Лирика [Булат Шалвович Окуджава] (fb2) читать постранично, страница - 34

низко бредущее,

образ ли жизни, рожденный цветком луговым?

Или вам видится, ваше величество, непредсказуемым наше грядущее,

или минувшее видится вам роковым?

Кто его знает, что завтра отыщется. Может случиться, надежд увеличится.

Кто потеряет, а кто непременно найдет.

Новая Англия. Старая песенка. Что ж тут поделаешь, ваше величество:

что предназначено, то и стоит у ворот.

Поверь мне, Агнешка, грядут перемены…

Поверь мне, Агнешка, грядут перемены…

Так я написал тебе в прежние дни.

Я знал и тогда, что они непременны,

лишь ручку свою ты до них дотяни.

А если не так, для чего ж мы сгораем?

Так, значит, свершится всё то, что хотим?

Да, всё совершится, чего мы желаем,

оно совершится, да мы улетим.

Пока он писал о России…

Пока он писал о России,

не мысля потрафить себе,

его два крыла возносили —

два праведных знака в судьбе.

Когда же он стал «патриотом»

и вдруг загордился собой,

он думал, что слился с народом,

а вышло: смешался с толпой.

Мнение пана Ольбрыхского

Русские принесли Польше много зла, и я презираю их язык…

(анонимная записка из зала)

«Язык невиноват, – заметил пан Ольбрыхский, —

всё создает его неповторимый лик:

базарной болтовни обсевки и огрызки,

и дружеский бубнеж, и строки вечных книг.

Сливаются в одно слова и подголоски,

и не в чем упрекать Варшаву и Москву…

Виновен не язык, а подлый дух холопский —

варшавский ли, московский – в отравленном мозгу.

Когда огонь вражды безжалостней и круче,

и нож дрожит в руке, и в прорезь смотрит глаз,

при чем же здесь язык, великий и могучий,

вместилище любви и до и после нас?»

Мне русские милы из давней прозы…

Мне русские милы из давней прозы

и в пушкинских стихах.

Мне по сердцу их лень и смех, и слезы,

и горечь на устах.

Когда они сидят на кухне старой

во власти странных дум,

их горький век, подзвученный гитарой,

насмешлив и угрюм.

Когда толпа внизу кричит и стонет,

что – гордый ум и честь?

Их мало так, что ничего не стоит

по пальцам перечесть.

Мне по сердцу их вера и терпенье,

неверие и раж…

Кто знал, что будет страшным пробужденье

и за окном – пейзаж?

Что ж, век иной. Развеяны все мифы.

Повержены умы.

Куда ни посмотреть – всё скифы, скифы.

Их тьмы и тьмы, и тьмы.

И с грустью озираю землю эту,

где злоба и пальба.

И кажется, что русских вовсе нету,

а вместо них толпа.

Я знаю этот мир не понаслышке:

я из него пророс,

но за его утраты и излишки

с меня сегодня спрос.

Поверившие в сны крамольные…

Поверившие в сны крамольные,

владельцы злата и оков,

наверно, что-то проворонили

во тьме растаявших веков.

И как узнать, что там за окнами?

Какой у времени расчет?..

Лишь дрожь в душе, и плечи согнуты,

и слезы едкие – со щек.

Но эти поздние рыдания

нас убеждают неспроста,

что вечный мир спасут страдания,

а не любовь и красота.

Свадебное фото

Памяти Ольги Окуджава и Галактиона Табидзе

Тетя Оля, ты – уже история:

нет тебя – ты только лишь была.

Вот твоя ромашка, та, которая

из твоей могилки проросла.

Вот поэт, тогда тебя любивший,

муж хмельной – небесное дитя,

сам былой, из той печали бывшей,

из того свинцового житья.

А на фото свадебном, на тусклом,

ты еще не знаешь ничего:

ни про пулю меж Орлом и Курском,

ни про слезы тайные его.

Вот и восседаешь рядом тихо

у нестрашных, у входных дверей,

словно маленькая олениха,

не слыхавшая про егерей.

Отъезд

Владимиру Спивакову

С Моцартом мы уезжаем из Зальцбурга.

Бричка вместительна. Лошади в масть.

Жизнь моя, как перезревшее яблоко,

тянется к теплой землице припасть.

Ну а попутчик мой, этот молоденький,

радостных слёз не стирает с лица.

Что ему думать про век свой коротенький?

Он лишь про музыку, чтоб до конца.

Времени не остается на проводы…

Да неужели уже не нужны

слёзы, что были недаром ведь пролиты,

крылья, что были не зря ведь даны?

Ну а попутчик мой ручкою нервною

машет и машет фортуне своей,

нотку одну лишь нащупает верную —

и заливается, как соловей.

Руки мои на коленях покоятся,

вздох безнадежный густеет в груди:

там, за спиной – «До свиданья, околица!»…

И ничего, ничего впереди.

Ну а попутчик мой, божеской выпечки,

не покладая стараний своих,

то он на флейточке, то он на скрипочке,

то на валторне поет за двоих.

Мгновенна нашей жизни повесть…

Мгновенна нашей жизни повесть,

такой короткий промежуток, —