаю его. — Э… ты о чем? Парень оборачивается и хмуро смотрит на меня: — Первый курс, что ли? — Ага. — Ну скоро все поймешь. Отворачивается и уходит, не объяснив больше ничего. Пожимаю плечами и иду дальше собирать учебники. Итак, восемь огромных стопок книг, которые как-то надо донести до жилых корпусов. На улице темнеет, я после завтрака ничего не ела, в животе урчит, хорошо хоть столовая до десяти работает. Вот только успею ли я все это разнести? И почему сами студенты не забирают? Неужели еще не приехали? — Уже все собрала? — Неожиданно за моей спиной появляется Яна. Надо же, я думала, она давно ушла. — Можно взять тележку и развезти учебники. Пойдем, покажу где. На ее предложение откликается лишь несколько человек. Пока мы идем за Савицкой, выясняю, что все мы только приехали в академию, а значит, перваки. Те, кто постарше, все прекрасно знают и без Яны. Понимаю это, когда встречаю того самого хмурого парня, выходящего с тележкой из подсобки. — Итак, адреса у вас есть, так что не теряем времени, — бодро напутствует нас Яна. — Если дверь не откроют, оставляйте учебники у порога. Она собирается уходить, когда я ее останавливаю. Мы с ней одни, другие студенты идут обратно в библиотеку. — Слушай, а почему у нас утром не было таких тележек? Мы себе все книги на руках таскали. Савицкая непонимающе смотрит на меня, отчего мне становится немного неловко. Как будто я жалуюсь или претендую на что-то. Мне просто интересно. — А почему тебе кто-то должен давать тележку? — резко отвечает Яна. Не ожидала от нее такого. Дергаюсь удивленно, и Савицкая продолжает уже мягче: — Одно дело — свое один раз таскать, а другое — несколько раз. Короче, тебе что-то не нравится, Мира? — Нет, все нормально… — Или ты отказываешься помогать другим? — Никогда, я… — У нас в академии не принято отказывать, когда просят помочь, — с улыбкой в голосе произносит Яна. — А теперь бери тележку и делай что должна. Вроде она все по делу сказала, и я со всем согласна, но не то что-то. А что — не понимаю пока. Настроение испорчено. Время от времени поглядываю на телефон, пока развожу учебники. Я очень хочу, чтобы Тарас позвонил, да мне и простой эсэмэски «как дела?» вполне хватит. Но мобильный молчит, а сама я не отважусь писать ему первой. Смотрю, как Шелест вместе с какой-то девочкой — вроде Света ее зовут — тащит в корпус «С» свои тележки. Мне рядом в «А», на второй этаж к Селиванову В.. Судя по собранным для него учебникам, четвертый курс, международное право. Престижное направление. Корпуса, в которых мы живем, совсем не похожи на обычную студенческую общагу. Я была в одной такой в Чите весной, еще до папиной аварии. В академии мы живем как в отеле. Здесь большие свободные пространства, чистые лестницы, уютные комнаты с душем и туалетом и большие столовые, в которых можно питаться бесплатно. Да, и очень удобные лифты, хотя в каждом здании не больше пяти этажей. «Селиванов В.» Стучусь в комнату. Даже из-за запертой двери слышатся громкий смех и музыка. Мне никто не открывает. Да я и не настаиваю. Только раздражение в душе поднимается — как же, сил, значит, мотнуться в библу у него нет, а развлекаться — есть. Кладу на пол учебники, когда внезапно распахивается дверь и из нее вырывается шум. Отскакиваю в сторону. — Оп-паньки! А ты че тут делаешь? На меня смотрит высокий плечистый парень со смазливой физиономией. Пока я соображаю, где я его уже видела, он громко восклицает: — А! Ты с Кочетом была? Ну точно… Свежачок на дотации. Ты не измазала своей вонью мои вещи? — Что?! Какая вонь?! — Стэн, гони сюда. Глянь, кто тут у нас! Я пытаюсь уйти, но спотыкаюсь о тележку. Растягиваюсь на полу, от боли в глазах темнеет. Слышу сверху мужской голос: — Эй, мошка. Вставай, пока не раздавили! Тот самый белобрысый качок со злыми глазами. Шумский. Точно. И этот Селиванов… они же раньше меня в академии были! Тогда почему… — Сам ты мошка! — огрызаюсь я. Пока они удивленно молчат, продолжаю: — Яна сказала помочь тем, кто не успевал за учебниками, тогда почему… Меня прерывает громкий смех. Эти двое ржут как кони, от чего я злюсь еще сильнее: — Эй?! — Ну Янка красава. Каждый год с перваками развлекается. Ты ничего не поняла, мошка? — перестав смеяться, спрашивает Шумский. — Думаешь, чисто учиться приехала? Ошибаешься, детка, тебя не для этого купили.Глава 5
Матанализ — две пары, потом механика и четвертой парой философия. Смотрю на расписание и чувствую легкое волнение в груди. Первый по-настоящему учебный день. Вчера было реально круто — выступление ректора, экскурсия для первокурсников по кампусу и лишь одна вводная лекция. Зато сегодня уже по полнойпрограмме. Сверяюсь с электронной картой в прилоге — значит, основной корпус, второй этаж. Мимо проходят студенты — кто-то торопится, не глядя несется вперед, кто-то с видом завсегдатаев лениво перебрасывается фразочками с друзьями и даже не смотрит на часы. А до пары остается всего десять минут, а я никого толком не знаю в своей группе. Девчонки, с которыми вчера познакомилась, на других факультетах учатся. А парни… с ними мне сложно общаться, как оказалось. Почему-то в школе проблем с мальчиками не возникало, но здесь все совсем другое, и я… я как будто заново родилась и ничего пока не умею. И еще мне сильно хочется позвонить Тарасу. Вчера мельком видела его со старшекурсниками, он мне даже махнул рукой, а я не успела ответить. Толпа унесла его в другой корпус. И главное, никогда не считала себя нерешительной. Просто мальчики меня не особо интересовали. Ну разве что один раз, да и то… Мама звонит мне, когда я подхожу к аудитории. Не могу пока привыкнуть, что здесь везде все такое современное и чистое, не как в читинском универе. — Да, мам! Привет! Случилось чего? У меня пара начинается! — Мира! Деньги перечислили! — От ликующего маминого голоса у меня теплеет в груди, и я улыбаюсь во весь рот. Я верила, что не обманут, но чтобы сразу два миллиона! — Мам, я рада, очень! — Отпросилась с работы, завтра повезем отца анализы сдавать. Не верится… — Мам, ты плачешь? В аудиторию мимо меня проходят незнакомые парни, двое с интересом рассматривают меня. Немного смущаюсь и отворачиваюсь. Мне на лекцию надо, но не могу же я маму сейчас оставить! — Нет, дочка, что ты! — А сама носом хлюпает. — Я и тебе деньги переведу на карту. Что б мы делали без тебя и этой академии! — Не надо мне ничего! — Прямо на меня идет препод, и я раньше него забегаю в аудиторию. Чувствую себя преступницей, никак не меньше. — Тут и денег не на что тратить. Еда, общага, учебники… все же бесплатное. Мне пора, мам. — Да-да! — У мамы такой взволнованный голос, не знаю, когда она успокоится теперь. — Ты это… пока папа не слышит. Парня найди себе там хорошего, не богатого, а нормального. Как мы. А то ты ж у меня даже не целованная! Краснею, еще и воровато озираюсь по сторонам: а вдруг кто слышал? Натыкаюсь на пару любопытных глаз и снова отворачиваюсь. — Пока, мама! Быстро убираю мобильный и вовремя. Препод окидывает нас цепким взором и неожиданно заявляет: — Ну наконец-то девушка в группе! Давно сюда не заглядывали прекрасные дамы. Тушуюсь от направленных на меня пристальных взглядов. Кажется, на меня таращатся сейчас абсолютно все! — Уверен, вы попали сюда не только благодаря своим прекрасным глазам, сударыня. Препод не очень-то и старый, лет сорок, иронично так смотрит на меня, и я вдруг слышу сдавленные смешки за спиной. Заставляю себя не оборачиваться. — У меня сто баллов по физике, так что мои глаза точно ни при чем! — Голос подрагивает от возмущения и… обиды. Никто и никогда не сомневался в моих знаниях и праве учиться на физфаке! По аудитории прокатывается дружное «о-о-о». На меня теперь откровенно пялятся, и мне неуютно под этими взглядами. Но я смотрю только на препода. Его я, похоже, не впечатлила. — Рад за вас, — сухо произносит он. — Мирослава, верно? А теперь позвольте мне обратить внимание и на других студентов. Итак, начинаем. Я прилежно записываю за ним чуть ли не каждое слово и больше не высовываюсь. Сижу тихо как мышка, и про меня довольно скоро забывают. Пока ничего нового не узнаю, но все равно жутко интересно. После второй пары выхожу из аудитории и смешиваюсь с толпой. Я пока не очень хорошо ориентируюсь, а ходить, постоянно уткнувшись в карту на телефоне, ну такое себе! Да и времени на обед не так много, а еще надо найти дорогу до столовки. Когда захожу в нее, почти все столы уже заняты, но местечко найти можно. В животе жалобно урчит, и не потому, что я слишком голодная, просто запахи здесь божественные. Даже в мамином отеле так не пахнет на кухне! И все это можно есть бесплатно и сколько влезет! Беру поднос и набираю разной вкуснятины — салат с авокадо, пасту с морепродуктами и два кусочка тонкой пиццы. Боже, какой запах! Не сразу замечаю какой-то кипеж, только когда вздрагиваю от громкого окрика, озираюсь по сторонам. — Эти туфли стоят сотку, идиот! В голосе столько холодной ярости, что я на всякий случай крепче вцепляюсь в свой поднос. — Да тут пара капель всего. Подхожу ближе. Картина маслом: симпатичная брюнетка с идеальным каре и в красивом коротком платье испепеляет взглядом хмурого старшекурсника, которого я видела в библиотеке. Смотрю вниз — правая туфля облита чем-то красным. — Оттирай! — цедит брюнетка. — Сейчас же. В столовке тишина, вокруг этих двух толпится народ. И я рядом. — У-упс! — ржет какой-то хлыщ. — Инга, хочешь видосик сниму? И правда, в руке парня тут же появляется телефон. — Исчезни, Петюня, — негромко роняет Инга. — Все вон! Она кто такая? Местная королева? Похоже на то, раз все стали расходиться. — Что здесь происходит? — Меня задевают плечом, да так сильно, что я едва не роняю поднос. И этот голос я уже запомнила. Тело тут же свинцом наливается, даже шага не могу сделать. Шумский! Урод, который считает всех окружающих своими рабами! — Стэн, этот идиот облил мне туфли. — Убери за собой, Макс, — велит Шумский хмурому парню. — И проси прощения у моей девушки. Вот это парочка! Один другого лучше! Чуть не роняю чертов поднос, когда старшекурсник медленно наклоняется и садится на корточки перед брюнеткой и начинает оттирать кетчуп с ее туфли. — Извини! — Минус сто баллов, Макс, — веселится Стэн. — Я сегодня добрый. — Какие сто баллов? За что?! — возмущаюсь я. — Да там совсем чуть-чуть… Не знаю, что именно здесь происходит, но чувствую несправедливость. И то, как оттирает туфлю Макс… это унизительно! Мне так стыдно на это смотреть, что я отвожу взгляд в сторону и натыкаюсь на Шумского. — Это еще кто? — недовольно морщит нос Инга. — Макс, еще протри и вторую тоже, раз уж тебе хорошо внизу. — А это Яночка не справляется со своими обязанностями, — усмехается Шумский. — Ты что, мошка, так ничего не поняла? Подходит ближе и берет с моего подноса тарелку с салатом. Не сводя с меня злого взгляда, медленно выбрасывает на пол содержимое. — Сколько грязи развелось в академии. Пора провести генеральную уборку. — Да ты охренел?! — От негодования у меня в горле запершило. И даже страх перед этим мажором отступил. — Ты чего творишь-то?! По столовке пробежал тихий шепот. — Не понял! Повтори! Шумский надвигается на меня, я уже никого не вижу рядом кроме него.Глава 6
— Что здесь происходит? Мирослава? Оборачиваюсь на удивленный голос — Тарас непонимающе переводит взгляд с меня на Шумского. Но это длится буквально пару мгновений. Потом он подходит ко мне и аккуратно забирает из онемевших рук поднос. — Успокойся, пожалуйста, — одними губами шепчет Тарас. — И молчи. Я сам. Он поворачивается к Шумскому так, что Стэна я совсем не вижу. Зато его злобу чувствую буквально кожей. — У вас тут недоразумение? — Я бы это так не назвал. — Шумский громко ухмыляется, явно хочет моей крови. — Твоя подружка либо очень глупая, либо слишком борзая. Сам знаешь, что с такими здесь бывает. Господи, во что я опять вляпалась? Боюсь даже голову повернуть — ощущаю на себе десятки чужих глаз. — Она не глупая и не борзая, Стэн. Она просто новенькая. — Голос у Тараса доброжелательный и снисходительный. Смотрю на его напряженную спину — все мышцы под тонкой футболкой будто окаменели. Не представляю, чего Тарасу стоит владеть собой. Ради меня сохранять самообладание. Я сразу поняла, что эти двое точно не друзья. — Ну так просвети ее. Сам. Или я займусь этим лично. Каждое слово Шумского отдается болезненным ударом в груди. Мне никогда так не угрожали, нет, я ругалась, конечно, и в школе, и во дворе, когда гуляла, но это все давно было. И рядом всегда был папа и дядь Сережа! А тут… Тарас — первый парень, который за меня заступился. — Я сам разберусь, Стэн. Пошли, Мира. И не дожидаясь ответа, тянет меня за руку из столовки. Все происходит стремительно, в себя я прихожу только в коридоре. Тарас, чуть нахмурившись, сосредоточенно смотрит на меня, заставляя чувствовать себя виноватой. Я и правда косякнула. А ведь он меня предупреждал! — Я же тебе говорил не связываться с ними. Ладно, времени уже нет, у меня пара, да и у тебя тоже. Вечером напишу, поговорим. Согласно киваю ему уже в спину — так быстро он уходит, а я с тяжелым сердцем плетусь на пару по механике. На занятиях сижу без прежнего задора — из головы не выходит стычка с Шумским, но я притворяюсь, что все в порядке. Иногда перехватываю любопытные взгляды одногруппников, но, к счастью, меня никто не достает расспросами. Хотя по глазам пацанов и так ясно: они знают о том, что случилось в столовке. С утра ничего не ела, так что после пар мчусь в наш корпус, чтобы пообедать. Стараюсь потом хоть как-то сосредоточиться на учебе, но не особо получается. Вообще учебники всегда идеально помогали от плохих эмоций, но, видимо, не сейчас. А еще каждую минуту я посматриваю на телефон. Вдруг Тарас позвонит? И лишь когда я почти доделываю задания по матанализу, мобильный озаряется принятым сообщением: «Жду тебя у главного корпуса через 15 минут». Срываюсь со стула и внезапно осознаю, что совершенно не готова. Да я даже толком не накрашена, и волосы в дульку собраны на макушке. И одета я… Ладно, наряжаться глупо — мы в кампусе и у нас не свидание. А повод так вообще отстой, но лицо и волосы точно не заслуживают того, чтобы плохо выглядеть. На улице уже темновато, но Тараса я замечаю сразу. Он в той же футболке, в какой был днем в академии, только на плечи накинут свитер. Нервно убираю волосы за ухо — соорудить нормальную прическу времени не было, так что я просто распустила волосы, и, кажется, напрасно. Ветер сильный, но деваться уже некуда. Когда подхожу ближе, лицо Тараса озаряется доброй улыбкой. Выдыхаю. Он не злится на меня за сегодняшнее. — Отлично выглядишь. — Протягивает руку и мягко поправляет непослушный локон. Вроде такое естественное движение, а я забываю как дышать. От Тараса приятно пахнет, а еще рядом с ним становится теплее. Смущенно смотрю ему в глаза: — Спасибо. Ты тоже… ничего. Он громко смеется, и я расслабляюсь — ощущение, будто всю жизнь его знаю. Настолько с ним хорошо и спокойно. — Ну как первый день в академии? Ну кроме Стэна, конечно. — Все нормально, даже хорошо. — Решаю не рассказывать ему про препода на матанализе, не хочу, чтобы Тарас считал меня ябедой. — Шумский… он типа местный король, да? Не просто элита? — Они называют себя «семьей», — криво улыбается Тарас. — Это своего рода закрытый клуб, в него попадают только самые-самые. Мы медленно шагаем по дорожке в сторону огромного спортивного стадиона. Пространство кампуса огромное. Здесь, по сути, целый город, но сейчас он сжался до одного человека, который сейчас со мной. — Ого! Семья для избранных? И там, наверное, нет ни одного студента на дотации? — Нет, конечно. — Тарас качает головой, а я ловлю себя на мысли, что не больно-то и хочу об этом узнавать. Лучше гулять с ним и болтать о пустяках, не париться о каких-то мажорах и их глупых играх. Но Тарас продолжает говорить о Шумском: — Здесь свои правила, Мирослава. Идиотские, но очень жестокие. Я сам не в восторге от всего, но… этого не изменить. Главное, не нарушай их так открыто, как сегодня. На стадионе светло — на другом его конце замечаю группу студентов, которые тренируются. Рядом с нами нет никого, и мне трудно думать о Шумском и его «семье», когда хочется смотреть Тарасу в глаза и видеть в них чистое небо. — А какие правила я нарушила? Я просто сказала… — Не лезь к Стэну, он этого не любит, — перебивает меня Тарас. — Он превратит твою жизнь в ад, никто не поможет. Здесь правят те, кто эту академию создал, Шумским принадлежит несколько заводов в городе плюс еще какие-то бизнесы за его пределами. И… Стэн долго шел к тому, чтобы быть здесь вожаком. Мне не нравится то, что я слышу, хотя я не слишком удивлена. У меня много вопросов к Тарасу, но я не уверена, что готова их задать. Поэтому покорно слушаю. — Ингу Ульссон ты видела сегодня в столовой, она невеста Шумского, ее обходи за километр. Еще у Стэна есть приятели — Селиванов и Гера Истомин. К ним тоже не приближайся. А остальные уже не так опасны. — Звучит страшновато, если честно. Им что, все здесь позволено? Я видела, как один парень, Макс вроде, вытирал туфли этой Инге. Я в шоке. — Макс учится со мной вместе на юридическом. Хороший парень, но он на дотации, так что… ему приходится приспосабливаться. Как и всем нам. От слов Тараса мне стало совсем не по себе. — Ты… ты тоже на дотации учишься? Вот на нас, простых смертных, этот парень точно не был похож. — Не совсем… я… я завис где-то посредине. Не важно. — Он тихо рассмеялся, нечаянно толкнув меня легонько плечом, отчего у меня мурашки поползли по коже. — Важно другое. Если ты не нарушаешь правил, тебя трогать особо не будут. Это единственный способ выживания. Поверь, это их академия, они как бы в своем праве, что ли. — И что это за правила такие? Типа вытирать ноги этой Инге и не смотреть в глаза Шумскому? Здесь что, крепостное право? — резким тоном осведомилась я. Тарас удивленно приподнял брови: — Быть более лояльной, что ли. Делать, что тебя попросят, ну и не встревать, если что-то не понимаешь или тебе не нравится. Ничего сложного, в принципе. Но… поначалу тут многое может шокировать, а потом приспосабливаешься и живешь. Молча перевариваю услышанное. Умом понимаю, что Тарас прав. Мне нет дела ни до Шумского, ни до его Инги или хмурого Макса, до этой «семьи». Но все же на душе неуютно, наверное, я что-то иное хотела услышать от Тараса. — Я просто не хочу, чтобы ты пострадала, Мирослава. — Он вдруг останавливается и берет меня за руку. Немею от его прикосновения. Меня первый раз парень взял за руку. От волнения пальцы покалывает, таращусь на наши сплетенные руки и едва различаю, что он мне говорит. — Пообещай, что больше не будешь привлекать к себе внимание Шумского. Обещаешь? — Да!Глава 7
Тарас оказался прав: не привлекаешь к себе внимание, и никто к тебе не лезет. Понимаю это спустя неделю учебы в академии. Ходишь себе на пары, в столовке садишься в угол, подальше от мажоров, глаз не отрываешь от тарелки, держишь язык за зубами, когда компашка очередных уродцев с МО* или юридического громко обсуждает девчонок. Не реагируй, Мира. Не влезай ни во что, а просто стань тенью. И делай что скажут. В воскресенье полдня собирали листья с газонов по всей территории. Типа общественная работа. Ну окей, раз надо, значит надо. Но хоть не одни перваки на дотации горбатились, а все. Ну или почти все — ни Шумского с его дружками, ни королевы Инги с ее свитой я не приметила. Жаль только, что и Тараса не было — у него какие-то семейные дела возникли, вот он и уехал в город. Может, сегодня я его увижу? Бегу на пару — с утра матанализ. Чувствую, это будет мой самый нелюбимый предмет. И вовсе не из-за математики. Сергей Владимирович Демьянов. Наш препод, с которым у нас не сложилось с первого занятия, когда он усомнился в моих знаниях. Если бы я тогда молча уставилась в пол, как это делают пацаны, когда Демьянов начинает их стебать, может, и проще было. А так… — Мирослава, расскажите нам вкратце про динамические системы. — Извините, но я… мы же этого не изучали! — Такие задачки решают во всех мало-мальски сносных олимпиадах. У вас по математике сколько баллов было? Двадцать? — Вообще-то… — У женщин, как известно, мозг немного по-другому устроен, но постарайтесь иногда молчать, когда ничего умного сказать не в состоянии. Вспыхиваю и опускаю взгляд на тетрадь. Рядом негромко хмыкают. Да, я единственная девочка в группе, и да, к парням такие шутки не относятся. Им пофигу, главное, что их не трогают. В глазах щиплет, до конца лекции не произношу ни слова, а перед тем как отпустить нас на короткую перемену, Демьянов «радует» нас: — На следующей паре будет тест из трех задач на дифференциальные уравнения в частных производных. Кто решит верно все задачи, станет на полшага ближе к сдаче экзамена автоматом. Это хороший шанс проявить себя. Мы выходим из аудитории — вещи, разумеется, с собой не берем. Кто-то из парней направляется на улицу покурить, но большинство слоняется неподалеку. За неделю я ни с кем толком не подружилась, хотя и пыталась. Но здесь, похоже, все зациклены только на себе, так что общение студентов чисто формальное. Не такой я представляла себе студенческую жизнь. Да и ладно. Телефон тренькает сообщением срочно зайти в деканат: каких-то документов не хватает и могут потребовать вернуть деньги, которые перевели родителям. Срываюсь с места и несусь на четвертый этаж. Пока бегу, в ушах стоит счастливый голос мамы, которая рассказывала, что уже половину анализов сдали и что если все сложится удачно, через месяц папу прооперируют. — Вызывали? — Влетаю к секретарям в кабинет, чуть не сбив с ног какую-то студентку. — Каких доков не хватает? Вроде же все… — А вы вообще кто?! — спрашивает меня девица с внешностью мисс мира. — Что случилось? — Я… я Мирослава Шанина, первый курс, мне вот… прислали, — протягиваю свой мобильный. Идеальные брови секретарши ползут вверх: — Это какая-то ошибка, никто вам такое прислать не мог. Да если бы чего-то не хватало, деньги бы не перечислили. — Может, разыграл кто? — зевает другая секретарша. Гляжу на настенные часы и ужасаюсь: лекция начнется через две минуты. Мчусь обратно вниз, рискуя сломать себе ноги, но главное — не опоздать. Демьянов может закозлиться и не пустить. На своем этаже вижу, как поочередно закрываются двери. У нас пока открыто. Но когда мне остается преодолеть буквально несколько метров до входа в аудиторию, передо мной вырастает фигура Демьянова. — Пара началась, Мирослава, — без улыбки сообщает он. — Вы опоздали, я таких, как вы, не пускаю. — Но ведь тест, — жалобно протестую я. — А как же… — Это значит, что на экзамен автоматом, как и на участие в моем факультативе, вы можете не рассчитывать. Всего хорошего! И захлопывает перед моим носом дверь. Это вообще как?! С минуту, наверное, оторопело таращусь на бежевую дверь. Потом до меня доходит, что мои вещи, мой рюкзак в аудитории, но Демьянов меня туда не пустит. Вот попала-то на ровном месте. Плакать хочется от бессилия. Плетусь по коридору, попутно гадая, чем занять себя на целых полтора часа. Дифференциальные уравнения в частных производных — одна из моих любимых тем, я бы точно справилась! А так даже шанса не дали! Смотрю на темный экран мобильного и смело звоню по номеру, с которого отправили сообщение. Отключен. Что за сволочь, интересно?! Пишу шутнику все, что я о нем думаю, и убираю телефон. Сама того не осознавая, дохожу до небольшого кафе с самообслуживанием. Они у нас на каждом этаже есть, помимо основных столовых. Гляжу на открытый прилавок со сладостями и беру поднос. Вряд ли получится заесть такой факап, но хоть побалую себя чуток. Сначала наливаю кофе, затем подхожу к пирожным. Их много, но я выбираю одно-единственное — с миндальным кремом и шоколадной крошкой. Пробовала раз — нереальная вкуснота. В кафе нет никого, все-таки пара идет. Я устраиваюсь в самом центре, когда слышу чьи-то шаги. Поднимаю взгляд и… сердце ухает вниз. Шумский. А за ним Селиванов и Истомин. Король и его генералы. Или «семья», которую надо опасаться. Молча опускаю взгляд, притворяясь, что копаюсь в телефоне, а в действительности напряженно жду, когда эта троица исчезнет. — А я думаю, что-то дерьмецом завоняло в кафешке. А тут, оказывается, навоз деревенский сидит. Вспыхиваю, как от удара. Но слова Шумского бьют еще больнее. Я даже губу закусываю, чтобы не расплакаться. Не реагируй, Мира, он поиздевается и найдет себе другую жертву. Помни, что Тарас говорил! — Эй, оглохла, что ли? — влезает Вэл. Внешне смазливый парень, но такой урод по своей натуре! — А раньше-то говорливая была мошка. — Кочет мозг вправил, по ходу, — наклоняется ко мне Стэн, и я еле сдерживаюсь, чтобы не вскочить со стула. Лицо горит от негодования. — Эй, как там тебя, Шанина? Что у тебя с Тарасом, а? Шпилитесь? Он у нас не брезгливый. Я, кстати, тоже. Его ладонь забирает с моего подноса пирожное и кофе. — Люблю такое. Что нужно сказать, а, Шанина? Медленно поднимаю голову и вижу, как эта тварь жрет мой десерт. А следом и кофе пьет. — Повторяй за мной, детка, «приятного аппетита, Стэн». В глазах его столько злости и собственного превосходства, что мне становится реально страшно. А еще двое уродов стоят рядом с Шумским. Никого, кроме них, в кафе нет. И… они могут сделать со мной все что угодно. — Приятного аппетита, Стэн, — выдавливаю из себя с огромным трудом. — Не слышу. Еще раз. Громче! Внутри что-то надламывается, меня бросает в жар. Господи, я хочу, чтобы это закончилось! — Не слышу! — кричит Шумский. — Повтори! — Приятного аппетита, Стэн. Голос срывается: я не могу находиться здесь. Вскакиваю и вылетаю из этого кафе, мечтая никогда больше не слышать этот жуткий голос.* МО — факультет международных отношений.
Глава 8
«Рад, что у тебя все нормально. Извини, не получилось сегодня пересечься, занят был». Грустно улыбаюсь сообщению Тараса и быстро пишу ответ: «ОК, в другой раз». «Мне придется уехать на месяц, не меньше. Семейные дела». Перечитываю послание и со стоном разочарования отбрасываю мобильный на кровать. Месяц! Целый месяц без Тараса. Он за эти дни стал мне необходим как воздух, да я улыбаюсь только, когда вижу Тараса или чатюсь с ним. — Мира, случилось что? Моя соседка, Юлька Шелест, поднимает на меня испуганный взгляд. Девочка-веточка. Маленькая, хрупкая, но очень толковая айтишница. Крутые коды пишет, несколько игр уже создала. Интроверт и тихоня. — Нормально все. Это я… так. — Твои пацаны достают? — хмурится она. — Не повезло тебе с группой. У нас все наоборот, мы друг за друга… — Это не пацаны, — не слишком вежливо перебиваю соседку. — Извини, не хочу об этом говорить. Настроение на нуле, вот и на Юльке чуть не сорвалась. Со вздохом беру обратно телефон в руки. Надо что-то написать жизнеутверждающее, хотя сама я с трудом сдерживаюсь от того, чтобы не разреветься. Тарас — совершенно особенный, он мое персональное солнце в этой академии. Первый парень, который так сильно понравился. Чувствую, что и он неравнодушен ко мне. Иначе зачем помогал столько раз? Прикрываю глаза, чтобы вызвать приятные воспоминания. Как же я хочу снова увидеть его добрую улыбку и золотистые искорки в голубых глазах. В душе все переворачивается, когда он смотрит на меня. Смущаюсь и туплю каждый раз при встрече с ним. Наверное, надо быть смелее, флиртовать, показать, что он мне нравится и я желаю с ним общаться не только как с хорошим приятелем. Но я понятия не имею, как себя вести! Вообще, я считаю, это врожденный талант — уметь нравиться парням. Вот Янка Савицкая — наша кураторша — точно знает, как понравиться противоположному полу. За ней парни косяками ходят, ловят ее взгляд. Или ее подружка Лариса, еще одна местная принцесса, или Инга Уилльсон. Эта вообще космос. Вся такая утонченная, манерная, так смотрит на Шумского, что сразу понятно, кто в их паре главный. А я… Я как Юлька Шелест, в лучшем случае — свой парень. На меня с обожанием и восхищением не смотрят здесь парни. Да и не особо мне нужно их внимание, только бы один смотрел. Телефон легонько вибрирует. Я возвращаюсь в реальность. «Что молчишь? Занята?» Ага, страдаю, что ты уедешь на целый месяц. И какие такие семейные дела?! Конечно, я не стала спрашивать. Вместо этого написала: «Нет. Жаль, что уезжаешь. Надеюсь, ничего серьезного?» «Надо дела кое-какие уладить. Я буду скучать». Я радостно улыбаюсь, глядя на экран. Может, это слишком самоуверенно, но теперь я еще больше уверена, что нравлюсь ему. Он ни с кем не состоит в отношениях, я тоже. Почему бы… «Тогда будем скучать вместе». Ставлю несколько грустных смайликов и один смешной. Закусив губу от нетерпения, жду, что же Тарас напечатает… «Я всегда буду на связи. Пиши мне, как у тебя дела. И если соскучишься, тоже пиши». «И ты». Три сердечка от него под моим сообщением! Господи, благослови того, кто придумал эмодзи! Ставлю парочку от себя, и мы продолжаем чатиться с Тарасом еще полчаса, пока он не желает мне доброй ночи, а я ему — доброго пути домой. Утром мне уже не так весело — ощущаю внутреннее напряжение, когда захожу в аудиторию на лекцию. Сегодня первой парой линал, то есть линейная алгебра. Ее ведет очень милый и добрый профессор, он не придирается ко мне, как Демьянов. Но все равно я нервничаю. Вайб какой-то особенный у нашей группы. Никак не могу расслабиться и почувствовать себя своей. Парни друг с другом хорошо так скорешились. Вот и сейчас стоят в аудитории и ржут, а Сережа Асафьев им что-то рассказывает. Замечает меня и тут же замолкает, остальные как по команде оборачиваются. И все — никакого смеха и расслабона. Расходятся по своим местам с каменными рожами, будто на похоронах. Не выдерживаю: — Эй, что не так-то?! — громко спрашиваю в спины. — Что за вечный игнор?! В ответ тишина. Они просто отказываются со мной разговаривать. Это бойкот какой-то? Позади хлопает дверь. Оглядываюсь — на меня недоуменно смотрит препод. Слышал, наверное, что-то. Сажусь за ближайшую парту, оказываюсь рядом с Асафьевым. Демонстративно тот отсаживается, пока профессор вытаскивает наши папки из портфеля. Слышу тихие смешки — разворачиваюсь, но на меня никто не смотрит и не смеется. Но я же четко все слышала. — Итак, мои дорогие, по поводу вашей первой работы, которую вы мне сдали в пятницу, — начинает препод, обводя аудиторию добрый взглядом, на секунду останавливается на мне и, поджав губы, продолжает: — Многие из вас меня порадовали, кое-кто разочаровал, но в целом я доволен. Мирослава, почему вы не сдали работу? Вы ведь прекрасно владеете темой, я был впечатлен… — Что? — непонимающе переспрашиваю. — Да я относила вам на стол свой листок! Вот… Игорь, да он рядом стоял! Поворачиваюсь к Игнатьеву, но тот лишь плечами пожимает. Да как так?! Я точно помню, он отирался тут неподалеку! — Увы, Мирослава, но вашей работы не было, я вынужден это зафиксировать… После пары остаюсь, чтобы выяснить все с профессором, но не получается — приходит эсэмэска от Савицкой: «Мира, срочно жду тебя на первом этаже рядом с конференц-залом». Препода окружили парни, и я понимаю, что сейчас к нему не пробиться. Поэтому спешу к Яне — не знаю, что ей нужно, но она как-никак наш куратор. Савицкая недовольно поглядывает на меня, когда я подбегаю к ней. — Ты опоздала, нужно шустрее. Мир, нужна твоя помощь. Вот, — протягивает флешку. — Тут задания по математике, олимпиадные вроде, короче, я не в курсе. Это для младшего брата одной моей подруги. Классная девчонка, в общем, помочь надо. Реши, плиз, и вечерком кинь мне решения в ватсап, окей? И да, там нужно не просто решение, а еще и обоснования. Короче, разберешься. Все, я побежала! Следующую пару прокручиваю в голове слова Янки. То есть мне, конечно, не сложно решить задачи. Но Савицкая и не думала, что я могу отказать. Просто поставила перед фактом, что я должна помочь. Как будто у меня нет своих дел! Мне еще с линалом разбираться! Куда могла деться моя работа?! После последней лекции на выходе меня отлавливает Катя Ларченко, тоже первокурсница и тоже на дотации. Честно говоря, я не в настроении — с преподом по линалу не удалось договориться, я получила ноль баллов за работу, а значит, максимальную оценку по этой дисциплине я уже не получу в нынешнем семестре. — Ничего не знаю! — Ларченко всем видом показывает, что ей плевать на мое состояние. — Яна велела всем первакам помочь собрать новые декорации для театрального клуба, так что пошли. — Издеваешься?! — вяло возмущаюсь. — Какие декорации?! Я вообще первый раз слышу про какой-то клуб! Зачем я… — Пошли давай! — Ларченко подталкивает меня. — Все пошли, и ты тоже должна. Или ты особенная, что ли?! — Не особенная, успокойся. Наблюдаю за тем, как на настоящей театральной сцене устанавливают декорации. И да, тут не только перваки. Хмурый Макс, который пытается натянуть на стул бархатный чехол, оглядывается по сторонам, замечает меня: — Иди сюда, помогай! Подбегаю и старательно разглаживаю бархат на сиденье. — Спасибо! — благодарит Макс, и я впервые вижу на его лице некое подобие улыбки. — И часто это? — киваю на копошащихся студентов. — Часто нужна наша помощь? Выделяю последнее слово, Макс правильно понимает и ухмыляется: — Привыкай. С этой подводной лодки не выбраться. Особенно тем, кто получил стипендию за все годы вперед. — Я получила. — В груди что-то больно сжалось. — Папе нужна операция… — На этом нас всех и покупают, — кривит рот парень. — Думаешь, ты одна такая? У меня двое младших, мать нас всех одна тянет, я тоже деньги вперед взял, идиот. — Почему идиот-то?! — Был бы умным, дороже себя б продал. Ладно, давай следующий стул, их тут тридцать штук, так до ночи здесь проторчим! — Да, конечно. Но… два миллиона — это очень большие деньги. Я уже поняла, что за них приходится выполнять разные поручения… — Ни черта ты не поняла, — скалится Макс, пока я натягиваю бархат и ищу на нем заклепки. — Тебя здесь ломают и сломают, как и всех. Думаешь, просто так они нищих и умных набирают? Типа равные возможности для всех? — В смысле «ломают»? — Я сразу вспоминаю последнюю встречу с Шумским. — В прямом. Хейтят, буллят сначала, опускают твою самооценку ниже плинтуса, и ты понимаешь: чтобы выжить, надо принять их правила. А их правило — ты принадлежишь им. Полностью. Похоже, кто-то переучился. Недоверчиво смотрю на Макса и думаю, как бы от него свалить. А он продолжает вываливать свои откровения. Его уже несет: — Собой уже не распоряжаешься — напиши курсач за какого-то мудака, отгони на мойку тачку, на которую у тебя никогда не будет бабла. Закажи стол в ресторане или бабу из эскорта. Понимаешь, о чем я? Молча качаю головой. — Ничего, скоро поймешь, когда и тебя сломают. Они всех ломают, всех! Его слова проникают под кожу как яд, попадают в кровь и заполняют собой все тело. Чувствую себя отравленной и грязной. — Не может быть так ужасно! — сопротивляюсь я. — Не может! Не поверю! А преподаватели? А деканы? Ректор, в конце концов?! — А им плевать! Пойми, здесь как в жизни. Тот, кто платит, тот и рулит. И после академии ничего не меняется. Они — хозяева, мы — их слуги. Ну или помощники, заместители, ассистенты. Называй как хочешь, суть та же. — Ужасно! Реально рабство какое-то. Макс отворачивается и нехотя бросает: — Если б не два ляма, свалил бы отсюда в первый же год, но мать не выдержала бы. Обнимаю себя за плечи. Мне так холодно, что я с трудом подавляю дрожь. Сейчас я как никогда понимаю Макса, который говорит страшные вещи. Я тоже не смогу отсюда уйти, операция папы важнее всего.Глава 9
«Сегодня как обычно прошел день. Только задали до черта!» Ставлю несколько злющих смайликов с рожками и улыбаюсь сквозь слезы. Хорошо, что Тарас меня сейчас не видит. «Наши преподы любят пушить перваков. Ничего, скоро втянешься». «Обязательно». Пишу то, во что сама ни капли не верю. Но Тарасу не стану ничего рассказывать, поэтому быстро перевожу разговор на него. «Как твои дела дома? Это вообще ок, что тебя так долго нет? У нас обязательная 100% посещаемость». «Не парься, все под контролем. Пока, на связи». И сердечки в конце. Тарас ничего не обещает, не флиртует, но эти эмодзи заставляют меня улыбаться и надеяться на лучшее. Взглядом нахожу куртку. Изуродованной грязной тряпкой она свисает со спинки стула, как мертвое напоминание о том, что сегодня произошло. — Мира, наверное, ее надо выкинуть, — чуть прокашлявшись, говорит Юлька. Она только что вернулась в нашу комнату, но по глазам соседки я догадалась, что та в теме. — Я попробую ее отстирать, — говорю и сама себе не верю. Моя осенняя куртка, совершенно новая, очень дорогая, купленная в Чите перед отъездом! Я в ней до морозов должна была проходить! Юлька осторожно подходит к стулу, касается куртки. Вижу, что ей противно. — Мир, такую краску не отмыть, к тому же ты видела, что куртка порвана? — Не порвана! Порезана. Кто-то специально ее разрезал! Какая-то тварь! — гневно выкрикнула я. Шелест испуганно попятилась. — Тебе надо поспать, Мира. И не надо так нервничать. Понимаю, но… ты же не знаешь, кто это сделал? Или знаешь? — Если б знала, то тут не сидела бы! Юль, я оставила ее на скамейке недалеко от стадиона. Меня торопили, в общем, неважно. Я буквально на десять минут отошла, когда вернулась, ее не было на месте. Все облазила, к охране даже ходила… там, оказывается, камер нет! По всему кампусу натыканы, а там — нет! — А нашла в итоге где? — На мусорном контейнере лежала. По дороге к нашему корпусу. Меня снова потряхивает, как два часа назад, когда я отыскала куртку. — Что делать будешь? — опасливо спрашивает Юлька. — Слушай, у меня успокоительные есть, хочешь? Мотаю головой: не хватало еще таблетки грызть! — Не знаю, понятия не имею, что делать! Такой беспомощной, как сейчас, я никогда себя не чувствовала. Каждый день какая-то хрень происходит, все хуже и хуже. — Надо успокоиться, Мира. — Юлька громко вздыхает и подает мне большой мусорный пакет. — Успокоиться и приспосабливаться как-то, что ли. Жизнь — вообще сложная штука. — Тебя же не травят в парах! — с негодованием воскликнула я. — Не подкалывают преподы! И у тебя есть в чем завтра идти на пары! Юлька долго молчит. Уже жалею, что сорвалась на ней, хочу извиниться, когда она вдруг выдает: — Говорят, тут каждый год такое. То есть всех перваков на дотации прессуют, но одного больше остальных. Типа находят козла отпущения, что ли. Ну чтобы никто не пытался дергаться. Ничего не отвечаю, просто выключаю свет и пялюсь в потолок. Завтра не пойду на пары. Во-первых, не в чем, а во-вторых, я не выполнила домашку. Засыпаю только под утро, когда уже рассветает, и почти сразу чувствую, как меня толкают в плечо. — Просыпайся, на пары опоздаешь. Натягиваю на голову одеяло, игноря Юльку, но та не отступает: — Тебе куртку принесли, новую! Тут же выныриваю из кровати, голова раскалывается от резкого движения, от боли сжимаю зубы, чтобы не застонать. — Откуда?! — Смотрю на добротную темно-зеленую куртку и теряюсь в догадках. — Комендант передал, как я поняла. Все же в курсе, что случилось с твоей. Примерь. Куртка очень теплая и качественная, чуть великовата, но это даже хорошо. — Она с логотипом академии, у нас в таких техперсонал ходит, — кивает Юлька, — но это же не проблема? — Нет, конечно! — Я собираюсь на пары, стараясь не думать о том, что кто-то сегодня хоть раз, но захейтит меня из-за куртки. Первая пара у Демьянова. Влетаю в аудиторию за минуту до начала занятия, быстро вытаскиваю учебник и тетрадь. Сижу одна, в крайнем ряду, недалеко от двери. Сегодня на меня внимания не обращают, чему я несказанно рада. Препод начинает лекцию, когда дверь открывается, и в нее протискивается Асафьев. — Можно? Извините… — Марш на место, — кивает Демьянов. Чуть не задыхаюсь от возмущения: меня выгнал с лекции, не дал тест написать, а тут. Какого хрена вообще?! Буравлю спину препода, и он как по команде оборачивается: — Мирослава, вы на меня так смотрите, словно я вам что-то должен. Извините, но я давно уже счастливо женат. Взрыв издевательского хохота. Никто уже не прячется, как еще неделю назад, бросают на меня насмешливые взгляды, полные мужского превосходства. Краснею и отворачиваюсь. Неподалеку Асафьев весело рассказывает, что тупо проспал, полночи гамил. Горю от возмущения, но не знаю, что сказать. Любое слово прозвучит как жалкое оправдание. Опускаю голову, краснея еще больше, и слышу сухой, уже без издевки, голос Демьянова: — Если вы так хотите привлечь к себе внимание, прошу к доске. Начнем с дифференциальных уравнений. Иду на ватных ногах, сама как в тумане, в голове шумит, но я покорно записываю уравнение. Правда, маркер в руке подрагивает. — Удивите нас, Мирослава, — слышу за спиной Демьянова. — Докажите, что ваш предел — это не борщ на кухне. Снова смешки. Я тупо смотрю на доску и не понимаю, что там написано. Вообще — по нулям. Как будто кто-то стер из памяти все знания. Никогда не чувствовала себя такой беспомощной! — Ну же, Шанина! Время идет! Или вам так мало нашего внимания? Меня трясет, голова кружится, еще чуть-чуть — и я упаду. — Куда вы? Шанина! Под громкое «у-у-у» забрасываю в рюкзак вещи и вылетаю из аудитории. Живот скручивает, меня тошнит, хотя я с вчера ничего не ела. С трудом доползаю до туалета, чтобы отдышаться. Становится чуть лучше, но голова все равно кружится. Мне нужно на воздух. Подальше от этих стен. На первом этаже тишина. Без приключений нахожу свою куртку в гардеробе и, накинув ее на плечи, выхожу на улицу. Огибаю здание, которое я наивно назвала Хогвартсом. Как же! Ноги сами ведут меня на стадион. Вижу, что баскетбольная площадка занята, хочу посидеть на трибуне и немного прийти в себя. Перед глазами встает уравнение. Простое, на самом деле. Почему я не смогла его решить?! До трибун не успеваю дойти. Едва удерживаюсь на ногах от удара. От спины отскакивает баскетбольный мяч. Из-за шока первые секунды ничего не чувствую, а потом раздается ненавистный голос: — Эй, мошка! Мяч подкинь! Ненавижу! Как же я его ненавижу! Но молча иду по газону, искать, куда улетел чертов мяч. Спина отдается болью. Завтра синяк будет, отстраненно думаю я. Даже плакать уже не могу. Шумский стоит и напряженно смотрит, как я иду в его сторону с мячом. Разгоряченный, в спортивных лосинах и форме академии. Под номером один. Ну, разумеется. — Ближе давай, — приказывает он, и я послушно подхожу к нему практически вплотную. — Хорошая девочка. Стэн скалится, еще и за руку меня держит. К нам подходят несколько игроков — свита короля, если так можно сказать. — Пусти. — Я кашляю, в горле пересохло, мне безумно хочется пить. Но еще больше — никогда не видеть Шумского. — Че-то ты красная! Заболела? Зачетная куртка. — Хватает меня за локоть, но я вырываюсь. — Сушнячок? Чего кашляешь? Молча пытаюсь освободиться, но Стэн явно решил покуражиться. И зачем я сюда пришла?! — Так чего? Пить хочешь? Неохотно киваю. Может, отпустит наконец? В руке Стэна появляется пластиковая бутылка, жадно смотрю на нее, Шумский перехватывает мой взгляд, откручивает крышку и… начинает пить. Чуть не плачу от очередного унижения. — Хочешь, да? — Стэн перестает пить, в бутылке остается еще половина воды. — Держи. Протягивает бутылку мне, но в последний момент подносит пластик ко рту и смачно плюет в горлышко. — Пей! — Ну ты красава, Стэн! — довольно фыркает Петюня. Еще один лизоблюд Шумского. В его руке телефон и он… он меня снимает. — Пей, мошка! Беру бутылку у Стэна и выливаю воду прямо ему в рожу.Глава 10
Отступаю на шаг, ужасаясь тому, что натворила. Но… но ничего уже не исправишь. Шумский медленно проводит ладонью по лицу, стирая воду. Голова кружится, тело пробивает озноб. Умом понимаю, что надо бежать отсюда, но, во-первых, сил нет, ноги ватные. Во-вторых, меня догонят в три счета, поэтому и стою, сжимая в руке пластиковую бутылку. — Ну ты попала, мошка, — довольно хохотнул Селиванов. — Кобзда тебе, сука! Не обращаю внимания на слова Вэла, отступаю еще на шаг, но Стэн вцепляется в плечо, отчего перед глазами плывет. Мне больно, но не страшно. — На коленях будешь отрабатывать, тварь! Шумский шипит мне в лицо, сам красный, будто его сейчас удар хватит. Оглушительный свист заставляет меня поморщиться, я мало что соображаю. Губы Шумского выплевывают какие-то слова, но я их не слышу почему-то. Когда прихожу в себя, вижу вокруг белые стены. Кажется, я сплю. Лишь бы на пары не опоздать. А пока будильник не звонит, снова засыпаю. — Главное, чтобы пневмонию не заработала, — доносится до ушей незнакомый голос. — Проблемная девочка, непутевая… Я словно вся горю, но голова на удивление ясная. Открываю глаза и вижу двух женщин: одна в медицинском халате, другая — та самая кураторша, что сопровождала нас от вокзала до кампуса. — Где я? — провожу сухим языком по губам. Больно-то как! — Выпей и спи! Мне подносят ко рту пластиковый стакан, я жадно выпиваю… нет, не воду, наверное, какое-то лекарство. И через несколько минут проваливаюсь в сон. Я уже третий день валяюсь в больничном отсеке кампуса. Не знала, что у нас есть такой — со своими врачами, оборудованием и даже стационаром. — Ну а что ты хотела? В кампусе постоянно живет более тысячи студентов, а еще есть администрация, преподаватели, хозяйственное управление. Как ты себя чувствуешь, Мирослава? Пожимаю плечами, уставившись в одну точку. Все эти дня меня не доставали расспросами. Но сейчас, видимо, время пришло. На стуле сидит помощница ректора по работе со студентами, Ирина Алексеевна. Та самая, с кем на вокзале ругался дядь Сережа. Она смотрит внимательно и даже настороженно, как будто от моего ответа что-то зависит. — Я лучше, спасибо. Как я здесь оказалась? Потеряла сознание на стадионе? — Да. Зачем ты вообще пришла на занятия, раз плохо себя чувствовала? Это опасно не только для тебя, но и для другихстудентов, твоих друзей. — У меня здесь нет друзей, — вырывается у меня. — Какие тут могут быть друзья? Шумский, что ли?! Лицо у помощницы розовеет, но она быстро справляется с эмоциями. — Расскажи, что у тебя произошло со Станиславом. Усмехаюсь про себя. Ну надо же, настоящее имя Шумского узнала. Интересно, она реально ждет, что я ей все расскажу? Чтобы потом Стэн меня живьем закопал? Хотя он и так меня уроет, когда я отсюда выйду. Молча отворачиваюсь к стене — не только потому, что боюсь Шумского, просто не верю, что ему хоть что-то будет за все издевательства надо мной. — Мирослава, тебе нечего стесняться, наш разговор останется в этой комнате, но я должна знать, что происходит. Мы посмотрели камеры, Станислав попал в тебя мячом, поэтому ты его облила водой? — Серьезно? Вы слепая или просто троллите меня?! Да ваш Шумский, он… он психопат натуральный, он кайф ловит, когда людей мучает! Замолкаю, потому что и так много сказала. — Нам важен благоприятный психологический климат в кампусе. — Помощница словно не услышала мои слова про Шумского. — Конфликты неизбежны, это нормально, но если ты не можешь их сама разрешить, то моя задача тебе помочь. Станислав сказал, что случайно попал в тебя мячом, поэтому ты сильно расстроилась. И что все это недоразумение, говорит, ты была не слишком адекватной. — Я?.. Это я была?!. От такой наглости теряю дар речи. Думала, хоть как-то успокоилась за эти дни, но нет — я снова на пределе эмоций. — Мирослава, пока ты здесь, к тебе никто не приходил из твоих одногруппников или соседей по общежитию. Их бы и так не пустили, но это ненормально, понимаешь? К чему она клонит? Все, что мне нужно, — это надрать задницу Шумскому, поставить его на место, чтобы он больше никого не хейтил. — Нет! — У тебя проблемы с коммуникациями. И серьезные. Ты пока не можешь адаптироваться в академии, и меня это настораживает. — И что? Выгоните меня отсюда? Брякнула наобум, хотя от этой академии можно любой подлости ожидать. А папу уже завтра на операцию положат. С мамой вчера переписывалась. — Отчисления у нас возможны, хотя это крайняя мера. Шумский — не пай-мальчик, но постарайся больше не встревать с ним в конфликт. Он считает все это недоразумением, говорит, у него нет к тебе никаких претензий… — А вы ему верите?! Ирина Алексеевна приподнимает аккуратные брови: — Он — сын члена попечительского совета академии и очень уважаемого бизнесмена. Так что да, я ему верю. И рекомендую тебе тоже ему поверить. Но если будут проблемы, обращайся, пожалуйста. И выздоравливай! После разговора на душе остается неприятный осадок — типа я сама виновата, не умею ладить с людьми, а Шумский и ни при чем, получается. Лежу еще три дня в стационаре. Чувствую себя намного лучше — можно спокойно выспаться и тебя никто не дергает. Не смеется за спиной, не упражняется в остроумии и не ворует куртку. А когда возвращаюсь в общагу, нахожу на своей кровати большой пакет с логотипом известного спортивного бренда. Оглядываюсь на всякий случай, но вокруг никого. Мои вещи, учебники — все на месте. Медленно разворачиваю пакет, из него выпадает визитка, но все мое внимание сосредотачивается на… куртке! Настоящей осенней куртке, очень похожей на мою прежнюю. Только эта намного прочнее и функциональнее — столько карманов! — и теплее. Быстро надеваю ее на себя — она еще и намного легче и мягче и моей убитой, и той куртки, что мне комендант передал. Кручусь на месте от радости — никогда у меня не было такой качественной вещи. У меня?! Стоп, Мира. Откуда она здесь? Наконец вспоминаю об упавшей визитке. Красивый золотистый кусочек пластика, на котором написано только два слова: «Инга Ульссон». Невеста Шумского.Глава 11
До самого вечера разбираю завалы с домашкой. Можно ненавидеть вайб этой академии, но что-что, а учат здесь мощно. В смысле — дают информацию, а берешь ты ее или нет, это твое дело. Но пока ни одного раздолбая я здесь не встречала, по крайней мере в нашей группе их точно нет. Когда в животе начинает урчать, вспоминаю, что забыла поужинать. На часах уже пол-одиннадцатого, столовка в корпусе закрыта, в нашей комнате еды нет. Значит, придется терпеть. Похоже, этот «скилл» я здесь точно прокачаю. Если с ума не сойду. Юлька возвращается в одиннадцать и удивленно таращится на меня: — Привет! Не знала, что тебя сегодня выпустят. Как ты? Взгляд у нее такой участливый, что мне становится не по себе. — У меня вообще-то сильная простуда была. И так неделю почти провалялась. Соседка моя неторопливо раздевается, аккуратно кладет свой ноут на стол и только потом объясняет: — Да просто говорили, что все намного серьезнее у тебя. Типа нервный срыв. — Кто такое говорил, интересно? — Невольно вспоминаю разговор с помощницей ректора. — Сплетни типа? Шелест мнется, взгляд стыдливо отводит и пытается скрыться за ноутбуком. Мы с ней не подруги, конечно, но чисто по-соседски совершенно нормально ладили. Да, у нее своя тусовка с айтишными очкариками, но общие темы мы с ней всегда находили. — Юль? Что говорят-то про меня? — спрашиваю чуть громче, чем надо. — Ко мне вообще никто не приходил, когда я болела, даже не написал на телефон, не полюбопытствовал, что со мной. — Я хотела, честно, — волнуясь, торопится сказать Шелест. И я ей верю. — Правда хотела, в первый же день, когда узнала. Но Янка сказала: тебя не нужно беспокоить, ты очень перенервничала. Новая обстановка, стресс, проблемы с адаптацией… — Нет у меня никаких проблем с адаптацией, — огрызаюсь я. — У меня проблемы с буллингом. А точнее — с Шумским! Этот урод меня почему-то ненавидит! Юлька молчит, уткнувшись в ноут, чем сильно бесит. Хотя чего я? Тут каждый сам за себя. Да и не попрет никто в этой академии против Стэна. Уж точно не студентка на дотации. Понимаю Юльку, что она не желает вмешиваться, но от этого только острее чувствую одиночество. Как же хочется хотя бы на день вернуться домой! К родителям! — Я мечтаю летом поехать на практику в «Яндекс», — после большой паузы сообщает Юлька. — Три года назад с классом там на экскурсии была. Янка сказала: главное, ни во что не вляпываться, и тогда скорее всего возьмут. Каждому студенту нужна характеристика, и она должна быть идеальной. Смотрю на Шелест: серые глаза размером с блюдце и жалостливые такие. Конечно, характеристика может быть идеальной, если никуда не вляпываться. Точнее — ни в кого не вляпываться. Отворачиваюсь и гашу лампу. Мне нечего ей сказать. — Мира, послушай! — Юлька подбегает к моей кровати и присаживается. — Думаешь, меня не хейтят? Я чего так поздно пришла?! Курсач пишу для одного второкурсника! Я сама на первом, там тонну литры надо перелопатить. И отказать не могу! Мне жаль, правда жаль, что у тебя так со Стэном. Но надо как-то уладить. Может, сам отстанет, а? — Ха! После того как я его облила?! Это вряд ли. Ладно, спокойной ночи! Мне спится на удивление хорошо, никаких кошмаров. Утром просыпаюсь чуть раньше будильника, успеваю плотно позавтракать перед занятиями. Но в главный корпус иду в своей «академической» куртке. Носить ту, что прислала Инга, не буду, пока не выясню, откуда такая щедрость и что местной королеве от меня надо. В добрые намерения я не верю. Первая пара общая почти со всем потоком — история. Надеюсь затеряться среди толпы, особо не смотрю по сторонам, сажусь в предпоследний ряд и утыкаюсь в учебник. До меня никто не докапывается, слушаю левые разговоры рядом, но в них не участвую. Поглядываю на телефон: сегодня у папы операция, и я волнуюсь за него сейчас намного больше, чем за себя. Мама обещала написать, как все пройдет. Наверное, моя тревога за папу помогает мне не обращать внимания на то, что происходит вокруг. Может, еще и поэтому день проходит без траблов. И да, я не встречаю ни Стэна, ни его дружков. Инги тоже не видно, как и Яны. А вот к этим мажоркам у меня немало вопросов. Обедать не иду — просто беру в автомате большой бутерброд и стакан чая. В читалку с едой нельзя, но ничто не мешает выйти во внутренний двор и на лавочке съесть свою еду. Мама ничего пока не пишет, успокаиваю себя тем, что операция долгая, еще нужно время прийти в себя после наркоза. Ну и повторяю как мантру, что все будет хорошо. Ради него, ради нашей семьи я должна постараться. — Привет! — Слышу за спиной и испуганно оборачиваюсь. Но, увидев Макса, облегченно выдыхаю. Единственный парень, который ко мне по-человечески относится. Ну, кроме Тараса, разумеется. — Привет! Как дела? — Чуть отодвигаюсь, чтобы он сел рядом. — Это я хотел тебя спросить. — Макс присаживается и пытливо смотрит на меня поверх очков. — Слышал, Шумский тебя побуллил, а ты ему морду облила? Зачет! — Да уж! Рада, что тебе весело. Он меня теперь линчует. — Разве что не в академии, — серьезным голосом говорит Макс. — И точно не сейчас. Его до конца недели отправили куда-то, вроде как с научником какой-то ресеч делать. Ну и Вэла с Герой тоже. Пока их нет, никто тебя не тронет. — Как это отправили? — недоверчиво переспрашиваю. — Он же тут король этой академии, Ирина, помощник ректора сказала… — Стэн, может, и король, но точно не бог, — ухмыляется Макс. Мне кажется, ему доставляет удовольствие говорить, что Шумский не всемогущ. — В ректорате тоже не идиоты сидят. Есть правила — неписаные, конечно, но их надо соблюдать. Ну типа нельзя откровенно принуждать. То есть мы делаем, что они говорят, чисто по велению сердца. Типа надо уметь подчинять перваков не силой, а таким продуманным абьюзом, покупать их лояльность разными обещаниями… — Чудовищно! — У меня внутри все вибрирует от возмущения. — Еще и лицемерно, и… — Это работает. Открытые конфликты никому не нужны. Тем более чтобы это не вышло за пределы академии. Ладно, идти пора. Скоро пара начнется. — Макс встает со скамейки. Вообще симпатичный парень, только запущенный какой-то. — И мой тебе совет: не высовывайся из кампуса. Тут хотя бы камеры и какой-никакой контроль. — Да куда мне ходить-то? — Следую за Максом, когда слышу вибрацию в рюкзаке. Сердце перестает биться. Мама! Но вместо сообщения о папиной операции читаю месседж Тараса: «Привет! Как дела? Выздоровела?» «Привет! Да, все хорошо. Как ты?» «Соскучился. Хочу тебя увидеть». Лекция уже началась, а я так и стою застывшая посреди коридора, перечитывая снова и снова его сообщения. Увидеть? Меня? Соскучился? Пока думаю, что ответить, получаю еще одно: «Какие планы на выхи?» «У меня ДР в вс». Если б мама вчера не напомнила, забыла б со всем этим трешем в моей жизни. «Супер! Сможешь приехать в город? Я знаю пару классных мест».Глава 12
Этот день я жду каждый год. Особенный день. Только мой. В далеком детстве папа катал меня на спине вокруг большого стола на кухне, а я хохотала и смотрела на торт, который мама осторожно перекладывала с противня на поднос. Потом мы вместе вставляли разноцветные свечки. Я отчетливо помню, как неловко их задувала — лет до семи не получалось с первого раза. Да, это как раз случилось на мои семь лет — мы сидели за столом, ели мамин торт, взрослые болтали о своих взрослых делах, еще был жив дедушка. Я все набиралась храбрости попросить разрешения уйти во двор погулять — мне очень хотелось покрасоваться перед девчонками в новом платье. — Мира, дочка, пойдем, что покажу! После папиных слов стало ясно: гулять я не скоро пойду. Усадив меня к себе на колени, папа взял потрепанный альбом, полный старых черно-белых фотографий. — Знаешь, кто это? — спросил папа. — Наши родственники? Те, которые раньше жили? — Умная девочка, — похвалил папа, и я покраснела от удовольствия. — Видишь вот этого дядю? Как думаешь, кто он? Я пожала плечами, всматриваясь в потертое и нечеткое изображение. — Худой он очень, тощенький. Я когда вырасту, тоже такой буду? В семь лет весила я мало, девчонки во дворе дразнили меня сушеной воблой, мол, подует ветер и унесет Мирку. — Если ты будешь такой же умной, как он, я буду счастлив. Но такой худой — точно нет. Мы с мамой этого не допустим. — Тогда можно еще кусочек торта? Папа рассмеялся: — Погоди, давай я тебе расскажу про этого дядю. Его звали Мирослав. — Почти как меня? — Да. Я назвал тебя в честь него, Мирослава. Это твой прадед. Мирослав Шанин. Так я познакомилась с историей своей семьи. Каждый год в этот день я вспоминаю тот разговор, улыбаюсь и радуюсь тому, что я — Шанина. Никогда не поменяю свою фамилию, даже когда замуж выйду. Интересно, а у Тараса какая фамилия? Так глупо — я ни разу не спрашивала у него, стеснялась. Надо будет сегодня спросить. Настроение вот-вот пробьет потолок — сегодня я увижу Тараса! Живу ожиданием встречи с той минуты, как прочитала его сообщение. И сразу легче стало: не париться же из-за всяких уродов! Я не сразу поняла, что Демьянов меня троллил вчера. Сама подняла руку и отправилась к доске решать уравнения. Без труда решила и даже не оглянулась, когда препод что-то в спину бросил. Пошел он! Жизнь потихоньку налаживается, меня никто не трогает эти дни. Шумский с его компанией на глаза не попадаются, его королева тоже исчезла. Да просто рай, а не академия! В комнате я одна, Юлька на выходные уехала к родственникам, так что беззаботно валяюсь до десяти утра в кровати, получая поздравления в месседж от бывших одноклассников и соседей. Мама с папой звонят, когда я собираюсь завтракать. Сердце щемит, когда я смотрю на папу — в больнице еще после операции. И там несколько недель проведет. И мама с ним, братья пока на дядь Сереже и на соседке — баб Шуре. Все это узнаю вперемешку с поздравлениями. — Первый раз ребенок отмечает день рождения без нас. Мирка, ты там друзей-то так и не завела? — беспокоится мама. Ее на всех нас хватает. Удивительно! — Мы тебе с папой подарок приготовили. Денежный. Вот сейчас поговорим и переведем. — Да не надо! — С матерью не спорь! — Папа слаб, но характер все равно показывает. — В десять вечера позвоню! Они препираются минуты три, мама требует дать мне волю сегодня и перестать контролировать. Тут ко мне подходит Янка, и я спешно прощаюсь с родителями — не хочу при ней разговаривать, не хочу, чтобы она узнала про мой ДР. Мне не очень нравится Савицкая, то есть она, конечно, топ, но из этих. Из «семьи», как говорил Тарас. — Как твои дела, Мирослава? — и, не дождавшись ответа, быстро добавляет: — Сегодня выходной, не могла бы ты мне помочь… — Не могла бы! — качаю головой и усердно накладываю себе еду на поднос. — Я скоро уезжаю. В город, погулять хочу. Янка недоуменно хмурится: — С кем это? С тобой же никто не общается. Мне дико обидно слышать такие слова, но я думаю о Тарасе, и это придает мне сил: — Ты просто не знаешь, с кем я общаюсь, Яна. Извини, я хочу поесть. Отворачиваюсь, поражаясь собственной смелости. Черт, я совершеннолетняя! Имею право! И Янка меня больше не достает. Так странно ощущать, что мне уже восемнадцать. Как будто я перешла невидимый рубеж, и вроде ничего не изменилось, но вернуться назад уже нельзя. А еще мне бесконечно не хватает маминого торта и свечей на нем. И братьев, которые уже прислали свои поздравления с уймой ошибок. Не могу пока разобраться в себе. На карту падает ровно десять тысяч. Большая сумма на день рождения. Сначала думала оставить ее, не трогать, а потом… Один раз в жизни бывает восемнадцать! На маршрутке, которая ходит от академии, я добираюсь до центра города всего за сорок минут. Поглядываю на телефон, но Тарас не пишет. Вчера мы созванивались, он говорил, что все в силе и даже скинул адрес этого «Бавариуса», куда подъедет вечером. А сейчас тишина. Брожу по торговому центру, вокруг много незнакомых людей, но никак не могу избавиться от чувства, что за мной наблюдают. Оборачиваюсь пару раз, но ничего такого не замечаю. Но когда вижу на дисплее «Тарас», забываю обо всем. «Привет! С днем рождения!» «Ты приедешь? Я уже здесь». «Супер! Я пока занят. Я в больнице. Все не просто». «С тобой все ок?» «Со мной — да. Не бери в голову. Тогда через два часа увидимся. Мирослава». И снова сердечки. Прячу телефон и улыбаюсь своим мыслям. Запоздало, правда, понимаю, что, наверное, нужно было надеть что-то женственное, типа платья, но оно у меня одно и стремное. А вот джинсы и худи — это вещь. Тарас считает меня красивой. И знает, что я на дотации и у меня нет дорогого шмота, так что… Разворачиваюсь, чтобы снова пойти побродить по торговому центру. Он огромный, в Чите торговый центр поменьше, и нет такого разнообразия. Но вместо того чтобы посмотреть на очередную нарядную витрину, я больно прикладываюсь головой о чью-то крепкую грудь. В ушах звенит. — Какая встреча! Привет, мошка!Глава 13
Селиванов! Собственной персоной! Чтоб его! Отскакиваю, потирая лоб. Кажется, он вот-вот расколется. Перед глазами белые точки мелькают, не дают толком сосредоточиться. А они меня уже обступили с трех сторон, пока я в себя прийти стараюсь. Кроме Вэла здесь еще Гера Истомин и Петюня Краснов. Нервно верчу головой направо и налево, что вызывает глумливый смех. — Стэна ищешь? Соскучилась, мошка? Страх перед мажорами мгновенно возвращается. Горло пересохло от волнения, затравленно гляжу на Геру перед собой. Сбоку стоит Вэл, а сзади — Петюня. Не к месту вспоминаю предостережение Макса, чтобы не высовывалась из кампуса. Но еще середина дня, мы в огромном оживленном торговом центре. Что со мной здесь может случиться?! Да ничего. Главное — не поддаваться на провокации. Пусть лесом идут! — Отдай! — взвизгиваю я, когда Вэл грубо сдергивает с плеча мой рюкзак. — Отдай, я сказала! На нас оборачиваются — все-таки на проходе стоим, — но мажоров это не смущает. Петюня держит меня за плечо, навалился своей тушей, не дает пошевелиться, и я беспомощно смотрю, как два ублюдка роются в моих вещах. — Совсем крыша уехала! — шиплю я. — Вот сейчас как заору. — Да подавись! — Истомин бросает рюкзак прямо мне в живот. Сгибаюсь от удара, из раскрытого отделения вылетает мой студенческий, паспорт и ключ от комнаты. Петюня уже не держит меня, я отталкиваю его тушу и чуть ли не на коленях собираю вещи. На глазах — слезы бессилия. Да когда ж это кончится? Когда они наиграются?! — Так, так, так! — раздается над головой веселый голос Геры. — А у мошки-то сегодня днюха! Поднимаю взгляд — в руке Истомина мой мобильный. — Отдай! Выхватить не удается, еще и Краснов отфутболил в угол мой рюкзак. — Да совсем уже обнаглели! — возмущается какая-то старушка, но, поймав взгляд Вэла, быстро семенит мимо. Нас обходят, никто не встревает. По мажорам видно, кто они такие. И дело не только в их шмоте, кроссовках за тысячу баксов, а в их глазах. Пустых и безжалостных. Такие уроды не останавливаются сами. — Тетя Нина тебя поздравляет с восемнадцатилетием, — издевается Гера. — Детка, так тебе теперь все можно? Выхватываю у него мобильный, потом подбираю с пола рюкзак. — Эй! Мирослава, ау-у-у! Бегу от них не разбирая дороги, наталкиваюсь на каких-то людей, извиняюсь не глядя и снова бегу против потока. И здесь я против потока. Горько усмехаюсь возникшим в голове ассоциациям и бегу дальше. Никакого желания продолжать шоппинг у меня нет. На улице начинает темнеть. Я постоянно оборачиваюсь, но противной троицы больше не вижу. Отвечаю на пришедшие поздравления и потихоньку двигаюсь к кафешке, где меня будет ждать Тарас. Идти далековато, но время еще есть. Через два часа захожу в кофейню. С любопытством осматриваюсь: а здесь романтично! И свет приглушенный, и музыка такая приятная, ненавязчивая. И главное… парочки кругом. Нет шумных компаний, криков, хохота. Зато есть камин в самом центре зала у стены и потрясный запах кофе. Осторожно пробираюсь вперед, мимо проходит официантка, но внимания на меня не обращает. Глаза привыкают к неяркому освещению, оглядываю зал еще раз. Тараса нет. Смотрю на время: нет, я не пришла вовремя, уже пять минут как мы должны были встретиться. Может, я ошиблась и пришла в другую кофейню? Не удивлюсь, если их тут целая сеть. — Ждете кого-то? Присаживайтесь, я принесу меню. Кофе у бариста. Я послушно киваю и гипнотизирую телефон. Десять минут длятся как десять лет, трижды порываюсь позвонить Тарасу. Ну или просто написать. Я не навязываюсь, просто… ну мало ли что случилось! Не мог же он забыть! От расстройства заказываю шоколадный чизкейк, потом, когда смотрю на цену, конечно же, жалею. Такие деньги! Поэтому и от капучино с карамелью отказалась, попросила обычный чай, без изысков. Может, он и правда забыл? Но говорил же что скучал! Прошло полчаса. Снимаю с ресниц капли слез. У меня отобрали праздник, чувствую себя обманутой и никому не нужной. Торт в горло не лезет, даже не ощущаю его вкуса. Не буду же я тут сидеть вечно. Нет, успокойся, Шанина! Он и не обязан был, мало ли что, не будь эгоисткой и обиженной, Мира. Никто не обязан тебя развлекать в твой день рождения. А Тарас… наверняка есть объяснение. Уверена, что есть! Почти успокаиваюсь, когда телефон наконец вспыхивает сообщением. Хватаю в руки мобильный, словно от этого моя жизнь зависит. «Прости, не смогу вырваться! У тебя все хорошо? Ты в кофейне? Не мог раньше предупредить». И снова сердечки. Я бы добавила еще одно — разорванное напополам. Мое. Но вместо этого написала: «Да, все хорошо. Тут вкусно кормят». «Я тебя обязательно свожу туда сам. Но сейчас я в больнице, вопрос жизни и смерти». Ого! Он ведь ничего не рассказывал, где он, почему срочно вернулся домой. «Могу я тебе помочь?» «Нет, все в порядке. Извини, занят». Мое последнее сообщение: «Хорошего вечера» так и висит непрочитанным. На улице давно темно, я выхожу из кафейни и по навигатору пытаюсь найти дорогу к остановке. Настроение смешанное — день прошел не так, как я мечтала. Я не встретилась с Тарасом, еще и нарвалась на мажоров, но зато он обо мне вспомнил, написал. И… нельзя быть эгоисткой, Мира! Самовнушение помогает, я уже и не обижена на Тараса, он мне все объяснит, когда сможет. Встаю из-за стола, когда в зал вваливаются… Гера с Вэлом. Петюни рядом нет, но это совсем не успокаивает. Лихорадочно думаю, куда бы спрятаться, но не успеваю ничего сделать. Селиванов прет ко мне, растопырив руки в стороны. — Ну это ж судьба, Шанина! Его громкий противный голос разрушает интимный вайб заведения. На Вэла неприязненно косятся. Я же, сделав вид, что вопли мажора не ко мне относятся, быстрым шагом пересекаю зал. — Эй! Ты куда? — Молодые люди, что будете? Официантка отвлекает мажоров, и я успеваю улизнуть. На улице прохладно, только что закончился мелкий противный дождь, асфальт мокрый, я кутаюсь в куртку и бегу по тротуару. Где-то должна быть остановка. — Куда бежишь, а? — словно из-под земли передо мной возникает Петюня. Отталкиваю его и бегу в другую сторону. Слышу его крик: — Вэл, она туда побежала! Оборачиваться времени нет. Не знаю, что они задумали, но мне нельзя им попадаться. Не сегодня. Никогда! За спиной сигналят, слышу окрик Геры, но лишь еще больше ускоряюсь и ныряю в какой-то переулок. Он темный, но машина в него не влезет. Это главное.Глава 14
— Мирослава? Девочка-бунтарка, ау-у-у? Детка, негоже первакам, да еще на дотации, бегать от тех, за чей счет ты учишься. Неблагодарная какая девочка, а? Голос у Вэла противный — высокий и гнусавый, — совершенно не сочетается с внешностью брутального красавчика-мажора. Я стою совсем близко, и если хотя бы у Геры или Вэла хватит ума заглянуть за угол, то… — Стэн голосовое прислал, спрашивает, когда мы ему девку привезем. Чего ответить-то? — Как поймаем, так и привезем. Пусть не волнуется. Эй, Шанина! Детка, ну не ломайся ты как российский автопром! Поехали с нами! Не обидим. Стэн точно спать не ляжет, пока тебя лично не поздравит с днюхой. Спина покрывается холодным по́том — значит, они не просто так в кафе ко мне привязались. Стэн Шумский не успокоится, пока не сломает меня. Для него это вопрос чести. Свита же не поймет! Пока я размышляю, не повернуть ли все-таки обратно, за углом дома тормозит машина. — Ой, какие красавчики! — слышу я пьяный женский голос. — А чего одни? Давайте знакомиться. У нас девичник, подружка замуж выходит… Вот он, мой шанс! Срываюсь с места и опрометью несусь через дорогу, дальше вроде по газону, к освещенному проспекту. Там все-таки многолюдно, может, даже найду автобус до кампуса. — Вон она! Черт! Гера, погнали! Я спотыкаюсь о камень и теряю драгоценное время. А джип Вэла уже совсем близко, и все, что я могу, — это выскочить на узкую дорогу. Меня ослепляют яркие фары. Машина резко тормозит, но все равно задевает меня. Я падаю, не успев даже испугаться, и тут же вскакиваю с асфальта, держась за ногу. То ли подвернула лодыжку, то ли удар получился очень сильный. Теперь не побегаю! За спиной открывается дверь, и водитель выходит из машины, но мое внимание на джипе, который останавливается рядом. — Ну что, добегалась? Гер, пиши Стэну, птичка в клетке, сейчас привезем именинницу. Да, Мирослава? Меня передергивает от того, как Вэл произносит мое имя. Его самого я не вижу из-за сверкающих фар. — Пошел ты! Никуда я не поеду с вами! Крохотная надежда, что парни не станут быковать перед водителем машины, который меня чуть не сбил, разбивается в пух и прах. — Эй, чел, вали давай задом, а то твою игрушку покромсаю! Парни ржут и, не торопясь, подходят ближе. Высокие, крепкие бугаи. Считают, что я никуда от них не денусь. И хотя даже стоять на ногах больно, но я инстинктивно пячусь назад к машине незнакомца. Мельком бросаю взгляд на водителя — лица не видно, но силуэт явно не женский. Скорее всего, молодой мужчина. — Покромсаешь, значит? — переспрашивает он Вэла. — Ну попробуй. У него глубокий тембр, и говорит он спокойно, без угрозы, но почему-то оба парня вдруг замирают. Потом Гера — я его голос поначалу не узнала — говорит: — Темный?! Ты вернулся? А вроде говорили… — Вэл, убери тачку с дороги. — Базара нет, сейчас все исправим! — Теперь уже эти двое козлов пятятся назад. — Извини, мы… да, девчонку отдай. У Стэна с ней терки. Не жду ответа незнакомого парня — мне достаточно того, что его остерегаются те, кто держит в страхе всю академию. Недолго думая, распахиваю переднюю дверь и забираюсь в салон машины, сама охреневая от собственной наглости. — Эй! Ты куда? — вопит Вэл. — Шанина! Вцепляюсь в ручку двери, хотя и понимаю, что меня отсюда могут легко вытащить. Гоню от себя мысли, что между плохим и наихудшим я выбрала наихудшее. Не зря, наверное, этого парня так боятся мажоры. Интересно, кто он такой? Я не слышу разговор, но чуть не визжу от радости, когда Гера с Вэлом идут к своему джипу. Пронесло! Поверить не могу! И тут же напрягаюсь, когда парень открывает дверь и садится рядом. Как его назвал Гера? Темный?! Инстинктивно отодвигаюсь, готовая, если что, выскочить из машины. Но внимания на меня не обращают. Тихий щелчок — и автомобиль почти бесшумно начинает двигаться. Джипа на дороге уже нет. Еду в чужой машине с незнакомым человеком, неизвестно куда. Ночью. В городе, где впервые сегодня оказалась, чтобы отметить свое восемнадцатилетие с парнем, который мне нравится и который не смог прийти. Ну что, просто супер, Мирослава! Посматриваю на водителя — молодой парень, темноволосый, старше меня. Полностью его лица не видно, только профиль. Прямой нос, губы сжаты, лоб нахмурен… Суровый чел! Зато не пристает и не отпускает похабных шуточек. — Эм-м… привет? Я учусь в академии, это недалеко от города, огромный кампус такой. Знаешь, наверное, да? — Парень никак не реагирует на мои слова, но при этом не велит мне заткнуться, поэтому я быстро продолжаю: — Спасибо тебе, огромное спасибо, что… в общем… ты же не приятель этих… ну Вэла там, Шумского? Слова почему-то перестают складываться в предложения, чувствую себя косноязычной дурехой, от этого еще больше тушуюсь. Мы едем несколько минут, а парень ни одного слова так и не произнес. И это дико напрягает. На всякий случай оборачиваюсь, но дорога пустая, знакомый джип за нами не едет. — Не психуй, — едва заметно усмехается парень. — Они не посмеют ехать за мной. Он поворачивает ко мне голову, и я могу наконец разглядеть его лицо. Красивый, но совсем не мой типаж. У него тонкие, нервные черты, высокие худые скулы, широкий лоб и упрямый подбородок. Но главное, его глаза — темные, очень недобрые. И взгляд соответствующий — тяжелый, немигающий. Начинаю понимать Вэла с Герой: я бы тоже не решилась с таким связываться. Точно Темный. И все-таки, кто он такой? Но спрашивать я не стану, конечно. На всякий случай чуть отодвигаюсь от водителя и замечаю его взгляд на своем бедре. Судорожно сглатываю: неужели ошиблась? И тут до меня доходит: у меня же джинсы после падения все в грязи! И куртка на спине наверняка тоже! С ужасом наблюдаю, как от моих джинсов отваливается кусок грязи, за ним еще один и еще. От пристального взгляда водителя хочется низко опустить голову. — Я все за собой уберу, — тихо шепчу я. — Извини. Он молчит, и от этого мне только хуже. Но хотя бы из машины не выставил посреди трассы в полной темноте. Я не знаю модель автомобиля, в котором еду, но он явно очень и очень дорогой! Здесь все такое блестящее, шикарное и… чистое. Было чистым. Мне жутко стыдно, но я нахожу в себе силы спросить: — А куда мы едем? Слушай, если тебе не в академию, может, ты меня высадишь где-нибудь на остановке? — Мы давно выехали из города. — А… куда… ой, извини, пожалуйста! Неловко дергаюсь от громкого рингтона — с моей одежды снова сыплются мелкие ошметки грязи. Мысленно проклинаю Шумского и всю его шайку, из-за которых я очутилась в такой ситуации, и обещаю себе больше не влипать в траблы с мажорами. Наконец, вытаскиваю из сумки телефон и спешно закусываю губу, чтобы не завизжать от счастья. «Тарас». — Алло! Привет! — говорю тихонько, стараясь скрыть радость. — Как твои дела? — С днем рождения, Мирослава. — От его приятного голоса у меня мурашки поползли по позвоночнику. — С меня подарок и… я обязательно покажу тебе город. Извини, что сегодня так получилось. — Спасибо! Спасибо большое! Ну что ты! Какие извинения, Тарас? — А сама млею от его слов. — Я все понимаю, ты занят был и… — Как отметила день рождения? Что-то у тебя там тихо. Я думал, у вас вечеринка. — Эм… нет, не вечеринка, я пока не в кампусе, да и отмечать особо не с кем, но все хорошо, — поспешно добавляю я. Не хватало еще, чтобы он узнал про буллинг. — Правда, все замечательно. Едва слышный смешок. Поднимаю взгляд на водителя — он смотрит на дорогу, но ясно как божий день: ловит каждое мое слово! Мне от этого становится не по себе, и я сворачиваю разговор с Тарасом. — Извини, не могу долго говорить, но я так рада, что ты позвонил! — И я рад. Вернусь недели через три самое позднее. Увидимся! Он первым отключается, а я несколько секунд держу телефон у уха и слушаю тишину. — Твой приятель? — интересуется Темный. Так его буду пока называть, ему действительно подходит. — Приятель? Нет, что ты. Просто знакомый. Я смущаюсь: все-таки странно говорить об одном парне с другим. Да еще о Тарасе! Целых три недели ждать, когда он вернется — тут каждый день проживаешь как год. — По твоему голосу не скажешь, что просто знакомый. Молчу, чтобы не продолжать опасную для себя тему. Смотрю в окно — из темноты проглядывают знакомые очертания. Академия! Слава богу! Остается совсем немного: без приключений добраться до нашего корпуса и заснуть в своей кровати. В машине слышится мелодичный рингтон. — Я уже сказал, мне нужен новый клининг! Ваш даже пол вымыть толком не может! — П… прос… — раздается в телефоне голос. — Мне не нужны ваши извинения, решите проблему. Или этот разговор будет последним. И снова тишина. Вот так жестко, без всяких «алло», или «привет», «или я вас слушаю». Даже слова не дал сказать своему собеседнику. Ишь какой! Клининг не справляется! Сразу вспоминаю маму, и так неприятно на душе становится: вот из-за таких «темных» и страдают нормальные люди, которые работают как проклятые, чтобы прокормить себя и свою семью. Хотя… может, там и правда накосячили уборщики, а я зря завожусь? Или мне не очень нравится Темный? Вон у него ладони какие ухоженные — пальцы длинные, тонкие, они никогда не знали настоящей физической работы. Чувствую легкую вибрацию — месседж пришел. Только номер неизвестный. Думаю пару секунд, а потом провожу пальцем по экрану и вздрагиваю. Телефон выскальзывает из рук. «Привыкай!» И картинка к подписи. Самое отвратительное и тошнотное, что я видела в жизни. Зажмуриваюсь, но все равно перед моим внутренним взором маячит пошлый коллаж из порно — к голому телу, стоящему на коленях в развратной позе, прилеплена моя голова, а вокруг несколько возбужденных членов. Хватаю телефон дрожащими руками и удаляю сообщение, блокирую номер. Слезы подступают к глазам. Шумский! А если он завтра всей академии это покажет?! Найдутся и те, кто решит, что все по-настоящему и это на самом деле я. Что делать? Шумский точно не остановится. Зря я обрадовалась, что Гера с Вэлом отступили, когда… Стоп! — Слушай, — поворачиваюсь я к Темному. — Тебе клининг нужен хороший? Да? Хочешь, я… я буду у тебя убираться? Так, что пылинки не найдешь. Я умею, я работала с мамой, и весь дом на мне был… Бесплатно буду у тебя убираться, только… защити меня от Шумского. Ты же знаешь его! И раз Вэл с Герой… — Не интересует! Как наотмашь ударил! Сердце разрывается от разочарования. Хотя чего я хотела? Он меня знать не знает и не обязан помогать. — Свободна! Смотрю перед собой и вижу через лобовое стекло наш корпус. Выхожу из машины расстроенная и, не оборачиваясь, плетусь к входу. Мир, да ты радоваться должна, что живой и невредимой вернулась! Какая тебе разница, что тебя послал какой-то незнакомый парень? Да тебе повезло, скорее всего! Не могут хорошего человека бояться такие, как Вэл с Герой. Разве что еще большего отморозка, чем они сами. В холле светло и пустынно, коменданта нет на месте. Воровато оглядываясь, поднимаюсь на свой этаж. Куртка вся в засохшей грязи, джинсы тоже требуют стирки. Здорово, что у нас прачечная не запирается на ночь. Нужно только подняться к себе, помыться и пойти стирать. Вот такое завершение дня рождения. Тихонько открываю дверь. Юлька не спит, сидит на кровати, на ее коленях комп. Наверняка чатится со своими или код какой пишет. — Ты где была? — удивленно осматривает меня, пока я раздеваюсь. — Я уж звонить тебе думала. И чего грязная такая? — Упала, — говорю ей совершенную правду. — В городе гуляла. Скрываюсь в ванной, чтобы улизнуть от дальнейших расспросов, прихватив с собой домашние штаны и футболку. Снова прокручиваю кадр за кадром сегодняшний день. Тарас, стычка с мажорами, незнакомец с крутой тачкой и нервной улыбкой. Темный. А ведь он такой и есть. А еще Шумский. И его жуткие обещания. Какой же я была наивной дурехой, когда решила, будто они от меня отцепятся! В прачечной никого. Ставлю на стирку и сушку на полтора часа. Подсчитываю, сколько времени у меня уйдет на все, и понимаю, что на сон остается совсем немного. А завтра уже понедельник! Пока стиралка крутится, поднимаюсь в комнату — надо подготовиться к линалу. Когда захожу, чувствую новый запах. Весенний такой, цветочный. — Это что? — недоверчиво смотрю на большой букет, который Юлька засовывает в кувшин с водой. — Откуда? Не было же… — Тебе принесли. Только что, — оборачивается ко мне Шелест. — Сказали поздравить с днем рождения. А я и не знала. Поздравляю. Механически киваю соседке и подхожу к столу. Очень красивый и дорогой букет. Я далеко не ботаник, но даже я могу понять, что в букете не банальные розы или хризантемы, а какие-то очень редкие и изысканные цветы. И пахнут так, что я не в силах от них отойти. — А… а кто? Кто принес? — Какой-то парень, наверное, курьер. Тут не написано от кого. Юлька смотрит на меня с любопытством. Я ничего не отвечаю ей, просто хватаю телефон и пишу капсом «СПАСИБО!!!». И много-много сердечек в конце.Глава 15
Нежный аромат цветов заполняет комнату. Букет настолько изысканный, он поражает своей сложностью и удивительной гармонией. У нас перед домом мама тоже выращивает цветы. Сейчас уже больше для души, но помню, когда у нас были тяжелые времена, мы с мамой делали летом незамысловатые букеты и выходили на трассу в сторону Читы. И никогда не знали, сколько удастся продать — к вечеру могли отдать рублей за двести, иногда и дешевле. Букет, который подарил Тарас, был словно из другой жизни. Мой первый настоящий букет! Мои первые цветы, которые подарил мне парень. Как девушке, а не дочке или племяннице. Поглядываю на телефон, но Тарас не пишет. Да уже и за полночь. Он, наверное, спит и не представляет, как много для меня значат его цветы. И передряга, в которую я сегодня попала, теперь не кажется чем-то серьезным. Потому что я не одна, и здесь, в этой душной академии, есть человек, которому я точно небезразлична. Нехотя возвращаюсь в прачечную, но на душе тепло и спокойно. Ощущаю запах цветов на своей коже, он, словно защитная невидимая вуаль, придает мне уверенности и сил. Утром собираюсь на пары в превосходном настроении, игнорируя любопытные взгляды Шелест. Ни ей, ни кому другому я ничего не собираюсь рассказывать и объяснять. У главного корпуса замечаю несколько человек перед входом. Перед началом занятий там всегда кто-то толпится, но сейчас дело не в этом. Подхожу ближе и понимаю: в метре от ступенек стоит припаркованная серебристая машина, по виду спортивная. Наверняка очень дорогая, как и все в этой академии. Тут шикарными тачками никого не удивишь. Но никто не паркует машину прямо у главного входа. Это запрещено. Даже Шумский и тот свой красный кабриолет оставляет на парковке. У него там свое место, его никто не занимает. Да и у преподов есть своя стоянка. В общем, непонятно. Не только меня озадачивает происходящее. — Интересно, чья она? — «Ягуар». Последняя модель. Стоит просто тонну бабла. Парень, который это произносит, вытягивает шею, но подойти вплотную к машине, заглянуть внутрь не решается. И правильно, нечего нарываться. Стараясь не пялиться на машину, торопливо обхожу толпу. Не знаю, чего ждать от Шумского и его компашки. Крепче держу на плече рюкзак и убеждаю себя, что в академии я в большей безопасности. Слышу громкий хохот, вздрагиваю, но, не оборачиваясь, спешу на пары. Меня не волнует, кто там смеется, даже если и надо мной. И я не одна, у меня есть Тарас, который хоть и не рядом, но все равно я чувствую его поддержку. Повторяю это как мантру, когда невольно останавливаюсь перед самой настоящей процессией. Все пропускают вперед Ингу Ульссон, подружку Шумского и местную королеву. Она отличается аристократической холодной красотой, в которой нет изъянов. Ингой можно любоваться как произведением искусства. Только вот когда королева рот открывает, хочется уйти и не попадаться ей на глаза. Но у меня к этой королеве есть одно дело, поэтому окликаю ее, хотя и без особого энтузиазма. — Инга! Можно тебя на пару секунд? Процессия останавливается, я чувствую себя неуютно от всеобщего внимания, да и пара вот-вот начнется. Не лучшее время, да и место. Ульссон недоуменно поворачивается ко мне, медленно окидывает взглядом и молча продолжает идти. Как будто меня нет! Стою растерянная и униженная. Мне ничего не сделали, ничего не сказали, но ощущение, будто с грязью смешали. От свиты королевы отделяется девушка и решительно направляется ко мне. Высокая и красивая, как Барби. Запах ее дорогих духов забивает ноздри. Барби останавливается в полуметре от меня и чуть морщит изящный носик. — Инга не общается с перваками, да еще на дотации. — На меня смотрит так, словно в сотый раз объясняет таблицу умножения. А я настолько тупая, что не могу помножить два на два. — Запомни, тебе нельзя самой подходить к Инге или к кому-либо из нас. Поняла? — Почему? — недоумеваю я. Блондинка закатывает глаза к потолку, как будто я ляпнула какую-то глупость: — По всем вопросам к Савицкой. Янка вами занимается. Если надо, она сама все передаст Инге. Но я сомневаюсь в этом. Стою остолбеневшая. Меня обходят за полметра, будто я заразная. Меня переполняет возмущение: совсем свихнулись, поделили всех на касты, я типа неприкасаемая?! На себя тоже злюсь: и черт меня дернул окликнуть Ульссон! Хотя мне очень хочется у нее не только про куртку спросить, но и про вчерашнее рассказать. Или ей плевать, как ее парень развлекается? Перед большой переменой получаю в ватсапе сообщение в группу перваков на дотации. Савицкая завела чат пару недель назад. «Всем привет! Ребята, через две недели состоится официальное посвящение вас в студенты. Это частная вечеринка, не в кампусе. Пожалуйста, особо не распространяйтесь. Все вопросы сюда или в личку». Какая еще частная вечеринка? Она мне уже не нравится, хотя подробностей никаких не знаю. Да и то, что она будет не в кампусе, меня совсем не радует. Я теперь отсюда не ногой, пока Тарас не вернется. Катя: «Что за посвящение? Что делать надо?» Андрей: «Ян, это обязательно?» Света: «А кто там будет? Куда ехать?» Вопросы сыплются в чат, и Савицкая терпеливо отвечает. Вроде не так страшно. Яна: «Обычная туса дома у одного из студентов. В кампусе строго, особо не релакснуть. Участие добровольное, но никто никогда не отказывался, Андрюш. Ты же умный вроде». Убираю телефон в карман джинсов и захожу в столовку. Быстро оглядываю зал — Шумского нет со свитой,но что-то поменялось, вайб какой-то другой, напряженный. Элитные столы заняты, но привычного смеха не слышу. Шушукаются о своем. Да и пускай. Мне какое дело? Беру два бутерброда и бутылку холодного чая. Мне нравится обедать во внутреннем дворе, там всегда тихо. Иногда вижу там Макса, перебрасываюсь с ним парой слов. Сегодня он тоже здесь. — Привет! — здороваюсь со старшекурсником. — Можно к тебе? Он пожимает плечами. Это значит, он не против. Мобильный в сумке продолжает вибрировать сообщениями: Янку мучают вопросами. — Макс, а что за посвящение перваков, не знаешь? Савицкая говорит… — О, — выдает парень. — Вписка, что ли? — Вписка? — переспрашиваю. — Янка писала… — Да насрать, что она писала! — взрывается Макс, и я понимаю, что невольно наступила ему на больную мозоль. — Каждый год эта херня! Внутри зреет нехорошее чувство, что все очень и очень плохо. Макс пока ни разу не ошибался. — Так вроде же не обязательно, можно отказаться. Откладываю бутерброды в сторонку — есть расхотелось. — Можно, но нельзя. Захейтят так, что из окна выйдешь. Поверь мне. Лучше просто пережить это и забыть как страшный сон. — Что там на этой вписке бывает-то? — Нервно сглатываю, пока воображение рисует одну картинку страшнее другой. — Что? — С дерьмом смешивают! Во всех смыслах, — выплевывает Макс. — Девчонок могут и по кругу пустить. — Что?! Это… это как?! — одними губами произношу я. — По кругу… это… Макс отводит глаза, явно пожалев, что сказал мне. — Ну типа они не против, не знаю, Мир, я этого не видел, слава богу! Так, слухи ходили, ну и видосы вроде снимали… Все, забей! — Издеваешься?! Это же… — Изнанка нашей студенческой жизни, — горько усмехается Макс. — Хотя, может, Стэну не до вписки будет. — Шумский?! Он!? — Подскакиваю с лавочки и сажусь обратно. — Ну конечно, кто ж еще. — Темный вернулся, — неожиданно произносит Макс, и я настороженно замираю, услышав знакомое прозвище. — Непонятно, что будет. — Кто такой Темный? — напряженно спрашиваю. Мне до одури хочется узнать, кто же меня вчера спас. Даже страх перед впиской уходит на второй план. — Хозяин академии, — коротко отвечает Макс. — Как — хозяин? — выдыхаю я. — Он же… он же молодой совсем. И тут же прикусываю язык от досады — проговорилась. — Так ты знаешь его? — Макс хмурится и недоверчиво поглядывает на меня. — Чего спрашиваешь тогда? — Да не знаю я ничего! Так кто он? Макс медлит и нехотя отвечает: — Артем Баев, единственный внук сенатора Баева. Его дед создал эту академию. И да, Шумский рядом с Темным — невинный агнец, Мира.Глава 16
Хозяин академии, вдобавок намного ужаснее Стэна. И с этим человеком я вчера оказалась ночью в одной машине?! Да еще в свой день рождения! Переварить такое непросто, а Макс продолжает: — Шумский уже крылья расправил, думал, избавился наконец от Темного и теперь он номер один в академии. И такой облом! Макс злорадно рассмеялся. Непонятно даже, кого он больше ненавидит: Шумского или этого Артема. Хм… Артем. Тема. Темный. Но явно же не только из-за имени его так прозвали. — Баев тоже учился в академии? А почему уехал? — Так закончил баку*, вот и свалил. Надоело ему тут гнить, дед его сюда упек, вот и развлекался подонок… Вроде как за границей собирался жить, у него там и невеста, по слухам, была. Чисто династический брак. — Невеста? Династический брак? — Меня передернуло. — Это вообще как? — А тебе не насрать? Поверь, лучше вообще не спрашивать, не смотреть, не попадаться на глаза Баеву. Такие, как мы, для него что-то типа червей под ногами — раздавит и не заметит. Макс неожиданно замолкает, подрывается со скамейки и начинает суетливо собирать на картонку остатки своего обеда. На всякий случай забираю свои бутерброды, а когда поднимаю голову, вижу буквально в паре метрах от себя Темного. Узнаю его мгновенно — по колючему взгляду и презрительно сжатым губам. Да уж не только Шумскому, даже Инге далеко до такого выражения лица. Те тренировали свое высокомерие и пренебрежение, а вот Баев с ними родился. Он неотрывно смотрит на нас с Максом. Мне кажется, что я вот-вот задымлюсь от его взгляда. Ничего не говорит и конечно же не подает вида, что мы с ним знакомы. Мне неуютно рядом с ним. Макс, опустив голову, просачивается в узкое пространство между Темным и декоративными кустами. Чуть не сталкивается с ректором, который вышел во внешний двор. Торопливо следую за Максом, по дороге тихо пробубнив «здрасти» ректору. Перед носом хлопает дверь — Макс меня не дождался, слинял первым. Хочется почесать у себя между лопатками — чувствую на спине пристальный взгляд, и это явно не ректор вознамерился дырку прожечь в моем свитере. Так голодной и влетаю на лекцию по механике. Едва не опоздала — бутерброды в рюкзак запихнуть успела, да и только. Лекцию читает милый, не в пример тому же Демьянову, молодой препод, которого совсем не парит, что я единственная девочка в группе, и никаких шуток я от него не слышу. Занятие пролетает на одном дыхании, удается отвлечься и даже погрузиться в совместную работу. Мне в напарники попался Асафьев. Из всех наших пацанов этот меня откровенно терпеть не может, но сейчас прям няш — когда от меня зависит его оценка за задание. Зато задали на дом тонну всего — полгруппы вопило от возмущения. Я лишь пожимаю плечами и ухожу в читалку заниматься. Прав Макс, стопятьсот раз прав: не надо никуда лезть. Отныне я перемещаюсь по кампусу по четкому маршруту: общага — главный корпус — общага. В главном лучше до самого вечера сидеть в читалке и заниматься. Благо тут есть все: любые книги с дидактическими материалами, скоростной интернет, можно на принтере быстро все распечатать. Даже наушники выдают, если своих нет. В итоге выхожу из пустынного корпуса в седьмом часу — на улице, понятное дело, никого. Только… только серебристый «Ягуар» на месте. Подхожу к машине — утром я ее особо не разглядывала, а вот сейчас у меня есть повод ее рассмотреть. Скорее всего, именно в ней я вчера и ехала. Кто еще кроме хозяина академии, как назвал Баева Макс, может позволить себе здесь парковаться? Хоть и порядком стемнело, но около «Ягуара» горит фонарь, так что… я аккуратно заглядываю в салон и понимаю: не ошиблась! И так довольна собой, что не слышу за спиной шаги. — Мало вчера было? — Голос у Баева красивый и глубокий, но мне почему-то хочется заткнуть уши и провалиться сквозь землю. И чего не прошла мимо?! Уже бы к общаге подходила. От этого парня веет враждебностью, он явно не рад видеть меня рядом со своей машиной. — Уже ухожу. Просто хотела… — Запинаюсь — признаваться в глупом любопытстве стыдно. — Убрать за собой грязь из салона? — спрашивает Баев, отчего мне становится совсем не по себе. — Так его уже почистили. — Здорово. Меня напрягает, что мы здесь вдвоем и стоим достаточно близко друг к другу. Не знаю, куда деть свою неловкость, как правильно уйти — не хочется выглядеть любопытной дурочкой на дотации, которая позарилась на дорогую тачку. — Я… в общем… пока, — нарушаю наконец тишину. — И еще раз спасибо за вчера, я… — Вали и не попадайся мне больше на глаза! — Неожиданно резкий ответ застает меня врасплох. Я ведь всего лишь поблагодарила. — Тебе дали сегодня хороший совет. Значит, слышал наш разговор с Максом. И почему я вечно влипаю в неприятности?! Будто мало мне того, что я безумно скучаю по братьям и родителям и учусь в самом странном вузе среди мажоров! Пока бреду к корпусу, мимо на огромной скорости проносится «Ягуар». Мчится прямо к выезду с территории кампуса. Что ж, если этот Баев здесь не живет, то это очень неплохая новость. Перед сном пролистываю чат с Янкой, до которого у меня днем не доходили руки. Позицию Шелест я и так знала — Юлька сразу сказала, что будет на этом посвящении. «Мира, ну а какие еще есть варианты? Ну ты подумай!» Читаю длинную переписку и в самом конце понимаю: они согласны. Все девять человек. Все, кроме меня. Пишу Яне в личку: «Привет! Извини, что поздно. Есть разговор. Поговорим завтра?»* бака (сокр) — бакалавриат
Глава 17
— Отличная работа, Мирослава! Лучшая в вашей группе. Поздравляю! — Молодой препод по механике добродушно улыбается мне и не замечает, с каким презрением на него смотрят пацаны. Ну и на меня тоже. Все, кроме Асафьева. Мы с ним вместе работу делали, хотя он скорее просто не мешал мне. И все это видели. — Спасибо! Мы оба старались, — киваю на Асафьева. — Это наша общая победа. — Ну да, — снисходительно улыбается препод. — Конечно. Именно так. А сейчас поговорим о неинерциальных системах отчета, в которых, как известно, закон инерции не сохраняется. Сегодня я в ударе. Первая работа на отлично спустя почти месяц учебы. Учиться в академии тяжело не только из-за Шумского и местных неписаных правил. Задают много, лекции дают тезисами, а твоя задача самому допереть, понять, разобраться, впитать в себя. И это капец как сложно. Не знаю, что дальше будет, посмотрим, но пока так. Но сейчас я довольна собой. По-настоящему довольна. Пара заканчивается, и препод просит меня задержаться. — Да, Тимофей леонидович. — Подхожу к его столу, краем глаза улавливаю, как Асафьев ухмыляется Генке и Валере. Те в ответ косятся на нас с преподом и торопливо выходят из аудитории. Смущенно отхожу от преподавательского стола. Как бы ненароком оборачиваюсь — дверь заперта. — Хотел сказать вам, что вы — большая молодец, Шанина. Непросто, наверное, одной среди мальчишек учиться? Пожимаю плечами: и жаловаться как-то стремно, и врать не хочется. — Им тоже непросто с вами, Мира. Вы ведь очень одарены, это видно, — продолжает Тимофей Леонидович. — И как только пройдет скованность и страх, вы сможете раскрыться в полной мере. Вашим одногруппникам будет очень сложно это принять. — Почему это? — удивленно спрашиваю я, позабыв о смущении. Хотя первый раз вот так «по душам» с преподом болтаю. — Потому что нас так воспитывали. Если не всех нас, то очень многих. Мужчина — сильный пол, обязан быть главным. И какой же ты мужик, если девчонка умнее тебя? — Тимофей Леонидович усмехается, глядя на мое обескураженное лицо: — Что? Не думали о таком? Ладно, идите, а то на пару опоздаете. Я действительно еле успеваю на следующее занятие. Записываю лекцию механически, благо она общая почти на полкурса — легко затеряться и не привлекать внимания. Но слова Тимофея Леонидовича не выходят из головы. В столовке ко мне подходят Катя Ларченко со своей подружкой Светкой. Они вместе учатся, вроде на логистике, и тоже, как и я, на дотации. — Это правда, что ты отказываешься быть на посвящении? — Ларченко смотрит на меня так, будто я как минимум из академии ее пытаюсь выжить. — Ты вообще соображаешь? — Чего соображаю-то? Не хочу и не пойду, — скрещиваю руки на груди. — Янка писала, это все по желанию. — Ну вот и пожелай быть как все, Шанина, — встревает Света. — На хрена тебе злить всех? Это местная традиция. — Стоп! — Прихожу в себя после неожиданного наезда. — Стоп! Откуда вообще пошла эта тема? Я никому толком не говорила. И с Янкой сначала хотела обсудить подробно. — Яна и просила тебя убедить. У нее дела. Короче, Мир, мой тебе совет: будь как все, а?! Катю толкают — в столовке становится тесно. На нас с любопытством оглядываются, а я столько раз обещала себе ни во что не встревать! — Кать, я и так как все. Но я не люблю тусы, да и вообще… знаешь, мне Шумского лучше обходить за километр. — Думаешь, мы хотим?! — Ларченко берет меня за локоть и тащит подальше от прохода. — Никто не хочет! Но это надо, понимаешь это слово?! Здесь такие правила! — Не правила, — упрямлюсь я. Тут еще и Шумского вижу с Ингой. Час от часу не легче! — Янка же писала в чате: только по желанию. — Идиотка! — закатывает глаза Ларченко и отворачивается. Типа ну что с такой говорить? А я реально не понимаю, зачем туда идти, если можно не идти? Разговор оставляет в душе неприятный осадок, и я решаю откровенно поговорить с Янкой. Однако это удается сделать лишь через несколько дней. С трудом отлавливаю Яну на стадионе, где она тренируется вместе с командой чирлидерш. Честно жду, когда она освободится, и только тогда подхожу. Савицкая машет другим девчонкам, мол, не ждите меня, и подзывает меня жестом. — Сорри, видела, ты мне писала, но я занята очень, готовлюсь к посвящению. Оно в следующую субботу, помнишь, да? Янка беззаботно улыбается, кажется, она забыла, что я не хочу идти на эту вписку. — Слушай, помнишь, я тебе писала в личку, что надо поговорить, что я бы не хотела идти на это посвящение, оно же неофициальное. Савицкая непонимающе смотрит на меня, потом до нее наконец доходит: — А… да, помню. Катя писала… да, точно! Мира, это не очень хорошая идея! — качает головой Яна. — Поверь, лучше тебе там быть, к тому же у Стэна день рождения как раз. — Что?! Ну тогда точно без меня! Ян, я все понимаю, не надо выделяться, но… слушай, я приехала сюда учиться. И только. Мне не нужно вот это все. То есть я готова помогать, если надо, и диплом напишу, но вот не вписки только. Да еще и не в кампусе. Шумский меня ненавидит, он уже пытался… в общем, нет. Савицкая молчит, думает о чем-то напряженно. На красивое лицо набегает тень, но через мгновение Яна беззаботно улыбается: — Как скажешь. Твое дело, Мир. Заставлять никто не станет, но последствия… поверь, многим это не понравится. Возвращаюсь к себе в комнату с тяжелым сердцем. Еще чуть-чуть — и уступила бы Янке, но слова Макса про эту вписку я хорошо запомнила. Мало того, Шумский по кампусу ходит королем — стараюсь от него прятаться. А вот Баева я с тех пор не видела и ничего о нем не слышала. Может, он просто по своим делам заехал в академию и след его давно простыл? Не знаю и не хочу во всем этом разбираться. Хочу просто, чтобы меня не трогали! Остаток недели хожу и оглядываюсь, но все как обычно — отлично на механике, ужасно на матане, сносно на остальных предметах. Все больше втягиваюсь в учебу и все меньше внимания обращаю на буллинг. Да, мне здесь не рады, и никто не улыбнется моим успехам, но по крайней мере вещи перестали пропадать. Жутких порнушных картинок не рассылают. Девчонки на дотации, правда, не разговаривают со мной, все, кроме Юльки, но это я как-нибудь переживу. Сегодня они уезжают на посвящение — на Шелест с утра лица нет, бледная вся, дрожит. Отговариваю ее, но Юлька и слушать не хочет. — Ты не обязана делать то, чего не хочешь! — кричу ей вслед, но дверь закрывается. Нервничаю, переживаю за нее, пытаюсь читать лекции, но мысли ускользают. Где-то через час звонит Янка. Морально готовлюсь к тому, что сейчас будет мне про вписку говорить, но Савицкая просит о другом: — Слушай, я забыла тебе флешку передать с заданием. Надо кое-что сделать к понедельнику, а я в кампусе только завтра вечером буду. Короче, не можешь забрать? Я уже выехала из кампуса, но недалеко — метров сто… — Да без проблем! — Накидываю куртку и выхожу на улицу. Выхожу за КПП, но машины Янки не обнаруживаю, прохожу чуть дальше. Собираюсь звонить Савицкой, когда вдруг вижу перед собой три знакомые фигуры. Даже не успеваю толком испугаться, как получаю сильный удар в солнечное сплетение.Глава 18
— Пустите! Пусти! Я не хочу! Задыхаюсь от собственного крика, в груди нестерпимо больно от сильного удара. Вижу жуткую ухмылку Селиванова. Он и Краснов крепко меня держат. Рядом Истомин. Одна против троих. Сама я с ними не справлюсь: — Яна! Яна… На меня обрушивается тьма. Хриплю, дергаюсь, чтобы не потерять сознание. На голове какой-то мешок, чувствую, как шершавый ворс лезет в ноздри и рот. Воздуха катастрофически не хватает. — Ну что, Шанина, наигралась в недотрогу? — веселится Истомин. — Ничего, тебя ждет бурная ночь, Стэн сказал, тебя проучить надо хорошенько. Утром как шелковая будешь. От его слов меня охватывает липкий страх, по позвоночнику ползет холодок, и в горле пересыхает. Яна, Яночка, ну где же ты?! Куда-то тащат, грубо вывернув руки за спину. В ушах звенит, пытаюсь ртом сделать вдох — не получается. Плечо мучительно ноет. — Гер, какая ночь? После посвящения всех перваков выгоняют обратно в общагу! — Слышу напряженный голос Яны, и в душе вспыхивает огонек надежды. Янка должна помочь! — Я на это не подписывалась. Стэн просто велел ее привезти на вписку! Потрясенно замираю. Она с ними? Как могла?! — Да шучу я, Ян, шучу! — во весь голос ржет Истомин. — Все только по согласию. Поверь, к ночи она сама уже будет проситься, чтоб ее поимели. Взрыв хохота. Меня толкают, ударяюсь плечом и вскрикиваю от боли. Падаю на что-то мягкое. — Заткните ей кто-нибудь пасть. Петюнь? Кто-то дергает меня, срывает с головы пыльный мешок, я громко чихаю. Глаза режет от яркого дневного света, но успеваю увидеть глумливую рожу Краснова и затылок Вэла. Селиванов за рулем, значит, меня засунули в его джип. Эти мысли пролетают за мгновение, перед взором возникает какая-то цветная тряпка… — М-м-м… м-м-м… — Завязывай сильнее, Петюнь, да не дрожи ты, чудила! Ничего не будет! Обещаю. Не мычи, сука! От обидных слов Геры продирает изнутри. Меня никто и никогда так не называл! И кляп в рот не засовывал! Какое счастье, что мама с папой меня сейчас не видят! А этим уродам никогда ничего не будет. Отец Истомина какая-то шишка то ли в полиции, то ли в прокуратуре. Я верю ему и даже не слишком сопротивляюсь — все равно силы не равны. Яна садится на переднее сиденье джипа, а мне на голову снова накидывают мешок. Огромный колючий ком царапает внутренности, давит. Не могу поверить, что Яна меня предала. Продала Шумскому как… как биомассу! Так они нас называют. Нищими, отбросами, биомассой. За что?! Чем больше думаю о Яне, тем сильнее меня раздирает ком. Но Савицкой плевать на мои чувства, что мне безумно больно от ее предательства и страшно от того, что со мной сделает Шумский, едва я попаду в его лапы. — Погнали. А то начало пропустим, — велит Яна Селиванову, и машина послушно трогается с места. Сижу, зажатая с двух сторон Истоминым и Красновым. В горле першит, не могу выплюнуть эту ужасную тряпку изо рта, голова кружится. Я задыхаюсь от того, что ничего не могу сделать! Не могу себя защитить! Истомин с Селивановым перебрасываются сальными шуточками. Делят между собой девчонок, которые уже там, у Шумского на вписке! Эти двое — Вэл и Гера — явно главные здесь. Краснов на подхвате, ну а Янка… с ней все и так ясно! Машина останавливается, отчего меня сковывает леденящий страх. Он рождается в груди и медленно расползается по всему телу, отравляя собой каждую его клеточку. — Вытаскивай ее, Петюнь! — приказывает Вэл. — А то заждались уже. С меня наконец стаскивают мешок. Жмурюсь от резкого солнечного света, который больно бьет в глаза. — М-м-м… м-м-м… — Да вытаскивай из нее кляп, — смеется Селиванов. — Здесь она может орать сколько угодно. Чуть привыкнув к свету, начинаю различать предметы перед собой. Несколько машин рядом — похоже, мы на парковке. Дальше огромный дом с колоннами, за ним — еще один. А вокруг деревья, дорожки, идеально зеленый газон, как на футбольном поле. Здесь все так… красиво и равнодушно, что ли. — Ну что, Шанина, шикарно, да? — Селиванов подходит и насильно притягивает к себе. Пытаюсь сбросить его ладонь с плеча, но руки до сих пор связаны, в голове по-прежнему шумит, невыносимо хочется пить! — Отвали! — хриплю и закашливаюсь так, что внутренности сводит. — Может, ей экскурсию провести, показать, как живут нормальные люди? — Гера затягивается сигаретой и выпускает дым мне в лицо. — Она же кроме своей помойки в деревне и не видела ничего. А, Мирослава? — Подонок! С ненавистью смотрю в наглую слащавую морду Истомина. И он мне казался симпатичным?! Гера ухмыляется, потом сплевывает прямо под ноги и резко толкает меня в грудь. Теряю равновесие и падаю на землю. От собственной беспомощности на глазах выступают злые слезы. — Ты ответишь за это! Клянусь, вы все ответите! Они смеются, курят и взирают сверху вниз, как я пытаюсь подняться. Это нелегко, когда руки связаны. Янка стоит подальше от них, разглядывает себя в зеркальце, подводит губы блеском. Оборачивается ко мне и брезгливо морщится. Она совсем другая здесь — жесткая, надменная и циничная. — Может, хватит уже юродствовать! Поднимайте ее и пошли уже. Стэн в чате спрашивает, где мы. Янка очень красивая. И… вся в белом. Белая короткая куртка, белый свитер, белые джинсы. Даже на ногах у нее белоснежные сапожки. А я… вся в грязи. Джинсы просто убитые, не представляю, как их буду отстирывать. Здесь еще не асфальт, меня толкнули на влажный гравий. Господи, Мира, ты серьезно сейчас способна думать о грязной одежде?! Я оглядываюсь и только сейчас соображаю, что все трое одеты в белые куртки или толстовки, джинсы с кроссовками. И Селиванов, и Гера, и Краснов! Это что, дресс-код такой? — Двигай копытами! — ржет Вэл и подталкивает меня, едва я с трудом поднимаюсь на ноги. — Руки ей развяжи, Петюнь! Не хватало еще, чтобы кто-то увидел! — приказывает Янка. Она торопится к большому дому, откуда слышится последний хит Asti. — Вписка скоро начнется. — Никуда я не пойду! Хотите — силой тащите! Голос мой осип, я его с трудом узнаю. Внутри все дрожит, мне очень страшно, но я никогда им в этом не признаюсь! — Неужели? — вкрадчиво интересуется Вэл. — Насилие — не наш метод, ты же знаешь! Побежишь вперед, еще Янку обгонишь на повороте. Ну или пошли ко мне. Я тут рядом живу, а вот тот дом — это Герыча… Развлечемся. Селиванов похабно облизывает губы и громко ржет, когда я стыдливо отвожу глаза. — Ну? — Янка оборачивается на полдороге и нетерпеливо постукивает каблучком. — Я обещала Стэну, что притащу сюда Мирку. Видя, что я не двигаюсь, Савицкая бежит ко мне, ловко распутывает узел и тянет вперед. Судорожно потираю руки, они ноют, на запястьях — розовые полосы от веревки. — Все самой приходится делать. Пошли, говорят тебе, ничего с тобой не случится, дурочка. Ну потерпишь пару часов, все через это проходили. От Яны приятно пахнет, но я почему-то задыхаюсь, а она, не обращая внимания на мое состояние, все толкает и толкает меня по дороге к дому. Я не хочу туда идти, но иду потому, что перспектива остаться один на один с Селивановым или Истоминым меня пугает до чертиков. А если не наврали и точно тут живут? Да меня вообще никто не найдет. А там хотя бы люди… Мы с Яной сворачиваем за угол. Вижу огромный белый шатер на большой поляне перед домом. А внутри шатра — белые столы и стулья. Снова все белое… Уже не удивляют парочки с бокалами в руках, одетые именно в белую одежду. Здесь человек двадцать, может, больше. Понятно, что не вся академия, а только самые приближенные. Янки рядом нет. Стоит чуть поодаль, отвернувшись, и болтает со своей подружкой Ларисой — высокой блондинкой. — Ну наконец-то! — Возглас Шумского разрывает негромкий гул голосов. — Звезда нашего скромного посвящения пожаловала! Стэн вальяжно направляется ко мне. Внутренне сжимаюсь, кровь резко приливает к щекам. Наверное, никого и никогда я ненавидела в жизни так, как Станислава Шумского! Он просто воплощение всего, что вызывает во мне гнев и омерзение. На нем, конечно, тоже белые брюки, свитер и легкое пальто с шарфом. Картинка какой-нибудь рекламы для супербогатых про их супербогатую идеальную жизнь в поместье с десятком крепостных! — Я здесь не по своей воле, Шумский! — Старательно выговариваю каждое слово, глядя в холодные злые глаза Стэна. — Клянусь, тебе это с рук не сойдет. Это похищение! Он смеется, обнажая крепкие белые зубы, потом подходит ближе. Настолько близко, что я чувствую его дыхание. От Стэна неприятно пахнет алкоголем и табаком. — Ты ж, говорят, стобалльница, все дела! — Стэн шипит мне в лицо. — А доходит до тебя как до клинической идиотки! Таких, как ты, надо учить. Жестко. Чтобы другим неповадно было зарываться. Место чтоб свое знала, мразь! — Это ты мразь, Шумский! Трус и подонок! И все чужими руками, да? Что тогда в городе, что сейчас. Шавок своих за мной прислал и еще Янку. Светло-серые глаза Стэна наливаются кровью. Но мне сейчас не страшно, адреналин рулит. Замечаю, как на нас внимательно смотрит Инга Ульссон. В отличие от большинства наших элитных мальчиков и девочек, подружка Стэна не в куртке, а в изящном, приталенном белом пальто. Встретившись со мной глазами, королева академии, поморщившись, отворачивается. — На кого ты там пялишься, убогая?! — цедит Шумский. — Я здесь главный. И рот вымой! Но вообще ты права, Мирослава, не люблю я руки пачкать о разное дерьмо. За меня это другие сделают. Давай, вали в свое стойло. — Чего?! Стэн отходит в сторону и щелкает пальцами. Громко, даже эффектно получается. Оборачиваюсь — ко мне бегут Света с Катей Ларченко. Вид у обеих не очень довольный. Перевожу взгляд на «стойло». Меня передергивает от возмущения. Недалеко от белоснежного шатра стоит нечто, похожее на загон для скота, только размером поменьше, а так все как у нас в деревне. Невысокая жердевая изгородь и калиточка. А внутри вместо овец я вижу всех наших. Семеро из десяти первокурсников, принятых по дотации, неловко топчутся на месте. Спинами к ним — вся эта гребаная элита в белом и с бокалами шампанского в руках. Как же я хочу все это развидеть и исчезнуть отсюда! — Говорили же тебе, что здесь окажешься! — злорадно шипит раскрасневшаяся Светка. Волосы у нее растрепаны. — Давай, пошли с нами. Скоро начало. — Да вы с ума посходили? Это же вообще зоопарк какой-то! — Я надеюсь переубедить сокурсниц. Катька молчит, поджав губы. — Мы не должны позволять себя унижать! Мы такие же студенты, как и они все! — Захлопнись, Шанина, — неожиданно зло обрывает меня Ларченко. — Стэн из-за тебя вразнос пошел, а я не хочу еще больших проблем. Шевелись! Они тянут меня за руки, заставляя идти к остальным. Хватает сил разве что обернуться — ловлю довольный взгляд Шумского. Он издевательски поднимает ладони и крутит ими, мол, «я же говорил, что за меня другие все сделают». Катька толкает меня в спину. Чуть не врезаюсь в калитку, рядом с которой стоит Краснов. — Давайте уже, — нетерпеливо подгоняет он. — Стэн не любит ждать. Федька Чернышев подхватывает меня, не давая упасть. Но быстро отходит, не глядя на меня. Не успеваю ничего толком сообразить, как слышу громкий голос Шумского. Он говорит явно в микрофон: — Дамы и господа! В честь моего дня рождения начинаем традиционное ежегодное посвящение первокурсников нашей доблестной академии! Этот день вы все запомните надолго!Глава 19
Кровь приливает к моим щекам — на нас пялятся все те, кто в белом. Явно идея Шумского или его подружки — наглядно показать разницу между ними и нами. На самом деле мажоров больше, чем я сначала подумала — человек сорок, может, даже пятьдесят. — Завтра весь курс будет знать, как нас тут юзали! — Так их и позвали для этого. Неужели непонятно?! — Вон сколько с телефонами стоят, снимают нас! Парни возмущаются громче девчонок. Это дает мне надежду, что хоть они меня послушают. Шумский болтает с двумя фитоняшками с третьего курса. И пока он занят, оборачиваюсь к ребятам: — Надо отказаться участвовать в этой вписке! — говорю Андрюхе Шмелеву. Из парней он выглядит самым смелым. — Мы им кто вообще?! Это не посвящение в студенты — это издевательство! Они пытаются нас затравить, чтобы мы чувствовали себя в академии вторым сортом. Андрей отводит глаза и нехотя выдает: — Думаешь, мне тут нравится клоуном скакать? Мир, но они же потом жизни не дадут. Я даже рыпнуться не смогу, если б и хотел. — Забей, — качает головой Чернышев. — Все равно ничего не добьешься, и к тому же… — И к тому же лично я не собираюсь рисковать своим будущим, — перебивает Катька. Она на взводе. — Час позора — и все закончится. Мы станем такими же, как все. — Не станем, — неожиданно изрекает тихая Юлька Шелест. — Не станем мы такими же, как все, Кать. Мирослава права, мы тут люди второго сорта, но этого не изменить ведь? Это их академия, они имеют права делать здесь что хотят. Ее слова тонут в противном звуке сирены. Раздается довольный голос Шумского: — Те, у кого есть яйца, прошу на выход из стойла. Шанина, к тебе это не относится, если что. Краснею под громкий хохот. Петюня больше всех старается, так ему весело. А ведь он сам на дотации учится. Чернышев открывает калитку, следом за ним остальные парни медленно идут к Шумскому. Но ведь идут! Как бараны на заклание! — Начнем с разминки. — Стэн сидит за круглым белым столом и снисходительно взирает на подошедших парней. — Раздевайтесь, пацаны. До трусов. Но если кто хочет потрясти своими причиндалами, пусть трясет. Меня обдает холодной волной ярости. Да он издевается?! — Капец, — тихонько произносит Катька Ларченко. Она в таком же шоке, как и я. — Может, все-таки пранк? На прошлых вписках вроде никого не раздевали… — Это все из-за Шаниной, — негодует Света. Девчонки помалкивают, никто не спорит. — Говорю же, это она довела Стэна. Молчала б как все, может, и пронесло бы. А теперь пацанов раздевают, а потом и за нас возьмутся. Середина октября вообще-то! Холодно же! — Может, и не возьмутся, — дрожащим от волнения голосом возражаю я, но понимаю: эту вписку повесят на меня. Одна я буду виновата — не Шумский с кучкой таких же, как и он, уродов-психопатов. Отказываюсь принимать происходящее за реальность. Я готова расплакаться от бессилия, когда Эдик, потом Чернышев, а за ними и Андрей со Славкой начинают стягивать с себя куртки. А я ничего не могу для них сделать! Или могу? Адреналин зашкаливает, я легко перепрыгиваю через заграждение, оставив за спиной возмущенные охи девчонок. На меня удивленно таращатся, кто-то свистит. Я же вижу только наших пацанов, стоящих в паре метров от Шумского. — Вы охренели совсем?! — Я кричу, хотя от холодного воздуха перехватывает горло. — Ребят, вы чего? — обращаюсь к нашим. — Вы так и будете им подчиняться?! Вы что, их рабы, что ли?! Оглядываю всю эту элитную свору. На меня смотрят: кто-то любопытством, словно на зверушку, кто-то с полнейшим равнодушием, как Инга и Янка Савицкая; кто-то презрительно поджимает губы. Но главный тут, конечно, — Шумский. И он выжидающе пялится на меня. Отворачиваюсь от него и говорю Андрею: — Шмелев! Ну давай! Скажи им! Вы что, реально решили тут все раздеться? Он не отвечает, отводит взгляд. Остальные тоже взгляды потупили. Поверить не могу! — Так никто же никого не держит, Шанина! — издевательски бодро выкрикивает Стэн. — Здесь все пришли по своей воле. Так, пацаны? Те едва заметно кивают и… начинают расстегивать штаны. Мне безумно стыдно, хочу провалиться сквозь землю и развидеть этот кошмар. Ветер бьет по лицу, отчего глаза слезятся. — Мира, иди уже, — тихо и неприязненно произносит Чернышев. — Спасибо, удружила. — Да пошли вы все! — взрываюсь я. — Моральные уроды и трусы! — О-о-о… — Дружный возглас быстро скатывается на громкий смех. Но я его всеми силами игнорирую. Не знаю как, но я выберусь отсюда! — Сколько драмы, — насмешливо вздыхает Вэл. Он сидит за столом с Шумским и демонстративно аплодирует мне. — Стэн, может, пусть валит отсюда, раз мы ей так не нравимся? — Да легко! — лыбится Стэн. — Пошла вон! Если хочешь, конечно, чтобы пацаны без трусов прыгали. — Чего?! Что ты несешь?! — Не хочешь? — с издевкой спрашивает Шумский. — Тогда вали обратно в загон, сука, и рот свой закрой, пока тебе его не заткнули. Истомин отпускает непристойную шутку, чем бы он заткнул мне рот прямо сейчас. В ушах шумит, от бессилия на глазах у меня появляются слезы. Понимаю, что проиграла. — Да вали уже отсюда! — шипит на меня Чернышев. Смотрю на его голые ноги, боюсь поднять взгляд. Перед глазами все плывет, под улюлюканье и свист возвращаюсь в загон. — Ну что, выебнулась, коза? — Ларченко злобно толкает меня плечом. — Если с ними и с нами что-то случится, тебе не жить, поняла? Внутри меня будто что-то ломается. И виной тому не страх перед Катькой, а собственная беспомощность. Парням тем временем вручают маркеры для игры в пейнтбол. Из защиты — только шлемы на голову. Отворачиваюсь — не могу смотреть на почти голых ребят. — Все просто, — объясняет им Селиванов. — Кто первый добежит вон до того дерева, тот и победил. Стрелять можно куда угодно, хоть в яйца друг другу. Вперед! Зажмуриваюсь, но все же успеваю увидеть, как самый сильный и высокий среди парней Шмелев, спрятавшись за куст, начинает палить из маркера по тучному Эдику. Тот визжит от боли — Андрей попал, значит. — Сто процентов, Андрюха их всех уделает, — деловито произносит Катька, и девчонки с ней соглашаются. — Вот уроды, а? Что нас, интересно, заставят делать? Блин, я не хочу раздеваться, холодно же! На меня внимания никто не обращает. С закрытыми глазами сижу, приткнувшись к деревянной изгороди. Слышу вопли, свист и подбадривания разгоряченных мажоров. Как такое вообще возможно?! Все заканчивается довольно быстро — Шмелев и правда выиграл, но его тоже подстрелили. Не знаю кто. Да мне уже все равно. Не представляю, как в понедельник приду в академию и буду им всем смотреть в глаза. Если б не эти чертовы два миллиона, ноги бы моей в этом гадюшнике не было! Затыкаю уши, чтобы не сойти с ума от бессилия и возмущения. Меня дергают за руку, вынуждая убрать ладони от ушей. И тут же в голову врываются десятки шумов. — Шанина! Тебе отдельное приглашение нужно? Пока соображаю, Катька вытаскивает меня из загона. Все девчонки стоят почти на том же месте, что и парни каких-то полчаса назад. Оглядываюсь по сторонам — наших ребят нет нигде, только мажоры. Здесь очень красиво и… благообразно. Огромный особняк с белыми колоннами в греческом стиле, чистые ухоженные клумбы, идеальный зеленый газон и фонтан напротив входа в дом. Чудовищно красивая насмешка, что в таком райском месте люди превратились в безнаказанных ублюдков. — Ну что, девчонки, мад-реслинг вас ждет! — наигранно весело провозглашает Шумский. — Кто выиграет — добро пожаловать в Семью. Раздевайтесь. Юлька Шелест испуганно охает. — Девочки стесняются, — комментирует Вэл. — Ну что, поддержим их? Словно по волшебству начинает играть легкая музыка, которая постепенно становится все громче. — Динамичнее, девочки, давайте! Нас нагло снимают на телефоны, какая-то девушка в первом ряду улыбается и показывает большой палец вверх. — Кто первой разденется и сиганет в бассейн, получит приглос на мою следующую вечеринку. Шанина, давай, покажи буфера! Взрыв смеха. Стэн не упускает возможности побуллить меня. Нутром чую — это еще цветочки. Ягодки Шумский наверняка приберег напоследок. Вспоминаю все, что мне обещали по дороге Вэл с Герой, и не могу унять дрожь. Беспомощно смотрю, как Катька со Светой бойко стягивают с себя свитшоты, потом футболки. Да, похоже, девчонки все для себя уже решили. За ними — еще две сокурсницы, которых я видела лишь мельком. Кажется, их зовут Лена и Ира. Парни довольно свистят: — Я б вдул прямо ща. — А ниче так! Сиськами потряси! — Да вы с ума посходили! — обреченно шепчу я. Меня конечно же никто не слышит. — Что такое мад-реслинг? — боязливо спрашивает Юлька и теребит молнию от куртки. — Драки в грязи, — хмуро поясняю я. — Вон Светка уже там, внутри. Темно-синего надувного бассейна я не заметила, когда пришла сюда. А он все это время стоял рядом с шатром. — Юль, ну ты чего? Тоже пойдешь туда? Худенькая Шелест стоит по пояс голая, стыдливо прикрывая руками простенький топик. — А что, есть выбор? — Ты же замерзнешь! — Лучше померзну чуточку, стыдно как… ужас. — Юлька почти плачет. — Н-но лучше так, чем… ну ты сама понимаешь. — Не понимаю. Со стороны шатра раздаются недружные хлопки, потом нарастает недовольный гул. — Отдельное приглашение нужно? — в микрофон кричит Шумский. От его голоса можно оглохнуть. Юлька торопливо стягивает с себя джинсы под одобрительные возгласы и в одних кроссовках бежит по холодному гравию. — Тощая какая! Мешок с костями, — ржет какой-то парень. Юля съеживается, опускает голову и неловко, поскальзываясь, бежит к бассейну. Смотреть на это не могу! — Кто объяснит Шаниной, что нельзя отрываться от коллектива, а? — Стэн поворачивается к девчонкам в бассейне. Те дрожат от холода, но ничего не делают, чтобы изменить хоть что-то! Не удивляюсь, когда Светка и Катька неуклюже вылезают из бассейна. Остальные жмутся друг к другу, руками закрывают себя. — Разденьте ее! — приказывает Шумский, не сводя с меня взгляда. — Ты с ума сошел?! Урод! Я стою, скрестив руки, и с ненавистью смотрю на однокурсниц. Они ничего не говорят, но по их глазам вижу: они все сделают, что им скажет Стэн. Скажет меня избить или покалечить — даже сомневаться не станут. — Только подойдите! — предупреждаю. — Я не позволю. Кулаки сжимаются сами собой. Я не дам им дотронуться до себя. Клянусь! Не дам! — Вау! Замочи ее, Ларченко! — Давайте батл, девки. Свист и гвалт. По-моему, разгоряченные мажоры то ли пьяные, то ли обколотые. Даже некоторые девчонки хлопают и ждут драки. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Я физически намного сильнее каждой из них, но я одна и никогда по-серьезному не дралась. За спиной раздается шорох, на который я не успеваю среагировать, потому что на голову мне натягивают мешок. Тот самый… — Петюня… красавчик! — Тащите ее! Меня сбивают с ног, и я больно ударяюсь коленом. Руки, грубые и сильные, безжалостно сдирают с меня куртку. Слышу треск ткани. — Пусти… пустите! Меня куда-то тащат. Кладут на землю и держат, чтобы я не дергалась. Кто-то садится на ушибленное колено, от чего я вою во весь голос. Холод обжигает тело. Из последних сил сопротивляюсь, когда с меня стаскивают джинсы, но бесполезно. Воздуха совсем не хватает, я задыхаюсь. В мгновение все заканчивается. Меня отпускают, и я падаю на что-то мягкое и теплое… Тело обволакивает вязкая жижа. Быстро скидываю с себя мешок. Я в бассейне, полном липкой, коричневой грязи. Она уже на лице. Машу руками и вытягиваю шею, чтобы не уйти с головой под эту мерзкую жижу. Пытаюсь встать на ноги, колено жутко болит, но на душе куда больнее от унижения и беспомощности. Еле сдерживаю слезы, но лучше умереть, чем позволить им пролиться. — Стэн, это перебор. — Лариса, подружка Савицкой, неуверенно смотрит на Шумского. — А если она пожалуется? Ну трешово вообще-то. — Пожалуется? Кому она нужна? — Но вообще-то… — Если что-то не нравится, вали отсюда! — взрывается Шумский. — Эту тварь надо наказать! Я еще толком и не начал. К нему торопливо подходит Инга, берет за локоть и что-то шепчет. Стэн уже не орет: — На колени, Шанина. Проси прощения и, может быть… — Нет! — Дура. Сама виновата, — спокойно произносит Шумский. Он вроде и не сомневался в моем ответе. — Сама, значит, захотела. Ладно, окуните ее в бассейн. Грязь стекает с тела, волосы слиплись на шее и плечах. Хочу вылезти, но Светка с Катей толкают меня обратно. Еле удерживаюсь на ногах. В глазах Ларченко вижу непоколебимую решимость меня утопить. Она ниже, плотнее меня и явно не утруждала себя физическими нагрузками, а просиживала за учебниками. — Не обижайся, Мирка, — пытается схватить меня за руку Светка. — Но ты сама виновата! Отклоняюсь в сторону. Нападать ни за что не буду, только обороняться. Светка поскальзывается, так и не успев до меня дотянуться, машет руками и хватается за Ларченко. Обе барахтаются в бассейне под свист и пьяные выкрики. Руки дрожат от напряжения. Все, что я хочу, — это вылезти из чертового бассейна. Слез нет, мне больше не стыдно за себя, за свою беспомощность. Я оглушена и ничего не чувствую. Не реагирую на возмущенный гул, когда стряхиваю с себя грязь. Рядом стоят испуганные девчонки, Шелест, Ира и Лена. Они в ужасе таращатся на меня. — Два-ноль в пользу Шаниной! — усмехается Вэл. — А она не такая уж уродина, Стэн. Давай, детка, добей этих двух куриц. До меня не сразу доходит, что Селиванов говорит про Катьку со Светкой. Те никак не могут вылезти из жутко скользкого бассейна с грязью. — Иди к черту, урод! — выдыхаю я. — Я их пальцем не трону! Вэл презрительно морщится: — За урода молить будешь прощения! Так, телочки, — обращается он к трем девчонкам. — Марш в бассейн. Покажите, на что способны. — Юль! Не надо! Ловлю Шелест за руку, но та отталкивает меня и лезет в бассейн вместе с Ирой и Леной. Они неловко дерутся, забрасывая друг друга грязью, пытаются сбить с ног. Не могу на это смотреть! Стэн оказался прав, а я — нет. Все можно купить и продать: людей, их чувства и устремления, их желания. Можно запугать и заставить человека делать все что угодно. Они хозяева этой академии, и когда выйдут из нее, станут хозяевами жизни. А я наивная деревенская дурочка, которая почему-то решила, что совесть и порядочность так же ценны, как власть и успех. И что своим трудом смогу сама всего добиться. Это все несправедливо. Так не должно быть. Мир другой, он не может быть таким жестоким и циничным! Замечаю Шмелева. А он спокойно себе сидит за одним из столов, уже одетый, и наблюдает за девчонками. И это тот, кто еще в сентябре говорил, что эти мажоры — просто тупые маменькины детки и что он никогда не будет с ними общаться. — Доволен, да? — Шумский радуется как ребенок, что девчонки дерутся, и меня прорывает: — Чувствуешь себя победителем? Королем академии? Показал грязи ее место? Вот только ни ты, никто из вас в белом ни черта собой не представляете! Без денег и власти ваших родителей вы никто, вы не выживете! Мне плевать на гул и свист, на выкрики, чтобы я заткнулась, на телефоны, наведенные на меня, на злобно ухмыляющегося Стэна. Лишь когда слышу шум подъезжающей машины, оборачиваюсь. — Опа-на! — выдыхает какой-то парень, глядя на дорогу. — Вот сейчас начнется настоящее посвящение!Глава20
Серебристый «Ягуар» приближается к нам неторопливо и как будто осторожно. Но все, я уверена, абсолютно все чувствуют угрозу, исходящую от этой хищной машины. А особенно от того, кто сидит за рулем. — Темный приехал, — присвистывает у меня за спиной Селиванов. — Стэн, ты же говорил, он забил на твой приглос. Все замолкают, кто-то даже успел выключить музыку, и теперь отчетливо слышно, как шины «Ягуара» мягко шуршат по гравию. Поежившись, обхватываю себя руками, но не только от холода. Не знаю, чего ждать от странного гостя, которого боятся в академии все студенты и, наверное, даже некоторые преподы. И хотя понимаю, что я ни в чем не виновата и мне нечего стыдиться, но все равно кровь предательски приливает к моему лицу. Мне почему-то крайне неприятно от мысли, что Баев увидит меня в одном белье. На всех остальных мне глубоко плевать. Серебристая дверь «Ягуара» тихо отворяется, и через секунду из машины показывается высокая худощавая фигура. Артем Баев. Или Темный, как его называют в академии. Он одет явно не для этой извращенной вписки, и я немного успокаиваюсь — зеркально блестящие лаковые туфли, черные брюки, словно купленные сегодня в магазине, черная рубашка, на рукавах сверкают запонки. Не удивлюсь, если они из чистого золота. Вряд ли Темный заехал, чтобы забрасывать меня или других девчонок комьями грязи. Артем скользит по всем нам равнодушным взором и, обойдя сзади свою машину, отпирает багажник. Рядом слышатся неуверенные возгласы приветствия, которые, впрочем, остаются без внимания. Почти бесшумный щелчок — и багажник уже заперт, а в руках Баев держит что-то серое. Артем неспешно шагает в мою сторону и не глядя кидает мне это серое нечто. — Укройся! — Негромкий голос разрезает напряженную тишину. Баев проходит мимо. А мои грязные пальцы тем временем судорожно сжимают что-то мягкое и воздушное. Шерсть? Она может быть такой нежной? Раздумывать некогда, стою полуголая, от макушки до пят покрытая полузасохшей грязью. Мне жутко холодно и стыдно, дрожащими руками я расправляю вещь. Небольшой тонкий плед! Быстро накидываю его на плечи и вцепляюсь в края пледа как в спасательный круг. Выдыхаю. — Какие люди! — подает, наконец, голос хозяин вечеринки. — Темный, а говорил, занят будешь. Что так? Соскучился без меня? Стэн разговаривает вальяжно, нарочито громко, но я улавливаю в его голосе настороженность и волнение. Эти двое никогда не были друзьями, даже я успела это узнать за время учебы в академии. Баев ничего не отвечает имениннику, но чуть повернув голову ко мне, тихо произносит: — Садись в машину. Мне хватает секунды, чтобы сообразить: это он мне! В следующее мгновение лечу к серебристому «Ягуару», дергаю ручку на себя и почти падаю в мягкое низкое сиденье. Выдыхаю. Второй раз оказываюсь в его тачке и снова вся грязная. Как… как отброс с помойки! — Не понял! — взрывается Стэн. Окна в машине открыты, и я слышу каждое слово. — Какого хера ты ее посадил в свою тачку? Это, бля, моя пати, Баев! Она же тебе ее всю дерьмом измажет! Провоняет так, что ты потом машину не очистишь. Стэн ржет, обернувшись к своим дружкам, но те молчат. Никто веселье именинника не поддерживает. А я поджимаю под себя ноги — комки засохшей грязи уже упали на пол машины. Надо будет обязательно все убрать за собой! Приятели Шумского не смотрят на Стэна и Темного. Ни Гера, ни Селиванов, ни даже шут гороховый Петюня. — Артем, милый. — Из-за спины Стэна появляется Инга. На ее идеальном, красивом лице сияет ослепительная улыбка. — Как здорово, что ты приехал! А у нас тут… все как обычно. Каждый год одно и то же — посвящение перваков из социально неблагополучных слоев нашего несовершенного общества. Все по правилам. — По правилам? — переспрашивает Баев. Сижу в машине, забыв как дышать. — Разумеется, — улыбается Инга и царственно кивает жмущимся друг к другу моим однокурсницам. — Девочки, подтвердите, вы здесь по своей воле? — Д-да… — Да… — Ага… Все пятеро послушно соглашаются, не сводя глаз с королевы этой гребаной академии. — Ну вот видишь, — довольно усмехается Инга и подходит к Баеву. — Все как всегда. — Не как всегда. — Артем вытаскивает из кармана брюк навороченный телефон. Секунда — и я слышу собственный крик, вырвавшийся из динамика мобильного: «Пустите! Пусти! Я не хочу!» Изо всех сил вцепляюсь в плед, будто его могут сорвать с меня. Откуда? Они что, записывали, когда засовывали меня в машину? — О боже, Артем! — Инга театрально взмахивает руками. — Поверить не могу, так ты здесь из-за этого? Ничего не случилось, это же наша традиция! Баев по-прежнему стоит ко мне спиной, я не вижу его лица, зато вижу Стэна. Он исподлобья смотрит на Темного и едва владеет собой. Кажется, он вот-вот и набросится на Артема. Вжимаюсь в спинку сиденья. В голове проносится сумасшедшая мысль выскочить из машины и бежать, бежать, пока не упаду без сил. Или не вырвусь из этого безумия! — Тем, у меня сегодня днюха, — медленно, почти по слогам произносит Шумский. — Не втыкаю, на кой ты здесь появился, но пошли лучше выпьем. Пацаны… — Яна! — перебивает Стэна Баев. Всего одно слово — и опять тишина вокруг. Из толпы мажорчиков выходит Савицкая — мои кулаки непроизвольно сжимаются. Никогда не прощу эту стерву! Тварь! — П-привет, Артем. — Янка улыбается, но губы у нее дрожат. — Ты ведь куратор перваков на дотации? — Ну д-да. — Она нервно поправляет пару прядей, которые выбились из прически. — Распусти волосы, — неожиданно приказывает Баев. По толпе пробегает шепоток. Никто не понимает, что происходит, и я в том числе. Стэн дергается было к Темному, но Инга без труда удерживает его, сказав своему парню что-то на ухо. — В-волосы? Распустить? З-зачем? — Яна, всегда такая уверенная, знающая себе цену, одна из самых популярных девчонок академии, сейчас заикается и беспомощно смотрит на того, кого явно очень боится. — Мне так больше нравится, — невозмутимо отвечает Артем и, спрятав руки в карманы, кивает. — Тебе идет с распущенными. Яна аж светится, на лице ее появляется облегчение, она проворно начинает вытаскивать заколки и шпильки из волос, и те тяжелой волной падают ниже плеч. — А теперь раздевайся, — звучит жесткий голос Баева. Кто-то громко охает, а Янка подскакивает на месте: — Что? В-в смысле? За-зачем?! — Догола. Янка застывает, как статуя, прижав ладонь к горлу, и неверяще смотрит на Баева. Потом переводит взгляд на Стэна и его королеву. Шумский на Янку даже не смотрит, а Инга едва заметно пожимает плечами и отворачивается. — Но… зачем, Артем? — Ее голос вдруг срывается на истеричный визг. — Что я сделала?! — Ты нарушила правила, — ласково произносит Темный, и от этой «нежности» у меня волоски шевелятся на руках. Тело пронзает иррациональный, первобытный страх. Обхватываю себя руками, пытаясь хоть как-то успокоиться. Словно это я стою сейчас на месте Яны. И почему-то это намного ужаснее, чем когда тебя забрасывает грязью улюлюкающая толпа. — П-правила, — с безнадежностью в голосе глухо повторяет Яна. Она белее мела. — Правила запрещают принуждать, — безжалостным тоном продолжает Баев. — В посвящении участвуют только по своей воле. — Но… но Стэн! — отчаянно восклицает Савицкая. — Стэн приказал, чтобы Мирка тоже была на вписке. Он ее заказал! Типа персональный подарок. Шумский сказал. Он даже заплатил! Я не могла… Меня трясет от воспоминаний, но я заставляю себя не смотреть на Стэна. И так всю ночь будет сниться. Если выберусь отсюда. Баев поворачивает голову к Стэну: — Сколько? — Сотка, — нехотя отвечает Шумский, отчего меня трясет еще больше. Артем кивает, снова вынимает мобильник, утыкается в него и, не глядя на Янку, повторяет: — Раздевайся! Или Петюня тебе поможет. Краснов после этих слов устремляется к Яне, но та сама начинает расстегивать куртку. Глазам не верю, но она и правда раздевается! Савицкая оглядывается на своих подружек, стоящих недалеко от бассейна, но к ней никто не подходит, так что куртку, свитер и джинсы ей приходится класть прямо на землю. Она остается в кружевном розовом комплекте, который, наверное, стоит тонну денег. Кто-то из парней громко цокает языком — фигура у Янки идеальная, но многие стыдливо отводят глаза от Савицкой. — Ныряй в бассейн, Яна, — приказывает Баев совершенно обыденным, а потому страшным тоном. Зажмуриваюсь, мечтая только об одном: открыть глаза и не увидеть больше этого унижения, публичной экзекуции, которую устроил Баев. Он действительно Темный! Но чуда не происходит — поникнув, Янка плетется к бассейну. Савицкая постепенно отдаляется от меня, но с каждым ее шагом я все отчетливее чувствую ее страх, как он сковывает каждое ее движение. Как ей хочется умереть сейчас, лишь бы все это прекратилось! Но Савицкая не сопротивляется, не говорит «нет», а обреченно бредет к бассейну, полному мерзкой грязи. Ногой Янка зацепляется за резиновый бортик, не удерживается и с размаху падает в бассейн, тут же с головой уйдя на дно. Кто-то ахнул. Заторможенно смотрю, как Савицкая выныривает — она вся коричневой грязи, только глаза и видно. — А теперь, главный этап посвящения, — безмятежно произносит Баев, пока подружки Янки и некоторые парни с ужасом таращатся на темную грязную фигуру в бассейне. — Первые десять человек, кто попадет в Савицкую, получат от меня ВИП-карты в «Рандеву». Еще один ублюдок! Безжалостный, жестокий психопат! Первыми в Янку бросают девчонки, которых, как и меня, привезли сегодня для развлечения Шумского и его компании. Света и Катька остервенело закидывают не сопротивляющуюся Савицкую. Потом к ним присоединяется ее подруга Лариса. У меня все плывет перед глазами. Они же… да они же ее утопят! Не выдерживаю. Выскакиваю из машины и едва не падаю на жесткий гравий, запутавшись в пледе. — Стойте! — кричу что есть мочи. — Хватит! Прекратите немедленно! Закашливаюсь — холодный воздух сковывает горло, но не обращая ни на что внимание, бегу к Янке. Почти добегаю, когда меня останавливают: — Жалко стало? — В голосе Баева слышу легкое удивление. А еще насмешку. Да пошел ты! Такой же урод, как и они все! Психопаты гребаные! — Прекрати все это! — тихо говорю. — Останови. Я не прошу Артема, не умоляю, даже не смотрю на него. Вижу только измазанную в грязи Яну Савицкую и девчонок, которые еще вчера ей чуть ли не ноги целовали, а сейчас готовы были ее утопить в грязи. — А не пожалеешь? — негромко спрашивает Баев. — Нет, — дергаю головой. — Пожалуйста. — Хватит! Одного слова оказывается достаточно. Мои однокурсницы суетливо вылезают из бассейна, им даже протягивают шланг. Вероятно, чтобы помылись. Янка, то и дело соскальзывая на дно, наконец выбирается из грязи и садится на траву, опустив голову. Обвожу взглядом толпу: кто-то, как Шумский с Ингой и их дружками, презрительно смотрит на Янку и полуголых грязных девчонок, кто-то тихо переговаривается друг с другом и посмеивается, исподтишка снимая видос, а кто-то просто отворачивается, так же как и я, мечтая поскорее убраться отсюда.Ни одного сочувствующего лица. Стою на ветру, но мне все равно не хватает воздуха. Мозг отказывается анализировать случившееся. Артем подходит к Савицкой и останавливается в нескольких шагах от нее: — Ты больше не часть моей Семьи, Яна. Вне тусовки. Тебя не будет там, где есть я. Ты — изгой. Смех и перешептывания смолкают — повисает гнетущая тишина. Кажется, воздух становится холоднее градусов на десять. Артем отворачивается и, не глядя ни на кого, направляется к своей машине. К Баеву тут же подлетает разъяренный Стэн. Он так долго сдерживался, а теперь его прорывает: — Ты что здесь устроил, Баев?! Опустил Янку, и из-за кого? Из-за этой грязной наглой суки?! Совсем спятил, чувак?! Я думала, что Артем сейчас врежет по морде Стэну, но тот меня удивляет: — Извини, если испортил подарок. — Баев миролюбиво хлопает Шумского по плечу. — Я компенсирую. — Компенсируешь? — дергается Шумский. — Да на кой ты за нее вписался? Она что… нет, только не это… — Стэн делает похабное движение бедрами, от которого меня мутит. — Конечно не это, — терпеливо отвечает Баев. Из-за сильного ветра рубашка облепливает крепкий торс и рельефные мышцы на руках. Но, кажется, Артем не замечает холода. И никуда не торопится. — А что тогда? — Стэн злобно зыркает на меня, явно прикидывая в уме, как со мной расквитается за сегодняшнее. — Она моя поломойка, Стэн. А я не люблю, когда кто-то использует мой персонал без разрешения. — Че? — не втопил Шумский, а мне чудится, что я ослышалась. — Поломойка, Станислав, — повторяет Артем. — Поломойка, то есть уборщица. Она убирает у меня, чтобы чисто было. Стоящая рядом Инга смеется: — Артем, милый, я могу дать тебе контакты отличного клининга, спрошу у нашей домработницы. Вот уж не думала, что у тебя могут быть такие проблемы. — Не стоит. Но спасибо за участие, Инга. Стэн, еще раз с днем рождения! Баев отворачивается и дальше идет к своей тачке. Поравнявшись со мной, коротко бросает: — В машину. В «Ягуаре» я оказалась быстрее его хозяина. Дорога к коттеджу Шумского остается за спиной. Не верю, что выбралась оттуда живой и почти невредимой. Там, правда, где-то валяется моя одежда, немного денег и телефон, но я ни за что не попрошу Артема туда вернуться. Понятия не имею, куда мы едем. Баев молчит, на меня не смотрит. Я тоже отвернулась, бездумно пялюсь на пролетающие мимо дорогие дома местной элиты. А ведь я мечтала побывать хоть раз в одном из них. Больше не мечтаю. Внезапно в машине раздается незнакомый мужской голос: — Я вас слушаю, Артем Александрович! Добрый вечер. — Степан, переведите, пожалуйста, сто тысяч на счет Станислава Шумского. — Хорошо, Артем Александрович. Будут еще распоряжения? — Нет! — Хорошего вечера, Артем Александрович. Не удерживаюсь и хмыкаю: судя по голосу, этот Степан раза в два старше Артема Александровича. Сто тысяч! Да уж, только попав в эту хваленую академию, я начинаю понимать, что на самом деле могут деньги. Абсолютно все. И никаких исключений! К счастью, Темный не обращает на меня внимания, он вообще выглядит так, словно один в машине, что-то нажал у себя на запястье, и через несколько мгновений в салоне слышу женский голос: — Мой дорогой Артем! Как я рада. — Томный голос проникает под кожу, отчего мне еще сильнее хочется помыться. — Я полностью к твоим услугам. Кого закажешь? — Это не для меня, — ни капли не смущается Баев. Видимо, такие разговоры для него норма. — У Шумского сегодня день рождения. Я забрал себе его подарок, надо компенсировать. — Мы уже послали Стэну трех своих лучших девушек, — уже деловым тоном отвечает женщина. — Не такого уровня, конечно, которые приходят к тебе… — Нужны две эскортницы, — перебивает Артем. — Обычные, без изысков. Точнее, самые обычные, никакие, серые и кудрявые. Такие, на которых посмотришь, и ничего не зашевелится. — Артем, да где я тебе таких найду? — недоумевает мадам. Еле удерживаюсь от того, чтобы не заткнуть уши и не слышать вот это вот все! — У меня не бывает уродин. На них же нет спроса. — Ошибаешься, — усмехается Баев, все так же не глядя на меня. — Найди двух шлюх и отправь их Стэну. Одну пусть зовут Мира, а другую — Слава.
Глава 21
Мы выезжаем из элитного поселка, но машина едет не в центр города, а по окружной, потом сворачивает налево — все дальше от цивилизации. Беспокойно верчусь на сиденье, с меня снова сыплется засохшая грязь, но я больше не боюсь испачкать идеально чистый «Ягуар». — Куда мы едем? Я думала, ты меня до кампуса докинешь. Ну, как в прошлый раз. — Туда ты сегодня не вернешься, — подавив зевок, произносит Артем. Он, в отличие от меня, полностью расслаблен и лениво ведет свою мегакрутую тачку. Гляжу на спидометр: 150 километров в час! — Не вернусь? Ты серьезно?! — Я бы усмехнулась, скажи мне кто-то другой такое и если б это было вчера. Тогда я еще не верила, что здесь со мной могут сделать что угодно. — Останови, пожалуйста, машину. Теперь на спидометре уже 180! — Хочешь обратно к Стэну? — без улыбки спрашивает Баев. На его четко очерченном лице нет эмоций, но длинные пальцы сильнее сжимают руль. На мгновение забываю, где нахожусь, и невольно засматриваюсь на красивые, холеные ладони Баева. Как и в тот первый раз, когда чудом оказалась в его машине. — Конечно, не хочу ни к Стэну, ни вообще к кому-либо. Но кроме как в общаге, мне негде жить, а ты везешь меня неизвестно куда и не говоришь! Знаешь ли, это нервирует! — Не доверяешь. — Артем едва заметно кивает, в его словах нет вопроса, он прекрасно понимает мое отношение к нему. — Нет, конечно. — Отрицать очевидное нет смысла. — Но не так, как Стэну или Янке. — Польщен. Я еду домой, где ты будешь выполнять свою часть договора. — Договора? — Я даю тебе шанс, как ты и просила. Будешь у меня жить и убираться, в обмен тебя больше никто не тронет в академии. Все ясно? Он не ждет моего ответа, сосредоточивает внимание на том, как разъехаться с огромным джипом, который несется по встречке прямо на нас. Артем плавно поворачивает руль влево и спокойно, не оборачиваясь, гонит дальше. — Ясно, — киваю и еще сильнее вжимаюсь в кресло машины. Меньше всего мне хочется, чтобы Баев догадался, как мне страшно от такой безумной скорости. — Только не понимаю, зачем мне жить у тебя. Я могу приезжать и уезжать… Артем не отвечает, смотрит на дорогу. Тем временем ландшафт заметно меняется: впереди на небольшой возвышенности стоит высокий, светло-коричневый дом в окружении то ли обширного парка, то ли леса. Баев не сбавляет скорость, так что скоро я уже могу разглядеть среди величественных сосен еще пару одноэтажных зданий такого же цвета, что и дом. — Ты здесь живешь, да? И снова молчание. Мне не нравится Баев, его откровенный снобизм и наплевательское отношение к людям, его жестокость и высокомерие. Он не из тех, кому хочется улыбнуться, с кем хочется поболтать или просто посмеяться и расслабиться. Еще и про шлюх что-то наплел. А то, что Артем сделал с Янкой… Он совсем не такой, как Тарас. Когда Баев рядом, как сейчас или тогда ночью, я вся сжимаюсь от напряжения. Но лучше терпеть его и его открытое пренебрежение, чем ловить на себе похабные взгляды Стэна и его дружков. Пусть считает меня никакой. Плотнее укутываюсь в мягкий плед, когда машина тормозит около здания. Вблизи оно выглядит еще роскошнее, настоящий дворец, только современный. Никогда не видела такой красоты вживую, даже забываю на мгновение, почему я здесь очутилась. Статуи, фонтаны, ухоженные дорожки, аккуратные кустарники и цветы! Мама за такие бы душу отдала, уверена! К машине подбегает пожилой мужчина в золотистой униформе и черной фуражке. Не сразу соображаю, что это… швейцар. Как в американском кино. Артем выходит из машины и, не оборачиваясь, идет к подъезду. Похоже, он забыл обо мне, но я и не обижаюсь. Лишь крепче держу края пледа, чтобы не слетел с меня, и бегу босиком за Баевым. Чувствую между лопаток удивленный взгляд швейцара. Не смотрю по сторонам, стараюсь не думать, как выгляжу, да и боль отвлекает — в пятки впиваются мелкие острые камешки, которых полно на асфальте. К счастью, быстро догоняю Артема — он даже шаг не сбавляет, когда огромные стеклянные двери сами собой разъезжаются перед ним. Внутри значительно теплее, а мои босые ноги неожиданно скользят по идеально гладкому полу. Мрамор, наверное. На самом деле мне глубоко безразлично, по чему я иду. Главное, не разодрать в кровь ступни, не занести инфекцию и не заболеть. Сейчас это задача максимум. Смотрю исключительно на спину Баева в черной рубашке, изо всех сил сжимая плед. Чуть не врезаюсь в Артема, когда он неожиданно останавливается. Не поворачивая ко мне головы, говорит: — У персонала свой вход, но сейчас поедешь со мной. Как по волшебству, перед нами беззвучно разъезжаются зеркальные двери. Да, это и правда лифт. В таком я никогда не была, даже в мамином отеле таких нет. Стены зеркальные и серебряные, явно из какого-то модного современного материала, что как раз не удивляет. — А чего это тут нет кнопок никаких? — запоздало спрашиваю, когда лифт бесшумно поднимает нас наверх. — Ты на каком этаже живешь? Тишина. Баев, похоже, и не думает мне отвечать, да и не смотрит на меня. Типа ниже его достоинства общаться с такими, как я? С «персоналом»? Двери лифта распахиваются, и Артем выходит — разумеется, первым. Я за ним. И тут же застываю на месте, не в силах пошевелиться. Стою с разинутым ртом и глазам не верю. — Эт-то что? Дворец… внутри… дворца? Смотрю на две высоченные мраморные колонны и статуи золотых львов рядом с ними. Огромное открытое пространство, напичканное дорогим антиквариатом... Куда я вообще попала?! Артем наконец оборачивается и снисходит до объяснения: — Это мой пентхаус. Я здесь живу. Его взгляд не сулит ничего хорошего — цепкий, холодный и презрительный. Невольно ежусь, хотя здесь тепло, даже босые ноги не мерзнут. Но мне очень неуютно, когда на меня так смотрят. Как… как на грязь. — Ты испачкала пол, — произносит Баев, глядя вниз. А я стыдливо поджимаю пальцы ног, как будто это может что-то изменить. — Я все уберу. — Голос немного дрожит. Я никогда не бывала в таких роскошных домах, и мне откровенно страшно здесь находиться. — Конечно уберешь, — кивает Артем. — Только помойся сначала. Направо по коридору до конца твоя комната, рядом с черным входом. Он не ждет моей реакции, просто отворачивается и идет вглубь своего дворца, то есть пентхауса. Мне страшновато даже сдвинуться с места. Не сразу соображаю, что и переодеться мне не во что. От мысли попросить какую-то одежду у Баева меня пробивает на нервный смех. На бело-желтом мраморе виднеется осыпавшаяся с моих ног грязь. Это все и решает. Бреду по длинному коридору, куда велел идти хозяин этого дома, стараясь не сильно глазеть по сторонам. Наконец почти утыкаюсь носом в большую коричневую дверь, Наверное, это и есть черный вход. А рядом с ним другая дверь, явно в комнату. Артема рядом нет, спросить не у кого. Я совершенно одна! С опаской захожу внутрь… А тут мило и не так вычурно, напоминает стандартный двухместный номер в мамином отеле — большая кровать с тумбочками, стол, стулья, телик на стене и шкаф. Взглядом быстро нахожу дверь в ванную. От радостного предвкушения по телу растекается тепло. Ванная сверкает чистотой, там же висит белый банный халат. Со спокойной душой лезу под душ. Пока горячая вода смывает засохшую грязь, мысленно возвращаюсь в дом Шумского, на вписку, в этот жуткий бассейн, вспоминаю довольную ухмыляющуюся рожу Стэна, его дружков. С каким холодным презрением на меня смотрела Инга. Да, для них всех я грязь под ногами и должна целовать землю перед ними за то, что учусь в их академии. Усерднее намыливаю плечи мягким гелем, как будто он сможет очистить и мою память. Волосы я хорошенько отжала. Наверняка тут и фен есть, но я нигде его не вижу, а шнырять по чужим ящикам нельзя. Вместо расчески — пальцы рук. Осторожно выхожу из комнаты — нужно прибраться за собой. Везде настолько идеально чисто, что даже страшно ступать на пол. И да, я вижу у себя под ногами ошметки грязи на мраморном полу, вот только как убрать-то? Не представляю, чтобы в этом дворце а-ля Версаль были такие прозаические вещи, как совок и веник. Везде горит свет, он становится еще ярче в том направлении, куда я иду. Здесь как в музее — золоченая мебель, картины на стенах, лепнина на высоченных потолках, статуи греческих богинь… Но главное — я одна! Артема нигде нет! Вижу лестницу на второй этаж, но туда я точно не пойду. Пространство и так огромное, передо мной несколько закрытых дверей, но открывать их без разрешения… — Иди-ка сюда, Шанина! — раздается в полной тишине голос Баева, и я подпрыгиваю от неожиданности. Где он? Артем, оказывается, сидит на диване — за колонной его не видно было. Подхожу ближе, крепко держась за пояс халата. Он хоть и длинный, ниже колен, но под ним у меня ничего нет — свое белье я постирала и оставила сушиться на радиаторе в ванной. Под хищным взглядом Артема чувствую себя голой, хотя и знаю прекрасно, что как девушка его не интересую. Понятно, что для этих мажоров такие, как я — это грязь и мясо. В случае с Баевым — только грязь. И все равно по телу пробегают импульсы от того, что я без белья стою перед почти незнакомым парнем. Когда насильно раздевали перед Шумским, было ужасно стыдно, а сейчас кроме стыда есть что-то еще. — Спасибо! — Голос у меня неожиданно сиплый, я очень смущена, хотя после всего пережитого сегодня странно, что еще остались силы на эмоции. — Спасибо большое, Артем, ты не представляешь… — Артем Александрович, — лениво перебивает Баев. — Все, кто на меня работает, обращаются ко мне по имени-отчеству и на «вы». Запоминай. Я дважды не повторяю. Убираться будешь каждый день. Или через день. Мне плевать, главное, чтобы было чисто. — Э… Где здесь? — кручу головой. — В этом п-пентхаусе? Да тут метров двести, наверное! — Пятьсот на два этажа, — все также с ленцой в голосе произносит Артем, которого еще и по отчеству надо звать. И ведь точно не прикалывается. — Две гостиных, несколько спален, библиотека, игровой зал, бар, кинотеатр, спортзал. Зимний сад на втором этаже не трогай, им занимается другой персонал. — Т-ты.. то есть вы… серьезно? Я одна вот на это все? Это же как огромный дом! Баев смотрит в планшет — похоже, с кем-то переписывается. Он, в отличие меня, переодеваться не стал и даже туфли не снял. Сидит на диване как… как бог, которому все дозволено! — Сама напросилась. — Он усмехается. — Не нравится — проваливай обратно в кампус. Стэн будет счастлив. — Одной нереально это все убирать! И… я даже не представляю, как сюда добираться до кампуса… — Вот поэтому жить будешь здесь, твои вещи уже привезли, они внизу, сейчас их поднимут. Что непонятного?! Артем раздраженно печатает на планшете, не видя мое изумление. — Какие вещи? Те, что у Шумского остались? Он поднимает голову и смотрит на меня. А я убеждаюсь в том, что верное ему дали прозвище. Темный. Не выдерживаю его взгляд, отворачиваюсь, потому что меня пугает темнота в его глазах. Я не трусиха, никогда ей не была и не буду. Но сейчас мне не по себе. — Жить будешь в комнате для прислуги. Правила простые и понятные даже для такой, как ты, Мира. Всегда делать то, что я сказал, не распускать язык о том, что происходит в моем доме. Не пытайся воровать. Узнаю — пожалеешь, что родилась. Ошибешься хоть раз или я буду тобой недоволен — окажешься у Стэна. Второго шанса я никому не даю.Глава 22
Когда с тобой происходит что-то совершенно невообразимое, то, о чем ты и думать никогда не думала, психика начинает творить чудеса. Ты все либо видишь как бы со стороны, или в «замедленной съемке», или все чувства выключаются, словно по нажатию волшебной кнопки. Ты не считаешь, что сходишь с ума. Наоборот, отстраненно смотришь на безумие вокруг, и в голову проникает жуткая мысль: а может, так и должно быть?.. Так организм защищает себя. Я долго держалась на вписке. Весь этот ужас, наверное, навсегда со мной останется — буду ощущать на себе чужие руки, холод и грязь на обнаженной коже, слышать угрозы девчонок, голос Шумского и выкрики его друзей, видеть перед собой униженную Янку и безжалостного Баева. А сейчас смотрю на свои вещи — в комнате, куда поселил меня Артем, на кровати лежат все мои учебники, одежда, упакованная куртка, подаренная Ингой, три пары обуви, чемодан со сломанным колесиком — и ничего не чувствую. Ни удивления, ни возмущения, что кто-то вот так, без спроса, распорядился моим имуществом. И мной. Эмоции то ли умерли, то ли заперты в неизвестное мне место. Поэтому ум работает четко и ясно — разобрать вещи, разложить учебники и тетради. Обувь и чемодан с сумкой убрать в шкаф. Комната уже стала мне родной, будто здесь я и жила всегда. Как будто так и надо. Вздрагиваю от мелодичной трели — стационарный телефон на столе мигает красным светом, требуя, чтобы я сняла трубку. Кто сюда может звонить?! Может… Баев? Ну а кто еще? — Алло? В динамике раздается незнакомый мужской голос: — Мирослава, спуститесь на первый этаж, пожалуйста. Артем Александрович велел снабдить вас необходимыми инструкциями. И отбой. Да, тут, похоже, не любят долго разговаривать. Артем Александрович! Еще один местный король. Хотя чего уж там, бог, как назвал его Макс. Никогда не забуду, что Баев сегодня сделал с Янкой. А теперь я буду жить в его доме, и ничем хорошим для меня это не закончится. Быстро сбрасываю с себя халат, натягиваю домашние шорты, тапочки, но как представляю себя в таком виде в холле первого этажа, тут же начинаю снова переодеваться. В итоге выбираю самое приличное, что у меня есть — темно-серые узкие брюки и бирюзовый тонкий джемпер. Волосы уже почти высохли, их убираю в низкий пучок, затем надеваю летние кроссовки и с трепетом в груди подхожу к темно-коричневой двери. За ней оказывается лифт, который без остановок довозит меня до первого этажа. Едва выхожу в холл, как ко мне подходит пожилой худой мужчина в темно-синем костюме. На лацкане пиджака красуется золотой бейдж: «Филипп. Администратор». — Идемте со мной, Мирослава. На сухом, испещренном морщинами лице ни одной эмоции. У мамы в ее отеле все обязаны улыбаться — не только гостям, но и сотрудникам. А здесь явно все по-другому. Мама… она столько сделала, чтобы я не повторила ее судьбу и вот, пожалуйста! Но лучше тут, чем у Стэна! Меня проводят в небольшое служебное помещение, в котором едва разместились пару столов со стульями. — Это же мое! — громко вскрикиваю, потеряв над собой контроль, и тут же хватаю со стола прозрачный пакет. — Телефон! Куртка! И тут же замолкаю под пристальным взглядом мужчины. — Ваши вещи доставили четверть часа назад. Можете их забрать, но сначала присядьте и подпишите вот это. Прямо перед глазами появляется… — Трудовой договор? — Подпишите и обратите внимание на свои обязанности. И особенно на пункт о неразглашении… — Чего? — В изумлении читаю договор, который составлен явно очень профессионально. С первого раза и не поймешь, что в нем написано. — …неразглашении сведений, к которым вы получите доступ во время своей работы здесь. Пока не подпишете, я не могу разрешить вам вернуться в пентхаус. Да, меня зовут Филипп Иванович, я курирую работу техперсонала. Но с вами особый случай, как я понял. — Да что б я хоть что-то понимала! Артем… то есть Артем Александрович мало мне что объяснил… — Он и не должен. Для этого есть я. Слушайте и запоминайте. Завтра утром вы получите все необходимое для клининга. Ежедневно — влажная и сухая уборка всех помещений кроме спортзала и зимнего сада. Смена постельного белья и стирка в ваши обязанности также не входят. Убираться следует в отсутствие Артема Александровича. Его личные вещи вам трогать запрещено. Так, еще… да, униформа, она обязательна в течение всего дня, пока вы находитесь в пентхаусе и занимаетесь уборкой. Вне уборки, пожалуйста, не покидайте свою комнату, не ходите по пентхаусу просто так. Теперь питание. На втором этаже здания есть столовая для персонала. Разумеется, вам запрещено обсуждать с кем бы то ни было нюансы вашей работы… Через двадцать минут я в полном афиге поднимаюсь обратно в пентхаус, держа в руках два пакета: один с вещами, которые привезли из особняка Шумского, а другой — с платьем горничной, в котором я теперь должна всегда ходить. Договор я подписала, взяла с собой свой экземпляр почитать внимательно, но вряд ли найду в нем что-то хорошее. Я не боюсь работы, никогда не стеснялась, что мама уборщица, но совершенно не представляю, как потяну одна огромный двухэтажный пентхаус. Да и Баев явно не начальник-мечта. Филипп Иванович даже не скрывал своего пессимизма. Кажется, он вообще счел мое появление дурацкой шуткой, но хозяину надо же подыграть. Зато телефон жив и вещи целы! И за это надо сказать «спасибо» Баеву. Он, похоже, ни о чем не забывает. Время уже совсем позднее, но я решаю не ужинать, хотя желудок пустой с полудня. Примеряю униформу, платье оказывается мне маловато — слишком тесное, да и коротковатое, выше колен. В нем вряд ли будет удобно убираться. Но я не снимаю его, раз уж мне в обычной одежде нельзя появляться в этом пентхаусе! Взяв в руки мобильный, осторожно выхожу в коридор. Баева не видно и не слышно, что неудивительно, учитывая масштаб пентхауса. Надо хотя бы запомнить, где что находится. Темный мне точно экскурсию проводить не станет. Поэтому медленно перехожу в гостиную и делаю пометки в телефоне — что где расположено, в какую розетку шнур от пылесоса воткнуть. Еще пытаюсь вспомнить, как мама с напарницей убиралась. В любой работе есть свои лайфхаки, но вот переходя уже в столовую, задаюсь двумя не самыми приятными вопросами. Во-первых, везде практически стерильная чистота, никаких разбросанных вещей, грязных ложек в раковине. Тогда что не устраивало в клининге Баева?! И главное, что я могу улучшить, когда и так все идеально?! И второе — здесь вообще едят? Столовая совершенно не живая, а когда перехожу в кухню, не вижу никакой еды, даже банальной корзинки с фруктами или с печеньем. Странно… Делаю себе пометку в телефоне и иду дальше — на первом этаже еще два больших санузла, комната без окон, похожая на кинотеатр и… огромная открытая веранда. На нее решаю не выходить. Раздумываю пару минут, а потом все же поднимаюсь по широкой мраморной лестнице. Второй этаж совсем иной! Я ожидала увидеть все тот же бездушный мрамор и засилье антиквариата, но нет. И здесь мне нравится больше. Так, не очень большая гостиная-зал в приятных бежевых тонах и современной мягкой мебелью. Дальше… вроде кабинет, в него я только просунула нос и на всякий случай побыстрее вышла, дальше по коридору — еще одна комната, дверь чуть приоткрыта. Зайти — не зайти? А вдруг там спальня Баева, например? Еще же огребу. Пока думаю, дверь полностью распахивается. М-да, я не ошиблась. Мы стоим друг напротив друга и молчим. Уже жалею, что решилась на самовольную экскурсию по пентхаусу. Не понимаю, чего ждать от Артема, и это беспокоит. — Платье маловато, — наконец выдает Баев. — И короткое. Похоже, я промахнулся с размером. — Утром попрошу другое. — Я отворачиваюсь, мне неловко от его изучающего взгляда. — Мне оно тоже не очень нравится. — А я не сказал, что мне не нравится. Что ты здесь делаешь? — Пытаюсь понять фронт своей работы, — нервно смеюсь. — Завтра приступаю. Артем подходит почти вплотную ко мне. От него пахнет свежестью и морем, мне даже хочется впитать в себя этот запах, настолько он приятен. Но вместо этого делаю полшага назад. — Вот завтра и приступай. А пока иди спать. Дорогу сама найдешь или проводить?Глава 23
На экране мобильного высвечивается отретушированное личико Инги. Помню, как год назад она лично фотку добавляла в мой мобильный. Красивая кукла. И настырная. Сброшу вызов, начнет строчить в ватсап. Лучше сразу отделаться: — Что? — И я рада тебя слышать, Артем! Я по поводу вписки. Стэн сказал, ты его игноришь, но это как-то странно, нет? Чтобы ты, и пропустил посвящение? Ты же сам их придумал! Замолкает, терпеливо ждет, пока я отвечу. Упрямая девочка, но всегда своего добивается. В отличие от Шумского. — Не хочу портить Стэну праздник. Развлекайтесь без меня. Пока! Мне нет дела до академии, и что в ней происходит. Но лучше до лета проторчать здесь, чем снова идти на конфликт с дедом, выслушивать истерики отца и его жены. Год отдохну, а потом… потом… Думать о будущем я не люблю. Планы не строю, не мечтаю, не живу ожиданиями. Каждый день как последний — не жалею об ошибках или о том, чего я не успел. Жизнь без разочарований. Суббота. Полдня провожу за игровым компом, не реагирую на взбесившийся мобильный. Когда решаю его совсем отключить на хрен, то вперемешку с отцовскими войсами вижу и «семейный» чат. Дед, старый лицемер, всю жизнь заливал и продолжает заливать про ценность семьи, отношений, сыновнего долга и прочей херни. И ведь прокатывало до сих пор. Собственно, поэтому я и назвал свою тусовку в академии «Семьей». Чат полон видосами — ну разумеется, вписка же. Стэн, красавчик, наконец дорвался. Мы с ним никогда толком не ладили, но место свое он всегда знал. Листаю видосы без особого интереса, скорее по привычке, когда натыкаюсь на короткий ролик. Савицкая выложила час назад — по ходу, сама и снимала. Просматриваю его еще раз. — Пустите! Пусти! Я не хочу! Эту девчонку я знаю. Под колеса мне бросилась, когда Вэл с Герой ее ловили. Забавная и… живая. Такую хочется сломать, да, Стэн? В первый раз не получилось, потом, видимо, тоже. А сейчас решил прикрыться впиской. Ну, красава! До коттеджа Шумского доезжаю за полчаса. Пока еду, смотрю стрим в чате. Почти все как всегда — стандартное стадо стандартных баранов, которые будут жрать землю, если им прикажут. У всех своя цена, свой наркотик, ради которого они живут. А какой у тебя наркотик, а, Мирослава? Имя еще какое у девчонки. Когда ее с мешком на голове валят на землю и начинают раздевать, не сразу замечаю, что разогнался под двести — лишь подъезжая к дому, заставляю себя сбросить скорость. Она дрожит, ей холодно и страшно. Худая, высокая, полуголая, в грязи. И все равно орет на Стэна: — Вот только ни ты, никто из вас в белом ни черта собой не представляете! Без денег и власти ваших родителей вы никто, вы не выживете! Храбрая девочка. В принципе, плевать, но Шумского проучить надо. Да и остальное стадо тоже. Мои правила нарушать никому нельзя. А она и правда забавная. Другая сидела б в машине, как велели, и радовалась, что Савицкая сама в дерьме, но нет, побежала защищать. Похоже, не знает, что великодушие здесь забанено. Но хоть Стэн все понимает. Ничего, потерпи меня еще год, не развалишься. Когда отправляю к нему двух шлюх, вижу злость и возмущение в глазах девчонки. Ей точно было страшно, я чувствовал ее страх там, когда она стояла одна против всех, но меня она не боится. Хотя и смотрит настороженно. Мирослава. Красивое имя. Откуда она вообще взялась такая? Велю привезти ее вещи — пускай пока поживет у меня. Долги надо отрабатывать, особенно таким принципиальным белым воронам. Отец снова заваливает сообщениями. Настроение отличное после вписки, и я с удовольствием ему отвечаю: «Нет, пап, здесь совсем не скучно». «Я рад. В декабре будет открытие нового онкоцентра. Все будут. Понимаешь, о ком я?» Нет, бля! Я не понимаю! «Без меня». «Нет, с тобой. Пять лет прошло. И без фокусов, понял? Дед будет. Не смей его позорить!» Да пошел ты! Женой своей займись. Это точно не улучшит мои отношения с отцом, но не очень-то и хотелось. «Роди деду еще одного внука и отвали от меня». Слышу робкие шаги босых ног. Она стоит передо мной в банном халате, с мокрыми волосами, хмурая и напряженная. На кой я ее вообще сюда притащил? На ее месте вижу совсем другую, и тоже после душа. Отец умеет портить жизнь своими намеками. Мне нравится, как от удивления округляются ее глаза, как приоткрывается возмущенно рот. Интересно, а она умеет убираться? Ну посмотрим, как ты у меня будешь права качать. Я не Стэн, девочка. Ни разу не он. Шумский объявляется ближе к полуночи. Не собираюсь отказывать себе в удовольствии, поэтому принимаю вызов. — Не, ну ты охуел, Баев! — ревет пьяный Стэн. — С хера ты мне прислал еще двух шлюх?! Мира и Слава? Ты, бля, тролль хренов! — А почему нет? Или Инга против? — Да кто ее спросит. Нет, ну че за пранк? Ты их видел?! — Не похожи на Шанину? — Я не сдерживаю улыбку. Мне приятно слышать, как бесится Стэн. — Наш эскорт не мог облажаться. Трахни обеих и успокойся. Своего рода сублимация. — Я спокоен, блядь! На хера ты забрал ее?! Поиметь меня при всех решил? Шумский заводится, у него проблемы с самоконтролем, Инги явно нет рядом, так что обуздать его некому. — Стэн, она однажды сбежала от тебя ко мне. Я ее забрал. Знаешь, что ты должен был понять? — Что? — Что тебе нужно было спросить моего разрешения поиграть с ней. Но ты этого не сделал. Поэтому сейчас она спокойно спит одна и, надеюсь, видит во сне не то, что ты собирался с ней сделать. — Ты гонишь. Че, правда к себе забрал? — Да. С днем рождения, Стэн. Развлекайся. Дверь закрыта, но замка на ней нет, поэтому беспрепятственно захожу в комнату. Мирослава действительно спит, обняв подушку. Я даже слышу ее тихое дыхание.Глава 24
Утром просыпаюсь от собственного крика и с жутким сушняком в горле. Не сразу даже соображаю, где нахожусь. За окном еще не рассвело, в комнате царит полумрак. Полшестого утра… Пытаюсь прогнать остатки сна, еще и голова гудит. Да и неудивительно, если всю ночь мне снились Тарас и Баев. Они сидят в казино и… играют на меня в карты. А я беспомощно стою рядом, в своей тесной униформе, и не могу уйти, меня как будто приковали к покерному столу. Тарас меня подбадривает, говорит, что все будет хорошо, а потом… растаивает в воздухе. В ужасе гляжу на пустое место, и тут из-за стола поднимается Артем и произносит: «Его и не было никогда. Только я настоящий». И рукой касается моей груди, пальцами тянет на себя ткань, которая с жутким треском расходится по швам и тряпкой падает к ногам. Стою перед Баевым совершенно голой. Тут я и проснулась, к счастью. Пить жутко хочется. Никакого кулера или просто бутилированной воды в комнате нет, но не умру ведь, если из-под крана попью? Чуть лучше становится, сознание проясняется. В мобильном вижу несколько сообщений от Шелест: «Мира, ты где?! Я приехала, твоих вещей нет((. Ты что, бросила учебу? Тут такое началось, когда ты уехала с Баевым…» Воспоминания вчерашнего дня булыжниками падают на мою голову. Ну хоть с Юлькой вроде все нормально. Но я пока не готова с ней разговаривать, и уж тем более не хочудаже знать, что там Шумский устроил. Сна ни в одном глазу, и решаю пока немного позаниматься, заодно и успокоюсь чуток. Понятия не имею, как буду добираться до академии, но бросать учебу точно не стану. От мысли, что завтра придется видеть этих уродов с вписки, у меня кулаки сжимаются! Через полчаса вздрагиваю от шума в коридоре — кажется, упало что-то тяжелое. Откладываю учебники, осторожно выглядываю. И почти нос к носу сталкиваюсь с высокой брюнеткой в длинном бежевом пальто. Замираю и смотрю оторопело на красотку. Откуда она взялась? — Ты кто? — Она высокомерно кривит идеальной формы красивые губы. Скорее всего, не свои, но все равно очень красивые. — Ты чего здесь делаешь, девочка?! Спрашивает с такой претензией, что не нахожу ничего лучшего, чем выпалить правду: — Я живу здесь. А что? — В смысле — живешь? Ты кто такая? — А сама оборачивается. Прослеживаю за ее взглядом — посреди коридора валяется статуя сфинкса. Отсюда, наверное, и шум был. — Вообще-то я убираюсь здесь… А… что? — Теряюсь от напора девицы. Она явно чувствует себя более уверенно в этих апартаментах. Может… — Прям живешь? Артем разрешил? Странно… — фыркает девица. — Ну-ну… удачи, детка, хотя вряд ли я тебя здесь увижу в следующий раз. Она проходит мимо, обдав меня резким ароматом духов, и уже у выхода поворачивает голову: — Собаку подними и поставь на место. Артем ненавидит бардак! И дверью еще хлопает! Конечно, иду поднимать сфинкса — тяжелый, гад! Похоже, у подружки Баева мерзкий характер, хотя чему я удивляюсь?! И чего она в такую рань уходит? Явно же ночевала в пентхаусе. Мира, это не твое дело, одергиваю я себя. Артем Баев — точно не тот человек, о ком стоит много думать. У тебя с ним договор, и ты должна все сделать, чтобы этот договор выполнить! В семь утра спускаюсь на второй этаж позавтракать — я дико голодная, поэтому набираю на поднос все, что вкусно пахнет. И лишь умяв тарелку омлета и сырники, осматриваюсь по сторонам. В основном женщины, возраста моей мамы, есть и постарше, все в униформе. На меня особо внимания не обращают, лишь когда я собираюсь уходить, ко мне подходит полноватая блондинка лет сорока. — Мирослава? Это ты пентхаус убирать будешь? — Голос у нее резкий, властный. — Значит, спустись на минус второй этаж, забирай тележку и вперед! И смотри, спину с непривычки себе не посади! Вот теперь на меня с любопытством оглядываются. Кто-то даже с жалостью, а кто-то качает головой и ухмыляется. Ладно, потом контакт наводить буду, мне нужно за день убрать пятьсот «квадратов» и выжить. Платье жмет, особенно после плотного завтрака, но Филиппа на месте нет, а я не хочу тратить время на его поиски и просьбы поменять форму горничной. Куда интереснее комплектация тележки. Пока еду на лифте в пентхаус, осматриваю свое «богатство» и радуюсь, что летом подрабатывала у мамы. Набор средств в целом стандартный, кое-какие названия вижу впервые, но догадаться несложно. Для обычной уборки всего достаточно. Вот только клиент больно капризный. Начинаю со статуй и статуэток — их в одной гостиной с десяток! Как по минному полю, ей-богу, даже руки подрагивают от напряжения — как бы чего не испортить! Когда включаю пылесос, вспоминаю про Баева. Он, наверное, еще дрыхнет у себя на втором этаже, а мне было велено убираться в его отсутствие. Нет, серьезно?! Да я только статуи и мебель больше часа протирала! Вообще ничего не успею, если буду подстраиваться под Темного. Пылесос, к счастью, почти бесшумный, хотя и мощный. С функцией мытья пола. За огромной гостиной следует не менее огромная столовая, за ней кухня… Здесь чисто, но я все равно делаю полную уборку, потому что неизвестно, к чему может придраться Баев. А то, что может — не сомневаюсь. Мне некогда рассматривать бесконечную роскошь — спина в вечном напряге, я просто протираю, убираю, мою, пылесошу… Вздрагиваю, когда слышу удаляющиеся быстрые шаги. Пожимаю плечами и продолжаю уборку. Обед пропускаю; да и разве до еды, если я на второй этаж еще не поднималась? Веранда на первом этаже остается без моего внимания. Не понимаю, как на нее попасть, двери открываются автоматически, но вот куда нажимать?! На втором этаже насчитываю помимо гостиной пять спален, каждая со своей ванной и гардеробной. Такого я даже в люксах у мамы в отеле не видела! В кабинете замираю на несколько минут перед огромным портретом. Перед глазами аж три поколения Баевых. Сенатора и Артема я узнаю сразу, а вот родители Темного… Странно, ни на отца, ни на мать он не похож. От портрета веет могуществом. А еще холодом. Ну да ладно, не мое дело. Ноги гудят, спина уже деревянная, но сбавить темп себе не позволяю — уже восьмой час, а у меня неубранными остаются спальня Баева и комната в конце коридора. Мне боязно даже подходить к его комнате. Любопытно, конечно, как тогда с «Ягуаром», но из головы не выходит образ глупой мышки, которая попалась в мышеловку и не может выбраться из нее. А еще не могу отделаться от мысли, что зайдя в его спальню, увижу разбросанные вещи той девицы, с которой утром столкнулась. Поэтому малодушно оставляю спальню на потом и перехожу к дальней комнате, которая… заперта на замок. Ну и славно! Меньше уборки будет. У спальни Баева минуты три набираюсь смелости туда зайти, и когда дергаю за ручку двери, выясняю, что и она заперта. Гора с плеч! Пылесошу и мою здоровенный коридор и не верю, что на этом все! Откатываю к черному входу тележку, и понимаю, что последние полчаса держалась на морально-волевых. Сил нет никаких, внутри опустошение, руки-ноги почти не чувствую. Доползаю до душа в своей комнате, включаю воду и сажусь на поддон. Собой я довольна. Только не представляю, как буду справляться — поверхностная уборка забрала у меня целый день. А ведь есть еще учеба! Нехотя выключаю воду, лень даже надеть банный халат, потому лишь оборачиваю вокруг себя полотенце. Оно короткое, едва прикрывает грудь и попу, но это неважно. Я же одна. Выхожу из ванной и вскрикиваю от испуга: — А-а-а! Баев! Обнимаю себя за плечи, полотенце от резкого движения начинает сползать. Еще чуть-чуть и буду голой перед ним стоять, как в том кошмаре. — Что… что ты… то есть вы… здесь делаете? — возмущенно выдыхаю я. Мои слова не производят впечатления на Артема. Он, похоже, считает это нормальным. — А если бы я голой вышла?! — То что? — переспрашивает Темный. Мы с ним светскую беседу ведем? — Вашей девушке это бы не понравилось! — Кому? — хмурится Баев. Так, кажется, я наступила на «мину». — Ну… э… я утром видела девушку… я решила… Под пристальным взглядом тушуюсь, мне совсем не хочется продолжать. Опускаю глаза в пол, судорожно придерживая края полотенца. Зачем Темный пришел? — Для уборщицы ты удивительно болтлива, — выдает Баев. — Постарайся научиться молчать. Бросаю на него гневный взгляд, но помалкиваю. — Смотрю, ты уже здесь обжилась, — кивает Баев на кровать, на которой лежат книги. Дать бы ему учебником по башке, чтобы не вваливался вот так без спроса в чужое пространство! — Не забудь убрать тележку из коридора. В восемь утра каждый день отсюда ходит автобус до кампуса, если ты этого еще не знаешь. И еще, ты не везде убралась. — Так там заперто! — Именно! К дальней комнате не подходи. Ее для тебя нет. В моей спальне можешь убираться, только когда она не заперта. Все ясно? — Все. Только телефон отдай…те! Баев смотрит на мой мобильный в своей руке и медленно кладет гаджет на стол. — Тебе эсэмэска пришла от Тараса, — изучающе разглядывает меня Баев. — Хочет встретиться. Ты ему не сказала, что больше не живешь в кампусе?Глава 25
В автобусе тепло и кресла удобные. Все в этой вселенной сенатора Баева такое вот уютное, дорогое, комфортное и продуманное. Заботится он о людях. Точнее, о персонале. Это я просто не выспалась — сарказм, вообще-то, не мое. И еще мне жутко страшно; не представляю, что сегодня будет в академии. Вчера не было сил лазить по чатам, отвечать Шелест, зато сейчас сижу в телефоне: «Яна Савицкая покинула чат “Перваки на дотации”». «Лариса Касаткина назначена администратором чата». Лариса: «Приветики! Я — ваш новый куратор))). Сегодня в 15.00 всем быть на первом этаже вашей общаги». Закрываю чат с легким злорадством — ровно в три часа дня автобус уезжает из кампуса обратно в жилой комплекс, где живет Баев. И я теперь тоже. Следующий и последний автобус в девять вечера. Так что извини, Лариса, все вопросы к Баеву! Но ты вряд ли рискнешь их задать! Ну а Янка… Не знаю, что с ней будет. Но вряд ли кто-то посмеет ослушаться Темного. Скорее всего, Савицкая станет изгоем, из нашей группы ее уже выперли. Долго размышлять о той, кто меня предала, я не хочу. Есть в академии и куда более достойные девчонки. Пишу Шелест: «Привет, извини, не могла вчера ответить. Ничего я не бросила, еду на пары. Что у вас там случилось?» Юлька перезванивает через пять минут и так вопит, что приходится прикрывать телефон ладонью. — Это правда? Ты у Баева теперь что-то типа личной прислуги? — Она взволнованно частит. — Мне Светка вчера сказала, так я не поверила, тут столько слухов про тебя! Типа Баев выкупил тебя у Шумского. Бред, конечно, но я не удивлюсь. Я думала, Стэн всех убьет, когда тебя у него из-под носа увели. У всех, представляешь, у всех отобрал мобильные, велел все удалить! Ну, они же записывали видосы с вписки! Потом выгнал всех мажоров. Иначе, пригрозил, как пацанов, постреляет всех. Но Катюха и Света решили остаться! Они от Шумского узнали, что ты ночевала у Баева. Это не гон? — Ты можешь тише? Да, я и правда живу теперь… — Запинаюсь, потому что вспоминаю холодные глаза Баева, который говорил, чтобы я не болтала лишнего. — Короче, днем поговорим, ладно? — И сбрасываю звонок. Механически листаю другие чаты — значит, Шумский еще и сплетни распускает про меня. Хотя чему я удивляюсь! Но сейчас меня это не так парит, как месяц назад. Между мной и Баевым ничего нет, это во-первых, а во-вторых, у нас честная сделка, и в-третьих, клининг, может, и не престижное, но достойное занятие. Никогда не стеснялась, что мама убирается. Все ведь любят чистоту, так чего нос воротить? Да я бы и на пушечный выстрел не подошла к Темному, и уж тем более никогда бы не оказалась в его пентхаусе, если бы не обстоятельства. Мне нечего стыдиться! И теперь мне нужно все это объяснить Тарасу. Когда я вчера переписывалась с ним, у меня дрожали руки. Не хватило духа рассказать ему про вписку, про Стэна и про Баева. Поверит ли Тарас, что у меня с Артемом ничего нет и быть не может? Или рассказать, что у Темного есть девушка? Тогда Баев точно мне голову открутит. А если Тарас от меня отвернется, не поймет… он такой рассудительный, правильный. И ведь предупреждал держаться подальше от Шумского и его дружков. Тарас как глоток свежего воздуха для меня. Вчера, засыпая, все представляла нашу с ним встречу сегодня, как посмотрю в его добрые голубые глаза, увижу ямочки на щеках, когда он улыбнется… — Приехали! Выходи давай! Замечталась, что ли? На меня насмешливо поглядывает женщина лет тридцати. Смущаюсь, бормочу что-то невпопад и выхожу из автобуса. До главного корпуса рукой подать, первая пара начинается через минут пятнадцать, но я усаживаюсь на лавку и терпеливо жду, чтобы зайти в здание последней. Мимо проносится знакомый «Ягуар». Хочется спрятаться от Баева. Бесит. Вчера мы почти поругались. Какое он имеет право читать мои сообщения?! И еще обвинять, что я Тарасу ничего не сказала. Кто ты вообще такой, чтобы меня осуждать? Самодур и психопат! Наверное, не надо такое говорить о человеке, который реально тебя спас. Не знаю, зачем он это сделал, явно не из человеколюбия, но я все равно должна быть ему благодарна. Должна, вот только не получается. Артем вызывает отторжение, с него хочется сбить спесь. Ведет себя так, будто меня видит насквозь, и я ему поэтому не интересна. Так, мелкая сошка, поломойка. Ладно, что-то я разошлась. Надо успокоиться. Но как, если надо идти на пары?! Туда, где будут на меня пялиться и шептаться за спиной, а может, и прямо в лицо смеяться? Убеждаю себя, что это все неважно; я сюда приехала учиться, получить диплом этой академии через четыре года — вот моя цель. А все эти Шумские, Баевы, Инги, Яны, Светы и Кати — они ничего не значат в моей жизни. Ничего! На меня и правда пялятся, пока иду на механику. Сегодня еще, считай, повезло — ни одной потоковой лекции. Когда захожу в аудиторию, разговоры мгновенно смолкают. На меня с любопытством смотрят двадцать пар глаз. Коротко здороваюсь и сажусь за свободный стол. На переменах хожу исключительно в наушниках, притворяясь, что сильно занята и мне вообще нет ни до кого дела. Юлька пишет, что у них какой-то хакатон* на большой перемене, ей не до меня. Ну и славно. Обедать отправляюсь на улицу, прихватив с собой больше обычного. Нет, я с утра плотно позавтракала в столовой для персонала, но решаю, что теперь буду носить с собой бокс с сэндвичами, потому что непонятно, когда и где удастся поесть в следующий раз. Ко мне никто не подходит в течение дня, с головой ухожу в занятия, меня даже Демьянов сегодня почти похвалил. И все равно не покидает ощущение, что это затишье, что вот-вот грянет. Парни выжидающе поглядывают на меня, что совсем не улучшает настроения. Тарас с утра не написал ни одного сообщения, уже заканчивается последняя лекция — он наверняка все узнал о вписке! Когда выхожу из аудитории, под ноги что-то летит. Не успеваю отпрыгнуть — и вот на моих кроссовках лежит какая-то тряпка. Серая и, похоже, грязная. Вытаскиваю из уха наушник и тут же слышу плохо сдерживаемый смех. Рядом стоит компашка — человек пять, двое из нашей группы, троих не знаю. Высокий парень с неприятной ухмылкой смотрит на меня сверху вниз. — Забирай тряпку, детка. Тебе, говорят, нужнее, а? — Он подходит ближе. Крупный такой кабан, холеный, в дорогом шмоте, явно не на дотации учится. — Видел тебя у Стэна, ты зажгла. Слушай, а может, ты и у меня убираться будешь, а? Кровь мгновенно приливает к лицу. Началось! Парень оборачивается на свою компанию, те ржут, но неожиданно стихают, отводят взгляды. Кабан тоже замолкает, кажется, бледнеет. Сжимается прямо на глазах. — Убери, — раздается за спиной негромкий голос, от звука которого у меня на затылке шевелятся волосы. Но страшно не только мне. Кабан тут же поднимает тряпку у моих ног, пятится, таращась мне за спину. Он смущенно улыбается, как будто сморозил глупую шутку, которая никому не зашла. Внутри меня все клокочет, чувствую себя униженной. Может, никто меня не будет похищать, как Стэн, но насмешек от таких уродов не избежать. Не каждый же раз Баев будет у меня за спиной стоять! Оборачиваюсь к Артему, сухо киваю: — Спасибо. — Смотрю, ты популярна в академии, — серьезно, без тени иронии произносит Артем. — Знаешь его? — Нет. Да и какая разница. Как будто он тут такой один. Баев молчит, рядом никого нет — такое ощущение, что все старательно обходят нас. Мне неловко с Темным, еще и Тарас как сквозь землю провалился. Может, он теперь тоже будет меня избегать? — Ладно, — после короткой паузы выдает Баев. — Поехали, отвезу тебя домой. Последняя фраза до меня не доходит, да я вообще забываю, что Артем здесь. Тарас! Он идет по коридору ко мне! Улыбается и машет мне рукой. В коридоре нет окон, по обеим сторонам только аудитории, но я вижу, как пространство вокруг заливает солнечным светом. Смеюсь, не сразу замечая удивленного взгляда Баева. — Что? Что ты, то есть вы… — Смотрю на Артема и возвращаюсь в реальность. Улыбка слетает с моего лица. — Нет, спасибо, я не поеду. Я потом доберусь. Сама. До свидания. Медленно обхожу Артема, который, кажется, оборачивается мне вслед. Но это все неважно. — Привет, Тарас!*Хакатон — (от английского hackathon) «марафон для хакеров». Соревнование, в котором командам нужно за короткое время разработать прототип продукта (например, веб-сервис или мобильное приложение) для решения определенной проблемы, с которой столкнулся бизнес-заказчик.
Глава 26
Неуклюже пытаюсь пригладить волосы, убрать непослушные пряди за ухо. Мне кажется, у меня на голове черт-те что, хотя перед выходом из аудитории я успела глянуть на себя в камеру телефона и вроде все было нормально. Тарас ни капли не изменился за эти несколько недель — такой же красивый, яркий, он словно светится весь. Интересно почему? Может, он тоже рад, как и я, нашей встрече? — Привет, Мира! — Тарас улыбается, и я вижу лучики морщинок у его глаз. — Наконец-то! Подходит почти вплотную и опускает ладони мне на плечи. От его прикосновения становится теплее и почему-то… неуютно. Как будто на нас смотрит кто-то чужой, а то, что происходит между мной и Тарасом, — слишком интимно. Чуть отступаю и оборачиваюсь. Никого. — Что-то не так? — хмурится Тарас, и я поспешно стараюсь исправить оплошность: — Нет-нет, все хорошо. Просто… Не хочу говорить про Артема, про то, что случилось всего несколько минут назад. Наверное, Тарас это чувствует, поэтому мягко спрашивает: — Видел, ты с Темным стояла. Он тебя обидел? — Нет, но давай об этом потом поговорим, ладно? — Ко мне возвращается отличное настроение. — Может, погуляем или посидим где-нибудь, у меня не так много времени, еще нужно… в общем, пойдем, хорошо? Тарас больше ни о чем не расспрашивает, ведет меня в уютную релакс-зону на третьем этаже. Такие рекреации разбросаны по всей академии — маленькие такие закутки, где могут почилить одновременно три-четыре человека. Здесь пуфы, наушники и пульт от аудиоколонок, стены выкрашены в приятный нежно-зеленый цвет. И полное ощущение безопасности и приватности. — Решил свои семейные дела, да? — спрашиваю Тараса, а сама украдкой любуюсь им. Красивый и умиротворенный. Он расслабленно вытянул ноги и откинулся на спинку пуфа. Видно, что у этого парня все хорошо. От этого понимания и я становлюсь немного увереннее, что ли. — Да, вроде все разрулил. Уже не знал, как сбежать. — Он шутливо подмигивает мне. — Соскучился очень. Не думал, что буду так сильно скучать по академии. Точнее, по кое-кому здесь. Пространство, и без того маленькое, становится совсем крошечным, я почти физически ощущаю дыхание Тараса, хотя он сидит от меня в паре метров. И я не знаю, что ему сказать, как реагировать. А вдруг он совсем не меня имеет в виду? — А у тебя как? Освоилась в академии или… Он пытливо смотрит на меня, в его взгляде появляется знакомая серьезность. Вот с таким же взглядом он предупреждал меня держаться подальше от Шумского, а потом уводил из столовой, где Инга унижала Макса. — Ты знаешь, да? — Опускаю голову, потому что мне страшно смотреть ему в глаза. — Про вписку у Шумского? В ответ слышу длинный шумный выдох. Мира, приди в себя, ты же знала, что об этом придется поговорить, ты же готовилась! Не тупи! — Я не думал, что они устроят это посвящение, — после короткой паузы произносит Тарас. — Обычно оно было на второй или третьей неделе сентября, но Стэн решил совместить со своим днем рождения. Урод! Тарас злится, не скрывает своего раздражения, но его злость направлена не на меня, и это придает мне сил. — Поверь, я бы тебя предупредил, хотя… к этому сложно подготовиться. Как ты? В его голосе столько участия и тепла, что у меня к горлу подступает комок. Перед внутренним взором маячит загон, где нас держали, почти наяву я слышу крики толпы, шипение Кати Ларченко. Я знала, что так будет, но не готова снова переживать эти воспоминания рядом с Тарасом. — Ничего, уже нормально. Я… в общем, не все так страшно оказалось, как начиналось, — нервно смеюсь. — Не знаю, что ты слышал, но… — Говорят, тебя Баев забрал с вписки, — перебивает Тарас. — Странно, ты не писала, что вы знакомы. Ни ревности, ни осуждения в голосе парня не улавливаю. Только удивление. — Долго рассказывать, — пожимаю плечами. — Но если хочешь… — Если ты сама хочешь, — мягко поправляет меня Тарас. В его глазах я вижу сочувствие. Я много раз твердила себе, что ни в чем не виновата, что мне нечего стыдиться. Наверное, это самовнушение мне помогает, и я относительно легко рассказываю Тарасу все. И про день рождения в машине Баева, и про то, как попала на вписку. Даже про то, что теперь буду жить в его пентхаусе и что подписала трудовой договор. Только о цветах на день рождения не упоминаю. Жду, что Тарас сам скажет, но он молчит, а когда начинает говорить, то совсем не про свой подарок. — Ну ты и попала, м-да… — Он сокрушенно качает головой. — Не в том месте, не в то время, не с теми людьми. Ты знала, что традицию издеваться над умными, но бедными завел Баев? Пока он здесь не учился, такой сегрегации не было. — В академии мало что происходит без его ведома, да? — И, не дожидаясь кивка Тараса, продолжаю: — Так это он все устроил, да? Сволочь! — Ну, те, кто платят, всегда недолюбливают тех, кто не платит, Артем просто структурировал и систематизировал это неравенство, — объясняет Тарас. Ему явно не нравится то, что он рассказывает. — Баевы — хозяева здесь, они привыкли, что им должны подчиняться. Кругом их рабы, даже если эти рабы умнее, талантливее, способнее. — Ужас какой! Почему об этом не пишут в буклетах для абитуриентов? — Они покупают задешево мозги, потом на них делают миллионы или миллиарды. Много выпускников работают в компаниях сенатора. Их с первого курса нагибают. Без прямого насилия, Темный любит морально ломать людей, чтобы у них не осталось самоуважения, понимаешь? — Угу. — Как он к тебе относится? — негромко спрашивает Тарас. — Раньше каждые полгода менял обслугу, с ним мало кто выдерживал. — А ты откуда знаешь? Вы с ним хорошо знакомы? Мне кажется, я задала вопрос, на который Тарас отвечать не хочет. Он нервно барабанит пальцами по своему колену, но в конце концов все же объясняет: — Мой отец всю жизнь до самой смерти работал на сенатора Баева. Я неплохо знаю эту семью. Так что Темный… — Точно не самый приятный парень на свете, — усмехаюсь я. — Но мы мало общались после того, как он привез меня. Он обещал защитить меня от Шумского… — Значит, так и будет. Стэн не попрет против Баева, ты в безопасности. Не принимай на себя придирки Артема, но старайся его не раздражать. Похоже, Тарас не возражает, что я буду жить в доме другого парня. И я даже не знаю, как на это реагировать. Наверное, я все-таки иного ждала, но чего? Я же хотела, чтобы Тарас все понял правильно и не отвернулся от меня. Так вроде и происходит, но все равно в груди что-то больно царапает. — Просто делай, что обещала, и не попадайся ему на глаза, — продолжает давать советы Тарас. — Приставать к тебе он никогда не станет, за это можешь не волноваться. — Почему это? — перебиваю Тараса. Нет, я рада, конечно, и сама чувствую, что не интересую Баева, но откуда такая уверенность?! Тарас вдруг встает и пододвигает ко мне свой пуф, садится рядом и берет мою руку в свою. Не выдергиваю ладонь, но и не заостряю внимание на ощущениях. Меня почему-то больше интересует ответ на мой вопрос. — Дело не в тебе, ты очень красивая, Мира. Ты такая… увидишь один раз и уже не забудешь. Но Баеву не интересны отношения с нормальными девушками. Ладно, ты все равно узнаешь, раз живешь в пентхаусе. Он спит только с элитными эскортницами. Так что тебе ничего не грозит с Баевым. А вот я задолжал тебе настоящее свидание и очень хочу вернуть долг.Глава 27
Мы выходим из корпуса и гуляем по огромной территории кампуса. Тарас берет меня за руку и не выпускает ее всю нашу прогулку. Мимо проходят студенты, кто-то с удивлением оборачивается на нас, кто-то здоровается с Тарасом, но большинству до нас нет никакого дела. И это радует. Я так ждала нашу встречу, переживала, как она пройдет. Ничего ужасного не случилось, наоборот — все просто супер, я ему нравлюсь, Тарас открыто это признал, позвал на свидание, понял мою ситуацию с Шумским и Темным. Но я почему-то облегченно выдыхаю, когда сажусь в автобус, чтобы вернуться в пентхаус. Одна, без Тараса, разумеется. Мысли мгновенно уносятся вперед — с сожалением смотрю на часы. У меня сегодня уборка, Филипп говорил, что каждый день, а еще столько всего назадавали! Мне бы в читалку, да куда там! К тому же есть хочется! Вспоминаю про бокс с сэндвичем и быстро уминаю его прямо в автобусе. Рядом пожилая женщина в старомодном берете с любопытством меня разглядывает. — Так это ты у хозяина убираешься теперь, что ль? — спрашивает она. — Одна? — Я в пентхаусе… а почему «у хозяина»? — Так все здание это его! В смысле — Баевых. На каждом этаже по две квартиры, там разные шишки столичные живут, когда к нам приезжают, да и не только. Сенатор этот дом строил, ну и для себя отгрохал хоромы двухэтажные. Теперь его наследник в них живет. Нервно улыбаюсь. Да уж, можно было и самой догадаться. — А здесь есть хоть что-то, что не принадлежит сенатору и его семье? — Не-а, — спокойно произносит женщина. — Все их вокруг. Жалко мне тебя, девонька, наплачешься ты еще с ним. Даже не уточняю, про кого она. И так понятно. — Как ты вообще здесь оказалась-то? — Женщина словоохотлива, мне это нравится. Может, расскажет что-то полезное. — Ты ж студентка? У хозяина дольше, чем на два-три месяца, никто не задерживается. Сначала наши у него убирались — не понравилось, потом из города к нему ездили. И тоже выгнал! Он как летом уехал, мы все перекрестились на радостях, так вон оно, вернулся! — А что именно не нравится Артему? — Решаю направить разговор в нужное мне русло. — Пентхаус стерильно чистый, я вчера когда сливала из пылесоса… — Ты не глупи, — перебивает женщина. — Ты пойди к Филиппу, и пусть он тебе роботов-пылесосов выдаст. И не тряпками протирай — есть же пылесосы и для мягкой мебели и для дерева, с антиквариатом там сложнее, так он же только на первом этаже, а второй — Артем под себя переделал… Из автобуса выхожу с четким планом действий. Мне нужно не просто выжить в этой академии, но и получить лучшее образование. И если у кого-то паранойя насчет чистоты, то я и с этим справлюсь! По пути просматриваю короткий ролик, который прислала мама. До аварии никогда не думала, что могу плакать при виде того, как папа делает упражнения, лежа в кровати. Он сильный, самый сильный человек на свете. Он справится! Он снова будет ходить. А я никогда его не подведу. Вечером обязательно позвоню домой; придется врать, но правду о том, где я теперь живу и чем мне приходится заниматься, я им не скажу. — Девушка! — Меня окликает мужской голос, и я наконец отрываю взгляд от мобильного. — Вам разве сюда? На меня выразительно смотрит швейцар. И тут до меня доходит. Ну, конечно, я же подошла к главному красивому входу, а не к тому, что за углом, для персонала. — Нет, не сюда, — пожимаю плечами. — Ошиблась. Меня не коробит вот такое разделение людей. Наверное, мое самолюбие повернуто в другую сторону. Я не считаю себя хуже тех, кто заходит в дом с парадного входа, не стремлюсь стать такой, как они. И вообще наш дом намного уютнее и человечнее, что ли, чем роскошный пентхаус Баева. Нахожу Филиппа — администратор отдает распоряжения двум мужчинам в униформе. Терпеливо жду, когда он освободиться, а потом вежливо, но без мольбы в голосе прошу его о помощи. — Не думаю, что Артем Александрович согласится. — Филипп смотрит на меня недоверчиво, а в его глазах я читаю: «Не думаю, что тебе это поможет, девочка». — Этот дом оснащен самой современной техникой, конечно, у нас есть то, что вы просите. Но Артем Александрович не давал таких распоряжений. — Вряд ли он будет вникать в такие мелочи. Моя задача — чтобы было максимально чисто. Разве для этого нельзя использовать все подручные средства? Администратор колеблется, но потом нехотя соглашается, когда я прозрачно намекаю, что сама поговорю с Артемом Александровичем. Победа! И не такая уж и маленькая. Но долго радоваться ей мне не дают. Едва захожу в свою комнату, как тут же получаю сообщение с незнакомого номера: «Иди на веранду». Первая мысль и правда пойти, а вот вторая… Неспешно переодеваюсь в тесную униформу, ругая себя за то, что забыла у Филиппа попросить другую. И только после этого иду в гостиную. На веранде я ни разу не была, огромные окна с плотными шторами и тюлью закрывали ее от меня во время уборки. Зато сейчас вижу раздвинутые шторы и стеклянную дверь. Баева нигде нет. Дверь бесшумно отъезжает в сторону, едва я ее касаюсь рукой. Делаю шаг и оказываюсь на… улице. Но мне почему-то совсем не холодно. — Как же красиво! Вид с веранды обалденный — желтые кроны деревьев и ярко-синее небо без единого облачка! И никаких труб, серых старых зданий или свалок. Но больше всего поражает даже не красивый пейзаж. Почти напротив меня, заслоняя часть обзора, растет гигантская голубая ель! Нет, не на веранде, но ель почти касается ветками здания. Невероятно! — Нравится? — Глубокий спокойный голос Артема заставляет меня испуганно сжаться. Я так засмотрелась на красоту вокруг, что позабыла обо всем. А Баев между тем сидел в плетеном кресле и наблюдал за мной. — Да, очень… очень красиво! — сглатывая волнение, признаю я. — Не думала, что ель может вот так расти… она ведь настоящая? — Если здесь так красиво, то почему так грязно, Мирослава? Он прав: под ногами даже листья валяются опавшие, не говоря уже о пыли и грязи на столе. Веранда очень большая, метров двадцать в длину. Зато теперь я понимаю, почему не мерзну — здесь стоят электрические обогреватели, которые тоже надо бы промыть. — Я… я не знала, как сюда попасть, поэтому вчера и пропустила. Артем медленно поднимается с кресла и идет ко мне. Он одет в ту же одежду, что я видела на нем в академии, — темные прямые брюки и светло-голубой вязаный свитер. Красивый парень, только от него сразу чувствуешь холод, он не Тарас, с которым мне тепло и спокойно. Баев как ледяная волна цунами — накроет тебя с головой, не даст даже глотнуть воздуха. Без шансов на спасение. — Теперь знаешь. — Баев стоит близко, и от него снова пахнет морем. — Убирайся! Платье можешь не менять, мне нравится. Последние слова он произносит, уже выходя из веранды. Кто-то явно не в настроении даже для своего невыносимого характера. Но и спорить с Баевым не собираюсь — мне столько всего задали, что дай бог часам к трем ночи управлюсь. Поэтому быстро спускаюсь к Филиппу, чтобы через пятнадцать минут быть на веранде во всеоружии. Если не глазеть на красоту — а пока веранда самое клевое место в этом дворце, — то за час я уберусь. На деревянном полу хозяйничает робот-пылесос, я тряпками вытираю поверхности. Веранда открытая, здесь объективно сложно поддерживать стерильную чистоту, к которой привык Артем. Овальный стол, несколько массивных кресел, диван и обогреватели. Интересно, как здесь зимой? Ну, если доживу, то узнаю! Платье ему мое нравится, сволочь! Пол намного чище выглядит, но надо еще промыть его хорошенько. Когда, наконец, заканчиваю, чуть не сталкиваюсь нос к носу с Артемом. — Можете проверять работу, — не сдерживаясь, цежу. Я голодная, уставшая и злая. И тут же себя ругаю — вдруг заставит перемывать все. — Кочет — не лучшая для тебя компания. Тебе не нужно с ним общаться. — Артем выдает совсем не то, что я думала услышать. Поэтому сначала даже теряюсь. — Кочет? Это… про Тараса? — Его фамилия Кочетов. — В глазах Баева презрение. — Это ведь с ним ты разговаривала, когда я тебя подобрал на дороге? Поверь, он не твой вариант. Рядом со мной стоит тележка, в ней немало грязных тряпок, и как же я хочу запустить хотя бы одну в эту смазливую самоуверенную морду! — Вообще-то, это мое дело, с кем общаться. — Пожалуй, это самая вежливая фраза, которую я могу из себя выдавить. — В свободное от работы время, разумеется. — Артем одаривает меня неприятной улыбкой. Не понимаю, за что он на меня взъелся. — Я тебя предупредил, но ты умные советы не ценишь. Иди к себе, на сегодня свободна. Вот же гад! Когда тащу тележку к черному выходу, вижу, как навстречу мне идет красивая длинноногая шатенка с короткой стрижкой. И я точно знаю, что это не девушка Баева, хотя она проведет, наверное, с ним всю ночь. И он еще мне смеет что-то про Тараса говорить?!Глава 28
Первая неделя моей жизни в пентхаусе Артема Баева пролетает как во сне. Хотя нет — как в бреду. Это более точное определение тому, что происходит. Несколько часов сна, обычно не более пяти, потом досыпаю в автобусе по дороге в кампус. На завтрак времени жаль, поэтому перед первой парой хватаю какую-нибудь булочку или бейгл с курицей или индейкой. Потом учеба. Стараюсь изо всех сил, мне нужна максимальная концентрация, чтобы разобраться с новой темой. Пропускаю мимо ушей ехидные шутки Демьянова, нашего препода по матану, мне плевать на сарказм Асафьева и его приятелей в нашей группе. Не замечаю никого. Я не имею права тратить силы на разных придурков. Мне вполне хватает одного. Самого главного. Большая перемена, на которой вся академия дружно обедает, — мое любимое время. Потому что Тарас. Мой свет, мое солнце, моя отдушина. Только тогда мы с ним и видимся. Когда он рядом, я расслабляюсь, смотрю в его голубые глаза и понимаю, что все совсем не плохо. — Скоро осенний бал, пойдешь? — Мы с Тарасом сидим в самом дальнем углу столовки, чтобы нам никто не мешал. — Я называю это контролируемым выпуском пара. — А? Что? — недоуменно смотрю на парня. — Какой бал? Не поняла, какой пар? — Да это в шутку. В академии строго с развлечениями, «Осенний бал» — одна из немногих разрешенных тус. На ней все отрываются. Так пойдешь? — Не знаю, хотелось бы, но в ближайших планах тупо выспаться завтра в субботу. Дальше я не загадываю. Тарас сочувственно гладит меня по плечу и рассказывает про то, как каждый факультет готовит номера выступлений, как выбирают лучших, а потом дискотека с топовыми местными диджеями. Иногда приезжает кто-то из Москвы или Питера. Академия не скупится. Как обычно. Оглядываю столовку и снова ловлю себя на мысли, что с вписки ни разу не видела ни Стэна с его сворой, ни Ингу. Савицкая тоже не появляется на лекциях. Не сказать, что я по ним всем скучаю, но рано или поздно они вернутся. И да, я хочу убедиться, что Баев сдержит слово и меня никто не тронет. Через пять минут начинается пара, и мы с Тарасом торопимся на занятия — каждый на свой этаж. Чтобы в следующий раз встретиться лишь у автобуса, который отвезет меня обратно в пентхаус. Где меня ждет уборка. — Подумай об «Осеннем бале», Мира, — напоминает Тарас, застегивая молнию на моей куртке. От его заботы мне становится теплее. — Мы можем вместе отлично провести время, раз уж даже на выходных тебе приходится работать. Чувствую вину за то, что не могу выкроить время для нормального полноценного свидания. Но пока это невозможно — уборка каждый день, за этим Баев следит четко, пусть не весь пентхаус целиком, но по несколько комнат обязательно, гостиная и веранда. В лучшем случае в восемь вечера я сажусь заниматься. — Я подумаю, но не уверена… — В следующую субботу, — мягко перебивает меня Тарас. — И я потом лично отвезу тебя, ну или ты можешь остаться в своей комнате. Туда вроде никого не заселили, верно? — Ага. Юлька говорила, что одна пока. Тарас чуть наклоняется и осторожно целует меня в щеку. Его губы обжигают холодную кожу, в голове немного шумит. Это не первый мой поцелуй в жизни. Но меня впервые целует Тарас! Вот так неожиданно, без предупреждения. Я даже не успела подготовиться! В итоге стою как дурочка и не знаю, что сказать. — Ну что, тогда отличных выходных. — Тарас снова наклоняется ко мне, но уже не целует. — Если сможешь сбежать от Баева, пиши, хорошо? Молча киваю и забираюсь в автобус. Я как пьяная. Щека горит от поцелуя, до сих пор чувствую на коже его губы. Мягкие и теплые. Смотрю в окно и улыбаюсь. Да, как дурочка. Влюбленная дурочка. С Тарасом легко, он простой и понятный парень, добрый и воспитанный, а еще он красивый и умный. О таком, как Тарас, можно только мечтать. И я на самом деле ему очень нравлюсь, чувствую это. Когда поднимаюсь в пентхаус, сразу понимаю, что хозяина дома нет. Не знаю, как так получается, но за эти несколько дней я ни разу не ошиблась. Решаю начать уборку с его комнаты. Если она, конечно, не заперта. За неделю я была здесь всего раз, сейчас второй. В спальне Баева совсем по-иному течет время, оно как будто замирает, мой внутренний будильник замолкает, не гонит быстрее убираться. Комната большая, кажется, на языке богатых людей это называется «мастер-спальня». Кровать исполинских размеров, ее я даже не касаюсь — она идеально заправлена. Думать о том, что на ней происходит по ночам, я не хочу, поэтому медленно подхожу к картинам на стене. Я их еще в первый день заприметила, а сейчас очень осторожно протираю пыль с рамок. По ковру рядом с кроватью уже ползает робот-пылесос. Но все мое внимание сосредоточивается на картинах. Я не разбираюсь в живописи, максимум могу различить виды и жанры, не более. Картины, которые висят у Артема, явно написаны одним художником. Очень необычные городские пейзажи с невообразимой архитектурой. Их хочется долго рассматривать и еще мечтать. Впервые живопись производит на меня такое впечатление. — Это Валерий Кошляков, — раздается за спиной знакомый мужской голос. — Современный художник, один из самых известных. Артем подошел незаметно. Я так увлеклась, что даже не услышала его шагов. — Очень хороший, наверное, художник? — Почему хороший? — Баев встает всего в нескольких сантиметрах от меня и, чуть нахмурившись, рассматривает картину так, словно впервые ее увидел. — Просто очень дорогой. Мы его покупали, когда он еще не был так востребован, успешная инвестиция. Мне не нравятся слова Темного, его тон, немного пренебрежительный и высокомерный. Это так несправедливо к таланту художника и его произведениям! А что ты сделал в жизни, кроме как родился с серебряной ложкой во рту? — Когда я смотрю на его картины, особенно вот на эту, где сквозь дождь видны очертания дворца, мне хочется заглянуть внутрь, представить, что скрывается за его стенами. И настроение сразу меняется, забываешь о реале и начинаешь мечтать, воображать. Не знаю, я здесь всегда расслабляюсь. И добавляю уже про себя: «Конечно, не когда ты тут рядом стоишь, Баев! С тобой ни разу не расслабишься!» — Сколько пафоса, — усмехается Баев, и напряжение, которое возникло во мне с его появлением, мгновенно взрывается внутри. — Это не пафос, — возражаю я. — А естественная реакция на красоту и талант. Картины — лучшее, что есть в этой спальне! Последняя фраза неосторожно слетает с губ. Но жалеть поздно — по сузившимся глазам Артема вижу, что он все понял. — Извините, Артем Александрович, я увлеклась немного, — снова сжимаю в руке тряпку. — Мне нужно убираться. Баев молча отходит вглубь комнаты и садится в одно из кресел. Чувствую спиной его взгляд, он меня нервирует, я даже роняю тряпку от волнения. Неловкая! Злюсь на себя, но приходится наклоняться и поднимать с пола. Боюсь глянуть на Баева, хотя ну что такого?! Ну уронила тряпку, и что?! Тишина убивает. Мысленно пытаюсь вернуться в кампус, где меня сегодня в щеку поцеловал Тарас. Получается не очень хорошо — Баев своим холодом и высокомерием уничтожает тепло и лучистую улыбку моего солнца. Слышу за спиной легкое движение. — Если ты так прониклась Кошляковым, можешь съездить в город на его выставку. В следующую субботу.Глава 29
Сегодня я впервые за неделю просыпаюсь без будильника. Сначала даже не понимаю, почему я такая довольная, бесцельно вожу взглядом по комнате, к которой так быстро привыкла, и лишь затем вспоминаю — суббота! Боже мой, я дождалась выходных! Еще во вторник казалось, что просто не дотяну! До появления Баева в моей жизни я каждую субботу пропадала в читалке, иногда в этот день у нас возникали факультативы, но всегда я сама решала, что делать и куда пойти. Хочу, чтобы и сейчас так было. На часах десять утра — стою под теплыми струями воды и наслаждаюсь. Никуда не тороплюсь. Пошло все в баню! Во всех смыслах. Лишь полностью высушив волосы, собираюсь нормально позавтракать, а не как все эти дни. Но когда до меня доносится грохот и женский вопль, забываю про еду и бегу на шум. В пентхаусе редко можно услышать такие звуки — на первом этаже Артем почти не бывает, а кроме него здесь никто и не живет. Только ночует! — Твою же мать! Ноготь сломала! Знакомая красивая шатенка в ярко-синем платье стоит посреди кухни и раздраженно рассматривает свои пальцы. Рядом валяется белый стул с золоченым сиденьем. Его я быстро поднимаю и ставлю на место. Шатенка удивленно оборачивается: — Артем сказал, что в доме никого нет. — Она настороженно разглядывает меня, потом расслабленно усмехается: — А, ну точно, прислуга. Я и забыла. Прикинь, ноготь сломала, во, смотри! — Вообще-то, на спине еще и платье по шву разошлось, — сдержанно произношу я, запретив себе реагировать на ее пренебрежительный тон. — Ой, блядь! — взвизгивает девица и смешно крутится на месте. — Оно столько бабла стоит, я его в кредит… эй, чего стоишь как истукан! Помогай давай! Неси нитки, что ли! Эту эскортницу я видела чаще остальных двух, которые приходили к Баеву всего по разу. Похоже, она себя чувствует здесь хозяйкой. — У меня нет ниток, — развожу руками. — Но можно спросить у Филиппа Ивановича, возможно, он поможет. — Толку от тебя как от козла молока, — фыркает шатенка и пытается нащупать пальцами разошедшийся шов. — Давно здесь работаешь? Зовут хоть как? — Мирослава, — отвечаю спокойно, хотя девчонка мне откровенно не нравится. На вид старше меня лет на пять, холеная, но развязная и наглая. Не люблю таких. — А я Ангелина, — смеется девица и начинает шарить по шкафам. — Тут вообще кофе есть? Что за херня, а? Пусто… скажу Артемчику… Меня пробивает на нервный смех: Артемчик? Мы говорим про одного и того же человека? — Че ржешь? Я что-то смешное сказала?! — Нет, ничего, — не собираюсь с ней спорить. — Просто здесь не едят на кухне. Такиеправила. — Ничего, я это поменяю. О, ну хоть вода тут есть! — Она по-хозяйски вытаскивает бутылку воды из шкафа, в который я ни разу не заглядывала. — На самом деле я Настя, но в агентстве запретили называть свое настоящее имя. А мне чего… Она жадно пьет воду, изящно облокотившись на столешницу. Я тем временем поправляю стулья и шагаю вон из кухни. Общение с проституткой Баева не входит ведь в мои обязанности, верно? Она очень красивая, фигура идеальная и платье у нее шикарное, но как рот открывает… бр-р-р… — Эй, куда? Я тебя не отпускала! — доносится мне в спину. — Как там тебя? Мирослава? Оборачиваюсь с желанием послать эту хабалку далеко и навсегда. Но… но мне не нужны проблемы, так? — Что нужно? — Давно здесь корячишься? Сколько тебе платят? — Неделю работаю всего. А что? — Здесь я вопросы задаю, а ты отвечаешь. Поняла? Кто сюда еще ходит кроме меня? Или никто? Перед глазами моментально всплывает трудовой договор, который мне пришлось подписать, а потом как наяву слышу холодный голос Баева: «Всегда делать то, что я сказал, не распускать язык о том, что происходит в моем доме. Не пытайся воровать. Узнаю — пожалеешь, что родилась». Да пошли вы все на фиг! — Че молчишь-то? Немая, что ли? Слушай, девочка, я тут надолго, поняла меня? Делай то, что я велю, да у тебя и выбора нет, ясно?! Иначе как пробка вылетишь отсюда! — В смысле? — В прямом! Ты тупая совсем? Артем без ума от меня и сделает все, что я ему скажу. Тут я не выдерживаю, громко фыркаю, что еще больше злит Ангелину-Настю. — Слушай и запоминай, дура. — Она угрожающе надвигается на меня. — Одно мое слово, и он тебя в порошок сотрет. Будешь мне докладывать, кто из баб сюда еще ходит. Ведь ходит кто-то? А? Она пытливо вглядывается в мои глаза. Очень красивая, немудрено, что Баев на нее запал. В душе колким холодом разливается… разочарование. Сама себе удивляюсь — хотя каких-то полчаса назад мне казалось, что думать еще хуже о Темном я уже не могу. — Может, у Артема Александровича сами спросите? — прикидываюсь я ветошью. — Раз он делает все, что вы скажете. — Мы с ним идеально совпали. — Девица отходит от меня и мечтательным взглядом окидывает кухню. — Оба любим пожестче. Эй, ты чего, покраснела? Теперь она смеется во все горло, отчего я чувствую неловкость, будто меня застукали за подсматриванием. — Мне пора идти, — намереваюсь уйти, но меня хватают за руку. — Я тебе не разрешала уходить! — Пусти! Вырываю руку, но эскортница вдруг сама меня отпускает и жалобно хнычет: — Больно… Артем… Оборачиваюсь и вижу хмурого Баева. Он молчит, но вид у него грозный. Ангелина тут же бросается к нему, но Артем не реагирует, он спрашивает у меня: — Что здесь происходит? — Ничего, — отвожу взгляд. — Мне нужно идти. Можно? — Как это ничего? — возмущается девица. — Да она меня чуть не ударила! Артем, я… — Мира, иди, — кивает мне Баев и наконец поворачивается к своей любовнице. — Какого черта ты делала на кухне?! — Я хотела перекусить, а потом она… — Ненавижу запах еды в доме. Запомни это. Я дважды не повторяю.Глава 30
После встречи с проституткой и ее угроз ничего значительного со мной в эти выходные не происходит. Успеваю не только передохнуть чуток, но и с родителями поболтать, сделать домашку и даже погулять по обширной территории вокруг дома. Оказывается, здесь есть все — от магазинов с какими-то заоблачными ценами на совершенно обычные товары до спа-салона, тренажерного зала и вертолетной площадки. Последняя меня поразила больше всего. Я никогда не летала. Ни на самолете, ни тем более на вертолете. Впрочем, делиться своими восторгами мне не с кем: маме с папой такое не расскажешь, Тарасу тоже вряд ли будет интересно, в группе я ни с кем не общаюсь толком. Остается еще Юлька Шелест, но с ней мы видимся редко, да и не хочу, чтобы появились новые сплетни о моем пребывании в доме Баева. С Ангелиной пока не сталкиваюсь, но вечером в воскресенье слышу вроде ее смех в коридоре. Проверять, конечно, не выхожу. Но эта красотка точно в уши что-то напела про меня — Баев едва смотрит в мою сторону, а когда смотрит, тут же находит мне работу. Сволочь! Понедельник в академии начинается с красной тачки Стэна на парковке. Сердце пропускает удар — замираю на секунду, тупо пялюсь на машину, а потом осторожно озираюсь. Его нет. Ни самого Шумского, ни Вэла с Герой, нет и девушки Стэна — Инги. Значит, они уже в академии. Одна надежда, что у нас хотя бы первая пара в разных корпусах. Сильнее сжимаю на плече лямку рюкзака и решительно направляюсь к входу. И, подойдя ближе, с ужасом вижу широкую спину и бритый русый затылок Шумского. Он стоит в окружении своих друзей, рядом Инга, ее подружки, они смеются, обсуждают что-то. Глазами ищу «Ягуар» Баева. Он далеко не каждый день освещает собой своды академии, но может, хоть сегодня будет, а?! Машины нет. Придется пройти мимо Шумского, чтобы попасть внутрь корпуса. Смех и разговоры смолкают, когда я подхожу к компании. Всего несколько секунд надо продержаться. Невольно ускоряю шаг, в спину несутся еле сдерживаемые смешки. Ну ничего, вроде пронесло. То, что меня неделю никто не трогал — а после случая с тряпкой упорно игнорировали, — вовсе не означает, что обо мне забыли. В конце первой пары получаю неожиданно сообщение от Шелест: «Мира, что-то затевается. Ларченко со Светкой намекнули вчера в общаге». «Что именно?» «Не знаю, но вроде тебя касается. Будь осторожна». Легко сказать! Юлька торопливо подтирает свои сообщения в нашем чате, но я не в обиде. Меня многие сторонятся в академии. Вторая пара проходит относительно спокойно, хотя я нервничаю и постоянно озираюсь. Иногда я будто ловлю плотоядные взгляды наших пацанов, которые раньше старались вообще на меня не смотреть. Особенно после того, как Баев велел тряпку из-под моих ног убрать. На большой перемене в столовке ничего в рот не лезет, хотя Тарас взял мне мои любимые блинчики с мясом. — Нет аппетита? Случилось что-то? — Нормально все. — Улыбка получается какой-то жалкой. Не хочу грузить Тараса своими страхами. А потом в голову приходит отличная мысль: — Слушай, а ты знаешь, что в городе проходит выставка одного популярного художника? Я хочу съездить. — Что за выставка? — спрашивает Тарас, и я, немного взбодрившись, начинаю рассказывать: — Художника зовут Валерий Кошляков, выставка его картин открылась сегодня, она продлится до субботы включительно. — Но ведь в субботу «Осенний бал», — чуть хмурится Тарас. — Мы же вроде собрались пойти туда. Тебе так интересен этот художник? Почему? Молчу, потому что иначе придется объяснять про картины в спальне Баева. — Давай, Мира. — Тарас накрывает своей ладонью мою, и этот жест все решает. — Там будет здорово, и ехать никуда не придется, все рядом. Мы договариваемся вместе пойти на этот бал, но почему-то особой радости я не чувствую. Наверное, жду подвоха от Стэна, вот и нервничаю. Да еще и пара сейчас у Демьянова! И почему у нас столько матана на первом курсе?! Или это мне кажется, что много, потому что почти на каждом занятии препод меня стебет? В конце пары Демьянов велит раздать распечатки с задачами, которые мы будем решать в течение следующего месяца. Когда передо мной ложатся несколько скрепленных между собой листов, начинаю их механически просматривать. И на одном из них просто застываю от ужаса. Фотка. Та самая, где я голая на коленях и передо мной стоят возбужденные мужчины. Порнуха, которую мне на день рождения прислал Шумский в телефон. Но сейчас… сейчас это видят все?! В ушах звенит, с трудом поднимаю вмиг потяжелевшую голову и перевожу взгляд на соседних парней. Одни ухмыляются, кто-то недоверчиво хмурится, прямо мне в лицо смеется Асафьев. А потом еще пальцы складывает в кольцо и делает ими непристойное движение. Вскакиваю со стула, игнорируя возмущенный возглас Демьянова, забираю рюкзак и вылетаю из аудитории, зажав в кулаке ненавистную фотку. Не знаю, куда бегу, сталкиваюсь с другими студентами, вышедшими в коридор после своих пар. По щекам текут слезы, все вокруг размывается. Наверняка на меня снова все пялятся. Как тогда, на вписке. — Мира, Мира! Что случилось? — Я оказываюсь в чьих-то крепких объятиях, вырываюсь, не сразу понимаю, что это Тарас. — Ты плачешь? Немного успокаиваюсь в его руках, но слезы остановить не могу. — Что это? — Он забирает у меня помятую фотку. — Что за… черт! Тарас брезгливо смотрит на картинку, заставляя меня сгорать от стыда. — Это… это не настоящее, — лепечу я, мечтая умереть на месте. — Это… это… — Вот же твари! — Тарас гневно сжимает губы, в глазах его непривычная злость. — Твари! Мир, не обращай внимания, просто забей! Ни один нормальный человек не поверит в это, ясно же, что это фейк. Здесь и не такое бывает… Он вдруг осекается, я поднимаю голову и вижу Баева — Артем переводит взгляд с меня на Тараса, потом замечает в его руке скомканную фотку и отбирает ее. — Откуда это? — осведомляется Баев холодным и равнодушным тоном. — Мира? — На матане раздали, вместе с задачами. Всем! Голос срывается от рыданий, Тарас ободряюще поглаживает меня по плечу и снова говорит, что никто нормальный не поверит. — Где у тебя следующая пара? — уточняет Баев. — На втором этаже, информатика. А что? — Пошли! — Берет меня за локоть так, что становится немного больно, и тащит за собой. — Эй! — Слышу недоуменный возглас Тараса. Артем оборачивается и с жесткой улыбкой на лице отвечает Кочетову: — Тебя не зову. Тарас не двигается с места, а мы с Баевым идем на второй этаж.Глава 31
Иду как во сне. Вижу перед собой только спину Артема, обтянутую тонкой темно-коричневой водолазкой. «А у него красивая фигура, — отстраненно думаю я. — Широкие плечи, спина идеально ровная, прямая осанка. Ни грамма жира, видно даже, как мышцы двигаются. Ну конечно, у него же собственный тренажерный зал. Я его не убираю, вот и забываю, а Баев, скорее всего, — нет. Он ведь красивый, уверенный в себе, богатый, умный, а сколько власти! И платит проституткам, чтобы с ними спать. Почему? Тут бы пол-академии в очередь выстроилась к нему в постель за бесплатно. Или сами бы ему доплатили. И не хуже внешне той же Ангелины-Насти». — Здесь? — уточняет Артем, не подозревая о моих мыслях, за которые мне становится очень стыдно. — Заходи. В аудитории уже несколько человек. Замечаю, как все напряжены, может, даже испуганы. Озадаченно переглядываются и молчат. А еще десять минут назад они насмехались надо мной. Так и стою за спиной Артема, когда он, повернув голову к Грише Боровко, приказывает: — Собери всех. Пусть поторопятся. Тот испуганно кивает и быстро что-то пишет в телефоне, скорее всего, в чат нашей группы в ватсапе. Одновременно с этим в аудиторию входят еще трое наших пацанов, смеются, но замолкают и нерешительно топчутся у дверей. Они удивленно смотрят на Баева, который присел на парту первого ряда так, чтобы видеть абсолютно всех в аудитории. — Заходите, пацаны, не стесняйтесь, — произносит он спокойным будничным тоном. Парни расслабляются. А я вся сжимаюсь внутри — точно таким же тоном Артем приказал Яне Савицкой раздеться на вписке. Мои одногруппники этого не знают, поэтому и проходят в аудиторию. Однако спрашивать, что здесь происходит, они опасаются. — Все? — лениво осведомляется Баев. — Д-да, — слегка заикается Асафьев. Его глаза лихорадочно бегают по лицам парней, как будто Серега хочет о чем-то с ними договориться. — Ну и славно, — чуть кивает Темный. В такие моменты он как никогда оправдывает свое прозвище. — Закрой дверь. Асафьев бросается к выходу, но тормозит практически у двери, в которую вошел наш препод по информатике. Тот непонимающе оглядывает нас всех, но задать вопрос не успевает. — Михаил Дмитриевич, — обращается к нему Баев. — Вы извините, бога ради, но у нас тут очень важный разговор с ребятами. Надо кое-что прояснить. Обещаю, это займет не больше десяти минут. Артем обворожительно улыбается, со стороны может даже показаться, что немного смущенно. Но это никого не обманывает. Информатик хмурится, ему все это не нравится, но он разворачивается и, уже выходя, бросает через плечо: — Только недолго, пожалуйста! Капец! Баев выгнал препода с его же пары! На моих одногруппников это производит сильное впечатление. Теперь уже все нервно переминаются с ноги на ногу. Сидит только Артем. Я стою, прислонившись к стене, ловлю на себе возмущенные взгляды парней. Нет, ребята, не я это начала. Артем медленно расправляет фотку, которую все это время держал в руках, и показывает ее всем. Меня снова накрывает волна стыда, но никто больше не смеется, все отводят взгляды и молчат. — Кто. Это. Сделал. Гробовая тишина. Они стоят как провинившиеся дети перед воспитателем в детском саду. Краснеют, головы опустили, но боятся признаться. — Задам вопрос по-другому. — В голосе Артема прорезается раздражение. — Кто сегодня раздавал задачи по матанализу? Снова тишина, но многие так откровенно пялятся на Асафьева, что Баев понимает без слов. — Подрочить захотелось? Группой? — спрашивает он у Сереги. — Ну так как? Получилось? Он обводит взглядом моих одногруппников. Двое из них, что пришли среди последних, прячут руки за спины, как будто… О черт! — Вот же долбоебы! — усмехается Баев и бросает скомканную фотку Асафьеву, который на удивление ее ловит. — Ешь! — Не понял, — напрягается Серый, он как-то недоверчиво смотрит на Баева. — Я сказал, ешь, любитель порнушки и фотошопа, — без угрозы в голосе повторяет Артем. — Сделай приятное девушке. Что?! Приятное?! — Я… я не хочу, чтобы он ел бумагу, — едва слышно бормочу я. — Не надо. — Надо, — не повернув ко мне головы, отвечает Баев. И теперь уже Асафьеву: — Жри давай! Сергей отрицательно качает головой, он до сих пор не верит, но в глазах его уже паника. А потом отрывает кусок от скомканной фотки и быстро засовывает его в рот. Зажмуривается и глотает. Обреченно опускаю голову — не хотела я такого, но и останавливать Баева не стану. Может, это малодушно, но… — Остальным отдельное приглашение нужно? Вытаскивайте и жуйте. Вперед! Кто-то глупо хихикает, кто-то нервно роется в своих рюкзаках, кто-то хмуро таращится на Баева и не двигается. Я же не свожу взгляда с Асафьева: он давится, краснеет — кажется, у него проблемы с дыханием. Но все равно засовывает в рот эту гадость! — Я не стану, — мотает головой Боровко, но на Артема не смотрит. — Я вообще ни при чем. Мне Мирка ничего не сделала, я тоже ей. — В том-то и дело, что ничего, парень. Ты ничего не сделал, чтобы это предотвратить или хотя бы наказать ублюдка. — Он кивает на Асафьева. — Так что вытаскивай и ешь. А может, хочешь сам раком встать перед членами? Ну так я устрою. В реале, без фотошопа. Сегодня же. От слов Артема к горлу подступает тошнота. Это еще хуже, чем на вписке! Господи, что он творит?! Боровко нервно шарит в своей сумке и вытаскивает фотку. Я хочу провалиться сквозь землю. Мне и жалко этих подонков, но понимаю, что Баев чудовищно прав. Никто из пацанов не возмутился, не заступился, не сказал, что это отвратительно! — У… у меня нет, выбросил, когда увидел, — смущенно говорит Саша Смертин, приятель Боровко. — Я бы с радостью, но нет. Он разводит руками, на него зло смотрят другие парни, как будто он их предал. У меня по телу пробегает дрожь, я не знаю, как это все закончить, чтобы не вызвать еще большую агрессию у Баева. Мне вообще кажется, что это не все. Он еще что-то задумал. Мне страшно. — Нет, значит? — вежливо переспрашивает Баев, как будто он спросил у прохожего, сколько времени, а тот признался, что у него нет часов. — Нет, значит, нет. На лице Смертина облегчение, он даже с улыбкой поглядывает на приятелей. Но потом пугается, когда Артем, спрыгнув с парты, подходит к нему и срывает с его плеча сумку. — Это легко проверить. — Он вываливает вещи Сашки на пол. Среди тетрадей и учебников лежит проклятая фотка. — Поднимай! На Смертина страшно смотреть — бледный, он проводит рукой по лбу, а потом нагибается, чтобы поднять карточку. Но разогнуться не успевает. Артем резко хватает его за шиворот и бросает прямо на парты. Грохот, монитор от компа падает на пол, испуганные вопли, мой визг. Темный кинул Смертина как игрушку, хотя Саша раза в полтора шире Баева! Не успеваю прийти в себя, как вижу, что Артем уже завел Сашке руку за спину и впечатывает лицо парня в парту. Тот воет от боли, но вырваться не может. Мне и в голову никогда не приходило, что Баев такой сильный. — Отпусти его! — вскрикиваю от ужаса. — Артем, отпусти его! Пожалуйста! — Отвернись! — бросает Баев. И я подчиняюсь. Больше не вижу, только слышу скулеж Смертина и холодные от ярости слова Темного: — Я запрещаю вам смотреть в ее сторону, уебки. Один неверный взгляд или слово неосторожное или шутка или… да что угодно, что ей не понравится — и ваше пребывание здесь превратится в ад. Слышу шорох и поворачиваюсь — Артем уже отошел от Смертина, у которого в кровь разбито лицо. Сашка безумными глазами обводит аудиторию, ни на ком не фокусируя взгляд. Возможно, у него сотрясение. Баев между тем, как будто ничего не произошло, набирает кому-то на мобильный и отрывисто произносит: — Второй этаж, зал информатики. Сейчас. В аудитории снова тишина. Смертин пытается остановить кровь из носа, Асафьев уже съел свою фотку, еще трое спешно дожевывают. Не могу на них смотреть! После вписки я думала, что у меня выработался иммунитет. Ни черта! — А теперь каждый просит у Мирославы прощения. — Баев и не думает прекращать экзекуцию. — Постарайтесь. Так, чтобы она вам поверила. Они заговаривают почти одновременно: — Мира, извини. — Прости, мы не хотели. — Мир, это Серега, я ни при чем. — Прости, пожалуйста. Асафьев тоже что-то бубнит себе под нос. У меня никаких иллюзий — я только что получила еще двадцать личных врагов. Никто из них никогда не простит мне такого унижения! Дверь отворяется, и в проеме вижу голову… да того самого кабана, который мне кинул тряпку под ноги! — Заходи! — велит ему Баев. — Запоминай каждого из этих долбоебов. Если кто-то из них обидит девочку, отвечать передо мной будешь ты. — Понял! — согласно кивает кабан и настороженно улыбается мне: — Привет! Господи, только этого не хватало! Баев тем временем шагает к выходу и уже в коридоре произносит: — Заходите, Михаил Дмитриевич. Я закончил.Глава 32
Верчу в руке пригласительный билет на выставку Кошлякова, который нашла у себя на столе. Баеву незнакомы слова «личное пространство», не удивлюсь, если он искренне считает, что все пространство вокруг принадлежит только ему. А люди рядом — всего лишь часть этого пространства и тоже принадлежат ему. И все же у меня никогда не хватит духу потребовать от Артема не заходить в мою комнату или врезать замок в дверь. «Мира, я не фанат искусства, и потом, я целый месяц гнил в городе, видеть его уже не могу». Вспоминаю вымученную улыбку Тараса и ощущаю себя жуткой эгоисткой. Сдалась мне эта выставка! Зато можно несколько часов побыть вместе с добрым хорошим парнем, в которого я влюблена, и выбросить из головы этот пентхаус с его хозяином, отвлечься ненадолго. Мы с Тарасом эту неделю почти не виделись, и я соскучилась. После того что устроил Баев в нашей группе, прошло уже четыре дня, а я до сих пор еще не успокоилась. Хотя все упорно притворяются, что ничего не случилось. Все, включая Артема. Я пыталась с ним объясниться, сказать, что он переборщил, что сделал только хуже. Что насилием не победить насилие! О его расправе вся академия узнала в тот же день. И теперь я стала неприкасаемой в том смысле, что до меня реально боятся дотронуться, боятся на меня смотреть, боятся разговаривать. Одногруппники не садятся со мной на занятиях, не общаются друг с другом при мне, но я чувствую, как от них исходят волны ненависти. Только Тарас и Макс не боятся ко мне подходить, ну и Шелест по старой памяти делится со мной последними сплетнями. И все. Баеву на это плевать. Он и слушать меня не стал — зыркнул так, что я рот захлопнула, даже о том, что все это дело рук Шумского, а Серега Асафьев просто исполнитель, сказать не успела. «В кабинете жутко грязно, пыль на книгах и на глобусе. Ты знаешь, что такое глобус, Шанина?» Урод! Ненавижу его! Не меня он защищал, а свой имидж, реноме хозяина академии. Чтобы держать всех в страхе и подчинении. — Собираешься на выставку? Похвально! Оборачиваюсь к Баеву, который иронично смотрит на меня, стоя в проеме открытой двери. — Не собираюсь, — отрезаю я. — Другие планы. — И какие же? Мне не нравится его голос, взгляд, каким он на меня смотрит, его расслабленная поза, его скривившиеся в презрительной усмешке губы. Мне не нравится в этом человеке абсолютно все. Даже его одежда вызывает отторжение. Стильная, очень дорогая и брендовая. Она призвана подчеркнуть, насколько Баев далек от таких, как я. — Я задал вопрос, Мира. Какие у тебя планы или это секрет? — Не секрет. Я иду на «Осенний бал». — С Кочетовым? — С ним. И что? Нельзя? Голос срывается, мне сложно сдерживаться. Баев ведет себя так, словно он мой хозяин. — Твой выбор. Я предупреждал. Завтра к девяти утра две гостевые спальни должны светиться от чистоты. Сволочь! Ненавижу! Еду в кампус в отвратительном настроении. Не стала наряжаться. Во-первых, особо не во что, во-вторых, все равно буду выглядеть бедно и жалко рядом с «богатыми и знаменитыми», даже если б я взяла с собой свое платье с выпускного, в третьих, Тарас сказал, что придет в своих обычных джинсах и рубашке навыпуск. А на мне плиссированная юбка выше колен в черно-красную клетку, черный топ и такого же цвета пиджак. На ногах тонкие колготки и кожаные сапоги. Хотя уже вторая половина октября, здесь относительно теплая осень и снега еще нет. Так что я совсем не мерзну, когда иду к главному корпусу. Внутри на первом этаже непривычно празднично — коридор светится разноцветными огнями, кажется, даже голограмму поставили. Слышу знакомый голос, когда у гардероба снимаю куртку. — До трех ночи вчера пахали, — говорит кому-то Катя Ларченко. — Как обычно, всех дотационщиков согнали украшать первый этаж. Руки до сих пор дрожат, прикинь! Она стоит вполоборота, в ярко-желтом коктейльном платье, волосы красиво уложены. Меня не видит, зато видит та девчонка, с которой разговаривает Ларченко. — Ну, допустим, не всех. — Она выразительно улыбается, заставив Катьку обернуться. — Есть же у нас избранные. Ларченко вспыхивает, поджимает губы, но молчит. Ее глаза красноречивее слов. Мы с ней не общались ни разу после вписки, старательно избегали друг друга, но я помню месседж Юльки — Ларченко явно знала про фотки в распечатках. — Пошли отсюда. — Она хватает за руку подружку и тащит в сторону от меня. — А то хлоркой завоняло. Последние слова я еле расслышала из-за громкой музыки. Прокаженная! — Мира, я тебе звонил, что не отвечаешь? — Меня в охапку сгребает Тарас, в его объятиях мне уже не так одиноко, но напряжение никуда не уходит. — Пойдем скорее, скоро начнутся выступления, надо занять хорошие места. — Хорошее место — это то, где меня никто не увидит, — пытаюсь пошутить я. Тарас в отличие от меня чувствует себя в своей тарелке, добродушен и свеж как всегда. — Забей уже, поверь, в академии постоянно что-то происходит, про тебя скоро забудут, я хотел сказать… ладно, пошли. Тебе понравится. Я обещаю. Он берет меня за руку, и мы вливаемся в бурную реку студентов всех факультетов, возрастов, гендеров и социальных слоев. Нас выносит в актовый зал, где так же шумно и тесно, но можно найти свободные места. Преподов не вижу, зато вижу парочку девчонок — явно уже навеселе. Они таращатся на нас, одна из них пьяным голосом спрашивает у Тараса: — Твоя девушка, Кочет? Эта ж та вроде, что у Темного живет. Он в курсе? Я вздрагиваю, Тарас тоже напрягается, но ничего не говорит, а потом влезает вторая, ярко накрашенная блондинка с огромными губами: — Так вы встречаетесь или нет? Они ждут его ответа. Я тоже жду. Очень. — Нет, Олесь, не встречаемся, мы просто друзья, — негромко говорит Тарас, но его слова заглушают музыку и шум вокруг. — И мне для этого не нужно ничье разрешение. Ясно? Девчонки пьяно улыбаются, откалывают какие-то шутки, понятные только им, я же тихонько вытаскиваю ладонь из руки Кочетова и иду искать свободное место. Одно. Просто друзья. Мне больно и обидно. Тарас ничего мне не обещал, не признавался в любви, но он явно давал мне понять, что ему хорошо со мной, что я для него особенная, что он скучал по мне, что всегда рад видеть, что… — Куда ты убежала? Еле нашел. — Тарас садится рядом и озабоченно вглядывается в мое лицо. — Ты как? — Все отлично, — кривлюсь я. — Просто замечательно. Он молчит, начинаются выступления, приветственную речь толкает помощница ректора по работе со студентами, я слушаю и тут же забываю. Смотрю на танец живота третьекурсниц и не могу вспомнить, кто выступал до них. Я зря сюда пришла. Когда возникает десятиминутный перерыв, чтобы поменять декорации, я встаю с места и киваю Тарасу: — Неважно себя чувствую, поеду домой. Пока. — Я провожу. Он подрывается следом и останавливает меня в коридоре: — Что случилось? Ты обиделась на «друзья»? Мой ответ — молчание. Многозначительное. — Господи, Мира, неужели ты поверила? — изумленно выдыхает Тарас. — Или ты думала, что я перед этими пьяными телками буду душу выворачивать? Они никто для меня, понимаешь? Зачем им что-то знать?! Он возмущенно смотрит на меня, будто я его предала. Я же запоздало признаю его правоту. Конечно, мне хочется, чтобы все знали, что мы вместе, чтобы я сама это знала, но это эмоции, а Тарас — умный парень, он мыслит рационально, не так, как я в отношениях. — Я считаю тебя своей девушкой, Мира, — тихо произносит, заглядывая мне в глаза. — А ты? А я? А у меня те самые бабочки порхают в животе, я глупо смеюсь, как смущенная девочка. Мой парень! У меня теперь есть парень. Официально. Мой первый парень. — Мир? — Он осторожно обнимает меня, а я от переизбытка чувств соединяю ладони у него за спиной. Вдыхаю запах дорогого парфюма и хочу, чтобы этот момент длился целую вечность. Тарас ласково поглаживает меня по щеке, отчего я поднимаю лицо и с обожанием смотрю на него. Он больше ничего не говорит, чуть наклоняется и аккуратно целует меня прямо в губы. В первый раз! То есть это не первый мой поцелуй в губы, что бы мама ни думала — на спор в десятом классе я поцеловалась с Андреем Васильковым, но это все… Глупые мысли наконец замолкают. По коже пробегает теплая волна, внутри, наоборот, все холодеет, лицо горит от смущения… Ничего не вижу и не слышу. Только ощущаю мягкие теплые губы, они целуют меня так нежно, что хочется еще. Я смущена и нетерпелива. Тарас это понимает и осторожно прикусывает мою нижнюю губу, я чувствую его язык в своем рту, не могу совладать с новыми эмоциями и поэтому цепляюсь за его плечи. И тут он меня отпускает. — Это значит «да»? — шепчет он. — Да, — едва слышно произношу я. В голове шумит. Я одновременно и счастлива, и потеряна. Не знаю, что делать, что говорить. — Пойдем на вторую часть? Уже все началось. Его вопрос возвращает меня в реальность — отчаянно мотаю головой: — Нет, не хочу. Этот бал… может, сбежим? — робко предлагаю я. — Пойдем просто погуляем немного, потом я поеду обратно. — Как скажешь, — легко соглашается Тарас. Мы идем в гардероб, одеваемся и выходим на улицу. Кругом никого, и это радует. Из здания доносятся крики, смех, музыка. Мне нет до этого никакого дела. Мы бродим с Тарасом по освещенным дорожкам, держась за руки, болтаем о какой-то чепухе, хохочем и… целуемся. Впервые за долгие-долгие недели здесь мне по-настоящему хорошо. Я влюблена. Но когда вижу знакомый автобус на дороге, сердце разочарованно сжимается. Я та самая Золушка, для которой часы пробили полночь. — Тебе необязательно ехать сейчас. Тебе вообще необязательно ехать! Я могу попросить у приятеля тачку, отвезу попозже, или вообще ты можешь ночевать в кампусе. Давай! Я очень хочу остаться с Тарасом, хочу, чтобы волшебство длилось хотя бы до утра, но завтра в семь надо начать уборку. Хотя там и так все чисто, но Баев — это Баев, невидимый слой пыли и то заметит! — Нет, мне нужно ехать. Но ты можешь поехать со мной, если хочешь. От нас точно ходят такси. И в город, и в академию можно доехать. — Я знаю. — Он мягко улыбается. — Забавно, что ты называешь это «у нас». Поехали, конечно. Автобус привозит нас непозволительно быстро, я не хочу расставаться с Тарасом, он вроде тоже. Поэтому мы вместе проходим вглубь холла, подальше от чужих глаз, и неловко мнемся друг перед другом. — Ну… значит… пока? — Пока, Мира. — Тарас ласково касается кончика моего носа. — Спокойной ночи, малышка. И снова целует в губы. Целует жадно, нетерпеливо, не так осторожно и нежно, как в кампусе, а так, будто хочет проглотить меня, так, будто ему мало. Когда он наконец меня отпускает, я хватаю воздух ртом, пытаясь отдышаться. — Сбавь обороты, Кочетов, — раздается издевательский смешок, от которого у меня все холодеет внутри. — Девушка чуть не задохнулась от твоего напора. Рядом с нами, всего в полуметре, стоит Баев.Глава 33
Отскакиваю от Тараса и спешно вытираю губы после поцелуя. Отворачиваюсь в сторону — осуждающий взгляд Баева я просто не выдержу. Почему я ощущаю себя грязной?! Я ничего плохого не сделала! Но даже присутствие рядом Тараса не помогает, я не чувствую себя защищенной перед Баевым. — Ты что здесь делаешь? — недовольно спрашивает Тарас, глядя на Темного. — Я? — Вопрос явно забавляет Артема, он и не сдерживается, смеется и смотрит в глаза моему парню. — Я здесь живу. И она тоже, кстати. Со мной. Возмущенно вспыхиваю от несправедливого намека. Не живу я с ним! И ведь специально такое говорит, чтобы задеть меня и Тараса. Но Кочетов не поддается на провокацию: — Не с тобой, а у тебя. Есть разница, не находишь? Они стоят друг напротив друга. Такие разные — Артем выше Тараса, худее и агрессивнее моего парня. На Баеве темно-серый свитер под горло и черные брюки. Черные волосы небрежно растрепаны и выражение лица брезгливое, словно грязь подле себя обнаружил. Он совсем не похож на студента, скорее на злого, невыспавшегося стервятника, который только и думает, как побольнее кого клюнуть. Тарас как яркий луч на этом темном фоне. Блондин с открытым лицом и светлой душой. В бежевой длинной рубашке, часть которой видна из-под голубой куртки, и в синих джинсах. Кочетов выглядит заметно моложе, хотя они оба, насколько я знаю, ровесники, им по двадцать два года, ну или около того. — Разница? А какая? — как будто не понимает Баев. — Ты ей в рот язык сейчас совал, а она вообще-то ночует в моей квартире. Тебя это не смущает, а? Или… или это был ничего не значащий дружеский поцелуй? А, Мира? Он издевается! — Нет! Не дружеский! — выплевываю с раздражением. Какого черта я должна оправдываться перед ним?! — Мы с Тарасом встречаемся, и я не живу с вами, Артем Александрович! Я у вас работаю! У нас с вами договор! Трудовой! — Какое интересное распределение ролей, — качает головой Баев и снова провоцирует моего парня. — Ты молчишь, а она отдувается. Хотя я не удивлен. Ты всегда умел хорошо устраиваться. О чем он?! — Не знаю, чего ты до нас докапываешься, Тем, но я доверяю Мире, — устало произносит Тарас. — Она никогда не западет на тебя и на твои бабки. У вас с ней обычная сделка, договор и ничего личного. Почему я должен напрягаться? — А я бы напрягся, если б моя женщина жила с другим. Напрягся, если б мою девушку защищал другой мужик. А еще больше — от того, что сам не в состоянии обеспечить безопасность своей женщине. Но тебя это не напрягает. Забавно. Баев меня не замечает, он будто забыл, что я здесь. Меня ранят его слова. Тарас не помог мне с буллингом, его не было на вписке, он не защитил меня перед Шумским и его сворой. Его тогда не было рядом! — Еще раз, Баев. Я доверяю Мире, ты зря стараешься. Главное, что она в безопасности. Ну а твои вкусовые предпочтения мы все прекрасно знаем, — позволяет себе усмехнуться Тарас. Он не боится Баева, не лебезит перед ним, как другие, но мне кажется, и не говорит Артему всего, что мог бы. — Между вами ничего быть не может, так что да, моя девушка в безопасности. — Неужели? — картинно удивляется Баев. — Польщен, что ты мне так доверяешь. Но не обещаю, что оправдаю твое доверие. Он не скрывает сарказма. Баева происходящее явно веселит. А мы с Тарасом у него вроде вынужденных шутов. — Мира! — резким тоном добавляет Темный. — Иди домой, мне надо поговорить с твоим типа парнем. Звучит как приказ! И что значит «типа парнем»? — Никуда я не пойду. — Иди, Мира, — неожиданно поддерживает Артема Тарас, и я немного теряюсь. — Я позвоню завтра. Он делает шаг ко мне и успокаивающе поглаживает по плечу, а потом осторожно целует в щеку. Не в губы, а по-дружески! Как в первый раз на остановке автобуса — тогда я была счастлива, а сейчас мне этого мало. Тарас уже отворачивается от меня. Отхожу на пару метров от них, но уйти не могу. На душе кошки скребут, я боюсь, что Баев может выкинуть какую-нибудь гадость, но пока лишь слышу рассерженный голос моего парня: — Она оказалась в такой ситуации только из-за тебя. Так что логично, что тебе и отвечать за это. Не вижу никаких проблем. — Из-за меня?! — На этот раз Баев не юродствует, он искренне удивлен. — Меня?! — Ты создал «Семью», ты ввел обязательное посвящение для первашей, ты ломал всех под себя и таких, как ты, ты создал эту гнилую систему… — Ты сам часть этой системы, Тарасик, — зло перебивает его Баев. — Ты тоже «Семья» или забыл, почему здесь учишься? Ну так вали, никто же не держит. Да, Мира?! Он неожиданно обращается ко мне и хищно скалится. Он в отличие от Тараса с самого начала знал, что я никуда не ушла. Что стою и подслушиваю. — Тарас никого не унижает и не хейтит, — выдаю первое, что приходит в голову. — И нечего тут сравнивать. Понятия не имею, что тут у вас происходит. — Тогда зачем осталась? — Баев презрительно смотрит мне в глаза, но ответа не ждет, он явно все для себя решил. — Но раз твой парень считает логичным, что тебя защищаю я и поэтому ты живешь со мной, то разговор окончен. Пока, Кочетов. Повеселил. Шанина, домой! Подходит ко мне и кивком указывает на лифт. Тот самый, для жильцов, не для персонала. Мне трясет от желания послать его, может, даже ударить, но я не хочу устраивать скандал при Тарасе. Да и боюсь, чего уж там. — Я позвоню, Мира, — ободряюще произносит Кочетов, мол, все нормально, не загоняйся из-за заскоков Баева. Покорно киваю. Не совсем понимаю, что сейчас чувствую к Тарасу. По сути он прав, мне вроде и не в чем его упрекнуть, но его рациональность разочаровывает. Нет, я не хотела бы, конечно, чтобы он вмазал Баеву по морде, но поставить на место эту циничную сволочь не мешало бы! Мечты, мечты… Но вместо этого поднимаюсь на лифте в пентхаус вместе с его хозяином. Мы с Темным молчим, в воздухе повисло напряжение, и оно не исчезает, когда мы оказываемся в квартире. — Спокойной ночи, Мирослава! Баев, не поворачиваясь ко мне, уходит вглубь гостиной, а я вся разбитая плетусь в свою комнату.Глава 34
Разговор в холле не дает покоя. Снова и снова в памяти всплывают обрывки моих фраз, саркастическая улыбка Темного, раздражение и гнев Тараса. Хожу по комнате из угла в угол, в голове крутятся более достойные реплики на нападки Баева. Но время уже ушло. Бесцельно смотрю на пиджак, который повесила на спинку стула. Надо переодеться, принять душ и почитать что-то жизнеутверждающее. А еще лучше позвонить папе, он еще точно не спит. Но вместо этого я решительно направляюсь к двери. Баев сидит в гостиной в одном из кресел, в его руке широкий бокал, а в воздухе отчетливо чувствуется запах алкоголя. Верхние люстры выключены, в комнате полумрак, только с напольных ламп идет свет. Красиво. Но меня это не трогает. — Не спится? — спрашивает Баев. Он медленно пьет из бокала и, кажется, не слишком заинтересован в моем ответе. — Не спится, — признаюсь. — И вряд ли получится. Я… я не понимаю, зачем все это было? Я же не живу с вами! С тобой живут другие девушки. Минимум три! — Мне было любопытно, — после недолгого молчания отзывается Артем. Голос у него совершенно трезвый. Если б знала, что он тут сидит и выпивает, не рискнула бы высунуться. Он и трезвый-то не самый приятный человек на свете, а пьяным я его не видела и не хочу. — Любопытно? Опыты ставите?! На людях?! Мой возмущенный тон не трогает Артема. Он продолжает пить — кажется, коньяк, а может, это виски, — да еще и взглядом меня испепеляет. Как будто я ему что-то должна! — Ты действительно не понимаешь, что ему насрать на тебя? Совсем тупая? — А вы без оскорблений не можете, да? — пытаюсь отбиться. — У Тараса нет власти противостоять тому же Шумскому и его своре! И что, мне теперь его презирать за это?! — У тебя тоже нет власти, но тебя же это не остановило на вписке. Я бы никогда не позволил своей девушке жить с каким-то челом. А Кочет просто дал мне тебя увести наверх. И ему плевать, что я могу здесь с тобой сделать. С каждым его словом мне становится все более неуютно. Мы ведь и правда одни. Раньше это не особо парило, Баев ни разу не давал повода, что я его привлекаю как женщина, да он всем своим видом показывал, что я вообще никакая! Это придает мне немного уверенности. — Ничего вы не сделаете, я не в вашем вкусе, — вырывается у меня. — Поэтому я здесь и живу. А если бы… Запинаюсь, потому что ловлю заинтересованный взгляд Баева, он ждет продолжения, но я молчу. Напряжение в гостиной нарастает. И когда Артем ловко встает с кресла, я инстинктивно отступаю на полшага назад. — А если бы что, Мира? Закончи свою мысль. — Он говорит негромким вкрадчивым тоном, от которого мне не по себе. А взгляд совсем другой — тяжелый, подавляющий. Он никогда на меня не смотрел так! — Эм… я… я… — Он подходит ближе, я снова делаю шаг назад, потом еще один, и еще… Вот-вот коснусь спиной мраморной античной колонны. — Что — ты? — все так же тихо произносит Артем. От него исходит такая мощная энергетика, что заставляет цепенеть. Вижу только его глаза — темные, холодные, безжалостные. В одно мгновение понимаю все. Но поздно. И тем не менее хватаюсь за последнюю соломинку: — Ты… вы же говорили, что я никакая, ничего не зашевелится, — «вовремя» вспоминаю неприятный разговор Баева с хозяйкой эскорта. — Я не забыла! Он уже вплотную стоит ко мне, нас разделяют какие-то сантиметры. От него пахнет коньяком и терпким парфюмом, и чем-то еще тягучим, чему я не могу найти название. — Не зашевелится? — Он недоуменно приподнимает бровь. — Что ты знаешь о мужской физиологии, Мирослава? И тут же сам отвечает со вздохом, вглядываясь в мое растерянное лицо: — Похоже, что ничего. Ладно, теперь поговорим по-взрослому. Я не успеваю ничего сделать, только взвизгиваю, когда Баев резко тянет меня на себя, а потом грубо разворачивает и впечатывает в мраморную колонну. Я бы и лбом ударилась, но Артем подставляет руку, и я утыкаюсь лицом в его сухую ладонь. Он вжимается в меня сзади — я словно расплющена, не могу пошевелиться. Его рука скользит под юбку и стискивает бедро, запуская по моему телу электрические разряды. — Пусти! Больно! — Немного боли только в кайф, Мира. — Его шепот обжигает кожу на шее. Темный ослабляет хватку, и все же я не могу вырваться. — Ну как, нравится? — Сволочь! — дергаюсь я. — Отпусти, гад. Он молчит, убирает руку с моего лица, холод колонны обжигает незащищенную кожу, я вся пылаю, когда ощущаю его дыхание на шее. Отводит волосы на плечо, отчего я чувствую себя совсем раскрытой. — От тебя возбуждающе пахнет, Мира, — шепчет он, обдавая горячим дыханием мою кожу. — Гневом, невинностью и глупостью. Баев медленно, даже ласково гладит меня под юбкой, я задыхаюсь от его прикосновений. Меня никто и никогда так не трогал! — Я могу сейчас сделать с тобой все что угодно. Нравится, когда на тебе разрывают одежду? — Он почти дотрагивается губами до моего уха, отчего я дергаюсь как от удара тока. Он вздрагивает, еще плотнее вжимается в меня и прерывисто шепчет: — А может, сама разденешься, и я полюбуюсь? — Пошел ты! Козел! Меня всю колотит. Мне страшно, он намного сильнее, мы здесь одни, никто не поможет. Никто. Я сама согласилась жить в его пентхаусе. Сама. — А где твой парень, Мира? — Баев продолжает трогать мое тело везде, он не делает больно, но от его прикосновений меня словно током бьет. — Где Тарас? Где тот, кто должен оберегать тебя от таких подонков, как я или Шумский? Где твой правильный парень, а? Ну да, он же сам тебя мне отдал. Артем тяжело дышит, а потом так же резко, как безвольную куклу, разворачивает меня к себе. В ушах звенит, пытаюсь выставить между нами руки, но он легко перехватывает их и заводит мне за голову. Я вытянутая перед ним как струна. Дергаюсь, но бесполезно. В живот врезается что-то твердое. Я вспыхиваю, но не могу заставить себя посмотреть вниз — да и что я увижу, если будто спаяна с Баевым. Каждый миллиметр меня закрыт его телом. — Ты обещал, что не тронешь меня. Что… подонок! Баев смеется мне в губы, никогда не видела в его глазах столько тьмы. И… возбуждения? — Я обещал, что тебя никто не тронет в академии. Про себя ничего не говорил. И что? Пожалуешься Тарасу? Он рассматривает мою грудь под тонкой тканью топа. А потом медленно проводит большим пальцем по соску. Тело пронзает электрический разряд. Я выгибаюсь вперед, не понимая реакции своего тела. Баев довольно усмехается, и это приводит меня в чувство. — Урод! — выплевываю я. — Убери от меня свои руки! — А что ты будешь делать через год, когда я уеду и Стэн станет главным? — Баев касается моего разгоряченного лба своим, и помоему телу пробегает легкая дрожь. — Что ты будешь делать, когда Шумский тебя по кругу пустит, а? Он это сделает, я его знаю. А Кочет будет стоять рядом и держать тебя за руку, пока тебя трахают. От его ужасных слов у меня перехватывает дыхание. Внутри все разрывается от стыда и унижения. — Да я лучше умру… — Не торопись. — Баев не сводит взгляда с моих губ. — Есть более приятное занятие. Ты же хочешь меня, Мира. У него сбитое дыхание, я слышу, как гулко бьется его сердце. Или это мое? Между нашими губами миллиметры, его дыхание подавляет мое. Я тот самый кролик перед удавом, мне надо сопротивляться, хотя бы отвернуться, но я в оцепенении жду того, что сейчас неминуемо произойдет. Но не происходит. Баев резко отходит от меня, и мои руки безвольно падают. — На этом урок окончен. Можешь идти спать, Мира, — ровным тоном произносит Баев. В его глазах нет больше тьмы, нет того, что я посчитала возбуждением. Он стоит рядом и… словно не было этой дикой энергетики, которая подминала меня. Облегченно выдыхаю: я свободна! Это… это что было? Обман? Он и не собирался ничего такого со мной делать? Он… в душу тонкой струйкой просачивается… разочарование? Господи, Мира! Ты вообще рехнулась? Обижена, что он просто играл с тобой? Что ты для него по-прежнему пустое место?! Взгляд невольно скользит по торсу Баева, опускается ниже. Артем громко смеется и демонстративно вытаскивает из кармана брелок от «Ягуара». — Ты себе льстишь, Мира, — мягко и как будто с сочувствием тянет он. Ненавижу, господи, как же я его ненавижу! Поэтому, когда Баев подходит ближе и пытается одернуть мою задравшуюся юбку, я изо всей силы бью его по руке. — Не трогай меня! Урод! — У тебя вообще инстинкт самосохранения есть, Шанина? — устало произносит Темный. — Тебе мало было? Лихорадочно привожу себя в порядок. Мне стыдно, больно, я унижена и сама себя ненавижу. Он играл со мной как с игрушкой! Выводил на такие эмоции, что я даже про поцелуи с Тарасом забыла. — Кочетов, если ты для него хоть что-то значишь, должен был взять ответственность за тебя. Если б захотел, он бы смог, и тебе не пришлось бы жить здесь. И даже Шумский тебя бы не тронул. Но Тарас такой Тарас, не любит напрягаться. Артем зло смеется, делает пару глотков из своего бокала, а потом идет к лестнице на второй этаж. — Порви с ним, Мира. Это мое условие, иначе наш договор расторгнут.Глава 35
Воскресенье начинается с уборки двух гостевых спален. Точнее говоря, с их вылизывания. Не знаю, кого там ждет Баев, наверное, королевских особ, не меньше, но он уже дважды заходил и проверял, как я тут до блеска вычищаю джакузи. Странно, что в унитазы не заглянул! Я невыспавшаяся и очень злая. Прошедшая ночь не помогла мне успокоиться — меня трясет от одного вида Артема, никогда ему не прощу вчерашний вечер. А ведь он обещал стать самым чудесным: мой первый настоящий поцелуй, признание, нежные объятия того, о ком я мечтала с первой встречи. Но теперь это все исчезло, я до сих пор ощущаю руки Баева на своем теле, слышу его вкрадчивый голос, чувствую его дыхание на своей коже. Ненавижу! Ненавижу! Он будто ластиком взял и стер Тараса! После уборки запираюсь у себя и начинаю решать задачи по матанализу, которые тоже никогда не забуду. Баев, к счастью, больше не появляется, никакие гости тоже не приезжают. Я бы услышала. Зато утром чуть не опаздываю на автобус из-за Ангелины-Насти. Неприязненно смотрю на это произведение пластического хирурга и с трудом подавляю в себе раздражение. — Я не очень понимаю, что от меня нужно! — Пытаюсь обойти наглую девицу, которая стоит посреди коридора со скрещенными на груди руками. — Вообще-то, я опаздываю. — Не строй из себя дуру! Кто у него был в субботу? Колись давай! От неожиданности я забываю даже об автобусе. Суббота! — Он вызвал меня, потом почему-то отменил заказ, — вываливает на меня подробности своей эскортной жизни проститутка. — Значит, на кого-то променял. На кого?! Да так, решил, что может меня учить уму-разуму. Зажать в углу и лапать везде. Чуть не поцеловал, урод! И еще требует, чтобы я бросила своего парня. — Не ко мне вопрос. Иди…те к Артему Александровичу! — Да ладно тебе! — Ангелина не отстает, ловит меня за руку. Сильная. — Сколько хочешь? Я серьезно говорила: хочу знать о нем все! Вся моя нереализованная агрессия на Баева прорывается в ту же секунду — не только выдергиваю руку, но и отпихиваю эту силиконовую куклу. — Пошла отсюда! Сама его дели с другими шлюхами! Без меня! Не ожидала от себя таких слов, но уже поздно что-то исправлять. Вылетаю из здания, едва не толкнув на дорожке пожилую пару с чемоданами, и чудом успеваю на автобус. Не хватало еще занятия пропускать из-за чьих-то проституток! В душе ни капли волнения, хотя первой парой у нас промежуточный зачет по механике. Знаю, что напишу, а оценка меня мало заботит, меня вообще не парит сейчас учеба. Еду в академию, потому что надо. Главное — другое. Тарас. Мне надо с ним поговорить — я хочу стереть из памяти «урок» Баева. Ненавижу этого урода, возомнившего себя Господом Богом! И я не собираюсь рвать с Кочетовым. Я не буду делать то, чего требует Темный. Я не расстанусь с Тарасом. Не доставлю Баеву такого удовольствия. А еще я не знаю, как поступить — ведь если Тарас мой парень, я должна ему рассказать то, что произошло между мной и Баевым. Да, это было отвратительно, я мечтаю забыть об этом, но будет нечестным, если промолчу. Мне так стыдно, не представляю, как отреагирует Тарас. Но Темный этого и добивается, верно? Вывести нас всех на эмоции, чтобы мы переругались! Зачет по механике пишу как в полубреду. Мыслями я совсем не в аудитории. Пытаюсь вообразить реакцию Тараса и то, что именно я хочу увидеть. А что, если Баев прав? Если Кочетов скажет то, что обычно говорит: «Просто не обращай внимания». Тогда, наверное, я сама его брошу. Память подбрасывает воспоминания из детства — как папа всегда меня защищал, как не давал мальчишкам даже дразнить меня. А как он отдубасил Остапенко, когда тот ко мне в седьмом классе полез! Димка и десятой доли не позволил себе того, что позволил Темный. Папа наверняка убил бы Баева, если б узнал. От этой мысли впервые за все утро улыбаюсь. После пары просматриваю нашу последнюю переписку с Тарасом. Он написал мне утром в воскресенье: «Привет, малышка. Как дела? Все ок?» «Привет. Да, работаю». «О, тогда не отвлекаю. Увидимся в пн?» «Конечно!» И все — больше ни слова. Тогда я не знала, говорить ли ему про «урок» Баева и его ультиматум, не знаю и сейчас. Я боюсь разочароваться в Тарасе, боюсь, что Артем окажется прав. И тогда… Пальцы подрагивают, когда я пишу эсэмэску Тарасу: «Привет, пообедаем вместе?» Ответ приходит почти мгновенно: «Привет, малышка. Конечно, я весь твой». Многообещающе. Надеюсь, это не просто слова. Ведь так? Иду на следующую пару и думаю о том, чтобы промолчать, не рассказывать Тарасу ни о чем. И что будет, если Баев исполнит свою угрозу и выгонит меня из пентхауса? Что сделает Тарас и что значат фразы Темного про «семью»?! Эти мысли не давали мне покоя все воскресенье и сейчас не отпускают. Сегодняшний разговор с Тарасом может изменить всю мою жизнь. Я так хочу его любить! Так хочу, чтобы у нас с ним все получилось. Чтобы мы с ним были счастливы друг с другом, а Баев пусть катится к своим эскортницам! Забегаю в туалет перед столовкой, чтобы покрутиться перед зеркалом, как это делают сотни девчонок в академии. Мне надо привыкать делать это почаще, ведь у меня теперь есть парень. Убираю волосы в изящный низкий пучок, выпускаю несколько прядей вперед. Еще немного блеска на губы. Все, я готова! В столовой на нашем месте Тараса нет. Не хочу никому показывать свою растерянность, беру на витрине еды на двоих и по дороге обратно встречаю Макса. — Привет, не видел Тараса? — У меня не хватает выдержки. Я волнуюсь, чувствую, что что-то не так. — Он должен быть здесь. — Видел, он с середины пары ушел, случилось чего-то, — охотно отвечает Макс. — Хочешь, вместе пообедаем? Я, конечно, не Кочетов, но мы ж раньше норм тусили, пока он не вернулся. Я соглашаюсь, попутно пытаюсь вызвонить Тараса. Есть не хочется совсем — мне так неприятно, что он меня не предупредил! Ругаю себя за эгоизм — ведь у него реально что-то произошло, раз он так сорвался. — Не отвечает мобильный. — Откладываю телефон и смотрю на серьезного Макса. — Скажи, а вот эта «семья» наших мажоров, туда как можно попасть? Нет, я не про себя, не думай. Просто услышала случайно, что Тарас тоже из этой компашки. Не поверила, если честно. Пожалуй, нужно было спрашивать у самого Кочетова, но его нет рядом. И я очень расстроена. — Слушай, это не мое дело. — Макс недовольно отводит взгляд. — Но да, за учебу Кочетова здесь платит сенатор Баев. Он же его типа крестник. — Что?! — выдыхаю я. — Крестный сын, что ли?! — Ну да, но Тарас сам по себе, и его никто не трогает. Говорят, сенатор в нем души не чает, но и держит на коротком поводке. Макс осекается, словно что-то лишнее ляпнул, и озирается по сторонам: — Чисто между нами, ладно? Тарас не любит об этом распространяться. Молча киваю, пытаясь переварить услышанное. Конечно, его тут не тронут, если он крестник основателя академии. Теперь понятно, что имел в виду Артем, говоря про ответственность и защиту. Я все еще под впечатлением от слов Макса, когда прямо перед матаном мне приходит сообщение от Тараса: «Привет. Долго объяснять, но давай пока поставим на паузу наши отношения. Дело не в тебе, а во мне. Прости».Глава 36
Перечитываю снова и снова, пока буквы не превращаются в размытые, непонятные каракули. Это невозможно. Зачем он со мной так?! Какая пауза? Он же сам назвал меня своей девушкой! Мы же только-только начали! Что случилось-то?! Демьянов приступает к лекции в своей привычной издевательской манере, но я не реагирую на его женоненавистнические шутки. Просто не слышу, меня вообще ничего не трогает. Не получив никакой реакции, препод выдает: — А вы, Мирослава, к какой категории женщин себя относите — к умным или красивым? Согласитесь, среди выдающихся дам в физике красавиц найти сложно. Молчите? Вам нечего сказать? Что ж, это… С грохотом встаю со стула, да так, что он падает на пол. Пораженный Демьянов затыкается, я быстро бросаю вещи в рюкзак и ухожу. Напоследок изо всей силы хлопаю дверью. Клянусь, если б он еще хоть слово вякнул, в морду бы заехала. Бреду по безлюдному коридору, сжимая в руке мобильный. Хочу раскрошить его, расплавить, разбить о стенку. Слезы текут по щекам, но я их не вытираю. Внутри пустота, мне будто сердце вырвали, и теперь там, где совсем недавно было тепло, ничего нет. Не помню, как очутилась на улице; с удивлением смотрю на застегнутую куртку, проверяю голову — надо же, и шапку успела надеть. Хватаюсь за эти простые мысли как за соломинку. Я ведь живая, верно? Тарас! Мне кажется, что я слышу его веселый смех, вижу добрую улыбку, свет в его глазах и такие мягкие, отзывчивые губы. Но это обман. Тараса нет рядом. Почему? Почему так?! Что значит «дело не в тебе, а во мне»? Типа самая тупая отмазка, когда не знаешь, как бросить девушку? Сажусь на холодную скамейку и трясущимися пальцами набираю только одно слово: «Баев?» Я уверена, что без Артема тут не обошлось. Он как-то заставил Тараса, он и не на такое способен. Ответа нет, он даже не прочитал мое сообщение. Я еще долго гипнотизирую телефон, но так и не решаюсь позвонить. Что я скажу? Что не хочу, чтобы он меня бросал? Что вместе мы бы со всем справились? И что сенатору Баеву не мешало бы узнать, какой у него внук урод? Пары давно закончились, я бессмысленно брожу по огромной территории кампуса. Когда вижу уезжающий автобус, внутри ничего не торкает. Мне в четыре часа надо уже убираться, сегодня кабинет, спальни, гостиная и веранда. Плевать. Пусть сам тряпкой машет. Тарас по-прежнему молчит, но эсэмэску прочитал. Почему он молчит? Неужели не понимает, что мучает меня?! Что я не так сделала?! Изо всех сил гоню мысль, что Артем был прав, что Тарасу плевать на меня, что он не чувствует ко мне того, что чувствую к нему я. Еще и Макс со своим откровением про крестного Кочетова. Но ведь должно быть нормальное, логичное объяснение, верно?! На улице холодно, я уже не могу игнорировать, что замерзаю. Первая мысль — пойти в нашу общагу, в комнату, которую делила с Юлькой Шелест, но вряд ли я сейчас выдержу расспросы бывшей соседки. Но что тогда делать?! На автобус я опоздала, следующий — в девять вечера, уборку пропустила, Баев с меня кожу живьем сдерет за это. Только вспомнила о Темном и тут же вижу его входящий на телефоне. Хочу сбросить вызов, но не решаюсь. — Ну и где ты, Шанина? — Слышу недовольный, отрывистый голос. — По дороге потерялась? Пошел к черту! — Это ты, да? Ты его заставил отказаться от меня? — Слова льются из меня безудержным потоком. — Понял, что я его сама не брошу, так Тараса заставил со мной расстаться?! Я не понимаю, какое вообще твое дело, с кем я встречаюсь? Я не твоя собственность, понял?! Ты не имеешь права… — Орать на меня, Мира, — одергивает Баев, и у меня словно воздух заканчивается в легких. — Не смей повышать голос, когда говоришь со мной. Тебе ясно? — Ненавижу тебя! — Это не новость. — Он ухмыляется. Ему нравится выводить меня из себя. — То, что мы с тобой развлеклись в субботу, не дает тебе права мне тыкать, еще и обвинять в чем-то. Значит, Кочетов тебя бросил? Молчу, потому что боюсь сорваться на крик. Но Баев продолжает раздирать в кровь мою рану: — Не ожидал, но приятно. Ты истеришь, лишь бы не признавать, что я был прав, Мира. Ему на тебя насрать. — Иди к черту! — почти спокойно говорю я. — Он все равно намного лучше тебя. Артем весело смеется, но вскоре сам себя обрывает и приказным тоном спрашивает: — Ты где сейчас? — Какая разница? — В кампусе? Филипп уже отправил за тобой машину. У тебя еще уборка, если ты не забыла. — Не забыла! — Ну и отлично. — Баев притворяется, что не слышит моего сарказма. А может, и не притворяется. Он же непробиваемый! — Меня не будет сегодня и завтра. Вернусь в среду, не скучай, Мирослава. Одна в огромном, пустом пентхаусе, одна в академии… Тарас больше не появляется, я тоже ему не звоню, хотя жду объяснений. Баеву не верю, он точно приложил руку, чтобы мы расстались. На пары хожу на автомате. Учеба, новые знания — все, что раньше всегда спасало от дурного настроения, на этот раз бессильно. Я просто хочу знать, почему он так поступил. Что на самом деле чувствует ко мне. Хочу взглянуть в его голубые глаза и увидеть в них правду!В среду после второй пары забегаю в туалет. За спиной хлопает дверь, и знакомый голос повелительно произносит: — Исчезли все! Оборачиваюсь — Инга, девушка Стэна. По спине скользит неприятный холодок. Она не одна, с двумя подружками. Сейчас они напоминают телохранителей королевы. Взгляды у всех трех такие, будто весь мир принадлежит только им. И они убьют любого, кто в этом усомнится. В туалете еще четыре девчонки, они быстро просачиваются к выходу, пока я соображаю, что вообще происходит. — А ты останься, Шанина. Инга подходит ко мне почти вплотную. Так близко подругу Шумского я, кажется, еще не видела. В отличие от той же Ангелины-Насти в Инге Ульссон все натуральное — от аккуратных темных, прямых волос до улыбки красивых тонких губ. Инга заметно выделяется на фоне других красоток в академии. И не только потому, что она подруга Стэна, но и потому, что четко знает, чего хочет, и всегда добивается своего. И еще очень себя любит. Это не всем дано. — Что нужно? — Скрещиваю руки на груди. Я не боюсь ее, но и находиться рядом долго не хочу. — Чего куртку мою не носишь? Слишком хороша для тебя? — спрашивает Инга, подходя к зеркалу. — Видела тебя сегодня утром. — Не нравится. Могу вернуть, кстати. — Не надо, — пожимает плечами Ульссон. — Темный, смотрю, тебя не балует приличным шмотом. Она окидывает меня красноречивым взглядом. — Он и не должен, вообще-то. И меня все устраивает. — Все? — Инга улыбается одними губами. — И что он тебе дает? Точнее, куда он тебе дает? Недоуменно хмурюсь, а подружки за спиной громко смеются. — Значит, не трахаетесь? — деловито уточняет Инга. — Ха, я выиграла у Стэна, он считает, что Темный тебя уже поимел. Тогда кто? Кочетов? На Тарасика запала, да? Он у нас няшка. Жаль только, Баев его не выносит. Инга изящным жестом смахивает несуществующую пылинку с тонкой бежевой блузки. Никогда не видела Ульссон в чем-то откровенно вульгарном или ярком. Нет, она предпочитает классику и выглядит как милая хорошая девочка с идеальными манерами из благополучной, уважаемой семьи. Я прекрасно знаю, что это лишь красивый фасад, но не очень понимаю, чего этот фасад ко мне прицепился. — Дай пройти! — Пытаюсь обойти Ингу, но она преграждает мне путь. — Что надо? — Да расслабься ты. Спасибо должна сказать, что я вообще с тобой разговариваю. Тебя видели на балу с Кочетовым. Так вы вместе? — Твое какое дело? — Предположим, ты мне нравишься, вот и хочу тебе дать совет. Если хочешь Тараса, будь с ним, а если ты комнатная собачка Баева, ну, значит, Стэн снова мне продует. Ты же не такая, как все это быдло вокруг, верно? Или твой перформанс на вписке был зря? Ульссон отворачивается — ее подружка открывает перед Ингой дверь, и через несколько секунд я остаюсь одна.
Глава 37
Пытаюсь сосредоточенно слушать препода по информатике — в пятницу будет контрольная, к ней надо серьезно подготовиться. Записываю все, что нужно повторить, на что обратить особое внимание. Это помогает, но ненадолго. После пары прокручиваю в голове разговор с Ульссон. Конечно, я ей не верю, и что она мне добра желает — тем более. Просто спор со Стэном не хочет проиграть! В автобусе включаю на телефоне лекцию по обработке числовых данных. Мне нужно учиться! Думать о своем будущем. О том, что папа обязательно будет ходить и снова у нас дома станет все как раньше. Но вместо этого мысленно возвращаюсь к словам Инги. В чем-то она точно права: нужно как минимум поговорить с Тарасом по душам. Что произошло и почему он скрывал от меня, что крестник самого Баева? Действительно ли он мог меня защитить, но просто не хотел этого?! Мне нужно с ним встретиться, даже если будет больно. Иначе буду и дальше мучиться, пока не узнаю. В этой академии столько всего намешано, а я хочу ясности. И главное — я хочу посмотреть Тарасу в глаза. Когда приезжаю, сразу принимаюсь за уборку, обед пропускаю. Аппетит совсем пропал за эти дни, я похудела — платье висит на мне чуть свободнее, чем еще вчера. Баев не приехал, и это радует. Вот бы он исчез хотя бы на неделю. Артем давит своим присутствием, я не могу расслабиться, когда он рядом, вечно в напряжении. И никак не могу выбросить из головы его урок. До сих пор чувствую его руки на своем теле. После кабинета и гостиной на втором этаже убираю еще коридор. Двери спален тоже всегда протираю. Взглядом цепляюсь за последнюю спальню. Единственное место в доме, куда я ни разу не заходила. В зимний сад заглядывала здесь же, на втором этаже, была в спортзале, но не в запертой комнате. Интересно, что он там прячет? А может, он там развлекается со своими эскортницами? От этой мысли как-то совсем нехорошо становится, и я поскорее на лифте спускаю тележку на первый этаж. Там хоть эта комната не будет глаза мозолить. Заканчиваю уборку в гостиной, домываю пол и понимаю, что зря от обеда отказалась. Сил совсем нет, а еще домашка. Так я долго не продержусь. Но когда спускаюсь в столовку, о еде мгновенно забываю. «Привет, малышка. Давай увидимся. Я хочу тебе все рассказать». «Скажи, что ты на меня не обиделась». «Я соскучился. Хочу тебя!» Тарас! От волнения чуть телефон не роняю. Столько сообщений! Никогда так много залпом не писал. Соскучился и хочет меня? Так откровенно. И это после «давай поставим на паузу»? Ничего не понимаю! Меня хватает всего на два слова: «Привет! Давай». Через несколько секунд прилетает ответ: «Я заказал тебе такси. Оно у выхода. Привезет тебя ко мне, я сейчас в городе». Такси? Но, Мира, ты ведь сама этого хотела! Все эти два дня ты только и думала о том, чтобы поговорить с Тарасом. Так чего ты медлишь?! Права Инга: ты не комнатная собачка Баева! Желтая иномарка ждет меня на улице. Водитель спрашивает мое имя и после кивает назад. Мол, садись, девушка. — Проезд оплачен, — говорит таксист, — через полчаса будете на месте. Смотрю по карте адрес, который мне прислал Тарас. Да, похоже, дом в самом центре города. Тарас говорил как-то, что живет с мамой в двушке, оставшейся после смерти отца. Наверное, мне надо было нарядиться, надеть все самое лучшее, чтобы Тарас понял: не нужно ему никаких пауз со мной. Но у меня к нему столько вопросов! Хочу, чтобы он на них честно ответил. Ведь именно для этого он меня и позвал. Я так погрузилась в свои мысли, что не сразу услышала гудки мобильного в кармане куртки. Наверное, Тарас. Баев! Как же не вовремя! Но если сбросить звонок, он же потом сожрет. В конце концов, убрать его пентхаус я успела. — Привет! — Я приехал, а мне сказали, ты куда-то на такси умотала. Что происходит? Так и слышу: «Где моя домашняя собачка? Приехал, и тапки в зубах никто не несет». — Я не обязана перед вами отчитываться, где я, — еле сдерживаюсь. — Уборку сделала. Что еще нужно? Пауза. Может, отстанет? — Я спросил, где ты? Пелена дикой ярости застилает глаза, в ушах звучит ненавистный голос. Я слишком долго прогибалась под Баева. — Не ваше дело, Артем Александрович! Где я и с кем я! Я не ваша комнатная собачка! Я человек, ясно? Я вообще, может, сегодня ночевать не приеду. Вы мне кто вообще? Никто, ясно?! У нас договор, я его соблюдаю, но я не ваша рабыня, понятно, не… Задыхаюсь, из легких будто выбило весь воздух. Пугаюсь собственной ярости — никогда со мной не было такого, меня мутит даже. — К Кочету собралась? — спокойно спрашивает Баев. И его равнодушие немного отрезвляет. — Он же кинул тебя. — Мы просто поговорим… — Я сказал тебе порвать с ним. Поворачивай такси обратно. От холодного тона Баева екает сердце — этот человек одним словом умеет подчинять себе других. Но я — не другие. Инга права: я — не быдло вокруг! — Пошел к черту, Баев, — шиплю я. — Пошел к черту! Я буду с Тарасом, если мы с ним все уладим, ясно?! Это моя жизнь, а ты никто для меня! Возомнил себя Господом Богом, в людей как в карты играете. Что ты, что Стэн! Зажравшиеся от вседозволенности! Ненавижу вас всех! Я сама буду решать, где мне жить и куда мне ехать. И с кем встречаться тоже. Я, может, люблю Тараса! Что ты ко мне привязался?! Откидываюсь на спинку кресла и случайно ловлю в зеркале испуганный взгляд водителя. Вот черт! Кажется, я его напугала, ну или он понял, на кого именно я ору. — Наша сделка разорвана, — чеканит Артем, и у меня болезненно сжимается все внутри. — Я больше и пальцем не шевельну, чтобы прикрыть твой зад. Привет Кочету! И Стэну! Он отключается, и я только сейчас понимаю, что наделала. Обратно в пентхаус меня он уже не пустит. Это Баев, он такое не прощает, я правда осталась без его защиты. И об этом тут же узнают все. А это значит… — Приехали, девушка, — врывается в мои хаотичные мысли голос таксиста. — Вот этот дом. Как я могла довести ссору с Баевым до полного разрыва? И как теперь жить дальше? Все мои вещи, одежда, учебники, деньги — все осталось в пентхаусе. Но главное — что я буду делать, когда меня снова начнут травить?! А если Шумский… Тарас! У меня есть Тарас. Мы сейчас поговорим, я ему все расскажу, он меня поймет! Нажимаю на звонок квартиры на третьем этаже. Слышу за дверью шаги, потом как щелкает замок. На пороге стоит невысокая девушка лет двадцати с красивым, немного капризным лицом, ее рука поглаживает выпирающий из-под длинной блузки живот. — Здрасти, — не могу скрыть изумления. — Наверное, я ошиблась, я… — Это я тебе писала с телефона Тараса, — неожиданно зло выплевывает девица. Ее лицо искажено от ненависти. — Хотела посмотреть в бесстыжие глаза сучки, которая на мужа моего вешается. А у нас вообще-то ребеночек вот-вот родится!Глава 38
— М-муж? — Я потрясенно пячусь назад. — К-какой муж? Это что, пранк какой? Тарас не может быть женатым. Какая-то ошибка! Другой Тарас, наверное. — Мой, коза! Мой муж! — шипит беременная девица, а потом с силой тянет меня за куртку. От шока я не сопротивляюсь и вот уже стою в прихожей чужой квартиры и слушаю, как на меня льется поток оскорблений: — Вот шалава! Еще и глаза вылупила. Овца! Че молчишь? Язык проглотила? То есть как ноги перед чужим мужиком раздвигать, так она смелая, а как отвечать, так немая? Шлюха! Только попробуй еще раз к моему… — Что здесь происходит?! Лика? — Я слышу недовольный голос Тараса и упираюсь рукой в стену, иначе упаду. Это он! — С кем ты… Мира?! Что ты… — Да вот со шлюшкой твоей решила познакомиться! — вопит девица так, что мои уши вот-вот взорвутся. — Прикинь, бесстыжая какая! К нам в дом сама приперлась. — Я… я… я не хотела… я не знала, — повторяю как в бреду. Это… это невозможно! Тарас? Он молчит, смотрит виновато. И меня бьет наотмашь — это все правда! Он ее муж. У него будет ребенок. — Мира, это не так. — Кочетов делает шаг ко мне, но я даже разглядеть его толком не успеваю. Девица тут же заслоняет его и снова визжит: — Что не так?! Что? Мы поженимся. Сначала распишемся, а потом свадьба, когда я в платье смогу влезть. Арсений Александрович сам сказал… Или мне ему позвонить?! Мне позвонить Баеву?! — Не надо никому звонить, Лика, я все сделаю, — усталым голосом произносит Тарас и отодвигает беременную в сторону. Я наконец вижу его полностью. В домашнем банном халате, влажные волосы, тапочки на босу ногу. Он у себя дома. И это зрелище убивает меня намного сильнее, чем визг его беременной будущей жены. — Мира, как ты здесь оказалась? Прости, я… Черт! Он нервно ерошит волосы, явно пытается подобрать слова. А я ловлю на себе победный взгляд Лики. Голова кружится, к горлу подступает тошнота. Бежать! Бежать отсюда! — Мира! Мира, стой! — слышу за спиной возгласы Тараса, а потом женский вопль: — Ай! Помоги! Хлопает дверь. За мной никто не идет. Выбегаю из подъезда, холодный воздух бьет в лицо, я пытаюсь отдышаться, прийти в себя. У него семья, Мира! Беременная подружка, которая вот-вот родит! — Привет, кукла! — раздается развязный мужской голос. — Ну че, перетереть с тобой надо! Не сразу понимаю, что это ко мне. Взгляд постепенно фокусируется на невысоком коренастом мужчине. Он с ухмылкой меня рассматривает. Мне становится не по себе. Уголовник какой-то? — Дайте пройти. — Опускаю голову, но меня хватают за руку. Больно. — Ну нет, кукла. — Он противно скалится. — Лика велела проучить тебя, шлюха, чтобы к мужику ее больше не лезла. Да, Витек? От ужаса холодеет внутри. Сзади на плечо ложится чья-то рука и стискивает его. — Пустите! Вы кто?! — Прижимаю к груди рюкзак и смотрю на двух незнакомых мужчин. — Что вам нужно?! В панике озираюсь — на улице темно, рядом дорога, по ней машины проносятся, но людей нет. — Пойдем, поболтаем, кукла. Один из мужчин быстро зажимает ладонью мой рот, чтобы я не закричала, а второй помогает тащить меня за угол дома. Подальше от дороги. Брыкаюсь что есть сил, но тяжелая рука зажимает еще и нос. В голове шумит, вскрикиваю от боли, когда вдруг падаю на что-то твердое. — Ну что, сучка, будешь еще на чужое зариться, а? В глаза светит фонарь, я щурюсь, встать не могу с асфальта, нога жутко болит. Их двое, они стоят и скалятся. Вижу их ноги в массивных грубых ботинках. — Пустите… пустите, пожалуйста, — молю я. — Я ничего не сделала. — Да ладно, — ржет один. — А вот Лика так не считает. Нельзя обижать беременную. Она ж расстроится, а я не хочу, чтоб моя сестра расстраивалась. Поняла, сука?! Он вдруг поднимает ногу у меня над головой. В ужасе закрываюсь руками. Но удар приходится ниже, в ребра. — А-а-а! — вскрикиваю от боли и снова задыхаюсь. — Что? Не нравится? А нехер на чужих мужиков прыгать, сучка! Витек, а личико у сучки ниче так. Жалко даже портить. Перед глазами что-то блестит. Нож?! Дергаю ногами, пытаюсь отползти от них. В панике хватаю ртом воздух. Господи, нет! — Да не бойся ты. Чуток совсем, чтоб память осталась… Он садится на корточки, но лица его я не вижу. Вообще ничего не вижу, потому что внезапно становится нестерпимо светло. Жмурюсь и глохну одновременно. Воздух разрезает истошный визг автомобильной сирены. — Че… Какого?.. Нужно встать и бежать, но у меня нет сил, и я сижу, зажав уши руками. Слышу чей-то скулеж, мат, стоны, но мне страшно открыть глаза. — Мира! — От голоса Тараса внутри ничего не вздрагивает. Я даже не откликаюсь. — Мира, малышка… — Отойди от нее, Кочетов! Я чуть не подскакиваю. Баев?! Господи, я брежу? — Мира. — Надо мной склоняется знакомая тень. Еще до того, как Артем дотрагивается до меня, я понимаю, что это точно он. Что мне не кажется. — Жива? Киваю, сказать ничего не могу. Меня разрывает, вот-вот захлебнусь от рыданий. И облегчения. Все кончилось. — Встать сама можешь? — сосредоточенно спрашивает Артем и, не дожидаясь ответа, осторожно поднимает меня. — А… нога, — выдыхаю я. — Они тебя били? Молчу, меня колотит изнутри крупная дрожь, мне очень холодно. — Уебки, — цедит сквозь зубы Артем. — Мы только попугать, — звучит ненавистный голос, и я съеживаюсь от страха. — Лика попросила… — Твари! — Тарас рядом стоит, но не подходит к нам с Артемом. Отворачиваюсь, чтобы не видеть его больше. Чтобы никогда в жизни больше не видеть Тараса Кочетова! — Где болит? Рука Баева ложится на мою щеку и успокаивающе ее поглаживает. И тут меня наконец прорывает. Цепляюсь за его плечи и реву. Вою, не стесняясь никого вокруг. Господи, какая же я дура! — Давай я помогу. — Тарас суетится, но Баев матом велит ему не двигаться. Артем подхватывает меня на руки. Цепляюсь за его шею. Наверное, надо удивиться, как он здесь очутился, почему несет к своему «Ягуару», но я реву, утыкаясь носом в мягкую шерсть пальто Баева. Лика испуганно лепечет: — Артем, я ничего не хотела такого… вообще не знала, что она с тобой… только попугать… Инга сказала, она с Тарасом путается… а мы с Алексом поругались, он не хочет жениться… а Тарасик должен твоему дедушке… Она несет какой-то бред, я же плотнее прижимаюсь к Артему. Запоздало понимаю, что вся в грязи и измазала Темному пальто. Хотя какой он Темный, сейчас он самый что ни на есть Светлый. — Лика, заткнись. С тобой отдельно поговорю. А брата своего ты крепко подставила, я такое не прощу. Он опускает меня на сиденье, я напрягаю оставшиеся силы, чтобы не закричать от боли, нога саднит жутко, наверное, в кровь содрала, но под джинсами не видно. Артем закрывает дверь. Вижу, как он подходит к Кочетову, что-то ему выговаривает. Не слышу ни слова. Закрываю глаза и отключаюсь.Глава 39
Влюбленная идиотка! На хера с ней вообще связался? Упертая как баран, никаких авторитетов, самосохранение как у камикадзе. Еще и хамит, как будто одолжение делает. Ни уважения, ни благодарности. Задолбала! Только из лифта вышел, сразу понял — ее нет. Это несложно, кстати, никакого фокуса — Шаниной всегда много, вечно мельтешит перед глазами со своим пылесосом. Даже когда ее не вижу, просто чувствую, что она тут, — другой вайб. Она везде заполняет собой все вокруг, даже когда сидит в своей каморке и зубрит скучную чушь. Иногда это бесит, иногда без нее пусто. Люблю одиночество, но когда Мира рядом, пентхаус перестает казаться склепом. Не предполагал, когда переселял ее к себе, что она так изменит мое пространство. Это мало кому удавалось. Строптивая, слепая дура! Думал, сама разберется. Поймет, кто есть кто. Ни хера! Выбрала себе полное ничтожество. И урок не помог. Вот это особенно обидно. Не надо было ее зажимать тогда, но ее тупая влюбленность в Кочетова вымораживала. А сейчас… сейчас все к лучшему, да. Пусть катится к чертям. Так спокойнее. Зацепила же, если два дня скучал без нее. Старался как мудак быстрее вернуться. Да ну нет, бред все! Незаменимых нет! Пусть валит! Может, мозг появится, хотя это вряд ли. К тому же скоро день рождения, проклятый день. Дни. Не придется ее отселять на неделю, как планировал. Да, все к лучшему. Прощай, Мирослава! В голову лезут дрянные мысли, что будет с девчонкой, когда она вернется в кампус. Плевать! Она свой выбор сделала, за свою дурь пусть расплачивается. В баре наливаю немного вискаря, но от желания напиться отвлекает звонок Вэла. С Селивановым у нас мало общего — в этом году я почти затворник, а Валера развлекается в компании с Шумским. — Тем, чисто между нами, не думай, что я лезу не в свое дело, но не хочу потом проблем огрести. Вэл совсем не на чиле, непривычно взволнованный. Понятно, случилось что-то. Но мне насрать. Мой вискарь меня интересует сейчас значительно больше. — Это твоей поломойки касается. Ну, Мирославы то есть. Вискарь определенно в фаворе. Собираюсь сказать, что больше не занимаюсь благотворительностью и мне глубоко плевать, в какое дерьмо Шанина снова угодила. Но Вэл торопливо продолжает: — Инга ведьма просто, я эту сучку реально боюсь, Тем! Она на твою девку решила Васиных натравить. Помнишь Лику и брата ее двоюродного? Который сидел? Его даже твой дед не стал отмазывать. Лику я, конечно, помню. Дочь человека, который нас с отцом от пули собой закрыл. Пятнадцать лет прошло, но тот день я никогда не забуду. Ликин отец охранником был у нас. После его смерти дед сделал так, чтобы его семья ни в чем не нуждалась. — Мира каким боком? — зачем-то переспрашиваю вместо того, чтобы сбросить вызов. — Из-за Кочетова? Лика опять с ним трахается? — Она с пузом ходит, — ржет Вэл. — Не в курсах? Тут, бля, целая дорама. Я сам долго не знал, Инга просветила. Лика сама без понятия, от кого залетела, сначала на Кочета дите повесила, потом нашла вариант получше, какого-то Алекса, и Тараса отшила, типа запасной вариант на крайняк. Деду твоему наплела, мол, ребенку нужен отец… — Еще раз. При чем тут Мира?! — Не могу слушать этот бред, но разобраться надо. Опять в дерьмо вляпается! — Инга слила твою поломойку Лике, типа еще чуть-чуть — и та лишится безотказного Тарасика. И Мирку накрутила — ну там Кочет ее любит, все дела, еще чего-то, да хер знает этих баб. Я к тому, что сейчас вроде как Шанина намылилась в город к Тарасику, но ее там будет ждать брат Лики. Я… это… решил, тебе, может, надо это знать. Стэна штырит от твоей девки, но сам ее тронуть не может… — Адрес! — Че? — Адрес, бля! Куда она поехала? Вэл что-то мямлит, но я уже набираю своему помощнику: — Нужен адрес Кочетова в городе, Лики Васиной, ее брата, их телефоны. Сейчас. Влюбленная, наивная дура! О том, что всего четверть часа назад я обещал больше пальцем не пошевелить ради нее, вспоминаю только, когда не могу дозвониться до Миры. Неожиданно пробивает холодный пот — на этот раз я не контролирую ситуацию, могу не успеть. Лика — жестокая, избалованная дрянь, ее брат вообще без тормозов. Я слишком хорошо понимаю, что они могут сделать с моей влюбленной дурой. Сам идиот. Надо было рассказать про Тараса. Хотя стопроцентно бы не поверила, а Кочетов рассказал бы свою версию, почему не сел, как остальные. — Возьми телефон, ответь! Убью! Кочетов тоже не отвечает, когда ему набираю. Велю Степану найти Лику, но время уходит. Я опять вписался за ту, кто никогда этого не оценит. С каких пор мне нужна ее благодарность? Когда в первый раз увидел, как она смотрит на Кочета… Нет, это была не ревность. Банальная зависть, которую раньше в себе не замечал. Пятнадцать минут до города — мой личный рекорд, Кажется, левым крылом задел чужую тачку. Отмечаю это где-то на периферии сознания. Главное — адрес Лики и то, что Степан до нее дозвонился. Вижу на дороге Кочетова — машет мне, показывает куда-то за дом. Еще не видя, уже знаю: Мира там. Уничтожу, если с ней что-то сделают. Мысль такая спокойная и… естественная. Даже не мысль, намерение. Четкое и понятное. Потому что никто не может ее обидеть, сделать больно. Никто, даже я. Теперь все становится на свои места.Глава 40
— …Они не должны покинуть город. Проследите за этим, пожалуйста. Да… я сам ими займусь… нет, не сейчас… потом, когда будет время. Возможно, завтра… да… нет, ее имя не должно всплыть. Найдите другую причину. У него есть бизнес? Тогда мошенничество, неуплата налогов отлично подойдут. Мне то ли снится голос Артема, то ли это явь, которую я не осознаю. Но мне тепло и уютно. Кто-то касается моего плеча, и приятный морок исчезает; я дергаюсь, да так неудачно, что задеваю ногой кожаную обивку салона. Вскрикиваю от боли и открываю глаза. На меня испуганно смотрит незнакомый мужчина средних лет в белом халате. Врач? — Тише, тише. Все хорошо. Где болит? — Мира? Что? Через пару секунд вижу нахмуренное лицо Баева. Он бледный и злой. На всякий случай вжимаюсь сильнее в кресло. — Нормально все, нога болит. — Выйти из машины сами сможете? — Артема отодвигают в сторону, и я снова вижу перед собой незнакомца. Оглядываюсь — недалеко стоят машины скорой помощи. Значит, не ошиблась — Артем привез меня в больницу. Он не должен был, не обязан был вообще ничего для меня делать. Но он приехал и спас меня. Снова. Что я натворила! — Вы меня слышите, Мирослава? Позвольте я вам помогу. Я не сопротивляюсь, когда мне помогают выйти из машины. Баев рядом стоит. У меня не хватает мужества посмотреть ему в глаза. Похоже, что это частная больница, потому что нет толп у регистратуры. Здесь очень чисто, пахнет спокойствием и надежностью. Меня отводят в одноместную палату, просят раздеться. Когда снимаю джинсы, вижу, что полноги в запекшейся крови. Вот это я упала! Но сил удивляться или расстраиваться у меня нет. Я жива, и это главное. Спасибо Баеву. Чувство вины обжигает изнутри, не дает сосредоточиться на словах врача. Я лишь отстраненно наблюдаю, как мне промывают ногу, протирают руки и лицо, спрашивают, когда я ела последний раз. А я не помню даже. Все в голове смешалось. Потом ведут куда-то, делают рентген, светят в глаза, водят металлическим молоточком перед глазами. Я послушно выполняю все, что меня просят. Все что угодно, только бы не оказаться снова в том доме, не видеть ногу, занесенную надо мной, и не слышать этот страшный прокуренный голос. Не знать, что на земле живет кто-то по имени Тарас Кочетов. Никогда, господи, никогда больше не хочу слышать о нем. Мерзавец, трус и подонок. Он никогда не был светом, лишь отблеском забытого кем-то ночника. Я искала солнце там, где в лучшем случае работала электрическая лампа. — Сотрясения нет, повреждений внутренних органов нет, есть ушиб ребер, но без переломов, — перечисляет врач через полтора часа моего пребывания в клинике. — Но вы на грани нервного истощения, вам необходим полный покой и правильное питание. Я бы предложил вам остаться на несколько дней в клинике. Прокапаем вас, проведем кое-какие поддерживающие процедуры… — Нет, спасибо! — обрываю я врача. — Не нужно, я в порядке, правда. — Уверена? Несмело оборачиваюсь на голос — Артем стоит, прислонившись к двери, и недоверчиво смотрит на меня. Он мне не верит и, кажется, считает, что я сморозила очередную глупость. — Д-да, я хочу домой. И едва сказав эти слова, понимаю, что дома-то у меня теперь нет. Баев расторг наше с ним соглашение. А у меня не хватит наглости попроситься обратно, да он и не пустит. И так сделал больше, чем я могла от него ожидать. Больше, чем я заслужила. А еще у меня нет денег на то, чтобы остаться в такой шикарной клинике на несколько дней. Артем переглядывается с врачом, будто меня тут нет, а потом согласно кивает: — Ладно, собирайся. Я тебя отвезу. И выходит из палаты. Я его даже поблагодарить не успеваю. Хотя после всего, что я ему сегодня наговорила, ему мое «спасибо» точно не нужно. На стуле лежит пакет с новыми брюками. Теплыми и мягкими. Вместо моих изгвазданных джинсов. Он и об этом позаботился. Мне тошно от самой себя. Что я скажу ему, когда мы с ним останемся вдвоем? Захочет ли он вообще со мной разговаривать?! В больнице я не видела на его лице и подобие улыбки. Иногда мне казалось, что он смотрит на меня с едва скрываемым презрением. В машине от давящей тишины становится совсем невыносимо. Только сейчас я понимаю, что в «Ягуаре» я разу не слышала музыку. Ни радио, ни популярные треки, даже подкастов, и тех не было. Но спрашивать я боюсь. Сижу, уставившись на ночной город. Артем едет не так быстро, как мог бы, машину ведет плавно, а мне бы хотелось как можно скорее оказаться подальше от него, не ощущать рядом того, кому стольким обязана и кого точно разочаровала. От волнения сердце бьется сильнее, когда понимаю, что он везет меня не в кампус. Мы едем к пентхаусу, я уже вижу дом вдалеке. Через десять минут мы молча поднимаемся на лифте. Лучше бы орал, честное слово. Сказал бы, что предупреждал, что нужно было его слушать, что он устал вытаскивать меня из разного дерьма. Он многое имеет право мне сказать. Но молчит, а я с ума сойду от этой тишины. — Я… спасибо большое за все, — дрожащим голосом выдаю я, когда мы заходим в пентхаус. Такой родной, оказывается. — Я… соберу вещи и завтра уеду. Можно? Сегодня поздно уже… Затыкаюсь, когда ловлю его колкий взгляд. Смотрит на меня сверху вниз как на букашку, ей-богу. Там, за домом, когда он взял меня на руки, когда всматривался в мое лицо, взгляд был совсем другим. Наверное, почудилось. — Поговорим завтра. — Я рано уеду, к первой паре. Баев смотрит на меня как на идиотку. С откровенным высокомерием. — Ты болеешь до конца недели. Тебя чуть не прибили сегодня! Какие, к черту, пары, Мира?! — Он не сдерживается, повышает голос, почти кричит. — Прости…те. Я очень виновата. Я не хотела, чтобы так… как вы узнали? Я… Слышу, как открывается дверь «моего» черного входа, и в конце коридора появляется сначала сервировочный столик, а затем и горничная. — Твой ужин, — без эмоций в голосе кивает Баев. — Иди в столовую ешь, а я посмотрю.Глава 41
Так странно сидеть за огромным мраморным столом, который столько раз протирала от пыли, и чувствовать сводящий с ума запах еды. Здесь, в пентхаусе, где Баев вообще запрещал есть что-либо! А теперь передо мной стоят блюда, которые я никогда не пробовала. В нашей столовке таких отродясь не бывало. Филе красной рыбы в соусе, вроде со спаржей; суп, пока не понимаю из чего, но пахнет изумительно. Мне кажется, Баев слышит, как урчит мой желудок. Опускаю взгляд в тарелку и начинаю есть. Горячий суп обжигает внутренности — я и правда давно не ела. Постепенно тело наполняется теплом. Мне достаточно супа, я сыта, но когда пытаюсь подняться со стула, раздается характерное покашливание: — Ты не все съела, Шанина. Еще горячее. Как будто суп не горячий! В детском саду я, что ли?! Но, конечно, не возмущаюсь и подтягиваю к себе тарелку с рыбой и спаржей. Никогда не ела настоящую спаржу. А она во рту тает! Как и рыба! Не замечаю сама, как съедаю все до последней крошки. — Больше в меня не влезет. — Поднимаю взгляд на Баева, он слегка кивает. Когда намереваюсь помыть грязную посуду, меня останавливает Артем: — Не трогай ничего. Сейчас придут и все уберут. Пошли! Бреду за Баевым как… привязанная. Мне так хочется ему сказать, как сильно я ему благодарна, что он спас меня, что мне безумно стыдно, что я не верила. Мне горько от предательства Кочетова. Одна его фамилия делает мне больно. Но даже с этой болью я чувствую заботу Артема. Пусть он и не самый открытый и добрый человек на свете, но ведь если б не он… Собираю всю свою смелость, чтобы высказать ему все, что на душе, но Баев опережает: — Мобильный! — Что? — Я непонимающе хмурюсь, кусаю губы от досады. Голос у Артема обвиняющий, будто я украла у него телефон. — Давай свой мобильный, ноут тоже, планшет. Что у тебя еще есть? — Нету у меня планшета! Только ноут! Артем первым заходит в мою комнату, по-хозяйски оглядывается и забирает мой ноутбук со стола. — Телефон! — Он протягивает руку. Если сама не отдам, обыщет и отберет. Даже не дрогнет. Поэтому молча вытаскиваю из кармана телефон. — Зачем? — Чтобы ты спала спокойно. А теперь раздевайся и спать. И главное, никуда не уходит. — Мне прямо при… вас? Лицо Баева ничего не выражало. Мне точно сегодня показалось, что он меня к себе прижимал! — Можешь говорить мне «ты», так уж и быть. Спокойной ночи! Разворачивается и уходит. Еще и свет гасит, оставляя меня в полной темноте. Засыпаю я на удивление быстро. А когда просыпаюсь, не понимаю, сколько времени. Шторы почти полностью скрывают окна, хотя я никогда так их не занавешивала, телефона нет. Нога ноет, когда я пытаюсь опереться коленом, — но не так сильно, как вчера. Вспоминаю, что в гостиной есть большие напольные часы. И прямо в пижаме иду туда, нарушая правила этого дома. Три часа дня? Три часа дня?! Это я столько спала?! Просто невероятно! — Проснулась? — Подскакиваю от неожиданности и оборачиваюсь. Баев! А я в пижаме и непричесанная даже! — Как себя чувствуешь? — Да, нормально все… правда. На голове воронье гнездо! И чего я сунулась только? Артем, в отличие от меня, выглядит идеально — кипенно-белый свитер и темные брюки без единой складки. И главное, лицо — свежее и гладко выбритое, еще и пахнет от Баева как всегда приятно. И я тут… Так стыдно перед ним. — Отлично, — кивает Артем. — Через десять минут принесут… обед, потом у тебя прогулка. На веранде. — Какая прогулка? Ты… о чем вообще?! Совсем не так я представляла вчера наш утренний разговор с Баевым! — Забыла, что врач сказал? Сон, свежий воздух и правильное питание. Мне тут измученный труп не нужен, Шанина. Он шутит, что ли?! Не выгонит?! — А… а как же наш договор? — шепчу. — Я вчера… — Уборка подождет до понедельника. — Разговаривает точно как с больной! — И чтобы никаких учебников и прочей херни. Увижу — выброшу. Охренеть! Стою с разинутым ртом и даже не знаю, что сказать. — И еще, даже не думай выйти отсюда. Я велел охране не выпускать тебя за пределы комплекса. Считай, ты под домашним арестом. — Я… что? — Через два часа приедет врач. Если надоест сидеть на веранде, можешь взять книгу из кабинета. Это твой максимум. И не скучай, Мирослава. Разворачивается и уходит. Догоняю его уже на лестнице на второй этаж. — А мой мобильный? Ноут? Как же я… — Никак, Мира. Хочешь кому-то позвонить? От его слов бросает в жар. Я понимаю, о ком он. Словно ножом по сердцу прошелся! — Не хочу, — выдавливаю из себя. — Тема закрыта, — кивает Артем. — Пока, Мира! И все?! Дальше все происходит так, как и сказал Баев. Мне приносят обед, который я съедаю моментально, потом, одевшись потеплее, иду на веранду и любуюсь прекрасной панорамой. И огромной елью, которая растет так близко, что можно потрогать ее иголки. Артема больше не встречаю, но решаю не испытывать судьбу и к учебникам не притрагиваюсь. Клонит в сон — я и не представляла, что так устала. Потом ужин и снова сон. На следующий день все повторяется, и через день тоже. Я много сплю и ем, читаю на веранде, иногда там даже засыпаю. Здесь я в безопасности, мне даже не хочется никуда выходить. Стараюсь не думать о Тарасе, но получается не очень. Он ведь был моей первой любовью. Я так хотела влюбиться, что ничего не замечала, кроме его улыбки. Может, если б он тогда не подошел ко мне в автобусе, я бы и не влюбилась в него. Мне так нужно было хорошее к себе отношение, и Тарас мне его дал. А потом меня из-за него избили и собирались покалечить. Я просто хотела, чтобы у меня было как у родителей. Один раз и на всю жизнь. Артем не задает вопросов, ни о чем со мной не разговаривает. Приходит на веранду, когда я на ней, садится в свободное кресло и молчит. Задумчиво смотрит на увядающую осеннюю красоту вокруг, размышляет о чем-то своем. Я боюсь лезть к нему с расспросами и в то же время благодарна, что Баев меня не достает. Мы с ним так и не поговорили. Я так и не попросила толком прощения. Вечером в воскресенье нахожу на столе свой телефон и ноутбук. В мобильном несколько пропущенных вызовов и сообщений. Ни одного от Кочетова. Только от Юльки, от нашего старосты три штуки. И… прочитанные от папы. Глазам не верю — Баев ему за меня отвечал! Типа все ок, но много учебы… Я возмущена, но идти качать права не буду. И так с ним часто ругались, а эти дни были такие спокойные. Хочу, чтобы и дальше так было. Пока читаю сообщения, узнаю, что в понедельник у нас первой парой матан, да еще и проверочная. С головой ныряю в записи, открываю задачки, листаю учебник. Нервничаю, но так приятно снова учиться! В полпервого ночи на телефон приходит эсэмэска от Баева: «Почему у тебя свет горит?» «Занимаюсь, завтра проверочная». «Сама спать ляжешь или прийти помочь?» Рука тянется к выключателю. Тиран и деспот! Так расстраиваюсь, что забываю проверить будильник. Поэтому утром вскакиваю, когда до первой пары остается всего полчаса. Я опоздала! Демьянов с меня кожу снимет. Ему плевать, болела я или не болела. Может, такси? Денег у меня в обрез, но надо же решать проблему! Если ехать очень быстро… — И куда ты собралась? Почти не удивляюсь, когда вижу в коридоре Баева. Он всегда появляется там, где я. — На пару опаздываю. Проспала. — Поехали! Артем уже идет к лифту, едва за ним поспеваю. «Ягуар» мгновенно разгоняется до 150 километров в час, потом на спидометре стрелка начинает уверенно ползти вправо. Зажмуриваюсь от страха, но просить Артема сбросить скорость не собираюсь. Мы останавливаемся перед входом. Там, где нельзя этого делать. Там, где стоят десятки студентов и с интересом смотрят, как я неуклюже выбираюсь из машины хозяина нашей академии. Кто-то даже ошеломленно присвистывает. А мне некогда, я уже бегу к входу, потому что мне еще нужно добежать до четвертого этажа, а времени совсем немного. И если я хоть на секунду опоздаю… Нога болит, она еще не до конца зажила, я теряю драгоценные минуты. Замечаю знакомую спину одногруппника Смертина, он тоже опаздывает. Из аудитории выходит Демьянов, видит нас и кладет ладонь на дверцу ручки. Пропускает запыхавшегося Смертина и почти прямо перед моим носом захлопывает дверь! — Не понял! — за спиной раздается голос Баева. Я и не знала, что он шел за мной! — Он уже не пустит. — Я готова разрыдаться от обиды. — Он… — Пошли, Шанина. — Артем берет меня за руку и открывает дверь аудитории. — Здрасти! Мирослава, проходи. Демьянов таращится на нас в изумлении, а потом качает головой: — Я не разрешал. — Почему? — спрашивает Артем, продолжая держать меня за руку. Демьянов задерживает взгляд на нас, бледнеет и явно борется с собой, чтобы не сказать какую-нибудь гадость. Но одно дело издеваться надо мной, а совсем другое — хамить внуку основателя академии. — Таковы правила на моих занятиях, — выдавливает из себя препод. — Опоздавшие остаются за дверью. — Не читал ничего подобного в уставе академии. — Артем не собирается никуда уходить, а я не знаю, куда деться, пока эти двое выясняют, кто здесь главный. — Или ваши правила важнее устава? На Демьянова страшно смотреть. Он так привык всех унижать, что не может поверить, что и его могут ткнуть носом. Да еще и при студентах. — Хотите особых условий для своей девушки, Баев? — Не особых, а равных, — поправляет Артем, не реагируя на «свою девушку». — Не хотелось бы, чтобы нашу академию заподозрили в сексизме. Одна девушка на всю группу, и такое скотское отношение к ней преподавателя… — Достаточно! — взвизгивает Демьянов. Такой красный стоит, вот-вот удар хватит. — Садитесь, Шанина! Пулей лечу за свободный стол в самом конце аудитории. — Удачи, Мира! — слышу довольный голос Баева и прикрываю глаза. Он, может, и бессмертный, но я точно нет!Глава 42
— Су-ука… нос сломал… бля… Он хватается за лицо, зло сплевывает кровь — значит, я ему не только нос разбил. Взгляд полный ненависти. Я привык, что на меня так смотрят. По-другому не взобраться на самый верх пищевой цепочки. Тебя должны бояться и ненавидеть. Тебе должны подчиняться. Страх управляет людьми. Страх и алчность. Я знаю, о чем говорю. Когда ехал в СИЗО, не думал, что буду бить брата Лики. Приговор ему уже подписан, он сам его подписал, когда ударил Миру, когда угрожал ей ножом и напугал до истерики. Но увидел его угрюмую харю и не сдержался, даже наручники на нем не остановили. — Сказал бы, что до свадьбы доживет, но не буду. — Да не знал я! — гнусавит и явно на что-то еще надеется. Похоже, не верит, что снова сядет. Нахожу на телефоне последнюю запись, которую сделал полчаса назад, и включаю ее: — Я Виталику не говорила ее бить и резать, клянусь, Артем. — От голоса сестры Васин вздрагивает. — Клянусь своим ребенком! Я просто попросила ей объяснить, что Тарас мой и что она семью рушит… — Тварь, — выплевывает Вит. — Вот же гадина брюхатая. Да сдалась мне эта девка, но Лика как с цепи сорвалась… Я верю ему, но не Лика наносила удары. Ее это и спасло. — Что еще она сказала? — Что ничего не будет, — нехотя отвечает Васин. — Что приезжая какая-то, из деревни, что ли. Типа нет у нее никого здесь. Кто ж знал… Темный, я извинюсь, если надо… я… — На тебе левые схемы по налогам, Вит. Слишком левые. Скажи сестре, чтобы адвоката наняла, может, всего на пару лет присядешь. Киваю охраннику, чтобы выпустил из камеры, попутно замечаю у себя небольшую ссадину на костяшках правой ладони. Никаких общих дел у меня с Васиным не будет. В этом я сильно отличаюсь от деда, который умеет использовать тех, кто его предавал или кого он сам кидал, и не раз. С ним я намного ближе, чем с отцом. Маму почти не помню, она умерла, когда мне исполнилось четыре, мной занималась бабушка. Иногда дед, когда приезжал к нам в гости в Москву. Отец — максимум два раза в год. Потом, конечно, стал чаще вспоминать, когда узнал, что другие дети у него вряд ли появятся. Но к тому моменту я уже перестал его ждать. Десять лет — приличный срок для ребенка. А вот дед совсем не такой. По-крупному никогда не разочаровывал. Ладно, почти никогда, но за тот случай я ему даже благодарен. Он всегда опекал и опекает меня, поэтому, когда еду домой из СИЗО, не удивляюсь, видя от него входящий. — Мне Лика звонила, — без предисловий начинает он; по его тону сразу понимаю, что дед недоволен. И недоволен именно мной. — Звонила из больницы. Девочка ребенка потерять может. Говорит, что из-за тебя. Еще и брата ее никчемного хочешь посадить. Мне Пал Алексеевич звонил… — Не хотел тебя беспокоить, дед. — Улыбаюсь, глядя на дорогу. — У тебя совещания, заседания. Мы тут сами как-нибудь порядок наведем. — Не рано ли? — Не рано. Да ты и сам хотел. А Лика пусть радуется, что с животом ходит. А то бы с братом пошла. — Что за девка, которую вы там не поделили? — Она не девка, — срываюсь и тут же слышу смешок. От злости на себя бью ладонью по рулю. Как ребенка провел! — Я так и понял. — Дед смеется. — Пал Алексеевич ввел в курс дела. Согласен с твоим решением, да и без тебя грешков у этого парня достаточно. Лику только не трогай, пожалуйста. И Тараса тоже, он мой крестник, как-никак. — Не трону. Наверное, — еле сдерживаюсь, чтобы не огрызнуться. Дед знает, куда нажимать, с ним я беспомощный четырехлетний ребенок, который просит, чтобы его обняли. И я ничего с этим не могу поделать. Пока — ничего. — Ну, рассказывай. Что за девушка? Филипп говорит, симпатичная. Теперь уже моя очередь усмехаться: Мира еще не успела смыть с себя грязь после вписки, а деду уже все доложили. Но тут я его огорчу: — Симпатичная. Обычная. Самая что ни на есть обычная. Она у меня убирается, в смысле, в твоем пентахусе. И я никому не позволю над ней издеваться. Что еще ты хочешь узнать? Он молчит, явно переваривает то, чего не ожидал услышать. Он всегда чувствует, когда я ему лгу, поэтому и озадачен. Ведь я полностью открыт сейчас. Ничего не утаил. — Значит, наши договоренности в силе? — Разумеется. — Это радует, не хотелось бы, чтобы любимый внук выбирал между любовью и долгом. — Мне все равно на ком жениться, ты знаешь. В моей жизни ничего от этого не изменится. — Браки по договору самые крепкие, Тема. А Юстина знает о твоем отношении? — Конечно. Для нее это такая же сделка, как и для меня, дед. — Вы хоть общаетесь? — Нет. Зачем? Это все, о чем ты хотел поговорить? — Почти. С каких это пор ты решил заняться бизнесом? Я ушам не поверил, когда мне доложили о твоей поездке. Ну как, удалось продавить Лебедева на сотрудничество? — Ты же знаешь, что нет. Пока нет. — Помощь нужна? — Я сам. — На этот раз я сдерживаюсь и добавляю вполне вежливо: — Но спасибо. Никогда не приду к тебе за помощью. Только палки в колеса не вставляй, а дальше я точно сам. — С чего вдруг такое рвение, а? Сколько лет я пытался тебя заинтересовать, а тут даже бизнес-план написал. Неплохой, кстати. Сам расчеты делал? — Сам. Замолкаю, потому что не хочу продолжать. Не хочу, чтобы вытряс из меня, благодаря кому я начал шевелиться. Тогда и правда решит, что у меня с Мирой что-то есть. И я ее потеряю. А я не хочу в ней разочаровываться. — Ну сам так сам. Смотрю, настроение отличное у тебя. Значит, я могу не волноваться из-за твоего дня рождения? Артем, пора уже выбросить из головы ту историю. — Пока, дед. Спасибо, что не забываешь. — Так ты не даешь, слава богу! Ладно, на связи. Увидимся на открытии онкоцентра. Надеюсь, не заставишь старика краснеть. Отключается, не дав мне попрощаться. Да я и не в обиде. Сам рад, что разговор окончен. После него остается неприятный осадок, хотя пока не могу понять почему. Чтобы отвлечься, уже дома пересматриваю несколько видосов, которые мне слили. Выбираю один и звоню знакомому парню из саппорта академии: — Вот этот ролик запули по всем номерам, которые есть в моем чате. Сейчас дам доступ к нему. Да, рассылку сделай завтра на большой перемене. Вместо десерта пойдет.Глава 43
Первый день в академии после болезни проходит вполне сносно. Не знаю, как я написала проверочную, но Демьянов всю пару меня упорно игнорировал и даже не взглянул, когда я положила свою работу на его стол. Мои пацаны со мной по-прежнему не разговаривают, сторонятся. И конечно же появление Артема вместе со мной точно не прибавило мне популярности. Как учиться здесь четыре года с ними, я не представляю! Особенно если в следующем году здесь не будет Баева! Меня передергивает от этой мысли, пытаюсь успокоить себя тем, что до сентября столько времени, что я обязательно что-нибудь придумаю. — Привет, Мирослава. Как жизнь? — Меня останавливает в коридоре перед второй парой знакомый белобрысый кабан. Тот самый, который тряпку мне под ноги кидал, а потом Артем велел ему следить, чтобы меня не обижали в группе. — Нормально, — осторожно отвечаю я. — Спасибо! Мне не очень комфортно с ним стоять, поэтому стараюсь побыстрее от него уйти, но он не отстает, несет какую-то чушь про погоду, про то, что скоро будет какая-то научная конференция и он на ней станет выступать. — Слушай, чего надо? — спрашиваю, когда уже подхожу к большой аудитории, где у нас полкурса слушает лекции по истории. — У меня пара, у тебя тоже, кстати. — Темный велел присмотреть за тобой. Так что если надо, я за тобой и в бабский сортир пойду. На широком лице ни тени улыбки. Таращится на меня своими водянистыми глазками и ждет чего-то. Мимо, едва не задев меня, пробегает какая-то светловолосая девушка в серых легинсах и длинном объемном свитере. Из ее открытого рюкзака выпадает толстая тетрадь, девушка оборачивается, и я вижу ее лицо. — Яна? Савицкая?! С трудом узнаю нашего бывшего куратора. Небрежно стянутые в хвост волосы, бледное лицо, вообще никакой косметики, а главное, взгляд — потухший и затравленный какой-то. Она дергается от моего возгласа, но ничего не говорит, быстро забирает тетрадь и убегает. — Янка совсем сдала, — комментирует кабан; я даже имени этого парня не знаю. — Давай, шагай на пару, только гляну, куда сядешь. Сам место выберу, окэ? Класс! Но ругаться бесполезно: он так боится Баева, что сделает все, что тот ему скажет, а я теперь и в академии как заключенная. На перемене все повторяется. Ко мне даже Макс не рискнул подойти — сижу и обедаю в одиночестве. И вовсе не в гордом. А в самом центре в столовке сидит… Стэн и обнимается с Ингой. Им весело, они довольны и плевать, что по их прихоти меня чуть не покалечили. Никогда не забуду, что говорила Лика про Ульссон. Инга, словно чувствуя мой взгляд, оборачивается. Улыбка сходит с ее лица, мы долго смотрим друг на друга, как будто соревнуемся, кто не выдержит первой. Наконец Шумский ей что-то говорит и она отвлекается. Они смеются, а потом оба поворачиваются ко мне. Стэн игриво подмигивает и машет мне рукой. Со стороны может показаться, что это дружеский жест, но меня накрывает ярость. Как же хочется подойти и высказать им все, сказать, какие они мерзкие, отвратительные люди! Успокаиваю себя тем, что, по крайней мере, сейчас они до меня не доберутся. Но наш разговор с Ингой не окончен. Сразу после последней пары получаю эсэмэску от администратора Филиппа Ивановича: «Артем Александрович велел прислать за вами машину в академии. Вас ждут на парковке у главного корпуса». В пентхаусе Баева нет. Успеваю убраться, сходить в столовку пообедать и наконец-то сесть за учебники. Я так изголодалась по нормальной учебе, что теряю счет времени. В академии нервно — все внимание уходит на людей вокруг, а здесь я могу полностью сосредоточиться на том, что люблю. И все-таки одна вещь меня тревожит. Долго думаю, как поступить, даже отвлекаюсь от механики, но когда принимаю решение, то успокаиваюсь. И до полуночи благополучно засыпаю. Утром вижу в телефоне эсэмэску от Баева: «Выезжаем через 10 минут». И тебе доброе утро, Артем! Интересно, когда ему надоест играть в заботливого рыцаря и он снова превратится в надменного мизантропа? И главное, буду ли я скучать по его опеке? Баев вызывает во мне противоречивые чувства. Я вообще не понимаю, как к одному и тому же человеку можно столько всего испытывать — ненависть, злость, неприятие и благодарность, теплоту, доверие. Как такое возможно?! С Тарасом все совсем по-другому. Намного проще, как это ни странно. Сначала влюбленность и восхищение, а теперь разочарование и отвращение. И эти чувства не перемешиваются между собой. Я не могу с нежностью думать о Кочетове, даже вспоминая наши поцелуи, а вот Артем вызывает во мне все эмоции одновременно. — Что это у тебя? — Он смотрит на здоровый пакет, который я держу в правой руке. — Вернуть надо. Типа подарок был, но не пригодился. Он больше ни о чем меня не спрашивает, довозит до кампуса, и я бегу на первую пару. По дороге ругаю себя за то, что не поговорила с Баевым, не убедила его, что не нужна мне охрана, что она мне только мешает. Но разве он будет слушать? Когда приходит время обеда, меня колотит от волнения. Но отступать я не собираюсь. С Баевым я никакими уборками не расплачусь за помощь, но я и сама должна себя защитить. Ну и как минимум дать понять всем, что не боюсь. Меня нельзя запугать. Они сидят за своим столом, рядом с Ингой ее подружки, со Стэном — Гера и Вэл. Вся компания в сборе. Истомин что-то рассказывает, но замолкает, едва заметив меня. Мне кажется или в столовке возникает полная тишина? Пакет в руке становится нестерпимо тяжелым, мне нужно избавиться от него. Как можно скорее. На столе стоят подносы с едой, уже полупустые, я ни капли не переживаю, что испачкаю пакет, когда кладу его прямо на тарелку перед Ингой. — Привет! — У меня хватает смелости даже улыбнуться ей. — Держи обратно свой подарок. Он мне не пригодился. А за совет спасибо. Я сделала выводы. — Че происходит? — недоуменно спрашивает Гера. Похоже, он единственный ничего не понимает. Подружки Ульссон отводят взгляд, Стэн хищно скалится, Вэл чего-то заинтересованно ищет в мобилке. А Инга… она улыбается. Как-то криво, не очень уверенно, но быстро напускает на себя равнодушный вид. — Как известно, деревню из девушки не вывезешь. — Она театрально вздыхает. — Скажу Баеву, пусть на поводке свою собачку водит. А то разгавкалась на людей. Она говорит негромко, ее слышат только те, кто сидит с ней за столом, и я. Даже мой белобрысый «охранник» не в курсе. — Громче можешь сказать? А то тебя плохо слышно. Инга удивляется, но снова овладевает собой: — Мне не нужно говорить громко, чтобы меня услышали, Мирослава. Мы с Баевым почти родственники, сами разберемся, без вот этого всего. Она небрежно проводит рукой, как бы показывая на соседние столы. Родственники?! А потом я даже не успеваю отойти от стола, как начинается странный перезвон. Десятки оповещений на мобильники. Одновременно? Как будто у всех сработал какой-то сигнал. Половина столовки утыкается в свои телефоны. И на весь зал вдруг раздаются страстные мужские стоны: — Да, да, детка… еще… глубже… глубже бери… Мне хочется заткнуть уши, кручусь на месте, ничего не понимая. Какое-то порно всем пришло на телефон?! Краем глаза замечаю Ингу, у нее в руке тоже мобильный, и она смотрит видео. У нее совершенно стеклянный неживой взгляд. — Так, Стэн? — доносится женский голос. Шумский вскакивает, опрокидывая стол, чуть меня не задевает. Успеваю отскочить в сторону. — Закрыли все! — ревет он. — Удаляйте! Это не я! Вырывает у опешивших девчонок телефоны, они летят на пол вслед за столом. И тут же слышу его же голос, приглушенный, но отчетливый: — Да-а… ты лучшая, детка. Моя так сосать не умеет. Фригидная сучка. Пока пытаюсь переварить услышанное, снова раздается шум — это Инга, залепив пощечину Стэну, выбегает из столовой.Глава 44
— Ты смотрела, да? — Это точно он? Стэн? Не фейк? — Может, чей-то пранк? — Говорят, из столовки Ульссон в слезах выбежала… — Еще бы, такое унижение! Мало того, что изменил ей с какой-то шалавой, да еще и фригидной обозвал! — Ага, сосет, видимо, плохо. Я бы умерла на месте. Так жалко Ингу. — Пф-ф, нашла кого жалеть. Нас бы она не пожалела. Корона, поди, жмет. Зато теперь вся академия знает, что она фригидная сучка! — Кто вообще это слил, а? Шумский вроде орал, что закопает того, кто это сделал. — Кого он закопает, Даш? Баева?! Я слышала, у них там терки, и якобы Темный заказал. Так что Стэн может орать сколько угодно… — Тоже слышала, что они не ладят. Ладно, пошли на пару, опаздываем. Хлопает дверь. Минуту выжидаю и только после этого осторожно выхожу из кабинки туалета. Не то чтобы я подслушивала, но как-то неловко получилось. Девчонки явно сочли, что они здесь одни. Да уж. Академия гудит. Ролик, где Шумскому делают минет, посмотрели, кажется, все. Даже те, кому на телефон не было отправлено видео. Такое не остановить. Пошла волна, как сказал бы мой папа. Как хорошо, что он не знает, что происходит в моем учебном заведении. Артем! Неужели он все замутил? Он мог, да. И эта мысль почему-то царапает душу. После того как он спас меня от Лики и ее брата, наши с Артемом отношения немного потеплели. Но то, что он сделал сегодня, для меня слишком жестоко. Я не чувствую удовлетворения от мести, ни когда он Янку опустил, ни когда парней заставил жрать фотки, ни сейчас. Мне немного жалко Ингу, я заметила, с каким лицом она выбегала из столовки. Ей было очень больно. Разве может радовать чужая боль? Даже если это боль врага? Артем после пар снова присылает за мной машину. Не обращаю внимания на перешептывания за спиной, но когда открываю мессенджер, вижу несколько сообщений от Юльки Шелест: «Говорят, что видос пришел в тот момент, когда ты была со Стэном и Ингой. Это правда?» «Ларченко чушь несет. Типа это ты слила про Шумского». «Не ты, да?» Закатываю глаза. Не хватало еще, чтобы на меня это повесили: «Нет, конечно!» «А кто? Баев?» Не отвечаю, и через полминуты прилетает новая эсэмэска: «Говорят, вы живете вместе. Во всех смыслах. Тебе же Тарас вроде нравился…» Выключаю телефон и перевожу взгляд на почти облысевшие деревья, мелькающие за окном автомобиля. Ничего не имею против Юльки, она единственная девчонка, которая не обходит меня стороной, но для нее это как спектакль, где она зритель. А я все никак со сцены не сойду! Артема дома нет, я это понимаю сразу. Решаю начать уборку, а поесть позднее, когда аппетит будет. Ну и главное, сосредоточиться на деле, а то до сих пор в ушах сладострастные стоны Шумского стоят! И это я еще сам ролик не видела, к счастью! В спальне Артема всегда идеально заправленная кровать. Я не занимаюсь постельным бельем, сменой полотенец, для этого есть другие горничные, но почему-то уверена, что полный порядок с кроватью — не их заслуга. А еще здесь никогда не валяются вещи. Они аккуратно висят в гардеробной. Несколько минут завороженно рассматриваю картины Кошлякова и жалею, что не послушала тогда Артема и не поехала на выставку. Выбрала «Осенний бал» и Тараса… Захожу в гардеробную — здесь я протираю пыль с полок и пылесошу. Зачем-то дотрагиваясь кончиками пальцев до рубашки, провожу рукой по аккуратно сложенным водолазкам. Они приятны на ощупь, и в голову приходит сумасшедшая мысль, что это я Артема трогаю. Перед глазами возникает его красивая, идеально ровная спина, которой я любовалась, когда я шла за ним на разборку с моими одногруппниками. Мира, ты совсем, да?! Отгоняю дурацкие мысли, злюсь на себя. Это Баев, Мира. Он таких, как ты, в порошок одним взглядом стирает! Только собираюсь включать пылесос, как слышу громкий голос Артема. И замираю, словно я не на работе, а залезла без спросу в его дом и лапаю его личные вещи. — ...мне нужно было нанять пару отморозков, чтобы они тебя изуродовали? Я всем ясно дал понять: ее нельзя трогать. Никому, Инга. Тебе и Шумскому в особенности. По телу растекается тепло, я даже улыбаюсь. Он и правда заботится обо мне. Пусть таким варварским способом, но он единственный, кому на меня не плевать здесь. — …не реви… а то ты не знала, что Стэн трахает все, что движется?.. Ну так научись сосать… Артем заливисто смеется — похоже, довел Ингу до белого каления. Потом наступает тишина; вдруг слышу быстрые шаги и пытаюсь сообразить, что делать. Спрятаться некуда, я как пойманный воришка жду, когда меня обнаружат. Баев появляется в гардеробной… полуголый! На нем лишь черные тонкие спортивки, которые едва держатся на узких бедрах. И… все. Не знаю, куда глаза деть — пространства в гардеробной становится катастрофически мало. Баев словно заполняет собой все вокруг. — Ушки погрела? — Он подходит ближе, как обычно наплевав на дистанцию. — Нехорошо подслушивать. Никогда не видела его таким… домашним и хищным одновременно. И притягательным. — Ничего я не грела, я убиралась! — А чего в глаза не смотришь? — Он издевается?! — Ты… ты не мог бы одеться? А лучше я пойду… потом… Не могу с ним находиться так близко, да еще когда так хочется его рассмотреть, но неловко и нельзя ведь таращиться. Еще поймет неправильно. — Стесняешься? — Обдает меня теплым дыханием. Его тело разгоряченное, я чувствую жар. Или это я уже горю? — Нет! Просто это неприлично. Баев снова смеется, но все же дает мне выйти из гардеробной. — Иногда мне кажется, что ты промахнулась с эпохой. Тебе надо было родиться лет триста назад. — А потом совсем другим, серьезным тоном спрашивает: — Ты знала, что тот порно-коллаж с тобой раздавали потому, что Стэн велел? — Да! — Почему мне не сказала? — Артем злится, ничего милого и домашнего в нем больше нет. Надвигается на меня грозовой тучей. — Мира, какого черта?! — Не успела. Мы… поругались. И потом… Артем, может, хватит?! Сегодня был перебор! Выдаю Баеву то, что на самом деле думаю. И понимаю, что сейчас точно разразится буря. Его взгляд становится злым и колючим. — Неужели? — Он подходит почти вплотную — между нами всего несколько сантиметров. Чувствую, как он сдерживает себя, но гнев рвется наружу. Едва ли не физически его ощущаю. Но вместо того, чтобы отойти, вдыхаю в себя запах Баева. — Да. — Совершаю ошибку — опускаю голову и упираюсь взглядом в его крепкую грудь. Щеки, и без того пунцовые, начинают гореть. И теперь не представляю, как поднять глаза. — Что «да»? Тебе их жалко? — тихим, страшным голосом произносит Артем. — Жалко тех, кто тебя чуть не убил? Ты вообще нормальная?! — Дело не в них, — шумно выдыхаю и все же решаюсь поднять голову. — В тебе. — Не понял. Хмурится и ждет моего ответа. Наверное, не стоило заводить этот разговор. Потому что если я скажу как думаю, мы опять поругаемся. — Я бы не хотела, чтобы со мной поступили, как с Ингой… не хочу, чтобы так поступал человек, который… — Который что? Ну, говори! — К-который… — От напряжения я заикаюсь. — Это… это не по-мужски так с Ингой, какая бы она ни была. Можно же было как-то по-другому, то есть хорошо, что ты никого не нанял, но это… их личные отношения… табу! Так нельзя… Ты же не такой… Он отступает от меня сам. В глазах столько темноты и… боли, что мне хочется обнять его. Зря я ему это сказала. — Я — такой. — От его жесткой ухмылки пропадает желание подходить ближе. — Намного хуже, чем ты можешь себе представить. Не строй иллюзий на мой счет. И еще, завтра ты перебираешься в кампус. Я позвоню, когда разрешу вернуться.Глава 45
— И что все это значит? — Юлька Шелест недоверчиво смотрит, как я раскладываю на кровати свои домашние шорты и футболку. — Ты вернулась насовсем? Что у вас произошло? Она садится рядом и с любопытством меня разглядывает. Юлька неплохая девчонка, я не вижу в ней желания идти по головам, чтобы прорваться наверх, как у многих наших дотационщиков, но и сказать, что это мой человек, я тоже не могу. Или я не умею ладить с людьми? И проблема во мне? Баев вот прямым текстом мне об этом вчера сообщил. — Ничего не произошло, все нормально. Артем попросил пока пожить здесь… Шелест весело смеется. Интересно, чем это я ее рассмешила? — «Баев» и «просить» — эти слова не сочетаются друг с другом. — Другого ответа у меня не будет. — Выгнал? — Нет же! — не выдерживаю. — Половина моих вещей в его пентхаусе. И вообще, я не обязана никому отчитываться. — Изи, изи, я просто спросила. — Юлька быстро идет на попятную. — Я, честно говоря, уже привыкла одна жить, у меня иногда парни из нашей группы зависают… Ты не против? — Конечно нет! Включаю зажигательный трек на телефоне и открываю распечатки по механике. Море задачек, и это здорово. Так странно заниматься днем! Я успела позабыть, что такое свободное время, когда не нужно убираться в пентхаусе. И все же настроение ближе к нулю, чем хотя бы к единице. Я не чувствую себя в безопасности в нашей общаге. А с каким восхищением я по ней бегала, когда впервые приехала в кампус! — Мир, Мира. — Юлька тормошит за плечо, и я снимаю наушник. — Там внизу какая-то… даже не знаю, как ее назвать… короче… сказала, вы знакомы, просит тебя спуститься. Ее охрана не пускает внутрь, не студентка же. Вид у Шелест такой, будто меня ждет как минимум Круэлла в исполнении Эммы Стоун. — Понятия не имею… а зовут как? — неохотно спрашиваю я, решая, что никуда не пойду. Однажды мне вот Янка Савицкая позвонила, попросила выйти… — Ангелина, — закатывает глаза Юлька. — Явно не так ее зовут, но сказала, у вас есть общий друг. Соседка ждет продолжения, но я, само собой, помалкиваю, что среди моих знакомых теперь еще и эскортницы есть. — Ладно. — Накидываю на себя куртку, надеваю сапоги. Я не собираюсь куда-то идти, но мне любопытно, что ей от меня понадобилось. Ангелина-Настя стоит в паре метров от входа, вижу ее через стеклянные двери. По крайней мере, она одна. Кутается в шикарную шубу до пят, хотя на улице не такой уж большой минус. — Что нужно? — не здороваясь, спрашиваю. — И как ты меня вообще нашла? — Тоже мне проблема, — фыркает она. — Бабло победит зло. Лучше расскажи, что завтра у Артема будет? Он тебя тоже сбагрил? — А что завтра? — недоумеваю я. — И почему «сбагрил»? Он сказал, чтобы я несколько дней пожила в общаге… — У него завтра день рождения, идиотка! — обрывает меня Ангелина-Настя. — Ты понимаешь, что это значит? День рождения? Так вот почему… а я-то решила, что он обиделся на мои слова про Ингу. Получается, не хочет, чтобы я в присутствии его гостей драила полы. Мне становится неприятно. Конечно, я для него только уборщица, ну еще красная тряпка, чтобы помахать ей перед быком Шумским, но мог бы и сказать, наверное. — Не понимаю и не знаю. — Отворачиваюсь, чтобы уйти. — Мне нужно там быть! — Эскортница впивается в мою руку длинными крепкими ногтями, и даже сквозь рукав куртки больно. — А меня не пускают! Я узнавала, никого из девочек там не будет! Но кто-то же будет! Мне надо! Помоги! — С ума сошла. — Вырываю рукав. — При чем тут я вообще? — Я знаю, ты на особом счету у него. Мне рассказали. — Кто рассказал? — Викуля, любовница Шумского. Он ей многое рассказывает. Я хочу как она, понимаешь? — Ангелина-Настя умоляюще смотрит на меня. — Хочу уйти из эскорта и стать официальной содержанкой. — Какая карьера! — хмыкаю я. — У Стэна еще и содержанка? Бедная Инга… — Какая она бедная? Она сама ему Вику выбрала. Чтобы Шумский не трахал кого попало. — Как это «выбрала»? — От шока еле слова выговариваю. — Ты вообще откуда такая деревянная, а? — высокомерно ухмыляется эскортница. — Таким, как Шумский или Баев, мы по статусу положены. Как и их отцам, дедам, и их детям. С нами они чувствуют вкус секса, да если б Стэн предложил Инге то, что... — Хватит! — перебиваю, потому что еще чуть-чуть — и меня стошнит от таких откровений. — Хватит. Я поняла. Значит, Ульссон все знала и принимала… Все, я пошла. Извини, помочь ничем не смогу. И пулей лечу обратно в здание, по дороге чуть не сбиваю какого-то парня. Ангелина-Настя что-то кричит мне в спину, но я бегу к лестнице. Лучше б не выходила к ней. Противно так. И я еще Баеву втирала за этот ролик. Потому что Ингу было жалко. Все-таки прав Артем, я ненормальная. Или норма стала какой-то ненормальной. В нашей комнате уже тусуются какие-то парни; замирают, когда я вхожу. Отводят взгляды, а потом начинают прощаться с Юлькой. — Оставайтесь, я не против. — Нам проблемы не нужны, — криво улыбается один из них. — Пока, Юлька-Тян. Когда дверь закрывается, Шелест объясняет: — Заходил какой-то старшекурсник, сказал, чтобы никаких пацанов рядом с тобой. Распоряжение Баева. И ты говоришь, что между вами ничего?! Утром смотрю на мобильный и борюсь с желанием отправить Артему поздравление. Ему оно явно не нужно. А мне? Я ведь с ним познакомилась в день своего рождения. «Спасибо» Вэлу с Герой. Ничего не отправляю и спешу на пары. Не сразу замечаю за спиной незнакомого парня — кажется, его я вчера чуть с ног не сбила? Ускоряю шаг. Бояться нечего, ведь сейчас вся академия спешит на первую пару, но парень ускоряется вслед за мной. Мне удается смешаться с толпой, и я спокойно выдыхаю. Но только до перемены, потому что в коридоре снова вижу его. Высокий, крепкий, но взгляд совсем не добрый. — Чего тебе надо от меня? — Подхожу к нему, пока вокруг много людей. — Чего привязался?! А самой страшно. — Темный сказал, так-то ты мне не сдалась, — скалится он. — Типа сегодня я твой бодигард, завтра Вадя с филологического. Давай, иди на свою информатику. Капец! Может, все-таки написать Баеву?! Ни Шумского, ни Инги я не вижу в кампусе. Так же как и после вписки — они пропали на несколько дней. Не сказать, что грущу без них. А вот Гера с Вэлом и Петюней Красновым сидят на третьем этаже в релакс-зоне, куда я обычно прихожу после пар. — Да ладно тебе, мы уже уходим! — говорит Гера и противно так подмигивает. Как будто я его подружка. Они и правда поднимаются с пуфов. На всякий случай оборачиваюсь — «бодигард» маячит метрах в пяти. — Расслабься уже, — лениво тянет Вэл. — Темный велел не трогать, так и не тронем. Надо же, даже сегодня о тебе помнит… Они втроем противно смеются: явно знают то, чего не знаю я. — Почему «даже»? — Останавливаю Вэла. Раньше никогда бы к нему не обратилась. — Потому что сегодня у него ДР, гости, поздравления?.. Вэл меняется в лице — замирает изумленно, а потом начинает громко ржать: — Так ты ничего не знаешь? Какие гости, девочка-бунтарка? Темный ненавидит свой ДР. Каждый год запирается в своем склепе, так бухает в одиночестве, что может половину пентхауса разнести. Но это еще ничего, раньше занимался стритрейсингом. Все менты в городе на ушах стояли. Может, и в этот раз… Боль свою все глушит, заглушить никак не может. Эй, детка, ты в норме? Щелкает пальцами перед моим носом, но я не реагирую. Они ржут и уходят, отпуская в мой адрес шутки. Значит, бухает в одиночестве по-черному? Вот это день рождения. Конечно, это не мое дело, но почему-то вместо того, чтобы пойти в релакс-зону, я спускаюсь на первый этаж и забираю куртку из гардероба. Автобус отходит ровно в три, и я на него успеваю. За спиной маячит «бодигард», со мной не едет, но уже пишет что-то в телефоне. Наверняка Артему. Филипп замечает меня у лифта и округляет глаза. Надо же, он умеет показывать эмоции? — Мирослава, что вы здесь делаете? Вам нельзя… никому нельзя. — Мне можно, Филипп Иванович, — улыбаюсь я опешившему администратору и забегаю в лифт. Ожидаю увидеть разгром в прихожей, но в пентхаусе тихо и все на своих местах. Артем точно дома, я чувствую. На первом этаже его нет. Может, у себя в спальне? Мира, что ты делаешь, а? Ну вот зачем тебе?! Я просто не хочу, чтобы он напился. Не хочу, чтобы он разнес здесь все вокруг. Да я много чего не хочу! На втором этаже останавливаюсь. Что-то не то. Медленно прохожусь по широкому коридору и застываю у той самой комнаты, которая всегда заперта и про которую Баев велел забыть. И в которой я никогда не была. Дверь приоткрыта, она как будто приглашает войти. Толкаю ее и захожу. Артем здесь. Один.Глава 46
Он сидит на ковре, скрестив вытянутые ноги и прислонившись спиной к светло-бежевому дивану. В его руке бокал, наполненный коричневой жидкостью. Коньяком, наверное. Рядом на ковре стоят красивые узорчатые бутылки. Темно-синяя рубашка на груди наполовину расстегнута, рукава завернуты до локтей. А в глазах — полное равнодушие. — Привет? Да, это не приветствие, это вопрос. Я как бы спрашиваю, можно ли войти в логово к бешеному дракону. Дракон молча смотрит на меня и делает пару глотков из бокала. Ну ладно, молчи дальше. Я жадно окидываю взглядом комнату. Не раз думала, что могут здесь прятать? Чувствую легкое разочарование — комнату как будто используют в качестве склада; вижу задвинутый к стене огромный белый рояль, большой письменный стол, шкафы, кровать явно новая, два кресла, стол и диван. Обычная комната. С одним серьезным отличием. — Здесь пыльно. Очень. Может, все-таки прибраться? Баев ставит на пол пустой бокал. Вид у него совсем не дружелюбный, но я и не жду, что он мне обрадуется. У меня другая цель. — Приди ты полчаса назад, выбросил бы из окна. Но ты умеешь выбирать время… В переводе с «баевского» это означает «привет». — Не знала, что вот так можно отмечать собственный день рождения. — Иду по ковру, как по минному полю. — Поздравлять, видимо, не обязательно? Артем не отвечает и поднимает с пола бокал. — Коньяк, да? — Без спроса сажусь подлеАртема и беру в руку бутылку. — Хороший, наверное? Ты же паль пить не будешь? — Лучший. — Баев отбирает у меня бутылку и наливает в бокал алкоголь. — Зачем ты здесь? — А можно попробовать? Никогда не пила коньяк. А запах приятный. Баев удивленно пялится — вопрос, что ли, мой не понял? Осторожно забираю у него бокал и залпом выпиваю. — А-а-а! Горло, а потом и желудок обжигает огненная лава — пару секунд не могу дышать, сгорая изнутри. Но уже через мгновение становится тепло и хорошо. По жилам стремительно несется кровь, но это не напрягает, наоборот, расслабляет. — Вкусно как. — Я улыбаюсь Баеву, его лицо совершенно непроницаемо. — И правда хороший коньяк! — А ты разбираешься? — Артем не сводит взгляда с пустого бокала в моей руке. — Нет, конечно. Говорю же, первый раз. Но мне очень понравилось. На всякий случай прислушиваюсь к своему голосу — все отлично, такой же как всегда. — Ты зачем вернулась? Мы сидим бок о бок. От Баева пахнет коньяком, что логично, но он точно не вусмерть пьяный. Вовремя приехала. — Вэл сказал, что ты запираешься здесь на свой ДР и пьянствуешь в одиночестве, — не скрываю я. — А потом еще разносишь все. А кому потом все это убирать? — Ты поверила Селиванову? — Артем отбирает у меня бокал и снова наливает туда коньяк. Бутылка пуста! Но рядом еще две стоят. — Тому, кто гонял тебя как зайца по городу, пока ты ко мне под колеса не прыгнула? А потом Вэл насильно привез тебя на вписку. И ты ему поверила? — А разве он наврал? — Нет, но тебе не нужно было приезжать. Пожимаю плечами: спорить с Баевым себе дороже, поэтому молча забираю у него бокал и пью. На этот раз не залпом, а мелкими и неторопливыми глотками. Так, чтобы почувствовать, как лава приятно обжигает внутренности. А запах какой! — Что? — Баев легко поднимается на ноги и идет к двери. — Ты куда? — Бокал взять, — отвечает он, не оборачиваясь. — Ты забрала мой, а пить из горла я пока не готов. Он идет по коридору, скорее всего, направляется в гостиную на втором этаже — там есть мини-бар. Времени у меня мало — ощупываю взглядом пространство и замечаю большую бежевую коробку. Она лежит у стены, и Артем закрывал ее собой. Рыться в чужих вещах нельзя, но эта комната и все, что в ней свалено, — явно имеет какое-то значение для Баева. Иначе вряд ли бы он пришел сюда напиваться. Почему он так ненавидит свои дни рождения? Добраться до коробки не получается — Артем возвращается, — поэтому беру одну непочатую бутылку коньяка. Тяжелая какая и красивая! — Ку…кур… — пытаюсь прочесть название. Явно на французском. — Это «Курвуазье», — поясняет Артем и садится рядом. В его руке чистый бокал, точно такой же, как и у меня. — Лимитированная коллекция. Ты вообще алкоголь пила когда-нибудь? Мне не нравится его тон — высокомерный слишком. И я не стану молчать. Так легко сейчас на душе. — Пила, конечно! Шампанское на выпускном, еще вино сухое на день рождения в прошлом году. У нас в семье не пьют, папа резко против, да и мама тоже. А вот наши соседи… представь, три года назад дядь Леша так напился, что чуть своим трактором наш забор не протаранил! — Как интересно! Тебе налить? — Конечно! — Я резво подношу бокал к бутылке, раздается нежный «дзынь». Как от хрусталя. — Можно еще, если не жалко, конечно! Плеснул самую малость! — Не жалко. — На лице Баева появляется любопытство. По-моему, он уже не злится, что я здесь. И не гонит никуда. И не разносит половину пентхауса. Вэл наврал, гад. — Ну и здорово! — Смотрю на янтарную жидкость внутри бокала. Какая же красота. — С днем рождения можно поздравить? — Не стоит. — Артем сидит расслабленный и спокойный. Молчаливый слишком, даже для себя. — А тебе сколько исполнилось? — Двадцать три. — Космос, а не возраст. — Приваливаюсь локтем к спинке дивана. С опорой как-то удобнее сидеть. — Почему так отмечаешь, тоже нельзя спрашивать? — Нет. Артем медленно, словно по капле, пьет коньяк, а в моем бокале уже почти пусто. — Налей еще, пожалуйста, — прошу я. — Вообще-то, мне нужно перед тобой извиниться. Баев так округляет глаза, что его вечная маска холодной надменности мгновенно исчезает с лица. — Нет, правда. Я была не права. Я про Ингу и про всю эту историю с порно. — В голове немного шумит, но я делаю пару глубоких вдохов, и все проходит. — В общем, Ульссон знала, что ей изменяет Стэн, вряд ли ее сердце пострадало. Хотя я видела ее слезы… — Инга помешана на своем социальном статусе, — наконец произносит Баев. — Ей важно только то, как она выглядит в глазах других. Я не унижал ее женское достоинство, ты ошиблась, Мира. Я лишь показал ей ее место в иерархии. — Как это отвратительно, — вдыхаю я пряный аромат. — Мне не понять таких отношений! Стена напротив вдруг начинает двигаться, и почему-то диван, на который я облокотилась, тоже качается. Что за черт? — По-моему, тебе достаточно! — Баев выдергивает из моей ладони полупустой бокал. — Ты вообще что-нибудь ела? — А тебе твои прихвостни не доложили?! — Язык говорит быстрее, чем я думаю. — На кой ты ко мне приставил каких-то бодигардов? Я как в тюрьме. Кто-то внутри меня кричит, чтобы я заткнулась. Что мне завтра будет стыдно за свои слова, но я велю этому «кто-то» заткнуться! Я сама себя контролирую! — Доложили, конечно, — неожиданно терпеливо отвечает Артем и похлопывает по телефону у себя в кармане. — Вообще, я в этот день все отключаю обычно, но тут как чувствовал. Он сидит близко, еще чуть-чуть — и можно коснуться его бедра. Такой расслабленный и совсем не страшный. — Добрый дракон в своей пещере. — Что? — Баев поворачивается ко мне всем корпусом, и я залипаю на его руках, которые лишь наполовину скрыты под рубашкой. Какие же у него красивые пальцы и кисти рук, и запястья. Взгляд скользит вверх — под расстегнутой рубашкой медленно вздымается грудь. Завораживающее зрелище. В голове шумит, но я точно знаю, чего хочу. И я это сделаю.— Баев! — Получается как-то смазано. — Помнишь, как ты меня… ты меня лапал, прижав к колонне? «Замолчи, Мира, молчи! Что ты несешь? Зачем?» Артем пристально смотрит на меня, даже бокал с коньяком убрал в сторону. По его лицу ничего не понять, только глаза еще темнее стали — или мне кажется? — И?.. — От его тихого голоса у меня мурашки пробежали по коже. — И… это было отвратительно! Оскорбительно и… очень неприятно. — И что ты хочешь? — С любопытством рассматривает меня. Ну точно как кот с мышкой. А мне плевать! Я получу что хочу! — Ты мне должен. Хочу тебя облапать! — Язык чуть заплетается, но я быстро поправляюсь: — Хочу тебя потрогать. Имею право! Чтобы тебе тоже было противно. Чтобы понял, как это… когда тебя лапают! Он долго смотрит на меня таким пронизывающим взглядом, что становится не по себе. Похоже, я все-таки немного пьяна. Не надо было… но я никогда не осмелюсь до него дотронуться, если он не разрешит. — Забей! — Я первой отвожу взгляд. — Наверное, я много выпила, да? Артем не отвечает, медленно расстегивает сначала одну пуговицу, потом следующую, и еще одну… Глазам не верю, он в распахнутой рубашке, и я могу запросто коснуться его! — Трогай, — разрешает он, заставляя мое сердце биться сильнее от нетерпения. И добавляет с легким смешком в голосе: — Пусть мне тоже будет… противно. — Можно, да? — Я неловко тянусь к нему, что-то с координацией не то. — Правда можно? Я как ребенок, которому наконец разрешили сладкое. Закусив нижнюю губу, чтобы не сорваться, осторожно касаюсь обнаженной груди Баева. Какая гладкая кожа, упругая, ее приятно трогать. Веду пальцами вверх, к шее, потом, осмелев, кладу ладонь на солнечное сплетение и, не спеша, двигаюсь вниз, к прессу. — Какой он твердый! — выдыхаю я то, о чем думаю. — Никогда не трогала мужчину вот так… — Польщен. — Тихий смешок обжигает мой висок. Артем вдруг тянется ко мне, резко приподнимает и усаживает к себе на колени. У меня сразу все плывет перед глазами. — Так ведь удобнее? — Его голос звучит словно издалека; покачнувшись, я почти падаю на Баева. Утыкаюсь носом в его шею и шумно вдыхаю в себя мужской запах. От него почему-то не пахнет алкоголем. «Потому что ты все выпила, Мира! — доносится до меня сдавленный злой голос откуда-то изнутри. — Ты напилась, и завтра тебе будет стыдно!» — П…прости. — Меня реально ведет, вцепляюсь в Артема, чтобы не упасть. — Я… — Тш-ш… Он заставляет меня замолчать, а сам медленно обводит пальцами мои губы. Как будто разряды тока запускает. Не могу сдержаться, судорожно выдыхаю через рот. — Ну что? — Артем убирает руку от моего лица. — Достаточно? Или еще? — Еще, — шепчу я так, что себя почти не слышу. Мне словно уши заложило. — Еще хочу. — Тогда чего ты ждешь? Артем чуть отклоняется назад и прикрывает глаза. Его руки мягко гладят мои бедра. И это до безумия приятно, в животе становится еще жарче, намного жарче, чем после коньяка. Я смелее вожу ладонями по гладким упругим мышцам пресса. Под моей рукой они заметно сокращаются, и мне это нравится. Кладу руку на грудь и слушаю, как колотится его сердце. Быстро опускаю руку вниз, еще ниже, где еще не трогала. Обвожу пальцами пупок, заставляя Артема вздрогнуть, упираюсь ладонью в жесткие короткие волосы. — Достаточно. — Артем отводит мою руку. — Хватит. Иначе… иначе уже ты мне будешь должна, Мира. До меня начинает доходить, что он имеет в виду. Тело и так пылает, голова кружится… что я делаю? Но ведь это все так естественно было, так хорошо. Пытаюсь слезть с колен Артема, но он не позволяет, сам аккуратно сажает рядом с собой. Его левая рука на моем колене, бездумно провожу ладонью по ней. — Это… это что? — Наклоняюсь ближе, чтобы рассмотреть. В глазах двоится. — Это… шрам такой? Очерчиваю пальцем тонкую, длинную, светлую линию — от запястья почти до локтя. — Н…никогда не видела у тебя. Говорю, а сама себя почти не слышу. — Артем… Глаза закрываются, на меня что-то накатывает, я куда-то лечу, мне так плохо, что уже ничего не соображаю. Голова разрывается на тысячи осколков. Последнее, что чувствую, — это горячие руки на своем обнаженном теле…
Последние комментарии
7 часов 37 минут назад
9 часов 6 минут назад
10 часов 2 минут назад
1 день 8 часов назад
1 день 8 часов назад
1 день 9 часов назад