Ю 85

УДК 821.161.1.09

ББК 83.3 (2Рос=Рус) 6

Юрьев О. А. Петербургские кладбища. — СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2018. — 48 с., ил.

ISBN 978-5-89059-332-0

© О. А. Юрьев (наследники), 2018

© Н. А. Теплов, оформление обложки, 2018

© Издательство Ивана Лимбаха, 2018

В книге собраны стихотворения Олега Юрьева, сочиненные после «Стихов и хоров последнего времени» (М., 2016). В письме к другу автор писал: «Если наберу стихотворений 35–40, так и назову книжку — „Петербургские кладбища“». Это же название имеется и в файле с рабочим на­званием «Новая книга стихов 2016–<20>18».  В авторскую рукопись не входило Приложение, оно подготовлено публикаторами.

Олег Юрьев

Петербургские кладбища

16+

Редактор И. Г. Кравцова

Корректор Л. А. Самойлова

Компьютерная верстка Н. Ю. Травкин

Подписано к печати 20.08.2018.

Издательство Ивана Лимбаха.

197342, Санкт-Петербург, ул. Белоостровская, д. 28А.

E-mail: limbakh@limbakh.ru

WWW.LIMBAKH.RU

* * *

на бедных кладбищах неблизких
лежать среди кореньев склизких:
внизу — кирпичная вода
вверху — стальные провода
раз в год споет в долине птичка
ты привезешь сюда яичко
сольцы укрученной в платок
и водки маленький глоток
по недокрашенной скамейке
заскачут капли как из лейки
зеленой лейки жестяной
автобус взвизгнет за стеной
1.VI, 16

* * *

Все затупляется: воздух звук
Снег уходящий в одно из двух
Поезд oскальзывающийся во мглу
На угле на углу
(Ветер с расставленной бородой
Светел расплавленный над водой
Колечками на концах шевеля
Словно бы щавеля)
Все погашается: над водой
Ветер с расплавленной бородой
На-вдоль поезда по бортам
Ссыпается здесь и там
(Звездная известь и блеск реки
Сердце стучащее с-под руки
Все уползает под низ под мост
Словно бы псу под хвост)
Что остается нам бедный друг
Снег уходящий в одно из двух
Сыпкая полночь собачий брех
Или одно из трех
VI, 2016

* * *

Гнутся алые клены синеет растресканный тис
Белые буки замерзающим светом полны
А кроме и нет ничего... только ты... только тишь
Только вспученный мускул затененно-лиловой луны
Липа-липа ты пахнешь холодной мертвецкой в окно
Бузина-бузина малафейкой застывшей смердишь
А кроме и нет никого... только ветер... темно...
Только ствольные скрипы... только ты... только тишь...
Я туда и не гляну где погнила гроза на корню
Где висит тишина запирая дыханье и речь
Я в дубовую лодку на пристани лягу бубенцом позвеню
И сплыву мимо стекол в тенях наклоненных в последнюю печь...
VI, 16

Сентябрь

Пока я пил свое вино
И курью полочку сосал,
Сентябрьский дым вошел в окно —
Сентябрь, настоянный на тлях,
Сентябрь, зеленый, как светляк,
Весь в искрах тысячи кресал.
Сентябрь, сентябрь, ты прогремел,
Как с виноградом грузовик,
И облаков холодный мел
Водицей бледною сбежал,
Став заплывающий пожар
И вздувшись в жилах грозовых.
Загукал голубь на суку,
Застукал ястреб из гнезда,
Оцепенел на всем скаку
Громадный заяц, винный вор,
Сомкнул глаза в сарае вол,
Упала зá гору звезда.
Я бросил косточку в окно,
Я вылил в форточку вино,
И в доме сделалось темно,
Когда я лампу погасил
И в кресле из последних сил
Дышал... Но это все равно.
VII, 16

Еврейское кладбище в Петербурге

Над нашею могилою
Хромая бабочка летит,
И крутится, и мучится,
И падает, и спит.
Лежи-дрожи, двурогая,
На прадедовской плите,
Как стрекозка та убогая
У Вольфа на плече.
Отменными березами
Пророс наш бедный прах,
Прямыми соснами розовыми
На обуховских ветрах.
Здесь в белое небо впрыснуто
Александровской фермы молоко,
И плачется, и дышится,
И все легко, легко.
VIII, 16

* * *

с неба сползает ястребица
то с крыльев хлопаньем то без
и след ее не истребится
в холодной сыворотке небес
пройдут века сотрутся горы
к ним подползут шурша моря
и только след сходящей Коры
останется вспухая и горя
VIII, 16

Понизовский здесь***

— Где Понизовский? — Понизовский здесь. —
А я где?
— А я дорожкой мимо иду,
лопуху, чертополоху, волчьей ягоде
робко кланяюсь на ходу.
Я до Лены дошел, и до Дины Морисовны дошел,
и простился, как когда-то не смог...
...Облачков расшелся шелк зáнавесный,
в нем расшился горький дымок...
... — Понизовский где? Понизовский здесь? —
И даже если
здесь, во всей его подситцевой наготе, —
не скажу — потому что не знаю — весь ли,
но знаю: лучше здесь, чем нигде.
— Понизовский где? — Понизовский-то здесь,
а ты где?
— Я далёко, в чужедальной стороне,
там и лягу — не к своей да и к ничьей выгоде...
Поскучайте мимолетом по мне.

* * *

где белые и красные стволы
колоннами бегут вдоль треугольных просек
накрыты круглые столы
для синих птиц нагнувших желтый носик
и я и я бы тронулся туда
где свет искрится тени завивая
но нету сил для смертного труда
и поезд едет мимо завывая
IX, 16

Вспухают и горят плеяды

вспухают и горят Плеяды
сквозь осребренные облака
чьи безверхие колоннады
над рекою покачиваются слегка
орел Зевесов шумно машет
ему уж давно к кормушке пора
и вот он нá небе плоско нáшит
и вот уж и нет его исчез ура
есть мир вечерний есть сон печальный
когда проницаемы небеса
когда над рекою гудки прощальны
и ветр не ерошит а сглаживает волоса
и часты пущи и пусты чащи
и месяц мигает обонпол
и боги бросают пустые чаши
на дымный для нас потолок а для них пол
IX, 16

Баллада Забалодского

1.
речка — рейчатый топчан
лес — копейчатый колчан
церковь — луковки д-луковки да-репчатыя´
а над нею по ночам
óблака стальной кочан
сени тём над берегом д-решетчатыя´
         1а.
         ни бог ни царь ни вол ни волк
         ни коц ни поц нам не подмога
         чадит в талерке ярый воск
         вдыхает месяц однорого
         невинна как стакан вина
         вздыхает девушка одна
2.
вол(к (хв)) за рекою бодро ржал
казак еврею подражал
а по бережку д-ехали да-казаченьки
не царь не бог ну хоть герой
висит надувшись над горой
в носу железные козячинки
         2а.
         а ты не плачь о дева-свет
         и не пугайся снами
         мы принесем тебе конфет
         и чаю с сухарями
         а как набуешь башмачок
         враз просветлеет басма щек
3.
забегáл из-за болот
забалодский-забалот
и он все щурится и все он щерится
на подводное щурьё
на небесное чирьё
сам как пухлый гриб-печерица
         3а.
         и липы на тверской и лупы на мясницкой
         и трудовой трамвай стекающий в депо...
         есть девушка одна и как бы мне присниться ей
         есть денежка москва и я шагаю по
         не знай не знай сих страшных снов
         нас умоляет иванов
4.
среди горы неровныя
на длинной высоте
невинныя нескромныя
есть девушки не те
их пальчики д-бескровныя
засунуты в пальте
         4а.
         и ленин на воде и сталин в птичьем гаме
         бухарин засыпающий голавль...
         куда летишь яфет не думая о хаме
         куда плывешь казак куда бежишь корабль
         не спи вставай девица-свет
         ах ничего на свете нет
         что б совладало с нами
XI, 16

В домах у женщин со спиной, как сом (Новый год)

В домах у женщин со спиной, как сом,
Шипит и пышет рыба-фиш.
— Малыш, ты спишь?
— Нет-нет, не сплю, а невесом,
Лечу во тьме, капиш?
Я умер и не встану до наполеона
И тейглах спекшихся пузыриков дыхания...
Музы́ка булькает из бандонеона
Железного — тангó восточных вод,
И вот,
Пока поет и пляшет рыба-фиш,
Огни со льдинкою в глазу ползут с афиш
И неотложный замерзает зуммер...
— Нет-нет, не сплю, а умер —
Задохся этими стихами я.
II, 17

Погасла ночь...

Погасла ночь, глаза в ее хвосте
Смежили веки,
И смолкло щелканье ее костей,
Тех полых трубочек, закрученных, как шнеки.
Вся прелесть мира умерла —
Погасла, смолкла, сморщилась сморчком,
Ночная бабочка сложила все крыла
И стала золотым сверчком.
Пока я ел стеклянный виноград
И хрюкал, счастлив, как свинья,
Погасла ночь в огнях своих оград,
И с нею я.
II, 17

* * *

гремит-гремит река-река
и сыпет в воздух вод труху
меня дурного старика
ведут-ведут — нá реку пóд руку
горит луна сквозь облака
и в каждом облаке — как по фонарику
меня дурного старика
ведут-ведут — пóд руку нá реку
пока мы будем старики
и не родимся наново
водить нас будут вдоль реки
вдоль лязга ее банного
пока мы дурни-старики
бредем по лунной просеке
гремят-гремят реки-реки
колесики-колесики
III, 17

Иерусалим

говор жалкий и забвенный
просыпается во мне
сор бессонный над Геенной
высыпается вовне
ты не ходь туда молодчик
где сухой огонь горит
где на корточках молочник
кашу черную творит
где холодные собаки
извиваются дрожа
тлеющие колобахи
черным носом сторожа
тот молочник сын Шайтана
и одной из тех собак
хоть нога его бесштанна
но в руке дымит табак
под рукой шайтанской млеет
расщемленная коза
извивается и тлеет
расщепленная лоза
в тонком дыме в серой пене
ветки черные простер
и все жальче и забвенней
вертоград моих сестер
говор жалкий и забвенный
осыпается вовне
сор бессонный над Геенной
просыпается в огне
III, 17

* * *

то мельница то соловей...
то лестница то пароход
то лермонтов то караул
у родины есть нежный скрип
меж скрежетом и тишиной
под лестницей у паучка
средь трех берез блукает толстый фет
они скрипят и гнутся а их жаль
они свои же купленные
у родины есть рыжий свет
и старый фет заржавый жид
скулит тихонечко березу приобняв
она своя скрипит и светится
и ветер в ней вздыхает нежно-кольчатый
как родина — такой как родина как родина
V, 17

* * *

Назо к смерти не готов,...
И. Б.
...Которую воспел Назон.
А. П.
озон озноб и молний сноп
над мреющей рекой асбестной
в фонариках как елка снов
ладья ошвартована над бездной
...мы вскорости сядем и поплывем
вёсла поднявши спустивши парус
мы с бака вскорости поплюем
на светлый ветер на темный Фарос
мы ляжем вскорости на корме
нацеля в небо с груди свечу
облако вспыхнет все до корней
по нашему вспорото лучу
и мы нальем в толстостенный штоф
вина где пылится и шепчет озон...
...но назо к смерти не готов
которую воспел назон
V, 17

* * *

золотом тленным ленным железом
я до последнего дня торговал
в облаке пенном голосом пленным
пел-напевал пил-выпивал
острыми крыльями мрак разбивал
выл-завывал вопиющею выпью
дул-задувал как из сиплой дуды
сколько я выпил столько не выпью
той не живой и не мертвой воды
мыльной сверкающей пылью воды
скоро окончится странствие птичье
в облаке пенном в тленном пальто
в золоте ленном в пленном железе
петь-напевать уж не будет никто
врать-воровать уж не будет никто
всё и величье и неприличье
распродавать не будет никто
VI, 17

* * *

Что ж гоноришься ты, племя подлячье,
Мухры громоздишь на хухры?!
Ой, не ходите, евреи, в Подляшье,
Ох, не спускайтесь в хохлы.
Солью, и салом, и кровью горилой
Пахнут усы холуя.
Мусорный ветер висит над могилой,
Эта могила — моя.
VII, 17

Ничего не осталось...***

Ничего не осталось, только ветер горит
в золотых волосах погибающих верб и в стволах
кленов пунцовых и бледных растерзанных буков,
мыльную реку из каких-то гранитных корыт
наливает заблудившийся терщик-аллах,
и срывается с ветки луна, замяукав.
Ничего не осталось — ни себя, ни тебя,
только поезд недвижен, уносясь по мосту
сквозь взвихренья шашлычной, закóпченной гари,
только жизнь незаметная, нас погубя,
отступает, еще не сыта, в черноту,
и глаза ее негодяйские кари.
X, 15–VII, 17

Заклинание

вода вода ходи туда
где качаются провода
где кончаются города
но не ходи оттуда
там звякает зимняя посуда
в продолгом ящике из льда
и ходят синие стада
в рогах у них свистит остуда
и щелкает льдяная борода
туда туда ходи вода
скоро туда
VII, 17

Афганские стихи

когда я был звездой расшит
на раскаленный матерьял
успел подумать я рашид
так что же замполит решит
начиркать нашим матерям
убит в бою нет пал в бою
за высохшей реки изгиб
нет лучше все-таки погиб
за светлую страну свою
у бездны мрачной на краю
VIII, 17

* * *

голосом жалким гибким и глыбким
жизнь говорила спи засыпай
шопотом жарким зыбким и сыпким
смерть говорила сыпь засыпай
жизни не слушал смерти не слышал
не засыпал не засыпал
а покурить на улицу вышел
и за фонарной сверкающей юбкой пропал
VIII, 17

* * *

теперь расстанемся навек
я — в золотые холода
где бьется под водой вода
и ходит улыбаясь зверь
туда — и в шум огня тогда
ну а тебе — недалеко
в пустынный град из синих стен
где сизо дышит низкий штерн
и плача падает орел
недалеко и нелегко
X, 17

И т. д.

* * *
Время сигает туда и сюда,
Время оттуда и время отсюда,
Вот — зазвенела в серванте посуда —
То под землею пошли поезда.
* * *
Вот расцвела затворенная ночь
благоуханная Русского Крыма,
Месяц угрюмый глядит из-под грима
И уползает, подтаявший, прочь.
* * *
Я на салазках скрежещущих сплю
По Колокольной до темного сада,
В мире зима и другого не надо,
Только снимите с-под носа соплю.
* * *
Вот я бреду по Ланскому шоссе
К Черной, утями захламленной речке,
В каменном небе пушисты колечки
горького пара. Мы умерли все.
* * *
И т. д.
X, 17

* * *

там есть тоже ленинград
с красно-черным небом в мае
мы поедем в летний сад
на тринадцатом трамвае
стрелки редкие дождя
простучат по легкой сени
мы погладим проходя
псюше смутные колени
в дверку лучшей из оград
нá берег на невский выйдем
там еще есть ленинград
мы его еще увидим
поглядим на дно зари
в междукóпейные щелки
там — пузы́ря пузыри —
корабли стоят как елки
пушки хлопают с реки
в небе грозды многоцветны
мы здесь тоже старики
безответны незаметны
XII, 2017

Онежское озеро

Я сам диббук себя и родины отродье.
Себя и родины. На мертвом пароходе
Плыву в затопленном лесу,
Луны сминая полосу.
Дай ходу, капитан! Скорей пройдем Онегу!
Чтоб не заснуть над картами Олегу —
Он, то есть я, внаклонку над столом,
А впереди лесов металлолом.
На пирсе Вытегры, где рвался бедный Клюев,
Все слезы вытекли, слюна от поцелуев
Настил закапала из новеньких досóк,
И чайка бледная вонзила в щель носок.
По доскам вытегорского настила
Шагает родина, что в нас не нас взрастила —
Диббук и ахнуть не успел,
Как пароход сиреной спел.
I, 18

Ленинград, 60-е гг. (на голос Рейна)

«Волга» была двадцать первой и бежевой,
Шашечки в левой передней двери…
Сколько по Невскому ты ни наезживай,
Больше рублевки с собой не бери.
Бежевой «Волга» была, двадцать первою,
Синие шашечки в левом боку…
Нет, мы не станем дружить с этой стервою
У ресторана «Баку»,
          А лучше залезем в вагон многореечный,
          Красной фанеркой оббитый вагон,
          Впрыгнем в веселый трамвай трехкопеечный
          И потечем на закат канареечный,
          Душному ветру вдогон.
          Свист постовых, газировка из роботов,
          Сребряный свет от Невы...
          Лето водицею прыщет из хоботов,
          И, выходя из соломенных чоботов,
          Чешет опухшие швы.
Сколько по городу я ни разъезживаю,
Все не проездил последний пятак,
Был на Расстанной, съезжал на Разъезжую
И по Марата ходил просто так.
Боже, вложи в мою руку дошкольную
Потное эскимо в серебре!
Боже, верни меня на Колокольную —
В августе, не в сентябре!
VI, 18

Шесть стихотворений

Цикл был опубликован в книгах «О родине» (М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2013) и «Стихи и хоры последнего времени» (М.: Новое литературное обозрение, 2016) под заглавием «Шесть стихотворений без одного». В этой редакции Олег Юрьев первое стихотворение цикла заменил многоточиями. По воле автора оно должно было быть опубликовано после его смерти. Вот оно.

•
Так стыдно умирать — перед тобой, родная.
Твои глаза и лоб уж вижу как со дна я
Сквозь толщу движуще-светящейся воды.
И дымку за тобой — мой стыд твоей беды.
Так долго прожил я щека к щеке с тобою,
Что просто позабыл, что стал тебе судьбою,
И знаю лишь теперь, что это за судьба
И что это за тьма у глаз твоих и лба.
13.IV, 11

•
Слетай на родину, — я ласточке скажу, —
Где Аронзонов жук взбегает по ножу
В неопалимое сгорание заката,
И Вольфа гусеница к листику салата
Небритой прижимается щекой,
И ломоносовский кузнечик над рекой
Звонит в сияющую царскую монету; —
Ты можешь склюнуть их, но голода там нету,
Там плачут и поют, и кто во что горазд,
И Лены воробей того тебе не даст.
18.IV, 11

•
...по берегу тому, вдоль ив меловолосых
На шелестящих, но с пристрекотом, колесах
Одни, без спутников, по воздуха волнам
Летим невысоко, куда — не видно нам,
Вдвоем опутанным литой из солнца сетью...
...Нет, сна не назову я маленькою смертью,
Он — маленькая жизнь: разрыв, отрывок, тень,
А маленькая смерть — наш каждый божий день.
22.IV, 11

•

О чем, о родине? о тайном свете моря?

О тайной тьме реки? о выговоре горя

В бесстрастном шопоте оцепленных садов?

О вздохах в глубине погашенных судов,

Которым снятся сны ужасные? об этой

Печальной родине, льдом облачным согретой?

Я больше не о ней — ты знаешь почему:

Иную родину возьму с собой во тьму...

...О ком, о родине?

24.IV, 11

•
Ты просыпаешься, когда от тиса хрящик
Смутнеет за стеклом и весь небесный ящик
Слегка приоткрывается в окне, —
Ты видишь серый свет, рассыпанный по мне:
Как бы сухой песок упал на лоб, на веки,
В ушную раковину, будто порох некий —
То времени труха, секунд мельчайший бой;
Ты наклоняешься, и темнота с тобой;
И чувствую во сне, в бессонном сне бесслезном,
Касанье с дуновеньем бесполезным:
Нет, этот прах не сдуть. Но счастье — этот стих:
И губ твоих тепло, и холод губ твоих.
6.V, 11

•
Мы вышли из дому, был город странно пуст
И небывало тих — лишь осторожный хруст
Наших шагов по гравию аллеи
Висел, не двигаясь. И был закат алее
Себя, горящего в последних стеклах дня.
И догадался я, чтó это для меня:
Сирени вялые, как спящих сонм голубок,
И розы, вырезанные из гигантских губок,
Блаженством душащий акаций сладкий смрад —
Всё это был мой рай. И я тому был рад,
Что мне до срока был он — для чего? — показан:
Любимой улицей под падубом и вязом
Идти с тобой вдвоем всю вечность дотемна... —
Так вот какая жизнь мне может быть дана.
16.V, 11

Олег Юрьев

Петербургские кладбища

Издательство Ивана Лимбаха
Санкт-Петербург
2018